Зарождение мистического пламени (ЛП) [Кристин Бейли] (fb2) читать онлайн

Кристин Бейли

Зарождение мистического пламени

(Секретный Орден #2)

Перевод: Ann_Dolzhenko

Редактура: Rosland

Русификация обложки: Alena_Alexa

Глава 1

— Прыгай, черт подери, — пробормотала я, оттолкнувшись от стола и потирая воспалённые глаза. Фонарь замигал — там почти закончилось масло. Все тело ныло из-за долгого сидения в сгорбленном положении над бессмысленным, но хитроумным изобретением передо мной.

Едва ли оно было изысканным. Или даже причудливым.

Механическая лягушка странной формы уставилась на меня огромными глазами, которые я сделала из черных бисеринок. Она задрожала, как будто испугалась того, что я могла бы сделать с ней, если она не подчинится. В итоге шестерёнка на её спине опустилась, а лягушка не сдвинулась даже на дюйм.

Вздохнув, я поморгала от усталости, затем взглянула на записи в одной из дюжины книг, лежавших открытыми на столе. Наконец, я сделала последнюю попытку отрегулировать пружину в левой ноге.

Это безнадёжно. У меня не получалось.

Став владелицей «Игрушек и Развлечений Прикета», я знала, что это весьма особое место. Внешне оно могло казаться нормальным, разве что немного странным, магазином в центре Мейфэра, но я знала, что оно хранило секрет.

Бывший владелец был частью закрытого общества, Секретного Ордена Современных Развлекателей. Орден гордился составом своих членов, который включал блестящие умы со всей Европы, возможно, даже со всего мира. Они собирались и подталкивали друг друга на великие подвиги изобретений, исключительно ради прихоти — а также чтобы набить карманы за счёт пари на исход этих подвигов.

Я видела некоторые шедевры, созданные Орденом. Они были запоминающимися, часто пугающими, но неизменно красивыми. Моя собственная семья из поколения в поколение являлась частью Ордена. Оба моих дедушки занимали высокие ранги. И мой отец тоже. Но они все скрывали это от меня.

Полагаю, я не могла винить их, учитывая, что работа с Орденом свела их в могилу.

Если мои весенние приключения и научили меня чему-то, так это тому, что гениальность часто идёт рука об руку с сумасшествием, а некоторые секреты могут убивать.

Пятью годами ранее внутри Ордена произошла серия убийств. В то время пропал мой дедушка. Его экипаж нашли в реке, и учитывая все обстоятельства, дедушку сочли погибшим. Но это не последнее трагическое событие, которое постигло мою семью. Год назад я потеряла и родителей, что загнало меня в нищету.

Я ничего не знала о секретах моей семьи, когда лорд Рэтфорд забрал меня в свой дом в качестве служанки, притворяясь благодетелем. Оказалось, что он лишь хотел использовать оставленный мне дедушкой универсальный ключ, чтобы разблокировать ужасное изобретение, способное уничтожить мир, каким мы его знали.

Именно страх перед тем изобретением подтолкнул заклятого врага Рэтфорда, Стромптона, к убийствам. Он не остановился бы ни перед чем, лишь бы не дать ужасному изобретению увидеть белый свет.

Все это злоключение было одновременно ужасающим и поучительным.

Сейчас, даже зная худшее об Ордене, я ничего не могла с собой поделать. Я так сильно хотела быть его частью. Я взяла лягушку в руки и провела пальцем по холодной металлической пластине, которая образовывала верхушку её головы.

Возможно, именно поэтому я взяла на себя управление «Игрушками и Развлечениями Прикета».

Саймон Прикет был одарённым молодым Развлекателем и протеже моего отца. К большому сожалению, он также стал жертвой убийцы. Перед смертью он накопил целую библиотеку обширных записей за то время, что он был учеником, а затем историком и изобретателем Ордена. Чтение этих записей стало откровением. К несчастью, подробные тексты заставляли меня лишь сильнее мнить себя Развлекателем.

Замечательное, хотя и бесполезное стремление. Как-никак я своими глазами видела удивительные машины, которые построила моя семья. Во время своих приключений я обнаружила купол из звёзд, спрятанный глубоко в земле под железной копией Стоунхенджа, лабиринт с механическим Минотавром, позолоченными крыльями и заводным кораблём, сражающимся с чудовищным Левиафаном. Внутри Ордена все возможно, даже разрывание материи времени.

Весь этот потенциал висел передо мной, как соблазнительный фрукт, только за пределами моей досягаемости. Честно говоря, я не понимала, каковы плюсы родиться в секретном обществе изобретателей, если я не могла заставить прыгать даже паршивую игрушечную лягушку.

Я положила лягушку обратно на стол и растёрла затёкшую шею. Мечты о том, чтобы стать Развлекателем, все равно ни к чему не приведут. Я рождена девушкой, поэтому никогда не смогу стать частью Ордена.

Я могла бы жаловаться на несправедливость ситуации, но проку от этого мало. Я не могла изменить положение дел. Но ничто и никто не помешает мне читать и мастерить в моем собственном магазине — за исключением, кажется, моей неспособности создать даже банальную лягушку. Я хлопнула рукой по рабочему столу, и чёртова лягушка подпрыгнула вверх в воздух.

Чудесно.

Сильная страсть к изобретательству не могла наполнить меня пониманием нюансов сжатия пружин.

Я уткнулась лицом в один из дневников Саймона, и математические каракули превратились в размытые серые пятна под моим носом. Саймон писал, что через математику можно разобраться во всех Божьих творениях. Эх, если бы эти секреты могли просочиться в мой череп, пока я отдыхала. Я хотела изобрести машину, которая могла совершить такое.

Глаза саднило, и я не могла больше держать их открытыми, но и уснуть, конечно, тоже не могла. Я могла падать от истощения, но уснуть не могла. Я не могла заснуть на протяжении недели. Каждый раз, расслабляясь и начиная отключаться, я видела пламя, слышала тиканье часов и звон разбившегося кристалла.

Я по привычке вскочила на ноги.

Узел мышц на моем плече сжался ещё сильнее, и я попыталась облегчить боль в этом месте. Моё тело сжалось сильнее той несчастной пружины. Я чувствовала, что не могу есть, потому что вопреки наличию аппетита все, что бы я ни попробовала, казалось тухлым и вызывало у меня тошноту.

Это не жизнь для шестнадцатилетней девушки. Все остальные девушки моего возраста волновались о платьях, сплетничали о том, кто кого приглашал на чай, или о последнем светском бале. Вместо этого я каждую секунду бодрствования думала о смерти — своей собственной или смерти тех, кого я любила.

Хуже всего болели мои глаза. Возможно, если бы я поплакала, они саднили бы меньше, но я не могла заставить себя прослезиться.

Ровно год назад я уснула в часовом магазине своего отца в такую же тихую ночь, как та, что окружала меня сейчас. Я пыталась, но не могла вспомнить книгу, которую читала в ту ночь. Я припоминаю, что это была, пожалуй, самая далёкая вещь от высшей математики, но почти такая же скучная. Это была лёгкая история, и я помню, что считала главную героиню безмозглой дурочкой. Я не знаю, почему не ложилась спать и читала — то есть, помимо того факта, что какой бы ужасной ни была история, мне всегда нужно знать, как она закончится.

Я не могла вспомнить, как уснула, но отчётливо помню момент, когда проснулась.

Меня испугал грохот. Я открыла глаза, затем рухнула с кресла. Дым, похожий на тяжёлый туман, заставил опуститься на пол. Не видя потолка, я прижалась лицом к турецкому ковру и кашляла до тех пор, пока не испугалась, что из лёгких польётся кровь. Глаза воспалились и слезились так сильно, что я едва могла видеть. Жар обжигал кожу подобно огню самой преисподней. Я видела в галерее языки пламени, лизавшие стены и превращавшие шторы в пепел.

Как запаниковавшая лошадь, которая ищет безопасности в горящем стойле, я поползла прямиком к ступенькам. Дым струился вверх по ним и прочь от меня, как мутная река, которая текла вверх тормашками вдоль потолка и струилась в наш дом над магазином.

Я звала родителей. Ответа не было.

Кристаллы часов разбивались один за другим резкими хлопками, которые звучали как стрельба из орудий.

Мне нужно было выбираться.

Я ползла по полу, пока мне не удалось выбраться на небольшой дворик позади дома. Окна верхних этажей дома взорвались от жара, дождь из стекла посыпался вниз на меня, и оттуда вырвались всполохи пламени. Я услышала звон колокола пожарной повозки, пока осматривала двор в поисках родителей, горячо молясь, чтобы они выбрались через парадную дверь.

Но они не выбрались.

Несчастный случай оставил меня, одинокую и бедную, в сумасшедшем доме лорда Рэтфорда.

Только раскрыв опасный заговор лорда Рэтфорда по изменению материи времени, я обнаружила истинного виновника пожара.

Машина времени Рэтфорда позволила мне краешком глаза заглянуть в прошлое, и я увидела мужчину с механической маской, которая закрывала его лицо. Он был в галерее магазина моего отца в тот момент, когда здание загорелось.

Я остановила лорда Рэтфорда и его ужасную машину, а также разоблачила лорда Стромптона, настоящего убийцу Саймона Прикета и ещё нескольких Развлекателей. Но все это бесполезно, потому что мужчина, убивший моих родителей, все ещё находился на свободе. Он охотился на меня по всему английскому пригороду, пытаясь завладеть универсальным ключом моего деда.

Он до сих пор охотился на меня.

Не думаю, что когда-либо снова смогу уснуть.

В передней части магазина Прикета что-то зазвенело — такой далёкий постукивающий звук, словно деревянную бусину уронили на пол. Это вернуло мои мысли в настоящий момент.

Я повернулась на стуле, немедленно насторожившись. Неподвижно застыв, я прислушивалась ко всем звукам, кроме неистового грохота своего сердца. Я скользнула рукой под стол и достала из потайного отделения пистолет.

Его вес оттягивал мою руку, когда я встала из-за стола и шагнула к потайной двери, которая вела из моей мастерской в переднюю часть магазина игрушек. Источник звука мог оказаться полной ерундой, скорее всего, просто крыса. Я услышала глухой звук удара.

Вот это уже не крыса.

Моё сердце подскочило к горлу, и я привела пистолет в боевую готовность, чувствуя напряжение в скованных плечах и молясь, чтобы мне не пришлось пользоваться оружием. Мои внутренности скрутило узлом, и я вошла в магазин игрушек.

Дверь мастерской закрылась за мной с мягким щелчком и снова приняла вид высокого шкафа с детскими книжками и крошечными игрушечными солдатиками слева от секретера.

— Я вооружена и буду стрелять, — предупредила я тихий магазин. Рассвет уже брезжил в окне, первые тусклые лучи света создавали в комнате жуткие тени. Моя рука дрожала, но моя решительность оставалась непоколебимой.

С потолка свешивались марионетки, их лица смотрели на меня сверху подобно жутким гримасам людей, корчившихся на виселице.

Я отвела от них взгляд и осмотрелась по сторонам в поисках чего-нибудь, что лежало не на своём месте.

Колокольчик на входной двери качнулся, как медленный маятник часов. Мне даже показалось, что я услышала тихое тиканье.

— Мисс Маргарет!

Я обернулась к двери, которая вела в жилую часть позади магазина игрушек. Моё сердце подскочило к горлу. Я размахивала пистолетом перед миниатюрной старушкой.

Миссис Бриндл, экономка, закричала и уронила поднос, нагруженный парой чайных чашек и тарелкой с сыром. Все это разбилось об пол.

Я немедленно положила пистолет на полку и кинулась к ней. Она прижимала руку к груди.

— Миссис Бриндл, о Боже мой. Простите меня, — я поддержала её. Её покрытое морщинами лицо приобрело пепельный оттенок. Господь Всемогущий, надеюсь, я только что не наградила восьмидесятилетнюю старую женщину апоплексическим ударом. Она была любимой няней вдовы Саймона Прикета. Я встретила Люсинду Прикет в процессе выслеживания убийцы, и она стала моей лучшей подругой. Смерть миссис Бриндл, вероятно, была бы воспринята не очень хорошо.

— Во имя любви и милосердия, дитя, — заворчала миссис Бриндл. её страдающие артритом руки тряслись, пока она аккуратно приводила в порядок свой чепчик. — Что ты делаешь с этой ужасной вещью?

— Мне показалось, что я услышала грабителя, — сказала я, хотя это кажется, бледнело по сравнению с правдой. Я боялась убийцы. «Моего убийцы».

Я помогла бедной миссис Бриндл подняться, её тонкие белые волосы торчали из-под чепчика. Сколько бы мы ни притворялись, будто она присматривала за мной, я знала, что на самом деле все наоборот. Став непригодной для работы няней, она осталась без средств к существованию. Ей необходима крыша над головой и доход на старости лет, поэтому Люсинда наняла её в качестве экономки и неформальной компаньонки для меня. Я совсем не имела ничего против, и была просто рада её компании.

— Что ж, дорогая, если бы это был грабитель, лучше отдать ему то, за чем он пришёл. Хорошей молодой девушке вроде тебя никогда не следует брать в руки что-то настолько дурное, как пистолет, — демонстрируя стойкость, которая помогала ей на протяжении восьми десятилетий жизни, она как ни в чем не бывало начала убирать упавший поднос.

Я совершенно не понимала её логику. Я должна стать жертвой грабителя, или чего похуже, чтобы не унизить себя, держа в руках оружие? Мои последние столкновения со смертью изменили мои взгляды на многие вещи, особенно на приличия. Я обнаружила новообретённое чувство практичности, когда дело касалось спасения моей жизни.

К счастью, Уилл понимал меня. Более того, именно он учил меня пользоваться пистолетом. Ему не нравилось оставлять меня одну с миссис Бриндл и время от времени с её сыном Бобом для защиты. Мои руки тряслись, пока я помогала миссис Бриндл с подносом.

Уилл был конюхом лорда Рэтфорда, когда я служила горничной в его доме. Я уговорила бедного Уилла стать вынужденным партнёром в моих поисках правды о случившемся с моей семьёй. В то время он зарекомендовал себя как смелый, преданный и умный спутник. Я коснулась своих губ. Не говоря уже об амурной его стороне.

Не мешало даже то, что он был похож на дьявола со своими темными волосами и глазами, неподвижными и бездонными, как безлунная ночь.

С тех пор как мы вернулись в Лондон, Уилл сопровождал меня к могилам моих родителей в первое воскресенье каждого месяца. Хотя страх при мысли о незваном госте в магазине игрушек все ещё комом стоял в моем горле, предвкушение ощущения рук Уилла вокруг меня наполняло теплом. Когда он обнимал меня, мир казался правильным, и никакая опасность не могла меня настичь.

И вновь мне показалось, что я услышала тихое тиканье часов.

Должно быть, это игры моего разума, давнее воспоминание о часах среди всполохов пламени. Я медленно выживала из ума.

Миссис Бриндл дотронулась до моей руки, привлекая моё внимание к текущей ситуации.

— Ты вообще спала? — спросила она, слишком проницательно глядя своими блеклыми глазами.

— Конечно, — соврала я.

Миссис Бриндл медленно покачала головой.

— Не волнуйся из-за этого беспорядка. Я все уберу. Кейт придёт позже, чтобы помочь разобрать вещи наверху. Иди, умойся и выпей со мной чашечку чая.

— Спасибо, — вопреки её словам, я поймала себя на том, что нагнулась, чтобы вытереть разлитый чай. Миссис Бриндл для своего замечательного возраста полна жизни, но я всегда склонна заботиться о ней, как хорошая внучка. У меня осталось мало воспоминаний о своих бабушках, и в некотором роде это позволяло мне почувствовать, будто у меня вновь есть семья.

Поставив поднос на секретер в углу, я взглянула на маленькую картину в рамке, которую держала рядом с бухгалтерской книгой. Застывший во времени, мой дедушка смеялся, показывая плавающую верхушку маленьким мальчику и девочке. Он выглядел таким живым. Мне казалось, что я могла бы притронуться к его фотографии и привести её в движение, вернуть его. Он — единственная настоящая семья, которая у меня осталась.

Я видела доказательства того, что он инсценировал свою смерть, чтобы не быть убитым. Он жив, где-то там. Последние несколько недель я ждала от него весточку. Я думала, что как только раскрою заговор с целью убийства всех, кто помогал в создании машины времени Рэтфорда, он вернётся. Но дни продолжали идти, а его все не видно.

Я прикрыла глаза и помолилась, чтобы никакое горе не приключилось с моим дорогим Papa, но тем не менее, я знала. Человек в механической маске как-то причастен к его исчезновению. Мне нужно найти своего дедушку. Где бы он ни был, каким-то образом мне нужно добраться до него и вернуть домой.

Миссис Бриндл забрала рамку из моих рук. Она дотронулась до кудряшек маленькой девочки на картинке, словно вспоминая, как расчёсывала их утром, когда была сделана фотография.

— Леди Люсинда была милым ребёнком.

— А волосы Оливера до сих пор беспорядочно торчат, — добавила я.

Глаза миссис Бриндл заискрились.

— Тогда он был сорванцом, сорванец и сейчас, но это не значит, что простая владелица магазина вроде тебя имеет права называть герцога по имени.

Я широко улыбнулась. Развлекатели по традиции называли всех членов Ордена по именам. Я так привыкла называть герцога Чэдвикского Оливером, что забыла, в каком обществе нахожусь.

— Прошу прощения. Правильнее будет сказать, Его Светлость, герцог озорников, — я поставила фотографию обратно на место. — Свадьба будет поразительной. Мне прямо не терпится.

— Если ты сможешь не уснуть во время церемонии, — миссис Бриндл взяла поднос. — Иди и приведи себя в порядок. Я приготовлю чай к твоему возвращению.

Я готовилась к этому дню, стараясь стряхнуть усталость, когда в последний раз надела своё траурное платье. Мой год траура окончен, но печаль осталась. Я собиралась пойти на кладбище, чтобы позаботиться о могилах родителей. Каждый раз делая это, я чувствовала, как меня охватывает чувство вины. Я чувствовала ответственность за их гибель, и чувствовала её до глубины души. У меня был шанс использовать машину Рэтфорда, чтобы вернуться в ночь пожара. Я могла предупредить их бежать. У меня был шанс спасти их, но я не смогла сделать это и рисковать последствиями игры в Бога. Вместо этого я разбила сердце машины, которая могла вернуть их к жизни.

Я знала, что нет смысла утопать в собственной вине, но ничего не могла с этим поделать. Чтобы отпустить чувство вины, мне нужно простить себя.

Все утро меня мучили воспоминания о родителях. Я думала о том, как мой отец, будь он жив, дразнил бы меня тем, что я положила слишком много сахара в чай. Я гадала, что надела бы моя мама в церковь. Все это было бы таким нормальным — тихая жизнь без лягушек и страха.

Но это не та жизнь, которая суждена мне. Хорошо или плохо, но я выбрала жить в мире, где знала правду, даже если это означало опасность, с которой я столкнулась. Вопреки попыткам моих родителей держать меня подальше от Ордена, жить в этом мире было лучше, чем жить вслепую.

Боб, один из средних сыновей миссис Бриндл, что относило его к дородному и энергичному возрасту шестидесяти лет, просунул свою лысую голову в гостиную через дверь кухни.

— Прошу прощения, мисс Уитлок, мама, — сказал он, и вокруг глубоко посаженных глаз на его лице залегли морщинки. Люсинда наняла его, чтобы он заботился о конюшнях на заднем дворе и служил в качестве кучера для миссис Бриндл и меня. Но я знала о пистолете, который Боб держал в кармане. Он находился здесь для защиты, и я радовалась этому, но, как правило, он находился в задней части дома, оставляя переднюю часть уязвимой.

— Боб, ты слышал что-нибудь странное ночью? — спросила я.

— Нет, мисс. Ничегошеньки. К вам пришёл посетитель, — он коснулся края шляпы и ушёл тем же путём, которым пришёл.

Посетитель?

Уилл.

Я пригладила пучок из кос на затылке, ощущая, как глубинное томительное чувство скручивает моё нутро.

Спокойствие полностью покинуло меня, как только он вошёл в небольшую гостиную.

— Уилл, — выдохнула я.

Он стоял в дверном проёме, и свет из кухни касался его темных вьющихся волос. Загородное солнце поцеловало его кожу золотом, а низкие, похожие на стрелы ресницы придавали его глазам порочную глубину. Он держал пучок полевых цветов, которые, должно быть, набрал по пути в Лондон из Чэдвик-Холла. Он протянул их мне, и уголки его губ приподнялись в улыбке.

Он выглядел ошеломительно, как дитя, украденное эльфами из этого мира, чтобы вырасти в царстве тайны и иллюзии.

Я кинулась ему на шею, и он обнял меня, уронив цветы на пол. Я улыбнулась, когда пришла в себя и постаралась создать между нами хотя бы небольшое расстояние ради приличий.

Миссис Бриндл прочистила горло.

Я втянула голову в плечи, когда она пронзила меня одним-единственным взглядом. Уилл пошёл прямиком к ней и сверкнул чарующей улыбкой, затем поцеловал руку.

— Миссис Бриндл, вы как и всегда выглядите очаровательно.

— А ты как и всегда озорник. Лучше следи за своим поведением, мальчик. В моё время ты заслужил бы как минимум прогулку к алтарю, — несмотря на все её явное неодобрение, она подняла чайный поднос с насмешливой улыбкой.

— Мне очень повезло, — сказал он, и голод в его взгляде заставил мои щеки вспыхнуть.

Даже миссис Бриндл покраснела.

— Я прекрасно понимаю, что Вы задумали, молодой человек. Только помните, я за вами слежу, — совершенно забыв про свои обязанности компаньонки, она направилась к лестницам.

Я захихикала.

— Думаю, она так и хочет увидеть меня скомпрометированной.

— Я так рад видеть тебя, — сказал Уилл, наклоняясь, чтобы подобрать цветы с пола. — Я принёс их для твоих родителей.

Я вздохнула и помогла ему собрать их.

— Спасибо. Как долго ты пробудешь в Лондоне? — каждая минута разлуки с ним казалась мне вечностью. Уилл завладел моим сердцем, но работая на Оливера, он всегда занят. Уилл служил личным посыльным по делам Чэдвика в Лондоне, пока Оливер обустраивал своё поместье за городом и планировал свадьбу. Это означало, что Уилл часто целыми днями путешествовал между Лондоном и Бирмингемом.

— В городе я всего лишь на неделю. Оливер и Люсинда передают привет, — сказал Уилл. — Меня также просили передать тебе, что будет Собрание.

Я в шоке уставилась на него.

— Полноценное собрание Ордена? — если весть дойдёт до моего дедушки, то ради этого ему придётся вернуться. Собрание означало, что как можно больше Развлекателей встретятся в Лондоне в назначенное время, чтобы обсудить дела Ордена и спланировать следующее Развлечение.

Уилл положил цветы на стол.

— Оливер просил, чтобы ты присутствовала. Он считает, что ты должна обратиться к собранию по поводу своего дедушки. Один из них должен что-то знать.

— Надеюсь, что так, — прошептала я.

Уилл взял меня за руку.

— Оливер попросил, чтобы я тоже там присутствовал.

Я почувствовала, как моё сердце ёкнуло, когда я посмотрела ему в глаза.

— Он собирается выдвинуть твою кандидатуру для обучения, — сказала я. Волнение затопило меня. — Ох, Уилл. Как замечательно.

Он мельком взглянул назад на дверь и опустил глаза.

— Да. Это может послужить началом.

Моё сердце переполнилось надеждой, и я поймала себя на том, что чувствую себя окрылённой. Я знала, Уилл беспокоился о том, как сделать себе имя. Он начал свой путь как бедный ремесленник в Шотландии, затем большую часть жизни проработал конюхом. Это его шанс получить настоящие перспективы. Я знала, он недоволен своим положением на данный момент. Ему казалось, что нанять его — это милостыня со стороны Оливера.

Теперь у него появился шанс. Он мог стать Развлекателем.

Уиллом руководило стремление превзойти ожидания большинства людей и проложить себе свой путь. Ему отчаянно нужно стать частью чего-то. Как только он почувствует себя уверенным в своём достатке, мы могли бы пожениться и вместе управлять магазином игрушек. Мы наконец смогли бы жить вместе.

Он переступил с ноги на ногу.

Тревога снова охватила меня.

— Уилл? Что тебя беспокоит?

Он покачал головой.

— Ничего, — он прищурился, всматриваясь в моё лицо. Затем поднял руку к моей щеке и большим пальцем провёл рядом с уголком глаза. — Ты выглядишь усталой.

— Я в порядке, — я прижалась лицом к его руке, когда он нежно пальцами заправил мне за ухо волосы. — Я слишком усердно работала.

Это правда. Магазин ужасно запустили за четыре с лишним года. Некогда он был сияющим драгоценным камнем в оживлённых витринах Мейфэра. Я работала до изнеможения, чтобы вернуть магазину былую славу.

Уилл повёл нас в переднюю часть магазина.

— Выглядит замечательно, — утреннее солнце светило сквозь искрящиеся стеклянные окна, и его лучи танцевали по ярким краскам магазина. Куклы, игры, игрушки и головоломки казались приятными и весёлыми в новом свете.

Затем я услышала это.

«Тик-так, тик-так, тик-так».

Я тряхнула головой.

— Что такое? — спросил Уилл, поворачиваясь ко мне. — Магазин прекрасен. Саймон Прикет гордился бы.

«Тик-так, тик-так, тик-так».

— Ничего, — сказала я, делая шаг назад, чтобы вернуться обратно в зал. — Не могу сегодня перестать думать о родителях. Боюсь, это делает меня немного сумасшедшей.

Он взял мою руку. Я повернулась и уставилась на свою ладонь, покоящуюся в его руке.

— Ты и сумасшедшая? Да никогда.

Я улыбнулась прежде, чем успела сдержаться.

— Правда-правда, я с ума схожу. Я слышу тиканье часов. Но это невозможно. В магазине нет часов.

Дразнящий огонёк в глазах Уилла застыл, а его улыбка постепенно превратилась в угрюмо поджатые губы.

— Уилл? — он неожиданно изменился в лице, что пробудило во мне страх.

— Ш-ш-ш, — он приложил палец к губам.

Я ждала.

Один удар сердца.

Второй.

«Тик-так, тик-так, тик-так».

Его взгляд встретился с моим. Он тоже это слышал.

Уилл кинулся к груде игрушек, разбрасывая вещи в стороны. Он половину магазина перевернул кверху дном.

Я помогала ему, бросившись в этот бардак. Понадобится целая вечность, чтобы расставить все по местам, но мне все равно. Я не потеряла рассудок. Что бы это ни было, звук реален.

Неожиданно Уилл замер. Кожа на моем затылке напряглась от покалывающего ощущения. Я переступила через разбросанные игрушки и уставилась на странное устройство. Это был металлический куб, не больше шляпной коробки, но с окошками, прорезанными на каждой стороне. В центре находился тяжёлый с виду шар, напоминавший мне пушечное ядро.

На каркасе, окружавшем шар, крутились шестерёнки, а внутри металлической филигранной трубки, соединявшей шар с твёрдой верхней частью коробки, вращался длинный болт. С каждым зловещим тиканьем страшное маленькое устройство, напоминавшее мне паука на крутящейся нитке паутины, приближалось к шару. С каждой нисходящей насечкой нога паука ударяла небольшим кремнём по спине паука, зажигая искру.

Я наклонилась ближе и ощутила ужасающий химический запах.

Боже, это же бомба.

Глава 2

— Бери миссис Бриндл и уходите отсюда, живо! — скомандовал Уилл, вытаскивая бомбу к витринам, на свет.

Мысленно я уже представляла взрыв. Я знала, как выглядело бы его обожжённое тело, почерневшая плоть, лицо, содранное с кости. Я видела это раньше. Я не могла вновь потерять любимого человека таким образом.

— Я тебя не оставлю.

Он повернулся ко мне.

— Живо, Мег!

Я отпрянула назад, затем бросилась к двери в гостиную. Миссис Бриндл выходила из кухни, как раз когда Боб вернулся из конюшен.

— Боб, — закричала я. — Уведи свою маму подальше от магазина. Уведи её как можно дальше вниз по улице.

— В чем дело? — спросил он, уже обнимая свою мать защищающим жестом.

— Просто идите. Предупреди соседей о пожаре, затем направляйся в пожарную часть. Если услышишь взрыв, приведи бригаду, — я развернулась на каблуках, готовая вернуться к Уиллу. Мне все равно, что он сказал. Я не оставлю его одного с бомбой.

— Мег? — миссис Бриндл в объятиях сына выглядела хрупкой и напуганной, но тянулась ко мне.

— Быстрее! — завопила я, пятясь от них, пока Боб стал выводить миссис Бриндл за дверь. Я сделала торопливый вдох и незамедлительно рванула в магазин, к двери в мастерскую Саймона. Я взяла его коробку с инструментами и вернулась к Уиллу.

— Черт подери, Мег, — прорычал Уилл. Он не говорил этой фразы мне на протяжении долгого времени. Думаю, прошла по крайней мере пара месяцев с тех пор, как я в последний раз сознательно подвергала свою жизнь опасности.

— Дай угадаю. Моя жизнь того не стоит? — я протянула ему инструменты. — Я не оставлю тебя. А теперь давай остановим эту штуку.

Я стиснула тяжёлую подвеску, которая висела на цепочке у меня на шее. Это самая дорогая вещь, которой я владела. И хотя выглядела она как серебряные карманные часы, на самом деле это ключ — универсальный ключ моего дедушки, способный открыть любое изобретение, созданное Развлекателями. Я принялась искать на бомбе такой же трилистник, какой рельефно выступал на круглом медальоне. Это знак Развлекателей, и он часто обозначал механизм замка на изобретении.

— Где замок?

Уилл осторожно наклонил хитроумное изобретение набок, но искрящийся фитиль продолжил свой спуск вниз.

— Здесь.

Я уставилась на шестерёнку на дне куба. Ощущая ужас, скрутивший живот, я сняла крышку с ключа и увидела, как из центра корпуса поднимается конструкция, похожая на механический цветок. Я попыталась приладить её к шестерёнке, но она не подходила. Я нажала кнопку на задней поверхности ключа, которая должна была повернуть шестерёнку и проиграть песню, которой я смогла бы разблокировать машину. Вместо этого прозвенела одна-единственная нота, сопровождаемая резким щелчком. Я убрала ключ, боясь, что он сломается.

— Не работает.

Взгляд Уилла метался по всем частям машины. Я тоже изучала её, но шестерёнки защищались корпусом с заклёпками. Никак нельзя было взломать машину и добраться до пускового устройства.

— Уилл, мы должны бросить его.

Он покачал головой.

— У нас ещё есть время.

Время истекало с каждой засечкой, преодолённой паукообразным созданием. Когда мы только обнаружили бомбу, пауку оставалось пройти около двух дюймов прежде, чем он коснётся шара. Мы уже потеряли четверть дюйма. Магазин не стоил наших жизней, но если взрыв приведёт к пожару, другие подвергнутся опасности. Если бомба окажется достаточно большой, половина Мейфэра могла сгореть.

Казалось, будто время замедлилось, и каждый зловещий щелчок растягивался и звенел в воздухе. Нам нужно остановить спуск паука. Я резко открыла ящик и начала рыться в инструментах. Что-то должно прорезать филигранный корпус вокруг спускового крючка. Это будет непросто. В отверстия по бокам куба не могли пролезть руки человека, даже такие маленькие, как мои.

Уилл продолжал изучать бомбу, сосредоточенно нахмурив брови. У меня нет времени ждать, пока он поймёт принцип устройства этой ужасной штуки. Мне всего лишь нужно остановить паука, и если для этого мне придётся разодрать эту чёртову штуку голыми руками, то так я и сделаю.

Я потянулась за молотком.

— Не надо, — сказал Уилл, словно прочитал мои мысли. — На верхушке болта есть стеклянный фрагмент. Если он разобьётся, паук упадёт. Мы не можем повредить её.

Моё сердце замерло. Уилл, может, и не мог похвастаться хорошим образованием, но он имел удивительный талант к пониманию того, как вещи взаимодействуют друг с другом. Я верила ему.

— Тогда как нам его остановить?

— Дай мне минутку, — он снова повернул эту штуку.

— Нет у нас минутки! — я наблюдала, как паук со щелчком продвинулся ближе к центру шара. До него оставалось всего около дюйма.

Ещё ближе.

— Уилл? — я схватила его за рукав.

Ещё ближе.

Я как можно сильнее потянула его к двери.

— Мег, здесь. Нам нужно остановить вот эту шестерёнку, — он указал на зубцы шестерни на внешнем корпусе.

Я повозилась со своими волосами и, наконец, наткнулась пальцем на шпильку. Я буквально выдрала её из волос. Уилл взял длинную загнутую металлическую проволочку и воткнул её в тонкую щель в корпусе, прямо под упомянутую шестерёнку.

Паук дёрнулся, но не смог щёлкнуть кремнём по спине.

— Найди катушку проволоки, — приказал Уилл, удерживая шпильку на месте.

Я бросилась в мастерскую Саймона. В панике я смела со стола всю свою работу, и бумаги разлетелись, как сухие листья.

Вот оно! Катушка прочной проволоки, которую я использовала для пружин своей лягушки. Я схватила её и сломя голову понеслась обратно.

— Держи, — я сунула проволоку ему в руки, затем стала копаться в инструментах в поисках ножниц. Уилл аккуратно продел проволоку через филигранную трубку. Я помогла ему отрезать шесть кусочков, и мы сделали проволочную сеточку прямо под пауком, надёжно привязав её к корпусу. Шпилька сломалась, но паук остался в ловушке, не в состоянии спуститься через проволоку, сплетённую прямо под ним. Тиканье стало громче, злее.

— Что нам теперь делать? — спросила я.

Уилл отодвинулся от вещи и вскочил на ноги.

— Молиться.

— Что? — нам нужно было выбираться оттуда. Из корпуса доносился пронзительный вой. Боже милостивый, эта штука собирается взорваться.

Я схватила Уилла и вцепилась в его рукав, потому что внезапно почувствовала, что ноги мне не подчиняются. Я не могла бежать. Как бы я ни старалась подстегнуть своё тело, у меня создавалось ощущение, что я скольжу по грязи.

Внезапно я ощутила, что сильные руки Уилла обхватили меня — одна за спину, вторая под колени. Он поднял меня, прижимая к груди, и я уткнулась лицом ему в шею, вцепившись в него изо всех сил. Он бросился вперёд, унося нас обоих в заднюю часть магазина.

Я слышала его сердцебиение.

Тук-тук.

Визг от бомбы становился громче.

Тук-тук.

Он превратился в лихорадочный свист.

Тук-тук.

Мы вместе рухнули за секретером. Уилл накрыл меня своим телом, держа меня так крепко, что я не могла дышать. Он стискивал мою руку до побеления костяшек.

— Я люблю тебя, — прошептал он, когда свист превратился в неистовый визг, а корпус бомбы с грохотом упал на пол. — Клянусь Богом, Мег, я всегда буду любить тебя.

Нет. Я отказывалась прощаться таким образом. Я любила его всем сердцем, так сильно, что не могла описать словами. Нам досталось так мало времени.

Я спрятала голову под защиту его тела. Я не хотела умирать. Ещё нет. Это несправедливо. Мне так много всего ещё хотелось сделать. Так много всего нужно было сделать. Я сжала в кулаке пальто Уилла так, словно моя хватка могла как-то удержать его рядом, даже если нас забросит на тот свет.

Громкий треск эхом разнёсся по магазину.

Я взвизгнула, Уилл вздрогнул.

Мы ждали, вцепившись друг в друга и тяжело дыша. Я чувствовала его пульс на его шее у своего лица. Наши сердца бились как одно.

Ничего.

Приподняв подбородок, я посмотрела Уиллу в глаза, осмелившись надеяться, что мы действительно предотвратили катастрофу. Я нерешительно улыбнулась ему, и меня охватил прилив облегчения, радости и восторга.

Уилл взял моё лицо в ладони и поцеловал обжигающим, голодным, порочным поцелуем. Это был поцелуй, который теоретически мог забросить меня в пламя ада за одни лишь мои греховные мысли, но сейчас мне было все равно. Я хотела сгореть вот так. Я позволила себе увлечься этим моментом. Когда губы Уилла двигались на моих губах, и наше дыхание смешивалось в одно, я знала, что мы поистине живы.

Опьяняющий натиск отступил. Мы слились воедино, руками и ногами, мои пышные юбки окутали нас обоих словно водопадом. Уилл мельком взглянул на мою обнажённую икру и пуговицы на шве ботинка. Я отстранилась, дрожа и пытаясь поправить юбку.

— Нам надо проверить, обезврежена ли эта штука, — сказала я.

Уилл прерывисто выдохнул, потом ещё раз быстро втянул воздух, как будто его разум забыл процесс дыхания, и ему нужно было сосредоточиваться даже на таком инстинктивном действии. Он закрыл глаза и кивнул. Его кожа раскраснелась от румянца.

Он выглядел поверженным, и это едва не стала для меня последней каплей. Интимность этого момента пугала меня, хотя я и не понимала, с чего бы это. Я отстранилась от Уилла, повинуясь незнакомому ощущению самосохранения, и медленно направилась к отвратительной вещи, расположенной в передней части моего красивого магазина.

Паук почти разломился пополам, пытаясь пробиться через проволоку. Скрученная пружина свисала с его треснувшей спины, напоминая крошечные механические внутренности, вываливающиеся из раздавленного жука. Ну и слава Богу.

— Кажется, он окончательно сломался, — я вздохнула с облегчением.

Уилл кивнул, но его челюсти сжались, а в глаза просочился чёрный взгляд мести.

— Уилл? — я видела нараставшее в нем напряжение. Я протянула к нему руку. — Уилл, все в порядке. Никто не пострадал.

— Кто-то пытается тебя убить, черт подери! — закричал он. Я сделала шаг назад. В это мгновение я не узнавала его. Уилл обычно напоминал утёс во время бури. Его ничто не могло сокрушить, ни столкновение с вооружённым мужчиной, ни даже сражение с гигантским механическим морским монстром.

Я дотронулась до его руки. Она дрожала под моими пальцами.

— Мы уже знаем, что кто-то пытается меня убить. Кто-то уже год пытается меня убить. Ничего не изменилось, — я думала, мои слова его успокоят, но небрежное принятие надвигающейся судьбы тревожило меня саму. — Только теперь у нас есть доказательства.

Уилл сурово посмотрел на бомбу и скрестил руки на груди.

— Едва ли это утешает.

— Мы принесём бомбу на собрание Развлекателей. Они не смогут отрицать, что это дело рук кого-то из них. Отпирающий механизм находится на дне этой ужасной вещи. Наконец-то мы доберёмся до сути.

Уилл опустил взгляд в пол и накрыл мою руку своей.

— Я думал, все кончено, — прошептал он. — Я думал, что мы наконец-то можем быть свободны от всего этого.

Я кивнула, но что-то в его словах беспокоило меня. Я не хотела чувствовать, что меня преследуют на каждом повороте, но мне интересно, что он имел в виду под словом «свободными». Он имел в виду, что мы были вольны пожениться? Должна признать, что большая часть меня отчаянно хотела стать женой Уилла, но имелась и другая часть. Она напоминала тайный голод, который я не могла утолить. Я не хотела прощаться с Развлекателями.

Пока ещё нет.

Мне так много всего нужно узнать. Я страстно желала найти дедушку. Я хотела знать больше о наследии моей семьи и о том, что они помогли создать. Я хотела погрузиться в чудеса и восхитительные видения, воплощавшиеся в жизнь благодаря мастерству и тонкой работе самых блестящих умов Европы. Я чувствовала себя застрявшей в странном сне, который склонен становиться кошмаром, но я все равно не хотела просыпаться.

Глава 3

И вот так через два дня я очутилась в одной из самых пугающих поездок в своей жизни. А это говорило о многом, учитывая кое-какие случаи, происходившие со мной в экипаже.

Когда Уилл сказал, что Оливер пригласил меня присутствовать на Собрании Ордена, я предполагала, что герцог будет сопровождать меня. Вместо этого он послал свой экипаж с запиской, в которой говорилось, что у него и Уилла есть особые дела, с которыми нужно разобраться до встречи, и что мне лучше встретиться с ними там.

С этой договорённостью возникло всего лишь три проблемы. Первая: я не имела ни малейшего понятия, куда направляюсь. Когда опрятные и состоятельные улицы Мейфэра уступили переполненным узким улочкам сердца Лондона, моё дурное предчувствие усилилось. Широкие полосы дорог превратились в узкие извилистые переулки, здания каким-то образом столпились ещё теснее, а их тёмные окна походили на ухмыляющиеся глаза. Это не тот Лондон, который я знала. Это совсем другой мир, с густым дымом угольных костров и зловонием человеческих нечистот.

Вторая проблема связана с уроками, которые преподала мне моя мама-швейцарка. Пунктуальность превыше всего, как она любила говорить.Из-за перевёрнутой тележки с капустой кучер Оливера попал в пробку, а это означало, что я опаздывала. Не такое первое впечатление я хотела произвести на Орден. Мне нужно, чтобы Развлекатели выслушали меня, не посчитав безответственной молодой девушкой.

Третья причина моего замешательства очевидна. На сиденье прямо напротив меня находилась бомба.

Я скрестила лодыжки под накрахмаленной темно-синей тканью своего нового платья. Желая выглядеть перед Орденом зрелой и респектабельной, я туго заплела волосы и уложила их на затылке. Голова болела от строгой причёски, а ткань платья поглотила руки. Кружево воротника царапало кожу там, где оно касалось шеи, и я старалась не дёргаться, уставившись на зловещий куб на скамейке напротив.

Спусковой механизм все ещё безвольно свисал с паутины проволок, которые мы с Уиллом использовали в качестве ловушки, однако поджигающее кольцо оставалось невредимым. Я понятия не имела, насколько стабилен — или что ещё более важно — нестабилен порох, и какое воздействие теоретически могло его взорвать.

Колесо кареты налетело на кочку, буквально сбросив меня с сиденья. Я ахнула, поймав бомбу и надёжно удержав её на плюшевой скамейке. Холодный корпус впивался в мои дрожащие ладони.

Я отодвинула бомбу к мягкой спинке сиденья, затем быстро вернулась на своё место, напряжённо сжав руки на коленях, чтобы не вцепиться в юбки и не помять их. Только потом я осмелилась выдохнуть.

С каждым мгновением моя нервозность усиливалась. Поездка в карете либо действительно заняла половину моей жизни, либо отняла эту самую половину, пока страх медленно убивал меня. Наконец, колеса замедлились, и лакей открыл дверь. Я подняла бомбу, стараясь найти способ держать эту штуку так, чтобы не уронить её и все равно оставить свободной одну руку, чтобы поддерживать мои юбки — дабы не споткнуться и не вывалиться вместе с этой чёртовой штуковиной на улицу. Какой получился бы бардак. Засунув бомбу под мышку, как простой свёрток, я позволила лакею помочь мне спуститься.

Я оказалась на потёртых каменных ступеньках старого монастыря. Он возвышался в темноте передо мной, массивные каменные стены поднимались до самых небес. Факелы горели вдоль стен, оставляя следы чёрной сажи на обветрившемся камне.

Отвратительная вонь Темзы смешивалась с запахом факелов и старого камня. Должно быть, мы находились рядом с доками, возможно, недалеко от Тауэра. На мгновение мне стало интересно, как долго простоял монастырь — он пережил огонь, войну, разраставшийся вокруг него Лондон. Сейчас у него остались лишь стены, отгораживающие его от мира, который, к счастью, казался довольным тем, что полностью игнорировал монастырь.

Я поднималась по ступенькам с таким ощущением, будто входила в сам Тауэр. Тяжёлые деревянные двери были закрыты. Я гадала, в нужном ли я месте вообще. Кучер мог ошибиться.

Свободной рукой я постаралась поднять массивный дверной молоток из железа. Он был размером как минимум с мою голову и размещался в устрашающих челюстях льва.

Поправив бомбу под мышкой, я ждала. Я потратила часы, думая о том, что мне следует сказать, оказавшись здесь. В моей голове крутились мысли, такие же замысловатые и осторожные, как шестерёнки в корпусе бомбы. Теперь, когда я очутилась здесь, мои мысли застопорились, оставив разум чистым холстом для коварного шёпота моих собственных сомнений. Именно тогда я заметила небольшой спиральный мотив, выгравированный в корпусе бомбы возле угла. Он немного напоминал бараний рог или, возможно, раковину улитки.

Дверь монастыря приоткрылась на щёлку.

— Что привело Вас сюда?

Я настолько увлеклась гравировкой, что испугалась и запнулась в собственных словах.

— Меня зовут Маргарет Энн Уитлок, — я сумела произнести это, хотя должно быть, прозвучало это так, будто я выпила полбутылки хереса.

Дверь приоткрылась шире, однако ровно настолько, чтобы дать мне увидеть оценивающий взгляд мужчины с аккуратно подстриженными усами, опускавшимися по обе стороны его толстых губ и встречавшихся с бакенбардами. Он изучал меня через монокль.

— В саду стояло прекрасное лето, — сказал он. Я могла бы посчитать его слова бессмыслицей, но Оливер уже дал мне пароль.

— Только когда солнце светит позади ириса, — ответила я.

Он выглядел сомневающимся, словно подумывал отправить меня прочь, хотя я знала, что произнесла правильную фразу. Если он меня не впустит, мне не к кому обратиться за помощью. Наконец, он объявил:

— Проходите, мисс Уитлок, — дверь открылась, и я шагнула внутрь.

Поскольку я держала взгляд опущенным — отчасти смущаясь из-за позднего прибытия, отчасти чтобы смотреть, куда я наступаю на старом камне — первое, что я заметила, был свет. Сотни пятен разноцветного света кружились на полированном мраморном полу. Они двигались, как в калейдоскопе, постоянно меняя узоры и формы.

Я неуверенно шагнула в эти цвета, как будто они были бассейном воды, и я не смела потревожить его поверхность. Вспышка яркого света привлекла моё внимание вверх.

От изумления я едва не уронила бомбу.

Передо мной возвышалась золотая фигура, столь же ослепительная и устрашающая, как ангел с небес. Бесшовные суставы образовывали женское тело в золотых доспехах. Над головой она держала сверкающий серебряный меч. Черные стеклянные глаза смотрели на меня с безмятежного лица, и я без сомнения знала, что эти глаза видят меня.

На её предплечье взгромоздилась сова. Она повернула голову и уставилась на меня своими огромными черными глазами. Шестеренки, видневшиеся сквозь перья, сверкнули, а медный клюв щёлкнул.

Две высокие витражные панели по обе стороны статуи как будто развалились на части. Стекло изгибалось и двигалось по паутине медных следов, чтобы образовать новое изображение. За стеклом горели светильники, купая пол и стены в постоянно изменяющемся свете.

Над головой фигуры блестела печать Развлекателей. Теперь этот символ был мне настолько знаком, что иногда я видела его, даже закрыв глаза. Странный цветок с тремя каплевидными лепестками, расположенный в идеальном круге, и три острых шипа, расходящиеся в разные стороны от стыков. В центре крошечная шестерёнка отмечала сердце цветка. Под ним красовались три слова: Ex scientia pulchritudo.

Если бы только я уделяла больше внимания латинскому.

Человек, впустивший меня, прошёл мимо и обратился к сове.

— Мисс Уитлок приехала. У неё был пароль.

— Очень хорошо, — я едва не выпрыгнула из собственной шкуры, когда из клюва птицы раздался голос. — Собрание продолжается. Проводи её в главный зал.

— Сюда, — произнёс мужчина, и я пошла за ним. Кажется, я не могла оторвать взгляд от статуи или витражного стекла. Сова повернула голову, чтобы проводить меня взглядом, и моргнула. Я быстро переключила своё внимание на человека, за которым должна была следовать, и мы пошли по узкому коридору.

Мы поднялись по лестнице, и из узкого окна я мельком увидела широкий двор, окружённый высокой стеной. На мгновение я задумалась, насколько же огромным и запутанным был монастырь, и что могло в нем скрываться.

Мужчина с моноклем распахнул дверь, и мы оказались в дальнем углу палаты заседаний. Перед нами находился прямой проход, заканчивавшийся дверью на дальней стороне. Слева комната опускалась по меньшей мере на двадцать футов. Лестницы разделяли ярусы сидений до самого низа зала.

На противоположной стороне огромного зала точно такие же поднимающиеся сиденья вели ко второму проходу вдоль дальней стены. Это создавало внушительную галерею, где внимание каждого сосредотачивалось на полу внизу.

Скамейки были переполнены мужчинами в черных пальто с темно-красными жилетами. Они перешёптывались между собой, когда мой сопровождающий жестом предложил мне занять свободное место высоко в заднем углу. Он продолжил спускаться по ступенькам и сел у перил, отделявших галерею сидений от пола зала.

Я изучала незнакомые лица мужчин. Их было немного больше сотни, некоторые с темной кожей и иностранными чертами лица. Были даже двое или трое в головных уборах.

Такое чувство, будто весь мир собрался здесь, но моего деда все равно нигде не было. Я мельком увидела Оливера, сидящего во втором ряду кресел на другой стороне зала. Он говорил с Уиллом, который сидел рядом с ним.

С облегчением заметив знакомые лица, я сосредоточилась на них, когда сутулый мужчина с тонкими седыми волосами и измождённым лицом, вытянувшимся с возрастом, встал за большую трибуну внизу зала. Его кустистые брови дёрнулись, когда он стукнул металлической палкой по колоколу странной формы.

Люди замолчали.

Когда он заговорил, его голос прозвучал тонко и пронзительно. Мне приходилось прикладывать усилия, чтобы расслышать его, пока он не подошёл ближе к хитроумному устройству на трибуне. Неожиданно его голос заполнил зал, доносясь со всех сторон и звуча гораздо громче, чем мог говорить один человек.

— Итак, решено. Нам больше не следует закрывать глаза на совместные эксперименты без одобрения совета. Кроме того, самовольное изобретение любого устройства, имеющего цель или функцию, выходящую за рамки того, что было ранее одобрено советом, должно быть запрещено, — объявил он.

Поднялся худой мужчина. У него была элегантная борода и русые волосы, зачёсанные назад. Это наделяло его аурой лёгкого превосходства, которое соответствовало холодному выражению его лица.

— Я вынужден вновь протестовать. Такие действия, предпринятые из страха, значительно уменьшат потенциал инноваций нашего Ордена.

— Если идея стоящая, то её значимость будет определяться советом, — сказал мужчина на трибуне. — Голосование проведено, проблема решена. А теперь, если мы договорились о том, что следующее одобренное Развлечение будет автоматическим балом, мы могли бы начать дискуссию. Все за автоматический бал, чтобы торжественно отметить возрождение нашего Ордена?

Помещение взорвалось дружным «Да».

— Возражения против?

Ответа не было. Лидер снова ударил в колокол.

— Да будет так. Антон и Владимир составят команды. Теперь открыто обсуждение по новым делам.

В тот момент я пыталась не ёрзать на своём месте. Я видела Уилла, который выглядел как всегда мужественно, но могла сказать, что он тоже нервничает. Он вцепился руками в свой стул и не поднимал взгляд, пока пять разных мужчин вставали, чтобы выдвинуть своих сыновей на обучение. Как будто это было ожидаемой формальностью, кто-то другой сразу же вставал, чтобы поддержать выдвижение, и мужчина получал место.

Наконец, поднялся Оливер. Моя гордость за Уилла смешалась с опасением, когда Оливер звонким голосом объявил:

— Я хотел бы предложить в кандидаты на обучение своего человека, члена Гильдии Уильяма МакДональда. Он уже доказал свою верность и ценность во время сурового испытания этой весной и будет чтить Орден. Поддержит ли его кто-то?

В комнате раздались приглушенные голоса. Я затаила дыхание, крепче сжимая руками холодный металлический каркас на коленях. Я вдруг вспомнила, что куб у меня на коленях — это бомба, и вздрогнула. Я погладила её как собаку и поняла, что окончательно выжила из ума.

Кто-то должен поддержать выдвижение Уилла. Все рухнет, если этого никто не сделает.

Голоса уступили неловкому молчанию.

Наконец, поднялся другой мужчина — большой, дородный человек с небритым лицом и косматыми черными волосами, которые он, похоже, отрастил по небрежности, а не намеренно. Он был одет в красно-синий килт и чёрный шотландский берет с белой розой, набекрень лежавший на его густых волосах.

— МакДональд, да?

Уилл поднял на него взгляд. Казалось, они оценивали друг друга.

— Он кажется крепким молодым парнем. Я бы хотел предложить ему место на Литейном заводе, — шотландец продолжал стоять. Несколько пожилых мужчин кивнули, как будто это разумное предложение. Но это совсем не разумно. Уилл не бывал в Шотландии с шести лет! Ему там не место.

Моё сердце гулко заколотилось, и я почувствовала, как к лицу приливает жар. Литейный завод был плавильной фабрикой и кузницей для всего Ордена. Каждая часть, каждая шестерёнка, необходимая Развлекателям для их изобретений, выпускалась Литейным заводом. Его переполняла орда полудиких потомков бывших якобитов, которые после поражения при Каллодене нуждались в работе вместо гонений. В обмен на сохранение их тайны Развлекатели дали шотландцам возможность сохранить свои кланы и носить плед, и так родилось странное, но эффективное партнёрство.

Во всех остальных отношениях идея Литейного завода показалась мне изумительной, но завод находился в Шотландском нагорье. Если никто другой не поддержит обучение в Ордене, Уилл уедет из Лондона. Что станет с нами? Он не мог уехать. Не сейчас. Мы так близки к тому, чтобы создать совместное будущее.

Неправильно, что каждая моя мечта и надежда окажется разбитой вдребезги из-за этих чёртовых англичан, которые услышали фамилию МакДональд и решили поставить ещё одного проклятого шотландца на место на Литейном заводе вместо того, чтобы сделать его равным себе здесь, в Лондоне.

Я закрыла глаза и горячо помолилась, чтобы кто-то ещё, ну хоть кто-нибудь увидел потенциал Уилла. Я хотела встать и запротестовать от имени Уилла. Черт подери, я хотела, чтобы Уилл поднялся и запротестовал от своего имени. На кону стояло наше будущее. Я открыла глаза и посмотрела на мужчин, но никто больше не желал вставать.

— Я поддержу его, — поднялся рыжеволосый мужчина. Он был немногим старше Оливера. Моя голова закружилась от облегчения, когда я увидела, как мужчина дружески кивнул Оливеру.

— Тогда решено. У всех будущих новичков есть три дня, чтобы отметиться в Академии. У кого-нибудь ещё есть вопросы, требующие обсуждения?

Я ждала, что Оливер заговорит, но он что-то говорил Уиллу. Мужчина на трибуне поднял свою палку, и я запаниковала. Я встала на ноги.

— У меня есть, — сказала я. Каким-то образом мой голос пронёсся по всему помещению.

В комнате воцарилась тишина, и сотни глаз уставились на меня.

Оливер в шоке посмотрел на меня, затем быстро вскочил на ноги.

— Позвольте мне представить мисс Маргарет Уитлок. Она пожелала обратиться к Ордену по поводу исчезновения её дедушки Генри.

Я подняла подбородок и стала спускаться по ступеням, пока не очутилась на полу аудитории, менее чем в тридцати футах от трибуны.

Лысый пожилой мужчина со слишком большими ушами встал на ноги, его лицо покрылось красными пятнами.

— Это совершенно неподобающе! — взревел он, и его обвисшие щеки затрепыхались. — Какое у маленькой девочки может быть дело, стоящее того, чтобы отбросить почти триста лет достоинства и традиций? Если её что-то беспокоит, она должна сообщить об этом твоей матери, Оливер, или любой другой матроне Общества. Ей здесь не место.

Я крепче сжала бомбу, застыв и силой заставив себя посмотреть прямо на трибуну. Я не стану обращать на него внимание. Я боялась, что если посмотрю на него, то моё унижение и ярость пересилят здравый смысл, и я скажу что-нибудь, что его обвисшие уши не скоро забудут.

— А теперь послушайте! — выкрикнул Оливер. — Мисс Уитлок — последняя из родов Уитлоков и Райхлин, и из уважения к тому, что её семья сделала для Ордена, нам следует разрешить ей высказаться.

Голоса нарастали подобно огромной морской волне, хотя я слышала с задних рядов выкрики «Верно! Верно!»

Я шла вперёд, чувствуя себя, как солдат под обстрелом. Держа высоко голову, я старалась сохранять спокойное выражение лица, несмотря на то, что все внутри меня пребывало в панике. Бомба в моих руках казалась тяжёлой и неловкой, но я дошла до трибуны.

Глава собрания насмешливо уставился на меня, пока я ставила бомбу на трибуну. Стук корпуса, ударившегося о трибуну, эхом разнёсся через машину, проецирующую голоса.

Развлекатели притихли.

— Это бомба, — заявила я, говоря как можно громче и отчётливее и смотря при этом в глаза главе Ордена. — А ещё это уже второе покушение на мою жизнь, — я повернулась лицом к ошеломлённому собранию. — У меня также есть доказательства, что мой дедушка до сих пор жив. Тот факт, что он не вернулся, вынуждает меня считать, что ему грозит какая-то опасность. Если кто-то знает, куда он мог отправиться, кому он мог довериться, или же кому-то известна личность того, кто хотел причинить ему вред, я была бы очень благодарна за возможность поговорить с вами.

Вновь раздались голоса, но вопреки этому я скользнула взглядом по собранию. Мои колени тряслись под юбкой, и мне пришлось сцепить руки перед собой, чтобы не заламывать их.

— Прошу вас, помогите найти моего дедушку. Он один из вас, и он нуждается в вашей помощи.

Развлекатели склонили головы друг к другу, горячо переговариваясь между собой. Я посмотрела на Уилла, и он ободряюще кивнул мне.

Глава пристально изучил бомбу.

— Вот это самое возмутительное. Создание подобного оружия идёт в разрез с правилами нашего Ордена. У вас есть подозрения, кто мог это сделать?

Я повернулась к нему.

— Я полагаю, что это был мужчина с заводной маской, встроенной в его лицо.

На этот раз среди раскатистых голосов я расслышала снисходительные смешки. От этого мне захотелось закричать. Это не игра, а я не ребёнок, которому снятся глупые кошмары. Все реально. На карту поставлена моя жизнь, а они, видимо, хотели, чтобы я пошла и обсудила это за чаем с кучкой женщин Общества.

— В нашем Ордене или среди его приближенных нет такого мужчины, — настаивал кто-то. — Существование человека с заводной маской невозможно. Соединение механической структуры с живой тканью выходит за рамки любого изобретения Развлекателя. Должно быть, ваше воображение разыгралось.

Я чувствовала, как горят мои щеки.

— Хоть моё воображение и может быть поразительным, я сомневаюсь, что оно способно сотворить такое, — сказала я, показывая на бомбу.

Голоса становились все громче, и прозвенел колокол.

— Орден, Орден! — прокричал лидер. — Все это тревожит не на шутку. Лоренс, если ты отнесёшь эту мерзость в архивы, мы смогли бы подробно изучить её, как только Академия будет на сессии. Я назначаю тебя ответственным за расследование. Благодарю, что обратили наше внимание на это, мисс Уитлок. Пожалуйста, вернитесь на своё место.

Это все? Они намеревались изучить её позже? Я на мгновение раскрыла рот, затем осадила себя. Ещё один мужчина встал в первом ряду и положил руку на поручень. У этого были большие передние зубы и нервный заячий взгляд.

— Мисс Уитлок нужно немедленно выпроводить отсюда. В эти стены не допускают никого, кроме членов Ордена, принёсших клятву, или номинированных учеников с семейным наследием, и уж тем более сюда не допускают женщин. Она не должна оставаться здесь, несмотря на её дурные известия.

Я повернулась к мужчине, но он вздёрнул хилый подбородок, не сводя прищуренного взгляда с главы и отказываясь признавать моё существование.

— Кроме того, — продолжил он, — нам следует наказать Оливера за то, что он дал ей пароль лишь с целью сообщить нам эту новость, которую он мог просто озвучить самостоятельно, не бросая вызов нашим традициям.

Я повернулась к Оливеру, неожиданно ощутив тошноту. Он мой друг. Он не сделал ничего, чтобы заслужить наказание. Молодой герцог поднялся на ноги. Я ожидала, что он разозлится. Вместо этого он выглядел, как будто вот-вот рассмеётся над какой-то секретной шуткой. Он положил руку на свой жилет и улыбнулся.

— Я привёл её сюда не для того, чтобы она сообщила нам новости, — сказал Оливер. Он посмотрел мне в глаза и шаловливо подмигнул. — Я привёл её сюда, чтобы выставить её кандидатуру в качестве ученика.

Комната разразилась сердитыми восклицаниями, словно здесь только что взорвалась бомба.

Глава 4

Меня, и учеником? Меня? Я думала, что хотела этого. Месяцами я прилежно изучала уравнения и теоремы Саймона Прикета, которые он досконально и детально объяснял в своём дневнике. Я мучила себя ими целый день, каждый день, пока моя голова не начинала кружиться от уравнений. И все же я не сумела даже должным образом сжать пружину. Если я стану учеником, то каждую мою попытку будут пристально рассматривать. Это невыносимое давление.

Но я могла научиться. Я знала, что под правильным руководством я могла научиться.

— Возмутительно! — тот толстяк с обвисшими щеками решил снова высказаться. — Доказано, что женский мозг просто не способен логически мыслить на достаточно высоком уровне, чтобы постигнуть механику работы того, что мы создаём, не говоря уж о том, чтобы действительно что-то изобрести.

Я нахмурилась. Кто именно доказал этот факт? Может, я и не знала свой потенциал, но я не собиралась позволять какому-то толстому эксцентричному старикашке решать за меня. По комнате эхом прокатилось «Точно, точно», только я уже ничего не слышала из-за шума в ушах. Они даже не собирались давать мне шанс.

Я открыла рот, чтобы заговорить.

— У мисс Уитлок весьма одарённый ум, — Оливер вмешался прежде, чем я смогла произнести хотя бы слово, и при этом он выглядел так, словно шумиха его ничуть не смутила. — Я уверен, что она хорошо проявит себя, если дать ей шанс.

Стиснув зубы, я решила попридержать язык, чтобы не сказать что-нибудь резкое. Мне нужно контролировать себя, но они все вели себя так, будто меня вообще не было в комнате, не говоря уж о том, что я стояла прямо перед ними.

— Вопрос не только в наличии одарённого ума, — резко возразил другой мужчина. — Вопрос также в наличии образования. Ей придётся соперничать со сверстниками, которые обладают высоким уровнем знаний в математике и науке, а у неё что? Ограниченные знания какой-нибудь гувернантки, натренированной обучить её, как правильно наливать чай? Я не хотел бы увидеть бедную девушку униженной. Это нечестно по отношению к ней.

Вот какой аргумент они выдвинули против меня? Показала бы я ему, куда ему налить свой чай.

Поднялся другой мужчина. Я прищурилась в тусклом свете, будучи уверенной, что узнала его. У него были круглые очки и длинный аристократический нос. Он был близким другом моего отца и часто приходил в магазин.

— Сыновья купцов часто не имеют привилегии получить образование в школе-интернате, и все же они справляются достаточно хорошо. Давайте не забывать, эта девушка — внучка двух лучших умов, которых Орден когда-либо видел. Я точно знаю, что Джордж регулярно её учил.

— Да, Эзра, но если ты поддержишь её выдвижение, это несомненно уничтожит её, — я повернулась к другому мужчине, ровеснику моего отца, с внушительной лысиной, которая делала его похожим на монаха. Я могла лишь предположить, что огромные бакенбарды на щеках должны были компенсировать отсутствие волос в других местах.

Он стоял посередине ряда и снисходительно смотрел на меня.

— Как эта девушка должна будет найти достойного мужа, если она пойдёт по намеченному пути? Мы все прошли через Академию. Невозможно сопровождать её каждую минуту. Мы не можем гарантировать ей безопасность, её репутация будет разрушена. Роды Уитлок и Райхлин слишком важны, чтобы лишиться блеска таким образом. Разрешите ей посещать балы Общества и найти достойную пару, а потом позвольте её мужу занять место среди нас. Это единственное правильное решение. Это то, что выбрал бы для неё отец, и мы должны сделать это за него.

В этот момент я почувствовала, как внутри меня вскипает гнев. Видимо, он подумал, что я должна поблагодарить за его заботу о моем будущем семейном положении. Положа руку на сердце, я считала невероятным, что какая-то женщина вышла бы за него, когда на его щеках красовалось по два куска беличьего меха, маскировавшихся под бакенбарды.

Я даже не потрудилась посмотреть на другого мужчину, который выкрикнул:

— Что насчёт парней? Мы должны думать об их образовании. Как они вообще будут изучать замысловатую природу чертежей, когда среди них находится леди? Это будет слишком сильно отвлекать, что несправедливо по отношению к ним.

Довольно! Это моя жизнь. У них нет никакого права.

— Я принимаю, — заявила я. Мой голос разнёсся по всей аудитории безо всякой помощи механизма на трибуне. Голоса мужчин стихли, и я вновь ощутила на себе вес их пристальных взглядов.

— Я принимаю это выдвижение, — я выпрямилась во весь рост. Меня поражало, что здесь, в Англии, империи, которая дала миру нашу славную королеву Викторию, а до неё великую Елизавету, люди могли быть такими толстокожими. Без этого шанса я не смогу доказать Ордену свою ценность. Но будь я проклята, если позволю им запугать меня.

Пожилой мужчина на трибуне соизволил ухмыльнуться мне.

— Боюсь, никто не поддерживает это выдвижение, — он поднял жезл и ударил по колоколу. — Если на повестке дня больше ничего нет, я предлагаю распустить собрание.

Аудитория сохраняла молчание. Глава пожал плечами.

— Найджел, прошу, проводи мисс Уитлок из помещения.

Нет. Моё сердце заколотилось, и я посмотрела на Оливера. Он лихорадочно разговаривал с мужчиной рядом с ним. Это моя единственная возможность стать настоящим Развлекателем. Я хотела этого. Это моя судьба. Я знала это всем сердцем.

— Стойте, — закричала я. — Пожалуйста!

Мужчина с моноклем, который провожал меня внутрь, сжал мою руку мёртвой хваткой и потащил с трибуны. Я упёрлась, твёрдо сопротивляясь его захвату. Я не хотела, чтобы меня отодвигали в сторону. Такое чувство, будто это угрожало сокрушить меня

Я обвела взглядом комнату, но она представляла собой лишь море лиц, расплывавшееся от жгучих слез, которые начали наворачиваться на глаза. Я не позволю им пролиться. Не здесь. Я не стану подтверждать их победу таким образом.

Поднялся высокий мужчина. Это был тот самый, с гладкими светлыми волосами и элегантной бородой, который возразил против решения Развлекателей, когда я вошла. Я повернулась к нему. Если он выступит в поддержку предложения распустить заседание, все кончено. Про себя я молилась, чтобы он не произнёс эти слова.

— Я поддерживаю, — заявил он, и вес его слов напоминал удар гильотины.

Старый козел на трибуне практически заблеял в знак одобрения.

— Хорошо. Решение о закрытии заседания считать окончательным, — он поднял руку, чтобы ударить по колоколу.

— Нет, — мужчина небрежно сунул большой палец в карман жилета. Моё сердце грохотало подобно барабану палача. Он прочистил горло, затем качнулся на пятках, произнеся звучным голосом: — Я поддерживаю кандидатуру мисс Уитлок в качестве ученика.

Я застыла, как и Найджел, хотя при этом он не выпустил моей руки. Мой шок смешался с только что обретённой надеждой, которая медленно превращалась в радость.

Вновь взорвался гул голосов, напомнивший мне свору лающих собак. Я игнорировала их и смотрела на человека, который только что поддержал моё выдвижение. Он не потрудился посмотреть на меня, вместо этого оставаясь беззаботным и ожидая, пока фурор утихнет. В какой-то момент он вытащил карманные часы и, посмотрев на них, с самодовольной усмешкой спрятал их обратно в жилет.

— Что ты хочешь этим сказать, Лоренс? — рявкнул пожилой мужчина на трибуне. — Ты как никто другой должен понимать неприкосновенность Академии и стремиться защитить её.

— Действительно. Поскольку я директор, Академия — моя ответственность, — ответил он холодным тоном. — И если я захочу дать мисс Уитлок место там, то я единственный, кто будет разбираться с данным вопросом.

Директор? Я широко улыбнулась, не сумев сдержаться. Конечно, никто не сможет возражать, если сам директор захочет, чтобы я училась в Академии.

— Зачем вы это делаете? — закричал кто-то.

Директор развернулся, его длинное лицо нахмурилось.

— Возможно, я вижу в этом вызов, — ответил он с намёком на гнев в голосе. — Разве не этим гордится Орден?

Я не знала, что и думать. Я ощущала лишь признательность за то, что хотя бы один человек претворяет в жизнь то, что отстаивают Развлекатели. А все остальные, кроме него и Оливера, по моему мнению, могут сгнить.

— Несправедливо разрушать будущее ребёнка таким образом, — запротестовал другой.

Директор склонил голову набок.

— О том, что здесь происходит, в приличном обществе не говорят. Или я ошибаюсь, и это на самом деле не секретный орден?

— Но будет ли этого достаточно, чтобы защитить её? — прокричал кто-то.

— Будет, если она останется под моим попечительством, — объявил Оливер. — Это самое меньшее, что я могу сделать в память о Джордже и Эльзе. Она будет частью моей семьи, и любой, кто обесчестит, её будет отвечать передо мной.

Лоренс широко улыбнулся и кивнул Оливеру.

— Тогда решено.

От его слов меня переполнил восторг. Я не подведу Лоренса, поверившего в меня. Все остальные неважны. Он готов видеть во мне человека с потенциалом. Моя верность и преданность принадлежат директору.

— Решено! — буйный старый дурак с обвисшими щеками встал, и его лицо покраснело, как отшлёпанная задница младенца. — Я предлагаю немедленно отстранить Лоренса от должности директора Академии!

Директор выгнул бровь и посмотрел на мужчину поверх своего длинного носа. Все мужчины вокруг старика с обвисшими щеками, казалось, приуныли. Они неловко поёрзали на своих местах, как непослушные школьники, а старик так и стоял один, негодуя.

— Прошло шесть лет с созыва Академии, — сказал директор. — Это будет самый большой класс в истории, с учениками из пяти различных стран, не меньше. Я с радостью передам свои обязательства любому здесь присутствующему, кто пожелает посвятить каждую минуту своей жизни воспитанию двадцати пяти молодых людей, — он взглянул на меня и усмехнулся, — и одной молодой леди.

Все разговоры немедленно стихли. Я чуть не рассмеялась над тем, как все остальные Развлекатели опустили глаза в пол. Очевидно, никто не хотел обременять себя такой ответственностью. Я не сумела скрыть улыбку, посмотрев в глаза Оливера. Он лукаво улыбнулся и кивнул мне.

Директор в шутливом неверии простёр руки.

— Никто? Ну, тогда, в интересах сохранения Академии, я с удовольствием буду трудиться в качестве директора и поддержу предложение о закрытии заседания.

Мужчина за трибуной ударил в колокол. Тот прозвенел на поверженной ноте, а я боролась с желанием пуститься в пляс. Развлекатели начали собираться и зашаркали вверх по лестнице, сбиваясь в группы и обсуждая случившееся.

Да! Бой выигран.

Оливер наклонился и что-то сказал Уиллу. Уилл кивнул, потом бросил на меня взгляд. Я улыбнулась ему, но он не ответил тем же. Он казался погруженным в свои мысли и чем-то озабоченным.

Восторг, который я чувствовала, немного остыл. Я задавалась вопросом, что же не так. Уилл выскользнул за дверь в задней части комнаты, тогда как Оливер спустился по ступенькам на пол и встретил меня там.

— Оставь её мне, Найджел, — сказал он, беря меня за руку.

Я совершенно забыла про пожилого мужчину с моноклем. Казалось, он совершенно растерялся, не зная, что со мной делать, и вздрогнул, как будто проснувшись, затем кивнул.

— Да-да, конечно, — он поспешил на выход вслед за другими Развлекателями, оставляя меня наедине с Оливером.

Оливер шагнул к лестнице, и вся напряжённость схлынула из моего тела, как только я попыталась пошевелиться.

— Ты держалась хорошо, Мег, — он погладил меня по руке, и я почувствовала, как силы возвращаются ко мне. Когда я впервые встретила его, он жил в комнате для прислуги в своём заброшенном поместье, и его выбор одежды был, мягко говоря, эксцентричным. Теперь он стал образцом молодого привлекательного герцога с лучшими манерами. Будь я любой другой девушкой в Лондоне, возможно, я бы упала в обморок. Но я никогда не придерживалась подобной ерунды. Оливер был для меня как старший брат-защитник. Возможно, «защитник» — не совсем подходящее слово, но все же брат, и теперь он объявил меня частью своей семьи.

— Ты мог бы предупредить меня, — сказала я, пока мы поднимались по лестнице.

Он лишь хмыкнул.

— Ты всегда лучше всего проявляешь себя, когда сталкиваешься с неожиданным. Ты прекрасно справишься.

Справлюсь ли? На самом деле у меня нет другого выбора. Я только что объявила перед комнатой, полной Развлекателей, что более чем достойна быть учеником. Эти мужчины способны изгибать ткань реальности, а я не могла изобрести простую лягушку.

— Я в этом не уверена, но спасибо.

Оливер остановился наверху лестницы и повернулся ко мне лицом.

— Послушай, Мег. Этому сомнению здесь не место. Возможно, другие могут себе это позволить, но не ты. Я бы не выдвинул тебя, если бы не был полностью уверен, что ты оставишь большинство из них в дураках. Докажи, что я прав.

Я кивнула. Его вера в меня укрепила мой дух, но не подавила мелкое сомнение, которое так и осталось в моем сознании.

— Я просто очень рада, что Уилла тоже выдвинули. Спасибо тебе за это.

Оливер сделал паузу.

— Он хороший парень.

— Мы сможем помочь друг другу, как всегда, — я цеплялась за эту мысль, пока Оливер вёл меня через переполненный коридор, обратно вниз по лестнице и во двор, который я ранее видела через окно. По крайней мере, я буду не одна. Несколько Развлекателей стояли на покатом склоне, который уходил вниз, под двор, в альков под землёй. Я слышала стук копыт и колёс кареты, эхом доносившийся из ямы. От любопытства я вытянула шею, чтобы присмотреться получше.

Казалось, это была подземная ниша, где выстроились экипажи, чтобы отвезти всех мужчин домой.

В небе над головой сгущались тучи, и мне показалось, что я ощутила на щеке каплю дождя.

Уилл поднялся с выезда, стиснув челюсти, и быстрыми шагами направился к нам.

— Отправление сегодня вечером, — сказал он Оливеру.

— Чего именно? — озадаченно спросила я. Уилл выглядел серьёзным. Я отмахнулась от своего любопытства. Возможно, они говорили о каких-то деловых соглашениях Оливера.

— Очень хорошо. — Оливер передал мою руку Уиллу. — Не могу сказать, что не разочарован. У меня есть некоторые дела с Виктором здесь в городе. Мег, когда будешь готова, мой экипаж ждёт тебя внизу, чтобы отвезти домой, — он кивнул мне и похлопал Уилла по плечу. — Делай то, что должен.

Мне не понравилось нехорошее предчувствие, которое сопутствовало его словам, но я пыталась убедить себя, что это что-то обыденное. Работой Уилла было информировать Оливера о прибытиях и отъездах.

— Уилл? — я повернулась к нему. Он не смотрел мне в глаза. Вот тогда я точно поняла, что что-то неладно. — Уилл, что происходит?

— Идём со мной, — настоятельно потребовал он.

— Нет, пока ты не скажешь мне, что тебя так беспокоит, — мой голос зазвучал громче, и группа людей неподалёку от нас прервала разговор и повернулась в нашу сторону.

Мои щеки залило жаром, и я подхватила юбки, когда Уилл повёл меня через двор к тому, что раньше было старым святилищем, расположенным в круглой нише в стене. В какой-то момент Развлекатели решили превратить его в своеобразный вольер. Они построили позолоченную клетку, которая теперь потускнела. Из краёв входа выступали стержни, образуя вольер с медными лозами и листьями, растущими над ним и сквозь него.

Механические птицы сидели на лианах и прутьях клетки. Старые и ржавые, они безжизненно ждали в тусклом свете.

Я выдохнула и накрыла ладонью руку Уилла. Я вела себя несправедливо. Если ему нужно поговорить, то мне следует выслушать. Я ободряюще сжала её.

— Я знаю, все это ошеломляет. Я тоже напугана, — попыталась я. Должно быть, он нервничает из-за ученичества не меньше меня, а то и больше. Он только-только научился читать и писать, но он быстро схватывал суть. Его ум был таким же острым, как и любой другой известный мне. — Обучение будет сложным, но вместе мы справимся.

— Я не буду учеником, — он расправил плечи и посмотрел мне в глаза. — Я решил присоединиться к Литейному заводу.

Глава 5

— Что? — у меня перехватило дыхание. Ему нет необходимости уезжать. Его выдвижение поддержали. Должно быть, это какая-то ошибка.

По моим рукам и ногам пробежали мурашки, мои конечности онемели.

Лицо Уилла сохраняло решительное и неподвижное выражение, словно он готовился к битве.

— Я отправляюсь на Литейный завод, Мег, — он протянул руки, чтобы сжать мои ладони, но я отпрянула. Моё лицо горело, пульс учащался, толкая горячую кровь с бешеной скоростью.

— Не трогай меня, — я отвернулась от него, не в состоянии произнести больше ни слова. Он хотел уехать в Шотландию. С таким же успехом он мог отправиться на луну. Я никогда его не увижу.

— Пожалуйста, выслушай меня, — он снова протянул руку и сжал мою ладонь.

Я застыла, вырываясь из его хватки.

— Ты уже сказал своё слово.

Он притянул меня ближе, не ослабляя крепкую хватку.

— Нет, не сказал.

Я выдернула свою руку прочь и сделала шаг назад.

— Я не одна из твоих лошадей. Ты не можешь мной управлять.

Он принялся ходить туда-сюда от механического вольера и обратно, как лев, запертый в клетке.

Я наблюдала за ним, сжимая кулаки. Ногти жалили, впиваясь в ладони. Он не думал головой. В отъезде нет смысла. Все, что мы построили вместе, находилось здесь, в Лондоне.

— Как у нас может быть общее будущее, если ты будешь в Шотландии?

Он остановился и в порыве негодования взмахнул руками.

— Я пытаюсь построить наше будущее, — его руки дрожали, пока он произносил эти слова.

Нет, не пытался. Он пытался бросить меня. Он пытался бежать как раз тогда, когда мы так близки ко всему, о чём мечтали.

— Тогда соглашайся на обучение, — я старалась говорить рассудительно, но мои слова прозвучали грубо. Злость искажала мои мысли, хотя при этом я и сама их не понимала. Слова — опасные, подлые слова — вертелись на кончике языка. Мне нужно вести себя цивилизованно, но пришлось приложить немало усилий, чтобы подавить желание извергнуть все ужасные ругательства в моей голове.

Какие бы неприятные мысли ни возникали у меня в голове, они не могли сравниться с острой болью, начинавшей пронзать моё сердце. Уилл уходил и раньше. Он всегда приходил в себя и возвращался ко мне. Этот раз не станет исключением. Мы нуждались друг в друге.

— Ты должен остаться здесь, в Лондоне.

— Я не могу, — его голос дрогнул. Он сделал вдох и зарылся руками в волосы, потом встретился со мной взглядом. Я видела мучение в хмуром выражении лица — Мне здесь не место, Мег. Мне нигде нет места. В этом и проблема.

— Не будь смешным. — Уилл всегда был прагматичным. Я отмахнула его сомнения взмахом руки.

Он поднял на меня глаза с глубокой печалью во взгляде.

— Это правда.

Правда? Единственная правда, которая могла воплотиться в жизнь — это то, что нас будут разделять целые Британские Острова.

— Я знаю, ты волнуешься об учёбе, но я помогу…

— Мы оба знаем, что этого недостаточно, — он повесил голову. — Я не хочу, чтобы ты делала все за меня, потому что я едва могу читать.

— Ты хорошо читаешь! — возможно, он несколько медлителен, но он понимал почти все, и его словарный запас увеличивался.

— А что насчёт моего письма? Что насчёт моих знаний арифметики? — он загибал пальцы, перечисляя свои предполагаемые учебные недостатки, как будто хотел что-то доказать.

— Ты можешь научиться, — я сжала его руку и стояла на своём. — Я знаю тебя, Уилл. Ты можешь сделать все, на чем сосредоточишь свои усилия.

— Это ты хорошо управляешься со своим умом, — он выдернул свою руку из моей и повернулся, чтобы опереться на каркас вольера. Он посмотрел на свои ладони. — Я хорошо управляюсь со своими руками. Я не хочу всю жизнь учиться и рисовать идеи. Я хочу создавать вещи. Я хочу собирать их вместе и смотреть, как они работают. Это ты у нас мечтательница, Мег, а не я. Когда Оливер спросил меня, хочу ли я быть Развлекателем, я согласился, потому что просто хотел стать кем-то. Но сейчас, после предложения МакТэвиша…

— Быть рабочим по металлу? Это не ты, Уилл.

— Кто я тогда? — он вздохнул. Он выглядел таким потерянным. — Цыган, грязный ремесленник, чёртов шотландец, сирота-попрошайка. Не так давно одно лишь присутствие в моем обществе обеспечило бы тебе путешествие на виселицу.

Я почувствовала, как слезы навернулись на глаза, пока моё сердце кровоточило от сострадания к нему. В моих глазах он не был ничем из перечисленного. Он был моим Уиллом, моим сердцем, и он был хорошим. Всев нем было хорошим.

— Уилл, ты не можешь всерьёз считать, что…

Он посмотрел мне в глаза.

— Мне нужно это.

— Я уверена, Оливер бы…

— Оливер сделал достаточно! — закричал Уилл. Я в шоке отпрянула от неожиданной смены его настроения.

Он тяжело выдохнул.

— Ты никогда не слушаешь. Я больше не буду жить в ожидании милости от других. Не на благотворительности и не на жалости. Мне нужно найти собственный путь. Мой собственный путь, — он отвёл взгляд, и его голос сделался мягким, но не менее решительным. — Я не могу сделать это здесь.

Все слова, кружившие в моей голове, меркли, за исключением одного. «Нет». Снова и снова это слово отдавалось эхом в моей голове, принося с собой душераздирающую боль. Она зародилась в сердце, но затем окатила всю меня безжалостными волнами. Боль была настолько резкой, что я ощутила тошноту. Слова, которые он не озвучил, повисли между нами.

«Я не смогу сделать это с тобой».

Я боролась со слезами, а горло сдавило от слов.

— Разве ты меня больше не любишь?

Уилл посмотрел обратно на меня, и невозмутимая маска на его лице треснула. Он выглядел таким же убитым горем и потрясённым, какой чувствовала себя я. Мне пришлось отвести взгляд, когда он приблизился и взял мою руку в свою. Он поцеловал тыльную сторону так, как делал это всегда.

Мои пальцы неожиданно сделались такими холодными. Его тёплое дыхание дрожало, лаская мою кожу. Одна из его горячих слез упала на тыльную сторону моей руки и медленно скатилась по моей коже, прежде чем упасть на землю.

— Я люблю тебя всей своей сущностью, — он сглотнул, затем прижал мою руку к своему сердцу. — Я просто хочу заслуживать тебя.

— Ты заслуживаешь, — я чувствовала, что по моим слезам тоже покатились слезы.

Он посмотрел мне в глаза, и боль отступила, схлынула прочь под волной любви к нему.

— Тогда выходи за меня, — сказал он.

Мне показалось, что он только что подхватил меня и скинул со скалы. Я выдернула ладонь из его руки и сделала шаг назад, чтобы обрести равновесие. Мне все ещё казалось, что я падаю.

— Прошу прощения?

Он опустился на одно колено.

— Выходи за меня. Поехали со мной в Шотландию. Мы сможем начать новую жизнь в Шотландском нагорье, вдалеке от бомб и убийств, только мы вдвоём. Мы создадим наш общий дом. Место, которое будет только нашим. Скажи, что будешь моей женой.

Я в шоке моргнула. На мгновение бурная радость пронеслась сквозь меня.

«Его женой?»

На одно кратчайшее мгновение, которое, казалось, длилось целых двадцать жизней, я представила нашу жизнь в маленьком коттедже в деревне рядом с Инвернессом. Уилл входил бы в дверь, пока я замешивала тесто на хлеб, а лохматый пёс похрапывал у огня. Уилл подхватывал бы меня на руки и принимался целовать, пока мы оба не начинали смеяться.

Но видение померкло. Наш маленький мир окружала пустота, ужасная пустота, которая превратила радость из моих мыслей в панику.

Её холод разлился в моей крови.

Мои колени задрожали, когда я посмотрела вниз на Уилла. Его глаза умоляли меня не разбивать ему сердце.

Я хотела сказать «да». Я хотела прокричать это слово и прыгнуть в его объятия, но я не могла пошевелиться. Все это так ужасно неправильно.

— Я не могу, — прошептала я, не сумев сказать больше ничего.

Его взгляд опустился на подол моей юбки. Мы оставались там, не говоря ни слова. Уилл стоял на коленях, словно рыцарь перед королевой. Он был хорошим человеком, сильным и верным. Я любила его, но все же не могла сказать «да». Уилл встал подобно атланту, несущему на плечах вес всего мира.

— Ты можешь. Ты просто не хочешь, — он не поднимал взгляда.

— Это несправедливо, — я бросила взгляд на изношенный камень под ногами. Тощий сорняк торчал из трещины, доблестно пытаясь вырасти там, где ему не следовало.

— Разве? — он прикоснулся к моему лицу, заставив меня посмотреть на него. Я никогда не видела его таким смущённым или, возможно, напуганным.

— Это не я здесь собралась уезжать, — возразила я, взмахнув рукой в сторону подземного каретника.

Выражение лица Уилла сделалось ледяным.

— Я пытаюсь дать тебе дом, где смогу обеспечить и защитить тебя, — он шагнул ко мне, приминая траву.

— Ты не хочешь жениться на мне. Ты просто хочешь, чтобы я осталась с тобой, — я подняла подбородок, чтобы посмотреть ему в глаза.

Он раздражённо вскинул руки.

— Разве не это делает муж?

Его слова показались ударом. Я отвернулась от него, потому что не могла вынести эту боль или ужасное тошнотворное чувство, стиснувшее мои внутренности. Он не понимал. Он вообще ничего не понимал.

— Я не могу отказаться от этого, — нужно говорить убедительно. Разум и логика возьмут верх. Нам обоим будет лучше, если он останется здесь. Мы оба получим желаемое. Если мы уедем в Шотландию, он добьётся чего-то, а я буду сидеть дома, как и положено. Я не смогу вынести этого. — Я уже подтвердила своё выдвижение.

— И это разрушит нас, — он помедлил, как будто не мог заставить себя озвучить свои мысли. Наконец, эти слова все же прозвучали — тихо, так тихо. — В тебе есть сила и величие. Отчасти поэтому я люблю тебя, но я боюсь, что именно это отнимет тебя у меня. Наша любовь стала бы похожа на привязывание птицы к камню.

Я мельком взглянула на вольер и механических птиц, которых настолько забросили, что они покрылись ржавчиной. Они сидели на ветке тихо и неподвижно, превратившись всего лишь в тень прежних себя.

— Если я не воспользуюсь данным шансом, это разрушит меня.

— Что будет, если ты потерпишь неудачу? Ты слышала их, — он махнул в сторону зала. — Эти мужчины не собираются позволить тебе добиться успеха. Они будут брать тебя измором, унижать…

Да, это будет тот ещё вызов. Конечно, я знала, что будет непросто. Мне не нужно напоминание, что это невозможно, что я проиграю. Во мне нет места для подобных сомнений. Вот тут-то меня и осенило.

Я в неверии уставилась на него.

— Ты не веришь, что у меня получится, не так ли? — я глубоко вдохнула в попытке успокоить сердце. Боль вернулась, подавляя своим напором. Голова и сердце болели так, как никогда раньше.

— Конечно, верю.

Я покачала головой.

— Нет, не веришь. Иначе не сказал бы таких слов.

— Ты не обязана им жизнью, — Уилл протянул руку и со щелчком сорвал лист с вольера. Он уронил его. Лист звякнул о камень, и звук эхом отразился от стен. Я огляделась по сторонам и впервые заметила, что двор пуст.

— Я обязана попробовать. Я обязана самой себе, — я дотронулась до ключа, висевшего на цепочке у меня на шее. — Я хочу быть Развлекателем.

Уилл так крепко стиснул клетку, что побелели костяшки пальцев.

— Ты любишь меня, Мег? — прошептал он.

— Конечно, люблю, — быстро, но отнюдь не нежно ответила я. Он вздрогнул. Я запнулась, желая сказать что-то ещё, но не знала, какие слова могут это исправить.

Его волосы упали на глаза, когда он посмотрел на твёрдый камень под нашими ногами. Его плечи поднялись, затем опустились.

— Этого недостаточно, не так ли?

Однажды он заявил, что одной лишь любви недостаточно, чтобы прокормить нас. В своё время я думала, что наша любовь сильнее всего на свете. Сейчас я уже сомневалась в этом. Я ничего не ответила.

— Что ж, — произнёс Уилл упавшим голосом. — В таком случае, думаю, любовь нам не поможет, — он потупил взор, сосредоточившись на земле под его ногами, пока приводил в порядок пальто и отворачивался.

Я запаниковала, потянулась к нему и схватила за рукав.

— Уилл? — мой голос прозвучал сам не свой. Он прозвучал разбитым, как и моё сердце. Я вцепилась в него, и он обернулся ко мне. — Пожалуйста, не говори «Прощай».

Уилл моргнул, его тёмные ресницы скользнули по блестящим глазам. Он сглотнул, затем его губы приоткрылись.

Я наклонилась к нему, надеясь, что он сократит расстояние между нами. Его губы коснулись моих. Это была буквально тень ласки на моей нежной коже, но я прочувствовала её до глубины души.

— Тогда всего доброго, — он аккуратно убрал мои пальцы от своего пальто, затем сделал шаг к склону. В его глазах пылала тоска, когда он смотрел на меня. Я не знала, надеялся ли он, что я последую за ним, но я не могла это сделать. — Удачи, Мег.

Он уходил. Он оставлял меня.

С последним взмахом руки он повернулся и исчез со склона.

«Нет».

Я сделала один шаг вслед за ним, второй, затем остановилась. Поднеся руку ко рту, я ахнула, повернулась и отступила назад к вольеру. Он вернётся. В любую секунду он поймёт, что это глупо, и помчится вверх по склону.

Затаив дыхание, я взглянула на склон, снова бросившись к нему. Мне нужно было заставить ноги остановиться, и я вцепилась в юбки с такой силой, что заныли суставы пальцев. Мысленно я горячо молилась. Я клялась Господу, что откажусь от всех грехов, если он просто сделает так, что Уилл вернётся. Холодная капля дождя упала мне на щеку, а горячая слеза смыла её.

«Пожалуйста. Пожалуйста, вернись».

Мои плечи и руки тряслись, пока я переминалась с ноги на ногу, вытягивая шею и заглядывая вниз по склону. Он уходил под арку, похожую на склеп. Факелы горели где-то снизу, и мерцающий свет туннеля казался призрачным. Мне казалось, что я вот-вот увижу его лицо, потому что он бежит ко мне. Он не мог уйти.

«Я люблю его».

Меня сокрушала мучительная боль, и мне казалось, что я могла от неё умереть. Он не возвращался.

Он ушёл. В отчаянии я заломила руки и потрясённо уселась на холодную каменную скамейку подле безмолвной беседки. Блестящие маленькие глазки механических птиц уставились на меня, заржавевшие и неподвижные. Закапал лёгкий дождь.

Я прижала губы к костяшкам пальцев.

Плечи затряслись. Как мне справиться в одиночку? Он мне нужен. Он единственный, от кого я зависима. Обжигающе горячие слезы хлынули по лицу. Уилл всегда был со мной рядом. Даже в самые тяжёлые времена, когда он не хотел иметь со мной ничего общего, он всегда возвращался. Я доверяла ему.

Теперь мне придётся столкнуться со всем в одиночку. Каким-то образом я должна найти мужество и разум, чтобы проявить себя. Он ушёл. Он бросил меня, чтобы стать рабочим, а не кем-то большим. Почему он не видел в себе того, что видела в нем я?

У него есть все возможности мира. Я не понимала, почему он не пожелал ими воспользоваться.

Я стиснула зубы. Челюсти заболели, но я лишь стискивала их ещё сильнее. Холодный дождь бил по шее. Я не могла оставаться здесь. Хотя казалось бесспорным, что моё сердце разорвано в клочья и никогда больше не будет целым, дождь не успокоит такую боль.

Такую боль ничто не облегчит, а значит, нет смысла тут находиться.

Я поднялась на ноги. Я должна двигаться вперёд. Первый шаг — найти дорогу домой.

Я прошла через внутренний двор по тому же пути, что и Уилл, все ещё мысленно надеясь, что он осознал свою ошибку. Я представляла, как он бежит обратно ко мне, извиняется за нехватку веры в себя самого и в нас, кружит меня по двору и целует.

Моя уверенная походка дрогнула. Искусственный свет мерцал на скользких от дождя камнях. Начало склона уходило в толстую стену монастыря. Из-за этого арка, украшающая сводчатый туннель, напоминала вход в древние катакомбы.

Если я уйду отсюда, у Уилла не будет возможности вернуться ко мне. Все действительно будет кончено. Мокрые волосы липли к лицу, и мне пришлось смахнуть их с глаз. Внутренний двор был темным, холодным и пустым. У меня нет выбора. Факел манил к себе, пока я спускалась по склону в подземный проход.

Большой туннель, освещённый факелами, тянулся в обе стороны, поднимаясь и затем поворачивая изгибом в каждом направлении. Туннель безусловно был не меньше улиц за стенами монастыря, но полностью находился под землёй. На дальней стороне широкого туннеля имелась ещё одна арка и похожий склон, ведущий дальше в темноту.

В нем не мелькнуло ни единого огонька. Тяжёлое чувство навалилось на меня, и я отвернулась.

Меня ожидал превосходный экипаж Оливера. Единственным человеком, оставшимся в длинном туннеле, был кучер Оливера. Он подскочил со своего места, затем сразу же предложил мне одеяло.

— С вами все в порядке, мисс? — спросил он, открывая дверь и помогая мне. Молодой человек казался искренне обеспокоенным, но я не могла решиться даже просто посмотреть ему в глаза, когда устроилась в тёмном углу экипажа.

— Со мной все будет хорошо, — я должна верить, что это правда.

— Я доставлю вас домой. Чашка горячего чая приведёт вас в порядок, — он закрыл дверцу. Она скрипнула, как закрывающаяся крышка гроба, и меня окружила темнота.

Ничто уже не будет в порядке.

Глава 6

Следующая неделя тянулась муторно и мучительно. Миссис Бриндл старалась подбодрить меня свежим печеньем со сливками, но у меня не было аппетита ни для сладостей, ни для разговоров. Единственное, для чего у меня, похоже, был аппетит — это создание нового замка и потайных колокольчиков, которые громко звенели бы, когда кто-нибудь войдёт в магазин.

Когда и передняя и задняя двери оказались защищены, я спряталась в мастерской Саймона и долгое время проводила над пружиной в ноге лягушки. Что бы я ни пробовала, я всё ещё не могла заставить её правильно сжиматься. По какой-то причине крошечная комнатка за потайной дверью придавала мне ощущение комфорта. Мой мир сделался очень маленьким, и поэтому я чувствовала, что могу с ним справиться.

Я не желала проводить время вне дома и смотреть в лицо своей жизни. Я не знаю, как долго я там пряталась. Миссис Бриндл знала о мастерской и любезно оставляла мне еду на секретере сразу за полками с игрушками, за которыми скрывалась дверь, но экономка никогда не осмеливалась вторгаться ко мне.

Я ещё раз попробовала установить натяжение в пружине, затем завести лягушку. Одна нога распрямилась, вторая последовала секунду спустя. В результате бедная лягушка выглядела так, словно только что внезапно и мучительно скончалась.

Она лежала на столе, подёргиваясь.

Очаровательно.

Дверь в мастерскую позади меня со скрипом открылась. Я напряглась и стремительно развернулась, стискивая пистолет.

— Положи его на место, — голос был в равной мере женственным и нежным.

«Люсинда».

Она стояла у открытых полок на двери и одной рукой поправляла упавшие марионетки. Молодая вдова выглядела немного смирившейся, словно она также когда-то вытаскивала своего покойного мужа из глубин мастерской.

Я соскочила со своего места и понеслась в открытые объятия подруги. Прекрасная, как луч солнца ясным весенним утром, Люсинда излучала теплоту и сострадание, начиная от её рыжевато-золотых волос и заканчивая изящными пальчиками на ногах. Она крепко обнимала меня, пока я подавляла слезы облегчения. Целыми днями я не позволяла себе никаких чувств. Пребывание в обществе Люсинды заставило боль вернуться стремительным потоком, но, по крайней мере, я не чувствовала себя до ужаса одинокой.

Она предложила мне свой носовой платок.

— Оливер рассказал мне, что произошло.

Я с благодарностью приняла кружевной кусочек шелка и вытерла глаза. Люсинда вывела меня из мастерской и закрыла дверь так, чтобы она снова стала неотъемлемой частью ряда полок, уставленных игрушками. Затем она отвела меня в небольшую гостиную. Миссис Бриндл подала чай. Меня поразило, что прошло так много времени. За весь день я ещё ни разу не ела.

Люсинда и я сели вместе, и она немедленно взялась за тарелку.

— Я не верю, что он ушёл, — сказала я, зная, что глупо произносить это вслух. Но в то же время я едва могла выразить, каково это — когда тебе вырезают сердце горячим ножом.

— Он не ушёл, — Люсинда сделала глоток чая. — Он в Шотландии, — она как ни в чем ни бывало вручила мне тарелку, и я тут же ощутила досаду, откусив кусочек бутерброда с огурцом.

По всем меркам это был ещё мягкий укор, однако посыл я услышала.

«Заканчивай волноваться по пустякам. По крайней мере, он не умер и не похоронен».

Я не забыла, что мужа Люсинды убили. Я жила в магазине Саймона и изучала его записи каждый божий день.

Правда, немного шокировало открытие, что её собственный отец, лорд Стромптон совершил это убийство в безумной попытке помешать кому-либо обнаружить или разблокировать машину времени Рэтфорда. По крайней мере, я полагала, что именно это двигало им. Все это казалось мне таким безумием.

Но, по правде говоря, если предел максимального личного страдания — это когда твой отец убивает твоего мужа, то я никогда не сумела бы выразить свою скорбь.

Мой желудок скрутило, и я положила бутерброд. Если с Уиллом что-нибудь случится, я буду умолять кого-нибудь выпотрошить меня горячим ножом. Это причинит намного меньше боли. И все же ничто не могло изменить того факта, что меня все бросили, и я чувствовала себя несчастной.

— Если Уилл и правда любил меня, то он бы не уехал, — пробормотала я, уткнувшись носом в чашку.

— Маргарет Энн Уитлок, ты сейчас же прекратишь это, — потребовала Люсинда. Она резким взмахом руки отряхнула салфетку, затем разгладила её на пышной зелёной юбке своего дневного платья. — Уилл пытается чего-то добиться. Я, например, поддерживаю его. И ты должна поддерживать его, раз он тебе не безразличен.

Я в шоке раскрыла рот.

— Я думала, что в этом вопросе ты будешь на моей стороне.

— Так и есть, — она положила руку на моё колено. — Поэтому я здесь. У тебя есть шанс сделать что-то великое, что-то, о чем я могла только мечтать. Я не позволю тебе отказаться от этого из-за разбитого сердца. Ты сделана из крутого теста.

Я уткнулась носом в чашку и отхлебнула чаю. Её вера в меня грела мне сердце, несмотря на дурное настроение. Только тогда я осознала, в какое платье она одета.

Редкий сине-зелёный оттенок, или, возможно, зеленовато-голубой, почти соответствовал её глазам и дополнял её волосы медового цвета.

— Ты не носишь траур по отцу.

Она нахмурилась.

— Я отказываюсь скорбеть по убийце Саймона.

Что ж, едва ли это воспримут нормально, учитывая, что только я, Оливер, Люсинда и Уилл знали, что отец Люсинды имел склонность к убийствам. Остальное общество будет в смятении из-за её вопиющего неуважения к покойному графу.

— Я не могу тебя винить, но разве твоя мать не вне себя от ярости?

Люсинда закатила глаза.

— Она взбесилась до полусмерти, но мне все равно. Мне лишь хотелось бы, чтобы была возможность как-то избежать её колючих оскорблений за каждым чаепитием.

— Здесь есть комната, если ты захочешь вернуться, — предложила я. Было бы здорово жить с подругой, и я бы не чувствовала себя такой одинокой. И из-за своих эгоистичных намерений я ощутила лишь капельку чувства вины, если вообще что-то почувствовала.

Люсинда одарила меня одной из своих самых тёплых улыбок.

— Я бы с удовольствием, но мне действительно пора идти. О, и к слову, — она достала аккуратно подписанный конверт.

— Что это? — я взяла его и разломила восковую печать. Люсинда не ответила. Вместо этого, она позволила мне прочитать элегантную и очень аккуратную рукописную надпись.

Это было уведомление для Развлекателя о прощании с покойным графом Стромптоном.

Я посмотрела ей в глаза, и она выразительно выгнула бровь.

— Похороны твоего отца? — спросила я.

Люсинда выглядела чересчур серьёзно.

— Больше похоже на приглашение на поле битвы. Я тебя предупредила.

Я мельком взглянула обратно на аккуратную надпись от руки.

— Это не может быть хуже сражения с морским монстром.

— Поверь мне, так и будет, — Люсинда отпила чая, затем поставила чашечку обратно на поднос.

Она поднялась и потянула меня за руку, чтобы я встала.

— Не падай духом, — она взяла меня за оба плеча и царственно кивнула. — С тобой все будет хорошо.

Мне определённо хотелось, чтобы это было правдой. Хотя её визит и поднял мне настроение, он не мог полностью развеять тоску. Я боялась, что этого никогда не случится. Люсинда поцеловала меня в щеку, затем упорхнула на кухню, где заговорила с миссис Бриндл.

Я знала, что они обсуждают меня, и не хотела этого слышать, поэтому вернулась в мастерскую, чтобы навести порядок. Один из открытых дневников привлёк моё внимание. Он содержал список имён членов Ордена. Я взяла привычку не обращать внимания на случайные каракули Саймона на полях, поскольку он был склонен рисовать причудливые вещи, похоже, исключительно для развлечения.

На этот раз они привлекли моё внимание — по крайней мере, одно изображение. Это была спираль, похожая на бараний рог — точно такая же, как метка на бомбе. Рядом с ней торопливо зачиркано имя.

Странно. Остальная часть страницы выглядела как список личных меток с символами, за которыми следовали имена, но это было единственное имя, которое зачиркали. Поднеся листок к свету, я попыталась разглядеть, что было написано раньше, но имя было слишком тщательно зачиркано.

Решив оставить это до того времени, когда я смогу копнуть глубже, я вышла из мастерской и закрыла полку, за которой скрывалась потайная дверь. Упал оловянный солдатик.

Я подняла его и перевернула в ладони.

Он был красиво расписан, как шотландский воин-горец в красном килте. Интересно, чувствовал ли Уилл себя хотя бы вполовину так же ужасно, как я?

Люсинда подошла ко мне слева. Она выхватила солдатика из моих рук и поставила обратно на полку.

— Скоро увидимся, — она взяла меня за подбородок затянутой в перчатку рукой и приподняла его. — До встречи.

Я помахала ей на прощание.

Мне нужно обдумать новую загадку.

Глава 7

Я честно не могла представить, насколько быстро может лететь время, пока не почувствовала, что мне нужно больше времени, но а его попросту нет. Хоть меня и переполняла постоянная боль из-за отсутствия Уилла, я была слишком занята, чтобы позволить себе уйти с головой в подобные мысли. Вместо этого я с огромным рвением погрузилась в учёбу, надеясь, что знаний, которые Саймон Прикет оставил в своём дневнике, будет достаточно, чтобы я не выставила себя дурой в Академии.

Приглашение явиться в монастырь пришло однажды утром в простом конверте, запечатанном кроваво-красным воском. В тот же вечер, стоя на дорожке позади конюшен, я чувствовала себя так, будто кто-то выпустил целое ведро мышей за шиворот моего бордового дневного платья. Я потянула за узкие рукава облегающего чёрного пиджака. Портниха обвинила меня в ужасном чувстве стиля, но я настояла, чтобы платье было практичным. Меньше всего мне нужно, чтобы с моих рук и запястий свисали ярды ткани. От юбок и без того достаточно проблем.

Подавляя желание потеребить что-нибудь руками, я ждала, пока Боб подтягивал упряжь на своём старом сером мерине. Затем он помог мне подняться в двуколку.

— Удачи сегодня вечером, — старик улыбнулся, как будто гордился мной. Впервые за несколько недель я почувствовала, что могу дышать. Боб кивнул мне. — Я буду рядом, когда всё закончится. Не опаздывайте, а то матушка будет волноваться.

Я улыбнулась ему, когда он щёлкнул вожжами, затем старая двуколка загромыхала вниз по улицам Мейфэра под садящимся солнцем. Чтобы пересечь Лондон, потребовалось ужасно много времени, а мерин Боба был, мягко говоря, не слишком резвым. Я смотрела по сторонам, чтобы скоротать время.

Старый Лондон при свете дня уже не казался таким ужасным, как тогда, когда я впервые совершила это путешествие. Даже запах Темзы не был таким сильным. Я слушала крики птиц в доках. Улицы были битком набиты людьми, переполнены шумом и гамом Лондона.

Глубокое и безошибочное ощущение дурного предчувствия охватило меня, и я прикоснулась к руке Боба.

— Этот наёмный экипаж преследует нас? — прошептала я. Казалось, он ехал позади нас неестественно долго.

Он украдкой посмотрел за плечо и нахмурил брови.

— Я бы не беспокоился об этом, мисс.

— Нужно ли мне напомнить о том, что кто-то хочет моей смерти? — я рискнула бросить ещё один быстрый взгляд, но с такого расстояния кучер казался кучей темной одежды позади такой же темной лошади. Я напряглась, чтобы рассмотреть, не скрывает ли его лицо заводная маска, но все попытки оказались бесполезными.

— Посмотрим, последует ли он за нами на следующем повороте, — Боб поторопил бедного старого коня, и мы свернули в узкие переулки. Свет вечернего солнца всё слабел и слабел, тени зданий сгущались, а в моих ушах звенел стук колёс.

Я оглянулась, но наёмный экипаж исчез.

Сделав глубокий вдох, я постаралась унять худший из моих страхов. Я буду в безопасности, как только доберусь до Академии.

Наконец, мы подъехали к старому монастырю. При свете дня здание казалось менее зловещим, чем в прошлый раз, но, к моему удивлению, Боб проехал мимо. Он свернул в узкий переулок, который заканчивался большой кирпичной стеной примерно в двадцати футах перед нами. Тупик вызвал внезапную вспышку паники. Я почувствовала себя в ловушке и оглянулась через плечо, ожидая увидеть человека в заводной маске, стоящего позади меня с пистолетом.

Но там ничего не было.

Какая же я размазня.

— Зачем ты привёз нас сюда? — спросила я его.

Он подмигнул мне.

— Не только изобретатели являются членами Ордена. У нас, слуг, есть своя Гильдия.

Используя старую трость, Боб постучал по висевшей слева лампе. Из неё донесся голос.

— Сегодня базарный день? — голос прозвучал пискляво, подобно кролику, говорящему в жестяную кружку.

— Эй, неси жирную капусту обратно в дом, — ответил Боб. Я постаралась не захихикать нервно над нелепым паролем, но по моей спине как будто пробежалась невидимая мышь. Я должна была догадаться, что некоторым слугам тоже придётся поклясться хранить тайну.

Внезапно то, что раньше было сплошной кирпичной улицей, разделилось перед нами, рухнув вниз и на удивление тихо отодвинувшись под груды старых ящиков по обе стороны узкого переулка. Под ложной улицей спускался длинный склон, ведущий в подземный каретный сарай, который я видела прежде.

Слава Богу, старый мерин Боба был почти таким же старым, как и миссис Бриндл и таким же полуслепым. Милый старый конь спустился по склону, как будто ничего необычного не произошло. Когда мы добрались до нижней части склона, ведущего во двор, Боб помог мне спуститься и приподнял шляпу, прежде чем тронуться обратно в путь.

В тусклом свете каретного сарая я сделала глубокий вдох и направилась по склону во двор навстречу своей судьбе ученицы.

Около десяти парней стояли маленькими группами, смеясь и дразня друг друга. Некоторые были старше, приблизительно девятнадцати лет или около того, а некоторые выглядели ближе к моему возрасту, немногим больше шестнадцати.

Все разговоры прекратились, когда я вышла из каретного сарая. Положа руку на сердце, меня начало утомлять, что все разговоры обрывались при моем появлении. Я посмотрела на ребят в поисках знакомых лиц. В дальнем углу двора, рядом с вольером, где Уилл сделал мне предложение, в тени стоял и наблюдал за всеми парень постарше, со смуглой кожей и странным тюрбаном на голове.

Я отвела взгляд, не желая пялиться, и тут же узнавала кое-кого. Его звали Ноа, и его отец часто брал его с собой в наш семейный магазин. Мой отец поручал мне развлекать его, пока взрослые разговаривали. Он и по сей день остался таким же долговязым, с длинными и широкими ладонями. Он гладко уложил свои густые вьющиеся волосы лаком и держался гордо и надменно. Мои внутренности скрутило ещё сильнее, и я поспешила в сторону Ноа.

— Привет, Ноа, — поздоровалась я.

— Ты знаешь эту девушку? — воскликнул один из его друзей с радостным выражением лица, словно он только что выиграл партию в карты. Он рассмеялся, и я почувствовала, что краснею. Ноа уставился на меня.

— Тише, Йорген. — Ноа не смотрел на меня и, похоже, вообще не собирался обращаться ко мне. — Мы знали друг друга, когда были детьми.

Я собралась с духом, решив найти место в одном из кругов, чтобы мне не пришлось прятаться в тени, как парню в тюрбане.

Светловолосый парень по имени Йорген смеялся, держась за бока, а Ноа схватил меня за руку. Он заставил меня отступить на шаг, а затем сказал разъярённым тоном:

— Слушай сюда, Мег. Я обещал отцу, что постараюсь защитить твою репутацию, но мы не друзья. Поняла? Я не собираюсь помогать тебе, и я не позволю тебе тормозить меня.

Опешив, я попятилась к склону, не зная, куда повернуть и где спрятаться. Ноа должен был стать другом. Парни украдкой поглядывали на меня, словно я напоминала странное существо в зверином цирке. Казалось, что каждое их слово было обо мне. Я просто хотела исчезнуть, стать чем-то незначительным.

Я оказалась в углу у входа в монастырь, наблюдая за парнями и представляя себе худшее по мере того, как всё больше и больше учеников уверенно поднимались по склону из потайного каретника.

Никогда в жизни я не чувствовала себя такой одинокой.

— Не беспокойся на их счёт, — сказал кто-то слева от меня. Я ахнула и, обернувшись, увидела парня с круглым лицом. К сожалению, он казался человеком, в котором всегда останется нечто юное. У него были мягкие каштановые волосы, почти такого же оттенка, как у меня, которые небрежно спадали ему на лоб. — Мы здесь не ради них.

— Это правда, — сказала я, радуясь, что есть кто-то, с кем я могу поговорить. Сердце все ещё не успокоилось. Я сомневалась, случится ли это когда-либо. — Не думаю, что мы встречались. Я Мег Уитлок.

Он робко улыбнулся.

— Думаю, мы все знаем, кто ты. Я Питер.

— Рада знакомству, Питер, — моё напряжение начало понемногу спадать, хотя я удивилась, почему Питер также отделился от остальных. По крайней мере, он был вежлив.

В этот момент по склону поднялась большая группа молодых людей, смеясь и перешучиваясь. Толпа расступилась, пропуская высокого статного молодого человека в элегантном красном жилете и аккуратном чёрном сюртуке, который поправил лацканы и широко улыбнулся собравшимся. У него были золотисто-светлые волосы и вид парня, который чувствует себя так, будто его ничего не сдерживает, и ожидает соответствующего внимания.

Я нахмурилась, наблюдая за остальными во дворе. Он привлекал их, как магнит. Они невольно оборачивались и обращали на него внимание, когда он проходил мимо. За ним следовала небольшая группа, напоминавшая мальчиков-прислужников у подола рясы епископа. Я не могла понять, чем он заслужил такое восхищение, и поймала себя на том, что достаточно раздражена, хотя и не знала, почему именно.

— Кто он? — спросила я, не ожидая, что мне ответят. Не уверена, почему меня это волновало, разве что меня беспокоило то, как он ухмылялся одним уголком рта. А ещё он выглядел знакомым.

— То есть, ты не знаешь? — Питер выглядел шокированным. — Как ты можешь быть женщиной и не знать?

— Мне следует оскорбиться? — я повернулась к Питеру, и его застенчивость взяла верх.

— Это Дэвид, — Питер испустил что-то вроде вздоха.

Отлично, как будто самодовольному дурню вроде Дэвида нужно такое имя. Конечно, его нарекли в честь Давида, прославленного молодого царя из Библии, избранного самим Богом. Как уместно. Я бросила на Питера настороженный взгляд, подозревая, что за этой историей кроется нечто большее.

— Что за Дэвид?

— Дэвид Арчибальд Харрингтон, граф Стромптон.

О Боже мой. Он был братом Люсинды.

Он походил на отца. Неудивительно, что мне он не понравился. Впрочем, тут я оказалась в меньшинстве. Даже Ноа следил за ним взглядом, хотя граф Стромптон, казалось, не замечал его.

К несчастью, он меня заметил.

Его светлые глаза встретились с моими, и я на мгновение почувствовала себя в ловушке, пока он осторожно рассматривал меня. Затем он направился вперёд.

Пока он приближался, я попыталась изобразить интерес к чему угодно, кроме него. Питер выглядел так, словно пытался слиться со стеной. Дэвид подошёл к нам неторопливо, словно он тут был хозяином положения.

— Мисс Уитлок, — поприветствовал меня молодой граф. — Я так много слышал о вас.

Если и существовала на свете фраза, которую я никогда в жизни не хотела опять услышать, то вот она.

— Простите, не могу сказать того же. А вы у нас?.. — я изобразила самую милую улыбку, тогда как Питер поднёс кулак ко рту и закашлялся.

Надо отдать Дэвиду должное, он ответил.

— Дэвид Харрингтон, — он настороженно рассматривал меня. — Меня оскорбляет, что моя сестра Люсинда не упоминала обо мне.

Я небрежно пожала плечами, стараясь замаскировать неожиданное волнение.

— Боюсь, эта тема никогда не всплывала.

Теперь мы собрали вокруг себя большую толпу. В самом деле, сейчас, когда уже приближалось условленное время встречи, весь класс учеников, казалось, сгрудился вокруг нас с Дэвидом.

Толпа смущала меня, и я боялась, что не окажу себе услугу, подкалывая единственного парня в группе, который имел некоторое подобие власти над другими.

Большой и грузный парень с густыми черными волосами и близко посаженными глазами издал низкий смешок, больше похожий на предупреждение.

— Так это и есть знаменитая мисс Уитлок? — его губы скривились, когда он оглядел меня с ног до головы, как будто я была племенной кобылой на рынке. — Не понимаю, из-за чего такая суматоха.

Моё сердце забилось сильнее. Дэвид мог раздражать меня из принципа, но этот парень откровенно пугал.

— У неё есть несомненный потенциал, — парировал Дэвид с полуулыбкой, которую, как я предполагала, он считал распутной или очаровательной. Я огляделась, но выхода не было. Они буквально прижали меня спиной к стене.

— Оставьте её в покое, — сказал Питер, придвигаясь ближе ко мне. Я была ему благодарна. Я едва знала его, но он единственный парень, который настроен ко мне благосклонно.

Брюнет засмеялся.

— А ты её нянька, Питер? — толпа ответила низким гулом смешков. — По крайней мере, с тобой её репутация в безопасности, да?

Грянуло ещё больше смеха, и Питер покраснел.

— Сэм. — Дэвид скрестил руки.

— Что? Чему девчонка может на самом деле научиться? Ничему, — он снова засмеялся, хотя этот звук напомнил мне собачье рычание. Злость сжала горло, и я постаралась вернуть себе дар речи. Он снова усмехнулся. — Если только она не хочет научиться ублажать своего будущего мужа. В таком случае, я уверен, мы все будем рады обучить её.

Теперь смех уже напугал меня. Я пыталась найти способ вернуть себе чувство собственного достоинства, а парни вокруг смотрели на меня, как свора собак.

— Сэмюэл, довольно, — сказал Дэвид, но даже не потрудился на меня посмотреть. — Ты навлечёшь на себя неприятности от директора.

— Ну серьёзно! — Сэмюэл крикнул в толпу. — Я держу пари, что единственное «пи», которое она знает, находится в слове «пирог»!

Я шагнула вперёд, высоко подняв голову. Во мне пылал праведный гнев, и я изо всех сил постаралась изобразить устрашающие манеры самой королевы. Я произнесла елейным голоском:

— Вы правы, я действительно знаю, что в слове «пирог» есть «пи». А пирогов на кухне много, — смех стих, и все посмотрели на меня. — А именно: три и один, четыре, один, пять, девять, два, шесть, пять, три, два, четыре, девять, семь, один… — его глаза раскрывались всё шире, и я понимала, что одержала над ним верх. — Четыре, восемь, пять, один, три, семь, девять, два, четыре, два…

Вновь раздался смех, но теперь он был уже на моей стороне — толпа парней начала издеваться над грубияном и насвистывать в знак поддержки. Должна признаться, благодаря трудам Саймона я запомнила только первые восемь цифр числа Пи. После этого я просто придумывала. Видимо, я была достаточно убедительна.

— Мне продолжать?

Даже Дэвид весело покачал головой, хлопнув друга по плечу. Дородный молодой человек покраснел, как редиска, и, вероятно, совсем скис. Дэвид окинул меня оценивающим взглядом, от которого мне стало не по себе.

— Никогда не вступай в дуэль, не зная своего противника, — сказал он Сэмюэлу, не отрывая от меня взгляда.

Я не могла решить, что в нем вызывало у меня желание сильно пнуть его, но мой ботинок уже дёрнулся.

В этот момент большие двери, ведущие в монастырь, открылись. На пороге стояли пять мужчин в темно-алых одеждах с капюшонами. Они напоминали старых монахов.

Тот, что посередине, поднял голову, и я узнала его монокль. Именно он привёл меня в главный зал Ордена во время собрания.

Он поднял длинный чёрный посох.

— Добро пожаловать в Секретный Орден Современных Развлекателей! — он с громким ударом опустил посох на камень.

Глава 8

Парни замолчали, и я почувствовала, как непрошеная дрожь пробежала по моим плечам и рукам. Но я подняла подбородок и постаралась не выглядеть взволнованной.

— Вы вот-вот войдёте в священные залы науки и воображения, — объявил мужчина с моноклем. Я смутно припоминала, что на Собрании кто-то назвал его Найджелом. — В этом святилище разума мы ожидаем невозможного и требуем совершенства. Мы будем вытачивать самых лучших и ярких из вас и приведём к законному месту в Ордене. Только тогда вы узнаете, что значит удостоиться чести называть себя Развлекателем. Что же касается остальных, то если вы потерпите неудачу, то навсегда останетесь для Ордена всего лишь ребёнком и наказанием для своей семьи.

Один из парней закашлялся. Я взглянула на него, и судя по бледным лицам остальных, пришла к выводу, что я не единственный ученик, который внезапно почувствовал давление. Лицо Питера приобрело причудливый оттенок, и казалось, ему вот-вот сделается дурно, и он извергнет содержимое желудка на землю.

— Следуйте за мной, — объявил Развлекатель и отвернулся от нас, взмахнув темно-красной мантией. Парни протиснулись вперёд, образовав стройную очередь, и я оказалась между Питером и коренастым молодым человеком с каштановыми волосами.

У меня пересохло в горле и ладони вспотели, пока мы поднимались по ступенькам, шли гуськом по тёмным коридорам и миновали статую у входа в старый монастырь. Несколько мальчишек раскрыли рты, когда вокруг нас закружился свет, отражаясь от сияющего меча богини.

Один из мужчин в темно-красной мантии чуть задержался и поравнялся рядом со мной.

— Не волнуйся, Мег. Она здесь уже много веков. На самом деле ты не первая женщина, ступившая в эти коридоры, — прошептал знакомый голос.

— Оливер! — пискнула я, но попыталась сдержать облегчение. Здесь со мной был как минимум один человек, которому я могла доверять.

Он приложил палец к губам по красным капюшоном.

— Я просто хотел пожелать тебе удачи, — он улыбнулся мне на прощание, затем ускорил шаг, чтобы вернуться в начало строя. Теперь я узнала, где мы находились — мы шли тем же путём, который проделала я в день Собрания.

Мы по одному прошли в зал и спустились по ступеням между рядами кресел на нижний уровень, где я стояла перед трибуной в тот день. Поток мужчин в темно-красных одеяниях хлынул в зал и встал сразу за верхними рядами скамей вдоль высоких проходов. Каждый нёс факел, их лица скрывали тяжёлые капюшоны.

Все это производило весьма драматическое впечатление, как ритуальное жертвоприношение. На долю секунды мне стало интересно, что же придётся положить на пресловутый алтарь. Я уже чувствовала, что мне придётся пожертвовать многим.

Громкий гул эхом пронёсся по залу с потолка над нами. Я сжала серебряный ключ, висящий на цепочке у меня на шее, и посмотрела вверх вместе с остальными учениками.

Щёлканье движущихся шестерёнок и звон цепей наполнили комнату.

С потолка медленно спускалась платформа, появившаяся здесь совершенно неожиданно, как рояль в кустах. Мужчина в чёрной мантии с золотисто-бордовой отделкой стоял среди четырёх огненных колонн, которые, казалось, извивались вокруг него.

На мгновение я задалась вопросом, была ли во всем этом необходимость, но, честно говоря, зрелище было настолько поразительным, что я почувствовала страстное желание доказать себе, что достойна этого.

Директор Лоренс сбросил капюшон, выглядя при этом очень драматично со своим резким угловатым лицом и остроконечной бородкой. Он сошёл сплатформы и двинулся к трибуне перед нами. Хитроумное изобретение, с которого он спустился, тут же удалилось, и потолок вернулся на прежнее место.

— Он однозначно завладел моим вниманием, — пробормотал Питер, и я подавила смешок, изо всех сил стараясь выглядеть мрачно и серьёзно.

— Мои дорогие студенты, — поприветствовал директор Лоренс. — Для меня великая честь быть одним из тех, кто возглавит ваше обучение и посвящение в Секретный Орден Современных Развлекателей. Как большинство из вас знает, наш Орден основывается на полной секретности и доверии. Не смейте предавать Орден, ибо здесь вы найдёте вдохновение и богатство, но не славу. Мы создаём, потому что это делает нас ближе к Богу.

Его слова прогремели на весь зал, усиленные машиной на трибуне.

— Пришло время присягнуть на верность.

Он дождался, когда мы все поднимем руки и произнесём клятву, которую я уже тщательно заучила. Поначалу все наши голоса звучали нестройно, пока мы произносили наши имена, но потом группа нашла ритм, и слова полились так, будто мы стали одним целым.

— Мы клянёмся мистическим пламенем, что будем охранять тайну Ордена ценой собственной жизни, будем верны родословной, которая сделала нас великими, и поможем друг другу, когда возникнет необходимость.

Мои мысли немного блуждали, пока я повторяла по памяти остальную часть клятвы. Во время моих первых приключений с Оливером и Люсиндой я обнаружила, что клятва не имеет никакого значения. Это не остановило ужасную череду убийств, и иногда секретность Ордена становилась его самой большой слабостью. Слишком много темных замыслов может скрываться за завесой.

— И если я предам это доверие, я лишусь жизни.

Последнее слово прозвучало в тишине, и каждый из нас ощутил его вес. Я огляделась по сторонам, гадая, ощущают ли остальные тяжесть того же бремени, что давило на мои плечи. Питер уставился на свои ботинки, явно о чем-то глубоко задумавшись. Только Дэвид выглядел уверенным. Конечно, он не выглядел бы таким праведником, если бы знал правду о зверствах, совершенных его отцом. Это ужасная мысль.

Хранить секреты — тяжёлое бремя.

— Мои поздравления! — объявил директор Лоренс. Взрыв аплодисментов и одобрительных восклицаний донёсся от мужчин в мантиях, стоявших над нами. Улыбаясь, они начали снимать капюшоны. Некоторые, скорее всего, гордые отцы, махали ребятам.

Директор Лоренс продолжил.

— Теперь вы — присягнувшие ученики ордена. Мы все здесь равны, и никакой титул не должен ставить вас выше ваших сверстников. Честь и престиж вашей семьи теперь зависят от вас. Добивайтесь успеха, и ваша семья получит большую власть и богатство внутри Ордена. Ленитесь, и платой за это станет богатство вашей семьи. С этого момента вы будете обращаться друг к другу только по данным вам именам, — в этот момент парни вокруг меня, казалось, вздохнули с облегчением и начали общаться и знакомиться. — За одним исключением! — голос директора Лоренса зазвучал громче, и моё сердце ухнуло в пятки. Его взгляд остановился на мне. — По правилам приличия юную леди среди нас будут называть только подобающим ей именем, мисс Уитлок. На время вашего обучения с ней следует обращаться с особым вниманием.

«Ох, чёрт!»

Я открыла рот, чтобы запротестовать. Я не желала быть единственной, кого заставили использовать фамилию. Будь прокляты приличия. Боже мой, я же работала горничной. Меня зовут Мег! И, честно говоря, хотя я и понимала необходимость этого, я также не желала чувствовать на себе бремя такого пристального внимания.

— На этом мы прервёмся до начала обучения. Добро пожаловать, ученики, и желаю удачи.

— Стойте! — крикнула я, протягивая руку к помосту, но директор Лоренс уже исчез в толпе мужчин, спускавшихся по лестнице.

Мужчины столпились вокруг меня, пока отцы поздравляли сыновей. Я чувствовала себя потерявшейся в море кроваво-красных мантий. Все, казалось, были знакомы — они улыбались и хлопали друг друга по спине — но я чувствовала себя потерянной и очень одинокой.

Я пыталась представить, каким бы было выражение лица моего отца, если бы он стоял среди своих коллег, приветствующих меня в Ордене, но он мёртв. Моего дорогого дедушки тоже здесь не было, и он не мог меня увидеть.

И хуже всего то, что если бы они очутились здесь, то тут не было бы меня. Они никогда бы не позволили мне стать ученицей. Только Оливеру хватило бунтарского духа, чтобы предложить такое. Неожиданно толпа тел стала слишком тесной. Сочетание запаха факелов, пота и искусственного одеколона практически душило меня.

В толпе раздался сердечный смех, но прозвучал он также грубо и резко, как бьющееся стекло. Я подняла глаза и увидела Дэвида, который, запрокинув голову, развлекал огромную группу. Его ледяной взгляд встретился с моим, и он склонил голову, наблюдая.

У меня защипало глаза. Я не могла проявить слабость здесь. Ни перед кем из них. Вздёрнув подбородок, я поднялась по ступенькам и оказалась в прохладном тёмном коридоре, ведущем наружу.

Мое горло сдавило, пока я спускалась вниз во двор. Тёплый летний воздух не принёс мне облегчения, а запах Темзы был едва ли приятнее, чем воздух в зале.

Оглядевшись, я заметила свет, мерцавший в механическом вольере.

О, как бы мне хотелось, чтобы Уилл был здесь. Я слишком сильно зависела от него. Возможно, в этом и крылась проблема.

Во дворе мне тоже не хотелось задерживаться. От этого становилось только хуже. Поскольку идти было некуда, я спустилась по склону в каретный сарай и села у подножия, ожидая возвращения Боба с двуколкой. Если мне придётся прождать час, что ж, по крайней мере, я буду одна.

Подперев руками подбородок, я вздохнула и прислушалась к тёмным и пустым туннелям передо мной. Только тогда утомление начало брать верх. Веки отяжелели, и я на мгновение прикрыла их.

Что-то со стуком скатилось со второго склона, который вёл вниз в темноту по другую сторону каретного сарая. Я резко подпрыгнула, сердце внезапно подскочило к горлу.

Мой мозг лихорадочно работал, пока я боролась с желанием закричать «Кто там?» Молчание было моим единственным преимуществом. Я прижалась к гладкому кирпичу и прислушалась. Будь у меня хоть капля здравого смысла, я бы немедленно вернулась в зал.

Вокруг темно, а я одна.

Если бы человек в заводной маске наткнулся на меня сейчас, ему было бы очень легко утащить меня в катакомбы за вторым склоном. Он мог убить меня в темноте, и никто не услышал бы моего крика.

Когда я схватила юбки, чтобы выйти во двор, мне показалось, я услышала шаги.

Похоже, они доносились из катакомб. Если я попытаюсь взбежать по склону во двор, то человек, поднимающийся из катакомб, увидит меня. У меня нет оружия, что ужасно глупо.

Оставалось только одно. Прижимаясь к кирпичу, я скользнула глубже в длинный тёмный туннель каретного сарая, пока чернильная тьма полностью не окутала меня.

Эхо шагов приближалось… ближе. Там внизу кто-то был.

Я задержала дыхание и попыталась застыть, насколько это возможно. Кто бы это ни был, он меня услышит. Он меня каким-то образом увидит.

Я чувствовала, как капелька пота стекает рядом с моим ухом, когда я пристально смотрела, пригвождённая к месту пятном вечернего света, льющегося вниз через арку склона, который вёл во двор.

Послышался отдалённый стук копыт, и внезапно весь коридор залило светом, когда жужжащие кремниевые колёсики над светильниками закрутились, ударяясь о пластины, и осыпали искрами жаровни под ними. Я могла поклясться, что заметила в свете искр взметнувшуюся в воздух тёмную накидку, когда человек повернулся и быстро исчез во тьме катакомб.

Светильники вспыхнули, и я вздрогнула, закрыв глаза. Я задержала дыхание, моргая и пытаясь приспособиться к свету. Когда я вновь смогла открыть глаза, тёмное видение, которое, как мне показалось, я видела мельком, исчезло.

Я испугалась того, что он был слишком реальным.

Медленная серая лошадь и старая двуколка бежала иноходью ко мне, Боб держал вожжи.

— Я здесь! — позвала я.

— Здравствуйте, мисс! — поздоровался он, помахав при этом. — Хорошо провели время?

Я бросилась к двуколке.

— Никогда раньше я не была так рада тебя видеть, — или пистолет, который он носил при себе.

— Как любит говорить моя мать, если явишься рано, то как раз успеешь вовремя, — он весело улыбнулся мне, пока я забиралась в двуколку. Затем я глянула вниз по склону туда, где мне послышались шаги. Я не уверена, был ли это мужчина в заводной маске, но и желания задерживаться, чтобы выяснить это, тоже не было.

— Ты идеально вовремя, — ответила я. Мне хотелось верить, что в Академии безопасно. Теперь же я сомневалась в этом.

Глава 9

Я получила свой первый вызов явиться в Академию на занятия на следующее же утро. Это была простая карточка с символом Ордена, датой и временем. Я, вероятно, увижу ещё несколько таких записок до конца лета. Большая часть нашего обучения должна проходить в то время, когда мои товарищи-ученики приезжали домой из своих других школ.

На следующий день я приготовилась приехать в Академию задолго до назначенного времени, но по дороге конь потерял подкову. Я видела башню старого монастыря, выглядывающую из-за крыши приземистой аптеки, но не могла туда попасть. Боб должен был проверить, не хромает ли бедное животное, а мне пришлось терпеливо ждать, пока он распряжёт старого мерина и проведёт его назад и вперёд по переулку, не сводя глаз с его ног.

Этот конь и в лучшие дни ходил медленной и неуклюжей походкой. Я не видела ничего подозрительного, но Боб настоял на том, чтобы пройтись с ним взад и вперёд пять раз, и только потом убедился, что ситуация не ухудшилась. Я могла поклясться, что внутри у меня всё сжалось от разочарования, когда я увидела, как узловатые руки Боба снова медленно застёгивают ремни. Это просто кошмар, и паника, которую я почувствовала из-за опоздания на Собрание, не шла ни в какое сравнение с этим.

Наконец, мы подъехали к монастырю, но я так сильно опоздала, что человек, смотрящий за скрытым склоном, уже оставил свой пост, и мне пришлось войти через главный вход. После того, как я назвала пароль, двери открылись. Я чувствовала неодобрение от статуи Афины на входе. Она хмуро всматривалась в меня сверху вниз, как будто думала о том же, о чем и я.

«Ты опаздываешь».

Я лишь один раз бывала в зале Собраний и не знала, как пройти по каменным коридорам. Мужчина с отчётливым вдовьим пиком и таким же внушительным пристальным взглядом провёл меня в комнату на втором этаже. Наши шаги эхом отдавались в длинных пустых коридорах. Я вздрагивала на каждом шагу. Он открыл тяжёлую дверь в большую комнату. Она заскрипела, как будто смеясь над моим затруднительным положением.

В огромной комнате стояли ряды тяжёлых деревянных столов, а каменная лестница вела вниз к большому столу в передней части комнаты. Слабый свет просачивался через сводчатые окна, но они мало усиливали свет, горевший в лампах, которые висели под потолком на толстых железных цепях.

Я попыталась тихонько проскользнуть на место сзади, поставив свою корзинку под скамейку, но мои усилия оказались бесполезными. Комната была заполнена молодыми людьми в элегантных красных жилетах и аккуратных черных пиджаках. Все их взгляды были прикованы ко мне.

— Как любезно с вашей стороны присоединиться к нам, мисс Уитлок, — заявил пожилой мужчина, стоявший за длинным столом в начале комнаты. Он щурился, глядя на меня сквозь свои окуляры, и его тяжёлые обвисшие щеки подёргивались. Господь всемогущий, это тот самый мужчина, который так рьяно оспаривал моё выдвижение на Собрании.

Кончики моих ушей вспыхнули, и я уставилась в пол. Я даже не знала его имени, и тем более того, что обсуждали остальные ученики. На главном столе была выложена огромная композиция из частей и механизмов, но я не могла понять, для чего это всё.

— Как я и рассказывал, — он говорил довольно возмущённо. — В первую очередь наша работа сводится к точности, — на его морщинистом лбу образовались складки. — Мисс Уитлок!

Я встала, держась рукой за стол, чтобы не упасть. Я ждала, зная, что он вызвал меня только для того, чтобы унизить. Тихие взрывы сдавленного смеха парней в комнате были слишком отчётливыми, чтобы их можно было игнорировать.

— Не могли бы вы сказать мне, каким должно быть соотношение эпициклической конфигурации шестерни, и описать разницу между соотношением солнечной шестерни и планетарных шестерней в сравнении с кольцеобразной деталью? — он сцепил руки за спиной и качнулся на каблуках так, что его округлый живот мотнулся вперёд и назад.

Блок шестерён эпициклической передачи. Я знала, что читала о них, но не могла припомнить точную формулу для них. Мне нужно было это записать. Я попыталась представить совокупность механизмов по рисункам в записях Саймона, но страницы его дневников оставались пустыми в моём сознании. Моя ладонь начала скользить по гладкому дереву стола.

— Солнечная шестерня должна оставаться неподвижной? — спросила я, ужаснувшись, что не знаю правильного ответа. Мне нужно больше времени. Приглушенный шёпот среди парней стал громче. Казалось, мои щеки горели огнём.

— Садитесь, мисс Уитлок, — невозможно было игнорировать отвращение в его голосе. Я не просто села, я попыталась слиться с полом. Мне хотелось исчезнуть. Мне казалось, что все парни в комнате смотрят на меня, как на дурочку.

Учитель продолжал говорить на протяжении двух часов, и его голос звучал так, словно он говорил сквозь грязь. Я пыталась записать всё, что он говорил. Записи Саймона были такими плавными и ясными. Мои же выглядели как несвязные обрывки слов. Когда я пересмотрела их, то они, казалось, вообще не несли в себе смысла.

Наконец, учитель объявил перерыв между лекциями, но вместо ликования я почувствовала себя побеждённой. Я просто хотела сбежать, но когда я попыталась выйти из комнаты, парень по имени Сэмюэл преградил мне путь. Дэвид стоял рядом.

— Чувствуешь себя переутомлённой работой? — спросил Сэмюэл, и в его голосе звенело фальшивое беспокойство, напоминавшее скрипичный смычок, нестройно царапающий по струне. — Ты знаешь, есть места, предназначенные для ухода за женщинами, которые страдают от таких недугов.

Дэвид выгнул идеальную бровь. Один из парней ударил меня в плечо, и я потеряла равновесие.

Придя в ужас от намёка, что моё место — в сумасшедшем доме, я пыталась придумать остроумный резкий ответ. В итоге всё, что я смогла сказать — это:

— Я ничего тебе не сделала.

Сэмюэл нахмурился, как будто только что проглотил что-то отвратительное.

— Ты ненормальная, если думаешь, что подходишь этому месту.

— Оставь её, — сказал Дэвид и оттащил Сэмюэла в сторону. — Она не стоит проблем.

Сэмюэл вырвался из его хватки и свирепо посмотрел на него.

— Ты же сам находишь её такой интересной.

— Дело не в ней, и ты это знаешь, — Дэвид опять положил руку на плечо Сэмюэла и развернул его к двери. Молодой граф оглянулся на меня с непроницаемым выражением лица.

Комната быстро опустела, и я почувствовала себя так, словно меня только что выпотрошили. Наконец, я осталась одна и попыталась унять тошноту в своём нутре.

Академии потребовался всего один день, чтобы довести меня до состояния холодного и беззащитного куска мяса, висящего на крюке. Я просто хотела удрать из класса. Воздух внутри душил меня.

Я брела по коридорам, не глядя, куда иду, пока не нашла маленькую кладовую. К счастью, она пустовала, поэтому я спряталась внутри и уселась на кособокую скамейку рядом с узким витражным окном. Я попыталась вновь обрести спокойствие. В животе урчало от голода. В смятении я забыла свою корзину со вторым завтраком, который приготовила мне миссис Бриндл.

По приоткрытой двери слегка постучали.

— Могу я войти?

Я подняла голову и увидела Питера, прислонившегося к двери. Его глаза осторожно изучали меня из-под тяжёлых век. Я разгладила складку на юбке и выпрямилась под его пристальным взглядом.

— Ты тоже хочешь поиздеваться надо мной? — спросила я.

— Учитель Барнабас поступил несправедливо, — сказал он, даже не обращая внимания на мой вопрос. Питер вошёл в комнату и занял место на низком конце скамейки. Он упёрся локтями в колени и сплёл пальцы.

Я повернулась и провела пальцем по краю изогнутого куска темно-зелёного стекла в окне.

— Это не было несправедливо. Вот в чём проблема. Я опоздала и плохо подготовилась, — я знала, что будет нелегко, но всё равно чувствовала себя ужасно.

— Я не смог бы ответить, — признался Питер. — Сомневаюсь, что кто-нибудь смог бы. Мы пробыли здесь всего полдня, а когда ты вошла, он едва успел объяснить, что такое цепь планетарных механизмов. Я бы на твоём месте не стал беспокоиться о том, чтобы быть худшим в классе, потому что я уверен — этот титул выпадет мне.

Это заставило меня улыбнуться.

— Нет, не выпадет. Ты воспитывался, чтобы стать Развлекателем.

Он странно посмотрел на меня, и я поняла, что для моего предположения не было никаких оснований.

— Не так ли? — добавила я.

Питер покачал головой.

— Я обучался, чтобы быть священником.

— Нет, — это слово буквально вырвалось у меня, и я улыбнулась. Вообще-то, он вёл себя так, как подобает человеку такой профессии.

— Правда, — он положил руку на сердце, а другую поднял в воздух, чтобы принести клятву. — Жизнь была блаженно заурядной. Я был сыном сельского врача. И вот мы унаследовали поместье кузена, о котором я ничего не знал, и всё изменилось, — он переплёл руки, потом сжал их в кулаки. — Это ещё одна из многих вещей, которых ожидают от меня как от единственного наследника нашего нового состояния. Мне даже не нравится Лондон. Когда я провалюсь, все эти хлопоты будут напрасны.

— Не говори так, — я не хотела, чтобы он потерпел неудачу. Он был единственным учеником, который не прочь поговорить со мной. — Ты не провалишься, — сказала я, и его плечи слегка расслабились. — Я уверена, что ты будешь великолепен.

— Очевидно, ты меня плохо знаешь, — он застенчиво улыбнулся, затем мой живот ужасно заурчал. — У меня есть немного сыра и хлеба. Присоединяйся, если хочешь, — он вытащил из-под пальто небольшой свёрток и развернул ткань.

Я с благодарностью приняла то, что он предлагал.

Он прислонился к стене и уставился в потолок, отломив кусок хлеба и принимаясь задумчиво жевать.

— Я бы предложил тебе больше, но новый повар немного странная. У неё есть хорошо проверенные закуски, но по какой-то причине она категорически отказывается их готовить. Говорит, что они ей наскучили. Вместо этого она продолжает экспериментировать, и я боюсь, что мой вкус не может позволить ей расширить свои горизонты.

Я громко рассмеялась, и это значительно подняло мне настроение.

— Я совершенно уверена, что моя экономка была нянькой Цезаря, но она с пользой применяет свой опыт ровно до той поры, пока держишь её подальше от перца.

Теперь пришла его очередь засмеяться.

— Вы — хорошая компания, мисс Уитлок.

Я была ему признательна. Приятно иметь того, кого я могу считать другом.

— Пожалуйста, зови меня Мег.

Мы ели в товарищеской тишине, и к тому моменту, когда еда кончилась, я была в куда лучшем настроении, пусть и не обрела уверенность вновь.

Наша короткая передышка чересчур быстро закончилась, и нам пришлось вернуться к лекциям. К счастью, Питер знал дорогу.

Любой боевой настрой, который я обрела во время второго завтрака, стремительно угасал. Огромный объем информации — передаточные коэффициенты, пределы сжатия, расчёт потенциальной энергии и расчёт давления водяного пара в закрытом сосуде — обрушился на меня. Моя голова онемела от отчаянных попыток понять, чему меня учили.

Уравнения с таким же успехом могли быть на греческом. По правде говоря, они выглядели так, как будто были написаны по-гречески, учитывая, что они, похоже, использовали больше половины греческого алфавита и всё же умудрялись не содержать цифр.

Знание числа Пи значительно помогало, но я всё ещё ощущала себя так, будто плыла в воде, которая оказалась слишком тёмной и глубокой, чтобы я могла добраться до берега. К счастью, Питер решил сесть рядом со мной. Когда учитель Барнабас затрещал о том, как материя влияет на сжатие пружин, Питер тут же закатил глаза. А когда обсуждение вернулось к клапанам, он в недоумении покачал головой.

Учитель Барнабас казалось, был полон решимости доказать, что я вообще не разбираюсь в числах. Он выделил меня ещё четыре раза, и я ни разу не смогла дать ответ, который его удовлетворил.

— Мисс Уитлок!

Я вздохнула, снова вставая.

— Да, учитель Барнабас? — это на самом деле начинало утомлять.

— Как определить правильный радиус для шестерни, необходимой для увеличения скорости вращения оси в два раза?

Я моргнула. Наконец-то! Хоть что-то я знала. Мне приходилось вычислять что-то очень похожее, пока я работала над своей механической лягушкой.

— Начнём с того, что…

— Достаточно мисс Уитлок, — сказал он, отмахнувшись от меня. Я уставилась на него, стиснув челюсти. Довольно! Я едва начала. Он не хотел выслушать, что я могла сказать. Он не хотел, чтобы я показывала ему, что могу ответить, и ответить хорошо. Действительно, довольно. С меня довольно.

— Дэвид! — позвал он. Молодой граф поднялся перед классом. К моему бесконечному унижению он сказал именно то, что я собиралась сказать.

— Очень хорошо, Дэвид, — похвалил Барнабас. — Несомненно, у тебя одарённый разум.

Я сжала кулаки, и Питеру пришлось мягко взять меня за запястье и усадить обратно на место.

— Не обращай внимания, — прошептал он, когда Дэвид просиял, глядя на класс, а затем уселся на стул, как на королевский трон.

К концу дня я почувствовала себя так, словно меня переехал локомотив. Я хотела последовать за парнями во двор и спуститься по склону к экипажам, но пообещала себе, что сначала сделаю одну вещь.

В вестибюле я стояла посреди движущегося разноцветного света на полу, размышляя, не пойти ли мне домой зализывать раны. День прошёл не в мою пользу, и вряд ли удача ко мне вернётся. Но я не могла оставить свои чувства невысказанными. Я повернулась к сове и посмотрела прямо в её большие стеклянные глаза, где чуть выше клюва вращались крошечные зубчатые колеса.

— Я хотела бы поговорить с директором Лоренсом, пожалуйста.

Ответа не последовало. Я переступила с ноги на ногу, ожидая чего-то — какого-нибудь признания, что я вообще существую. Я уже могла по памяти проследить путь одного синего треугольника света на полу, когда директор, наконец, вошёл в зал.

— Идёмте со мной, — сказал он. Подавленная и обеспокоенная будущим разговором с ним, я пошла следом, уткнувшись взглядом в край своей юбки. Он провёл меня на один из верхних этажей в свой кабинет.

Сразу стало понятно, что он уже давно занимает этот пост. Комната была хорошо обжитой. У каждой части и фрагмента наполовину изготовленных машин имелось своё пространство, начиная с тела тщательно смастерённого вручную механического павлина и заканчивая абстрактными медными и серебряными приспособлениями, предназначение которых оставалось неизвестным. Его инструменты и бумаги были тщательно организованы и разложены по местам.

Я осторожно наблюдала за директором, пока он усаживался в богато украшенное кресло с высокой спинкой. Оно хорошо вписывалось в интерьер с гнетущими голыми стенами и узкими окнами. Он пригладил острую бородку и сложил пальцы домиком.

— Вы хотели поговорить со мной? — он выглядел невозмутимым.

Я посмотрела вниз на гладко отполированное дерево старого письменного стола. Прошлой ночью я часами репетировала в уме, что сказать, но теперь с трудом могла найти в себе силы, чтобы произнести это.

Лучше всего сказать прямо.

— Я хотела бы, чтобы другие студенты называли меня Мег, директор.

Он поджал губы и сложил руки на столе.

— Понятно. Боюсь, это невозможно.

Конечно, ещё как возможно. Меня звали Мег. Три буквы. М-Е-Г. Даже нетрудно в произношении. Я посмотрела ему в глаза и взмахнула ладонью.

— Требование обращаться ко мне по фамилии выделяет меня среди остальных.

Казалось, на директора это не произвело ни малейшего впечатления. Он откинулся назад на спинку так далеко, как только позволяло кресло.

— Вы и так выделяетесь, — он слегка склонил голову. — Хотите вы того или нет.

Я посмотрела на свои руки и замолчала. Я не могла этого отрицать.

Он тяжело вздохнул.

— Возможно, с моей стороны было нечестно выдвинуть вашу кандидатуру…

— Нет, — возразила я, вновь посмотрев на него.

Он поднял руку, призывая меня к тишине.

— Неважно, как вас называют, факт остаётся фактом: вы никогда не будете такой, как ваши сверстники. Вы должны быть чем-то большим, и даже тогда любое признание вашего успеха будет неохотным. Ваше имя не имеет значения.

— Прошу прощения, директор, но я считаю, что вы ошибаетесь, — я положила руку на стол. В самом деле, мой пол не менялся, но моё имя будет постоянным напоминанием об этом обособлении. — Если остальные должны видеть во мне равного члена Академии, моё имя не должно вставать между нами. Как они могут относиться ко мне как к товарищу-ученику, если каждый обязан обращаться ко мне так, словно при официальном визите? Я не могу быть двумя людьми одновременно.

— Но вы можете быть довольно смелой, и это одна из причин, по которым я выдвинул вас в кандидаты. Вы останетесь частью этой Академии до тех пор, пока это происходит на моих условиях, — уголок его тонких губ приподнялся в улыбке. — Однако у вас нет права на ошибку, моя дорогая. Если вам придётся выезжать из дома в среду, чтобы быть здесь в воскресенье, я ожидаю, что вы так и поступите. Я ясно выразился?

— Да, директор.

— Я не хочу, чтобы из меня делали дурака. Я восхищался вашим отцом и надеюсь, что вы будете уважать его наследие, — он встал, возвышаясь надо мной.

Неожиданно я почувствовала себя виноватой.

— Да, директор.

— А теперь идите. Мне многое нужно подготовить перед следующей встречей, — он небрежно махнул рукой в сторону двери.

— Но моё имя…

— Останется таким, какое оно есть. Назовём это данью приличиям. Я не хочу, чтобы молодые люди забывались. Пока вы здесь, я отвечаю за ваше благополучие. Доброго дня, мисс Уитлок.

Он снова сел, и у меня не осталось другого выбора, кроме как покинуть комнату. За один день я прошла через тернии, и наградой мне стало то, что от меня вот так быстро отделались.

Это моё имя, но его каким-то образом превратили в заложника необходимости убедиться, что молодые люди не ведут себя грубо. Я просто хотела учиться. Это всё, чего я когда-либо хотела. За сегодня я узнала несколько вещей, и всё же ни одна из них не имела ничего общего с изобретениями.

Что-то пробудилось во мне. Не знаю, что это такое. Знаю лишь, что это казалось неукротимым и мощным. Я проявлю себя. Я им всем покажу.

И начну я с директора.

Глава 10

В течение следующей недели погода становилась жарче, и в моей жизни тоже начиналась жара. Я обуздала свой гнев и использовала его, чтобы выковать себе доспехи и оружие против коллег-учеников и, к сожалению, учителей. Каждое утро после пробуждения первой мыслью, которую я впускала в свою голову, становилось одно-единственное утверждение.

«Если знание существует, то ничто не помешает мне учиться, и учиться хорошо».

И я училась.

Структура зубчатой передачи, муфты общего соединения, выходной потенциал для различных структур ротора, расчёты для определения центра тяжести, числа на числах поверх ещё больших чисел.

А ещё чертежи. У Развлекателей была очень специфическая техника маркировки, которая сама по себе являлась почти формой искусства.

Всё остальное в моей жизни исчезло. Я едва замечала пыль на полках магазина игрушек, а если и замечала, то заставляла себя не обращать на неё внимания. У меня имелась работа поважнее.

Миссис Бриндл делала всё от неё зависящее, чтобы следить за магазином, но она стала обо мне очень беспокоиться. Несколько раз она намекала, что для молодой девушки просто ненормально не думать ни о чём, кроме цифр и вычислений. Один раз её совет вывел меня из себя, и я огрызнулась, что пусть она и хочет как лучше, но она не знает, о чем я могу или не могу думать.

Я была полна решимости, но это причиняло боль. Я страдала от истощения. Глаза жгло от усталости, а тело становилось одеревеневшим, когда я часами училась под умирающим светом фонаря в своей мастерской. Я жила двумя разными жизнями, нагромождёнными друг на друга. И ценой всему этому был мой сон.

Я была сама не своя. Вместо этого я превращалась в робота. Мой разум разбирался с проблемами бесшовного соединения штифтов и шестерёнок, но в этом не было никаких эмоций, только азарт нескончаемого давления.

Однажды вечером, вернувшись с занятий, я почувствовала, что голова идёт кругом. Я не могла это остановить. В моем воображении снова и снова возникали образы пазов, шпилек, болтов и пружин. Я слышала бесконечный гул монотонной речи учителей, тараторящих непрерывную последовательность цифр. Проходя через магазин, я не замечала игрушек. Всё превратилось в размытое пятно теней и цвета. Вместо этого я ввалилась в гостиную и упала в кресло у камина. Я даже не потрудилась поздороваться.

Вошла миссис Бриндл, неся чай. Она поставила его на стол, но я по-прежнему не могла заставить себя заговорить. В тот день был учитель из Бельгии. Он был справедлив, но каждый раз, когда он задавал вопрос, Дэвид вставал и говорил:

— Я думаю, мисс Уитлок знает ответ, сэр.

Ублюдок.

Я поймала себя на том, что повторяю одни и те же ответы снова и снова, пока учитель пытался понять меня. В конце концов, я вынудила Дэвида прекратить игру, дав ответы по-французски. Хоть мои разносторонние языковые навыки и поставили Дэвида на место, это было нелегко.

Миссис Бриндл обеспокоенно улыбнулась мне и положила конверт на поднос рядом с чайником.

— Это пришло вам, дорогая, — она сложила руки на груди и вышла из комнаты.

Я мельком взглянула на конверт, затем моргнула. Мне понадобилось мгновение, чтобы набраться смелости протянуть руку и схватить его. Я снова перевернула его и тут же узнала почерк.

«Уилл».

Мое сердце чуть не разорвалось от всего того, что я почувствовала разом. Восторг от того, что он написал, страх от того, что он сказал, глубокое и ужасное горе от того, что он не со мной. Но прежде всего я почувствовала облегчение от того, что он вообще подумал обо мне.

Дрожащими пальцами я попыталась осторожно открыть конверт, но тщетно. Я разорвала его, когда обнаружила единственную страницу аккуратного, сжатого почерка.

«Дорогая Мег,

Надеюсь, ты в порядке. Я счастлив здесь в Шотландии. Рабочие на Литейном заводе тут же приняли меня, и ощущать себя частью клана — это прекрасно. Наш последний разговор закончился не очень хорошо. Я хочу, чтобы ты знала, я часто думаю о тебе.

Несмотря на все то, что я здесь открыл, моя жизнь — уже не та, что была весной. Я делаю всё возможное, чтобы сделать моё имя таким, что ты сможешь мною гордиться. Надеюсь, судьба к тебе так же благосклонна.

До встречи. Надеюсь, что она случится скоро.

С любовью,

Уилл».

Я перечитывала записку снова и снова, мои глаза прослеживали каждый аккуратный мазок чернил на бумаге. Должно быть, ему потребовалось несколько часов, чтобы написать письмо. С одной стороны, мне хотелось большего. Мне хотелось, чтобы он наполнил страницу признаниями в любви и раскаянием в том, что бросил меня. С другой стороны, записка была сущим Уиллом, во всех отношениях. Он никогда не был тем, кто попусту тратит слова.

Проведя пальцем по фразе «Я часто думаю о тебе», я почувствовала, как что-то во мне сломалось. Как пружина, на которую слишком сильно нажали, мой хрупкий контроль надломился, и все остальные мысли в моей голове развалились. Всё давление, все тревоги отпали и сменились в моем сознании новым образом Уилла, счастливого и окружённого друзьями.

На страницу упала слеза, и я заплакала. Прижимая письмо к груди, я плакала до тех пор, пока меня не сморил сон у огня.

***

Когда я подъехала к каретному сараю для следующих занятий, моё настроение было таким хорошим, каким не было уже несколько месяцев. Я чувствовала шелест письма Уилла, засунутого в карман, вшитый в складки юбки. Обычно в кармане лежали пружинки, шестерёнки, письменные принадлежности и другие вещи, которые мне обычно требовались под рукой. Сегодня в нём находилось моё сердце. Поглаживая уголок бумаги, я не могла представить ничего другого, что мне хотелось бы держать так близко.

Мои мысли в кои-то веки не кружились вокруг кроме формул и механизмов, и это давало ощущение свободы. Уилл часто думал обо мне. Я была полна решимости сделать то же самое.

В действительности я поймала себя на том, что улыбаюсь, когда поднималась по склону во двор. К несчастью, там оказался Дэвид, как обычно с Сэмюэлом под боком.

И всё же эти двое не могли испортить мне настроение.

— Добрый день, — поздоровалась я, улыбаясь ещё шире.

— Что на тебя нашло? — спросил Сэмюэл со своим обычным хмурым видом. Дэвид просто внимательно смотрел на меня своими нервирующими светлыми глазами — как сиамский кот, пристально и с любопытством.

— Мне не позволено улыбаться? — я схватила юбку и игриво взмахнула подолом. Письмо мягко смялось, словно смеясь вместе со мной. Сэмюэл сделал шаг ко мне и подался вперёд, чтобы заставить меня отступить.

Я отступила в сторону и кивнула парню в тюрбане, стоявшему на ступеньках, ведущих внутрь. Он не сводил глаз с Сэмюэла.

— Ты бы не улыбалась, если бы знала, как неважно обстоят твои дела, — усмехнулся Сэмюэл.

Я дерзко наклонила голову.

— Я знаю, что на нашем последнем экзамене я набрала вдвое больше баллов, чем ты.

Рыжеволосый парень, который только что дошёл до верха склона, грубо захохотал. Сэмюэл кинулся к нему, но Дэвид схватил его и потянул назад.

— Не надо, — предупредил он.

Я начала подниматься по ступенькам, чтобы увеличить расстояние между нами, тогда как парень в тюрбане шагнул в сторону двора.

— На что уставился, Пенджаб?! — прокричал Сэмюэл и резким движением одёрнул жилет. Я повернулась и вошла в безопасные коридоры.

Там меня встретил Питер, который сопроводил меня к лекционной комнате. Он крепко сжимал свои книги.

— Тебе не стоит его провоцировать, — предупредил он.

— Он похож на собаку, лающую за воротами, — сказала я. Дэвид меня раздражал, но, по крайней мере, я могла неохотно признать, что он умён и разбирается в цифрах. Но он был высокомерным, привилегированным и вообще занозой в боку. Сэмюэл был ещё хуже, оскорблял других, но прятался за безопасным покровительством Дэвида.

— А ещё он сын директора, — Питер открыл дверь, и мы нашли место в конце зала.

— Правда? — я понятия не имела. Они мало походили друг на друга. Директор был худощавым и светловолосым, а Сэмюэл — темноволосым и дородным. Наверное, он пошёл в мать.

— Помяни чёрта, — прошептал Питер, когда Сэмюэл вошёл в комнату, его глаза всё ещё горели яростью.

— Эй, смотрите, — крикнул Сэмюэл классу. — Обе дамы хихикают сзади, как старые курицы.

Питер покраснел и уставился в стол.

— Почему бы тебе не сесть впереди, чтобы никто не видел, как ты шевелишь губами, пока пишешь? — предложила я Сэмюэлу.

И снова парочка мальчишек отреагировали на оскорбление тихим аханьем и смехом.

Сэмюэл готов был плеваться в меня огнём.

Я скрестила руки.

— Хочешь ещё затеять ещё один обмен колкостями, или для тебя это слишком обременительно?

— Я был бы не против повоевать, — вставил Дэвид, входя в двери.

Я перевела взгляд на него, и моя самоуверенность рухнула вниз вместе с внутренними органами. Шанса возразить у меня не было.

— Все до одного, займите свои места, — позвал знакомый голос.

«Оливер!»

Мое лицо расплылось в улыбке, когда я увидела Оливера, входящего через узкую дверь в углу комнаты за огромным столом. Его растрёпанные волосы пребывали, как всегда, в беспорядке, но лицо так и светилось хорошим настроением, когда он засунул большие пальцы в карманы жилета и оглядел класс. Я прижала руку к письму в кармане. На мгновение показалось, что солнце пробилось сквозь бесконечный зимний туман.

— Дэвид, на своё место, — сказал Оливер с небрежным предупреждением в голосе. Дэвид демонстративно зашагал вниз по лестнице, присмирённый своим старшим, богатым и высокопоставленным будущим шурином.

Я готова была сплясать джигу.

Питер открыл книги и приготовил чернильницу, но прежде, чем он окунул ручку, Оливер протянул руку и сказал:

— Книги в стороны, будьте любезны. Сегодня будет практическое занятие. Возьмите с собой только маленький блокнот и карандаш.

Все в комнате заговорили приглушенными голосами, возбуждение в воздухе стало ощутимым. Мы могли действительно что-то сделать, а не только слушать лекции и писать конспекты.

— Очень хорошо, — заявил Оливер, пока мы собирали свои вещи. — Следуйте за мной, будьте любезны.

Мы выстроились в шеренгу, и Оливер повёл нас дальше по коридору во двор. Как только мы сгруппировались в большом пространстве, он повёл нас к вольеру механических птиц, молча стоявших в углу.

Он хлопнул в ладоши и обратился к нам:

— До настоящего момента вы изучали теорию и математику, и всё это хорошо. — Оливер заложил одну руку за спину, а другой сделал приглашающий жест. — Но быть Развлекателем — это не просто цифры. Мы находим решения проблем. — Он сделал паузу и игриво пожал плечами. — Или мы создаём проблемы и заставляем других решать их. Боюсь, это давняя традиция.

Я обошла толпу сзади, не видя ничего за высокими парнями перед собой.

Оливер продолжал.

— Как вы видите, это Развлечение с возрастом заржавело. Когда его только изобрели, птицы могли издавать свист, используя пар, проходящий через трубы. Мы использовали их, чтобы созывать людей во дворе на собрания. Птицы не работали больше двадцати лет. Ваше предназначение — осмотреть птиц, и к следующей нашей встрече придумать план, который сможет либо отремонтировать вольер в его нынешнем виде, либо создать что-то ещё более эффектное, — свет упал на очки Оливера, и он усмехнулся. — У вас есть три дня. Мы претворим в жизнь лучший дизайн, и вместе вновь услышим зов птиц. Удачи!

Я рванулась вперёд, готовая разнести весь вольер на части, если понадобится. Именно этого я и ждала. Я приступила к испытанию, заметив, что директор Лоренс наблюдает за нами с верхней ступеньки лестницы.

Я должна стать той, кто найдёт лучшее решение. Это мой шанс блеснуть.

Глава 11

К несчастью, не я одна страстно желала осмотреть птиц. Остальные парни рванули вперёд, и я испугалась, что они в спешке обвалят всё Развлечение.

Осознав тщетность своих попыток, я шагнула назад и по возможности зарисовала верхнюю часть клетки из труб. Мне нужно взглянуть поближе. Я не могла протиснуться силой. Да даже если бы и смогла, то не увидела бы ничего полезного. Иногда быть на голову ниже остальных — это настоящая помеха.

Я раздражённо отвернулась и заметила небольшую часть тёмной трубы, проходящей вдоль основания высокой каменной стены. Заинтересовавшись, я подошла поближе к ней и подковырнула грязь носком ботинка. Труба тянулась вдоль всей стены. Она исчезала в небольшом отверстии у той части стены, которая находилась над опущенным каретным сараем. Кожу на моих руках закололо от нетерпения.

Вольер был больше, чем казалось с первого взгляда. Мне нужно найти остальную его часть. Прижимая альбом к груди, я направилась к склону и поспешила вниз.

— Мисс Уитлок, уже сдаётесь? — крикнул Дэвид. Я даже не потрудилась обернуться. Дураки могут следовать своей собственной глупости. Я стояла на пороге открытия. Я могла лишь надеяться, что этот путь не заведёт меня в тупик.

Пока я плавно спускалась по склону, лишь свет из арочного проёма позади меня освещалдлинный подземный коридор. Я шагнула вправо и осмотрела один из светильников, которые освещали проход, когда проезжали экипажи.

Над ним находилось кремниевое колесо. Я уже видела подобные факелы. Механизм довольно прост: когда натягивался трос, колесо над факелом начинало вращаться. Внешний край колеса был покрыт кремнием. Вращаясь, он тёрся об ударник и осыпал факел искрами, позволяя ему зажечься.

Мне просто нужно найти направление. Следуя по тонкой трубке, соединявшей факелы, я проследила за ней до небольшого рычага у подножия склона. Он немного застрял, но мне удалось потянуть за рычаг. Раздался треск, и кремниевые колеса закрутились в потоке искр. Факелы загорелись, освещая проход.

Я осмотрелась по сторонам, не забывая о странных шагах, которые я слышала, когда в последний раз спускалась по склону одна. Я не уверена, что тогда в темноте притаился именно человек в маске, но осторожность не помешает. Я повернула направо и пошла вдоль каретного сарая, пока не нашла большую металлическую панель высотой добрых шесть футов. Она крепилась к стене, а к ней болтами были прикручены двойные двери.

Я протянула руку, чтобы открыть дверь.

— Что ты делаешь здесь внизу?

Я подскочила и резко обернулась, вскинув руку к горлу.

— Питер! — ахнула я, внезапно почувствовав головокружение от шока. — Никогда больше так не делай.

Он поднял руки вверх.

— Приношу свои извинения. Я не хотел пугать тебя.

Я жестом подозвала его ближе.

— Думаю, я нашла двигатель.

Круглое лицо Питера расслабилось от облегчения.

— Блестяще! — он поспешил ко мне, и мы вместе распахнули двери.

Наружу выбежала крыса, попискивая на бегу. Я завизжала и прыгнула за Питера. Он так сильно рассмеялся надо мной, что чуть не согнулся пополам. Я сильно толкнула его в плечо, и он отшатнулся в сторону.

— Это была всего лишь крыса, — проворчала я.

— Не я же подскочил до потолка, — он вытер глаза и подошёл поближе, чтобы присмотреться. Большую часть комнаты занимал большой котёл, но в нем не было ничего необычного, только паровая топка и трубы. — Ну и бардак.

— Вот и проблема нашлась, — сказала я, указывая на большую трещину в трубе, которая вела от старого котла.

— Что ж, ты, безусловно, избавила меня от массы работы, — Питер закрыл дверь. — Починить такое должно быть просто.

Я кивнула, но ушла мыслями намного дальше ремонта треснувшей трубы.

***

Вернувшись к себе в мастерскую, я торопливо принялась вытаскивать дневник за дневником с полки над рабочим столом. Я перелистывала страницы в лихорадочной спешке, ища то, о чём читала несколько месяцев назад.

Это тот случай, когда огромное количество заметок Саймона стало ужасным препятствием.

Одна из книг в кожаном переплёте с глухим стуком упала на пол. Я наклонилась, чтобы поднять её, затем полистала страницы. Наконец, я нашла это.

Саймон Прикетт сделал подробные заметки о внутреннем устройстве нескольких Развлечений, созданных Орденом. Само собой, в дневнике он составил подробную карту тока пара по трубам золочёного вольера в Академии, а также внутренние схемы птиц.

В теле каждой птицы был заложен элементарный свисток. Саймон пометил, какой тон издаёт каждая птица в вольере. Он также пометил, что по мере нарастания давления открывались различные клапаны, и хор птиц щебетал в случайном порядке.

Я бы могла сделать гораздо лучше.

Если найти способ одновременно выпустить пар в тело каждой птицы, я бы заставила их петь не беспорядочно, а хором.

Это было бы изумительно.

Но у меня есть только три дня.

Если бы я хотела нарисовать набросок замены треснувшей трубы, это заняло бы у меня не больше часа. То, что я задумала, либо выделит мою идею среди остальных учеников своим творческим даром, либо выставит меня чересчур амбициозной дурой.

Если я хотела, чтобы моя затея увенчалась успехом, то мне требовалось время. Время — единственная вещь, которой у меня, похоже, никогда не будет в достатке.

Я вытащила большой лист чистой бумаги, взяла в руки карандаш и принялась за работу.

Я трудилась весь день и ночь. Даже когда я пыталась поесть или помочь покупателям в магазине, мои мысли возвращались к моему грандиозному плану. Он стал моим наваждением, но в некотором отношении помогал мне почувствовать себя живой и сильной. Я могла лишь представлять себе, каково это — привести свой план в действие и заставить его работать.

Идея была простой, но вот её реализация — напротив. Мне пришлось создать большую музыкальную шкатулку с выступами, обозначающими сигнал каждой птицы. Когда пружина поднималась над каждым выступом, она открывала клапан, позволяя пару войти в нужную птицу и издать ноту через свисток.

Я выбрала упрощённую версию четвёртой части Девятой Симфонии Бетховена. Ритм и последовательность тонов знаменитой «Оды к радости» были легко узнаваемы и соответствовали тонам, которые я могла бы выпустить через птиц.

Я так зациклилась, что поймала себя на том, что постоянно напеваю мелодию и подбираю слова под песню в соответствии с тем, что я делала в данный момент. Однажды утром я запела лихим громогласным голосом:

— Мне нужно масло для лепёшки, немного чая и варенья. А коль проголодаюсь, я съем ещё печенье, — одержимость превратила меня в поэта.

Разобравшись, как лабиринт из клапанов и пусковых сигналов можно связать с моими пружинами, я принялась трудиться над схемой нотных знаков, поскольку на тумблере они должны обозначаться выступами. Я практически довела себя до сумасшествия деталями.

К концу третьего дня, слава богу, у меня было нечто стоящее. Я посмотрела на лист бумаги со своими аккуратными рисунками и подробными нотами. Меня переполняла гордость, которую я не могла описать. Это нечто прекрасное.

Я осторожно скрутила большой лист в рулон и перевязала его розовой лентой, прежде чем встретиться с Бобом за конюшнями, чтобы он отвез меня на следующую лекцию. Я с трудом сдерживала волнение.

Путешествие до монастыря заняло немного времени. Было рано, и когда мы подъехали к потайному каретному сараю, Лондон едва открывал сонные глаза, чтобы поприветствовать солнце.

Я взлетела по склону, чувствуя себя птицей. Я не смотрела по сторонам и случайно врезалась в Дэвида.

Он поймал меня, не дав упасть, и крепко сжал мою руку, подождав, пока я встану на ноги. Мой рисунок упал на землю.

— Доброе утро, мисс Уитлок, — поприветствовал он, когда я потянулась за рисунком. Но он поднял его раньше меня. — Что это?

— Отдай это, Дэвид, — моё сердце заколотилось от страха и гнева, когда он снял ленту и развернул бумагу. Он не имел на это права. Крепко стиснув зубы, я протянула руку.

— Я только посмотрю, — он одарил меня улыбкой, полной высокомерия, и я ринулась за рисунком. Он грациозно повернулся на каблуках, чему либо научился на своих уроках танцев, либо у дорогого итальянского инструктора по фехтованию. Каждый раз, когда я подходила ближе, он умело делал ложный выпад в сторону. Его бледные глаза пробежались по моим рисункам, и полуулыбка, которую я нашла такой раздражающей, медленно исчезала.

В этот самый момент Сэмюэл и ещё четверо учеников подошли к Дэвиду с другой стороны. Мой страх перерос в панику, когда Сэмюэл подошёл к Дэвиду.

— Что у тебя там? — съязвил он. — Она захотела украсить птиц лентами и кружевами? — Сэмюэл подобрал брошенную ленту, словно охотничий трофей, и заглянул Дэвиду через плечо.

Когда его глаза скользнули по моему рисунку, жестокая улыбка исчезла с его лица.

Я не могла кричать или плакать. Я знала, что никоим образом не могу потерять контроль, иначе они получат именно то, что хотели. Им обоим больше всего на свете хотелось бы довести меня до ужимок маленькой девочки, позорно выпрашивающей игрушку.

— Я сказала — отдай это назад, — не знаю, где я научилась говорить таким тоном, но это явно не был голос отчаявшегося ребёнка. Парень из Ирландии и Ноа отступили на шаг, когда я угрожающе зашагала вперёд.

Дэвид казался опешившим. В этот момент Сэмюэл выхватил у него бумагу, едва не порвав. Я почувствовала резкий укол в груди и приготовилась защищаться от него.

— Отдай это мне. Сейчас же, — потребовала я.

Он сжал чертежи в кулаке и спрятал за спину.

— Что ты мне за это дашь? — в его глазах светилось безумие, когда он устремился вперёд, прямо ко мне. — Конечно, это стоит поцелуя.

Я отступила.

— Я слышал, ты делала гораздо больше с той цыганской дворняжкой, с которой ты водилась, — он усмехнулся. Я почувствовала, как моё лицо запылало.

— Оставь её в покое, Сэмюэл, — я обернулась, и Питер вышел вперёд. Он был намного ниже Сэмюэла, но что-то в его поведении изменилось, и он выглядел угрожающе.

— Ты собираешься драться со мной за это? — ухмыльнулся Сэмюэл, сжав кулак. — Хороший повод для смеха.

К моему удивлению, Питер остановился и откинулся назад, весело склонив голову набок.

— Нет, но я приму твоё первое предложение.

Парни во дворе взвыли как собаки, некоторые из них схватились за бока, сопя, покатываясь со смеху и давая друг другу пять.

Питер не сдавался, пока я пыталась справиться с внезапным смятением. Я уверена, что неправильно расслышала его слова. Совершенно точно, я неправильно расслышала.

— Что здесь происходит? — мы замерли, когда директор Лоренс царственно спустился по ступеням. Ничто не ускользнуло от его внимания, когда его невообразимо умный взгляд прошёлся по всем нам. Он подошёл к сыну и протянул руку.

Сэмюэл нахмурился, передав мои чертежи директору. Я затаила дыхание, когда директор схватил бумагу, чтобы разгладить самые сильные складки, а затем внимательно изучил её. Одна резко изогнутая бровь медленно поднялась. Он не отрывал глаз от рисунка.

— Чья это работа? — в его голосе всё ещё звучало неодобрение, и толпа, казалось, отступила от меня, как будто я только что заразилась чумой.

Сомнение вытеснило каждую мысль из головы, и я как будто лишилась дара речи. Буквально утром я так гордилась своим замыслом, но мне всего лишь шестнадцать лет. У меня больше опыта вышивания анютиных глазок на шёлке, чем черчения и создания изобретений. Я беспокоилась, что набросок был ужасно некорректным, а мои амбиции выглядели глупо. Мне стоило просто составить план ремонта сломанной трубы. Мне следовало попытаться сделать только то, что я знала наверняка.

Директор окинул толпу непроницаемым взглядом.

— Ну?

— Это работа мисс Уитлок, сэр, — Ноа выступил вперёд, и я почувствовала, что готова умереть на месте. Я сердито посмотрела на него, но он не потрудился даже взглянуть на меня.

— Понятно, — директор торопливо свернул чертёж, даже не взглянув на меня. Он выглядел одновременно чувствующим отвращение и разочарованным, а мне показалось, будто кто-то растоптал моё сердце. — Я не потерплю недисциплинированности в этих коридорах. В любой момент вас оценивают не только по вашим навыкам, но и по вашему поведению. У человека без контроля нет ничего, — он сунул чертежи под мышку. — Пожалуйста, передайте ваши задания учителю Найджелу, а затем встретьтесь с учителем Оливером в лекционном зале. Вы свободны.

Парни выстроились в очередь, передавая свои свитки учителю Найджелу, а затем мы вошли в тёмный зал и затопали вниз по знакомой дороге к лекционному залу.

Я всё ещё словно язык проглотила. Мне было плохо, когда я уселась на своё обычное место в углу. Дэвид жесток, а Сэмюэл — скотина, но их издевательства казались незначительными по сравнению с реакцией директора Лоренса. Он испытывал отвращение к моей работе. Выражение его лица ни с чем нельзя было перепутать.

— Мег, с тобой всё в порядке? — прошептал Питер, усевшись рядом со мной.

Обращение по имени шокировало меня, и я моргнула, спешно стараясь подавить слезы, защипавшие глаза.

Я провела рукой, делая вид, что небрежно приглаживаю причёску спереди.

— Я в порядке, — соврала я.

До конца дня Оливер поделил нас на команды. В лекционном зале один человек пытался нарисовать и описать хитроумное приспособление, которое Оливер положил на главный стол. В другой комнате другой член команды брал чертежи и пытался воспроизвести машину.

Я пыталась сосредоточиться, но мне не хватало уверенности. Я нарисовала машину, как могла, однако руки дрожали, и пропорции были ошибочными. Мои объяснения того, как всё соединяется воедино, оставляли желать лучшего. Я просто хотела, чтобы этот день закончился.

Один за другим парни ушли, и лекционный зал опустел, пока последний ученик в комнате не поднялся и не вышел через дверь, оставив меня одну. Чувствуя на себе давление, я поспешно дописала последнее примечание, схватила рисунок и тоже выбежала за дверь.

Когда я вошла в комнату, где все собрались, Питер широко раскрыл глаза от волнения. Он посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Где ты была?»

Я неопределённо пожала плечом и протянула ему рисунок.

К счастью, нехватку познаний в математике Питер компенсировал умением собирать сложные структуры. Его руки двигались уверенно и быстро, пока я наблюдала, как из кучи деталей рождается машина.

Он привлёк внимание нескольких других, когда быстро превзошёл их усилия. Я смотрела на него с благоговением, испытывая облегчение и благодарность к нему.

Питер медленно отодвинул большой шарнир на пружине. Как только он поставит его на место, мы станем первой командой, которая закончит.

Я наблюдала, как он повернул скобу вниз, чтобы зафиксировать шарнир.

Она треснула, и острый край металла впился в руку Питера, а затем ударил по корпусу двигателя с резким треском, который эхом отразился от каменных стен.

Питер завопил, прижав руку к груди.

— Питер! — закричала я и побежала к нему. Кровь хлынула из его руки, и он в шоке уставился на меня, подавляя боль. Я схватила его носовой платок и завернула им рану на руке, а все остальные, казалось, столпились вокруг нас.

Питер зашипел, когда я попыталась надавить на рану, чтобы остановить кровь.

— Оставь. Ты сделала достаточно.

— Что происходит? — Оливер протиснулся сквозь толпу. Он бросил взгляд на руку Питера, затем смерил меня строгим, обвиняющим взглядом. — Что здесь произошло?

— Я… я… — я заикалась. — Должно быть, я допустила ошибку.

Я оцепенело смотрела, как Оливер подхватил Питера и вывел его из комнаты. Слева от меня Сэмюэл хмыкнул. Я собрала свои вещи перед уходом, чувствуя себя беспомощной, обеспокоенной и побеждённой.

В ту ночь, сидя в постели и глядя, как пламя свечей мерцает на гладких белых стенах моей ничем не украшенной спальни, я пыталась написать письмо Уиллу. На полу лежали беспорядочно разбросанные листы бумаги. Ни одно из писем не казалось правильным. Мне хотелось сказать ему, что я тоже счастлива, и что Академия оказалась всем тем, на что я надеялась. Я хотела сказать ему, что справляюсь сама, и что у меня всё хорошо.

Я хотела сказать ему, что не жалею о своём решении. Мне нужно сказать ему, что мне жаль.

Вместо этого я положила чистый лист бумаги на прикроватную тумбочку и задула свечу.

Глава 12

Прошло больше недели, прежде чем пришло следующее письмо, вызывающее нас в Академию. Летняя жара сделала Лондон гнетущим и удушающим. Затхлые и горькие запахи висели в воздухе и липли к моей коже, заставляя чувствовать себя отвратительно.

Даже сидя за секретером и просматривая приходно-расходные книги магазина, я не могла сосредоточиться на цифрах. Обычно процесс приведения книг в порядок успокаивал меня. Было нечто простое в сложении и вычитании чисел аккуратными рядами и получении чёткого результата в конце.

Моя работа в Академии намного сложнее. Неважно, занималась ли я сведением счетов или заваривала чай, мои мысли всё равно цеплялись за одно: каких результатов я добилась по сравнению с остальными?

По всей видимости, не очень солидных. Хмурый взгляд директора в момент, когда он увидел мой чертёж, был таким резким и суровым. Моя идея не произвела на него впечатления. Я считала себя такой умной, а теперь чувствовала себя глупо.

Моя рассеянность не только для меня обошлась дорогой ценой. Меня всё ещё грызло чувство вины по поводу того, что случилось с рукой Питера. Я не знала, насколько глубоким был порез, и я молилась, чтобы рана зажила без последствий. Я пыталась писать ему, затем поняла, что даже не знаю его фамилии. В данном случае правило Развлекателей по поводу использования имён без фамилий, мягко говоря, раздражало. В конце концов, я написала письмо с извинениями и послала его Оливеру с просьбой переслать его Питеру.

Оливер прислал ответную записку со словами, что передал послание, но от Питера я ответа не получила.

Наконец, наступил день следующей встречи. Поездка из Мэйфера к старому монастырю показалась как никогда долгой, хотя ранним пятничным утром движения на улицах почти не было. Старый конь семенил довольно быстрым шагом, и Боб весело насвистывал, покачивая вожжами.

Я стискивала свою маленькую корзинку и сосредоточилась на трещине в половицах, наблюдая, как под ней быстро проносится мощёная улица. В кои-то веки я не волновалась об опоздании. Я вообще боялась приезжать. Когда мы, наконец, добрались до каретника, я коротко помахала Бобу на прощание, затем глубоко вздохнула и посмотрела на яркое небо над вершиной склона. Мои ноги казались чугунными, пока я поднималась во двор, где возле вольера обнаружила большую толпу. У меня не было желания присоединяться к ним, но и задерживаться под аркой в одиночестве тоже не стоило.

Смирившись с неизбежным разочарованием, я подошла к остальным.

— Что происходит? — спросила я высокого ирландского парня. Кажется, его звали Майкл, но я не уверена.

Майкл переступил с одной долговязой ноги на другую. Он сунул руку в карман, отчего его такой же худой локоть торчал, как куриное крылышко.

— Учителя выбрали лучший проект для новой версии вольера. Всё это время они ремонтировали его. И теперь они собираются обнародовать результат.

На мгновение я задумалась, у кого мог быть лучший проект, но потом решила, что это, должно быть, Дэвид. Абсолютно всё давалось ему легко. Золотой ореол совершенства, постоянно окружавший его, непременно распространится и на этот проект.

Взглянув на молодого графа в безукоризненно сшитом пиджаке и блестящем шёлковом жилете, я поняла, что камердинеру, должно быть, понадобилось три дня, чтобы привести его в безупречный вид. Я попыталась представить себе, каково это — иметь жизнь, не требующую усилий, но не смогла даже вообразить себе такое.

Начиная с надменного наклона головы и заканчивая гордой позой, он во всем казался таким уверенным в себе, когда скрестил руки на груди и оглянулся на меня. Но в его глазах была какая-то неуверенность. Сэмюэл что-то сказал ему с редкой улыбкой на лице.

А потом мне в голову пришла ужасная мысль. Сэмюэл — сын директора. Несомненно, отец помогал ему с проектом. Это нечестно, и я не могла переварить мысль, что буду проходить мимо вольера каждый день, зная, что именно Сэмюэл спроектировал его ремонт.

Я привстала на носочки, чтобы лучше получить лучший обзор, но прока от этого не было. Вольер накрывала огромная белая ткань. Парни вокруг меня тоже смотрели с предвкушением. Любой из них мог удостоиться этой чести. Все они были великолепны — ладно, большинство из них. Даже парни, которые предпочитали молчать — например, взрослый парень из России или паренёк-индеец, — похоже, никогда не ошибались в расчётах.

Я заметила Питера, стоявшего у стены в стороне от толпы, рядом с парнем из Индии. Его рука всё ещё была обмотана повязкой. Я отошла к другой стороне группы, где он не мог меня видеть. Я не знала, что ему сказать. Я чувствовала себя ужасно из-за того, что он пострадал из-за меня.

Раздалось три громких удара, когда посох стукнул по камню верхней ступеньки лестницы, ведущей в здание. Отойдя от Питера, я нечаянно оказалась прямо перед директором.

Он мельком взглянул на меня, затем поднял руку, призывая к тишине.

Парни замолчали. Предвкушение может эффективно дисциплинировать.

— Я разочарован в вас, — сказал он с надменным и устрашающим видом. Я уставилась вниз, на камни под своими ногами. — Слишком многие из вас были ослеплены тем, что видели перед собой. Вы не приложили ни капли усилий, чтобы разобраться, как работает Развлечение. В своих проектах вы основывались на домыслах. Ослеплённые сложностью, вы не смогли увидеть простоту.

Я посмотрела вверх, почувствовав, как ноги сделались ватными. Мы с Питером обнаружили треснувшую трубу, и мои чертежи определённо затрагивали проблему, но я также добавила комплекс компонентов, основанных на предположениях, и я не смогла сделать их простыми.

— Власть решает все! — директор Лоренс выпятил грудь. — Без власти у вас ничего не будет. Все остальное ничтожно.

Теперь уже мои соученики засмущались. Несколько из них опустили взгляды

и неловко переступили с ноги на ногу. Только Дэвиду хватало дерзости смотреть директору в глаза.

— Победивший дизайн затронул и проблему власти, и проблему функционирования, тем самым следуя девизу Развлекателя, — директор впервые улыбнулся. — Красота от науки!

Оливер и Найджел дёрнули за золочёные верёвки по обе стороны вольера. Ткань упала, и беседка засияла на солнце золотом.

Не может быть. Я протолкнулась через других учеников, заставив их расступиться. Наконец, я вышла перед толпой. Я не осмеливалась надеяться.

За вольером у стены стоял приземистый цилиндр с колпачком, на котором красовалась печать Развлекателей.

Я тут же узнала, что это такое.

Это футляр для тумблера, который я так тщательно проектировала. Вот он, передо мной. Моя мечта стала реальностью.

Колоссальное волнение вспыхнуло во мне будто солнце в первый погожий день лета и рвалось сквозь кожу. Директор спустился по ступеням и пересёк двор.

— Мои поздравления, мисс Уитлок. Окажете ли вы нам честь? — предложил директор, когда Оливер хитро мне подмигнул. Учитель Найджел хмуро посмотрел на него, затем, похоже, примирился с неизбежным.

Я сделала шаг вперёд, но когда нога коснулась камня, я испугалась, что она не выдержит моего веса. Колени стали чужими и слабыми, и я забыла, как дышать.

Каким-то образом я сумела дойти до директора, хотя должно быть, походила на пьяницу.

— Давайте посмотрим, работает ли ваш чертёж, — сказал он, и я невольно ощутила в его словах зловещий подтекст.

Прикусив нижнюю губу, я взялась за рычаг и толкнула его вниз.

В трубах послышалось шипение, и птицы задрожали. Они запрыгали вперёд и назад, разминая металлические крылья. Затем они раскрыли клювы.

Как я и представляла себе, звуки полились из птиц в медленном, но узнаваемом темпе.

Парни раскрыли рты от изумления, слушая чудесную музыку птиц, весёлую, радостную и величественную.

Мое сердце переполнилось радостью, я мысленно подпевала мелодии.

«Я умница. Я сделала это. Теперь все птицы могут здесь петь. Однажды я присоединюсь к Ордену. Это моя по-бе-…»

Раздался хлопок, затем громкий свист и шипение. Струя горячего пара вырвалась из клюва маленькой птицы рядом с Оливером.

Он закричал от боли, заслонил лицо согнутой рукой и отскочил от беседки.

В тот же миг во дворе воцарился хаос, и все бросились к дальней стене, крича и показывая пальцами.

Из клювов птиц одна за другой вырывались струйки пара.

— Сейчас взорвётся! — закричал кто-то. Я локтями растолкала парней рядом со мной, пытаясь создать достаточно места, чтобы я могла добраться до склона и открыть выпускной клапан котла.

Я мельком увидела Питера, бегущего вниз по склону в каретный сарай прямо передо мной. Мы вместе повернули направо и побежали. Я поспешила к нему, когда он распахнул дверь и повернул колесо для аварийного освобождения. Прямо над тем местом, где только что была треснувшая труба, открылся клапан, и оттуда со свистом вырвался пар, выплеснувшийся из маленького отсека и закруживший под потолком каретного сарая. С исчезновением давления пронзительный свист во дворе стих.

Питер уселся на задницу и потёр руками лицо. Он опустил плечи, убрал руки и уставился на повязку.

— Что ты наделала? — спросил Питер, с ужасом глядя на меня.

— Я не знаю, что произошло, — попыталась я объяснить. — Я не меняла клапаны, только механизм их открытия.

— Это твоя вторая авария, — Питер покачал головой с таким видом, с каким смотрят на уличных бродяжек. — Они завалят тебя на экзамене.

Огромный камень, образовавшийся у меня в животе, ощущался как валун. Как будто я этого не знала. Одна лишь мысль об этом вызывала у меня тревогу.

«Почему?»

Я не могла понять, что сделала неправильно. Признаюсь, я отвлеклась, делая чертёж машины, которая поранила Питера, но эта модель была идеальной. Я раз за разом проверяла каждую деталь. Ничто в моем плане не могло заставить птиц сработать таким провальным образом.

Если только я не слишком глупа, чтобы понять проблему.

Я не смогла сделать это.

Мое сердце оказалось разбитым, боль — глубинной и всеобъемлющей. Слышать пение птиц было восхитительно. Это переполнило меня чувством удивления и гордости. Я никогда так не гордилась, а теперь все закончилось так.

Питер поднялся на ноги и посмотрел на склон.

— Лучше надейся, чтобы больше никто не пострадал, — он сжал пораненную ладонь в кулак вместе с повязкой.

— О, Боже, — прошептала я, когда чувство вины добавилось к моим страданиям.

Мы вышли со склона и увидели моих одноклассников, разговаривающих тихим и настойчивым шёпотом.

Я приблизилась к первому, кого увидела.

— Ноа, — позвала я. Он повернулся ко мне, и его глаза тут же с подозрением прищурились. — Кто-то ещё пострадал?

Подбородок Ноа напрягся прежде, чем он тяжело выдохнул.

— У учителя Оливера ожоги с одной стороны лица. Его состояние весьма серьёзное.

Я ощутила тошноту. Мне было даже хуже, чем в то время, когда я подхватила скарлатину, будучи ребёнком. Мне хотелось, чтобы Бог забрал меня, в тот же момент.

— Где он?

— Внутри.

Я схватила юбки и побежала к лестнице, ведущей в монастырь.

— Осторожнее, — крикнул мне вслед Сэмюэл с ноткой жестокого юмора в голосе. — Следующая машина, к которой она прикоснётся, убьёт нас всех.

Я постаралась проигнорировать его. Сэмюэл был худшим из мерзавцев, но время от времени Дьявол гласит истину. Ни один из остальных учеников не чинил таких катастроф, как я.

Бегая по коридорам, я искала, куда они забрали Оливера, но вокруг никого не было. Когда я добралась до лекционного зала, он пустовал.

Главный зал также пустовал, как и все комнаты в длинном коридоре слева. Наконец, я оказалась у двери кабинета директора Лоренса.

Я подняла руку, чтобы постучать, но только сжала кулак в воздухе. Заставив себя сделать глубокий вдох, я попыталась успокоить паническое биение сердца.

Медленные и осторожные шаги эхом отдавались в длинном коридоре. Я замерла. Что-то не так. Все во дворе спешили, а не крались неспешно

Я развернулась, вглядываясь в тусклый коридор, но ничего не увидела в слабом свете, пробивавшемся через грязное окно позади меня.

— Есть здесь кто-нибудь? — позвала я.

Ответа не последовало.

Я настороженно сделала робкий шаг, вглядываясь в глубину коридора.

Слева от меня дверь в кабинет директора открылась с медленным скрипом.

Меня охватил страх совершенно иного рода.

— Заходите, мисс Уитлок.

Глава 13

Я вошла в кабинет директора, аккуратно сложив руки перед собой. Моё дыхание вырывалось мелкими толчками. Директор Лоренс позволил двери закрыться и торжественно прошёл в дальний угол комнаты. Он заглянул в нечто похожее на одну из шпионских машин лорда Рэтфорда. Она обладала такой же конструкцией из медных труб, окружавших огромное овальное стекло около двух футов высотой с рукояткой с одной стороны и круговой шкалой под ней.

В доме барона Рэтфорда вращение круговой шкалы позволяло смотреть через стеклянные глаза различных статуй вокруг его владений. Я подозревала, что здесь действует та же система.

Туманное, бесцветное изображение небольшой классной комнаты светилось в похожем на шар стекле. Я видела, как там суетились люди, а Оливер сидел с тряпкой, прижатой к лицу.

Боже мой, надеюсь, пар его не изуродовал. Оливер был красивым мужчиной и женихом моей лучшей подруги. Разве сумеет она простить меня за то, что я обезобразила его лицо прямо перед их свадьбой? Мои внутренности болезненно скрутило, и я уселась на стул с жёсткой спинкой напротив стола директора. Он выключил машину, и шар померк до тёмно-чёрного.

— Травмы Оливера серьёзны? — спросила я срывающимся голосом.

Директор опустился в похожее на трон кресло.

— Ожоги не поверхностные, — уголки его рта опустились, лицо озабоченно нахмурилось. — И для вас он «учитель Оливер», пока вы не станете полноправным членом Ордена. Не забывайте своё место.

Я почувствовала, как слезы жгут глаза. Как всё покатилось под откос? Я была так осторожна, и всё же я сожгла половину лица человека, которым восхищалась. Отныне ему придётся носить маску, чтобы появляться на людях, и это полностью моя вина.

Ярко-голубые глаза директора Лоренса сочувственно смягчились.

— Его ожоги обрабатывают. Я уверен, о нём позаботятся наилучшим образом.

Я должна сделать что-то для Оливера, чтобы загладить вину. Он верил, что вольер нормально сработает, потому что верил в меня. А теперь его лицо забинтовано. Оливер был моим ценным другом и наставником. Я бы никогда себе не простила, если бы он покалечился или погиб.

Он так просто мог погибнуть.

Я проглотила комок в горле.

— Надеюсь, он быстро поправится.

Лоренс выпрямился, глядя на меня поверх своего длинного и заострённого носа.

— Итак, встаёт вопрос, что делать с вами?

Лишь один раз в жизни до сего момента я чувствовала себя такой сломленной и разочарованной. Моя жизнь разваливалась прямо на моих глазах, точно так же, как и недавно во дворе, под той самой клеткой птиц.

Я презирала тот вольер. Он не принёс мне ничего, кроме страданий.

— Я подвела вас, — сказала я, хотя мой голос звучал едва ли громче шёпота. Я старалась сдерживать эмоции, быть сильной перед лицом такого отвращения к себе, но в горле встал ком, а голос срывался, будто у меня на шее висела тяжёлая петля. — Я покину Академию. Прошу прощения, что ваша вера в мои способности оказалась незаслуженной.

Директор посмотрел на меня, нахмурив брови.

— Это что за чушь? Само собой, вы не покинете Академию.

Я в неверии откинулась на спинку стула. Должно быть, я не так его расслышала.

— Прошу прощения?

Он наклонился, открыл ящик и вытащил знакомый лист бумаги. Это оказался мой рисунок вольера, но с комментариями. Как минимум четыре разных почерка виднелись по всей поверхности листа.

— Полагаю, вы узнаёте это?

Я протянула руку и дотронулась до края прекрасного рисунка.

— Конечно, но мои разработки оказались опасными. А ранее было происшествие, которое ранило Питера. Очевидно, я допустила ошибки.

— Нет, — голос директора опустился до очень серьёзного тона. — Нет, вы не допускали ошибок.

Я села, как громом поражённая.

Директор Лоренс опустил взгляд на лежащий перед ним чертёж и провёл по нему рукой, прослеживая различные трубы.

— Я не хочу сказать, что ваша работа безошибочна. Вы склонны забывать, что вы всего лишь студентка, мисс Уитлок. Несмотря на мою репутацию, я ожидаю от учеников, что они будут учиться на своих ошибках. Я не жду, что они не будут допускать ошибок в принципе. В данном случае, учитель Оливер, учитель Барнабас, учитель Виктор и я просмотрели ваш чертёж и скорректировали все найденные ошибки. По правде говоря, там особо нечего было корректировать. Вы проделали на удивление хорошую работу. Птицы должны были сыграть песню именно так, как вы и предполагали.

В моих ушах зашумело, грудь сдавило. Похвала. Он меня хвалил. Он пока что не вышвырнул меня на улицу. Мне понадобилось несколько долгих секунд, чтобы обрести дар речи.

— Тогда что случилось?

Директор разгладил руками бумагу и пригвоздил меня серьёзным взглядом светлых глаз.

— Полагаю, это была диверсия.

Диверсия? С одной стороны, это казалось таким зловещим, как сюжет мрачного и запутанного романа. С другой, это казалось логичным, и это-то и тревожило меня сильнее всего.

— Это не может быть правдой. Кому бы вдруг захотелось саботировать меня?

Директор Лоренс выгнул бровь.

— В создавшейся ситуации возникает другой вопрос: а кто не захотел бы саботировать вас? — он встал из-за стола и достал с одной из полок механизм, который Питер попытался собрать. — И это не в первый раз. Рассмотрите вот это поближе.

Я присмотрелась к механизму, когда он положил его передо мной. Я не видела ничего неправильного. Он выглядел в точности так же, как тот механизм, который я так скрупулёзно описывала в своей работе в тот день.

— Я не вижу ничего неправильного.

— Конечно, не видите, — безапелляционно сказал Лоренс. — Но вот собранная машина, по которой вы делали чертёж, — он достал второй, как будто идентичный механизм и поставил его рядом с первым. — Что вы видите?

Они были одинаковыми. Приглядевшись поближе к двум механизмам, я попыталась волшебным образом или силой воли обнаружить то, что директор пытался мне показать.

— Я не вижу разни….

Нет, вот здесь. Пружина, та, что отскочила. Она была слишком толстой, и в её форме имелось едва уловимое отличие.

— Это не та пружина, — слова слетели с моих губ, и моё сердце как будто последовало за ними, шлёпнувшись на пол.

— В самом деле, но юный Питер не мог этого знать. Пружина, лежавшая на столе перед ним, была единственной деталью, хоть немного походившей на ту, которую он должен был использовать — ту, которая была частью этого задания, десятилетиями выполняемого без происшествий. Кто-то заменил ту пружину на эту. Запор не смог сдержать дополнительное давление этой более мощной пружины

Боже милостивый, это не я навредила Питеру. Я почувствовала, как бремя спало с моих плеч, только его место заняла новая ноша. Кто-то намеренно подменил пружину. Кто-то хотел причинить вред. Сборка второй машины с лёгкостью могла достаться мне, а не Питеру.

— Может, это просто ошибка. Возможно, пружину заменили случайно, — я так устала от опасности и интриг.

Лоренс медленно покачал головой.

— Может и так, но я сомневаюсь в этом. Мы будем знать наверняка, когда учитель Виктор, учитель Найджел и я разберём вольер. Подозреваю, мы обнаружим, что клапаны заменили.

— Как вы думаете, кто стоит за этим? — с этой минуты всё, к чему я буду притрагиваться в Академии, будет под подозрением. Я не смогу продолжать в таком духе.

Директор казался рассерженным, когда сел обратно на стул и опёрся на подлокотники. Он сложил руки на своём худом теле.

— Моя дорогая мисс Уитлок, если бы я знал это, то сейчас не разговаривал бы с вами.

То есть, он пребывал в такой же растерянности, как и я. Замечательно. Я должна сузить список своих потенциальных саботажников. Большинство моих одноклассников не выносили, когда я находилась с ними в одной комнате, поэтому большинство из них были под подозрением.

— Думаете, это мог сделать ученик?

Лоренс вздохнул.

— Возможно. Один из учеников мог подсунуть более прочную пружину в груду деталей на столе, пока ждал, когда его напарник закончит работу.

— А вольер? — спросила я.

— Только несколько учеников знали, что я выбрал ваш чертёж, — ответил он. — Моего, — он замялся, и пальцы его левой руки сжались в кулак, — сына поймали, когда он рылся в кое-каких моих вещах.

Я знала это. Сэмюэл больше всех хотел унизить меня. Кажется, он также мало заботился о том, что навредит остальным. Сэмюэл был единственной кандидатурой, в которой был хоть какой-то смысл.

— И он был один? — спросила я. Конечно, если знал Сэмюэл, тогда и Дэвид так же знал об этом. Вдвоём они могли бы заручиться поддержкой любого количества овец, которым нравилось ходить за ними по пятам.

— Нет. Питера вызвали обратно в Академию, чтобы уладить проблемы с кое-какой работой, которую я поручил ему сейчас, когда его рука восстановилась. Когда я вошёл в кабинет, он очень тщательно изучал ваши чертёжи. Мне не следовало оставлять их на рабочем столе, но тогда я не подозревал о саботаже, — сказал директор Лоренс.

Я не могла в это поверить. Питер никогда бы этого не сделал. Зачем ему это?

— Он не мог намеренно причинить себе вред.

— Это было бы идеальным оправданием, и, возможно, он не ожидал, что пружина сломается, пока он будет её устанавливать. Она могла легко сломаться позже, когда учитель попытался бы её снять, — директор испытал пружину, надавив на неё, а затем позволив аккуратно распрямиться.

— Но у него нет мотива, — сказала я. Питер был моим другом.

— Разве? — директор посмотрел на меня так, будто мне следовало знать нечто очевидное. Я отпрянула, не понимая, что упускаю. Несмотря ни на что, я не могла поверить, что Питер мог предать меня.

Директор Лоренс оставил вопрос без ответа.

— Если саботажником является ученик, то это потребовало бы от него удивительного мастерства. Мы должны признать, что это может быть высокопоставленный член Ордена.

— Зачем одному из учителей саботировать мои усилия? Если бы они хотели избавиться от меня, то легко могли организовать мне провал, — я не была дурой и определённо не забыла приём, который мне оказали во время выдвижения, но у взрослых не было необходимости обманывать.

— Нет, не могли. Я наблюдаю за всем, что происходит на лекциях, и все задания для студентов утверждаются через меня, — директор свернул чертежи и убрал их обратно в стол. — Вы не провалитесь до тех пор, пока не заслужите это, — он нахмурился, но лишь на мгновение. — Что касается тех, кто заслуживает подобной участи… — его голос затих, когда он вернул механизмы на место на полке.

Конечно, я испытала облегчение, что одни лишь мои заслуги удержат меня в Академии, но я всё ещё чувствовала себя не в своей тарелке. Как будто я была причудливой вещью, проектом-игрушкой для директора. Мне не хотелось нуждаться в его защите, но я знала, что если у меня её не было, я никогда бы не дала присяги Развлекателей, как полноправный член Ордена.

Он достал коробку и открыл её, достав очень старую трубку с толстым резным шариком из слоновой кости и длинным черенком из красного дерева. Он аккуратно набил её и закурил, пыхтя и глядя в узкое окно.

— Всё гораздо сложнее, чем кажется.

— А мне кажется, что достаточно просто, — я вздохнула, когда аромат сладкого табака наполнил комнату.

— Неужели? — Лоренс вынул трубку, задумчиво держа её у подбородка.

— Остальные не хотят, чтобы среди них была женщина-Развлекатель, — сказала я.

Директор ещё раз затянулся и внимательно посмотрел на меня.

— Мне кажется, что всё намного глубже, чем это. Кто бы ни саботировал вас, он не хочет видеть женщину главой Ордена.

Я в шоке вскочила на ноги и едва не опрокинула стул.

— Прошу прощения?

— Очень многое изменилось в связи с последними убийствами, — он сделал паузу. — Полагаю, вы будете на поминках лорда Стромптона. Мне очень хотелось бы услышать кое-что из последних слухов. Само собой, все заметили, что эти смерти очень удобно сделали возможным восхождение рода Харрингтон, — директор Лоренс очень осторожно посмотрел на меня, словно ища на моём лице подтверждение того, что ему хотелось знать на самом деле. — Вообще-то, блестящая политическая стратегия. Дождаться, когда один из нас сойдёт с ума, затем замаскировать свои собственные тёмные намерения.

Я старалась оставаться совершенно неподвижной. Аластер Харрингтон, граф Стромптон, был безжалостным человеком. Я своими глазами видела всю глубину его одержимости и махинаций. Ондаже хладнокровно выстрелил зятю в спину.

— Я мало что знаю о таких вещах, — солгала я.

Директор изучал меня взглядом.

— Действительно, — он пыхнул трубкой. — Мало что может предотвратить восхождение Дэвида в качестве главы Ордена, когда Октавиан скончается, и мы должны быть честны. Октавиану осталось не так много. Я был уверен, что от твоего выдвижения у него остановится сердце, и всё же он жив.

— Ладно, Дэвид станет главой Ордена. Какое отношение это имеет ко мне? — я уставилась на директора, хотя дым от трубки начинал жечь мне глаза.

Лоренс мельком поднял взгляд к потолку, потом снова посмотрел на меня.

— Вы последняя из рода Уитлоков. Добавьте к этому ваше наследие Рейхлин, и у вас будет столько же политической власти в Ордене, сколько у Дэвида.

Мои руки задрожали, и я положила их на колени.

— Я не понимаю.

— Думаю, понимаете, — продолжил он. — Семейное положение внутри Ордена решает всё. Чем выше положение семьи внутри Ордена, тем больше их доля от патентов, которые мы выпускаем на публику.

— Я думала, Орден против какой-то произвольной социальной иерархии.

— Несмотря на все наши знания, иногда мы не выше лицемерия. Однако в этом нет ничего необоснованного. Наследник семейной родословной — этот тот, кто заслуживает семейное наследство благодаря безупречной работе в качестве ученика и позже в качестве Развлекателя, и это не всегда первенец. Орден склонен полагаться на репутацию семьи, чтобы сделать нашу политику более предсказуемой. Система работает только до тех пор, пока семья, находящаяся у власти, считается наделённой интеллектуальными достоинствами.

— Но если семьи Уитлок и Рейхлин получали большую часть прибыли от патентов или инвестиций, — сказала я, — это означало бы, что у меня большое состояние.

Я была дочерью часовщика, а не богатой наследницей. Мы потеряли всё в огне. Те небольшие деньги, что имелись на счетах моего отца, пошли на оплату наших долгов. Я была вынуждена стать горничной из-за нищеты.

— Моя семья жила хорошо, но у нас не было богатства. После пожара у меня ничего не осталось.

— И вам не показалось подозрительным, что у вашего отца не было денег, чтобы расплатиться с долгами, когда вы жили так хорошо, гораздо лучше, чем должен был бы жить часовщик? Всё наоборот. Вы единственная наследница огромного состояния. Трагедия в том, что никто не знает, где оно, — директор Лоренс на мгновение задумчиво посмотрел на свою трубку. Он снова затянулся. — У вашего дедушки был большой талант прятать вещи. Полагаю, он единственный, кто знает, где хранится состояние Уитлоков. Бомба, которую вы нашли, возможно, вызвана жаждой наживы, грубой попыткой забрать главный ключ вашего дедушки, а затем присвоить состояние.

Я упала на стул. Мужчина в заводной маске, конечно же, намеревался любыми средствами завладеть ключом.

Директор пожал плечами и прикурил трубку.

— Я искренне надеюсь, что Генри в безопасности, ради вас же. На данный момент, ему следует вернуться. Он мог бы стать главой Ордена, будучи главой линии Уитлок и занимая положение выше Дэвида. Если он этого не сделает, то социальное положение линии Уитлок и Харрингтон полностью зависит от вас и Дэвида. Тот, кто займёт более высокое положение к концу вашего обучения, в конечном счёте, станет главой Ордена.

Таким образом, у Дэвида был мотив саботировать меня.

Директор выпустил облако дыма, которое закружило вокруг его лица.

— Поскольку ясно, что вы являетесь мишенью, остаётся вопрос, что с вами делать.

И мы вернулись к тому, с чего начали, хотя многое стало одновременно яснее и запутаннее.

— Держитесь начеку, мисс Уитлок. Если вы заметите что-то необычное, я хочу, чтобы вы сказали об этом мне, и что бы вы ни делали, я категорически запрещаю вам упоминать что-либо из этого разговора при своих сверстниках, — он поднялся. — Это может поставить под угрозу наши шансы найти саботажника.

Я подумала о мужчине в заводной маске и тёмной фигуре, которую, как мне казалось, я видела в Академии.

— Директор, — я не знала, как спросить о том, что мне так отчаянно необходимо узнать. — Есть ли какая-то возможность кому-то извне проникнуть в Орден через вход в монастырь?

— Нет, — он ответил, решительно покачав головой. — Это невозможно.

Этого-то я и боялась.

Глава 14

Мои проблемы усугубились на поминках лорда Стромптона. С отцом Люсинды я сталкивалась лишь несколько раз. В самом ярком из воспоминаний фигурировал пистолет, направленный мне в грудь. Само собой, я не захватила носовой платок, чтобы вытирать слёзы. Мне ненавистно было молчать о его убийствах, но я и так вызвала достаточно споров в Ордене. Рассказ о том, что произошло на самом деле, не поможет вернуть мёртвых. Но понимание этого не делало посещение его поминок более комфортным.

Следуя за вереницей людей, которые выходили из загородного поместья в своих лучших траурных одеждах, я знала, что саботажник, скорее всего, был среди них. Череда людей спускалась с холма, как чудовищная змея, её тело извивалось в колышущейся траве, пока голова не достигла ротонды древних римских руин на краю огромного, залитого солнцем озера.

Пока мы все шли в подобающем мрачном темпе, передняя часть строя так и не вышла за границы ротонды, и я гадала, что же ожидает меня среди руин.

Я не знала, где находилась Люсинда. На фоне поместья Стромптонов великолепие дворца Оливера выглядело странным и нелепым. Вдовствующая графиня сумела разместить у себя большинство Развлекателей, а остальные остановились в Чэдвик-холле. Оливера я видела лишь мельком. После недели лечения кожа с одной стороны его лица всё ещё оставалась красной и кровоточила, хотя волдыри уже заживали. На одном глазу он носил повязку. Я попыталась поговорить с ним, но он был слишком занят с множеством гостей и не мог отвлекаться.

От его нежелания говорить со мной я почувствовала себя ещё хуже. То же самое было и с Питером. Ни одному из них я не могла объяснить, что я не виновата. Саботажник навредил моим друзьям. А теперь их молчание стало моей расплатой. Только если Питер не был этим саботажником… Ох, я уже не знала, что и думать.

Я знала, что это эгоистично, но меня бесконечно раздражало, что я пришла сюда лишь для того, чтобы поддержать Люсинду, а её нигде не было. Она намеренно попросила меня присутствовать, но я так и не нашла её. Хотя я не сомневалась, что она занята из-за огромного количества гостей, но мы хотя бы могли бы составить друг другу компанию на этом ужасном параде. Едва ли она в настроении оплакивать своего отца.

Из-за солнца чёрная ткань моего платья становилась невыносимой. Я чувствовала, как влага струйкой змеилась сзади по шее, пока я шла вперёд.

Никто не разговаривал.

Я продолжала коситься на лица мужчин и женщин вокруг меня, но они казались погруженными в собственные мысли или воспоминания о покойнике. А я тем временем пыталась не думать об обыденных вещах — например, были ли волосы женщины передо мной настоящими, или это парик.

Я достаточно долго скорбела по тем, кто этого действительно заслуживал, и больше не хотела этим заниматься.

Не имея другого выбора, кроме как идти вперёд, я опустила голову и шла вместе со всеми, пока не пересекла тень потёртой каменной колонны. У меня перехватило дыхание, когда я осмотрела руины, подвергшиеся воздействию стихий. В центре ротонды находилось небольшое мраморное здание, похожее на склеп с тяжёлой железной дверью, на которой красовалась эмблема Развлекателей.

Я видела, как скорбящие медленно скрываются в здании, и размышляла о том, что может находиться глубоко внутри склепа.

В склепе слуга вручил каждому из нас зажжённые свечи. Я держала свою свечу слегка дрожащей рукой, пока мы спускались по узкой винтовой лестнице глубоко в прохладную землю.

Ноги ныли от тяжести спуска по бесконечным ступеням. Воздух сделался душным, горячим от дыхания и тел стольких людей, державших свечи в таком душном месте.

Наконец мы дошли до низа и пошли по длинному тёмному туннелю, освещённому тусклыми факелами. Их свет мерцал на ровном сквозняке, струившемся по туннелю.

Я не знала, что заставляло воздух двигаться, и не могла обнаружить источник, так как в туннеле не было почти ничего, кроме темных каменных стен и отдалённого мерцающего света над головой.

Строй людей, казалось, пошёл быстрее, устремляясь к кружащемуся свету. Мы миновали богато украшенную арку с бронзовыми колоннами по обеим сторонам.

То, что я увидела, вытеснило все мысли из головы, и я поняла, что ничто из того, что я мола себе представить, не шло ни в какое сравнение с этим.

Это было великолепно.

Я вошла в комнату, сделанную из стекла и находившуюся глубоко внутри озера. Надо мной нависал прозрачный потолок, поддерживаемый изогнутыми железными балками с огромными заклёпками, головки которых были размером с яйца. Это походило на мерцающий пузырь под водой, заключённый в тёмную железную паутину.

Я таращилась по сторонам, поражённая красотой лучей света, пронизывающих мрак озера и проникающих сквозь стеклянные стекла. Остальные Развлекатели продолжали вереницей входить в комнату, но помещение легко вместило всё собрание. Свет свечей, которые держали скорбящие, подрагивал и отражался в стеклянном куполе, как мерцающие звезды в глубине.

Что-то шевельнулось в мутной воде, и я ахнула. Другие тоже заметили это, потому что остановились и обратили внимание. Пригвождённая к месту зрелищем, я с удивлением наблюдала, как мимо лениво проплывала автоматическая русалка. Сначала я была так очарована, что просто смотрела, как она плывёт, но вскоре заметила, что русалка тёмной цепью привязана к треку. Я уже видела, как этот механизм приводил к катастрофическим последствиям в другом озере.

Теперь мой мозг собрал вместе кусочки шарниров и разъёмов хвоста русалки и волнообразно колеблющегося тела. Частичка гордости переполнила моё сердце вместе с неизменной грустью. Мне казалось, будто я посмотрела за накидку волшебника и теперь знала, как устроен фокус.

Водянистый свет отражался от ржавых чешуек, озёрные водоросли струились из проволочных волос, делая русалку одновременно призрачной и ужасающе красивой. Несмотря на знание механики, я всё равно могла оценить её неотразимую красоту.

Скоро и другие присоединились к ней, то подплывая близко, то уплывая за пределы видимости, продолжая движение по предназначенным дорожкам. Их стеклянные глаза затуманились, а изящные хвосты слегка подёргивались с каждым гипнотическим взмахом в тёмной воде.

Бормотание вокруг меня сделалось торопливым и благоговейным. Люди говорили о том времени, когда русалки были новыми и сияющими, когда они подплывали и уплывали в ускользающем свете.

Я постаралась представить это, но со струящимися водорослями и ржавым металлом мне они казались реальными, живыми и совершенно не похожими на машины. Или, возможно, иллюзия жизни вызвана их сходством со смертью.

— Мои дорогие друзья, — голос вдовствующей графини эхом прокатился по стеклянной комнате, похожей на пещеру. Остальные вокруг меня затихли и повернулись туда, где она стояла на платформе. — С великой скорбью я пригласила вас сюда, чтобы почтить наследие моего горячо любимого мужа. В наш самый тёмный час, когда потеря стольких лучших и самых близких членов почти довела нас до отчаяния, он в своей великой мудрости и храбрости противостоял злу, которое мучило наш Орден, и пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти нас всех…

Она умолкла, когда тёмная масса зрителей расступилась перед единственной фигурой в капюшоне. Человек, с головы до ног закутанный в длинный и тяжёлый чёрный плащ, медленно вышел на середину комнаты. Поначалу меня охватил сильный шок, и я спряталась за довольно дородного Развлекателя. Затем я поняла, что фигура в плаще слишком маленькая и хрупкая, чтобы быть человеком в заводной маске.

«Ох, Боже мой».

Поняв кто это был, я выпрыгнула вперёд, пихнув мужчину впереди себя. О чём она думала? Я должна добраться до неё прежде, чем она сделает глупость…

Люсинда с размаху сбросила с плеч накидку и выпрямилась, стоя в ярко-красном платье и высоко подняв подбородок. Её распущенные волосы свободно рассыпались по плечам и спине, дикие и непокорные. Она светилась, как тлеющие угольки в море чёрного, её ярость и вызов ярко пылали под водой.

Несколько человек ахнули, а одна женщина сзади упала в обморок.

— Да, мама. Давайте почтим его, — Люсинда не смотрела ни на что, кроме тяжёлой вуали матери.

Вуаль медленно приподнялась, когда вдовствующая графиня откинула её назад. У неё были резкие и поразительные черты лица, которые когда-то считались красивыми, но её взгляд мог превратить половину собрания в камень.

— Как ты смеешь? — графиня уставилась на дочь. — У тебя никогда не было причин дурно говорить о таком великом человеке.

Люсинда рассмеялась.

— Как я смею? Как смеешь ты, мама? Все мы знаем, для кого предназначен этот спектакль. Ты не могла упустить шанс похвастаться перед Орденом своим богатством. Всё остальное — не более чем фарс. Здесь никогда не царила любовь. Разве что любовь к деньгам и власти.

— Ты не вправе заявлять такое!

Люсинда откинула волосы назад, гневно тряхнув головой.

— Нет. Я очень даже вправе рассказать каждому, каким человеком на самом деле был Аластер Харрингтон.

Я не могла шевельнуться. Мне казалось, будто я смотрела какую-то отвратительную драму, разыгрывавшуюся на сцене, и я была просто безмолвным очевидцем в зрителях. Я была одной из немногих, кто знал, как глубоко простиралась порочность старого графа, но он ушёл навеки. Единственная, кому Люсинда могла причинить боль этой правдой — это её мать. И, похоже, она решительно настроена сделать это.

Дэвид шагнул вперёд.

Я почувствовала, как сердце подскочило к горлу, когда спокойствие Люсинды впервые дрогнуло. Кулак, который она держала перед собой, разжался, и её взгляд метнулся от младшего брата обратно к разгневанной графине, словно дьявол, вселившийся в неё, внезапно удрал.

— Сестра? — Дэвид приблизился к ней, его обычное высокомерие сменилось смущением, написанным на его лице. Молодая и нескладная девушка, которая, наверное, была младшей сестрой Люсинды, взяла брата за руку. Девушке не могло быть больше двенадцати, её лицо выражало любовь и беспокойство за сестру. Дэвид спрятал младшую сестру за спину и снова переключил своё внимание на Люсинду. — Я не понимаю. Что ты хотела этим сказать?

Люсинда больше не смотрела на графиню. Она быстро заморгала, сжала губы, потом открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но ничего не вышло. Я знала, что она отчаянно хотела заявить. Я знала, как её, должно быть, убивало изнутри то, что никто не знал, что это её отец хладнокровно убил её любимого мужа.

Я знала, что каждый раз, когда кто-то беспечно обвинял бедного безумного Рэтфорда в кровавых деяниях её отца, или её мать выставляла напоказ его наследие, Люсинда умирала внутри. Она сама призналась мне в этом. Я видела по её лицу, как отчаянно она хотела что-нибудь сказать, но промолчала. Если она бы это сделала, это погубило её брата.

О чём она думала, когда планировала эту выходку, я не могла понять. Я понимала её потребность осудить мать за то, что она защищала монстра, но Люсинда явно забыла о других жизнях, поставленных на кон. Теперь она попала в ловушку, и мне ненавистно было видеть её такой растерзанной.

Оливер подошёл к ней сзади, и я почувствовала, как впервые с момента её появления в комнате её плечи расслабились. Оливер прижался щекой к её щеке и прошептал что-то ей на ухо. Я не видела выражения его лица из-за повязки на глазу, но он взял Люсинду за руку, и её тело прильнуло к нему. Затем он повёл её обратно тем же путём, которым она пришла.

Она собиралась навеки разрушить имя Харрингтон. Я взглянула на Дэвида. Он нахмурился, словно глубоко задумавшись. На него упала тень, словно призрак его отца восстал. Я почти чувствовала присутствие старого графа, нависавшего над нами.

Зал взорвался сотнями голосов одновременно.

Мне нужно сбежать. Я знала слишком много, и если я не буду осторожной, то разрушу весь род Харрингтонов, высказав правду.

Я задула свою свечу и стала проталкиваться через толпу. Мне нужен воздух. Обрывки разговоров поражали меня, пока я проходила мимо.

— Что ж, она всегда была такой. Порывистая до неприличия, так и рвущаяся разрушить репутацию своей семьи, и ради чего? Ради любви? — пожилая женщина с весьма похожим на клюв носом и узкими глазами раздражающе кудахтала. Её смех напоминал воронье карканье. Женщина помладше с пепельными волосами и таким же незавидным носом злобно улыбнулась мне. — Любовь слишком глупа и никогда не приведёт женщину к величию.

Я зашагала медленнее. Я предполагала, что они говорят про Люсинду, но когда девушка помладше посмотрела на меня, я задалась вопросом, не говорили ли они обо мне.

— Ты не согласна, Мег? — спросила меня девушка, её улыбка во все тридцать два сделалась шире.

Это заставило меня остановиться. Как бы мне ни хотелось, чтобы мои товарищи по учёбе называли меня по имени, девушка произнесла это так, словно обращалась к своей служанке. Я не могла оставить оскорбление без внимания.

— Не думаю, что мы были представлены друг другу, — мой тон едва ли можно было назвать вежливым. Пожилая женщина, больше похожая на мать девушки, заметила это и повернулась к нам. — А вы кто? — спросила я.

Матери хватило здравого смысла изобразить, будто она удивлена моим присутствием.

— Разве вы не маленькая девочка Уитлоков? — сказала она в знак приветствия.

Весьма пожилая матрона с лицом, будто высеченным из гранита, и такими же жёсткими глазами повернулась к нам.

— Леди Торнби, если вы хотите пощадить своё хрупкое эго, берите свою гарпию-дочь и уходите прежде, чем я представлю вас мисс Уитлок. В последнее время у меня не было повода поупражняться в своём красочном словарном запасе. Если вы хотите утомиться ещё более, то прошу, продолжайте радовать нас своим присутствием.

Леди Торнби с крючковатым носом самодовольно ухмыльнулась мне, даже когда посмотрела на пожилую женщину со смесью ужаса и негодования. Женщина Торнби обладала поразительным сходством с длинношеей птицей. Гусь. Определённо гусь.

— Леди Чэдвик. Прошу прощения. Я не увидела вас там. Уверяю, я не хотела вас обидеть. Я действительно удивилась встречей с ребёнком, вот и всё. Я очень рада с ней познакомиться. Ей необходимы кое-какие хорошие связи среди остальных женщин, если она хочет смыть позор своего неудачного образования.

«Побойтесь Бога!»

Леди Чэдвик тяжело опиралась на трость с медным набалдашником в виде орла. Воинственное пламя горело в её глазах, и она улыбнулась, поджав губы. Она наклонила голову, и длинные, чёрные как смоль фазаньи перья на её шляпе слегка качнулись, пока она рассматривала леди Торнби. Значит, это грозная бабушка Оливера.

— Возможно, — сказала вдовствующая герцогиня. — Но кое-какие связи лучше остальных. Уверена мисс Уитлок, в отличие от некоторых присутствующих, достаточно умна, чтобы не разрушать богатство своей семьи.

— После этого падения я не удивлюсь, если будущую жену вашего внука больше никогда не пригласят на светские мероприятия. Меня не волнует, станет ли она герцогиней Чэдвик, — дочь леди Торнби, наблюдавшая за этим обменом репликами, хихикнула, прикрыв рот рукой.

Как они посмели?

Люсинда всю жизнь была частью их «Общества». Она росла под гнетом их испытующих взглядов, а теперь, когда она нашла мужество бросить вызов большинству из них, они заработали языками, как горстка трещащих куриц, готовых распять её.

— Да, у неё сильный ум и непостоянное сердце. Подобный нрав, как правило, вызывает сложности в нашей политике, но он никогда не наносил такого урона, как слепые амбиции, — герцогиня многозначительно подняла бровь, глядя на меня.

Кажется, меня подстрекали сразиться в этой войне. Очень хорошо. Я могла за себя постоять. Решив сказать им именно то, что думала, я ответила:

— Если сила и влияние Ордена опирается на семейные связи, то прихоти человеческого сердца всегда будут переменчивы. Разумный курс действий состоял бы в том, чтобы полностью отказаться от манипулирования системой через брак и справедливо распределять власть только по заслугам.

— Чепуха, — леди Торнби скривила лицо, как будто только что попробовала нечто вонючее. Я почти была уверена, что это её собственный язык. — Не слушайте её, леди Чэдвик. Она молода и глупа, если можно судить по её собственным перспективам замужества и недавнему позору с этой ученической ерундой.

Леди Чэдвик ухмыльнулась, и в этот момент она очень напоминала мне её внука.

— Я с вами согласна, леди Торнби, за исключением того, что семья мисс Уитлок имеет исторически сложившуюся традицию следовать велению сердца, — леди Чэдвик склонила голову. Шевелящиеся перья выглядели так, словно сдерживали смех.

— И что это им дало? — спросила леди Торнби. — Ничего, кроме трагедии и разрушения, насколько я могу сказать.

Герцогиня прикрыла глаза, как кошка, считающая себя слишком умной, чтобы признать простого смертного.

— Впрочем, они могли бы удерживать контроль в Ордене, если бы Генри был всё ещё жив. Он был худшим из них, ветреный зверь. Несмотря на это, ни один из романов Уитлоков, кажется, не ухудшил положение семьи в целом, в отличие от ваших тщательно организованных договорных браков, которые привели вас к слабоумию.

Я очень старалась не засмеяться. Правда, старалась, но слабая я душа, мне пришлось отвести взгляд, чтобы спрятать далёкое от раскаяния веселье. Леди Торнби, кажется, не заметила этого и без единого слова удалилась, а её дочь следовала за ней по пятам.

— Бог мой, думаю, что я могла её обидеть, — леди Чэдвик стукнула тростью по полу. — Интересно, что же я такого сказала.

— Шипы правды вонзаются глубже всего, — я взяла себя в руки, хотя и чувствовала, что с трудом сдерживаю улыбку.

— В самом деле, — она окинула меня осторожным взглядом. — Ты напоминаешь мне Генри. У тебя его дух.

— Следует ли мне расценивать это как оскорбление, поскольку вы сказали, что он худший из нас? — я с вызовом склонила голову набок.

— Что ж, полагаю, он остепенился, когда женился. Однако в молодости он был мужчиной, который мало что знал о сдержанности. Но Генри всегда танцевал на грани скандала и вызывал споры внутри Ордена, — она легкомысленно взмахнула рукой, словно говоря, что не желает это обсуждать, поэтому мне не следовало спрашивать об этом.

Весь шум разговора, наполнявшего стеклянный зал, казалось, в моей голове стих до едва слышного бормотания.

Если у моего дедушки были враги, то мужчина в заводной маске мог бы считаться одним из них.

Я хотела знать больше, но в то же время слишком боялась заглянуть за дым и зеркала, разоблачить иллюзию дедушки, как хорошего и уважаемого человека. Перспектива услышать о юношеских интрижках моего деда казалась неприятной. Честно говоря, эта мысль ужасала.

Я проглотила неприятный привкус во рту и продолжила.

— Не могу поверить, что мой дедушка мог быть замешан в скандале. Он всегда был джентльменом и никогда не участвовал ни в чём неприглядном.

Герцогиня рассмеялась.

— О, дорогое моё дитя, — она взяла меня за руку и помахала тростью перед своей юбкой. Толпа расступилась из чувства самосохранения. — Как ты мила. Возможно, такая невинность сослужит тебе хорошую службу. Я не должна её портить.

Я, конечно, не хотела слышать жгучих подробностей о давно минувших делах, особенно касающихся моего дедушки. Я хотела знать только одно.

— Неужели какой-то из этих скандалов заставил бы кого-то опуститься до убийства?

Герцогиня продолжила идти, размахивая своей тростью и явно наслаждаясь затягиванием моего беспокойства.

— Что ж, была неприличная история с Хэддоками, но это было немного до меня, на самом деле.

— Очевидно, что такая умная женщина, как вы, кое-что да знает, — я продолжала мягко держать старуху за руку, хотя мне хотелось отвести её в Скотленд-Ярд и как следует допросить. Вместо этого она нашла скамейку у края стекла и прогнала сидевших там людей, а затем уселась на неё, как гордая старая ворона.

Фоном я слышала, как возобновилась речь матери Люсинды о великих достижениях её мужа, хотя после выходки дочери её голос дрожал и прерывался от неуверенности. Некоторые вокруг нас повернулись, чтобы послушать. Холодное стекло изгибалось над нами, заставляя меня чувствовать себя втиснутой в дискомфортное уединение.

Герцогиня улыбнулась.

— Ричард Хэддок был наставником твоего дедушки и обращался с Генри как с сыном, которого он никогда не имел.

— Так что же в этом скандального? — я почувствовала, как нечто холодное капает на мою шею, и с подозрением посмотрела вверх на спай в стекле. Мне не хотелось думать о том, что произойдёт, если эти спаи разойдутся.

— Я действительно не могу упоминать о том, какой грязный бизнес вёл Хэддок. Собственно, и его имя мне не следует упоминать. Он нарушил правила Ордена. Меня никогда не посвящали в ход заседаний, связанных с его судом. Но что я знаю, так это то, что если бы твой дедушка дал показания в пользу Хэддока, то закончилось бы всё не так плачевно, — герцогиня не смотрела на меня. Вместо этого она, казалось, сосредоточилась на дрожащей прощальной речи. — Конечно, я не могу винить Генри. Влияние рода Хэддок стремительно слабело, а у твоего дедушки были огромные амбиции. Было бы глупо связывать с этим свою судьбу. Никому из нас не нужна Чёрная Метка. Лучше быть предателем, чем тем, кому приходится выносить такую судьбу.

Предателем? Мой дедушка был самым верным человеком, которого когда-либо создавал Господь. Он никогда никого не предал бы. В этом нет никакого смысла.

— Что за Чёрная Метка? — спросила я, ощущая лёгкую тошноту.

Герцогиня полировала платочком лоб орлиной головы на набалдашнике трости.

— Родословная просто стирается, и всё состояние, нажитое в Ордене, возвращается в казну. Если преступление достаточно тяжкое, ты лишаешься жизни. Твоему деду со стороны Рейхлинов поручили исполнить приговор по делу Хэддока. Он никогда не верил, что Генри не виновен в преступлениях, за которые погиб Хэддок.

Я тут же вспомнила вымаранное имя в дневнике Саймона. Должно быть, это было имя Хэддока.

— Что случилось с остальными из рода Хэддок? — спросила я. Любой из них имел бы основания желать зла моей семье, как Уитлокам, так и Рейхлинам.

— Они и до всего этого беспорядка пребывали в весьма плачевном состоянии. Самые суеверные из нас сказали бы, что их прокляли. Единственной настоящей семьёй Хэддока была его дочь. Глупенькая молодая девушка, вечно витающая в облаках и потерянная в своей собственной голове. Примерно в то время, когда Хэддок поссорился с Орденом, он отправил её жить к незамужней тётке на континент. Я думаю, он хотел избавить её от страданий во время суда над ним.

— Она вышла замуж? — если да, то род Хэддок мог бы продолжиться через неё.

— Нет, думаю, что замужем она никогда не была.

Я откинулась назад, мои плечи ударились о ледяное стекло позади меня. И это была последняя моя зацепка к личности человека в заводной маске. Лишь одно я знала наверняка. Мужчина в маске явно не был старухой.

— Не волнуйся, дитя. Твой дедушка знает, как играть в эту игру. Генри Уитлок — один из самых умных мужчин, которых когда-либо видел Орден. В то время он точно знал, что нужно сделать, чтобы обеспечить род Уитлоков. Даже расторгнутая помолвка твоей матери с покойным лордом Стромптоном не остановила его надолго.

Что? Я лишилась дара речи, что оказалось благословением, поскольку старая герцогиня продолжала, как будто она вовсе не разрушила всё мои представления о моей семье.

— Он воспользовался новыми связями с кланом Рейхлин и всё равно скрепил тщательно спланированный политический союз с Харрингтонами. Всё пришло к идеальному завершению, когда он организовал твой брак, хотя тебе не исполнилось и годика.

Я в шоке выпрямилась.

— Я прошу прощения? — прозвучало это как писк.

— А ты не знала, дорогая? Он договорился о твоём браке с лордом Стромптоном.

Мне пришлось схватиться за живот, так как меня чуть не стошнило на пол.

— Но он был таким старым, что в отцы мне годился, — внезапно в пузыре стало не хватать воздуха. Я ощутила себя в ловушке под стеклом.

Старуха расхохоталась, что заставило леди Стромптон прервать свою речь, и все собравшиеся повернули к нам свои бледные лица.

— Господи, да не с тем лордом Стромптоном, — сказала она, аж запыхавшись. — А вон с тем лордом Стромптоном.

С этими словами она указала набалдашником трости прямо на Дэвида.

Глава 15

Неожиданное сообщение леди Чэдвик о моей помолвке поглотило все мои мысли, пока я попыталась вернуть свою жизнь хоть к какому-то подобию того, что было до похорон лорда Стромптона.

Это не сработало.

Казалось, не проходило ни минуты, когда бы я не металась между ощущением глубинного предательства, разочарования и настоящим отвращением. Тайные связи, помолвки, скандалы, интриги — я сыта ими по горло.

Единственное место, где я обретала покой — это моя мастерская, где я могла сосредоточиться на загадке Хэддока. И все-таки, этот покой обходился мне дорогой ценой. Я ловила себя на том, что всю ночь жгу свечи, тщательно выискивая в записях Саймона Прикета любую информацию о роде Хэддок, и тем не менее, я ничего не нашла.

Имя Хэддока либо было хорошо вымарано, либо тщательно не упоминалось вообще.

Всё это дело привело меня в такое мрачное настроение, что меня не могло успокоить даже обещание сырных лепёшек с маслом. Я всё время чувствовала себя уставшей. Мускулы болели от усталости. Стало трудно собирать волю в кулак, чтобы вовсе двигаться. Порой я ловила себя на том, что смотрю на каминную полку, бродя взглядом по завиткам полированного дерева. Я не хотела думать. Голова кружилась, как будто под водой, но из какого-то тяжёлого чувства долга мне удавалось преодолевать день за днём.

Я боялась, что больше никогда не стану весёлой.

Семья, которая была так дорога моему сердцу, оказалась всего лишь деревянными куклами. Я наряжала их такими, какими мне хотелось их видеть, но я не знала ничего о том, кем они были на самом деле. Я видела их только снаружи.

Моя мама должна была выйти замуж за лорда Стромптона. Моя тихая мама, которая всегда была такой покладистой, разорвала помолвку с графом и сбежала с сыном человека, которого её отец считал виновным в ужасном преступлении.

Я не припоминала в ней такого мужества, а теперь, когда её не стало, мне казалось, что я не знала её на самом деле. И никогда уже не узнаю. Это разбивало мне сердце.

И мой дедушка.

Я всё ещё пыталась найти способ объединить свои воспоминания о добром и мягком мужчине, который танцевал со мной и пел глупые песенки, с правдой, если только эта правда не была всего лишь злой старой сплетней.

Я сжала руку на заводном ключе. Мой дедушка использовал меня и мои детские игры, чтобы обезопасить свой универсальный ключ, ради которого люди всё ещё пытались меня убить.

А теперь я обнаружила, что он был готов связать моё будущее, всю мою жизнь с любой семьёй, которая даст ему больше политической власти. Стромптон, должно быть, так жаждал этой сделки. Он никогда бы и представить не смог, что я стану ученицей и соперницей его сына. Я должна была стать невестой Дэвида и последним гвоздём в политическом помосте, который даст семье Харрингтон контроль над всем.

Что я должна делать с этим знанием? Я хотела выжечь его из своей души, но не могла.

Мой дедушка предал меня.

Возможно, было бы лучше, если он и правда умер.

Эту мысль я ненавидела больше всего.

***

В Академии дела шли всё хуже и хуже. Как я нашла в себе силы продолжать, оставалось для меня загадкой. И всё же мне удавалось посещать каждый урок и выполнять задания настолько хорошо, насколько это было возможно, несмотря на мучительные сомнения, что что бы я ни делала, этого никогда не будет достаточно.

Нынешнее распределение мест не помогало.

Теперь, заподозрив диверсию, директор пристально следил за мной. Меня заставили сидеть впереди всего класса и не разрешали ни с кем сотрудничать.

Это создавало трудности с тем, чтобы хотя бы поговорить с Питером. Я не могла поверить, что он был саботажником. Я должна найти способ доказать, что это не он.

Но не это самое худшее.

Я мельком глянула на потолок, когда Дэвид встал рядом со мной в своём идеально вычищенном пальто. Со всем высокомерием и самоуверенностью хозяина поместья он уверенно отвечал на вопросы учителя Барнабаса один за другим.

И похвала обрушилась градом на его идеальную золотую голову.

Я терпеть его не могла.

Садясь, он всякий раз косился в мою сторону, и на его губах появлялась та раздражающая улыбка.

Он вёл себя так, словно весь мир должен склониться перед ним, хотя он никогда не делал ничего, что, по моему мнению, заслуживало бы такого восхищения. Я принципиально отказывалась давать это ему.

Наверное, он знал о нашей предполагаемой помолвке. Поэтому неудивительно, что он обращался со мной как с жалким щенком спаниеля, которого кто-то подарил ему для развлечения. У него имелось больше всего причин саботировать мою работу, учитывая, что одна лишь я могла спихнуть его с позолоченного трона.

— Очень хорошо, Дэвид! — сказал учитель Барнабас, хлопнув в ладоши. — Блестяще, как всегда. Будьте добры, дайте мисс Уитлок инструкции по точкам давления, поскольку она, похоже, не в состоянии разобраться в тонкостях.

Я покорно вздохнула.

— Конечно, учитель. С удовольствием.

Дэвид посмотрел на меня, и что-то злобное и радостное блеснуло в его бледно-голубых глазах. И вот она, его чёртова ухмылка, когда он коротко кивнул учителю и сел.

Я отвернулась от него и выглянула в окно на вольер. Он по-прежнему был накрыт толстой тканью, памятник успеху моего саботажника. Затем мой взгляд привлекло кое-что другое.

Несколько человек появились во дворе. Трое из них были одеты в килты.

Моё сердце подскочило. Я поднялась, руки дрожали.

— Учитель?

Суматоха снаружи также привлекла его внимание, и он выглянул в окно.

— О! Прибыл корабль с Литейного завода, — комната ожила, и остальные ученики неожиданно прислонились к окну для того, чтобы посмотреть получше. Учитель Барнабас сердито посмотрел на нас. — Поскольку ясно, что многие из вас будут отвлекаться весь остаток дня, вы с таким же успехом можете хотя бы принести пользу. Когда прибудут грузы с Литейного завода, будет много работы. Идите по освещённым коридорам к подземному доку. Учитель Найджел должен быть там.

С грохотом отодвигаемых стульев все одновременно бросились к двери. Я последовала за группой в коридор и через двор, с трудом переводя дыхание.

Я не смела надеяться, и всё же моё сердце неуклонно набирало темп, несмотря на все мои усилия подавить энтузиазм. Он не мог приехать…

Или мог?

Я подхватила юбки и устремилась за своими товарищами-учениками вниз по склону, через бухту и вниз через прежде всегда тёмный туннель.

Сегодня он был освещён факелами. Мы спустились по второму склону в самое сердце катакомб под городскими улицами. Катакомбы представляли собой огромный лабиринт темных ходов. Несколько особенных туннелей были вырыты специально для Развлекателей под видом расширения новой городской канализации, и эти туннели были ещё совсем новыми, с аккуратными кирпичами, образовывавшими идеальные бочкообразные потолки.

Вдоль дороги имелось несколько небольших складских помещений, закрытых тяжёлыми железными воротами или массивными дверями, таинственное содержимое томилось там в ящиках или под толстыми тканями. Воздух ощущался прохладным и влажным на моих щеках, пока я семенила, отчаянно пытаясь не сорваться на бег по туннелям, освещённым факелами.

Наконец я что-то услышала: голоса эхом разносились по узкому холлу. Вонь от воды Темзы была вездесущей, когда я натолкнулась на большую открытую камеру. Я изумлённо уставилась на огромный пароход, пришвартованный в узком шлюзе. Казалось невозможным держать что-то настолько большое под землёй, под самыми ногами жителей Лондона, а они не подозревали, что оно там.

Я никогда не видела подобного корабля. Он был огромным, но в то же время обладал мощной плавностью. Я не видела большого колеса, как на других судах, хотя две трубы доходили почти до потолка. Он выглядел так, словно был построен и для силы, и для скорости, и, казалось, пришёл из другой эпохи, которую мы ещё не видели.

Несколько мужчин столпились вокруг, и мои товарищи-ученики растворились в толпе. Пристань переполнилась парнями, одетыми в красные жилеты и чёрные пальто Академии. Литейщики носили килты разных фасонов, белые форменные рубашки, чёрные жилеты с медными пуговицами, чёрные чулки до колен и чёрные шотландские береты с белой розой над левым ухом.

Меня влекло вперёд, пока я смотрела туда, и надежда переполняла сердце. Дородные мужчины перенесли по широкому трапу несколько больших шестерёнок и тяжёлых медных пластин, направляясь к людям, которые ждали у стен.

Я поймала себя на том, что всматриваюсь в их лица, выискивая любой знак…

— Мег!

Уилл стоял у перил, перевесившись через них так, будто собирался бросить вызов законам физики и спрыгнуть ко мне. Он казался совершенно другим. Он выглядел выше, а его грудь и руки раздались вширь от тяжёлого труда на Литейном заводе. Его тёмно-красный килт спускался до коленей, придавая ему некую дикость горного воина, но всё же на лице и в тёмных глазах он сохранил остатки своего наследия путешественника. Ни один человек не казался мне таким прекрасным.

Восторг и облегчение просто от того, что я вижу его лицо, переполнили меня, и я воспарила. Такое чувство, будто огромный феникс овладел моей душой и возродился в пламени удивительной красоты, избавившись от пепла прежней жизни.

Уилл протолкнулся по трапу, подбежал ко мне и подхватил на руки. Я прижалась к нему, так крепко держась за его шею, что не чувствовала ничего, кроме тепла и силы его тела. Его волосы пахли дымом, а кожа щёк казалась просто обжигающей.

Наконец, он поставил меня на ноги, и я едва улавливала весёлые возгласы и насмешки, доносившиеся с корабля. Мне было всё равно, что они говорят, главным образом потому, что я не понимала ни слова из речи литейщиков.

Уилл дотронулся до моей щеки, глядя на меня с таким страстным желанием в глазах:

— Не могу выразить, как сильно скучал по тебе.

Его собственный акцент усилился. Когда он жил в Лондоне, в его речи не было и намёка на неправильное произношение. Теперь это можно было назвать настоящим провинциальным акцентом, хотя Уилл отсутствовал только половину лета.

Я улыбнулась, а моё сердце готово было разорваться.

— Какой милый килт, — поддразнила я его. Когда Уилл выпрямился, я увидела кожу его коленей под складками тёмно-красного пледа с черными узорами. Это казалось таким опасно запретным.

— МакДональды из Гленко приютили меня, — Уилл взял мои руки в свои и сильно сжал, как будто не хотел никогда отпускать.

— Ты приходишься им родственником? — спросила я. Так здорово просто разговаривать с ним. Я так сильно скучала по нему.

— Не имею ни малейшего представления, — сказал он и рассмеялся.

Я также не смогла сдержаться и засмеялась.

— Уильям! Та ли эта молодая девушка, про которую ты нам рассказывал? — спросил молодой мужчина с аккуратно подстриженной бородой, одетый в красно-голубой шотландский плед. Он пошёл к нам в сопровождении ещё трёх человек с Литейного завода, с озорным видом скрестил руки на груди и посмотрел на меня. — Она не совсем Фиона с постоялого двора, но думаю, что сойдёт, — это заявление сопровождалось весьма неуместным жестом руками, демонстрирующими внушительные прелести Фионы. Я почувствовала, как мои щеки заполыхали, и в то же время мне стало немного жаль, что бедная Фиона, должно быть, таскает на себе такой груз.

Уилл бросил на меня извиняющийся взгляд и склонил голову в сторону друзей.

— Это МакБейн.

Шотландец выглядел оскорблённым.

— И что теперь, я не заслуживаю должного представления? — он низкопоклонился, взял мою руку и оставил на тыльной её стороне совершенно неприличный поцелуй.

Уилл пнул его по ноге.

— Нет, не заслуживаешь.

— Мисс Маргарет Уитлок, — сказала я, убирая руку и улыбаясь суровому шотландцу. — Я бы сказала, что приятно познакомиться с вами, мистер МакБейн, но боюсь, это будет стоить вам очередного пинка.

Он хмыкнул.

— Я бы с радостью стерпел ради вашего удовольствия, девушка.

Уилл взял меня за плечи и потянул назад.

— Дункан, ты бы лучше следил за собой, пока я не бросил тебя в шлюз.

— Как будто ты можешь, — он поклонился на прощание, прежде сказав: — Найдите укромный уголок. А мы убедимся, что никто за вами не будет подглядывать.

— Спасибо, — сказал Уилл, взяв меня за руку, и повёл меня обратно в катакомбы. На полпути к каретному сараю, он неожиданно потянул меня вправо, вглубь тёмного коридора и в альков.

Каждая частичка меня хотела целовать его, пока у меня не закончится кислород, и я умру. Мне хотелось забыться на мгновение в его руках. Напряжение моего страстного желания встретилось с цепями моей сдержанности, и все чувства обострились, когда я посмотрела на мужчину, по которому так скучала.

— Как Шотландия? — спросила я, отчасти желая, чтобы Уилл сказал, что она ужасна, и он хотел вернуться ко мне.

— Прекрасна, — сказал он, и я чувствовала это в его тоне к своему немалому разочарованию. — Литейный завод удивительный. МакТэвиш взял меня под своё крыло, как и других МакДональдов. В данный момент я учусь управлять доменной печью, пока Дункан обучает меня созданию форм. МакТэвиш говорит, у меня настоящий дар для работы с металлом, точность, которой не хватает остальным.

Я вяло улыбнулась. Его глаза так сияли, даже в тусклом свете.

— Звучит замечательно.

— А ещё озера и лесистые долины. Ты бы видела озеро Лох-Несс с башни Гранта. Иногда туман цепляется за воду на рассвете…

Его голос замер, и я осознала, что давно не слышала от него столько слов. Уилл никогда не использовал цветистую речь, а это прозвучало почти поэтично.

Я чувствовала, как набежали горячие слёзы, а нос начало жечь, и я поборола желание потереть его.

— Я рада, что ты счастлив.

Ностальгия в его глазах сгустилась до тоски.

— Без тебя это не то же самое. Почему ты мне не писала? — боль в его голосе ни с чем нельзя было спутать. Уилл провёл костяшками пальцев по моей щеке, а затем пригладил выбившуюся прядь волос на виске.

— Уилл, прости меня. Я просто…

— Есть кто-то ещё? — он сделал шаг назад.

— Нет! — быстро запротестовала я. — Меня настолько завалили делами, что я была не в состоянии писать кому бы то ни было. Я едва смогла отправить письмо Питеру, когда он…

Уилл сделал ещё один шаг от меня, расправив плечи.

— Кто такой Питер?

Милостивый Боже на небесах, почему я не думаю, прежде чем сказать?

— Он мой товарищ по учёбе и друг, — сказала я быстро. — Ничего больше.

— Что ж, если ты писала ему… — продолжил Уилл.

— Хватит. Остановись сейчас же. Ты представления не имеешь, как всё было сложно. Я чувствовала себя так, будто меня на каждом шагу наказывали за принятые мной решения. Я изнуряла себя, изо всех сил стараясь изо дня в день не отставать от уроков, и всё это время меня постоянно дразнили и саботировали, — я находилась на грани срыва. Всё то, что я так тщательно подавляла, грозило взорваться, как клапан, который открыли слишком быстро. — У меня на самом деле нет никого, на кого я могу рассчитывать. Я не писала тебе, потому что ты казался настолько счастливым, что я не могла придумать, что радостного сказать в ответ. Возможно, всё это было ошибкой. Может, мне просто бросить это и вернуться с тобой в Шотландию. Мы можем жить в коттедже в лесистой долине, и я могу просто исчезнуть.

— Позволь напомнить, что этот выбор был твоим, — сказал он.

По моей щеке скатилась слеза.

— Я знаю, — прошептала я. — Не думаю, что смогу и дальше это выносить.

Уилл сгрёб меня в объятия и позволил опустить голову на его плечо. Тепло и комфорт его рук окружили меня, разбивая последние осколки моего хрупкого напряжённого состояния.

— Ты же говоришь не всерьёз, — прошептал он в мои волосы.

В этом то и была проблема. Я говорила серьёзно.

— Я устала, Уилл. Я просто больше не могу.

Он аккуратно отстранил меня, держа на расстоянии вытянутой руки так, чтобы он мог смотреть мне в глаза. Аккуратно смахнул слезы.

— Нет, ты можешь.

Я ждала, что он продолжит, произнесёт большую речь о том, как я могу достичь всего, к чему стремлюсь. Но он не стал. Он просто смотрел на меня с твёрдой убеждённостью.

— Я знаю, что ты можешь.

Я шмыгнула носом, и он снова притянул меня к себе, чтобы я могла поплакать в его тёмный жилет.

— Я всё ещё люблю тебя, — пробормотала я ему в плечо.

— Мне лучше не говорить этого Фионе. Она весьма ревнива, — пошутил Уилл. Я неэлегантно фыркнула. Он погладил меня по волосам. — Ты не сдашься. Это не в твоём характере. Вот почему я люблю тебя.

Я пристально посмотрела ему в глаза. Мою кожу начало покалывать, когда пьянящий прилив удовольствия окружил меня, как мягкое одеяло.

— Ты всё ещё любишь меня? — мне нужно было услышать это снова.

— Ты же знаешь, что люблю, — прошептал Уилл, когда его губы встретились с моими.

Уилл целовал меня много раз, но я никогда ещё не нуждалась в этом так сильно, как в это мгновение. Его губы ощущались одновременно приятными и волнующими. Я думала, что знала, как он целуется, но время в разлуке изменило нас обоих, и я чувствовала это в той глубине, с которой его губы касались моих.

Это наполняло мою душу надеждой и решимостью. Я никогда не хотела потерять веру Уилла в меня.

Он оторвался с тяжёлым дыханием и прислонился своим лбом к моему.

В этот момент кто-то прочистил горло.

Я отпрянула от Уилла, и моё сердце колотилось от унижения, что кто-то стал свидетелем поцелуя. Когда я повернулась, мой шок превратился в ужас.

Дэвид стол в нескольких футах от нас со скрещёнными руками и лисьим выражением на лице.

Я пропала.

Глава 16

— Так, так, что у нас здесь? — Дэвид сделал два осторожных шага в тень алькова. Мне не нравилось выражение его лица. Там было нечто тёмное, почти похожее на ревность.

— Стромптон, — сказал Уилл в знак приветствия, встав передо мной и чуть кивнув Дэвиду вместо полного поклона.

— Уильям, — Дэвид остановился прямо перед Уиллом, и Уилл выпрямился во весь рост, подняв подбородок. Хотя они и стояли лицом к лицу, Уилл был явно более внушительным из них двоих. Но это не означало, что Дэвид не был опасным.

— Вы знаете друг друга? — сказала я, пытаясь обойти Уилла. Эти двое были похожи на пару ощетинившихся псов, так и жаждущих вцепиться друг другу в глотку. Что бы я ни думала про Дэвида, я не хотела, чтобы они дошли до драки.

Дэвид натянуто мне улыбнулся.

— Конечно. Он долго был слугой Его Светлости, — он смаковал слово «слуга», как будто оно было какой-то гадостью у него во рту. — Во время выполнения своих обязанностей перед герцогом он лично доставил несколько писем моей сестре.

Я с вызовом уставилась на Дэвида. Он дурак, если думает, что я не знаю, какую игру он ведёт. Его Светлость, тоже мне. Он говорил про Оливера, который ненавидел пользоваться этим титулом без крайней необходимости. После того, что Оливер, Уилл и я пережили вместе, мне казалась смешной сама мысль о том, чтобы называть его по титулу.

— Теперь у меня новая жизнь, — сказал Уилл. — Согласно традициям Развлекателей, ты должен обращаться ко мне как к представителю клана, — Уилл скрестил руки и шире расставил ноги. Дэвид сделал шаг назад.

— Очень хорошо, МакДональд. Это мало что меняет, — Дэвид неторопливо вернулся в освещённый коридор.

— Ты прав, — сказал Уилл и притянул меня ближе. Дэвид оглянулся на нас через плечо. Его надменная самоуверенность слетела, оставляя после себя что-то неукротимое, но тем не менее мощное. Он определённо сохранял своё доминирующее присутствие.

— Что тебе надо, Дэвид? — спросила я. Если он хотел поиграть с именами, то я тоже могла играть в эту игру. Он повернулся ко мне.

— Директор созвал всех нас в центральный зал. Он хочет объявить о чём-то важном и поручил мне найти вас. Вряд ли стоит напоминать вам, что ваше положение здесь в лучшем случае неопределённое, мисс Уитлок, — он задержался на моём имени. — Вряд ли стоит вести себя так, как не подобает вашему статусу.

Моему статусу. Я возмущённо фыркнула. Он, возможно, полагал, что в Ордене я пользуюсь каким-то великим почётом, но я не забыла, что я дочь часовщика, сирота и бывшая бедная горничная. Если он намеревался возвести меня на какой-то романтический пьедестал, то не для того, чтобы улучшить мой статус.

— Мой статус тебя не касается.

Его взгляд пробежался по моему телу, затем поднялся обратно к лицу. Я почувствовала его, как прикосновение холодного ветерка, который прошелестел сквозь мою одежду.

— Если ты так настаиваешь.

Уилл напрягся позади меня, и я выставила перед ним руку. Как ни досадно это признавать, но Дэвид прав. Мне не стоило зарабатывать себе ещё больше проблем, а слух о том, что я улизнула в тёмные уголки, чтобы лишиться девственности с парнем с Литейного завода, едва ли сделает мою жизнь проще.

Кроме того, я не могла заставлять директора ждать.

— Хорошо.

Я взяла Уилла за руку и сжала её. Я не хотела прощаться. Он ласково поцеловал тыльную сторону моей руки, затем отпустил без единого слова, как будто тоже не мог произнести это вслух.

Дэвид повернулся к Уиллу.

— Тебе следует вернуться на корабль. Им нужен кто-то, чтобы бросать лопатой уголь, — он предложил мне руку, коротко кивнув, но я подобрала юбки и потопала в освещённый коридор, так и не взяв её.

Высокомерный ублюдок. Если он ревновал к Уиллу, то был прав. Меня не интересовал Дэвид. Нисколько. И я никогда не заинтересовалась бы. Вообще.

Я высоко держала голову, пока мы немного прошли по коридору. Дэвид догнал меня, и я позволила ему пройти мимо. В последний момент я оглянулась.

Уилл стоял, наблюдая из полумрака и ожидая меня. Я не знала, когда смогу увидеть его вновь. Я остановилась, глядя, как он стоит, гордый и сильный, как настоящий горец. Он поднял руку.

Я также коснулась воздуха, ощущая связь с ним, несмотря на расстояние между нами, и надеясь понять, что он хотел мне сказать. Он кивнул, затем исчез в темноте.

Дэвид неожиданно понял, что я остановилась, и сократил расстояние до меня. Я уронила руку, в то же самое время почувствовав, как вместе с ней рухнуло и моё сердце.

— Ты достойна лучшего, знаешь ли, — он взял мою руку за локоть и увёл меня.

Я отстранилась от его прикосновения.

— Нет. Это не так.

Мы преодолели оставшуюся часть пути в напряжённом молчании, пока поднимались по склону во двор.

Сэмюэл стоял там, чтобы встретить нас.

— Ты нашёл её, — презрительно усмехнулся он. — Что за шотландец задрал ей юбки?

Я сжала кулак, и одному Богу известно, как я нашла в себе силы сдержаться, потому что мне очень хотелось ударить его по лицу. Саботажник — это он. Я знала это нутром. Я повернулась к Дэвиду, понимая, что у меня есть всего несколько мгновений до того, как мне придётся терпеть жестокие насмешки Сэмюэла о поцелуе, который я разделила с Уиллом.

— Она была одна, — сказал Дэвид, его тон был холодным и небрежным. Его слова настолько удивили меня, что я едва не потеряла равновесие. Почему он солгал? Я думала, что из всех людей именно он с радостью и во всеуслышание закричит о моём падении. Он выгнул бровь, посмотрев на меня, затем взмахом руки указал на лестницу, которая вела в Академию.

— После вас, мисс Уитлок.

— То есть, она потерялась. Идиотка, — пробормотал Сэмюэл себе под нос.

Сэмюэл мог думать всё, что ему угодно. Мне нет дела до этого идиота. Меня беспокоил только Дэвид. Я задавалась вопросом, что он будет делать с увиденным. Шантаж? Возможно. Это в его духе. Не сегодня-завтра он пригрозит рассказать о поцелуе и заставит меня испортить проект, чтобы он сумел меня затмить. Тогда ему не придётся марать руки саботажем.

Полагаю, мне придётся подождать, пока Дэвид сделает свой шаг. Мне не нравилось, что он имел надо мной преимущество.

Мы вошли в зал собрания, и большинство учеников уже собралось в центре комнаты перед трибуной лектора. Под красными покрывалами возле подиума были спрятаны два предмета примерно в человеческий рост. Между ними стоял директор Лоренс, а справа — МакТэвиш.

Как только мы вошли, начальник Литейного завода тут же повернулся и уставился на нас. Его взгляд из-под тяжёлых век остановился на нашей маленькой группе. Я не могла прочесть выражение его лица. Его борода была густой, и только глаза выдавали его. Не знаю, что я там увидела, но это вызвало у меня дискомфорт. Директор взглянул на нас, затем раздражённо посмотрел на начальника Литейного завода, прежде чем снова повернуться к нам.

Да, мы пришли последними.

Если судить по лицам этих двух мужчин, можно было подумать, что мы шли на виселицу.

Директор Лоренс выпрямился.

— Теперь, когда все вы на месте и внимаете, у меня есть объявление.

Все смотрели на директора, поэтому я воспользовалась возможностью прокрасться вдоль задней части толпы и оказаться как можно дальше от Дэвида и Сэмюэла.

— Пришло время начать работу над вкладом Академии в предстоящее Развлечение, — объявил директор мощным и впечатляющим голосом. Я тут же ощутила волнение в воздухе, пытаясь припомнить, над чем Развлекатели решили работать на Собрании. Я была слишком занята бомбой, лежащей у меня на коленях, чтобы обращать внимание.

Теперь же бомба изучалась Орденом, но мне было интересно, насколько приоритетной её сделали директор Лоренс и остальные. При мне никто о ней не упоминал.

Однако бомба — это проблема для другого раза. На моих глазах Лоренс и МакТэвиш схватили покрывала и с размахом отбросили их в сторону.

На возвышении стояли два идеальных золотых робота. Тот, что слева, был мужского пола. Его лицо было пустым наброском, а тело покрывали сцепленные пластины. На локтях и коленях тщательно защищённые шестерёнки позволяли ему двигаться в суставах.

Справа стоял другой робот. Он был меньше, имел более заметные изгибы в талии и груди. И хотя его лицо также было пустым, этот робот явно создавался как женщина.

«О нет».

— Позвольте представить вам Адама и Еву. За годы Орден почти в совершенстве овладел искусством автоматики. Хоть мы и не ожидаем, что ученик разработает столь сложный механизм, у нас для вас есть трудное, но интересное задание, — у директора блеснули глаза, когда он погладил свою короткую бородку.

Я почувствовала, как мои внутренности завязываются в матросский узел, распутываются, а затем снова затягиваются ещё туже.

— Два главных ученика будут курировать этот проект. Каждый возьмёт одного робота. Что касается остальных, то вы вольны присоединиться к ним и помогать так много или мало, как вы сами пожелаете. Принимайте в учёт порядки Ордена. Те, кто способствует успеху, пожинают его плоды. Те, кто способствует неудаче… — он позволил своему голосу зловеще затихнуть. Мои ладони стали влажными.

Мне это не нужно. Не сейчас.

— Дэвид, будь любезен, сделай шаг вперёд.

Естественно, мужчина достанется ему.

Я видела, как он поднял голову, надувшись от чувства собственной значимости. Казалось, он ни капли не волновался, когда принимал приветствия и похлопывания по спине от своих почитателей. Он встал перед директором, заложив руки за спину. Я обошла парней перед собой, чтобы получше рассмотреть. Пальцы Дэвида крепко сжались, и он выглядел бледным в тусклом освещении зала.

— Как ученик с самыми высокими оценками, мужчину забираешь ты, — объявил директор Лоренс.

Дэвид подошёл к своему призу.

— Очень хорошо. — Лоренс одобрительно кивнул. — Следующий робот предназначен вам, — я опустила голову, ощущая страх от его следующих слов, — мисс Уитлок.

Господи Боже, о чём он думал? Если это идеальная приманка, чтобы выманить диверсанта, прекрасно. Всё это замечательно, но в то же время на меня взвалили проект, который явно породитконфликт с Дэвидом.

Мои ноги оставались вросшими в пол, не желая принимать такую ношу.

— Выйдите вперёд, мисс Уитлок, — в его голосе звучал строгий укор, поэтому я подчинилась, но не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. — Как второй по успеваемости ученик, вы получаете второго робота. Поздравляю.

Я посмотрела в лица остальных учеников и почувствовала, что он поздравляет меня со смертным приговором. В тот момент я предпочла бы посмотреть в лицо высокому мужчине в капюшоне и с окровавленным топором, а не безжизненной золотой женщине передо мной.

Проглотив ком в горле, я покосилась на Дэвида и обнаружила, что он смотрит на меня. Его губы решительно поджались, а сам он слегка кивнул мне. Я не сомневалась в том, что вскоре он будет окружён добровольцами, готовыми помочь с тем, что мы должны сделать с нашими новыми подопечными. Я не получу такой поддержки. А к любой поддержке, которую мне всё же добровольно предложат, надо относиться настороженно.

Что бы мы ни должны были сделать, мне нужно найти способ выполнить это в одиночку вопреки диверсии. Я нахмурилась. Что мы должны сделать с этими проклятыми вещами?

— Прошу прощения, директор, — сказала я. Он повернулся ко мне, как какой-то великий меценат. — В чём именно заключается наше задание?

Он доброжелательно улыбнулся мне. Как бы мне хотелось, чтобы он решил адресовать своё благоволение кому-то другому.

— Научить их танцевать, само собой. Как ещё они смогут присутствовать на Балу Роботов?

Глава 17

Комната разразилась пронзительным гомоном, пока я стояла там, выпрямившись, словно кол проглотила. Моя поза настолько точно соответствовала позе робота, что я не удивилась бы, если кто-то попытался меня завести. Вокруг машины Дэвида уже образовалась толпа. Парни размахивали руками и рассматривали шестерёнки, как будто Санта Клаус только что подарил всем им отличную новую игрушку.

Мои руки и ноги, казалось, застыли на месте, когда я осознала, что мне предстоит сделать. Это слишком много для одного человека. Ни один ученик не сможет справиться с этим в одиночку. Мне нужна помощь, и всё же в моем распоряжении нет заискивающей толпы.

Но не все повелись на успех Дэвида. Я сделала шаг в сторону немногочисленной группы отбившихся, которые не могли стоять вблизи огня его харизмы. Их часто отгонял какой-либо недостаток, который друзья Дэвида считали в них недостойным. Ни у кого из них не было повода саботировать меня, а также у них не было доступа к моим чертежам вольера. Они были самым безопасным вариантом, который у меня был. Конечно, я не считала их недостойными, и если они хотели участвовать в проекте, то у меня для них имелось предложение.

Ноа был ближе всех ко мне. Хотя я отчётливо помнила, как он разорвал свою связь со мной в начале лета, я знала, что в плане таланта он застрял где-то посередине. Однако его амбиции были такими же огромными, как и у любого в этой комнате.

— Ноа, — начала я, старательно сосредотачиваясь на самом выгодном аспекте проблемы из всех возможных. — Победа принесёт больше наград, если приз будет разделён на меньшее количество рук, — начала я.

Он медленно повернулся, неохотно оторвав взгляд от толпы людей, окружившей Дэвида. Он не мог скрыть выражение тоски на своём лице.

— Прошу прощения?

— Мне бы пригодилась твоя помощь с моей машиной. Обещаю, Сэмюэл приглашён не будет, — я слегка улыбнулась ему, пытаясь вспомнить те моменты из нашего детства, когда мы играли бок о бок. Беда только в том, что тогда он тоже меня игнорировал.

Мои слова привлекли внимание Майкла, паренька-ирландца. Он был сыном кораблестроителя и обладал неуклюжей походкой и манерой речи, которой недоставало некоторой утончённости. Он перевёл взгляд с Ноа на меня, как будто не зная, что ему делать.

— Майкл, — взмолилась я. — У тебя талант находить мельчайшие ошибки и устранять их. Я уверена, что создание переключающихся панелей для контроля над движениями вальса станет превосходной задачей. Я знаю, что ты способен на это, — я знала, что он расстроен тем, что, казалось, никто не верит в его способности.

А ещё был Манодж, парень из Индии. И хотя мы никогда не общались напрямую, я знала, что он был очень умным и искусно собирал зубчатые механизмы.

— Манодж? Разве ты не поможешь тому, кто нуждается в помощи? — я многого не знала о его обычаях и религии, но я знала, что в нём глубоко заложен кодекс чести.

Он скрестил руки на груди.

Я не могла поверить, что эта группа парней не хотела сплотиться для улучшения собственного положения внутри класса. Должен же существовать способ достучаться до них.

— Если у нас получится, то это будет триумф.

— На мой взгляд, — начал Майкл, — мы от этого ничего не получим. Стоит нам проиграть, и наши внуки будут нести бремя нашего позора, однако если мы выиграем, нашего робота не оценят лучше, чем другого.

Мне показалось, что он только что облил меня ведром ледяной воды.

— Что ты имеешь в виду?

— Что ж, потому что… ну ты знаешь, — увильнул он.

— Потому что я девушка, — моё лицо пылало.

Он пожал плечами.

Ноа вздёрнул подбородок в надменной манере.

— Мне жаль, мисс Уитлок. Ваши последние задания демонстрировали тенденцию к неудаче, — он дёрнул лацканы своего пиджака, а затем встретился глазами с остальными. Как овцы в чёртовом стаде, они повернулись к нему. — Вы должны признать вероятность такого исхода.

В этом не было моей вины!

— А что насчёт тебя, Манодж? Достаточно ли ты храбрый, чтобы противостоять этому?

Он склонил голову в вялом поклоне.

— Приношу свои извинения. Но остальные правы.

— Полагаю, вы все отринете свой долг перед Академией. Вы с готовностью отвергнете возможность создать что-то вместе и тем самым унизите всех нас, когда наши роботы потерпят фиаско. И чего ради? — пожурила я. — Что ж, храните свою дурацкую гордость, — я гневно посмотрела на немногочисленную группу. С краю стоял Питер.

Он с надеждой улыбнулся мне. Я тупо стояла, не зная, что сказать. Он был единственным человеком во всей Академии, которого я считала другом, и единственным, которому мне фактически приказали не доверять. Комната начала постепенно пустеть, потому что ученики покидали её маленькими группами.

— Я помогу тебе, — сказал он, как будто это было уже принятое решение.

Моё горло сжалось, и когда он подошёл ближе к роботу, я выставила перед собой руку. Он замолчал. Мои пальцы находились всего в нескольких дюймах от его груди.

— Я… — Хоть убей, я не знала, что сказать.

Его взгляд опустился, и я видела, как боль и разочарование отбрасывают тени на его милое лицо.

— Ты не хочешь моей помощи, не так ли?

Клянусь Богом, он подумал, что я в него не верю. Подавленное выражение в его глазах разбило мне сердце.

— Питер, это не означает, что я не хочу твоей помощи. Просто… — что я должна была ему сказать?

Он нахмурился, выражение его лица сменилось с боли на злость.

— Да, что ж, избавлю тебя от смущения. Забудь, что я вообще это предлагал, — с этими словами он повернулся и последовал за другими учениками вверх по ступенькам и вышел из зала, оставив меня одну в похожей на пещеру комнате.

Я стиснула кулаки.

— Чёрт подери, — пробормотала я.

Я промаршировала прямиком к роботу-женщине и посмотрела в её пустое лицо, видя там своё отражение.

— Черт. Подери, — я пнула машину по её чёртовой голени.

И тут же скорчилась от боли, как будто огонь пронёсся по моей ступне через ботинок и вверх по ноге. Я готова была поклясться, что почувствовала это кончиками пальцев на руках, когда допрыгала до одной из скамеек прохода и рухнула на неё.

Что мне делать?

Потирая ногу, я пыталась взвесить все варианты, несмотря на боль от травмы и удара. Это слишком масштабно. Я не могла проделать это в одиночку. Это задание и не предназначено для меня одной. Это должно быть групповым усилием, а у меня нет никакой помощи. Я была вынуждена отказаться от помощи единственного человека, который, казалось, находился на моей стороне.

Я сдержала отборное ругательство, прикусив его как какую-то кислятину во рту. Другие ученики ни за что не помогут добровольно, и просто несправедливо ожидать от меня попытки сделать всё самостоятельно.

Я не способна на такое.

Приподнимая ногу, я старалась беречь её, но мои юбки мешали. Поставив ногу на ступеньку, я уставилась на пустые руки, лежащие на коленях.

Я должна попытаться.

Записи Саймона Прикета могли оказать лишь некоторую помощь. Мне нужен способ разобраться в этом самостоятельно и мужество, чтобы сделать это.

И потому у меня оставался лишь один вариант.

Мне нужно поговорить с директором и попросить его разрешения на изучение некоторых рисунков в архиве. Нам не разрешалось брать их без спросу, так как многие из них были очень старыми и рассыпались. И всё же, если я расстелю тюфяк с клопами и поселюсь вместе с пыльными томами, возможно, меня посетит божественное вдохновение, и я найду выход из этой катастрофы.

Пока я шла по пустым коридорам, каблуки моих ботинок отбивали размеренное «тук-тук» по твёрдому камню, как будто моё время в Академии истекало. Но как только я дошла до кабинета директора, до меня донёсся другой звук.

Голоса.

Сердитые голоса.

Я замедлилась, не желая подслушивать. Это не моё дело, правда.

Я услышала, как что-то разбилось, затем забрякало по полу, и я застыла. Я была не в силах пошевелиться; меня приковало к месту раздирающее противоречие между желанием расследовать и всепоглощающим порывом сбежать.

— Она находится в таком положении только потому, что ты ей благоволишь! — я знала этот голос. К сожалению, я также была знакома с данным мнением. Это был Сэмюэл. Я тут же повернулась на каблуках.

— Нет, она в том положении, в котором находится, потому что она превзошла тебя на каждом экзамене и доказала свои умения как с проектами, так и с изобретательностью, — ответил директор Лоренс. — Возможно, если ты перестанешь полагаться на работу Дэвида как на костыль, то сможешь создать что-то стоящее.

— Мне не пришлось бы полагаться на Дэвида, если бы я мог положиться на тебя, — отрубил Сэмюэл. — Это несправедливо. У всех остальных есть отцы, которые вкладываются в успехи сыновей. А ты только критикуешь.

— Совершенно обоснованно!

Я сделала шаг назад. Я никогда не слышала, чтобы директор кричал. Я знала, что мне не стоило там стоять, но кажется, не могла пошевелить ногами. Такое чувство, будто мои ноги превратились в свинец.

— Мне не хватает слов, чтобы выразить разочарование, которое я испытал, когда забрал у тебя чертежи мисс Уитлок. На какое-то мгновение мне показалось, что это ты нарисовал их и на самом деле создал что-то стоящее, но не стоило и надеяться на такое.

Слова как будто повисли в воздухе пустого коридора. Солнечный свет, косо падавший через старинное окно, потускнел, когда мимо него проплыло облако, отмечая долгое молчание. Выражение отвращения, когда директор смотрел на мой чертёж, не имело ко мне никакого отношения.

— Я не знаю, чего ты от меня хочешь, — сказал Сэмюэл. Я никогда не слышала подобного тона в его голосе, и та боль, что звучала в нём, почти заставила меня простить часть его прежних бестактных шуток. Почти.

— Я хочу иметь сына, который на самом деле заслуживает то наследие, которое я передаю ему, — ответил директор, и удар его слов отразился в моей груди.

Это всё ужасно, и я давно уже упустила тот момент, когда мне стоило удалиться.

Когда я развернулась на каблуках, чтобы уйти, дверь распахнулась. Как можно быстрее я спряталась за ней. Затаив дыхание, я молилась о том, чтобы стать невидимой. Дверь медленно качнулась от меня, и я застыла на месте.

К счастью, директор пошёл в противоположную сторону и сразу же повернул за угол, скрывшись из виду.

Я выдохнула с облегчением. Я чуть не попалась.

Я подбирала юбки, когда звук, исходящий из кабинета, остановил меня.

Рыдания… надрывные, душераздирающие рыдания. Я заглянула в кабинет директора через щель в месте, где дверные петли встречались с косяком. Сэмюэл сидел в кресле отца, закрыв лицо руками, и его душа истекала кровью на огромный стол.

Я поборола желание войти и утешить его. Но я была последним человеком, которого он хотел бы видеть свидетелем такой душевной раны.

Честно говоря, хотела бы я не видеть всего этого. Я хотела ненавидеть Сэмюэла. И на самом деле ненавидела, но видя его таким разбитым, я не могла пробудить в себе подобное чувство.

Я быстро вздохнула и поспешила по коридору обратно к центральному залу, изо всех сил стараясь не перейти на бег.

Кожу на шее и руках покалывало ощущением, что кто-то меня преследует.

Вообще меня можно счесть торопливой, но ничто и никогда не заставляло меня двигаться так быстро. Признаюсь, последние несколько ступенек до актового зала я буквально проскочила и плотно закрыла за собой дверь.

Грохот эхом разнёсся по просторной зале, добавляя тихий аккомпанемент к бешеному стуку моего сердца. Я чувствовала себя также неустойчиво, как новорождённый жеребёнок, пока спотыкаясь, брела к верхним сиденьям галёрки и усаживалась на скамейку.

Что бы ни происходило между отцом и сыном, это гораздо глубже оценок и экзаменов, и это меня не касалось.

Нуждаясь в успокоении, я беспокойно постукивала ногой, чтобы заглушить дрожь в коленях. Мне определённо не хотелось разговаривать с директором, когда у него такое отвратительное настроение, и он явно разочарован в своём сыне.

Я встала на ноги, спустилась по ступенькам и встала перед своим роботом, размышляя. Должен же быть какой-то способ.

Дверь закрылась, и на лестнице раздались спускающиеся шаги, которые остановились позади меня. Я повернулась, не зная, чувствовать ли мне страх или надежду.

Это был Питер.

Сцепив руки перед собой, я опустила взгляд вниз на свои ботинки.

Питер крутил шляпу в руках.

— Скажи мне почему, — поля смялись в его хватке. — Когда я подвёл тебя?

Я забрала у него шляпу, чтобы не дать ему испортить вещь.

— Ты не подводил меня. Ты был моим единственным другом, — мои сомнения выплеснулись наружу. Я настолько сильно хотела верить ему, что это причиняло боль. — Я хотела бы, чтобы ты помог мне, но не могу этого допустить. И сказать, почему, тоже не могу.

— Бессмыслица какая-то, — казалось, он пребывал в искреннем замешательстве.

Это безумие. Питер не был диверсантом. Сама мысль об этом была абсурдной. У него точно нет причин для этого. Я доверяла ему, и будь прокляты все подозрения директора.

Наверху прохода закрылась дверь. Я проигнорировала это. Это не важнее, чем то, что я хотела сказать.

— Мне жаль, Питер. Ты прав. У меня нет причин не доверять тебе, — начала я.

Я услышала жестокий хохот позади себя и почувствовала укол страха. Я повернулась и посмотрела вверх, на проход между сиденьями. Там стоял Сэмюэл.

— Какая прелесть, — Сэмюэл сцепил руки под подбородком и заговорил тоненьким голоском: — «О, Питер, я так тебе доверяю!» Ты даже не знаешь его фамилии.

— Что? — я повернулась к Питеру. — О чём он говорит?

Питер не отвечал.

— Почему ты не скажешь ей, Питер? — Сэмюэл скрестил руки, и я поймала себя на том, что смотрю то на одного, то на другого, ища на их лицах ответы. Питер выглядел потрясённым… и виноватым. У Сэмюэла мелькнула жестокая улыбка, когда он продолжил: — Или мне следует называть тебя Рэтфорд?

Глава 18

Питер был наследником Рэтфорда. О Боже. Питер был наследником Рэтфорда. После пожара Рэтфорд взял меня к себе под видом горничной. В действительности он пытался заставить меня использовать ключ моего дедушки, чтобы помочь ему добиться успеха с машиной времени, которую он изобрёл и спрятал в руинах старого замка в Йоркшире. Всё, чего он хотел — это вернуться назад и предотвратить ужасную трагедию, но он не учёл, что его путешествие во времени могло бы изменить мир, каким мы его знали. Мой дедушка и ещё несколько человек заперли машину времени так, чтобы только дедушкин ключ мог открыть её.

Я была вынуждена остановить Рэтфорда любой ценой.

Именно моя рука разбила сердце машины. Я сыграла немалую роль в уничтожении лорда Рэтфорда.

Я ответственна за смерть члена семьи Питера, и что ещё хуже, я знала, что Рэтфорд получил Черную Метку, хоть на самом деле её заслуживал лорд Стромптон. Я не понимала. По идее, Питер не должен быть частью Ордена.

Вот, что имел в виду директор, когда говорил, что у Питера был мотив для саботажа.

Месть.

Я едва ли заметила движение. Я даже смотреть на Питера не могла, слишком охваченная шоком и ужасом.

— Уходи, Сэмюэл, — потребовал Питер, тяжело топая ботинками и поднимаясь по ступеням между скамеек галёрки. Я не могла не наблюдать за противостоянием со своего места в центре зала.

— С какой стати? — Сэмюэл вытащил из кармана жилета часы и небрежно завёл их. — Я имею такое же право быть здесь, как и любой другой, — он сунул часы обратно в карман и скрестил руки на груди.

— Потому что, если ты сейчас не уйдёшь, то я не могу гарантировать тебе, что через эту дверь ты выйдешь со всеми зубами, — ответил Питер.

Даже с моей точки обзора внизу лестницы Питер казался больше, более мощным, чем я когда-либо его видела. Сэмюэл по-прежнему был на полголовы выше него. Он смерил Питера глазами, затем поправил манжеты, как будто ему было все равно.

— Наслаждайтесь вечером, — сказал он, снисходительно кивнув мне головой.

С этими словами он вышел, пройдя по дорожке за верхним рядом сидений в проходе и направляясь к коридору, ведущему во внутренний двор.

Питер побледнел и снова спустился на пол прохода.

— Мег, — начал он, но я не хотела этого слышать.

— Ты солгал мне, — я посмотрела не него безжизненным взглядом. Это правда. Я не могла ему доверять.

Питер отшатнулся.

— Я не делал ничего подобного.

— Почему ты не сказал мне, что являешься наследником Рэтфорда? — мой голос звучал хрипло. Я пыталась взять себя в руки.

— Наши фамилии не должны иметь значения, — он переступил с ноги на ногу.

Я в неверии посмотрела не него.

— В тот первый день у нас состоялся целый разговор о том, кто ты и откуда, и ты не счёл нужным сказать мне, что ты наследник Рэтфорда? — мой голос эхом отразился от высокого потолка, и я прикусила язык. Поспешно вздохнув, я продолжила: — Как ты можешь говорить, что это не имеет значения?

Меня охватило ужасное предчувствие.

Он что-то скрывает…

Питер прищурился, его обычно милое лицо ожесточилось. Я узнавала взгляд его глаз. Я видела его прежде, это тёмное и расчётливое безумие.

— Моя фамилия ничего не меняет, — Питер согнул руку — ту, что была ранена.

— Неужели? — мои мрачные мысли вели меня по извилистой тропе, полной теней и сомнений.

В тот первый день, когда я поднялась по склону, Питер через считанные минуты подошёл ко мне, чтобы познакомиться. Это он подошёл ко мне, чтобы утешить и предложить дружбу, когда этого не сделал никто другой.

Я думала, что он был таким же брошенным и одиноким, как и я.

Я была дурой.

Ему нужно было подобраться ко мне поближе.

Питер потёр лоб, как будто мысли причиняли ему боль.

— Мег, послушай меня, — настаивал он. — Для меня это никогда не имело значения.

— Это имеет значение для Ордена, — я сделала шаг, в тот же момент сокращая расстояние между мной и моим роботом. Я не могла позволить ему дотронуться до него. — Я втянула твою семью в скандал. Перспективы твоей семьи висят на волоске из-за меня. Как это может не иметь для тебя значения?

— Потому что я твой друг, — он посмотрел вверх на потолок, потом снова вниз, разведя руками в стороны. — Именно поэтому я молчал обо всём. Есть некоторые секреты, которые не стоит рассказывать.

Я сжала руки в кулаки.

— Ты поистине наследник Рэтфорда. Он точно так же любил секреты.

— Я едва знал двоюродного брата моего отца! — закричал Питер, и его лицо раскраснелось. — Он погубил нас. Мы были носителями почётной фамилии, пока он не сделал то, что сделал. Теперь мы ничто, — он, казалось, задыхался от своих слов и опустил голову. Он снова повернулся ко мне. — Наша единственная надежда на искупление лежит на мне и моей репутации здесь, в Академии.

Он посмотрел на меня, как будто ждал, что я скажу что-нибудь, но для него у меня не было слов.

С отвращением покачав головой, он отвернулся.

— Хорошо. Будь безрассудной. Я всего лишь предложил помощь. Я могу понять, когда мне не рады, — он поправил пальто непреклонным резким движением. — Удачи тебе. Это задание невыполнимо.

— Я найду решение, — я стиснула руки перед собой. Я чувствовала присутствие женщины-робота, смотревшей поверх моего плеча. Она моя. Я никому не позволю её разрушить. — До свидания, Рэтфорд.

Питер схватил шляпу и с яростным гневом, горевшим в его некогда добрых глазах, поднялся по лестнице и вышел в коридор, захлопнув за собой дверь.

Звук эхом разнёсся по залу, подобно падению огромного дерева, не выдержавшего ударов грозы. В воздухе снова повисло безмолвие, тяжёлое и удушающее.

В леденящей тишине я повернулась к своему роботу-женщине. Обнажённая и безликая, она смотрела на меня так, словно ждала шанса ожить. Я не знала, как помочь ей пойти, не говоря уж о том, чтобы заставить её танцевать.

Я даже не знала, как вытащить её из комнаты.

Сложив руки как для молитвы, я дотронулась ими до губ и прикрыла глаза, пока дрожь в моём теле не утихла, и я снова могла дышать.

— Я в полном замешательстве, — прошептала я себе, когда взяла руку робота и аккуратно подняла её. Когда я её отпустила, она опять опустилась вдоль её тела с серией трескучих щелчков.

Я медленно обернулась, но была совершенно одна. Возвышающиеся скамьи, казалось, нависали надо мной, в то время как пустая трибуна шептала: «Тебе здесь не место».

И, несмотря на все это, мне всё ещё было трудно поверить, что Питер мог быть диверсантом.

Я просто не могла знать наверняка, кто друг, а кто враг.

***

В течение следующей недели робот поглотил мою жизнь. Директор поместил его в свободную комнату в монастыре, где я могла спокойно работать над ним, однако пустая комната походила на тюремную камеру.

Чтобы помочь нам, занятия посвящались нюансам устройства робота и управления им, но я не понимала, как что-либо из этого могло мне помочь. Существовало два главных способа контролировать двух механических существ: либо они бегали по рельсам, как те, с которыми я столкнулась на заводном корабле во время инцидента с Рэтфордом, либо у них имелась сложная система переключателей. Мне нужно создать систему управления, которая заставила бы моего робота двигаться с возможностью реагирования на всё, что будет делать робот Дэвида.

В этом и состояла более сложная для меня задача. Дэвид может заставить своего робота неуклюже двигаться по комнате, как медленный бык, и это будет уместно, но если мой робот не сумеет следовать за этим движением, то именно он окажется тем, кто работает неправильно.

Мне нужно знать устройство сложных роботов, подобных Минотавру из лабиринта в Тэвингсхолле. Тот механический зверь без проблем отслеживал наши с Уиллом движения, когда мы бежали, спасая свои жизни, а он пытался забодать нас. Я выжила в схватке с этим монстром. Мне не хотелось испытывать судьбу ещё раз, просто чтобы изучить, как эта чёртова штука работает.

К концу недели я так ничего и не достигла. Моя робот-женщина по-прежнему стояла неподвижная и безмолвная в нашей тусклой маленькой комнате.

Раздражившись, я оставила её иотправилась к одному из учителей, чтобы поискать в архивах. Возможно, там можно найти некоторые ранние рисунки Минотавра из лабиринта Тэвингсхолла. Эта перспектива гораздо безопаснее, чем повторное посещение зверя. Я начала с кабинета директора, но его там не оказалось, поэтому я проверила нашу главную классную комнату.

Там оказался Оливер, устанавливавший миниатюрную рельсовую систему на переднем столе. Мое сердце подпрыгнуло. Я не разговаривала с ним после инцидента, но он был одним из немногих людей, которым я могла полностью доверять.

Он поднял на меня взгляд. Повязка по-прежнему прикрывала один глаз, хотя его кожа сейчас выглядела достаточно нормальной.

— Привет, Мег. Я как раз собираю наш следующий урок, — он дружелюбно мне улыбнулся. Его слова ощущались как тёплое одеяло, обернувшееся вокруг меня в очень мучительный день. Было здорово узнать, что он не злится на меня за катастрофу с вольером.

— Вижу, вы намерены подвергнуть нас испытанию. Как твой глаз? — спросила я, ужасно чувствуя себя от того, что он всё ещё не восстановился.

Он слегка нахмурил брови.

— Честно говоря, могло быть и лучше. Люсинда утверждает, что повязка сделала меня лучшим стрелком, — я постаралась не улыбнуться, когда он осторожно поставил на рельсы миниатюрную фигурку. У Оливера не было таланта к огнестрельному оружию.

— Мне так жаль, что ты пострадал.

— Мне приходилось и похуже, — он улыбнулся мне так, что я вспомнила наши совместные приключения. Он выбрался из них сильно израненным, едва не утонул и сломал руку. В таком контексте, наверное, эта ситуация не так уж плоха.

— Могу я задать вопрос? — было так хорошо разговаривать с Оливером.

— Конечно. — Он полностью обратил на меня внимание.

— Я невольно гадаю, почему среди Ордена так много тех, кто кажется склонным к безумию, — глядя на Оливера, я не могла не вспомнить, каким он показался при нашей первой встрече. — Рэтфорд, Стромптон — и другие.

Я знала, что не должна упоминать Хэддока или диверсанта.

Оливер казался задумчивым.

— Думаю, это часть нашей природы, того, кто мы есть и что мы делаем. Дай человеку силу Бога на небесах, и станет так просто поверить, что у него есть право использовать эту силу так, как он желает, — Оливер выглядел так, как будто проглотил что-то противное. — Нам полезно иметь некоторое смирение.

Я кивнула.

— Именно поэтому ты номинировал меня? Чтобы усмирить их?

— А вот это, Мег, нечестно. Я надеялся, что ты дашь всем нам какую-то перспективу, — он ухмыльнулся и покачал головой, словно не мог поверить, как хорошо сработал его план. — И ты это сделала, — он хлопнул в ладоши. — Ну, как у тебя дела с твоим проектом? — спросил он.

— Не так хорошо, как я надеялась, — я не знала, знал ли он о диверсанте. Я решила не упоминать его просто потому, что директор не хотел этого. — Я надеялась получить доступ в архивы.

Я наклонилась вниз, чтобы изучить путь, который он собирал. Он был сложным. Я не представляла, как мы могли создать в бальном зале нечто, столь же тщательно проработанное. Всем бы приходилось каждые несколько метров переступать через рельсы и колёсики. Это может сработать, но система определённо не будет функциональной или особенно элегантной.

— Разрешение получено, — констатировал Оливер, не поднимая взгляда. Он прищурил свой здоровый глаз, поворачивая рукоятку на одном из колёс управления, и фигура дёрнулась на пути. — Это нуждается в некоторой доработке. Это будет хорошей задачей для завтрашнего занятия.

— Оливер? — Мое сердце немного затрепетало от волнения. У меня имелось одно преимущество перед одноклассниками. Хоть у меня и не было семьи, чтобы помочь мне, у меня были хорошие друзья. — Не мог бы ты помочь мне с моим роботом?

Оливер выпрямился в полный рост, затем тяжело выдохнул, положив руки на стол.

— Прости, Мег. Хотел бы, правда, но не могу. Я работаю здесь учителем на полную ставку, и потому мне запрещено тебе помогать. Это выглядело бы как покровительство, и я бы потерял положение в Ордене. Боюсь, из-за нашей тесной связи меня и так подозревают.

Я проглотила горький комок в горле.

— Я понимаю, — опустив взгляд на ноги, я повернулась, чтобы уйти из комнаты. — Спасибо, Оливер.

Он ничего не сказал, когда я медленно закрыла дверь и вернулась в свою тюремную камеру. Я отошла в угол и изучила чертежи систем контроля, которые были представлены мне директором Лоренсом. Я положила локти на гладкое дерево стола и уставилась на непонятный лабиринт линий и заметок, нацарапанных на бумаге.

Когда я судорожно вздохнула, тяжёлая слеза упала на пергамент и впиталась, размывая чернильные линии, медленно растекаясь наружу.

В открытую дверь негромко постучали. Я быстро провела рукой по глазам, выпрямляясь и восстанавливая самообладание. Я не знала, кто мог бы побеспокоить бы меня так поздно. Для остальных уже давно прошло время возвращаться домой. Я договорилась, что Боб приедет за мной после наступления темноты, чтобы у меня было больше времени для работы.

— Я не хочу… — начала я, когда повернулась. Но тут мой голос оборвался.

В дверном проёме стоял Дэвид.

Глава 19

Я таращилась на него целую секунду. Моё сердце колотилось. Две секунды, три. Он наблюдал за мной, стоя в дверном проёме, опираясь на тяжёлую деревянную раму и перекрывая мне выход из комнаты. Страх пополз под моей кожей, и я придвинулась ближе к столу.

— Что ты здесь делаешь?

Дэвид склонил голову набок и ступил в комнату. Он шагнул в сторону, таким образом, больше не загораживая дверь, и царственно поднял руку, будто заставляя замолчать воображаемую толпу. Я сделала шаг к двери. В его светлых глазах отразился свет от моей лампы, и они сверкнули, невозмутимые и холодные, как поверхность замёрзшего озера.

— Я не замышляю ничего плохого. Подумал, было бы славно посмотреть, как поживает мой конкурент.

Он улыбнулся мне, видимо, самой победоносной из его улыбок. Тот факт, что приподнялась только половина его рта, разозлил меня, как будто я стоила только половины усилий.

— Ты хорошо знаешь, на что я способна, — сказала я, медленно сжимая свой самый тяжёлый гаечный ключ.

— И правда, — сказал он, делая очередной шаг к моему роботу. Он приподнял подбородок, всматриваясь в робота с большим интересом. — Однако это весьма внушительное задание.

— Вот поэтому тебе срочно нужно вернуться к своему собственному проекту и прекратить заглядываться на мой, — я держала головку гаечного ключа в ладони, и его тяжёлый вес холодил мою кожу.

Кривая ухмылка заиграла на лице Дэвида, как будто он забавлялся. Это была та самая ухмылка, с которой кот смотрит на мышь, когда держит её за хвост.

— До меня дошли слухи, что у тебя проблемы с поиском добровольцев, чтобы помочь тебе.

Я сильнее стиснула головку ключа, хоть мне и начинало казаться, что кто-то слишком туго затянул корсет.

— Ты здесь, чтобы позлорадствовать? — спросила я, поднимая подбородок и делая шаг к нему. — Если да, то можешь уходить.

Он снова поднял руку. Мне захотелось сбить её обратно вниз. Я не его служанка, которой он может приказать молчать взмахом руки. Может, за пределами этих стен он и граф, но внутри мы оба являлись учениками одного и того же Ордена. Я такого не потерплю.

— Прошу прощения, Дэвид, ты видишь муху?

— Нет, — он в замешательстве нахмурил брови, посмотрев на меня.

— Возможно, пчелу? — я склонила голову, чтобы соответствовать высокомерному положению его взгляда.

— Нет, вовсе нет.

— Тогда нет смысла махать рукой, — я с тяжёлым стуком положила гаечный ключ на стол. — А теперь, если в этом визите нет смысла, пожалуйста, уходи.

Ему хватило дерзости рассмеяться.

— Не нужно быть такой колючей. Я всего лишь хотел предложить помощь.

Я фыркнула.

— Ты предлагаешь помощь мне? — я скрестила руки, и взгляд Дэвида скользнул вниз лишь для того, чтобы вновь лениво подняться. — Почему-то я сомневаюсь в искренности твоего предложения.

Он качнул головой — едва уловимое движение, которое я практически не заметила. Затем уголки его губ на мгновение опустились, прежде чем он снова изобразил полуулыбку.

Он шагнул к столу и взглянул на чертежи робота.

— У меня больше помощи, чем я в этом нуждаюсь. Уверен, что смогу убедить некоторых своих помощников подсобить тебе до тех пор, пока я ясно даю понять, что все это — обоюдные усилия. Не стоит забывать, что два робота должны работать, как единое целое, и на самом деле, если думать об этом логически, это один проект, а не два. В конце концов, мы все в этом замешаны. Великая слава Академии — вот то единственное, что важно, не так ли?

Я коротко выдохнула, затем через секунду обнаружила, что мне трудно вдохнуть. Я приложила все силы, чтобы растоптать огонь гнева, и всё же не справилась. Этот огонь, должно быть, горел в моих глазах, потому что на его лице мелькнула тень сомнения.

— Ради славы Академии? — начала я, и слова жгли мой язык. — Или ради твоей?

Его ухмылка превратилась в линию напряжённо поджатых губ, а складка на лбу стала глубже. Впервые его фасад треснул. Он слегка наклонился вперёд, явно сконфуженный, как актёр на сцене, который внезапно забыл свою следующую реплику.

— Прошу прощения?

— Ты слышал меня, — я опустила руки и протиснулась мимо него, чтобы собрать чертежи и положить их на свою сторону стола.

Он опустил ладонь на один из моих эскизов, и мы оба замерли лицом друг к другу.

— Но не уверен, что понимаю, что ты имеешь в виду.

Я горько усмехнулась.

— О нет, мой лорд. Я уверена, вы бы не поняли бы того, что я имела в виду, — я выхватила бумагу из-под его ладони, свернула её вместе с остальными, сунула под мышку и пошла к двери. Если хоть немного повезёт, то мой извозчик приедет пораньше, и я тут же смогу уехать. Дэвид последовал за мной по пятам, пока я шла по коридору.

— А теперь послушай. Прекрати эту истерику и давай выясним всё без обиняков.

Такое чувство, будто я неожиданно попала в какую-то ловушку. Мои ноги застыли на месте, и я повернулась к нему.

— Я прекращу всю свою истерику, когда ты прекратишь своё невыносимое высокомерие.

— Высокомерие! — теперь пришёл его черед издать лающий смешок. — Да будет тебе известно, что я весьма скромен, — сказал он, поправляя свой роскошный шёлковый жилет. — Я не виноват, что у меня много поклонников. Я их не просил об этом. Неправильно с твоей стороны так резко судить о моём характере, тогда как я относился к тебе исключительно справедливо.

Я так сильно стиснула зубы, что заболела челюсть. Я попыталась сдержать поток слов, которые проносились у меня в голове, но это было бесполезно. Их натиск был слишком силен.

— Ты справедлив ко мне? Ты действительно так считаешь? — я развернулась и снова зашагала по коридору. Он схватил меня за локоть. Я вырвала свою руку из его хватки, случайно уронив рисунки на пол.

Я опустила стиснутые кулаки вдоль боков, но не наклонилась, чтобы поднять рисунки обратно. Я не доставлю ему такого удовольствия. Мои глаза защипало от напряжённого гнева.

— Тебе всё даётся так просто, чёрт подери, — ругательство тихо слетело с моих губ, но Дэвид вздрогнул.

На его лице не было ни следа улыбки. Он напоминал мне своего отца.

— Я проделывал ту же работу и сталкивался с теми же испытаниями, что и ты, — сказал он. — Мне ничего не давалось просто, и поносить других тебе не к лицу.

Я переступила с ноги на ногу, чтобы встать более устойчиво.

— О, я уверена, что ничего не даётся легко с твоим величественным титулом, твоим богатством, твоим образованием, твоими связями, — я махнула рукой в сторону его лица, — с твоей чертовски привлекательной внешностью.

Он приподнял бровь, и у меня возникло то же самое чувство, которое бывает, когда человек случайно обнаруживает себя в куче лошадиных экскрементов. Он выглядел так, как будто собирался что-то сказать, но я продолжила первой.

— Все остальные ученики продали бы души, чтобы оказаться в твоей милости, и, честно говоря, я нахожу это жалким. Ты думаешь, что поступаешь так великодушно, приходя сюда и предлагая забрать всё это из моих бедных маленьких рук. Что ж, ты неправ. Я не признательна за твоё предложение и не доверяю тебе. Честно говоря, ты можешь катиться ко всем чертям.

Я наклонилась и рывком подняла свои рисунки. Я не могла говорить. Слова застряли в сжавшемся горле. Я старалась смотреть на что угодно, только не на безупречный блеск чистых сапог Дэвида.

Он опустился на колени, поднял последний упавший лист и протянул его мне. Я выдернула бумагу из его руки и сложила в кучу с остальными.

— До свидания, Дэвид. Удачи с твоим роботом. Пусть победит лучший Развлекатель.

Я повернулась на каблуках и ушла, не оглядываясь. Моё сердце колотилось так сильно, что я чувствовала, как оно с каждым ударом прижимается к моему платью. Я спустилась по лестнице во двор, а затем по склону в каретный сарай и с облегчением вздохнула, увидев, что милый старый серый мерин Боба Бриндла терпеливо ждёт меня.

— Вы в порядке, мисс? — спросил Боб, пока помогал мне забраться в двуколку. — Вы выглядите немного взволнованно.

— Я в порядке, спасибо, — соврать получилось легко, хоть и моё тело обмякло на жёстком сиденье. — Просто отвези меня домой.

***

На следующий день я вернулась на наши лекции, ожидая, что найду Дэвида на своём обычном месте около меня, ухмыляющегося и завоёвывающего одобрение наших преподавателей, как обычно. Вместо этого его стул пустовал.

Сбитая с толку, я старалась не думать об этом, сосредоточившись на учёбе, но обнаружила, что каждые несколько минут поглядываю на дверь, ожидая увидеть, как он входит. Каждый раз, когда я это делала, внутри всё трепетало от нервозности. Я не хотела говорить с ним после того, что случилось прошлой ночью.

В то же время я невольно гадала, какой будет реакция. Будет ли он заниматься своими делами так, как будто ничего не произошло? Или он будет раскаиваться?

Вот уж маловероятно.

Моё беспокойство продолжалось до конца лекций и, казалось, заполнило всю комнату, когда я уселась работать над своим роботом. Время растворилось в тишине, пока я изучала старые рисунки, которые достала из архива. Я и не осознавала, что уже поздно, пока не обнаружила, что щурюсь над своими бумагами, забыв зажечь лампу. У меня оставался всего час или два, прежде чем Боб вернётся, чтобы забрать меня домой.

Со вздохом я чиркнула спичкой и поднесла её к фитилю старой масляной горелки. Мне не нравилось находиться в Академии в темноте. Казалось, я всегда слышала шаги.

— Добрый вечер, Мег, — позади меня раздался голос Дэвида.

Я взвизгнула и чуть не опрокинула лампу на бесценные старые рисунки из архива. Дэвид бросился вперёд с молниеносной реакцией, которая, вероятно, была отточена его уроками фехтования. Они окупились, когда он поправил лампу одной рукой.

— Что ты здесь делаешь? — я не потрудилась скрывать своё раздражение. Я была слишком утомлена.

— Я пришёл, чтобы загладить вину, — он сверкнул нервной улыбкой, которая впервые задействовала обе стороны его лица. Затем он достал коробку с великолепным шёлковым бантом.

Я подозрительно покосилась на неё. Ради всего святого! Он попытался откупиться от меня после того как я основательно отчитала его за то, что он воспользовался своим положением и деньгами.

Казалось, он не знал, как взять себя в руки, когда я не завизжала, как молочный поросёнок, и не выхватила у него из рук эту штуку. Наконец он поставил её на стол.

— Я понимаю, — начал он, пряча руки позади себя и выпрямляясь, — что моё предложение прошлой ночью могло быть неправильно понято.

— Неужели? — усомнилась я. Он хотел убрать меня с дороги, чтобы весь проект мог стать его заслугой. — А мне кажется, что я поняла, что ты имел в виду.

— Поняла ли? — он потёр голое запястье, и я заметила, что он закатал рукава. — В этом нет ничего простого. Правда в том, что ты мне нужна.

Я совершенно точно не расслышала его.

— Прошу прощения?

Дэвид развёл руками.

— Я имел в виду, что ещё до того, как прийти сюда вчера, я понял, что без тебя не смогу добиться успеха в этом проекте. Вот почему я спросил, нужна ли тебе моя помощь. Я не хотел тебя обидеть.

Я повернулась и прислонилась к краю стола.

— Я отказываюсь отдавать тебе своего робота.

— Ты и не должна, но, безусловно, к этому времени ты пришла к заключению, что если мы не будем работать вместе, обоих роботов ждёт сокрушительный провал.

Он прав. Ещё до того, как он переступил мой порог, я предвидела, что буду вынуждена подстраиваться под его робота. Я просто удивилась, что у него хватило смирения также увидеть в этом проблему. Зная, что это глупо и потенциально опасно, я решила выслушать его. Дэвид был последним человеком, которому я хотела бы доверять, но я не могла и дальше жить в этом тяжёлом облаке подозрения. По крайней мере, он впервые казался искренним.

— Что ты предлагаешь?

Прежде чем встретиться со мной взглядом, он посмотрел на свои руки. В его глазах горела решительность, и в тот момент он практически напоминал мне свою сестру.

— Перемирие и соглашение. Мы приложим все свои силы и решим между собой, чей способ управления роботами лучше. Если мы оба используем одну и ту же систему контроля, тогда обе машины будут работать сообща, и мы избежим ситуации, где один из нас спроектировал систему с рельсами, а другой — систему с переключателями, — он расправил плечи, явно ободрённый тем, что я готова слушать.

— Вполне справедливо, — сказала я, хотя по-прежнему не доверяла ему. Было бы слишком просто исключить меня и потребовать, чтобы я следовала его системе, но полагаю, с этой проблемой придётся разобраться по мере возникновения.

Дэвид взглянул на чертежи на моём столе.

— После этого каждый из нас может работать самостоятельно, но я предлагаю работать вместе в течение этой последней недели, прежде чем мы передадим роботов преподавателям. Чтобы убедиться, что две машины функционируют как одна, к худу ли, к добру ли. Я не прикоснусь к твоей машине, а ты не прикоснёшься к моей. Таким образом, мы можем удостовериться в честной игре.

Я медленно кивнула. С этими двумя правилами задача казалась почти выполнимой. Мне не нужно беспокоиться о разработке системы, которая позволила бы моему роботу реагировать. Он должен будет всего лишь следовать инструкциям. Такой вариант гораздо менее хлопотный. Несмотря на то, что многое ещё могло пойти не так, этот план лучше, чем ничего, и если у нас есть возможность проверить роботов вместе перед балом, тогда у меня появится хоть какая-то гарантия, что он не изменит своего робота в последний момент, чтобы досадить мне.

— Пока мы согласны на взаимный осмотр машин непосредственно перед балом, чтобы застраховаться от постороннего вмешательства, твоё предложение кажется справедливым.

Дэвид снова улыбнулся, и ухмылка сделала его взгляд тёплым.

— Спасибо, Мег.

Он осторожно поднял коробку и предложил её мне.

— Это для тебя. Пожалуйста, прими её.

Я чувствовала себя как статуя, не знающая, что делать и как двигаться. Он держал передо мной ящик, и я, как Пандора, протянула руку, чтобы взять его. Как бы я ни ненавидела его, я знала, что если Дэвид выкажет своё расположение ко мне, то и остальные последуют его примеру. Я не хотела в этом нуждаться, но нуждалась. Я устала чувствовать себя такой одинокой.

Неуверенными пальцами я потянула ленту. Она соскользнула, как серебряная вода, и я открыла крышку.

Внутри лежала музыкальная шкатулка. Я осторожно положила открытую коробку на стол и вытащила музыкальную шкатулку. На великолепном пьедестале застыли в ожидании две танцующие фигуры, которые выглядели так, словно только что вышли из дворца Людовика XIV.

— Поверни ключ, — сказал Дэвид, придвинувшись ближе к моему плечу. Его голос был тихим и полным выражения.

Я сглотнула и повернула изящный золотой ключ, прекрасно зная, что то, что он откроет, может быть опасным. Мелодичный вальс заполнил комнату, нежные ноты отражались в пределах каменных стен.

Дэвид сделал шаг назад, затем учтиво поклонился. Он медленно выпрямился и протянул руку.

— Разрешите пригласить вас на танец.

Взволновавшись, я повернулась и поправила бумаги на столе.

— Не говори глупостей. У меня слишком много работы.

Музыка продолжала разливаться в воздухе, взмывая и ниспадая, как лист, подхваченный ветром. Дэвид протянул руку и взял мою ладонь.

Я в шоке подняла взгляд, но не смогла отнять своей руки. Мои ноги стали неуклюжими, я попыталась сохранить равновесие.

Ясные голубые глаза Дэвида посмотрели в мои так, будто он был золотым принцем из давно забытой сказки на ночь.

— Мисс Уитлок, окажете ли вы мне честь потанцевать со мной?

— Я правда не могу. Уже поздно.

Дэвид сделал шаг ближе, обхватывая рукой моё запястье, он развёл наши руки в стороны.

— Давай, Мег. Потанцуй со мной.

Жар — коварный, распутный, греховный жар — вспыхнул в моей крови. Я не могла думать сквозь туман, когда сквозь толстые слои своих юбок я ощутила силу его ног и его бёдра, находившиеся так близко к моим.

— Я не могу, — прошептала я напряжённым голосом. — Я плохо танцую.

Его рука прижалась к моей пояснице, когда он притянул меня ближе. Я почувствовала, как его дыхание щекочет мне шею и ухо.

— Тогда я научу тебя, как это делается.

Глава 20

— Не думаю, что это хорошая идея, — произнесла я, затаив дыхание. Он стоял слишком близко, источал слишком много власти. Никто, кроме Уилла, не обнимал меня так. Я не могла этого сделать.

— Чепуха, — сказал Дэвид так, будто уверенность принадлежала ему по праву рождения. — Как ты собираешься научить робота танцевать, если сама никогда этого не делала?

Я напряглась и забеспокоилась, что моя ладонь стала влажной и липкой на ощупь.

Дэвид улыбнулся, словно знал какой-то секрет и не хотел его рассказывать.

— Расслабься, Мег. Это всего лишь танец.

И вместе с внезапным небольшим давлением на поясницу я повернулась, даже не подумав следовать его примеру. Я едва помнила, что должны делать мои ноги, но каким-то образом они справлялись. Моё тело находилось полностью под контролем Дэвида. От его легчайшего прикосновения мы описывали головокружительные круги вокруг одинокого робота, стоявшего голым в центре комнаты.

Это одновременно пугало и захватывало. На короткий миг я задалась вопросом, какой была бы моя жизнь, если бы мои родители выжили. Как и все молодые девушки моего положения, я посещала бы балы и танцевала со многими молодыми людьми, совсем как сейчас. Они были бы моими поклонниками. Я не была уверена, почему эта мысль так меня обеспокоила.

Музыка в шкатулке начала замедляться, а вместе с ней и наш танец. Дэвид наклонился ближе, глядя через моё плечо, пока мы как одно целое пересекали комнату.

— Вы замечательная женщина, мисс Уитлок, — сказал он.

Я откинулась назад, чтобы посмотреть на него. Его глаза блестели и не отрывались от меня, когда он произнёс:

— Ты стоишь большего, чем сама себя оцениваешь.

Последняя медленная нота выплеснулась из музыкальной шкатулки, и я сделала шаг назад, но он удержал меня за руку и снова притянул ближе.

— Довольно, Дэвид.

— Неужели? — он заключил мою руку в ладони и поднёс к центру своей груди. Я чувствовала, как его сердце быстро бьётся под моей ладонью. — Мне интересно, действительно ли ты сделала выбор, или же отдала свою любовь, потому что думала, что это твой единственный вариант.

Я хотела вырвать руку, но он крепко держал меня, и его слова ледяным холодом пронзили моё сердце.

— Я имею право отдать свою любовь тому, кому захочу, — сказала я.

Дэвид подвинулся ближе, сокращая расстояние между нами. Моё сердце подпрыгнуло, как испуганная лань, пробивающаяся сквозь заросли с лающими гончими по пятам.

— Он говорил тебе, что ты красивая? — Дэвид прошептал это слишком близко к моему уху. Его щека коснулась моей, когда он наклонил голову и опустил губы так близко. — Ты могла бы получить весь мир, если бы захотела. Я бы дал его тебе.

Я не могла дышать, не говоря уже о том, чтобы говорить. Я как будто пылала, но в то же время пришла в ужас. Я не должна ничего чувствовать. Я должна оттолкнуть его. Но я не хотела этого делать. Я хотела, чтобы он позволил мне почувствовать его губы на своих. Я пьянела от этого.

Я была слабой.

Я была эгоистичной.

Но я не могла сделать этого.

Я опустила подбородок и медленно отступила назад.

Дэвид тяжело выдохнул, затем поднёс мою руку к губам. Они греховной лаской прикоснулись к обнажённой коже на тыльной стороне моей руки, а затем он отпустил меня.

— До новых встреч, мисс Уитлок, — он вежливо поклонился мне, повернулся и вышел из комнаты. В дверях он остановился и оглянулся через плечо, сверкнув насмешливой полуулыбкой. Затем он исчез так же внезапно, как и появился.

Я стояла в тишине, пытаясь осмыслить, что только что случилось.

Дэвид. Из всех возможных людей, Дэвид.

Что я наделала?

Я помахала перед собой трясущимися руками, яростно расхаживая по комнате.

Что я чуть не наделала?

Я не могла думать из-за шума в ушах. Сердце продолжало бешено колотиться в груди, а желудок то ухал в ботинки, то подскакивал к горлу. Когда я подошла к столу, мой взгляд упал на музыкальную шкатулку.

Что я хотела сделать?

О, милостивый Боже, я вымостила дорогу к собственной гибели и сделала это с радостью. Теперь невозможно будет встретиться с ним лицом к лицу. Я попыталась разом увязать всё, что мне о нем известно, с тем, что только что произошло, и как бы я ни старалась, мне это не удавалось.

Моим единственным утешением служило то, что никто никогда об этом не узнает.

Но об этом буду знать я.

Я остановилась перед столом и усилием воли взяла себя в руки.

Беспокойство о ситуации не решит проблему. Я провела рукой по чертежам из архивов. Сейчас, когда мы с Дэвидом договорились о совместной работе, у меня больше нет необходимости изучать, как заставить моего робота реагировать на внешнее воздействие. Я могла вернуть две трети чертежей, взятых из архивов. Формально я не должна находиться в архивах без присмотра, но я лишь собиралась вернуть то, что мне дали. Само собой, чертежи будут в большей безопасности в архивах, чем на моём столе, а прогулка вниз в подвалы во многом поможет успокоить мои нервы.

Было поздно, и Академия пустовала. Последние лучи тёмно-красного заката отражались в тусклых стёклах старых сводчатых окон. Бережно держа хрупкие чертежи, я свернула в узкий коридор и спустилась по каменной лестнице до самого конца.

Находясь одна в гнетущей темноте, я побрела вниз по широкому коридору к огромным архивам, располагавшимся в глубине старых подвалов. В винном и пивном погребах по-прежнему горели факелы, их огни трепетали над большими деревянными бочонками. Всё выглядело бы похожим на любой пыльный и старый винный погреб, если бы не большие железные якоря и шестерёнки, прикреплённые к стеллажам — они позволяли Развлекателям сортировать и извлекать любую бочку простым нажатием рычага.

Что-то щёлкнуло, как будто плеть ударила о каменный пол. Я метнулась вперёд и чуть не уронила лампу, быстро обернувшись. Тени удлинились, вытягиваясь из-под бочонков с вином и элем. Мне показалось, что я слышу треск, похожий на огонь, но я ничего не видела.

Страх сыграл шутку с моим разумом, но у меня не было на это времени. Взяв себя в руки, я промаршировала прямо к архиву и проскользнула за большую деревянную дверь в дальнем конце винного погреба.

В архивах царила темнота, но с маленьким кружочком света от своей лампы я сумела положить на один из больших столов всё то, что держала в руках. Я зажгла четыре большие лампы, привинченные к широким каменным колоннам в центре огромного помещения. Между колоннами тянулись полки, заполненные старыми книгами и журналами, а также большие щели для свёрнутых в рулоны чертежей.

Мне нужно поторопиться, чтобы вернуть каждый из чертежей на их место. Боб должен скоро приехать, чтобы забрать меня домой, и у меня нет времени, чтобы тратить его впустую. Самый старый свиток я приберегла напоследок, потому что чтобы добраться до его места, мне нужно было вскарабкаться по высокой лестнице, прикреплённой к перилам на полках, а я не любила лестницы.

Подобрав юбки, я сумела удержать чертёж и аккуратно подняться по лестнице, хотя носки моих ботинок дважды наступали на подол платья. Падать мне не хотелось, и с высокого места наверху лестницы я воображала, как вижу собственное тело, рухнувшее на пол, и голову, расколовшуюся от удара о твёрдый камень. Мне не хотелось думать о том, сколько пройдёт времени до того, как кто-то обнаружит меня, или что крысы сделают с моим мёртвым телом.

Я задрожала, положив чертёж на место. Затем я начала спускаться вниз по лестнице. Носок ботинка опять зацепился за подол платья изнутри, и я поскользнулась. Я ахнула и вцепилась в лестницу обеими руками, а ноги свободно повисли. Лестница скользнула по перилам, качнув меня на четыре фута вправо, пока я барахталась, чтобы вновь обрести опору под ногами.

Сердце подскочило к горлу, но я сумела найти свою перекладину и снова обрела опору на лестнице. Я стояла там, часто и тяжело дыша, крепко зажмурившись и так крепко вцепившись пальцами в перекладину, что даже засомневалась, сумею ли когда-нибудь их разжать.

Открыв глаза, я обнаружила, что смотрю на тонкую книгу в чёрном, как смоль, кожаном переплёте, засунутую в самый конец, после записей и переплетённых протоколов Собрания. На корешке не было написано ни слова. Одно это уже странно, и этого хватило, чтобы пробудить моё любопытство. Я сняла книгу с полки и, дрожа всем телом от своего почти-падения, спустилась по лестнице.

Я отнесла книгу к столу и рухнула на стул, радуясь, что мои трясущиеся ноги сохраняли устойчивость достаточно долго, чтобы позволить мне дойти сюда. У меня всё ещё не было ни силы в коленях, ни самообладания, чтобы подняться по лестнице и выйти из подвала, поэтому я открыла книгу, чтобы отвлечься, пока не почувствую, что снова могу ходить.

Я пролистала начало книги, которое напоминало очередные протоколы собраний. Страницы содержали расшифрованные стенограммы, но большая их часть была написана на итальянском. Для меня мало прока. Я гордилась своим французским и немецким, но вот мой итальянский был ужасен.

Я переворачивала страницы, но только половина книги была заполнена. Остальная часть пустовала. Когда я положила её на корешок, страницы открылись на последней сделанной записи. Должно быть, она оставлена там недавно.

От прочитанного по тыльной стороне рук пробежали мурашки. Недавние записи были на английском.

«Решение о выдаче Чёрной Метки Улиссу Рэтфорду за обвинение в убийстве и мятежное изобретение».

Я бегло просмотрела следующие две страницы свидетельских показаний против Рэтфорда, которые включали в себя набросок той же самой машины, которую я помогла уничтожить, и свидетельские показания Оливера относительно того, что было найдено в подземелье замка в Йоркшире.

Дойдя до конца записи, я прочитала последний абзац три раза, прежде чем полностью осмыслила масштаб приговора.

«Согласно свидетельским показаниям Оливера Стэнли, герцога Чэдвик, действия Рэтфорда принадлежали только ему, и остальной семье Рэтфордов о них не было известно. Из-за отчуждения от нынешнего наследника для фамилии Рэтфорд будет сделано исключение до тех пор, пока нынешний сын показывает себя достойным Академии. Если он потерпит неудачу, имя будет вычеркнуто из истории Ордена на все времена».

Бедный Питер. Если ему это известно, должно быть, он подвергался ужасному давлению, а я лишь добавила ему бремени.

Хотела бы я найти способ, как убедиться в том, что он не был диверсантом. Я хотела, чтобы между нами всё было так, как в самом начале. Я хотела вернуть своего друга.

Я не могла дольше задерживаться на этой мысли, потому что понимала, что держу в своей руке. Это были записи о каждой Чёрной Метке. Эта книга могла раскрыть правду о том, что произошло между моим дедушкой и Ричардом Хэддоком.

Я быстро пролистала страницы назад, вчитываясь в округлые буквы почерка в поисках любого упоминания фамилии…

«Хэддок».

Вот он, яркий и наглый, как рука самого дьявола. Я поспешно прочитала запись.

«Решение о выдаче Чёрной Метки Ричарду Хэддоку за заговор с целью наживы на военном изобретении».

Изобретение оружия строго запрещено Орденом. Орден никак не выживет, если не будет сохранять нейтралитет в войне. Членство было международным, и одно лишь последнее столетие настроило бы половину членов Ордена друг против друга. Это являлось одной из причин строгого соблюдения правил секретности. Никто не хотел, чтобы из-за Ордена его заклеймили как предателя за связь с врагом Короны, и ни одному Развлекателю не хотелось разрушить Орден из-за политики войны.

Я гадала, что же намеревался изобрести Хэддок, и какую роль в этом сыграл мой дедушка. Я пробежалась глазами по свидетельским показаниям против него, но что бы Хэддок ни пытался изобрести, это было настолько опасным, что даже в этой записи оно упоминалось только как «машина».

В свою защиту Хэддок заявил, что машина предназначена не для войны, а для расчистки земли для установки будущих Развлечений.

Комиссия не поверила ему. По записи непонятно, достиг ли он результатов в создании этой «машины». Я задавалась вопросом, не была ли бомба частью этого оружия.

Мои глаза бегло просмотрели следующий абзац, чтобы увидеть, какая судьба выпала на долю Хэддока. Когда я дошла до последнего абзаца, то едва не выронила книгу.

«При попытке избежать тюремного заключения в ходе разбирательства Герхард Рейхлин свершил правосудие над Ричардом Хэддоком. Роду Рейхлин воздали почести за поимку и победу над таким гнусным преступником. Имя Ричарда Хэддока навсегда вычеркнуто из нашей истории.

Линия Хэддок мертва».

Внизу страницы находился спиралевидный символ, похожий на бараний рог с красным черепом, отпечатанным поверх чёрных чернил.

Я закрыла книгу и сделала глубокий вдох. Хэддок имел все основания мстить обеим сторонам моей семьи. Эта мысль заставила меня похолодеть. Очень хорошо, что он покоится в могиле.

Если только на самом деле он не мёртв.

Если комиссия ошиблась, и Хэддок каким-то образом выжил, ни у кого нет большей причины прилагать усилия к гибели моей семьи, чем у него. Он был Развлекателем и, несомненно, удивительным изобретателем, раз мой дедушка напросился к нему в ученики.

Если он выжил, то, возможно, нашёл способ продлить свою жизнь. Возможно, для этого и предназначалась заводная маска. Хотя подобное изобретение казалось невозможным, я видела, как машина искривляла само время. Продление жизни казалось простым по сравнению с этим.

Мне многое нужно было обдумать, пока я убирала на место книгу и гасила лампы. Боб будет в ярости из-за того, что я заставила его так долго ждать. Мне нужно вернуться в каретник. С поисками доказательства смерти Хэддока придётся повременить до утра.

Аккуратно закрыв дверь, я шагнула в винный погреб. Лампы по-прежнему горели.

— Эй? — позвала я. — Здесь кто-нибудь есть? — мне не хотелось оставлять лампы горящими. Они могли стать причиной пожара. Я медленно повернулась по кругу, прислушиваясь к ответу.

Щелк!

Я снова услышала громкий треск, похожий на выстрел, за которым последовал болезненный вскрик и хруст. Это не в моём воображении. Кто-то попал в беду.

Сильнее сжимая лампу, я побежала на шум и оказалась лицом к лицу со стеной из больших бочек, выстроившихся вдоль стены от пола до потолка. Это тупик… или нет?

Погасив лампу, я прошла через тени, ведя рукой по фасадам огромных бочек. Третья в нижнем ряду странно светилась в темноте, как будто свет пробивался сквозь щель в стене прямо за ней.

Я ощупала фасад, но не смогла найти спусковой крючок или защёлку потайной двери. Просунув руку между бочонками, я наткнулась на толстую пробку, затыкающую бочку. Под пробкой я нашла печать. Поэтому я использовала свой ключ, чтобы открыть её, и крышка бочонка распахнулась.

Через открытую крышку бочки пробивался жуткий зелёный свет. Я поставила лампу у ног и, пригнувшись, шагнула в огромную по размерам бочку.

У бочки отсутствовала задняя часть. Вместо этого там открывался проход в узкий коридор. Я последовала по нему, пока не дошла до приоткрытой двери. Зелёный свет полыхал подобно ударам молнии, треск и щёлканье стали более интенсивными.

Я заглянула в комнату и тут же в ужасе прижала руки ко рту.

Директор Лоренс сидел на стуле, привинченном к платформе, которая приподнималась на четыре-пять футов над землёй. Он был без рубашки, на бледной коже отражалось зелёное свечение большого стеклянного шара над ним. Металлическая корона, соединённая с креслом длинными витками проволоки, окружала его голову. Его глаза были закрыты, а лицо напряглось от боли. Сквозь звук энергии, хлеставшей в сфере, я едва могла расслышать, как вдоль внешних рычагов ужасной машины вращались жужжащие шестерёнки.

Очередной щелчок рассёк воздух, и я отпрянула назад. В стеклянном шаре я видела нечто, похожее на проекцию изображения. Я прищурилась от яркого света, не зная точно, что это за изображение.

Оно постепенно становилось яснее. Сцена представляла собой светящуюся реку струившегося пламени; тёмные железные ведра, подвешенные на тяжёлых цепях, погружались в пламя и поднимали в воздух густой расплавленный металл. Затем появилась птица, большая, с серой головой и искусной решёткой на груди. Её тёмные крылья хлопали над плавильней вокруг. Она была похожа на сокола.

Нет, не на сокола — на кукушку с ярко-жёлтым клювом.

Я не знала, что и думать о птице или о машине. Была ли она предназначена для того, чтобы выдать сны человека? Директор Лоренс вскрикнул, хотя его глаза оставались плотно закрытыми. Сама машина была кошмаром. Я должна ему помочь.

Я сделала шаг вперёд, но тут расплавленный металл из вёдер внезапно накренился и полился на летящую птицу. Она вспыхнула, превратившись в чёрный скелет, прежде чем упасть в огонь.

Директор рассмеялся.

Я отпрянула назад.

Встревожившись, я со всех ног пробежала через бочку и закрыла дверь. Я не хотела знать, чем занимался Директор Лоренс.

Его ужасная машина было Развлечением, к которому я не желала иметь никакого отношения.

Глава 21

На следующее утро я проснулась в своей мягкой постели. Тёплый свет солнца под углом падал на одеяло, свежий букет цветов из моего скромного сада стоял на туалетном столике. Где-то весело пела птица, приветствуя рассвет.

Это было прекрасное утро — утро, которое должно было вызвать у меня приятные чувства и желание жить.

Вместо этого я не могла выбросить из головы отголоски беспокойных снов. Я задрожала, холод пробирал меня до костей. Мне хотелось вернуться в Академию, и я уже придумывала отговорки, чтобы провести больше времени в архивах, разыскивая любую информацию, которую только можно найти про Ричарда Хэддока.

Со мной что-то всерьёз не так.

Чёртова птица продолжала петь, дразня меня тем, на что была бы похожа жизнь, если бы я ушла из Ордена. Но я знала, что никогда бы так не поступила. Я и так уже отказалась от слишком многого. Я отказалась от замужества и выбрала путь, который, казалось, становился только темнее, чем дальше я по нему шла.

Слушая пение птицы, я задавалась вопросом, что за извращённое воодушевление ведёт меня прямиком к опасности, как мотылька на пламя.

И я ощутила внезапное желание приютить бездомную кошку.

Быстро одевшись, я заплела волосы в тяжёлую косу и скрутила её в простой узел у основания шеи. В этот день в Академии уроков не было. Моим навязчивым мыслям придётся подождать.

В течение утра я без труда сводила записи в магазине и занималась инвентаризацией разных ярких игрушек, украшавших полки. Они всеказались такими причудливыми.

В магазин зашли четыре разных покупателя, заполняя его хихиканьем, смехом, время от времени просьбами детей, не заботящихся ни о чём в этом мире, кроме страстного желания держать игрушки в руках. Хотелось бы мне быть, как они, видеть перед собой только прекрасное и не знать, какие тайны скрывались за полками.

Когда я отругала маленького мальчика за то, что он набил карманы разноцветными стеклянными шариками, за которые не собирался платить, они, к его огромному огорчению, высыпались через дыру в его кармане и застучали по отполированному полу. Когда я нагнулась, чтобы собрать их, серебряный ключ, который всегда висел у меня на шее, показался особенно тяжёлым, раскачиваясь на цепочке.

В этот самый момент зазвенел колокольчик на входной двери. Стайка разноцветных юбок ввалилась в магазин со знакомым гоготом.

Я сделала вдох, собираясь с силами. Мне следовало знать, что сбежать не удастся. Маленький мальчик удрал, и мне хотелось последовать за ним, послав к чёрту этот магазин.

— Мисс Уитлок, что вы делаете, ползая на четвереньках? — по помещению разнёсся голос безмозглой дочки Торнби. Заносчивый тон. Точно такой же, как на поминках Стромптона.

Господи помилуй.

Я поднялась, крепко держа скользкие стеклянные шарики в кулаке. Девушка была не одна. С ней пришли три её подруги. Их я не встречала. Хотя мне было всё равно. Они смотрели на меня так, будто я была чёрным, как сажа, пятном на их подолах. Я попыталась вспомнить имя девушки Торнби. Оно было каким-то простеньким, вроде Элис… нет, Мэри.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросила я своим самым вежливым голосом, несмотря на то, что моя рука яростно вцепилась в шарики.

Мэри подошла к марионеткам и лениво потянула за одну из ниточек.

— Мы только смотрим, — сказала она приторно сладким голосом. — Просто пытаюсь определить, есть ли здесь что-нибудь стоящее.

Остальные захихикали, и я почувствовала, как шарики стали горячими в руке. Я наградила её своим самым царственным взглядом и встала за секретер. Я бросила шарики в маленькую коробочку.

— Всё, что вы видите, имеет прекрасное качество. При условии, что вы можете себе это позволить.

Мэри развернулась, и её нос непривлекательно сморщился.

— Я могу позволить себе всё, что захочу, — сказала она, проводя пальцем по кружевной отделке одной из кукол. Она подняла её и поиграла с завитками волос под крошечной шляпкой. — Я действительно люблю приобретать вещи высокого качества, — она окинула прохладным взглядом моё скромное платье. — Но я полагаю, что у вас мало времени на изящество, учитывая всю вашу работу.

— Я справляюсь, — сказала я, быстро подсчитывая свои приходно-расходные книги. Возможно, если я проигнорирую её, она спонтанно воспламенится и сгорит.

— Хммм. Если вы настаиваете, — она положила куклу обратно на полку и повернулась ко мне. — Буквально на днях граф Стромптон потратил всё утро на приобретение действительно дорогостоящей вещи. По словам Пруденс, он потратил целое состояние на очень богато украшенную музыкальную шкатулку, прежде чем отправиться в монастырь.

Это поразило меня, и я не могла скрыть этого. Люсинда предупреждала меня о склонности к шпионажу в рядах Общества, но это просто нелепо.

Мэри явно ощутила, что попала в точку, и решила снова нанести удар.

— Учитывая, что музыкальная шкатулка, перевязанная серебряным бантом, едва ли является нормальной покупкой для молодого графа, мне пришлось задуматься, кому предназначался этот подарок.

Я изогнула бровь.

— Его матери?

— О, вы считаете себя такой умной. Вам следует быть осторожнее, дорогая. Мужчинам не нравится компания невзрачных женщин с острым умом, — теперь всё её лицо сморщилось, а натужная улыбка напоминала маленькую рычащую собачку.

Невзрачная. Ну серьёзно. Ей стоило бы придумать что-то получше. Как будто она сама обладала неземной красотой.

— Если это правда, и мужчины действительно предпочитают компанию фривольных женщин с недалёким умом, то у вас не должно быть недостатка в поклонниках, — я пожала плечами и вернулась к своим цифрам.

Мэри положила ладони на секретер и наклонилась над ним; в её жёлто-зелёных глазах горела отчётливая ярость.

— Не прикидывайся тут. Я знаю, какая ты. Ты можешь думать, будто ты такая выдающаяся из-за выдвижения в Академии, но ты всего лишь алчная шлюха. Я знаю о твоём любовнике-цыгане, а теперь ты положила глаз на лорда Стромптона. Я уничтожу тебя, если ты когда-либо подумаешь, что стоишь внимания лорда Стромптона. Директор, может, и взял тебя под своё крыло, но на самом деле ты пошла по стопам жены директора, — её голос едва ли был громче шёпота, но я ощутила её слова как пощёчину.

Я задрожала, внезапно почувствовав боль, как от физического удара. Слезы жгли глаза, но, разумеется, я не могла позволить им пролиться. Как она смеет называть меня шлюхой?! Она расхаживала по городу в дорогих платьях, с хихикающими подругами и отвратительными слухами. Это не я охотилась за богатым мужем, как бешеная собака. Но это я готова была расплакаться перед этой ужасной негодяйкой. Я точно не расплачусь. Я не собиралась доставлять ей такого удовольствия, хотя и чувствовала себя так, словно она только что пырнула меня ножом.

Она того не стоила. Мне пришлось проглотить горечь во рту. У меня имелась пара ласковых словечек, которыми я могла бы её наградить. Невысказанные оскорбления ощущались как яд на языке, но я отказывалась опускаться так низко. Вместо этого я прибегла к правде.

Я обошла секретер, держа одну руку на нем, чтобы не поддаться искушению и не ударить её.

— Лорд Стромптон будет добиваться расположения той, кого пожелает. Если вы чувствуете необходимость прийти сюда и донимать меня тем, что он предпочитает делать со своими деньгами и подарками, это мало что говорит обо мне. Зато это ясно указывает на его чувства к вам — точнее, на отсутствие таковых.

Мэри фыркнула, потом изо всех сил постаралась изобразить на лице натянутую улыбку, но вышло не очень. Я видела ненависть в ней, и её раздражение проявилось в том, как она стиснула свой ридикюль.

— Идёмте, дамы. Я не вижу здесь ничего ценного, — и они все, как одна, вышли за дверь, весело звякнув колокольчиком.

Я выдохнула, позволяя своим рукам задрожать. Я выиграла битву, но очевидно, что до завершения войны ещё далеко.

Вопрос был в том, как далеко она готова зайти? Похоже, она из тех, кто попытается погубить меня сплетнями. Один слух можно легко опровергнуть, но никто не в силах противостоять батальону лжи, исходящей от множества людей. Я не сомневалась, что её подруги радостно заработают языками.

Ибо какими бы ужасными и скандальными ни были эти слухи (особенно те, что касались директора) меня волновали только мои собственные слова. Я практически признала, что Дэвид ухаживает за мной, и вскоре подружки Мэри распространят этот слух по всему Обществу, с её помощью или без неё.

Нашу свадьбу спланируют за две недели.

Уилл не порадуется, услышав новости о том, что я предназначена графу. Даже если это никогда не было правдой.

Не считая одного танца, мы с Дэвидом едва ли обменялись хоть одним добрым словом. Ни у кого не было никаких оснований верить, что я испытываю к нему привязанность.

В шее и руках возникло покалывающее ощущение. Я скрестила их на груди. Дэвид также был надоедливой проблемой. Как только он услышит о том, что я сказала Мэри, его преследованию не будет конца. Он ясно выразил свои намерения.

Я окажусь в ситуации, где единственный мужчина, которого я хочу, будет ненавидеть меня, а тот мужчина, которого я не хочу, будет за мной ухаживать. Почти как у Шекспира, хотя не так смешно. Я лишь надеялась, что всё не закончится трагически.

Мне это не нужно. Ничего из этого. Мне не нужно тёмное пятно неуверенности в себе, медленно растекающееся по мне, как чернила, впитывающиеся в бумагу. Мне не нужны скандалы и обман. Мне не нужны бесчисленные мелкие инструменты, пружины и болты, которые я постоянно доставала из кармана каждый вечер. С меня довольно.

Ни один человек в здравом уме не стал бы продолжать эту пытку без всякой выгоды для себя. У меня нет друзей в Академии, только презрение. У меня нет одобрения, только саботаж; а восхищения, выражающегося в форме притязаний Дэвида на меня, я совершенно точно не просила. Оно не делало мою жизнь легче.

Довольно.

Я схватила с секретера кусок пергамента и написала простое и лаконичное письмо главе Ордена. Мой почерк выглядел нетвёрдым и корявым, но достаточно разборчивым. Я не была дурой и не собиралась мучить себя понапрасну, тогда как в Шотландии меня ждало совершенно прекрасное будущее.

В этом вся суть. Было время, когда я думала, что обучение в Ордене — это великолепно, и каким-то образом это сделает меня цельной. До сих пор Академия не давала мне ничего, кроме раздоров.

С меня хватит.

Миссис Бриндл вошла как раз в тот момент, когда я заканчивала запечатывать конверт. Она бросила на меня один взгляд, и на её лице тут же отразилось беспокойство.

— Всё в порядке, дорогая?

Я встала ровно с высоко поднятой головой.

— Конечно, — я протянула ей письмо резким движением руки, хоть оно и задрожало в воздухе. — Пожалуйста, немедленно отправьте для меня это письмо, а потом передайте Люсинде, что ей нужно найти нового владельца магазина. Утром я уезжаю в Шотландию.

***

Ранним утром следующего дня я упаковала все свои скудные пожитки в маленький чемодан. Я поставила его около двери и стала ждать, пока Боб запряжёт двуколку. Мне нужно успеть на электричку до Инвернесса.

В моём багаже не было ни единой книги. Я оставила дневники Саймона Прикета там, где они должны быть — в его мастерской. Больше я в них не нуждалась.

Как раз, когда я заканчивала последние счета, открылась дверь, и колокольчик звякнул, атакуя мои нервы.

— Мы закрыты, — рявкнула я.

— Нет, для меня не закрыты.

Я подняла взгляд и увидела стоящую в дверях Люсинду. У неё был угрюмый взгляд гувернантки, которая очень разочаровалась в своём ученике. Одна часть меня хотела ринуться к ней и покаяться во всех бедах. Другая часть ненавидела её за то, что она там стояла, потому что я знала её намерения.

— Ты не сможешь меня остановить, — я закрыла книгу со счетами.

Люсинда даже не моргнула.

— Тогда, полагаю, удачно сложилось, что я оказалась в Лондоне. Я могу проводить тебя.

— Спасибо, — насторожившись, я чувствовала, как она сверлит взглядом мою спину, пока я выходила из магазина, чтобы забрать шляпку и перчатки с камина в гостиной. Люсинда последовала за мной и осталась в дверях, преградив мне дорогу.

— Сбегать — это на тебя не похоже, — она сняла шляпку, легонько удерживая её за ленты. Как мило с её стороны устроиться здесь как дома. Она могла надевать свою шляпку обратно, потому что я не собиралась оставаться.

— Всё кончено. С меня хватит. Я была глупа, думая, что когда-нибудь смогу это вынести, — я поспешно надела шляпку, нисколько не заботясь о том, как под ней выглядят мои волосы.

Люсинда казалась ошеломлённой, но я не стала утруждать себя пояснениями.

— Как я поняла, ты одна из лучших учеников в классе, — Люсинда сняла одну перчатку, затем вторую. — По словам Оливера, ты демонстрируешь прекрасный потенциал и даже превзошла некоторые его ранние эскизы со времён ученичества.

Шок заставил меня сделать шаг назад. Но мне не понадобилось немного времени, чтобы прийти в себя.

— Дело не в учёбе. Поставь передо мной задачу, и я найду решение. Для этого хватит упрямства и готовности читать.

— И тем не менее, ты не желаешь решать эту проблему.

Моё лицо вспыхнуло.

— Не читай мне нотаций. Хватит с меня этого. Я здесь не ради того, чтобы воплотить в жизнь твои амбиции стать частью Ордена. Ты не знаешь, что мне пришлось выдержать.

Люсинда протянула руку и сжала мою ладонь.

— Так расскажи мне, — она отвела меня к стулу и села рядом со мной, держа мою руку в своей.

До того момента я даже не подозревала, как на самом деле была одинока. Всё хлынуло из меня торопливым потоком. Я рассказала ей о презрении других учеников, несчастных случаях, моей вине в том, что Оливер пострадал, затем про саботаж. Я знала, что директор не хотел, чтобы я говорила об этом, но мне нужно было кому-то об этом сказать, и я верила, что Люсинда не расскажет ни единой душе, даже Оливеру. Я поведала ей о своём страхе, что человек в маске прячется в каждой тени, выжидая момент для удара, и призналась, как тайна о произошедшем между Хэддоком и двумя моими дедушками заставила меня понять, что я ничего не знаю об истории своей семьи.

Со слезами на глазах я рассказала ей, какой одинокой чувствую себя, и что я не могу доверять единственному другу, которого, как мне казалось, я обрела в Питере.

И наконец, я рассказала ей о споре с Мэри Торнби в магазине за день до этого. Люсинда, казалось, удивилась упоминанию о недавнем поведении её брата по отношению ко мне, но, к счастью, ничего не сказала, только слушала. В конце всего этого я почувствовала себя истощённой и опустошённой, жаждущей чего-то, что я даже не могла определить.

Когда все слова закончились, Люсинда склонила голову.

— Прости меня, Мег. Я была для тебя не очень хорошим другом.

— Это неважно, — я торопливо вытерла рукой глаза и отвернулась от неё.

— Нет, важно, — она протянула мне носовой платок. — Я была слишком погружена в свои собственные дела.

Озвучивание всех горестей, возможно, облегчило давление в моей голове, но слова больше не приносили реальной пользы.

— Ты не можешь ничего изменить. Факт в том, что я одна, и я устала бороться с армией тех, кто решительно настроен увидеть, как я потерплю провал.

— Я не хочу видеть твой провал, — Люсинда решительно мне улыбнулась. — И я знаю, что ты не провалишься. Ты сосредоточься на учёбе. Мэри оставь мне.

— Если бы я могла. Я основательно оскорбила её, и она нескоро это забудет. Она сказала, что я пошла в жену директора. Я даже не знаю эту женщину, но прозвучало это, как оскорбление, — сказала я.

— Что в точности она сказала? — спросила Люсинда, нахмурившись.

К сожалению, точные слова преследовали меня всю ночь.

— Она обвинила меня в том, что Уилл — мой любовник, затем сделала возмутительный вывод, что я также имею какие-то виды на твоего брата. Затем сказала, что директор Лоренс, может, и взял меня под своё крыло, но я на самом деле пошла по стопам его жены.

Люсинда засмеялась.

— Это не смешно.

— У тебя виды на моего брата? — спросила она, слегка склонив голову набок с лукавым любопытствующим блеском в глазах.

— Боже, нет! — по моей спине пробежала дрожь. Я её проигнорировала.

— Что ж, тогда не о чем беспокоиться, — Люсинда похлопала меня по колену. — Жена Лоренса, Эмма, всегда была доброй душой. Пойти по стопам Мэри Торнби было бы гораздо большим оскорблением. Мы должны её пожалеть, правда. Она питала чувства к Дэвиду с трёх лет.

— Что делает её опасной, — сказала я, снимая свою покосившуюся шляпку и кладя её на стол. — Что случилось с женой директора?

Люсинда сделала глубокий вдох, затем обречённо выдохнула.

— Мэри воскрешает давно ушедшую сплетню. Слухи об Эмме утихли как минимум пятнадцать лет назад. Может, даже больше. Я даже не знаю, почему Мэри затронула эту тему, разве что она хотела вызвать ощущение скандала, — Люсинда презрительно взмахнула в воздухе рукой. — Если бы у неё вообще имелся здравый смысл, она поняла бы, что ты никогда об этом не слышала. Вот тебе и словесная война. Она даже пушки толком зарядить не может.

Тут я фыркнула от смеха. И всё-таки это доказывало, что Мэри слишком охотно использует сплетню в качестве оружия.

— А что это за слухи? — спросила я.

Выражение лица Люсинды стало серьёзным.

— Если я расскажу тебе, я буду не лучше остальных. Никогда не было никаких доказательств чего-либо непристойного, только домыслы, основанные на ничтожных подозрениях, и я не могла поверить, что Эмма на такое способна. Всё, что тебе нужно знать — это то, что тебе никогда не стоит стыдиться своих чувств к Уиллу.

Я не стыдилась Уилла. Я никогда не стала бы этого делать, но так сложно напоминать себе, что следует чувствовать, когда столько всего встаёт на пути. Меня всё ещё не отпускали слова Дэвида о том, что я люблю Уилла потому, что не было другого выбора. Я не верила, что это правда.

— По словам леди Чэдвик, Дэвид и я обручены.

Я не знаю, почему сказала это. Думаю, что мне нужно было знать, что на это скажет Люсинда, и станет ли она тоже подталкивать меня к своему брату.

Люсинда посмотрела на меня, как будто прекрасно знала, о чём я её спрашиваю.

— К счастью, у твоей матери было достаточно здравого смысла, чтобы дважды отказать желаниям моего отца — сначала со своим обручением, затем с твоим. Поэтому она держала тебя подальше от Ордена, — взгляд Люсинды изменился, а выражение лица обременилось тяжёлыми мыслями. — Мой отец мёртв. Он больше не влияет на наши жизни. Мне следовало понять это ещё до того, как я устроила представление на его поминках. Я была так поглощена местью ему и моей матери, что чуть не погубила своих брата и сестру. Это не входило в мои намерения.

Она вздохнула.

— Выходи за кого хочешь, Мег. Я ни разу не пожалела о своём первом браке, и я знаю, что твоя мать тоже никогда не жалела о своём решении.

Я наклонила голову и уставилась на мозоль, начинающую формироваться сбоку указательного пальца.

— Я скучаю по Уиллу.

Люсинда кивнула.

— Знаю, что скучаешь. Он достойный мужчина, — она улыбнулась. — Не то, чтобы мой брат не такой.

Она встала и протянула руки, чтобы помочь подняться мне.

— Ты уже сделала больше возможного. Даже если бы у меня был шанс стать ученицей, сомневаюсь, что я справилась бы лучше тебя. Я знаю, что это трудно, но этот вызов не последний. Диверсант будет пойман, и всё снова встанет на свои места. Однажды это затруднение исчезнет, а твой успех засияет.

Я не знала, что на это ответить, и сомневалась, что вообще могла разговаривать.

Люсинда подняла шляпку.

— Теперь мы направляемся к поезду?

Она права. Я зашла слишком далеко, чтобы сдаться сейчас. Если я сдамся, то все усилия, которые я приложила, окажутся напрасными. Я покачала головой.

— Хорошо. Тогда мне следует вернуть это, — она достала из ридикюля письмо и протянула его мне.

Это было моё заявление об уходе из Академии. Миссис Бриндл так и не отправила его.

Глава 22

Я вошла в Академию с новым чувством цели. Когда я проходила мимо статуи Афины, держащей свой меч высоко над головой, мерцающий свет от движущегося цветного стекла создавал впечатление, что она внимательно наблюдает за мной. Я высоко подняла голову и кивнула ей, как одна женщина другой. Возможно, они возвели её на прекрасный пьедестал, но я намеревалась сделать так, чтобы мой след в Академии был таким же глубоким, как и её.

Ученики собрались в актовом зале, но было ясно, что мы там не останемся. Учитель Барнабас собрал нас в большую группу и велел не садиться.

Я задержалась у края толпы. Мальчики тихо переговаривались, наклоняясь друг к другу, чтобы общаться вполголоса. Каждый раз, когда я приближалась, они замолкали и пристально смотрели на меня, вынуждая идти дальше. Я заметила Питера, но он отвернулся, чтобы поговорить с Ноа. Сэмюэл нарушил указание и сел, вытянув ноги и скрестив руки на груди.

Дэвид хотел что-то сказать ему, но тут взглянул на меня. На нём был тонкий шёлковый жилет, а рукава рубашки он закатал, чтобы обнажить нижнюю половину рук. Пятна смазочного вещества портили его безупречные в остальном руки. С взъерошенными волосами он выглядел немного распутным, как пресловутый аристократ, который жаждал приключений и поэтому стал пиратом. Его глаза потеплели, когда встретились с моими. Может быть, он и был красив, но на меня это не производило особого впечатления.

Он сделал шаг в мою сторону, а я развернулась и решительно направилась к Маноджу и Майклу.

К счастью, в дальней двери появился директор Лоренс, и все повернулись, чтобы переключить на него всё своё внимание. Я не была уверена, что кто-то ещё находил тёмные круги под его глазами или желтоватый вид кожи такими же неприятными, как и я.

Больше никто не знал, чем он занимается в подвале. Я беспокоилась за него. Он выпрямился, глубоко вздохнул и сказал: «Следуйте за мной», не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

Мы сделали, как нам было сказано, выстроившись в две аккуратные шеренги, вышли из нижнего зала и повернули в длинный коридор, ведущий к подвалам.

Что ещё хуже, я шла рядом с Питером. Он не произносил ни слова, пока мы бок о бок спустились по длинной винтовой лестнице в подвал.

Вместо того чтобы повернуть к архиву, мы прошли мимо бочек, и Барнабас открыл большие арочные деревянные двери в дальнем конце. Я старалась не смотреть на бочку, которая скрывала вход в секретную комнату, где я увидела директора Лоренса, работающего над своей машиной. Мне пришлось сказать себе, что это всего лишь винная бочка, как и все остальные.

Как только мы все оказались в похожей на пещеру комнате, Барнабас с грохотом захлопнул тяжёлые двери. Помещение, в котором мы находились, было огромным, почти таким же большим, как архив или винный погреб, с тяжёлыми каменными колоннами, поддерживающими полы Академии над нами. Окон здесь не было, и по большей части комната пустовала.

В центре комнаты стоял робот, склонивший голову, как будто он спокойно спал стоя. Он был самым большим роботом, которого я когда-либо видела — четыре с половиной метра ростом, конечности похожи на стволы деревьев, а руки могли раздавить череп человека, как яйцо.

Я была не единственной, кто глазел на огромную машину. Остальные ученики окружили его, любуясь им, но держась вне пределов досягаемости робота.

— Позвольте представить вам Альфреда, — голос директора эхом отразился от стен. — Он был одним из самых ранних функциональных роботов, когда-либо созданных Орденом, — директор Лоренс обошёл великана, заложив руки за спину.

Я знала об Альфреде. Саймон много писал о нём. Одно дело — изучать его чертёж. Увидеть его воочию — совсем другое дело.

Директор продолжал, пока я уставилась на него.

— Хотя наши возможности создания роботов улучшились с годами, мы все ещё находим Альфреда полезным в обучении новых учеников механике движения и управления роботами. Майкл, пожалуйста, помоги мне.

Майкл, самый высокий из нас, последовал за директором к задней части робота, и они вдвоём повернули большое колесо, крепившееся к его спине. Щёлканье какой-то пружины, управлявшей гигантом, отражалось от голых стен. Никто из нас не осмеливался даже шептать что-либо, пока мы смотрели, оцепенев.

На то, чтобы завести машину, ушло несколько минут. Когда колесо начало напрягаться и лязгать от давления, директор и Майкл наконец остановились. Майкл отшатнулся назад, и его руки повисли вдоль боков, как будто у него больше не было сил поднять их.

— Ну так вот, — директор хлопнул в ладоши и поправил жилет. — Если вы внимательно посмотрите на грудь робота, то увидите ряд маленьких рычажков. Каждый выполняет примитивное движение, причём в зависимости от комбинации… — его голос продолжал монотонно гудеть. Я сразу узнала этот урок. Я уже прочитала его восемь раз, как в дневниках Саймона, так и в некоторых записях из архивов, пока пыталась определить лучший метод управления моим собственным роботом. Мой разум всё ещё слышал слова, когда я вспоминала прочитанное, но я больше не слушала то, что говорил директор. Это уже глубоко запечатлено в моём колодце знаний.

Я поймала себя на том, что смотрю в лицо робота. В отличие от многих роботов, созданных Развлекателями, у Альфреда не было гладкой, пустой маски. Вместо этого изящно закруглённые веки прикрывали его глаза, ожидая возможности подняться и пробудить спящего гиганта. Его квадратная челюсть отвисла, придавая ему туповатое выражение в сочетании с остро заострённым медным клином, служившим носом.

Гигант выглядел живым, что несвойственно другим роботам: как будто у него имелись мысли, и он ждал момента освобождения от дремоты, чтобы выразить их.

Он был таким огромным, даже больше Минотавра. Я попыталась стряхнуть с себя воспоминания об этом механическом чудовище, но не смогла. Оно двигалось так плавно, словно было живым и думающим. Это было бы прекрасно, не будь он так решительно настроен раздавить меня.

Этот робот легко мог разрушить половину монастыря.

— …Итак, как вы видите, при такой конфигурации движения робот сделает три шага вперёд, а затем остановится, — я повернулась к директору как раз в тот момент, когда его рука обхватила рукоятку рычага в центре груди робота.

Он потянул её на себя и сделал несколько быстрых шагов к двери.

Класс расступился, как Красное море, давая великану свободный путь. Альфред задрожал, словно стряхивая с себя горький холод сна. Его потускневшие веки медленно поднялись, открывая большие блестящие черные сферы.

Дрожь робота усилилась, когда он поднял одну ногу и позволил ей опуститься на пол с тяжёлым грохотом. Ребята вокруг меня ахнули и отпрянули подальше от грохочущего робота. Мы сбились в кучу, и вся толпа отодвинулась от двери.

«Бум».

Ещё один шаг. Теперь робот стоял между нами и единственным средством спасения. Моё сердце бешено заколотилось, когда я изо всех сил рванулась прочь, чтобы высвободиться из толпы. Я оказалась рядом с Дэвидом. Он взглянул на меня и коротко кивнул, как будто всё это имело решающее значение для нашего проекта робота, но в данный момент я могла думать только о том, как зловеще звучал каждый из его шагов. Они отдавались эхом, как гром, когда он раскатывается прямо над твоей головой.

«Бум».

Зал взорвался радостными воплями. Дэвид царственно захлопал в ладоши.

Мой страх был иррациональным. Мне тоже следовало бы изучать робота. Книги могли дать лишь ограниченный объем знаний, и я действительно понимала вещи лучше, когда видела, как они взаимодействуют друг с другом.

Великан продолжал дрожать, хотя его ноги оставались неподвижными на полу. Я облегчённо вздохнула.

Шаги прекратились. Слава Богу, они остановились.

— Теперь перейдём к следующему движению, — начал директор, но не смог закончить.

Медленно, словно огромный медведь, вынюхивающий добычу, голова великана повернулась, а тело изогнулось. Его огромные руки сжались в кулаки размером с наковальню, металлические веки опустились, и холодные чёрные глаза уставились на меня. Внутри них появился свет, как будто в стеклянных шарах были заключены две свечи. Потом они засветились красным.

— Э-э, директор, а разве так должно быть? — спросил Ноа.

Внезапно великан запрокинул свою потускневшую голову назад и издал нечестивый рёв, который заполнял комнату до тех пор, пока я не почувствовала, как он сотрясает мои кости.

— Бежим! — закричала я, подобрав юбки и толкнув плечом мальчика рядом со мной, чтобы заставить его пошевелиться.

Великан поднял кулаки и, размахивая руками, бросился прямо на нас, как обезумевшая обезьяна. Мальчишки разбежались, как муравьи. Дверь была закрыта, и толпа людей прижалась к ней, не давая никому открыть дверь. Директор крикнул, чтобы они отошли назад. В суматохе Ноа упал.

— Ноа, — позвала я, пробиваясь обратно к нему, в то время как Манодж схватил меня за руку и попытался оттащить. Великан сделал шаг в сторону, затем повернулся и зашагал к Ноа. Я вырвала руку из ладоней Маноджа и побежала. Я добралась до Ноа раньше великана, рывком подняла его на ноги и бросила к Маноджу. Затем я нырнула вперёд, когда нога гиганта приземлилась там, где только что была голова Ноа. От удара камень треснул.

Я кувыркнулась в сторону, перекатившись по земле, затем быстро вскочила на ноги, несмотря на мои юбки. Великан повернулся и посмотрел на меня. Он стиснул массивные металлические челюсти.

Он вёл себя точно так же, как Минотавр.

«Потому что кто-то повозился с роботом и дал ему те же команды».

Мне нужен огонь. Это единственное, что сбило Минотавра с толку и сделало его слепым.

— Мег, беги! — крикнул Дэвид, отскакивая в сторону. Я схватилась за юбки и со всех ног бросилась к задней стене, где горели большие медные жаровни.

Гигант мчался за мной, как локомотив, и его инерция была слишком велика, чтобы остановиться. Задыхаясь, я добралась до стены и резко повернула налево. Великан врезался в жаровню, разбрызгивая горящее масло вверх и на себя.

Я закричала, а Дэвид подхватил меня и потащил к восточной стене.

Мы вместе упали на камень, когда директор открыл дверь ровно настолько, чтобы остальные могли убежать.

Я оглянулась на великана, и, к моему ужасу, горящее масло продолжало пылать, когда робот поднялся и в замешательстве посмотрел на огонь, горящий на его руках и обволакивающий его плечи.

— Замечательно, — сказал Дэвид, таща нас обратно к двери. — Эта чёртова штука горит.

Мы побежали к двери, когда последний из мальчиков выскользнул наружу.

— Скорее! — Дэвид втолкнул меня в проем. Великан снова взревел. Затем я услышала тяжёлый топот его ног, когда тот с грохотом направился прямо к двери. Дэвид последовал за мной, и мы побежали мимо огромных бочонков с вином и элем.

Большая рука механизма, поднимавшего бочки, нависла над нами. Он крепился к потолку, но если бы он качнулся прямо через центральный проход…

Я резко затормозила.

— У меня есть идея, — я изучила соединения рычагов и шестерёнок. Если я правильно рассчитаю время, это может сработать. Нам просто нужно оказать давление колесо, используемое для расположения механизма, а затем внезапно отпустить стабилизирующие рычаги.

Дэвид споткнулся.

— Ты с ума сошла?

— Если мы не остановим робота, он сожжёт архивы и разрушит весь монастырь, — крикнула я. Словно в подтверждение моих слов, великан вломился в тяжёлую деревянную дверь, разбив её вдребезги, будто были всего лишь щепки. — Хватай вон ту штуку! — я указала на рычаг управления слева от нас.

Великан ударил кулаком в один из больших бочонков. Дерево раскололось, и поток темно-красного вина волной хлынул на робота. Я прикрыла голову рукой, когда на меня посыпались острые куски древесины.

— Берегись! — крикнула я. Гигант устремил на Дэвида горящий взгляд, затем снова замахнулся кулаком, когда Дэвид едва успел пригнуться. Из разбитой бочки хлынул ливень эля, и Дэвид поскользнулся, когда потянулся к рычагу управления клешнями, которые хватали бочки.

Он опёрся на него, чтобы подняться на ноги.

Я лихорадочно повернула большое колесо вправо, создавая давление на рычаг.

— Когда я дам команду, дерни рычаг!

Великан выдрал руку из остатков разбитого бочонка с элем и повернулся к нам.

— Сейчас!

Я изо всех сил потянула рычаг управления, но он застрял.

— Мег! — Дэвид дёргал рычаг, пока руку не отклинило обратно.

Я навалилась всем своим весом на рычаг, ударившись бедром. Рычаг сдвинулся, и замок на руке раскрылся.

Тяжёлая рука качнулась через проход, врезавшись прямо в лицо гиганту.

Робот потерял равновесие и с плеском упал в мелкое озеро, похожее на пенящуюся кровь.

Я не могла терять времени.

Подхватив юбки, я пробежала через это хлюпающее месиво и вскарабкалась на грудь великана.

Робот поднял руку и поднёс её к моей голове, вытянув пальцы, чтобы сжать и раздавить.

Я схватила рычаг на его груди и повернула его.

Кончики пальцев великана коснулись моего уха, когда пружина с пронзительным жужжанием опустилась вниз.

И великан закрыл глаза.

Глава 23

Я рухнула на грудь великана, пытаясь отдышаться. Моя одежда на ощупь была тяжёлой, мокрой и резкой от запаха солодового эля и красного вина. Я закрыла глаза и возблагодарила небеса за то, что не меня не раздавили.

Теперь, когда опасность миновала, я сомневалась, что смогу снова поднять своё тело. Все силы покинули его.

— Мег, — Дэвид вскарабкался рядом со мной. — Мег, ты ранена?

Он перевернул меня за плечи и помог соскользнуть на пол. Холодное вино просачивалось все глубже в мои тяжёлые нижние юбки. Дэвид протянул руку и убрал мои липкие волосы с лица.

— Поговори со мной.

— Я цела и невредима, — ответила я. Его пальцы были слишком нежными, когда скользили по моему уху. Я отстранилась, с трудом поднимаясь на ноги, несмотря на испорченные юбки. Чёрт побери, как же мне хотелось избавиться от них. Они только мешали. Дэвид подал мне руку, когда толпа людей хлынула из устья лестницы в затопленную комнату.

Я наблюдала, как мои одноклассники оглядываются по сторонам с выражением шока, ужаса и случайного восторга, который приходит, когда мальчики обнаруживают действительно большой беспорядок. Наблюдая за ними, я была уверена в одном. Никто из нас не был способен создать эту катастрофу. Саботажник не был студентом. Он был мастером.

Питер подошёл с облегчённым видом.

— Это было блестяще, чёрт возьми.

— Следи за языком, — предупредил Дэвид. — Так нельзя говорить в присутствии леди.

— Это и был кошмар, чёрт возьми, — проворчала я. Дэвид мог оставить свои строгие языковые нравы при себе. Майкл остановился как вкопанный и захохотал; Манодж улыбнулся.

Питер протянул мне свой носовой платок, но Дэвид просунул перед ним свой. К несчастью, с платка Дэвида капало вино. Я взяла платочек Питера и с благодарностью вытерла лицо.

— Что послужило причиной этого? — спросил Манодж, осматривая поверженного Голиафа. Машина казалась мёртвой. Вино способствовало этому эффекту.

— Кто-то приказал ему сделать не просто три шага, — я осмотрела дыру в рукаве своего платья. Любой здравомыслящий человек назвал бы это платье безнадёжно испорченным, но у меня не было средств на другое. Я должна была как-то его починить. Очаровательно.

Вот тогда-то я и заметила, что Ноа выглядит мертвенно-бледным и неподвижным среди возбуждения остальных учеников.

Он прочистил горло.

— Спасибо, — сказал он, повернулся на каблуках и, протиснувшись сквозь толпу, стал подниматься по ступенькам.

Я обречённо вздохнула. Я спасла ему жизнь, но это вся благодарность, которую я получила. Даже после того, как я чуть не убила себя, чтобы спасти Академию, я все ещё была для него позором.

Это уже не имело значения. Существовали битвы, в которых я просто не могла победить. Мне нужно решить более серьёзные проблемы.

— Мисс Уитлок, Дэвид, — позвал директор, проталкиваясь сквозь толпу мальчишек. Он бросил один взгляд на упавшего робота, затем осмотрел то, что осталось от больших бочонков с вином, некоторые из которых всё ещё выплёскивали своё содержимое через трещины в боковых стенках широких бочек. — Слава Богу, вы целы и невредимы.

— По большей части, — сказал Дэвид.

— С вашей стороны было очень храбро спасти мисс Уитлок. Как вам удалось его отключить? — спросил Дэвида директор Лоренс. Я не могла поверить своим ушам. Нет, я могла поверить в то, что слышала. Вот это-то и злило меня больше всего. Дэвид выпрямился, выпятив грудь, хотя его некогда безупречная рубашка была испачкана прекрасным пурпуром.

Конечно, он присвоит себе все заслуги. А почему бы и нет?

— Вообще-то это Мег остановила робота. Она подумала, что надо бы опрокинуть его рукой для переноски бочек. А потом она сама прыгнула на него и вывела из строя, — Дэвид вздёрнул подбородок, когда остальные мальчики разом повернулись ко мне.

Я была так же потрясена, как и они, и надеялась, что моя челюсть не отвисает так же, как у них.

Директор перевёл взгляд на меня.

— Вот как, — он оглядел меня с ног до головы с задумчивым выражением лица. — Ну, это было очень глупо с вашей стороны. Вы могли серьёзно пострадать. Тот, кто это сделал, намеревался нанести непоправимый вред. Я удивлён, что вас не убили.

Я подобающим образом смиренно наклонила голову, чтобы он не увидел, как я закатываю глаза.

— Да, директор.

— А теперь отправляйтесь домой и приведите себя в порядок, — он громко хлопнул в ладоши, привлекая внимание мальчиков. — Остальные останутся и помогут навести порядок.

Комната дружно застонала.

Я не стала спорить. Это не стоило того, особенно сейчас, когда я стояла в испорченной одежде и с пульсирующей болью в бедре. Поднимаясь по лестнице, я слегка прихрамывала. Время от времени мимо меня по лестнице или по коридору пробегал преподаватель или ученик. Я не обращала на них никакого внимания и побрела обратно во двор. Теперь, когда бой закончился, у меня болела каждая клеточка тела.

Проходя мимо комнаты, в которой стоял мой робот, я мельком увидела свет из коридора, отражавшийся от чистого блеска её металлического лица. Я помедлила лишь на секунду. Я сыта по горло роботами.

Покачав головой, я прошла мимо приоткрытой двери. Академии нужно вложить деньги в некоторые замки, особенно когда вокруг рыщет саботажник.

Обтянутая кожей ладонь схватила меня за лицо, закрывая рот, и сильная рука дёрнула меня назад.

Я почувствовала, как меня словно молнией пронзило, обеими руками вцепилась за ладонь, прижатую ко рту, и сумела оторвать от себя мизинец.

Изогнувшись вбок, я начала сопротивляться. Я взяла палец и потянула его назад, пока не услышала громкий щелчок. Мужчина вскрикнул и отдёрнул руку. Я закричала так громко, как только могла, потом схватила его ладонь и поднесла её ко рту, чтобы прокусить кожаную перчатку.

Я изо всех сил стала пинаться и топать ногами, угодив каблуком по его ботинку и запрокинув голову, чтобы ударить его затылком в лицо. Острая боль пронзила мою голову. У меня возникло такое чувство, будто я только что разбила череп обо что-то металлическое. После второго болезненного крика мужчины, рука на моей талии разжалась, и я рванула вперёд, как заяц, вспугнутый из шиповника.

Я промчалась по коридорам и сбежала по лестнице в открытый двор. Развернувшись, я с трудом перевела дыхание. Позади меня никого не было. Я была одна.

Во дворе грохотали экипажи. Без дальнейших колебаний я сбежала по пандусу в большой туннель. Приехало несколько Развлекателей. Директор Лоренс, должно быть, послал за ними, чтобы те помогли. Я сразу узнала герб Чэдвика.

— Оливер! — я подбежала к нему и бросилась вперёд. Он поймал меня и крепко держал, пока я дрожала в его объятиях.

— Мег, что случилось? Я слышал, что произошёл несчастный случай, — он окинул взглядом мою испорченную одежду.

— Нападение, — выдохнула я, настолько взвинченная, что едва могла говорить. Я просто хотела почувствовать себя в безопасности. Я боялась, что больше не смогу чувствовать себя в безопасности. — Там саботажник. Мужчина… — я снова начала кашлять. Я не могла дышать.

— Сюда, — он помог мне сесть в свою роскошную карету, не обращая внимания на то, что с моих юбок всё ещё капает вино. Он коротко переговорил с кучером и вернулся к двери. — Карета отвезёт тебя домой.

— Подожди, — попыталась крикнуть я, но он уже бежал вверх по пандусу. Мне хотелось рассказать ему о человеке в маске, но я не могла вымолвить ни слова. У меня в горле встал ком.

Карета покатилась по длинному туннелю. Я обхватила себя руками и попыталась унять дрожь.

К тому времени, как я добралась до дома и умудрилась наполнить ванну обжигающе горячей водой, моя паника немного улеглась, но не страх.

Тот, кто схватил меня, ждал в комнате, где я проводила по нескольку часов в день в одиночестве. Он наблюдал за мной и знал мои привычки. Он непременно должен быть саботажником. Он изменил робота так, чтобы тот учинил хаос, а затем воспользовался этой возможностью, чтобы напасть. Я чувствовала себя загнанной в угол, не в безопасности даже в собственной шкуре.

Хотя у меня не имелось доказательств, я была уверена в одном.

Саботажником должен быть человек в заводной маске.

***

На следующее утро, ещё до восхода солнца, пришла записка, призывающая меня на экстренное собрание Ордена. Когда я прибыла в монастырь, рокочущие голоса из главного зала заполнили коридоры, и я присоединилась к реке людей, неуклоннотекущей к собранию.

Я вздрагивала всякий раз, когда кто-то касался меня. Остаточный страх после нападения не утихал. Человек в заводной маске сумел проникнуть в монастырь. Я чувствовала, что мне нужно осознавать каждую мелочь вокруг себя, что было утомительно. Я так и не выспалась как следует. Кошмары о нападавшем, скрывающемся в каждой тени, преследовали меня.

— Мег!

У меня перехватило дыхание, когда я подпрыгнула и развернулась. Это был Питер. Я положила руку на сердце.

— Ты меня напугал.

Питер протолкнулся мимо учителя Ивана, а затем подстроился под мой шаг.

— У тебя есть какие-нибудь предположения, что могло заставить робота атаковать? — спросил он. — Кое-кто из других учеников размышлял об этом, пока мы вчера наводили порядок, но каждая новая теория так же неправдоподобна, как и предыдущая.

— Ты хочешь сказать, что они не собираются снова обвинять меня? — я не смогла удержаться от колкости. Было ещё рано, и я ещё не выпила чаю.

Питер только бросил на меня нетерпеливый взгляд. Ну, раз уж это всё равно должно было раскрыться…

— В Академии есть саботажник. Несчастный случай с твоей рукой, вольер, а теперь ещё и это, все инциденты связаны.

— Саботажник? — глаза Питера стали такими большими, что я разглядела белки.

— Мне очень жаль, Питер. Я думала, это ты, — я поспешила вперёд, когда его шаги замедлились, создавая между нами разрыв, но этого оказалось недостаточно. Он быстро догнал меня.

— Вот почему ты не хотела, чтобы я работал над твоим роботом. О Боже, ну серьёзно! Как ты можешь так думать обо мне? — он схватил меня за руку и остановил нас обоих. Поток людей продолжал двигаться вокруг нас.

— Я не могла в это поверить, но именно ты построил первую неисправную машину, и директор застукал тебя за изучением моих планов для вольера, и… ну…

— Я Рэтфорд, — Питер тяжело вздохнул.

— Мне очень жаль, Питер. Директор приказал мне держаться на расстоянии и ничего тебе не говорить. Ты простишь меня? — мы снова двинулись вперёд. Я немного успокоилась рядом с ним. Приятно было вновь идти бок о бок с ним.

— Уже простил. Как ты считаешь, что они собираются делать? Думаешь, они закроют Академию? — спросил он.

— Даже не знаю.

Мы завернули за угол и прошли через двери в актовый зал. Скамейки начали заполняться, и хотя народу было не так много, как в первый раз, когда собрался Орден, я всё ещё была поражена тем, сколько их приехало сюда, хотя о собрании объявили меньше чем за день до назначенной даты.

Мы с Питером спустились по ступенькам и сели вместе с другими учениками в дальнем конце зала.

С трибуны донёсся громкий стук, и мы повернулись к лидеру Октавиану. В комнате быстро воцарилась тишина.

Он поправил очки на тонком носу.

— Как вы все уже знаете, вчера во время обучения наших учеников произошёл очень серьёзный инцидент. Я хотел бы воспользоваться моментом, чтобы поблагодарить директора Лоренса и Барнабаса — они позаботились о том, чтобы никто не пострадал, хотя повреждения были обширными, — начал Октавиан, и его голос хрипло разносился через машину, которая усиливала его по всей комнате. Я искоса взглянула на Питера. Директор и учитель Барнабас практически первыми убрались из комнаты.

— Насколько я понимаю, робот был неисправен. Его оригинальная система управления отсутствует, и на её место была поставлена система управления заводным Минотавром.

Снова послышался ропот. Лидер Октавиан поднял руку.

— Директор Лоренс, прошу вас.

Директор стоял за трибуной с величественным и серьёзным видом.

— До сих пор в Академии произошло не менее трёх актов саботажа. Первые два были нацелены на мисс Уитлок.

Голоса Развлекателей становились всё громче. Директор постучал молотком по трибуне, но один из мужчин, стоявших впереди, остался стоять.

— Именно поэтому ей не следует продолжать обучение в Академии!

Я почувствовала себя так, словно мул только что сильно пнул меня в грудь. Хор согласных воплей следовал за его словами и разносился по комнате. Именно этого и добивался саботажник.

— Вот только она — самый блестящий ум, который поступал в Академию за последние сто лет, — огрызнулся директор Лоренс. Какой бы невидимый мул ни лягнул меня, ему удалось нанести второй удар. Остальные ученики нервно переминались с ноги на ногу, пытаясь взглянуть на меня через ряд или через плечо. Даже Дэвид обернулся посмотреть. Сэмюэл ударил его по руке, и он повернулся обратно. Я выпрямилась и втянула воздух через нос. Я не сломаюсь. Не сейчас. Питер взял меня за руку и крепко сжал.

Директор продолжал:

— Её внимание к деталям безупречно, у неё есть врождённое понимание того, как всё устроено, и её творческий потенциал не имеет равных. Удалить её из Академии было бы грехом против всего, что чтит этот Орден.

— Но она представляет опасность, — из толпы поднялся худой человек в больших очках. — Два человека уже пострадали, а вчера один из наших сыновей мог погибнуть.

Гневные крики стали громче, похоронив мою надежду. Я намеревалась обратиться к собравшимся и рассказать им о вчерашнем нападении на мою персону, но если я поступлю так, это лишь даст ещё больше оснований удалить меня из Академии. Я не хотела доказывать правоту своих недоброжелателей. Тем не менее, они правы, кто-то мог быть убит. Я не знала, что делать.

— Мисс Уитлок — не корень проблемы, — запротестовал директор Лоренс. — Если понадобится, я приставлю к ней круглосуточное сопровождение. Факт остаётся фактом: это последнее нападение было направлено против Академии в целом. Я боюсь, что если мы уберём мисс Уитлок, этот человек незаметно скроется прежде, чем мы сможем установить его личность. И мы даже не знаем наверняка, является ли мисс Уитлок причиной этих нападений, а не удобным козлом отпущения.

— Мне трудно в это поверить, учитывая, что она принесла бомбу в наши ряды, — крикнул мужчина сзади.

— Бомбу, которую создал кто-то из этого Ордена, — директор Лоренс вышел из-за трибуны и небрежно направился к центру зала, медленно поворачиваясь, чтобы окинуть взглядом всех. — Осмотритесь. Среди нас снова появился безумец. Он находится в данной комнате в этот самый момент. Он может сидеть рядом с вами, и всё же мы намерены обвинить мисс Уитлок.

Глаза в комнате внезапно стали бегающими, когда Развлекатели рискнули украдкой взглянуть на своих соседей. Несколько человек уставились на мужчину, который поначалу предложил исключить меня. Он съёжился, как побитая собака. Директор ещё не закончил их отчитывать.

— Атаки нарастают. Мы должны найти этого человека и изгнать его из нашей среды, пока не стало слишком поздно. Раньше мы закрывали глаза на безумие, и оно привело к убийству. Можем ли мы позволить себе сделать это снова?

Шёпот теперь казался смиренным. Я была рада этому. Как только я смогу, я расскажу директору о человеке, который напал на меня. Он знает, что делать.

Оливер встал. Повязка на глазу портила его лицо.

— Я согласен с директором. Тот, кто решил напасть на одного из нас, нападает на всех нас. Когда подобное случилось в прошлый раз, мы все повернулись и побежали, чтобы защитить себя. Тем самым мы позволили убить ещё больше людей. Мы не можем позволить себе повторять одну и ту же ошибку дважды. Этот саботажник должен быть найден и привлечён к ответственности, — раздались приглушенные аплодисменты. Оливер слегка пожал плечами. — По крайней мере, мы должны заставить его заплатить за вино.

Аплодисменты становились, Развлекатели смеялись. Наконец кто-то перекричал толпу:

— Что вы предлагаете?

Директор Лоренс вернулся за трибуну.

— Я так рад, что вы спросили, — он потянул за рычаг, и в тот же миг зал погрузился в полумрак, а у каменной стены позади него развернулся рулон тяжёлого полотна. Какое-то устройство поднялось с пола, вспыхнуло внезапным светом и спроецировало изображение на полотно.

Я ахнула, затем поднесла руку ко рту.

— Мег, что такое? — прошептал Питер.

Я сразу узнала изображённую машину. Набросок был примитивным, но ошибиться невозможно. Я видела её вживую, в потайной подвальной комнате.

— Я предлагаю простой тест! — объявил директор Лоренс, сияя от гордости. — Меня поразила вспышка вдохновения. Всё, что нам нужно — это машина, способная видеть мысли человека. С её помощью мы сможем отличить истину ото лжи и очистить наш дом от болезни, которая живёт в нём.

Я в замешательстве наклонилась вперёд, прислушиваясь к тревожному шёпоту окружающих. Почему директор лжёт? Он утверждал, что эта идея только что пришла ему в голову, но я знала правду. Действующая модель находилась прямо у нас под ногами. И если директор думал о птицах и огне, когда я шпионила за ним, то машина полностью исправна.

Возможно, она работала не совсем правильно. Мысли директора не имели никакого смысла.

Внезапно ужасное осознание пришло ко мне. Если никто больше не знал о мыслительной машине, значит, директор работал над ней тайно. На последнем собрании подобные действия категорически запретили. Он работал над запрещённым проектом.

Одиннадцать человек в чёрных жилетах, сидевших в самом первом ряду скамей, сбились в кучу, чтобы поговорить. Я старалась разглядеть их более отчётливо, как будто это помогло бы мне услышать их слова.

Наконец встал маленький иссохший мужчина.

— Как члены комитета по утверждению, мы считаем, что слишком рано переходить к таким радикальным мерам. Мысли человека принадлежат ему самому, и эта неприкосновенность собственных мыслей не должна нарушаться ради более простого обнаружения виновного в этом преступлении, — он закашлялся и оперся на трость. — Вместо этого мы продолжим расследование происхождения бомбы и начнём расследование инцидента с роботом. Лучше всего полагаться на проверенные методы выявления личности исполнителя этого гнусного деяния.

Директор Лоренс сжал кулаки.

— А что будет, когда произойдёт ещё одно нападение? Что будет, когда случится нечто такое, что мы не можем игнорировать?

Старик посмотрел на своих товарищей, сидевших на скамейке.

— Мы будем разбираться по ходу событий. А пока я призываю всех нас сохранять осторожность.

— Действительно, — произнёс директор Лоренс с задумчивым выражением лица. — Действительно.

Глава 24

В свой первый день возвращения в Академию я стояла перед директором Лоренсом и смотрела, как он пишет письмо. Я пробыла там по меньшей мере пятнадцать минут, а он так и не заметил меня.

Казалось, теперь, когда катастрофа в подвалах исправлена, всё вернулось на круги своя, но я знала, что это не так. Может быть, пролитое вино и исчезло, но угроза не пропала. Я прочистила горло.

Директор не обратил на это внимания.

У этого мужчины хватило наглости. Вероятно, я была единственной во всём Ордене, кто знал, что он работает над тайным проектом. Мне почти хотелось признаться в том, что мне известно, просто чтобы добиться от него реакции.

Где-то позади него тикали часы — постоянное напоминание о потерянном времени.

— Я хочу поговорить с вами, директор, — наконец произнесла я.

Он задержался на последнем слове письма, потом посмотрел на меня сквозь тонкие очки.

— Мисс Уитлок, ах да, — он снял очки и положил их на стол, но вставать не стал. — Что я могу для вас сделать?

— Вы сказали мне прийти к вам, если я увижу что-нибудь подозрительное, — я сделала шаг вперёд и положила кончики пальцев на край его стола.

— И вы увидели что-то подобное? — он откинулся на спинку стула, насколько это было возможно.

— Всего через несколько минут после инцидента с роботом на меня напал человек в коридоре возле моей мастерской. Я думаю, что это был человек в заводной маске, тот самый, кто подложил бомбу в мой магазин игрушек в начале этого года, и кто ответственен за смерть моих родителей. Он — саботажник. Я в этом уверена.

Директор встал, и выражение его лица смягчилось, превратившись в надменный взгляд, который люди, кажется, бросают всякий раз, когда не верят ни единому твоему слову, но не хотят называть тебя сумасшедшим. Я стояла прямо, высоко подняв голову и пристально глядя на него, хотя всё ещё чувствовала, как меня трясёт каждый раз при мысли о нападении.

— Моя дорогая девочка, — он улыбнулся, и его аккуратно подстриженная борода подчёркивала его умиротворённую улыбку. — То, что произошло на днях, было довольно травмирующим, и все пребывали в спешке. Как воспитанная в уединении молодая леди, вы явно не привыкли к такой суматохе. Должно быть, вас ударили или толкнули, и после аварии вы неправильно поняли ситуацию.

Боже милостивый, этот человек ведёт себя глупо. Не говоря уже о покровительстве, слепоте и безрассудстве.

— Я ничего не поняла неправильно. Меня схватили сзади, — вряд ли можно было неверно истолковать намерения нападавшего.

— Вы видели его лицо? — спросил он.

— Нет. Он находился позади меня.

— Ну вот. Видите? — директор наклонился ко мне через стол. — Как я уже сказал, вы были расстроены, когда уходили отсюда, и, возможно, получили слишком сильный удар по голове, — в его голосе появились едва заметные, но угрожающие нотки, словно он приказывал мне принять его слова как истину. Резкость не исчезла из его тона, когда он продолжил: — Этот монастырь хорошо защищён. Проникнуть в эти стены практически невозможно. Пароль для входа в каретник знают только доверенные слуги, которые на протяжении многих поколений служат в семьях Развлекателей. Корабельный док, как и туннели, полностью в безопасности. Мы убедились в этом, когда не так давно была построена канализационная система. Просто невозможно, чтобы человек с чем-то столь заметным, как заводная маска, вошёл в это здание.

Безопасно? На дверях не было даже замков. Я не знала, как человек в заводной маске попал в Академию, но я точно знала, что он это сделал. На меня напали. Эта неудобная реальность не собиралась исчезать просто потому, что директор не хотел в это верить.

— А что, если он знает пароль?

— Исключено. Он должен быть Развлекателем. Хотя у нас и есть склонность к драматизму, мы тщательно ведём списки всех тех, кому доверен пароль, и никто из нас не разгуливает в заводной маске, — он отряхнул рукава и потянул себя за лацканы. — Чтобы подтвердить свою точку зрения, скажу, что кто-то вне Ордена никогда бы не смог модифицировать робота до такого катастрофического эффекта. Саботажник — член Ордена, в этом я не сомневаюсь.

— А что, если он был Развлекателем, но больше им не является? — спросила я, когда директор Лоренс обошёл стол и встал прямо передо мной.

— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, — его светлые глаза сузились.

— Что, если он носит Чёрную Метку? — упорствовала я. — Вы, конечно, заметили эмблему, выгравированную на углу бомбы.

Взгляд директора Лоренса подозрительно метнулся в сторону, прежде чем снова остановиться на мне.

— Все, кто носит эту метку, мертвы, — директор протянул руку и открыл дверь. — И если бы здесь находился незваный гость, я бы его уже увидел, — он махнул в сторону следящего стекла, похожего на то, что я видел в старом кабинете Рэтфорда. — Когда мы обнаружим саботажника, уверяю вас, это окажется не призрак, а человек из плоти и крови.

— Но директор…

Он положил руку мне на спину, чтобы вывести за дверь.

— Я уже достаточно наслушался. Академия не может привлекать ещё более пристальное внимание Ордена. Вы не должны говорить ни о чем подобном. Я не позволю разрушить Академию из-за глупых страхов молодой девушки. Хорошего дня, мисс Уитлок.

С этими словами я очутилась в коридоре одна, и дверь за мной захлопнулась. По крайней мере, он признал истинную причину того, что я должна была сказать. Он не хотел терять уважение в Ордене. Я повернулась и ударила основанием ладоней по неподвижному камню рядом с дверью.

Я не знала, что делать дальше и кому довериться. Оливер некоторое время отсутствовал по делам, и никто другой не мог понять, какую угрозу человек в заводной маске представлял для меня и Академии в целом.

Теперь, после откровений директора, я ещё больше убедилась, что Хэддок каким-то образом выжил. На этот раз он поднял шум, подстроив атаку робота. Что, если в следующий раз он вернётся к своему первому трюку и просто подложит бомбу?

Одно было ясно — он ходил по этим коридорам.

Я здесь больше не в безопасности.

***

С каждым медленным шагом по коридорам я чувствовала, что кто-то преследует меня. Если я смотрела вперёд, то испытывала непреодолимое желание внезапно обернуться и покоситься назад или прибавить шагу, чтобы каким-то образом обогнать тень, которая, как мне казалось, оставалась позади меня.

Когда я подошла к своей мастерской, мой страх перевесил все мои чувства. Нападавший знал, что я здесь работаю. Он знал, что я часто работаю одна. Он знал, что я работаю допоздна.

Как бы мне ни хотелось доказать директору свою правоту, я не хотела, чтобы меня убили.

Дверь была открыта, и в комнате царил полумрак — солнечный свет пытался пробиться сквозь затянутое тучами небо и пролиться сквозь старое стекло. Чёрт возьми, я бы изобрела замок для двери. Это было просто смешно. Я прижалась к стене в коридоре, и ткань моих рукавов зацепилась за камень. Я тихонько подкралась к двери, решив незаметно заглянуть в комнату и проверить, нет ли там нападавшего.

Я выглянула из-за двери, крепко сжимая край дерева.

Мужчина склонился над столом, разглядывая мои рисунки. Он стоял ко мне спиной. У меня перехватило дыхание, а сердце бешено заколотилось. Все, о чем я могла думать — это бегство, но мои ноги не двигались. Моя рука слишком крепко вцепилась в дерево.

И тут я увидела гаечный ключ, лежащий на полу рядом с моим роботом.

С криком я бросилась вперёд, схватила его с пола и взмахнула им над головой, как железнодорожный рабочий вбивает колья молотом.

Мужчина вскрикнул от ужаса и рухнул беспорядочной горой неуклюжих конечностей. Он упал на бок всего за несколько мгновений до того, как тяжёлая головка гаечного ключа проломила бы ему череп. Гаечный ключ врезался в стол, и я чуть не выронила его, когда боль от удара пронзила мои руки.

— Боже милостивый, Мег! Ты убить меня пытаешься? — Питер уставился на меня, и его круглое лицо побледнело от ужаса.

— Питер! О, мне так жаль, — я уронила гаечный ключ, который чуть не упал ему на ногу. Он попятился назад, но я протянула ему руку. — Я думала, что ты нападавший.

Поднявшись, он отряхнул пальто и недоверчиво посмотрел на меня.

— А ты уже немного параноик, не так ли?

— Боюсь, даже недостаточно параноик, — я чувствовала, как облегчение стучит у меня в ушах, подобно барабану. Слава богу, я не нанесла такой удар. И теперь я уже не одна. За это я буду в вечном долгу перед Питером. Мне не нужно бояться, пока он рядом. Я поправила вещи, которые опрокинула, ударившись о стол, включая музыкальную шкатулку Дэвида. К счастью, она не сломалась. — Что ты здесь делаешь?

— Прежде чем чудом избежать внезапной и мучительной смерти, я просмотрел твои записи и планы, — он поднял один лист с пола. Должно быть, он утащил его с собой, когда упал.

Я подняла ещё одну бумажку.

— Зачем?

— Потому что я хочу помочь тебе, дурашка. Помнишь? — он улыбнулся широкой улыбкой, которую я не видела уже целую вечность. Моё сердце забилось сильнее, и я взяла его руки в свои. — Если, конечно, ты не подозреваешь меня в саботаже до сих пор, — добавил он.

— Конечно, нет, и я очень рада, — Питер, возможно, и не был лучшим учеником в классе, но он всегда ценил мои идеи и помогал мне справляться с заданиями.

— Моя экономка попросила меня передать наилучшие пожелания, и моя кухарка завернула это для тебя, — он потянулся к углу стола и достал наспех завёрнутый свёрток. Я развернула газету и расплылась в самой широкой улыбке, которая когда-либо появлялась на моем лице. В моих руках лежал скандально известный пирог Агнес с патокой. В разгар безумия лорда Рэтфорда, когда мы с Агнес трудились на кухне, она вынуждена была готовить его каждую неделю, а мне поручалось выбрасывать его нетронутым на следующий день. Похоже, мне наконец-то разрешили съесть кусочек.

Я не знала, что сказать. Я почувствовала, как слезы выступили у меня на глазах, когда я начала смеяться.

— Не хочешь ли попробовать?

Питер тоже усмехнулся и покачал головой.

— Он слишком липкий и сладкий для меня.

— Эй, что это? Ты не сказал мне, что будет десерт, — Майкл шагнул в дверной проем, за ним следовали Ноа и Манодж. — Уже собираемся пить чай? Мы ещё не приступили к работе.

Я ошеломлённо уставилась на него. Я действительно не ожидала, что Питер придёт, но, по крайней мере, мы были друзьями. Я не была уверена, что другие подразумевали под этим визитом, и держалась осторожна.

— Ноа, — поздоровалась я, хотя на самом деле это прозвучало как вопрос.

К счастью, он ответил.

— После того, что случилось с роботом в подвалах, мы сочли правильным предложить тебе свою помощь.

Я не могла поверить своим ушам.

— Вы под впечатлением, не так ли? — сказал за меня Питер, похлопывая Маноджа по руке.

— Вообще-то да, — ответил Манодж.

— Ну, и Сэмюэл не хотел брать никого из нас, так что это или ничего, — признался Майкл. — Ты собираешься это съесть? — он указал на пирог. Я рассмеялась и протянула ему свёрток. Мои внутренности прыгали так, будто мой желудок переполнился обилием чрезмерно радостных лягушек, и я чувствовала себя немного нестабильно после того, как чуть не ударила Питера гаечным ключом.

— Спасибо, — сказала я, глядя Ноа в глаза, затем повернулась к Маноджу. Майкл был напоминал белку с надутыми щеками, полными пирога. — Каждому из вас.

Впервые я почувствовала себя частью чего-то.

И это было чудесно.

— Итак, над чем ты работала до сих пор? — спросил Манодж.

Я закатала рукава.

— Идите сюда. Я вам покажу.

***

Следующие три дня мы работали над роботом каждый день после обеда. Впервые с тех пор, как меня выбрали для этой задачи, я каждый день с нетерпением ждала, когда смогу приехать сюда. Хотя мы, казалось, не делали больших успехов, работа больше не казалась рутиной. Я наслаждалась.

Даже Ноа иногда умудрялся улыбнуться.

Остальные заметили музыкальную шкатулку, стоявшую на столе, и без конца дразнили меня по этому поводу. Я попыталась защищаться. В конце концов, нам в итоге понадобится музыка, под которую робот будет танцевать. Они только смеялись надо мной. По правде говоря, я не знала, что делать со шкатулкой, и поэтому она сидела и ждала своего часа.

В тот день, просмотрев свои записи, я обратила внимание на Маноджа. Он пытался спланировать определённую серию движений, которые должен был выполнить робот, и в результате исполнить танец. До сих пор нам удавалось заставить механическую женщину только спотыкаться о её собственные ноги.

— Возможно, ты не подходишь для этой задачи, — предположил Майкл, обращаясь к Маноджу.

Маноджу сердито посмотрел на него.

— На что именно ты намекаешь?

— Ты не умеешь танцевать, — Майкл пожал плечами. — Ну, во всяком случае, не так, как мы.

— А ты не думаешь, — пробормотал в ответ Манодж.

— Я это слышал, — Майкл повернулся к нам, в то время как Манодж попытался изобразить невинность.

— Не слушай его, Майкл. Это чепуха, — сказала я, изучая какие-то цифры, записанные Ноа. — Ты обладаешь поразительной способностью мыслить, — я улыбнулась ему и подумала, что, наверное, вот каково это — иметь братьев.

— Спасибо, Мег… — начал Майкл, но я оборвала его.

— Мыслить о еде, — уточнила я.

Манодж громко рассмеялся, а Майкл швырнул в меня тряпкой.

Питер покачал головой и откинулся на спинку стула, поставив ногу на край стола. Он смотрел, как Ноа расхаживает у окна. Глаза Питера сузились, когда он коснулся пальцем подбородка. Он покачивался на задних ножках стула.

— Нам нужна интерактивная система, чтобы слыша определённую мелодию, робот повернула бы направо. Услышав ещё один звук, она повернула бы налево, — он помолчал. — Знаете, система Минотавра — самая реакционная…

— Нет! — тут же закричали все остальные.

— Честно говоря, Питер, последнее, что нам нужно — это ещё один думающий робот, — сказала я. — Последние двое, с которыми я встречалась, вполне доказали, что им не стоит доверять.

— Ну можно не сомневаться в их способности убить тебя, — добавил Майкл.

В этом было слишком много правды.

— Что нам действительно нужно, так это система с жёстким набором команд, — сказала я. — Нам нужно что-то, что может точно сказать роботу, как двигаться и когда. Тогда нам останется только позаботиться о том, чтобы запустить её в нужный момент, и она будет танцевать под музыку, — мой взгляд упал на музыкальную шкатулку.

Я почувствовала, как что-то шевельнулось во мне — как в моём разуме, так и в моем теле — как будто должно произойти что-то великое. Я бросилась к музыкальной шкатулке и взяла её в руки.

— Это же так просто. Почему я не подумала об этом раньше? — я повернула танцующую пару в верхней части коробки, и они медленно вернулись назад, когда крошечный гребешок внутри коробки сыграл ноты, точно записанные в тумблере.

«Тумблер».

— Что вам известно о карете Чэдвика? — мой голос звучал хрипло, когда я придвинула стул к Питеру и повернулась лицом к остальным.

— Это тот экипаж, который записывает перемещения с места на место, чтобы он мог управлять собой? — спросил Питер.

— Ах, да. Учитель Оливер буквально на днях объяснил, как это работает, — сказал Майкл, подходя ближе и садясь на табурет рядом со мной. — По-моему, он работает от тумблера.

— Так и есть. Я сама это видела, — я схватила чистый клочок бумаги, чтобы начать рисовать то, что я могла вспомнить из управления экипажем. — Движение кареты записывается на тумблере. Если поместить правильный тумблер в экипаж и запустить его с правильного места, то экипаж знает, как добраться с одного места в другое. Он выполняет повороты, записанные в тумблере.

Ноа перестал расхаживать по комнате.

— Мы можем полностью избежать автоматической системы управления. Это может сработать.

— Блестяще, — сказал Питер. — И гораздо менее вероятно, что он начнёт безудержно носиться по бальному залу, заполненному нашими учителями.

— Если мы должны записать этот тумблер, — сказал Манодж, медленно обходя вокруг робота и поглаживая проклёвывающуюся бородку, — то это ставит нас в затруднительное положение, ведь мы изначально не можем заставить робот двигаться.

В этом был подвох. Я присоединилась к нему, повернувшись лицом к роботу. Каретой можно управлять, и таким образом записывать направление движения. Мы не могли сделать то же самое для робота.

Пока я смотрела, моё лицо отражалось от гладкого золотого лица.

«Вот оно».

Я повернулась к остальным.

— У меня есть идея.

Глава 25

Я не могла поверить, что собираюсь полагаться на то, чему научил меня Дэвид.

— Я умею танцевать.

— Это прекрасно, Мег, — сказал Майкл. — Я умею играть на скрипке. Но это нам не очень-то помогает, не так ли?

— Не будь засранцем, — Питер кинул в него болтик.

Я проигнорировала их, вместо этого повернувшись к роботу и подняв её руку в сторону.

— Всё, что нам нужно — это какая-то машина, чтобы записать мои движения на тумблер. Тогда мы сможем перенести тумблер в робота, и она в точности повторит мои движения.

— Это может сработать, — сказал Ноа, подходя ближе, чтобы осмотреть робота. — Насколько хорошо ты танцуешь?

Мой взгляд переместился на музыкальную шкатулку на столе. В моей памяти сладко зазвучала песня, и я вспомнила, как рука Дэвида прижималась к моей спине, а моя рука крепко сжимала его ладонь.

Я прикоснулась к губам, вспоминая, как близка была к катастрофе.

— Я могу танцевать достаточно хорошо для Дэвида.

— Я не буду спрашивать, откуда ты это знаешь. В любом случае это не имеет значения. Даже если бы ты была прима-балериной, это не решило бы проблему того, что робот Дэвида будет двигаться совершенно отдельно от нашего, — Питер опёрся локтями на колени и опустил руки между ними.

— У нас с Дэвидом уже есть соглашение. Когда кто-либо из нас разработает лучшую систему управления, другой тоже будет использовать её. Это сработает, — я почувствовала, как у меня запылали уши, и взгляды всех присутствующих внезапно остановились на мне.

— Ты заключила соглашение с Дэвидом? — переспросил Питер, хотя это прозвучало не очень похоже на вопрос.

— До сих пор я не думала, что об этом стоит упоминать, — возможно, раз или два я чувствовала, что должна что-то сказать. В конце концов, они вложили много усилий в робота, и если схема Дэвида будет работать лучше, чем наша, вся эта работа окажется напрасной. Но я была уверена в нас, и поэтому держала язык за зубами.

— Я думал, нам не позволено общаться с врагом, — сказал Манодж.

— Он нам не враг. Он наш одноклассник, — сказала я, но Майкл скептически выгнул бровь.

— Что тебе пришлось сделать, чтобы убедить его в этом? — Ноа смотрел подозрительно, потом перевёл взгляд на музыкальную шкатулку.

Теперь это зашло слишком далеко. Мне не понравилось, что он имел в виду.

— Да, мы с Дэвидом заключили соглашение. Мы оба, как и вы все, понимали, что невозможно добиться успеха, если мы не согласимся работать вместе. Ничего больше. Поскольку вы все решили так долго ждать, чтобы удостоить меня своим присутствием, у меня не оставалось другого выбора, кроме как согласиться, — я скрестила руки на груди. — Теперь с этим планом мы можем пойти к нему и заставить его признать, что у нас есть превосходная идея.

— Сэмюэлу это понравится, — сказал Майкл.

Питер попытался скрыть улыбку.

— Зная Дэвида и его мышление, он, скорее всего, всё усложнит.

Дэвид, и усложнит? Никогда бы не подумала. Я должна была перестать думать о нем.

— Так как же нам все упростить?

Манодж сделал шаг назад, затем вытянул руки и ноги. Он двигал ими медленно, осматривая собственные конечности и элегантно размахивая ими.

— Нам нужно создать что-то, что может двигаться вместе с тобой, сустав за суставом. Тело изгибается во многих направлениях.

— Да, но, к счастью, в вальсе ни одна верхняя часть тела вообще не должна двигаться, — сказал Ноа, присоединяясь к Маноджу и наблюдая за его ногами, пока он поворачивался.

Я отвернулась и уставилась в окно. По краю стекла полз паук. Его восемь тонких ног поднимались и опускались, грациозно двигаясь по воздуху.

— Может, мы создадим ещё одну пару рук и ног? Это должно быть что-то, что я могу надеть поверх одежды на спине и соединить с моими руками и ногами, — оси и шестерёнки начали стыковаться в моём сознании.

— Как ещё один скелет, только снаружи, — Питер пододвинул стул и схватил со стола листок бумаги. Он лихорадочно нарисовал набросок, а когда закончил, то показал меня стоящей в каркасе, тянувшемся и крепившемся к каждому суставу моих рук и ног. — Что-то вроде этого.

— Это нуждается в доработке, — Манодж взял у него рисунок и задумался. — Но это может сработать.

Майкл заглянул через плечо Маноджа.

— Мой дед работал со многими различными системами управления. Я могу попросить его помочь. По-моему, он был хорошим другом покойного лорда Чэдвика.

— Хорошо, — сказал Ноа. — Я тоже могу спросить отца.

Я взяла рисунок у Маноджа, хотя и не смотрела на него. Мой отец и мой дед точно знали, как сделать такую машину. Я не могла воспользоваться их помощью. Я боялась, что больше никогда не смогу обратиться, и все мои связи с прошлым были жестоко разорваны кем-то, кто хотел уничтожить и меня тоже.

Я почувствовала пустоту внутри, с которой, как я знала, мне придётся жить вечно.

— Мег? — Питер положил руку мне на плечо, и я посмотрела на рисунок. — А ты что думаешь? — спросил он.

Я перевела дух. Мне ничего не оставалось, как двигаться вперёд.

— Я думаю, это отличный план, — я посмотрела на лица ребят вокруг меня. Теперь я знала их гораздо лучше, чем раньше. Так долго они были для меня всего лишь именами. Теперь они казались семьёй, новой семьёй. — Давайте приступим к работе.

***

Нам потребовалось довольно много времени, чтобы разработать полный чертёж каркаса. Дедушка Майкла оказал ему неоценимую помощь, поскольку был одним из тех специалистов по Развлечениям, которые разработали оригинальные тумблеры для экипажа Чэдвика. С его помощью мы смогли создать рабочую модель для нашего устройства записи движения, а отец Ноа помог нам создать эту модель.

После семи впечатляющих неудач с нашей моделью, которые требовали совершенствования движения суставов и калибровки механизма записи, мы добились успеха.

Уверенные в нашем окончательном чертеже для системы каркаса и тумблера, мы отправили его на Литейный завод, а затем переключили наше внимание на преобразование внутренних механизмов робота в соответствии с нашей новой системой управления. Это была непростая задача.

Проработав над ней несколько недель, я напряжённо боролась с особенно упрямой пружиной, когда услышала, как по коридору очень быстро идут люди. Они возбуждённо переговаривались, но я не слышала, о чем они говорили. Мне стало любопытно, но я была действительно близка к тому, чтобы идеально отрегулировать все болтики, и я со своими маленькими руками была единственной, кто мог справиться с этим.

— Что там происходит, Питер? — я не потрудилась поднять глаза, скрючив пальцы и пытаясь поправить последний болтик острым, но крепким шилом. На мне были очки с увеличительным стеклом, которые освещали внутренности робота, но в комнате я ничего не могла видеть. Я ждала ответа. Никто не ответил.

Я подняла голову, но смогла разглядеть только большие тёмные фигуры вокруг меня.

— Питер? — что-то маячило в свете дверного проёма. Холодный укол страха пронзил моё сердце.

Я приподняла очки.

Моё зрение прояснилось, и сердце ожило с новой целью.

— Дэвид, что ты здесь делаешь? — спросила я, полностью снимая очки и пряча их вместе с шилом в карман. Я вытерла руки об одну из старых тряпок, лежащих у ног робота. Я попыталась успокоить трепещущее чувство в груди. Это всего лишь остаточные последствия моего шока, не более того.

Дэвид стоял в дверях, и его поза была одновременно непринуждённой и царственной. Он выглядел так, словно только что остановился здесь по дороге в Камелот.

— Я пришёл поздравить вас, — сказал он, входя в комнату с небрежной грацией.

Я сунула тряпку в карман вместе с шилом и очками. Они присоединились к чему-то вроде болта, мрамора, ложки, и я даже не хотела знать, к чему ещё. Я выдернула руку и разгладила платье спереди.

— Да, но мы ещё не знаем, сработает ли это.

Его пристальный взгляд встретился с моим, когда он сделал шаг вперёд.

— Сработает.

Я судорожно сглотнула. Я не знала, как на это реагировать.

— Эм, спасибо? — пробормотала я, тут же ругая себя за то, что говорю как полная дура. «Спасибо». Серьёзно, я не могла придумать ничего более остроумного?

Дэвид улыбнулся и повернулся к столу, где лежали все наши рисунки.

— Ваш план по созданию системы управления роботом гениален, и я намерен им воспользоваться. Мне не повезло с моими собственными попытками. Мои планы были слишком… — он покрутил пальцем в воздухе.

— Сложными? — я прислонилась к столу.

Он улыбнулся.

— Да, именно так.

Я вздохнула с облегчением. Создание того, к чему хотел быть причастным Дэвид, само по себе было достижением. Мы не просто конкуренты. Мы ровня.

— Я принёс тебе подарок, чтобы поблагодарить за твой труд и отпраздновать твоё великолепие, — он протянул мне маленькую бархатную коробочку.

— Дэвид, я действительно не должна… — я протянула руки и отступила назад, собирая инструменты и укладывая их в коробку. — Я не должна принимать от тебя подарки. Люди уже начали переговариваться.

— О чём? — он выглядел так, словно слухи волновали его ровно столько же, сколько и перспектива того, что Солнце внезапно упадёт на Землю и сожжёт нас всех огромным огненным шаром. — Ты достигла чего-то великого, и я сделал это для тебя, чтобы ты всегда помнила об этом достижении. Ты должна гордиться тем, что сделала.

Мне не нравилось ощущение, что в конце его фразы остались недосказанные слова. Дрожащими пальцами я взяла маленькую коробочку и открыла её. Внутри оказался миниатюрный тумблер. Я вытащила его из бархата и протянула ему.

Он взял музыкальную шкатулку, которую дал мне, затем порылся на столе в поисках инструмента, прежде чем вынуть маленькие винты на дне коробки. Открыв её, он протянул руку за тумблером. Я осторожно положила его на ладонь Дэвида, и он умело вставил деталь в подставку музыкальной шкатулки.

Собрав всё обратно, он повернул фигурки в верхней части коробки, и они начали медленно вращаться.

На этот раз мелодия, исходившая из коробки, оказалась той, что выбрана для наших роботов на балу. Я наблюдала, как фигуры поворачиваются, и представляла себе, как наши танцоры делают то же самое перед всеми Развлекателями. Глубинная гордость росла во мне, пока не лишила меня способности говорить.

— Это очень мило с твоей стороны. Спасибо, — я улыбнулась, хотя бы потому, что знала: он все понял.

— Потанцуй со мной, Мег, — он удостоил меня подобострастным поклоном, а затем протянул руки. — Всего лишь ещё один раз.

Я знала, что ступаю на очень коварный путь, но его подарок был таким заботливым, а похвала — такой искренней. Я не могла ему отказать.

Шагнув в его ждущие объятия, я вложила свою руку в его ладонь. Мы начали разворот.

— Это что такое? — донёсся с порога мрачный голос с сильным шотландским акцентом.

Растерянная и испуганная, я отскочила от Дэвида, как будто меня только что обожгли.

В дверях, скрестив руки на груди и с настороженным выражением на красивом лице, стоял очень знакомый мне литейщик.

— Уилл! — я подбежала к нему и бросилась в его объятия, а моё сердце колотилось от радости и страха одновременно. Я хотела целовать его до тех пор, пока у меня не перехватит дыхание, но его руки, сомкнувшиеся вокруг меня, были напряжёнными. — Я не знала, что корабль здесь, — призналась я.

— Ясно, — он не сводил глаз с Дэвида, который небрежно полировал большим пальцем край музыкальной шкатулки, пока мелодичная песня продолжала играть.

— МакДональд, как я рад тебя видеть, — Дэвид одарил Уилла своей косой полуулыбкой. — Как Шотландия в это время года?

— Стромптон, — Уилл не ответил на его улыбку.

— Дэвид, пожалуйста, — я повернулась к своему товарищу-ученику. — Я бы хотела получить минутку уединения.

— Очень хорошо, — он кивнул нам. — Мы можем продолжить в другой раз, — он вышел из комнаты, не сказав больше ни слова, как раз когда музыка начала затихать.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я Уилла, надеясь забыть о том, что только что произошло с Дэвидом.

— Нас послали доставить заказы для бала. Я помогал с деталями для твоего эскиза. Я был очень осторожен с ними, — он взглянул на голую женщину-робота. её грудь была открыта, обнажая внутреннюю работу. Нам нужно только поместить на место её сердца тумблер, как только мы его запишем. — Мне не терпится увидеть, как она танцует.

— Ты будешь на балу? — я не могла в это поверить. Я была в восторге от того, что Уилл будет там и увидит кульминацию всего, за что я так боролась. И всё же его сдержанное поведение заставляло меня задуматься.

— МакТэвиш выбрал меня в команду строителей. Это значит, что я приглашён присутствовать.

Я подумала, каково это было бы — танцевать с Уиллом на помпезном балу, но потом поняла, что он, вероятно, не умеет танцевать. Нельзя сказать, что у него был шанс научиться.

— Это было бы замечательно.

Уилл бросил взгляд в конец коридора.

— У меня мало времени. Я хотелувидеть тебя снова. Я скучал по тебе, — он вошёл в комнату, осмотрел робота и провёл рукой по панели на подлокотнике, словно проверяя изгиб металла.

Он ждал, как будто ожидая, что я что-то скажу, но ничего не вышло. Конечно, я скучала по нему. Я хотела это сказать. Но впервые я не ощущала пустоты или зияющей дыры внутри. Я даже не знала, что он в Лондоне. Я любила его, но была занята и, честно говоря, не слишком задумывалась об этом.

Это ужасно с моей стороны.

Его брови нахмурились, когда Уилл перевёл взгляд на стол. Он весь напрягся.

Я проследила за его взглядом и увидела музыкальную шкатулку, изящно стоявшую рядом с моими рисунками. Он смотрел на неё с глубинной тоской, когда подошёл и коснулся развевающейся юбки прекрасной дамы.

— Это выглядит очень дорогим.

— Это всего лишь музыкальная шкатулка, — сказала я. — Она просто играет ту мелодию, под которую должны танцевать роботы. Это в первую очередь вдохновение.

— Это ведь он дал тебе, не так ли? — голос Уилла надломился, и моё сердце разорвалось от этого звука. Он испытывал боль, даже если предпочёл бы умереть, чем показать это.

Уилл стиснул зубы и опустил взгляд в пол. Через мгновение он поднял на меня глаза. Выражение его глаз напомнило мне свирепого дикого зверя, попавшего в капкан.

— Твоё молчание говорит слишком много.

— Ничего такого не было, Уилл. Ничего, — говоря это, я думала о танце и о том, как мне хотелось поцеловать Дэвида. Я вспомнила, как мне всего минуту назад не терпелось оказаться в объятиях Дэвида. Нельзя назвать это «ничего», но в то же время серьёзным это тоже не было.

Что бы я ни чувствовала к Дэвиду, это не настолько истинное, глубокое и длительное чувство, как то, что я испытывала к Уиллу. Но я не знала, как объяснить Уиллу свои чувства, не усугубляя ситуацию. Я не хотела ничего чувствовать, но ничего не могла с собой поделать. Если бы я действительно любила Уилла, разве я не была бы слепа ко всем остальным? Я боялась, что мои чувства означают, что я вообще не умею любить. Что, если вся любовь, которую я знала, была не более чем влюблённостью?

— То, что происходит между тобой и Стромптоном, не должно быть ничем, вот в чем проблема, — Уилл повернулся к двери. Я схватила его за руку и задержала.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты могла бы стать графиней, Мег. Ты могла бы иметь богатство и роскошь, и все, что захочешь. Он мог бы дать это тебе. Ты ему подходишь, — плечи Уилла опустились, словно он устал от тяжести собственных мыслей. — Я не могу дать тебе ничего из этого. Ни состояния, ни престижа, ни семьи — ничего.

Я протянула руку и коснулась его лица, повернув его щёку так, чтобы он снова посмотрел на меня.

— Я ничего этого не хочу.

Уилл на мгновение замер, задумавшись, а моя рука задержалась на его напряжённом подбородке. Он закрыл глаза.

— Скажи мне, что ты ничего к нему не чувствуешь, и я тебе поверю. Скажи мне, что ты вообще не смотрела на него вот так. Что ты не подумала о том, каково это — быть его женой.

Я открыла рот, чтобы заговорить, но горло сжалось, и слова просто не выходили. Я уже думала об этом. Я думала о прекрасном поместье, о деньгах, о платьях. У меня было бы все время в мире, чтобы работать над своими проектами. Мы с Дэвидом были бы как идеально устроенный брак королевской семьи. Как я могла не подумать об этом?

— Так я и думал, — Уилл испустил долгий вздох, затем направился к двери.

— Уилл, стой! — господи, мужчины могут быть такими глупыми. Я не любила Дэвида. Дэвид был искушением, не более того.

Он остановился и повернулся ко мне.

— Я сражался с драконами ради тебя, — сказал он, и я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. — Я поднял твои крылья и помог тебе летать. Но этого никогда не будет достаточно. Тебе всегда было суждено нечто большее.

С этими словами он повернулся и пошёл прочь.

— Этого достаточно! — крикнула я в коридор, глядя, как он, не оглядываясь, сворачивает за угол. — Я люблю тебя, — я тяжело вздохнула. — Только тебя.

Сказав это, я тут же поняла, что это правда. Я чувствовала это, но не как взрывы, или молнии, или огонь в моей крови. Я чувствовала это, как воздух, вокруг и внутри меня, спокойный и непритязательный, но все же сильный, как буря.

Стоя в одиночестве посреди зала, я ощущала холод каменных стен.

Что же я натворила?

Глава 26

Я не могла допустить, чтобы все так закончилось. Я не могла позволить Уиллу уехать в Шотландию убеждённым в том, что я хочу быть с Дэвидом вместо него. Это неправда. Это просто неправда.

И он должен это знать.

Я бросилась бежать, промчалась по коридору, завернула за угол и врезалась в Сэмюэла. Сила столкновения сбила нас обоих с ног.

Вскочив на ноги, я протянула руку Сэмюэлу, чтобы помочь ему подняться.

— Приношу свои извинения.

Он схватил меня за запястье и больно сжал.

— Твои извинения недостаточно хороши.

Он притянул меня ближе, нависая надо мной своим широким телом.

— Отпусти её, — сказал Манодж прямо за моей спиной.

Сэмюэл поднял голову и усмехнулся.

— А что, если я этого не сделаю? Мисс Уитлок сбила меня с ног, и она передо мной в долгу, Пенджаб¹.

Манодж вытащил из-за пояса изогнутый клинок.

— Меня зовут Манодж, и я сказал: отпусти её.

Майкл подошёл к нему, а за ним Ноа.

— Если ты хочешь извинений, у меня есть для тебя одно в запасе, — сказал Майкл, небрежно потирая кулак. — Я был бы рад сначала сбить тебя с ног.

— Ты в меньшинстве. Брось её, — сказал Питер позади нас. Повернувшись, он разжал ладонь достаточно, что я смогла вывернуть руку и вырваться из его хватки.

Я попятилась к мальчикам, и Ноа подхватил меня и завёл за Маноджа и Майкла. Сэмюэл медленно повернулся и, оправляя пальто, злобно посмотрел на Питера. Питер скрестил руки на груди и, высоко подняв голову, уставился на него.

Несмотря на то, что моё сердце почти билось в груди, я чувствовала такую гордость за своих друзей.

Сэмюэл потопал прочь, бормоча что-то себе под нос.

— Спасибо, — сказала я всем с придыханием. — Спасибо вам за все.

Питер понимающе улыбнулся мне.

— Иди и найди его.

Я побежала.

Мои ноги буквально парили, и я возблагодарила Господа за то, что укоротила подолы ради практичности и чтобы удалить худшие из винных пятен, а последние несколько недель из-за жары обходилась очень тонкой нижней юбкой. Мне не нужно было беспокоиться о том, что я споткнусь, пока каблуки моих ботинок снова и снова ударялись о камень, эхом отражаясь в тесных коридорах.

Вбежав в катакомбы, я увидела, что главный коридор заблокирован группой Развлекателей, пытающихся поднять по пандусу тележку с большим двигателем. Когда я попыталась протиснуться мимо них, я услышала, как один из них сказал:

— Я рад, что этот последний.

Моя надежда рухнула. Корабль может уйти в любой момент.

Примерно на полпути к подземному доку мне пришлось перевести дух. Может быть, я и ослабила корсет для удобства, но он все равно не позволял мне делать слишком глубокие вдохи. Я прислонилась к холодному и слегка влажному камню. Крики людей на лодке разносились в густом воздухе вместе со свистом. Корабль ещё не ушёл. Я почти на месте.

— Подождите, — выдохнула я. — Подождите.

Собравшись с силами, я побежала по последнему коридору. Ещё один поворот, и я окажусь в доках. Притормозив, я сосредоточилась на последнем повороте и факеле, горящем там, словно призывая меня броситься в погоню за его светом. Открытые арки, ведущие в кладовые по обе стороны от меня, были погружены в тёмные тени.

Я успею.

Что-то врезалось в меня сзади. Рука крепко обхватила мой торс, и прежде чем я успела закричать, тошнотворно-сладко пахнущая ткань прижалась к моему носу и рту. Она обожгла мне губы и щеки, пока я отбивалась от нападавшего. Я не могла освободиться. Я не могла дышать.

— Теперь я поймал тебя, моя дорогая, — прошептал он мне на ухо. Я боролась и боролась, но светящий факел в конце коридора начал описывать большие круги и сделался нечётким. Зазвенел колокол парохода, и звук был медленным, водянистым, когда пробивался сквозь головокружительную дымку. Я слышала позади себя тихое тиканье шестерёнок, встроенных в лицо мужчины. — Давай возьмём небольшой отгул, хорошо?

Его слова звучали натянуто, как будто их кричали через длинный, тёмный туннель. Я закрыла глаза, когда все мои силы покинули меня, и больше ничего не помнила.

***

Проснувшись, я знала только то, что всё моё тело болело. Я попыталась открыть глаза. Ничего. Меня окружала тьма. Я снова попыталась поднять веки. В панике я попробовала сесть, но обнаружила, что лежу на спине, прижав колени к груди и вытянув вперёд шею. Я толкнулась ладонями вперёд, и они ударились о стены. Я оказалась в замкнутом пространстве.

В ужасе я не могла закричать. Я представила себя в собственном гробу, запертую и беспомощную, пока люди в длинных черных плащах опускали меня в могилу. Мысленно я слышала, как лопаты с землёй ударяются о мой гроб, хороня меня, а я не имею возможности спастись от смерти. Все уже поверили, что меня больше нет.

Раздался пронзительный вопль, и только тогда я поняла, что это кричу я, а удары совершались моими руками, бьющими по дереву вокруг меня. Это не сон. Меня поймали в ловушку, и если я не смогу справиться с паникой, то умру.

Я попыталась пнуть крышку, но она не поддавалась, а у меня не имелось достаточно опоры для толчка. Мне хватало достаточно места только для того, чтобы немного двигать руками.

Моё дыхание сделалось прерывистым. Воздух вокруг меня был спёртым. Мне было плохо и слишком жарко. Мне нужно сбежать. Мои глаза сфокусировались на замочной скважине справа от меня. Я ещё плотнее свернулась в клубок, пытаясь посмотреть в скважину, но усилия оказались тщетными.

Прижимая руки к бокам из грубой древесины, окружавшим меня, я втянула как можно более медленный вдох. Мне нужно выбраться, и для этого придётся подумать. Я не лежала в гробу. В гробах не было замочных скважин. Это должен быть сундук, большой сундук.

Меня везли контрабандой.

Я ещё не погибла, и пока я жива, я должна сражаться. Мне нужно открыть замок. Сунув руку в карман, я молилась, чтобы хоть там оказалось хоть что-нибудь полезное. Я вытащила маленький шарик, потом повозилась с оловянным солдатиком, запутавшимся в бечёвке чёртовой ложки. Потом я нащупала очки.

«Спасибо».

Я вытащила их и изо всех сил постаралась закрепить их на голове, но моя шея горела от боли, и я все ещё не могла дышать. Когда я повернула рычажки, очки начали светиться, озарив внутренности сундука.

Доски, окружавшие меня, были плохо отшлифованы, так что между некоторыми досками виднелись небольшие трещины и щели. Древесина была покрыта кружочками от сучьев, а в сундуке пахло солёной водой и плесенью. Корпус вокруг замочной скважины казался достаточно прочным, даже несмотря на то, что по краям его появилась ржавчина. Надеюсь, ржавчина ослабила его. Я попыталась просунуть палец в замочную скважину, но не смогла — мне нужно было что-то туда вогнать. Порывшись поглубже в кармане, я нащупала гладкую деревянную ручку.

«Шило».

Он проделало дыру в дне кармана и чуть не провалилось внутрь. Я изо всех сил пыталась вытащить его, но оно застряло в складках ткани, и я не могла сдвинуть локоть достаточно далеко, чтобы вытащить его. Наконец мне удалось его освободить. Я попыталась вставить острие в замочную скважину, но из-за угла остриё шила всё время попадало внутрь ржавого корпуса. Я попробовала снова, вывернув запястье, чтобы направить остриё вниз. Шило царапнуло по внутренней стороне корпуса замка, но не смогло дотянуться до запирающего механизма. Это всё бесполезно. Шило было слишком прочным и не могло согнуться, чтобы манипулировать элементами внутри замка.

В панике у меня перехватило дыхание. Я не хотела даже думать о том, что будет со мной, если я не смогу убежать. Я, конечно, умру, но этот страх казался наименьшим из страданий, которые мне придётся пережить, прежде чем меня убьют.

Я стиснула зубы.

Это ещё не конец.

Должен же быть какой-то другой способ спастись. Я подтянула колени как можно плотнее к груди и оттолкнулась. Мои ботинки глухо стукнули по доскам сундука. Я дёрнула плечами, пытаясь сильнее выпрямиться, чтобы хоть как-то силой воли раздвинуть стены своей тюрьмы.

Моя нога скрючилась и болезненно сжалась, подогнувшись под себя, пока мне не захотелось закричать от боли. У меня не было возможности размяться. Я снова ударила ногой и почувствовала, как по щеке скатилась слеза. Должен же быть какой-то другой способ снять крышку. Я посмотрела налево и с помощью увеличивающих очков заметила небольшой треугольник неровностей на дереве. Они были не более чем крошечными выемками в волокнах. От доски откололось несколько щепок. Я протянула руку и провела пальцем по дереву. Кожа на моем пальце зацепилась за острый выступ.

Гвозди.

Конечно, это были концы гвоздей, которые держали петли. Я повозилась с юбкой, пока не смогла засунуть руку обратно в тесный карман и пошарить там. Мгновение спустя у меня возникло искушение оторвать переднюю часть кармана и использовать её, но в конце концов я нащупала грубую ткань тряпки, которую использовала при работе с роботом. Мой локоть трижды ударился о стену, прежде чем я сумела вытащить тряпку. Не обращая внимания на боль, я обернула тряпку вокруг шила. Приставив остриё шила к кончику гвоздя, я ударила ладонью по толстой деревянной ручке.

Мне показалось, что моя рука разбилась вдребезги, но я проглотила боль и снова ударила со всей силой, на которую только была способна в своём неловком положении. Я услышала отчётливый звон короткого гвоздя, ударившегося о землю.

«Благодарю тебя, дорогой Господь». Я попыталась сделать глубокий вдох. У меня болела рука, и я сомневалась, хватит ли у меня сил продолжать наносить удары. У меня не было хорошей точки опоры, а гвозди возле колена будет ещё сложнее выбить.

Я не могла сдаться.

«Всего-то ещё пять штук».

Второй поддался легче, но я опасалась, что сломала себе кость у основания большого пальца. Вся моя рука гудела от боли, и я умудрилась расшибить себе ладонь. В третий раз я попробовала вращать шилом вокруг гвоздя, и в конце концов он выпал, но от этого усилия у меня заболело плечо.

Мои силы были на исходе. Каким-то образом мне удалось сильнее сжаться, чтобы дотянуться до других гвоздей. Прикусив губу, чтобы унять боль в руке, я стала стучать ладонью по залитому кровью шилу. У меня не было другого выбора. Каждый раз, когда я съёживалась, чтобы дотянуться до гвоздей, мой корсет сжимался, и я не могла дышать.

Наконец, задыхаясь, я в последний раз ударила кулаком по шилу, радуясь ужасному дереву и слабым петлям сундука. Затаив дыхание, я изо всех сил напряглась и ударила ногой. Крышка взлетела в воздух и с грохотом упала обратно на сундук. Я прикрыла лицо руками, и угол крышки ударил меня в плечо. Я оттолкнула его ботинком.

Я рванулась вверх и сделала несколько глубоких вдохов. Зловоние речной воды почти одолело меня, но я с благодарностью вдохнула его. Больной и кровоточащей рукой я водрузила очки на макушку.

Я свободна.

Почувствовав головокружение, я попыталась встать, но голова закружилась, и мои сведённые судорогой мышцы запротестовали — такое ощущение, будто тысячи игл одновременно вонзились в мою кожу. Я снова упала, упёршись руками в края сундука. Я держала руки выставленными наружу, как будто их присутствие за пределами сундука могло каким-то образом помешать мне снова угодить в него. Я чувствовала себя беспомощной и слабой, а мой похититель мог вернуться в любой момент. Мне надо было встать на ноги, черт возьми.

Я выбралась из сундука, опрокинула его и повалилась на пол.

Закашлявшись так, что мои лёгкие горели, я подняла голову и осторожно привстала. Я всё ещё находилась в катакомбах, в чём-то похожем на пустой склад. Гладкие каменные стены были такими же, как и остальные подземные туннели, но я, видимо, находилась очень близко к реке. Просачивающаяся вода оставила тёмные полосы на стенах возле двери.

Я доковыляла до двери и привалилась к мокрому дереву. Я дёргала засов, пока вся дверь не задребезжала на петлях, но это оказалось бесполезно. Она была заперта снаружи. По крайней мере, моя тюрьма теперь стала не такой тесной, хотя и не менее страшной.

Свет от мерцающей лампы внутри комнаты создавал движущиеся тени в более темных частях комнаты. В углу рядом с небольшим ящиком лежало скомканное одеяло. Крыса сидела на тарелке рядом с недоеденной буханкой чёрного хлеба и гниющим скелетом рыбы. Дрожа, я сделала шаг назад и чуть не врезалась в старую бочку из-под виски. На ней лежало несколько изящных инструментов, зеркало и маленькая коричневая стеклянная бутылочка. Я поспешно завернула раненую руку в тряпку и внимательно осмотрела вещи.

Я взяла бутылку и пристально изучила этикетку. Как я и предполагала, это оказался хлороформ. Я с силой нажала на пробку и сунула бутылку в карман.

Кем бы ни был человек в заводной маске, совершенно ясно, что он уже некоторое время прожил в этом ужасном месте. Охотился за мной.

Мне нужно бежать, пока он не вернулся.

Моя рука потянулась к шее, где я носила дедушкин ключ.

Знакомая тяжесть исчезла.

Я пошатнулась, до сих пор чувствуя головокружение от хлороформа. Ключ пропал. Мой отец умер с этим ключом в руке, пытаясь скрыть его от человека в заводной маске.

Я должна вернуть его.

Я обыскала грязный, вонючий альков, отбросила одеяла к стене. Схватив ящик обеими руками, я изо всех сил ударила его о стену. Он развалился на куски, а тарелка с грохотом ударилась о камень. Крыса взвизгнула, затем бросилась к двери, где, извиваясь всем своим жирным черным телом, протиснулась в крошечную щель в дереве. Никогда ещё я так не завидовала крысе.

Я пнула ногой остатки ящика, но он оказался пустым.

Заводной ключ исчез.

Что же мне теперь делать?

Мою ладонь жгло. Я осмотрела рану и сосредоточилась на извлечении большой щепки. Избавившись от дерева, я остановила кровотечение и осмотрела замок на двери.

С другой стороны послышалось царапанье.

Он вернулся.

Дрожа, я метнулась через всю комнату и попыталась спрятаться за бочкой с виски. Я услышала характерный щелчок отодвигаемого засова, и дверь со скрипом отворилась.

Я попыталась выглянуть из-за бочки.

Человек в заводной маске шагнул в дверь с моим ключом, висящим на его шее, как трофей. Поля шляпы и высокий воротник скрывали его лицо.

И тут он поднял голову.

Человеческая сторона его лица была знакома мне так же хорошо, как и моя собственная. От его волос цвета соли с перцем до густых бровей, изгиба плеч и длинных рук, все было мне знакомо. Особенно единственный тёмно-серый глаз, устремлённый на меня. Весь воздух внезапно вырвался из моих лёгких, когда я встала, ошеломлённая.

— Отец?

Я вся дрожала, с трудом держась на ногах и глядя ему в лицо.

Сходство было поразительным, но лицо выглядело чуть шире, с крючковатым носом и большими бакенбардами на рябой щеке. На другой стороне его лица медленно вращались шестерёнки замысловатой маски, а безжизненный металлический глаз следил за мной.

Он рассмеялся холодным, жестоким смехом.

— Твой отец? Едва ли. Я никогда не имел удовольствия называться Уитлоком.

Его голос не был тем голосом, который я знала. Его голос был более высоким, чем у моего отца, и хриплым, с акцентом, который я не могла определить. Возможно, он и похож на моего отца, но этот человек мне незнаком. Любое сходство было лишь иллюзией.

— Где мой дедушка? — крикнула я двойнику, сунув руку в карман, чтобы достать пузырёк с хлороформом.

— Не волнуйся, — в его голосе слышались резкие и насмешливые нотки. — Я отведу тебя к нему, — он бросился на меня, и я увидела блеск ножа в его руке.

Я изо всех сил швырнула бутылку с хлороформом. Она разбилась об его металлическую маску.

Я быстро прикрыла лицо рукой и стала дышать в рукав. Нож со звоном упал на землю.

Человек в заводной маске схватился за лицо. Он пошатнулся, врезался в бочку и потянулся ко мне.

Я закричала, когда он бросился вперёд и почти прижал меня к стене. Даже через рукав я чувствовала приторный запах хлороформа. Пригнувшись в сторону, он упал, сильно ударившись плечом и головой о каменную стену. Потом он рухнул.

Стараясь дышать неглубоко, я дрожащими пальцами потянулась к цепочке, на которой висел дедушкин ключ. Сняв его, я схватила нож и бросилась к двери.

Я рванула вперёд и побежала по длинному туннелю, опасаясь, что на каждом шагу буду налетать на стены. Там царила кромешная тьма.

Потеряв ориентацию, я понятия не имела, в какую сторону бежать. Мне нужно как можно скорее вернуться в монастырь, пока человек в заводной маске не проснулся. Мне нужен директор Лоренс. Любая вода, проходившая через катакомбы, стекала в реку, поэтому я направилась в ту сторону, где чувствовался подъем. Я сняла очки с головы и включила их, хотя и не надела. Используя исходящий от них жуткий зелёный свет, я могла видеть только дорогу прямо перед моими ногами.

Держа их высоко, как странную свечу, я попыталась найти выход из лабиринта.

Я уже почти потеряла надежду, когда в дальнем конце одного из туннелей увидела тёмную фигуру с факелом. Нет, он не мог уже проснуться. Я забилась в тёмный угол и спрятала свет от очков в юбке.

У меня кончились фокусы, и я знала, что не смогу одолеть взрослого мужчину. Я сжала нож в руке.

— Мег? — раздался в темноте знакомый голос.

«Дэвид».

Глава 27

Я подбежала к нему, и Дэвид поймал меня, держа за запястье, чтобы отвести нож в сторону от его бока. Мне было так приятно чувствовать его руку на своей и знать, что я не одна. Слёзы текли по моему лицу, и я ощутила вкус крови на губе.

Дэвид потянулся к моей щеке, но его рука задержалась на волосок от меня, как будто испугавшись. Какая бы маска уверенности и самодовольства ни была на нем, она слетела и заменилась выражением крайнего ужаса.

— Мег, что с тобой случилось? Тебя не было несколько часов. Твой кучер вне себя.

— Меня накачали наркотиками и заперли в сундуке, — я поспешно вытерла слёзы. Не время позволять себе поддаваться тому, что только что произошло. Сунув нож в карман, я взяла его факел. Жар пламени коснулся щеки, которую все ещё жгло от хлороформа, и усилил жжение.

— Каким образом? Кто мог такое сделать? — то немногое, что осталось от собранности Дэвида, исчезло.

— Это человек, который убил моих родителей. Он здесь, — сказала я. — Он же саботажник. Он пытался выманить меня на открытое место ещё в начале лета, когда подложил бомбу в магазин твоей сестры. Он жил здесь, в катакомбах, пытался создать достаточно шума, чтобы он мог незаметно похитить меня.

Я оказалась слишком предсказуемой. Он знал, что я отправлюсь на поиски парохода после моего маленького представления с Уиллом, когда корабль прибыл в прошлый раз. Он, наверное, видел наш поцелуй, прячась в тени, как крыса, которой он и был. Он знал, что я приду. Я побежала, как ничего не подозревающий кролик, в хорошо расставленные силки.

— Ты пострадала? — Дэвид осмотрел меня со всех сторон, ища раны.

Я отрицательно покачала головой.

— Только моя рука. Все не так уж плохо.

— Где он сейчас? — спросил Дэвид, покосившись на мою ладонь.

— Я дала ему немного его собственного лекарства. Он без сознания лежит на полу одной из кладовок. Это там, внизу, — я показала туда факелом.

— Пойдём, — сказал Дэвид, подталкивая меня вперёд. — Мы должны найти директора и предупредить его.

Мы бежали по катакомбам, пока, наконец, не достигли пандуса, который вёл к каретнику. Я чуть не споткнулась, торопясь выбраться из темноты туннелей внизу.

— Мисс Уитлок! — Боб Бриндл бросился вперёд, и его круглое лицо побледнело от волнения. Он подхватил меня в оберегающие объятия, от которых его плечо чуть не загорелось от факела, и я забеспокоилась о ноже в кармане, но толстые складки юбки, казалось, пока держали его в безопасности. — Вы заблудились?

— Меня похитили. Это был человек с бомбой, — мне не нужно было давать никаких дополнительных объяснений.

Боб вытащил из кармана пальто пистолет и взял у меня факел.

— Где он?

Как раз в тот момент, когда я собиралась объясниться, слуга Дэвида подошёл к нам со своим пистолетом в руке.

— Следуйте за мной, — сказал он Бобу, и они спустились по трапу.

Дэвид вернулся ко мне с мрачным видом.

— Не волнуйся. Они найдут его.

Дорога до кабинета директора не заняла много времени. Большая часть монастыря пустовала, хотя солнце ещё не село. Лишь несколько факелов освещали залы. Их мерцающие тени выбивали меня из колеи, мне хотелось купаться в свете.

Дэвид заколотил в дверь кабинета директора. Она открылась, но, к нашему ужасу, внутри оказался учитель Барнабас. Он медленно оглядел мой растрёпанный вид, затем перевёл взгляд на Дэвида. Он не скрывал подозрительности в своих глазах.

— Что всё это значит? Разве вы оба не должны быть уже дома?

Он расправил большую стопку чертежей и заказов из Литейного Завода и придавил нижний край к столу. Он аккуратно положил их на стол и закрыл счётную книгу.

— На мисс Уитлок напал саботажник, — сказал Дэвид.

Поведение учителя Барнабаса немедленно изменилось. Он взял меня за раненую руку, подвёл к самому большому креслу и усадил на него, как хрупкую куклу.

— Боже мой, дитя моё. Кто это был?

— Тот самый человек, который подложил взрывчатку в мой магазин. Человек в заводной маске, — сказала я, испытывая облегчение оттого, что кто-то наконец-то принял эту угрозу всерьёз.

Учитель Барнабас вдруг сделался цветом как спелая свёкла.

— Я больше не желаю слышать о ваших заблуждениях, юная леди. Нет никакого человека с заводной маской. Вы использовали эту уловку, чтобы привлечь внимание и неправомерно обеспечить себе место в Академии. Я не знаю, каковы ваши намерения, но вы, Дэвид, должны быть осторожны, чтобы она не использовала свои дикие обманы, чтобы принудить вас к браку.

— Я ей верю, — не дрогнув, ответил Дэвид.

Барнабас несколько раз попыхтел, издавая звуки сквозь длинные усы.

— Ну, а у меня, например, нет времени, чтобы тратить его на дикие фантазии. Я опаздываю на ужин с тётей.

— Это не дикие фантазии. Там, снаружи, убийца! — сказала я. Он должен был слушать. На карту поставлена судьба Академии. Вместо этого он вывел нас за дверь и запер её.

— Если бы это было так, я уверен, что соответствующие власти уже нашли бы его. Я уже опаздываю, и у меня больше нет на это времени. Спокойной ночи, — он пошёл по коридору, качая головой, как будто ему на все наплевать.

Я резко выдохнула, хотя и не осознавала, что задерживала дыхание. Барнабас — ослиная задница. Он был против меня с самого начала, и теперь из-за этого необоснованного суждения кого-то убьют.

— Что же нам делать?

Дэвид посмотрел на меня, потом на дверь.

— Дай мне нож.

Я протянула ему нож, а он воткнул его в затор и постучал по рукоятке ладонью. Защёлка открылась, и дверь распахнулась. Честно говоря, во всем этом здании не существовало надёжного замка. Дэвид завёл меня внутрь и вернул мне нож.

— Оставайся здесь. Я попытаюсь найти директора. Если он вернётся, передай ему то, что сказала мне. Я скоро вернусь.

Я хотела сказать «спасибо», но он уже выскочил за дверь и ринулся в бой, как доблестный рыцарь. Я закрыла и заперла за ним дверь, хотя после демонстрации Дэвидом того, как легко можно взломать замок, в этом не было необходимости.

После всего, что произошло, я чувствовала себя измученной и просто хотела спать в течение семидесяти лет, но я не могла так поступить.

Я опустилась в директорское кресло, поскольку оно было самым большим и, похоже, самым удобным, и подтянула под себя ноги. Время, казалось, тянулось бесконечно, пока я слушала тиканье часов позади меня. Я взглянула на подзорную трубу и подумала, не воспользоваться ли ею, чтобы попытаться найти директора, но передумала. Управление этой штукой гораздо сложнее, чем в мастерской Рэтфорда.

Я нашла старую кожаную перчатку с дырками на двух пальцах и кусочек проволоки, поэтому использовала их, чтобы сделать ножны для ножа, а затем спрятала его обратно в карман.

Завязывая проволоку, я случайно столкнула несколько чертежей и заказов, которые Барнабас так аккуратно разложил на столе. Я подобрала их, чтобы поправить, но тут любопытство взяло верх. Я пролистала их, заинтересовавшись тем, что создали мои одноклассники, а также тем, что полные члены Ордена попросили из Литейного завода.

Удивительно, как много я узнала за столь короткое время. Теперь я могла взглянуть на чертёж и почти ясно представить себе окончательную конструкцию. Я перевернула ещё одну страницу и замерла.

Вместе с различными заказами на детали для систем управления роботами и даже целые части тела для самих роботов был вложен замысловатый маленький рисунок. Я вполне отчётливо представляла себе конечный механизм, потому что видела его раньше.

В дверь постучали, и я вздрогнула.

— Мег, это я, — сказал Дэвид с другой стороны. Я схватила рисунок со стола и бросилась к двери. Я открыла замок, и он вошёл внутрь. — Мне очень жаль, Мег. Я не смог…

— Дэвид, посмотри на это, — я сунула ему рисунок.

— Что это? — спросил он, придвигаясь ближе к единственной горящей лампе и наклоняя страницу под лучшим углом.

Я проглотила комок в горле, когда он изучал рисунок.

— Немного похоже на паука, не так ли? — он наклонил голову, рассматривая рисунок. — О нет, погоди. Это ударяющий элемент. Здесь есть пометка для кусочка кремня. Как умно. С каждым вращением главного вала он движется вниз по этой резьбе.

У меня упало сердце. Это чертёж бомбы, которую мы с Уиллом уничтожили. Только теперь он укреплён снаружи прочной оболочкой.

— Именно этого я и боялась.

— Что это за штука? — спросил Дэвид с обеспокоенным видом.

— Это спусковой механизм для бомбы. Я его уничтожила. Похоже, кто-то его отстроил его заново. Есть ли готовый заказ на него?

Дэвид порылся в бумагах.

— Вот оно. Его доставили сегодня. Там не сказано, кто его запросил.

Боже милостивый. Это работа саботажника. Непременно. Он использовал заказы литейщикам из Академии, чтобы скрыть своё намерение починить бомбу. Мы должны найти его. Директору школы было поручено изучить бомбу. Он знал, где она.

— Мастерская, — прошептала я и посмотрела на Дэвида. — Я знаю, где может быть директор, — я схватила его за руку и лампу, вывела за дверь и повела вниз, в подвал.

Я направилась прямо к фальшивому бочонку и отпёрла его. Передняя стенка бочки распахнулась, и Дэвид в шоке посмотрел на меня.

— Как ты это обнаружила?

— Поверь мне, тебе лучше этого не знать, — я прокралась по узкому коридору, но в мастерской было темно и тихо. — Директор? — позвала я. Ничего. Я подняла факел и смотрелась.

Дэвида привлекло устройство для чтения мыслей.

— Это устройство из чертежей, которые директор показал нам после инцидента в подвалах. Зачем ему понадобилось завершать запрещённое изобретение?

Впервые я смогла увидеть мастерскую целиком. На столе было несколько фотографий Сэмюэла в разном возрасте, директора Лоренса и женщины, которая, как я предположила, была женой директора Лоренса.

— Дэвид, посмотри на это. Эти изображения очень странные, — я взяла одно из них, чтобы показать ему. На всех поверхностях были нарисованы линии с заметками о формах и пропорциях по отношению к другим изображениям. Я взглянула вниз и увидела древесину стола, которая оказалась открытой, когда я подняла изображение. Она была изрезана ножом.

Передав рисунок Дэвиду, я смахнула остальные и ахнула.

«Ложь, ложь, ложь, ложь….»

Это слово было вырезано глубоко в дереве сердитыми бороздами сотни раз.

Внезапно все частички головоломки встали на свои места. Я слышала отголоски разговора.

Дребезжащий голос Мэри: «Вы похожи на жену директора…»

Влюблённая женщина. Мэри дразнила меня за то, что я влюблена. Должно быть, и жену директора тоже.

Спокойное объяснение Люсинды: «Мэри собирала давно умершие сплетни. Слухи об Эмме утихли лет пятнадцать назад, а может, и больше. Я даже не знаю, почему Мэри заговорила об этом, кроме того, что она хотела вызвать чувство скандала…»

Она была замешана в скандале. Случилось что-то ужасное.

«Всё, что тебе нужно знать — это то, что ты никогда не должна стыдиться своих чувств к Уиллу….»

Уилл, мужчина с Литейного завода.

Она любила мужчину с Литейного завода. Жена директора любила мужчину с Литейного завода.

Я вспомнила, как МакТэвиш посмотрел на меня, когда я вошла в актовый зал на открытие роботов. Он выглядел таким печальным. Сэмюэл стоял прямо за моей спиной.

МакТэвиш.

— Боже милостивый, — прошептала я, вспоминая видение, которое подсмотрела в устройстве для чтения мыслей.

— Мег, что случилось? — спросил Дэвид. На какое-то мгновение я забыла, что он здесь.

— Директор Лоренс — саботажник. И теперь он намерен уничтожить Литейный завод.

Глава 28

— Я думал, что мужчина, который похитил тебя, и есть саботажник, — Дэвид положил изображение обратно на стол. — В этом нет никакого смысла. Какое отношение человек в заводной маске имеет к директору школы?

— Никакого, — я потрясённо покачала головой. — Кроме того, что он снабдил директора бомбой. Вот почему директор так быстро отверг мои предупреждения о человеке в маске. Он знал, что виновен именно он сам.

— В этом нет никакого смысла, — Дэвид повернулся, чтобы сделать шаг назад, но так же быстро повернулся обратно. — Директор никогда бы так не поступил. Кто-то мог погибнуть в этой последней нападении.

— И заметь, он практически первым вышел из комнаты. Теперь всё сходится, всё сходится, — Господи, ну почему я не видела этого раньше? Я была так ослеплена своим стремлением узнать личность человека в маске и так уверена, что именно он стоит за нападениями. — Человек, который напал на меня, никогда ничего не саботировал. Он прятался в тени, надеясь схватить меня, когда никто не придёт меня искать. Он действовал только тогда, когда у него была чёткая возможность. Именно директор Лоренс дал ему шанс нанести удар. У директора Лоренса с самого начала имелись свои планы.

— Я не понимаю, зачем человеку разрушать то, что он страстно любит, — Дэвид обернулся, словно ища в комнате что-то, что могло бы смягчить вину директора.

— Академия — не единственное, что он любил. Несколько лет назад вокруг его жены ходили слухи. А именно то, что у неё был тайный роман с мужчиной с Литейного завода, — я взяла фотографию жены директора. Глаза были грубо выцарапаны, как будто рукой, которая это сделала, двигала злоба. — Всё это произошло в то время, когда происхождение Сэмюэла вызывало подозрения.

— Ты называешь моего друга бастардом? — Дэвид повысил голос, но я стояла на своём. — Мы выросли вместе. Я знаю его лучше, чем кто-либо другой. Он был весёлым парнем, когда мы были молоды. Он был добрым…

— Тогда почему он так зол сейчас? — спросила я. Поведение Дэвида изменилось, как будто он скрывал какую-то тайну. — Между ним и его отцом не так уж много любви, не так ли?

Выражение лица Дэвида стало напряжённым и мрачным, глаза сделались жёсткими и холодными, как лёд.

— Ты понятия не имеешь, каково это — никогда не оправдывать ожиданий отца, который полон решимости унижать и подавлять тебя при каждом удобном случае, — он отвернулся от меня, тряхнув головой, словно пытаясь освободиться от собственных мыслей. — Ты даже не представляешь, как это тебя ломает.

— А ты знаешь? — спросила я, не двигаясь с места.

Он снова повернулся лицом и в этот момент показался мне лет на двадцать старше.

— Дело не во мне.

Я сделала глубокий вдох. Эта дискуссия ни к чему нас не приведёт. Мне нужно ослабить напряжение. Я начала просматривать изображения.

— Давай посмотрим, что мы знаем наверняка. Очевидно, директор одержим идеей узнать правду о чем-то, касающемся его семьи — об этом свидетельствуют изображения. Он создал эту машину без одобрения Ордена, чтобы добывать секреты силой. Он использовал Академию как идеальную маску для заказа с Литейного завода всего, что ему нужно для устройства. После катастрофы с лордом Рэтфордом он получит Чёрную Метку, если его поймают с этой машиной. Единственный способ продолжать следовать его курсу действий состоял в том, чтобы придумать какой-нибудь предлог, чтобы предложить Ордену машину обнаружения истины, предлог, который заставил бы их увидеть необходимость в ней.

Один из набросков привлёк моё внимание. Я подняла его и внимательно осмотрела.

— Вот тогда-то подвернулась я, и всё встало на свои места.

Дэвид скрестил руки на груди и фыркнул.

— Ты хотела сказать, что именно тогда всё внезапно взорвалось. Я был там, когда тебя номинировали. Я никогда не видел такого шума.

— Этот гнев был идеальным прикрытием для саботажа, — сказала я. — Эти толстые старые болваны ясно дали понять, что сделают всё, чтобы я не осквернила их драгоценные залы. Моё выдвижение было удобным предлогом, чтобы вызвать подозрения у всех, кто выступал против меня.

— И это сделало всех подозреваемыми, — заключил Дэвид. — Неудивительно, что он поддержал твою кандидатуру. И подумать только, я восхищался им за то, что он нарушил условности, даже если это причинило бы ему проблемы.

— Именно.

Дэвид покачал головой.

— Литейный завод слишком важен. Никакая обида этого не стоит. И как мы узнаем, кого из литейщиков он подозревает?

Я повернула к нему рисунок, который держала в руках. Это был МакТэвиш. Я вспомнила предупреждение Оливера о безумии в Ордене.

— Директор не в своём уме, — я указала на сферу над креслом. — Я случайно стала свидетелем того, как директор использовал эту машину на себе, и в этом шаре я увидела кукушку, летящую через Литейный завод. Кукушки откладывают яйца в гнездо другой птицы и заставляют эту птицу растить детёнышей, как своих собственных. На моих глазах птица загорелась, и директор Лоренс рассмеялся.

— О Боже, — Дэвид выглядел потрясённым.

В тот момент я не уловила связи, но теперь все стало ясно.

— Помнишь, что сказал директор, когда предложил свою машину перед собранием? Он предупредил их, что в следующий раз саботажник выберет цель, которую они не смогут игнорировать. Лидер Октавиан приказал директору изучить бомбу. Директор имеет к ней доступ. У него есть средства, чтобы починить её, и у него есть личная месть против начальника Литейного завода.

— Без Литейного завода не будет Развлечений, — Дэвид взял меня за руку и схватил факел. — Пошли. Мы должны найти его.

Я отчаянно хотела поймать человека в маске, но внезапно это стало намного важнее. План директора Лоренса мог разрушить все. Сотни жизней могут быть потеряны, включая жизнь Уилла. Я должна была остановить его.

Мы вышли из потайной мастерской, и бочкообразная дверь захлопнулась за нами. Сквозь щель в двери, ведущей в архив, пробивался свет. Мы с Дэвидом бросились туда. Учитель Найджел стоял на вершине одной из высоких лестниц.

— Учитель, — позвал Дэвид. Мужчина повернулся на лестнице и посмотрел на нас через монокль.

— Какого чёрта вы оба до сих пор здесь делаете? — спросил он, спускаясь по лестнице.

— Вы не видели директора? — крикнула я ему. — Нам крайне необходимо поговорить с ним.

Учитель Найджел остановился на лестнице и, потянув на себя корешок тонкой книги, задумался.

— Его здесь больше нет, и он не вернётся до следующих занятий. У него есть дела, которыми он должен заняться.

— Где? — спросил Дэвид, когда я почувствовала холодную тяжесть страха, поселившегося во мне.

— В Шотландии, конечно, — учитель Найджел скорчил гримасу при виде названия выбранной имкниги и вернул её на полку. — Сегодня днём он сел на пароход.

Я посмотрела на Дэвида, и он, казалось, разделял мои мысли. Наши худшие подозрения только что подтвердились.

— Учитель Найджел, — сказала я, — есть ли какой-нибудь способ быстро передать сообщение на Литейный завод? Мы установили личность саботажника, и его необходимо остановить до того, как произойдёт ужасная катастрофа.

— Кто это, во имя Господа? — спросил учитель Найджел.

— Директор, — хором ответили мы с Дэвидом.

Монокль учителя Найджела выпал, и он недоверчиво посмотрел на нас.

— Ну что за глупости. Это невозможно. Это абсолютно нелепо.

— Послушайте нас, — потребовала я. — В этом подвале есть секретная мастерская. Он изобрёл несанкционированную машину и использовал саботаж, чтобы скрыть свои действия. Люди на Литейном заводе находятся в очень реальной опасности.

— Ерунда. Вы читали слишком много детских историй, — он снова надел монокль.

— Я могу показать это вам! — крикнула я.

— Послушайте, довольно. Для Лоренса нет ничего важнее этой академии. А теперь, если вы покончили со своими нелепыми теориями, я должен попросить вас немедленно вернуться домой. Я не скажу ни слова о том, что вы оба находились здесь вместе в этот час, но это выходит за рамки приличий, — он прошёл остаток пути вниз по лестнице и сделал прогоняющее движение руками. — Ну, ступайте. Вы же не хотите, чтобы Общество начало трепать языками.

Я покачала головой, хотя Дэвид настаивал, чтобы я двигалась. Моя репутация волновала меня меньше всего. Директор Лоренс был уже на пути к Литейному заводу, и если его план увенчается успехом, Уилл погибнет.

Когда мы с Дэвидом вышли из архива и начали подниматься по лестнице, я почувствовала отчаяние и безнадёжность одновременно. Я не знала, что делать, но в Академии нам никто не поможет. Мы предоставлены сами себе.

Я последовала за Дэвидом во двор, где Боб и кучер Дэвида уже поднимались по трапу.

— Какие новости? — крикнул Дэвид. Я вцепилась в его руку от страха.

Боб покачал лысой головой.

— Этот ублюдок исчез. Мы увидели, как он брёл по туннелям, пошатываясь, и бросились в погоню, но эта крыса сумела убежать через старый проход, который был закрыт много лет назад. Мы последовали за ним на улицу, потом в доки. Он сел на корабль как раз в тот момент, когда тот отчалил.

— Куда он направлялся? — спросила я.

— На континент, — ответил кучер. — Мне очень жаль. Мы ничего не могли сделать, чтобы остановить его.

Континент.

Если он возвращался туда, где держали моего дедушку, то мой papa мог находиться где угодно в Европе. Как же мне его найти? Все это время я надеялась, что он в безопасности, и просто не знала, что он может вернуться. Теперь я знала, что он в руках убийцы и сумасшедшего. Я не знала, сколько времени у моего деда осталось до того, как человек в маске решит убить его, если он уже этого не сделал.

О Боже!

Что я могла сделать?

— Чёрт побери, — выругалась я и отстранилась. Я прошлась по двору широким кругом. Дэвид встал у меня на пути.

— Забудь про него. В данный момент у нас есть более насущные проблемы, — он потянулся, чтобы взять меня за руку. Я отпрянула.

— Он убил моих родителей! Мой дед может быть мёртв или терпит пытки от его рук. Этот человек сошёл с ума. Я не могу позволить своему деду умереть. Он — все, что у меня осталось.

— Если мы не остановим директора Лоренса, погибнут ещё сотни людей, включая МакДональда, — слова Дэвида прозвучали для меня как пощёчина. — Если бы твой дед был здесь, что бы он сказал тебе делать?

Я опустила голову. Он с радостью пожертвовал бы своей жизнью ради Литейного завода. Я подавила рыдание, затем сжала губы, давая клятву. Как только все это закончится, я посвящу все свои усилия поискам papa. Я не остановлюсь ни перед чем, пока не добьюсь результата.

Сегодня мне предстояло завершить другое дело.

— Как же мы остановим директора? Корабль отплыл, и даже если бы мы смогли найти другой, который доставит нас в Шотландию, Литейный пароход — самое быстрое судно на воде, — сказала я, поворачиваясь небольшим кругом. — Мы не можем ехать на поезде. Он отправится только утром, и тогда нам придётся останавливаться в каждой деревне отсюда до Эдинбурга. Это невозможно, если только у тебя нет волшебного способа пронести нас по воздуху более чем на пятьсот миль за одну ночь.

Выражение лица Дэвида внезапно изменилось, когда он взглянул на ключ, висевший у меня на шее.

— Может, он у меня и есть, — он повернулся к кучеру. — Лошади хорошо отдохнули? — спросил Дэвид, таща меня к каретнику. Это вернуло меня к настоящему моменту и текущей опасности.

— Да, милорд, — кучер следовал за нами по пятам в сопровождении Боба.

— Хорошо, — он отмахнулся от Боба и проводил меня до своей кареты. — Я думаю, нам нужно навестить дядю Альбрехта.

Глава 29

— Кто такой дядя Альбрехт? — спросила я, бухнувшись на сиденье кареты, и Дэвид тоже запрыгнул в неё и сел напротив меня.

— Он мой двоюродный дедушка по материнской линии, — сказал Дэвид, протягивая мне руку и помогая встать. Он продолжил: — Его немного трудно описать. Ты поймёшь, что я имею в виду, когда встретишься с ним.

Мне не понравилось, как это прозвучало.

— Он, по крайней мере, член Ордена?

Дэвид слегка пожал плечами.

— Раньше был им.

— Как он мог быть им раньше? — спросила я, позволив своему скептицизму взять верх. — У него есть Чёрная Метка?

— Если бы это было так, мы бы о нём не говорили. Нет. Он просто эксцентричен. В настоящий момент Орден ограничил ему доступ за то, что он вызвал небольшой переполох, который едва не разоблачил нас, — Дэвид сказал это так, будто это нечто хорошее. — Ему пришлось отказаться от ключа к своим Развлечениям до особого распоряжения.

Лошади поднялись по пандусу, который вёл на улицы Лондона. Солнце висело низко в небе, напоминая мне, что я провела большую часть дня, запертая в сундуке. В карете я чувствовала себя в безопасности, и за это была бесконечно благодарна.

Я сомневалась, что нам следует обращаться к немощному старику, который, вероятно, был немного более чем глуп, но у нас действительно не осталось другого выбора. Я смотрела, как мимо пролетают лондонские улицы, пока карета мчалась через город, направляясь на юг, а затем на восток, в Суррей.

Я сосредоточилась на том, чтобы по возможности привести себя в приличный вид, когда людные улицы Лондона расступились и уступили место просёлочным дорогам, идущим по холмам, пастбищам и лесам, залитым светом заходящего солнца.

Вскоре мы добрались до старого тюдоровского дома, уютно устроившегося у тихого ручья. Мы с Дэвидом вышли из кареты и посмотрели на выцветший старый дом. Вся восточная сторона была покрыта плющом. Это была идеальная картина идиллической английской сельской местности.

Пока тишину не нарушил грохот, достаточно громкий, чтобы у меня застучали зубы. Стайка чёрных дроздов взлетела с деревьев.

Дэвид рассмеялся.

— Судя по всему, он дома. Сюда.

Я лишь слегка удивилась, что Дэвид не проявил больше беспокойства.

— Ты уверен, что с ним всё в порядке? — спросила я, следуя за Дэвидом по садовой дорожке вокруг дома к очень большой конюшне, приютившейся в небольшой лощине. Она была почти такой же большой, как конюшни Чэдвика, но размеры дома, казалось, не оправдывали этого, если только дядя Дэвида не разводил коней в прошлом.

Клубы пара поднимались из труб на ближайшей стороне длинного здания. Дэвид поспешил к двери. Дверь открылась, и оттуда, спотыкаясь, вышел жилистый старик. Из середины его лба торчала копна белоснежных волос, но остальные волосы, казалось, покинули это уединённое место и расположились кружком вокруг ушей. Он театрально закашлялся и сел на большой камень возле дверей. Затем он достал из кармана кожаного фартука фляжку и сделал большой глоток.

Его кустистые брови подскочили и опустились, когда он вытер очки и водрузил их на нос. Он наклонился вперёд и пристально посмотрел на нас.

— Guten Abend, Onke²l, — поприветствовал его Дэвид с отчётливым прусским акцентом. Дядя Дэвида сразу просиял и вскочил на ноги, как гарцующий оленёнок, а не как старик. Я подумала, что нам не стоило беспокоиться о его слабости.

— Дэвид, Боже мой! Слишком много времени прошло с тех пор, как ты приезжал в гости, — ответил старик на ещё более тяжёлом прусском диалекте. — Итак, мой любимый племянник хорошо поживает?

— Да, конечно, — сказал Дэвид, снова переходя на английский. — Ты снова пытаешься найти способ обойти свои ограничения, не так ли?

Дядя Дэвида, казалось, не заметил ни осуждения, ни перемены в языке. По крайней мере, он не обратил на это внимания, продолжая, как будто Дэвид вообще ничего не ответил, возвращаясь к дому.

— И кого же ты привёл сюда? Какая хорошенькая девушка. Надеюсь, ты приехал сообщить мне о предстоящем браке. Если это не так, ты должен позвать её замуж.

Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули. Дэвид тоже покраснел и подвёл своего дядю ко мне.

— Позвольте представить вам мисс Маргарет Уитлок, Onkel, — Дэвид наклонился ближе к старику. — Она говорит по-немецки, — прошептал он, — хотя её швейцарский диалект ужасен.

— Ах, я попался, — произнёс дядя Альбрехт по-английски. Он улыбнулся, и его серебристые глаза блеснули. — Так это и есть юная леди-ученица. Должен признаться, я ожидал чего-то другого. Прошу прощения, пожалуйста. Мне так редко выпадает шанс сыграть роль свахи.

— Конечно… — я заколебалась, не зная, как именно его называть.

— Дядя Алби, bitte³. Наши семьи всегда хорошо работали вместе. По крайней мере, со стороны Рейхлинов, — он взял меня за руку и повёл через сад к дому.

— Прошу прощения, но что это был за громкий шум, который мы слышали ранее?

Старый пруссак рассмеялся.

— Мои кузнечные навыки уже не те, что раньше. У меня был сосуд под высоким давлением, который, как бы это сказать, не оправдал мои ожидания. Не бойтесь. Я держал его изолированным, хотя ничего этого не случилось бы, если бы я все ещё имел доступ к Литейному заводу, — он открыл дверь на кухню и попытался провести меня внутрь. — Значит, вы останетесь на чай? Я совершу свою лучшую попытку с моим обычным чайником. У меня есть только совсем небольшая проблема с моим часовым механизмом.

Я начала было отвечать, но Дэвид перебил меня:

— Мне очень жаль, Onkel, но это не светский визит. Мы раскрыли заговор против Литейного завода, но сейчас нам никто не верит. Мы должны добраться до Шотландии сегодня ночью, иначе грядущая катастрофа может полностью уничтожить Орден.

Дядя Альбрехт позволил двери закрыться, и его приветливое настроение внезапно сменилось серьёзным.

— Кто может желать зла Литейному заводу?

— Директор Лоренс хочет отомстить МакТэвишу за предположительный роман с его женой. У него есть бомба, — объяснила я. — Он намерен использовать её.

Густые брови Альбрехта нахмурились и сошлись так близко друг к другу, что стали единым целым.

— Если то, что вы говорите, правда, то все очень серьёзно. Я бы помог, но после инцидента в Кенте, боюсь, не смогу, — он с тоской посмотрел в сторону амбара. — Я больше не могу направлять пар из котлов в корпус. Боюсь, что без работающего ключа наши ноги вынуждены оставаться на земле.

Я поднесла руку к ключу, висевшему у меня на шее.

— Если у вас есть возможность доставить нас в Шотландию к утру, то у меня есть возможность отпереть её, — я подняла ключ, и морщинистое лицо старика просветлело.

— Универсальный ключ Генри. Он научил тебя им пользоваться??

Я кивнула.

— Отлично, — он хлопнул в ладоши. — Я слишком долго не причинял неприятностей Ордену. Идёмте, сюда. Дэвид, иди в дом и собери еду, воду и тёплые одеяла… о, и не забудь мой тоник. Если мы собираемся в Шотландию, они нам понадобятся.

Я последовала за дядей Альбрехтом в конюшню. Я не знала, что мы там найдём. Я подумала, что, возможно, он изобрёл поезд, которому не нужны рельсы. Или, может быть, в конюшне находились механические лошади, которые никогда не уставали. Когда мы ехали на север в карете Чэдвика, то двигались очень быстро, но до Йоркшира все равно добирались несколько дней. Мы должны добраться до Высокогорья. Я не понимала, как это возможно.

Альбрехт открыл двери, и мы вошли внутрь. Я тут же поперхнулась густым воздухом, тяжёлым от дыма и пара. Он льнул к моей коже и заставлял волосы прилипать к голове. Мы вошли в просторное помещение. По обе стороны стояли огромные котлы, всего их было шесть. Обжигающе-горячий огонь горел в них, и шипение и свист вырывающегося пара пронизывали воздух.

— Я пытался найти способ обойти замок, но безуспешно, о чём свидетельствует шум, который вы слышали. С замком на месте я не могу выпустить пар, кроме как через трубы, — крикнул Альбрехт, перекрывая шум. — Замок здесь, — он подошёл к ящику, соединённому с несколькими трубами. Они исходили от него, как лучи солнца.

— Зачем вы вообще развели огонь? — спросила я, проводя рукой по щеке, чтобы убрать прилипшие к ней мокрые пряди волос.

— Я Развлекатель, — сказал он, проверяя напорные клапаны на огромных котлах. — Я работал над усовершенствованием системы водозабора. Что ещё мне делать со своим временем? Сюда, сюда, — он подвёл меня поближе к ящику.

Я сдвинула медальон с печатью Развлекателя. От пара становилось жарко. Открыв ключ, я наблюдала, как внутренний механизм поднимался из корпуса и вращался, пока не открылся полностью, подобно цветку, украшавшему печать.

Я вставила его в коробку, и песня заиграла. Из-под длинной узкой решётки у моих ног поднялись клавиши пианино. Несколько больших труб также выдвинулись вверх, образуя стену позади труб, выходящих из котлов.

Альбрехт придвинулся поближе ко мне и, не задумываясь, сыграл на клавишах свою личную кодовую фразу музыки. Из труб, словно из чудовищного органа, вырывались ответные звуки.

Внезапно шестерёнки начали вращаться, и свистящее шипение превратилось в поток движущегося пара. Что-то громыхнуло, и здание начало трястись. Я пригнулась, боясь, что старый потолок рухнет. Я выбежала за дверь, на траву за пределами помещения.

Альбрехт галопом выскочил из дверей, выглядя одновременно чрезвычайно довольным и удовлетворённым. Я не понимала, что сделало его таким счастливым. Грохот готов был разорвать его конюшню на части. Когда я подняла глаза, то поняла, что он и так разрывает его конюшню на части. Крыша здания раскололась и медленно поднималась, открываясь, как откидная крышка корзины.

Огромная расширяющая форма, казалось, перекатывалась или кипела внутри. Дэвид подошёл к нам с ящиком припасов. Он немного отстранился назад, чтобы получить лучший обзор.

— В прошлый раз, когда ты летал на нем, он казался намного больше.

Чем бы ни была эта пульсирующая штука, она никак не могла стать больше. Он был огромен и занимал весь сарай.

— О, Господи милостивый, — пробормотала я, когда масса начала принимать очертания и подниматься.

Огромный продолговатый шар поднялся из амбара в сгущающиеся сумерки. Туман волнами стекал с ткани, когда прохладный вечерний воздух встречался с нагретым воздушным шаром. Гондола, по форме подозрительно напоминавшая пиратский корабль, свисала с огромных канатов, прикреплённых к килевому каркасу воздушного шара наверху. Ткань надувалась и ослабевала, натягивая ограничительные верёвки, и когда пар выходил из корабля, я невольно подумала о теле огромного дракона, дышащего и изрыгающего дым. Пара направляющих крыльев медленно расправилась, когда воздушный корабль достиг предела своей привязи.

У меня не осталось слов. Это великолепно.

— Na ja!⁴ Мы поплывём по небу. Давненько я этого не делал. Идёмте! Идёмте! — Альбрехт вошёл в конюшню и помахал нам рукой, приглашая следовать за ним.

Когда мы проходили через дверь, я прошептала Дэвиду:

— Ты в этом уверен?

Он посмотрел на меня так, словно это я сошла с ума.

— Конечно. Никто не сможет доставить нас в Шотландию быстрее.

Мы поднялись по шаткой деревянной лестнице на чердак сарая. Воздушный корабль лениво покачивался перед нами.

— Я беспокоюсь не столько о том, чтобы прибыть быстро, сколько о том, чтобы прибыть целыми и невредимыми.

— Не беспокойтесь, мисс Уитлок. Этот корабль совершенно безопасен, — очевидно, слух у старика был столь же острым, сколь он сам был проворным. — Однажды небо будет заполнено воздушными кораблями. Вот увидите. Как только люди научатся плавать среди облаков, будучи одним целым с ними, у них не останется другого способа путешествовать. Нет такой катастрофы, которая могла бы запятнать славу воздушного корабля, — Альбрехт провёл нас по качающемуся верёвочному мостику на палубу корабля. Он открыл большой сундук и вытащил несколько длинных, тяжёлых кожаных пальто, а также шапки, перчатки и очки.

Я взглянула на котлы и представила себе, как корабль падает на землю огненным шаром. Действительно, никакой катастрофы. Пара перчаток ударилась мне в грудь, и я инстинктивно поймала их. Альбрехт снял кожаный фартук и надел одно из длинных пальто.

— Дэвид, используй стартер, чтобы разжечь огонь в гребных двигателях, — он бросил Дэвиду кепку. — Я должен отрегулировать подачу конденсата из конверта. Мисс Уитлок, пожалуйста, заведите навигационную систему на носу корабля.

Я натянула на себя пальто. Оно было успокаивающе тяжёлым на моих плечах и тёплым, когда окутало всё моё тело и почти достигло подола моих юбок. Я застегнула пуговицы спереди и натянула один из толстых кожаных колпаков. Случайные пряди моих волос отказывались лежать на месте и щекотали щеки.

На носу корабля я обнаружила большую карту, лежащую на столе в окружении чрезвычайно сложной машины. Суставы и руки создавали впечатление кружева, когда я пыталась проследить за соединениями с несколькими различными инструментами и датчиками. Справа находилось большое колесо. Я медленно повернула его, когда угасающий свет сумерек наконец-то исчез.

Альбрехт присоединился ко мне и зажёг лампу, висевшую на аппарате. При свете я разглядела очень подробную карту Великобритании. Альбрехт осмотрел машину, сделал несколько регулировок, затем навёл шарик указателя, крепившегося к руке машины, на точку на карте.

— Мы здесь, — его тонкий палец коснулся карты. — Пока мы летим, эта машина будет отслеживать наше продвижение. Если всё пойдёт хорошо, к утру мы доберёмся до Литейного завода, — он указал на второе место на карте. Лох-Несс. Оно казалось таким далёким, и столько всего могло пойти не так.

Вскоре мы привели корабль в совершенно рабочее состояние.

Я услышала жужжащий, пыхтящий звук, похожий на звук паровоза, и огромные лопасти винтов в задней части корабля медленно начали вращаться.

Альбрехт радостно водрузил очки на тонкий нос и потянулся к большому рычагу в центре палубы. Он потянул его, и я ахнула, когда палуба накренилась. Верёвки, протянутые вдоль перил, разом отвязались и упали на землю, как умирающие змеи. Альбрехт прыгнул на сиденье рядом с картой и ловко повернул каждое из четырёх колёс, окружающих его. Я подбежала к поручням, главным образом, чтобы за что-то уцепиться, когда палуба резко накренилась к небу, и мы поднялись. Тёмная сельская местность исчезла под нами.

Мое сердце бешено колотилось, а в горле пересохло, когда я вцепилась в перила, наблюдая, как тёмные тени и мерцающие огни из окон домов внизу уходят все ниже и ниже подо мной. Мы дрейфовали мимо, как будто плыли по очень чистому озеру. Деревья были ничем иным, как камушками в глубине, а огни — отражениями золотых звёзд в воде.

Я никогда не видела ничего столь прекрасного и ужасающего одновременно.

Глава 30

Как только мы достигли головокружительной высоты, палуба корабля выровнялась, и мы поплыли среди облаков. Я отказалась отпускать поручень и вцепилась в него так крепко, что побелели костяшки пальцев, пока я смотрела на огни и тени, движущиеся под нами.

— Мы идём со скоростью тридцать пять узлов, Onkel, — крикнул Дэвид с заднего сиденья. — Давление всех систем в норме.

— Хорошо, хорошо, — Альбрехт напевал себе под нос какую-то мелодию, снова сверяясь с картой, затем поправил одно из двух колёс поменьше.

Огромные вентиляторы крутились позади нас, ловя остывающий туман, тянувшийся от воздушного шара. Распущенные пряди волос касались моего лица, когда на нас обрушился туман. На ветру было довольно холодно, несмотря на большое, тяжелое пальто, которое я надела. Я задрожала.

Дэвид появился рядом со мной и накрыл мои плечи одеялом. Я видела зарево Лондона, похожее на огненное покрывало на темной сельской местности.

— Красиво, правда? — сказал он, опершись локтями о поручни, как будто плыл на корабле, а не висел в тысячах футов над землёй под действием горячего газа.

Глядя на Лондон, горящий в ночи, словно какой-то великолепный маяк, я вынуждена была признать, что он прав. В последний раз, когда я летала, у меня не было ничего, кроме пары крыльев на спине с тонкими кожаными ремнями, удерживающими их, и горячей молитвы, чтобы не упасть с неба.

Это совершенно другой опыт. С прочными перилами под моей рукой и твёрдой палубой под ногами, казалось, мир вокруг меня бросал вызов всему, что было возможно. Облака плыли над нами, достаточно близко, чтобы коснуться, и я задавалась вопросом, были ли они мягкими, или, как призраки, ускользали от таких земных связей.

— Это прекрасно, — призналась я, плотнее укутывая одеялом шею. — Поистине прекрасно, — я видела, как моё дыхание превратилось в туман перед моим лицом. Я не чувствовала здесь никакой опасности, никакого волнения за свою жизнь. Все было тихо и очень холодно.

Подумав о том времени, когда я летала на крыльях, я вспомнила ощущение света умирающего солнца на моей коже и прикосновение рук Уилла к моему лицу, когда он целовал меня, горячий, отчаянный и такой живой.

Я парила.

Теперь я дрейфовала.

Некоторое время мы плыли в дружеском молчании, прежде чем Дэвид снова заговорил.

— Что в нем такого? — спросил он. Повернувшись ко мне, он больше ничего не сказал. Луна сияла позади него, освещая его волосы серебристым светом и превращая его голубые глаза в неуловимую ртуть.

Мне не хотелось отвечать. Я не была уверена, что знаю. У Уилла ничего не было, и все же он был готов отдавать. Он был осторожным и в то же время готов противостоять опасности. Он был весь в шрамах, но все же познал радость. В моем сердце горел его дух, и он наполнял меня теплом каждый раз, когда мои мысли обращались к нему. Когда мы с Уиллом были вместе, я чувствовала, что могу быть более собой.

Дэвид принял моё молчание и снова уставился на тёмный горизонт. Дэвид был загадкой. Я сомневалась, что знаю, что скрывается за этой холодной маской. Он был человеком не обмана, а иллюзии. Именно эта тайна поймала меня в свои сети, но тайна так быстро исчезает.

— Что во мне такого? — прошептала я.

Он взглянул на свою руку, лежащую на поручне, на перстень с печаткой на пальце, но ничего не ответил.

Я повернулась и пошла прочь от него, присоединившись к Альбрехту за пультом управления.

— Прекрасная ночь для полётов, — сказал он. Я не могла видеть его глаза сквозь очки, но улыбнулась тому, как его брови взгромоздились над ними, словно гусеницы очень большого мотылька. — Очень романтично.

Я смотрела, как указатель на карте медленно движется на север.

— Вы когда-нибудь были женаты? — спросила я, гадая, что за женщина взяла бы дорогого Альбрехта в супруги.

Он издал резкий лающий смешок.

— Жениться? Нет, нет, нет. Нет, я никогда не был женат.

— Полагаю, в молодости вы выглядели весьма эффектно, — сказала я, стряхивая капельки конденсата с края навигационной машины.

Альбрехт поднял очки и посмотрел мне в глаза.

— В моей жизни была только одна страсть, — он набрал полные лёгкие воздуха, выпятил грудь и с гордостью огляделся. Он похлопал по одному из колёс перед собой, затем взялся за вертикальное колесо у бедра и повернул его. Нос воздушного корабля поднялся к облакам, и он улыбнулся. — Некоторые призвания требуют слишком многого.

Мне казалось, что я должна была бы испытывать некоторую жалость или печаль к одинокому старику, но, наблюдая за ним там, у штурвала его корабля, я не видела ничего, что могло бы вызвать жалость.

— Но оно того стоит?

Он не отвёл взгляда от небес.

— Всегда.

Я шагнула на нос гондолы и посмотрела на воздушный шар, который поднимался в облака. Я протянула руку и ухватилась за одну из верёвок, привязывающих нас к шару. Она дрожала в неподвижном воздухе.

Где-то в океанских водах Уилл тоже двигался на север. Я не могла позволить ему умереть. Это убьёт часть меня навсегда. Я слегка сжала верёвку. Мы должны были успеть вовремя.

***

Ночь тянулась бесконечно. Мы с Дэвидом по очереди обслуживали топку и спускались в трюм, чтобы сгребать топливо в приёмник, который подавал его в устройство тяги. Оттуда механизированный двигатель заправлялся топливом и весело пыхтел милю за милей.

Каждый раз, когда я проверяла стрелку, скользящую по карте, она, казалось, совсем не сдвинулась по сравнению с прежним положением, и все же она медленно ползла прочь от Лондона и неуклонно двигалась на север.

Чтобы скоротать время, дядя Альбрехт принялся распевать оперы. У него был грубый, но приятный голос, но даже он не мог заполнить долгие часы скуки. Это оставило меня наедине с моими мыслями. Я наблюдала за Дэвидом, пока он обслуживал двигатель, спускаясь в трюм, чтобы нагребать истощающееся топливо в приёмник.

Он вышел из трюма с темным пятном на щеке и лбу и посмотрел на светлеющее небо на востоке. В этот момент его притворство исчезло. В те моменты, когда он был настоящим и снимал маску, я могла видеть потенциал наших отношений.

Я сидела, прислонившись спиной к перилам, рядом с двигателями, и мои глаза все время закрывались. Вблизи топки было тепло, а у меня был очень длинный день. Дядя Альбрехт сделал ещё один глоток из своей фляжки с тоником и продолжал напевать себе под нос.

Дэвид поправил один из рычагов двигателя и сел рядом со мной.

— Рассвет уже на горизонте, — сказал он, положив руки на колени.

— Будем надеяться, — я откинула голову назад и закрыла глаза.

Возможно, я уснула, но только на мгновение.

***

Внезапно я проснулась как от толчка.

Небо стало намного светлее. Мне пришлось прикрыть глаза от яркого света. Подняв голову, я поняла, что прижимаюсь к боку Дэвида, а его рука легко обвилась вокруг моей спины и покоилась на моем бедре. Его голова упала на грудь, и он слегка похрапывал. Я чувствовала тепло его тела на своей щеке и чувствовала запах его дорогого одеколона, смешанный с дымом от окружающего меня огня.

Я оттолкнулась от него, пытаясь привести в порядок юбки и встать на ноги. По всей длине гондолы прокатился тревожный скребущий звук.

Облака, казалось, были очень высоко в небе.

О нет.

«Дядя Альбрехт».

Я бросилась к старику, сидевшему в кресле пилота на носу корабля. Как я дошла до него, он издал собственный громкий храп. На возвышающемся холме высились большие сосны. Мы направлялись прямо к ним.

— Дядя Альбрехт! — взвизгнула я.

Он резко проснулся и тут же схватился за руль, моргая.

— Was, was ist los?⁵

Я схватилась за навигационную машину, когда глаза дяди Альбрехта расширились. Произнеся весьма недвусмысленную фразу по-немецки, он яростно закрутил колёсики управления.

— Разожгите огонь! — закричал он.

Я побежала на корму, когда Дэвид начал шевелиться.

— Дэвид, меха!

Он вскочил на ноги как раз в тот момент, когда гондола накренилась, ударившись о верхушку одного из деревьев. Я дотянулась до рычага, прикреплённого к мехам слева, в то время как Дэвид крутил рычажки на двигателе, отводя весь пар и горячий воздух в шар.

Я изо всех сил надавила на рукоятку, но не смогла поднять её снова, пока Дэвид не нажал на неё с другой стороны. Два рычага соединились, и вместе мы закачали жизнь обратно в воздушный корабль.

— Держитесь крепче! — закричал дядя Альбрехт, поворачивая штурвал, и нос гондолы поднялся прямо к небу. Я вцепилась в мехи, когда ноги выскользнули из-под меня, и чуть не врезалась в поручни на корме гондолы. Снова поднявшись на ноги, я все ещё умудрялась работать мехами, хотя мои руки и грудь горели от напряжения.

Воздушный корабль поднялся, но этого было недостаточно.

Нос корабля врезался в верхушки деревьев. Верёвки лопнули, гондола сильно затряслась. Это движение сбило меня с ног, и я ударилась о задние перила. От силы удара у меня перехватило дыхание, я пошатнулась и начала переваливаться через край. Я ухватилась за поручень согнутой рукой и закрыла глаза, чувствуя, как мои ноги качаются в пустоте. Я крепко ухватилась за поручень другой рукой и вцепилась в него изо всех сил.

— Мег, держись! — Дэвид схватил меня за руку, потом вцепился за длинное пальто сзади.

— Нам нужно подняться ещё выше! — крикнул Альбрехт. Я брыкалась ногами, пытаясь найти опору, но все было бесполезно.

Корабль выровнялся достаточно, чтобы Дэвид смог вытащить меня обратно через поручень.

Мы вместе упали на палубу, но у меня не было времени стряхнуть с себя ужас. ещё одна гора быстро приближалась к нам.

— Назад к огню, — выдохнула я.

Мы заработали рычагами, отчаянно пытаясь удержать корабль в воздухе.

— Сильнее! — закричал Дэвид, когда корабль пронёсся вверх над склоном горы, вспугнув стадо лохматых коричневых коров.

Резкий предупреждающий свист прорезал воздух, и Дэвид оставил мехи и занялся датчиками.

Я подбежала к навигационной машине. Положив руки на карту, я заметила положение указателя.

— Мы улетели слишком далеко на север, — сказала я, глядя на оборванные верёвки. Гондола опасно покачивалась. — Лох-Несс находится к югу от нас. Мы должны развернуть корабль.

Дядя Альбрехт встал со своего места и повернул ещё одно колесо.

— Сколько топлива в трюме?

Я быстро пересекла палубу и спустилась в трюм. Я уставилась на открывшееся мне зрелище, словно желая каким-то образом наполнить трюм топливом. Мы всё истратили.

— Ничего не осталось, — крикнула я, поднимаясь по трапу обратно на палубу. С громким треском лопнула ещё одна верёвка, и гондола закачалась, а воздух наполнился звуком, похожим на раненый стон.

— Тогда мы поднимемся так высоко, как только сможем, и будем надеяться на лучшее, — сказал дядя Альбрехт, поднимая воздушный корабль выше.

Мы находились в сотнях футов над землёй. Надеяться на лучшее не казалось хорошим планом. Я присоединилась к Дэвиду у двигателей.

— Мы доберёмся вовремя, — сказал он, но выражение его лица было одновременно решительным и мрачным.

Мы вместе работали, чтобы вытащить как можно больше остаточного тепла из двигателей. Альбрехт сумел развернуть хромающий дирижабль, но мы забрались не очень далеко, и местность была в лучшем случае коварной.

Мы с Дэвидом работали мехами до тех пор, пока я не начала бояться, что мои руки оторвутся от плеч. Мы должны добраться, должны.

Воздушный корабль продолжал опускаться к скалистым холмам под нами. Я крепко сжала рукоятку и молилась, пока мы приближались к очередному горному хребту. Мы не доберёмся.

— Держись, — крикнул Дэвид, когда мы понеслись к скалистому пику. Дно гондолы пронеслось над вершиной хребта, но затем, к моему облегчению, появилась длинная полоса темной воды.

— Целься в озеро!

Мы пронеслись над крутыми горами и набрали скорость, приближаясь к развалинам замка. Альбрехт надел очки и сбросил пальто.

— Готовьтесь. Нам придётся плыть.

Я с трудом распахнула тяжёлое пальто и сбросила его. Я разорвала рукава своего платья. Потом вспомнила про нож и выхватила его из кармана.

Взяв острие ножа, я вонзила его себе в юбку и сделала широкий разрез. Я грубо освободила себя от одежды, пока не осталась с рваной юбкой, которая едва доходила моих колен. Однажды я чуть не утонула из-за своих юбок. Я больше не буду этого повторять. Когда я закончила срезать ткань, мои руки оказались голыми, и ничего, кроме трусиков и чулок, не закрывало нижнюю половину моих ног.

Дэвид схватил меня за руку.

— Когда мы подлетим достаточно близко к воде, ты прыгнешь. Если этот шар упадет на нас, мы умрем.

Я молча кивнула.

— Позаботься о своем дяде.

Дядя Альбрехт присоединился к нам у поручней.

— Не беспокойтесь обо мне. Вы молодые. Вы должны добраться до берега.

— Onkel, я…

Лопнули ещё две веревки, и гондола накренилась. Пока мы подлетали все ближе и ближе к воде, двигатели издавали пронзительный вой.

— Schnell!⁶ — закричал дядя Альбрехт, подталкивая нас обоих к перилам.

Дэвид схватил меня и поцеловал так внезапно, что я даже не поняла, что происходит, прежде чем он потянул меня вперёд, увлекая за собой через перила.

Я закричала, вытягиваясь в струнку. Тёмная вода устремилась мне навстречу, и я нырнула в ледяную глубину.

Глава 31

Я сильно ударилась о воду и прочувствовала удар глубоко в голове и груди, когда вода раздавила меня. Сила падения выбила воздух из моих лёгких, а мой нос горел от озёрной воды, которая ворвалась внутрь. Мои конечности болели и онемели, а в голове стучала глубокая пульсация. Она ныла с каждым ударом моего сердца.

Свет мерцал надо мной, и я потянулась к нему, изо всех сил пытаясь выбраться на поверхность. Я вырвалась и стала хватать ртом воздух, пытаясь дышать глубоко, но корсет сковывал мою грудь.

Я закашлялась и поперхнулась, услышав громкий треск. Обернувшись, я увидела, что воздушный шар дирижабля погружается в холодную воду, а сбоку образовалось большое отверстие, выпускающее пар.

— Дэвид! — взвизгнула я, но волна от удара корабля о воду заглушила. Я изо всех сил поплыла к месту крушения. Вода на поверхности была теплее, чем даже на глубине нескольких футов. Но я все ещё изо всех сил старалась не стучать зубами.

— Дэвид! — я повернулась в другую сторону, надеясь увидеть его на поверхности. Мне нужно добраться до берега. Мы приземлились посреди озера, и казалось, что до кромки воды ещё много миль.

Я поочерёдно шлёпала руками по воде, пробираясь сквозь мутную воду к замку. Я могла видеть разрушенную башню, выступающую из выступающей скалы. Если я смогу взобраться на неё, то, возможно, замечу Дэвида.

Он должен быть жив.

Я надеялась, что и дядя Альбрехт выбрался, но он был хрупким стариком, и падение в воду едва не переломило меня. Я не могла представить, что он выживет.

Вода заливалась мне в рот и нос, и я сильнее заработала ногами. Мои ноги чувствовали себя так, словно они весили двадцать стоунов⁷, а сапоги тянули их вниз. Я должна добраться до замка.

Порыв внезапного течения потянул меня вниз, и моя голова погрузилась в воду. Я снова вынырнула на поверхность и хрипло вдохнула, оглядываясь вокруг. Это же озеро. Здесь не должно быть течения.

Меня охватила новая дрожь, которая не имела никакого отношения к воде. Бурлящие пузыри всплыли на поверхность прямо передо мной, и я погребла назад так быстро, как только могла. Вода засветилась. Два огромных жёлтых шара появились под поверхностью, приближаясь и становясь все больше.

«Они похожи на глаза».

Они всплыли на поверхность воды прямо передо мной. Появилась огромная чудовищная голова, точно такая же, как у Левиафана, с которым я сражалась раньше, только не такая богато украшенная и почти вдвое больше. Он походил на огромную гладкую змею с горящими жёлтыми глазами, занимавшими почти все лицо. В них двигалась тень.

Чудовище уставилось на меня сверху вниз, потом его беззубая челюсть раскрылась настолько широко, что могла легко захватить меня.

Голова нырнула вниз, глотая воду с поверхности озера, как это сделал бы пеликан. Он надвигался прямо на меня. Я повернулась и попыталась плыть так быстро, как только могла, но почувствовала, как вода вокруг меня тянется к ней, затягивая меня в рот.

Я внезапно погрузилась в неглубокую лужу, когда челюсти сомкнулись, окутывая меня темнотой. Я попыталась встать на ноги, но ноги скользили по гладкому металлу. Это была машина. О, слава Богу.

Внезапно голова приподнялась.

Мои ноги ударились о решётку, закрывающую глубину горла. То, что это машина, не означало, что она не могла убить меня. Я стояла на решётке, упираясь ладонями в небо пасти.

Вода стекала по пищеводу. Затем мгновение спустя решётка открылась, и я упала в узкую, сочленённую трубу, которая образовывала горло. Остатки воды быстро унесли меня вниз, суставы ударяли по моему больному бедру всю дорогу вниз.

Поток воды доставил меня с волной, которая омыла гладкий пол. Я рухнула на него, наблюдая, как размытое отражение пары огней сияет в большой луже воды.

— Вот и всех выловили, — крикнул кто-то. Я закашлялась, выплюнув полные лёгкие воды. Моё тело было полностью истощено.

— Мег, слава Богу. — Дэвид появился рядом со мной, промокший, но живой и здоровый. Он обнял меня, подтягивая к себе и усаживая. Я моргнула и увидела в углу дядю Альбрехта, завёрнутого в ярко-красный плед.

— Ладно, хватит, — проворчал низкий голос. — Она в нормальном состоянии. Иди, позаботься о своём дяде.

Дэвид нахмурился, но литейщик наклонился и накинул мне на плечи тёмный плед. Он обернул его вокруг меня, хотя нижняя его часть уже промокла в луже. Я подняла голову, чтобы поблагодарить его, и узнала его аккуратно подстриженную бороду и лукавый блеск в глазах. Это был друг Уилла, Дункан МакБейн. Никогда ещё я не была так рада видеть этого негодяя.

— Ты ранена, девочка? — он похлопал меня по спине, пока я откашливала остатки воды из лёгких. — Ты, должно быть, проглотила половину озера.

— Я буду в порядке, — выдохнула я, промокнув лицо шероховатым пледом, чтобы вытереть немного воды.

— К сожалению, выглядит все вовсе не так, — МакБейн встал и помог мне подняться. — Если ты хотела повидаться с Уильямом, могу я предложить тебе в следующий раз сесть на поезд? Это будет немного безопаснее и менее мокро.

— У нас не было времени, — я не могла забыть, зачем мы здесь. — Мы с Дэвидом установили личность саботажника, который нападал на Академию. Он здесь, и у него есть бомба, — я снова закашлялась, но МакБейн не отходил от меня. — Пожалуйста, Дункан, мы должны послать сообщение МакТэвишу.

Он пригладил бороду.

— Нет никакого способа отправить сообщение с перевозчика.

— Перевозчика?

— С этого корабля. Его используют, чтобы тайно выгружать уголь или руду с кораблей на озере. Под покровом ночи мы поднимаем голову на палубу и используем её, чтобы зачерпнуть материал в этот трюм. Мы здесь только потому, что через подзорную трубу в командном пункте я видел, как вы перелетели через холм. Хорошо, что я нашёл Малькольма для управления этой штукой, иначе мы могли бы не успеть вовремя.

— Как быстро мы сможем выбраться из этой штуки? — спросил Дэвид.

— Мы не сможем связаться с МакТэвишем, пока не встанем в доках. Кто этот саботажник и что ему нужно? — ответил МакБейн.

— Это директор. Он считает, что у МакТэвиша и его жены был роман. Он просто одержим этим. Он попытается уничтожить что-то на Литейном заводе, но я не знаю, что именно, — сказала я. Пол сместился, и мне стало немного не по себе от этого движения. Дункан помог мне добраться до перил вдоль стены. К нам присоединились Дэвид и дядя Альбрехт.

— Пароход прибыл несколько часов назад. Он может быть где угодно в Литейном заводе, — сказал МакБейн. Пол снова сместился, и тут я ощутила толчок, который чуть не сбил меня с ног.

— Держись крепче. Перевозчик только что подошёл к стыковочным рельсам. Цепи, которые поднимают его в доки, могут быть немного грубыми, — МакБейн шире расставил ноги, когда все судно начало трястись.

Я крепче вцепилась в поручень. Корабль продолжал содрогаться ещё минут пятнадцать, не меньше. Казалось, прошли целые часы. МакБейна это, похоже, не беспокоило.

class="book">— Приготовьтесь, — сказал МакБейн. — Как только цепи потянут нас вверх по рельсам, Малкольм выпустит нас, открыв брюхо для сброса груза. Оставайтесь на этой стороне, а когда живот опустится, соскользните вниз.

Я понятия не имела, о чем он говорит, пока внезапно пол не раскололся пополам и не упал вниз под углом, создавая крутой спуск. МакБейн разжал руки и соскользнул на пол, провалившись в щель в центре комнаты. Дэвид последовал за ним, как и Альбрехт. Я не хотела разжимать руки. Мне надоело падать, но у меня не оставалось другого выбора. Я отпустила перила и соскользнула вниз по гладкому полу. Я раскинула руки, пытаясь замедлиться, но это не помогло, и я упала через трещину и тяжело приземлилась на решётку внизу.

Я чувствовала запах угля, поднимающийся из-под решётки, когда смотрела вниз, в пустую черноту подо мной. Я опасалась, что решётка отпечаталась у меня на щеке.

Дэвид попытался помочь мне встать. Мои руки болели от приземления, но я проигнорировала боль и поднялась на ноги самостоятельно.

— Не позволяй себе вольностей, — предупредила я его. Он и так уже позволил себе слишком много.

Он отступил на шаг, но никак не прокомментировал, что произошло перед прыжком с корабля. Он огляделся по сторонам.

— Я знал, что Литейный завод находится под землёй, но никогда не представлял себе ничего подобного.

МакБейн протянул руку дяде Альбрехту. Я пригнулась под брюхом корабля в форме дракона, на котором мы путешествовали, и огляделась по сторонам.

Мы находились в большой комнате, которая была раза в три больше подземных доков Академии. В сводчатом потолке был вделан большой вентилятор, яростно вращавшийся и разгонявший холодный ветер по комнате.

Пароход был пришвартован в прямоугольном бассейне позади нас, в то время как судно, в котором мы путешествовали, теперь оказалось выброшено на берег и подтянуто на толстые рельсы, поддерживаемые большой системой сцепленных шестерёнок и двумя тяжёлыми цепями. С этого насеста оно могло сбрасывать свой груз через решётку, на которой мы сейчас стояли. Его змееподобная голова покоилась на балконе. Один глаз был приоткрыт, и из необычного люка вылез литейщик.

Он спустился по лестнице и присоединился к нам.

— Где мы находимся? — спросила я.

— В данный момент, — ответил МакБейн, — мы находимся прямо под развалинами Урхарта. Как видите, мы вернули себе замок. Не беспокойтесь. Мы не позволим Лоренсу уничтожить его, — МакБейн сделал знак другому шотландцу. — Малькольм, немедленно отведи их к МакТэвишу. Мне нужно вернуться в командный пункт. Если с вентиляторами что-то случится в мою смену, мне потом покоя не дадут. Я попытаюсь связаться с МакТэвишем через подзорную трубу и предупредить его. Было приятно снова встретиться с тобой, Мег.

— Спасибо, Дункан, — ответила я.

Дэвид усаживал дядю на скамейку в углу дока.

— С тобой здесь всё будет хорошо? — спросил он.

— Иди и заставь меня гордиться тобой, — сказал старик, похлопав Дэвида по руке и уверенно кивнув мне.

Дэвид поцеловал его в щеку, потом повернулся и побежал ко мне.

— Сюда, — сказал Малкольм. Я последовала за ним по трапу, Дэвид шагал рядом со мной.

Туннель был очень похож на те, что находились в катакомбах под Академией, за исключением одной очень характерной особенности. На каждом перекрёстке внутри шахты в потолке работал большой вращающийся вентилятор, втягивая воздух через туннель и создавая удивительно холодный бриз. Несмотря на свежий воздух, я всё ещё могла уловить запах огня и горящего металла впереди.

Большой коридор повернул налево, и мы пошли по нему, направляясь вниз по лестнице. Из глубины поднимался горячий воздух. Он окутал меня сплошной стеной дыма и жара, когда я вошла в огромную комнату.

Гигантские доменные печи источали жар, а над ними медленно плыли огромные ведра с расплавленным железом, подвешенные на огромных цепях.

Комната казалась объятой пламенем, и тёмные тени людей двигались перед светящимися металлическими конструкциями. От моей одежды поднимался пар. Я никогда не испытывала такой жары. Даже с тремя огромными вентиляторами на потолке большой комнаты создавалось такое ощущение, будто я только что ступила в огонь ада.

По центральному проходу к нам направился мужчина. Толстые черные ботинки были зашнурованы до колен. Гладкий чёрный кожаный килт висел у него на поясе. Вместо споррана на бедре у него висел пояс с тяжёлыми инструментами. На руках у него были большие кожаные перчатки, а на груди — кожаный жилет, застёгнутый до шеи. Он был без рубашки, и на его голых руках блестел пот. Его грубые щеки были покрыты сажей, а тёмные очки скрывали глаза.

Он шёл целеустремлённо. Словно какой-то бог кузницы, он направился ко мне, и я забыла, как дышать. Внезапно стало слишком жарко, и мне захотелось подышать свежим воздухом.

Подняв очки, он посмотрел на меня сверху вниз, и я не помню, как мне удалось удержаться на ногах.

«Уилл».

— Что, во имя дьявола, ты здесь делаешь? — спросил он, и его обычно спокойное лицо отражало едва сдерживаемый шок. Он медленно оценил состояние моей одежды, и его дыхание сделалось прерывистым.

Я чувствовала себя незащищённой перед ним, каждая моя уязвимость была обнажена его взору.

— И что случилось с твоим платьем? — спросил он.

Дэвид подошёл ко мне.

— Едва ли это повод для беспокойства.

Быстро, как прыгающий кот, Уилл схватил Дэвида за рубашку и чуть не сбил с ног.

— Ты не имеешь права решать, что повод для беспокойства, а что нет, особенно здесь.

Боже милостивый, хоть состояние моего платья и заслуживало целой жизни унижения, но нам нужно найти человека с бомбой.

— Уилл, отпусти его, — мой тон не оставлял места для споров.

Он неохотно отпустил рубашку Дэвида.

— Литейный завод в серьёзной опасности, МакДональд, — сказал Дэвид, яростно расправляя рукава.

Уилл скрестил голые руки поверх кожаного жилета.

— Что бы там ни было, я уверен, что мы справимся с этим без тебя.

— Уилл, пожалуйста. Мы приехали, чтобы остановить ужасную катастрофу, — мускул на щеке Уилла дёрнулся, когда я произнесла слово «мы». Сейчас не время для ревности. Мы должны действовать быстро, пока не случилось несчастье.

Я схватила Уилла за жилет и оттащила в сторону.

— Я приехала сюда, чтобы спасти твою жизнь, потому что люблю тебя, черт возьми. Не его, а тебя. Если ты не послушаешь меня сейчас, клянусь… — у него хватило вежливости изобразить удивление. — Директор Лоренс узнал, что у МакТэвиша был роман с его женой, и решил отомстить. Он починил бомбу, которую мы нашли в магазине игрушек, и собирается использовать её здесь. Мы должны найти МакТэвиша, пока не стало слишком поздно.

Что-то изменилось в глазах Уилла. Они смягчились, став чёрными, как глубочайшая ночь. Я снова увидела человека, который неизменно верил в меня и сражался на моей стороне.

— МакТэвиш был с Лоренсом. Они отправились в кабинет, чтобы обсудить приготовления к Балу Роботов.

Кажется, у меня остановилось сердце.

— Мы можем опоздать. Скорее!

Уилл повёл нас через чугунолитейный завод вверх по длинной лестнице. В конце коридора он повернул и ворвался в дверь слева.

Я так вплотную следовала за ним, что налетела на его спину, когда он остановился как вкопанный.

МакТэвиш лежал лицом вниз в центре комнаты. Рядом с его головой валялся пролитый стакан шотландского виски, наполняя комнату резким запахом напитка.

Никто не пошевелился. Никто не произнёс ни слова. Как будто мы все ждали, когда он поднимется с земли и отряхнётся. Я пришла в себя и прошла мимо Уилла в комнату. Выражение лица Уилла чуть не разорвало моё сердце пополам. Он выглядел так, словно заблудился и снова плывёт по течению без отца, который направлял бы его.

Дэвид тоже протиснулся в комнату и осторожно перевернул мертвеца.

— Боже милостивый, как же до этого дошло? — прошептал он.

Я попыталась привести мысли в порядок, но ужас убийства проник слишком глубоко. Я опустилась на колени рядом с начальником Литейного завода, который безжизненно смотрел на меня. Я не сомневалась, кто его убил. Вопрос в том, как это произошло. На его шее, почти скрытой темной бородой, виднелась едва заметная отметина. Я чуть её не пропустила.

— Его задушили, — сказала я. — Директор Лоренс, должно быть, задушил его. Я протянула руку и осторожно закрыла глаза МакТэвиша.

Мы встали, когда Уилл подошёл и положил ладонь на сердце МакТэвиша. Дэвид попытался обнять меня.

— Какое ужасное зрелище! Ты не упадёшь в обморок? — он подвёл меня к стулу. — Иди сюда, садись.

— Черт возьми, Дэвид. Мы все будем похожи на него, если не остановим Лоренса, — огрызнулась я. — Прекрати обращаться со мной так, будто я стеклянная.

— Лоренс получил то, что хотел. МакТэвиш мёртв, — возразил Дэвид.

— Он жаждет правды, — выкрикнула я. — И он не почувствует, что правда восторжествовала, пока Развлекатели не разрешат ему использовать эту ужасную машину на своей жене. Он все ещё намерен уничтожить этот Литейный завод, помяните моё слово. А теперь ему нужно скрыть убийство. Мы теряем время.

Уилл пробормотал себе под нос молитву, вцепившись в клетчатый плед МакТэвиша.

Одна вещь не имела смысла.

— Зачем Лоренсу понадобилось душить МакТэвиша? Если Лоренс хотел его смерти, есть более быстрые и простые методы, — сказала я. МакТэвиш был крупным мужчиной, а Лоренс — нет. Нож в спину был бы намного проще.

Дэвид посмотрел на мёртвое тело.

— Лоренс принимает все меры, чтобы скрыть свою причастность к саботажу. Возможно, он хотел, чтобы все выглядело как несчастный случай. Если бы мы не знали о его убийственных намерениях, все выглядело бы так, будто МакТэвиш подавился. Лоренс вряд ли сможет использовать свою машину против жены, если не вернётся в Лондон без подозрений.

Подавился. Или задохнулся. Я посмотрела на потолок, на вентилятор, вращающийся у меня над головой.

Воздух.

— Откуда сюда поступает прохладный воздух? — спросила я, хотя мой мозг работал в бешеном темпе.

— Неужели сейчас самое время восхищаться вентиляционной системой, Мег? — возразил Дэвид.

Уилл поднял глаза, но затем ответил на мой вопрос сдавленным голосом:

— Свежий воздух поступает из скрытых в горах вентиляционных отверстий и проходит через трубы в озере. Озёрная вода охлаждает его, а вентиляторы поддерживают его протекание через Литейный завод.

— А что насчёт выхлопных газов из доменных печей? — спросила я

— Все опасные выхлопы проходят через отдельные туннели и вентиляционные отверстия высоко в горах.

Вот и всё. Вот в чём связь.

— Уилл, куда бы ты пошёл, если бы хотел отключить всю систему вентиляторов? — если бы барьер между двумя туннельными системами разрушился, то ядовитые газы из доменных печей циркулировали бы по системе холодного воздуха, и все на Литейном заводе умерли бы от удушья.

«И тогда ничто не указывало бы на МакТэвиша как на цель, и директор смог бы вернуться в Орден со своими ложными заявлениями о саботаже».

— Все вентиляторы обслуживаются через командный пункт, — ответил Уилл. — Сегодня за ними присматривает Дункан.

— Там мы и найдём директора школы, — я лишь надеялась, что мы доберёмся до него вовремя.

Глава 32

Пока мы мчались по туннелям и коридорам Литейного завода, я молила Бога, чтобы я оказалась права. Потому что, если мы вовремя не найдём директора, туннели превратятся в наш склеп.

— Сюда, — Уилл безошибочно ориентировался в извилистых коридора, хотя я утратила всякое понимание направления и мне казалось, что мы бежим по кругу. Это занимало слишком много времени. Каждый раз, когда мы сворачивали за угол, нас ждал ещё один длинный коридор. Мы никогда не доберёмся туда вовремя.

Наконец мы добрались до командного пункта.

Я ворвалась в помещение, но тут же оказалась в луже крови. Я вскрикнула и отпрыгнула назад.

Дункан лежал у моих ног, держась за кровоточащую рану в боку и хватая ртом воздух.

«Нет».

Я опустилась на колени рядом с ним и попыталась надавить на рану. Она пузырилась под моей ладонью. Уилл упал на колени по другую сторону от своего друга.

— Дункан, — настаивал он. — Дункан, послушай меня. Ты не умрёшь. Ты слышишь меня?

Дункан вздрогнул, затем поднял руку и указал на большую открытую решётку в основании стены.

— Туда? — спросила я, пока его кровь просачивалась сквозь мои пальцы.

Он кивнул.

— Ремонтный туннель, вентиляторы главной шахты, — прошептал он. Уилл сжал его ладонь.

— Дункан, останься с нами, — потребовал Уилл.

Дункан тяжело вздохнул и посмотрел на Уилла.

— Передай Молли, что мне очень жаль. Скажи ей, что я был не прав, сомневаясь в ней. Я должен был сказать ей… Я люблю… — затем последний дрожащий вздох покинул его тело.

Обжигающая слеза скатилась по моей щеке.

Уилл притянул друга к себе и закачался вместе с ним, сдерживая слезы. Я уставилась на горячую кровь на своих руках, не зная, что делать.

Дэвид опустился на колени рядом со мной и прижал пальцы к шее Дункана.

— Он мёртв, — объявил он. У Дэвида был такой вид, как будто часть его аккуратно упорядоченного мира разбилась вдребезги.

Уилл издал гортанный рык, похожий на рёв раненого животного. Он потянулся к сапогу, вытащил короткий нож и бросился к решётке.

— Уилл! — я побежала за ним и нырнула в решётку. Передо мной тянулся длинный туннель, достаточно высокий, чтобы я могла идти, если только сгорблюсь в талии. Было темно, и я ничего не видела, но последовала за ним. Дэвид вошёл в туннель сразу за мной.

— Мег, это слишком опасно. Позволь ему отправиться за Лоренсом, — крикнул Дэвид.

— Не могу.

С каждым шагом я представляла себе тиканье бомбы. Я видела, как маленький паучок ударяет по кремню, медленно продвигаясь вдоль линии. У нас мало времени.

Мои ладони ощущались липкими, когда я шарила ими по гладким стенам туннеля. Мои волосы развевались вокруг лица от холодного ветра, проносящегося мимо нас.

Внезапно мы очутились перед разветвлением в туннеле. Один вёл направо, другой — налево, третий — прямо.

Уилл поколебался. На перекрёстке было немного больше места, и я смогла подойти к нему.

— В какую сторону? — спросила я, хотя и понимала, что вопрос бессмысленный. Уилл не мог знать, какой из туннелей выбрал Лоренс.

Уилл побледнел.

— Нам нужно разделиться, — произнёс он срывающимся голосом. — Я пойду налево. Мег, возьми середину. Дэвид, ты иди направо.

Дэвид колебался лишь мгновение. Он посмотрел Уиллу в глаза, затем кивнул и свернул в туннель. Я шагнула вперёд, но Уилл схватил меня за руку.

— Если найдёшь его, возвращайся сюда. Я сам сведу с ним счёты.

— Чёрт возьми, Уилл, — возразила я. У нас нет на это времени.

— Я не смогу вынести, если ты пострадаешь, Мег. Не смогу.

Я уже открыла рот, чтобы проклясть его упрямство, когда его пальцы вцепились мне в волосы на затылке. Он притянул меня к себе и поцеловал. Я чуть не потеряла равновесие, когда его губы прижались к моим. Он вложил в поцелуй всю отчаянную боль своей души.

Его губы были такими же горячими и жидкими, как расплавленное железо под нами, и я упивалась им. Я поцеловала его в ответ со всей любовью и преданностью, которые ощущала в своём сердце. Это не было прощанием.

Никогда.

Он прервал поцелуй, тяжело дыша.

— Береги себя.

Я кивнула.

— И ты тоже.

Уилл подался вперёд и снова поцеловал меня с обжигающей силой, затем прервал поцелуй и свернул в туннель налево.

Сделав глубокий вдох, я попыталась не обращать внимания на свои дрожащие ноги, пока шла по туннелю. Я видела красный свет, горящий не так далеко впереди.

Я подкралась к нему так тихо, как только могла. Я слышала шум из ямы и рёв вентилятора, втягивающего холодный воздух мимо меня, как будто он тянул меня к себе.

Туннель вёл к лесам, которые простирались через огромную яму. В центре каменной шахты вращалась широкая ось, легко поворачивавшая вентилятор двадцати футов в диаметре. Леса тянулись к главной оси, огибали её, а затем продолжались дальше, к дальней стороне оси, где вращались огромные часовые механизмы, обеспечивающие питание вентилятора.

Под шестерёнками Лоренс склонился над бомбой. Я осторожно переступала с ноги на ногу, бесшумно ступая по лесам.

К сожалению, я совершила ошибку, посмотрев вниз. Прямо за решёткой под моими ногами вращался вентилятор, похожий на крутящиеся лезвия. За ним ждали пылающие огни кузницы. Я быстро засеменила на цыпочках, пока не достигла строительных лесов, окружавших ось вентилятора.

Лоренс выпрямился, его обычно гладко причёсанные и аккуратные волосы дико развевались вокруг лица, делая его похожим на сумасшедшего, каким он и был. Я затаила дыхание и инстинктивно повернулась боком, чтобы спрятаться за вращающейся трубой. Директор смотрел на решётку под ногами и не поднимал глаз, поскольку каждый шаг приближал его к цели. Он увидит меня. Черт, он бы услышал моё сердцебиение через вентилятор, если бы подошёл поближе. Я должна добраться до бомбы. Я осторожно обошла леса, стараясь, чтобы вращающаяся ось оставалась между нами. Как только я услышала его шаги по прямой дорожке, ведущей в туннель, я поползла к бомбе, молясь, чтобы решётка под моими ногами не скрипела и не гремела.

Наконец я добралась до бомбы и отодвинула её от задней стены. Моя нога соскользнула, и я упала спиной на перила, вызвав громкую дрожь по всему эшафоту.

Лоренс обернулся, стоя у входа в туннель и загораживая мне единственный выход.

— Как ты сюда попала? — крикнул он, бросаясь ко мне. Я тоже побежала вперёд, боясь оказаться в ловушке у задней стены.

Когда он двинулся влево, я двинулась вправо, держа ось между нами. Сделав большой шаг, он заколебался, затем отступил назад, чтобы защитить леса, ведущие к выходу из туннеля.

— Я не позволю вам разрушить Литейный завод, — прокричала я сквозь шум вентилятора.

Лоренс горько рассмеялся.

— Теперь остановить бомбу уже невозможно. Я позаботился об этом.

Как он и сказал, в корпусе больше не было заедающих шестерёнок, и я чувствовала лёгкое подёргивание каждый раз, когда паук ударял по кремню, но он был заключён в прочную трубку. Я не знала, сколько у нас времени.

— А теперь будь хорошей девочкой и положи бомбу. Если ты побежишь быстро, то сможешь убежать, — уговаривал он. — Но время истекает.

— Вы не дадите мне сбежать. Я знаю, что вы сделали, — ветер от вентилятора кружил вокруг меня, и я почувствовала запах серы от костров внизу. — Это не скроет убийства.

— Ты всегда была умной девочкой. Гениальной даже, — он слегка улыбнулся мне, но желание убивать так и не ушло из его глаз. — Я не удивлён, что ты меня раскусила.

— Я не понимаю, почему, — сказала я, перемещая свой вес так, чтобы оставаться подвижной.

— Я любил её! — крикнул Лоренс. — Я дал ей всё — богатство, положение, а она никогда не любила меня. Она родила мне бастарда вместо сына, — его глаза были дикими, черты лица измождёнными и искажёнными болью.

Мысль о глубокой любви к тому, кто не отвечает взаимностью, ужасна, ложь и обман ужасны, разбитое сердце ужасно, но существовало много вещей, которые были намного хуже.

— Это ещё не повод для убийства. А как же Дункан? В чем состояло его преступление против вас? А как насчёт других людей, которых вы уничтожите и задушите этой бомбой? В чем их великий грех?

Он сделал выпад, и я увернулась, прыгнув вперёд, отчего он врезался в перила. Болт отскочил и звякнул при падении. Лоренс снова бросился на меня, но на этот раз я поднялась и совершила идеальный пируэт мимо него.

Схватившись за моё платье, он едва успел вцепиться за край моей отрезанной юбки. Этого оказалось недостаточно, и изношенная ткань порвалась, когда он потянул. Инерция откинула его назад, к перилам. Он врезался в них, отлетев всем туловищем назад. Он взмахнул руками в воздухе, и клочок красной ткани от моей юбки развевался, как флаг.

В тот же миг я кинулась к выходу. Леса пошатнулись, и Лоренс упал через край.

Я смотрела, как он падает, беспомощно раскинув руки, с выражением ужаса на лице. Время, казалось, замедлилось, когда он падал, и вентилятор вращался под ним, как лезвие палача.

Крепко зажмурившись, я сжалась в комок и услышала, как его тело ударилось о вентилятор. Ось и подмостки задрожали, и я перестала дышать, когда услышала крики ужаса от людей внизу.

Мои руки прижимали бомбу к груди. Облегчение захлестнуло меня. Наконец-то она у меня.

И тут я поняла, что именно держу в руках.

«Беги!»

Я чувствовала тиканье, похожее на бешеный стук моего сердца, когда мчалась по туннелям. Я побежала прямо туда.

— Мег, что случилось? — крикнул Уилл, когда мы столкнулись на полпути по моему коридору.

— Бомба у меня. Беги! — закричала я ему. Не теряя времени, он бросился вперёд. Дэвид встретил нас на перекрёстке. Он не задавал никаких вопросов, когда мы все побежали к пятну света в конце очень узкого туннеля.

Я ворвалась в командный пункт и, не останавливаясь, понеслась дальше по коридорам.

— Лоренс? — спросил Дэвид.

— Мёртв. Упал в вентилятор. Как нам избавиться от этой штуки?

— Мы обезвредим её, как в прошлый раз, — сказал Уилл. — Нам просто нужно найти провод.

— Мы не сможем, он её изменил, — я держала бомбу подальше от своего тела, не желая больше прикасаться к ней, но и не желая выпускать её. — Мы можем использовать погрузчик, чтобы спустить бомбу в озеро?

Уилл покачал головой.

— Мы не сможем вовремя запустить погрузчик. Нам нужно перебросить её через защитный вал.

Дэвид издал панический смешок.

— Прекрасный план. Полагаю, у вас тут завалялась катапульта.

— У нас нет катапульты, — ответил Уилл, — зато есть требушет⁸. Он в кладовке. Поторопитесь.

— У них в кладовке есть требушет, — тихо произнёс Дэвид, пока мы бежали вниз по винтовой лестнице.

Уилл не потрудился оглянуться, несясь по туннелям, как гончая за зайцем.

— Мы используем его для экспериментов со снарядами, чтобы испытать броню на некоторых Развлечениях. Пушечный огонь заставляет жителей деревни нервничать, — Уилл свернул за угол.

— Признайся, тебе нравится швырять камни в озеро, — Дэвид ни на шаг не отставал от Уилла. Уилл только пожал плечами.

Пока мы бежали по коридорам, к нам присоединились другие литейщики. Тело Лоренса, упавшее в яму, взбудоражило их, как ос из гнезда. Уилл сделал все возможное, чтобы объяснить, что произошло, когда большая толпа собралась у огромных дверей. Я старалась не обращать внимания на кровь, забрызгавшую их лица.

— Откройте их! — крикнул Уилл, и шотландцы навалились на двери

Я чуть не выронила бомбу.

Внутри огромной кладовой от пола до потолка были тщательно разложены и расставлены различные детали и предметы Развлечений. Слева, в тревожно-ужасной витрине, лежали в куче бестелесные части роботов, как в ужасной братской могиле, в то время как шестерёнки и арматура, большие изогнутые шарнирные пластины и даже отрубленная голова дракона заполняли остальную часть комнаты. Сначала я удивилась, зачем им понадобился требушет. Теперь я удивлялась тому, что у них нет катапульты. Казалось, что в этой комнате можно найти любое земное изобретение.

— Нам нужен требушет! — крикнул Уилл. Шотландцы спустились вниз и убрали груды других обломков с большого осадного орудия. Им потребовалось всего несколько секунд, чтобы освободить его от остальных частей и вытолкнуть в коридор.

Литейщики заорали и дружно бросились вперёд, выкатывая оружие по коридору на большую платформу, окружённую движущимися шестеренками.

— Мег, давай, — Уилл протянул мне руку, когда толпа людей взобралась на требушет. Я взгромоздилась на раму рядом с колесом, вцепившись за бомбу, которая все ещё мерно тикала у меня в руках.

Она может взорваться в любой момент.

Я старалась не думать об этом, но с каждым щелчком воображала, как бомба взрывается, разрывая моё тело и уничтожая всех вокруг.

Время было нашим врагом, поскольку оно ускользало.

Платформа, на которой мы находились, содрогнулась и застонала, когда шестерёнки вокруг нас повернулись, поднимая нас к потолку. Я посмотрела вверх и увидела, что железная нижняя часть потолка раскололась и поднялась, открывая утреннее солнце.

Мы поднялись над землёй и остановились, очутившись на холме в центральном дворе замка, с башней слева от нас и развалинами главных строений замка и большого зала впереди. Дальше на многие мили простирались спокойные голубые воды озера.

Дэвид прикрыл глаза ладонью, глядя на воду, но шотландцы не теряли времени даром. Они вскарабкались на требушет, быстро вытянули рычаг устройства и защёлкнули замок. Двое мужчин вскарабкались по всей длине рычага и повисли, опрокинув его на землю, когда противовесное ведро поднялось в воздух. Они взвели пусковое устройство.

Я передала бомбу человеку в зелёной шотландке, и он легко закрепил её в петле.

Что-то не так.

— Здесь нет противовеса, — крикнула я. — Он не выстрелит.

— Эй вы там, камни! — завопил один из шотландцев, и группа их бросилась вниз по склону холма к развалинам башни. На то, чтобы наполнить ведро камнями, уйдёт целый день. У нас не было времени.

Замечательно. Мы оказались на вершине холма с осадным орудием, которое не могло стрелять. Я оглянулась на мужчин. Неважно, насколько они сильны, они никогда не смогут нести достаточно камней вовремя.

— Бежим! — крикнул Дэвид.

Нам нужна была месса.

«Масса».

— Нет! — закричала я. Все повернулись и посмотрели на меня. — В противовес, — крикнула я. — Все вы. Столько, сколько поместится. Скорее!

— Чертовски блестяще, — воскликнул Уилл, вскарабкиваясь на каркас требушета и прыгая в противовесное ведро. Дэвид последовал за ним, и Уилл протянул ему руку.

Вскоре к ним присоединилась остальная орда, перелезшая через раму и забравшаяся в переполненное ведро. Некоторые из них, которые не могли поместиться в ведре, цеплялись за него спереди и сзади.

— Сейчас, Мег! — крикнул Уилл. Я бросилась на спусковой механизм, а затем отшатнулась назад, когда противовес упал. Люди в противовесе выкрикнули боевой клич горцев, когда они качнулись вниз и под брюхо машины, и длинный рычаг зашвырнул бомбу высоко в воздух и над озером.

Я затаила дыхание, когда потеряла её из виду над водой.

Моё сердце билось.

Снова.

«Бум!»

Я ощутила силу взрыва, как удар в грудь, и в моих ушах зазвенело от этого звука. Я накрыла их ладонями, но не отвернулась, когда в воздух взметнулся огромный столб воды.

Слезы навернулись на глаза, пока я слушала, как вода с плеском падает обратно на поверхность озера.

Крики и вопли литейщиков заглушили звон в моих ушах. Ошеломлённая, я споткнулась на краю платформы, но Уилл поймал меня, прижал к своей груди и развернул, когда литейщики продолжали хлопать нас по спинам, все ещё ликуя.

Дэвид остался на краю группы, скрестив руки на груди и царственно кивнув мне. Я ответила ему тем же жестом. Я бы никогда не справилась без него, и за это я всегда буду благодарна.

— Чертовски хорошо сработано, девочка! — крикнул Малкольм, хлопнув меня по спине так сильно, что у меня перехватило дыхание. — Мы больше никогда не будем использовать камни.

— Ну вот что ты наделала, — пожурил меня Уилл, но улыбнулся. Вся тень сомнения исчезла из его глаз. Он в безопасности, и он жив. Ничто не могло значить для меня больше.

Глава 33

Несколько недель спустя, когда зажили все порезы и синяки, даже глубокие у основания большого пальца, и начали утихать некоторые из бесконечных вопросов о том, что случилось, я вошла в бальный зал особняка Чэдвиков на бал роботов.

Бальный зал сиял огнями и весельем. Огромные букеты цветов украшали столы и стены. В углу играли музыканты, а Развлекатели танцевали. Я подошла к музыкантам поближе, и они тоже уставились на меня в своих напудренных париках и костюмах восемнадцатого века. Конечно, «уставились» было не совсем правильным словом, так как у каждого из музыкантов было гладкое невыразительное лицо, которое показывало моё собственное отражение.

Когда я впервые ступила в этот дом, я была в лохмотьях и пряталась в комнатах для прислуги под лестницей. Весь дом пустовал. Теперь я посмотрела на переполненный зал, наполненный светом и смехом, и на своё собственное отражение.

Я едва узнавала себя.

Ткань моего бального платья едва ли нуждалась в украшении. Это был нежный цветочный узор в кремовых тонах на бледно-голубом фоне, который выглядел атак, словно принадлежал королевскому гобелену. Пенистый воротник из блестящих стеклянных бусин и кружев рассыпался по моей груди, переходя в прекрасные сине-кремовые складки бантов, которые свисали с моих обнажённых плеч, как лепестки ириса.

На шее у меня висел заводной ключ, отполированный до блеска серебром. В этот момент я чувствовала себя не просто обычной владелицей лавки и даже не просто ученицей.

Я обернулась и увидела, что ко мне приближается герцог Чэдвик. Повязка на глазу исчезла, и хотя его повреждённый глаз всё ещё слегка щурился, он выглядел таким красивым и здоровым, каким я его никогда не видела.

— Мег, я так рад тебя видеть, — приветствовал меня Оливер, держа под руку свою новобрачную. Люсинда тепло улыбнулась.

— Ты выглядишь потрясающе, — сказала она, беря меня за руки.

Я повернулась к Оливеру.

— Поздравляю, директор, — казалось, все раны, нанесённые Лоренсом, медленно заживали, и я безмерно радовалась за них обоих, хотя мне было интересно, что стало с Сэмюэлом. Никто не видел ни его, ни его мать после инцидента на Литейном заводе.

— Ты слышал какие-нибудь новости на корабле? — спросила я. Последние несколько недель Оливер использовал свои связи, чтобы помочь мне найти корабль, на котором сбежал человек в заводной маске.

— Мне очень жаль. Мои люди проследили его последний известный маршрут до Франции, но с тех пор о нем не было никаких известий, — он положил руку мне на плечо и нежно сжал. — Не волнуйся, Мег. Мы спасём твоего дедушку.

Я вздохнула. Мне хотелось верить ему, но я боялась, что опоздаю.

— Мег! — Питер подбежал к нам, потом понял, к кому я обращаюсь, и почтительно склонил голову в знак извинения. — Прошу прощения, директор. Мы почти готовы к первому танцу.

— Конечно, — сказал Оливер, посмеиваясь над нами, когда Питер потащил меня в центр бального зала. Мои друзья стояли позади в небольшой группе, выглядя довольными собой. Я тепло поздоровалась с ними, поцеловав каждого в щеку, хотя Майкл так сильно покраснел, будто у него внезапно поднялась температура. Манодж выглядел особенно привлекательно в своей национальной одежде, когда коротко поклонился мне в знак признательности. Ноа стоял рядом с Питером и наклонился, чтобы сказать ему что-то на ухо. Они были лучшими друзьями, каких я только могла себе представить, и моё сердце разрывалось от гордости за то, что мы сделали.

Ева была безупречна. От напудренного парика до изысканного кремового платья, отделанного золотом и жемчугом, она выглядела так, словно могла сойти с музыкальной шкатулки и оказаться при дворе Людовика XIV. её руки идеально обхватили робота Дэвида, и позолоченная пара, застыв во времени, ждала начала музыки.

Вокруг бального зала восемь других пар роботов также ожидали музыки, стоя в различных позах. Одна пара поклонилась друг другу, рука женщины с веером элегантно вытянулась за её спиной, а изящный палец она прижала к подбородку. Другая пара выглядела так, будто мужчине предстояло потрудиться, чтобы завоевать сердце незаинтересованной леди. Она, казалось, была готова уйти от него. У каждого из них была своя индивидуальность, и я удивлялась, как много ещё мы с друзьями сможем сделать в будущем.

Роботы оставались неподвижными, как будто для машин время остановилось, но продолжало идти для остальных смертных. Развлекатели танцевали вокруг них, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться их мастерством.

Пока вокруг кружили танцоры-люди, я обернулась и увидела Дэвида, медленно пересекающего бальный зал.

У него была прекрасная фигура. Он выглядел вполне культурным аристократом и чувствовал себя как дома среди пышности и легкомыслия бала. Хотя его осанка была холодной и царственной, когда он приблизился, его взгляд не был таким, и я знала, что его любимая маска больше никогда не скроет его от меня полностью.

— Внимание, внимание! — Лидер Октавиан встал на ящик, чтобы видеть через перила, пока он кричал вниз с балкона. Он попытался укротить свои волосы, но они, похоже, бунтовали. Его лицо светилось весельем. — Пришло время начать испытание.

Толпа разразилась аплодисментами, когда Дэвид занял своё место рядом со мной. Мы оба молча посмотрели на балкон.

— Во-первых, особая награда присуждается ученице Маргарет и ученику Дэвиду за раскрытие самого зловещего заговора и предотвращение немыслимой катастрофы, — он сделал паузу, когда поднялся шквал аплодисментов. Я стояла в шоке и чувствовала, как горят мои щеки. Он произнёс моё имя так, как произнёс имя любого другого ученика.

Я моргнула, борясь с волнением эмоций. Сейчас я не могла себе этого позволить. Лишь одна вещь пятнала чистую радость момента. Никто не верил нам, пока не стало слишком поздно. Полагаю, что если они хотят попытаться загладить свою вину в этом деле, я могла бы смилостивиться к этому. В конце концов, они вернули дяде Альбрехту его ключ и дали мне моё имя.

— С тяжёлым сердцем мы скорбим о гибели Аргуса МакТэвиша и молодого литейщика Дункана МакБейна. К счастью, Магнус Гордон согласился взять на себя руководство Литейным заводом, так что наша долгая и процветающая ассоциация может продолжаться, — все в бальном зале соответственно помрачнели, но мне пришлось подавить дрожь. Я потёрла руки друг о друга. Время от времени мне все ещё казалось, что мои руки хранят на себе пятно крови Дункана. Я чувствовала себя ужасно из-за смерти Дункана, и ещё более ужасно из-за того, что впоследствии невольно испытывала благодарность, что на моих руках была не кровь Уилла. А ведь это легко могло случиться.

В бальном зале поднялся ропот, когда большая группа мужчин в килтах вышла из-под балкона. Я напряглась, чтобы увидеть, был ли среди них Уилл.

— Именно с нашей благодарностью Литейному заводу мы представляем этот бал, праздник красоты после таких мрачных времён. Ex scientia pulchritudo, — Октавиан хлопнул в ладоши, и толпа отступила с танцпола, оставив нас с Дэвидом наедине с нашими творениями.

Мы заняли свои места позади наших роботов, и моя рука дрожала, когда я положила палец на выключатель. Дирижёр механического оркестра постучал своей палочкой по трибуне.

— Три, два, один, — сосчитал Дэвид, и мы идеально слаженно щёлкнули выключателями в идеальном ритме. Затем мы оба быстро попятились, позволив нашим изобретениям блистать.

Роботы задрожали, словно боясь оказаться в объятиях друг друга, но медленно сделали шаг, потом ещё один. Это сработало. Они безупречно танцевали вместе, кружась по полу, как живые. Вскоре другие пары роботов тоже начали танцевать, пока бальный зал не превратился в завораживающий водоворот элегантности и цвета.

Я прислушивалась к голосам Развлекателей, собравшихся вокруг меня. Они были полны удивления и гордости. Дядя Альбрехт бешено хлопал нам в углу, а Мэри Торнби выглядела так, словно только что проглотила тритона. Я мило улыбнулась ей, а её мать нахмурилась и увела её прочь.

Когда песня стихла, каждый из роботов закончил вальс поклоном, затем встал, готовый начать снова, если оркестр сыграет их песню.

Развлекатели разразились громкими возгласами и поздравлениями. Когда музыка стихла, несколько старших членов ордена вознесли мне хвалу.

Я засмущалась и чувствовала себя совершенно недостойной этого. Я не смогла бы сделать это без помощи моих друзей. Работа с ними и заключение мира с Дэвидом были большими достижениями, но ничто не было важнее, чем спасение жизни Уилла и знание того, что однажды мы будем вместе.

Дэвид встретил меня на краю танцпола и вежливо поклонился.

— Ученица Маргарет, не окажете ли вы мне честь этим танцем?

Я не могла отказать. Вместо этого я вложила свою руку в его ладонь. Он повёл меня на танцпол, и когда оркестр заиграл снова, его другая рука скользнула вокруг моей талии. Теснота моего корсета усиливала ощущение его ладони на моем боку, когда мы начали выписывать головокружительные круги вокруг наших роботов.

Дэвид приблизил свою щеку к моей.

— За хорошо сделанную работу, — прошептал он мне на ухо.

Я отстранилась назад и посмотрела на него. Его глаза казались теплее, чем раньше.

— Действительно.

Мы танцевали, и я позволила себе насладиться моментом. В конце концов, это всего лишь миг.

Когда музыка начала стихать, его взгляд опустился к моим губам.

— Я завоюю тебя, Мег.

Музыка смолкла, и я отстранилась от него.

— О, Дэвид, — вздохнула я. В этом-то и заключалась проблема.

Когда я попыталась уйти, он задержал мою руку достаточно долго, чтобы собственнически поцеловать её. Я повернулась, оставив его на сверкающем танцполе, и отступила к дверям, ведущим в сад.

Там стоял Уилл. Лёгкий ветерок шевелил вьющиеся пряди его волос. Его взгляд, казалось, впитывал меня, но он не сказал ни слова. Его губы изогнулись в едва заметной улыбке.

Он выглядел весьма эффектно в своём чёрном бархатном камзоле и килте — как великий шотландский лорд или, по крайней мере, разбойник, одевшийся как лорд. Трудно было смотреть на его силу, на его новую уверенность и видеть бедного конюха, который прятался вместе со мной в помещении для прислуги этого самого дома.

— Проверим твою смекалку в лабиринте? — спросил он, улыбаясь ещё шире и кивая в сторону крохотного лабиринта из живой изгороди, который не доставал выше колена.

Я рассмеялась.

— Я так рада, что ты здесь.

— Я бы не был здесь, если бы не ты, — он посмотрел вниз на свои ноги, затем снова поднял глаза, чтобы встретиться со мной взглядом. — Ты прекрасно выглядишь.

Я знала, что покраснела. Я почувствовала покалывание на щеках, когда полезла в новый карман, который вшила в пышные складки юбки.

— Ты пришила карман к бальному платью? — я слышала смех в голосе Уилла и чувствовала тепло в его взгляде.

— Конечно. Они ужасно полезны. Я сделала тебе вот это, — я раскрыла ладони и показала маленькую лягушку, которую наконец-то довела до совершенства.

Уилл весело покачал головой и потянулся за ней. В последний момент она прыгнула к нему, и он поймал её на своей груди. Он нежно коснулся её головки, затем любовно спрятал в спорран.

— Я буду ею дорожить.

Пьянящее волнение зародилось в моем теле от интуитивного осознания того, кем он был, и что мы сделали вместе. Я мягко положила руку ему на плечо, и Уилл нежно взял мою другую руку в свою.

Мы покачивались вместе под музыку, наши лбы соприкасались, как самый сладкий поцелуй. Это был единственный танец, который мне нужен.

— Я не понимаю, почему ты выбрала это, когда ты могла бы иметь все, что предлагает этот мир, — прошептал он.

— Тебе и не нужно понимать, — я подняла подбородок, чтобы посмотреть на него. — Просто доверься мне.

— Я люблю тебя, Мег. До конца моих дней, клянусь, — Уилл взял мою руку и положил себе на сердце.

— Это всё, что мне нужно, — ответила я, пока мы танцевали.

Продолжение следует…

Notes

[

←1

]

Пенджаб — это название штата в Индии.

[

←2

]

«Добрый вечер, дядя» (нем.)

[

←3

]

«Пожалуйста» (нем.)

[

←4

]

class="book">«Ладно, конечно» (нем.)

[

←5

]

«Что, что случилось?» (нем.)

[

←6

]

«Быстро» (нем.)

[

←7

]

20 стоунов = ~127 кг.

[

←8

]

Требуше́т, также требюше — средневековая метательная машина гравитационного действия для осады городов. Разница в том, что катапульта работает с помощью специальной пружины, а требушету нужен противовес.