Керчь-42 [Гость с Правого берега] (fb2) читать постранично, страница - 3

недавно. Жили они и жили в окрестностях Дельф, в эпоху переселения народов оказались на берегу Понта Эвксинского [2.] и стали с тех пор зваться понтийскими греками. С почитанием Аполлона в османской и послеосманской Турции было слегка сложно, но у многих как бы мусульман в подвалах домов были скрытые молельни, в которых они поклонялись не Аллаху, а кому-то другому. По- научному говоря, криптохристиане, а, может, и криптоаполлониане. Днем он зовется Юсуф, соблюдает внешние признаки навязанного ему ислама, а, когда всевидящее око чуть от него отвернется, так и уже нет.

Впрочем, бывали среди них и не крипто, а обычные христиане. Жили они, жили, и даже не совсем бедно, но пришел на землю двадцатый век от Рождества Христова, и понтийских греков ждала та же судьба, что и армян в Турции. Только греками занялись чуть позже, и их не спасло даже то, что сменился режим в Турции. В итоге большинство понтийских греков было уничтожено, спаслись те, кто как-то успел выехать в Россию или Грузию (тогда еще самостоятельную). Переехавшие в Россию поселились во многих местах, в том числе и в Новороссийске, где образовали целый район, именуемый Трапезунд. На новом месте жилось нелегко, а их желание образования независимого от Турции Понтийского государства вообще не приветствовалось, но их никто не убивал и не отуречивал. Часть из них потом выехали в Грецию, но часть осталась в Новороссийске и иных местах.

Так что потомки выходцев из Паррасии остались жить на Восьмой Предкладбищенской улице, которую потом переименовали в улицу Фриновского, а затем снова переименовали в улицу Леваневского, вместе вели нехитрые мальчишечьи игры, гордились летными подвигами Владимира Коккинаки, который тоже был из греческой семьи...

Если надо-Коккинаки

долетит до Нагасаки

И покажет всем Араки

Где и как зимуют раки. [3]

Поскольку Владимир Константинович специализировался на дальних перелетах, то песенка была кстати. Многие мальчишки хотели в 30е годы стать летчиками, но не у всех получалось, даже когда грянула война, и летные кадры потребовались куда больше, чем раньше. Но в пехоте нужда была большей, поэтому шесть потомков жителей Паррасии попали в Двенадцатую стрелковую бригаду. Ближе к зиме их часть переместилась к станице Фонталовской, и среди бойцов стали ходить слухи о том, что в скором времени они будут освобождать Крым. В пользу этой идеи работали нечастые, но таки бывшие тренировки по посадке и высадке на суда. Командиры и политсостав на заданные прямо вопросы о десанте подобные разговорчики пресекали. Пользуясь близостью бригады к Новороссийску, две мамы прорвались к деткам, привезли гостинцев, а также приветы от тех мам, что не смогли приехать.

В конце декабря их второй батальон вышел в море для участия в десанте. Судьба пока хранила жителей Трапезунда. Отряд кораблей, на которых они шли, по непонятной причине сначала провел ночь на якоре в виду крымского берега, а потом вернулся. Немного не повезло той роте, что шла на тральщике 'Кизилташ', где были убитые и раненые при налете авиации. Их же рота имела только двух заболевших, а других потерь не было. В первый день нового года они снова отплыли в десант.

но на следующий день корабли встретили в Арабатском заливе сплошной лед и тоже вернулись. На Крымскую землю они попали после пешего перехода по льду пролива. В январе сорок второго года Керченский пролив то замерзал, то очищался ото льда, поэтому подкрепления пересекали его то на борту судов, то пешком по льду.

Так что нужный человек есть, поле деятельности для него - тоже, осталось совместить героя и поле боя. Тут, надо признаться честно, у самого Аполлона сил не хватило бы, поэтому пришлось задействовать своих родичей из олимпийского пантеона, а также обращаться к неолимпийцам. Подробности процесса навсегда останутся тайной для публики, но, разумеется, сил на это требовалось поменьше, чем переместить, скажем, Харьковскую область из нашего времени в 1940 год, и сильно поменьше. Хотя есть свой график, когда перемещения людей туда-сюда облегчаются, но... Извините, это автор проболтался. Вернемся к рассказу.

А к Андрею Михайловичу сознание вернулось когда-то позже, и он сам не понял, когда именно и где. Было темно и сыро, неподалеку плескалась вода, шелестело что-то, словно листья тополя под несильным ветром. Постепенно сквозь плеск воды и шепот листьев стали прорезаться звуки человеческой речи. Но доктор никак не мог понять, что ими говорится в этой тьме. Так, отдельные слова будили старые воспоминания о мединституте и изучении медицинских терминов, но на морг категорически не было похоже. В разговоре можно было понять лишь то, что один из говорящих говорил много и с экспрессией, а второй редко, помалу и с ленцой. Ну прямо как контрабандисты из аптеки, ждущие своего 'Черт побьери!' Может, даже они так и выглядели, но тьма была непроницаемой. Устав в попытках разобрать диалог, Андрей Михайлович попытался понять, что с ним. Увы, тело его не слушалось. Совсем.