Без дорог [Савва Александрович Иванов] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


САВВА ИВАНОВ БЕЗ ДОРОГ географические рассказы

*
Под редакцией X. Н. ХЕРСОНСКОГО


Художник Д. Б. ЛИОН


М., Географгиз, 1958

НА СПЛАВЕ

Среди безбрежных лесов и всхолмленных бездорожных равнин Приуралья, в самой восточной части Коми, на правом берегу спокойной реки Печоры расположилось старейшее село Саввиноборское. Как и все долинные поселения, оно вытянулось в линейку вдоль реки на отвоеванной у леса земле. Окруженное со всех сторон лесами, оно могло бы еще столетия спокойно дремать вдалеке от дорог и городов со своим натуральным хозяйством и древними староверческими законами жизни. Но первый пятилетний план индустриализации круто повернул колесо истории. Стране нужен был лес, и Печора ожила. Пробуждение Печорского края наступало бурно и бесповоротно.

Волна за волной следовали на Север экспедиций. Вместе с ними тянулись переселенцы, изыскатели и строители. Они оседали на Печоре по ее притокам — на лесоразработках, строительстве Камо-Печорского канала, на изысканиях трасс для будущих железных и шоссейных дорог.

На Адзьве в приполярном Урале был найден уголь. Исконные жители, комизыряне, чуждые староверческой религиозности, начали мечтать о будущих дорогах, фабриках и заводах. Комизырянская молодежь охотно знакомилась с пришлыми, внимательно присматривалась к невиданной раньше технике и, приобщаясь к новой социалистической культуре, выходила из повиновения старикам. Древний бытовой уклад староверов рушился. Старики же староверы косо смотрели на пришлых и поэтому еще строже следили за чистотой своих древних обрядов и двуперстных знамений.

Лес, лес и лес. Всюду лес — лес на корню, лес в штабелях, лес в плотах[1] и лотовках[2]. В самом начале тридцатых годов лесоразработки велись круглый год. В запанях[3] на притоках Печоры делалась сплотка[4] и плоты угонялись в низовья. В начале июля наступала межень[5]. Печора от Усть-Щугора до Троицка мелела и становилась непригодной для сплава плотов и даже лотовой. А сплавлять лес молем[6] не разрешалось, потому что в устье Печоры не было запани.

К этому времени переселенцы, «экспедиторы» и строители старались сплыть вниз к местам своих назначений на двух курсирующих по Печоре пароходах. Каюты и палубы были переполнены. А тот, кто не успевал примоститься на крыше или на ящиках и тюках у машинного отделения, сплывал на баржах или на купленных у староверов лодках. Драгоценного времени короткого приполярного лета никто терять не хотел. «Продвиг», как говорили «экспедиторы», был все. Стояние равносильно болезни.

Когда погоня за высокой водой прекращалась, наступал конец нашествиям на Печору. Между Щугором и Троицком воцарялось долгое затишье. Лесорубы, не торопясь, начинали готовить лес к сплаву будущего года, оставляя гнить на берегах кучи щепы, корья[7] и опилок. Иногда, в конце июля или начале августа, от летних дождей наступал короткий паводок, и тогда берега очищались водой от ненужного хлама. Но вода быстро спадала.

Связь между селениями поддерживалась только лодочной почтой, служебные телеграммы «из центра» и «в центр» передавались устно по телефону.

Во второй половине июля 1931 года дожди зарядили надолго. Бесконечные леса подернулись серой завесой. Темные облака низко нависли над землей, то проливаясь ливнями, то морося мелким беспросветным «ситничком»[8], от которого на сердце становится тоскливо и грустно. Белая приполярная ночь превратилась в серую и туманную. На берегу у Саввиноборского причала не было ни души. От непогоды все спрятались и целыми днями спали после шумной сплавной суеты. Даже тучи назойливых комаров и те попрятались от дождя. Только маленькая, недавно побеленная старинная церквушка со звонницей и голубыми куполами напоминала о том, что жизнь может пробудиться при первом ударе колокола.

Безудержный дождь и беспросветное небо сломили упорный труд сплавщиков. У самого берега, давно уже не дымя и без огней, стоял на обвисших чалках буксирный катерок. На берегу остались сваленные в груды концы стальных тросов вперемежку с толстым канатом. Почти на середине реки у отмели, которая тянулась с левого берега и песчаной косой уходила в воду, лежали обсохшие в межень многорядные плоты и лотовки: Их поверхность, то вспученная буграми, то вмятая, повторяла рельеф неровного песчаного дна. Только передние лотовки, чудом перескочившие через песчаный перекат, плавно покачивались на спокойной воде, будто хотели оторваться от