Зарницы над полигоном [Владимир Павлович Пищулин] (fb2) читать постранично

Зарницы над полигоном

ЗАРНИЦЫ НАД ПОЛИГОНОМ

1.

Жилой городок дивизиона взобрался на крутой берег речушки. И как бы ни петляла по лозняку лыжня, подполковник Назаров отовсюду видел то замершую над станцией наведения антенну, то шиферные крыши домиков и почти всегда вершины двух сосен. Глядя на них, Александр Кириллович частенько вспоминал пору своего детства. Иногда ему мерещились среди ветвей то куница, то белка. И тогда в нем просыпался охотник: перед глазами вставала тайга, слышался хруст веток и глуховатый голос деда:

— Стреляй же, разбойник!

Александр, затаив дыхание и еле удерживая тяжелое ружье в руках, старательно сажал зверька на мушку и бил без промаха. Дед не без гордости говорил всем, что у его внука твердая рука и меткий глаз. Осенью Александр ушел в тайгу на первую зимовку. И в колхозе о нем заговорили, как об опытном охотнике. И когда грянула война, он в числе первых был зачислен в состав стрелкового батальона. Однако сходить в атаку не пришлось: дорогой самолеты разбомбили состав, и Назаров получил ранение. Об этом стыдился рассказывать в госпитале и все рвался на фронт. Но получив назначение, он совсем огорчился. Только в пехоте, казалось ему, можно было ходить в атаку и сводить счеты с фашистами.

Бои на Львовщине, в Карпатах сделали из него опытного солдата. Он получил орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». Но вскоре был тяжело контужен. Долго в ушах стояла тишина, и только во сне он слышал пальбу пушек, рев танков и вой падающих снарядов. Он просыпался в холодном поту, и сразу все обрывалось. Видел, как ходили люди, подкатывали к госпиталю машины, о чем-то разговаривали между собой нянюшки, но все это Назаров воспринимал словно кадры немого фильма. Слух к нему возвращался постепенно. А когда Александр выздоровел, то занял свое место у орудия. Это было к началу Берлинской операции. Двенадцать тысяч выстрелов из одной пушки сделал гвардии старший сержант Назаров за годы войны, а последний выстрел он произвел по Берлину. С Запада в тот же год перебросили Назарова на Восток. И хотя довелось служить еще год, здесь он уже чувствовал себя как дома. А затем Назаров две зимы белковал в тайге, собирался на третью, да тут вызвал военком, усадил на стул и начал расспрашивать о жизни.

— Если говорить откровенно, не могу привыкнуть к тишине, — сознался Александр. — Выйду иной раз: кругом тихо, стрелять даже не хочется. Так и брожу по тайге.

Подполковник слушал фронтовика, понимал его и вполне разделял такие чувства.

— Что и говорить, Александр Кириллович, каждый по тишине соскучился, и все же, — тут он встал из-за стола, сдернул очки, задумался. — И все же, не везде зачехлили пушки. Газеты читаете, радио слушаете, так что обстановку представляете.

— Хорошо представляю, — ответил Назаров.

— Тогда долго и говорить не о чем. Мы — коммунисты и будем откровенны, армии нужны грамотные и опытные офицерские кадры. У вас есть время, подумайте.

Назаров встал, попрощался с подполковником и вышел. Вдали синела тайга, кое-где на деревьях появились желтые листья. Назаров зашел на вокзал, взял билет, но передумал ехать. До самого вечера он бродил по поселку, зачем-то приценивался к ружью в магазине, договорился взять щенка породистой лайки, побывал в заготконторе, но что бы ни делал он, все его мысли возвращались к разговору с военкомом.

«Если говорят надо, значит, надо, — рассуждал он. — Откажусь я, другой, третий, что же из этого будет?».

Уже поздно вечером он добрался домой, а утром явился к военкому во всей форме.

— Вот вам предписание, проездные, поедете в артиллерийское училище, — сказал подполковник.

Но судьба сложилась так, что Назарову уже в звании старшего лейтенанта вновь пришлось садиться за учебники, только теперь он изучал ракетную технику. С тех пор он связал с нею всю свою службу. Первые годы его перебрасывали с места на место, но потом, на удивление многим офицерам, он жил оседло.

Каждая яблонька и не попавшая под топор березка выросли на глазах Александра Кирилловича. Как-то, обходя дивизион и хозяйски прикидывая запланированные и еще не выполненные к зиме работы, он остановился у гаража, окинул взглядом легкую под шифером постройку и вспомнил стоявшие на этом месте палатки. В ту осень он еле добрался сюда на вездеходе. Люди сутками не выходили из кабин и вовремя подняли над дивизионом флаг боевого дежурства. Потом были стрельбы. Не раз дивизион получал призы, дипломы и кубки, в Ленинской комнате хранится осколок сбитой в первом бою мишени. Все это доставалось трудом. Да еще каким! Александр Кириллович не раз просыпался ночью от боли в сердце, долго скрывал от врачей, а когда встретился с ними, они прописали лекарства и прежде всего сказали:

— Вам нужен покой.

Возвращаясь домой, Назаров только улыбался и