Завоевание 2.0 [Александр Николаевич Терников] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Завоевание 2.0

ГЛАВА 1

Чтоб клады счастья обрести, прибегни ко всесилью слов.

Абу Мухаммед Ильяс ибн Юсуф Низами Гянджеви

Утро. Еще не проснувшись, я пулей вскакиваю с постели. Глаза привычно смотрят на циферблат больших комнатных часов. Около пяти утра, еще темно и чернота ночи только начинает светлеть за окнами моей квартиры. Никакими будильниками я уже давно не пользуюсь и много лет подряд просыпаюсь приблизительно в одно и тоже время. Впереди огромное количество дел, а я все еще не могу до конца заставить себя проснуться, но ничего, как обычно, ударная доза утреннего кофе, поможет мне прийти в норму. Кофеином я же буду подстегивать себя периодически в течении всего рабочего дня. Утренние процедуры, завтрак, параллельно что-то бубнит телевизор. Я прикидываю планы на день, комбинируя цепочки мероприятий и операций, стараясь выполнить как можно больший объем работы за сегодняшний день. Вся последовательность моих сборов на работу уже отточена до автоматизма и скоро я уже готов пуститься в путь.

До работы ехать полчаса, во время которых я продолжаю мучительно строить комбинации и алгоритмы своих трудовых действий и вот я на месте. Как всегда, я прихожу на работу первым, а ухожу последним. Работаю я директором в небольшой фирме, которая занимается внешнеторговой деятельностью в сфере купли-продажи продуктов питания. Но, к своему большому сожалению только наемным работником. Конечно, если бы не особенности нашего законодательства, которые заставляют людей отрывать множество микроскопических организаций, вместо одной большой, я бы работал или начальником отдела или, что, скорее всего, ведущим специалистом, но мы имеем, то, что имеем. На работе как обычно полный завал, объем работы увеличивается вдвое каждые полгода, и в этом исключительно мои заслуги, но работать некому, кроме меня. Кто работал и реально помогал мне, те были сокращены в результате оптимизации процессов, зато родственники и знакомые хозяина, совсем бросили заниматься какой-либо полезной деятельностью и целый день играют в компьютерные игры или занимаются какими-то своими делами. Из полезной деятельности только лишь отвозят пакет подготовленных мной документов в санитарные органы и привозят обратно разрешение на вывоз и иногда (очень редко), когда машины перегружаются здесь, присматривают за грузчиками. Основная же их задача, это неусыпный и неустанный контроль за мной, при этом одного человека для контроля, им явно недостаточно. Что же, зато когда кто-нибудь из них уходит в очередной отпуск, то работа от этого нисколько не страдает.

Мне же отпуск не положен, моя задача зарабатывать деньги для кучи людей, за что и я получаю свою зарплату. Они машины нужно загрузить где-то на просторах России или Белоруссии, другие уже едут сюда, третьи пересекли границу и разгружаются у заказчика. Просматриваю электронную почту, банк, изменяю разработанный алгоритм действий, согласно оперативным данным, поехали. Таможенный брокер ждет мой пакет документов до 10 часов, другой таможенный брокер у заказчика за границей до 13, валютный контроль банка также ждет свои бумаги для проверки. Часть бумаг еще нужно получить в сканах у поставщиков, осуществить платежи, при этом для валютных платежей подготовить свой, сопутствующий пакет документов и тоже управиться с этим в первой половине дня.

Кроме того, раз в неделю я должен быть или в банке или в налоговой инспекции, отвозить и забирать кучи бумаг, которые мне так же нужно подготовить, а чисто физически это почти невозможно, учитывая сплошной конвейер стремящихся пересечь государственную границу машин. И этот непрерывный конвейер в последнее время не останавливается ни на один день. При этом ошибки в моей работе попросту недопустимы, так как цена каждой ошибки может превышать всю мою зарплату, а хозяева с удовольствием пытаются оштрафовать меня, взыскивая любой умозрительный ущерб. Так что работаю с максимальной степенью эффективности, но часто приходится прерываться, бросать все и начинать другие более срочные дела, так как со мной работает масса людей, при этом некоторые из них представляют собой контролирующие органы, а здесь, на этом конце цепочки, все замыкается только на мне. Все время кто-то звонит и пишет мне, кому-то звоню и пишу я, постоянно возникают мини-кризисы, которые приходится оперативно решать, но с упорством бульдозера я продолжаю ломиться к своей цели. Помогает только то, что часть работы стандартна и делается почти автоматически. Но и расслабиться ни на секунду не удается, что бы посетить туалет нужно выкроить минутку и тоже внести это в существующий список дел, так как частенько прерваться просто невозможно, в этом вся прелесть конвейера.

Обедаю на месте, не отрываясь от компьютера, так же несколько раз в день пью крепкий кофе, что бы подстегнуть уставшие мозги, но вот день пошел на спад, четыре часа, пакеты документов для водителей в пяти экземпляров сформированы, ждем выпуск таможенных деклараций, теперь пора приниматься за другие дела. Ибо это была только разминка, оперативная часть дел, а мне предстоит заниматься основными своими обязанностями. Формирую пакеты для таможенных постов на границе для подтверждения пересечения государственной границы РФ, делаю копии нужных бумаг для налоговой, въездные по белорусским машинам и вывозные, подтверждение экспорта, возмещение НДС для экспортеров. Раньше львиную долю этой работы целый день выполнял помощник бухгалтера, но теперь его нет, сократили. Также мне нужно закрыть свои долги перед валютным контролем. Кроме этого, помимо должности директора, и обязанностей главного бухгалтера, помощника бухгалтера я еще действую и как программист, курьер и снабженец. То есть, хотя я и должен сидеть на рабочем месте трудясь и не разгибаясь, но как-то еще обязан закупать все, что мне нужно для нормального функционирования фирмы, слава богу, что это только бумага, канцелярские принадлежности и тому подобное, а также стоять в очередях на почте, отправляя вал бумаг по России и Белоруссии. Что же касается программиста, то да, есть у нас есть договор с обслуживающей организацией, но их программист даже перезвонит тебе в лучшей случае через пару часов (а то и на следующий день), а простой в нашей работе не возможен. Так что почти все неисправности и сбои программы приходится в спешном порядке оперативно исправлять самому.

Естественно, что подобная организация труда просто недопустима, я знаю, что в аналогичной фирме, только лишь одной бухгалтерией занимаются четыре женщины, но мои хозяева довольны, мы выигрываем у наших конкурентов и чем дальше, тем больше клиентов обращаются к нам, так как мы предлагаем более дешевую цену перевалки груза через границу и растет объем работ. То есть, мне приходится все больше работать за ту же зарплату. Но тут мы уже давно прошли точку не возврата. На всякой работе бывают периоды аврала, но за авралом, как правило, наступают периоды спада, когда можно вернуться назад и трезвым взглядом просмотреть еще раз документы, закончить недоделанное, завершить отложенное. Работать же постоянно "в режиме пожара" невозможно, каждый день что-то ты оставляешь недоделанным, что-то отложено на потом, а это потом никогда не наступает. Ты пытаешься, что-то делать вечером, выходишь в выходные, какой-то период справляешься, но тут конвейер еще увеличивает скорость, и ты уже понимаешь, что это конец и тебе уже никак не успеть. Но подобно канатоходцу, который начинает падать, ты лихорадочно пытаешься бежать вперед, надеясь, все же до момента падения ощутить под ногами твердую землю. Ты уже чувствуешь, что упадешь, но надежда, как всегда, умирает последней. Адская карусель все набирает обороты.

Вечер, еду домой, что-то ужинаю, уже не ощущая вкус пищи, болит голова, пульсирует жилка в виске, мелко подрагивают руки, рядом что-то бормочет телевизор. Ты пытаешься выкинуть из головы все мысли, но разогнавшийся до предельных оборотов мозг не хочет остывать. Нужно ложиться спать, так как утром рано вставать, но подобно бегуну, натрудившему свои ноги, которого по ночам мучают мышечные судороги, раскаленный мозг ночью не дает нормально спать, разряжаясь цикличными мысленными разрядами. Завтра все повториться вновь.

ГЛАВА 2.

Пока наступила ночь, немного расскажу о себе. Зовут меня Сергиенко Петр Павлович, русский, разведен, сорока семи лет от роду. Я довольно высокий, почти брюнет, телосложения в разные периоды жизни от худощавого до среднего. Родился я на юге России, в городе миллионнике, в стране под названием Советский Союз. Часть моих предков была казаками и служила государству, часть тоже чем-то занималась, какими-то своими делами, на просторах России и Украины. Потом произошла революция, и новый вождь Ленин сказал своим последователям: "на юге есть земля, хлеб и уголь, пойдите и возьмите". Естественно, что наиболее легкие на подъем инициативные люди поспешили воспользоваться предоставленной возможностью. Но аборигены не понимали, почему они должны отдавать свое кровное имущество пришельцам, хотя те и говорили, что: "главный приказал". Началась многолетняя кровопролитная гражданская война, в которой победили сильнейшие. Победители, как повелось за тысячи лет до этого, захватили имущество, землю и женщин побежденных и приготовились жить и пользоваться плодами своих побед.

Но оказанная услуга ничего не стоит, как говорят на Востоке: "осла на свадьбу зовут, не сладости есть, а воду возить", что в переводе на обычный русский язык означает, что революции устраивают не для того, что бы случайные люди пользовались ее плодами, так что государство в очередной раз изменило правила игры. Республика была классовой, при этом декларировалось господство пролетариата, а крестьянство провозглашалось враждебным мелкобуржуазным классом, с которым нужно было бороться путем "ножниц цен". Так, к примеру, государством принудительно выкупались у крестьян яйца по 10 копеек за десяток, а распределялись они по 10 рублей. На рынке эти же яйца продавались уже за 30 рублей. Если учесть что транспорт был государственной монополией, а с приезжающими покупателями органы власти боролись как с мешочниками и спекулянтами, то в результате, хотя крестьянин и получил (завоевал) землю, но продать ее плоды мог только за бесценок. Это еще было полбеды, оказалось, что, женившись на женщинах побежденных, ты автоматически испортил анкету своим детям, так как Советский Союз изначально строился как государство с различными кастами, подобно древней Индии. Фактически это все выглядело, как то, что ты выиграл соревнование по бегу после упорной борьбы, приложив массу усилий, а тебе говорили, здесь теперь финиша нет, нужно бежать обратно и теперь ты самый последний.

Но какое то время мои предки упорно продолжали работать на земле, пока не пришла пора коллективизации. Кажется, что опять вводилось крепостное право, только в несколько видоизмененном виде, так что все равно им пришлось переквалифицироваться в пролетариат и податься в город. Здесь приходилось начинать опять все с нуля. Но многочисленные заводы строились на окраинах городов, возводились бараки для рабочих (возводили за пару месяцев, как временное жилье на пять лет, а простояли в итоге они полвека и многие так и окончили свою жизнь там). Постепенно мои прадеды (и деды) начинали подниматься по ступенькам вверх, но тут опять началась война. Мой родной город находился в середине страны, подобно Гоголю можно было сказать: "тут три года на коне скачи, ни до одной границы не доскачешь", но неожиданно он оказался в зоне оккупации. Имеете ли Вы родственников на оккупированной территории, еще долго спрашивали в анкетах. Звучит довольно забавно, учитывая, что половина страны была оккупирована. Караваны "восточных рабов" потянулись на просторы Германского рейха, работать на немецких хозяев, пока германские мужчины наводят новый порядок на востоке. Но победа вновь оказалась на стороне моих предков и опять была у них украдена. На западе они не получили ни землю ни трофеи, ничего. Более того, опять их анкеты оказались испорчены, похоже, что победители нашему государству были не нужны, все милости проливались на слабых и убогих, то есть на проигравших.

Сведущее поколение упорно трудилось все свою жизнь, но снова стартовые позиции были неравны. Наконец таки, уже мое поколение родилось с чистыми анкетными данными и теперь могло на равных соперничать с другими. От своих предков я унаследовал и плохие и хорошие качества. Ум и работоспособность были хорошим приобретением, а вот гордость, свободолюбие, неумение склонить голову, скорее всего плохим. Припадки звериной ярости, которые охватывали меня иногда, удесятеряя силы, пришлось обуздывать еще с раннего детства. Но, к счастью, их удалось взять под контроль еще со школы, ведя строгую размеренную жизнь, (спорт пришлось исключить, но зато я много читал). Учился и в школе и в институте я достаточно хорошо, отслужил в армии, и в Советском Союзе меня ждало ясное будущее, но тут Союза не стало. Это было одновременно и хорошо и плохо, работать теперь приходилось больше, но возможностей применить свои силы стало тоже множество. Плохо только, что пришлось обуздывать свое свободолюбие и чувство собственного достоинства, ломать себя через колено и лизать начальственные задницы, что мне претило до глубины души. Долгие годы мой КПД был очень невысок, хотя я и работал вдвое больше других и выполнял более квалифицированную работу за те же деньги, но начальство меня лишь терпело из за моего независимого нрава. Бог весть, в чем он выражался, с детства я умел держать язык за зубами и владеть своими лицевыми мышцами, делая "покерное лицо", но видно было что-то такое, что все равно пробивалось наружу, а конкуренции никто не любит, две кошки в одном мешке дружбу не заведут. Но, более или менее, обуздав свой нрав после сорока лет, когда меня обломала жизнь после многочисленных приключений, я медленно пополз вверх. Как говорят французы: "Никогда не следует быть исключением. Если живешь среди сумасшедших, надо и самому научиться быть безумным". А на Востоке к этому добавляют: "У кого речи слаще, у того и благожелателей больше".

Все бы было неплохо, но была одна беда. Все мои предки по мужской линии были "люди короткой жизни", рубеж 48–52 года был роковым для обоих моих дедов, отца и его двоих братьев. Или генетические особенности организма или же еще что, но никто из моих предков не мог похвастаться не то что долголетием, но и тем, что дожил до 53 лет. Рекорд в 52 года был поставлен только после отхода от всех дел в 46 лет, а мне уже 47 и жить почему-то очень хочется. Я уже давно прикидывал, что в 48 лет нужно уходить на пенсию, что бы прожить подольше, но останавливало отсутствие денег. Ибо главный закон экономики в нашей стране гласит: "работнику нужно платить, как можно меньше, столько чтобы он только не ушел сию секунду, а немного задержался". Здесь немного, там немного и все работают. Может с точки зрения хозяина это и правильно, разве если бы платили мне достойную зарплату, то я бы работал на кого-то другого? Сам бы уже давно открыл бы свою фирму и работал бы на себя и зарабатывал намного больше. В общем, это можно попробовать и сейчас, если бы я был уверен, что проживу еще лет пять, но сейчас уже мне не хочется рисковать. Но и выйти на пенсию я не могу, пока нет достаточного капитала. Как говорится в одном анекдоте: "я уже давно откладываю на свою пенсию, с каждой зарплаты по три доллара и уже накопил двести долларов". В общем, чувствую что придется мне работать и еще год и еще один, и скорее всего еще и следующий. То есть, в переводе на русский язык, до самой смерти. Но, как постоянно шутят врачи: если умер больной, не надо переживать, у нас таких еще целая палата…

ГЛАВА 3.

На фоне остальных адских дней, этот был поистине самым сумасшедшим. С самого утра проблемы шли косяком, я не успевал блокировать одну, а уже стучалась в дверь сведущая. Наконец, с грехом пополам, мне удалось как то вырулить и завершить этот трудный день успешно, водители машин получили необходимые документы и уехали пересекать границу, я еще судорожно что-то пытался доделать, но потом все же поехал домой в взвинченном состоянии.

Дома я тоже долго не мог успокоиться, давление зашкаливало, а нервы непроизвольно заставляли дрожать мелкие мышцы тела, так что ложиться в постель в таком состоянии было явно бесполезно. Но все же завтра тоже будет рабочий день и нужно попытаться встретить его во всеоружии. Долго я не мог заснуть, мысли лихорадочно скакали от одной темы к другой, но, наконец, мне все же удалось забыться чутким сном. Вдруг судорога молнией пронзила все мое тело от макушки до кончиков пальцев на ногах, я почувствовал, что стремительно падаю в бездну без дна и края, лечу в свободном падении, напрягая каждую мышцу тела, полыхающую огнем, затем больно вскипел мозг и я почувствовал что проваливаюсь в какую-то бездонную воронку, перед глазами блеснула вспышка и я потерял сознание.

Пробуждение было мучительным и трудным, мне казалось, что мое тело лежит подвешенное в воздухе тесно спеленатое бинтами, которые мешают мне дышать. Что за кошмар? Я открыл глаза, но ощущение не проходило, в утреннем полумраке я попытался пошевелить рукой, и это мне легко удалось. Но что-то тут не так, я не мог понять что. Ага, понятно, кажется рука немного не моя. Так не бывает! Я поднес руку ближе к лицу, ну точно не моя! Эта рука несколько короче и темней. Иррациональный испуг охватил меня, тем более что мне было трудно шевелить остальным телом, которое затекло и плохо слушало меня и при этом явно парило в воздухе. В страхе я судорожно забился, попытался освободить вторую руку, или ногу, начал трепыхаться, выбираться из плена и вот я неожиданно падаю вниз, больно ударившись о землю. Тут же раскаленным потоком лавы в мой мозг ударил поток информации, который я не мог остановить, острая боль пронзила мою голову, яркая вспышка озарила все вокруг, и я снова потерял сознание.

Вторичное пробуждение было менее болезненным. Я лежал на земляном полу, в большой полутемной хижине крытой пальмовыми листьями, между которых кое где протекала вода и падала на землю, надо мной висел гамак, над ним парусиновый навес защищающей от капающей кое-где капель, и я почему-то твердо знал кто я и где я и это было очень неприятно. Так как я не был Петром Сергиенко, а был Хуан Нуньес Седеньо, а вокруг была Гавана и 12 августа 1518 года. Этого просто не может быть! Бред какой-то! Но с другой стороны, похоже, я стал знать испанский? Седеньо почему-то сразу перевелось как "сторона", а я сроду испанского не знал! Что я еще помню?

Почему-то сразу вспомнилось детство в Эстремадуре, и опять мой мозг автоматически перевел слово как "крайний предел". Залитое жаркими лучами солнца, каменистое плато с возвышенностями, пастбищное плоскогорье, где, куда не посмотри, в любом направлении земля убегает прочь, открывая далекую перспективу на виднеющиеся вдали горы, подобные загадочным островам. Горы покрывают заросли каменного дуба, чья темно-зеленая листва давала желанную тень от жаркого солнца, а их большие желуди служили кормам для многочисленного скота: свиней, лошадей, коров, и что себя обманывать, людей. Россыпи хижин были кое-где разбросаны по голым скальным отрогам, здесь поселения высятся на холмах, люди издавна привыкли к набегам мавров (черных) и всегда готовы дать им отпор. Некоторые вершины холмов увенчаны укрепленными замками или великими твердынями, такими как Белалькасар. Деревни же представляют собой группы одноэтажных каменных домов с хозяйственными постройками на склонах холмов, спускающихся ниже, к покрытым камнями и булыжниками улицам, а еще дальше и ниже, в самом центре, как правило, пролегает главная водосточная канава. Перед глазами еще мелькнула столица этого сурового края- город Трухильо, где можно поднявшись на колокольню церкви Святой Марии, взглядом окинуть весь средневековый город: груда серых каменных домов, узкие извилистые улочки, все это теснится внутри мощных крепостных стен. Или же малая родина, город спутник Медельин, иначе называемый Вадахос, каменный город, расположенный под стенами громадного замка, где в большом родном доме вместе с многочисленными братьями и сестрами родился и в детстве и юности жил Хуан.

Мельком вспомнился отец Франциско (если коротко, то Пако) Седеньо, торговец шерстью, скупавший ее у окрестных крестьян, а затем отвозивший ее в город порт Севилью, где перекупщики покупали ее и отправляли для переработки за море, на север во Фландрию, где из нее делали великолепные ткани. Отец своим видом мало отличался от соседей, здесь все люди были скроены на один манер: невысокие, крепко сбитые, жесткие как местные каменные дубы, с темными загорелыми лицами, которые суровая земля их родины словно изрезала глубокими морщинами. Жизнь на границе была трудна, земля мало плодородна, и использовалась в основном как пастбища, люди стремились держаться вместе, большими семьями, многочисленными кланами, крепко спаянными родственными узами. Чужакам здесь было не место.

Когда часть клана перебралась в Новый Свет, многочисленная семья Седеньо решила, что Хуан должен последовать за ними. А поскольку его отец Франциско считался по местным меркам относительно богатым, то семь лет назад молодой Хуан получил под свое начало небольшой корабль, предназначенный для перевозки грузов, отцовское благословение, и напутствие всегда держаться рядом вместе с местными сеньорами, "рикос омбрес", большими людьми, которым руководители местных кланов служили веками, и в дни побед, и в дни поражений. Семьи сеньоров тоже были известны и почитаемы: Пачеко, Кортесов, Монроев, Писарро, Портокарреро и Альтамирано "древние, славные и уважаемые, благородные роды Эстремадуры, кои происходят из города Трухильо". Все они уже за сотни лет перероднились друг с другом и выступали единым фронтом против своих соперников. Городские дома здесь старались сочетать с обширными сельскими угодьями; брачные союзы рассчитывались настолько тщательно, что вся Эстремадура была охвачена сетью семейных уз, породнившей Монроев, Портокарреро, Писарро, Орельяна, Овандо, Варилласов, Сотомайор и Карвахалов.

Почему-то вспомнилась местная легенда: лет семьдесят тому назад, два брата Монроя были убиты братьями Манзано, которые уступили первым в игре в мяч, под названием пелота, и пришли от своего проигрыша в бешеную ярость. Вместо того чтобы лить слезы, мать погибших, Мария ла Брава, надела мужские доспехи и вместе с друзьями детей погналась за убийцами, скрывшимися за границей, в Португалии. Она настигла их в небольшом городке Визеу и отрубила им головы, которые прихватила с собой, насадив на копья. Торжествующая Мария ла Брава въехала в Саламанку верхом на коне впереди жутковатой процессии и бросила головы убийц на пол в церкви, где были погребены ее сыновья. Жуть!

Что бы молодой Хуан в силу своей молодости и неопытности не сделал какой-нибудь глупости, для пригляда за ним семья послала дальнего родственника и верного слугу Кристобаля Гарсиа Сармьенто, которому и приходилось на первых порах заниматься делами. Похоже это у меня самое доверенное лицо. Так что еще, пока я не женат, хотя и помолвлен с детства на дальней родственнице, от роду мне уже двадцать семь лет (комсомольский возраст), здесь в Новом Свете, в краю дикарей и каннибалов, уже почти семь лет. Нет, этого не может быть, это бред. Я скептически оглядел большую хижину с земляным полом, покрытую пальмовыми листьями, с которых струйками капала вода. Из мебели только старый облезлый сундук, гамак (миролюбивый подарок индейцев западной цивилизации), покосившийся грубый стол и какой-то пенек вместо стула. Вместо окон простые проемы в деревянных стенах, в которых виднеется нескончаемая пелена дождя.

Жара, сырость и влажность, сразу сказались, и я весь взмок от пота. Температура в тени явно за тридцать. Так, не похоже, что я богат. Но с другой стороны сейчас процветает майорат, старшинство, все имущество получает старший сын, а остальным дадут в лучшем случае какую-то мелочь. Как в сказке Пьеро "Кот в сапогах" делили имущество богатого мельника: старшему брату досталось мельница, среднему осел, а младшему кот. Похоже, что и мне выделили уже все мое имущество: старую небольшую посудину и теперь крутись дальше как хочешь, и на большее не рассчитывай. А поскольку здесь тропики и никто пока не обивает днища медным листом, то и корабли служат не по пятьдесят лет как в Европе; здесь морские черви сжирают их за восемь-десять лет. А так как Хуан здесь уже почти семь лет, и корабль у него уже был куплен не новый, то его посудина скоро развалится и затонет. Опять мои мысли свернули куда то никуда, я ущипнул себя за руку, нет, не помогло, ничего не изменилось. Прошелся по хижине, старательно обходя лужи на утоптанном полу босыми ногами. Если это и бред, то крайне реалистичный. Кажется Хуан намного ниже ростом чем я, поэтому, когда ставишь ногу, то мозг дает сигнал, что земля близко и все время боишься споткнуться. Тем более, сразу видно, что Хуан немного склонен к полноте, а я этим с детства не страдал. Мозги у человека всегда пожирает львиную долю ресурсов организма, и хотя мы и используем их только на 10 %, но они все равно забирают у нас почти треть энергии. Так что использование мозга на 50 или 100 % это все сказки, невозможные в принципе.

Так, сон конечно же интересный, но мне нужно как-то проснуться. Я опять лег в гамак и попытался уснуть, и под равномерный шум дождя мне это удалось. Проснувшись от каких-то звуков, я открыл глаза, так что же так неудобно? Потом я вспомнил, что я лежу в гамаке. Как опять? Что за напасть? Я осторожно спустился на землю. В хижине вошел какой-то мужик, несмотря на недостаток освещения я сразу узнал этого невысокого крепко сбитого пожилого мужчину, с темным лицом изрезанным глубокими морщинами и обильной сединой в бороде и длинных волосах. Белесый шрам на левой щеке, придававший ему суровое выражение, похоже, был от туземной стрелы. Судя по каплям воды на его плаще, дождь на улице решил дать нам некоторую передышку, чем он и поспешил воспользоваться и навестить меня. Кристобаль Гарсиа Сармьенто, старый верный слуга и в некотором роде мой опекун.

— Как самочувствие сеньора? Лихорадка больше не беспокоит Вас? — заботливо спросил он меня.

Ну вот, что ему отвечать? Я вовсе не Хуан Седеньо, кто его знает, как они вдвоем общались, и вообще, если я буду много болтать, то меня без труда разоблачат. Я жестами показал, что пока неважно себя чувствую, и произнес:

— Благодарю Вас за заботу, мой верный Кристобаль, к сожалению болезнь пока не оставляет меня, но я был бы рад поесть.

— Тогда "Эль Сагио"(Мудрец) отплывет завтра без Вас, нужно забрать кое-какие грузы с энкомьендос (поместий, буквальный перевод "покровительство") Франсиско де Монтехо и Педро Барбы и привести их в Гавану, пока сезон ураганов не подошел к своему пику- Кристобаль вопросительно посмотрел на меня.

— Хорошо, Кристобаль, действуй самостоятельно, как видишь, мне необходимо неделю отлежаться- я старательно съехал с темы.

Тут еще не понимаешь, где ты и кто ты, а с тебя еще что-то требуют. Как бы не натворить дел, торопясь. Кажется, прокатило, Кристобаль вышел из хижины, открыв дощатую дверь, державшуюся на кожаных петлях. Если что, все буду валить на болезнь, мол, частично потерял память. Какие-то воспоминания Хуана у меня присутствуют, но явно не все и если меня начнут расспрашивать, то это будет очень заметно. Так что лежим тихо и не отсвечиваем, похоже, что на дворе сезон дождей и основная деятельность замерла, к тому же Хуан был немного болен, вот и воспользуемся этим. Может я лежу сейчас в коме и у меня просто яркие галлюцинации? Вот и не будем делать резких движений. А вообще сейчас поем и буду лежать и наслаждаться этими галлюцинациями! Воздух-то, какой! Густой, влажный, им прямо тяжело дышать, казалось, что, будто дышишь мокрым туманом. И вокруг, в атмосфере, разлита густая вонь: пряные, мускусные и гнилостные запахи перезревших плодов. Чем интересно меня будут угощать?

Вошла индианка средних лет, одетая только в какую-то тряпку обернутую вокруг бедер. Я тут же уставился на ее грудь. Нет, если это эротические галлюцинации, то хотелось бы девчонку помоложе. Да и к тому же она какая-то темненькая и невысокая. Она поприветствовала меня, поставила тарелку и какую-то небольшую тыкву на стол поклонилась и ушла. Так чем кормят в этой богадельне?

На грубой деревянной тарелке лежали какие-то лепешки, с края была насыпана щепоть грязной соли и еще капли какой-то соуса, судя по запаху острого. В небольшой тыкве, используемой вместо кружки, плескалась жидкость, если снова судить по запаху, простая вода. Лепешки, которые я опробовал оказались холодными и безвкусными. Соль и соус ненамного исправили дело, но гадость есть гадость. Не могли для больного куриного супчику приготовить! А где ананасы и манго? Или не сезон или сам иди и срывай их с деревьев. Так после перченного хочется пить, но я эту водичку пить пока остерегусь. Мало ли откуда ее брали? Может там какая-нибудь холера, вон я читал, что у того же Кортеса был целый букет местных болезней, начиная от сифилиса и кончая кучей глистов в желудке. А тут у местных индейцев глисты обычное дело, вон как-то по телевизору показывали: или в Бразилии (или в Эквадоре) сделали местным индейцам заповедник, для туристов, живите как в старые времена. А те им в ответ, не хотим, выведите нам глистов, а то совсем замучили. Не оценили они заботу своего правительства.

Так что кружку с принесенной водичкой я тщательно вымыл, а потом вышел на улицу, меся грязь босыми ногами, и поставил кружку на кочку, пусть дождевая вода набирается. Так с санитарной точки зрения будет намного лучше. Мельком посмотрел вокруг: какие-то пальмы, дальше еще хижины и навесы получше или похуже чем у меня, еще дальше на восток зеленые джунгли, на запад какая-то степь, кое-где покрытая кустарником, но опять льет дождь и я поспешил укрыться у себя в хижине. Подождал немного, потом сбегал опять забрал кружку вернулся и выпил дождевую воду. Ноги помыл прямо в хижине, под каплями воды капающей с крыши, одежду повесил сушиться. Сейчас лето, жарко, недаром местные голышом все ходят, а одежда, похоже, не высохнет, влажность такая, что скорее заплесневеет. Лег в гамак и попытался подремать. Забылся, опять проснулся и снова я здесь. Так я лежал, убивал время до обеда.

В обед мне как больному та же индианка опять принесла все то же самое. В этот раз я был умнее, и кружка была заранее прикреплена за окном. Она забрала тарелку оставила другую поклонилась и опять ушла. Пришлось давиться, есть. Кажется, они эти лепешки здесь один раз в день готовят, пока дождя нет, но честно признаться горячими их есть пока мне не доводилось, а холодными они ужасно невкусные. После обеда опять принялся убивать время. Телевизора здесь нет по определению, а что насчет книг? Я сделал обыск в своей комнате, в сундуке, помимо одежды, покрытой зелеными пятнами плесени от сырости, оказалось две книги, один гроссбух с деловыми записями, а другой молитвенник, обе рукописные. Понятно, гроссбух Хуан заполнял сам, а молитвенник ему дали в дорогу, когда он отплывал из Кастильи. Попробовал читать, кажется, получается, но я не слишком религиозен, когда-то Библию уже прочел, а учить молитвы пока не охота. Как там Омар Хайям говорил:

"Лучше пить и веселых красавиц ласкать,

Чем в постах и молитвах спасенья искать".

Кстати, вино хорошее средство дезинфекции, а испанцы должны пить вино, почему же мне все время дают воду? Такими размышлениями я снова убивал время до ужина, а потом, посидев немного в сумерках, опять лег спать.

ГЛАВА 4.

На утро я опять очнулся в теле Хуана Седеньо, что за незадача. Придется продолжать болеть, хотя безделье уже реально начинает сильно напрягать. Но поспешишь- людей насмешишь, кажется, сейчас у испанцев процветает Святая инквизиция, как бы не ляпнуть кому-нибудь что-то такое, чтобы они мной заинтересовались. А дальше они тут мастера людей заставлять разговаривать, у них здесь целый арсенал орудий пыток: испанские сапоги и разные плети и клещи, так что не захочешь, а запоешь как миленький. А потом все будет стандартно: костер и прощай земная юдоль. Приходится прятаться в доме, притворяться больным и без надобности не выходить на улицу, даже когда дождя нет. Хотя я рано утром и бегал смотреть на океан. Разум уже привык к новому телу, так что с координацией движений больше проблем не возникало. Дождя с утра не было, и погода была тихой, а атмосфера теплой и тропической. Краски буйного пейзажа вокруг были яркие, сочные и насыщенные. Да ошибки нет, похоже, это действительно Гавана.

Наверное, городку нет еще и года, здесь только туземные хижины вокруг и кучи заготовленных камней под строительство домов. Но видно, что скоро в городе появятся первые каменные здания — судя по начатым стройкам, это будут мощные замкообразные сооружения из ослепительно белого ракушечника с гладкими и строгими стенами. А вот там видно даже одно готовое здание (позже я узнал, что это дом нашего градоначальника Педро Барбы). За материалом далеко ходить было не надо, так как рядом с городом тут богатые залежи мадрепоровых кораллов. Прекрасная бухта в форме полумесяца соединяется с морем через узкий пролив, в наличии имеются великолепные пляжи с белым песком и главное океан — прозрачный, светящийся бирюзовой голубизной, мягкий и шепчущий равномерным прибоем. Просто курорт, как на картинке, море выбрасывает на берег шелестящую пену белого прибоя, а все побережье покрыто сплошной линией окаймленных пальмами пляжей. За пляжами среди деревьев и холмов виднеются знакомые строения и навесы городка. Сколько тут людей? Белых, кажется, чуть больше ста, несколько негров и сотен пять аборигенов. Да, явно пока не столица. В удобной гавани тройка кораблей (один из которых, наверное, и принадлежит Хуану) и два десятка рыбацких лодок сохнут на берегу. Вдали, на горизонте, видны невысокие зеленые горы, покрытые джунглями. Пора возвращаться назад, пока меня не заметили и не начали расспрашивать о здоровье.

Потом сидя в доме, я обнаружил у себя одну любопытную особенность. Стоит мне задуматься и попытаться что-то вспомнить, что когда-то читал, а потом благополучно забыл навсегда, то, с болезненным напряжением, но мне удается все же вспомнить давно позабытое. Правда потом меня преследует жуткая головная боль, прямо, как будто кто-то голову просверлил электродрелью. Так что злоупотреблять этим явно не стоит, вспоминаем только реальные факты, а то действительно можно серьезно заболеть. Но за следующую неделю мне удастся вспомнить достаточно многое о завоевание Мексики Кортесом, и о том в какого персонажа я попал. Мой верный компаньон Кристоваль Сорменто утром зашел попрощаться, сказал мне, что через шесть дней приедет обратно, осведомился о моем здоровье и очень огорчился, узнав, что мне никак не полегчает. И он нисколько не лукавил, я здесь глава нашего клана и его дальний родственник и в то же время не последний человек, случись, что со мной, и многое для него может измениться. Судно приберут к рукам местные чиновники пока не приедет мой наследник, а это как минимум полгода, а то и год, за это время слишком многое переменится, а здесь каждый тащит с собой только свою родню, так что преуспеть тут можно только всем вместе. Кстати о покровителях, они же главы нашего клана, которым нужно верно служить всеми своими силами, почему-то Хуан считал вначале таковым бывшего губернатора Нового света Николаса де Овандо, а ныне, после его отзыва обратно в Кастилию, знаменитого в будущем Фердинандо Кортеса, также пребывающего на Кубе. Франциско Писарро (тоже земляк и предводитель) по его мнению был незаконнорожденным и таковым быть никак не мог, по умолчанию. Давно ли этот Писарро был у себя на Родине простым свинопасом?

С индианкой Мартой, я вспомнил, как ее зовут, она была из местных индейцев таино, ответвления племени араваков, мы нашли общий язык (ломаный испанский). Она была выделенной мне служанкой, оказывается у меня, как и у каждого уважаемого испанца на острове была своя деревушка человек в пятьсот, из которых мужчин было около сотни, и они должны были выплачивать мне дань и помогать в работах. Так вот, вино у нас есть, но поскольку в сезон дождей, он же ураганов, через океан особо никто не плавает, то до декабря его нужно экономить. Я тут же выпросил у нее одну оплетенную лозой керамическую бутыль и стал немного разбавлять воду вином в целях профилактики от болезней. А вообще Марта сообщила мне, что сезон дождей это хорошо, так как почти нет комаров и москитов, изводящих всех жителей в любое другое время. Тут я немного призадумался: комаров и москитов я видел, но ни один меня в этом теле не укусил, или же кровь моя им не нравится, или запах, или еще что. И лихорадка, если Хуан действительно болел ей, у меня никак не проявляется, видно я полностью излечился. Да и вообще, в этом теле, я на здоровье пока не жаловался, за исключением головных болей при переутомлении. Но если не мучиться и не вспоминать, то, что давно позабыл, то и голова не будет болеть.

Был еще один неприятный визит к больному, то есть ко мне. Я признаться от него здорово перепугался. Ко мне заявился наш священник, падре Хуан Диас, и начал спрашивать как мое здоровье и почему же меня не видно в церкви. Вот уж беда. Пришлось притворяться очень измученным болезнью, сказал, что у меня сейчас недолгое просветление, но вообще я подвержен внезапным приступам лихорадки, в ходе которых, за малым не отдаю богу свою душу, потому и в церковь я и не хожу, так как боюсь свалиться по дороге. Падре Хуан сделал вид, что мне поверил, но тут же пожелал, чтобы я исповедовался. Я сказал, что пока болел, то согрешил только в мыслях. Какие там грехи есть? Жадность подходит, чревоугодие? Тоже, я мечтаю о жареной свинине с картошкой, (то есть, без картошки), наверное, хватит. Падре велел мне больше молится, и я тут же достал свой молитвенник, и мы с ним прочли пару молитв. Слава богу, что он не заставил меня проговорить молитвы вслух, я вовремя сообразил, чем мне это грозит. А вообще этот невысокий человек с лисьей мордочкой, плешивой головой, кажется, такая лысина зовется тонзурой, и влажной рясой от которой так и несло мокрой псиной, мне очень не понравился. Нужно болеть дома до упора, а потом сматываться к себе на корабль. Правда тут больные норовят, наоборот, в церковь чаще ходить, но может у меня быть заразная болезнь? Может, а докторов сейчас и нет. Вернее есть, но пока и доктор и парикмахер это одна профессия. Он тебя бреет и той же бритвой пускает кровь при любой болезни, так что дай мне бог здоровья, что бы ни попадать к таким людям в лапы.

А теперь я расскажу, что мне удалось припомнить из прочитанного в течении прошлой жизни. Я старался все что вспоминал, записывать впрок, с сокращениями, но русским языком, свинцовым карандашом на бумаге (самая лучшая память- это карандаш). Прежде всего, о себе, да был такой Хуан Седеньо, самый богатый член экспедиции Кортеса в Мексику (после самого Кортеса, который был не много не мало, как градоначальником кубинской столицы, а это сейчас не Гавана). Он вложил в экспедицию свой корабль, полный продовольствия (местного хлеба, который тут делается из кассавы, местного растения типа картофеля или репы). Еще у него была гнедая кобыла и негр. Кстати где этот негр? Был вначале экспедиции очень заметен, но потом трижды ранен в Тласкале (Тласкала, на местном языке науль означает "страна хлеба"), и дальше след его теряется. В общем, среди победителей, деливших завоеванную Мексику, его уже не было. Сгинул без следа. Но он был богатым, а я?

Я принялся изучать гроссбух Хуана Седеньо, пытаясь определить его благосостояние. Корабль одна штука под названием Эль Сагио- "Мудрец" в наличии. Дальше, похоже, все. Где же богатство? Конечно, есть у меня "энкомьенда", но это не собственность. Вся земля в колониях пока принадлежит короне, а губернатор Диего Веласкес раздает эти поместья всем отличившимся испанцам на время, что бы мы приобщали индейцев к христианству, а то, что у некоторых индейцы от этого мрут как мухи, так это не беда, тебе дадут новое. С другой стороны и сильно вкладываться в дело тоже нельзя, ты вложишь все свои деньги, а потом губернатор раз и передаст твою экомьенду кому-то другому. Но хорошо, вложи я все свои имеющиеся деньги в закупку хлеба и собери со своих индейцев все продовольствие, то и тогда я смогу заполнить максимум половину корабля. А остальное? А лошадь, а негр? Непонятно. С другой стороны сейчас только август 1518 года, а Кортес отправиться в свою экспедицию в начале февраля 1519 года. Почти полгода впереди.

Похоже, этот Хуан несколько резко разбогател, интересно на чем? На эксплуатации индейцев не разбогатеть стоит им начать интенсивно работать, как они мрут как мухи зимой, так что что-то делают и ладно. На каботажном плавании между Большими Антильскими островами: Кубой, Гаити, Пуэрто-Рико и Ямайкой тоже сильно не наживешься. А ездить в другие земли заниматься обменом с индейцами, дело крайне рискованное. Нужно пройти все бюрократические препоны, получить разрешение губернатора, подмазать чиновников, при этом золото и драгоценные металлы тут у нас это королевская монополия (прямо как в России). С тобой отправляется королевский нотариус, и все фиксирует: сколько золота или чего ценного ты выменял. Королю пятая доля, церкви десятая, губернатору пятая, при этом золота в королевской казне всегда не хватает, поэтому все оно будет принудительно выкуплено у тебя. А если кто из команды выменяет золото для себя лично, так его изымут, тот же нотариус проводит обыск команды перед отплытием, записывает, что у кого есть, и такой же обыск перед заходом в домашний порт. И потом давай ему объяснения по всем значимым расхождениям. И если попадешься, то мало не покажется. Опять же, все на корабле на виду, команда спит прямо на палубе, только у капитана свой закуток, где можно что-то спрятать.

Минуло шесть дней моей "болезни", потом вернулся Кристобаль. Дожди здесь в сезон дождей идут не каждый день, (на западной оконечности острова, где находится Гавана, климат считается даже несколько сухой), а приблизительно через два дня на третий, так что жить вполне можно. Только вот жара такая же, как и у нас в разгаре лета. Но меня жарой не напугать, другое дело влажность, вот это вещь явно неприятная, наверное, в таком климате каждая царапина долго гниет и не заживает, так что нужно быть с этим делом очень осторожным. За это время я вполне освоился с новым телом и очень соскучился по работе, буквальноуже изнывая от безделья. Все спишь, спишь — так и отдохнуть некогда. Да, о теле: Хуан был среднего роста по здешним меркам, где-то 170 см, чуть полноватый, но я думаю, что быстро этот лишний вес скину, крепыш с румяным лицом. Когда я пытался побриться опасной бритвой из моего сундука (здравствуй знаменитая толедская сталь), то в небольшом плохоньком зеркальце увидел, что теперь я жгучий брюнет с карими глазами, но здесь наверное все такие, в большинстве своем. Так что мне грех жаловаться. К тому же обратно в 21 век я никак не возвращался, и что-то мне нужно было делать здесь и сейчас. Так что пора за работу. Поэтому, когда Кристобаль после своего возвращения вечером зашел ко мне, я порадовал его известием, что вполне здоров и завтра к полудню хочу его видеть для серьезного разговора. Пора что-то решать за мое будущее.

К ночи погода начала портиться и грянул тропический шторм (как хорошо, что мой корабль успел вернуться в безопасную бухту). Ветер все усиливался, а поскольку окон у меня в хижине не было, то и в доме было немногим лучше, чем на улице. Ураган разметал крышу из пальмовых листьев и вырвал с корнем входную дверь. Дождь хлынул, как из ведра, и я совсем промок. Укрывшись за стеной от ветра и с головой закутавшись в промокшее одеяло, я дремал сидя прямо на земле, стремясь просто пережить эту ночь. При вспышках молний можно было заметить, как по воздуху ветер несет разный мусор, ветки, листья, и так далее, так что в моей разрушенной хижине все равно было почти также "уютно" как снаружи. Основательная началась гроза, с небес сверкали яркие разветвлённые молнии, и яростный гром с могучим грохотом сотрясал влажный воздух мрачных туч, из которых проливался на землю мощный дождь. Сквозь эту сплошную водяную завесу я приметил снаружи ободранные и обломанные деревья. Наконец, уже под утро, ветер начал стихать и дождь прекратился, я выглянул наружу, да разрушений немало, много строений, как и мое, стоят без крыши, под стены и на двор нанесло разного мусора, ветки и листья с деревьев, кое-где и сами деревья поломало.

Я принялся наводить порядок внутри своего дома, убирал нанесенный мусор, выносил и развешивал мокрые вещи на просушку, в общем, работы хватало. Солнце начинало припекать, принеся палящую, изнуряющую жару, водяные испарения насытили воздух. Спустя час появился Кристобаль, он пригнал четверых индейцев: Марту, какую-то небольшую девчонку лет 12, старика и паренька лет 14–15. Все индейцы были небольшие, темненькие и худенькие, из одежды у всех был только передник на бедрах. Паренек с ловкостью обезьяны залез на крышу, а остальные начали подавать ему свежие пальмовые листья, которые подымали тут же с земли и вязали лианами в небольшие снопы, а парень сноровисто стал их укладывать наверху. Крыша прямо на глазах начала принимать свои изначальные очертания. Мы же с Кристобалем пока же занялись дверью. Верхнюю кожаную петлю вырвало с мясом, нижняя не пострадала. Поставили дверь, прибили заново кожаную петлю обухом топора, используя тут же нарубленные дощечки твердого дерева вместо шайб. Вот и все, дверь как новая, а крыша часа через полтора также будет готова, уже на треть она была сформирована. Я выпросил у Марты еще кувшин вина, пару тыквенных кружек и закуску из нескольких холодных лепешек из кассавы и мы отошли с Кристобалем в сторонку: посидеть и перекусить, наблюдая за ходом работ. Кассава так по-местному (по-аравакски) называют маниок или сладкий картофель. Вареный маниок по вкусу напоминает обычный картофель; его корни (клубни) перерабатываются в маниоковую муку.

ГЛАВА 5.

Я жаждал действий, и мне нужна была информация. Расположившись в тени пальм, мы организовали летний пикник и я приступил к делу, налив Кристобалю в тыквенную кружку вина из кувшина.

— Мой верный товарищ, спешу тебя обрадовать, что я здоров, и готов приступить к работе — издалека начал я свою речь- Как прошла твоя поездка?

— Нормально, успели все сделать и разгрузиться вчера до начала шторма — сказал мой старший товарищ и подал мне бумагу, которую он достал из своего пояса- Вот отчет о поездке, внесите необходимые записи.

— Хорошо- ответил я принимая бумагу и засовывая ее теперь уже в свой пояс — Кристобаль, меня не покидает стойкое убеждение, что за время своей болезни я потерял часть своей памяти.

Мой компаньон тут принял озабоченный вид, но это не помешало ему отхлебнуть вина из кружки, я же продолжил:

— Но я в затруднении, убеждение, что я что-то забыл- есть, а вот что конкретно, мне трудно вспомнить. Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Поэтому прошу тебя, коротко расскажи мне про Новый Свет, Кастилию наших сеньоров с древних времен и до наших дней, а я определю, что я позабыл а что нет- попросил я.

Ну а что? Библиотек здесь нет, газет и интернета тоже, а кого еще я здесь могу расспросить без риска быть заподозренным в помутнении рассудка, насылаемом, несомненно, самим дьяволом? Только Кристобаля, остальные здесь живут между собой как волки с волками, и всегда грызутся друг с другом, что очень напоминают мне Советский Союз эпохи Сталина. Все пишут на своих соседей доносы и стучат святой инквизиции, или же просто монахам на исповеди. А самому все вспоминать, ломать голову, так это слишком энергозатратно, голова уж очень сильно потом болеть будет.

Кристобаль на мою просьбу скорчил вопросительное выражение лица, но потом, увидев мою улыбку, сообразил, что сидим мы хорошо и беседовать сейчас можно на любые темы. Почему бы ни выбрать эту. Он еще отхлебнул из кружки, расслабился, морщины на его суровом лице немного разгладились и он начал свою лекцию:

— Верно или нет не знаю, но только наш падре Хуан Диас божился мне, что Новый Свет был известен еще древним римлянам, которые плавали сюда от наших берегов- он сделал еще глоток и продолжил — Еще Иосиф Флавий, как сообщил мне падре, в своих "Иудейских древностях" в речь Ирода Антиппы вставил после пересечения всех стран и народов завоеванных римлянами, фразу, что "Римляне явились в Новый Свет через Атлантику со своими товарами и оружием!" — и Кристобаль победно посмотрел на меня.

— Я тоже что-то подобное слышал- с радостью я подхватил нить беседы и тоже хлебнул из кружки — но наверное им было трудно плавать через океан, суда у них были гребные, а поэтому низкобортные и без сплошной палубы, так что плавать таким в океане смерти подобно. Раз так можно проскочить, может два, но потом конец все равно будет один.

Да, хотя француз Алан Бамбар и пересек Атлантику на резиновой спасательной лодке в одиночку и без запаса пресной воды, но он воспользовался знаниями долгих наблюдений над погодой, а римляне должны были потонуть при первом же тропическом урагане. Тем более что им тут было делать, тогда еще и в Европе драгоценных металлов хватало, а редкости флоры и фауны они могли и из Африке получать. Так что риск у них не оправдывался ничем. Да и если хорошо подумать, то два месяца сюда, потом два месяца идти обратно, да без оборудованных промежуточных стоянок на Канарских или Азорских островах, это будет какой-то клуб самоубийц.

Кристобаль кивнул мне, немного поерзал на земле, что бы принять удобную позу для тела и продолжил:

— Я рад что Вы так много помните. В 711 году от Рождества Христова произошло вторжение арабов мавров (я автоматически перевел "черных") в Кастилью. Старая готская знать, правящая тогда на нашей Родине оказалась не на высоте своего положения. Они перегрызлись друг с другом и фактически пригласили наших врагов на Пиренейский полуостров. Властитель Сеуты в Африке, граф Хулиан, сразу перешел на сторону врага и предоставил ему свой флот, так как обвинял своего короля Родерика, что тот взял его дочь себе в любовницы, и не торопится жениться на ней. Сыновья прежнего короля тоже были обижены тем, что нового короля не выбрали из их числа, и не явились на битву, поверив уверениям арабов, что все их владения и привилегии сохранятся при новом режиме. Фактически вся пятидневная битва злосчастного короля Родерика с маврами была небольшими стычками днем, а вечерами арабы, при помощи своих еврейских посредников, переманивали готских князей на свою сторону, обещая им все возможное и невозможное. "Чтобы беда не постигла Вашу землю, христиане не встретили свой смертный час, а наш гнев и война не пали на Вас". Коварство и ложь арабов сработали, большинство войск покинули короля Родерика и он потерпел поражение. Но готы не знали, что пророк Магомет считал ложь самым главным оружием войны, у нас издавна привыкли верить клятвам. А араб утром будет тебе клясться своими детьми, матерью, Кораном и аллахом, а вечером уже нарушит данное слово, и даже не будет испытывать никаких угрызений совести. "Когда магометанин убивает определенное количество неверных, он может быть уверен, что попадет в рай, какие бы грехи он не совершил… Простой мусульманин воспринимает и признает это предписание в обобщенном виде и считает женщин с детьми… Мавры, чтобы увеличить счет убитых, вспарывали животы беременным женщинам и убивали не рожденных детей".

Кристобаль на секунду умолк, казалось, он до глубины души был поражен вероломством арабов. Но затем, отхлебнув еще глоток из своей тыквенной кружки, он продолжил свою речь:

— Скоро все поняли что неверным верить нельзя, но было уже поздно, наших дочерей они забрали, ублажать себя в гаремах, сыновей воевать вместо себя рабами "гулямами", а всех остальных христиан обложили непомерной податью — "кабалой". Наш славный город Медельин в 715 году был захвачен арабами и почти пять веков находился во владении мусульман, правда, сам город от этого ничуть не пострадал. Многие говорят, что часть людей не захотели покориться мавром и уплыли на своих судах в океан искать новые земли, и там основали в Антилии семь христианских городов. У нас же, в Кастилии, на севере, в горах Астурии, славный готский воин Пелайо призывал людей бороться с маврами: "Я не стану защищать свое лицо и прятаться сзади. Давайте все мы как братья будем сражаться вместе. Я хочу погибнуть за христианскую веру перед всеми, и прежде всех, показав и словом и делом, чтобы все остальные, кто увидит это, набрались храбрости". И люди ответили ему: "Лучше нам пасть в сражении, чем стать рабами этих неверных". Тут Кристобаль немного оживился и с чувством начал сыпать лозунгами на протяжении восьми веков бывшими символами реконкисты:

— Гвиэро э кухило ("война до ножа" — призыв биться с врагами до самого конца), э мес моуврос, мес гененция (больше мавров — больше добычи), муэрте моуврос (смерть черным)!

Да, сильные лозунги, сотни лет с ними шли люди в бой, убивая других и умирая сами.

Кристобаль приосанился и раскраснелся и продолжал:

— Там, в горах, главное оружие мавров — конница не могла как следует развернуться, да и у лучников арабов видимость была ограниченна, так что, там настал уже наш черед. Мы как обычно развернули "терцио" ("тернии" — пехотный строй изображающий колючий вал), перегородив долину. А как известно в стене щитов лучше кастильцев никого на свете нет, обойти нас арабы не могли, а наши ребята копьями их вблизи и перебили, всех до последнего человека, и было это в 718 году. "Это было такое жестокое побоище, такое страшное сражение и великий шум, какого никогда не было в наших землях. Кровь текла подобно ливню, и с обоих сторон было множество убитых. Христиан было вдвое меньше, но они, желая отомстить маврам за свои обиды, сражались яростно и отчаянно. Верный своему слову Пелайо, всегда был впереди, нанося удары направо и налево и многих побив. Сам он был окружен многими маврами и много раз ранен в голову и в тело". Это было начало реконкисты (отвоевания). "Затем мы в нашей земле освободились от бремени повиновения мусульманам и начали возрождаться, как после зимы с приходом весны".

После битвы Пелайо избрали королем Астурии. Но ему нужны были храбрые воины. Поскольку старая готская знать перешла в основном на сторону мавров и стали "ренегадос" (отступниками), то в новые дворяне стали набирать достойнейших людей, хорошо проявивших себя в битвах с арабами. Так появились "идальго"(буквально сын, отца имеющего что-то, скорее всего честь и мужество). Война быстро расставила все по своим местам, кто тут благородный господин, а кто подлая чернь. Когда нужно постоянно отбивать арабские набеги, тут каждый на виду, кто-то всегда идет и храбро бьется с врагом, а у кого-то вечные оправдания, свои дела и заботы. Каждый человек, продавший свое имущество и купивший себе коня и оружие, чтобы сражаться, автоматически становился дворянином, а те, кто выжили во множестве битв и завещал это дело своим детям, те и стали благородными идальго. А простой народ должен всегда им во всем помогать. И одним из таких воинов которых мы называем "старыми христианами"(в отличии от перебежчиков из одного лагеря в другой, в зависимости от того, кто сейчас побеждает) был предок нашего господина Кортеса по фамилии Монро. "Защитник веры, сражающийся за спасение христианства от мародерствующих неверных, которыми двигала религиозная ненависть".

— Монро, кажется шотландская фамилия- прервал я рассказ Кристобаля, вспомнив Мэрилин Монро — и означает," недалеко от устья реки"?

— Вот еще выдумал, шотландская- фыркнул Кристобаль в негодовании- у французов она тоже встречается. Но фамилия это древняя кельтская, поэтому и встречается в Шотландии, Ирландии, и Бретони. Но и у нас, в Кастилии, еще со времен древних кельтиберов, на севере, в Галисии, не редкость данная фамилия. Правда, мы кастильцы, ее произносим как Монрой. Предки Кортеса были славными воинами, но и война на севере длилась двести лет без особого успеха одной из сторон. В горах мы всегда били арабов, но на равнине их конница, брала верх над нами. Противники все перепробовали. Мавры посылали в горы огромные войска, до краев заполонившие всю землю, но наши уходили высоко в горы и уже оттуда наносили свои удары, до тех пор, пока арабы не уходили прочь. Мавры нанимали воинов славян, которые тогда были язычниками, чтобы эти славные воины "сакалиба" принесли им победу, но и это им не помогло, стена шитов, терция, была непобедима. Наконец и мы делали набеги на равнину, сжигая дома и убивая неверных, при этом торопясь скорее вернуться обратно в горы, пока нас не застала их конница с лучниками. Скоро все мавры, на равнине недалеко от нас, уже платили христианам дань. Ее мы пустили на обустройства своей конницы. Своих конных воинов мы стремились собрать в железный кулак, так появились духовно рыцарские ордена (сообщества): СантьЯго, Калатлавы, Алакоса и Алькантары.

Кристобаль прервался, посмотрел на индейцев, которые заканчивали свою работу, на солнце, сияющее над горизонтом и рассылающие палящие лучи, день обежал быть на редкость жарким, градусов под сорок или даже больше. Затем он еще раз промочил горло добрым глотком вина и продолжил свой увлекательный рассказ:

— Мавры поняли, что они проиграли, тогда они объявили джихад и призвали на помощь своих африканских единоверцев, "пойти на север и уничтожить их христианскую веру, убыть их князей и захватить в рабство их жен и детей". Все завоевания христиан на севере были опять потеряны, людская лавина мусульман "с огромной надменностью и жестокостью" захлестнула Кастилию, оставив только не завоеванными небольшие островки в горах, все нам пришлось начинать заново. Мавры начали страшные гонения на христиан, применяя силу, грабежи, пытки и насилия. Но мы уже многому научились. Наша конница уже ни в чем не уступала арабской, а наши терцио с легкостью могли разбить втрое большее арабское войско. Фактически, мы кастильцы, единственные, кто сумел возродить знаменитую македонскую фалангу копейщиков. Представь себе стройные ряды воинов с пиками которые медленно надвигаются на врага (надо держать строй, никто не должен вырываться вперед), со скоростью 70 шагов в минуту (это где-то 45 метров в минуту, перевел я). Никто ни в кого с разбегу не врубается, потому, что это очень страшно, поэтому все, естественно, сначала этими пиками пробуют отодвинуть вражескую пику в сторону, примерится поаккуратнее, посмотреть хорошо ли прикрывают тебя товарищи, насколько хорошо они это делают, и затем резко ударить противника в глаз. И начинают быстро всех арабов ширять своими пиками. Тут главное, не надо боятся врага. "Я никогда не испугаюсь, когда я в колонне терции" — так говорят наши воины. Никто не в силах выдержать нашего натиска, арабы бегут через несколько минут после нашего удара. И конница с терцией ничего сделать не может, наши упрутся пиками в землю, и ты попробуй, возьми их. Это были лучшие солдаты в мире, храбрые воины, во главе со своими полевыми командирами — капитанами (от латинского "капут"- голова или французского "капите" — главарь), проникнутые настолько мощной воинской традицией, настолько мощным воинским духом, что в боях с маврами мы не терпели ни одного поражения на поле боя, если не было серьезного численного превосходства соперника, да и тогда поражения, если они и случались, всегда были такие славные, что были лучше любой победы. Любой юноша поступающий в терцию сразу оказывался во многовековой воинской семье с колоссальными традициями, с овеянной славой веков знаменами. Обучение новобранцев было совсем как в семье, тебе назначали старшего солдата ответственного за твое обучение, и к моменту окончания подготовки каждый новобранец уже настолько пропитывался корпоративным духом, что удержать эту пехоту было уже очень сложно, да почти невозможно. Перед боем наши встанут на колени, помолятся Господу, а потом положат пики на плечи и идут в атаку, сквозь тучу стрел, и людские потери здесь не важны, строй сразу снова смыкается, при этом все воины сохраняют полное молчание. Кто откроет рот на марше, того могли сразу казнить, только барабан считывает стройным колоннам шаг: бум, бум, бум, бум. Конечно, тут и доспехи очень пригодились. Рядом, в соседней Каталонии, начали устраивать примитивные домны и в больших количествах лить железо. И доспехи, в основном от стрел, начали массово делать из незакаленного железа, панцири, шлемы, отбивали на деревянных колодках, гнули, клепали, изготавливали тысячами, это позволило нам отказаться от щитов и удлинить пики. И мавры начали разбегаться, только лишь увидев наших кастильцев. "Смелей на них, уже разбиты, повсюду мавры отступают, поля убитыми покрыты, солдатами и лошадьми". А вооружены наши солдаты длинными пиками, длиной в три своих роста, с маленькими наконечниками…

"Конечно, на таком 5 метровом рычаге любой лишний грамм будет ощущаться" — подумал я.

— … отвел ее и нанес простым движением рук укол, автоматически, или же удар с шага вперед или нужно отвести вражеское копье вправо или влево, вот собственно и все чему учили, главное тут оставаться всегда в монолитном строю. В общем, начали наши мавров опять давить — продолжал свою героическую эпопею Кристобаль.

— В 1212 году разбили наши мавров в битве при Лас-Навас-де-Толос ("проверив крепость наших мечей в битве за Кастильскую землю и христианскую веру на доспехах мусульман") и всем сразу стало понятно, что Реконкиста, стала необратима. А в 1234 наши рыцари ордена Алькантары вместе с Монроями уже отбили наш родной Медельин. Тогда уже арабы всех жителей почти в мусульман обратили, с тех пор и повелось давать добрым христианам в отвоеванных землях энкомьенды, чтобы они смогли обратно мусульман в христиан переделывать. А те им, естественно, за эти труды налоги платят- философски заметил Кристобаль. И снова продолжил, отломив небольшой кусочек лепешки и макнув его в соус на тарелке:

— Мавры сразу поняли, что их песенка уже спета. В 1238 году Мухаммедом ибн аль Ахмаром, когда уже начинался исход мусульман из Испании, на юге была основана крепость Гранада. Сам Мухаммед сразу был вынужден признать себя вассалом короля Кастилии, платить ему дань и поддерживать добрые отношения с христианами, проживавшими на границах этого государства, так сказать признал себя арендатором Кастильских земель, так что почти двести лет христиане Гранаду не трогали, а зря. Чуть позже, году в 1300, началась колонизация Канарских островов. Правда, там, у короля Кастилии много было проблем с маврами и помимо Гранады, так что колонизацию проводили в основном желающие французы, но как вассалы нашего короля.

— 1320 г в попытках остановить продвижение христиан с севера, мавры против наших терций, впервые в Европе, применили огнестрельное оружие. Тут опять маятник немного качнулся в пользу мусульман. Конечно, против пушек и терции трудно устоять, тем более что для массового изготовления пороха на Востоке все есть: и сера, и селитра, в том же Египте их очень много, да и в Малой Азии достаточно, а в Европе так почти нигде нет — Кристобаль неторопливо продолжал свой рассказ, уже третий раз наливая вино в свою кружку, когда я еще цедил свою первую. Но его повествование продолжалось:

— Так что, на Балканах нашим пришлось несладко, после крестовых походов у Каталонцев и Арагонцев было там много земель, и Афинское герцогство и Фессалоники, и все стали турки захватывать. Но нам, кастильцам, повезло, соседний Арагон имел единственное в Европе месторождение серы на Сицилии, а у нас нашли единственное в Европе месторождение селитры. Правда, говорят, там селитра какая-то не такая, как надо, плохая, не как у арабов, сильно влагу из воздуха набирает, ну, так у нас в Испании сухо, нам и такая подойдет, что же до серы так тоже какие-то плохонькие месторождения, грязные, и в Кастилии нашлись. Так что и наши быстро освоили пушки и начали против мавров их применять, ничего у арабов в наших краях, на Пиренейском полуострове, не получилось- философски заметил Кристобаль и продолжил:

— В 1402 признали соседние христианские короли, что Канарские острова это Кастильское владение, а до этого там и португальцы пытались закрепиться и французы.

— А что там у португальцев творилось? — спросил я Кристобаля, разглаживая траву вокруг себя рукой и освобождая от камушков, чтобы переменить положение тела.

— То же, что у нас, своя реконкиста, только они быстрее справились и в 1415 португальцы закончив реконкисту у себя, взяли у мавров нашу бывшую крепость Сеуту на африканском берегу- заметил мой компаньон и продолжил рассказ:

— Стали они потом по морям плавать. Когда разгромили Орден Тамплиеров, только лишь в одной Португалии эти рыцари смогли остаться, сменив свое название на Орден Христа. И весь свой флот из Ла-Рошели они в португальские гавани перевели. А куда они из Ла-Рошели плавали, никто не знает, только уже с 1425 года португальцы смогли обосноваться на Мадейре, а с 1432-го начали осваивать Азорские острова. К югу они начали исследовать африканское побережье. Но там сотни лет стоял крайний предел плаваний для всех судов — мыс Боходор в Марокко, там противоположные ветра и течения не позволяли парусным кораблям проходить дальше на юг, ни нам, европейцам с прямыми парусами, ни арабам с их косым парусом.

— И тогда Генрих Мореплаватель решил сделать корабль, с обоими видами парусов, который на множестве мачт несет много парусное вооружение и может ловить почти любой ветер — бодро вступил в беседу я, видимо выпитое вино начало действовать и на меня.

— Не сразу- заметил Кристобаль- вначале послали обычную гребную галеру, набрав гребцов каторжников и пообещав им свободу, в случае успеха. И в 1434 году Жиль Эанеш по приказу Энрике Мореплавателя прошел мыс Бохадор в Марокко, тысячу лет бывший крайним рубежом для всех кораблей на юге. Но затем португальцы научились на новых парусных кораблях забираться намного западнее тех мест, и уже там ловить попутный ветер, который понесет их суда на юг, к Африке. И дело пошло: в 1456 году Диего Гомес вернулся из Гамбии со 180 фунтами золотого песка, выменянного на разные стеклянные безделушки, а в 1460 году были захвачены острова Зеленого Мыса у побережья Сенегала.

— Колумб тоже по всем тюрьмам Испании свои экипажи собирал, никто не хотел с ним плыть в неизвестность- вновь вступил я в разговор, сам принимаясь за лепешки.

— Да примерно в это время как раз Колумб и родился. Был он далек от благородных кровей- подхватил Кристобаль новое направление беседы- Будущий вице-король Нового Света Колумб родился в августе 1451 г. Его дед со стороны отца был всего лишь ткачом в Моконези, недалеко от Чиавари, это примерно на один дневной пешеходный переход восточнее Генуи. Отец Колумба, Доменико, учился тому же ремеслу в Квинто, в той же местности, у одного ткача из Брабанта (Нидерланды), который поселился в Лигурии. С 1440 г. он жил в Генуе, недалеко от Порта-дель-Оливелла, на востоке, откуда он и был родом. Пять лет спустя, он женился на Сусанне Фонтанарозе, тоже дочери ткача. В доме на Порта-дель-Оливелла, в августе 1451 г. и увидел свет Христофор. Он был не первым ребенком Сусанны и Доменико, но их старшие дети умерли рано. Его брат Бартоломео, который стал впоследствии "аделантадо" Индии (губернатор провинции), был на два года моложе, а самого младшего брата, тоже сыгравшего определенную роль у нас в Новом Свете, звали Джакомо, но мы кастильцы называли его Диего. Он родился спустя 17 лет после Колумба. Так что, как видишь, у Колумба очень простая семья — сказал Кристобаль и встал принимать у индейцев их работу.

Через пять минут он вернулся, (все было в полном порядке), налил себе еще и продолжил:

— Ну, вот, крыша как новенькая. О чем там я? В те годы много всего произошло. В 1453 году, Константинополь был захвачен султаном Магометом II и Византийская империя перестала существовать. А у нас в Кастилии с 1454 года стал править король Энрике IV Бессильный…

— Бессильный? — спросил я искренне заинтересовавшись- что то не помню, почему его так называли?

— Потому, что слишком часто наши кастильские короли мешали свою кровь с португальскими и арагонскими родичами. Каждое поколение женилось на своих двоюродных сестрах. Вот и король Энрике был полусумасшедшим, его сестра Изабелла Католичка тоже с придурью, чего стоит только то, что она двенадцать лет свою ночную рубашку не меняла, пока мы арабов не изгнали. Что уж тут говорить, когда дочку у Изабеллы прозывали Хуаной Безумной, и после них династия выродилась, и теперь на нашем Кастильском троне сидит Бургундский Габсбург. Хорошенькое дельце- заворчал Кристобаль, но потом все же продолжал:

— В 1460 году Генрих Мореплаватель, король Португалии, умирает, а в следующем, 1461 году португальцы пересекают Гвинейский залив в Африке и вновь упираются в берег. Стало понятно, что так просто им в Индию не попасть. Португальцы теперь обратили свой взор на запад, в сторону неизвестного пока Нового Света, и в 1462 году король Португалии Альфонс V предоставил капитану Вогадо неограниченные права на два, возможно находящихся в океане, западных острова. Другой португальский мореплаватель, по имени Теллес, также тогда искал Антилию или Остров Семи городов и многие другие последовали за ними. И каждый раз проходили слухи, что если даже ни одним островом не удалось овладеть, то они уже где-то рядом. В то время португальцы неоднократно стали совершать путешествия от Мадейры, Азорских и Канарских островов на запад.

— А что же мы, Кастильцы? — спросил я.

— В то время нам было не до того, разгоралась гражданская война- горестно вздохнул Кристобаль и продолжил рассказывать:

— В 1454 году умирает Альфонсо, Божьей милостью король Кастилии, на престол вступает король Энрике Четвертый, при этом наследницей престола объявляется его сестра Изабелла, и это несмотря на то, что в 1462 году у короля родилась дочь Хуана. Но вся кастильская знать стала утверждать, что королева, родом из Португалии родила ее от своего португальского любовника Бельтран де ла Куэва, от чего королевская дочь получила прозвище Бельтранехи. Знать Кастилии открыто обвиняла нашего короля в гомосексуализме. Будучи единственным ребенком короля Хуана II Кастильского от первого брака с Марией Арагонской, Генрих (Энрике) IV взошел на трон после смерти своего отца, когда ему уже минуло тридцать. В результате череды кровосмесительных браков его предков, наш король носил явные признаки вырождения. Помимо ставшего легендарным уродства, он унаследовал от своего отца безволие и за всю жизнь не смог принять какого-либо решения самостоятельно. За власть над ним вели бесконечную борьбу два любимчика — любовник короля Белтран де ла Куэва, его бывший паж, и наш сеньор — Хуан Пачеко, маркиз Вильенский. Еще в самом юном возрасте Энрике был обручен с Бланкой Наваррской, но исполнить супружеские обязанности оказалось выше его физических сил. Став королем, он под давлением советников, движимых заботой о наследнике престола, был вынужден отослать остававшуюся девственной Бланку и подготовить новый союз. 21 мая 1455 года в Кордове он сочетался вторым браком с Хуаной Португальской, сестрой португальского короля Альфонса V. Но и красивая черноокая Иоанна не добилась успеха. В этот раз король Энрике также не справился с супружескими обязанностями и начал испытывать сильное отвращение к женщинам. Вел он себя крайне вызывающе: окружив себя подобием преторианской гвардии из мавров и охотно повязывая тюрбан, чтобы скрыть свои рыжие волосы, король Кастилии полностью погрузился в развлечения, оскорбляя своим поведением чувства народа и дворян, а последние только и ждали подходящего повода для мятежа. Этот повод им и представился в 1462 году, когда королева родила дочку, названную Хуаной. По всеобщему мнению отцом ребенка был не кто иной, как фаворит короля Белтран де ла Куэва.

"Видимо, бисексуал" — решил я про себя- " раз спит со всеми в королевской семье".

А Кристобаль тем временем продолжал:

— Ропот части дворянства перерос в открытую войну после того, как в Авиле в июне 1465 года был публично сожжен герб короля. Восставшие хотели посадить на трон Альфонса — сводного брата короля. Наш славный Хуан II Кастильский, отец Энрике, овдовев, женился во второй раз на Изабелле Португальской, которая, прежде чем потерять рассудок (!!!) и умереть в Аревало, родила ему двух детей — Изабеллу в 1550 году и Альфонса в 1553 году.

"Сколько же Вам много" — опять подумал я про себя-" и сколько психически больных"! А Кристобаль все погружался в тему все глубже и глубже, как видно вино развязало ему язык:

— Под давлением этих обстоятельств Энрике согласился назначить наследником Альфонса. Тот, несомненно, имел больше прав на престол, чем Белтраниха, но он не обладал соответствующими данными. У него были врожденные изъяны, главным из которых стало уродство челюсти, что совсем не позволяло ему говорить.

"И опять какой — то умственно отсталый, ну и семейка" — снова подумал я. А Кристобаль не унимался:

— Это был не тот король, о котором все мечтали. Яд помог делу, и 5 июля 1468 года юный Альфонс скончался в Карденосе в возрасте пятнадцати лет. Его смерть оказалась сколь неожиданной, столь и спасительной, открыв путь к трону Изабелле. 19 сентября 1468 года в Лос-Торос-де-Гвисандо был подписан пакт. Король отказывался от защиты прав Белтранихи и назначил наследницей престола Изабеллу, а также даровал прощение всем дворянам, поднявшим оружие против него. Единственным требованием к Изабелле было не вступать в брак без согласия брата. В Кастилии снова воцарился мир. Но вскоре, это единственное условие оказалось нарушенным. В следующем, 1469 году Фердинанд арагонский принц и наследник престола, 18 лет от роду, тайно женится на сестре короля Кастилии Энрике Полубезумного 19 летней Изабелле. В Арагоне в то время также было неспокойно, там в 1462–1472 годах полыхала гражданская война в Каталонии. В 1470 году, обиженный в своих лучших чувствах, Энрике все же продавливает среди баронов права на престол для своей дочери, но у Изабеллы остаются влиятельные сторонники.

Тут Кристобаль передохнул и стал разливать остатки вина по нашим бокалам. Что-то я превысил норму, думал ограничится одним бокалом, а это уже второй. Хотя вместо бокалов тут у нас тыквенные кружки. А Кристобаль продолжил свою лекцию:

— Так, о чем это я? Новый Свет? Колумб? В 1470 году отец Колумба, Доменико перебирается в Савону. Там он также ткал сукно и продавал вино и заодно держал трактир. Христофор, старший сын, принимал активное участие в торговых делах отца. Он также скупает шерсть и торгует сукном. В 1472 году юный Колумб вступил в команду одного генуэзского корабля на службе у короля Рене Провансальского плавающего вдоль берегов Италии и близлежащих стран. А Новый Свет? Новый Свет уже был в это время открыт. Издавна бретонские моряки ловили рыбу у берегов неизвестной земли, южнее Гренландии, где когда-то были скандинавские поселения. Поскольку в те годы Португальские короли активно посылали свои корабли на запад, то в 1472 году взяв на борт датских лоцманов, португалец Жуан Ваш Кортериал открывает в океанских водах южней Гренландии землю трески.

Что-то такое помню, задумался я, это должен быть это остров Ньюфаундленд, хотя другие утверждают, что это лишь один небольшой островок рядом с этим островом, называющийся Баккалье. Но вслух я лишь произнес:

— Наверное, треска их не заинтересовала, это же не путь в Индию?

— Да ты прав, — ответил мне Кристобаль, растянув губы в улыбке- но приблизительно в это же время в 1475 году при обстоятельствах, к которым я еще вернусь, дед Кортеса, Алонсо де Монрой стал Великим магистром рыцарского ордена Алькантара, который властвует в наших краях в Эстремадуре, и в нашем родном городе Медельине. Колумб же в это же время совершенно случайно оказывается в Португалии. В 1476 г. Спинола и ди Негро послали свой флот, нагруженный греческим мастиксом, от Хиоса во Фландрию. Одним из матросов на борту был Колумб. Флот отправился в путь от Ноли вблизи Генуи, и один из кораблей шел под флагом герцога Бургундского и графа Фландрского, враждовавшего с королем Франции. 13 августа недалеко от Лагуша, на южном побережье Португалии, их атаковала французская эскадра. Генуэзцы тоже были вооружены и храбро сражались. Колумб был ранен и спасся вплавь с помощью весла, гонимого волнами. Он добрался до Лагуша, где его вылечили, и отправился потом в Лиссабон. Из-за этого несчастья таким драматическим образом и началась его иберийская (португальская) карьера, которая и повела его еще дальше по свету.

— Но Колумб еще пока простой матрос, а что в Кастилии? — мне стало интересно продолжение гражданской войны.

— Там обстановка накалялась- отвечал мой компаньон — Сначала, в 1471 году этот мир покинул папа Павел II: тот не хотел благословлять брак Изабеллы и Фердинанда, находившихся в таком близком родстве, и тем самым ставил под сомнение законность союза юных монархов! Его преемник Сикст IV, обработанный эмиссарами Изабеллы, поспешил подписать разрешительную буллу: кастильская принцесса теперь могла рассчитывать на поддержку Ватикана. Далее, в 1472 году за вакантное место Великого магистра Ордена Алькантара вели борьбу два кандидата: Гомес де Солис, нотабль Касераса (города на севере Эстремадуры), и наш знаменитый Алонсо де Монрой, который исполнял в ордене должность клаверо (ключника). Две группировки сошлись в смертельной схватке, раздувая еще тлеющий костерок гражданской войны в Кастилии. В жестокой борьбе прошли три года, которые были отмечены обоюдными захватами заложников, подлыми изменами, ударами из-за угла и так далее. Но в 1475 году умирает Гомес де Солис, и Изабелла Кастильская договаривается с Алонсо де Монроем, который и становится Великим магистром. Алонсо сделал первый шаг к примирению с противоборствующей стороной. Представителем бывших сторонников Гомеса де Солиса на переговорах вызвался быть Диего де Касерес; он был женат на Терезе де Овандо — двоюродной сестре бывшего клаверо: наш орден Алькантары, похоже, превратился в семейное дело! В обмен на возвращение нескольких пленников и примирение Диего де Касерес потребовал, чтобы его сын Николас де Овандо был назначен Алонсо де Монроем главой энкомьенды Лареса. Монрой купил мир, и юный Николас стал командоро.

— Знакомые все лица- заметил я.

— Да поскольку наша Эстремадура была отвоевана именно рыцарями ордена Алькантара, то все мы с детства знаем имена наших господ- ответил Кристобаль и продолжил:

— Затем в октябре 1474 года преставился Хуан Пачеко, маркиз Вильенский и гофмейстер Энрике IV, Великий магистр ордена Сантьяго. Борьба за освободившуюся в ордене вакансию — самую почетную должность в королевстве — немедленно привела к расколу дворянства. В довершение всего, 11 декабря того же 1474 года при сомнительных обстоятельствах скончался сам король, вероятно, отравленный мышьяком. Так завершилось это гибельное правление. Ультра авторитарный стиль управления оттолкнул от Изабеллы некоторых ее прежних сторонников, которые перешли в стан ее противников. Так, надменный Карильо, архиепископ Толедо, и наш гордый Монрой, Великий магистр ордена Алькантары, перешли к "португальцам". А мерзкий Белтран де ла Куэва, напротив, перебежал в лагерь кастильской королевы. Пока дворянство металось между двух огней, в Кастилию (25 мая 1475 года) вторглись войска нашего соседа, португальского короля. Альфонс V выступил в поход. Он обосновался в Пласенсии, где обвенчался с Белтранихой, еще не достигшей половой зрелости. Альфонс и маленькая Хуана были провозглашены новыми королями Кастилии.

— Похоже, что наши господа рыцари ордена Альконтары сделали не ту ставку — резюмировал я рассказ своего старинного напарника.

— Изабелла хотела лишить самостоятельности все древние рыцарские ордена, назначив их руководителем своего мужа, так что столкновения было не избежать- заметил нахмурившийся Кристобал- Кроме того, короли защищали Гранадских мавров, которые платили дань непосредственно в королевскую казну, закрывая глаза, на то как те угнетают своих христиан, а наши рыцари выступали за полное изгнание мавров с полуострова. Итак, в 1475 году начинается гражданская война за кастильское наследство между Фердинандом и Изабеллой, с одной стороны и дочкой Энрике Хуаной и ее мужем португальским принцем, с другой. Вначале у Фердинанда и Изабелла поддержки почти не было, они собирали только 500 кабальеро (всадников) и потерпели поражение от португальских войск при Торо. Путь к древним столицам Кастилии Вальядолиду и Бургосу для португальцев был открыт. Но народ Кастилии еще не сказал своего слова, начинается партизанская война против португальских захватчиков, в строй встают 40 тысяч партизан "гверильерос", и там же при Торо они наголову разбивают португальское войско. — Кристобаль пожал плечами- У людей свои интересы и самая плохая своя королева, все равно им лучше чужой португальской. Тут же Изабелла объявляет Африку (Гвинею) кастильской землей и призывает свои корабли плыть туда. Португальцы тем временем берут под свой контроль наши города Topo, Самору, а затем и Бургос. В Сеговии, которая привела Изабеллу к власти всего два года назад, вспыхнуло восстание. Трон королевы зашатался, несмотря на щедрую раздачу дворянских титулов. Аннексия нашей родной Кастилии, казалось, была предрешена.

"Друг, ты определись за кого ты, вроде бы все наши тогда выступали на португальской стороне" — развеселился я в мыслях.

— В 1476 году Изабелла признана кортесами (советами, от слова "корте" — двор, вначале слово обозначало придворный совет) Кастилии законной королевой, тогда же наши кастильцы разграбили португальские форты в Гвинеи и Островах Зеленого мыса- продолжил повествование мой собеседник:

— Но тут вмешались в дело и мавры, в том же 1476 году, воспользовавшись нашей гражданской войной, Гранада отказывается платить дань Кастилии, а затем, в 1478 году в море наш кастильский флот терпит в решающей битве за Гвинею сокрушительное поражение от португальцев. Далее, в 1479 году, вторгшееся португальское войско входит в нашу Эстремадуру, где объединяется с 180 рыцарями нашего ордена Алькантара, во главе с дедом нашего сеньора Кортеса Алонсо де Манроем, но в решающей битве успех сопутствует войскам противника, они терпят поражения от Изабеллы с Фердинандом, и укрываются у нас в крепости, в Медельине. Попытки Католических королей Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской объединить Испанию, при этом, захватив все дворянские уделы, вызывают отторжение у наших сеньоров. Отец Кортеса Мартин Кортес де Монрой в чине капитана легкой кавалерии сражается против королевских войск. Естественно, что он встал на сторону своего отца Алонсо де Монроя, "эль Клаверо" (ключника), рассорившегося с королевой Изабеллой. Как ты знаешь, наш Орден Алькантары это один из четырех испанских духовно-рыцарских орденов, которые с древних времен помогали Реконкисте освобождать Испанию от мавров (черных). Проникнутые духом Крестовых походов, все члены ордена делятся на две категории — рыцарей и духовных лиц, при этом воины-рыцари дают обеты подобно монахам. В нашем ордене Алькантары издавна придерживаются цистерцианских канонов. Все члены ордена именуются "братьями" (фрей). Первоначально наш орден возник в Португалии, под именем Сан-Жулианде-Перейру, но потом был переведен в Эстремадуру со штаб-квартирой в Алькантаре на берегу Тахо. Этот город был отбит у мавров еще в 1214 году. С каждой военной победой под контроль ордена переходили все новые и новые земли. В управленческом плане вся территория ордена подразделялась на экомьенды; брат, управлявший энкомьендой, имеет право на титул "командора". Орден из Алькантары освободил от мавров многие земли, на которые получил права владения от правителей Леона и Кастилии в награду за оказанные услуги. Мусульмане, уроженцы этих мест, могли остаться только при условии принятия крещения; приняв христианство только формально, эти новообращенные, получившие прозвище морисков (маленькие мавры), так и жили по законам своих предков.

Тут Кристобаль понял, что увлекся, рассказывая про наши родные места, о которых я и так все знаю, и тут же сменил тему:

— В это время Колумб был в Португалии. В 1477 года по пути в Англию в Лиссабон вошел флот из Генуи, с которым и отплыл Колумб, а по возвращению в Португалию, в Лиссабоне Колумба уже ждал его младший брат Барталамео, выучившийся в Италии на картографа, и вместе они начинают рисовать карты.

— Вот так карьера, без всякого образования, из простого матроса прямо в ученые картографы- заметил я.

— Да португальцы уже открыли много новых земель и нуждались в новых картах- отвечал мне мой собеседник- но вот беда, все новые земли португальцы держали в секрете, так что братьям приходилось только делать полуфабрикаты карт для других картографов, дальше им ходу не было. Но Колумб страстно желал проникнуть в эти тайны и войти в число избранных, в этом ему помогла удачная женитьба. Паоло ди Негро, один из членов генуэзской семьи, пославшей его когда-то на Хиос, в 1478 году поручил ему закупить сахар наМадейре. Там на Мадейре, Колумб и познакомился он со своей будущей женой, Фелипой де Перестрелло-и-Мониз. Она была дочерью губернатора острова Порту-Санту, расположенного вблизи острова Мадейра. Тот был тоже итальянец, родом из Ломбардии, и умер двадцать лет тому назад, оставив вдову и дочь в трудном материальном положении. Этим и можно объяснить, что Колумб был принят зятем в знатную португальскую семью. А заодно получил в наследство карты и записи тестя. Теперь скрывать что-то от Колумба было просто бессмысленно, и он был допущен к составлению полных карт.

И тем не менее до путешествия Колумба на запад еще 14 лет- снова вставил я пару слов.

Кристобаль прожевал лепешку, запил все добрым глотком вина и продолжил свое повествование:

— Тем временем у нас в Кастилии происходило много чего, начиная от создания Святой инквизиции, во главе с личным духовником Изабеллы, внуком перекрестившегося еврея, Томасом де Торквемадой, и до создания всенародного ополчения городов "Святой Эрмандады". В 1479 году, наконец произошло объединение Кастилии и Арагона под властью Изабеллы и Фердинанда. И где же был последний оплот оппозиции Изабелле? У нас, в Медельине! В сражении у Мериды, вошедшем в историю как битва при Ла Альбуэре, войсками Изабеллы командовал Карденас, Великий магистр ордена Сантьяго, а противостояли ему силы Монроя, Великого магистра ордена Алькантары, и португальские войска епископа Эворского. В разжигании конфликта одну из ведущих ролей сыграла наша синьора Беатриса Пачеко, графиня Медельинская, дочь преданного слуги короля Энрике. Именно в ее замке в Медельине укрылся потерпевший поражение епископ Эворский. В марте 1479 года, когда в Алькантаре велись переговоры о мире, Медельин все еще продолжал оказывать сопротивление королевской армии. Наш город открыл ворота только после пятимесячной осады… и при гарантии неприкосновенности, которая была занесена в договор, подписанный противоборствующими сторонами в Алькасовасе. На деле Изабелла нарушила все данные обещания, конфисковав имущество дворян, сражавшихся против нее. Поскольку наш сеньор, дон Мартин Кортес находился в числе тех, кто сложил оружие самым последним, он должен был заплатить немалые суммы за свое прощение. Из за этого Кортесы теперь и ведут такой скромный образ жизни, а с другой стороны держат дистанцию в отношении нынешней королевской власти, всегда считая ее результатом случайного стечения обстоятельств. Действительно, в этот бурный период, едва не переплелись судьбы Испании и Португалии, и не образовалось другое единое государство.

— Вот уж воистину горе побежденным, то есть нам- вставил я.

— Ничего еще не кончилось, наступили и другие времена- мудро ответил Кристобаль и продолжал:

— В том же году, мой тезка, Колумб женился на своей избраннице. Свадьба состоялась в конце 1479 г. и Колумб вошел, таким образом, в семью, в которой все еще были живы традиции мореплавания и колониального мира. Его покойный тесть был близким другом Генриха Мореплавателя, за него он и управлял островом, и как говорил другой его друг, знаменитый венецианский торговец и мореплаватель Ка да Мосто, он был видным колониальным предпринимателем. Молодая пара оставалась вначале в Порту-Санту, где уже сын покойного, брат жены Колумба был тогда губернатором острова. Там же появился на свет их единственный ребенок, который в будущем станет вице-королем испанской Америки. Его назвали Диего. В том же 1479 году был заключен мир с Португалией, завершивший территориальной распри Португалии и Кастилии. Позиционная война прекратилась только в с подписанием договора в Алькасовасе, в обмен на отказ от всех притязаний на Кастилию, король Альфонс V получал для Португалии выгодный раздел морей: хотя Канарские острова оставались за Кастилией, но Мадера и Азорские и Зеленого мыса острова признавались португальским владением, а Изабелла обязалась соблюдать монополию на торговлю с африканским побережьем (Гвинеей), дарованную Португалии буллой папы Николая V в 1455 году. Белтраниха, ставшая политическим заложником в изнурительной борьбе за власть, предпочла удалиться в обитель Святой Клары в Коимбре. В данном договоре всем кастильским судам запрещалось плавать ниже (или южнее) Канарских островов, единственно, памятуя о потерянных христианских Семи городах и Антилии, Кастилии давалась возможность вести свои поиски на западе от залива Кобыл, в Атлантике.

— Но мы же сейчас, кажется, находимся ниже, то есть в португальских владениях? — уточнил я.

— Новый папа, новый раздел- философски ответил мой собеседник и продолжил:

— В это время, по смерти короля Хуана II Арагонского, его сын Фердинанд, "законный супруг" Изабеллы, занял трон Арагона. Две короны соединились. Помимо собственно Арагона с центром в Сарагосе его короне принадлежали Каталония — бывшее королевство, Валенсия, Балеарские острова и Сицилия. Эти территории с миллионным населением присоединились к Кастилии, в которой в то время проживало четыре миллиона человек, не считая жителей Наварры и Гранады. Новая страна на карте Европы, ставшее Испанией (Спаянной, Соединенной) Фердинанда и Изабеллы, пока еще мало что представляла по сравнению с Францией с ее четырнадцатью миллионами жителей. Но Испания могла уже тогда соперничать с Северной Италией (6 миллионов человек), Англией (3 миллиона) или Нидерландами (2,5 миллиона), что тогда уж говорить о Португалии (около одного миллиона жителей). Но нашим Эстремадурским сеньорам повезло в том, что одна война кончилась, а другая, с маврами, была уже не за горами. Как я уже упоминал, неверные воспользовались гражданской войной у нас и отказались платить короне ежегодную дань, тогда никакого ответа не последовало. Обнаглев от своей безнаказанности, султан Гранады Абуль Хассан Али совершил в 1481 году набег на маленький христианский городок Захара, уведя в плен всех его жителей для продажи в рабство.

— А что же наши Католические короли так затянули? — задал я интересовавший меня вопрос.

— Как обычно, принялись спешно укреплять свою власть и карать непокорных у себя — отвечал Кристобаль — В сентябре 1480 года королева смогла приступить к активным действиям, назначив трех инквизиторов первого трибунала, открывшегося в Севилье. Деятельность инквизиции была мало связана с ее первоначальным предназначением. В Кастилии, под предлогом разоблачения лже-обращенных евреев инквизиция становится инструментом для преследования инакомыслящих еретиков (от "ересь"- толкование) и захвата их имущества. Этим Изабелла стремилась к достижению двух целей: превратить католицизм в единственную государственную религию и наполнить опустевшую за время гражданской войны королевскую казну. Но проигнорировать начавшуюся войну с маврами королева не смогла, многим повезло, и представилась возможность искупить свою вину в битвах с неверными. Так 21 июня 1481 года началась война с Гранадой продлившаяся целых одиннадцать лет. Так как боевые отряды рыцарей разгромили, а горе воинство Изабеллы только против своих воевать и умело.

Кристабаль понял, что сказал лишнее и умело перевел тему на менее опасную:

— Пока мы воевали с маврами португальцы, похоже, открыли Бразилию. Преобладающие ветры и течения мешают плыть вдоль берега Африки, но, наоборот, относят корабли к Антильским островам или Бразилии. И папская Булла подтверждала соглашения в Алькасовасе, передавая Португалии все земли "к югу от Канарских островов". Несмотря на то, что новое парусное вооружение, ахтерштевень и улучшение такелажа несколько повысили управляемость морских судов, но навигация осуществляется преимущественно по ветру и течению. Вероятно, что в 1480-х годах кое-кто из португальских мореходов был увлечен течением — или занесен бурей — к бразильским берегам; они могли проследить и за полетом птиц, все равно каждый раз проплывали мимо, а там они могли обнаружить, что существует и обратное течение, которое позволяет вернуться к африканскому побережью. То, что могло произойти с Бразилией, допустимо также и для Антильских островов.

Да, подумал я. Удивительно, что с самого начала экспедиции Колумб уже знает, куда направляется: он ищет остров Гаити и находит его. Более того, он знает, как вернуться назад, а это не просто, учитывая, что в коридоре от Канарских островов до Антильских и ветры, и течения имеют западное направление. Не зная этого секрета, обратного пути в Испанию не найти. От Антильских островов надо взять к северу, чтобы достичь Гольфстрима, который практически естественным образом выносит суда к Азорским островам. Христофор Колумб уверенно выполнил этот маневр, что было непохоже на первую попытку. А как мы помним, Колумб после своей женитьбы, был посвящен в португальские секреты.

Но потом опять мой собеседник пошел по датам:

— В 1482 году наш прославленный главнокомандующий Гонсало Фернандес дель Кордова, не смотря на свою молодость, а ему было только 29 лет, получает пост главнокомандующего христианской армией. Наш родной город Медельин, несмотря на свои скромные размеры, внес большой военный налог для победы над маврами, мы оказались на десятом месте по взносам в Кастилии и Арагоне. В тот же год Колумб отправился в Гвинею и осмотрел там крепость, построенную Дього де Азамбужей в Сан-Жоржи-да-Мин. Далее, в 1483 году родился еретик Лютер, а Томас де Торквемада был официально назначен генеральным инквизитором. В 1484 году наш кастилец, Алонсо Санчес из Уэльвы, курсировал между Кастилией, Канарскими островами и островом Мадейрой и был отнесен штормом к острову Гаити, (индейское название, переводится как Холмистый), на своем торговом корабле, с экипажем из 17 человек. Далее, в 1485 году родился в конце июля месяца наш достославный сеньор Эрнан Кортес, единственный сын Мартина Кортеса де Монрой и Каталины Писарро Альтамирано. При крещении в церкви Святого Мартина в Медельине он получил имя деда по отцовской линии Фернандо. Ограбленная короной, семья Кортесов теперь стали богаты не имением, но честью.

Тут Кристобаль немного замялся, он опять понял, что сболтнул лишнее и продолжил свой рассказ более спокойно:

— В середине 1485 года Колумб вместе со своим сыном Диего приехал к нам, в Палое в Андалусии. Его супруга Фелипа Перестрелло-и-Мониз недавно умерла. Палое — это маленький, белый город прямо в устье реки Рио-Тинто. Туда же причалили оставшиеся в живых пятеро членов экспедиции Санчеса из Уэльвы, на своем потрепанном корабле. Известный картограф Колумб пригласил их к себе домой расспросить о путешествии и они все тут же умерли, отведав его ужин (здесь можно предполагать или пищевое отравление, или же просто отравление ядом), оставив Колумбу описание своих морских путей в наследство.

Чувствую, приближается открытие Нового Света, все уже здесь были, только Колумба еще не хватает.

Мой собеседник тем временем продолжал рассказывать:

— В 1486 году, 1 мая, Христофор Колумб был принят на первой аудиенции королевы Изабеллы Кастильской в Альказаре в Кордове. В тоже время, португальцы, опасаясь, что Коломб может обнародовать их секреты кастильцам, снаряжают экспедицию, которой предстоит открыть Новый Свет официально. Эту задачу король возложил на фламандца Фердинанда ван Ольмена, названного в Португалии Фернаном дУльмо. До того времени он был губернатором на одном из Азорских островов, как и многие его соотечественники до него. Чтобы снарядить свою экспедицию, он объединился с одним богатым колонистом с острова Мадейра по имени Эстрейто. По его словам, у него было намерение открыть для короля один или несколько островов или все побережье континента. Действительный вид страны, которую он хотел достичь, оставался неизвестным ему и поэтому он называл ее традиционным именем "Остров Семи городов".

— Колумб командовал тремя кораблями, фламандец — двумя. — продолжал Кристобаль — Он вместе со своим совладельцем Эстрейто снарядил корабли для плавания в течение шести месяцев. Но ван Ольмен странным образом рассчитывал вступить на землю уже через сорок дней. Это путешествие началось весной 1487 года. Но Ван Ольмену не суждено было вернуться. Как бы то ни было, Америку мог бы открыть фламандец на службе в Португалии, вместо генуэзца на службе в Кастилии. Тем временем Колумб получает от кастильского двора скромную ренту на проживание. В сентябре этого же года его призвали в королевский лагерь в Малаге. 18 августа 1487 года после изнурительной осады мусульманская Малага капитулировала. Колумб выпрашивает средства на свою экспедицию, но из этого ничего не вышло. Королева продолжала войну с Гранадой, стремясь всеми силами закончить ее.

— В 1488 году, после того как Бартоломео Диаш, открыв мыс Доброй Надежды, вновь достиг устья Тежу, и вернулся домой, Колумб хочет покаянно возвратиться в Португалию. Он пишет письма королю Португалии, чтобы провести повторную экспедицию на запад (после Ван Ольмена).-продолжался рассказ моего собеседника — Письмо было написано в 1488 году, и прошло уже более десяти месяцев с тех пор, как отплыл ван Ольмен, а у него было провианта только на шесть месяцев. Но португальскому королю уже стал не интересен запад, достигнут край Африки и путь в Индию наполовину открыт. Потом, в октябре 1489 года Фердинанд взял гранадский город Баса, далее сдались мусульманские города Альмерия и Гуадикс. Война с маврами приближается к своему логическому концу. В апреле 1491 года столица неверных Гранада была осаждена. Рядом с ней наши кастильцы строят город Санта-Фе — "святая вера", он возведен всего за три месяца, после чего всякая надежда оставляет 50 тысяч мавров, затворившихся в обреченном городе: начались переговоры об условиях сдачи. 2 января 1492 года пала Гранада, и Колумб принимал участие в торжественной процессии победителей. Когда Их Католические Величества 17 апреля 1492 года в лагере Санта-Фе, откуда они руководили осадой Гранады, заключали с Колумбом договор, в котором были изложены его права, они сделали шаг к пути за Океан. Безвестному ткачу и простому моряку присваивается лавина полномочий. Сначала Колумба назначают Адмиралом морей-океанов, затем "вице-королем и генерал-губернатором всех земель и островов, которые будут открыты и завоеваны в морях-океанах". Генерал-губернатор это еще куда ни шло, но вот вице-король? Как удалось безродному Колумбу создать для себя совершенно немыслимую должность, не имевшую исторических прецедентов, да еще столь тесно переплетенную с королевской властью? Фактически Колумб становится вторым человеком в государстве, причем свои должности он теперь может передавать по наследству. Все кастильцы сразу вспомнили времена Энрике Полубезумного и его фаворита Белтран де ла Куэва.

— Яблочко от яблони недалеко падает — вставил я свою реплику.

— Возможно, после гражданской войны, Изабелла решила попробовать опираться на вот таких вот чужаков, без роду без племени, чужих нашей стране и полностью зависимых от королевской воли- возразил Кристобаль- а может действительно в голове у королевы, что то не так срослось, как и у всех в ее семье. Колумб потребовал, чтобы все его титулы и должности переходили его потомкам по наследству. И это требование было удовлетворено в виде грамоты о привилегиях от 30 апреля, ставшей своего рода дополнением к капитуляциям. Колумб становился вице-королем с правом передачи титула по наследству! Да ведь это почти параллельная династия, и с благословения королевы Кастилии! А чего стоит его наглое желание быть выше законов? В случае коммерческих конфликтов Колумб — в прагматизме ему не откажешь — не желал иметь для себя другого судьи, кроме самого короля! И наконец, не менее поразительное финансовое соглашение: Колумб получает от королевской четы в полную собственность все блага и богатства, которые можно добыть на открываемых землях. В документах генуэзец с удовольствием перечисляет эти блага, дабы внести в этот важный вопрос полную ясность: "жемчуга, драгоценные камни, золото, серебро, пряности и все прочие вещи и товары, какими бы ни были их вид, количество и природа, все, что может быть куплено, выменяно, найдено, выиграно, и все, что находится в пределах означенного Адмиралтейства". Впрочем, новоиспеченный вице-король обязался передать 90 процентов своей добычи Католическим королям, что для короны было не так уж плохо. Важен здесь не объем торговой сделки, а сам факт передачи Нового Света королем Христофору Колумбу как частному лицу.

Кристобаль вздохнул и продолжал:

— 31 марта 1492 года был издан указ об изгнании из Испании всех евреев. Последним предлагалось или покинуть страну, или обратиться в христианство в течение отведенных четырех месяцев. Поэтому, еще до полуночи 31 июля, Колумб вынужден был собрать на борту своих кораблей всех членов своей экспедиции. 3 августа 1492 года, Колумб вышел из гавани Палоса и на трех каравеллах взял курс на океан, экипажа у него было 90 человек. А 11 августа на трон святого престола всходит испанец папа Родриго Борха известный под именем Александр Борджиа, арагонец из Хативы близ Валенсии, он взошел на трон святого Петра, именно тогда, когда Колумб отплывал в Америку.

— Как я уже рассказывал, Колумб не мог плавать южнее Канарских островов, там была территория португальцев, — продолжал рассказывать Кристобаль- поэтому Колумб должен был приплыть к побережью земли которую мы сейчас называем Флоридой (Цветущей). Но течения и ветры несколько отнесли его корабли южнее, затем, когда на корабле стал зарождаться бунт, ему пришлось плыть к ближайшей земле. А как известно, плыть с чужаком в неизвестность никто из добрых кастильцев не хотел. Чтобы пополнить команду, нужно было набирать по тюрьмам даже преступников. Но все же еретиков, убийц и развратников не брали. Потребовалось целых четыре месяца, чтобы собрать команду. Так что Колумб был вынужден, вслед за летящими птицами, править на юго-запад в португальские воды. Так 12 октября официально Америка была, наконец, открыта, и Колумб высадился на одном из Багамских островов. Тут нужно добавить, что почти одновременно с Колумбом португальцы отправили экспедицию в том же 1492 году по следам Кортериала и португалец Жуан Фернандиш Лабрадор в своих трех экспедициях на север Нового Света открывает полуостров Лабрадор. Колумб же в это время в поисках Великого хана Кубилая (из книг Марко Поло), расспрашивая местных жителей открывает Кубу (похоже по звучанию), а затем, по следам Алонсо Санчеса из Уэльвы, находит Гаити и там теряет один корабль. Слава богу, что вблизи берега. Моряки без корабля основывают первое европейское поселения на острове.

— 4 января 1493 года Колумб покинул Ла-Навидад, последние остатки "Санта-Марии" и 39 моряков, решивших поискать здесь золото! — продолжалось повествование моего компаньона- И уже 8 февраля утром адмиральская "Нинья" смогла стать на якорь у Носса-Сеньора-Душ-Анжуш на северо-востоке Санта-Марии, это Азорские острова. 19 февраля Колумб отослал половину своей команды на берег, чтобы в ближайшей часовне поблагодарить бога. Но португальцы, владевшие Азорскими островами, напали на них и взяли в плен. Хорошо хоть наш земляк Алонсо Пинсон, в отличие от этого горе-адмирала, был настоящим моряком, он не потерялся в море как Колумб, а споро пришел на "Пинте" прямо в Кастилию. Быстрым ходом он перегнал Колумба и в конце февраля пристал к берегу в маленькой гавани Байоне в Галисии. Португальский король хотел задержать Колумба, так как тот забрался на территории, отведенные португальцам по договору, но Пинсон уже был в Кастилии, а новый папа был испанец, так что удерживать Колумба было бессмысленно.

ГЛАВА 6.

Дальше эту историю я знал и сам. Испанцы и португальцы начали заново делить мир.3 мая 1493 года Римский папа Александр Борджия пожаловал Католическим королям владение землями, открытыми Колумбом. Но так как король Португалии тоже начал действовать, испанский посол в Риме добился от папы две новых буллы, под которыми он задним числом поставил даты 3 и 4 мая. Согласно второй булле пограничная линия между португальскими и испанскими владениями проходила в ста лигах (это примерно 480 километров) западнее от Азорских и островов Зеленого Мыса. 3 мая 1493 года, то есть со времени возвращения адмирала не прошло и двух месяцев. Для папы дело было деликатным: он не мог нарушить обещаний, данных португальцам его предшественниками, и тем более не желал ставить препоны Изабелле и Фердинанду, которые только что завершили Реконкисту и выступали победителями-крестоносцами католичества. Поэтому из-под его пера вышел довольно туманный документ, по которому тем, кого он обозначил Католическими королями, передавались земли, открытые Колумбом, в обмен на обязательство их христианизировать.

В тексте говорится об "очень удаленных островах и суше", расположенных "на западе, в направлении Индий", "в море-океане, в котором еще никогда не плавали суда". Хотя папа и пытался в своей булле объяснить, что привилегии, дарованные Кастилии, имеют тот же характер, что и те, которыми уже пользовалась Португалия "в Африке, Гвинее и на Золотом Берегу", этот документ не мог не вызвать раздражения у португальского короля Жуана II, мало расположенного уступать территории, которые булла 1481 года передавала ему де-факто. Папа был вынужден пересмотреть свой текст, и в июне он вновь издает буллу под тем же названием и почти под той же датой (уже 4 мая), только содержание ее претерпело существенные изменения. На этот раз Александр VI обозначил настоящую демаркационную линию, проложенную "на 100 лье к западу от Азорских островов и островов Зеленого Мыса". Эта вторая булла осуществила настоящий раздел мира между Португалией и Испанией: к западу от этого меридиана, соответствующего примерно 38╟ западной долготы, все отходило Испании. Раздел — не самый честный — отдавал всю Америку в руки Католических королей.

Понимая, что ее пока еще тайные бразильские колонии могут уйти в другие руки, Португалия предлагает Кастилии прямые переговоры. Делегации еще находились на пути в Тордесильяс, что возле Вальядолида, когда 25 сентября 1493 года Колумб отправился в новую экспедицию уже во главе флотилии из 20 кораблей и команды в 1500 человек. Между тем Александр Борджиа выпустил третью редакцию своей старой буллы от 3 мая, хотя написана она была в июле. Новая версия лучше балансировала между привилегиями, предоставленными Португалии, и теми, что были дарованы Испании. Но новые формулировки не могли изменить сути вещей.

Португалия имела некоторое преимущество при переговорах с Кастилией: она знала предмет торга — Бразилию, тогда как другой стороне о ней не было известно. В декабре, когда полномочные представители были близки к соглашению, Александр VI издал четвертую буллу, помеченную также задним числом — 25 сентября. Булла имела эффект разорвавшейся бомбы. Папа уточнил, что испанские владения простираются к западу от известной линии "вплоть до восточных областей Индии". Естественно, что португальцы, имевшие виды на Индию, куда они собирались добраться в обход Африки, не могли с этим примириться. Но португальско-кастильские переговоры, зашедшие на какое-то время в тупик, возобновились, и 7 июня 1494 года был подписан Тордесильясский договор, по которому были четко обозначены зоны влияния в Северной Африке и в Атлантике. Демаркационная линия север — юг, установленная папой, была отодвинута к западу на 370 лье от островов Зеленого Мыса. Этого перемещения, передвинувшего меридиан на 46╟30 западной долготы, было достаточно, чтобы включить восточную оконечность Бразилии в зону португальских владений. Восточнее этой океанской границы любая уже открытая земля или та, которая будет открыта, считается португальской. Это сделало возможным создание будущего лузо-бразильского сообщества.

Кончилось все эти телодвижения для Папы крайне плохо. Мир оказался поделен между Испанией и Португалией, но остальные народы задались резонной мыслью, а кто уполномочивал Папу, передавать кому-то чужие территории? Так что, хотя до начала Реформации еще было далеко, но за исключением французов, чей король мог в любой момент захватить Рим и поставить на святой престол своего Папу, остальные державы находящиеся на берегу Атлантического океана: Англия, Нидерланды, Германские княжества, Дания начали потихоньку поддерживать еретические течения. Если не признавать Папу главным в христианском мире, то можно не признавать и его границы. Как там Вольтер говорил:

" Я в Рим его гоню, в тот старый трибунал,

что в заблужденье роковом всесильным стал,

над столькими монархами Европы простер он власть свою,

там будет обвинен он, я Вам говорю".

Мы еще немного посидели с Кристобалем, а потом разошлись по своим делам. Коротко перескажу, что мне еще удалось узнать из разговора, и что я знал до этого сам.

25 сентября флотилия второй экспедиции Колумба покинула Кадис и до самого моря ее сопровождала эскадра венецианских галер, вышедших из гавани одновременно с ней. В этой экспедиции было: 20 кораблей и 1,5 тысячи человек. Колумб взял курс несколько южнее, чем в первый раз. Вследствие этого переход был на целую неделю короче, и уже 3 ноября 1493 года они достигли острова Доминики в дуге Малых Антильских островов. Когда Колумб достиг берегов Гаити, все Большие Антильские острова (Кубу, Эспаньолу, Пуэрто-Рико и Ямайку) по большей части населяли тайноc, происходившие из арауканской ветви южноамериканских индейцев. Их мир был этнически разнородным, но при этом объединенным общим для всех образом жизни — полу садоводческим, полу грабительским — и верованиями, которые сыграли значительную роль в исторической отсталости, вызванной жизнью на островах. Колумб, грезивший о Китае (Катэй) или Японии (Кипанго), был крайне разочарован более чем скромной цивилизацией тайноc, о которую разбились все его мечты. Вместо парчи — хлопчатобумажные набедренные повязки, взамен дворцов с золотыми куполами — хижины с крышей из пальмовых веток. Расстроенный первооткрыватель отвратил свои взоры от примитивных аборигенов навсегда, за исключением одного раза, когда он сообразил, что из них могут получиться отличные рабы. Одержимый идеей открытия пути в Индию, Колумб никогда не интересовался жизнью островитян, которых не принимали всерьез из-за их малочисленности и относились как к вещам. Отсутствие пряностей, по крайней мере тех, что ценились в Старом Свете, и запрет под влиянием католической церкви от 1496 года на вывоз индейцев-рабов в Испанию свели освоение острова к поиску единственного стоящего товара — золота.

Золото, добываемое вначале в обмен на медные колокольчики, стекляшки, гвозди и шерстяные колпаки, быстро превратилось по требованию генуэзца в единственную форму выплаты дани: все индейцы старше четырнадцати лет были обязаны под угрозой жестоких телесных наказаний доставлять людям Колумба котелок золотого песка раз в три месяца. Касики — индейские вожди — должны были выставлять калебасу (чашку из тыквы), полную золота, каждые два месяца. Эти меры были настолько же бесчеловечными, насколько нелепыми. Столько золота здесь не смогли бы собрать и за сотни лет. Тайнос равно ценили перья редких птиц, хлопковые ткани, нефрит из Центральной Америки, мексиканский обсидиан (вулканическое стекло), карибский янтарь, перламутр, а также некоторые виды раковин. Желтый металл не выглядел в их глазах единственным универсальным олицетворением богатства, каким его считали конкистадоры. Золото, что встречалось на Гаити, было в значительной части, ввезено на остров из других мест. Оно поступало в виде украшений с побережья Панамы или Колумбии и ковких листов для холодной обработки. Нет никакой уверенности, что местные жители владели какими-либо технологиями по обработке или хотя бы добыче золота. В любом случае просеивание золотоносных песков не было видом повседневной или специализированной деятельности индейцев. Почти все золото тайноc являлось результатом торгового обмена с южноамериканским континентом или трофеем в войнах с другими островами. Для аборигенов золото было предметом искусства, а не сырье.

В 1495 году великий полководец Гонсало дель Кордова во главе двухтысячного войска отправляется в Италию что бы помочь итальянцам отбить Неаполь у французов, но терпит поражение у Семинаре и вынужден отступить, так как у французов войск намного больше. Тут сразу видно, какого размера были тогда армии, так что не нужно утверждать, что у Кортеса была "горстка людей", в совокупности, те же две тысячи человек. Но, справедливости ради, заметим, что французы не ацтеки и дель Кардова будет постоянно увеличивать свое войско, вначале до 9 тысяч человек, а потом и до 15 тысяч.

11 июня 1496 на двух маленьких каравеллах Колумб возвращается в Кадис.

В 1496 году в Италии дель Кордова изменил свою тактику, теперь териция сдерживает врага, а арбалетчики и аркебузиры, находящиеся позади, его расстреливают, также широко применяются пушки, полевые укрепления, колья, рогатки и так далее, французы терпят несколько поражений, они очистили всю неаполитанскую территорию, а французский гарнизон Неаполя капитулировал.

В 1497 Васко да Гама открыл морской путь в Индию. Тогда же венецианец Джованни Кобботти (Джон Коббот) из Англии, проплывает от уже известного Лабрадора на юг, до испанских владений во Флориде вдоль всего побережья Северной Америки. В 1498 году состоялась третья экспедиция Колумба.

В 1499 году в Испании все гарантии терпимости для гранадских мавров были отменены, Коран сожжен по приказу кардинала Сиснероса, а ислам запрещен. В том же году юный четырнадцатилетний Кортес поступает в университет в Саламанке.

В 1499–1500 состоялась экспедиция Алонсо де Охеда, участника второй экспедиции Колумба, вместе с Америго Веспучи.

В 1500 году Фердинанд совместно с венецианцами отправляет Гонсало дель Кордова воевать с турками, на греческом острове Кефалония они берут штурмом город Аргостолион. В том же году португалец Педру Альвареш Кабрал на пути в Индии открывает Бразилию. В июле 1500 года, узнав, что Колумб нарушает множество королевских указов и не может управлять колонией, восстановив против себя всех жителей, которых он обложил непомерными налогами, королева Изабелла направляет полномочного ревизора Франсиско де Бобадилью восстановить порядок в Санто-Доминго (главное испанское поселение, столицу острова Гаити). Верный из верных, брат Беатрисы де Бобадильи — подруги детства и наперсницы королевы Изабеллы — тот взял Колумба и его братьев под арест и в цепях выслал в Испанию. С глаз королевы спала пелена, вот кому она доверяла все эти годы. Но тут Колумбу повезло, свидетели до суда не дожили, они очень кстати погибли. Ураган невиданной силы уничтожил в Антильских водах флотилию, которая шла в Испанию под командой Антонио де Торреса, сына королевской кормилицы. Во время этого урагана погибли на кораблях флотилии Торреса заклятые враги Колумба — Бобадилья и Рольдан. Колумб счел их гибель "карой Господней". В отсутствии свидетелей Колумбу удалось частично оправдаться.

В 1501–1502 состоялась третье плавание Америго Веспучи, испанцы исследуют в своих экспедициях побережье Америки от Флориды на севере и до Ривер Плейта в Аргентине, на юге.

13 февраля 1502 года, находясь в Испании, Колумб видел, как отплывала в Новый Свет великолепная флотилия Николаса де Овандо, рыцаря ордена Алькантара; назначенного новым губернатором "Индии": двадцать четыре каравеллы, пять "нао" и один барк, всего было 2500 моряков, солдат и поселенцев, намного больше, чем он когда-либо получал.

Тут немного подробней. Клан Колумбов теперь был в немилости, за девять лет под их управлением в "Индии", ничего сделано не было, и 3 сентября 1501 года новым генерал-губернатором Индий стал Овандо. Королева вынуждена была вновь обратиться к профессионалам, рыцарям ордена Алькантары, которые уже не раз доказали свою эффективность. На первый взгляд это назначение не имеет никакого отношения к судьбе Кортеса (тому было тогда 16 лет и он учился в университете Саламанки), но это только на первый взгляд. Превратности жизни заставили семью Кортеса вспомнить свою семейную историю, и его тяга к Индиям, возможно, возникла именно с этого момента. Итак, все по порядку. "Он решил уехать с этим капитаном, как и многие другие благородные испанцы", — пишет летописец Гомара. Кортес предложил свои услуги, так как экспедицией командовал именно Овандо; он ожидал к себе особого отношения, поскольку новый губернатор был старым другом его отца (и вдобавок дальним родственником).

На этот шаг юного Эрнана в равной степени подтолкнули и родные. В путешествии в Новый Свет участвовали еще два Монроя: дон Франсиско де Монрой, рыцарь ордена Сантьяго (внебрачный сын того самого клаверо, деда Кортеса, он, был основателем города Сантьяго де лос Кабальерос в самом центре острова Гаити, и дон Эрнандо де Монрой (назначенный в 1501 году королевским указом фактором острова Гаити и выполнявший функции интенданта финансов). Назначение Овандо привело к переносу в Гаити значительной части социального устройства Эстремадуры, в котором главенствующее положение занимали члены духовно-рыцарских орденов и особым влиянием пользовалась семья Монроев. По примеру мусульман, побежденных в ходе Реконкисты, индейцы должны были размещаться в энкомьендах, другими словами, препоручались испанским управляющим, которым в обязанности вменялись их защита и обращение в христианство. Эти управляющие (энкомендеро) должен был также обеспечить экономическую рентабельность полученного поместья. Пятая часть доходов, — собираемая главным управляющим, — направлялась королю. Другое дело, что юный Кортес перед своим отплытием получил травму и сломал ногу, поэтому он появился в Новом Свете на пару лет позже Овандо и своих родственников. (Говорят, что однажды, в Вальядолиде, под покровом ночи, молодой Кортес, пытаясь проникнуть в дом к какой-то красотке, где ему было назначено свидание, и уже почти добрался до цели, но неожиданно рухнул вниз с высоты третьего этажа). Так что, лишь в 1504 году девятнадцатилетний Кортес поднялся в порту на торговый корабль, чтобы отправиться на остров Эспаньолу (Гаити).

Политика Изабеллы Кастильской всегда была направлена против духовно-рыцарских орденов, угрожавших королевской власти. И ей удалось подмять их под себя. После неудавшегося переворота в ордене Сантьяго в 1476 году ей пришлось дожидаться смерти Великого магистра Алонсо де Карденаса, наступившей в 1499 году, чтобы присоединить земли ордена к своей короне. На десять лет раньше она справилась с орденом Калатравы. Орден Алькантары она подчинила себе в два приема: после изгнания Монроя в 1480 году она назначает Великим магистром одного из своих сторонников — Хуана де Зунигу, на племяннице которого Кортес впоследствии женится вторым браком; затем в 1494 году Зунига уходит в отставку, передавая управление орденом королю Фердинанду. Папа примирился с захватом орденов светской властью во имя высшей цели. Оказавшиеся не у дел в Испании, рыцари пригодились в войне с индейцами на Гаити.

На острове, а Гаити был тогда единственной обжитой испанской колонией в Новом Свете, дела тогда обстояли из рук вон плохо. У тайнос была своя техника возделывания земли деревянными инструментами, примитивными, и мало эффективными в тропиках. Традиционный маленький сугубо личный садик — конуко — не имел ничего общего с европейским полем, предназначенным для экстенсивного выращивания одной культуры. И цикл возделывания пшеницы не был приспособлен к островному климату: она всходила слишком быстро, давала высокие стебли и крошечные зерна, которые гнили из-за постоянной высокой влажности. Со скотом дело обстояло еще хуже.

Поскольку изгородей на острове не водилось, ввезенные животные, в основном свиньи, разорили огороды и сады тайнос, уничтожив и без того жалкие посевы маниока (сладкого картофеля) и маиса (кукурузы). Огромное количество голов просто разбежалось, исчезло, одичав и растворившись в окрестных лесах. Оставшийся скот, в большинстве, пришлось забить и съесть прежде, чем животные успели дать потомство. Оставшись без традиционных ресурсов островитян, погибших от испанского вторжения, и лишившись испанских резервов, не прижившихся в новом климате, колония Эспаньола буквально умирала с голоду.

К приезду Кортеса из 2500 человек, прибывших с Овандо, за два года 60 % из них -1500 уже отправились в мир иной! Жизни колонистов уносили малярия, дизентерия, лихорадка и недоедание. Шестнадцать лет тому назад, в 1504 году Эспаньола еще не была "умиротворена". С самого прибытия Овандо пришлось вступить в борьбу с индейцами, восставшими против захватчиков. Губернатор наводил порядок железной рукой, не стесняясь в средствах и прибегая при случае к самому подлому предательству: широко известна резня в Ксарагуа, ставшая олицетворением его методов. Овандо принял приглашение на ужин к королеве области Ксарагуа, очаровательной и энергичной Анакаоне, (вдове главного противника Колумба касика Каонаобо, ранее уже вероломно захваченного в плен) для ведения переговоров о мире. Опять! Испанский главнокомандующий подстроил ловушку; по его приказу солдаты предприняли штурм прямо во время пира и застали Анакаону и ее приближенных врасплох. (Испанцы с самых первых шагов в Новом Свете стремились любыми путями захватить вождей индейцев в заложники и диктовать им свою волю). Королева была повешена, (но спустя три месяца, во время которых испанцы управляли от ее имени), а приглашенных вождей сразу привязали к центральному столбу внутри дома и сожгли заживо. Испанцы проследили, чтобы огонь перекинулся на все хижины деревни. Как видим, индейцы ничему не желают учиться и раз за разом упорно наступают на одни и те же грабли.

Казнь Анакаоны не только не охладила туземцев, но только сильнее разожгла их ярость и подтолкнула к восстанию. Пока Кортес обживался на острове, Овандо вынужден был бороться со множеством очагов сопротивления, в частности в горах Баоруко к западу от Санто-Доминго и в Хигюйе на восточной оконечности острова. Эрнан предложил губернатору свои услуги и провел несколько операций по "умиротворению". "Он собрал солдат, — пишет тот же Гомара, — пошел во главе войска на врагов, сразился с ними и победил. Не зная до того воинского дела и не имея опыта, Кортес показал во время этого похода высокое ратное мастерство… которое снискало ему уважение командующего".

В свои двадцать лет Кортес становится, таким образом, одним из главных фигур в истории покорения Эспаньолы, которое заняло около года. После бесчинств Овандо война Кортеса производит иное впечатление. Он умел вести за собой в бой солдат и следовал собственной тактике. Он охотно вступал с индейцами в переговоры, где использовал давление и убеждение, чтобы не прибегать к насилию. В этих фактах проявилась самобытность Кортеса. До его приезда умиротворение было сколь безжалостным, столь и безрезультатным. Под командованием Эскивеля войска Овандо вели тяжелые бои, а индейцы стояли на грани уничтожения. Когда на смену ему пришел Кортес, испанцы перестали нести большие потери, и одновременно исчезла массовая резня туземного населения. Колонии не нужны были трупы, нужны были подневольные рабочие руки. Так Кортес выработал свой стиль, и о нем заговорили. Овандо благоволил ему.

Проведя год в военных походах, Кортес объявился в 1506 году в покоренном индейском городе Асуа, занимавшем господствующее положение над хорошо защищенным рейдом на южном побережье острова к западу от Санто-Доминго. Он числился там "эскрибано", то есть нотариусом. Завершив "умиротворение", Овандо, поделил Гаити на семнадцать округов (аунтамьентос). Во главе каждого из этих индейских городов он поставил своего личного уполномоченного, своего рода префекта с минимальными полномочиями, который именовался в текстах этого времени эскрибано или, того проще, "летрадо", что буквально означает "грамотный", то есть умеющий читать и писать. Кортес был одним из таких представителей, и Асуа стал его местом прохождения службы. Там он выполнял общественные функции, вел надзор за индейцами, и новый пост ввел его в круг ближайших соратников губернатора.

Также он, по вполне понятной логике военных орденов, мог претендовать на энкомьенду. Кортес получил землю в провинции Дайяго с личным земельным наделом — репартимьентос и индейцами в придачу. Там он был одним из первых, кто пытался вырастить на острове сахарный тростник, вывезенный с Канарских островов. Но у Кортеса не лежала душа к сельскому хозяйству, и очень скоро, войдя во вкус политической игры, он возвратился в Санто-Доминго, где вошел в ближний круг Овандо. Также Кортес с первых дней пребывания на острове жил с индианками; он ценил женскую красоту, но при этом выдвигал высокие требования к общественному положению подруги, так что его интересовали лишь дочери местных касиков.

Все бы было хорошо, но на Родине, в Испании повеяли новые ветры. 26 ноября 1504 года, после года мучений от болезни скончалась королева Изабелла Католичка. Престолонаследование происходило хаотично. Из пяти детей королевы двое старших умерли, не оставив потомства. В порядке очередности корона перешла дочери Хуане, жене Филиппа Габсбурга, сына австрийского императора Максимилиана. Хуану, страдавшую слабоумием, провозгласили королевой, но король Фердинанд добился от кортесов признания его регентом. Но муж Хуаны, Филипп Красивый, твердо решивший править, не пошел на сделку, и королевская чета выехала из Фландрии в Испанию в начале 1506 года. Когда Хуана Безумная и Филипп Красивый прибыли во дворец, Фердинанд уже успел жениться на толстой племяннице французского короля Людовика XI Жермене де Фуа. Фердинанд, достойный ученик Макиавелли, казалось было, уступил дочери, отдал регентство Филиппу и уехал в Италию. Но 25 сентября 1506 года Филипп Красивый неожиданно умирает в Бургосе от яда. От такого удара состояние Хуаны ухудшилось, и вернувшийся отец навеки запер ее во дворце в Тордесильясе. Так в июле 1507 года возвратившийся на родину Фердинанд был признан регентом и снова взял управление Кастильским королевством в свои руки.

Чуть раньше, 20 мая 1506 года в Вальядолиде скончался Христофор Колумб. В 1502 году он добился разрешения на четвертую экспедицию, но уже не мог переломить ситуацию в свою пользу. Овандо не позволил ему высадиться в Санто-Доминго, и, когда он терпел бедствие у Ямайки, никто не пришел ему на помощь. Он исследовал побережье материка, устье Дракона и Комариный залив (залив Москитос), то есть побережье Центральной Америки от Гондураса до Панамы (Дарьена). Но Католические короли ликвидировали его монополию, подписав почти в то же время капитуляции с Родриго де Бастидасом и Хуаном де ла Косой на исследование Жемчужногоберега от Венесуэлы до Дарьена. Наконец, Колумб потерпел полное фиаско с поиском путей в Индию, и его возвращение в ноябре 1504 года было отравлено горечью поражения. С кончиной королевы первооткрыватель утратил верную защитницу и тотчас подвергся насмешкам.

Однако Диего Колумб, сын Христофора от жены-португалки и единственный законный наследник, собрал целую армию адвокатов, завалил всех жалобами и задействовал все связи. В 1508 году он женился на дальней родственнице короля Фердинанда — Марии Толедской де Рохас, племяннице герцога Альбы. Диего требовал возвращения причитающегося ему по наследству вице-королевства. В то время как Овандо в Санто-Доминго, почувствовав новое наступление Колумбов, полностью очистил остров от прежних сторонников Первооткрывателя, непостоянный король Фердинанд, до того показывавший себя ярым противником Колумба, вдруг резко переменил свое отношение. В 1509 году он отозвал Овандо, назначенного великим командором ордена Алькантары, и, к всеобщему удивлению, передал пост губернатора западных колоний Диего Колумбу.

По сути, это было возвращением к ситуации 1492 года — восстановление "династии Колумбов", самоустранение власти в пользу одних только частных интересов наследника Первооткрывателя. Эта новость повергла Санто-Доминго в шок: будущее острова погрузилось в полную неопределенность.10 июля 1509 года флот Диего Колумба бросил якоря в устье реки Озамы. Молодому губернатору только что минуло тридцать. Он прибыл как глава клана, во главе кучи родственников, прихватив с собой двух дядьев — Бартоломея и Диего, а также своего брата Фернандо, плода греховной любви его отца и любовницы Беатрис де Харана. Он взял с собой и жену, Марию Толедскую, которую сопровождала впечатляющая свита девиц из благородных фамилий. Фрейлины должны были стать супругами одичавших конкистадоров. Очень скоро Мария Толедская собрала вокруг себя двор, пытаясь воссоздать в тропиках если не королевскую, то по крайней мере светскую атмосферу. Клан Колумба также сопровождал наш будущий губернатор Кубы Диего Веласкес, а также, в поисках богатых мужей сестры Хуарес, вместе с своим братом Хуаном. Будущий губернатор Ямайки Гарай тоже станет входить в клан Колумбов через брак. Таким образом, власть резко переменилась, место легендарных рыцарей Алькантары, вновь заняли безродные выскочки. В том же году у мавров в Марокко отнимают крепость Оран.

Итак, рыцарями Алькантары, полностью завоевано и покорено Гаити, как же проявит себя новые господа? В том же 1509 году галисийский идальго и опытный мореплаватель Себастиан де Окампо обошел Кубу на парусном судне и установил, что она является островом, а одновременно и разведал возможности ее заселения. У Диего были большие планы: Хуану Понсу де Леону, соратнику отца Диего по второму путешествию, выпало завоевание острова Борикена, то есть Пуэрто-Рико, который он исследовал еще год назад; Хуан де Эскивель должен был взять под контроль Ямайку, в то время как бросок к Верагуа и Дарьену на материке планировалось осуществить под командованием Диего де Никуесы, Алонсо де Охеды и Хуана де ла Коса, первого космографа Америки.

12 ноября 1509 года Охеда отплыл из Санто-Доминго на двух наосах — бригантинах с тремя сотнями людей команды и двенадцатью лошадьми. Но без Кортеса! Эрнан в последний момент не явился на посадку. И снова у конкистадора была уважительная причина: помешала больная нога! По словам летописца Гомары, он мучился от опухоли, которая охватила ногу от бедра до щиколотки и не давала двигаться. Сервантес де Салазар уточнял: "Его приятели говорили, что он страдал от сифилиса, потому что любил женщин, а индианки чаще испанок заражают тех, кто ходит к ним".

Впрочем, Охеда и Никуеса сами не смогли договориться о разделе территорий и статусе Дарьена (Панамы), который оспаривали друг у друга. Охеда первым нарушил приличия, уйдя в море без Никуесы. Никуеса нагнал его спустя десять дней со своими кораблями и семью сотнями человек команды. Кортес предвидел ловушку и намеренно вышел из игры. Для этого у него были основания — новые власти не отличались большим умом, и экспедиция обещала закончиться полным провалом. Хуан де ла Коса погиб от стрел индейцев. Войска испанцев косили голод и болезни, и отряды быстро сокращались до разрозненных групп. Охеда вернулся умирать в Санто-Доминго, потерпев крушение возле Кубы, еще не захваченной испанцами, тогда как Никуеса был схвачен восставшей командой и брошен в открытом море на поврежденном судне, вскоре затонувшем. Выстоять сумела только небольшая жалкая колония испанцев под предводительством Франсиско Писарро (еще один представитель Эстремодурского клана, родственник Кортеса) и Васко Нуньеса де Бальбоа (тоже мой земляк Эстремадурец) — новых действующих лиц в завоевании континента. В Пуэрто-Рико у новых властей также с самого начала все пошло не так как планировалось.

Тогда Диего Колон, сын Колумба и новый вице-король Эспаньолы, в 1511 году все силы решил бросить на завоевание Кубы, или Фернандины, как назвали остров в честь короля Испании. Командовать завоевателями был отправлен верный человек — Диего Веласкес де Куэльяр (из города Кульяра). Оказавшийся не у дел на Гаити, Кортес отправляется вмести с ним, а что ему еще остается делать? Там он получает репартименто (поместье), но уже на двоих, вместе с Хуаном Хуаресом, представляющим интересы клана новых хозяев Нового Света. Тогда же, под завоевание острова, в далекой Эстремадуре и Пако Сиденьо отправил своего сына Хуана с купленным небольшим кораблем помогать экспедиции.

В 1511 году испанское судно, возвращавшееся с Дарьена в Санто-Доминго, потерпело крушение у Ямайки. Человек двадцать команды спаслись в шлюпке, которую ветром и течениями вынесло к побережью Юкатана. В руки майя попало с десяток испанцев. Уцелели только двое, всех остальных принесли в жертву. Двух счастливчиков звали Гонсало Герреро и Джеронимо де Агилар. Последний сыграет не последнюю роль в завоевании Мексики Кортесом. В том же году португальцы обосновались на Молуккских островах("островах пряностей") и стали считать их своей собственностью.

На Кубе Веласкес отлично освоился на новых землях. Он мог добывать пропитание не хуже индейцев и научился переносить тяготы войны в джунглях. Но в 1511 году ему было уже под пятьдесят, и приближающаяся старость начала напоминать о себе. Веласкесу был нужен помощник, находчивый и проворный. Его выбор и пал на Кортеса, который с радостью принял предложение. Но Эрнан не согласился с ролью военачальника, которую ему прочил Веласкес. Наученный собственным горьким опытом, он испросил себе гражданскую должность с большой политической и финансовой ответственностью: Кортес был назначен казначеем экспедиции! Еще до отзыва Овандо осторожный король Фердинанд направил на остров в лице Мигеля де Пасамонте своего чиновника, которому был поручен контроль за перевозкой налога — королевской квинты (пятой части). Этот "министр финансов" Индий был на самом деле единственным официальным каналом, который связывал Санто-Доминго и Кастилию. Кортес установил с Пасамонте приятельские отношения, и тот сделал его своим уполномоченным на Кубе. Эрнан оказался таким образом под двойной защитой — Веласкеса, назначенного Колумбом, и Пасамонте, назначенного королем. Кроме того, все золото экспедиции проходило через его руки. В двадцать шесть лет Кортес обрел власть.

Когда испанцы искали место под свою столицу, Веласкес обратил взор на южное побережье, менее подверженное циклонам и обладающее более мягким климатом. Там, в глубине бухты с глубоководным рейдом, в хорошо укрепленном природой месте находилось поселение тайнос, которое отвечало всем требованиям. Городок располагался на высоком холме в центре долины. На его месте возникла новая столица — Сантьяго. Когда-то Колумб искал для своих Ла-Изабеллы и Санто-Доминго пустынные места, где никто никогда не жил. Теперь же спустя двадцать лет испанцы на Кубе селились на местах с доиспанским прошлым. Они приходили, конечно, бесцеремонными захватчиками, но все же в их действиях проявилась новая тенденция к преемственности. Все семь городов, "основанные" в 1514 году, выросли на месте прежних селений тайнос, в которых пришельцы довольствовались обустройством центральной площади с церковью и муниципалитетом — "кабильдо".

На учебном плацу в Сантьяго для Веласкеса построили дом. Каменный. Почти копию того дома, который когда-то был у Кортеса на Гаити: угловой, в один этаж, с голыми, чрезмерно толстыми стенами и бойницами вместо окон. Это сооружение отличалось одной особенностью, ставшей символической. Внутри размещалась печь, но не для изготовления хлеба, а для переплавки золота в слитки. Богатство и власть как всегда идут рука об руку.

Кортес так же поселился в первом испанском городе на Кубе, в Сантьяго-де-Барракоа, где дважды избирался алькальдом (городским судьей, но по совместительству являющемуся и главой городского совета, то есть мэром). Он достиг успехов и как землевладелец, занявшись разведением овец, лошадей, крупного рогатого скота. В последующие годы он полностью посвятил себя обустройству своих поместий и с помощью выделенных ему индейцев добыл в горах и реках большое количество золота.

В 1513 году, возвращаясь из Флориды, Понс де Леон достиг северной оконечности Юкатана. Тогда же королевство Наварра сдалась Фердинанду. В этом же году, молодую, неокрепшую колонию на Кубе раздирали споры и распри. Причиной недовольства стали невыносимо тяжелые условия жизни и жажда наживы, которая привлекла сюда большую часть людей Веласкеса и не была пока еще в достаточной степени удовлетворена. По создавшейся атмосфере это маленькое конкистадорское общество напоминает банку с пауками, где каждый завидовал и пакостил другому, и где все визири спят и видят, как быстрей занять место калифа. Веласкес с его переменчивым настроением и подверженностью влиянию, не мог не способствовать росту недовольства среди своих соратников. Кроме того, усложнилась политическая ситуация на островах, и под нажимом Хуана Родригеса де Фонсека, члена особого Совета Кастилии по вопросам управления Индиями (министр колоний), корона предприняла попытку вернуть бразды правления, переданные семье Колумба: в Санто-Доминго прибыли для проверки аудиторы ("оудорес"), что ослабило позицию вице-короля, создав противовес его власти. Естественно, что Кортес не мог остаться в стороне от этого конфликта.

Веласкесу стало известно о готовящемся заговоре против него. Мятежники решили тайно сообщить аудиторам о притеснениях со стороны их начальника и избрали Кортеса своим полномочным представителем! В лагерь противников Веласкеса перебежал его собственный секретарь. Решив принять участие в весьма рискованной интриге, думал ли Кортес воспользоваться случаем и натравить центральную власть на Веласкеса, который был обязан своим положением исключительно доброму расположению Колумба? Что же мог такого сделать губернатор, чтобы его столь подло предало собственное окружение? Как бы то ни было, глубокой ночью под Баракоа Кортес был врасплох застигнут людьми Веласкеса, когда собирался тайно отплыть на Эспаньолу с тетрадью жалоб за пазухой. Кортес был немедленно приговорен к смертной казни, бежал и укрылся в церкви, был оттуда выманен, схвачен, снова бежал и наконец сумел все же договорился с Веласкесом, что через брак войдет в круг его ближайших родственников и они будут действовать теперь единым фронтом. Любопытно, что когда Кортес переступил порог церковной ограды, то его схватили, и скрутили ему руки люди под командованием подручного губернатора Педро Эскудеро, который потом зачем-то попрется с Кортесом в Мексику. Естественно, что позднее Кортес жестоко отомстит ему, вначале заковав в кандалы, а затем повесив.

Его свадьба, которая состоялась в начале 1514 года, являлась ключом к примирению с губернатором. Все утверждают, что брак с Каталиной Хуарес был Кортесу навязан и что только этому союзу он обязан своим спасением и возвращением ему благосклонности властей. Так что выбор тут был невелик или женитьба или петля. Неудивительно, что Кортес не слишком любил свою жену, и она была одной из немногих женщин, от которой у него не было детей.

Каталина, фамилия которой пишется то Хуарес, то Ксуарес или даже Суарес, происходила из благородной семьи, переселившейся в Санто-Доминго в 1509 году вслед за Диего Колумбом. Покинув Гранаду, она перебралась через Атлантику со всей семьей: матерью Марией де Маркаида, братом Хуаном и своими сестрами. Она была внучкой Леоноры Пачеко и родственницей маркиза Вильенского и графини Медельинской. Ее отец Диего Хуарес Пачеко утверждал, что их род происходит от дома Ниебла и герцогов Медины Сидонийской. Хронисты — писали, что эта семья обеднела и дочери питали надежду выйти замуж за состоятельных людей. Как бы то не было, система майората, как я уже упоминал, оставляла все состояние только старшему сыну, остальные должны были позаботиться о себе сами.

В Сантьяго, в присутствии губернатора, Кортес отпраздновал свою свадьбу с Каталиной Суарес, теперь происходившей из среды мелкопоместного дворянства недавно завоеванной Гранады. Хуан, брат Каталины, был друг и компаньон Кортеса; одна из сестер весьма нравилась губернатору, и он собирался жениться на ней и породнится с Кортесом. Как уже говорилось выше, Кортес не желал жениться: в то время он счастливо жил во грехе с тайнянкой, которая родила ему дочь. Он даже крестил свою туземную подругу под именем Леоноры, а ребенку дал имя и фамилию своей матери — Каталины Писарро. Ничуть не считая этот союз мезальянсом, Кортес добился от Веласкеса обещания стать крестным отцом маленькой метиски, которое было исполнено и позже губернатор находил удовольствие называть Кортеса "компадре" — товарищем (или приятелем). Решение основать семью с индейской женщиной уже говорит о многом, но, дав ребенку имя своей матери, Эрнан недвусмысленно заявил о желании включить девочку в генеалогическое древо своего рода. Его отношение к связи с Леонорой (которую он также наделит фамилией Писарро) как к настоящему брачному союзу подтверждается и тем, что в потом, 1529 году он исхлопотал у папы римского признание маленькой Каталины законнорожденной; всегда проявлял к ней большую нежность и включил ее в свое завещание наравне с другими своими детьми. После завоевания Мексики он вызовет Леонору и Каталину к себе в Теночтитлан. Он сделает так, что мать его старшей дочери выйдет замуж за идальго Хуана де Сальседо, его неотлучного спутника с самой Кубы, который в 1526 году станет эшевеном (депутатом горсовета) Мехико.

Тем временем, с 1514 года происходило завоевание острова Ямайки. Назначенный туда губернатором Франциско де Гарай был ветераном Нового Света. Такой же как Колумб, темная лошадка, человек без прошлого, появившийся из ниоткуда. Он стал свояком Христофора Колумба, женившись на португалке Анне Мониц, сестре жены первооткрывателя Фелиппы Перестрелло э Мониц. Войдя в клан Колумбов, Гарай принял участие в экспедиции генуэзца в 1493 году. Он проявил себя одним из самых алчных покорителей Санто-Доминго и быстро сколотил себе большое состояние. Затем он исхлопотал у своего родственника губернаторство Ямайки и принялся завоевывать новые земли на острове, не встречая особого сопротивления у местных индейцев. Таким образом, мы видим, что Колумбы уже контролируют Гаити, частично Пуэрто-Рико, Ямайку, и Кубу, лишь в далекой Панаме в ходе военных действий приходят к руководству людьми их противники в лице Писарро.

Бальбоа, один из уцелевших участников экспедиции Охеды, пересек перешеек и 29 сентября 1513 года, войдя в воду по колено, принял во владение Тихий океан, который он назвал Южным морем. Почти в то же время, но в далекой Кастилии, Педро Ариас де Авила, известный также как Педрариас Давила, устроил свое назначение губернатором Дарьена, в обход семейства Колумба. (Показательный конфликт между колониальными конкистадорами и дворцовыми интриганами, изобретателями и прихлебателями, воинами и щелкоперами.)

Хуан Понс де Леон высадился во Флориде со своей армадой в Пасхальное воскресенье 1513 года и окрестил новую землю по имени цветущих растений. Понс де Леон был ветераном колонизации, сопровождавшим еще Христофора Колумба во втором его плавании. В бытность свою энкомендеро в Юме, восточнее Эспаньолы, он попытался завоевать Пуэрто-Рико, но был изгнан оттуда восставшими индейцами. Он принадлежал к типичным представителям Средневековья и долгие месяцы тщетно искал источник молодости на земле Флориды, потеряв почти всю команду в этих бесплодных поисках ушедших времен. Так что, и тут, снова клан Колумбов ждет неудача.

Огромная Бразилия, с момента подписания Тордесильясского договора принадлежит Португалии; официально она была занята с провозглашением ее собственностью Кабраля в 1500 году, и Испания не имела намерения оспаривать свершившийся факт. Рио-де-ла-Плата (Серебренная река), была открыта Хуаном Диасом де Солисом в 1515 году, была слишком далеко и непохоже на ставший привычным Карибский мир. Власть Колумбов дарованная им королями на всем Западным полушарием слишком стремительно стала утекать из их рук, даже на Карибах.

Наконец, в 1515 году был отозван корыстолюбивый Диего Колумб. Еще будет у власти и внук Колумба, но это будет последний вздох умирающего клана. Они стремительно возвращались в свое исходное состояние. Пышные титулы не принесли результатов, размах вышел на рубль, а сам удар на копейку. Новая, почти королевская династия простолюдинов, погасла естественным путем. Все ждали подвигов, а вышел пшик. Все как в анекдоте: Пригородный автобус отъезжает от остановки, за ним бежит мужик дачник. Автобус остановился, подождал, мужик забегает, чихает, одновременно портит воздух, смущается и выбегает прочь из автобуса. Голос пассажира: " И ради этого мы и ждали?"

А 23 января следующего года, когда на престол Франции вступал Франциск I, в Мадригалехо скончался испанский король Фердинанд. Его кончина вызвала тяжелейший кризис престолонаследования. Регентом Кастилии стал кардинал Сиснерос (иначе Хименас). Зная об антильской драме, он попытался восстановить духовный порядок в Санто-Доминго, передав коллегиальное управление трем монахам-иеронимитам. Стремясь привнести гуманность в управление Индиями, восьмидесятилетний регент хотел избежать борьбы за влияние между францисканцами и доминиканцами, уже утвердившимися на новых землях. Триумвират приступил к исполнению своих обязанностей в декабре 1516 года. Скоро его усилил четвертый брат. Почти в то же время, в апреле 1517 года, на Эспаньолу прибыл постоянный судья Алонсо де Зуазо, которому поручалось расследовать все спорные дела.

Но власть стремился захватить "гентский гражданин" немец Карл Габсбург, не говорящий по испански внук Изабеллы, совершенно неожиданно для всех, он нагрянул в Испанию. Он вышел в море из Флессинга и 17 сентября 1517 года буря загнала его корабль на рейд Вильявисиоса возле Хихона. Карла I никто не ждал, регент кардинал Хименас был тут же отстранен и умирает через два месяца (видимо не сумел нормально передать дела).

В том же 1517 году экспедицию под командованием идальго по имени Франсиско Фернандес де Кордова, состоявшую из трех кораблей с экипажем в 110 человек, одним из ураганов, столь частых в Карибском море, отнесло к "терра фирме" (твердой земле). Тут нужно заметить, что Франсиско Фернандес де Кордова, доводился родственником Гонсало Эрнандесу де Кордове, прославленному "Великому капитану" итальянских войн, который в 1491 году вел переговоры о сдаче Гранады. По окончании трехнедельного плавания в незнакомых бурных водах Кордова увидел землю, которую принял за остров. Подоспевшие вскорости туземцы на вопрос о названии острова ответили: "тектетан" ("я не понимаю"). Испанцы сочли это названием местности и впоследствии "исправили" на Юкатан. Немало географических названий возникло в результате такого рода недоразумений. Кордова высадился на северо-восточной оконечности полуострова Юкатан, которая сегодня носит название мыс Каточе (на языке майя — "наши дома").

Здесь европейцы впервые встретились с народами цивилизации майя, и испанские идальго были поражены величиной и великолепием поселений. Они решили, что перед ними арабско-мавританский город, и назвали его "Эль гран Каиро". Этим, как переводится "большим Каиром", был Экаб, столица одного из многочисленных княжеств майя, которые в то время вели борьбу за господство на Юкатане. Де Кардова сражался в одних местах и вел обмен в других и с огромным трудом ему удалось вернуться обратно на Кубу. В целом индейцы Майя дали достойный отпор пришельцам, и потери в людях вынудили Кордову повернуть назад. Запасы пресной воды подходили к концу, и шкипер Аламинос предложил завернуть во Флориду, чтобы восполнить их там. Это говорит о сильном страхе, который майя сумели внушить испанцам. Ценой больших страданий и всего на двух судах остатки экспедиции достигли Пуэрто-Карденас на побережье Кубы. Те, кому посчастливилось остаться в живых, получили ранения, пали духом и были сильно истощены. Капитан Франсиско Эрнандес де Кордова отправился домой в Санкти-Спиритус, чтобы залечить там свои раны. Кое-кто, правда, поспешил в Сантьяго с отчетом губернатору..

Узнав об этом открытии, губернатор Веласкес подсуетился. Он упорно утверждал, что Юкатан это остров, так как у него было разрешение только на исследование ближайших к Кубе островов, опять эта неистребимая испанская бюрократия. Диего Веласкес поручил своему земляку и племяннику (везде все тянут только своих родственников), 28-летнему Хуану де Грихальве из Куэльяра, командование небольшой флотилией, состоявшей из четырех судов. (Тем более, что сам де Кордова вскоре умрет от полученных в Мексике ранений, проклиная Веласкеса). В конце апреля 1518 года эскадра покинула порт Сантьяго. Под началом Грихальвы служили несколько человек, которые позднее сыграли значительную роль в ходе завоевания Мексики Кортесом, и в первую очередь Педро де Альварадо. Берналь Диас дель Кастильо (также дальний родственник губернатора Веласкеса), впоследствии историограф конкисты, принимавший участие еще в плавании Кордовы, служил у Грихальвы простым солдатом. В составе экипажа было примерно 300 человек. Пока эта экспедиция не вернулась, но ее судьба будет такой же, как у Де Кардова.

Из того, что мне удалось вспомнить, в ближайшем будущем будут организованы еще две экспедиции. И обе они будут в Мексику к ацтекам. Вначале с Ямайке в ноябре 1518, сразу как закончится сезон ураганов, под руководством Алонсо Альвареса де Пинеды, одного из помощников Гарая отплывет первая экспедиция. Она будет долго блуждать по морям, сперва достигнет оконечности Флориды, потом поднялась вдоль побережья сначала к северу, затем к западу, открыв дельту Миссисипи и места, которые в дальнейшем станут Луизианой, Техасом и Тамаулипасом. Спустя восемь месяцев плавания команда решит захватить Мексику, высадившись на берегу на расстоянии менее пяти километров от лагеря Кортеса! Затем они переберутся чуть подальше на север в район будущего порта Тампико. Но, как и почти у всех мероприятий организованные кланом Колумбов в Новом Свете там дела пойдут неважно. Гарай раз за разом будет посылать другие экспедиции в помощь, потеряет убитыми более 500 испанских солдат, но так и не сможет закрепиться даже на побережье.

И 10 февраля 1519 года будут сниматься с якоря корабли Эрнана Кортеса. Он дождется возвращения экспедиции Грихальвы и затем будет пытать счастья сам. Возникает один вопрос, что же теперь делать мне?

ГЛАВА 7.

Как обычно главный вопрос в любые времена: что делать? И как снискать себе хлеб насущный? Мой мозг привычно включился и заработал на полных оборотах, словно мощный компьютер. Конечно, на первый взгляд ответ один- присоединяться к Кортесу. В одиночку тут не пробьешься, а к чужому клану присоединяться, так будешь там на последних ролях, работы много, а из добычи тебе достанутся одни объедки. Да и как-то королевский клан простолюдинов и "новых людей" особых побед ни до этого, ни в дальнейшем не добьется, в отличие от эстремадурского клана рыцарей Алькантары: Кортеса и Писарро. Но тут возникает несколько нюансов.

Каждое дело лучше доверять профессионалам, как бы не относилась королевская власть к мятежным идальго, но лучше них сейчас в военном деле мастеров в Испании не найдется. Они в этой каше варятся веками и другие люди такие вопросы с наскока не решат. Все таки сотни лет опыта реконкисты (отвоевания) очень пригодились и в конкисте (завоевании). У испанских идальго отличная легкая конница, секреты мастерства переходят от отца к сыну, когда смотришь со стороны, то конь и всадник просто сливаются в одно живое целое существо, кабальеро показывают мастерство, каким у нас не всякий мастер конного спорта в выездке может похвалиться. А что другие? Если они и будут сидеть в седле, лучше чем кобель на заборе, то уж о большом умении говорить точно не приходится.

Опять же возьмем испанскую пехоту- терцию. Сейчас это без сомнения лучшие воины Европы, а может быть и мира. Еж неторопливо ломящийся все время только вперед, ощетинившийся пиками, а позади пушки и стрелки из арбалетов и аркебуз ведут непрерывный огонь. Тут хватило бы только одних копейщиков, в Европе с ними на равных могут побороться только немцы и швейцарцы, и то они вынуждены проявлять в таких битвах героизм просто за гранью разумного. Пока другие бойцы длинными алебардами пытаются перерубить или отвести пики испанцев, застрельщики с люцернскими молотами (швейцарцы) или тяжелыми двуручными мечами — цвайхендерами (немцы) пытаются проломить стройные ряды терции. Часто эти застрельщики просто сами насаживаются на пики и все равно лезут вперед, чтобы перед смертью ударить испанца молотом или мечем и расстроить железные ряды испанских воинов.

К этому добавим, что испанцы фактически единственные в Европе, кому повезло с огнестрельным оружием. Индийскую селитру англичане пока не привозят, а как я уже упоминал, единственное месторождение серы у испанцев и также единственное месторождение селитры оказалась опять же у них же. Остальные вынуждены, возится с кучами дерьма в селитренных ямах. Правда это же делают и испанцы, так как селитра у них немного не та, что нужно, но и тут испанцам повезло, они на самом юге Европы, а селитра лучше и быстрее вызревает там, где жарко и сухо. Особенно тут повезло как раз Мексике, вот уж кому нужно было сильно постараться, чтобы не придумать порох, так как у них тут все нужное есть на относительно небольшой территории. Селитра же из испанских месторождений слишком быстро набирает влажность и порох может отказать в нужный момент, но и это не беда подсушить ее над огнем и смешать порох дело, занимающее не более одного часа, так что когда остальные уже отстреляются, испанцы только лишь начинают свою стрельбу по настоящему. Так что испанцы — сейчас лучшие воины, что не раз доказывали в боях с маврами, французами, итальянцами, швейцарцами, немцами, голландцами и турками. Им присущи стойкость, отвага, упорство, беспощадность и мастерское владение оружием; воинская доблесть, христианская вера и рыцарские идеалы.

А за пределами Европы противникам испанской терции и вовсе ничего не светит. Это доказали не только армии индейцев в Америке, но и многочисленные сражения в Азии. Лет через двадцать испанцы железной метлой выметут японские военные базы с Филиппин. В главном сражении за эти острова будет сражаться 1600 японцев (по другим данным 900) против 90 испанцев. И тут испанцы победили без особого труда, самураи прыгали со своими копьями и катанами перед лесом длинных пик и ничего не могли с ними сделать, пока испанские стрелки успешно уменьшали их количество. И только в Индокитае против терции довольно успешно применяли боевых слонов, но и тут скорее была ничья. Слоны животные умные и сами себя на пики насаживать не будут, но и испанцам атаковать было не удобно, ты слона разозлишь и потом можно об этом горько пожалеть. Маст — бешенство слонов, так называют местные это явление и очень его боятся..

Что же до лучников, то и тут испанцы нашли противоядие. Главная мастерская Европы, южные Нидерланды сейчас также испанская территория. Герцогство Люксембург еще со времен древних франков и до 21 века, вспомним металлургическую компанию "Арселор", выдает "на гора" столько металла, что в переводе на душу населения Советский Союз (в сопоставимые годы) мог им только завидовать. А рядом, в Брабанте и Фландрии многочисленные мануфактуры уже применяют разделение труда и выдают высококачественной продукцию в виде шлемов и доспехов тысячи комплектов, там, где другие могут похвалиться сотнями, а то и единицами. Только лишь один город Брюгге в год изготавливает 11 тысяч кирас. При этом количестве и качество довольно приличное, доспехи закалены и покрыты для защиты от ржавчины тонким слоем олова, чтобы их хозяевам не возится со смазкой и не пачкать ей свою одежду. Так что тут индейским кустарям ничего не светит, против лома нет приема.

Но опять же, терции не слишком многочисленны, воинов нужно достаточно долго учить, каждого новобранца должен учить опытный солдат из профессионалов, так что сильно быстро численность увеличить нельзя. А копии, которые будут создавать другие, как всегда, будут намного хуже оригинала. Этакая дешевая "китайская подделка". Потому и Берналь Диас летописец завоевания Мексики четко различает "истинных конкистадоров" и прочих, которые им и в подметки не годятся.

Что же до личности Кортеса, во многом он будет действовать как настоящий попаданец, сразу и без ошибок основывать нужные города, порты, тот же Веракрус, сразу начал строиться с каменной башней с часами! Да для местных часы, это все равно, что показывать все 24 часа явление бога народу, так что неудивительно, что у Кортеса на побережье проблем никогда не возникало, в отличии от того же Гарая. Опять же все делается сразу и навсегда, на целые столетия вперед. Веракрус, место высадки Кортеса, будет главным городом восточного побережья Мексики сотни лет, как и на западном побережье основанный им порт Акапулько, без которого бы испанцам было бы трудно захватить Филиппинские острова. Опять же, Кортес с ходу начал строить в еще не завоеванной Мексике пороховые заводы, дороги, судоверфи, корабли и многое другое. Предвиденье? Слишком уж много было сделано за два года, да у нас за это время только бы несколько раз примерились.

Теперь о минусах. Как бы не геройствовали конкистадоры Кортес или Писарро, все равно корона отдаст завоеванные ими земли своим лизоблюдам, толпящимся у трона. Писарро (уже брат) пытался воевать с короной и проиграл, Кортес смирился, уступил и закончил жизнь по уши в долгах. Я не говорю уже о том, что его многочисленные туземные дети по большей части закончили свою жизнь в петле. От своих щедрот король Карл выделил ему только 22 деревни с числом жителей около 23 тысяч человек, в основном в долине Оахаке на юге, даже не всю долину. Спрашивается, и стоило ли воевать? Тот же Монтесума с ходу мог предложить завоевателю в разы больше. Естественно, что и многие соратники Кортеса также будут сильно ущемлены и если бы ацтеки в очередной раз не восстали и не пришлось воевать опять в Мистекской войне, то не известно оставили бы им вообще что-нибудь, так как корона рассматривала их скорее как потенциальных оппозиционеров.

Теперь о добыче. Многие конкистадоры погибнут, как и Хуан Седеньо, другие будут искалечены, получив до десятка ранений. Между тем добыча будет не велика. Да и откуда ей взяться, если тут каменный век и шахт еще и в помине нет? Это в Перу будет большое государство, размером с восточные штаты США, где в горах будут добывать некоторое количество золота. А что здесь? У Майя золота нет вообще, главное ценность- какао бобы, а у ацтеков,(небольшая территория в узкой части современной мне Мексики) его добывают всего в двух местах. Вернее в одном, второе ацтеки не контролировали. В той же долине Оахаке на юге, жители моют золото три месяца в году, в межсезонье, когда они не заняты на полях. При этом там его очень мало, добычу насыпают в птичьи перья в качестве емкостей. Да и в современной мне Мексике с золотом беда. Почти везде сухо, мало воды, вот золото и не моют. В 21 веке в основном используют металлоискатели, но сейчас, как вы понимаете, это не возможно. Говорят, что за сотни лет его якобы скопилось немало. Как Вам сказать, когда взяли Перу и Атауальпа заплатил свой знаменитый выкуп, то выдоив большое государство насухо, он так и не смог заполнить золотом нужную комнату. Что бы Вы представляли, насколько его там было мало, расскажу следующее, когда золото Инков привезли в Испанию в Севилью, его там взвесили, и оказалось что его примерно 1 тн 60 кг. Если учесть что мешок сахара весит 50 кг, то это где-то 21 мешок, а если учесть что золото намного компактней и тяжелей сахара, то будет 21 небольшой ящичек со слитками. Этим золотом не то, что комнату, и пол нельзя покрыть.

А в Мексике и того хуже. Когда конкистадоры делили завоеванное, то каждому досталось приблизительно по 60 песо золотом (эквивалент приблизительно стоимости 20 свиней), при этом на замену оружия и доспехов пришедших в негодность в результате битв, они должны были затратить намного больше. Песо переводится буквально "вес" — испанская денежная единица; ее вес равняется 4,6–4,7 г. Тут еще нужно заметить, что Кортес и делил все настолько своеобразно, что почти никому в результате ничего не досталось. Когда делили в первый раз казну Монтесумы (еще до изгнания испанцев из Мехико, до Ночи Печали), то он уже и там отметился. Королю 1/5, себе 1/5, церкви 1/10, уже половина ушла, потом вычел расходы на финансирования экспедиции с набежавшими процентами, и в результате остались такие крохи, что многие вообще возмутились и отказывались брать эти слезы. На что Кортес ответил не хотите- не надо, и забрал все себе. Да и что там брать кроме золота? Какао бобы? Разноцветные перья? Хлопковые ткани? Драгоценных камней в Мексике не было, ацтеки считали таковыми хороший материал для резных поделок по камню: нефрит, жадеит, змеевик и тому подобное. А мне куда девать такие драгоценности? В качестве камней для печки в русскую баню, чтобы жар лучше держали? Единственные стоящие камешки- колумбийские изумруды, а было их там во всей Мексике по разным данным от 2 до 5 штук, Кортес забрал в счет своей доли. Остальное такой мусор, что и грузится не стоит.

Еще одна беда с местным золотом. Индейцы пока не дошли до понятия пробы, поэтому тут везде от ацтеков до инков в ходу только цыганское золото. То есть золото сплавляется с медью до такой степени, что там золота остается самый мизер. Отсюда и масса золотых украшений, и золотая облицовка храмов. Вон тот же Грихальва привезет с собой кучу золота, а потом посмотрели, а оно все сверху позеленело и окислилось. Конечно ацтеки и инки более умелые мастера, чем Карибские индейцы, но мне от этого не легче. Что бы сплав ни окислялся, и был похож на золото, ацтеки добавляют в него добавки: серебро и ртуть, а потом полируют сверху квасцами, так что от золота его трудно отличить, а тут все не профессиональные ювелиры.

Наконец добавлю, что в Мексику ехать с Кортесом все равно нужно. Первые годы только участники завоевания Мексики получат от Кортеса земельные участки вместе с индейцами, остальных он старался туда не пускать. А главное богатства Мексики это не та яркая и бесполезная мишура, которую конкистадоры награбили у ацтеков, а рабочие руки индейцев и полезные ископаемые, которые пока лежат в земле и ждут своего часа. Еще когда я учился в институте, в учебнике экономической зарубежной географии мне запомнилась одна строчка: "Мексика первая страна капиталистического мира по добыче серебра". Есть тут местечко, километрах в трехстах от Мехико, правда это сейчас за территорией ацтеков, где дикие бродячие индейцы будут показывать испанцам "сверкающие скалы" — скалы, почти полностью состоящие из серебра, которые местные аборигены никак не использовали. Это будет суперприз на все времена.

В 1546 году Хуан де Толоса обнаружил в Секатекасе, краю вольных индейцев из племени чичимеков (в переводе с науль "народ бродячих собак"), чудесную серебряную гору под названием Буфа. Толоса был командиром воинского отряда, вставшего лагерем у подножия горы. Чтобы наладить отношения с местными индейцами, он щедро одарил дикарей различными безделушками, дешёвыми украшениями и одеялами. В ответ индейцы предложили показать ему место, где скалы, по их словам, были "живыми". Как оказалось, переливчатый блеск камню придавали жилы серебра, и Толоса стал одним из богатейших людей Мексики. Это открытие, равно как и во множестве последовавшие за ним другие, привели к тому, что в Мексике стали добывать больше серебра, чем где бы то ни было во всём мире. Потом там возникнут города Леон и Сан-Луис-Потоси, при этом название второго города станет нарицательным. Нигде в мире больше нет таких залежей серебра как в Мексике, через все страну проходит, как его называют американцы "Большой серебреный канал" или как говорят мексиканцы "Материнская жила". Сейчас, когда деньги в основном серебреные, именно разработка мексиканских рудников и устроит так называемую "революцию цен", до предела разогнав инфляцию в серебреных монетах.

Что бы Вы имели представление, то скажу, что США купила Флориду за 5 миллионов долларов, Аляску за 6,7 миллиона, индейцам сиу за "Черные холмы" предлагала так же 6 миллионов, а французам за Луизиану 10 миллионов, при этом когда те требовали больше, американцы им отвечали, что эта сумма и так больше, чем было физически отчеканено в США монет за все годы независимости, и что если эти монеты выложить в дорожку, то они как раз покроют пространство от Миссисипи и до Атлантического океана. Испания же себе ни в чем не отказывала и только на ремонт крепостных сооружений Гаваны было потрачено 2 МИЛЛИАРДА песо (при этом серебряный песо несколько больше доллара). Говорят когда испанскому королю озвучили эту сумму, то он тут же выбежал на балкон посмотреть на эту крепость. Ему говорят: " Ваше Величество, отсюда не видно". А король в ответ: "Да за такие деньги, крепость должна быть видна даже из Мадрида!" Как видите, на серебряные деньги Испания смело могла бы купить с десяток Северных Америк.

ГЛАВА 8.

Но все же, для полноты картины рассмотрим и другие варианты. Итак, чем можно еще заняться, чтобы хорошо жить здесь.

Свиноводством. Купить маленьких поросят и разводить их на Кубе. Плодятся они здесь хорошо, питаются в основном на подножном корму, а мясо стоит дорого. У того же нашего губернатора, Диего Веласкеса, к моменту его смерти будет 3 тысячи свиней, а это, минуточку, 9 тысяч песо, то есть почти вся сумма великолепных даров Монтесумы Кортесу на побережье. Из минусов, что тут не Эстремадура, с ее небольшими лесочками каменных и пробковых дубов, где свиньи и будут сидеть в тени, а сплошные джунгли, они убегут и одичают и потом проблема будет их ловить (как и произошло в Северной Америке у испанцев с мустангами). Да и вспомним, что французских пиратов высадившихся на западное побережье Гаити называли буканьерами — заготовщиками мяса- они занимались прежде всего охотой на одичавших испанских свиней. Но в целом для небогатого испанца, который сам может присмотреть за своими свиньями (здешние индейцы еще те свиноводы) альтернатива конкисте вполне достойная. Риска никакого, а доходы вполне сопоставимы с рядовыми завоевателями Мексики.

Выращивание сахарного тростника. Высокодоходное дело. Раньше сахар был страшный дефицит — его привозили из Египта. Правда и зубы в древности у людей, как правило, до самой смерти были целые, и не было никакого кариеса, если смотреть по дошедшим до нас черепам. Потом венецианцы и генуэзцы стали завозить сахарный тростник на открытые атлантические острова: Канарские, Мадейра, Азорские и выращивать там. Уже Колумб угощает индейцев сахарным сиропом во время своего первого путешествия. Естественно, что на Антильских островах условия для выращивания сахарного тростника еще лучше и многие на этом стали богачами. Правда, нужны рабочие руки, а индейцы почему-то здесь довольно быстро вымерли, как только их стали заставлять активно работать. "От работы- кони дохнут". Как видим не только кони. Хотя справедливости ради заметим, что в той же Мексике будут интенсивно выращивать сахарный тростник и ничего, там индейцы его потянут, они уже на местной агаве там тренированные. А так очень многие на этом разбогатели, выращиваешь тростник, делаешь сахар и ром, за этот ром покупаешь себе в Африке негров которые у тебя работают, остальной товар гонишь в Европу и на вырученные деньги живешь как богатый плантатор: белая асиенда с колоннами, белоснежные костюмы, рояли, золотые побрякушки, картины, роскошь, шик и блеск. А что негры будут работать, так люди недаром говорят: "Хоть корова черна, да молоко у ней бело?".

Единственное, что негры тоже не подарок. Сколько рабов, столько врагов говорили римляне. А только негры могут эффективно работать в тропическом климате: и белые, и индейцы, быстро истощаются, и ослабленный организм подвергается действию всевозможных местных болезней. А с чернокожими возникает масса проблем. Вот что происходит с неграми, которых не купили белые в качестве рабов? Вопреки современному мне мнению, они не живут долго и счастливо, а их ждет быстрая смерть. В Африке рабство не эффективно- кругом джунгли, куда можно убежать, а давать рабу стальное мачете, чтобы он им рубил тростник, так он же тебя им и прирежет. Так что в рабство там обращают очень незначительное количество людей, а остальных просто убивают, так как не знают, как их можно приспособить. Вот тот же вождь зулусов Чака просто перебил около миллиона человек, при тогдашнем населении будущего ЮАР в два миллиона, а все потому, что у него не было других вариантов.

Справедливости ради, скажу, что и рабство эту проблему не решает. Вот на невольничьем берегу Африки европейцы постоянно покупают рабов и что? Все равно местные их режут в огромных количествах. В одной только столице Дагомеи (будущий Бенин) на праздниках убивают 500 рабов (целый битком набитый большой невольничий корабль). Так что для африканцев рабство это просто второй шанс на жизнь. В Африке жизнь раба не стоит ничего, потому там и рады сплавить их европейцам за какие-то дешевые безделушки и прочий мусор. Не скажу, что тамошние негры сами прыгают на корабли, как беженцы, переправляющиеся в Евросоюз, но сами негры хорошо понимают, что им грозит, если их европейцы не купят, потому и ведут себя тише воды и ниже травы. Отсюда берутся и те сцены, когдабезоружные европейцы в одиночку или по двое беспечно бродят среди сотен рабов в невольничьем лагере на берегу, и те даже не пытаются их ударить. Они прекрасно понимают, что рабство это их единственный шанс уцелеть.

Но благодарность черным не свойственна, лишь только они сели на корабль, то там уже держи ухо востро. Вот как тот же Таманго, из романа Проспера Мариме, и знал, что кораблем управлять никто не сможет, а все равно всех белых перебил. Вот такая мерзкая натура, пусть всем вокруг будет плохо, если уж мне нехорошо. Что уж тут говорить про работу на плантациях, хотя те преимущественно на островах и оттуда некуда бежать, но если представиться чернокожему шанс тебя убить, он и секунды не будет думать. Вспомним судьбу Гаити. Да и в здешнее время, как только при Диего Колумбе стали появляться здесь негры на плантациях, так тут же пошли и убийства белых. Пока еще черных мало, никто не задумывается чем это кончиться, да и тут немало гуманистов, которые считают, что во всем виноваты условия. Вот у Кортеса с самого начала негры были в качестве солдат, то есть господа над завоеванными индейцами и что? Только потом все летописцы будут приписывать испанцам массовые изнасилования индейских женщин, которыми отмечались как раз таки негры. Так что тут, в длительной перспективе, видны только одни минусы.

Чтобы закрыть тему рабства скажу, что при слове раб сейчас большинство людей представляют себе не чернокожего, а русского (или украинца). Формально рабство по религиозным соображением в Европе отменено, так еще Христос завещал. Даже индейцев церковники запретили обращать в рабство. Единственная лазейка — негры, тут уж даже церковь ничего поделать не может, так как в Библии написано, что чернокожее потомство Хама должно тяжелым трудом искупить свои грехи. Но в Европе негры неэффективны, а тропические колонии, где негры могут пригодиться, заведены не так давно и пока очень малочисленны. Только последние лет 15 лет сюда стали завозить чернокожих рабов, да и то пока мизер. В год привозят 1–2 тысяч человек. В то же время весь мусульманский мир веками постоянно использует рабский труд, при этом все хотят себе заиметь именно русских рабов. Они очень эффективны в эксплуатации. Поэтому каждый год десятки тысяч кочевников идут в набеги на русские земли (а раз в 20 лет идет армия людоловов в 100 тысяч человек). При этом гребут всех подряд, мужчин, женщин, детей, каждый год свыше 20 тысяч белых русских рабов поступает на рынки мусульманского востока от Египта и до Индии. Шах Ирана однажды отказался принять посольство Московского князя как самозванцев, так как в Иране было столько русских рабов, что шах думал, что на Родине у них уже никого не осталось. И шах был не так уж не прав, если бы русские не выкупали своих пленных, то земля давно бы обезлюдела. На выкуп пленных расходовалось четвертая часть бюджета Московского княжества.

Далее, можно плюнуть на все и жить в свое удовольствие. Выбрать себе небольшой островок и там жить без особых забот и хлопот, как на курорте. Этакий тропический рай. Но только смущает пара моментов. Во-первых, экономическая составляющая, рай сделали на островках все-таки европейцы, именно они привезли туда из Африки бананы, а из Индонезии и Филиппин кокосовые орехи, а сейчас там особо есть нечего. Кроме того море и острова у нас какие — Карибские. А эти карибы у нас крайне неприятные люди, в отличии от индейцев араваков проживающих на больших Антильских островах. В общем, они людоеды и перебрались на острова с материка, чтобы буквально есть этих араваков, так и кочуют с одного островка на другой в поисках пропитания. Хорошо еще хоть эти карибы малочисленны, на людоедстве сильно не разгуляешься, и на большие острова пока не лезут. И к ним тоже старается никто не лезть. Вот остров Мартиника (остров Святого Мартына), там эти карибы будут еще двести лет спокойно жить и никто их не будут беспокоить. Золота у них нет, работать они не хотят, так что пока никому они не нужны. Кому захочется свою тушку под отравленные стрелы подставлять? А карибы приспособились свои деревянные стрелы мазать ядовитым соком плодов манганила. Так что этот вариант пока отпадает, в отличии от первых двух, которые оставим в резерве.

Теперь раз уж зашла речь об индейцах, то побеседуем о них, чтобы уже расставить все шахматные фигуры на доске. Пока что испанцы видели здесь только совершенных дикарей, бродящих с голой задницей, а ведь обследован уже большой кусок побережья от Флориды на севере до Ла-Платы на юге. Если уж рассуждать, в общем, то Северная и Центральная Америка вообще не место для развития туземной цивилизации. Тут колосс стоит не на глинных ногах, а на одной ноге и шатается готовый упасть в любую минуту. Все завязано только на одном культурном злаке- кукурузе. А кукуруза это такая вещь, что выращивается относительно долго, а вот урожай собрать можно очень быстро, пошел в поле с мешком и наломал за час кукурузных початков. Это Вам не картошку трудиться выкапывать и тем более не злаки собирать в снопы, потом перевозить, молотить, веять и так далее. Так что тут мы можем наблюдать прекрасную иллюстрацию русской пословицы: "Один с сошкой, семеро с ложкой". Стоит одному дураку заняться выращиванием кукурузы, то как только она созреет, то придут семеро умных и твой урожай быстренько прикарманят, а может и тебя еще прибьют.

Так что все индейские земледельческие цивилизации (а других тут нет) в основном были уничтожены местными еще до прихода европейцев. Это и древние индейцы Аппалачей и долины реки Огайо, и долины Миссисипи, и индейцы земледельцы севернее реки Рио-Гранде, и анассази — "древние" и индейцы культуры "пуэбло". Конец был один, сколь бы земледельцы не забивались в изолированные горные долины, что бы там их оставили в покое, и они могли спокойно выращивать свою кукурузу, но охотники выслеживали их словно дичь. Опять же, стоит кому-либо начать выращивать кукурузу у себя, так он словно приглашает всех соседей объединиться для набегов, в период сбора урожая. Просто традиция такая уже появилась, как только наступал месяц сбора кукурузы, так все эти апачи, команчи и навахо и выступали в поход. Этот месяц они так и называли "мексиканская луна". Исключений здесь в Северном полушарии всего два- майя и ацтеки. Майя ушли на полуостров Юкатан, с трех сторон окруженный водой, и пытались жить там, но и все равно до прихода европейцев уже были фактически завоеваны дикарями и обслуживали их нужды, а ацтеки забились в узкую часть Мексики и там пытались отбиваться от пришельцев, но без особого успеха, сами же ацтеки пришли с севера лет за двести до этого, и были также дикарями. Этакие узкие горлышки, воронки, где цивилизация еще теплилась, так как завоевателей было немного, и они успевали ассимилироваться. Но и там особого развития не происходило, постоянно нужно отбиваться от толп халявщиков, а потом когда это не удалось, тех же завоевателей ублажать и ассимилировать. Так что, майя уже были в кризисе, (еще бы за все 3700 лет майя так и не смогли усовершенствовать свою палку копалку), а последние лет триста и вовсе деградировали, уходили в джунгли и там спивались, да и в Мексике лет 500 уже все было на одном уровне, и шансов рухнуть вниз было побольше, чем приподняться вверх.

Я уже не говорю о том, что увлечение только одной сельскохозяйственной культурой ставила индейцев на грань вымирания при плохом урожае. И особого выхода из этой ситуации не было. Из земледельческих инструментов у местных была только палка-копалка, или деревянный сук в виде тяпки, или деревяшка с примотанным камнем, которым особо землю тоже не подрыхлишь и не покапаешь — все быстро сломается. Но для кукурузы это еще годилось. Возьмем ту же Мексику, что там за работы? Вокруг пейзаж похожий на африканскую саванну с редкими деревьями и кустами. Взял каменным топором кусты и деревья срубил, потом траву сжег, дальше палкой копалкой землю поковырял, зерна засыпал, пару раз поле прополол, а затем сама кукуруза выросла и все сорняки забила. (В этих местах кукуруза достигает высоты от трех до шести метров). Далее, когда урожай поспел, то дней десять поле сторожи: отгоняй животных, птиц и воров. А ацтеки, похоже, часто воровали кукурузу друг у друга, поэтому за кражу одного початка у них полагалась смертная казнь. Итого, в году ты занят работой всего дней сорок, и все. Остальное время ты свободен, делай что хочешь. Это как у нас работать только по воскресеньям, а потом целую неделю отдыхать. Естественно, что ацтеки тоже начинали спиваться, как все индейцы, которые сильно подвержены алкоголизму. Тут вмешивается местная власть — спиртное только по большим праздникам, а чтобы народ не бездельничал месяцами и придумывали ему работу- пирамиды строить, или там тяжести носить с места на место. Потому там и дорог не строили и животных не приручали, иначе, чем своих людей занять? Кстати, старикам разрешалось пьянствовать беспрепятственно, какие с них работники, а вот людям работоспособных возрастов могла грозить и смерть, в случае если тебя пьяным поймают.

А вот для других сельскохозяйственных культур одной палки копалки уже недостаточно. Поэтому индейцы и жались к берегам озера Тесоко, где устраивали плавучие огороды. Этакий древний Египет в миниатюре, где при разливе Нила, плодородный ил покрывает поля. Только тут ничего само не разливалось, потому приходилось индейцам черпать этот ил корзинками и покрывать прибрежные огороды, островки и даже плавучие плоты, все чтобы ил далеко не носить. Вот там, в озерной грязи, и сажали фасоль, помидоры, перец сладкий и горький. Другое дело, что большие площади таким образом не засадишь.

Что еще? Тыкву сажали, там технология схожа с кукурузой, особой работы нет. И разную экзотику: амирант, (в Европе где-нибудь в голодных краях вроде Шотландии его зерна добавляли в овсяную кашу, но чтобы есть кашу из одних зерен амиранта такого, наверное, нигде не было), шалфей.

Животных тоже практически не было. Одни домашние собаки, но и их ели. Держали еще индеек, но не стаями, а по одной или две особи на двор — вот вам и все источники мяса: собаки и индейки. А больше не могли, так как их то же надо чем-то кормить, они траву не едят, им подавай хотя бы туже кукурузу, которую индеец съест с удовольствием и сам. Еще ловили в озере рыбу и ели, а также: лягушек, головастиков, водоросли, прессовали озерную ряску и тоже ели. Все это не только в периоды голода, а это была обычная еда в тучные годы. Заодно и охотились на тех редких животных, которые еще оставались в их густонаселенных местах- маленьких оленей, небольших свиней, агути, кроликов, змей и ящериц, дикую птицу.

Еще одна беда состояла в том, что в кукуруза злак сытный, но там в основном углеводы, а вот некоторых веществ, которые нужны, чтобы вырабатывать в мозгу серотанин, там нет. А сератанин нужен чтобы вырабатывать эфедрины- гормоны радости. В общем, коротко говоря если есть только одну кукурузу, то население будет многочисленным, но злобным и глупым, так как из за однообразного рациона питания мозгу очень не хватает необходимых веществ. Конечно, все помнят, что хорошо гормоны радости вырабатывает шоколад, но какао бобы в долине Мехико и Тласкалы не росли, их приходилось привозить или с юга, или с побережья. А если вспомнить, что дорог здесь нет, и все грузы доставляют носильщики, которые больше 25 кг полезного груза не донесут, им тоже что-то есть в пути нужно, то шоколад могла потреблять только элита. Кроме того, для работы мозга нужно мясо (в крайнем случае, молоко или орехи), а с этим в Мексике сейчас тоже напряженно. В общем, все земледельческие цивилизации Северной и Центральной Америки были людоедскими: и майя, и ацтеки, и даже анассази (если судить по их окаменевшему дерьму, которое изучают археологи). Иначе никак не получалось, население было бы глупым и злобным. И пусть ели они человечину в ритуальных целях, в качестве полезных витаминов, но из песни слов не выкинуть.

Исходя из данного рациона питания понятно, что не о каких многомиллионных сообществах тут говорить просто-напросто не приходится. Какие такие десять миллионов человек на небольшом мексиканском пятачке? Чем они питаются? Ученые говорят: вот, мол, раньше ели крохи, потому их было и много. Как раньше до испанцев съедали индейцы килограмм кукурузы в день на каждого, так и в 19 веке столько ели, нечего тут выдумывать. И вообще разве не смешно, что в начале 19 века население Новой Испании- а это Мексика, центральная Америка до Панамы, и южная треть США составляет 6 миллионов человек. При этом европейцы завезли массу домашних животных: коз, овец, свиней, коров и лошадей. Две последние категории своими многочисленными стадами покрыли все прерии на севере Мексики и Юге США. Также привезены разнообразные культурные растения: кокосы из Индонезии, сахарный тростник из Индии, картофель из Перу, бананы из Африки, пшеница, яблоки, апельсины, лимоны из Испании, новые технологии, сельскохозяйственные инструменты, посевные площади полей увеличивается в десятки раз и население не растет? А на голой кукурузе и головастиках на пятачке в 7–8 процентов от этой территории людей было почти в два раза больше? Ну и ну, таким людям нужно явно лечиться. У ацтеков есть только три сильно населенные долины: Мехико, Тласкалы и Оахака (при этом ацтеки контролируют только две из них), плюс местами плодородные земли восточного побережья. Остальная территория это малонаселенное плоскогорье в центре, полупустыни на севере и непролазные джунгли на юге. Самое большее там, в южной Мексике, может проживать в лучшие периоды 2 миллиона человек, при этом число ацтеков максимум будет 200 тысяч человек. И это я еще очень щедр по отношению к ним.

Теперь перейдем к армии. Единица измерения армии у ацтеков, так сказать местный легион -8 тысяч человек. Похоже, что больше просто не может и быть. Дорог здесь нет, местность в основном гористая, так что поставь 8 тысяч человек в цепочку друг за другом и дай каждому один метр, вот Вам уже и восемь километров, добавим сюда носильщиков, а грузы и припасы тут носят только они, вот еще 8 км. А тут дневной переход всего 25 км, так что большее количество людей здесь просто и не поместиться. Первые уже пройдут большую половину пути, а последние еще не выйдут с места стоянки, при этом последние придут к месту следующей стоянки только после захода солнца. Так что реально большая армия тут быть не может, она просто физически не поместиться.

Кроме того, возьмем такое стратегическое военное сырье как кожа. Это зулусы, которые имели огромные стада коров, могли выставить 20 тысячное войско и всех снабдить щитами из коровьей кожи. А ацтеком приходится полагаться тут только на небольших диких мексиканских оленей, больше тут сырья нет. Щиты нужны? Поясные ремни? Сандалии, чтобы ноги не сбивать? Можно конечно и веревочкой подпоясаться и босиком ходить, но по описаниям, их воины любили и подстилки из оленьей кожи и замшевые куртки и одеяла, удобные в походе вещи, не промокают. А меха и бурдюки для воды? А кожаные ведра? А с учетом того, что тут оленей и коренным жителям мексиканского нагорья индейцам отоми, буквально "люди", не хватает для пропитания, что уж говорить про разных поздних пришельцев, говорящих на языке науль. Конечно мы можем вспомнить североамериканских индейцев, тех же апачей, которые любили щеголять в мокасинах, замшевых штанах и куртках из оленьей кожи. Но сколько там было тех апачей? По оценочным суждением всего 5–6 тысяч человек, включая женщин и детей, а кочевали они по территории, которая превосходила землю ацтеков в десятки раз (Северные штаты Мексики и южные штаты США). Особенно было смешно, когда по телевизору говорили, что: " сейчас апачей осталось всего (!!!) 100 тысяч человек". Так что как не крути, а настоящих воинов у ацтеков всего тысячи две, может три, если включить лучников и пращников, а остальное это молодежь, проходящая военную службу до женитьбы, и ловцы пленных. Такие могут и босоногими, с голой задницей на войну ходить. Так что против почти двух тысяч воинов Кортеса, со сталью, лошадьми, порохом и пушками ацтеки не пляшут, хотя и могут нагнать толпы пушечного мяса в 40–50 тысяч человек крестьян, с палками копалками.

Что же касается невоенного потенциала ацтеков, то тут им тоже похвастаться не чем. Пирамиды? Да издавна индейцы земледельцы собирали камни на полях и кидали их куда-нибудь в кучу. Потом на такую кучу могли водрузить идола, затем соревновались, у какой деревни или племени куча больше. Лепили эти пирамиды из глины, земли, щебня и камней, потом додумались облицовывать их сверху камнем (чтобы куча не расплывалась от дождей) и даже штукатурить. Но так пирамиды здесь это последний шанс, городов в Мексике в нашем понимании этого слова нет, то есть, стен у городов нет, единственная надежда отбиться от врага, это залезть на пирамиду и надеяться, что противнику надоест тебя атаковать, поднимаясь по крутым ступенькам вверх. Добавлю, что облицовывают пирамиды мягким известняком (а что еще можно вырубить примитивными каменными орудиями труда?), а вызывающее в будущем такое восхищение каменные плиты, с затейливой резьбой, делаются из так называемого мыльного известняка. Его когда выкапывают, то он вначале такой мягкий, что можно голыми пальцами все выцарапывать, что тебе нужно, а затем на воздухе, со временем, он застывает и приобретает крепость хорошего бетона.

Да еще, основной стратегический резерв долины Мехико, из которого они и делают в основном оружие и свои орудия труда- большие залежи обсидиана (вулканического стекла). Так что металл им пока и не нужен, есть природные материалы. Так, что еще? Дома — глинобитные, саманные, крыши делаются из сухих стеблей кукурузы. В городах могут сделать и привычную для стран с жарким климатом плоскую крышу, на жердях и ветках набросают глину и утрамбуют. Дворцы, в том числе самого Монтесумы, также саманные, они их и белят, почти также как мы, на юге России, известкой. Стен как я уже говорил у городов нет, потому ацтеки и стали доминирующим народом в долине Мехико, поскольку у них город на острове, а узкие дамбы защищать довольно легко. То есть остальные потерпели поражение и все, им конец, а ацтеки потерпят поражение и могут у себя на острове отсидеться. А рано или поздно соперник должен разок проиграть, вот вам и все их военное мастерство. Как говорят: "в стране слепых, и одноглазый король".

Некоторые сравнивают цивилизацию древних ацтеков с древним Египтом, не верьте! До древнего Египта ацтекам, как до Китая раком. Древний Египет — единое централизованное государство, тесно связанное воедино рекой Нил, с мощный сельским хозяйством. Там и быки, и козы, и свиньи, и домашняя птица. А что у ацтеков? Разрозненные города-государства, связанные только примитивным рэкетом: "Платите нам дань, а то мы украдем Вашу кукурузу!" Ни колеса, ни дорог, ни больших рек, ни домашних животных, ни гончарного круга, ни кузнечных мехов (дуют в трубочку), куда не глянь, везде ничего нет. Максимум, можно их сравнить с пред цивилизациями Золотого полумесяца, которые существовали тысяч 8 тому назад: древний Иерихон, Эбла и так далее, или же самый старый период шумеров 5,5–6 тысяч лет назад. В общем, поздний каменный век во всей своей красе. Даже у негров в Африке дела обстоят намного лучше: там и земледелие, и скотоводство, и железные орудия, а как следствие и население побольше, недаром же Африка будет намного позже колонизирована европейцами, чем такая же по климату Южная Америка.

ГЛАВА 9.

Итак, все фигуры на шахматной доске расставлены, пора начинать игру, поехали.

"Только тех, кто любит труд, негры в Африку зовут" — гласит русская пословица. Я не негр, и в Африке мне делать нечего, "трудом праведным не наживешь палат каменных," особенно здесь и сейчас. Как Вы уже поняли, сельское хозяйство развивать, у меня желание никакого нет. Особенно учитывая, что здесь и собственности на землю нет, и поэтому вкладываться в сельское хозяйство бесполезно. Ты разобьешь плодовые сады, плантации сахарного тростника, а потом когда придет пора получать прибыль, то твое поместье у тебя отберут для другого желающего. Опять работать на чужого дядю, как-то неохота. Может быть, в Испании энкомьенды были благом, так как там неверные был "бывший наш народ" и к ним и относились по человечески, а меняли участки, чтобы рыцари не прикипали к земле в условиях войны, но тут, наоборот, все индейцы чужые, и их эта экономическая политика загонит скоро в гроб.

Вот что напишет один из нынешних моих соседей по экомьенде Бартоломе де Лас Касас: " Разорив и опустошив остров, христиане стали отбирать у индейцев жен и детей, заставляли их служить себе и пользовались ими самым дурным образом, пожирали пищу, которую трудом и потом своим индейцы производили. Христиане не довольствовались той едой, которую индейцы давали им по своей воле, сообразно своим собственным потребностям, каковые у них всегда невелики. У них нет обычая заготовлять пищи больше того, что они съедят в день. Но то, чего хватило бы на целый месяц для трех индейских домов с десятью обитателями в каждом, пожирает и уничтожает один христианин за день….Некоторые индейцы стали прятать пищу, другие — жен и детей, иные бежали в леса, чтобы уйти от таких жестоких и свирепых людей. Христиане ловили их, секли плетьми, избивали кулаками и палками, поднимали даже руку на индейских сеньоров — касиков…Все, кто мог уйти, уходили в леса и горы, спасались там от испанцев…Когда индейцев распределили между христианами, те стали обращать их в католическую веру. Заставляли индейцев работать, но не кормили их досыта, давали только траву и овощи — такие продукты, от которых нет сил для работы. Молоко у кормящих женщин пропало, и вскоре все дети умерли, а поскольку мужчины были отделены от своих жен, прекратилось деторождение на острове." Так что на острове Куба в 1511 г. индейцев было около 200 000, но уже в 1537 г. их численность сократилась до 5 000 человек. Печально. Но с другой стороны, какой слог! "Кричит он о свирепстве адском!" Ради красного словца ни мать не пожалею, ни отца. Интересно, вот пришел я в свою экономьенду и стал один мучить индейцев, отбирать, забирать и заставлять. Какими силами? Один на пятьсот человек? Понятно, что тут только нужно действовать только лаской, уговорами и может чуть угрозами. А вот если меня нехорошие индейцы убьют, то тут хочешь, не хочешь, остальные белые объединятся и чтобы не допустить подобного впредь, устроят индейцам веселую жизнь. Может, там такие картины и будут иметь место, но каждое следствие имеет свою причину. Добавим что и рабы индейцы крайне никудышные и слабосильные: из четырех сотен рабов, отправленных Колумбом после второго путешествия в Европу на каравеллах под командованием Антонио де Торреса, половина — двести, скончались только на небольшом отрезке пути между островом Мадейрой и Кадисом. Большая часть остальных стала жертвой болезней вскоре после того, как они были проданы архиепископом Фонсека на рынке в Севилье. Покупатели были очень недовольны и кричали, что они стали жертвами махинаций мошенников.

Промышленность развивать? Так экономические условия не те, тут лицензирование на каждый чих, разрешительная система, само регулируемые организации — цеха, и цеховые правила, никто мне работать как я хочу не даст.

То же и торговля, везде лицензии, для внешней торговли бери сразу с собой налогового инспектора и таможенника в одном лице, который за тобой же будет и присматривать, дураков нет. Тем более что и обстановка вокруг неспокойная: запредельная коррупция, грабительские налоги- половину сразу отдай королю, церкви и губернатору, в общем система хорошо отлажена на то, чтобы простой люд тяжело и много работал, ничего сам не решал, и при этом обеспечивал все желания верхушки. И главное просто получается какое-то тоталитарное государство: союз трона и алтаря, церкви и государства, все граждане дружно пишут властям доносы на всех и на каждого и это в порядке вещей, а параллельно стучат монахам на исповеди на друзей и соседей. Так сказать двойной контроль, Сталин отдыхает. Может быть испанцам это и кажется приемлемым, привыкли за годы реконкисты, что кругом одни враги и предатели, которых нужно разоблачить, но я то не испанец (по крайне мере душой). Мне здесь, как в тюрьме, шаг влево, шаг в право- расстрел, прыжок на месте — попытка улететь. А ведь было же нормальное государство, да, была череда дегенератов и сумасшедших на троне, (беда всего этого обособленного от остальной Европы региона, тут можно вспомнить трех Педро Жестоких (соответственно Португальского, Кастильского, Арагонского королей-маньяков) и Португальского короля Педро Первого, супруга "Мертвой королевы"), но они были только первыми среди равных, то есть в государстве все решали коллективно, а как известно ум хорошо, а два всегда лучше, так что все было относительно хорошо. А сейчас абсолютизм, самодержавие и укрепление вертикали власти, и все будет крайне плохо уже в ближайшее столетие. А дальше, так и еще хуже.

В результате дело доходит до смешного, еще когда первые испанцы высадились в Панаме, то они показывали туземцам золото и говорили где? А туземцы им рукой на юг махали и говорили: "Перу, Биру". Искали тридцать лет это Перу, а как нашли, так Писарро сразу поехал опять в Мадрид, просить королевского разрешения завоевать это Перу. Для бешеной собаки, семь верст не крюк. А иначе сразу бы Писарро обвинили в доносах в самоуправстве, а там могли и вздернуть. А Мексика? (Пока еще только известный Юкатан). Открыли и сразу разрешения на завоевания в канцеляриях принялись выбивать. Губернатор Ямайки Франциско де Гарай у вице-короля Нового Света, своего родственника Диего Колумба, сам король Испании Карл Пятый выдал разрешение своему приятелю — голландскому адмиралу, а губернатор Кубы Диего Веласкес получил подобное разрешение у министра по делам Индий Хуана де Фонсеки. Три разрешения на одну территорию! А досталась она Кортесу, который никаких разрешений не получал, правда и ходил, поэтому фактически с петлей на шее. Но Кортес у нас хоть и не богат, но у него куча знатных родственников при дворе, есть кому за него похлопотать, а вот для остальных всякая инициатива наказуема. Кстати, если кто думает, что королевское разрешение оказалось приоритетнее, то он ошибается, Диего Колумб голландского адмирала просто запросто не пропустил, может еще и из за этого его и сняли. Но время было потеряно, Юкатан (как и Мексика в целом) уже приобрел себе нового хозяина. Так что неудивительно, что Испания при таких порядках быстро лет за сто или сто пятьдесят совсем зачахнет. И церковь и государство жестко душат всякую инициативу снизу, держать и не пущать!

Так что жить и дышать здесь можно только в тени. А тут больше всего для меня подходит контрабанда. Как говорят испанцы: "Лишние деньги карман не натрут". А поскольку тут можно быстро засветиться, то возьмемся за драгоценности. Они компактные и неприметные, объемы грузов небольшие, можно всегда спрятать. А тут особого выбора нет — во всем регионе из особо ценного только Колумбийские изумруды. А там сейчас известно только одно месторождение Музо (так его назвали по племени местных индейцев). Живущие там, в условиях каменного века индейцы, просто собирают зелененькие камушки с поверхности, и особо их не ценят, так как обрабатывать их особо не могут. Не носить же на шее мешочек и не показывать каждому- вот что у меня есть! А у меня столько прекрасных товаров — стекляшки, которые особо не отличаются от изумрудов, особенно зеленые бусы- просто мечта любого индейца. Да они их у меня с руками оторвут. Впрочем, разноцветный бисер будет идти еще лучше на протяжении целых столетий. Естественно если власти об моих гешефтах узнают, то мне не жить. А потому полная тайна вкладов, то есть организации, как говорил Остап Бендер. Или как там немецкая пословица гласит: "Что знают двое, то знает и свинья". А на Востоке говорят: "Ты от зверей отличен слова даром — Но лучше зверем будь, коль ты болтаешь даром" и добавляют "Молчание — спасение, язык — беда людей".

Но одному такие дела не делаются. Нужна организация, в который каждый будет знать только свой маленький кусочек правды, и не сможет меня заложить властям. Так что с испанской стороны понятно, придется довериться Кристобалю, тут нужен и свой человек среди индейцев. Но главную работу все равно придется делать самому. Так как испанцы говорят: " Хозяйский глаз- что навоз(удобрение), от хозяйского пригляда и хлеб лучше растет".

Итак, время терять нельзя, но поскольку сентябрь пик сезона ураганов, то пока никуда особо далеко плыть невозможно. Так что оставим свой кораблик "Мудрец" на верного Кристобаля, пусть он рискует плавает поблизости, а сами займемся большими делами. Нужно учить язык, искать среди индейцев себе компаньона, так что придется ехать к себе в энкомьенду, там и проведем месяца два, поближе к природе и подальше от Святой церкви. И есть еще пара мыслей, чем там заняться. Но, вначале произведем ревизию, проверим свои активы. Так что я оделся, причесался и пошел к Марте живущей рядом, а там взял себе мальчонку в провожатые и пошел в гости к Кристобалю Гарсиа Сармьенто.

У Кристобаля была такая же хижина, крытая пальмовыми листьями как у меня. Не мудрено, городу Гавана, нет, городом он станет только в следующем году, а сейчас это только индейская деревня в которой меньше года назад поселились испанцы привлеченные удобной гаванью, всего несколько месяцев. Зовут это селеньице в честь Христофора Колуба- Сан-Кристобаль де ла Гавана. Кажется, Гаваной его назвали потому что за городом с запада начинаются сухие степи- по-испански "саванна". Кристобаль был рад меня видеть, он не ожидал, что я уже полностью выздоровел. Я же сказал:

— Друг мой, все таки я еще хочу провести месяц в своей экомьенде, пока окончательно не наберусь сил, ты можешь справиться без меня?

— Да, сеньор- ответил мой преданный компаньон.

Далее мы договорились посмотреть, чем полезным я могу пока заняться в деревне. Пошли на наш склад, покопались в товарах: зеленые бусы я отложил, сказал не продавать, как и ожерелья из стеклянных стразов, это мне и самому приходиться. Кристобалю же сказал, что такие вещи если дешево будут продавать, то нужно покупать помаленьку. Нашел большой котел, пару оловянных тарелок, еще кое-что по мелочи пойдет на самогонный аппарат. Какой же попаданец без самогона. Дальше еще отобрал мешочек привозной испанской селитры- возьму с собой и там улучшу химическим путем. Взял заодно и серу для пороха, там же его и приготовлю. А также и запалы и фитили попробую соорудить. Свои вещички тоже собрал — бритву, зеркальце, гамак и одеяло, мелочевку типа гвоздей и кусков обода от бочки для подарков (металл у местных хорошо ценится). Первоначальный продовольственный вопрос должен был решить небольшой мешочек морских сухарей. Из оружия вооружился мачете, сойдет и для людей и для растений. Кристобал посуетился и достал мне мальчишку с осликом все это богатство перетащить до деревни. Мальчонка- метис лет десяти, сын одного из наших испанцев и туземки, папаша ему доверяет свое вьючное животное. Ослик был серый, с красивой, стройной фигуркой, с необыкновенно длинной, густой шерстью и громадными ушами. Когда мы с Кристобалем стали загружать его поклажей, то ослик поднял голову и навострил уши, а его морда выражала такую кротость, столько задумчивого глубокомыслия, что я сейчас же полюбил его всей душой. Кажется, что здесь проблем не будет. Как гласит Восточная мудрость: "Говорят, что в мире животных лев — высшее, а осел — низшее; но осел, ношу таскающий, поистине лучше, чем лев, людей раздирающий". Ослика кстати так и звали — "Эль Гриз"- "Серый", а мальчишку Пабло.

Мальчишка был миловидный чернявый крепыш, с вечной улыбкой на лице, будто бы выиграл в лотерею, в застиранных и выцветших рубашке и шароварах из хлопчатобумажной материи, босоногий, в помятой соломенной шляпе. С осликом у них была горячая дружба и полная взаимопонимание. Мальчик часто нежно обнимал его лохматую голову и гладил непропорционально длинные уши. Ослик терся головой о грудь своего хозяина и радостно махал хвостиком. Я попрощался с Кристобалем, оставил ему инструкции на все случаи жизни, просил беречь себя и корабль и далеко не плавать. Кроме того, наказал купить у местных рыбаков индейцев челнок на трех человек и кое-что улучшить в его конструкции. Время терять было нельзя, так как мы собирались добраться в мою индейскую деревушку засветло, и мы присели, помолчали, перекрестились, потом встали и пошли. Время не ждет. Кто встал пораньше, тот ушёл подальше.

Двинулись в путь. Пабло оказался жизнерадостным мальчишкой, все время напевал своему ослику какие-то песенки и периодически гладил его по голове. Ослик благодарно тащил свой нелегкий груз, чтобы порадовать своего хозяина. Искрометный дух будущей Кубы явственно ощущался уже сейчас. Я же не был так весел, уже в самом начале пути, пока шел по дорожке, я уже весь взмок от пота. Первую пару часов идти было еще нечего сложного, лесные заросли часто сменялся проплешинами степи, но потом мы углубились в самую чащу. Веселое это было местечко: вокруг зеленые джунгли до самого горизонта и пар, поднимающийся с поверхности коричневой маслянистой земли, — можно было подумать, что находишься в бане. Солнце жарило на полную катушку. Вокруг нас роились тучи москитов, а влажная жара окутывала нас тяжелым плотным одеялом, так что оставалось только неторопливо двигаться вперед, истекая струйками пота. Мы все были мокры, как котята после купания. Скоро мы забрались в самую густую чащу тропического дождевого леса, следуя изгибам нашей небольшой тропинки.

Тут мы оказались в совершенно ином мире. С обеих сторон и прямо над головой джунгли накрыли нас словно огромным зеленым тентом, словно бы кто-то приглушил свет, оглушив криками, рычанием и визгом зверей и птиц. Стояла изнуряющая духота, и звуки капель, срывающихся с густой листвы, отдавались в ушах неестественно громко. Стоило больших трудов даже протолкнуть в легкие этот тяжелый влажный воздух, но Пабло, сбивая дыхание, все равно продолжал напевать свои песенки, чтобы подбодрить своего верного ушастого друга.

Влажный тропический лес так тесно обступали нас со всех сторон, что ничего нельзя было разглядеть более чем в полуметре от тропы. Воздух вокруг был буквально насыщен москитами, и в тени зеленого туннеля мы тащились вперед, скользя, по вязкой глинистой грязи, постоянно спотыкаясь, я уже проклинал все на свете. Кое-где местами дорога превратилась в нечто напоминающее море растопленного шоколада, в котором все мы, включая ослика, тащились, утопая по колено. В одном месте я даже чуть было не потерял свою альпаргату и еле выудил ее из грязи. Альпагатры это такие местные тапочки — полотняная обувь с плетеной подошвой, в которых здесь щеголяют в повседневной жизни почти все испанцы. Признаюсь, это была чертовски трудная прогулка, я бы и сказал — дьявольское путешествие, тут жить нельзя, нужно быстрей перебираться в Мексику, там высокое плоскогорье, сухо и относительно прохладно для этих широт. А здесь, я скептически посмотрел на плотные заросли, возвышающиеся по обе стороны тропы: по таким джунглям, вне тропы не пройти и пяти километров за день, даже с помощью мачете, вокруг ничего, кроме свисающих веток, торчащих корней и гниющей дряни. Чертовская влажность, но при этом нигде нет ни глотка нормальной воды — так что в этом аду можно запросто умереть от жажды! (Или же помереть в течении часа, хлебнув местной водички, в которой просто кишмя кишат разные микробы и возбудители тропических болезней). Вдобавок вокруг царила тяжелая липкая вонь, волна которой заставила меня с проклятиями постоянно зажимать нос. Это был настоящий запах смерти — гниющих растений, а может и животных — который окутывал меня как горячий туман и буквально затыкал глотку.

Так мы тащились по тропе несколько часов. Остановились перекусить у небольшого ручейка. Я угостил Пабло сухарями, которые и поел сам, запивая водой из фляжки, в которую было добавлено несколько капель вина. Пабло же, как нив чем не бывало, напился из ручья, впрочем, как и его серый ослик. Недаром же люди говорят, что: "И мутную воду пьют в невзгоду". Потом наш нелегкий путь продолжился. Наконец, когда я уже отчаялся и мне казалась, что придется заночевать в джунглях, где нет не одного сухого местечка, уже в сумерках, мы пришли на нужное место.

Сама по себе туземная деревенька (я узнал что называлась она Агуакадиба) была больше, чем я ожидал увидеть — большое пространство, кое-где огороженное частоколом, на котором стояли плетенные из веток, глины и соломы хижины, похожие на ульи, с крышами, из пальмовых листьев напоминающими пучок перьев лука. Все вокруг было грязным и покрытым какой-то гнилой жижей, за исключением площади в центре, земля на которой была выровнена и твердо утоптана. Похоже, все население экомьенды — тысяча грязных вонючих ног — долго топтались на ней, чтобы сделать площадку такой ровной. Страшная вонь доносилась от большого строения, напоминающего сельский дом, стоящего в дальнем конце деревни. Там на кольях висел с десяток старых человеческих черепов. Хорошо же я приобщаю местных жителей в христианство! А что делать? Сейчас ты эти колья повалишь, а потом ночью, тебе в ухо индейцы какую-нибудь колючку воткнут и поминай как звали! Так что тут необходимы только уговоры, пусть переносят свой храм подальше в джунгли, с глаз долой. Ладно, у меня и без этого полно дел, пойдем, поищем местного касика, нужно где-то разместиться на ночь.

Нашли местного касика Кибиана, которым, оказался, индеец средних лет, темно-коричневого цвета. На вид весьма дурной и еще в большей мере дерзкий. Понятно он и без меня здесь отлично справляется и рулит всей деревней. Пришлось договариваться, я подарил ему пару гвоздей на наконечники стрел и копий, такого тут сделать не могут, так что похоже часть проблем позади. Я уже сильно устал, поэтому только успел разгрузить ослика, механически поужинать туземными лепешками, допить свою фляжку, наполнить ее водой в ручье, там же смыть пот, повесить гамак в хижине вождя и сразу провалился в сон. Пабло также переночевал в хижине в углу на циновке, завтра ему собираться в обратную дорогу.

ГЛАВА 10.

Утром проснулся, умылся, позавтракал, а затем проводил Пабло с его осликом в обратный путь. Будем надеяться, что он успеет вернуться домой до дождя, а то небо мне не нравиться, как бы во второй половине дня дождь опять не полил. После ухода Пабло, я резко почувствовал, что мне не хватает переводчика, Пабло очень бойко болтал на обоих языках, а теперь я ощущал явное неудобство. Касик еле еле владел ломаным испанским, тогда как остальные жители, десятком или двумя испанских слов, которые каждый произносил с какой-то идиотской улыбкой, так что было непонятно понимают они что-нибудь, или просто им нравится, как они звучат. Я же, как Вы понимаете, и вовсе, даже одного слова на тайнос не знал.

Итак, я остался в одиночестве. Риск немалый, случись что со мной, и об этом узнают месяца через полтора или два, и что? Скажут только: "еще один сгорел на работе". Если испанец живет в окружении четырех или пяти сотен индейцев, не должен ли он быть одарен в некоторой степени твердостью характера, чтобы держать в повиновении такое огромное число людей, не знающих дисциплины, все делающих, чтобы раздражать его, для того, чтобы, воспользовавшись порывами его гнева, убить и ограбить его? Но с другой стороны, зачем им сейчас меня убивать? Ничего они этим не приобретут кроме больших проблем, придут потом испанцы и половину деревни вырежут. Так что нужно побольше оптимизма. Я схватил недовольного касика и сказал, что хочу сделать ревизию, проверить, как они тут у меня живут, поживают и мне добра наживают. Касику пришлось с недовольным видом водить меня из конца в конец деревни и все объяснять.

Ну что сказать. Все крайне плохо, можно вспомнить выражение Колумба, про "бедных и во всем нуждающихся людей, которые ходят нагишом, в чем мать родила, и только женщины носят спереди клочок ткани, скупо прикрывающий их стыд". Охота и собирательство — вот экономическая основа здешних индейцев. С утра большая часть деревни уходит в джунгли, как в супермаркет. Остальные в деревне или рыбачат в ручье, или возятся в своих маленьких садиках огородиках. У каждого дома пяток плодовых деревьев (видно пересадили саженцы для удобства, чтобы далеко в джунгли не ходить) и огородики площадью в полторы сотки (больше палками копалками трудно обрабатывать). На огородике растут тыквы, сладкий картофель, перец и сладкий и горький, кукуруза, фасоль еще какая-то зелень. Так, сыпанут в землю всего понемногу, а там глядишь, чего и вырастет. Земля здесь была жирной, плодородной, все росло великолепно, воткни в землю палку- так в скором времени она зацветет. Все так и перло неудержимо из земли наливаясь и поспевая. Дай местным индейцам хорошие металлические орудия труда, еще несколько сельскохозяйственных культур, и навыки агрокультуры и с едой тут проблем никогда не будет. Да и сейчас, если учесть что тут снимают по два урожая в год, а зелени и все шесть, то кое-как можно прокормиться и с огорода. Но тогда не будет мяса. Из животных тут в основном какие-то собаки дворняги, с короткой жесткой шерстью, которые почему-то не умеют лаять. (Видно подозревают, что пойдут на мясо и не стараются) и кое-где птицы- куры или индейки деловито копаются в грязи.

Любопытно, что европейские собаки, умные животные, сразу же словно бы чувствуют такое отношение к ним индейцев и ненавидят их с первого взгляда. Испанцы это вскоре заметили и повсюду использовали собак. С этого момента возникла жгучая ненависть между этими умными животными и индейцами. В ходе всех колониальных завоеваний их острые зубы перегрызли горло тысячам туземцев. Но главный итог моих наблюдений был в том, что в день индейцы здесь работают не более четырех часов, и больше не могут, чисто физически. Эта особенность уже за прошедшие столетия стала передаваться у них в генах из поколения в поколение. Юг, жарко, ничего не надо и можно ходить без одежды и питаться минимумом продуктов. Сорвал с кустов ананас, пять минут и ты сыт целый день. Дикие люди, живут как при коммунизме, и нет здесь умных теоретиков, им объяснить, что тот еще не наступил, и для этого нужно упорно и много работать. Так что работники из местных никакие, неудивительно, что они все вымерли. Не пришли бы испанцы, так те же карибы их прикончили бы.

За нами толпой таскалась группа чумазых смуглых мальчишек человек в двадцать, разных возрастов, так у некоторых из них были домашние питомцы- попугаи или обезьянки. Как я понял, взрослые приносят из леса детенышей своим детям, вместо живых игрушек.

Золото тут жители пойдут мыть в сухой сезон на парутройку месяцев вместо налога, да и то, как я понял, добыча мизерна, здесь не Колыма. До прихода испанцев ценность предметов, содержащих золото была не высока, туземцы больше ценили изделия из меди. Это можно было объяснить тем, что медь привозили издалека, а золото находили кое-где здесь же на месте. Второй здешний экспортный товар- хлопок. По пол сотки у каждого в огороде засажено хлопковыми кустами (или деревьями, не знаю, как тут правильно говорить). А больше и не надо. Ткани тут все носят только лишь как передник для взрослых или набедренная повязка. Все вручную: собрать хлопок, выбрать семена, спрясть нить (прялка примитивная, без колеса), а потом на чудо станочке сплести ткань. Ходя по деревне, я часто видел, как женщины делают ткань. Станок-это две палки с дырками, через которых пропущены нити. Один конец вешается на столб или дерево, другой на веревке женщина одевает на спину и сидя на земле челноком продевает нити, сплетая их между собой, затем, когда ряд готов, планкой плотно прижимает нити, спрессовывая их. Напоминает вязание, только другим способом. Да, таким образом, они долго мучится будут. А я признаться ни конструкцию прялки, ни станка не знаю, а изобретать, так времени нет, меня ждут другие дела.

Еще Хуан, как я понял, пытался заводить у себя в экомьенде экономические новшества. Но пока прошло слишком мало времени, испанцы поселились рядом всего менее года назад, а до этого индейцы платили дань и жили сами по себе. Все новшества, на уровне "радость дачника": привезли пару поросят (мальчика и девочку), которые уже превратились в нормальных свиней и которых местные пинками постоянно прогоняли со своих огородов в джунгли. Касик Кибиан каждые две недели прикреплял к свиньям новое семейство индейцев, чтобы те кормили и присматривали за ними. Не знаю, что получиться, пищевых отходов у индейцев мало, свиней гонят все время кормиться в тропический лес, так что они могут и одичать. Далее, почти год назад был пересажен куст сахарного тростника, который уже разросся и покрывал добрый квадратный метр площади. Посаженные косточки лимонов и апельсинов тоже дали побеги, но до взрослых плодоносящих деревьев там еще должно пройти очень много лет. Зато поспевали дыни и многообещающими были виды на будущий виноград.

Только кто будет собирать этот виноград, когда он вырастет? Когда испанцы семь лет назад пришли завоевывать этот остров их было всего триста человек, а индейцев двести тысяч. Часть индейцев была истреблена, а остальных покорили и заставили работать на себя. Сейчас уже испанцев на острове почти четыре тысячи человек, а индейцев едва сто тысяч. На каждого испанца приходится всего двадцать индейцев. Конечно, распределены они неравномерно: у старых поселенцев есть энкомьенды, остальные ждут своей очереди, "когда индейцы освободятся". Да и то, на востоке острова, которую начали завоевывать раньше, испанцев побольше, а индейцев поменьше, там даже у Кортеса, который был главным казначеем при завоевании, одна энкомьенда на двоих человек, а здесь на западе, где испанцы поселились всего год назад, у меня простого торговца, энкомьенда на одного. Но теперь на Кубе завоевывать уже некого и больше свободных индейцев не будет. А поскольку в очереди на получение индейцев десятки родственников самого губернатора Веласкеса, то в ближайший год меня или попросят уплотнится (как профессора Преображенского) или же вообще передадут моих индейцев в другие руки. И жаловаться будет некому. А большинство испанцев своей очереди никогда не дождется, поэтому Веласкес и собирается спровадить половину белого населения острова завоевывать другие земли, тот же Юкатан. Здесь же, в этой деревне, через двадцать лет хозяйствования останется человек двадцать пять и будет очередная "умирающая деревня". Ладно, это все мысли о отдаленном будущем, а сейчас у меня другие задачи.

Главное дело, в данной ревизии было присмотреться к людям, кого можно взять к себе в компаньоны, а кого и в постель. Я не Кортес, которого интересуют только дочери касиков, это мне безразлично. Касики тут не дворянские роды, а напоминают скорее выборных председателей ЖЭКа. Вот живет в деревне, словно в многоквартирном доме, сотня мужиков и выбрали они у себя одного, присматривать за порядком. Тогда к чему этот снобизм? Это все равно, что писать на сайте знакомств: "Интересуют только дочки председателей ЖЭКа и садоводческих товариществ, остальных не рассматриваю". Девушка же мне нужна была сугубо в деловых целях, как известно все иностранные языки лучше изучать в постели с их носителем, быстрей выучишь. Но и вакансии доверенных лиц также нужно было заполнить, так что я внимательно рассматривал и изучал встречных людей.

Особо заинтересовал меня деревенский жрец, на вид лет сорока с небольшим, которого звали Уарео. Человек он был явно не глупый, по-испански говорил даже лучше касика. Понятно, профессия обязывает развивать интеллект. Теперь все зависит от того, сумею ли я заинтересовать его, открыть ему перспективу, а то пока он видит во мне, как и в каждом испанце, только врага и конкурента. Девушки пока тоже мне не особо нравились, все какие-то маленькие, смугленькие, не сильно подходящие под европейские стандарты красоты. Но привередничать мне нельзя, я тут даже с риском сифилиса уже смирился, а это что-то да значит. Буду уделять больше внимания профилактики заболеваний и гигиене, и, дай бог, пронесет беду мимо. К тому же здешняя разновидность болезни не так страшна, как в Европе. У индейцев с давних времен сифилис проявлялся эндемически, не представляя собой особой опасности. Больные тут лечат себя сами смолой гуайявы или же отваром толченой коры гайяка (гвайакана) и говорят, что те выздоравливают. Во всяком случае, больных с симптомами вторичного этапа болезни я здесь не заметил. А может быть, мне повезет, и я найду себе девственницу, так это будет совсем прекрасно.

Так, вот вижу вдали интересную девушку. На фоне остальных девчат довольно крупную, хорошо сложенную, с нормальной фигуркой, гибкую и подвижную, с длинными, свисающими свободно волосами. Надо подойти поближе, если она на лицо не крокодил, то вполне себе нормальный вариант. Приближаюсь, да это среди остальных она выглядела высокой, даже на фоне низкорослого Хауна она невысока, но тут другие еще мельче. А эта невысокая лесная принцесса, выглядит просто милашкой. Но пока понаблюдаем издали, продолжая осматривать деревню. Продолжаю свою экскурсию с касиком, при этом украдкой бросаю в ее сторону внимательные взгляды, наблюдая за девушкой, пока она вместе с подругами ходили за водой к ручью, или хлопотала у огня, готовя обед. Скоро мы опять приблизились к ней. Да, довольно молода, чтобы быть замужем, и привлекательна, что говорит о том же, здесь замужние женщины довольно быстро стареют. Немного темненькая, на мой вкус, так опять же, здесь все такие.

"Любите то, что Вам мило,
подчас нам сельский луг дороже
изящных городских садов, ну, а потом…
в конце концов, все женщины — одно и то же".
Пойдет, я объясняю касику, что если эта девушка не замужем, то я хотел бы гостить в ее семье и столоваться там же, а девушка будет учить меня языку индейцев. За все это я щедро заплачу ее семье. В подтверждение своих слов достаю кусок железа от обода бочки, из него можно сделать неплохой по местным меркам нож. В глазах касика вижу явную заинтересованность, да, девушка не замужем, он все может устроить, мне сделают отдельную пристройку к ее хижине, и она с радостью будет меня учить языку. Сама же девушка выглядит скорее перепуганной насмерть, когда вождь подзывает ее и объясняет ей ее задачу. "Не бойся крошка, постель — дело сугубо добровольное, не захочешь, так ограничимся только изучением языка" — подумал я. Но, зная женщин, скажем честно, разве сможет какая девушка индейская девушка устоять перед ниткой красивых бус? Для них здесь это все равно, что бриллиантовое колье для наших дам, товар импортный, редкий и очень неприлично дорогой.

Ну, вот и договорились, идем к ней, примериваем пристройку, вождь сзывает десяток индейцев, и работа закипела. Для ускорения процесса строительства я временно даю строителям свои инструменты: небольшой топорик (а с учетом обуха он еще и молоток), мачете и даже нож. Все это должно ускорить процесс строительства как минимум втрое. К вечеру пристройка полностью готова и я щедро одариваю строителей тремя гвоздями и двумя кусками обода, их восторгам нет предела. Надо быть более экономным, так мне моих запасов подарков надолго не хватит. Но тут меня выручает Кибиан, оказывается, местным так понравились мои инструменты, что они не прочь арендовать их у меня. Договариваемся о по дневной аренде за продукты, уже несколько легче. Вечером, за ужином вручил главе семьи- темному и непонятно чему веселящемуся индейцу по имени Ауребио- пару гвоздей и кусок железного обода за проживание питание и услуги. Здесь такие вещи буквально на вес золота, по его глазам вижу, что он очень доволен.

После ужина начинается урок языку тайнос. Для начала засматриваю свою учительницу вблизи, еще при свете дня, усиливаемого костром. Жарко, но дым хоть мошек и москитов отгоняет, и то хорошо. У девушки были пухлые щечки, аккуратный носик с горбинкой, маленький ротик с плотно сжатыми губами, миндалевидные глаза под широким лбом; вони от нее тоже не чувствовалось, хотя одета она была в рваную набедренную повязку, грудь частично закрывали бусы, сделанные из какой- то ерунды. Скрытое под ними выглядело очень недурно, да и ноги были достаточно длинные и стройные. Девушка смотрела на меня широко раскрытыми глазами, но без страха. Показываю на себя пальцем, представляюсь:

— Хуан.

Тычу в нее тем же пальцем, узнаю, что ее зовут Вайнакаона. Значит будет Валентина, Валя. Далее началось обучение, по-испански девушка знала пяток слов: да, испанец, спасибо, нет, больше и меньше. Именно это мы и выучили вечером перед сном, завтра ей придется учить новые слова у соседей, иначе как нам общаться и как я узнаю другие слова? А может, просто будем тыкать во все пальцем? Хорошая идея и я узнал еще несколько слов, на сегодня хватит, больше пары десятков слов в день учить бессмысленно, у них в языке часто употребляемых слов, наверное, чуть больше тысячи, так что за месяц более или менее начну что-то понимать, а учителем языка в школе я работать не собираюсь. Мне бы лишь базу наработать, попрактиковаться, чтобы потом в Мексике не плавать, и не зависеть от Кортеса с его переводчицей Мариной. Я повесил гамак в своей пристройке и залез в него, перед сном долго повторяя слова и придумывая к каждому из них яркий образы, созвучные их звучанию, так лучше всего изучать иностранные языки. Ассоциации мне в помощь. Так и уснул под шум начавшегося дождя.

На следующий день было много забот. Пришлось опять нанимать индейцев делать себе навес над будущей мастерской. Затем свалили дерево, и сделали пару деревянных корыт, которые большей частью выжигались углями. Пока же я примечал самых умных из рабочих, именно они у меня будут периодически работать. Наблюдая за процессом и показывая, что мне нужно, узнал у своей переводчицы Вали много новых слов. Провел в домашнем хозяйстве Валентины инвентаризацию, нашел много там для себя полезного: старую плетеную корзину, какую то старую тряпку типа мешковины, которую здесь делают из грубых растительных волокон и старый закопченный большой керамический горшок. Все это я не скупясь выкупил, нужно же мне девушку охмурять показывая какой я щедрый! Дал ей два мараведи- небольшие медные монеты. Начистит и будут они блестеть как золото, а там может дальше и целое монисто себе соберет. Когда навес был готов, я дал задание пережигать ветки срубленного дерева в золу, она пригодится для изготовления поташа. Одного индейца со своей корзиной отправил в джунгли насобирать под деревьями упавшие спелые и даже гнилые фрукты, но обязательно съедобные. Поставлю брагу пока в котле на солнце. Корзину тоже обмазали глиной, чтобы не пропускала воду и дал задание на завтра также ее наполнить. Для получения некоторого количества древесного угля поставив на костер большой керамическую горшок наполненный крупными щепками, прикрытый такой же керамической крышкой, пусть тлеет потихоньку. Вечером мы еще немного позанимались со своей прелестной учительницей.

На следующий день работа продолжалась, двое индейцев доводили до ума деревянные корыта, другой пережигал на костре щепки и ветки в золу. Похоже, особо сэкономить не удастся, мои инструменты большей частью были заняты, но труд здесь пока дешев, так что не будем мелочиться. Я же занимался пока фитилями. Считал сколько веревочка будет тлеть за минуту, чем ее можно смазывать, мешал порох с табаком делал бумажные трубочки, похожие на папиросы, смотрел, за сколько они сгорят, добавлял хлопковую вату в смеси, в общем, развлекался по полной. Лучше всего фитиль получался у веревочки, щедро обмазанной смолой, к которой приклеивалась смесь пороха и табака. Потом все это мне пригодиться. Когда деревянные корыта были готовы, то туда вылили брагу из котла и корзины, и я дал задание заполнить еще эти корыта до краев гнилыми фруктами. Пусть смесь забродит. Корзину же, вымыли у реки, (как и котел), снова подмазали глиной, затем наполнили водой и высыпали туда пережженную золу, пусть настаивается. Пока же используя тряпку, похожую на мешковину, сделанную из местных растительных волокон, полил золу над котлом водой, а потом выпарил эту воду, получив необходимый осадок. Потом залили еще настоянную воду из корзины с золой и еще раз выпарили. Высыпал туда свою селитру, опять залил водой, хорошо размешал, снова выпарил влагу, теперь получившийся осадок- селитра, должна быть хорошей. Плохую кальциевую селитру поташ, содержащийся в золе должен превратить в более мощную и не боящеюся влаги калиевую. Так что там? Трошки есть! Но и мне ведь не пуды надобны! Теперь мешаем порох, рецепт давно известен: 3/4 селитры, остальное- сера пополам с измельченным древесным углем. Только серы чуточку больше, а угля чуть меньше. Вот порох готов, теперь нужно путем добавления спирта из пороховой пыли получить зерна. Но спирта и даже самогона, у меня пока нет.

Пока мы так развлекались, к нам часто наведывался наш шаман Уареа. Подходил, здоровался и садился где-нибудь в тенечке, подальше от костра и молча смотрел. Как известно, любой человек без конца может смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода, и как другие люди работают. Вот он и повадился на нас смотреть, вместо телевизора. Эдакая передача: "Трудовые будни". Но, я пользуясь тем, что шаман прилично знал испанский язык исподволь начал его агитировать:

— Вот смотрю я на тебя Уареа, и не пойму что такой умный человек как ты делает здесь в глуши, в деревне. Да такой мудрец должен и свет повидать и разбогатеть неприлично, а уже потом сидеть у себя в деревне, в окружении молодых жен и восторженных соплеменников и решать, кто и что должен делать. Вот какая судьба, Уареа, тебе должна быть уготована.

— Родимая сторона — мать, а чужая — мачеха — отвечал мне шаман — да и стар я уже, куда мне.

— Так у старого козла, самые крепкие рога — отвечал я ему- А так я давно мечтал посмотреть как живут индейцы в других землях, где нет испанцев, только горе в чужой земле безъязыкому, а вот ты хорошо по-испански говоришь, с тобой бы я с удовольствием поехал, а потом тебе бы щедро заплатил и стеклом и железом.

— Так почти везде в чужих землях чужаков не любят — отвечал мне Уареа задумавшись- не только тебя, испанца на жертвенный камень кинут и съедят, но и старым шаманом не побрезгуют, проломят мне голову дубиной.

— Предположим есть и другие места, — отвечал ему я немного приоткрывая свою задумку- говорят, недалеко от берегов Кубы есть остров Косумель где у островных индейцев действует постоянная ярмарка, там же находится и посещаемый паломниками храм. Этот остров каждый год посещают тысячи индейцев, и утверждают, что рынок там тоже не плохой, все что есть, в окружающих Кубу морях и землях, все везут на тот рынок. Вот бы посмотреть.

— Может быть, мне старику и удалось бы посетить тот рынок — задумчиво сказал мне шаман, хотя наши индейцы там не торгуют, а чужаков явившихся без приглашения, скорее всего, просто убьют, но я уже стар, зачем же им убивать меня? Ни богам, ни людям, не будут никакой выгоды. Но мне в одиночку туда не добраться, а тебя, с другими испанцами, и даже индейцами, непременно убьют.

Так мы с шаманом беседовали каждый день, и я постепенно убеждал его, что все можно предусмотреть, и умный человек всегда сможет найти выход в любой ситуации.

Я продолжал жить в деревне Агуакадиба. Пекло ли жаркое солнце, или лил проливной дождь, я всегда находил себе занятие, продолжая изучать язык индейцев вместе с прелестной своей учительницей Валентиной. Правда, в случае дождя, приходилось укрывать нашу брагу щитами, сделанными из веток и пальмовых листьев. Пару раз бушевали свирепые ураганы, но тут в глубине острова сила урагана была несколько меньше, чем на побережье. А так прошел ураган, все сделали новые крыши из листьев пальм, убрали мусор и живут по-прежнему. Ущерб не велик, может быть потому, что изначально здешним индейцам особо нечего терять.

ГЛАВА 11.

Я тем временем продолжал свои попытки ухаживания за своей красавицей индианочкой. Меня она уже нисколько не боялась, скорее наоборот, начала выделять меня среди всех парней в деревне. Женщины всегда чувствуют от кого лучше завести детей, чтобы отец мог их обеспечивать. К тому же я на общем фоне выделялся в лучшую сторону. Во-первых, вел с себя с ней намного лучше остальных парней. Здесь у мужчин процветает самый махровый мачизм, а таких слов и понятий, как вежливость, культурность, деликатность и учтивость, просто напросто нет в здешнем языке. Так что выйдет замуж моя лесная принцесса и быстро ей муж суровым бытом все сказку обломает. Тут женщины в браке быстро стареют, так как приходится много и тяжело работать.

Я старался следить за собой, брился каждый день, купался в ручье, смывая пот по три или четыре раза за день, и стирал через день свою одежду, слава богу, что кусок мыла у меня был с собой. И хотя здесь вещи не высыхают за ночь, но летом жарко, надел влажные вещички на голое тело и они быстро высохли. Хотя, справедливости ради, надо признать, что все равно, в этом знойном климате, я потел как свинья. Но местные кавалеры были еще хуже. Не знаю, мода у них такая, или еще что, но здешние парни мазали себе лицо и тело то золой, то грязью, то глиной, и потом ходили так весь день, так что лишний раз не искупаешься. К тому же они натирали свои тела от москитов какой-то гадостью, похоже, что просто своей мочой, так что воздух вокруг себя не озонировали. Меня же москиты, как я уже упоминал, почему-то избегали.

Кроме того, я был по местным меркам очень щедр. Вот взял и подарил стальную иголку. А местный ухажер такое в жизни не подарит, максимум так красивые перья или ракушки, так что здесь наши возможности были несоизмеримы. Недаром же в Западном полушарии и в Океании женщины, часто ради своих белых мужей предавали родное племя, рассказывая о готовящемся нападении своих соплеменников. А что тех потом за это перебьют, тех женщин особо не беспокоило.

Я уже часто практиковал тактильный контакт, смеясь трепал свою милашку по щечке и ей похоже это нравилось. Всегда при встрече я дарил ей свою галантную улыбку, приберегаемую мной для тех женщин, в которых я очень заинтересован. Она всегда смущенно улыбнулась мне в ответ, обнажив вполне хорошенькие зубки. Мне часто приходило в голову, что если ее отмыть и причесать, то девчонка станет весьма конкурентоспособной. Однажды вечером я осторожно положил руку ей на плечо. Глаза ее чуть-чуть расширились, но и только, так что я шаловливо подмигнул и очень медленно стал скользить пальцами по ее аппетитной груди, давая ей все шансы выразить свое возмущение. Его так и не последовало — взгляд оставался таким же серьезным, но когда ладонь моя наполнилась, с губ девушки слетел легкий вздох, и она резко выпрямилась и отстранилась в сторону. Клянусь богом, материал был первый сорт, и я окончательно стал самим собой и перешел в наступление. Кровь моя начала закипать, словно лава в кратере вулкана. Такое впечатление, что я за секунды разогнался до тысячи градусов, будто пламя солнечной короны. Я нежно потискал ее, спрашивая себя, согласна ли она, или просто заставляет себя покориться неизбежному. Я предпочитаю, когда женщина делает все по желанию, поэтому, легонько поцеловав ее, спросил:

— Ты разрешаешь?

Моя "лесная жемчужина" вздрогнула, на миг совершенно растерявшись, потом опустила взор и — готов побиться об заклад — улыбнулась, так как, взглянув на меня искоса, немножечко вскинула подбородок в кокетливом жесте, свойственном всем женщинам мира, и промурлыкала словно довольная кошка:

— Как ты захочешь.

Конечно, словарный запас у нас был не велик, но язык тела говорил нам больше чем слова. Но, тем не менее, на этот раз я сдержал себя. Пока не стоит торопить события, вдруг индейцы вокруг все не так поймут, пусть больше привыкнут ко мне и не воспринимают меня как чужака.

Пока же я занялся изготовлением спирта. Конечно, в таких примитивных условиях самогонный аппарат мне не соорудить, но что-то сделать можно. Для начала сделали керамическую крышку на котел, чтобы пар не уходил наружу. Получилось не с первого раза, нужна была дырка, в которую я вставлял металлический штырь и накручивал на него металлическую проволоку, где и должен был конденсироваться пар. Приличного змеевика мне сейчас не сделать, так что все будет сильно примитивно. Пару раз, когда мы обжигали изделие на костре, наша крышка лопалась, но потом нужное все же получилось. А дальше дело техники: налил в котел брагу, там же плавает оловянная тарелка, от жара пар выкипает, вверху собирается на крышке и на железных деталях конденсируется и капает в тарелку. Крышку приладили сверху и замазали все отверстия глиной, потом костер прогорел, крышку осторожно отбили и сдвинули, тарелку выловили, смотрю- есть искомое. Конечно тут самогона мизер, но мне много не надо, чуть для пороха, чуть вино крепить, а своих индейцев нечего спаивать. Так что смешал этот самогон с порохом потом, когда он испарился, то растер массу и получил вместо пыли более или менее однородные крупинки. Кроме того, еще продолжал свои уговоры старого шамана, учил язык и главное продолжал ухаживать за своей индианочкой.

Скоро уже я настолько стал понимать язык тайнос, что до меня стал доходить смысл тех разговоров у костра, которые семья Валентины обычно вела за ужином. К моему удивлению Валентина уговаривала своего отца Ауребио чтобы он разрешил ей жениться на мне. Тем временем сезон ураганов был в самом разгаре, погода совсем испортилась, через день лил дождь и каждую неделю бушевал шторм различной силы, но все дела, которыми я занимался здесь, я уже почти доделал, так что оставалось только продолжать изучать язык и присматриваться к жизни индейцев.

— Хуан добрый! — опять начинала Валентина осаждать своего отца уговорами — Он всегда помогает мне!

— Хух! — раздалось понимающее хмыканье Ауребио — Тебе всегда любой мужчина поможет! И злой и добрый — тебе подвластно искусство добиваться помощи от всех.

Тут Валентина разразилась страстной речью, заявляя, что как взрослая девушка будет делать все, что ей вздумается. Это заявление тут же было встречено ее отцом с иронией, разбирайтесь, мол, сеньорита, как вам заблагорассудится, но если ей угодно выйти замуж за белокожего и белоглазого чужака, то…

— А если и угодно, что тогда? — тут же завопила сеньорита. — Он щедрее, храбрее и красивее любого из вас! Вы же воняете! Черный Змей воняет! Обсидиановый нож воняет! А Быстрый Олень, воняет хуже всех!

— Значит, мы все воняем, за исключением этого чужака? И отец твой тоже воняет? — вскипел Ауребио.

Вот Вы представляете мои ощущения от присутствия на этих беседах? И самое главное, что они без меня, меня же и женили. Как будто я уже тысячу раз умолял у Ауребио руки его дочери и они мне все время отказывают. Ситуация прямо как у известного русского путешественника Пржевальского. Всем же известно, что однажды, известный русский исследователь Пржевальский встретил лошадь…А через год она перешла на его фамилию. Или как там сказал один поэт:

У брака и любви различные стремленья:
Брак ищет выгоды, любовь — расположенья.
Ладно, что мне переживать, мне здешние формальности и местные ЗАГСы до лампочки, будет хорошо себя девочка вести, значит, будет мне женой, нет, так здесь штампа в паспорте нет, никакой суд тебя ничем не обяжет. Многие испанцы имеют туземную жену, здесь это никого не удивляет и у меня еще очень неплохой вариант.

На следующий день, когда беспросветно поливал все вокруг дождь, и мы сидели у меня в пристройке и продолжали учить язык, я стал пристально всматриваться Вале в глаза. Глаза были прекрасные, темные и блестящие, похожие на два жидких бриллианта, они смотрели на меня внимательно, впитывая все, что видят, глядели из-под чуть раскосых век, в которых есть что-то восточное. Какая красавица, только кожа немного темновата. Округлая мордашка, отмытая и умащенная, выглядела свежей, как наливное яблочко, полные губки так и манили к себе. Ее фигуру можно было охарактеризовать скорее как плотную, чем как худощавую — мускулистая такая крошка, по-девичьи пухленькая, ибо ей вряд ли было больше шестнадцати. По тайноским стандартам одета она сегодня была как королева: тонкой выделки замшевое передник украшенный ракушками, обшитое по краям бахромой, над изготовлением которой дюжине девушек пришлось бы корпеть целую неделю; украшенные геометрическим орнаментом сандалии, на лбу кружевная хлопковая ленточка, а бус и разных безделушек на ней висело столько, что хоть сувенирную лавку при турецком курортном отеле открывай. Внешность была типично индейская, но сквозило в ней нечто такое холодное, почти высокомерное, что не вязалось с плотной маленькой фигуркой и варварской роскошью. Этот безразлично-высокомерный взгляд подходил скорее богатой испанской асиенде, чем индейской хижине. Красавицы везде себя дорого ценят, а всех остальных очень дешево. Я же, как видно, ей вполне подхожу, всякий любит дерево, которое ему тень дает

Тут Валя еще раз пристально оглядела меня своими раскосыми глазами и спрашивает меня так спокойно:

— Я тебе нравлюсь, кастилец?

У меня тогда закралась мыслишка, ради чего проводится такая тщательная инспекция, и я тут же рассыпался в комплиментах, развеивая всякие сомнения, и она хлопнула в ладоши и сказала:

— Хорошо! — и тут же звонко рассмеялась.

Вот любопытно, что индейцев совсем не пугает "цветной барьер", а девушки индианки славятся свободой в выборе мужей, заключая межрасовые браки, как с белыми, так и с черными. Похоже, настала пора дарить ей давно припасенные стеклянные бусы из любимого здесь зеленого стекла. Не так я себе представлял свою женитьбу.

Не стоит слишком уж доверять романам, в которых белый герой пробуждает в тупых дикарях благоговение, надев на нос очки или предсказав солнечное затмение, после чего те начинают поклоняться ему как богу или делают своим кровным братом, а он со временем обучает их таинствам плотного воинского строя, севообороту и вообще полностью правит балом. По моему опыту, они здесь все прекрасно осведомлены о затмениях, и нисколько не удивляются им, а поразить очками самого глупого аборигена, таскающего в проколотом носу кость, тоже вряд ли получится. Наоборот, по части природы, флоры, и фауны дикари тут знают побольше иного профессора. Так что в среду тайнос меня приняли с трудом, и явно не с распростертыми объятиями, во многом я для них оставался странным чужаком. Тем не менее, с моим приводом к алтарю здесь мешкать не стали. Да и девушка уже достигла брачного возраста.

На следующий день в деревне был большой праздник: выдавали Валентину за меня замуж. Ауребио, с помощью друзей и родственников выставил всем обильное угощение из кукурузного пива, самогона из сосновой коры и жуткого кактусового пойла, называемого "мескаль". Эти парни понятия не имели о пагубности смешивания различных спиртных напитков и нализались вдрызг, я же был предельно скромен по части выпивки и осторожен. Наш вождь Кибиан вместе с шаманом Уареа поглощали какую-то наркоту в виде темного порошка сделанного из грибов или из кактусов (точно не знаю), в каких-то невообразимых количествах. Когда все остальные либо развалились пластом на земле, либо, отчаянно икая, рассказывали друг дружке пошлые тайноские анекдоты, вождь кивнул мне головой, прихватил тыквенную бутыль и затопал, слегка покачиваясь и громогласно рыгая, к своей хижине.

"Ага, — подумал я, — настало время небольшого отеческого наставления с прозрачными намеками на то, что они приняли меня в свою семью или племя с распростертыми объятьями и что новобрачной в период медового месяца нужно иногда и поспать"

— Тебе нравится Вайнакаона, не так ли, Хуан? Ты и вправду любишь нашу маленькую газель? — спросил Кибиан.

— Души не чаю… Даже сил нет — ответил я на странный вопрос.

Тут Кибиан глубоко вздыхает и отрыгивает:

— Это хорошо. Она прекрасная девочка: упрямая, зато какой дух!

— Вы кастильцы, ведь не такие, как мы… Вы холоднее… — продолжал пьяный Кибиан свои поучения

— Северный климат- пытался объяснить я.

Дальше пошли обычные пьяные разговоры: вот как мы ее ценим, береги ее, цени, что тебе отдаем в жены. Понятно, я еще не женился, но индейцы уже пытаются залезть мне на шею, набиваясь в родственники. Но женитьба, совсем не повод для дружбы с родней невесты, может быть и наоборот. Тесть не любит зятя, свекор любит невестку; теща любит зятя, свекровь не любит невестку; все в мире уравновешивается. Так что — я начальник, ты мой подчиненный, вот давай так и продолжим, а то, что теперь мы дальние родственники, будем вспоминать по семейным праздникам. Но говорить что-то сейчас бесполезно, касик витает в алкогольных грезах. Мы сидели и разговаривали среди деревенских хижин, и тут он вдруг заваливается назад и, болтая голыми ножищами в воздухе, затягивает печальную песню. Господи, вождь был пьян вдребезги!

Возвращаюсь обратно к пирующим. Пробую на блюде мясо с фасолью и красным перцем. Неплохо, если не вспоминать что тут, скорее всего, есть собачье мясо. Но мы представим, что тут только дичь, добытая на охоте, так будет гораздо вкуснее. Индейцы те еще гурманы, все мясо от разных животных стараются смешивать, так что в одной тарелке часто оказываются куски не понятно от чего, или это собака, или агути, или кролик, или индейка. Но в целом, мне очень хорошо было находиться среди этих дружелюбно настроенных, хотя и чужих людей. Наконец, решаю что уже пора, и пытаюсь приблизится к своей невесте, но другие девушки сидящие рядом с ней, прогоняют меня со смехом и визгом. Оказывается, это еще был только мальчишник плюс девичник, а сам свадебный обряд пройдет завтра. Завтра, так завтра, тогда пойду спать.

Наутро, после этой вечеринки в этническом стиле, я был разбужен ото сна пребывающим не в лучшем расположении духа Ауребио. Как гласит народная мудрость: "Нет веселья без похмелья". "Я сегодня не такой, как вчера — а вчера я был вообще никакой". Или как говорят хирурги после проведения операции: "Блин, и на хера я вчера так нажрался?". С раскалывающимися головами, мы углубились почти на километр в джунгли, где он стал готовить меня к медовому месяцу. "Нам необходимо найти приятное уединенное местечко, — недовольно буркнул индеец, — где можно построить уютное гнездышко для невесты". Понятно, нам нужен аналог гостиничного номера для новобрачных. Мы выбрали небольшую полянку возле ручья, и принялись строить шалаш-вигвам. Точнее, строил он, а я только мешался под ногами и давал ему полезные советы. Проклиная день, когда впервые увидел меня, Ауребио все же обустроил шалаш, обеспечив его одеялами, запасом еды и кухонной утварью. Покончив с работой, он обвел ее придирчивым взглядом и буркнул, что неплохо было бы устроить здесь небольшой садик: ему-де пришло в свое время в голову разбить цветник для своей жены, и та осталась очень довольна.

И вот пришлось мне самому приниматься за работу, пыхтеть, выкапывая в окрестностях цветы и перетаскивая их к нашему вигваму. Теперь уже Ауребио в хмурой задумчивости наблюдал за мной и давал советы мне. Когда я повтыкал растения в землю, он подошел, навел окончательный лоск и предостерег, чтобы я не переборщил с поливом. Получилось и впрямь довольно красиво; я сказал, что наверняка Вайнакаоне понравится, на что Ауребио хмыкнул и пожал плечами, а потом оба мы рассмеялись, глядя друг на друга через ковер из цветов. Индеец придирчиво обвел мой садик взглядом, очищая свой обсидиановый нож от земли, и выглядел при этом одновременно и хмурым и довольным.

ГЛАВА 12.

Бракосочетание состоялось во второй половине дня на центральной площади деревни, там развели большой костер, и пока племя смотрело издали, все девушки, облаченные в лучшие свои наряды, уселись вокруг огня. С наступлением сумерек забили барабаны, и появились танцоры — молодые парни и мальчики в раскрашенные и изукрашенные кто во что горазд, которые принялись скакать вокруг костра. Некоторые были в масках, а на головах несли странные рамки, украшенные цветными точками, перьями и полумесяцами. Эти конструкции раскачивались, пока индейцы пели и плясали. Другие пришли в полном вооружении, и размахивали своими копьями и каменными дубинками, стараясь отогнать злых демонов, и одновременно прося своего бога ниспослать свою благодать на Вайнакаону и, предположительно, на меня тоже.

Танец был скорее медленный, размеренный, даже грациозный, чем энергичный, если не считать детей, чья роль заключалась в шутках и насмешках над взрослыми, с которой, они, к удовольствию собравшихся, справлялись на отлично. Потом ритм изменился, сделавшись тревожным, и девушки вскрикнули в притворном ужасе, оглядываясь по сторонам, а из темноты выпрыгнули участники нового танца. Эти мужчины прыгали у огня и энергично вопили, и девушки бросились врассыпную, но через некоторое время барабаны застучали все быстрее и быстрее, и девицы снова начали возвращаться в круг, присоединяясь к танцу и смешиваясь с мужчинами. Все было пристойно, позволю заметить, никаких вам оргий или распутства.

Тут барабаны резко замолчали, танец кончился, а его участники расположились у огня и затянули песнь. Ауребио хлопнул меня по плечу — я, кстати, был облачен в свой обычный наряд — хлопчатобумажные рубашку и штаны, только на шею мне повесили цветочную гирлянду — после чего он и еще один молодой парень вывели меня вперед и поставили перед главным шаманом Уареа. Мы ждали, пока он кончит свои разглагольствования, и тут как раз из темноты выступил касик Кибиан, ведущий Вайнакаону, облаченную в прекрасное белое хлопковую накидку, всю утыканную перьями и ракушками. Волосы невесты двумя косами ниспадали до самой талии. Мы с ней и Кибиан молча стояли перед шаманом, наступила тишина… Я припомнил свою первую свадьбу со своей бывшей женой, но эта церемония имела мало сходства с поездкой в ЗАГС, да и участие мое здесь оказалось незначительным. Все говорилось на тайонас, никто не требовал от меня никаких ответов, хотя к Вайнакаоне наш шаман обращался раза три-четыре, так же как к Кибиан, стоявшему рядом. Несложно было догадаться, что он выполнял роль моего полномочного представителя, поскольку я еще очень плохо знал их язык, так что, во всем происходящем ощущался некоторый неприятный привкус несерьезности. Как бы обручальное кольцо мне в нос не вставили! Я так и не понял, в какой именно момент мы стали мужем и женой: никакого тебе соединения рук, обмена клятвами или "жених, теперь можете поцеловать невесту". Только заключительное завывание шамана да мощный вопль собравшихся, после чего сразу начался свадебный пир.

Пир устроен был с размахом. Все сидели вокруг костра, опять поглощая местные деликатесы: сладкие жареные листья агавы, запеченное мясо, лепешки из кассавы, чили, тыквы и все прочее, запивая еду особой свадебной брагой. Я подумал, что если местные индейцы так прилежно квасят, то совсем не удивительно, что они все вымерли. Тут каждое утро будешь умирать. Все это время мне не позволяли приближаться к своей невесте! Мы сидели напротив друг друга по разные стороны от огня в окружении родственников и друзей, тогда как остальные смертные сгрудились в задних рядах. За все это время она даже не посмотрела ни разу в мою сторону! Перед свадьбой, на мальчишник, часто приглашают стриптизершу, соблазнительную полуголую красотку, которая крутится перед молодоженом, дабы довести его до кондиции к брачной ночи. Местные индейцы пошли еще дальше. То ли они добавляют что-то в напиток, то ли виной тому свадебные танцы, в которых полуголые парни все ловят, но никак не могут поймать юных полуобнаженных девушек, то ли играет свою роль отсрочка — как бы то ни было, но я почувствовал, что при взгляде на белую фигуру за костром во мне закипает нечто пугающее. И если бы к исходу дня вы спросили, как выглядит женщина моей мечты, я ответил бы, что она 1,6 метров росту, несколько плотного сложения, подвижная, одета в расшитую накидку и набедренную повязку, у нее округлое скуластое личико, пухлые губки и раскосые черные глаза, глядящие куда угодно, но только не на меня. Я едва не подпрыгнул, когда Ауребио хлопнул меня по плечу и мотнул головой. Пора идти в наше уютное гнездышко. Пока я пробирался мимо пирующих, никто не обращал на меня ни малейшего внимания.

Километр пути по ночным влажным джунглям и душный ночной воздух вовсе не остудил моего пыла; наоборот, тот все возрастал с каждой минутой, проделанной по этому пути, и когда пришло время и я подошел к вигваму- Ауребио где-то тактично растаял в темноте — я готов был накинуться на любую представительницу прекрасного пола, при условии, что у нее будет невысокое мускулистое тело и пухлые щечки. Сквозь просвет в ветвях виднелся огонек, и я поспешил к нему, неверными пальцами расстегивая на ходу пуговицы и приостановившись, чтобы стянуть штаны. Вот и маленький вигвам в окружении цветов; я, может быть, затоптал какие-нибудь из них в темноте, но сейчас было не время останавливаться.

Она лежала на одеяле у двери вигвама, опершись на свой миленький локоть. Ее упругое темное бронзовое тело блестело в свете костра, будто умащенное маслом. На Вайнакаоне не было ни единой нитки за исключением узорчатой повязки над горящими, словно раскаленные угли, глазами, да куска хлопковой ткани на бедрах. "Бог мой, — подумал я, — ради этого стоило попасть в средние века в Америку!" Далее последовали ветки и камешки, впивающиеся в мои колени, запах горящих поленьев и мускусный аромат. Я теперь намеренно не спешил, исследуя ее податливое, упругое юное тело — у меня не было желания тешить высокомерие этой девчонки, набрасываясь на нее, будто дикий зверь. Нет уж. Она со своими племенными ритуалами так долго тянула из меня жилы, что теперь настало мое время отыграться, и я тянул до тех пор, пока ее пухлые губки не затрепетали, а гордые глаза не распахнулись широко-широко. Наконец девушка забыла про свой ранг красавицы и принцессы и начала вздыхать и извиваться, льня к моему телу. С ее губ срывались короткие стоны "любимый" и другие хриплые нежности, которые как я мог заключить из ее действий, носили крайне интимный неделикатный характер. Потом вдруг Вайнакаона кинулась на меня, взяв меня в объятья, словно борец в захват, и даже завыла от страсти, обвив мою шею руками и наполняя весь вигвам своим горячим дыханием. "Ну вот, теперь ты послушная индейская девочка", — подумал я, останавливая поток ее излияний с помощью страстного поцелуя, и решительно, но не спеша принимаюсь за дело. Все получилось просто чудесно, да и Вайнакаоне, не сомневаюсь, тоже все пошло во благо, и очень понравилось, поскольку девчонка оказалась ненасытной маленькой страстной самкой, даже предпочитавшей количество качеству.

Дальше время полетело как в раю. Мы учили язык в постели, много занимались любовью, но через пару дней все продукты кончились, а поскольку охотник я был никакой, то мы вернулись в деревню. Там я продолжил свои приятные занятия. Моя новобрачная оказалась восторженной, веселой особой — пока гладишь ее по шерстке, потому как девчонка была избалована до последней степени и раздувалась от гордости при мысли о своей красоте и удаче в замужестве. Но теперь много времени я проводил и с нашим шаманом Уареа, я все же его убедил съездить со мной за приличное вознаграждение, и сейчас мы тщательно прорабатывали наш план, шлифуя все его детали. Нужна была очень достоверная маскировка, а для этого многое еще нужно было сделать.

Между тем моя деревенская жизнь продолжалась уже полтора месяца и сентябрь уже миновал, а с ним и пик сезона ураганов. Я выучил более 500 самых употребительных слов из языка индейцев и теперь в разговоре понимал каждое второе или третье слово и почти всегда улавливал, о чем идет речь. Теперь уже нужно было возвращаться обратно к испанцам. Моя молодая жена искренне считала, что я должен взять ее с собой. Пришлось потратить еще пара дней, чтобы убедить ее остаться в деревне. По испанским законам наш брак не действителен, так что там, среди чужих для нее людей, ее будут считать всего лишь служанкой и моей сожительницей. Ладно бы только это, но я сейчас по роду своей деятельности все время буду проводить в море и не смогу ее защитить. А что там, у нас в Гаване, за контингент людей? Испанцы в тропическом климате часто болеют и умирают, хинина еще нет, и желтая лихорадка косит народ, словно косой. За три или четыре года умирает каждый пятый. А чтобы сохранить и заселить данные колонии в Испании давно уже опустели все тюрьмы. Конечно, убийц или еретиков сюда не посылают, но отбывать каторгу, или отрабатывать штраф все пожалуйте в Новый Свет и толпы уголовного элемента постоянно везут сюда. И короткий срок здешней жизни приводит к тому, что перед своей встречей с создателем эти люди не ведут праведную жизнь, а наоборот стараются успеть согрешить. К тому же и испанских женщин здесь почти нет. В Испании проводят полицейские рейды среди проституток, и кто попался, тех везут сюда, но все равно многие не доплывают, тут и болезни и зачастую, команда оставляет у себя на борту этих несчастных, в качестве платы за проезд, так они и плавают годами, обеспечивая сексуальные потребности моряков. Даже рожают они зачастую прямо на корабле, на палубе, возле пушек. Испанцы и называет таких детей- "дети пушек".

Добавим к этому, то что сюда началимассово везти негров, так как те прекрасно переносят здешний климат. А эти чернокожие и так рабы, им особо терять нечего, так что изнасиловать индианку они своего шанса не упустят. Ну, выпорют их лишний раз и что? Да и среди белых многие могут соблазниться такой красоткой. А я буду в море и ничем ей помочь не смогу. И как ей жить там одной, среди чужих людей, на положении человека второго сорта, постоянно подвергаясь угрозе физического насилия.

Конечно, когда я вернусь, случись что, денежную компенсацию мне присудят, но она будет за индианку не велика. Всего пару лет назад в селении Верей, не так далеко отсюда, испанцы просто не за что повесили двух индеанок, одну девушку и другую, недавно вышедшую замуж, не за какую-либо вину, но потому, что они были очень красивыми, и опасались волнений из-за них в испанском лагере, и чтобы индейцы думали, что испанцам безразличны женщины. Об этих двух женщинах у нас сохранилась живая память как среди индейцев, так и испанцев, по причине их большой красоты и жестокости, с которой их убили. К тому же и в Гаване видится нам почти не придется, так как сейчас, до февраля, у меня наступит горячий сезон. Потом, два года меня, наверное, не будет на Кубе совсем (завоевание Кортесом Мексики продолжалось два года), почему бы ей пока не пожить здесь, среди родных, а я ей буду помогать. Да и не так далеко до ее деревни, а я дорогу теперь знаю, день туда и день обратно пешком, так что при стоянке моего корабля на рейде Гаваны пока идет разгрузка-погрузка я успею ее проведать. Да и коня я все равно собираюсь покупать, так что будет и того быстрей. В общем, с грехом пополам, уговорил свою индианочку остаться дома. Ведь здесь:

— Плевки жабы не достанут мою белую голубку.

Потом пошел к шаману Уареа, мы с ним еще раз проговорили свои планы. Чтобы мёд есть, нужно в улей лезть. Связь будем держать через посыльных доставляющие в Гавану продукты и налоги с моей энкомьенды. Кроме того, подрядил шамана добывать мне селитру и обрабатывать по моей технологии. Найти людей, поискать в горах в центре острова, что тут к Гаване поближе (горы Гуанигуанико), пещеры, где посуше, желательно известковые и насобирать в корзины окаменевшего дерьма летучих мышей, остальное он уже видел, что я делал, так что платить за этот товар я буду щедро. И главное недели через три жду его в Гаване, если меня не будет, то я Марту предупрежу, пусть ждет и о нашей маскировке пусть не забывает. Оставил у Уареа крошечный остаток своих товаров гвозди и другую ерунду(остальное отдам в Гаване), а у тестя Ауресио почти все что сюда привез: котел, топорик и даже мачете (надеюсь обратно пройду без него), в крайнем случае нож есть, взял с собой гамак и одеяло, мешочек с порохом, флягу с самогоном и в тыквенную флягу воды, поцеловал молодую жену на прощание, попрощался с жителями деревни, сказал, что недоимок не потерплю, чтобы не расслаблялись и потопал через джунгли обратно в Гавану, груженый вместо осла. Все, гол как сокол, везу отсюда только полезные знания и навыки.

Дорога несколько заросла за минувший сезон дождей, так что пришлось завернуться в одеяло несмотря на жару и влажность и ломится через заросли, словно дикий кабан. Дату точную не знаю, но начало октября уже точно, последний месяц сезона дождей. Сейчас они идут где-то раз в неделю, а так как пару дней назад дождь уже был, то сейчас попасть под ливень маловероятно. Но жарко, хотя и по ощущениям не больше 30 градусов, но под одеялом, так просто умираешь. А иначе нельзя, весь расцарапаешься, и потом в влажном здешнем климате все царапины загноятся, а мачете нет. Но ладно, за день не спекусь. Так я пер, как бульдозер по джунглям, набрав неплохой темп, и за час с небольшим до захода солнца был уже в Гаване, у себя дома, обрадовав служанку Марту. Как же, хозяин и защитник.

От Марты я узнал, что Кристобаль, так же поспешил воспользоваться затишьем и отплыл куда-то неподалеку. Молодец человек работает, не сачкует. Здесь дорог нет, а от моря на острове почти все неподалеку, так что морской транспорт, если что надо перевести, на острове наилучший. А я пока сбегал на местную речушку Альмендарес, скупаться и простирнуть свои вещички. Потом пришел поужинал неизменными лепешками из кассавы и тут бы лечь спать, но нельзя. То, что я женился на туземке, впал в грех, рано или поздно церковь узнает. Индейцы проболтаются туземным слугам, те своим хозяевам, а уж испанцы непременно донесут куда следует. Так что с утра придется идти сдаваться самому, дело это здесь житейское, грех привычный, небольшой, так что повинюсь на исповеди, сделаю некоторые пожертвования церкви, почитаю молитвы. А молитв то я и не знаю. Так что, почти всю ночь зубрил свой молитвенник при свете масляной коптилки, учил наизусть молитвы. Утром, естественно, видок у меня был еще тот. Морда опухшая, несколько дней небритая, глаза красные слезящиеся. Кроме того, забыл сказать, что или из за рациона питания, или же из за того, что стал больше шевелиться, или медовый месяц сказался, но я здорово похудел. Так что буду пока косить под хронического больного, может скидку какую сделают.

Так что только утро забрезжила первым светом, я уже был в деревянно-глиняном домике пока исполнявшим здесь функцию церкви. Естественно, строительство каменной церкви было в приоритете, но пока индейцы только подвозили материал и под внимательным присмотром монахов и благочестивых мирян тесали из известняка камни. Надо же сколько тут народу, весь город. Память начала выдавать мне кто есть кто. Вот тот важный и гордый господин — это наш мэр- Педро Барба (даже не мэр, города здесь пока нет, поэтому и мэра не избирают, так центральный уполномоченный нашего губернатора в округе). А вот и другие замечательные жители: наш местный олигарх Рохос по прозвищу "Богатый", и Франсиско де Монтехо, и Диего де Сото из Торо [город в Испании], и Ангуло, и Гарсикаро, и Себастьян Родригес, и Пачеко, и Гутиеррес, и простой Рохас, и паренек, которого звали "Санта Клара"[так как он перебрался к нам из этого кубинского городка], и два брата — Мартинесы из Фрегенала [города в Испании], и Хуан де Нахара и другой Хуан де Нахара (по прозвищу "Глухой"), и многие другие, весь город здесь.

Я предельно учтиво раскланивался со всеми. Народ здесь уж больно горячий, чуть почувствуют себя обиженными и все, благородные идальго хватаются за шпаги, а простой народ за ножи и навахи. Не нужно честь свою пятнать неучтивостью, чужих здесь вежливости учат, всегда холодной сталью. И каждый должен быть с ней знаком обязан. Нельзя ударить в грязь лицом, пред светом здешним. "Иль не естественна расплата, когда задета наша честь?" Многое сейчас здесь вертится вокруг этих понятий. Так что если кто, не дай бог, подумает, что я посмотрел на него косо, то без лишних слов потом подойдет и выпустит мне кишки, под полное одобрение собравшихся и бурные аплодисменты. Такие здесь нравы. Здесь с детства рассказывают занимательные истории, как один благородный человек прирезал другого, а потом сын убитого вырос и пришил обидчика. Или же дочь (если сына нет) выросла, принарядилась, соблазнила и увлекла убийцу в тихое место для беседы наедине, а там пырнула того стилетом в брюхо и поминай, как звали. И все вокруг говорят: ну надо же, какая хорошая девочка, поступила достойно, она в своем праве. Так что, пока не разбогатею и не найму себе кучу телохранителей, мастеров фехтования, то вежливость — вот мое кредо.

Я терпеливо отстоял заутреню, потом подошел к знакомому падре Хуану Диасу и выразил горячее желание исповедываться. В церкви был и настоятель отец Хосе, но мне больше по душе отец Хуан. Он еще со мной и Кортесом в Мексику поедет, так что нужно налаживать мосты с этим представителем святой церкви. Чтоб ему все время икалось, когда его ацтеки после Ночи Печали в плен возьмут и на жертвенном камне резать будут! Надеюсь, что я в это время буду уже очень далеко оттуда. Более менее все прошло нормально, я стоял с постным видом и рассказывал, что нет в жизни счастья: и болею уже два с лишним месяца (лихорадка проклятая) и трудиться в полную силу не могу, так еще и согрешил с туземкою из своей энкомьенды. Слаб человек, ох слаб! Одна мне теперь радость, молитвенник читаю, да душой отдыхаю, грехи свои замаливаю. Тут я продемонстрировал пару выученных за ночь молитв и сбился всего пару раз, но сослался на то, что из за болезни в голове ничего не держится.

Падре Хуан также с грустным видом на своей хитрой мордочке выслушал мою исповедь, потом долго разглагольствовал о пагубности греха и происках дьявола, на что я ему всецело поддакивал. Наконец я пожертвовал ему пару серебряных реалов и мы разошлись. Вот гад, правильно говорят испанцы: "Сначала кот ворует мясо, а глядь — на нём уже и ряса".

Что-то последнее время у меня одни расходы, и никаких доходов. Приходится крепится. "Когда у еврея кончаются деньги, он вспоминает про старые долги" — а у меня и должников на горизонте не наблюдается. Печально, но поправимо. "Природу трудно изменить, но жизнь изменчива как море, сегодня радость — завтра горе, и то и дело рвется нить!"

ГЛАВА 13.

На следующий день я занимался уборкой в доме и наведением порядка на складе, приведением в порядок бухгалтерских записей и подбиванием итогов. Все что зарабатываем, тут же и тратим, а впереди еще нужно и налоги платить, а пока, как обычно, денег не хватает. Придется ужимать свои расходы и больше работать. "Бедность всего хуже" — как говорят в народе.

Потом вернулся Кристобаль на "Эль Сагио". Я с радостью поспешил на корабль и принялся помогать в разгрузке — принимал вещи из трюма на палубе. В городке мне просто как в тюрьме, слишком уж тяжелая атмосфера, поскорее бы свалить от сюда. Но, похоже, что атмосферное давление будет падать, голова разболелась, наверно, завтра снова будет ураган или шторм с дождем, а вот потом можно будет и уплывать из Гаваны. В открытом море дышится свободнее.

Кристобаль за время моего отсутствия неплохо поработал, похоже, что брал любые заказы по перевозке на острове, кроме трансостровных. Трудяга. Другое дело, что он мне жаловался, что скорость нашего корабля сильно упала. Наверное, он в здешних тропических водах уже сильно оброс на днище ракушками и водорослями, которые теперь сильно тормозят ход. Но чистить мы пока не будем. "Не трогай грязь, на ней то все и держится" — как говорят у нас в России. Днище моего корабля изрядно подгнило и изъедено червями, так что если его почистить, то потом сразу можно ставить корабль на прикол. А мне нужно чтобы мой "Мудрец" еще годик проплавал. Вот Вам и еще один аргумент плыть с Кортесом, все корабли сожгут, а стоимость их из добычи владельцам выплатят. Где еще я такую аферу смогу провернуть?

Так что разгрузились, переждали шторм, а потом бегали вместе с Кристобалем по городу в поисках фрахта. Межостровной фрахт мы тоже брали, дней через 10 можно будет уже рискнуть плыть, сезон ураганов заканчивается. Но пока нужно заполнить простой, команде тоже нужно кушать каждый день. А команды у меня на корабле девять человек, плюс я с Кристобалем. Да еще кроме меня, есть еще один моряк больной на берегу. Так что пока некомплект на борту.

Загрузились и вышли в море. Свобода! На таких маленьких кораблях как мой, условия жизни для команды крайне примитивны. Лишь у меня, как капитана было отдельное жилое помещение, напоминающее тесную кладовку для хранения метел. Мои же люди спали, где только могли найти место, иногда прямо на палубе между орудиями или бомбардами, из которых стреляют небольшими каменными ядрами или картечью (а таких орудий у меня целых два, правда, маленьких, их еще называют фальконеты). Нужно пока бы на штурмана подучиться, но где? Штурманов, здесь их называют еще пилоты, на флоте не хватает. Сильно грамотных людей сейчас немного, да и инструменты сейчас крайне примитивны. Компас указывает направление, астролябия более или менее определяет широту. Плюс минус трамвайная остановка. Астролябия представляет собой деревянный сегмент круга в 90╟, на одном из прямых углов которого с помощью прикрепленного циркуля фиксируют Полярную звезду, служащую ориентиром, а свисающий с острия свинцовый груз показывает высоту. Из-за свинцового отвеса этот навигационный прибор на движущемся корабле работает не очень точно. Долготу не определить, пока не выйдет, часов хронометров пока нет, так что меряют все весьма приблизительно. Кидают в воду веревку с узлами и пока песок из песочных часов не высыплется определяют скорость, потом прикидывают скорость корабля за сутки. Но куда корабль ветер и течение за эти сутки сносит, то один бог ведает. Вот у американцев есть легендарный корабль "Майфлауэр" (Майское дерево). Перевозимые на нем колонисты основали свободные (от рабства) северные штаты. Плыл он себе в Виржинию на юге США, а выплыл на севере, промахнулся на трансатлантическом переходе на пол континента!

Так что сейчас умники рассчитывают и ведут флагманский корабль, а остальные стремятся держаться вслед за их кормой, за парусами или за сигнальным фонарем (ночью). А если непогода раскидает корабли, то беда! Конечно, плывут по компасу столько дней, сколько нужно, но куда приплывут непонятно. Потом выпускают голубя из клетки и тот летит к ближайшей земле, и они туда же правят. А там уже спрашивают у местных жителей:

— Мы где?

— На корабле! — те отвечают им.

Но ничего язык и до Рима доведет, потихоньку доберутся куда им нужно. Кстати когда Кортес плыл в Новый Свет, его корабль так же потерялся, пришлось и им голубя выпускать, а так бы приплыли куда-нибудь в Бразилию. Слава богу, что есть трансатлантические течения, они несут куда надо, даже делать ничего не надо. От Канарских островов течение тебя подхватывает и прямо на Карибы. А от Кубы Гольфстрим тебя обратно в Европу несет. Гавана почему столицей Кубы стала? Корабли со всего Карибского региона тут собирались, перед тем как в Европу плыть, а там оседлал Гольфстрим и дома. Даже если все мачты сломает и руль, и твой корабль потеряет всякое управление, то все равно тебя потихоньку несет, куда тебе нужно. А такие как я, неумехи, плавают вблизи берегов в пределах прямой видимости или же от одного ближайшего острова к другому. Конечно, Хуан перед поездкой сюда проходил платные двухмесячные курсы, да что толку? А мне теперь нужно и до Мексики плыть и до Колумбии, а тут и Карибское течение и мели и рифы и Саргасово море с его водорослями. Короче, сложновато. И Кристобаль хотя меня и постарше, но не факт, что больше меня знает. Вот и сейчас мы держались в пределах видимости от прибрежной линии.

Начало нашего путешествия оказалось легким и приятным: за один день мы добрались до находящегося на ровной местности порта Соладо (Это название означает "Соленый"), сам же порт представлял собой всего лишь скопище прибрежных навесов из пальмовых листьев, под которыми рыбаки могли посидеть в тени. Весь песчаный берег был покрыт растянутыми для просушки или починки сетями и усеян вытащенными на песок рыбацкими каноэ. Здесь мы выгрузили груз для здешней энкомьенды и загрузили на борт груз для Гаваны: в основном хлопковые ткани и продовольствие. Полоски здешнего пляжа походили на припорошенное серебро, щедро рассыпанное между лазурным морем и изумрудными пальмами, с которых то и дело взлетали стайки разноцветных рубиновых и золотистых птиц. Однако по мере нашего продвижения на запад, к дальнему краю острова Куба яркий светлый песок постепенно темнел, превращаясь в серый, а вдали, в самой глубине острова, за линией зеленых пальм маячили далекие горы.

Питались мы на корабле неплохо. За обедом, который обычно готовил молодой матрос Винсенто Ниньо, пили вино или воду. Обед как правило включал в себя сухари, солонину или соленую рыбу, кукурузу, сладкий картофель, фасоль или чечевицу, приготовленную с хлопковым маслом, чесноком и "ахи"- горьким перцем. Еда не для гурманов, но есть вполне можно.

Вот интересно, откуда у здешних индейцев хлопок? Хлопок представляет собой большую загадку, и все с ним связанное пронизано жгучей тайной. Впервые его стали выращивать в долине Нила после V века до н. э. Первой точной датой является 370 год до н. э., но один американец из Американского музея естествознания в Нью-Йорке обнаружил хлопок в перуанских захоронениях, которые датируются 2000 годом до н. э. В те давние времена древние перуанцы выращивали хлопок, пряли хлопчатобумажную нить и ткали из нее одежду — и все это до того, как его начали выращивать египтяне. Хлопок был также известен ассирийцам как "древесная шерсть", но современные ученые утверждают, что изначально дикий подвид хлопка появился в Индии. Потом он попал в Америку, там генетически изменился и опять вернулся, уже измененный в Азию (и Африку).

Хлопок, как ботаническая загадка, снится ботаникам-генетикам в кошмарах, так как американские его разновидности обнаруживают, что хромосомы хлопка указывают на межокеанское путешествие через Тихий океан с запада на восток их древнего азиатского предка. А это означает, что "распространителем", вероятно, были птицы, если не человек, который на заре истории Америки "привез" хлопок из Старого Света, затем несколькими тысячелетиями позже "подобрал" американский хлопок, в котором развились новые хромосомные структуры, и отвез его назад в Евразию. Но как можно приписывать это птицам, особенно если птицы не едят семена хлопка? У него стратегия распространения не съедобные ягоды, а пух, носимый ветром. А ветры не могут переносить семена на многие тысячи километров. Тогда как же объяснить существование одного и того же хлопка, содержащего одни и те же гены, на обоих континентах? Сплошные загадки истории.

Наше плавание продолжалось. Далее к западу, берег изменился. Подобно черной стене, скальные выступы перегораживали пляжи и уходили далеко в море. Здесь уже приходилось быть настороже, даже с такого расстояния я видел, как морские волны, разбиваясь о подножие гряды из чудовищных валунов и каменных обломков, вздымаются и вскипают белой пеной. Путь к берегу преграждала россыпь валунов и обломков, иные из которых не уступали размерами нашим пятиэтажкам, а между ними неистово бурлили и пенились океанские волны. Они накатывали на утесы, взметнувшись на невероятную высоту, зависали там, обрушивались вниз с таким ревом, словно все громы грянули разом, и снова откатывались, образуя водовороты столь мощные, что сотрясали даже прибрежные скалы. Отойдя подальше от этого негостеприимного берега, мы миновали опасное место.

Потом мы плыли беспрепятственно, легко покачивался на волнах, причем так далеко от берега, что мне удавалось лишь смутно различить зеленую кайму. В ясном небе, сияло солнце, океан был спокоен, словно озеро в летний день. Море было ярко голубым и искрилось на солнце, высоко над мачтами величественно проплывали облака, теплый воздух надувал паруса. Но мы слишком беспечно отдалились от берега и нас подхватило океанское течение, которое начало сносить нас на север, туда к Флориде, причем, что хуже всего, в противоположную от берега Кубы сторону. Пришлось ставить дополнительные паруса и вновь приблизиться к земле. К вечеру мы пристали возле еще одной энкомьенды, и так же сгружали и принимали необходимые грузы.

На третий день плавания берег резко начал изгибаться на юг, мы проходили западную оконечность острова Куба. Океан окружал нас почти со всех сторон, и я вдруг чувствовал себя ничтожной букашкой, оказавшейся на дне огромной голубой чаши, выбраться из которой невозможно. Ночью я видел на небе несчетное множество нависавших надо мной звезд, но это все тревожили мое сердце больше, чем днем. Почти ничего не видно, тут можно куда-нибудь влезть! Но во тьме я успокаивал себя как мог, представлял себе, что нахожусь где-то в более безопасном месте, например, у себя дома в Гаване. Я воображал, будто раскачиваюсь не на волнах, а в плетеном гамаке, и, успокоив себя таким образом, погружался в сон. Но с рассветом все иллюзии отступали: и я ясно понимал, что на самом деле нахожусь где-то в самом центре ужасающе жаркой, лишенной всякой тени, враждебной человеку безбрежной лазоревой стихии. Безудержно пекло солнце, от жары в трюме даже лопнула бочка с водой, но в океане иногда меня развлекали летучие рыбы: бесчисленные мелкие существа с длинными плавниками, которые они использовали как крылья, чтобы выскакивать из воды и пролетать значительное расстояние. Скоро берега опять повернули на север и нам тоже туда, это уже другая сторона Кубы. Южный берег большого острова зарос пышной растительностью, это были высокие кедры и пальмы, а главное красное дерево, из которого в дальнейшем испанцы будут строить свои прекрасные корабли для здешних вод.

Пару раз мы еще приставали к берегам, выгружали и брали грузы, но пора было поторапливаться, чувствовалось, что следующий шторм уже не за горами, и мы на всех парусах торопились укрыться в надежном порту южного побережья острова Куба Тринадад (Троица).

Ливень нагнал мое суденышко, окатил его водой и умчался дальше, что позволило нам всем освежиться, ливень сразу прогнал жару. Но вместе с облегчением пришла и тревога, ибо дождь принес с собой ветер, и на море началось волнение. Погода резко переменилась. Наш корабль начал подскакивать и болтаться, словно маленькая щепка, и очень скоро доски трюма не выдержали и туда начала поступать вода. Пока ее еще было относительно немного, и моряки выстроились цепочкой, чтобы вычерпывать ведрами из трюма морскую воду. Нам конец! Ан нет, быстро установили помпы и несколько матросов, сменяясь, встали за их деревянные рычаги- коромысла, дело сразу пошло веселей. Впрочем, несколько ободряло еще и то, что ветер и дождь пришли сзади — с юго-запада, как я рассудил, вспомнив, где находилось в то время солнце, — так что меня, по крайней мере, не относило дальше в открытое море, а наоборот подгоняло к спасительной гавани. Тут на нас обрушился яростный шторм, усиливавшийся с каждым часом. Целый час наш неуклюжий корабль стонал и скрипел под ударами урагана, который увлекал нас вперед. Как бы не проскочить мимо безопасной гавани, тогда всем нам крышка. Судно трещало по всем швам, течь усилилась. Казалась, что наше беспомощное судно оказалось целиком во власти бурных волн. Вот и спасительная гавань, надо постараться туда проскользнуть и чтобы нас не выкинула на песчаную косу или же не бросило на камни. Тогда наша гибель стала бы неизбежной.

Но все же, еще до того как шторм разразился в полную силу (а пока была лишь его прелюдия), мы удачно проскользнули в защищенную бухту и стали на якорь. Теперь уже шторм не так страшен, наш корабль здесь защищен от ветра и волнения, но, поработать всей нашей команде придется. Матросы быстро убрали намокшие паруса, теперь якоря надежно удерживали Мудреца в гавани. Рейд здесь был достаточно глубоководный, чтобы не боятся сесть на мель, все это место хорошо укреплено природой, так что катастрофа нам теперь не грозила. Успели. Я посмотрел на городок, он расположился у великолепного рейда, защищенного косой. Из гущи индейских хижин "богиос" едва выступали десятка два испанских домов, да еще на холме, возвышающимся над бурлящим морем, возвышалась глинобитная часовня. Этому городу всего четыре года.

Всю ночь продолжался аврал, все вычерпывали воду, перекладывали груз, спасая его от воздействия воды, и в тоже время молились, чтобы якорные канаты выдержали напор ветра. Но, наступил расцвет, и к утру море, по счастью, утихло, иначе бы мы наверняка утонули. Тем временем порывистый шквалистый ветер сменился устойчивым бризом и пользуясь им мы приблизились к самому берегу и тут стали на якорь. Все команда возблагодарила господа за свое спасение. Тут на корабле молитв читается как бы не больше, чем в церкви: на восходе солнца — "Радуйся Богородица", днем- "Отец наш" и вечером "Аве Мария". Эти молитвы возникают в глубине души моряков, которые после благополучно пережитой ночи всегда рады снова увидеть свет солнца на спокойном или бурном, но всегда опасном море:

"Слава свету и святому кресту и Господу нашему праведному и святой Троице. Слава душе нашей и Господу, подарившему ее нам. Слава дню и Господу, пославшему его нам".

В гавани, кроме нашего судна, укрывалось еще два корабля. Город Тринадад — морские ворота расположенного дальше вверх по реке испанского города Санкти-Спиритус (Святой дух). Это крупный промежуточный порт на Кубе. Как известно завоевание острова началось с его восточной части, более близкой к уже завоеванному испанцами Гаити, там сейчас и располагаются все крупные испанские поселения, а вот к нам на запад, в Гавану испанцы пришли несколько позже, до этого покорив весь остров. А так как ветры и течения более благоприятны на южном побережье Кубы, то естественно, что эта промежуточная стоянка оказалась очень востребованной в наших местах. Любопытно, что официально тут никакого порта нет, так как соответствующего разрешения на это не получено и пошлины и взятки нужным канцелярским чиновникам не уплачены. Как умные люди говорят: "Не все чиновники у нас продаются. Многие уже проданы". Но, тем не менее, порт в реальности существует, и торговля ведется и наш губернатор Веласкес, не только смотрит на это сквозь пальцы, но и даже помогает, чем может здешним жителям. Естественно, не забесплатно.

Принялись за работу, наш корабль разгрузили, часть товаров у нас забрали местные хозяева, другие нужно будет грузить здесь и вести на запад. Воду из трюма удалили, открывшиеся щели законопатили, а затем просмолили, будет держаться до следующего урагана. Надеюсь, что он будет не раньше, чем через полгода. Загрузились и поторопились в обратный путь, может быть, сезон готовит в испытание нам еще один последний шторм, так что нужно пошевеливаться и пользоваться установившейся хорошей погодой. Часть грузов взятых в Тринададе были привезены с Санто-Доминго для экономьенд западной части острова, так что нужно раскидать их в четыре пять мест по пути.

Полдня мы лавировали против встречного ветра, пока он совсем не стих. Теперь океан был тих, словно пруд; ни одно дуновение ветерка не тревожило его гладь. Вечерело, показалась полная луна, и все небо усыпали бесчисленные, удивительно яркие южные звезды, каких не бывает в наших широтах. Пошел спать, проснулся — ничего не изменилось. Небо на востоке уже порозовело, и вскоре первые лучи солнца выглянули из-за горизонта, тут же над водой поднялся густой туман, в котором на расстоянии ста метров ничего не было видно. Поднялся легкий попутный ветерок и взбодрил наши паруса. Поехали, час с лишним мы плыли на запад вслепую. Когда же солнце поднялось выше, туман рассеялся, и вся поверхность океана очистилась; только с одной стороны с юга, непонятно почему, над самой водой осталась висеть узенькая полоска тумана. С севера же были видны зеленые изгибы береговой полосы. Солнце становилось все жарче, ветер немного усилился, вода и ветер снова создавали привычный шум, и мы ходко пошли вперед под плеск волн и резкие крики летающих над нами чаек.

Обратно добрались без особых приключений. Где нужно останавливались, что нужно выгружали, что нужно забирали. Во время стоянок брали на борт пресную воду, чуть отдыхали от утомительного плавания по тропическому "саду", ощущали опьяняющие ароматы и слушали певчих птиц под высокими пальмами. Тут было много мелких мест, где вода постоянно меняла цвет, от молочно-белого до темно-зеленого или даже черного. Мангровые заросли местами делали берега непроницаемыми. Над ними кружили тучи комаров. Повсюду вялость, ил и гниль. Иногда мы стояли на месте в ожидании попутного ветра, а иногда летели на всех парусах по зыбким волнам, чьи гребни бурлили и пенились на бесконечных просторах моря. Привередливый ветер заставлял нас иногда менять курс, но в целом наш кораблик шел довольно быстро Я отрастил уже порядочные усы и бородку за время нашего путешествия, которые периодически поглаживал рукой и также привык полной грудью вдыхать свежий прозрачный морской воздух, насыщенный крепким запахом йода и соли. Через неделю после нашего выхода из гавани Тринадада показались родные места- мы входили в бухту Гаваны.

Тут, свалив все заботы по разгрузке корабля на своего верного компаньона Кристобаля, я поспешил сойти на землю. (Стыдно признаться, но и по погрузке новых грузов тоже, у нас уже было достаточно заказов чтобы двигаться сразу на Гаити, на Санто Доминго). Как говорят испанцы: "Жатва поспела, и серп изострён". Но у меня были оправдания- меня ждала молодая супруга, прелестная, восхитительная девушка и я спешил к ней на крыльях любви. Но вначале нужно было скупаться в речке с пресной водой, постирать свои вещи и главное чисто выбрить щеки и подбородок (индейца крайне не любят бородатых людей, наверное, потому что у самих бороды очень плохо растут, так что жидкие пряди на подбородке, а то и отдельные волоски они тщательно удаляют).

Так что вскоре я был при полном параде и прихватив кое какие подарки и вещички я заспешил в свою эконмьенду. Скоро зеленые джунгли вновь обступили меня, невероятной формы деревья, губчатые грибы, лианы, плесень, плющ — все находилось вблизи, теснилось и обступало меня со всех сторон, почти не давая дышать. Балдахин листвы над головой походил на тент из зеленых облаков, под сенью которого даже в полдень властвовал зеленый сумрак. Несмотря на начавшийся сухой сезон, сам воздух джунглей оставался густым, влажным, и казалось, будто я дышу туманом. Все растущее здесь, даже лепестки цветов, сочилось чем-то теплым, влажным и клейким. Тропический лес источал вонючие, мускусные и гнилостные запахи перезревших плодов. Бурно разросшаяся поросль уходила корнями в толстый слой перегноя.

С верху с деревьев постоянно доносились вопли мелких обезьян, а также трескучие крики возмущенных моим вторжением попугаев; а вокруг мелькали многочисленные яркие птахи. Было полно ярких колибри размером не больше небольшой бабочки и причудливо окрашенных громадных бабочек величиной с ладонь. В подлеске и в траве под ногами что-то беспрерывно шуршало и шелестело: какие-то мелкие существа шмыгали среди зелени. Пару раз я замечал на тропе смертельно опасных змей, но в большинстве своем там пробегали безобидные ящерки. Я быстро шел, тихонько проклиная долгую дорогу, через густую чащу, через бесчисленные ручейки и неширокие лужи-болотца, двинулся вперед, прорубая себе ножом путь сквозь сплетение лиан и зарослей кустарника, перепрыгивая через глубокие заводи с черной, застоявшейся, порой тухлой водой, перелезая через стволы упавших деревьев.

Большинству индейцев, не нравятся джунгли. Даже живя в лесу, местные не любят заходить глубоко в чащу, стараясь держаться хорошо знакомых дорог и тропинок, редко уходят далеко от своих деревень и лоскутков обработанных полей. И хотя там, в лесу, они охотятся и ловят в реках рыбу, но стараются делать это в строго определенных границах знакомых им конкретных территорий, поскольку из-за своего примитивного восприятия окружающего мира продолжают думать, что в чаще обитают злые духи и кровожадные ягуары. Если бы испанцы не начали гонять индейцев по всему острову, то мои бы так далеко не забились в лес. Но и хорошо, что забились, когда их обнаружили, то испанские "рикос омрес" — "большие люди" уже утолили первоначальный голод, нахватали себе удобных поместий, так что по очереди эта деревенька, находящаяся вдали от берегов и удобных дорог досталась мне.

Быстро смеркалось. Этим вечером джунгли казались мне тихими и спокойными, как никогда. Иногда мелкие струи дождя начинали барабанить по кронам самых высоких деревьев, но также внезапно дождь прекращался, как и начался, и на смену звуку падающих капель приходили пронзительные крики обезьян, переливчатое пение бесчисленного количества птиц и хлопанье крыльев тяжелых фазанов, что испуганно взлетали чуть ли не из-под самых ног. Лишь изредка змея бесшумно скользнет через тропинку, покрытую множеством следов разных животных, и часто я замечал, что джунгли с неясным, призрачным светом, с ровной, влажной поверхностью земли под сводами высоких деревьев уступали место почти не проходимым густым зарослям колючего кустарника и высокой травы, что появились в местах, где когда-то девственный лес был вырублен и сожжен, чтобы освободить пространство под поля и деревни индейцев, но затем эти поля бросили в силу каких-то причин, и джунгли вернули себе эту землю, закрыв ее не проходимыми зарослями кустарника. Вернули, кажется, навсегда.

На половине моего пути уже стемнело, но я продолжил путь при свете заранее заготовленного факела. Мне очень не хотелось терять свое драгоценное время. Да и дороги немного подсохли по сравнению с прошлым моим посещениям, теперь я скользил по грязи лишь в нескольких местах своего пути, а потеряться и свернуть с дорожки, как я уже говорил, было просто физически невозможно. Даже ночью было довольно жарко и воздух кишел целыми тучами москитов и других насекомых, привлеченных мерцающим светом моего факела, но они меня по-прежнему игнорировали. Когда факел догорел я уже был где-то неподалеку от деревни, но никаких звуков отсюда я не слышал (а я говорил, что собаки в туземной деревушке не лаяли). Но последний километр или около того я шел буквально на ощупь и при свете нескольких ярких светлячков, которых тут было великое множество, так что они мне заменили голубой экран мобильного телефона. Уже ближе к полуночи я вышел из тропического леса и заметил еще несколько не прогоревших костров в деревне. Там я уже добрался до знакомой хижины Ауребио и разбудил хозяев, которые уже легли спать. Радостная Вайнакаона со счастливым визгом повисла у меня на шее. Потом я быстро поужинал, и мы удалились ко мне в пристройку. Циновку и одеяло моя супруга принесла с собой, и мы смогли вдоволь насладиться обществом друг друга.

ГЛАВА 14.

Ранее утро, но все равно уже жарко, земля за ночь почти не остывает. Вайнакаона собирается подниматься и готовить мне завтрак. Успеется…

— Как нехорошо для молодой девушки много работать и совсем не отдыхать, — говорю я и, присаживаясь на циновке, тяну ее к себе на колени.

Она почти не сопротивлялась — только покраснела и выглядела смущенной. Только смотрела на меня своими миндалевидными очами, а сладкие губы ее приоткрылись. А когда я с припал к ее замечательным грудям, она заворковала и прижалась ко мне всем телом. Не теряя времени, мы устроили первоклассные скачки, и я с лихвой отыгрался за две недели вынужденного воздержания. Целый океан страсти охватил нас. Моя смуглая девчонка оказалась сущей чертовкой, ей-ей, и к тому моменту, когда она упорхнула наружу, оставив меня мечтать о заслуженном отдыхе, я чувствовал себя наигравшимся всласть. Как здесь говорят: Любовь и осла плясать заставит.

Пока я завтракал к мне пришел мой индейский компаньон шаман Уареа. Он несколько изменился, сильно похудел. Я обеспокоено спросил:

— Добрый день, Уареа, как здоровье как самочувствие?

— Не волнуйся Хуан, это действие диеты, худоба только элемент маскировки, чтобы не было желающих меня съесть — тут шаман громко рассмеялся.

Да на вид Уареа прибавил себе пару годков, не знаю, сколько ему лет, на вид было до этого 45, сейчас выглядит несколько старше. Стал расспрашивать его о наших делах уже пора ехать. Уареа сказал, что почти все готово, так что можно не волноваться. Но на завтра он чует ураган, так что и мне здесь задерживаться не стоит. А послезавтра к вечеру он с вещами уже будет в Гаване, так что мы сможем беспрепятственно отплыть. Все будет готово, он за сегодняшний день сумеет почти все доделать. Хорошо. Новой селитры пока немного, всего пара горстей- ну, нет, так нет. Значит и мне пора собираться в обратный путь, чтобы опять не лазить по ночным джунглям. Попрощался с Вайнакаоной:

— Возвращайся скорее, мой дорогой или мое сердце будет разбито- мило прошептала мне она, целуя на прощание.

Да, теперь не понятно когда еще нам придется увидеться, простился с ее семейством, захватил селитру, взял продукты в дорогу и снова в путь. Пора уже лошадь заводить, а то получается каждый день пешком свыше 20 километров мне проходить приходится.

Вечером я уже был в Гаване. Теперь уже и я почувствовал что погода будет портится. Ну что же переждем ураган на твердой земле, это гораздо безопасней, чем встретить его в открытом море. Вечером еще успел встретиться к Кристобалем, у него все готово, уже можно отплывать в Санто Доминго, все необходимые грузы на борту.

На следующий день бушевал ветер, лил дождь, а я занимался изготовлением себе бомбочек из привезенной селитры. Может быть, понадобятся. Да и вещички собранные в дорогу я несколько раз перебрал, все-таки я собираюсь влезть в опасную авантюру, а оттуда можно и не вернуться. Крыша на этот раз, в общем, выдержала, только кое-где нужно было подправить.

Этим делом с утра я на следующий день и занялся. Потом перенес свои вещи на "Мудреца" и стал ждать Уареа. Мой шаман не подвел, пришел к вечеру в сопровождении индейца, несшего большой мешок шамана. Осмотрел индейца- то, что надо, среднего роста, физически достаточно сильный, чтобы долго грести, но на лице все признаки слабоумия. "Эль Локо"(Сумасшедший) — как говорят испанцы. Сопли и слюни размазаны по всей грязной морде. Деревенский дурачок во всей красе, или как индейцы утверждают: в него вселился злой дух. Пойдет. Звали дурочка Гуаканагари, значит, будет Гога. Мы все переночевали, а на следующее утро отплыли всей своей дружной компанией.

Остров Косумель конечно и ярмарка и место паломничества, но так как он лежит вблизи берегов Юкатана, то индейцы там в основном племени майя, а чужих там не жалуют. И Грихальва и Кортес встретили там индианку с Ямайки, то есть тайнос, ее лодку с еще десятком индейцев прибило к берегам острова штормом. Так местные всех ямайских индейцев перебили, оставив в живых только эту индианку в качестве рабыни. А может не просто перебили, а принесли в местном храме в жертву, а потом частично съели, местные это широко практикуют. Дикий народ. Но дикостью мы и воспользуемся. Сумасшедших индейцы стараются не трогать. Думают, что в них сидит злой дух, убьешь такого, а его духу понадобится новое вместилище, так что он в тебя и залезет, и будешь ты теперь сам сумасшедшим. Так что, прикрываясь этим деревенским идиотом, загримированный под старика Уареа вполне сможет посетить местных храм, принести жертвы и помолиться об исцелении. И заодно и местный рынок прошерстить на предмет искомых камешков изумрудов, или сделать заказ на будущее. Нам с Кортесом все равно там придется на неделю останавливаться, так что если в округе есть что подобное, то я смогу выкупить. Конечно бы, хотелось своим хозяйским глазом все самому осмотреть, но это крайне рискованно, хотя и теоретически возможно. Так что будем думать.

Индейцев я разместил у себя в закутке на корабле, команде сказал, что это индейцы со моей эконмьенды плывут по своим делам (купленный ранее рыбацкий челнок был погружен на палубу), а я их подкину и по пути высажу. Мой закуток не был предусмотрен для размещения стольких людей (мне же тоже нужно где-то спать), поэтому Уареа напоил Гогу сонным отваром, чтобы тот не мешался под ногами. И так теперь тут картина, сильно напоминающая перевозку черных рабов из Африке, если всем одновременно ложиться спать, то мы все еле поместимся на полу. Мне же предстояло как- то втихомолку от команды, которая знала, что мы плывем на Санто-Доминго, выплыть к острову Косумель. Проблема не малая. Ладно, все знают, что южное побережье Кубы спокойнее для плавания, поэтому то, что мы поплывем Южной стороной острова никого не удивит, дело привычное. Остается подальше плыть тем же курсом, что и сейчас, вдоль северного берега, вперед в Юкатанский пролив, ориентируясь на западную оконечность Кубы. Плыть проливом нужно пару дней (тут в узком месте чуть больше 200 километров), и когда Куба скроется с глаз, то моя команда заволнуется, берега терять из виду тут никто не любит. А высаживаться в море в своем каноэ тоже нельзя, в проливе сильное Карибское течение, это каноэ снесет куда-нибудь подальше, а это смерти подобно. Так что придется плыть на корабле почти до самых берегов материка и дальше, так чтобы остров Косумель был в пределах видимости. Так я рассуждал сам с собой, глядя поверх борта в пустынное море.

Пока что мы плыли привычным маршрутом на запад вдоль берегов Кубы, сезон ураганов уже позади, но, несмотря на позднюю осень, пекло в тропиках решило не сдавать свои позиции, везде царили жара и влага, над водой парили туманы и сама вода в океане была нагрета так, что впору было там свариться. От берегов Кубы ветер часто доносил знакомый запах — тяжелый, пряный воздух мангровых зарослей, столетиями гниющих в прибрежных волнах, а ночью, сверху мне раскрывало свои объятия раскинувшееся без конца и без края южное бесконечное небо, бархатистое и мягкое, как нигде в мире, усыпанное мерцающими звездами.

Вот западная оконечность Кубы, мыс Святого Антония, растаял позади, но мы продолжаем следовать прежним курсом в бескрайнее море, здравствуй неизвестность. Мы вышли в открытое море, идя на запад, без знания мелей, течений, ветров. Теперь, либо в стремя ногой, либо в пень головой. Прошу Кристобаля стоящего за штурвалом немного сместиться на юг чтобы компенсировать действия Карибского течения, интересно куда мы выплывем? Надеюсь, мимо континента не промахнемся. Так мы правили целый день, любуясь богатством местной фауны- большими акулами, чьи плавники разрезали воду словно грозные стражи и безобидными игривыми дельфинами, часто сопровождавшими наш корабль. В воде заметно также много больших медуз- португальских корабликов, вызывающих при касании жгучие ожоги тела. Все вокруг изнемогало от зноя, а горячий ветер наполнял наши паруса. Вечером шли тем же курсом (я так надеюсь, сопротивление слева от сильного течения ощущается явственно). Утром продолжили свой курс, но моя команда стала роптать. Куда плывем? Зачем? Объяснять что-то не хотелось (потом же на тебя и донесут кому нужно), поэтому я сказал, что мне индейцы посоветовали на одном из здешних островков природное лекарство, которое нужно употреблять обязательно свежим, так что пусть никто не волнуется, а лучше смотрят в оба, скоро должна быть видна земля, а нужный мне островок чуть дальше к югу.

Наконец, впередсмотрящий с верхушки мачты обнаружил землю, и я дал команду следовать за изгибами берега, но на большом расстоянии от него, и править на юг и искать островок. Где же ты Косумель? Пока же в своей каюте Уареа готовил для меня грим. Я долго решал, идти мне самому или нет, но решил все же рискнуть. Как говорят испанцы: "Hе рискуя не добудешь. Кто не рискует — ничего не имеет". Но индеец всегда легко отличит испанца, даже если тот будет в гриме. Внешность, запах, ноги. Внешность — тщательно выбрился,потом еще раз пройдемся, так что бритву берем с собой, Уареа тоже вымыл голову каким то настоем, так что теперь волосы у него стали цвета соли с перцем, ощутимо прибавилось седины, что ему еще больше добавило возраста. Немного настоя из орехового масла для моей кожи, размазанного по всему телу превратило меня в настоящего индейца, по крайне мере внешне. Я снял свою европейскую одежду и оделся в туземную набедренную повязку. Теперь ноги, европейцы носят обувь (поэтому индейцы и называли испанцев — носящими башмаки) и поэтому ноги у них не такие грубые как у местных. Так проваливались британские разведчики в 19 веке на Востоке, все местные с детства ходили босиком и кожа у них там становилась такой твердокаменной, как копыта у скотины. Что толку выучить наизусть Коран и все его толкования, и выдавать себя за мусульманина, если при ежедневной молитве ты скинешь свои тапочки, а там белые нежные пяточки? Возьмем с собой мазь из дегтя и глины, потом я густо намажу ей свои ноги и замаскирую их. Для придания мне нужного запаха Уареа приготовил для меня духи своего собственного рецепта, будем надеяться, что мудрый шаман не свалял тут дурака. Все это может показаться немного наивно, но разве тот же попавший в плен испанец Агилар после семи лет у Майя не был неотличим от индейцев? Как пишет летописец Берналь Диас: " Где же наш земляк? Никто его не мог признать, ибо его и без того темная кожа стала совсем как у индейцев, волосы его были острижены, как у местных рабов, на плече он нес, как и индейцы, весло, а одежда, какая-то рвань, покрывала его столь же мало, как и остальных". Пока мы с Уареа занимались изменением внешности, собирали вещички и будили сонного Гогу, вдали показался нужный остров. Кристабаль лично сообщивший мне об этом, увидел изменившегося меня и перекрестился. Я приказал ему спускать челнок на воду- дальше мы сами, а наш "Мудрец" теперь развернется навстречу солнцу и вперед на Кубу, в порт Тринадад. Потом, через пять дней с небольшим дней, он вернется, подберет нас в море и продолжит дальше свой путь на Гаити. Пока спускали челнок и грузили наши вещички, я отсиживался в своей каюте, а потом завернувшись по самые глаза в одеяло и истекая струйками пота проскользнул из каюты в челнок. Все, теперь каждый работает по своей программе.

ГЛАВА 15.

Карабль уже отдалился от нас, а вдалеке на юге, чуть в стороне от полоски берега материка, видна небольшая зеленая точка — конечный пункт нашего пути. Туземный челнок у нас получил нужную модернизацию, по примеру полинезийских и малайских каноэ ему прикрепили балансиры- легкие деревяшки по бортам, даже с двух бортов, и теперь он несколько напоминал велосипед с приставными колесиками (чтобы не завалиться). И мы теперь не сможем опрокинуться. Приставная мачта позволяла нам ловить попутный ветер, который сильно помогал нам при гребле. А гребцов было только два: я и Гога, Уареа же взял на себя руководство и подсказывал нам куда править. Несмотря на то, что мы были не так уж далеко от побережья, здесь все равно были сильные подводные течения, и мы медленно приближались к островку. Я уже порядком устал и весь обливался потом, словно был в парилке бани. Но нам нужно поспешить, вечер уже скоро. Ближе к острову было заметно множество рифов, для нашей лодочки они были не опасны, зато в них обитало много разной живности: рыбины удивительных форм, расцветок и размеров, особенно красивые неоновые аквариумные рыбки, светящиеся словно изнутри, бьющие свечением во все стороны- синие, желтые, лиловые, полосатые. Они сновали в прозрачной лазурной воде огромными стаями и поодиночке. Гигантская черепаха вынырнула рядом с нами и долго плыла за челноком, сопровождая нас к острову. На берегу была видна уже привычная картина- золотистая полоска пляжа, а за ним стена зеленых джунглей. Тут мы убрали наш парус вместе с мачтой, теперь надежда только на весла. Нужно держаться на месте между полоской рифов и побережьем. Уареа еще чуть чуть прошелся бритвой по моим щекам и подбородку, все это происходило под резкие вопли, которые издавали обезьяны и птицы с острова. Наверное, тут в лодке мы и подремлем ночью возле берега, чтобы в случае чего быстро драпать отсюда. А утром будем двигаться вдоль берега острова пока не увидим город. Город индейцев майя.

Но майя при всей своей развитости все же не плавают на Карибские острова. Майя совершают только плавания к тем островам, если эти острова можно было увидеть с материка. Косумель — его настоящее название Ах- Куцумиль-петен (Остров Ласточек) — лежит вблизи материка. Но, так как между ним и материком проходит рукав Карибского течения, то плавать здесь довольно опасно. Когда испанский капитан Монтехо попытался однажды заставить индейцев выйти в море во время прилива, они отказались. Вода "хомок-нак какнаб" — была желтой и бурлила. Именно "хомок-нак какнаб" и мешало жителям островов Карибского моря и майя установить какие- либо определенные контакты. В захоронениях майя до ничего не найдено, что было бы привезено с Антильских островов. Но, как свидетельствует пример женщины с Ямайки и знаменитого Агилара, потерпевшего кораблекрушение, вероятно, было достаточно и случайных контактов, чтобы дать знать майя, что "там что-то есть". Возможно даже, что каноэ с островов Карибского моря время от времени специально заходили в территориальные воды майя; ведь по какой-то причине некоторые прибрежные города были обнесены стенами (что вообще-то для индейцев не свойственно).

Самое смешное, что Косумель уже является испанской территорией. Поскольку Римский папа подарил все эти земли Испании, то теперь, куда бы испанцы не высаживались, то первым делом местным индейцам зачитывается официальный документ. Там написаны следующие аргументы: Вселенную создал бог, а на земле у него главный помощник Святой Петр, а поскольку наместник Святого Петра в Риме пожаловал эту землю Католическим королям, то и мы, как их уполномоченные представители до Вас этот факт и доводим. И тут же испанский нотариус пишет "до сведения доведено" и несколько свидетелей расписываются и подтверждают это. И все, возражений нет, теперь если индейцы будут делать вид, что ничего не произошло, то это уже их проблемы. Доведено Вам? Доведено, а бунтовать никому не позволяется. Так и Грихальва в этом году достиг острова Косумеля, который немедленно окрестили Санта-Крус в честь праздника обретения честного креста, отмечавшегося в тот день по христианскому календарю. Его высадка на Косумель была предпринята со всей возможной осторожностью, но испанцы нашли только брошенный город, оставленный всеми жителями, за исключением юной и очаровательной индианки-тайнос родом с Ямайки, которую захватили в плен майя. Последние бежали в глубь города, выслав ее в качестве вестника. Майя сообщили через нее, что не желают устанавливать контакты с испанцами. Тогда Грихальва совершил сюрреалистический акт, торжественно зачитав в пустом городе соответствующее письмо и даже приклеил его на стену главного храма. Пусть индейцы читают! Как будто майя умели читать по-испански! Этакий псевдоюридический фиговый листок экспроприации.

Но, с другой стороны, и местные тоже не подарок. В 1511 году капитан Эрнандес де Кордоба Вальдивия, плывший на своем корабле из Панамы в Санто-Доминго с двадцатью тысячами золотых дукатов на борту, напоролся на рифы на отмелях Ямайки. Спасшийся на шлюпке без парусов, весел и пищи, он и его двадцать товарищей дрейфовали тринадцать дней, пока не приплыли к острову Косумель. С него был виден Юкатан. Местные жители майя сразу же убили всех выживших моряков, кроме двоих, которых они продали в рабство правителю Самансаны на полуострове Юкатан.

Ночью мы дремали, сменяясь с Уареа по очереди. Островок довольно-таки большой, в длину если я не ошибаюсь 46 км в ширину 16 км. Восточная часть острова, та, что ближе к открытому морю низкая, там и море бурное, мы же примостились в западной, той что ближе к материку, тут и невысокие горы и затишье. Этот слабоумный Гога уже несколько бесил меня, он был не самый приятный спутник, с которым бы я хотел находиться одной лодке, но приходилось героически терпеть его присутствие. Наступила ночь. Летучие мыши и ночные птицы начинали метаться вокруг, хватая на лету невидимых насекомых и непостижимым образом ухитряясь не сталкиваться ни с нами, ни с ветвями деревьев на берегу, ни друг с другом. Но когда наступала полная темнота, я все равно продолжали ощущать красоту местности будущего Мексиканского курорта, хотя и не мог ее видеть. Когда пришла моя очередь спать, я и во сне продолжил вдыхать головокружительные ароматы островных полуночных цветов, раскрывавших свои лепестки и испускавших нежное благоухание только по ночам.

Утром разминаем задеревеневшие члены. Споласкиваю лицо водой из фляги, чтобы окончательно проснуться. Опять небольшое бритье, надеваю бусы, втыкаю в волосы перья, применяю "духи" и макияж ног. Уареа подал мне мазь, он собирал смолу, вываривал ее, чтобы она не была такой едкой, и получал клейкую черную "окситль", водоотталкивающую и прекрасно защищавшую ноги. Потом смешивал ее с глиной, но мазь все равно сохранила цвет черной грязи. Теперь мои ступни были черны, как у босяка, залезшего в гнилое болото. Затем мы гребем потихоньку вдоль берега.

Царило безветрие, и уже ощущалась влажная томительная духота. Позади нас оставалось цвета ярчайшей бирюзы море, над которым едва заметными в дрожащем воздухе горбами, вставали холмы Американского материка. Оттуда плыла флотилия туземных лодок. А вот и нужная нам гавань, вся полная туземных пирог на мелководье. Делаю лицо как можно глупее, идиотов по легенде у нас два: Гога и я, и мы приехали в местные храмы просить богов об исцелении наших болезней. По слухам, сюда совершают паломничества не только обитатели Юкатана, но приплывают из более отдаленных мест. Остров у местных индейцев почитается за святую землю, это Иерусалим и Мекка в одном флаконе. Вернее молится у нас будет Уареа, а мы просто постоим рядом.

Осматриваю главное поселение острова, по размеру это даже не деревня, а вполне приличный городок, с возвышающимися каменными пирамидами храмов. Высаживаемся, вытаскиваем свой челнок подальше на песок и забираем с собой все свои вещички, в том числе парус и весла, и тащимся по жаре, груженные словно рабы. Впереди Уареа, сгорбившись, изображает почтенного старца и прокладывает нам путь.

В целом, от здешних майя не приходится ожидать особой роскоши. Все дома в городке, имели один этаж, были сложены из глинобитного кирпича, ярко выбелены известняком и были покрыты соломой.

Я старательно пускал струйку слюны из края рта, чтобы выглядеть в соответствии с взятым образом, а сам украдкой любовался городком, расположившимся у подножия пары ступенчатых пирамид, на берегу океанской бухты. Глинобитные, но довольно красивые дворцы и облицованные известняком храмы, прямые как стрела мощеные камнем улицы. Да, в отличии от Гаваны, в этом городке уже были хорошие мощеные дороги, чуть приподнятые по краям и замощенные большими белыми камнями. Повсюду властвовала зелень — кустарники и деревья, и много цветов, высаженных во дворах и на клумбах, перед домами; в каждом квартале жители высаживали растения определенного цвета: ярко-красные, розовые, сияюще-желтые, закатно-оранжевые, небесно-голубые…Довольно красиво, радость для глаз!

Вокруг сновала масса народа, повсюду мужчины в одних лишь белых набедренных повязках из хлопковой ткани, некоторые из них набрасывали на плечи белые же накидки. Мимо проходят женщины, они носили схожего покроя белые блузы, и короткие юбки. У богатых и состоятельных людей, на нарядной одежде белизну ткани оживляли причудливой вышивкой, ее цвета и узоры были довольно разнообразны. Кроме того, знатные люди руководствовались личными вкусами, так что носили пышные головные уборы, мантии из перьев, кольца, серьги, браслеты на руках и ногах — все это имело индивидуальные особенности.

Ростом люди от нас сильно не отличались все где-то 1,60-1,70 метров, с темно- красной опаленной солнцем кожей, покрытой различными татуировками, все носят длинные волосы (кроме коротко остриженных рабов), у многих проколотые уши и носы, чтобы носить серьги и другие украшения. Что до особенности физиономий, то индейцы майя всегда гордились своими крючковатыми, на манер ястребиных клювов, носами и скошенными подбородками; мало того, они всячески старались усилить это собственное сходство с хищными птицами. Только представьте себе: майя, намеренно, с самого рождения, деформировали черепа своих детей. Ко лбу младенца привязывали плоскую доску, которая оставалась там первые несколько лет жизни. Когда ее наконец снимали, лоб у ребенка был скошен так же круто, как и подбородок, делая и без того своеобразной формы нос еще более похожим на клюв. Плюс к этому здесь много косоглазых, тут это считают главным признаком красоты.

Мальчики или девочки майя, ходят совершенно обнаженными, но все они всегда носят вокруг головы повязку, с которой свисал, болтаясь между глаз, глиняный шарик. Делалось это для развития косоглазия, какое майя, где бы они ни обитали и к каким бы слоям общества ни принадлежали, всегда считали одним из важнейших признаков подлинной красоты. У некоторых их мужчин и женщин глаза косят так сильно, что создается впечатление, будто лишь возвышающийся посередине наподобие утеса нос не позволяет им слиться воедино. Добавлю, что еще тут делают вокруг глаз татуировки или просто красят черной краской, так что зрелище получается не очень. Так что, если эти места и полны дивных и удивительных красот, но это едва ли относится к обитающим здесь людям.

Пока что мы не привлекали особого внимания. С утра на остров на пирогах с близлежащего материка прибывают толпы паломников. Особенно много среди них женщин, один из главных храмов на острове посвящен местной богине любви и материнства, второй, как обычно, Пернатому змею, которого майя зовут Кукульканом. Из за отсутствия телевизора тут находилось очень много времени для любви. Детей начинают рожать рано и часто. И чтобы подстраховаться от различных неприятностей женщины совершают паломничество на остров Косумель. Весьма опасное путешествие для беременных в открытом долбленом каноэ через продуваемый всеми ветрами пролив в 20 километров, отделяющий остров от Юкатана. Это паломничество предпринимается, чтобы поклониться святыне Иш-Чель, богине Луны, покровительнице деторождения и приобрести местные сувениры. Так же как и набожные беременные женщины в Испании, которые имели обыкновение класть, как припарки, на свои выросшие животы отпечатанные гимны в честь святой Маргариты, чтобы облегчить боли, так и тут женщины майя приобретают в храме необходимые амулеты. Но и мужиков, приехавших поклониться Кукулькану, тут тоже много.

Ладно, нам тут нужно находиться пять дней (если не придется срочно бежать), так что нужно найти себе какое-нибудь убежище. Уареа под видом немого паломника знаками торгуется с местной старушкой, сдающей приезжим жилье. Кажется, сторговался, местных денег — плодов какао у нас нет, но тут ходят и небольшие кусочки меди вместо денег (у майя, в их джунглях растущих на осадочных известковых холмах, почти нет металлов). Уареа расплачивается и мы идем за сморщенной красно-коричневой старушкой на окраину городка, похоже, что наше жилье самый эконом вариант. Пришли. Самая городская окраина: дальше идут поля и пустыри, за огороженной территорией неподалеку паслось множество индеек, являющихся основным источником мяса. Вокруг городка в изобилии рос амарант, но ещё больше освобожденных от джунглей полей занимал маис.

Открыли завешенную дерюгой дверь в хлипкую, сделанную из связанных жердей хижину, и мы оказались в единственной комнатушке с утрамбованным земляным полом, убого обставленной и освещенной одной лишь фитильной лампой, заправленной рыбьим жиром. Я разглядел только покрытый старым стеганым одеялом топчан в углу, больше мебели не было. Ничего, как-нибудь разместимся на полу, все равно лучше, чем ночевать, скрючившись в утлой лодке, качающейся на океанских волнах. Сбросили на пол свои вещички, а гружены мы были по уши, тут и весла, и парус, и наши вещички, ничего в лодке не оставили. Хотя, казалось бы, какая разница, все равно кто хочет, тот может войти и в наших вещах покопаться? Замков здесь нет. Перекусили, подправили мой макияж и вперед в город.

Вначале в центр, проследовали по белому, окрашенному известкой городку прямо к дворцу местного правителя. Конечно, дворцом это здание можно было назвать лишь с большой натяжкой, всего лишь несколько глинобитных домиков располагались на площади, вокруг удобного и просторного внутреннего двора. Мельком осмотрели, пошли дальше. Сам городок очень красив и для такого древнего поселения находится в прекрасном состоянии. В нем несколько храмов, посвященных целому сонму божеств, состоящих из многочисленных помещений. В одном из них я видел самый большой в здешних местах зал, крышу которого поддерживал целый лес колонн. (В центре храмы представляют из себя ступенчатые пирамиды, но вокруг множество подсобных строений, соединенных с пирамидой каменными дорожками, которые мы и рискнули осмотреть). Стены всех храмов как внутри, так и снаружи были украшены замысловатыми переплетающимися узорами, глубоко высеченными в камне и выложенными мозаикой из белого известняка. Кстати, тут же я увидел фрески, на которых индейцы занимаются гомосексуализмом. Сильно уж эти майя тут развитые.

Сам остров, так же как и ближайший Юкатан состоит в основном из известняка, который кое-где разрушается водой, образуя причудливые колодцы и пещеры. Да и индейцы интенсивно добывают этот камень для блоков и для изготовления штукатурки, также им нужна известка для побелки, так что каменоломни добавляют тут пустот под землей. Строгие величественные храмы составляли лишь верхний уровень Косумеля и были воздвигнуты над зевами природных пещер, над лабиринтом подземных туннелей, невесть сколько веков служивших майя излюбленным местом для захоронений. Тела умерших представителей знати, высших жрецов и прославленных воинов доставляют в этот город, чтобы с соблюдением надлежащих обрядов захоронить в богато украшенных и обставленных помещениях, непосредственно под святилищами. Еще ниже находятся места для погребения простонародья, конца же этим катакомбам, здесь не ведал никто. Они уходили под землю на бесконечно долгое расстояние.

К моему удивлению, человеческих жертвоприношений сегодня не было, видно здесь не каждый день масленица. А как же столько раз прочитанные в книгах сведения про: "два нечистых святилища на острове Косумель, куда они отправляли бесконечное число несчастных на принесение в жертву". Хотя я увидел множество уродливых идолов с изображениями больших змей и других неприятных фигур, а на оштукатуренных стенах вокруг алтаря ясно видны были брызги свежей еще крови, но на некоторых изображениях, виднелись даже- знаки креста. С виду их крест практически ничем не отличался от нашего, христианского. Как и наш, этот крест чуть длиннее в высоту, чем в ширину; единственное различие заключалось в том, что верхушка и боковины его имели по концам утолщение, вроде листа клевера. Этот народец тоже чтил крест, так как полагал, что в нем зримо воплощалось устройство мира: четыре стороны света и центр. Уареа пожертвовал какому-то подошедшему к нам жрецу несколько кусочков меди и мы поспешили уйти отсюда от греха подальше. Еще что-то заподозрит. Итак, первое впечатление получено, беглый осмотр произведен, пора обсудить дальнейшие планы.

Обратный путь пролегал сквозь толпу туземных мужчин и женщины, которые держались с достоинством, двигались грациозно и изъяснялись на своем тягучем языке нежными мелодичными голосами. Очаровательные детишки индейцев отличались очень добром нравом, так как они не сильно дразнили нас с Гогой, изображавших из себя идиотов. Когда мы уединились у себя в хижине, я поспешил уточнить:

— Ну что Уареа, ты что-нибудь понимаешь в местном языке?

— Кажется многие слова мне знакомы, и общий смысл я улавливаю- ответил мне мудрый шаман.

— Давай тогда рискнем пойти на рынок- образовался я, и первым вышел из нашей темной и тесной хижины.

Вот и славно. Я конечно предполагал что языки у индейцев тут похожи. Да и сами индейцы тут во многом одинаковые. Число переселенцев из Азии было изначально не велико, поэтому тут распространены всего две группы крови из четырех (а в Южной Америке так и вообще одна). Вот и местные языки похожи друг на друга, тот же науль на котором говорят ацтеки, широко распространен от озера Юта и до Гватемалы, все эти юты, пауни, шошоны, команчи, ацтеки и прочие явные родственники. Вспомним историю, как американцы во время второй мировой войны, когда японцы наловчились вскрывать их шифры, посадили в помощь к радистам коренных американцев, те были разных племен, но друг друга прекрасно понимали, в отличии от японцев, которые так и не сумели раскрыть этот новый "шифр". Язык тайнос же происходит с побережья Южной Америки, а майя местный, но все же что-то общее у них есть. Да и рабы тайнос тут все же встречаются, довольно часто их пироги выбрасывает штормом на земли майя. К тому же Уареа у нас сильный полиглот, вот как испанский хорошо выучил, так что язык майя для него будет намного проще.

Теперь мы побрели на рынок, присматриваться к нужным товарам. На обширной рыночной площади простиралось целое море присевших на корточки коренастых фигур, на добрый километр покрывавшее всю ее каменную поверхность и разложивших на циновках свои разнообразные товары для продажи; размалеванные смуглые лица угрюмы и неподвижны, красивые перья колышутся на ветру. Майя неплохие ремесленники. У них есть много хлопка, разнообразные попугаи, дающие цветные перья, из привозной меди они делают небольшие колокольчики, любимые индейцами, а из обсидиана- мечи, ножи и прочие острые предметы. Но это все было не то, что нам нужно. Так мы и бродили по рынку без особого успеха, пока присматриваясь к ценам. Деньгами тут были плоды какао, на чашку шоколада уходило от двух до четырех бобов (шоколад здесь очень дорог). Также в большой цене у местных и мясо — кролик продавался за десять бобов. А вот рабы ценились дешево- всего сто бобов (дешево я говорю потому что тут индейцы тоже могут этого раба съесть при случае). Я понаблюдал торговую сделку: в результате за одного раба и мешочек обсидиана купец майя отсыпал несколько горстей бобов какао и маленьких медных слитков, нести которые продавцу явно было удобнее и легче, чем необработанный камень.

Особенно мне понравились здешние плащи из перьев, очень красивые. Здесь в изобилии водились попугаи ара, туканы и прочие тропические птицы с великолепным оперением. Один ремесленник, прямо на открытом воздухе, при покупателях ваял свое произведение искусства. Сначала художник натягивал на деревянную раму тончайший хлопок и легчайшими мазками наносил на ткань общие очертания того, что намеревался изобразить. Потом все пространство заполнялось окрашенными перьями, причем одним только их мягким ворсом и пухом, поскольку стволы перьев предварительно удалялись. Многие тысячи перышек прикреплялись друг к другу с помощью раствора клея, куда их осторожно макали. Похоже, что этот мужик воображает, что впереди у него вечность. Другой "художник", работающий рядом с первым "ленился" и просто брал белые перья, которые потом раскрашивал в нужные цвета и подравнивали в соответствии со своим замыслом. Правда, потом эти крашенные перья могут полинять от дождя и солнца. Но первый был истинный творец, он использовал только натурально окрашенные перья, тщательно отбирая из огромного многообразия нужные оттенки. Он никогда ничего не подравнивал, но изначально использовал перья разной формы, большие или маленькие, прямые или нет, в зависимости от того, что требовалось изобразить на картине. Я говорю "большие", но на подобных плащах редко попадается перо больше лепестка фиалки, а самое маленькое бывало размером с человеческую ресницу. Художнику приходилось искать, сравнивать и тщательно отбирать перья из многочисленных запасов, а запасов этих обычно бывало столько, что они вполне могли заполнить большую комнату.

Особенно здесь, в будущей Мексике, ценят как драгоценность перья птицы кецаль. Вообще, по закону, любой охотник-птицелов, добывший эти изумрудно-зеленые перья длиной в ногу, был обязан под угрозой смерти немедленно подарить их своему племенному вождю, который использовал их либо как личное украшение, либо для расчетов с другими вождями майя и более могущественными правителями иных народов. Но на самом деле (думаю, это можно не объяснять) птицеловы отдавали своим вождям лишь часть этих редчайших перьев, а остальное оставляли для собственного обогащения. Некоторые из купцов тут решительно отказывался принимать в уплату что-либо, кроме оперения кецаль-тото, и покупатели, у которых этих перьев вроде бы и быть-то не могло, где-то их находили. Но мне эти перья безразличны.

Идем дальше, что тут? Ткани, одежда, украшения, безделушки, притирания и благовония. Заметил, где продаются бусы и кулоны из низкопробного золота. Потом купим. Побродили среди продовольственных рядов. Здесь было изобилие меда, кукурузы, хороших бататов, живые куры и целые стада чудных мускусных свинок. В качестве мяса продавалось и много ящериц, чаще всего предлагались игуаны — огромные, длиной чуть ли не в метр ростом, покрытые бородавками, с гребнем вдоль хребта, окрашенные в самые яркие цвета: красный, зеленый и пурпурный. Пора что-то прикупить себе на ужин. Уареа который все время прислушивался к разговорам индейцев, словно впитывал местный язык, решил рискнуть совершить первую сделку, а заодно и попрактиковаться в языке. В качестве первого собеседника он выбрал себе молодую и глупую девушку, продававшую на рынке мед и лепешки. Запинаясь и сбиваясь, тщательно подбирая слова, он спросил почем лепешки, раз их продает такая красавица. Красавица же была, как и почти все здесь косоглазой, так что внешне могла бы составить гармоничную пару с нашим Гогой. В ответ эта особа смущенно пролепетала, что ее зовут Икс Йкоки, или Вечерняя Звезда. Пока Уареа выбирал нам лепешки и практиковался в разговорной речи майя, я смотрел, как сильно эта девушка косит, и как же трудно ей выполнять самые простые действия. Набирает мед, а при этом смотрит куда-то себе на ноги!

Обрадованные первым удачным контактом, мы чтобы не терять впустую времени пошли в ряды ювелиров, где Уареа и показал наши зеленые бусы одному из купцов. К моему большому сожалению, этот товар уже не был тут сильно редким и дорогим. В этом году здесь уже был Грихальва, он высадился на острове со значительным отрядом. В здешнем поселении они не нашли ни души, так как все жители, увидев его корабли, бросились бежать. Но в скирдах он изловил двух стариков, которые не могли быстро двигаться, и Грихальва при помощи своих двух переводчиков из числа индейцев майя, плененных в предыдущей экспедиции Да Кордовы: Хульянильо и Мельчорехо, индейцев с Коточе, переговорил с ними. Он им и подарил зеленые бусы и, обласкав, отпустил, просив позвать вождей для переговоров, но они так и не вернулись. Что же, плохо конечно, что бусы вот так достались индейцам даром, но все же эти пара штук уже нашли себе хозяев, и спрос на них тут явно есть. Так что пока придержим наш товар, пусть потом нам предложат больше, сами индейцы такие бусы никогда не сделают.

Мельком осмотрел представленные в лавке местные безделушки- как обычно нефрит, жаденит, змеевик, всякая ерунда. Уареа достал из котомки кусочек зеленого бутылочного стекла и попытался втолковать купцу, что он ищет вот такие камни. Его родственники, он показал на нас, очень больны, а эти камни сильное лекарство, которое обязательно вернут нам здоровье. Я пока Уареа говорил пытался делать максимально тупую физиономию и пускать слюни, Гоге же совсем не было нужды притворяться. Купец посоветовал нам приходить позже, завтра он поспрашивает у остальных, только это редкий и дорогой в здешних краях товар. Уареа уверял купца, что ради нашего здоровья, он ничего не пожалеет. Купец с крючковатым носом на полном красном лице, смотрел на нас и сочувственно цокал языком.

Так на сегодня программа минимум выполнена, людей мы здесь посмотрели и себя тоже показали. Правда, товар лицом мы пока не предъявляли, вид у нас крайне неприглядный, но так безопасней, мы кто? Убогие иноземцы, обиженные богами, таких даже в жертву не принести, боги явно обидятся за такой неказистый дар, и могут разгневаться на дарителя. А грабить и убивать нас просто так, несколько неудобно, опасности мы никакой не представляем, а здесь все-таки большой торговый центр. Но это не обезопасит нас от местного криминального элемента. И я сжимаю спрятанный у себя в набедренной повязке небольшой стальной нож, кто на нас нападет, тот явно здорово удивится. Но не нужно дразнить гусей, бродить в сумраке, так что спрячемся у себя в нанятой хижине. Ужинать и спать. Впрочем, уже давно мы договорились с Уареа, что по ночам мы будем дежурить с ним посменно. Сейчас, в походе, совсем не время расслабляться, как испанцы говорят: "Во время сбора винограда нет ни праздников, ни воскресений".

На следующий день мы продолжили обследованию острова. Еще раз полюбовались на интересные языческие капища, представлявшие из себя ступенчатые пирамиды и опять пошли на рынок. Уареа в поисках языковой практики еще раз зацепился языком с одним из приезжих с материка индейцев. В частности он поинтересовался откуда тот прибыл. Оттуда — и индеец махнул в полуденную сторону и тут же посетовал, что золото там вообще не водится. Там джунгли, болота, широкие реки… Потом рассказал нам о местных достопримечательностях:

— Вот этот храм — индеец указал на самую высокую пирамиду — выстроен в честь нашего великого бога Кукулькана. Это был славный вождь, который после смерти обернулся в "Пернатого змея". Чтобы оказать почести этому могучему господину, здесь и собрались люди со всех земель народа майя.

Естественно, что суть своего разговора с индейцем майя Уареа потом в общих чертах изложил мне на языке тайнос.

Опять мы побрели мимо каменных и глинобитных домов городка к главной площади, снова посетить многолюдный рынок. Народу везде было множество; женщины улыбались нам, и все казалось мирным и спокойным. В центре наблюдали кортеж местного мэра, здесь его называют "калачуни", то есть касика поселка. Того несли на носилках целая толпа носильщиков, в плохих одеждах, человек восемь. Кроме того, его окружали помощники и советники человек двадцать в более роскошных нарядах. Неплохо тут у них начальство живет!

Мы быстренько прижались в сторонку, освобождая дорогу кортежу, у стены нескольких больших зданий, весьма ладно построенных из камня и оштукатуренных. Но вот опасность миновала, можно продолжить свой путь. В гавани на мелководье видны многочисленные лодки, с которых высадились на берег новые толпы паломников. Кажется, скоро у них тут какой-то праздник, у большинства из них лица были окрашены в черный цвет, а у других в алый и белый, все нарядно одеты и несут с собой дудки и барабаны. Понесли свои дары в жертву идолам. Может сегодня кого и зарежут, а потом съедят в составе рагу из маиса и жгучего перца. Но мы туда не пойдем.

Вчерашний купец уже нас ждал. Он видно обегал всех своих собратьев на острове и теперь предвкушал выгодную сделку. У него было три зелененьких камешка, один большой и два поменьше. Уареа с важным видом достал свой осколок стекляшки и стал сравнивать их цвет, потом начал царапать камнями купца наш осколок. Конечно изумруды не алмазы, стекло резать не будут, но твердость у них должна быть явно не меньше чем у стекла. Большой камень все же оказался с рыхлой структурой, на нем появилась небольшая царапина, а вот два маленьких кажется нормальные. Уареа еще полил маленькие камешки водой из фляжки и потер их рукой, местные еще те мошенники, если золото разбавляют, то вполне могут и камни покрасить. Нет, кажется, не крашенные, твердые и зеленые, каждый размером с небольшую горошину. Цвет довольно чистый, колумбийские изумруды находят в осадочных породах, поэтому они не замутнены окислами железа и довольно прозрачны. Нужно брать, однозначно. Уареа достал наше ожерелье и сказал что камней всего два, а у нас на бусах бусинок много. Купец заспорил. Полчаса они пререкались, затем Уареа добавил купцу пару железных гвоздей, а купец, в свою очередь отсыпал нам сдачу полсотни какао бобов. Неплохо.

После этого мы пошли к тому прилавку, где видели медальоны и золотые бусы. У Уареа еще были в запасе одни бусы, пара стеклянных серег и пара гвоздей, вдобавок к к полученным какао бобам, так что спустя какой-то час споров золотые украшения перекочевали к нам, а наши вещички к индейцам. Неплохой улов грамм 200 наверное, пусть даже настоящего золота там 20 %, это все равно выходит грамм 40. А это где — то 9 золотых песо. И главное, что ни каких налогов! Только, что рискуешь своей головой. На сегодня почти все, еще купили себе немного еды, потом проведали нашу лодку (цела) и забиваемся к себе в хижину, чтобы не отсвечивать. Пару следующих дней мы постоянно отлеживались в хижине, наружу выходил только Уареа: купить продуктов и проведать наш челнок. В последний день на острове мы опять посетили рынок прикупили еще пару золотых вещичек, зашли к купцу договорились, что еще будем у него в гостях в феврале месяце, пусть ищет нам еще наше "лекарство" в виде зелененьких камешков, мы все купим. Все, пора сматываться отсюда, риск дело конечно благородное, но погостили и будет." Всякому мила своя сторона" — как говорит пословица. Пришли в свою хижину и сразу легли спать, после полуночи проснулись, тихо пробрались в гавань и спустили свой челнок на воду. Пока усиленно гребем веслами, стараемся выйти из гавани. До встречи, остров Косумель, пусть мы здесь не разбогатели, но все же съездили не зря.

ГЛАВА 16.

Расцвет нас встретил уже на синей от глубины под нами воде океана, возвращающийся из Тринадада Кристобаль должен был подобрать нас где-то в этих водах. Но пока никого не было видно. Сильное течение сносило нас на северо-восток, поэтому мы поставили парус и старались грести изо всей мочи, чтобы не терять из вида зеленое побережье материка. Но время шло и мы выбились из сил, а корабля на горизонте пока не было видно. Как жарит здешнее солнце, а у меня ведь нет шляпы укрыть голову. Хорошенькое дело, если скоро Кристобаль не приплывет, то нам будет очень трудно попасть на Кубу. Да что я говорю? Не то что трудно, а фактически невозможно.

Допрыгались, наш парус привлек внимание нежелательных гостей, и теперь наперерез к нам плыла большая пирога, в которой сидели полтора десятка туземцев. Может быть это злобные карибы. На своих многочисленных каноэ они заплывают на расстояние в 450 километров от своих островов, совершая грабительские набеги на всю округу.

Их каноэ — это небольшие однодеревки, сооружаемые из цельных древесных стволов. Вместо оружия из железа у них только стрелы, и так как железа они не знают, то одни из них делают наконечники стрел из обломков черепаховых панцирей, иные, с другого острова, — из зазубренных рыбьих костей, похожих на острые пилы. Этими стрелами карибам нетрудно истреблять безоружных людей — а индейцы на всех прочих островах безоружны — и причинять им всяческий вред. Совершая набеги на другие острова, карибы уводят с собой женщин, сколько могут захватить, чтобы сожительствовать с ними, особенно молодых и красивых, или держать их в услужении. Карибы обращаются с этими пленницами так жестоко, что и поверить тому трудно: детей, рождающихся у этих женщин, они пожирают, а воспитывают только тех, кто прижит ими от жен-карибок. Пленных мужчин они уводят в свои селения и съедают их там, и точно так же поступают они с убитыми.

Они говорят, что ничто в мире не может сравниться по вкусу с человеческим мясом, да так оно и кажется, судя по тому, что все человеческие кости, которые испанцы постоянно находили у них, оказывались обглоданными, и если и оставались куски мяса, то только самые жесткие, которые нельзя было разгрызть. Мальчикам, захваченным в плен, они отрубают детородный член и держат их в рабстве, пока они не возмужают, а затем, в праздник, убивают их и съедают, потому что, по мнению карибов, мясо мальчиков и женщин невкусно.

Ох, нельзя нам было расслабляться. Как гласит испанская пословица: "Конечно, всему приходит конец, только помни, что в конце оврага тебя ждет кувырок". Мы с новыми силами кинулись грести и убегать от них. Началась спортивная гонка гребцов, приз которой был наши жизни, в которой медленно, но верно, мы стали проигрывать. Среди догоняющих нас карибских туземцев, я заметил трех женщин и маленького мальчика. Скоро туземцы начали обстрел нашей лодки из луков. При этом женщины стреляли из луков как мужчины и обрушили на нас целый град стрел, пока что они немного не долетали до нас и все падали в воду, но учитывая то, что местные используют сильный яд для своих стрел, наше положение стало не завидным. Еще чуть чуть и нам конец. Уареа пробрался назад и стал отбивать долетающие до нашей лодки стрелы плетеным щитом из лозы. Хорошо, что у индейских стрел не было наконечников, дерево было просто обожжено на огне, а то бы наш хлипкий шит был тут же пробит и Уареа тут же скончался бы от действия яда. Я же быстро достал из пышного веника листьев табака, который мы брали с собой огнестрельную аркебузу (без оружия в гости к индейцам ехать было боязно, поэтому это примитивное ружье было тщательно спрятано в пышную кипу табачных листьев). Уареа уже давно, еще как только заметил индейцев зажег для меня фитиль, своим огнивом. Аркебуза (небольшая железная трубка, приделанная к арбалетному ложу с прикладом, сильно напоминавшая "поджиг", которые мы мастерили в детстве) уже была заранее заряжена крупной свинцовой дробью, поэтому я быстро высыпал сухой порох на полку и направил на догоняющих нас ликующих туземцев. Впереди на лодке врагов я заметил главаря, крупного индейца с размалеванной мордой и длинными волосами с перьями, который что-то громко вопил не переставая. Словно гром грохнул выстрел, нашу лодку заволокло клубами порохового дыма, и я опять взялся за весла, чтобы помочь гребущему Гоге. Скоро наша лодка выскочила из облака дыма, и я заметил, что несколько преследующих нас туземцев было ранено дробью, оставившей на их коже глубокие рваные раны из которых обильно текла кровь. Уареа мне клялся, что обработал мою дробь самым сильным из своих ядов, от которого все наши враги тут же загнуться. Нет, не действует, видно этот яд не пережил термической обработки. Похоже, что этот мой выстрел наших врагов только еще больше раззадорил. Теперь они очень сильно хотели нам отомстить за свои раны.

"Господа, Вы, наверное, будете нас бить? Еще как!" — почему-то вспомнилось мне из классика.

Опять туча стрел накрыла нашу лодку. Уареа отбил своим шитом несколько из них, но одна стрела задела спину нашему Гоге. Будем надеется, что она не отравлена, рана не выглядела очень опасной, и Гога продолжал грести. Уареа подобрал мой фитиль и прикрываясь своим щитом начал колдовать с нашими бомбочками. Вот он раскрутил пращу и направил одну из них в сторону индейцев. Мимо, она упала на воду чуть в стороне. Но поскольку оболочка была сделана из небольшой высохшей тыквы, размером с кулак, то она не утонула, а все равно взорвалась, когда сгорел запал. Несколько камешков гальки и расплавленных капель свиного жира попало на индейцев во вражеском каноэ, а главное они несколько испугались непонятного грохота рядом с собой и чуть притормозили. Уареа воспользовался этой паузой хорошенько прицелился и запулил новый снаряд почти под самую вражескую лодку. Теперь взрыв прогремел возле самого борта и раненых и обожженных индейцев стало уже несколько человек. Один из индейцев вывалился из стремительно плывущей лодки и тут же камнем пошел ко дну, оставляя за собой кровавый след. Здешние акулы неплохо сегодня пообедают. Чувствуется, что боевой задор у них стал иссякать, но аборигены продолжали теперь осторожно преследовать нас, изредка стремясь точно выстрелить из своих луков. Долго так нам не продержаться, конец все равно неизбежен. Руки стали словно чужие, ободранные в кровь ладони ели ворочают веслом. Все, не могу больше! Страх холодной змеей скрутил мне живот, почему-то сильно захотелось помочиться. Но скоро я заметил, что наши враги индейцы вдруг резко развернулись и стали драпать по направлению к берегу. Что такое? Я осмотрелся, да это же наш долгожданный "Эль Сагио"-" Мудрец" на горизонте, очень вовремя! Теперь можно перевести дух. Глаз зацепился за уже остывающего Гогу, все же стрела оказалась отравлена. Бедный деревенский дурачок, твое первое же путешествие- стало последним. Что же: "лучше умереть, не думая о смерти, чем думать о ней, даже когда она не грозит". Его последние минуты жизни были достойными, как говорят, снимаю шляпу, в знак уважения.

Скоро уже мы поднимались на борт нашего корабля, где я попал в крепкие объятья верного Кристобаля. Он радостно улыбался мне во все зубы и даже шрам на его лице, казалось, лучился весельем. Вокруг стала собираться команда корабля, и все дивились моему внешнему виду.

— Жив? — только и спросил мой верный компаньон.

— Да все хорошо, Вы подоспели вовремя, я очень этому рад- стал рассыпаться я в благодарностях.

Наш героический шаман тем временем подал нам наши вещички и поднялся наверх, команда затащила наш челнок на борт. Теперь предстояло похоронить нашего погибшего в пучине морской. Обязательная в таких случаях короткая молитва прочитана и тело предано воде. Теперь курс держим на восток на Санто Доминго, пора продолжить наше путешествие.

Плывем прямо на восток, выставили курс по компасу, но чуть забираем вправо, чтобы компенсировать сильное океанское течение, которое постоянно сносит нас на север. Я протер свое тело и ноги раствором самогона и переоделся в европейскую одежду, вернув себе привычный вид. Уареа я усадил у себя в закутке, пусть теперь трет наши изумруды друг об друга и потом шлифует их кожаным ремнем, на котором мы обычно правим мою бритву. Наводим глянец на наши камни, осуществляем предпродажную подготовку. Я же в это время проводил беседы со своими моряками на палубе, пытаясь им объяснить, что загримировался в самый последний момент, чтобы обмануть взгляды проплывающих мимо индейцев, но мне этого не удалось, нарвался на диких карибов, которым все равно кого есть.

— Жить захочешь, еще и не так раскарячешся — пытался пошутить я, и сам смеялся первым над своей шуткой.

А то еще настучат,кому следует, что я стал идолопоклонником и я потом (в лучшем случае), всю жизнь работать буду, чтобы от церкви откупаться. Как говориться: "Есть тайна одного иль двух, но тайны нет у трех, и всем известна тайна четырех".

Тем временем легкий бриз вздымал на воде небольшую рябь и наполнял наши паруса, он нес наш корабль по океанским водам в нужном направлении. Кристобаль же, стоял рядом со мной на издававшей от зноя резких запах перегретого дерева палубе, и жаловался мне, что наш деревянный корабль, стал полон крыс и течь, как решето.

— Не волнуйся, мой друг, я уже думаю как решить эту проблему- заметил я ему.

Но чувствовалось, что данный мой ответ не удовлетворил его. Но делать нечего, мы все в одной лодке, продолжаем наше плавание

— Парус прямо по курсу- закричал наш впередсмотрящий в конце третьего дня, после нашего возвращения на борт.

Пока в здешних водах плавают только испанцы, значит, мы идем верным путем. При последних лучах заходящего солнца я ясно увидел на далеком горизонте небольшие паруса корабля, почти сливавшиеся с туманным пространством. Но это было только минутное видение, потому что в этих широтах ночная темнота наступает почти без сумерек и мгновенно облекает океан черным саваном. Чернота ночи охватила нас, мало-помалу смолкли все звуки; только тихо скользил "Мудрец" по волнам, все ближе приближаясь к далекому берегу. Великолепна была эта ночь, луна озаряла эти места, миллиарды звезд отражались точно в зеркале, в тихих и безмятежных в настоящую минуту водах океана; очарование было так велико, что наш "Мудрец" казалось, плыл прямо по небесному своду; уже пора спать. При первых лучах рассвета мы увидели черную полосу в тридцати километрах от нас. То была земля. Куба, мы должны были упереться прямо в ее побережье, при этом нашем курсе. Теперь вдоль ее берегов, но, не слишком приближаясь к ним, так как при первом шквале можно получить серьезные повреждения, следуем дальше на юго-восток, пройдем пролив между Кубой и Ямайкой и вот Вам и Гаити, наша цель.

Плыть вдоль берегов без возможности сойти на них и размять ноги, такова здесь судьба моряка. Бедный моряк, всю свою жизнь он проводит в море, запертый на своем корабле как на крошечном островке, а по окончании срока своей службы, он утомленный далекими плаваниями, возвращается на родину, и там опять вынужден заниматься рыбной ловлей: такой добродушный, честный и отважный до героизма и полного самоотвержения моряк десять раз побывает в кругосветном плавании и ничего не узнает, кроме своего корабля и некоторых портов, куда он заходил случайно и увлекаемый общим примером, проматывал в двадцать четыре часа свое трехмесячное жалованье… Хорошо хоть мы тут плаваем вдоль берегов как маршрутное такси, так что часто бываем на побережье райских тропических островов.

Через три дня плавания наш корабль входил в гавань столицы Западного полушария город Санто Доминго (Святое Воскресение) на южном берегу Гаити. Тут хорошая естественная гавань, плодородная почва и даже испанцы нашли немного золота в потоке воды. Так, будущий ямайский губернатор Франсиско де Гарай нашел на берегах этой речки Озамы в 1502 году золотой самородок весом в одиннадцать килограммов. Так что место очень хорошее. Побережье тут равнинное и как в Гаване здесь скорее саванны, чем джунгли, так что вокруг города сухая степь, покрытая мелколиственными кустарниками. Но кое-где еще зеленели кроны высоких деревьев и лучи ласкового солнца, падая сквозь листву, источали волшебный свет, присущий только тропикам, а море в этих широтах приобретало великолепный и чарующий лазурный цвет.

Это старейший город в Новом Свете, основанный еще 20 лет назад, здесь же размещается резиденция нашего вице-короля. В городе уже много каменных домов сделанных из местного ракушечника, хорошая церковь, здесь проживает около полутора тысяч белых. Почти половина из них является моими земляками эстремадурцами, некоторые из них доводятся Хуану родственниками и приятелями. Например, из моего родного города Медельина здесь сейчас живет юрист Хуан Гутиеррес Альтамирано, регидор (член городского совета) Санто-Доминго Хуан Москеро, а также Гонсало Coca и Хуан де Рохас. Дом, милый дом. Еще наш славный губернатор Овандо перенес город на правый берег реки Осамы и начертил план города, начав с двух улиц, одна из которых шла вдоль реки — Лас-Дамас, другая — дель Конде была проложена перпендикулярно первой. По его приказу воздвигли форт для защиты города, отвели площадь под величественный собор. Спешно строились каменные здания — прочные сооружения из ослепительно белого ракушечника с гладкими и строгими стенами. Строительного материала вокруг было много, Санто-Доминго также вырос на богатых залежах мадрепоровых кораллов. Овандо намеревался обратить индейцев в христианство при помощи десятка францисканцев, которые незамедлительно основали две обители — одну в Санто-Доминго, другую в Сибао, опустошенном золотоискателями. Скоро открылись школы, в которых братья пытались научить читать и писать по-испански детей касиков.

Но здесь есть кое что и поинтереснее: множество белых женщин (до сотни), что редкость в наших местах. Нравы из за них тут царят весьма своеобразные, у всех слишком много свободного времени. Одни становятся заядлыми картежниками, другие заводят любовные похождения, которые их, из за множества конкурентов, занимают постоянно. Те, кто пользуется успехом у женщин, должны неоднократно драться на дуэлях с храбрыми и ловкими бретерами; как Вы понимаете здесь лучший любовник это тот, кто в поединках всегда выходит победителем.

Пока Кристобаль хлопочет о выгрузке, у меня свои планы. Забираю у Уареа наши камни, из за которых пожертвовал своей жизнью Гога, мудрый шаман провел прекрасную предпродажную подготовку. В финальной части своей работы он отполировал камни пухом из верхушек камыша и какой-то мазью, так что теперь они сверкают как полноценные драгоценности. А мне еще нужно раздобыть денег и сделать закупки. Нужна жеребая лошадь, негр, а все это лучше всего купить именно здесь, тут и дешевле и выбор богаче. Нужно поторапливаться уже среда, 3 ноября, а на Кубе Кортес с 23 октября 1518 года назначен губернатором начальником новой экспедиции и уже ведет полномасштабную подготовку, а уже в среду 17 ноября 1518 года (ровно через две недели) Кортес прикажет своей команде подняться на борт, пока губернатор не передумал, хотя у него еще ничего не готово. 21 ноября он уже может быть в Тринададе. Ох, как же потом мучился я головной болью, когда вспоминал эти даты.

Но тут же получается, что в Колумбию я уже просто физически не успею сплавать. Здесь, на Косумеле, изумруды могли быть, а могли и не быть, и не факт, что купец добудет мне еще, хорошо хоть эти попались, а там, в Колумбии, они есть наверняка, но время бежит неумолимо и мне уже не хочется рисковать. Если опоздаешь, то поезд уйдет, и другой возможности может не представиться. Еще и продовольствие предстоит скупать, и с Кортесом договариваться. А нет изумрудов, то значит нет и денег, так что продовольствие я может и куплю, но что мне потом делать в той же Европе? Все золото, полученное на побережье Мексики Кортес конфискует и отправит королю Испании, в качестве платы "за свои грехи" и банальной взятки, а мне с чем прикажете ехать в Европу? А оставаться в Мексике мне никак нельзя, там Кортес всех будет без всякой жалости гнать в бесконечные бои, а если откажешься, так он и вздернет тебя без всякого сожаления. Придется опять ломать голову, как раздобыть себе денег. Хорошо, как-то прорвемся, все-таки не в первый раз.

Высаживаюсь в порту со шлюпки, все как обычно, вокруг вьется рой комаров, стражники у стен форта, обливаются потом под своими кирасами, плещутся волны залива, в которых отражается солнечный свет. Дело у меня деликатное и секретное, поэтому нужен ювелир, который может держать язык за зубами. Здешние законы мне уже серьезно надоели. А как гласит восточная мудрость: "Ты можешь закрыть городские врата, но не можешь закрыть рта врагам". Так что среди ювелиров мне нужен еврей, здесь они конечно все добрые христиане (нe все идут по стопам предков), и испанцы называют их марраны. Или еще "конверсос"- обращенными. Торквемада, великий инквизитор (сам из семьи обращенных), посчитал, что наилучшим способом приобщения к милосердной религии Христа будут пытки и конфискация имущества, так что другими словами, десятки тысяч евреев лишились всего в пользу церкви и короны, независимо от того, приняли они христианство или нет, поэтому они не любят Испанское государство, так же как и я.

Нахожу нужный дом в центре города. Это угловой дом находящийся неподалеку от пересечения двух улиц, с которых начиналась планировка города. Тогда на том месте, воткнули разметочный угольник, как раз прямо напротив дворца губернатора, с которого весь порт лежит как на ладони. Этот двухэтажный дом, выполненный в средневековом стиле, был одним из первых в Новом Свете. Внушает. Толщина стен доходит до полуметра, окна, имеются только на втором этаже, они служат бойницами; возле углового окна по образцу средневековых замков сделана каменная скамеечка, с которой можно следить за улицей, не будучи замеченным. Фасад дома лишен каких-либо украшений: ни герба, ни другого знака могущества, ни замысловатой перемычки над дверью; ничего, кроме сурового очарования голого камня в стратегически значимом месте Санто-Доминго. Сразу чувствуется, что человек здесь живет серьезный, мелочами заниматься не будет. Стучу в решетчатое окошко входной двери, когда оно открывается, говорю:

— Хуан Нуньес Сиденьо, судовладелец, к дону Хулио Перес де Гальяраге-и-Арсе.

Меня долго и внимательно осматривают, но, наконец, пропускают внутрь. Следую за своим молчаливым провожатым по плохо освещенным коридорам. Вскоре он заводит меня в комнату и удаляется. По виду это была библиотека, на каминной доске стояли пара подсвечников со свечами, еще в комнате была настоящая европейская мебель, привезенная из Испании. Стол, кресла, небольшой диванчик, все украшенное затейливой резьбой.

Вошел хозяин дома дон Хулио, важный человек, который разбирался с тем, что же такое наваяли местные индейцы и извлекал чистое золото из их поделок. В драгоценных камнях он тоже знал толк. Внешность у дона Хулил была по семитски неприметная, пройдешь мимо такого и не запомнишь. Небольшой, сутулый, темноволосый опускающий лицо в пол при разговоре, всегда жалующийся на бедность. Сколько золота прилипло за время его работы к его рукам, я боялся даже себе вообразить. Одет дон Хулио тоже был по-домашнему, но впрочем, по местной жаре почти все ходят в белых штанах и рубашке.

Следующие полчаса заняли у нас жалобы на жизнь, на хроническое отсутствие денег, на злую судьбу, высокие налоги и так далее. Забавно было видеть, как для дона Хулио, видимо делом чести было доказать, что он намного беднее меня. Ладно, я владелец почти туземной хижины их веток и листьев и разваливающегося на куски небольшого корабля, но обладатель наполненного предметами роскоши громадного каменного дома с жаром доказывал мне, что этот дом не его, а родственников (по бумагам), а сам мой хозяин в долгах как в шелках и почти полностью разорен высокими налогами. Разве это жизнь?

Покончив с ритуалами, мы перешли к делу.

— Дон Хулио, осторожно начал я раскрывать свои карты- этот год у меня не задался, я много болел, заказов было мало и все не выгодные, все что я заработал я уже прожил а налоги за год платить нужно.

— И Вы еще говорите мне про налоги- опять оседлал своего любимого конька дон Хулио.

— Охотно Вам верю- поспешил перебить я своего собеседника, пока он опять не поведал мне о своих бесконечных горестях- я бы охотно выслушал Вас, но я тут проездом и немного спешу. Поэтому перейдем сразу к делу, по которому я к Вам пришел. Как раз на случай подобный этому, когда я уезжал из родной Кастилии мои родные мне вручили драгоценный камень, который еще мой прадедушка сорвал со шлема мусульманского рыцаря, которого он убил в поединке в одной из славных битв. Как Вы понимаете это семейная реликвия, но мне все равно придется ее продать. Конечно мои земляки и друзья из Медельина, проживающие сейчас в Санто Доминго готовы мне предоставить хорошую сумму под залог данного камня, но Вы же знаете пословицу, что деньги портят дружбу, так что я лучше с этим вопросом обращусь к Вам. Хотя я понимаю, что наши законы весьма странные в данном вопросе.

Тут я достал один из камней и передал его дону Хулио, все же немного волнуясь за его ценность.

— Закон — что паутина, шмель проскочит, а муха увязнет- проговорил ювелир старую испанскую пословицу и весь погрузился в рассмотрение камушка.

Потом он подошел к окну на свет и даже взял увеличительную линзу со стола и принялся рассматривать камень со всех сторон. Знак хороший, будь это пустышка, то мне бы сразу вернули мой камень, да и нет сейчас искусственных драгоценностей кроме как из стекла, а это явно не мой случай.

— Я конечно же гарантирую Вам конфиденциальность- снова вступил я в разговор, натягивая дежурную улыбку на уста- но попрошу и Вас придерживаться коммерческой тайны, как народ мудро говорит: "Ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами".

— Непременно- сухо заметил ювелир, не переставая рассматривать мой камешек.

И все же через некоторое время он озвучил свое предложение:

— Двести пятьдесят песо.

— Помилуйте великодушно, откуда такие цены! Да я на свиньях больше заработаю! Он стоит как минимум тысячу, но я понимаю, что мы в колонии на задворках и у нас тут почти нет богатых людей, так что из уважения к Вашей мудрости семьсот пятьдесят — я наугад увеличил цену в три раза, резонно рассудив, что настоящую цену мне мой семитский друг не озвучит.

— Если бы я мог я бы с радостью предложил Вам и тысячу, забирайте все что есть у бедного Хулио, но Вам придется умерить аппетит в соответствии с моими возможностями. Триста — сказал дон Хулио, сверкнув своими черными глазами.

— Да мне мой друг Гонсало Соса, под залог этого камня давал 600 песо, с правом выкупа. Так что 600 и камень Ваш- выложил я на стол еще один свой козырь.

— Да откуда у этого Гонсало Соса найдется свободные 600 песо? — до глубины души возмутился ювелир и горестно всплеснул руками- говорить все могут. Так Вам любой босоногий грузчик в порту все что угодно пообещает, а реальные денежки достать очень тяжело. Хорошо четыреста! Поверьте это хорошая цена.

После некоторого торга мы все же сошлись на сумме в четыреста девяносто песо. Когда камень и деньги перекочевали из рук в руки, я заметил, улыбаясь и поигрывая бровями:

— Уважаемый дон Хулио, я кажется Вам говорил, что мой предок сорвал с побежденного врага два камня? Разве Вы не хотите посмотреть второй?

После ритуальных торгов и второй камень сменил своего владельца. Так же мне удалось всучить дону Хулио и индейское золото, так что всего я получил 1030 золотых песо (4,8 килограммов золотых монет). Теперь заживем. Я конечно не Кортес, который вложил в экспедицию своих личных 8000 песо (половину из которых он взял в долг), но все же и это здесь немалые деньги.

Потом я нанес визиты своим друзьям и деловым партнерам. Деньги жгли мне ляжку, нужно было покупать. Я приоделся согласно здешней моде: на голове теперь у меня красовалась черная широкополая шляпа с низкой плоской тульей, причем и поля, и тулья были обшиты затейливым золотым и серебряным кружевом, также я облачился в белоснежную шелковую рубашку с высоким воротом и короткую черную куртку с серебряным галуном. Чёрные бархатные штаны были заправлены в такие же чёрные, высотой до бедра сапоги для верховой езды из сверкающей кожи. Естественно, что хорошая шпага из толедской стали стоимостью 25 песо стала для меня тоже важным и нужным предметом. Клеймо на клинке уверяло меня, что данную шпага увидела свет в славном городе Толедо в мастерских наследников знаменитого маэстро Педро де Ласама, но впрочем, подделки уже и сейчас распространяются весьма массово. Для моей будущей лошади уже была куплена сбруя: изукрашенная еще затейливее и богаче, чем мой наряд кабальеро. На отделку искусно сработанного эбенового седла с дорогими стременами из кожи и широкой черной лукой пошло немало серебра, а дополнял конское убранство нагрудник из плотной, с замысловатым тиснением, черной кожи. Потом это украшение все здесь будут называть "щитом Кортеса".

Мой чернокожий раб Хуан Гарридо, обошелся мне в совершенно немыслимую сумму в 100 песо, с ума сойти, он что, золото будет производить? Что он должен уметь делать за такие сумасшедшие деньги? Если перевести в серебряные монеты, то это будет три килограмма серебра. Разве что Кортес, после завоевания Мексики сочтет его за воина и выдаст мне его долю, как его хозяину. Но что-то сомневаюсь, что он получит за два года больше чем 40 песо. Купил его, крепя сердце, только ради исторической достоверности. Также приобрел килограмм пять товаров для обмена с индейцами, бусы и зеркальца, стеклянные побрякушки, медные колокольчики, цепочки, гвозди, ножи, словом все, что любят наши краснокожие друзья. Купил и килограмма четыре черного пороха, я его собираюсь производить и сам, а этот пусть пока будет на первое время. Хотел прикупить новую аркебузу, но потом подумал, что мне не годиться лезть в первые ряды, не я же один должен всех ацтеков завоевывать, так что пока обойдемся и старой. Цены кусаются: за новый арбалет надо было платить 35 песо, за аркебузу — 70. Куплю себе лучше кавалерийское копье за три песо.

Деньги неумолимо таяли. Если учесть, что меня внезапно нашли налоговые факторы Санто Доминго и содрали авансовый платеж в 150 песо (большую часть годового налога), то дело складывалось довольно скверно. Так скоро и в долги залазить придется. Заплати налоги и спи спокойно, вышло как-то ни к месту, знал бы, так не тратился на роскошный костюм и сбрую. Учитывая, что боевая лошадь на Санто-Доминго стоила где-то 700 песо, то я уже уходил в минус, а я еще не скупал необходимое продовольствие.

Тут нужно сказать, что только самые богатые люди могут здесь себе позволить роскошь приобрести кобылу для верховой езды и ездят лишь те, кто имеет свою лошадь. Естественно, что и используют они эту кобылу по полной, постоянно оттачивая свое мастерство. На лошадях они тут состязаются в метании копья, и сражаются, так как лошади были обучены здесь всему этому, есть такие, которые заставляют своих кобыл танцевать, делать курбеты и прыгать под звуки гитары. Но у меня с верховой ездой беда, мне тут в выездке ни с кем мериться нельзя. И все же лошадь очень нужна, это же будет в походе Кортеса такой статус, что упускать его никак нельзя. Проехав то окрестностям города по советам своих друзей, я все же сторговал себе гнедую кобылу, правда она была уже беременна, за 660 песо. Итого расходов я понес 1120 песо, пришлось залазить в судовую кассу. Кристобаль был очень недоволен этим обстоятельством, но я упирал на уплату налога и на инвестиции в будущее задуманное мной мероприятие. Более того, поскольку мне нужны были вещи для обменного фонда для индейцев, не только для покупки продовольствия на Кубе, но и для экспедиции с Кортесом, а там будут и Косумель, и Ютатан, и Мексика, а только здесь я смогу приобрести безделушки более или менее дешево, то от займов не уйти. Пришлось залазить в долги у друзей и знакомых, я занимал по два или пять песо на время, а у пары торговцев взял товарный кредит, в общем, у меня уже на сто песо долга. А что делать? Терпение, конечно, это прекрасное качество, но жизнь слишком коротка, чтобы долго терпеть.

Забыл сказать, что когда ездил по фермам заодно и привился от оспы, чтобы потом не заболеть. Хуан в детстве переболеть оспой не успел, здесь в Новом Свете ее пока нет (кто же будет больного оспой на корабль грузить), а завезут ее только негры рабы, привезенные из Африки. Но лошади тоже этой оспой заболевают, и от них тоже можно прививаться. Даже вспомнились сведения, что среди кавалеристов заболеваемость оспой намного ниже, чем среди пехоты… Но это неточно, хотя укладывается в теорию. У одной кобылки на ферме я заметил, что всё вымя в оспинах, так что соскреб простерилизованным ножом содержимое одной язвочки. Нож и руки протер в вине из своей фляжки, затем без тени сомнения слегка ткнул этим же ножом в свою руку в области предплечья, придавив содержимое оспины лезвием и втерев его в кровь. Было слегка больно, но я терпел. Теперь надо подождать неделю, должно проявиться заболевание, которое будет очень легким, почти незаметным, как-то так. Хотя я могу и ошибаться, и эта зараза быстро вгонит меня в гроб. Но я понадеялся на приобретенный иммунитет после переноса. Не болею же с тех пор? Значит, и не заболею. А прививка? Была в той жизни, значит и тут пусть будет.

Теперь пора в обратный путь, когда мы приедем, то уже будет самый конец ноября, а мне еще целый корабль продовольствия закупать. Нужно мне где-то пятьсот песо, у нас на Кубе продовольствие довольно дешево, а в наличии, если удачно распродамся, дай бог, чтобы 350 песо образовалось. Остальное придется брать в долг, залог у меня есть: хижина в Гаване, склад, корабль и индейцы с эконмьенды песо 40 соберут (а можно набрать продовольствием, так и все пятьдесят получиться). Как-то прорвемся. Как на Востоке говорят: "Если принял ты решение, пусть не дрогнет твоя рука: можешь выбрать ты смелость советчика или выбрать совет смельчака".

ГЛАВА 17.

Отплываем, оставляя позади раскаленный воздух острова, тухлую вонь порта и всепроникающею пыль, мы торопимся на Кубу. Теперь каждый день будет играть большую роль. Но для начала завернем на северное побережье Ямайки, все равно мимо плыть. На востоке Кубы, возле Сантьяго уже многие знают о сборе экспедиции, так что там цены на продукты, наверное, уже поднялись, а на Ямайке пока еще нет. В Мелилью, главное в тех местах поселение испанцев, мы не заглянем, а посетим там пару индейских деревушек. Пристали к берегу возле одного крупного индейского селения. Меняемся, мой шаман Уареа, уже вернувший свою внешность в привычное мне состояние, успешно посредничает, за разные европейские безделки покупаем фасоль и кукурузу в зернах, маниок в клубнях, муку из маниока и маиса в мешках, лепешки из кассавы. Торговля выгодная, но нет у индейцев больших товарных запасов, получается ерунда, выменяли только килограмм 50 продовольствия, мизер. Приплыли в другую деревню, там повторилась почти та же картина. Похоже, мы здесь просто теряем свое время, на Кубе испанцы уже больше развернули сельскохозяйственное производство, нам необходимо быстрее туда.

Нужно быстро скупить продовольствие в городках и энкомьендах южной и западной части острова пока туда не добрался Кортес и цены не поднялись. Кто раньше встал того и тапки, или как испанцы выражаются: "Кто первый палку взял, тот и капрал (начальник)". В окрестностях Тринадада, Гаваны и некоторых энкомьендах, которые мы посещали ранее, заказы на продукты длительного хранения уже мной сделаны, теперь нужно посетить и другие места и посмотреть, чем там можно разжиться. Кортес тоже пойдет 17 ноября в Тринадад, отсчет ведется уже по минутам, а пройти вдоль всего побережья Кубы займет четыре дня. А времени у меня всего до января.

Теперь мы останавливались почти у каждой мало мальской энкомьенды, находившийся на побережье. Наличных денег было немного, но мы везли нужные товары из Европы, закупленные в Санто Доминго: железные вещички, медные побрякушки, стекляшки, ткани, вино (испанское и уже местное с Гаити) все это продавалось и менялось на сахар, маис, турецкий горох, кацаби (маниок), стручковый перец, фасоль, шпик, солонину, окорока. Брали также соль (индейцы выпаривают ее из океанской воды) и даже живую птицу и живых свиней. Нечего моему негру бездельничать, пусть понемногу режет, разделывает и засаливает солонину в бочках. Двигались медленно, но верно.

Прибыли в небольшой городок Макака, пока еще раньше Кортеса, удачно. Посетил местную скотобойню и скупил все находившиеся там запасы солонины, подкупив сторожей бутылью вина. Как говорит испанская пословица: "Несмазанное колесо громко скрипит". Также прошлись и по остальному продовольствию, скупились по списку. Пока цены не взлетели нужно этим пользоваться. Неплохо расторговались стеклянными бусами, зеркальцами, ножами, ножницами, металлическими пуговицами, ношеной одеждой, головными платками и прочей дребеденью, до которой так охочи индейцы. Зашел в мясную лавку и не торгуясь закупил весь товар. Все подчистую — свежатину, солонину, птицу, свиней еще по два песо за штуку. Давай Хуан Гарридо принимайся за работу. Мясник удивился, разволновался, никак не мог сосчитать общую сумму — пальцы дрожали. Все жаловался мне- чем же я завтра буду горожан кормить? Но ничего себе не оставил, все продал подчистую. Бизнесмен. Этот городок обчищен мной дочиста, теперь в Тринадад.

В Тринададе картина повторилась, за двумя исключениями. Во-первых, нами уже были сделаны заказы заранее, так что брали уже готовую продукцию длительного хранения: солонину, окорока, муку из кассавы, готовые лепешки из этой муки, сухари сделанные из кукурузной муки, в общем, хлебобулочные изделия. Во-вторых, далее вверх по реке город Санкти-Спиритус, там тоже наши заказы были размешены, пришлось дожидаться, пока это все привезут на индейских лодках. Успели, ушли всего за несколько дней до прихода Кортеса. Теперь мне нужно обработать и другие территории острова.

Плыли не торопясь, посещая прибрежные индейские деревни, кукуруза и маниок мне лишними не будут, да и индейки пригодятся. Уареа очень помогал мне, как посредник в торговле. Потом пошли опять энкомьенды, в которых, мы уже сделали заказы заранее, так что грузили продукты длительного хранения, в основном хлеб из кассавы. Все, товары и деньги кончались, теперь прямиком в Гавану. Там растрясем свой склад, продадим все что можно, да и попробую немного нанять денег, где-то сотни песо не хватает.

Прибыли в Гавану, дел море. В порту увидел четыре новых корабля, это уже вернулась из Мексики предыдущая экспедиция Грихальвы, хорошо, что они пока не знают, что им сразу нужно собираться назад. Пока же приехавшие конкистадоры отдыхают, хвастаются, рассказывают различные небылицы, но собираются плыть дальше в Сантьяго. "Тому врать легко, кто был далеко" — говорят испанцы и они правы.

Уареа щедро награжденный различными безделушками, которые так любят индейцы, сразу отправился к себе в деревню. Но я дал ему массу заданий. Во-первых, срочно заготовить продукты в счет уплаты налога, при этом желательно длительного хранения не маниок, а муку из маниока, не индеек, а вяленое мясо и т. д. Во-вторых, во время его отсутствия мой тесть Ауребио должен был изготавливать селитру, и самогон (надеюсь он его не пьет, я ему сказал, что это слабый яд), так что нужно все проверить, сделать еще некоторое количество древесного угля и размешать порох один к шести, пока без серы (потом я разбавлю привезенный с собой порох). В-третьих, совершить еще со мной одно небольшое путешествие в Мексику (я поклялся ему, что там мы пробудем недолго, всего пару месяцев). В-четвертых, передать небольшие подарки Вале и ее семье. Везти ее я с собой не могу, но на обратном пути, наверное, придется ее забрать, жить на Кубе я больше не буду, и возможно, что мою энкомьенду губернатор Веласкес передаст кому-то другому, так что в деревне есть оставаться будет нельзя, будем думать.

Мы же пока разгрузили наш корабль, (стояла невыносимая жара, и самая легкая одежда липла к телу), отправили продукты на склад, часть товаров со склада я распродал и обменял на продовольствие в Гаване, оставшиеся загрузил на "Мудреца" для обмена. Сам же я попытался раздобыть денег. А кого у нас в Гаване свободные деньги есть? Правильно, у любимого градоначальника Педро Барбы. Есть тут еще один тип, по прозвищу Рохас Богатый, но я к нему обращаться не буду, больно уж хитрый, лучше уж иметь дело с нашим важным, напыщенным, гордым, но не слишком умным господином Барбой. Два дня заняли утомительные переговоры о условиях займа, сорок песо мне удалось получить под залог моего дома Гаване и склада, еще сорок в счет будущего дохода с энкомьенды на следующий год. Корабль заложить не удалось (и я не хотел и мэр не соглашался, утонет и все, страховых компаний здесь нет). А денег явно не хватало, мне еще и жалование нужно своим морякам платить. В общем, пришлось мне расстаться со своей роскошной отделанной серебром сбруей для лошади, градоначальник мне ее сменял на свою, попроще для каждодневного использования, и уже бывшую в употреблении не первый год, так что необходимые двадцать песо я раздобыл. Но ничего, как говорят: "Съешь и морковку, коли яблочка нет". И снова в дорогу, плыть по побережью и забирать в прибрежных экономьендах заготовленные сухари, хлеб из кассавы и маисовую муку. А что еще нужно человеку в походе? Хлеб и сало, наша любимая пища, она нас никогда не подводила.

Так в делах и заботах прошел весь декабрь, приближался новый 1519 год. Мы прибыли в Гавану и теперь нужно было загрузить продукты со склада — это я поручил проделать Кристобалю и матросам и привести продукты со своей экономьенды, а там придется задействовать в качестве носильщиков наверное почти половину мужского населения деревни на два дня. Да и Ласточку, так я назвал свою лошадь придется припахать. Вот же получается, купил себе лошадь а ездить на ней не могу, так как она беременна и в феврале ей уже рожать. Но ничего пару мешков понести сможет. Я бросил прощальный взгляд на то, как Кристобаль с матросами начинают понемногу грузить наше продовольствие, что такими большими усилиями только и можно было собрать на Кубе, в Макаке, Гаване, Тринидаде, Санкти-Спиритус и по индейским деревням: хлеб из кассавы, вино, масло, сахар, маис, турецкий горох, кацаби (маниок), стручковый перец, фасоль, шпик, солонину, и даже живую птицу… Поехали! А я захватил с собой небольшие сувениры для Вали и ее родственников, взял свою лошадь за повод, пусть пока животное отдохнет, и тронулся в путь по знакомой тропинке.

Сейчас вторник 30 декабря, отпраздную Новый год в кругу родных и близких, потом погрузим продукты из экономьенды на мой корабль и придет время сдаваться Кортесу. Он уже явно сообразил, кто у него из под носа увел значительное количество продовольствия, без которого его экспедиция не может состояться. Выкупить он его у меня не может, денег у него нет, все вложил в предстоящий поход, да еще и влез в долги по уши. Его сейчас кредитуют богатейшие кубинские купцы: Хайме и Херонимо Трия, а также Педро де Херес. Так что выход у него один или договориться со мной по-хорошему, или просто взять и захватить, семь бед один ответ. Как только он узнает, что я в Гаване, то может послать конный отряд наперерез через остров, и мой корабль с продуктами конфискуют для нужд предстоящей экспедиции. А выплыву в море, так у Кортеса 10 кораблей плавают вокруг острова, собирают людей и продукты, если меня захватят в море, то будет еще хуже. Так что поплывем прямо к нему в лапы, сдаваться и договариваться по-хорошему.

Сезон сейчас сухой, путь через лес был не так труден, как раньше, и к вечеру я был уже в деревне. Радость Вайнакаоны была неописуема. Мы едва успели поужинать и я раздать ее семье небольшие сувениры, как она увлекла меня в нашу пристройку. Девушка она у меня оказалась смышленой, и знала, что мне было нужно. А именно, поразвлекаться с моей очаровательной красоткой, пока есть такая возможность. Я был без ума от нее. Беда только, что все происходило в кромешной тьме, а мне нравится наблюдать за материалом, над которым я работаю. Кожа у нее была чистый бархат, а груди упругие, как мячи, и вытворяла она ими совершенно невероятные трюки — какая досада, что здесь проблемы со светом! Начало шестнадцатого века, причем вдали от цивилизации, здесь даже свечей нормальных нет. Пришлось больше привлекать на помощь осязание и обоняние, так что я наслаждался наполняющим нашу хижину благоуханием запаха любимой. Как сказал восточный поэт: "Влюбленный слеп. Но страсти зримый след, ведет его, где зрячим хода нет". Так я блаженствовал, сидя в нашем маленьком душном домике, пока Вайнакаона скакала у меня на коленях, как угорелый жокей, потом она закончила, обмякла и спросила меня, мурлыча от удовольствия, словно котенок:

— Как сильно ты любишь меня, Хуан?

Я тут же наплел ей про целое море-океан, и что только что это доказал, но она не отставала, щекоча меня своими прелестными губками. Глаза Вайнакаоны, словно звезды, ярко блестели в полумраке, и я уверил ее, что она для меня единственная на всем белом свете, без дураков. Так что этой ночью я выспался очень плохо.

А с утра предстояло много работы, подготовка к перевозке груза. Я нашел нашего касика Кибиана и мы осматривали приготовленные запасы, Уареа тоже присоединился к нам, у него тоже все было готово и спирт и полуфабрикат пороха. Набрали индейцев, половина понесет груз завтра (Новый год я все таки считаю праздником, будем веселиться), а часть займется упаковкой груза сейчас, чтобы его было удобней нести. За это я раздал индейцам множество мелких сувениров в виде небольших гвоздей и кусочков металлического обода для бочек. Пустячок, а приятно. Когда упаковали груз в мешки оказалось, что всего тут 16 мешков приблизительно по 25 кг в каждом. Четыре мешка можно погрузить на мою Ласточку, а для остального, мне нужны 12 носильщиков индейцев. Еще пойдет Уареа и я, мы понесем порох и самогон в тыквенных бутылях. Остальные теперь свободны и могут заниматься своими делами.

Вечером мы своей семьей устроили небольшой праздничный ужин (Новый год для остальных индейцев пока не праздник, да и испанцы больше празднуют Рождество). Опять все сидели вокруг костра, вкушая местные деликатесы: лепешки из кассавы (как они мне уже надоели, только горячие они еще вкусные, а так картон картоном), сладкие жареные листья агавы, запеченное мясо кролика с перцем чили (тут уже поняли, что собачье мясо я не уважаю), сладкую печеную тыкву. Посидели душевно, даже я плеснул тайком в местную брагу несколько капель своего самогона для аппетита (и для здоровья), так что было весело. Долгая ночь опять была посвящена сладкому прощанию с молодой женой.

Утром я вновь попрощался со всеми, предупредил Вайнакаону, что через полгода постараюсь ее забрать с собой, так что пусть готовиться, расставил носильщиков и мы двинули в путь. "Позвольте мне прийти к Вам вновь. Иной не требую я платы, нужны мне вовсе не дукаты, и не богатство, а любовь". Ауребио решил немного проводить нас и полпути важно шествовал впереди нас по тропинке, и кое-где применял подаренное мной мачете, расширяя тропу, при этом гордо поглядывая на остальных индейцев. К вечеру прибыли в Гавану, я быстро нашел Кристобаля и мы загрузили наш груз на корабль. Все индейцы ушли обратно, и остался один лишь Уареа. Я пока разместил его у себя в доме и там он принялся подмешивать понемногу свой полуфабрикат (не более 1/4), к привезенному мной черному пороху из Санто-Доминго. Присмотрит пока здесь за моим домом и полезным делом займется. Ехать ему со мной пока не надо, нам все равно отплывать из Гаваны, так что я сюда вернусь. Мы же с командой поутру посетили нашу церковь и прослушали утреннюю молитву. Душевно. Теперь можно и в дорогу, отплываем. Как здесь говорят: "Стойло портит лошадь больше, чем скачки". Тишину нарушил отдаленный звон колокола. В вышине прокричал орел. Через час бухта Гаваны уже скрылась за горизонтом.

ГЛАВА 18.

Погода стояла хорошая, изнурительная жара спала, все-таки начало января, разгар зимы, температура держалась в пределах 28 градусов, ветер по большей части был небольшой и часто попутный. Через два дня "Мудрец" уже огибал крайнюю западную точку Кубы мыс Сан-Антонио. Вижу рыскнул нам встречный корабль наперерез, встречают. Подошли ближе, но разошлись нормально, я прокричал, что мы и так идем в Тринадад. Судно пошло вслед за нами, или нам не доверяют, или и так все свои дела выполнили и уже собирались возвращаться, когда нас увидели. Ну, давай, организуй мне эскорт, я бежать никуда не собираюсь. Через пару дней пришли в уже до боли знакомый порт.

Но тут, в порту, сразу заметны большие изменения, на рейде уже восемь кораблей (теперь к ним прибавятся и наших два, так что это почти все корабли, имеющиеся в наличии на Кубе), а на берегу, мама дорогая, я никогда не видел здесь, на Кубе, такого многолюдства. Похоже, что с декабря новой кубинской столицей стал Вилья-де-ла-Сантисима-Тринидад. Никогда еще этот живописный маленький городок, приютившийся у подножия сьерры, не знал такого лихорадочного роста. У причала стоит на якорях почти весь кубинский флот. Он собрался здесь для великого броска на запад. Поспешный выход из порта Сантьяго был со стороны Кортеса ложным маневром, призванным продемонстрировать свою непреклонную волю и… обезопасить себя от частой смены настроений губернатора. Но подготовка экспедиции была еще очень далека от своего завершения. Так что Тринидад стал новым портом приписки флотилии Эрнана. Высаживаюсь на шлюпке на берег, Кристобаль остался на борту, чтобы чужие не лезли (захват корабля я не исключаю). Иду на пригорок, где расположены все два десятка испанских домов и церковь. Вокруг теснится толпа людей испанцы, индейцы и даже негры, замечаю пару священников в рясах.

Над центральной площадью на флагштоке перед домом, любезно предоставленным Кортесу под штаб-квартиру здешним градоначальником Грихальвой, реял личный штандарт будущего завоевателя: на прямоугольнике черной тафты, шитой золотом, красовался красный крест горящий на фоне голубых и белых языков пламени в ореоле гордого девиза на латыни "Под этим знаменем победишь", позаимствованного у императора Константина — римлянина, перенесшего столицу империи в Византию, язычника, обратившегося в христианство, правителя, установившего свободу вероисповедания, оставаясь при этом покровителем язычников. Похоже, Кортес совсем не скрывает своих убеждений. Да Вы, батенька, гордец, каких еще поискать.

В Сантьяго, на востоке Кубы Кортесу удалось набрать всего три с половиной сотни людей. Командор увеличил свои силы, сумев убедить присоединиться к нему большинство участников экспедиции Грихальвы. В его команду влились еще двести человек, чей опыт окажется ему впоследствии весьма полезен. Как и я, Кортес похоже собирается убираться из Кубы навсегда- экспедиция включала в себя также двести индейцев, вывезенных из личных поместий Кортеса, несколько его черных рабов и индианок поварих.

Как и я, Кортес стремился скупить все съестные припасы, до которых он смог дотянуться, вдобавок выгреб все со своих поместий, поместий друзей и других участников экспедиции. Любые съестные припасы заготавливались в невообразимых количествах. Кортес скупил все, что только можно было собрать на Кубе, но ему и этого казалось мало, и он послал за припасами одну каравеллу на Ямайку.

Скуплены уже все лошади которых удалось купить, выпросить и уговорить- у него небольшой табун в полтора десятка голов. Закуплена куча оружия: десять бронзовых пушек и два фальконета, которые представляют собой небольшие артиллерийские орудия на колесах, стрелявшие ядрами весом менее одного килограмма. Прочее огнестрельное оружие заключалось в… дюжине пищалей. Из других видов усовершенствованного оружия имелись только арбалеты. Целых тридцать штук! Да я крут по нынешним временам у меня два фальконета, пищаль и лошадь, весомая прибавка к этому войску!

Не позабыл он и о силе законов- его сопровождают целых три нотариуса и два священника.

Замечаю в толпе кого-то из своих знакомых, кубинских эстремадурцев. Быстро подхожу к ним, здороваюсь и получаю самую свежую порцию сплетен. Тут, для участия в походе объединились представители сразу нескольких группировок. Прежде всего, это клан губернатора Веласкеса, сам он не участвует в походе, из за груза лет на плечах, но родственников его здесь полным полно. Пошел, например, Диего де Ордас, старший майордом (домоправитель) Веласкеса, может быть, по тайному приказу — блюсти интересы Веласкеса, уже начавшего не доверять Кортесу. Пошли и Франциско де Морла, и Эскобар, который звался "Пажем", и Эредия, и Хуан Руано, и Педро Эскудеро(себе на горе), и Мартин Рамос де Ларес, и многие другие друзья, сотрапезники и сродственники Диего Веласкеса, среди которых был и Берналь Диас.

У Кортеса свои фанаты, свой клан, но его люди были рассеяны по всей Кубе и он уже начал призывать их под свои знамена.

Высадившись в Тринададе, Кортес же тотчас выставил свой штандарт и королевское знамя (красное, с четверочастным кастильско-леонским гербом) вперед и начал вербовку, как делал уже в Сантьяго, а также стал скупать все оружие и множество припасов. Примкнули к нему здесь все пять братьев Альварадо, вернувшиеся вместе Грихальвой из его экспедиции, известный рыжий капитан Педро де Альварадо, затем Хорхе де Альварадо, и Гонсало, и Гомес, и старый незаконнорожденный Хуан де Альварадо; и потом Алонсо де Авилла, тоже бывший капитаном при Грихальве; и Хуан де Эскаланте, и Перо Санчес Фарфан, и Гонсало Мехия, и Баена, и Хоанес де Фуэнтеррабия; и Ларес, тот что превосходный наездник, (были и другие Ларесы); и Кристобаль де Олид, некогда раб на мусульманских галерах, весьма храбрый человек; и Ортис "Музыкант", и Гаспар Санчес, племянник казначея с Кубы; и Диего де Пинеда; и Алонсо Родригес, имеющий здесь несколько богатых золотых приисков; и Бартоломей Гарсия и другие.

Из города Санти-спиритус, расположенного выше по течению реки, множество людей прибыло вербоваться в его войско: Алонсо Эрнандес Пуэрто Карреро, двоюродный брат графа де Медельина (родственник и человек Кортеса); и Гонсало де Сандоваль (также наш земляк из Медельина), прибыл и родственник Диего Веласкеса- Хуан Веласкес де Леон, приехали также Родриго Рангель, и Гонсало Лопес де Шимена, и его брат, и Хуан Седеньо (мой земляк и дальний родственник, проживающий в Сантиспиритусе). В общем, наших здесь уже хватает, а еще собираются продолжить свою вербовку в Гаване. Складывается такое впечатление, что весь остров сошел с ума и его жители всем скопом решили переселиться в другое место, вот что наделали 92 кг золота привезенного Грихальвой из своей поездки.

Захожу в дом, майордомом служит наш земляк из Эстремадуры Хуан де Касерес, сейчас он узнает насчет меня, так Кортес примет меня сию же минуту. Зашел с любопытством оглядываю великого завоевателя. Вот он человек-легенда! Эрнану Кортесу сейчас 34 года, невысокий, нормального по этим временам роста, около метра семидесяти; хорошо сложен, на вид ловкий и сильный; побегай с таким наперегонки, но ноги чуть кривоватые, кавалерийские, в общем не красавец и не урод; обладатель орлиного носа, темно-русых недлинных волос и темно-карих глаз. Зато всемои знакомые наперебой утверждают, что Эрнан обладает исключительными душевными качествами: ровного нрава, приятный собеседник, эрудит, образован и талантлив; чужд всяких излишеств: любит погулять, но не кутила; не прочь выпить, но не пропойца; ценит женщин, но не бабник; одевается хорошо, но неброско; живой и полон энергии, но не амбициозен; ни снобизма, ни надменности, напротив, готовность выслушать, понять и всегда посочувствовать. Получается, что он человек весьма симпатичный и радушный, при этом великолепно владеющий собой. Ну, не знаю, я при полном параде в своей новой пышной одежде, а Кортес так и вообще расфуфырен как попугай: на нем авантажный костюм из шелка и бархата: на свою шляпу лежащую на столе он нацепил плюмаж из перьев, везде ярко блестит золотая вышивка. Но замечаю, что золотые галуны с богатого платья срезаны, как и у меня денег не хватило, пришлось резать, чтобы расплатиться за припасы. (Узнав, что у Алонсо Эрнандеса Пуэрто Карреро нет средств на покупку лошади; сам Кортес купил ему таковую, срезав золотые галуны с недавно сшитого парадного камзола. И хотя этого не хватило бы, чтобы даже купить лошадиные копыта, сама лошадь стоит 3,2 килограмма золотых монет, Кортесу здесь уступили и сделка состоялась, вот что значит патриотизм). Так что плохи, брат, твои дела.

Ведем нашу беседу, Кортес уговаривает меня вложиться в его экспедицию. Говорю, что мне это совершенно не интересно, полный корабль продовольствия я хочу продать губернатору Ямайки Франсиско де Гарайю, ему не чем кормить своих рабов индейцев в каменоломнях и на золотых приисках. Кортес тут же начинает стращать меня, говорит, что мне не куда деться, мой груз он все равно конфискует, впрочем, как и корабль, а выпишет мне долговую расписку, с коей я и останусь куковать на берегу в одиночестве. Но я же, в первую очередь, как его земляк и верный вассал его семьи, должен помочь ему в трудное время. Ну что же, есть тут возможность немного поторговаться.

Делаю вид, что подаюсь на его переговоры, теперь договариваемся об условиях. Не знаю, что в реальности обещал Кортес Хуану Седеньо, но меня интересует возможность смыться из Мексики первым же кораблем, в самом начале, потому что второй будет захвачен французскими пиратами, а ночь печали Хуану не пережить. Так что тут я могу немного подвинуться в цене. К тому же зачем я там, в Мексике? Я купец, а не воин, а там нужно воевать. А здесь, хотя бы на Гаити, я всегда смогу помогать Кортесу со снабжением его войск. Порохом, например, или стальным оружием. У меня много завязок на нужных людей. К тому же корабль это еще не все, у меня в Гаване есть лошадь (правда всадник я никудышный) и черный раб, который в Мексике сможет успешно воевать за меня (а куда ему деться, убежишь тебя тут же съедят и не подавятся).

Договорились, бьем по рукам, Кортес просит, чтобы нотариус подготовил соответствующее соглашение, я влаживаюсь в его экспедицию по полной, три месяца пашу без пререканий, если нужно воевать, то слушаюсь его приказов без всяких разговоров, иначе мне грозит смертная казнь. Сурово, но за это мне в будущем обещают золотые горы. Посмотрим, для начала мне нужно просто остаться в живых, поэтому в первую очередь буду работать по своей собственной программе.

Выхожу на свежий воздух. Побуду здесь пару дней, примелькаюсь, а потом вернемся в Гавану. Вот подпишу свои обязательства у нотариуса, и здесь будет всем не до меня. Здесь, как и всегда делят посты. Губернатор Веласкес, увидев, что Кортес вложил все свои деньги и почти подготовил экспедицию, теперь хочет пристроить на теплое место руководителя кого-нибудь из своих многочисленных родственников. Старший судья городка Тринадад Франсиско Вердуго женат на сестре губернатора Веласкеса. Ему поступил приказ губернатора сместить Кортеса с поста начальника экспедиции из за многочисленных жалоб и доносов. Тот же курьер привез письма для Диего де Ордаса и Франсиско де Морлы и других приверженцев губернатора, находившихся в армаде.

Но тот же Ордас, уже также здорово финансово вложился в эту экспедицию и ему отсрочки не нужны, поэтому он повлиял на старшего алькальда Франсиско Вердуго — повременить со всем делом, да и вообще не разглашать его. Ибо он, Ордас, ничего подозрительного за Кортесом не замечал; да и отнять у него командование не так-то легко, слишком много здесь друзей Кортеса, слишком много врагов Диего Веласкеса, которых он водил за нос с разными энкомьендами. Да и солдаты довольны Кортесом, и в случае чего весь город Тринидад будет вовлечен в борьбу, разграблен, разгромлен…Как бы чего не вышло!

Кортес, как ни в чем не бывало, воспользовался этой "оказией" и послал Веласкесу почтительное письмо с просьбой не слушать никаких наушников; в нем же говорилось, что он всем сердцем и душой желает послужить Богу и Его Величеству королю Карлу. В это же время всем своим сторонникам Кортес велел привести оружие в порядок. Кузнецы всего города работали только на его войско, изготовляя множество наконечников для испанских пик и стрел к арбалетам; а в конце концов, по уговору Кортеса, двое из них также присоединились к походу.

Вечером подписал обязательства в присутствии нотариуса и свидетелей (тут все серьезно) и теперь можно отплывать в Гавану. Тем более, что часть войск уже топает сухопутным путем туда через остров, городок Тринадад уже высушен до дна, пора переходить дальше. Все встречаются там, отплываем и мы.

Через четыре дня прибываем в Гавану и вовремя, погода опять портится, начинается шторм. Но нам в уютной бухте ничего не грозит. Шаман Уареа уже и порох намешал и домой сходил туда и обратно, весь истомился. Ободряю его, уже совсем скоро. Потихоньку подтягиваются в гавань остальные корабли экспедиции. Вот уже в бухте собрались десять судов, но нет корабля Кортеса. Вся наша невеликая конница и с ними пятьдесят пехотинцев тоже добираются до Гаваны посуху. Ждем.

Сам Кортес отправился морем, но ночью как-то отстал от своей армады. Прошло целых пять дней, и мы уже стали опасаться, что он потерпел крушение на Хардинес [мель у юго-западного побережья острова Куба], что около островов де лос Пинос, у юго-западного побережья, где было множество мелей. Уже стали снаряжать корабли на его поиски, но без особого энтузиазма. А между тем прошли еще два дня. Наконец-то на горизонте показался парус. Оказалось, Кортес действительно там и сел на мель; ему пришлось выгружать свой корабль и с громадным трудом снимать его с мели.

Все возликовали. Радость была великая. Рыцари и солдаты окружили Кортеса и с триумфом повели в город Гавана; там и разместился Кортес в доме нашего градоначальника Педро Барбы. За процессией бежала толпа радостных мальчишек, индейцев и метисов, в которой я замечаю знакомого мне Пабло. И опять Кортес приказал выставить свои штандарты и начать вербовку. И опять потянулись к нему мои земляки и знакомые: Франсиско де Монтехо, и Диего де Сото, что родом из города Торо в Испании, и Ангуло, и Гарсикаро, и Себастьян Родригес, и Пачеко, и некто Гутиеррес, и Рохас (но не тот, что Рохас "Богатый"), и парнишка, которого мы звали "Санта Клара"[живший одно время в этом городке на Кубе], и два брата — Мартинесы, который родом из испанского Фрегенала, и Хуан де Нахара (но не "Глухой"), и многие другие. Словно бы безумие охватило людей, все мои соседи бросали свои дома и жаждали переселяться в неизвестность. Много нас собралось, и Кортесу приходилось все вновь и вновь думать об увеличении провианта. (По его словам нас было дешевле похоронить, чем прокормить). Для этого он послал корабль к мысу де Гуанигуанико, где находилось одно из владений нашего славного губернатора Диего Веласкеса, чтобы забрать там хлеб из кассавы и солонину, он там оставил, конечно, расписку, но после такого деяния, нам все же лучше поскорей сматываться отсюда, чувствую, что наш губернатор будет просто в бешенстве. Кортес думал точно также, поэтому Ордасу которому он поручил провести эту революционную экспроприацию предписывалось догонять нас уже на острове Косумель. Понятно, что после такого, нам будет на Кубе оставаться просто опасно.

Кортес же спешил воспользоваться своими последними днями на Кубе. В Гаване он заканчивал готовить военное снаряжение. Вся наша артиллерия -10 бронзовых пушек и несколько фальконетов (четыре, в том числе и мои два) — была перенесена на сушу, и первый канонир Меса, левантиец Арбенга и Хуан "Каталонец" проверяли их и налаживали, а также заботились о должном количестве пороха и ядер. Столь же тщательно проверены были и арбалеты, снабжены свежей натяжкой и новыми машинками, а также испробованы на дальность и силу выстрела. Здесь же, в Гаване, конкистадоры изготавливали, ввиду изобилия хлопка в этой земле, ватные панцири, широко распространенные среди индейцев, отлично предохраняющие от ударов копий, дротиков, стрел и камней. Можно было бы неплохо поторговать, но я и так вложился по полной, к тому же я участник экспедиции, так что пришлось бы работать в долг, из за любви к искусству, и я решил не дергаться и только наблюдал со стороны за этими приготовлениями. Впрочем, себе такой панцирь-"ватник" я уже давно сделал.

И вот, все подготовив, нам объявили приказ на погрузку, лошади же были разделены по всем кораблям; приготовлен был ряд яслей, наполненных щедро маисом и сеном. Моей Ласточке скоро было время жеребиться, так что я постарался устроить ей максимально хорошие условия. Тут нужно заметить что лошадей у нас было всего шестнадцать, и даже не все капитаны владели своей лошадью. Например, тот же капитан Педро де Альварадо владел лошадью пополам с Эрнаном Лопесом де Авилой, но справедливости ради замечу, что это была отличная лошадь- рыжая кобыла, хорошо дрессированная и для турнира, и для битвы. Всего же хороших лошадей у нас было одиннадцать: у Кортеса, у Альварадо, у родственника Кортеса Алонсо Эрнандеса Пуэрто Карреро, и двух родственников губернатора Веласкеса Хуана Веласкеса де Леона и Кристобаля де Олида, а также у Франсиско де Морла, Гонсало Домингеса, нашего эстремадурца Педро Гонсалеса де Трухильо, Морона (жителя кубинского города Баямо), Лареса, и у Ортиса "Музыканта". Как видите моя Ласточка в список хороших лошадей не попала, как и четыре другие, так как с лошадью нужно все время заниматься! Но зато я тут самый богатый из простонародья. Вот что значит вовремя подсуетиться.

Тем временем наш славный губернатор Веласкес узнав, что Кортес проигнорировал все его распоряжения и о его дальнейших "художествах" от злости взревел точно бык. Он видимо давно позабыл, что "не должностью облагораживается и возвышается человек, а должность благодаря человеку становится благородной и высокой". Тут же был отправлен его слуга, с письмами к нашему градоначальнику Барбе и к предводителям отрядов Кортеса, которые были родственниками и друзьями губернатора, где содержался строгий приказ, чтобы они немедленно задержали нашу армаду, арестовали Кортеса и доставили его в Сантьяго де Куба. Но ничего не вышло, и Барба написал, что захватить вождя среди преданной ему армии — бессмысленное и опасное предприятие: весь город поплатился бы за подобную попытку. Написал Веласкесу письмо и сам Кортес в выражениях деликатных, на что он был мастер, и, кстати, доносил, что на следующий день он выходит в море. И действительно 10 февраля 1518 года десять кораблей нашей флотилии подняли паруса и вышли из Гаванской гавани.

Всего наша экспедиция состояла из 11 старых судов, не обладающих хорошими мореходными качествами, причем лишь четыре из них имели грузоподъемность свыше 70 тонн, остаток же составляли незащищенные бригантины и каравеллы. Главным лоцманом был опытный мореход Антон де Аламинос, сопровождавший Колумба в последнем плавании и принимавший участие в экспедициях де Кордовы и Грихальвы. Экипаж состоял из 110 моряков и 553 солдат, которые были разделены на 11 рот. К ним присоединялись еще примерно 200 индейцев-островитян, из поместий Кортеса, используемых в качестве носильщиков, и несколько индианок. Впрочем, в походе участвовали и несколько белых женщин, которые в случае необходимости не боялись сами взяться за оружие. Перед погрузкой на корабли Кортес обратился к отряду с одной из своих знаменитых речей; в этом отношении он явно ощущал себя не иначе как вторым Цезарем. Оба священника экспедиции, падре Бартоломе Ольмедо и лиценциат Диас, отслужили принятую перед началом подобных предприятий мессу, и наши корабли взяли курс на Юкатан.

Позади был разъяренный губернатор, приказы которого были не исполнены, а владения разграблены, так что теперь на Кубе нам ничего хорошего не светило, а впереди маячила полная неизвестность. Теперь или ты пан или пропал, третьего не дано, но счастье для одних, принесет горе и несчастье другим. Мой час пробил, а взору открывались бескрайние дали океанских вод, волновавшие мечты, и зовущие к грядущим приключениям.



Оглавление

  • ГЛАВА 1
  • ГЛАВА 2.
  • ГЛАВА 3.
  • ГЛАВА 4.
  • ГЛАВА 5.
  • ГЛАВА 6.
  • ГЛАВА 7.
  • ГЛАВА 8.
  • ГЛАВА 9.
  • ГЛАВА 10.
  • ГЛАВА 11.
  • ГЛАВА 12.
  • ГЛАВА 13.
  • ГЛАВА 14.
  • ГЛАВА 15.
  • ГЛАВА 16.
  • ГЛАВА 17.
  • ГЛАВА 18.