Двойная переадресация (СИ) [Игорь Александрович Шилов] (fb2) читать онлайн

Игорь Шилов Двойная переадресация

ПРОЛОГ

Внутренняя область Солнечной системы — Земля. Подводная база планеты Метария. Три часа семнадцать минут, тридцать две секунды по местному времени.

— Невероятно! — безмолвно выкрикнул младший техник седьмого сектора обработки, безжалостно выпустив наружу волну охватившего его гнева.

Бледно-розовый свет, мягко окутывавший крохотное помещение, ярко вспыхнул, но почти сразу же вернулся в прежнее состояние. Оператор быстро взял себя в руки, хотя вспылить было из-за чего. За последние сорок шесть земных часов это пятый сбой в капсуле, ранее проявлявшей себя только с положительной стороны. Четыре предыдущих стоили ему долгожданного отпуска, урезания под ноль дополнительного, материального вознаграждения, окончательно похоронили слабую надежду на получение очередного звания и в конечном итоге довели до предупреждения от старшего куратора, за которым следовала неминуемая отправка на одну из планет горячей группы, с жуткими условиями работы и мало пригодным для нормального существования бытом. Настроившись на параметры взбунтовавшегося агрегата, мертвецки бледный двухметровый гигант, с бездонно-голубыми глазами блюдцами, вольготно расположившимися на огромной, тыквообразной голове, обнаружил прекращение перезагрузки тела аборигена на тех же самых тридцати семи процентах, что и в предыдущих четырёх случаях. Ситуация неординарная до такой степени, что информацию о ней уверенно можно отправлять в главный зал знаний родной планеты, не сомневаясь в том, что она будет по достоинству оценена старшим разумом, а его имя останется в истории вселенной навечно. Последствия же этого действия, поэтапно прописанного в должностной инструкции, не столь радужны. Работа на одном из газовых гигантов или того хуже, рядом с пылающим монстром, чьё формирование находится в зачаточном состоянии, это лишь малая часть «благодарности» теперешнего его руководства, уже обещанной ему в случае появления очередного сбоя. Стоит ли такая перспектива того, чтобы засветиться в двух строчках бесконечности, о которых, кроме узких специалистов, мало кто узнает? Сомнения в громадной голове метарианца прожили ровно столько, сколько просуществовал вылетевший на волю неконтролируемый всплеск эмоций, тем более «правильное» решение лежало практически на поверхности проблемы, породившей столько неприятностей для него.

Уродливая особь ещё не окончательно избавилась от насквозь пропитавшего её, словно пористую губку, раствора, а в очередной раз взбесившаяся капсула уже подавала в центральный пункт сбора информации сигналы о своей консервации на плановое, техническое обслуживание. Данные о последней поломке были полностью удалены, время приведено к предыдущим показателям, все жидкости слиты и лишь всё ещё приоткрытая верхняя панель говорила о том, что капсулой пользовались по назначение совсем недавно, но и она захлопнется через считанные мгновения, заставив всех безоговорочно поверить в правильность подаваемой в центр информации. Проверить, каким вариантом действий младший техник воспользовался, после очередного срыва, руководство не удосужилось, ну вот пускай теперь и пиняет на свою нерасторопность, а он устроит всё так, что концов ни один дознаватель, из тех что недавно посещали его, не обнаружит, при всём своём желании выслужиться перед грозным начальством.

Следы переработки биологических существ, в камере зачистки, при определённом старании и рвении, можно обнаружить даже после полной её дезинфекции. Методы контроля достигли небывалых высот, поэтому пользоваться ей, в данном случае, он не станет. Есть другой путь запутывания следов. Да, более хлопотный, но с такой степенью надёжности, при которой выявить пропажу образца будет не под силу никому из, непомерно разросшегося штата, сверх бдительной службы по надзору за персоналом.

Попасть в отсек утилизации отходов жизнедеятельности базы, та ещё проблема, а с волочащимся по полу местным уродцем, так и вовсе почти неразрешимая. Случись очередная поломка капсулы, как и все предыдущие, во время наивысшего режима функционирования подземной стоянки, нечего было бы и думать о проникновении в него. Повезло немыслимо, ну хотя бы в чём то. До начала бодрствования основной массы сотрудников время ещё есть. Он должен успеть. Обязан. Иначе семья его не поймёт. Благо персональный допуск позволяет заходить практически во все уголки этого огромного, не до конца им изученного, подземного сооружения, а как протащить вместе с собой второй источник опасности, мимо всевидящего ока центрального контролёра, он знает.

Приникнув огромным глазом к считывателю, сообразительный техник удалил из, подрагивающего негативными волнами сознания все посторонние мысли, настроив собственный разум на режим полного подчинения делу, ради которого прибыл сюда. Фиолетовый луч, на мгновение вырвавшийся из непримечательного, плоского устройства, привычно скользнул внутрь изучаемого объекта, достиг там, вживляемой при рождении любого жителя планеты, крохотной, многослойной пластины и не обнаружив в ней отклонений, дал пропуск на вход. Главный уровень обороны пройден. Осталось преодолеть второй рубеж, не представлявший для техника такого уровня препятствий, на пути к намеченной цели. Вцепившись в свою маслянистую ношу слабо натренированными, непомерно длинными, трёхпалыми руками, нарушитель режима прижал её к себе так крепко, на сколько хватало сил. Шаг, ещё один и вот они уже в проходе. Яркий свет ударил обоим по глазам. Медленно, так чтобы раздвоение личности и её половинчатый температурный режим не взволновали очередного неразумного контролёра, пошёл дальше. Шаг, ещё один. Вот и всё, он на месте. Можно сбросить ненужный, тяжёлый груз. Не зря всё таки его коллеги шепчут друг другу в уши, что любой, даже очень сложный, самый новый механизм можно привести в смятение и полностью вывести из строя. Надо лишь знать, где находятся его слабые места и иметь зашкаленное количество решимости на поступок, и тогда сбой в нём всё равно, рано или поздно, произойдёт. Впрочем, таким же образом можно воздействовать и на биологические объекты, но это уже не его вотчина, с ними пускай работают яйцеголовые, в последнее время возомнившие о себе чёрт знает что.

Определение параметров очередной порции мусора, размера его токсичности и секретность, транспортёр производил в соответствии с заданной программой. Не обнаружив в представленном экземпляре, каких либо вредных веществ, полностью исключив вероятность проникновения в него запрещённых к уничтожению предметов, автономный мусорщик использовал однослойную, растворимую в солёной воде плёнку и походя отправил ценный груз в свободный шлюз. Приглушённый хлопок. Частое мигание приборов, показывающих место выхода, время, оставшееся до превращения содержимого в обычный, местный шлак и скорость течения, с которым его будет относить от базы, режим секретности ещё никто не отменял. Вот и всё, многоходовая операция успешно завершена. Недоделанный гибрид уничтожен и даже если ему, по какому то невероятному стечению обстоятельств, удастся выжить, участь его всё рано предрешена. Этот слой не примет чужого, чужих нигде не любят. Да и ему самому осталось, всего ничего. Дата масштабной зачистки территорий давно определена.

ГЛАВА 1

Приоткрыв тяжёлые веки, всматривался в бледную синеву безоблачного неба до тех пор, пока неестественно выгнутую спину, до определённого момента живущую собственной жизнью, не скрутило такой острой болью, что аж в глазах потемнело и перед ними поплыли разноцветные, радужные круги. С трудом перевернулся на бок, потом кое как на грудь. Оказалось мучил меня не физический недуг, а обыкновенный, местами остро отточенный, средних размеров камень, отчего то решивший, что разломить мой позвоночник это ему на один зуб. Разглядывая его улыбнулся и тут же ощутил, как заныла нижняя губа. Несильно, но желание изменить позу всё же появилось. Попробовал привстать. Ладонями упёрся в гальку, приподнял спину. Отдышавшись встал на колени и в этот миг в животе вдруг так резануло, что внутренности были просто обязаны выкатить к горлу тяжёлый ком огромного размера. Так они и поступили, заодно притащив и другие, не очень приятные симптомы расстройства организма. Дыхание на время прекратилось, в глазах исчезла чёткость, на видимых предметах появилась необъяснимая рябь. Не стерпел. Одним махом выбросил наружу всё, что до этого находилось глубоко внутри. Сделав дело обессиленно упал на те же самые камни, едва увернувшись от только что появившегося на них. Снова лежал, но недолго, желание встать никуда не пропало. Присел, обняв руками ноги. Ощутив ползущие по телу крохотные ростки зарождающегося облегчения, зафиксировал его. На радостях приподнял плохо соображающую голову и посмотрел обильно слезившимися глазами прямо перед собой. Забавно. Впереди расстелается зеленовато-бирюзовая водная гладь, с прыгающими по ней яркими, солнечными бликами, где то вдалеке плавно переходящая в виденное ранее небо, высокое и чистое.

— Откуда здесь море?! — часто моргая влажными ресницами, соорудил я корявое восклицание, больше похожее на огромный вопрос.

Язык повиновался плохо, но среагировал не на него. Губу вновь скривило болью и я попытался остановить неприятное ощущение рукой. Оторвал её от колена, поднёс пальцы к лицу, погладил больное место и… И ничего не получил взамен. Легче не стало, зато определил, что с той стороны у меня обильно выделяется кровь, вязкая и ярко алая. От увиденного, словно по команде, по всему телу пробежала мелкая дрожь, голова ещё больше закружилась, к горлу снова подкатила резкая тошнота и я без сожаления выпустил её на волю, вместе со всем, что оставалось в желудке. Трясучка усилилась, поток мерзкой бурды казался нескончаемым, но остановился он также резко, как и пошёл. Отплевался, вдохнул полной грудью. Выдохнул, снова вдохнул, посмотрел вниз. От увиденного на камнях стало не по себе. Коричнево-жёлтая масса, произведённая мною на свет, поражала не только жутким окрасом, но и количеством. Меня вновь замутило и я повторил своё неблагородное занятие ещё раз, а затем ещё и ещё. К концу издевательств, сил никаких не осталось, внутренности сковал зимний холод, а по коже текла ледяная вода. Хотел снова упасть, но ощущение того, что вместе с резкой сменой температуры тела, пришла и долгожданная лёгкость, нарастало. В голове постепенно прояснялось, мысли выстраивались в ряд, позволив ей и соображать более рационально.

— Такое сожрать, даже в диком беспамятстве, никто бы не смог — выдал я плохо работавшим речевым аппаратом первое, за что зацепился затуманенный мозг.

Сосредоточившись, снова перевёл расфокусированный взгляд на воду, пытаясь встроить в логическую цепочку всё, что находилось рядом с ней. Море, солнце, позади каменистый берег, лишь начинающее набирать краски бездонное, синее небо, непотребная гадость, вывалившаяся плотными комками из моего живота и я — весь такой больной, и абсолютно голый.

— Что!? Голый!? — в ужасе прервал я размышления, чувствуя, как руки снова начинают холодеть.

Подпрыгнул вверх словно заводной, забыв о болячках и прочем дискомфорте, в очередной раз ощутив невероятную боль во всём теле и ужас в одуревшей голове. Выругался. Смачно и некрасиво. Однако сумел, преодолевая жесточайшее сопротивление затвердевших мышц, выпрямиться и устоять на ногах. Обрадовался этому и замер словно столб, каждой клеткой измученного организма ощущая небывалый прилив сил и радостное возбуждение его.

— Фу-у ты — выдохнул я воздух, тут же подтверждённый в нужных словах: — Полегчало. Твою мать.

С нереально выпрямленной спиной, почти не шевелясь, простоял очень долго, насласждаясь образовавшейся в голове лёгкостью и непонятно откуда взявшейся там, безразмерной пустотой. Впечатление было такое, что могу находится в этой позе вечно, но на время задремавшая совесть проснулась, руки сами собой потянулись к срединной конечности и стыдливо прикрыли её. Затёкшая шея заворочалась, голова закрутилась, а слезившиеся глаза тщательно обыскивали береговую линию, в поисках выхода из сложной жизненной ситуации и только ноги так и продолжали тупо стоять, не предпринимая никаких действий для общего блага. Осторожно приподнял левую ступню, мягко поставил её обратно. Потом тоже самое проделал с правой. Потоптался на месте. Двигаются. Хотя впечатление, что они давно этим не занимались, так и осталось при мне. Развернулся. Крутой, высокий, каменистый берег, частично освоен мелким кустарником, но его, в моём теперешнем состоянии, не преодолеть. Взобраться наверх прямо здесь не смогу, даже если меня сейчас кто нибудь увидит без штанов и рубахи.

Сделал огромное количество приставных шагов по гладким и не очень, камням, попутно подыскивая подходящие предметы, способные прикрыть мой обнажённый зад, прежде, чем обнаружил узкую тропинку, резво рвущуюся к густым зарослям на холме. Добрался до неё, так и не найдя ничего существенного для тела, но топать дальше без перерыва не сумел. Такая усталость на меня накатила, что хоть бери и снова падай. Отдышался стоя. Собрался с силами и ещё медленнее поковылял вперёд.

Подъём вымотал меня окончательно и, как только он закончился, я замертво свалился там, где и стоял. Не знаю сколько пролежал, пока мне снова стало не всё равно, в каком виде я купаюсь в пыли, лежа посередине пешеходной дороги, но желания мои вновь поменялись. Сцепив зубы, засунул остатки воли в правый кулак и на раз, два, три поднялся. На морально волевых прошёл ещё какое то количество шагов, цепляя зудящей кожей ветки деревьев, колючки неизвестных моей памяти кустов и растений, в кровь разбивая о камни ступни онемевших от боли ног. Топал до тех пор, пока мне на глаза не попалась крохотная, бледно-зелёная палатка. Нет, сперва я увидел брюки, почти чёрного цвета, плотно прижимающиеся к веткам маленького дерева, затем бело-серую майку, висевшую чуть ниже их и породившую в груди какое то странное чувство тепла, и горького сожаления, и лишь затем её, одиноко стоящую меж двух кривых сосен, видавшую виды, маленькую брезентовую постройку. Всё это время не переставал двигаться, медленно, экономя силы на последний рывок. Внутренний голос подсказывал, что останавливаться нельзя ни в коем случае, иначе упаду и ещё долго не встану. Шурша ногами о мелкие камни, наконец то добрался до одежды. Бессовестно сорвал её и без остановки вышел на ту же самую тропу. Прижимая к груди чужую майку со штанами, шёл очень долго, не понимая, куда и зачем.

Внешний вид привёл в порядок не сразу. Перед этим отдыхал около деревьев, безжалостно прогибая один из стволов и совершенно не заботясь о состоянии задней части собственного тела. Потом рассматривал, чего мне досталось во время воровства и определялся с тем, как его одевать. И только после этого, присев на грязную траву, я начал примерять обновки. Майку напялил легко и быстро, даже несмотря на её огромный размер, а вот с брюками пришлось повозиться, они упорно не хотели садится на мой чумазый зад. Потратил последние силы и массу грубых ругательств, прежде чем удалось всё совместить. Вставать снова на ноги, ни под каким предлогом не хотелось, а передвигаться по местности я давно уже не мог. Лёг на живот, отполз в кусты, подгрёб под голову какой то мусор, закрыл глаза и сразу обо всём забыл.

Не знаю сколько спал, но точно знаю, что проснулся от громкого, визгливого смеха, доносившегося с правой стороны. Ощущение было такое, что смеялись где то рядом, а может это просто так казалось. Слабый бриз резко усилился и ему было вполне под силу не только раскачивать скрывающие меня от посторонних глаз деревья, но и с лёгкостью перемещать на большие расстояния звуки, на самом деле возникающие очень далеко. Теперь с людьми встречаться можно и даже нужно, но я глаза с трудом открыл, а тут идти. Нет, не хочу, не встану. Смотрел перед собой и ни о чём не думал очень долго, пока не разглядел, как в направлении меня, чего то тащит муровей. Присмотрелся. Чего там у него? Букашка вроде. Ну и зачем она ему? Сожрать? Так съел бы прямо здесь, зачем так упираться? А он ползёт и тащит, или толкает мошку впереди себя. Упёртый, но со стороны всё равно смотрится странновато. Хотя, кто из нас не без странностей. Мне ли об этом не знать. Мысленно пожелал удачи представителю отряда перепончатокрылых и решил спокойным взглядом оценить, как выгляжу сам со стороны. Постанывая от боли, встал на ноги и первым делом посмотрел на брюки. Очередная странность. Почему то сейчас они выглядят ещё хуже, чем в первые мгновения нашего с ними знакомства и главное, на брюки, эти тонкие штаны, совсем не похожи. Короткие, колени висят, лямки почти оторвались и цвет неописуемо ужасный. Стряхнул травинки, убрал прилипшую грязь, расправил складки. Чуть лучше, но всё также — не красиво и не солидно. Махнул рукой с досады и перешёл на майку. Здесь напротив, лишняя длина и ширина не в пору. Снял. Взглянул. Да нет, не платье. Майка.

— Не повезло — сказал себе и вновь одел её.

Заправив верхнюю часть, доставшейся мне одежды, в штаны, закатал их почти по самые колени. Может и не очень симпатично, но наверняка лучше, чем было до этого. В таком виде, хотя бы в народ не стыдно выходить. Уверовав в свою частичную неотразимость, посмотрел по сторонам, вспоминая откуда сюда вышел. Сделал несколько шагов в нужном направлении, обнаружил тропинку, приведшую меня к мелким зарослям и медленно потопал по ней на звуки, так и продолжавшие доноситься с определённой стороны. Поначалу шёл медленно, жалея ноги, измученное тело и корчась от страшного жжения внутри, начавшего меня беспокоить ещё в самом начале пути. Но вскоре в животе разгорелось такое пламя, что я был вынужден резко увеличить темп и к маленькому пятачоку каменистой земли, без кустов и деревьев, не вышел, а выскочил, словно угорелый. Он был полностью занят палатками, длинным бревном, горевшим костром, мелким мусором и сидевшими рядом с ними людьми, так плотно, что места для одинокого путника на нём явно не хватало, при всём моём желании проникнуть туда. Остановился у кромки обиталища нескольких женщин и мужчин, и вложив в свой единственный вопрос остатки сил и воли, тихо спросил:

— Попить не дадите?

Жавшиеся к огню люди, как по команде, заткнулись и резко повернули свои лица ко мне. Я умоляюще посмотрел на ближайшего, низкорослого мужчину, играющего собственной лысиной с солнечным лучом и растянул болевшие губы в добродушной улыбке, которую только смог соорудить.

— Ручей там. Мы оттуда воду берём — ответил он не смущаясь, махнув рукой в сторону разгоравшегося костра.

В знак благодарности, кивнул ему головой. В два приёма развернулся и побрёл напрямик, через кусты. Внутри стало ещё хуже и жизни во мне осталось всего ничего.

— Странный какой то — донёсся до меня тонкий, женский голос.

— Из молодых, наверное. Они третий день гуляют и песни орут — в тон ему, сказал мужской.

Голоса лишь зафиксировал, не вникая в суть произнесённых слов. Меня сейчас даже колкие ветки, раздвигаемые собственными руками, почти не интересуют, а уж на колкости брошенные в спину, я и реагировать не хочу. Хочу только одного. Пить, долго и много.

Ручей был крохотным и вяло текущим, но яма, наверняка выкопанная людьми, давала возможность зачерпнуть воду руками и уткнуться в него с головой. Ладонями таскал холодную влагу долго, до тех самых пор, пока не раздулся живот. Только после этого остановился и почти сразу же засеменил в ближайшие кусты. Освободился там, от излишне принятого на грудь, вернулся и опять яростно вливал жидкость в рот. Чуть дальше обозначенного места меня ещё раз стошнило, смесью из выпитой воды и жуткого масла, непонятным образом попавшего в мой, отчаянно страдавший организм. Потом я снова пил и снова убегал, пытаясь оторваться от притягательного источника и лишь, когда вода окончательно во мне прижилась, он меня отпустил. Силы, в который уже раз, окончательно покинули моё ослабшее тело и я, почти в предобморочном состоянии, шаркая босыми ногами по острым камням, медленно побрёл к себе домой. Сколько там провалялся, толком не помню. Очнулся в кромешной темноте, с жуткой болью в голове и ощущением полного отсутствия жизни в приросшем к спине желудке. С трудом вырвавшись из бесконечного кошмара, преследовавшего меня из одного сновидения в другое, почти на звериных инстинктах снова добрался до ручья. Пил там долго и жадно, изредка останавливаясь, и прислушиваясь к себе. Резь в животе не прекращалась, хотя большого неудобства от неё, уже не ощущал. Привык, наверное. Желание, в очередной раз низвергнуться фонтаном, тоже пропало и это уже хорошо. Сколько то сидел у крохотной речки, а когда надоело поднялся и очень медленно потопал вниз. Туда, куда вело течение ручья. По дороге приметил ещё одно углубление. Пить больше не хотелось, но появилось острое желание смыть с себя весь вчерашний позор. Поход по лесным тропам, валяние в придорожной пыли, ночёвка под кустами, сыпавшими на меня сверху чёрт знает что, оставили неизгладимый след на моём измученном теле и, в ещё не до конца деградировавшем, самосознании. Потребность, как можно быстрее избавиться от чужеродного, липкого и омерзительного, не только внутри, но и снаружи, была нестерпимой и стойкой. Нырял головой в холодную воду, обтирался ей, где только мог, придавая телу свежесть и чистоту, но надолго меня не хватило, я быстро устал. Намаявшись, сел на мокрую землю и чуть было, прямо тут же, не уснул. Спохватившись, растёр лицо многофункциональной майкой, встал на ноги, отряхнул штаны. Сделал шаг и резко остановился, бросив взгляд на обнажённые ступни. Пострадали они сильно, а не ходить я не могу. Снова сел и в раннем, тусклом свете, попытался разобраться, что же там так болит. Левая имела три огромных пореза, синий ноготь на самом маленьком пальце и огромный синяк на боку. Правая пострадала чуть меньше, но и она не без основания гордилась глубокой дыркой на серой пятке, чем откровенно пользовалась, при попытке полноценно встать на неё.

— Без обуви, с потерей большей части внутренних резервов, в состоянии борьбы за собственное выживание — долго мне не протянуть — продемонстрировал я, почти полное восстановление органа, отвечавшего, в моём потрёпанном организме, почти за всё.

Разогнув, так и продолжавшую сопротивляться собственному хозяину, спину, со скрипом поднялся. Покрутил головой, ориентируясь на незнакомой местности, определил направление, откуда сюда пришёл и хромая сразу на обе ноги, побрёл к жилью, где нашёл уже сроднившиеся со мной штаны и майку. Чего по волосам то плакать… Если уж воровать, так лучше в одном месте. Остальным не так стыдно будет в глаза смотреть.

Найденная вскоре тропинка вывела меня прямиком к той самой, одиноко стоящей, палатке, что и в прошлый раз. Судьба видно такая у нас, с её беспечными обитателями, общаться рано утром. Росшие вокруг кусты, сегодня были девственно чисты. Судя по всему, на моё вчерашнее появление тут, отреагировали правильно, но не до конца. Обувь, в свободном доступе, имелась. Две пары странных, тряпичных кроссовок, на обычной, резиновой подошве, стояли по бокам от входа, плотно стянутого толстым жгутом. Взял те, что выглядели хуже и, когда то носили ярко красной цвет. Не скажу, что голубые совсем не нравились, наоборот они и ярче, и новее, но у них не мой размер. Обулся сразу, в палатке дрыхнут, их храп был слышен далеко.

— Совсем другое дело — шёпотом сказал я себе. — Мягко, сухо, почти чисто, а что ступня внутри болтается, так это ерунда.

Яркости, в постепенно просыпающемся новом дне, прибавилось. Ноги, получив внешнюю защиту, зашагали увереннее, так что обратная дорога к ручью приобрела характер неспешной и познавательной прогулки. Добравшись до него повторно промыл кровоточащие раны, провёл более внимательный осмотр их, поискал новые и удостоверившись, что хуже не стало, подложил в носки украденных кросовок сухой травы, обулся и в завершении всего, зашнуровал короткие шнурки.

— Так намного лучше — обрадованно высказался я в слух, радуясь постепенному восстановлению способности свободно передвигаться.

Отдышавшись от очередных нагрузок, пару раз нырнул головой, в принявшую более чёткие очертания яму с водой. Дождался, пока она там сменится и ещё раз напился, пожалуй уже впрок, и только после этого, не торопясь, отправился на очередные поиски людей. Появились в моём желудке новые симптомы. Нет, не такие, от которых требовалось срочно освободить его, а абсолютно противоположные. Мне нестерпимо захотелось чего нибудь забросить внутрь. Всё равно что, но срочно и много. Таких мест, где бы я мог утолить свой безудержный голод, в настоящий момент, мне известно всего два. Одно, снабдившее меня одеждой и обувью, и второе — давшее направление к воде. Первое, сегодня, уже посещал. Туда дорога закрыта. Иду к трём палаткам, в этом направлении топать ближе, да и вероятность разжиться там, чем то съестным, в три раза выше.

Запах костра уловил ещё на дальних подступах. Ветер порывисто дул в мою сторону, принося с собой остатки дыма и нотки незнакомых, более тонких раздражителей, приятно щекотавших ноздри и будоражащих ум. Желудок, в предчувствии возможности затариться, жалобно заурчал. В голове замелькали картинки из шашлыка, жаренных на костре перепелов, бараньей ножки или, на худой конец, грибов и помидоров. Прибавил шаг. Терпение кончалось, есть хотелось неимоверно. Какого же было моё разочарование, когда я обнаружил на плотно заставленной проплешине, лишь вяло горевший костерок, под сильно закопчённым, крохотным котелком, выпускающим вверх тонкие струйки белого пара. Ни намёка на что нибудь съедобное и ожидаемое. Расстроился до такой степени, что подойдя вплотную к огню, не сразу поздоровался с колдующим над ним, мужчиной. А разрешения присесть возле него, так и вовсе спросить забыл.

— Гуляешь? — ничего не дождавшись от меня, кроме краткого «здрасте», спросил хозяин котелка с водой.

— Угу — коротко бросил я и подумал, косо посматривая на него: — Лучше бы пожрать чего нибудь дал, чем вопросы дурацкие задавать, с утра пораньше.

Повертев огромной, деревянной ложкой в чумазом котелке, давно начавший стареть кашевар, поднёс её к собственному носу и к чему то настороженно принюхался. Затем, он же, аппетитно облизнул, крепко сидевший в руке предмет, чем то смачно почавкал, на мгновение замер и почти сразу же, кому то неведомому отрицательно покачал головой. Я ожидал продолжения его непонятных манипуляций, сглатывая вязкую слюну и надеясь на лучшее. Но он, вдруг, резко бросил свой поварской инструмент на примятую, местами выгоревшую на солнце траву и в несколько огромных прыжков достиг одной из палаток. Без раздумий и дополнительной подготовки нырнул туда, и исчез, чем обрадовал меня несказанно. Моя шея тут же потянулась к висящему над костром вареву, чего то же мужчина во рту жевал. Перед глазами предстало великолепное зрелище. Внутри котелка, мелкими пузырями булькала каша. Сливочно-жёлтого цвета, мягкой консистенции и рассыпчатых форм. Растопыренные пальцы моей правой ладони, словно самостоятельный организм, готовы были начать черпать её и запихивать в рот. Но разочарование нахлынуло так же быстро, как и преждевременная радость, всё с того же, левого бока. Контролирующий окружающую обстановку глаз, уловил очередное шевеление в палатке, откуда на него таращился пускай и плохо, но уже узнаваемый, тощий зад, одетый в непреглядные шаровары. Внутренний голос тут же остановил мой неконтролируемый, звериный порыв и напряжённые пальцы мгновенно обмякли. Рука, словно ошпаренная, дёрнулась и встала на место, плотно прижавшись к правому бедру. Шея тоже прекратила тянуться, трусливо вжавшись в плечи и делая вид, что её предусмотрительно отозвала голова. И только нос, так и продолжал ловить бесподобные ароматы, доносившиеся из старого котелка, ещё больше раззадоривая изнывающий от голдода, крохотный желудок.

— Кильку в томате будешь? — так некстати вернувшийся повар, о чём то незнакомом спросил у меня.

— Буду! — выпалил я, нисколько не сомневаясь, что речь идёт о еде.

Вскочив на ноги, выхватил у него блестящий и переливающийся на солнце, предмет, окаймлённый яркой, разноцветной бумажкой. Представляю, какой он на вкус, если столько в нём видимой красоты. Удивлению и разочарованию моему, не было предела, когда первый же укус предложенного мне блюда, чуть было не оставил меня без зубов. Скривившись от тупой боли я посмотрел на дарителя с такой ненавистью и готовностью убить его прямо сейчас, за неуместную шутку, что самому стало страшно, от забурлившего внутри негодования. Но выражение лица и непонимание, плескавшееся в глазах сидевшего напротив мужчины, в очередной раз остановили меня от необдуманного поступка.

— Ты чего? Нож же есть. Зачем зубами то? — спросил он таращась на происходящее, пожимая плечами и всем своим видом выказывая, высшую степень недоумения.

Несъедобное было умело вскрыто опытной рукой повара, обычным складным ножом, вынутым из кармана его зелёной куртки и через мгновение вновь оказалось у меня перед глазами.

— Что это? — с трудом сдерживая рвотные позывы, спросил я, разглядывая жёлто-буро-красную массу, очень напоминавшую причину моих вчерашних бед.

— Килька — ответили мне, приветливо улыбаясь — в томате. Там же написано. Читай, если на слово не веришь.

Повернул руку чуть влево, присмотрелся к бумажке, плотно прилегающей к «кильке» и замер от удивления, постепенно переходящего в ужас. С трудом сдержался, чтобы не кинуть коробку на землю. Стиснув зубы, аккуратно поставил её на траву, почти медленно, приподнялся на ватных ногах и что было сил рванул в ближайшие кусты, продираясь сквозь них без разбора. Бежал не меньше, чем меня рвало, делая то и другое долго, и обстоятельно. Выплёскивал из себя жидкость на ходу и стоя, в три погибели, и на карачках, хотя особо забрызгивать рыжую, чахлую траву, то и дело встречающуюся мне на пути, было нечем. Адская смесь, состоявшая из противной маслянистой массы, предложенной мне в качестве еды, вставала перед глазами раз за разом, не давая времени даже на краткосрочный перерыв. Желудок сжался до размеров напёрстка, лишившись всех запасов воды, сделанных мной с прицелом на будущее, а я всё старался и старался выдавить из себя неизвестно что. Голове потребовалась вся имеющаяся в её распоряжении фантазия, чтобы перебить всплывающую перед глазами картину, внезапно образовавшейся фобии. С трудом, но справился. Облегчение пришло. Однако победа оказалась пирровой. Когда мне уже начало казаться, что я снова готов к возвращению на пункт питания, приключилась новая напасть. Работавший на полную мозг выдал такое, отчего захотелось вновь приступить к обряду запугивания окружающего меня мира, ужасным, утробным рыком. Невзначай пришло понимание того, что я не улавливаю механизм, процесса чтения, как такового, при уверенном знании о его существовании. Надпись на бумажке, обнаруженная мной на «кильке в томате», была для меня ничем иным, как зашифрованным посланием неизвестных нашей цивилизации. Это же просто безумие какое то. Я знаю о существовании букв, уверен в том, что они легко складываются в слова и предложения, но понятия не имею, какая из закорючек, мельком выхваченных моими глазами, чего обозначает. Ну, а о том, чтобы воспроизвести их в звуковом варианте и речи быть не может. Мне тупо не понятно, как это делается. Хотя разговариваю и не только сам с собой, легко и непринуждённо. Стоило об этих нестыковках лишь немного подумать, как на смену желудочным коликам пришла резкая головная боль, настойчиво стучавшаяся во все щели черепной коробки и с легкостью выветривавшая там, робкие попытки чего либо нормально соображать. Стоя на четвереньках тяжело дышал, тёр виски руками, утирался огромной майкой, её удлинённый размер сейчас пришёлся, как нельзя кстати, мысленно уговаривая себя успокоиться, забыть всё странное и ненужное, ну хотя бы на какое то время. Вспомнил и о последствиях интоксикации, вызывающей у человека странные видения, и о временном помутнении рассудка, на почве физических или моральных расстройств. Проводил красивые параллели между этими событиями и моим, странным случаем. И помогло. Через какое то время я всё же сумел разогнуться, выравнять дыхание, встать на ноги и полноценно вздохнуть. Попутно обдумывая, что лучше: «Когда болит живот, выворачиваясь внутренностями наружу или нестерпимо раскалывается голова?». Сплюнув на землю остатки слюны, из онемевшего рта, решил: — «Уж лучше желудком маяться. Гадость из него вышла и всё, пришло облегчение. А вот мысли, просто так, выблевать не получится. Они крепко сидят в голове».

Восприняв моё возвращение, как что то само собой разумеющееся, мужчина, так и продолжавший сидеть у еле горевшего костра, лишь понимающе кивнул при нашей новой встрече и накидав в металлическую миску успешно доварившуюся кашу, всё так же, молча, протянул её мне. Ложки у меня, как и прежде, не было, но это никоим образом не могло служить помехой для проникновения исходящего жаром продукта, в мои исстрадавшиеся внутренности. Я лихо наклонил полученную тару и запросто влил в себя прекрасную на вид, запах и, как через мгновение выяснилось, на вкус, пищу, не имеющую в моей памяти, какого либо специального названия. Всё во мне тут же заурчало, замяукало и возрадовалось, унося далеко, далеко, все переживания и выверты злодейки судьбы. Ложка со временем появилась, но долго работать ей мне не довелось. Миска быстро опустела, а царапать металлом о металл не было ни сил, ни желания.

— Ещё дать? — поглядывая на меня исподлобья, спросил кашевар, заметив моё откровенное разочарование.

— Да — обрадованно ответил я.

Получив в руки новую порцию каши и уже имея в них предмет для культурного поглощения простенькой еды, я и вёл себя соответственно. Много в рот не клал, жевал медленно, со вкусом, горячее наспех не глотал, а кроме этого, изредка посматривал на сотрапезника, поддерживая довольной улыбкой образовавшуюся вокруг нас ауру взаимопонимания и почти родственной теплоты.

— Пловец? — закончив с очередной порцией каши, попавшей на его язык, спросил мужчина, заинтересованно поглядывая на мой, почти обнажённый, торс.

— Угу — невнятно пробурчал я, стараясь не стучать ложкой о миску.

— Я так и понял. Фигура у тебя соответствующая — снова обратился ко мне, он.

Пожал плечами. А что тут скажешь? У нас, у пловцов, у всех фигуры одинаковые и, на сколько помню, очень красивые.

— Вольник — со знанием дела уточнил, многопрофильный специалист.

— Брассист — на автомате ответил я, продолжая думать больше о каше, чем о вопросах отправленных мне.

— Разрядник — выдержав длинную паузу, должно быть для моего же блага, вновь спросил любознательный повар.

— КМС — как и прежде коротко, и почти не думая, сказал я. Открыто радуясь происходящим со мной переменам.

Дожевав последние крохи, поставил миску на траву. Припав на левый бок, облокотился на локоть и поглядывая на мало знакомого мужчину, умиротворённо удивлялся его неординарной способности разговаривать не разжимая губ.

— Эх парень — тихо говорил он, своим оригинальным способом. — Мне бы твои годы. Да я бы к этой заразе и не притронулся. КМС — какие перспективы впереди. А ты всё туда же. Проклятая водка, скольких нормальных мужиков сгубила. А скольких отправила на нары или того хуже, прямиком на тот свет. Вот, хотя бы взять наше последнее дело. Оно и то без неё не обошлось. Да, работа. Интересно, как там мужики? Справляются или снова после отпуска придётся всё самому разгребать?

— Я вообще то не пью — решил я не отмалчиваться, в столь длинном разговоре и ещё немного подумав, твёрдо скакзал: — Совсем.

— Чего? — взглянув на меня, спросил безжалостный критик неправильного образа жизни, наконец то зашевелив своими обветренными губами.

— Говорю, не пьющий — уточнил я, отчего то начавшим заплетаться языком.

— А-а — протянул мужчина и повернувшись ко мне спиной, тихо добавил: — Он что, мысли мои прочитал?

Накормивший меня человек ещё что то говорил, то громко, то совсем еле слышно, но я мало чего разбирал из его слов. Моя голова упорно клонилась на бок, пытаясь завалиться на траву. Сопротивляться сил не хватало. Да и, что я мог противопоставить закулисному сговору её, с объевшимся каши, желудком? Локтевой сустав? Ну так это, даже несмешно.

— Товарищ! Просыпайтесь! — громко кричал мне в правое ухо противный, визгливый женский голос. — Вас, наверное, уже потеряли. Скоро обед, а вы всё спите у нас!

Я с трудом разомкнул слипшиеся веки. Перед глазами всё та же трава, тот же самый психопат муравей. Опять гад упорно тащит чего то и снова прямиком в мою сторону. А вокруг тишина. Приснилось, что ли?

— Ну я же вижу, вы проснулись! — снова взвизгнуло над ухом. — Вставайте! Сколько можно лежать? Мы уже устали вас обходить.

Не показалось. Орут. Надо подыматься. Кто то действительно, стоя за спиной, упорно оплёвывает мою правую часть лица, не обращая внимания на элементарные приличия. Противно же. Ну, что за люди? Можно же, как то по другому разбудить. Подымался медленно, тело затекло, шея так и вовсе отказывалась разгибаться. Если бы не руки, по прежнему работавшие безотказно, мне ещё долго бы выговаривали про моё безответственное поведение.

— Ну чего, выспался? — спросил знакомый мужской голос.

Был он грубее и басистее, но теплоты в нём чувствовалось больше, чем в женском. Бывает же такое.

— Да, хорошо придавил — улыбнувшись приветливому лицу кашевара, добродушно ответил я.

— Обедать будешь? У нас, как раз супчик подоспел — поступило мне неожиданное предложение всё от того же, сердобольного мужчины.

На фоне предложений от плюющейся бабы, между прочим страшной, как атомная война, это выглядело словно луч солнца в ненастную погоду. Не удивительно, что на лице моём, самостоятельно образовалась широченная улыбка, дающая ответ без лишних слов.

— Ну, тогда двигайся ближе — усмехнулся мужчина. — Налью.

За обедом умеренно работал ложкой, налегая на, казавшийся всем остальным зачерствевшим, ароматный, чёрный хлеб. Мысли, обуявшие голову перед завтраком, успешно отгонял изучением плавающих в супе крупинок, разных по размеру, форме и содержанию. Возможно, очередное халявное кормление так и закончилось бы для меня серо, и буднично, не надумай я скрасить унылое поглядывание в миску, изучением лиц людей, сидевших напротив и по бокам. Первый же, пристальный, взгляд на физиономию будившей меня женщины, принёс колоссальное открытие, заставившее меня на время прекратить процесс жевания, местами, действительно, сильно затвердевшего хлеба. Рано постаревшая тётка, с красным, обветренным, веснушчатым лицом, уткнулась им в миску и медленно ковыряя там ложкой, тихо, не открывая рта, говорила обо мне:

— Свалился на нашу голову. Вовремя не отвадишь, так и будет ходить. Весь отпуск испортит. А Коля, тоже хорош. Ну, нравится тебе спасать малолеток от дурных компаний, так занимайся, никто же не против, но только на работе. Там, хотя бы, за это деньги платят.

Я вскользь взглянул на окружающих. Все спокойно работают с супом и бровью не поведут, в ответ на нелицеприятные высказывания их соседки, в мой адрес. Почти машинально посмотрел в сторону мужчины, которого назвали Колей. Он тоже сидит молча и с аппетитом уплетает собственную стряпню. Нет, ошибаюсь. Молча только на первый взгляд. Присмотревшись замечаю, что человек тоже бубнит, чего то себе под нос.

— Чего Катька привязалась к парню? Видно же сразу, за компанию пил. Да и не может он пить по настоящему, из спорта пробкой бы вылетел. Надо будет поговорить с ним по душам — улавливаю я, часть его длинной фразы.

Повернул голову к следующему персонажу. Им оказалась моложавая женщина, исподлобья поглядывающая на меня изучающим взглядом. Губы её застыли в небрежной ухмылке, не шевелятся, но я снова слышу её слабый, ласковый голосок.

— А мальчик симпатичный. Надо будет с ним пообщаться. Время ещё есть наладить контакт. А, что? Я же не женить его на себе собираюсь, а так, немного развлечься. И на кой чёрт я этого Борьку с собой позвала?

Краснея, сглотнул всё ещё вязкую слюну и попытался улыбнуться женщине, с глазами азартной кошки. В ответ получил не менее милую гримасу и новую порцию тихого, любовного бреда. Не нравиться мне всё это. Нет, лёгкий флирт меня не смущает, а вот остальное. Не могут люди говорить с закрытыми ртами. Не приспособлен у нас для такого счастья речевой аппарат. Или они не люди? Да, вроде бы, ничем от меня не отличаются. Голова, руки, ноги, жрать хотят, точно так же, как я. Ну, может быть самую малость поменьше, но этот недостаток всегда легко устранить. Не покормить три дня и всё, будут хавать не обращая внимания на этикет и содержание. Стоп, а с чего это я решил, что проблемы с ними? Не у меня ли появились отклонения со здоровьем? Ну, допустим с той же самой головой. Неспроста же она болела, словно расколотый орех. Может у меня начальная стадия шизофрении, или ещё хуже, какая нибудь зараза прицепилась, передающаяся не половым путём? А, человек ли я сам? Насколько знаю, нормальные люди чужие мысли читать не умеют. Со мной же происходит именно это, о чём сейчас говорю. Не соседи по обеденному столу, болтают не известным науке способом, а я, каким то странным образом слышу всё, что твориться у них в головах. Медленно поднялся, продолжая держать в руках миску и огромный кусок недоеденного хлеба. Вспомнив, что посуда не моя, снова присел и аккуратно поставил её на пожухлую травку.

— Спасибо за угощение. Всё было очень вкусно — проговорил без интонации, в очередной раз вставая и немного подумав, сообщил: — Пойду, пожалуй.

— Ну, раз наелся — глядя на меня снизу вверх, за всех ответил Коля.

— Да, спасибо. Не лезет больше — поблагодарил я его, персонально.

— Будет надобность, не стесняйся, заходи — предложил мне, всё тот же, очень добрый человек.

— Непременно — вежливо ответил я и скорым шагом направился к воде.

Освежиться мне сейчас не помешает. А ещё, есть у меня большое желание побыть одному и на досуге поразмышлять, раз уж голова заработала в полную силу, над всем непонятным и странным, что приключилось со мной за последние дни.

ГЛАВА 2

Жарко, но не душно. Спасает ветер, гоняющий барашки и приносящий прохладу от неокончательно прогревшейся, солёной воды. Медленно дожевал остаткичёрствого хлеба, якобы случайно прихваченного с чужого стола, помыл руки, сполоснул посвежевшее лицо. Стянув с себя безразмерную майку, соорудил на голове что то вроде чалмы. Закатал короткие брюки, доставшееся мне по случаю и одним махом скинув тряпичную обувь, сделал несколько решительных шагов вперёд. Зашёл в море примерно по колено, отыскал несильно скользкий камень, почти наполовину торчащий из воды, присел на него, огляделся и… И всё. Размышлять и думать о личной жизни моментально перехотелось. Ну, что изменится в моём положении прямо сейчас, если я вдруг сумею до чего то достучаться. Надо быть честным — ничего. Да и до чего можно достучаться, когда из самого сокровенного вспомнил только собственное имя, а те же отчество, фамилию, возраст, родных и прочие мелочи, имеющиеся у каждого нормального человека, смыло из головы словно огромной волной. Знаю, что должны они быть, но какие именно у меня, вспомнить не могу. О чём вообще можно рассуждать, когда я даже не представляю, как выглядет моё, местами поцарапанное, лицо. Догадываюсь, что оно симпатичное, кое кто об этом намекнул, ненавязчиво и еле слышно, но до какой степени, хоть убей не знаю.

— Да, невесело — отозвался я простыми словами, на ноющую, тупую внутреннюю боль.

А если посмотреть на ситуацию с другой стороны, то не такая она и бесперспективная. Сижу я на море, загараю, сыт, почти здоров, ногами болтаю в прохладной воде. Что может быть лучше? Подумаешь, память забарахлила. Желудок вон тоже, поначалу, как себя вёл. Но потом отпился, избавился от лишних накоплений и ожил. Не сразу и может не до самого конца, но двигается то он в верном направлении. Так и с головой будет. Надо только нагружать её мыслями постепенно, без желания вспомнить всё здесь и сейчас, и всё встанет на место. «Быстро только кошки родятся» — вдруг всплыла в мозгах очередная хрень, позволившая тут же принять правильное решение.

— Да пошло оно всё! — срывая с головы майку, крикнул я в меру штормившему морю и отчаянно бросился, на встречу ему.

Заплыл далеко, сил хватило. Дыхание у меня тяжёлое, но ровное, а это значит, что ещё не всё потеряно. Былую форму легко смогу восстановить. Вспомнить бы только, какая она была раньше и, где меня так быстро плавать научили, тогда бы было проще двигаться вперёд. Лежу на спине, отдыхаю и снова копаюсь в себе. Закрываю глаза и пытаюсь предствить какое у меня лицо. Знаю, что нос не картошкой и губы не ниткой, есть брови, ресницы, глаза и на макушке короткий ёжик густых, но неизвестных по цвету, волос. Частности, как у всех, но общая картина всё равно не складывается. Примерил на себя чужие лица, сегодня виденные мной. Нет, ничего достойного не вижу. Все пресные, в морщинах, у некоторых лысина на голове. Такого мне не надо. Ладно, пускай пока останется прежним — размытым и мутным пятном, с неясными краями. С таким похожу, с меня не убудет. Нырнул. Под водой умело развернулся, снова показался над водой и уверенными движениями погрёб поближе к суше. На первый раз хватит, начинаю уставать.

На камни выполз на подрагивающих ногах, но довольным и счастливым. Подобрал майку, растёрся. Вода действительно неокончательно прогрелась. Глазами отыскал место поровнее, дотопал до него и завалился на отъевшийся живот, с наслаждением впитывая им жар от прогретой на солнце гальки.

Нужные мысли пришли сами собой, а методику оценки своего незавидного положения, придумал на ходу. Для начала сгруппировал все «не», которых, к сожалению, оказалось в избытке. К примеру, я обсолютно не помню, каким образом оказался на берегу, как долго валялся на нём голым. Почти ничего не знаю о себе. Имя у меня красивое и это уже кое что, но его одного очень мало, чтобы вновь зажить старой жизнью. Была же такая у меня. С остальным ещё хуже. Всплывают рваные, кусочные воспоминания, о матери, отце, о каком то городе, высоких зданиях, о детском саде, почему то о синем горшке, об учёбе, причём в двух, разных местах. Помимо букв, прямо сейчас, обнаружил трудности с цифрами. Точно такие же. Знаю о них, помню о возможных действиях с ними, но попытка воспроизвести чего то мысленно или при помощи руки и камня, потерпела кровавое фиаско. Без толка сжимал острый булыжник с такой силой, корябая им по плоскому, что даже не заметил, как он до крови впился в мою ладонь. О чём ещё не помню? Наверное, о многом. Но знания об этом, наверняка, придут чуть позже, примерно так же, как и облегчение с животом. И, что сказать? Хреново, но не на столько критично, чтобы унывать. Не всё же я забыл, кое что знаю. Да, с «килькой» был косяк, но остальное: вода, еда, растительность, предметы быта — подвластны мне. Без букв и цифр, допустим, проживу, а вот забудь я, что такое каша или не дай бог, чем жажду утолить… И сколько бы тогда, здесь протянул? Вот то то и оно. Ещё, что в плюсе? Голоса чужие слышу. Да, есть у меня недостаток такой, который, всё же, больше плюс, чем минус. Не знаю как, но чувствую, что штука эта не совсем плохая и главное, неизвестна она никому. А плаваю, как. Ну, это просто песня. А кроме этого, я ещё могу…

— Молодой человек — прервал мои размышления, незнакомый голос. — Не желаете в шахматы сыграть?

Да, что за чёрт! Вот, только начал вспоминать и думать о хорошем, и снова всплыло, разное… Открыл глаза и повернулся. Странно, не было же рядом никого? А тут стоит. Ну, это ж надо, такой настрой и всё коту под хвост. Сажусь и прикрываю глаз ладонью. Мужчина средних лет и рост такой же. Одет почти, как я и выглядит культурно.

— В ша-хматы? Сыграть? — вытаскивая из памяти непонятное слово, певуче спрашиваю в ответ.

— В шахматы — передразнил меня незнакомец и тряхнул пару раз странной коробкой, крепко сидящей в его сильных руках.

— Ах, в шахматы — так и не сообразив, о чём идёт речь, закивал я головой. — Нет, спасибо. Я не умею.

— Это даже лучше, что не умеете! — обрадовался мужчина и без приглашения сел напротив меня. — За десять минут я обучу вас не хитрым премудростям, а потом мы доставим друг другу массу положительных эмоций, плавно переходящих в море удовольствия.

— Что вы имеете ввиду? — насторожился я от его последних слов, уловив внутри себя какую то неясную нервозность.

— Всё очень просто. Вы получаете знания, а я соперника, не имеющего ни единого шанса меня обыграть.

— А-а, вы в этом смысле — успокоился я. — Ну что ж, давайте сыграем, в ваши шахматы. Почему бы и нет. Знания мне, сейчас, пригодятся.

— Виктор Иванович — получив согласие на обучение, представился мужчина и протянул вперёд ладонь.

— Антон — отрекомендовался я, схватив её своей.

Играть в шахматы мне не понравилось. Игра скучная и мало интересная. Нет, в самом начале было ещё ничего. Я жадно впитывал в себя незнакомые слова, запоминал красивые фигуры. Узнал о цифрах, от одного до восьми. Понял, что не имею понятия о времени, о странных буквах, нарисованных чёрной краской на деревянной доске. О чужеродности последних, кстати, так прямо и заявил собеседнику, ещё до начала игры.

— А это, что за закорючки стоят и для чего они тут — ткнул я пальцем в противоположную от цифр сторону, плоской коробки.

— Антон, вы что, меня разыгрываете? — с нескрываемым подозрением поглядывая в мои, быстро моргающие глаза, спросил мужчина и тут же пояснил: — Это же буквы из английского алфавита. Неужели вы сталкиваетесь с ними впервые?

Промолчал, нервно дёрнув плечами. Легко смеяться над человеком, хорошо помнящим только последние два дня. Расставили фигуры, постепенно перешли к игре и, как высказался мой новый знакомый, к форменному издевательству над личностью. Узнав двадцать минут назад, если верить, ощущениям Виктора Ивановича, что такое: король, ферзь, ладья, слон, конь и пешка, а главное поняв, как ими ставить шах и мат, я, в первой же партии, указал моему добровольному учителю его законное место, в длинной иерархии шахматистов. Легко и почти непринуждённо помог оппоненту понять, как выглядит настоящий мат, ровно на двадцать седьмом ходу вяло текущей игры, по подсчётам всё того же, более образованного мужчины. В последующих пяти, конечный результат ниших с ним молчаливых сражений, также не изменился. Хотя, как заявил Виктор Иванович и они прошли в упорной, и бескомпромиссной борьбе. Ну, ему виднее. По окончании мыслительного марафона, поверженный мной соперник выглядел подавленным и расстроенным, но вместе с тем он был и сильно поражён моими скромными способностями, правда верить в мою искренность отказывался на отрез.

— Антон — говорил он мне. — Сознайтесь. Вы меня разыграли? Никогда не поверю, чтобы человек, впервые севший за шахматную доску, смог бы обыграть шахматиста с таким стажем, как у меня.

— Виктор Иванович — возмущался я. — Да, как бы я мог себе такое позволить? И мыслей таких не держал.

— Ну, тогда я совсем ничего не понимаю. Либо у вас дар, равный самому Алёхину, либо…

— Нет и нет. Можете меня считать кем угодно, но я вас не обманываю — прервал его я. — А главное, зачем мне это нужно?

Мы сыграли ещё пять партий, потратив на них немного больше времени, чем на предыдущие. Соперник решил взять меня измором, но и это ему не помогло. Напротив, чем дольше мы играли, те увереннее чувствовал себя я. Самые первые выигрывал с помощью способности читать чужие мысли, до этого времени казавшейся мне опасной и не очень нужной, а последние почти не пользовался ей. Моя голова работала, как никогда легко и быстро. Не прилагая больших усилий, просчитывал в уме такое количество всевозможных комбинаций, что порой самому казалось — я настоящий вундеркинд. А последние три играл почти не глядя на доску, возвращался к ней лишь для того, чтобы передвинуть одну из фигур. Приелось. Когда же и они были закончены, сказал обозлённому, на весь белый свет, сопернику, своё категоричное «нет», сославшись на невозможность уделить ему и пяти минут своего драгоценного времени, правда клятвенно пообещав, что встречусь с ним завтра, и, возможно, даже прямо с утра.

Времени на шахматиста потратил прилично. Не могу сказать сколько конкретно, но солнце, на момент моего ухода из узкой, прибрежной зоны, всем своим видом показывало, что скоро завалится за горизонт. Хотелось срочно напиться и по возможности, чего то пожрать. За водой прогулялся к местной речке, заполнил там желудок, почти до упора. Потом сбегал к месту прошлой ночёвки и, как смог, облагородил его. Поискал, чем ещё можно было бы заняться, но отвлечь голову от еды так и не сумел. Есть меньше не хотелось и плюнув на предрассудки прикинул, у кого можно было бы, хотя бы чуть чуть, подхарчиться. Идти к дяде Коле? Совесть не позволяет и Катька его не велит. К палатке, где майку забрал? Так там мою боль точно не поймут. Искать шахматиста? А, где и когда? Темнеет быстро и нужен более реальный вариант.

Так называемый молодёжный лагерь, о котором знал лишь понаслышке, был найден мной в мало пригодных, для проживания такого количества людей, зарослях. Вышел на него ориентируясь на звук, изредка повисавший над густо заросшим пригорком, с множеством узких тропинок, ведущих наверх. В центре временного поселения нашёлся крохотный, полностью свободный от растительности, пятачок, вокруг которого, на разном расстоянии, было натыкано семь одинаковых, как сёстры близнецы, палаток. Большую его часть занимал огромный костёр и окружившие огонь люди. Шесть лиц мужского пола, с длинными неухоженными волосами, чуть ли не до плеч и пять женского, выглядевшие более привлекательно, но не на столько, чтобы можно было ими любоваться. Один из сидельцев, узкоплечий парень в майке, почти такой же, как и у меня, бодро играл на гитаре, и о чём то громко пел. Остальные внимательно слушали его, но в определённый момент нестройно вливались в общий хор, без меры горланя простенькие слова на всю близлежащую округу. Ни мотив, ни те самые слова песни, меня не интересовали. Не за этим пришёл сюда. Порыскал глазами по полянке, ничего съестного на ней нет. Предметов, похожих на котелок, миску или хотя бы ложку, не видно, одни кружки сиротливо стоят на земле. Пить не хочу. Выходит и ловить мне здесь совсем нечего. Потоптался на месте, стараясь не привлекать к себе внимания хозяев и засобирался в обратную дорогу, но весёлый гитарист вдруг резко прекратил свои завывания, и проорал во всё горло:

— Ребята! У нас ещё один гость! А ну, тащи и его сюда!

Согласно закона о гостеприимстве, меня тут же схватили за грудки, чуть было не превратив мою великолепную майку в рваную тряпку. Принудительно усадили рядом с широко улыбающимся певцом, сунули в руки грязную кружку, налили туда тёмно красной жидкости из зелёной, на половину опорожнённой бутылки и провозгласили тост: — «За встречу». Все дружно вылили в себя содержимое из своих кружек и моментально забыв обо мне, продолжили одиночные, и хоровые пения. Я же никуда не торопился. Пить и есть, что попало в руки, перестал после встречи, так и продолжавших болеть, зубов с железной килькой, некоторое время назад. А петь… Не знаю, пока такого желания у меня не появилось. Оценив по запаху качество напитка, влил несколько капель в себя и тут же выплюнул их обратно. Вот гадость, так гадость. Как такое можно употреблять? Незаметно, чтобы не расстраивать принимающую сторону, опорожнил ёмкость, аккуратно вылив содержимое себе за спину и поставил кружку обратно, на землю, рядом с ещё двумя, точно такими же. Опа! А это, что такое? Почему сразу его не заметил? На расстоянии вытянутой руки, лёжа прямо перед гитаристом, сверкала горка конфет, в блестящей, жёлто зелёной обёртке. Схватил одну и развернул. Не каша, но жуётся.

Вечерело. Народ продолжал горланить песни, громко спорить, о чём то тихо говорить. Я тоже не сидел сиднем и, по мере сил, участвовал в празднике. Монотонно подъедал жутко сладкие и липнущие к зубам конфеты, приветливо улыбался девчонкам, обнимал любимца публики, певца. Хорошо тут. Ещё бы кормили, как следует и можно было бы подумать о переезде сюда навсегда.

Проснулся с хорошим настроением и твёрдой решимостью, во всём досконально разобраться. Сейчас пойду и спрошу кого нибудь: — Чего мне делать? Расскажу всё, как есть. Откровенно поведаю о своей не простой ситуации. Попрошу, чтобы помогли выяснить: откуда я сюда попал, где мой дом, кто мои родители, есть ли у меня родственники, как моя фамилия и обязательно напомнили… Стоп. А чего это я, так раздухарился? С чем ещё, собственно говоря, мне нужно разобраться? С тем, что буквы забыл и цифры? Не знаю, какой сейчас день недели, месяц и год. С тем, что металлические предметы нормальные люди жрать никогда не будут? Так про это лучше помалкивать. Дырявая память об этом конкретно предупреждает: — «Таким дебилам место в дурке».

— И, что тогда делать? — в который уже раз, спросил я себя в слух. — В дурдом не хочу. На опыты сдаться? Я что, баран ничего не соображающий?

Настроение резко упало. Достал припрятанные ночью конфеты и на скорую руку позавтракал остатками «раскошного» дня. Давился, но жрал. Силы мне сегодня понадобятся. Никуда я не пойду. Жаловаться никому не стану и ни с кем своей бедой делиться не буду. Чувство какое то нехорошее по этому поводу возникает. Впечатление такое, что ничем хорошим, обсуждение моих странностей, не закончится. Сам выпутаюсь из этой истории. Сам в неё вляпался, самому её и разруливать.

Шаркающим шагом обиженного ребёнка, неспешно добрался до ручья, напился холодной воды, помылся по пояс, начало казаться, что от меня не очень эстетично попахивает и медленно потопал в сторону моря. А куда ещё?

Виктор Иванович ожидал меня на старом месте. И, когда только успел? Остальные, насколько заметил, проходя мимо чужих палаток, ещё спят. Даже в Колиной вотчине тишь и благодать.

— Здравствуйте Антон! — радостно поприветствовал меня напарник по незамысловатой игре. — А я уже начал подумывать, что вы не придёте.

— Так вроде рано ещё? — посмотрев в сторону солнца, спросил я.

— Какой рано!? — возмутился шахматист, взглянув на предмет, закреплённый на его левой руке. — Уже шесть двадцать пять. Нормальные люди давно на ногах!

Что такое шесть и пять я понял хорошо, а на счёт «двадцать», у меня остались некоторые сомнения, точно такие же, как и по поводу охватившего запястье Виктора Ивановича, предмета.

— А, что это у вас на руке? — спросил я его, немного стесняясь вопроса.

— Полёт — небрежно бросил он и предложил. — Ну что, сыграем?

— Давайте — нехотя согласился, получив в ответ очередную головоломку. Что ещё за «полёт» такой?

— Сегодня я намерен дать вам бой. Вчера, проанализировал своё поражение и пришёл к выводу, что допустил ошибку в самом начале. Настраивался на ничего не знающего соперника, а вышло совсем наоборот. Но сегодня вы меня врасплох не застанете — расставляя фигуры, радостно тараторил мужчина.

Спокойно отыграли три партии, а потом Виктор Иванович словно взбесился. Нет, вслух он мне ничего не говорил, но мысленно костерил на чём свет стоит. Сперва я улыбался, почти незаметной улыбкой, а на седьмой партии забеспокоился. Так он себя, чего доброго и до инфаркта доведёт, из-за какой то ерунды. Поглядывая на его мучения, я в конце концов не выдержал и высказался обо всём, что слышал в свой адрес, тоже мысленно, конечно.

— Виктор Иванович! Ну нельзя же так! Сердце надорвёте. И из-за чего? Научили сопляка на свою голову? И, что? А вы подойдите к этому вопросу с другой стороны. Думайте о том, что именно вы научили этого сопляка! И никто другой. Радуйтесь, что ваш ученик достиг таких невероятных успехов. Я же ваша гордость. Ваш личный успех!

Упорно продолжая, чего то там сооружать у себя в голове, в ответ на недружественные пассажи горе учителя, удивлённо наблюдал за тем, как напарник по игре, словно по велению дохлой рыбки, реагировал на мои незамысловатые выражения. Он мысленно начал повторять их, почти слово в слово, постепенно успокаиваясь и переходя совершенно в другое состояние. Сказать, что я был удивлён, значит ничего не сказать. Я был поражён, ошарашен, сбит с толку, размазан по стенке и стекал по ней в грязную, маслянистую лужу. Это, что же сейчас такое произошло? Он что, услышал меня? Или просто звёзды так встали? Взял себя в руки, при этом не забывая делать правильные ходы и ради смеха попросил моего, много уважаемого учителя, по такой замечательной игре, почесать у себя за ухом. Потом потребовал погладить подбородок, макушку, живот и напоследок, ну нет у меня совести, совсем, поковыряться в носу. Шок! Все команды были выполнены в сжатые сроки и без малейшего отклонения. Меня затошнило. Нет, не от перенапряжения или эйфории. Мне банально хотелось блевать от сожранных, вчера и сегодня утром, конфет. Удивление от происходящего отошло на второй план.

— Виктор Иванович — с мольбой в голосе, мысленно произнёс я. — Не дайте умереть человеку. Покормите меня, хоть чем нибудь.

— Антон. А вы случайно не голодны? Завтракали сегодня? — тут же спросил подопытный. — Что то вы выглядите неважнецки.

— Если честно — нет. Не завтракал. Да и ужин пришлось пропустить — радостно сказал я. — С деньгами напряг. Не рассчитал немного, вот и экономлю на еде.

— А ну ка, вставайте! — смахнув рукой почти проигранную партию, сурово сказал мужчина. — У меня конечно разносолов нет, но уж чаем с сухарями я вас напоить сумею.

— Бинго! Я вытянул счастливый билет! Голодная смерть мне теперь не грозит! И чего это я раньше не попробовал просить милостыню, с применением потусторонних сил? — радовался и спрашивал себя о вещах, лежащих почти на самой поверхности.

Виктор Иванович с трудом дотягивал до моего плеча и мне приходилось наклонять голову, чтобы разглядеть щетинистое, скуластое лицо, когда он упрямо твердил о моём таланте, о необходимости сегодня же приступить к ежедневным занятиям шахматами и его готовности выступить в качестве моего внештатного тренера. Я даже не кивал головой, просто смотрел, слушал и молчал. Какие шахматы? Какой тренер? Меня вот вот вывернет наизнанку, а мне тут пытаются втолкать в уши, что я талант.

На моё счастье, сожители шахматиста по временному пристанищу, были уже на ногах и к нашему приходу успели вскипятить чайник. Кандидату в тренеры оставалось лишь бросить мне к кружку щепотку заварки, налить туда горячей воды и вывалить на газету пару сухарей. Я успел сделать несколько живительных глотков обжигающего напитка прежде, чем меня представили и предложили познакомиться с двумя мужчинами приятной наружности, имеющими в своём распоряжении такие проницательные глаза, от которых хотелось либо задружиться с ними на веки вечные, либо не встречаться больше никогда.

— Значит, тот самый Антон? — протягивая мне руку, сказал один из них и сразу же назвался: — Петр Сергеевич.

— Аркадий — просто озвучил своё имя другой, хотя возраст его ничем не отличался от возраста его приятелей.

— Антон — кивнул я обоим, пожав крепкую ладонь первого.

— Так что, неужто действительно, самородок? — обращаясь к пришедшему вместе со мной мужчине, спросил Пётр Сергеевич.

— Можешь сам убедится! — чему то возмутился Виктор Иванович и высыпав шахматные фигуры на песок, перемешанный с каменной крошкой, принялся их расставлять на доске.

— Да, погоди ты — остановил его Аркадий. — Ты сначала гостя накорми, а потом в печь сажай. Видишь парень чуть ли не давится. Открой ему лучше паштета банку, что ли. Чего одними сухарями пичкаешь?

День удался на славу. Два завтрака, обед из трёх блюд, три перекуса и плитка шоколада «Особый», выигранная на спор. Мог ли я о таком мечтать утром? Между прочим, название сладкого продукта я с гордостью прочитал сам. Научился это делать. Виктор Иванович, ближе к ужину, после моих феерических выступлений, заведших его друзей в эмоциональный тупик, извлёк из недр своей крохотной палатки тонкую брошюру и попытался всучить её мне. Для изучения. Кое как отбился, сославшись на отсутствие в нашем лагере света. Тогда наставник сам решил меня приобщить к решению шахматных задач, зачитав нудное вступление какого то гроссмейстера, чтобы нерадивого ученика, что называется проняло. Меня и проняло. С первых строк я следил за словами, написанными на бумаге и ловил их на слух. Мужчина читал с выражением и интонацией, а мой мозг, без особых усилий, фиксировал, какая из букв, как произносится. Трёх страниц убористого текст мне хватило, чтобы изучить алфавит русского языка полностью, я на это надеюсь. Во всяком случае, сохранённых в памяти букв было достаточно, чтобы прочесть пару строк самостоятельно. Не знаю, всегда ли был таким внимательным, но скоростная обучаемость меня крепко обрадовала, ещё бы с цифрами, так же быстро разобраться и можно считать, часть скользких вопросов, выданных самому себе, отпала. А там глядишь голова, или счастливый случай и всё остальное восстановят.

Общим голосованием, по очереди обыгранные мужчины, оставили меня ночевать у себя. Засиделись допоздна, а бродить впотьмах, по узким тропинкам и скалистому берегу, они мне не позволили. Не захотели губить талант в таком юном возрасте. Аркадий презентовал мне надувной матрац, Виктор Иванович выделил от своих щедрот шерстяное одеяло, не остался в стороне и Пётр Сергеевич, открывший к ужину металлическую банку консервов, теперь я знаю — это так называется, с шикарной надписью «Крабы», и заставил меня в полном одиночестве слопать её содержимое. Внутренности банки совсем не походили на кильку и я с аппетитом умял крабов, повышающих интеллект и ещё чего то там, если верить словам дарителя.

Перед сном люди, лежавшие под тряпичными крышами, очень долго болтали и не только обо мне, и моих феноменальных способностях. Говорили про последний съезд партии, про доклад генерального секретаря, товарища Кунаева, про смену генеральной линии, о своих впечатлениях от всего этого. Интересно было их слушать или нет? Однозначного ответа, у меня, не имеется. С одной стороны услышал порядочно нового, с другой убедился, как много не помню. Ни съезд, ни КПСС, ни товарищ Кунаев, в знакомых у меня не числились. И то и другое воспринял, как данность, отложил в голове, и со спокойной душой заснул, с огромной надеждой на светлое завтра.

Новый день принёс новые знакомства и массу положительных впечатлений. Предприимчивый Аркадий узнав, от Виктора Ивановича, о моём бедственном финансовом положении предложил мне немного подзаработать, головой. Сопротивляться не было никакого резона. Нет, я могу вечно питаться у этих мужчин, зная, что сумею сделать так, чтобы мне не отказали. Но смогут ли они вечно жить на этом берегу, при том, что отпуск у них всего двадцать четыре дня и часть его уже безвозвратно потрачена.

— Я не против. А, где? — с готовностью принял я заманчивое предложение.

— Поведём тебя в гости, к любителям острых ощущений — обозначил Аркадий маршрут нашего движения.

— К Жорику? — спросил его Виктор Иванович.

— К нему родимому — утвердительно кивнув головой, ответил мужчина.

— Так они вроде только в преферанс играют? — встрял в разговор Пётр Сергеевич и спросил меня: — Ты как, могёшь в него?

— А, что это? — не понимая о чём идёт речь, уточнился я.

— Понятно — ответил интересующийся, не вдаваясь в подробности.

— В шахматы там тоже играют, я видел — успокоил всех Аркадий. — Есть у них любители. Наша главная задача наживку забросить, а там Антоха им покажет, почём фунт изюма. Пару человек мы точно заманим. Крохи конечно, но парню и это в радость.

Шли долго. Петляли и по возвышенности, и к воде два раза приходилось спускаться, но добрались без происшествий. Очередной мужской коллектив насчитывал семь человек и имел массу внешних отличий о того, что приютил меня на ночь. Во первых люди были здесь сплошь плотного телосложения, как на подбор, во вторых палатки у них были неодинакового, бледно зелёного цвета, что при общей скудости цветовой гаммы сразу же бросалось в глаза. Две ярко оранжевые, столько же голубого и три солнечно жёлтых, украшали собой ничем не примечательный уголок природы. А ещё местные жители имели очень бледный вид, в отличии от тех, с кем я пришёл. Почти такой же, как и у меня, хотя проживали они на берегу моря, далеко не первый день.

— Привет честной компании! — поздоровался Аркадий с хозяевами. — Гостей принимаете?

— Гости? С утра? Это же нонсенс, Аркаша! — ответил ему, один из них.

— Так мы не с пустыми руками Жора — возмутился мой знакомый и вытащил из тряпичного пакета бутылку, очень похожую на ту из которой мне наливали одним погожим вечерком.

— Проходи — широко раздвинув руки и улыбаясь, пригласил его возмущавшийся до этого, мужчина.

Бутылку разлили на девятерых человек. Виктор Иванович не пил вообще, а меня разливающий проигнорировал, но в обиде на Аркадия я не был. Пробовал уже эту гадость. Спасибо. Больше не хочется. Опорожнив кружки и странные раздвижные стаканчики, мужчины поговорили о разных мелочах, погоде, женщинах, а когда основные темы закончились, один из местных, кажется Алексей Сергеевич, имена хозяев я умышленно не запоминал, не видел в этом смысла, спросил:

— А вы, чего в такую рань припёрлись, Аркаша? Дело есть или, по какой другой надобности?

— Дела, как ты знаешь, у прокурора — ответил мой знакомый.

— Ну уж так и у него одного? Без вас они, тоже просто так не образуются — заметил мужчина, интересующийся причиной нашего прихода. — Так что ты тут, нам зубы не заговаривай. Говори, чего надо?

— Попался нашему Вите, на местном пляже, человечек один — ткнув в меня пальцем, заговорил в ответ Аркадий. — Очень молодой и очень удивительный.

— И чего в нём такого удивительного? — перебил его всё тот же мужчина. — С первого взгляда парень, как парень. Ну может шириной плеч от остальных отличается и ещё, пожалуй, причёска у него уж слишком скромная.

— Причёска и плечи это да, выделяют его. Но это мелочи. Есть у него и другие таланты. Мы вот вторые сутки играем с ним шахматы и ни разу обыграть не можем. А, как я играю, ты, должно быть, в курсе — ответил, приведший меня в гости, знакомый.

— Знаю. Играешь ты не плохо и не только в шахматы. Но в чём здесь закавыка, не пойму. Мало ли у нас в стране хороших шахматистов? Может и парень твой из таковых. Молодой да ранний.

— Да, тут видишь ли в чем дело. Товарищ наш, Витя, ты знаешь его — Аркадий кивнул в сторону Виктора Ивановича. — Так вот, он говорит, что лишь позавчера обучил этого хлопца, такому не простому ремеслу. Во всяком случае из его рассказа, так следует.

— Ну-у, удивил. Ты меня ещё спроси: «Пил я вчера или нет?». Так я тоже скажу, что ничего такого не было — улыбаясь, сказал Алексей Сергеевич. — Чтобы соврать, ума много не надо.

— Это понятно. Ты калач тёртый, тебя голыми руками не возьмёшь. А вот про парня, Витя говорит, что тот нисколько не лукавил, когда садился с ним за доску. Вопросы задавал настолько дурацкие, что ни один клоун таких не придумает.

— Хм. Оснований не верить ни тебе ни другу твоему, у меня вроде бы нет. Но я не пойму, от нас то ты, чего хочешь?

— Ничего особенного. Пускай кто нибудь из ваших его проэкзаменует. Есть же в вашем спаянном коллективе люди, умеющие мыслить масштабно.

— Спасибо, конечно, за комплимент, Аркаша. Но ты же знаешь, мы на интерес не играем.

— А кто сказал, что на интерес — вставил реплику Пётр Сергеевич. — Я на него пятёрку поставлю.

— Ну это другой разговор. Сейчас организуем — с какой то нечеловеческой радостью, проговорил Алексей Сергеевич, стряхнув реденькую прядь волос, упавшую на нос, обратно на лысину и попросил сидевшего на против мужчину: — Валера, будь другом, дай твои шахматы. Для начала я сам мальчишку проэкзаменую.

К полудню мой, отсутствующий в одежде, карман, пополнился шестью пятирублёвыми бумажками, нежно синего цвета, с красивым орнаментом по фасаду и белоснежной полосой на боку. Выиграл всего семь, но одну забрал Пётр Сергеевич, заявив, что так будет справедливо. Я не сопротивлялся. Человек рисковал своими деньгами, должен и он получить хотя бы какое то вознаграждение, за них. Да и на что обижаться? Люди показали, как выглядят купюры, предоставили возможность поиметь их, а самое главное, обеспечили мне твёрдую уверенность в завтрашнем дне. За такое в ноги кланяться надо, а не морду кирпичом делать.

Проверка моих способностей на профпригодность закончилась, как раз перед обедом, но расходиться по домам никто не захотел. Хозяева гостеприимно пригласили нас отведать, чего им бог послал. Мы согласились, правда моим мнение никто не интересовался, но я снова скромно промолчал. Готовкой здесь никто и не думал заниматься. Импровизированный стол быстро заполнили полуфабрикатами. Несколькими видами сыра, колбасы, хрустящими галетами в пачках, консервами, в стекле и металле, и бутылками с белым и красным вином, узнал наконец то, как эта жидкость называется. Насыщались не спеша, пробовали всё, но маленькими кусочками. Один я, торопливо и без стеснения отрывал, и отламывал огромные ломти от всего, до чего могли дотянуться мои загребущие руки. Отказался только от вина, заменив его чаем, который самому же пришлось и готовить. Обедали долго, с тостами и здравицами, а после еды, полу лёжа у хиленького костерка, укрупнившаяся за наш счёт компания, самозабвенно рассуждала всё на те же темы: съезд, КПСС, передача власти. Наличествовали и другие, но мои старые знакомые в них почти не участвовали. Перспективы торговли, новые возможности кооперации, выход из тени цеховиков — хозяева обсуждали ярко и с огоньком, а Виктора, Аркадия и Петра Сергеевича они совсем не интересовали. Для меня, что те, что другие темы, интереса не представляли никакого. Я почти ничего не понимаю в том, о чём идёт речь. Не знаю, почему? Может раньше не интересовался этими вопросами, а может быть мой возраст был тому помехой. В зеркале себя так и не увидел, но ощущение, что я намного младше сидевших рядом людей, присутствовало стойкое.

Между делом сыграл ещё по разу, со всеми местными и снова с тем же успехом, пополнив свой скудный бюджет на две красных, десятирублёвых бумажки и три синих, по пять. А затем интерес взрослых переключился на другую забаву. Карточная игра, с оригинальным названием преферанс, затянула в свои жёсткие сети всех, даже Виктор Иванович поддался общему психозу, хотя по началу сильно сопротивлялся ему. Приглашали и меня, но я откровенно сознался, что до сего дня в карточные игры не играл. Поверили и больше не приставали. Разбившись на три группы, мои старые и новые знакомые, с умным видом перекладывали прямоугольные картонки, чего то при этом громко говоря. Заинтересовало. Если уж Виктор Иванович так переживает, значит есть и в этой игре какой то смысл. Подсел к нему за спину, посмотрел в его карты. Затем настроился на одного из игроков и оценил его картинки. Тоже самое проделал и с соседом слева. Он долго чего то высчитывал в уме, перебирая все, возможные варианты, но про свои отказывался говорить. Долго его держал под прицелом, пока мужчина, в десятый раз решавший сколько взяток возьмёт, наконец не перечислил всё по мастям и названиям. Странная игра и непонятная, то ли дело шахматы. Лишь после пятой раздачи я более менее начал в чём то разбираться, конечно, кроме записей на листке. Но с этим ничего не поделаешь, уровень личной грамотности ещё не на высоте. Начал болеть за учителя, попутно прикидывая, как бы сам поступил. Затянуло. А, когда первая игра закончилась и был произведён окончательный, финансовый расчёт, мне стало втройне интереснее. Что же это за развлечение такое, в котором можно такие деньжищи оторвать.

ГЛАВА 3

Проснулись поздно. Будивший меня Аркадий, крепко приложившийся своей не маленькой пятернёй к моей исхудавшей, левой щеке, так и заявил:

— Вставай. Гений. Хватит валяться. День на дворе.

Я приподнял голову и заметив, что на ногах только он, Виктор и ещё один из местных, чьё имя мне вчера так и не назвали, промямлил в ответ:

— Ну и что? Все же ещё спят.

— Им можно — возразил мужчина. — А тебе пора. Не идти же нам, старым воякам, за водой, когда у нас под руками, такое крепкое, молодое тело прохлаждается.

Поднялся. Поискал глазами чего нибудь съестное. Не обнаружил. Взял в руки пустой, бело матовый, пластиковый бочонок, с оранжевой крышкой наверху. Повертел его, примеряясь к возможным вариантам переноски и тяжело вздохнув отправился к единственному, известному мне, источнику пресной воды. Далеко, а надо.

Вчера или даже сегодня, играли до рассвета, расположившись в ярко жёлтых лучах трёх красивых фонарей, с огромной рабочей поверхностью, расставленных хозяевами по углам импровизированного треугольника, образованного группами игроков. Приняли меня в свою компанию, трое местных: Дмитрий Львович, Жора, сам предложивший так его называть и Алексей Сергеевич — имевший в лагере туристов, непререкаемый авторитет. Я не просился в их команду, а от приглашения не отказался, здесь обещали меня быстро обучить. Как новичок один раз сыграл без денег, а во второй прилично проиграл, хотя платил в два раза меньше остальных. Быстро признав моё обучение законченным, коллеги выпили, закусили, а затем, на радостях, перевели меня в разряд профессионалов, приравняв мою материальную ответственность к общему показателю. Жора расчертил новый листок и старшие товарищи продолжили повышать мою квалификацию.

Окончательный подсчёт финансов, мной не проведён до сих пор. Нет, я успешно разложил рубли, трояки, пятёрки и десятки, по отдельным кучкам, но вот к какой категории отнести четвертаки и выигранные полтинники, не знаю. О мелочи и заикаться не буду, её тут за деньги никто не считает. Так и лежит всё моё богатство горкой, под одеялом, выданным мне во временное пользование Жориком — основным моим спонсором. Что делать с цифрами, ума не приложу. От одного до десяти различаю в лёгкую, а дальше сплошные пробелы. Видел ещё пятнадцать, двадцать, двадцать пять, пятьдесят, в двух вариантах, но что, за чем следует и около чего стоит, не в курсе. Денег у меня, судя по нервным взглядам Жоры и скептическим, Алексея Сергеевича, много, но сколько это много и чего на него можно купить, вопрос. Поделиться своей проблемой не с кем. Смысл слова гений мне хорошо известен и получил я это звание не с бухты барахты, люди рядом находятся не глупые, и совсем не простые. Представляю, каково будет их удивление, если я подойду к одному из них и спрошу:

— Не будите ли вы столь любезны рассказать мне, какие цифры находятся между десятью и пятьюдесятью рублями.

Вот хохма будет и это в лучшем случае. Как бы за такие вопросы выигрыш не отобрали. Эти могут, причём запросто и глазом не моргнут.

После вялого, позднего завтрака, исключавшего из своего меню любые спиртные напитки, компания, приведшая меня сюда, засобиралась обратно. Посчитав и себя членом этого маленького коллектива, сложил чудесным образом появившиеся у меня дензнаки в газетку, аккуратно завернул их и приняв выжидательную стойку, приготовился к выходу.

— Собираетесь? — заметив наметившуюся тенденцию, спросил Аркадия, Алексей Сергеевич.

— Да, засиделись. Пора и честь знать — ответил тот, уже стоя допивая горячий чай.

— Антон, а ты что, тоже уходишь? — обратил на меня внимание, компаньон по карточной игре.

— Наверное — ответил я нерешительно, переводя взгляд с него, на Аркашу.

Если честно уходить не хотелось. Кормят здесь солидно, да и заработать возможность дают. Заметив мою нерешительность Алексей Сергеевич, надавил на меня сильнее:

— А то бы остался. Мы через пару дней уезжаем, а продуктов у нас в запасе вагон. Ты, я смотрю, парень здоровый, помог бы толстым дядькам ещё больше не растолстеть.

Я снова посмотрел на Аркадия, потом на Петра Сергеевича.

— Чего смотришь? — улыбнувшись, сказал последний. — Хочешь, оставайся. Мы тебе не отец и мать.

— А, как же шахматы? — встрял в разговор Виктор Иванович. — Антон. Мы же собирались с тобой партии Корчного разобрать.

— Витя, не дави на парня — прижал его Жора. — Никуда он от тебя не денется. Тоже мне шахматист. Мужик чуть ли насквозь не светится, а он всё туда же, пошли учиться. Дай студенту отдохнуть и отожраться.

Участь мою решили, не ускользнувшие от меня, переглядки Алексея Сергеевича и Петра Сергеевича. Последний еле заметно кивнул здешнему голове и на этом все обсуждения быстро закончились. Меня оставили.

— Антоха, а ты, где учишься? — спросил Жора, когда гости ушли и мне предстояло понять, чем я буду тут заниматься.

— В университете — ответил скромно, почувствовав, как всё холодеет внутри.

— Понятно, что не на шофёра в ДОСААФе. Поконкретнее, не можешь сказать?

— Могу — надеясь, что меня не расслышат, сквозь зубы процедил я. — Учусь в Московском университете.

— Хороший выбор — одобрил Алексей Сергеевич и попытался ещё о чём то спросить.

Разговор постепенно переходил в опасную, для меня, плоскость и чтобы не допустить провала, взял мысли этого собеседника под свой полный контроль. Расспросы про факультет, специальность и прочую ерунду, задавил на корню, предложив новую тему для разговора.

— А может искупаться сходим? Чего сидеть на одном месте? Сами говорите, что вес сбрасывать давно пора — выстрелил наугад и похоже попал.

— А что, действительно, сидим рядом с морем и не помним, когда ходили к нему — в нужном направлении заговорил Алексей Сергеевич, по сравнению с остальными, выглядевший просто худышкой. — Жора, а ну ка подымай народ. Застоялись кони в стойле.

Продемонстрировав, обременённым излишней жировой прослойкой, товарищам всё, на что способен в воде, улёгся на камни. Мои универсальные штаны, на фоне изысканных плавок остальных членов коллектива, смотрелись словно чёрная ворона среди разноцветных попугаев, но почему то меня это совсем не смущало и я завалился рядом с ними, как равный, среди своих.

— Хорошо плаваешь — похвалил меня Жора. — Занимаешься где?

— Да, нет. Так, для себя развлекаюсь, от скуки — скромно ответил я.

— А ты в шахматы действительно пару дней назад играть научился или просто с Витей позабавиться решил? — щурясь на солнце, вновь спросил меня белый словно молоко, мужчина.

— Действительно. С какой стати мне его обманывать? — не понимая в чём подвох, настороженно проговорил я.

— А родители у тебя кто? — не унимался Георгий Дмитреевич, с сочувствием посмотрев на мои штаны.

Удар был нанесён ниже пояса и мне потребовалось время, чтобы отдышаться, и прийти в себя. Сказал бы я тебе дядя, кто мои родители, только сначала самого бы кто нибудь просветил, на их счёт.

— Нет у меня родителей — словно кинувшись в омут с головой, с вызовом бросил я. — Один живу.

— Да, не кипятись ты так — пошёл на попятную Жора. — Я же не хотел тебя обидеть. Спросил, можно сказать, из лучших побуждений. А ты сразу в бутылку полез.

— Ну, чего пристал к парню — осадил его Алексей Сергеевич, как мне показалось, всё это время внимательно прислушивавшийся к нашему разговору. — Иди вон лучше сам, в воду прыгни. Сгоришь. А ты Антоша не обижайся. Жора действительно не по злобе поинтересовался. Уж больно вид у тебя непрезентабельный. Другой одежды то что, с собой не привёз?

— Почему не привёз? — заёрзал я. — Есть. Но мы же на море, а не на занятиях, в аудитории.

— Понятно — утвердительно покивал он головой и затем обратился ко всем остальным: — Ну что, пять минут на сборы и домой.

Вечером, первый раз проиграл в шахматы, правда бесплатно. Алексей Сергеевич с таким напором рвался в бой, так подзадоривал меня, так внутренне собирался и переживал, что после недолгих размышлений я пришёл к выводу: так будет правильно. Сделал всё красиво. Подставился пару раз, как бы невзначай, под рентген, а затем бесславно сдал напряжённый эндшпиль. Странных словечек я нахватался у Виктора Ивановича и иногда пользуюсь ими, про себя, конечно. Восторгу публики не было предела. Она восхваляла нового чемпиона, крепко жала ему руку, снисходительно похлопывала меня по плечу и наперебой давала советы, как надо было ходить в том или ином случае. И только победитель похоже не купился на мои уловки. Он вёл себя скромно и с достоинством. А чуть позже и вовсе отвёл меня в сторонку, и хитро сказал:

— Молодец. Правильно поступил.

— Вы о чём, Алексей Сергеевич? — изобразив наивысшую степень недоумения, спросил я.

Мужчина не ответил. Он молча развернулся, подошёл к, пытавшимся тут же сразиться со мной, друзьям, один из которых уже расставлял на ещё не остывшей доске фигуры и предложил всем прекратить заниматься ерундой. Настало время ужина. Обстановка за богатым столом была почти домашней, на сколько я могу судить, по обрывкам собственнойпамяти, о доме. Говорили много, обо всём и ни о чём. Рассуждали о колбасе, один из сортов которой, кому то показался чересчур перчённым, о качестве зарубежных консервов, не говоривших мне, своими яркими этикетками, абсолютно ни о чём, о скудном ассортименте местного торга, о предстоящей поездке в Сочи, о море, о спорте, о шахматах, о спортсменах и ещё чёрт знает о чём. Алексей Сергеевич сидел рядом и время от времени, отпуская нить общего разговора, спрашивал меня о, казалось бы, малозначительных вещах. Мой возраст, обожравшийся желудок и отличное настроение, сыграли бы со мной дурную шутку, находись я в теле человека, с обычными, среднестатистическими способностями. Но на беду ли, или на радость моего собеседника, имелась у меня пара качеств, которым я и неприминул воспользоваться. Читая мысли мужчины, наверняка, кое чего повидавшего на жизненном пути, в них же находил и правильные ответы, на поставленные им, не простые вопросы. А потом смело выдавал их за свои, удовлетворяя ими его, почти полностью. Что то ему не нравилось, ни без этого, но как раз мои промахи и делали ответы правдивыми, а мой образ, который Алексей Сергеевич постепенно выстраивал в своей голове, нравился ему всё больше и больше. Ближе к концу ужина, он даже произнёс сам себе:

— Хороший парень. Сирота, голова на месте, не болтун, умеет расставлять приоритеты и возраст такой, что слепить из него можно всё, что угодно. Надо будет прицепить его к себе.

Что это значило я понимал, но чисто механически. Реально же оценить, возможные перспективы, у меня не получалось. Знаю об этом человеке очень мало, а обо всём остальном так и вовсе, почти ничего.

Мой основной собеседник закончил ужин резко, одной ёмкой фразой:

— Жора, закрывай лавочку, хорош работать животом, пора и голове дать возможность отличится.

Последующие два дня прошли словно под копирку. Поздний подъём, лёгкий завтрак, солнечные и морские процедуры, обед, игра в карты, плотный ужин, долгие беседы про жизнь, снова карты и так по кругу. Мне нравилось, тем более удалось познакомиться с ещё одной цифрой. Теперь я знаю, как выглядит сотня. Кормили от пуза, с расспросами почти не лезли, давали возможность заработать и относились, как к сыну полка. Но рано или поздно всё кончается. Пришёл конец и моему раю на земле.

— Завтра за нами катер приедет — обратился ко мне Алексей Сергеевич, после очередной пульки. — Проводишь?

— Конечно — с готовностью ответил я. — А куда?

— В город со мной прокатишься. Дело там есть у меня, посодействуешь?

— Да. А, чего делать надо будет?

— На место придём, увидишь — ответил Алексей Иванович и обратился к остальным: — Всё, закругляемся. Завтра рано вставать. Всем отбой.

Ни свет ни заря, а мы уже на ногах. Хозяева временного пристанища собирают вещи, мне же досталась роль мальчика, «принеси-подай». Надо отнести к морю сумки. Пожалуйста — Антон. Потребовалось вымыть посуду, снова я. Закопать костёр — опять моя задача, итак почти до самого отъезда. Перед выходом к месту посадки на транспорт, уже стучавший своим левым бортом о мелкие камни на берегу, Жора заставил меня оттащить в кусты три тяжеленных картонных коробки, наломать веток и спрятать под ними, неизвестный мне, груз.

— Это тебе от нас — сказал он добродушно, проверив, что работа выполнена на совесть.

— А, чего там? — заинтриговано спросил я.

— Потом разберёшься, некогда рассказывать — ответил Жора и бросил на ходу. — Пора отплывать.

Посеменил за ним и я, крепко сжимая в руках подарок — красивый, полиэтиленовый пакет, с выигранными деньгами.

Плыли медленно и почти, молча. Я разглядывал, сменявшие друг друга, горные пейзажи, а все остальные дремали, не обращая внимания на них. Мне всё было в диковинку: и оставшийся позади нас маяк, построенный на крохотном острове и озеро, со странным, змеиным, названием, и пионерский лагерь, открытый в посёлке, с ещё более экзотическим именем, Сукко, и красивые берега «Варваровской щели» и многое другое, способное наповал поразить человека, вновь широко открывшего глаза, всего несколько дней назад. Спасибо владельцу катера, не оставил в неведении любопытного гражданина. На все мои дурацкие вопросы он охотно отвечал и не просто отвечал, а со знанием истории края, где проживал. К примеру, кто бы мог подумать, что огромные белые шары, на Лысой горе, это не постройки вредных инопланетян, а неизвестные науке глушилки, запрещающие вещать на родную страну чужим голосам. Хотя в моей памяти, что одно, что другое — обычное, тёмное, размытое пятно. Крохотные домики, на плоском «Высоком берегу», очередной маяк, стоявший там же, да то же кладбище, с железными крестами по краям, для головы знакомы, а вот о круглых шариках в ней, почему то нет ничего.

В порт прибыли, согласно расписания, как заявил всем нам, глазастый рулевой. Он первый распознал в двух чёрных «Волгах», въезжавших медленно на пирс, своих. За ним и остальные разглядели: легковой транспорт, появившийся в крохотной гавани, именно тот, что уже имел счастье принимать в своих внутренностях столичных гостей.

— За нами — со вздохом облегчения, сказал Жора.

— Да, приехали — не менее радостно поддержал его, кто то на корме.

На берег я вышел последним. До этого подавал престарелому служителю порта чемоданы, сумки и скатки цветастых палаток. На роль грузчика вызвался сам. Подумал, что негоже будет моим спутникам, путём простого переодевания превратившимся из друзей по преферансу в солидных мужчин, таскать баулы, когда рядом стоит человек в замызганной майке и штанах, закатанных по колено.

— Вот тебе номер моего домашнего телефона — протягивая бумажку, вырванную из карманного блокнота, сказал Алексей Сергеевич. — Приедешь в Москву, сразу позвони. Поговорим. И ещё. С Аркашкой и Петром будь осторожнее, не болтай в их присутствии ничего. При такой работе, как у них, не захочешь, а сделаешь какую нибудь гадость соседу.

— Хорошо, позвоню — поблагодарил я за предложение и немного тушуясь, спросил: — А, Аркаша и Пётр Сергеевич, где работают?

— Вот тебе и раз. Они что, не представились, кем трудятся на благо Родины? — удивился, преобразившийся несколько часов назад, серьёзный гражданин.

— Нет — утвердительно ответил я, на его своевременный вопрос.

— В конторе ребята служат — подумав о чём то своём, поставил меня в известность Алексей Сергеевич. — Не чета нам, простым, советским труженикам.

— В какой? — тут же попросил я, чтобы внесли ясность.

— Ну, что за поколение растёт, а. Нельзя же быть таким беспечным, Антон — покачав головой, возмутился мужчина. — Ты чего ж, про КГБ никогда не слышал?

— Почему? Слышал. Только не знал, что его ещё и конторой называют — решительно ответил я, понимая, что второй оплошности мне не простят. Хотя на самом деле и понятия не имел, что такое КГБ, маскирующаяся под более длинным словом «контора».

— Ладно, не бери в голову. Может и нет у них к тебе никакого интереса. Тем более Виктор на твоей стороне.

Сели в машину, в которой ждали только нас. Водитель нажал на педаль, дёрнул рукоятку, ещё чего то придавил и она, резко набирая скорость, понеслась по узкой дороге, обрушивая на меня все прелести маленького, приморского городка.

— В торг заверни — попросил шофёра Алексей Сергеевич, сидевший справа от него.

— Опоздаем! — запаниковал наш общий знакомый, по имени Жора, нечаянно пнув меня, обутой в тяжёлые туфли, ногой.

— Успеем. Я быстро — парировал властным голосом, его авторитетный друг.

Обе «Волги», лихо промчав по городским улочкам, притормозили у неказистого домика, на одной из них. Алексей Сергеевич, привычным движением дёрнул ручку и резко открыв дверь автомобиля, по-молодецки выскочил из него, бросив мне на ходу:

— Антон, не спи. Идёшь со мной.

Прижимая голубой пакет к чужой, потёртой майке, я кое как выбрался из салона, абсолютно не подходящего по габаритам мне и быстро нагнал, лишь казавшегося тучным, мужчину. Вошли в здание, поднялись на второй этаж. Без разрешения строгой секретарши ворвались в кабинет директора и с порога получили от него испуганный вопрос.

— Алексей Сергеевич? Случилось что? — вскочив со стула, поинтересовался у моего знакомого не молодой мужчина, заприметив нас у самых дверей.

— Ничего не решаемого, Василий Кузьмич — ответил, моментально ставший для меня чужим, партнёр по картам и шахматам. — Маленькая, дорожная неприятность. Надо бы привести вот этого молодого человека, в более менее нормальный вид. Сможешь?

— В каком объёме? — задал директор, предельно короткий вопрос.

— Сейчас у нас лето? — не понятно кого, спросил Алексей Сергеевич. — Вот по сезону, его и одень.

Ничего не понимая, я переводил свой заторможенный взгляд с одного говорившего, на другого. Стоявший рядом со мной, видимо, заметив моё странное состояние, дёрнул меня за обнажённую руку, привлекая внимание к себе.

— Анто-он — словно выводя из транса, протянул он. — Остаёшься. Я ухожу. А ты, не забудь позвонить.

Я лишь успел кивнуть головой, а Алексей Сергеевич уже испарился, словно и не было его здесь никогда. Оставшись наедине со мной, глава городской торговли успокоился, сел на стул и не глядя в мою сторону, принялся кому то звонить, лихо накручивая диск красного телефона. Интересно, а почему я уверен, что это очень устаревшая модель?

— Виктор, зайди — сбив меня с мысли, проговорил директор в трубку и положив её на место, обратился уже ко мне: — Садись, Антон.

— Спасибо — поблагодарил я за предложение и отодвинув один из стульев, стоящих в ряд у длинного стола, присел.

Владелец кабинета снова занялся своими делами, а у меня появилась возможность осмыслить, что же сейчас произошло. Один хороший, ограниченный сегодня во времени, человек, вытащил мало знакомого оборванца непонятно откуда, притащил его к не менее занятому ответственному лицу и используя, какие то, мне пока не известные, рычаги, попросил того, привести внешний вид парня в порядок. Что это? Внутренняя потребность делать людям добро? Оказание услуги, за которую придётся расплачиваться тем же? Или желание показать молодому поколению собственную важность? А может просто… Дверь кабинета вдруг резко открылась, заставив мой внутренний голос срочно замолчать.

— Слушаю, Василий Кузьмич — с порога заговорил сухопарый мужчина, глядя на директора и полностью игнорируя меня.

— Вот что, Витя. Сейчас берёшь Антона. Сажаешь его в свою машину и едешь с ним на базу.

— Понял — с готовностью сказал Виктор и задал неестественно короткий вопрос: — Как?

— На лето — ответил директор, не выпуская бумаги и ручку из рук.

Оперативность мужчин меня поразила, а метод общения так и вовсе убил наповал. Посторонних мыслей, способных дополнить короткие фразы, у говоривших людей в головах не имелось, я проверял, так что читать их, друг у друга, они не могли, нечего было. Но, как чётко и быстро закончился их разговор. Это же сколько надо работать вместе, чтобы так понимать руководство, а тому, в свою очередь, безоглядно верить в свой непререкаемый авторитет.

Всю дорогу Виктор молчал, мне с ним тоже разговаривать было не о чем. Вопросы у меня имелись, но тот человек, кому их хотелось задать, находится далеко, а пробовать прозондировать ситуацию у простого исполнителя, значит не уважать ни его ни себя. Глядел в открытое окно, выхватывая из общего ряда симпатичные домики, читал название улиц, где это можно было сделать, разглядывал встречный транспорт, кажущийся примитивным и допотопным.

Тяжёлые, железные ворота, окрашенные тёмно зелёной краской, открыл охранник, в домашних тапочках на босую ногу, в широченных бесцветных брюках, подпоясанных узким, поношенным ремнём и рубахе, три верхних пуговицы которой, обнажали его могучую, волосатую грудь.

— Здравствуй Витя — поздоровался колоритный мужчина, с посланцем директора.

— Привет Семёныч — выказал и он ему, своё неподдельное уважение. — Девчонки с промтоваров на месте?

— А, где ж им ещё быть? У себя сидят — утвердительно пожав плечами, ответил сторож.

Виктор выжал сцепление, кое что полезное я успел выудить из его головы, врубил передачу и мы медленно потянулись мимо приземистых строений, расположившихся вдоль плохо заасфальтированной, узкой дороги. Возле четвёртого по счёту он становился и отдав мне короткое указание: — «Идём», вышел из машины.

Названые при въезде девочками, оказались тремя дородными, грудастыми женщинами, облачёнными в синие, безразмерные халаты. Сопровождающий меня молодой человек, если говорить по аналогии с предыдущим комплиментом, весело поприветствовал их и бросив несколько слов, в своей обычной манере, уселся за старенький письменный стол, читать журнал с многозначительным названием «Экран». Тётки нехотя повставали со своих мест и окружили меня с трёх сторон.

— Низ: сорок восемь — пять — оглядев мои ноги, от пупа до пят, сказала та, что стояла справа.

— Есть — ответила ей, расположившаяся напротив и чиркнула, что то в тонкой, зелёной тетрадке.

— Верх: пятьдесят — четыре — буркнула женщина справа.

— Записала — снова приняла информацию та, что была с карандашом.

Затем они дружно посмотрели на позаимствованные мной, у незнакомого человека, тряпичные кроссовки, покивали друг другу головами и та, что была за старшую, выдала общий вердикт:

— Сорок три.

— Обувь не моя — выпалил я с отчаяньем, догадавшись, что речь шла именно о ней.

— Снимай — голосом не терпящим возражений сказала женщина, что уже занесла показания в тетрадь.

— Сорок два — обрадовала всех левая красотка, погрозив мне своим толстым, указательным пальцем.

Она же, огромной, но мягкой и ласковой пятернёй, погладила мой подрастающий ежик, вызвав на моём лице искреннее умиление и удаляясь в темноту склада, кинула остальным:

— Пятьдесят шесть.

Заметив, что женщины разошлись, Виктор бросил беглый взгляд в мою сторону и приказным тоном сказал:

— Садись.

Подчинился. Сел на один из свободных стульев и подражая старшему товарищу, взял в руки газету.

— «Правда» — громко прочитал я заглавие и посмотрел на Виктора.

Он молчал, продолжая пялиться в свои весёлые картинки. Я перевёл взгляд на следующую строчку и начал мысленно рассказывать себе всё, что увидел там. Цифра семь, июня, цифра один, цифра девять, цифра восемь и снова цифра один.

— Справился — тяжело выдохнув, произнёс я про себя и опустил глаза ещё ниже, на слова написанные крупными, чёрными буквами.

— Старая — по своему расценив мой выдох, коротко высказался Виктор.

— Ага — для поддержания разговора ответил я, обратив внимание на два огромных жирных пятна, заполнивших большую часть текста.

Оторвавшись от газеты посмотрел в сторону, чем то шуршащих в тусклой глубине склада, женщин. Видно их небыло, но по звуку определил — работа ещё кипит. Вновь вернулся на газетную страницу и громко, с чувством собственного достоинства, которое может быть только у человека, пять дней назад научившегося заново читать, выдал:

— Решения съезда в жизнь!

Наверное, перестарался. Виктор прекратил читать журнал и заострил своё внимание на мне. Я улыбнулся. Мужчина, напротив, был очень серьёзен. Не знаю, чем бы закончилось наше с ним противостояние, но тут раздался громкий возглас одной из сотрудниц:

— Плавки давать?

— Двое — переведя взор в сторону прохода, спокойно сказал Виктор и вновь уткнулся в журнал.

Чего это он так посмотрел на меня? Неужели сказанные мной вслух слова, имеют какой то сакраментальный смысл? Попробовал выяснить ход мыслей мужчины с помощью своих, незаурядных способностей. Странно, но обо мне, в его голове, ничего не обнаружилось, да и про решения неизвестного мне съезда, тоже было пусто. Он монотонно осваивает текст из яркого журнала, изредка отвлекаясь на фото, как ему кажется, неописуемо красивой женщины.

— Получите — прервал мои копания в чужой голове, женский голос, возникший словно из ниоткуда.

На стол легли три плотно утрамбованных пакета, один в один похожие на мой, служивший, в отличии от этих, хранилищем для денег.

— Сумку дай — потребовал Виктор внести изменения в упаковку, укоризненно посмотрев на кладовщицу.

— Красную? — удивлённо спросила его, она.

— Красную — бесстрастно ответил мужчина.

Я встал, подошёл к пакетам и попробовал поковыряться в одном из них, до упора заполоненном одеждой в добротной, фабричной упаковке.

— Всё фирменное — не отрывая глаз от журнала, заявил Виктор.

Короткая фраза была сказана таким тоном, что мне тут же расхотелось изучать содержимое. Сел на место, вновь взял в руки газету, но не прочитав и двух строк, отложил её. Перед моими глазами появилась сумка. Кожаная, с множеством замков и карманов по периметру, но не красная, а тёмно вишнёвая, с мощной ручкой вверху и регулируемой лямкой, для ношения на плече. Поначалу она показалась мне неказистой, но когда в неё попали пакеты, вещь словно преобразилась, приняв вид респектабельной, очень дорогой, а главное безразмерной. Мечта раздолбая, не больше и не меньше.

По приезду в здание дирекции, Виктор завёл меня в бухгалтерию, а сам вышел, не предупредив куда и зачем. Вернулся быстро и с порога объявил о причине своего отсутствия:

— Подписал, оформляйте.

Одна из пяти женщин, коротавших пару мгновений в моём обществе, приняла от него безупречно гладкую бумажку и принялась изучать её содержимое, отвлекаясь лишь для того, чтобы поиграть с деревянным механизмом, стоявшим на поверхности стола. Вдоволь нарезвившись, затейница взяла простенькую шариковую ручку, ядовито жёлтого цвета, чего то написала на бумаге и взглянув в мои пытливые, любознательные глаза, мягким голосом произнесла:

— С вас триста сорок три рубля, сорок семь копеек.

Сомнений в том, что речь идёт о деньгах и требовании передать их женщине, нет никаких, но каким образом можно осуществить это, понятия не имею. Задёргался. Суетливо развернул пакет с наличностью, засунул в него руки, развернул газету, просыпав мелочь внутрь и вытащил наружу купюры, самого большого достоинства, имеющиеся в моём распоряжении.

— Ещё сорок три рубля и сорок семь копеек — повертев в руках деньги и взглянув в них на просвет, отчеканила работница специального подразделения, с лаконичной надписью на входных дверях.

Занервничал ещё больше, но быстро взял себя в руки и с достоинством предъявил миру пятьдесят рублей, имевших на белом поле неразборчивую надпись красным карандашом. Большего номинала у меня всё равно не было. Прокатило. Женщина резво смела изрядно помятую бумажку со стола, чем то пошуршала в своём ящике и вытащила оттуда две трёхрублёвые купюры, разбавленные мелочью разных цветов. Расстались довольные от общения друг с другом.

— Ты, сейчас куда? — спросил меня сопровождающий, уже за дверью женского кабинета.

— Хотел бы поблагодарить Василия Кузьмича — поправив лямку забитой почти до упора сумки и крепко прижимая к ней свой старый пакет, скромно ответил я.

— Тогда прощай — протянув мне крепкую, жилистую руку, улыбнулся Виктор уголками глаз.

— До свидания — неуверенно пожав её, произнёс в ответ, а чуть позже, когда мужчина уже шагал по коридору, бросил ему в спину: — Спасибо, за всё.

Директор был на месте, но сразу к его телу меня не допустили. Зоркая секретарша, явно запомнившая мой недавний визит, строго сказала:

— Занят. Ожидайте.

Я покорно отступил от двери, сел на один из стульев, плотно прижатых к стене, поставил сумку на колени и открыв ближайшее отделение, спрятал в самый его низ, свои накопления. Нечего маячить пакетом с деньгами всем подряд. Большая стрелка настенных часов не спеша передвинулась с цифры два на цифру шесть и только после этого меня запустили в директорский кабинет, хотя шустрый мужчина, в помятом сером пиджаке, убыл оттуда на много раньше.

— Проходите — выходя от начальника предложила мне секретарь, медленно освобождая проход.

На её столе громко зазвонил телефон и она ускорилась, оставив меня один на один с дверью, ведущей к первому лицу торга.

— Ещё раз добрый день — закрывая её изнутри, поприветствовал я хозяина кабинета и мгновенно настроился на него.

— Чего ещё ему надо? Виктор сказал, что выдали всё по высшему разряду? — забурлила голова мужчины вопросами, но в слух он сказал другое:

— Проходи Антон. Присаживайся.

— Спасибо Василий Кузьмич, но я буквально на минуту. Зашёл поблагодарить вас за помощь и высказать своё восхищение оперативностью, с которой вы решили мой вопрос — понесло меня, от несоответствия мыслей и высказывания, сидевшего за столом человека. Хотел же просто сказать «спасибо» и по быстрому свалить.

— Ну, это наша работа. Решать все вопросы без промедления. На том, как говориться и стоим. Не зря же третий год, переходящее красное знамя держим — продолжая думать об одном, а говорить совсем другое, выдал директор.

— Знамя? Какое ещё знамя? — мысленно недоумеваю я, а в ответ произношу, как и положено, чёрт знает что: — Если держите, то значит есть за что.

Не научился ещё, одновременно читать чужие мысли и тут же разговаривать с владельцем их. После моих хвалебных слов, в кабинете наступило временное молчание. Я пытаюсь осмыслить нечаянно вырвавшуюся фразу и разобраться, в каком контексте воспринимает её, притихший человек. А ему было всё глубоко безразлично, он хотел лишь одного — избавиться от назойливого посетителя, чьим бы протеже тот не был.

— Ну я пойду, пожалуй — промямлил я, хило улыбнувшись, посчитав, что пришло время нам расстаться.

— Всего доброго — обрадованно ответил Василий Кузьмич, облегчённо заёрзав на стуле, а чуть позже, когда дверная ручка уже холодила мою ладонь, добавил: — Будешь отцу звонить, от меня привет передавай. И если ещё, что то понадобиться, заходи без стеснения.

— Ладно — прикрывая массивную дверь, радостно ответил я.

Уже на улице, подставив ветру раскрасневшееся лицо и вытирая выступившую на лбу испарину, вспомнил про «отца».

— Какому отцу привет передавать? При чём здесь мой отец? Он что, знает его? — внесло, ставшее вдруг магическим, обычное слово, сумятицу в мою отсыревшую голову. — Да, быть такого не может.

Хотел было уже вернуться и с пристрастием расспросить малознакомого мужчину, но здравый смысл, и природная смекалка, взяли верх.

— Это Василий Кузьмич, Алексея Сергеевича так назвал — широко улыбаясь, прошептал я и с сожалением подумал: — Надо было сразу ясность внести, а теперь то уж что, поздно чего то доказывать.

Посмеялся над комизмом ситуации. Поразмыслил, какие дивиденды из неё можно извлечь, но не найдя ничего заманчивого, ещё раз прочитал мемориальную доску, висевшую на здании Анапского торга и пошёл направо. Кажется, с этой стороны мы сюда подъезжали. Город с таким названием мне известен, но бывать в нём, до этого дня, никогда не приходилось. Я бы запомнил такое убожество. Память услужливо выставляла на показ картинки с широкими улицами, высокими домами, красивыми машинами. А здесь, что? Нет, зелено, демократично, дышится легко, но всё остальное. Крохотные домишки, за облупившимися заборами, дороги с двумя машинами на обочине, собаки, бегающие сами по себе и без причины лающие на прохожих. Нет, не таким должен быть населённый пункт, носящий гордое имя — город.

Добрался до перекрёстка, повертел головой. Определить название, смог только у одной улицы, той по которой иду, но и оно ничем не может мне помочь. Заприметил шагающего на встречу мужчину, перешёл на его сторону, а поравнявшись с ним, спросил:

— Извините. Не подскажите, где здесь ближайший книжный магазин?

Пешеход остановился, недоверчиво посмотрел на меня, смешно сощурив правый глаз и задорно поинтересовался:

— Книжный?!

— Да — удивляюсь его, непонятно на чём возникшему, восторгу.

Гражданин, не имевший особых примет, сделал два средних шага назад. Внимательно осмотрел меня, по ходу дела коротко ухмыльнулся и снова вежливо спросил:

— Парень, тебе точно книжный магазин нужен? Ты не ошибся?

— Книжный — не понимая причину его, ничем неприкрытого недоумения, произнёс я. — А что, у вас нет такого?

— Дела — чему то удивился прохожий и небрежно махнул рукой себе за спину. — В центр топай, ближайший там стоит. Прямо иди, никуда не сворачивай. Не заблудишься.

— Спасибо — поблагодарил я его и зашагал в указанном направлении, но через пару шагов был вынужден вновь остановиться.

— Слышь, книголюб! — крикнул мне, так и продолжавший стоять на месте нашей встречи, мужчина. — Если передумаешь, то через два квартала поверни налево. Там, метров через пятьдесят, будет тот, куда тебе действительно надо зайти.

— А чего там? — спросил я его, так и недотумкав, куда он клонит.

— Зайди, зайди. Не пожалеешь. Точно тебе говорю — бросил он и повернувшись ко мне спиной, быстрым шагом начал удаляться.

Через два квартала и семь раз по десять шагов, я наткнулся на вывеску «Вино» и задумался. Неужели выгляжу так плохо, что люди сначала предлагают мне зайти в винный, а только после этого допускают возможность моего посещения магазина с литературой. Может переодеться и отношение окружающих ко мне тут же изменится? Не зря же говорят, что встречают по одёжке. Оглядел себя с ног до пояса. Нормально. Всё, как и прежде. Никаких дополнительных изъянов не имеется. Повертел головой по сторонам. Люди ходят. Их много, но никто из них на меня не смотрит, как на чудо заморское. Признаю, одеты они лучше, но не настолько, чтобы тыкать в меня пальцем или того хуже, как давешний, пытаться мордой в грязь толкнуть.

— Да, пошёл ты на хрен! Баламут хренов! — зло выругался я и двинулся на поиски, действительно необходимой мне, торговой точки. — Тоже мне эстет. На себя бы лучше посмотрел. Сам сходи опохмелиться, а потом советы давай.

Центр мало отличался, от уже пройденных мной кварталов. Нет, пятиэтажные дома начали появляться, но это всё, на что можно было рассчитывать по высоте. Возможно дальше, что то изменится, но пока так, как есть. Не густо. Нужный мне магазин нашёлся, как раз в отдельно стоящей пятиэтажке. Зашёл внутрь. Огромным его назвать, язык не поворачивается, но и привокзальным закутком здесь тоже не пахнет. Всего в меру. Книги расставлены ровными рядами, стеллажи в человеческий рост, разбивка по отделам имеется, потенциальные покупатели также в наличии. Отыскал учебную литературу, пробежал глазами по корешкам. О, а вот и она — «Математика». Это, как раз то, за чем сюда и пришёл. Свободный доступ к книгам отсутствовал, пришлось ждать продавца.

— Простите. Можно математику посмотреть? — стараясь выглядеть предельно вежливым, спросил я оказавшегося рядом, одного из работников магазина.

— Высшую — коротко поинтересовалась она, у меня.

— Нет. Обычную — не переварив сказанного ей, уклончиво ответил я.

— Покажите, что вас конкретно интересует — предложила мне продавец.

— Вон ту, покажите — попросил я её, — где цифра один стоит и написано класс.

Приподняв крупногабаритную оправу очков, женщина недоверчиво посмотрела на меня. Потом окатила холодом мой, самый заурядный, внешний вид и, что то решив для себя, уточнила:

— Вас интересует за первый класс?

— Да — уверенно ответил я, сообразив, что до этого выразился не совсем удачно.

Полистав, ещё пахнущее типографской краской издание и обнаружив в нём много интересного для себя, уверенно заявил, с сомнением поглядывающему на меня продавцу:

— Это как раз то, что мне надо. Возьму. А ещё давайте два класс, три класс, четыре класс и пять класс.

Женщина криво усмехнулась, но просьбу мою выполнила, положив на прилавок ещё четыре книжки.

— Ещё что то? — сложив их стопкой, спросила она.

— А, что у вас ещё есть? — пытливо стреляя глазами по стеллажу, спросил я.

— По школьной программе? — тут же спросили у меня.

— Ну, да — с некоторым сомнением в голосе, ответил я.

— Есть «Алгебра». Сборник за шестой восьмой классы. «Геометрия», такая же. За девятый и десятый — «Алгебра и начала анализа». «Геометрия», за эти же. Пособие для поступающих в вузы, по тому и другому предметам — начала перечислять продавец.

— Всё давайте! — не выдержав выпалил я, пока она не забыла, чего тут мне наговорила.

— Всё?

— Да, всё — категорично сказа я. — Все алгебры и геометрии. И пособия, тоже все.

Женщина пожала плечами и повернулась ко мне спиной. Она неторопливо опустошила стеллаж, разложила снятые оттуда книги на прилавке, точно также, как и бухгалтер торга, поиграла на деревянном инструменте, затем написала несколько цифр на бумажке с надписью «товарный чек» и предложила мне пройти с ней в кассу. Прошёл. У зелёного агрегата, с кнопками и рукояткой на боку, очередь. Спросил: — «Кто последний?». Мне ответили. Достоял до конца и протянув зажатую в руке бумажку, миловидной девушке, с раскосыми, бледно карими глазами, спросил:

— Сколько с меня?

Девушка почти так же, как и умудрённая опытом продавец, повела правой бровью, но ответила не задавая ненужных вопросов:

— Пять рублей восемнадцать копеек.

На что то похожее я и рассчитывал. Цифра пять, стоящая первой в товарном чеке, мне о многом рассказала. Положил на металлический лоток зажатую в левой руке, за ранее приготовленную пятирублёвку, затем порылся в сумке, вынул оттуда бумажку в один рубль и небрежно бросил её рядом.

— А мелочи у вас нет? — спросила девушка, с каким то детским сожалением взглянув на мои деньги.

— Нет — в категоричной форме ответил я. Хотя, куда девать эту мелочь, заполнившую большую часть моего, немного похудевшего, пакета, ума не приложу.

Кассир, если судить о месте работы молодой женщины, быстро нажала несколько клавиш, на своей допотопной машинке. Та, о чём то подумав, защёлкала и вскоре выплюнула на свет, кусок тонкой бумажки, обладателем которой, в скором времени, я и оказался.

— Всё — спросил девушку, держа в одной руке крохотный листок, а другой толкая выданную мелочь в сумку.

— Да, чек продавцу отдайте — торопливо бросила она, приступая к обслуживанию следующего клиента.

Книги дожидались меня на прилавке, а продавец исчезла. Поискал её глазами, опасаясь брать в руки оплаченный товар. Женщина обнаружилась в другом конце зала. Она строго разговаривала с мужчиной в чёрном костюме и с белой соломенной шляпой в левой руке. Бедняга, по всей видимости, пытался самостоятельно стащить книжку со стеллажа, но был застукан на месте преступления и теперь огребал, за свой необдуманный поступок, по полной. Убрал руки с прилавка, не желая спровоцировать подобные действия и в отношении себя, а когда продавец посмотрела в мою сторону, приветливо помахал ей бумажкой, полученной на кассе. В ответ получил одобрительный кивок, мотнул сам головой и чтобы не терять времени даром расстегнул сумку, и приступил к опустошению одного из пакетов, находившихся в ней. Книг много, а складывать их некуда. На момент моей полной готовности к затариванию, появилась и женщина.

— Оплатили? — строго спросила она меня, всё ещё оставаясь под впечатлением от разборок с нерадивым покупателем.

— Да — с готовность ответил я и протянул ей бумажку, выданную взамен денег.

— Прекрасно — метнув на неё натренированный взгляд, мелодично пропела хозяйка кладезя знаний и дешёвых душевных развлечений. — Можете забирать.

Положил на прилавок приготовленный ранее пакет, теперь наверняка можно. Попробовал засунуть в него пару верхних книг и тут же получил гневный окрик.

— Молодой человек! Что вы делаете?! — моментально изменившись в лице, воскликнула женщина. — Он же у вас порвётся.

— Да? — не понимая в чём дело, то ли сказал, то ли спросил я.

Возмущение, с которым мне сообщили о моей безалаберности, было сродни тому, при котором берут насильника, прямо на жертве преступления. Ну, во всяком случае, мне именно так показалось.

— Он же у вас абсолютно новый. Что же вы, так не аккуратно? — запричитала продавщица, ставшая похожей на старшую сестру или подругу детства. Это уж кому, как угодно.

— Ну да. Мне его только сегодня дали — проговорил я, словно оправдываясь.

— Вот же люди. Пакеты им раздают, а они суют в них, что попало — подумала одомашненная работница прилавка, на чью волну я почти нечаянно настроился. — Мне бы кто нибудь, хоть один подарил. Так нет, всё наровят стащить чего нибудь. Бесплатно.

— А хотите, я его вам подарю? — почувствовав к чужому человеку небывалый прилив теплоты и нежности, предложил я женщине.

— Вот ещё — возмутилась она. — Если он вам не нужен, то я могу купить его у вас. А одолжение мне делать не надо.

— Ну, как хотите — согласился я с ней, почему то подразумевая, что стоить предмет нашего спора должен сущие копейки. — Можете и купить.

— Вот, возьмите — протянула она мне три рубля, вытянув их из кармана своей форменной одежды.

— Зачем же так много? — искренне недоумевая, смутился я, но деньги всё же взял.

— Ничего не много. На барахолке такие пять рублей стоят — перевязывая мою внушительную пачку книг серой верёвкой, вытянутой из недр прилавка, сказала, вновь ставшая строгой, продавец. — Но на пятёрку у меня рука не подымется. Трояка будет достаточно. Или я не права?

Она закончила манипулировать с книгами и подтолкнула их ко мне.

— Правы. Вполне достаточно — ответил я, пытаясь разобраться, что же это за богатство такое, «синий пакет».

С объёмной поклажей в руках и с распухшей, от небрежно скинутых в неё вещей, сумкой на плече, вышел на улицу. Солнце светит. Ветерок освежает. Народ, огромными толпами, куда то спешит, весело щебеча от переизбытка чувств. Красота, неописуемая. Один я стою на обочине, как неприкаянный, с туманными мыслями о будущем, в голове.

— Куда податься? — продолжая радовать глаз разнообразными картинками из жизни населения, крепко задумался я. — Обратно в лес? Не хочется. Здесь остаться? Но день заканчивается быстро, а за ним неизменно приходит тёмная ночь и надо будет где то устраиваться на ночлег. А где? Снова на природе? Так мы в городе и тут просто так, под кустик, не приляжешь. Чревато. Полицейского уже видел и не беда, что выглядел он не сильно устрашающе. Придёт время и слуга закона проявит себя, во всей красе. А оно мне надо?

— В гостиницу двину. Денег должно хватить — строго сказал я себе и бодро зашагал по тротуару, толком не соображая куда.

Протопал не далеко. Где расположена ближайшая гостиница, мне неизвестно, точно также, как неизвестно и месторасположения любой другой.

— Простите — обратился я к неторопливо фланирующему мужчине, вызвавшем во мне симпатию, своей незамысловатой формой одежды. — Не подскажите, как добраться до гостиницы?

— Извините. Я не местный — стесняясь своего происхождения, ответил он, почти не останавливаясь.

Обратился к девушке, торопливо пробегающей мимо, затем побеспокоил мать двоих детей, семейную пару в шортах, рослого парня, моих лет — получив в ответ одно и то же: — «Не знаем».

— Ау, местные! Вы где? — не обращая внимания на прохожих, громко спросил я в слух.

И они отозвались. Давно бы надо было, так вот поступить.

— Дядь. Тебе чего? — спросил меня пацан лет десяти. — Я местный.

— Не врёшь? — с сомнением взглянув на него, поинтересовался я.

— Не а — твёрдо заявил он.

— Гостиница мне нужна. Лучше, самая ближайшая.

— Это тебе вон туда надо идти — выдав направление тонкой, но не по-детски жилистой рукой, сказал малец. — Сначала пройдёшь между домами. Потом у летней эстрады. Там повернёшь налево и идёшь через парк, на набережную. А уж там иди всё время прямо и увидишь гостиницу.

— Спасибо. Выручил — протягивая ему свою руку, попытался я отблагодарить благодетеля.

— За спасибо только попугаи работают — ответил он, не моргнув глазом и не двигаясь с места, выжидательно поглядывая мне в глаза.

— Твоя правда. Прости — согласился я и вытащив из кармана сумки сдачу за книги, высыпал её в подставленную ладонь.

Парень отыскал в куче мелочи двадцать копеек, сунул их в карман линялых шорт, а остальное протянул мне, обратно.

— Этого хватит. Лишнего не надо. Я же понимаю, отдыхающие тоже люди, им деньги даром не достаются.

Двадцать копеек потратил не зря. Гостиница «Анапа» и впрямь никуда от меня не делась. Неукоснительно следовал по указанному маршруту и вышел прямо на неё. Не сразу, много времени ушло на разглядывание пляжа. Количество, почти голых людей на нём и в прогулочной зоне, меня шокировало. Да до такой степени, что в последствии был вынужден ознакомится с невиданным ранее автоматом по производству газированной воды. Отстоял не маленькую очередь к его жерлу, прежде чем влил в себя два стакана сладкой и один простой.

Гостиница стояла в ста метрах от моря, ну может чуть дальше и это обстоятельство мне сразу понравилось. Удобно. Бегать далеко не надо. Поплавал и в номер. Зашёл в неё с твёрдым намерением поселиться, ну хотя бы на несколько дней. Приму ванну, высплюсь на мягкой кровати, закушу в ресторане, поплаваю, позагораю на песочке, среди многочисленных отдыхающих, где попадаются вполне достойные экземпляры противоположного пола, а там видно будет. Всё зависит от того, во что мне все эти удовольствия обойдутся.

— Здравствуйте — облокотившись на стойку ресепшн, поприветствовал я сидевшую за ней даму средних лет, плотной, но симпатичной наружности.

— И тебе не хворать — ответила она мне, по-простецки.

— Мне бы номерок получить. В вашей замечательной гостинице — перейдя на игривый тон, высказал я свои пожелания и сделал комплимент помещению, стилизованному под стиль ретро, впрочем, как и всё остальное, в этом приморском городке.

— А паспорт у тебя имеется? — чему то ухмыляясь, спросила у меня женщина.

— Паспорт? — автоматом переспросил я и понял, что круто попал.

Как же я мог забыть про паспорт? Да и про остальные документы, которых у человека моего возраста, пускай я толком и не помню, сколько мне лет, должно быть предостаточно.

— Паспорт имеется — стараясь не выхлёстывать наружу охватившую меня панику, сказал я и принялся искать его в объёмной сумке.

— Да ладно, не парься — успокоила меня женщина. — Мест всё равно нет.

— Спасибо — облегчённо выдохнув, поблагодарил её я и поставил все замки сумки обратно, в положение «закрыто».

— Не за что — чему то удивляясь ответила она и более ласково добавила: — Тебе спасибо. За отказ меня ещё никто не благодарил.

Свежий воздух и морской ветер, восстановили моё моральное состояние почти до прежнего уровня. Я перестал нервничать, а лишь время от времени озирался по сторонам в поисках всевидящего ока полиции. Сморщившаяся до неузнаваемости память не сулила от этой организации ничего хорошего, хотя в чём выражается это нехорошее, не помню. Соваться на набережную и пробовать не стал. Быстрым шагом проследовал вдоль здания, с лёгкостью кошки пролез сквозь парковые кусты и в неподвижной стойке затаился возле них. На асфальтированных дорожках стояло пару пустых скамеек, тёмно зелёного цвета, но им меня не обмануть. Одиночный пикет сейчас, мне категорически противопоказан. Кто его знает, что там за мной может числиться, в их ментовской базе. Не просто же так очнулся в чём мать родила, на берегу самого синего моря.

Вдруг, как то сразу, ощутил внутри себя нестерпимое чувство голода. Встряска в гостинице даром не прошла. Раздвинул кустики и непринуждённой походкой направился к ближайшей скамейке, где по моим прикидкам могут сидеть люди владеющие информацией, важной для меня.

— Простите, — поравнявшись с лавкой, шёпотом спросил я женщину в годах, ласково поглаживающей голову спящего внука, лежавшего на её коленях.

— Я не сплю, дядя — открыв глаза, тихонько промяукал ребёнок. — Я просто на солнце перегрелся, вот меня бабушка и уложила отдохнуть. Можете громко говорить.

— Угу — промычал я, ему в ответ и обычным голосом вновь обратился к бабушке: — Вы не подскажите, где здесь ближайшая столовая?

— Ближайшая у родины, но кормят там отвратительно. Вам лучше дальше пройти, по прямой вниз, а потом направо. Если сами не найдёте где, спросите кого нибудь.

Оба ответа показались слишком туманными, но с чего то надо было начинать и я потребовал более ясной трактовки слова «уродины».

— А «уродины» — это что? — спросил бабушку, так и продолжавшую работать натруженными, за долгую жизнь, руками.

— Это кинотеатр такой. Родина называется. Сейчас на первом перекрёстке налево, потом прямо, метров двести пройдёте, повернёте направо и снова прямо. Найдёте. Вот там, рядом с ним, эта стекляшка и стоит. Но я вам настойчиво рекомендую не ходить туда. Идите, как я рассказывала — прямо, потом…

— Я помню, помню — перебил я старушку. — Спасибо. Найду.

Желающих отравиться в стекляшке было столько, что мне пришлось потолкаться и на улице, и в душном зале, и место за столом занимать наперегонки.

Должен заметить, что бабушка видно забыла, что ели во время Второй мировой войны, о которой даже я, кое что помню. Салат из капусты, великолепный борщ со сметаной, о котором в лагере у Коли, только мечтать можно было, заливные биточки с пюре, компот с ягодами и пирожки с повидлом. И это называется отвратительно? Да вы, как я погляжу, зажрались тут, в городе вашем.

Заправившись, выбрался на улицу. Было у меня желание повторить обед, за восемьдесят семь копеек, но не уменьшающаяся очередь и не очень радужные воспоминания от стояния в ней, заставили отказаться от перспективной мысли. Отыскал на половину свободную лавочку, придавил её, своим костлявым задом и наплевав на полное отсутствие документов расслабился. Сытый желудок, тёплый климат и общее благостное настроение, вывели меня на новую орбиту повседневных потребностей. Я начал присматриваться к многочисленным прохожим, бесконечно снующим из стороны в сторону, особо выделяя среди них просто писанных красавиц, которых вдруг стало так много, что остановить свой выбор, на одной из них, не представлялось возможным. Словно мартовский кот провожал я глазами низких и высоких, худых и полных, тёмных и светлых, весёлых и грустных, и таких чертовски красивых, что вот хоть прямо сейчас бери любую и приглашай в гости или на променад. Так бы и витал в облаках, но воскресшая тревога о паспорте, беглый взгляд на обувь, отсутствие приличных штанов, привели мои мысли в порядок и вернули на грешнуюземлю.

— В магазин надо идти — твёрдо решил я. — Пора запечатлеть свою рожу в забуксовавшей памяти. Может там и смотреть то не на что, а я всё туда же — по бабам.

Вернулся на просторную площадь, почти наполовину занятую праздношатающимися людьми и побрёл в сторону пятиэтажек. Если где и может быть магазин, так только в них. Прошёл мимо, незамеченного ранее, киоска с крупной надписью «Союзпечать», обогнул жужжащую очередь в стекляшку, на ходу читая крупные буквы афиш с названиями фильмов, абсолютно ничего не говорящих мне: «Москва слезам не верит», «Петровка 38», «Пираты 20 века». Оставив позади Родину и переведя взгляд на одно из жилых зданий, увидел вожделенную надпись — «Универмаг», на первом его этаже. Точно помню — мне туда, уж здесь то зеркало наверняка отыщется.

Не знаю почему, но прямо от входа у меня появилось стойкое ощущение, что в таком магазине я никогда не бывал. За ним родилось щемящее чувство ущербности, не покидающее меня до сих пор. Неужели я жил в городе, ещё хуже, чем этот? Универмаг был длинный, словно кишка, как только зашёл в его внутренности, так это сравнение мне и пришло в голову. С одной стороны магазина были стеклянные окна, с другой прилавки, стелажи, вешалки и так на всём протяжении дома. Отданное под торговлю пространство, незатейливо разбито на отделы. Пройдя от входа до выхода, обнаружил целых четыре таких. Цифры, висевшие под потолком, разделяли зоны торговли по ассортименту товаров. Первую забрал себе отдел посуды и различных хозяйственных товаров, включая мыло и пасту с зубными щётками, которые я тут же и прикупил, с огромным запасом. Спросил про туалетную бумагу, но надо мной отчего то только посмеялись, так и не дав никакого ответа. Почему? Под цифрой два числилась разнообразная одежда, где я также отоварился, получив в руки свёрток со спортивными штанами, как гласила надпись под ними и пятью парами чёрных носков, надоело шлёпать на босу ногу. Штаны были точь в точь похожи на мои. На этот раз я сначала примерил их на себя и только потом сказал, чтобы выписывали. В этом же отделе купил двое трусов, цветных. Чёрные и синие выглядели ещё хуже. Дальше, под цифрой три, шла обувь. Оттуда вышел с пустыми руками. Нет, обуви много, есть такая, как и на мне, она кеды называется, но покупать её не хотелось. В сумке лежат настоящие кроссовки, со склада, если что, то в них пока похожу. Ну а четвёртый отдел меня затянул на долго. Мелочи в нём, разной, завались. Тут же нашёл и зеркало, но долго в него не любовался. Посмотрел на себя. Увидел в отражении худое, овальное лицо, средних размеров нос, большие серые глаза, с прищуром, выпирающий, больше чем надо, подбородок, в меру пухлые губы, ничего особенного, всё, как у всех. Понял, что не узнаю человека в отражении, увидел, что не урод и на этом закончил собственное изучение. У меня, кроме любования собственной физиономией, дел достаточно. Отсутствие паспорта так и толкает обратно, на дикий берег, а это значит, что перед возвращением туда, надо затарится и по возможности, всем необходимым. Мне много чего надо. Котелок, кружка, миска, ложка, нож, зажигалка. Взял бы и подушку с одеялом, и палатку. Но последней нет в продаже, а остальное много места займёт. Тем более без палатки, подушка никому не нужна. Зато приобрёл пять метров цветастой клеёнки. Мне показалось, что она вполне сможет заменить палатку, в случае дождя, да и места заняла эта полезная вещь меньше, чем тоже одеяло. Ещё купил пластиковую фляжку на два литра, под воду, бритвенные принадлежности, с которыми вышла откровенная неразбериха. Попросил у продавщицы «жилет», она сказала, что они продаются в отделе с одеждой. Вернулся туда, там показали совсем другое. Снова добрался до мелочей, на ходу понимая, что нужного мне товара, у них, не имеется. Выразился более доступно, но всё равно вместо одноразовых лезвий, выдали маленькую коробочку с надписью «Нева» и хитрое устройство, для её крепления. Взял, а куда деваться? Хотел прихватить кастрюлю и умывальник, но оглядел свои приобретения и понял — в автобус, на котором придётся добираться до места, меня могут не пустить. Засобирался на выход, но в самом углу, за отделом под цифрой четыре, обнаружил очередь. А она, просто так собираться не будет, стекляшка это наглядно показала. Подошёл ближе, попробовал протиснуться к прилавку, где всем руководил один человек, но меня тут же строго осадили:

— Куда, без очереди!?

— Да, я только посмотреть — огрызнулся в сторону нагрубившей мне женщины.

— Все вы только посмотреть — парировала она. — А потом мне, снова не хватит. Я уже третий раз попадаю на таких.

— А чем хоть там торгуют? — смирившись с участью аутсайдера, спросил я.

— Пакеты финские выкинули — ответила женщина и замолчав, резко вытянула шею на предостерегающий крик продавца: — Больше не занимайте. Пакеты кончились.

— Твою мать! — вихрем пронеслось у неё в голове прежде, чем она развернулась и зашагала на выход.

Я улыбнулся, но увидев её оскал, направленный именно на меня, заткнулся, чуть не подавившись собственной слюной. Очередь быстро рассосалась, предоставив право любопытствующим, вроде меня, добраться до прилавка.

— И снова пакеты — оглядывая витрину, подумалось мне. — Что же в них такого замечательного? Отчего они пользуются таким спросом у населения?

Насколько помню, раньше такого за ними не замечалось. Я ясно вижу картинку, как пакеты висят у прилавка, в магазине и никто к ним не бежит. Может они и не такие красивые, как те, что лежат в моей сумке, но в чём разница то. Пакет, он на то и пакет, чтобы в нём покупки переносили, и всё.

— Интересует что то? — спросил меня продавец, близкий мне по возрасту и если верить моему отражению в зеркале, по духу.

— Да так — неопределённо ответил я и обратил внимание на джинсы, висящие прямо на стене.

Они, в отличии от остальных товаров, не имели ценника. Мне может быть его наличие и не очень важно, большая часть цифр для меня ещё табу, но всё же. Правило на то и правило, чтобы быть единым для всех. Или я не прав?

— А джинсы сколько стоят? Не вижу что то ценника на них — спросил я больше для создания микроклимата, нежели из какого то практического интереса.

— Двести сорок — бросил продавец в ответ. — Ценник есть. Расписка прикреплена к штанам. Я же комиссионный отдел. Показать?

— Расписку? — уточнил я.

— Да, при чём тут расписка — возмущаясь, сказал парень. — Я про штаны говорю. Будешь смотреть?

— Не, дороговато — ответил я, хотя представления не имею сколько это, двести сорок.

Парень явно обиделся. Мне не хотелось покидать его оригинальный отдел, в котором, кстати, углядел массу вещей понравившихся мне внешне и я спросил его:

— А комиссионный — это, что значит?

— Ты сам откуда будешь? — спросил он, проигнорировав мой вопрос.

— Да-а… — замялся я, пытаясь увильнуть от конкретного ответа.

— Понятно. Из Мухосранска. Ты не обижайся, я не хочу унизить конкретное место на карте нашей великой Родины, откуда ты к нам приехал. Но, если у вас до сих пор не знают, что такое комиссионный отдел, значит дела там обстоят совсем плохо. В твоём городе хотя бы комиссионный магазин имеется?

— Конечно — заступился я за мифический город.

— Ну вот. Это почти, тоже самое. Ты читал последнее постановление правительства, касающееся торговли? — поставил меня в тупик очередным вопросом парень, но заметив выскочившее на моём лице недоумение, продолжил снова говорить: — Нет, я понимаю, что там пишут разный бред, но это, в отличии от остальных, совсем другое. Там есть абзац, дающий право любому гражданину нашей необъятной родины открыть своё дело, если он способен управляться с ним один.

— Как это? — с трудом понимая, чего он несёт, спросил я. По моему, всё такое, уже давно разрешено.

— Ну, без привлечения наёмной силы. Так понятно? — вставил ремарку продавец.

— Да — продолжая удивляться, ответил я.

— Вот. Как только постановление вступило в силу, я пришёл в торговый отдел, написал там заявление о том, что хочу открыть торговую точку. Мне его тут же подписали. С ним пришёл сюда, к директору. Она, естественно, меня пнула. Я домой, к матушке, у неё знакомых полно. Мать выслушала, сначала рукой у виска повертела, но потом всё таки подружке позвонила. Уболтал. Та, ещё кому то звякнула и вот, работаю — откровенно рассказал парень свою историю, скорее всего уверовав, что сегодня я здесь, а завтра не пойми где.

— Круто — видя его состояние, имитировал я восторг.

— Ещё бы. В городе один такой магазин — чуть выпятив грудь вперёд, сказал он и вновь принялся за работу: — Так чего, может показать что?

— А пакеты у тебя, по чём были? — спросил я, на этот раз из практического интереса.

— По пятёрке за штуку. Самый ходовой товар. Но доставать их, та ещё морока.

— Так ты чего же, товар сам достаёшь — поинтересовался я.

— Ну не всё. Что то люди сдают на комиссию, чего то сразу закупаю. Если наличность имеется. Но, в основном, сам верчусь. А что делать? Аренду плати, по налогам каждый месяц отдай, а бензин, а амортизация машины. Да вон хотя бы вывеска — парень ткнул пальцем за голову. — В «Родину» пришёл, говорю: — «Мужики, два слова написать сколько стоить будет?», а они мне: — «Червонец». Спрашиваю: — «Чего ж так дорого?». И знаешь что мне ответили?

Молчу. Узкую надпись, «Комиссионный отдел», уже увидел, но сколько может стоить её изготовление даже ума не приложу, с моим то знанием арифметики.

— Сказали: — «Капиталистам по отдельному прейскуранту». Нормально? — выпалил парень.

— Дерьмово — чувствуя, как именно надо ответить, сказал я.

Продавец протянул мне руку. Пожал крепкую, шершавую ладонь, ощутив, через неё, незлобивый характер парня.

— Отдал. А что оставалось? Сам я рисовать толком не умею, а уж буквы писать, совсем труба.

— Да- а — протянул я.

— А тебя звать то как? — спросил продавец, мельком взглянув на подошедшую к его прилавку парочку.

— Антон — ответил я.

— А меня… — тут его позвали покупатели. — Подожди Тоха. Сейчас с клиентами разберусь, договорим.

Ждать пришлось долго. Мужчина никак не мог выбрать из пяти очков, лежащих в ряд на стеклянной витрене, нужные ему. Но я не уходил. Взял себе за правило — «много знакомых не бывает». В моей ситуации, без него, никуда.

— Зануда — тихо выругался вернувшийся продавец и спросил меня: — Так, на чём мы остановились?

— Я Антон — ещё раз, назвал своё имя.

— Ага. А я Герман — снова протянув мне руку, сказал парень. — Как космонавт Титов.

— Будем знакомы — подтвердил я рукопожатие словами и для углубления отношений добавил: — Да, не простая у тебя работа.

— Не все это понимают. Им кажется, что я тут деньги лопатой гребу?

— Слушай, как раз про деньги хотел спросить — решился я на хитрый манёвр. — У меня тут парочка пакетов имеется, почти новые. Возьмёшь?

— Покажь — заинтересованно потребовал Герман.

Я расстегнул сумку и выволок наружу тот, где так и продолжала лежать полученная на складе одежда. Высыпал её на стекло витрины и придав упаковке, почти безупречный вид, сказал:

— Вот, один из них. Сейчас второй достану.

— Да, погоди ты с пакетами. Это у тебя, откуда? — сыпля молниями из глаз, спросил работник прилавка. — Ты чего, фарцуешь?

Переместив меня к себе, за витрину, любознательный Герман вывернул всё, что заботливые руки красиво упаковали на фабрике. Заодно и мне продемонстрировав, чем меня снабдили на базе городского торга.

— Беру всё — заявил он, налюбовавшись моими вещами. — И сумку тоже возьму. Не купят, себе оставлю.

— Подожди — усмехнувшись его прямолинейности, запротестовал я. — Как минимум брюки, шорты, вот эта футболка и одни плавки, не продаются. А про остальное можем поговорить.

В последнее время я ничего не забываю, хотя в элементарных знаниях имею большой пробел. Сколько и какие бумажки выложил в бухгалтерии, не забыл. Три по сто и одна пятидесятирублёвая, так и стоят перед глазами. Хотелось бы узнать, что мне предлагают в замен, а там будем разбираться. Допустим сумку, отдал бы без сожаления. Таскать её по лесу, всё равно, что выкинуть. Но вот, как определиться с её ценой в отдельности, от другирх предметов, вопрос.

— Хорошо. За сумку двести, футболки по восемьдесят пойдут, рубашки по полтиннику возьму, кепку… — начал сыпать предложениями Герман.

— Не, так дело не пойдёт — перебил его я, понимая, что ничего не понимаю, из сказанного. И взял быка за рога. — Во-первых дёшево, а во-вторых, назови цену сразу за всё. Так проще будет. Ты называешь свою. Я думаю. А потом или соглашаюсь или… Ну ты сам понимаешь.

— Можно и так. Мне без разницы. Сейчас всё прикину, посчитаю и назову — согласился продавец, сидя вместе со мной под прилавком.

Внимательно наблюдаю, как Герман снова и снова перекладывает мои вещи, дёргает замки, полностью опустошённой сумки, пакет с деньгами уже давно перекачивал в котелок, как он примеряет выставленные мной на продажу кроссовки, между прочим настоящий «адидас» и соображаю над методикой расчёта. Уверенно зная цифры от одного до десяти, а дальше с огромными пробелами, не просто придумать устраивающий обе стороны механизм.

Семьсот двадцать — перечиркав целый лист, оповещает меня «новый русский». Откуда появились в моей голове такие слова, не знаю, но твёрдо уверен, они точно отражают сущность моего нового знакомого.

— Буду думать — сообщаю ему в ответ, больше для важности, так как основное требование выскажу прямо сейчас: — А ты пока деньги достань и вот хотя бы сюда, на коробку, положи. Я их ещё проверять буду. И это, желательно чтобы все по сто были, с мелкими возиться не охота.

— Это само собой. А про цену, чего скажешь?

А, чего я ему могу сказать? Пускай сначала деньги на бочку положит, а потом отвечу, согласен или нет. Мне надо видеть, сколько будет бумажек и главное каких. Делаю вид, что прикидываю чего то в уме. Чешу коротко стриженный затылок, царапаю небритое лицо, пальцы для наглядности загибаю, а сам внимательно смотрю, как Герман суёт голову в темноту одной из витрин, слушаю шуршание купюр и не моргая считаю вместе с ним. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь и плюс две красных десятки. Так вот оно, что значит. Семьсот это семь по сто, а в бухгалтерии триста, три по сотне. Оригинально. Получается у меня остаются вельветовые брюки, белая футболка с фирменным «лейблом», как сказал Герман, шорты и плавки в придачу. А кроме всего прочего я получаю сверху четыре сотенных бумажки. Даже мне, человеку только некоторое время назад купившему полный школьный курс математики и алгебры с геометрией, и ни хрена не соображающего в них, расклад кажется не плохим.

— Ещё полтинник сверху и расходимся краями — озвучиваю своё окончательное решение, вновь посоветовавшись с обнаглевшей памятью.

— Замётано — с каким то отчаяньем говорит Герман и вытаскивает из другой коробки, стоящей почти на виду, пятьдесят рублей.

Закончив расчёты собираю остатки вещей, старых и вновь приобретённых, и понимаю, что выгляжу ещё ужаснее, чем прежде.

— Слушай, Герман. У тебя ничего не найдётся, куда бы всё это сложить — говорю я, беспомощно тыкая ладонью в рассыпавшуюся груду шмоток, разного достоинства, объёма и вложенного в них труда.

— Найду — пряча покупки и не глядя на меня, отвечает он, а закончив дело добавляет: — Мешок из под гречки подойдёт?

— Наверное — неуверенно соглашаюсь на обмен. Можно подумать я эти мешки видел когда то.

Как по мне, так очень удобно. Всё влезло, осталось место для захвата, можно на спину закинуть и тащить не тяжело. Не знаю, чего так ржал продавец, увидев окончательный результат моих стараний. Пожал на прощание руку Герману, тот пригласил заходить ещё, когда буду в его городе, дружески похлопал меня по плечу и пожелал в ответ удачи. Бедняга, он даже не подозревает, что я почти местный. Забросив поклажу на спину, сделал шаг на выход, а на втором резко притормозил.

— Братишка — обратился я к новому приятелю, почти на лету поймав обрывок умной мысли. — Не против, если мешок у тебя немного постоит. Мне бы по делу ненадолго смотаться, не таскать же его с собой.

— Да пусть валяется. Присмотрю — ответил он, зорко поглядывая в сторону интересующихся его новым приобретением.

Вынул из тряпичной тары материально потяжелевший пакет и резво метнулся назад, по отделам. Кроссовки проданы, футболка осталась одна, а ходить в чём то надо. Куплю себе хотя бы пару маек и кеды. Старое собираюсь возвращать предыдущему хозяину, да и не подходит мне ничего из его одежды, то мало, то велико, а обувь так и вовсе ноги натирает.

Если бы не очереди справился бы быстро, а так пришлось немного задержаться. Но моё долгое отсутствие Германа мало интересовало, он уже вовсю впаривал, когда то бывшие моими, кроссовки и, кажется, уже даже продал красавицу сумку, совсем недавно висевшую на моём костлявом плече. Шустрый малый. Пожелаю ему удачи, поблагадарю за присмотр и на автовокзал, пора домой ехать, засиделся я в этом городе.

Улицу Горького преодолел на одном дыхании, завистники в спину подталкивали, своими смешками и тупыми репликами. Мешок им мой не понравился. Дурачьё, что тут скажешь. А вот дальше всё застопорилось. Жора перед отъездом предупреждал, что обратно смогу добраться или снова вплавь, по морю или на автобусе, отходящем как раз от автовокзала. На катер не пошёл, справедливо полагая, что морем я уже плавал и будет не лишним оценить виденную с него красоту, так сказать изнутри, с того самого берега, мимо которого мы проходили. И вот теперь стою, и разбираюсь, откуда этот автобус отходит, во сколько отправляется, где на него билеты продают. В расписании, местность под названием Утриш, не просматривается, у кого не спрошу, сами ничего не знают. Попробовал без очереди к кассе подойти, так там чуть майку не порвали. Во народ, даже мешок мой никого не смутил, отволокли. К полицейскому подойти? Спасибо, сам не хочу. Понимаю, чем этот поход для меня может закончиться. Видок ещё тот, да и тара моя нестандартная глаза всем мозолит. Спросил кто крайний и тупо жду, когда добреду до окошка. Двигаемся медленно, все вокруг орут, огрызаются, из крохотной амбразуры чуть ли не матом отвечают. Весело у них тут, на автовокзале.

— Девушка, мне один билет до Утриша — делая правильное ударение и с максимальным уважение к тяжёлому труду, прошу я затюканную очередью женщину, плохо просматриваемую в грязном окне.

— Да что за день сегодня такой!? — на выдохе произносит она. — Сотый раз объясняю: билеты на Утриш в автобусе, у кассира.

— Спасибо — радуюсь я ответу и отрываю лоб от стекла.

— Эй парень! — останавливает меня окрик из окошка. — Последний автобус, как полчаса ушёл. Завтра приходи.

Меня парализовало, а тётка в клетке ржёт, как лошадь.

— Ну наконец то, оторвалась — читаю её мысли, прямо сквозь барьер. — Жалко парня. Но всё равно, смешно.

Приехали. Вот это я хорошо попал. Ладно бы ходил с сумкой, да с кое какими покупками в упаковке. А с мешком то мне, куда сейчас? Полицейский уже поглядывал в мою сторону, но увидев, что я встал в очередь, успокоился и бросил следить. Надо уходить отсюда, пока не загребли в каталажку. Думать можно и в одиночестве. По Горького не пойду, не желаю больше бесплатно клоуном работать. К морю двину, там все немножко на идиотов похожи.

По дороге напился газировки. Купил две бутылки «Буратино», с собой, забрал у тётки, торгующей прямо с лотка, остатки пирожков с картошкой, в «Союзпечати» вытребовал «Труд», «Красную звезду» и «Правду», хотел взять и «Крокодил», но полистав его понял, сегодня мне не до смеха. На пляже отсиделся за барханами. Скинул майку, кеды, залез в кусты, надел новые плавки — загляденье, а не парень. Ох, если бы не мешок. И кто меня дёрнул продать такую замечательную, вишнёвую сумку?

Полегчало с приходом сумерек. Солнце свалилось в море, ему на смену пришла влажная прохлада и время перекусить. Съел всё сразу, а прочитал меньше половины. Пирожки и буратино на загляденье вкусны, а газеты… Пропагандистский мусор, кроме последней страницы, где было немного происшествий и спорт. Про нас, пловцов, ещё статья понравилась. Особенно заглавие — «Гордость нашей страны». Раньше про меня никто так не говорил. Стемнело моментально. Вот только сейчас читал мелкие буквы, а тут вдруг раз и большие не вижу. Собрал пожитки, натянул штаны и майку, присмотрелся к округе. Не нравиться мне этот подозрительный шорох в кустах. У нас, в лесу, такого не было. Выбрался на самый берег, подгрёб под голову, ещё сохранивший дневное тепло, песок и улёгся на спину, привычно разглядывая на безоблачном небе мелкие звёзды и созвездия. Сон не приходил, хотя накопленную за день усталость и впечатления можно было приравнять к тяжёлому физическому труду, от которого засыпаю моментально.

Чужие голоса слышались то с одной стороны пляжа, то с другой. С берега тоже орали не переставая, по поводу и без. Но появление этих парней, мой слух пропустил.

— Гражданин, что вы тут, ночью, делаете? — строго спросил один из них и осветил моё лицо ярким фонариком.

— Отдыхаю — ответил я как есть и, в свою очередь, приподымаясь, спросил незнакомцев: — А вы, кто такие?

— Старший пограничного наряда, младший сержант Крупенин — представился говоривший и перевёл луч фонаря на себя.

Я молчал. Парень в форме, при погонах, с автоматом в руках. Про полицию помню хорошо, а вот о пограничниках смутно. Знаю, что они есть. Уверен, что достойно охраняют нашу границу, но вот права их и обязанности, в памяти не воспроизведу, да и было ли в ней чего про них.

— А, что я такого нарушил? — спрашиваю. — Мы же, вроде, не на границе государства находимся? Да и днём здесь народа было навалом.

— После двадцати двух часов, нахождение на территории пляжа, гражданским лицам, запрещено — отчеканил сержант и продолжил по простецки: — Так что давай друг, мешок в руки и быстренько покидай акваторию. Обратно пойду, попадёшься на глаза, с собой заберу.

— Ладно — ответил я, вставая на ноги. — Не положено, значит уйду.

Пришлось возвращаться за дюны и там обустраиваться. Темно, деревья колючие, шорохи разные, а делать нечего. В парк идти ночевать, на лавку? Ещё смешнее.

На новом месте уснул быстро. Спал крепко, без снов и проснулся точно также, без лишних эмоций. Открыл глаза, одним резким движением встал на ноги, отряхнулся, потянулся, взял в руки, отсыревшую за ночь, безразмерную тару и пошагал в сторону автовокзала. Со временем у меня та же беда, что и с цифрами, а хочется успеть на самый первый автобус. Засиделся я в городе, домой тянет. До посадки успел купить, всё в том же киоске с газетами, тетрадь в клетку и шариковую ручку, пригодятся для изучения курса математики и алгебры. Пытался найти чего нибудь съестного, но был вынужден обойтись двумя стаканами воды из автомата. Еду не продают, рано.

Желающих мчаться по утренней дороге, вместе со мной, насчиталось всего восемь человек. Они топтались у запертых дверей автобуса, с огромной буквой «Л», по фасаду, в ожидании их открытия. Очереди, как таковой, не было, но я, помятую о ней, протиснулся к самому входу и загородил его своей, продолжавшей вызывать насмешки у окружающих, поклажей. Не хочется оказаться в хвосте или того хуже совсем за бортом этого, ничего не навевающего мне, транспортного средства. Водитель и, надо так понимать, женщина-кондуктор, пришли вместе. Первый сходу залез в кабину, открыв маленькую дверку с другой стороны, а женщина, бесцеремонно оттолкнув ногами мой мешок в сторону, встала у двери общего пользования. Шофёр поёрзал на своём сидении, чем то скрипнул, чего то крутанул и, открыв створки узкого входа, еле слышно проговорил: — «Заходи». Подумав, что приглашение распространяется на всех без исключения, подхватил с асфальта свою примечательную сумку, аккуратно оттеснил плечом, стоявшую боком женщину и запрыгнул на первую ступеньку.

— Куда лезешь, деревня? — почти одновременно с этим, услышал колкую фразу у себя за спиной.

Кому она посвящалась мне было понятно, но отступать под натиском обстоятельств не в моих правилах и я смело продолжил движение в верх.

— Наглость — второе счастье — прилетело мне вдогонку ещё одно высказывание кондукторши, никак не сказавшееся на скорости моего продвижения.

Занял самое заднее место, растянувшееся на всю ширину общественного транспорта. Мешок поставил у ног, отыскал в его недрах более симпатичное создание, вынул оттуда рубль и вернув всё в исходное состояние, крепко зажал бумажку в руке.

Продажу билетов кондуктор начала именно с меня. Оторвав два из разных рулонов, закреплённых на проволочке, хитро приделанной к крохотной сумке, висевшей на её массивной шее, она спокойно приняла мой помятый рубль, отсчитала мелочь на сдачу и сунув её вместе с билетами, в мою протянутую ладонь по отечески проговорила: — «Не хулигань». Затем легко развернулась и пошла обилечивать остальных.

Тем временем входная дверка жалобно скрипнула, двигатель гулко заурчал, салон затянуло гарью. Автобус плавно тронулся с места и постепенно разгоняясь, начал набирать скорость. За грязным стеклом замелькали деревья, побежали фонарные столбы, поплыли крохотные домишки, отсюда казавшиеся ещё более убогими, запетляла дорога. Смотреть в окно расхотелось, я закрыл глаза, плотнее прижался к спинке тёплого, мягкого кресла и просто кожей ощутил всю нереальность происходящего со мной. Звуки, запахи, еле слышные голоса, виды за окном, всё казалось чужим и неправильным. Обуреваемая тяжёлыми мыслями голова непроизвольно наклонилась влево, затем, безвольно обмякшая шея, кинула её вниз, очередная колдобина раскачала рессоры, мгновенно поделившиеся своим убаюкивающим ритмом со всем, что находилось у автобуса внутри и я почувствовал, как проваливаюсь во что то вязкое и чужеродное, не в силах больше сопротивляться ему.

ГЛАВА 4

На конечной был разбужен раскрасневшейся хозяйкой ходячей кассы. Поблагодарил её за всё сразу, пожелал успехов в нелёгком труде и выпрыгнув на свежий воздух, приступил к изучению окрестностей поселения, ранее виденного мной только с глади воды. Различие между городом и деревней обнаружилось не сходя с места, но меня это не сильно задело, дальше будет ещё просторнее. У одинокого прохожего выяснил, где расположился магазин, основной источник пополнения продуктовых запасов колонии, самовольно занявшей огромную часть черноморского берега. Получив направление выдвинулся к нему. Нашёл без труда, запутаться на одной улице нереально, даже с признаками частичной потери памяти, как у меня. Магазин встретил двумя зарешеченными окнами, поблекшей на солнце штукатуркой, покосившейся нижней ступенью и огромным, висячим замком, сбоку которого примостилась фанерная табличка с режимом работы заведения. Открываться предприятие торговли планировало ровно в девять. Узнать об этом, моих познаний хватило. Далее стояло ещё несколько двойных цифр, две напротив слова обед и одна сама по себе. Так долго задерживаться в крошечном магазине не предусмотрено моим расписанием. Обедать предпочитаю в домашних условиях, а про закрытие и вовсе знать незачем. Шататься, где попало, по ночам, мне и в городе не понравилось.

Вскоре ко мне подтянулся народ. Хороший. Мешок мой, его, никаким боком не интересовал. Но и он начал возмущаться, когда заявленное время открытия перестало совпадать с фактическим.

— Пять минут уже — поглядывая на обступивших его женщин, сообщил сухопарый ветеран.

— Опять Петровна скажет, что молоко принимала — поддержала говорившего, одна из них.

— Ну да, молоко — встряла другая. — Она со сметаной, никак разобраться не может.

Горький смешок прокатился по толпе, растущий прямо на моих глазах. Вовремя я очередь занял, не то проторчал бы здесь до обеда.

Замок продавщица открыла лишь после применения физической силы к двери, обеспечивающей этот незамысловатый агрегат самой обыкновенной работой. Появление сотрудницы моментально прекратило недружественные действия к имуществу и нелицеприятные высказывания по отношению к работнице. А со снятием запора, люди и вовсе засветились, заулыбались, наперебой здоровались с Галиной Петровной и справлялись о её драгоценном здоровье. Встав за прилавок, грудастая женщина в ослепительно белом халате и с высоченным колпаком на голове, предложила мне, по праву первенства, приступить к покупкам. Ласково, почти по матерински спросив:

— Ну, чего тебе? Турист.

Глаза разбегались. Хотелось купить много и сразу, но привычных для памяти продуктов я не нашёл.

— А кола есть? — вопрос задал для затяжки времени, давно заприметив, что сегодня её, сюда, не завезли.

— Чего? — поинтересовалась продавец, повернув голову на пару десятков градусов влево, словно умная собака, всей душой желающая разобрать речь неугомонного хозяина.

— Кока-Колы не вижу — продолжая бешено искать самое необходимое, сказал я и наткнувшись взглядом на «Кильку» добавил: — Не привезли?

Мешок потяжелел основательно. Сейчас в нём три буханки белого хлеба, пять банок кильки в томате, по кульку сухарей и пряников, десять пакетов вермишелевого супа, пачка соли, сахар, дробный вес которого для меня мало чего значит, перловка, пшено, грузинский чай, один килограмм карамели «подушечки», два с поэтическим названием «Виктория», завёрнутой к ярко красный фантик, а кроме этого огромный кусок сливочного масла, требующий употребить его немедленно. Но главная моя добыча в руках. Три литра свежего молока, налитого в стеклянную тару, доставшуюся мне в подарок от Петровны за весёлый нрав и безмерное обаяние. Оно следуют вместе со мной, понемногу лишаясь первоначального веса и наполняя мой желудок живительной влагой в перемежку с калориями, и витаминами. А заодно отрезвляя мой мозг. Странное дело, но на витрине и прилавках не нашлось почти ничего, с чем моя память привыкла работать до этого. Точно помню: в продуктовом магазине было навалом разных батончиков, чипсов, напитков, молочных продуктов в ярких упаковках, пока для меня без названия, да той же колбасы перед глазами всплыло такое количество… Почему тогда моя просьба, продать жевательную резинку, любую, какая под руку попадётся, вызвала столько эмоций у Галины Петровны и очереди, просто сходившей сума от моих «вопросиков». Где же я всё таки живу? Магазин с одеждой и разными промтоварами, для меня сплошное откровение, а вот над продуктами, о которых помню я, здесь лишь беззлобно посмеиваются. Нет, что то тут не так. Банки с оливками, грибами и лечо с помидорами, открываемые Жорой, и остальными из их компании, на обед и ужин, не вызывали у меня ничего кроме аппетита. Хотя сегодня, в маленьком магазинчике, я их в упор не видел. Может живущие на этой земле люди, такие продукты на дух не переносят? Всё же они не очень полезные, на сколько помню. А тут экология, природа, морской воздух, вот они принципиально и едят одно натуральное. Но опять же, «Килька в томате». Меня аж передёрнуло, когда я вспомнил, что там у неё внутри. Она, чего тут делает? Это же есть нельзя при любом раскладе. Или её так просто выставили, для ассортимента? Чего кривить душой, бедноват он в местном магазине. Да, снова не хватает информации. По одной торговой точке всю картину не оценишь. Надо было в городе зайти в магазин «Продукты», видел же такую надпись, да постеснялся. Народу там толкалось уйма, а я с мешком в руках.

Коробки ожидали меня в тех же зарослях, где мы их и пристроили. Вытаскивать захоронку и открывать её, пока не тороплюсь. Посижу, подумаю, ещё молочка с хлебом попью, а там решу, что делать. Надо прикинуть, где обустраиваться напостоянку. Здесь или в другом месте? Тут не плохо, но далеко от воды, да и по внешним признакам непохоже, чтобы это место долго пустовало. Уехали одни завсегдатаи — приедут другие. Нужен им такой сосед, ничего не помнящий, с математикой в руках? К Виктору с компанией прибиться? Примут. Уверен. Но для них я представитель молодёжного течения, взятый на временное обучение своим товарищем и мои заморочки с цифрами им знать ни к чему. Да и сколько ещё они будут жить на берегу моря? Пять дней, десять. Отпуск вот вот закончится и что потом? Место там проходное, долго тоже пустовать не будет. В лагерь к гитаристу сам не хочу. Люди у них весёлые, девчонки симпатичные. Разве в таких условиях можно учиться? К Коле податься? Может и пошёл, не будь у него этой противной тётки, даже во время обеда думающей, как бы меня изжить с белого света. Эх! И никому то я здесь не нужен. Был человек, относившийся ко мне со всей душой и тот уехал. Молоко, упорно вливаемое мной внутрь, вдруг начало проситься обратно.

— Ну, ни фига себе! — мысленно воскликнул я. — Вторую половину банки пробую и почти доедаю буханку свежего хлеба. То то я погляжу, мысли сиротские, в голове, начали верх брать. Всё, хватит. Подкрепился и будет. Мне ещё сегодня масло доедать, до завтра дожить оно не сумеет.

На бедность мне оставили: семь тёмно синих одеял, с двумя белыми полосами по краям, надувной матрац, брат близнец того, что давал Аркаша, закопчённый, алюминиевый чайник, очень нужная вещь для кипячения воды на костре, по семь железных кружек, мисок, ложек и один складной нож, с тремя лезвиями, штопором и открывалкой. Добро это полностью заняло две картонные коробки, из трёх. И чего Жора заупрямился? Ну рассказал бы, что здесь, я бы в городе меньше тратился на посуду. Хорошо одеяло не купил, чего с этими делать не знаю. Последняя коробка обрадовала не меньше.

В ней расположились остатки продуктовых запасов дружной компании гостеприимных и, как оказалось, не жадных людей. Насчитал девять металлических банок одного размера, с чёрной этикеткой и надписью «Шпроты», и по семь ещё трёх наименований, два из которых прочитать не могу. За ними: три стеклянных банки с лечо, его вкус запомнил и на вид не забыл, семь с помидорами в собственном соку, три палки жёсткой, словно ветка дерева, колбасы, кусок, густо пересыпанного солью, сала, замотанного в тряпку и ни разу не выставляемого на стол, две пачки индийского чая, ополовиненную и целую банку растворимого кофе, две бутылки светлого вина, отчего то называемого моими знакомыми виноградным соком.

— Живём! — радостно воскликнул я, перелапав содержимое коробки трясущимися, от переизбытка эмоций, руками. — Этого мне надолго хватит. В магазин буду только за хлебом ходить, а он тут копейки стоит.

Ночь провёл здесь же. Допитое молоко вело себя по свински, а отправленное ему в помощь масло, лишь усугубило противостояние с хлебом и колбасой. Проводить разведку местности, с не обеспечивающим её всем необходимым тылом, было выше моих сил. Не скажу, что остаток дня занимался только ублажением естественных надобностей, математику за первый класс и цифры до семидесяти трёх я осилил, но, по большому счёту, вчерашний день откровенно прос… Хотел и майку со штанами постирать, и по гостям прошвырнуться, и освоением наук заняться поплотнее. Однако, как говориться, вышло то, что вышло. Большую часть вынужден был осваивать одну науку, имеющую колоссальное практическое значение. Изучил её досконально и запомню надолго. Молоко — это сила, но употреблять его необходимо в разумных количествах.

С утра сбегал за водой. Набрал сразу и чайник, и новую фляжку. Там же, у ручья, помылся, переоделся в новое, постирал взятую в аренду одежду и с полными руками вернулся назад. Позавтракал крепким чаем с сухарями, что то подсказало — это поможет избавиться от внутреннего дискомфорта. Затем сбегал на море, поплавал и приступил к освоению второго класса, упорно записывая в зелёную тетрадку цифры, одну за одной. В систему врубился в начале третьего года обучения, махом дописал до девятьсот девяносто девяти, а потом надолго задумался. Выстрадав тысячу пошёл вперёд семимильными шагами. Перестал вести записи, ограничился одноразовым произношением последующего числа, навечно впечатывающегося в мой лихо работающий мозг. Обедал тем же чаем с сухарями. Желудок урчал, но есть ничего не хотелось. Полистал пятый класс, решил на выбор несколько задач, нашёл их до безобразия простыми и остановился. На сегодня всё. Пойду раздавать долги и видаться со знакомыми, впрочем, большую часть я, им же и должен. Начну с одинокой палатки, надеюсь люди, живущие в ней, ещё не уехали.

До Виктора, так и не добрался. Пройдя Колю и торжественно вручив ему пять банок кильки, надолго застрял у своих сверстников. Изменения, произошедшие с моим сознанием за последние дни, заставили по другому взглянуть на часть жителей этого палаточного городка, да и мысли, крутившиеся в их головах, будоражили воображение, и толкали на необдуманные поступки. Чем бы всё закончилось не знаю. Одна из девушек такое себе навоображала, что я готов был с ней тут же отправиться в кусты, но спас положение парень с гитарой, отчего то поющий сегодня с особым надрывом.

— Что с ним? — спросил я окучиваемую мной подружку, поддавшись настроению главного местного героя.

— Да, не обращай внимания — ответила она. — Ничего смертельного. Наши идиоты вчера порядок вечером наводили. Ну и, случайно, паспорт его сожгли. Сам виноват. Кто же знал, что он его в промасленной газете держит.

— И что теперь? — услышав слово «паспорт», навострил я уши.

— Ничего. Ездил с утра в город, в ментовку. Сказали либо капусту тащи, либо езжай в свою Москву и там всё оформляй.

— Капусту? — переспросил я, не совсем понимая при чём здесь обычный овощ.

— Ну, не зелень же, конечно — усмехнулась девушка. — Готовы были и рублями взять. Да, где же мы здесь столько насобираем?

— А сколько конкретно надо? — спросил я, услышав правильное слово, «рубли».

— Да не знаю я. Сказал, что очень много, а сколько конкретно я не уточняла — ответила девица. — Ты ему не вздумай в долг давать, он не отдаст.

Прервав флирт с девушкой пересел вплотную к гитаристу, место рядом с ним освободилось и я его не проморгал. Выслушав, никогда не слышанный мной ранее шедевр, с сочувствием спросил парня, восстанавливающего голосовые связки очередной порцией красного вина:

— Чё, говорят какие то козлы твой паспорт спалили?

— Ага, вчера — ответил он, закусывая принесённой мной карамелью «Виктория». — А сегодня, другие козлы, штуку просили за то, чтобы хреновую справку выписать, вместо него.

— Штуку? — переспросил я требуя разъяснений, сообразив, что «штука» из того же ряда, где и «капуста» обитает.

— Да, стебались, наверное — ответил парень, настраивая шестую струну. — За такие деньги я себе новый нарисую. Но всё равно обидно.

— Да, ты нормально скажи, сколько денег тебе надо, чтобы дело уладить? — гневно спросил я, понимая, что до начала следующей песни остались считанные секунды.

— Забей — улыбаясь ответил гитарист. — Спасибо, конечно, за заботу. Но тысячу отдавать этим гадам я ни за что бы не стал. Да и не вернул бы я никогда такие деньги. Не где мне их взять.

Тут парень резким движениям дёрнул струны и громко обратился ко всем собравшимся:

— А сейчас песня про участкового! Так сказать, на тему суровых будней.

Народ зааплодировал, загудел. Кто то пробасил: «Я не специально», вызвав своей интонацией жуткий хохот, поглотивший первые аккорды и начальные слова незамысловатой песни.

Тысяча. Тысяча. Тысяча. Стучало у меня в висках. Мне нужна тысяча и паспорт в кармане. Я спешил домой, где в укромном месте прикопал мешок с деньгами. И чего раньше их не пересчитал? Мог же перед выходом это сделать, ограничений у меня уже нет ни в счёте, ни в сложении и с вычитанием полный порядок. Делением, умножением и таблицей умножения, как таковой, голова также пополнилась, но и без них познаний хватило бы, чтобы разобраться, чем владею на данный момент. Так нет, пошёл долги раздавать. Тоже мне, сын Терезы.

Мимо пристанища учителя по шахматам пролетел пулей. О какой встрече с ним может идти речь, когда решается моя дальнейшая судьба. Твёрдое понимание, что без паспорта я не человек, не покидало с того самого момента, как вышел из здания гостиницы «Анапа». Что ждёт впереди? Вечное скитание по прибрежной зоне, поиск халявного пропитания, подаяний на внешний вид, проживание в шалаше — вот предел моих мечтаний, при отсутствии документов. Готов к такой жизни? Конечно, нет! Я что, идиот? Сделаю всё, чтобы порвать этот замкнутый круг и выбраться отсюда. Наизнанку вывернусь, стану сыном чужого отца, отрекусь от прошлого, всё равно его не помню, в конце концов штаны вельветовые продам, но настоящее, точно также, как и будущее, будет у меня светлым и радостным.

Денег не хватало, немного, если сравнивать с окончательной цифрой и я тут же принялся искать источник их пополнения. Первой мыслью было: действительно взять да заткнуть финансовую дыру штанами, но тогда сразу можно забыть о светлом будущем. Мужчине без приличных штанов, ещё хуже, чем без паспорта, на собственной шкуре это ощутил. Поискал другие варианты. Они проросли, пускай и не густо, но почти все с криминальным душком. Заработать такую сумму быстро, честным путём, невозможно, а при отсутствии предмета, для чего она мне нужна, втройне сложнее. Украсть? Наверное, можно, но я ничего в своей жизни, как мне кажется, не крал, кроме того, что уже вернул. Кстати, за простенькие, поношенные шаровары, майку не по размеру и кеды, натирающие ноги, заплатил сполна. В оставленную у палатки обувь вложил две пары новых носков. На мой взгляд достойная оплата, за аренду дешёвого имущества. Что дальше? У кого то отобрать? Смешно. С моими интеллигентскими замашками, только на дорожку гоп стопа становиться. Одолжить? А, чем отдавать? Да и кто даст? В шахматы выиграть? Реально. Ещё реальнее в карты. Там совсем другие деньги крутятся. Вопрос один. Где взять партнёров? По берегу в картишки перекидывается достаточно много людей. А вот готовы ли они расстаться хотя бы с сотней рублей? Именно столько мне не хватает. Сомневаюсь.

Спал очень плохо, прорабатывая вариант за вариантом. Встал рано, безжалостно перечеркнув все. Ел без аппетита, продолжая думать всё о том же и наконец свершилось, страдания напрасно не прошли. Не зря говорят: — «Хорошие мысли приходят во время еды». Или я, чего то перепутал на радостях? Ну не суть важно. Главное выход обнаружился, пускай и один, и достаточно скользкий, но это лучше, чем совсем ничего. Воспользоваться им можно будет лишь при определённых обстоятельствах, причём обстоятельства эти надо мне самому создавать, при помощи способности влиять на чужие поступки. Уверенности, что прокатит, нет. На постоянной основе я такими вещами не занимался. Риск огромен и тем неменее я на него пойду. Если всё пройдёт так, как себе представляю, деньги будут и не малые. Хватит и на паспорт, и на покушать, и на погулять.

На первый автобус опоздал. Ругал себя последними словами. Можно же было пробежаться или встать раньше и раньше уйти, если уж не озаботился изучением работы часового механизма. Помог водитель грузовичка, предложивший за рубль подбросить до города. Согласился, мне сейчас не до экономии. Он же стал моим первым консультантом, на пути освоения процесса течения времени.

— Пол восьмого — улыбаясь ответил загорелый мужчина, на мой скромный вопрос: — «Который сейчас час?».

Информация для меня была бы бесполезной, откуда я могу знать, что значит «пол восьмого». Ну не четыре же. Если бы не удалось заметить, как располагаются стрелки на момент ответа.

— Спасибо — поблагодарил я его, представляя, как буду спрашивать о времени всех, у кого обнаружу часы и, кто готов будет предоставить мне право полюбоваться ими.

На окраину въехали в восемь двадцать две. Ещё пятнадцать минут потратили на дорогу до молокозавода, где я расстался с водителем и зашагал в указанном им направлении. Объект моего эксперимента, ещё не на рабочем месте, шофёр просвятил, что такие организации работают с девяти, но я всё равно тороплюсь побыстрее до него добраться. Начало поколачивать и, как бы мне не струхнуть, и не повернуть обратно.

Маленькая стрелка настенных часов, висевших за спиной секретаря, начала двигаться по направлению к десяти, а большая почти достала тройку, когда я открыл двери в предбанник кабинета директора торга.

— Василий Кузьмич на месте? — спросил я женщину прямо с порога, удивлённо взглянувшую на меня своим проницательным взглядом.

— Да, но через пятнадцать минут у него летучка — ответила она, предполагая мою невозможность попасть к начальству, ещё до нее.

— Успею — огорошил я секретаршу ответом и в три шага добрался до ручки, директорской двери.

— Куда?! — раздалось за спиной, но было уже поздно, дверь захлопнулась изнутри.

— Антон? — оторвавшись от бумаг, нервно спросил хозяин торга.

Мужчина пытался ещё чего то сказать, но я перехватил ход его мыслей и легко направил их совсем в другое русло.

— Что же вы Василий Кузьмич? Обещали отцу позаботиться обо мне, а сами до сих пор не одели — внушал я обмякшему подопечному. — Не хорошо это. Алексей Сергеевич узнает, осерчать может. Надо срочно исправлять ошибку.

— Присаживайся — стряхнув остатки собственных размышлений, предложил мне директор. — Сейчас всё уладим. Ты уж не обижайся на меня, Антон. Работы много. Сезон. Замотался совсем, вот и забыл про тебя. Сейчас, сейчас. Я позвоню, кому надо. Всё сделаем.

Прибежавшему на звонок Виктору я доходчиво объяснил, что оспаривать решение начальства дело не благодарное и он покорно согласился с руководством, предложившим срочно отвезти меня на базу и одеть. Снова. Развести трёх кладовщиц было проще простого. До каждой из них был доведён неоспоримый факт, безотказно действующий во все времена: «Я начальник — ты дурак. Ты начальник…» Ну и дальше по тексту. Помимо всего прочего, предложил Виктору выдать мне, в качестве бонуса, упаковку финских пакетов. Он не раздумывая согласился, а по приезду, я проследовал вместе с ним к директору и уже тому доказал, что сделать это было просто необходимо. С подписанной накладной мы спустились в бухгалтерию, там всё прошло быстро и изящно. С бухгалтером я тоже поработал. Ну а потом, порученец Василия Кузьмича подкинул меня в центр и тепло попрощавшись вернулся восвояси. Мне же надо было прошагать метров триста до «Универмага», где я предполагал успешно завершить столь многоходовую операцию, лишь на первый взгляд кажущуюся простой и лёгкой.

Тратить внутренние резервы на Германа не пришлось, он и без дополнительного воздействия обрадовался мне, как брату.

— Твоё почти всё распродал — пожимая мою, самою малость, вспотевшую ладонь, делился радостью предприниматель. — Будет что то ещё приноси.

— А я, как раз по этому поводу — обрадовал его я.

— Блеск! — вырвалось у него. — Но тут видишь какое дело. Я тебе сразу деньги отдать не смогу. Вложился крупно. Мореман знакомый, из Новороссийска в рейс уходил, вот ему всё и отдал.

— А сколько сможешь сразу отдать? — нервничая от осечки, в самом конце хорошо проделанной работы, спросил я.

— Сейчас посмотрю. Всё, что наскребу твоё — ответил Герман и нырнул в витрину.

Мне досталось четыреста шестьдесят восемь рублей, на остальные предлагалось взять расписку, но я отказался. Поступил проще. Рассказал парню, устно и мысленно, что я с ним сделаю в случае обмана, он и сник.

— Точно сидел — думал он про меня, притворно улыбаясь и глядя себе под ноги. — Откуда столько шмоток? Выглядит словно «зек». Зря я с ним связался. А с другой стороны сколько бабок я на нём заработал. И нечего меня пугать. Никого я кидать не собираюсь. Ну нет денег. Рожу я их, что ли. Через два дня расторгуюсь и всё верну.

Я поверил. Конечно, не наслово. Мысли человека, они лучше любой расписки. Сам себе он врать не будет.

— Ладно Герман, не тушуйся — успокоил я парня. — Верю тебе. Да и нет смысла меня обманывать. Проще честный бизнес вести, чем бегать под стволом пистолета. Я прав?

— Конечно — обрадовался он. — Да и куда я денусь. Всё время в магазине, с открытия до конца. А если хочешь, можешь мой домашний адрес записать и телефон. Через пару дней позвонишь, договоримся о встрече. Я всё закрою.

Духота на улице усилилась. Солнце упорно подымалось вверх, а время двигалось к обеду, мой желудок настойчиво об этом напоминал. До стекляшки рукой подать и если бы не вечная очередь в неё, я может быть, и позволил себе расслабиться. Но, не судьба. Мне даже отсюда видно сколько там народа собралось. Позже перекушу пирожками с газировкой, а прямо сейчас пойду искать полицию, настало время перейти к решительным действиям. Прежде чем обратиться к очередному прохожему с вопросом, я мысленно интересовался у него, к какой касте населения он принадлежит. Большинство носило на себе печать отдыхающего и к ним я не подходил. Некоторые маскировались так искусно, что ввели меня в заблуждение и только четвёртый по счёту, с кем я заговорил, оказался истинным аборигеном. Он, так же, как и предыдущие трое, удивился моему вопросу о месте нахождения полицейского участка. Но в отличии от остальных не кривил физиономию, а сразу начал отвечать по существу, правда перед этим немного порезвился.

— Шутим так. Я юмор тоже уважаю. Но с такими вещами лучше не шутить, не все поймут — произнёс он наставительно и лишь после этого перешёл к основной фазе ответа. — Смотри сюда. Идёшь всё время прямо. Никуда не сворачиваешь. Потом немного влево сдашь, ещё пройдёшь, а там и в участок упрёшься. Только не вздумай при них её так обозвать. Схлопочешь. Всё понял?

Я сказал, что понял, горячо поблагодарил и резво зашагал в указанном направлении, придерживая рукой очередную сумку, которую, на этот раз, решил не продавать. Добирался дольше, чем предполагал на старте, но пункт назначения нашёл. Надпись на здании отличалась от ранее мной заявленной. Несильно, но смысл был другой. Большие, синие буквы оповещали окружающих, что в нём расположилась никакая не полиция, а обыкновенная милиция, старая и добродушная, если верить обрывку вытащенному мной из окончательно запутавшейся головы. Нисколько не смущаясь нестыковке, я уже ко многим привык, внёс изменения в свой словарный запас и твёрдой походкой двинулся к дверям, из которых то и дело кто нибудь выходил. Доложил дежурному милиционеру, думаю с аналогией не ошибся, о цели своего визита, внимательно выслушал его и пошёл на второй этаж, искать кабинет номер пятнадцать.

Дальнейшие события развивались по не запланированному сценарию. Никто мне не предлагал сделать взнос и затем спокойно удалиться восвояси, ожидая быстрого решения вопроса. Напротив, все объяснения сводились к совершенно другому: ждать буду долго, процедура не простая, бумаг заполнять придётся много. Мои намёки, на великую благодарность, пропускались мимо ушей, а применять спец оружие я побоялся. Тонкости дела мне неизвестны, как бы хуже самому себе не сделать. В качестве эксперимента взял один из бланков, положенных передо мной и почитал его. Первая же графа поставила жирный крест на прикидочной попытке. Заявителю предлагалось написать фамилию, имя и отчество. Ну с этим я, допустим, легко бы справился, проблема у меня с памятью, а не с абстрактным мышлением, но вторая графа, где требовалось указать место постоянного проживания и прописку, делали все мои потуги напрасными. К такому повороту я не был готов.

Милиция не разочаровала, она похоронила меня заживо. Так, живым трупом и топал я обратно, ноя и скуля. Внешне выглядел нормально, в этом уверен, но на душе творился сплошной бедлам. Рушились все мои надежды, ломался хрупкий план по выходу из сложной жизненной ситуации и наконец мне просто хотелось нормально выспаться, на самой обычной постели, постоять под тёплыми струями душа и переодеться в чистое, и новое. А, как я могу это сделать, когда мне погладить полученное на базе, не где? Промелькнувшая, среди отчаяния, мысль о громадных деньгах, лежащих в новой сумке и та не сумела согреть моё сердце. С расстройства повернул не в том месте и под большим углом, но заметил это поздно. Вывеска «Гастроном», на пути в милицию, мне не попадалась и отдельно стоящего, кирпичного здания я тогда тоже не видел, когда туда шёл. Остановился. Идти обратно или внутрь зайти? Зашёл. Хуже, чем есть, не будет. Ошибся. Не оправданные ожидания, добавили ещё воды на мельницу плохого настроения. И здесь прилавки магазина не ломились от разнообразия продуктов, как я себе представлял до входа, витрины не кричали яркой упаковкой, холодильники не блистали мороженными и охлаждёнными полуфабрикатами. Колы снова не было! Гастроном ничем не отличался от маленького сарайчика, где заправляла Петровна. Нет, вру отличие было. В этом молоко продавали в бутылках и вместе с белыми буханками лежал чёрный хлеб и батоны. А в остальном всё тоже самое. Плюнул в сердцах, не на пол, конечно, и вышел обратно, на улицу. Что же за день сегодня такой, половинчатый?

Выход на прежнюю дорогу нашёлся сам собой, а вот выхода из своей ситуации я так и не вижу. Постарался успокоиться, уговаривая себя: — «Ну что теперь, топиться что ли? Надо жить дальше. Люди же живут как то. В магазинах у них не густо, одеть толком нечего, обувь самая простая, но они же не плачут горькими слезами. Пользуются тем, что есть. Надо и мне так поступать, радоваться тому, что имею. Сумка вон у меня какая красивая, брюки новые лежат, завёрнутые в клеёнку и присыпанные прошлогодними листьями, футболка — такую на каждом не увидишь. А продукты, что Жора оставил? Таких я не видел ни в том ни в другом магазине. Да получу я этот долбанный паспорт, никуда он от меня не денется. Ну, а память? А, что память? Подумаешь выдает иногда какую то ерунду. Кока колу ему подавай. Кто тебе мил человек сказал, что это не плод твоего больного воображения? Стукнулся головкой о камушек, на пляже вон их сколько валяется и всё, придумываешь себе, чего попало. Забудь. Воспринимай всё, как есть и не лезь в разные дебри».

На мажорной ноте добрался до книжного магазина. Купил там два учебника по русскому языку, астрономию, историю КПСС, прочитал в ней, что это наша партия и сразу же взял, не помню я про такую партию ничего. В соседнем отделе прихватил пару тонких брошюр: «Основные тезисы и решения съезда», этой самой КПСС, «Постановления партии и правительства», исторические и самые крайние, как говорилось в аннотации и «Решение политбюро об избрании товарища Кунаева Динмухамеда Ахмедовича генеральным секретарём партии», с комментариями к нему разных ответственных товарищей. Буду вправлять себе мозги, хватит жить иллюзиями.

В этот раз на последний автобус не опоздал. Перекусить пирожками тоже получилось, но всё это, к моему сожалению, не остановило бурный ход моих мыслей. Не желудок ни радость, возникшая от пришедшего понимания фиксации времени на наручных часах, отодвинуть на второй план моё фиаско в милиции, не смогли. Что делать дальше? Как жить без паспорта? Смириться или искать другие пути подхода? На эти и множество других вопросов, ответов я не находил. Снова искал, опять не находил и так по кругу, до тех самых пор пока не открылись двери в автобус. Народа перед ними скопилось прилично и я предусмотрительно зашёл в него в первых рядах. По привычке занял место в самом конце, дождался того же самого кондуктора, расплатился с ней и облокотившись головой на спинку кресла прикрыл глаза. Устал я сегодня.

К началу поездки свободных мест почти не осталось, а на выезде из города народ забил и все стоячие. Дремать в таких условиях, с поклажей на руках и с беспокойным соседом под боком, оказалось невозможно.

— Не дают спать, читать буду — сказал я себе, чтобы вновь не сорваться в штопор самокопания. Благо сегодня у меня имеется кое что посолиднее учебников.

Вытащил из сумки самую тонкую брошюру. Прочитал заглавие. То, что надо: «Решение политбюро…», узнаю наконец, что за фрукт этот генеральный секретарь. Открыл книжку на первой странице и начал внимательно бегать глазами по строчкам. Читалось легко и к концу поездки я осилил все книжки в тонком переплёте. Из них стало ясно — не всё так просто, в нашем королевстве, хотя напрямую ни одна из брошюр об этом не говорила. Удалив из текста воду, вытащив из остатков все междустрочия, отделив зёрна от плевел, пришёл к ужасающему выводу: «В стране бардак и бескомпромиссная борьба за власть», причём страна эта носит аббревиатуру СССР или, если коротко, Советский Союз. Память моя снова взбесилась и требовала другого названия, но я задушил её потуги в зародыше, твёрдо приняв за истину существующее словосочетание. Так это что же получается, отсутствие у меня паспорта — цветочки, по сравнению с тем, чего твориться на самом верху. Ух ты, сразу полегчало. Значит не я один маюсь от проблем и неразберихи. Товарищ Кунаев тоже нервничает по ночам. Он, между прочим, на первых ролях никогда не был и к решению важных, и масштабных задач государства почти не привлекался. Нет, у себя в Казахстане, кстати, прочитав это слово я тут же подумал, что это отдельная страна, но опять ошибся. Да, чтоб тебя! Так вот, в этой республике, он был первым человеком, не более того и, как мне показалось, о таком высоком положении даже не мечтал. Но нашёлся человек, перетасовавший всю колоду и раздавший её заново. Это некий персонаж из недалёкого прошлого — Брежнев Леонид Ильич, ранее сам занимавший должность генерального. Именно он выдвинул Кунаева в свои приемники и обеспечил его назначение на политбюро, с перевесом всего в три голоса. Из чего я сделал первый вывод о борьбе за власть. Второй довесок пришёл из брошюрки с вытяжками о решениях съезда, между прочим внеочередного и двадцать шестого по счёту. Там чёрным по белому написано, о новых назначениях, о самоотводах отдельных, высокопоставленных лиц, об отправке на заслуженный отдых ещё некоторых из них и о назначении, на мой взгляд на самые ключевые должности, новых аппаратчиков. Это ли не борьба за власть? А по поводу бардака и вовсе не пришлось слишком долго заморачиваться. Последние постановления правительства, опубликованные, надо так понимать, с разрешения и под чутким руководством партии, напрямую говорили о том, что бюджет трещит по швам, основных продуктов питания на всех не хватает, производительность труда не растёт, промышленность буксует, торговля не справляется с планом и так далее, и тому подобное. Все признаки бардака на лицо. Ну, не зря же было опубликовано решение, неоднозначно воспринятое членами партии, о допуске граждан страны к самостоятельному труду, правда без использования наёмной рабочей силы. Это о чём то говорит?

По приезду заскочил в магазин, успел до закрытия. Взял хлеб и ещё килограмм «Виктории», сегодня снова пойду в гости, а без подарка идти не удобно. Хотел чего нибудь прикупить на крохотном рынке, но там никого не обнаружилось. Вышел к морю и по берегу, резво пошагал к себе. Время поджимает скоро вечереть начнёт, а мне ещё надо сходить к студентам и вернуться обратно, и сделать это желательно не в темноте.

ГЛАВА 5

Проклятье на меня в милиции наложили, что ли? Вся вторая половина дня, как будто специально встала на дыбы. Думал доберусь до островка счастья, на природе — отдохну там душой, так нет и здесь всё не слава богу. Место моё заняли! Самым наглым образом установили три палатки и веселятся вокруг костра. И главное претензий предъявить им не могу, перед уходом весь свой нехитрый скарб припрятал в укромном месте, ну не оставлять же его на потеху вот таким бесцеремонным дикарям и теперь всё, кто первым встал… Выругался нецензурно, добрался до захоронки, костеря себя на чём свет стоит, там вытащил из сумки часть содержимого, пристроил её к остальным вещам, потом, в двух шагах от основного склада, прикопал деньги и отправив в рот конфетку из бумажного кулька, с припаршивым настроением зашагал к студентам. Вот кому хорошо, на всё наплевать. Каждый день песни, вино, девочки, паспорта жгут на раз — обзавидуешься.

В кругу старых знакомых оттаял. И вправду, обстановка у них задорная. Денег не осталось даже на вино, а они не унывают. Разожгли костёр и сидя вокруг него горланят очередную песенку. Знал бы, что у них так туго, вместо конфет, хлеба с «туристом» приволок, но здесь и карамелькам обрадовались не меньше.

Разговор с гитаристом завёл не сразу. Пообщался с давешней девицей, мысли которой уже были заняты другим, поучаствовал в хоровом пении, вместе с остальными, ответил на пару вопросов окружающих, интересующихся, как там обстановка в городе и мире, и только после этого приступил к допросу человека без паспорта, такого же бедолаги, как и я.

— Слушай, а контора тебе не сможет с паспортом помочь? — спросил я его, в надежде услышать ответ сразу на два вопроса. Один прямой, а второй умело замаскированный.

Догадаться о том, что контора или КГБ, как об этой организации говорил Алексей Сергеевич, что то сродни милиции, не сложно, но разобраться, до какой степени они близки, без постороннего разъяснения, мне не под силу.

— Контора? — с подозрением посмотрев в мои глаза, переспросил насторожившийся музыкант и сам же себе ответил: — Контора — она всё может, но не для всех. Да и нет у меня там никого.

Я молча покивал головой, но парня немой кивок не устроил.

— А ты почему спрашиваешь? Помочь хочешь или в качестве очередного сочувствия? — сунув в рот конфету, задал он вопрос.

— Есть у меня знакомый, оттуда. Здесь отдыхает. Правда захочет ли помочь не знаю? Но если ты не возражаешь, я мог бы с ним поговорить.

— А чего мне возражать — пожав узкими плечами, сказал владелец старенькой гитары. — Я любой помощи рад, если она реальная. Тут мне все готовы помочь, словами, а как дело до чего серьёзного доходит так сразу: «Ну я не знаю», «Как папа, решит. Он у меня строгий».

— Хорошо. Тогда я прямо сейчас к нему схожу — решив, что дальнейшая беседа не принесёт мне ничего нового, в плане информации о КГБ, сказал я и встал на ноги. — Будет что реальное, дам знать.

— Ты куда? — дёрнув меня за штанину спросила сидевшая рядом, страшненькая девушка.

— Домой пора — ответил я ей. — Поздно вернусь, мама ругаться будет.

— Ах, ма-ма — растягивая последнее слово, пропела она.

— Всем привет! — махнув на прощание рукой, прогорланил я и зашагал прочь от вовсю разгоравшегося костра. Улыбнувшись возгласам, прозвучавшим в ответ: — Завтра приходи! Не один, Вику с собой не забудь прихватить! Мы ей всегда рады!

Коллектив дружно засмеялся плоской шутке, поддержал её и я. Эх, если бы не мои проблемы, остался бы здесь навсегда. Что не говори, а с ними весело и просто, не то что со старыми дядьками.

Дядьки не спали и откровенно обрадовались моему появлению. На сердце потеплело и мне стало стыдно за свои мысли об этих, совсем ещё не старых, добродушных мужчинах, встретивших меня словно родного.

— А мы уж подумали ты уехал с Жорой — похлопывая меня по плечу заговорил Аркадий.

— Чего не заходил? Обиделся? — спросил Пётр Сергеевич.

— Антон. Талант не даёт тебе права почивать на лаврах, надо постоянно совершенствоваться — завёл свою старую пластинку Виктор.

— Извините — попросил я прощения сразу у всех, хотя вроде бы и не за что было. — Замотался, вот и не заходил.

— Замотался? — удивился моему ответу Аркаша. — И какие же у тебя дела образовались на отдыхе?

— Да — горестно махнул я рукой. Надеюсь не переборщил с изображением полного отчаянья. — Придурки наши, пока я жил у Алексея Сергеевича, паспорт мой сожгли. Вот в милицию и катался два дня подряд.

— Паспорт? — с ещё большим удивлением спросил, ошарашенный Аркадий. — Ну, это уже совсем ни в какие ворота. И, как же это они, так умудрились.

— Да, он у меня в газетку был завёрнут. Ну, а они, порядок решили навести и кидали в костёр всё, что не нравилось. Вот так и спалили. Корешок один остался. Когда увидели чего полыхает, доставать уже нечего было.

— Молодцы! Какие молодцы! — не выдержал, вечно спокойный, Пётр Сергеевич. — А посмотреть, чего в костёр кидаешь, не судьба? Что за люди? Пороли вас в детстве мало, Тоха. Вот я чего тебе скажу. Так и передай своим охламонам.

— Не кому передавать. Ушёл я от них. Поругались — прогундосил я в ответ, изображая не пойми что.

— Ушёл? Ну и правильно сделал — поддержал меня Виктор. — У нас пока поживёшь.

Странно. Я ни на кого не воздействовал, а получилось всё так, как и планировал. Что же это за люди такие, откуда в них столько доброты и человеколюбия?

— Ну, а в милиции тебе, что сказали? — прервал мою задумчивость Пётр Сергеевич.

— Пнули. Сказали езжай в свою Москву и там паспорт восстанавливай — ответил я.

— Ну, в принципе, они поступили согласно буквы закона. Но, хотя бы справку тебе написать, обязаны были.

— Пётр Сергеевич, не смеши меня — встрял в наш разговор Аркадий. — Кому захочется брать на себя лишнюю ответственность. Справка — это документ, за который, выдавший её, несёт полную ответственность. Ты бы вот выписал такую справку незнакомому человеку?

Пётр Сергеевич характерно повёл бровью, развёл руками и ничего не ответил.

— Вот то то и оно — улыбнулся ему Аркаша. — Вот, допустим Виктор подмахнул бы справку не глядя. Как, Витя помог бы советскому человеку в трудной жизненной ситуации? Да, ладно. Молчи уж. Помог бы и никуда не делся. Знаю я тебя.

Виктор попытался влезть в монолог Аркадия, но тот одним движением руки заткнул ему рот.

— Тебе можно. Ты зам главного конструктора. Должность, конечно, ответственная, но последствий от принятого решения почти никаких — продолжил распаляться мой знакомый. — А рядовому милиционеру нельзя. Сегодня он справку подписал, без проверки. А завтра, что? Правильно. По тундре. По широкой дороге.

Над поляной повисла тягостная тишина. Мужчины задумались, а я сидел ни жив ни мёртв, от такого не весёлого расклада. Что же мне теперь, всю оставшуюся жизнь без паспорта ходить?

— У нас здесь есть кто нибудь? — прервал молчание Пётр Сергеевич, обращаясь к Аркаше.

— У меня нет — ответил тот.

— А если в управлении узнать — продолжил самый серьёзный, среди нас.

— Позвонить можно. За спрос денег не возьмут — сказал Аркаша.

— Ну, вот завтра и позвони — попросил его Пётр Сергеевич, но мне показалось, что на просьбу это, совсем не походило.

— Сделаю, товарищ майор — в игривой форме ответил Аркадий и спросил меня: — Голодный?

— Да, нет — поскромничал я.

— Понятно. Можно было и не спрашивать. Ну раз не голодный, садись чай пить. Лучше всё равно ничего не найдём.

К чаю прилагались сухари и неизменный шпротный паштет, фирменное блюдо на этой стоянке. Приняв внутрь две кружки крепко заваренной жидкости, штук семь сухариков, размером с пол ладони и банку тёмной массы, отдал себя в лапы Виктора, готового работать со мной день и ночь напролёт. Перед сном мне выдали надувной матрац, тонкое, светло сиреневое одеялко и пожелав спокойной ночи предупредили, что разбудят рано. С утра мы, все вместе, идём в магазин, за продуктами и пробовать дозвониться в Москву. Я не против. Продукты и мне купить надо. Не собираюсь же объедать, принявших меня в свою компанию, людей. Прошли времена, когда я им в рот заглядывал по каждому вопросу. Теперь могу и сам за своё реноме постоять.

Дорогой, Аркаша болтал с Виктором, а меня взял в оборот их общий друг — товарищ майор, как обозвал его мой знакомый. Я помню, что это воинское звание, но где оно располагается в табеле о рангах, забыл, а, скорее всего и не знал. В армии мне служить не довелось, если память не врёт и не подводят внутренние ощущения.

— Жору как, до города провожал? — спросил меня военный, после недолгой, ничего незначащей пробежки по пустякам, почему то интересующийся только одним членом большого коллектива отдыхающих.

— Ага — простодушно ответил я. — За ними катер приходил. Предложили покататься, ну я и поехал. Когда ещё по морю поплаваешь? А берег с воды хотелось посмотреть. С катера совсем другая картинка видится.

— Ну это да. С катера намного красивее — согласился со мной мужчина и сразу же задал новый вопрос: — Они в порту причалили?

— Кто, Алексей Сергеевич? — спросил я, намеренно выделив главу, несколько дней назад отчалившей команды.

— Ну, а кто же ещё?

— В порту. Потом на вокзал, кажется, поехали. Вроде им в Сочи надо было — предвидя новые вопросы, выдал я «страшную тайну», окутывавшую маршрут следования наших общих знакомых.

— Я в курсе. Они говорили — подтвердил мою догадку офицер и снова спросил: — И, как он тебе?

— Алексей Сергеевич? — преднамеренно задал я, лишний вопрос.

— Он самый — словно предложил прекратить валять дурака, сказал Пётр Сергеевич.

Зделал вид, что задумался. А сам аккуратно, чего то настораживало меня в этом человеке, настроился на его мысли.

— Сложно сказать однозначно — не торопился я выставлять ярлыки. — Мы то и были знакомы с ним, всего ничего. Если так, навскидку, то мне он показался человеком не глупым, с чувством собственного достоинства и не жадным. А в остальном…

— А паренёк не дурак — одновременно с ответом, читал я в голове майора. — И языком лишнего не треплет, и от прямых ответов легко уходит. Присмотреться надо к нему. Со здоровьем у него порядок, логика на высоте, так играть в шахматы не каждому дано, опять же обаяния вагон. Это ж надо так было расстараться, чтобы войти в доверие к Лёшке за два дня. Такие люди, как этот парень, мимо нашей конторы не должны проходить. Уже сейчас в толковых кадрах дефицит, а скоро их ещё больше понадобиться. Чувствую перемены в стране громадные назревают.

— Он тебе, случайно, ничего не предлагал? — перебил меня Пётр Сергеевич.

— В каком смысле? — спросил я, изобразив на лице максимальный уровень наивности.

— Ну, поработать у него, естественно после учёбы. Или так, от мелких поручений денег поиметь.

Странные вопросы задаёт мне этот мужчина, не знаешь даже, как лучше на них отвечать. Пошуршал ещё в его хитросплетениях. Нет, ничего там крамольного ни для меня, ни для обсуждаемого нами объекта, не обнаружилось. Создаётся впечатление, что у майора в башке есть сундук, куда он складывает информацию о людях, встреченных им на жизненном пути, так сказать, с перспективой на будущие и делает он это без злого умысла, а как бы в прок, вдруг когда пригодится.

— Нет. Он даже не говорил, где работает — немного схитрил я. — А, кстати, вы не знаете, где он трудится?

— Почему не знаю? Знаю? За десять лет, что здесь встречаемся, успели многое друг о друге узнать. В министерстве торговли он работает.

— Министром?! — вырвалось у меня.

— Нет — засмеялся знакомый, — не министром. Но вполне может быть, что станет им, если захочет сам или судьбе будет так угодно. Быстро Лёша шагает по служебной лестнице. Сейчас он трудится на посту начальника главного управления торговли. А должность эта, чтоб ты знал, не хуже министерской, правда погорячее её будет.

— А Жора, где работает? — перескочил я на человека, понравившегося мне больше остальных.

— Жора? Там же. Он помощник у Алексея.

— А остальные? — пошёл я во банк.

— Хм — с улыбкой глянул на меня Пётр Сергеевич. — Что то я не пойму? Кто из нас в КГБ работает?

— Да я так просто, спросил. Из примитивного любопытства.

— Излишнее любопытство — это, брат ты мой, похуже любого другого греха будет. Но тебе, так и быть, на первый раз прощу. Остальные работают в различных торгах нашей необъятной родины и входят в ближний круг друзей Алексея Сергеевича. Только это страшная тайна и ты её тут же должен забыть. А если серьёзно, то мой тебе совет: — «Держись от них, от всех, подальше, не всё там так однозначно, как они это хотят преподнести».

— Понял. Спасибо за совет — поблагодарил я и подумал: — Этот говорит к тому не ходи, а тот этим пугает. Кому же верить?

С Москвой Аркадий говорил из магазина. Сначала Петровна его чуть ли не веником гнала с порога, но после предъявления документа сникла и выполнила все требования. Скорее бы и мне паспорт получить. Не бог весть что, но приятно чёрт побери, вот так ткнуть бумажкой в лицо человеку, а он и сказать не знает чего. О чём шла беседа, по проводному телефону, вызывающему у меня уже не в первый раз какие то странные ассоциации, мне неизвестно. Аркадий, прежде чем набирать номер, выгнал всех из подсобки, ну, разумеется, кроме Петра Сергеевича. Зато про результат переговоров доложили и нам с Виктором.

— Затра ещё придётся сюда идти. Ответ готов будет к вечеру, но думаю магазин закроется раньше, а бегать искать телефон ещё у кого то, не хочется — рассказал наш общий знакомый.

— Мне можно и завтра, лишь бы результат был — высказал я, своё мнение.

— Ну, раз ты согласен, тогда так и поступим — сделав серьёзное лицо, подвёл Аркаша черту под официальным разговором. — А сейчас пошли в магазин с другой стороны. Без очереди мы имеем право только с телефоном работать.

День прошёл на загляденье быстро. В первой половине мы с Виктором готовили обед, из купленной мной на местном базарчике курицы. После него я проводил сеанс одновременной игры, на двух досках сразу. Ради такого случая мой учитель достал карманные шахматы. Параллельно решал задачи из затёртой книжки, принадлежащей заместителю главного конструктора, какого то странного завода, имеющего в своём названии один номер. Потом всем кагалом купались и загорали, в обществе ещё каких то незнакомых людей, а после ужина говорили про жизнь, на этот раз вчетвером. Меня вынудили вставить и свои пять копеек в беседу о светлом будущем нашей Родины, не казавшимся мне таковым сейчас, и в ближайшее время имеющим очень туманные перспективы. Сказал немного, но Петру Сергеевичу и этого хватило, чтобы вновь отметить меня с положительной стороны. Не нравиться мне эти, его мысленные высказывания в мой адрес. Что то в них настораживает, не пойму что конкретно, но какой то внутренний дискомфорт ощущаю.

В крохотный посёлок на побережье пошли сразу же после чая. Кроме меня и Аркадия, желающих совершить утреннюю прогулку, больше не нашлось. Виктор назначил себя старшим по кухне, а Пётр Сергеевич попросту отказался идти, не видя в этом никакого смысла. Принятие решения он давно делегировал своему коллеге, а больше его ничего не интересовало в забытом начальством и богом, углу.

— Антоха, я так понимаю ты в армии не служил? — уже на берегу притихшего моря, спросил меня, идущий рядом, старший друг.

— Нет — настороженно ответил я и нанёс ответный удар: — А что?

— Не хотел бы, после своего универа, Родине послужить в качестве офицера? — огласил Аркадий, давно ожидаемый мной вопрос.

Похоже, читать чужие мысли входит у меня в привычку. Хорошую или плохую, вопрос ещё тот, но пока от неё мне только одни плюшки летят в карман.

— Не знаю. Не задумывался, как то над такой перспективой — увильнул я от прямого ответа.

— А ты вообще на каком факультете обучаешься? — холостым выстрелом прозвучал провокационный для меня вопрос.

— На факультете журналистики — выдал я заранее заготовленную фразу, вытащив её из, местами дырявой, головы.

Внутренний голос настойчиво говорил, что основной навык, по этой специальности, я уже восстановил, а с остальным, в этой профессии, никто толком не разбирается.

— Вот как? — чему то обрадовался Аркаша. — А курс какой? Нет, не говори. Я сам угадаю.

Мужчина посмотрел на меня слева на право и снизу вверх, таким взглядом, как будто мы с ним видимся впервые, и сказал:

— Третий?

— Второй — разочаровал его я, больше из вредности, нежели из желания сохранить инкогнито.

Мне ничего неизвестно ни о месте моей, якобы, учёбы. Ни, тем более, о курсе обучения, но соглашаться с сотрудником всё равно не хотелось, не знаю даже почему.

— Ещё лучше, военная кафедра не началась. Есть возможность сделать правильные выводы.

— Наверное — пожал я плечами, совсем не понимая о чём идёт речь. — Мне бы сейчас с паспортом разобраться, а правильные выводы я позже сделаю.

— Тоже правильно. А на счёт паспорта не беспокойся. Справку тебе здесь выпишут в любом случае. Не сомневайся. Мы поспособствуем. А когда в Москву вернёшься, с ней сразу в паспортный стол иди, по месту прописки. У тебя же временная?

— Да — с готовностью ответил я, зная чего от меня ждут.

— А до университета ты, где жил? — внезапно перевёл тему разговора Аркадий, создав самый настоящий экспромт.

Похоже влип. Времени на размышление нет, не было в голове у Аркаши такого вопроса. Вот же садист.

— У бабушки — вгрызаясь зубами в мозг, почти без промедления ответил я.

— Повезло. А мне бабушки не досталось. Меня государство воспитывало, в детском доме.

Ха. Зря вы об этом сказали, товарищ из конторы. Теперь я вас буду мордовать, неудобными вопросами.

— Ну и, как там было? Били? — спросил я.

И, как только сумел найти самую болевую точку детства, этого человека? Он её наверх не вытаскивал, прятал глубоко, в себе. Хм. Интересно, моя заслуга или случайность? А попал знатно, мужчину аж перекосило. Внутри, конечно. Снаружи он, как и прежде, сама уверенность.

— Бывало и такое — выдавил он из себя. — Но это ерунда, по сравнению с одиночеством, вцепившимся в тебя железной хваткой и не выпускающим из своих лап, чтобы ты не делал. С тобой такого не было?

— Было — ужаснувшись от прочитанных мыслей Аркаши, ответил я ему и впервые провёл сеанс внушения, с этим человеком. — Чего завёлся? Всё давно позади. Забудь. Лучше на парня обрати внимание, ему твоя помощь не помешает. Он же тебе, как брат, тоже сирота.

Сработало! Причём так быстро, что я и опомниться не успел, как оказался в крепких, братских объятиях Аркадия.

— Эх, Тоха — братка! Не горюй, прорвёмся! Ты главное меня держись и всё нормально будет. И паспорт тебе новый сделаем, и с учёбой поможем, и человека из тебя слепим назло всем капиталистам. Как, готов стать настоящим человеком? — сжимая меня словно в тисках, спрашивал новоявленный братец.

— Переборщил. Может в обратную немного отыграть? Нет. Не стоит. Вдруг хуже от разворота станет. Я же ещё не волшебник, а только учусь. Как хорошо сказал. Надо будет запомнить. Свежая мысль — пообщался я со своим подсознанием, кое что и для Аркадия найдя в нём: — Всегда готов! Как Гагарин и Титов!

Аркашка, он мне сам разрешил себя так называть, на правах «родственника», остальную часть пути растирал кисельно желейные сопли, невспоминая ни о моей фиктивной бабушке, ни о военной кафедре, ни об университете. Он строил планы на будущее, со мной в главной роли. Это же каким термоядерным оружием я обладаю, если военный человек, кремень можно сказать, после нескольких фраз, так поменял своё отношение к малознакомому парню. Самому страшно становится, от открывающихся на горизонте перспектив. Может ну его, этот звонок в Москву. Не проще ли будет самому в паспортный стол заявиться и потребовать новый паспорт, с пропиской, ну хотя бы в Майами. Стоп. Что ещё за Майяма такая? Не помню. Нет, пожалуй, самому рановато выступать. Знаний мало. Могу такого наворотить, потом ни одна КГБ не разрулит. Взять вон хотя бы политбюро, когда про него читал у меня в голове отчего то другие фамилии всплывали. Так и хотел в него включить парочку незнакомых людей.

Москва дала добро. Моему товарищу назвали номер телефона и данные человека, готового помочь мне стать полноправным гражданином страны советов, но всего на один месяц. Действие временного документа длится именно столько, но «лиха беда начало». Сейчас Аркадий, в моём присутствии, звонит этому незнакомцу. Государственной тайны в этом нет никакой и он разрешил мне присутствовать при разговоре.

— Алло — спокойным голосом сказал в трубку, до предела сосредоточенный сотрудник КГБ, — могу я услышать старшего лейтенанта Волкова?

Ему ответили и он продолжил говорить, иногда прерываясь, чтобы выслушать ответ другой стороны.

— Михаил Матвеевич? Здравствуйте. С вами говорит капитан Старков. Вас должны были предупредить о моём звонке — пауза затянулась, затем Аркадий кивнул головой и с удовлетворением отметил: — Хорошо, что вы в курсе нашей проблемы. Что от нас требуется?

Голос из трубки чего то вещал, но для меня это так и оставалось тайной. Изменение, в моём расслабленном состоянии, внёс внезапный вопрос Аркаши:

— Антоха — спросил он резко, прикрыв микрофон ладонью, — фамилия твоя, как?

— «Бам!» — Выстрелом прогремело в голове и перед глазами быстро замелькали ровные строчки фамилий: Кунаев, Андропов, Брежнев, Громыко, Гришин, Суслов, Устинов… Какая же из них моя? Нет, не то. «Бух» — раздался мощный взрыв с другой стороны. Ботвинник, Смыслов, Таль, Петросян, Корчной, Спасский, Карпов. Снова не то. И среди этих нет моей фамилии.

— Уснул?! — раздражённо рявкнул братишка, вернув меня, своим окриком, на землю.

— Алёхин! — громко проорал я, сглотнув вязкую слюну, предательски перекрывшую горло. Спасибо Вите, не дал умереть.

— А отчество?! — продолжая работать, спросил Аркадий.

— Алексеевич — выпалил моментально, вспомнив про названного папу. Надо будет ещё раз поблагодарить директора торга.

— Алёхин Антон Алексеевич — ровным басом прозвучало в трубу. — Да. Да. Нет. Завтра? Хорошо, будет. И вам всего доброго.

Обратно тащил завёрнутого в газету кролика. Дорогой зараза, но сегодня есть повод, можно и шикануть. «Дело моё в шляпе» — как сказал Аркадий. Труженик паспортного отдела пообещал помочь и уже завтра с нетерпением ожидает моего появления в своём кабинете, с самым простым номером — три. В знак благодарности я немного подправил глубину чувств у идущего рядом товарища, снизил его братскую любовь до приемлемого уровня и по приходу в лагерь он больше не бросался ко мне с обнимашками, хотя радость от обретения близкого по духу человека так и продолжала будоражит его голову, нет нет да и выплёскиваясь на сияющую физиономию. Я не против, самому приятно. Считает меня своим братом — пускай так и будет.

— Послушай — спросил меня названный родственник, когда знакомые палатки уже находились в зоне видимости, — а чего молчал, что у тебя фамилия Алёхин?

— Так никто и не спрашивал — ответил я.

— А Витька, откуда узнал?

— Не знаю. В первый день назвал по фамилии, так я подумал может мы с ним уже встречались раньше. А потом интересоваться смысла не находил, где мы могли пересекаться.

— Оригинально.

— Ну что, как сходили? Успешно? — приветствовал наше появление, стандартными вопросами, Пётр Сергеевич.

— Да. Всё в норме. Сашка, как обещал, так и сделал. Завтра его ждут — отрапортовал Аркадий. — А ты, кстати, в курсе был, что фамилия этого уникума, Алёхин?

— В смысле, Алёхин? — переспросил майор и посмотрел на меня.

— В прямом. Я то думал Витёк его в честь шахматиста нарёк и так подзадоривает, с намёком на будущие успехи. А Тоха мне сегодня заявляет, что это его настоящая фамилия. Представляешь, как я удивился? — продолжая сиять, рассказал Аркадий, придуманную мной на ходу историю.

— Совпадение — протянул Пётр Сергеевич и внимательно посмотрев в мои невинные глаза, добавил: — Ты завтра не вздумай в таком виде поехать. Нас там не поймут.

— Ладно, переоденусь — скромно ответил я и спросил Аркашу: — С кроликом то, чего делать?

— Не знаю. Твоя идея была, ты и разбирайся.

Зайца испортили. Готовить такую огромную дичь на костре, умельцев среди нас не нашлось. Подгорели и ноги, и брюхо, но в целом, томившуюся пол дня на углях тушку, есть было можно. В итоге мы получили груду обглоданных костей и долгосрочную сытость в желудке. Мне понравилось, намного лучше, чем каша и мерзкий шпротный паштет.

Разбудили меня ночью, а с рассветом отправили мыться, бриться и переодеваться. Легко прошёл только первую процедуру, с остальным же намаялся, как никогда. Бриться без зеркала, странными лезвиями, на скорость — глупость несусветная, неужели нельзя придумать чего нибудь попроще и острее. Сменил три штуки, пока не почувствовал гладкость лица. А от переодевания ещё больше расстроился. Надевать на себя новое, непримеренное, к тому же и нещадно помятое… Ладно бы мне в этом по берегу моря ходить. Здесь за день десять пар глаз на тебя бегло взглянут и всё. А в городе?

Расстояние до остановки преодолел во взвинченном темпе и появился у неё за долго до отхода первого автобуса. Постепенно подходящий народ, не обращал на меня никакого внимания, что дало возможность поверить в собственную неотразимость, а беглый взгляд в зеркало заднего вида, висевшее в кабине временно отсутствующего водителя, подтвердил самонадеянное предположение. Выбрит был аккуратно и чисто. Что же касаемо одежды, то здесь всё ещё проще. Её новизна и дефицитность легко компенсировали складки, и частичную помятость.

Пока ехали узнал у соседа, как быстрее добраться до паспортного стола. Адрес мне сказали, но направление нет. Оказалось не сложно. Надо выйти пораньше, прогуляться несколько сот метров пешком и всё, я на месте. Так и сделал. Покинул автобус на нужной остановке, быстрым шагом преодолел указанное расстояние и вот оно, здание, куда поместили паспортный стол. Кабинет номер три был первым, справа по проходу. Очереди перед ним не наблюдалось и я сходу постучал в стандартную, белую дверь. За ней молчали, нонаглости мне не занимать. Нажал покрепче на ручку, дверца и отворилась.

— Вы ко мне? — подняв голову, спросил меня парень, одетый в военную форму.

— Не знаю. Мне нужен старший лейтенант Волков.

— Волков это я. Вы, что хотели?

— Моя фамилия Алёхин. Про меня вам вчера звонили.

— Алёхин? Помню. Проходи — сказал владелец кабинета и снова уткнувшись в бумаги, добавил: — Посиди пока, я сейчас.

Снова подфартило. На подходе я молил бога, чтобы он предоставил хотя бы минуту, на обработку ждущего меня человека, а здесь такой подарок. Посидите. Бумажка, сроком на месяц, невыход из моей ситуации. Мне нужен полноценный документ — паспорт. И я его намерен сегодня заполучить. Любыми путями, вплоть до полного подчинения своей воле всех сотрудников паспортного стола. Радикально? Да. Но другого такого случая может и не представиться. Сейчас у меня есть сообщник, а две головы — это почти что дракон.

Дальнейшие наши действия проходили почти строго по моему сценарию. Вначале я уговорил старшего лейтенанта Волкова заняться мной вплотную и проявить ненаказуемую инициативу. Затем мы, вместе с ним и женщиной, годившейся нам в матери, проверили мою прописку в этом славном городе. И, о чудо, она таки нашлась! Прописал меня никто иной, как мой новый друг Герман, некоторое время назад сообщивший мне номер своего телефона и полный домашний адрес частного дома, где он проживал. И не беда, что в бумагах, на самом деле, обнаружились лишь имена самого виновника утечки информации и его, совсем не старой, матери. Кроме меня этого факта всё равно никто не заметил. После этого, замечательного события, мне предложили сходить сфотографироваться, по срочному варианту, поэтому информации, что происходило в недрах паспортного стола в моё отсутствие, у меня не имеется. Когда же я появился там снова, с отпечатком своей довольной физиономии, запечатлённой на клочке матовой бумаги, мне оставалось лишь поставить подписи в нужных местах, на нескольких объёмных бланках, поблагодарить всех за доброе участие в моей непростой судьбе, заплатить смешную пошлину и тихо удалиться, пообещав непременно вернуться, ровно через три долгих дня. Кто то скажет, что неправдоподобно легко и очень просто? Может и так. Но после выхода из помещения на улицу, меня замотало словно лист на ветру, от всех этих легко и просто. Так что до торговой точки с квасом я добрёл с огромным трудом, а уж там то оторвался. Влил в себя целый литр этой целебной жидкости, пытаясь хоть как то успокоиться. Много сил от него в организме не прибавилось, но сейчас их точно хватит на то, чтобы я смог доковылять до столовой.

Обедал в стекляшке. Привычно и вкусно, кто бы, что не говорил. Взял сразу два комплексных обеда и съел один за одним, под немые смешки соседей по столу. Время, по ощущениям, ещё оставалось. Можно было бы зайти к человеку приютившему меня в своём доме, пускай и номинально, но думаю денег мне он ещё не насобирал. А портить парню настроение, когда он ко мне со всей душой. Я что изверг? Потопал в книжный, вроде и не по дороге, но есть у меня к нему интерес.

В магазине, со времени моего последнего визита, ничего не изменилось. Те же продавцы, те же стеллажи и судя по витрине, книг больше тоже не стало.

Учебники мне пока без надобности, осилить бы те, что уже на руках, а вот книжку про одну организацию, я бы с удовольствием почитал.

— Девушка, у вас по истории КГБ, ничего не найдётся? — спросил я продавщицу заметив, что знакомая мне, завелась на долго.

— Молодой человек, а вы ничего лучше придумать не могли? — в тон мне, ответила она. — Совсем уже одурели эти отдыхающие. Чего только не придумают, чтобы познакомиться.

— Не понял? — вырвалось у меня. — Что значит познакомиться? Мне книжка нужна. Зачем мне с вами знакомиться?

— Ну, знаешь? — зло выпалила она, перейдя на новую форму общения.

— Чего, знаешь? Вы мне скажите, про КГБ книги есть или нет? И я от вас отстану — продолжил я, гнуть свою линию.

Девушка раскраснелась и, наверняка, хотела ещё чего то грубое сказать, но видимо вовремя взяла себя в руки. Подавшись корпусом вперёд, она зависла над стеклянной витриной и поманив меня пальцем, тихо произнесла:

— Придурок. Вали отсюда. Ментов позову, они тебе про КГБ доходчиво расскажут.

Настаивать на своём не имело смысла. Бешеная баба могла испортить так хорошо закрученную аферу с паспортом. А вдруг и впрямь милицию вызовет? Ушёл, не дождавшись разъяснений. Странно, историю КПСС продали в лёгкую, а за спрос аналогичной литературы по КГБ, готовы были порвать на месте. Нет, я не совсем умалишённый, понимаю, что организация строгая и имеющая определённый вес в обществе, но вот чтобы так маскироваться от своего же народа — это уже перебор.

ГЛАВА 6

Сегодня вечером мои друзья уезжают домой. Аркадий и Пётр Сергеевич в Москву, а Виктор в Тулу. Поезд у них один, отправляется в десять вечера и я собираюсь их проводить прямо до него. Завтра мне получать паспорт, всё равно катить в город. Переночую на вокзале, одну ночь можно и в помещении провести. Меня отговаривали, от столь необдуманного поступка, но я настоял на своём. Команду Жоры провожал, а чем эти люди хуже? Ближе, чем они, у меня и нет никого.

В обед мы добили остатки сала, доели один вид рыбных консервов, принесённых мной в качестве взноса в общий котёл. На полдник, заменяющий всем ранний ужин, попили чай с сухарями и копчёной колбасой, после чего сразу же приступили к сворачиванию лагеря. Палатки, бывалые туристы, свернули на раз, оставляемую территорию привели в порядок ещё быстрее, рюкзаки были сложены утром и поэтому нам оставалось только присесть на дорогу, следуя какой то странной традиции, спуститься к морю и бодро зашагать на последний автобус, мало подходящий всем нам по времени отправления, но другого всё равно нет. По дороге разговаривали мало, в автобусе тоже сидели молча, зато на вокзале моих спутников словно прорвало. Каждому из них хотелось дать мне последние наставления, ещё раз объяснить, как их найти по месту постоянного проживания, словом вели себя так, будто от их слов зависит вся моя будущая жизнь. У меня же напротив, не имелось никакого желания выслушивать чьи бы то ни было советы и тем более подтверждать, что они мне очень нужны. Я молча кивал головой, когда это надо было, улыбался или хмурился, если требовалось и почти ничего не говорил. Мной овладело совершенно новое для меня чувство. Чувство полной самодостаточности. Ощущал себя словно большая планета, притягивающая к себе все остальные и мало заботившаяся об их состоянии, ввиду своего обособленного положения. Отчего то именно на этом вокзале, ни раньше ни позже, я ощутил внутри себя огромную силу и мощь, способную свернуть любые горы, и не требующую дополнительной помощи от других. Странное состояние. Кажется, что всё вертится вокруг меня. Пассажиры, волокущие тяжёлые чемоданы и уставших от отдыха детей, старшие товарищи, принявшие на себя роль отцов и мудрых воспитателей, загорелые девушки, с интересом поглядывающие в сторону нашей компании и даже поезд, натужно тянущий за собой длиннющий состав и тот действует только по моему повелению, не обращая внимания ни на расписание, ни на команды управляющих им людей. Откуда такая самоуверенность и наглость образовались в моей голове? Непонятно.

Ночь на вокзале прошла буднично. Спать сидя оказалось просто, почти так же, как и на холодной земле. Закрыл глаза и всё, нет тебя. Утром с удовольствием умылся водой из под крана, в местном буфете выпил чашку чая со вчерашними пирожками, потом купил относительно свежую прессу, в киоске «Союзпечать», дождался прихода автобуса, на старенькой остановке и отбыл в город, в компании лиц, также как и я не пожелавших тратить кровно заработанное на дерущих втридорога таксистов.

Времени до открытия паспортного стола было навалом и я решил прогуляться до него пешком. Несмотря на ранний час, людей на улицах достаточно и все они идут по направлению к морю, в обнимку с надувными матрацами, кругами для плавания, тряпичными пакетами и детьми различного возраста, и характера. Персонажей похожих на меня, встречались единицы, а симпатичных девчонок, так и вовсе, за всю дорогу не встретил ни одной. Рано, красавицы, как им и положено, должно быть спят ещё.

У паспортного стола уже стояла очередь и не одна. Узнал, кто крайний на получение и встал за низкорослым парнем, ответившим на мой вопрос. По примеру некоторых мужчин достал из сумки «Правду» и принялся её изучать. Газета была трёхдневной давности, если судить по вчерашнему числу, известному мне, как дата отъезда моих знакомых, но это не слишком смущало. Очерёдность дней недели, периодичность месяцев и вяло текущих лет, восстановил в памяти недавно и пока мне безразлично, пятница сегодня или нет. Текст также был в новинку. Три, ранее прочитанных мной газеты, сумели отразить лишь поверхностное представление о положение дел в стране и мире, поэтому время, до девяти, пробежало быстро и почти незаметно. Ну, а потом продвигались медленно и непросто. Стоящие в очередях люди нервничали, громко переговаривались, советовались. Мне же, как и очень немногим, было абсолютно всё равно, что происходит рядом и совсем не напрягало, получу я паспорт сегодня или нет. Уверенность в себе, прямо таки зашкаливала, что также воспринималось легко и буднично. Одно смущало, непонимание того, откуда вдруг во мне образовался такой пофигизм. Ещё день назад я мучился вопросом о паспорте и обо всём другом, что непосредственно касалось меня, а вчера вечером хлоп и всё пропало. Ушла в небытие нервозность, забылся страх и полностью исчезло чувство одиночества. Не плохо, без сомнений. Но, как?

Получив право заглянуть в крохотный, зарешеченный вырез в кирпичной стене я пригнулся и по примеру других назвал своё имя, фамилию, и отчество.

Затем, обласканный зверским взглядом, неприятной женщины, расписался в одной маленькой бумажке и толстом журнале. Получив на руки паспорт поставил не хитрую, придуманную прямо сейчас, закорючку и в нём. Вернул его обратно в окошко, дождался сверки подписей во всех, мной помеченных, бумагах и окончательно получив в пользование вожделенный документ, спокойной походкой вышел на улицу.

— Алёхин Антон Алексеевич — прочитал я одну из записей, добравшись до свежего воздуха.

— Двадцать шестое сентября тысяча девятьсот шестидесятого года, город Анапа — сухо констатировал дату рождения Германа, ставшую и моим жизненным отсчётом.

— Это получается у нас скоро будет день рождения — отметил про себя и снова сказал в слух: — Значит мне, почти двадцать один год? Нормально. Пускай будет двадцать один.

— Русский — непонятно почему, обрадовался я, обратив внимание на следующую строку документа.

— А вот и моя прописка. Город Анапа, улица… — медленно прочитал я адрес, чётко прописанный твёрдой рукой.

Пролистал ещё пару страниц и на одной из них обнаружил короткую, ёмкую запись. Нет, те где вписывались дети или указывалось наличие спутницы, на жизненном пути, слава богу были пусты. Штамп со словом — «Военнообязаный», написанным с большой буквы и ещё не от руки, вот что меня напугало, и заставило потереть виски.

— Да и чёрт с ней. Пока не мешает, а там погляжу. На худой конец у Германа узнаю, за что его так обошли.

Резким движением твёрдой руки, открыл верхний карман сумки и засунул туда, ещё пахнущую краской, красную книжицу, не испытав при этом никаких экстремальных чувств, и полёта души. Также просто, поставил замок в обратное положение, закинул ношу на правое плечо, в поисках нового пути повертел головой и обретя его, вышел на широкий тротуар. Тихо насвистывая недавно услышанную мелодию, уверенной походкой зашагал по нему, на встречу счастью и новым победам. Попробую ещё раз заселиться в гостиницу. Имею огромное желание хорошенько вымыться, выспаться и привести в идеальный вид одежду, так и продолжающую смущать окружающих своей помятостью, и стрелками в ненужных местах.

К администратору стояла очередь. Не большая, всего из трёх человек. Пристроился за мужчиной, нервно ёрзавшим в её конце и сразу же настроился на знакомую мне, по предыдущему визиту, женщину, сидевшую на стуле с мягкой, красной спинкой, за высокой, с тёмно коричневой полированной столешницей, стойкой. Первый клиент оформлялся. Его радостное лицо озарялось лучезарной улыбкой после каждого вопроса работницы гостиницы, интересующейся у него разными мелочами, типа: — готов ли он поселиться в номер с соседом или: — как новый постоялец относится к отсутствию телевизора. Женщина несколько раз кинула свой взгляд в мою сторону, но мыслей на мой счёт, в её голове, от этого больше не стало. Она добросовестно работала с очередным клиентом. Простоял восемнадцать минут, прежде чем прозвучала громкая команда:

— Мест больше нет! Не стойте!

— Не могла об этом раньше подумать? — возмутился я, само собой мысленно. — Обязательно надо было оповестить нас именно в момент свершения события?

Негодование, из-за впустую потраченного времени, просилось наружу и я готов был уже выплеснуть его, вслед за стоящим впереди мужчиной, но в это самое время рваный ход мыслей администраторши резко поменял своё направление:

— Красавчик — стрельнув в меня глазом, подумала она. — Жаль ничего сделать для него не могу. Обидно. Старого пердуна поселила, а он пролетел. Эх скинуть бы годков десять…

— Товарищ — похлопав по плечу, не на шутку разошедшегося отпускника, тихо сказал я: — Чего вы шумите? Было бы куда, нас бы всех сюда поселили.

— А с тобой не разговаривают — открыв второй фронт, отреагировал он и продолжил брызгать слюной.

— Зря вы так. Красивую женщину обижаете и себя с нехорошей стороны выставляете — продолжил я выступать, вставая почти напротив работницы гостиницы, с которой тут же заговорил сам: — Не обращайте внимания. Сейчас успокоится. Вы мне лучше подскажите, где тут у вас ещё устроиться можно?

— Сейчас только у частников. По гостиницам даже не ходи — ответила она мне, прямо на глазах сбрасывая лет… несколько. — Сходи на автовокзал, туда хозяева иногда подходят. А лучше прямо по домам иди. Стучись в любой, что ближе к морю и спрашивай. Места будут, поселят обязательно.

— Спасибо — улыбнувшись, поблагодарил я преобразившуюся сотрудницу.

— Та было б за шо — игриво ответила она и тоже улыбнулась.

Приготовленный паспорт, так и продолжал держать в руках, словно переходящее красное знамя, прямо, как в торге. Так и вышел с ним на улицу, похлопывая твёрдой корочкой о ладонь.

— А, чего это я туплю? — озарило меня. — Нафига мне по частникам бегать? Пойду по месту прописки устраиваться. Пускай встречают дорогих гостей.

Повернул направо и бодро зашагал в универмаг. Попробую прибить сразу двух зайцев. Пора забирать должок, а заодно узнаю, как Герман к родственникам относится. В конце концов мы с ним одной крови. Или я не прав?

— Антон! — обрадовался мне пионер-предприниматель, как близкому родственнику. — Я тебя вчера ждал. Всё приготовил. А тебя нет и нет.

Народ к его прилавку не ломился, но толкался, требуя к себе постоянного внимания. Может и не было у него желания, чего то купить, но на товар смотрел с азартом.

— У тебя люди. Не помешаю? — выказав уважение человеку, спросил я.

— Да, нет — по простому ответил он. — Я настоящего покупателя за версту чую. А это так, в музей пришли поглазеть.

Герман вытащил из под витрины увесистый свёрток и протянул его мне. В газете явно лежали деньги, но почему так много?

— Прости. Мелочью отдаю. Всё, что смог насобирать — внёс он ясность. — Но зато вся сумма, как и обещал.

— Пересчитывать? — поинтересовался я.

— Как хочешь. Мне тебя обманывать незачем — с обидой в голосе, ответил парень.

Я повертел в руках газету, временно принявшую на себя функции передаточного звена и сунул её, вместе с содержимым, в висевшую на плече сумку.

— Послушай, Герман, вы жильё на лето не сдаёте? — спросил я, у обласканного доверием коммерсанта, посчитав, что обворовывать ему меня и в самом деле нет резона.

— Сдаём. А что? — присматривая левым глазом за шустрыми посетителями, поинтересовался он в ответ.

— Да у меня тут в гостинице бронь заканчивается — с лёгкостью соврал я, — а уезжать ещё не хочется. Посоветовали к частникам обратиться. Подумал, может у тебя что то есть?

— Тебе срочно надо? — выдал Герман новую порцию вопросов.

— Ну, пара дней в запасе имеется — неопределённо ответил я.

— Покарауль тут — предложил мне торговец, поработать за себя. — Сбегаю, матери позвоню. Она у нас этим занимается.

Владельца комиссионного отдела не было долго. Не знаю, сделать звонок и узнать относительно расселения одного человека, плюс хождение до телефона, и обратно. Сколько нужно времени? Я же за этот промежуток успел продать очки, в металлической оправе золотистого цвета, бледно голубой женский платок, со странными рисунками по краям и разрешил потрогать руками джинсы фирмы «Монтана», девушке с очаровательной улыбкой и огромными, карими глазами. Немало.

— Ты куда пропал? — наехал я на нерасторопного бизнесмена, оставившего своё дело на меня.

— Звонил — просто ответил он.

— А чё так долго? За это время я тебе пол отдела распродал.

— Так мать на работе. Пока нашли, пока она пришла, пока мы говорили. Время и прошло. А что продал?

— Очки с платком. Деньги в коробку кинул — ответил я не без гордости.

— Всего то? Разве это много? Я то уж думал.

— Для первого раза и этого достаточно — нисколько не обитившись, бросил я ему. — Сходил то как, удачно?

— Не очень — с грустью в голосе, промямлил Герман. — Мать сказала, что пока всё занято. Пристройка освободится только через четыре дня, а остальное ещё позже. Дождёшся?

— Ну, не знаю. У меня всего три дня в запасе — протянул я, откровенно расстроившись. Жить ещё пять дней на природе, в полном одиночестве, совсем не хочется. — Попробую поговорить в гостинице, может оставят на день. А пристройка у вас как, хорошая? И это… Стоить сколько будет?

— Цена обычная — два пятьдесят в сутки, с человека — начал отвечать Герман, почему то сразу с цены.

— Ни чё себе, обычная — возмутился я, обнаружив клубок сомнений в голове ушлого торговца.

— Сейчас дешевле нигде не найдёшь, это же отдельное жильё, с огромной кроватью.

От дальнейшего разговора нас отвлёк очередной потенциальный покупатель, громко потребовавший дополнительного внимания к собственной персоне. Герман резво выдвинулся к нему, а я остался возле прилавка, с хозяйской стороны и размышляя над сделанным мне предложением, поглядывал в сторону знакомого, чего то яростно доказывавшего своему визави. Дороговато, конечно, на такие деньги не рассчитывал. Но есть ли у меня выбор? В гостинице постоянно нет мест, попробуй подкарауль освободившееся. Искать в городе? Можно и наверняка найду, домов много. А дальше что? Понравится. Останусь. А хозяин мне вдруг возьми да скажи: — «Позвольте на ваш паспорт взглянуть, гражданин хороший». И что делать, показать? С пропиской на соседней улице? И затем получить огромное количество вопросов? У Германа паспорт спрашивать точно не будут, я в этом твёрдо уверен. Мы же с ним приятели.

— Ну чего, будешь заселяться? — прервал мои размышления, владелец «заводов» и «пароходов», незаметно подкравшись ко мне на мягких лапах. — Звонить матери? Пускай для тебя пристройку держит?

— Бронируй, только чтоб точно, ровно через четыре дня. Дольше ждать не буду — махнув на всё рукой, согласился я и поинтересовался на счёт предоплаты: — А задаток сколько оставлять?

— Ты чего? Какой задаток? Я тебя что, первый день знаю.

В городе делать было больше нечего. Новые книжки покупать? Так ещё старые не прочитаны. Продуктами запасаться? А зачем? Основные едоки разъехались, а мне много ли надо. Да и нет здесь почти ничего такого, что бы отсутствовало в нашем магазинчике. На автовокзале, в очередной раз, перекусил пирожками с лимонадом, дождался отправления автобуса, занял, с первого взгляда понравившееся мне место, в самом конце шумного салона и поехал доживать остатки кочевой жизни на опустевшую поляну, по сиротски выглядевшую ещё с утра. Всё дорогу откровенно проспал. Тепло, мягко, покачивает на неровностях, грех было не воспользоваться такими убаюкивающими обстоятельствами. Зато на конечной чувствовал себя словно заново на свет народившийся. Ощущение постоянного недосыпа исчезло, внешний вид не докучал, отсутствие друзей и хороших знакомых не напрягало. Одним словом вернулся домой, как бы странно он не выглядел, в идеальной форме. Повинуясь хорошему настроению, зашёл в полупустой магазин. Сделал выручку Петровне, перебросившись с ней парой фраз и потяжелев сразу на пять банок кильки, и на такое же количество консервированного «туриста». В дополнение к ним впихнул четыре буханки белого хлеба в пустую сумку, вежливо попрощался с приветливым продавцом и быстро зашагал к себе, с надеждой, что дом ещё не занят.

Наше место так и пустовало, оккупировать его никто не успел. По-быстрому пристроив пожитки, в темпе побрёл в сторону основной захоронки, буду перетаскивать её сюда. Поставлю себе шалаш из клеёнки, внутри застелю его всеми семью одеялами в белую полоску, разведу костёр и стану единоличным хозяином этого подворья, соседей рядом видеть не хочу.

К вечеру со всем управился. Жильё получилось неказистым, но, надеюсь, прочным и водостойким. Потратил на обеспечение этих функций все найденные на берегу жерди и весь запас клеёнки в горошек, купленной в городском универмаге. Выглядело строение шикарно. Ярко, необычно и словно ядовитый паук, отпугивающе. Новый тайник напротив, в глаза не бросался и внимания чужих к себе не привлекал. Насладившись собственной рукастостью, затарил, доставшуюся мне по наследству, безразмерную, красную сетку дарами из магазина и стараясь добраться до темноты, почти бегом, выдвинулся в сторону лагеря студентов. Настала моя пора их выручать, небось сидят голодные и воют на луну.

Разочарование от увиденного было не долгим. Студенты самоликвидировались, но я не отчаивался, у меня на примете есть ещё одно место, с живущими на нём людьми, которых также стоит отблагодарить за их, вовремя оказанную мне, помощь. Пойду к Коле, у них кильку в томате очень уважают. По темноте добирался немного дольше, чем обычно, но вышел точно на нужный пятачок и снова остолбенел. Лагерь добродушного кашевара также отсутствовал, на его месте осталось лишь тёмное пятно от костра, да пару свежих прикопов, наверное с мусором. И всё. Круто. Сговорились они все, что ли? Потопал домой, облагодетельствовать жильцов одиноко стоящей палатки у меня желания нет, да и рассчитался я с ними уже. Потащу всё обратно, в дом. Хлеб и «Завтрак туриста» сам слопаю, а кильку просто оставлю на берегу, кому нибудь на бедность. Жрать её никогда, наверное, не смогу, как вспомню день нашего знакомства с этой рыбой, дрожь по телу пробегает.

Четыре дня провёл с удовольствием и пользой. Доедал немалые продуктовые запасы, пускай и в консервированном виде, плавал и загорал, на дальность и цвет, читал и запоминал, много и тупо. Больше всего намаялся с алгеброй. Логики там никакой, допусков на веру куча, но ничего справился, даже перечитывать для запоминания не приходилось. Память у меня отменная. Запоминаю всё с первого взгляда. Ничего не понимаю, но оттарабаню любое безразмерное правило с такой быстротой, что самому завидно становится. Интересно, где же это я раньше учился? Наверняка, в каком нибудь техническом вузе, ну не на артиста же, хотя и там бы мог, тексты в сериалах вон какие длинные.

К концу эпопеи, чувствовал себя бодрым и помолодевшим, лет так на десять. Точно, как хотела администраторша не гостеприимной гостиницы. Без шуток. Если отбросить в сторону бритьё, знание алгебры и геометрии, за полный курс обучения, и закрыть глаза на выученную наизусть историю КПСС, все эти дни я был обыкновенным десятилетним пацаном, по внутренним ощущениям, конечно. Каким именно был в этом возрасте, на самом деле, не помню. Вёл себя безобразно, хулиганил без разбора, орал без меры, разжигал на берегу кострище в человеческий рост, купался голышом, жрал не по распорядку и всё от того, что никого рядом не было. Абсолютно никого. Даже уезжать не хотелось по истечение отпущенного мне на развлечения времени, но ничего не поделаешь, надо. Ночные размышления над будущей, взрослой жизнью, шансов на долгую раскачку не дают.

Новая заря выводила на тропу новых впечатлений. Заплечная ноша моя, была почти на столько же пуста, на сколько пустой казалась голова при пробуждении на каменистом пляже, некоторое время назад. Это меня не смущало ни тогда, ни сейчас не может послужить препятствием на пути к светлому будущему. План у меня готов — идеальный, несокрушимый и никто не сможет мне помешать осуществить его. Я стану полноправным гражданином своей страны. Буду приносить пользу ей и её гражданам. Не устану стремиться делать нашу жизнь краше и лучше, до полной победы коммунизма на всей земле. Как завещал нам великий Ленин и, как учит нас Коммунистическая Партия Советского Союза, и её боевой авангард, ЦК КПСС.

Автобус был не первый. Переться к Герману в такую рань не хотелось. Начало рабочего дня ещё не наступило и улочки посёлка были полу пусты. Окинул их прощальным, немного грустным взглядом, всё таки родина, можно сказать, запрыгнул на ступеньку, встал на вторую и всё, окунулся головой в новую реальность.

— Обилечиваемся! — обрадовала она меня звериным рыком. — На линии контроль!

Что же там ждёт? Как встретят? Найду ли кого из своих? Вспомню ли о них? Одни вопросы. Мандража нет, уверенность меня так и не покидает, но желание обрести прежнюю жизнь никуда не делось. Не хочется всё время быть одному, маяться по жизни Ванькой, не помнящим родства. Эх! Тяжело. А хорошо сказал, надо будет запомнить.

Герман ждал и к встрече со мной подготовился основательно.

— Адрес ты знаешь — сказал он. — Вот тебе ключи от пристройки и от ворот. Можешь прямо сейчас заселяться, там всё убрано, постель лежит, а с остальным в процессе разберёмся.

— А деньги, когда отдавать? — спросил я о самом главном, для меня.

— Ты жить, долго собираешься? — задал Герман ключевой, для нас обоих, вопрос.

— Не знаю. Как карта ляжет — ответил я, в стиле заядлого преферансиста.

— Ну — протянул он, — тогда давай так сделаем. За десять дней сразу оплатишь, а дальше за трое суток до окончания, будешь продлевать. Устроит?

— Вполне — посчитав условия приемлемыми, сказал я. Десять суток у них я точно проживу.

Двадцать пять рублей отдал без колебаний, одной бумажкой. Затем вытребовал у Германа точное направление к дому, пожелал ему удачной охоты и покинув привычно жужжащий универмаг, уверенно зашагал по указанному в бумажке адресу. Ну наконец то высплюсь сегодня, как человек — на мягкой постели, с простынью и подушкой. Вымоюсь, за все дни проведённые у ручья. Приму ванну, душем даже и заморачиваться не буду, а потом пообедаю, чем нибудь вкусным, домашним, сидя за столом, на стуле, с ложкой и вилкой в руках. Лепота.

Пристройка оказалась обычным щитовым домиком, площадью четыре на четыре шага, с двухспальной кроватью, как и говорил её хозяин, но с металлической сеткой, вместо твёрдого основания, представлявшегося мне в мечтах. Стола не было, а стул нашёлся, он стоял за тумбочкой, завершавшей непритязательный мебельный вернисаж.

— Хорошая пристройка — разочарованно произнёс я, с сомнением поглядывая на деревянные плечики, висевшие на вбитых в стену гвоздях. — Если здесь и ванны нет…

Посмотрел в единственное окошко, плохо пропускающее дневной свет, из-за своей мутной прозрачности и увидел в трёх шагах от своего домика крохотный сарайчик, с покрашенной в чёрный цвет бочкой, на плоской крыше.

— А вот и она — тяжело вздохнув, обозначил я полное отсутствие желаемого предмета. — Развели, как лоха. Домовладельцы хреновы.

Делать нечего, надо мыться там, где есть возможность или даже не так, надо срочно мыться, пока вода не кончилась, тёплая. Судя по тому, сколько дверей, в плотно понастроенных, крохотных помещениях, жильцов здесь много. Достал из сумки мыльницу, чистое бельё, сдёрнул со спинки кровати простенькое полотенце и в чём был, проследовал в душевую. Приводить себя в порядок всё равно необходимо, волосы на голове давно отросли и от солёной воды стоят почти дыбом.

Мылся долго, благо никто не мешал. Воду не экономил, хотя прекрасно понимал, что она не безгранична. Отдраил себя, как следует. Смыл грязь и соль, накопленные за время проживания в спартанских условиях, оставил только загар, ставший более благородным. Затем у трубы, с позеленевшим, медным вентилем, медь от железа отличаю легко, постирался. Для этих целей хозяева установили старый эмалированный таз, причём один на всех. Пробовал обойтись без него, в целях элементарной гигиены, но руками смог привести в порядок лишь носки, остальное вырывалось и падало на землю. Плюнув на возможность подхватить заразу, воспользовался рассадником её. Дальше искал, где можно было бы примостить вещи на сушку. Единственная верёвка, натянутая между двух фруктовых деревьев, была полностью занята. Ничего не нашёл. Пришлось тащить сырость в дом и там развешивать на спинках, стула и кровати. Справившись с этим, занялся сумкой. Вытряхнул содержимое на пол и придирчиво разделил его на ценное, и не очень. Паспорт и деньги пристраивал долго, пока не обнаружил еле заметную щель в стене, сооружённой из досок и фанеры. С остальным было проще: бритвенные принадлежности, зубную щётку с пастой и мыльницу, засунул в ящик тумбочки, в неё же, но чуть ниже, поставил и положил, кружку, ложку, миску, нож. Ручку и блокнот вернул обратно, пригодятся в городе, туда же фирменный пакет, продукты положить или ещё чего, рубли и трёшки, медь и серебро, в отдельный карман, на них буду жить, пока не найду источник постоянного дохода.

Справившись с первоочередными делами, пол часа повалялся на кровати, прогнувшейся даже под моим, отнюдь не богатырским, весом. Ещё какое то время изучал двор, сан узел, кухню, пристройки, стоявшие отдельно от моей. Поговорил с семейной парой, по причине покраснения кожи отказавшейся от похода к утреннему морю. Не разделил их радости от «великолепного» жилья, доставшегося им чуть ли не по блату. Бегло оценил хозяйский дом, давно требующий шпаклёвки и покраски. И не такой уж он большой, как мне рассказывал его владелец. Так, вроде незаметно, подошёл обед, желудок мой фиксирует его мгновенно. Зашёл к себе, взял деньги, запер дом и двинул на улицу. Сегодня обедаю в другой столовой. Попробую узнать насколько плох, или хорош, шеф повар в примечательной стекляшке.

Герман пришёл поздно и весь вечер общался с то и дело приходившими к нему людьми, почти не уделяя времени новому постояльцу. Я не в обиде, тем более в стоимость моего проживания общение не входит. Да мне и без задушевных разговоров на ночь, дело нашлось. Знакомые, моего знакомого, заходили не просто так, языком почесать, а по делу. Узнать, как идут продажи сданных ими вещей, не надо ли ещё чего, кое кто предлагал тот или иной товар сразу, демонстрируя его владельцу единственной в своём роде точки, лицом. Тема для меня новая, познавательная и не безынтересная, поэтому прислушивался не только к словам, но и мысли не забывал почитывать. А они, эти самые мысли, были совсем не простые. Почти каждый мечтал обвести вокруг пальца добродушного хозяина дома и огромного числа пристроек, всучить ему ношенный товар, отдать то, что самим не подошло, по тем или иным причинам, а уж от коэффициента жадности, этих хороших знакомых, у меня и вовсе волосы снова встали дыбом. Меньше, чем за сто процентов «навара», никто работать с Германом не собирался, хотя ему говорили, что отдают чуть ли не за столько, сколько сами отдали. Сообщать ему об этом мне, естественно, незачем, а на свой ус намотать лишним не будет. Я тоже кое чего, моему приятелю, сдавал и накрутка моя там, была куда скромнее. На будущее, есть смысл запомнить — вести себя надо агрессивнее и цену, если даже очень просят не сбавлять. Хотя, когда оно наступит это будущее. Завтра иду устраиваться на работу, на нормальную работу и дел у меня с Германом, скорее всего, больше никогда не будет. Если только сам не захочу, чего нибудь купить у него.

Ночь прошла беспокойно. Кровать постанывала от каждого поворота, ноги постоянно норовили залезть не туда, путаясь между железок спинки, им даже подставленный сзади стул и тот не помогал. Соседские дети орали в очередь и невпопад. Успокаивающие их родители устраивали друг другу ночные скандалы и громкие выговоры, по поводу и без. Жара, с наступлением темноты, никуда не делась, а влажность и вовсе возросла, отчего в крохотном помещении стало душно и сыро. Не зря говорят, что всё познаётся в сравнении. Оказывается на берегу было не так уж и плохо, как казалось, а я ещё удивлялся отчего это компании обоих Сергеевичей туда припёрлись, не уж то не могли себе места в гостинице забить. А тут вон какая «радость» и печаль.

Прогулка по утреннему городу принесла свои плоды в районе автовокзала. Метрах в ста от него, на одной из узких улиц, куда моя нога ещё не ступала, стоял стенд, с газетой «Правда» под стеклом. Вот рядом с ним я и обнаружил щит, чуть больших размеров, с броским заглавием наверху: «Требуются». Объявлений на нём — море. Глаза разбегаются. Не ожидал, что с работой в этом, отнюдь не большом, городишке, вот так просто и незатейливо. Кадры нужны и мясокомбинату, и молокозаводу. Хотят меня видеть в своих рядах и винзавод с зеленхозом, и бессчётное количество санаториев с домами отдыха, пионерские лагеря, базы, а сколько совхозов приглашают к себе, со счёта сбился. Достал блокнот и сделал первую запись: «грузчик». На большее пока не рассчитываю, образование не позволяет. Рядом фиксировал номера телефонов отделов кадров, куда заманивали объявления, желающих потрудиться по этой специальности. Насчиталось таких предприятий аж целых семь. В следующую графу вошли дворники, тоже вполне уважаемая профессия, потом просто рабочие, экспедиторы, временные работники на виноградники, посудомойщицы, записал на всякий случай, а вдруг возьмут и мне понравится. Исписал целый лист и остановился. Хватит. Разберусь для начала с простыми должностями, а потом перейду к сложным, типа конюх, пастух, тракторист, комбайнёр, рубщик мяса, учётчик, кладовщик, продавец промышленных товаров и прочее, прочее, прочее.

У тётки, торгующей пирожками, наменял двушек. Без них идти к телефону всё равно, что к автомату с водой без копейки или трёшки. И только после этого потопал на поиски достойного аппарата. Становиться в очередь у привокзальной будки и пробовать не стал, мне нужно тихое и спокойное место. Говорить буду долго и обстоятельно.

ГЛАВА 7

Огромное горе, свалившееся на меня из трубки телефона, утопил в кружке с пивом, тёплым и противным на вкус. Хотелось захлебнуться от негодования. Внутренняя уверенность, чьи ростки стойко прорастали во мне и та не помогла. На предлагаемых работах денег на жизнь не хватало. Как бы я её не упрощал и не укорачивал, от зарплаты до зарплаты мне не дожить. Девяносто рублей — вот потолок грузчика на всех этих молокозаводах и мясокомбинатах, а другие специальности, монотонно отработанные мной от и до, приносили ещё меньший доход. Мне, при самом простом подсчёте, чтобы платить за жильё и еду, надо минимум сто двадцать. И, где прикажите брать недостающие тридцать?

Домой вернулся ближе к вечеру и больше никуда не выходил. Всю ночь, до самого утра, не спал. Всё пережёвывал постигшую меня неудачу. Следующий день провёл, как в тумане и выхода из сложившейся ситуации, само собой, не нашёл. Повторное хождение к стенду, доскональное изучение всех объявлений, звонки по телефону, достойных вакансий не принесли. Мои таланты, шахматиста и удачливого картёжника, никого не интересовали, а на более заманчивые предложения, типа инженера по ТБ, я пока и сам не готов. Тупик. Очередная ночь прошла под тем же девизом, беспокойно и дёргано, но утром сдался и всё же заснул, сказались предыдущие часы, проведённые на бессрочной вахте. На улице появился лишь после обеда, когда большая часть жильцов уже вернулась домой. Желудок рвал и метал, его не кормили почти сутки, а мне было всё равно. Ничего не хотелось. Ни есть, ни пить, ни спать. Я продолжал биться над головоломкой, но решения так и не находил. Снова кроил и перекраивал, и опять не находил возможности выжить на эти проклятые девяносто рублей. Сидел на скамейке под деревом и спрашивал себя: «Что делать?». Идти работать за копейки и превратить свою жизнь в кошмар или так и продолжать проедать то, что заработал почти на халяву? А там будь что будет. Но тут же сам и отвечал себе: — «Что такое одна тысяча двести рублей, с мелочью? С моим зверским аппетитом я их быстрее чем за пол года прожру, а дальше чего? Топать в торг и снова прикидываться сыном незабвенного Алексеея Сергеевича. Так это даже не смешно».

Выручил Герман. С работы он вернулся в отличном настроении, наверное продал столько, сколько не ожидал, вот и радуется. Сволочь. Везёт же некоторым. Посмотрел он на меня, всего такого помятого и хмурого, и решил видно поделиться, частичкой свалившегося на него счастья, с озабоченным жильцом.

— Антон. На дискотеку не желаешь прошвырнуться? — предложил он мне, чего то мало понятное.

— Куда? — ключевое слово, «дискотека», в моей голове не переводилось на нормальный язык.

— На танцы спрашиваю, пойдёшь?. В парке сегодня, ребята знакомые играют. Все наши идут. Надо поддержать парней. Сегодня у них дебют. Пошли не пожалеешь — более толково разъяснил Герман, своё первоначальное предложение.

— На танцы? — всё ещё не догоняя, чего от меня хотят, переспросил я.

— Ну ты совсем от жизни отстал. На танцы, на дискотеку. Что, давно на таких мероприятиях не был? — снова мысленно обозвав меня сидельцем, спросил, отчего то развеселившийся, торгаш.

— Не помню. Может и давно — честно ответил я, всё ещё без энтузиазма. — Но сегодня точно идти никуда не хочу.

— Да ладно. Чё ты такой напряжённый. Расслабся — продолжил уговаривать Герман. — Сходим, проветримся. На людей посмотрим. Потом в кафешке посидим, девчонок снимем. Баба у тебя в последний раз, когда была?

— Чего? Какая баба? — на автомате спросил я, а сообразив о чём идёт речь, добавил: — А, ты про это? Это тоже давно.

— Вот видишь, всё у тебя было давно. Собирайся давай, хорош страдать. И чего это тебя сегодня, словно переклинило?

— А, чего мне собираться? Я так пойду — сдавая позиции, ответил я.

— А деньги? — зацепил за больное Герман.

— Что деньги? — напрягся я.

— Без четвертака в кафешке делать нечего. С собой столько есть?

— Четвертак? Это что, двадцать пять рублей? — не поверил я в услышанное.

— Ну да. Как бы, ещё и маловато не было. Ты же не позволишь, чтобы снятые нами дамы сами за себя рассчитывались? Да и им это может не понравиться.

Умеет Герман уговаривать, этого у него не отнять. Сходил я и на дискотеку, и в кафешке посидел, и ещё три дня после этого куролесил, в то время, как мой товарищ работал не покладая рук. Что называется сорвался в пике, слетел с катушек. Видно девчонки у меня действительно давно не было. Гулял напропалую и ещё бы продолжал, если бы девушка с поэтичным именем Евгения, сегодня в обед не уехала к себе, в Челябинск, город моей мечты. Если там все такие, как она, то… По предварительным подсчётам зарплата грузчика была мной безжалостно просажена, в различных увеселительных заведениях города, карауливших беспечных отдыхающих на каждом углу, чуть больше, чем за трое суток. Хорошо сходили на танцы, нечего сказать.

— Ну что, проводил? — поинтересовался у меня работник прилавка, заявившийся домой после очередного рабочего дня.

— Ага, уехала. Просила звонить и даже предлагала приезжать — ответил я раздражённо, но пересиливая себя, спросил: — А у тебя, как дела? Торговля идёт?

— Нормально. Пустовато стало, но ничего, завтра за товаром поеду, пополню ассортимент.

— Куда едешь? — в предчувствии давно ожидаемого события, уточнил я.

— В Новороссийск. Я же тебе рассказывал. Есть там у меня человек, за кордон ходит. Звонил уже, вчера пришвартовался и таможню прошёл. Завтра забирать можно.

— Меня с собой возьмёшь? — спросил я Германа, мысленно посылая ему сигналы для положительного ответа.

Давешние размышления, о поиске своего места в этой жизни, определённую ясность в моё будущее внесли. Спонтанное желание горбатиться за девяносто рублей в месяц, у меня пропало полностью, но и пользоваться своими неординарными способностями, среди обычного, мирного населения, тоже не хочу. Рассчитался тут пару дней назад в кафе, десяткой. А сдачу попросил, как со ста, так потом не знал куда свою совесть спрятать. Она, сволочь такая, так и норовила выскочить наружу, и прогорланить во всё горло: — «Воруют!». Еле отбился, но зарок себе дал: — «Больше с людьми на ставке, так плоско не шучу». Работать, как Герман, у меня тоже не получится. Нет, договор аренды и разрешение получу, легко и просто. А дальше что? Знакомых в городе — один, направлений по поставкам — ноль, да и на месте я долго сидеть не люблю. Отсюда и родилась, реально жизнеспособная, идея: попробовать перехватить какой нибудь из каналов у товарища Германа и самому стать им, для него. Я ничего не забываю, так уж устроена моя голова и про моряка, в соседнем городе, хорошо помню. Ждал лишь удобного случая, чтобы затесаться в доверие к незнакомому человеку и вот этот момент наступил. Попробую с ним поработать, а вдруг действительно, что то толковое получится. Во всяком случае заполучить себе в друзья ещё одного из местных, не помешает. Кем для меня станет любитель морской экзотики: знакомым, коллегой по работе, товарищем или, как Аркаша, настоящим братом, буду решать на месте. Всё зависит от масштаба деятельности и возможностей моряка. Связываться с мелочью не имеет смысла. Девяносто рублей или сто девяносто, разница не большая. Если уж браться за дело, то только за серьёзное, у которого есть перспектива.

— Ужинать будешь? — спросила Германа мать, заставив его повременить с запрограммированным ответом.

— Привет мам — ответил он, — позже.

— Добрый вечер, Ольга Дмитриевна — поздоровался и я с хозяйкой, последний раз виденной мной дня три или четыре назад.

— Здравствуй Антоша — ласково сказала она. — Чего то давно тебя видно не было.Не захворал?

— Нет. Нормально всё — ответил я, немного смущаясь. — Так, по делам отсутствовал.

— Ну, ну. Дело молодое. Ты только не забывай, сегодня седьмой день твоего проживания у нас. Надо определяться, будешь продлевать или другое место поищешь.

Вот о каком грузчике может идти речь? Сходил туда, сюда, покушал немножко, с девочкой в парке погулял, недельку у людей пожил и всё, деньги кончились.

— У вас останусь — огласил я своё решение, принятое под давлением обстоятельств. — Деньги сейчас занесу.

Ночью ещё раз перебрал все возможные варианты. Поездка в Москву, к Аркаше, отпала сразу. Его ведомство вытянет из меня и то, что я сам про себя не знаю. Спасибо Герману, просветил на досуге, что такое КГБ. Оно, как про паспорт поддельный узнают, так и вовсе может сильно осерчать. Возможность связать свою судьбу с Алексеем Сергеевичем, ответственным работником министерства торговли, тоже ничего хорошего мне не сулит.

— Ну кем я там, у него, смогу работать? — задавал я себе вполне логичный вопрос.

В карты играть, на дому, ради развлечения хозяев? Поднести и принести чего нибудь, кому нибудь? Подобное мне не нравится и почти не интересует. Положим в картишки сыграть, ещё куда ни шло, но опять же, выручка в этом деле напрямую зависит от принимающей стороны. Надоест им всё время проигрывать и выкинут меня на улицу. А Москва это вам не юг, там климат другой. В Тулу податься, к Виктору? Мужчина он, конечно, положительный, со всех сторон, но и у него мне делать нечего, с моим то знанием геометрии. Она для меня словно стихи. Воспроизвести могу, а понять, как не силюсь, не получается. Вот и выходит, что надо мне здесь, на море, устраиваться. Как там в народе говорят: — «Где родился, там и пригодился». Тож про меня.

Утром выяснилось, что сегодня воскресенье, универмаг закрыт и поэтому мой товарищ может распоряжаться временем по своему усмотрению. Пора и мне начинать следить за ним, за быстро текущим временем. Для меня не только день недели откровение, но и число, сплошная темнота. Хорошо, что с месяцем и годом нет неразберихи, хотя и здесь заслуга не моя. Спасибо печатным органам, не дают полностью деградировать.

— Пойдём к нам, чайку попьём — заприметив меня возле умывальника, позвал к себе в гости Герман. — Да собираться будем, ехать пора.

— Спасибо. В сухомятку, чего нибудь пожую — отказался я, несмотря на то, что в пристройке шаром покати.

— Пошли, пошли — потянув рукав моей футболки, настоял на своём, хозяин приюта. — Мать приглашает. Хочет поближе познакомиться с тобой.

— А чего ей от меня надо? — нисколько не стесняясь сына, заинтересовавшейся мной женщины, спросил я.

— Не знаю. Может просто понравился, а может жениться позовёт. Женщина она свободная, не старая. Как по мне, так красавица писанная — явно прикололся надо мной парень.

— Да пошёл ты на хер. Мне одной дурочки, из Челябинска, хватило и вы туда же. Чуть что, сразу жениться. Нашли дурака — отмахнулся я. Вот только мне подколов не хватало, с утра пораньше и на голодный желудок.

— Ладно, чего сразу в бутылку лезешь. Сказала позвать, я и позвал. А зачем и почему, мне не доложили. Пошли давай, скромник.

Чай у Ольги Дмитриевны, впрочем, как и колбаса с сыром, и прошлогоднее абрикосовое варенье, был ароматным и вкусным. А вот интерес ко мне, простым и шкурным. Волновала её не моя стать и строгая, мужская красота, и даже не моё безграничное обаяние, а длительность наших взаимоотношений, как в летний, так и в зимний период. Нашла о чём спрашивать. Я не знаю, чего со мной завтра будет, а тут вопрос на очень дальнюю перспективу. Сказал, что поживу рядом с ней ещё, где то месячишко, а там видно будет, как дела пойдут. Ответ хозяйке понравился и она на радостях подлила мне ещё горячего кипятку. А кого бы он не устроил? Семьдесят пять рублей, как с куста, в карман слетели.

Ублажив вечно голодный желудок, напросился в помощники к владельцу автомобиля «москвич», не люблю стоять без дела, когда другие работают руками. Герман, чего то колдовал с внутренностями своей рабочей лошадки, а мне доверил её стёкла и фары, тряпочкой от пыли протирать. Затем он перебрался к баку с горючим, залив его до горловины, я же снова был удостоен чести убирать за ним.

Из дома выехали в девять двадцать, так Герман сказал, взглянув на свои красивые, почти новые, часы. Пора бы и мне обзавестись такими, нельзя же всё время по солнцу ориентироваться. А уже через пятнадцать минут неспешной езды мы выехали за город, не зря он мне представлялся совсем не большим. Быстро проехали пару ближайших станиц и выехали на трассу, ведущую в Новороссийск и петлявшую от одной деревушки к другой. Водитель попался мне разговорчивый и на мои дурацкие вопросы: — «А эта, как называется?» или: — «Там, что?», отвечал охотно и развёрнуто, открыв для меня названия мелких населённых пунктов: Рассвет, Заря, Натухаевская. Лихо промчавшись вверх по крутому склону, оставили позади железнодорожную станцию, с характерным для здешних мест названием — Тоннельная. Не успел я опомниться, от одних впечатлений, как им на смену пришли новые, мы скатывались вниз, в огромную котловину Новороссийской бухты.

Сам город был не очень большим, но по сравнению с тем, откуда мы едем, вполне мог именоваться огромным. Его центральная улица, пройденная нами меньше чем наполовину, изобиловала многоэтажками с приятными, на взгляд неизбалованного архитектурными красотами туриста, фасадами, магазинами, разного профиля и размера, широкими, ухоженными тротуарами и главное людьми, причём большинство из которых откровенно выделялось своей специфической формой.

— А почему здесь так много военных? — поинтересовался я у Германа, следящего за дорогой с ещё большим усердием.

— Военная тайна — сухо ответил он.

— А если серьёзно? — не отставал я.

— Антон. У меня порой создаётся такое впечатление, что ты к нам с Луны свалился — круто выворачивая вправо, зло бросил занервничавший шофёр. — Откуда здесь может быть столько военных? Оттуда. База ВМФ тут. Скажешь не знал?

Я ничего не ответил на резкий выпад друга, сидевшего за рулём. Развивать тему не имело смысла. Мне хватило слова «база», а аббревиатура ВМФ не столь важна, про неё и позже можно будет узнать, если желание останется.

Нужный нам моряк жил недалеко от центра, в двухэтажном доме с большими окнами, на последнем его этаже. Лихо преодолев ступеньки, Герман по хозяйски вдавил кнопку звонка, намертво прижившуюся рядом с косяком обитой рейкой двери и предупредил меня, предусмотрительно пристроившегося за его спиной:

— Ты там смотри, не болтай лишнего и вопросов дурацких не задавай. Не любит он этого.

— Буду молчать, как рыба — прошептал я, ему на ухо и тут же замолчал, за дверью послышались шаги.

Зачем слова, когда мы можем всё уладить и без них. Мой план не предусматривает долгих разговоров и развиваться будет стремительно, и быстро.

— Кто?! — спросили из-за двери, громко и сурово.

— Вахид, открой — ответил мой приятель. — Это я, Герман.

Вахид? Не знаю почему, но имя это породило вдруг тревогу и сомнения, и на языке завертелось слово «террорист». Что оно обозначает я не помню, однако чувство опасности появилось. Провернулся ключ в замке, натужно заскрипели петли, дверь медленно открылась и перед нами появился человек в порванной тельняшке, и трусах на босу ногу.

— Чего припёрся? — плюнул он в нас, могучим перегаром.

— Так ты же сам сказал, сегодня приезжать — залепетал приятель.

— Ну раз сказал, тогда заходь — проговорил Вахид и повернулся к нам своей могучей задницей, обтянутой чёрными трусами, на несколько размеров меньше требуемого.

Странный тип. Вид у него такой, что не дай бог. На голове копна нечёсаных волос, щетина, будто брился он последний раз зимою и внешний вид: тельняшка с дырками, без рукавов и пузо безразмерное под нею. Ну, а на руки лучше не смотреть. Покрыты чёрной шерстью, толстые, с ладонями лопатой, а вместо бицепса желе. Веселый персонаж. Ну прям из сказки. И с этим гномом я хочу чего то замутить? Вошли. Пора решаться. Бросить бы монетку, но нет её, в карманах лишь рубли лежат.

— А это кто с тобой?! — зло выкрикнул моряк сообщая, что план мой в действие вступил.

— Знакомый. Звать Антон — в ответ ему промямлил Герман.

— Знакомый!? Мент небось!? Сдавать меня пришёл!? — вновь повернувшись к нам лицом, взревел Вахид.

— Да что ты, что ты. Он не мент. Наоборот — ещё сильней задёргался торговец.

— Наоборот!? — не унимался гном. — А вот мы счас его проверим?!

Нормально. Всё идёт, как надо. Сейчас он скажет:

— Ты! Забрал своё! И вон отсюда! А с этим мы поговорим! Посмотрим, чем он дышит и какой на вкус.

Работа сразу с двумя персонами принесла свои результаты. Герман, подхватив стоящую в углу огромную брезентовую сумку, вылетел на улицу и повинуясь внутреннему состоянию души на всех порах помчался в сторону дома, бросив меня на съедение волосатому монстру. Синдром виноватого в «гибели товарища» ему надолго обеспечен. Его поставщик, в то же самое время, сдулся, словно проткнутый иглой, шар. Превратившись в дворняжку, Вахид заулыбался и приветливо пригласил меня проследовать за ним. На кухне он налил себе из початой бутылки полный стакан водки и произнеся тост, годный для всех случаев жизни: — «На здоровье», лихо опрокинул жидкость в себя. Пока он пил, я поработал с его, мутневшим прямо на глазах, сознанием и преподнёс себя в новой ипостаси, более подходящий для текущего момента. Теперь я ему не просто товарищ, а земляк и где то даже родственник, дальний придальний, но кисель между нами по любому плещется.

— Выпьешь? — поставив посуду на загаженный людьми и мухами стол, спросил меня поплывший моряк.

— От пива не откажусь — приметив, стоящую на подоконнике, трёхлитровую банку с остатками пенного, сказал я.

— «Пиво без водки — деньги на ветер» — стрельнуло в моей голове. — И откуда я только это знаю? — донеслось ему в ответ оттуда же.

Ставший гостеприимным, без меры внимательным, хозяин крохотной двухкомнатной квартирки потянулся к холодильнику и извлёк оттуда новую, залитую под край, переливающуюся янтарным цветом, тоже трёхлитровую, банку с пивом.

— Сейчас, холодненького налью — проговорил он ставя её на стол и открывая пластиковую крышку.

Попивая приятное на вкус пиво, в компании с «земляком», я медленно раскачивал его в нужном мне направлении. Поспешность, как известно, опять же не помню откуда, хороша при ловле мелких насекомых, а такого кабана надо брать постепенно, чтобы не пробежал мимо расставленной ловушки.

— Вот так и живу — разведя свои смешные руки в стороны, при этом выплеснув часть пива на пол, со вздохом сказал Вахид. — Пока в море, вроде ничего. А как на берег сойду, тут меня и клинит. Представляешь! Во всём городе никого из наших нет!

— Сам так маюсь — поддержал его я, следуя точно в фарватере ранее принятого плана. — Куда не посмотрю, кругом чужие рожи.

— Эх, Антоха! Земля не просто шар, а шар с приключениями, как говорят у нас в Баку — выдал Вахид, со слезами на глазах и спросил меня: — Сам то откуда родом?

Я лихорадочно перебрал в голове возможные варианты ответов и ничего толкового не обнаружив там, потребовал ответа у задавшего вопрос:

— А ты, как думаешь?

— Да и думать тут нечего — наливая в стакан новую порцию хмельного, ответил лохматый хозяин. — Ты наш — бакинский. Как там в песне поётся: «Лучший город земли».

Вон оно значит, как. В «боку», это совсем не то, про что я подумал. Да, зря остановился на математике. Были же в магазине ещё учебники. В следующий раз непременно куплю географию и историю, не хватало только из-за собственной глупости вляпаться во что нибудь нехорошее.

— А чего спрашивал, если всё знаешь?

— Хотел от тебя услышать. Кто ещё про родной город скажет, если не земляк. Тоскую очень по дому, а бросить всё и уехать отсюда, не могу. Прикипел к этому месту, как говорят местные.

— Понимаю. У самого такая же ситуация. Хочу уехать, а не могу.

Домой я так и не поехал, хотя по первоначальному плану обязан был. Причин тому несколько: гостеприимство хозяина, с этим я похоже переборщил, медленное продвижение в направлении основного вопроса, о бизнесе мы вчера так и не говорили, и самая главная, слабость моего мочевого пузыря, не предусматривающего появление своего хозяина, в таком тяжёлом состоянии, среди людей. Никогда бы не подумал, что с нескольких литров пива буду так часто бегать в гальюн, это такое название туалета, в квартире Вахида Султановича Керимова, уроженца города Баку, Азербайджанской ССР.

Ночь провёл на раскладушке, старой и скрипучей, похуже, чем кровать в арендованной мной пристройке. Хорошо ещё, что спать меня положили в большой комнате, иначе могучий храп, доносившийся из маленькой, даже через прикрытую дверь, похерил бы моё восстановление к чёртовой бабушке. Проснулся первым и сразу в туалет. Сделал дела, умылся и на кухню. Пиво и вяленая рыба, в обед и ужин, на таких калориях далеко не уедешь, а день у меня ожидается снова непростой. Пришла пора подводить объект к главной цели моего визита.

Кроме яичницы с сыром, приготовить ничего не получилось. Других продуктов в доме не нашлось. Но и она, своим шкворчанием и запахом сумела повлиять на крепкий сон Вахида.

— Чего, уже проснулся? — спросил он, с шумом ввалившись на собственную кухню.

— Ага. Я тут похозяйничал у тебя немного — ткнув здоровенным ножом в сковородку, ответил я и запоздало спросил: — Ты как, не возражаешь?

— Э-э — сделав характерный жест рукой пропел сын гордого народа. — Прекращай, слушай. Мы с тобой родственники или где?

Что то подобное я уже слышал, но точно не от азербайджанцев. С ними только вчера познакомился.

— Я только за, чем больше родственников, тем лучше. Или я не прав? А? — стараясь своё «а», произнести в тон его «э», весело сказал я.

— Прав, дорогой — согласился со мной Вахид, по возрасту годившийся мне чуть ли не в отцы. — Везде прав. А если ещё и накормишь, то трижды прав будешь.

Поели быстро, голод обуял не меня одного, а комплекция у нового знакомого, позволяла ему работать ложкой, ел он именно ей, быстрее и проворнее, вот на раз и управились.

— Я сегодня в ночную записался. Дела у меня. Ты если хочешь оставайся — облизывая столовый прибор, словно ребёнок, сказал Вахид, с сожалением поглядывая на пустую сковородку.

— Не, домой поеду — сожалея не меньше, промычал я, дожёвывая завтрак: — Надо чего то с работой решать. Деньги кончаются. А с Германом у меня не очень получается.

— С этим, хитрожопым, что ли?

— С ним — ответил я не понимая, отчего мой более старый приятель получил такую нелестную характеристику, от нового.

— А, как ты с ним работал?

— Да, было у меня несколько вещей — вступил я на минное поле, на ходу создаваемое мной же: — Продал ему по дешёвке. Думал может скорешимся, вместе дела делать будем. Но он, правильно ты подметил, сам себе на уме, к своим контактам меня не допускает. К тебе то, можно сказать, случайно привёл.

— Не любят тут наших — прихватив пустую посуду со стола, зло сказал Вахид: — Армяне здесь шишку держат. Так что можешь и не стараться, никто тебе руку помощи не протянет.

— Так Герман, вроде русский?

— Какая разница. Не наш он и этим всё сказано.

Я кивнул головой и тяжело вздохнул. Говорить чего либо ещё, только портить хорошо сдобренное приправами блюдо.

— Но, аллах всё видит — споласкивая сковороду под холодной водой, сказал моряк. — Не зря же он, нас с тобой свёл. Мы им ещё покажем, кто тут главный. Как Антоха, покажем?

— Я за. Только как?

— А чего это у тебя имечко такое, ненашенское? Антон. Вроде оно на русское смахивает? — резко перелетел Вахид на другую ветку древа, нашего с ним разговора.

Мне даже интересно стало, как я выгляжу в замыленных глазах этого волосатого мужчины. Неужто точно так же, как и он? Ну да ладно, главное, что я в жизни красивый и белобрысый, а как меня представляет Вахид, его дело. Он тоже, надо заметить, совсем не витязь в тигровой шкуре. Что же касается скользкого вопроса, то и это не беда. Пускай моряк немного позабавится. Мы его на место быстро поставим и самому предложим, себе всё объяснить.

— Хотя, чего это я? Мода на русские имена и фамилии у нас давно в ходу. Мы же тоже раньше, не Керимовы назывались. Дед себе такую фамилию только после революции взял. Да, ерунда всё это. Имя. Фамилия. Главное, что у тебя тут — мужчина стукнул себя кулаком в грудь: — Твоё то ещё нормальное. Вон, у меня знакомый хохол на траулере ходит, так его совсем Архелохом зовут и ничего, живёт и не кашляет. А на счёт работы я тебе так скажу: — «Будешь, как сыр в масле кататься». Вахид о тебе позаботится. Земляки мы или нет?

Второй механик сухогруза, сидя на кухне, со стаканом чая в огромных руках, излил на меня столько патоки, что я еле вылез из неё, представляя, как деньги рекой будут литься в мой оттопыренный карман. Он откровенно поведал мне, без утайки, как нарушает законы, где у него тайники, какой товар возит из заграницы и ещё тысячу мелочей, без которых настоящему контрабандисту невозможно заниматься столь опасным делом.

— Но это всё ерунда, мелочь. У нас почти все так таскают. А у меня есть свой план. Очень хороший. На нём можно много денег заработать, действительно много. Давно его кручу в голове и кое что уже сделал. Но одному такое не поднять, помощник нужен. Так что вовремя ты появился. Не знаю, правда, сможешь ли в нём поучаствовать, молод ещё, но всё равно расскажу тебе о нём, а вдруг, что выгорит — разоткровенничался Вахид, не без моего участия, конечно.

Начал свой рассказ опытный моряк, издалека, чуть ли ни с момента своего рождения. Но я его не торопил и не перебивал, чем больше знаешь о человеке, тем проще с ним дружить. Так вот: море, бакинский паренёк, с обычным азербайджанским именем, любил с детства, даже несмотря на то, что его отец, дед, два дяди и тётя, работали на нефтяных промыслах и детям своим, коих у них было огромное количество, с младенчества прививали твёрдое желание продолжать династию нефтедобытчиков. Был он именно тем Буяном, который имеется в каждом смирном табуне и норов свой начал показывать ещё в школьные годы. Не хотелось ему барахтаться всю свою жизнь в каспийской луже, по локоть в чёрном «дерьме», вот дитятко, нет нет да и взбрыкивало. Тянуло мальчишку на простор, в дальние страны и на чужие континенты и, как чуть позже выяснилось ни его одного, из славного керимовского рода. Плюнул Вахид на нефть, на большие заработки, на увещевания родственников и отправился искать счастье в другом промысле. Поступил он в мореходное училище, правда всё же на техническую специальность, как и требовал отец. Причём экзамены сдавал сам, без всякого блата и помощи. Учился достойно, не на одни пятёрки, конечно, но и к тройкам редко опускался, знал, что море неучей не прощает. Пять лет пролетело незаметно, мореходка была успешно закончена и не беда, что с обычным, синим дипломом. Казалось бы всё, до осуществлении мечты осталось только один шаг сделать. Но не сложилось. Судьба, злодейка, засунула Вахида не на Балтику, не на Тихий океан или на худой конец к Баренцу, в холодные лапы, как он грезил до этого. Она пихнула его, крепко стукнув по мощной заднице, прямиком на юг, в теплое, почти внутреннее, Чёрное море. Другой бы радовался такому счастью, а наш герой нет, не тот он человек, чтобы так просто расстаться с мечтой детства и дрейфовать по течению жизни. Пошёл Вахид к руководству учебного заведения, в ножки ему кланялся, просил засунуть в любую дыру, но на берегу океана, кулаком по столу стучал, грозясь сорвать план по распределению, не помогло. Начальство стояло на своём и ближайшие три года обязывало его отходить на судне приписанном к городу порту, Новороссийск. С тех пор утекло много воды, через переборки разных калош, буксиров и более достойных судов, принимавших в свои крепкие объятия парня из Баку, а он так и продолжает коптить небо в населённом пункте, повысившем свой статус до города героя. Сколько не пытался он порвать с ним, как не клялся себе уехать отсюда и больше не возвращаться, ничего у него не выходило. Три раза увольнялся сам, два раза его увольняли — не помогло. Каждый раз Керимова восстанавливали в кадрах, пускай и с понижением, но всё равно, ответственные товарищи понимали — Вахид механик от бога и выпускать его из рук нельзя ни при каких обстоятельствах. Так бы и плавал наш моряк с раной в сердце, если бы семь лет назад дедушка его, по материнской линии, не поинтересовался у внука, на закате своей долгой жизни, а не заносила ли его нелёгкая в славный город Стамбул. Вахид сознался: — «Был». Скрывать ему нечего, рядом с сердцем партийный билет лежит. Так и сказал, мол был я дедушка в том самом Стамбуле, плохой город, вертеп и сплошные безобразия, так что можешь отдыхать спокойно и нисколько не сожалеть о том, что твоя славная нога туда не ступала. Дед, как следует из слов рассказчика, тяжело вздохнул, крякнул и посмотрев на внучка с горестным сожаление, вымолвил:

— Да, насрать мне на их Стамбул. Нам и в Баку неплохо живётся. Не о себе пекусь я, Вахидка. О сыне своём думу думаю, о старшем.

— Я сразу о дяде Симоне вспомнил и спросил о нём — так мне сказал Вахид и снова свой рассказ о дедушке продолжил.

— Да, при чём здесь Симон. Речь веду о старшем — Тимуре. Не знаешь, так сиди и слушай. Такой же он был в детстве, как и ты, беспутый и балбес, но всё одно кровь наша в нём течёт. Думали сгинул давно и плакать о нём, с бабкой, уж перестали, а тут вдруг весточка, окольными путями к нам пришла. Живой! И проживает в этом самом городе — в Стамбуле.

— И что с того? — спросил тогда Вахид Султаныч, деда. — Нам, коммунистам, с разным там жлобьём не по пути.

— Ты не суди о людях строго, сам не ангел. Мне и надо то от тебя совсем ничего. Туда ответ чтобы отвёз и обратно карточку сына, и внуков доставил. А там, как знаешь, можешь хоть и не знаться, с ближайшей роднёй. Дело твоё.

Деваться было некуда, родня это святое. Нашёл Вахид и дядьку, и всех его детей. Размяк при встрече, обалдел от гостеприимства и наплевав на все запреты, почти каждый свой следующий приход в Стамбул стал навещать родственников и чувствовал себя у них почти, как дома. А дом у дяди был большим, не сравнить с его хрущёвкой и в доме было на что посмотреть. Со временем пришло к Вахиду огромное желание, закинуть под кровать партийный билет, забыть про светлое коммунистическое завтра и устроить себе приемлемое сегодня. Тут ещё и новоявленный братец подзадоривал, предлагал вещичками поторговать. Сдался напору и желанию. Возил джинсы, духи, технику, кассеты, ничем не брезговал. Но на то он и бакинец, чтобы не довольствоваться малым. Надоело второму механику быть таким же, как и все, ему подавай новые пласты, ещё никем не освоенные горизонты. Вот второй год он и вынашивает план, масштабного ввоза в страну, чего нибудь эдакого, прибыльного. Годы проходят, денег в кармане больше не становиться. Те крохи, что наваривает он на штанах, вытащенных на себе, через проходную, его уже не устраивают. Моряку лишь в море ничего не надо, а как на берег сошёл потребности его возрастают в разы.

— Место для перевозки у меня уже готово — перешёл Вахид к главному. — Его ниодна таможня не найдёт. В Стамбуле брат всё организует. Капитан свою долю имеет, он тоже не сдаст. Остаётся одно слабое место — порт приписки. И вот тут я сел основательно. Ничего придумать не могу. Нет у меня выхода на «вохру», а без неё такое количество штанов я буду долго выносить. Это придётся их, туда сюда, не один рейс возить. И все преимущества большой партии, снова в трубу вылетают.

— А, как с валютой? Её на такое дело много потребуется — спросил я Вахида, не очень понимая, как он покупает в Стамбуле, на наши рубли.

— Здесь, совсем всё просто. Когда мелочь вожу, чего то сам меняю, где то братишка подкинет. А в данном случае он предлагает обмен делать.

— Это бартер, что ли? — выдал я очередное непонятное слово, самостоятельно всплывшее в голове.

— Что за бартер? Не знаю такого. Говорю же обмен. Ты дослушай сначала, а потом вопросы задавай. Так вот, отсюда вывожу часы, фотоаппараты, химию к ним. Брата это очень интересует. Он забирает всё себе, а мне взамен шмотки даёт, ну или, что другое. У них там со всем просто. Можно, чего хочешь достать. К примеру за двое часов, он готов одни штаны отдать. Ты представляешь, какие это деньги?

— Не а — простодушно ответил я.

— Чудак человек. Часы у нас можно и по тридцатке взять, и даже по пятнашке, если по магазинам побегать, и поискать. А это что?

— Что? — продолжал я тупить.

— А то. Это максимум, семьдесят рублей за одни джинсы, без хлопот с валютой. А может и вовсе тридцать. В свой тайник я могу впихать сотни две штанов, а может и больше. А теперь умнож двести на разницу и получи результат. Да мы по машине с тобой купим, сходу. Дошло?

До меня дошло. Деньги действительно очень серьёзные. Но я никак не могу понять, чем я то могу в этом трудном деле помочь и, как в нём поучаствовать.

— Ну что, понравилось? — довольно улыбаясь, спросил Вахид. — Это тебе не мудака твоего, Германа, за вымя тянуть. Тут масштаб.

— Неплохо — сознался я и использовав максимальный уровень доверия, спросил: — А где ты меня, в этой схеме, видешь?

— Поступим, как братья. Половину мне, половину тебе. Я везу товар туда и обратно. Ты вывозишь здесь и продаёшь. Деньги вкладываем поровну. Справедливо?

— Справедливо — не найдя подвоха в братском предложении, согласился я.

— Вот тебе и обещанное масло, пользуйся, но не забывай про сыр. Охрана в порту твоя забота.

— С охраной решим — цепляясь за хвост предложенной перспективы, сказал я. — У меня тоже родственники нужные имеются. Один из них, между прочим, в КГБ работает.

— У-у, с этим даже не связывайся. Сдаст и не посмотрит, что вы родня. Видал я таких. Погранцы к нам постоянно заходят с проверкой. Туда если и попадают нормальные люди, то их там, быстро на свой лад перекраивают. Он и тебя, и меня посадит, не пожалеет. Надо самим искать подход. У вохравцев мозги по другом работают, их с чекистами не равняй. Нам хотя бы одного человечка у них заарканить, а там дело пойдёт. Подмажем кого надо, подсластим и проедем. Думай, ты парень молодой. Это у меня в башке всё проспиртовалось, а ты справишься, я в людях редко ошибаюсь.

ГЛАВА 8

В порт поехали на такси. Вахид не захотел на перекладных добираться до работы, а мне было всё ровно — я гость, что говорят, то и делаю. Заказанную им по телефону «Волгу», ждали минут сорок.

— У нас вечером так всегда — объяснил мне местный житель, долгое отсутствие автомобиля. — Моряки народ денежный, пешком ходить не любят, а количество машин в парке, как было лет пять назад, таким и осталось.

Зато ехали быстро и с ветерком. Дороги города уже освободились от большей части большегрузов, круглосуточно снующих в порт и обратно, позволяя таксистам уверенно отрабатывать дневной план. Человек, сидевший за рулём, пользовался этим обстоятельством в полной мере, не стесняясь поддавать газку по прямой и резво входить в крутые повороты. Водитель нам попался не только отчаянный, но и очень словоохотливый. Он объяснил и свою повышенную скорость на дороге, и опоздание на вызов, и ещё много чего про жизнь вообще и про свою в частности. Слушая его побасенки в пол уха, я с интересом знакомился с городом. За стеклом автомобиля ярко сверкали огнями широкие улицы, зазывали к себе, огромными рекламными вывесками, ещё работающие магазины и только начинающие набирать обороты рестораны, и кафе. Молча провожали своим суровыми взглядами военные памятники и вековые деревья, немые свидетели тех незабываемых для этого города лет. Монументально и красиво, в Анапе такого нет. Но больше всего мне понравился порт. Возник он неожиданно, возможно, что только для меня и сразу же захватил всё моё внимание. Громадина — другого слова и не подобрать. Корабли, причалы и краны оккупировали огромную бухту полностью, от самого её начала, до самого конца.

— И здесь мне предстоит проворачивать свои мелкие делишки? Да меня тут, как волка одиночку обложат, подстрелят и шкуру сдерут — разглядывая масштабные сооружения, реально оценил я положение наших с Вахидом дел.

Что то не по себе мне стало от увиденного. Если люди сумели такое нагородить, то представляю, как они его охраняют.

— Чего, нравится? — заметив моё неравнодушное отношение к месту стоянки его корабля, спросил меня второй механик сухогруза.

— Очень — скромно ответил я и тихо задал свой вопрос: — Проходная для транспорта, где?

— Скоро подъедем. Она правее моей будет, сразу за железной дорогой. Там ещё огромная стоянка для машин. Увидишь.

Я увидел. Обычные металлические, решётчатые ворота, рядом с ними полосатая, деревянная будка, за ней маленький дом и всё. Дальше не меньше сотни машин, разных размеров и марок, за ними дорога и причал. Ни тебе колючей проволоки, ни собак с охранниками, вдоль простенького металлического забора, ни ярких прожекторов по периметру, так и просящихся в ночной дозор.

— А чё охрана такая слабая? — ещё тише поинтересовался я у Вахида, мирно сидевшего рядом и не испытывающего от неизбежно приближающегося рубежа последней обороны, никаких пограничных чувств.

— Да, куда ж ещё больше — засмеялся моряк. — Тут дураков через забор лазить не имеется. А на остальных и этой хватит.

Таксист резко сбросил скорость, ещё резче вывернул влево руль и с визгом затормозил.

— Приехали. Как и заказывали проходная порта — доложил он, сбрасывая счётчик в нулевое положение.

— Сдачи не надо — сунув ему в руки аж три рубля, сказал Вахид и засобирался наружу.

— Благодарствую — не заставил себя ждать, обрадованный такой щедростью, водитель.

— Ну теперь я понимаю, откуда у этого толстяка такая навязчивая потребность возить контрабанду миллионами. Так никаких денег не хватит. Целую трёшку отдал, когда на счётчике было чуть больше полутора рублей. Тоже мне Рокфеллер — рассуждал я о поступке моряка, следом за ним покидая такси. — Рокфеллер? А это ещё, кто такой? Вроде в политбюро с такой фамилией никого не было. Тогда откуда я его знаю? Может товарищ из братской компартии Эфиопии? Недавно в газете про неё читал. Да, вроде нет. Небыло и там такой фамилии. Я ничего не забываю, из того, что прочту. Надо будет справочник какой нибудь, со знаменитостями, в магазине купить и прочитать его, чтобы голову себе по разным пустякам не ломать. Мне и без них, чувствую, дел хватит.

— Так. Ключ я тебе отдал. Утром дома сиди, рано приду. И это, пожрать чего нибудь купи. Я после работы всегда есть хочу — наставлял меня Вахид, медленно продвигаясь в сторону длинной проходной.

— Ладно — односложно ответил я.

— И долго тут не отсвечивай. Не надо, чтобы на твою рожу обращали внимание. Пару раз туда сюда сходи, вроде, как ждёшь кого то и хватит. Сматывайся. Автомат вон там висит, с него такси вызовешь. Номер, точно помнишь или повторить? — словно заботливая мать, говорил со мной механик.

— Да, помню, помню. Иди уже — озираясь по сторонам, зло сказал я.

— Пожрать не забудь купить — уже входя в двери, напомнил мне Вахид.

— Проглот — выругался я ему в спину. — Деньги экономить надо, тогда и не надо будет с государством в опасные игры играть.

И вообще, удивляюсь я этому человеку. Знакомы мы с ним всего ничего, а он мне ключ от квартиры, где наверняка его деньги лежат, взял да и отдал, и даже в паспорт мой не взглянул. Откуда такая легкомысленность? Я же вот, никого в свою холобудку не пускаю. Даже хозяевам запретил это делать, в моё отсутствие, пускай и на подсознательном уровне. Да, мои бы таланты и на благое дело. Но, кто бы мне сказал, где оно, это благое дело.

Два раза пройтись возле всех проходных хватило за глаза, с моей то фотографической памятью. Правда информации от этого у меня не сильно прибавилось. Ворота, запрещающие въезд автомобилям, на территорию порта, так ни разу и не открылись, а мне нужны именно они, их режим работы. Товар мы собираемся вытаскивать на машине, по другому Вахид не согласен осуществлять свой грандиозный план. В теории я конечно представляю, что за чем происходит, но теория на то и теория, чтобы её подкреплять практикой. Подошёл снова к проходной, работающей на вход и выход. Люди туда зачастили и, думаю, мало кто обратит внимание на меня. Все спешат на трудовой подвиг, как призывает огромный транспорант на фасаде, или возвращаются с него. Сквозь большие окна присмотрелся к работе сторожей. При входе кто то предъявляет им пропуск, обычную бумажку с надписями, другие паспорт моряка, в виде серых корочек, друг мне и про это рассказал. Охранники делают вид, что внимательно изучают документы, затем небрежно возвращают их в руки владельцу и общаются со следующим. На выходе происходит тоже самое, но кое у кого пропуск забирают навсегда, значит у них в распоряжении был одноразовый и завтра, в случае желания вновь посетить строгую организацию, его надо выписывать по новой. Такой, чаще всего, бывает и у водителей большегрузов, вот его то нам и надо как то заполучить, если мы собираемся серьёзно заниматься контрабандой. Постоял ещё какое то время рядом с людьми, послушал о чём они беседуют. Ничего примечательного не услышал, все разговоры сводились к одному, каким образом добираться до дома. Изображая из себя нервного ожидающего, время от времени поглядывающего на выход из проходной, медленно побрёл в сторону забора, того, где расположились грузовики, стараясь побыстрее оказаться в зоне невидимости. Здесь всё по прежнему, тишина и покой, новой информации ноль целых, ноль десятых, а мой главный козырь именно она — информация. Я не специалист по жутким головоломкам и провокациям, зато могу легко комбинировать многоходовые операции. Игра в шахматы и карты, это наглядно показала. Анализируя, я практически всегда отыскиваю правильный выход из любой, даже самой безнадёжной, ситуации. Другое дело, что поиск этого выхода может потребовать от меня использовать все мои недюжие способности, но я так понимаю: для того они мне и даны, чтобы ими можно было пользоваться без ограничений. А иначе, для чего эта ерунда в моей башке поселилась?

Своего я дождался и довольно скоро. Колонна из трёх тентованных автомобилей, если я правильно разглядел значок на капоте первого из них, марки ЗИЛ, на малой скорости подъезжала к железным воротам, освещая их тусклым светом своих круглых фар. Одновременно с этим, из домика за оградой, им на встречу, вышел человек и не спеша занялся привычным для него делом. Я тоже не сидел сиднем и, в отличии от сторожа, быстрым шагом ушёл в тень, а потом чёрной кошкой проскользнул к грузовику, остановившемуся последним. Его водитель уже успел заглушить двигатель и включив тусклый свет в кабине, чего то искал у себя за спиной. Резко приблизившись к двери, я настойчиво постучал в неё. От неожиданности мужчина вздрогнул и круто повернулся ко мне лицом.

— Чего надо?! — испуганно отгородился грубым вопросом изрядно напуганный человек, таращась на меня округлившимися глазами.

Зря он так. С незнакомыми людьми надо разговаривать культурно и по возможности вежливо. Хотел же просто поинтересоваться у него о наличии документов, разок другой взглянуть на них и всё, без лишних представлений. Но теперь буду более требовательным, у меня может тоже нервы имеются и я иногда выхожу из себя.

— Что везёте? Предъявите пропуск на въезд. Из какой вы организации? — строго потребовал я, мысленно указав водителю его место под солнцем.

Снова переборщил с дозировкой, надо будет потренироваться с ней. Не молодой мужчина, с уставшим лицом добряка и ответственного главы семейства, мгновенно изобразил крайнюю степень испуга. Нервно трясущимися руками поправил густые волосы, зачёсанные назад, вытер тыльной стороной ладони пухлые губы и только после этого полез в бардачок. Достал оттуда несколько листов бумаги и протянул их мне.

— Вот. Накладная и пропуск — чуть ли не заикаясь, произнёс шофёр.

— Не нервничайте так, товарищ Вавилов — прочитав указанную в одной из граф, верхнего документа, фамилию водителя, пошёл я напопятную. — Это обычная проверка документов и не более того. Если у вас всё в норме, вы спокойно заедете в порт.

— У нас всегда, всё в норме — успокаиваясь, сказал мужчина. — Мы организация серьёзная.

Не желая причинять дополнительных хлопот возрастному водителю, я быстро «сфотографировал» все документы и отдал их назад.

— Действительно, всё в порядке. У всех бы так — ещё немного понизив градус напряжённости, подтвердил я состояние бумаг и заметив начало движения первого автомобиля, тут же добавил: — Можете заезжать.

Расстались мы почти друзьями. Я получил всё, что хотел, а старый шофёр никогда и не вспомнит о маленьком происшествии, случившимся с ним у портовых ворот. В его голове сейчас играет музыка, с великолепными словами, услышанными мной совсем недавно по радио, в квартире Вахида: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…». А про человека, требующего минуту назад его документы, он уже и забыл. Навсегда.

Пора и мне ехать. Время уже позднее, а надо успеть в дежурный гастроном. Вахид сказал, что он до одиннадцати работает, как бы не опоздать. Иначе утром огребу по полной. Этот оглоед, когда голодный, даже меня иногда пугает.

Утром, за завтраком, доложил подельнику о своих изысканиях. Он, в свою очередь, отчитался о ходе работ по тайнику. Остались работой друг друга довольны. Ещё бы. У меня пол дела сделано. Теперь я знаю по каким пропускам можно беспрепятственно попасть на территорию порта. Осталось выяснить, с помощью какой бумажки покидают его. Объяснения Вахида меня не устроили. Слова типа: «Тут такая полоса» или «Примерно здесь вот, такусенький штамп» хороши для написания детективного романа. Мне же требуется филигранная точность, рисовать пропуска буду сам. А поскольку мои таланты, в деле воспроизводства бланков, пока тайна за множеством печатей, нужно хотя бы внешний вид требуемых бумаг изучить наглядно.

— Осталось ещё немного подшаманить и всё, можем приступать. Даже с собаками мою захоронку никто не отыщет — хвалился напарник своими достижениями, а заодно и интересовался моим мнением: — И самое то интересное, в этом деле, знаешь что?

— Что? — с чувством произнёс я в ответ.

— Всё же на глазах было и ни одна сволочь не придумала такой ход. Я, можно сказать, первооткрыватель нового метода перевозки запрещённых грузов. Приятно всё таки ощущать себя изобретателем. Эх, не послушал отца. Сейчас бы давно с орденами на груди ходил. А с другой стороны, чего они там у себя на вышке видят?

— Никогда не сожалей о том, чего уже не вернёшь — выдал я фразу, снова взбудораживавшую мой затуманенный мозг и подумав ещё, добавил: — Лучше синица в руках, чем журавль в небе.

— Ты думаешь? — после долгого молчания, спросил Вахид.

— Нет, я не думаю. Я уверен. Мудрые слова оттого так и называются, потому что их мудрецы говорят — глубокомысленно произнёс я, еле сдерживая смех и искоса поглядывая на, жующего любительскую колбасу, механика сухогруза.

До выхода в море Вахиду оставалась всего неделя, но мы решили не откладывать процесс нашего обогащения в долгий ящик и провести испытания, лишь приобретающей свои очертания, хитроумной схемы, уже в этот раз.

— Ты уверен, что пропуск у нас будет? — не веря в мой успех, раз в десятый, спросил меня моряк.

— Да сколько же можно! Говорю в сотый раз — будет. Пока, правда, только на погрузку. Но человек, на которого меня вывели, твёрдо обещал и на вывоз бумаги организовать. Естественно небесплатно — бессовестно врал я, глядя прямо в карие глаза Вахида.

— Да, как же это так? Я два года не знал, к кому там подступиться. А ты? Ночью сделал звонок и всё готово?

— Я же тебе про брата рассказывал? Вот он и помог. КГБ — это сила — продолжал я напускать тень на плетень. — Только загвоздка одна имеется. Даже не загвоздка, а так, мелкий вопрос. Из каких денег будем с источником документов рассчитываться?

— Ну, это не моя печаль — встал в позу моряк. — Договорённость у нас с тобой, какая была? Я всё улаживаю там. А ты?

— А я здесь — тяжело вздохнул я понимая, что сэкономить пару сотен не удастся.

— А ты здесь. Правильно. Вот сам и решай сколько, откуда и кому. Тебя же не интересует, как я на борт груз доставлю, каким образом наш товар на берег вытащу?

— Почему не интересует? Интересует — с вызовом ответил я.

— Но, чисто гипотетически. Так? — привлекая тяжёлую артиллерию, спросил меня делец.

Убил. Не в бровь врезал, а прямиком в глаз попал. И откуда только таких умных слов нахватался? Неужели ещё не всё забыл, чему в мореходке учили?

— Согласен — сдался я. — Договор был. И он, как известно, сильнее денег.

— О! В самую точку. И вообще Антоха, давай сначала хотя бы одну ходку сделаем, а потом будем выяснять, кому чего причитается. А то прихватят тебя на посту и всё, полетим мы с тобой в далёкий Магадан, комаров на лесоповале кормить.

— Не каркай. Меня не прихватят — отмёл я даже малейшие намёки, на неудачу нашего предприятия. — Всё будет нормально. Только…

— Чего только? — заёрзал Вахид, не уважающий дополнительных условий, как таковых.

— Да, нет. Я не по поводу выхода и захода. Тут в другом сомнения у меня.

— И в чём же?

— Я на досуге поразмышлял и пришёл к выводу, что первый рейс надо считать пробным, и поэтому денег в него вкладывать по минимуму.

— С этим согласен. Риск должен быть разумным.

— Это да. Но у меня есть ещё одно предложение — постепенно усиливая натиск, сказал я.

— Так озвучь! Не тяни канат за яйца — предложил моряк.

— Думаю с джинсами, пока следует повременить — выдал я новое предложение, основанное на ограниченности собственных средств.

Тысячу, ну полторы, я ещё как нибудь достану, у того же Германа. А на больше его ломать, у меня рука не подымется.

— И чем же тогда прикажешь мне в Стамбуле затариваться? — сделав из глаз амбразуры, спросил Вахид.

— Пакетами — как можно спокойнее ответил я, готовясь в любую секунду применить своё спец оружие.

— Чем? — наверное, не веря своим ушам, переспросил контрабандист.

— Пакетами — ещё миролюбивее, повторил я своё предложение.

— Ты чего?… — количество нецензурных слов, вылетевших из охрипшего горла, по жизни почти не матерившегося азербайджанца, удивило даже меня, человека спокойно оперирующего такими эпитетами в мужских кампанияхшахматистов и игроков в великий преферанс.

— Вахид, не будем нервничать и разберёмся спокойно — проговорил я, снова ощутив признаки лёгкого дежавю. — Ты же сам говоришь, что здесь за всё отвечаю я. Верно?

— Ну — не сказал, а плюнул, пришлый абориген. Готовый при любом удобном случае вернуться к разговору на повышенных тонах.

— И я несу полную ответственность за реализацию привезённого товара? — продолжил я долбить в выбранном направлении.

— Щас врежу! — грубо рявкнул, позеленевший моряк.

— Не стоит. Я легко увернусь и сам отвечу — с улыбкой на лице, ответил я ему.

— Чего?! — приподымаясь со стула, загудел Вахид.

Что то странное происходит. Неужели мои заклинания имеют ограниченный срок действия и в данный момент земляк теряет их силу? Или они не распространяются на обсуждаемый нами вид деятельности и поэтому он так возражает мне?

— Вахид. Ты сядь и не дёргайся. Я тебя уважаю, как человека и можно сказать даже люблю, как брата, но в данном вопросе ты не прав — сказал я, после секундного замешательства.

— Это почему же? — всё ещё продолжая закипать, спросил он.

— Да по причине того, что образование твоё не позволяет принимать верных решений в сфере торговли дефицитом. Так, понятно?

— Да — согласно кивнув головой и шмыгнув мясистым носом, ответил земляк, но поразмыслив, всё же потребовал: — Но, лучше объясни. А то обижусь.

— Ты кончал мореходное училище — стараясь сгладить возникшее между нами напряжение, пустился я в пространные рассуждения, — а мне посчастливилось учиться на экономическом факультете, самого главного университета страны. Чувствуешь разницу?

На самом деле причин, оказавших влияние на мой, казалось бы странный выбор, две. Первая — конечно деньги, а вторая — очередь. В отделе Германа за пакетами она была, а за джинсами я её никогда не видел. Вот и всё. Можно долго рассуждать о правильности завоза, того или иного товара, о его солидности и качестве, но законы рынка, эти рассуждения, не изменят всё равно. Чё то я не пойму? Откуда у меня это? Может точно, учусь на бухгалтера? Надо позже будет поднапрячься и повспоминать, вдруг удастся за что то толковое зацепиться.

— Так вот — решил я закругляться, после жутко умной речи, длившейся минут пять. — По всем признакам реализация пакетов будет такой, что ты забудешь обо всём на свете. Емкость рынка об этом напрямую говорит.

Да, что же за утро такое сегодня? Разная ерунда из меня прямо таки прёт, нескончаемым потоком. Какая на хрен ёмкость рынка? Откуда она вообще в голове моей взялась.

— Ну, Антон — грозя мне своим толстым пальцем, грубым голосом сказал Вахид, — смотри! Если сядем с ними, ответишь за всё сразу.

— В смысле, сядем? — не понял я, высказанную вслух угрозу.

— Да я про продажу говорю, а не про то, о чём ты подумал — трижды плюнув через левое плечо, уточнил моряк. — Ты представляешь сколько их будет? Этих, твоих пакетов?

— Не очень — не моргнув глазом, честно сознался я. — Мы же ещё не договорились по сколько будем сбрасываться.

— Меньше чем по две и дёргаться не стоит. Больше отдадим, чем заработаем.

— По две тысячи? — пытаясь привести разговор к общему знаменателю, спросил я.

— Нет, копейки! Хорош дуру из себя изображать — снова занервничал Вахид.

Мы замолчали, устав друг от друга. Но дело не ждёт и более старший из нас, а значит и более опытный, снова заговорил.

— Значит решили, готовимся к этому отходу?

— Да — словно подписывая акт о капитуляции, дал я своё согласие на адский заплыв.

— Тогда я договариваюсь на счёт автомобиля?

— Конечно. Что за вопрос? У меня в вашем городе знакомых с машинами нет. А, что за транспорт будет, большой?

— Смешной ты Антон. Сейчас, грузовик мы с тобой возьмём. Погрузим в него барахло и смело в порт. Нам «каблука» за глаза хватит. Хотя, если пакеты везти? Нет, всё равно влезет. Замордовал ты меня своими вопросами, сомневаться начал. Можно подумать, тайник у меня резиновый.

— А, чего покупать будем? Часы? — продолжил я конкретизировать ситуацию.

— А вот те хрен. С часами погодим. Отсюда фотобумагу повезём и химию.

— Какую химию? — подразумевая, что с фотобумагой мне всё понятно, спросил я.

— Ту самую, которая к этой бумаге прилагается. Не слышал что ли никогда, про фиксаж и проявитель?

Честно сознался в своём невежестве. Я ни только не слышал, а даже и понятия не имею, что это такое и с чем их едят. Фиксаж и проявитель. Ну это ж надо, названия ещё такие стрёмные придумали.

— Не беда — вставая со стула, подбодрил меня Вахид. — Я в них тоже ни черта не понимаю. Но у нас список на руках имеется, там брат всё написал, чего и сколько надо. Он у меня давно лежит, своего времени ждал. Вот и дождался. Наконец то.

Вместе со списком друг принёс и деньги. Ровно две тысячи. Двести бумажек по десять рублей.

— И, чего мне с ними делать? — задал я резонный вопрос.

— Да вон, форточку открой и выбрось. Вот народ то повеселится — добродушно ответил механик.

— А если серьёзно? — не принял я, его дешёвый подкол, на свой счёт.

— Список берёшь в одну руку, деньги в другую. Идёшь в коридор, там набираешь номер таксопарка. Вызываешь такси. Ждёшь его. Когда приедет, хватаешь рюкзак, он у меня в шкафу валяется, специально для тебя приготовил и смело едешь в универмаг.

— А там, чего? — потребовал я продолжения.

— Там всё просто. Скупаешь у них всю бумагу, проявитель и фиксаж. Трамбуешь всё это в мешок и едешь в пятнадцатый гаражный кооператив.

— А в нём я, чего забыл? — удивился я такому странному предложению.

— Там я ждать буду. Первый раз товар вместе разложим. А то знаю я тебя, скинешь всё на пол и отчалишь.

— И всё?

— Ну ты и недотёпа. У тебя денег на десять таких ходок. А ты всё. Пока все деньги не потратишь домой можешь не возвращаться.

— А если я до ночи не успею? Мне чего же, так и стоять у магазина до утра? — спросил я, успокоившегося друга.

— Была бы моя воля, я бы оставил — вдруг снова занервничал он. — Но, раз мы с тобой компаньоны, то придётся тебя на ночь, к себе забрать. Не успеешь затариться, утром снова поедешь. Дошло?

— Дошло. Не дурнее некоторых — огрызнулся я.

Тоже мне, воспитатель. Я же для общей пользы интересуюсь, чтобы ничего не напортачить. Дело то у меня новое, не освоенное. Вот и приходится изображать из себя полного идиота.

— А раз дошло, давай Антоха, не тупи. Звони в гараж, пускай машину высылают. А я спать буду. Ночью, в отличии от тебя, пахал. На общее дело, между прочим.

— Я, знаешь ли тоже не сидел сложа руки — вновь сверкнул я клыками. — Слушай Вахид. А на автобусе по магазинам не проще будет кататься? На такси дороговато, как то.

— Не проще. Привыкай жить на широкую ногу. Скоро это качество тебе понадобится. В нашем деле скупердяйничать нельза. Сегодня копейку сэкономишь, а завтра сотню не доберёшь. Понял?

— Да — уверенно ответил я.

— Ну, тогда ступай, спать хочу, мочи нет.

— Последний вопрос — вставая на ноги, спросил я. — А вот тут написано: унибром, тринадцать умножить на восемнадцать. Это, чего такое?

Первый заход в универмаг дался мне нелегко, да и поездка в гараж тоже большой радости не принесла. Вахида на месте не оказалось и мне пришлось очень долго ждать его, болтаясь, с огромным рюкзаком за плечами, по улице, вдоль запертых, многочисленных ворот.

— Прости брат, опоздал. Будильник, собака такая, отказался работать — оправдывался заспанный приятель, поймав меня на входе в кооператив. — Но ничего, сейчас я тебе всё по-быстрому покажу и дальше поедешь. А я тут сам управлюсь. Хоть и немного, но помогу.

— А такси? — поинтересовался я, с трудом поспевая за другом.

— Моё заберёшь. Оно тут, за забором стоит. А я себе, другое возьму.

Следующие покупки проходили быстро и гладко. Я заказывал весь унибром, бромпортрет, фотобром и фиксаж с проявителем, что имелись в магазине, как правило объёма рюкзака для них хватало. Оплачивал покупки и мчался в гараж. Там всё аккуратно выкладывал и ехал в следующий универмаг, где всё повторялось до мелочей. Странно, но ни в одной из точек у меня даже не поинтересовались, а на фига мне столько бумаги и реактивов. Везде покупки проходили буднично и спокойно. Или я чего то не понимаю, или таких умников, как мы, здесь толпа огромная и не одна. До конца рабочего дня сделал восемь рейсов, но в кармане осталось ещё пятьсот рублей с мелочью. Завтра пол дня придётся снова мотаться, а может и больше. Ближайшие магазины я уже отработал и снова в них возвращаться будет верхом глупости, даже если нужный мне товар туда и успеют завести. Нечего светиться понапрасну. Новороссийск город большой, магазинов в нём хватает. Покатаюсь по окраинам, так будет надёжнее для дела и для повышения собственного кругозора, польза немалая. А сегодня вечером я снова провожаю Вахида на смену, мне нужен пропуск со штампом таможни, именно он позволяет осуществлять погрузку в порту. Вот и буду проверять все машины подряд, а вдруг повезёт.

За ужином хозяин квартиры истребовал с меня сто рублей. Поначалу я встал на дыбы. Подумалось, что эта наглая морда пытается за проживание в его квартире деньги сдёрнуть, но когда всё разъяснилось требуемую сумму отдал. Пришлось для этого залезть в чужой карман, своих, столько, у меня не имелось, но ничего возмещу хозяйские потери чуть позже, когда буду следующие две тысячи тратить по магазинам. Вахид приволок целую пачку проштампованных накладных, местного райпотребсоюза, как гласила надпись на круглой печати, стоящей в углу. Ровно по рублю за штуку. Вещь редкая и нужная, как сказал мой компаньон, а для нас так и вовсе необходимая. Человек добывший это богатство, знает о нём не понаслышке. Ему хорошо известно, какие последствия бывают у горе водителей, пытающихся перевозить товар без документов. Любая проверка гаишников приведёт нас к неминуемой катастрофе и никакие взятки не спасут. Со слов всё того же товарища, с которым мне ещё предстоит познакомиться, такое событие, как обнаружение в автомобиле не оприходованного имущества, приравнивается к раскрытию преступления, а это тебе не простое нарушение ПДД. За поимку «расхитителя» народного богатства начальство гарантированно благодарность объявит, отличившемуся сотруднику, а может и в список на получение внеочередного звания поставит. В нашем же случае, такой счастливчик и вовсе может рассчитывать на медаль или орден. Мы же не простые мошенники, а дельцы с уклоном в сторону валютных операций, за которые в уголовном кодексе даже расстрел полагается. На полном серьёзе. Узнав такие подробности, я с готовностью выложил сотню на стол, да ещё и спасибо попросил передать безымянному герою, за заботу о нас, тружениках теневого бизнеса.

В предпортовой зоне мне повезло сразу. Когда мы туда прибыли, возле интересующих меня ворот уже стояла длинная очередь машин с зерном, отправляемым за границу. Действуя строго в соответствии с ранее отработанным планом, проверил документы у водителя, стоящего в очереди последним. Убедившись в их безукоризненности, запечатлел все бланки в голове, поблагодарил шофёра за труд, на благо нашей, советской Родины и быстро удалился, не оставив о себе ни малейших воспоминаний, в голове скромного представителя рабочего класса. Уже сидя в такси, по дороге к дому, меня не покидала мысль о неправильности происходящего в порту. Газета «Правда» сообщает, что министерство торговли подписало долгосрочный контракт с Канадой, на поставку пшеницы в СССР и радостно ставит нас в известность о скорой засыпке её в закрома, давно подготовленные к приёму. Но почему же тогда наши грузовики, один из которых был собственноручно проверен мной недавно, вывозят зерно, добытое нашими же хлеборобами, в не простой битве за урожай, когда нам его самим не хватает? Им чего, заняться больше нечем? Понимаю, вопрос государственного масштаба и моим умишком его не объять, но всё одно, занятная метаморфоза просматривается. Прямо, как задачка из книжки по шахматам, а их я привык решать и до всего докапываться, какими бы сложными они не выглядели на первый взгляд. Чувствую и здесь основной подвох, в отсутствии у меня полной информации. Ну не дураки же у нас там, наверху, сидят. Нет изначальных данных, дающих событию основной толчок, поэтому и возникает недопонимание.

На работу ушёл рано. Сегодня легких маршрутов не предвидится, ездить буду далеко. Вахиду оставил: записку, с обещанием позвонить после обеда, завтрак, на большой сковороде и полный финансовый отчёт по вчерашним закупкам. Встреч, в ближайшее время, у нас не предусмотрено. Будем общаться посредством телефонной связи. Времени на раскачку практически нет. За двое суток до отплытия судна мы обязаны подготовить, отправляемую за рубеж продукцию, к скрытой транспортировке, а за сутки доставить её на борт. Как это делается мне не известно. Вахид, с таким объёмом барахла, тоже связывается впервые. Будем по ходу дела вносить рационализаторские предложения и тут же внедрять их в жизнь. А по другому никак. Большие деньги требуют и труда великого. Так что сейчас добью остатки денег в этом городе и тут же перебираюсь в другой. Там предстоит не меньший объём работ и снова в самые сжатые сроки.

Тщательно прибрав в трёх магазинах, весь имеющийся у них в наличии товар, по интересующему меня списку, не менее аккуратно разложил его на полках гаража. Полюбовался полученной, в результате собственных действий, картиной, отдохнул минут пять, а затем запер тугие ворота на огромный, висячий замок и побрёл в будку к сторожу, где имеется телефон, позволяющий мне быстро связаться с таксопарком и вызвать такси. Прав мой друг, пора прекращать экономить на копейках. Время продукт дорогой и купить его не всегда возможно. В ожидании машины попил чаю, с говорливым охранником, покопался в себе, пока он вещал мне о своих житейских проблемах, а не найдя в своём настроении никаких противоречий, со спокойной душой вышел к прибывшему автомобилю и поехал в сторону моря. Ещё сегодня я собираюсь посетить универмаг, а возможно и не его один. В Анапе у меня не будет под рукой гаража, придётся всё таскать к себе, в домик, на виду у пары десятков глаз. Также я не смогу выкладывать приобретённую бумагу и химикаты, ну, допустим, под ту же кровать. Через день мне придётся вывозить закупленную продукцию советских хим заводов, а это значит, что рюкзаков у меня должно быть не один или два, а штук десять. Опять дополнительные затраты и повод позабавить любознательных жильцов. Красивый сюжет намечается. Из дома выхожу без рюкзака, а возвращаюсь с ним и так десять раз подряд. Смешно. Может поступить проще? Добыть у знакомого денег и вернуться в Новороссийск, где ещё раз пройтись по центральным торговым точкам, что, впрочем, тоже не совсем хорошо. Буду думать, пара часов на размышление у меня в запасе есть.

За головоломками по поводу покупок и доставки, не заметил, как прошла большая часть пути. Мы уже проезжаем мимо ближайшей к городу станицы, а я ещё не решил, куда меня в нём, везти.

— Мне к автовокзалу ехать или конкретный адрес назовёшь? — прочитав мои мысли, спросил шофёр.

Ну это уж дудки. Таких уникумов, как я, в этой стране больше нет. Читать мысли и передавать команды на расстоянии, господь бог доверил только мне.

— На Астраханскую поедем — озвучил я своё решение. — К универмагу.

— К универмагу, так к универмагу — показывая полную лояльность к фантазиям клиента, сказал водитель, с интересом взглянув на постоянно тикающий счётчик.

Герман скромно торчал за прилавком. Люди возле его отдела толкались, но решивших чего либо приобрести, пока не замечалось.

— Привет труженикам советской торговли — весело выпалил я, привлекая внимание продавца к собственной персоне.

— Антон! — воскликнул он, не обращая внимания на потенциальных покупателей. — Ну наконец то. Я то уж думал этот варнак тебя по стенке размазал и за борт собственной квартиры выкинул.

— Пытался — мысленно давя на психику приятеля, сказал я и ловко приукрасил: — Даже братве звонил, требуя подтверждения моих полномочий.

— Придурок! И, чего это он тебя за легавого принял? Прямо взбесился. Раньше за ним такого не замечалось.

— Чужая душа потёмки — ловко ушёл я от прямого ответа и резко наехал на торгаша. — А ты тоже хорош. Бросил старого друга на растерзание и смылся, как последний пи…

Здесь я хотел пустить в ход не нормативное словечко, полностью описывающие действия Германа в сложной ситуации, но вспомнил, что мне ещё денег у него просить. И сделал ход назад.

— Как самый настоящий пижон. Друзья так не поступают.

— Прости брат. Не знаю, что на меня нашло? Не поверишь, но чувство было такое, будто кто меня выталкивает из квартиры и гонит домой.

— Бывает. А не позвонил, почему? Мог хотя бы поинтересоваться у этого гамадрила, как у меня дела. Телефон его, у тебя имелся.

— Ждал, что ты сам позвонишь — просто отбился делец, но тут же не выдержал и во всём сознался: — Вру. Ничего я не ждал. Просто боялся звонить.

— Ладно. Не тушуйся. Разрулили всё — по отечески похлопав приятеля по плечу, сказал я. — Но мой тебе совет, к Вахиду этому больше ни ногой. Мутный он какой то. Мне так вообще дали понять, что светофор он ментовсвкой.

Молотнул первое, что всплыло в голове, но парню понравилось. Он часто закивал головой, попутно выпуская воздух из носа и по детски шевеля губами.

— Я чё дурак, с больными связываться. Других найду. Ребята обещали, подгонят нового — выпустив пар, разродился Герман.

— Ну и ладушки — довольный разговором, подвёл я черту под старым и перешёл к главному: — Я к тебе, собственно, по другому вопросу зашёл. Тут у меня дельце одно наклёвывается. Не хочешь в нём поучаствовать?

Идея привлечь денежные средства Германа, как пайщика, пришла мне в голову прямо сейчас и я не нашёл причин, чтобы отказываться от неё. Одно дело, когда просишь просто взаймы, а другое, когда предлагаешь поучаствовать в торговой операции.

— Что за дело? — заинтересовался предприниматель.

— Пакеты предлагают купить — небрежно бросил я, подлив любопытства в мозг собеседника.

— Какие и почём? — спросил он, изменяясь прямо на глазах.

Его зрачки вдруг и в самом деле приняли цвет сотни. Забавно. А если бы я, ему джинсы предложил, какой тогда оттенок появился?

— Хорошие — ответил нейтрально. — А цена всё та же. Трояк, но деньги надо отдавать сегодня. Там партия большая, мне совсем немного не хватает.

— Можно взять, пакеты товар ходовой. А сколько не хватает и, когда их привезут?

— Дней через десять, а может и раньше. Конкретные сроки пока не обговаривали — выкрутился я. Вот же чёрт, забыл спросить Вахида, когда они придут домой. — А денег нужно, тысячу двести. Ерунда, по сравнению с общим платежом.

Попрошу с запасом, мало ли там, что. А вдруг ещё за чего то платить придётся. Совсем без копейки оставаться не очень разумно.

— Так много? — удивился Герман.

— Не потянешь? — по своему истолковав его вопрос, поинтересовался я.

— Нет, потяну. Не в этом дело. Удивляюсь, откуда у твоего поставщика, столько товара. Я бы и больше взял, так не отдашь.

— Нет, не могу. Не обижайся. Я в этом деле не один, со мной ещё приятель. Но всё своё я через твой магазин готов пустить в продажу. Только, прибыль поделим по братски. Пойдёт?

— Как это? — не понял своего счастья парень.

— Ну я же, тоже беру по три. Продавать будешь по пять. Рубль тебе, рубль мне — давя на мозг, запудрил я его, торговцу. — Устроит?

— А твоих пакетов сколько будет?

— Тысяч пять или чуть меньше — соврал я, изобразив на лице легкое презрение к озвученной цифре.

— Ну вы мужики и даёте. Вот это объёмы. Это я понимаю — не обращая внимания на заговорившего, с той стороны прилавка, человека, бурно высказал своё восхищение, моей ложью, скромный продавец.

Сколько на самом деле будет пакетов и будут ли они вообще, неизвестно. Уверен, на первую часть загадки Вахид знает ответ, но вряд ли когда мне его скажет. Свои три процента он, наверняка, на этом деле поимеет. Да и бог с ним, даже и не подумаю копаться в его мозгах, по этому поводу. Сам не безгрешен. А вот про вторую пока помолчим, чтобы не сглазить. Что то в последнее время становлюсь излишне суеверным. Хотя, с моими то талантами и в мистику не верить…

Деньги получил минут через десять, а ещё через пять, написав расписку добродушному кредитору, покинул его, нарушив своим договором с ним все, оставшиеся в моей памяти, законы рыночных отношений. В одном из них чётко прописано, кровью многих поколений: — «Чем больше объём предлагаемого покупателю товара, тем он дешевле должен быть». Слова мои, но музыка, под которую они звучат, точно народная, поэтому не рискну их приписать собственному сочинению. У меня же, всё наоборот. Два пакета продаю по три рубля, а пару тысяч по четыре. Ох и погорю я, когда нибудь, со своими сверх способностями.

По ходу проверил наличие бумаги и химии, в одном из отделов магазина. Лежат. Рядом с фотоаппаратами и объективами, напротив ванночек, и глянцевателей, как гласят ценники стоящие рядом. Закупки начну чуть позже. Жрать хочу, как волк, снежной, морозной зимой. Вышел на улицу и сделал несколько десятков шагов в сторону столовой. Стекляшка уверенно шла на рекорд, растягивая очередь всё дальше и дальше, от собственных дверей. Нет, сегодня на такое испытание я не готов. Тут не меньше часа стоять надо, пока накормят слюной подавлюсь. Лучше уж я пешком прогуляюсь, потрачу ещё несколько калорий из своего скудного запаса, но пообедаю в более спокойном месте.

В последние дни начал замечать за собой одно примечательное свойство характера. Не плохое, для работы, но отрицательно сказывающееся на организме в целом. На первое место ставлю дело. Неважно какое, порученное мне кем то или выбранное самим. Всё же остальное задвигаю на второй план, независимо от личных потребностей и желаний. Хорошо? Наверное, когда «сыт и нос в табаке». Так произошло и на этот раз. По дороге в столовую вспомнил про обещанный звонок другу, зная, что на другой стороне улицы должна быть длинная вывеска — «Телеграф». Ну и, естественно, пошёл звонить, не обращая внимания на жалобные завывания собственного желудка. А зря. Надо слушать внутренний голос, он плохого не подскажет. Очередь из желающих поделиться впечатлениями об отдыхе, с родными и знакомыми, была не меньше, чем в напугавшем меня несколько минут назад здании из стекла и бетона. А кроме этого, их было две. Одна толкалась к маленькому окошку, выдолбленному прямо в стене и другая, плавно вытекающая из первой, и сидящая на узких скамейках, лицом к будкам с телефонными аппаратами, позволяющим звонить по межгороду. О наличии такой связи я узнал ещё проживая на берегу моря, от Аркадия, когда предлагал ему дозвониться в Москву по таксофону, висящему на обшарпанной стене магазина. Ох и посмеялся он тогда надо мной. Обозрев установленный в душном помещении порядок, на автомате, громко задал вопрос: — «А, кто крайний?», тут же получив на него ответ и предложение, прозвучавшее сзади: — «Я буду за вами». Всё, приплыли. Теперь буду стоять до победы. Уже не последний, время пошло. Нервничая от собственной языкастости, медленно двигался вперёд, надеясь, что после преодоления первого препятствия сумею вырваться на волю, добежать до столовой и там, хотя бы парой пирожков и компотом, перекусить. Мечтать не вредно. Один такой мечтатель вернулся, наивно полагая, что его временное отсутствие прошло незамеченным. Куда там, вытолкали и заявили, что вас тут не стояло. Пришлось ему уходить, видно на второй заход сил не осталось. Повторять его незавидную судьбу не решился, стоял в очереди не отходя от неё ни на шаг, пока в громкоговоритель не проорали: — «Заказ триста сорок восемь, Новороссийск. Кабина шесть».

На том конце молчали долго, я нервничал. Совершить ещё один подвиг, моего здоровья не хватит. Желудок жалобно урчал, требовал прекратить издевательства над собственной плотью и срочно покинуть, дурно пахнущую, будку.

— Ну — раздалось в моём ухе столь неожиданно, что я даже растерялся и не сразу заговорил.

— Чего молчишь, сволочь! — успел произнести Вахид прежде, чем я представился.

— Алло! Вахид! Это я, Антон! — заорал я в трубку, подражая разговаривающим передо мной.

— Не ори так, придурок — поставил он меня на место и спросил: — Ты, где?

— В Анапе! — ничего не тая, ответил в том же ключе.

— Между нами всего сорок километров. Я тебя прекрасно слышу, нормально разговаривай — поступило предложение с той стороны.

— Ладно — успел вставить я и тут же был резко остановлен новым вопросом.

— Ты ещё чего нибудь покупал?

— Нет, но твои сто двадцать рублей с мелочью целы. Можешь не расстраиваться — по своему истолковал я, грубое вмешательство в собственную прямую речь.

— Да и хрен с ними. Я про другое думаю. Из гаража только что вернулся. Чего то кажется мне, замахнулись мы не по делу. Не запихаю столько.

— Тебе виднее. Скажешь прекратить, я остановлюсь.

— Останавливаться не будем — после паузы, сказал Вахид. — Немного направление сменим. У тебя ручка и бумажка под рукой есть?

— Нету — ответил я, как на духу. — А, что?

— Записать надо названия. Я сейчас за списком сбегаю, а ты пока бумажку ищи.

— Да, мне ничего… — попытался я рассказать о не дюжих возможностях собственной памяти, но Вахид уже бросил трубку и убежал. Его первые шаги до меня донеслись отчётливо.

Я с нетерпением ожидал своего напарника. Что за новый список? Откуда он у него появился? И главное: чем мне предстоит в ближайшее время заниматься?

— Алло. Закончили разговор? — раздался в моей трубке женский голос.

— Нет — ответил я, не совсем понимая, что за женщина со мной разговаривает.

— Продлевать будите? — снова спросил она.

— Да — уверенно сказал я, всё ещё пытаясь сообразить, с кем имею дело.

— На сколько? Мне что из вас каждое слово клещами тянуть? — поставили меня на место и окончательно развеяли ненужные сомнения.

— На десять минут — буркнул я, надеясь, что этого времени на диктовку, Вахиду хватит.

— Слушаешь? — спросил друг, через пару минут после моего разговора с женщиной.

— Да. Диктуй быстрее, у меня мало времени осталось — протараторил я в ответ.

— Не гони. Продлишь, если не хватит — спокойно сказал он и начал медленно читать по бумажке: — Фотоаппарат Киев 15, фоторужьё, Фотоаппарат Зенит ЕМ, объектив Гелиос 44М. Записал?

— Да — быстро ответил я, не вдаваясь в подробности своих способностей и спросил: — Это всё?

— Пока да.

— А по сколько брать? — плохо разбираясь в названиях из списка, решил я хотя бы снять с себя ответственность за количество.

— Хрен его знает. Я никогда их не брал. Брат заказал, а сколько чего, конкретно не говорил.

— И чего мне теперь делать? У него спросить?

— Сделаем так — пропустив мой подкол мимо ушей, сказал Вахид: — Сначала берёшь самое дешёвое и самое маленькое, а потом докупишь остальное. Если деньги останутся.

— Вас понял. Приём — ответил я фразой, вдруг всплывшей в голове.

Приёма не было. Дальше был обычный посыл и пожелание успехов, за ним поздний обед в столовой и возвращение в универмаг, к витрине с фотоаппаратами. В наличии имелось всё, о чем меня просили и цены были на него такие, что душа пела. Киев 15 стоил четыреста десять рублей, Зенит сто сорок, а объектив вообще сущие копейки и места занимал всего ничего. Одно фоторужьё подкачало. Громоздкое и цена срединная, аж двести восемьдесят. Прямо гора с плеч. Куплю десять «зенитов» и, можно сказать, дело в шляпе, почти все деньги вложил. Ни тебе беготни, ни рюкзаков лишних. Всё в один влезет и ещё место останется.

— Девушка. Можно вас на минутку — позвал я продавца, решив прямо сейчас же приступить к выполнению задания.

— Слушаю вас — приветливо улыбнулась милая особа, моих лет.

— Мне пожалуйста дайте десять фотоаппаратов «Зенит ЕМ» — улыбнувшись в ответ, попросил я.

— Сейчас, проверю наличие на складе. Обождите — продолжая мысленно флиртовать, сказала она и грациозно развернувшись медленно поплыла в сторону двери служебного входа.

В новый рюкзак легко поместились четыре зеркальных фотоаппарата «Зенит», восемь объективов и один «Киев». Всё, что смогли найти, на сегодняшний день, на складе. Не беда, завтра поеду в Новороссийск и тихо, не спеша, потрачу оставшиеся деньги. Это не за бумагой бегать, словно собака бешеная. Тут тебе и почёт, и уважение от работников торговли. Не каждый день у них такие покупки делают.

ГЛАВА 9

Поздним вечером, а может быть уже и ночью, вот же дьявол, всё забываю купить себе часы, рисовал пропуска. Сразу оба. Вроде и знаю, что на провоз груза в таможенную зону мне будет достаточно одного, но решил подстраховаться, а вдруг ошибаюсь. Прихваченные, после покупки фототехники, цветные карандаши, линейку, ножницы и альбом, разложил на тумбочке и проецируя изображение документа из головы на бумагу, определил контуры первого из них. Затем аккуратно вырезал требуемый размер и приступил к разлиновке строк. Успешно справившись и с этим, нарисовал диагональную полосу шириной в три сантиметра, закрасил её в зелёный цвет, а потом, для большего сходства с оригиналом, прошёлся по карандашным штришкам бумажкой. Получилось красиво и почти убедительно. Радуясь первым успехам, взял в руки обычную, шариковую ручку и смело заполнил пустующие графы, оставив пробелы в тех, где должны быть указан номер автомобиля, его марка, дата заезда, фамилии водители и сопровождающего груз, при необходимости. Оценив полученное заулыбался, словно получил в подарок к новому году ноутбук. Стоп! А это ещё, что за словечко такое. Новое и непонятное.

— Ноутбук, ноутбук, ноутбук — отложив в сторону бумаги, повторял я, в попытке проявить в голове мутную картинку.

Нет, не помню. Не получается зацепиться, хотя бы за маленький уголок мерцающего предмета. Да и чёрт с ним, на улице темень, работы вагон, а я тут разной ерундой занимаюсь. Придвинул к себе пропуск, карандаши, взял в руки линейку и спроецировал требуемых размеров прямоугольник, справа вверху. Порядок, легло точно по курсу. Теперь возьмём синий карандаш и обведём периметр. Идеально получилось. Осталось нарисовать буквы, составляющие фразу: «Погрузка разрешена» и всё, можно ехать, и затариваться.

— Как настоящий — любуясь собственной работой, похвалил я себя и тут же громко заржал, наверняка разбудив ближайших соседей: — Ну и лажа, твою же мать. Покажи я это дерьмо Вахиду он меня бы с дерьмом сожрал.

Нарисованный пропуск мне нужен, как собаки пятая нога. Его рисую больше для водилы, чем для «вохровцев», дежурящих на воротах. Не будь у меня помощника, за рулём, маялся бы я так с этими каракулями? Да не в жисть. Я чё идиот, собственное время тратить на такую ерунду?

— Стоп — ещё раз тормознул я ход своих растасканных мыслей: — Идиот! Точно — ноутбук это разновидность компьютера.

Перед глазами ярко вспыхнула картинка пластиковой книжки с экраном, клавишами и ещё каким то… Нет, лучше чем слово — «дерьмом», к увиденному, подобрать не могу. Пускай пока, так оно и повисит над изображением непонятных предметов. Вспыхнувшие воспоминания посверкали, посияли и медленно погасли, притащив за собой новые словечки, без очертаний и образов.

— Компьютер, компьютер, компьютер — стуча кулаком по лбу, пробовал я выбить из тупой башки информацию о новом слове.

Прямо замкнутый круг какой то. Одно всплывёт. Порадуешься. А оно берёт и за собой новое тянет. Жуть. Стучал по голове, пока не надоело. Потом плюнул на слово «компьютер», всё равно никакого практического толка от него не предвидится и приступил ко второму пропуску. Сделаю его без изысков, совсем по простому, это же запасной вариант.

Утром проснулся рано, но вставать не хотелось. Двухдневку выполнил с опережением плана, как пишут в газетах, на двести сорок семь процентов, примерно. Можно и на лаврах поваляться, всё равно не наградят. Нет, про ноутбук или про мать его, компьютер, думать не собираюсь. Ну их к лешему. Поразмышляю про собственную жизнь. Шибко нравиться мне это занятие, про жизнь свою думать. Вроде начала она, потихоньку, налаживаться. Друзьями постепенно обзавожусь, связями, документ, какой никакой, а всё ж настоящий имею. Деньжат вот собираюсь по лёгкому срубить. Тьфу на вас три раза. Снова разная хрень из башки лезет. На свет она что ли, так реагирует? Закрыл глаза, успокоился и продолжил. На чём это я, значит остановился? Угу. На деньгах. Деньжат вот собираюсь по лёгкому…

— Да чтоб тебя! — громко выкрикнув, вскакиваю на ноги и продолжаю орать: — Полежал! Подумал! В тишине!

Пойду умываться и бриться. Хожу, как «Страшила» из детской книжки. Обросший и нестриженый. В парикмахерскую, что ли сегодня заскочить и в самом то деле? Зарос, противно на себя в зеркало смотреть, хотя вроде и по моде. Все так ходят.

— Все так ходят — передразнивая собственные мысли, сказал я в слух и подумал: — Достаточно того, что по жизни плывёшь, словно прошлогодний листик. Куда течение повернёт, туда и тянешься. Сейчас же пойду в парикмахерскую и постригусь, а заодно, и побреюсь. Как говорил мудрый Вахид Керим оглы: — «Антоша, привыкай жить на широкую ногу.»

После парикмахерской почувствовал потребность пополнить запас калорий и витаминов. Затем нестерпимое желание позвонить товарищу. После разговора с ним, на смену потребностям и желаниям, заявилась необходимость, срочно идти домой, собираться в дорогу и отчаливать в Новороссийск. Наши планы резко поменялись. Грузиться будем завтра вечером, а это значит, что на всё про всё у нас остаются сутки и ни часом больше, как заявил мой старший компаньон.

Такси вызвал по телефону, стоящему в двух кварталах от места моей дислокации. Пока добирался до него, автомобиль успел прибыть на место, не оставив мне времени на долгие сборы. Быстро похватал манатки, сунул хозяйке четвертной, за следующие десять дней проживания и прыгнув в тачку сказал:

— Шеф. Гони в Новороссийск. За скорость доплачу отдельно.

— Сделаем, командир — привычно отрапортовал водитель и дал по газам.

По дороге решал, куда податься. Ехать к Вахиду домой или катить прямиком в гараж? От гаража у меня ключ в кармане, от дома нет. Если Вахид задёргался, в связи с изменившимися обстоятельствами, то сидеть на месте навряд ли будет, у нас ещё тара не готова. Значит еду в кооператив, там выгружаюсь и на этой же машине метнусь в ближайший универмаг, за фотоаппаратами. Вот только захочет ли со мной кататься водила? Приписан он к анапскому гаражу, а значит отказать клиенту, в поездках по чужому городу, может на вполне законных основаниях. Если я опять, чего то не напутал.

— Мне надо в пятнадцатый гаражный кооператив — указал я первую цель своей поездки.

— Знаю, где это. Довезу — с готовностью ответил шофёр.

— А потом в центр. Как, смотаемся? — спросил я его.

Зачем откладывать в долгий ящик вопрос, который всё равно решать надо.

— Почему бы и нет. Если клиент платит.

За два с половиной часа, время засёк по встроенному в панель «Волги» хронометру, успел совершить и выгрузку, и следующую покупку, лишившую меня большей части финансов. А ещё примерно за пол часа, на том же автомобиле, добрался к дому Вахида, где меня уже ожидал хозяин и его протеже на должность штатного водителя нашего предприятия.

— Привет — открывая двери, поздоровался со мной хозяин. — Проходи давай, у нас гости.

Насколько я понял из прошлых наших разговоров с подельником, большими друзьями с мужчиной, сидевшим на кухне, за скудно обставленным столом, они не были. Вахид вскользь упоминал, что с Тимофеевым, а до этого он всё время называл его по фамилии, они проходили два года на одном буксире, пока того не списали на берег, где этот самый персонаж и пришвартовался навечно. Сегодня же я впервые узнал как зовут этого самого человека:

— Знакомтесь. Это Антон — хозяин указал на меня ладонью, — а это Фёдор. Заочно вы друг про друга знаете. Теперь можете за руку подержаться, в живую. Если желание есть.

Я протянул свою, первый. Представленный мне мужчина был старше нас всех и внешне выглядел точь в точь, на свой не малый возраст.

— Здорово — без усилия сжав мою ладонь, сказал дядя Федя и с усмешкой спросил: — Значит с тобой, сдаваться поедем?

— Со мной — подтвердил я, не вникая в подробности.

— Ты, кстати, всё успел сделать? — уже сидя за столом, поинтересовался у меня Вахид.

— Всё. Остатки товара довёз пол часа назад. А пропуск… — здесь я запнулся, пытаясь сообразить, когда же получил документы. — Пропуск, давно лежит в надёжном месте. Осталось в нём дату проставить, указать автомобиль и фамилии въезжающих.

— Хорошо — словно ведя совещание, похвалил меня моряк. — Дело осталось за малым. Привезти ящики, упаковать в них груз, опечатать его, оформить накладные и можно ехать на погрузку.

— Ящики к пол пятому будут готовы — сообщил Фёдор, наверное, назначенный нашим головой ответственным за них.

— Будем надеяться — откликнулся на его реплику Вахид и спросил докладчика по таре: — Сколько мы за них должны будем?

— Без изменений. Шестьдесят — огласил водитель цену, наверняка, уже согласованную с заказчиком.

— Слышал? — обратился хозяин квартиры ко мне.

— Да. Шестьдесят — подтвердил я свои слуховые способности.

— Ну, так отдавай. Человеку расплачиваться надо.

Я полез в карман сумки, предусмотрительно прихваченной мной из дома и вытащил на свет шесть красных бумажек, одинакового номинала. С сожалением посмотрел на них, понимая, что видимся мы в последний раз и аккуратно положил на стол, попутно прикидывая, чем ещё располагаю. Фёдор по хозяйски сгрёб деньги и сунул их в накладной карман рубахи, безжалостно выгоревшей на солнце, и от этого принявшей странный, почти неописуемый цвет.

— Может и с тобой тоже, сразу за поездку рассчитаться? — спросил его Вахид.

— Не надо — отказался водитель. — Сначала заедем и выедем, а потом уж посмотрим, будет ли смысл у вас деньги брать. Мне лишний срок не нужен.

— Как скажешь. Дело твоё. Только я бы тебе не советовал с таким настроением к воротам ехать. Сам знаешь, чем это кончается — отозвался на его реплику главный контрабандист.

— Не беспокойся. К воротам подъедем уверенно. Я два раза на одни и те же грабли не наступаю.

— Может тогда по сто пятьдесят. Для поднятия духа — предложил Вахид, сделав характерный жест рукой, чем вызвал у меня приступ негодования.

Тоже мне умник, водителя спаивать. Да от него сейчас почти всё зависит. Тара на нём, поездка в порт тоже, я уже не говорю про выезд, когда нам придётся ждать подходящий транспорт, чтобы вместе с ним пробраться за ворота. А этот — по сто пятьдесят.

— Вы, как хотите, а я не буду — отказался гость от дармового угощения. — Дело сначала сделаем, а потом можно будет и гульнуть. И то, только в ближайший выходной.

— Ладно. Так и поступим — серьёзно сказал зачинщик не состоявшейся попойки и не заметно для Фёдора, подмигнул мне. Мол учись парень, пока я жив, как нужно проверять людей, явно злоупотребляющих спиртными напитками.

Ну, что ты будешь делать? Кругом одни стратеги и тактики. Один я, вечно на подхвате.

Ящики прибыли к половине седьмого вечера, чем усложнили задачу заполнения их. Всего нам предстоит упаковать четырнадцать разнокалиберных, фанерных коробок. Затем заколотить эту облегчённую, деревянную тару мелкими, блестящими гвоздями, подписать буквами и цифрами с двух сторон, опломбировать, украденным Фёдором в РАЙПО, пломбиром и это не считая того, что сначала товар надо уместить в определённый Вахидом размер, замотать его в полиэтилен и ещё проверить, чтобы ничего там не гремело и не вываливалось.

— Задача ясна? — спросил меня требовательный компаньон, после долгого объяснения.

— Да — уверенно ответил я.

— Ну тогда вот тебе сантиметр — он протянул мне раскладную металлическую линейку и показал, как её приводить в рабочее состояние. — Берёшь доски и вот по этому чертежу колотишь короб.

— Зачем? — беря в руки помятый листок бумаги, спросил я.

— Затем, что я так сказал. Занимайся, чем сказано. А мне надо ещё с Федькой переговорить, до его отъезда.

Фёдор, в это самое время, в одиночку освобождал свой автомобиль от привезённой им тары, складывая её прямо на землю у ворот гаража. Вот хоть режьте меня на части, но я не пойму, на фига Вахиду надо было заказывать это убожество, можно же было в картонные коробки всё поместить. И легче перетаскивать и дешевле. Зашёл в любой магазин, тебе там такого добра сколько хочешь отсыпят.

Ножовка была тупая и ржавая, доски не ошкуренные и кривые, и в добавок к этому выяснилось, что пилить я не умею и руки у меня из жопы растут. Но ничего, справились. Сколотили маленький гробик, сорок сантиметров в ширину, два метра в длину и по высоте, как получилось.

— Вот — это модель моего тайника — оценивая нашу работу и всё ещё продолжая злиться на меня, сказал Вахид. — Показываю один раз. Берёшь кусок полиэтиленовой плёнки, кладёшь его вот так. Внутрь накладываешь бумагу, желательно одного размера, но сразу смотри, чтобы упаковка по высоте в ящики влезала. Потом оборачиваешь её, вынимаешь и туго перевязываешь шпагатом. Когда закончишь ещё раз вкладываешь в короб и смотришь, влазит по ширине или нет. Понятно?

— Конечно. Что тут не понятного? — самонадеянно ответил я.

— Ну, тогда бери и пробуй.

За оставшиеся три часа меня дрессировали словно маленькую собачку, давая пряник, в виде слова «молодец», за хорошо выполненную работу и матеря на чём свет стоит, за любую оплошность, казавшуюся мне обыкновенной мелочью.

— Антон. Ты поставь себя на моё место. Мне там некогда будет разбираться с упаковкой. Надо будет хватать и запихивать. Поэтому здесь нужно всё сделать так, чтобы на судне я о ней не думал. Это, тебе понятно? — в который уже раз произнеся последнее слово, резюмировал Вахид.

— Как отче наш — выдал я фразу, образовавшуюся на языке после очередного выговора.

— Рад за тебя. Тогда на сегодня всё, хватит. Домой давай собираться. Завтра продолжишь складывать.

— Почему продолжишь? А ты, где будешь? — занервничал я.

— Мне с утра на работу идти. У меня там, вроде как, внеплановый ремонт муфты намечается. Ты, что же думаешь, ящики эти просто так на судно пропустят? Нет милый мой. Капитан хотя и в курсе моих выкрутасов, и долю свою от каждойзаначки получает, но в открытую на судно тащить ничего не даст. Он же не самоубийца. Вот и приходиться мне под ремонт маскироваться.

— А я чего, тут один буду? — сообразив, что меня завтра ожидает, с обидой в голосе спросил я.

— Не хочешь здесь, можешь вместо меня пойти. Справишься там?

Я заткнулся, но настроение лучше не стало. Самостоятельно проводить почти весь объём работ по упаковке, да ещё потом и по трафарету краской надписи наносить, в полном одиночестве? Нет, не было у нас такого уговора.

— Это только со стороны кажется, что большие деньги сами в руки плывут. А на самом деле, за них ох, как наломаешься — заметив мои метания и многозначительно погрозив кому то толстым, указательным пальцем, сказал Вахид. — Запомни это раз и навсегда.

Ко всему прочему выяснилось, что заехать в порт мы должны будем в светлое время суток, а не ночью, как я до этого предполагал. Если уж соблюдать правила игры, то до конца, как сказал мой товарищ. Не может же предприятие, якобы поставляющее ему запчасти, по ночам работать.

— Хотя лажа, на лицо — продолжал высказываться мой товарищ, в ожидании прихода вызванного такси. — Все запчасти мы в порту получаем. Да, кто там будет разбираться, откуда их привезли. Накладную же я никому показывать не буду.

— А накладную тоже мне выписывать? — спросил я, ожидая нового подвоха.

— Нет. Её я сам заполню. Напутаешь ещё, по незнанию, потом отвечай за тебя в суде — хихикнул взрослый дядька. — А скажи, вот смеху было бы, проведи я сей документ по инстанции? РАЙПО осуществляет поставки на суда торгового флота. Кинокомедь.

Подтверждение прописной истины: «Если человек талантлив, то во всём», проходило прямо на моих глазах, в гараже приятеля, предоставившего его под нашу с ним противоправную деятельность. Избавившись от опеки я с такой скоростью принялся за дело, причём ни сколько ни теряя в качестве выполняемых работ, что уже к середине дня все ящики стояли заколоченными и опломбированными. До приезда Фёдора мне оставалось только промаркировать их чёрной краской и можно смело выезжать по маршруту: «Гараж — Порт». За последний этап операции я совсем не волнуюсь. Клиент будет стонать от увиденного. Мой пропуск вызовет у него столько положительных эмоций, что он будут приплясывать от перевозбуждения. Фирма гарантирует.

Как предполагал, так и получилось. Портовый охранник даже глазом не моргнул, пялясь в мои художества, вызвав своим поведением неописуемый восторг у нашего водителя, Фёдора. Правда проявлял тот его слишком специфически. Вцепился руками в баранку, поменял цвет лица и истекал крупными градинами влаги. Вот это я понимаю, не каждый сумеет так проявить своё отношение к великому искусству. Ну хоть кто то оценил мои заслуги по достоинству. Дальше всё тоже шло, словно по накатанной. Мы легко добрались до судна Вахида. Схема начерченная им, сбоев не дала. Быстро выгрузили привезённые «запчасти» на приготовленные, наверняка нашим товарищем, поддоны, крановщик, почти сразу закинул их на борт. Мне же оставалось только дождаться подписи второго механика, в моём экземпляре накладной, полностью следуя генеральной линии нашего премьерного выступления и можно было смело возвращаться на базу, домой. Если, конечно, с попутчиками повезёт и они окажутся в нужное время, в нужном месте.

Вахид, с серьёзным выражением лица, оставил нам на память автограф, тихо поблагодарил: «Молодцы» и заскочив на трап, словно матрос первогодка, отправился выполнять свою, тоже не простую, часть работы. Фёдор, к этому времени, оправился от испуга и больше не пытался изобразить из себя дурака. Он твёрдой рукой завёл двигатель, лихо развернулся на узкой площадке и выполняя мои распоряжения, медленно выдвинулся вперёд.

— Господи. Сделай так, чтобы у ворот, на выезд, стояла очередь — тихо шептал я про себя, проверяя возможность разговаривать с богом.

Нам, как воздух нужны, попутчики. Таможенный пропуск, после выгрузки в порту, остаётся у охраны. А оставить им свой, по понятной причине, я не могу. Точно так же, как и не могу допустить возвращение дежурного «вохравца» в будку, после нашего выхода за черту его влияния, без каких либо документов на руках. Вот и требуется нам, хотя бы парочка машин в компанию. Кто там будет разглядывать, сколько бумаг принёс дежурный с собой, три, две или вовсе одну. Главное, чтобы она была у него.

Фёдор с благодарностью принял у меня честно заработанную сотню, продиктовал номер своего домашнего телефона, предупредил, чтобы я отзвонился за сутки до следующей поездки и пожелав доброй ночи, отчалил восвояси. Ему завтра к семи на работу, а времени почти десять, пока то да сё, уже и вставать надо будет. До этого мы, где то часа полтора, петляли по территории порта, в ожидании подходящей группы машин. Оказалось, что прямой связи с богом у меня пока нет. Как не пытался я достучаться до него, какие способы не перепробовал, всё было напрасным. Быстро выбраться за ворота, у нас не получилось. Невростеник Федя, не понимающий в чём загвоздка, достал и меня, и себя, своими тупыми вопросами. Не мог же я открыто объяснить ему, суть нашей проблемы. Да если и попробовал, веры мне всё одно не было бы. Кто в здравом уме поверит, что я умею читать чужие мысли и влиять на поступки совершенно посторонних людей. Пришлось валить на мифического помощника. Самым наглым образом внушил водителю, что беспрепятственно выехать за забор мы сможем лишь во время дежурства определённого персонажа. Поверил, а куда ему было деваться? Зато сейчас, когда всё закончилось и мной были сняты все установки, мысли у нашего временного подельника, просто витают в облаках. Ещё бы. Вахид пообещал ему чуть ли не еженедельные поездки с контрабандным грузом. А это четыреста рублей в месяц. С его то зарплатой в сто десять, просто огромадные деньги. Можно только порадоваться за списанного на берег моряка, давно позабывшего, что это значит, тратить по потребностям. Дай то бог нам всем удачи и побольше возможностей, а мы уж своего не упустим. Кстати, который сейчас час? Дежурный магазин, кажется, до одиннадцати работает, а в холодильнике у Вахида, картина прежняя — мышь повесилась. Надо поторопиться, сам есть хочу, да и проглот этот, хозяин квартиры, если надумает ночью возвращаться, тоже никому спать не даст, пока не нажрётся.

Спал крепко и спокойно, но запечатлевшийся, ближе к рассвету, сон выводил из равновесия всё утро. Не помогла ни расширенная разминка перед зеркалом, ни плотный завтрак из оставшихся, от позднего ужина, продуктов, ни самовнушение, отчего то оказывающее на меня противоположный заданному, эффект. Раздражение увеличивалось, а сновидения приобретали очертания реальности с ужасающей быстротой, наливаясь ещё более спелыми красками и обрастая подробностями, возможно даже отсутствовавшими во сне.

— Скорей бы уж кто нибудь пришёл — глядя в грязное окно большой комнаты, разговорился я сам с собой.

Ночью на меня снизошло, что нашего Вахида повязали и он недолго думая нас всех взял, да и сдал. Раскололся механик по полной, с подробностями описав все наши приготовления, особо напирая на мои, недооценённые, заслуги. Услужливая память так реально воспроизводила, хотелось верить пока несуществующие события, что мне начало казаться, будто я сумел заглянуть в мысли основного фигуранта моего кошмара, находившегося за несколько километров от своего жилья и без особого труда прочитать их. А там, чего только не было. Умом понимаю, что это практически невозможно, но подлый червяк, по имени «трус», сидящий в каждом из нас, заставляет сомневаться: так ли это невозможно, как я того хочу.

— Фёдору позвонить, что ли? — продолжил я общаться с чумазым стеклом, разглядывая в нём своё отражение.

Часы на стене показывали уже двадцать минут десятого и это означало, что наш временный помощник, согласно его же расписания, давно укатил на работу. Конечно, если его не забрали, с утра пораньше, вездесущие компетентные органы.

— Да, где же этот предатель ходит? Энтузиазм решил проявить? Перешёл на круглосуточный режим работы? — спрашивал я себя и не находил ответа. — Мог же сволочь позвонить и сказать, что задерживается. Или не мог? Может мне давно пора ноги делать, а я тут сижу и гадаю, сядем мы или нет.

Нервы не выдержали и я резко засобирался. Сложил в сумку бритвенные принадлежности, зубную щётку, пасту, вытащил из холодильника остатки докторской колбасы и бросил её туда же, в бегах всё сгодится. Пулей выскочил в коридор, там сунул ноги в затасканные кеды и не шнуруя их, вышел в подъезд, захлопнув за собой дверь квартиры на старый, английский замок. Ключ от неё я предусмотрительно оставил на стуле, одиноко стоящем в прихожей. Типа: «Я, не я и хата не моя». Возвращаться сюда всё равно не планировал, а раз так дело завернулось, то теперь и подавно надо избавляться от лишних улик.

Встретились мы словно в море корабли. Прямо у выхода из замызганного, жизнью и жильцами, предбанника, всё того же вонючего подъезда. Вахид шёл домой с опущенными плечами и головой, а я несся вперёд, ни на кого не обращая внимания.

— Ты, куда это разогнался? — спросил моряк, после нашего жёсткого столкновения, признав в нападающем меня.

— Домой — честно сознался я, не в силах больше произнести ни слова. В голове снова зашевелилась какая то старая заноза: — «Завербовали?»

— А меня, чего не дождался? Не судьба была?

— Так, время скоро десять. Подумал, что ты на второй виток пошёл. Прямо, как наши герои космоса — изящно увернулся я от прямых вопросов и сам нанёс ответный удар: — У тебя, как там? Всё нормально?

— Нормально. Так нормально, что дальше некуда — вяло махнув рукой ответил Вахид и медленно зашагал наверх.

Мне ничего не оставалось делать, как проследовать за ним. Не разговаривать же в подъезде? Знаю, что возвращаться плохая примета, но ответ приятеля меня так насторожил, что сейчас не до суеверий.

— Случилось чего? — стараясь не выказать собственного волнения, спросил я, переставляя ослабевшие ноги в таком же, неспешном, темпе.

Неужели сон был в руку и нам пришёл…? Нет, не может этого быть. Если бы Вахид попался, его бы никто просто так домой не отпустил.

— Случилось — с трудом преодолев первый пролёт, натужно проговорил механик, доводя мою нерную систему до полного паралича.

— Да не тяни ты канат за яйца! — воспользовался я присказкой приятеля. — Говори, как есть!

— А я и говорю, как есть — в прежней тональности пробубнил Вахид. — Нормально всё. Спать только хочу. Глаза сами собой закрываются. Двери открой.

Мы уже стояли у интересующей нас квартиры, но мой товарищ и не пытался её открывать.

— Придурок — молнией пронеслось у меня в голове. — А просканировать мысли этого толстого засранца, не судьба?

— Так ты откроешь или мы, так и будем здесь стоять? — не дал мне сосредоточиться хренов стахановец.

— Ключ давай. Я свой у тебя оставил — зло ответил ему я.

— Держи — сунул он мне в руку свою отмычку, болтавшуюся на брелке с мелким, ажурным якорьком.

— Сам то чего, не в состоянии?! — тыкая ключом не в то отверстие, снова вспылил я.

— Говорю же спать хочу. Ничего толком не соображаю. Сейчас прямо тут свалюсь. Всю ночь с муфтой возился. Представляешь, эта падла действительно того — крякнула.

— Смешно — съязвил я. — Так ты чего, с ней там, у себя в трюме, обнимался?

— А то с кем же? Менял эту гадину в полном одиночестве. Я же никого себе в помощь не вызывал. Думал крышку сниму с агрегата, пыль тряпочкой, для видимости, стряхну и всё быстренько на место поставлю. А тут видешь, как вышло.

— А с нашим барахлом, как? — задал я ключевой вопрос.

— С ним всё нормально. Как говориться: «залезло без шума и пыли».

— Ну слава богу, а я то уж начал думать, что…

— Нет, всё хорошо. Не волнуйся — перебил меня Вахид. — Даже сам не ожидал, что так легко всё пройдёт.

— Я там тебе на сковородке поесть оставил — осознав, что за подвиг сегодня ночью совершил мой друг, сказал ему я.

— Не. Не буду. Спать завалюсь — ответил он, скидывая с уставших ног старые туфли.

— Как хочешь. Потом тогда съешь — еле сдерживая нахлынувшие на меня положительные эмоции, проговорил я и проводив взглядом движение хозяина квартиры в сторону собственной спальни, радостно спросил его: — Ну чё, я тогда домой поеду?

— Давай. Когда звонить знаешь. Про пропуск и накладную не забудь — донеслось до меня из-за дальней стенки. — И это, раньше времени не дёргайся, мы строго по графику ходим.

Захлопнув за собой дверь выдвинулся к остановке общественного транспорта. Долго жить на широкую ногу не получилось. В кармане осталось тридцать восемь рублей сорок семь копеек, а когда будет первая зарплата на нашем предприятии, точно неизвестно никому. Придётся снова перейти на режим строгой экономии, но мне не привыкать — «дурное дело нехитрое».

ГЛАВА 10

На автобус, курсирующий между двумя городами, успел удачно. Моё появление на автовокзале Новороссийска совпало со временем его отправления. Купить билет я не успевал, но ушлый водитель предложил подождать его в двухстах метрах от выезда, где через несколько минут он и подобрал меня. Стоило это удовольствие всего пару рублей, думаю ненамного дороже, если бы покупал себе право прокатиться на комфортабельном «Икарусе», через кассу. До конечной точки доехали быстро, по дороге останавливались всего три раза, так что я успел ещё до захода домой, плотно поесть, хотя времени до обеда оставалось, примерно, часа полтора. Народа в столовой было мало и я воспользовался этим обстоятельством в полном объёме. А почему бы и нет? Зато сейчас свободен, как чайка над морем и готов к походу по земле, на любые расстояния. Использую свободные часы в целях личного оздоровления. Сгоняю на пляж, поплаваю, позагораю, нервную систему приведу в порядок, а заодно и физическую форму восстановлю. В последнее время я, ей мало занимался. Дома переоделся. Напялил свои бессменные, фирменные плавки, поменял длинные и жаркие штаны на шорты, одел чистую футболку, сменил чёрные носки на белые, кинул в пакет пару полотенец, влез в кеды, ставшие выглядеть лучше прежнего и вышел на дорогу, ведущую к главной достопримечательности этого города. Людей в нём ещё прибавилось, прямо толпами бродят, сразу человек по десять, не успеваешь уворачиваться, того и гляди зашибут. Видимо по этой причине до центрального пляжа добирался непривычно долго. Его тоже забили под завязку, одинокому пловцу здесь и прислониться негде. Потоптался среди полуголых тел, поглазел на привлекательных и не очень, женщин, оценил животы стоящих и лежащих, рядом с ними, мужчин, и сделав напрашивающийся сам собой вывод: — «Мне с ними не по пути», кое как добрался до кромки воды. Узкая полоса, отделяющая безбрежное людское море от настоящего, оставалась свободной, вот по ней то я и двинулся в сторону речки, быстро и целеустремлённо. Попробую найти рядом с ней, своё место под солнцем, что то же должно остаться и мне.

Вскоре пришлось перейти на лёгкий бег, с таким продвижением я до вечера могу искать подходящий пятачок свободной земли, способный удовлетворить мои, самые обыкновенные и непритязательные требования. В медленном темпе бежал минут двадцать, пока пляж не принял более пригодную для отдыха форму. Нет, отдыхающих меньше не стало, но они начали располагаться более компактно, оставляя между собой промежутки свободного, от людского присутствия, песка. Одно такое место показалось мне особенно привлекательным и я занял его. Бросил на горячий песок пакет, на него положил снятые с влажного тела шорты и футболку, рядом поставил кеды. Затем осмотрелся, на предмет ориентиров просматриваемых с моря. Плавать собираюсь долго и далеко, сегодня буду отрываться, соскучился я по воде, её прохладе и почти материнской, ласке.

Часа через полтора, напряжённых, силовых упражнений, вновь приблизился к берегу. Ощутив под ногами твёрдую поверхность, встал на них и остаток водной глади преодолевал пешком, приводя в порядок дыхание, и поигрывая уставшими мышцами рук, и спины. Настроение великолепное, беспричинно хочется смеяться и совершать дурацкие поступки. Достигнув глубины, мне примерно по пояс, снова нырнул. Под водой мощно толкнулся и резко выйдя на поверхность, сел на песок. Мелко, но мне наплевать на людские предрассудки. Упёрся в сыпучий грунт руками, бросил прищуренный взгляд в сторону яркого солнца, снова улыбнулся, а опустив глаза в низ, увидел симпатичную девушку, неумело загребающую руками, метрах в пяти от меня. Поддаваясь необъяснимому порыву, встал и медленно, чтобы заранее не привлекать к себе внимания, подошёл к пловчихе.

— Вы неправильно делаете движения — громко сказал я ей. — Вы гребёте под себя, а надо двигать руками в стороны. Вот так.

Я показал наглядно, каким должен быть ход рук, настоящего пловца. Девушка прекратила барахтаться по-собачьи и встала на ноги, представ передо мной во всей красе.

— А вы что, тренер? — спросила она, явно намекая на отсутствие у неё желания, общаться со мной.

— Да вы не обижайтесь. Никакой я не тренер. Просто увидел, как вы мучаетесь и решил помочь. Самому учиться плавать трудно, тем более в вашем возрасте.

— В моём возрасте?! — словно спичка, вспыхнула девица.

— Да я не в том смысле, что вы старая. Вы, даже совсем наоборот — немного заикаясь, попытался я вернуть ситуацию в нейтральное положение, — очень молодая и очень красивая. Но плавать так, всё равно никогда не научитесь. Неужели вам никто не говорил, как нужно двигаться на воде?

В порыве желания наладить обычный, товарищеский контакт, приблизился к девушке и предложил:

— Ложитесь мне на руки. Я буду вас поддерживать и подскажу, как совмещать движения рук, и ног.

Не знаю, что повлияло на её решение, но симпатичная блондинка, с обалденной фигурой фотомодели, покорно согласилась на моё предложение, и я, что то около двадцати минут, безуспешно пытался научить её азам передвижения по воде, в стиле брасс.

— Да ты не гладь воду, а отталкивайся от неё! — в порыве гнева перейдя на фамильярную форму общения, громко высказался я. — Руки сначала вперёд заводи, а потом резко разводи в стороны и толкайся сильней!

В конечном итоге, устав от нерадивой ученицы и наплевав на халявное обнимание с ней, я прекратил обучение. Толку всё равно нет никакого.

— Хватит на сегодня — понимая, что сил, как у тренера, у меня больше нет, сказал я.

— Не получается — с намёком на мою некомпетентность, бросила она мне.

— Ну, что ты хочешь? — окончательно перейдя на «ты», попытался я реабилитироваться. — С первого раза мало у кого получается. Но по сравнению с тем, что видел, успехи на лицо. Ещё пара тренировок и поплывёшь самостоятельно, как нормальный человек.

Повинуясь потребностям, пошли в сторону берега. Честно говоря я устал. Сил на обучение затратил больше, чем на полуторачасовой заплыв.

— А ты одна здесь отдыхаешь? — запоздало поинтересовался я.

Может меня уже давно поджидают на берегу с дрыном в руках, а я тут беспечно шагаю навстречу этой радости и даже не думаю о том, как её избежать.

— Нет, не одна. С мамой. Мы в санатории живём, с той стороны дороги — ответила девица, чьи пышные формы произвели на меня сильнейшее впечатления.

— С мамой? — искренне удивился я, её ответу.

Да этой неумелой пловчихе в пору самой матерью становиться, а она под родительским присмотром проводит отдых на берегу нашего очаровательного моря. Ну и дела. До чего же акселерация довела прекрасную половину человечества.

— Да. Папа с нами в отпуск не любит ездить — по-своему поняла девушка мой вопрос. — Я, вообще то хотела с ребятами, из класса, на Клязьму прокатиться, но отец достал нам путёвки сюда. Пришлось отказаться. Но сейчас не жалею, здесь интереснее.

— Так ты чего, ещё в школе учишься? — не веря своим органам зрения и слуха, дрогнувшим голосом спросил я.

— Да, в десятый перешла — с гордостью ответила школьница, слава богу, не заметив моего нечеловеческого испуга.

Мама дорогая. Девчонка ещё в таком возрасте, за который легко присесть можно, а я, её своими загребущими лапами обнимал там, в воде, как хотел и, где сумел. Ну сейчас мне, её мамаша, точно пропишет путёвку в тёплый Магадан, как говорит один мой знакомый. Может смыться, пока не нарвался на глобальные неприятности? Не успел об этом подумать, как меня засекли.

— Ну, как Лиля. Научил тебя молодой человек, чему нибудь? — услышал я вопрос от миловидной, стройной женщины, сидевшей на ярком полотенце метрах в пяти от воды и абсолютно не похожей на мамашу.

— Какая же это мамаша? — наверное от испуга, выстрелило в голове. — Эта, какая то уж очень молодая.

— Пока не очень получается, но… — девушка на секунду запнулась и снова продолжила говорить, чему то широко улыбаясь. — Мой тренер говорит, что отчаиваться рано и через несколько дней я всё равно поплыву, как все нормальные люди.

Какой же я идиот. Даже имени своего не назвал и не спросил, как зовут девчонку. Вот же балбес озабоченный.

— Антон — пришёл я на помощь моей новой знакомой и неожиданно для себя засветился, словно был на допросе с третьей степенью устрашения: — Антон Алёхин. Студент из Москвы.

— Очень приятно, а я Жанна Николаевна — мама этой непослушной девочки. Говорила ей зимой: — «Лиля, давай запишемся в секцию плавания. В жизни всё пригодится», а она: — «Нет. Не хочу. Мне это не надо». Вот сейчас и пожинает плоды своей застарелой лени.

Женщина оценила меня пристальным взглядом, одним ловким движением руки бросила назад упавшую на глаза русую прядь волос и снова обратилась ко мне:

— А вы Антон, профессионально плаваете? Фигура у вас, как у настоящего пловца. Широкие плечи, сильные руки. По телевизору они выглядят так же, как и вы.

— Да, нет. Так, занимаюсь изредка, на любительском уровне — не стал я выпячивать свои заслуги в этом виде спорта, тем более сам о них не помню почти ничего.

— А где вы учитесь в Москве? — продолжила пытать меня мать ребёнка, усевшегося рядом с ней на песок. — Мы, кстати, с вами земляки. Москва, тоже наша малая родина.

— Правда? — радостно спросил я, ловко увернувшись от ответа, на тяжёлый для меня вопрос. — Здорово. Приятно встретить родные лица, так далеко от дома.

— Взаимно — проявив снисходительность ко мне, сказала женщина и тут же бросила в меня пару непонятных слов. — Вы, наверное, студент МАИ или «бауманки»?

— Нет, я гуманитарий. В МГУ учусь — понимая, что истина где то рядом, отчаянно выдал я, не раз проверенную на людях, ложь.

— Если честно, то сначала я так и подумала — мягко улыбнулась женщина, мне в ответ. — С вашими чертами лица, невозможно быть обыкновенным технарём. Люди с такими лицами непременно должны отдавать себя творческим профессиям. Вы согласны со мной?

— Не знаю. Как то раньше не задумывался над этим вопросом, именно с этой точки зрения — скромно ответил я.

— А какому факультету вы отдали своё предпочтение? Если это, конечно, не секрет — проигнорировав наши разногласия, продолжила нудный допрос Жанна Николаевна.

— Какой же это секрет? — врал я всё в том же духе, физически ощущая запах жаренного, возле себя. — Я учусь на факультете журналистики.

— А курс какой? Третий, четвёртый? — спросила меня, молчавшая до этого Лиля.

— Нет. Так далеко я ещё не продвинулся. Пока, всего лишь, перешёл на второй — со вздохом, похожим на сожаление, вяло ответил я.

Врать ей, мне не хотелось, но вариант ответа, на поставленный девушкой вопрос, был только один. Скажи я, что учусь долго, её мама могла перейти к более дотошному допросу. Хотя и с таким ответом могут возникнуть никому не нужные неприятности. Из журналистики, мне знаком лишь алфавит.

— Здорово. Я на следующий год тоже собираюсь к вам поступать. Так что, может будем там пересекаться. Третий курс, это совсем рядом от первого.

Да. В который уже раз убеждаюсь, что самообразованием надо заниматься на постоянной основе, а не от случая к случаю. И не стоит зацикливаться на одних учебниках по школьной программе. Хорошо, что удалось свернуть затянувшийся разговор с тропы «войны» и перевести его на житейские темы, попутно любуясь красотами местной природы, а то плавал бы я в этой журналистике не лучше, чем Лиля в солёной воде.

Чем больше времени я проводил в обществе Лилии и её матери, тем отчётливее понимал, что десятиклассница мне нравится совсем не по-детски. Острое желание побыстрее смыться от них, давно сдохло и ему на смену пришло другое, не менее острое. Мне хотелось находится рядом с этой девушкой, как можно дольше. Без перерыва на обед и ужин слушать её неудержимый смех, ржать вместе с ней самому, барахтаться на пару, на мелководье, забыв о своих способностях плавать на глубине. За два часа открытого томления на солнце, я приварился к ней так, как ни к одному другому человеку. В пользу этого сыграло всё. И моё болтливо-игривое настроение, и привлекательность юной особы, и молния, явно ударившая не в меня одного. По истечении столь короткого промежутка времени у меня имелось стойкое, почти железобетонное, ощущение того, что я знаком с Лилией тысячу лет и никак не меньше. Мне не надо было перед ней изображать из себя всезнайку, строго следить за манерами, производить впечатление мачо, как это делал, допустим, с той же жительницей далёкого Челябинска. Чувствовал себя уютно и по домашнему, что называется «в своей тарелке», не прилагая для этого абсолютно никаких дополнительных сил. Я, даже на способности свои повесил жёсткое табу, в отношении ученицы московской школы, чтобы понять, действительно ли между нами чего то пробежало и вспыхнуло или это просто плод моего затуманенного воображения.

— Жанна Николаевна — продолжая пребывать в состоянии полного обалдения, в какой то степени неожиданно для себя, спросил я: — Вы не будете против, если я приглашу вашу дочь на прогулку по вечернему городу?

Для начала решил прозондировать настроение матери и лишь потом поинтересоваться мнением дочери, по такому не простому, и скользкому вопросу. Всё таки мы знакомы всего ничего.

— Ты как Лиля, не против прогуляться? — не дождавшись ответа, спросил я дочь.

— Я? — вопросом на вопрос, ответила она и тут же сказала своё решительное «да»: — Нет. Я не против.

— А, как же ужин? Лилечка — внезапно проявив заботу о ребёнке, спросила девушку мать.

— Я не хочу, мам. Сколько можно — капризно ответила Лиля, с улыбкой посмотрев мне в глаза.

— Не волнуйтесь, Жанна Николаевна. Мы найдём, где поесть, если в этом возникнет необходимость — правильно оценив ситуацию, вставил я короткую реплику, напрочь позабыв об экономии.

— Ну, не знаю — не торопилась давать своего согласия мама. — А вы, Антон, где устроились?

— Я снимаю небольшой домик в городе, — ответил я, продолжая давить на своём. — Адрес и телефон хозяев обязательно вам оставлю, и приведу вашу дочь точно в назначенный срок. Вы только время назовите, когда ей надо будет быть дома и можете не сомневаться, мы придём вовремя.

— Мам. Мы ненадолго — почувствовав слабину, помогла мне Лиля.

— Ну хорошо — согласилась строгая мать. — Только, чтобы в десять была дома. Слышите Антон? Ровно в десять и ни минутой позже.

— Конечно — в унисон ответили мы и дружно рассмеялись, понимая, что в десять нас точно не будет.

Пляж покинули всё же втроём. Мать Лилии не захотела загорать в одиночестве, ей показалось, что провести время до ужина, в тени одной из многочисленных аллей, будет полезнее для общего состояния и так перегретого на солнце, тела. Пока девушка бегала переодеваться, Жанна Николаевна продолжала пристально изучать моё резюме. Она между делом поинтересовалась о моих успехах в учёбе, о перспективах в выбранной профессии, попробовала прозондировать мою общую грамотность, а получив, на мой взгляд, вполне достойные ответы, плавно перешла на родственников, с которыми у меня, как известно, полный облом.

— А, кто ваши родители, Антон? В какой сфере они трудятся? — спросила меня женщина, как бы невзначай.

— У меня нет родителей, они погибли в автомобильной аварии — холодно ответил я, но понимая, что на этом дело не закончится, смело добавил: — Мы с братом живём, вдвоём.

— Простите меня, ради бога — воскликнула заботливая мать. — Я не хотела причинить вам боль.

— Ничего — успешно продолжая ломать комедию, тихим голосом проговорил я. — Это давно случилось. Уже привык и начал забывать.

— Бедный мальчик — сказала женщина и проявляя искреннюю заботу обо мне, спросила: — И не трудно вам? Вот так, одним, с братом?

— Мне нет. А, как брату, не знаю. Он старше меня, намного — понимая, кого имею в виду, откровенно ответил я.

— Да. С детьми всегда не просто — наверняка подразумевая собственный опыт и растягивая слова, произнесла Жанна Николаевна, но помолчав всё же решила дожать меня, по основному вопросу: — А брат ваш, где работает?

— Он не работает. Он служит — умышленно жёстко произнёс я, со значением.

— И где, если это не государственная тайна? — не успокаивалась дотошная женщина.

— В КГБ — небрежно бросил я. — В центральном его аппарате.

— Вот как? — обрадованно сказала моя собеседница. — Даже в центральном. Ну что ж, надо сказать достойная служба у вашего брата.

— Да. И главное: очень ответственная — согласился я, с ней.

— А вот и я — пропела Лиля своим нежным голоском, ворвавшись свежим ветром в нашу затянувшуюся беседу и откровенно демонстрируя свой изысканный наряд, бесподобно подчёркивающий её, не по-детски красивую, фигуру.

Она у девушки и впрямь была сногсшибательная. Может быть сзади её параметры и не соответствовали канонам красоты, всплывшим в моей голове, но это ничуть не портило общего впечатления. Наоборот, эта часть её тела притягивала к себе взгляды всех, без исключения, мужчин и делала Лилю совершенно неотразимой. И вот это чудо, перешедшее всего навсего в десятый класс, идёт рядом со мной, цепляя глаза парней нашего с ней возраста и более старших мужчин, гарантированно, измученных семейными отношениями. Меня их озабоченные взоры немного напрягают, но не настолько, чтобы появилось желание каким то образом реагировать на них. Лилию же это просто забавляет. Наверняка, она привыкла уже ко всему. С такой фигурой и не понимать, почему на тебя так глазеют?

В город пошли пешком. Моё предложение воспользоваться каким либо видом транспорта было отвергнуто сразу, под предлогом: и так целыми днями на пляже валяемся. Я согласился. А почему бы и нет? Идти не далеко, да и не поговоришь нормально, в том же автобусе или такси. Здесь же прохожих, относительно мало. Особо никто не мешает валять дурака и нести разную чушь, чтобы втереться в доверие к девушке более основательно. Вру. Нет у меня даже мыслей втираться к ней в доверие, просто хочу понравиться, вот и стараюсь, в меру сил.

— Слушай. А у вас конкурс большой был? — прервав мою пустую болтавню ни о чём, спросила Лиля.

— Куда? — откровенно не понимая, о чём идёт речь, спросил я.

— Да в университет, куда же ещё? — негодуя, от моей несообразительности, резко сказала она.

— Не очень — нейтрально ответил я, не имея понятия, каким должен быть этот конкурс и, что это вообще такое.

— Ладно скромничать — усмехнулась старшеклассница. — Я в курсе, что в прошлом году к вам почти сорок человек на место было.

— Да? А, чего ж тогда спрашиваешь? — уловив наконец то суть первоначального вопроса, спросил я.

— Ну, хотелось услышать ответ от участника событий. Интересно же знать, как это, поступать с таким огромным конкурсом. Мне на следующий год тоже предстоит трястись. Боюсь. Ужас.

— Поступишь. С твоей мамой попробуй не поступить. Она тебя живьём съест и не поморщится — подбодрил я девушку.

— Хотелось бы — серьёзно ответила Лиля. — А про маму ты верно сказал. Она у меня такая, не слезет пока своего не добьётся. А у тебя, как с родителями, так же или ещё хуже?

Был вынужден снова повторить свою, давно выдуманную, историю. Обманывать не хотелось, но альтернативы не нашёл.

— Жалко тебя — с чувством сказала девушка и обняла мою руку, двумя своими.

Что я делаю? Она же всё принимает за чистую монету и действительно с сочувствием относится ко мне. Может остановиться, пока не поздно? Ещё, чего доброго, действительно, влюбится девчонка и будет потом страдать. У нас же с ней ничего не может быть, ни сейчас, ни потом. А как остановишься? Она, уже в первый день нашего знакомства, для меня не друг, не товарищ, я же это чувствую и даже не земляк, как Вахид и не брат, как тот же Аркашка. Здесь, всё совсем по другому. Такой теплоты внутри себя я никогда в жизни не ощущал. Ну, во всяком случае, после того, как очнулся на пляже, в нескольких десятках километров от этой стороны. Это ещё разобраться надо, кому больнее может быть, в результате этого пионерского романа.

Народа в парке шаталось немерено. День плавно двигался к вечеру, люди покидали засиженный пляж и требовали более радикальных развлечений.

Мы, поддаваясь общему настроению, прокатились на колесе обозрения, погонялись друг за другом на машинках, поиздевались над своим внешним видом в комнате смеха и в приподнятом настроении, заняли очередь в «Кафе-мороженное». Двигалась она медленно. Люди внутри помещения не торопились его покидать, ели с чувством, не отвлекаясь на нетерпеливые возгласы неудачников за окном. Не знаю, кому как, но на это раз очередь меня не раздражала. Совсем. Я строил рожи, пытаясь подражать тем, что увидел в отражении кривого зеркала, подтрунивал над собственным профессионализмом, в плане вождения автомобилей на электрической тяге, показывал, как у меня тряслись поджилки на высоте и абсолютно не задумывался о том, сколько ещё человек осталось нам перестоять.

Наши два места, за столиком на четверых, освободились в самый подходящий момент. Сумерки уже плотно оседали на город, но свет в нём, от чего то, ещё не зажгли. В помещении наоборот, давно было светло, а кроме этого в нём была душевная обстановка и играла тихая музыка. Правда немного жарковато, но этот недостаток легко компенсировался продуктовым набором и сквозняком, разносившим вечернюю прохладу через открытые окна. Я заказал кучу мороженного, каждому по три оригинальных пирожных, вместо ужина и холодный лимонад, пить хотелось больше всего. На этом Лиля предложила закруглиться. Согласился. Захочется ещё чего то, позже возьмём. Кто его знает, на что нас может растащить после сладкого и воды.

— Лиль — перешёл я на общение в домашнем режиме после того, как за столиком мы временно остались одни. — А на спор, что вон тот официант к нам сейчас подойдёт и поздравит тебя с днём рождения.

— Ты чё, дурак? У меня день рождения только зимой, в январе — находясь в том же состоянии, что и я, задорно проговорила она. — И, с чего это ему вдруг, подходить к нам? Ему что, делать больше нечего?

— Не. Ты не увиливай. Спорим, или боишься?

— Чего мне бояться? — завелась девчонка и поинтересовалась: — А на что?

— Да, на что хочешь. Я бы, к примеру, забился на поцелуй.

— Это как? — не поняв подвоха, спросил Лиля.

— Ну, если я выиграю, тогда ты меня поцелуешь…

— Ага, поняла — прервала меня девушка на полуслове. — А если я, то ты меня. Проходили. Знаем. Нашёл дуру.

— Ладно. Уломала. Не хочешь так, давай на просто так. Обойдусь без приза. Засекай время. Через две минуты он подойдёт к нашему столику, поставит на него бутылку шампанского и поздравит тебя… Ну, скажем с двадцатилетием. Идёт?

— С двадцатилетием? — удивлённо взглянув в мои искрящиеся глаза, спросила Лиля.

— Ну, а какая тебе разница? У тебя же всё равно день рождения не скоро. Если не нравится может и с другой датой поздравить. Ему всё равно.

В это время к нам подсадили двух девчонок, недавно прибывших в этот замечательный город, если судить по их подгоревшим, на солнце, лицам. Я, как принято в культурном обществе, откуда только знаю, что надо делать именно так, поздоровался с ними, представил свою спутницу, сам обозвался, выслушал имена поражённых моей галантностью девушек и только после этого перешёл к предмету нашего с Лилией спора.

— Ну так чего, согласна? Или опять, что то не так? — понизив собственную громкость до минимума, спросил я.

— Хорошо. Согласна. Только пускай он поздравит меня — девушка немного помолчала и придя к определённому решению, высказала свои основные пожелания: — С восемнадцатилетием. Сможет?

— Легко. Нам без разницы — согласился я.

— Только ты учти. Я буду внимательно за вами следить. И не вздумай ему махать руками или ещё какие нибудь знаки подавать — предупредила меня, на мгновение ставшая маленькой, симпатичной девчонкой, Лиля.

— Вот ещё. Надо было надрываться. Парень сам сделает всё, как заказывали. Без лишней помощи со стороны — на время забыв про соседок, громко сказал ей, я.

— Ну ну. Посмотрим — ёрзая на стуле, засмеялась она.

Напрягся. Работник кафе летал из конца в конец, словно у него в одном месте пропеллер был присобачен и настроиться на него было не просто. Но, то ли способности у меня растут семимильными шагами, то ли настроение помогло, а ровно через три минуты, раньше он просто не успевал и я об этом предупредил Лилю, парень в униформе подошёл к нам, торжественно водрузил бутылку «Советского шампанского» на стол, сказал, что это подарок от заведения и приняв стойку конферансье, работающего на сцене, ну скажем, «Театра сатиры», во всеуслышанье поздравил мою спутницу с замечательным днём, днём восемнадцатилетия, вызвав своим выступлением шквал аплодисментов и одобрительных голосов. Лиля была в полном восторге.

Похорошевшая, а я то наивный думал, что дальше уже некуда и раскрасневшаяся, от внимания незнакомых людей, девушка наклонилась ко мне и тихим голосом спросила:

— Сознайся, Алёхин. Ты это всё заранее подстроил?

— Лиль. А, когда бы я успел? — откровенно усмехнулся я. — Мы всё время вместе были.

— Ну тогда, колись, как ты это сделал?

— Что тебе сказать? — затягивая расплату за необдуманный поступок, произнёс я вопрос, адресованный больше мне, чем интересующейся секретом моего фокуса, девушке.

— Только правду и ничего кроме правды — словно в стенах здания народного суда, торжественно проговорила виновница хорошего настроения десятков людей, оказавшихся в этот вечер рядом с нами.

— Хорошо. Сознаюсь. Не люблю, когда меня о чём то долго просят — не менее торжественно, сказал я и взял паузу на размышление.

— И? — не выдержала девушка моего, относительно долгого, молчания.

— Да, всё очень просто. Я обыкновенный телепат — произнёс я шёпотом, чтобы не шокировать своим признанием, развеселившихся вместе с остальными, девчонок, сидящих по-соседству. — Для меня практически нет ничего невозможного. Хочешь, тот же парень снова подойдёт и будет умолять тебя выйти за него замуж?

— Придурок! Не вздумай! — проигнорировав мои откровения, вскрикнула девушка и внимательно посмотрела мне в глаза.

Поверила? Или сомневается? А может просто приняла историческую фразу за блеф?

Время летело незаметно и поэтому обратно, в санаторий, пришлось добираться на такси. На Лилиных позолоченных, было уже без двадцати одиннадцать, когда мы покидали кафе и мне не хотелось получить ещё больший нагоняй от Жанны Николаевны, при завтрашней встрече. А о том, что его совсем не будет, можно было даже и не мечтать, у ворот мы появились в двенадцатом часу ночи.

— До завтра? — мягко прикоснувшись к моей щеке своими горячими, пухлыми губами, спросила Лиля. — Утром, на пляже?

— Да. Буду там тебя ждать — почти шёпотом, ответил я.

— Не хочется уходить. Может ещё погуляем, всё равно не усну? — снова став непослушным ребёнком, взглянула девушка на меня.

— Я бы с удовольствием, мне торопиться некуда. Но, что завтра скажет мама? — разглядывая в темноте её красивые черты лица, с сожалением сказал я.

— Да. Мама будет злиться.

Лиля чему то рассмеялась и махнув мне на прощание рукой, медленно пошла в сторону слабо освещённых двухэтажных построек, но через десяток шагов остановилась, обернулась и спросила меня:

— Ну хотя бы сейчас сознайся, Алёхин. Ты же договорился, с этим несчастным официантом?

Утром следующего дня, подразумевая, что денег мне не хватит при любом раскладе, занял сотню у Германа. Пока он окончательно просыпался и начинал собираться на работу, доел докторскую колбасу. Даже лёжа в холодильнике она не может ждать меня вечно. Запив огромный сандвич кипятком, без цвета и сахара, собрался и я. В сторону золотого песка шёл в медленном темпе. Рано, но дома сидеть нет просто сил. Чего то тянет меня в район пляжа санатория «Шахтёрская слава» и, как только Лиля с матерью попали в него, вроде в Москве и шахт под землёй нет, и уголь там не добывают, насколько подсказывает мне, моя скромная память.

Дальнейшие события разнообразием не отличались. Каждый день мы, прямо с утра, валялись на пляже. В течении него, планомерно обучал юную москвичку плаванию, ранним вечером я и она выходили в город, гуляли там, по одним и тем же местам, и возвращались обратно, но постоянно пешком, который бы час не показывали симпатичные часы, не менее симпатичной, девушки. В такси целоваться не удобно, да и ездит оно, по улицам ночного города, очень быстро, на сам процесс почти ничего не остаётся. Вобщем шесть дней пробежали, как один. Лиля от меня не отходила ни на шаг, да и я за неё держался, крепче некуда. Из весёлых воспоминаний остались: посещение ресторана на набережной и очередной мой фокус с одним из работников его, а также забавная обезьянка, пожелавшая сфотографироваться с моей девушкой и поддающаяся моему воздействию, чуть ли не лучше простодушных людей. Остальное выглядело, как сплошное купание в чарах друг друга, по другому и не назовёшь. Просто химия какая то, протекала между нами, широкой рекой. Я понимал Лилю с полу слова, угадывал её желания налету и с ней происходило почти тоже самое, и никакая магия ни мне, ни тем более ей, была не нужна.

А сегодня наступил тот самый день, о котором мне и думать не хотелось. Пришёл день отъезда Лили и её, всё понимающей, мамы. Я уже пятнадцать минут стою у ворот санатория, рядом с гипсовым памятником неизвестному шахтёру, на пару с нервным таксистом и ожидаю выхода, вечно опаздывающих на ответственные мероприятия, женщин. Водитель нервничает больше моего и постоянно напоминает мне о времени, и тикающем счётчике. Жму плечами, а что я ему скажу? Меня больше другое беспокоит.Каким будет наше расставание и, что последует за ним? Вот всем вопросам, вопрос. А поезд. Ну, что с ним сделается? Ну, подумаешь уедет без двух пассажирок в Москву и, что такого?

— Девушки. Мы такими темпами точно опоздаем — выхватывая из рук провожаемых чемоданы, налету сообщаю я, им.

— Успеем — хладнокровно отвечает, красиво выглядевшая, для своих лет, Жанна Николаевна.

— Останемся — в унисон ей, говорит дочь, прекраснее которой, для меня, вообще не существует.

Успели. Стоим на перроне, у закрытых дверей, пахнущего гарью и чем то ещё незнакомым, вагона. О чём то тихо говорим, стараясь не смотреть в глаза друг друга. Рядом толкаются незнакомые женщины, нервно смеются их загорелые дети, важно стоят краснолицые отцы. Мне это не в новинку, уже провожал однажды друзей, но всё равно не по себе от обстановки всеобщего нетерпения и ожидания, чего то неизбежного. Лилия не выдержала первой и невзначай поинтересовалась, как я буду жить без неё.

— Купаться сегодня пойдёшь? — спросила она, разделяя нас широкой полосой, ещё больше почерневшего, моря.

— Не знаю. Скорее всего нет — честно отвечаю я. — Без тебя не хочу.

— А вечером, что будешь делать? — задала она очередной вопрос, заглядывая ещё дальше.

— Дома останусь, книжку буду читать — на ходу придумываю я, занятие на ближайший вечер и ночь.

— Про любовь? — горько усмехнулась Лиля.

— Ну, а про что же ещё? — рискнув заглянуть в её глаза, вопросом отвечаю я.

Лучше бы этого не делал. Девушка поджала губы, еле сдерживая себя от слёз, передавая и мне своё траурное настроение. Взял её за плечи и всего на мгновение, прижал к себе. Мама стоит рядом и внимательно контролирует всё, что между нами происходит.

— Я тут свой номер телефона написала и адрес, где меня в Москве найти — успокоившись и сменив тон на более серьёзный, сказала Лилия.

Она разжала свою маленькую, влажную ладошку и я увидел в ней помятую бумажку. Смотрим на неё. Затем я беру записку и физически ощущаю, как по моему телу разливается тепло. Судорожно путаясь в собственных мыслях, так и продолжаю сжимать в кулаке, крохотный ядерный реактор.

— В карман положи, потеряешь — просит меня девушка, выводя из состояния временного паралича.

— Хорошо. Положу — тихо отвечаю и прячу бумажку, так и не развернув её.

Снова молчим. Толпа, в ожидании «чуда», плотнее жмётся к дверям. Открыли. Гомон усиливается, народ зашевелился и дружно бросился занимать свои места. Времени нам почти не осталось и первой об этом напомнила Лилина мать.

— Идём. Пора — словно финишный колокол, звучит её короткое предупреждение.

Всё. Остались считанные минуты, за которыми нет ничего. Лиля прижалась ко мне всем телом и тихо шепчет, чтоб не слышал никто:

— Люблю тебя.

Хочу ответить сразу, слова ничто, но решиться не могу. Просто промолчать или сделать вид, что не расслышал? Нет и этого не могу.

— Я тоже. Очень — говорю громко и правду. Будь, что будет.

Момент прошёл. Прощальный поцелуй растаял. Лилька хватает чемодан и идёт, вслед за матерью, к дверям. Через минуту она уже в вагоне. По перрону иду за ней. Остановились. Через грязное стекло, плотно закрытого окна, почти ничего не видно. Девушка подходит ближе и что то говорит.

— Завтра вечером позвони — читаю по губам и молча киваю в ответ.

Раздался протяжный гудок тепловоза. Состав дёрнулся и медленно набирая скорость повёз пассажиров по домам. Я, какое то время, ещё наблюдал за вагоном номер четыре, но вскоре потерял его из вида. Перрон опустел, пора и мне прощаться с ним. На остановку топал быстрым шагом, не обращая внимания на новых пассажиров, спешащих на вокзал.

— Решать надо здесь и сейчас — мысленно сказал я себе и дал две минуты на размышление.

Они, наверняка, давно прошли, а я всё стоял в нерешительности не зная, как мне поступить. Что за жизнь такая? Ничего не могу сделать без оглядки на прошлое. Ну, нет его у меня и что? Мне теперь и…

— Выходит, что нельзя — грубо обрываю собственные мысли и лезу в задний карман.

Резким движением выдернул из него помятую записку с телефоном и адресом, подержал её в руке и не разворачивая выкинул за остановку. Всё, мосты сожжены, как говорят в дешёвых романах. Обратной дороги нет. Вон, уже и рейсовый на подходе. Завтра обо всём забуду и буду жить, как и прежде, в гармонии с самим собой. А Лиля? Ну, что Лиля? Она ещё ребёнок. Пляжные отношения забудет быстро. Найдёт себе кого нибудь. Москва, как говорят, город большой.

ГЛАВА 11

Утром я снова поехал на вокзал. За ночь поменял своё решение. Передумал. Позвоню. На привокзальной остановке абсолютно пусто. В такую рань здесь, должно быть, всегда так. Попросил таксиста подождать меня и пошёл искать. Обшарил всю растительность, куда могла долететь записка. Нет ничего. Телефон с адресом, как сквозь землю провалились. Что за чёрт? Я же точно помню, кинул её именно сюда, эту проклятую бумажку. И почему вчера, хотя бы мельком, в неё не заглянул?

— Ну ты скоро там? Счётчик тикает, не забыл? — напомнил мне водитель, о моём расточительстве.

— Иду — ответил ему я, продолжая глазами обшаривать трижды проверенную площадь.

Бумажки не было. Интересно, кому она могла понадобиться? Здесь и людей то толком никогда не бывает. Все торопятся быстрее покинуть вокзал, проводив своих родных или знакомых.

— Потерял чего? — спросил сердобольный дядька, уже давя на газ.

— Кошелёк с деньгами — поспешил я обрадовать его.

— Много? — с придыханием поинтересовался он, о моём настроении.

— Все, что были — зло ответил я.

Знал бы ты дядя, что для меня значит эта потеря, её никакими деньгами измерить нельзя.

— Так может искал плохо? Вернуться надо и ещё раз пройтись — с надеждой в голосе, посоветовал мужчина.

— Искал хорошо — подвёл я черту, под пустым разговором. — Какая то сволочь, наверное, ещё вчера подобрала.

— У-у. Так ты со вчерашнего ищешь. Ну милок, кто же так с деньгами обращается? Вчера и надо было ехать, а сегодня что ж? Кошельки в глаза хорошо бросаются. Да, повезло кому то. Теперь то куда, домой?

— Нет. Давай в «Шахтёрскую славу» — наметил я новый маршрут.

— А там то чего?

— Свидетеля искать буду. Он вчера видел, как я деньги в задний карман положил.

— Чего, на него думаешь?

Я не ответил, пытаясь разобраться в себе. Туда ли я еду? О чём могу спрашивать в санатории для шахтёров? Фамилия мне неизвестна, отчество Лилии тоже. А по одним инициалам Жанны Николаевны со мной навряд ли кто то разговаривать будет. Какого хрена вообще сюда припёрся, решил же вчера всё.

— Передумал. Домой возвращаемся — сказал я водителю. — Толку от этой поездки не будет.

— Ну, домой, так домой — со вздохом сказал он и резко прибавил скорости автомобилю.

Сидеть дома, в такую погоду, не хотелось. На улице жара, солнце светит, ветра почти нет. Торчать на пляже, вместе с тысячами остальных отдыхающих, тоже не манит. Идти дальше, вдоль береговой линии и там купаться? Нет, сегодня я точно туда не пойду. Воспоминания, чтоб им пусто было, грызут меня не жалея собственных зубов. Вышел во двор нашего общежития. Народ, как и прежде, толкается у плиты, занимает очередь к умывальникам и с нетерпением ждёт, когда же освободится единственный туалет. С некоторыми жильцами знаком, кого то вижу впервые. Здороваюсь со всеми, независимо от степени нашего с ними «родства». Я уже прошёл все ступени утреннего моциона, даже чай успел попить и поэтому соседи ко мне относятся более менее благодушно. Сел на лавочку, стоящую возле хозяйского дома, перекинулся парой фраз с его владелицей, суетливо собирающейся на работу и тоже решил, что пора уходить. Пойду в сторону моря, а там, куда кривая выведет.

Несмотря на раннее утро, деревянные лежаки, стоимостью двадцать пять копеек за сутки, стоящие под плотно накрывающими их от солнечных лучей навесами из реек, полностью были заняты. Я долго петлял между ними, пока не обнаружил один, свободный от чьих либо вещей.

— Мужики, тут никого нет? — спросил я двух загорелых парней, сухощавого телосложения, лет тридцати от роду.

— А хрен его знает, — с ходу ответил мне один из них, тот, что тасовал в руках замасленную колоду карт. — Тёрлась тут мамаша, с двумя малолетками, а занято или нет, мы не знаем.

— Занимай, фраерок — бросил мне его товарищ. — Тётка потеснится, они и так, тут пол пляжа оккупировали.

Я кивнул головой. Соседи не против, а каких либо отметин на стеллаже о том, что его уже забронировали, никто не оставлял. Буду здесь обживаться. Пока я стелил полотенце, снимал шорты и скидывал кеды, меня не беспокоили, но как только засобирался пойти попробовать водичку, ко мне, словно по заказу, подошли:

— Молодой человек, а это наше место — сказала одна из двух девушек, похожих друг на друга, словно две капли воды.

— Да? Но я не заметил, чтобы оно кем то было занято, когда занимал его — попытался я отбиться, от беспочвенных притязаний.

— Соня, Варя. Не спорте, нам и двух хватит — окликнула их стройная женщина, мало похожая на тётку и мать этих близнецов. — Вы всё равно целый день из моря не вылазите.

— Хм — хмыкнула одна из девушек. — Вот так и оставляй вещи без присмотра.

— Эй. Хорош пацана гнобить — раздалась неожиданная поддержка сзади. — Вашего тут ничего не лежало, когда он пришёл. Я отвечаю.

Девушки переглянулись, сделали нам всеобщее «фи» и присели на топчан, стоящий рядом с отвоёванным. Я удовлетворённо повернулся к мужикам, кивнул им головой в знак благодарности, за поддержку и попросив приглядеть за вещами пошёл к воде. Плавал недолго, но быстро и далеко, заставив тело выложиться по полной.

— Ну, как там водичка? — спросил меня один из мужчин, зорко охраняющих мои пожитки.

— Нормально. Но, как по мне так сильно тёплая — ответил я и плюхнулся на топчан.

— Тёплая? — удивившись моему заявлению, спросил другой. — Это ж откуда ты сюда пожаловал, что тебе прохладная вода, тёплая?

— Антон. Москва — представился я и по очереди пожал две крепкие ладони.

— Витя — назвал своё имя один из мужчин.

— Борис. Оба из Воркуты — сказал другой и предложил: — В картишки не желаешь перекинуться? А то нам надоело друг друга обыгрывать.

— Можно — согласился я. — А во что?

— Можем в покер дёрнуть, а можем в «очко» — с надеждой в глазах, ответил Боря.

Его прищур мне не понравился и я незатейливо покопался в его мозгах. Да, вроде бы нет в них ничего криминального. Парням скучно, вот они и резвятся, как могут.

— Я в покер не умею — сознался я. — А в двадцать одно, можно попробовать.

Жора, в нашу бытность с ним на скалистом берегу, между сеансами игры в преферанс, преподал мне пару уроков в эту простенькую карточную игру, основанную на чистом везении или умении обмануть соперника, с помощью умелых рук или, как я, невидимых лучей, выходящих из головы.

— Так то не беда, что в покер не умеешь. Это даже лучше — встрял в разговор, Борисов друг. — Научим. А новичкам, как известно, всегда везёт. Правда Боря?

Согласился. Учиться я никогда не отказываюсь, тем более, если на это не надо тратить материальных средств. Покер игра не плохая. Проще, конечно, чем та в которую играют инженеры, сотрудники КГБ и работники торговли, но тоже имеющая свой шарм и мораль. Обучили меня быстро. Память снова не подвела. Для начала я работал на одном энтузиазме и, естественно, все раздачи проиграл. Затем, попробовал режим проникновения в чужие мысли и, как то усреднил наши победы. Ну, а когда поступило предложение, сыграть на пару копеек, я сосредоточился и начал всё загребать под себя, доводя до белого коления шахтёров из Воркуты, не привыкших так просто сдаваться перед стихией.

— Витя. Это ты во всём виноват — с усмешкой высказался его друг, Боря.

— А при чём здесь я? Пацану везёт, как чёрту, а Витя снова виноват?

— А не хрен было ему удачу кликать! Какая сволочь сказала, что новичкам везёт? Тебя, кто за язык твой поганый дёргал? — с возмущением спросил второй шахтёр.

— Мужики — встрял я в разговор, рабочих забоя. — Если вопрос стоит ребром, то я могу всё вам отдать.

— Антоша, не в тебе дело — заткнул мне рот Борис. — Ты своё взял в честном поединке, к тебе претензий нет. Мы сейчас обсуждаем поведение этого скалолаза. У него постоянно так.

— А почему скалолаза? — засовывая выигранные деньги в карман шорт, спросил я.

— Да потому, что лезет, куда не надо. Вчера вон снова учудил. Я, говорит, на Высокий берег в любом месте залезу. Ну и полез на спор.

— И чего, упал? — пытаясь разглядеть ссадины и переломы на теле Виктора, спросил я.

— Если бы? Отказался. Орал благим матом: — «Скиньте мне сверху верёвку! Сейчас упаду!». Клоун. Собрал толпу народа вокруг себя и ещё меня заставил ему подыгрывать. За верёвкой же мне пришлось летать. Мудак, одним словом.

— Э! Полегче на поворотах! — дёрнулся к Борису, Виктор. — За такое и ответить можно.

— Да, пошёл ты — толкнул его в плечо друг. — Тоже мне, урка с мыльного завода. Ты вон его, можешь своими дешёвыми подколами пугать. А на меня твоё фуфло давно не действует.

— Парни — попытался я снизить градус противостояния, пока дело не дошло до рукопашной. — Может сходим окунуться. А потом ещё сыграем. Может на этот раз вам повезёт?

— Не, Антоха. Мы в город пойдём — отозвался Борис. — Завтра приходи, отыграемся. А сейчас надо нервы успокоить. Тут у них пивная хорошая есть. Пиво там наливают, я тебе скажу. Надо напиться, пока в отпуске. У нас с ним вообще никак. Хочешь вместе пойдём?

— Спасибо. Я вчера перебрал. Сегодня у меня выходной — отказался я, безотказной отмазкой.

— Ну, как знаешь. Бывай — пожав мою руку, сказал Боря и бодро зашагал в парк.

Виктор просто махнул мне, на прощание и тоже поспешил с глаз долой. Хорошие ребята, зря я так с ними. А с другой стороны они тоже не овцы, я же видел, чего у них было в головах.

Домой не торопился. Обедать ещё рано, да и не хочется есть, тоска всё под себя гребёт. Может я однолюб? Бывают же такие исключения в жизни или это просто людская молва разносит душещипательные байки по свету? Но, тогда почему мне даже смотреть не хочется на чужих баб? А среди них попадаются очень и очень не плохие, экземпляры. И желания, в отношении меня, тоже не самые невинные. Они же не знают, на что я способен, вот и выдумывают себе, чего попало. Взять хотя бы вон эту, соседку мою, занявшую место парней из Воркуты. Муж вокруг неё и так, и эдак, а она ему в ответ: — «Не надо», «Не хочу». Вроде и мужик симпатичный, и вес ещё не окончательно набрал. По всем признакам парень не из последних, а девица эта: Тамара из Омска, двадцати шести лет, продавщица в отделе «Бакалея», глазками своими на меня так и пялится. Про мысли её я лучше совсем промолчу. Самое безобидное в них: прогуляться со мной по берегу моря, при луне и в неглиже. Каково, а? Я же, между прочим, тоже не железный. Мне, может быть и нравиться только одна девушка, но плоть то не обманешь. Ей жёсткий секс подавай, а любовь этой части тела ни к чему. Нет, надо срочно в море идти. Такое только работой лечится.

— Извините — обратился я к Томе. — Вы за вещами моими не посмотрите, пока я плавать буду?

— Посмотрю — ответила она так, будто я у неё сто рублей попросил, причём насовсем.

Эх Тома, Тома. Ну зачем же ты так? А могли бы остаться друзьями. Надо тебе, что то менять в характере, неровен час твой Глеб, психанёт и уйдёт к другой. С кем тогда на старости лет ругаться будешь?

По дороге с пляжа зашёл в Герману. Он, как обычно при деле, весь собран и напряжён. Готов броситься, словно лев, к любому покупателю, лишь поинтересовавшемуся его примечательным товаром. Да — это талант, данный от бога. Такому не научишься и не приобретёшь.

— Привет — кивнул я ему, утром нам не довелось пообщаться.

— Привет — отдавая кому то сдачу, сказал товарищ. — По делу?

— Нет. Зашёл должок отдать — протягивая четыре помятых двадцати пятирублёвки, обрадовал его я. — Спасибо ещё раз. Выручил.

— Да не за что. Заходите ещё, если будет потребность — засмеялся продавец.

— Спасибо. Непременно.

— Как там, с пакетами? — окончательно освободившись от клиента, спросил меня компаньон по лишь намечающимся продажам.

— Всё по плану. Ждём. Через пару дней приступим к реализации.

— Скорее бы. Сейчас самый наплыв пошёл. Народу в городе тьма. Быстро распродадим.

— Твоими бы устами… — почувствовав несгибаемую уверенность Германа, попытался переложить её на себя.

— Даже не сомневайся — перебил он меня. — Всё в лёт уйдёт. Москвичи и Питер, понятное дело, к нам в очередь стоять не будут, но остальные порвут. Не знаю даже, может попросить кого то в помощь на несколько дней? Боюсь не угляжу за всем, сопрут чего нибудь.

— А чего, могут?

— Да запросто. Вон хотя бы последний случай взять. Вроде и мужик был интеллигентный. Всё мне: — «Будьте любезны», «Дайте пожалуйста», а сам кепку с очками напялил и пока я со штанами возился, к выходу прямиком.

— И, чего? Смылся?

— Хрен ему. От меня просто так не убежишь.

— Чего, ментов вызывал?

— Ну, ты Тоха скажешь тоже. Ментов. Не смеши меня. Сдёрнул очки, шапку, двадцатку отобрал и сказал, чтоб больше не появлялся в нашем городе. Убьём.

— Круто — подивился я простоте расправы.

— А по другому нельзя. Народ простых слов не понимает.

Оставшееся, до часа «Х», время, проводил строго по режиму. Подъём в шесть, затем плотный завтрак, после него пятичасовая, усиленная тренировка. Дальше обед, отдых, снова тренировка, с ещё большими нагрузками. Вечером поход в кино, лёгкий ужин и крепкий сон. Самое большое, чего мог себе перед ним позволить, это чтение «Географии». Занимательная, должен сказать, вещь. Особенно, когда в ней открываешь столько нового для себя. Когда же этот самый час «Х», неумолимо двигаясь в нужном направлении, всё таки наступил, я прямо с утра прибежал на телеграф и начал названивать своему знакомому мореходу, раз за разом обновляя заказ на его, временно не отвечающий, телефон.

С механиком состыковался только с пятой попытки, ровно в половине первого, медленно текущего дня.

— Да — бодро ответили мне со стороны огромной, Новороссийской бухты.

— Вахид. Это Антон — с трудом сдерживая эмоциональный всплеск, представился другу я.

— Угу. Узнал — коротко ответил он и словно автомат, продолжил: — Сбор назначаю на завтра. Федьку предупредил. Встречаетесь у гаража, в семь.

— А мне, к тебе приезжать не надо? Может я лучше, сначала к тебе подскочу? Переговорим.

— Незачем. Документы у тебя в порядке? — отказался от встречи со мной, Вахид.

— Всё готово — доложил я, о собственной расторопности.

— Ну, тогда и не дёргайся. Переговорить сможем и потом. Всё. Давай. Отбой. До завтра — закончил моряк короткий, телефонный разговор.

Наконец то! Свершилось! Теперь можно прекратить над собой измываться, плавать в день по восемь часов, совсем нелегко. Работа захватит полностью, без остатка и Лилька отойдёт на второй план. Замучила она меня окончательно, своими постоянными приходами по ночам. Уставится огромными глазищами и спрашивает: «Почему не звонишь? Разлюбил?» Ужас. Пострашнее любого кошмара, там хотя бы понимаешь, что сон не про тебя.

Покинув надоевший до чёртиков телеграф, пошёл прямиком в ближайшую столовую. Такое дело обязательно надо закусить. Позволил себе кутнуть, на широкую ногу. Взял сразу два салата, из огурцов и помидоров, борщ, три котлеты «По-киевски», с картошкой и капустой, на десерт компот и слоёное пирожное, стоимостью аж двадцать две копейки, маленькое, но на внешний вид очень привлекательное. Гулять, так гулять. Теперь могу себе это позволить, товар уже дома, осталось только из порта его забрать.

Отобедав, снова выбрался на свежий воздух, где попрежнему ярко светило солнце, было жарко, в меру ветренно, а толпы диких отдыхающих с ещё большей беспечностью бродили по перегретому асфальту, двигаясь одинаково быстро, как к морю, так и от него.

— Нет, что ни говори, а жизнь прекрасна, даже не смотря на некоторые, личные переживания — подумал я, умиротворённо поглядывая по сторонам.

Мысль не новая, но определённая свежесть в ней, всё же есть. Поэтому возникшее, с её приходом, желание, поделиться своим открытием с Германом, не выглядело, чем то сверх естественным и я тут же отправился к нему, не торопясь, и стараясь лишний раз не подставляться под вертикальные лучи, опасного, полуденного солнца.

— Созвонился. Сказали всё готово. Завтра поеду забирать — поставил я в известность владельца комиссионного отдела, зайдя в переполненный людьми, универсальный магазин.

— Антоха! Брат! Вот обрадовал, так обрадовал! — засуетился он, махнув рукой на толпящихся у его витрины, клиентов. — Надо срочно, с кем то о помощи договариваться. Сегодня же вечером к Ашотику зайду, он никогда не откажется от подработки.

— Всё таки думаешь, не справишься один?

— Уверен. Народ повалит валом. Пакетов в продаже, давно нет.

— А сколько ты ему собираешься платить? — поинтересовался я у коммерсанта, ещё толком не понимая, зачем.

— Десятка в день. На меньшее никто не пойдёт. Лето.

— Солидно — оценил я, действительно неплохое предложение и подумав немного, добавил: — А знаешь что, Герман? Не ходи ты ни к какому Ашотику. За десятку я и сам тебе помогу. Идёт?

Поживи на рубль в сутки и не так запоёшь. Деньги у меня имеются, в карты не зря играл. Но часть из них отложена на самый чёрный день, а остальные пойдут на дело. Из них мне надо будет расплатиться с Фёдором, взять билет до Новороссийска, там чего то поесть, рассчитаться за извоз обратно, до Анапы, пакеты я сразу сюда повезу и это не считая того, что сегодня мне ещё целый день жить и хотя бы чего то жрать. Десятка, в моём положении, это очень хорошее подспорье и надо быть круглым дураком, чтобы отказываться от него.

— Герман — спросил я, вспомнив об одном немаловажном обстоятельстве, прописанном в уставе, о деятельности само занятых граждан страны: — А нас с тобой никто за хобот не схватит?

— По поводу? — не понял моей настороженности, владелец-продавец.

— Ну, ты же сам говорил, что тебе нельзя иметь наёмных рабочих.

— Да, ладно — смело махнул он рукой, на мои, как оказалось, пустые переживания. — Кому я нужен? Лето на дворе. Все контролёры сами деньги зарабатывают. Да и не нанимал я тебя. Ты просто пришёл со мной поболтать и между делом подтаскиваешь коробки с товаром, на правах хорошего друга и больше ничего. Так?

— Конечно. Я вообще люблю бесплатно работать. Меня хлебом не корми, а дай что нибудь тяжёлое потаскать. Характер такой. Ты же в этом не виноват?

— Точно. Так всем и говори, в случае чего.

На этом и остановились. Герман продолжил работать, радуясь, что не придётся уламывать хитрого армянина, а я снова пошёл домой, поваляюсь на кровати, после шести мне опять сидеть на телеграфе, на этот раз Фёдора буду ловить, на телефон. К нему, кроме всего прочего, у меня появился ещё один, очень скромный вопрос, почему то принявший чёткие очертания только после того, как я согласился подработать у Германа, продавцом.

Связь, с коллегой по работе, наладилась с первого же раза и просьбу, выстраданную мной несколько часов назад, он тоже воспринял легко и непринуждённо, попросив за каждый, заказанный у него, постиранный мешок из под крупы, муки или сахара, всего то, один рубль. Не дорого, если судить по местным расценкам на обычные пакеты. Заказал пятьдесят штук, не очень представляя сколько их может в действительности понадобиться, под прибывший из заграницы товар. Перегружать посылки всё равно куда то надо, не повезу же я контрабанду в Анапу, прямо так, в деревянных ящиках, со странными надписями по бокам. Свободных денег осталось не много, вот их все я и предложил Фёдору в качестве вознаграждения, в случае, если он сумеет выполнить мою, немного странноватую просьбу. Его она не обескуражила, напротив, водитель РАЙПО даже обрадовался ей, да так сильно, что тут же попробовал увеличить количество свалившейся на него халявы, до больших, почти неприличных размеров. Тара, конечно, универсальная и не пропадёт, но пятьдесят рублей это всё, чем располагаю на данный момент, помимо жёстко закреплённых затрат. Отказался, быстро закончив и так затянувшийся разговор. Успеем ещё наговориться, завтра, когда будем груз мимо охраны вывозить.

Вечером следующего дня, наш штатный водитель, правда считающий основным местом своей работы другую организацию, ждал меня в условленном месте намного раньше, чем можно было бы его там ожидать. Я считал, что сам приехал рано, а Фёдор уже напротив гаража стоит.

— Прямо с работы прибыл — доложил он, должно быть заметив на моём лице, откровенное удивление. — Домой только позвонил. Не хотелось нервы перед ответственным делом портить.

— Давно стоишь? — не став уточнять обстановку на его семейном фронте, спросил я, крепко пожимая протянутую ладонь.

— Да так. Не очень — двумя короткими фразами, легко уклонился он от ответа. — На складах ещё, какое то время торчал. Ждал, когда мешки у девчонок досохнут. А потом сразу сюда. Да, кстати, с тебя пятьдесят рублей. Не забыл?

— Нет — ответил я и тут же достал деньги из кармана: — Вот, возьми, как договаривались. Ровно пятьдесят. А ты что, сомневался?

— Да нет, не сомневался. Просто кладовщицы нервничали, пришлось им всю свою заначку отдать.

— Понял. Ну тогда, в следующий раз, буду лучше предоплату оставлять. Знал бы, что так получится, ещё бы раньше пришёл — с готовностью отозвался я на душевную боль, своего сердобольного друга.

— Ладно, проехали — лихо перебирая выданные мной пятёрки, отмахнулся сотрудник РАЙПО, а закончив с ними, поинтересовался у меня: — Пересчитывать будешь?

— А зачем? Мы же не в магазине. Да и верю я тебе, как никому другому — попытался я загладить словами, свою несуществующую вину.

— Тоже верно. Тогда открывай ворота, сгружаем и дальше поедем. Сегодня нам опаздывать нельзя.

В порт пробрались идеально. Охрана к моим каракулям и присматриваться даже не пыталась. Ей было сказано: — «Отстань», она себя и вела соответственно. Нравиться мне работать со служивыми людьми, всё понимают с полуслова, ни о чём лишнем не спрашивают, движения чёткие и экономные. Взглянул на бумажку, открыл ворота, пропустил автомобиль, закрыл проход и в будку. Ну, а вот дальше был полный кавардак и никакого порядка. Со слов Феди, к интересующему нас сухогрузу за что то прикопалась таможня и принялась его трясти на «излом». Его опытный взгляд ещё на подъезде к судну, выловил на нём, какую то ненужную суету. Услышав про это, я заволновался и предложил товарищу смотаться из порта, как можно быстрее, пока и нас не повязали, вместе с проштрафившимся экипажем, но на этот раз выдержка водителя взяла верх над моей.

— Не кипишуй — успокаивал он меня. — Встанем в уголок, так чтобы нас никто не видел и посмотрим, как дальше дело пойдёт. Слинять всегда успеем. Пропуск на выезд у тебя на руках?

— Да, ты же видел — подтвердил я свои, почти безграничные полномочия.

— Ну, тогда стоим и ждём. Ворота никто перекрывать не будет. Если чего найдут, блокирнут только корабль и всё. Мало ли тут машин разъезжает. Кому мы нужны?

Ждали долго. Вроде и таможня уже ушла, и на несчастном сухогрузе всё стихло, а наш главный герой, так и не решался спуститься на берег, и даже с палубы рукой, нам не помахал. Федя уже и так, и эдак задом вертел, перед затурконным судном, чуть ли не открытым текстом отбивал радиограмму: — «Вахид, ну скажи нам, хотя бы что то». А в ответ тишина, будто и нет на борту нужного нам члена команды, отвечающего за плавный ход корабля по воде.

— Может эта сволочь политического убежища в Турции попросила? Прибрала общие денежки и того, ходу дала к чужим берегам — закралась в мою голову, крамольная мыслишка, но Федя, словно почувствовав моё паршиво-настороженное настроение, тут же её отогнал:

— Если не сходит, значит полундра у них ещё не прошла. Будем ждать.

— Будем — согласился я, а что нам ещё оставалось.

Время шло, мы сидели в машине и ждали. Подвижек на корабле никаких, даже уверенный водитель начал понемногу дёргаться. Пришлось мне брать на себя функции успокоительного, не всё же моему приятелю талантами блестать. Поправил его сникшие мысли, добавил в них немного азартного огня, в виде блеска презренного металла, он и успокоился. А вскоре и на корабле народ зашевелился.

— Идут — ткнув пальцем в лобовое стекло, резко прервал Фёдор, мои скромные попытки выглядеть способнее, чем я есть на самом деле.

По трапу действительно спускалось около десяти человек, но нужного нам я так и не увидел.

— Вахида среди них нет — проявил я смекалку.

— Вижу — холодно ответил Федя. — Ты, что же хочешь, чтобы он прямо сейчас спустился и крикнул нам: — «Мужики, становись на погрузку!»? В засаде сидеть ещё минимум час. Капитан должен смыться, вахта смениться, крановщик на кран залезть. Или ты ящики вручную сгружать собираешься? Да, кстати, у тебя накладная выписана на тот же самый груз, что мы и сюда завозили?

— Да. Вахид сказал слово в слово переписать, только дату новую поставить. А так, тоже самое.

— Отлично, тогда сидим и спокойно ждём. Ему ещё тайник вскрыть надо, потом всё в ящики переложить, заколотить их на гвозди, опломбировать и только после этого с краном связываться.

— Волокита — подтвердил я, сказанное шофёром.

— Ну, а то? У каждого своя мера ответственности. Я вон не очень понимаю, как ты это всё реализовывать собираешься и ничего, сижу ровно. А Вахид сказал, что верит в тебя. Так мне прямо и заявил: — «Антон, парень что надо. Если говорит, что продаст пакеты, значит так и будет.»

— А ты, веришь? — зачем то поинтересовался я, у Фёдора.

— А моё дело — маленькое. Груз привёз, куда сказали, деньги за доставку получил и нет меня. Остальное ваша забота, реализация меня не касается — скромно ответил он и замолчал.

За час, что ещё просидели в крохотном «москвиче», ожидая вестей из недр сухогруза, я всю задницу себе протёр, нервно ёрзая ей на сидении не очень нового автомобиля. Но, слава богу, не напрасно издевался над плохо развитой частью, своего мускулистого тела. Вахид, в конце концов, появился, хотя и не надолго. Он пару раз махнул руками, стоя у борта своего корабля, как мне показалось будто и не нам вовсе, а потом снова исчез, но сидевшему рядом, бывшему матросу, этого краткого выступления моего друга вполне хватило.

— Симофорит, чтобы были наготове — со знанием дела сказал он, нервно улыбаясь и поглядывая на меня. — Смотри в оба. Сейчас кран начнёт шевелиться.

И точно, минут через пять, где то поблизости чего то заскрипело. Потом мы увидели, как зашевелилась огромная стрела, а вскоре крановщик и вовсе, умело закинула троса в сторону трюма, стоящего у причала корабля. Ещё через какое то время оттуда, на деревянном поддоне, плотно прижатые друг к другу, вылезли наши, чёртовы ящики, грязные и не похожие на себя. Процесс переброски груза завершился плавным приземлением тары, на заасфальтированный пирс. К этому времени мы уже стояли в полной, боевой готовности и внимательно отслеживали маршрут его передвижения. Фёдор, на правах более опытного, освободил поддон от металлических пут и они, словно только и ожидая этого, резко взлетели вверх, исчезнув в темноте, будто и не было их тут никогда. Я тоже не стоял без дела. Открыл задние двери легковушки и в одиночку приступил к погрузке. Пару маленьких ящиков легко перетаскал самостоятельно, а там и Фёдор подоспел, и мы принялись за длинные, а значит и более тяжёлые. Три минуты и двери машины снова закрыты. Вахид наблюдал за нами с палубы, он так и не спустился вниз, а на прощание лишь махнул рукой, так и не назвав мне точное количество привезённого груза. До определённого момента я сомневался даже в его номенклатуре, но когда, в гараже, мы вскрыли первый короб, половина вопросов отпала сама собой. Из далёкой Турции, к нам, точно в срок, пришёл именно тот товар, который я и заказывал. Не беда, что он без накладной и без спецификациии, я и так вижу, что пакетов несколько видов, а сколько их по объёму, сейчас то, какая разница.

Фёдор отъехал, от дома моих добродушных арендодателей, где то около половины четвертого ночи, или даже утра. Состояние у нас было такое, что не поймёшь толком, чего на самом деле на улице. Он помог мне перетаскать в дом объёмные, тряпичные мешки с пакетами, взамен получил всё, что с меня причиталось ему. Перед отъездом пожал мою, уставшую руку, поблагодарил за предоставленную и вовремя оплаченную, работу, высказал надежду, что видимся не в последний раз и поехал обратно, скорее всего, прямиком на свою постоянную работу. Не завидую я этому, пожилому мужчине. Всю ночь на нервах, а впереди новый рабочий день, да ещё и за рулём. Хотя мне и самому сегодня, много поспать не удастся, от силы часа три, четыре прихвачу, а потом надо будет готовиться к великой распродаже, внезапно свалившейся на этот город, не без моего участия.

ГЛАВА 12

Разбудил меня настойчивый стук в дверь. По всей видимости, тарабанили давно, но достучаться, у незванного гостя, получилось не сразу.

— Ну, кого там ещё черти принесли? — сквозь сон, зло выкрикнул я.

С той стороны мой голос услышали и тут же дали знать о себе:

— Антон. Пакеты сегодня толкать будем? Или ты пока не готов?

Герман? И откуда он только узнал, что я, чего то ночью привозил? На дворе темень была непроглядная, мы, когда разгружались, чуть ноги не переломали. Вели себя, по возможности, тихо, не безобразничали и даже разговаривали только с той стороны забора, чтобы отдыхающих людей не разбудить. Нюх у него особый на такие вещи, что ли? Кое как поднялся, спать хотелось страшно, чего я там полежал. Пошатываясь и протирая глаза руками, медленно подошёл к дверям, стараясь не споткнуться о хаотично разбросанные по полу, наполненные пакетами мешки. Потянулся, сладко зевнул и лишь после этого скинул накидной крючок с хиленькой двери.

— Ну, что тебе? Чего ломишься в такую рань? — спросил я хозяина подворья, глядя на него сквозь щёлочки глаз.

— Время почти девять, до открытиям магазина всего час остался — просветил меня он. — А ты, я ночью видел, вроде товар завозил. Надо определяться, сегодня его реализовывать начнём или на завтра старт продаж перенесём?

Я задумался. С одной стороны: раньше за дело возьмёшься, раньше с ним и расквитаешься. А с другой: у меня толком так ничего и не проверено, ни сосчитано, и не разложено. Сколько в каждом мешке пачек лежит я не знаю, вчера кидали второпях.

— Думай быстрее — поторопил меня Герман. — Время тикает.

— Ладно, давай сегодня. Только я разбираться с товаром у тебя буду. Пока даже не знаю, куда и чего положил.

— Идёт. Я, тогда машину подгоняю? — спросил меня, обрадованный шофёр-универсал.

— Чего, прямо сюда? — не поверил я словам, расторопного хозяина огромного количества пристроек.

— А чё такого? Сейчас столы и стулья сдвину, и подъеду — хладнокровно ответил он, мало обращая внимания на встревоженных его поведением жильцов.

В машину Германа влезло всего восемь серых мешков, туго перетянутых в горловине. Можно было бы попробовать и больше напихать, но тогда их отлично бы просматривали с дороги, а мой приятель не хотел афишировать нашу поездку перед ГАИ. Пока остановимся на этом, а там посмотрим, как дело пойдёт. Если не хватит, в обед ещё разок съездим, тут и надо то будет оторвать от него, минут двадцать, на всё про всё.

Пока владелец точки готовился к наплыву покупателей, я вскрыл пару крайних мешков, вытряхнул их содержимое прямо на пол и принялся его изучать. На наше счастье в них лежало два вида столь ожидаемого товара, что намного упращало его реализацию. Используя свои обширные познания в области математики, я быстро сосчитал количество выпавших пачек, умножил их на пятьдесят и быстро получил искомую цифру пакетов, готовых к продаже.

— Чего, ставлю их на баланс? — хитро закрутив свой очередной вопрос, спросил меня Герман, заметив, что я отодвинул полученную кучу, в сторону от мешков.

— А надо? — засомневался я, в столь неожиданном предложении.

— А, как же. Для отчётности положено — насторожил меня продавец, неоднозначно трактуемым ответом.

— Для какой такой, отчётности? — спросил его я.

— Да между нами, конечно. Для витрины у меня штук двадцать давно оформлено.

— А, ме-жду на-ми — успокоившись, протянул я. — Если между нами, тогда ставь. Если так надо.

Всё не могу привыкнуть к тому, что основная масса населения не способна впитывать в себя информацию, как я. Мне достаточно один раз услышать цифру и я её уже не забуду никогда, а остальным надо чего то постоянно записывать.

Запрягали, как и положено, долго, но ближе к обеду раскачались и понеслись в галоп. Герман, словно заводной, одной рукой хватал деньги, быстро считал их, другой выхватывал у меня заготовленные очередному покупателю пакеты, третьей, будь у него таковая, приступал бы к обслуживанию следующего, а так ему приходилось три секунды ждать, пока освободиться вторая. За это время мой товарищ успевал закинуть ден знаки в специально установленный, прямо у его ног, посылочный ящик и лишь после этого поднимал свои глаза на верх, и начинал работать с клиентами снова. Обедать не пошли, просто попили из под крана воды и начали готовиться к очередному наплыву. Покупатели уже атаковали стеклянные двери магазина, бурно обсуждая наш дефицит.

После закрытия, на моего замученного работой друга, было жалко смотреть, хотя, если верить его словам, чувствовал он себя великолепно.

— Антоха! — радостно говорил он мне, не скрывая своего лихорадочного возбуждения. — Такой выручки у меня никогда ещё не было. Брат, как всё же вовремя ты заскочил тогда, ко мне на огонёк. А мог же просто пройти мимо. Нет, я всегда знал, что фортуна, в нашем деле, на первом месте стоит. Без неё ни одна торговая операция нормально не проходит.

Я может быть и поспорил с ним, но сил у меня ни на что не осталось. Не привык я в таком темпе, кланяться земле, а именно этим приходилось заниматься большую часть, не заметно пробежавшего дня. Не знаю, как завтра буду работать. Если не придумаю, чего нибудь, придётся Герману точно отращивать третью руку.

До поздней ночи мы считали и делили деньги. Две тысячи сто пакетов, реализованные за один рабочий день, принесли владельцу комиссионного отдела ровно десять с половиной тысяч выручки. Дебит с кредитом, как заявил наш главный эксперт по торговле, сошлись копейка в копейку, что говорит о высоком мастерстве моего друга, опять же, с его слов. Не знаю, на самом деле он так велик или нет, но после произведённых расчётов, я был готов петь ему дифирамбы хоть до утра, если бы завтра, снова не идти на работу. Денег заработали действительно много. К себе я приволок туго набитую, картонную коробку из под обуви, почти с семью тысячами рублями в ней. Большенство бумажек было собрано в пачки, перетянуто полосками из газеты и подписано, опть же, моим расторопным другом, работавшим и с купюрами, словно счётная машина. Не будь его рядом, я бы с такой кучей помятых бумажек возился до следующего утра. А так мне осталось ещё достаточно времени, чтобы нормально выспаться хотя бы этой ночью. Хорошо сложившемуся дню радовался сильно, но не долго. До той самой поры, пока остро не встал вопрос с местом для хранения появившейся у меня наличности. Естественно, что я сразу же пошёл давно проторенным путём и попытался засунуть её в узкую щель, обнаруженную мной на стыке двух стенок и уже используемую, как тайник. Но, не тут то было. Денег оказалось так много, что я и четверти не смог туда запихать. В поисках более подходящего места, вышел на улицу. Здесь не лучше. Темно, видно плохо и главное не понятно, где реально можно найти временный приют таким огромным деньгам. Вернулся обратно, встал на карачки и принялся досконально изучать пол. Простучал все доски, плотно подогнанные друг к другу, добросовестными строителями времянки. Пустот нет, да и сидят они крепко, руками не оторвать. Ещё раз обошёл комнату по периметру и снова, ничего подходящего в ней не нашёл. Тот уголок, что отодрал, давно дышал на ладан, а в остальных местах обои лежат ровно, намертво прижимаясь к деревянной стене. Вот же чёрт! Мало того, что деньги заработать не просто, так ещё и не знаешь, куда их спрятать после того, как они оказались у тебя на руках. Сунул коробку в тумбочку и повинуясь требованиям болевшей спины, прилёг на кровать, думать можно и в лежачем положении. Но думать долго не пришлось, точно так же, как и полежать спокойно. Первый же взгляд на потолок заставил снова встать, залезть на тумбочку и приступить к его изучению. Это единственное место, где я ещё не пробовал нанести ущерб арендуемому мной помещению. Тщательный осмотр верхней части постройки, не принёс ожидаемых результатов. Потолок, точно так же, как и пол со стенами, выглядел солидно, но отступать мне не куда, буду ломать. В одном месте фанеры не хватило и его слепели из трёх небольших кусков, один то уж я, как нибудь отковыряю. Снова вышел на улицу и крадучись, словно вор, забрался к Герману, в гараж. Задняя дверь в нём, на ночь, не закрывается. Нажал кнопку выключателя, повертел головой, увидел монтировку, мирно лежащую на верстаке, схватил её левой рукой, в правую пристроил молоток, плоскогубцы и тут же погасил слепивший глаза свет. Не надо, чтобы меня кто то здесь видел. Не к чему. Мне предстоит дом ломать, а это, его владельцев, навряд ли обрадует.

Деньги спрятал, легко и быстро. Оказывается, между крышей и потолком была запихана обычная стекловата, мне и надо то было вытащить её и всё, пакет с деньгами лёг, как вкопанный.

Выполнив дело, снова улёгся на кровать, на этот раз окончательно и безповоротно. На дворе глубокая ночь, а завтра у нас новый рабочий день и мне предстоит вкалывать не меньше, чем сегодня.

Торговля шла весело и бойко, ещё почти четыре дня. Мы с Германом устали, как ездовые собаки, бегающие без отдыха в буран, по бездорожью. Последние часы еле держались, чтобы не послать всё к чёртовой матери. Нас даже деньги уже не интересовали. Хотелось лишь одного, упасть где нибудь и больше никогда не видеть этих дурацких пакетов. Всего мы продали сто пятьдесят упаковок, а это, не много не мало, семь с половиной тысяч штук, так необходимой народу, цветастой, заморской заразы.

— Да. Я, наверное, год ими торговать не захочу — сказал мой друг, избавив нас от последнего экземпляра.

— А я деньги в руки брать, столько же, не буду. Не зря говорят, что они зло — озвучил я своё отношение к купюрам.

Кстати, складывать рубли пришлось в мешок из под сахара, столько их нам надавали. Домой добрались в ужасном состоянии, а нам ещё предстоит всё разложить, расфосовать в пачки и поделить, по честному. Мне же, кроме этого, придётся ещё и с потолком возиться. Завтра ни к какому Вахиду не поеду, буду на кровати весь день валяться, устал. У Германа тоже выходной, воскресенье. Так что вместе будем дома отлёживаться. Ну дёрнул же меня чёрт, связаться с этой упаковкой. Чтоб я ещё хоть раз в жизни взялся торговать пакетами. Да никогда. Пропади они пропадом, сколько бы денег с них не падало.

Несмотря на ночные бдения, проснулся рано и с абсолютно свежей головой. Но с кровати всё равно вставать не хотелось. Тупо лежал на ней, выставив ноги наружу и пялился в потолок. Это же сколько там у меня денег припрятано? Прикинул. Сумма впечатлила. Вахидовых одиннадцать тысяч с копейками и моих семнадцать, с огромным, просто нечеловеческим хвостом. Почему у меня больше? Всё очень просто. Рубль, который я у Германа отбил, он же у меня остался. Не честно? Может быть и не честно. Но, извините. Это лично моя заслуга и ни с кем делиться ей, я не хочу. Хватит, побегал на побегушках, словно мальчик. Теперь всё, буду становиться респектабельным членом социалистического общества.

— Я что вам, грузчик с мясокомбината? — в сердцах сказал я, в никуда.

А действительно, сколько бы я эти деньги зарабатывал, если бы трудился тем, про кого только что вспомнил? Не приведи бог, конечно. Быстренько разделил лежащую под потолком сумму, принадлежащую именно мне и не поверил собственным мозгам. Пересчитал ещё раз, хотя знал, ошибки быть не может. Всё правильно, работать на мясокомбинате пришлось бы, чуть больше пятнадцати лет. Ужас. Это сколько бы мне, тогда было? Если по паспорту, то почти тридцать семь? Я медленно поднялся, сел на кровати и уставился на свои натруженные руки, мирно лежащие на коленях, не меньше уставших, ног.

— И, что бы после этого с вами стало? — тихо спросил я у них и снова посмотрел на потолок.

Воспоминания, о самой почётной профессии, на территории нашей Родины, пробудили во мне море энтузиазма и заставили позабыть об отдыхе, как таковом. Уже через полтора часа я мчался на легковом автомобиле и думал о том, как удивится моему приезду моряк черноморского флота. Всего четыре дня понадобилось мне, чтобы избавить нас от, казавшейся ему неразрешимой, проблемы. Четыре дня и вот они, денежки, в сумке лежат. Извольте получить.

В дверь к товарищу звонил долго. Когда надоело, перешёл на ручной режим. Знаю точно, он дома, сегодня же выходной. Откликнулся Вахид только на удары ногами и то, мне пришлось одну из них, перед этим, поменять.

— Какого хера надо?! Пошли все на…! Выду «щас», порву! — встретил он меня намного жёстче, чем я предполагал.

— Вахид, открой. Это я, Антон — почти нормальным голосом, ответил я ему.

— И чё припёрся? — шурудя железом замка, чуть ласковее поинтересовался строгий хозяин.

Дверь упрямо не поддавалась, обычно умелым, рукам моряка. Она сама и установленный на ней механизм были не по разу обласканы не нормативными словами, и я уже начал подумывать о возвращении домой. О чём можно разговаривать с человеком, находящимся в таком состоянии, а передавать ему деньги, да ещё такие, совсем дело гиблое. Завтра проспится и скажет: не было ничего, потом доказывай ему, что всё отдано.

— Заходи — вываливаясь следом за непослушной деревяшкой наружу и всем телом падая на пол, предложил мне Вахид.

— Давно гуляешь? — подымая его и возвращая в дом, попробовал я достучаться до пьяного, что называется в стельку, человека.

— На свои пью. И кого здесь это…? — Вахид снова крепко ругнулся, но остался стоять на ногах.

Ведёт себя, как свинья и куда только подевались его обычные манеры? Когда трезвый, ещё и меня пытается, чему то поучать. Интересно, а смогу ли я повлиять на его сознание, находящееся под воздействием алкоголя, вот прямо сейчас? Закрываю входную дверь и сразу же обрушиваю на приятеля всю мощь своих, нечеловеческих сил. Круто. Вахида повело, как пушинку, затрясло словно в него с неба попал электрический разряд, зрачки забегали вокруг собственных орбит, а ноги сами потащили непослушное тело в, расположенный в двух шагах от нас, туалет.

Минут десять прошло с начала моего первого, почти экспериментального, сеанса по отрезвлению, а мой друг уже и не помнит, чего и, как давно, он пил. Да у меня прямо талант, вселенского масштаба! Вот, чем надо заниматься, а не контрабандные шмотки завозить в страну. Я только на одних алкашах озолочусь.

— Так ты, чего приехал? — сбил меня с перспективной мысли, моментально протрезвевший моряк.

— Чего? — сделал вид, что не расслышал. Не хотелось выходить сразу, из столь радужной и реально выполнимой, мечты.

— Спрашиваю. Какого хрена припёрся? — почти по буквам проговорил, резко сменивший имидж, товарищ.

— Деньги привёз — со вздохом разочарования, сказал я.

— Сколько? — открывая дверцу, почти пустого холодильника, задался вопросом хозяин этого, бытового агрегата.

— Все — оценивая чистоту металлических полок, буднично ответил я.

— Что значит все? — повернувшись на пол оборота, поинтересовался помощник механика, у меня.

— Все, это значит все. Здесь, вся твоя доля. Можешь не пересчитывать. У меня, как в банке — легонько стукнув ладонью по сумке, так и висевшей на моём плече, скромно ответил я ему.

— Подожди. А, число сегодня какое? — снова прислоняя свой массивный зад на табуретку, спросил обескураженный моряк.

— Число такое, какое и должно быть — тоном диктора всесоюзного радио, сообщаю я. — Не в календаре дело. Это я выполнил, ранее принятые на себя социалистические обязательства, с опережением их аж на целых двадцать шесть дней. Ура, товарищи!

Амба. Член команды сухогруза в шоке, а я наслаждаюсь моментом, собственно говоря, ради которого и ехал сюда.

Деньги, мой недоверчивый друг, всё же пересчитал, но не из-за недоверия ко мне, а по другой, более прозаичной причине. Он никак не мог поверить, что я расправился с нашим товаром в столь короткий срок и в качестве единственного доказательства, готов был принять лишь наличные, как гарант моей искренности и нашей вечной дружбы, на этой грешной земле.

— Молодец, Антоха! — выискивая на столе стакан, как известно горбатого только могила исправит, похвалил меня земляк. — Думал, долго возиться будешь. А ты, вон значит, как. Быстро справился.

— Обещал, что справлюсь и вот. Получите — не забыл и я похвалить себя.

— Молодец, молодец. Но всё равно — вытирая ладонью пересохшие губы, сказал, пока ещё трезвый, Вахид, — с этим дерьмом я больше возиться не буду. Ты думаешь запил я, почему?

— Почему? — поддержал я разговор, вопросом.

— Почему, почему. От нервов. Работёнка в этот раз досталась ещё та. Там выгрузи, обратно прими и не пакетик, а целый баул. А здесь, чего творилось? Видел?

— Присутствовал — коротко подтвердил я, шмон на корабле.

— Вот. Так что извини брат, но с этим всё. Завязываем.

— Чего? Разбегаемся? — испуганно, спросил я и не на шутку разозлившись, высказался по полной: — Как же так?! Только начали работать! Деньги большие в руки пришли! И всё!? А на хрена я с документами вопрос решал?! Людей в таможне раком ставил!? Ты чего думаешь, они за просто так мне пропуска выдают!? Хочешь, чтобы меня на вилы поставили!? Там, таких как я, в очередь стоят человек сто, а они мне поверили!

— Ты чё, дурак? Чё разорался? — прищурив правый глаз, уставился на меня, временно окосевший поммех. — Я про пакеты и бумагу говорю. С ними дело иметь отказываюсь. А про всё остальное разговора нет. Будем таскать, как и прежде. Объёмы правда придётся немножко урезать, а так всё в силе.

— Так бы сразу и сказал — взяв себя в руки, облегчённо выдохнул я. — Это другое дело. А то я уж подумал, что ты вовсе решил с контрабандой покончить. Кто тебя знает, может в тебе пролетарская совесть проснулась?

— Если честно. Надо бы. Деньжат мы с тобой, на пакетах этих, много приподняли. По машине можем запросто купить. Но, как говориться, кто ж от возможности ещё больше заработать, в трезвом уме откажется.

— Денег много не бывает. Тем более у тебя старость на носу — согласился я.

— Это точно. Глазом не успеешь моргнуть и всё. Спишут под чистую. А на одну пенсию сильно на разгуляешься.

— Значит работаем дальше? — решил я поставить все точки, над симпатичной буквой «и».

— Работаем — отчего то с грустинкой в голосе, ответил товарищ.

— Всё. Отлично. Приступаем тогда к следующей операции? — одной точки мне отчего то показалось маловато.

— А, что же ещё нам остаётся? — снова без особого энтузиазма, сказал сам себе Вахид.

— Согласен. И чем мне прикажите на этот раз заниматься?

— Всё тем же. Готовь пропуска и приступай к закупке. Часы за кордон повезём. Их начинай закупать — выдал мне направление хозяин и не выдержав, плеснул из бутылки в грязный стакан.

Времени, на всё про всё, у меня осталось не много, неделя на закуп и день на завоз. Может показаться, что я недооцениваю собственную целеустремлённость, но это только на первый взгляд. Свои возможности прекрасно знаю. Часы это, конечно, не бумага и проявитель, но и с ними не легко человеку, до сих пор не имеющему чего то похожего, на собственной руке. А, когда ты ещё и в ценовые рамки загнан, и ассортиментный ряд не блещет наименованиями, то задача усложняется вдвойне. Сорок рублей и ни копейкой больше, это максимум, на который я могу рассчитывать при покупке одного экземпляра советских часов марки «Полёт» и «Юность», почему то пользующихся бешеным спросом в слаборазвитых, африканских странах. Деньги, надо честно сказать, совсем не маленькие, а с учётом того, что за одни джинсы нам надо будет отдавать два механизма со стрелками, то ожидаемая прибыль, от планируемой сделки, не кажется чем то заоблачным. Настроение у меня не траурное, отнюдь, я хорошо помню сколько платят за работу грузчикам, но воспоминания о пакетах, заставляют его держаться в зоне «не то ни сё». Вот если бы нам, хотя бы ещё разок, с этим товаром поработать. Да, мечты мечты. Партнёр даже намекать, про существование полиэтиленовых мешков, категорически мне запретил, только и остаётся, что вспоминать про бешеные продажи в отделе у Германа. Хотя, возможно и такое, что Вахид в очередной раз прав. Везение, штука переменчивая и не стоит им долго злоупотреблять. Ладно, буду заниматься тем, что партия велит, как пишет наша центральная пресса, но на досуге всё же подумаю о будущем. Кажется мне, что зря я надеюсь только на те яйца, что лежат в корзине моряка. Нет, пока он дома, под моим неусыпным присмотром, о будущем можно не беспокоиться, но его профессия связана с реальным риском, на море может случиться всё. Чем я тогда буду заниматься, если вдруг, друга не станет?

Сегодня успел посетить только три новороссийских магазина, где имелись в продаже часы. Итог неутешительный: приобрёл всего двенадцать «Юностей», по шестнадцать рублей за каждую, двадцать один «Полёт», в жёлтом корпусе, по сорок рублей за штуку и восемь «Полётов» в более дешёвом, серебристом, по тридцать три рубля за экземпляр. И это с учётом того, что торговые точки находились на оживлённых улицах, можно сказать, в самом сердце прославленного города, где всегда товара больше. Такими темпами, триста часов я буду дней десять собирать, не меньше, а это уже прокол.

На ночь остался у Вахида. Город мной освоен ещё не полностью, пару дней поработаю в нём, да и хотел бы уехать, никто бы меня не отпустил. Прекративший убивать собственный разум товарищ, в моё отсутствие, совершил не менее замечательный поступок. Этот старый хрыч взял, да и купил в комиссионке телевизор «Рубин».

— Прав ты Антоха, пора к пенсии готовиться. Время быстро пробежит — перетаскивая комнатную антенну из одного угла в другой, разговаривал со мной, на глазах состарившийся друг. — Буду теперь по вечерам дома сидеть, когда не в рейсе. Программу «Время» смотреть, как наши хлеборобы урожай собирают. Сухари с чаем пить и думать о море. Да, чтобы ты сдохла! Просил же, дайте нормальную антенну! Мы же в низине живём!

— Дай я попробую. Её надо выше поднять — попытался я утихомирить, внезапно разбушевавшегося хозяина громоздкой покупки.

— На! — резко сунув мне в руки, кажущийся ему бесполезным, предмет, сказал Вахид. — Пробуй. А я на кухню сбегаю, нервы успокою.

Подняв улавливатель волн почти под самый потолок, мы всё же получили, время от времени прыгающий, сигнал и то, только на одном, первом канале.

— Оставь. Лучше не будет. Завтра на крышу полезу. Садись давай, сейчас начнётся. Пора тост говорить — пригласил меня Вахид к крохотному, журнальному столику, стоящему в полутора метрах от экрана.

До этого, телевизор я только слышал, сидя на лавке у хозяйского дома, где снимаю отдельное жильё. Герман, как то звал смотреть футбол, но покопавшись в памяти, не определил за кого она болеет и отказался. Сейчас же, просмотр программы начинающейся каждый день в девять часов вечера, приравнивается к празднику и я поневоле сижу у цветного экрана, и пялюсь на него.

— Давно надо было купить — приподнимая на половину заполненный стакан, сказал Вахид и немного помолчав выдал: — Ну, за новую жизнь. Пускай она будет светлой и яркой, и не дёргается, как этот паразит. Короче: — За «Рубин 714»!

Владелец почти нового телевизора резко опрокинул гранёную ёмкость и залпом выпил содержимое, её. Из «Рубина» потекла оригинальная музыка, на экране появились дикторы, кадр задёргался и очередная программа «Время» вступила в свои права.

— Сегодня в Москву прибыла правительственная делегация из братской Монголии — вместе с томатным соком, вошли в меня официальные слова, заставившие задуматься, поставить на стол покрасневший стакан и посмотреть на открытую бутылку с русской водкой.

Не выходит из моей головы эта, московская девчонка. Думал время пройдёт и исчезнет она, а тут. Про Москву только сказали и не сделали даже ничего, а у меня настроение сразу поникло, праздник стал не праздник и в рот ничего не лезет.

— Чего приуныл «гардаш» — чавкая вонючей кинзой, поинтересовался у меня повеселевший товарищ.

— Да, так. Вспомнил, кое чего — со вздохом ответил я ему.

— Новости слушай, там вся правда жизни — взяв в руки опустевший стакан, предложил мне Вахид. — Зачем вспоминать о прошлом? Посмотри, какое красивое настоящее. Монголы в гости к нам приехали, сейчас деньги начнут просить.

Всю ночь ворочался и думал. Нет, страдания о собственной глупости, совершённой на привокзальной остановке, развеял ещё сидя у экрана. Размышлял о работе. Бегать по магазинам в поисках дешёвых часов, когда у тебя имеются знакомые в торге, предел мечтаний идиотов. Как не крути, но к ним я себя не отношу. Не проще ли будет вернуться в Анапу, там повидаться с Виктором и предложить ему, досрочно выполнить месячный план. Не всему торгу, конечно, так далеко я не смотрю, а хотя бы одному из магазинов, входящему в местный торговый клан. Наверняка на базе, где нибудь в пыльном углу, лежит интересующая меня «Юность», и дремлет серебристо-жёлтый «Полёт». Не верю я, чтобы хватали их, как колбасу на ужин. Серьёзные люди предпочитают часы посолиднее, а мелочь, вроде меня, давно обзавелась простенькими хронометрами и самое большое, на что её может хватить, это сходить в часовую мастерскую, о покупке новых, в семьях со скромным достатком, речи не идёт.

— Домой поеду — прокомментировал я Вахиду, свои ночные размышления. — Есть у меня в нашем торге, знакомый человек, попробую с ним договориться о разовой поставке.

— Давай. Только не забывай, нам паспорта без штампов нужны — напомнил он мне, о непременном условии при покупке нашего товара за рубежом.

— Я ничего не забываю. Ты лучше сам не забудь, что тебе днём идти на работу — намекнул я ему, о недопитой бутылке, с ночи стоящей в холодке.

— Помню. Тоже мне, ещё одна мамка отыскалась. За собой лучше смотри, а я, как нибудь без сопливых советов обойдусь.

Дружеская перепалка не помешала нам плотно позавтракать, тепло попрощаться и пожелать друг другу удачи, в нашем нелёгком труде. Я побежал на автобус, а Вахид, надо думать, снова пристроился на старом, скрипучем диване и ищет, что бы такого на экране посмотреть. Купленный телеприёмник ему в радость, а мне вот вечера хватило, чтобы понять: нет в этом нехитром изобретении ничего такого, без чего нельзя бы было обойтись. В пррограмме «Время» мелят об одном и том же, развлекательная передача блеклая, почти ни о чём, а в кино так и вовсе, полтора часа к ряду слёзы лили, широким и каким то уж неестествено пресным, искусственным ручьём. Не моё это — телевизор. Мне бы чего нибудь такого, где можно было бы самому поучавствовать, с людьми на прямую поговорить, а если потребуется, то и личное мнение высказать, по наболевшему вопросу. Только, где ж его взять, эдакого такого?

Человек, чьё общение со мной ранее происходило лишь по требованию его начальства, в начале нашей новой встречи отнёсся к моему предложению настороженно и я бы даже сказал с опаской. Наверняка и он думает, что я сынок высокопоставленного чиновника из Москвы, и соответственно все мои вопросы имеют лишь эгоистический, шкурный интерес. Но обсудив детали простенькой операции, мы всё же пришли к выводу, что ничего криминального в моей просьбе нет и польза, от её осуществления, достанется не мне одному. Всё же на виду. Магазин делает запрос в отдел доставки торга, те проверяют остатки на складе и если их хватает, везут заказанный товар. Затем появляюсь я, отдаю купюры в кассу, пакую купленные часы, говорю всем спасибо и скромно удаляюсь, оставив о себе лишь положительные воспоминания. Довольны все. Я получаю товар, директор деньги, а товарищу Марксу снова почёт и уважение.

— Разница для тебя есть, где часы забирать? — спросил меня Виктор, приняв окончательное решение, в плане оказания безвозмездной помощи бедному сироте.

— Нет — твёрдо ответил я. — Мне всё равно откуда.

— Тогда в Поданапской оформим. Там будет проще. Жена в магазине рулит.

— Договорились. А когда? — согласился я и сходу поинтересовался. Сроки меня поджимают.

— Список давай. Я сейчас же узнаю, что есть на складе. Если будет, тут же закажу. Вечером доставят, а утром забирай — огласил мужчина простенький алгоритм, наших дальнейших действий.

Бумагу нашли в его крохотном кабинете, ручка у меня была. Коротенький список быстро лёг на бумагу и Виктор тут же ушёл узнавать. Основной мой интерес распространялся на часы «Юность» и дешёвый «Полёт», причём первое наименование полностью исключало второе, в случае обеспечения моих количественных потребностей в нём. Контрольный звонок был назначен на час двадцать, к этому времени помощник директора, имевший должность обычного экспедитора, обещал утрясти все вопросы и дать определённый ответ. Я был уверен, что мужчина не подведёт. Мысли его были мной подкорректированы, а убеждение в том, что он работает на благо босса и торга, доведено до степени самопожертвования.

Оставшиеся в моём распоряжении два с лишним часа, решил потратить с пользой и наконец то приобрести часы, лично для себя. Конечно, можно было бы достать «Полёт», прямо из сумки ещё вчера и пользоваться им, но размышления на тему престижа, заставили отправиться за ним в универмаг. Всё таки я не житель африканской глубинки, а сын, пускай и блудный, родной, советской земли. А мы, как известно, лёгких путей не ищем.

К часу дня я стал обладателем новенького, собственного «Полёта», с номером 2609 на борту, стоимостью всего лишь в двести пятнадцать рублей, ноль ноль копеек. Согласен — дорого, но помимо особо точного механизма, в эту сумму вошёл ещё и тёмно коричневый, кожаный ремешок, и ярко жёлтый корпус, согласно данных паспорта, изготовленный из чистого золота, аж пятьсот восемьдесят пятой пробы. Деньги не что, а статус всё, как говорят знающие люди. Только вот снова вопрос, откуда я то про это знаю?

Купленные часы, помимо того, что радовали глаз и руку, навели ещё и на очень хорошую мысль, которую я, сначала самостоятельно обкатаю, на досуге, а потом и коллеге по бизнесу покажу. Вроде и лежит она на самой поверхности, и он сам мог до неё добраться, но предложений от него в этом направлении, почему то не поступало. А вещь очень заманчивая.

Виктор, вот же человек, ровно в час двадцать сидел на рабочем месте и давал мне полный отчёт о проделанной работе.

— Да — отвечал он в трубку, городского телефона. — Заказал. Завтра. Забрал все, что были. Сто сорок три. Остальные «Полёт». Сосчитал. Записывай, диктую.

Отлично! По приблизительным подсчётам, одна пара фирменных штанов обойдётся нам с Вахидом всего в пятьдесят советских рублей. Ну, это уже что то. Не так здорово, как в прошлый раз, но всё равно не мало. Ещё примерно лет пять работы, на каком нибудь комбинате, я себе отбил. Такими темпами, где то через месяц, смогу полностью выработать положенный стаж и в двадцать один год выйти на пенсию. Сбылась мечта поколений! Уйду на заслуженный отдых в самом расцвете сил. А если серьёзно, то не пришла ли пора подумать и о более насущных вещах. Ну, допустим, о собственном транспорте, о нормальном жилье, которое обычным людям принадлежит по праву собственности. Перспективы на работе радужные, деньги льются рекой, а я так и продолжаю ютиться в крохотной конурке для отдыхающих, и мотаться из города в город на государственном такси. Часы в золотом корпусе — это хорошо, но от них ни жарко, и даже не холодно, в тёплый, летний день. Хорошо, что сейчас на дворе лето, а когда наступит холодная зима, как я буду в этом фанерном домике выживать, без удобств, без отопления?

Вечером, перед сном, выправил очередные документы для поездки в порт. Во дворе дома поболтал с владельцем крохотного комиссионного отдела, расположенного в огромном, универсальном магазине, а когда совсем стемнело отправился к себе, изучать очередную книжку по экономике, недавно купленную мной в книжном магазине и освоенную лишь на треть. Знания нужны, как воздух, без них совсем никуда. Сколько не думаю о том, чем бы таким самому заняться, никак придумать не могу. Может чтение книг по профилю, чего подскажет? Не зря же пишут, что в них накоплена вековая дурь. О чём это я? Какая дурь? Мудрость. Конечно же мудрость.

Оставшееся, до начала новой работы, время, потратил с пользой для себя. Подражая жившим рядом со мной людям, рано вставал, тащился вместе с ними на пляж, в отличии от остальных, плавал в воде до посинения, загорал, если сил хватало, в жару отсыпался дома и снова шёл к морю, где продолжал восстанавливать крепость духа и силу рук. В оговоренный другом день, прибыл в соседний город. Безукоризненно и совсем уж как то буднично, отработал там, и этой же ночью вернулся в Анапу, на лоно родной природы, пока она даёт возможность пользоваться ей в полном объёме.

Упорные тренировки, пяти разовое питание и общее блоагодушное настроение благотворно повлияли на мой внешний вид. Правда пришлось снова потратится, но это стоило того. Был вынужден обзавестись штанами, а те, что всего пару раз до этого носил, продал. Малы! Сказал бы кто мне ещё недавно, что я выросту, так посмеялся бы над ним и не поверил, но чудо произошло и, как сказал Герман, в таком виде ходить по улице нельзя. Я вытянулся почти на ладонь и произошло это, мо моим прикидкам, всего недели за две, три. Вот на что способен организм, когда относишься к нему с душой и пониманием. Даже товарищ, всю свою сознательную жизнь проживший у моря, с удивлением поглядывает на меня и не сообразит, как такое может быть.

— Выходит не зря народ, к нам сюда, каждый год приезжает и такие деньги на оздоровление отдаёт? — спрашивал меня Герман, то приближаясь, то снова удаляясь. — Нет, ну как такое возможно? Ещё месяц назад мы были с тобой почти одинакового роста, а сейчас. В тебе вообще то, до этого, сколько роста было?

— Да откуда я знаю — стесняясь собственных физических изменений, скромно ответил я.

— Плохо. Можно было бы тебя зарегистрировать, как уникум и деньги за это получать.

— А чего, за такое платят? — не поверил я в услышанное.

— Конечно! Даже книга такая есть. Не помню только, как она называется. Туда всех, вроде тебя, заносят. Такие люди на перечёт и им просто обязаны доплачивать. А ну ка пошли, я тебя сейчас к стенке прислоню и рост твой узнаю.

Дело происходило в универмаге, в обед. Заметив, в каких штанах я припёрся к нему, парень тут же заставил снять их и предложил забрать самые длинные джинсы из тех, что имелись в его отделе. Померил, подошло. Влез и в длину, и в ширину попало. Отдал владельцу разницу и собирался уходить, а он вдруг озаботился моими показателями роста.

— Кеды сбрось, стой ровно и не горбись. А я сейчас на стул залезу и на стене, карандашом, отметку проведу.

Подчинился, мне и самому не безразлично, на сколько длинным выгляжу со стороны.

— Так, низ держи — цепляя к верхней точке самый простенький измеритель длины, приказал мне Герман и тут же спрыгнул в низ. — И, что тут у нас получается?

Мы оба замерли в ожидании. Товарищ встал на колени, упёрся в стенку головой, стараясь не пропустить и долю сантиметра.

— Ну, чё там? — не выдержав, спросил его я.

— Без миллиметра, сорок шесть. Записывай — приподымаясь, огласил он результат.

Я записал, в уме конечно и ждал дальнейших распоряжений, неугомонного работника сферы торговых услуг.

— Ну что, сложил? — отряхивая джинсы, спросил меня приятель.

— Давно — ответил я.

— И сколько получилось?

— Сто девяносто шесть — с улыбкой на губах озвучил я полученную цифру.

— Сколько? — не поверил Герман.

— Сто девяносто шесть — вновь назвал я результат, наших изысканий. — Задачка для первого класса. Ты, чего думаешь, я могу ошибиться?

В комиссионном отделе, дико удивлённого друга, пришлось купить ещё и пару футболок. Скептически оглядев меня, он потребовал заменить и верхнюю часть моего гардероба.

— Выглядишь, как оборванец — не стесняясь в выражениях, произнёс он. — Вроде бы и вещь не копеечная, а смотрится на тебе, как ширпотребовское дерьмо. Ты чего, сам себя в зеркале не видел, на кого похож?

— Нет — по простому ответил я. — А, где мне было в него смотреться? У вас в домике зеркала нет, а в магазинах некогда. Я туда без дела не захожу.

— Э, парень. Да у тебя и плечи ещё шире стали — обратив внимание на мой обнажённый торс, с каким то сожалением проговорил товарищ. — Ты, чего такое жрёшь? Поделись с другом. Я может тоже хочу рости, как на дрожжах.

— Ничего я такого не ем. В столовой питаюсь — ответил я. — Может они, чего то там добавляют?

— Ну да, от этих дождёшься, добавят.

— Странно. Тебе сколько лет? — снова сделав пару шагов назад и ревниво посматривая на мою новую футболку, спросил Герман.

— Скоро двадцать один будет — ответил я, не указав конкретную дату, якобы моего дня рождения.

— Выходит мы с тобой одногодки. Так почему я, как вырос в десятом классе, так и продолжаю на месте стоять? А тебя вон, как выперло?

— Чего прицепился? Вырос и вырос. Откуда я знаю, почему? Мало ли у кого, какие особенности у организма. У меня всё в рост пошло, а у тебя допустим в мозги. Ты мне лучше вот, чего скажи, раз такой умный. Как тут у вас на счёт, жильё в собственность приобрести?

— А ты чего, у нас решил обосноваться? — заинтересованно спросил расстроенный парень.

— А почему бы и нет? Смотри, как на меня благоприятно действует море и местный климат.

— Да я не против — сказал Герман, будто ему было решать, где мне дальше жить. — Даже наоборот. Мужик ты нормальный, не жлоб и заработать с тобой можно. Мне такие друзья нужны. А, чего тебя конкретно интересует и главное где? У нас, чем ближе к морю, тем всё жильё дороже.

— Ну, не знаю. Мне бы, одному и однокомнатная квартирка подошла. Зачем мне хоромы такие, как допустим у вас. А расстояние до моря, меня совсем не интересуют. Хожу я быстро, а приспичит куда срочно добраться, так вызову такси.

— Квартирку ему подавай — ехидно усмехнулся местный товарищ. — Это может, где то там, у вас в Москве, ты бы ещё и смог её купить, и то, в каком нибудь кооперативе. А у нас с этим полный бардак. Квартиры государство бесплатно раздаёт, но и продавать их, никому не разрешает.

— Как это? — не понял я, столь странного ответа.

— Вот смотрю я на тебя и кажется мне, что ты с Луны к нам, сюда свалился. Ты вообще, в каком углу все эти годы сидел?

— Почему сразу сидел? — наехал я на слишком разговорчивого, молодого бизнесмена.

— Ну, я не в том смысле, что ты срок отбывал. Не хочешь об этом распространяться, не говори. Я же всё понимаю. Но до этого ты же, наверное, в школе учился, родители у тебя были, жил с ними где то. Они тебе что, не рассказывали, как у нас дела с ведомственным жильём обстоят?

— Нет у меня родителей. Я детдомовский — выдал я новый вариант, своей старой версии. Не зря же прессу читаю по вечерам.

— Понятно. Ну, тогда другое дело. Хотя, после детдома тебе какое то жильё должны были предоставить.

— Не успели — не стал я разочаровывать парня.

— А-а — протянул он и сам закрыл щекотливый вопрос. — Тогда поясняю. Купить квартиру у нас не реально. А вот дом, хотя тоже не легко, но можно. Сейчас даже и пытаться не стоит, а по окончании сезона можем чего то поискать. Если не передумаешь…

— Мать попросишь? — перебил я говорившего.

— Точно. Ей это даже в радость будет. Отдыхающие съедут, а желание чем нибудь заняться, в свободное от работы время, ещё не пропадёт. Деньги, я так понимаю, у тебя имеются?

— Немного есть — не утаил я от товарища информацию, о собственных накоплениях.

— А много и не надо. Ты же сам говоришь, хоромы тебе не нужны. Тысяч за восемь, десять, что то попытаемся найти.

ГЛАВА 13

Сезон на море закончился неожиданно. Ещё три дня назад по улицам, на пляже и даже в воде, сновали толпы народа, а сегодня почти нет никого. Тоже самое произошло и в отделе у Германа, вызвав неподдельное уныние, и тревогу, на его мужественном лице.

— Не знаю, в апреле и мае торговля была неплохой, а сейчас выручка резко упала — жаловался он мне, заставляя и меня занервничать.

Наши с Вахидом джинсы уже в море и скоро достигнут родного берега, где их с нетерпением ждёт один достопочтимый гражданин великой страны. Вот только будут ли им рады потенциальные покупатели? Не возникнет ли у них отвращение к той цене, что давно сформировалась на отечественном рынке.

— А джинсы у тебя, как продаются? — спросил я, неожиданно сникшего продавца.

— Да так же, как и обычно, по синусоидной кривой — продолжая осматривать критическим взором висевший на вешалках товар, медленно ответил он.

— Ну — кивком головы и мимикой загорелого лица попросил я его, сделать более конкретные пояснения.

Что такое, эта самая синусоидная кривая, я уже вспомнил, но сообразить, каким образом она влияет на обычные, американские штаны, вот так сразу не могу.

— Непредсказуемо, так понятно — взяв в руки ничем не примечательную, белую футболку, авторитетно заявил владелец отдела. — Сегодня могут сразу трое купить, а потом целую неделю ничего. Висят и только пыль к себе привлекают. А ты почему интересуешься, купить хочешь или наоборот, продать чего?

— Интерес к продаже имею, поэтому и спрашиваю — коротко ответил я, отчего то тяжело вздохнув.

— Понятно — вяло бросил Герман. — Много не возьму, даже не проси. Видишь, чего в отделе происходит? Раньше надо было суетиться, когда народ в город валом валил.

На многое я не рассчитывал, но ответ продавца меня всё равно огорчил. Нет, всю ответственность по срокам, за реализацию джинсов, брать на себя я и не собирался. Мной не раз было говорено партнёру, что со штанами будет не просто. А в ответ, чего получал? Толкнуть большое количество сразу, конечно можно, но всего один раз. На второй у оптового покупателя попросту денег не хватит, какими бы методами я его не ломал, а на этом рынке мне ещё работать и работать. Так что побегать придётся и к этому готовиться лучше прямо сейчас.

В конце торгового дня побывал в настоящем комиссионном магазине, большом и многофункциональном, где обратил внимание на очередь сдающих поношенный товар. Ознакомился там с правилами приёма вещей любого ассортимента, а дочитав их до конца твёрдо решил, что соваться сюда мне не стоит, совсем. При сдаче чего либо, в этом заведении, в обязательном порядке требуют паспорт, оформление одного наименования, в нескольких количествах, легко приравнивают к банальной спекуляции, все данные о сдающем хранят чуть ли не всю оставшуюся жизнь и деньги выдают лишь после полной реализации, сдёрнув с них огромного размера процент, а это нам, лицам занимающимся продажей контрабанды, совсем ни к чему. Сразу из магазина не ушёл, пошлялся по отделам, поглазел на витрины, послушал о чём говорят продавцы и только после этого вышел обратно, на улицу, где было по прежнему тепло, безветренно и сухо, но уже достаточно темно. Ещё какое то время пошатался по опустевшему центру, на необычно пустынную набережную сходил и сообразив, что ловить в ночном городе больше нечего, медленно пошагал домой.

Ночью меня осенило, причём несколько раз подряд. Вроде ничего необычного в течении дня не делал, только в комиссионке побывал, но во время сна в голове будто что то включилось и резко направило меня по новому жизненному пути. Открываю глаза, опускаю ноги на пол, сажусь на кровати, вспоминаю виденные телевизоры, видеомагнитофон и громко произношу, совершенно странные слова: — «А начинал он, с видеосалонов». Откуда взялась на языке эта короткая, чужая фраза, кто такой этот — «он», как конкретно выглядит, сколько не думал, так никого и не вспомнил, но кое что, про сами видеосалоны, в памяти всё же откопал.

— А почему бы и мне не попробовать соорудить, что то подобное? — спрашиваю себя, сладко позёвывая и чувствуя, как всё тело окутывает невидимый, плотный туман, сотканный из самого натурального, зверского энтузиазма, проросшего прямо у меня на глазах. — Да, разрешение пробить на показ иностранных фильмов, в крохотном кинозале, будет не просто. Потратиться на него, тоже придётся немало. Но если всё получится, то эффект от этого кино будет не меньше, чем от продажи, так мной любимых, пакетов. А всё потому, что в этом направлении ещё никто не работает, во всяком случае здесь. Учебник по экономике, по этому поводу, конкретно заявляет: «Отсутствие конкуренции, ничего хорошего потребителю не несёт». А это значит, что прибыль в таком деле, напрямую зависит от жадности производителя.

Снова лёг и часа два, в полной темноте, обдумывал план своих дальнейших действий. Уснул на очередной покупке видеомагнитофона, примерно на десятой. А через какое то время опять просыпаюсь и снова принимаю сидячее положение.

— А, кто мне запрещает отдел по продаже шмоток в магазине открыть? Не самому, конечно, но под моим полным и неусыпным контролем — с интересом спрашиваю я себя.

Фраза более понятная и, по-моему, не совсем новая, но почему то ко мне в голову, в таком контексте, пришла только сейчас. Я же могу сделать так, чтобы человек, работающий в таком отделе, делал всё, что необходимо для нашего с ним процветания. Нет, проводить эксперимент на Германе и пытаться не буду, он мне друг и всё такое, а вот кого нибудь другого зарядить, да ещё и не из нашего района, реально можно попробовать.

— Надо съездить в соседние города и там посмотреть. Если у них ещё пусто, тогда я стану там первопроходцем.

Больше не уснул. Утром голова гудела, но всё равно чувствовал себя счастливым и довольным жизнью, не каждую ночь такие здравые мысли посещают меня. Сейчас главное дров не наломать, торопиться с новыми направлениями не стоит. Для начала обкатаю поступившие предложения в голове, прикину, как их лучше под себя подравнять и только после этого начну действовать: вкладывать средства и подбирать людей, готовых отбивать эти средства для меня.

Всё получилось с точностью до наоборот. С открытием комиссионки я был в первых рядах её посетителей, а уже через пять минут спешил на автовокзал. Поеду в Новороссийск, там выбор интересующей меня техники больше и плёнка, используемая в видеомагнитофонах, тоже, наверняка, должна быть. Город этот портовый и ему в первую очередь достаётся всё, чем богаты возвращающиеся из-за границы советские моряки.

Месторасположение магазинов, нужной мне направленности, знал, поэтому до ближайшего добирался на автобусе. Требуемый ассортимент в наличии имелся. На витрине гордо стояли отечественные телевизоры, цветные и не очень, импортные видеомагнитофоны, серебристый и абсолютно чёрные, а также странные видеокассеты к ним, изготовленные в странах очень далёкого востока, если ценник ничего не врёт. Телеков насчитал двенадцать, видиков, как называл их продавец, всего три. Кассет было много, но сколько точно, так сразу и не разберёшь, слишком плотно они стоят друг к другу. Присмотрелся к коробкам, занимавшим чуть ли не пол метра длины прилавка и снова ничего не понял. Попросил продавца разъяснить.

— С фильмами восемь и девять абсолютно пустых — коротко ответил он.

Глядя на это изобилие я уверенно осознавал, что общаться с такими вещами раньше, мне никогда не приходилось, но в тоже самое время меня не покидало чувство нашей полной совместимости, как с видеомагнитофоном, так и с исходным материалом для его полноценной работы. Правда первый вопрос, заданный мной молодому парню, поставил в тупик заведующего отделом и совсем немного обескуражил меня самого.

— А у вас магнитофоны с пультом? — спросил я, указав своей пятернёй на три экземпляра передовой, зарубежной мысли.

Молодой человек, одетый в новенький джинсовый костюм, взглянул на меня подозрительно, потом посмотрел на выставленный товар и заинтересованно поинтересовался, открыв рот ещё на обратном повороте своей головы:

— А, что такое пульт?

Я и сам толком не знал, чего это такое, и тем более не понимал, зачем про это спросил, но отступать было поздно, а что отвечать не знал.

— Вы мне тогда покажите, хотя бы вон тот, «Дживиси» — грамотно озвучив марку видеомагнитофона, попросил я продавца. — Сейчас я сам посмотрю, что у него имеется.

Парень аккуратно снял с полки симпатичный агрегат, сдул с него невидимую пыль и поставив передо мной симпатичное чудо техники, строго предупредил:

— Руками не трогать, ручки не крутить, изучать только глазами. Если купишь, я сам всё покажу.

Беспрекословно следуя указаниям работника торговли, я с интересом зыркал на видеомагнитофон, но отчего то не чувствовал к нему того пиетета, что напропалую выскакивал из глаз продавца.

— Обыкновенная рухлядь — замкнуло у меня в голове. — И чего он так над ней трясётся?

— Редкость — по своему истолковав мой напряжённый взгляд, сказал человек, стоявший с той стороны узкого прилавка. — Неделя, как прибыл из США.

— Он что же, уже неделю у вас продаётся? — разочарованно поинтересовался я.

— У нас всего три дня, а покупателей к себе привлёк уже немало. Неделя, это как его в город привезли.

— И чё ж не взяли, если нравится всем? — спросил я говорившего.

— Так кто же сразу, не подумав, отдаст такие деньги. Люди приходят, смотрят, просят подождать. Рано или поздно, его всё равно кто то купит. Такая вещь надолго у нас не задержится.

— А сколько стоит? Я что то на ценник не посмотрел — припомнив стоимость похожего агрегата в Анапе, вновь поинтересовался я.

— Три с половиной. В комплекте с проводами и пятью чистыми кассетами.

— А эти, на верху, всего две двести? И в чём же разница у них? — стараясь не показывать нахлынувшего на меня разочарования, спросил я у продавца, по поводу цены.

— Сравнил, бабину и кассету. Эти — всё. Вчерашний день. А этот — на века — погрозив над головой указательным пальцем, громогласно дал он ответ. — Сегодня купил и пользуешься им, чуть ли не до смерти. У него только заводская гарантия целых три года. Ты посмотри, как всё удобно сделано. Кассета вставляется легко, перемотку контролировать не надо, лента в корпусе не размагничивается, головка от пыли сама очищается.

Магнитофон не взял, дороговато и не к спеху, но без покупки не ушёл. Давно хотел купить себе радиоприёмник. Музыку дома послушать, новости последние узнать. Но, то не было их в свободной продаже, то денег почему то жалел. А сегодня всё сложилось, как нельзя лучше, в комиссионке продавали подержанный «Океан» по цене нового «ВЭФа», вот я и не выдержал, взял да и забрал его. До вечера таскал в сумке, посещая оставшиеся два, интересующие меня, магазина, а сейчас он стоит на загаженном верстаке, в гараже Вахида, куда я пришёл ночевать и такие песни мне выдаёт из своего единственного динамика, транслируемые «Голосом Америки», что сна ни в одном моём глазу даже не предвидится. Под музыку, кстати, и думается лучше, а поразмышлять есть о чём. Видеомагнитофон, точно такой же, я видел ещё раз, а вот кассет с фильмами больше не было нигде. Пустые, к диковинному аппарату снова прилагались, но они мне пока ни к чему, да и стоимость их отличается от заполненных, всего на двадцать рублей. Лежу на раскладушке, поглядываю на грязный, бетонный потолок и постепенно прихожу к мысли о том, что кассеты с кинофильмами надо покупать. Народ, на одни и те же, долго ходить не станет. Ему, каждый раз, новые зрелища подавай и, чем больше их будет у меня в запасе, тем большую популярность приобретёт оригинальный кинозал. Музыка из «Океана» резко прекратилась и ей на смену пришло время новостей. Привстал, крутанул ручку громкости почти до упора и замер в ожидании новой информации. Чуть больше часа назад меня сильно поразило сообщение о событиях, в далёкой африканской стране. Про такое в наших газетах, почему то не пишут и телевизоры, про это, тоже не говорят. А страсти там, если верить забугорному голосу, кипят нешуточные. Оказывается в ЮАР, расположившейся в северной части самого жаркого континента, не только апартеид издевается над местным населением, но ещё и загадочная болезнь делает жизнь там, практически невыносимой. Смертоносный вирус, названный именем человека, первым обнаружившим его, всего за несколько дней прибрал к рукам почти две тысячи граждан, этой многострадальной страны.

— Вирус Дэйна по прежнему не удаётся локализовать — хриплым голосом, сообщал диктор «Голоса Америки», будоража последниминовостями весь цивилизованный мир. — Напомню: первые симптомы этого странного заболевания были зарегистрированы на побережье, в городе Странд, через три дня о нём узнали в Вустере, затем в Парпе, а сегодня поступают сообщения, что заболевшие появились и в инфекционном отделении центральной больницы Кейптауна, городе с многомиллионным населением. Если вирус и дальше будет распространяться с такой же скоростью, то жители Южно Африканской Республики будут вынуждены спасаться бегством из собственной страны не только по политическим мотивам.

Говоривший напомнил слушателям о симптомах этой скоротечной болезни, о необходимости соблюдать правила личной гигиены, о мерах предосторожности при посещении африканских стран, предупредил о возможности закрытия границ обсуждаемого государства, как с внутренней, так и с внешней стороны, и плавно перешёл на другие, не менее интересные темы.

— Странно — подумал я, после окончания пропагандисткой пятнадцатиминутки. — Почему у нас об этом ничего не говорят? Может не хотят беспокоить население или считают, что Африка от нашей страны очень далеко лежит?

Радио ещё о чём то говорило, потом пело на иностранном языке, затем по нему выступал какой то мужчина, как я понял, недавно высланный властями за пределы нашей страны, за ним опять играла музыка и кто то незнакомый снова пел, но уже под контрабас. Что было дальше я не знаю. Скорее всего джаз, это было последнее, чего я смог уловить, лёжа на старом матраце, разложенным мной на грязной, скрипучей раскладушке.

Утро и день пробежали быстро. Завтракал в городе, там же поел и в обед. В остальное время занимался тем, что мотался по городу на автобусе, изучая спрос на импортные штаны. От конкретных разговоров с продавцами уклонился, состояние этой позиции легко угадывалось и без них. Джинсы имелись в каждом из трёх комиссионных отделов, открывшихся в городе моряков и спрос на них оставался прежним, во всяком случае при мне, ковбойские брюки никто не покупал. Что ж, буду искать другие рынки сбыта, на этот город я и раньше не очень расчитывал. А сейчас поеду в комиссионку, где вчера плотно общался с продавцом, надо выкупить у него кассеты с фильмами, пока они продаются и деньги в наличии есть. Часа два у меня осталось, как раз успею добраться туда и вовремя вернуться на место сбора.

Фёдор приехал, как и в прошлый раз, сразу после окончания работы. Вахид уже связался с ним и предупредил о тонкостях предстоящей операции. На этот раз из порта мы повезём не фанерные коробки, а обычные, тряпичные тюки. Будет их всего пять штук, поэтому и накладная у меня должна быть заготовлена соответственно вывозимому грузу.

— Напиши, что ткань везём — предложил мне, более опытный в таких делах, водитель. — Её обычно в рулонах перевозят.

Так и сделал. Поставил в графе количество, цифру пять, в наименовании прописью вывел слово «ткань», где надо было расписался, указал вверху сегодняшнее число, затем ещё раз проверил собственные художества, убедился, что ничего в них не напортачил и уверенно засунул бумажку в задний карман, где ждёт своего часа очередной пропуск для проезда в порт.

Время до выезда у нас ещё оставалось и у меня появилась возможность, хотя бы перед кем то похвастаться своим последним приобретением. Вытащил из ящика, один раз уже оказавшего нам помощь в перевозке товаров, все свои восемь импортных кассет и предъявил их заскучавшему работнику районного потребительского общества.

— И на хрена они тебе? — разглядывая красочные коробки, спросил меня Федя.

— Как на хрена? — возмутился я. — Куплю видеомагнитофон и кино прямо дома смотреть буду.

— Цена у него какая? Две, три тысячи? — поинтересовался шофёр.

— Три с половиной — с уверенностью в голосе, ответил я.

— Ну вот, а теперь посчитай, сколько раз на эти деньги ты в нормальный кинотеатр сходить сможешь.

— Много — не стал я расстраивать себя, полученной в процессе деления, конкретной информацией.

— Много — передразнил меня практичный водитель. — Лучше бы машину купил, от неё хотя бы какой то приработок можно поиметь. А с этой игрушки, чего? Баловство одно и никакого толка.

Доказывать знакомому, что он ошибается, смысла не имело, не стану же я первому встречному выдавать свой гениальный план. Позволил ему ещё какое то время понаслаждаться ролью умного наставника, а затем отобрал кассеты, аккуратно сложил их в ящик и предложил заводить автомобиль. Пора ехать на работу, хватит тут устраивать ликбез, я и сам давно знаю, как нужно жить на этой грешной земле.

Транспортировка контрабандного товара, как и прежде, дополнительных сложностей не принесла. Правда на этот раз я предпочёл разгрузить прибывший из-за рубежа груз, в гараже компаньона. Цену его реализации мы так и не утрясли, количество мне неизвестно, да и Вахид обещал утром прийти к себе домой. Ночевал опять в гараже, погода позволяла, да и вариантов устроиться более комфортно, особо не было, а ехать домой не хотел. Снова слушал «Океан», раздвигавший рамки моего познания до невиданных ранее высот, вскрывал огромные тюки с товаром, доставая оттуда джинсы фирмы «Монтана», какие то из них тут же примерял, какие то просто рассматривал и складывал обратно, а утром, закрыв гараж на ржавый замок, вызвал из сторожки такси и поехал на встречу с другом. Знаю, что рано, но спать больше не хотелось, а просто так сидеть и разглядывать привезённые штаны, уже надоело.

Второй помощник механика сухогруза выглядел не очень и общаться ни с кем не хотел, но мне удалось его заставить собраться и обсудить хотя бы самые неотложные дела. По быстрому разобравшись с количеством, между делом похвалив качество и фасон, плавно перешли к основному вопросу: — «За сколько это счастье будем продавать?».

— Я думаю за сто двадцать, будет нормально — озвучил цену, главный эксперт нашего подпольного общества контрабандистов.

— Я не против, только за эти деньги долго будем толкать. Сезон прошёл и спрос пошёл на убыль — показал я свои скромные знания розничного рынка, близлежащих городов. — Оптовики много не возьмут, штанов кругом навалом.

— А торопиться нам особо и некуда. Мы две недели в море, точно не пойдём. Хотя… — Вахид потёр макушку промасленной ладонью, секунд тридцать подумал и предложил мне немного облегчённый вариант. — А может ну его? Может действительно, сбросить цену и забыть про всё? Ну, хотя бы на время? Надоело суетиться и дёргаться по пустякам.

— Как скажешь. Хочешь сбросим, а можем и долго продавать. Мне всё равно, как скажешь, так и сделаем — предложил я ему самостоятельно принимать решение по прибыли, за привезённый товар.

— Плевать. Давай отдадим по сотне, но только так, чтоб сразу всё купили. Семь с половиной тысяч сверху, хорошая цена.

— По-о сотне? — обнаружив в голове крамольную мыслишку, протянул я и тут же согласился, посчитав поступившее предложение очень заманчивым. — Договорились, давай по сотне. Сегодня же начну искать человека, готового забрать сразу всё.

После согласования цены ещё какое то время сидели на кухне. Хозяин рассказывал про свой нелёгкий, дальний поход, про то, как у них на корабле, в самый не подходящий момент, полетел какой то агрегат, о том, как они его меняли при трёхбальном шторме, как орал на них взбешённый поломкой капитан, грозивший списать всех мотористов на берег. Затем, затурканый жизнью моряк посетовал на возраст, на то, что сильно устал от тяжёлой и неблагодарной работы, и только после этого озвучил направление наших новых закупок, согласованное с его турецким братом. Когда же мы и эту тему успешно обсудили, компаньон настойчиво предложил мне отправляться домой, сославшись на огромное желание отдохнуть и отсутсвие его же, о чём либо ещё разговаривать.

— Хватит. Поболтали и будет. Спать хочу. Достало всё. А ты давай, мотай к себе и делом занимайся — подталкивая к выходу, напутствовал меня Вахид.

— Иду, не толкайся — возмутился я полному отсутствию гостепреимности в действиях хозяина и уже стоя в настеж открытых дверях, спросил: — Ты, сколько ещё дома будешь?

— Двое суток отдыхаю, а потом снова на корабль. Будем всё по новой проверять. Делали то наспех, не хватало чтобы одна и та же зараза ещё раз поломалась — ответил Вахид и приблизившись ко мне почти вплотную, заинтересованно спросил, глядя снизу вверх: — Не понял. Ты что, ещё подрос?

Вечером следующего дня привёз моряку ровно семь с половиной тысяч. В качестве оплаты его доли, отдал свои, кровно заработанные. Герман «Монтану» хвалил, говорил, что джинсы этого производителя у нас в стране самые ходовые, но покупать много, всё равно отказался. А я, в отличии от него, подумал, что сто рублей, за симпатичные брюки с накладными карманами, вполне достойная цена даже сейчас, когда спрос на них немного упал и выкупил у Вахида половину принадлежащего нам товара, самостоятельно. Убью сразу двух зайцев. Ещё раз продемонстрирую компаньону свои способности, в плане реализации продукции оптовикам и между делом заработаю. Может и не так быстро, как бы хотелось, но заработаю. Наличности под потолком достаточно, жильё покупать ещё рано, а деньги, согласно законам, прописанным в изученном мной учебнике по экономике, под подушкой лежать не должны. Этой же ночью Фёдор перевёз, теперь уже моё имущество, из старого гаража в не менее непрезентабельный домик на побережье, а утром следующего дня я сдал в отдел моего местного товарища двадцать штук «Монтаны», по двести сорок рублей за каждую. Не хотел покупать за нормальные деньги, пускай работает с комиссии. Он, может быть, поначалу и обиделся, но очень быстро забыл об этом, и радовался свалившемуся на него счастью открыто, без какого либо камня за пазухой. Я же приступил к осуществлению второй части плана «Б», а именно: к созданию первого в городе мини кинотеатра, на базе импортного видеомагнитофона и обычного, советского, цветного телевизора, покупка которых ещё впереди. Про перечень требуемых документов, для открытия своего дела, разузнал у Германа, на помещение, без которого о кинозале даже и думать не стоит, навела его мать, ну а до остального додумался сам, отсутствие памяти в голове ещё не повод для того, чтобы она совсем не работала.

Ольга Дмитреевна предложила мне арендовать полезную площадь, размером тридцать девять квадратных метров, ни где нибудь, а в той самой гостинице «Анапа», куда я некоторое время назад, неоднократно пытался заселиться. Её знакомая — директор, ради такого дела, готова была отдать мне в пользование огромную комнатушку, где местная кастелянша, в настоящее время, хранит всё гостиничное барахло. По мнению руководителя, оно подходит под любой вид деятельности, так как имеет отдельный вход, прямо с улицы и пожарный выход, в коридор первого этажа. Заезжать в огромный кабинет можно было в любое время, но только после того, как между договаривающимися сторонами будет заключён официальный договор, согласована арендная оплата и проведен авансовый платёж. Договор заключить легко и даже на самых льготных для меня условиях, а вот как быть с разрешением на частную трудовую деятельность, без которого сделать это, практически невозможно? Сам я сидеть у телевизора, сутки напролёт, желания не имею, а каким образом запустить на эту орбиту чужака и главное, где его взять, пока не соображу. Решил, что с чего то всё равно надо начинать. Пока застолблю за собой комнатушку, чего бы мне это не стоило, а потом стану разбираться со всем остальным.

Директором гостиницы оказалась стройная женщина, уже в возрасте, но симпатичная и не глупая. Мне и воздействовать то на неё особо не пришлось, что бы руководитель огромного коллектива сразу на всё согласилась. Деньги, за первый месяц, она без смущения положила в собственный карман, предложив мне оформить договор чуть позже, списанные стулья и пару обшарпанных письменных столов, продала мне, как новые и свои, и сына, двадцати четырёхлетнего разгильдяя, числившегося у неё в штате обыкновенным рабочим, без сожаления отдала мне в вечное пользование, как только узнала, чем ему предстоит заниматься и сколько он за это будет получать. В общем сложилось всё так, что женщина самостоятельно сняла большую часть вопросов, казавшихся мне всего несколько часов назад тяжёлой и плохо решаемой проблемой.

Саня, именно так представила его мама, на следующий же день после нашего с ним знакомства, отправился вместе со мной в торговый отдел горисполкома. Там он написал стандартное заявление, на открытие нестандартной точки, оплатил, естественно из моих средств, несущественный финансовый сбор, прошёл краткое собеседование у руководства торговли города и на выходе из здания предстал передо мной совершенно другим человеком, хотя за документами, дающими право так гордиться собой, ему идти только через неделю. Не знаю почему, приятная во всех отношениях дама, повесила на своего наследника такой неприличный ярлык — «разгильдяй». Как по мне, так её парень очень даже ничего. Ему и надо то было, немного мозги подправить и в нужное русло мысли завести, и всё, дальше он вёл себя исключительно в рамках приличия, проявляя такой трудовой энтузиазм, который я и у себя не всегда наблюдаю. Александр самостоятельно доставил в гостиницу, купленный мной в комиссионном магазине, телевизор, сам установил его на высоченный пьедестал, сооружённый им же, из двух старых столов, в одиночку починил расшатанные временем стулья и даже грязные полы, в освободившемся помещении, помыл тоже сам. Я же говорю: — «Золото парень».

Кинозал получился на загляденье. Небольшой, всего на пятьдесят мест, но очень уютный. Телевизор стоит высоко и просматривается со всех сторон, шторы на окнах плотные, стулья не новые, но крепкие, звук усилен двумя колонками от старого проигрывателя. Что ещё надо, на сеанс в полтора часа? Осталось только купить видеомагнитофон и можно хоть прямо сейчас народ запускать.

К сожалению, «хорошо всё было только на бумаге», дальше трудности накатывали одна за одной. Началось всё с магнитофона. Деньги за него большие отдал, а он, собака такая, по приезду домой отказался демонстрировать цветное изображение, напрочь. Упёрся и ни в какую. Чёрно белое пожалуйста, смотрите, а цветного не даёт, хоть ты тресни. В магазине работал, как надо, а у нас перестал. Поехал обратно и, как выяснилось, только время зря потерял. Кто же знал, про «ПАЛ» и «СЕКАМ» их, долбаный? Оказывается наши телевизоры, чего то там не поддерживают, вот на выходе мы и получаем разное дерьмо, вместо полнокровной, цветной картинки. Менять отечественный агрегат на зарубежный, не хотелось, да и стоит импортный не чета нашему, раза в три дороже. Спасибо помощнику, Александру, он нашёл специалиста, среди своих многочисленных знакомых. Вот этот умелец нам специальный модуль и припаял. Взял недорого, цвет в телевизоре появился всего за двадцать пять рублей. Казалось бы всё, от проблемы отбились и можно работать, но не тут то было. Вторую мою головную боль, выявленную ещё при разглядывании серого белого кино, так никто и не убрал. А она, между прочим, выглядет намного серьёзнее, чем простая доработка лампового телевизора. Во всех купленных мной фильмах говорили на немецком языке. Нет, народу и это было за счастье. Саша и Герман смотрели на ура, мало обращая внимания на то, о чём вещали с экрана. Да и с остальными, наверно, легко бы прокатило это безобразие. В кино с кунфу и карате, которые мне, почему то, хорошо знакомы, слова не так уж и важны. Здесь главное возгласы, движения и экспрессия актёров. Но, как быть с теми, кого я собирался пригасить для вынесения «профессионального» заключения, о пригодности фильмов к реализации их обычным, рядовым гражданам нашей зашоренной страны. Эта тема отдельная и отказаться от неё я никак не могу. Примерно месяц назад выяснилось, что в нашем государстве давно существует закон о тунеядцах и на меня он тоже распространяется, даже несмотря на моё нелегальное положение, и фиктивный паспорт. Герман, просвятивший меня по этому поводу, открыто заявлял, что желающие стукануть о моём нескончаемом отдыхе скоро найдутся и милиция в гости, без приглашения, тоже быстро придёт. Грузчиком работать, мне не по кайфу, дворником и сторожем я тоже не хочу, и ничего другого, как попробовать прикрыться разрешением на бизнес, мне не остаётся. Вот я и хочу организовать пункт проката, который будет легально в видеосалон кассеты поставлять, сдавать в аренду телевизор, видеомагнитофон и кое какую мебель. А что, работа, как работа, ничем не хуже любой другой. С железом и деревом просто: купил, оформил чеки, поставил на баланс и всё, отдал нуждающимся по простому договору и каждый месяц приходи прибыль получать, а вот с кассетами совсем другое дело. Я не такой наивный, чтобы не понимать политику нашей, единственной партии. Ну, кто мне позволит забавлять народ, какой нибудь подпольной бурдой из-за границы, да ещё и с разговорами непонятно о чём? Никто, это и дураку понятно. А вот если фильм будет с переводом, да ещё и с правильным, идеологическим подтекстом, в нужных местах, тогда самое популярное в мире искусство, как пишут наши газеты, несмотря на его непонятное происхождение, легко уйдёт в массы. Но для этого мне, как минимум, нужен переводчик и не простой толмач с ненавистного многим нашим гражданам, немецкого языка, а умный, способный привнести в дурацкую идею о банальном мордобое, требуемую мне направленность. Допустим, на одной из кассет написано, совсем уж простенькое название — «Путь дракона», а мы его будем представлять, как «Судьба батрака» и перевод сделаем соответственный, пускай и не дословный. Кому, тогда придёт в голову его запретить? Буду надеяться, что никому. Но хороший переводчик это только часть проблемы, причём очень малая. Я совсем не представляю, как нам, его достойный голос наложить на немецкий, гнусавый говорок. Нет, теоретически всё понятно. Взять микрофон, воткнуть его в гнездо того же видеомагнитофона и говорить, говорить, говорить. Но, как это сделать на практике, никто из нас не знает. Ни Саня, ни Герман, советами мне не помогли, сам я в технике дуб полный, а рисковать двумя сотнями рублей, в качестве тренировки, не хочется. Кассету испортить легко, а где потом взять новую, ей на замену? Пошли на поклон к знакомому умельцу, если он телевизор сумел перепаять, то с такой ерундой, как видеомагнитофон и подавно разберётся.

Догадывался, что будет не просто, но чтобы так, даже и представить не мог. Пришлось покупать ещё один магнитофон, а это ни много ни мало, снова три с половиной тысячи рублей. И всё лишь для того, чтобы записать кино с достойным переводом. Ладно, чистые кассеты в нагрузку совали, а так бы и на них ещё потратиться пришлось. Хорошо, что хоть с русским немцем повезло. Первый же, из длинного списка кандидатов, подошёл мне просто идеально и не дорого взял. Сошлись на двадцатке, за каждую переведённую им кассету и это с учётом творческой доработки фильма, а так же разбивки персонажей, по женским и мужским голосам.

Все выходные работали без перерыва и к концу их успешно обработали восемь, имеющихся у меня, записанных кассет. Ну, а сегодня, в понедельник, я иду в горком партии, к его инструктору по идеологии. Многоуважаемая мама Сани, пошла на встречу мне и сыну, и утром созвонилась с нужным человеком. Я хотел провести экспертизу на более низком уровне, но женщина, выслушав мои размышления по этому поводу, пришла к другому выводу. Не зря я всё таки взял её парня на работу. Она нам и с афишей помогла, и разрешила объявления о фильмах распространять по этажам гостиницы, и к главному моему вопросу, тоже не осталась равнодушной, первой завела беседу с партийным функционером в его просторном кабинете. Знакомая коротко поведала о собственных успехах, похвалила руководство за отлично проведённый сезон и только после этого переключилась на мою, малозначительную персону. Представила меня, в красках обрисовала, вроде как наш, совместный проект, а потом, совершенно неожиданно, попросила помощи у представителя руководящего органа страны, заявив, что только партия сможет дать правильную оценку в деле, к которому мы пытаемся приступить. Вобщем сделала со своей стороны всё, чтобы мысли человека, облечённого властью, как нельзя лучше легли на подготовленную мной почву и там незамедлительно проросли. Не знаю, что сильнее повлияло на коммуниста, мои манипуляции с его сознанием или пламенное выступление простой, советской патриотки, но кабинет мы покидали с уже завизированным перечнем кинофильмов на руках и твёрдой уверенностью в том, что члены экстренно созданной комиссии, завтра же прибудут в новый городской, мини кинозал, где вынесут идеологически выдержанное решение, по интересующей нас проблеме.

Утром мы были во всеоружии. Саня подготовил аппаратуру, выставил кассеты в ряд, переводчик приволок с собой большой немецко-русский словарь, а я заканчивал согласовывать меню в гостинечном буфете, куда наших гостей буду выводить в перерыве между фильмами, на скромный фуршет. Члены прибыли без опозданий и ровно в девять начали просмотр. Обработка второго секретаря горкома комсомола, инспектора по делам несовершеннолетних и миловидного завуча школы номер два, была проведена мной ещё при встрече, и судьбе батрака, с крепкими кулаками, они откровенно сопереживали, восхищаясь его мускулистым телом и стойкостью, в нелёгкой классовой борьбе. «Золотое путешествие Синбада», комиссия уже нервно запивала кофе, не понимая, как такое может быть, а «Приключение Посейдона» и вовсе смотрела со слезами на глазах, не стесняясь крепких выражений, когда там снова кто нибудь погибал. От такого зрелища даже мои, почти стальные, нервы не выдержали и я был вынужден объявить большой перерыв. Люди может быть и состоят на ответственной службе, и уже многое повидали на ней, но и они не железные, от увиденного легко могут сорваться, в самый не подходящий момент. Обед привёл их в чувство, а «Жигулёвское» всех успокоило, объединило и позволило снова ринуться в бой. Дальше смотрели сплошной мордобой, с правильной приправой из нужных слов, окончательно добивший и вымотавший несчастных членов комиссии, отпустить которых без ужина, теперь я попросту не мог. Его спешно организовали в том же буфете, только что закончившем рабочий день. Обычный перекус уставшими людьми воспринимался словно праздник и длился долго, почти так же, как и Новый год. Закуски было мало и наши гости быстро захмелели, передавая свой праздничный настрой и мне. После двенадцати я не стесняясь обнимал подвыпившую завуч, болтал о жизни с пьяным секретарём, почему то требовавшим у меня контрамарки для всего своего горкома и даже мерился силой с ужравшимся до полного безобразия лейтенантом, в конце застолья нагло стащившим из буфета две бутылки молдавского коньяка, и спрятавшим их в карманах своих узких брюк. Расстались поздней ночью, когда на часах было уже без пяти два. Я вызвал сразу три такси и по мере их появления отправлял по домам, ставших мне за день лучшими друзьями, весёлых и по-детски счастливых граждан, такой удивительной страны, наверняка, надолго запомнивших, так неожиданно свалившийся на них прекрасный, осенний праздник.

Начало нового дня было тяжёлым, как никогда, но я нашёл в себе силы подняться и сходить в исполком. Там у меня охотно приняли заявление, на открытие скромного пункта проката, как выяснилось далеко не первого, в этом маленьком городке и предложили вернуться за готовыми документами, уже на следующий день, с учётом моей нижайшей просьбы, проникающей глубоко в чужие мозги. Днём отсыпался, а ближе к вечеру пошёл в гости к комсомольцу Гене, о встрече с которым договорился ещё вчера. В положительном результате решения комиссии, сомнений у меня нет никаких. Работа с её членами проводилась, как по отдельности, так и со всеми сразу, и получение разрешения на прокат восьми фильмов, по существу, является простой формальностью. Но второй секретарь горкома ВЛКСМ, не простой парень с улицы и поддерживать с ним хорошие отношения мне сам бог велит, тем более второй магнитофон стоит практически без дела. Принимая из рук Геннадия Андреевича листок, с круглой комсомольской печатью в правом, нижнем углу, я и намекнул ему об этом, причём сразу по двум направлениям.

— Хочу ещё один кинозал открыть, но помещения подходящего пока не вижу. Может подскажешь чего? — открытым текстом заявил я второму лицу городского комсомола и тут же мысленно, и на словах, добавил: — А я в долгу не останусь.

— Поискать можно и должок тоже, можешь сразу вернуть — ответил Геннадий, откровенностью на откровенность.

— Говори — предложил я, перейти к существу поставленного мной вопроса.

— У меня мама директор ДК «Курортный» и младший брат в институт не поступил — выложил свои козыри комсомолец и попросил предъявить мои.

— Так вроде бы в «Курортном» сами кино крутят? — засомневался я прежде, чем окончательно открываться.

— Одно другому не помеха — твёрдо ответил он.

— Тогда считай договорились — коротко сказал я и сразу же потребовал больше конкретики: — На счёт помещения прямо сейчас сможешь узнать?

Гена тут же взял трубку телефона, быстро набрал пятизначный номер и первым делом сообщил своей родне, радостную для них весть.

— Мам, привет. Я нашему Мишке, только что работу нашёл — быстро сказал ещё один директорский сынок и выслушав, что ему ответили, добавил: — Хорошую, можешь не сомневаться.

В течении получаса, не сходя с места, я пристроил свой второй видеомагнитофон, помог незнакомому парню с работой и ещё больше укрепил, зародившуюся всего день назад, дружбу с человеком, имеющим в этом городе определённый вес. Удивил меня этот странный комсомолец. Он же прекрасно понимает, кто за видеосалоном в гостинице стоит, но почему то даже и не пытается вывести всех нас, на чистую воду.

ГЛАВА 14

Вымотался за эти дни страшно, но на сеанс, открывающий новый кинозал для посещения всех желающих, начинавшийся ровно в десять утра, всё равно пришёл. Билеты на него продавали с пятидесяти процентной скидкой и разошлись они по моим знакомым, и их многочисленным друзьям. Всего мы планируем проводить шесть сеансов в день, среди недели и семь или даже восемь, по выходным. Саня сказал справится, но думается мне, что он переоценил свои возможности. Даже на такой, казалось бы, очень простой работе, человек не может находиться целый день. Ладно, не вижу смысла его переубеждать, пускай пока работает в таком режиме, а если начнёт уставать, сам приду ему на помощь или помощника возьму, хотя как его оформить на ту же самую точку, понятия не имею. Постановление правительства, вроде бы, не запрещает в одном помещении, организовывать сразу несколько рабочих мест, но это только на бумаге, а разрешат ли работать сразу двум людям, на том же самом оборудовании и с теми же самыми фильмами, вопрос.

Первый день, несмотря ни на что, отработали гладко и без недоразумений. Цена за билет, никого не смутила и у нас на всех сеансах был полный зал. Рубль — это большие деньги, но раз в неделю потратить его на развлечения, может себе позволить почти каждый советский гражданин. Я присутствовал только на первом и последнем сеансах, больше быть в гостинице, при всём желании, не мог. В час меня ждали в «Курортном», где я согласовал ещё один договор на аренду помещения. Затем ездил в комиссионный за новым телевизором, который сразу же и отвёз к мастеру на перепайку. После этого подбирал мебель в новый кинозал: стулья, столы и вешалку для персонала. Кроме этого, попутно, затаривался часами. Городской торг, в этот раз, нам с Вахидом почти не помогал, нечем было. Ну, а ближе к вечеру, с братом Гены, готовил помещение к приёму посетителей и таскал в него доставленные из мебельного покупки. Комната во дворце культуры меньше, чем наш первый видеосалон, всего двадцать шесть квадратных метров и поэтому в ней будет только тридцать пять посадочных мест. Но меня это не очень огорчает, помещение имеет другое преимущество, в нём можно работать хоть сутки напролёт. Вход в комнатушку отдельный, с улицы. Постояльцев, как в гостинице, в здании нет и волноваться по поводу того, что кто то по ночам будет возмущаться, даже теоретически не стоит. Для полного счастья нам осталось получить бумаги для Михаила, младшего сына директора очага культуры, подписать с его матушкой договор и можно начинать крутить своё, радикально отличающееся от всего остального, очень интересное, зарубежное кино. Завтра же схожу с парнем в исполком и попытаюсь оформить разрешение, на его самостоятельную работу, в течении суток, нечего неделями оплаченному помещению пустым стоять.

С документами разобрались быстро. Мишка не успел заявление написать и подпись поставить, как местные бюрократы побежали оформлять его. Могут же работать, когда им мозги поправишь. Закончив плановую обработку сотрудников торгового отдела, почти без паузы перешёл на нового члена, растущей прямо на глазах, своей команды. По быстрому внушил несостоявшемуся студенту, кто теперь для него в этой жизни главный и, как ему необходимо вести себя со мной. Потом, уже обычными словами, растолковал, что нужно будет делать парню в самое ближайшее время и пожелав успехов в труде, на благо всего человечества, тут же, на такси, уехал в город Новороссийск. Послезавтра мне отправлять в плавание ещё одного моего партнёра, а у меня товара и половины нет. Понимаю, что несолидно бегать, словно пионеру за макулатурой, но вариантов, по-другому обеспечить требуемый заказ, у нас пока нет. Носился словно угорелый и денег на транспорт не жалел, но до вечера всё равно не успел собрать три сотни, необходимых для отправки, часов. Заночевал в гараже у Вахида, у него дома не было никого, а утром снова отправился в погоню за, постоянно убегающим от меня, временем. Надо, что то с этим делать, на такой темп меня долго не хватит. Я уже сейчас должен быть сразу в трёх местах, а что будет дальше, когда новый товар из Стамбула приедет?

Денег снова на всё не хватило. Часы покупал дорогие, других найти не сумел, да ещё и в комиссионке оставил почти полторы тысячи рублей. Приобрёл там шесть пустых кассет, запись с «Томом и Джери» и свежий ужас, про страшно голодных акул. Хобби прямо, у меня такое появилось — опустошать свои финансы под ноль. Пришлось срочно возвращаться в Анапу, кассет на запись мне надо ещё штук пять. Снял выручку в кинозале, попутно дав Сане задание на ночь, в течении её он должен будет перезаписать кино для нового видеосалона. Затем заскочил к Герману, у него сдёрнул ещё триста шестьдесят рублей и на той же самой машине вернулся обратно, в Новороссийск. Сегодня у нас по плану, очередной заезд в местный порт.

Вахида отправил буднично и без праздничных фейерверков, но с пожеланием привести ещё чего нибудь, кроме зависших в магазине штанов. Герман их толкает, но медленно и не ритмично, а продавать кому то другому, не хочу. Самому отказываться от трёхсот пятидесяти процентной прибыли, я что, совсем дурной?

Домой добрался в полночь, а в шесть снова встал. Сегодня будем пробовать запуститься в «Курортном». Сейчас заскочу к Сашке за кассетами, потом побегу в ДК, там дооформим афишу, а в десять начнём принимать первых зрителей, в новый кинозал. Не может такого быть, чтобы к нам на открытие совсем никто не пришёл.

Народ раскачался лишь ближе к обеду, когда Михаил уже полностью овладел тонкостями проката кинофильмов через видеомагнитофон и я предложил ему одному отработать два последних сеанса. Мне сегодня ещё с переводчиком немешало бы повстречаться. Две новые кассеты, ждут его со вчерашнего дня. Умело состыковав трёх человек и два, имеющихся в нашем распоряжении, видеомагнитофона, законно посчитал свою миссию полностью выполненной и смело зашагал домой. Ночёвки в холодном гараже, беготня по чужому городу, незаконное проникновение в порт и прочие мелкие неприятности, подорвали мою нервную систему окончательно. Хочу просто выспаться, без всяких там изысков, на простенькой, металлической кровати, выпив на ночь обычный, чёрный чай, пускай и без сахара.

— Привет! — встретил меня Герман громким восклицанием, во дворе своего, давно опустевшего дома.

— Здорово — вяло пожимая его крепкую ладонь, нехотя ответил я.

Мне сейчас не до дружеских рукопожатий и тем более не до задушевных бесед. Устал как собака, а завтра снова рано вставать, регистрацию новых фильмов пока никто не отменял.

— Давай. Мойся, брейся и переодевайся. Через час в ресторан идём — игнорируя моё состояние, безапелляционно заявил сияющий хозяин.

— Ага, бегу и спотыкаюсь. Я почти сутками на работе, а ты ресторан. Какой на фиг ресторан. Мне вот только его и не хватало — зло ответил я и в прежнем темпе зашагал к себе.

— У человека может сегодня день рождения, а кроме матери о нём, так никто и не вспомнил — с обидой в голосе, бросил мне в спину торгаш.

— День рождения? У тебя сегодня день рождения? — снова повернувшись к нему лицом, спросил я и на всякий случай уточнил: — Подожди. А число сейчас, у нас какое?

— Двадцать шестое сентября. Мне сегодня, между прочим, уже двадцать один.

Вот это я заработался. Собственный праздник чуть было не пропустил. А главное, вроде бы, совсем недавно в паспорт заглядывал и зарубку делал в голове, и тут на тебе, такой прокол. Прав на этот день у меня, конечно, немного, но про другой я вообще не знаю ничего.

— Двадцать шестое. Уже двадцать шестое — словно мантру, два раза повторил я сегодняшнее число и решил тут же поделился с товарищем, собственной радостью. — Так у меня сегодня тоже день рождения и мне, как и тебе, тоже, ровно двадцать один год.

— Серьёзно? — не поверил сказанному друг.

— Серьёзнее не бывает. И я, между прочим, даже про свой день рождения забыл.

— Да ты гонишь! Таких совпадений не бывает! — резко поменяв настроение, сказал мне Герман.

— Сам ты гонишь. Если не веришь, пошли в дом, паспорт покажу. Там чёрным по белому написано, когда я родился.

— Да почему не верю? Верю. Просто первый раз в жизни встречаю человека, который родился в тот же день, что и я.

Мне эта дата так, как очередное воскресенье, а парню видно за счастье и, как на зло, подарка у меня нет для него. Лихорадочно вспоминаю, чего в моей холобудке может быть такого, что не стыдно было бы подарить. Но ничего достойного из памяти не выковыривается, как я её не тереблю. Чешу репу и расстроенным взглядом натыкаюсь на собственные часы. Они, может быть и не совсем новые, но золотые, и смотреться у Германа будут не хуже, чем у меня. Одним резким движением расстёгиваю ремешок, беру ладонь приятеля свободной рукой и со всего размаха сую в неё свой, золотой подарок.

— Держи. Это тебе от меня, на долгую память. И не обижайся на остальных, что не поздравили. Может ещё вспомнят.

Парень удивлённо смотрит на мой «Полёт», потом бросает беглый взгляд на свою руку, где у него болтаются почти такие же часы.

— Так у меня, вроде, уже есть одни — разочарованно поглядывая то на меня, то на подарок, словно обиженный ребёнок, говорит повзрослевший на целый год, великовозрастный гражданин страны Советов.

Ну, что за человек. Не мог просто, положить часы в карман и сказать спасибо? Обязательно надо было высказаться? Мне и так не по себе от того, что забыл про дату друга. А тут ещё он ведёт себя так, как будто я ему не часы золотые отдал, а мишку плюшевого, из детского мира, в руки сунул.

— Знаешь что, Герман — решил и я показать характер. — Я тут недавно, на досуге, книжку одну умную читал. Так вот, в ней прямо, открытым текстом говорится, что дарёному коню в зубы лучше не заглядывать. Не красиво это. Так что получил подарок, сказал спасибо, положил его в карман, а там можешь делать с ним всё, что тебе захочется. Вон хоть выкинуть его в мусорное ведро, если не понравился.

— Да я чё? Я ни чё. Чего ты сразу обижаться? Спасибо — жалобно залепетал смущённый именинник. — Свои дома оставлю, а твои носить буду. Они тоже красивые.

— Красивые? — продолжил я разговаривать, в том же самом ключе. — Ты повнимательнее к ним присмотрись. Красивые. Они не только красивые, но ещё и очень дорогие. Посмотри, чего у них с обратной стороны нарисовано.

Герман повернул часы циферблатом вниз. Поднёс их к глазам, присмотрелся и замер, словно мной же и заворожённый.

— Чего? Точно — зо-ло-тые? — спросил он меня, рассмотрев наконец то надпись на корпусе моего, не очень оригинального подарка.

— Нет, каменные — широко улыбаясь, сострил я. — Ты что ж думал? Что я своему лучшему другу, кусок обычного железа подарю?

— Ну ты даёшь — почти простонал от удовольствия виновник намечающегося торжества и ткнув в меня пальцем, жёстко приказал: — Стой здесь. Я сейчас.

Он пулей заскочил в дом и уже минуты через две вернулся обратно, с изящной вещью в руках, так и сверкающей тёмным серебром, под тусклым светом обычной, вольфрамовой лампы.

— Охотничий. Из самого Берлина — сунув её в мои, немного подрагивающие руки, хвастался очередной даритель. — Дед сказал, что взял его чуть ли не в поместье самого Геренга. Может и врал, конечно, он у нас ещё тот шутник был. Но всё равно, вещь очень ценная и должно быть тоже, очень дорогая.

— Не жалко? — спросил я, поражённый неописуемой красотой, вручённого мне подарка.

Нож и в самом деле выглядел, жутко красиво. Потемневшие ножны, с обеих сторон в гравюрах на охотничьи темы, металлическая рукоятка с хитрой резьбой и овальным наболдашником, широкое лезвие, с надписью на иностранном языке. Всё это вместе и по отдельности, выглядело так эпично, что ничего другого я и проговорить больше не смог, хотя понимал, простым спасибо здесь не обойдёшься.

— А тебе, часы такие отдавать, не жалко было? Думаешь я не знаю, какая у них цена? — попытался успокоить меня Герман.

— Сравнил — попробовал я посопротивляться. — Часы я в обычном магазине покупал, а это из самого Берлина, да ещё из самой, настоящей войны.

Нож, Герман категорически не хотел забирать. Если честно, то я его и не очень сильно пытался ему возвращать. Вещь мне сразу понравилась, с первого взгляда и расстоваться с ней, даже под очень благовидным предлогом, мне тоже не хотелось, ну ни в какую. Поэтому, когда все формальности были соблюдены, я быстренько забежал к себе, там не поленился отковырять потолок и припрятать в нём холодное, но очень приятное на ощупь, оружие, и только после этого занялся своим, внешним видом. Настроение, от общения с другом, поменялось радикально и сопротивляться походу в ресторан, больше не было ни смысла, ни видимых причин. Сменил рубашку, побрился, одел парадные штаны. Герман облил меня, каким то импортным одеколоном и оглядев со всех сторон, не нашёл во мне, видимых глазу, внешних шероховатостей.

— Красовец — констатировал он, общеизвестный факт моего физического состояния и тут же поторопил: — Шевелись давай, времени почти не осталось. Гости через пол часа начнут подходить, а я ещё даже не видел, куда их буду рассаживать.

— Слушай. Неудобно, как то получается. День рождения у обоих, а ужин в ресторане ты заказал — садясь на переднее сидение хозяйского автомобиля, высказал я свои претензии к финансовой стороне предстоящего праздника и сразу же предложил свой вариант развития дальнейших событий: — Давай его поделим пополам.

— Ты чё, совсем сбрендил? Я пригласил кучу народа, а ты предлагаешь вдвоём за них платить? Ладно бы знал там кого то, а так… Хотя, если желаешь поучаствовать, можем ещё коньяк докупить. Мужики придут пьющие, да и девчонки, не все на шампанском сидят. Если разойдутся, может не хватить.

— Идёт, коньяк за мной. Только, где мы его сейчас купим? Всё давно закрыто.

— Есть место, не горюй. В нашем продуктовом, кассу долго сводят, а директриса там не баба — огонь. Кстати, заодно и тебя с ней познакомлю. Она тётка понятливая. Ты к ней с добром и она к тебе с тем же. Десятку сверху сунешь и весь дефицит твой. А если ещё и пару штанов ей продашь по номиналу, то считай всё, обеспечен жратвой на всю оставшуюся жизнь.

— На чью? Её или мою? — попытался я сразу разобраться, есть ли смысл за бесценок, отдавать «последние» штаны.

— А это брат, кому как повезёт. Судьба, она нам не подвластна — красиво высказался Герман, попутно проворачивая ключ.

Блатной магазин находился всего в двух кварталах от дома моего арендодателя и я его, уже не раз посещал. Но сегодня нас обслуживали не в торговом зале, как обычно, а совсем с другой стороны. Причём намного быстрее и качественнее, чем раньше. Больше времени ушло на знакомство и на расхваливание Германом, очередного прикрепленца. Хороших слов в мой адрес было сказано много и поэтому мне, сразу же пришлось много пообещать.

— Не расстраивайся, деньги вернуться — попытался извиниться приятель, за внезапно разыгравшийся зверский, директорский аппетит, до моих ковбойских штанов. — Сам увидишь, тётя Зина умеет быть благодарной.

— Да я и не расстраиваюсь. Было бы из за чего. Деньги дело наживное, а нужные знакомства, просто так, не найдёшь.

— Точно. Сразу видно — наш человек — складывая в багажник бутылки с коньяком, ещё раз похвалил меня приятель и посмотрев на тёмное, прямо таки свинцовое небо, почему то очень громко, сказал: — Садись давай быстрей! Сейчас ливанёт!

Для меня день рождения проходил, как обычный, плотный ужин, в компании абсолютно незнакомых людей. Остальные же, напротив, были очень веселы и счастливы, отчего я откровенно заскучал. Ладно бы это, сидел просто и пожёвывал невкусные котлеты, так нет, с дуру взял да и покопался в головах сидевших за столом гостей, изрядно перебравших халявного пойла. И вот оно мне надо было? Не сделай я этого, возможно через какое то время и для меня бы праздник стал настоящим праздником, и счастье полилось широченной рекой. А так, сижу сейчас возле именинника, скучаю и поражаюсь, сколько же всё таки фальши, во всех нас. Барышни, мило улыбаясь моему другу, сами только о том и думают, как бы затащить его в постель, а потом и в «ЗАГС», да не просто так, по любви, а с разными там извращениями, типа: если не захочет, скажу что забеременела и он, как миленький согласится, а иначе в ментовку его сдам, как коварного насильника. Кстати, парочка таких дур и на меня нацелилась, но им я быстро противоядие в говорящую задницу ввёл и они резко переключились на моего, ничего не подозревающего, друга. Парни тоже недалеко отъехали, всё прикидывают, сколько водки осталось на столе, да размышляют, согласиться ли Герман ещё выпивки заказать. Даже официант, сволочь такая и тот просчитывает в уме, насколько можно будет обуть главного виновника торжества. Нет, себя обелить я и не пытаюсь,такой же, как и все. Отбил Вахида у Германа и сделал вид, что так и было. Но я то тут человек новый и мне жить не было на что. А эти? Знают друг друга, чуть ли не сотню лет, у каждого родители под боком, работа официальная есть, а всё туда же и главное когда, в самый, что ни на есть светлый праздник — день рождения.

Настроения, для лояльного общения с псевдо друзьями друга, хватило чуть больше чем на час, а потом я откровенно игнорировал все предложения повеселиться. От налитого в рюмку успешно отбивался, все притязания на тело, предусмотрительно, задвигал, с танцами не получалось, а на ночь переедать, сам не хотел. В конце концов от меня все отстали и я засобирался домой. Не так я представлял себе этот праздник, совсем не так.

Последующие четверо суток занимался тем, что обычно называется рутиной. По ночам, вместе с переводчиком, работал над текстом, а потом на пару с ним же и накладывал его, изменяя свой голос до неузнаваемости, и доводя новые фильмы почти до совершенства. Заканчивая с этим, заполнял новинками чистые кассеты, а утром пересматривал их вместе с членами комиссии, готовыми собраться у меня по первому же звонку. Повеселив халявщиков очередным шедевром, провожал их на основное место работы, а сам топал домой, отсыпаться. Часов через пять снова возвращался в кинозал и подменял, уставших не меньше моего, Саню или Мишу, в зависимости от того, кто с нами работал ночь. Таким образом к концу недели наш репертуар пополнился ещё тремя кинокартинами и двухчасовым сборником мультфильмов, про кошку и мышку, премьера которого назначена на выходной. Кроме кино про акул, у нас появились «Блеф» и «Омен», идущие в прокат под эгидой борьбы со злом. Особенно намаялись с последним, порой меняя на противоположный, смысл сказанных в нём слов. Но тяжёлый труд не прошёл даром, выручка в видеосалонах растёт день ото дня. Надеюсь и эти фильмы принесут мне финансовую пользу, так как в планах у меня открыть ещё парочку небольших залов, в отдалённых районах нашего города, где по прогнозам кинотеатров не будет ещё много, много лет. Данный вопрос уже находится на проработке у моего друга-комсомольца, уверен он меня и на этот раз не подведёт.

С Фёдором созвонился точно в назначенное время, но, казалось бы, самый заурядный звонок, ничего хорошего с собой не принёс.

— Вахид не отзвонился — тихо проговорил водитель в мою трубку, словно сообщал мне какой то, страшно секретный код.

— Что значит не отзвонился? — в той же тональности, нервно поинтересовался у него я.

— Откуда я знаю. Не было звонка и всё.

— И, что это может значить? — попробовал я, зайти с другой стороны.

— Ты меня спрашиваешь? — сообразив, на кого хотят переложить функции дознавателя, ушёл от прямого ответа хитрый, «райповский» шофёр.

— Не спрашиваю — перешёл я в наступление, — а просто советуюсь. Пытаюсь на пару с тобой сообразить, чего нам дальше делать? Ещё ждать или так, без звонка, ехать?

— Не знаю, сам решай. Моё дело баранку крутить, а всё остальное меня не интересует. Это ваши дела — сказал, словно отрезал, мой, очень предусмотрительный знакомый.

— А может в порт смотаться, вдруг там чего то получится разузнать? — не отставал я от него.

— Один не поеду — категорично отказался Федя, понимая на что я намекаю.

Вот же гад, как деньги получать, так всегда пожалуйста, а как помощь оказать, сразу в кусты? Ну ничего, дай бог разберёмся с временными непонятками, я с тобой тогда по другому поговорю. Есть в моём арсенале парочка методов, способных поднять смелость у трусливого человека.

— Хорошо, не поедешь, значит не поедешь — жёстко ответил я. — Тогда встречаемся там, где и собирались, у Вахида в гараже. И уже на месте будем решать кому, куда потом ехать. Но ты всё таки постарайся, далеко от телефона не отходить, вдруг он позвонит.

— Смеёшься? Я чего, директор или его секретарша. Кто меня спрашивать будет, где мне сидеть. Скажут поехать по делу, как миленький поеду. Я же всё таки на работе.

Пришлось срочно бросать все дела и мотать в соседний город. Повлиять на ситуацию я и там ничем не смогу, но болтаться за пол сотни километров от места ночного сбора, когда твоего товарища могли на чём нибудь прихватить, для нервов ещё хуже.

Страшного ничего не случилось, об этом мы узнали прямо на проходной. В местном порту, по какой то непонятной пока причине, ввели новые правила по приёму кораблей прибывающих в страну из-за кордона. Всем им приходится стоять на рейде ровно двое суток, без права схода команды на берег. Решение странное и даже Виктору, бывшему моряку, кажется не совсем обычным.

— А чем вызвано такое новшество? — попытался я выяснить причину нововведения у сотрудника проходной, сообщившего нам эту, не очень приятную новость.

— А тебе не всё ли равно? Ты вообще кто такой, чтобы такие вопросы мне задавать? Тебя проинформировали и вали отсюда, нечего тут топтаться и проход загораживать — подозрительно посматривая на мою высоченную фигуру, бросил в ответ бдительный вахтёр.

Ну вот, снова придётся исправлять человеку характер. Неужели его мама в детстве не учила, как нужно разговаривать с незнакомыми людьми? А школа, куда смотрела? Хотя бы в старших классах могли педагоги объяснить, что к «людям» нужно относиться «мягше», а на вопросы смотреть, тоже немного по другому… Или что, все ждут, когда придёт умный дядя и всё сделает за них? Я конечно всё могу исправить, но меня одного на всех не хватит. Я же не железный.

— Послушай, любезный — начал я процедуру излечения словами, услышанными мной недавно на радио «Маяк». — А не мог ли ты нам, простым языком разъяснить, зачем это всё сделано?

Человек, под моим лечебным воздействием, менялся прямо на глазах. Взгляд его становился теплее, лицо одухотворённее, а губы расплывались в такой приветливой улыбке, которую я до этого и вовсе никогда не видал.

— Да просто всё, ребята — огладив заметно подросшую щетину широкой ладонью и продолжая улыбаться, словно конь на заре, бархатным голосом заговорил мужчина. — Вируса начальство испугалось. Вот всех матросиков и держат подальше от берега. Вы сами то в курсе, что в ЮАР творится?

— Ну так, владеем, кое какой информацией — взглянув на стоящего рядом Фёдора, сказал я, — но если честно, не совсем в полном объёме.

— Рассказываю, как «лепшим» корешам. Хотя на собрании нам и запретили об этом говорить, с кем либо из посторонних. Но для вас, так и быть, сделаю исключение. Короче, народ в этой Африке дохнет, словно мухи от потравы. Говорят, что ямы под трупы у них чуть ли не экскаваторами роют, а людей на кладбища целыми самосвалами вывозят.

— Врёшь — вырвалось у Феди, наверняка, услышавшего про вирус в первый раз.

— Вот те крест — сделав характерное движение рукой, подтвердил свои слова охранник ВОХР. — Сам бы никогда не поверил, но нам про это парторг говорил, а он обманывать не будет, ему должность не велит. Только вы это, мужики. Смотрите, об этом никому ни слова, иначе меня вычислят и с работы попрут.

— Могила — коротко заверил его я, с нетерпением ожидая продолжения рассказа.

— Ну так вот, границу им, конечно, закрыли — продолжил внезапно подобревший вахтёр, одобрительно кивнув мне стриженной головой, — но вирус этот и по ветру может передаваться, и даже по воде на суда заходить. Говорят, что канадцы заразу уже подхватили и даже к себе домой завезли. Вот наши и испугались, чтоб, стало быть и к нам он, по морю не зашёл. Ву компроне?

Короткая беседа в проходной нас успокоила, Вахида не повязали и это очень хорошо, но в тоже самое время и немного напрягла. Африка, как и прежде, стоит на месте, очень далеко и что там происходит, меня по прежнему мало беспокоит, но передача вируса воздушно капельным путём, это не комар чихнул. Не приведи господь, какой нибудь сухогруз или танкер, прицепит где нибудь пару капель этого дерьма и приволокёт его в славный город Новороссийск, и что нам всем тогда делать? Место на кладбище забивать или в горы подаваться?

— Как думаешь, охранник правду говорил про кладбище? — спросил меня Фёдор, по дороге в гараж.

— Думаю, да. Врать ему было незачем, да и состояние души у него было не то, чтобы нас обманывать. Ты же видел, он с нами, как со старыми друзьями говорил.

— Да, дела — вздохнул водитель со стажем. — И чё, по твоему как, доберётся до нас оно или нет?

— Ты про вирус Дэйна? — спросил я на автомате, решая, где мне сегодня ночевать.

— А ты что, знаешь даже, как он называется?

— Да, слышал как то по радио, давно. Вот и запомнил — ответил я и всерьёз задумался над обстановкой.

Первый раз я про этот вирус узнал примерно месяц назад, не позже, а посмотри ка, как он за это время резво зашагал. Надо будет «Голос Америки» послушать, может они ещё чего интересного про обстановку в далёкой африканской стране расскажут. Давненько я этой радиостанцией слух не баловал.

— А что, было когда? — вежливо спросил меня, собственный внутренний голос.

— Прав, не было. Всё на работе, да на работе — тяжело вздохнув, ответил я ему в слух.

— А я о чём? — поддержал меня, так и продолжавший говорить о своём, Фёдор. — Так и не заметишь, как костлявая с косой в гости придёт. Всё пашешь и пашешь. А для чего? Может давай, посидим сегодня? Винца или водочки попьём.

— Можно. Только я не пью, ни вино ни водку — согласился я, с внезапным предложением водителя.

Сколько можно пахать словно лошадь? Пора и о досуге, в компании друзей, подумать. Федя, может мне и не самый первый друг, но мужик вроде тоже правильный, хотя и побаивается иногда брать на себя инициативу. Но это объяснимо. Один раз погорел, вот и дует на любую жидкость, словно на кипяток.

— Что, вообще ничего не пьёшь? — прервав мои размышления, спросил водитель легковушки.

— Почему, вообще ничего. Пиво иногда позволяю — ответил я ему.

— Так в чём, тогда вопрос? Сейчас пивка возьмём и к Вахиду, на базу — предложил Федя, новый вариант посиделок.

— Я не против. А где возьмём? На дворе почти ночь. Кто сейчас пивом торгует?

— Антоша, неужели ты думаешь, что я, в своём родном городе, банку пива не найду, где взять? Сейчас и пивка отыщем, и рыбку к нему подберём. Ты что больше уважаешь, таранку, воблу или может вяленую кефаль?

Утром только слышал, как Фёдор собирался на работу, но встать и попрощаться с ним не смог. Шесть литров пива на двоих, это даже для моего, почти двухметрового роста, оказалось слишком много. Проснулся чёрт знает во сколько, часов у меня снова нет, прямо не приживаются они на руке и всё тут. Хоть бери да карманные покупай, видел в магазине такие. Но думаю у этой модели, шансов задержаться при мне, ещё меньше. Потеряю или у кого нибудь оставлю, я на такие вещи большой мастак. Встав со скрипучей лежанки, сбегал быстренько, куда надо. Недалеко, за угол соседнего гаража. Потом размялся, дожевал сушёную рыбу и пошёл в сторожку, вызывать очередное такси. Созвонившись с таксопарком, тут же перезвонил на работу, домой. Там, слава богу, легко обходятся и без меня, чему я очень обрадовался, торопиться с отъездом, из этого города, не хотелось. Появилось желание прошвырнусь по местным комиссионкам, раз обстоятельства сложились благоприятнее, чем ожидал. Пустых кассет у нас почти не осталось, а новые фильмы, наша организация готова брать всегда и в любых количествах. Чем шире репертуар, тем больше прибыль.

Вахид объявился, как мы и ожидали, только на третий день, причём позвонил он прямо из дома, чем очень удивил не меня одного. Фёдор, сообщивший мне об этом, очень переживал, что наша поездка в порт снова оказалась под вопросом.

— Антон и как это понимать? Я что, опять без денег остался? — говорил он мне в трубку, не стесняясь голос повышать.

— А Вахид, чего конкретно тебе сказал? — попытался я остановить поток, его беспочвенных претензий.

— При чём тут Вахид? Он сказал, что все вопросы здесь, решаешь ты. Вот я тебя и спрашиваю, будете мне за беспокойство платить или снова попытаетесь заставить бесплатно на вас работать?

— Федя, я хоть раз тебя кинул?! — не выдержав, выкрикнул я ему.

— Пока нет — более спокойно ответил водитель.

— Ну тогда дыши ровно и не дёргайся, пока нет для этого основательных причин. Получишь свои деньги, не сомневайся. Лучше скажи, Вахид насколько встречу назначил?

— На шесть.

— Вот к шести часам, к нему и подъезжай, я уже там буду. Разберёмся.

Фёдор ещё чего то пытался сказать, но я резко оборвал разговор и повесил трубку. Работы вагон, а тут ещё эти парни из Новороссийска, словно сговорились и ведут себя, как не поймёшь что. Один дома сидит и похоже, что без товара. Второй до проходной разок прокатился и требует ему срочно деньги заплатить. Послать их, что ли? Ни сегодня, так завтра, я ещё два кинозала открою и нужны они мне тогда, как вертолёт летучей мыши.

Три дня тому назад, в портовом городе, я неплохо отоварился. Снова скинул почти всё, что за это время по сусекам наскрёб. Купил видеомагнитофонов, импортных, две штуки. Кассет заграничных, пустых, восемь штук и два охренительных фильма, про агента 007, при последующем просмотре показавшихся мне давно виденными и очень старыми, так как про похождения главного героя я знал на три хода вперёд. Как бы там ни было, а сейчас, я именно тем и занимаюсь, что стряпаю перевод на первый из них, с названием «Живи и дай умереть» и отвлекаться ещё на что другое, даже и не подумаю. Сделать из Бонда революционера, хотя бы и на словах, та ещё работёнка. И я бы никому не советовал вторгаться, в наш творческий процесс. Порву гада, как Тузик грелку.

Успел и текст на фильм наложить, и к шести часам добраться до Вахида, где друзья-моряки встретили меня, словно отца родного. Водителя обласкал сразу, выдав ему на карманные расходы целую сотню, справедливо решив, что другого такого, нам всё равно не найти. Ну, а с механиком лабызаться начал чуть позже, отношения с ним интимные и свидетели нам ни к чему. Подождал пока серьёзные мужчины допьют остатки кубинского рома, по ходу дела вспоминая молодость и соседских дам, затем проводил того, что приехал в гости на государственной машине, и только после этого перешёл к конкретным делам.

— Рассказывай — предложил я своему основному компаньону, определив, что он ещё в состоянии понимать о чём с ним будут говорить.

— Сейчас, сам всё увидишь. Товар только принесу.

— Товар? Какой ещё товар? Ты что старый, совсем упился? Откуда здесь наш товар? — обругал я пьяницу, сразу четырьмя вопросами.

— Не бухти — донеслось до меня из комнаты, служившей хозяину спальней. — Когда обо всём узнаешь, тоже скажешь, что я был прав.

Ожидал увидеть всё, что угодно, но только не то, чего приволок Вахид.

— Вот — сказал он, положив на стол маленький столбик, длинной всего сантиметров пять.

Странная штука, диаметром не больше пары сантиметров, туго обмотанная полиэтиленом от старого, поношенного пакета, совсем не походила на упаковку с джинсами фирмы «Монтана».

— Это, чего такое? — понимая, что деньги и здоровье, потраченные на часы, мне навряд ли когда нибудь удастся вернуть, поинтересовался я у кокетливо улыбающегося друга.

— Разворачивай и сам всё увидишь — ответил он и от всей души, резко махнул рукой над столом.

От нескольких моих прикосновений столбик рассыпался на части и быстро превратился в крохотную горку мелких монет.

— Так ты что, полторы сотни штанов на горсть мелочи променял? — стараясь держаться в рамках приличия, сквозь сжатые зубы выдавил я из себя.

— Не променял, а взял в качестве оплаты, за поставленный нами товар — назидательно погрозив мне указательным пальцем и немного при этом заикаясь, заговорщицки проговорил Вахид.

На этот раз механик протрезвел ещё быстрее. Ему хватило не более пяти минут на то, чтобы расстаться с выпитым за день.

— Снова какой то гадостью отравился — выходя из туалета, более внятно сказал он мне.

— Слушай, друг ты мой сердешный. Объясни мне, пацану сопливому и тупому — еле сдерживая гнев внутри себя, прошипел я. — Какого хера ты мне вот это дерьмо в нос суёшь! Где наши бабки!?

— Чего разорался? — миролюбиво шмыгнув носом, спросил Вахид и ткнул толстым пальцем в копейки. — Вот они. Только это не бабки, а червонцы. Николаевские. Ровно пятнадцать штук.

— О как. А то я не вижу, что это не рубли советские из соседнего магазина. Ты мне скажи, на хрена они нам. Операции с золотом, точно так же, как и с валютой, имеют только один конец. Ты чего, предлагаешь мне под расстрельной статьёй ими заниматься. Так я не желаю в таком юном возрасте помирать. Чтоб ты знал, мне всего двадцать один стукнул, причём несколько дней назад. Если тебе всё надоело, так я ещё пожить желаю. И не просто пожить, а как нормальный человек, не перебиваясь с хлеба на воду.

— Антоша, братишка. Ты сначала в ситуацию вникни, а потом пасть разивай. Думаешь я бы с ними связался? Да никогда! — начал оправдываться Вахид.

— Ну и чего же такого, там у тебя случилось, что ты на всё плюнул и эту херню нам сюда приволок?

— А то, что всей контрабанде конец приходит. Тихо и незаметно — широко раздвинув толстые руки и выпячив вперёд нижнюю губу, со значением ответил мне моряк.

— Почему это? — вспомнив про импортные кассеты, испуганно спросил я.

— Потому что вирус, карантин и решение нашего капитана: никого с барахлом на борт больше не пускать. Он нам так прямо и сказал: — «Туда везите, что хотите, а домой я больше ничего тащить не дам».

— Но ты же приволок — попытался я схватиться за соломинку.

— Ну да, приволок. В ладонь зажал и протащил. А остальные на сухогрузе, так барахло и держат. Домой нельзя вернуть и обменять на что, не знают.

Вот это новость, так новость. Что же это получается? Всем моим начинаниям приходит полный… Да, нет. Не может такого быть. Подумаешь вирус. Где мы и, где эта долбанная Африка. Да и кораблик Вахида не ходит туда, его обычно дальше нашего, внутреннего моря и не выпускают. Перестраховался капитан, решил сыграть на опережение. Вот и припугнул доверчивых морячков. А они и рады стараться, уши развесили.

— А на остальных судах, какая ситуация? Такая же? — спросил я, чего то жующего товарища, надеясь, что ситуация ещё не окончательно вышла из под нашего контроля.

— Такая же — ответил он, махнув зажатой в руке вилкой. — Я разговаривал с мужиками. А тем, кто к неграм ходит, ещё хуже. Они в порту не как мы, два дня стоят, им четверо суток надо возле пирса болтаться. И кроме этого, у них по приходу анализ крови, мочи и этого…, не к столу будет сказано, берут.

— Да это хрен с ним, пускай берут, если так хочется. Я про товар спрашиваю. Они как, возят ещё чего то?

— Не а. Говорю же, всё перекрыто. Нам даже бумагу дали подписать, об уголовной ответственности за нелегальную перевозку грузов.

— Это что же. Получается так, что совсем скоро в магазинах ничего импортного не будет?

— Почему не будет? Что то будет. Центрозавоз так и продолжает таскать ширпотреб — сказал Вахид, вытаскивая из трёхлитровой банки, новый малосольный огурец.

— Ага. Только мы с тобой этот ширпотреб никогда не увидим — не повёлся я на его хитрую уловку.

— Ну и что. Много ли нам с тобой надо? — ответил Вахид и смачно вцепился зубами в очередную жертву его бешенного аппетита.

Посмотрите, какой скромный. Может ему ничего и не надо, а у меня, кроме штанов и свитерка тоненького, больше толком и нет ничего. На улице уже сейчас по вечерам не очень жарко, а через месяц и вовсе колотун придёт. И что мне тогда делать? В универмаге, пальтишко за восемьдесят рублей покупать, с каракулевым воротничком и в нём по городу прогуливаться, словно пугало огородное?

— У тебя деньги есть? — спросил я хозяина квартиры, предварительно втолкнув ему в голову правильный вариант ответа.

— Есть. А тебе сколько надо?

— Тысяч пять или семь — обозначил я, интересующую меня сумму. Как говорится, запас карман не тянет.

— Надолго? — продолжая упорно жрать одни огурцы, отклонился Вахид от внедрённой в его мозги правильной линии поведения.

— Нет. Через месяц точно верну — снова отметив, что этот мужик, каким то образом умеет уворачиваться от моих конкретных посылов, ответил я.

— На месяц дам, но не больше. Смотри, чтобы вовремя принёс.

Друг встал из-за стола, сходил в спальню и приволок оттуда пачку светло коричневых пятидесяток, перевязанных обычными, чёрными нитками. Я небрежно сунул её в карман, не пересчитывая, после чего мы снова вернулись к нашему золоту, так и продолжавшему валяться на грязном столе.

— Чего, давай его поделим? — предложил мне Вахид, заканчивая дожёвывать очередной огурец и вытирая руки о свою мощную задницу.

ГЛАВА 15

Последующие два дня снова безудержно тратил деньги в Новороссийске. Пять тысяч ушли легко и быстро, словно их и не было у меня никогда. Оделся с ног до головы, обулся на все случаи жизни, купил ещё одну, большего размера, кожаную сумку, дипломат, две кепки, а кроме этого полностью выкупил кассеты, найденные мной в двух, специализированных магазинах портового города. Новые видеомагнитофоны в отделы с техникой пока не поступали, вот я и прихватил их на все оставшиеся, после основных покупок, деньги. По всей видимости, кинозалы вскоре станут моим основным источником дохода. Ещё пара недель карантина и комиссионные отделы с тряпками, можно будет смело закрывать. Хорошо, что сам в такой не вложился. Сейчас бы точно локти кусал или бегал, скупая у барыг остатки импортного барахла. Интересно, что будет делать Герман, когда узнает о ситуации в порту?

Новой одежды и обуви у меня набралось столько, что был вынужден ехать домой на такси. Красиво жить не запретишь, как сказал кто то очень умный и не умеющий собственные деньги считать. Вот и я, следую его советам. Одалживаю тысячи, катаюсь на арендованной машине, золото чуть ли не в слитках скупаю, знать бы ещё, чем закончится такая, моя небрежная расточительность. Не хотелось бы снова оказаться на обочине жизни, второй раз так приподняться я, может быть, уже и не смогу. Монеты, кстати, оказались вполне себе ничего — золотые. Перед самым отъездом я о них кое что разузнал. Побывал в местном «Доме быта» и показал тамошнему ювелиру, но всего лишь одну. Теперь думаю, не тот ли это случай, когда есть чего откладывать на чёрный день. Откуда то мне известно, что главное в бизнесе не заработать, а не потратить всё, на разную ерунду. Места эта «мелочь» занимает мало, транспортируется незаметно для окружающих и при реализации её, есть на кого сослаться. «Бабушкино наследство» — так обозвал царский червонец мужчина, принявший его у меня. Но основное достоинство николаевской монеты не в её габаритах, а в привлекательности для определённого круга лиц. В мастерской мне предложили сразу, без документов и оформления, выкупить мой единственный золотой, причём и денег за грамм давали больше, чем того требовал прейскурант. Прав был Вахид: две цены от закупа, на девятисотую пробу, в наших краях мы легко сможем получить.

Дома было всё без изменений. Кино парни крутили согласно расписания, тасуя его чуть ли не каждый день. Народ так и продолжал заполнять наши крохотные помещения до отказа, а людская молва, разносившая по городу бесплатную рекламу о нас, лишь способствовала получению максимально возможной выручки с каждой моей точки. Джинсы медленно, но продавались, пополнив мою вечно дырявую кассу, чуть больше чем пятью сотнями рублей и даже в арендуемом жилище, за время моего двухдневного отсутствия, тоже почти ничего не изменилось. Может быть сыростью пахло чуть больше обычного, да пыль без хозяйского присмотра, чувствовала себя веселей, а в остальном всё тоже самое. Полы скрипели, кровать, как зависла внизу, так наверх возвращаться и не собиралась, тумбочка, как и прежде, хромала на одну ногу и отказывалась закрывать отсыревшую дверь. И это, когда на улице ещё не очень холодно. Хотел бы я знать, что будет здесь после того, как зарядят дожди и погода окончательно испортится? Герман тоже, так и продолжал торговать ни шатко ни валко, нервничая по поводу упавшего до немогу сбыта, даже не подозревая, как ему, по этому поводу, повезло. Успокоился он только после моего рассказа о ситуации с завозом контрабанды, хотя и не на долго. Предприниматель быстро сообразил, что на горизонте замаячила новая проблема, похлеще той, что существует сейчас. На следующий же день, озабоченный владелец комиссионного отдела лихо переписал все ценники, увеличив их процентов на пятьдесят и продолжил торговать с тем же успехом, что и вчера, а вечером снова разговаривал со мной, но уже о том, где ему взять новый товар и как быть, если он совсем кончится.

— Ты закройся на недельку. Напиши объявление, что у тебя, допустим, переучёт, а сам в Новороссийск смотайся и скупай там всё подряд. Может и продержишься до окончания карантина, не на всегда же его ввели — давал я дельные советы, согреваясь чаем, в хорошо протопленном, хозяйском доме.

— Думаешь это поможет? Я сейчас наберу барахла, по высоким ценам, а потом не буду знать, куда его девать. Не проще ли полностью расторговаться, а потом закрыть точку и заняться, чем нибудь другим?

— Не знаю, может и проще, если знаешь чем.

— Да вон, хотя бы к тебе пойду работать. Кассету в видеомагнитофон и обезьяну вставлять, можно научить — попробовал Герман, забросить удочку в моё, цветущее болото.

— Это точно — усмехнулся я. — Только ты не обезьяна и работать на дядю, после того, как сам всем руководил, у тебя может и неполучиться.

— Думаешь?

— Да почти уверен — не задумываясь, ответил я.

— Но я же не навсегда к тебе в подёнщики собираюсь. Ситуация изменится и я снова открою свой, комиссионный отдел. Даже разрешение на торговлю, пока закрывать не буду.

— А налоги? Их же тебе никто не отменит. Чего, просто так будешь деньги отдавать?

— Ну и что, заплачу, если надо — с сомнением в голосе, ответил коммерсант.

— Может тебе лучше, временно, на молокозавод или мясокомбинат устроиться? Там коллектив, уважение и от общественности почёт.

— На сто рублей? Ты чего Антон? Издеваешься? Да я лучше на барахолке толкаться по субботам и воскресеньям буду, а туда не пойду. Да и кем? Водилой? У меня же кроме прав больше нет ничего.

— Так иди учиться. Поступи в институт или хотя бы в техникум. Через пару лет, глядишь и станешь дипломированным специалистом. А там вперёд и с песней, по служебной лестнице. Ещё до директора успеешь дослужиться — посоветовал я другу, хотя сам не знаю, зачем.

— Ага и к сорока годам буду старшим бухгалтером или начальником молокоразливочного цеха, с окладом в сто сорок рублей — откликнулся он на мой призыв, смехом. — Да и кто меня в этот институт примет? В моём аттестате одни тройки.

Проговорили мы долго, я даже успел результат десятилетней учёбы моего друга посмотреть. Действительно, в аттестате у него были почти одни тройки. Пятёрка стояла по физкультуре, а единственная четвёрка по географии. Остальное было точно так, как он говорил. Интересно, какой аттестат у меня, неужели такой же? Я же тоже толком ничего не знаю.

Болтать прекратили в первом часу ночи. Остановились на том, что если Герману всё же придётся закрыть свою точку, то он непременно придёт на работу ко мне, а остатки товара продолжит продавать по выходным, на стихийном рынке, именуемым здесь «Барахолка». Но для этого мне необходимо будет разжиться хотя бы ещё одним помещением, а с этим в приморском городе не просто. Они конечно есть, но либо расположены непонятно где, либо не подходят для очага культуры по размеру, а то и вовсе находятся в таком ужасном состоянии, что связываться с ними себе дороже.

На протяжении всей недели безвылазно занимался переводом, озвучкой и записью. В понедельник позвонил продавец из комиссионки, где оставлял заказ на кассеты и я по быстрому смотался туда. Выкупил четыре фильма и сходу обратно. Достались мне два симпатичных кино про звёздные войны и столько же про китайский мордобой. Народу он нравиться, хотя там и снимают про одно и тоже. Гонконговские боевики к прокату подготовили быстро. Прошлись по ним по отработанной схеме, сделали из главных героев очередных борцов за справедливость и поставили на полку. А вот с фантастикой этот номер не прошёл. Как не крутился переводчик, а политику пришить туда, мы не смогли. Пришлось работать с оригинальным текстом. На свой страх и риск оставили всё, как есть, хотя к чему здесь можно придраться ни он, ни я не понимали. Мои навыки работы над человеческим сознанием могут заставить комиссию принять всё, что угодно, но контролировать всех, кто вздумает посмотреть это эпическое кино, даже я не в состоянии. А вдруг, у кого то из них, после просмотра, появится нестерпимое желание поделиться своими сомнениями с компетентными органами и как нам быть тогда. Ладно, для начала попробуем сдаваться в таком виде, а уж если не прокатит выстраданный нами вариант, тогда будем рвать сюжет на отдельные линии и делать из героя Форда, инопланетного ленинца. Кстати, его обаятельная физиономия, мне показалась уже знакомой. С первых же кадров создавалось такое впечатление, что этого парня знаю чуть ли ни с раннего детства. С чего бы это? Может я сам американец? Было бы не плохо, но про это здесь лучше никому не говорить, сдадут в контору и не спросят, как моё настоящее имя.

Зря я волновался. Кино про космические войны прошло проверку на вшивость с первого же раза. Члены клуба любителей зарубежных фильмов смотрели его не отрывая глаз от телевизора, а по окончании сеанса бурно обсуждали и героев, и сам увлекательный сюжет.

— Почему у нас, на «Мосфильме», не снять такое? — спросил остальных, простодушный лейтенант. — Наши артисты ничем не хуже и в космос мы первые вышли. Представляете, сколько наше государство на этом денег смогло бы заработать, если такое перенести на большой экран.

Училка и комсомолец дружно молчали, а я быстро завёл разговор о другом. Вот только провокаций, о силе и мощи нашего родного государства, мне, как раз для полного счастья и не хватало.

— Ну что, если здесь всё в порядке, тогда давайте приступим к следующему фильму? — предварительно прокачав людям из комиссии мозги, предложил я ещё немного размяться.

— Да, да — дружно закивали они головами и я махнул Сане рукой.

Первую часть «Звёздных войн», показали широкой публике уже этим вечером. Генка, по моей просьбе, заранее заготовил проект протокола, а сделать так чтобы его подписали прямо здесь, мне не составило особого труда. Так что уже в начале шестого я обладал заветной бумажкой, позволяющей моему прокату распространять новинки среди всех желающих. Длились космические приключения дольше обычного, поэтому и цену на их просмотр сделал чуть больше, полтора рубля. В обычных кинозалах, почему то позволяют себе продавать билеты на премьеры дороже, а чем мы отличаемся от них? Надо зарабатывать деньги, пока дают такую возможность. На бедолагу Германа смотреть жалко, а он тоже небось думал, что поймал жар птицу за хвост и теперь она рядом с ним вечно будет жить.

Вот, как не крути, а комсомол — организация полезная и очень нужная, особенно в плане воспитания подрастающего поколения. А уж, как я уважаю второго секретаря нашего горкома, об этом можно просто легенды складывать. Тосты я ему, в приватной беседе посвящать буду, а своё восхищение, его способностью держать данное товарищу слово, выкажу прямо сейчас, прилюдно.

— Огромная вам благодарность, Геннадий Андреевич, от всех любителей и прокатчиков — пожимая влажную ладонь одного из лидеров местной молодёжи, сказал я, поглядывая на стоящую рядом директора санатория «Золотой Берег». — Вы, и многоуважаемая Лидия Павловна, даже не представляете, какую важную работу проделали. Теперь наши люди, отдыхая на берегу Чёрного моря, в этих прекрасных и комфортабельных корпусах, смогут ещё и с шедеврами мировой киноиндустрии познакомиться, а это, на минуточку, уже политический вопрос. Не зря же Владимир Ильич, в своей беседе с товарищем Луначарским, ещё на заре становления нашего государства, говорил: — «… Из всех искусств важнейшими для нас являются кино и цирк». С цирком в нашей стране всегда было всё в порядке, а вот кино, мы ещё недостаточно уделяем внимания. И вы, дорогие мои друзья, можно сказать стоите в первых рядах его пропагандистов. Так сказать, на самом переднем крае, в авангарде людей делающих нашу жизнь ещё лучше и ещё прекраснее.

Понимаю, что несу ересь и откровенный подхалимаж, но удержатся не могу. А чего? В газетах разную хрень писать можно, а мне разок выступить, почему нельзя? Такое классное помещение Генка отыскал. Да я за это готов ему не только на словах благодарность выражать, а даже проставиться в самом крутом ресторане этого города, несмотря на довесок, в виде племянника директрисы, претендующего на роль основного распорядителя в будущем видеосалоне. Шестьдесят посадочных мест, вся мебель в наличии, телевизор в прокат, отдельный вход, пожарный выход, круглогодичные заезды отдыхающих, возможность рекламировать кинозал у многочисленных соседей. Разве это не подарок?

Договор с родственником, руководитель «Золотого Берега» заключила через день, сразу же после того, как он получил разрешение на определённый вид деятельности, а кино крутить мы начали тем же вечером, запустив в первом кинозале Пионерского проспекта наши «Звёздные войны». Просидев со своим новым сотрудником, всего то полтора дня, я отпустил его в свободное плавание, а сам занялся закупкой часов и фотоаппаратов, их в этот раз нам очень много надо. Вахид предложил увеличить партию в три раза и я с ним согласился. Золото, оно и в Африке золото, будем брать пока есть возможность. Цены на него в магазинах города приличные, а купить изделия из благородного металла, в них, всё равно толком нельзя. Спрос сильно превышает предложение. За часами обратился к Виктору из торга, а по поводу фотоаппаратов обработал директора пригородного магазина «Культтоваров». Заставил её поверить, что мы старые друзья, попросил выгрести из того же торга всю необходимую мне фотоаппаратуру и пообещал заехать через день. Устал я носиться по магазинам и скупать там разное барахло, пора переходить на оптовые покупки.

В воскресенье, как и обещал, пригласил Гену в ресторан, заранее предупредив, что буду там с другом. Пришло время знакомить Германа со вторым секретарём горкома комсомола и отдавать старые долги. Когда то я воспользовался наработками приятеля, а теперь могу и сам помочь ему. Тем более товар в его лавке подходит к концу и если бы не мои джинсы, которые торгуются уже по триста пятьдесят рублей за штуку, то совсем бы плохо пришлось владельцу очень скромного, комиссионного отдела. Пора готовить парню запасной аэродром, а достойного помещения, под новый видеосалон, мы с ним пока, так и не обнаружили. Вся надежда на отчаянного комсомольца, у него прямо талант, быстро находить решения по вопросам, обломавшим зубы всем остальным.

Геннадий Андреевич воспользовался приглашением по полной программе. Привёл с собой подругу и ещё двух, её подруг. И ничего не скажешь, заслужил чертяка.

— Знакомьтесь девчонки — галантно придвигая стул одной из девушек, сказал Гена, кивнув в мою сторону головой. — Это Антон, мой приятель и просто хороший парень. Хотя, в данный момент и не член ВЛКСМ.

— А это Герман — попав в окончание его фразы, представил я, уже сидевшего за столом, друга.

— Вера, Татьяна, Света — по очереди назвав свои имена, мило прощебетали девушки.

Барышням было лет по двадцать, не больше. Вели они себя раскованно, выглядели симпатично, но ни одна из них на сердце мне, так и не легла. Ощущение того, что оно у меня уже занято, никуда не делось, а ломать его, именно сейчас, не хочу. Нет, весь вечер я проявлял знаки внимания, к сидевшим за одним столом со мной и исправно танцевал с теми девушками, что пришли сами по себе. Травил им смешные анекдоты, рассказывал интересные истории, якобы происходившие когда то со мной и вообще старался быть, что называется душой компании, тем более необходимые для этого средства всегда находятся со мной. Но делал это из благих побуждений и ни в коем случае не мечтал о каком либо продолжении вечера в приватной обстановке, с одной из обосновавшихся рядом девиц. Я, конечно, не железный и физиологические потребности у меня тоже имеются, однако мартовским котом, в последние два месяца, себя совсем не ощущаю и с кем попало кидаться в омут, даже пробовать не хочу. Вру. Вот же дурацкая привычка и откуда она только у меня взялась. Дело тут совсем ни в моём принципиальном характере и нежном чувстве к симпатичной школьнице, похоже потерянной мной навсегда. Прикидываюсь моралистом из-за специфических особенностей моего организма, отчего то опустившего моё либидо до самого нижнего уровня. Смешно? Ну да, сам бы смеялся, если бы плакать не хотелось. Изменения в себе начал замечать недавно, примерно в тоже самое время, когда невероятно быстрыми темпами увеличил свой рост. Этот гад, организм, перестал обращать внимания на женщин и полностью переключился на улучшение собственных характеристик. Кроме роста у меня начали меняться размеры тела, мышцы ростут, как на дрожжах и есть хочется порой так, будто меня не кормили вечность. Плечи пловца, планомерно принимают облик плечь штангиста, руки крепнут даже там, где их никогда не качал, ноги и вовсе, становятся, как у велосипедиста, хотя спец техники, для их развития, я тоже не применял. И вот как, в таком нелепом состоянии, я ещё и к девчонкам буду приставать? Да у меня в башке остались лишь обычные хотелки, среди которых главная — пожрать.

Пару недель почти ничего не делал, отправку Вахида за кордон, как работу уже не воспринимаю. Каждое утро болтался в районе пляжа и если позволяла погода, плавал, но не так долго, как бы того хотел, вода была уже достаточно холодной. Днём слонялся по видеосалонам, когда просили, подменял кого нибудь из персонала, сутками сидеть у видеомагнитофона тоже не очень легко. Вечером беседовал с хозяином и хозяйкой дома, где, как и прежде, снимаю жильё, а ближе к ночи, почти в одно и тоже время, слушал голоса из-за рубежа. Пытался наши новости осилить, но там болтали про мало значащую ерунду, а меня интересовало совсем другое, чего родная страна замечать не хотела в упор. К примеру, было бы интересно узнать, как долго продлится карантин в Новороссийске, какой режим приёма кораблей в других советских портах, а если это невозможно рассекретить, тогда хотя бы честно рассказали, что происходит в мире, нельзя же относиться к нам, как к малограмотным рабам. Не можете, ну тогда и не возмущайтесь по поводу того, что население не верит в вашу приторную пропаганду. Буржуи, из приёмника, тоже не про всё народу вещают, но они хотя бы пытаются самое важное обозначать. Сегодня, к примеру, сказали, что Вирус Дейна поразил многострадальную, южную часть Африки вдоль и поперёк. Поведали о тамошней сухопутной границе, которую, соседям африканской республики, удалось взять под полный и неусыпный контроль, о том, что морские входы и выходы патрулируют англичане, а воздух у берега полностью принадлежит их заокеанским друзьям. Долго болтали о сложной ситуации в мире, куда злобный вирус пока не смог добежать, о плавучем госпитале, специально пришедшем к берегам ЮАР из США и в котором врачи пытались избавить от заразы ни много ни мало, а целых сто семь человек. Вот почему бы, то же самое и нашему «Маяку» не рассказать? Включаешь «Океан», а от туда родным голосом заявляют, что карантин в Новороссийском порту продлиться, ну допустим, ещё неделю или две и с болью в душе советуют, мол терпите товарищи контрабандисты, и торговцы импортным шмотьём, недолго вам ждать осталось, светлое завтра уже на подходе. Так нет молчат, как шпионы на допросе. А нам, чего остаётся? Вот и приходится слушать вражеские голоса, а они, кроме всего прочего, пытаются поливать грязью мою, горячо любимую страну. Понятно, что я не дурак и смогу отделить котлеты от мух, но всё равно обидно. И куда только смотрит, наш вездесущий, партийный контроль?

Далёкие страны и события в них, резко отошли на второй план, как только я озаботился давно созревшим вопросом о более комфортабельном жилье, способном обеспечить меня не только теплом, но и мало мальским уютом, без которых встречать зиму, даже в этом, солнечном городке, опасно для жизни. Днём в домике ещё ничего, а ночью сырость достигает таких колоссальных параметров, что приходится открывать дверь или окно. Здоровье у меня крепкое, оно и не с такими трудностями успешно справлялось, но снова подвергать его необязательным испытаниям, когда на руках скопилась необходимая для покупки дома сумма в рублях, достаточно нерационально. Тем более, куда дальше девать эти самые деньги, я так пока и не придумал.

Мать моего самого близкого друга отнеслась ко мне, как к родному. Каждый вечер она обзванивала своих подруг и знакомых, пытаясь подыскать мне приличный вариант, из не очень большого перечня продаваемых в городе домов. Занималась женщина, этим нелёгким делом упорно, целенаправленно и почти целую неделю, а сегодня, наконец то, выдала список состоящий аж из пяти адресов. Охватывал он только центральный район, но имел очень большой разброс по стоимости, по площади земельного участка и по количеству хозяйственных построек установленных на нём. Основное строение по размерам гуляло ещё круче. Самый маленький из домов легко обходился всего тремя десятками квадратных метров полезной площади, а его более крупный собрат вобрал в себя почти сто. Кроме этого список изобиловал таким количеством сносок, приписок и коротеньких оговорок, что глядя на него я сразу заскучал. Мне и до этого не очень было понятно, в каком именно доме я хотел бы дальше жить, а с таким количеством тонкостей проблема выбора становилась и вовсе почти неразрешимой. Браться одному за такое дело, это всё равно, что идти с ножом на пулемёт. Посмотрел на сидящего рядом Германа, сделал ему пару пасов головой, а затем, как бы невзначай, поинтересовался.

— Чего, пойдёшь в воскресенье со мной на смотрины? — спросил его, мысленно подсказав нужный мне ответ.

— Конечно — с готовностью ответил, ничего не подозревавший парень. — Всё равно завтра магазин закрыт на выходной. Сходим.

Два с лишним часа мы катались на машине друга по сонному городу, внимательно изучая незатейливые постройки послевоенной архитектуры, сооружённые из саманных блоков и кое где, из стареньких кирпичей. По всем адресам нас встречали приветливо и даже радушно, не стесняясь показывая всё, куда можно было зайти. Откровенноговорили о привлекательности крохотных домишек, в которых, по мнению хозяев, спокойно помещалось бесчисленное множество гостей, задумчиво рассуждали о пережитых землетрясениях, уверяя нас в том, что конкретно их строениям, они нисколько не страшны. По одному из адресов заставили покушать, не принимая мой довод о том, что я всего час назад плотно поел, в другом налили самодельной чачи и Герман выпил, хотя я видел, что делать это приятель совсем не хотел. Покажи мне кто нибудь один из этих домиков ещё недавно и предложи навечно поселиться в нём, то счастью моему не было бы предела и я остался бы с радостью в нём. Но сегодня, это не вчера и запросы мои уже немного поменялись. Не могу я позволить такой важной персоне, у которой только видеомагнитофонов, привезённых из далёкой заграницы, целых четыре штуки, поселиться в доме, насквозь пропитанном древней стариной. А если серьёзно, то ничего из предъявленного, мне попросту не понравилось. Да, земли много, в домах от печки тепло, заборы каменные и высокие, ворота железные и крепкие, но всё это не важно, если к будущей собственности не лежит душа. Дом — он, как девушка. Вроде бы всё у него на месте и всё, как у всех, а если с первого взгляда не понравился, так хоть цену в два раза сбавляй, а жить в таком будешь без радости.

— Последний остался — глядя в список, предупредил меня дармовой водитель.

— И самый дорогой — в тон ему подтвердил я, написанное на бумаге.

— Но зато и расположен всего в квартале от нашего дома, и в ста метрах от магазина тёти Зины — обозначил приятель географическое расположение выставленной на продажу собственности, числившейся в нашем списке под номером пять.

— Ну да, рядом — снова согласился с ним я. — Вот только стоят эти хоромы на две тысячи больше, чем у меня под кроватью лежит.

— Да не думай ты про деньги, не хватит у матери одолжишь. Деньги что? Ветер. Из одного кармана выдуло и тут же в противоположный занесло. Заработаешь.

— Ладно, заводи давай. Философ. Сначала посмотрим, чего там на самом деле стоит, а потом будем про жизнь рассуждать и про всё остальное думать. Может там и смотреть то не на что.

Кроме того, что дом оказался угловым, был он ещё очень длинным и широким. Пять его окон выходили на одну улицу и три на перпендикулярную ей.

— Громадный — высказал Герман общее впечатление, от увиденного.

— Ага — подтвердил я масштабы жилья. — Только не очень понятно, где у этого монстра вход. Вот это, к примеру, чего такое? Вход или уже выход.

Приятель подёргал обшарпанную ручку, крепко приваренную к узкой, металлической калитке тёмно зелёного цвета, расположенной, как раз напротив меньшего количества окон, продаваемого дома. Безуспешно. Попытался заглянуть на противоположную сторону забора через верх, потом попробовал просунуть руку между решётками железной изгороди, отыскивая засов и снова неудачно.

— Не а. Вход с другой стороны. Этим они совсем не пользуются — авторитетно заявил приятель, скорее всего зная, о чём говорит.

— А для чего тогда он? — не удержался я от вопроса.

— А хрен его знает. Странноватый какой то домишко. Но ты раньше времени не паникуй. Сейчас внутрь прорвёмся, всё внимательно разглядим, разузнаем. Первое впечатление оно знаешь, не всегда правильным бывает — сказал в ответ Герман и зашагал в сторону настоящих ворот.

По сравнению с тем, что мы до этого видели, данный вариант выглядел очень симпатично. На участке в десять соток стоял дом, площадью девяносто восемь квадратных метров, когда то разделённый на две отдельных половины, имелась отапливаемая кухня в восемнадцать метров, мастерская, раньше служившая предыдущим хозяевам ещё одним местом для приготовления пищи и вобравшая в себя почти двадцать квадратных метров земли, а так же скромный гараж, размером пять на четыре. Кроме этого здесь прижились: большая баня, трёх лет отроду, сложенная из ошкуренных брёвен, два каменных туалета, расположенные на разных концах длинного участка и огромный погреб, в три метра глубиной, куда заходить, я отказался. Углубление такой направленности меня навряд ли когда либо заинтересует, а рассматривать хозяйские заготовки, при наличии других, мало изученных мест и необходимости срочно принимать какое то решение по покупке, мне не хотелось категорически.

— Дороговато — с сожалением в голосе сказал я хозяину, после беглого осмотра его владений и мысленно предложил старичку немного снизить, первоначально заявленную цену.

Мне не составило бы труда сбросить её и до не прилично низких размеров, но дом продаёт ветеран последней войны, а отношение к ним у меня всё ровно, что к детям малым, хотя я откровенно не пойму, почему.

— Ребятки. Пятьсот рублей, как полагается, сброшу. А больше даже не просите, не могу. Дочка, в Ленинграде, притащила двойню, а у них и до этого было два пацана. На заводе обещали квартиру, как многодетным, но когда и какую, конкретно не говорят. А шесть человек на двенадцати метрах, в мужней коммуналке… — дед не договорив, крепко ругнулся и кому то невидимому, резко махнул рукой.

Пошли ещё раз на смотрины. По очереди заглядывали в печку, толпой забирались на чердак. Потом дедок таскал нас в баню, водил на пару с Германом в уютный туалет. На кухне пили кофе с пирожками, а после этого, на большей половине, внимательно разглядывали документы.

— Вот, домовая книга и моя прописка в ней. Тут, когда вторую часть соседи мне отдали, указаны их метры и объединённый план. Вот здесь квитанции за воду, свет и по налогу. Это разрешение на баню, а кухню, в мастерскую, я переделал просто так. Никто ж не знает, чего в ней на самом деле — раскладывая на столе бумаги, с надеждой в голосе, знакомил нас старик с историей продаваемого дома. — Всю мебель вам оставлю. Дрова на зиму, есть. Соленья и варенье тоже ваши будут. Смотрите парни, дом хороший, не вы, так купит кто нибудь другой.

— А с телефоном, как? — спросил его, мой более расторопный приятель.

— Что с телефоном? — не понял дедушка, о чём вопрос.

— Сможете договориться о его передаче новому владельцу?

— Сложно. Но за взятку, думаю, оставят. Знаешь, наверное, как это делается у нас.

— Значит, последняя цифра четырнадцать с половиной? — чувствуя, что созрел для покупки, ещё раз уточнился я по цене.

— Меньше никак — ответил старик, сильно вздыхая. — Сам посуди. Мебель придётся там, заново брать. Одежонку себе прикупить, обувку, билеты. На старость немного оставить. Детишкам отдать. А внуки? Нет, меньше никак.

ГЛАВА 16

Документы на покупку оформили быстро. Была заминка с моей выпиской, но силой мысли я задавил поползновения дотошной паспортистки и она оформила всё, как того требовали её должностные инструкции. Что сказать, сбылась мечта бездомного подкидыша, не прошло и пол года, а у меня уже имеется собственное жильё. Да не абы какое, не сараюшка, в самом отдалённом районе этого славного города, а пятикомнатный дом с парадным входом и чёрным выходом. Осталось подождать ещё пару деньков, в течении которых дед обязался взять билеты в город Ленина, отправить туда свой незамысловатый багаж, раздать знакомым ненужные вещи и можно смело делать новоселье, тем более зима не за горами, а здесь она почти такая же, как и везде, суровая, холодная и ветреная. По рассказам очевидцев, ветер с моря и мороз в пять градусов, не каждая птица, прилетевшая на побережье зимовать, пережить сможет. Что уж тогда говорить обо мне, гражданине, мало чего помнящем о своём недавнем прошлом. Может быть я ещё более теплолюбивый и отрицательные температуры на дух не переношу.

Одолженные у Ольги Дмитриевны деньги отдал уже на следующий день. Три видеосалона, как и прежде, работают без перебоев и позволяют уже сейчас собирать на обустройство недавно приобретённого жилища. Подумав я всё же решил отказаться от предложенной мне в довесок мебели. Созвонился с радостным ветераном и предложил ему заработать ещё и на ней. Хватит маяться на панцирной кровати и подставлять под торчащие ноги скрипучий стул. Пришло время спать по ночам, а не ворочаться без перерыва и думать о своём нестандартном росте, тем более к нему добавилось килограммов десять дополнительного веса, превращающих мебель такого типа в самый настоящий инструмент для пыток. Следом за кроватью в список ненужного вошли: старый шкаф, обшарпанный жизнью комод, довоенного образца сервант, два раскладных дивана, с торчащими изнутри рёбрами жёсткости, семь крашенных стульев, вся кухонная утварь, несколько тумбочек, мало отличающихся от той, что стоит в пристройке Германа и ещё десяток деревянных предметов, непонятного мне назначения, о которых старик упомянул вскользь. Себе я оставил лишь огромный овальный стол и шесть венских стульев, доставшиеся предыдущему владельцу жилища по случаю и украшавшие собой самую большую из комнат, теперь уже моего дома. Магазин, обеспечивающий жителей этого города продукцией близ стоящих мебельных фабрик, недавно был мной обследован и в нём я обнаружил несколько достойных предметов, способных украсить собой жильё любого типа. Меня не смутила ни огромная очередь, стихийно образованная жаждущими перемен покупателями и ежедневно сверяющая, непонятно кем созданный список с четырёхзначными номерами, ни табличка, стоящая на образцах мебели и указывающая посетителям торговой точки на их недоступность, ни даже гневная речь директора магазина, обрушившаяся на меня при нашем незапланированном знакомстве. Ничто не смогло меня остановить в желании жить лучше, веселее и комфортнее, и не через год, не через месяц, а максимум через неделю, полторы. Для этого и надо то было всего ничего. Посмотреть в глаза директрисе, приветливо улыбнуться ей, дождаться ответной улыбки от ещё не совсем старой женщины, попросить её о маленьком одолжении и всё — дело в шляпе. Не понимаю, какой смысл в ругани с продавцами, товароведами и грузчиками, воспринимающими действительность через свой левый карман, когда решение вопроса лежит совсем в другой плоскости. Добрее надо быть к людям, товарищи и они к тебе потянутся. К примеру румынский гарнитур, имеющий в наборе двенадцать предметов разного фасона и габарита, и стоящий в зале словно музейный экспонат, мне, всего то за мимолётную улыбку, предложили привезти в течении ближайшей декады, мягкую мебель, производства славного города Армавир, чуть ли не завтра, а всё остальное, забрать прямо сейчас и заметьте без переплаты, и с доставкой прямо до дома, за счёт местных торговых сетей. А ещё говорят, что наша торговля не умеет работать с покупателями. Умеет, ещё как умеет. Надо только грамотно пользоваться всем, что ей положено предоставлять.

Ожидая освобождения приобретённой жилплощади я не сидел сиднем и продолжал упорно трудиться на благо нашей великой Родины, по мере сил оказывая услуги её гражданам. И она заметила мои скромные потуги, наградив одного из своих блудных сыновей достойной наградой. Я получил повестку в КГБ.

— Вот — протягивая мне бумажку с типографским текстом и чему то криво улыбаясь, тихо сказал Герман, — тебе послание пришло.

— От кого? — ещё не понимая в чём дело, весело спросил я.

— От КГБ — глядя куда то мне за спину, шёпотом ответил он. — Только не пойму, почему на наш адрес её отправили? Никак стуканул кто. А я тебя предупреждал: раньше надо было на работу устраиваться.

— Так я же вроде уже давно работаю — взяв в руки сложенный вдвое документ, настороженно проговорил я.

— А ты чего хотел, чтобы они сразу за тобой пришли, как сигнал получили? У них, кроме тебя, вопросы и поважнее имеются. Вот и среагировали с некоторым опозданием.

— Думаешь? — спросил я, изучая глазами повестку и прикидывая, что с ней делать дальше.

— Зуб даю — сделав характерный жест рукой, сказал товарищ и немного помолчав, шёпотом добавил: — Михалыч на тебя кляузу настрочил. Век воли не видать. Он на наших жильцов уже, как то раз, участковому жаловался. Больше некому.

Я ничего ему не ответил, а какой смысл просто так воздух сотрясать. В бумажке ясно сказано: явиться в кабинет номер три, в двенадцать ноль ноль, двадцать седьмого. А оно у нас уже завтра и мне на размышление осталось всего ничего, ночь проспать, и завтрак проваляться.

— Может не ходить? — спросил я, так и продолжавшего стоять рядом, участливого друга.

— Дебил? — посмотрев на меня словно на персонажа из детской сказки, спросил он.

— Нет — серьёзно ответил я, категорично отрицая свою умственную отсталость.

— Ну, а какого хера тогда такую глупость несёшь? Это тебе не менты. У конторы к людям другое отношение. Они если в кого вцепились, то можешь не сомневаться, пока всю душу из тебя не вытрясут, не успокоятся.

— Спасибо — поблагодарил я Германа, — обнадёжил.

— Да не ссы ты — сплюнув через зубы, отозвался местный герой. — Дальше Магадана всё равно не отправят. По тундре, по широкой дороге…

— Да пошёл ты на хер, со своими прибаутками — прервал я, его завывания. — Если меня серьёзно прицепят, я всех сдам и не посмотрю, что мы с кем то друзья товарищи.

Смотри ка, как развеселился. Мне на самом деле не до смеха, а этот пижон ещё подкалывает. Видал я эту вашу КГБ, если бы у меня паспорт был железобетонный. Прицепиться ко мне, по большому счёту, практически не за что. А вот паспорт — это моя ахиллесова пята. За него действительно легко огрести по полной, если докопаются, Магаданом можно будет и не отделаться, тут кое чего пострашнее светит. Если ещё и нашу контрабанду вскроют, тогда точно кранты. Расстрел и полная конфискация.

На удивление ночь прошла буднично. Спал словно младенец. Нет, не просыпался через каждый час и не орал благим матом, требуя внимания окружающих к себе, на этот раз обошлось без перегибов. А вот утром, чем дальше двигались стрелки часов, тем не по себе мне становилось. Я никак не мог определиться с линией своего поведения в ответственном учреждении. Собственно вариантов у меня было два. Можно было применить, к вызывавшему меня на беседу сотруднику, всю мощь своего безмерного обаяния, либо напротив, закосить под отчаянного дурака, готового сдать и мать родную, ради собственного благополучия. Хотя большой разницы варианты и не имели, в глазах безопасника я в обоих случаях буду выглядеть ненормальным, однако сделать окончательный выбор в пользу одного из них я так и не сумел, вплоть до входа в здание, принадлежащего местным комитетчикам. Только пообщавшись с дежурным по конторе, сделал сам собой напрашивавшийся вывод: придурков здесь не любят и раскалывают на раз. Так что становиться ещё одним, смысла не имеет. Ну что ж, делать нечего, буду работать под прикрытием, а там погляжу, куда кривая выведет. Опыт воздействия на граждан у меня огромный, сила убеждения со временем только растёт, справлюсь. Пару раз стукнул костяшками пальцев в двери требуемого кабинета, числящегося в длинном коридоре под номером три, резко рванул ручку на себя и сразу, как только увидел сидящего за столом молодого парня, тут же мысленно сказал ему:

— Мы с тобой друзья с детства и знаем друг друга, как облупленные.

Так и сказал, «как облупленные». Некогда подбирать более подходящие слова, надо действовать быстро, чтобы изменить мнение клиента о собственной персоне ещё до входа в его кабинет.

— Привет — сделав пару шагов навстречу, сказал я. — Чего, дома нельзя было поговорить? Обязательно надо было к себе вызывать? Да ещё повесткой?

— Садись давай, клоун — ответил мне, только начинавший входить в возраст мужчина, с правильными чертами лица. — Если вызвал, значит нельзя было по другому. Чай пить будешь?

— Нальёшь, не откажусь — монотонно продолжая обрабатывать мозги незнакомого человека, хладнокровно ответил я и тут же перешёл к сути вопроса: — Чего случилось? Никак анонимку кто то на меня написал?

— Хуже — вставая из-за стола, сказал мужчина в строгом, тёмном костюме, имя которого я пока так и не узнал. — Сверху бумага пришла. Похоже на то, что кому то из кинопроката не понравилась твоя бурная деятельность. Да и то правда. Ты что, сам догадаться не можешь, что прокатом кассет нарушаешь все международные законы, направленные на защиту авторских прав?

— Защиту чего? — не понял я смысла, явно надуманных, придирок.

— Антон, прекрати паясничать — повысив голос, сказал мне новый друг. — Наше с тобой знакомство не даёт тебе права вести себя в этом кабинете, словно придурок. Что, никогда не слышал об авторских правах?

— Ну так, кое что слышал. Но только в общих чертах.

— Поясняю, для мало грамотных. Ты перевод фильма сделал, потратил на него личное время, силы и наверняка какое то количество средств. А я, завтра, взял и начал его крутить в своём кинотеатре. Как тебе такой расклад?

— Беспредел — возмутился я. — Морду за такое бить надо.

— А чужое кино показывать без разрешения и обогащаться на этом, это что, не беспредел?

— Так я же…

— Я же — перебил меня собеседник. — Хорошо, что у нас занавеска железная от остального мира имеется и башка твоя тупая догадалась в горком партии сходить. Иначе сел бы ты Антоша на долго и даже я тебе помочь не сумел.

Я облегчённо выдохнул, улыбнулся и взял в руки предложенный стакан с чаем. В Магадан ехать не надо, а от остального, как нибудь отобьюсь.

— Рано ржёшь, конь ты наш в яблоках — охладил мой пыл сотрудник, вызвавшей меня организации. — Реагировать на сигнал мне всё равно придётся. Поэтому бумагу о сотрудничестве, тебе подписать надо будет прямо сейчас.

— Чего? Стукачом меня сделать хочешь? — выплёвывая изо рта кипяток, злобно прошипел я.

— Стукачом — протяжно передразнил меня товарищ из конторы. — Думай чего говоришь. Я тебе шанс и защиту предлагаю. А он мне — стукачом. Станешь внештатным сотрудником и можешь считать, что ни одна… Вобщем никто больше к тебе цепляться не будет. Понял?

— Так ко мне и сейчас, кроме вас, никто не цепляется — продемонстрировав свои логические способности, жёстко ответил я.

— Уверен? — звонко поставив стакан на стол, спросил комитетчик.

— На все сто — закусив удила, зло бросил я ему в лицо. А нечего тут изображать из себя моралиста. Ты, дорогой друг, у меня, как под микроскопом и твои грязные мыслишки известны не только тебе.

Мужчина чему то усмехнулся и наклонившись вытащил из ящика стола небольшую папку, серую, с тряпичными завязками посередине и металлической планкой на корешке. Подержал её в руке, будто определяя вес содержимого и бросив мне, небрежно сказал:

— На, полюбуйся. Здесь только то, что до нас дошло. А что там на тебя у ментов имеется, я только предположить могу.

Забавно. Одномоментно узнать о себе столько нового. Нет, я догадывался, что не идеален, но чтобы настолько. Чего только мне не приписывали проклятые анонимщики. Я у них и немецкий шпион, и отрыжка чуть ли не царского режима, и зажравшийся кулацкий выродок, и ещё много кто, со странными наклонностями. Спасибо, что не приписали мне обидных, для серьёзного мужчины, отношений с себе подобными. Банду вымогателей, якобы созданную мной из работников киносалонов, в расчёт не беру. За такое сравнение, в определённых кругах, даже спасибо сказать могут.

— Да это всё хрень собачья. Вы чё тут, совсем с ума посходили? Нормальные люди такому верить никогда не будут — всё же возмутился я, прочитав последнюю аналитическую записку, неизвестного доносчика.

— Хм. Верить — это одно, а проверить — совсем другое. Пока я на эту папку не обращаю внимания и почти никак не реагирую, но всё может очень быстро измениться. А если ты будешь официально состоять в рядах наших помощников, то мы, её содержимое, даже во благо себе использовать сможем. Скажем так, здесь будет лежать результат твоей оперативной работы, с нашим населением. Повторяю, это если мы сейчас обо всём договоримся.

— Это, какой такой работы и с каким таким населением? — очередной раз не понимая местных заморочек, спросил я и ещё сильнее надавил на мозг сидевшего напротив меня человека.

— Очень просто. Пришла допустим на тебя, очередная кляуза. Ну, скажем от гражданина Сидорова, где он пишет какой ты вредный для нашего строя человек и прочую беллетристику, а мы, ей в ответ, положим твой отчёт, об успешно проведённой работе с этим гражданином. Мол проверял ты его, этого самого Сидорова, согласно поступившего от меня задания, на вшивость. Пытался выяснить, как ведёт он себя в быту, с коллегами по работе. Задавал ему провокационные вопросы и смотрел, как он на них реагирует. Гражданин отреагировал, написал нам донос. На тебя. Хорошо всем. Я у начальства в фаворе, потому что плотно работаю с информаторами. Ты тоже счастлив и спокойно крутишь своё кино, а болеющий душой за общее дело, неравнодушный товарищ, тоже на коне. Никто же не запрещает мне пообщаться с ним и в приватной беседе поблагодарить, за оперативный сигнал.

— Хитро — сказал я и внимательно взглянув в глаза поинтересовался, у развеселившегося собеседника: — С этим понятно. Ну, а на самом деле, чего ты хочешь от меня? Ни за что не поверю, что вызвал только для того, чтобы помочь отбиться от доносов и странную бумажку подписать.

— Да, ничего особенного. О том, что людей через твои кинозалы проходит много и они о разном говорят, ты и сам знаешь. Мне и надо то от тебя, совсем не много. Вдруг чего услышишь интересное, заметишь чего то непонятное. Просто не молчи и вовремя дай мне знать. Информации много не бывает и истинная картина складывается из мелочей.

— Так я в кино салонах очень редко бываю, да и не мои они, чтобы там часто околачиваться — вставил я реплику, надеясь, что она сможет меня прикрыть.

— Ну, ты нас совсем то за дураков не держи. Чего и как у вас там устроено мне известно. Ну ну, не кипятись — выставив ладонь своей левой руки вперёд, миролюбиво проговорил гэбэшник. — Налоги ты платишь, документы на людей оформлены правильно, договора с арендодателями в порядке, народу затея твоя нравиться. Пока претензий к тебе нет. А если закрепишь дружбу с нашим ведомством официально, то и дальше будешь спать спокойно. Я же не требую от тебя становиться тупым доносчиком, меня интересует действительно что то необычное. Город у нас приморский, рядом база флота, для врагов территория очень заманчивая.

— Ну, если только против врагов — нехотя промямлил я. — В эту тему я, пожалуй, не против вписаться.

— Верно подметил. Вписаться. Тебе и надо то будет подписать один, стандартный бланк и изредка позванивать мне по телефону. Ну может ещё, когда письменный отчёт составить и всё. А преимуществ сколько? Криминал полезет, звонишь к нам, с арендой помещения помощь потребуется, не стесняйся, говори, подскажем, случится…

— А чего, криминал в нашем городе тоже буйствует? — оборвав чекиста на полуслове, спросил я, не очень веря в сказанное.

— Ну, не так, конечно, как в ихнем Чикаго — засмеялся говоривший, — но в наличии имеется. А твой кусок мимо их пасти, думаю, точно не пролетит. Рано или поздно они к тебе в гости наведаются.

От бумажки попахивало чем то нехорошим, но я её подписал. Хрен с ним, прогнусь разок, от меня не убудет. Вдруг, когда поможет мой мелкий грешок. Жизнь она, сука, штука непредсказуемая. Мне ли этого не знать.

Фамилию, имя и отчество собеседника, чей кабинет приютил меня примерно на час, узнал перед самым уходом и то, пришлось применять своё секретное оружие, чтобы выведать их. Парень и не собирался обзываться, подразумевая, что друг друга мы знаем почти сотню лет. Ну что ж, теперь у меня имеется приятель и в местной конторе. Москва она далеко, а вопросы иногда приходится решать быстро. Да и не знаю я, действует ли ещё моё заклинание на Аркашу, может оно имеет ограниченный срок службы и этот персонаж давно забыл обо мне.

Управление покинул в приподнятом настроении, но осадок, от встречи с Радимовым Александром Ивановичем, на душе остался. Неприятно осознавать, что тебя откровенно поимели и самым наглым образом ввели в состав армии внештатных сотрудников всевидящего ока. Хотя, если посмотреть с другой стороны, то я ещё легко отделался. Вопрос об авторском праве меня давно мучил. Не верилось, что можно просто так, в наглую, воровать чужое и ничего за это не получить в ответ. Благо страна у нас такая, железная. Плевать она хотела на проклятых империалистов и видела их авторское право в гробу, а в другом месте мне бы сразу срок припаяли и забрали всё, чего я успел оторвать. Так что хорошо, что всё закончилось лишь мелкой неприятностью, от которой, впрочем, может быть тоже чего нибудь удастся поиметь. Видеомагнитофон у меня так и простаивает, как ни старается Гена, а ничего подходящего для него, он пока не находит. Подожду недельку другую, да снова в гости к Александру Ивановичу напрошусь, пускай помогает, его никто за язык не тянул. Думая о только что состоявшейся беседе, не заметил, как набрёл на телеграф. А мне, как раз сюда и надо. Сегодня первый день возможного прихода в порт судна Вахида, надо Фёдору позвонить, вдруг наш моряк уже готов к долгожданной встрече с друзьями.

Всё шло к тому, что все мои заботы последних дней, сплетутся в один мощный, не распутываемый узел. Так оно и случилось. Сегодня именно тот день, когда мне снова надо быть одновременно в нескольких местах. Сначала из магазина сообщили, что заказанная мной мебель будет доставлена к дому, полностью освободившемуся от присутствия прежнего хозяина, часам к трём. Затем позвонил Геннадий и предложил, в это же самое время, провести осмотр очередного помещения, под новый кинозал. Через час, уже в гостинице, меня отыскал знакомый сотрудник местной конторы и назначил встречу на двенадцать, точно по такому же вопросу. А ещё через какое то время я узнал о вечернем рандеву в порту соседнего города, к которому даже морально не был готов. Разорваться между всеми не получалось, как я не старался, а выбрать одно, самое важное дело, жадность не позволяла. Обратился за помощью к другу, как не крути, а две запланированные на сегодня встречи касаются непосредственно его.

— Герман — сказал я ему по телефону. — Сегодня после обеда мне мебель привезут.

— Рад за тебя — действительно радуясь за меня, выпалил в трубку товарищ. — Будет нужна помощь, зови.

— Так я по этому поводу и пытаюсь с тобой договориться. Сможешь грузчиков в дом запустить и проконтролировать, чтобы они ничего там не поломали?

— Запросто. Торговать всё равно почти нечем. Приду. Ты, где сейчас?

— В гостинице, Саню на один сеанс подменяю.

— Лады. Закрываюсь и сразу к тебе. Надеюсь ключи ты с собой таскаешь?

— Ключи? Какие ключи? — пытаясь думать сразу обо всём, переспросил я, настоящего товарища.

— От дома естественно. Или ты решил мебель во дворе складировать?

— А, ты про эти ключи. Конечно с собой. Но ты особо не торопись, мебель раньше трёх не привезут, а здесь я ещё точно полтора часа сидеть буду.

Прямо гадство какое то. Почти месяц ничего толком найти не могли, а тут сразу два варианта образовалось, словно по заказу. Причём оба помещения в таких местах находятся, что без зрителей мы, даже если работать будем спустя рукава, всё равно не останемся. Первое обнаружилось в ведомственном санатории, стоящем рядом с населённым пунктом, куда кино привозят только по выходным, а второе в том районе города, где людям вечером кроме, как сидеть дома, заняться совсем нечем. И что прикажите с этим делать? Оставить только одно? Второй видеомагнитофон у меня так и не появился. Ладно, сначала смотаюсь по предложенным адресам, а потом буду думать, как с ними быть. Может там снова пустышка, как это не раз уже бывало.

Решение, куда ехать в первую очередь, принял за меня сотрудник местного КГБ. Александр Иванович предупредил о своём появлении минут за пятнадцать, заодно поставив меня в известность о том, что сегодня я удостоился чести прокатиться на его служебном авто. Тут же отзвонился Геннадию и попросил его перенести поход в подвальное помещение, примерно на час. Получил за это много нехороших слов в ответ, но своего всё же добился. Комсомолец пообещал связаться с кем нужно и сослаться на занятость — свою. Поблагодарил парня за отзывчивость и заодно пригласил его на посиделки, по случаю приобретения дома, планируемые мной в ближайший выходной.

Чекист, по дороге, вёл себя словно старый приятель. Много говорил, смеялся, шутил, ни словом не обмолвившись о моей, мало перспективной работе на органы. Хорошо его видать зацепило, моё вмешательство в мозги. Раньше такого эффекта я никогда не наблюдал. Это что же получается, способности мои словно хорошее вино, чем дольше ими пользуешься, тем они показывают лучший результат? Надо будет на досуге на «кошках» потренироваться, сидящий рядом товарищ не показатель, этот может попросту прикидываться или пытаться меня ввести в заблуждение, чтобы потом нанести свой, решающий удар.

Доехали быстро. Водитель почти не обращал внимания на ограничение по скорости и у ворот санатория мы оказались ровно через двадцать минут после выезда. Сразу видно, серьёзная организация. Даже беглый осмотр территории и корпусов, наглядно демонстрирует ведомственную принадлежность её, к какому то навороченному министерству. Я уже много где побывал, по приглашению второго секретаря горкома комсомола, но такой роскоши ещё нигде не видел. Такой кусок отпускать нельзя ни в коем случае, здесь и народ круглый год имеется, и деньги в его карманах шуршат не малые, билеты спокойно можно будет по полтора рубля продавать. И плевать, что помещение сдаётся с довеском, ему мы мозги быстро, в нужном направлении промоем. Как там умные люди говорят: — «Кесарю кесарево, а слесарю…». Сделаем так, что внештатный сотрудник КГБ будет отфильтровывать базар, как миленький. Всё, что касается конторы — доложит, как того и требует она, а про мой бизнес говорить захочет только со мной. Вот потеха будет, когда старший товарищ начнёт ему вопросы, на счёт меня задавать, а он, словно стойкий партизан, откажется отвечать на требования собственного куратора. Смешно. А помещение всё равно надо брать, не раздумывая. Может и вовсе не стоит осматривать его? Ответственный сотрудник абы чего предлагать не станет, наверняка всё уже сам проверил и просчитал.

— Я думаю ты вполне сможешь тут работать в две смены — сообщил мне капитан Радимов, после моего тщательного осмотра огромной комнаты для игр. — С утра и до семи для отдыхающих в санатории, а с семи и скажем до часа, для всех остальных.

— А твой человек, в какую смену будет работать? — поинтересовался я у него прежде, чем соглашаться с предложением.

— Пускай в первую трудится. Ему так удобнее будет — открыл мне работник КГБ, свою военную тайну и тут же поинтересовался у меня: — Ты, как, не против?

— Как скажешь. Мне всё равно. Куда нужно, туда и поставим. Я же понимаю, просто так такие подарки никому не дают.

— Тогда считаем, что договорились. Да, а помещение то тебе как, по душе?

— Хорошее и стульев в него влезет прилично — обведя глазами огромную комнату, скромно ответил я.

— Шестьдесят сем. Это если ты захочешь всё здесь ими заставить. А так, сколько пожелаешь, столько и ставь. Нам главное, чтобы человек наш при деле состоял, а финансы твои нашу организацию не интересуют.

Почти всю обратную дорогу Александр молчал и только при въезде в город поинтересовался моим мнением по вопросу, совершенно не касающемуся нашего сегодняшнего вояжа на проспект.

— Про вирус Дейна слышал? — спросил меня капитан, не отрывая взгляда от мокрой дороги.

— Немного — уклончиво сказал я в ответ. — Наши средства массовой информации его совсем не освещают, а вражеским голосам у меня особой веры нет.

— Да ладно, мы же не в кабинете. Прямо говори, что обо всём этом думаешь?

— Честно? — спросил я.

— Честно — продублировал мой ответ, добродушный гэбешник.

— Думаю хорошо это, что он от нас далеко. По всему видать, вирус этот, штука опасная и непредсказуемая — коротко озвучил я свои мысли о болезни, поразившей самую окраину африканского континента.

— Да — тяжело выдохнул Саша. — Далеко, это верно. Только видишь ли в чём дело, вирусы очень плохо поддаются контролю и отследить их перемещение даже нам не под силу. Так что поглядывай по сторонам, мало ли кого увидишь с симптомами странной болезни.

Помещение в подвале жилого дома, ещё недавно находившееся в распоряжении местного домоуправления, я также решил прибрать к своим рукам. Место здесь привлекательное, да и внутренности подвала, состоящие из трёх отдельных комнат, можно использовать не только под кинозал, но и по любому другому назначению, без всякого контроля со стороны. Хоть бери да открывай в одной из комнат подпольную мастерскую, по поводу которой Герман давно дифирамбы поёт. Вот тоже проблема. Если приятель окажется без работы, куда его пристраивать? Вторым номером к стукачку гэбешному? Не хотелось бы. Друг мой пацан правильный и если чего непотребное заметит, может и в бубен настучать, а какие в результате этого образуются последствия, просчитать даже я не берусь. Сюда бы его определить, только где ещё одну вертушку надыбать? В Новороссийске просил хотя бы бэушную отыскать, так говорят не отдают. Народ мигом просчитал ситуацию и ждёт, когда цены на них взлетят до небес. Вот же хапуги. На дворе уже декабрь и Герману осталось меньше месяца, чтобы решить, будет он продлевать аренду в магазине или закроет её навсегда. С товаром у него полная амба. Фарцовка вся залегла на дно и тоже чего то выжидает. На прилавок, когда то процветающего отдела друга, без слёз уже и смотреть нельзя, там полная пустота. Надо с ним сегодня же поговорить по поводу его мыслей о перспективах на будущее. Хотя нет, сегодня не получится, вечером у меня выступление в порту, к которому ещё и подготовиться надо. Пару листов бумаги, как не крути, а разлиновать придётся, надо же чего то предъявлять бдительной охране, да и Фёдору незачем знать, что она меня любит, как родного. Мероприятие не запланированное, но это не означает, что готовиться к нему совсем не нужно.

Вахид своей выходкой произвёл двоякое впечатление. С одной стороны товар, который он каким то чудом загрузил в свой укромный уголок, принесёт нам такую прибыль, что дух захватывает, а с другой: информация о резком взлёте цены на золото в странах, числившихся у нас, как территория загнивающего капитализма, вызывает настороженность и я бы даже сказал панику, не только внутри моего чуткого организма. Докладывая мне об этом факте, моряк нервничал и выглядел изрядно перевозбудившимся. Насколько я могу оценить ситуацию, не с проста всё это произошло и родственник моего друга тоже не с бухты барахты резко поменял свои намерения. Обменивать царские червонцы на наш великолепный товар он, в последний момент, отказался. Вместо них сунул нам в руки обычные пакеты и разное заграничное барахло, осенне-весеннего ассортимента. Без особых причин на это, тамошние акулы бизнеса не отменяют предварительных договорённостей и резко не кидаются скупать благородный металл. А если такое случилось, то значит что? Что, что? Значит произошло что то такое, от чего у них на голове не только волосы зашевелились, но и извилины мгновенно выстроились в одном и том же направлении. Опять же, с чего это вдруг мой комитетский приятель о вирусе Дейна заговорил? Не он ли причина таких бурных изменений в переоценке материальных ценностей, на планете Земля? Да, дела. Надо сегодня же проконсультироваться у вражеского голоса, давненько я его не призывал к себе в помощники. Может хотя бы там намекнут, как вести себя дальше, в нашей огромной и мало предсказуемой стране. Не пора ли и мне приступить к скупке золотишка, хотя бы в тех же ювелирных магазинах и мастерских, пока ещё до нас не докатился этот обвал и всеобщая истерия.

— С тебя, кстати, двести пятьдесят рублей — поведал мне товарищ о новых расходах, когда мы с ним ужинали поздней ночью, в его холостяцком жилье.

— С чего это вдруг? — чуть не давясь плохо проваренными пельменями, поинтересовался я.

— Капитану пришлось на лапу, больше обычного дать. Иначе он не под каким предлогом не разрешил бы мне засунуть в трюм, наш груз. С тебя ровно половина.

— А чего так много? — возмутился я грабительским расценкам.

— Много? Да он и за такие деньги ничего пропускать не хотел. Спасло то, что я ему не рублями услугу оплачивал, а немецкими марками, котирующимися не только в Стамбуле. Вот он и не удержался, взял их и тут же на берег смылся. Тоже небось знает, что в родном городе с импортом полный завал. Ты, кстати, барахлишко смотри, не скинь за копейки, оно сейчас раза в два подскочило в цене.

— Знаю. Не учи отца любовью заниматься — скромно ответил я, прекратив жевательный процесс.

— Да — отодвинув тарелку, нерешительно выдавил из себя Вахид. — Я тут в отпуск засобирался, так что дела наши, временно придётся прекратить.

— В отпуск? А чего, так внезапно? Ты же про него до этого, даже ничего не говорил?

— Ну, почему внезапно? — завилял хвостом, мой азербайджанский друг. — Ничего и не внезапно. Я три года без отдыха в море ходил. Хватит, пора и на берегу потоптаться. Домой поеду, родню хочу повидать.

Э-э друг. Кажется мне, что чего то ты тут не договариваешь, а так дело у нас с тобой не пойдёт. Ну ка, открой свою головёнку для более тщательного осмотра, чего там прячется в ней по бокам? Мысли Вахида замелькали в моей голове словно кадры из дореволюционного фильма, но кроме животного страха, ничего криминального я в них не нашёл. Хотя и этого достаточно, чтобы задать ему не наводящий, а прямой, словно кишка и очень твёрдый, вопрос. Раскрылся он не сразу. Поначалу немного темнил и вилял, но под моим жёстким воздействием всё же сдался, и вдавив голову в плечи, очень тихо и думаю, что совершенно откровенно, заговорил:

— Страшно мне Антоха. Слухи по Стамбулу ходят плохие. Брат о них все уши прожужжал. Там говорят, что в Африке инопланетяне приземлились и весь народ газом потравили. А всё, что было ценного, подмяли под себя. Вроде как теперь, все ЮАРовские рудники на них работают.

Я заржал, как обожравшаяся сена лошадь, долго гулявшая на солнечном лугу и делал это так заливисто и громко, что товарищ, не поняв моей наглой выходки, задул со мной в одну дуду. Он тоже начал смеяться, но уж как то не естественно и нервно. Нет, я бы ещё понял, если бы он про вирус заговорил, но всерьёз нести разную ерунду про, прилетевших непонятно откуда, инопланетян. Это же надо было такое придумать. Смеялись долго, пока я не притормозил с этим делом и сквозь слёзы не заговорил.

— А ты братишка случайно не того, не принимаешь внутрь гашиш с кокаином? — всё ещё продолжая, время от времени, похихикивать, спросил я у Вахида. — Какие на хрен инопланетяне? Скажи ещё, что бог с небес спустился и лекцию им о вреде алкоголя прочитал. Товарищ, а вы не заигрались там, со своим сбрендившим братом? Член партии не может про такое серьёзно говорить.

Я снова заржал весело и громко, откинувшись на спинку стула и уперевшись коленями в хозяйский стол.

— Да иди ты в жопу! — рассвирепел обидевшийся друг. — И не проси! Больше ни слова не скажу. Я с ним делюсь, как с другом. А он мне, падла такая, словно на собрании, ещё и херню про партию в морду суёт.

— Ладно, не злись. Чего разошёлся? — прекратив ржать, отступил я на три шага назад. — Я не со зла. Но сам посуди, как быть нам, материалистам, когда ты такое в уши пытаешься вложить? Какие на хрен инопланетяне? Откуда? Когда космос изучен вдоль и поперёк.

Вволю насмеявшись, я по быстрому восстановил теплоту в наших ночных посиделках и уже более серьёзно начал теребить недавно вернувшегося из-за границы, человека. Однако его дальнейшее повествование практически ничего нового, в мои познания о ситуации на юге Африки, не принесло. Всё крутилось вокруг одной темы: инопланетяне там всех придавили и захватили власть в этой далёкой, и не очень развитой, стране. В конечном итоге, когда время перевалило далеко за полночь, мой друг отправился спать. А я, терзаемый смутными сомнениями, включил приёмник, стоявший в большой комнате у плохо занавешенного окна, на высоких, тонких ножках и называемый хозяином квартиры «радиолой», убавил в нём громкость до самого низа, и медленно стал выискивать нужную мне волну. Свет в квартире вырубил только в половине второго, а уснул ещё примерно через час, ворочаясь и доламывая старую раскладушку, давно неподходившую ни под мой вес, ни под рост. Ночью, кроме родного «Маяка» в приёмнике так ничего и не обнаружил, а он, как и прежде, вещал лишь про закрома, про успехи тружеников, по выполнению планов очередной пятилетки и про невыносимую жизнь пролетариата за рубежом. Зато утром, включенное на кухне, проводное радио, ударило нас прямо в темечко, да не пыльным мешком, а коротким, но очень тягостным заявлением.

— Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР — грудным басом сообщал, уже знакомый мне голос, — с глубокой скорбью извещают партию и весь советский народ, что четвёртого декабря тысяча девятьсот восемьдесят первого года, в двадцать два часа сорок минут, после непродолжительной болезни, скончался Генеральный Секретарь Центрального Комитета КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Кунаев Динмухамед Ахмедович. Имя Динмухамеда Ахмедовича Кунаева, выдающегося деятеля Коммунистической Партии и Советского государства, стойкого борца за идеалы коммунизма, за мир, навсегда сохранится в сердцах советских людей, всего прогрессивного человечества.

Текст, как мне показалось, внезапно оборвался и из стационарной радиоточки полилась заунывная, траурная музыка, какого то советского композитора. Мы с Вахидом переглянулись, но так и продолжали стоять с открытыми ртами, тупо таращась в его старенькую, почерневшую от времени, простенькую говорильню.

— И чего это было? — сглотнув накопившуюся во рту слюну, спросил я, всё ещё изучая пыль на грязном радиоприёмнике.

— Кунаев помер — тихо ответил Вахид и повернувшись в мою сторону, раздражённо спросил: — И чё, теперь меня с отпуском прокатят?

ГЛАВА 17

Траурные мероприятия длятся в стране уже третий день. Телевидение и радио взахлёб рыдают и плачут классической музыкой, самым лучшим в мире балетом и воспоминаниями о жизненных вехах первого лица государства, внезапно покинувшего свой несчастный народ. На предприятиях города проходят митинги, где его труженики клянутся в верности и обещают выполнить, и перевыполнить всё на свете. А мы, в это же самое время, упорно трудимся на собственный карман, из которого, между прочим, честно платим налоги исмотрим на это буйство жизни со стороны. Герман, разобравшись с привезённым мной товаром, резко воспрянул духом и принялся втридорога распродавать наше с Вахидом барахло. Моряк обивает пороги своего управления, пытаясь по быстрому оформить отпуск, получить отпускные и смотаться к себе в Азербайджан. Парни, с утра до ночи, крутят зарубежное кино, не обращая внимания на усталость и траур, а я, словно прокажённый, работаю в новом киносалоне, проклиная тот день, когда взял на работу этого придурка Вову, способного лишь подслушивать чужие разговоры и доносы на расслабившихся отдыхающих писать. Нет, сам по себе, он парень не плохой и можно даже сказать, что безобидный и робкий, но руки у него точно из задницы растут. За два дня зажевать две дефицитных кассеты, это надо же так постараться, чтобы такое чудо сотворить, да ещё на импортной видеотехнике. Вот теперь я и сижу рядом с ним, и контролирую каждое движение этого безалаберного обормота. Хрен бы с ним, вычел бы из его зарплаты стоимость испорченных кассет и пускай трудится дальше на два фронта, если бы они, как и раньше, лежали на прилавках магазина в свободной продаже. А так, зачем мне его четыреста рублей, если ни новых фильмов, ни чистых кассет в городе моряков уже давно живьём никто не видел. Ладно, последние пару дней, в нашем городе запрещены все увеселительные мероприятия и выручка у нас просто прёт, поэтому потраченного времени, на сидение в тёмном зале не жалко, а так бы видел он меня здесь. Давно бы отзвонился его основному работодателю, предложив тому привести на испытательный срок новый экземпляр. Ну, а сам бы отдыхал дома, между делом собирал привезённую мебель, слушал новости из вражеских голосов, которые, между прочим, отчего то напрочь забыли про ЮАР и без конца обсуждает внезапную смерть дорогого товарища Кунаева. Хотя, чего там обсуждать? Ну умер человек, с кем не бывает. Так нет, надо сутки напролёт жевать одно и тоже, и рассказывать всем, чего он по жизни делал не так. Кто из нас не без греха? Скажи! Я, к примеру, тоже много чего неправильно делал, хотя и помню себя всего ничего. И что, теперь меня надо тоже грязью поливать?

— Куда пальцы суёшь?! Вовка! — вернул очередным своим поступком мои мысли, в тускло освещённый зал, свалившийся на мою многострадальную голову, обаятельный дурак. — Я тебя точно сегодня прибью! Сколько можно говорить, как нужно кассету в видик ставить?! Да на хрена ты руками проверяешь, чего там у агрегата внутри?! У тебя что, глаз нет? В детстве что ли не предупреждали, об опасности бестолкового заигрывания с электричеством?

— Антон — прервал мою гневную тираду мягкий, женский голос. — Тебя там к телефону. Подойдёшь?

— Спасибо. Сейчас подойду — ответил я и снова крикнул своему «горю»: — Ну, чего стоим?! Показывай ещё раз, как нужно с кассетой обращаться, перед тем, как собираешься её проглотить.

Телефон стоял в другом конце коридора, где его охраняла дежурная по первому этажу, этого корпуса санатория и звонить мне сюда могли лишь в самых экстренных случаях, и понятное дело, что только свои.

— Да — взяв в руки трубку, сухо сказал я, стараясь скрыть образовавшееся внутри нехорошее волнение.

— Антон. Это Саня — взволнованно прошипела она.

— Я понял. Узнал. Звонишь зачем, случилось чего? — коротко ответил я и сразу же потребовал разъяснений.

— У меня ничего. А вот тебя ищут. Какие то странные мужики ко мне приходили. Руки в наколках, смотрят жёстко и вопросы так задают, что не ответить на них я не посмел.

— И что? — спросил я, не улавливая главной мысли с словах говорившего.

— Так это. Я им всё рассказал — нервно усмехнувшись, промямлил Саня, что то невнятное мне в ответ.

— Чего рассказал? Говори яснее — поторопил его я, пытаясь не выпустить наружу собственное раздражение.

— Ну это. Где найти тебя. Их только это интересовало. Они, наверное, скоро к вам приедут.

— И что? — продолжая ещё больше закипать, задал я уже звучавший в нашем разговоре, вопрос.

— Ничего — ответил Саша. — Звоню сказать, чтоб ждал их. Они, скорее всего, уже на подходе.

— Ладно. Молодец, что позвонил. Я встречу. Ты не волнуйся, работай спокойно — протараторил я в трубку и бросил её на железный рычаг.

Обдумать, внезапно образовавшуюся тему со странными мужиками, практически не успел. Сорок шагов по коридору не то расстояние, за которое можно чего то решить и о чём то хорошенько подумать, тем более в конце его меня ожидала подросшая толпа зрителей, не позволяющая как следует сосредоточиться.

— Володя — сказал я бестолковому сотруднику, с трудом проникнув в помещение, между громко разговаривающими людьми. — Запускай всех, кто у дверей стоит. А если там, кто то будет мной интересоваться, не пререкайся с ними и сразу сюда веди. Бесплатно.

Интересно, и кто это такой специфический занялся моими поисками? Никак местная братва решила обозначить своё присутствие и взять мой доходный бизнес на абордаж? Нормальные люди, обычно, на ладонях наколки не ставят, они их больше наносят на волосатую грудь. Только вот почему, эти личности проявились аккурат, после предупреждения моего нового друга из местного КГБ? Совпадение? Возможно, что и так. Не думаю, что товарищ Радимов мог опуститься до такого. У него и своих рычагов, для воздействия на меня, достаточно. Скорее всего, это личная инициатива, какого то местного, криминального босса. Количество точек, работающих под моим контролем, увеличилось, а просчитать получаемую от них прибыль, особого труда не составит, даже для человека с тремя классами образования. Вот кто то из этих, не очень образованных людей, её на досуге и посчитал, а посчитав, наверняка прослезился. Ещё бы, такие деньги гуляют по городу, сами по себе, без надёжного прикрытия. Ну ну, приходите. Я вам покажу, за что уважаю и крепко люблю нашу великую, социалистическую Родину. Здесь вам не дикий запад, тут люди друг друга уважают.

— Чего там у нас, Вовка? Сколько народа подошло? — бегло взглянув на пустующие стулья, спросил я, появившегося рядом недотёпу.

— Собрал всего пятьдесят девять рублей. Ещё ждать будем или начинать? — резво отчитался он, о проданных билетах.

— Ждём. Маловато народа. Минут четырнадцать у нас в запасе, точно есть — решил я потянуть резину.

Ошибся. В запасе оставалось не больше семи. Примерно через столько, в дверях нашего культурного заведения, появились две калоритные фигуры, чью принадлежность к определённой группе населения, я определил с первого же взгляда.

— Вова, я отойду ненадолго. Ко мне тут люди подошли. А ты смотри, кассету не суй, куда не надо и без меня не начинай — предупредил я напарника и быстрым шагом выдвинулся к дверям.

— А если тебя долго не будет? — бросил он мне вслед.

— Я быстро. Не сомневайся — не оборачиваясь, сказал я в ответ. — Делов то минут на пять, не дольше.

Почему то я уверен, что знаю, как нужно вести себя с этими людьми. Долго с ними разговаривать, себе дороже. Не понимают они долгих разговоров. Так что сразу буду брать быка за рога, пока он не среагировал на меня, как на красную тряпку.

— Ты что ли, Алёхин будешь? — спросил меня один из прибывших, презрительно выдавливая из себя нужные слова.

— Как узнал? — ответил я в меру жёстко и тут же вбросил в его голову немного бытового ужаса.

— Так, тут один такой — здоровый — усмехнулся его товарищ, но тут же подавился сказанным, дошла очередь и до него.

— Верно, здоровый — глядя прямо в глаза более рослого бандита, тихо заговорил я. — А ещё очень умный, жестокий и страшно безжалостный. Так что шли бы вы мужики отсюда, по добру по здорову и больше не возвращались к нам, никогда. Ещё раз кого то из вас увижу, убью. Перегрызу горло зубами, трупы пропущу через мясорубку, сделаю из них котлеты и скормлю псам подзаборным.

Говорить и одновременно посылать нужные мысли в головы подопечных, я давно научился, так что слова мои, в другой обстановке воспринятые этими серьёзными людьми, как дешёвое издевательство, действие своё возымели. Оба товарища моментально изменились в лице и пятясь спиной к выходу, дружно закивали головами, поглядывая на меня словно на смерть, явившуюся к ним прямо из преисподней. Подождал, пока они окончательно исчезли и быстрым шагом зашагал к столу, пытаясь на ходу успокоиться. Что не говори, а подсознательно я этих строгих мужчин побаивался.

— Я же говорил, что быстро управлюсь. А ты сомневался — излишне резко, сказал я Володе и высказал ему своё очередное пожелание. — Давай ка Вовка, деньги быстро дособрал, да к работе приступим. Мы то с тобой знаем, что они нам не просто так достаются.

Вова, заморгал испуганными глазами, несколько раз кивнул мне головой и развернувшись, побежал обелечивать вновь пришедших. Не научился я ещё плавно переходить от одного состояния в другое, вот и перепало ему от нежданных гостей. Совсем чуть чуть, но парню и этого хватило.

Да, не будь у меня моего странного дара, пришлось бы тогда точно гэбешнику звонить, а это считай, сам себе петлю на шею повесил. Александр Иванович и так вцепился в меня словно клещ кровососущий, а после звонка, наверняка бы считал рабом своим, до самого гроба. И бегал бы я тогда, примерно так же, как и наш общий знакомый — Вова, и тоже, наверное, на всех бы подряд телегу бумаг сочинял. Помягче надо быть с бедолагой, зуб даю, он конкретно на чём то погорел, вот теперь косяк свой и отрабатывает. Я, конечно, из любого человека могу легко сделать бессловесный овощ, но просчитать последствия такого радикального поступка, с тем же сотрудником КГБ, пока не могу. Вот и приходится изворачиваться словно ужик на горячей сковородке, ограничивая до минимума, своё воздействие на должностное лицо. Это тебе не урки, пришедшие не пойми откуда, которых послать далеко и надолго, даже престижно. Власть, она не потерпит странных отклонений, у своего бесстрашного сотрудника. Избавится и от него, без особого сожаления и от всех, кто работает рядом с ним.

Через день Володька, наконец то, начал трудиться словно робот на конвейерном производстве. Он смело нажимал нужные кнопки, грамотно тыкал вилки в розетки удлинителя и без страха засовывал в видеомагнитофон кассеты, за порчу которых я пообещал и его убить. Понаблюдав за ним до обеда и убедившись, что парень буквально растёт на глазах, пожелал ему успехов во всех его начинаниях и ни сколько не волнуясь за собственное имущество, на попутной машине, отправился домой. Надоело мне спать на полу, на старом, ватном матраце, когда купленную кровать осталось только собрать. Скажите мне — зачем и главное почему? Почему я должен гробить своё драгоценное здоровье из-за какого то проштрафившегося разгильдяя?

Болтливый водитель, получив от меня за поездку целый рубль, притормозил в трёх кварталах от моего нового жилища. Дальше нам было не по пути. По дороге в него, заскочил в магазин к тёте Зине. На её скромный вопрос об импортном дефиците, пообещал неприменно подкинуть ей, чего нибудь из вновь поступившего, заграничного тряпья. Она, в отместку, пожаловалась на скудность последних поставок, но всё же снабдила меня кое чем, из старых запасов, твёрдо уверив, что реабилитируется ближе к празднику, неумолимо надвигающемуся на нас. Сунув в руки огромный, бумажный свёрток и получив от меня деньги, директриса вывела очередного, блатного покупателя, через заднее крыльцо и пригласив заходить не раньше тридцатого, быстро попрощалась, резко захлопнув за мной скрипучую дверь. Деловая женщина, ничего не скажешь. Обрадованный тем, что ужин можно будет не готовить, я в быстром темпе продолжил путь домой. Сегодня ещё полно работы. Привезённая мебель, уже не первые сутки лежит в упаковке, на полу одной из комнат, а у меня всё никак не выкраивалось время, чтобы основательно заняться ей.

Без особого труда собрал двухспальную кровать, с огромным пружинным матрацем, две тумбочки тёмной полировки и прямоугольный журнальный стол, на маленьких колёсах. На трёхстворчатый шифоньер, полное название которого было указано в инструкции по сборке, затратил почти всю ночь, а к стенке приступил только сегодня, после трёх часов кошмарного сна, но ближе к обеду готов был пустить это чудо инженерной мысли прямиком на дрова. Даже трёхэтажные матьки, обычно действующиие безотказно, не помогали разобраться, в жутко запутанных чертежах. Не останови меня громкий окрик, донёсшийся из-за забора, топор, взятый мной в мастерской, разнёс бы в пух и прах, потраченные на корпусную мебель деньги, таково было моё моральное состояние в данный момент.

— Алло, хозяин! — громко окликнули меня с улицы.

— Чего надо? — подойдя ближе, зло спросил я незнакомца, так и продолжая держаться за топорище.

— Ну, ну — делая шаг на встречу дороге и выставив обе руки вперёд, испуганно выкрикнул плотный мужчина, одетый в простенькое, демисизонное пальто. — Я без предъявы. Приехал по простому. В гости тебя пригласить.

— А мы что, разве знакомы? — уже догадываясь, кто передо мной стоит, поинтересовался я у очередного гостя.

— Нет. Но ничто не мешает сделать это. Михей — представился он и сделав два шага вперёд, просунул свою мощную ладонь между железными прутками.

Ход он сделал беспроигрышный, что характеризовало его только с положительной стороны. Мне, по банальным законам гостеприимства, ничего не оставалось, как подойти ещё ближе и пожать, торчащую между железками, ладонь.

— Алёхин — крепко сжимая шершавую руку, назвался я, помятуя, как ко мне обращались предыдущие визитёры.

Применять технику обработки чужих мозгов я не торопился. Ну, огорчу я своим даром ещё несколько человек и что с того? Самому старшему из них, рано или поздно надоест такое дело и он прикажет отметелить меня или того хуже, некоторые члены повредить. А мне оно, совсем не надо. Нет, решать образовавшуюся между нами проблему необходимо именно с ним, с тем, кто за всеми этими посещениями стоит. А то, так и будут шляться ко мне мужики и блатные парни, словно бесстрашные тараканы. Всех их, всё равно не успокоишь.

— Здесь будем знакомиться или ехать надо куда? — после секундной паузы, спросил я очередного посланца.

— Ехать — чему то улыбнувшись, ответил он. — В Новороссийск. Собирайся, я на машине.

Бросив топор под лавку, быстро заскочил к себе в дом. Там, ещё быстрее оделся в одежду попроще, нечего перед братвой светить своё импортное пальто и штаны. Затем запер жильё, замкнул на хитрый затвор калитку и смело сел в стоящую у парадного входа «Волгу», за рулём которой уже находился мало знакомый мне человек. Интересно, Михей — это его настоящее имя?

Ехали быстро, молча и глядя прямо на дорогу. Машина широкая, места много, но чувствовал я в ней себя, всё равно не уютно.

— Правильно ли я поступил, согласившись на эту поездку? Не проще было бы дома отбиваться от притязаний этих, действительно серьёзных, парней? — думал я, взвешивая все за и против.

Может попробовать поработать с мозгами сидящего рядом мужчины, пока мы ещё не выехали за территорию нашего города? Мысль конечно разумная, но стоит ли заниматься этим прямо сейчас? Неизвестно, как он отреагирует на копания в его голове, густые волосы которой аккуратно зачёсаны назад и частично свисают набок. Вдруг его мыслительный аппарат надумает затормозить, резко или того хуже, придавить педаль газа до самого упора. Смерть не входит в мои ближайшие планы, да и калекой становиться я тоже не хочу. Ладно, была не была, буду придерживаться первоначального плана, не зря же умные люди говорят, что коней на переправе не меняют. Если уж надумал разбираться с главным, то так тому и быть. Сейчас не стоит лишний раз дёргаться и в себе копаться, надо сосредоточиться на том, как вести себя с этим человеком. Наверняка, опыт у него и умение, подчинять своей воле других, менее авторитетных граждан, поболее моего будут. Не зря же их прямо так и называют — «авторитетами». Поэтому и генеральную линию своего поведения надо выбирать соответственно текущему моменту, а как она будет выглядеть конкретно, вот над этим я прямо сейчас и поразмышляю, время ещё есть, чего нибудь придумаю. Повернул шею влево, скосил туда же и глаза. Что мы тут имеем? Отчётливо вижу две татуировки, на пальцах крепкой, правой руки. Солидно. Ещё бы знать, чего они обозначают. Попробовать самому разобраться? Должна же быть в наколках, хотя бы какая то смысловая нагрузка. Попытаюсь разгадать, а что ещё остаётся. Во всяком случае, логики мне не занимать, чего нибудь сконструирую. И так: имеем в наличии два синих перстня. Первый с солнышком, в верхнем левом углу и синим треугольником, разделяющим общий рисунок, как раз по диагонали. Второй, такой же по размеру, но в нём уже не один, а целых четыре треугольника и грозный череп, расположенный точно между них. Хм. Занятно. Треугольники, солнце, череп. За какие заслуги, такое могут на пальцах изобразить? Ну солнце — это понятно, в треугольниках тоже ничего сложного нет, а вот череп. Неужели его присваивают человеку совершившему… Да нет, не может такого быть. Михей совсем не похожь на убийцу. Да и треугольников с черепом не один, а целых четыре. Четыре!? Так он что же, аж четырёх. А что, этот может. Вон у него, какой глубокий рубец, разделивший правую бровь на две неравные половины. Таких шрамов я ещё ни у кого не видел, а у этого пожалуйста, любуйтесь. Да, колоритный мужчина. Если уж он имеет такой суровый вид и такие жизненные отметины, то представляю, как выглядит его начальник? Наверняка, он ещё круче разукрашен и шрамами, и наколками. Интересно, сколько у него треугольников будет, около его, личного черепа. Даже представить боюсь. И какого чёрта я к ним поехал? Дурак, по другому и не скажешь. Надо было дома сидеть, но назад то уже ничего не воротишь, едем. Только и остаётся, что срочно соображать, как выкручиваться из дичайшей ситуации. Одним шаманством тут не отделаешься. Попросту можно не успеть, кому требуется мозги поправить. Что же такого придумать, чтобы не стать очередным треугольником, на пальце у какого нибудь авторитета? Думай Антоша, думай. Не тупи.

Придумал! Надо сразу всех, на место поставить. Вот, как только войду в дом, сразу на всех, кто в нём будет и наехать. Говорить буду жёстко и не на обычном, обще принятом языке, а на том, который эти люди используют в беседах между собой. Взять и прямо при встрече сказать, чего нибудь такое, чтобы всем было понятно, что перед ними ни лох из подворотни, а глубоко уважаемый, в определённых кругах человек, которого без соли сожрать никому не удастся. И так, что я могу предложить народу на данную тему? Ну допустим вот это, слышанное мной недавно в анапском ресторане:

— Слышь ты, журавль общипанный! Если ты думаешь, что я бабан из дуборезки, то ты глубоко заблуждаешься и мазы качать у тебя, тут не получится.

Вроде ничего, длинно и слов забористых много. Хотя, навряд ли эта фраза подойдёт при первом знакомстве с человеком, знающим блатной жаргон от «а» до «я». Не совсем убедительно, абсолютно не страшно и главное мне, не очень понятно, о чём идёт речь. Журавль общипанный, бабан, дуборезка — лажа какая то. Хорошо не будем нервничать, отбросим фальшь и начнём всё сначала. Есть у меня на примете ещё пара слов и они мне кажутся посильнее прежнего варианта.

— Я вам не фраер и не хер меня тут, за рогатого держать! — мысленно выкрикнул я, украдкой поглядывая на Михея.

Тот парень, с наколками на руке, кажется так орал официанту, когда он пытался его на дополнительные бабки раскрутить. А что, как раз под мой случай подходит. Везут то меня на разговор не из-за плохого поведения в школе, а из-за этих самых, шальных денег, свалившихся по случаю на мою умную голову. Надо только говорить погромче, с надрывом, а ещё лучше порвать на себе чего нибудь. Хотя, порвать свитер грубой вязки, даже я не смогу и опять же, мне не совсем понятно, чего этой фразой люди достичь желают, когда выносят её на общий суд. Про фраера я ещё могу догадаться, примерно знаю, кто это такой, а вот «рогатый». Звучит немного обидно и приклеивать самому себе такие нелестные ярлыки, наверное не стоит. Дьявол! Опять какая то лажа получилась. Похоже, что и это словосочетание для жёсткого разговора не подойдёт. Вот же гадство и почему раньше не озаботился хотя бы парой достойных предложений из блатного жаргона. Было же время подготовиться. Я же догадывался, что так просто от меня эти люди не отстанут.

Время бежало, спидометр наматывал километр за километром, а я всё крутился вокруг да около, в попытке выработать генеральную линию поведения с человеком, из чужеродной среды. Вот уже машина перевалила через хорошо изученную мной, во время предыдущих поездок, горку, затем плавно съехала вниз и понеслась вдоль многоэтажных домов. Минут через десять она повернула направо и снова взмыла поближе к небесам. А вот, вроде бы, и наша остановка, образовавшаяся у массивных, железных ворот, ограничивающих свободный въезд к двухэтажному, кирпичному дому. Не успел. Опять придётся импровизировать на ходу. Не в первый раз, конечно, но уж больно клиент необычный пригласил меня на беседу, да и повод для неё мне не очень приятен. Как бы не сорваться.

Внутри дома нас никто не встретил. Водитель, в приказном тоне, предложил ждать здесь, а сам легко взбежал по скрипучей лестнице и вскоре, чему то вяло улыбаясь, снова вернулся вниз.

— Сиди. Сейчас хозяин выйдет — сказал он мне и не спеша покинул симпатичное, бандитское гнездо.

Я подошёл к дивану, посмотрел на кресло, стоящее напротив и рядом с узеньким, журнальным столом. Нет, сяду лучше на диван. Кресло может быть хозяйским, да и сидеть спиной ко входу, тоже не стоит. Расположился, изучил глазами обстановку, заострил внимание на парочке огромных картин, бегло пробежал по чёрным статуэткам. Что сказать — красиво, дорого и вполне уютно.

— Так значит вот он какой, Антон Алёхин? — заставил меня прекратить озираться, мягкий голос, звучащий под потолком.

Смотрю наверх. По лестнице идёт седой мужчина в джинсах, в сером свитере в обтяг, в кроссовках и, я даже сразу не поверил, в золотых очках. В ухоженных руках газета, татуировок нет, взгляд из под стёкол добрый. Улыбка на лице, в глазах искринки, выбрит гладко. Я улыбнулся, представив, как пытаюсь свитер разорвать. По возрасту старик, но выглядит мужик шикарно. И, как прикажите с ним говорить?

— Ну что поговорим, сынок? — усаживаясь в кресло, спросил меня хозяин дома.

— Пахан! Отец! Батяня! Папа! И почему я сам, до этого не догадался? — обрадовался я находке и мысленно подал дедку сигнал на сон.

Заставить человека поверить в то, что я ему родня, не просто. А утвердиться сыном, в памяти авторитетного человека, которому по понятиям детей иметь нельзя, вдвойне сложней. Откуда я знаю про детей? Не помню, но уверенность в правильности этого постулата у меня железная. А значит что? Что, что? Значит действовать надо мягче, где то даже нежнее и начну я, как говорят у нас в Одессе, издалека, почти от локтя. Вернусь назад, годков эдак на двадцать с мелочью и в голову сидящего напротив меня авторитетного гражданина, для начала, втолкаю, как он нас с мамкой, в роддоме забирал. Цветы, шампанское, конфеты, потом пелёнки, я ору и в доме срач. Затем его тюрьма призвала, мать померла, я отдан в детский дом. Вдруг встреча, лет так через десять. Конечно, он уже авторитет, детей иметь нельзя, я понимаю, но всё равно его люблю. Папаша тоже сына любит, помогает, но засветить не хочет, не поймут. Так, дальше что? Привёз сюда, пристроил рядом, в городе Анапа. Чужие люди, школа, мордобой. Я вырос, батя денег дал, вдруг бизнес резко в гору, братва желает бабок поиметь, взбрыкнул, не дал, послал всех на хер, папа недоволен. Вроде здорово придумал. Ещё немного посижу, обдумаю, как буду реагировать на критику отца и всё, бужу.

— Ты! Сукин сын! Какого хрена в уши вдул моим парням? Кого убью?! Да я тебя сейчас, сам тут закопаю! — открыв глаза, как зверь взревел мужик.

Переборщил? Или на самом деле он такой, а добрый внешний вид лишь маска? Старик орёт, я весь сжимаюсь и голову роняю на живот.

— В глаза смотри! Гадёныш! Я сколько раз тебя предупреждал?! Мы незнакомы! Ты что, решил я заступлюсь сегодня за тебя?!

— Пап — пряча взгляд под половицу, пытаюсь вставить слово я.

— Что пап?! Молчи уж лучше! Па-па! Учил тебя! Сначала дело сделай и лишь потом решай кому, и как ответить. А ты опять попёр на танк с ружьём!?

— Прости. Я виноват. Ну не стерпел, с кем не бывает. Ты ж сам мне говорил, что я в твою родню.

— Да, говорил и вижу, наш ты, точно. И что теперь? Тебе сказали заплатить, так молча заплатил и дальше тихо рубишь бабки. А если уж не хочется платить, найди решение проблемы, но не с наскока. Башка тебе на что дана?!

— Так не успели — промямлил я, как будто в школе получил две пары.

— Что не успели? — спросил отец.

— Мне не сказали, что я должен заплатить. Пришли амбалы, чего то там провякали, я их послал, они ушли и всё.

— Вот же, тоже рас… Козлы короче! — расстроился отец. — Ладно с ними разберёмся. А ты, сегодня же, сам деньги привезёшь сюда и извинишься. Скажешь осознал, погорячился и впредь не будешь больше никому грубить. Тьфу ты, понесло. Я чё то с дуру вспомнил, как в школе на собрании сидел. В общем деньги мне отдашь, да так, чтоб люди видели, как отдаёшь. Дошло?

— Дошло. А сколько?

— Что сколько? — зло спросил отец.

— Сколько денег нужно отдавать?

— С тебя пятьсот. И не стони, с других беру в два раза больше.

— Так может я сейчас отдам? — привстав, засунул руку в карман.

— Давай — участливо сказал папаша и вдруг опять спросил: — Ты ел?

— Нет, не успел. Встал поздно, а тут Михей пришёл и нас к тебе повёз.

— Ладно. Зови его, сдашь деньги и в ресторан пойдём. Но чтоб ни ни мне там. Мы незнакомы. А едем вместе на обед, в знак примирения. Стало быть сегодня будешь ты меня кормить, потом сочтёмся. Понял?

Выбравшись на свежий воздух я оценил ситуацию, как развивающуюся в приемлимом для меня ключе, но мысль о том, что не помешало бы ещё и товарища отца привести в чувство полного доверия к его блудному сыну, показалась мне живой и правильной. Нет, делать из него дядю или самому становиться внучатым племянником я не буду. Пускай первый помощник играет роль, ну хотя бы, мудрого наставника сопливой молодёжи и при встрече со мной постоянно чувствует вину за свои, бесцельно прожитые годы.

— Михей — найдя водителя рядом с машиной, сказал я ему, тут же парализовав волю и запустив пластинку про вечную дружбу, и любовь. — Слушай меня внимательно. Я тебе не враг и не друг, но ты меня за что то любишь. Почти, как сына, но от всех скрываешь свою отцовскую любовь.

Молотил без перерыва разную ерунду, не больше пяти минут, время поджимало, но в итоге бурда всё равно получилась отменного качества, так как выйдя из транса, подопытный тут же со мной заговорил. Да ещё, как заговорил.

— Ты что, ничего лучше напялить на себя не мог? — сходу наехал он на меня. — Ехал к уважаемому человеку, а подумать о том, что ему твой внешний вид может не понравиться, не судьба была. Эх молодёжь, всему то вас учить надо.

— Ладно, исправлюсь — включился я, в созданную мной же игру, но вспомнив один щекотливый момент быстро заткнулся и перевёл разговор совершенно в другое русло. — Михей, ты мне лучше вот что скажи, как зовут хозяина этого дома? А то я, как то не удосужился его об этом спросить.

— Ну ты совсем — возмутился только что обработанный мной товарищ. — Первое, что надо сделать, когда входишь в незнакомое помещение, поздороваться с его хозяином, представиться и если не знаешь, с кем имеешь дело, спросить, как его зовут. Недотёпа.

Он чего, всё время меня так поучать будет? Блин! Времени нет, а так бы я, пожалуй, переиграл всё обратно. Не дай бог часто придётся видеться, так этот болтун меня в гроб вгонит, своими нравоучениями. А ещё серьёзный человек, в тюрьме сидел.

— Зовут хозяина Гвоздь — продолжая протирать тряпкой лобовое стекло, довольно произнёс старательный водитель, но вдруг резко остановился и внимательно посмотрев на меня, сказал: — Так. Это он для меня Гвоздь, а ты его называй Алексей Евгеньевич. Ему так приятнее будет.

— Как? — не поверил я в услышанное.

— У тебя что, со слухом проблема?

— Ты сказал Алексей Евгеньевич? — переспросил я, проигнорировав вопрос относительно моего здоровья.

— Слышал же всё. Зачем тогда переспрашиваешь? — укоризненно глядя на меня, ответил вопросом на вопрос, Михей.

Нет, есть все таки бог на свете. Алексей Евгеньевич! Какое прекрасное имя у этого седовласого, симпатичного мужчины — Алексей, да и отчество не подкачало, Евгеньевич тоже звучит не плохо. Про фамилию я и спрашивать не стану, наверняка и она очень красивая, но ей не обязательно быть такой же, как у меня. Всё таки я прошёл адовы муки детского дома, а там не только характер ломают, но и фамилию могут, на любую другую, изменить. Главно с отчеством получилось, а остальное ерунда.

После коллективного обеда, команда старых пер…. Что за бескультурье, чуть было не сорвался на не очень симпатичное выражение. Вовремя остановился, нельзя же так про людей, только что обедавших с тобой за одним столом. Вобщем пожрав на халяву, потенциальные сидельцы отправились домой, придаваться послеобеденной неге, а я, в быстром темпе дёрнул к телефону, вдруг Вахид ещё не уехал или, что ещё лучше, совсем никуда не собирается и будет дома сидеть весь выходной. Приглашу старого друга к себе в гости, пускай порадуется вместе со мной и выпьет за новую покупку. Мой дом может и не такой красивый, как у того же Гвоздя, но и он имеет право восхищать моих не многочисленных знакомых. Звонил три раза, в течении десяти минут, но трубка автомата так и не отозвалась вызываемым абонентом. Обидно. Хотя, почему? Радоваться надо за друга, он никуда то пропал, не исчез безвозвратно, а поехал домой, повидаться с семьёй. Если честно, завидую я ему и с удовольствием оказался бы на его месте. Дом, конечно хорошо, но знать, где живёт твоя семья и иметь возможность хотя бы изредка навестить её, ещё лучше.

ГЛАВА 18

Отслюнявив пятьсот рублей на нужды братства и потратив ещё примерно сто пятьдесят на посиделки в честь купленного мной дома, я прекратил выбрасывать деньги на ветер и упорно зарабатывал их везде, куда дотягивались мои мозолистые руки. Даже сваливший Саню грипп, не помешал чёткой работе гостиничного кинозала, я смело подменил его там и наплевав на так и недособранную стенку, сидел на рабочем месте положенные часы. Деньги, они не пахнут, кто бы чего не говорил. Надо сидеть у видеомагнитофона, сутки напролёт — буду, в контрабандисты записаться, чтобы червячка заморить, всегда пожалуйста, в карты выигрывать или в шахматы, чтобы не сдохнуть с голода, тоже согласен, несмотря на известный мне, конечный результат. Я такой, весёлый, разносторонний и очень трудолюбивый. Единственно чего делать не стану, так это откровенно воровать, конечно, если вопрос ребром не встанет, украсть или с голоду умереть. Нет, ещё бесплатно работать на молокозаводе, тоже по доброй воле не буду. Девяносто рублей в месяц — это не моя судьба. Поэтому, когда почти полностью расторговавшийся нашим товаром, Герман, предложил мне смотаться за покупками в Москву, я охотно согласился, но только попросил сделать это немного позже, буквально через несколько дней. Моему работнику на днях обещали окончательно вылечить насморк и вывести температуру его тела на нормальный режим. Вот после этого, легко можно будет прокатиться по указанному другом адресу. Четвёртым магнитофоном я так и не обзавёлся, а помещение под него давно оформил и даже оплатил. Новинки кино индустрии, в портовом городе, также перестали появляться. А зазывать народ в кино одним и тем же репертуаром… Сколько ещё можно? Месяц, два? Москва же, по словам моего, более знающего товарища, всегда была, как Родина мать. Она и согреет, и приголубит, и накормит, и даже таким хапугам, как мы, от безденежья пропасть не даст.

— В Москве дипломаты и спортсмены живут. Туда туристы со всего мира приезжают и каждый из них чего нибудь привозит с собой. А ещё там есть магазин «Берёзка», где, может и по очень хитрой схеме, но тоже можно чего то прикупить — рассказывал Герман про подпольную торговлю импортом, в самом большом городе нашей страны.

— Мне магнитофон нужен и кассеты, а остальное, вроде и ни к чему — обозначил я свои планы, на эту поездку.

— Так их там тоже найти будет проще и железно дешевле. Это не наш городишко, там комиссионок тьма. Да ты и сам, наверное, про это знаешь?

— Знаю — соврал я и заговорил о деньгах: — Но на счёт дешевле, это навряд ли. После того, как объявили карантин, дешевле ничего быть не может.

— Возможно ты и прав, но всё равно, съездить надо. У меня вопрос ребром стоит — работать дальше или закрываться. А у тебя помещение без дела болтается. Так что, едем?

— Едем — в очередной раз подтвердил я, свои намерения.

— Тогда я прямо сейчас за билетами смотаюсь. Чего резину тянуть.

— Ладно, только раньше, чем на субботу не бери.

— Это, как получится. Будет самолёт в субботу, возьму на субботу, а нет, тогда полетим в воскресенье.

— Подожди — притормозил я приятеля. — Ты что, на самолёте собираешься в Москву добираться?

— Ну да. Три часа лёта и мы там. Поездом долго, да и билетов может не быть. Желающих перед Новым годом в столицу смотаться, море.

— Не, на самолёте я не полечу. Давай поездом — заупрямился я.

— Боишься? — засмеялся Герман.

— При чём тут боишься. Ничего не боюсь — возмутился я, хотя толком не знаю, боюсь летать или нет. Не помню, как у меня с этим. — Просто люблю ездить на поезде вот и всё. И, кстати, где в Москве жить будем? На вокзале?

— Почему сразу на вокзале? У нас в гостинице «Колос» знакомая есть, она к нам каждое лето приезжает. Поселит — поставил меня в известность Герман, о своём столичном блате. — Ладно, чёрт с тобой, поехали поездом. Для бешеной собаки разницу в сутки, за крюк можно не считать.

На поезде мне давно хотелось прокатиться, но мой выбор пал на железнодорожный транспорт не из-за детской прихоти, а совершенно по другой причине. Раз уж образовалась у меня поездка по нашей необъятной родине, так почему бы, помимо покупки нужного товара, по ходу дела, не убить ещё одного зайца. В поездах окошки очень большие и большую часть пути из них видно всё, что творится вокруг. А вдруг я по дороге, чего нибудь знакомое увижу и вспомню, где раньше с родителями проживал. Когда ещё представится такой случай?

Герман попрощался и тут же рванул на вокзал, а я, запустив в прокат очередную кассету, сидел в темноте и прикидывал, сколько денег надо будет прихватить с собой, на дорогостоящие покупки. Выходило, что меньше чем с десяткой, в столицу соваться мне не резон. В цене, наверняка, всё сильно подскочило, а магнитофонов можно смело, сразу пару покупать. Кассет, тоже нужно брать столько, сколько увижу, а за штуку придётся рублей триста уже отдавать. Да, с таким раскладом и десятки не хватит, двенадцать и то, это будет в самый притык. Деньги у меня есть. Тысяч пятнадцать своих и примерно десять Вахида, но вся беда в том, что половина их находится в очень мелких купюрах, а большая часть той половины и вовсе по рублю. Придётся прихватить с собой золотые монеты. Места они занимают мало, а желающих приобрести такое богатство, в большом городе, быстро найду. Вирус притих, о нём даже «голос» ничего не сообщает, а других причин для роста драгоценного металла, мне неизвестно, так чего же мои накопления в нём, будут землю удобрять в огороде. Плавно текущие мысли, вдруг, самым наглым образом снова прервали. Входная дверь резко распахнулась и в помещение заскочил широкий луч искусственного света. Встал и стараясь не привлекать к себе внимания зрителей, тихо побрёл на выход. Гарантирую, пришли именно за мной.

— Что случилось? — спросил я дежурную, узнав её ещё из далека, по не очень стройным габаритам.

— Антоша, тебя там к телефону — немного заикаясь, ответила она.

— Так сказали б, что я на сеансе. Мы ж договаривались с вами? Ну, не в первый же раз.

— Да говорила. А он ни в какую. Ругается, пугает и обещает сам сюда прийти.

— Ладно, идёмте — сказал я зло и зашагал вперёд.

Я отчего то, сильно разозлился. Сказали же, что у меня работа, так сделай милость — подожди. Нет, надо тётку запугать и довести до заикания, чтоб показать ей превосходство и по хамски заставить сделать так, как «я хочу».

— Какого хрена надо? — взяв трубку в руку, крикнул я в неё.

— Антон? — поинтересовался незнакомый голос.

— Ну? — немного сбавив пыл, ответил я.

— Отец — представился мужчина.

— Какой отец? — не понял я и не поверив собственному счастью, охрипшим голосом спросил: — Папа?

— А кто же ещё? — сказали мне и тут же задали вопрос: — Ты почему мне не звонишь?

— Пап, да я не помню номер телефона… — начал я отвечать чувствуя, как в горле резко пересохло.

— Ну, ты и мудак — нагло перебил меня папа и немного помолчав, ехидным голосом добавил: — Ты что там, пьян?

Так это ж Гвоздь. Ну, вот же сука! Развёл, как лоха. А я тоже хорош, купился на картонку. Папа. И, как узнать сумел, что я сегодня здесь?

— Нет. Я не пьян. Работа у меня такая. Сразу о многом думать приходится, поэтому кое чего и забываю — сухо ответил я и в свою очередь, спросил: — А ты, чего хотел?

— Чего хотел? — передразнил меня папаша. — Узнать хотел, как сам. Ты не звонишь, а я волнуюсь.

— Нормально всё, тружусь — стараясь не грубить, сказал ему и сам сыграл в игру, банальных уточнений: — А ты, как там?

— Ни чё. Всё потихоньку. Вчера с Михеем о тебе немного говорили. Он спрашивал, как у тебя дела. А я не знал, чего ответить. Вот и звоню узнать.

— Так я же деньги, вроде, заплатил. Он что, забыть успел?

— Да он не в этом смысле. Просто спрашивал, как ты. Какие перспективы на работе. Нет, по хорошему. Не вру. Ты, кстати, ничего ему не брякнул про меня?

— Нет. Я же обещал молчать. Что за вопрос?

— Ну ладно, ладно, не гони. Давай ка лучше в гости приезжай, в субботу.

— В субботу не могу, я буду занят — придя в себя от «папы», ответил я Гвоздю.

— А в воскресенье.

— В воскресенье тоже. В Москву поеду. Наверное, неделю буду там.

— В Москву? А там то, что забыл? Пошляться или, может быть по делу?

— По делу. Пошляться, если захочу, я у нас могу.

— Ну ладно, тогда звони, когда приедешь. Телефон сейчас я продиктую. Есть, чем записать?

— Есть, говори.

«Батя» медленно продиктовал несколько цифр, затем заставил их ему назвать и только после этого сказал прощай, и резко бросил трубку телефонного аппарата. Ну, вот какого чёрта, я решил назвать его своим отцом? Отбиться от оброка всё равно не получилось, уменьшить размер оплаты тоже сильно не сумел, зато в нагрузку, так сказать за крышу, получил престарелого придурка, железно уверенного, что он моя родня. И на хрена мне такое счастье? Обратно всё вернуть? Попробовать конечно можно, но только использовать Гвоздя, в качестве первопроходца в таком, не очень освоенном для меня деле, опасно. Неизвестно, как он отреагирует на такую процедуру. Начинать надо с кого нибудь попроще, а уж потом разбираться с бандитом, само собой, если будет положительный результат. Но такого человека, с кем бы я был готов расстаться прямо сейчас, в моём ближайшем окружении не видно. Все люди при деле и избавляться от их дружбы, по доброй воле, я пока не готов. Придётся потерпеть, какое то время отцовские ласки. А там видно будет, как с ними в дальнейшем поступить.

Домой вернулся, как обычно, поздней ночью, но сразу завалиться спать не смог. Поел, подёргал телевизор за тугую рукоятку, на каждом из каналов демонстрировали жёсткую муть. По дому побродил, отыскивая сон, моль или тараканов, а не найдя ни тех и ни других, смотался в мастерскую, взял там отвёртки, плоскогубцы и ринулся в большую комнату, остатки стенки собирать. Минут пятнадцать ковырялся в тишине, затем включил приёмник, настроился на пропагандистскую волну и под монотонный голос одного из диссидентов, крутил шурупы, ставил полки, а кое где и гвозди забивал. В час ночи прекратил работу. Нет, не устал, здесь было дело намного хуже. В это самое время начались очередные новости по «Голосу Америки», в которых диктор, во всеуслышание, объявил о внезапной смерти премьер министра Великобритании, Маргарет Тэтчер, чем немного обескуражил меня, но и это было бы ничего, если бы он прямо тут же не заявил, что произошло это событие всего через полтора дня, после смерти президента Франции, Миттерана. Вот после этих слов я и прекратил работать.

— И когда это он успел? Почему я про это ничего не знаю? — спросил я радио, вспоминая, когда в последний раз слушал его.

По всем подсчётам выходило, что занимался этим примерно четыре дня тому назад. Последние три я упорно тружусь на ниве кинопроката. Ухожу рано и возвращаюсь поздно, когда нормальным людям спать уже пора. Это сегодня меня разговор с «отцом» раззадорил, вот и не спится, а так бы и про смерть первого лица государства, расположенного на громадном острове, узнал не скоро.

— И чего это им вдруг, надумалось, друг за другом помирать? — глядя на говорящий предмет, стоящий в соседней комнате, поинтересовался я.

Диктор тут же поделился со мной своими мыслями, по этому неординарному событию. Ему тоже показалась очень подозрительной, внезапная смерть двух, таких уважаемых людей.

— Как сообщает наш европейский корреспондент, оба лидера находились в прекрасной физической форме — мягким голосом, говорил он мне.

— Ну, так они тебе и рассказали, чего у них на самом деле болит — решил оспорить я его утверждение, на что тут же получил хорошо проработанный ответ.

— По данным официальных источников, премьер министр всего месяц назад проходила комплексное обследование, не выявившее в её организме никаких патологий неизлечимого характера. Подтверждают это и наши независимые источники — вещал голос на вражеской волне. — В свои пятьдесят шесть лет Тэттчер выглядела очень бодро и полностью подтверждала своё звание «железной леди». Буквально за день до смерти она участвовала в непростых дебатах в парламенте и по её внешнему виду даже нельзя было подумать, что она чем то больна.

Диктор продолжал высказываться по поводу произошедшего события, а я попытался проанализировать всё, что недавно произошло. Смерть Кунаева, теперь Миттеран с Тэттчер. Совпадение? В унисон мне, человек разговаривающий с миром, произнёс:

— Что это, если не заговор? Другой вопрос, кто за всем этим стоит? Некоторые горячие головы уже заявили, что Миттеран и Тэтчер пострадали от рук вездесущего КГБ. Тогда самсобой напрашивается вопрос: — Кто виновен в смерти Кунаева?

Собирать стенку резко перехотелось, я бросил инструменты на пол и с ненавистью посмотрел на неё.

— Да пошло оно всё, к чёртовой матери! Тут люди дохнут словно мухи, а я занимаюсь какой то ерундой.

Утром еле встал. Всю ночь мне снилось кладбище с крестами, шпионы и разведчики, пытающиеся отравить меня бутылкой дешёвого портвейна и Тэтчер, вальяжно прогуливающаяся с Миттераном, возле мавзолея Ильича. Пришлось взбодриться двойной порцией кофе, бутербродами, с остатками «московской» колбасы и апельсином, выданным мне тётей Зиной, почти неделю назад. Не забыть бы тридцатого к ней заскочить. Дома, кроме хлеба, макарон и супа в пакетах, больше ничего не осталось.

До работы добрался на попутке, пешком уже не успевал. У дверей нашего, самого первого кинозала, толпился народ. Немного, человек десять, но это ещё ничего. Кино про восточные единоборства мы давно крутим и смотреть его в девять утра, могут только самые отчаянные почитатели китайской культуры. Если дело так и дальше пойдёт, то утренние сеансы и вовсе можно будет отменять. Сидеть за десятку, в полной темноте и слушать восторженные вздохи из зала, даже мне уже надоело. Я представляю, чего творится с парнями, изо дня в день наблюдающими за любознательными людьми. Ладно, когда с этого процент хороший имеешь, а если работаешь, чуть ли не за кусок хлеба, тогда каково.

Герман отзвонился в начале второго сеанса. Билеты в Москву он взял ещё вчера, но не на тот поезд, на который мне непременно хотелось попасть.

— Там всё забито — с горечью в голосе, поведал приятель. — Даже боковушки все выкуплены. Пришлось в Тоннельную ехать и там брать на Новороссийский. Ничего, что садиться нужно будет ночью, главное в Москву приедем вечером. До гостиницы доберёмся, устроимся, выспимся и утром за работу.

— Ладно, с этим понятно, поедем во сколько скажешь — вставил я свои, несколько слов. — Ты мне лучше скажи, про Миттерана и Тэтчер слышал?

— А кто это? Фамилии, вроде, не русские.

— Президент Франции и Англии премьер. Что, скажешь не знал про них?

— Почему не знал? — возмутился Герман. — Чего то слышал. Давно правда, поэтому и забыл. Я же всё время на работе. Ну, Тэтчер — это, вроде, баба. А французуский президент он, кажется, мужик. Точно мужик, я вспомнил. Что то про него в армии говорили.

— И всё? Больше ничего не знаешь?

— Так мне и этого за гланды. А ты зачем интересуешься? Что с ними то, не так?

— Тэтчер померла сегодня ночью, а Миттеран отключился всего пару дней назад.

— И что? Теперь прикажешь мне заплакать или поминки по обоим заказать?

— Причём тут заплакать? Недавно Кунаев умер, сейчас эти двое. Тебе такое, странное совпадение, ни о чём не говорит?

— Нет. Мне ни о чём. А что, должно было? Я ни с кем из них лично не был знаком и судьба их мне совсем не интересна. Вон у нас за неделю, на улице, четыре старухи похоронили, так я и по этому поводу не очень печалюсь, хотя каждую из них по имени знал. Придёт время все там будем, ты не сомневайся. Так что давай, не забивай голову разной ерундой. Лучше скажи, денег одолжить сможешь?

— А сколько тебе надо? — поинтересовался я сообразив, что внешняя политика моего друга мало интересует.

— Тысячи три, а лучше пять. У меня своих всего восемь. Не буду же я каждый месяц в Москву за товаром мотаться. Затарюсь и месяца три торгую спокойно.

— Деньги есть — ответил я. — Могу и три дать, и пять. Но они у меня по рублю, в сотки сложены. Такие возьмёшь?

— Возьму. Время ещё есть, успею поменять.

— Ну, тогда вечерком заскакивай, отдам.

— Во сколько? — заинтересованно спросил Герман.

— Часов в двенадцать, не раньше.

— Ничего себе вечерком. Я в это время уже спать буду.

— Тогда утром заезжай, но не позже восьми. Потом мне некогда будет.

— Ты чего, совсем не отдыхаешь? В восемь я не проснусь.

— Короче, как хочешь. Я время назвал. А дальше сам решай, когда приходить. Деньги нужны, проснёшься.

Я повесил трубку и поспешил на рабочее место, через пять минут новое кино начинать. Прав Герман, надо меньше думать о всякой ерунде. Где та Англия и Франция, и где мы. Даже Кремль и тот стоит далеко, хотя до него и доехать можно. Какое мне дело до элиты мировой политики? Они живут своей жизнью, умирают, когда господь призовёт, а нам от этого ни жарко ни холодно. Масла с хлебом больше всё равно не становится, если даже буду знать кто, кого заказал.

Саня выздоровел точно по расписанию и в субботу, поздним вечером, мы с Германом выехали на вокзал. Отвезти нас в Тоннельную, согласился приятель друга. Он гнал всю дорогу под сотню и через тридцать минут, высадив нас у тёмного, переполненного людьми вокзала, уехал обратно. До прихода поезда, оставался почти час. На улице колотун, градусов десять мороза, а на мне белый свитерок, одетый на голое тело, турецкое, кожаное пальтишко выше колен, джинсы и короткие итальянские сапоги, с тонким носком внутри, а на голове и вовсе тряпичная хулиганка, родом из тёплой Англии. В такой одежде стоять, в мороз на улице, противопоказано по медецинским показателям, легко заболеть можно.

— Может внутрь зайдём. Холодина — предложил я другу, одетому, словно мы с ним едем на зимовку.

— Ну его на фиг — отказался он. — Посмотри сколько там народа, давай лучше здесь постоим.

— Околеем. Ещё целый час до прихода поезда.

— А я тебе говорил, одевайся теплее. В Москве будет ещё хуже. Привыкай.

— Теплее — глядя на закутавшегося в белый тулуп анапчанина, зло ответил я. — Да я бы, может и оделся теплее, только нет у меня, ничего теплее. Сам же знаешь, что я из всего остального вырос. Напялил не то, что хотел, а чего смог. Не ехать же в Москву в рабочей куртке и в тёплых ботинках, фабрики «Скороход».

— Ладно, не скули — посочувствовал мне товарищ. — До места доберёмся, куплю тебе чего нибудь.

Я с сожалением посмотрел на яркие окна ночного вокзала и медленно побрёл за другом, в сторону длинного перрона. Делать нечего, буду греться у грузового состава, занявшего весь первый путь. Сто шагов в одну сторону, двести в другую. Надеюсь не умру от холода за час. Минут через сорок, когда у меня начали закручиваться уши, отваливались пальцы ног, а зубы выбивали траурный марш Шопена, народ приступил к медленному выходу из здания вокзала и я, не выдержав адской пытки невыносимым для здешних мест холодом, кое как просочился в него. Прижался к пыльной батарее руками и не отпускал её до тех пор, пока из громкоговорителя не вылетела не очень понятная скороговорка, и мой морозостойкий друг не забежал внутрь, и не окликнул меня.

— Антон, выходи! Поезд подходит! — громко крикнул он, стоя у открытых нараспашку дверей.

Плацкартный вагон номер три, пассажиры забили до отказа. Больше половины, мы привели с собой и поэтому сейчас он был похож на огромный муравейник, где каждый его житель упорно играл свою, неповторимую роль, мало обращая внимание на соседей. Наши с Германом места были с боку, через одно купе от двери, ведущей в дальний туалет. Об этом меня предупредили заранее и в данный момент, ни о чём не сожалея и не очень принюхиваясь к специфическому запаху, исходящему с той стороны, я с интересом наблюдал за всем, что происходило рядом со мной. Семья с детьми, в купе напротив, вот уже который раз пытается засунуть чемоданы, куда то вниз. Девчонки, лет по двадцать от роду, расположившиеся справа, сидят на нижней полке и рассуждают, кому из них ползти наверх. Четыре мужика, зашедшие в вагон за нами и забронировавшие все места слева от нас, поставили на стол бутылку, и несмотря на поздний час, уже открыли её. Взглянул на Германа, он улыбнулся мне одними глазами и весело мотнув обросшей головой, тихо спросил:

— Ну что, на верх полезешь или внизу попробуешь устроиться?

— Мне всё равно — ответил я, ещё тише. — Где скажешь, там и лягу.

— Тогда ложись внизу, попутчик инвалид, сегодня мне не нужен.

— А чё так сразу — инвалид?

— Так упадёшь во сне. Ты и внизу поместишься частично, а на верху или ноги буду торчать, или голова. Ночью кто нибудь зацепит и свалишься.

Да, товарищ прав, места достались нам не очень, мой рост не влезет ни в одно из них. Попробую пристроиться внизу, по крайней мере, если и свалюсь, то ничего не поломаю.

Проснулся от того, что в глаза ударил яркий луч света. Убрал голову с линии его огня и раздвинув, задёрнутые на ночь крохотные шторки, попробовал узнать, куда мы успели доехать. Фонарь, перрон, скамейка. Больше ничего не вижу. Взглянул на новые часы — пять сорок семь, а это значит, что нас принял Краснодар. Ещё вчера, когда мы проходили мимо расписания, я зафиксировал его и теперь могу сказать не глядя, какую станцию, во сколько, будем проезжать. Стоянка двадцать семь минут, четыре уже стоим, а стало быть я спокойно могу выйти на улицу и осмотреть здание вокзала. Всё может быть, вдруг память проснётся и выдаст мне, чего нибудь новое. Сбрасываю на пол ноги, подымаю спину. Нет, спать в позе эмбриона, совсем не в кайф, то и другое разгибается с трудом, болит нещадно, и отказывается повиноваться. Хотел бы я взглянуть в глаза тому, кто проектировал такие полки. Он что, для карликов их отмерял? Одел сапог, второй. Встал и… Бли-ин! Плечи затекли, колени занемели, в локтях болит и шею ломит.

— Сука. Убил бы гада — тихо матерюсь, но всё же выпрямляюсь.

Секунды весело бегут, а я стою на месте, не в силах снять с крючка пальто. Ну Герман, удружил. Не мог на воскресенье взять билеты? Обратно не поеду, пока нормальной полки не дадут, на ней хотя бы ноги можно высунуть в проход. Скрепя зубами, сдёрнул верхнюю одежду, нахлобучил кепку, из под подушки вытащил багаж и медленно, стараясь не будить соседей, двинулся вперёд. На улице, у входа в наш вагон, стояла проводница. Мы поздоровались, она спросила далеко ли я иду. Сказал что на вокзал, за пирожками. Не буду же докладывать, что всё забыл и пробую узнать, не тут ли раньше жил или хотя бы вспомнить, может ездил здесь когда то. Перрон почти пустой. В той стороне, где тепловоз, совсем нет никого, а там, куда иду, стоят четыре человека. Дошёл до них, повесил сумку на плечо. Вещей там мало, а вот денег и монет, на пол вагона точно хватит.

Добрался до вокзала, вошёл в него и понял, что ничего не узнаю. Киоск, ещё один, буфет, скамейки, под потолком лепнина — красиво, но в памяти такого «пейзажа» нет. Ну что ж, проверил и на том спасибо. Взял десять пирожков и в быстром темпе побежал обратно, до отправления осталось шесть минут.

В отличии от меня, Герман выспался и сейчас был бодр, и весел, а когда узнал про купленные мной пироги с картошкой и капустой, так и вовсе чего то замурлыкал себе под нос, словно кот, в предвкушении встречи со сметаной.

— Мать говорила, возьми с собой курицу — разворачивая принесённый мной, бумажный пакет, докладывал счастливый товарищ. — А я упёрся. Говорю: — «Зачем она мне, проголодаюсь, схожу в ресторан». А сейчас вижу, зря не взял.

— Конечно зря. Мне бы кто предлагал, я бы ни за что не отказался — согласился с ним и почти тут же, добавил: — Так. Мои пироги. Тогда тебе за чаем топать.

Напарник согласился, с такой постановкой вопроса и охотно пошёл на поиски кипятка. Пока он добывал нам горячую воду, я свернул комковатый матрац, закинул его на верхнюю полку, одним движением разложил стол, кинул на него куль с пирогами и кое как уселся рядом с ним. Мне даже сидеть за столом не удобно, а я ещё хотел, чтобы здесь можно было нормально поспать.

Что такое десять маленьких пирожков, с овощной начинкой, для двух изголодавшихся за ночь молодых парней, один из которых, к тому же ещё и ростом под два метра? Под сладкий чай, мы съели их и не заметили.

— Мало. Я не наелся — констатировал Герман, неоспоримый факт.

— Согласен — встал я ему в кильватер и с надеждой в глазах, спросил: — Чего предлагаешь?

— А что нам остаётся? Не идти же по вагону с протянутой рукой, как побирушки. Ждём девяти часов и валим в ресторан.

В девять, в общепит на колёсах, мы попасть так и не смогли. Я предпочёл подождать немного и в девять двадцать семь выйти прогуляться на перрон очередной станции. Пол часа нас не задавят, а галочку в списке поставить, я смогу. Станция может и не большая, и поезд на ней стоит всего ничего, но чем чёрт не шутит, вдруг именно на этой остановке, мне в голову чего нибудь придёт.

После посещения ресторана и бессмысленной прогулки на свежем воздухе, в сердцах плюнув на ночной кошмар, снова завалился спать. Как бы там ни было, а организм требовал своё, тем более больших станций ещё долго не будет, а маленькие, если вспомнить ту, где я выходил, навряд ли принесут ожидаемый мной результат. Уж больно на ней было убого и однообразно, она почти ничем не отличалась от той, где мы с Германом садились в этот, не очень привлекательный вагон. Но самое главное заключалось не в том, что увиденное не произвело на меня никакого эстетического впечатления, а в том, что в памяти не шелохнулась ни одна из её струн. Из чего я сделал закономерно напрашивающийся вывод: в таком унылом месте, мои родители точно жить бы не смогли. Значит отслеживать стоит только большие станции, а разную мелочь можно смело пропускать.

На этот раз я решил попробовать спать полусидя, пускай хотя бы ноги нормально отдохнут. Упёрся ими в разделительную стенку, спиной придавил ту, что была сзади меня, сунул под голову твёрдую подушку, плотно прикрыл глаза и мерно пошатываясь, попробовал ухватить хвост, вяло зарождающегося сна.

— Молодой человек — почти в это же самое время, прошипело у меня в правом ухе. — Простите, что отвлекаю вас от важных мыслей, но не могли бы вы присмотреть за нашими вещами.

Медленно открываю глаза, смотрю перед собой и в тридцати сантиметрах от лица, обнаруживаю улыбающуюся физиономию соседки, матери двух пацанов, имеющих нехорошую привычку бегать по вагону и громко орать, словно петух их клюнул, чуть ниже спины.

— Извините, что вы сказали? — выдавливаю из себя остатки, глубоко закопанной, вежливости.

— Я говорю: — «Не смогли бы вы присмотреть за нашими вещами» — выпрямляясь отвечает она. — Мы в ресторан хотим сходить, а вы, вроде бы, всё равно никуда не собираетесь.

— Ладно, присмотрю — вяло говорю, понимая, что в этом месте мне не найти покоя ни днём, ни ночью.

— Спасибо. Мы недолго — улыбнувшись ещё шире, сказала женщина и сделав шаг назад, крикнула своим мужчинам: — Пошли! И смотрите у меня, чтоб не бегать по вагонам, не то кашу манную куплю.

Самолётом надо было лететь. Прав был Герман. И чего это я упёрся, как баран? Как там говориться: — Многие незнания — многие печали? Или наоборот? А-а, какая теперь то разница. Лежи вот и пожинай плоды, своей же, дурацкой прихоти. Паровоз ему подавай.

Следующей станцией, интересующей меня, как потенциальный дом моих мифических родителей, должен был стать Ростов-на-Дону. Четыре часа из пяти, отмеренных составителями маршрута от места, где мне самым наглым образом не дали уснуть, до этого славного города, имеющего в своём названии имя великой реки Дон, я провалялся на полке ни на минуту не сомкнув глаз. Сначала караулил чужие вещи. Потом, поневоле, выслушал проклятия, вылетавшие наружу из уст их владелицы, в адрес повара вагона-ресторана. Затем, в купе слева, мужики снова начали потихоньку друг другу наливать и допились до такой степени, что их голоса напрочь заглушали беспрерывный стук колёс. Устав впитывать их бредни, повернулся в другую сторону и около часа играл в гляделки с одной из девиц, временно поселившейся в крайнем купе, нашего весёлого вагона. Когда и это надоело, тупо смотрел в окно, а там и Герман проснулся, и мечта о сне навсегда растворилась в нём. Часа через полтора, после его подъёма, снова пошли в ресторан, на этот раз обедать. Примерно час сидели там. Вернулись, минут двадцать молча валялись на забронированных полках, а там и время подошло, городские окраины встречать.

— К Ростову подъезжаем, будешь выходить? — спросил меня Герман, свесив голову вниз.

— Буду. Стоим долго, аж тридцать семь минут — ответил я. — Грех, такой возможностью не воспользоваться.

За окном уже серело, а значит становилось ещё холодней. Я встал, без спешки оделся, кинул сумку на плечо и собирался уже идти в тамбур, освобождая место для сбора, наблюдавшему за мной сверху, другу, как он тихим шепотком остановил меня.

— Тормози — шаря руками под подушкой, еле слышно сказал он. — И мой пакет с деньгами, засунь пока к себе.

— Ты чё, их здесь держал всё время? — не веря в услышанное, поинтересовался я.

— Ну да, а что такое? — ответил Герман и не стесняясь своего, тупого идиотизма, весело сказал: — Можно подумать, что средь бела дня, кому то в голову взбредёт мою подушку лапать или что нибудь под ней искать. Всё же на виду.

— Простота ты, китайская — запихивая свёрток в сумку, назидательно проговорил я.

— А почему китайская? — уже в полёте, спросил у меня друг.

— А потому, что такой же наивный, как и они. Те верят в незыблемость учения товарища Мао и ты, точно такой же. Сунул десять тысяч под подушку и смело утопал в ресторан — сказал я и взглянув на товарища, обувавшего свой утеплённый сапог, добавил: — Ладно, собирайся. Я в тамбуре буду ждать. Про технику безопасности потом поговорим.

Ростовский вокзал зародил во мне искру надежды ещё на подходе, уж больно колоритно выглядела его высотка издалека. А когда мой итальянский сапог вступил на хорошо заасфальтированную платформу, у нашего, третьего по счёту вагона и я услышал громкое: — «Тарань, вобла!», сердце и вовсе заполнила щемящая тоска, лично для меня первый признак того, что где то, совсем рядом, обязательно будет находиться чего то родное и близкое. Забыв предупредить спутника о выборанном мной направлении, я, со скоростью бесстрашного крейсера рванул на встречу огромному зданию, только что промелькнувшему за грязным окном не менее чумазого тамбура, в нетерпении расталкивая плечами пассажиров, продавцов вяленной и сушёной рыбы, попутно ласкал своим огрубевшим вниманием и встречающих, и тех, кто пришёл кого нибудь провожать.

— Подожди! — бросил Герман мне в спину, но я даже не обернулся на его, еле слышную просьбу. Сейчас меня интересует только вокзал.

Каково же было моё разочарование, когда прошерстив стеклянную постройку вдоль и поперёк, я не обнаружил в ней ничего, что было бы мне ранее знакомо. Память даже не шелохнулась от встречи с рестораном, тремя точками продающими свежие пирожки, не принесли ей никакого удовлетворения ни сувенирные киоски, ни газетно-книжные ряды. Расстроенным взглядом рассматривал будущих, настоящих и прошлых пассажиров, надеясь хотя бы в ком то из них, разглядеть знакомое лицо. Но всё было тщетно. Вокруг сновали одни чужие, мужские и женские физиономии, озабоченные обычной, вокзальной суетой. Взглянул на часы, до отъезда осталось немного, но десять минут я ещё поброжу. Шагов тридцать сделал по залу, потом прошёл арку и вышел к дверям, на этот раз ведущим не к перрону, а к той стороне, где ещё не бывал. Впереди площадь, легковые машины, чуть дальше жилые высотки, магазин — продуктовый, гостинечный комплекс, на остановке автобус и снова вокзал. И здесь ничего не узнал.

— Ты что, совсем поехал крышей? Ору ему, а он молчит — догнал меня мой друг у входа.

— Похоже, что поехал — ответил я ему и сплюнув под ноги, добавил нецензурные слова.

— Чего искал? — заметив, что я немного не в себе, вновь коротко, поинтересовался Герман.

— Чего, чего? Пожрать, чего нибудь. Твой ресторан меня довёл до точки — поняв, что от ответа не уйти, сказал я первое, за что сумел схватиться. — Кефир искал. Ну, или хотя бы молоко.

— Чудак. Сказал бы мне, давно бы был с кефиром. Пошли, его в киоске, прямо на перроне продают.

На ужин был у нас кефир и плюшки. Товарищ мой, вот добрая душа, купил аж пять бутылок белого напитка и плюшек десять штук. Сидим, едим, а на подходе Шахты, где я хотел бы так же пробежать. Давлюсь и думаю, на что сейчас сослаться. Конечно, можно на кефир. Теперь, мол обос… Нет, об этом даже думать не хочу. Известно всем — хорошие мысли, имеют свойство иногда сбываться.

— Я в Шахтах снова выйду — сделав маленький глоток, сказал я жадно пьющему соседу. — А ты сиди. Один пройдусь.

— А чё сиди? Я может тоже перед сном, хотел бы прогуляться.

— Орёл. У нас тут куча денег под руками, а он собрался погулять. Ночь за окном и сумку лучше в помещении держать.

— Давай по очереди — нещадно чавкая, сказал мне друг, пытаясь личную свободу отстоять.

— Я ж говорю тебе — бо-ле-ю. Мне свежий воздух нужен. А тебе туда, зачем?

— Ну так бы и сказал. Я что, не понимаю? Когда прихватит, тут хоть волком вой.

Шахты, Лихая и даже не очень понятный Гергиу-Деж, остались давно позади, ничем не намекнув на наше с ними знакомство. Теперь на улицу пойду только утром, когда доберёмся до Воронежа. Сейчас буду искать позу, способную позволить хотя бы на пару часов забыться и заснуть. Пока это не удавалось, но я не теряю надежды.

Проснулся ровно в шесть. За сорок минут до прибытия поезда в, наверняка, очень красивый, имеющий массу достопримечательностей и исторических памятников, славный город — Воронеж. Десять минут потратил на приведение в рабочее состояние нижних конечностей, последние несколько часов находившихся в положении «руки вверх». Ещё пятнадцать ушли на утренний туалет. Минут восемь на сборы и жёсткий перекус, мерзким кефиром и зачерствевшей плюшкой. Тридцать секунд ушли на поход в тамбур, где оказался минуты за три до остановки, вместе с проводницей, выглядевшей ненамного лучше моего.

— Не спится? — спросила меня женщина, уже привыкшая к моим постоянным отлучкам из её гостеприимного дома на колёсах.

— Да, как тут уснёшь — пожаловался я в сердцах. — То ноги не влазят, то голова наружу просится.

— Ну, кто ж тебе виноват? Мамке с папкой говори спасибо, что уродился такой большой. Поезда у нас рассчитаны на среднестатистических граждан, а таким как ты, одно направление — самолёт.

— Да я уже понял. Только сейчас то, ничего уже не поменяешь. Скоро в Москве будем.

— Что, неужто первый раз в плацкарте едешь? — удивлённо бросив брови к верху, спросила меня любопытная тётенька.

— Нет. Не первый — без затей обманул её, я. — Ездил и раньше. Только тогда маленький был.

Состав достиг платформы и начал резко тормозить. Мы, по инерции, качнулись вперёд, а затем с огромным ускорением вернулись назад.

— Медведь, задавишь — запричитала проводница, нечаянно попав под мой, немаленький вес.

— Простите, я не специально. Он просто резко затормозил.

Женщине было не до моих оправданий, пришло время выполнять служебные обязанности. Она открыла дверь, протёрла мокрой тряпкой поручни и только после этого выпустила меня.

— Смотри, далеко не бегай — напутствовала она. — Опаздываем, могут раньше отправить.

— Да я быстро. Сбегаю до вокзала и обратно.

Воронежский вокзал вообще убил наповал, не дать не взять, музей. Одни статуи, чего стоят. Но мне, от этого буйства фантазии архитектора, сотворившего такое чудо, опять жарко не стало. На душе было кисло и муторно, и не только от выпитого кефира. Это же сколько городов я проехал и хотя бы чего то в них узнал. Может я с Урала или того хуже, с Камчатки? С горя зашёл в привокзальный буфет, только что начавший заманивать в свои сети, пассажиров поездов дальнего следования. Взял там две бутылки тархуна, пять пирожков с повидлом, столько же с мясом и со всем этим добром пошагал на встречу с ненавистной, боковой полкой. Будь она трижды проклята, всеми неудачниками, хотя бы раз прислонявшими свой зад на её узкую поверхность.

До столицы успел познакомиться с ещё тремя вокзалами. Выходил в Курске, Орле, Туле и везде меня ждал один, и тот же результат. Расстроился страшно. Столько всего, за две ночи, пришлось вытерпеть и всё напрасно. Где же справедливость, я вас спрашиваю?

ГЛАВА 19

«Москва…, как много в этом звуке, для сердца русского слилось» — повторял я слова гения, в попытке разглядеть через грязное окно тёмные силуэты, проплывающих мимо домов. Этот город просто обязан поставить жирную точку в моём двухдневном путешествии и не важно с каким знаком, лишь бы она была. Для половины моих знакомых, я самый настоящий москвич, для другой, обыкновенный провинциальный парень, живущий по соседству и только мне неизвестно, кто я на самом деле, откуда родом, есть ли у меня семья и в конце то концов, учился я в университете или с лёгкостью поверил в то, что сам же, походя родил. Так что некуда мне больше отступать, впереди Москва. Столица.

Курский вокзал не шёл ни в какое сравнение ни с одним из тех, что я посетил во время нудной поездки на тихоходном поезде. И дело тут не в красоте здания или в его величественности, отнюдь. Видали мы и получше постройки. Дело в атмосфере, создаваемой огромным количеством людей, объединённых одним и тем же, неуёмным желанием — желанием путешествовать. И не важно как, куда, с какой степенью комфорта — главное ехать. Огромный зал буквально насквозь пропитался устойчивым запахом авантюризма, во всяком случае я именно так воспринял этот, ни с чем не сравнимый, вокзальный воздух, крепко шибанувший мне в ноздри, стоило только нам зайти в помещение, до предела заполненное озабоченными людьми.

— И, куда нам теперь? — спросил я друга, заинтересованно стреляя глазами по сторонам.

— Сейчас найдём свободный багажный автомат. Оставим в нём деньги, а потом сразу на такси — ответил он и смело окунулся в людское море, устроившее здесь самый настоящий девятый вал.

Герман крутился словно несчастный ужик на раскалённой сковородке, в попытке увернуться от простых, советских людей, резво снующих во всевозможных направлениях. Ему это не всегда удавалось. Всё-таки рост у него не такой, как у меня и поэтому в зал, с огромным количеством персональных камер хранения, мы добрались не так быстро, как бы того нам хотелось.

— Рановато в этом году народ за продуктами ломанулся — утирая пот со лба, сказал он, быстро двигаясь вдоль запертых автоматов. — Даже боюсь представить, что тут твориться будет за пару дней до Нового года.

— Слушай, а может нам тогда, прямо сейчас билеты взять до дома? Обратно, на боковушке, я не поеду.

— Нет, не сегодня. Пару дней походим, посмотрим. Вдруг тут с товаром будет ещё хуже. Тогда уедем раньше. Чего неделю здесь торчать.

— Ладно, может ты и прав. Давай походим — легко согласился я, с логичными доводами моего умного товарища.

— Вон свободная — ткнул он пальцем в одну из ближайших ячеек, где дверь была не заперта.

Подошли. Герман начал медленно крутить маленькие, щёлкающие при движении, чёрные рукоятки, а я расстегнул сумку, вытащил оттуда оба пакета с нашими деньгами и аккуратно засунул их внутрь.

— У меня всё — поставил в известность я приятеля, о переносе наших денежных средств, на мой взгляд, в не очень надёжное хранилище.

— Сейчас, последняя цифра осталась — постреливая очередной рукояткой, ответил он и почти тут же добавил: — Готово. Кидай пятнадцать копеек и закрываем.

Я опустил, заранее приготовленную монету в прорезь металлического ящика, стоявший рядом друг резко захлопнул дверцу, внутри ячейки что то щёлкнуло, Герман тут же дёрнул ручку двери на себя и убедившись, что она закрыта, весело сказал:

— Ну вот и всё. Надёжно, как в банке.

— Ага, в банке — не согласился с ним я. — Приходи ночью и тренируйся, пока не надоест или не откроешь. Не лучше ли было деньги с собой, в гостиницу забрать?

— Нет, не лучше — категорично ответил, излишне уверенный в своей правоте анапчанин и задал мне провокационный вопрос: — Гостиница это, что?

— Что? — не понимая, чего он от меня хочет услышать, переспросил я.

— Гостиница — это проходной двор. Помимо нас, ключами от номера могут воспользоваться ещё человек десять. А здесь милиционер ходит, днём и ночью, так что долго крутить рукоятки он никому не даст. Подойдёт и спросит, типа: — «Гражданин, а вы тут чего забыли?» Ты бы после такого долго ещё ручки крутил?

— Я бы может и нет. А у людей, кто этим промышляет, наверняка ответ найдётся.

— Да ладно. Найдётся — усмехнулся Герман. — Свалят, как миленькие и не вернутся. Думаешь так это просто, три цифры и одну букву угадать. Если бы было просто, то «Спортлото» давно в трубу вылетело. А так ничего, живёт и процветает.

— Ну не знаю. Я не особо в этих автоматах разбираюсь. Тебе виднее. Может и свалят. А цифры и букву, ты мне всё равно скажи. Мало ли что, вдруг забудешь.

— Само собой. Не думаешь же ты, что я буду всегда с тобой сюда бегать, когда тебе приспичит деньги из пакета забирать?

Поездка по вечернему городу не принесла мне ни малейшего удовлетворения. Видно плохо, несмотря на ярко горевшие огни уличного освещения, название улиц с дороги не просматривается, дома все на одно лицо — большие, и ни на что не похожие, да ещё таксист, запросивший при посадке два счётчика, напрочь отказывался отвечать на мои вопросы, касающиеся его родного города. Короче, по приезду к гостинице, имевшей немного другое название, нежели то, что мне первоначально озвучил Герман, я психанул и отыгрался на зажравшемся водителе по полной. Денег дал ему ровно столько, сколько полагалось, а когда он попытался качать права, плюнул на стоящего рядом приятеля и заставил аборигена громко петь песню, давно крутившуюся у меня в голове.

— «Москва — звонят колокола. Москва — златые купола…» — орал он благим матом, в уже отъезжающей от гостиницы машине.

Знал я только эти пару строчек, вот водителя на них и замкнул. Но моему другу и этого хватило, чтобы не на шутку напугаться, глядя на таксиста, безжалостно коверкающего мелодию симпатичной песни.

— Чего это с ним? — испуганно спросил он у меня, беря в руки полупустой чемодан, тёмно коричнивого цвета.

— Откуда я знаю — скромно ответил я, хотя очень хотелось рассказать, чья это заслуга. — Ты же видел, как он вёл себя по дороге.

— И, как только таких психов за руль сажают? — посетовал Герман на премудрости столичного таксопарка и быстро зашагал к гостиничным дверям.

«Золотой Колос» встретил нас очень радушно и даже чуть было не задушил в своих крепких объятиях моего, обалдевшего от такого тёплого приёма, немного засмущавшегося компаньона.

— Вырос то как и возмужал — держа в своих крепких ладонях его раскрасневшееся лицо, радостно говорила женщина, плотного и очень объёмного телосложения.

Странно и когда это он успел вырасти, и тем более возмужать, если она каждое лето бывает в Анапе? Хотя, раньше я тоже думал, что прибавить в росте десять сантиметров за пару месяцев невозможно, пока лично не убедился в том, как быстро становятся короткими импортные брюки.

— Тётя Фира, вы меня сейчас задушите — кое как выдавил из себя Герман, губы которого, благодаря его знакомой, были сложены в смешную трубочку.

— Ой, посмотрите на него, засмущался — ущипнув друга за тощую щёку и широко при этом улыбаясь, ответила ему руководитель одной из столичных гостиниц и моментально начала разговор о другом. — Мать то как там, не болеет? Что то голос у неё был не очень, когда звонила?

— Да вроде не болеет — потирая щёку, с сомнением в голосе, ответил Герман. — Уезжали, всё нормально было. А вы то сами, как тут, не болеете?

Зря он про это спросил. Женщина тут же встрепенулась и минут десять откровенно рассказывала нам про все диагнозы, которые ей поставили за последние пол года. Пришлось делать вид, что нам это жутко интересно и кивать головой, когда того требовал сценарий разговора. Можно конечно было легко остановить её задушевное повествование при помощи моих способностей, но я подумал, что начинать своё знакомство с москвичами, применяя к ним свой оригинальный дар, будет не очень красиво. Таксиста было за что наказать, хотя и с ним можно было обойтись попроще, а эту миловидную тётеньку, так радушно принявшую нас в столь поздний час, в своём просторном кабинете и поправлять то не за что. Она же женщина. Терпимее надо быть, к небольшим слабостям слабого пола.

— Так мальчики — прервала мои размышления тётя Фира. — С местами у нас туго, но вам я, кое что всё же могу предложить. Сегодня ночуете врозь, а завтра я постараюсь засунуть вас в какой нибудь приличный номер. Если это не устроит, могу прямо сейчас заселить в один…

— Нам лучше сразу вместе — встрял Герман в разговор.

— Сама знаю, что лучше — продолжила она, — но там всего одна кровать. Правда двухспальная.

— Я с ним спать не буду — тут же воспротивился я, такому несерьёзному предложению.

— Да уж вижу. Я с тобой бы, тоже рядом не легла — засмеялась директриса. — Могу поставить раскладушку. Герман, ты как? Не против?

— Можно — недобро взглянув на меня, сказал мой приятель. — Недельку и на раскладушке поваляюсь, если других вариантов нет.

— Тогда марш на третий этаж, я сейчас дежурной позвоню, она вас устроит. Оформляться завтра будете, а мне домой давно пора и так тут с вами засиделась.

Ну наконец то мой громадный рост, принёс хоть какую то пользу. Двухспальная кровать выглядела просто шикарно, а после двух дней, проведённых на боковой полке и лежать на ней было одно удовольствие, даже несмотря на не помещавшиеся по длине, ноги.

— Жрать охота — раскладывая скрипучую раскладушку, пожаловался Герман на заурчавший желудок. — Может в магазин сходим?

— Давай — согласился я с его предложением, но на всякий случай выдвинул своё: — А может лучше в кафешку или в ресторан сбегаем?

— Может и лучше, только я не знаю, куда. А магазин рядом и до закрытия время ещё есть — получил в ответ короткое, но очень толковое разъяснение позиции друга.

Гастроном нашёлся метрах в трёхстах от входа в наш, третий корпус «Золотого колоса». Продлить режим работы предприятия торговли аж до одиннадцати часов, позволяла обычная табличка, с простенькой надписью «дежурный», висевшая на одной из створок огромных, стеклянных дверей. Не знаю, давала ли она ещё какие то привилегии, кроме как торговать допоздна, но ассортимент данной торговой точки задел меня за живое прямо у входа, о чём я тут же поделился с товарищем:

— Ну ни хрена у них тут товара. У нас такого даже в конце месяца, ни в одном из магазинов, не увидишь.

— Ну, а что ты хотел? Это тебе не заштатный городишко, вроде нашего. Столица, как ни как. Главная торговая витрина государства. Здесь по другому и нельзя.

Хм. Умный, просто спасу нет. Вон, как всё вывернул и не подкопаться. Если честно, то другого объяснения увиденному и у меня нет, на часах уже начало одиннадцатого, а у них тут за стеклом валяется целых три сорта варёной колбасы, на витрине стоят аж четыре вида чая, шоколад в неописуемом ассортименте, два из которых до этого дня я и вовсе никогда не видал, конфет куча и целая гора растворимого кофе, за всё время моего пребывания в приморском городе только раз полученного мной в личное пользование и то по великому блату. Столица — одним словом. Пока я любовался красочной витриной, Герман начал делать заказ.

— Так, нам «Любительской» полкило, килограмм докторской, хлеба буханку… — затараторил мой товарищ, но тут же получил резкую реплику в ответ.

— Молодой человек, не частите так — перебила его сонная продавщица. — У меня всего две руки и одна голова. Давайте всё по порядку.

— Ладно, можно и по порядку. «Люби-тель-ской» — полкило — согласился с её предложением Герман и заговорил, чуть ли не по слогам.

— Слышала. Уже отрезаю — отозвалась грузная женщина, в белом халате и вновь показала своё, не очень вежливое естество. — Пока можете молча постоять.

— Слышь — вклинился я, во внезапный ступор друга, — кофе банку возьми и вон ту шоколадку, за два рубля.

— Кофе возьму — очнулся он от словесной пощёчины. — А шоколад то тебе зачем, ты что ребёнок?

— Как это зачем? В нём калорий больше, чем в килограмме колбасы — деланно возмутился я.

Ну не говорить же приятелю, что мне просто захотелось побаловать себя незнакомым названием шоколада, с красавицей балериной на фасаде тёмно фиолетовой обёртки.

— Ладно, возьму и шоколадку — тихо ответил друг и тут же снова затянул своё: — «Док-тор-ской» — килограмм.

Обратно мы возвращались с полной сумкой в моих руках и трёхлитровой банкой «Берёзового сока» подмышкой у Германа. Он резонно посчитал, что пить сырую воду из под крана не только не эстетично, но и вредно для желудка, с чем я сразу же согласился. Сок, действительно, намного полезнее, чем обычная, водопроводная вода с хлоркой. Кроме продуктов для «скромного» ужина, приятель прихватил ещё пять пачек индийского чая, как он выразился в магазине: «Со слоном», три банки «Московского» растворимого кофе, три шоколадки «Алёнка» и большую коробку конфет «Птичье молоко». С колбасой и соком всё было понятно, а зачем ему так много кофе, сладкое и чай?

— Чай и кофе, отвезу маме — усмехнувшись вопросу, ответил друг. — Конфеты — тёте Фире, а шоколад дежурным по этажу. Они, знаешь ли, тоже могут себя по разному вести с постояльцами. А у нас с тобой в номере, возможно, будет храниться импортное барахло.

Практичность Германа, поначалу, меня позабавила, но придя с мороза в номер я понял — приятель прав. Скупиться на подарки, последнее дело, кому бы их не покупал. Вопрос с дежурными и с директрисой, мной однозначно проигран, а вот знакомых из города, я ещё смогу удивить.

Утром меня разбудил Герман, а так бы я спал и спал и вполне может быть, что даже до обеда, наслаждаясь широченной кроватью и огромным одеялом, прилагающимся к ней.

— Подымайся — зло сказал товарищ. — Не хрен тут изображать из себя спящую красавицу, на работу идти пора.

— Так у нас с тобой, вроде, разные работы — сладко потягиваясь, ответил ему я.

— Ну и что? Работы может и разные, а цель одна. Затариться и быстрее домой уехать.

Электрический чайник, как блатным заселенцам, дежурная по этажу нам ещё вчера выдала и сейчас он, набирая обороты, шипел, стоя на не очень новом, журнальном столе. Действительно, чего это я разоспался? Пора вставать и двигать в город. Может и не обязательно на работу, но прокатиться по нему стоит. Освежить, так сказать, воспоминания, если они конечно есть у меня. А ещё не мешало бы прямо сегодня созвониться со старыми друзьями, опять же, если они продолжают таковым меня считать.

— Колбасу прямо сейчас доедаем — отрезая от неё огромный ломоть, обрадовал меня Герман. — До вечера она может не дожить.

— Обедать, где будешь? — поинтересовался я у него, натягивая на ноги джинсы.

— Не знаю. Сюда, скорее всего, не приеду — жуя и чавкая, ответил напарник. — Так что увидимся вечером. Если сам ночевать не придёшь, у дежурной записку оставь, чтоб я знал.

— А с чего это ты решил, что я ночевать в другом месте буду?

— Ну мало ли, как у тебя дела пойдут — ответил Герман и после того, как запустил в желудок огромный глоток кипятка, добавил: — Вдруг тебя всю ночь не будет, так я хотя бы место твоё займу.

Когда я вышел из ванной, от земляка остался лишь грязный стакан и кусок недоеденной колбасы, граммов на триста. Пора и мне улепётывать. На часах давно девять, а планы на сегодня у меня грандиозные. Темнеет в этом городе быстро, почти так же, как и у нас, что не позволит сильно разгуляться. По быстрому расправился с остатками «Докторской», запил её остывшим кипятком, чай заваривать не хотелось и переложив деньги из сумки во внутренний карман осеннего пальто, пошёл на встречу с городом. На выходе меня остановила дежурная по нашему этажу и жёстко предупредила о том, что живу я у них на птичьих правах. Вежливо поблагодарил её за напоминание и перед тем, как спуститься вниз, попросил продиктовать номер телефона, по которому можно было бы к ней позвонить. Вдруг мои планы на вечер, действительно поменяются. На регистрации, после пятиминутных формальностей, получил на руки карточку гостя и только после этого вышел на улицу, предполагая как можно быстрее отыскать там такси. Позднее утро встречало ярким солнечным светом и страшенным морозом, от которого тут же хотелось забежать назад. На моё счастье, справа от входа, почти сразу же, показался зелёный огонёк и я резво выскочил ему на встречу. Можно было бы и до метро прогуляться, если судить по карте, купленной мной ещё на вокзале, оно совсем рядом, но проклятый холод отбивал любое желание болтаться по улице в моём тонком, кожаном пальто. Ничего, пара десятков рублей не такие уж большие деньги, не разорюсь.

Приняв меня на борт своего транспортного средства, водитель лихо развернулся в обратную сторону, через несколько минут оставил позади улицу Ярославскую, аккуратно пересёк перекрёсток и плавно вывез нас на Космонавтов. Затем он резко прибавил скорости и смело поехал вперёд, не обращая внимания, на местами плохо очищенную от снега, дорогу.

— Простите, а гостиница «Космос» случайно не на этой улице находится? — стараясь быть предельно вежливым, спросил я его, вспомнив давно крутившееся в голове название.

— Рядом — коротко ответил шофёр, не сбавляя темпа поездки.

— А мы можем к ней подъехать или выбранный вами маршрут, уже не позволяет этого сделать? — поинтересовался я, помятуя о том, что первоначально просил ехать прямо в центр.

— Да легко — весело ответил человек, ловко обращавшийся с чёрной баранкой. — Мы ж на машине. А это, как известно, не трамвай.

Он ещё раз сманеврировал и минут через пять я уже выходил из автомобиля, стремясь получше разглядеть высоченный, стеклянный овал, ярко отсвечивающий своими огромными окнами. Ну да, так я себе этот «Космос» и представлял. Закрыл глаза, чтобы вывести на внутреннее зрение старую, чёрно-белую картинку, время от времени маячившую в моей голове, полюбовался ей, вернулся в реальность и улыбнувшись, тихо, но с таким наслаждением, сказал:

— Совпало.

Я знал, что рано или поздно что то подобное произойдёт и вот оно, случилось. Наконец то! Только кажется мне, что чего то у оригинала всё же не хватает. Снова прикрыл веки, вошёл в транс, присмотрелся и точно, на моём изображении прямо перед гостиницей мужик стоит, одетый в строгий военный костюм, в высокой кепке на голове, как раз на том самом месте, где мне посчастливилось остановиться. Открываю глаза и вижу — памятника, как не было, так и нет. Неужели снести успели? Да не должно такого быть. У нас памятники ставят на века, если судить по тому, сколько их находится в этом городе, согласно исторической справки. Спросить что ли, у кого нибудь, куда изваяниеподевалось? Прохожих много. Нет, пожалуй, не стоит будоражить приезжих, лучше вернусь к машине и у водителя узнаю. Он, вроде, мужик ничего и наверняка местный.

— Извините. Мне говорили, что вон там, раньше, памятник, какому то деятелю находился. Не знаете, куда его перенесли? — ткнув ладонью в нужном направлении, спросил я его, быстро вернувшись обратно.

— Памятник? Не помню, чтобы здесь какой то памятник стоял. Я тут часто бываю, но чтобы памятник, такого не было. Может ты чего то перепутал? Рядом ВДНХ, вот там этого добра навалом. Всё таки выставка народного хозяйства. А тут, кому его ставить?

— Может и напутал — с готовностью согласился я. Хотя почему напутал, когда у меня перед глазами он словно живой стоит.

— Ну что, ещё любоваться будешь или может быть дальше поедем? — вывел меня водитель из размышлений о том, чего на самом деле нет.

— Скажите, а на ВДНХ мы сможем прямо сейчас попасть или придётся назад возвращаться? — попробовал я ещё раз изменить, ранее выбранный маршрут поездки.

— Конечно сможем. До него отсюда рукой подать.

Не складываются у меня отношения с таксистами столицы, даже не пойму почему. Вот взять хотя бы сегодняшнего. Мужик рассудительный, спокойный, на все вопросы отвечал охотно, но когда я решил остаться на выставке, посчитав, что мне её надо более внимательно изучить, посмотрел на меня так, будто я ему пол зарплаты должен и это с учётом того, что мной было уплачено ровно в два раза больше, чем натикало на счётчике. Ладно, мне с ним детей не крестить, переживу. А вот не зайди я на территорию ВДНХ прямо сейчас, весь день бы маялся от ощущения, что сделал чего то не так. С первого взгляда на величественную арку, служившую здесь обыкновенным проходом, мне стало ясно, что место это не простое и если я действительно, когда то жил в данном городе, то облагодетельствовать его своим посещением должен был непременно. Наплевав на холод и на сплюнувшего мне под ноги водителя, остался. Смысл гонять в центр, когда под боком лежит такой огромный кусок неизведанной территории? Буду постепенно осваивать Москву, взяв за начало точку моего временного проживания. А то получится, как в том анекдоте, когда за свежей картошкой летали во Владивосток.

Нестыковки начались ещё на улице, прямо на центральной аллее, обнимавшей двумя своими рукавами огромный памятник-фонтан, наверняка имеющий какое то название. Отчего то втемяшилось мне в голову, что вокруг него обязательно должен был быть каток. Нет, ничего сказать не могу, скользко было, особенно если ты ходишь в сапогах на тонкой подошве, мало приспособленной для хождения по утоптанному снегу. Но мне и этого было мало, хотелось полноценного льда, так, чтобы можно было на коньках кататься. А вот он то тут, как раз и отсутствовал. Дальше больше. В павильоне «Кролиководство и пушное звероводство» жили кролики и песцы с норками. На «Всесоюзной доске почёта» золотыми буквами сверкали предприятия, удостоившиеся права засветиться перед людьми. «Товары народного потребления и услуги населению» — демонстрировали всё, что могли, именно в этом направлении, а павильон «Зерно» являл посетителям огромные колоски и целые снопы незнакомых мне растений. Чего тут необычного? Да вроде бы ничего, но в моей голове, про эти достижения, полный вакуум, который не смог оттуда убраться даже после посещения павильона «Животноводство», где запашок ещё тот стоял и его бы я точно надолго запомнил. Конечно, можно было всё списать на отсутствие в памяти видений про достижения советского народа, но как быть с огромной ракетой, замеченной мной издалека, её то я сразу узнал. Время неумолимо шло к обеду, причём позднему, а у меня в голове кроме каши, так толком ничего и не обнаружилось. Вот, вроде бы, что то стрельнёт, а потом видишь: выстрел то был холостой. От такого поневоле затоскуешь и вновь вспомнишь о холоде, и о еде. Спрашивать про кормушку для посетителей, было не стыдно и я её, вскоре, отыскал и посетил, утолив там голод кофе, приготовленным в огромной «кофе машине» и парой пирожных, придававших моему огромному телу немного калорий. Наесться не получилось, но бодрило хорошо.

— И, что же это у нас получается? — глядя на кофейную гущу, хитро замеревшую в пустой чашке, спрашивал я у себя. — Снова: здесь помню, а здесь не помню? А так, если верить фразе одного из героев популярного фильма, не бывает.

— Может мне, действительно, в ментовку сдаться или к психиатру на приём записаться? — проговорил я так, чтобы не слышал никто.

— И, что там скажу? — продолжил я разговор, молча. — Вот он я, такой красивый и здоровый, одетый в импортное шмотьё, с полными карманами денег и огромным домом на юге, нашей великой страны. Забирайте всё, хватайте меня голыми руками, только помогите вернуться назад, к маме с папой. Да после такого заявления, любой дурак, даже без диплома, вынесет вполне закономерный вердикт на мою дурацкую просьбу: — «Ты, парень, идиот и место тебе в психушке», и будет прав на все сто процентов.

Ещё разок сходил к стойке. Снова попросил бармена налить кофейку. Купил ещё пять пирожных. Вернулся обратно, за пять минут сожрал всё и выпил. Потом быстро оделся, вышел на улицу и вынес давно назревавший приговор:

— Уходить надо отсюда, иначе в конец тут запутаюсь. В центр поеду, может там чего нибудь конкретное увижу.

У первого же прохожего спросил, как быстрее добраться до метро. Он небрежно, почти на бегу, махнул рукой куда то, совсем в другую сторону от главного входа и громко выкрикнул:

— Туда!

Ну, туда так туда. Надеюсь не заплутаю. Выход нашёлся быстро, но по сравнению с тем, в который входил, этот был похож на калитку в заборе. Деваться некуда, вышел через чёрный вход и в растрёпанных чувствах потопал, куда глаза глядели, продолжая ворочать в голове увиденное на ВДНХ. Странное чувство, вроде бы что то мне и знакомо, но в этом знакомом обязательно находится, какой то изъян. Впечатление такое, будто кто то специально для меня, взял и нагадил. Там памятник убрал, здесь каток не залил, туда зверей добавил и запах поменял. Объяснения увиденному нет никакого, хотя вру, оно есть, даже два. Либо я головой о камни ударился с такой силой, что у меня, кроме частичной потери памяти, начали возникать и предметные галлюцинации, принимаемые мной, за реал, либо, что в принципе одно и тоже, я действительно тронулся умом и на ходу придумываю себе разные небылицы, пытаясь выдать их за необъяснимые нестыковки отсутствующие наяву. Лечению, ни то ни другое, не поддаётся, об этом даже я могу догадаться. И что мне тогда остаётся? Верно. Наплевать на всё и жить дальше. Кому хуже, если памятник у гостиницы отсутствует, а каток… Да кому он нужен, этот ваш каток, когда на дороге и так гололёд?

Чтобы согреться включил максимальную скорость, и поэтому встречу с очередным изваянием чуть было не пропустил. Дурные мысли покинули мою светлую голову, как раз в самый подходящий момент, когда до «рабочего и колхозницы», осталось сделать чуть ли не три шага. Про памятник труженикам города и деревни я давно знаю, примерно месяца два. Мне ли о нём не знать, работнику, большую часть своей жизни отдавшему киноиндустрии, а вот сталкивался ли с ним раньше, об этом попробую прямо сейчас разузнать. Как и положено настоящему герою, сделал двадцать шагов назад, для того чтобы взглянуть на гигантов с серпом и молотом, так сказать, со стороны. Потом крутанул вокруг них почти два полных оборота и снова приблизился на расстояние вытянутой руки.

— Да, что за чёрт? Что же это такое происходит? Вот хоть пристрелите меня прямо сейчас, но раньше они точно были намного выше — заглядывая в пустые глазницы металлической тётки, пытался я оспорить высоту выданного ей пьедестала.

Нет, понимаю, что подрос и в детстве всё вокруг кажется высоким и огромным, но не на столько же. Я железно уверен, что постамент был раз в пять шире и раз в десять выше, чем увиденное мной убожество, основательно загаженное голубями, нагло сидевшими на плечах грозного мужчины с молотком. Да ладно бы размеры, но у меня есть твёрдое убеждение, что в него можно было свободно зайти и я, раньше, неоднократно делал это. А сейчас в наличии имеется крохотная, металлическая дверца и нет ни одного окна. Не знаю, чем бы закончился очередной мой психоз, не подойди к памятнику группа любознательных приезжих, ведомая элегантной девушкой в красном пальто.

— Перед вами памятник монументального искусства — остановившись почти рядом со мной, заговорила экскурсовод, поднеся ко рту огромный, серебристый мегафон. — Автор проекта Борис Иофан, скульптор — Вера Игнатьевна Мухина. Скульптурная группа из двух фигур, с поднятыми над головами серпом и молотом, несёт в себе идею всепобеждающего труда и нерушимого союза пролетариата, и крестьянства.

— Знаем, читали — сказал я себе под нос и резко развернувшись, пошёл прочь. — Лучше бы рассказала, почему постамент у них такой маленький? Тот, высокий, смотрелся намного веселей.

Метров триста шёл полностью игнорируя действительность. Затем остановился, посмотрел по сторонам. Ага, вот и оно — метро. Народ прямо валом в него валит. За ним, что ли дёрнуть и на Красную площадь мотануть, к Ильичу в гости? А может лучше в универ смотаться, в общагу? Взглянул на часы, уже почти пол третьего. Сколько осталось до наступления темноты? Три часа, два? Какую то часть этого времени потрачу на знакомство с метрополитеном, ещё сколько то уйдёт на дорогу до выбранной цели, там осмотреться, вокруг да около походить, часов до шести точно провожусь. А дальше что? В гостиницу возвращаться и вычеркнуть первый день пребывания в Москве из жизни? Нет, на это я пойти не могу. Значит надо выбрать цель помасштабнее, а лучше охватить сразу две или три. Что у меня имеется в запасе, на что сподобилась моя голова? Бирюлёво, Выхино, Чертаново, Фили — покопавшись в остатках пупырчатой памяти, вытащил я на свет пару примечательных названий.

— И где это? — попытался тут же уточнить, но в ответ была тишина.

Названия эти, конечно, могут иметь отношение к столице, но точно так же, по крайней мере для меня, они могут принадлежать и другому городу, так что с Филями я пока погожу. А вот о наличии здесь Белорусского вокзала, откуда можно пешком дойти до Тверской, протянувшейся чуть ли не до самой Красной площади, уверен твёрдо и вот с него я, пожалуй и начну изучение центрального района. Тем более метро у вокзала по любому должно быть, а значит и спросить, как до него добраться, будет незазорно. Да и к вечеру однозначно холодать начнёт, а мои вещи для такого климата не приспособлены, надо будет где то отогреваться и делать это лучше на центральной улице, наверняка облепленной магазинами и разного рода, кафе. Решено, топаю за народом под землю, пора и там побывать.

ГЛАВА 20

Вокзал был маленький, симпатичный, но кроме суеты ничего более мне не принёс. Нет, три пирожка с картошкой и стакан чая, я там поимел, но это совсем не то, на что рассчитывал посещая его. С улицами тоже была неразбериха. На месте не оказалось ни Тверской, ни Ямской, крепко накрепко засевших в моей памяти, зато присутствовала непомерно длинная, с широким потоком машин и отчего то названная именем пролетарского писателя Горького. Благо, шла она в том же самом направлении, куда я и предполагал, поэтому разочарование, наступившее от несоответствия в названии, быстро улетучилось. Магазинов на ней было много, но опять же, их количество отличалось от утвердившегося в моём воспалённом мозгу. Я непременно хотел увидеть здесь картинку из гонконгского кинофильма, где всё утопало в роскоши, ярком свете и красочной рекламе. Бес его знает, возможно, я просто пересмотрел этого кассетного дерьма и оно так основательно поселилось в моей голове, что принимаю его за свою прошлую действительность? Может надо проще относиться к сугробам вдоль дороги, полутёмным подворотням, куда я, двигаясь вперёд, время от времени заходил и к почти полному отсутствию приличных кафешек, где наивно предполагал согреться, и немного перекусить? Даже посещение «Елесеевского» принесло только половину желаемого результата, там я отогрелся лишь телом, а побаловать душу и желудок не дала людская толпа, заполнившая магазин похлеще метро, на станции «Белорусская». Не лучше ли будет, больше не морочить себе голову и воспринимать всё, как есть, не пытаясь проводить параллели между «тем» и «этим».

Быстро продвигаясь от одной торговой точки до другой, уже в сумерках, добрался до здания центрального телеграфа, затем вприпрыжку, стараясь в конец не отморозить ноги, добежал до сердца красавицы столицы — её Красной площади, порадовавшей меня своей стабильностью и предсказуемостью. У высоченных стен и за ними, всё было точно так же, как и в памяти у меня, вплоть до рубиновых звёзд на величественных башнях. Плохую подсветку Кремля и ГУМа, списал на привередливость собственной головы. На радостях от увиденного влился в людской поток и вместе с ним попал в число посетителей огромного магазина, где эта самая радость быстро померкла, но, как оказалось, не на долго. Поначалу показалось, что и здесь чего то не хватает. Нет какой то свежести или новизны, что ли. Но затем я выпил чашку ароматного кофе, съел два бутерброда с чёрной икрой и замёрзший на улице хрусталик глаза окончательно оттаял, и я начал замечать улыбки на лицах довольных людей, красочно оформленные к празднику витрины, обилие товара, пускай и не всегда востребованного местным населением.

— И какого чёрта я снова пытаюсь отыскать несуществующее? Что за характер дурной? Сказано же тебе: — «Воспоминания твои — бред сивой кобылы. Забудь про них и смотри на мир веселей» — ещё раз попробовал я избавиться от наваждений. — Ну да, признаю, фантазия у меня работает великолепно и чувство прекрасного развито не по годам. Так что ж, теперь до скончания века, воспринимать собственные достоинства, как раздвоение личности? Расслабься и наслаждайся тем, что есть.

Так и сделал. Прогуливаясь по второму этажу, улыбнулся миловидной девушке, державшей в руках объёмный пакет, пожелал удачи продавщице галантерейного отдела, где приобрёл кожаные перчатки, помог старушке сойти по лестнице, чем вызвал одобрение в глазах окружающих и вообще почувствовал себя причастным к чему то большому, со скоростью движения секундной стрелки, неумолимо надвигающемуся на нашу страну.

Из магазина вышел в половине восьмого, счастливый и в меру довольный. Следуя стадному чувству нашёл переход и через него добрался к гостинице «Метрополь». Потом, нарушая правила дорожного движения, перебрался на другую сторону улицы — к Малому театру, поглазел на памятник господину Островскому и глядя высоко вверх передвинулся к «Большому», притягивающему внимание любопытных гостей столицы, своими, запряжёнными в колесницу, лошадьми. У ступеней театра оперы и балета толпились люди, некоторые спрашивали лишний билет, а кто то наоборот, пытался толкнуть его втридорога. Обычная суета перед началом очередного представления, знакомая мне не понаслышке, только по сравнению с нашим, крохотным кинозалом, увеличенная в десятки раз.

— Не скучно тут у них — дёрнувшись всем телом, под насквозь промерзшим пальто, бросил я в слух. — Но уж, как то очень холодно.

Холодало, действительно, неимоверно быстро, а может у меня просто заканчивалась энергия, в связи с отсутствием полноценного питания в течении дня и я уже с трудом противостоял тому же самому морозу. Как бы там ни было, а замерзать начал резко и никакие достопримечательности меня больше не интересовали, хотелось лишь одного — побыстрее отыскать теплое место и постоять внутри него, хотя бы минут десять. Возвращаться назад не имело смысла, в плане изучения мной Москвы и я смело ринулся дальше, вперёд. Минут через пять забрёл в очередной продуктовый, но больше трёх минут пробыть в нём не сумел. Народу в магазине много, толчея, шум и гам, да и тупо глазеть, на витрины с едой, долго не давал взбунтовавшийся от увиденного желудок. Выбрался на улицу и пока позаимствованное у помещения тепло снова не улетучилось, постарался, как можно быстрее, преодолеть подъём, в конце которого стоит «Детский мир». Прислушиваться к тому, о чём болтают в очереди, иногда полезно. Но на этот раз мне было не суждено дотопать до следующего магазина без остановки, так как уже в середине этого подъёма я вспомнил и про КГБ, и про здание этой могущественной конторы, как то внезапно появившееся у меня на глазах, а также про памятник железному Феликсу, который, о чудо, снова стоял на старом месте. Примерно так же, как и я: на ветру, не боясь ни мороза ни холода, глядя вдаль и думая о странностях жизни. Всё наше различие с ним заключалось лишь в двух вещах: товарища Дзержинского не толкали, вечно куда то спешащие горожане и в его сомкнутый рот не попадал свежий снег, обильными хлопьями засыпавший вечернюю столицу.

Отплевался не сразу, очередная неувязочка позволила природному явлению достаточно надо мной поиздеваться, но зато оросил белый снежок под ногами, от души. Отыгрался за весь день, завершавшийся очередным разочарованием, выпустив на волю вместе с интеллигентскими слюнями пару крепких, ругательных слов, не на шутку переполошивших встречных прохожих. А разве я мог поступить по другому? Ну не могло здесь стоять этого парня. Отсутствие «рыцаря революции», перед знаменитым зданием на Лубянке, засветилось в моей голове очень ярко, стоило только нам встретиться с ним глазами.

— Всё! — выплюнув чужеродную влагу изо рта и вместе с ней изрыгнув излишки желчи из организма, сурово сказал я себе. — Хватит! Поиски прекращаю. Сравнения, изучение и воспоминания — выкидываю из головы. Не был я здесь никогда. Нигде не учился, ничего тут не знаю и нет у меня родственников. Вообще! Буду считать, что родился я пол года назад, войдя в этот мир из чрева, самого чёрного в мире моря и за небывало короткий срок превратился в того, кто я есть сейчас. И будет так, и не иначе! А прямо сейчас я замёрз, как собака, хочу жрать, как волк — много и вкусно, и не один, а в компании с моим верным другом, наверняка готовящимся занять мою шикарную кровать.

Помятуя о прошлых поездках с местными таксистами, очередного привёл в чувство сразу, не дав ему и рта открыть, пообещав за поездку до гостиницы «Золотой колос» рубль сверху, само собой предварительно воздействовав на него своим безграничным, внутренним обаянием. Он, естественно, с удовольствием согласился и всю дорогу, кроме того, что чётко выполнял свои прямые обязанности, ещё и подрабатывал у меня гидом, на общественных началах. Кстати, с его помощью мне удалось зафиксировать в памяти местонахождение двух комиссионных магазинов, которые, по уму, надо было разыскивать в первую очередь и только после этого заниматься разной ерундой. Поездку успешно завершили за квартал до дома, где находилось моё временное жильё. Как говорится: на друга надейся, а об ужине сам побеспокойся. Кто его знает, что там у приятеля на уме? Может он решил сегодня обойтись чаем или вовсе сытно перекусил в ресторане или простеньком кафе. Зайду в гастроном, аппетит у меня разыгрался просто зверский, куплю там, чего им бог послал и бегом в тёплую гостиницу. С водителем расстались почти друзьями, его коллег тоже можно понять. Не от хорошей жизни они требовали с нас дополнительную оплату, за поездку к чёрту на рога.

— Механику дай, слесарю дай, электрику дай, диспетчеру дай и это кроме того, что каждый год план подымают — разоткровенничался он со мной в перерыве между разговорами, о достопримечательностях столицы, почти развитого социализма.

Плюнув на свои дурацкие принципы, к цифрам на счётчике добавил не рубль, как обещал, а целых три, чем привёл солидного мужчину в восторг, сравнимый с детским. Ещё неизвестно, сколько ему придётся очередного пассажира искать, в этом захолустье. Помогу, чем могу, может и он будет к нам относиться добрее.

Сегодня, к варёным колбасам, в придомовом продуктовом магазине, затесалась ещё и копчёная. Правда всего одна, но зато какая, самая настоящая «Московская», в нашем городе считающаяся страшным дефицитом. Вот её то и приобрёл, аж две палки. К ним прицепил две банки болгарского «Глобуса», с помидорами и лечо внутри, триста грамм балтийской кильки, десять заварных пирожных, которыми вчера тут и не пахло, полкило шоколадных конфет, пять банок кофе, для друзей, семь чая — для знакомых и в довесок ко всему батон, и две бутылки «Мартовского» пива, взятого мной из любопытства, такого своеобразного названия я ещё не видал. Запихав это богатство в сумку и чередуя бег с быстрой ходьбой, уже через пару минут был в крохотном вестибюле, заштатной гостиницы огромного города. Ключ от номера был на руках, а это значит, что Герман уже сидит дома. Прыгая через ступеньку, буквально взлетел на третий этаж, резким движением открыл незапертую на засов дверку и ох…ренел. Этот гад, лежал на моей симпатичной кровати, в джинсах и грязных носках, медленно потягивая баночное пиво и вяло пожёвывая кильку из магазина напротив, пристроив её чуть ли не на пододеяльник полушерстяного одеяла, ласково согревающего меня прошлой ночью.

— Дерьмо, это их финское пиво — по своему истолковав мой нервный взгляд, небрежно бросил товарищ. — Наше лучше, хотя и кислей. Кстати, я на тебя тоже взял, в тумбочке стоит.

Я посмотрел на тумбочку, потом на столик, заваленный копчёной колбасой, «глобусом» и конфетами, усмехнулся нашему провинциальному мышлению, ещё раз зыркнул на Германа, так и продолжавшего давить пружины двухспальной кровати и успокоился. Да хрен с ним, с пододеяльником. Ну подумаешь будет ночью килькой попахивать и что? И не с таким приходилось мириться. Друг позаботился, пиво импортного на мою долю купил, а я буду скандалить из-за такой ерунды?

— Где нашёл? — спросил я его, выставляя на стол своё, «Мартовское» пиво.

— В центре — гордо ответил он, — когда на встречу с делягой московским ходил.

— Странно, я тоже был в центре, но пиво в банках не видел.

— И хорошо, что не видел. Нам бы это, как то осилить. Я на волне антипатриотизма, аж десять банок прихватил — сказал друг, вяло приподымаясь.

Сменив парадную одежду и выполнив необходимые водные процедуры я устранил кавардак, на изрядно заваленном продуктами столе, порезал колбаску, крупными ломтями покромсал батон, открыл помидоры и пригласил Германа присоединиться к вечерней трапезе.

— Не, я не буду — отказался он, впрочем к столу всё же присел. — В обед пельменей объелся, до сих пор от них отойти не могу. Ты ешь, а я пивком побалуюсь.

Уговаривать меня не надо было. Чувство голода давно перевалило через край и я тут же приступил к уничтожению бутербродов.

— Ну чё, не зря сегодня по Москве мотался? — лихо прожевав очередной кусок, поинтересовался я у сидящего напротив, земляка.

— Да, вроде, обо всём договорился — ответил он, затем взял в руки бутерброд и недобро поглядывая на него, добавил: — Тоже попробовать, что ли?

— О чём договорился? — вытягивая из банки помидор, спросил я, почти на автомате.

— Да о закупках барахла — уже кусая, ответил Герман и наспех прожевав, сказал: — Пол дня стоял на точке, пытаясь хоть что нибудь купить. А оказалось, что там одну мелочёвку, у туристов из рук вырывают, а потом старшему её отдают. Ладно, удалось с одним из местных закорешиться, я на обед его в пельменную водил. Он позвонил кому то, тот свои каналы дёрнул. Короче, повезли меня после обеда на встречу, как сказали, с деловым мужиком. Мужик, действительно, оказался мужиком. Ему лет сорок, не меньше. Он образцы товара с собой привёз. Куртки разные, футболки, джинсы, мелочёвку, кое какую. Я посмотрел. Всё качественное, не самопал. Сказал, что меня всё интересует, но сначала надо договориться о цене. Мужик хитрый попался, говорит: — «Я только с крупными оптовиками работаю». А я чё, лох? Отвечаю, что деньги не проблема, было бы за что бороться.

— И что? Действительно дешевле, чем у нас? — спросил я, открывая пиво.

— Намного и товар хороший. А главное его на базе надо будет получать. Он сказал, что ему через «Главимпорт» шмотки подгоняют. Дядя, что ли его там всем рулит.

— Как то всё очень просто — отпив из банки, сказал я и поинтересовался: — Не находишь?

— Пиво как? — проигнорировав мой вопрос, спросил захмелевший товарищ.

— Нормальное. А что?

— Да ничего. Мне не очень — ответил Герман на вопрос и немного подумав, сам спросил: — Просто говоришь?

— Ну да — быстро вернулся я к прежней мысли. — Приехал мужик. Ни с того ни с сего предложил тебе дешёвый товар. Ты согласился и завтра едешь его выкупать. Тогда, зачем туристов трясти? Каждый смог бы так работать.

— Может ты и прав, но просто не для всех. Он меньше, чем на восемь штук, товар не продаёт.

— А почему именно на восемь?

— Не знаю? Я сказал, что у меня десятка на руках, он кивнул головой и после этого про восемь штук вставил. А чё? Мне кажется всё логично. Есть деньги бери, а нет, так иди к туристам.

Пару минут мы молча допивали пиво, потом Герман продолжил рассказ о том, чего и сколько он выбрал, а я ел колбасу, слушал и думал:

— Он на самом деле такой дурак или только прикидывается? Его же натуральным образом пытаются кинуть на бабки, причём громадные, а этот, наивный мальчик с побережья, всё за чистую монету принимает.

— Короче, мне ещё штуки триста не хватает, чтобы выкупить заказ. Ты как, поможешь? — подвёл черту Герман и поинтенресовался у меня на счёт денег.

— Угу — ответил я. — Только мы завтра, за барахлом твоим, вместе поедем.

— На хрена — возмутился товарищ, засовывая в рот очередное пирожное, закусывая им, безбожно пересоленную кильку.

— Что значит, на хрена? Может у этого кадра, кроме шмоток и видеомагнитофоны с кассетами, на базе имеются. Съезжу, посмотрю — выдал я, надеюсь приемлемую версию для моего, не очень разборчивого в питании, друга.

— А, ты в этом плане. Тогда поехали. Почему нет. Я, чего то забыл про это узнать. Можно же было ещё сегодня, про кассеты спросить.

— Ничего, завтра спросим — поделился я с другом, своим перспективным планом на будущую встречу. — А сейчас, ты мне вот, что лучше скажи. У тебя заказано одних штанов двадцать штук и курток пятнадцать, а кроме этого ещё куча разного барахла. И что? Ты всё это на себе собираешься тащить?

— Почему тащить? Мне машину для перевозки дадут. «Волгу». Это у него, как бонус проходит, для особо ценных покупателей.

— Вот даже, как. Ну, тогда я за тебя спокоен. «Волга» машина широкая, в неё всё влезет.

— Да ладно. Чего выёживаешься? Что, первый раз товар на такую сумму покупаю? Всё будет тип-топ. Не боись?

— Может и не первый. Но раньше ты почти дома всё покупал и если бы что то не так пошло, то мог бы ответить. И люди об этом знали. А здесь ты никто и звать тебя, просто Герман. Об этом ты не подумал?

— Подумал — тяжело вздохнув, сказал поскучневший предприниматель. — Но делать то всё равно нечего. Что, прикажешь пустым домой возвращаться и точку закрывать? Тебе легко говорить, у тебя всё на мази. А я на грани. Мне рисковать надо.

— Риск, конечно, дело благородное. Но подстраховаться завтра, нам никто не мешает? — спросил я у него.

— Понятно, что не мешает. А как?

— Как, как? На месте будем решать, как. Затем я с тобой и поеду, чтобы обеспечить прикрытие. И это. Я конечно тебе не мать, но пить на сегодня хватит. Не хватало, чтобы ещё и башка твоя завтра ничего не соображала — выдернув из рук Германа очередную банку с пивом, закончил я разговор о деле. — Вон, пирожные лучше доедай, у тебя с ними тоже, полное взаимопонимание.

На удивление спал крепко и без сновидений. Встреча у Германа была запланирована ровно на час дня, так что вставать ни свет ни заря необходимости не было, вот мы и даванули с ним до начала десятого. За час успели справиться со всеми утренними делами, позавтракать, растолкать по карманам приятеля, взятые им ещё вчера из камеры хранения, свои и часть моих денег, и без двадцати одиннадцать выскочили на улицу, ловить такси. Основной наш маршрут будет проходить под землёй, но добираться до ближайшей станции метро решили на машине, на улице по прежнему ветрено и стоит пятнадцатиградусный мороз, что для моей одежды приравнивается к лютой стуже. Встреча с ушлым, московским барыгой должна состояться у входа в метро «Сокольники», туда то мы на подземном транспорте и поедем. Если судить по схеме, сфотографированной мной вчера в одном из вагонов, до неё рукой подать, если бы не пересадка. Но думаю, что даже она не займёт у нас слишком много времени, так что добраться до места должны будем с большим запасом.

Внутри метрополитена чувствовал себя почти, как рыба в воде. Уверенно провёл товарища через турникет, бросив за вход две пятикопеечных монеты, без лишних поворотов головы встал на нужную сторону движения, запомнив её ещё в прошлый раз. Внутри вагона не пытался занимать свободные, сидячие места, всё равно ехать не долго, а быстренько прислонил тулуп приятеля к двери напротив, загородив его своей мощной фигурой от остальных.

— Надо посмотреть, где выходить — попытался он освободиться от моей, товарищеской опеки.

— Не надо, я и так всё знаю. Вчера эту схему изучил вдоль и поперёк. Теперь сам могу давать советы.

— Ну и память у тебя — удивился друг, моему обычному умению. — А я, сколько не езжу, только и запомнил, как добираться по окружной до Курского вокзала.

Сокольники встретили усилившимся ветром, мелкой крупой, летевшей с неба и почти полным отсутствием на станции людей. Свидание у приятеля должно состояться на улице, прямо у входа в метро, с той его стороны, что обращена к проезжей части. Москвич обещал подъехать именно туда, на собственном автомобиле «Волга» и уже отсюда доставить Германа до базы, если верить его словам, расположенной совсем рядом. Как и прикидывал, добрались очень быстро. В запасе у нас оставалось почти сорок минут, которые я тут же предложил потратить на изучение близлежащей территории. Не факт, что эта экскурсия сможет нам когда нибудь пригодиться, но всё лучше, чем без дела стены обтирать в крохотном вестибюле, вдыхая тяжёлый, застоявшийся воздух, плотной массой подымающийся из подземелья вверх.

— Да ну его на фиг — воспротивился товарищ моему, свежему предложению. — Чего мы там забыли? Ждать то осталось, всего ничего.

— А что, стоять у входа лучше? — ответил ему своим вопросом. — Пройдёмся. Посмотрим, что к чему. А замёрзнем, так вернёмся обратно.

Герман внимательно посмотрел на меня. Потом, уже скептическим взглядом, окинул мою одежонку, махнул рукой и нехотя сказал:

— Ладно, пошли. Всё равно ты долго не проходишь. Только не далеко. Не хватало нам ещё и тут заблудиться.

— Не бойся, со мной заблудиться невозможно. У меня память фотографическая, выведу из любого тупика.

Вышли на улицу. Вдохнули свежего воздуха и под моим чутким руководством быстрым шагом зашагали по направлению к ближайшему забору, огораживающему начало какого то, не очень свежего, строительства.

— Ну здесь то ты, чего увидеть хочешь? — спросил меня, недовольный товарищ.

— Ничего. Отметиться просто хочу. Может доведётся прийти сюда лет так через десять. Будет хотя бы о чём вспомнить — сказал я, заглядывая в щель между досками, но не обнаружив там ничего достойного, повернулся в другую сторону и махнув Герману рукой, сказал: — Туда пойдём.

В ста метрах от строительной площадки располагались торговые ряды, часть которых укрылась под деревянной крышей, а другая мёрзла просто так, без неё. Торговля на них велась, но уж как то больно вяло, что со стороны продавцов, так и со стороны редких покупателей, хотя Новый год был уже не за горами, а ассортимент, представленного на мини ярмарке товара выглядел вполне прилично. Двигаясь справа налево я пробегал глазами по продуктовому разнообразию, удивляясь его доступности для обычного населения, а кое где не сдерживался и даже щупал приглянувшиеся образцы. Так, на одном из открытых прилавков, повертел в руках бутылку с шампанским, за пять пятьдесят. На другом проверил на свежесть конфеты «Белочка» и кондитерский набор, с тремя мандаринами внутри, выставленные по достаточно разумной цене. А на третьем и вовсе хотел было приобрести говяжью тушёнку в стеклянной банке, выглядевшую безумно аппетитно, но товарищ вовремя меня отговорил от неразумного поступка. Чувствуя, что всё же могу не сдержаться и чего нибудь прямо сейчас купить, бросил травить собственный желудок дешёвой мечтой о вкусной и здоровой пище, и потянул Германа дальше, туда, где лежала занесённая снегом, не очень оживлённая, но достаточно широкая дорога. Перебежав её, снова в неположенном месте, мы успешно выбрались на противоположный тротуар, лихо перепрыгнув искусственный забор из огромных комков снега и быстро зашагали вдоль улицы, по направлению к трёхэтажным домам, на первых этажах которых пристроились небольшие, стационарные торговые точки.

— Давай в хозяйственный заскочим — предложил мне Герман, кивнув головой на вывеску одной из них.

— Зачем? — не очень понимая, чего мы там забыли, зябко поёжившись спросил я. — Если ты погреться, то я ещё не окончательно промёрз.

— Зачем, зачем. Посмотрим. Может чего нибудь купим. Я вот, к примеру, ножик себе хочу ещё один купить — упрямо шагая навстречу с дверью магазина, ответил серьёзно настроенный друг.

— Ножик? Так у тебя же в гостинице лежит один?

— Второй куплю, в дороге пригодится.

— В какой дороге? Акстись Титов, мы уже давно в космосе. Если поджилки затряслись, так и говори. А то в дороге — сообразив в чём дело, бросил я ему в спину. — Ты дурака то не врубай. Если что, так он тебе всё равно не поможет.

— Поможет, не поможет, а когда буду знать, что в кармане лежит, мне знаешь ли… — не закончил Герман фразу, подходя к стеклянному прилавку.

С покупкой, мой знакомый определялся долго, хотя перочинных ножиков на витрине лежало всего пять. Хозяйственных было больше, но на них он даже не смотрел. Его, отчего то интересовали только складные.

— Давай, бери уже быстрей. На встречу опаздаем — поторопил я сбрендившего приятеля, мимоходом взглянув на часы.

— Сейчас — ковыряясь с одним из лезвий очередного экземпляра, ответил он и вновь подозвал продавца. — Другой покажите, у этого туго выходит.

Не знаю, не было бы у меня уникального дара, может быть и я стоял рядом с ним, и тоже примерялся к какому нибудь топору, из представленных в данном магазине. Уж больно предстоящая сделка мне подозрительной кажется.

Торопились мы напрасно, продавец импорта появился на пятнадцать минут позже, чем обещал. Так что Герман вполне мог перепробовать, на плавность хода основного лезвия, ещё парочку ножичков, а не хватать тот, который я ему посоветовал. Дальше больше, вместо обещанной, чёрной «Волги», другу было предложено занять свободное место в машине белого цвета, с симпатичным зелёным глазком за лобовым стеклом и чёрными шашечками на дверях.

— Аккумулятор сел, пришлось на такси ехать. Поэтому и опоздал, немного — оправдался подошедший к Герману мужчина и тут же спросил его, про меня: — А это кто? Мы, вроде, только с вами договаривались.

— А это грузчик — не дал я приятелю и рта открыть.

Представительный, хорошо выбритый, действительно лет сорока мужчина, одетый в обычное, серое демисезонное пальто, тяжело выдохнул, потом повернулся назад, взглянул на стоящую поодаль машину, снова внимательно посмотрел на меня и только после этого, непонятного мне ритуала, спокойно сказал:

— Ну, грузчик, так грузчик. Товара действительно будет много. Поехали.

Я даже и пробовать не стал проникать в мозги этого гражданина на ходу. Его габариты, по сравнению с моими и Германа, были просто никудышными. Росточка в нём, что то около метр семьдесят, веса и того меньше, килограмм шестьдесят. Не больше. Да мы с таким и без внешнего воздействия справимся. Если потребуется я его один, голыми руками придушу, не сильно напрягаясь. Мужчина, пригласив нас следовать за ним, не торопясь добрался до машины, как и полагается пассажиру, знающему маршрут движения, занял сидение рядом с водителем, подождал пока мы расположимся сзади и только после этого назвал адрес конечной остановки человеку, спокойно сидевшему за рулём.

— На Колодезный давай — повелительно бросил он шофёру.

Тот в ответ кивнул головой, заученным движением врубил скорость и медленно выехал на дорогу, так и продолжавшую большую часть времени пустовать. Где находится Колодезный я, естественно, не знаю и что это такое: улица, бульвар или переулок, тоже не имею ни малейшего понятия, но чем забиты головы сидящих впереди людей, попробую разузнать прямо сейчас. Пришло время и в них покопаться. Первым обработал таксиста. Он за рулём, а значит для нас представляет наибольшую опасность. Посмотрел ему на затылок, совсем немного прищурив глаза, потом, как это всегда бывает, как будто куда то провалился и вот она, как на ладони. Мужчина сосредоточен, спокоен словно удав и мысленно напевает куплет из песни про кефаль, которую перевозят на лодке, со странным и очень специфическим названием. Терпеливо выслушиваю его ужасное пение, затем сосредотачиваюсь ещё сильнее, чтобы ничего не упустить из того, о чём он будет думать после окончания своего собачьего завывания, но этот гад и не собирается о чём либо размышлять, а с лёгкостью перезапускает ту же самую пластинку по второму кругу, заставляя меня моментально выскочить из его башки. Ненавижу, когда фальшивят. Пару минут нервно разглядывал ненавистный затылок шофёра, но потом успокаиваюсь, беру себя в руки и осмотриваю фигуру водителя обычным взглядом, оценивая его, как возможного противника в рукопашной борьбе. Ему, конечно, далеко до худосочного пассажира, занявшего место по соседству, но ничего выдающегося у водителя тоже нет. Рост, где то под сто восемьдесят, вес под семьдесят пять. Возраст? Трудно судить со спины, но если исходить из того, что волосы кое где уже седые, значит ему тоже, где то за сорок или даже за пятьдесят. Нет и этот человек нам не соперник, тем более поёт ужасно и из красивой песни знает всего один куплет. Да и ведёт он себя спокойно. Движения чёткие, не суетится, сразу видно — мужик не первый год за рулём. Ладно, с таксистом всё понятно. Теперь зацепим основного фигуранта, чего то он дёргаться начал. Пара секунд и вот я уже, и в его голове.

— Да, твою же мать — мысленно выругался я, повторив почти дословно, одно из высказываний несчастного человека, безудержно матерившегося, само собой про себя.

У барыги болел зуб и не просто болел, а так сильно, что он, кроме этой боли, больше ни о чём другом и думать не мог, хотя внешне эту боль никак не проявлял. Силён бродяга, вот это выдержка. Может я, действительно, провинциальный параноик и напридумывал себе чёрт знает что? Ну не могут же эти великовозрастные парни так маскироваться? Обоим откровенно, всё по барабану. Ни тот ни другой даже не помышляют чего нибудь плохого по отношению к нам, а продавец товара, так и вовсе заслуживает уважения. Я бы на его месте плюнул на всё и никуда бы не поехал, захвати меня такая ужасная боль. Этот же опоздал, всего то на пятнадцать минут, а потом, с такой занозой во рту, ещё и перед нами извинялся. Оставлю и его в покое, пускай борется с болезнью. Нет, я конечно могу помочь, мне совершенно не трудно, но сделаю это чуть позже, когда сделка удачно пройдёт.

Покинув голову несчастного мужчины, ему и без меня не очень хорошо, переключился на проплывающую за окном действительность. Надо хотя бы кусками запоминать, куда нас везут. Вдруг обратно придётся самостоятельно возвращаться. Спокойствие водителя и зубная боль, ещё ни о чём не говорят.

— Сокольнический вал — читаю я, на аккуратной табличке, прикрепленной к одному из домов. — Запомним.

Ещё бы знать, где это находится. Домишки тут, уж больно неказистые и старенькие. Вон, парочка стоит, так те вообще деревянные. Я таких даже в нашем городе не видел, а это всё таки Москва — столица государства. И откуда они только тут появились? Прямо деревня родная, городом тут только воздух попахивает. Перевёл взгляд на Германа, он сидит молча, расслабился и впечатление такое, что спит с открытыми глазами. И на хрена такому нож? Погладил внутренним зрением впереди сидящих. Ну это ж надо, сколько можно петь одну и ту же ерунду, и так безбожно материться. Ладно, если сидите спокойно, значит и я дёргаться пока не буду, в окошко лучше погляжу, дорога похоже идёт на расширение.

Минут через пять быстрой езды, мы уже ехали по Богородскому шоссе, ещё через десять остановились на светофоре, а потом резко свернули налево, в самый настоящий лес.

— А, куда это мы едем? — опередил меня вопросом Герман, резко сменивший пофигисткую позу.

— Так по адресу — спокойно ответил водитель. — Как заказывали, в Колодезный переулок. Другой дороги к нему нет.

— Всё нормально, правильно едем — поддержал таксиста болезный. — До базы уже рукой подать.

Может едем мы и правильно, но за окном всё же не тротуары и дома с окошками, а густая растительность, поэтому мне не помешает усилить внимание по отношению к незнакомцам, так и продолжающим спокойно сидеть впереди. Не успел я об этом подумать, как машину вдруг резко занесло влево и водитель, стараясь выравнять её, тут же крутанул руль в обратном направлении, после чего нас с приятелем сначала бросило в одну сторону, а потом, почти с такой же скоростью, в другую. У меня даже не получилось, как следует испугаться, а шофёр уже дал по тормозам, безбожно скрипя ими и ципляя правым задним крылом высокий бордюр, вылепленный дорожниками из твёрдого, комковатого снега.

— Что за? — своеобразно выругался Герман и непонятно у кого, спросил: — Кто ж так ездит?

— Занесло немного — попытался оправдаться таксист. — Дороги не чищены, вот и мотает.

— Так ехать надо медленнее, не хрен было жать на газ — не согласился с ним приятель.

Хотел поддержать его, но в этот самый момент меня сильно тряхнуло и я всем телом завалился на правый бок, пытаясь выдавить собой плотно закрытую дверь. Сразу стало не до разговоров. Все в машине, как по команде, замолчали и сидели так до тех пор, пока мы окончательно не остановились.

— Совсем охренел, что ли? — зло выругался я, первым нарушив суровое, мужское молчание.

— В боковую колею похоже сели — не обращая внимания на мою ругань, спокойно отреогировал, сверх меры хладнокровный шофёр. — Придётся вылазить и толкать.

— Тебе надо, ты и вылазь — отозвался на его предложение Герман.

— Ну, вылазить, так вылазить — в противовес ему, проговорил москвич и попробовалвыбраться наружу.

Попытка его успехом не увенчалась, чего собственно и следовало ожидать. Машина имела хорошо выраженный правый крен и плотно обнималась с сугробом, примерно в полметра высотой, что не оставляло нам никакой надежды, покинуть транспорт с этого направления.

— Ладно, вылазь — попросил я, так и продолжавшего сидеть на месте, Германа. — Не век же тут куковать.

— А может попробовать в раскачку — предложил он водиле прежде, чем решиться на то, чтобы покинуть прогретый салон.

— Бесполезно — ответил тот и посмотрев в зеркало заднего вида, добавил: — Груз с той стороны тяжёлый, сидит.

Первым выбрался на улицу водитель, за ним вышел Герман и я, и только после этого рядом с нами появился человек с больным зубом, прикрывая его от холода рукой.

— Чего делать? — спросил он шофёра, чуть ли не со скрежетом на зубах.

— Сзади становитесь и толкайте, а я попробую потихоньку газовать — ответил таксист, снова забираясь внутрь.

Мы с Германом, словно бараны, послушно потопали за маленьким, сутулым человечком, выполнять команду криворукого москвича. Но не успела наша троица прибыть в указанное им место и выстроиться возле багажника в ряд, уперевшись в него руками, как отдавший указания водитель, вдруг резко поменял своё первоначальное решение.

— Так! — громко выкрикнул он, неожиданно быстро вновь оказавшись на улице. — Все дружно разогнулись и посмотрели на меня!

Не отрывая ладоней от автомобиля я приподнял голову и посмотрел на говорившего. Мужчина стоял почти на середине дороги, расположившись от транспорта метрах в трёх и широко расставив ноги тыкал, почему то именно в меня, какой то чёрной штуковиной, крепко зажатой в его вытянутой, правой руке.

— Ну, чего ещё? — спросил его я. — Холодина на улице. Давай садись за руль и…

— Заткнулся! — громко оборвал он меня на полуслове, заставив своим окриком полностью распрямиться и только после этого обратился к остальным: — Сделали быстро, назад три шага и руки вытянули вверх.

Герман и его знакомый, тут же приступили к выполнению очередной команды, а я так и продолжал стоять, пытаясь разобраться, что это за цирк нам тут устроил, явно на голову больной шофёр.

— А тебе дылда что, особое приглашение нужно?! — поинтересовался безбашенный владелец государственной машины, опять ткнув в меня зажатой в руке металлической хреновиной, очень похожей на настоящий пистолет.

— Нет, не нужно — ответил я и не меняя позы, спиной потопал к остальным.

— Антоха, не зли его — тихо сказал Герман, мне в ухо, когда я встал рядом с ним. — Не видишь, у него в руке пистолет.

— Так, рты закрыли! — снова попытался запугать нас голосом, водила. — Медленно опустили руки и вывернули все карманы, да так, чтоб я потом увидел, что они у вас пусты. И без резких движений. Кто дёрнется прострелю для начала ногу, а не поможет, так сразу выстрелю в башку.

Стоящий рядом москвич отреагировал на предложение первым и пока он судорожно ковырялся в одном из карманов своего дешёвого пальто, я аккуратно залез в его, надрывающиеся от боли, куриные мозги и выведал всё, что в них творилось. Нецензурная брань там, так и продолжала иметь место, но теперь она была напрвлена не только на болевший зуб, но и на человека, с чёрным пистолетом в правой руке, что выглядело бы естественным и не безосновательным, если бы не одно «но». Мысленно он называл целящегося в меня гражданина по имени, причём имевшего все признаки блатной клички — «Шайтан». А кроме этого, барыга сильно возмущался по поводу того, что новоявленный бандит делает дела, как то уж очень медленно и страшно фальшиво. Усмехнувшись такому поведению «зубастика», я повернулся к Герману и спросил его:

— Ну что братишка, помог тебе твой новый ножичек?

На что тут же услышал ответ, но правда совсем с другой стороны:

— Слышь длинный, первая пуля твоя! Смотри, договоришься.

Сказать, что я совсем не испугался, значит соврать самому себе. Я испугался, но не на столько, чтобы запаниковать и забыть обо всём на свете. Кивнув говорившему, сунул руку в правый карман своего кожаного пальто, достал оттуда два рубля с мелочью и медленно высыпал их себе под ноги. Затем залез в левый, где у меня лежало рублей сто и прежде, чем засветить их, громко спросил человека, стоявшего напротив нас:

— А ты, уважаемый, не боишься, что за беспредел на дороге, придётся ответить?! За нами может тоже, ответственные люди могут стоять.

Говорил я медленно, параллельно работая с извилинами владельца пистолета, а когда закончил фразу, то он уже полностью был в моих руках. Мужчина стоял на взводе и готов был в любую секунду сдаться мне в плен, и если бы не окружающие, то пистолет давно бы перекочевал ко мне, а так пришлось ещё в слух импровизировать, в основном для Германа, москвичу всё равно необходимо память поправлять. А вот лишний раз крутить мозги другу не хотелось, кто его знает, как это отразится на их состоянии. Потом.

— Чего молчишь? Язык проглотил? — продолжал я нести откровенную ересь, начав медленно двигаться в сторону застывшего словно изваяние, водителя. — Погоняло Гвоздь тебе, случайно, ни о чём не говорит? Ах, говорит. Ну, тогда пистолетик свой опускай, только медленно. А я сейчас подойду, заберу его у тебя и после этого начнём разговаривать по новой, спокойно и рассудительно.

— Чушок парашный! Очнись! Ты что вытворяешь!? Сука! — вдруг заорал мне в спину мужчина, с невероятно сильной болью во рту.

— Антоха! Сзади! — параллельно с ним крикнул и Герман.

Клиент, стоявший спереди, был мне не опасен, поэтому я тут же повернулся назад и сделал это, как нельзя вовремя. Маленькое чудовище уже готово было прыгнуть на меня словно огромный тигр, но, как это обычно бывает, ему не хватило, какой то сотой доли секунды. Реакция у меня, наверняка и раньше была дай боже, а сейчас я дёргаюсь лучше любого китайского бойца. Левая рука стреляла одновременно с поворотом и промахнуться с полуметра, по определению не могла. Вроде и ударить сильно не получилось, но противник всё равно отлетел от меня, словно от капитальной стенки, какой нибудь симпатичной сталинской постройки, как раз и отличающейся крепостью, и толщиной этой самой стены.

ГЛАВА 21

«Волгу», из канавы, я вытащил практически в одиночку. Придурков, пытавшихся сделать с нами банальный гоп стоп, тоже обыскивал самостоятельно. Герман, по всей видимости, чувствовал себя не очень и минут пять, после скоротечного переворота, мало чего соображал. Потом он, конечно, взял себя в руки, но помощи от него всё равно не было никакой. Сначала, пришибленный обстоятельствами, товарищ, собирал наши деньги, им же в горячке и разбросанные у наших ног. Затем он расталкивал их, по своим, многочисленным карманам, с трудом соображая куда и что конкретно, нужно совать. А там ему и делать ничего не осталось кроме, как сесть за руль и меня в машине ждать.

— Ну что, пора и нам делать ноги? — потирая застывшие руки, спросил его я, наконец то забравшись в промёрзшее такси.

— Слушай Антоха. И как я купился, на этот дешёвый, московский развод? — дёргая руками то руль, то дверцу, то рукоятку скоростей, спросил меня расстроенный Герман, напрочь проигнорировав мой простенький вопрос.

— Да ладно. Ну, чего ты завёлся? Отбились же. Машину вот трофеем взяли, деньги вернули и у этих немного отгребли — ответил я и показал ему помятые рубли, отобранные мной у таксиста.

— Деньги это хорошо — почти пропел в ответ товарищ. — А пистолет тебе, зачем?

— Пистолет? — я вынул из кармана, на время забытую железку и повертел её, туда сюда. — Да вот, оставил. А зачем? Не знаю.

На самом деле, зачем я его оставил? Как с этой игрушкой обращаться не имею ни малейшего понятия. Нет, знаю конечно, что из дула вылетают пули, а курок нужен для того, чтобы ими можно было стрелять и всё. Кроме этого в моей голове про оружие почти ничего не обнаружилось, а может и не было там такого никогда. И зачем оно мне в данную минуту, если раньше им пренебрегал?

— Ну не выбрасывать же — продолжил я, прервавшись на минуту. — Вещь, наверняка, дорогая. Редкая. А вдруг пригодится когда?

— Может, конечно и пригодится. Сегодня бы точно пригодилась — тяжело вздохнув, сказал Герман. — Но за неё и срок схлопотать можно. Ты про это не подумал?

— Почему не подумал? Подумал — коротко ответил я, хотя о возможности сесть в тюрьму из-за обычного пистолета, даже и не догадывался.

— Так может лучше выкинем, пока не поздно? — попробовал друг, посильнее нажать.

— Выкинуть всегда успеем. Пускай полежит. Подумаю, чего с ним дальше делать — не согласился я, на мой взгляд, с очень дурацким предложением.

— Ну, смотри, как бы поздно не было. У ментов, на такие вещи, нюх.

— Ладно, не нервничай. Сказал же — подумаю. Ты, давай ка. Вместо того, чтобы беду кликать, движок лучше заводи. Холодно.

Герман снова тяжело вздохнул, молча повернул ключ зажигания, поиграл одной из педалей, попробовав работу двигателя на холостом ходу и посмотрев на меня, ещё раз спросил:

— А ты этих то, куда отправил?

— Не знаю. Сказал, чтобы прямо шли и не вздумали возвращаться. А там, куда дойдут — ответил я усмехнувшись и взглянув на друга, поинтересовался: — Ты как, ехать можешь?

— Могу — ответил он, — только задницей вперёд. На этом корыте, тут не развернуться.

Всю грунтовку мы ехали задом наперёд и развернуться передом к дороге, смогли только после выезда на четырёхполосное шоссе.

— Куда теперь? — нервно озираясь в поисках вездесущих ГАИшников, спросил Герман, притормозив у края плохо очищенной обочины.

— Давай к метро поближе, а там посмотрим.

— До самого метро не поеду. Машина похоже ворованная. Загребут — засопротивлялся нынешний водитель, потрёпанного жизнью, белого такси.

— Ну, тогда кати вперёд и тормози у первой автобусной остановки. Оттуда на общественном транспорте поедем.

— Ладно — согласился он и вроде уже засобирался начать движение, как вдруг резко передумал и неожиданно задал мне провокационный вопрос: — Антон, давно хотел тебя спросить. Ты сидел или нет?

Вот тебе и раз, его только что под дулом пистолета держали и деньги пытались отобрать, а он снова здорово. Раньше позволял себе лишь мысленно рассуждать на тему моего поведения и внешнего вида, а сегодня вдруг взял, да набрался храбрости и в лоб спросил.

— И чего, вот прямо сейчас тебе именно про это надо узнать? — удивился я, неудачно выбранному моменту, для очень интимного разговора. — Подождать, никак нельзя?

— Из головы не выходит, как ловко ты этого, с пистолетом. Да и барыга тебя, после удара, слушал словно ребёнок строгую мать. Не знаю, я бы даже и не пытался им сопротивляться, а ты брякнул пару фраз и всё, они и сникли. Я понимаю, конечно, что выглядишь ты авторитетно. С таким амбалом связываться…, но пистолет. А ты разговаривал так спокойно, как будто он был не у них, а в наших руках. И про Гвоздя… Это же смотрящий из Новороссийска. Ты что, с ним действительно знаком? — разродился парень довольно длинной речью, на заданную им же тему.

— Слушай, у тебя вопросов на целую повесть, а времени у нас в обрез. Не дай бог друзья твои развернуться и бросятся нас догонять. Давай так, сначала выберемся отсюда, доберёмся до гостиницы, а там, как пиво на душу ляжет. Приживётся — расскажу, а нет, так как нибудь в следующий раз обсудим интересующие тебя вопросы. Идёт?

— Идёт — согласился Герман и переключив рычаг скоростей, добавил: — Ну что, поехали.

Ехали быстро, но не долго. Примерно минут через пять появилась остановка автобуса. Водитель такси тут же затормозил, съехал с дороги и готов был выпрыгнуть из автомобиля с такой скоростью, будто у него, вот прямо сейчас, вспыхнул бензобак.

— Рано — охладил я пыл, своего нервного товарища. — Машину бросим, когда шоссе закончится и снова выскочим на Сокольнический вал.

Пропустили ещё две остановки, а когда у Германа уже откровенно начали сдавать нервы, дорога резко сузилась и на противоположной её стороне, я сумел прочитать название новой улицы, чётко прописанное на прикреплённой, к трёхэтажному дому, табличке, о чём тут же известил друга.

— Ну вот и всё, можешь смело искать место для парковки. Сокольнический вал, сэр.

Герман тут же крутанул руль вправо прижался к краю дорожного полотна и лёгким движением руки заглушил двигатель.

— Выходим? — спросил он у меня прежде, чем окончательно покинуть, отбитую нами машину.

— Ну да — ответил я, уже открывая двери.

— А с ключами, как быть?

— Оставь на сидении, улики нам ни к чему — бросил я внутрь, с наслаждением разминая затёкшие ноги.

— Тогда её закрыть не смогу — кивнув на руль, засопротивлялся Герман.

— Слушай, мне побоку, чего будет с этой тачкой дальше. Вместо того, чтобы дурацкие вопросы задавать, протёр бы лучше баранку и рукоятку скоростей, на них наверняка твоих отпечатков море.

— Так их по всей машине достаточно и твоих, кстати, тоже.

— Да на остальные нам наплевать. Менты, если начнут здесь копаться, в первую очередь станут выяснять, кто сидел за рулём. А последним, эту должность, ты занимал. Значит твои отпечатки и будут считаться основными. Неужели до самого не доходит?

Герман снова кивнул головой и тут же начал рыться в карманах распахнутого тулупа. Затем озабоченный парень заглянул в бардачок, а закрыв его, бросил взгляд на заднее сидение, насколько я понимаю, в поисках чего нибудь похожего на тряпку или носовой платок, но не найдя ни того ни другого, вновь обратился ко мне:

— У тебя платка, случайно, не будет?

— Будет — улыбнулся я в ответ: — Причём не случайно. Держи.

В отличии от такси, в автобусе к нам отнеслись более лояльно и намного приветливее. Водитель, при встрече, напомнил о необходимости оплатить проезд, он же продал и талоны, но не целую пачку, как первоначально предлагал, а всего два, ровно столько, сколько нам и требовалось. Пассажиры, которых вопреки нашим ожиданиям было немного, проявляя заботу о бестолковых гостях столицы, наперебой разъясняли, где лучше сойти, чтобы быстрее добраться до подземки и делали это вплоть до нужной нам остановки. Они все, так растрогали меня, своим добрым отношением к незнакомым людям, что перед выходом из автобуса я не сдержался и толкнул краткую, благодарственную речь, вызвав неподдельный восторг у сидевших рядом старушек.

— Какой вежливый молодой человек — услышал я в свой адрес, уже соскакивая со ступенек. — А с виду шпана шпаной.

До станции метро, откуда мы начинали эту, не очень приятную, поездку, добрались действительно быстро. И немудрено. Большую часть пути я таскал нас по местным подворотням, используя доскональное описание маршрута одного славного старичка, знавшего этот район не понаслышке. В самой подземке время тоже бежало с каким то неестественным ускорением. Машинист состава лишний раз не тормозил, на остановках не задерживался, да к тому же ещё и в полупустом вагоне, было очень тепло и в меру уютно, благодаря чему нервозность, буквально пропитавшая насквозь моё крепкое тело, постепенно начала исчезать. И если бы не голос, изредка доносившийся из крошечного динамика и сообщавший о начале движения или информирующий пассажиров о названии следующей станции, то я, наверняка бы и вовсе заснул, плотно прижавшись к мягкому тулупу друга. Но не сложилось, вскоре пришлось выходить на пересадку. А жаль. Рельсы подземного города так славно раскачивали мчавшийся на бешеной скорости поезд, что пять минут крепкого сна, легко бы забрали всю мою накопленную усталость и можно было бы с лёгкостью забыть о необходимости расслабляться при помощи подручных средств, обычно употребляемых внутрь.

— В магазин зайдём — предупредил меня Герман, на подходе к временному дому. — Я водку куплю, мне пиво не поможет.

Кроме «Московской», в ближайшем к гостинице гастрономе, прихватили буханку чёрного хлеба и почти палку варёной колбасы, друг сказал, что от копчёной у него изжога. К чаю снова купили десяток пирожных, хотя я и возражал, предполагая, что как раз они то и не пошли приятелю на пользу. Мне казалось, что ему и пол кило дефицитного «Мишки на севере» будет за глаза, чтобы с лёгкостью восстановить, потрёпанные сегодня нервы. Для себя я снова взял две бутылки пива, на этот раз обычного, «Жигулёвского», баночное редкость даже в Москве, так что не стоит его тратить на обычную расслабуху. Распихав часть продуктов по свободным карманам, мы в быстром темпе преодолели отделявшее нас, от тёплого номера, расстояние и уже через несколько минут открывали его, взятым на вахте ключом. А ещё минут через десять, мой уставший товарищ открывал купленную бутылку, наливал её содержимое в не очень чистый стакан, полностью игнорируя приобретённую в магазине закуску.

— Садись — в приказном тоне промолвил Герман, приглашая и меня присесть за плохо оформленный стол. — Хочу выпить за то, чтобы дружба наша никогда не кончалась, а город этот побыстрее избавился от собственных нечистот. Чтоб им гадам пусто было, а мы жили весело и богато.

Поднеся к губам водку, он одним махом опорожнил полностью заполненную, двухсот граммовую посудину. Затем, с чувством глубочайшего удовлетворения, вдохнул запах собственного кулака, через пару секунд мощно выдохнул его наружу и только после этого, вгрызся своими ровными зубами в толстенный кусок «Любительской» колбасы.

— Хорошо пошла. Зараза — засовывая в рот ещё и огромный кусок отломленного хлеба, поделился товарищ своими специфическими, внутренними ощущениями.

— А почему, зараза? — спросил я его, сделав пару глотков, из только что открытой бутылки пива.

— Потому что «Московская» — зло ответил он. — Теперь для меня всё, что связано с этим дерьмовым городом, имеет только такое название. За-ра-за!

— Не знаю, а мне тут нравится. Просторно, красиво и люди добрые — не согласился с ним я и тут же добавил, заметив, как округлились у Германа глаза. — Ну, может быть за редким исключением.

— Мне тоже нравилось — снова наполнив стакан, но на этот раз лишь наполовину, отозвался резко захмелевший анапчанин. — До сегодняшнего дня. А после того, как нас тут чуть не обокрали… Нет, ну это ж надо, как простого работягу из станицы развели. Суки! А главное, я ещё вчера чувствовал, что чего то с этой сволочью не чисто. Понимал же, что цен таких сейчас быть не может, а всё равно полез. Не зря видно говорят, что жадность фраера погубит. Слушай, а может эта падла загипнотизировала меня? Ну не дурак же я, на самом то деле, чтобы в пасть к удаву, словно тупой кролик лезть?

— Не знаю — с трудом сдержался я от смеха, понимая, кто в действительности был гипнотезёром. — Может и загипнотизировал. Хотя нет, не думаю. Если бы нас по настоящему обработали, то сейчас мы с тобой не здесь сидели, а до сих пор в лесу бы околачивались. Без денег и без верхней одежды.

— А почему без одежды? — спросил Герман, так и не решившись ещё раз опустошить свой стакан.

— А ты чего не заметил, с какой завистью таксист на твой тулуп поглядывал?

— Нет! Вот же сволочь! Денег ему было что ли мало? — ещё сильнее вспыхнул, нетрезвый товарищ. — Всё, надо завязывать с этой Москвой! Как подумаю, чтобы со мной было, если бы ты туда не поехал… Поверишь, волосы на голове шевелятся.

Я улыбнулся, на время прекратив отхлёбывать пенную жидкость, из обычной, зелёной бутылки.

— Зря смеёшься — не разделил товарищ моего веселья. — Я же мог все деньги разом потерять. Да ещё и тебе остался бы должен. Нет, хватит с меня экспериментов. Домой пора возвращаться. До-мой.

— И что, так и поедешь обратно, без товара? А, как же точка? Будешь закрывать?

— А что нам, впервой что ли, всё заново начинать? Так и поеду. До весны у тебя поработаю. Ну, а если не сложится, так просто дома посижу. А весной все карантины отменят, к бабке не ходи. Ну, не дураки же там, наверху у нас сидят. Им, знаешь ли, тоже надо налоги собирать, товарооборот увеличивать. Да, как минимум следить за тем, чтобы число тунеядцев не увеличивалось. Помяни мои слова, к весне всё встанет на место.

— Ну, дай то бог — вспомнил я всевышнего и немного помолчав спросил, вновь не на шутку разнервничавшегося друга: — А может не стоит горячку пороть? Не ты один сегодня испугался.

— Кто испугался, я? — словно вулкан, взорвался Герман. — Да чтоб ты знал, я вообще ничего и никого не боюсь, тем более у нас теперь оружие имеется. А ну ка, где тут наш, трофейный пистолет? Дай ка его сюда!

Герман решительно встал на ноги и всем телом навис над столом, требуя отдать ему, мою новую игрушку.

— Ну, вот ещё. Отдай — откинувшись назад, улыбнулся я в ответ. — Во-первых вещь моя и кому попало я давать её не буду, давалка сломается. А во-вторых, оружие и пьяный человек, несовместимы. Об этом даже я знаю.

— Кто пьяный? Я? Да я железку эту, разберу на раз, с закрытыми глазами. Где полотенце? Ложи пистолет на стол и глаза мне завязывай. Сейчас посмотрим, кто из нас пьяный.

— Не, так дело не пойдёт. Сейчас ты постреляешь всё вокруг, а мне потом разбирайся тут, с администрацией. Ты сначала сдай мне теоретический экзамен, а там я посмотрю, допускать тебя к практическим занятиям или нет. Название скажи, калибр оружия, ну и всё такое, что ещё пологается в таких случаях — предложил я товарищу, совместить приятное с полезным.

Желает он повеселиться, так что ж, я не против, только пускай и мне чего то с его веселья обломится. Если он действительно такой спец по пистолетам, пускай поделится и со мной, своей ценной информацией. На данный момент реквизированное оружие для меня, почти, как обычный кусок ненужного железа, не больше.

— Легко — с лёгкостью согласился Герман, вытерев мелкие крошки с раскрасневшихся губ. — Пистолет наш, называется ТТ и назван он так, в честь конструктора, сумевшего его изобрести. Калибр у него…

— Что значит — в честь конструктора? — решил я сразу разобраться, с непонравившимся мне высказыванием. — У него что, фамилия такая странная была — «ТТ»?

Х-х-х — задёргался приятель, в приступе пьяного смеха. — Ну сказанул, фамилия. Фамилия у него Токарев, а ТТ — расшифровывается, как «Тульский Токарев», потому что его в Туле делали. Понятно?

— Ну и, чего тут смешного? — отпив ещё несколько глотков, спросил я. — По твоему что, про эту хрень каждый знать должен?

— Ну, может и не каждый — прекратив посмеиваться над моими пробелами в образовании, ответил Герман. — Но если ты в нормальной школе учился, то тебе там про это должны были говорить. Ты же пацан, а не особа женского пола. Или у вас что, не было такого предмета, как НВП?

— НВП? А это что ещё такое? — поинтересовался я, даже близко не представляя, что могут означать только что озвученные, три буквы.

— НВП, да будет тебе известно, это начальная военная подготовка. Понятно? И хватит мне тут зубы заговаривать. Кидай пистолет на стол. Я сейчас его разбирать буду. На время. Вот этими самыми руками, без помощи глаз.

Я встал, подошёл к вешалке, где висело моё симпатичное, кожаное пальто, вынул из его кармана пистолет, вернулся обратно и положил, так называемый «ТТ» на стол, рядом с колбасой и бутылкой с пивом.

— Так, прежде, чем приступишь к поломке ценной вещи, про эту самую, свою НВП мне подробней расскажи. Что это за бяка такая и почему я про неё ничего не знаю?

— Говорю же, космонавт ты Антоха или… — Герман замялся, но быстро взял себя в руки и снова заговорил: — Ладно, про это ты мне позже расскажешь, где ты там болтался. Обещал. Помнишь?

— Помню. Но не очень понимаю, почему космонавт?

— Потому что не знаешь ничего про наше, про земное. А чего, действительно у вас в школе не было военной подготовки?

— Не было. Зуб даю — ответил я и зачем то провёл большим пальцем по собственному горлу.

— Повезло же людям. А нас ей в школе, в конец замордовали. Хотя, в армии я про нашего военрука часто вспоминал и заметь, не как про вашу, хитрую столицу, а только хорошими словами поминал этого душевного человека, матерившегося на уроках, похлеще, чем старшина в коптёрке. Кстати, вот за него я сейчас и выпью. Здоровья ему и успехов, в нелёгком труде на благо нашей Родины.

Герман лихо опрокинул стакан, пытаясь влить в себя всё сразу, но на пол пути, чуть было не подавился и половину выплюнул обратно.

— Не в то горло пошла, зараза московская — прошептал он, с трудом откашлявшись.

— Не хрен пихать в себя, если не лезет. И закусывать надо чаще, а не речи толкать про разную ерунду — посоветовал приятелю, с жалостью глядя на него.

— Да, после чего тут закусывать? — отказался он от предложения, кинув на стол бутерброд, надолго застрявший в его левой руке. — Пистолетик лучше, ко мне двигай. Хорош тут зубы заговаривать. Сейчас увидишь, как с ним обращается рядовой отдельной автороты, прославленного авиационного полка.

Делать было нечего, пододвинул, плюнув на собственное требование про НВП и забыв про обещание товарища, разобраться с игрушкой, с закрытыми глазами. Оружие в руки, Герман взял не сразу. Сначала он основательно вытер их о потёртые джинсы и только после этого прикоснулся к нему.

— Итак — «ТТ». Калибр пистолета семь и шестьдесят две сотых миллиметра — вдруг очень чётко отчеканил, в дымину пьяный друг и тут же дёрнул, чего то в самом низу.

Пистолет мгновенно расстался с одной из составных частей, а товарищ, презрительно посмотрев на меня, продолжил:

— Магазин на восемь патронов. Странно, а в наличии имеем только шесть. Стреляли что ли из него в кого то?

ТТ тут же оказалось на кровати, а часть, обозванная знатоком магазином, осталась в руках у Германа. Недолго думая он, один за одним, выщелкнул из него все патроны, затем выставил их в ряд на грязном столе, рядом с ними положил пустую железку, потом секунд тридцать над чем то размышлял, а закончив и с этим, снова взяв в руки пистолет, и быстро дёрнул верхнюю его крышку.

— Вообще то, надо было сразу проверить. Самопроизвольный выстрел у него — ахиллесова пята — многозначительно произнёс товарищ, заглянув в образовавшуюся внутри ТТ, крохотную щелку. — Будем считать, что тебе повезло. Пусто.

— А почему мне повезло? — не понял я своего счастья.

— Ну, не мог же я случайно выстрелить себе в голову? Я ещё не на столько пьяный, чтобы заглядывать пистолету в дуло — усмехнулся он. — А вот в рядом стоящего или сидящего, частенько постреливают. Ну это так, для общего понимания вопроса. А если по существу, то прицельная дальность у этого пистолета, примерно пятьдесят метров. Начальная скорость пули четыреста двадцать метров в секунду. Вес с полной обоймой девятьсот сорок грамм. Без патронов… А вот сколько без патронов, я не помню. Да и хрен с ним.

Герман, ещё раз крутанул оружие, похоже чего то выискивая у него, а не найдя ничего нового, ответственно заявил мне:

— Номерок то затёрли, сукины дети. Видать не раз ходили с ним на дело.

Мне было всё равно, есть номер у пистолета или нет его, это же не номер в гостинице, не заблудишься. Меня больше интересовало, что будет дальше с ним делать мой многогранный друг. А он, между тем, начал потихоньку ломать моё приобретение, без всяких комментариев и пояснений, и уже через минуту с небольшим, окончательно доломал железную игрушку, разложив все составные части пистолета, прямо на грязном столе.

— Вот и всё, разбирается легко, и просто, за это его и ценят.

— А чего, если оружие разбирается не просто, значит его можно считать за дерьмо?

— Ну, не будем так категоричны и не станем вешать, на чё не знаешь, ярлыки — походя произнёс Герман, мудрёную фразу. — Но хочу тебе напомнить, что для бойца самое главное, это… Что?

— Что? — переспросил я, не находя в своей памяти ни малейших признаков, даже самого захудалого бойца.

— Для солдата самое главное, чтобы обслуживаемое им оборудование и механизмы, не доставляли лишних хлопот и работали, как часы, все два года, не ломаясь — подняв кверху указательный палец, ответил мне друг. — Вот возьмём хотя бы мой «Урал». Я его принял у предыдущего владельца совсем не в идеальном состоянии, а работал он не хуже нового. Ты думаешь сколько у него на спидометре было, когда я сел на него?

— Э-эй — махнул я рукой перед глазами, подвыпившего анапчанина. — Мы тут, вроде, с пистолетом разбираемся? Так что ты давай, не отвлекайся на свой армейский «Урал».

— Прошу прощения, отклонился от темы — извинился Герман, выставив ладони вперёд. — Вернёмся к пистолету. Машинка ТТ, на самом деле и есть обычное дерьмо. Ломается быстро, самостоятельно стреляет, в самый неподходящий момент, да и тяжеловат он, но, не смотря на это, имеет всё же ряд преимуществ перед другими пистолетами.

— А ты что и про другие можешь, чего то рассказать? — спросил я товарища, поразившись его обширным познаниям.

— Про другие не могу — уверенно ответил он. — Не было их в нашей школе. Но за характеристики ТТ несу полную ответственность. Мне про него такой человек рассказывал, что ты ему в подмётки не годишься. Ветеран войны, кавалер медали «За боевые заслуги». Он, между прочим, войну в Берлине закончил, а в отставку майором ушёл. Понятно тебе!

— Да понятно, понятно — успокоил я, ни с того ни с сего, разошедшегося товарища. — Ты про пистолет то, чего ещё хотел рассказать. Какие у него приимущества?

— Убойная сила большая и целкость меткая — тут же отозвался Герман. — А это для оружия такого типа самое главное. Подумаешь, ломается быстро. Ты ещё попробуй сделай эти восемьсот выстрелов, через которые он откажется стрелять.

— Ну да — согласился с ним я. — Где столько патронов взять, на восемьсот то выстрелов?

— Точно — подтвердил Герман и тут же спросил: — Собирать сам будешь?

— Попробую — ответил я и передвинул к себе поближе всё, что раньше именовалось пистолетом.

— Пистолетик, если честно, так себе. Старенький, давно не чищенный и ржавчиной от него попахивает. Так что особо не постреляешь — глядя на меня мутными глазами, вынес свой вердикт друг, относительно конфискованного мной у бандитов оружия. — Ну чего сидишь? Давай. Собирай. Помнишь, как я делал? Вот точно так же, только в обратном порядке.

Легко сказать собирай. Если бы снова разбирать, тогда бы я точно, это не глядя сделал. А в обратном порядке, это надо ещё всё в мозгах прокрутить, словно кассету в видеомагнитофоне. Как там у него было? Это сюда, а это туда.

— Снять скобу, выдернуть рычаг — начал я мысленно повторять слова и движения Германа. — Потом затворную раму, пружину из неё. Так, дальше фиксатор, снова рычаг, за ним ствол наружу. Снимаем ударно спусковой механизм и всё, нет пистолета.

После сборки, я ещё раз десять раскидал и собрал доставшееся мне имущество, пока не достиг почти идеального автоматизма и получив, в качестве вознаграждения за это, из уст совсем окосевшего друга, достойную прилежного ученика, похвалу.

— Молоток. Легко справляешься. Я, помню, три занятия не мог его нормально собирать — запихивая в рот, одновременно, колбасу и конфету, не поскупился товарищ на комплимент.

Как то быстро его развезло. Дома сидим всего минут сорок, а он уже практически никакой. Сильно видать торкнул приятеля, наш неудачный поход с москвичом. И что прикажите мне делать? С ним здесь, остаться или попытаться, куда нибудь смотаться, предложив ему пару часиков самостоятельно поспать?

— Ты как, наелся? — спросил я друга, наблюдая за тем, как он кривится от того, что пытается съесть.

— Вроде да, а что такое? — кивнул он головой в ответ.

— Может давай завалимся на боковую, а вечером по городу прогуляемся?

— Не, я из гостиницы больше ни ногой. Ты, как хочешь, а я тут сидеть буду — отказался Герман от второй части моего предложения. — А поспать можно. Только я лягу на твою кровать. Хватит и того, что мне ночью приходится маяться на этой скрипучей раскладушке.

— Идёт, можно и на кровать. Ты ложись давай, а я попробую тут, кое до кого дозвониться — предложил я другу закончить с обедом, прямо сейчас.

— Кому дозвониться? — спросил он, с разочарованием поглядывая на порожний стакан.

— Другу. Есть у меня и в этом городе такой. Попытаюсь прозондировать нашу с тобой ситуацию, может нам действительно, больше не стоит никуда ходить и лучше завтра же утром, уехать домой. Он спец по таким вопросам.

— Правильно, нечего нам, в этом их дерьмовом городе больше делать. Завтра же домой улетим — не поленился Герман ещё раз подчеркнуть своё отношение к столице.

Пока я выходил в коридор и пробовал дозвониться к Аркадию, с которым надо было состыковаться ещё в день приезда, мой друг легко перебазировался на мою великолепную, двухспальную кровать, залез под огромное одеяло, как всегда не раздеваясь и сейчас тихо посапывал, положив свою умную голову сразу на обе подушки.

— Во, это я понимаю, отбой за сорок пять секунд — вспомнил я рассказ друга про его службу в армии и тут же пожелал ему доброго сна: — Спи давай, дорогой ты мой товарищ, а я пока по городу покатаюсь.

Прежде, чем покинуть номер, спрятал за шкаф трофейный пистолет, не пожалев на его упаковку один из дефицитных пакетов. Затем оделся. Стараясь не шуметь, освободил свою походную сумку, закинул её на плечо и словно кот, на мягких лапах, снова выбрался в коридор.

Аркаше я не дозвонился. Никто, у него дома, трубку так и не взял. Ничего, перезвоню позднее. Сейчас же попробую добраться до известных мне комиссионок и изучить их ассортимент. Может действительно, зря мы приехали в этот, не очень приветливый для нас город и будет лучше, прямо завтра уехать домой.

Свободное такси долго не попадалось и мне уже начало казаться, что проще не заморачиваться с ним, а топать прямиком в метро. Но, прямо по заказу, как только я об этом подумал, из-за очередного поворота дороги, показался бледно-зелёный огонёк. Я, пару раз махнул ему рукой, подъехав ближе он остановился, а его владелец, опустив боковое стекло и внимательно изучая меня оценивающим взглядом, тут же задал вопрос:

— Куда тебе?

— Туда — кивнул я, в сторону проспекта.

— Годится. Садись — с радостью в голосе, предложил мне симпатичный водитель.

На этот раз за рулём арендованной мной машины, сидел молодой, улыбчивый парень, лет двадцати пяти и с ним у нас быстро завязался непринуждённый разговор, почти такой же, как бывает у чукчей. Поболтали о морозной погоде, о скользких, плохо чищенных дорогах, о неразумных пешеходах и, естественно, о хитрых сотрудниках ГАИ, имеющих нехорошую привычку, прятаться в самых неподходящих местах. Короче разговаривали обо всём, что касалось дороги, ни словом не обмолвившись о конечном пункте, выбранного мной пути. Я уже и позабыл, зачем и куда еду, когда щофёр сквозь смех, спросил меня:

— Слушай, а тебе на проспекте, куда?

— В комиссионный — ответил я и посмотрел в окошко, пытаясь разузнать, куда нас занесло.

— В который? В ближний или в дальний? — уже без смеха, спросил водитель.

— В оба — обрадовал его я, своим, основательно развёрнутым, ответом. — Сначала в ближний, а потом и в дальний.

— Нормально. Тогда начнём с того, что дальше стоит. Ближний мы уже проехали.

— Как скажешь, мне всё равно с какого — ответил я и вновь уставился вперёд.

— А ты туда за чем? Чего то ищешь или за деньгами? — схватив за хвост очередную тему разговора, опять спросил меня таксист.

— Ищу — с готовностью ответил я. — Кассеты к видеомагнитофону, а если повезёт, купил бы и его.

— Так это тебе лучше в центре осмотреться. Там публика солиднее живёт и комиссионок больше.

— Знал бы куда ехать, поехал бы — ответил я, намекая на плохое знание злачных мест, столичного города.

— Так ты чего, не местный? — спросил парень и на мгновенье повернулся ко мне.

— Нет, не местный — с горечью в голосе, сознался я. — А что, похож на местного?

— Похож. Прикид, фактура, говор. Всё, как у нас — сказал шофёр. — Хотя, к примеру, я вот местный, а по мне не скажешь.

— Если честно, да. На москвича ты не очень похож.

— А всё от того, что батя мой пермяк. Вот он меня и наградил, такой не симпатичной рожей. А мать отсюда, коренная и бабка с дедом тут всю жизнь живут.

Следующие три с половиной часа я добросовестно выполнял план весёлому и словоохотливому парню с пермскими корнями, отрабатывая комиссионку за комиссионкой, пытаясь в них отыскать хотя бы намёки на видеопродукцию страны восходящего солнца. Но, как это уже ни раз бывало, не сложилось. Ни в одном из магазинов давно не видели ни кассет, ни видеомагнитофонов, а на все мои попытки разузнать, можно ли их, как то раздобыть, не безвозмездно конечно, отвечали, что не занимаются противоправной деятельностью и строго блюдут закон, и правила торговли. Не поверил, но дожать всё равно никого не получилось. Зато водила был счастлив, от затянувшейся поездки по огромному городу и откровенно радовался нашему нечаянному знакомству. Он даже оставил мне свой домашний телефон и предложил звонить ему, заранее, в случае надобности, ещё раз куда нибудь съездить. У дверей гостиницы, мы расстались может и не друзьями, но без сомнения, хорошими приятелями, знающими цену друг другу. По дороге в номер ещё раз звякнул Аркаше и снова ничего не получил в ответ. Ни беда, часа два в запасе имеется, ещё позвоню. Я настойчивый, особенно, когда у меня долго чего то не получается.

Земляк уже не спал и встретил меня, вопреки ожиданиям, не очень дружелюбно.

— Ты, где был? Договорились же, что выспимся и за билетами поедем.

— Ты брат, чего то перепутал. Договорились мы с тобой о сне, а про билеты разговора не было — не согласился с ним я, снимая пальто.

— Да? А мне казалось, что договорились — потягиваясь и зевая, примерительно протянул Герман.

— Креститься надо. Хотя уезжать, наверное, всё же придётся. Пока ты тут мял мою кровать, я успел весь город проехать и ни хрена в нём не нашёл. Пусто кругом. Ни кассет, ни магнитофонов и даже разговаривать о них боятся.

— Я же тебе говорил. Не хрен тут делать. Домой сматываться пора. У них тут ещё хуже с товаром, чем у нас.

— Хуже — подтвердил я слова друга и вспомнил ещё об одном своём знакомом. — А вот на сколько хуже, это мы сейчас поточнее узнаем.

Я, в который уже раз, опять вышел в коридор и снова двинулся на встречу с дежурной.

— Что то вы сегодня зачастили? — сказала она мне, в очередной раз позволив воспользоваться гостиничным аппаратом.

— С друзьями созвониться не могу, вот и приходиться вас беспокоить — ответил я, накручивая диск простенького телефона и пока там не раздались гудки, попробовал решить ещё одну проблему, гигиеническую. — А вы, кстати, не могли бы поменять мне бельё, на двухспальной кровати.

Женщина вскинула брови, но тут же их опустила, увидев на столе три рубля.

— Сделаем — сказала она, смахнув бумажку в ящик.

— Алло. Алексей Сергеевич — не успел я, её поблагодарить. — Здравствуйте, это Антон.

— Здравствуйте — ответили мне в трубку. — Извините, не узнаю. Какой Антон? Не могли бы вы, фамилию напомнить.

— Алёхин — произнёс я громко и внятно. — Антон. Мы с вами летом познакомились, на море.

— Вспомнил — явно улыбнувшись, сказал мой невидимый собеседник.

Алексей Сергеевич, что вполне соответствовало его ответственной должности и дате, на перекидном календаре, готов был встретиться со мной не раньше субботы, в остальные дни он работал в поте лица. Делать было нечего, согласился, в уме отложив отъезд из города сразу на несколько дней. Визит нанести, этому неординарному и насколько я помню, очень душевному человеку, в любом случае надо. Думаю, иметь плотные связи в министерстве торговли, мне бы совсем не помешало.

— Ещё один звонок сделаю? — спросил я дежурную, снова ворочая диск.

— Конечно — ответила она, снова искренне улыбнувшись.

— Да — ответили мне из дома Аркаши, буквально на долю секунды опередив, этим самым меня.

— Привет — сказал я, всё в ту же трубку телефона и от чего то улыбнувшись, ласково спросил: — Не узнаёшь?

— Нет — ответил человек, которому я летом был почти что братом.

— Во, как? Не виделись всего пол года, а он уже забыл. Антон, Алёхин. Вспоминай.

Радости от встречи со мной, в голосе Аркадия, было намного больше, чем у предыдущего собеседника и не мудрено, всё таки его я обрабатывал сильнее. А вот со временем была точно такая же напряжёнка, как и у Алексея Сергеевича.

— Антоха, давай, приезжай прямо сейчас. Завтра целый день на работе, после завтра тоже занят — с утра, в выходные снова дежурю, а поговорить нам есть о чём — предложил мне старший товарищ, не откладывать долгожданную встречу в долгий ящик.

— Да вроде поздно и ехать далеко — мельком взглянув на часы, попробовал я отказаться.

— У меня переночуешь, на раскладушке и не вздумай даже возражать.

На раскладушке, после широкой, гостиничной кровати? Не завидую я ни себе, ни той раскладушке, но ехать надо, как откажешь — друг.

— Ладно, еду. Ты только точный адрес назови.

Я ничего не забываю и точно помню, адреса, при расставании, мне не говорили. Есть телефон, причём один, домашний. Указан в ней и микрорайон, а вот номера дома и квартиры, в голове не просматривается. И, куда я тогда по-вашему должен ехать?

Аркадий жил на Чертановской, как он сам сказал, на улице со странной нумерацией домов. Поэтому, ознакомив меня со своим полным домашним адресом, чекист ещё минут пять рассказывал, как его найти. Запомнил, всё таки хорошо иметь такую память, как у меня.

— Спасибо — положив трубку на место, поблагодарил я дежурную по этажу. — И вот ещё что. Вы сегодня постель, пожалуй, не меняйте. Давайте перенесём эту процедуру на завтра.

Однушка друга выглядела крохотной, но уютной. Почти полное отсутствие мебели, легко нивелировали книжные полки, массово прибитые к самой длинной стене и те же самые книги, хаотично расставленные в самых разных местах квартиры. А не прижившиеся на окнах занавески, эффективно заменялись тусклым светом двух настольных ламп, позволяющих хозяину дома создавать на его девятом этаже, тот самый уют в комнате и на кухне, впрочем, имеющей в своём распоряжении стол, три табуретки и холодильник марки «ЗИЛ».

— Давай сюда вот, к свету — дав рассмотреть квартиру, сказал Аркадий и снова вывел меня в коридор. — Ну ты и вымахал брат. На улице бы точно не узнал. И в ширь раздался, плечи не пловца — самбиста! Колись давай, чего то внутрь употреблял?

— Аркаша, я что, так сильно похож на идиота? — млея от приятных комплиментов, спросил я удивлённого моим прогрессом, человека и сразудал ему ответ: — Всё так же не курю, почти не пью, не балуюсь отравой, занимаюсь спортом и даже с женским полом общаюсь в меру.

— Ну ладно, ладно. Я ж по братски. Добавки разные и наркота, в страну полезли, вот я и интересуюсь — глядя снизу вверх, проговорил мой старый знакомый. — Нет, ну это ж надо?! Великан! А был, какой? Ты сам то помнишь, как выглядел тем летом?

— Помню. Глупо — ответил я и усмехнулся.

Ещё бы я не помнил? Такое не забудешь. Глаза открыл, одежды нет, в башке дыра, кругом вода и камни, из внутренностей лезет, что попало. Всё помню. Особо помню, как кормили вы меня и, как помогали, чем могли.

— А это всё, откуда? — взяв в руки снятое пальто, спросил Аркадий про одежду.

— Ты прямо, как допрос проводишь — уклонился я от ответа.

— Что, занял у кого то? — продолжил он, меня пытать.

— Нет, не занял. Заработал.

— Где? — не поверил друг. — Если занял, не стесняйся — говори. Я денег дам.

Мне ещё летом казалось, что я переборщил со своим, тогда ещё плохо контролируемым, воздействием на этого человека. А сейчас вижу, точно, перебор вышел, примерно такой же, как и с Гвоздём.

— Аркаша, хватит. Я что пацан? Мне скоро стукнет двадцать два, а ты меня, как малолетку опекаешь. Лучше ужинать пошли, я жрать хочу, не ел давно, а поболтать ещё успеем.

— А со жратвой проблема — ответил брат и почесал за ухом. — Нет, чай и бутерброды я найду, а если больше хочешь, надо в магазин идти.

— Я всё предусмотрел, не беспокойся — успокоил я его и дёрнул сумкой, которую так и не выпускал из рук.

Перед выездом я смёл большую часть того, что стояло у нас в тумбочке и возле неё, а по дороге попросил таксиста притормозить у дежурного гастронома, прихватив и там пару съедобных мелочей. Выставив на стол консервы, в жести и стекле, хлеб, колбасы, сыр и копчёную рыбу, я одну за одной поставил, на стоящую рядом табуретку, шесть банок пол литрового пива, и только после этого спросил хозяина квартиры:

— Хватит, для задушевного разговора?

— Совсем забурел — сказал он, взглядом оценив количество продуктов и почти сразу же, спросил: — А ты случайно не с Алексем Сергеевичем, деньги зарабатываешь?

— Нет — засмеялся я. — С ним я так же, как и с тобой, последний раз ещё летом общался.

— Тогда откуда?

— Вагоны разгружаю. Каждый день. Часа четыре погружу и всё, десятка в кармане. Ты ж видишь я какой, мне это не в тягость.

Не будем торопить события, пускай пока всё останется так, как было раньше. Буду изображать из себя бедного студента журфака, сумевшего выбраться из беспросветной нищеты с помощью собственных мускулов. Бред, конечно, но в качестве срочного экспромта прокатит.

— Ладно. Вагоны, значит вагоны — махнул рукой Аркаша. — Не хочешь, не говори. Ну, наливай что ли, раз поставил. Мужики ещё на той неделе говорили, что импортное пиво появилось, но мне с ним, как то не повезло, не встречал. Финское?

— Оно — ответил я, взяв в руки банку.

— Наверное, прямо из вагона? — садясь за стол, спросил хозяин кухни.

— Ну, а откуда же ещё — присев напротив, засмеялся я.

Мелкие придирки и шероховатости, в нашем разговоре, исчезли вместе с содержимым первой же банки пива. Дальше я чувствовал себя, в обществе этого, практически чужого мне человека так, словно мы с ним действительно имели кровное родство. И моей заслуги в этом было ровно ноль. За всем стоял владелец скромной, однокомнатной квартиры. Он искусстно поворачивал русло нашей словесной речки то в одну сторону то в другую, изредка причаливая к её кисельным берегам, когда, допустим, надо было нарезать очередные бутерброды, поставить чайник на плиту или же просто избавить организм от лишней жидкости. Казалось, что мы легко просидим в такой тесной компании до самого утра, за крохотным столиком, на маленькой кухне. Так бы, наверное и случилось, если бы друг не вспомнил, что ему с утра идти в родное КГБ.

— Первый час ночи, а мне в шесть вставать — посмотрев на часы, сказал Аркаша. — Давай ещё полчаса и будем закругляться. Ты как, на учёбу поедешь?

— Нет, у меня завтра выходной. В общаге буду отсыпаться — соврал я в ответ и мило улыбнулся.

— Везёт студентам, а мне вот так нельзя. Ну ладно, на том свете отоспимся. Я вот ещё хотел бы, о чём с тобой поговорить — сказал чекист и замолчал, уставившись себе в тарелку.

Пока он там о чём то думал, я встал, налил из чайника остывшей воды, плеснул в стакан заварки, смастерил толстый бутерброд с сыром, размером в пол ладони и даже попробовал откусить от него, приличный кусок.

— Алло, бродяга — поторопил я притихшего товарища, медленно жуя сыр с хлебом. — Ты там, случайно, не уснул?

— Что? — встрепенулся Аркаша. — А, нет. Не сплю. Тут видишь ли какое дело. Сейчас я расскажу про кое что такое, но это… В общем информация, так скажем, не для всех. Надеюсь объяснять тебе не надо, что отсюда она, уйти не должна?

— Не надо. Я всё понимаю. Мне уже давно не десять лет.

— Вижу — вяло засмеялся собеседник, борясь с каким то внутренним барьером. — Ладно, пусть меня посадят, но… Короче. Ты про смерть Кунаева, надеюсь, в курсе.

— Я же только что сказал, что мне не десять лет — повторил я, уже сказанное.

— А про Тэтчер с Миттераном, читал?

— Читал, ну и что?

— Сегодня умер Рейган, завтра по телевизору об этом объявят — резко отчеканил друг и встал из-за стола, чтобы ещё раз подогреть остывший чайник.

— Хреново, но думаю, что это не такой большой секрет, чтоб за него так волноваться. Ну, рассказал ты мне, на несколько часов по-раньше, про него и что? Тябя за это растреляют?

— Да дело тут не в нём, ты дальше слушай. Про вирус в Африке ты, конечно, тоже знаешь. Об этом знают все. Ну, а про то, что там сидят чужие, слышал?

— Чужие — это кто? Американцы? Немцы? Англичане?

— Нет, не они. Они, как бы это странно не звучало, наши. Чужие — это значит, твари не с Земли. А… Как тебе, такой вот поворот?

От этих слов я поперхнулся и вынужден был выплюнуть в ладонь, остатки бутерброда. Нет, от Вахида выслушивать хрень про газ, который будто бы распылили над несчастными юаровцами, я ещё был готов, но от чекиста…

— Смешно? — спросил Аркадий. — Я тоже, как узнал про это, долго ржал. Ну, а потом поверил.

— Ты брат, случайно, не захмелел от пива? — запив остатки крошек чаем, спросил я друга. — С чего вы все, вдруг решили, что там засели инопланетяне?

— Все, это кто? — встал Аркадий в собачью стойку.

— Да есть у меня один знакомый. Он тоже говорит, что в ЮАР, пришельцы газ какой то распылили. И что, якобы, от него вся эта зараза и распространилась.

— А, кто он такой? Конкретно, можешь сказать? — спросил меня сотрудник КГБ.

— Ну, какая разница кто. Допустим, моряк. Моряк Черноморского флота. Тебе то это зачем?

— Если моряк, то уже незачем. Там другое начальство. Вот пускай оно и следит за их языком.

Ещё минут пятнадцать я жёстко упирался и ни в какую не хотел осознавать, что полученная мной информация, на самом деле может оказаться правдой. Потом забил на всё, хотя и не собирался, залез в мозги товарища, поправил их и он залился таким голосистым, курским соловьём, что от его трели голова чуть не лопнула. Аркадий рассказал мне всё, что знал и то, о чём только догадывался.

— Я сам не верил — говорил чекист, в конце повествования, — пока не прочитал отчёт и не увидел фото. Доложу тебе, башка у них, как наших две и зенки во! Потом уже узнал, что только наших полегло там трое, чтобы эту информацию достать. А смерть Кунаева и Рейгана, ты думаешь, что это? Обычное предупреждение, вот что. Подлодки наши пробовали к берегам ЮАР прорваться, не вышло. Американцы, те и вовсе авианосец там утопили. Англичане ясно за что поплатились, у них там бизнес, а французы просто дураки, их туда никто не просил соваться. А они взяли, да залезли. И ещё, ты хотя бы раз слышал, чтобы болезнь косила одних стариков и детей?

— Нет — скромно ответил я.

— Вот и я не слышал, и никто не слышал, мы у специалистов уточняли. А там пожалуйста, мрут только эти категории населения, а остальные продолжают работать. Причём работают сейчас в ЮАР, в основном, только две отрасли, сельскохозяйственная и горнодобывающая, что с остальными толком не известно. Может ещё, как то держаться на плаву, а может уже и совсем загнулись. Данные то у нас старые, а новых, скорее всего, больше не будет. Страна таким мощным ПВО прикрыта, что сквозь её барьер ни один летательный аппарат пройти не может, точно также, как и суда любого типа не могут зайти за определённую черту. Коллеги из дружественных стран пробовали в пешем порядке пробраться и тоже полный облом. Ни одна группа ни то что не вернулась, а даже на связь выйти не смогла. А кое кого из них, в нашем ГРУ готовили. Ну а там такие специалисты, о которых я лучше помолчу. Так что вот, а ты говоришь не верю. Тут братишка не до Станиславского. Впору думать, как самим не загреметь под фанфары, как говаривал один из персонажей нашего, многосерийного кино.

Примерно час говорил только Аркаша, ещё столько же сыпал вопросами я, вот и получилось, что спать мы засобирались только без чего то там, три. Хозяин, приняв во внимание мои габариты, предложил мне занять его кровать. Отказался, она была не на много шире раскладушки, а скрипела, пожалуй, похлеще её.

— Ты мне матрац отдай, я на пол лягу — попросил я зевающего друга, отодвигая от окошка стопку книг.

— Держи, но не говори потом, что я не предлагал тебе, ложиться на кровать. И вот ещё что, я завтра… Нет, уже сегодня. Короче уйду я рано, будить тебя не буду. И не перебивай, когда старшие разговаривают. Оставлю тебе вторые ключи. Уйдёшь, квартиру закроешь, а их с собой заберёшь.

— Зачем? — удалось мне вставить слово.

— Затем. Всё, о чём я тут говорил, не шутки. Надеюсь ты это понял? Так вот, вдруг в стране начнёт, что то происходить или сам увидишь, чего то неладное…

— Чего увижу? — ещё раз спросил я.

— Да откуда я знаю, чего. Может уже завтра над Москвой тарелки начнут летать. Не суть. Твоя задача, не глазеть на них, как это делали папуасы, а бросать всё к чёртовой матери и бежать сюда. Я буду время от времени позванивать, а если вдруг связи не станет, просто сиди и жди меня.

— Сколько ждать?

— Сказал же, пока не приду. А я приду обязательно. Без меня никуда не рыпайся, мы с Петей маршрут отхода уже отработали, прихватим и тебя. Ты хотя бы представляешь, какой бардак здесь начнётся, если эти гады страну займут?

— Не очень.

— Если честно, то я тоже. Но наши специалисты просчитали несколько вариантов и ни один из них ничего хорошего простому населению не несёт. Понятно, чего я имею ввиду?

— Частично — сознался я.

— Ну, пока и это сойдёт. Главное помни: бежишь сюда и ждёшь меня. Всё просто, до безобразия.

Уснул только под утро и даже не слышал, как ушёл мой знакомый чекист. Проснулся от того, что на кухне зазвенел будильник, открыл глаза и долго соображал, почему я лежу на полу. Когда всё вспомнил, встал. Оказалось, что уже достаточно поздно, на простеньких часах было ровно час, а за окном светило морозное солнце.

— Вот это я покемарил, на хозяйском полу — сказал я вслух и со скоростью метеора побежал в туалет.

Выпитое пиво давно просилось наружу, но я об этом узнал только сейчас.

Пока брился допотопной, электрической бритвой и обедал тем, что осталось на столе, стрелки будильника неутомимо двигались вперёд. Поэтому набрать номер телефона гостиницы, с красочным, сельскохозяйственным названием, получилось только в начале третьего. Около минуты я терпеливо ждал ответа с другой стороны, потом, когда там взяли трубку, вежливо попросил позвать к аппарату Германа, а услышав его голос заговорил уже с ним.

— Привет, давно проснулся? — спросил я друга.

— Давно — ответил он и настороженно спросил: — А это кто?

— Конь… — хотел было выступить я, но вовремя взял себя в руки. — Ты чего там, с похмелья? Я это, Антон.

— Нет, трезвый. А ты сам то, как? И, чего звонишь? Чего то голос у тебя охрипший?

— Нормально у меня всё и голос не охрипший — удивился я, его вопросу про здоровье. — А звоню потому, что узнать хочу, как ты на счёт прогулки?

— Можно. А куда?

— Да хоть куда. Давай хотя бы в центр.

— Нет, в центр не поеду. Не хочу. Ты, кстати, с другом говорил, насчёт того, что с нами было?

— Говорил — ответил я.

— И как? — спросил товарищ.

— Плохо — ну а, зачем мне врать.

— Вот видишь. В центр не поеду. Ну его.

— Тогда давай смотаемся, хотя бы до ВДНХ. Ты на такси или пешком подскочишь, а я подъеду на метро.

— Договорились. На ВДНХ я точно, никого из них не встречу. Говори во сколько и, конкретно, где?

— Можно у центральной арки, а во сколько? Ну… — я замолчал, но тут же начал говорить, пытаясь рассчитать поездку. — Так, сейчас почти полтретьего, тогда давай в четыре, раньше не смогу.

На выставке нам удалось проболтаться почти до семи, ещё час мы добирались до дома, потом ужинали минут сорок, после чего я, в течении получаса, почти на ходу, придумывал версию ответа, на поставленный Германов вопрос: о дальнейших перспективах нашего пребывания в столице. С учётом полученной от Аркадия информации, я пришёл к выводу, что приятелю будет лучше, прямо завтра же, с утра, ехать в аэропорт и любыми правдами или их альтернативами, мотать домой, в его родной город. Мать — это святое и он у неё один, а что нас всех ждёт завтра, не знает никто, даже я, с моим сверх чувствительным, мыслительным аппаратом.

— Давай любые деньги и вали из города — в который уже раз повторял я другу. — Бандиты оказались очень крутыми и вычислить нас могут в любой момент.

— А ты, как же? — спросил, озабоченный Герман.

— А что я? Поживу здесь ещё денёк и к товарищу перееду, он приглашал. А потом тоже, в родные пинаты. Дела все улажу и домой.

— Да, какие у тебя тут ещё дела? Сам же говорил, что знакомый из министерства, ничего прямо сейчас сделать не сможет, Новый год на носу.

— Правильно, говорил. Но встретиться то с ним я обязан, раз договорился. А там выходные, может придётся его в ресторан пригласить. Не могу же я просто зайти к нему в гости, попросить барахла на десятку и тут же свалить. Надо поговорить с человеком, пообещать ему чего то, а где это лучше делать?

— Понятно, что в кабаке — согласился со мной Герман.

— Вот. И я об этом. За пару дней, ну максимум за три, всё улажу и домой, на работу. Ты там, кстати, сходи к парням, выручку собери и у себя пока подержи, я им звякну, чтобы отдали.

— Ладно, сделаю — с готовностью, согласился друг.

Спать улеглись рано, Герману утром в аэропорт. А мне… Мне тоже не помешает полежать в тишине и подумать. К примеру о том, какого чёрта я забыл в этой самой Москве? Ну, допустим, чего то тут случится. Я на всех парах несусь в квартиру Аркаши и, как самый последний дурак, сижу в ней и жду, когда за мной дяденьки приедут? Нет, был бы я студентом МГУ, как все тут считают, так бы, наверное и поступил, но, на самом то деле, я не студент, а зубастая акула серьёзного бизнеса. И, чего мне тогда тут околачиваться, когда у меня там, шведы… Нет, домой надо ехать. До-мой. Какой никакой, а дом у меня там имеется, и друзья в городе тоже живут, и бандиты знакомые есть, которые ужом вывернутся, а сквозь пальцы инопланетян пролезут. Вот завтра схожу по адресу, на улицу Делегатскую, во второй подъезд, квартира номер… Я ещё раз прокрутил в голове указанный мне для встречи адрес, где проживал Алексей Сергеевич и сделал окончательный вывод: если не в субботу, то в воскресенье, прямо с утра, тоже ломанусь к ближайшему самолёту и домой, пока инопланетяне не налетели. Ну бред же. Да быть такого не может. Где мы, а где они, покорители дальнего космоса.

Проводив Германа, до двенадцати дня болтался из угла в угол, не зная, чем себя занять. А ровно в двенадцать вышел на улицу и медленным шагом побрёл в сторону метро, надеясь не встретить, по пути, свободное такси. Мечта жила минут тринадцать, не больше, а потом резко умерла, оставив о себе лишь воспоминания. Делать нечего, буду на месте круги нарезать, не пропускать же, выехавшую прямо на меня, машину без пассажиров. Ехать до улицы Делегатской, по моим прикидкам, самое большое час и то, если повезёт собрать все красные светофоры на дороге. Значит сорок минут придётся стоять в подъезде или отираться по округе, в поисках подходящих магазинов. Хотя, сегодня можно было бы обойтись и без них, на улице жара, градусов пять, не меньше.

Как предполагал, так и получилось, даже ещё хуже. На часах тринадцать десять, а я отыскал уже и дом, и нужный подъезд и рядом с дверью квартиры постоял, любуясь на её металлический номер. Позвонить не решился. Точность, она, как известно вежливость, этих самых, особ голубых кровей. Сказано после двух, значит звякну в два ноль одна и ни минутой раньше. Сбежал вниз по широкой лестнице, могли же раньше строить, дому лет сто или чуть меньше, а она выглядит, как новая. Вышел на воздух, посмотрел налево, взглянул направо и пошёл прямо, через крохотный заснеженный парк. Прошёл через двор, к следующему дому, потом месил снег вдоль него и снова, через арку, выбрался на тротуар, поближе к дороге. Не на что, особо, во дворах смотреть. До ближайшей торговой точки сделал не меньше трёхсот шагов, но заходить в неё не стал. Чего я не видел в булочной? Перебежал на другую сторону не очень широкой, проезжей части, интенсивность движения позволяла вести себя так. На дальнем перекрёстке приметил здание, с вывеской на первом этаже, ну не зайду, так хотя бы почитаю. Шагал недолго, при том, что медленно передвигал ногами. И, что же получил в конце? Читаю — «Ателье». Ну, вот же невезуха. Подымаю руку, двигаю рукав, тринадцать тридцать три. Идти вперёд, а может лучше возвратиться? Не выдержал, пошёл обратно. Зря что ли мы, в семнадцатом году, смели царя? Не баре, примут дорогого гостя немного раньше.

Минут десять топтал мрамор подъезда внизу, глядя на стрелки через каждую минуту. Когда они со скрежетом и скрипом, смогли добраться аж до без пяти, махнул на всё рукой и двинулся на встречу с дверью. Не могу больше стоять на месте и так весь на нервах, каждую секунду жду прилёта братьев по разуму. На третьем этаже привёл свой внешний вид в порядок и сделал морду попроще. После нажатия кнопки звонка, зафиксировал на лице приветливую улыбку и держал её до тех пор, пока мне не открыли. Когда же открыли, не поверил собственным глазам. Стоял и глупо улыбался, плохо понимая, как реагировать на неожиданную встречу. Чего, чего, а такого я не ожидал. И что делать? Попробовать снова на Гвоздя сослаться? Мол я не я и хата не моя. Нет, не прокатит. В данном случае он мне точно не поможет. Что ж, на этот раз придётся самому за всё отдуваться. Ох и начистят мне сейчас физиономию.

Оглавление

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21