Твой путь (СИ) [Татьяна Андреевна Кононова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Пролог


Сверкают росинки под маревом зыбким,


Шаги чуть слышны, сердце ноет, тревога.


И Свет проступает, и крутится ниткой,


И Тьма вьётся под ноги, будто дорога.



Их двое стояло той ночью далёкой,


Серебряной ночью, что лето венчала.


Их путь завершился, кривой да нелёгкий,


Что свёл воедино конец и начало.



В священном кругу, синим светом мерцая,


Застыли фигуры с дрожащей свечою.


И руны сверкали, и Тьма колыхалась,


И зло сторожило, маня за собою.



Да кто бы подумал, что юноша дерзкий


С девчонкою той, сероглазой и тихой,


Осилят, что многим и в снах не явилось,


Найдут, что запрятано было от лиха?



Им выпало много в дороге сомнений,


Предательства, горя, находок и счастья,


И встреч, и разлук, и обид, и прощения,


И солнца, и злого, дурного ненастья.



В её сердце поровну доброго света


И горького холода, ночи дыханья.


А он свою жизнь отдал ей без ответа,


На Звёздный Путь стал, не услышав прощанья.



И руны потухли, свеча оплывала,


Разрушилась магия, звёзды сияли,


Душа её птицей уже улетала,


Догнать и вернуть его сможет едва ли…


Сердечно благодарю Анни Кос за эти строки!!


Карта Прави

____________


— Жива!

— Странно звучит здесь, не находишь?

— Неважно. Поглядите, она дышит, — два крепких пальца прижимаются к обнажённой шее. — Только сердечко уж что-то часто бьётся.

— Прими без защиты такой удар Света, погляжу я, что и как у тебя биться будет, — короткий смешок. — Осмотреть надо. Дайте нож!

Характерный треск разрываемой ткани. Густой, тяжёлый, терпкий запах крови. Мутная серая пелена перед затуманенным взглядом, чьи-то руки исследуют рану на плече. Прикосновения быстрые, осторожные, хорошо знающие это дело. Сдавленный, измученный стон вырывается из груди, собственное дыхание обжигает пересохшие губы. Чья-то сильная рука прижимает к земле, другая ладонь мягко гладит по волосам, убирает с лица выпавшие пряди.

— Тихо, тихо, потерпи, — где-то над самым ухом спокойный, участливый голос. — А́свальд, оторви мне полоску от плаща.

Те же руки слегка приподнимают над землёй, вокруг раненого плеча мягко ложится повязка. Тугой узел затягивается где-то над ключицей. Всё тело, кажется, налилось свинцом и вовсе отказывается повиноваться. Глаза закрываются, сознание снова грозит потянуть куда-то на глубину. Её резко встряхивают. Боль волной прокатывается по всему телу, сотней ледяных игл пронзает раненое плечо.

— Дыши, девочка, — это говорит уже кто-то другой, встревоженный, заикающийся, словом, куда менее спокойный. — Уже почти закончили. Не засыпай, дыши!

— Сюда бы лекаря, — осторожно и несмело предполагает кто-то третий.

— Да где я тебе лекаря найду посреди такого-то леса? Поднимите её, да поосторожней, — приказывает первый, обладатель завидного умения держать себя в руках. — Халльдор, отойди!

Её бережно подхватывают с земли, поднимают в воздух и тут же опускают на что-то твёрдое — седло. Кто-то приобнимает за пояс, подсаживает поудобнее, прижимает к себе. На плечи с тихим шорохом ложится плащ, отороченный мехом, — тут же становится намного теплее.

— Пошла!

Дробный перестук копыт, приглушённые голоса где-то сзади. При каждом шаге подбрасывает и встряхивает в седле, к горлу комком подкатывает тошнота. Отяжелевшая голова безвольно падает, кто-то, кто сидит позади, поддерживает её плечом. На каждой неровности лесной дороги покачивает или подкидывает, и всякий раз новая волна боли задевает даже самые ослабленные струны. Она снова проваливается в беспамятство, и это спасает её от неприятных ощущений.

* * *

Винд не гнал коня: торопиться было некуда, к тому же девчонка на большой скорости могла упасть. Спутники его ехали чуть позади, таким же неспешным шагом, и тихонько переговаривались, так, что слов нельзя было разобрать. Сам же Винд не заметил, как ушёл в себя: суровые, невесёлые мысли поглотили с головой, и он перебирал свободной рукой поводья, хмурился и рассеянно смотрел прямо перед собою.

До Западных земель, в частности, до Халлы, было около двух дней пути отсюда. Никто не знал, где начинается и где заканчивается Звёздная Дорога, потому что до конца по ней никто и никогда не доходил. Люди осознают смерть позже, чем она наступает, и, когда приходит это осознание, обрывается Звёздный Путь и начинается новая жизнь, продолжение старой, только в другом мире, шанс дожить её до конца так, как и собирался. Видимо, эта девушка пришла сюда по собственной воле: осознать смерть не успела, поэтому дальше границы Северного леса не добралась — и стена преградила ей путь. Что произошло дальше, догадаться нетрудно: Свет, которым она управляла, вырвался, разрушил преграду, но его силы всё равно оказалось недостаточно, и он отрикошетил, ранив саму Хранительницу. Ей повезло, что воины из Халлы осматривали границы со стороны Севера. Увидев сполохи Света среди деревьев, Винд сразу помчался туда, и верные спутники понеслись за ним. Халльдор, самый молодой и тем не менее самый лучший ездок, опередил всех и первым сообразил, что девушка пришла сюда по доброй воле: на левой ладони виднелась ровная рана, нанесённая кинжалом. Винд взял её руку в свою и рассмотрел поближе. Маленькая ладошка, хрупкая, перепачканная в земле и крови, и прямо посередине, по всей длине — тёмная багровая черта… Краем плаща Винд, как смог, обтёр её ладонь и отпустил.

Сам он не любил вспоминать, как пришёл сюда, в Правь. Кого-то Звёздная Дорога приводит в северное Кейне, кого-то — в западную Халлу, кого-то — в империю Дартшильд, раскинувшуюся к востоку от перевала Ла-Рен, иных и вовсе забрасывает в неизвестные никому места, отдалённые от всех дорог, соединяющих земли. Самого же Винда Звёздный Путь привёл прямиком в Йетан, который из города давно успел превратиться в воинственный лагерь. Простые ремесленники и торговцы вином, пушниной, воском, металлами селились по окраинам, за первой крепостной стеной, или же вовсе уходили из этого города. После раскола ратники Халлы почти сразу же начали готовиться к войне, несмотря на то, что Кейне, относительно мирное, было к ней не готово и, судя по всему, изначально совсем не собиралось её вести, стычки происходили с разной периодичностью и почти всегда неожиданно. То на перевале, то у Алой реки, то подле самых границ какого-либо из княжеств, и тогда жители чувствовали приближение опасности, крепили оборону, собирали ополчение. Однажды, минувшей весной, такая стычка случилась на болотах Лейнгама, и тогда южная часть Кейне оказалась в опасности.

Винд Ланхолл служил на две стороны уже седьмой солнцеворот, и пока что удача улыбалась ему: кроме Отца Совета из Кейне, никто не знал о его тайне. С Китом он поначалу был не то чтобы дружен, но с ним его связывало некоторое чувство вины и долга, постепенно переросшее в крепкую и верную мужскую дружбу. Зимой, те же семь солнцеворотов назад, столкновение Кейне и Халлы завершилось поражением Западных земель, и само дело кончилось тем, что около половины воинов противника было захвачено в плен. Как один из военачальников и первых приближённых князя Велимира, Винд должен был умереть, но Кит по некоторым причинам, известных и понятных одному только ему, приказал сохранить ему жизнь. Взамен же Винд должен был вернуться в Халлу и периодически поставлять Киту сведения, которые того интересовали. И так как тот никогда не был особенно предан своему правителю, хоть и приносил клятву Льда и Огня, то после недолгих раздумий согласился. С годами взаимная неприязнь и замкнутость исчезла, и с тех пор Винд всегда был желанным гостем в Совете и в доме Кита и Райды.

К утру они добрались до Флавиды — маленького городка, притаившегося на склоне перевала Ла-Рен. Здесь, как и в окрестностях Лейнгама, жили те, кто не признавал ничью сторону. Люди, изгнанные из того или иного княжества и не признанные в другом, не решившиеся отправиться в Земли Тумана, обосновались здесь, на горных склонах. Их деревеньки и сёла были, пожалуй, самыми тихими, мирными точками во всей Прави. Когда бесконечная война Кейне и Халлы докатывалась до этих мест и нарушала их покой, они не ввязывались в сражения. Здесь могли найти приют раненые, вымотанные долгими битвами и переходами. Здесь было царство мира и тишины, и поэтому Винд до поры до времени принял решение оставить незнакомку здесь: пока очнётся, пока пойдёт на поправку, а там и видно будет.

Винд знал, куда едет; он бывал в этих местах не раз, нередко, когда тайком возвращался в Кейне, ночевал в одном и том же трактире, был хорошо знаком с его хозяином. И на сей раз он решил не придумывать ничего иного, всё равно неизвестную гостью из Яви в этих местах не знают, а значит, на тот счёт, что кто-либо расскажет что-то лишнее, беспокоиться не приходилось. У порога Винд, Халльдор и Асвальд спешились, сложили оружие, отдали поводья мальчишкам из прислуги: как-никак, путь долгий, лошадям тоже необходима передышка, ведь вечером снова в дорогу.

Хозяин трактира, добродушный мужчина солнцеворотов сорока от покрова, радушно принял нежданных гостей. Его дом был тут же, представлял из себя несколько комнат, пристроенных сзади к самому трактиру. Сюда, в этот небольшой придорожный трактир, заезжали многие, и, когда наставало время покидать его, почти каждый чувствовал, что сдружился с хозяином.

Винд и его спутники прошли в большую, просторную горницу. Посетителей не было вовсе, только какой-то бродяга в грязной и знатно истрёпанной одежде похрапывал в углу на лавке. Асвальд подозрительно на него покосился, но хозяин махнул рукою.

— Не извольте беспокоиться, лорд Ланхолл, он крепко пьян, четыре кружки старого мёда свалили его надолго, — усмехнулся хозяин и указал гостям на широкую лавку перед чистым столом. — Присаживайтесь. Чай, голодны?

— Будем очень признательны, если у тебя найдётся, чем нас угостить, — ответил за всех Халльдор. Отвязал от пояса туго набитый тканевый кошель, выудил оттуда несколько тёмных монет и протянул трактирщику. — Пить не будем, нам ещё ехать.

Когда тот вернулся, Асвальд уже прикорнул, прислонившись плечом к бревенчатой стене, а Винд и Халльдор что-то оживлённо обсуждали вполголоса. По горнице быстро разнёсся умопомрачительный аромат жареного мяса, острых специй, каши из гречихи, щедро приправленной грибами. Халльдор, у которого маковой росинки во рту не было уже вторые сутки, с аппетитом принялся за еду, а Винд, даже не притронувшись к яствам, сразу перешёл к делу.

— Слушай, Йоханн, слушай внимательно и исполни в точности всё так, как я скажу. Это касается её и её будущей жизни, — негромко начал он, коснувшись ладонью плеча бесчувственной девочки, которую опустил тут же, на лавку. Трактирщик сразу обратил внимание на неё: она выглядела очень измотанной, бледной, и, кажется, даже была ранена. Винд всё это время держал её на руках и отпустил только тогда, когда убедился, что ни им всем, ни ей ничего не грозит. — Мы отыскали её в конце Звёздного Пути. Понятия не имею, кто она, но, полагаю, она пришла по собственному желанию. Быть может, за кем-то, быть может, от кого-то, ветер её знает. Мы увидели Свет, он и привёл нас к ней. Думаю, она — Хранительница, причём очень сильная. Позаботьтесь о ней. Знаю, как вы с Уной хотели бы иметь своих детишек…

Винд улыбнулся краем губ, хлопнул по плечу друга. Трактирщик только вздохнул, посмотрел на странную гостью.

— Как нам называть её? — спросил Йоханн. — Ей сейчас прошлое ведь лучше не ворошить, правда?

Винд поправил колчан, висящий за спиной, подбросил поудобнее лук и оценивающе поглядел на девчонку. Она была всё так же бледна, посеревшие губы были чуть приоткрыты, здоровая рука, не задетая Светом, безжизненно свесилась с лавки.

— Можете звать её Ивенн. Если мы всё правильно поняли, то она, когда очнётся, не будет помнить ничего, в том числе и того, зачем пришла сюда. Не стройте никаких предположений, всё равно это бесполезно. И её не мучайте расспросами, она ничего не расскажет. Пока что ей нужен просто покой и хороший отдых, — наконец промолвил Винд и, осторожно подняв с лавки свою юную спутницу, передал её на руки Йоханну. — Как пойдёт на поправку, пошлите весточку в Вальберг.

Спутники в недоумении переглянулись, Йоханн изумлённо приподнял одну бровь, но не успел даже задать вопрос, как Винд сам на него ответил:

— Я буду в Вальберге и в случае чего смогу ответить. А что делать с девчонкой, пока не думайте. Решится позже, когда мы разберёмся, кто она и откуда вообще взялась на Звёздной Дороге. Может, возьмём её на обучение в Халлу, а может, отправим дальше, туда, где её хоть кто-то знает. Смотря что решит князь.

Они вышли на крыльцо. Йоханн держал девочку на руках и почти не чувствовал тяжести: лёгкая, словно пёрышко, кажется, вот-вот подхватит её порывом ветра и унесёт. Троим путникам подвели коней, мальчонка из прислуги сказал, что лошади вымыты и накормлены, за что получил от предводителя сверкающую медную монетку.

— А что означает её новое имя?

— Лучница, — коротко бросил Винд в ответ и одним движением вскочил в седло. — Асвальд, Халльдор, едем.

Раздался короткий свист хлыста, топот копыт, и трое всадников в тёмных плащах скрылись в густом серовато-буром облаке пыли, поднявшейся вслед за ними. Йоханн задумчиво проводил их глазами и направился в дом.

— Ну что ж… Добро пожаловать, Ивенн, — прошептал он. Лёгкое дыхание сквозняка смахнуло с мраморно-бледного лица девушки выбившиеся пряди. Деревянная дверь трактира с тихим скрипом затворилась.


1. Чужая жизнь


На Флавиду спустился мягкий серый вечер. Розоватая гряда пушистых облаков свернулась клубочком где-то на пиках перевала, лиловые заросли вереска окрасились последними лучами солнца в нежный малиновый. К ночи ощутимо похолодало, в главной горнице пришлось затопить камин. Заплатив за временный приют и за еду несколькими медными грошами, бродяга покинул трактир, и хозяева, наконец, остались одни.

Йоханн и Уна, его супруга, жили в этих местах давно. Звёздный Путь привёл обоих в Кейне, и Йоханн даже добился некоторого успеха при дворе, но впоследствии разногласия с Китом, Отцом Совета, со временем превратившиеся в настоящую холодную вражду, не оставили шансов на спокойную жизнь обоим. Йоханн принял решение оставить Совет, но в этом случае ему пришлось бы уйти и из самого Кейне, а дальше устраивать свою жизнь самостоятельно — но за пределами княжества.

Тот вечер он запомнил надолго: вернувшись с очередного сбора Совета, он понял, что больше в Кейне ему не оставаться. По каким-то никому неведомым причинам Кит был в ужасном расположении духа и мало того, что не принял доклад дозорных с границ, так ещё и в качестве наказания за недобросовестность назначил отряд на приграничную службу ещё на целую луну. Такая служба, вдали от города, практически без защиты и средств к существованию, вполне оправданно считалась самой нелёгкой и опасной. Йоханн как предводитель отряда имел неосторожность заявить, что негоже справедливому Отцу Совета так поступать по отношению к подчинённым, за что был просто удалён с заседания.

Поздней ночью, сидя за столом у себя в главной горнице, Йоханн был зол как никогда. Удаление из залы Совета вполне могло быть приравнено к оскорблению перед своим же отрядом. Предводитель просто не представлял себе, как он теперь будет смотреть своей небольшой, но сильной команде в глаза, отдавать им приказы. Пол-ночи он не мог уснуть, да и Уне тоже не спалось: она не решалась расспрашивать мужа ни о чём, покуда он был в таком состоянии, и просто сидела за столом подле него с вязанием. Негромкий, но такой уютный перестук спиц нарушал тишину, однако не мешал хозяину думать. Оставалось только два выхода: покинуть Северные земли, или же прийти к Киту с повинной и начать весь путь сначала. Последнее дорогого стоило, а чем обернётся первое, Йоханн и не думал: слишком тяжело для него было бы упасть после всего, до чего он добрался за пять солнцеворотов службы при Совете.

Дело было уже за полночь, когда в дверь дома предводителя постучались. Уна побежала открывать и недоумённо застыла, едва увидев нежданного гостя: на пороге стоял член старшего Совета, Хольд Лерт. Уна никогда не привечала в своём доме столь «высоких» гостей и оттого не знала, как себя вести — то ли кланяться в пояс и ждать приказаний, то ли проводить гостя в большую горницу, согреть что-нибудь из еды, предложить ему отдых. Однако Хольд, не любивший долгих церемоний, сам разрешил ситуацию: вошёл в дом, слегка кивнул хозяину, почтительно поцеловал руку хозяйки и присел подле камина, отогревая руки. Уна, смущённая таким уважительным приветствием и ледяным спокойствием пришедшего, снова взялась за вязание, но спицы стучали уже не так поспешно, а куда более осторожно: хозяйка с интересом рассматривала странного посетителя, и тот делал вид, что не замечает её пристальных взглядов. Прошло довольно немало времени, прежде чем Хольд, наконец, заговорил.

— Вам необходимо уйти, — промолвил он, задумчиво глядя в огонь. Руки его уже согрелись, но кого не привлекает бесконечная пляска пылающего золота в камине? — Я пришёл, чтобы предложить хорошее место тебе, Йоханн, и тебе, Уна. Это довольно-таки далеко отсюда, но я уверен, вам должно понравиться. Рассветы там красивые, горы, вереск, дороги старые… Женщин это привлекает, знаю, вы, Уна, это местечко полюбите.

— Вы предлагаете нам уехать отсюда? — переспросил Йоханн. — Но куда? Знакомых у нас нет, через перевал безопасно нам не перебраться. Строить новый дом было бы слишком долго и затратно, у меня нет достаточных средств…

— Не нужно перебивать, Йоханн, будь добр дослушать, — Хольд нахмурился, взглянув на него. Уна невольно вздрогнула от этого пристального взгляда пронзительных голубых глаз, хоть он был направлен и не на неё: точно две льдинки в душу смотрят, того гляди, заморозят… — Вы уедете на восточные склоны перевала Ла-Рен, там располагается городок Флавида, быть может, слышали, — он вопросительно приподнял одну бровь, но супруги синхронно покачали головой. — Тихий, отдалённый, зато через него нередко лежит дорога множества путников, воинов, странников, словом, от людей не изолированный. Там есть трактир, он пока что заброшен и пустует, но я уверен, что добрый хозяин и хорошая хозяйка сумеют вдохнуть в него жизнь и обеспечить временный приют многим.

Йоханн и Уна переглянулись. Вот такое вежливое разжалование из предводителей в трактирщики… Но что поделать, когда иного выхода нет? Уна опустила вязание, Йоханн развёл руками.

— Разве у нас есть выбор, милорд? — вздохнул он, пока ещё не приняв окончательного решения. — Вы вольны в своих приказаниях, отправимся, куда скажете. Только что, если нас там будут узнавать? Мы бежали от общества, но общество найдёт нас само…

— О, на сей счёт будьте покойны, — лёгкая, едва уловимая улыбка скользнула по губам Хольда. — Так что? Вы согласны?

— Мы с женой всегда будем покорны вашей воле, милорд, — он слегка склонил голову, и Уна, вскочив с места, поклонилась тоже. Хольд удовлетворённо кивнул.

— Что ж… Я рад, что вы поступили благоразумно. Подойдите.

Йоханн подошёл первым. Хольд протянул руки, коснулся лица хозяина дома, и вдруг сквозь его пальцы заструилось что-то тёмное, дымчатое, неуловимое. Черты лица Йоханна за несколько мгновений преобразились: он будто бы постарел солнцеворотов на десять, щёки и подбородок затянулись серебристой щетиной, веки набухли, брови стали гуще, волосы закурчавились и поседели. Едва Хольд закончил, Йоханн бросился к кадке с водой и застыл, глядя на своё отражение и не узнавая себя самого. Когда настала очередь Уны, девушка подошла на негнущихся ногах и послушно прикрыла глаза. Она не боялась преобразиться, — скорее, её пугало возможное превращение в старуху, древнюю, согбенную, с желтоватым лицом, покрытым сетью морщин. Но Хольд не сделал этого: волосы девушки поменяли цвет, из пепельно-русых стали огненно-рыжими и пушистыми, по круглому, загорелому лицу рассыпались золотистые крапинки веснушек, кончик носа поднялся кверху, губы стали меньше и пухлее — через несколько мгновений такого необычного преображения Уна изменилась так, как будто это был совсем иной человек. Супруги переглянулись и поняли, что теперь узнавание им точно не грозит…

— Завтра мои люди сопроводят вас до Флавиды и покажут вашу новую обитель, — Хольд соединил ладони вместе, и чёрный дымок, струившийся между его длинных, крепких пальцев, свернулся колечком и исчез в ладони. — А пока — отдохните. В скором времени вам многое предстоит. И, да… Никому не говорите о превращении. И обо мне тоже.

С этими словами он ещё раз поклонился хозяину, коснулся губами руки Уны, набросил на плечи свой плащ и вышел. Женщина обессиленно опустилась в кресло и уронила руки на колени. Йоханн задумчиво провёл ладонью по подбородку — пальцы накололись на трёхдневную щетину.

Поутру, как и было обещано, в дом предводителя и его супруги заявился целый конный отряд в чёрных одеяниях — человек семь, Йоханн уже не помнил, сколько. С тех пор они жили во Флавиде, Йоханн стал трактирщиком и постарался позабыть о своей прежней жизни. Уна же, казалось, ни о чём не жалела: готовила еду, стирала вещи, занималась рукоделием, всегда готова была выслушать уставших путников, поддержать кого угодно улыбкой и добрым словом. Так минуло шесть солнцеворотов, и уклад жизни во Флавиде стал привычным, будто и не было ранее ничего иного. Теперь же Йоханн чувствовал, что появление в его доме этой девушки, Ивенн, юной Хранительницы Света, перевернёт их жизнь с ног на голову, — а к худшему или к лучшему — кто знает?..

Он запер трактир и вместе со странной гостьей вернулся к себе. Уна вскочила навстречу и невольно ахнула, увидев бесчувственную девочку на руках Йоханна. Ей всегда чужое горе отзывалось, как своё, и на этот раз откуда-то из глубины души всколыхнулось горькое чувство жалости.

— Йоханн? — Уна подошла поближе, недоверчиво покосилась на него, слегка хмурясь. Присмотрелась к девочке: на вид той было солнцеворотов шестнадцать или семнадцать, маленькая, худенькая, того гляди, растает. — Кто это?

— Не знаю, — тихо ответил супруг. — Лорд Ланхолл привёз её и велел позаботиться о ней. Понятия не имею, откуда она взялась и что с ней случилось.

— Бледная какая… — Уна коснулась подбородка девочки, ласково провела по её волосам, тёмно-каштановым, неровно остриженным. — И губы серые совсем… Как и неживая вовсе… Что же нам с ней делать-то? Ты хоть имя её узнал?

— Винд сказал, что она потеряла память, и сам придумал ей имя — Ивенн. Приготовь горячую воду и чистую постель. Это всё, что ей сейчас нужно, — ответил Йоханн.

Уна отвела странной гостье горницу наверху, прибрала постель, обмыла лицо, руки, некоторые не особенно глубокие раны и ссадины девушки в тёплой воде, переодела её в одно из своих платьев. Одёжа оказалась Ивенн великовата: рукава и холщовая юбка были не по длине, но это было не столь важно. Вопреки ожиданиям хозяев, девушка не пришла в себя ни к вечеру, ни ночью, ни даже утром. Уна перенесла прялку в верхнюю горницу и осталась подле её постели. За работой время шло куда быстрее. Утром Йоханн ушёл в трактир, позволив супруге остаться дома и присмотреть за незнакомкой, и она взялась ухаживать за нею, как за маленьким пострадавшим ребёнком. Целительницей Уна не была, впрочем, как и никто в её роду, но некоторые навыки ухода за ранеными у неё всё-таки были: не раз приходилось осматривать и излечивать тех, кто искал приюта во Флавиде в период затяжной войны. Однако все ранения в этом случае были очень странными, можно было даже сказать, необычными — стоило Уне прикоснуться к какому-либо, как оно тут же вспыхивало едва уловимой искрой, и обожжённая кожа вокруг начинала чуть заметно светиться. Поначалу женщина боялась даже прикасаться, но позже привыкла и перестала обращать на это внимание, просто делала привычные перевязки, иногда снимала ткань и клала на раны и ожоги примочки. Прошло три дня; ранения, ссадины и порезы почти совсем затянулись, но Ивенн так и не открыла глаза. Иногда, когда Уна задевала особенно сильные ожоги или глубокие царапины, с её губ срывался то ли стон, то ли вздох, и ничего более. Она не реагировала ни на слова, ни на прикосновения, и Йоханну и Уне даже начало казаться, что у них не получится вернуть девушку к жизни. Однако на пятый день, когда хозяйка уже задремала в её горнице, оставив кудельку и прялку с веретеном, она вдруг тихо застонала, попытавшись приподняться, закашлялась и тут же рухнула без сил обратно на тонкую подушку. Уна вскочила, едва не опрокинув лавку, бросилась к ней. Ивенн лежала, как тряпичная кукла, глядя в потолок, губы её были крепко сжаты, а по щекам медленно сползали слёзы. Женщина опустилась на край её постели, взяла её руку в свою, осторожно погладила, стараясь не задевать повязки. Ивенн перевела взгляд на неё, однако ничего не сказала, только губы испуганно дрогнули.

— Не бойся, милая, ты в безопасности, тебя никто не тронет, — поспешила заверить её хозяйка, ласково гладя по рукам, плечам, но выражение лица девушки не изменилось: она всё так же молча плакала, глядя куда-то в сторону. — Меня зовут Уна. Как ты себя чувствуешь? Хочешь пить?

И хотя Ивенн ничего не ответила, она взяла со стола, придвинутого к постели, глиняную плошку, наполненную тёплым, почти горячим настоем из мёда, земляники и листьев мяты, и, приподняв голову девушки, попыталась её напоить. Едва сделав несколько глотков, Ивенн отстранилась и поблагодарила слабым кивком. После тёплого питья лицо девушки утратило сероватый, землистый оттенок, лёгкий румянец тронул бледные щёки, сухие трещинки на губах понемногу исчезли. Уронив голову на подушку, она закрыла глаза и снова забылась тяжёлым сном, но Уна вздохнула облегчённо: раз очнулась, значит, будет жить.


2. Остролист


Шло время, и с тех пор, как Винд останавливался в трактире, минула уже четвёртая седмица. Благодаря нежной, трепетной заботе Уны и поддержке Йоханна Ивенн довольно скоро шла на поправку. Она была ещё довольно слаба, но через несколько дней уже вполне могла самостоятельно вставать и ходить по горнице. Йоханн и Уна всегда мечтали о собственной большой семье, но, к сожалению, не сложилось: в Яви не успели, а здесь — к чему? Ребёнок, рождённый в Прави, никогда не сможет вернуться в Явь, иначе потеряет себя, как и в противном случае прихода в Правь. Поэтому если женщины и заводили здесь детишек, то предпочитали о нижнем мире ничего им не рассказывать. Уна не была к этому готова.

К Ивенн супруги вскоре привязались, как к родной, да и она, казалось, полюбила их. Она всегда была тихой, спокойной, очень послушной, но ни слова от неё не добились ни Уна, ни Йоханн. В ответ на просьбу попытаться вспомнить хоть что-нибудь и рассказать о себе они получали только беззвучные рыдания, на все вопросы она отмалчивалась, сама же ничего не спрашивала, ничто её не интересовало. Как и предполагал Винд, девушка ничего не помнила ни о себе, ни о том, зачем пришла на Звёздный Путь, и самым печальным для супругов было то, что они, как ни старались, не могли помочь ей вспомнить. Но и не могли добиться от неё никаких рассказов: и на ласку, и на расспросы Ивенн в ответ упорно хранила молчание.

По ночам её нередко мучали кошмары. Уна, горница которой располагалась прямо за стеной, не раз слышала, как юная гостья вскрикивает и плачет во сне, изредка даже зовёт на помощь. Однажды ночью, не выдержав, женщина тихонько приоткрыла дверь и остановилась у порога. Тусклый, серебряный свет луны заливал небольшое помещение. Девушка спала, но сон её был тревожен. Короткие тёмные волосы разметались по подушке, одна рука свесилась с постели и почти касалась пола; тоненькие пальчики были крепко сжаты в кулак. Губы её шевелились, она что-то неразборчиво шептала, и Уна уже хотела было выйти, как вдруг Ивенн испуганно вскрикнула, рванулась в сторону и проснулась. Села, прижавшись спиной к тёплой бревенчатой стене, натянула тонкое лоскутное одеяло до подбородка, попыталась выровнять сбившееся дыхание. Уна подошла и села подле неё, не спрашивая позволения, обняла, как маленькую, прижала к себе, погладила по голове. Уткнувшись в её плечо, Ивенн разрыдалась.

— Ну что ты, милая? — встревоженно прошептала Уна, когда та понемногу успокоилась. — Что случилось? Спать не можешь?

— Простите, ежели напугала вас, — тихо ответила Ивенн, и хозяйка изумлённо ахнула, впервые услышав её голос — тихий, мелодичный, нежный. — Последние дни отчего-то не могу. Что-то снится, каждую ночь — одно и то же… Эти сны меня так пугают… Но когда просыпаюсь, уже ничего не помню… Всё будто в тумане.

Девушка провела обеими руками по лицу — ладони остались влажными. Посмотрела в окно — на тёмном небе кое-где сверкали далёкие колючие звёзды, и до утра было ещё далеко.

— Ты постарайся вспомнить, — подбодрила её Уна. — Расскажи, тебе станет легче.

Но Ивенн только отрицательно покачала головой.

— Навряд ли вы поймёте хоть что-то, — вздохнула она. — Даже мне понять не под силу. Я вижу лес, высокие травы, огонь голубого цвета. Он горит как будто бы кругом, и в этом кругу стою я и кто-то ещё, а кто — не вижу. Между нами свеча, такой маленький огарок свечи… А потом — что-то вспыхивает, что-то чёрное, у меня темнеет в глазах, и кто-то, кто стоит подле, заслоняет меня, а потом падает. И всё обрывается…

Уна задумчиво нахмурилась. И вправду, уж больно запутанный сон, непонятный, страшный. Что бы это значило? Быть может, что-то из прошлого этой девушки? Какая-то ниточка, зацепившись за которую, можно распутать весь таинственный клубочек? Но Уна не могла разгадать, впрочем, как и сама Ивенн, и даже предположить не взялась, поэтому просто пожала плечами.

— Ложись, дорогая. Тебе нужно выспаться хорошенько. Может быть, позже сама всё вспомнишь?

Уна поцеловала девушку в лоб и поднялась, а Ивенн послушно легла и отвернулась к стене, но до утра так и не смогла уснуть спокойно и с трудом дождалась, пока рассветёт.

Когда день вступил в свои права и трактир открылся, Ивенн робко поинтересовалась у хозяина, может ли она чем-нибудь помочь. Йоханн поначалу недоверчиво покосился на её тонкие, хрупкие руки, но Уна за спиной у девушки делала ему знаки, чтобы он позволил ей остаться: так, за работой, она отвлечётся от своих тяжёлых мыслей, может быть, позже удастся её разговорить. Переглянувшись с женой, Йоханн разрешил Ивенн остаться и помогать хозяйке носить воду и мыть посуду.

Вопреки ожиданиям, грязная работа не напугала девушку, даже наоборот, Уне показалось, что она немного оживилась, даже начала что-то напевать себе под нос, какую-то незамысловатую мелодию. Однако когда хозяйка посмотрела на неё с любопытством и прислушалась, она смутилась, вспыхнула, замолчала и до полудня не издала более ни звука.

— Милая, отнеси в большую горницу плошки и кружки, — наконец попросила Уна, не отвлекаясь от горы грязной посуды и кадки с водой. — Чистые возьми на столе.

Ивенн кивнула, осторожно подхватила одной рукой стопку глиняных плошек, другой — три жестяных кружки и медленно, чтобы не споткнуться и ничего не разбить, вышла из задней двери. Едва она появилась в большой горнице, где отдыхали посетители, то тут же почувствовала на себе сразу несколько пристальных взглядов и невольно содрогнулась от того, как на неё смотрели. Дальше всех от дверей и ближе ругих к боковой лестнице сидело трое ратников в чёрных одеждах и тёмно-синих плащах. Они были уже явно под хмельком, от нескольких опустевших кубков и кружек, стоявших перед ними, отчётливо пахло вином и терпким мёдом. Ивенн слегка сморщила нос, проходя мимо, но тут её окликнул один из ратников.

— Эй!

Вздрогнув, она обернулась и едва не уронила плошки.

— Да, да, ты… Поди-ка сюда… Да посуду свою оставь…

Три пары глаз откровенно уставились на неё, она поспешно подошла, поставила перед ними чистые кружки и, развернувшись, хотела было бежать, но неожиданно чьи-то руки схватили её за локти сзади и с силой дёрнули назад.

— Стой, мы тебя не отпускали, — раздался где-то над ухом тот самый голос. Ивенн обдало резким запахом вина и хмеля, она попыталась вырваться, но держали её крепко. — Что это такая хорошенькая девчонка делает в этом захолустье? Здесь, где живут одни только бродяги и изгои?

Второй, тот, кто сидел подле обладателя этого голоса, поднялся, пошатываясь, зашёл спереди, опустил руки на плечи Ивенн и заглянул ей в лицо. Она вся сжалась испуганно, но бежать было некуда.

— И впрямь, не лучше ли ей будет во дворце? Какая красивая! И глазки серые, никогда не видал серых. Ты боишься? Не бойся нас, девочка…

Двое грубо расхохотались. Ивенн зажмурилась, хотела крикнуть, и широкая грязная ладонь закрыла ей рот. Однако почти тут же хватка того, кто держал её, ослабла, руки быстро соскользнули с её плеч, она, часто дыша, бросилась в сторону и успела увидеть, как третий ратник, спутник тех двоих, доселе молчавший и сидевший у стены, наотмашь ударил первого, оттолкнул второго и, не успели они опомниться, стрелой вылетел из дверей трактира. Когда его спутники поднялись и, шатаясь и с трудом держась на ногах, бросились за ним вдогонку, его уже и след простыл. Серая пыль поднялась облаком на дороге, высокая фигура всадника, освещённая спереди заходящим солнцем, быстро удалилась и скрылась за поворотом. Пока обидчики, кляня умчавшегося ратника на чём свет стоит, не вспомнили про неё, Ивенн метнулась в заднюю горницу и, отдышавшись, снова принялась за работу. Уна подозрительно осмотрела её: побледнела, дрожит вся, на щеке грязный отпечаток, слова сказать не может.

— Ивенн! Что с тобой? Кто-то обидел?

Девушка молча помотала головой и снова уткнулась в кадку, где была налита чистая вода. Но хозяйка не отступилась: когда та отложила только что помытый кувшин из-под молока, осторожно взяла её за плечи и, развернув к себе, посмотрела прямо в глаза. Ивенн испуганно моргнула и опустила ресницы.

— Что случилось?

— Они… хотели увезти меня с собой, — наконец выдавила девушка. — Один, что был с ними, не позволил…

Уна поджала губы, покачала головой. Да, здесь нравы такие, что некоторых лучше и не знать. Особенно за перевалом, в Халле, где добра не ищут. Трудно придётся девчонке, она к этому непривычная… Уна открыла деревянный сундучок, в котором хранились всякого рода ягоды и травы, выудила оттуда веточку остролиста и, мягко улыбнувшись, подала своей помощнице.

— Вот, возьми его. Это остролист. Говорят, он от людей недобрых хранит, от неосторожности чужой да и вовсе от всяких.

Ивенн бережно приняла веточку, поднесла её к глазам, прищурилась, разглядывая, и вдруг подняла голову, посмотрела на женщину. Что-то новое, необычное, доселе невиданное мелькнуло в её глазах — то ли изумление, то ли робкая радость.

— Я помню его! — прошептала Ивенн, коснувшись губами веточки и привязав её к тонкому льняному пояску. — Он был там!

— Где? — встревожилась Уна. Но особенного повода бояться не было: девушка радовалась этой веточке так, словно встретила старого знакомого.

— Он был там, на поляне, которая мне то и дело снится, — повторила она, и впервые за долгое время лёгкая, едва уловимая улыбка тронула её губы. — Я помню, точно помню… Рос вокруг поляны…

Однако тут же робкая улыбка исчезла, и Ивенн нахмурилась, задумчиво потёрла переносицу, словно пытаясь поймать что-то ускользающее, какую-то мысль…

— Что-нибудь ещё помнишь? — Уна взглянула на неё с надеждой, но та качнула головой и, смахнув со лба тёмные прядки, снова принялась за работу.

О случае в трактире Йоханну рассказывать ничего не стали: к чему лишний раз ворошить то, что пугает, напоминать об этом? Уна поначалу испугалась за их гостью, что она снова надолго закроется, замолчит, и тогда о её прошлом точно ничего нельзя будет узнать, но Ивенн держала себя так, словно ничего не произошло, даже улыбалась хозяевам и — Уна обратила внимание — нередко касалась пальцами тонкой веточки остролиста, на которой из-под изрезанных листочков выглядывали три алых ягодки.

Когда вечер опустился на маленький горный городок и последние посетители ушли или уехали, Йоханн закрыл трактир и решил пройтись по к северу по склону. В конце липня-месяца здесь цвело множество трав и деревьев, горный воздух мешался с тонкими ароматами растений, а ветер приносил откуда-то из-за перевала свежий речной запах. К удивлению супругов, Ивенн робко попросилась прогуляться с ним.

Они шли по неширокой горной тропинке, и лёгкий тёплый ветерок играл волосами, путался в длинной холщовой юбке, колыхал высокую траву и цветы. Длинные рваные облака тянулись к закату вслед за последними багряными лучами солнца. В воздухе сладко пахло чабрецом и шалфеем, вдалеке темнели неровные горные хребты. Йоханн молчал, глядя себе под ноги: после долгого дня, проведённого в шуме и разговорах, очень хотелось тишины, и Ивенн, очевидно, чувствовала его настроение, просто тихо шла следом, иногда восторженно оглядываясь на красивые картины, открывающиеся глазу с высота склонов перевала.

— Скажите, пожалуйста, — наконец окликнула она Йоханна несмело, — как называются эти места? В горах так красиво… Но я уверена, что никогда не была здесь ранее.

Йоханн окинул взглядом открывшийся с плато вид. Где-то там, вдалеке, виднелись огни на сторожевых башнях у стен Реславля: из всех городов Кейне он располагался к Флавиде ближе всего, но даже эти огни отсюда казались маленькими золотистыми точками.

— Мы живём в городке, который носит название Флавида, — с готовностью ответил Йоханн. За многие минувшие годы он привык к этим местам и даже успел полюбить их. — А горы — это перевал Ла-Рен. Не советую тебе гулять здесь одной, на дорогах может быть опасно, нередко проезжают ратники из Халлы. Это Западные земли…

Ивенн невольно нахмурилась, вспомнив ратников в чёрных костюмах и синих плащах, которые так обошлись с нею накануне. Правда, один из них за неё заступился, но это не значило, что другие такие же порядочные, как он.

— Там, вдалеке, видишь огни? — продолжал Йоханн. Ивенн кивнула. — Это королевство Кейне. Город Реславль ближе других сюда, но и до него добрых полдня пути конному, а пешему и того больше. Ренхольд — столица Кейне. Есть ещё маленькие городишки, вроде Валеха, но их всех не упомнить… К восходу отсюда — империя Дартшильд, богатые земли, плодородные, — трактирщик с некоторой досадой вздохнул и махнул рукою. — Вот и воюют за эти земли…

— А что дальше, за… — девушка запнулась, вспоминая название княжества, — за Халлой?

— Там Земли Тумана, — нахмурился Йоханн. — О них мало знают, оттуда никто не возвращается, разве что очень, очень редко… Правитель их, лорд Эйнар Альд Мансфилд, говорят, самый сильный Хранитель Тьмы и Света, только ветер его знает, правда ли, нет… Вообще-то мне рассказывали, что так не бывает: те, у кого в душе и Тьма, и Свет единовременно, не выживают.

Хранитель Тьмы и Света… Что-то отозвалось в памяти Ивенн при этих словах, но, как она ни старалась, ничего воскресить не удалось.

— А кто такие Хранители? И… как я попала сюда? — спросила она, когда молчание затянулось. Йоханн поджал губы: не хотелось рассказывать ей всё и сразу, но, вероятно, теперь от расспросов не уйти.


3. Правитель Земель Тумана


Королевство Кейне, Ренхольд

Впервые в жизни Кит позволил себе оставить Совет без причины, оговорённой в правилах. Он просто остался дома. Минул уже целый месяц с того дня, как его сын пришёл в Ренхольд — он отчего-то ожидал этого. Ожидал и боялся. За прошедшее время он понял, что Ярико вырос таким, как и должен был: ни разу никто не заметил за ним ничего дурного. Он всегда относился ко всем одинаково ровно и спокойно, больше слушал, нежели говорил, о себе многого не рассказывал, на все расспросы только отмахивался. Единственное признание, которое родителям удалось от него добиться, — то, что он был влюблён в Хранительницу, там, в Яви, и до сих пор любит её. В то, что она погибла, верить отказывался: несмотря на то, что сам жрец Сварога об этом рассказал, Ярико всё равно не соглашался. Когда после полуночи Иттрик влетел в горницу Кита и, с трудом сдерживая слёзы, на одном дыхании выпалил рассказ о том, что произошло на самом деле, Ярико, который сам только пришёл и ещё мало что соображал, потребовал от него доказательства. Напрасно Кит, Райда и Йала уверяли его в том, что истинные жрецы никогда не лгут — Ярико не поверил. Он говорил, что непременно увидел бы её, ежели бы она пошла за ним, но добрую половину дороги он прошёл в одиночку, а потом Звёздный Путь оборвался. И то, что Славка до сих пор не пришла сюда, означает только одно: то, что она жива. Так и в тот вечер Ярико в который раз пытался доказать отцу, что Славки здесь нет и быть не может, но Кит, выслушав его сбивчивые доказательства, вздохнул и покачал головой.

— Я бы не был так уверен, сынок, — промолвил он, когда юноша замолчал и отдышался. — Иттрику я верю больше, чем самому себе. Звёздная Дорога могла привести её в Халлу, в империю Дартшильд, да куда угодно, кроме Кейне, здесь много мест. В конце концов, её могло забросить в какую-нибудь неизвестную деревеньку.

Ярико хотел что-то возразить, даже со стула приподнялся, но Райда успокаивающе коснулась его руки, и он вздохнул, опустился обратно.

— Отец её, оказывается, тоже человеком быть умеет, — продолжал Кит как бы невзначай. — Не верит, равно как ты. Говорит, что Астра на всё способна, но девочка тоже сильна и вполне могла бы справиться с нею.

— Ты знаешь Ольгерда? — Ярико недоверчиво приподнял брови.

— Как же его не знать, — Кит неловко усмехнулся и поглядел на Райду. Та поджала губы и опустила взор, очевидно, не делая об этом говорить. — Ежели хочешь знать, мы по его вине здесьи живём.

— Но… ведь между вам совсем нет вражды? Разве ты простил его?

— К чему зло держать, ежели уже ничего не исправишь? — Кит развёл руками. — Я понял, что он раскаялся во всём, пустил его в Совет, и он оказался вполне дельным помощником. И поверь, он хочет найти девочку не меньше, чем мы…

Ярико вздохнул и отвёл взгляд. Вот ведь как выходит… Отец Славки виновен в том, что его родители погибли. Конечно, навряд ли об этом знает сама Славка, но… И стоит ли ей рассказывать, ежели она не знает? Юноша задумался, ушёл в себя, и Кит, поднявшись с места, незаметно сделал знак супруге — мол, выйдем.

Дверь горницы закрылась за ними. Кит прислонился спиною к бревенчатой стене. Райда выглядела хмурой и даже немного суровой.

— Зачем ты рассказал ему это? Он может неправильно понять. У нас уже нет ничего с Ольгердом, мы просто знакомые, и, признаться честно, я даже не почувствовала к нему никакой ненависти, когда он пришёл.

— Я знаю, — Кит устало прикрыл глаза. — Согласен, не стоило говорить об этом. Кто знает, чем обернётся. Вдруг он не захочет более иметь ничего общего с его дочерью?

— Ты о Славке? Перестань, — Райда улыбнулась, махнула рукой. — Если любит, то это навсегда. Если это были просто слова… Значит, судьба такая. А что ты думаешь предложить ему делать? — спросила она после недолгого молчания. — Думаю, он уже вполне освоился здесь.

— Он примет Совет после меня, — ответил Кит, даже не раздумывая. — Пока что пусть побудет одним из младших его членов, прок будет от каждого, поверь, даже от тех, кто пришёл несколькими днями тому назад.

Райда пожала плечами — мол, поступай, как знаешь, дело твоё, — и вернулась в горницу. Кит остался в галерее, распахнул окно, впуская в дом свежий, прохладный ночной воздух. Он любил ночь: мысли всегда успокаивались, затихали все голоса, никто не тревожил по поводу и без. Однако не успел он об этом подумать, как на лестнице послышались торопливые шаги и шорох, а потом из темноты вышла высокая фигура, закутанная в серый заплатанный плащ. Кит невольно отшатнулся, словно от призрака, и тут же мысленно укорил себя за то, что никак не может привыкнуть к нежданным появлениям Иттрика.

— Тебе чего? Поздно уже, шёл бы ты спать, — недовольно буркнул Отец Совета. Юноша сбросил капюшон и покачал головой в ответ.

— Да какой мне сон теперь, — тихо отозвался он, угрюмо глядя куда-то в сторону, себе под ноги. — Я к вам пришёл… Сказаться только… Да что же это…

Он нахмурился, сжал виски двумя пальцами и, собравшись с мыслями, продолжал, смущаясь и путаясь в словах, даже взор на Кита поднял впервые, и тот увидел, что глаза у юного жреца голубые, светлые-светлые, будто вода в реке.

— Позвольте мне уйти, — промолвил юноша негромко. — То мне теперь совсем покою не даёт, что девочки нет ни здесь, ни там, в Яви. Я найду её. Хоть всю Правь обойду, но без неё не вернусь, она где-то здесь, где-то рядом, я знаю, — он заговорил вдруг горячо, сбивчиво, даже руки сцепил замком перед собою. — Право, я не могу так, поверьте…

Кит молчал. Повисла тяжкая, гнетущая тишина. Ему не хотелось отпускать Иттрика, без него Ренхольду может прийтись нелегко, но его горячее убеждение в том, что он сможет отыскать девушку, где бы она ни была, вселяло уверенность. Иттрик видел её смерть, но не видел её на Звёздной Дороге — что бы это значило? Так и спросил Отец Совета, подумав, что юноша не сможет ответить, однако ответ у него был готов.

— Быть может, её кто-то нашёл, — предположил он. — Или же она ушла сама. Только вот куда…

— Почему ты так за неё тревожишься? Я ещё могу понять своего сына, они вместе через многое прошли, и, может быть, она к нему тоже очень привязана. Но ты… Она тебя и видала-то от силы раза два. Она тебя не вспомнит. Впрочем, как и Ярико…

— Я не знаю, — прошептал Иттрик. — Просто… мне кажется…

Разве мог он объяснить Киту эту таинственную связь, которая возникла между ним и юной Хранительницей почти сразу после того, как он ушёл на Звёздный Путь, а она осталась?.. Он и сам не знал, отчего так вышло. Он видел её по ночам, и в спокойных снах, и в кошмарах, и просыпался от ужаса из-за того, что не может ничем помочь ей. Не раз он видел её отражение вместо своего, когда мимоходом заглядывал в воду, но это отражение почти сразу же таяло, исчезало в тёмном облаке. До сих пор он не знал, что это означало, и понял только теперь. Но как рассказать об этом тому, кто не видел своими глазами?

— Что ж, — Кит вздохнул, понимая, что теперь парня уже точно не переубедить, — ступай, только прошу тебя, будь осторожен. Даю тебе четыре луны сроку. Ежели до сего не встретишь её, значит, возвращайся.

— Спасибо вам, — Иттрик поклонился в пояс, поглубже закутался в плащ и исчез в темноте серой тенью. Кит поспешно вернулся в горницу…

* * *

Земли Тумана, Вендан, Южное побережье

На море опустилась темнота. В липень-месяц ночи всегда самые тёмные, тёплые, душные… С юга потянуло лёгким ветерком, и в плотном, тяжёлом, солёном воздухе терпко запахло морем. Из открытых окон явственно слышался шум волн и прибоя: вода шелестела по прибрежным валунам, накатывала на каменистый берег и, ласкаясь к острым скалам, с тихим шипением уползала обратно во тьму.

У высокого окна за столом сидел человек в свободной чёрной рубахе с белой вышивкой на левой стороне груди, и длинных, полностью закрывающих ноги штанах-шароварах. Руки этого человека, светлые, не тронутые загаром, с длинными крепкими пальцами, были переплетены замком. На средних и указательных пальцах в тусклом лунном свете сверкали тонкие серебряные кольца. Длинные волосы цвета воронова крыла, слегка вьющиеся, едва касались плеч. Не глядя в глаза этому человеку, можно было сказать, что он красив… Но Уилфред не раз смотрел правителю в глаза, не раз чувствовал на себе его тяжёлый, пристальный взгляд.

— Что же вы молчите, милорд, — начал он несмело, когда молчание затянулось. — Скажите же что-нибудь… Что вы думаете?

Правитель повернулся к нему и нахмурился, словно всё ещё обдумывая ответ. Уилфред невольно заметил, что в холодном, суровом взгляде Эйнара сквозит усталость. Она сквозила во всей его фигуре — высокой, широкоплечей, самую малость сутуловатой. Эйнар не спал уже какую ночь. Между тёмными бровями, сурово сдвинутыми к прямой переносице, виднелись две тонкие, глубокие складки. Губы были крепко сжаты, словно внутри у правителя происходила какая-то борьба, неведомая никому, кроме него самого. Пронзительные синие глаза смотрели с удивительным холодным спокойствием.

— Пойдём пройдёмся, — Эйнар, наконец, тяжело поднялся, опираясь обеими руками на поверхность стола. — Подай мне плащ.

Уилфред с готовностью протянул правителю тёмно-зелёный плащ, отороченный по краям чёрным пушистым мехом, и, отворив перед ним тяжёлую дверь, вышел вслед за ним.

Жизнь в Вендане научила его многому. Нельзя сказать, что он приспособился к такой жизни, — нет, скорее, просто привык, понял, перед кем нужно кланяться и от кого можно принимать поклоны, куда стоит входить и куда — нет, с кем можно позволить себе чуть больше откровений, с кем — нельзя. После долгих солнцеворотов службы на морской границе он стал комендантом крепости и постепенно близко сошёлся с правителем. Однако даже спустя столько лет знакомства Уилфред не мог точно сказать, что хорошо знает лорда Мансфилда. Тот мог сделать то, чего от него никто не ожидал. Нельзя было описать правителя как человека жестокого — скорее, справедливого, и ради справедливости готового на любые меры. Первое событие, которое помогло ему взглянуть на правителя иначе, Уилфред запомнил, наверное, на всю жизнь.

Дело тогда было на побережье, у самой границы. Нападение произошло неожиданно: от Халлы не ожидали, что воины способны будут протащить лодки по земле несколько десятков вёрст, столкнуть в воду и напасть с моря. Конечно, выход у Халлы к Южному морю был благодаря весьма удачному расположению Йетана — город стоял на пологом береге, и в Землях Тумана эту деталь как-то ненароком упустили. В ту ночь Уилфред по случайности остался дежурным на скалах и успел заметить приближающиеся чужие корабли. Голосом подать сигнал в крепость было бы невозможно, а лука с сигнальными белыми стрелами он с собой не взял. Прошло добрых несколько минут, пока Уилфред догадался снять рубаху, высечь искру и на мече поднять вверх горящую ткань, как факел. К его счастью, сигнал в крепости был принят, но вернуться к наблюдению ему не удалось: корабли подошли к береговой линии настолько близко, что кому-то особенно меткому удалось попасть в дозорного стрелой.

Уилфред пришёл в себя глубокой ночью, в одном из подземных ходов крепости. Вокруг было холодно и сыро, где-то вдалеке тускло догорал факел, а над ним склонилась чья-то высокая тёмная фигура.

— Он ещё жив, милорд, но до утра навряд ли протянет, — послышался неподалёку в темноте чей-то голос. — Жалко… Если бы он не предупредил, нас бы уже разбили ко всем ветрам.

— Спасибо, Ольф, — ответил тот, к кому обращались. Уилфред почувствовал прикосновение чужих прохладных рук к груди. С трудом приподнявшись, увидел, как вокруг раны от стрелы потянулись тёмные дымчатые нити, а потом силы оставили его, и он снова провалился в забытьё. Наутро же чувствовал себя так, будто ничего и не было; разве что из-за некоторой слабости ноги будто налились свинцом.

Едва он проснулся и надел чистую рубаху, как в подземный ход спустился Ольф, молодой парень из стрелков, которых в ближний бой не бросали.

— Очнулся? Вот и ладно, — бросил Ольф, не проходя дальше. — Тебя лорд Мансфилд ждёт. Поговорить хотел.

— Чем всё закончилось? — спросил Уилфред.

— Слава туману, наша взяла. Ты молодец, что предупредил. Альфард и Асбьёрн успели подготовиться и расставить всех по местам. А корабли славно горели…

Молодой лучник рассмеялся, и Уилфред, криво улыбнувшись в ответ, поспешно вышел: знал, что правитель не любит, когда его заставляют ждать.

Так и сейчас, Уилфреду вдруг показалось, что ситуация очень похожая: они так же стояли на побережье, у самой кромки чёрной воды. Море шевелилось во сне, недовольно бормотало и лизало прибрежные камни, и видно было, как где-то там, на страшной глубине, дрожа, плавают холодные серебряные звёзды. Эйнар стоял на гладком плоском камне, завернувшись в плащ, и, задумчиво хмурясь, смотрел куда-то вдаль. Всё повторялось… Только тогда говорили они о другом.

Эйнар протянул руки к морю и закрыл глаза. Где-то в хрупкой ночной тишине пронзительно и сонно крикнула чайка. Вдруг Уилфред увидел, как волны, бегущие к берегу, плавно замерли и тонкими кругами потянулись в разные стороны. На чёрной поверхности воды появилось что-то вроде тёмного зеркала, но в этом зеркале отразился не сам правитель, а молодая темноволосая девушка в холщовом платье цвета ночи. На мгновение будто бы заглянув в зеркало, она пропала, а затем вокруг замелькали люди, лица, мечи, стрелы… Уилфред даже головой помотал, приходя в себя от такого наваждения. Однако лорд Мансфилд оставался совершенно спокоен, даже удовлетворённо хмыкнул, когда изображение пропало.

— Я хотел бы попросить тебя об одной услуге, — наконец промолвил Эйнар, посмотрев на своего спутника. — Это не приказ, скорее, просьба. Девочка, которую мы только видели, сейчас в Халле или, по крайней мере, окажется там в скором времени. Столкновения с Западными землями не миновать, надеюсь, в Совете Кейне сидят умные люди, и я готов поддерживать их. Словом, когда будет битва… а она непременно будет… Найди и защити маленькую хранительницу Тьмы и Света. Мне нужна эта девочка.


4. Замок Звёзд


Утром, едва рассвело и Совет успел собраться, в главную залу влетел без стука и без всяких церемониальных поклонов и приветствий командир дозорного отряда, посланного несколько дней назад на южную границу. Выглядел он довольно потрёпанным: тёмно-бордовый плащ превратился в бахрому, серая льняная рубаха была изорвана кое-где, на щеке виднелся ровный след, прочерченный неосторожной стрелой. Несмотря на то, что Лодин в это время говорил, Кит поспешно поднялся, жестом велел ему замолчать и, прихрамывая, подошёл к командиру. Тот коротко поклонился перед всем Советом, будучи всё никак не в силах отдышаться.

— Простите, что нарушил правила, Отец, — он поклонился Киту лично. — У нас совсем нет времени. Ночью мои люди заметили огни за лесом и алые стяги, вышитые золотом. Дартшильдцы пока не решились на первую атаку, но в скором времени они будут к ней готовы, чего, впрочем, нельзя сказать о нас. Удара с двух сторон нам не выдержать.

Кит нахмурился, устало потёр виски.

— Сколько их?

— В темноте не было видно, Отец, — Эгилл опустил взгляд на каменные плиты, которыми был вымощен пол в зале. — Огней, во всяком случае, было много. Издали как полчища светляков.

Перед внутренним взглядом у него снова поднялись, ожили события минувшей ночи. Отряд, оставленный в дозоре, уже готовился ко сну, под прикрытием высоких скал растянули палатки и навесы, кое-где самые отважные даже разожгли костры, правда, без дыма, чтобы шансы заметить их были ещё меньше. Сам Эгилл поднялся на стену, повыше: ночной лес, укрытый тёмно-синим покрывалом темноты, выглядит особенно привлекательно. Вдалеке шумят деревья, в воздухе витает свежий и немного терпкий запах смолы, хвои, молодой листвы. В скалах шуршат ласточки, мелькают где-то в темноте быстрыми чёрными точками. Эгилл поднял факел, осмотрелся кругом и увидел чужой лагерь. За лесом, ближе к побережью Южного моря (хотя до самого моря было, конечно, ещё очень много вёрст) растянулись чужие шатры, поднялись чужие и в то же время очень знакомые стяги и полотна — алые, и по краям вышитые золотыми узорами. Королевство Дартшильд, союзник Халлы, по непонятным причинам решило выступить в поход без объявления начала военных действий? Или, быть может, это был и не поход вовсе? Эгилл назначил вместо себя другого, из своего же отряда, и сразу же помчался в Совет с докладом.

— Проклятье!.. — прошептал Кит, на мгновение прикрыв глаза, и тут же обернулся к остальным троим членам старшего Совета. — Хольд, срочно пошли гонца в Дайрен или Вендан. Конечно, лучше сразу в столицу, чем быстрее узнают, тем лучше. Лодин, предупреди Мелея, пусть готовит конные отряды в дозор за лесную граничную черту. Хотя бы шесть или семь, но не более сотни человек.

Вдруг из-за стола, за которым сидели члены младшего Совета, поднялся мужчина солнцеворотов сорока трёх от покрова с тёмными русыми волосами и изогнутым шрамом на левой щеке.

— Отец, позвольте мне повести сотню, — негромко промолвил он, поглядев прямо в глаза Киту.

— Ольгерд? — тот недоверчиво приподнял одну бровь.

— Позвольте, Отец, — повторил мужчина. — Вы знаете, в Яви под моим началом было куда более одной сотни человек.

— Бери лучников, Винд Ланхолл нам всё равно сейчас не помощник, — наконец ответил Кит после недолгих раздумий. Всё-таки сейчас Ольгерд был членом Совета, а не князем и тем более не врагом. Врагов и без того достаточно, а старое к чему поминать? К тому же, кажется, он и сам непрочь остаться с Китом в дружеских отношениях.

Ольгерд коротко поклонился и направился к выходу. Спросив позволения оставить залу, Хольд, Лодин и Эгилл вышли вслед за ним. Продолжать начатый накануне разговор было бессмысленно: почти весь старший Совет разошёлся, принимать решения с поддержкой одного младшего было не по правилам.

— На сегодня все свободны, господа, — Кит развёл руками. — Полагаю, про оборону и лесной дозор все поняли.

И тишина рухнула: заскрипели отодвигающиеся стулья, зашуршала одежда, то тут, то там послышались голоса недовольных и спорщиков, члены младшего Совета одним сплошным потоком направились к дверям, и через несколько минут в зале стало тихо. Кит неторопливо вышел последним, убедившись, что, кроме него, никого не останется.

Коня подвели сразу, едва он вышел: порядки, обычаи, привычки Отца Совета за много минувших солнцеворотов уже успели выучить. Кит поднялся в седло: всё-таки конному быстрее, чем пешему, да и удобнее, меньше будет ныть больная нога. До замка от здания Совета было совсем недалеко, и Кит не особенно торопился, однако, судя по встревоженному рассказу Эгилла, время всё-таки поджимало. К Замку Звёзд дорога лежала через окраину города. Замок и сам стоял на окраине, не в сердце Ренхольда, как было бы и привычнее, и удобнее. Дана пожелала хоть немного отдалиться от людей — что ж, в этом случае её можно было понять.

Замок поднялся будто бы из-под земли, из-за рядов низких, приземистых деревянных построек. Вытянулись ввысь тонкие, изящные белоснежные колонны, простёрлась под ногами широкая главная лестница из чистого мрамора, ажурные перила были увиты вечнозелёными лианами. Кит отдал поводья кому-то из прислуги и, озираясь, поднялся к главному входу. Сколько раз ему доводилось бывать в Замке Звёзд — и столько же раз он чувствовал, будто пришёл сюда в первый раз. Высокие своды тёмного потолка, уходящие куда-то вдаль, были даже не видны: вместо них в длинных коридорах и галереях сияло звёздное небо. Засмотревшись и залюбовавшись на красоту внутреннего убранства замка, Кит не заметил, как добрался до покоев правительницы.

Стража открыла перед ним двери: вероятно, кто-то из привратников уже доложил о его приходе. С поклоном Кит замер на пороге, на знакомый голос тут же вывел его из оцепенения.

— Здравствуйте, Отец, — послышалось откуда-то с другого конца горницы. — Не стойте, проходите, я ждала вас.

Дана поднялась ему навстречу. Как всегда, она выглядела безупречно, будто и не было никогда никаких тревог, бессонных ночей. Высокая — росту в ней было аршина два с половиной, статная, голову всегда держала горделиво, чуть приподнятой. Как-то раз Кит позволил себе шутку о том, что корона тяжёлая — и впрямь, корона, состоявшая из трёх отростков рогов марала и широкого серебряного обруча, была довольно не лёгкой, но Дана истолковала эту шутку иначе и с невесёлой улыбкой ответила, что такова её доля.

— Полагаю, вы, миледи, уже знаете, что в борьбе с королевством Дартшильд и с Халлой нам нужны сильные и опытные союзники… союзник? — начал Кит, опустившись на предложенный ему стул. Дана села напротив. — Я приказал Хольду послать гонца в Земли Тумана. Пусть подумают, может быть, они согласятся предложить нам помощь.

— Верное решение, — кивнула Дана. — Заручиться поддержкой Вендана и других городов — цель не только наша с вами, но и наших противников. Самые сильные маги, как светлые, так и тёмные, — главный козырь этих земель. Не только мне известно, что нет никого могущественнее, чем лорд Эйнар, — по тонким, бледным губам Даны скользнула лёгкая улыбка, и она, будто смутившись своих же слов, опустила ресницы. — Двойной маг, да ещё и Хранитель, — что же ещё может быть лучше?

— Послушайте, миледи, — Кит не разделял её бодрого расположения духа и всё ещё хмурился, — вероятно, вы знаете, что мы ищем девушку, которая пришла на Звёздный Путь вслед за моим сыном… А может быть, и не пришла, это нам неведомо. Она тоже Хранительница, и тоже достаточно сильная, быть может, нам следует сначала отыскать её, а после уж заниматься скреплением союза?

Дана озадаченно хмыкнула, поднялась, прошлась по горнице взад-вперёд, скрестив тонкие руки на груди. В каждом жесте королевы, в каждом движении чувствовалось лёгкое, непринуждённое изящество. Если бы не холод, сопровождающий молодую правительницу всюду, где бы она только ни оказалась, до её руки и сердца нашёлся бы не один охотник. Но Дана была одиночкой, она привыкла к Тьме и холоду, хоть и была уравновешенным, добрым человеком, иногда даже более мягким, чем следовало.

— Я думаю, Отец, девочка объявится сама, — наконец промолвила она, прислонившись к подоконнику и обернувшись к Киту. — В конце концов, если она мертва, то рано или поздно она либо придёт в Кейне, либо её найдёт кто-нибудь ещё, остаётся надеяться, что не ратники из Халлы или Дартшильда. К тому же её нужно обучать, она ведь и Светом толком не владеет, хоть у неё и есть этот дар. А магов здесь нет, ни в Ренхольде, ни в Реславле. Тот милый парнишка, жрец Сварога, кажется, не в счёт, — улыбнулась Дана, заметив, что Кит открыл рот, чтобы напомнить ей про Иттрика, которого всюду сопровождала магия, и не всегда светлая. — Максимум, что он сможет для неё сделать, — предложить ей свою дружбу, быть может, защищать иногда. И всё. Он ничему её не научит. А ей нужен наставник. Хороший наставник.

Кит устало вздохнул. И правда, где искать девчонку, где искать мага, который согласится взять её на обучение? На какую-то долю секунды мелькнула шальная мысль о том, что лорд Эйнар мог бы стать для неё отличным учителем, лучшего невозможно было бы и желать, но… где она, а где Эйнар?

Внезапно он почувствовал, как что-то резко ударило в правый висок, будто наконечник стрелы, зажмурился от неожиданности и прикоснулся к тому месту, куда пришёлся удар. Пальцы окутала лёгкая прохлада.

— Эйнар? — Дана вдруг приподняла брови, улыбнулась одними глазами. — Вы не шутите, Отец?

— Миледи, я уже просил вас, не нужно читать мои мысли, у меня нет от вас секретов, — нахмурился Кит. Место, которого коснулась Тьма, всё ещё немного саднило. — Я подумал об этом случайно.

— А было бы очень неплохо! — Дана вдруг развеселилась, Кит уже и позабыл, когда последний раз видел её в столь хорошем расположении духа. — Он давно искал ученика, и эта девчонка подойдёт ему как нельзя лучше.

— Помилуйте, миледи, они совсем незнакомы, — Отец Совета развёл руками. — И навряд ли девочка сумеет овладеть Тьмой. На это нужны долгие луны, может быть, даже не один солнцеворот ей на это потребуется. К тому же, чтобы Тьма стала покорна тебе, нужно сперва покориться ей.

Дана нетерпеливо отмахнулась и всё таким же изящным жестом убрала с лица выбившиеся из-под серебряного обруча пряди.

— Пустяки, Отец, — перебила она его, даже не дослушав до конца. — Захочет, значит, добьётся. Не захочет — значит, не судьба. Спасибо, что предупредили. И всё-таки мой ответ таков: займитесь союзом с Землями Тумана. Девочка найдётся, это сейчас не самое главное. Ступайте же, Отец.

Кит поклонился королеве и послушно направился к выходу. Прелюбопытный ответ… Отчего-то он ожидал другого. Да и сама Дана уж очень непривычно себя ведёт, такой оживлённой, улыбчивой Кит её давно не видел.

В качестве небольшого сюрприза — иллюстрация. Дана, королева Смерти)))



5. Тьма


Ивенн и Йоханн возвратились с прогулки уже поздно вечером, когда день постепенно угас. Шум, ржание лошадей, голоса посетителей смолкли, солнце скрылось за неровной грядой, окрасило небосвод в малиновые тона. Из приоткрытого окна доносился шелест листьев, звон цикад, сладко пахло мятой, горным шалфеем, распустившейся маттиолой. После случившегося девушке хотелось только одного: искупаться. Ей казалось, что вода смоет всю грязь произошедшего… Сказавшись хозяину трактира, она свернула с дорожки и побежала к горному водопаду. За несколько седмиц, проведённых в трактире, этот водопад стал её любимым местом, где она могла уединиться и просто помолчать.

Вечерами здесь было особенно хорошо. Огромные серовато-белые камни с острыми гранями встречали безмолвной прохладой, тихий шорох чистой, прозрачной воды, сбегающей с вершин, поглотил все остальные звуки, и в звенящей тишине слышался только негромкий шёпот водопада. В бурной горной речке, слегка розоватой от заката, отразились скалы, густые ветви деревьев, сама Ивенн. Впервые за много дней девушка увидела себя и даже немного изумилась своему отражению. Худая, бледная, осунувшаяся, под глазами — заметные тёмные круги… Оглядевшись вокруг и убедившись, что она здесь одна, Ивенн расшнуровала тяжёлые башмаки, сняла чулки, скинула платье и, оставшись в одной белой исподней рубахе, осторожно спустилась к воде. Одёжа её выделялась на светлом камне тёмным пятном. Уна любила тёмные цвета, и сама Ивенн тоже успела их полюбить: добрая женщина перешила пару своих платьев, чтобы они были по размеру ей, а потом и помогла ей самой вспомнить, как пользоваться прялкой, как кроить одёжу, как вышивать узоры. Училась Ивенн быстро: вероятно, когда-то раньше она умела всё это делать, и руки легко вспоминали необходимые действия. Узоры на белой рубахе она вышивала себе уже сама, без помощи Уны.

Холодная вода ласково коснулась босых ступней, приласкалась к рукам, потянулась, как к родной. Ивенн откинула назад отросшие волосы и вошла в горное озерцо по грудь. Вода оказалась куда холоднее, чем ей показалось поначалу, и первые несколько мгновений она не могла вздохнуть от холода, стиснувшего грудь крепким обручем. Но потом, немного привыкнув, она опустила в воду и руки, взметнула ледяные брызги, бросила пригоршню воды себе на лицо и, встряхнувшись, даже засмеялась от собственной решительности. Короткие волосы, и без того тёмные, совсем почернели и отяжелели от воды. Ивенн, наконец, замёрзла, выбралась на берег, поспешно натянула платье, смахнула рукавом капли воды с лица и, едва она успела одеться, как густые заросли с шорохом раздались в стороны, и к водопаду вышла высокая фигура, закутанная в серый потрёпанный плащ. На лицо человека был низко надвинут капюшон, и Ивенн, вскрикнув, бросилась в сторону, поскользнулась и едва не упала, но странный человек успел подхватить её за руки и осторожно, бережно, будто боясь сломать, поставил подле себя.

— Спасибо, — прошептала Ивенн. Дыхание сбилось, сердце ощутимо зачастило, и она глубоко вздохнула. Незнакомец всё ещё не отпускал её рук. Капюшон упал с его головы, и девушка смогла, наконец, разглядеть его лицо — тонкое, заострённое, как будто бы землистого цвета. В полутьме его глаза, светлые, голубые, словно вода в горном озере, вдруг показались двумя ясными звёздочками. Девушка даже забыла о том, что хотела сердиться на него за то, что он, вероятно, подглядел, как она купалась в водопаде.

— Кто ты? — тихо спросила она, ещё раз подняв на него взгляд. Она уже не боялась, скорее, была удивлена такой встречей, ведь об этом маленьком пятачке среди скал знала только она одна.

— Не помнит… — огорчённо прошептал юноша куда-то в сторону и снова взглянул на Ивенн. — Меня зовут Иттрик. Прости, пожалуйста, ежели напугал.

— Нет-нет, — растерялась девушка и слегка сжала его руку. — Нисколько. Ты… знаешь меня?

— Не уверен, — тихо ответил юноша. Ивенн и сама удивилась тому, насколько у него был необычный голос — тихий, прерывающийся, будто он постоянно чего-то боялся. — Скажи, тебя ведь Славкой звать?

Славка… Что-то отчаянно знакомое шевельнулось в глубине души, стоило ей услышать это имя. Девушка прислушалась к себе, даже глаза прикрыла, но — ничего. Пустота. И она, слегка улыбнувшись, отрицательно покачала головой.

— Ты меня, верно, с кем-то путаешь. Меня зовут Ивенн. Да и я тебя никогда ранее не видела.

— Видела! — воскликнул юноша, заглянув ей в лицо. — Ты, Хранительница Тьмы и Света, Славомира, Славка, неужто ты и вправду ничего и никого не помнишь?

Девушка слегка нахмурилась. Странный он всё-таки… Называет её чужим именем, требует — даже не требует, а умоляет, — чтобы она его вспомнила…

— Хранительница? О чём ты?

— Протяни руки, — велел Иттрик и сам вытянул её руки вперёд, ладонями вниз. — А теперь подумай о хорошем.

— О чём?

— Не знаю… Но обязательно о хорошем.

Ивенн напрягла руки и задумалась. О хорошем… Что же с нею происходило хорошего из того, что она помнит? В памяти невольно всплыл тёплый вечер, один из многих, когда они собрались все вместе, втроём. Йоханн работал на гончарном кругу — заканчивал брошенный глиняный кувшин, а Уна вместе с самой Ивенн взялись за рукоделие. Девушка только удивлялась тому, как у хозяйки быстро и ловко крутится веретено, как ровно и мягко ложится белоснежная куделька… Заметив это, Уна поменялась с нею местами и, сперва взяв её руки в свои, начала делать всё то же, что делала и сама, а после — отпустила. Ивенн вспомнила тот восторг, с которым взглянула на добрую женщину, когда начало получаться. Вспомнила теплоту рук Уны, пристальный и ласковый взгляд Йоханна… Иттрик с замиранием сердца ждал, что вот-вот из-под напряжённых ладоней девушки вырвутся яркие сполохи Света, однако этого не произошло. Что-то тёмное, дымчатое выскользнуло из-под широких рукавов, потянулось к воде и окутало маленькое озерцо. Ивенн испуганно отпрянула, но любопытство пересилило страх, и она осторожно подошла к самому краю.

Над гладкой и до прозрачности чистой поверхностью озера потянулся тёмный дымчатый покров, а потом он начал мутнеть и, наконец, превратился в нечто вроде зеркала. Однако в нём отразилась не сама Ивенн и даже не Иттрик, стоявший к нему ближе. Сначала появившейся картинки невозможно было разобрать, а потом девушка поняла, что это — полутёмная комната с высокими потолками, где за столом сидит человек в чёрной рубахе, задумчиво сжав виски ладонями и глядя куда-то перед собою. Подле него стоит кто-то ещё, то ли помощник, то ли друг, и внимательно смотрит туда же, куда и он, не спуская глаз. Когда Ивенн заглянула в зеркало, оба резко обернулись. Глаза человека в чёрном на какое-то мгновение посмотрели прямо в душу девушке, и вдруг изображение пропало, растаяло, словно в тумане.

— Что это? — поражённо выдохнула Ивенн. Иттрик задумчиво нахмурился.

— Не знаю… Я хотел напомнить тебе о том, как ты умеешь владеть Светом. Но то, что сейчас было… Это вовсе не Свет, это… это Тьма…

Иттрик грустно вздохнул, провёл по лицу обеими ладонями, запрокинув голову. Этого и следовало ожидать. Она здесь. Пришла по собственной воле — он успел заметить на её левой ладони маленький ровный шрам. И, конечно, ни о чём не помнит. Юноша прислонился спиной к высокой скале и закрыл глаза. И отчего, отчего он раньше не догадался? Разве теперь это всё чего-то стоит? Прежней Хранительницы больше нет. Это совсем другая девушка, у неё другая жизнь, и он здесь лишний… Впрочем, как и всё то, что она забыла — так зачем же ей тогда всё вспоминать? Из невесёлых, беспросветных мыслей его вырвало лёгкое прикосновение к руке и негромкий голосок:

— Кто бы ты ни был, тебе просто необходимо отдохнуть. Ты едва на ногах стоишь. И голоден, ведь так?

Ивенн улыбнулась и потянула его за руку. Казалось, ей было совершенно всё равно на случившееся. Светом ли она владеет, Тьмой… Как же к этому можно оставаться равнодушным? Иттрику ничего не оставалось, кроме как просто пойти за ней.

Вопреки ожиданиям, Ивенн не молчала угрюмо, глядя на тропинку, вьющуюся под ногами и пестреющую шалфеем и вереском. Лёгкая тень рассеянной улыбки блуждала по тонким, крепко сжатым губам её. Девушка показалась Иттрику даже красивее, чем была раньше; какие-то неуловимые изменения произошли с нею, он не мог объяснить, какие именно, их нельзя было заметить сразу, но они были. То ли в негромком, мелодичном, спокойном голосе, то ли в пристальном взгляде тёмных глаз, чуть прищуренных, то ли в изящных, непринуждённых движениях. Это была та девочка, что являлась ему во снах каждую ночь, она — и в то же время не совсем она.

— Куда мы идём? — наконец решился спросить Иттрик.

— Здесь неподалёку есть трактир, — с готовностью отозвалась Ивенн. — Я там… живу. Йоханн и Уна, хозяева, были так добры и дали мне приют на время.

— На время? — переспросил он. — Куда же ты пойдёшь… потом?

— Не знаю, — усмехнулась Ивенн и заправила за уши тёмно-русые прядки, разбросанные ветром. — Как судьба велит. Быть может, останусь и буду помогать им и дальше… Не знаю.

Они переглянулись. Иттрик смотрел на неё, не узнавая, так недоверчиво, с таким непониманием, что она даже невольно покраснела и засмеялась.

— Ну что ты? — её маленькая ладошка скользнула в его руку. — Пойдём!

* * *

Они не удивились, когда прямо посреди комнаты сверкнуло что-то тёмное и постепенно превратилось в широкое округлое зеркало. Только в нём, как и в том, что накануне образовалось на волнах, отразились не те, кто сидел напротив. Обернувшись и присмотревшись, Эйнар увидел водопад и небольшое горное озеро, окружённое острыми скалами и густыми зарослями. По ту сторону, на каменистом выступе, стояли двое — юноша в сером плаще и девчонка в тёмно-синем холщовом платье.

— Это она, милорд! — воскликнул Уилфред, когда девушка изумлённо заглянула в тёмный круг и тут же отпрянула, на какую-то долю секунды встретившись взглядом с правителем. — Руку даю на отсечение, она!

— Будь добр, оставь свою руку для себя, она тебе ещё пригодится, — нахмурился Эйнар и, едва зеркало рассеялось, поднялся и поправил широкий кожаный пояс. — Тьма проявилась впервые. Девочка напугана, видно, владению Тьмой её ещё никто не учил. Она нужна мне как можно скорее.

Эйнар нетерпеливо протянул руку. Как он ни старался себя сдерживать, Уилфред заметил, как нелегко ему даётся спокойствие, и протянул руку в ответ. Лорд Мансфилд прикоснулся к его запястью. Из-под его пальцев вырвались чёрные дымчатые нити, на мгновение окутали руку Уилфреда, оставили небольшой чёрный след в виде птицы, раскинувшей широкие крылья, и пропали. Эйнар стряхнул остатки Тьмы с ладоней.

— Что это, милорд? — Уилфред поднял руку повыше к глазам и рассмотрел необычную татуировку.

— Она поможет тебе найти Хранительницу, — ответил правитель. — Сдаётся мне, она сейчас находится в горах Флавиды или где-то в окрестностях.

Снова посмотрев на своего друга и первого помощника и встретившись с его удивлённым и недоумевающим взглядом, Эйнар невольно улыбнулся.

— Только там я видел столь прекрасные водопады и закаты, — пояснил он. — Поезжай, как выспишься. До Флавиды около десяти дней пути, и то, ежели поторопишься. А девочка без должного внимания может натворить дел.

— Поеду, как рассветёт, — Уилфред поклонился и направился к дверям. — Доброй вам ночи, милорд.

Едва дверь за ним бесшумно закрылась, Эйнар уронил голову на руки и запустил пальцы в волосы. Уже третья бессонная ночь… Пора бы позволить себе отдых. Наверняка завтрешний день не принесёт ничего нового. Быть может, снова придётся принимать нежданных гостей из-за перевала… Нужно отдохнуть.


6. Леди Регина


Однако и на сей раз отдохнуть ему не удалось. Едва он поднялся с места и задвинул тяжёлый стул с витой спинкой, как тонкий, обострённый слух уловил шелест платья за дверью, а потом раздался негромкий стук.

— Войдите! — отозвался Эйнар, мысленно уже поднимаясь по лестнице и подходя к своей комнате в башне. Но дверь бесшумно отворилась, и вошла молодая девушка в длинном тёмном шёлковом платье. Многослойная юбка шуршала при каждом её шаге, широкий пояс, обёрнутый вокруг талии дважды, подчёркивал каждый плавный изгиб стройного стана её. Длинные чёрные волосы были распущены и слегка растрёпаны; густая волна их была небрежно переброшена на спину и спускалась до самой талии.

— Регина, — Эйнар сделал несколько неторопливых шагов ей навстречу. — Что-то случилось?

Девушка мягко улыбнулась, покачала головой и протянула руки к правителю. Тот чуть заметно усмехнулся, подошёл ближе, притянул её к себе, обнял. Она прильнула к его груди, и в наступившей тишине было слышно только её дыхание. Эйнар погладил её по голове, прижался щекой к тёмным пушистым волосам. Она взяла его руку в свою и положила себе на макушку.

— Ты хотела поговорить?

Регина кивнула. И только тогда Эйнар заметил, что она выглядит бледнее обыкновенного, и губы её, алые, красиво очерченные, слегка дрожат, словно она хочет что-то сказать.

— Это важно? — нахмурился лорд Мансфилд. — Я не хочу причинять тебе боль, тем более просто так.

Регина сжала его руки, заглянула в глаза снизу вверх и несколько раз кивнула. Эйнар вздохнул, встав прямо напротив неё, коснулся пальцами её висков и почувствовал, как на левом едва уловимо бьётся напряжённая жилка.

— Не бойся, — прошептал он, тронув губами кончик носа сестры, отчего та улыбнулась и слегка вспыхнула. — Я постараюсь… осторожно. Закрой глаза.

Леди Регина послушно опустила ресницы. Из-под ладоней Эйнара вырвались дымчатые нити, окутали голову девушки, протянулись куда-то сквозь пальцы правителя, а потом исчезли, будто запутались в волосах Регины. Послышался тихий щелчок; девушка слегка поморщилась, но тут же совладала с собою. И в следующее мгновение Эйнар явственно услышал у себя в голове её голос.

Я знаю, о чём вы с Уилфредом говорили накануне. Проходила мимо двери, та была не заперта, и я ненароком услышала ваш разговор. И ещё я видела вас на побережье. Мне кажется, ты тратишь силы понапрасну, все эти зеркала, птицы, знаки… Я видела эту девочку во сне.

— Во сне? — изумлённо переспросил Эйнар, всё ещё не отпуская головы Регины. — Когда? Отчего не сказала?

Побоялась тревожить тебя понапрасну, не серчай на меня. Но теперь и я вижу, что это не просто так, что это важно. Я видела, как эта девочка в Ночь Серебра стояла с кем-то в колдовском кругу. Они не успели загадать желание, Тьма погасила огонь и ранила её друга. Она пошла за ним и отчего-то не стала убивать ведьму.

— Ты видела и ведьму? — от волнения Эйнар не заметил, как перестал контролировать Тьму, и сжал виски девушки крепче. Леди Регина побледнела, пошатнулась, и он, спохватившись, тут же расслабил руки. Тьма послушно обвилась кольцом вокруг пальцев.

Это Астра. Я точно знаю. Лица не разглядела толком, но я уверена, что это была она. Девочке нужно помочь вспомнить всё. Она поможет нам в борьбе с ними… Поможет тебе.

— Спасибо, моя хорошая, — Эйнар вздохнул, и Тьма подчинилась его мысленному приказанию, свернулась, спряталась, растаяла. Леди Регина не открывала глаз, после таких разговоров она всегда чувствовала себя очень плохо — Тьма действовала на её организм, и без того слабый. Эйнар не знал, что и делать, чтобы Тьма не причиняла сестре столько страданий — он мог лишь контролировать её, но изменить её действие было ему не по силам.

Осторожно, бережно подхватив леди Регину под руки, лорд Мансфилд подвёл её к глубокому мягкому креслу, помог сесть и встал сзади, опустил руки на её плечи, погладил. Регина всегда казалась ему такой маленькой, беззащитной, и её физический недостаток только увеличивал это чувство жалости к ней. Их всегда было трое — два брата-ровесника и младшая сестрёнка, сколько Эйнар себя помнил. Однако о брате сейчас вспоминать и не хотелось.

— Может, воды? — спросил он негромко, склонившись к сестре. Леди Регина сделала отрицательный жест рукой. Эйнар опустился на пол подле неё и положил голову на мягкий подлокотник кресла, обитый тёмно-зелёным бархатом. Спустя некоторое время он почувствовал, как тонкие, прохладные пальцы девушки погрузились в его густые волнистые волосы, начали быстро и ласково перебирать спутавшиеся пряди.

— Ты знаешь, мне порой так тебя не хватает, — прошептал Эйнар, прикрыв глаза. — Я знаю, чувствую, что ты рядом, но не могу говорить с тобой, когда захочется.

Леди Регина молчала, но её плавные, бережные движения и прикосновения говорили лучше всяких слов.

Ты всегда можешь обратиться ко мне, всегда, когда тебе это потребуется. Я восхищаюсь твоей силой, поклоняюсь ей и покоряюсь. Как и многие… Как все.

— Я не могу каждый раз подвергать тебя такой опасности. Ты сильная, но никаких сил не хватит, чтобы сопротивляться Тьме всю жизнь.

Всё обо мне думаешь да о других… О себе бы подумал, себя бы поберёг, ты хоть и не совсем человек, а всё ж душа у тебя человеческая… Смотри, морщинки на лбу… И седина пробивается… Сколько тебе минуло? Двести тридцать восемь? Согласись, немало… А ты всё такой же…

Тишина мягко окутала тёмную комнату. Рука леди Регины постепенно замерла, безвольно свесилась с края бархатного подлокотника. Эйнар коснулся губами тыльной стороны её запястья и встал, смахнул с тёмных штанов невидимые пылинки.

— Спи, родная, — прошептал он, проведя ладонью по чёрным волосам сестры. — Спи, моя хорошая. А я буду рядом.

Сколько бы ни было ей лет, она навсегда останется для брата младшей, а значит, маленькой. Во сне её густые длинные ресницы чуть заметно подрагивали, отбрасывая тень на бледные щёки, рот чуть приоткрылся, будто бы устало, обессиленно. Эйнар вызвал Тьму и, ещё немного полюбовавшись на спящую девушку, опустил чёрную дымку на неё. Негоже ей так сидеть всю ночь, не выспится, не отдохнёт… Пускай лучше проснётся утром у себя, будто и не было этого разговора.

Двести двадцать четыре года не оставили тягостного, печального следа в чертах леди Регины. Эйнар с некоторым облегчением иногда думал, что её жизнь была куда легче, проще, счастливее, чем его. Конечно, он не привык строить из себя жертву, но один случай, произошедший много солнцеворотов назад, заставил его на некоторое время встать в эту позицию и подумать иначе. Они с братом выросли вместе; Регина родилась, когда им минул четырнадцатый солнцеворот. Они были дружны и близки до тех пор, пока брат не избрал другую дорогу. За бессмертие он продал душу Тьме и, когда обряд был свершён, об этом узнала сестра. Узнала, даже не находясь подле него и не задавая вопросов — просто почувствовала Тьму и испугалась, чуть не выдала его. В страхе перед отцом, который не желал связываться с Тьмой, он заставил Регину молчать… а после не смог вернуть ей голос. Из-за Тьмы он совершенно порвал с семьёй, хоть и добился желаемого, и это проклятие с тех пор преследовало и Регину, и самого Эйнара. Они стали Хранителями Тьмы и Света одновременно, что противоречило всяческим законам природы. Теперь же, когда Эйнар узнал о существовании девушки с точно такими же способностями, он понял, что им просто необходимо держаться вместе: ей нужен помощник, наставник, а ему — ученица, та, которой он сможет передать все свои знания. И эта мысль не давала в ту ночь покою правителю: согласится ли девочка? Справится ли с тем, чего ждут от неё все, и он в том числе? Сможет ли принять Тьму в себе?

* * *

После долгого пути и двух бессонных ночей Иттрику хотелось только одного: отдохнуть, провести хотя бы несколько дней в тишине, покое. Чтобы не было необходимости каждый вечер заботиться о ночлеге, о еде, о том, чтобы остаться в живых и не сбиться с дороги. Он нашёл то, что искал — вернее, кого, но легче от этого не стало. Иной раз проскакивала печальная мысль о том, что было бы лучше, если бы девочка тоже вступила наЗвёздный Путь в ту ночь так, как положено. Исход ведь один, а трудностей только больше, и ей самой, и всем остальным.

В трактире Ивенн была совершенно своей и даже можно было сказать, что родной. Хозяйка, не пожилая ещё женщина с густой копной рыжих волос и добрыми усталыми глазами, встретила её радушно, как дочь. Хозяин, казавшийся намного старше супруги, предложил юноше остаться у них хотя бы на несколько ночей.

— Да как же это… — Иттрик растерялся, даже слегка побледнел, развёл руками. — Как же я останусь-то… Возвращаться надобно. Да и с собою у меня ни гроша, заплатить вам нечем…

— Ты этот вздор брось, — ответил Йоханн полусурово, полушутливо, и потрепал его по волосам, и без того взъерошенным. — Ты гость наш, раз уж Ивенн привела тебя и сказала, что ты друг её. Уна, принеси ему похлёбки с хлебом и шиповника, ежели остался! Звать-то тебя как?

— Иттрик, — тихо сказал юноша и украдкой взглянул на Ивенн, сидевшую в уголке горницы и занятую штопаньем серой рубахи из грубой ткани. Так случилось, что в этот самый момент она тоже отвлеклась, и глаза их на мгновение встретились. Девушка тут же вспыхнула, будто смутившись, и быстро отвернулась. Иттрик вздохнул, но больше на неё не оглядывался. Хозяйка, добрая женщина, принесла ему горячий ужин и отвар из шиповника, и он, тихонько поблагодарив, принялся за еду. Впервые за много дней он чувствовал такое умиротворение и покой, семейное тепло, тишину — не тягостную или напряжённую, а наоборот, уютную, успокаивающую, которую нарушало только негромкое басовитое пение хозяина, ужасно фальшивое, но от того ещё более забавное и милое, частый стук спиц хозяйки, оставшейся тут же, шорох плотной ткани в руках юной помощницы. Иттрик то и дело ловил на себе её взгляд, полный искреннего и по-детски наивного любопытства, однако, стоило ему пошевелиться или, более того, обернуться, как Ивенн смущалась и краснела, снова утыкалась носом в работу. Странно ему было и то, что девушка так заинтересовалась, ведь обыкновенно один его вид, потрёпанный, усталый, вечно какой-то помятый и серый, вызывал неприязнь, и многие даже не стеснялись этого возникающего по отношению к нему чувства, но Ивенн не то что не оттолкнула его, пожалуй, даже наоборот. И он не знал, как вести себя с нею: держаться ли на равных, кланяться ли и благодарить за доброту.

— Я приготовлю тебе постель наверху, — Уна, наконец, оставила вязание, решительно поднялась и направилась к лестнице. — Правда, подушек чистых у нас больше нет, ну да ничего, мы с Ивенн завтрешним утром постираем. Одну ночку ведь потерпишь?

Иттрик поднялся, чувствуя, что мучительно краснеет. Уж к чему-чему, а к такому обращению он точно не привык. Из других трактиров его гнали, как бродяжку, а ежели он стучался в чью-либо избу, то его не пускали даже переночевать. Бросали где-нибудь в сенях ворох соломы, и ему ничего не оставалось, кроме как сворачиваться диким зверьком в углу и кутаться в серый плащ, где только не заштопанный. В самом Кейне его знали и уважали, как жреца Сварога по праву рождения, а вот в окрестностях он был никем, ведь жрецы не имели никаких отличительных знаков и тем более скрывались нарочно от дозорных из Халлы или Дартшильда. И навряд ли вид грязного, оборванного парнишки не от мира сего с грустными голубыми глазами, больше похожего на привидение, нежели на человека, вызывал бы доверие.

— Да мне хоть на улице, — юноша смущённо улыбнулся и невольно снова поглядел на притихшую Ивенн. — Только бы под крышей. Спасибо вам…

— Пустяки, — Уна засмеялась. — Уже поздно, а ты устал, едва стоишь. Ивенн проводит тебя.


7. Ночной разговор


Ветер, хмельной и вязкий,


Шепчет в уши одной подсказкой:


«Время мало, торопись и не жди конца пути.»


Кто же первым рискнёт перейти?


Несмотря на сильную усталость, Иттрик не уснул сразу. Отсутствие подушки совсем не помешало чувству покоя и тепла, завладевшему им полностью благодаря ласковому приёму, горячему ужину, мягкой и удобной постели. Впервые за много дней он ночевал не на клочке грязной соломы, а на пуховой перине, укрывался не плащом, а тёплым одеялом, видел в окно не полузаброшенный незнакомый двор, а чистый клочок ночного неба, усыпанного звёздами. Отчего-то невольно вспомнилась жизнь в племени — всё это было настолько давно, что уже подёрнулось сизой дымкой прошлого и казалось не совсем правдой. Тогда у него ещё был дом, были близкие, родные люди… Рыжая ведьма отняла у него всё. Сначала жизнь, а потом и то, что было дорого здесь, в Прави. Не сразу, постепенно, и оттого ещё больнее.

В звуке тихих, лёгких шагов и робком стуке в дверь, не запертую до конца, он сразу узнал Ивенн. Непросто, конечно, было называть её так, потому что в памяти она осталась Славкой, девчонкой-ведуньей из лесной избушки, окружённой маленькими пёстрыми цветами, запахом весны и диких трав. Но теперь это была другая жизнь, совершенно другой человек, хоть и очень-очень похожий.

— Не заперто, — отозвался юноша, поспешно натянул рубаху и пригладил волосы, правда, это было бесполезно. Ивенн на цыпочках проскользнула в горницу и притворила дверь за собою. В руках у неё дрожала маленькая свечка, и длинные косые тени от неё ложились на пол и стены.

— Я всё об одном думала, — девушка присела на край постели и поставила свечу на стол, в глиняную плошку. — О нашем разговоре у водопада… Ты сказал, что я Хранительница, говорил что-то про Свет и Тьму…

— Тоже считаешь, что у меня крыша поехала?

— Нет-нет, — Ивенн даже не улыбнулась, чтобы он не подумал, что она над ним смеётся. — Мне просто… интересно. Может быть, ты поможешь мне вспомнить.

— Ты правда этого хочешь?

Девушка помолчала, задумчиво повертела в пальцах длинную тёмную прядку, посмотрела куда-то в сторону. Так ли ей хотелось вспоминать? Разве её не устраивал тот уклад, который был теперь, после того, как она оказалась в трактире? Ни Уна, ни Йоханн особенно ничего ей не рассказывали о прошлом, то ли потому, что сами ничего не знали, то ли потому, что им просто-напросто запретили. Но кто? И зачем?

И ещё ей не давал покоя странный и страшный сон. Преследовал её почти каждую ночь, отчего она боялась засыпать, а просыпалась со слезами и часто бьющимся сердцем. Это было тяжело, невыносимо тяжело, она понимала, что сейчас живёт не свою жизнь, и, может быть, если вспомнит всё, то сможет восстановить, найти себя прежнюю… Однако тут же закрадывалась мысль: а так ли это? И нужно ли оно ей?

— Правда, — наконец ответила она решительно. — Для начала расскажи, почему ты меня называл чужим именем.

Она скинула башмаки, расправила холщовую юбку и забралась на постель с ногами, подобрав их под себя. Иттрик подвинулся, освобождая ей место, а потом протянул руки ладонями вверх.

— Дай руку, — попросил он тихонько. — И другую. Вот так.

Их пальцы соприкоснулись. Маленькие ладошки Ивенн лежали в его руках.

— Зачем? — только и смогла спросить она.

— Так… люди делают… — юноша смутился, не зная, как ей объяснить, — когда доверяют друг другу. Знаю, я ещё не заслужил твоего расположения, но… понимаешь… Я очень хочу, чтобы ты мне доверяла.

— Я тебе верю, — спокойно ответила Ивенн. И Иттрик почувствовал, как сердце дрогнуло и рванулось прочь. Знала бы девочка, сколько всего она вложила в эти слова, вероятно, сама того не замечая! Я тебе верю… Как много это значит, особенно для него, особенно теперь! Доверием не разбрасываются, и кому об этом знать, как не ему? Ивенн очень добра и очень наивна, и Иттрик понял, что сделает всё, чтобы сохранить её такой, не потерять её снова. Как же всё-таки хорошо, что она не догадывается о его чувствах…

— Расскажи, откуда ты меня знаешь, — попросила Ивенн. — И о Хранителях, если тебе известно достаточно.

— Я не смогу рассказать тебе всего так, чтобы ты будто прожила свою жизнь заново, — начал Иттрик, переведя взгляд в сторону окна. — Подле тебя всё это время был не я, поэтому каждого дня мне, конечно, не упомнить. Но постараюсь. Когда мы встретились первый раз, мы были совсем ещё детьми — мне минул двенадцатый солнцеворот, тебе, кажется, восьмой. По правде говоря, я плохо помню тебя в те дни, я и себя-то толком не помнил. А встретились мы весьма необычным образом… Ты меня в лесу отыскала. Я бежал за помощью, хотел защитить своих родных от Астры…

Голос его дрогнул, и он на мгновение умолк, перевёл дыхание. Уж седьмая зима минула, а всё равно больно вспоминать, хоть и говорят, что время лечит, это не совсем правда.

— Астры?

— Ведьма, — пояснил он. — Рыжая. Тьмой владеет. Ученица самого духа Нави. С матерью моей не поладила, а за что — ветер знает… Как надо понимать, дойти до деревеньки сил у меня не хватило. Ты ходила за мною, я помню тебя, твои глаза, твои руки, — забывшись, он слегка сжал её тонкие тёплые пальцы, но она не отстранилась, только глаза опустила, — ты и твоя матушка. Но… я ушёл. Сюда. И всё это время надеялся и молился… всем богам молился, Сварогу-батюшке особенно… чтобы ты не пришла.

Навряд ли ты помнишь, но весь минувший солнцеворот вы собирали руны богов, чтобы соединить их в круг и в Ночь Серебра загадать желание. Вы хотели примирить Свет и Тьму, чтобы они стали единым целым. И ещё Йала говорил, что ты способна закрыть врата в Навь. Они только тех послушаются, у кого Свет и Тьма в сердце единовременно.

— Разве я одна такая? — усмехнулась Ивенн.

— Одна, — серьёзно ответил Иттрик. — Ну, не совсем… Ты и правитель Земель Тумана, лорд Эйнар Альд Мансфилд.

Девушка задумчиво потёрла переносицу, нахмурилась, пытаясь вызвать хотя бы какую-нибудь ассоциацию с этим именем, но — ничего. Раньше она его не слышала. Да и не могла слышать.

— Я думал об этом с того момента, как увидел твою тёмную силу, там, у водопада, — продолжал юноша. — Когда Тьма вырывается наружу впервые, она показывает того, с кем она тебя связывает крепче всего. Того, с кем у тебя одинаковая сила, того, кто сможет передать свою силу тебе. Лорд Эйнар мог бы стать твоим наставником… но, боюсь, он даже и не поглядит в твою сторону.

— Это точно, — улыбнулась Ивенн. — И последний вопрос. Если ты знаешь про Ночь Серебра — Уна и Йоханн мне не раз о ней рассказывали, — то я уверена, тебе и тайна моего сна должна быть известна. Почти каждую ночь я вижу одно и то же: лес, колдовской круг, какие-то знаки. Они светятся голубым пламенем. И в этом кругу стою я и кто-то ещё. А потом — Тьма, вспышка и пустота… И я просыпаюсь.

— Это Ночь Серебра, — уверенно отозвался Иттрик. — Вы собрали руны, зажгли свечу, только желание загадать не успели.

— Вы?..

— Ты и Ярико, друг твой. Я, конечно, всего не видал, но понял, что Астра вам помешала. Ярико спас тебя, а сам пришёл сюда. И ты пошла за ним, думая, что сможешь его вернуть, но… Ивенн, милая… Ты меня прости, об этом нелегко говорить… Отсюда нет дороги. Мы возвращаемся в Явь только раз: в день, когда появились на свет. И всё. Открывать врата Прави позволено только жрецам богов.

Девушка молчала. Даже в полумраке горницы Иттрик видел, что на её побледневшем лице лежат печальные, задумчивые тени. Она не отняла рук, но сжала его ладони так, что пальцы побелели у обоих. Под просторной рубахой было видно, как грудь девушки часто вздымается — она ещё некоторое время не могла совладать с собою. Она почти ничего не вспомнила, но многое поняла: на свете есть как минимум два человека, готовых отдать за неё жизнь, и один это уже сделал, а она, глупышка, так беспечно отнеслась к своей жизни и смерти… Рассказ Иттрика тронул её, растревожил, задел самые напряжённые струны, и, наконец, какая-то из них не выдержала, лопнула, надрывно зазвенела слезами в голосе:

— Так, значит, мы все мертвы? Это… другой мир?

Иттрик молча кивнул. Ивенн вдруг беззвучно разрыдалась, прислонилась лбом к прохладной спинке кровати, спрятала лицо в ладонях. Ни стона, ни вздоха не нарушило тишины. Её худенькие плечи вздрагивали от всхлипов. Иттрик не выдержал, не спрашивая позволения, развернул её, осторожно взяв за плечи, притянул её поближе, обнял, прижал к себе. Она уткнулась в его плечо и затихла. Он неловко провёл рукой по её волосам, заплетённым на ночь в короткую растрёпанную косичку.

— Ну что ты, Ивенн, милая, не надо, — растерянно прошептал он, гладя её по голове и чувствуя, как её волосы щекочут щёку. — Ивенн… перестань…

Они просидели так довольно долго. Спустя некоторое время девушке наконец удалось взять себя в руки. Она была бледна, в тёмных глазах появилось что-то совсем новое, непривычное.

— Спасибо, — тихо промолвила она, коснувшись его руки и поднявшись с постели. — Спасибо тебе… я… даже не знаю, что и думать…

Она замолчала, боясь, что слёзы снова подберутся к глазам.

— Давай я твой плащ заштопаю и рубаху, гляди, совсем изорванные, — добавила она, с трудом улыбнувшись. Не дожидаясь ответа, подхватила со стула его одёжу и направилась к двери.

— Спать не будешь?

— Да какой мне сон теперь, — вздохнула Ивенн и неслышно выскользнула из горницы.

Она вернулась к себе — её горница была прямо за стеною, забралась на постель, разложила перед собою длинный серый плащ и простую льняную рубаху. При тусклом свете свечи и серебристом отблеске месяца, почти совсем недавно рождённого, видно было хорошо. Девушка растянула серую ткань на коленях, вдела нитку в иголку (кончик языка на верхней губе) и принялась за шитьё.

Рукоделие она всегда любила с тех пор, как Уна напомнила ей о нём. Неторопливая, размеренная, кропотливая работа успокаивала, помогала собраться с мыслями, на время отвлечься от внешнего мира. Тонкая, длинная игла легко ходила в ткани, прорехи исчезали, швы становились совсем незаметными. Не худо было бы и постирать — вон как поиспачкался да истёрся в дороге…

Откуда-то из приоткрытого окна потянуло сквозняком. На дворе был уже почти вересень-месяц, и прохладный ветерок играл со ставней, пробирался под одёжу. Немного подумав, Ивенн набросила плащ Иттрика себе на плечи. Ему всё равно, а ей хоть немного, да теплее… Согрев замёрзшие пальцы, девушка принялась за рубаху. У многочисленных посетителей трактира, да и у самого Йоханна она видела алые, белые или чёрные — в зависимости от цвета самой одёжи — узоры-обереги, а здесь, ни на вороте, ни на запястьях подобных узоров не было. Рубаха была весьма грубого покроя, очень простая, свободная. Решив, что хозяин одёжи не будет серчать на неё, девушка поменяла нить с белой на алую и принялась за узор.

За окнами уже начало светлеть, когда Ивенн закончила, оборвала нить и отложила иглу. Ей никогда ранее не приходилось вышивать обереги для кого-то, однако пальцы словно сами вспоминали необходимые движения, игла была послушна рукам, узоры вышли такие, равно как она и хотела: ровные, вьющиеся по воротнику и запястьям, словно лоза. Иттрик говорил, что его покровитель — Сварог, и Ивенн вышила на рукавах знаки Сварога, переплетающиеся восьмиугольные фигуры. Немного полюбовавшись на свою работу, она вдруг неожиданно для себя самой поднесла ткань к лицу и вдохнула её запах. От неё пахло льном, дикой мятой и — совсем немного — дождём.


8. Чёрная лента


Во дворце Реджетто царило давно не виданное оживление, но не яркая, пёстрая предпразничная суета. Все, кто был хоть немного приближён к трону светлейшего, понимали, что произошло что-то непоправимое, что-то, что должно изменить доселе привычный уклад жизни. Асикрит [1] императорского двора Витторио Дени был на ногах с часа более раннего, чем поднялось солнце, однако добраться до светлейшего и выяснить причину его такого поведения он до сих пор не смог. Витторио Дени знал, что светлейший никому так не доверяет, как ему. За два десятка зим, в течение которых он служил при дворе, ему удалось войти в доверие императора и подняться в сравнительно короткий срок до титула асикрита, первого человека при тайном кабинете двора. Витторио пользовался положением вовсю и знал секреты, слабые и сильные места императора — если не все, то, по крайней мере, хотя бы некоторые.

— Ваша милость! Ваша милость, будьте добры, постойте!

Витторио Дени остановился на середине лестнице, не оборачиваясь. Не дело — обращаться к нижестоящим, если есть необходимость, поднимутся сами.

В Сайфаде, стольном городе Империи, Витторио знали, и многие были знакомы с ним лично. Производить впечатление, заставляющее при всякой встрече склоняться в благоговейном поклоне, было во вкусе асикрита, и, к его счастью, внешность у него была запоминающаяся: чёрные кудри до плеч, небольшая, но заметная горбинка на носу, выступающий, резко очерченный и всегда гладко выбритый подбородок, оливковый загар, высокая, статная фигура — когда он появлялся на людях по правую руку от светлейшего, многие замечали, что асикрит ростом выше императора. Короткий, быстрый, нередко даже скучающий взгляд жгучих чёрных глаз ни на чём не задерживался долго, но те, кому выпадал случай ненароком встретиться с асикритом глазами, с той поры всегда опускали взор при встрече с ним.

— Ваша милость, — по лестнице спешно поднимался кондотьер [2] Риоццо, — что случилось? Его светлость отказались меня принимать, у меня вести с границ, он хлопнул дверью перед моим носом и велел никого к себе не допускать.

Витторио давно не видел старого кондотьера таким встревоженным, ему и самому уже становилось интересно, что произошло с императором, однако он сдержал любопытство и лёгким, чуть заметным кивком головы поприветствовал предводителя войска.

— Мне неизвестно, — ровно отозвался он. — Верите ли, сам не могу прийти к нему ещё с утра. Если он меня прогонит и теперь, значит, наше небо рухнет.

Витторио Дени попытался пошутить, но вышло неловко, и кондотьер даже не улыбнулся. Вместо этого он согласно качнул головой, коротко поклонился асикриту.

— В любом случае, вы можете доложить о случившемся мне, а я передам светлейшему, когда смогу, — сказал Витторио после некоторого времени молчания. — Что слышно на границах?

— Со стороны Халлы и Кейне пока что ничего. Мои отряды видели стену к северу отсюда, она воздвигнута не столь давно, смею предполагать, в Северных землях готовятся к обороне. Явно увеличено количество дозоров и объездов, мы не раз натыкались на остатки брошенных лагерей. Однако удара с двух сторон им не выдержать, с трёх — тем более. Жаль, правда, что в нашем случае флот был бы бессмысленен, у Кейне нет выхода к морю.

— Нам же лучше, — Витторио Дени пожал плечами. — На суше атаковать быстрее и проще.

— Что меня тревожит, так это отсутствие вестей с запада, — продолжал кондотьер Риоццо, пропустив замечание асикрита мимо ушей. — Лорд Эйнар Альд Мансфилд слишком долго тянет с ответом. Кажется, мы предложили достаточно, чтобы он согласился присоединиться к союзу нашей империи и Халлы.

— Сомневаюсь, что он вообще ответит хоть что-то, — хмыкнул Витторио. — Впрочем, я спрошу у светлейшего, вероятно, он просто не хочет оглашать переписку с лордом Эйнаром.

— Да, ваша милость, вы окажете мне большую услугу, — кондотьер ещё раз поклонился и направился к подножию лестницы. Проводив его задумчивым, хмурым взглядом, Витторио Дени быстро поднялся к главному входу и вошёл во дворец.

Несмотря на то, что уже постепенно подбиралась осень, на улице всё ещё стояла невыносимая жара. Под высокими мраморными сводами дворцовых галерей царили приятные полумрак и прохлада. Витторио шёл, не оглядываясь и ни на чём не заостряя своё внимание: всё праздничное великолепие лепнины, украшений и рельефов давно примелькалось. Прикоснувшись к холодной белоснежной стене, он провёл пальцем по тонкой чёрной прожилке на мраморе и убрал руку, заслышав где-то в конце длинной галереи шаги дворцовой стражи. В покои светлейшего его проводили только спустя долгое время уговоров и заверений в том, что он не задаст лишних вопросов и не выведет императора из себя ещё сильнее.

Витторио Дени вошёл и замер на пороге с поклоном. В глаза, привыкшие к мягкому полумраку галереи, ударил яркий дневной свет, щедро льющийся из распахнутых окон. В покоях было тепло и немного душно, сладко пахло курящимися ладаном и миррой. Лёгкие нотки ладана заставили Витторио поморщиться, и он оглушительно чихнул: отчего-то от этого благовония всегда приходили неприятные ощущения. К этому густому запаху примешивался ещё третий, отдалённо напоминающий сандал и знакомый до боли в груди каждому, кто был приближён ко двору: император оставался у себя всё утро и своё одиночество позволил разделить только одному человеку, самому верному и преданному, своей супруге.

— Я не позволял никого впускать! — крикнул светлейший, и в голосе его послышалось досадное раздражение, однако, когда он увидел своего асикрита, гнев его малость поутих. — Ах, это ты. Что ж, входи, нам есть, о чём поговорить.

Витторио Дени неловко покосился в сторону супруги императора, но тот лишь махнул рукой.

— Ты знаешь, у меня никогда не было секретов от Юлии. Если бы не её присутствие, я бы давно сошёл с ума.

Молодая императрица в ответ на его ласковые речи слегка зарделась, и лёгкая улыбка тронула нежный контур её губ. Учтиво поклонившись и ей, Витторио задержал взгляд на её прекрасных чертах чуть дольше, чем было положено. Юлия была поистине красива, как цветок, выросший в чужом саду под тщательной охраной и присмотром — невысокая, хрупкая, изящная, как дикая серна, с мягким загаром, быстрыми, живыми чёрными глазами, глубоко посаженными. Лицо её было тонким, выделялся только нос с заметной горбинкой. Юлия была нездешней, на Звёздный Путь пришла по собственной воле вслед за страстно обожаемым ею супругом, и некоторое время её пребывания во дворце Реджетто было потрачено на восстановление её памяти.

— Не стоит смущать Юлию столь любопытным взглядом, — светлейший строго одёрнул Витторио. — У нас есть вещи поважнее. Сегодня ночью гонец привёз мне ответ от лорда Эйнара.

Витторио сел на предложенное ему кресло с высокой резной деревянной спинкой и взглянул на светлейшего с куда большим интересом.

— Что же он ответил?

Император помолчал, посмотрел в окно.

— Ни слова, — коротко бросил он наконец. — Ни единого слова, только вот это.

С этими словами он протянул руку, взял со стола чёрную шёлковую ленту длиной в два локтя и бросил в руки асикриту. Витторио растянул её на всю длину, повертел в руках, надеясь прочесть хоть какие-то тайные знаки или буквы: в конце концов, так бывало, что переписки шифровались на случай перехвата гонца и самих посланий, но — ничего. В руках у него лежала обыкновенная лента. Гладкий иссиня-чёрный шёлк слегка поблёскивал на солнце.

— Что это значит, ваша светлость?

Август облокотился обеими руками на поверхность стола, погрузил пальцы в блестящие тёмные кудри.

— Война, — ответил он. Витторио Дени даже удивился, как ему удаётся так уверенно держать себя в руках и не срываться после такого происшествия. Теперь его гнев и желание побыть в одиночестве вполне объяснялось отказом в сотрудничестве, полученном от правителя Земель Тумана. — Чёрную ленту присылают при строгом отказе, я думал, ты об этом ещё не позабыл, — продолжал светлейший, не обращая внимания на смятение своего асикрита. — В противном случае прислали бы алую, или же хотя бы ещё несколько слов.

Витторио смял ленту и швырнул её на стол. Гладкой чёрной змейкой она скользнула вдоль витиеватой деревянной ножки и юркнула в тень.

— Эйнар слишком много о себе возомнил, — хмыкнул Витторио, нахмурившись. — Отказывается от союза с нами. Не удивлюсь, если он окажет поддержку Кейне, этим… дикарям и варварам. Хотя им и того более нечего предложить ему за это.

— Не говори так, — Август перебил его и неприязненно поморщился. Всегда, когда разговор заходил о правителе Земель Тумана, у него по позвоночнику пробегал ощутимый холодок. — У лорда были причины, надо понимать. Мы не вправе судить его.

— Ого, ваша светлость, с каких это пор вы записались в праведники? — Витторио Дени едко усмехнулся и встал, с грохотом отодвинув тяжёлое деревянное кресло. — Неужели это и впрямь говорите вы, вы, чьи руки залиты кровью по самые плечи? Сбросьте нимб, сейчас не до этого, тем более он так не идёт вам. У вас немало тех, кто готов пожертвовать жизнью и свободой за благополучие страны…

— Нет, — Август, в свою очередь, понял, к чему клонит асикрит, и тоже поднялся. Теперь они стояли по разные стороны стола, испепеляя друг друга взглядом. — Нет, нет, нет. Лорд Эйнар слишком силён, слишком хитёр, до него не добраться просто так. Я наслышан о магии в Землях Тумана, полагаю, ты тоже. Рискнуть и совершить покушение на лорда — всё равно что засунуть обнажённую руку в змеиное гнездо!

Витторио не заметил, как дыхание сбилось и зачастило, кровь прилила к голове, застучала в висках и пролилась темнотой в глаза. Он ухватился за резную спинку кресла, чтобы удержать равновесие: закружилась голова. Асикрит обернулся в сторону Юлии — та сидела невозмутимо на бархатных подушках, подобрав под себя стройные загорелые ноги и занимаясь каким-то рукоделием, то ли вышивкой, то ли бисером. Ни тени недовольства, тревоги или возмущения не омрачило её бесстрастного лица.

— Тогда позвольте вас кое о чём попросить, ваша светлость, — Витторио сделал шаг к столу и склонился поближе к светлейшему. Тот с некоторой заинтересованностью приподнял густые чёрные брови.

— Попробуй.

— Если так случится, что лорд Эйнар Альд Мансфилд переменит своё мнение и Земли Тумана всё-таки решат к нам присоединиться, откажите им. Союз с Халлой достаточно силён, да и к тому же нам достанет гордости не унижаться перед ними, чтобы принимать от них подачки и благосклонность.

Император некоторое время молчал, а потом вдруг засмеялся хрипло, так, что даже Юлия невольно вздрогнула и отвлеклась ненадолго от рукоделия.

— А в тебе говорит твоя горячая кровь, Витторио Дени, — промолвил светлейший, всё ещё не избавившись от припадка смеха. — Или же какие-то более личные причины?

— Причины есть, ваша светлость, не сомневайтесь, — асикрит неодобрительно сощурился. — Я не ребёнок, чтобы потакать собственным капризам. Постарайтесь понять меня. Хольд, приближённый Отца Совета из Кейне, очень близок к лорду Эйнару. Это даёт мне основания думать, что Земли Тумана вполне могут объединиться с Кейне и потому отказали нам. Так вот, Хольд — любовник сестры лорда Мансфилда, не помню её имени, это значит, что он на их стороне. В Землях Тумана есть человек, которого я считаю своим кровным врагом. Слышал даже, что здесь, в Прави, он близок к правителю. А почему мы враждуем — этого я вам уже не могу сказать, не умолчав ни о чём. А если Хольд и леди Мансфилд скрепят свой якобы тайный союз законом, то Кейне и Вендан в частности, а значит, и все Земли Тумана, заключат вечный мир. Если же это произойдёт, наша империя просто погибнет.

— Но почему тогда ты не хочешь заключить союз с лордом Эйнаром до того, как Хольд и Регина скрепят их мир? Нельзя терять надежду, вероятно, мы ещё сможем уговорить его.

— Это бессмысленно, ваше сиятельство. Лорду Эйнару должно быть известно об их любви, — конечно, я в этом не уверен, но он должен знать, — и тогда мир с Землями Тумана обяжет нас отказаться от притязаний на Кейне.

Император Август вздохнул, раздумывая, прошёлся вдоль широкого окна, заложив руки за спину. Некоторое время в покоях светлейшего стояла гробовая тишина, и её нарушали только его размеренные шаги, шелест тяжёлой накидки, и Витторио казалось, что, кроме того, в тишине раздаётся стук его собственного сердца. В эти напряжённые минуты спокойной и невозмутимой оставалась только Юлия, увлечённая своей работой.

— Хорошо, — наконец произнёс Август, остановившись и взглянув на Витторио Дени благосклонно. — Я не откажу тебе в этой просьбе.

— Не знаю, как благодарить вас, ваша светлость, — Витторио поклонился, коснулся рукой холодного мраморного пола и тут же горделиво выпрямился. — Ваш ум и способность здраво мыслить не знают равных.

— Ступай, — по тонким губам светлейшего скользнула чуть заметная улыбка. Асикрит ещё раз склонился перед ним и вышел.

________________

[1] Асикрит — титул первого приближённого. Здесь и далее в Дартшильде — византийская система иерархии придворных титулов и войска

[2] Кондотьер — военачальник


9. Снова в дороге


Так минуло ровно десять дней. Жизнь в маленьком горном селении шла своим чередом. Потихоньку подбиралась осень, красила листву в лиловый, золотистый, багряный, приводила с собой холодный северный ветер, долгие серые дожди. Рваные клочья тумана тянулись по дорогам и пропадали где-то в траве, и казалось, что облака спустились на землю и окутали её сизым маревом. Пора было возвращаться в Кейне: хоть и не четыре луны минуло, а всё-таки обещался вернуться сразу, как сделает то, что задумал…

Последнее время Иттрик совсем закрылся в себе, на вопросы отвечал иногда невпопад, подолгу смотрел в одну точку, останавливался в одном положении у затуманенного окошка или даже под дождём. Прозрачные капли падали на его лицо и сползали к подбородку и шее тонкими мокрыми дорожками. Однажды Ивенн, увидев из окна его высокую, слегка сутуловатую фигуру, замершую на дворе, накинула на плечи платок, спустилась вниз, выбежав на улицу, подошла к юноше поближе, встала на носочки, потянулась к нему. Он взглянул на неё, будто впервые видел. Ивенн стёрла ладошкой капли дождя с его лица.

— Иди в дом, — тихо промолвила она. — Тут так зябко.

— Знаешь, мне возвращаться пора, — вздохнул Иттрик. — Я ушёл из Ренхольда, только чтобы найти тебя. Но ты ничего не помнишь и навряд ли узнаешь тех, кто был тебе дорог и кому дорога ты. Отец твой, Ярико… Да и мы все… Кто мы тебе теперь?

Ивенн закусила губу.

— Я узнаю, — прошептала она, заглянув ему в глаза. — Ты мне будешь напоминать. Ведь будешь?

Она посмотрела на него с наивной надеждой. Иттрик опустил руки ей на плечи и прижался щекой к её волосам — совсем как тогда, несколько лун назад, когда отыскал её в Яви.

— Конечно, — ответил он так же тихо.

Наутро они простились с добрыми и гостеприимными хозяевами трактира. Йоханн по-отечески обнял Ивенн, обменялся рукопожатием с Иттриком, как со старым знакомым. Уна не скрывала слёз: никогда ранее ей не приходилось прощаться с кем-то, да и не думала она, что так крепко привяжется к этой милой девчонке, на время ставшей ей дочерью. Уже у порога Ивенн бросилась ей на шею и тоже заплакала, прижавшись к ней, и хозяйка только погладила её по голове и ласково поцеловала в лоб.

— Прощай, милая, да сохранят вас боги на вашем нелёгком пути, — вздохнула Уна, когда Ивенн, наконец, отстранилась. — Не забывайте нас, обязательно возвращайтесь, вы всегда будете нашими желанными гостями.

Женщина украдкой смахнула слезу и постаралась улыбнуться: говорят, плакать в дорогу — худая примета. Иттрик слегка сжал руку Ивенн. Дорога, тёмная и мокрая после ночного дождя, легла под ноги широкой лентой, и девушка вдруг подумала о странном чувстве, которое возникло, когда она прощалась с Уной и Йоханном: ей казалось, что так уже было, что она с кем-то расставалась так же тяжело, кто-то так же не смог сдержать слёз, так же обнимал её, просил вернуться… Вот только кто? Воспоминание мучительно крутилось где-то совсем рядом, кажется, протяни руку да поймай, но память отказывала.

Когда Иттрик и Ивенн вышли из Флавиды, было уже за полдень, но приближающаяся осень давала о себе знать: с утра так и не потеплело, даже заморосил мелкий, едва уловимый дождь. Небо было затянуто тучами беспросветно, дорогу размыло, тёмные комья грязи и мокрой земли налипли на башмаки, и те стали втрое тяжелее. От леса тянуло холодом и пронизывающим ветром. Ивенн то и дело обнимала себя руками, пытаясь согреться, и Иттрик, заметив, что она вся дрожит, отдал ей плащ. Девушка долго упиралась, боясь, что он сам замёрзнет, но он заставил её одеться: ему-то не привыкать, а она ещё простудится, сляжет совсем…

Чтобы выйти с перевала на дорогу, ведущую прямиком в Кейне, нужно было пройти через Северный лес. Это бы заняло добрых пять-шесть дней: лес тянулся на много миль к северо-востоку, и, как путники ни старались бы срезать, переход оказался бы по-любому долгим. Вскоре селения и редкие домики совсем кончились, незаметно подкрался вечер. Облака потемнели, под ноги снова лёг седой туман, над головой зашумели мокрые ветви деревьев. Идти решили до последнего, пока не начнут падать с ног: ночевать в лесу, да ещё и в такую-то погоду, не улыбалось. Чтобы хоть немного взбодриться и скрасить тишину, Ивенн негромко запела. Голосок у неё был не особенно хорош, как и Йоханн, она сильно фальшивила, но Иттрик задумчиво улыбался, слушая её, и жалел, что не может подхватить простенькую, незамысловатую мелодию: уж больно стеснялся, хоть и не было вокруг людей.

Вдруг где-то в тишине хрустнула ветка и послышалось неразборчивое ругательство. Иттрик резко остановился, схватил свою спутницу за плечо. Она испуганно замерла, оборвала песню на полуслове.

— Тише, — прошептал юноша, встревоженно озираясь. — Слышишь?

— Что? — прошептала Ивенн. Его тревога передалась и ей, и она даже слегка побледнела. — Ничего такого… Это, верно, птица…

— Птицы не ругаются, — заметил Иттрик. Где-то совсем неподалёку снова зашуршали кусты, и Ивенн тихонько ахнула, крепче сжала его руку.

— Что это?

— Не знаю… Давай отойдём, послушаем.

Он потянул её за руку, они отошли на обочину дороги и в ту же секунду поняли, что совершили ошибку. Иттрик услышал треск ломающихся веток за спиной за миг до того, как чьи-то грубые руки оттащили его от Ивенн и прижали к стволу дерева. Как же он позабыл о том, что на дорогах, особенно в лесу, нужно быть осторожнее… Немало ведь и тех, кто не признаёт ничью власть, рыскает по лесам в поисках наживы. А у него мысли о том, что нужно остерегаться разбойников, совсем из головы вылетели.

— Ничего у нас нет, — выдохнул он, чувствуя сквозь рубаху жёсткую, мокрую кору дерева. — Оставьте! Пустите!

Вместо ответа в темноте сверкнул нож. Юноша попытался вырваться, но куда там… Где-то ближе к дороге вдруг раздался короткий вскрик Ивенн, а затем послышались звуки борьбы. Иттрик рванулся в сторону изо всех сил, оттолкнув того, кто его удерживал, но его помощь уже не понадобилась. Он успел увидеть, как из-под широких рукавов Ивенн вырвались чёрные дымчатые сполохи и на мгновение окутали всё пространство перед нею. Она зажмурилась и отпрянула, а потом, когда открыла глаза, увидела, что троих дюжих разбойников, что набросились на неё, больше нет. На мокрой пожухлой траве, у самых её ног, лежала груда сгоревшего тряпья. В воздухе запах мокрой земли и грибов смешался с тяжёлым запахом гари и крови.

Ивенн застыла в изумлении, разглядывая собственные руки, из которых только что вырвалось настоящее оружие, причём не поддающееся контролю и разуму. Последний разбойник, оставшийся в живых каким-то чудом, с паническим страхом смотрел на то, что осталось от его спутников, словно в оцепенении. Ивенн с трудом заставила себя отвести глаза от колец Тьмы и того, что та под собою погребла. Неожиданно лёгкий толчок в спину вернул её в реальность. Обернувшись, она встретилась с встревоженным взглядом светлых голубых глаз.

— Беги, глупышка!

Не думая ни о чём, Ивенн метнулась в кусты, только ветки затрещали за спиною и роса пролилась под одёжу, тронула холодом. Девушка чувствовала, что ещё немного, и её вывернет наизнанку — это ведь надо было сотворить с людьми такое! Тяжёлый комок подобрался к горлу и вырвался наружу неожиданными рыданиями. Слёзы сдавили грудь, Ивенн задыхалась от всхлипов и от быстрого бега, продиралась сквозь густые колючие заросли, не видя ничего перед собою, не разбирая дороги. После долгого дождя земля ещё не просохла, башмаки отяжелели от воды, девушка с трудом поднимала их на каждом шаге, но не останавливалась. Вдруг что-то скользкое подвернулось под ноги; не удержав равновесие, Ивенн рухнула на спину, ударилась затылком обо что-то твёрдое и провалилась в пустоту.

…Татуировка в виде птицы не давала покою с той самой минуты, как Уилфред заехал в лес. Объезд перевала занял ещё добрых пару суток, приехав в трактир, он узнал, что девчонка ушла в Кейне только минувшим днём, и тут же пустился в путь — за ней. Благодаря татуировке, оставленной Тьмой, он мог чувствовать её присутствие: она была где-то совсем близко, и птица на запястье пульсировала, всё сильнее и сильнее, однако Уилфреду казалось, что он не приближается: нигде, никаких следов, будто не по земле шли, а по воздуху, и мало того, где он ни спрашивал — никто не видел ни темноволосую девчонку росточком от горшка два вершка, ни парня в сером потрёпанном плаще. И Уилфред уже было отчаялся найти их, как на лесной тропинке, куда он свернул с большой дороги, татуировка начала биться с такой силой, что ему на мгновение даже показалось, что птица сейчас оживёт и сорвётся с руки. Это уже походило на какую-то игру. Раздосадованно сплюнув, Уилфред спешился, перебросил поводья через низкую ветку и пошёл напрямик через заросли: птица рвалась и оживала именно здесь. И, наконец, когда запястье пронзило резкой нежданной болью, Уилфред увидел чью-то маленькую фигурку в длинном плаще, лежавшую навзничь. Едва он склонился над нею — проверить, жив ли человек, как татуировка в один миг исчезла с руки, будто и не бывало. И Уилфред в темноте с трудом узнал ту самую девушку, что они с Эйнаром видели дважды за один вечер.

Девчонка была без сознания и, кажется, лишилась чувств совсем недавно: дыхание всё ещё было сбито, сердце билось и скакало, как у загнанного зверька. Уилфред немного подождал, оглядываясь по сторонам в поисках её спутника — хозяева трактира сказывали, что она ушла не одна, — но никого вокруг не было, только ветер шумел в мокрых ветвях. Уилфред осторожно повернул её, осмотрел, но в темноте нельзя было ничего разобрать, цела ли, нет. К тому же моросил мелкий дождь, в лесу было неуютно, да и девчонку было бы не худо обогреть, привести в чувства. Немного подождав и убедившись, что вокруг точно нет никого, с кем бы она могла попасть сюда, он поднял её, усадил на лошадь перед собою и, приобняв одной рукой за пояс, пустил коня шагом. Что ей придётся рассказать после того, как она очнётся? Знает ли она его, да и самого Эйнара? Может, и знает, хотя навряд ли. Маленький испуганный ребёнок… И ветер их ведает, зачем они потащились ночью через этот лес. Ведь всем известно, что на дорогах опасно, особенно как стемнеет! И где же парнишка, её спутник? Маловероятно, что он её бросил просто так…

Через несколько часов дороги они добрались до перевала. Чтобы не затягивать с возвращением и не изматывать девушку долгим переходом, Уилфред не стал делать крюк в объезд перевала. Это скоротало бы путь дня на три-четыре, ежели поспешить. Когда уставшая лошадь начала спотыкаться, да и сам всадник почувствовал, что от сидения в одном положении затекли ноги, он решил заночевать прямо здесь же, в лесу. Среди камней отыскалось что-то вроде небольшой сухой пещеры. Понадеявшись на то, что волки не почуют лёгкую добычу, он привязал коня у ручья, а сам вместе с девчонкой забрался в пещеру и задвинул вход камнем. Разводить костёр было почти совсем не из чего: несколько сухих веточек лежало на земляном полу, и всё на том. Собирать их в лесу было бы бессмысленно: после дождя кора намокла и не удержит искру. Уилфред решил собрать и поджечь то, что было, и вскоре в углу пещеры запылал небольшой костёр.

Уилфред развернул девушку поближе к огню, взяв её руки в свои, подержал их немного над пламенем, согревая, плеснул ей в лицо водой из своей фляги. Прошло добрых несколько минут, прежде чем девчонка тихо вздохнула и повернула голову набок. Уилфред облегчённо выдохнул: жива всё-таки, а он уж боялся, что нет. Наклонившись над нею, он чуть приподнял её за плечи, несколько раз встряхнул.

— Очнись, очнись же, — приглушённо воскликнул он, в который раз вглядываясь в бледное перепачканное лицо. — Очнись, девочка!

И вдруг она открыла глаза, оттолкнула его, с визгом рванулась в сторону, маленькой летучей мышкой заметалась по пещере, пока не наткнулась на выход, выскочила под дождь и, путаясь в не по размеру длинном плаще и промокшей юбке, побежала в темноту.

— Вот глупая, — Уилфред сплюнул и побежал за ней.

Несмотря на то, что бегала незнакомка не то чтобы очень быстро, расстояние между ними не сокращалось. Уилфред то и дело поскальзывался в грязи, на мокрых камнях, вытаскивал из луж сапоги, в то время как маленькой и лёгкой его спутнице пробираться сквозь всё это было гораздо легче.

— Постой! — наконец крикнул он, совсем выбившись из сил. — Остановись! Я не разбойник, не сумасшедший!

На мгновение замерев и обернувшись, девчонка побежала ещё быстрее. Дождь хлестал по лицу, по рукам, оба спотыкались, скользили и падали, но не останавливались.

— Стой! — сердито закричал Уилфред наконец. — Да кто ты такая, чтобы тебя упрашивать! Ты же не сможешь одна в лесу! Заблудишься, на чужих дозорных нарвёшься! С Тьмой своей не справишься! Погибнешь!

На пути встали высокие колючие заросли. Добежав до них, девушка, наконец, в нерешительности остановилась, повернулась к Уилфреду, опустилась на мокрую землю, обхватила колени руками и уткнулась в них лицом, будто спряталась. Он подошёл и тронул её за плечо.

— Тебя никто не тронет. Обещаю. Ну, пойдём.

Девушка, опасливо оглядываясь на него, медленно поднялась, отряхнула испачканную одёжу. К пещере возвращались гораздо дольше, чем бежали от неё: в темноте всё вокруг казалось одинаковым, и если бы Уилфред не вспомнил, что стреножил коня на склоне у ручья, они бы до утра искали свой ночлег.

К их счастью, костёр ещё не погас, но уже догорал. Уилфред подвинулся поближе к каменной стене, освобождая девчонке место. Тонкий плащ не особенно спасал от холода, она промокла до нитки и вся дрожала, как в лихорадке. Протянув озябшие руки к огню, она совсем затихла, и если бы не сбивчивое, чуть слышное дыхание, она стала бы почти невидимкой.

— Да не бойся ты, — наконец сказал Уилфред, поглядев на неё. Ни дать ни взять воробей нахохлившийся… — Я тебя не съем.

Девчонка испуганно взглянула на него из-под коротких светлых ресничек и тут же опустила взор. В широко распахнутых серых глазах отражались золотистые отблески пламени.

— Как тебя зовут?

— Ивенн, — ответила она едва разборчиво и прислонилась плечом к сухому камню, нагревшемуся от костра.

— Ну вот, — спутник её слегка улыбнулся. — А меня Уилфред. Ты, поди, голодна?

Несмотря на то, что девушка ничего не ответила, он встал, пошарил вокруг в поисках своей дорожной сумки и увидел её в дальнем углу пещеры. Кто её знает, как она там оказалась… Уилфред подошёл, поднял её, начал перебирать содержимое и спустя несколько минут отыскал несколько кусков хлеба и сушёного мяса, что брал с собой в дорогу.

— Сейчас хоть поужинаем немного, а то и у меня во рту с утра ничего не было… Ивенн?

Приглядевшись, он увидел, что девушка уже спит, уставшая от пережитых тревог и потрясений.


10. Обряд


— Ты, парень, прости, что ножом грозился, — выживший по воле одного только случая разбойник убрал своё оружие за пояс и развёл руками. — Непростые вы, этого мы сразу-то и не приметили. Виноваты… Ступай, ищи свою подружку. Я чай, она с перепугу далеко не убежит.

Иттрик растерянно кивнул, свернул с дороги, несколько раз ещё раз обернулся назад, но о случившемся нападении напоминала всего лишь небольшая куча сгоревшей одёжи. Юношу передёрнуло от одной только мысли о том, на что должна быть способна Тьма в более опытных руках. Например, в руках лорда Эйнара… Иттрик продрался сквозь заросли шиповника, стряхнул капельки воды с волос и огляделся. Никого, только лес гулко звенит тишиной.

— Ивенн! — закричал юноша, уже не боясь быть услышанным кем-то другим. — Ивенн!

Ответа не было. Только где-то настойчиво и печально выводила трель серая горлинка.

— Ивенн!

Иттрик осмотрел всё вокруг, все кусты, овраги, но девушка будто сквозь землю провалилась. Не отзывалась, не выходила, а все следы, которые могла оставить её обувь, смыл дождь. Он остановился в растерянности и нерешительности. Надо было бежать за помощью, вот только куда? К кому? Слишком мало вероятности того, что поблизости окажется кто-то из знакомых… Но другого выхода не было, да и медлить нельзя, а ну как с Ивенн что-нибудь случилось, и он об этом не знает? Иттрик вышел на дорогу и побежал в противоположную сторону.

Ветер нещадно хлестал по лицу и трепал волосы, без плаща было всё-таки куда холоднее, да и руки начали замерзать. Юноша не знал, сколько времени прошло с той минуты, как он расстался с Ивенн, и отыскать хоть кого-нибудь он уже было совсем отчаялся, как вдруг где-то среди деревьев мелькнули чьи-то высокие тёмные фигуры, хрустнул валежник под тяжёлым конским копытом. Иттрик понял, что эти люди — первая и последняя надежда, и бросился наперерез всадникам. Предводитель небольшого отряда успел его заметить и резко остановил коня, отчего тот поднялся на дыбы, и всадник едва удержался в седле. Остальные тоже остановились чуть поодаль — их было пятеро, и все были, как один, одеты в тёмный бархат и золото. Среди жителей Кейне и Халлы Иттрик не припоминал таких одеяний, но до того ли было…

— Совсем с ума спятил! — закричал на языке онхён предводитель, воин солнцеворотов сорока от покрова на вид. Приглядевшись, юноша заметил, что внешность у него была тоже весьма непривычная для этих краёв: тёмный загар, короткие чёрные волосы, слегка вьющиеся на висках, ровно остриженная чёрная борода. — Куда под копыта лезешь? Напился, что ли, и дороги не видишь совсем?

— Не пил я, — тихо промолвил Иттрик, протянув руку и взяв поводья его лошади. Люди, на которых он наткнулся, явно были чужаками: на онхёне просто так говорить не станут, это наречие, которое понимают здесь все, а значит, члены отряда не уверены, что юноша здешний, так как сами не из этих мест.

— Что тебе нужно? Пусти повод!

Всадник слегка ударил Иттрика хлыстом по руке, и тот вынужден был выпустить уздечку. Несмотря на то, что удар был не особенно сильный, на запястье тут же покраснел и обозначился бугорком косой рубец.

— Помогите, прошу, — в нескольких фразах Иттрик передал им случившееся, сбиваясь и путаясь от волнения в словах. Говорил он недолго, но с каждой минутой предводитель отряда, Октавий Ренн, всё внимательнее присматривался к нему и, когда он замолчал и поднял на воинов глаза в ожидании ответа, первый всадник подозвал к себе жестом другого и велел наклониться поближе.

— Вышивку видишь?

Молодой дозорный тоже взглянул на стоящего перед ними юношу, рассмотрел на его рубахе алые узоры и кивнул.

— Жрец, не иначе, — так же тихо продолжал Октавий. — Похоже, немного того. Точно… Приказ асикрита помнишь? Отыщем хоть одного — доставить в столицу. Идём с нами, парень, наш лагерь тут недалеко, — промолвил он уже громче, обращаясь к Иттрику. — Обогреешься, поешь, там и видно будет.

Юноша попытался возразить, но тон Октавия был непреклонен и возражений не допускал, пришлось покориться. Мысли об Ивенн всё никак не выходили из головы, он был уверен, что с ней непременно что-то случилось, иначе она отозвалась бы или сама отыскала его. Ведь навряд ли она успела убежать так далеко, к тому же он бы заметил её без особого труда.

Лагерь, в который незнакомцы привели Иттрика, тоже показался странным и очень непривычным взгляду. Вокруг хаотично располагались шатры, украшенные узорами, парчой, золотом, камнями и шёлком, перед ними пылали костры, то тут, то там слышались разговоры на непонятном языке. Речь была быстрой, спешной, слов невозможно было разобрать. Предводитель отряда всадников оставил Иттрика у одного из шатров под присмотром своего молодого помощника, который не проронил ни слова за всё минувшее время, и ненадолго исчез, а позже вернулся, ведя под уздцы ещё одного коня, серого в яблоках, красивого, статного. Иттрик, любивший лошадей больше всех других животных, невольно залюбовался, но грубый окрик вернул его на землю:

— Долго ждать-то? Ехать пора!

— Куда ехать? — растерянно переспросил юноша, поглаживая коня по умной кареглазой морде. — Вы обещались помочь найти Ивенн!

Октавий резко развернул свою лошадь и поглядел на него в упор.

— Сам поедешь, или руки связать?

Отпираться было бесполезно. Иттрик понял, что его обманули, слишком поздно. И только тогда он спохватился о том, что наговорил первым встречным слишком много: и про Ивенн, и про её проявления Тьмы, и про то, что девушка хотела бы стать ученицей лорда Эйнара, но это невероятно… Однако сказанного назад не воротишь. Сам виноват, теперь-то уж выкручивайся, как знаешь…

За всю дорогу, занявшую чуть больше седмицы, у Иттрика не было ни единого шанса улизнуть, ни конному, ни пешему: Октавий установил за ним постоянное наблюдение, не позволял отбиваться от строя, даже отходить от мест остановок не позволял. Напрасно юноша ждал, пока все заснут, напрасно тайком освобождал стреноженного коня, напрасно в дороге высматривал все встречающиеся на пути развилки и повороты: Октавий ставил его коня всегда в самый центр отряда, чтобы следить за ним была возможность отовсюду. Не давали покоя мысли об Ивенн — где она, что с ней, жива ли вообще? Смерть в Прави всегда казалась юноше такой глупой, хоть и вполне естественной…

Сайфад встречал шумным великолепием, блеском, золотом, разноцветными драгоценными камнями в упряжках, на эфесах мечей, на украшениях женщин. Повсюду, куда ни глянь, казалось, что течёт нескончаемая людская река: все улицы были запружены до отказа, вокруг шумели, кричали, торговались, пели. Когда отряд проезжал по главной рыночной площади, Иттрик нахмурился и невольно опустил взор на дорогу: невыносимо было смотреть на то, как людей, живых людей продают, словно бездушный товар. В столице Октавий немного оживился, гораздо больше отвлекался и разговаривал со своими спутниками на родном наречии, обсуждал дела, порученные, уже исполненные и ещё только предстоящие. Иттрик молчал и на расспросы не отвечал ни слова: и без того рассказал уже слишком много, да к тому же не тем людям, кому бы следовало.

О дворце Реджетто, высоком — в несколько полов — строении, он слышал не раз, и всегда рассказы об этом месте были разными, однако в действительности он выглядел поистине великолепным, хоть и не было никакого настроения любоваться местной красотой. Высокие мраморные своды, массивные колонны с изящными, витиеватыми завершениями, широкая парадная лестница, высокие окна, орнамент и барельеф на белоснежных стенах — всё это, безусловно, завораживало. Кроме людей из отряда, на Иттрика никто не обращал внимания, хоть некоторые и оборачивались вслед, он не принимал этому особенного значения. О том, что про него вообще не забыли, он понял, когда Октавий, остановив свой отряд властным жестом, велел, как и обычно, стеречь пленника, а сам спешился, бросил поводья кому-то из подоспевших слуг и быстро направился во дворец. Иттрик смотрел за ним из чистого любопытства и от безысходности. До дверей Октавий не дошёл, на верхних ступеньках встретился с кем-то, очень богато одетым, сказал ему несколько слов и снова вернулся к отряду.

— Его светлость велит отправляться на площадь, там сейчас будет весело, — бросил Октавий, спустившись с лестницы и снова легко вскочив в седло.

— Магистр, а как же он? — несмело спросил кто-то из спутников, небрежно махнув рукой в сторону Иттрика.

— Там будет весело благодаря ему, — негромко отозвался магистр Ренн, и Иттрик вдруг почувствовал, как вдоль позвоночника пробежал холодок от этого его тихого, вкрадчивого голоса.

На площади уже начали собираться люди: очевидно, распоряжение императора уже было оглашено, и все пришли в предвкушении какого-то действа. Иттрик ничего не понимал, поэтому предпочёл держаться в стороне, как обычно, в центре отряда дозорных, однако долго ему там оставаться не удалось: кто-то стащил с коня, быстро обыскал и с силой толкнул вперёд.

Сделав несколько шагов, юноша огляделся и понял, что он стоит посреди дворцовой площади, наполовину пустой. Народ толпился по краям, опасливо переговариваясь и бросая короткие взгляды в его сторону. Иные были полны презрения, иные — сочувствия. В самом центре несколько человек разожгли высокий костёр и тут же отбежали в сторону. Пламя взметнулось выше человеческого роста. Всё те же грубые руки бесцеремонно взяли юношу за плечи и развернули в сторону дворца: резные двери распахнулись, и на ступенях появился сам император в сопровождении своего первого помощника, асикрита Витторио Дени, и супруги, молодой императрицы Юлии. Лицо женщины было прикрыто плотной вуалью, на голове у светлейшего в лучах солнца сиял золотой венец, украшенный самоцветами. Виттторио Дени стоял чуть позади, за плечом Августа, словно бы в тени, однако, когда светлейший сказал ему что-то тихо, асикрит сделал шаг вперёд, подняв руку, дождался абсолютной тишины и только тогда заговорил.

— Сегодня для империи особенный день, — начал он, с нескрываемым торжеством оглядывая всех присутствующих. Взгляд его, наконец, упёрся в побледневшего Иттрика и замер на нём. — Возможно, он станет поворотным моментом к лучшему. К победе над нашим общим врагом. Не исключено, что от этого мальчишки, — он вытянул вперёд руку, и рубиновый перстень сверкнул на солнце, — мы узнаем будущее, а также сможем получить защиту и покровительство богов, ведь кто, как не он, связан с ними крепче всего?.. Как известно, истинных жрецов осталось не так уж и много, и доказать их принадлежность к главному богу может только сама стихия, могучая, непобедимая, неподвластная ни приказам… ни магии.

Один из стражников, тот, что держал пленника, выхватил из-за пояса клинок, едва Витторио закончил свою речь. Иттрик закрыл глаза, мысленно обратившись к своему покровителю, но холод лезвия не прикоснулся к коже — вместо этого послышался характерный треск разрываемой ткани, и сайфадец поднял вверх оторванный воротник с вышитым узором-оберегом. Кое-где из толпы послышались крики, хлопки, свист. Юноша почувствовал, что заливается краской, что не в силах стоять перед этой неуправляемой стаей, готовой по первому слову наброситься на него и разорвать в клочья — и по тому же слову упасть перед ним на колени. Он невольно вспомнил вождя из племени, старика Лагерта: тот мог заставить повиноваться одним только взглядом, одним движением, но почти никогда этим не пользовался, его чтили за недюжинный ум и смекалку…

Задумавшись о вожде, погибшем много солнцеворотов назад, Иттрик перестал слушать крики толпы и голос первого помощника императора: мысли его занимало совсем другое, и поэтому, когда его схватили за руки и куда-то потащили, он поначалу упирался и даже пытался вырваться. Клинок на сей раз прижался к шее остро отточенной стороной. Иттрик попытался рвануться в сторону, но держали его крепко и при попытке вырваться тут же вывернули руки за спину. В локте что-то хрустнуло так, что у юноши потемнело в глазах. Правая рука повисла безвольной плетью. А его самого вдруг обдало жаром и запахом гари, и он увидел, что рыжие и золотистые лепестки пламени взмывают в чистое, безоблачное небо прямо перед его лицом, рассыпаясь серым пеплом и оседая на волосы, на одёжу.

Императрица не видела за спинами воинов почти совсем ничего, но то, что юного пленника подтащили к пылающему костру, чтобы убедиться в том, что он и вправду истинный жрец Сварога, она разглядела хорошо и тут же дёрнула супруга за рукав.

— Прекратите это немедленно, — прошептала она, зачарованно глядя в пламя. — Велите прекратить!

— Проверим, насколько правдивы мои подданные и не лгут ли его вышитые обереги, — отозвался светлейший с показным равнодушием в голосе. — Ну же, дитя моё, не мешай смотреть…

— Живой человек не способен пройти сквозь огонь, — уверенно заявила императрица. — Будь он хоть кем, хоть каким жрецом, никто, кроме магов, такому не обучен. Мальчишка — не маг, это точно.

— Замолчи, — раздражённо отрезал Август. Страже, наконец, удалось совладать с парнем — его толкнули прямо в огонь. Юлия невольно закрыла глаза и даже на мгновение перестала дышать.

По толпе пронёсся испуганный вздох, и в следующую секунду всё стихло. Когда императрица вновь взглянула на площадь, она не поверила своим глазам. Юноша шёл сквозь огонь, медленно, пошатываясь и едва держась на ногах, но всё-таки шёл. Пламя расступалось перед ним, словно кто-то раздвигал его, как завесу. Наконец он вышел из огненного кольца, сделал ещё несколько нетвёрдых шагов, покачнулся и рухнул без чувств на каменные плиты, нагретые солнцем.

— Скажи им, чтобы убрали его отсюда, — Август тронул за рукав Витторио, стоявшего подле него. — Да чтобы не спускали с него глаз, он нам ещё будет нужен…

* * *

Юлия едва дождалась темноты. Происшествие на площади перед дворцом весь день не давало ей покоя. Стоило супругу покинуть комнаты, она металась по покоям, словно пойманная в клетку львица, не находя себе места. Наконец вечер тихо опустился на знойный Сайфад, окутал дворец и весь город мягкими тёмными крыльями. Юлия сбросила шелка и бархат, так опостылевшие за много дней, надела простое платье, одолженное у одной из служанок, заплела волосы в простую косу из пяти прядей и убрала из под тонкое чёрное покрывало.

Август вошёл в покои почти сразу, когда она закончила с приготовлениями, и, удивлённо оглядев супругу, поинтересовался о цели такого маскарада.

— Хочу прогуляться по городу, — ответила Юлия и тут же про себя порадовалась, что лицо скрыто вуалью: светлейший не заметит, как она покраснела.

— Но отчего без охраны? Это может быть опасно, дитя моё…

— Вы можете быть спокойны за меня, — женщина склонилась в изящном поклоне. — Я буду предельно осторожна. Хочу побыть одна.

Император пожал плечами, соглашаясь на необычную прихоть жены, подошёл к ней, откинул вуаль и коснулся губами её губ. Юлия снова почувствовала, что её бросает в краску, но, к её радости, Август тут же опустил лёгкий покров и взял её левую руку в свою.

— Отчего ты никак не снимешь эту повязку? — он тронул широкую ленту из чёрного шёлка, повязанную чуть ниже локтя женщины. — Зачем ты дала этот странный обет? Мёртвым не поможет…

— Это память, — негромко и спокойно отозвалась Юлия, хотя сердце заколотилось и рванулось прочь из груди, когда пальцы светлейшего опустились на повязку. Императрица никогда не снимала её и никому не позволяла прикасаться к ней.

— Ладно, дитя моё, будь по-твоему, — Август провёл рукой по её округлому плечу. — Ступай, и будь осторожна.

Женщина ещё раз поклонилась ему и поспешно выскользнула за дверь.

…Иттрик почувствовал, как что-то влажное и прохладное коснулось лица. Кто-то осторожно приподнял его голову и попытался напоить. Едва сделав глоток, юноша закашлялся. Предметы постепенно перестали расплываться перед глазами, и он, приподнявшись на локтях, увидел молодую женщину, сидевшую на коленях подле него. Одета она была просто, но изящно, сквозь лёгкую полупрозрачную вуаль можно было разглядеть миловидное лицо, тронутое нежным бронзовым загаром. Из-под шёлковой накидки, наброшенной на голову, крупными кольцами выбивались иссиня-чёрные пряди. В руках у женщины был узорчатый кувшин и мокрая серая ткань, сложенная в несколько слоёв. На тонких, хрупких запястьях в полумраке подземелья сверкали золотые браслеты.

— Госпожа… — Иттрик узнал молодую императрицу. Несмотря на то, что лицо её было скрыто вуалью, угадать, кто под нею скрывается, почти не составляло труда. Юноша попытался встать, чтобы поклониться ей, как положено, но боль и нестерпимая ломота во всём теле заставили его опуститься обратно, и он сжал зубы, чтобы не стонать. — Это вы… Но что вы здесь делаете?..

— Тише, молчи, — Юлия испуганно обернулась в сторону тяжёлой двери, но никто не слышал их разговора. — Молчи, или мы пропали. Меня никто не должен видеть и слышать здесь, охрану я подкупила, но не всех. Лежи, тебе нельзя вставать.

Иттрик лёг, последовав её совету, и хотел было по привычке закинуть руку за голову, но та не послушалась. Мало того, всё плечо от локтя пронзило резкой нежданной болью. Он поморщился, и Юлия заметила. Подсела поближе, взяла его руку в свою, быстро осмотрела, надавила в некоторых местах и слегка нахмурилась.

— Похоже, тебе нужно учиться владеть левой.

— Что-то не так?

— Вывернут сустав, сломана кость и разорваны два сухожилия, — тихо ответила Юлия. — Заживать будет очень долго и навряд ли сохранит прежнюю подвижность. Если позволишь, я вправлю, но это мало чему поможет.

— Давайте, — Иттрик зажмурился, зная, как больно вправлять вывихи. Однако ему казалось, хуже того, что уже пришлось вынести, точно не будет. Холодные пальцы Юлии сжали его запястье, а другой рукой она взяла его за локоть и слегка потянула на себя.

— Как, говоришь, тебя зовут?

— Я не говорил…

— Не говорил, так скажи, — голос императрицы вдруг сделался быстрым, торопливым. — Ну, давай, говори!

— Иттрик… А, ветер!

В тот момент, когда он произнёс своё имя, Юлия резко дёрнула сустав, и тот с лёгким щелчком вернулся в правильное положение. Иттрик тихонько взвыл и схватился за предплечье.

— Молодец, — Юлия ободряюще улыбнулась ему и встала.

— Почему вы помогаете мне? — спросил юноша, немного помолчав и придя в себя. — Здесь ведь все мне желают смерти…

Вместо ответа Юлия подошла к нему поближе, приподняла рукав платья, быстрым движением сорвала чёрную повязку с руки, и Иттрик увидел два перекрещенных четырёхугольника, выжженных прямо на внутренней стороне предплечья женщины. Знак Сварога…

— Так вы… — он задохнулся от изумления и даже не сразу сумел подобрать нужные слова, — вы — одна из нас?

Императрица ничего не ответила, но он всё понял и так. Прежде чем направиться к выходу, Юлия опустила на пол подле Иттрика глиняную посудину, ту самую, что принесла с собою.

— Я оставлю тебе воду. Как допьёшь, кувшин разбей.

— Зачем?

— Никто не должен знать, что я здесь была, — прошептала она. — Кроме Диего, разумеется.

С этими словами она бесшумно вышла из подземелья. Послышался звон ключей, лёгкий шорох шагов, и юноша снова остался в одиночестве.


11. Ночь в Вендане


До Земель Тумана добрались быстрее, чем Уилфред изначально предполагал — за девять полных дней, и в Вендан приехали к вечеру на десятые сутки. Правда, дорога показалась ему труднее, нежели он ожидал: Ивенн совсем не умела держаться в седле, и ему пришлось везти её перед собою всю дорогу. Она поначалу боялась, краснела, терялась подле него, даже отодвигалась в седле, но спустя несколько дней пути, который казался ей уже чуть ли не бесконечным, перестала закрываться и иногда даже засыпала, пристраивая голову на плече Уилфреда, правда, на его вопросы всё так же молчала и иногда, думая, что он не видит, тихо плакала. А когда она засыпала, он только улыбался про себя: волосы девушки щекотали шею, тёплое, размеренное дыхание касалось остывшей на ветру кожи. Она была совсем как его младшая сестрёнка Лина, оставшаяся там, в Яви, и, заботясь об этой юной Хранительнице, Уилфред вспоминал свою младшенькую и невыносимо скучал.

Когда он ушёл, Лине было всего десять солнцеворотов, а ему — двадцатый минуть не успел. Сейчас он свои года уже не считал, с того дня прошли, кажется, все пятнадцать. Возможно, Лина уже с кем-то обручилась — и добро, если человек хороший. Уилфред не возвращался в Явь в день своего рождения: поначалу не отпускали из гарнизона, а после и сам не хотел. К чему бередить уже давно зажившую рану, напоминать себе о том, что было когда-то, дразнить собственное воображение? Да и к жизни в Прави Уилфред привык, освоился, сблизился с правителем, лордом Эйнаром, и в Явь рваться постепенно перестал.

Когда они приехали, в Замке Тумана было тихо. Стража доложила, что лорд Мансфилд ушёл к себе и просил не беспокоить. Тогда Уилфред решился на крайнюю меру: подняться к нему самостоятельно, без доклада. Эйнар жил в замке, но покои его находились немного в отдалении от остальных комнат. Уилфред бодро шёл по давно известному пути, поднимался по лестницам, дорогой забрал один факел из длинной каменной галереи. Большая дрожащая тень протянулась под ногами. Сонная, хмурая Ивенн шла чуть позади и хотела только одного: чтобы её, наконец, оставили в покое. Кроме того, ей было жаль Иттрика: она помнила всё, что произошло до того, как она потеряла сознание, и оставалось надеяться, что юноша жив. Быть может, он не нашёл её и отправился за помощью, однако странно, что не вернулся, да и Уилфред говорил, что в нескольких верстах вокруг он не встретил ни одной живой души.

— Пришли, — наконец промолвил комендант, жестом приказывая девушке остановиться. Прямо перед ними была закрытая белоснежная дверь, изрезанная простым, но изящным узором. — Постой здесь, я зайду.

Но даже стучаться ему не пришлось: едва он поднял руку, как дверь бесшумно отворилась, и на пороге появился лорд Эйнар.

Ивенн, в нерешительности остановившаяся за плечом коменданта, невольно вздрогнула. Лёгкий холодок пробежал вдоль позвоночника и замер твёрдым колючим шаром где-то в груди. Правитель мог одним взглядом, пристальным, спокойным, но суровым, заставить подчиниться, отобрать волю. Он выглядел немного усталым и задумчивым, и девушка могла поклясться, что видела эти глаза в том самом чёрном зеркале на водной глади у водопада. Уилфред, стоявший перед нею, почтительно поклонился, приложив руку к груди, и лорд Мансфилд коротко кивнул в ответ.

— Проходите, — произнёс он и сделал приглашающий жест рукой. — Я не ждал тебя так скоро, Уилфред, рад, что ты легко справился с тем, о чём я тебя просил.

— Легко? — комендант многозначительно хмыкнул и покосился в сторону бледной и взволнованной своей спутницы. — Не сказал бы. Но спасибо.

Он неуловимо улыбнулся, прошёл в комнату и занял, вероятно, привычное место — у широкого низкого подоконника, скрестил руки на груди, прислонился к стене и прикрыл глаза. Ивенн тихонько скользнула вслед за ним, хоть она пока что и не очень привыкла к нему, ей не хотелось оставаться один на один с правителем. От него будто бы веяло холодом, к тому же девушка чувствовала что-то, доселе незнакомое, и не могла объяснить себе это чувство.

— Сядь, — хозяин замка подвинул к ней мягкое кресло, обитое тёмно-зелёным бархатом, и сел сам напротив неё за стол. — Не бойся. Бояться уже нечего, да и поздно.

Ивенн послушно села, вцепилась в мягкие подлокотники — ткань была очень приятной на ощупь, хоть и непривычной, — и непроизвольно вжалась в спинку кресла. Ей хотелось стать совсем-совсем маленькой, чтобы занимать как можно меньше места и как можно вернее спрятаться от внимательных, чуть прищуренных глаз правителя, серо-голубых, светлых и холодных, словно льдинки.

Эйнар протянул руку, вызвал Тьму, и на столе перед девушкой из чёрного облака тут же материализовался серебряный кубок, наполненный чем-то золотистым. Напиток слегка шипел и пенился, от него шёл едва заметный пар, пахло чем-то незнакомым, но весьма приятным. Ивенн испуганно сжалась и отодвинулась ещё сильнее, даже кресло скрипнуло. Уилфред хихикнул и тут же проглотил случайно вырвавшийся смешок.

— Выпей это, — Эйнар указал девушке в сторону кубка. Ивенн в изумлении и испуге посмотрела сначала на него, потом — на правителя.

— Пей, — сурово повторил лорд Мансфилд. — Если боишься, что я хочу тебя отравить, то можешь быть спокойна, ты мне нужна живой. А пока тебе нужно восстановить силы.

Девушка робко взяла предложенный кубок, закрыла глаза и сделала глоток. На вкус напиток оказался тоже довольно приятным, немного кислым, с лёгким ароматом яблок. По телу тут же разлилось приятное тепло, и после нескольких глотков Ивенн уже чувствовала, что силы возвращаются к ней, а мысли перестают бешено метаться, успокаиваются. Страх перед почти незнакомыми людьми тоже мало-помалу рассеивался.

— Не хочешь спросить, кто мы такие и что мы вообще затеяли? — правитель чуть заметно улыбнулся краем губ, но девушка не ответила на его улыбку.

— Мне кажется, я уже не вольна ни в своих решениях, ни в своей судьбе, ни даже в своей жизни, — ответила она, пожав плечами. — Какая разница, кто и как меня убьёт? Несколько дней назад это уже пытались сделать какие-то лесные разбойники, но они не знали моего имени. Вы же хотите узнать меня, зачем?

— Ну-ну, полегче, — дождавшись, пока собеседница допьёт, хозяин щёлкнул пальцами, и серебряный кубок растворился в облаке Тьмы. — Ты ещё слишком юна, чтобы отказываться от жизни, пускай даже здесь.

Ивенн вдруг вспыхнула, вскочила, едва не опрокинув кресло.

— Чего вы все от меня хотите? Зачем привезли сюда? Говорят, что меня ищут в Кейне, Йоханн рассказывал, что нашли меня воины из Халлы и просили вернуть после того, как я встану на ноги, зачем?

Хозяин замка вздохнул, откинулся на спинку кресла. Уилфред с трудом сдерживал смех: забавная всё-таки девчонка, хоть и боится их обоих, а всё ж пытается сопротивляться, хотя, верно, понимает, что против правителя шансы у неё невелики.

— Сядь и успокойся, — жёстко произнёс лорд Эйнар, когда Ивенн, сердитая, встрёпанная, разрумянившаяся от гнева, умолкла и перевела дух. — Мы всё тебе расскажем, только дай нам время.

— Время? — девушка задохнулась и невольно сжала кулаки. — Мне его никто не давал! Все уверены, что могут принимать решения за меня!

— Тихо. Здесь всё будет по-другому. Тебе нечего бояться.

Голос правителя тоже стал тише и спокойнее, взгляд — мягче и даже немного теплее. Ивенн осторожно опустилась в кресло. Где-то внутри шевельнулось чувство вины: всё-таки она неправа, уже пора бы понять, что ни Уилфред, ни правитель не желают ей зла. Ещё в дороге комендант крепости говорил, что лорд Мансфилд сам пожелал взять её в ученицы, потому что проявления их сил совпали. По пути к Землям Тумана Уилфред много рассказывал ей о Тьме и Свете, о том, что она уникальна, как и правитель, потому что такие люди обыкновенно не выживают. Правда, отчего выжил лорд Эйнар, даже Уилфреду было неведомо.

— С вами когда-нибудь происходило нечто подобное… милорд? — спросила девушка наконец, когда в комнате повисла тишина.

Эйнар отвёл взгляд, переглянулся с Уилфредом, враз посерьёзневшим.

— Сейчас не обо мне речь, — ответил он довольно-таки резко, но, увидев, что девушка вздрогнула и слегка побледнела, тут же смягчился. — Вернёмся к нашему разговору. Пока не могу объяснить тебе всё, но сейчас хотя бы представлюсь. Твою силу и магию почувствовал я, Эйнар Альд Мансфилд, правитель Западного Края, Земель Тумана и Весенних островов. Теперь позволь услышать твоё имя.

— Ивенн, — тихо ответила девушка, чувствуя, как невольно холодеет при звуках его голоса. — Один… мой друг говорил мне, что когда-то меня звали Славкой. Но я не помню этого.

Эйнар неопределённо хмыкнул, встал, отодвинув кресло, подошёл к ней и посмотрел на неё в упор.

— Вставай, — приказал он. Ивенн медленно поднялась, придерживаясь за спинку кресла — ноги ослабли, стали будто ватными, но правитель тут же взял её за локти и отвёл в сторону. — Стой смирно, и перестань уже, пожалуйста, трястись.

— Милорд, может, не надо? — спросил Уилфред как-то несмело. Эйнар ничего не ответил, но Ивенн словно кожей почувствовала суровый взгляд, предназначавшийся даже не ей.

Прохладные пальцы лорда Эйнара коснулись висков и слегка сжали. Раздался лёгкий щелчок, лица коснулось что-то неуловимое и холодное, и Ивенн со страхом почувствовала, что её разум больше не принадлежит ей одной. Что-то ворвалось в сознание, упорно и безжалостно ломая всё на своём пути, завернуло всё внутри в спутанный клубок чувств и мыслей, будто вывернуло наизнанку. И вдруг девушка увидела себя и свою жизнь будто со стороны.

Вот маленькая девчонка с длинной тёмной косищей до пояса и старик в белых одеждах уходят куда-то по направлению к лесу. Старик о чём-то рассказывает, опирается на витой посох, увенчанный головой какого-то сказочного чудовища. Вот девчонка уже постарше, она стоит в горнице с матерью, встрёпанная, взволнованная. Обе склонились над кем-то, мать изредка бросает короткие просьбы. У Ивенн что-то защемило в груди, к глазам подобрались непрошеные слёзы. Сразу вспомнилось всё: и избушка на лесной полянке, где всегда было тепло и уютно и пахло засушенными травами, и красавица-мать, и дедушка, сначала живший с ними, а потом решивший уйти…

Но мощный поток Тьмы неумолимо направлял вперёд, подталкивал, и картинки перед внутренним взглядом понеслись дальше. Вот девчонка уже почти совсем взрослая. Она натягивает тетиву самодельного лука и, выждав немного, резко отпускает. Перед затуманенным взором мелькнули чьи-то глаза, светлые, зелёные, до боли знакомые, но Ивенн не смогла их вспомнить, как ни старалась. Потом вдруг вспыхнул огонь на чьей-то ладони, простой, незамысловатый узор сверкнул голубым, из-под чьих-то напряжённых рук вырвались и потянулись тонкие золотистые нити, переплелись в замысловатую фигуру и превратились в крохотную птичку. Когда пичужка упорхнула и растворилась в сполохе Тьмы, девушка увидела себя в окружении множества людей. Подле неё стоял кто-то ещё, чьего лица она не смогла разглядеть, а потом вдруг — резкий рывок, короткая острая боль где-то в области шеи. Ивенн попыталась поднять руку, чтобы коснуться места, которое пронзило неприятным ощущением, но не смогла. Снова закружился бешеный вихрь картинок, сменяющих друг друга, только некоторые задерживались, да и то ненадолго, однако нескольких мгновений хватало на то, чтобы девушка успевала рассмотреть их. Всё вокруг снова окутал мягкий полумрак, послышался негромкий шелест деревьев, круг на земле, выложенный из каких-то фигурок, вспыхнул голубым пламенем. И неожиданно всё оборвалось, перед глазами потемнело, Ивенн почувствовала резкий толчок, и её волной отбросило в сторону. Пол куда-то поплыл из-под ног, но тут же чьи-то сильные руки подхватили её и бережно опустили в кресло.

— Ивенн? — знакомый голос Уилфреда раздался где-то над ухом. — Ты меня слышишь?

В глазах было мутно, очертания расплывались. Она нашла в себе силы, чтобы слегка кивнуть, и тут же откинулась назад, опустив ресницы. Мягкий бархат тепло коснулся плеч, будто обнял.

— Милорд, вы в порядке?

— Да… помоги мне.

Справа от неё что-то зашуршало, упало с негромким стуком, под высокими мрачными сводами эхом отдались тяжёлые шаги.

— Может, воды? — встревоженно спросил Уилфред. Эйнар, опираясь на его плечо, медленно дошёл до своего места и обессиленно рухнул в кресло напротив.

— Оставь, — он махнул рукой и устало прикрыл глаза. — Лучше ей предложи.

Уилфред подал Ивенн наполненную водой флягу, помог ей сесть поудобнее, придержал её за плечо, пока она пила. Лорд Эйнар, казалось, заснул — его дыхания почти не было слышно, да и сам он замер в спокойной, расслабленной позе. Прошло некоторое время, прежде чем оба окончательно пришли в себя, и тогда правитель заговорил.

— Не бойся, всё будет хорошо. Ты молодец, что впустила Тьму в своё сознание и позволила мне рассмотреть твоё прошлое. Теперь, думаю, память постепенно вернётся к тебе, если ты встретишь своих друзей или родных, ты их узнаешь.

— Что вы со мной сделали? — тихо спросила Ивенн. Благодаря осторожности правителя ей было уже гораздо лучше, да и боли особенной она не почувствовала, только некоторую слабость.

— Ничего особенного, — отозвалась темнота негромким хрипловатым голосом. — Я просто заглянул в твою память. Ты вступила на Звёздный Путь по собственной воле за тем, к кому была очень привязана, и я узнал этого парня, это сын Кита, отца Совета из Кейне. До этого с тобой происходило много чего, и не всегда события были приятными, но ведь не вся наша жизнь — сплошной праздник. Далеко не вся… Ты храбрая девочка, намного храбрее, чем кажешься себе самой, и я теперь это знаю, — в его голосе послышались лёгкие лукавые нотки.

— Это благодаря тому, что вы владеете Тьмой? — поинтересовалась Ивенн. Минутная слабость понемногу отступила, и она чувствовала себя уже почти совсем хорошо. — А я так умею?

— Не думаю, — лорд Эйнар поднялся, задвинул кресло и покачал головой. — Нужно учиться. Конечно, может быть, однажды тебе придётся показать этот ритуал… На твоё обучение уйдёт много времени. Долгие луны, может быть, даже не один солнцеворот, но оно того стоит. Ты боялась, что я откажусь стать твоим наставником, но, поверь, я сам хотел этого, как только узнал о твоём существовании и твоей силе.

— И… давно вы обо мне знаете? — Ивенн недоверчиво покосилась в его сторону, но фигура правителя снова отступила в полумрак комнаты.

— Достаточно. С тех пор, как ты впервые пришла в Правь, я стал чувствовать твою двойную магию. К сожалению, следить за твоей жизнью постоянно я не мог, так бы, конечно, помогал тебе и твоему другу.

Ивенн тяжело вздохнула и сжала виски двумя пальцами. Нелегко всё-таки за один вечер, вернее, даже за каких-нибудь полчаса узнать о себе и о совершенно незнакомом человеке столь много.

— Сейчас тебе нужно отдохнуть, — продолжал лорд Эйнар, и его крепкие прохладные руки мягко опустились на плечи девушки, отчего она невольно сжалась. — Вы устали в дороге, к тому же завтрашний день навряд ли будет короче сегодняшнего. Уилфред, проводи нашу гостью.


12. Наследница


Когда Ивенн добралась до своей комнаты, сил не оставалось уже ни на что. Уилфред пожелал ей доброй ночи, и, едва дверь за ним закрылась, девушка с облегчением сбросила платье, причесала растрёпанные волосы гребнем, что отыскался на небольшом деревянном столике, заплела их на ночь в косу из трёх прядей, проходя мимо кадки с водой, бросила взгляд на своё отражение и побрела в постель.

Высокое стрельчатое окно пропускало серебристый лунный свет и лёгкую ночную прохладу. На улице опять моросило, чувствовалось приближение осени. Если вересень-месяц ещё хоть немного похож на последний отголосок жаркого, цветущего лета, то листопад уже принёс с собою пронизывающий ветер, долгие холодные ночи, затяжные дожди, скучные, серые, которым, казалось, не будет конца.

Ивенн лежала, свернувшись клубочком и натянув тёплое одеяло до подбородка, и рассеянно следила за каплями, что сползали по обратной стороне оконного стекла, складываясь в длинные тонкие дорожки. В голове роились мысли, обрывки воспоминаний, разбуженные и вытянутые на поверхность лордом Эйнаром, и от этого девушка не могла уснуть, раз за разом прокручивая в голове разговор с правителем.

Он оказался не совсем таким, каким она его представляла. По рассказам Уилфреда, он был совершенно разным человеком в зависимости от ситуации. Холодным, жестоким, циничным и очень расчётливым — или же очень заботливым, внимательным, честным. В Землях Тумана ему подчинялись не то чтобы из страха, а, скорее, из уважения. Конечно, отрицать того, что лорда Мансфилда побаивались, было нельзя, но не страх заставлял подданных приносить клятву всех ветров. Нечто большее, то, что дано не всем правителям, вело людей за Эйнаром, собирало войска под стяги Западного Края. Он отнёсся к самой Ивенн хорошо, быть может, только потому, что она — пешка в его игре, правила которой известны одному ему. Нельзя было исключать и того, что у Эйнара свои цели, какие — она не знала и потому боялась его заранее. Возможно, когда эта игра закончится, она будет больше не нужна, однако пока что об этом думать не хотелось.

Куда больший интерес сейчас вызывало собственное прошлое, забытое и частично воскрешённое за каких-нибудь несколько минут. Люди, которые были дороги ей и которые любили её, события, которые пришлось пережить, вещи, которые что-то значили для неё когда-то… Всё это пронеслось перед внутренним взором за считанные мгновения, однако этого хватило, чтобы прожить жизнь заново. Она не вспомнила ни имён, ни времени, ни причин для тех или иных поступков, но теперь появились хотя бы лица, вещи, туманные образы, за которые можно было бы зацепиться. С радостью Ивенн отметила про себя, что матушка её жива, значит, когда-нибудь у неё ещё будет шанс с нею свидеться. Как говорил Иттрик, в Явь можно вернуться на один день, тот самый, когда ты появился на свет. Ивенн грустно вздохнула: до этого оставался ещё почти целый солнцеворот.

Однако не ей одной в ту ночь не удавалось уснуть: Эйнар отослал Уилфреда и закрылся у себя. Ему тоже было о чём подумать. Первая часть, самая малая толика задуманного, была исполнена, однако этого было мало, катастрофически недостаточно. Ивенн дала своё согласие, конечно, путём долгих уговоров — к счастью, обошлось без угроз, — но это была капля в море, единственный, крохотный шаг на почти бесконечной дороге. Предстояли долгие луны обучения, разочарований, пути к поиску себя и своего места в этом мире. Она оказалась сильнее, чем правителю казалось поначалу, но её внутренних сил не хватило бы, чтобы справиться со всем, что в скором времени обрушится на её хрупкие плечи. По всему миру, и в Яви, и в Прави, Эйнар знал много случаев, когда наставник случайно причинял вред своему ученику, или же наоборот. Только одно могло связать их так, чтобы как можно лучше обезопасить друг от друга — обряд Тьмы. Провести его будет непросто, но необходимо. Так будет лучше для них обоих… Как только лорд Мансфилд взглянул в глаза этой девчонки, он понял, что не простит себе, если навредит ей — хоть словом, хоть жестом. Обряд был необходим.

Утром Ивенн разбудил громкий звон, будто десятки колоколов дёрнули одновременно. Испугавшись спросонья, она запуталась в одеяле, свалилась с довольно высокой постели и проснулась окончательно, протёрла глаза, вспомнила, где находится, и тихо застонала. Однако долго грустить не удалось: почти сразу же после того, как колокола стихли, раздался не менее громкий стук в дверь. Поспешно завернувшись в одеяло, Ивенн побежала отворять и нимало не удивилась, увидев на пороге Уилфреда. Он был умыт, причёсан, одет в какую-то непривычную взгляду форму — вероятно, у местных воинов тёмно-синий цвет был знаком отличия.

— Как спалось? — молодой комендант улыбнулся. — Как чувствуешь себя после давешнего ритуала?

— Благодарю вас, вроде ничего, — Ивенн ответила лёгкой улыбкой, но тут же сникла. — Что произошло? Откуда шум?

— Привыкай, здесь так каждое утро, — Уилфред только рукой махнул. — Будят гарнизон и командование. Впрочем, тебе вскоре предстоят занятия в том же гарнизоне, так что будь готова появляться со вторым колоколом на площадке, — он мельком оглядел её, сонную, растрёпанную и завёрнутую в одеяло, и усмехнулся. — Не пугайся, мы тебе всё покажем и расскажем, вечером напомнишь. А сейчас одевайся, приводи себя в… хм, порядок и ступай в Залу Церемоний. У лорда Эйнара сегодня важные гости, и он хотел, чтобы ты присутствовала на приёме.

— Куда идти? — нахмурилась Ивенн.

— Понятно. В общем, будешь готова — выходи, я за дверью.

С этими словами он вышел, и девушка поспешила сменить рубаху — вероятно, чистую одёжу ей принесли ещё раньше, — надеть платье, причесать волосы гребнем и плеснуть себе в лицо водой из кадки. Наконец она появилась в галерее, и Уилфред молча направился куда-то по известному ему пути. Ивенн почти бежала за ним, подстраиваясь под его быстрые, широкие шаги и едва успевая, и даже не решалась расспрашивать, куда он её ведёт — просто старалась запомнить дорогу, как возвращаться обратно.

Несмотря на светлое, хоть и пасмурное утро, в Зале Церемоний горели свечи в серебряных канделябрах. Ивенн с удовольствием отметила, что весь замок кажется будто бы освещённым изнутри. Сквозь высокие стрельчатые окна в сумрачные коридоры лился серый свет, небо было затянуто тучами, но дождь не спешил начинаться. В одном из переходов Ивенн мельком увидела, как в ворота въехали четверо всадников и по очереди спешились, о чём-то переговариваясь между собой.

Лорд Эйнар давно ждал её саму и Уилфреда в Зале Церемоний. Подле него, в низком кресле, обтянутом синим бархатом, сидела молодая женщина с волной густых чёрных волос, спадающей на плечи, и в чёрном платье с изящным треугольным вырезом. Сам лорд Мансфилд стоял на возвышении — нескольких ступенях, ведущих к высокому изразцовому трону, — и выглядел так, будто давеча ничего особенного не произошло. В руках у него был какой-то свёрток из плотной светло-коричневой бумаги. При взгляде в его сторону, однако, Ивенн больше не чувствовала того липкого страха, сковывающего всё её существо.

— Доброе утро, милорд, доброе утро, миледи, — Уилфред почтительно поклонился Эйнару, поцеловал руку девушки и прошёл на своё привычное место — к трону, за левоеплечо правителя. Ивенн, в свою очередь, остановилась в нерешительности.

— Иди сюда, не бойся, — произнёс Эйнар и указал ей на ступени справа от себя. Робея, девушка поднялась и вежливо кивнула сначала ему, потом прелестной черноволосой незнакомке.

— Это моя сестра, леди Регина Мансфилд, — правитель слегка улыбнулся, перехватив заинтересованный взгляд девушки. — Регина, позволь представить тебе мою ученицу, Ивенн.

Леди Регина мягко кивнула, и её красивое бледное лицо озарилось нежной улыбкой. Сестра лорда Эйнара была очаровательна, и страх Ивенн постепенно растаял.

— Пока наших гостей проведут сюда, пройдёт ещё добрых несколько минут, — продолжал тем временем Эйнар. — Хочу сделать тебе небольшой подарок, скажем так, в честь нашего с тобой знакомства.

Он протянул Ивенн свёрток, что держал в руках. Робко взглянув на Уилфреда и Регину и получив пару утвердительных кивков в ответ, Ивенн приняла его и осторожно развернула. В руки ей скользнул тёмно-синий бархатный плащ, вышитый по краю серебряными нитями. Девушка восторженно ахнула.

— Надень, здесь довольно холодно, — заметил Эйнар. Она послушно набросила плащ на плечи, затянула завязки и почувствовала такое приятное тепло, будто её кто-то обнял. От ткани едва уловимо пахло морозом и свежестью.

— Благодарю, милорд, не стоило, — от смущения у Ивенн заалели щёки. Эйнар ничего не ответил и обернулся к дверям: в эту самую минуту они распахнулись, и на пороге появились гости.

Их было четверо, и Ивенн не удивилась: приехавших всадников было столько же. Одеты они были не по-здешнему: длинные алые льняные накидки, серые штаны-шаровары и рубахи без единого знака отличия, короткие мечи в массивных ножнах слева и небольшие клинки в ножнах поменьше и полегче справа. Впереди всех шёл невысокий человек с суровым, замкнутым, слегка обветренным лицом и яркими, живыми зелёными глазами. Он пристально посмотрел на правителя и окружающих его людей — Ивенн невольно напряглась под его внимательным взглядом, — и поклонился в пояс, вероятно, по своему обычаю. Трое его спутников низко склонились по его примеру.

— Здравия вам, милорд, для меня большая честь говорить с вами, — промолвил он, выпрямившись и снова подняв глаза на правителя. — Меня зовут Леннарт, я поверенный Кита, Отца Совета из Кейне. Мои товарищи, — он обернулся и представил всех остальных по очереди, — также очень рады знакомству с вами и вашими помощниками.

— Благодарю, я тоже очень рад встрече, — Эйнар чуть наклонил голову. — Уверен, нам будет о чём поговорить. Присаживайтесь.

Не без опаски оглядевшись, Леннарт вместе с остальными опустился на лавку, придвинутую к столу, прямо напротив правителя.

— Какие вести с границ Северной земли?

— Тревожные, милорд. В Ренхольде слышно, что люди из Имперской армии подошли к самым границам. Эгилл, начальник первого корпуса, был отправлен в дозор на седмицу со своей сотней, однако им пришлось прервать наблюдения и отозвать часть людей от стен. К тому же наш воевода в растерянности. Его сына отправили в Халлу с особым заданием — добиться положения и хотя бы изредка, раз в две луны, присылать с кем-нибудь отчёты о службе. Однако минуло уже четыре луны, сейчас почти середина осени, а послали его летом. И ни одного отчёта в Кейне до сих пор нет.

— Нельзя исключать его смерти или серьёзного увечья, — пожал плечами лорд Мансфилд. — Вы слишком категоричны.

— В этом случае они обязаны были бы сообщить в Ренхольд или непосредственно в Совет, потому что Ардон — посланник Совета. Сдаётся мне, в Халле тоже затевается что-то против нас, несмотря на то, что уже почти половину солнцеворота мы прожили в относительном мире.

— Парень мог погибнуть, его могли бросить в подземелье по доносу, неважно, ложному или нет, но можно привести достаточно фактов, опровергающих предательство. Разумеется, и этого исключать не стоит, всякое могло произойти.

— Да… — Леннарт нахмурился, ненадолго опустил взгляд. Конечно, лорд Мансфилд прав, и нельзя исключать того, что с посланником что-то случилось из ряда вон выходящее. — Милорд, цель нашего визита, полагаю, вам хорошо известна. Отец Кит просит о союзе. У нас недостаточно людей, противник гораздо сильнее нас, армия Империи больше и лучше подготовлена. У нас-то и сотников всего четверо — Лодин, Йала, Эгилл и я. Есть ещё несколько отрядов, но они в запасе, это лучники и новобранцы под предводительством Ольгерда. Он тоже пришёл сравнительно недавно…

Услышав имя Ольгерда, Ивенн с тревогой взглянула на Леннарта, но тот больше не называл этого имени. Что-то невероятно близкое и знакомое шевельнулось в сердце, девушка изо всех сил зацепилась за эту мысль. В памяти ясно всплыл алтарь в лесу, небольшой клинок с выжженной руной, знакомое лицо князя из Загорья.

— Не так уж и плохо, как я думал, — с мимолётной улыбкой заметил Эйнар, и тут же мысль пропала, растаяла. — Ведь Ренхольд ещё не осаждали? И Реславль, как мне известно, тоже?

— Нет, милорд, но мы все в тревоге и имеем основания думать, что это случится в скором времени, если мы не примем необходимых мер. Отец Кит писал вам, прочтите.

С этими словами Леннарт вынул из-под плаща конверт с красной печатью из сургуча и протянул правителю. Эйнар быстро пробежал глазами строки, и окружающие заметили, как спокойствие на лице его сменилось удивлением, суровостью, а после снова вернулось. Лорд Мансфилд отложил письмо в сторону.

— Что ж, я услышал вас и прошу дать мне время на принятие решения. А пока — будьте гостями на моей земле. Комнаты для вас уже приготовлены, а если захотите прогуляться по окрестностям, то холмы и побережье к вашим услугам.

Послы поклонились и вышли. Едва двери за ними закрылись и Зал Церемоний опустел, лорд Эйнар обернулся к своим спутникам, доселе молчавшим.

— Ну, что скажете, господа?

— Моего мнения тут никто не спрашивал, но я бы на вашем месте, милорд, ответил им согласием, — бросил Уилфред, спускаясь. — В Империи есть один человек, одно существование которого заставляет меня просить вас быть благосклонным к Кейне, а не к Дартшильду.

— Милорд, я тоже прошу вас ответить им согласием, — Ивенн храбро сделала шаг вперёд, правда, поплотнее закуталась в плащ, словно прячась от окружающего мира.

— Интересно узнать, почему же? — Эйнар прищурился. Ивенн замялась, опустила взгляд, но быстро справилась с волнением и снова взглянула на правителя без тени страха.

— Ольгерд мой отец, — ответила она негромко. — Впрочем, если вы откажете, я не посмею спорить…

— Я понял, — правитель приподнял одну бровь, но, вопреки ожиданиям девушки, не рассердился. — По правде говоря, я бы и без того не стал отказывать им в подписании союза. Мне необходимо бороться как с Империей, так и с Халлой, и на это есть причины куда более глубокие, чем просто вражда.

Лорд Эйнар посмотрел на сестру. Она только молча кивнула и поднялась.

— Ступай и ты, Ивенн, — добавил правитель. — Нам нужно поговорить наедине.

Ивенн кивнула, быстро спустилась со ступеней и вышла вслед за леди Региной.

— Князю Велимиру верить нельзя. — Эйнар дождался, пока двери за ними закроются, и продолжил. Голос его прозвучал жёстко и сурово. — Этот человек… Я бы даже не был уверен в том, что он вообще человек. После того, что произошло между ним и…

— Я помню, — угрюмо перебил его Уилфред.


13. Твой выбор


Едва рассвело, Августу доложили о прибытии начальника имперской стражи Сильвестра Руане. Император понимал, что такой визит должен быть обусловлен чем-то важным, навряд ли первый воин Империи приехал с целью просто поговорить. Отдав приказ проводить его в общую гостиную, Август спустился сам вниз. Сильвестр Руане выглядел озабоченным и будто постаревшим солнцеворотов на пять за несколько дней. Последняя встреча его со светлейшим произошла дня три назад, в тот самый день, когда императору донесли о том, что дозоры на границе с Кейне отыскали парня, который, вероятнее всего, один из истинных жрецов. Сильвестр был тоже наслышан о жрецах, о том, что им доступны знания о будущем, что они могут общаться непосредственно с богами почти совсем без ущерба для себя и окружающих.

Начальник имперской стражи был достаточно немолод и достаточно опытен, чтобы уметь думать холодной головой и принимать трезвые решения. Однако дело приняло бы совсем другой оборот, если бы действие его светлого и проницательного ума было направлено в другое русло. Он был достаточно близок к светлейшему: ровно настолько, чтобы незаметно подталкивать его к важным и правильным решениям, и настолько же, чтобы в нужный момент успеть исчезнуть и замести следы. С асикритом Витторио он имел немало общего, и их связывало одно: ненависть к общему врагу. И поэтому в то утро он стоял перед дверью, ведущей в покои императора: разговор о возможности предстоящей схватки с Северными землями уже не терпел отлагательств.

Светлейший поднялся навстречу начальнику имперской стражи и слегка кивнул. Сильвестр нахмурился: было не до приветствий и церемоний, но правила необходимо было соблюдать. Он поклонился, прижав руку к груди, прошёл в длинную залу, освещённую десятками свечей. Император расположился в высоком изразцовом кресле и откинулся на вышитые подушки. Сильвестр даже поморщился от одного этого вида: он провёл большую часть своих дней в военных походах и лагерной жизни, к роскоши и изнеженности был не приучен. Его сухие, жилистые руки не знали шелков, парчи и бархата, глаза не привыкли к мягкому золотистому свету, слух коробили лестные придворные речи подданных и помощников светлейшего.

— Я не ждал тебя сегодня, — заметил Август, протягивая ему руку. Старательно скрывая своё раздражение, Руане коснулся губами тыльной стороны его ладони. — Стало быть, что-то важное?

— Я пришёл к вам с почти личной просьбой, ваша светлость, — почтительно промолвил начальник имперской стражи в ответ. — Как вы, думаю, помните, через седмицу мои люди дойдут до Кейне и будут где-то под Реславлем. Если нам улыбнётся удача и боги будут благосклонны, то дней через десяток мы доберёмся и до столицы. Стены Ренхольда не годятся для долгой осады. Пока что небеса на нашей стороне, и всё-таки полностью уверенным быть нельзя…

— Никто не может быть полностью уверен, даже в завтрашнем дне, — перебил его император, небрежно пожав плечами.

— Может, ваша светлость. Тремя днями ранее на площади вы имели неосторожность всему Сайфаду объявить о том, что один из жрецов Сварога теперь среди нас. Жрецы — не просто люди, ваша светлость, и, боюсь, парень даже не предполагает о той силе, которая ему должна быть подвластна. Он и ему подобные способны видеть будущее, говорить с богами без жертв, просить у них покровительство для себя или для кого-то и быть абсолютно точно уверенными в том, что поддержка им будет оказана. Где он сейчас?

— После испытания ему стало нехорошо, к тому же не одним нам известно о способностях жрецов. Люди потянутся к нему рекой за предсказаниями и помощью, и я велел скрыть его от посторонних глаз.

Начальник имперской стражи недовольно хмыкнул: он догадывался о судьбе молодого жреца.

— Так в чём же заключается твоя просьба, Сильвестр? — резкий голос светлейшего вырвал его из задумчивости. — Неужто ты пришёл просить за него?

— Нет, — покачал головой Руане. — О, нет, мне это ни к чему. Я хотел бы допросить его лично. Если ваша светлость позволит, разумеется…

— Не нужно, — ответил Август. — Он ничего не знает. Отряд Октавия встретил его в Северном лесу, он нёс какую-то чушь про девчонку-Хранительницу Тьмы и Света. Я думаю, он и вовсе немного не в себе.

— Я не о том, ваша светлость, — Сильвестр Руане нетерпеливо поморщился. — Нужно приказать ему заглянуть в будущее. И передать всё нам. Воспользоваться своей силой, если хотите.

— Это можно, — усмехнулся светлейший. — Только навряд ли он нам что-то расскажет.

Начальник имперской стражи неприятно, даже как-то зло рассмеялся.

— Уверен, кто-нибудь из ваших людей сумеет его разговорить.

Не отвечая ни слова более, император встал, перебросил через плечо плащ и направился к выходу, сделав Сильвестру Руане знак следовать за ним.

…Иттрик проснулся от резкого и довольно болезненного удара древком копья в бок. Едва он успел подняться, стараясь не опираться на правую руку, перетянутую тугой повязкой, как его тут же выволокли в коридор и подтолкнули в спину, приказывая идти вперёд. В темноте юноша не разглядел лица стражника, а потом увидел, что лицо его наполовину скрыто тонким остроконечным шлемом с перьями. Ни в Халле, ни в Кейне таких не носили, зрелище было весьма непривычное. Однако сейчас было не до смеха: на некоторое время о нём забыли и вспомнили только сейчас, вероятно, светлейший хочет продолжить проверять истинность слов своих доносчиков.

Идти долго не пришлось: достаточно скоро, всего через несколько поворотов и земляных спусков, стражник отворил перед ним дверь, глухо звеня ключами, и всё так же, без единого слова, втолкнул внутрь. Подземелье было намного больше того, в котором юношу оставляли раньше: довольно просторное, с более высоким потолком, освещённое несколькими небольшими факелами. В глубине его, у самой земляной стены, стояли трое: Иттрик узнал императора и его первого помощника, а третий человек, вероятнее всего, воин, был ему незнаком. Он что-то спросил на чужом языке, привычном для местного населения, но первый помощник императора прервал его.

— Он не понимает наш, имперский, — промолвил Витторио, и какие-то издевательские, насмешливые нотки послышались в его голосе. — Будем разговаривать на онхёне. Мы ведь будем разговаривать, правда? — с нажимом он задал вопрос уже непосредственно Иттрику, но тот только молча опустил глаза. Разговор предстоял нелёгкий и явно не быстрый — это он понял сразу, едва вошёл сюда.

— Не пристало так стоять перед светлейшим! Не видишь, кто перед тобой? — короткий и точный удар под колени, и юноша вынужден был опуститься на пол. Лезвие, нагретое теплом чьих-то рук, прижалось к открытой, незащищённой шее.

— Не нужно, Рамиль, — усмехнулся асикрит. Однако все понимали, что при первой возможности он как раз этот приказ и отдаст. — Мы ведь пришли просить, а не приказывать, правда, вежливости его не научили, но сейчас не об этом.

— В правде твоей мы уже недавно имели честь убедиться. Мы поверим каждому твоему слову, потому что это действительно так, нечасто приходится встретить истинных жрецов, тем более — жрецов Сварога, которых, говорят, почти совсем не осталось.

Иттрик с трудом удержался от напрашивавшегося вопроса. Император невозмутимо продолжал.

— Через несколько дней мы хотим выступить в поход в сторону Кейне, Северных земель. Нам необходимо быть уверенными в том, чем обернётся это сражение для имперской армии. В том случае, если небеса пошлют нам победу, мы можем спокойны, а если судьба уготовила нам поражение, мы должны узнать причины его и сделать всё, чтобы этого не случилось. Неужели это так трудно для тебя? Ведь ты не раз проделывал подобное для своих. Просто теперь у тебя другие условия.

— Я не стану предавать, — тихо ответил юноша. — Моя роль в вашей войне не так велика, она даже ничтожна, чтобы моё слово что-то значило. Но действовать против Кейне вы меня не заставите.

Император и асикрит переглянулись. Только начальник имперской стражи стоял молча: к своей превеликой радости, он не знал языка народов Запада, поэтому из разговора не понял ни единого слова.

— Ты нас недооцениваешь, — спокойно промолвил Витторио. — В этом подземелье бывали пленники и посмелее, и покрепче тебя. Почти все они были уверены в благосклонности судьбы, однако боги от них отворачивались, и они умирали здесь же, в муках и в луже собственной крови. И поверь, далеко не всем мы предлагали выбор, так что можешь считать, что ты особенный.

— Если ты думаешь, что мы ни на что больше не способны, то заблуждаешься, — добавил Витторио. — Нам известно и о девчонке, что была с тобою — если помнишь, ты сам проболтался. Её…

— Не трогайте Ивенн! — вдруг вырвалось у Иттрика. — Делайте со мной, что хотите, но её не трогайте!

— Надо же, как благородно! — хмыкнул Август. — Ты сейчас зря тратишь слова, парень, она давно мертва, и на сей раз уже навсегда, — продолжал он, попутно наблюдая за тем, как в светлых глазах юноши растерянность и непонимание сменяются гневом. — Когда ты рассказал моим дозорным о ней, с тобой в Империю поехали не все. А её догнали оставшиеся.

Витторио незаметно толкнул в бок Сильвестра, чтобы тот подтвердил слова светлейшего, и тот несколько раз кивнул: хоть и не понимал онхёна, знал, что лучше всего будет просто согласиться, когда того требуют. Иттрик побледнел и закусил губу. Ему показалось, что сердце рванулось и ухнуло куда-то вниз, а очертания подземелья поплыли перед глазами.

— Ежели это… и правда так… я и подавно ничего вам не расскажу, — прошептал он. — Не простят вам боги такого. И согласятся со мною, не поведают вам ни о чём.

Неожиданно его с силой швырнули вперёд, вниз лицом. В рот набились влажные комья земли, и он, попытавшись приподняться, сплюнул, но тут же древко копья прижало к полу, ткнувшись между лопаток.

— Молчи, щенок, молчи и делай то, что тебе говорят, иначе будет плохо, — спокойный голос Витторио Дени, всё такой же ледяной и бесстрастный, обжёг его и заставил непроизвольно сжаться от непонятного, необъяснимого ужаса. — Ты должен понимать, что мы не ограничимся одним тобой. Доберёмся до Кейне, — ты ведь оттуда пришёл? — и тогда уже несдобровать никому. Светлейший добр, великодушен и благосклонен даже к своим врагам, но не к тем, которые нарочно отказываются от его благосклонности. А ты сейчас можешь спасти всех — или же, наоборот, уничтожить. Ну что? — древко надавило на позвоночник сильнее, так, что в спине даже хрустнуло. — Ты будешь проводить свой ритуал?

— Нет, — зло выплюнул Иттрик. Воздуха не хватало, из-за копья он не мог глубоко вздохнуть.

— Жаль, — Витторио убрал копьё и сделал знак Рамилю. — Подними его. Кажется, нам придётся научить его слушаться и исполнять приказы.

Юноша понимал, что в любой подобной ситуации уже давно перестал бы соображать или, наоборот, по обыкновению прикинулся сумасшедшим, но здесь такой выход был бы невозможен: его уже узнали как вполне вменяемого человека. Однако пока что разум оставался чистым, не затуманенным, сознание не грозило подвести. На запястьях с глухим щелчком закрылись цепи, руки вывернулись в неестественном положении. Иттрик не мог пошевелиться, зато Витторио получил полную свободу в своих действиях. Остриё клинка упёрлось в шею и слегка надавило.

— Если сам не хочешь подчиняться нам, то огонь и вода сумеют тебя заставить, — бросил он. — Подумай ещё раз. Согласишься — мы оставим тебя в покое, может быть, даже отпустим. Милость светлейшего не знает границ… А не согласишься — умрёшь здесь. Никто не станет хоронить тебя по обычаю, никто не вспомнит о тебе, не вложит в твою руку медную монету, чтобы ты мог заплатить за переход. И люди долго ещё будут плеваться, слыша твоё имя, — асикрит подошёл так близко, что стало слышно даже его частое, тяжёлое дыхание. — Твой выбор. Я всего лишь готов принять любое твоё решение.

Иттрик молчал. Он знал, что всякое слово обернётся против него самого, поэтому говорить было нечего. Большая часть того, что наговорил первый помощник — совершенная ложь. Если в возможном сражении победят дартшильдцы, Кейне грозит поражение и в дальнейшем, и здесь он бессилен. Никакие пророчества богов, никакие ритуалы не помогут: всегда нужно надеяться только на себя, уметь точно рассчитывать свои силы и возможности, и только это может помочь. К тому же он понимал, что умрёт в любом случае: если не согласится, или же если проведёт ритуал и расскажет правду, которая наверняка не придётся по нраву ни асикриту, ни самому императору.

С него сорвали рубаху, и на мгновение холод и сырость подземелья заставили сжаться и вздрогнуть, но тут же что-то слегка светящееся в темноте с размаху врезалось в плечо и, разорвав кожу под ключицей, медленно прошло дальше. Сначала Иттрик почти совсем не почувствовал боли. Она пришла, только когда вниз, к локтю, поползла густая струйка крови, а вся рука словно отнялась. Железо было раскалённым, и это он тоже не сразу понял, только когда жжение стало совсем нестерпимым. Он невольно дёрнулся в сторону, но клинок вошёл в плечо глубже.

— А ты ничего, терпеливый, — с какой-то едкой усмешкой отметил Витторио, резко выдёргивая раскалённую сталь. Иттрик почувствовал, как пальцы задрожали, но только крепче сжал зубы. — Только, боюсь, терпения твоего ненадолго хватит. Эй, Рамиль, тащи-ка сюда кошку!

Стражник куда-то ушёл, но быстро вернулся и с поклоном подал асикриту короткую плеть с тремя хвостами и железными зубцами на концах. Витторио, не церемонясь, выхватил её и с размаху ударил Иттрика по лицу. Точным, хлёстким ударом обожгло щёку, железные зубцы рассекли кожу от самого уха до края губ. У юноши потемнело в глазах, и после ещё одного удара он упал бы, но цепи удержали. Теперь длинные разорванные полосы красовались на обеих щеках. Тёплая, липкая кровь медленно сползала к подбородку и капала на землю. Виски будто сжало стальным обручем, в затылке что-то пульсировало, и он случайно вспомнил, что так бывало до или после того, когда ему снились кошмары. Что-то солёное коснулось пересохших губ — кровь пошла ещё и из носа.

— Рамиль, мой клинок остыл, — Витторио бросил стражнику в руки свой нож, слегка погнувшийся после накала. — Подогрей-ка его ещё немного. А тебя я последний раз спрашиваю: мы дождёмся от тебя ритуала или нет? Твои боги не придут тебе на помощь, пора бы уже это понять!

Он приблизился к юноше почти на расстояние ладони. В полумраке подземелья опасно сверкнули его зловещие чёрные глаза. Сил отвечать не было, желания — тоже. Иттрик плюнул ему в лицо.

— Ах ты ж…

Железные наконечники вонзались, совсем не разбирая, куда. Грудь и плечи горели от ударов, сыпавшихся градом, ноги больше не держали, и юноша был уверен, что если бы не цепи, железными кольцами сжимавшие его запястья, он давно уже не мог бы стоять. Наконец Витторио, вероятно, устал, отшвырнул плеть в сторону и словно собрался уходить, но тут же резко развернулся, вырвал из рук опешившего стражника раскалённый докрасна клинок и ударил Иттрика в другое плечо. Юноша не выдержал, из груди вырвался сдавленный стон, перед глазами поплыли разноцветные круги. Цепи разомкнули, и он рухнул ничком на землю, но по короткому приказу кто-то тут же поднял его и куда-то потащил.

— Полюбуйся на себя!

Иттрик с трудом открыл глаза, но оглядеться ему не дали. Он даже вздохнуть не успел: голова оказалась под водой. Чья-то сильная, будто железная, рука опускала его голову ниже и ниже. Он начал задыхаться, воздуха не хватало, холодная, почти ледяная вода залилась в рот, в нос. Наконец его отпустили и толкнули назад. Он упал на спину — перед затуманенным взглядом промелькнули лица асикрита, императора, начальника имперской стражи и слуги, освещённые тусклым рыжеватым отблеском факелов. Иттрик не мог отдышаться, при каждом судорожном вздохе лёгкие будто пронзало сотней длинных и тонких игл. С взлохмаченных волос ручьями лилась вода. «Хоть бы потерять сознание», — пронеслось у юноши в голове сквозь рой диких и беспорядочных мыслей. Однако и такой поблажки он не получил. По приказу Витторио стражник почти выволок его из подземелья и потащил уже знакомой дорогой. Когда тяжёлая железная дверь с грохотом захлопнулась и с противным скрежетом повернулся ключ, Иттрик вздохнул с облегчением и почти без чувств опустился на пол.


Иллюстрации



Иттрик (не совсем похож, но всё же)


Август


Витторио


Юлия


14. Не вспоминай


Витторио стрелой вылетел из подземелья, бросив на пол свой напрочь испорченный кинжал. Юлия вовремя отскочила и вжалась в стену: асикрит не заметил её. Дождавшись, пока шаги и голоса окончательно стихнут, императрица подхватила длинную накидку и побежала уже знакомой дорогой. Факелы на стенах тускло освещали путь, сырая земля налипла на обувку и сделала подошвы раза в два тяжелее. Диего, как обычно, дремал у закрытой двери, опираясь на копьё.

— Пропусти меня, — хмуро велела Юлия, кашлянув, чтобы её заметили. Диего вскинулся спросонья, осветил факелом лицо императрицы и отворил дверь.

— Только быстро, а то, никак, воротятся ещё, — буркнул он и нагнул голову довольно высокой Юлии, чтобы она не задела низкий земляной свод.

В небольшом тесном подземелье было темно, как ночью. Факел в углу уже догорал, слабый отсвет выхватывал из темноты часть стены и пола. Юлия огляделась.

— Эй!

Имя юноши как-то вылетело из головы, к тому же оно было нездешним, непривычным. Однако он, вероятно, понял, что к нему обращаются: в полумраке, которого не рассеивал свет факела, что-то зашуршало, а потом послышался тихий ответ:

— Госпожа, это вы?

Юлия подошла ближе, опустилась на землю рядом с ним. Здесь, в этом углу, было ненамного светлее, однако она смогла рассмотреть длинные глубокие царапины на груди и на плечах юноши. Она протянула руку, коснулась его подбородка, чуть приподняла, повернула его голову к свету и тихонько ахнула.

— О боги…

Кровь ещё не везде остановилась, из рваных порезов, изуродовавших лицо Иттрика, сочились алые капли. Юлия одним движением обняла его, провела рукой по его растрёпанным волосам, но он почти сразу же отстранился и смущённо пробормотал:

— Испачкаю вас…

— Пустяки.

Юлия накрыла обеими ладонями кровавые следы на его щеках, а потом вдруг он почувствовал едва уловимое тепло и лёгкое покалывание. На мгновение руки женщины озарило лёгкое золотистое свечение, немного выждав, она опустила их.

— Так-то лучше, — Юлия слегка улыбнулась. — Правда, до конца не заживёт, шрамы останутся.

— Что вы сделали?

— Разве ты не знал, что жрецы — отличные целители?

— Н-нет… — Иттрик нахмурился, прикоснулся к лицу: глубоких, рваных следов от железных наконечников как не бывало. — Вождь не рассказывал о подобном. Вы… можете меня научить?..

Юлия усмехнулась, тепло, по-доброму, и снова провела рукой по его затылку, приглаживая волосы.

— Думаю, ты и без меня с этим справишься. Достаточно коснуться повреждённого места и представить, что рана затягивается. Сконцентрировать на ней всё внимание, всю силу. Попробуй. А мне пора.

С этими словами Юлия поднялась и тихонько вышла. Проводив её взглядом, Иттрик положил руку себе на плечо. Получилось не сразу, спустя добрых пару часов, но результат превзошёл ожидания: рана от клинка медленно закрылась, от неё остался только небольшой рубец и тёмный ожог вокруг него.

…Август вернулся к себе и, тяжело опустившись на мягкий ковёр, откинулся на подушки, устало прикоснулся пальцами к опущенным векам. Казалось бы, не своими руками — и всё равно на душе остался неприятный, мерзкий осадок. Хотелось побыть одному, в тишине, и, когда в дверь постучали, светлейший хотел припугнуть и прогнать, но только подобрал нужные слова, как в его покои неслышно проскользнула Юлия.

Её неторопливые, лёгкие шаги приглушил пушистый ковёр, лицо было скрыто лёгкой вуалью, но воздух вокруг дрожал и был словно накалён, и даже на расстоянии император это почувствовал.

— Из чего у вас сердце сделано? — тихо спросила Юлия, остановившись прямо напротив светлейшего и не спеша опускаться. — Из камня? Или, быть может, это кусок железа?

Август со вздохом поднялся, сел поближе к супруге, обнял её сзади и, откинув вуаль, прижался губами к её затылку. Тёмные волосы, уложенные в замысловатую причёску, приторно пахли сандалом.

— Впрочем, нет, — продолжала императрица, торопясь и даже не пытаясь унять волнение и тревогу. — Ни то, ни другое. Тронь железо — ответит железо, звонко и протяжно. Ударь по камню — отзовётся камень, глухо и негромко, но отзовётся. А у вас… у вас… Это не сердце, это комок шерсти!

Август нахмурился, резко развернул Юлию к себе, обхватил её голову обеими руками и чуть запрокинул. Она не плакала, но в её тихом голосе слышался только с трудом сдерживаемый гнев.

— О чём ты?

— Вы сами знаете, о чём, вернее, о ком, — прошептала она, опуская голову на его ладони. — Вы жестоки, как сам дьявол. Вы хуже магистра Дени! Он делает это по приказу, а вы отдаёте такой приказ!

— Ты что, ходила к мальчишке? — с губ Августа сорвалось раздражённое шипение. Юлия сжалась и отпрянула.

— Нет! Но я знаю, что вы с ним сделали, во что его превратили. Весь дворец судачит, люди гнева богов боятся, он ведь не простой… И я не могу испытывать жалость?

Август вцепился в её руки. Мелькнула мысль о том, что на плечах останутся следы от его крепких, сильных пальцев. Он встряхнул супругу, как котёнка, и пристально посмотрел ей прямо в глаза.

— Не можешь, — прошипел он, крепче стискивая её плечи. — Не должна. Ты подписала брачный договор со мной, значит, ты больше не наследница, ты здесь никто. Твои слова — звон воздуха. Если я узнаю, что ты посмела перечить мне… Мне и моему первому помощнику…

— Простите меня, — обессиленно выдохнула Юлия. Сейчас, когда тучи собрались над нею, согласиться с супругом было бы куда проще и безопаснее.

— Ты пришла укорять меня? — светлейший прищурился.

— Не знаю, — едва слышно отозвалась она. — Я уже ничего не знаю… Я помню тебя другим. Я полюбила тебя другого. Что с тобой стало?

Ладонь Юлии осторожно, нежно накрыла руку Августа. Он напрягся всем телом, словно прикосновение супруги причинило ему невыносимую боль.

— Прочь отсюда, глупая девчонка! — крикнул он неожиданно резко, с силой отталкивая императрицу от себя. — Прочь!

Юлия растерянно поднялась и, приглядевшись, увидела, что лицо Августа окутало чёрной дымкой, и в нём проступило что-то не вполне человеческое: черты вытянулись, глаза полностью почернели и опасно сверкнули в полумраке комнаты. Она прижала руки к груди и сделала шаг к нему, но светлейший отмахнулся, как от назойливого насекомого.

— Пошла вон! — воскликнул он так, что Юлия вздрогнула. Ей ничего не оставалось, кроме как поспешно выйти. Едва дверь закрылась за ней, она прислонилась спиной к прохладной деревянной поверхности и устало выдохнула.

* * *

Райда вошла в большую горницу с кринкой, прикрытой тонким слоем ткани, поставила её на стол. По всей горнице разнёсся густой, сладковатый аромат свежего молока. Ярико шумно потянул носом, спрыгнул с топчана.

— Печку затопи, сынок, — попросила хозяйка, поглубже закутавшись в платок, расшитый алыми цветами. — Холодно-то как…

— Батька дрова не колол?

— Не знаю. На дворе сложил давеча.

— Сейчас поглядим, — юноша бросил на стол кусок берёсты, попутно отхлебнул из кринки, отломил небольшую краюху хлеба и направился к выходу из избы.

— Накинь что-либо, там капает! — крикнула Райда ему вслед, обернувшись. — Да ты бы хоть поел, как человек!

— Не голодный, — отозвался Ярико неразборчиво уже откуда-то из сеней.

Он толкнул дверь и тут же присвистнул: на улице молотил такой дождь, что о сухих дровах можно было только мечтать. «Ничего себе капает», — мрачно подумал Ярико. Скинул рубаху — влажная прохлада окутала дождём и ветром, заставила невольно вздрогнуть, — набросил ткань себе на голову капюшоном и, поскальзываясь на мокрой траве, полетел к поленнице. Дрова были, к его радости, уже поколоты и сложены аккуратным колодцем. Он подхватил столько, сколько за один раз уместилось в руки, но после немного подумал, переложил всё в рубаху, как на носилки, и почти бегом вернулся в избу. Райда уже разложила на столе чистую льняную скатерть, расставила горшки и плошки.

— Чудесный ливень, — заметил Ярико, скинул свою ношу у порога, сел прямо на пол, протянул руки, и на его ладонях вспыхнуло пламя. Райда испуганно охнула и тут же постаралась успокоиться: уж сколько раз видала огонь в руках сына, а всё никак привыкнуть не может…

— Вот посушу малость, и можно будет печку топить, — пояснил юноша в ответ на её вопросительный взгляд. — Они ж мокрые, как… как не знаю, что. У нас гости сей день?

— Помощник отца, Хольд, и начальник корпуса лучников, Ольгерд. Кит сказывал, поговорить им наедине надобно. Тревожатся все, после того, как чужой лагерь в лесу заметили, ни дня не прожили без этих сборов да смотров…

Райда уронила пряжу на колени, посмотрела куда-то в пустоту и печально вздохнула. За много минувших солнцеворотов она привыкла к тому, что её супруг часто не бывает дома, даже ночует в Совете или где-либо в дозорах, но и визиты гостей, его товарищей, тоже не были редким явлением.

— Ольгерд? — Ярико нахмурился, едва не выпустил огонь из рук, но вовремя спохватился. — А можно я уйду?

— Это почему ещё?

— Так… — он замялся, отвёл взгляд. — Встречаться-то с ним не больно хочется. Да и вы тоже… Как вы его у себя принимаете?

— Как гостя, — ответила хозяйка спокойно и серьёзно, и юноша даже сник: ожидал иного ответа. Райда тем временем распутала до конца моток пряжи и взяла кусок берёсты, который Ярико бросил на стол, выходя. Поднесла его к глазам поближе, рассмотрела и вдруг улыбнулась. — Это Славка?

На светлой берёсте Ярико выжег изображение девчонки с огромными глазами и непривычно короткими волосами. Картинка выглядела ещё явно неоконченной, но сходство было поразительным.

— Она, — вздохнул юноша. Большая часть дров постепенно высохла, он перенёс их в печь, задвинул заслонку и вытер грязную лужу на полу.

— Скучаешь?

Ярико не ответил, опустил голову, молча пожал плечами. Как можно было это объяснить? Он скучал невыносимо, но никому об этом не говорил, да и толку было бы говорить? Славка исчезла в самый неподходящий момент. Вот один попытался пойти её искать, уж четвёртая луна подходит к концу, а не вернулся никто из них, ни Иттрик, ни сама девочка. Ярико бы и сам пошёл, куда угодно, хоть на другой конец Прави, только бы за нею. А Ольгерд… Узнав о том, что его мать и отец погибли по вине его, Ярико совсем перестал даже здороваться с ним. Иногда жалел, что не может сделать ничего такого, чтобы тот навсегда свой поступок запомнил. Хотя, верно, Ольгерд и без того не позабыл…

— Так отчего ты уйти-то хотел? — окликнула Рада юношу, увидев, что тот задумался, глядя в щёлку между заслонкой и боком печи. — Нешто с Ольгердом Мстивоичем не поладил?

— Да ну… — Ярико рукой махнул. — Не могу я с ним. Видеть его не могу. Как вспомню, что вы с отцом здесь из-за него, так и думается, что не прощу ему никогда…

Райда вздохнула, поднялась, подошла к сыну, обняла его. Ярико прижался щекой к её плечу. Она погладила его по голове, как маленького, и заметила, как он невольно вспыхнул, смутившись такой ласки.

— Сынок, это давно было, — тихо промолвила Райда, задумчиво глядя в окно. — А старое поминать — к худу, да и глупо здесь уже о смерти думать да о вине. Забудь, как мы с батюшкой твоим забыли.

— Ну да, — буркнул Ярико, устраиваясь поудобнее. — Он ведь не только вас… так, он всё Загорье в страхе держал. Мы с Веленкой у него в срубе сидели солнцеворотов девять. Он и Славку мою мучал… пока не узнал, что она дочь его…

— Что было, то прошло. Велена, поди, не поминает. А Славка — та и вовсе простила, признала его. Он сам о ней сказывал, да с таким теплом… Он другой, Ярико, он изменился, так бывает…

— Велена себе все глаза спортила да такой слабой выросла в срубе этом треклятом… Ветерок подует, она и сляжет с простудой. А Славка… не понимаю я её тут. Я бы не простил. Да за вас бы и подавно…

— А ты попробуй, — серьёзно ответила Райда. — Прощение — самая светлая и самая добродетельная сила. Эта сила даже крепче любви, потому что не все любящие способны прощать.

Ярико хотел было ответить, что у него уж точно не выйдет, но тут на подворье послышался конский топот и голоса, с шумом хлопнула дверь, в сенях зашуршали, закашляли хрипло, засмеялись.

— Принимай гостей, хозяйка! — крикнул Кит, сбросив плащ и мокрые сапоги. Ольгерд и Хольд прошли в горницу, по обычаю поклонились хозяйке и хозяину. Ярико встал, коротко кивнул и хотел было выйти, но мать незаметно взяла его за руку — пришлось остаться.


15. Вести с границ


Райда вытащила из печки чугунок, поставила перед всеми широкие плошки с дымящейся овсяной кашей, но за еду приниматься никто не спешил: ни Отцу Совета, ни гостям его было не до этого. Ольгерд казался молчаливее и суровее обыкновенного. Если бы он не оставил оружие у порога, как было принято, то вертел бы в руках клинок, но клинка не было, и он крепко сцепил пальцы замком перед собою.

— Ты сей день сам не свой, — негромко заметил Кит, откинувшись назад и прислонившись спиной к тёплому боку печи. — Что-то не так?

— Да… — Ольгерд только рукою махнул. Последние дни он и вправду был будто не в себе: забывчив не в меру, рассеян. — Пропала девчонка, равно как в воду канула. Не могу я больше… Отыскал бы кто… И сам бы пошёл, да кто ж меня пустит-то?

Он невесело усмехнулся и отхлебнул мёда из кружки. Кит намурился: ему и самому последнее время было не до веселья. Отпустить было легко, а вот ждать? Зная, что можешь не дождаться? Он давно уже успел привязаться к парню из рода Сварога и относился к нему, как к младшему товарищу. Зря он отпустил его тогда, отговорить надо было. И Славку, верно, не нашёл, и сам сгинул. Поэтому Кит ничего не ответил Ольгерду, только дружески хлопнул его по плечу. Как раз в горницу вошёл Хольд, занял свободное место на левом краю стола.

— Что слышно с границ? — Кит по привычке оглядел всех присутствующих, скрестил руки на груди.

— В дозоре сотня Лодина, вестей пока нет, — отозвался Хольд. — Исходя из того, что мы слышали недавно от Эгилла, имперские войска подобрались уже слишком близко. Ещё седмица-другая, и они обрушатся на нас.

— Первый удар в любом случае примет Реславль, — заметил Ольгерд. — Крепость там неплохая, но долгой осады, надо понимать, не выдержит.

— Давеча я послал гонца туда, — Кит поднялся, скрестил руки на груди, прошёлся из угла в угол и остановился у окна. — Нам нужно выиграть время. Даже несколько дней могут стать решающими. Могут вернуться Славка и Иттрик, к тому же со дня на день Леннарт должен привезти ответ от лорда Эйнара.

Райда сидела в уголке с вязанием и не вмешивалась в их беседу, только спицы быстро и негромко стучали в её пальцах. Ярико вдруг почувствовал себя чужим: его оставили, но он не понимает почти совсем ничего из разговора о судьбе княжества. Наконец он не выдержал и взмолился:

— Объясните, что происходит!

Мужчины переглянулись и хотели посмеяться, но Кит едва заметно нахмурился, и смех пропал сам собою.

— Сынок, это война, — промолвил Отец Совета, немного погодя. — У каждого в ней своя роль, у кого-то — значительнее, у кого-то — меньше. Наше общее дело — защитить Кейне, сделать всё, чтобы наша земля, которую так великодушно даровали нам боги, осталась нашей. Люди из Империи, из Дартшильда, делают всё, чтобы расширить свои границы, но уже достаточно долгое время мы не пускаем их дальше Западного леса. Княжество Халла, то самое, что за перевалом Ла-Рен — тоже против нас. Отчего и как это получилось, мне неведомо, но нам приходится сдерживать удары с двух сторон. Поддержка лорда Эйнара из Земель Тумана и его людей дала бы нам очень многое. Он сильный двойной маг, таких, как он, больше нет…

— Есть, — вдруг подал голос Ярико, до того момента слушавший внимательно. — Славка.

Все обернулись и посмотрели в его сторону. Кит — вопросительно, Хольд и Ольгерд — с удивлением.

— Славка владеет и Тьмой, и Светом, — продолжал юноша сбивчиво, торопливо, боясь упустить что-то важное. — По твоей, Ольгерд, вине она могла бы и вовсе не появиться на свет. Так сложилось, что её сила берёт начало из двух самых древних источников, хотя подобных случаев никто никогда не знал. Светом она управлять научилась, и очень даже не худо для её лет, а Тьма ей покамест не подвластна.

— Это не моя вина, — в тихом вздохе Ольгерда послышались горечь и досада. — Это дело рук Свартрейна, духа Нави. Того самого, что живёт вместо меня в Загорье… Он проклял весь наш род, предав его Тьме. Весна, Славкина мать, знала об этом — о том, что дети Света и дети Тьмы не могут быть вместе, однако не отвергла моей любви. Теперь-то мне всё известно…

— Что тебе известно? — вдруг крикнул Ярико, вскакивая с места так, что лавка едва не опрокинулась. — Что? Все вокруг обо всём знали, один ты ничего не знал? Зачем ты связывал себя клятвой с Астрой? Зачем приказал убивать малолетних детей тогда, восемнадцать солнцеворотов назад? За что убил моих родителей? Славку за что мучал? Сестру мою? Людей других? Это Тьма твоя тебе так велела?

— Замолчи, Ярослав!

Кит поднялся с места, тяжело опираясь на стол, и юноша невольно стушевался под его суровым, пристальным взглядом. Его почти никогда не называли полным именем, данным при рождении, да и гнев отца был непривычен: никогда ранее Кит не повышал на него голоса. Ярико пристыженно опустил взор. Некоторое время Ольгерд ничего не отвечал, глядя куда-то в сторону, но, немного подождав, снова заговорил.

— Всё началось давно, когда меня ещё на свете не было. Моему прадеду удалось сделать невозможное: загнать Свартрейна обратно в Навь, туда, откуда, по-хорошему, нет дороги. Однако было уже поздно: врата между мирами открылись, и постепенно такой проход становился всё шире и шире, наконец, дошло до того, что закрыть их стало не под силу никому кроме тех, в чьём сердце Тьма живёт в согласии со Светом. Лорд Эйнар — такой, но отчего-то он отказывается закрывать врата. И госпожа Дана его уговаривала, да всё бестолку. твари преисподней выбираются наружу. Не раз на охоте лошади чуяли их незримое присутствие, а гончих Смерти, красноглазых собак с драконьими хребтами, мне довелось даже как-то раз видеть самому.

— Эти твари и им подобные не просто убивают, — продолжал Хольд, когда Ольгерд замолчал и снова поднёс к губам кружку. — Они вырывают человеческие души, не позволяя им уйти на Звёздный Путь, и утаскивают с собой в преисподнюю. Они — само зло, этакое воплощение зла, и бороться с ним можно только единственным способом: закрыть врата Нави и навсегда загнатьвсех этих тварей обратно. Иначе со временем — а его остаётся всё меньше и меньше, — они все выберутся сначала в Явь, а потом и сюда. Ведь если Свартрейн и его помощница-ведьма сумеют открыть ещё и врата в Правь, то они захватят все три мира. А это значит…

Хольд тоже замолчал и только развёл руками. Кит серьёзно смотрел то на сына, притихшего в изумлении, то на товарищей. Ярико вдруг взглянул на Ольгерда совершенно иными глазами: ведь ежели бы не он и не чистая, беззаветная любовь его супруги, то не было бы такого человека, который мог бы справиться с вратами Нави.

— Лорд Эйнар отказывается — видно, на то есть свои причины, — произнёс Кит. — Как-то он писал госпоже Дане, что для этого ему нужен ученик с подобным даром, ведь одной его силы может просто не хватить. Вот ты сказал, что Ольгерда всё это делать Тьма заставляла — можно и так предположить. Чтобы жить с Тьмой, нужно уметь ей сопротивляться, иначе она будет диктовать тебе условия, а со временем и совсем завладеет тобой. Почему мы доверяем Ольгерду? — он мельком взглянул на Райду, но та не подняла глаз от рукоделия. — Потому что своей смертью он разрушил проклятие, и Тьма оставила его.

Вот, значит, как… Оказывается, Тьма, как и Свет, почти живое существо, с собственной волей. Лорд Эйнар здесь не помощник — значит, остаётся только Славка. Но где же она?.. Ей учиться нужно, ведь, по рассказам некоторых, тех, кто был хоть немного знаком с силой, противоположной Свету, Тьма — самое опасное оружие. Без должного контроля она может убить собственного Хранителя. А в опытных руках она становится настоящим волшебством: может исцелить или ранить, заставить говорить или молчать, преобразить человека или же вернуть ему собственный истинный облик.

— Прости меня, — глухо промолвил Ярико, протягивая руку Ольгерду, сидевшему напротив. — Я не знал.

— Забудем, — ответил Ольгерд, сжав ладонь юноши и слегка встряхнув. — Сейчас не до вражды. Ежели мы не будем теперь изо всех сил держаться друг за друга, доверять друг другу как можно сильнее, — мы погибнем.

— Это верно, — добавил Кит. — Давайте к делу.

Было уже далеко за полночь, когда разговор начал сворачивать в другое русло и уходить от разгоравшейся войны. Кит невзначай напомнил об Иттрике, о том, что дар юноши был бы незаменимой помощью. Хольд с сомнением предположил, что ежели бы Славка была где-то наподалёку, они бы давно встретились, а значит, события могли развернуться по-разному. Либо с Иттриком что-то случилось, либо Славка была слишком далеко от Западных земель, либо же она и вовсе не приходила в Правь, однако последнее было слишком маловероятно. Все трое заспорили о близости Дартшильда и о вероятности того, что Звёздный Путь мог привести девушку в какой-либо из городов Империи — Норрен, Сайфад, или ещё в другой. Ярико не хотел ни предполагать, ни строить догадок: Славки здесь не было, и он нередко ловил себя на том, что думает о ней беспрестанно, чем бы ни был занят. В Совете ли, дома, на сборе войска — почти всегда его мысли занимала эта девушка, но забывать о ней он даже не старался. Ведь если Славка жива и где-то здесь, то это последняя надежда снова свидеться с ней: говорят, дорогу осилит тот, кто идёт на зов…

Ольгерд и Хольд наотрез отказались оставаться в доме гостеприимных хозяев на ночь, и Райда уже поднялась было проводить их до ворот, как вдруг кто-то забарабанил в дверь, да так, будто собирался снести её с петель. Кит недовольно нахмурился.

— Сынок, сходи-ка, глянь, кого там принесло…

Ярико вышел в сени и отворил дверь. На пороге стоял вооружённый человек, весь взмокший и растрёпанный, вероятно, после долгой и бешеной скачки. Одёжа его была в грязи, местами порвана и кое-где даже испачкана кровью. Он едва стоял на ногах, его пошатывало из сторону в сторону, он даже придержался рукой за бревенчатую стену.

— Мне к Отцу Киту, — незнакомец коротко поклонился, коснувшись ладонью груди, и вдруг шумно выдохнул, сполз на пол, всё так же не отходя от стены. Ярико не успел подхватить его, и он, падая, сбил с низко прибитой полки пару глиняных горшков. Все, кто был в горнице, выбежали на шум. Райда присела на одно колено подле нежданного гостя, быстро осмотрела его.

— Он ранен! — встревоженно прошептала она, обернувшись к мужу и сыну. — Надо его срочно в тепло!

Без лишних вопросов Хольд и Ольгерд подняли незнакомца, перенесли в горницу и уложили на топчан. Ярико принёс воды из кадки, Райда сняла с раненого рубаху, влажным рушником обтёрла его лицо, руки, осмотрела получше. Судя по всему, в какой-то схватке его неслабо задело мечом в бок. Кровь уже давно остановилась, но вышло её достаточно для того, чтобы он совсем обессилел. Загадкой оставалось то, как ему удалось удержаться в седле и даже дойти пешему до дверей избы. Он был бледен и измождён, дышал тяжко и прерывисто, правая рука его то и дело дёргалась, словно тянулась к мечу, и тогда Райда брала его ладонь в свою, успокаивающе гладила. Спустя некоторое время незнакомец пришёл в себя, огляделся, осторожно попытался сесть.

— Простите, — растерянно пробормотал он, почувствовав встревоженные взгляды хозяев и гостей. — Совсем сил не осталось… Чудом до вас добрался…

— Кто ты? — Кит опустился на лавку напротив него и сцепил руки замком перед собою. — Что случилось?

— Отец Кит, я верно понимаю? — хозяин дома молча кивнул. — Меня зовут Лейдольв, я начальник четвёртого корпуса из Реславля. Город пал. Перебиты почти все. Защитники, женщины, дети… Воевода Радим помог мне выбраться подземным ходом. Велел передать всё вам или госпоже Дане, ежели удастся добраться до неё. Но дорога к вам, сюда, была короче.

— Реславль взят?!

Кит изо всех сил пытался держать себя в руках, Ольгерд и Хольд молча и многозначительно переглядывались: значит, всё не так просто, как казалось бы поначалу, всё гораздо, гораздо хуже. В ответ на вопрос Отца Совета Лейдольв угрюмо кивнул, и снова ненадолго воцарилась тишина.

— Они напали на рассвете, сожгли посадские постройки, добрались до стен. Вместо четырёх корпусов мы выставили целых шесть: ещё два составили из простого народа. Но и того не хватило. Они превосходят нас и по силе, и по числу. И подготовлены они куда лучше. Обо мне никто не знает. Верно, думают застать вас врасплох.

Кит задумчиво потёр переносицу. Всё сказанное вдруг легло на плечи тяжким грузом. От Реславля до Ренхольда около двух дней пути, ежели гнать коня почти совсем без остановок, то можно и одним днём добраться, как, к примеру, это сделал Лейдольв. Времени не было совсем.

— Мы сделаем всё возможное, чтобы удержать Ренхольд, — заверил гостя Отец Совета, хотя все поняли, как нелегко даётся ему спокойствие и такие ободряющие слова. — Мы должны. Обязаны. Спасибо тебе, что приехал и рассказал. Сейчас тебе нужно отдохнуть, восстановить силы.

— Спасибо вам, — Лейдольв слегка кивнул: поклониться мешала тугая повязка под грудью.

Час был уже очень поздний, и мало того — на дворе снова заморосило. Навряд ли дождь прекратился бы до утра, и хозяин настоял на том, чтобы гости остались: свободные и чистые горницы всегда найдутся, а из тепла под дождь — кому охота?

Вскоре в избе всё стихло. Хозяева и гости уснули, раненый посланник из Реславля забылся чутким, неглубоким сном. Ярико некоторое время не мог заснуть: всё думал о давешнем разговоре с Ольгердом. Выходит, он не виноват ни капли во всём произошедшем? Невероятно… Конечно, приказы, которые приходилось исполнять его ратникам, навряд ли были отданы действительно по его воле, по его собственному желанию. Связь с рыжей ведьмой была слишком сильна, чтобы разорвать её просто так. Ярико знал с детства, что не бывает людей плохих — бывают лишь те, кто сбился с пути, и тогда им надо указать на верную дорожку, помочь вернуться. Однако шло время, он взрослел, сталкивался со злом, с болью, с несправедливостью и постепенно менял своё мнение об окружающем его мире. Немногих из тех, кто совершал дурные поступки, можно было понять и оправдать, однако он старался, да и Велена, сестричка, добрая душа, всегда была рядом и освещала всё вокруг своей жизнерадостной улыбкой. Эх, Велена-Велена… Она так и не узнала о том, что не родные они. Хотя, быть может, это и к лучшему? Ведь вовсе необязательно быть родными, чтобы понимать друг друга с полуслова, с полувзгляда, чтобы всегда быть готовыми прийти на помощь, в любую минуту? Чтобы любить — тепло, искренне и беззаветно?.. Но и Ярико довольно быстро уснул: денёк выдался нелёгким, и завтрашний навряд ли пролетит быстрее.

Осторожно открыв дверь и выйдя к лестнице, Хольд прислушался — тишина. Ни звука, только дождь едва разборчиво шумит за крепкими, надёжными стенами. Он остановился, задумавшись. Здесь и сейчас искать было пока что нечего. Писем от лорда Эйнара ещё нет, никаких иных доказательств того, что Земли Тумана дали согласие на союз, не было. Значит, нужно было дождаться Леннарта с остальными, наверняка они привезут хоть какой-то ответ. Хольд всё больше склонялся к тому, что лорд Мансфилд согласится оказывать Кейне поддержку. Вставала острая необходимость как можно скорее предупредить людей из Халлы, но пустыми словами разбрасываться было ни к чему. Оставалось только ждать, пока эти самые слова обретут вес.


16. Первое столкновение


Ночь и утро прошли в заботах и тревоге, и Кит, вернувшись в Дом Совета после раннего завтрака, чувствовал себя разбитым. Над Северными землями собирались тяжёлые тучи, Отец Совета уже чувствовал дрожание скал на перевале, ледяное, пронизывающее дыхание осеннего ветра. Гроза надвигалась, напряжение, казалось, можно было уловить в свежем и сыром воздухе. Имперские войска избрали достаточно удачную пору для нападения: главной силой Кейне была средняя и тяжёлая пехота, конницы был всего один корпус, да и тот, следовало признать, не с самой лучшей подготовкой. В Дартшильде же содержались войска всех типов: лёгкая и тяжёлая конница, прекрасно подготовленные и обученные пешие бойцы. Из небольших стычек на приграничных землях стало известно, что они, помимо всего прочего, мастерски используют всякого рода засады, облавы, ловушки. Кит понимал, что с такими драться нужно в открытую, не худо бы на широкой местности или под прикрытием стен: в лесу дартшильдцы сольются с землёй и травой, покажут зубы и когти, и тогда — пиши пропало.

Так пролетели четыре дня, показавшиеся четырьмя часами. На заседаниях Совета не обсуждалось больше ничего, кроме возможности предстоящей атаки. Даже Ольгерд словно забыл о Славке, всё его свободное время уходило на тренировки вверенного ему корпуса лучников. Ярико старался не пересекаться с ним: хоть и не было больше между ними недомолвок и ссоры, всё ж говорить с ним юноше не хотелось. Впрочем, у него и самого почти не осталось времени на разговоры и отвлечённые размышления: отец отправил его в четвёртый корпус в ряды новобранцев. Каждый человек, способный держать оружие в руках, был дорог, да и Ярико уже самому не терпелось стать своим, стать частью общего дела.

Командир четвёртого пехотного корпуса, Йала, в работе оказался совсем не таким, каким видели его в обыкновенную мирную жизнь. Всегда хмурый, угрюмый и неразговорчивый, в своей стихии, с мечом в руках он раскрывался, оживлялся, иногда даже с лёгкой улыбкой отпускал шутки по поводу того, что некоторым проще бревно в руки дать вместо благородного оружия — и толку будет больше. Ярико казалось, что в его адрес эта ехидная шутка звучит чаще, чем в чей-либо ещё. Он никогда не держал меча в руках. Умел натягивать тетиву на лук, выпиливать и оперять стрелы, делать ножны всех видов и размеров, однако едва руки почувствовали непривычную тяжесть оружия, он сразу понял, что так просто меч повиноваться не станет.

У Ренхольда в запасе оставались ещё целые сутки: Лейдольв вполне обоснованно предположил, что войска Империи не бросят взятый город просто так. Несколько дней они будут праздновать первую победу, давшуюся относительно нетрудно, грабить, закатывать пиры в наполовину сожжённых или разрушенных домах. Кит рассчитывал, что они придут под стены Ренхольда на пятый-шестой день после этого. Волнение его росло, хоть он и старался оставаться таким же спокойным, как и всегда. Леннарт не возвращался из Вендана со своим отрядом, а он был одним из сотников, замену искать было слишком поздно. В крайнем случае Кит рассчитывал на то, что во главе первой сотни встанет он сам, но исполнения этого не хотелось: командир войска в гуще сражения из него был никудышный, он и сам это знал и предпочитал оставаться в резервных частях или в запасе. Оттуда легко можно было послать гонца в самый центр битвы, да и рассуждать на холодную голову там было гораздо проще. Хромота делала Отца Совета очень уязвимым, езде же на лошади в условиях битвы он обучен не был, поэтому надеялся на возвращение своего поверенного.

Осенний ветер крепчал, тучи темнели, где-то над перевалом ворчал и перекатывался гром. Гроза не заставила себя долго ждать: мощные потоки ливня обрушились на Ренхольд ещё до рассвета. Город не спал: нападения ждали в любой момент. Дождь всё усиливался, и, наконец, через подземный ход в город вернулся дозорный отряд с докладом о том, что за линией холмов был замечен первый лагерь Дартшильда. Однако следовало ожидать, что единственным лагерем дело не ограничится — и вскоре второй отряд принёс вести о ещё одном, расположенном по направлению к востоку от первого. Кит разочарованно вздохнул: четверо поверенных во главе с Леннартом так и не вернулись. Приходилось принимать командование над первой сотней лично.

Укрытий для мирных жителей за стенами нашлось предостаточно, однако большинство простых людей присоединились к защитникам. Их роль была невелика, но общему делу был способен помочь каждый: срубать крепления верёвочных лестниц, сбрасывать камни, лить смолу, кипящее масло и выпускать горящие стрелы — словом, работы было вдоволь всем. Многие женщины по примеру супруги Кита тоже не остались в стороне и обосновались в тайном подземном ходе, натаскали туда еловых веток, чистых тряпок, тёплой воды, всякого рода трав и настоек. Безопасность и прочность этого положения оценил Йала, чьи отряды оставались в засаде и должны были выйти из-под стен по сигналу в качестве подкрепления.

Гроза и не думала затихать; наоборот, дождь припустил только сильнее. Глухо рыкнул гром, словно сигнал, и на стены Ренхольда обрушился град стрел, а за ним ещё один, и ещё. Ответом им был такой же град, пущенный со стен отрядами, находившимися под командованием Ольгерда. Стены недолго оставались неприступной крепостью: захватчики тащили верёвочные лестницы, брёвна для тарана, железные крюки для крепления тех самых лестниц. По распоряжению Кита новобранцы и стрелки оставались на стенах и башнях: перерубали верёвки, таскали камни и чаши со смолой и маслом, доведённым до кипения. В ближний бой этих бросать было опасно: от легко вооружённых лучников и неопытных юнцов будет мало толку и куда больше потерь.

Ярико остановился подле бойницы, слегка высунулся из-за плеча стрелка. Ренхольд был укреплён на холмах с покатыми, пологими склонами, и сейчас все эти склоны были сплошь усеяны людьми в тёмно-бордовых богатых одеждах, у многих даже расшитых золотом. Вооружение большинства не было тяжёлым: от такой пехоты проку немного. Защитники пока не отвечали такими же атаками: выжидали подходящего момента, когда можно будет вывести своих из подземных ходов и запасных ворот, которых враги, вероятно, ещё не отыскали.

— Отойди, парень, не мешай, — строго сказал лучник, стоявший у края бойницы перед Ярико. Юноша отошёл к куче камней, которые следовало сбрасывать на тех, кто отважится пойти на штурм. Натягивая лук, стрелок отвёл назад правую руку, согнутую в локте, плавно отпустил тетиву, но, не успела стрела соскользнуть с полочки, как сам лучник крикнул что-то неразборчивое, схватился за бок и ничком сполз вниз. Ярико бросился к нему, проверить — жив ли, но вдруг чья-то рука крепко ухватила за плечо и с силой швырнула наземь. Через какую-то долю секунды по тому месту, где только что была его голова, мазнула метко пущенная стрела. Юноша осторожно поднялся. Локти были содраны, рукава рубахи порвались и испачкались кровью. Неожиданный спаситель тем временем наклонился над упавшим лучником, оттащил его в сторону и встал на его место.

— Цел? — он обернулся через плечо, мельком взглянул на юношу, и Ярико с изумлением узнал Ольгерда. — Хорошо. Ещё раз сунешься, куда не просят, я тебя собственноручно с этой стены спущу.

Ярико улыбнулся, но Ольгерд на него уже не глядел: накладывал стрелу на полочку и натягивал тетитву. Сверху холм выглядел, как растревоженный муравейник. Атакующие сновали туда-сюда, их тёмные одежды ещё более добавляли им сходства с насекомыми. Пробить ворота тараном, представлявшим собой бревно с остро заточенным концом, им не удалось: сразу за первыми следовали вторые, окованные железными листами, а конец тарана уже затупился. На головы тех, кто бился в первых рядах, лились горячая смола и кипящее масло, огромные камни с промежутком в минуту-другую летели сверху. То и дело повсюду раздавались жуткие крики и стоны раненых, обожжённых. Лучники обстреливали со стен ряды, следующие за первыми. Конница из-за холмов всё не показывалась и не показывалась — то, чего больше всего опасались Кит и Йала, пока ещё не произошло.

Однако удача недолго оставалась на стороне защитников города. Спустя некоторое время нападающие пробили и вторые ворота, и тогда чёрная людская река хлынула в образовавшийся проём. С высоты стены Ярико увидел знакомые фигуры всадников — то были Кит, Хольд и Эгилл. Вслед за ними наперерез пешим дартшильдцам бросились легко вооружённые всадники. У самого въезда в город завязалась жаркая битва. Ярико с тревогой следил за фигурой отца, но вскоре она пропала из виду: защитники Ренхольда потеснили атакующих и вышли за стены.

— Не зевай! — окликнул Ольгерд юношу, даже не оглядываясь, и вдруг закричал так, что испарина на висках выступила: — Крюки! Крюки сбрасывай! Руби верёвку!

Ярико оторвал железный крюк от стены, поспешно вытаскивая из-за пояса небольшой нож. Две фигуры, балансировавшие на верёвочной лестнице, с ругательствами полетели вниз. Юноша с омерзением увидел, как густая трава, отяжелевшая от воды, обагрилась кровью. Однако долго разглядывать землю под ногами не пришлось: третий, тот, что забрасывал крючья, умудрился удержаться на стене и теперь, ловко взобравшись по выступам, бросился в сторону защитников стены.

Из-за соседней бойницы в него выстрелили, но стрела пролетела мимо. Ярико отступил на несколько шагов и крепко сжал рукоять ножа. Ладони взмокли от напряжения и волнения. Секунду-другую враги смотрели друг другу в глаза, а потом вдруг сцепились на самом краю стены, с трудом удерживая равновесие. Ярико не успел понять, как одна его рука оказалась за спиной у дартшильдца, как остриё ножа мягко вошло между чужих лопаток. Руки сразу стали горячими и липкими от крови. Противник тяжело рухнул на камни и больше не шевелился.

Колени предательски дрогнули; Ярико подошёл к загородке поближе, схватился одной рукой за выступающий камень. Неожиданно его замутило, к горлу подобралась тошнота, перед глазами поплыли круги. Сердце бешено колотилось, выпрыгивало: это он, он, он виновен в их смерти! Да, они — чужие, они — враги, но… как можно собственными руками лишить человека жизни? Жизни, которой ты ему не даровал?

— Что с тобой? — Ольгерд ненадолго отвлёкся: сменить порванную тетиву и положить стрелу. Ярико только неопределённо помотал головой в ответ, и в тот же миг его вывернуло наизнанку. Он упал на колени подле мёртвого тела и с ужасом взглянул на свои окровавленные ладони.

— Бывает, — командир корпуса лучников отвернулся. — Это, дружок, перетерпеть надо. Пережить. Когда впервой — оно, знаешь ли, всегда тяжко…

В дождь прицельность выстрелов была достаточно плохой, к тому же ветер мешал ровному ходу стрел. Лучники не видели и не считали убитых. Те, кто находился на лестницах и внизу, отчаянно сражались за каждый шаг, за каждую сажень земли. Несколько отрядов по распоряжению Йалы было переведено к воротам, чтобы дартшильдцы не вошли в город. А конница тем временем схлестнулась в долине у подножия холмов: сквозь шум и грохот ливня пробивался лязг и звон железа. Ближе к лесу местность была заболочена, лошади вязли в грязи, что существенно мешало двигаться всадникам. Многие спрыгивали на землю, присоединялись к пешим отрядам, подрубали ноги коням и подпруги на сёдлах всадников. Перед самой мордой лошади мелькнула чья-то тёмная фигура, воин нырнул под копыта, рискуя разбить себе голову, и исчез, а Кит почувствовал, что начинает соскальзывать с седла.

— Прикрой!

Просьба не относилась ни к кому конкретно; ближе всех к Отцу Совета оказался Эгилл. Он развернул своего коня так, чтобы Кит был неуязвим — спереди и сзади выручали мощные лошадиные копыта, справа встал конь товарища, слева начинался лес. На смену подпруги и ремня ушло немало времени, но Эгилл успел подарить товарищу несколько драгоценных минут, и тот успел перетянуть ремень, поддерживающий седло, вскарабкаться обратно, бросить короткое «спасибо!» и скрыться в общей толпе. Эгилл чуть приподнялся в седле, отыскал глазами Хольда, свистнул — тот услыхал сигнал каким-то чудом, — и оба направили коней вслед за Китом.

Всадники из Ренхольда вскоре осознали, что удача на их стороне: спустя некоторое время они смогли потеснить людей Империи к лесу, а там, в чаще и зарослях, конный — не воин. Гонец тайными тропами добрался до места, куда выводил один из подземных ходов, вкратце передал обстановку, и четыре засадных отряда, в каждом из которых было по двадцать легко вооружённых воинов, оцепили лагерь Дартшильда с противоположной стороны. Когда гонец вернулся, Кит велел ему отправляться обратно за стены и передать кому-либо из сотников, кто остался, о том, что задача защитников стен — не пропускать чужаков в пределы города и только расправиться с оставшимися отрядами пеших, брошенных на штурм, а конница сумеет задержать остальных.

Едва он успел отпустить парня с поручением, откуда-то из-за стены густых зарослей вылетело четверо конных. Они были почти совсем безоружны, только их предводитель, высокий, плечистый мужчина в бордовой накидке и в шлеме с алым пером, крепко сжимал в руке короткий меч, привычное оружие в имперском войске. Предводитель отдал несколько приказов на чужом языке, Кит понял всего два слова — «лагерь» и «доложить».

Двое конных воинов остановились друг напротив друга, перехватывая мечи поудобнее и примериваясь, с какой стороны сподручнее заходить. Кит чувствовал, что перебитая подпруга плохо закреплена и может в любой момент съехать набок; предводитель отряда дартшильдцев был ранен в плечо, и ему приходилось держать меч левой рукой. Для честного поединка оба должны были спешиться: мечи были разной длины, но думать об этом не оставалось времени. Воин из Империи пустил коня вперёд. Короткий удар мечом, и подпруга оказалась перебита с другой стороны. Кит успел вытащить ноги из стремян и убедиться, что твёрдо стоит на земле. Пеший конному, известно, не соперник, но в последний момент, когда короткий меч врага свистнул где-то над ухом, Кит вспомнил, о каком приёме когда-то рассказывал Леннарт, начальник конницы. Штука была непростая, но при правильном исполнении гарантированно сбрасывала противника на землю и обездвиживала.

Выждав момент, когда лошадь снова будет направлена на него, Кит позволил всаднику подойти так близко, как только можно, а потом, не целясь, махнул мечом перед самой лошадиной мордой. Конь испуганно взвился на дыбы, Кит нырнул вбок, нагнув голову, перерубил подседельные ремни и бросился в сторону. Всадник кубарем скатился на траву, хотел подняться, но Кит опередил его: остриё длинного меча упёрлось в грудь сопернику.

— Онхён понимаешь?

Дартшильдец чуть приподнялся, чтобы кивнуть, попытался вырваться, но меч прижался крепче и продавил плотный кожаный щиток на его груди. Неожиданно где-то за спиной послышалось чавканье грязи под лошадиными копытами, чьи-то голоса, и на поляну вылетело несколько всадников. Впереди всех остановились Эгилл и Хольд. Они быстро оценили обстановку и жестом подали команду другим стоять на местах.

— Назовись, — приказал Отец Совета побеждённому.

— Дамир, — глухо ответил тот. — Командир лагеря я.

— Отпущу, если бросишь оружие, — Кит нахмурился и слегка приподнял меч, давая поверженному противнику возможность дышать. Дамир отбросил свой меч в сторону, вытащил из-за пояса нож и тоже отложил его. Кит позволил ему подняться, однако свой меч не убрал. Товарищи Кита следили за обоими с любопытством и тревогой, оружия не убирали — на случай, если противник не один.

— Считай, что мы на равных, — продолжал Отец Совета. — Я главный в городе. Сейчас мы идём в ваш лагерь, и ты приказываешь своим людям отступать от стен.

— С какой стати? — выходец из Империи зло сощурился и метнулся в сторону, но чужой меч слегка ударил между лопаток, давая понять, что просто так ему не уйти.

— Ты проиграл схватку, — спокойно произнёс Кит. — Скажи спасибо, что я сохраняю тебе жизнь, хотя бы и на своих условиях. Нас ждёт долгий разговор. А сейчас идём в лагерь.

Дамиру позволили ехать самостоятельно, но коня его завели в центр отряда, чтобы не свернул ненароком в сторону. Кит стащил со своей лошади испорченное седло и велел указывать дорогу.


17. За всё нужно платить


В лагере Дартшильда заложник привёл их к наблюдательному пункту на возвышенности. Несколько трубачей и горнистов стояли на взгорье с поднятыми инструментами, готовые в любую минуту исполнить приказ предводителя. При виде чужаков они смешались, начали переглядываться, но Дамир угрюмо поднял руку, приказывая им стоять на месте.

— Вели им играть отбой и общий сбор, — сказал Кит. Дамир перевёл его приказ на имперский, трубы и горны вскинулись вверх, сверкнули начищенной медью, и раздались два долгих сигнала. Подобные отголоски отдались вдалеке ещё несколько раз: по договорённости, наблюдательных пунктов было несколько, да и в гвалте сражения навряд ли можно было бы услышать единственный сигнал. Едва звуки труб и горнов стихли, к лагерю со всех сторон потянулись пешие и конные. Отобрав инструмент у одного из горнистов, Кит сыграл простую, незамысловатую мелодию — сигнал для своих, понятный лишь членам старшего Совета.

Подсчитывать убытки и потери времени не было: это Кит оставил простым жителям Ренхольда, тем, кто не имел отношения к вражде Кейне и Дартшильда. Парнишка-гонец передал Сверре, Йале и Лодину просьбу Отца Совета: прийти к северному входу в лес с небольшим вооружённым отрядом на переговоры с имперцами. Условия были обговорены сразу: командир стал заложником на собственной территории, Кит не убирал меч в ножны и всё время неотступно следил за каждым шагом противника.

Сверре был ранен, и вместо него в лагерь Дартшильда пришёл Ольгерд. Рана советника была неопасна, но требовала внимания, и он остался в городе. Кроме Ольгерда и остальных советников, в лагере очутился Ярико: после первого в своей жизни убийства он казался потерянным и совершенно обескураженным, и Йала не оставил его одного: быть может, подле отца парень придёт в себя, Кит сможет поговорить с ним, да и на допросе ему не помешало бы присутствовать: заодно бы разобрался, что к чему, кто да против кого.

Лагерь имперского войска представлял собой стройную организацию. Шатёр предводителя стоял в самом его центре и был окружён шатрами поменьше — там расположились его ближайшие помощники. Дальше, в глубь леса, тянулась вереница палаток, навесов, кое-где виднелись даже загородки для лошадей. Места для костров были припорошены мокрым серым пеплом и присыпаны пожухлой травой: в дождь костры было бы невозможно развести. Пустым лагерь не казался: отряды постепенно возвращались, остатки конницы и пеших, брошенных на штурм, тянулись с другой стороны. Зрелище было не из приятных, можно сказать, даже из печальных, однако до раненых и убитых никому не было дела: штурм Ренхольда, столицы, провалился, к тому же командир дартшильдцев оказался в весьма невыгодном положении — мысли всех занимало другое. Все ясно видели, что Дамир стоял в окружении чужаков и ни на кого не смотрел, чувствуя себя неловко: кажется, только утром он был волен в жизни и судьбе многих, а теперь — не волен даже в своей. Лагерь притих в ожидании дальнейших действий или приказов. Судя по тому, что командир не изъявлял свою волю ни в чём, никто не решался броситься ему на выручку и расправиться с чужаками. Наконец один из них, светловолосый мужчина солнцеворотов сорока пяти, негромко заговорил на онхёне. Воин в чёрных одеждах, стоявший по правую руку от него, перевёл его слова на имперский.

— Ваш магистр не устоял в поединке. Его жизнь и смерть в руках Отца Кита, — переводчик мельком взглянул на своего командира, однако тот не обернулся: сурово смотрел прямо перед собою. — Но люди Северного княжества — мирный народ, мы не убиваем без причин и дознания. Отец Кит предлагает переговоры.

Светловолосый кивнул ему и снова заговорил. Те, кто стоял к холму ближе всех, увидели, как магистр Дамир сжал кулаки, и его тёмные брови слетелись к переносице.

— Мы сохраним жизнь вашему командиру при одном условии, — продолжал Хольд, обводя тяжёлым взором всех имперцев, обступивших наблюдательный пункт, — никто из вас не поднимет руки ни на Отца Кита, ни на его поверенных. После разговора мы обещаем вам отпустить вашего командира и вас. Чтобы мы могли быть уверены в исполнении вашей части обещания, сдайте оружие. Все!

Имперцы зашумели. Снова тишину взорвал лязг оружия, чьи-то смелые выкрики. Вырвав из рук одного музыканта трубу, Хольд одним коротким и громким сигналом заставил всех замолчать. По примеру некоторых самых первых мечи, щиты, ножи с лязгом и звоном полетели в общую кучу.

— С рассветом вы должны покинуть пределы города, — твёрдо произнёс Хольд спустя некоторое время, когда всё понемногу стихло. — Наши отряды сопроводят вас до границы.

— А что с магистром? — послышался чей-то голос из толпы. Ряды разомкнулись, и к подножию наблюдательного пункта вышел воин в шлеме с такими же перьями, как у Дамира — значит, имевший подобное звание.

— Отпустим, когда будем уверены, что ни одного из вас не осталось здесь, Оружие вам не вернут, чтобы беды не наделали в дороге. А проводить — проводят.

— А коли обманете? — недоверчиво прищурился воин.

Светловолосый наклонился к своему помощнику, сказал несколько слов ему на ухо, тот кивнул.

— Отпустим, — ответил он. — Отец Кит дал слово. А ежели вам этого мало, то винить некого.

В сопровождении своих помощников и сына Кит вошёл в шатёр командира — на родном языке дартшильдцы называли его "магистром". Дамир не был уверен до конца, что ему ничто не угрожает: все пришедшие с победителем, кроме светловолосого юноши с широкой ссадиной на скуле, были вооружены. Однако Отец Совета отдал приказ сложить оружие: переговоры предполагали мирную беседу на равных, и беспокойство Дамира мало-помалу улеглось.

— Чей приказ исполняете? — Кит сел на плетёную циновку напротив своего бывшего противника. Дамир молчал, угрюмо рассматривая вышитый узор, и тогда он добавил: — Советую тебе отвечать добровольно. Если мои люди сложили оружие, это не значит, что я не отдам им распоряжение снова взять его.

— Я не близок к светлейшему императору Августу, но подчиняюсь кондотьеру Риоццо, — наконец произнёс Дамир после недолгого молчания. — Приказ атаковать границы Кейне поступил именно от него, хотя я уверен, что это действие было обговорено со светлейшим ранее.

— Почему именно сейчас? Ведь и раньше у вас было предостаточно шансов напасть. Погода, отсутствие наших дозоров… Всё это могло помочь вам и в начале осени, и летом.

— Император и асикрит Витторио Дени просчитывали всё до последнего, вплоть до того, когда к нашей империи будут благосклонны боги.

— Откуда же вы узнали об их благосклонности? — Кит нервно усмехнулся. — У вас, насколько я знаю, нет алтарей.

— У нас есть жрец главного бога, — будто бы нехотя бросил Дамир, снова немного помолчав.

— Жрец Сварога? — Отец Совета недоверчиво посмотрел сначала на него, потом на своих спутников, но те только плечами пожали. — Откуда? Они скрываются, да и никого из них не видели за пределами южных склонов перевала.

— Я не знаю, откуда он взялся, — с нескрываемыми нотками раздражения ответил Дамир, поморщившись. — Начальник имперской стражи лично говорил с ним, допрашивал. У нас ушла добрая седмица на то, чтобы он вообще заговорил.

— Как зовут жреца? — вдруг строго спросил Йала, скрестив руки на груди.

— Не знаю. Я не говорил с ним и не видел его, может быть, только раз…

— И как он выглядел? Молод, стар? Говори!

— Молод, — негромко отозвался Дамир. — Парень солнцеворотов двадцати. С виду такой… не то чтобы очень сильный. Признаться честно, мы сомневались в его способностях, да и магистр Руане не сразу решился…

— Что вы с ним сделали? — Йала вдруг бросился вперёд, схватил командира лагеря за воротник и рванул вверх. — Почему он рассказал вам? Почему согласился на ритуал?

— Не знаю! — хрипло крикнул Дамир в ответ, и Йала слегка ослабил хватку, видя, что противник задыхается. — Ничего не знаю! Под пытками на что угодно согласишься!

Не успел он договорить, Йала с силой швырнул его назад и отошёл, нахмурившись. Лицо его из бледного стало каким-то серым, светлые глаза горели нехорошим огнём.

— Спокойно, — тихо промолвил Кит, поглядев на обоих по очереди. — Сейчас уже не время хвататься за нож и чинить расправу над теми, чья вина лишь косвенна. Я очень надеюсь, что этот парень жив, иначе вам несдобровать, в первую очередь — тебе, магистр. Каковы были ваши планы после захвата Ренхольда?

Командир лагеря совсем стушевался, слова из него приходилось вытаскивать клещами, и всё-таки Кит со своим непоколебимым спокойствием и терпением добился, чего хотел. Дело оставалось за малым: восстановление Ренхольда, Реславля и пострадавших деревенек казалось не настолько тяжёлым, как сама оборона. Когда разговор был окончен, Кит, казалось, даже не вспомнил о своей угрозе взять магистра под стражу и направился к выходу. Остальные члены Совета пошли вслед за ним, и только Йала, ненадолго задержавшись, пристально посмотрел в сторону магистра.

— Если он погиб, я начальника вашей стражи хоть из самой Нави достану, — пообещал он вполне серьёзно. Дамир раздосадованно плюнул ему под ноги и хотел было идти, но Йала остановил его, вытянув вперёд руку с мечом.

— С нами пойдёшь, — коротко бросил он. — Или забыл?

Все, кто уходил, вернулись в город. По дороге Кит разъяснил дальнейшие цели войска Империи. Парнишка-гонец, окончательно измотанный бесконечными пересылками, догнал их уже у самого въезда.

— Мастер Леннарт вернулся из Земель Тумана с ответом лорда Эйнара, — выпалил он на одном дыхании, почти сползая на землю по гладкому, взмыленному боку лошади. — О великие боги, никогда больше в седло не сяду…

— Придётся, сынок, работа у тебя такая, — усмехнулся Кит. — Спасибо тебе. С меня причитается двойная плата, ты рисковал собой и не раз.

Парнишка улыбнулся, поклонился, взял свою верную лошадку под уздцы и, слегка пошатываясь от усталости, побрёл к воротам. Отец Совета с нескрываемой радостью обернулся к своим спутникам.

— Ну? Что я говорил? Ответил, да ещё как. Теперь всё встанет на свои места… разумеется, если лорд Эйнар дал своё согласие.

— Отец, погоди, — вдруг подал голос Ярико, впервые с тех пор, как спустился со стены. — Это ещё не всё. Славка и Иттрик должны были встретиться. Я не верю, что он её так и не нашёл. И ежели он сейчас… в Империи, то где она?

Кит задумчиво потёр переносицу. Между седеющими бровями легли две глубокие складки.

— Надо ждать, — коротко сказал он и спустя некоторое время молчания добавил: — Она вернётся… они вернутся. Идёмте, рано праздновать победу.

Битва продолжалась почти весь день. Осенью темнело рано, и, когда ночь опустилась с перевала на Северные земли, гроза уже отступила. Грохот и лязг оружия стихли, стяги свернулись и опустились, подземные ходы снова закрылись. Нужно было позаботиться о раненых, предать земле погибших, очистить въезд от изломанных мечей и копий, порванных знамён. Город был вымотан долгим и упорным штурмом, и хотя лучники и помощники на стенах сделал своё дело, за победу пришлось заплатить немалую цену.

Весь Совет решили не собирать: ни к чему. Сейчас никто ничего дельного не предложит, все изнурены долгой обороной и навряд ли могут думать о чём-то, кроме кружки хмельного и нескольких часов крепкого сна. Чтобы развеять общий страх и смятение, Кит отдал распоряжение всем возвращаться домой, отдохнуть хорошенько. Правда, полного доверия к дартшильдцам не было, и к лесу отправили два дозорных отряда: проследить, чтобы с рассветом лагерь свернулся, а имперское войско покинуло пределы княжества.

Единственное, ради чего Кит собрал своих ближайших помощников вместе, был приезд Леннарта и вести из Земель Тумана. Недаром эти земли считались самым тихим, спокойным местом во всей Прави: с незапамятных времён не было слышно ни о каких войнах, тайных договорах, союзах. Лорд Эйнар Альд Мансфилд, маг, равных которому по силе и могуществу не было, не принимал ничью сторону, но и в открытую ни с кем не враждовал. В Землях Тумана, особенно в столице — Вендане, случаи появления магов были не единичными. Но не только поэтому Отец Совета в Кейне хотел заключить с ним союз: помимо всего прочего, мир с землями Запада позволил бы не столь сильно опасаться покушений на княжество со стороны Халлы. В случае нападения армия лорда Эйнара могла бы сдержать их силы.

Хольд откровенно скучал. Разговор Кита и Леннарта его не касался, в безопасности Кейне и укреплении его положения он заинтересован не был. Внимание его привлёк небольшой кусок сухой берёсты, брошенный кем-то на стол. На обратной его стороне было выжжено изображение девушки. Хольд присмотрелся: милое личико, слегка заострённое, большие глаза, неровно остриженные волосы, пара прядок, спадающих на лицо. Выжигать по дереву так красиво и точно никто не умел, это он знал наверняка. Никто, кроме сына Кита, который первое время только и говорил, что о какой-то девчонке-Хранительнице.

— Правитель Земель Тумана, Западного края и Весенних островов передал вам, Отец Кит, несколько писем. Одно из них — личное, — Леннарт достал из дорожной сумки четыре серых конверта и протянул их Киту. — Остальные, как я понял, содержат подробные ответы на ваши вопросы или просьбы.

— Как вас приняли? — спросил Кит, задумчиво разглядывая конверты. Пока его внимание было где-то далеко, Хольд спрятал берёсту под плащ и поплотнее запахнулся в него.

— О, не стоит беспокоиться, вполне тепло и мирно, — улыбнулся Леннарт. — Милорд отнёсся к нам весьма благосклонно, впрочем, как и его окружение. Смею надеяться, что его ответы так же справедливы и честны, как и он сам.

— Отчего задержались?

— Гроза застала нас на южных склонах перевала Ла-Рен. Чтобы не рисковать понапрасну, мы остановились в трактире во Флавиде. Это отняло лишние сутки, мне жаль, что я не смог помочь вам в обороне города, Отец, — Леннарт слегка поклонился, но Кит и не думал сердиться на него: только слегка улыбнулся краем губ и кивнул. — Скажите, битва была тяжёлой?

Отец Совета мельком оглядел своих помощников и снова повернулся к собеседнику.

— Достаточно. Но не настолько, чтобы терять боеспособность впредь. Можно сказать, Ренхольд отделался лёгкими ушибами и царапинами.

— Благодарю вас, Отец, — вздохнул Леннарт, снова приложив руку к груди. — Мне жаль, что меня здесь не было.

— Пустое, — Кит нахмурился. — Спасибо тебе за добрые вести.

Поговорили обо всём: о произошедшей стычке, о том, что происходит на Западе. Только когда совсем стемнело, кто-то из советников обронил, что пора расходиться: денёк выдался нелёгкий. Вместе со всеми Хольд простился с хозяевами и вышел из избы. Вокруг никого не было, улицы, казалось, опустели и притихли в ужасе после такого недавнего разгрома. Все разошлись по домам, вернулись к родным, только один человек сидел прямо на каменных ступенях, мокрых после дождя, и, уронив руки на колени, смотрел прямо перед собою — задумчиво, потерянно.


18. Сероглазая


Хольд окликнул его по имени. Ярико обернулся и смахнул с лица прилипшие мокрые пряди.

— Не переживай ты так, — хмыкнул старший советник, подойдя к нему ближе. — Ты правильно поступил. Ты защищал свой город, убил врага. Твой отец тоже убивал, и я, и Сверре, да что там — многие. Руки твои чисты, ведь это было совершено во благо общего дела.

— Не знаю, — Ярико тяжело вздохнул, уронив голову на руки. — Не знаю, мастер Хольд. Простите мне мою слабость. Я не могу убивать. Не помню, как так получилось. Я не воин и никогда им не был.

— А в Яви? Ты не служил в дружине?

— Нет, я был оружейником у Ольгерда, — ответил юноша. — И никогда не любил своё дело. Знал, что ничего доброго из этого не выходит, только кровь и смерть.

— Ты против убийств и против всякой войны вообще, это похвально, — продолжал Хольд задумчиво, — но нередко нам приходится делать то, что вовсе не по душе. Многие идут на смерть во имя мирной жизни, многие сражаются во имя её же, но не все способны перебороть себя и делать то, что необходимо для неё, хоть бы это и было неприятно. Война — это всегда что-то страшное. Это боль, потери, и убийства тоже. Это сотни разрушенных семей, поломанных судеб. Я понимаю тебя. Вероятно, ты и в Яви жил в подобном окружении? В окружении тех, кто против всего этого?

Ярико молчал, вертя в пальцах алый витой пояс. То, что было в Яви, останется там, за чертой, за Звёздной Дорогой, там, куда нет возврата — и есть ли смысл вспоминать об этом здесь и сейчас?

— Мои приёмные родители рассказывали нам с сестрой о добре, — тихо промолвил он. — Нас учили быть смелыми и сильными, но во мне никогда не видели воина, в моей сестре — и подавно. Она слабая девушка, и я всегда думал, что смогу защитить её или кого-либо иного, но, к счастью, не приходилось. Быть может, те, кто воспитан иначе, думают по-другому, и я не имею права вмешиваться. Но всё моёокружение было мирным. И Славка…

Он снова вздохнул и по привычке взъерошил волосы. Хольд положил руку ему на плечо и слегка развернул к себе.

— Что Славка?

— Славка всегда была против войны и против всякой вражды вообще. Она простила Ольгерда, хотя и не за что: он мучал её, даже на смерть отдал, пока вдруг не проведал, что родные они. И она простила его, когда случайно услышала, как он раскаивается! И это не единожды так было. Славка добрая очень, и я думаю, что это правильно, хоть и не всегда могу понять её. Она бы, верно, осудила…

Ярико замолчал. Хольд нахмурился: он тоже не один раз думал об этой необычной девушке, хоть никогда и не видал её. Она могла бы…

— А какая она, Славка-то? — вдруг спросил он, заглянув в лицо юноше. — Рассказал бы хоть. Что, хороша?

— Не из тех, что считают красавицами, — будто нехотя ответил Ярико. — Маленькая, мне вот по это самое… — он указал рукой чуть ниже плеча. — С косой тёмной была, потом отрезали, за колдовство якобы. Глаза у неё серые, красивые, как небо перед дождём… Да что там говорить, вот воротится — сами поглядите…

Но Хольду не больно-то хотелось на неё глядеть. Он дружески хлопнул юношу по плечу, поднялся и поправил широкий пояс.

— Ты не переживай шибко, — повторил он. — Всё бывает. И хорошо, ежели это окажется самым тяжким, что тебе пережить пришлось. Пойду я, дела есть.

Ярико взглянул на него снизу вверх, слегка кивнул и ничего не ответил. Хольд развернулся, по привычке заложил руки за спину и направился в сторону выхода к посаду. Маленького росту, сероглазая, темноволосая… И на берестяной картинке, кажись, она — более некому…

* * *

Магистр Имперского войска не подозревал, что это сражение проиграет. Ход был продуман до мелочей, вплоть до того, что в случае облавы дартшильдцы подожгли бы лес, отступая, однако быстрый захват города провалился. Слишком сильные лучники, чем не могла похвастаться Имперская армия, слишком лёгкая в манёврах конница. Тяжёлым вооружением северяне вовсе не пользовались: Кейне — земли хоть и богатые, а всё ж бережливые, и, вероятно, руководитель обороны не позволяет размениваться на лишний и ненужный металл.

Дамир мерил шагами широкую горницу уже в который раз. Даже в случае поражения, после короткой схватки со светловолосым незнакомцем, что назвал себя главным в городе, он не ожидал, что станет заложником своих врагов. Его войско позорно сложило оружие и согласилось на все условия, и только ради того, чтобы командиру сохранили жизнь. Его пообещали отпустить, когда станет известно о том, что Имперское войско покинуло пределы княжества. Как теперь к нему отнесутся по возвращении? Да магистр Дени велит казнить при первом же удобном случае! Был у врагов и не погиб — значит, предатель…

Дверь отворилась без стука и скрипа. На пороге горницы, в которой заперли магистра, появился черноволосый воин в тёмной одёже, тот самый, что переводил речь предводителя. Ненадолго замер на пороге, чуть заметно кивнул пленнику, степенно вошёл.

— Что тебе нужно? — прищурился Дамир. — Опять пришёл говорить об условиях? Так передай своему командиру, что…

— Может быть, и об условиях, — спокойно отозвался Хольд. — Зная обычаи и нравы Светлой Империи, я могу только предполагать, что случится с тобой, если до кого-либо дойдёт слух о том, что ты был в плену у северян. Тебя лишат жизни, как изменника, и быстрая смерть — ещё далеко не худшее, что могут сделать с тобой.

Хольд обвёл глазами горницу: она выглядела довольно-таки бедной и неуютной. Ни постели, ни вязаных половиков, ни занавесок, только грубо сколоченная лавка и невысокий дубовый стол с неотёсанной поверхностью. Дамир прислонился к деревянному углу и скрестил руки на груди.

— Я пришёл предложить тебе сделку, — продолжал Хольд. — Если хочешь жить, разумеется. Она будет выгодна нам обоим.

— Боюсь, я ничего не смогу сделать для тебя, — Дамир пожал плечами, — коня больше нет, оружия — и того лишили. Да что там, я и избу эту покинуть не могу.

— Сделка не так трудна, как ты полагаешь. Ты поедешь в Халлу, вернее говоря, в её столицу — Вальберг, и передашь князю либо кому-нибудь из его приближённых то, что я тебе отдам. Ничего такого… А взамен я гарантирую тебе жизнь. Поверь, император Август знает меня и послушает любое моё слово.

Дамир колебался. Предложение чужака звучало весьма заманчиво, но так просто верить и бросаться исполнять первое же слово магистр считал безрассудством.

— Чем докажешь свою правду?

Вместо ответа Хольд вытянул вперёд руку, ладонью вверх, сосредоточенно посмотрел в самый центр её, а потом вдруг на его ладони вспыхнуло чёрное пламя, дымчатой змейкой обвилось вокруг запястья, скользнуло в рукав и оттуда испустило едкий сполох чёрного дыма.

— Что это?

— Это Тьма, — ответил Хольд, сжал кулак, и тёмное облачко рассыпалось невидимой пылью. — И главная причина, по которой я дорог светлейшему. Ещё вопросы будут?

— Что я должен сделать? — вздохнул Дамир.

— Передать вот это, — Хольд извлёк из-под плаща берёсту с выжженным изображением, — князю… Или нет, лучше Ардону, его поверенному. Эта девушка, чьё изображение выжжено здесь, может стать сильной союзницей для нас, но только в том случае, если Кейне от неё отвернётся. Из разговоров я слышал, что в ней соединились две противоположные силы, словом, она такая же, как лорд Эйнар. А теперь слушай внимательно. Пускай в Халле отыщут девчонку, хоть немного похожую. Маленького росту, сероглазую, с волосами цветом… ну, как у меня, что ли. Если коса длинная — остричь. Княже знает, что делать, чтобы изменить её внешность на подобную, чтобы совсем отличить было невозможно. А ей самой знать надо только две вещи: чтобы отзывалась на Славку и чтобы письма Отца Кита и лорда Эйнара передала мне.

Дамир молчал, задумчиво глядя в сторону, и барабанил пальцами по столу. Это ведь надо… Это самое настоящее предательство. Подставить под удар других — ни в чём не повинную девушку и пленника, который ради спасения собственной жизни готов на всё, — это ведь подло. Но разве Дамиру было судить о подлости…

— Я согласен, — коротко бросил он.

— Вот и славно, — Хольд поднялся. — Как полночь станет, мой человек свистнет под окном. Выберешься на задний двор, а оттуда — гони. Страже на выезде скажешь, что направляешься в Валех с поручением от мастера Хольда. Всё понял?

— Ехать-то куда?

— К перевалу, можно через Лейнгам, можно по Северо-восточному тракту. По тракту, конечно, скорей будет. Ну, бывай.

С этими словами старший советник вышел, бесшумно прикрыв дверь, и Дамир обессиленно опустился на лавку. Знать бы ещё, отчего чужак так заинтересован в том, чтобы он выжил… или же в том, чтобы все слова были переданы с точностью?

Дамир не задумывался о том, хватились ли его в Ренхольде, нет ли, известно ли старшему в городе о том, что пленник исчез в ту же ночь, но тем не менее с момента его отъезда прошло уже целых два дня, а погоня его так и не настигла. Либо не искали, либо неожиданный союзник придумал способ прикрыть его перед Советом и перед всеми остальными.

В Халле бывать ему никогда ранее не приходилось, и поэтому вынужденное одиночество то и дело нарушали другие люди, незнакомые: бродяги, песенники, торговцы, даже мелкие воришки и купцы-обманщики указывали ему дорогу, подсказывали, направляли к тем или иным людям, у которых было больше сведений. Как выяснилось, Ардона знает почти всё городское дно, однако дорогу к нему найти оказалось не так-то просто: он жил словно бы на две стороны, был как воином из личной охраны князя Велимира, так и первыми ушами и глазами его в той части Вальберга, где не рисковали появляться желающие сохранить свою чистоту перед окружающими.

Любая работа Ардону была по плечу: в промежутках между дежурствами на границе на склонах перевала он в компании с таким же дерзким и смелым рыскал по грязным, извилистым и запутанным улочкам города, выискивал, вынюхивал и доносил на всех, чьё присутствие так или иначе было невыгодно или неприятно князю. Никто не мог толком описать его: говорили, что он был довольно молод, ловок, как и все северяне, со светлыми волосами и тонким, ничем не примечательным лицом. Но никаких отличительных черт назвать не могли, и Дамиру пришлось изрядно повозиться, прежде чем он в одном из трактиров случайно встретился с тем самым товарищем Ардона.

За последние несколько дней магистру начало даже казаться, что его тело привыкло к грязи, пыли и копоти, слух — к грубым голосам и бесцеремонным ругательствам, да и он сам уже не тот, что был до неудачной стычки с ренхольдцами. Никакие блага из Светлой Империи не сравнились бы сейчас с чистой, мягкой постелью, лоханью тёплой воды, свежей, выстиранной одежды. Трактир, в который Дамир свернул ближе к вечеру, ничем не отличался от многих предыдущих, где ему довелось побывать: небольшой, тесный, довольно-таки неприбранный и грязный, с низким бревенчатым потолком, тяжело нависшим над полом на разной высоте, скрипучей лестницей, не самой чистой посудой. Заплатив старому хозяину несколько медных монет, Дамир получил порцию тёплой пшеничной похлёбки и несколько кусков хлеба, уже начавшего засыхать. Впрочем, что-то наподобие этого было всё же лучше, чем ничего, и он принялся за еду — без аппетита, но с пониманием того, что просто так долго не протянет.

Вальберг создавал иллюзию чистого, красивого и тихого города только при въезде и на княжьем подворье. Вокруг же, куда ни глянь, сновали бедняки и нищие, грязные оборванцы, лжемаги и шарлатаны, готовые за копейку оболгать всех и вся. Некоторых таких "магов" Дамир узнавал сразу: от них пахло гарью и пеплом. Чтобы показать, что они якобы умеют управлять Тьмой, они прятали в широких рукавах поддожжённые веточки. Правда, нередко эти веточки прожигали их одежду, оставляли ожоги на коже, но об этом уже никто не знал. В столице Халлы было будто бы тесно и неуютно, и Дамир ждал только одного: найти неуловимого Ардона, передать ему сведения от Хольда, добиться встречи с князем и вернуться, наконец, в Дартшильд.

Из невесёлых, ленивых мыслей его вырвал неожиданный, чуть грубоватый толчок в плечо и незнакомый голос:

— Выпьем?

— Не пью, — буркнул магистр угрюмо, обернулся и увидел молодого человека, одетого довольно прилично, что заметно выделялось от общего тусклого и грязного фона. На нём была светлая льняная рубаха с чёрной вышивкой по вороту, чёрные штаны-шаровары, заправленные в высокие, закрывающие всю голень сапоги, через плечо небрежно переброшен плащ неясного цвета. Незнакомец был хорош собою, на вид ему не дали бы больше двадцати пяти солнцеворотов. Лицо его, тонкое, не тронутое загаром, казалось чуть надменным, светлые пепельно-русые волосы спускались до шеи и слегка завивались на висках, хрустально голубые глаза смотрели в сторону Дамира с лёгким прищуром и усмешкой.

— Кого-то ищете? Сюда просто так не приходят.

Магистр огляделся по сторонам и увидел, что, действительно, в одиночку здесь никто не сидел. Разве что один хмельной бродяга спал, привалившись к бревенчатой стене, и громко свистел носом.

— Вы правы, — отозвался магистр. — Мне нужно найти одного человека, говорят, его можно встретить среди таких людей, — он неопределённо обвёл рукой пространство вокруг себя, — и в то же время он довольно близок к Велимиру. Его имя Ардон, и у меня к нему поручение от старшего советника из Кейне, кажется, Хольда…

— Говорите, что вам нужно, — молодой человек обошёл стол, опустился на лавку напротив Дамира. — Вы нашли того, кого искали.

— Ты даже не хочешь ничего спросить? Кто я, откуда знаю старшего советника?

— Мне всё равно, — пожал плечами Ардон. — Я вас не знаю, вы меня не знаете, нас не связывает ничего, кроме этого вашего поручения. Наши пути разойдутся, едва вы передадите мне всё, что собирались.

— Как хочешь, — Дамир пожал плечами и, отыскав в складках плаща небольшую берестяную картинку, положил её прямо на стол перед собою. Ардон тут же нахмурился, взял её, повертел перед глазами.

— Кто это?

— Эта девушка может стать сильной союзницей для нас, но только в том случае, если Кейне откажется от неё и её сил, — и магистр пересказал Ардону всё, что слышал несколькими днями ранее от Хольда. О том, что нужно найти похожую девчонку, передать это изображение князю, научить подопечную отзываться на имя Славка и с кем-нибудь отправить в Северные земли. Ардон помолчал, ещё раз посмотрел на берёсту.

— Вы же понимаете, что я не отыщу такую ни завтра, ни послезавтра? — он хмыкнул, приподняв одну бровь. — Чтобы магия Тьмы сделала своё дело, мало посмотреть на картинку. Нужно, чтобы девушки были очень похожи. Это непросто.

— Я знаю, — мягко ответил Дамир. — Но как и где её искать, это уж не моё дело. Хольд упомянул, что у тебя достаточно связей в Вальберге и за его пределами, чтобы справиться с этой задачей.

Ардон поклонился полушутливо, сунул в дорожную сумку кусок берёсты. Дамир, поняв, что разговор окончен, встал и, по имперскому обычаю, коротко поклонился в ответ.

— Прощай.

— Не буду лгать, что был рад встрече, — Ардон, едва кивнув, направился к выходу. Ни о какой плате старший советник не говорил, и Дамир подумал, что это у них было обговорено заранее. Дело было сделано, правда, с задержкой на четыре дня, но теперь он мог без помех вернуться в Империю, осталось только напомнить Хольду о его части обещания.

* * *

Ардон не терял времени даром, но миновала уже почти целая седмица, а ни одной девчонки, хоть бы в отдалении похожей на ту, что описал посланник мастера Хольда, ему так и не встретилось. Они все были разными: высокие и низкие, крепкие и до прозрачности худенькие, тёмные и светлые, рыжие, с яркой россыпью веснушек, загорелые, белокожие… Но ни одной подходящей под описание: маленькая, темноволосая, сероглазая…

Как выяснилось позже, он искал везде, кроме как у себя под носом. Одним хмурым, дождливым вечером он остался в доме своего товарища Асмунда, дружба с которым у него завязалась ещё с самого первого дня пребывания в Халле. Весь вечер они просидели у камина, проговорили обо всём — и ни о чём, оба радовались, что такой ночью не приходится ничего делать для других.

Асмунд был на один солнцеворот старше Ардона, но эта разница была совсем не заметна. Они служили бок о бок в одном десятке, никогда не спорили и не хватались за оружие по пустякам. Асмунд среди товарищей прослыл человеком тихим, неярким, достаточно уравновешенным, чтобы к нему можно было обратиться в любое время и с любой просьбой. Да, и воплощением доброты он не был, но порой его спокойствие и дальновидность спасали друзьям свободу и жизнь. О своём приходе в Правь Асмунд не рассказывал — рассказывать было нечего, он ограничился словами о том, что упал с лошади. Но Ардону всегда казалось, что он что-то недоговаривает: слабо верилось, что довольно опытный дружинник мог просто не удержаться в седле.

Однако Ардон, уважая его чувства и понимая нежелание говорить о смерти, не расспрашивал его особенно. В тот вечер они говорили и вовсе не о том. За маленьким тусклым оконцем давно стемнело, дождь бил по слюдяным стёклам вперемешку со снегом, резкие порывы ветра хлопали ставнями снаружи, низкая ветка дерева настойчиво билась в окно. Ардон молчал, протянув ноги к огню и грея ладони о глиняную кружку, наполненную медовым сбитнем, а Асмунд задумчиво смотрел в беснующееся пламя в камине. Друг только что рассказал ему о выпавшей на его долю задаче, и теперь он думал, перебирая всех своих знакомых девушек. Вдруг одна мысль молнией мелькнула сквозь другие, Асмунд бросил коротко: "погоди, я сей миг", вскочил, выбежал из комнаты и, действительно, вернулся через некоторое время в сопровождении своей младшей сестры.

Сигрид была очень скромной и тихой, с Ардоном была едва знакома и потому смущалась его общества, однако брат успокоил её, уверенно сказав, что его товарищ ничего дурного ей не сделает. Ардон поднялся навстречу, слегка кивнул, а потом, взглянув на неё, понял, что нашёл ту, которую искал.


19. На вересковой пустоши


Но не сомкнуть кольцо седых холмов,


И узок путь по лезвию дождя,


И не ищи в морозной мгле следов…


Мельница

Кит мерил шагами просторную залу Совета, изредка останавливаясь, чтобы перевести дух. Поступок Хольда не поддавался никакому разумному объяснению, несмотря на то, что старший советник спокойно разъяснял причины такой вольности, Кит всё равно не мог поверить в такие его опрометчивость и недальновидность.

Он был знаком с Хольдом достаточно давно — настолько, чтобы узнать его близко и при надобности читать, как раскрытую книгу. И Райда, и Йала, и другие не раз говорили, что у него какое-то особенное чутьё на людей, нередко помогающее в разговорах, беседах и допросах. А теперь Кит понимал, что чутьё его подвело: он ошибся в том, что доверил наблюдение за ценным пленником именно Хольду.

Хольд был в Совете давно, ещё тогда, когда Кит только занял свою должность. Доверие к нему было огромно, но не безгранично — отец Кита не привык доверять просто так, а сын перенял эту весьма полезную привычку. Вдобавок ко всему, прошлое Хольда было достаточно туманным, о себе он ничего не рассказывал, единственное, что было известно о его предыдущей жизни — то, что он погиб в бою. Большее никого, кроме Кита, не интересовало, однако даже Отцу Совета Хольд не собирался открываться. Последнее время Кит чувствовал, что его первый помощник что-то скрывает, но не выспрашивал напрямую, оставив это дело времени: думал, что тот захочет поговорить, когда придёт пора, но пора всё не приходила, и Хольд оставался таким же: скрытным, незаметным, тихим.

Теперь же доверие к нему серьёзно подорвалось, и, несмотря на то, что битый час Кит пытался мягко добраться до его тайных мыслей и дознаться-таки, в чём крылась истинная причина побега Дамира, он отвечал незаинтересованно, равнодушно и почти односложно. Даже одно это казалось странным.

— Повторяю тебе, я послал его в Вальберг за девочкой, — Хольд тяжело вздохнул, взглянул вверх и облокотился обеими руками на стол. — Ваша Славка у них. Жива и здорова. Она действительно пришла вслед за твоим сыном и провалилась в беспамятство, а дозорные подобрали её и привезли в Халлу.

— При чём здесь магистр? Неужто никого надёжнее не было? Да он скроется на первом повороте! Больно нужно ему помогать нам!

Таким рассерженным Хольд Кита давно не видел, однако сам старался держаться, не лезть под горячую руку такими же дерзкими ответами.

— Жить захочет — не скроется, — спокойно отозвался он. — Я пообещал ему, что ежели в течение седмицы отряд из Халлы не будет здесь, то его хоть из самой Нави достанут.

— О боги… — Кит взъерошил волосы обеими руками, и Хольд невольно отметил, что у Ярико точно такая же привычка. — Это глупости! Ищи теперь ветра в поле…

— Подождём ещё два дня, — бросил Хольд, направляясь к дверям. — После думать будем.

Однако "после" не наступило, и Отец Совета даже не подозревал, что в словах помощника осталась хоть малая доля правды. Рано утром, едва холодное зимнее солнце позолотило неровный край перевала, а город только только начал просыпаться, дозорные с западной границы принесли вести о том, что в нескольких десятках вёрст замечен небольшой отряд из шести человек. Как показалось на первый взгляд, путники не были настроены воинственно. Кит отдал распоряжение пропустить их к воротам, передал Йале, Сверре и Лодину просьбу пойти навстречу гостям с ним. Райда и Ярико присоединились к ним сами: Кит никогда не настаивал на том, чтобы супруга во всём сопровождала его, но Райда сама стремилась помогать Совету.

Ждать долго не пришлось. Стража открыла ворота Ренхольда, заменённые на новые после штурма, и в город неспешно въехали шестеро конных воинов. Они были во всеоружии, на тёмной форме виднелись знаки Халлы, предводитель, не старый ещё человек с проблеском седины в тёмных волосах, поднял левую руку, сначала прижал ладонь к груди, а потом отвёл в сторону широким жестом: это означало то, что гости приехали с миром. Перед ним на лошади, изумлённо и испуганно озираясь, сидела невысокая, стройная девушка.

От небольшой толпы встречающих вдруг отделился один человек, бросился вперёд, к воинам, поспешно поклонился командиру, протянул руки, снял с седла девушку и осторожно поставил на землю. На его лице, загорелом, чуть грубоватом, за несколько мгновений сменилось множество чувств, он не мог вымолвить ни слова, только глядел в серые глаза, широко распахнутые, обнимал худенькие острые плечи и явственно ощущал, как в груди поднимается что-то необъяснимое, жаркое, что-то, чему тесно там, внутри. Он наклонился к девушке, коснулся губами её губ. Это прикосновение было почти совсем невесомым, ласковым, бережным, его переполняла нежность и невысказанные чувства. Он отстранился через мгновение. А в следующий миг неожиданная пощёчина огнём обожгла лицо.

— Ты что творишь?

Ярико зачем-то приложил ладонь к пылающей щеке. Размахнулась девчонка не то чтобы слабо. И когда он взглянул ей в глаза в следующий раз, то увидел там только непонимание и гнев.

— Славка… Я… — он отступил на шаг и растерянно моргнул, словно прогоняя какое-то наваждение. — Прости…

— Не тронь меня, — негромко произнесла девушка и, не замечая его больше, пошла вперёд, вслед за своими сопровождающими, которые уже разговаривали о чём-то с Китом и остальными. Ярико нахмурился и закусил губу, задумчиво глядя в спину девушки.

Обратную дорогу в Совет он помнил плохо. На чьи-то вопросы отвечал односложно и невпопад, выглядел совершенно растерянным, и в конце концов его оставили: что толку спрашивать, когда ответа нет. А Ярико смотрел прямо перед собою, видел её и отчего-то не мог даже подойти.

Нет, он не боялся того, что она ударит его ещё раз. Он бы мог стерпеть бесчисленное множество таких пощёчин, только бы она узнала, вспомнила, только бы в светлых серых глазах снова зажёгся тот огонёк — милый, тёплый, по-детски наивный и радостный. Но Ярико видел украдкой, иногда подходя на расстояние в несколько шагов, что Славка даже не улыбается — просто молчит и прислушивается ко всем разговорам, тихая, серьёзная и совершенно спокойная. И какая-то не такая.

А вот Ольгерда она узнала, и Ярико про себя решил, что всё дело в том, что своих родных Славка всё-таки не забыла. Однако в то же время всё внутри рвалось и кричало об обратном: «А ты? Разве ты не был ей родным? Да ближе тебя у неё никого не было!». И тут же этот надрывный крик захлёбывался, разбиваясь о равнодушный взгляд притихшей сероглазой девчонки.

Она держалась поближе к Ольгерду, он даже за руку её взял, чтобы бояться перестала. И она не боялась, шла подле него, не задавая вопросов и ничем не показывая своего беспокойства. Ярико помнил и прекрасно понимал: случись такое там, в Яви, Славка бы ни в жизнь к Ольгерду не подошла. То, что она его простила, вовсе не означает то, что её доверие к нему безгранично. И юноша был отчего-то уверен: если бы ей довелось попасть в незнакомое место, к чужим людям, и если бы он оказался рядом, она бы его руки не выпускала. Его…

Но он терпеливо ждал. Ждал, пока закончится разговор в Совете, длившийся всего несколько недолгих минут, которые показались юноше вечностью. Ждал, пока все увидят девушку, разглядят её поближе, убедятся в том, что она — это и впрямь она, живая, здоровая, правда, не способная ничто и никого вспомнить. Ждал, пока Хольд о чём-то расскажет ей, когда они остались наедине. И только потом, когда Славка направилась к выходу из залы Совета, он подошёл к дверям с другой стороны.

Она толкнула дверь и сразу же увидела его. Встретилась с ним взглядом и равнодушно опустила глаза, посмотрев на него всего каких-нибудь несколько мгновений. Самому Ярико эти мгновения показались вечностью.

— Что тебе нужно? — девушка сделала шаг в сторону, но рука юноши загораживала проход, да и он сам не торопился её пропускать. — Почему ты ходишь за мной?

— Ты правда не помнишь? — тихо спросил Ярико вместо ответа.

— Правда не помню, — ровно отозвалась Сигрид. Её уже порядком настораживал этот юноша: быть может, его и настоящую Славку действительно связывали какие-то чувства, но она постаралась отгородиться от него. — Что я должна помнить?

Ярико совсем растерялся. Он видел, что с нею произошли какие-то неуловимые изменения. Внешне она осталась той же, но в душе её, ранимой и без того уже израненной, будто бы что-то натянулось и надорвалось, и он сам себе не мог этого объяснить. Он знал, что люди меняются под всякого рода обстоятельствами, что со многими происходит то, что не каждый перетерпит и переживёт, и люди становятся другими, если не ломаются. Славка не сломалась. Но и не осталась прежней.

— Славка, я… — юноша вздохнул, собираясь с духом, — я люблю тебя. Ты помнишь?

Собственные слова обожгли и горечью отозвались на губах. Он не говорил ей этого ранее, просто не мог, а теперь понимал, что слова, сказанные не ко времени, ничем, кроме боли, не отзовутся.

Девушка улыбнулась, запрокинула голову, так, чтобы смотреть юноше в глаза.

— Пропусти, — сказала она, мягко отодвигая его руку. Он посторонился, давая ей дорогу, и она поспешно вышла в галерею. Последняя, отчаянная мысль мелькнула, уже когда маленькая хрупкая фигурка почти скрылась за поворотом.

— Славка, постой!

Девушка молча обернулась.

— Пойдём на пустошь!

— Зачем?

— Поговорим.

Она молчала, точно ждала чего-то. Ярико, решившись, подошёл, положил руки ей на плечи, развернул к себе.

— Я скучал, Славка. Очень. Ты не представляешь, как.

Ему даже не приходилось подбирать слова — они рвались сами, он даже подумать о них не успевал.

— Я думал, ты погибла… Такое счастье, что ты нашлась…

— Ладно, пойдём на твою пустошь, — прошептала девушка, неловко ткнувшись носом куда-то ему в плечо. — Хитрый…

Ярико не ответил, только приобнял её за плечи, отпуская. Последнее слово не обидело и даже не задело. Радость от того, что она хотя бы просто согласилась, уже переполняла всё сердце.

Солнце уже встало, но свет его не согрел и не оживил окружающей природы. Первые дни зимы ознаменовались холодными ночами, посеребрённой инеем травой, обледеневшими лужами и комьями промёрзлой земли. Кейне было гораздо севернее Халлы, но в этот солнцеворот зима задержалась, словно прихорашиваясь: то ли искала пуховое покрывало из инея и чистого серебра, то ли гляделась в зеркала затянутых льдом рек, то ли вышивала снежинками белоснежную одёжу. Погода стояла сухая, безветренная, мелкий снежок лениво и почти незаметно сыпался из рваных сизых клочьев облаков и тут же таял на губах, щеках, прятался среди островков грязной пожухлой травы.

На вересковой пустоши приход зимы ощущался лучше всего: здесь появлялись первые сугробы, отсюда хорошо просматривался весь город, в котором крыши домов и изб в один пол уже заносило снегом, а небо здесь было чистое, бескрайнее и низкое-низкое, словно опустившееся под тяжестью седых свинцовых туч. Сигрид поплотнее закуталась в полушубок из дублёной кожи и приподняла повыше платок, которым обернула шею. Они шли не спеша, молча, недалеко друг от дружки, но и не рядом. Оба понимали, что между ними выросла какая-то стена, и если Сигрид знала своё дело и своё место, то Ярико никак не мог понять, что же случилось, куда исчезла Славка с её милой улыбкой и живой непосредственностью. Он долго не решался заговорить, просто не знал, о чём, и, наконец, когда вынужденное молчание начало становиться тягостным, он спросил:

— Ты бы хоть рассказала что… Как ты в Вальберге очутилась?

— Ничего такого любопытного тут нет. Меня нашли дозорные на краю леса, — ответила Сигрид по заученному. — Не знали, что со мною делать, привезли в город. Одна добрая женщина, целительница, приютила меня и выходила. Я жила у неё, помогала ей, а потом люди князя послали за мной и передали просьбу вашего Совета. Как видишь, — она развела руками, — ничего необыкновенного. О здешней жизни лучше расскажи.

И так беседа постепенно завязалась. Ярико говорил почти без умолку: и о городе, и о Совете, и о недавней стычке с Дартшильдом под стенами, и о том, что её саму искали не просто так: для Совета её двойная магия видится чем-то вроде неизученных древних сил, которые помогут в борьбе с Халлой и Светлой Империей. Правда, теперь, кажется, вражда с Халлой начинает сходить на нет: и дартшильдцам не была оказана поддержка в нападении на Кейне, и сейчас отряд из Вальберга приехал с миром. И положение самого Кейне значительно укрепляется: помощь от Земель Тумана в этой бесконечной войне придётся как нельзя кстати.

Сигрид слушала внимательно, чуть наклонив голову. Хольд велел ей разузнать как можно больше, и теперь она, видя, что юноша готов так с ходу и выдать ей всё, даже не задавала вопросы: он рассказывал сам. В какой-то момент она настолько заслушалась и погрузилась в собственные мысли, что даже позволила ему взять себя за руку, но потом, очнувшись, сердито фыркнула и выдернула ладонь. Раз даже мелькнула мысль: что, если посвятить Ярико в свою тайну, разумеется, под большим секретом? Но мастер Хольд взял с неё обещание, что она никому ни единым словом не обмолвится о правде. И Сигрид мучалась в душе, не зная, как лучше действовать: конечно, вместе и проще будет, и, быть может, быстрее, ведь Ярико тут всё известно, каждый закоулок, каждая горница. И, раз уж он так сильно любил свою Славку, разве сможет отказать? Однако тут же здравый смысл кричал об обратном: да ведь он станет первым, кто выдаст тебя! Главный человек в Совете — его отец, и если он узнает правду, то где гарантия, что он сохранит всё в тайне? Любовь — чувство обманчивое, да и ветер знает, какова будет его реакция. И Сигрид решила молчать до поры.

Правила игры ей были известны, но какой ход стоило сделать дальше, она пока не знала. Она выросла тихой, но не покорной, не представляла, что когда-то придётся слушаться кого бы то ни было с полуслова. Мастер Хольд ничего ей не объяснил, сказал только, что её помощь страх как нужна. Вот только когда она выспрашивать начала, для чего именно, он пригрозил, что навек говорить отучит, коль такая любопытная. И будто бы в подтверждение слов хозяина Тьма змеёю вокруг руки обвилась. Сигрид стало страшно, она поверила, и поэтому теперь у неё не оставалось иного выхода. Пообещалась — значит, крепись.


20. Гроза надвигается


За консультацию по фехтованию сердечно благодарю Алексея Долинина и Екатерину Дубачёву:)

Клинки скрещиваются на мгновение со звоном. Лёгкий удар, подсечка, резкая острая боль в запястье, и меч отлетает вправо на несколько шагов, а ноги разъезжаются в разные стороны. Сама Ивенн с неожиданностью для себя обнаруживает, что полулежит на руке Уилфреда, а его меч слегка прижимается к её шее.

— Если бы это был настоящий бой, ты бы его проиграла быстрее, чем за треть минуты, — констатирует наставник, помогает ей снова подняться и позволяет подобрать выбитое оружие.

Ивенн понимала, что учиться нужно всему, в том числе и владению мечом, ножом и клинком, но не представляла, что это будет для неё настолько трудно. Меч оказался тяжёлым и жутко неудобным, в добрый аршин длиной, и поначалу девушка даже равновесие не удерживала: стоило только поднять меч или, упаси ветер, взмахнуть им, как она тут же поскальзывалась и летела на землю. За спиной слышались негромкие и неловкие смешки бывалых воинов, но Ивенн упорно сжимала губы, поднималась на ноги, отряхивалась и снова становилась в стойку. За короткое время Уилфред показал ей несколько разных, однако лучше всего получалась пока что только самая обыкновенная, которую называли «крышей»: одна нога — полусогнутая — вперёд, другая назад, меч отведён в сторону, к правому плечу, левая рука прямая, правая — слегка слегка согнута в локте.

— Чтобы нанести действительно сильный удар, способный убить или хотя бы покалечить соперника, надо для начала встать в правильное положение, — Уилфред забрал у Ивенн меч. — С упором на одну ногу, тогда на неё переносится вся сила и вес тела, и замах получится более мощным, чем если ты просто махнёшь этой железкой, стоя на двух ногах одинаково. Хотя… какой там у тебя вес…

Девушка пожала плечами. Он вложил меч обратно ей в руку и завёл вправо и назад.

— Пуда три, не больше. Значит, надо сильнее замахиваться. Стой на ногах твёрдо, упирайся в землю, это поможет устоять, если придётся приседать и отклоняться. Запомни, потеряешь равновесие — тебе конец.

С этими словами Уилфред сделал шаг вперёд, словно танцуя, обошёл свою ученицу сбоку, незаметно подставил подножку, и она снова сунулась носом в пол. Пока Ивенн, злая и вся раскрасневшаяся, поднималась и отряхивалась, он в очередной раз ткнул её тупым концом тренировочного меча между лопаток и спокойно произнёс:

— Ты бы ещё дольше вставала. Убита, заново.

Ивенн тяжело вздохнула и в сотый раз приняла исходное положение. Меч, казалось, отлит не из послушной стали, а из тяжёлого чугуна. Руки уже заметно подрагивали, но наставник никаких поблажек не давал, ей приходилось тренироваться наравне со всеми: так решил лорд Эйнар. Единственная привилегия, которой она пользовалась, — Уилфред не ставил её ни с кем в пару, на каждой тренировке сам становился с ней. Поначалу Ивенн не понимала, почему он не хочет поставить её с кем-либо из таких же новичков, ведь он может с лёгкостью победить её даже без оружия: подставить подножку, удачно толкнуть, сделать обманный манёвр, чтобы она наклонилась в нужную ему сторону, и сбить с ног. Из гарнизона она всегда уходила с синяками и ссадинами, защитная одежда помогала, но не спасала от падения с размаху на каменный пол. Со временем Ивенн научилась быстро улавливать направление будущего удара, вовремя уворачиваться, группироваться при падении так, чтобы ничего не вывихнуть и не сломать. Прошло время — не один день и не два, и даже не седмица, — прежде чем тренировочный бой с Уилфредом перестал заканчиваться обидным толчком или обезоруживанием в течение нескольких секунд.

— Вообще мелким в бою один на один должно быть проще, — Уилфред встал в стойку, замахнулся, но Ивенн в последний момент успела нырнуть ему под руку. — Ты не думай, что если я выше и тяжелее, то значит, у тебя нет шансов. Раз уж пока что не можешь отбивать прямые или косые удары, то бей по ногам или пытайся обезоружить противника. Здесь то же самое, что и в случае потери равновесия: иногда достаточно лёгкого удара под колени, или можно даже по голени, если тебе так проще, — он зашёл сзади, пока она не успела повернуться, и концом сапога ударил её по ногам. Ивенн упала на четвереньки и тихонько взвыла не столько от боли, сколько от досады и неожиданности.

— В большинстве случаев все будут иметь перед тобой преимущества в росте и весе. Ты должна направлять силу удара соперника против него же: нырять под клинок, уходить влево или за спину, не давать ему стоять на месте. Но такое пройдёт не с каждым: опытные быстро заметят.

Этот же приём он показал наглядно: обошёл ученицу кругом и, пока она разворачивалась вслед за ним, слегка подтолкнул её в плечо с небольшим разворотом, и она, потеряв равновесие, снова полетела на пол.

Глухой, протяжный удар колокола, означавший время обеда в крепости и, соответственно, конец тренировки, показался девушке самым желанным звуком на свете. Всё тело, от кончиков пальцев на ногах и до макушки, болело, ныло и отказывалось повиноваться, поставленные синяки и ссадины вдруг разом напомнили о своём существовании. Взмокшие и спутавшиеся волосы выбились из короткого небрежного хвоста. Ивенн сдала тренировочное оружие вместе со всеми, но выйти из зала так же бодро, как и все остальные, не получилось. Не отходя далеко от стены, она поплелась в замок. Уилфред нагнал её по дороге, и она посмотрела на него с нескрываемой завистью: казалось, он даже не устал и не сбился с дыхания.

— Куда ты?

— Отдыхать, — простонала Ивенн, запрокинув голову и расчёсывая волосы пальцами. Уилфред усмехнулся.

— Не хочешь пообедать с нами? Эйнар просил передать тебе предложение.

— Мне? — Ивенн растерялась. — Я? Но…

— Не беспокойся, пойдём, — он махнул рукой, и ей ничего не оставалось, кроме как следовать за ним.

Бесчисленные переходы, повороты, лестницы и галереи — у Ивенн уже кружилась голова, когда они, наконец, спустились в небольшую комнату, оборудованную под что-то вроде трапезной для нескольких человек. Здесь было намного теплее, чем в остальных частых замка, в тёмных медных канделябрах горели свечи и факелы, внизу, в камине, расцвёл золотистый огненный цветок. На стенах были выточены замысловатые узоры, тени от пламени словно оживляли их. Лестница выглядела узкой и не очень удобной, спускаться пришлось долго. В центре комнаты, прямо напротив камина, стоял накрытый стол, и два места уже были заняты. Уилфред, подойдя ближе, коротко кивнул Эйнару, улыбнулся леди Регине — она сидела, сложив руки на коленях, застывшая, точно мраморное изваяние, бледная, прямая, как струна.

— Надеюсь, вам не пришлось долго ждать, — Уилфред занял своё место напротив Регины.

Девушка несмело шагнула вперёд из темноты вслед за ним, чуть заметно поклонилась, соблюдая обычай, и юркнула на свободное место.

— Нехорошо, Уилфред, ты не позволил даме привести себя в порядок, — заметил лорд Эйнар то ли шутливо, то ли серьёзно, и сделал движение в сторону Ивенн, будто бы бросая что-то ей. Она невольно вздрогнула, когда лёгкие нити Тьмы коснулись её потрёпанной и запылённой одежды, но бояться и вправду было нечего: серая льняная рубашка и удобные, но не особенно красивые штаны в одно мгновение сменились тёмно-синим блио с широкими рукавами, расшитыми серебром. Девушка смущённо улыбнулась.

— Спасибо, милорд…

Эйнар не ответил. В их с Уилфредом разговор Ивенн не вслушивалась: ноги и голова гудели от усталости, быстро расправившись со своей порцией, она прислонилась к спинке стула, закрыла глаза и даже не сразу вернулась в реальность, почувствовав прикосновение нежной прохладной руки. Испуганно вскинулась, хлопнула глазами и увидела, что все трое смотрят на неё, а ладонь Регины лежит на её запястье.

— Ты устала?

Ивенн почти впервые взглянула Эйнару в глаза — и обожглась о цепкий, пристальный взгляд, пронизанный спокойствием и каким-то холодком.

— Немного, — призналась она.

— Я хотел взять тебя с нами в Дайрен. Это важно. С северных границ плохие вести, и в моих планах, чтобы ты знала о нас всё.

— Я ничем не смогу помочь вам, милорд, — Ивенн растерялась. — Магией я не владею, а мои боевые навыки оставляют желать лучшего.

Уилфред, услышав это, улыбнулся, но Ивенн была права.

— Мне не понадобится твоя помощь, — мягко ответил Эйнар. — Я просто хочу, чтобы ты кое-что увидела.

* * *

Следующих полдня для Ивенн пролетели, как во сне. Уилфред отпустил её с вечерней тренировки, чтобы она могла выспаться: всё-таки девчонка, да и не такая, как остальные бойцы, крепкие, выносливые и прекрасно подготовленные. У Ивенн ни на что больше не осталось сил, кроме как доползти до своей комнаты в Южной башне, кое-как разобрать спутанные пряди и рухнуть ничком на постель. Ноги гудели, как после многодневного перехода, думать ни о чём не хотелось. Ей стало даже всё равно, зачем, с какой целью правитель хочет взять её с собой в Дайрен, где произошло что-то, заставившее его бросить всё и направиться туда. Правда, отъезд из города был назначен на утро, и у девушки была в распоряжении целая ночь.

Уснула она быстро, едва голова коснулась подушки. Даже не умываясь, не меняя одежду — настолько чувствовала себя разбитой и уставшей. Сон сразу потянул куда-то на глубину, словно под воду, и накрыл мягким шелковым покрывалом. Ивенн уже привыкла к тому, что ей постоянно что-то снится, даже не всегда приятное, и поэтому она не удивилась, оглядевшись вокруг и осознав, что стоит посреди леса, на небольшой поляне, окружённой густыми зарослями белоцвета, остролиста, усыпанной крохотными, почти незаметными ромашками. Она мучительно пыталась вспомнить, где и когда видела это место раньше: быть может, ей доводилось приходить сюда, одной или с кем-то… В памяти всколыхнулись отголоски прошлого, показавшиеся такими далёкими и уже почти совсем неважными…

Кусты зашуршали и раздались в стороны. Ивенн испуганно бросилась прочь, но споткнулась о выступающий из земли корень ясеня и полетела носом вперёд. В последний момент чьи-то руки успели подхватить её за пояс и осторожно поставить на землю.

— Почему ты всегда меня так пугаешься? — послышался где-то над ухом негромкий голос, едва разборчивый и до боли знакомый. Девушка обернулась и встретилась с тёплым взглядом голубых глаз.

— Иттрик… Ты… — у Ивенн даже дыхание перехватило от изумления, и она просто развернулась и бросилась в объятия юноши, чуть не расплакалась снова, уткнувшись в его плечо.

— Где ты был? — прошептала она, наконец отстранившись.

— Там же, где и есть. Это неважно, — он слегка улыбнулся, но тут же поморщился, и девушка заметила на его лице длинные светлые полосы. Вероятно, из-за этих шрамов даже улыбаться было больно… — Ты так крепко спишь, что к тебе не пробиться. Я пытался. Правда. Только на четвёртый раз вышло. Ты скажи, с тобой всё хорошо? Куда ты пропала тогда, в лесу?

— Я в Вендане. Это столица Земель Тумана. Кажется, лорд Эйнар сам заинтересован во мне и моей магии.

— Они говорили, что ты погибла. Я поверил… сначала, а потом, знаешь… Подумал, что если бы с тобой что-нибудь случилось, то я бы обязательно почувствовал.

Иттрик протянул руки ладонями вверх, и Ивенн вложила свои ладошки в его. Сразу вспомнились его слова о доверии. Когда-то, каких-нибудь две луны назад, он очень хотел, чтобы она ему доверяла, а теперь оба понимали, что это чувство пришло само.

— А ты сам где?

— Не спрашивай, всё равно не скажу, — тихо ответил он. — Я, собственно, зачем пришёл-то… Пожалуйста, запомни и передай правителю всё, что сейчас услышишь. Один человек знает о магии Тьмы куда больше, чем можно себе представить. Он… она рассказывала мне, что неконтролируемые силы Тьмы, те самые, которые царят в Нави, постепенно вырываются наружу. Земли Тумана вполне можно считать граничными, врата в Навь получится открыть и закрыть только там. В самой Нави произошло что-то такое, что позволило магии освободиться инабраться силы. Теперь она разрывает нашу реальность и пытается проникнуть в Правь. Из-за того, что она не поддаётся контролю, она становится очень опасной, можно даже сказать, смертоносной. Иногда открываются небольшие, слабые переходы, и их можно закрыть с помощью магии Света, но госпожа Юлия говорит, что теперь это стало почти невозможным. Пускай правитель проверит все границы: там ткань защиты самая уязвимая.

Иттрик замолчал, выдохнул. Говорить много и долго ему было совсем непривычно, и он даже немного устал.

— Госпожа Юлия? — переспросила Ивенн. — Кто это?

— Ох, ветер… Только никому не говори её имени! — испугался Иттрик. — Если узнают, нам конец. И мне, и ей, и, может, другим…

— Хорошо, я всё передам, — Ивенн кивнула, но где-то внутри дрогнуло плохое предчувствие. — Только скажи, где ты, как ты?

— Ладно, я в Дартшильде, — сдался юноша. — За меня не тревожься. Будь осторожна там… на границах. И не говори никому про Юлию, умоляю тебя.

Вместо ответа Ивенн приподнялась на носочки, заглянула ему в лицо, осторожно обняла его голову ладонями, провела пальцами по длинным светлым шрамам, прижалась губами к одному из них. И тут же почувствовала на своей щеке лёгкий, невесомый ответный поцелуй.

— Мне пора, уже светает, — Иттрик мягко отстранился. — Не забудь передать лорду Эйнару о Тьме. И… береги себя.

— Ты тоже, — всхлипнула Ивенн и через силу улыбнулась. Но его уже не было рядом.


21. На Западе тоже неспокойно


Друзья!

Особенно впечатлительным эта глава может показаться… хм, достаточно неприятной. Но в ней есть важные объяснения по основной сюжетной линии. Так что решайте сами, читать или пропускать, главное — не на ночь)

За несколько седмиц, проведённых в замке Тумана, Ивенн привыкла просыпаться с первым колоколом и бежать в гарнизон на тренировку. Последнее время она даже ловила себя на том, что в дни, когда занятий не было, ей отчётливо чувствовалось, что чего-то не хватает. Колокол звонил рано, с рассветом, а зимой так и вовсе ещё затемно. Но на этот день у правителя и Уилфреда были другие планы, и Ивенн должна была следовать за ними.

Остановившись у конюшни, она увидела, как на лестнице прощаются лорд Эйнар и Регина. Правитель говорил, что их поездка не затянется надолго, но в его спокойном, обыкновенно ледяном голосе слышались старательно скрываемые нотки тревоги, и они не ускользнули ни от самой Ивенн, ни от первой леди государства. Регина, стоявшая на ступеньку выше брата, обняла его за плечи, приникла к нему, и он, в свою очередь, погладил её по густым чёрным волосам, распущенным вдоль спины.

Ивенн со вздохом отвернулась: где-то в груди шевельнулось тоскливое чувство одиночества. Как бы хорошо ни относились к ней окружающие, она оставалась здесь всё-таки чужой… Слуга с поклоном подвёл ей лошадку, невысокую, но крепкую, серую в яблоках. Умные карие глаза животного с каким-то любопытством смотрели на будущую всадницу, лошадка позволила себя погладить.

— Её зовут Кайла, миледи, — с готовностью сказал пожилой конюх. — Смирнее да тише во всём Западном краю не сыскать. Давайте я вам помогу.

Он перебросил поводья через седло, одной рукой придержал стремя, останавливая его в одном положении, а другой — Ивенн за талию, чтобы она легко удержала равновесие. После долгих тренировок ей всё равно было трудно забираться в седло самостоятельно из-за весьма маленького роста, и Уилфреду и некоторым другим воинам нередко приходилось её подсаживать.

— Спасибо, — девушка улыбнулась, приняла поводья из рук конюха. У ворот, ведущих к главной улице, уже ждал отряд из десятерых воинов во главе с комендантом крепости. Лорд Эйнар проводил Регину до дверей замка, подошёл к своему коню, который, казалось, ему под стать — высокий, сильный, вороной масти, в два приёма взобрался в седло и слегка коснулся гладких боков шпорами.

Ивенн поспешила за ним, и вскоре отряд из двенадцати человек с правителем и его первым помощником впереди двинулся в сторону поселений Западного края. Дорога обещала быть недолгой: до деревеньки Ситха около полудня пути конному, проверка остальных двух много времени не займёт: они расположены близко, почти бок о бок, в нескольких милях друг от друга.

За несколько седмиц, проведённых в стенах замка, девушка совсем не выбиралась в город и тем более за его пределы. Помощь и прогулку ей никто не предлагал, сама же она просить об этом побоялась и так и не узнала Вендан так хорошо, как хотелось бы. С высоты седла, однако, окрестности отлично просматривались. Постройки в большинстве своём были каменными, в два пола, у тех, что побогаче — встречались даже в три. На подворьях ютились и бревенчатые лачуги, предназначенные, вероятно, для прислуги, домашнего скота, всякого рода утвари, но в целом город производил приятное впечатление. Широкие улицы, мощёные светлым булыжником, чистота, порядок на дорогах, особенный строй в домах и прочих зданиях: они были расположены не хаотично, но длинными ровными рядами вдоль мостовой.

Стоило отряду покинуть пределы Вендана, как город тут же исчез, скрылся за поворотом, уступая место широкой открытой местности. Здесь уже явственно чувствовалось присутствие ранней зимы: откуда-то дохнуло холодом, из-под лошадиных копыт то и дело вылетали крупные комья мёрзлой земли, грязь была прикрыта тонким, пока ещё чистым слоем первого снега. Вдали, в низине, словно стелилось белое молоко, изредка маленькие лоскутки отделялись от целого покрывала, тянулись куда-то вдаль. "Вот уж и впрямь Земли Тумана, — думала Ивенн, глядя по сторонам. — Холод, сырость, ещё и облака эти…". Отряд ехал в почти полной тишине, только изредка слышались короткие негромкие разговоры. Лошадь правителя бежала на несколько шагов впереди остальных, сам лорд Эйнар выглядел необычайно серьёзным и задумчивым, и Ивенн, наконец, решившись, пустила свою лошадку чуть быстрее, нагнала его, придержала поводья.

— Милорд, — окликнула девушка, повернувшись к нему. Эйнар смотрел прямо перед собою, тёмные брови его были сведены к переносице, меж ними легла глубокая суровая складка. Он не отвечал, и Ивенн, чуть подавшись вперёд, осторожно тронула его рукав.

— Милорд Эйнар!

— Отстань, малыш, не до тебя, — коротко отозвался правитель и снова будто бы погрузился в свои мысли. Вокруг него сгустились тёмные дымчатые силуэты, потянулись к рукам и к лицу, но он от них небрежно отмахнулся, как от надоедливых насекомых. Одна из таких теней потянулась и к девушке, но Ивенн испуганно отпрянула, сообразив, что со своим рассказом лучше обратиться позже. Издали она наблюдала за своим наставником. Тёмные, почти чёрные тени тучей вились вокруг него, но он словно не видел их, во всяком случае, просто не обращал внимания. Холодный, почти пустой взгляд был направлен в пустоту, и от этого даже Ивенн, непричастной к этому, становилось не по себе. Она зябко закуталась в плащ, его подарок, и тут же почувствовала, как приятное тепло коснулось замёрзших рук.

Спустя некоторое время, уже на подъезде к тракту, ведущему к Ситхе, Эйнар окликнул её и жестом велел подвести лошадь поближе.

— Ты чего хотела-то?

— Сон был, думала рассказать вам, — отозвалась Ивенн. — Мой друг просил вам передать, что на Западных границах сейчас неспокойно. Тьма разрывает защиту Прави и сквозь образующиеся переходы проникает внутрь, сюда, то есть. Иттрик говорит, что это очень опасно. Что Тьма выжигает всё на своём пути, добирается до людей, забирает их кровь и силу и мчится дальше, пока её кто-либо не остановит.

— Ты видела это во сне? — Эйнар недоверчиво покосился в её сторону.

— Да, милорд. Мой друг — один из жрецов, как он сам о себе рассказывал. Знаю, что ему подвластно многое из того, о чём мы даже не догадываемся, — пожала плечами девушка. — Он уже не первый раз входит в мои сны и говорит со мной подобным образом.

— Всё понятно, — лорд Мансфилд кивнул каким-то своим мыслям. — В общем-то, я хотел показать тебе то же самое. Здесь, в Западном краю, Тьма врывается в Правь уже не впервые. Всё началось совсем недавно, каких-то несколько дней назад. Раньше переходы получалось закрывать с помощью сил Света, но теперь это делать становится всё труднее. Вероятно, в Ситхе нашёлся кто-то из хранителей и закрыл разрыв, иначе Тьма добралась бы уже до Вендана.

— Иттрик говорил о том же. Чтобы загнать Тьму обратно, в Навь, хватало просто вмешательства хранителей Света, даже не самых сильных. А теперь… — девушка не договорила, опустив взгляд в землю.

— Где он сейчас?

— Я не знаю, — Ивенн тихонько вздохнула, снова подумав об Иттрике. — Сказал, что в Дартшильде.

Правитель задумчиво поскрёб подбородок, затянувшийся трёхдневной щетиной, присвистнул, глядя вдаль.

— Это плохо, — спустя несколько минут молчания он снова обернулся к Ивенн. — Навряд ли он там по своей воле. Я пошлю туда людей с приказом найти его и вернуть.

— Спасибо, — девушка слегка улыбнулась, поблагодарила его от души. Правитель усмехнулся.

— Пока не за что. Следи за дорогой, мы почти на месте.

Чёрные и тёмно-синие фигурки конных рассыпались по всей местности в поисках деревеньки, но её не было. Глаза не обманули лорда Эйнара: несколько сгоревших остовов, печей, разломанные частоколы, на месте дворов — пепелища, повсюду грязь, обломки досок и брёвен, снег, смешанный с кровью и грязью, — это было всё, что осталось от некогда цветущей и уютной Ситхи. Вокруг стояла гнетущая тишина, только глухое постукиванье копыт напоминало о том, что где-то рядом есть жизнь. Крови было много: на земле, на ступеньках крылечек, на слюдяных окошках, но люди не выходили, не появлялись. От нехорошего предчувствия внутри образовалась какая-то пустота, и Ивенн то и дело оглядывалась, убеждаясь в том, что Эйнар и Уилфред здесь, что она не одна.

Правитель спешился возле самой крайней избы, уцелевшей каким-то чудом, отдал поводья одному из воинов — красивому парню с мягкими карими глазами и волосами цвета пшеницы, — и вошёл в дом. Оттуда доносились какие-то неясные звуки; обнажив меч, Уилфред последовал за ним. Ивенн, боясь оставаться в одиночестве посреди этого ледяного и кровавого хаоса, бегом бросилась вслед.

Изба оказалась довольно просторной внутри, в ней было несколько опустевших горниц. Правитель и его первый помощник ушли куда-то вперёд. Девушка осторожно пробиралась через обломки, разбросанные по полу вещи, осматривалась по сторонам. В этой избе было не так холодно, будто здесь всё ещё теплилась жизнь, но хозяева всё не появлялись. Толкнув дверь, Ивенн очутилась в небольшой клети, совсем не тронутой пожаром. Тусклый, холодный свет зимнего солнца не проникал сюда. Вокруг тяжело пахло мокрой землёй, гарью и кровью, и к этому запаху примешивался какой-то ещё, неприятный, сладковатый, незнакомый. Девушка закрыла рот и нос ладонью и стала на ощупь пробираться вперёд.

Вдруг её рука коснулась чего-то мягкого и липкого. Ивенн вздрогнула и отпрянула, и тут же споткнулась обо что-то подобное. С трудом устояв на полу, она наклонилась, вглядываясь в то, что преградило ей путь… и едва не опустилась на пол от ужаса. Прямо перед ней распростёрлось человеческое тело, обожжённое, окровавленное, кое-как прикрытое грязным тряпьём. Тем временем глаза понемногу привыкли к темноте, девушка осмотрелась повнимательнее и увидела, что чуть поодаль лежит такая же бесформенная фигура, а там, ближе к углу, — ещё… С трудом преодолевая головокружение и дурноту, девушка переступила через мертвеца и сделала ещё несколько шагов наугад. Носки сапог снова ткнулись во что-то, и в тот же миг откуда-то словно из-под земли раздался тихий, сдавленный стон. Ивенн задохнулась от страха, бросилась прочь, но споткнулась, едва не упала. От жуткого запаха и непонятного, липкого ужаса её мутило, но в темноте она не видела двери, не помнила, как попала сюда. Наконец руки упёрлись в бревенчатую стену. Девушка, часто дыша, повернулась, прижалась к ней спиной.

Вокруг мертвецов витали чёрные дымчатые тени, точно такие же, какие окружали лорда Эйнара, когда он о чём-то думал тогда, на тракте. Вероятно, они чувствовали людей и приближение смерти и кружили над телами погибших, сброшенными в эту заднюю клеть, насквозь промёрзшую. Откуда-то из глубины её снова раздался то ли стон, то ли вздох. Кто-то был ещё жив, но Ивенн от страха, сковавшего её, не могла даже двинуться с места, не говоря уже о том, чтобы снова пройти между ними и проверить, не нужна ли кому-либо помощь.

Чёрные расплывчатые силуэты, очевидно, могли чувствовать не только мёртвых, но и живых, и стоило Ивенн слегка пошевелиться, как несколько теней ринулись к ней. Из пустоты дохнуло холодом. Девушка сжалась, закрыла лицо руками. Тени окружили её, как тогда, на тракте — правителя, но, в отличие от него, она не могла справиться с ними. Тёмная густая дымка коснулась ладоней. Отчётливо повеяло смертью, чем-то нездешним, чужим. Внезапно в дымке мелькнули искажённые Тьмой человеческие черты — показались на мгновение и снова растворились, но перепуганной девушке хватило и этого. Сдавленно вскрикнув, она сползла по стене вниз, подтянула колени к себе, словно прячась. Тени будто только этого и ждали: чёрная дымка тумана плотным покрывалом окружила её, не давая вздохнуть.

Вдруг сквозь кромешную тишину прорвались шаги, скрип двери, чьи-то знакомые голоса, глухой стук чего-то упавшего. Откуда-то издалека потянулись серебристые нити Света — и чёрные тени с едва слышным шелестом понеслись врассыпную. Свет становился всё ярче и ярче, Ивенн зажмурилась. Когда он ненароком коснулся её вытянутых вперёд рук, она снова вскрикнула.

— Никому не двигаться! — вдруг раздался знакомый до боли голос, ледяной и спокойный даже в минуту опасности. — Я нашёл её.

А потом грязный дощатый пол чуть заметно прогнулся под тяжёлыми сапогами, подбитыми железом, кто-то поднял Ивенн на руки и вынес из тесной, душной клети на воздух, подстелил плащ, осторожно опустил на землю.

— Дыши, — приказал всё тот же ровный и спокойный голос. Девушка послушно вздохнула. — Глубже!

Свежий морозный воздух ледяными иглами впился в лёгкие, но вместе с ним пришла невероятная лёгкость. Предметы перед затуманенным взглядом перестали расплываться, и Ивенн увидела Эйнара. Он сидел напротив и придерживал её за плечи.

— Мы потеряли тебя. Зачем ты туда полезла?

— Я… за вами… — растерянно прошептала Ивенн, краснея. — Простите, что заставила волноваться. Вам не следовало брать меня сюда.

— Что мне следовало делать, а что — нет, буду решать я, — неожиданно жёстко ответил правитель. — Посиди здесь, приди в себя. Тьма всегда даёт уроки слабым и неопытным.

Он поднялся и хотел было идти, но Ивенн окликнула его.

— Постойте!.. Там кто-то остался. Живой. Ему нужна помощь. Я слышала…

Лорд Мансфилд слегка кивнул и, сделав знак двоим воинам, направился обратно в полуразрушенный дом. Те последовали за ним, Ивенн проводила их взглядом и со вздохом прислонилась к бревенчатой стене. Зимний холодный свет слепил глаза.

Эйнар шёл быстро, не оглядываясь. Тени покорно расступались перед ним, скользили прочь. Двое его спутников, Бьорн и лучник Ольф, шли чуть позади, отмахивались от них, стараясь не касаться. Правитель толкнул дверь, вызвал Свет, пустил горящий серебристый шар вперёд и вошёл в клеть. Ничто не дрогнуло в его лице, тогда как оба парня синхронно сморщились и зажали носы. Эйнар медленно пошёл вперёд, переступая через изуродованные тела, присматриваясь, прислушиваясь. Наконец он обернулся и махнул рукой своим спутникам: сюда, мол. Превозмогая отвращение, они подошли. На полу, у самых ног правителя, лежал человек, не старый ещё мужчина. Он был без сознания, но жизнь ещё теплилась в нём.

— Вынесите его отсюда, — приказал Эйнар. Воины без лишних вопросов подняли пострадавшего и направились к выходу.

На улице, у разбитого крыльца, раненого уложили на чей-то заблаговременно подстеленный плащ. Члены отряда столпились вокруг него и Эйнара; правитель опустился на одно колено, засучил рукава чёрной рубахи и закрыл глаза, призывая Тьму. Чёрное дымчатое облако окутало его руки, потянулось к рваным ранам мужчины. Эйнар осторожно прикоснулся к самой глубокой. Из-за его плеча Ивенн увидела, как обожжённая кожа медленно стягивается, кровь исчезает, будто и не было ничего. По короткому приказанию раненого осторожно поворачивали, придерживали. Изредка с его запёкшихся губ слетал едва слышный стон.

Вдруг позади, среди воинов, послышались звуки борьбы, ругательства, задыхающийся хрип. Эйнар едва успел закончить, почти сразу же вскочил, стряхнул Тьму с ладоней и обернулся. Уилфред и Ольф удерживали какого-то бродягу в грязных лохмотьях. Лицо его было затянуто давно не бритой щетиной, уже превратившейся в копну чёрных спутанных волос, глаза неясного цвета безумно сверкали из-под косматых нависших бровей, губы дёргались, как при лихорадке, в уголке их показалась пена. Если бы двое сильных воинов не скрутили его, он бы бросился на правителя: подле сапога с загнутым носом на снегу поблёскивало лезвие с костяной рукояткой.

— Так, — протянул лорд Эйнар, неспешно развернувшись и подойдя ко всем троим с лёгкой недоброй улыбкой. — А вот и виновник торжества отыскался.

Лицо бродяги исказило злобой. Он плюнул правителю под ноги. Ольф и Уилфред с силой толкнули его на землю, и он упал на колени, как подкошенный. Эйнар поднял с земли нож, прижал лезвие к подбородку незнакомца, приподнял его голову.

— Сам расскажешь, что здесь произошло, или ещё раз Тьму испробовать хочешь?

— Твари вы, — коротко и зло выплюнул тот. — И ты… ты — один из них. Строишь из себя защитника. А сам-то!.. — он помолчал немного, тяжело дыша, и, оглядев столпившихся вокруг воинов, добавил громче: — Не слушайте его! Он не наш! Не человек!

Ольф ударил пленника сапогом в спину, и он со сдавленным вздохом сунулся вперёд. Эйнар брезгливо отступил на шаг.

— Следи за языком, — холодно процедил он. — Приказы здесь отдаю я. Последний раз спрашиваю: сам расскажешь, что здесь было?

Бродяга зарычал, рванулся вперёд, нечеловеческим усилием вырвался от державших его и кинулся на Эйнара. Однако тот невозмутимо перехватил его запястья, слегка толкнул назад и швырнул на землю, а сам встал на одно колено, не отпуская его.

— Держите, — коротко приказал лорд Мансфилд. Уилфред и Альвис, тот самый парень с волосами цвета пшеницы, которого подпускал к себе конь правителя, прижали пленника к земле с обеих сторон. Эйнар прикрыл глаза, сжал виски бродяги. Тьма молнией выстрелила из-под его ладоней, ударила прямо в лицо пленнику. Тот вдруг дико закричал, взвыл, дёрнулся в железных тисках сильных рук, начал вьюном извиваться в снегу, поднимая белоснежную пыль. Ивенн испуганно охнула, зажала себе рот ладонями, но не смогла отвести глаз от этого зрелища. Через некоторое время ужасный крик сорвался на визг, отчего окружающие невольно поморщились, а потом перешёл в едва слышные, сдавленные стоны и вовсе затих. На земле, прямо перед ним, сгустилось облако Тьмы, соединилось в ровную гладкую поверхность. Ивенн не без страха узнала зеркало, которое показало ей правителя и Уилфреда впервые.


22. Проводник


В зеркале Тьмы отразились не люди, стоявшие вокруг, как и следовало ожидать. Сначала там замелькали какие-то тени, потом появилась деревенька, ещё не обгоревшая, занесённая тонким слоем снега. У колодца, расположенного в самом центре, мелькнула огненно-чёрная сфера, начала расширяться, увеличиваться и, наконец, выплюнула огромную тёмную тень, принявшую человеческие очертания. Картинки сменяли друг друга так быстро, что сам правитель и все остальные едва успевали рассмотреть их. В хороводе пляшущих теней нельзя было ничего опознать точно: это был огромный клубок Тьмы, в котором изредка проявлялись то крылья, то длинные скрюченные пальцы, то сверкающие красные глаза.

Чёрная неоформленная тень подплыла к бродяге. Из-под складок плаща появилась высохшая костлявая рука с неестественно длинными пальцами, бродяга протянул руку в ответ. Ладони соединились, на неистово-белый снег закапала кровь, багровые пятна застыли на ледяной корке. Обладатель нечеловеческих рук сделал движение, будто дёрнул за невидимые верёвочки, и бродяга, низко склонив голову, подошёл, дёрнулся, как тряпичная кукла, остановился, приложил ладони к пылающей и бешено вращающейся сфере. Та понемногу остановилась, раздалась в стороны, из неё потянулись уже знакомые чёрные лепестки. Человек рухнул на спину, тени потянулись через него. Когда первая из них коснулась крыльца одного дома, его тут же охватило зарево пожара. В следующий миг огонь полыхал уже вовсю, деревенька будто ожила, люди метались, как растревоженные муравьи, а тени принимали самые разнообразные очертания, становились похожими на собак с драконьими хребтами, на огромных летучих мышей с человеческими руками, змей с широкими капюшонами. Они набрасывались на жителей деревеньки, поджигали всё, что попадалось им на пути, оставляли на снегу чёрные полосы копоти, сажи и крови.

Из одной избы, у которой уже горела кровля, выбежал человек в зелёной свитке — очевидно, хозяин. Чёрная тень в капюшоне, замершая перед открытым проходом, указала в его сторону, и бродяга, хранитель Тьмы, выхватил из-за пояса нож, метнулся к нему, но не успел: его отбросило назад мощным потоком Света. Серебристые нити тянулись из рук вышедшего на крыльцо человека, останавливая Тьму, разбрасывая в разные стороны жуткие её порождения. Свет коснулся и самой большой тени, оплёл её, словно паутиной, и толкнул в проход. Пылающая сфера запечаталась и растворилась в воздухе. Тени сплелись в неистовой пляске, как снежинки в бурю, и пропали.

Зеркало растаяло. Эйнар медленно поднялся, пошатнулся, словно не чувствуя земли под ногами. Уилфред тут же вскочил, встал так, чтобы он мог в случае чего опереться на его плечо. Правитель был бледен, на висках и лбу, прорезанном суровой складкой, выступили капельки испарины.

— Воды, — тихо сказал он. Кто-то подал ему флягу. Тишина стояла такая, что, казалось, слышно, как искрится тонкий слой снега под блёклыми лучами зимнего солнца.

— Он мёртв? — наконец осмелился спросить кто-то из отряда.

— Нет, но теперь точно стал безумцем, — ответил правитель. — Он мне больше не нужен.

С этими словами он отошёл от человека, скорчившегося в очередной судороге, и внимание его переключилось на пострадавшего поселянина. Тот уже почти пришёл в себя, взгляд его стал осмысленнее, движения — живее, легче.

— Альвис, у тебя самый быстрый конь, гони в Йорен вперёд нас, тут недалеко. Скажи, чтобы срочно прислали кого-нибудь сопроводить его, — он махнул в сторону лежавшего на земле мужчины, — в деревню. Ему нужен лекарь и покой, он будет жить. Ольф, останься, пригляди за ним. Остальные — со мной.

С этими словами он вернулся к своему коню, легко взобрался в седло. Все, кроме Ольфа, начали проверять подпруги, длину стремян. Альвис уже умчался, едва получив приказ.

Следующими после Ситхи лорд Эйнар хотел проверить Сулу и Йорен, поселения, располагавшиеся в нескольких милях от тех краёв. Некоторое время оставшиеся девять человек ехали молча, поражённые увиденным и услышанным. Ивенн долго не могла совладать с собой: перед внутренним взглядом всё стояли злые, колючие глаза оборванного бродяги, жуткие раны на теле хозяина избы, нанесённые Тьмой, а в памяти всё ещё оставался удушливый сладковатый запах, стоявший в тесной задней клети. И полуживые тени, потерявшие всякие очертания…

— Милорд! — она заставила свою Кайлу идти чуть быстрее и нагнала правителя. Лорд Эйнар молча обернулся. — Объясните…

— Всё очень просто, малыш, — вздохнул он. — Где-то здесь, в Ситхе, приоткрылись врата Нави. Один… одно существо сделало это с помощью человека, хранителя Тьмы. Проще говоря, тот, которого я заставил говорить, стал проводником тёмных сил, открыл врата с нашей стороны, вероятно, ему что-то пообещали. Тьме не удалось пробраться дальше, потому что нашёлся хранитель Света, тот, которого спасла ты. Он закрыл их.

— Я? — девушка недоверчиво улыбнулась.

— Если бы ты не сказала, что в доме остался кто-то живой, мы бы не пошли проверять, — отозвался лорд Эйнар.

— А что вы сделали с проводником? И что за существо, о котором вы говорите?

— Дух Нави, — коротко ответил правитель. — Свартрейн. Вряд ли ты о нём что-то знаешь.

— Знаю, — прошептала Ивенн. — Это долгая история. Астра, его помощница, убила моего отца и вызволила Свартрейна из Нави, позволив ему войти в его тело. Я видела и его самого, он жесток, как сам демон, глаза у него такие… — девушка содрогнулась при одном только воспоминании, поёжилась, — пустые, что ли. Так что вы сделали с…

— То же самое, что и с тобой когда-то осенью. Ритуал такой, позволяющий заглянуть в память человека, независимо от того, хочет он этого или нет. Но если в твоём случае мне нужно было узнать о твоём прошлом и вернуть тебе память, то сейчас я вошёл в сознание этого человека, чтобы увидеть произошедшее несколько часов назад. Это намного страшнее и болезненнее, чем первое, к сожалению, для обоих. За несколько секунд ты словно проживаешь то, что длилось довольно долго и к тому же случилось недавно, от этого могут произойти серьёзные нарушения сознания. К тому же больно, когда твой разум соединяется с чужим. Ты как будто разрываешь границы между собой и человеком, над которым проводишь ритуал.

— А что с ним теперь будет? — испугалась Ивенн. Эйнар пожал плечами.

— Если повезёт, умрёт к вечеру. Если нет… останется сумасшедшим.

— А почему с вами такого не произошло? Ведь у вас в голове творилось почти то же самое.

— Потому что я умею контролировать разные потоки сознания, направлять энергию Тьмы в нужное русло, скажем так, чтобы она мне не повредила. Когда придёт время, я научу тебя.

— Что вообще такое Тьма? Я слышала о ней очень многое, но не уверена, что знаю хоть что-то.

Правитель вздохнул, ненадолго отпустив поводья, провёл ладонями по лицу. Разговор обещал быть долгим.

— Всё началось давно, когда я был ещё очень молод, — Эйнар заговорил спустя несколько минут. — Тогда Навь, Явь и Правь жили в мире, всё было тихо. Между мирами скрывались источники древней силы, названия которой не было. Поговаривали, что она способна на всё: убить и исцелить, исполнить любой приказ, даже стать твоей второй сущностью, но только в умелых руках. На земле, среди простых людей, жили хранители — сильные маги, которым была доступна сила этих источников. Старики говорили, что если такая сила завладевает человеком, он получает бессмертие, правда, плата за это может оказаться слишком высока. Никто не решался проверить… До моего брата. Он разорвал ткань между мирами, добрался до источника, своей кровью скрепил союз с Тьмой и получил желаемое. Но только в своих расчётах он ошибся: Тьма завладела не только им самим, но и всей его кровью, всеми нами. Под ударом оказались и мы с Региной, потому что мы — его родная кровь. Но нам повезло: мы не совсем люди, мы — порождения этих самых источников, каждый со своей уникальной силой, но нашему брату оказалось мало. К слову, тогда же Регина потеряла способность говорить: она была единственной свидетельницей, и чтобы она никому не рассказала, брат использовал заклятие молчания, но не смог остановить его действие. Мы перепробовали всё, и я помню это время как сейчас…

219 солнцеворотов назад

Говорят, что ранним летним утром первыми просыпаются травы. Ночь ещё не уползла за горизонт, солнце ещё не взошло, а пушистые головки ковыля уже шевелятся под лёгким, сухим дыханием предутреннего ветра. Ночью шёл дождь: колосья тяжёлые, покачиваются из стороны в сторону, рассыпая за собою мелкие холодные брызги. Ранний рассвет прорезает небосклон первой золотисто-алой чертой, и длинные тонкие лучи, в которых видны пляшущие пылинки, пронизывают и оплетают невидимой паутинкой всё вокруг.

В густом, живом золоте бескрайнего поля видны три фигурки: две высокие, одна пониже. Два брата-ровесника и младшая сестра идут навстречу солнцу, щурясь и закрывая глаза руками. Мир сквозь пальцы кажется не таким уж огромным и непонятным, вот она — твоя ладонь, ограничивающая широкий обзор, вот другая твоя рука, лежащая в руке младшей сестрёнки. Девчушке нет ещё шести солнцеворотов, а она уже такая смышлёная. Взгляд пронзительно-синих глаз не по-детски серьёзен, голос по-взрослому тих и приятен. Она вообще красавица. И ты неосознанно чувствуешь, как сам же влюбляешься во всё, что у тебя есть: и в брата, и в сестру, и в это бескрайнее живое поле, и в природу, просыпающуюся до рассвета, и в солнце… Кажется, что вы все ещё так молоды, что весь мир на ладони, что счастье рядом, только протяни руку.

Один из братьев, высокий черноволосый юноша с хмурым лицом и тонкими поджатыми губами, так и делает: протягивает руку, касаясь чего-то невидимого. Его пальцы нащупывают в воздухе какую-то преграду, он заметно напрягается, на тыльной стороне ладони набухают вены. Девчонка испуганно отшатывается, бросается к другому брату, и он успокаивающе обнимает её, прижимает к себе.

— Не нужно, — тихо, почти шёпотом повторяет он, едва заметно покачивая головой и неотступно глядя в спину черноволосому юноше. — Рейн, не надо, остановись. Это глупо.

— Отстань, — раздражённо бросает тот. — Следи за Региной, чтоб не сунулась вперёд.

Проход с глухим щелчком открывается. Из образовавшейся прорехи в ткани бытия льётся нестерпимо яркий свет. Черноволосый юноша упорно раздвигает невидимую преграду так, чтобы сквозь неё возможно было пройти. Девочка вот-вот заплачет: у неё дрожат губы, на длинных тёмных ресничках повисли слёзы, а вот уже и первая мокрая дорожка прочерчена на бледной щеке. Старший брат опускается перед ней на колени, ласково берёт за плечи, стирает с лица капли.

— Не бойся, моя хорошая. Рейн только посмотрит. Он обещал нам, помнишь?

Девчушка всхлипывает в ответ и ладошкой размазывает слёзы по лицу. Старший брат обнимает её, гладит по голове.

И вдруг ткань бытия с треском разрывается, и поток древней магии искрами вырывается наружу. На мгновение оба зажмуриваются, мощной волной их отбрасывает друг от друга. Проход полыхает Тьмой и огнём, рыжие лепестки сплетаются с иссиня-чёрными и тянутся, тянутся к троим людям, кроме которых на поле никого нет.

Парень приходит в себя спустя каких-то несколько секунд. Бросает взгляд вокруг: нет ни брата, ни сестры, только трава горит вокруг, но пламя не обжигает его, даже не касается.

— Рейн! — он вскакивает на ноги, забыв о боли, пришедшей после удара о землю, о цветных кругах перед глазами. — Регина! Регина-а!

Но ничего, только тишина ему ответом да лёгкое, чуть слышное потрескивание огня. Поле горит, и он беспомощно оглядывается, бросается к открывшемуся проходу, не невидимая преграда не пускает его. И вдруг из огня и кромешной темноты выходит тот самый черноволосый юноша. Он держит на руках девчонку. Голова её безжизненно запрокинута, волосы растрёпаны, одна рука свесилась, как неживая.

— Что ты…

— С Региной всё в порядке, она скоро придёт в себя, — Рейн подходит ближе, передаёт сестрёнку на руки брату. Длинные распущенные волосы — словно пламя, обжигают кожу. В лице ни кровинки, губы крепко сжаты, крохотная родинка на подбородке заметнее обыкновенного. А вот в глазах брата появилось что-то другое, чужое. Он изменился, но невозможно было бы описать этих изменений. Черты словно стали грубее, резче, глаза, когда-то светло-серые, потемнели и будто бы запали глубже. От него исходит нестерпимый жар, точно он побывал в самой преисподней.

— Ступайте домой, — глухо произносит он, отодвигаясь от брата. — Рассчитываю на твою честность. Ты обещал не говорить никому. А Регина точно не расскажет.

— Рейн, о чём ты? — юноша заглядывает брату в лицо, но тот только сердито отмахивается. — Что произошло?

— Ничего такого. Я всего лишь сделал то, что должен был. То, что собирался сделать уже давно.

— Ты понимаешь, что ты… — юноша задохнулся, будучи не в силах подобрать слова, — что ты разрушил всё, что только мог? Источник древней силы больше не действует! Чего ты добился? Свет и Тьма не выживут по отдельности!

— Выживут, и ещё как, — спокойно ответил его брат. — Для этого есть люди. Кто-то сам станет Светом, а кто-то — Тьмой. Как я.

И только тогда юноша опускает взор, видит на его ладони ровный, прочерченный след от клинка и запёкшуюся кровь и всё понимает. Единственный из всех троих, их брат не побоялся проверить байки стариков на правдивость и отдал себя, свою душу Тьме, взамен получив бессмертие. Договор с древней силой никогда не бывает односторонним.

— Но ты не умеешь ею владеть, — он цепляется за последнюю соломинку, как утопающий. — Тебя некому учить, ты причинишь вред любому своему наставнику.

Вместо ответа тот поднимает руки. Вокруг ладоней мощными чёрными потоками клубится Тьма. По безмолвному приказанию нового хранителя облака срываются с рук, окутывают юношу с девчонкой на руках. Последнее, что он успевает увидеть — высокая, малость сутуловатая фигура Рейна, исчезающая в проходе…


23. Свет и Тьма


— Так это значит… — Ивенн несколько раз вздохнула, точно после быстрого бега, — это значит, Свартрейн — ваш брат?

— Как бы странно ни звучало.

— Вы никогда ничего не рассказывали о себе.

— Не хотел пугать тебя, — правитель пожал плечами, словно его история была какой-то обыкновенной, не стоившей внимания. — Что бы ты ожидала услышать? Добрую сказку о короле-благодетеле или страшный кошмар о правителе-тиране?

Ивенн помолчала. Оба предложенных Эйнаром варианта были, в частности, одним и тем же. В человеке ничего не бывает заложено изначально, всё то, кем он становится, каким вырастает, как смотрит на окружающий мир, — всё приходит из детства и из юности, он становится отражением собственного окружения, но в то же время его будущее зависит только от него самого: есть люди, которые в самых страшных войнах, в вечном заключении, под давлением других людей и обстоятельств сохраняют себя, а есть те, которые ломаются, не выдерживают лежащей на плечах тяжести.

— Кто вы? — наконец спросила девушка. — Тот… поселянин сказал, что вы не человек.

Она постаралась незаметно взглянуть на Эйнара: тот задумчиво смотрел прямо перед собою, обыкновенно спокойное и бесстрастное лицо казалось чуть более хмурым и бледным, чем обычно.

— Он прав, — ответил лорд Мансфилд. — Я порождение союза Тьмы и Света, древней силы, которой нет названия. Все мы — я, Свартрейн и Регина — не люди. Мы могли принять любое обличье, скажем так, уместить свою Тьму в любое существо, но человеком быть всего удобнее: можно мыслить, разговаривать, жить так, как хочется, а не так, как велят дикие инстинкты. Как видишь, — он ненадолго отпустил поводья и развёл руками, — это не настоящее моё обличье.

— А какой вы настоящий?

Эйнар усмехнулся.

— Когда-нибудь увидишь.

— Сколько вам лет? — спросила Ивенн. Этот вопрос интересовал её с самого начала, но она всё никак не могла найти подходящий повод, чтобы задать его.

— Много, — правитель улыбнулся краем губ. — Двести тридцать восемь. И я проживу ещё столько же и даже больше, если никто или ничто не убьёт меня раньше срока.

— И зачем тогда вашему брату был необходим этот договор с Тьмой? Она даёт бессмертие? Но ведь вы и без того почти бессмертны…

— Не совсем так, — Эйнар нахмурился, не зная, как лучше объяснить непонятливой девчонке. — Если бы не этот договор, мы бы спокойно прожили положенное нам время, как обычные люди, чуть меньше века, и после смерти ушли во Тьму, то есть в Навь. Стали бы хранителями древней силы и стражами на границах между мирами. Но Свартрейну этого показалось мало, он захотел жить вечно. Из-за этого Тьма прокляла его: она всегда карает непокорных, — и завладела его кровью и всем его существом. Теперь он вынужден искать людей с похожими проявлениями силы и забирать её у них, чтобы выжить самому. В обмен на что-то, разумеется. Только он не понимает одного: Тьме без разницы, сколько ещё солнцеворотов он вырвет из её когтей, рано или поздно она получит своё, ворвётся во все три мира, заполнит погасший источник древней силы одной только собой. В Яви она уже наполовину обосновалась, из-за чего появились дети Тьмы и дети Света, такие, как твои родители.

— Получается, чтобы пробиться в Явь и Правь, Свартрейну нужна чужая сила?

— Верно, — правитель чуть наклонил голову. — И знаешь, почему у меня есть основания беспокоиться за твоего друга? Потому что в Светлой Империи самые мощные скопления энергии Тьмы. А жрецы не относятся ни к Тьме, ни к Свету, у них другая магия, поэтому они самые уязвимые. Сам император Август из рода Аллиев и его первый приближённый Витторио Дени в своё время были проводниками для Свартрейна. Августу была обещана власть, Витторио — не знаю уж, что… Из-за того, что они и так были детьми Тьмы, их силы после вмешательства магии только увеличились.

— Я тоже беспокоюсь, — вздохнула Ивенн. — И с Тьмой я сталкивалась сама, раз — в Яви, когда встречалась с вашим братом, и раз — здесь, у водопада, когда впервые вас увидела.

— Ты видела Свартрейна? — Эйнар оживился, вполоборота повернулся к своей спутнице. — И жива осталась?

— О, поверьте, он пытался разобраться со мной дважды, — отозвалась Ивенн. — Можно ещё вопрос?

— Пожалуйста, — Эйнар пожал плечами.

— Почему Регина всегда молчит?

Правитель нахмурился, серые глаза его помрачнели, девушка испугалась, что спросила что-нибудь не то, но, немного подумав, он ответил ей.

— Это неудавшееся заклятие забвения. Чтобы она никому не вздумала рассказать о договоре, Свартрейн пытался сотворить это с ней, но у него не получилось, он перепутал забвение и молчание. К сожалению, Регина молчит уже… — он прищурился и посмотрел вверх, подсчитывая, — двести девятнадцать солнцеворотов. Да, кажется, ей ещё не было шести.

— Вы расскажете о себе? О том, как пришли сюда, как стали правителем Земель Тумана?

— А ты не боишься? Путь к власти — это долгая история, и далеко не всегда простая и радужная. Возможно, ты станешь меня ненавидеть. Если, конечно, в тебе нет этого чувства уже сейчас.

Ивенн ничего не ответила. Вряд ли её можно было напугать обыкновенной историей, ведь всё, о чём он мог рассказать, осталось в прошлом. А времени почти не было: невдалеке уже чернели дома, частоколы, виднелись заснеженные крыши. А ненависть… Нет, этого чувства она в себе не находила. Чтобы ненавидеть, нужны основания, а она, наоборот, была благодарна Эйнару: он спас ей жизнь и оставил у себя на правах свободной. И поэтому девушка только пожала плечами в ответ.

— Хорошо, я расскажу, как вернёмся домой, — произнёс правитель наконец.

Вопреки ожиданиям и к счастью, Сула, расположенная чуть севернее Ситхи, не пострадала, Тьма даже не проникла туда: вероятно, дух Нави счёл достаточным прорваться через Ситху к Вендану, они находились друг к другу ближе всего. Выехав из деревни и добравшись до местности, немного окружённой редким лесом, воины устроили привал; лорд Мансфилд куда-то исчез, и Ивенн, сначала побродив немного по пустой, занесённой снегом округе, вернулась к временному стану.

Человек десять из отряда, расстелив плащи прямо на снегу, пили по очереди из серебряной чаши, заполняя её каким-то светло-золотистым пенящимся напитком. От него клубами валил пар, в воздухе отчётливо разносился аромат яблок. Ивенн потянула носом. Кто-то из сидящих в кругу это заметил и окликнул её.

— Идите к нам, миледи! — задорно крикнул Бьорн, неловко взмахивая рукой и расплёскивая горячее питьё себе под ноги. Ивенн улыбнулась и покачала головой, но он только засмеялся. — Да не бойтесь, не тронем!

Такое обращение — «миледи» — уже не смущало её, но всё равно казалось очень непривычным. Она привыкла к тому, что в Яви почти все даже с именем её звучным, красивым не считались и так и превратили из Славомиры в Славку. Матушка, бывало, полным именем звала, а потом, как ушла она в Загорье, так и вовсе Славкой осталась. Теперь эта жизнь казалась чужой, будто бы не своей: где она, а где та маленькая девчонка с длинной тёмной косой и в алой расшитой рубахе? Слишком большой и невероятной казалась образовавшаяся между ними пропасть, слишком разными они были — Ивенн и Славка, оставшаяся и забытая там, в Яви. Кто она теперь? Юная леди, ученица самого могущественного мага, самая молодая из воинов гарнизона. Совсем не та, кем была раньше — да и станет ли такой снова когда-нибудь?

Немного подумав, девушка всё-таки решила подойти и присоединиться к ним: всё ж одной совсем тоскливо, а сниматься с места они не собирались до тех пор, пока не вернётся Эйнар. Пока воины пили и смеялись над какими-то им одним известными случаями, Ивенн разглядела всех получше. Они производили совсем не то впечатление, что ратники из Халлы — грубые, наглые, дерзкие. Конечно, судить по троим было не очень хорошо, но Ивенн была уверена, что в большинстве своём они действительно такие. Здесь всё казалось по-другому: никто не напивался до головокружения, не хватался за оружие, даже не всерьёз, неприличные шутки почти не раздавались. Прошло немного времени, и Ивенн не без удивления поймала себя на том, что уже и сама тихонько смеётся над тем, как Лерт зашивал порванный стяг, как Бьорн испугался тени собственного напарника в дозоре, и что ей тоже протягивают серебряную чашу, украшенную маленькими самоцветами и до середины наполненную горячим яблочным напитком.

Она с благодарным кивком приняла тёплое питьё, отхлебнула и тут же сморщилась, едва не выронив чашу: хмель ударил в голову. До этого ей никогда не приходилось пробовать что-то подобное, и она скривилась от неожиданности, выплюнула обжигающий напиток на снег, а все захохотали — не зло, но немного обидно. И вдруг за спиной послышался весёлый голос с нотками смеха:

— Спаиваете мне тут девчонку? Она и так меч еле держит, а вы ей ещё и хмельного!

Смех превратился в хохот. Ивенн решила не обижаться на шутки и улыбнулась вместе со всеми. Уилфред обошёл её, стянул плащ, бросил его на снег и с усталым видом упал прямо в сугроб, что вызвало новый взрыв хохота. Ивенн даже показалось, что такое веселье здесь нечастое явление: когда к смеху привыкаешь, он становится не таким желанным, не таким живым. Люди изличной охраны Эйнара всегда оставались строгими и суровыми воинами, даже самые молодые вроде Ольфа, Бьорна и Альвиса, которого здесь не было, соответствовали своему окружению.

— Где правитель? — шёпотом спросила девушка у коменданта. — Что-то не видать его давно…

— Не беспокойся, отдыхает, — отозвался Уилфред. — Много сил потратил, пока допрашивал того типа, восстанавливается. Ребята, налейте-ка мне тоже!

С этими словами он потянулся к чаше, кто-то из воинов помоложе плеснул ему из почти опорожнённой фляги, и с его приходом взрывы смеха стали раздаваться даже чаще и громче. Ивенн тихонько улыбалась в ответ на шутки и хотела только одного: поскорее вернуться в замок, чтобы наконец услышать историю Эйнара.

За смехом и разговорами все отвлеклись, дозор выставить забыли: кажется, ненадолго остановились, даже никакого лагеря не разбивали, чего уж там выставлять… И поэтому никто не обратил внимания на маленькую чёрную точку, за несколько мгновений превратившуюся в дымчатый шар. А когда заметили, было поздно: она разрослась до размеров огромного пылающего пятна, раскрылась, из-за тёмной завесы выплыла высокая тень с накинутым на лицо капюшоном. Огненное кольцо вспыхнуло прямо в снегу и не исчезло, отрезав всем пути к отступлению. Уилфред вскочил, закрыл собой Ивенн. Все по его примеру выхватили мечи из ножен, но это было бессмысленно.

— Попробуйте! — глухо расхохоталась тень и, не касаясь земли, подплыла к застывшему на месте Бьорну. — Ну! Давай!

Но его словно сковало невидимыми цепями, он не мог пошевелиться. Тьма, вырвавшаяся из-под рукава Свартрейна, свилась в кольцо, оплела шею воина. Он упал на колени, задыхаясь, пытался сорвать с себя кольцо Тьмы, но оно сжималось всё сильнее, пока, наконец, Бьорн не завалился набок.

— И так будет с каждым, кто попытается поднять оружие против меня, — вкрадчиво произнёс дух Нави. — Отойди, комендант. Мне не нужен никто из вас. Отдайте мне девчонку, и я уйду.

Уилфред только крепче сжал рукоять меча. Ивенн судорожно пыталась призвать Тьму, но у неё не выходило: раньше срабатывал инстинкт самосохранения и Тьма проявлялась сама, а теперь, нарочно, никак не получалось…

— Мой братец даже не охраняет свою драгоценную ученицу, как следовало бы, ах, какая небрежность, — протянул Свартрейн, в мгновение ока очутившись с другой стороны и выстрелив Тьмой. Уилфред успел развернуться и оттолкнуть Ивенн. — Ну, комендант, отходи, ты же не хочешь, чтобы я и с тобой разобрался по-своему.

Девушка беспомощно огляделась. Все воины, кроме Уилфреда и скорчившегося на снегу Бьорна стояли неподвижно, будто окаменевшие. На лицах застыло неживое выражение, глаза смотрели в пустоту, помощи ждать было неоткуда, да им и самим нужна была помощь. А лорд Эйнар всё не возвращался, и это было страшнее всего: плохое предчувствие, ожившее в груди после приезда в Ситху, ещё не покинуло девушку.

— Отойди, — прошептала Ивенн одними губами, незаметно коснувшись руки Уилфреда. Тот не ответил, только сделал шаг в сторону, опустив взгляд и увидев, как из-под широких рукавов девушки тянутся тонкие, совсем незаметные нити Света. К их счастью, Свартрейн не видел происходящего: он был занят переходом, откуда одна за другой выползали твари — порождения Тьмы. Ивенн узнала гончих Смерти, красноглазых собак с драконьими хребтами. И, улучив момент, когда дух Нави развернётся, она резко подняла руки. Свет вспыхнул ярким сполохом, охватил всё вокруг. Твари с жутким рычанием и визгом рассыпались в прах, сам их повелитель резко развернулся, но и его встретил Свет.

Дальнейшее было похоже на противостояние двух самых мощных стихий. Свет и Тьма сплелись единым светящимся и искрящимся клубком, атаковали друг друга с молниеносной скоростью. Ивенн оставалось только держать руки напряжёнными и следить, чтобы серебристые нити не оборвались. Тьма бросалась на светящийся клубок, словно хотела разорвать его. А тот, набрав силу, начал принимать некую форму, и чуть позже стало понятно, что огромный серебристый ястреб раскинул искрящиеся крылья в вышине и не подпускает Тьму к хозяйке. Ивенн чувствовала, как силы постепенно покидают её: кто она против самого опытного хранителя Тьмы, духа Нави? Разве хватит её умения остановить Тьму и творящийся вокруг хаос, спасти людей, жизнь которых сейчас зависит только от неё?

Руки опускались, но девушка стояла, держала поток Света из последних сил. Серебристые нити рвались одна за другой, ястреб начинал терять очертания и таять в дрожащем морозном воздухе. Вдруг чьи-то ладони коснулись лопаток Ивенн, она почувствовала, как силы возвращаются, соединяются с чьими-то чужими, гораздо более мощными, удерживаемыми в умелых руках, словно кто-то поделился с нею своей силой. Где-то совсем рядом запахло морозом и вереском. Тьма с яростным шипением рвалась вперёд, но её не пускала невидимая стена.

— Как ты любишь вечно не вовремя строить из себя героя, — едко бросил Свартрейн, непринуждённым движением направляя Тьму ниже, к земле, туда, куда ещё не проник Свет. — Надо было раньше спасать свою ученицу. Против моей Тьмы её Свет не справится.

— Посмотрим, — холодно ответил Эйнар. — Ивенн, держись, слышишь? Ты молодец, ещё немного, и его магии не хватит.

Девушка понимала, что если бы не он, одной её силы не достало бы, чтобы закрыть переход и прогнать духа обратно в Навь. Утешало одно: она видела, как люди вокруг постепенно начали оживать, шевелиться, бросать встревоженные взгляды в их сторону. Наконец она уловила слабое движение вперёд: Свет пробился сквозь плотную тёмную завесу, на мгновение свился в пылающий клубок, пробил Тьму и тут же разорвался, рассыпавшись тысячей серебряных искр. Больше Ивенн ничего не увидела: ноги подломились, и она обессиленно скользнула вниз.


24. Каждому — своё


— Убирайся, — тихо сказал Эйнар. Свартрейн заметно терял силы, Свет, которым управлял брат, мешал ему удерживать Тьму, становился всё сильнее, ярче и, наконец, Тьма сдалась.

— Я сказал, убирайся, — повторил правитель. Свет коснулся чёрного плаща. Дух Нави зашипел, словно к нему приложили раскалённое железо. — Ты слишком слаб, чтобы нарушать границы.

— Я ещё вернусь, — пообещал Свартрейн и исчез в чёрной пылающей сфере.

Эйнар присел на одно колено перед Ивенн, осмотрел, проверил дыхание. Всё было в порядке, она будто спала: силы восстанавливались, но достаточно медленно. Уилфред стащил с себя плащ и протянул правителю.

— Она замёрзнет…

— Я сам позабочусь о ней, — Эйнар взял девочку на руки. — Надень обратно, тут холодно.

Все достаточно быстро пришли в себя: правитель торопил, спешил вернуться в Вендан и разбираться с произошедшим уже оттуда. Жаль было и того, что погибшего товарища пришлось хоронить кое-как, в мёрзлой земле, в снегу. Эйнар соткал из Света каменную плиту и так обозначил место могилы. У её основания навеки замерли в неистовом вихре сполохи Света и Тьмы. Альвис должен был нагнать отряд на тракте, и ждать его не стали: времени на сборы было немного, буквально несколько минут.

Обратная дорога казалась медленнее и тяжелее. Воины не скрывали того, что всем было жаль Бьорна, шутника и меткого лучника, погибшего не в бою, не во имя какой-то важной цели, а просто так. Все те, кто не осознавал до конца, насколько Тьма может быть опасна, с трудом могли принять произошедшее.

Ивенн пришла в себя довольно скоро и ужасно смутилась, обнаружив, что сидит в седле перед правителем, пристроив голову у него на плече, а он, совсем не обращая на это внимания, одной рукой придерживает её за пояс, а другой — небрежно держит поводья. Её же собственную лошадку, Кайлу, и такого же серого коня, принадлежавшего Бьорну, отвели назад, как запасных лошадей.

— О, боги, милорд, простите, — растерянно прошептала Ивенн, чуть отодвигаясь и понимая, что, пока конь не стоит на месте, она не сможет ничего сделать.

Эйнар протянул руку, взял её за подбородок и, слегка развернув её голову, заглянул в глаза.

— Как ты?

— Ничего… — девушка опустила ресницы, убрала за ухо выбившуюся прядь.

— Сколько пальцев?

Он с самым серьёзным лицом показал два пальца. Ивенн улыбнулась.

— Смеёшься, значит, жить будешь, — Эйнар снова взял поводья.

— Опять я заставила вас волноваться, простите…

— Сиди спокойно, — тихо ответил правитель. — Тебе не за что винить себя, ты спасла нас всех.

— Что там было?

— Я обещал рассказать всё дома, — он притянул её поближе, своей рукой склонил её голову к себе на плечо. — Поспи ещё немного, скоро приедем.

И то ли усталость взяла своё, то ли без магии правителя тут не обошлось, но Ивенн, пригревшись под его плащом, снова задремала и не проснулась до той минуты, пока её не разбудили, снимая с седла.

Ольф проводил её, сонную и падающую с ног от усталости, до покоев и почтительно откланялся. Ивенн осталась в одиночестве. Сменив мужскую одёжу на серую рубаху длиной до колен, ставшую уже привычной, она опустилась на постель и вытянула вперёд руки. Невольно вспомнилось, как когда-то ей удалось случайно сплести из Света маленькую птичку, живую, настоящую, с серебристыми крылышками. Оказывается, Тьма была куда сильнее: соединившись со Светом, она создала птицу во много раз больше, ястреба с размахом крыльев в добрую длину руки. Ивенн, изо всех сил стараясь не провалиться в сон, воззвала к внутренней Тьме. Свет послушался сразу же, а вот со второй силой, ещё совсем чужой и незнакомой, пришлось изрядно повозиться. Неизвестно, сколько времени ушло на то, чтобы сконцентрироваться и выбросить из головы посторонние мысли, но вот потоки серебристого блеска соединились с чёрными дымчатыми нитями, потянулись в противоположную сторону, будто ожили, сплелись в клубок и приняли форму такого же ястреба — не такого крупного, размером намного меньше настоящего. Ивенн потянула потоки магии на себя — птица послушно подлетела, умостилась на запястье, сипло крикнула что-то, сорвавшись с руки, взмыла вверх и растворилась. Ивенн откинулась на подушку и с усталой, но довольной улыбкой позволила себе закрыть глаза.

Так прошло ещё десять долгих серых дней. Зима окончательно вступила в свои права, ров вокруг замка сковало льдом, цепи на подъёмном мосту обледенели. Из окон невозможно было выглянуть: морозные ночи расписали их такими замысловатыми узорами, что на них даже дышать было жалко. Однако с приходом зимы в замке Тумана стало намного уютнее: почти в каждой комнате затопили камины, в длинных сумрачных коридорах свечи развеяли полумрак, обитатели замка сменили кольчуги и рубахи на тёплые вязаные душегрейки, подбитые мехом свитки. Ивенн грустными глазами поглядывала на Регину, когда та появлялась в Зале Церемоний или встречалась с нею где-нибудь в коридорах замка. Первая леди Туманных земель всегда вполне соответствовала своему статусу: одевалась, как и подобает благородной женщине — нередко её можно было увидеть в простых, но изящных платьях тёмно-синего или винного цвета, с изысканными украшениями из тёмного серебра или белого золота. Длинные густые волосы, чуть вьющиеся на концах, всегда были аккуратно уложены в две широкие косы или подхвачены лентой с двух сторон. Регина казалась Ивенн безупречной, но неподражаемой. Сколько девушка ни пыталась держаться так же ровно и степенно, ходить неторопливо, всегда сохранять улыбку — приветливую, но прохладную, — всё было безрезультатно. Она оставалась девчонкой, воином, лучницей, да кем угодно, только не благородной леди. Зависти к Регине совсем не было: она выросла такой, потому что была воспитана иначе, с другими людьми, в другом времени, в конце концов. Да и сама она иногда незаметно подсказывала Ивенн, как вести себя — жестами, но эти жесты были просты, изящны и понятны.

Эйнар, как и обещал, отправил в Дартшильд отряд воинов из личной охраны во главе с Уилфредом — в нём правитель был уверен настолько же, как и в самом себе, доверял ему, как никому другому. Разумеется, у него были свои цели помимо помощи Иттрику, и Ивенн об этом знала. Альвис тоже уехал, она осталась совсем одна: за исключением тех двоих, она ни с кем не была дружна в гарнизоне, и хотя её уважали как сильную хранительницу и постепенно стали держаться с нею на равных, но дружбы ни с кем не сложилось. С Региной поговорить было невозможно, а просто так беспокоить лорда Эйнара, без особенно важной на то причины, Ивенн боялась. Правда, вскоре, очередным долгим зимним вечером, причины беспокойства рассеялись.

Ивенн обычно не заходила без надобности на северную сторону замка, где находились личные покои правителя, но в тот вечер она всё-таки поняла: пора учиться управлять Тьмой, иначе второй поток магии вытянет из неё всю силу, не сразу, так постепенно. К тому же о магии этого мира она не знала почти совсем ничего и в основном действовала по наитию, получится — не получится, всё равно…

У массивных дверей, украшенных витиеватой резьбой, она остановилась, про себя посчитала до пяти. Из комнаты доносились неясные звуки, складывающиеся в красивую переливчатую мелодию.

Девушка никогда ранее не слышала подобного и поэтому замерла, затаив дыхание и боясь спугнуть мимолётную красоту. Таинственная музыка тем временем не замолкала, даже наоборот — стала звучать чуть более громко и выразительно, да так, что у Ивенн даже слёзы навернулись. Не выдержав, она толкнула дверь и, поражённая увиденным, встала как вкопанная на пороге.

Эйнар стоял боком к ней, возле высокого стрельчатого окна, и, закрыв глаза, самозабвенно играл на флейте. Свет луны отбрасывал тусклые, холодные блики на его лицо, на тёмные волнистые волосы, чуть тронутые сединой, и, казалось, сам лунный свет, заполняя покои правителя, рассыпается хрупкими, нежными переливами.

Дверь отворилась бесшумно, и Эйнар не слышал, как Ивенн вошла. Ещё какое-то время он играл, не открывая глаз и прислушиваясь к мелодии, и только потом, доведя её до самого конца, опустил руку с флейтой и обернулся к девушке.


25. Восхождение. Явь


— Ты бы хоть заявила о своём присутствии, — он слегка улыбнулся и сел в кресло, придвинутое к стене. Незаметное движение свободной руки, и такое же кресло, обитое уже привычным тёмно-зелёным бархатом, плавно подъехало к Ивенн.

— Не хотела вам мешать, — девушка смущённо опустила глаза и села напротив. — Вы чудесно играете. Вот, заслушалась…

— Спасибо, — правитель убрал флейту в продолговатую коробочку, обтянутую чёрной кожей, и сцепил руки замком. Он выглядел совсем по-домашнему: волосы не приглажены и растрёпаны, в суровых, будто бы отстранённых чертах как никогда заметна усталость. Сам он сидел в просторной рубахе из чёрной холстины и таких же штанах, без обуви, только кожаная крага на левой руке оставалась на своём неизменном месте. — Но, думаю, ты не просто так оказалась здесь, к тому же так поздно, — он бросил мимолётный взгляд в окно, за которым было видно, как морозная ночь, расшитая крупными колючими звёздами, опустилась на заснеженный Вендан.

— Да, милорд, — Ивенн смутилась ещё больше и, по своему обыкновению, начала вертеть в пальцах короткую прядь волос. Короткая стрижка оказалась гораздо более удобной и безопасной: волосы не путались, не цеплялись за тетиву, не было нужды укладывать их в причёску, да и в бою, пускай даже тренировочном, у противника в разы уменьшались шансы схватить за эти самые волосы. — Простите моё любопытство. Вы обещали рассказать о своей жизни, власти…

— И всё-таки это история не из самых добрых, — вздохнул лорд Мансфилд. — Неудачи и падения сделали меня таким, какой я сейчас. Наверно, это звучит как хвастовство, но у меня не было лучшего учителя и наставника, чем сама жизнь.

Представь себе два маленьких, слабых сгустка магии, которые мечутся между мирами и не знают, в каком остаться, куда упасть. Это были мы с братом. Чтобы стать людьми, проще говоря, войти в чьё-то тело, нужно было для начала его найти. Мы долго ждали, искали, скитались, и, наконец, судьба распорядилась по-своему, подарив нам простое совпадение: в одной семье умерли двое детей от какой-то болезни, и мы, поменявшись с ними местами, остались в чужой семье, которая должна была стать нам родной. Мои приёмные родители… Стоит мне закрыть глаза и подумать о них, как их образы встают перед глазами. Отец, его звали Асгейр Мансфилд, был уже достаточно немолод. Я помню его лицо до сих пор: он был всегда строг и суров со всеми, но добр к нам с братом. Не помню точно, в чём выражалась эта доброта… Он нередко играл с нами, подолгу разговаривал, рассказывал обо всём, думая, что мы понимаем, когда были совсем малышами, укачивал нас на руках, а потом, когда немного подросли, — учил держаться в седле и обращаться с оружием.

В жизни Асгейра ничего необычного не было. Он вырос в семье воина и после того, как ему минул семнадцатый солнцеворот, тоже пошёл на службу в гарнизон. Почти девять зим служил в личной охране конунга Торейда, сначала — в числе младших ратников, потом был десятником, сотником и, наконец, комендантом крепости, вот как, к примеру, Уилфред сейчас. Но об этом позже: когда судьба свела его с нашей приёмной матерью, Мэйгрид, он был предводителем десятка конных воинов. Но в их истории нет ничего необычного: юную дочку лекаря из крепости, девчонку всего пятнадцати вёсен от роду, отдали за парня, который был едва ли не вдвое старше неё. Между ними была достаточно немалая разница в возрасте — одиннадцать солнцеворотов. Он числился на хорошем счету, деньги и уважение у него водились, а что ещё нужно? Ни о какой любви тут речи и не шло, но кто бы мог подумать, что чувства вспыхнут почти с самого первого взгляда, с первого слова? Да, разумеется, так бывает, и я думаю, что это правильно. Они полюбили не благодаря, а вопреки. Каждый сам кузнец собственного счастья, и я с уверенностью скажу, что они были счастливы.

Да… Отец безумно любил маму. Я не могу даже объяснить, какой была эта любовь: трепетной, нежной, всеобъемлющей и совершенно безграничной. Они растворялись друг в друге, когда отец был дома, и всегда тяжело прощались, когда ему предстояла дальняя и долгая поездка по долгу службы.

И мама любила отца той тихой и нежной любовью, которая, говорят, способна отогреть даже самое чёрствое и замёрзшее сердце. Такая любовь утешает, успокаивает, исцеляет израненную душу. И отец видел в маме не красоту лица, а тот свет, который оживляет человека изнутри. Хотя, конечно, нельзя отрицать того, что мама была поистине хороша. Сколько солнцеворотов минуло, а я помню всё: её прохладные ласковые руки, которые перебирали мои непослушные и вечно спутанные пряди, светлые серые глаза, полные невысказанной нежности, всегда устало смотревшие с лёгким укором. У неё были длинные русые волосы и золотистые веснушки — подарок первых лучей солнца. Помню, отец, кружась с нею по комнате, целовал и гладил эти веснушки, говоря, что они самые красивые на свете.

Регина родилась, когда нам с Рейном минула уже четырнадцатая зима. Маме тяжело далось её рождение, их обеих едва спасли, но Регину хранили древние силы, передавшиеся ей каким-то таинственным образом от нас. Словом, Регина — наполовину человек, ей было куда проще жить в Яви, чем нам двоим… Отец был сам не свой, на протяжении всех дней, пока мама была в опасности, он не отходил от её постели, не отпускал её руки, худой, почти прозрачной. Нас тогда отсылали из дому по всяким выдуманным причинам, и да, тогда же Рейн познакомился с древней силой и во что бы то ни стало захотел овладеть ею.

Когда мама уже пошла на поправку, отца отправили в дальний гарнизон с каким-то совершенно пустяковым поручением, которое могли доверить кому угодно, кроме командира нескольких отрядов. Охраны ему с собой не выделили, поди, не юнец безусый — справится… Не справился. Один против шайки обыкновенных лесных разбойников — не справился. Мы даже не знаем, где он, похоронен ли с честью, как и положено храброму воину и доброму предводителю, или же его тело было брошено где-то в лесу. А искать не позволили: и так опасно, нельзя рисковать. Да разве он не рисковал?..

Мама была безутешна. Носила на руке чёрную бархатную повязку, остригла в знак траура свои прекрасные косы, которые он так любил, похудела, осунулась, честно говоря, мы боялись за неё. Она почти совсем перестала есть и говорить, речь её была так тиха, а случайные улыбки — так печальны, что нам, детям, пускай даже не родным, становилось больно. Нередко она уходила с раннего утра надолго и возвращалась только за полночь: однажды Рейн проследил за ней и рассказал, что она ходит в лес, пытается услышать хотя бы тихий, слабый зов его ушедшей души. Это было грустно и очень страшно, даже маленькая Регина понимала, что случилась беда. И тогда Рейн решился на крайнюю меру: кто-то из стариков рассказывал ему, что потерянную душу можно вернуть только одним способом: приручить Тьму и отдать ей соответствующее приказание. Конечно, и он сам, и я слишком поздно узнали, что приручить Тьму можно только одним способом: самому стать Тьмой, что и сделал Рейн.

Правда, истинная цель его союза с Тьмой была не совсем такова, он понимал, что шансы вернуть отца очень и очень малы, но ему казалось, что одно другому не мешает. И ритуал свершился: кровь его коснулась первородного проявления древней силы, и Тьма навсегда поселилась в его сердце. Случилось то, о чём я тебе рассказывал ещё тогда, на тракте. Он потерял своё человеческое обличье и ушёл искать отца. Но Смерть никогда не отдаёт то, что принадлежит ей, а тем, кто соединился с Тьмой и отдал себя ей без остатка, нет дороги в Правь. Рейн с отцом разминулись в межмирье, не нашли друг друга, да и, как надо понимать, больше не искали.

Я был обескуражен, подавлен, совершенно растерян. Оставшись посреди того бескрайнего поля с маленькой Региной на руках, которую к тому же надо было как-то привести в чувства, я совсем не знал, что делать. Нарушить обещание, данное брату, не мог только по зову совести, ведь я поклялся никому не рассказывать ни о его союзе, ни о проявлениях силы. С другой же стороны — это было неправильно. Я прекрасно понимал, что мама этого не переживёт. Она потеряла любимого супруга, раны ещё не затянулись, и уход Рейна, совершенно осознанный им самим, стал бы для неё ударом. Знаешь, говорят, что раны, нанесённые Тьмой, не заживают? Тьма не обошла стороной и Мэйгрид, только раны не были заметны. Они проявлялись в бесконечной печали взгляда, преждевременным морщинкам, первым серебристым прядям в довольно-таки молодом возрасте…

И всё-таки мне пришлось рассказать ей обо всём. Не могу сказать точно, чему она поверила, а чему — нет, потому что она была очень далека от магии, не относившейся к целительству. И хотя молчание Регины говорило само за себя, я видел, что мама мне всё же не верит, а если и верит, то с большим трудом. Регина была очень напугана, мы перепробовали всё, что смогли найти из старых заклинаний, рецептов и обрядов, чтобы вернуть ей голос, но у нас не получилось.

Я правда очень благодарен матери за то, что она поддержала меня, не отвернулась. Мы вместе искали Рейна, хотя оба понимали, что это делать бесполезно, а другим сельчанам отвечали, что он уехал в соседний гарнизон. Помню, я переживал, тревожился за него, хоть мама и говорила, что сама сила хранит тех, кто сам вступает на путь её. А потом Свартрейна хватились в самой крепости: я исправно являлся на службу уже вторую седмицу подряд, а он всё не возвращался. К тому же, когда в тот самый соседний гарнизон послали гонца, он вернулся ни с чем: никто из молодых ратников не приезжал и уж тем более не оставался там на столь долгий срок.

Свартрейна начали искать. Я пытался помочь, зная, что именно и как с ним случилось, но люди конунга Торейда не поверили ни единому моему слову. И более того: сложив две детали вместе, они сообразили, что в тот день — последний день, когда моего брата видели живым и невредимым, — с ним были только я и Регина. К моему облегчению, сестрёнка осталась вне подозрений: на что способна маленькая немая девочка всего шести солнцеворотов от роду? Ни на что… Поэтому и её, и маму оставили в покое.

А вот для меня служба в гарнизоне кончилась. Комендант крепости, назначенный вместо моего отца, добился позволения провести суд, с дознанием, разумеется. Помню, как среди ночи они ворвались в наш дом — мои товарищи, соратники, те, с кем я был дружен уже не первую весну, — они по приказанию командира отвернулись от меня, предали. Перевернули вверх дном всё наше просторное и богатое подворье, не знаю уж, что хотели найти за зеркалами, в деревянных ящиках, на задворках… И после этого обыска мне приказали идти в крепость — такова воля конунга и начальника нашего гарнизона.

Помню ещё, что отказывался идти с ними. Я не представлял, что овладело мною, и уже потом, спустя долгое время, понял, что это Тьма впервые вырвалась наружу, в момент опасности. Хорошо, что мама и Регина были на улице: мощный всплеск силы разнёс несколько комнат в щепки, зарево пожара всколыхнулось выше деревьев, люди, пытавшиеся увести меня какой-то минутой ранее, лежали в нескольких саженях от меня — они были мертвы, и в их телах осталось мало чего человеческого, словно сама стихия коснулась их своим пламенным дыханием. Конечно, мне не было известно, что Тьма, проявляясь впервые, может нанести непоправимый урон и вытянуть все силы из своего хранителя. Последнее, что осталось в моей памяти из той ночи, — мама, бегущая к нам по лестнице, и беспредельный ужас, написанный на её лице.

Я очнулся в каменном мешке. По-другому место, в которое меня бросили, описать нельзя. Это была темница, находившаяся глубоко под землёй, и потолок со стенами не осыпались только потому, что были выложены камнями сверху донизу. Там не было ничего, кроме небольшой связки грязной соломы на полу и засохшего куска хлеба, чуть тронутого плесенью. Дверь была, конечно, заперта, а прутья решётки располагались слишком высоко, чтобы дотянуться до них: на добрых пару локтей выше человеческого роста. Я чувствовал, как страшная сила бушует и клокочет, словно бурное море, где-то внутри, знал это и почему-то совсем не боялся. Понимал, что мог бы разогнуть решётку, если бы дотянулся до неё, не задумывался, куда бежать, главное — куда-нибудь подальше отсюда… Всё было тщетно. Я метался по своей тюрьме, как посаженный в клетку зверь, и не мог найти выхода, унылое молчание бесчувственных серых камней было мне ответом, куда бы я ни оборачивался. Поначалу люди из гарнизона приходили ко мне, приносили еду и воду, но я не принимал ничего из их рук, бросался на них, думая справиться с ними и вырваться хотя бы в каменную галерею, а там до свободы уже каких-нибудь пару шагов.

Кончилось тем, что после одного подобного случая незнакомый мне ратник успел позвать на помощь охрану, прежде чем я швырнул его на каменный пол. После того, что они сделали, я чудом остался жив. Лежал ничком на соломе добрых несколько дней, прежде чем смог хотя бы пошевелиться. И радовался, что в темнице нет ничего такого, где я мог бы увидеть своё отражение: представлял, во что превратился, — даже не говорю «в кого», — и боялся, что это окажется правдой.

Больше в подземелье никто не заходил. Еду передавали под дверь, в выпиленный проём, и спустя ещё несколько дней голода и безумия я понял, что должен дотянуть до суда, где меня обязательно оправдают. Но если бы я не потерял тогда счёт времени, то знал бы, что прошло уже чуть больше солнцеворота, а значит, никакого суда не будет.

Я никогда не страдал от одиночества, с детства не особенно легко сходился с людьми, но там, под землёй, не знаю, как мне удалось вообще сохранить рассудок. К концу пятой седмицы я перестал кидаться на стены и отчаянно цепляться за прутья, когда удавалось допрыгнуть до них. Мои руки стали твёрдыми от набитых мозолей, а в глазах — я не видел, но знал наверняка, — появилось что-то не совсем человеческое. И, возможно, я бы действительно сошёл с ума ещё через луну-другую, если бы сама судьба не распорядилась иначе.

Много дней я не видел людей, не слышал их голосов, ни с кем не общался. Правда, с самим собой тоже не вёл бесед, хотя, поверь, был к этому очень близок. С того дня, как я оказался здесь, прошло ровно три солнцеворота, разумеется, я не знал ничего, что происходило в мире. Обо мне вспомнили, только когда подобная сила Тьмы проявилась у одного человека, князя из чужой земли, Белогора. Он не сделал ничего предосудительного, наоборот — защищал своих людей от непонятной, незнакомой тёмной магии. Свартрейн к тому времени совсем перестал быть человеком. Он стал Тьмой, через неё проклял весь княжеский род, за что — мне неизвестно, видать, нашлась причина… Конечно, никто не знал, что это был действительно Свартрейн, а только проявления силы совпали с моими. И конунг Торейд решил, что я — такой же, дитя Тьмы, лишний. И когда появились доказательства — таинственное исчезновение моего брата, которое приравняли к гибели, недуг Регины, об истинном происхождении которого мне не поверили, — они всё-таки устроили суд, обыкновенную формальность, чтобы не уронить своего достоинства и не запачкать руки просто так, и приговорили меня к смерти.

Что два дня в сравнение с двумя солнцеворотами? Мгновение, не больше. Но иногда за какое-то мгновение, за несколько секунд мы понимаем и осознаём слишком многое, к нам приходят такие мысли, какие ни за что не пришли бы в голову, не будь у нас этого мгновения, и мы становимся совершенно другими людьми. Не буду рассказывать, что я пережил и передумал за два дня до исполнения приговора, скажу только одно: никогда раньше мне ещё не хотелось жить так, как в те минуты.

Солнечный свет бьёт по глазам, если не прищуриться — точно в насмешку над твоим жалким, плачевным положением. Руки у меня были связаны, и когда я невольно сделал движение, чтобы по привычке приставить ладонь козырьком к глазам, стражники сочли это за попытку освободиться и только поторопились со своей работой. Я не знал до последнего, какой будет моя смерть, и до последнего же отчаянно надеялся, что приговор отменят, смягчат, что найдутся какие-либо опровержения их правоты или же подтверждения моим словам. Всё напрасно.

Уже с деревянного помоста, когда глаза немного привыкли к яркому солнечному свету, я увидел, что вокруг наскоро поставленного эшафота собралась толпа. В разноцветье лиц, чужих, холодных, по большей части незнакомых, я вдруг увидел мать. Ветер великий, как же она изменилась! Постарела, будто прошло не два, а десять солнцеворотов. Она стояла достаточно далеко, но я разглядел седые пряди, морщинки вокруг глаз, тонкие, поджатые губы. Наши глаза встретились. Сколько отчаяния и нежности было в её взгляде, таком потерянном и опустошённом…

Не знаю, как мне это удалось, но я одним движением разорвал верёвку, стягивавшую запястья, спрыгнул с деревянных ступеней и бросился на колени — перед ней, перед Мэйгрид, перед женщиной. Да, она никогда не была просто женщиной, она была моей матерью, пускай приёмной, хоть и сама о том не догадывалась. Я в исступлении целовал её руки, холодные, как лёд. Стражники не сразу опомнились, и у нас было каких-то несколько секунд. Её нежные сухие ладони коснулись моих перепачканных, ввалившихся щёк, она чуть запрокинула мою голову и, наклонившись, поцеловала меня.

— Я люблю тебя, и всегда буду любить, — тихо промолвила она, и в её шёпоте едва слышно прошелестели слёзы. — Я не верю, что ты виновен. Но ничего не могу для тебя сделать…

Последние слова я разобрал с трудом: двое ратников меня уже оттаскивали от неё, волокли на эшафот. Они торопились, вероятно, думая, что я смогу повторить то, за что был обвинён. Отчаянный крик Мэйгрид был последним, что я услышал здесь, в Яви.


26. Восхождение. Правь


Эйнар замолчал, глядя куда-то в сторону. Вокруг него снова витали едва заметные чёрные тени. Он не обращал на них внимания и отмахивался от них, как от струек дыма. Ивенн уже давно плакала, но заметила это только сейчас. Смахнула ладонью мокрую дорожку, невольно обхватила себя руками: стало холодно и неуютно.

— Ужасно, — прошептала она, испуганно взглянув на правителя. Тот пожал плечами:

— Я предупредил.

— Поверьте, меня не это напугало, — голос девушки дрогнул, но она продолжала. — Все вели себя так, будто это правильно. Даже ваша мать не заступилась за вас. И друзья отвернулись. Почему никто не верил?

— Мама действительно ничего не могла сделать. Доказать убийство очень просто, — Эйнар снова повернулся, подставил руку под голову, и Ивенн почувствовала, как острая жалость шевельнулась где-то внутри: он, такой сильный, могущественный, мудрый — и в то же время такой одинокий, столкнувшийся лицом к лицу с несправедливостью. Но правитель ничем не выдал своего душевного состояния, только брови слетелись к переносице. Из приоткрытого окна потянуло сквозняком. Он скрестил ноги на кресле и, обведя комнату рассеянным взглядом, щёлкнул пальцами — в камине вспыхнул огненный цветок.

— Замёрзла? — спросил тихо Эйнар. Ивенн кивнула. Он снял со спинки своего кресла серый плед и опустил его на плечи девушке. Она почувствовала, что уже согревается. Бледный свет луны пролился на пол, смешался с рыжеватыми отблесками пламени и как будто ожил. Ивенн смотрела в огонь, как заворожённая.

— Дальше рассказывать, или совсем напугал?

— Продолжайте, ежели хотите, — отозвалась девушка шёпотом. — Но я не буду настаивать.

— Так вот… Доказать непричастность к убийству гораздо труднее. Представь себе подобный случай: человек исчезает, пропадает без вести, и только ты была свидетельницей того, что произошло на самом деле. Для поселян магия была чем-то нехорошим: если владеешь, значит, колдун, а если колдун, значит, чужой, не наш. Тяжело жить хранителю с такими установками, и я до последнего скрывал магию. Большинство людей об этом, к счастью, даже не знали.

Правда, после моей смерти об этом стали говорить открыто. Обвиняли во всём, что не имело никакого определённого объяснения, несмотря на то, что меня уже не было среди них. Говорят, пока человека вспоминают недобрым словом, он не может перейти Звёздный путь. Ветер знает, сколько мне пришлось скитаться между мирами, пока молва постепенно не успокоилась. А сама дорога вывела меня прямиком на Южное побережье. Каменистые берега, тёмное, холодное море, белоснежные завитки пены, как гребешки, на волнах, и туман стелется под ноги почти невидимым покрывалом. Никогда ещё я не ощущал так остро собственного одиночества, хоть это и нельзя назвать самой сильной болью, которую довелось испытать.

Я замер на распутице, и ни одна дорога не была однозначно моей, я не мог определиться, куда идти, потому что не знал ничего здесь. Многим из тех, у кого есть родные или хотя бы близкие, легче: им могут помочь.

Но отчаяние — не лучший выход, и я спустился к морю: хотел подумать, побыть наедине с самим собой, заодно и проверить, остались ли со мной навыки владения силой. В зеркале Тьмы, которое я пустил на поверхность чёрной воды, отразился прекрасный белоснежный замок с ажурными перилами, вдоль по которым вьются лианы. Потом картинка сменилась, я увидел молодую женщину в платье из звериных шкур и короне из серебряного обруча и рогов марала. Зеркало замерло, словно само время остановилось, мы смотрели друг другу в глаза, и я понял, что если не найду её, где бы и кем бы она ни была, то не смогу дальше справиться в одиночку.

То, что мои планы были слишком невозможны, я понял достаточно поздно. В одиночку не справиться никому и ни с чем, человеку нужен человек, и за свои неполных двадцать четыре я привык быть одним из вас, хоть это и нелегко. Однако, чтобы стоять одному против людей, недостаточно просто отличаться от них, важно понимать, в чём именно заключается твоё отличие.

Каюсь: первое время я был слишком доверчив. Искал союзников везде, где только мог найти людей. Конечно, тогда я думал, что тем, кому нужна помощь, будет лучше держаться вместе — и глубоко ошибся. Я пришёл к человеку, который тогда правил Светлой Империей. Он никем не приходится нынешнему императору Августу. Его звали Дарий из рода Вилленов. Договор, который мы заключили, был достаточно невыгоден мне и почти совсем ни к чему не обязывал его.

Суть договора была проста: я останусь в Империи, стану их помощником как достаточно сильный двойной маг, а они обеспечат мне защиту и покровительство. Конечно, мне было нужно не столько это, сколько временное пристанище. Там же мне рассказали о том, кто такая Дана, о сути власти в Прави, о делении всех земель. Услышав, куда я попал, когда перешёл Звёздный путь, император сразу понял, что здесь нечисто. Это были как раз Земли Тумана, единственное неисследованное и никем не занятое место. Дарий Виллен рассказывал, что там магия проявляется наиболее мощно, почти так же, как и в Империи, и оттуда ещё никто не возвращался. Обосноваться там, говорил он, невозможно: слишком суровые условия, слишком пустая территория. Император не рвался к такой власти, но утверждал, что именно из-за этих земель идёт война между Империей и княжеством Халлой. Все жители Прави, так или иначе вовлечённые в эту войну, считали, что если найдётся человек, который сможет взять Земли Тумана и магию, которая там рождается, под свой контроль, то противостояние кончится. Единственная трудность была в том, что ни сам император, ни правитель Халлы не обладали достаточными силами, чтобы справиться с источниками магии и обеспечить Землям Тумана хорошую защиту, они ведь находятся на самой границе между Навью и Правью, как империя Дартшильд.

Я не сразу понял, что император Дарий рассказывал мне всё это не просто так: это был намёк на то, что с такой задачей могу справиться я… или кто-либо, мне подобный. Подобных, конечно, не нашлось, ты — исключение, тем более твоего появления я ждал чуть больше сотни солнцеворотов. Так долго тянуть было нельзя. Император предложил мне помочь собрать сторонников. Для начала он выделил человек тридцать из своего войска, а потом я тайно разослал гонцов, тех, кому доверял больше других. К концу осени под моими стягами было уже около сотни воинов. После нескольких проведённых советов мы решили идти в сторону Кейне с вполне мирной целью — союз с Даной обеспечил бы достаточно много и ей, и мне, и Империи в целом.


Но едва мы покинули Сайфад, как через седмицу на Втором юго-западном тракте нас догнал мальчишка-гонец. Он сообщил о том, что два дня назад погиб император Дарий. Изуродованное ожогами и рваными ранами тело нашли в его собственных покоях. А сама столица и близлежащие поселения атаковала Тьма: кто-то выпустил из преисподней низших тварей, мелких духов, много людей погибло, несколько деревень были выжжены почти дотла. Мои отряды караулили повсюду, и мы правильно рассудили, что содеянное повторится через несколько дней. Случилось то, что ты видела недавно своими глазами. И я узнал брата.


Мы с ним ровесники. Но только мне шёл тридцать седьмой солнцеворот, я был ещё достаточно молод и полон сил, а Свартрейн превратился в худую, истощённую и измученную тень. Поговорить с ним мне не дали мои же воины: те, кто уже видел подобное, просто не позволили приблизиться. В моих отрядах нашлись хранители Света, которые смогли закрыть переход, и мы отправились дальше.

Я снова сделал неверный вывод. Время идёт, люди меняются, да и не только люди — всё меняется, и не всегда в лучшую сторону. Свартрейн не дал понять, что узнал меня, хотя он видел меня достаточно близко. Он не потрудился дать никаких объяснений собственному поступку. Просто делал то, что диктовала ему Тьма. Я понял, что должен остановить его, вернуть, но не знал, как, потому что был уверен: он меня не станет слушать. Теперь мы жили в разных мирах и говорили на разных языках.

На троне империи оказался слабый, неподготовленный к власти человек. Я не помню, как его звали, не было резона запоминать его имя. Его первый помощник вернул меня и моих людей в Империю и сделал кем-то вроде стражей границ, а меня — начальником гарнизона. Вышло достаточно иронично: я стал тем, кого боялся в юности, кем не хотел становиться никогда. У меня в подчинении было около двух сотен воинов, мы периодически объезжали окрестности, закрывали разрывы и переходы между мирами, и ни разу за семь солнцеворотов я не смог поговорить с братом. Он старательно избегал меня, а воины из моих отрядов, в свою очередь, не подпускали меня близко. Но однажды такой случай выпал, я оказался у перехода раньше других и увидел Свартрейна, как живого. Не могу объяснить, что почувствовал тогда. Мы узнали друг друга сразу.

— Ты? — прошелестел его негромкий, хриплый голос. — Опять ты?

— Я не видел тебя полжизни, — ответил я. — Закрой переход, давай поговорим. Мы ведь оба ждали этого момента.

— Я не ждал, — отрезал он. — И нисколько не рад тебя видеть. Уйди с моего пути, я должен завершить начатое.

Я выпустил из рук Свет. Серебряное кольцо охватило всё вокруг, мы оказались внутри него. Свартрейн выпустил из разрыва всяких тварей вроде гончих Смерти, летучих мышей с человеческими руками, каких-то неоформленных, будто слепленных наскоро. Мой Свет не смог их сдержать, они бросились врассыпную.

— Ты нашёл отца? Почему ты не хочешь вернуться?

— Не искал, — отрезал он. — Они мертвы. Все. Это не моя вина.

— Ты? — я задохнулся, с трудом сдержал вспышку гнева. — Это сделал ты?

— Это сделала Тьма, братишка, у меня не было выбора, — презрительно поморщился Рейн. — А ты всё такой же непутёвый. Почему ты здесь? Почему ты не жив? Ты об этом не задумывался?

Я покачал головой.

— Да потому что ты не приспособлен жить в этом мире! Ты мог убить их всех, расшвырять в разные стороны одним движением рук! Почему ты этого не сделал? Пожалел! А себя, дурака, не пожалел!

Я молчал. Он был прав. Даже после несправедливого обвинения я не смог бы убить их, тем более, что среди них была Мэйгрид. Я думал и о Регине. После слов Рейна всё встало на свои места, наша семья перешла, к сожалению, в Правь. Но я не знал, где они, что с ними…

— Не спорю, — я слегка ослабил кольцо Света. — Но лучше погибнуть самому, чем подвергнуть опасности жизни десятков людей.

— Да эти люди убили тебя! Плевать им было на твоё благородство! Задавили, как таракана, потому что мешался! — Свартрейн говорил об этом так, будто мы обсуждали что-то совершенно обыденное. И я видел, что он изменился, стал совершенно другим, в голубых глазах то и дело мелькало неживое, нечеловеческое выражение.

— Ты не прав, — попытался оправдаться я. — Тьму можно контролировать. Тьмойможно управлять. Пока я бродил между мирами, я многому научился, уверен, что и ты смог бы.

— Поздно учиться, братишка, — прошипел Свартрейн, и сухая костлявая рука сжала мой воротник. — Ты так ничего и не понял. В девятнадцать дураком был я, я не понял, что Тьма завладевает человеком полностью, если не уметь ею управлять. Меня некому было учить, а когда я спохватился, было поздно. Мне нужна чужая кровь и сила, чтобы жить самому, и я пришёл за этим, я хочу жить, как и ты, как и многие другие. А теперь уйди с дороги.

Он незаметно взмахнул рукой, и небольшое облако Тьмы рванулось ко мне. Запахло палёной тканью, я почувствовал, как под рубахой расползается кровавое пятно. Рейн больше не обращал на меня внимания.

По правде говоря, было очень стыдно за свою слабость. Я очнулся от того, что кто-то бил по щекам и брызгал в лицо водой. Почти весь отряд, к моему невероятному облегчению, целые и невредимые ребята, собрались вокруг меня, кто-то обработал и перевязал рану, пока я был без сознания. Тьма не причинила особенного вреда, потому что её во мне и без того было достаточно.

На пустоши мы были не одни. Я довольно быстро оправился, а когда встал и осмотрелся, то увидел, помимо своих отрядов, добрую сотню чужаков. Это были северяне, мы все сразу поняли это по бледным, не загорелым лицам, широкому разрезу глаз, грубоватым чертам. Одежда у них была почти одинаковая и предельно простая: серые штаны и рубахи без вышивок и без единого знака отличия, у предводителей — алые плащи и золотые или серебряные обручи на волосах. Впереди всех на вороной лошади сидела та женщина, которую я не раз видел в зеркале Тьмы.

Ей помогли спешиться. Мои воины склонились перед нею без приказа. Она неторопливо подошла прямо ко мне, и лёгкая улыбка тронула её губы. Я рассмотрел её поближе — она была поистине хороша, но красота её была холодной, как морозное утро. На голове у неё была корона из трёх рогов марала, прикреплённых к широкому серебряному обручу.

— Здравствуйте, миледи, — я слегка поклонился, насколько позволяла повязка. — Королева Дана, я верно понимаю?

— Эйнар Альд Мансфилд, маг из Светлой Империи? — спросила она в тон мне. — Рада встрече. Жаль, что нам пришлось познакомиться в таких обстоятельствах.

Весь остаток дня прошёл в разговорах и расспросах. Дана слушала с интересом, не перебивая, только один раз спросила, что мы собираемся делать дальше.

— Мы сейчас уезжаем, миледи, держим путь в Земли Тумана. Они пусты, знаю, но это лишь повод, начало чего-то нового. Там почти незащищённые границы, я хочу поставить город-крепость.

— Мы поедем с вами, — ответила королева. — Я не просто так привела своих людей сюда.

После этого случая я понял одну вещь, не трудную, но очень важную. У каждого своё видение правды, у каждого своя верная дорога, но приводит она неизбежно к одному концу. Рейн ошибся, хоть и думал всё это время, что идёт правильно, но некому было помочь ему, подсказать, научить. А я учился на его ошибках: видел, во что превратился он, и делал всё, чтобы не стать таким же.

Когда мы приехали в Земли Тумана, королева назначила временного правителя из своих первых приближённых, а меня сделала его правой рукой, потому что я ещё не был готов к власти. Она рассказывала мне о Тьме, сама учила управлять ею, и за несколько солнцеворотов мы достигли неплохих результатов. Управление Тьмой почти не отличается от управления Светом, но о тонкостях тебе ещё предстоит узнать.

Шло время. На территории, когда-то совершенно пустой и безжизненной, выросли сначала три города — Вендан, Виана и Дайрен. Королева покинула Земли Тумана, оставив часть своих людей мне в помощь. Назначенный ею правитель добровольно отказался от власти в мою пользу, никто не был против. А я всё ждал, пока Свартрейн доберётся до нас, и у меня будет ещё один шанс поговорить с ним. На сей раз я точно знал, что сказать, но случая всё не было.

Я искал Регину, ведь, по словам брата, она тоже умерла, но пока что не находил. Она не объявлялась, никто о ней не слышал, и для меня это было страшнее всего. Потерять ещё и её было бы выше моих сил. В целом я готов был ко всему, только не к тому, чтобы снова остаться в одиночестве посреди этого мира. Звучит эгоистично, знаю.

Но, к сожалению, о собственных целях и желаниях временно пришлось забыть. Княжество Халла, которое расположилось у самых склонов перевала Ла-Рен, откололось от нашего союза: правитель отказался добровольно, просто приказав изгнать со своих земель моих послов. Не скрою, я был рассержен и послал ещё часть гвардии, на сей раз с далеко не мирной целью, и поехал с ними сам. В ходе той самой стычки мы осадили Вальберг, их столицу. Небольшими отрядами въехали в город, сначала предложили свои условия, но Велимир не согласился. И тогда я отдал приказ начать штурм крепостной стены.

Эта битва далась нам не так чтобы очень тяжело. Воины Халлы не были готовы к столь поспешной и неожиданной обороне, и мы легко взяли город. На улицах творились беспорядки, я был огорчён и раздосадован неудачами, поэтому, забывшись, позволил своим людям показать правителю, что бывает, если самоуверенно идти против меня.

В одном из селений разгром оказался достаточно крупным, люди боялись нас, как огня. Воины в чёрных одеждах врывались в чужие дома, грабили, убивали. Это самое чёрное пятно на всей моей жизни, мне стыдно и больно из-за этого до сих пор. Я вошёл в один дом вместе с ними, но ничего не стал делать, просто остановился у дверей, прислонившись к стене и осматриваясь. Вдруг откуда-то из глубины дома послышались неясные звуки борьбы, грохот чего-то посыпавшегося.

Я бросился туда, на шум. В небольшой комнате один из моих воинов, не помню его имени, прижал к стене девушку в синем холщовом платье. Она отчаянно билась в железных тисках его рук, чёрные волосы её были растрёпаны и окутывали плечи пушистой волной, но ни звука не сорвалось с крепко сжатых губ. Я оттолкнул растерявшегося бойца, схватил девушку за руки и оттащил в сторону. Она не открывала глаз, только беззвучно рыдала, пытаясь вырваться, а когда я потянулся к ней, она дёрнулась в сторону, едва не упала. До сих пор иногда вижу её, бледную, насмерть перепуганную, и понимаю, что просто чудом оказался в нужном месте и узнал её, ведь она тогда просто напомнила мне сестру — такая же хрупкая немая девушка с чёрными волосами… Я сжал её запястья крепче, подтянул к себе. Она обессиленно упала на колени, и я опустился на пол рядом с ней.

— Регина, посмотри на меня, — прошептал я, не отпуская её рук. — Это я. Я здесь. Всё хорошо.

По щекам её катились слёзы, плечи вздрагивали от судорожных всхлипов. Казалось, она не слышит меня. Я поцеловал её в кончик носа — так иногда делал, пока мы были живы. И тогда она, наконец, открыла глаза.

Её искусанные губы чуть приоткрылись, в глазах застыл то ли вопрос, то ли робкая надежда. Казалось, она не верит тому, что видит. А когда я выпустил её руки и провёл ладонью по испачканной щеке, она уткнулась мне в грудь и разрыдалась. Я вынес её на улицу и отдал приказ своим возвращаться. Радость встречи заполонила всё моё существо, я отвёл гвардейцев, пообещав правителю Халлы временное перемирие.

Первое время Регина была очень замкнута, боялась, когда я к ней прикасался, отстранялась, когда пытался обнять или взять за руку. Пришлось дать ей время привыкнуть, и немного позже ожидания оправдались. Она очень добра и ласкова, умна и терпелива. Вы могли бы быть хорошими подругами. Я не знаю, что с ней происходило всё это время, в ответ на расспросы она всегда только плакала, а ритуал Тьмы проводить я боялся, мне было её очень жаль. Теперь всё прошло, я несказанно рад, что она смогла забыть и отпустить прошлое.

Тем временем внутри Империи началась настоящая междоусобная война. Прямого наследника у императора не было, трон делили его самые близкие помощники, в числе которых был один из рода Аллиев. Этот человек с рождения принадлежал Тьме, как, например, твой отец. О его договоре с Тьмой я узнал гораздо позже, но если бы я не упустил этого, сейчас трон мог бы быть у истинного наследника.

Женщина в Империи почти бесправна. Будь она хоть кем: рабыня или знатная госпожа, её никто не послушает и не возьмёт во внимание. Я знаю только одну женщину, слово которой имеет вес — это императрица Юлия. Правнучка императора Дария Виллена и законная наследница престола.

Будь она мужчиной, она смогла бы постоять за себя. Я не знаю её лично, но о ней много говорили. Она сильная, волевая, достаточно умная, чтобы не лезть вперёд до поры до времени. Но тогда её ещё не было на свете, не то, что в Прави, и Свартрейн с помощью Аллия-старшего проник сквозь ткань бытия в Империю, разнёс несколько городов и сёл до основания. Его сила стала неуправляема, ему почти удалось прорваться в Правь окончательно. Взамен он помог Аллию-старшему расправиться с соперниками и остальными претендентами и занять престол самому.

С тех пор ветвь рода Аллиев правит Империей. Август взял в жёны Юлию как знатную женщину, потомка бывшего императора. Юлия любила его беззаветно, и когда он умер, пошла в Правь вслед за ним. К тому времени мне было уже двести тридцать солнцеворотов. Время шло, но я этого почти не замечал. Оно неумолимо сжигало правителей одного за другим, сменяло советников, первых помощников, а я смотрел на это со стороны и чувствовал себя кем-то вроде духа. Я не бессмертен, меня может уничтожить всё, что угодно, кроме времени. Император знал это и не раз пытался захватить власть в моих землях, убить меня. Но вокруг были верные люди, и я на самом деле очень благодарен им всем. Теперь с Империей у нас что-то вроде негласной вражды: я не хочу заключать с ними мир. Отряд, который я послал в Дартшильд, — их последний шанс. Если они упустят и его…

Эйнар неопределённо качнул головой, взъерошил тёмные волнистые пряди и откинулся на спинку кресла. Ивенн вдруг показалось, что всё это время она не дышала и выдохнула только теперь. Эйнар вызвал Тьму, из чёрного облака материализовалась кружка с крепким травяным настоем. По комнате разнёсся приятный аромат засушенных трав. Правитель протянул кружку Ивенн, а себе создал ещё одну.

Некоторое время они молчали, он — отдыхая после долгой речи, она — думая о рассказанном. Нелёгкая жизнь, долгий и тяжёлый путь к власти, да и теперь — покоя не видать… На минуту примерив ситуацию на себя, девушка взглянула на правителя с восхищением и искренним уважением: ей бы такого точно не выдержать.

— Теперь у тебя есть все основания меня ненавидеть, — сказал Эйнар немного погодя. — Жестокий… расчётливый…

— Неправда, — улыбнулась Ивенн, хотела коснуться его руки, покоившейся на мягком бархатном подлокотнике, но не посмела. — Вашу историю не каждый переживёт.

— И всё-таки более всего меня беспокоит Империя. Из цветущей и богатой страны она превратилась в полуразорённое змеиное гнездо, и я ничего не могу с этим поделать, к тому же она когда-то была моим домом. Пришлось поставить им несколько условий, на мир без обязательств я не согласен.

— Какие же условия, если не секрет?

— Во-первых, они должны отказаться от притязаний на Кейне, — задумчиво отозвался лорд Эйнар. — Во-вторых, сместить с должности асикрита господина Витторио Дени. Ну и, наконец, я велел Уилфреду лично потребовать того, чтобы они освободили твоего друга-жреца. Не преследую корыстной цели, но уверен — если мы с ним найдём общий язык, то сможем предотвратить вереницу событий, мягко говоря, далеко не благополучных.

— Думаю, вы обязательно сможете договориться, — Ивенн мягко улыбнулась. Хоть рассказ Эйнара и оставил лёгкий горьковатый осадок, её отношение к правителю не стало хуже, даже, пожалуй, наоборот. — Только…

— Я знаю, я не стану на него давить. Захочет — согласится, не захочет — ну, что ж… — Эйнар развёл руками и снова обернулся к своей ученице. — Ладно, думаю, на сегодня кошмаров достаточно. Иди спать. Очень рад, что ты дослушала до конца.

— Спасибо, что рассказали, милорд, — Ивенн слегка поклонилась и тихонько выскользнула за дверь, оставив плед на кресле. Эйнар щелчком пальцев потушил огонь в камине.


27. Письма лорда Эйнара


После долгого сбора заседание старшего и младшего Совета плавно перетекло в поздний ужин. Все устали, трапеза проходила почти в тишине, Ярико иногда ловил себя на том, что отчаянно пытается не уснуть. В просторной горнице пахло вином и тёплым хлебом, жареной дичью, пряностями, овощами. По кружкам был разлит довольно крепкий настой шиповника, по кубкам — тёмное вино. Кит любил подобные окончания сборов, но понимал, что каждый день так делать невозможно. Все члены Совета будто сближались, начинали говорить на отвлечённые темы, вспоминали, в конце концов, о том, что они просто люди, не только сотники, десятники и советники…

Женщин с пиршества никогда не прогоняли. Хозяйка Райда всегда сидела по правую руку от мужа от начала и до конца, супруги других советников и воинов предпочитали поступать по-всякому: кто-то приходил и уходил, кто-то оставался дольше. Сигрид сидела между Ярико и Ольгердом и чувствовала себя крайне неловко: они оба старались опекать её, хотя были ей чужими, и в то же время она должна была вести себя так, будто предводитель сотни лучников — её отец, а сын Кита — любимый человек. Для девушки, скупой и зажатой на чувства, это было очень непросто, хотя все списывали это на потерю памяти и не обращали особенного внимания. Дождавшись, пока всё внимание членов Совета и их спутниц будет привлечено чем-то другим, Сигрид тихонько отодвинула тяжёлый стул и быстро выскользнула из горницы.

Ярико тоже откровенно скучал. Он не любил всех этих пиров, празднеств, лишних поводов выпить.


Пока старшие говорили о чём-то отвлечённом, он тоже поднялся и направился к выходу.


— Ты куда? — окликнул его Ольгерд.

— Пойду пройдусь, — бросил он в ответ и почти выбежал вон.

В деревянной галерее было довольно холодно и тихо; Ярико невольно поёжился и вдохнул полной грудью свежий ночной воздух. В высокие окна заглядывало ночное небо, усыпанное звёздами. Тонкий месяц висел где-то вдалеке, на него наползало лёгкое дымчатое облако. В галерее было светло, Ярико прислонился к стене, огляделся и неожиданно увидел возле лестницы маленькую фигурку в алом холщовом платье. Славка…

Юноша бросился за ней. Прошло уже достаточно долгое время, а она была всё так же равнодушна к нему и холодна. Ни разу не подошла сама, ни о чём не спросила, он был для неё пустым местом, и это задевало больше всего: она его не замечала. Куда исчезла та искренняя и непосредственная девчушка, которой любая трудность была по плечу, любое доброе слово отзывалось милой счастливой улыбкой? Славку будто подменили. Она ходила тихая, угрюмая, молчаливая. Избегала встреч с ним и, стоило им где-нибудь пересечься, она тут же отворачивалась и прятала глаза.

Ярико хотел окликнуть её, но передумал. Её поведение показалось ему странным: девушка то и дело оглядывалась, прислушивалась, и тогда он замирал на месте, опасаясь быть замеченным. Так они шли достаточно долго; некоторые ступеньки, на которые наступала девушка, немилосердно скрипели, а юноша переступал через них мягко и бесшумно. Она его не видела и не слышала.

Через несколько лестниц и коридоров он понял, что они идут по направлению к горнице, которую Кит отвёл для хранения всех важных документов, писем, посланий. Славка ускорила шаг, он поспешил за ней. Дверь она не закрыла, и Ярико, остановившись с другой стороны, вгляделся в темноту. В горнице было слишком темно, чтобы можно было увидеть что-то, кроме очертаний предметов. Юноша зажёг огонь в правой руке и чуть протянул её вперёд вместо факела. Девушка тихонько проскользнула в горницу, подбежала к столу, придвинутому к противоположной стене, и начала что-то искать. Под её руками шелестели листочки, сыпались на пол, под ноги, но она не обращала внимания на них, продолжала искать и, наконец, спустя несколько минут нашла. Несколько запечатанных конвертов с чёрной печатью Земель Тумана незаметно скользнули под шаль, девушка кое-как собрала рассыпанные бумаги и, так и не заметив Ярико, быстро выскочила из горницы.

Юноша изумлённо и поражённо смотрел ей вслед. Немыслимо! Она только что украла вещи его отца, а именно письма лорда Эйнара, которые он так берёг. Просто так она бы этого не сделала. Да и вообще она бы никогда в жизни так не поступила! Она скорее отдаст своё последнее, чем возьмёт чужое! Ярико не верил своим глазам. Следовало разобраться и остановить её, пока она не натворила ещё больше дел. Из-за лёгких порывов ночного ветерка волосы выбились из-под тонкого кожаного очелья. Ярико заправил их под ремешок и побежал в ту сторону, где скрылась девушка.

У лестницы он столкнулся с кем-то, едва не сшиб человека с ног, остановился, чтобы извиниться, и увидел, что на него немного недоумённо смотрит Йала.

— Простите, — пробормотал юноша, отступив чуть назад.

— Чего носишься, как угорелый? — поинтересовался сотник с нотками недовольства в голосе. — Аль мёда за столом перебрал?

— Не пил, — развёл руками Ярико. — Не люблю.

— Не пил? — Йала заметно обрадовался. — Значит, руки не трясутся? Пойдём-ка, я тебе письмо продиктую.

После битвы с дартшильдцами прошло уже достаточно много времени. Правую руку сотника перебил в кисти чей-то меч, и ладонь у него теперь совсем не шевелилась. Райда утешала, что срастётся и пройдёт, но пока что почему-то не проходило, и рабочая рука оставалась неподвижной.

— Да я, мастер Йала, неграмотный, — усмехнулся юноша. — Я б с радостью помог, да сам не могу. Что за письмо, позвольте спросить?

— Кит просил написать к Велимиру, насчёт посланца-то нашего потерявшегося, — Йала поскрёб в затылке, думая, кого бы ещё можно попросить написать. — Ардона имею в виду. Отец его извёлся весь, да и мы уже тревожимся, сколько дней прошло, а от него ни слуху ни духу. Ну ладно, топай, куда шёл, да по сторонам смотри хоть иногда.

Он хлопнул юношу по плечу здоровой рукой, развернулся и, насвистывая, пошёл прочь. Ярико побежал вниз по высоким деревянным ступенькам: скорее всего, куда-то туда ушла девушка.

Ответ на собственный вопрос не заставил себя долго ждать: прямо под лестницей послышались чьи-то приглушённые голоса, обрывки фраз. Ярико прислушался и понял, что разговаривали Хольд и Славка.

— …Как только доберусь, — Хольд ответил на какой-то вопрос девушки.

— Вы же их Отцу Киту вернёте, да? — наивно спросила она. Хольд как-то неловко усмехнулся.

— Верну, как случай будет, только уже не в виде писем. Ну, спасибо тебе. Ступай обратно, а то ещё, поди, хватятся.

— Не хватятся, — уверенно ответила девушка. Послышались тяжёлые шаги: Хольд вышел из-под лестницы и направился к чёрному ходу. Сигрид устало вздохнула, откинула назад растрепавшиеся волосы, обернулась… и на ступеньках увидела Ярико.

С минуту они оторопело смотрели друг на друга, словно соображая, что делать. Сигрид очнулась первой и бросилась бежать.

— А ну стой! — Ярико спрыгнул с трёх ступенек, едва не упал, в несколько шагов догнал её и, схватив за локти, прижал спиной к стене. Сигрид пару раз дёрнулась, попытавшись вырваться, но держал он крепко. Губы её немного приоткрылись и дрогнули — вот-вот расплачется. Но Ярико не замечал этого.

— Что это было? — поражённо прошептал он, слегка встряхнув её. Она молчала, испуганно сжавшись.

— Что ты сделала? — крикнул Ярико, не дождавшись ответа. Девушка вдруг встала на носочки, закрыла ему рот ладошкой, умоляюще посмотрела снизу вверх.

— Ярико, милый, молчи, прошу тебя, только молчи! — тихо воскликнула она. — Я всё скажу! Пошли отсюда, не дай ветер мастер Хольд услышит!

— Что услышит? — закричал Ярико, не в силах больше сдерживаться. — Что? Ты всё ему уже выдала! Я за тобой от самой главной горницы шёл! Ты зачем отцовы письма стащила? Зачем их Хольду отдала? Предательница!

— Дослушай же! — прошептала девушка. — Да, я знала, что делала, но мастер Хольд ни разу не говорил, на что ему эти письма!

— И слушать не хочу, — отрезал юноша. — Сей миг отца позову и Ольгерда, пускай знают, кого всё это время оберегали.

Сигрид упала на колени, вцепилась в его руки и начала покрывать их поцелуями. Ярико с силой оттолкнул её от себя, и Сигрид, не удержав равновесие, влетела спиной в стену и сползла на пол. По щекам её катились беззвучные слёзы, она размазывала их рукавом и вся дрожала, как в лихорадке.

— Нет, пожалуйста, не зови, — прошептала она, задыхаясь от всхлипов. — Пожалуйста… не надо…

Ярико нервно кусал губы, глядя на рыдающую девушку и не зная, что теперь делать. Одновременно хотелось и отцу рассказать, и девчонку стало жалко до слёз, он ведь её едва не ударил.

— Встань, Славка, — наконец вздохнул юноша и протянул ей руку. — Вставай, не бойся, не позову никого.

Девушка всхлипнула и поднялась, однако придержалась за стену, а не за его руку. Ярико сделал глубокий вдох, пообещал самому себе больше не срываться.

— Я… не Славка, — вдруг тихо промолвила девушка. Ярико изумлённо приподнял брови, но не перебил её. — Не твоя Славка, — добавила она со вздохом и подняла глаза на него.

— То есть как? — спросил Ярико тихо.

— Меня зовут Сигрид. Я из Вальберга. Я родилась в Прави. И правда никогда не видела тебя.

— Не надо лгать, Славка, — Ярико обнял ладонями её голову и чуть запрокинул. Их глаза встретились, и юноша вдруг понял, что и правда в испуганных серых глазах девушки светится что-то совсем не родное, не знакомое. Не было открытого и наивного взгляда его Славки, он был серьёзный и очень печальный.

— Я не лгу, — Сигрид перехватила его запястья. — Мастер Хольд давал мне поручения, и я их выполняла, но не знала, зачем, не представляла, что ему нужно. Следила за вами… — она закрыла глаза и продолжала гораздо тише. — А потом он велел мне принести ему письма, которые лорд Эйнар прислал полторы луны назад.

— Я бы очень хотел тебе верить, но ты… Ты выглядишь, как Славка. Говоришь, как Славка. Даже… — он замялся, словно не мог подобрать слов, — даже пахнешь, как Славка. Облепихой и мятой.

— Это магия Тьмы. Мастер Хольд полностью поменял мою внешность. По-настоящему я другая… Совсем другая. Ваш Йала немного умеет пользоваться Тьмой, он мог бы вернуть мне… меня. Я так устала быть не собой…

— Ты знаешь о нас больше, чем мы сами, — хмыкнул юноша. Сигрид пристыженно пожала плечами. — Давай так. Мы пойдём к отцу, и ты всё расскажешь. Сама. Всё, о чём только что говорила мне.

— Я не смогу! Тебе-то я доверяю. А они… боюсь, не поймут. Прикажут казнить, или бросить в подземелье, или, по меньшей мере, высечь при всех. Я не выдержу такого позора… — Сигрид снова всхлипнула и закрыла лицо руками.

— Я попрошу отца быть помягче, — Ярико обнял её. — Он поймёт, я уверен. Ну, идём?

Возвращались они гораздо медленнее. Ярико держал Сигрид за руку, но чувствовал что-то совсем не то, что было с настоящей Славкой. У него не укладывалось в голове различие между любимой девочкой и совершенно чужой. Они были абсолютно одинаковые, отличались только поведением, но на это никто не обращал внимания, все списывали подобное на пережитую потерю памяти. Последнее время он, конечно, чувствовал неладное, но — не догадывался до конца и не хотел обижать напрасными подозрениями. А девушка, нельзя не признать, прекрасно сыграла свою роль.

Кит и Ольгерд разговаривали в галерее. Из-за закрытых дверей доносились голоса, пьяный смех, звуки рожков и свирелей. Ярико и Сигрид подошли ближе.

— Отец! Мы на пару слов, — юноша смело шагнул вперёд. Девушка вцепилась в его ладонь так, что у обоих пальцы побелели.

— Ты иди пока, — бросил Кит Ольгерду, но Ярико протянул руку:

— Нет, Ольгерд Мстивоич, останься. Тут о Славке речь. Вернее, не совсем о Славке… Ну, скажи, что ли, — он слегка подтолкнул растерянную девчонку вперёд. Она огляделась по сторонам с видом затравленного зверька, глубоко вздохнула и, храбро подняв глаза, сказала чётко и спокойно:

— Я не Славка. Я Сигрид.

Пока Кит и Ольгерд недоумённо переглядывались и хмурились, она рассказала всё: как Ардон увёз её из дома, как Хольд изменил ей внешность, как вместе с отрядом послов она приехала в столицу Кейне и осталась под видом настоящей Славки. Про письма сознаться было тяжелее всего. Она даже запнулась на мгновение, почувствовав, как от волнения сердце к самому горлу подскочило. Только сейчас она и осознала, что ради этих писем всё затевалось. Сигрид бросило в жар, и тут же следом — в холод. Она хотела промолчать, струсила, обернулась, но тут же наткнулась на хмурый взгляд Ярико.

— Говори, — тихо промолвил юноша. — Не то мне придётся.

Она беспомощно сцепила руки замком перед собою, точно защищаясь, и прошептала, как в прорубь головой нырнула:

— И… Я письма украла. Те, что с чёрной печатью. И мастеру Хольду отдала.

— Что ты отдала? — тихо переспросил Кит, точно не веря свои ушам.

— Письма, — пискнула она. — С чёрной печатью…

Кит шумно выдохнул и по привычке запустил пальцы в волосы. Прошло несколько добрых минут, прежде чем молчание прервалось.

— Ольгерд, шли погоню за Хольдом, немедля, — приказал Отец Совета. — Сейчас же собирай людей, хоть два отряда, и гоните в разные стороны, к границе с Империей и к перевалу. К утру не отыщут, значит, пускай возвращаются. Вот ведь леший, хоть бы переписал себе…

— А с нею-то что? — спросил Ярико, имея в виду девчонку. Кит смерил её суровым взглядом.

— Кнута мало! — сердито бросил он. — Всыпать бы хорошенько, чтоб запомнила.

— Я запомнила… — едва слышно выдохнула девушка.

— Да ты сама не понимаешь, что ты наделала! — воскликнул Кит, совершенно рассерженный. — Из-за тебя я не смогу ответить лорду Эйнару, союз, которого мы ждали так долго, не сложится, мы проиграем в войне, хотя так недавно сделали шаг к победе! Эйнар просто письма не дождётся, какого, по-твоему, мнения он будет о нас? Об этом ты подумала? А может, если пара синяков останется, получше думать будешь?

Сигрид побледнела, почувствовала, как от страха и волнения пол куда-то поплыл из-под ног, как в галерее резко стало жарко и душно. И когда Кит подошёл к ней совсем близко, глядя на неё сверху вниз, она вдруг опустила глаза, пошатнулась и, не найдя опоры, упала, сложилась тряпичной куклой. Ярико, стоявший сзади, успел её подхватить. Она не лишилась чувств, но была к этому очень близка, ноги её не держали.

— Ты зря её напугал, — заметил юноша, обернувшись к отцу. — Она очень боялась, и вообще хорошо, что призналась во всём.

— Утром завтрешним разговор будет, — хмуро отозвался Кит. — Ступайте на улицу, на воздух.

— Ты же не… не сделаешь того, что сказал?

— Да ну её, — Кит сердито сплюнул и отвернулся. — Бить ещё девчонку… Это я так.

Он словно позабыл о них обоих и начал нервно мерить шагами длинную тёмную галерею, прихрамывая. Теперь, когда Ольгерд ушёл отправлять отряды из своих людей, пришло время собрать весь старший Совет в главной зале. Кит дождался, пока все остальные уйдут, а сам остался наверху. Кажется, очередная ночь обещала быть бессонной.

Ярико вывел Сигрид на крыльцо с чёрного хода. Морозный воздух быстро привёл девушку в себя, она очень смутилась своей слабости и порадовалась, что в темноте не видно алеющих щёк. Ярико ничего не говорил, просто стоял позади, обнимая её за пояс, и она затылком чувствовала, как бьётся его сердце.

— Получше тебе? — наконец спросил он после затянувшейся тишины. Сигрид пожала плечами: мол, всё в порядке, не тревожься.

— Что теперь будет? — спросила она отчего-то шёпотом. Ярико провёл ладонью по её волосам, посмотрел куда-то вдаль.

— С тобою — ничего, может, посидишь взаперти день-другой. Мастер Хольд сам во всём виноват. Отец послал людей за ним, а тебя велел отвести домой, как станет лучше.

Сигрид вздохнула в ответ. Она вдруг почувствовала, что ужасно виновата перед всеми этими людьми. Они относились к ней хорошо, кем бы она ни была. Даже сейчас, после того, что она сделала, Кит пожалел её, хоть и отругал сначала, а Ярико — не отвернулся, понял и поддержал. Любой другой на его месте ударил бы её сразу, а после не стал бы церемониться: позвал бы старших, нажаловался, да и дело с концом. Здесь было что-то иное, не просто жалость, не просто понимание.

— Почему вы не держите на меня зла? — тихо спросила она. — Вот хотя бы ты, почему?

— Ты очень похожа на девочку, которую я любил, — вздохнул Ярико. — Так похожа, что я и сейчас верю во всё с трудом. Прошло уже почти пол-солнцеворота, а её нет ни в Яви, ни в Прави. Ты просто напоминаешь Славку. Очень сильно.

— Ну а если бы я была собою?

— Понимаешь… — Ярико задумался, по привычке взъерошил светлые волосы. — Тут уж другое. Будь на твоём месте кто угодно, я всё равно бы заступился. Ты не виновата в предательстве Хольда, ты не знала этого и выполняла его поручения вслепую. Люди ошибаются, и так бывает. Ты сможешь исправить свои ошибки и стать прежней. Обыкновенной. Собой, в конце-то концов.


28. Нет дыма без огня


От Ренхольда до Сайфада, столицы Империи, конному было около двух седмиц пути. Хольд гнал коня, не давая ни себе, ни ему отдыха, поехал кружным путём через Лейнгам, чтобы запутать следы — знал, что без погони дело не обойдётся. И то и дело проверял свою дорожную сумку: на месте ли письма. Судьба благоволила ему, дороги были свободны, ночевал он в маленьких, забытых всеми богами трактирах, в такой глуши, где его никто не знал. Иногда, когда не оставалось выбора и приходилось коротать ночь на довольно известных местным жителям постоялых дворах, он менял внешность, цвет глаз и волос, и становился совершенно неузнаваемым.

За десяток дней дороги его так и не догнали воины из Кейне. Пересекая границу с Империей, он обмолвился, что у него поручение от королевы Даны, и его пропустили беспрекословно, даже не поинтересовавшись сутью поручения. Письма, казалось, оттягивают сумку, тащат к земле и не дают ровно вздохнуть. Хольд волновался, чего не было очень давно, ведь обыкновенно всё удавалось без лишней спешки и суеты, а тут пришлось как можно скорее бежать из города и заметать следы. Немного тревожное и неприятное ощущение проросло колючим побегом где-то внутри: шанса вернуться и начать всё сначала теперь точно нет, осталась одна дорога, только одна, только вперёд, только к краю обрыва, осыпающегося под носками сапог.

В Сайфад Хольд въехал глубокой ночью. Ему казалось, что здесь, в Империи, другое небо — низкое, словно натянутое между деревьев и остроконечных башенок, расшитое золотой россыпью звёзд. Густой, влажный, тёплый даже зимой воздух обволакивал, словно обнимая со всех сторон. Хольд ехал шагом, на улицах города было запрещено разгоняться, разве что за исключением из ряда вон выходящих случаев. Спешить ему было некуда, и он любовался ночной красотой столицы.

До рассвета было ещё довольно далеко: зимой солнце встаёт рано. Но в Империи многие люди ложились спать поздно, а некоторые — и не ложились вовсе, и в мутных окнах виднелись дрожащие отблески свечей, лучин. Мостовые были расчищены, широкий гладкий булыжник отдавался глухими отзвуками под тяжёлыми лошадиными копытами. Мягкий снежок оседал на серую гриву коня, на одёжу, на меховой воротник и тут же таял. Было слякотно и тепло, после двух седмиц пути Хольду показалось, что из зимы он въехал в раннюю весну.

В Дартшильде ему всегда нравилось. Привлекало ощущение собственного могущества: на улицах ему кланялись бедняки и случайные прохожие, кто был ниже по положению. В Кейне все друг к другу обращались на «ты», поклоны до земли и долгие церемонии приветствия или прощания были не предусмотрены. Женщины Империи тоже привлекали северянина куда больше, нежели женщины из Кейне: ни одна не смела поднять глаз и заговорить с кем бы то ни было без позволения спутника, супруга или собеседника. Они носили длинные летящие платья и туники свободного покроя, лёгкие тёмные покрывала прятали от посторонних любопытных глаз их красивые лица с бронзовым загаром.

Во дворец Хольда сразу не пустили, и пришлось коротать время до утра в седле. Волнение по поводу того, что его задумка не удастся, провалится, почти совсем утихло: он сделал почти всё, что от него зависело, оставалось только переговорить с императором и его асикритом, донести до них сведения и вместе с ними решить, как быть дальше.

Решение пришло неожиданно: спустилось с широких белоснежных ступеней в виде старика-кондотьера, господина Вивьена Риоццо. Хольд был с ним не очень хорошо знаком лично, но немало наслышан о его боевых заслугах и после столкновения с дартшильдцами под стенами Ренхольда узнал, что в его подчинении находится вся армия государства. Кондотьер был уже давно не молод, но всё ещё силён, статен и хорош собою. Выправка его говорила о долгой службе, с самой юности, речь и привычки выдавали истинного имперца. Длинные волосы, когда-то иссиня-чёрные, а теперь — тронутые сединой, были собраны в небрежный хвост, сухие, жилистые руки были скрещены на груди.

— Господин Лерт! — воскликнул он радушно, точно увидел старого знакомого, и Хольд снова восхитился манерами жителей Империи: у всех без исключения была потрясающая память на имена и лица. — Чем имею честь?

— Доброго утра, магистр, — Хольд склонился до земли. — Его светлость император Август ждёт меня, я приехал из Кейне со срочными новостями.

— Я провожу вас, господин Лерт, — Риоццо сделал приглашающий жест рукой и, дождавшись, пока Хольд поднимется, поднялся сам.

Обстановка внутри дворца Реджетто была Хольду привычна и казалась гораздо приятнее той, которая царила в Совете северного княжества. Здесь в каждой мраморной ступени, в каждом золотом украшении на стене светилось богатство и ощущение власти, из высоких узких окон виднелся далёкий город, дворец стоял на пологом холме, что ещё сильнее выделяло его из остальных строений.

Хольд шёл по знакомым коридорам и лестницам. Утро было ещё очень ранним, солнце едва встало, и идущим в покои императора людям почтительно кланялись все, кто встречался им на пути. В Кейне поклоны не были обязательным правилом, хотя многие делали это из вежливости и уважения, а здесь церемония приветствия была, действительно, целой церемонией.

У высоких резных дверей кондотьер остановился, с лёгким кивком головы отворил двери перед Хольдом.

— А теперь разрешите откланяться, господин Лерт, — промолвил он, и двери закрылись за спиной у Хольда.

Он оказался в просторном помещении с высокими сводчатыми потолками. Кессонированные своды, казалось, отражают солнечный свет и рассеивают его по гладкому начищенному полу ровными квадратами. В зале было прохладно, пахло восточными благовониями — миррой, ладаном, амбером. Хольд слегка принюхался: ноток сандала в воздухе не чувствовалось, значит, светлейшей госпожи в покоях не было. Император сидел спиной к нему в низком широком кресле с резной спинкой из красного дерева и что-то читал. Едва заслышав шаги посетителя, он поднялся, лёгкая тень довольной улыбки мелькнула по его красивому изнеженному лицу.

Хольд поспешил почтительно поклониться и смог рассмотреть императора Августа получше, распрямившись. В Империи он не был давно, однако минувшие солнцевороты едва ли сильно изменили светлейшего. Он казался всё так же сух и спокоен, загорелое лицо не было испещрено морщинами, холодные, равнодушные чёрные глаза смотрели из-под коротких густых ресниц без интереса. На гладко выбритых щеках и подбородке кое-где виднелись маленькие, едва заметные царапины от лезвия, но в остальном Август Аллий выглядел, как и всегда, безупречно.

— Ты так давно у нас не был, — негромко произнёс он, подойдя к нежданному гостю и смерив его осторожным, пронзительным взглядом. — Что привело тебя? Неужто… перемирие? Просьба? Попытка…

— Подождите, ваша светлость. Ни просьбы, ни приказы, ни что угодно ещё не заставит меня мчаться в такую даль за столь короткое время. За мной может быть погоня, но я сделал то, что обещал вам.

Император заметно оживился, приподнял густые тёмные брови, уголки губ его чуть потянулись кверху.

— Что?

— Письма лорда Эйнара, — ответил Хольд с торжественными нотками в голосе, словно любуясь произведённым эффектом. — Девчонка, которую я превратил в ту, что нужна была Киту и всем остальным, принесла мне их без лишних вопросов. Правда, с улицы я услышал, что сын Кита застал её за этим, но это уже не моё дело.

— Не жалко тебе девчонку? — Август усмехнулся, развернул кресло, сел, принял из рук Хольда привезённые письма в серых конвертах с чёрной печатью. — Её теперь серьёзно накажут.

— Отец Совета — тряпка, — сплюнул Хольд. — Пальцем её не тронет, пожалеет, свалит всё на меня, негодяя. Она же слушалась, — саркастично протянул он, — исполняла всего лишь приказ, подверглась угрозе… Вы не знаете Кита, ваша светлость, поэтому не можете оценить сложившееся положение.

Но Август его уже слушал вполуха: он был погружён в чтение.

Пока он задумчиво водил взглядом по бумаге, исписанной аккуратным крупным почерком правителя Эйнара, Хольд осматривался. Уже не в первый раз за несколько дней закрадывалась мысль о том, что давно пора переложить все эти перебежки, поездки и мелкие исполнения на кого-нибудь другого, на человека помельче, вроде магистра Дамира, который лишь благодаря его письму остался живым и свободным. Однако приказ императора есть приказ, и Хольд не мог ослушаться.

— Ты сделал всё правильно и даже очень хорошо, — сказал наконец император после долгого молчания. — Правда, мне придётся снова просить тебя и некоторых своих людей об одной услуге. В Землях Тумана, особенно в Вендане, нет ни одного человека, который был бы нашими глазами и ушами.

— Вы хотите отправить шпионов, ваша светлость? — спросил Хольд со смехом.

— Нет, — Август поморщился, как от крепкой настойки. — Наоборот, хочу убрать с дороги одного шпиона. Не совсем шпиона, вернее… Человека, который знает слишком много, хоть и молчит.

— Леди Регина?

— Да.

Повисло напряжённое молчание. Хольд хрустнул суставами пальцев, прошёлся до окна и обратно, остановился за спинкой кресла. Август вертел в руках письма, меланхолично ломая печать.

— Может быть, можно как-то обойтись без убийства? — неловко спросил Хольд наконец. — Всё-таки я не хочу рисковать своей шкурой из-за какой-то девчонки.

Август коротко рассмеялся злым, хриплым смехом.

— Ошибаешься, — прошептал он, жестом приказав Хольду наклониться поближе. — Не из-за какой-то. Нет никого, кто был бы ближе и дороже правителю, чем его сестрёнка-полукровка. Я не знаю, как он говорит с ней, но она рассказывает ему обо всём, чего не знает он сам. К тому же её любят при дворе, она хоть и немая, а всё же чем-то сумела им понравиться. Так вот, убрав эту выскочку, уберём и все остальные возможные загвоздки…

Хольд переплёл пальцы замком, снова прошёлся взад-вперёд. Одна только мысль об этом пугала. Нет, никаких чувств к сестре правителя Земель Тумана он не испытывал, но всё-таки её вины не было ни в чём: ни в непосредственной близости к лорду Эйнару, ни в любви подданных, ни в расположении старших и тех, кто был у власти.

— Я не смогу, — наконец негромко промолвил Хольд. — Меня знают, как её любимого. И мне кажется, она любит меня по-настоящему. Чувства женщины…

— Чувства бывают обманчивы, да и тебе ли говорить о них, — вкрадчиво произнёс светлейший. — Это твой долг, а любовь приходит и уходит. Я бы дал тебе за это некоторые привилегии при дворе, но, боюсь, ты не справишься…

Это прозвучало надменно и издевательски. Хольд не привык слышать такой тон в свой адрес, да и, к тому же, сравнивая благосклонность императора и наивную любовь какой-то девчонки-полукровки, он склонялся к первому.

— Нет! Я согласен.

— Лорд Эйнар великодушно, хоть и не очень дальновидно согласился прислать своих людей на последние переговоры. Очень благородно с его стороны давать нам такой шанс. Правда, до меня дошли сведения, что будут выдвинуты серьёзные условия, не хотелось бы рисковать. Если они будут слишком неоднозначны, я вынужден буду отправить в Земли Тумана свой отряд.

— Я поеду, — бросил Хольд скорее утвердительно, нежели вопросительно. — Когда?

— Послы будут здесь с часу на час, — император поднялся, нервно переплёл пальцы замком перед собою, прошёлся до окна: рассвет уже окрасил верхушки стройных кипарисов, позолотил блестящие черепицы домов, лужи, подмёрзшие за ночь. — Будет хорошо, если ты останешься и послушаешь наш разговор. Витторио Дени тоже будет здесь, он хорошо знает онхён и сможет переводить в случае чего.

Светлейший позвонил в колокольчик, лежавший тут же на столе. Бесшумной тенью в дверях появился слуга с золотым подносом, уставленным всякого рода снедью и яствами, которыми славился только Дартшильд: здесь был и высокий сосуд с крепким вином, и свежий виноград, и местные сладости, те самые, тонкие листочки с крайне необычным вкусом, напоминающим кислые яблоки. Слуга разлил вино по бокалам, разложил угощение на такие же узорчатые золотые блюда, с поклоном поставил перед императором и его гостем и так же безмолвно удалился. Хольд и Август говорили ещё долго: о прошедшем столкновении с Кейне, весьма неудачном для Империи, о грядущей войне, о магии Тьмы, которая проявлялась у императора всё чаще, и он уже не мог контролировать её вспышки. Случалось, что ему становилось плохо прямо на заседаниях совета, и тогда ему приходилось как можно быстрее отлучаться без сопровождения, что было при дворе тоже достаточно опасно.

У Хольда Тьма не проявлялась. Он заключил договор с духом Нави гораздо позже, нежели это сделал император, и время на спасение у него ещё было. Сила и магия тех людей и хранителей, которые попадали под лезвие его меча или клинка, переходили к нему и подпитывали утраченную энергию. Ему было проще, чем светлейшему: Хольд был воин, один из старших советников в Кейне, в тех же стычках с противниками он мог убивать, тем самым восполняя утраченную силу и магию. Императору же приходилось терпеть всплески магии Тьмы в себе и сопротивляться ей из последних сил.

— Но самое главное, ваша светлость, — Хольд снова положил на низкий стол перед императором три конверта с чёрной печатью, — не столько письма о союзе, сколько личное послание Отцу Совета. В дороге я прочёл: достаточно интересно. Правитель пишет, что на союз он согласен безвсяких обязательств, кроме разве что взаимной военной и мирной поддержки, но это, думаю, обязательное условие для любого мира. Девушка, которую мы подменили, сейчас у него. Ей дали новое имя, помогли вспомнить жизнь в Яви, людей, с которыми её связывает хоть что-то, и сейчас лорд Эйнар ждёт, пока она будет готова обучаться Тьме. Знаю по себе, это достаточно долго, несколько лун нужно только на подготовку…

— Превосходно! — перебил его император. — Пока она ничего не умеет самостоятельно, с ней справиться будет проще простого. Она не защищена ни от ядов, ни от падений, ни от прочих случайностей.

Хольд задумчиво потёр виски двумя пальцами.

— Её-то зачем?

— Да пойми ты, если маг научит её пользоваться Тьмой, она и станет той самой, кто сможет закрыть врата в Навь. Тогда всем нам здесь конец, и мне, и тебе, и таким, как мы!

Император поднялся, но не успел даже пройтись по привычке: громкий стук в дверь прервал затянувшуюся беседу. Время за разговорами пролетело незаметно, солнце поднялось уже высоко, заглянуло в окна дворца, протянулось тонкими золотистыми лучами сквозь богатые покои императора. Здесь, в Дартшильде, даже оно светило иначе, чем где бы то ни было, Хольд любил Империю не только как родину, но и как отдельное местечко. Грязь, дворцовые сплетни и интриги Сайфада его не касались, он появлялся при дворе не часто, но с каждым его появлением во дворце что-то обязательно менялось.

— Отряд из личной гвардии правителя Земель Тумана, Западного края и Весенних островов, — доложил слуга с поклоном. — Покорнейше просят принять…

— Покорнейше, — с нотками иронии в голосе заметил Август. — Идём, послушаешь, что там у них в землях происходит, а потом с некоторыми моими людьми догонишь их на тракте. Мне нужны свои в окружении Эйнара.

В зале церемоний было непривычно тихо. Отряд лучших гвардейцев лорда Эйнара, семь человек во главе с молодым комендантом Южной крепости, ждали появления императора и его спутников. Август вскоре появился в сопровождении Хольда, Витторио и магистра Руане. Сильвестру не раз выпадала честь присутствовать на подобных переговорах, и он всегда слушал и запоминал внимательнее кого бы то ни было. Через минуту-другую, вслед за Августом, в зал вошла императрица, окружённая несколькими своими личными служанками. Все глаза посмотрели в её сторону, но она, почувствовав на себе чужие пристальные взгляды, опустила вуаль.

— Благодарность всем ветрам, что вы добрались благополучно, — император занял трон, небрежным жестом поправил золотой венец и оглядел послов Эйнара. По большей части это были молодые люди, которые, тем не менее, успели заслужить его благосклонность и относительное доверие. Командир сделал шаг вперёд и поклонился по западному обычаю, отставив одну ногу чуть назад и приложив правую руку к груди.

— Спасибо, ваша светлость. Меня зовут Уилфред Йонсенн, я комендант Южной крепости в Землях Тумана и по совместительству поверенный лорда Эйнара.

— Насколько я понял его последнее отправленное письмо, на мирный договор без обязательств он не готов?

— Ваша светлость, обязательств как таковых нет, но есть несколько требований для скрепления союза. Альвис?

Молодой человек, стоявший по правую руку Уилфреда, подал ему свиток. Тот развернул и вслух зачитал текст. В переплетении долгих почтительных приветствий, соблюдения традиций и прощания император уловил три важных момента, вернее говоря, три требования правителя Западного края.

— Верно я понимаю, милорд Уилфред, что лорд Эйнар хочет, чтобы мы отказались от всяческих притязаний на Кейне, переизбрали асикрита или назначили кого-то вместо господина Витторио Дени без выборов и отдали вам того парня, жреца Сварога?

— Точно, ваша светлость, — поклонился Уилфред. И тут же почувствовал на себе пристальный, пронзительный взор жгучих чёрных глаз асикрита. Витторио стоял обеими ногами возле трона достаточно крепко, чтобы так просто распрощаться со своим прочным и укрепившимся со временем положением. Да, ненависть к молодому поверенному Эйнара, на сей раз запрятанная глубоко, шевельнулась колючей веткой терновника и ощутимо уколола где-то под сердцем. Витторио нахмурился, едва речь зашла о нём, но не подал виду, что встревожен словами чужаков.

Ненависть его к коменданту Южной крепости была взаимна. Когда-то давно, пока ещё оба были живы, Витторио уже заключил договор с Тьмой. Разглашать подобные договоры нельзя, и поэтому о его внутренней Тьме никто не знал. В ходе одного из набегов на северные острова он понял, что сила и магия заканчиваются, а до конца сражения ещё слишком далеко, к тому же под его твёрдой рукой была целая сотня воинов. Будучи не в силах больше ждать, пока Тьма вырвется наружу, он позволил своим людям наброситься, точно стая голодных гиен, на деревеньку, попавшуюся им на пути.

Убитых и раненых было в той стычке много, пленных — ещё больше, и среди них были женщины, дети. Витторио ясно помнил: маленькая светловолосая и синеглазая девчонка солнцеворотов десяти от покрова, которая могла бы стать отличной послушной служанкой со смазливой мордашкой — за одну её миловидность могли дать горсть золотых, — сопротивлялась так яростно, что на его руке где-то до сих пор можно было отыскать следы зубов. Так некстати подвернулся под руку старший брат, пытавшийся защитить её, и Витторио ничего не оставалось, кроме как бросить девчонку и опустить оружие. Но этот шаг оказался весьма некстати: девчонка сбежала, он сам растерялся: то ли ловить её, то ли защищаться самому, и с её братом они сцепились не на жизнь, а на смерть. В ближнем бою Витторио, выходцу Востока, не было равных, простой деревенский парень, подобному не обученный, не продержался в поединке и нескольких минут. Но и у самого Витторио был повод ненавидеть Уилфреда, и этот повод казался куда проще: после того, как однажды армию Империи просто не приняли по его милости. Для посольства всегда есть определённое время, но в это самое назначенное время ближайший друг и помощник лорда Эйнара утверждает, что принять послов возможности никакой нет… Их вежливо попросили покинуть пределы города, но из-за этого император не смог поговорить с правителем Земель Тумана.

Тем временем император, наконец, дочитал свиток. Витторио подметил перемену: он слегка изменился в лице, нахмурился, посуровел, даже немного побледнел. Уилфред Йонсенн, поверенный Эйнара, стоял молча и ждал его ответа. Витторио старался разглядеть его незаметно и видел, как сильно изменился с того времени обыкновенный парень — превратился в настоящего командира, спокойного, рассудительного и хладнокровного.

— Отказаться от притязаний на Кейне, — наконец задумчиво промолвил светлейший. — Этого мы пока не можем обещать. Разве что подобные притязания не будут происходить открыто и в ближайшее время. Магистр Сильвестр Руане может гарантировать ненападение только при том условии, если они сами не нарушат наших границ.

Император сделал почти незаметный жест рукой, и один из слуг поднёс ему перо и чернила.

— Сместить или переизбрать асикрита? Лишить должности господина Витторио Дени? — Август криво усмехнулся. — Это уже моё личное дело, кого я желаю видеть подле себя, кого — нет. Каждый правитель стремится к равновесию в жизни, вы меня, милорд Уилфред, должны прекрасно понимать. Дайте нам день на раздумья, я соберу совет, мы проведём церемонию, а потом, где-нибудь на Юго-западном тракте догоним вас. Единственное, что я сейчас могу для вас сделать — выполнить третье условие, это проще простого, он нам больше не нужен, — император пожал плечами и окликнул одного из своих слуг, выстроившихся в ровный стройный ряд возле двери.

— Приведи его, Иниго, — бросил Август и снова откинулся назад, на бархатные подушки. Уилфред нахмурился и отвернулся.


29. Прощай, Сайфад


Иттрик задумчиво смотрел в одну точку. Он точно знал, что подобралась зима: в маленьком подземелье, когда-то душном, было очень холодно, почти невыносимо. Он чувствовал себя плохо уже давно. Глубокий, надсадный кашель мучал бесконечно, руки и ноги нестерпимо мёрзли, а вся голова горела, как в лихорадке. Волосы заметно отросли, длинная чёлка свесилась на лицо и повисла перед глазами грязными, спутавшимися прядями. Иттрик про себя порадовался, что Ивенн не видела его таким, каким он стал: в снах он всегда одинаковый.

Иногда становилось ужасно досадно. Досадно и обидно до того, что хотелось бросаться на стены, царапать землю, только бы выбраться отсюда, из темноты, грязи, запаха затхлости, крови, железа. А иногда ленивыми волнами накатывала грусть — и тогда всё будто наливалось свинцом, не было ни сил, ни желания даже пошевелиться. Какая разница, в конце концов, как и где умереть, главное — чтобы никто не видел… Но почти сразу же ответная мысль врезалась стрелой в сознание: а как же Ивенн? Райда, Йала? Они ведь ждут. Не настолько давно они расстались, чтобы забыть друг о друге. И теперь хотелось просто домой, в Кейне, в Ренхольд, куда угодно, — только бы подальше отсюда.

В глухой тишине вдруг раздался негромкий скрежет, а потом низкая железная дверь отворилась. Стражник с факелом в руке огляделся по сторонам, нашёл взглядом его и махнул рукой в сторону выхода.

— Выходи давай, — угрюмо бросил он. — Сам светлейший император хочет видеть тебя.

Иттрик покорно вышел в каменную галерею, не задумываясь особенно, куда и зачем: слова про императора пролетели мимо его затуманенного сознания. Стражник обогнал его и пошёл впереди, достаточно медленно, чтобы он за ним успевал. Шли они недолго, вероятно, из лабиринтов подземелья был какой-то короткий путь к выходу. Дверь, ведущая на улицу, тяжело отворилась. Нестерпимо яркий дневной свет ударил по глазам, привыкшим к темноте. Иттрик зажмурился, но его тут же подтолкнули вперёд.

Во дворец вошли с чёрного хода, ведущего прямиком в залу церемоний через несколько лестниц. Реджетто, ослепительно прекрасный снаружи, внутри казался ещё богаче, чудеснее: вышитые картины и гобелены на стенах, золотые и медные канделябры, пушистые ковры, устилавшие площадки перед лестницами… Мокрый снег сползал с прохудившихся башмаков и таял под ногами грязными лужицами. Иттрик не оглядывался по сторонам до тех пор, пока стражник не открыл перед ним очередную высокую дверь, покрытую вырезанными узорами, и не провёл в саму залу.

Император Август на мгновение обернулся в его сторону и тут же презрительно отвёл взор. Юлия, стоявшая подле трона, ободряюще улыбнулась незаметно от других, но страх от этого никуда не делся, даже наоборот — увеличился: его разглядывали с любопытством не только подданные светлейшего, но и чужаки, воины в чёрных одеждах. Во главе вооружённого отряда стоял довольно молодой командир, мужчина солнцеворотов тридцати пяти от покрова. Лицо его показалось юноше приятным, он производил впечатление того, кто способен сразу расположить к себе. Но тут же, почувствовав на себе пристальный взгляд Витторио, Иттрик опустил глаза и больше не поднимал их.

Раньше он понаслышке знал, что люди привыкают ко всему: к страху, к боли, к окружающей грязи, но не думал, что всё это придётся испытать самому. Он не мог сказать, что привык, от привычной обстановки не стремятся избавиться, но где-то в глубине души поселилось странное и в то же время невероятно умиротворяющее осознание: с каждым днём вынужденное одиночество переносить становится всё спокойнее. Любую боль можно терпеть, если не думать о ней — просто закрыться от всего и уйти в себя, в собственные мысли. Любые унижения когда-нибудь закончатся, в конце концов, людей, которые всё это видели, он больше никогда не встретит. Так и сейчас: задумавшись, он перестал слышать перешёптывания о себе и замечать чужие косые взгляды.

— Оставь нас, Иниго, — холодно приказал император. — Милорд Уилфред, мы соберём совет и тогда сможем озвучить вам окончательное решение.

— Лорд Эйнар будет ждать вас, а если не дождётся, то пришлёт вам ответ в письменном виде, — спокойно ответил предводитель отряда чужаков. — У меня всё.

— Но постойте, милорд, — асикрит нарочито неторопливо стал спускаться с возвышения, сверля Уилфреда взглядом жгучих чёрных глаз, — вы так скоро уезжаете? Мы не пришли ни к каким выводам касательно положения Империи. Смена первого помощника императора, надо понимать, — одна из целей вашего визита?

— Как не пришли? Мы поставили вам условия, вы на них согласились. Вы прекращаете войну с Кейне, хотя бы на время. В течение нескольких дней переизбираете асикрита, к тому же вы с лёгкостью отказались от своего пленника. Думаю, лорд Эйнар ответит вам благосклонностью.

— О, милорд Уилфред, спасибо, — едко произнёс асикрит, нарочно растягивая слова. — Полагаю, наши, без сомнения, приятнейшие беседы подошли к концу. А теперь вы покинете пределы Дартшильда. Немедля. И без того ваш правитель достаточно глубоко вмешался в личные дела Империи. Как бы сильно мы ни желали с ним союза, наши личные дела мы всё-таки хотим решать сами. Оставьте нас.

Уилфред пожал плечами, как-то насмешливо поклонился, сделал знак своим воинам, все, по очереди откланявшись, направились к выходу. Командир задержался, вышел последним и уже у самых дверей обернулся и бросил Иттрику, замершему в растерянности:

— Ты с нами.

Юноша в последний раз взглянул на залу церемоний, стараясь не оглядываться на императора и его помощников, поспешил выйти. Его бил озноб, кашель мешал спокойно дышать. Спросить чего-нибудь тёплого из одежды он побоялся, хотя на улицу в одной рубахе выходить совсем не улыбалось. Однако о нём подумали: когда отряд собрался вместе на дворе у конюшни, Уилфред подал ему стёганую куртку, а потом, дождавшись, пока он оденется, протянул ему небольшую флягу.

— Что это, милорд? — Иттрик опасливо нахмурился.

— Вино, — ответил Уилфред. — Пей, а то ещё ноги протянешь.

Юноша сделал глоток и слегка поморщился: хмельного не любил и не пил почти никогда. Командир отряда, однако, заметил.

— До дна, — велел он. — Да не бойся, до потери сознания точно не напьёшься. Мы все такие.

Немного подумав, Иттрик всё-таки опустошил флягу. На губах остался непривычный привкус, немного кислый, немного терпкий. Уилфред забрал у него флягу, бросил её в дорожную сумку и слегка пришпорил коня. Иттрик, наконец, понял, что ждут именно его. Забрался в седло, потрепал по рыжей холке высокую тонконогую лошадку и осторожно натянул поводья. Вскоре императорское подворье осталось позади, только дворец Реджетто, видный из любой точки города, высился белым куполом и стройными башенками над низкими и длинными тёмными строениями. Сайфад располагался на большом пологом холме, дворец — в самом его сердце, на возвышенности, и оттого казалось, что постройки спускаются к окраинам города лесенкой от императорского подворья.

Дорога шла легко. Отряд двигался достаточно быстро и организованно: двое дозорных впереди, двое — позади, по одному — с каждой стороны, а остальные ехали группой в центре. Уилфред травил байки, все смеялись — от души, не зло, но Иттрик не слушал ничьих рассказов. В голове всё смешалось, к тому же его сильно клонило в сон, вероятно, с непривычки вино давало о себе знать. Ему самому хотелось спросить, кто эти люди, откуда приехали и о чём договорились с императором, почему они освободили его, в конце концов. Он боялся, но страх был, скорее, естественный перед новым для него, неизвестным, чем таким липким ужасом, не покидавшем его в Дартшильде с первого же дня. Улучив момент, когда рассказы кончились и смех прекратился, юноша подвёл коня к предводителю.

— Простите, что я спрашиваю, милорд, — неловко начал он, подбирая слова. — Кто вы? И куда мы едем?

— Мы из личной гвардии правителя Земель Тумана, — с готовностью отозвался Уилфред, обернувшись к нему и про себя изумившись чистой голубизне его глаз. — Лорд Эйнар Альд Мансфилд, если знаешь его. Он лично велел забрать тебя из Империи, не знаю уж, чем ты его так заинтересовал, — он чуть приподнял брови, отчего его лицо, моложавое и приятное, приняло забавно-удивлённое выражение. — А звать-то тебя хоть как?

— Иттрик, милорд. Иттрик Линдхольм.

— Ну и имечко, — комендант присвистнул и засмеялся. — Я Уилфред. А о нашем правителе ты, верно, и так наслышан?

— Это точно, — ответил юноша ещё тише. — Спасибо вам, милорд. И… простите моё любопытство…

— Да спрашивай ты уже, — усмехнулся предводитель.

— Ивенн, она же Славка… Вы о ней что-нибудь знаете?

— Знаю, — Уилфред улыбнулся. — Такая же, как и ты, невозможная тихоня. С таким огромным чувством вечной вины и собственной ненужности, что иногда становится страшно. Ужасно управляется с мечом и превосходно стреляет из лука, лучше всех моих людей. Иногда просыпает первый колокол и прибегает в гарнизон последняя. Что-нибудь ещё?

Последние слова он произнёс, даже не сдерживая смех. Иттрик позволил себе робкую улыбку, но она, как тень, проскользнула на его тонких губах и тут же исчезла. Слава всем ветрам, девочка жива…

— Нет, милорд, — прошептал он в ответ. — Благодарю вас.

— Постой! — Уилфред вдруг что-то сообразил, его брови снова поползли вверх, он даже чуть приподнялся в седле. — Это не ты с ней, случаем, в лесу был? Тогда, пару лун назад, когда я нашёл её без сознания возле скал?

Вместо ответа Иттрик молча кивнул. Стало понятно, куда девушка исчезла. Хорошо хоть, теперь нашлась…

— Жаль, что мы с тобой не пересеклись тогда, — заметил Уилфред. — Всё вышло бы гораздо проще. Тебе не пришлось бы пережить то, что произошло, — он весьма выразительно посмотрел на шрамы, тонкими светлыми полосками расчертившие лицо юноши, — нам с Эйнаром не пришлось бы приручать эту пугливую птичку.

Иттрик неопределённо пожал плечами: что случилось, то случилось, назад время не повернёшь. Но с другой стороны, он был рад тому, что встретился с императрицей Юлией, женщиной со светлым умом и добрым сердцем. Жаль, конечно, что они не успели попрощаться, но времени было и вправду в обрез, да и навряд ли Юлия показала бы при других, что вообще знает его.

— Я понимаю, что тебе сейчас нелегко, — добавил командир отряда после довольно долгого молчания, — но всё-таки попробуй не бояться нас. Мы и правда не желаем тебе зла — ни я, ни правитель Эйнар, ни кто-либо из отряда. Зная асикрита Витторио, я не хочу даже предположить, что они с тобой сделали.

— Не надо об этом, — юноша нахмурился, потеребил поводья. — Вы знаете Витторио?

— Да, была одна история, — пришла очередь Уилфреда уходить от ответов. — Это дьявол во плоти, почти как сам дух Нави. Пока что не стану рассказывать.

Иттрик кивнул и больше ничего не спрашивал. Ему вполне хватило тех ответов, которые он получил. Радовало, что у правителя таинственных Земель Тумана добрые намерения, но, как ни мечталось сразу и безоговорочно поверить в это, он понимал, что больше не сможет доверять людям вот так, что бы у них на уме ни было. Просто пропала эта вера в добро, которой и без того было не так много, как хотелось бы, вера в людей, в справедливость. И там, где раньше было это сильное и крепкое чувство, теперь осталась какая-то пустота, разорванная остриём раскалённого клинка.

Короткий зимний день пронёсся, как одно мгновение, и сменился долгим серым вечером. На крыльях северного ветра налетели плотные свинцовые облака, пошёл лёгкий снежок, стал оседать на волосы, на ресницы, оставляя приятную прохладу и тонкий слой серебра на всём, к чему прикасался. Изредка сквозь прорехи в тяжёлом покрове снеговых облаков проглядывало размытое пятно не полной ещё луны. К ночи мороз стал крепчать, потянуло холодным ветром. Дорога поначалу была ровной, а чуть позже начала почти незаметно подниматься в гору.

Дозоры растянулись и вышли из зоны видимости Уилфреда. Он ехал чуть впереди всех остальных, но следил за тем, что происходит в его отряде. Так просто и в то же время так непривычно казалось возглавлять всего полтора десятка человек… Всех он знал по именам и в лицо, больше всех был дружен с Альвисом, своим сверстником, тоже достаточно опытным воином. Он заметил, как Альвис смотрел на императрицу Юлию, но ничего не сказал: как ни любил шутки, понимал, что над человеческими чувствами шутить нельзя. Хотя если посмотреть с другой стороны — какое там чувство? Он ведь и видит-то её в первый раз, и не знает совсем. Да, Юлия молода, весьма образованна для женщины из Дартшильда, прелестна. Красота девушек с Запада какая-то холодная, будто нарочитая, а южанка-императрица хороша по-своему, что-то есть в её тёмной внешности жаркое, жгучее и неповторимое. Альвис несколько раз перемолвился с нею парой слов, один раз помог перетянуть чёрную траурную повязку, которую Юлия носила на левом предплечье в знак памяти о погибших родителях, как-то на приёме случайно оказался подле неё и вдруг понял, что жизнь его не будет прежней, хоть и знал, что она супруга императора, ничего не мог с собой поделать.

Уилфред нахмурился, поймав себя на том, что неожиданно задумался об императрице. Огляделся, осматривая свой центральный отряд: всё тихо. Альвис, кажется, не думает ни о чём подобном: вертит головой по сторонам с таким изумлением, будто в первый раз видит красоты южных городков и поселений. Ольф, без своего друга Бьорна как-то отделившийся от остальных, жуёт гречишный хлеб и крутит в руках поводья, отчего лошадь мотает головой. Парнишка-жрец со странным именем засыпает прямо в седле, клюёт носом, но тут же вскидывается, глухо кашляет, трёт ладонью слипающиеся глаза и через несколько минут снова начинает заваливаться вперёд. Уилфред подумал о том, что самое время было остановиться где-нибудь на ночлег: устали, как-никак, все, не только он. Да ещё хорошо бы в уютном трактире, а не под открытым небом. Хоть парнишка и не признавался, со стороны было видно, что ему очень плохо: мало того, что истощён и внешне, и душевно, так ещё и схватил простуду, не дай ветер сляжет в горячке. Однако не успел Уилфред об этом подумать и перебрать в памяти знакомые места, как послышался хруст корки наста под тяжёлыми лошадиными копытами, и из-за поворота вылетел дозорный, что ехал в паре с другим позади всех.

— Милорд! — закричал он, приподнимаясь в седле и удерживая поводья одной рукой, а другой — отчаянно размахивая. — Милорд! Погоня!

Уилфред резко развернул коня.

— Далеко?

— Достаточно далеко, милорд. Но совсем оторваться навряд ли успеем. Их человек пять-шесть, не больше.

Уилфред ничего не ответил, но обратно воина не отослал. У него возникло одно опасение, подтверждения которого он более всего боялся: здесь, на горной местности, неизвестно ещё, на чьей стороне будет преимущество.

Однако опасение не подтвердилось. Через довольно небольшой промежуток времени к центральному отряду примчался второй посыльный от шедшего сзади дозора.

— Нет оснований беспокоиться, милорд, — он осадил разгорячённого коня, подъехав поближе к отряду. — Это не погоня, это отряд лучших воинов императора во главе с его посланником, Хольдом. Это тот самый, который встречал нас в зале церемоний.

— Что им нужно?

— Скоро узнаем…


30. По дороге в Вендан



Уилфред отдал приказ своим остановиться и сойти на обочину дороги. Отряд из шести человек во главе с северянином вскоре догнал их; предводитель, не спешиваясь, протянул Уилфреду руку.

— Хольд Лерт, — отрекомендовался он, коротко кивнув. — Мы имели честь познакомиться с вами несколькими часами ранее.

— Что ж, рад, что император принял решение, — натянуто улыбнулся Уилфред.

— Боюсь, вы неправы, — Хольд качнул головой. — Мы посланы в Вендан вместе с вами, чтобы разрешить этот вопрос, по поводу переизбрания асикрита. Обыкновенно подобная церемония происходит раз в семь солнцеворотов, должно произойти что-то из ряда вон выходящее, чтобы её перенесли. К тому же господина Витторио Дени выбирают уже второй раз подряд, думаю, у народа нет оснований…

— Мне всё равно, — перебил его комендант. — Раз уж такова воля императора, поезжайте с нами. На время дороги и вашего пребывания в столице — негласное перемирие.

Не дожидаясь ответа, Уилфред развернул коня и, пришпорив его, умчался вперёд. Никто из отряда не задал вопросов насчёт неожиданных спутников, только Альвис, подъехав к предводителю поближе, кивком головы указал ему на Иттрика, который окончательно уснул, опустив голову на заплетённую в косички рыжую гриву своей лошадки. Уилфред усмехнулся.

— Ладно, заедем на первый постоялый двор, он должен быть на развилке тракта. Разбуди его, скажи, что скоро приедем к ночлегу.

Он не ошибся: меньше, чем через пару часов показалась развилка. Одна дорога, поровнее и пошире, уходила к горному перевалу, другая сворачивала в сторону Халлы, к лесу. Увидев, как много людей и лошадей придётся размещать на ночь, хозяин постоялого двора даже изумился: давно в забытом всеми ветрами трактире не появлялись отряды из Империи или, тем более, из Земель Тумана.

Предводители обоих отрядов не отказались от горячего ужина, хозяин с супругой поняли, что это отличный шанс подзаработать — воины были однозначно зажиточными людьми и в вознаграждении не отказали. Места хватило всем, правда, кому-то выпало спать на полу, но хозяева возместили такое неудобство пуховыми перинами и стёгаными ватными одеялами. Уставшие после долгой дороги и нелёгких переговоров, все довольно быстро заснули.

Хольду же было совсем не до сна. Если их приняли в отряде Западного края, то это не значит, что всё пройдёт и дальше так гладко, как хотелось бы. Он то и дело проверял дорожную сумку, в которой лежали переписанные ответы с обломками чёрной печатью в конверте. Заклеивая письма, он едва не позабыл о том, что в конверты вместе с посланиями принято класть осколки печати в доказательство отсутствия подделок, и теперь мысленно порадовался тому, что вовремя об этом вспомнил.

Неожиданно чьи-то шаги прошелестели в темноте, а потом горячая рука тронула плечо Хольда. Вздрогнув, он обернулся.

— Можно мне хотя бы на ночь вернуть свою внешность? — прошептал над самым ухом знакомый голос. — Ненавижу эту растительность на лице…

— Да, можете вернуть, но только до утра, — отозвался Хольд. Мгновение — и тёмная курчавая борода и такие же усы его собеседника исчезли, словно их и не было, каре-зелёные глаза потемнели и сделались чёрными, как сама Тьма, черты лица заострились и слегка вытянулись, и перед Хольдом появился асикрит Витторио Дени собственной персоной.

— Неудобно прятаться, господин Дени, правда? — заметил Хольд. — Кажется, будто вас вот-вот узнают по голосу, по движениям, вычислят. Страх — самое жестокое и всепоглощающее чувство, оно может измучить хуже самых страшных пыток и казней. Вы когда-нибудь боялись?

— Охота потрепаться о пустяках? — сверкнул глазами Витторио. — Ступай на первый пол и поболтай со стариком-трактирщиком, раз так неймётся. У меня дело, между прочим. Добейся того, чтобы Эйнар тебе поверил. Именно тебе, потому что, уверен, Отец Совета из Кейне не круглый дурак и отправил гонца в Земли Тумана сразу же, едва пришли вести о том, что тебя не отыскали. Не знаю, кому поверят скорее: тебе, у которого есть его личные печати и ответы на письма, или какому-нибудь парню, который едва умеет читать и писать, но будь осторожен. Я знаю Эйнара, знаю, что он слишком непрост для такого обмана, и знаю его вездесущую сестрёнку…

— А вы знаете, господин Дени, что его светлость император Август заставил меня убить леди Регину?

— Тьма говорит в нём, — по загорелому лицу асикрита, достаточно немолодому, но всё ещё красивому, промелькнула тень. — Меня за этим и послали в Земли Тумана. В некоторой степени…

— Как скажете, только и сами будьте осторожны, — согласился Хольд. В словах Витторио была доля правды. — Кого оставили в Империи на вашем месте? Кого превратили в вас?

— Сильвестру придётся временно примерить на себя обязанности асикрита, — Витторио задумчиво взъерошил копну чёрных кудрей. — Как только наше дело завершится, я вернусь обратно, и всё встанет на свои места.

* * *

Иттрик проснулся от неожиданно резкой, стреляющей боли в правом виске. Откашлялся, резко сел на постели, приложил к виску несколько пальцев, стараясь заглушить её, но безуспешно: он помнил, что это нужно лишь перетерпеть. На белой простыни яркими пятнами отпечатались несколько капель крови; он запрокинул голову и зажал нос двумя пальцами. Такие пробуждения не повторялись уже достаточно давно, и юноша уже некоторое время думал, что покровитель отказался от него, словно решив, что он сам забыл о молитвах и беседах с ним. Тут же вспомнилось, что где-то на первом полу трактира он видел небольшой домашний пантеон идолов. Спрашивать позволения у хозяев было ещё слишком рано, и, решив, что за обыкновенную молитву всё равно ничего не будет, он натянул рубаху, бросил на плечи серую стёганую куртку, сунул ноги в сапоги и осторожно, на цыпочках, чтобы не перебудить остальных, выбрался из горницы.

Тусклое зимнее солнце пробилось сквозь помутневшее окошко и распласталось на дощатом полу светлым пятном. Предрассветная прохлада лёгким сквозняком забралась под одежду, прикоснулась к лицу и шее холодными ладонями. Иттрик попытался вытереть кровь рукавом, но только сильнее размазал, бросил эту затею и всё так же осторожно спустился вниз. Домашний пантеон обыкновенно располагался либо в главной горнице, либо в задней. В трактирах чаще всего он был скрыт от посторонних глаз. На постоялом дворе стояла тишина. Из некоторых горниц слышалось сонное похрапывание гостей. В тёмных коридорах приятно пахло тающим воском, углём и сушёными яблоками. Откуда-то с улицы доносился глухой стук топора — очевидно, хозяин или кто-то из его помощников уже не спали.

Иттрик вышел на улицу и закутался в куртку поплотнее: всё-таки до Сайфада было теперь достаточно далеко, а чем ближе к Вендану, тем сильнее портилась погода. Он не ошибся: хозяин с сынишкой, мальчиком солнцеворотов двенадцати от покрова, кололи дрова и складывали их в поленницу. Он хотел было не обращать на себя внимание и тихонько уйти, но очередной приступ кашля выдал его. Хозяин отложил топор и обернулся.

— Утро доброе, — Иттрик слегка поклонился, отдышавшись.

— Доброе-доброе, — улыбнулся мужчина. — Ты бы по морозу не шатался особо-то. Скажи Хельге, пускай шиповника согреет или малины какой, от простуды.

— Я спросить хотел… — смутился юноша. — Пантеон ведь есть у вас в доме? Идолы?

— Идолы есть… Тебе на что? Молиться? Из жрецов, что ль?

— Только никому не сказывайте, — Иттрик кивнул. Трактирщик хмыкнул удивлённо, махнул рукой — за мной, мол, — и направился в дом.

Небольшой домашний пантеон богов во главе со Сварогом располагался в специально отведённой горнице. Там было тепло и тихо, на широких низких подоконниках коптили свечи в глиняных плошках, дневной свет почти не пробивался в маленькие оконца, затянутые серой холстиной. На небольшом возвышении, представлявшим собой несколько вырубленных ступеней, полукругом стояли девять фигур богов. Казалось, дерево, из которого они вырезаны, — живое: глаза как настоящие, длинные шубы, резкие выражения грубых ликов, горбатые носы.

— Ну, молись, да коли можно, за нас с Хельгой словечко замолви, — добродушно сказал хозяин трактира и оставил юношу в одиночестве.

Иттрик поклонился Сварогу в пояс, опустился перед божествами на колени. Что-то такое родное и знакомое всколыхнулось в глубине души, что даже слёзы подступили к глазам. На протяжении двух лун он не имел возможности молиться, а проводить ритуал и заглядывать в будущее по воле императора и его первого помощника не хотел. По ночам ему почти совсем не снились кошмары, разве что один и тот же, навязчивый, повторявшийся несколько раз и последнее время отступивший. Сейчас же он хотел задать только один вопрос: кто такой этот лорд Эйнар из Земель Тумана? Что может ожидать при его дворе, какие люди его окружают, какие поступки ему свойственны? Про Ивенн он спрашивать у богов побоялся — всё-таки личный интерес, перед всем остальным не важный.

Молитва была принята. Иттрик прикрыл глаза, и перед внутренним взором вихрем понеслись, сменяя друг друга, картинки: мужчина в чёрной одежде, с мечом в ножнах, суровыми складками на лбу, пронзительными серыми глазами. Девчонка с короткими тёмными волосами, собранными в растрёпанный хвост. Сердце радостно вздрогнуло — Ивенн! Картинки полетели дальше ещё быстрее. Три человеческих фигуры, охваченные Тьмой и Светом, многочисленный отряд воинов в чёрных плащах, чьи-то сильные руки, легко удерживающие Тьму, серебристые нити Света, сплетённые в один искрящийся клубок.

Часть жизни в замке Тумана пролетела перед ним в несколько мгновений. Лорда Эйнара больше не было видно, зато появилась молодая женщина с двумя чёрными косами — и тут же вспышка, мелькнувшее лезвие, пятна крови, расползающиеся на светло-голубой ткани. Чьё-то до боли знакомое лицо совсем близко, орлиный нос, жгучие чёрные глаза, глядящие прямо в душу. Лёгкий толчок, будто волна. Видение кончилось. Иттрик вскочил, схватился за стену — потемнело в глазах. Что-то неладное, черноволосой девушке грозит опасность, и виноват в этом будет Витторио Дени. Нужно предупредить Уилфреда…


31. Печали и радости


До Земель Тумана добрались в три седмицы. Немного задержались в трактире: пока выздоравливал Иттрик, пока лечил ногу свалившийся с лошади Альвис, прошло достаточно много времени. Без задержек дорога заняла бы около двух седмиц, но, как ни рвался Уилфред обратно, поторопиться не получалось.

Вендан производил впечатление совершенно противоположное после Сайфада. Это был богатый западный город, раскинувшийся на пологом берегу Алой реки, тихий, чистый, будто уснувший средь бела дня. Здесь не было шумных площадей и рынков, понаслышке Иттрик знал, что в Землях Тумана запрещено рабство, теперь же убедился в этом и сам: все вели себя со всеми, как равные с равными. Что-то подобное можно было заметить в Кейне, и члены отряда из Дартшильда заметно морщились, когда какой-нибудь простолюдин просто проходил мимо, здороваясь кивком головы с Уилфредом.

В самом же замке было очень тепло и уютно, несмотря на то, что внешне он внушал некоторый страх тем, что больше смахивал на неприступные скалы, нежели на человеческое жилище. За окнами, высокими и стрельчатыми, уже смеркалось, мягкими хлопьями шёл снег, окутывая землю и маленькие постройки белоснежным покровом. А здесь, за крепкими, надёжными стенами, горел огонь в каминах, повсюду, особенно на первом полу, пахло ванилью и свежей выпечкой. Немногочисленные обитатели замка, припозднившиеся со своими привычными занятиями, дружески здоровались с комендантом, с воинами из отряда. Некоторые неодобрительно косились в сторону их спутников из Дартшильда, но никто не подал виду о неприязни открыто. В лестницах с высокими каменными ступенями и бесконечных сумрачных галереях можно было заблудиться, к тому же, чем выше поднимались люди, тем сильнее под ногами клубился лиловый туман, похожий на клочья грозовых облаков.

Наконец дошли до главной залы — она располагалась на четвёртом полу замка. Стражники распахнули двери перед посетителями и с поклоном отошли в сторону. Иттрик изумлённо огляделся: зала казалась огромной благодаря множеству развешанным по стенам зеркал в хрупких серебряных рамах. К противоположной стене был придвинут широкий стол, его окружали три низких, глубоких кресла. На возвышении стояли четверо: сам правитель Эйнар, его первый советник и две девушки. В одной из них Иттрик узнал ту самую, с широкими чёрными косами, которую видел несколькими ночами ранее.

За правым плечом правителя Эйнара стояла девушка с тёмными волосами, заплетёнными в короткую небрежную косу. На ней была мужская одёжа: чёрная шерстяная рубаха, серые льняные штаны, подхваченные широким кожаным поясом, тёмный кафтан простого кроя. Она смотрела вниз, но, когда правитель тронул её за плечо и что-то сказал, подняла взор, оглядела прибывший отряд, случайно встретилась глазами с Иттриком. Он почувствовал, что робкая невольная улыбка тронула губы. Ивенн снова изменилась внешне, но на самом деле осталась прежней. Всё так же глядя на неё, юноша пригладил, как смог, растрёпанные волосы, одёрнул льняную рубаху. Ивенн не удержалась, хихикнула и прикрыла рот ладошкой.

Уилфред жестом велел ему и всем остальным остановиться, а сам прошёл вперёд, поклонился, и правитель ответил лёгким кивком головы. Иттрик из-за плеча командира рассматривал его: он казался таким, как его и описывали — суровый, холодный, спокойный и сдержанный человек. Одет он был во всё чёрное, статную фигуру окутывал плащ, подшитый тёмным мехом и подхваченный у левого плеча круглой серебряной фибулой. На голову правителя был наброшен капюшон, и казалось, что сама живая Тьма смотрит из глубины: серые глаза его, будто стальные, внимательно осматривали всех присутствующих, на мгновение встретились со взглядом Иттрика и скользнули дальше. Лорд Эйнар Альд Мансфилд был уже достаточно немолод, но тем не менее хорош собою: высокий, широкоплечий, с густыми волнистыми волосами и суровым, слегка обветренным лицом.

— Не стану спрашивать, что задержало вас, — заметил он с лёгкой улыбкой после недолгого молчания. — Успешно, надо полагать?

— Как видите, милорд, с нами гости из Светлой Империи. Хольд Лерт и его спутники, посланники императора Августа, — Уилфред указал широким жестом в сторону другого отряда. — У его светлости возникли некоторые вопросы по поводу ваших условий, милорд, Хольд хотел бы обсудить это с вами…

— Обсуждения подождут, у меня у самого есть вопросы к нему, — перебил его Эйнар всё так же холодно и бесстрастно. — Пускай располагаются в отведённых им комнатах, отдохнут с дороги, переоденутся, восстановят силы. А после вечернего колокола я жду Хольда у себя.

Тон, с которым это было сказано, не предвещал ничего хорошего, и Уилфред уловил настроение правителя — недаром провёл столько солнцеворотов подле него. Кажется, Эйнару было известно то, чего не знал больше никто из присутствующих. Может быть, знала Ивенн — она казалась непривычно рассеянной и задумчивой. Уилфреда разобрало любопытство, но он понимал, что для собственных вопросов сейчас не время.

— Что ж, рад, что хотя бы одно условие они выполнили, — продолжал правитель, снова посмотрев на Иттрика и будто не замечая его смущения. — Жрец Сварога по праву рождения или по клятве?

— По праву рождения, милорд, — едва слышно откликнулся юноша. Что-то холодное сжалось внутри, когда правитель взглянул на него. Он попытался не думать о страхе, о том, что боится и теряется перед незнакомыми людьми, но это не очень помогло.

— Прекрасно, — Эйнар чуть прищурился. — Рад знакомству. С тобой нам тоже будет о чём поговорить. А пока тебе задание на несколько лун вперёд: научи её читать, — правитель положил руки на плечи Ивенн. — Она умная девочка, схватывает быстро, думаю, вам не будет трудно. Всё, что нужно, найдёшь в библиотеке замка.

— Хорошо, милорд, — Иттрик поклонился и взглянул на Ивенн глазами, полными счастья. Девушка мгновенно вспыхнула и улыбнулась в ответ. Эйнар сделал вид, что ничего не заметил, оправив плащ, направился к выходу и у самых дверей обернулся.

— Я просто хочу, чтобы ты понял: здесь тебе не причинят зла. Никто. Никогда, — тихо, но твёрдо сказал правитель. — Постарайся привыкнуть к этой мысли, и всё будет хорошо. Ещё раз напомню, что жду Хольда у себя вечером.

С этими словами Эйнар вышел из залы. Вслед за ним потянулись все остальные члены двух отрядов. Иттрик и Ивенн остались наедине.

Она спустилась с возвышения, и он медленно подошёл к ней, увидел её совсем близко, почувствовал лёгкий аромат облепихи и мяты, присущий только ей. Наконец он обнял её, и она прижалась к его груди, беззвучно всхлипнув. Они стояли так ещё долго, точно боясь снова потерять друг друга.

— Ты мне снишься? — выдохнула девушка, обняв его за пояс и запрокинув голову. Иттрик прикоснулся к её щеке, стирая мокрую дорожку от слёз.

— Наверно, нет…

— Твой плащ у меня остался, — она улыбнулась сквозь слёзы, не придумав, что ещё можно сказать, и снова уткнулась носом в его плечо.

— Да ветер с ним, с плащом, главное — ты в порядке, — прошептал Иттрик, погладив её по голове, как маленькую. — Я скучал. Никогда не думал, что привяжусь к кому-то… настолько… сильно, — добавил он после недолгого молчания.

— Что у тебя с рукой?

Ивенн заметила, что он управляется одной левой, даже кланяется, прикладывая левую ладонь к груди, а не правую, как остальные, а правая рука висит безжизненной плетью, и кисть перевязана обрывком ткани. Она осторожно коснулась повязки. Он сам уже совсем позабыл бы об этом, не поинтересуйся она.

— Да так, пустяки, вывихнул, — Иттрик нахмурился, опустил взгляд. — Послушай… мне нужно поговорить с лордом Эйнаром. Наедине. Это важно.

— Сейчас ему не до нас, что бы там ни было, — Ивенн выпустила его руку и пожала плечами. — Пойдём, тебе нужно привести себя в порядок. Устал ведь с дороги, да?

Юноша ничего не ответил, но она по глазам видела, что он полностью согласен.

Длинные и запутанные коридоры замка вызывали невольное восхищение. Ивенн уже привыкла к ним и шла привычной дорогой, а для Иттрика всё было ново и интересно, он с трудом удерживался от того, чтобы не вертеть головой во все стороны и восторженно дёргать за рукав свою спутницу: она-то всё это давно видела и хорошо знает.

Они спустились вниз, на первый пол замка. Здесь располагались комнаты прислуги, прочих работников, а также кухня, пекарня, прачечная, мастерская замковых оружейников. Ивенн уверенно шла вперёд, здороваясь с обитателями замка, изредка встречавшимися на их пути, иногда оглядывалась, улыбалась ободряюще. Иттрик понимал, что она, пожалуй, пока что единственный человек, каждому слову которого он готов поверить. Слишком юна и чиста для заговоров, склок, интриг и прочей грязи, слишком добра и наивна для лжи, слишком открыта и чувствительна, чтобы не представлять себе, какие следы оставляют обманы и некоторые особенно острые слова на сердце.

Они вошли в заднее помещение, залитое дневным зимним светом. В нём пахло морозом, свежестью, чистым льном и мокрым войлоком. Казалось, всё в этой небольшой комнатке сияет белизной и чистотой; повсюду накрепких деревянных крючках висели выстиранные плащи, рубахи, покрывала, простыни… Ивенн постучала по дверному косяку: было открыто, а без приглашения входить всё же как-то невежливо.

— Мастер Готтфрид!

— Здравствуйте, миледи! — из-за вороха белоснежных покрывал, пледов и прочих изделий из ткани показался невысокий сухонький старичок с круглым морщинистым лицом и широкой, по-детски радостной улыбкой. — Чем могу быть полезен?

— Подыщите, пожалуйста, что-нибудь из одёжки, — попросила девушка, улыбнувшись старому кастеляну в ответ. Он бегло осмотрел её с ног до головы, вытянул из-за пояса тканевую мерку, размеченную меловыми чёрточками, но она остановила его руку и жестом велела Иттрику подойти поближе:

— Нет, не мне, ему…

После недолгих поисков мастер Готтфрид подобрал юноше серую льняную рубаху, такие же штаны с широким вышитым поясом, кафтан-накидку без пуговиц и тёплый плащ, подбитый чёрным мехом и вышитый по краю серебром. А после того, как Ивенн показала ему, где находятся купальни с тёплой водой, он исчез до самых сумерек.

Однако просьба Эйнара прийти после вечернего колокола не была забыта. Иттрик спустился на улицу, совершенно случайно забрёл в гарнизон, где ему, наконец, объяснили расположение коридоров и башен и даже нарисовали. Сверяясь с импровизированной картой замка каждый десяток шагов, он добрался до башни, обращённой к закату — там и располагались покои правителя. Входить без приглашения юноша побоялся и остановился у окна — ждать Ивенн.

С высоты открывался захватывающий вид на окружающие территории. Вдали маячили тени высоких заснеженных гор, в низинах, что тянулись к восходу отсюда, серебрился густой туман, скрывая реку со всеми её мелкими притоками. Вокруг самого замка рассыпались дома: совсем мелкие, бедные, и повыше, побогаче. Снег лежал искрящимся покрывалом на дорогах, на крышах, на далёких хребтах гор. Было с чем сравнивать: в Империи и её окрестностях зима даже не вступала в свои права, осень затянулась и осталась там до самой весны.

Неожиданно кто-то тронул Иттрика за руку. Он вздрогнул, обернулся, увидел Ивенн.

— Напугала, — заметил он.

— Прости, — девушка лучезарно улыбнулась, встала на носочки, уложила его волосы на две стороны. — Так лучше. Чего ждёшь-то, колокол был давно? Это я припозднилась…

И, не дожидаясь ответа, она совершенно бесстрашно постучалась, получив позволение, толкнула дверь. Эйнар уже ждал их; но, кроме него, в его покоях были двое: Хольд, посланник императора Августа, и ещё один мужчина, примерно его сверстник, с мягкими чертами лица и добрыми синими глазами. Ивенн вдруг подумала, что где-то его уже видела, но никак не могла вспомнить, где именно. А он поднялся, едва они вошли, и сделал шаг ей навстречу.

— Ивенн? — изумлённо спросил мужчина. — Ты?

— Чем могу быть полезна, милорд? — девушка вежливо склонила голову набок.

— Навряд ли ты меня помнишь, конечно, — ответил он, чуть нахмурившись. — Я Винд Ланхолл.


32. О чём говорят за закрытой дверью


— Не слышала вашего имени ранее, но очень рада знакомству.

— Этот человек спас тебя и помог перейти Звёздный путь до конца, — сказал вдруг Эйнар. — Не окажись он в ту ночь в дозоре, ветер знает, где бы ты была сейчас.

— Это вы? — ахнула Ивенн. — Вы привезли меня в трактир и дали мне имя?

Винд только улыбнулся и кивнул. Времени для разговоров и расспросов совсем не было, оба это понимали. Эйнар тем временем прошёл к своему любимому бархатному креслу, опустился в него, щелчком пальцев зажёг огонь в камине. Винд выглядел немного усталым, но спокойным и уверенным, Хольд не находил себе места: движения и опущенный взгляд выдавали тревогу. Иттрик снова разволновался перед незнакомцами, скрестил руки на груди, точно заранее защищаясь, встал рядом с Ивенн.

— Все в сборе, славно, — правитель окинул суровым, цепким взглядом всех присутствующих в его покоях. — Тянуть ни к чему, поэтому задаю вопросы сразу и так же без промедления жду ответов.

Он обернулся к Хольду. Тот нахмурился, даже слегка побледнел и неосознанно сжал рукоять торчавшего из ножен клинка.

— Говори, — окликнул его Эйнар. — При них говори.

— Что говорить? — вскинулся Хольд, зло сощурившись. — Нет моей вины ни в чём! Я лишь исполнял приказ светлейшего императора!

— Молчать! По делу. Расскажи ему, — правитель указал на Иттрика, — как и почему он оказался в Империи. Расскажи ей, — он обернулся к Ивенн, испуганно замершей, — что в Кейне натворила девчонка в её обличье. Запомни, правда никогда не бывает лишней. Лучше сказать всё, как есть, сразу, потому что я всё равно добьюсь от тебя признаний, не здесь, так в подземелье замка. Испытаешь на собственной шкуре то, что пережил он по твоей милости, — Эйнар снова мельком взглянул на Иттрика, склонился к Хольду так близко, что тот даже отодвинулся в своём кресле, и добавил совсем тихо: — Плети, огонь, вода, калёное железо и прочие любопытные вещи, — всё это сущие пустяки по сравнению с теми кошмарами, которые живут внутри человека с насквозь прогнившей душой. И если позволить им вырваться наружу, то я тебе не позавидую. Рассказывай, мы все ждём.

Хольд вскочил, рванулся к дверям, но правитель, даже не поднимаясь с места, выпустил из рук Тьму, давно окутывавшую его ладони. Чёрные дымчатые верёвки змеями скользнули к Хольду, в мгновение ока оттащили его назад и намертво прикрутили к стулу с высокой спинкой. Запахло палёной тканью, локти и запястья Хольда обожгло, точно огнём.

— Пусти! — выдохнул он. — Всё скажу! Только убери это!

— Ну нет, — холодно протянул Эйнар, почти незаметными движениями пальцев сжимая нити Тьмы всё крепче и крепче.

И Хольд сорвался. Рассказал, что, когда Иттрик ушёл из Кейне, он передал сведения об этом дозору из Дартшильда, предполагая, что так или иначе их пути пересекутся, и тогда у Империи будет куда больше шансов на победу. Что послал в Ренхольд своих людей вместе с девчонкой, внешность которой изменил на внешность Ивенн. Что она украла письма и принесла их ему, что он был в Империи. Что…

Эйнар разжал пальцы. Тьма молниеносно свернулась кольцом и юркнула ему под рукав. Стул с грохотом опрокинулся, Хольд поднялся, стряхнул с одежды невидимые пылинки и гордо выпрямился.

— Я добился куда большего, чем ты можешь себе представить. Ты ведь не станешь сажать меня под замок или, тем более, убивать, ведь иначе Империя откажется от подписанного мира, светлейший воспользуется своей силой, и тогда твои Земли Тумана взлетят на воздух!

— Мне. Не нужен. Мир. С Империей, — отчеканил правитель ледяным тоном и медленно поднялся, тут же став едва ли не на целую голову выше Хольда. — Мне не нужны ни ваши договоры, ни ваши жалкие попытки соединиться с моей армией. Светлейший когда-нибудь просто не справится со своей магией, и это — единственная причина, по которой я дал вам последний шанс: нужно объединиться против общего врага, против Тьмы, но вам на это плевать. Учтите, что первой под ударом окажется Империя, и когда Тьма ворвётся в Правь и заполнит древний источник, я уже ничего не смогу сделать. Пока что у нас есть шансы, но вы сами не хотите ими воспользоваться.

Он замолчал, переводя дух, и наступила гробовая тишина. Хольд нервно теребил край плаща, глядя куда-то в сторону. Иттрик поймал себя на том, что крепко сжимает рукав Ивенн, и поспешно выпустил его. Из всех спокойным казался только Винд, его сложившееся положение будто и не касалось вовсе: он сделал всё, что должен был, даже успел в срок. Через три дня после того, как письма были украдены, он узнал обо всём в Вальберге — о подмене, краже, предательстве Хольда, — и помчался в Кейне, а оттуда уже Кит отправил его в Земли Тумана с докладом о произошедшем. Слова его были подкреплены личной подписью и печатью Отца Совета, у Эйнара были все основания ему верить, к тому же для доказательства правдивости его слов достаточно было дождаться ничего не подозревающего Хольда.

* * *

Убедившись, что лорд Эйнар начал разговор с обоими послами, Витторио неслышно отошёл от дверей и так же бесшумно скользнул в темноту. Внизу, через два лестничных пролёта, его уже ждали двое посланников императора, Зияд и Ильгис, посвящённые в сам замысел. Правда, их роль в деле была достаточно невелика: узнать, куда отправится сестра правителя после приёма, проследить за ней и, самое главное, за тем, чтобы она осталась одна.

Витторио кошкой спустился на третий пол замка, где и обозначил место встречи со своими помощниками. Через некоторое время туда пришёл один из них.

— Где Ильгис? — нахмурился асикрит.

— Он пошёл за госпожой, ваша милость, сейчас они где-то в галерее на втором полу. Госпожа Регина одна, но, вероятно, кого-то ждёт.

Витторио Дени ничего не ответил, только кивнул и быстрым шагом направился к лестнице. Подошвы его сапог, как и у Зияда с Ильгисом, были подбиты двумя слоями ткани: Хольд говорил, что в Землях Тумана ковры почти не используют, а из-за каменных стен замка каждый шорох слышно за версту.

Возвращение отряда из гарнизона и приезд чужаков из Империи взбудоражил весь двор. По замку словно одна за другой прокатывались волны встревоженных перешёптываний. Имперцев побаивались, старались не подходить к ним даже близко, не заглядывали на северную сторону замка, где Эйнар предоставил им покои на время переговоров. Только некоторые слуги, которых специально приставили к нежданным гостям, изредка появлялись на северной стороне и, исполнив свои обязанности, старались поскорее исчезнуть оттуда.

Леди Регина была выше всего этого и подобные разговоры не слушала. Она ждала только одного: пока Хольд вернётся от Эйнара и найдёт хотя бы минутку для неё. Они не виделись больше солнцеворота, хотя брат позволял Регине получать от него письма и отвечать на них, это было всё же не то. Девушка не ожидала, что он приедет, хотя в свой последний визит он обещал вернуться и просить её руки. Последние несколько лун Регина жила в томительно-сладостном ожидании, особенно важных дел у неё не было, и ей оставалось только считать дни до приезда Хольда. Теперь же вышло так, что он со своими людьми приехал раньше и без предупреждения, однако девушку тревожило не это, а то, что его сопровождал отряд из Дартшильда, а не из Кейне.

Вечерний колокол давно пробил, и мягкие серые сумерки окутали замок. В длинных переходах тоже царил полумрак, витали серые туманные тени. Обитатели замка уже давно привыкли к ним, тени не причиняли вреда, боли, даже наоборот: те, что посветлее — согревали, а те, что потемнее — остужали, дарили прохладу своими лёгкими прикосновениями. Регина отошла от окна, перекинула через локти длинные отрезы ткани на рукавах голубого блио и направилась к лестнице, которая вела к покоям Хольда.

Неожиданно сзади раздался какой-то шорох. Девушка испуганно обернулась, но никого не увидела — только тени мягко клубились вдоль холодных каменных стен. Она уже не замечала холода серого камня: привыкла и даже полюбила эту вечную тишину и прохладу. Она всё прекрасно слышала, только не могла говорить, и за много солнцеворотов вынужденное молчание тоже перестало давить на неё. Ко всему привыкает человек, в том числе и к тому, что от него не зависит. С привычками легче жить, внимание перестаёт на них заостряться и переходит на более важные и хорошие вещи. Пока Эйнар не нашёл её случайно, Регина жила почти в нищете, в бедности, и окружающая грязь и изнанка чистой и светлой Халлы, куда её привела Звёздная дорога, были уж куда хуже холода и полумрака замка в Землях Тумана.

Шорох не повторился, и минутный страх постепенно отступил. Девушка внимательно осмотрелась, но ничего подозрительного не заметила, только тени дрогнули справа от неё, словно от порыва ветерка. Регина пошла дальше, правда, уже гораздо медленнее и осторожнее. Высокие, немного скользкие ступеньки, кованые ажурные перила, тяжёлые двери нараспашку… Она подошла к ним, некоторое время постояла на пороге, осмотрелась — не вернулся ли? — и вошла. Тут же чья-то рука опустилась ей на плечо, слегка сжала и мягко, но настойчиво потянула назад. Регина улыбнулась и чуть запрокинула голову, ожидая, что Хольд, как обычно, наклонится и поцелует её сверху, как он любил делать, но вместо этого тёплая, почти горячая грубая ладонь крепко зажала рот.

…Уилфред за вечер успел сделать столько, сколько, бывало, не успевал за целый день. Ему казалось, что полторы луны, проведённые за пределами родного города, отобрали всю силу и только укрепили желание вернуться обратно. Он обошёл с проверкой гарнизон, заглянул в комнаты прислуги, вместе с младшими воинами объехал всю замковую территорию и уже хотел было выехать в город, как у ворот его нагнал Дэгни, сынишка сотника Рональда, мальчик солнцеворотов двенадцати от покрова. Уилфред остановил коня и дождался его. Парнишка выглядел встревоженным, даже чуть приподнялся в седле и махнул ему рукой.

— Милорд! — Дэгни резко натянул поводья, отчего конь задрал голову. — Милорд, постойте! Меня послал правитель Эйнар, велел передать вам, что сейчас нужно следить за леди Региной, она в опасности, об этом сказал парень, который с вами приехал, — мальчишка поскрёб в затылке, но так и не вспомнил нужное имя. — Лорд Эйнар ему верит и очень тревожится за леди Регину…

— Что случилось? — Уилфред сразу почуял неладное в сбивчивой речи мальчика, в том, что его вообще послали за ним ни с того ни с сего.

— Тот парень жалеет, что не успел с вами поговорить, не нашёл вас, а дело важное. У него видение было, боги ему рассказали про нашу леди Регину, ей опасность грозит, он ещё назвал имя чьё-то, Витторио, кажется…

Мальчишка окончательно сбился и отдышался. Уилфред нахмурился, выругался и, развернув коня обратно к замку, пришпорил его и перевёл сразу на рысь. До ворот домчался в пару минут, спешился, бросил поводья Дэгни, который догнал его, хоть и с трудом, и почти бегом направился в замок. Интерес кого-то из чужаков к сестре правителя не предвещал ничего доброго.

Один лестничный пролёт, другой, ещё, ещё. Вот и третий пол. Где-то здесь располагаются покои Регины. Уилфред добрался до дверей, подёргал ручку, постучал, позвал, но было заперто. Леди Регины там не было. Куда же она ещё могла пойти? К брату? Навряд ли, Эйнар всё ещё занят. Из замка не выходила. Привычки гулять после ужина за ней не замечали ранее. Значит, только один вариант: к Хольду, либо ждать его, либо — если он уже вернулся. Бедная девочка, знала бы, с кем связалась, предупредить бы, пока не поздно… Уилфред круто развернулся и побежал к лестнице, по дороге остановив одного из замковых стражников, уходящего со своей смены.

— Леди Регину не видел?

— Нет, милорд… — тот как-то смешался, тревога коменданта передалась и ему. — Что-то случилось?

— Случится, если не найдём её прямо сейчас, — бросил Уилфред. — Напарник твой где?

— Скоро придёт…

И правда: за поворотом появилась вторая фигура, закованная в доспехи.

— За мной, — Уилфред толкнул дверь в проход и побежал вниз по лестнице, пропуская ступеньки.


33. Полукровка


Регина рванулась в сторону, но чужая рука, до этого лежавшая на её плече, сжалась железными тисками. Девушка даже крикнуть не могла: вместо этого с губ срывалось только частое, сбивчивое дыхание.

— Мелкая полукровка! — прошипел кто-то над самым ухом. — Пользуешься силой Тьмы, как своей собственной!

Регина почувствовала, как слёзы обожгли щёки и горячими каплями поползли вниз, к подбородку. Никто не называл её полукровкой, хотя в этих словах была и доля правды: Эйнар и Свартрейн были не настоящими её братьями, а воплощениями древней силы, и часть этой силы передалась ей. Регина не была ни человеком, ни порождением силы, магия была у неё в крови, но она не могла ею воспользоваться, и для девушки до сих пор оставалось загадкой то, почему она всё ещё жива, почему магия не вырвалась наружу. Возможно, потому, что Эйнар как-то сдерживал её, направлял в нужное русло.

— И чтобы ты знала: Хольд — не тот, за кого себя выдаёт, — вкрадчиво продолжал её мучитель, склонившись ещё ближе. Девушка уловила лёгкий аромат мирры и сжалась испуганно: кто-то из Империи… — Он против Кейне и против Земель Тумана тоже. Он поддерживает нас, к тому же он легко согласился на твою смерть в обмен на привилегии при дворе светлейшего императора.

Слёзы лились ручьём, и девушка уже не пыталась ни сдерживать их, ни сопротивляться. Очень хотелось хотя бы увидеть того, кто стоял сзади, но она не могла даже пошевелиться, не то что повернуться: держали её крепко.

Неожиданно где-то за дверью что-то стукнуло, а затем раздались торопливые шаги, чьи-то перекликающиеся голоса, звон мечей, вынимаемых из ножен. Витторио грязно выругался сквозь зубы и резко дёрнул Регину назад, чтобы из-за двери их не было видно. Девушка задыхалась в его железной хватке, но он не обращал на это внимания.

Из темноты послышался чей-то шёпот, но слов на чужом языке нельзя было разобрать. А в следующее мгновение что-то холодное ударило в спину, разорвав ткань одежды. Регина почувствовала, что не может дышать, от боли потемнело в глазах. Она начала медленно оседать на руки Витторио, судорожно хватая воздух. Асикрит подхватил её, уложил на пол и вместе со своим помощником исчез в темноте.

Уилфред в несколько прыжков спустился с лестницы, добежал до распахнутых дверей и остановился, словно налетев на невидимую преграду. Под носком сапога сверкнул окровавленный клинок. Сердце дрогнуло и ухнуло куда-то вниз.

— Обыщите все переходы, передайте приказ никого из замка не выпускать, — велел Уилфред своим спутникам.

Никто не вышел навстречу, ни звука в ответ не раздалось из полутёмной комнаты. Не помня себя от ужасного предчувствия, сжавшего всё внутри длинными ледяными лапами, комендант бросился вперёд и увидел хрупкую женскую фигуру, распростёртую на полу. Регина лежала навзничь, раскинув руки, светлое голубое блио было испачкано кровью. Глаза её были закрыты, из длинных чёрных кос выбились волнистые пряди и упали на бледное, почти белое лицо. Уилфред опустился перед ней на пол, перевернул, осмотрел повреждение. Пальцы тут же стали липкими от крови. Он вытер ладонь и приложил два пальца к её шее. Сердце билось, медленно, рвано, но жизнь ещё теплилась в ней, медлить было нельзя. Уилфред поднял Регину на руки. Голова девушки бессильно запрокинулась, он придержал её плечом. Лёгкая, совсем пёрышко… Ему казалось, что в наступившей тишине он слышит биение собственного сердца, и он прислушивался, боясь не услышать, не почувствовать её.

До покоев правителя было достаточно далеко, расстояние казалось ему вечностью, он торопился, боясь, что вдруг перестанет чувствовать дыхание девушки. Длинная юбка и широкие рукава блио Регины мешали, к тому же он старался идти не очень быстро, чтобы не причинять ей боль. Девушка не приходила в себя, только однажды, когда он нечаянно встряхнул её, подхватывая поудобнее, она чуть приоткрыла рот, словно в беззвучном стоне.

Эйнар уже знал, что кто-то из послов императора что-то натворил, раз его пришлось так спешно искать, но, увидев Уилфреда с Региной на руках, он побледнел и нахмурился. Сделал шаг в их сторону, но тут же остановился в нерешительности. Иттрик и Ивенн, вероятно, о чём-то говорившие с ним до этого, благоразумно отошли с дороги, но и на их лицах отразились тревога, страх, волнение.

— Куда уложить? — выдохнул комендант, остановившись посреди покоев правителя, окутанных каким-то сизым туманом и полумраком. Эйнар поспешно убрал с постели свои книги и футляр из-под флейты.

— Сюда…

Уилфред бережно опустил Регину на мягкое, пушистое покрывало. Эйнар сел рядом, вгляделся в её мраморно-бледное лицо.

— Кто? — коротко спросил он. Его рука неосознанно сжала тонкое запястье сестры, Уилфред не помнил, когда в последний раз видел его настолько встревоженным.

— Не видел. Один из отряда Хольда, больше некому. Я послал наших на поиски.

Правитель осторожно перевернул сестру так, чтобы она лежала лицом вниз. Так и есть: светлое блио разорвано точным ударом лезвия, кровь уже запеклась вокруг и потемнела. Эйнар прикоснулся к ране. Руки его заметно дрожали. Регина беззвучно вздохнула, но не пришла в себя.

— Я здесь ничего не сделаю, — прошептал он, обескураженно взглянув на Уилфреда, стоявшего прямо за его спиной. — Магия чувствует родную кровь и не может на неё воздействовать.

Уилфред ругнулся сквозь зубы. В серо-зелёных глазах его сверкнули боль и отчаяние. Он прикоснулся к чёрным волосам девушки, убрал с её лица волнистые пряди и, скрестив руки на груди, отошёл, отвернулся, взглянул в окно. На Вендан опустилась ночь, в комнате царил полумрак, только несколько свечей освещали постель и Регину.

— Отойдите, — вдруг раздался негромкий голос сзади. Эйнар беспрекословно пропустил Иттрика к постели.

— Что ты хочешь? — тихо спросил правитель.

— Постараюсь помочь.

Ивенн тихонько подошла поближе, чтобы посмотреть, что Иттрик собрался делать. Никогда ранее она не видела его таким сосредоточенным, собранным. Он присел рядом с Региной, закрыл глаза, коснулся напряжёнными ладонями спины девушки, того места, куда пришёлся удар клинка. Руки его вдруг охватило лёгкое золотистое свечение. Некоторое время он водил ладонями над Региной, но ничего не происходило. После нескольких таких же неудачных попыток он сложил ладони вместе, точно в молитве, переплёл пальцы замком, потом снова опустил руки на спину девушки. Всё повторилось: мягкое золотистое свечение, как и раньше, сильное напряжение и — ничего больше. Регина не очнулась и, казалось, даже перестала дышать. Наконец юноша обернулся, на лице его были написаны разочарование и страх.

— Видит ветер… не могу, — выдохнул Иттрик, испуганно глядя то на Эйнара, то на Уилфреда. — Клинок прошёл слишком глубоко и что-то повредил, одних моих сил не хватит, чтобы спасти её.

Вместо ответа правитель подошёл к нему сзади, положил руки ему на плечи и вызвал Тьму. Юноша инстинктивно дёрнулся в сторону, но Эйнар ничего не сделал.

— Я поделюсь своей силой, — пояснил он. — Может быть, если это сделать через тебя, то сработает.

Иттрик кивнул и повторил всё, что делал пару минут назад. Потоки неведомой силы окутали его и сестру правителя, на некоторое время почти совсем скрыли от посторонних глаз, а когда тёплый свет рассеялся, все, кто был в комнате, увидели, что рана девушки совсем затянулась, даже ткань не была повреждена, и о произошедшем напоминало только небольшое пятнышко крови на ней.

Лорд Эйнар в изумлении взглянул на юношу. Иттрик тем временем выдохнул, потёр ладонями друг о дружку, стряхивая золотистые искры, и устало прислонился к стене.

— Жрецы обладают магией провидения и исцеления, но если повреждение действительно смертельно, то магии одного человека не хватает, — пояснил он после недолгой передышки. — Я и сам об этом не знал, меня научили не так давно. Леди Регине нужен покой. Слава ветру, что вы оказались поблизости, — он обернулся к Уилфреду, и тот слегка кивнул, сжав губы в одну тоненькую ниточку. Для него сейчас никого, кроме Регины, не существовало, он глядел прямо перед собой, будто заново изучал знакомое лицо.

Иттрик встал и почти незаметной тенью отошёл в сторону. Эйнар ничего не ответил, взгляд его тоже был прикован к Регине. Девушка была уже не так бледна, румянец слегка тронул её лицо, и она дышала ровно и спокойно, будто спала.

— Спасибо тебе, — тихо произнёс правитель, обернувшись к юноше.

— Надеюсь, что смог помочь, — вздохнул Иттрик. — Вам тоже надо отдохнуть, силы просто так не вернутся.

Эйнар задумчиво кивнул. Смущённо улыбнувшись, Иттрик вышел из комнаты. Ивенн поняла, что всем сейчас не до неё.

— Доброй ночи вам, — тихо сказала она и, получив пару кивков в ответ, тоже вышла из покоев правителя.

Ночь прошла беспокойно. Эйнар уснул прямо на полу, рядом с постелью, но сон его был тревожен: он то и дело вставал проверить, дышит ли Регина, не случилось ли чего ещё. И когда первые золотистые росчерки позднего зимнего рассвета пробились сквозь изрисованные морозными узорами стёкла, правитель не проснулся, как обыкновенно бывало. Под утро сон совсем сморил его, и он забылся, уронив голову на край пушистого покрывала, рядом с безжизненно холодной рукой сестры.

Проснулся он от того, что кто-то гладил его растрепавшиеся за ночь волосы и мягко, ласково звал по имени. Эйнар потянулся, расположился поудобнее, подложил ладонь под щёку. Так, бывало, будила мать по утрам, когда они с братом были совсем ещё детьми. Не открывая глаз, он отыскал в складках покрывала руку, перебиравшую его пряди, осторожно прижался к ней губами. Тут же раздался смущённый мелодичный смех:

— Эйнар, перестань! Просыпайся! Почему ты на полу?

Несмотря на то, что в сон клонило невыносимо, правитель нашёл в себе силы открыть глаза, приподнять голову и тут же поражённо выдохнул.

— Регина! Ты… разговариваешь?

Девушка лежала поперёк широкой постели, подложив кулачок под щёку и тихонько посмеиваясь над его изумлением. Эйнар сел рядом с ней, сгрёб её в охапку и прижал к себе. Регина обняла его в ответ и положила голову ему на плечо. Она чувствовала будто витающее в воздухе напряжение. Брат обнимал её так крепко и в то же время бережно, что девушка не на шутку встревожилась, отстранилась, заглянула в лицо ему и увидела, как крохотная капелька чуть заметно сверкнула на его щеке и сползла вниз, к тёмной трёхдневной щетине. Регина снова прижалась к Эйнару.

— Ты плачешь?

— Прости, — глухо отозвался правитель. — Я… нет. Ты нас вчера так напугала. Что-нибудь помнишь?

— Всё, — вздохнула Регина. — Теперь я знаю, что Хольд не тот, кем хотел казаться для меня, для вас всех. Жаль только, не увидела того, кто это сказал. Что было потом — уже не знаю… Помню ещё, что кто-то создал такие мощные потоки силы, что я смогла прийти в себя, правда, ненадолго. А сейчас — будто ничего и не было… Кто это сделал?

— Иттрик Линдхольм, парнишка-целитель, который вчера приехал с Уилфредом. Что-нибудь нужно? Может, позвать его?

— Позови, — улыбнулась Регина. — Хочу поблагодарить его сама.

Эйнар наклонился, поцеловал сестру в кончик носа, встал и вышел, тихонько притворив дверь. Регина расслабленно откинулась на подушки, прикрыв глаза. Кажется, минувшим вечером для неё произошло чудо. Сквозь радостное волнение промелькнула такая же счастливая мысль: что, если бы каждая боль в этом мире замещалась чудом? Может быть, тогда всё вокруг было бы добрее, теплее?

Через некоторое время вернулся брат в сопровождении высокого светловолосого юноши. Регина поднялась им навстречу. Парень смутился так, что даже побледнел и не смог ничего сказать, только поклонился сестре правителя и спрятал за спину перевязанную руку.

— Как вы, миледи? — наконец спросил он, так тихо, что Регина разобрала слова.

— Хотела сказать тебе спасибо, — она улыбнулась одними глазами и ласково положила руку ему на плечо. — Ты спас мне жизнь и даже вернул голос.

— Ваша рана была очень опасна, — вздохнул Иттрик, отведя глаза. — Мы с лордом Эйнаром направили потоки ваших жизненных сил в обратную сторону, как будто отмотали время назад, и закрыли их. Обычно после такого человек выживает, но взамен лишается всей магии, которая только была в нём. Так что вы избавились от вашей внутренней Тьмы.

Иттрик замолчал, встревоженно взглянул на леди Регину, опасаясь того, что она рассердится, но девушка вместо этого улыбнулась тепло и ласково. Вспыхнули оба, и Эйнар усмехнулся.

— Предлагаю тебе должность гарнизонного целителя, мастер Ларсен давно ищет толкового помощника, — он обернулся к окончательно смущённому Иттрику. — Если хочешь, конечно. И к Ивенн поближе будешь, и людям пользу принесёшь. А сейчас нам пора, мы и так уже несколько дней играем в прятки с судьбой.

Он бросил на плечи плащ, лежавший тут же на полу, застегнул серебряную фибулу в виде птицы и открыл дверь.

— Я с тобой, — Регина коснулась его руки, но Эйнар задержал её ладонь.

— Не надо. Ты ещё слаба, неизвестно, как на твоём здоровье отразится вмешательство чужих сил. К тому же разговор предстоит не из приятных, не хочу, чтобы ты это видела.

Девушка только вздохнула в ответ и отошла к постели.

— Мне идти с вами, милорд? — осведомился Иттрик. Эйнар едва не забыл о нём: тот так тихо стоял, что и вправду можно было пройти и не заметить.

— Лучше иди в гарнизон и попроси старину Ларсена показать там всё. Заодно скажи Уилфреду, чтобы спускался в подземелье под Восточной башней, я буду там.

Иттрик молча кивнул и бесшумной тенью выскользнул из комнаты. Эйнар ободряюще улыбнулся сестре и тоже вышел.


Иллюстрации 2


В качестве бонуса для моих постоянных читателей — ещё немного иллюстраций)

Иттрик и Ивенн (подходящей картинки не нашлось)


Сигрид (её настоящая внешность)


Эйнар в молодости


Эйнар и Регина



Альвис


Асгейр и Мэйгрид



Винд


Небольшой спойлер: Ариадна, немного подросшая


Хольд


Витторио и Регина



34. Помощник императора


Бесконечные коридоры, галереи, повороты и лестницы на второй же день начали постепенно кружить голову. Иттрик ещё не настолько привык к замку, чтобы ходить без сопровождения, но просить помощи не решился, понадеявшись на собственное чутьё, и потерял достаточно времени, прежде чем ему, наконец, удалось выйти на улицу и добраться до гарнизона. На самом деле крепость соединялась с замком длинным подземным переходом, но об этом он, конечно же, не знал.

Западные сёла и города ему нравились. Здесь отовсюду веяло неким чувством безопасности, защищённости, покоя, недаром ведь стены крепости были такими мощными и крепкими, камни, из которых они были построены, — крупными и широкими, даже окна-бойницы, расположенные не ниже нескольких саженей от земли, казались недосягаемыми для врага. От крепости, казалось, веяло холодом, но это было намного лучше душного, пыльного и насквозь пропитанного грязью Сайфада.

В гарнизон Иттрика не пустили: там шла утренняя тренировка. Ужасно смущаясь и теряясь перед незнакомыми людьми в форме, он с трудом объяснил, что его послал сам лорд Эйнар, велел позвать командира Уилфреда и найти старика-целителя Ларсена. Короткие копья раздвинулись, проход был открыт.

У входа в просторную залу для тренировок юноша остановился и невольно засмотрелся. Все бойцы тренировались здесь, отовсюду доносился лязг клинков, частое, сбивчивое дыхание, глухие удары, чей-то раззадоренный смех и окрики старших. Иттрик отыскал глазами маленькую фигурку в чёрной форме гарнизона. Ивенн держала меч уже почти совсем уверенно, рука её не дрожала, сама девушка твёрдо стояла на ногах и сосредоточенно следила за своим напарником, молодым человеком, видно, из новичков. Вся фигурка Ивенн выглядела уже не такой тонкой и хрупкой, но крепкой, хорошо сложенной, подтянутой. Тёмные волосы, всё такие же короткие, были собраны в небрежный хвост на затылке. На левой, свободной руке виднелась пара кожаных плетёных браслетов.

Игра началась. Парень весьма неплохо взмахнул мечом, но Ивенн в последний момент успела блокировать удар и змейкой скользнула ему за спину. Он был не промах: успел обернуться, пока она заносила меч, и клинки со звоном скрестились. Раз, другой, третий… Иттрик даже губу закусил, едва успевая следить за быстрым поединком. Но вот юный воин замешкался, перехватывая оружие поудобнее, и тонкие, но крепкие пальчики девушки сжали и резко вывернули его запястье. Парнишка охнул от боли, выронил клинок, и Ивенн ткнула его в грудь тупым концом тренировочного меча.

— Молодец, — Уилфред, тоже следивший за этим поединком, хлопнул свою ученицу по плечу и бросил колкий взгляд в сторону новичка. — А ты не отвлекайся, следи за руками противника, она только и ждала, пока ты устанешь. О, целитель наш пришёл, — комендант заметил Иттрика, скромно стоявшего в стороне. — Тебе чего?

— Лорд Эйнар просил сказать, чтобы вы шли в подземелье Восточной башни, — передал юноша. — А меня в крепость не пускают. К старшему целителю Ларсену.

— Ясно, идём, — Уилфред вернул меч напарнику Ивенн и крикнул, обращаясь ко всем присутствовавшим в зале: — Продолжайте! Альвис за главного!

Они вместе вышли из залы для тренировок. Уилфред насвистывал какую-то незамысловатую мелодию и переступал через белые камни.

— Моё личное спасибо, что помог Регине, — наконец сказал он. — Она очень дорога мне как человек, хоть и сама, наверно, не догадывается.

Иттрик ничего не сказал в ответ, только улыбнулся тихонько. Он сразу заметил, ещё в зале церемоний, как комендант смотрел на сестру правителя. Как осторожно и бережно он нёс её на руках, когда всё уже случилось. Каким безумным был взгляд его серо-зелёных глаз, когда Эйнар сказал, что ничего нельзя сделать. И с каким облегчением он выдохнул, когда с помощью Тьмы правителя удалось вернуть девушку к жизни… Любовь всегда красива и всегда заметна, её невозможно скрыть, потому что она рвётся наружу из самого сердца, ломая все запреты, законы, попытки сдержать её. Главное — чтобы она спасала и согревала, а не причиняла боль, и в этом случае так оно и было.

— Тебе сюда, — Уилфред указал Иттрику в сторону одной двери, а сам пошёл дальше и бросил ему, уже у лестницы: — Я пойду в Восточную башню, если что, обратись к Альвису. Это тот, что с тобой в паре ехал в горах.

Иттрик поблагодарил его. Уилфред, всё так же насвистывая, почти бегом направился к выходу из крепости, а он сам постучался. Дверь была невысокая, едва ли выше его роста, он уже прикинул, что придётся всякий раз нагибаться. Наконец из-за двери послышались шаркающие шаги, она отворилась, из комнат резко пахнуло сушёными травами, старой бумагой и воском. Иттрик чихнул с непривычки.

— Хворый, что ль? — из-за дверного косяка выглянул рыжебородый, с колючими, глубоко посаженными глазами старик в рубахе и тёмно-зелёном блио без рукавов. Юноша коротко поклонился ему.

— Нет, мастер Ларсен, я к вам в помощники. Лорд Эйнар сказал, что можно поговорить с вами.

— А что, на что-то способен? — недоверчиво прищурился старик. — Милорд ещё никого мне в помощники не давал.

— Дайте клинок, — вдруг попросил Иттрик. Ларсен нахмурился, ещё не понимая, для чего ему это, но клинок дал. Юноша вдруг точным, быстрым движением полоснул лезвием по напряжённой ладони. Тонкая струйка крови поползла к запястью.

— Что творишь, парень? — изумлённо прошептал старший целитель. Иттрик, ничего не отвечая, снял повязку с правой руки и накрыл одной ладонью другую. Их охватило лёгкое золотистое свечение, а когда оно рассеялось, мастер Ларсен не без удивления заметил, что на его левой ладони не осталось даже шрама, даже крохотной царапины.

— Ну… Коли так, проходи давай, не топчись на пороге, — буркнул Ларсен, пропуская его. Иттрик чуть нагнулся, вошёл. Гарнизонный лазарет оказался намного светлее и больше, чем он предполагал, просто из галереи так казалось. Правда, все комнаты явно нуждались в уборке: тусклое зимнее солнце падало косыми лучами из широкого окна, и тучи пылинок кружились в бликах. Пыль лежала на книгах, на свитках, пол был грязным, под столом была свалена куча каких-то тряпок. По углам висели рваные клочья паутины, с потолка тянулись связки сушёных трав, окно казалось мутным, на гладкой деревянной поверхности стола отпечатались следы от растаявшего воска.

— Я как раз прибирался тут, поможешь заодно, — мастер Ларсен сунул юноше в руки стопку тяжёлых и пыльных книг и исчез где-то в задней комнате.

— Ну и помойка, — задумчиво протянул Иттрик, оглядевшись повнимательнее.

Хорошо, что старший целитель этого не слышал.

* * *

Подземелье Восточной башни в замке вполне справедливо считалось самым холодным и тёмным местом. Оно располагалось ниже подземного хода на целый пол, а то и ещё больше. Туда не проникал ни один луч солнца, и летом, и поздней осенью там стояла вечная сырость, темнота, мрак и холод. Весёлый настрой Уилфреда как ветром сдуло, стоило ему спуститься по боковой лестнице из перехода.

Кое-где в стены были вделаны тяжёлые медные канделябры, и в них зловеще горели факелы и большие витые свечи. Под ноги легла собственная тень, искажённая и несоразмерно вытянутая. Уилфред подошёл поближе к стене, чтобы она была не столь заметна, и ускорил шаг: всё-таки уже в самой галерее было мерзко и неуютно.

Куда идти, он хорошо знал, был здесь ещё ночью, до рассвета. Правителю доложили позже, но тем не менее со всеми подробностями, и теперь у Эйнара в распоряжении было достаточно времени на разговоры. Уилфред добрался до невысокой двери в конце длинного прямого коридора, вошёл в небольшую каморку с земляным потолком и стенами.

— Прекрасно, — Эйнар мельком взглянул в его сторону и снова обратился к своему собеседнику, хотя беседой это трудно было назвать. — Вот человек, который может доказать тебе всю правдивость моих слов.

На полу, привалившись к холодной и немного влажной стене, сидел Хольд. Мало что осталось от его давешнего горделивого выражения лица, от его смелости и запала, с которыми он бросал в лицо правителю обвинения. Он не мог подняться: Тьма удерживала его от движений вообще, руки были скручены за спиной. Он не позволил справиться с собой без борьбы — об этом говорили синяки и ссадины на лице, потрёпанная и кое-где порванная одежда. Эйнар смотрел даже не на него, а куда-то мимо, в сторону, будто с нарочитым равнодушием.

— Я вам верю, — тихо сказал Хольд.

— А я тебе — нет, — ровно отозвался Эйнар, и ледяные нотки снова звякнули в нарочито-спокойном голосе. — Какая жалость, правда? Я был неправ, приняв вас как гостей. С самого начала нужно было следить за вами, особенно за тобой и за Витторио…

— Вы знаете?.. — Хольд задохнулся от изумления, даже чуть привстал. — Впрочем, я не удивлюсь, если ваши люди уже выследили его…

— Быстро ты переобулся. Так плохо относишься к своим союзникам? — ещё один колкий взгляд и звон льдинок в голосе.

— Так хорошо знаю вас и ваших воинов, — глухо ответил Хольд. — Что с Региной?

Эйнар смерил его взглядом, полным ненависти.

— Жива. Не хочешь поинтересоваться, что будет с тобой?

— Казните меня? — пленник посмотрел на правителя снизу вверх. В голубых глазах, когда-то ярких и ясных, застыло выражение смирения и равнодушия. — Повесите, как предателя?

Эйнар подошёл к нему ближе, наклонился, вытащив из ножен клинок, приставил заострённый конец к его подбородку и заставил его запрокинуть голову.

— В Землях Тумана не принято вешать преступников, — тихо сказал он. — Не принято вешать, обезглавливать, выбивать признания пытками. Я насмотрелся достаточно подобного беспредела в Империи и в Халле. К тому же мы не знаем степень твоей вины, и именно до этого я добираюсь. Впустишь Тьму сам, или придётся врываться?

— Нет… Нет, нет, нет!

Хольд выглядел очень жалко. Подтянув колени к груди и скорчившись на полу, он вжался в самый угол своей темницы и словно хотел стать ещё меньше, ещё незаметнее. А Эйнар, казалось, совсем не замечал его попыток избежать участи. Он протянул руки над ним, и из-под напряжённых ладоней тонкими нитями потянулась Тьма. Сквозь тишину подземелья пробился сдавленный стон, тело человека, лишённого воли, скрутила судорога, и через пару мгновений всё стихло. Эйнар и Уилфред вгляделись в чёрную поверхность зеркала.

Сначала в вихре Тьмы и огня невозможно было ничего разобрать, а потом стали просматриваться чьи-то фигуры, силуэты, тени домов, деревьев. С широкого крыльца спустилась человеческая фигура, закутанная в алый плащ, расшитый золотыми узорами. Это был Хольд. У ворот его уже ждал человек с густыми чёрными кудрями в богатом белоснежном костюме — Уилфред не решился сбивать правителя с мысли и задавать вопросы, но он предполагал, кто это, и хотел подтверждения.

По широкой расчищенной мостовой ко дворцу хлынула толпа. Здесь были все: и ремесленники, и торговцы, и богатые господа в окружении жён, детей, слуг. Кто-то пробивал себе дорогу силой, кто-то жался по бокам, едва не падая на окружающих. На площади перед дворцом, казалось, нет ни одной пустой пяди, где бы не стоял хотя бы кто-то. Отцы брали детей на руки, девушки, что пониже, выглядывали из-за спин братьев, мужей. Всё яркое, блестящее великолепие Сайфада сверкнуло, словно луч, и тут же скрылось под плотным покровом Тьмы.

Перед глазами появилось просторное, почти пустое помещение дворцового алтаря Тьмы и Света. Сквозь высокие округлые окна проникали тонкие пыльные лучи, алтарь — два камня на высокой подставке, белоснежный и чёрный — был освещён со всех сторон. Между ними стоял молодой император, едва ли не юноша с тяжёлым золотым венцом на голове. Он был невысокого роста, худой, тщедушный, но глаза его горели каким-то нехорошим огнём, а длинные чёрные локоны падали на загорелое лицо. Немного помедлив, он вынул из-за полы длинной лацерны изогнутый нож, дрожащей рукой сжал рукоять, коротко полоснул сначала по одной ладони, потом по другой и одновременно прикоснулся к чёрному и белому камню. Воздух перед ним сгустился, потемнел, вокруг алтаря вспыхнуло кольцо из Тьмы, а потом из полыхающей сферы вышла высокая фигура, закутанная в чёрный плащ с ног до головы.

Слов не было слышно. Юноша-император протянул руки ладонями вперёд, фигура коснулась его рук своими. В этот момент в залу вошли Хольд и Витторио. Свартрейн поманил их поближе. Август, пошатываясь, отошёл и обессиленно прислонился к стене. Двое повторили тот же ритуал, но молодой Хольд не сразу протянул руку Свартрейну, не сразу решился отдать собственную кровь в обмен на исполнение обещания, он медлил, но Витторио с силой подтолкнул его к алтарю и сунул в руки клинок.

— Всё ясно, остальное спросим у асикрита, — Эйнар резко оборвал видение и обернулся к Хольду. — Ты обвинён в краже важных документов и заговоре. Суд озвучит тебе приговор в конце этого дня.

Хольд простонал что-то неразборчивое и затих. Правитель лёгким движением руки развеял Тьму и вышел, жестом приказав Уилфреду следовать за ним.

Подземелье, в которое бросили главного виновника происшествия, располагалось в самом конце длинной тёмной галереи. Двое стражников стояли у тяжёлойнизкой двери с секирами наперевес. Факел из угла бросал под ноги зловещие тени. Правитель ещё ничего не сказал, но его уже пропустили без лишних вопросов. Уилфред вошёл вслед за ним и на всякий случай вытащил меч из ножен.

Витторио выглядел жалко. Ещё более потрёпан, ещё сильнее избит, чем Хольд. Хитона на нём не было, светлая ткань туники была перепачкана и кое-где изорвана, на скуле расплывалось тёмное пятно, левая кисть заметно распухла. Эйнар подошёл к нему на расстояние пары шагов.

— Никогда не думал о том, чтобы оказаться на месте собственных жертв?

Асикрит молча стрельнул глазами в его сторону, но не ответил ни слова.

— Впрочем, можешь не отвечать, — продолжал правитель. — Ты был слишком близок к светлейшему венцу, чтобы думать о ком-то вроде простых людей. Слишком большой властью наделён над Сайфадом и прочими имперскими землями, чтобы думать о малом. Слишком далеко взошёл, чтобы оглядываться назад. А как известно, — он сделал ещё небольшой шаг в его сторону и взглянул прямо в глаза, отчего Витторио нахмурился и отвёл взор, — чем выше летаешь, тем больнее падать.

— Мерзкое отродье Тьмы! — выплюнул Витторио сквозь зубы. — Ты даже не человек, чтобы учить меня!

— Я не учу, — хмыкнул Эйнар. — Ты уже не ребёнок, чтобы научить тебя чему-то. И тем более не младенец, чтобы не держать ответ за содеянное.

Правитель Земель Тумана говорил сдержанно и спокойно, но Уилфред понимал, какой ценой даётся ему это спокойствие. И не вмешивался, зная, что его дело пока что — только смотреть и запоминать, чтобы при случае вспомнить.

— Я мог бы обвинить тебя во многих преступлениях, — маг разговаривал будто с самим собой и не следил за реакцией пленника. — В разграблении имперской казны, в заговоре за спиной императора, в халатном отношении к разного рода доносам, в бесчисленных количествах убийств…

— Я исполнял свои обязанности!

— Молчать! — Эйнар резко развернулся. — Тебе ли не знать, сколько невинных погибло в дворцовых подземельях после твоих допросов и пыток? У кого-то больше нет мужа, сына, супруги, кто-то сошёл с ума или на всю жизнь остался калекой. Это преступление, Дени. Против тебя могут свидетельствовать как минимум четверо из тех, кого я знаю.

— Кто же? — асикрит надменно вскинул голову. — Ни одна собака не уходила из Империи без моего ведома, а всех свидетелей убирали мои люди!

— Да, но и за её пределами найдутся пострадавшие. Уилфред Йонсенн, который погиб в Яви от твоей руки, и его сестра, которую ты хотел сделать рабыней или наложницей, — правитель на мгновение взглянул на своего помрачневшего друга и снова отвернулся. — Иттрик Линдхольм, которого ты едва не убил и чудом не довёл до сумасшествия. И, наконец, леди Регина…

— Я сделал это собственным клинком, — асикрит задохнулся от возмущения. — Она потеряла много крови за считанные секунды и умерла у меня на руках!

— Она жива, — перебил его Эйнар. — И её слово будет стоить дороже каких угодно слов, потому что она моя сестра.

Асикрит не нашёлся, что ответить, он стушевался под пристальным ледяным взглядом правителя и замолчал, нервно вертя в пальцах полу своей рваной туники.

— В отличие от тебя, я понимаю, что ты тоже человек и тоже чувствуешь боль. Не хочу становиться орудием мести. Моё дознание проще и легче любых других. Просто расслабься и позволь Тьме довершить наш разговор.

— Не имеешь права! — крикнул Витторио, отступая. Правитель и Уилфред подошли к нему с двух сторон, отходить дальше было некуда. Одной рукой Эйнар сжал его плечо, а другую приложил к виску. Тьма густым потоком хлынула из его ладони и окутала асикрита до самых плеч. Тот рвался в его стальной хватке, но безуспешно, и Тьма, врываясь в сознание, причиняла невыносимую боль. То ли стон, то ли звериный рык вырвался из груди пленника.

— Не сопротивляйся! — прошипел Эйнар, наклонившись над Витторио. — Будет хуже!

Тот неожиданно резко распрямился, вцепился в рукав правителя и резко дёрнул его к себе. Эйнар не устоял на ногах, упал на одно колено, но Уилфред вместе со стражником тут же бросились к Витторио, оттащили в сторону, вывернули руки за спину. Он исподлобья взглянул на лорда Мансфилда, тяжело дыша.

— Держите, — спокойно сказал Эйнар, подошёл ближе и прикоснулся к его вискам.

Нити Тьмы потянулись от его рук к широкому зеркалу, и Уилфред вдруг услышал обрывок фразы:

— …Старик мёртв. Они примут тебя как императора, как только ты выйдешь.

— Вы изменили их сознание?

— Я изменил тебя, философ, — надменно хмыкнул Свартрейн. — Тебя и твою судьбу в их глазах. Тьма, как видишь, очень мощная вещь, она дала тебе то, что не смогли дать даже родители — Силу. И власть, разумеется.

— В чём подвох? — Август, всё ещё не отходя от стены, вскинул на духа Нави огромные чёрные глаза. — Ведь вы ничего не делаете безвозмездно?

Сухая костлявая рука тронула его подбородок, словно погладив, и тут же хлёстко ударила по щеке. Юноша поморщился, но не двинулся с места.

— А ты умный парень, — прошелестел хриплый голос фигуры в чёрном. — Верно мыслишь. Вы трое — мои должники. А уж как и когда я потребую оплату, это моё дело.

Неожиданно кудрявый юноша, оттолкнув в разные стороны товарищей, встал перед Свартрейном лицом к лицу.

— Ты не вправе требовать с нас большего, чем уже взял! — воскликнул он. — Мало тебе было смерти доброй трети Сайфада? Ты оставил нас сиротами в обмен на туманные обещания! Мои родители погибли в Тьме у меня на глазах, а теперь ты хочешь заключить со мной какой-то договор?

— Разве ты так уж любил их? — Свартрейн наклонил голову набок. — Отец, который бил тебя, мать, у которой были дела поважнее семьи?

Витторио нахмурился и опустил голову. Отвечать было нечего, дух Нави знал слишком много. А если кто-либо знает тебя лучше, чем ты сам, разве есть смысл спорить…

— Подумай. Этот договор выгоден всем. Ваш друг-император получит всеобщее признание и поддержку на троне, ты станешь его правой рукой, и тебя будут бояться.

— Я бы и так стал его правой рукой!

— Да, но без поддержки магии ты никто. Когда-нибудь вы мне поможете набраться сил и пройти в Правь, теперь уже навсегда.

Юноша вздохнул и ничего больше не сказал. А потом Тьма накрыла картинку, и зеркало растворилось в воздухе. Уилфред и стражник отпустили Витторио. Он упал навзничь. Глаза его были закрыты.

— Кажется, Тьма сделала своё дело, — тихо бросил Эйнар и медленно вышел из подземелья, придерживаясь за стену.


35. Суд и признание


Совет лорда был спешно собран вечером. Никто не задержался, ни жители Вендана, ни имперцы. Но разговор предстоял не из добрых и приятных, это понимали все: вид правителя и его суровый, тяжёлый взгляд не предвещали ничего хорошего. Он стоял на возвышении в длинном чёрном плаще с капюшоном и молча оглядывал присутствующих, дожидаясь, пока соберутся все. Уилфред и Альвис привели Хольда, остальных имперцев окружил отряд из гарнизона. Пленник смотрел через весь зал на правителя, и в глазах его, когда-то зловещих и надменных, теперь сквозила затаённая мольба.

Ивенн зябко куталась в мягкий тёмно-синий плащ, подарок Эйнара, и осматривалась по сторонам. В зале церемоний были все: и советники, и воины, и посланники императора, и даже некоторые обитатели замка, которым позволили присутствовать на суде. Леди Регина была непоколебимо спокойна. Она стояла рядом с братом, но взгляд её пересекался с тёплым взглядом коменданта крепости.

Глухой удар колокола призвал всех к молчанию. Люди начали перешёптываться, переглядываться, кто-то в открытую указывал в сторону Хольда с нелестными словами и замечаниями, кто-то из толпы кинул к его ногам скомканный лист бумаги — подобный жест почитался за оскорбление, но человека в белой льняной рубахе, разорванной на груди, и шерстяных запылённых штанах, никто не боялся оскорбить. Хольд стоял молча, опустив голову и ни на кого не глядя. Он был безоружен, руки его были связаны за спиной. Ивенн старалась на него не смотреть: уж больно жалкое и неприятное зрелище. Сам он знал, что когда-нибудь ему придётся расплачиваться за своё высокое положение, за свою магию, за свою двойную жизнь, и теперь он понял, что время пришло.

Эйнар сделал знак Уилфреду и Альвису, чтобы обвиняемого подвели ближе. Все трое подошли к возвышению, поднялись по трём ступеням. Теперь на Хольда смотрели глаза всех присутствующих, и так как весть о давешних событиях разлетелась по всему замку на крыльях ветра, ни в одном взгляде не было жалости или сочувствия.

— Развяжите его, — велел правитель. — Хочу, чтобы он выслушал свой приговор свободным.

Уилфред перерезал верёвку, Хольд вздохнул и потёр запястья. Альвис взял его за плечо, предупреждая возможные попытки сбежать.

— Хольд Лерт из Кейне, ты обвиняешься в похищении и подлоге государственных документов и чужих писем, в заговоре и организации покушения на леди Регину Мансфилд. Ты признаёшь себя виновным?

Эйнар обернулся. Хольд поднял голову. Глаза их встретились, и пленник невольно закусил губу и посмотрел куда-то в сторону. Он не мог вынести взгляда правителя, о который можно было обжечься или оцарапаться, настолько он был тяжёлый, цепкий, колючий.

— Нет, — тихо бросил Хольд. — Доказательств моей вины у тебя не имеется. Письмо Отца Совета из Кейне ещё ни о чём не говорит, возможно, он хотел обвинить меня.

— Кажется, мы имели разговор намедни, — в голосе правителя зазвенели стальные нотки. — Твою вину доказать может кто угодно. Винд Ланхолл, принесите письма и печать.

Винд подошёл и с поклоном подал правителю четыре серых конверта и обломки чёрной печати, привезённые Хольдом. некоторое время Эйнар молча изучал их, будто впервые, а потом снова заговорил.

— Твоя вина, Хольд, была доказана ещё вчера вечером, и показания засвидетельствованы письменно. В зале есть люди, которые могут это подтвердить и показать соответствующую бумагу. Целитель Ларсен!

Старик сделал шаг вперёд из толпы. В руках его был плотно закрученный свиток, перевязанный тонкой чёрной бечёвкой. И Хольд, обессиленно выдохнув, закрыл глаза: он до последнего надеялся, что эта бумага с подписями не будет использована.

— Вот все показания, милорд, — старый целитель подошёл ближе и протянул свиток Эйнару. Тот развернул его, пробежал глазами и снова посмотрел на обвиняемого.

— Все эти слова ты написал в здравом уме и твёрдой памяти, так почему отказываешься от них сейчас? Кроме Винда, свидетелями этих событий могут быть Иттрик Линдхольм и моя воспитанница.

Ивенн и Иттрик переглянулись, но их помощь не понадобилась.

— Ещё раз спрашиваю тебя, Хольд Лерт, ты признаёшь себя виновным в похищении и подлоге государственных документов и чужих писем, в заговоре и организации покушения на леди Регину?

Хольд запрокинул голову, провёл обеими ладонями по лицу. Ему казалось, что не взгляды, а стрелы направлены в его сторону, и что тетива за каждой из них натянута. Одно неловкое движение, одно неверное слово — и они пронзят его со всех сторон. На мгновение он посмотрел в сторону Регины. Девушка стояла напротив, бледная, прямая, как струна, но едва их взгляды пересеклись, она нахмурилась и гордо вскинула подбородок.

— Да, — едва слышно сказал Хольд.

— Громче! — колко усмехнулся Эйнар. — Не бойся ответственности, бойся лжи перед людьми и перед собой!

— Да, — повторил он уже более разборчиво.

— Законы Земель Тумана, написанные более ста пятидесяти солнцеворотов назад и с тех пор неизменные, запрещают казнь преступников через повешение или обезглавливание, но на сей раз я как правитель мог бы позволить себе исключение.

Хольд резким движением вырвался от Альвиса и бросился на колени перед Эйнаром. Вцепился в полу его плаща, запрокинул голову, умоляюще глядя на него снизу.

— Милорд, пощадите!..

Эйнар нахмурился, жестом приказал оттащить Хольда. Уилфред снова вывернул ему руки за спину.

— Но я не хочу быть орудием мести и нарушителем собственных законов. Никогда не поздно раскаяться, — произнёс лорд Мансфилд негромко. — Никогда не поздно начать новую жизнь, даже если ты совершил что-то очень плохое. У каждого свой путь, но законы справедливы, а место под этим небом найдётся для всех нас. Судьба была благосклонна к тебе, Винд Ланхолл успел сообщить мне о твоём преступлении в срок и тем самым предотвратить непоправимое, а леди Регина осталась жива. Поэтому ты не станешь исключением.

Хольд медленно встал с колен, с надеждой глядя на правителя.

— Ты будешь жить, но начнёшь свою жизнь с чистого листа. Быть может, станешь неплохим воином или работником и заслужишь признание окружающих. Я заберу твою Тьму и сотру тебе память.

По залу прокатилась новая волна шёпота и вздох облегчения. Какой бы ни была вина осуждённого, никому не хотелось становиться свидетелями нарушения старых законов, изменения их в более жёсткую и суровую сторону. Эйнар медленно подошёл к Хольду, вытянул руки вперёд.

— Милорд, — отчаянно выдохнул пленник, — прошу вас…

Правитель ничего не ответил. Уилфред крепко сжал запястья Хольда, отведя его руки назад, Альвис приставил к горлу клинок, чтобы он не вздумал двигаться с места. Руки Эйнара коснулись его висков. Все молчали, было слышно, как на улице завывает метель, хлопая ставнями и стучась в окна. Тьма, послушная хозяину, выползла из-под его ладоней и скрыла лицо Хольда. Истошный крик разорвал звенящую тишину и эхом пронёсся по зале. Ивенн ахнула и закрыла себе рот ладошкой, чтобы тоже не закричать от ужаса и осознания того, что делают с человеком неуправляемые силы Тьмы. Иттрик притянул её к себе, прошептал что-то успокаивающе-неразборчивое, обхватил обеими руками, будто спрятал от творящегося за спиной кошмара. И Ивенн, прижавшись к нему и вздрагивая то ли от холода, то ли от страха, вдруг поняла, что в жизни всегда будет что-то неприятное, мерзкое, страшное, главное — чтобы был кто-то, кто способен от этого защитить теплотой и любовью.

Отряд из Империи отправили обратно на следующий день. До границ их сопроводили люди из гарнизона, дальнейший путь они проделали сами. Вместо Хольда временным командиром отряда назначили Октавия, который с той луны, когда была проиграна битва с Кейне, командование не принимал.

Начальник имперской стражи Сильвестр Руане, проснувшись утром, обнаружил, что его внешность снова восстановилась. Это означало только одно: смерть хранителя Тьмы, Витторио Дени. И некоторое время Сильвестр задумчиво мерил шагами свои покои, не зная, что делать: идти ли к императору с докладом о произошедшем, задуматься ли о спасении собственной жизни. Сложить два и два было проще простого: план Хольда и Витторио провалился, а если и не провалился, то правитель отомстил за сестру сполна.

Сильвестр так и не принял решение, когда к нему зашёл старик-кондотьер Риоццо с приказом от императора: светлейший требовал, чтобы начальник имперской стражи немедленно явился в его покои. Поняв, что разговора всё-таки не избежать, Сильвестр откланялся кондотьеру и медленно, на негнущихся от страха и неясной тревоги ногах, направился к покоям Августа.

Император был один, и при первом же взгляде на него Руане понял, что очередная ночь была бессонной. Август выглядел очень бледным и измотанным, под глазами легли тёмные круги, небритое лицо выглядело серым и будто каким-то потерянным. Он хотел подняться навстречу посетителю, но не смог и, едва сделав движение, рухнул обратно в кресло.

— Ваша светлость, — начальник имперской стражи низко склонился перед ним, выждал четыре положенных секунды и снова выпрямился. — Вам нехорошо? Быть может, я позову лекаря?

— Нет… — выдохнул Август, прикрыв глаза. — Это Тьма. Придворные лекари здесь бессильны. Она сжигает меня изнутри, Сильвестр, это невыносимо.

Оба помолчали, магистр Руане понимающе кивнул, но не решился перебить его.

— Витторио мёртв, — наконец сказал император после недолгого молчания.

— Я знаю, — Сильвестр, по традиции, опустил голову. — Да будут боги милостивы к его душе.

— Хольд не вернётся, — добавил Август. — У меня не осталось никого, кому я мог бы доверять так же, как и им. Лорд Эйнар снова слишком много возомнил о себе, думает, что может распоряжаться чужой жизнью, кровью и магией так же, как и своей. Союза с ним у нас не получится, мы повелись и растеряли всё, что могло хоть как-то помочь Империи. У нас нет ни алтарей, ни жрецов, теперь ещё у меня нет помощников и сильного союзника. Империя погибнет.

— Вы всегда можете рассчитывать на меня, ваша светлость, — Сильвестр снова поклонился, но Август нетерпеливо поморщился и махнул рукой.

— И ещё кое-что важное: церемонию переизбрания асикрита всё-таки придётся провести. Обман будет раскрыт, и чем это грозит нам, знают одни великие боги. Я не хочу рисковать троном и вашей с Риоццо головами.

Сильвестр пожал плечами. Он знал, что многие догадываются о подмене Витторио, но никто об этом не заговаривал открыто. Теперь же, когда церемонию избрания приходилось в срочном порядке переносить на более ранний срок, он предполагал, что преимущества голосов будут на его стороне, хотя роль асикрита его тяготила, выбора у него особенно не было.

— Ладно, ступай, ближе к церемонии будет видно, — Август рассеяно потёр виски пальцами, будто от невыносимой головной боли. — Позови Юлию. Не хочу никого видеть, кроме неё.


36. Зима кончается


Сильвестр с почтительным поклоном вышел, и Август остался в одиночестве, но это продлилось недолго: через несколько минут в дверях звякнул колокольчик, оповещающий о чьём-то приходе. Дождавшись позволения, императрица вошла, мягко, неслышно ступая по пушистым коврам. Она была красива и изящна, как и всегда, хотя наряд её не поражал блеском и богатством. На ней была белоснежная шёлковая туника с золотой вышивкой на подоле и рукавах, чёрный талар был расстёгнут, изрезанный бахромой край бесшумно скользил за нею шлейфом. На запястьях женщины чуть слышно позвякивали тонкие, изящные золотые браслеты. Чёрные волосы скрывала плотная накидка, вышитая серебряной нитью.

Юлия подошла к супругу и склонилась перед ним. Август протянул руку, заставил её выпрямиться и опуститься на бархатные подушки у кресла.

— Вы хотели видеть меня, — произнесла женщина. Голос её был ровным и спокойным, как и всегда. — Что-то случилось?

— Что сказал лекарь? Ты была у него несколько дней подряд, ты нездорова?

Юлия улыбнулась и вспыхнула. Даже сквозь бронзовый загар было заметно, как румянец заалел на её щеках.

— У меня будет ребёнок. Девочка.

Август улыбнулся в ответ и провёл по контуру её подбородка.

— Я рад. И ещё я рад, что это не мальчик. Ему не передастся моя Тьма, он станет обыкновенным человеком. Ты уже задумывалась об имени?

— Да… Ариадна.

— Красиво.

Императрица подняла глаза на супруга и слегка сжала его холодные пальцы.

— Вы плохо выглядите. Снова не спали?

— Тьма рвётся наружу, — тихо отозвался император, задумчиво проводя ладонью по плотной накидке, лежавшей на её голове. — Раньше мы с Хольдом и Витторио делили всю эту силу на троих, а теперь я чувствую, что её постепенно становится во мне слишком много. Только за три минувших седмицы она вырывалась четыре раза, это невыносимо.

Он взглянул на Юлию. Женщина молчала, глядя куда-то в сторону и слушая его не очень внимательно, — задумчиво перебирала мягкую ткань вышитого края туники и вертела в пальцах узкий пояс, расшитый золотом.

— Ты меня не слушаешь?

— Прости, — императрица снова подняла глаза на него и из-за тревоги даже забыла о традиционном обращении к светлейшему. В чертах её лица, немного резких, но тем не менее приятных, сквозило нескрываемое волнение. — Я должна тебе… кое-что сказать. Помнишь того парня, жреца верховного бога, которого люди Запада называют Сварогом?

Император нахмурился, провёл ладонью по лицу. Сразу вспомнился тот мальчишка, бледный, перепуганный, ни в чём не виноватый. Теперь о нём можно было забыть, но…

— И что?

— Поклянись, что никому не расскажешь, — Юлия развернулась к его креслу, положила голову на мягкий бархатный подлокотник. Август взглянул на неё уже гораздо более заинтересованно, а она, немного помолчав и собравшись с духом, продолжала. — Я такая же, как он.

Трясущейся рукой она стянула чёрную повязку с левого предплечья. На внутренней стороне её руки светлейший увидел два скрещенных четырёхугольника. Осторожно коснулся их двумя пальцами, провёл по чёрному контуру, прищурился, внимательно изучая незнакомый рисунок. Снова взглянул Юлии в глаза. Казалось, напряжение чувствуется в самом воздухе, смешанном с густым ароматом ладана и мирры. Император вдруг слегка замахнулся и ударил Юлию по щеке. Она зажмурилась, но ни звука не сорвалось с её крепко сжатых губ.

— Это тебе за то, что всё время скрывала от меня самое главное, — тихо промолвил Август. Рука его была тяжёлой, и на щеке женщины, обожжённой ударом, мгновенно вспыхнуло красное пятно. — А теперь скажи, почему не призналась раньше? Ведь всё могло стать гораздо проще. Нам не пришлось бы искать других жрецов, мы могли просто спросить обо всём у тебя.

— Асикрит Витторио Дени мёртв, — шёпотом ответила императрица. — Но если бы не его смерть, я бы так и не сказала вам. Боялась… его… — она не сдержалась и всхлипнула. — Допросов… пыток…

Август нахмурился: она права. Бывший асикрит держал в страхе всю Империю, неизвестно, как поведёт себя на этой должности Сильвестр, но факт остаётся фактом: страх перед Витторио и его способами заставить говорить не позволял Юлии быть предельно откровенной.

Вдруг что-то кольнуло под сердцем. У императора потемнело в глазах, он вскочил, схватился за спинку кресла, оно опрокинулось назад. Юлия испуганно встала и отступила на шаг. Август закашлялся, побледнел, дрожащими руками развязал тесёмки лацерны, растянул полы туники. Из рук и груди его с лёгким шипением вырвалась густая чёрная дымка, окутала всё пространство вокруг и рассеялась. Август обессиленно рухнул на пол, тяжело дыша, закрыл глаза.

Юлия подошла ближе, провела по вьющимся волосам супруга, расстегнула одну пуговку его воротника, мягко погладила его виски, затылок, шею, напряжённые плечи. Август расслабленно прикрыл глаза, прижался щекой к её сухой и нежной руке. Юлия незаметно сняла напряжение осторожными и ласковыми касаниями, и головная боль, мучившая императора ещё с вечера, постепенно отступила.

— Империя на пути в пропасть, — прошептал светлейший, пока императрица перебирала его вьющиеся пряди. — На пути к обрыву. Нам нужны союзники, которых нет. Необходимо восстановить древний алтарь, и есть только один способ сделать это: вернуть часть Тьмы в источник и не позволить Свартрейну открыть очередной переход в Сайфаде. Если это произойдёт, вся Правь взлетит на воздух.

— Не тревожьтесь, — негромко ответила Юлия. — Всё непременно как-нибудь обойдётся. Конечно, зря вы согласились на заговор против сестры лорда Эйнара, теперь у вас нет союзников, но пройдёт время, и слухи станут сказками, а молва утихнет. Нужно ждать.

— Ты как всегда права, — Август неторопливым движением стянул вышитую накидку, и тёмные волосы императрицы водопадом рассыпались по плечам. — Я доверяю тебе, как никому другому. И поэтому пообещай мне одно.

Он взял её руку и приложил к своей груди. Сквозь плотную ткань туники и лацерны женщина почувствовала, как часто и рвано бьётся его сердце.

— Если Тьма всё-таки возьмёт надо мной верх, а это однажды случится, пообещай, что мою силу заберёшь ты, — он прижал её ладонь к груди крепче, так, что пальцы Юлии побелели. — Ты, а не это отродье Нави. Тогда ты сможешь закрыть переход и подарить Империи ещё немного времени. Пообещай…

Юлия испуганно вскинула на мужа чёрные глаза, полные слёз, и попыталась отдёрнуть руку, но он резким движением притянул её к себе, не дав вырваться.

— Нет! — вскрикнула она. — Я не смогу!

Сердце императора забилось чаще — она это почувствовала. Он побледнел, на виске напряжённо дёрнулась голубая жилка, крылья носа гневно дрогнули.

— Ты должна это сделать! И мне не будет больно, если я умру, отдав свою силу тебе!

Юлия в ужасе отшатнулась, упала на колени и умоляюще сложила руки перед собою.

— Нет! Прошу тебя!

Август схватил её за руку и рванул вверх. Женщина с трудом устояла на ногах. Щёки её были исчерчены мокрыми дорожками слёз, она задыхалась от всхлипов. Он обнял её — туника тут же намокла на груди. Сбивчивое, горячее дыхание Юлии обжигало хуже пламени.

— Обещай! — тихо, но твёрдо сказал Август. — Если любишь меня, обещай!

— Обещаю, — едва слышно прошептала Юлия куда-то ему в грудь. Он устало прикрыл глаза и прижался щекой к её волосам, пахнущим сандалом. Понемногу её плечи перестали вздрагивать от рыданий, дыхание стало ровнее и тише, только сердце билось с неимоверной быстротой.

* * *

В Кейне справляли Гвенндейр, праздник окончания зимы и начала весны, как будто бы начала новой жизни. Кит с позволения королевы Даны отменил утреннее заседание Совета, и всю первую половину дня жители города посвятили приготовлениям к празднику. В столицу приехали поселяне, торговцы и ремесленники из близлежащих сёл и деревенек. По специальному разрешению Совета Кейне на главной городской площади была открыта ярмарка, и Ренхольд будто сразу преобразился. Из окон домов виднелись свечи в круглых плошках, залитых окрашенным воском, что создавало иллюзию разноцветных огоньков. Между домами и воротами женщины и девушки развесили гирлянды из сухих веточек, цветов, деревянных и стеклянных бус и безделушек. День длился уже гораздо дольше, нежели в середине зимы, но тем не менее темнеть начало достаточно быстро.

В центре площади собирались музыканты, освобождали место для королевы и её свиты, которых почему-то всё не было и не было. Вся ребятня Ренхольда и хозяев ярмарки шумным, пёстрым, хохочущим потоком схлынула в угол площади между колоннами перед входом в здание Совета: Ярико показывал фокусы и немыслимые штуки с огнём. Держал на ладони огромный костёр, поджигал пушинки и подбрасывал их в воздух — и они, мягко кружась, медленно слетали на землю, чертил огненные рисунки, жонглировал горящими шарами, что вызывало безудержный восторг малышей и делало глаза похожими на круглые медные монетки у ребят постарше.

Сам Ярико развлекался, как мог, и через некоторое время начал исполнять просьбы ребятни, став в их глазах едва ли не волшебником из сказки. Особенно им понравился фокус с шарами, исчезающими в огне и снова появляющимися из ниоткуда. Ярико протянул руку в огонь, доставая очередной шар, и вдруг замер: в задних рядах стояла девушка в зелёном плаще и с лёгкой полуулыбкой смотрела на него. Ярико медленно вытянул шар из огня, уронил его в снег и, пообещав детишкам вернуться после танцев, пробрался сквозь пёструю толпу к девушке.

Почему-то он узнал её сразу, вернее, сразу понял, что это именно она, хотя никогда не видел её такой раньше. Достаточно высокая, почти одного роста с ним, зеленоглазая, как и он, со светло-русыми волосами, подхваченными с двух сторон зажимами, в зелёном холщовом платье и такого же цвета плаще.

— Ты… красивая, — наконец выдохнул он. — Очень красивая.

— Спасибо, — Сигрид осталась спокойна, и лёгкая тень улыбки стёрлась с её лица.

— Как ты вернула свой облик?

— Мастер Винд вернулся давеча ближе к ночи. Он сказал, что Хольд совершил не одно преступление и был наказан. Лорд Эйнар стёр ему память и забрал его внутреннюю Тьму. Получается, что для Тьмы он умер, а все заклятия теряют действие со смертью того, кто их накладывал.

Ярико не нашёлся, что ответить, и только молча кивнул. Сигрид задумчиво смотрела куда-то сквозь него.

— Что-то случилось?

— Нет, — девушка посмотрела на него снизу вверх, и Ярико вдруг заметил, что в глазах её стоят слёзы. — Ничего.

Не дожидаясь дальнейших расспросов, она обошла его и направилась куда-то в сторону торговых рядов. Ярико посмотрел ей вслед. Перед внутренним взором почему-то всё ещё стояли её красивые зелёные глаза, полные слёз.

Танцы начались как-то незаметно, сразу после ритуала: королева Дана надела венок на саженец яблони, провела руками по его ветвям, и деревце будто окутала светло-зелёная дымка: появились листочки. А потом заиграла музыка — рожки, свирели, дудочки, у кого-то в руках была лютня, у кого-то — гудок, гусли. Королева сняла корону и передала её кому-то из своих спутников, а сама слилась с толпой.

Праздник весны вдохнул жизнь в Ренхольд, почти полностью восстановившийся после нападения имперского войска. Вокруг горели огоньки, покачивались в такт мелодии гирлянды из цветов и веточек, повсюду пестрели яркие платья девушек, праздничные кафтаны и накидки юношей. Отец Совета с супругой тоже не пренебрегли случаем одеться красиво: на Райде было длинное алое платье с широким белоснежным поясом и шнуровкой на груди, а Кит надел яркий плащ с изящной вышивкой и круглой золотой фибулой.

— Идём, потанцуем, — Райда коснулась руки супруга и заглянула ему в лицо. Кит задумчиво улыбался, но мысли его были где-то далеко.

— Да какие уж мне танцы, с моей-то ногой, — усмехнулся он, приобняв жену за талию.

— Ты это говоришь каждый, каждый солнцеворот, — Райда улыбнулась и положила руки ему на плечи.

— Только ради тебя, — Кит подмигнул ей, и они вошли в круг танцующих.

Йала стоял рядом с Ольгердом и Сверре, насвистывая знакомую мелодию, которую исполняли музыканты. Через некоторое время Ярико, следивший за всеми танцами из-за его плеча, не выдержал:

— Мастер Йала, ради всех богов, перестаньте! Вы же ужасно врёте в ритме!

Сотник засмеялся, подтолкнул его в бок.

— А ты не стой со стариками, иди, пригласи девчонку потанцевать. У всех праздник, а у неё глаза на мокром месте.

— Какую девчонку? — нахмурился Ярико.

— Сам знаешь, какую, — усмехнулся Йала и продолжил насвистывать. Ярико, наконец, понял, осторожно пробрался к Сигрид, стоявшей спиной к танцующим, и тронул её за плечо. Она обернулась. По щекам её сползали слёзы.

— Ты всё-таки пришёл, — Сигрид робко улыбнулась.

— Ты всё-таки мне очень нравишься, — Ярико коснулся её руки. — А теперь, когда ты стала собой, — ещё больше. Идём?

— А как же твоя Славка?

Юноша ничего не ответил. Славка и чувства к ней остались где-то в далёком прошлом, он уже не был уверен, что и она осталась прежней, той самой доброй и наивной девчонкой, которая ему когда-то понравилась своей лёгкостью и непосредственностью. И отец, и мать всегда говорили, что жить нужно настоящим, а о прошлом долго тревожиться не стоит. Ярико и Сигрид присоединились к шумному хороводу. Музыка ненадолго оборвалась и тут же продолжилась после недолгой передышки играющих. Новая мелодия. Новая весна. Новая жизнь…

* * *

После суда прошло три седмицы. Хольд встал на ноги за несколько дней, и по распоряжению правителя его отослали в восстановлённую Ситху — учиться кожевенному делу. За пределы Земель Тумана выпускать его Эйнар запретил, хоть и понимал, что тот больше ничего не расскажет и не сделает, всё равно не хотел рисковать понапрасну.

Жизни и здоровью леди Регины больше ничто не угрожало, но она последнее время была очень задумчива, печальна, на вопросы отвечала иногда невпопад. Всё свободное от тренировок, дозоров и патрулей время Уилфред проводил с ней, и в замке его было не найти. Они вместе бродили по окрестностям, подолгу вдвоём гуляли на побережье. Уилфред никому и никогда не признавался в своих чувствах к сестре правителя, даже ей самой ни разу не говорил высоких и красивых фраз: просто не умел.

Но она чувствовала его любовь и заботу без всяких слов и только удивлялась про себя, почему не замечала этого раньше? Почему жила какими-то неясными мечтами и фантазиями о человеке, образ которого сама себе придумала? Почему искала счастье где-то вдали от себя, когда всё это время рядом был искренне любящий её человек? И если он ни разу не сказал об этом, то она должна была догадаться сама, но, с головой поглощённая влюблённостью в туманный образ Хольда, девушка не замечала простого, тёплого, настоящего чувства.

Уилфред никогда не был близок с ней, и пока она не могла говорить, он почти ничего о ней не знал, потому что не мог расспросить — так думалось самой Регине. Однако по чьему-то таинственному распоряжению её белая лошадка всегда была подкована в срок. Замковый портной приносил новые платья к праздникам и никогда не брал денег за работу, говоря, что за это уже заплачено. В покоях летом или весной она изредка обнаруживала маленькие букетики цветов, но ни о чём не догадывалась.

Вечер после попытки Витторио убить её стал переломным моментом. Уилфред оказался рядом в нужное время, если бы не он, её бы нашли нескоро: мало кому пришло бы в голову искать её у Хольда, хотя об их отношениях знали многие. Уилфред распорядился, чтобы преступника выследили и догнали до той поры, пока он не пересечёт границу Земель Тумана. И теперь всё время он спрашивал её о самочувствии и говорил, что у неё красивый голос.

Они стояли на скалах у побережья. Вечер выдался достаточно холодным, комендант поделился с девушкой своим плащом, и они случайно оказались в непосредственной близости друг от друга, потому что плащ был недостаточно широким, чтобы уместиться под ним вдвоём на расстоянии. Уилфред не обнимал свою спутницу, не брал за руку, старался не прикасаться особенно: знал, что сейчас от каждого прикосновения ей будет неприятно. Чтобы восстановиться, всегда нужно время.

Зима постепенно отступала, давая дорогу весне. Вечера стали длиннее и мягче, вьюги и метели поутихли, тонкий слой льда у побережья тронулся, кое-где растаял, а кое-где крупные обломки льдин ещё покачивались на сонных волнах. День клонился к закату, и нежно-багряные отблески солнца окрасили в розовый пушистые облака, горизонт и тихое, спокойное море. Пушистый снежок искрился под ногами, лёгкий морозный ветер перебирал пряди.

— Красиво, — заметил комендант, задумчиво глядя куда-то вдаль.

— Если бы не ты, я бы никогда больше не увидела закат, — тихо отозвалась девушка. И вдруг Уилфред отдал ей плащ, опустился перед ней на одно колено.

— Леди Регина, дочь Асгейра Мансфилда, окажешь ли ты мне честь, позволишь ли перед людьми, богами и стихиями назвать тебя супругой и, если великий ветер будет милостив, матерью моих детей?

Регина позволила себе робкую улыбку. На щеках её вспыхнул нежный румянец. Уилфред улыбался — почти впервые за много дней после возвращения из Империи.

— Да, — едва слышно выдохнула девушка. — По закону и нашему общему желанию я принимаю тебя как мужа и отца моих детей, если великий ветер будет милостив.

Уилфред поднялся и поцеловал её — осторожно, бережно, будто она могла растаять в хороводе ажурных снежинок. И в этом поцелуе смешались все когда-либо невысказанные слова, чувства, мечты. А закат догорал на темнеющем небе, и где-то вдалеке слышался глухой шёпот сонного северного моря.


Оглавление

  • Пролог
  • 1. Чужая жизнь
  • 2. Остролист
  • 3. Правитель Земель Тумана
  • 4. Замок Звёзд
  • 5. Тьма
  • 6. Леди Регина
  • 7. Ночной разговор
  • 8. Чёрная лента
  • 9. Снова в дороге
  • 10. Обряд
  • 11. Ночь в Вендане
  • 12. Наследница
  • 13. Твой выбор
  • Иллюстрации
  • 14. Не вспоминай
  • 15. Вести с границ
  • 16. Первое столкновение
  • 17. За всё нужно платить
  • 18. Сероглазая
  • 19. На вересковой пустоши
  • 20. Гроза надвигается
  • 21. На Западе тоже неспокойно
  • 22. Проводник
  • 23. Свет и Тьма
  • 24. Каждому — своё
  • 25. Восхождение. Явь
  • 26. Восхождение. Правь
  • 27. Письма лорда Эйнара
  • 28. Нет дыма без огня
  • 29. Прощай, Сайфад
  • 30. По дороге в Вендан
  • 31. Печали и радости
  • 32. О чём говорят за закрытой дверью
  • 33. Полукровка
  • Иллюстрации 2
  • 34. Помощник императора
  • 35. Суд и признание
  • 36. Зима кончается