Средняя спальня [Генри Де-Вер Стэкпул] (fb2) читать онлайн

Генри де Вер Стэкпул «Средняя спальня» Henry De Vere Stacpoole «The Middle Bedroom» (1918)

Правда ли, что в роду человеческом представлены черты всех живых существ, так что можно найти людей-акул (по крайней мере с акульими повадками), людей-ленивцев, людей-кошек, людей-тигров и так далее? Кажется, первым высказал эту идею Лебрен^[1], и я приму её в качестве отправной точки в деле сэра Майкла Кэри из Кэри-Хауса, что неподалеку от Энниса, на западном побережье Ирландии.

Но прежде чем начать, я бы задал ещё один вопрос: если по воле случая человек поддастся природным наклонностям и покинет общество себе подобных, станет ли он развиваться или, наоборот, скатится, уступив своему основному инстинкту? Кто знает? С уверенностью могу сказать лишь одно: сэра Майкла, строителя дома, что стал носить его имя, необразованные крестьяне сто лет назад называли между собой пауком, окрестив так за склад ума и натуру в целом. Жил он в своём доме один, будто паук в тёмном углу и, согласно преданию, как-то тёмной ночью его забрал дьявол — не осталось ни лоскутка, ни косточки. По слухам, с тех пор призрак сэра Майкла докучал жителям Кэри-Хауса и окрестностей.

В доме попытался было пожить ближайший родственник пропавшего, мистер Масси Поуп, но внезапно уехал, сославшись на унылость места, и вместе с правами на охоту и рыбную ловлю успешно сдал его внаём твердолобому англичанину по фамилии Даблдей.

Даблдей в призраков не верил и, вообще, чихать на них хотел. Его коньком была охота на бекасов… и вальдшнепов, так же он славился тем, что способен приговорить две бутылки за вечер (шёл 1863 год^[2]). Попадись ему на ночь глядя призрак, он бы вряд ли его заметил, а и заметив, даже ухом бы не повёл. Однако с челядью вышла загвоздка. Люди-то были простые и неискушённые, себе на уме, и однажды всей гурьбой убрались прочь со двора. Прошло несколько лет, и появились новые жильцы, чья история приведена ниже в том виде, как некогда рассказал мне её на охоте Мики Филан.

«Значится, сэр, когда мистер Даблдей съехал, дом так и пустовал, на всю округу жуть наводил. Никто туда носу не казал, ни силки на полях поставить, ни окна открыть, чтоб проветрить. А мистер Поуп только знай деньгами сорит, абы сдать его кому-нибудь. Вот такой человек — лишь бы всё по его. У самого денег куры не клюют, сдаётся тот дом или пустует — плюнуть да растереть, а вишь ты — упёрся, и всё тут. Прям как с лошадью, когда та не желает прыгать через канаву, а её понукают и понукают, хотя бедная животина уже вся в мыле. Вот так и он всё спускал деньги на поиски жильцов, пока вдруг не получил предложение от неких Лефтвиджей.

Дублинский народец, держали бакалейную лавку в старом городе, на Фишембл-стрит. Лефтвиджей была целая орава, в основном детвора, плюс одна рыжая худышка, стряпуха ихняя. Рассказывают, плату за дом им положили двадцать фунтов в год. Семейство кормилось в основном тем, что ставило силки на зайца, вдобавок мальчишки немного рыбачили и кой-какая еда порой перепадала из лавки, где их старик корячился в своих гетрах, пока остальные прохлаждались в деревне.

Боже правый! Компашка ещё та, какие там призраки! Больно им дело было до призраков, если они шастали босиком. А эти сопляки, что били курей палками да рогатками да измывались над ребятами из деревни, чисто изверги краснокожие, срам на всю округу, ей-богу!

Нора Дрискол — так звали ту рыжеволосую худышку. Эти сорванцы её всё время до слёз доводили, матушка сказывала, как ни глянет — опять она сидит в передник рыдает. Их там жила дюжина, а то и больше, от мала до велика. Чисто трубы на органе: старший сын, Мики, был аж под два метра ростом и тощий, аки палка, а младший, Пэт, ещё пешком под стол ходил.

Так вот, сэр, опешив от такой толпени, призраки на целый месяц присмирев, не давали о себе знать ни слухом, ни духом. Но однажды, когда Нора Дрискол шла по коридору, эта шайка вновь решила порезвиться. В коридор выходили в основном спальни, и маклер по недвижимости сразу предупредил Лефтвиджей, чтобы в среднюю не совались, ибо там развелись крысы, которых никак не удаётся вытравить. Из-за них, мол, и не выходит сдать дом. Ежели б не крысы, обходился бы он вам в сто двадцать фунтов ежегодно и лишь из-за них, окаянных, такая дешёвка, поэтому, помните: вам сделали хорошую скидку. Главное держать дверь запертой и не бояться крысиных звуков: иногда в комнате будто кто-то чихает и сморкается, иногда — гремит по полу деревянными башмаками, а иногда оттуда доносятся звуки ссоры и брань. Не обращайте внимания, просто помните, что за всё про всё вам уступили сотню фунтов в год. Так он говорил миссис Лефтвидж.

Так вот, сэр, Нора, задумавшись, брела по коридору то ли за тряпкой, то ли ещё за чем и по ошибке отворила дверь средней спальни. Из мебели внутри был разве что трёхногий стул. Сквозь щель в ставнях пробивался пук света, и в нём посередине комнаты сидел низенький старикашка, одетый чудно, как сто лет назад: коричневый камзол с медными пуговицами и всё такое прочее, но самым-самым в его обличье было лицо под шляпою, ибо там, Нора грила, и не лицо оказалось вовсе, а навроде маски, что дети из бумаги вырезают.

Кинулась она прочь, да так заверещала, что вся семейка сбежалась, и мальчишки ворвались в комнату, чтоб прищучить этого малого, но его уже и след простыл.

— Да то была обычная крыса, — фыркнула мать семейства. — А ну кыш отсюда, бездельница, и вы все тоже, не то тапочкой отхожу… и только посмейте мне снова открыть эту дверь!..

* * *

Ну и потопали они вниз — Нора ревмя ревёт, а мадам её знай себе шпыняет. Больше в тот день до темноты ничего не приключилось. Чтобы зазря лампы не жечь и сподручней было присматривать за детишками, мать спала в одной комнате с полудюжиной малышей, и ближе к полуночи её, храпевшую во весь рот, начал тормошить один карапуз.

— Мамка, — хнычет, — слышь, будто волынка!

Миссис Лефтвидж приподнялась на локоть, хотя, ей-богу, могла всё услышать, даже не высовывая носа из-под одеяла: волынка гудела на весь дом, и звук шёл из средней спальни.

Через минуту весь выводок под предводительством старухи-матери с оплывшей свечой в руке высыпал в коридор и стучал зубами в такт протяжным всхлипам волынки. Но вдруг звуки стихли, и ручка на двери в среднюю спальню начала поворачиваться.

Никто не захотел посмотреть, что оттуда появится, нет, ваша честь, уж можете быть покойны. Половина Лефтвиджей дрожала в ту ночь под кроватями от страха, а наутро они всем семейством начали готовиться к отъезду в Дублин. Пособирали видавшие виды силки, обчистили подчистую в корзины весь огород. Мики, второму по старшинству парню, наказали сбегать за парой подвод, чтобы отвезли с пожитками на станцию в двадцати милях. В те времена железная дорога в Данбойн только-только пришла. Пока Мики туда бегал, Лефтвиджи выкопали картошку, срезали капусту и, ей-богу, они бы и половицы ободрали, да кишка оказалась тонка.

Так вот, увязали они, значится, поклажу, и уже хотели ехать, но не тут-то было. Миссис Лефтвидж сидела в своём чепчике на сундуках, бутерброд жевала, да вдруг встрепенулась и озираться начала, чисто курица цыплят высматривает:

— Где Пэт?

Пэт был самый младшой, сэр, я про него уже говорил. Пострел ещё тот, но совсем карапуз и вечно норовил потеряться.

— Не знаю, — пожал плечами один из мальчиков, — но, зуб даю, он кричал где-то на втором этаже.

Все ринулись наверх, с матерью семейства во главе. Как только Лефтвиджи достигли коридора наверху, чья-та рука втянула Пэта в открытую дверь средней спальни. А покуда они туда добежали, мальчуган уже был в дымоходе и его утаскивало вверх.

То был старинный дымоход, такой широченный, что запросто пролез бы и мужик. Пятки мальца уже скрывались из виду, но тут миссис Лефтвидж подлетела и хвать его за ноги, да давай тащить обратно, истошно вопя по-ирландски. Пэт рухнул в камин и забрыкался, как шелудивый щенок, подняв такой крик, что все едва не оглохли.

Мать подняла пострелёнка за ногу — ну чисто индейку! — и выбежала с ним в палисадник, где все бросились его успокаивать. Немного утешившись, Пэт рассказал свою историю. Он играл в коридоре наверху, и тут из двери средней спальни высунул голову донельзя чудной старикашка. Пэт, бедняжка, как сидел играючись, так и обезножел со страху, а старикашка, знай, высунется из двери и снова спрячется, словно черепаха в панцирь.

А потом вышел полностью и хвать дитё за руку. Втянул его в среднюю спальню и айда карабкаться с добычей по дымоходу задом наперёд — ну вылитый паук!

Так вот, они сидели во дворе на коробках с пожитками и ждали подводы, да всё у Пэта допытывались, что да как было. Тут и подводы подоспели, а в одной сержант Рафферти с констеблем О'Хэллораном пожаловали. Решили проверить: вдруг Лефтвиджи и дом с собой прихватили… вот какая дурная слава ходила об ихней семейке.

Когда сержант услышал эту историю, он сразу поднялся в ту спальню и вскорости сошёл обратно к остальным.

— Вот что, — говорит он констеблю, — отвези всех их на поезд да загляни потом в казармы, возьми два карабина и патронов с картечью… той самой, которой старый Форстер когда-то стрелял по мальчишкам, чтоб ему пусто было! Да смотри: одна нога здесь, другая там. Я хоть и не трус, неохота мне тут в одиночку торчать дольше потребного.

Подводы, облепленные Лефтвиджами, будто стаей мух, укатили прочь, и через какую-то пару часов констебль вернулся с карабинами. Пришла пора обследовать спальню.

— Засунь голову в дымоход, — приказал сержант.

— Помилуйте, да ни в жисть!

— Тогда захлопни варежку и не дёргайся.

Они навострили уши, но не услышали ровным счётом ничего. Затем сержант подмигнул О'Хэллорану и нарочито громко так говорит:

— Да нету там ничего, померещилось им, мне и самому тут не по себе. Давай-ка воротимся в Данбойн и пропустим по рюмочке, а старый дом пусть сам с собой разбирается.

— Согласен, — отвечал констебль, — и они потопали вниз, гремя своими сапожищами аки целый полк солдат, а внизу сели и стали разуваться.

— Как ни крути, — продолжал констебль, развязывая шнурки, — а я бы и впрямь не прочь оказаться в трёх милях отсюда где-нибудь на пути в Данбойн.

— И я. Ежели б не мысль о повышении, духу бы моего тут не было.

— Я всё думаю о призраках, — со шнурком в руках продолжал констебль.

— Ты давай, башмаки развязывай, — поторопил его сержант, — и не трусь, нет там никаких призраков. Призрак мальца в дымоход не затащил бы.

— Ишь как ты много о них знаешь, а по мне так с этим делом отцу Муни со святой водой должно разбираться, а не нам с ружьями.

— И как ты станешь заливать в дымоход святую воду? — оборвал его сержант.

— Шпринцовкой. Как же ещё?

— Так, вышпринцовывайся из ботинок, не то шомполом помогу, и давай, следуй за мной, — отвечал сержант. — И смотри, чтоб тихо.

С ружьями наизготовку они двинулись наверх, крадучись как тени, а в той комнате притаились по бокам от камина.

Какое-то время не было ни звука, только тик-так сержантских часов да тут-тук сердец. Затем раздался кашель. Какой-то неправильный кашель, не говоря уже о том, что шёл он из трубы. Будто кашлял малый, который помёр от жажды, а потом ещё и полежал в печи для обжига кирпича.

Назавтра констебль сказывал, что его бы оттуда как ветром сдуло, кабы от того звука ноги не отнялись. Да и сержанту было не многим лучше, так они и сидели да молились, слушая: не раздастся ли ещё что-нибудь?

Около часа ничего не было, а потом как зашумит, как заскребётся — будто кошка ползёт по водосточной трубе.

— Спускается! — заорал констебль.

— Ещё бы ему не спускаться!

И на этих словах сержант засовывает дуло ружья в трубу и стреляет.

Позднее, на дознании, Рафферти говорил, что пальнул туда со страху, хотел ту тварь шугануть, а поди ж ты, подстрелил как фазана. Ну и полетел он кубарем вниз, а когда на полу его разложили, оказался самый настоящий мужичок. Мелкий такой старикашка и коричневый, как паук. Лежит себе мертвёхонек, весь от картечи как решето, а крови ни капельки, будто кукла картонная.

— Прикрой-ка эту рожу, — попросил констебль. И впрямь, рожа у него была такая, что просто слов нет. Поискали они, значится, чем его прикрыть, не нашли и перевернули вниз. А потом опрометью бросились в Данбойн к тамошнему мировому судье.

Так вот, сэр, когда тот дымоход начали разбирать, сбоку нашли потайной закуток, весь заваленный костями, перьями, крысиными хвостами. Не к чему особо о нём распространяться, просто скажу, что в нём не было окон и сэр Майкл Кэри учинил его нарочно во времена строительства дома. Потом он стал там жить, к этому душа лежала, а потом окончательно в нём обосновался. Вот как вышло, что сержант завалил сэра Кэри, и выглядел тот лет на сто с лишком.

У старика была волынка, чтобы развлекаться и отпугивать жильцов, а по ночам он выходил искать в отбросах еду. Рассказывают, в комнате нашли детские кости, но, может, и брешут оттого, что он пытался затащить Пэта в дымоход… Но, ей бо, с этого старика станется. Натуральный паук. Говорят, у него и лицо паучье было, да и руки-ноги не лучше.

Нет, жизнь он наверное человеком начал, но постепенно паук в нём взял верх. Вон, сэр, поглядите! Всё, что осталось от дома. Одни стеночки за деревьями. Его подожгли, чтобы навечно покончить с той комнатой, и знай вы всю правду о ней, не стали бы винить тех, кто это сделал».

Перевод — Анастасия Вий

Примечания

1

Шарль Лебрен (1619–1690) — французский художник и теоретик искусства, глава французской художественной школы эпохи Людовика XIV. Уверял, что существует сходство между головами различных животных и человеческими характерами.

(обратно)

2

Крепкий алкоголь в бутылках (в отличие от бочонков) стали продавать после так называемого Single Bottle Act (1861). Поэтому персонаж в 1863 г. уже имел возможность измерять количество выпитого в бутылках.

(обратно)

Оглавление

Генри де Вер Стэкпул «Средняя спальня» Henry De Vere Stacpoole «The Middle Bedroom» (1918)

*** Примечания ***