Порядок её верности [Анастасия Сагран] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Предыстория

Люди на планете Клервинд никого не интересовали. Они тысячелетиями строили цивилизации и рушили их, убивали друг друга и отравляли… как обычно у них это принято. Но Вселенная породила не только людей, но и тех, кто суть имеет другую, иные имеет силы. Самый древний, живучий и многочисленный из видов человекоподобных, перевёртыши, всегда имел одиночек, скитающихся от планеты к планете в поисках приключений. Клервинду откровенно не везло – к местным аборигенам "погостить" высаживались только обожжённые излучениями звёзд, обозлённые долгим одиночеством и голодные до крови перевёртыши. Третий вид – крылатые – относительно умело защищал свои планеты. Скучающие существовали и среди них. И только один из миллиарда их одиночек, подобно перевёртышам, получал возможность добиться межпланетного перемещения. Некоторые способные к призыву крыльев и мечей, по таинственной причине выбирали Клервинд для длительного сна. Люди будили крылатых и сообщали им о досаждающих перевёртышах – последние скоро теряли жизни.

Человечество Клервинда в очередной раз упало в яму почти первобытного варварства, но именно тогда к ним переселилось целое государство крылатых. Помощь новых друзей пришлась очень кстати – больных людей исцелили, голодных помогли накормить, об увечных позаботились, бездомным и беззащитным возвели крепости.

Прибывшие куда ранее крылатые-одиночки оказались не просто особенными, а легендарно известными древнейшими. Среди них были деятели, воины, учёные… и даже один ясновидящий. И почти каждый из них заработал за долгую жизнь большое количество врагов среди перевёртышей, достаточно сильных, чтобы выжить в схватке. Люди и представить себе не могли, что целых четыре царства перевёртышей, атаковавших затем Клервинд, не просто гибельная неудача, а закономерность мести.

Лидеры перевёртышей, коварные и не выбирающие средства, проигрывали гениям и талантам в большинстве своём совестливых крылатых только благодаря превосходящему числу последних, потому война велась со многими хитростями и изобретениями. Крылатые приняли помощь технологически развитого вида фитов, а перевёртыши не погнушались через скрещивания разумных, вывести чудовищ драконов-ящеров и почти безмозглых, но сверхживучих эскортов.

Крылатые и перевёртыши с переменным успехом убивали друг друга, периодически вмешивая в свои дела людей, но постепенно пришли к миру в 220-м году эпохи "Непредвиденного". Древнейшие и бывшие цари перевёртышей согласились присягнуть одному императору – человеку, и приняли титулы принцев, чтобы вместе управлять империей, а отмщение отныне вершить тайно, изощрённо и куда менее разрушительно, кроваво и заметно для окружающих.

Часть первая. Слабость к дождю

Клан Сильверстоунов осенью 243-го ещё обитал в доме пропавшего Роджера Кардифа, сына главы. В архитектуре дома, третьего-на-юг от Малого парка Цитадели, уже не было видно почти ничего необычного и особенно роскошного по сравнению с величием дворца, который сейчас начинал подниматься над свежими постройками района за рекой Ранкан.

Рэйн Филип Росслей, крылатый принц империи, испытывая волнение, вошёл в дом Роджера Кардифа – здесь жила Она.

Полный дом гостей-друзей. Здесь множество великолепных кавалеров и дам. Второй, третий и пятый дни недели этот дом жил по распорядкам приёмов и встреч.

Почти никто не обратил на Рэйна внимания. Отовсюду дежурные поклоны. Вошёл в гостиную почти без приветствий, включился в разговор, как ни в чём ни бывало. Занял пустующее кресло у окон, напротив младшей из клана Си(льверстоунов) – Мелиссы.

Получив возможность, он не отрываясь смотрел на девушку, которая ему нравилась. Никто не замечал его пристального осмотра – все знали о его чувствах и давно привыкли к создавшемуся положению, находя обычным делом такое поведение, пока Рэйн не пытался добиваться большего.

Он старался не фантазировать, когда находился рядом с ней, но и то, как она держала на коленях журнал, как листала его – всё выглядело привлекательным. Линия колен прорисовывалась даже через пышные юбки. Оголённые плечи она прикрыла волосами цвета солнечного луча.

Но не стоит забывать, что для Мелиссы Сильверстоун принц Росслей не более, чем самый странный и придурковатый из старых приятелей её чокнутого предка Сапфира.

Она – юность, свежесть, радостная, такая красивая!

Он – кто? Самый малорослый, хилый и некрасивый из принцев-крылатых.

Его глаза – блеклые, веки – отяжелевшие, опухшие, губы – тонкие, брови – от старости превратились в две нитки, словно углём нарисованные; о подбородок и нос можно порезаться. Волосы, когда-то лазурно-голубые, тонкие, густые и лёгкие, теперь висят тусклыми, отяжелевшими от краски и пудры, прядями; кожа от ненормального образа жизни приобрела розоватый тон. От пережитого, ото всех лишений, от ветров, много веков подряд бьющих в лицо, Рэйн потерял даже подобие былой красоты.

Да, его называют древнейшим. Наряду с несколькими другими выкопанными из земли крылатыми, до поры отдыхающими в ожидании битв, Рэйн был пробуждён, выпущен с мечом против врага, а затем обласкан властью. Да, теперь он так могущественен, что от императора отстоит лишь на ступеньку ниже. Благодаря своей способности повелевать дождём, он так же превосходит некоторых других принцев – всех по-своему выдающихся.

Но…

– Посмотри, Шер, – произнесла Мелисса, чуть подвинувшись к подруге, сидящей рядом.

– Да? – Шерил Чедвик оторвалась от своего журнала, вслух читаемого ей сейчас, и бросила взгляд на картинку, которую демонстрировала ей Мелисса. – Хорошо, – только и сказала Шерил и продолжила чтение вслух того материала, который принесла сегодня из дома. Журнал весьма рискованной репутации, но уважаемый в этом кругу, рассказывал только о настоящих жизненных историях, искорёженных и вывернутых наизнанку войной Севера и Юга, закончившейся двадцать три года тому. В соответствии с законом и Четырьмя Канонами видовой совместимости на Клервинде, редакторы следили за тем, чтобы ни один из спорных или до сих пор вызывающих шовинистские и сепаратистские настроения вопросов истории не поднимался в статьях. Таким образом, и слепая леди-перевёртыш, бывшая северянка, Чайна Циан, слушающая сейчас крылатую, бывшую южанку, и прочие гости Сильверстоунов, полукровки, квартерианцы, и бывшие враги, вполне себе чистокровные, слушали, сопереживая, и вовсе не испытывая гнева.

Надо же было отыскать журнал подобной тематики! Действия всегда как нельзя лучше характеризовали Шерил Чедвик. Выдающаяся? Да! Какая ещё женщина, будучи дочерью фермера, заинтересует принца империи, древнейшего Эгертона Макферста? Какая ещё женщина, оставшись вдовой, обеспеченной эферет-принцессой Макферст, станет первой судьёй по имущественным вопросам в только что заложенном городке на границе Севера и Юга? Какая ещё женщина, добрая, милая, доверчивая, сможет устоять перед легендарным соблазнителем Роджером Кардифом и так воздействовать, что возмутитель спокойствия ринется в монастырь замаливать грехи, а затем уйдёт в горы?

И угораздило же Рэйна влюбиться не в такую достойную, прекрасную, яркую, развитую личность, а в… Мелиссу Сильверстоун!

Недавно отец ругал девушку за пробелы в знаниях. Ей тридцать, а она не знает ключевых моментов войны, унёсшей жизни её родственников. Даже больше! Она не знает предысторий праздников, имён святых, не обнаруживает суждений о политике, мире, вкусов в литературе и музыке… впрочем… разве это так уж важно? Разве это так уж важно, когда что не родственник – то легенда? Сводный брат Брайан Валери – губернатор столицы и Молитвенный Щит Империи. Его близнец, пропавший соблазнитель Роджер Кардиф – ещё и лучший фехтовальщик прошедшей войны. Старший сын Кардифа, принц Джулиан Дарк – гениальный главнокомандующий поднебесными войсками. Предок, положивший начало роду – ясновидящий принц Сапфир Сильверстоун. Его сын Даймонд Лайт, принц и учёный – красивейший мужчина Вселенной, охотник на драконов. Отец Мелиссы – предводитель крылатых Ричард Сильвертон, единственный, кого избирали во власть на протяжении тысячи лет все южане. Мелиссе Сильверстоун сам Единый назначил быть цветочком, привносящим в такой клан простоты и лёгкости. Она была и оставалась той, ради кого влиятельнейшая семья Си(льверстоунов) готова была смести с поверхности планеты любого, любую, любых посмевших навредить ей. Они все очень любили её.

Клан Си с особенным вниманием присматривал за своей младшенькой с тех пор, как Рэйн был замечен в своей необычайной, истой увлечённости ею. Это было в 239-м, четыре года назад. Тогда Рэйн вернулся из провинции с маленьким сыном. И, не смотря ни на что, влюбился с первого взгляда. Его глаза чаще всего говорили за него. Даже малыш Феррон всё очень быстро понял.

Но тогда Мелиссе ещё не было тридцати и ухаживать за ней всерьёз – аморально и вдвойне предосудительно потому, что Рэйн ещё был женат. Впрочем, его супруга, Красивейшая из женщин, Моргана Аргиад, давно и прочно прикипела сердцем к брату Мелиссы, тому самому губернатору столицы, которого ещё называли "почти святым Брайаном".

Год назад, в 242-м, Брайан и Моргана поженились, а Рэйн всё же не сумел перейти ни к каким решительным действиям. Что он мог, так это баловать Мелиссу подарками, составлять ей компанию в прогулках и выездах, когда все другие отказывались, и защищать её перед лицом родителей, когда они бывали недовольны ею.

Недавно ей исполнилось нужное число лет. Мелисса прямо сказала ему, что знает о его чувствах, но ему не на что надеяться и если он будет продолжать тратить время на неё, то должен знать, что для неё это ничего не будет значить.

– Рэйн, прекрати, – толкнул принца плечом граф Эшберн – ещё один Сильверстоун, из тех, что моложе.

– В чём дело? – Рэйн обернулся к графу, приходящемуся племянником Мелиссе и мужем её подруге Чайне Циан, но тот только выразительно посмотрел на высокие, от пола и почти до потолка, окна, за которыми лил дождь. Считалось, что дождь идёт всегда, когда Рэйн сверх нормального поглощён своей влюблённостью.

– Прошу прощения, – извинился Рэйн прежде всего перед Мелиссой, скользнувшей по нему безразличным взглядом. Она всегда и всем говорила, что терпеть не может дождь. Но вместо того, чтобы прекратить ливень, явно необычный для второй половины осени, принц поднялся, подошёл к одному из окон и, распахнув створки, вышел в сад.

Вышел и очутился на своём месте. Если поднять голову и позволить каплям дождя бить в лицо, то вода смоет часть краски со скул и век. Если пробыть довольно долго под дождём, то одежда намокнет, станет холодной и будет тянуть к низу, волосы разгладятся и станут видны коротенькие рожки шиатра.

"Не стоит оно того, – сделал вывод Рэйн и, прекратив дождь внезапно, вернулся, прижимая влажные, похолодевшие ладони к щекам. – Не в таком уж плохом состоянии сейчас, чтобы лечиться дождём. Да и до центральных вспышек ещё достаточно времени. Следует приберечь свои шансы".

Мелиссе что-то пришло в голову и она, поднявшись, почти бегом ринулась куда-то в сторону библиотеки, задев Рэйна, почти сбив его с ног, но даже не обратив на это внимания.

Треск ткани.

– О нет! Нет! – воскликнула она и рванула на себя юбку. Ерунда, но кружево её юбки зацепилось за узорный эфес его рапиры и порвалось. Девушка тем не менее оказалась крепко прицеплена к ненужному воздыхателю. Это была такая невероятная случайность, что Рэйн не сразу подчинился, когда Мелисса громко потребовала, чтобы он хоть что-нибудь сделал. Рэйн, озираясь, старался отцепить кружево так, чтобы не разорвать его ещё больше. Мелисса внимательно относилась к красивым вещам и её эта особенность усилилась с тех пор, как в доме Си поселилась Красивейшая из женщин – Моргана.

– Ну же, Рэйн, чего ты так долго?! – воскликнула недовольно девушка, а сама обеспокоенно повернулась в сторону библиотеки, в дверях которой, как успел заметить принц дождя, разыгрывалась сейчас сцена, помешать которой и торопилась Мелисса.

Дело в том, что у любвеобильного брата Мелиссы, Роджера Кардифа, было достаточно много детей, что закономерно. И если сыновья, те трое, что из всех сумели выжить в войнах и сражениях, жили в доме Си, то дочери Кардифа, точное число которых не поддавалось разумению, только по великим событиям посещали Ньон. И у крылатого принца империи, сегодня посетившего этот дом, Алекса Санктуария, кружило голову от такого количества малознакомых красивых леди, посетивших празднества по случаю совершеннолетия Мелиссы. Так, скорее всего, он вознамерился преследовать одну из дочек Кардифа, и пойти в библиотеку, чтобы продолжить являть жертве наглое обаяние богатого, сильного и привлекательного мужчины, тем беспечного.

Мелисса и собиралась помешать Алексу остаться с одной из доверчивых племянниц наедине, когда зацепилась за Рэйна.

Хорошо, что Бриана сообразила преградить Алексу дорогу. Бриана Ил'Майр воспитывалась Роджером Кардифом и больше никем, так что то, чем она славилась – это хорошим ударом по носу в любом случае из тех, которые не устраивали её.

Алекс сказал что-то неверно.

Раздался глухой стук вместе тонким хрустом.

– О, девочка, я же хрупкий, не-ет, – простонал с болью в голосе Алекс, зажимая нос. – И так сложно выжить с таким телом, а ты ещё добавляешь.

Кровь, вовсе не перламутрово-голубая, закапала из носа принца на кардифский, порядком потёртый уже, ковёр.

– А почему у тебя кровь красная? – невинно, но не без капельки лукавства в лице, спросила Бриана. Любопытная, она даже подалась вперёд, чтобы лучше разглядеть цвет, окрашивающий сейчас платок Алекса, с помощью которого было решено спасти полы в доме Роджера.

Но принц только посмотрел на неё и вдруг в три счёта стянул с плеч Брианы её старомодное платье и сильно толкнул к окнам:

– Лети, – сказал он, – притащи мне Пэмфроя немедленно. Шевелись!

Бриана, крепко застыв, бросила через плечо:

– Я слышала, что ты не настоящий крылатый, но чтоб настолько…

– Не до объяснений, детка! Лети, сказал!

– Найдётся кому и без меня слетать за его светлостью, – протянула крылатая, медленно поворачиваясь к Санктуарию.

Но тут случилась одна странно необъяснимая вещь. Несмотря на то, что принц ничего не сказал, а только посмотрел на неё, глаза Брианы вдруг неизвестно от чего быстро обесцветились и, резко бросив "так и быть", крылатая распахнула окно, призвала крылья и исчезла.

Бриана Ил'Майр спорила бы с самим императором до тех пор, пока он не махнул бы на неё рукой. Можно заставить изменить свои свойства огонь и воду, но не заставить Бриану Ил'Майр поменять принятое решение, если только по какой-либо причине она не решила, что хватит настаивать на своём.

А "герой" чудесного превращения Брианы преспокойно сел на пуфик неподалёку от Шерил Чедвик и стал сам себя исцелять вполне обычным способом, не отводя, правда, платка от носа.

– И зачем же было посылать Бриану? – не выдержав, спросил граф Эшберн.

– Во-первых, мне так захотелось, – ответил принц. – Ну а во-вторых… я не исцеляюсь, а охлаждаюсь до прибытия Пэмфроя. Вот этот перстень – с наложенной стариковской магией, – Алекс показал обычный на вид перстень на мизинце левой руки.

– Так у вас с ним что, договорённость? – поинтересовалась Шерил Чедвик, мать вызванного Томаса Макферста, герцога Пэмфроя. – Я слышала, что он ищет того, кто в случае травмы разрешит в нём покопаться. Сейчас, стало быть, то, что нужно?

– И да, и нет.

– Всё равно странно. Я была уверена, что Том уже наковырялся вдоволь в сломанных и даже перерубленных носах. И теперь ему хочется другого…

О чём бы ни шёл разговор в гостиной, Мелисса и Рэйн не слушали. Стоя довольно близко к любимой, принц дождя представлял себе, как мог бы обнять девушку, будь он нормального роста и размера. Но правда была в том, что, ниже её на полголовы и значительно тоньше в кости, он, единственно, способен притвориться девочкой. А какая уж тут романтика?

Внешне Рэйн продолжал делать вид, что озабочен проблемой освобождения девушки, но она поняла истинные причины его фактического бездействия и теперь становилась всё злее. В конце концов Рэйн поднял голову и глядя ей в глаза не нашёл ничего лучшего, чем сказать, что она настолько вкусно пахнет и её кожа так хороша, что он хотел бы искупать её в соке ягод пик и слизывать с неё сладость.

Пощёчина. Сильная.

Глаза Мелиссы и так ярко-зелёные, тёмные, с синим ободком, теперь обрели такой пронзительный сверкающий оттенок, что Рэйна парализовало.

– …Всегда, – неожиданно для себя добавил он. Вторая пощёчина была ожидаема, и он перехватил руку Мелиссы. – Не надо, – мягко попросил он. – Ведь это всего лишь правда…

– Рэйн Росслей! – строго оборвал вошедший Томас Пэмфрой. – Вот вы и попались.

– Что это ты так возмущён? – быстро спросила сына Шерил, точно так же как и все, обеспокоенная и взбудораженная сценой.

– Сейчас Пэмфрой будет отчитывать Росслея, – пояснила вошедшая следом Бриана.

– Опять он что-то жуткое сделал? – холодным тоном осведомилась Чайна Циан. – Кроме того, что спровоцировал пощёчину только что? Я не ошиблась, нет?

Рэйн вздохнул. Мелисса, решив что слов и близости постылого поклонника с неё достаточно, оторвала значительный кусок кружева от платья и убежала. Тем временем Пэмфрой рассказывал случай, поведанный ему графиней Райенгот.

– Катерина не может без слёз вспоминать всего этого, – сказал в завершение Пэмфрой. Он взял Рэйна за плечо и отвёл на софу к радостно улыбающемуся в платок Санктуарию.

– И почему так довольны вы, – немного склонившись к двоим сидящим, обратился герцог к принцу Санктуарию, – мне совершенно не ясно. Вы отправили привлекательную девушку, одну, в полёт над вечерней столицей! Неужели вам не известно, что шипастые, когда наступает их время, совершенно не управляемы? И я уже не говорю о извечно ужасном состоянии атмосферы… Госпожа Ил'Майр по вашей милости подверглась опасности!

– Но она сама виновата! Это же она тресну…

– Не иначе как вы спровоцировали её!

– Пэмфрой всегда на стороне леди, – пробормотал граф Эшберн ни к кому, казалось бы, не обращаясь. Но Чайна Циан, его слепая жена, ответила:

– Тем не менее, герцог ругает двух членов принсипата как глупых детей – удивительное нарушение субординации!

– Среди крылатых это нормально, – подал голос граф Левенхэм, один из гостей, неизвестно когда вошедший в эту гостиную. – К тому же Пэмфрой – истинно особенный, чтобы иметь разрешение и на большее.

"Это полная правда", – подумал Рэйн, пока Левенхэм прощался, чтобы покинуть собрание как это принято. Герцог Пэмфрой, рождённый в наидостойнейшем клане Макферстов, обязан был стать одним из тех, кто поддерживает нравственность в кругах титулованных и по этой причине не вылезает из гостиных знатных домов, но, тем не менее, увлёкся лекарским делом и исчез из всеобщего поля зрения. Сравнительно молодой, Пэмфрой организовал целительские пункты для тех, кто самолечением заниматься не мог, ведал болезнями и патологиями и тел, и душ. Именно из-за последнего факта Рэйн предпочитал обходить стороной увлечённого гения. Опасался, что Томас заметит в Рэйне нечто, несовместимое с великой ответственностью члена высшего совещательного органа империи.

– Куда это вы направляетесь, принц Росслей? – холодно поинтересовался Пэмфрой.

– Я? – обернулся Рэйн. Ему уже почти удалось неслышно проскользнуть к выходу. – Мечтаю выспаться. Завтра встреча принсипата, а мне ещё свою работу следует дописать. Прощайте.

– Вы обязаны извиниться перед графиней Райенгот! – вдогонку крикнул Пэмфрой.

– Вот уж нет! – так же отвечал Рэйн, выйдя в холл.

Вернувшись на свою территорию, принц дождя прежде всего приказал седлать коня. Переоделся и верхом выехал из города. На юге есть пустынные холмы, совершенно необитаемые. Едва ли мелкое пушистое зверьё, обитатели тех мест, будут громко возражать против хорошего дождя с грозой.

Рэйну пришлось отпустить жеребца, чтобы, заслышав оглушительный грохот отовсюду, он не запаниковал и не потерялся.

Дождь для принца полился сильными, нескончаемыми потоками, но без ветра он даже не хлестал по лицу, и Рэйну показалось это не удовлетворительным. Поднял ветер, чуть дальше наполнил тучи и заставил греметь. Вспышки молний освещали всё вокруг, но Рэйн не смотрел, да и не мог. Повсюду вода и проще прикрыть глаза, чем смаргивать каждую каплю с ресниц.

Для чего? Абсолютно ни для чего. Для себя. Для своего собственного удовольствия, для спокойствия души.


На самом деле Рэйн и Алекс считались добрыми приятелями или даже лучшими друзьями. Алекс даже заехал к Рэйну немного раньше времени, чтобы поболтать перед поездкой в принсипат. Говорили о пустяках. Но когда они поднимались по ступенькам широкой лестницы, ведущей к портику башни принсипата, Алекс стал говорить о том, что сильверстоунские дамочки уж слишком агрессивны и негромко возмущаться этому факту. Как никогда свежий сегодня, он, однако, не производил впечатления крылатого ли, человека ли, подавленного вчерашним происшествием. Приятели уже поднялись и вошли в башню, и, даже не глядя на ещё одну, круговую, лестницу, по которой принцам предстояло взобраться под самую крышу, принялись за её штурм.

– Я видел, тебе тоже досталось от Мелиссы. Что, сказал не подумав какую-то *****? – весело поинтересовался Алекс.

– Вроде того, – ответил Рэйн и покачал головой: – Слишком красива.

– А с Морганой ты тоже нёс пошлую чушь?

– Бывало.

– Древнейший, какой же ты всё-таки бесстыдник, – манерничая, протянул Санктуарий. То же самое могли бы говорить и ему, и не раз, но это не имело бы смысла. Санктуарий он и есть Санктуарий. Лишний раз говорить Алексу, каков он?

Рэйн только глянул на друга и, сглотнув, ответил:

– Срабатывало же раньше…

Рэйн и Алекс поднялись на самый верх, в круглый зал с высоким потолком и узкими, глубокими оконными проёмами, едва пропускающими свет через витражные стёкла. С центральной части потолочной балки свисала новенькая электрическая люстра. В прошлый раз такой же роскошный предмет разбили не на шутку разошедшиеся спорщики-принцы.

Расставленные как попало, кресла с высокими спинками, разные по форме и отделке, описывали, в целом, большой круг. Сегодня кресел было девятнадцать. Значит, должны быть все, абсолютно все члены принсипата, за исключением хол-принцессы Дан-на-Хэйвин, Игрейны, томящейся в Абверфоре девятнадцать лет, а с учётом неволи на юге – уже двадцать три с половиной года. Но и её сегодня будет представлять экс-принцесса от их клана, Бранвин. Присутствие этой человеческой женщины сегодня должно играть особенную роль. И право голоса у Бранвин есть только по одному вопросу – по вопросу освобождения её дочери из имперской темницы.

Рэйн и Алекс заняли свои кресла, заняли места люди: регент принца Оллуа, экс-принцесса Бранвин, а так же Уайт-принц – официальный наследник императора. На своём месте уже восседала несменяемая предводительница фитов – Делла Генезис. Явились все пять лидеров перевёртышей: Ли, Хант, Классик, Адмор и Рашингава. Входили, один за другим, все крылатые принцы и, последними, чертовски пунктуально, вошли главнокомандующие: Джулиан Дарк из Сильверстоунов от поднебесных, а так же Кассандра Хорст – ответственная фитского космофлота по прозвищу "Красная Кэс".

Ясновидящий Сапфир Сильверстоун тут же взялся за дело:

– Господа перевёртыши, у меня есть для вас новости. Во-первых, я описал все соляные и известняковые пещеры вокруг Точки Соглашения на Леирнае. Хант, тебе я предлагаю взять себе северо-восточные горы, как здесь. Ли, тебе я посоветую забрать приозёрные мраморные пещеры, размытые естественным путём. Они подходят под подошву северо-восточных хантовых гор с запада, но поскольку пещеры эти – красивейшие места планеты, так я надеюсь, этим вынужденным близким соседством вы воспользуетесь положительным образом. Классик, тебе я предоставляю разбираться самому, ублюдок. Ну а вам, господа Рашингава и Адмор, предлагаю выбрать себе любые из возможных мест вот на этих копиях карт, – и ясновидящий передал каждому из названных по пухлому пакету.

– Далее, – продолжал Сапфир, – Хант, если у тебя найдутся деньжата, то прикупи себе модель энергосберегающего вентилятора для своих шахт.

– У кого?

– Классик давно пользуется. Всё держит апартаменты для будущих человеческих жён, а им, как он думает, очень пригодится очищенный воздух с поверхности.

– Так актуально? – поразился Рашингава.

– Жён? – поразились сразу многие.

Воцарилось недолгое молчание. Ожидали, что Классик отреагирует, но он был тих сегодня.

– Так, – ладонью хлопнул по подлокотнику кресла Уайт-принц, подведя черту под всем вышесказанным. – По секретариату императора есть предложения?

Наследник подождал, но принцы не собирались ничего предлагать.

– Сапфир? Что с освоением планет? – продолжил интересоваться будущий император династии Бесцейнов.

– Ничего. Рано.

– Рано? А когда будет "вовремя" ты отбросишь все остальные дела и за считанные часы набросаешь миллион гениальных схем?

– Примерно так, похоже.

– И ничего больше не скажешь? – Уайт-принц оглядел собравшихся: – Вы, господа принцы, хотели начать вливать средства в образование. Без подвижек в этой сфере, вам действительно придётся вытащить гору технологий из своих голов. Даже для вас это займёт уйму времени. Не лучше ли организовать технологический корпус на базе академии, чтобы иметь возможность продолжать развлекаться, как вы любите?

– Он предлагает нам заплатить за наш образ жизни, – пояснил Санктуарий справа от него сидящему Колину Ханту.

– Он предлагает нам заплатить за ВАШ образ жизни, – любезно поправил принц Хант вместо того, чтобы как обычно пошутить в ответ. Кроме того, Колин Хант не постеснялся далее пояснить: – Среди принцев-перевёртышей бездельников нет. А раз так, то с какой это стати мы должны платить за то, что ВЫ днями напролёт пьёте шоколад из хрупких чашечек и… всё, пожалуй, больше ничего вы не делаете.

– Принц Хант, мы уже обсуждали это вложение много лет назад и тогда вы не были против, – возразил-напомнил Рональд Мэйн. – И мы, в частности крылатые, независимо друг от друга разными методами вкладывались до сих пор. Разговор сейчас идёт только о том, чтобы генерализировать действие. Здесь и вопрос, отчасти, престижа статуса принцев в целом.

– Я знаю, каким образом вы вкладывались, – заспорил Адмор. – Вы организовывали инженерам, работающим на ваших же фабриках, дополнительные курсы с тем, чтобы в дальнейшем они делали вам больше денег, увеличивая эффективность производства. Вы богатели на этом. В сравнении с колонизацией все подобные вложения быстро окупаемы и потому очень хорошо вас характеризуют. Чашечки для шоколада так скоро бьются – уже завтра понадобится покупать новые, не так ли?

– Не верю, что вы не делали того же самого, – несколько невнятно начал Сапфир, размышляя о другом. Если бы его голова не была бы забита чем-то ещё, он так очевидно не схватился бы за подлокотники и не выпрямился бы с удивлённым видом проснувшегося посреди фразы.

– Для нас это естественное проявление управления собственными пределами, – тоже задумавшись о чём-то другом, возразил принц Ли.

– Да я знаю.

– Чего тогда спросил? – перешли принцы на неофициальную форму общения.

Уайт-принц захлопал глазами. Он на мгновение готов был поверить, что между этими двумя, крылатым и перевёртышем, затеплилась дружба, как между Адмором и Вайсварреном, но по тону продолжившейся беседы скоро стало ясно, что Сапфир и Ли решили таким образом выразить друг другу определённую непочтительность.

– А я и не спрашивал, – сообщил ясновидящий.

– Тогда ты напрашиваешься.

– Как это?! – громче обычного воскликнул наследник престола. – Где прошлые фонтаны учтивости?

– Времена изменились, – тяжеловато бухнул Сапфир и тут же сменил тон и тему: – Должен сказать, что есть ещё одна слишком важная тема, которую нельзя обходить молчанием. Сейчас, думаю, можно и поставить вас в известность.

Далее ясновидящий скучно рассказывал, что на паре планет есть вирусы, которые окажут полезное влияние на абсолютно всех разумных обитателей Клервинда.

– В перспективе, – особо отметил Сапфир.

– В чём заключается полезность? – поинтересовался Рашингава.

– Вот здесь неимоверно важный момент, – подавшийся было вперёд Сапфир, откинулся обратно к спинке кресла. Он сцепил пальцы в замок, сглотнул и принялся объяснять:

– Первый вирус вызовет реакцию, после которой код крови начнёт чётче самоопределяться при оплодотворении. Вследствие чего… собственно… рождаемость может увеличиться на… сорок процентов.

В принсипате сперва стало очень шумно, а затем снова тихо.

– Ты же говоришь о смешанных браках? – уточнил обычно молчаливый Стефан Вир.

– Чего? – вырвалось у Ханта.

– Почти половина полукровок рождается мёртвыми, – пояснил для него Макферст. – Сапфир просто неверно выразился. Не рождаемость увеличится, а снизится количество мертворождённых. Пэмфрой пытался проводить исследование на эту тему, но сообразил только, что проблема скорее в смешивании крови родителей, а не в физиологических особенностях зачатия, вынашивания или родов. Стало быть, теперь проблема уменьшит размеры.

– Не ты ли сам говорил, что часть гибридов принципиально не способна к воспроизводству в рамках своей специфической помеси? Какой смысл тогда?.. – растягивая слова, задавал вопросы Рашингава. – Опять эта лицемерная защита? Опять забота о чьих-то чувствах?

– Эм… это ещё не всё. Далеко не всё, – ни на кого не глядя, продолжал ясновидящий. – Вторая положительная часть… – нечистокровные будут давать существенно больше особей мужского пола, чем они способны на данный момент. Если сейчас превышение относительно малое, то после инфицирования начнёт составлять около двадцати процентов. И я никогда не говорил о том, что некоторые помеси получат самостоятельный статус устойчивости крови – этого не будет, но…

– Если ничего не делать, мужской пол начнёт превалировать численно, – прервал Сапфира быстро считающий Стефан Вир.

– Нехватка дамочек – это серьёзно, – тем не менее очень легкомысленно заявил Санктуарий. – Я готов проголосовать против этого вируса.

– А не проще ли запретить вовсе?.. – задумчиво поинтересовался Рональд Мэйн. – Ты говорил, что допустимы союзы людей и фитов, а так же перевёртышей и крылатых, но даже эти полукровки иногда вырастают в нечто отвратное. Не радуют меня и квартерианцы, – Мэйн кивнул на Рэйна Росслея.

– Они сильны, сообразительны, и нужны войскам поднебесных, – возразил Дарк-принц, прежде чем Рэйн или Классик, тоже квартерианец, стали возмущаться словам чистокровного крылатого Мэйна.

– Мы тоже принимаем во флот всех своих полукровок, – добавила Красная Кэс. – Они вполне себе хороши.

Сапфир вздохнул и обратился к Мэйну:

– Квартерианцы не радуют тебя, позволь заметить, потому что жестоки и чаще нас **** беззаботно на каноны. Жёсткая дисциплина в армии способна переварить таких ребят.

– Как-то это всё смутно, вы не находите? – поинтересовался у всего состава принсипата Уайт-принц. – Сапфир, ты должен защитить цифрами и фактами…

Ясновидящий застонал:

– Я же просто предвижу. Я должен направлять ваш взгляд… не учёный я… *******, пусть Рашингава исследует. У него и фитов должны быть материалы по скрещиваниям.

– Вот и поработай с этими материалами.

– Не стану. Пусть другие этим мучаются. У меня других дел столько, что…

Рэйн некоторое время слушал не слишком внимательно. Сапфир принялся перечислять все проблемы, угрожающие империи, и плакаться о том, насколько тяжела его задача как провидца и принца одновременно.

– Итак, – резко сказал сын императора, рассерженный, но в то же время чуть ли не улыбающийся, – я понял. Но тогда Даймонд займётся этим. Красавчик любит головоломки.

– Агрр! – почти прорычал принц Лайт, в ярости отбросив от себя книгу, в которой иной раз делал пометки. Обернувшись к своему ясновидящему отцу он вперил в него обещающий расправу взгляд заалевших глаз.

– …Таким образом, – игнорируя начинающуюся ругань между двумя старшими Си, продолжал Уайт-принц, став серьёзнее, – заканчиваем голосованием за освобождение Игрейны из Абверфора.

– Подождите! – поднял руку Сапфир. – Это же не всё. На счёт первого вируса… он уже гуляет по Клервинду. Все удивлялись, почему оба раза у Джулиана родились вполне нормальные живые и самое странное – умные сыновья от человеческой и фитской женщин, хотя вероятность этого куда менее четырёх тысячных процента. Тогда как обычно при таком смешении крови не рождается ничего кроме мёртвого тельца и только в одном случае из двадцати пяти – живой, но слабоумный мальчик. Так вот – это был тот самый вирус. Джулиан подхватил его, когда, извиняюсь, познакомился ближе с одной из любовниц Рэйна. И рождение Феррона Элстрэма нормальным тоже не такое уж чудо.

– Драконы рождались по той же схеме смешивания, – возразил Алекс. – Но Рэйн ещё не был пробуждён.

Рашингава тяжело вздохнул и холодно воззрился на принца Санктуария с почти ничего не выражающим лицом, но последний всё равно увидел снисходительность. Тем временем Даймонд Лайт медленно поднялся, и почти неслышно пройдя за кресла перевёртышей, поднял свою брошенную книгу, так же тихо вернулся на место и начал схематично что-то вычерчивать на пустой нижней половине одной из страниц.

– Ладно-ладно, – протянул Алекс. – Ты убил на создание драконов тысячи единиц биоматериалов, годы расчётов и море химикатов. Ладно. Но драконы всё равно иной раз ведут себя будто слабоумные.

Принц Рашингава посмотрел на Санктуария ещё внимательнее и ещё снисходительнее.

– Да, я тоже так себя иногда веду, – как бы прочтя мысли принца, немного паясничая, признал Алекс. – Но против схемы крови не поспоришь. До Рэйна могли быть только слабоумные и только один из двадцати пяти. И если драконы дебилами не кажутся, то этот изъян хорошо виден на эскортах. Просто признай это, Рицка. Магии в твоих свершениях нет. Ты просто не слишком переживал, когда дюжинами отправлял мертворождённых в печь и заказывал своим подопытным ещё деток. Ах, я забыл, ты не заказывал, ты сам их делал… м-м… ничего себе лабораторная работа…

Рицка Рашингава только растянул губы:

– И что?

– С тобой разговаривать – что против ветра… хм… зато выговорился. Полегчало.

– Надо было пробудить Рэйна раньше, – проговорил Уайт-принц, покачав головой. Его тоже неприятно поразила мысль о том количестве мёртвых детей, рождённых в лабораториях Рашингавы, которые для своего родного отца были всего лишь побочным мусором при создании первого дракона Ксениона, принадлежащего сейчас клану Игрейны Дан-на-Хэйвин.

– У северян были бы умные драконы и более или менее целеустремлённые эскорты, – сказал Джулиан Дарк. – Тогда нас бы здесь не было. Сапфир не идиот.

– Что там с нехваткой женщин? – напомнила Красная Кэс. – У меня будет меньше соперниц?

– Предстоят нападения перевёртышей извне, – закинул ногу на ногу главком поднебесных. – Снова и снова. Нам нужны эти лишние двадцать процентов мужчин.

– А как же колонизация? – нахмурился Уайт-принц. – Что…

– Для первых периодов колонизации планет тоже нужны мужчины, – сказал Рашингава. – Фитские и человеческие женщины выносливее мужчин далеко не всегда и не везде. Крылатые леди вообще ни на что не годны с точки зрения… неважно, они – не годны. А своих герард мы не отдадим.

– Ты упоминал про второй вирус, – обратился принц Вир к Сапфиру прежде, чем кто-то другой решил, что предыдущая тема закрыта.

– Он не так важен. Он – да. Он в большей степени забота о чувствах. Усовершенствует первый и как побочный эффект – уберёт мертворождение нечистокровных вовсе. Клетки-пустышки просто не…

– Кое-что уже вырисовывается, – как издалека проговорил Даймонд, откладывая грифельный стек, но не поднимая головы от книги. – Двадцать процентов – это может и правда, но мне больше нравится, что из всех вариантов помесей, один тип союза из двенадцати возможных будет давать двух девочек из трёх, а ещё один – трёх девочек из четырёх детей. Нужно будет восполнить нехватку леди – устраиваем бал знакомств мужчин и женщин подходящего кода крови и, собственно, всё. Нет проблемы.

– И какой же код? – поинтересовался Рашингава.

– Перестань, – ответил Даймонд, подарив спросившему взгляд, обозначающий скорее всего вопрос: "Неужели ты такой идиот, что не можешь посчитать сам?"

– Итак, – Уайт-принц начал тереть виски пальцами – иной раз в принсипате у него случались сильные головные боли. Чаще всего тогда, когда он уставал, а принцы внезапно переставали валять дурака и начинали спорить всерьёз. – Дальше. Сапфир неоднократно повторял, что Игрейна должна сидеть взаперти, и император всегда слушал его. Но последний из сроков её заключения подошёл к концу, парламент ропщет, а Дан-на-Хэйвины уже проклинают тот день, когда присягнули Эрику Бесцейну. Кто за?..

– Подождите, – опять оборвал Уайт-принца Сапфир, – прежде чем те, кто жаждет смуты, раздора и бессмысленных смертей, поднимут платки, я хочу обратиться к тебе, Рэйн.

– Слушаю внимательно.

– Вот и умница, малыш, потому что я скажу тебе вот что: если ты будешь таким хорошим мальчиком, что проголосуешь за Абверфор, то я отдам тебе Мелиссу и всё устрою самым лучшим образом. Но если ты заартачишься, мой дорогой, то не видать тебе её, так и знай. Я искупаю твоё имя в грязи, а после, если только почую в тебе след надежды, оставлю тебя стоять в камне, живого, вместо памятника на одной из площадей.

– Как жестоко, – проронил Рэйн, сохраняя абсолютное спокойствие внешне.

– Это я ещё великодушен как истинный верующий. Все! Дайте время Рэйну, чтобы подумать.

Рэйн откинул голову и закрыл глаза.

Обо всём этом они уже разговаривали с Сапфиром. Как только ясновидящий сделал все выводы и, пользуясь даром предвидения и собственным умом, посчитал все голоса, то тут же стал наседать на Рэйна. Он говорил, что судьба Мелиссы никак не связана с Рэйном, и его желаниям суждено остаться неутолёнными. И есть только одна вероятность, ведущая к счастью Рэйна – та, в которой Сапфир сам подстроит всё нужным образом.

У крылатых, даже у шиатровской разновидности квартерианцев, есть особенность – они видят ложь по глазам. Рэйн же ни разу не усомнился в искренности Сапфира. С другой стороны сам ясновидящий иной раз бывал бессилен предсказывать, когда вопрос касался полного идиота или особенного ребёнка, но чаще – пьяницы, влюблённого и безумца. Два качества из последних трёх имел Рэйн, но и знал, что Сапфир, проиграв, сдержит обещание и отомстит, так как всё, что хоть какой-то частью касалось Игрейны Дан-на-Хэйвин, глубоко волновало предка Сильверстоунов. Не из-за влияния человеческой принцессы на судьбы клервиндцев, хотя и то присутствовало существенно, но из личных побуждений – что несомненно. Ко всему шло, что Игрейна, смутившая душу ясновидящего, имела договорённость с его древним врагом, Классиком, о браке на основе контракта. Рэйн бился на стороне Юга вместе со всеми крылатыми и фитами против людей и перевёртышей – северян, против Классика и Игрейны двадцать с лишним лет назад, но теперь он не мог согласиться с продолжением той же борьбы, пусть бескровной, пусть и густо замешенной нынче на элементарной ревности.

Кроме того, Рэйн имел обязательство перед бывшей женой, Красивейшей из женщин, Морганой Аргиад. В то время, когда другой на его месте наслаждался бы радостями семейной жизни, Рэйн исследовал тело супруги, её способности эскортесс и кое-что сумел взять для себя. И это “кое-что” стоит платы. В данном случае, следует отстоять свободу принцессы клана Морганы. Принцессы Игрейны Дан-на-Хэйвин.

И даже если у Сапфира имелось множество действительно благородных причин требовать от Рэйна, девятнадцатого принца, подчинения, Уайт-принц, вполне допускавший это, всё же тихо заметил:

– Это же шантаж, Сапфир.

– Нынешние законы это приемлют, дорогой мой Коул Крэйг. Тебе даже наказать меня нечем.

– Ты всё предусмотрел. Но я удивляюсь тебе: точно ли ты чистокровный крылатый?

– Точно-точно.

– А есть, я слышал, любопытная теория, по которой крылатые исходят от ******* на голову ветви перевёртышей, – почти пропел Алекс.

– Заткнись, чучело, недоделок, – заговорили со всех сторон.

Алекс Санктуарий обладал призывными способностями крылатого, но имел, как вчера в этом многие убедились, красную кровь. Он не был полукровкой, но носил признаки и человека, и крылатого. Как подобное стало возможным? Алекс изначально был человеком, до того, как озаботился судьбой племени, стал вождём, и после многочисленных войн обратился к богу… и стал крылатым. Чудо, свершившееся по велению самого Единого – не иначе. Характера ангельского и нюха на правильные поступки, правда, Алекс в нагрузку не получил.

Впрочем, Рэйн тоже не получил нюха на правильные поступки в наследство от предков-крылатых. Он получил многое другое. Среди всего этого было чёткое понимание того, что в ответ на оказанную однажды сверхценную услугу обязательно надо выплатить сполна то, что пообещал.

– А нельзя ли отложить?.. – поинтересовался Рэйн, приоткрыв один глаз.

– Сейчас-с-с, – Сапфир подурнел лицом от злости. – Я с-сильно ус-стал от тебя, девятнадцатый!

– Я очень хочу, поверь мне, заполучить Мелиссу, но, прости, Сильверстоун… – Рэйн развёл руками. – Пусть будет счастлива с тем, с кем суждено.

– Ты идиот!

– Ты – справишься! – пафосным полушёпотом заверил Рэйн Сапфира. Он имел ввиду, что ясновидящему стоит поднапрячься и найти другой способ избежать крови и смуты в будущем, чем удерживать женщину-человека в Абверфоре ещё две пары лет.

– Итак, голосуем кружевом вверх за освобождение Игрейны Дан-на-Хэйвин, – монотонно заговорил Уайт-принц и стал перечислять имена всех доставших платки. Как и предвидел Сапфир, девятеро воздержались и десятеро, включая Рэйна, пожелали человеческой принцессе свободы.

Сапфир и Рэйн ещё долго сидели в своих креслах. Даже когда другие члены принсипата покинули башню, принц-ясновидящий и принц дождя не сказали друг другу ни слова, не взглянули друг на друга с ненавистью – настолько оба были погружены каждый в свои мысли.


      У ясновидящего проблем действительно имелось сверх меры. Он каким-то образом был в силахвлиять на будущее, но безграничной властью точно не обладал. К тому же его знания о будущем и прошлом (Сапфир – самый старый из известных живых и мёртвых разумных существ), сильно перегружали его память и разум. Часто ему было просто необходимо привести содержимое головы в порядок сознательно, до отхода ко сну или переключения внимания.

Перед Рэйном же маячила обещанная кара, и тут было о чём поразмыслить.

Он откровенно лгал, когда говорил о том, что желает Мелиссе счастья с кем бы то ни было. Он верил, что с ним она тоже может быть счастлива. Или даже более, чем с тем, с кем суждено. Судьба не всегда несёт завидную долю. Чаще всего наоборот. Вопрос лишь в том, возможно ли противостоять судьбе, если так называть волю Единого, знамя которого прежде всего несёт Сапфир. И не станет ли отступничеством от веры погоня за тем, что совершенно точно не предначертано?

Рэйн встал, но остановился.

– Мы могли бы получить то, чего хотели оба, – сказал вдруг Сапфир, глядя в пол.

– Ты – хитрую зверюгу в свою постель, а я – пустышку. Наши желания не всегда совпадают с тем, что для нас полезно.

– Вот ты как думаешь о Мелиссе, – сделал для себя открытие Сапфир.

– Что тут думать? – вздохнул Рэйн. – Вы, Сильверстоуны, всегда видите в женщинах прелести и достоинства, которых нет. Разве что Сильвертон в силу ума достаточно трезв.

– И что же тебя так влечёт к ней?

Рэйн хотел было ответить прямо, но вдруг подумал, что Сапфир может использовать каждое произнесённое слово во вред.

– Многое. Давай закончим на этом. Мне ещё надо продумать судьбу сына.

– Отправь его к нам. Это лучшее решение.

Рэйн ушёл, не ответив. Если случится то, что пообещал Сапфир, то ему, принцу Рэйну Росслею, придётся научиться выживать без воздуха, воды и пищи. Если это продлится много лет, то тело снова деформируется… Но если он не освоится в камне, то рано или поздно погибнет окончательно, в последний раз, а Феррон Кэвин Росслей, герцог Элстрэм, по нынешним законам унаследует место в принсипате. Каким девятнадцатым принцем станет он? Его мать – телом и душой принадлежит Дан-на-Хэйвинам. Отец, настоящий отец, Сильверстоун – почти святой, а потому будет иметь влияние на Фэра, ведь мальчик, несмотря на возраст, уже сочувствует делу Церкви. В конце концов, Сапфир найдет, чем подавить влияние Морганы и девятнадцатый платочек всегда будет подниматься одновременно с кружевом ясновидящего, красавчика и главнокомандующего поднебесными.

Нужен другой наследник. Тот, кому можно передать силу, власть и свой дар, свои знания. Подойдёт любая. Нет времени выбирать.

Сгоряча он чуть не купил первую попавшуюся женщину, но затем опомнился и, переодевшись, отправился на Второй Безветренный Переулок, где, как повелось, по нескольку раз в год, давали "балы знакомств". Там было разрешено присутствовать и несовершеннолетним, лишь бы они умели танцевать, были скромны и к случаю одеты.

Иной раз нетитулованные, но богатые родители привозили детей на такой бал, где молодёжь знакомилась, танцевала, присматривалась друг к другу.

Рэйн искал. Ему не нужна уязвимая женщина. Ему нужна женщина, которая сможет выполнить всё, что от неё требуется в любом случае.

Имя "Росслей" наконец объявлено. Толпа обернулась – всем хотелось взглянуть на него. Слух о его перепалке с Кэтрин Райенгот и пощёчине от Мелиссы Сильверстоун наверняка уже облетел столицу. Он улыбнулся. Какая-то девушка вдруг расцвела в ответ и быстро отвернулась, чтобы скрыть это. Белое платье её необычно. Яркие, тёмно-синие бутоны цветов по подолу и слабый узор чёрной вышивкой с мелким дымчатым стеклярусом. Талию кругом описали те же изыски. Исключение – милый синий бант ниже поясницы. Хмм…

Ему нельзя было подходить самому, первым, но он подошёл и приобнял так, будто девушка ему давно знакома:

– Спасите меня, – прошептал он ей на ухо, – я в опасности.

– Что случилось? – она поверила мгновенно и повернулась к нему, уже распахнув огромные голубые глаза.

– Неверный вопрос. Надо спросить: "Чем я могу помочь?"

– Чем я могу помочь?

– Потанцуйте со мной.

– Хорошо.

Девушка подала ему руку. Будто бы специально для Рэйна (а может и действительно – для принца), оркестр взял первые ноты популярного нынче эренмиса №3 от Хейворна.

– Я не уверена, что мне можно танцевать этот танец. Я несовершеннолетняя. Это запретное поведение.

– Я вас прошу. Для меня это важно.

– Спасти принца – что может быть важнее для девушки? – рассмеялась она, и они пошли к середине залы.

– Вас преследует кто-то? Леди? – с внезапной серьёзностью спросила она.

– Да. Леди Судьба.

Улыбка у неё и правда прелестная.

– Все принцы так таинственны?

– Все, кроме тех, кому действительно есть что скрывать. Те – выглядят немного скучными, – Рэйн не переставал улыбаться, и ему не казалось это сложным – с этой девушкой он чувствовал себя легко. – Как вас зовут?

– Мён, – не задумываясь, ответила она, но затем поправилась: – Марина Инкики.

– О! Вы?..

– Плод любви фита и человеческой женщины.

– Стало быть, у нас с вами совершенно точно ничего общего.

– Стало быть, так, – не слишком весело признала она. Это был бы так называемый верхний диагональный брак. Как раз такой, в котором дети обычно рождаются мёртвыми. Если он продолжит ухаживание, то Мён может подумать, что ему нужна любовница. Уж родители её точно подумают так. Но не станешь же при первой встрече заявлять, что твои дети живучи и умны независимо от видовой принадлежности их матери?

Танцевала прекрасно, но чувствовалось, что могла бы и лучше, если бы не слишком высокие каблуки на её туфлях. Девушка следовала моде и одела неудобную обувь, но опыта ношения не чувствовалось.

– Скажите, что вы носите дома?

– Мне так не идёт платье?

– Очень идёт. В вас простота и шик – я редко видел такое сочетание.

– Спасибо, – и надолго замолчала.

– Меня зовут… – начал Рэйн, сделав вдох, но тут же рассмеялся, потому что захихикала девушка.

– Это так смешно, – невнятно, всё ещё посмеиваясь, признала она. – Принц Росслей, скажите мне то ваше имя, которого я ещё не слышала.

– Это позже. Какой веры вы придерживаетесь?

– Эм… то есть… простите.

– Вы… неужели семибожие?

– Нет, что вы, я просто не слишком ревностная верующая, меня в церкви не часто встретишь.

– Меня тоже.

– Вот и нашлось что-то схожее, – отметила она.

– Это хорошо. Мы уже сообщники перед Его Ликом.

Она смешно сморщила носик.

– Мён. Я могу вас так называть?

– Можете, ваше высочество.

– Зовите меня проще – Рэйн.

– Чем обязана такой великой чести? Я знаю, что только ближайшие друзья и члены принсипата имеют право так называть вас.

– Вы понравились мне. Вы не задумываясь навлекаете на себя гнев родителей, чтобы помочь другому и вы достаточно невинны – вам даже не пришло в голову, что я мог всего лишь флиртовать с вами.

И тут девушка на значительное время потеряла дар речи. Она действительно не подумала об этом? Такие и вправду есть?

– Простите, – снова извинилась она. – Я не должна злиться. Уже с первым поворотом вы заговорили чуть более легкомысленно – я уловила перемену вашего тона и обязана была обратить внимание, но не сделала этого. Это я виновата, что не поняла.

Рэйн слегка покачал головой:

– А ведь я действительно в опасности. Сегодня на совете ясновидящий предрёк мне кое-какую расправу.

– Вы лжёте. Знаете, что мы не видим правды по глазам.

– Я должен ввести вас в курс дела, если вы серьёзно желаете спасти принца-героя от злого мага.

Какая ирония.

– Что я могу для вас сделать? – только спросила она. И, опустив глаза прибавила: – Если только всё это не шутки.

Рэйн уже решил, что нашёл женщину, которую можно использовать, но пока за их разговорами на балконе и в саду пролетали вечер и часть ночи, в его душе становилось всё светлее, а глаза открывались шире и видели лучше. Будто бы Мён одним своим видом лечила надоевшую уже боль. Такого никогда, за долгую жизнь древнейшего, не случалось вот так легко, просто и вовремя.

Но утром он был в том доме, что третий-на-юг от Малого Парка Цитадели.

– Я слышала, что ты сделал с графиней Райенгот! – без предисловий обозначила своё настроение Мелисса. – Унизить и так возмутительно, слов-нет-как, испортить её платье! И за что? За стремление быть любезной? Что же, и мне теперь нельзя будет посоветовать тебе умыться, если после дождя краска размажется по твоему лицу? Что за дикость? Что за выходки? Совсем потерял разум?

Мелисса переходила все границы, отчитывая принца империи. Да, при нынешнем составе и качестве её родственников, она возможно и имела право так разговаривать с Рэйном и имела право ударить, если он забылся, но не будь между ними особенных отношений, всё это выглядело бы очень предосудительно. Тем более что ругала она его перед всеми, перед семьёй и друзьями, напоказ.

– Всё было не совсем так…

– Что и как бы там ни было, ты не можешь отрицать вершины всего. Катерина в расстроенных чувствах! Она оскорблена тобой! А это в корне отличается от того обращения, к которому приучена титулованная дама.

Рэйн мог бы сказать, каким образом Катерина получила свой титул, но это рассердило бы Мелиссу ещё больше и покоробило бы присутствующих здесь дам.

– Ты обязан извиниться перед ней.

– Не буду.

– Обязан!

– Нет!

– Ты извинишься, или я никогда больше не потанцую с тобой.

И тут Рэйн, неожиданно для себя, зевнул.

– Ах, так? – Мелисса восприняла это за пренебрежение её грациозному партнёрству в танце, если не оскорбление даже, и пришла в ярость: – Тогда вон с глаз моих! Никогда тебя не приму!

Рэйн подумал, что у него достаточно дел, а значит всё только к лучшему, и повернулся, чтобы уйти.

– Не смей фыркать! – прошипела Мелисса. Она схватила его за плечо и резко развернула: – Что это? Что это за новый цвет глаз?

– Понятия не имею о чём ты.

– Ты выглядишь иначе, – приняв на себя, казалось бы, совершенное спокойствие, объяснила Мелисса. – Глаза… жёлтые. Почти чистые. Немного золота.

Жёлтый чаще всего возникал с примесью, дающей довольно отвратительный оттенок, который у крылатых означал стыд, у нечистокровных – иногда ещё и страх.

– Это, пожалуй, цвет, с которым я родился. Природный оттенок. Странно, что он проявился именно сейчас.

– Действительно странно, – как зачарованная, произнесла Мелисса, пытаясь перестать смотреть. – Так ты вовсе не можешь стыдиться или испытывать страх?

Она подняла его подбородок и наклонилась к его лицу, пользуясь тем, что выше ростом.

– Мог бы, наверное, но слишком давно я в последний раз был серьёзно задет, – почти холодно отозвался Рэйн, поддерживая игру. Считалось, что сиреневоглазые от рождения не умеют любить, зеленоглазые – ревновать, а черноглазым не ведомо разочарование. И пусть старейшины во все времена старательно опровергали подобное мнение, молодёжи нравилось в это верить.

– Серьёзно? Значит, господин "нянька", я не в силах ни пристыдить вас, ни испугать, – проговорила она, снова переставая прикрывать силами самообладания своё крайнее неудовольствие и резко отвернув его подбородок от своего лица, будто выбросив. – Значит, ваши чувства ко мне таковы, что не дали мне силы изменить вашу душу и подарить ей нечто новое.

– Всё не совсем так… – проговорил Рэйн, понимая что повторяется, и что у него пересохло во рту. "Не может быть такого, – подумал он, – вчера я почти влюбился в другую!"

– Спорю: опять до полуночи новеллы читала, – хихикнул кто-то из её племянников.

Мелисса вскинула брови. Издёвка на её лице для него, Рэйна. Вероятно, в его глаза вернулся тёмно-серый цвет животного влечения, который она хорошо научилась распознавать, как и всё сопутствующее. Его затягивающееся молчание и неспособность сказать хоть что-то при очевидно ясном наличии бурных фантазий в голове, поначалу немного смущали её, но затем она из чисто женского кокетства и тщеславия начала использовать свою власть. В последний год младшей леди Си стало скучно, не лестно внимание Рэйна, и она перестала сводить его с ума нарочно, но иной раз вот так, ни за что, неожиданно, в глаза, насмехалась немыслимо жестоко.

Сегодня она не вполне следовала своему правилу, но произнесла нечто, из-за чего Рэйн в который раз ощутил себя ужасно уязвимым и, после – разорванным где-то глубоко в грудной клетке:

– Тогда зачем мы всё ещё держимся вместе а, Рэйн? Если ни ты, ни я, друг друга изменить не способны, так зачем нам видеться? М? Может, ты перестанешь загораживать мне своим превосходящим титулом свет других улыбок?

– Точно читала, – подтвердил весёлый голос. – Ставлю на Адри Морта.

– Не, на стихи похоже. Свет улыбок. Ужас, – протянул некто. Всё-таки, это точно они, весёлые спорщики-братья, графы Эшберн и Дэлсиер.

А потом смешки резко прекратились. Рэйн на глазах у титулованных поцеловал Мелиссу. Судя по глазам, она ничего не успела понять. Рэйн примерно понимал, что она испытывает и почему застыла, почему смотрит теперь как будто вглубь себя, почему замедлилась. И не то, чтобы ему так уж сильно захотелось продолжать целовать ничего не умеющую стервозную девчонку, но он должен был продолжить, чтобы оставить о себе отчётливую память, переполненную эмоциями. Он сделал это ещё раз очень быстро.

Сильверстоуны пришли в себя после изумления и рванулись к нему, чтобы уничтожить. Но на такие случаи Рэйн имел запас уловок…

…Которые он не успевал использовать. Си всего в двух шагах! Он схватил Мелиссу за руку и побежал прочь. Но её почти парализовало, и Рэйн, уже зная, что его настигли, бросил себе за спину ложную шаровую молнию. Си перепугались – никому не хотелось быть спалённым до стержня каждого пера из непризванных крыльев.

Дом затрещал, словно ломающийся под ногами сказочного великана лес – это за миг из каждой неодушевлённой вещи в этом доме испарилась вода и повисла туманом в воздухе.

"Ночные кошмары возвращаются", – тихо сказал кто-то из мужчин. Слышно было шаги и то, как тихо шелестит одежда. Дом Роджера вовсе нельзя было назвать просторным, но никто из шести Сильверстоунов, решивших разделаться с Рэйном, не мог найти его. Белая слепота поразила всех.

Пользуясь туманом, прямо возле её родственников, Рэйн коснулся губ Мелиссы. Она очнулась:

– Да как ты посмел?!

– Он здесь! – Си заметались проворнее, кто-то догадался открыть окно и, после явления клубастого вихря, туман исчез. Только вот путь в окно почти свободен и, призвав с улицы больше влаги, Рэйн залил и заморозил пол, проехался по нему как по льду и почти выпал в окно, увлекая за собой Мелиссу. Дальше всё просто – двумя движениями дёрнуть галстук и кушак, стянуть через голову всю одежду выше пояса, оттолкнуться от стены и призвать крылья. Мелисса закричала:

– Руку, руку, Рэйн!

Ей было немного больно запястье, и он подтянул её выше, прижал к груди.

– Ах, милая, вот и позади твоя заносчивость, не так ли?

– Ты не заставишь меня…

Рэйн почувствовал себя счастливым и громко засмеялся. Он знал, что делать дальше, он почти в бреду представлял себе всё это не единожды, но не поцеловать Мелиссу ещё раз невозможно…

А Си уже летят следом и он опять опаздывает.

При палящем солнце и восходящих потоках воздуха ещё можно поднять туман над столицей, но Рэйн решил оставить эту возможность. Он решил добиваться своего аккуратно и умно. Жаль только Си из последних сил развивали скорость, а навстречу нёсся губернатор-Сильверстоун. На подлёте сверху этот "почти святой" Брайан метнул свой гигантский клинок прямо в Рэйна и Мелиссу. Расчёт был на то, что принц защитит возлюбленную собой и получит удар сам. Но быстрее было отпустить Мелиссу, чтобы она упала, чем изворачиваться в воздухе. Сработало. Рэйна полоснуло по боку, разрезало мышцу, но он только бросал без конца вниз, под ноги девушке, раз за разом, воздушные подушки. Она падала на остроконечную крышу башни и вообще не думала призывать крылья. Ей что, наболтали, что она может сломать их при большой скорости падения? Идиоты! Идиотка!

Рэйн разнёс всю верхнюю часть башни молнией, и Мелисса фактически упала в кольцо полыхающего дерева и крошащегося камня. Воздушная подушка, вторая, третья…

Сильверстоуны давно потеряли к Рэйну интерес и один за другим проникли внутрь башни с той же стороны, что и Мелисса – с горящего верха. Рэйн бросился туда же. Не смотря на обилие Сильверстоунов, ему было необходимо выяснить, не ушибла ли обожаемая леди драгоценную попку.

Мелиссу, весёлую и улыбающуюся, держал на руках ошарашенный, но слишком довольный произошедшим граф Левенхэм. Она что, упала ему прямо в руки? Возможно ли такое совпадение?

– К чертям эту судьбу! – хрипло объявил своё мнение Рэйн и снова сгустил туман. Если Си чему-то и научились с прошлого раза, так это тому, что нужно по шире расставлять руки и быстрее бегать по этому туману.

Впрочем, совсем невысокому и худому Рэйну ничего не стоило обогнуть бестолково скачущих мужиков, двинуть Левенхэму по лицу и выхватить девушку. Исчезнуть с ней из этого мира вовсе.


Мелисса крепко держалась за Рэйна. Скорее всего, она вообще ничего не понимала. Только что они были в горячем пыльном тумане, внутри полыхающей башни, а теперь – над тучами, в ледяном воздухе, и солнце при этом кажется не таким близким, как обычно.

Рэйн опять всё переменил и положил Мелиссу на траву.

– Что это? Как? – слабо спросила она, хватаясь за голову.

– Кружится голова?

– Где мы? Не бывает таких высоких гор, да ещё поросших травой. А я пятками ударилась… она не отвесная? Почему трава? Откуда на такой высоте? – тараторила она, опасаясь, что сейчас упадёт снова и хватаясь за траву. – Эта трава растёт не так. Не туда.

– Это не гора, даже не склон. Это равнина внизу, – сказал Рэйн. – Поднимайся и сама увидишь.

Он помог девушке подняться. Она была полностью сбита с толку. Разум говорил ей то, что невозможно представить в одном ряду. Тут с ума можно сойти.

– Равнина. Правда, – признала Мелисса. – Но мы только что были на облачной высоте… я точно помню.

– Это дважды межсферное перемещение. Ты же знаешь, что некоторые принцы пришли из других миров?

– Да. И ты один из них.

– А как, ты думаешь, мы попали на Клервинд? Да, в некотором роде это была случайность, воля Единого – что хочешь, но частью мы просто умеем делать такое.

– Так эти твои подарки: конфеты, серьги, меха, кружевные перчатки, заколки – из других миров?

– Да.

– Рэйн, – выдохнула Мелисса и опустилась обратно на вполне обычную зелёную траву, в первый момент так её впечатлившую. – Зачем ты меня притащил сюда? И что собираешься делать дальше?

– Зацелую…

– …Не жаль нашей дружбы? – она подняла на него невинные сейчас глаза. Её руки расправляли юбки так, чтобы они выглядели красиво, лежали ровно и не помялись.

– Ха, Мелисса, теперь ты зря вспомнила о дружбе. Она закончилась в тот день, когда ты решила пококетничать со мной ради собственного развлечения.

– Но неужели для тебя ничего не значит моё бесконечное доверие тебе? Я с детских лет верила тебе, верила в тебя. Ты был моим другом, ты же помнишь? Ты заменял мне отца, когда он пропадал на этих встречах с военными и старейшинами.

– Угрожаешь, – понял Рэйн и предупредил: – Знаешь, я не люблю манипуляторов.

– Вот-вот: манипуляторов! И сиди, развивай свою мысль, – сообразила она перевернуть всё. Она почти пришла в себя, но ещё не успокоилась – не могла перестать глубоко дышать.

Рэйн опустился рядом с девушкой и взял её за руку снова, чтобы не пыталась бежать. А она сделала вид, что ничего не собирается делать. Однако её напряжённое тело и все микродвижения говорили вполне ясно – Мелисса в полной готовности биться против чего угодно.

– Наедине со мной, полностью в моей власти, ты стала вдруг такая милая, нежная, говоришь совсем не тем тоном, что прежде, – частью подыграл Рэйн. – По-моему ты хочешь, чтобы я поверил в то, что ты испытываешь ко мне тёплые чувства.

– Но так и есть, ты же знаешь.

"Она думает, что я идиот?"

Рэйн усмехнулся и продолжил:

– Ты хочешь убедить меня в том, что твои чувства ко мне неизменны и что останутся такими же, если мы вернёмся в Ньон, к твоей семье, к подружкам, вечерам и поклонникам. Но я четыре года наблюдал за тем, как твоя детская привязанность ко мне обращается циничным пользованием, а затем и полным пренебрежением. Как только мы вернёмся, ты сделаешь всё, чтобы никогда не вспоминать обо мне.

– Нет.

– Ложь, милая. Ты очень плохая девочка.

– Ладно, хорошо. Я допустила ошибку. Я признаюсь, – она изменила позу, села на ноги, так чтобы опять быть заметно выше него и с беспристрастным лицом заговорила: – Когда я поняла, что за интерес в тебе возник, я была обескуражена, но начала оценивать тебя как мужчину, пойми, Рэйн! И в то же время мне нельзя было влюбляться в тебя. И я старалась изо всех сил. Однажды я поняла, что не влюбилась и попыталась влюбиться в кого-то другого. И не вышло. Чёрт меня раздери, я думала… у меня холодное сердце. Я до сих пор так считаю.

– Это не повод…

– Я знаю.

– Ты говоришь немного возмутительные вещи и капельку врёшь. Я пока не понял, в чём именно.

– Рэйн, – она позвала его мягко и укоряюще. Они встретились взглядами, и выражение её глаз изменилось. – Ты же сможешь меня доставить обратно домой, да?

– Да. Но я не хочу.

– Что мне сделать, чтобы ты этого захотел?

– Ты знаешь.

– Ладно, – просто согласилась она.

– Если ты так легко говоришь это, значит либо ничего не поняла, либо намерена по возвращении затеять интригу. Я говорю о браке.

– О. Но мои чувства к тебе не пройдут испытания. Моя любовь к тебе – не та.

Она так сладко говорила, что Рэйну чуть ли не послышался в её словах именно тот смысл, которого он желал. Но слова всё же были жестоки.

– Я… – снова начала она. – Ты знаешь, что даже если оставишь меня в этом мире, я не смогу полюбить тебя и через тысячу лет. Не смогу смириться с тем, что ты, прежде всего, не любишь меня так, как я этого хочу. Жертвенно, безгрешно, понимаешь?

– Значит, ты хочешь, чтобы я пожертвовал своим спокойствием и удовольствием ради твоего спокойствия?

– Грубо говоря – да.

– Ладно, – едва осознанно копируя Мелиссу, легко согласился Рэйн.

– Что? Ты сделаешь это?

– Да. Я верну тебя и буду вести себя ещё деликатнее. Но сначала я поцелую тебя так, как всегда хотел.

И Мелисса позволила это. Она не могла догадываться о том, что конкретно он имел в виду, но зато была готова к самым разным поцелуям. Рэйн скоро понял, что кто-то до него уже успел распорядиться её губами, её ртом. И тогда он позволил себе немного расслабиться с ней.

Солнце этого мира успело скатиться к горизонту, когда Рэйн, наконец, оторвался от губ Мелиссы. Но даже этого было мало ему и даже этого было много для неё.

Он некоторое время перебирал её волосы. Локоны изжелта-пепельные, песочно-золотые, переливающиеся на свету, пахнущие цветами и, сейчас, травой, скоро в его руках сменят другие. Его будет обволакивать запах других волос, носящих почти однотонный цвет приглушённого серым сумраком пурпура. Полуфитка не будет, как эта крылатая, постоянно напоминать, что не любит дождь, не будет смотреть свысока и насмешничать.

Рэйн оставил Мелиссу в саду её дома. Она скажет родным, что в очередной раз отказала принцу, что он поцеловал её несколько раз и вернул.


Следующая встреча с Мелиссой состоялась в доме Алекса Санктуария. Через одиннадцать дней. Но несколько неожиданно.

Рэйн приехал к дворцу Санктуариев поздно вечером, чтобы просить друга отметить с ним важное событие. Но в Три-Алле было слишком шумно для встречи наедине, которую запланировал Рэйн. Брайан Валери и Кристиан Рэйли – потомки домов Сильверстоунов и Санктуариев, губернатор столицы и командир столичных доспешников – спорили в передней, периодически отзываясь о мнении друг друга весьма нелестно. Где-то в глубине, за анфиладами комнат, слышался топот ног, крики и шум драки, тогда как от лестницы так и тянуло холодом и тишиной чьей-то безвременной кончины. Рэйна любопытством поволокло туда, наверх. Воздух ещё колебался от прошедших здесь словесных и не только, битв, так что порядок и спокойствие того, что предстало перед глазами Рэйна, его не обмануло. Он искал. Наконец услышал: кто-то весьма строго ругал кардинала Гурана, отца Бенедикта. Кардинал был вторым наследником принца Алекса и, не смотря на высокий титул герцога и кардинальский сан, ему явно доставалось сейчас. От Мелиссы Сильверстоун.

– О, Рэйн! – воскликнула Мелисса, увидев его. – Что это ты здесь делаешь? Только не говори, что охотишься за мной!

– Нет, однако. Я почти случайно заглянул. Внизу что-то происходит.

– Да. Твой распутный приятель Алекс Санктуарий похитил мою племянницу.

– М-м-м… которую из них? Их же десятков пять, нет?

– Бриану.

– Она вроде бы замужем… Для Алекса это край.

– Вот и я говорю, – принялся говорить Бенедикт, хватаясь за нагрудный символ и понемногу раскачиваясь влево-вправо, – принц Санктуарий не способен похитить замужнюю женщину. То есть способен, но не для тех самых целей, о которых здесь кричал герцог Сильвертон.

– Ох, сезон похищений, – Мелисса закрыла глаза, и устало откинула щекочущие её скулы и щёки игривые пушистые локоны.

– А где она? – спросил Рэйн.

– Никто не знает.

– Может быть, он её не крал? Может она уехала домой, в деревню, а записку сдуло сквозняком с видного места?

– Да, может быть, – сухо согласилась Мелисса, – только зачем ей при этом закидывать свои вещи к нему в спальню и зачем ему в изголовье кровати верёвки?

У Рэйна ненадолго исказилось лицо, но затем он захохотал.

– Хватит смеяться, Рэйн, или я обижусь! – твёрдо сказала Мелисса.

– Я, опытный похититель женщин, должен посмотреть на спальню "Санкти", – с улыбкой заявил Рэйн и пошёл вперёд, Мелисса отошла на пару шагов и показала "сюда", словно он не знал.

В спальне Алекса всё было настолько тщательно перевёрнуто вверх дном, что понять что-либо было решительно невозможно. Одна верёвка действительно болталась, обвязанная вокруг невысокого правого деревянного столбика.

Рэйн снова захихикал и повернулся к Мелиссе:

– Я бы тоже привязал тебя, милая, но только представь, что бы ты сделала в этом случае. Подумай, как следует.

– Я бы вырвалась несмотря ни на что, – помедлив, сказала девушка. – Кровать из дерева, и я бы смогла сломать её – уверена в этом.

– Бриана тоже, насколько мне известно, чистокровная крылатая?

– Да.

– Стало быть…

– Стало быть…

– И о насилии речи быть не может.

– Но как же вещи?

– Может быть, это по взаимному согласию?

– Исключено. Она же замужем!

Рэйн пренебрежительно фыркнул.

Бенедикт, последовавший за ними в спальню предка, неодобрительно качал головой.

– Так, где он? – начал терять терпение Рэйн. – Я не…

– Ты хотел сказать: она? – перебив, спросила Мелисса.

– Сказал то, что хотел. Где он?

– Где-то там, отбивается от Сильвертона, – Бенедикт определённо указал пальцем на пол.

– Что он говорит в своё оправдание? Или – выкрикивает?

– Что не знал о её замужестве и что он выкрал её, но не удерживал.

Рэйн хотел было сдержаться, но громыхнуло так, что глухо задребезжали стёкла. Дождю, однако, Рэйн не позволил упасть на землю.

– В чём дело? – потребовала отчёта Мелисса. – Ты что опять себе позволяешь? Из-за чего злишься?

– Если всё известно, тогда к чему всё это? Перестаньте на пустом месте устраивать скандал, – беспомощно взмолился Рэйн после паузы. – Бриана сбежала в чём была, когда ваша семейка ворвалась в Три-Алле и начала всё крушить. Она либо вернётся домой и как-нибудь объяснит всё мужу, или вернётся сюда за вещами. Но… только когда уверится, что все-все-все, все-все, все-все, покинут это место.

– А Алекс? Его нужно наказать.

– Посмотри на это… – Рэйн обвёл рукой спальню. – Это не достаточное ли наказание? И то, что внизу сейчас творится, – прибавил Рэйн, подумав.

– Но Бриана… а если её похитили?

– Тогда и найдём. Я сам займусь поисками. Ещё ни один беглый смертник не ушёл от меня. Не окажется же хитрее самых отчаянных одна из твоих трёхсот племянниц?

– Трёхсот? – переспросил, заморгав, Бенедикт. В голову скромника и праведника с трудом входила цифра, раскрывающая любвеобильность пропавшего брата Мелиссы с необычной стороны. Рэйн шутил, что не выглядело ложью, и священник поверил.

– Ты пойдёшь разнимать их? – спросила Мелисса принца.

– Нет. Знаешь, как смешно это будет выглядеть? Сильвертон до сих пор не попытался убить меня потому, что я не попался ему на глаза в удобный момент. Я не собираюсь играть ему на руку и подставляться.

– А как же Алекс?

– Ты хотела наказать его. Ай, Мелисса Сильверстоун, какая же ты непоследовательная. Идём, я помогу тебе попасть домой. Целой и невредимой.

Бенедикт припомнил последние слухи о нём и Мелиссе:

– Безопаснее, если её довезу я.

– Для кого? – попытался пошутить Рэйн, но получил шлепок по мягкому месту от Мелиссы, как раз огибающей его.

– Для Марины Инкики, – сказала она. – Слышала, ты переключил на неё пристальное внимание.

Рэйн не видел её лица вполне, но она явно улыбнулась. Была рада за друга? Или за себя? В любом случае больше она ничего не сказала.

Принц дождя последовал за священником и девушкой.

Экипаж Бенедикта дотлевал в виде угля и пепла на мостовой. По словам оглушённого возницы, в неё ударила молния, а кони… прилегли. Теперь губернатор и капитан доспешников, сменив тему спора, стояли поодаль над дымящимися животными и снова изъявляли друг другу своё неудовольствие, не замечая ничего вокруг. Что за извращённое удовольствие у этих двоих?

– Придётся воспользоваться моим… – начал было Рэйн, но тут перед Мелиссой остановился полностью чёрный экипаж с гербом в виде щита и с изображённым на нём белым пылающим крылом. Левенхэм. Он всё увидел и, чёрт его раздери, решил быть предупредительным.


– Эдриен! – весело воскликнула Мелисса. – Такая неожиданность!

– Я случайно оказался здесь, клянусь, – блестя глазами, засмеялся он, выйдя и выпрямившись во весь рост.

"И это после случайного её падения тебе прямо в руки?" – мысленно поразился Рэйн.

– Бенедикт, я думаю, Эдриен отвезёт и вас, если пожелаете, – обернулась Мелисса к кардиналу Гурана. Она засветилась от удовольствия.

– Не стоит, пожалуй, я останусь дома, в Три-Алле.

Левенхэм помог Мелиссе забраться в карету и Рэйн, сделав полшага к кардиналу-праведнику, негромко спросил:

– Вы думаете с ним, равнодушным сердцеедом, женщина не в опасности?

Бенедикт осознал, что ему предстоит длительный эпизод сомнений и неуверенности, так как Левенхэм был достаточно знаменит любовными победами. Граф обладал экзотической внешностью для чистокровного аконитского крылатого, обязательной и самой яркой, впечатляющей частью которой был будто бы горящий жарким пламенем взгляд. А ещё он знал, как быть приятным. Это далеко не всё о Левенхэме, но и этого хватало женщинам, чтобы влюбляться без памяти.

– Я уверен, что вы хуже, чем кажетесь, – наконец сказал Бенедикт Санктуарий. – Вы хуже моего предка. Он – добродушный болван. Вы – лицемер. Весьма и весьма озабоченный чистотой своей маски.

Рэйн мог бы спросить, как кардинал пришёл к такому выводу, ведь врождённые достоинства, помноженные на долгую душевную работу и искреннюю веру, не могли заставить Бенедикта пытаться оправдываться, защищаться или угрожать таким образом. Нет, скорее всего, священник действительно увидел в приятеле предка след греха, если не преступления.

Но он всё же единоверец. Это заставило Рэйна сыграть в поддавки:

– Да, моё дело заставляет меня быть таким. Это не означает, что я не осознаю своей ущербности.

– Дело? Великой важности, надо полагать? – почти насмешливо спросил кардинал. Он чувствовал, что задел за живое и неуклюже пользовался.

– Более или менее, – кивнул Рэйн безразлично. – Что вы собираетесь делать? Отсюда ничего не слышно.

– Я не собираюсь мешать Сильвертону. Я подожду Бриану, если вы правы.

– А вы сможете узнать её? Одну женщину, среди почти тысячи тех, кто унаследовал от Роджера Кардифа голубые глаза и чёрные волосы?

После этих слов Бенедикт порывисто схватился за крест, но затем взял себя в руки и посоветовал:

– Полно издеваться. Я уже понял, что вы безобразно шутите, Рэйн. Какая леди вернётся в дом – та и Бриана.

Принц дождя улыбнулся и извинился:

– Простите за молнию. Я закажу тягловых электромеханических коней и карету на замену вашего старого экипажа.

– Ни в коем случае! – замахал руками Бенедикт. – Никакой электромеханики! Нам всё ещё необходимо оправдание, чтобы держать живых лошадей.

– В каком это смысле?

– На службе церкви есть бескрылые прислужники – курьеры. Им верхом как-то дешевле и удобнее… Да и… помимо причины есть.

– Не хотите выделяться лишний раз? Ясно. Могу я просить вас о небольшой услуге?

– Конечно, – с готовностью сказал кардинал. Его обещание ровным счётом ничего не значило, но…

– Передайте предку, что я готовлюсь подписать брачный контракт. Новый.

Бенедикт чуть не закашлялся от неожиданности.

– Опять не венчаетесь? – сердясь, собираясь отчитывать, воскликнул священник.

– Быть может, это впереди, – ухмыльнулся Рэйн и хлопнул по плечу кардинала, таким образом прощаясь. Обогнув головёшки и пепел, пошёл к своему экипажу, стоявшему через дорогу. У рукотворных тягловых имелись преимущества. Эти кони, к примеру, не могут перепугаться от удара молнией. Правда, электроника могла сбиться, смешанные материалы – отдать с себя часть зарядов.

Но… нет. Хорошо быть принцем дождя и проводить на всём подряд эксперименты по желанию.


Следующим вечером он повёз Мён в оперу. Её родители уже провели вечер, на котором поведали друзьям и знакомым, за КОГО выходит замуж их дочь. Так что оскорбительных предположений на тему того, кто это с принцем Росслеем, сегодня возникнуть не должно.

Мён, в платье, несложность и элегантность которого, не выставляли напоказ денежный вклад Рэйна, даже не увешанная украшениями, тем не менее, выглядела сегодня недоступной для тех, с кем раньше считала бы честью просто стоять рядом. Невеста принца.

Высокая, на вкус Рэйна слишком худенькая и чуточку нескладная, яркая глазами и волосами, Мён вполне осознала статус и вела себя крайне сдержанно и тем придавала своим недостаткам иной вид – допустимый. В глазах и улыбке не проявлялось высокомерия и ненужных эмоций, и куклой она не казалась. Мён выглядела именно так, чтобы другие принцы подумали: "она – настоящая".

Алекса Санктуария не было, но принцы, из тех, с которыми невесте не повезло познакомиться раньше, пришли к Рэйну в ложу. Перевёртыши, все, кроме Рашингавы, проявили немалый интерес. Принцу-учёному не казалась занимательной никакая женщина, но в Мён его всё-таки что-то захватило, так как всю увертюру он смотрел только на неё. И девушка сказала об этом Рэйну.

– Я точно не знаю, о чём он размышляет, но этому парню совершенно точно безразличны ты как личность, твоё тело как объект удовольствия и твои внешний вид и манеры как предмет разговора, – объяснил Рэйн, глядя на сцену.

– Тогда что же? – поразилась Мён.

– В своих лабораториях он, я уверен, проводил опыты по скрещиваниям видов. Его интересует, каким родится наш ребёнок при общеизвестно малой вероятности его появления на свет живым и как сильно он будет отличаться от полученных непосредственно им экземпляров. В нём смешается кровь всех видов.

– Ты так говоришь, будто бы все разумные для принца Рашингавы… да и для тебя, не более чем животные, – она говорила с некоторым возмущением и в конце даже поморщилась.

– Рашингава мог купить себе разумных. Это делается легко. Надо только знать цену и тех, кому эта цена подходит. Но не смотри на меня так. Я не покупаю разумных. Не так и не для таких вещей – точно.

Мён молчала.

– Или я тебе не нравлюсь? – подался вперёд Рэйн. Он заглянул девушке в лицо, возможно слишком приблизившись. – Ты должна решить для себя это, если ещё не решила. Нравлюсь я тебе, и ты со мной по своей воле, или же я купил тебя?

– Нравишься, – подумав о чём-то, светлее улыбнулась Мён. Она казалась искренней.

– Ты тоже нравишься мне, – сказал Рэйн, но тут же выпрямился и указал на оркестр: – А эта музыка – не слишком.

– Что так?

– Слишком высокий и визгливый звук для ведущей партии. Не в моём вкусе.

– Позволь спросить: тебе просто не нравится этот инструмент? Эсма, это ведь она?

– Да. Наверное. Для эсмы в последнее время редко пишут что-то, что бы не заставляло её "плакать".

– Твоё сердце тоже плачет, – вдруг сказала Мён, продолжая смотреть на сцену. Она подняла руку и тыльной стороной кисти прикоснулась к груди Рэйна. – По Мелиссе Сильверстоун.

– Ты права, – быстро согласился Рэйн. Он накрыл её руку своей и признался: – Меня раздражает, что кто-либо или что-либо так нарочито показывает своё страдание, когда я его скрываю.

– Будто бы весь мир обязан вертеться вокруг тебя, – фыркнула девушка, не сдержавшись.

– Не обязан, но всё равно раздражает. Чувства и мысли идут врозь – это нормально. Поэтому я легко оправдываю себя и мне плевать, если кто-то осудит меня за то, что я, кажется, уйду, не выдержав и половины…

– Тебе так больно?

– В достаточной степени.

– Но я – тебе нравлюсь, – она повернула к нему лицо. – Как всё-таки это?

– Твои волосы, твои глаза, оттенок твоей кожи, тоненькие пальчики, – Рэйн немного наклонился к ней, чтобы заглянуть в её лицо. – Ты нежная, как ребёнок, но вполне взрослая. Это женственно. Твоя фигура, то, как на тебе сидит платье. То, как ты переставляешь ноги – это немного смешно и я смущён, но мне кажется прелестным то, как ты ходишь, будто бы в воде по колено, но стараешься держаться прямо, словно королева. То, как высоко ты держишь подбородок… мне нравится.

Мён раскраснелась и накрыла его рот пальчиками:

– Перестань.

– Я и малой части не сказал. Позволь мне сказать ещё: я давно не встречал женщины, с которой мог бы быть открыт здесь, – он вернул её руку к своему сердцу. – Это непередаваемо приятно.

– Я начинаю бояться тебя, – шутливо предупредила Мён. – Ты говоришь слишком много приятных для слуха вещей. Я привыкла, что за чем-то хорошим всегда следует либо расплата, либо неудача, несчастье. Так не говори мне больше…

– Титулованная девочка, разве твоя жизнь никогда не была беззаботной?

– В детстве. Затем я сплошь гадала, как сложится брак моих родителей. Продлят ли они очередной контракт? А если нет, то кто и куда уедет…

– Полагаю, они расходились уже, и сошлись вновь?

– Пять раз.

Рэйн фыркнул от смеха:

– Теперь они не кажутся мне созданными друг для друга.

– А мы? Есть ли у тебя ощущение, что я – для тебя?

– Нет. Ты должна понимать, что это – всё ещё для неё.

– Почему же ты выбрал меня?

– Прежде всего, ты улыбнулась мне.

– Когда я увидела тебя, я почувствовала что-то необыкновенное. Ты вскинул брови только что. Разве у тебя такого никогда не случалось?

– Малышка, ты влюбилась в меня, – сказал Рэйн.

– Жаль, – вдруг отодвинулась она.

– Нет, ты не должна беспокоиться. Ради сохранности твоих чувств я наполню твоё время собой. Нашим уединением. Тебе будет легко, обещаю. Ради тебя, дорогая, я готов выслушать соло-партию этого… нет, признаться, эсма мне никогда не нравилась. Идём.

Рэйн увёз Мён к себе. Там он открыл сеть для перехода в другой мир и увёл Мён туда, где им, неизвестным, можно было среди других существ и костров, танцевать эренмис хоть много часов подряд… на пляже у солёной воды, в тёплом песке, босиком. Они купались в океане, а затем объяснялись с родителями Мён и почти без слов решили провести вместе каждый следующий свободный миг.

Принц дождя был почти уверен, что Мён из-за своей веры в него, всемогущего Росслея, не станет слишком переживать из-за его привязанности к Мелиссе и очень старался, чтобы этого не случилось. Он добивался того, чтобы у невесты не было времени даже вспомнить о сопернице. А если приходилось видеть Мелиссу, то не смотрел в её сторону вовсе, как это было в первый их совместный с Мён выезд в оперу. Мелисса была в ложе Сильверстоунов в тот вечер, но Рэйн специально не поворачивал головы в ту сторону.

При этом Рэйн был уверен в уязвимости невесты, восприимчивой и юной. Он слишком много открыл ей, не веря, что полуфитка-получеловек действительно могла бы влюбиться в него. Он слишком многое сказал, чтобы она легко выбросила из головы его отношение к Мелиссе.

Но однажды на большом вечере у братьев Асинари, Мён небывалым образом удивила Рэйна и всё общество.

Мелисса возникла прямо перед Рэйном и его невестой, чтобы поздравить. День подписания контракта близился, и ничто не предвещало смены планов.

Мён закрыла ладошками в перчатках глаза Рэйна и так приняла поздравления. При этом умудрялась говорить и от его имени, предваряя половину фраз словами: "Рэйн считает, что…"

Мелисса поддержала игру.

– Это было очень трогательно – твоя забота, – сказал невесте Рэйн, когда они остались вдвоём.

– Нет, – рассмеялась она, отводя взгляд, – это была ревность, это был эгоизм, что есть забота о себе, а не о тебе.

– Как бы ни ревновала титулованная, такое на глазах у всех не сделала бы. Ты же действительно думала обо мне. Я счастлив верить в то, что я не одинок в стремлении укрепить наш союз.

– Мне приятно, что ты отметил это… и понял правильно, – сказала Мён очень тихо. – Каждое слово ты говоришь так, будто даришь мне что-то ценное, то ценное, чего не хватало моей душе. Но это слишком хорошо, чтобы быть правдой… Я больше влюбляюсь от таких слов. И страшнее становится знать, что потеряю тебя. Лучше уж наш брак был бы строго фиктивным.

– Вовсе не лучше. И ты убедишься в том, что несмотря ни на что, наше время – прекрасно.

– Оно не может быть прекрасно для тебя. Как бы ты ни скрывал это, ты – несчастлив.

– Где-то в глубине души – быть может. Но на самом деле то, от чего я словно оживаю – это возможность быть с тобой.

Она улыбнулась, веря. Он не удержался и поцеловал её. Это был их первый поцелуй, но даже после него, Мён верила Рэйну больше, чем прежде.

Они встречали рассветы на широких полях с высокой шелковистой травой и цветами всех оттенков от бирюзы до багрянца, а на следующий день ловили снежинки на опушке посреди древнего чистого леса. Собирали изжелта-розовую узорную листву под четырьмя лунами и при единственной – смотрели с высоток наночные города, похожие на россыпь гигантских кристаллов, залитых изнизу искусственным светом.

Мён растворялась.

К тому моменту, как контракт был подписан, они уже были похожи на влюблённых и никто уже не спрашивал Рэйна о Мелиссе.

Он научил Мён правильно произносить своё настоящее имя и едва ли не перестал постоянно думать о Мелиссе. Мён заставила его думать о себе.

Контракт был подписан в первый день 244-го. Больше не было нужды извиняться перед её родителями за мелкие казусы. Теперь Марина – гордая эрц-принцесса, одетая в переливающиеся драгоценным шитьём платья, увешанная тончайшими работами ювелиров чужих миров, благоухающая лучшими ароматами, только с модно уложенными волосами, и краской на веках и щеках, соответствующей статусу подруги жизни принца Росслея.

Расцвела ли она?

Может быть. Рэйн же постепенно увидел, что она глубоко ранена.

Когда он рассказывал ей о себе, она всё принимала нормально, спокойно, но когда за несколько дней до подписания контракта стал цеплять к её телу подготовленные заранее заклинания, она не смогла объяснить своего ужаса.

Дни шли, контракт в силе – Мён стала хозяйкой дворца. Можно заняться другими делами.

Но:

– Твоя жена не выглядит очень счастливой, – заметил как-то Алекс. – Я могу чем-то помочь?

– Ты со своими делами сначала разберись! – вспыхнул Рэйн.

– А что мне разбираться-то? Моя девчонка оказалась замужем. Это конец.

– А если это конец первого этапа? Вдруг в продолжение второго она разведётся со своим Ил'Майром и приедет к тебе с требованием сделать из неё эрц-принцессу "Санкти"?

– Я не перенесу этого! Нет! – картинно ужаснулся Алекс. – Моё лицо… оно чаще будет знать заботу Пэмфроя, чем жены.

– Так ты тоже говоришь безобразную чушь леди? Что, удержаться не можешь?

– В том-то и дело, что я ничего неприличного ей не говорил, но она… эта женщина способна ударить за то, что я не так посмотрел. Я что, должен превратиться в её новый идеал? Нет уж, пусть живёт со своим нынешним идеалом и дальше. Где-нибудь там, в деревне, подальше от меня и моего носа.

– Ах, Алекс, ты бесчувственное животное… – вздохнул Рэйн.

– На себя посмотри, – пробурчал Алекс, но затем немного ожил и даже выжал из себя толику мечтательности, прежде чем стал намекать: – Жена у тебя красивая… кто-нибудь захочет её развлечь…

– Э-э, Алекс, ты чего несёшь?!

– А чего?

– Ладно, я понял, давай о другом. Что думаешь о единой банковской системе?

Алекс задумался всего на мгновение и глубокомысленно изрёк:

– М-м. Давай выпьем за неё.

– Придурок, – хихикнул Рэйн. – Не сегодня.

Принц дождя очень внимательно относился к распитию крепких напитков. В основном потому, что мог спьяну устроить ливневую грозу зимой и снег – летом. А могло и что похуже вылезти. И это нечто могло бы неожиданно сказаться на возможно беременной супруге.

– Мён, – обратился Рэйн к своей эрц-принцессе при первой же возможности. – Я ничем не занят. Хочешь?.. – но он не успел договорить, как Марина быстро спросила:

– А другие миры?

– Хочешь попутешествовать?

– Нет, я имела в виду, что тебе по делам не надо туда?

– Сегодня я решил наплевать на всех и всё ради тебя.

– Как странно, – удивилась она и закрыла книгу, которую читала. – Сядь рядом, – она указала на край занимаемой кушетки. В библиотеке Рэйна обычно царил глубокий сумрак, но ради эрцеллет шторы были раздвинуты.

– Наша с тобой жизнь только начинается, и если я иной раз излишне сосредоточен на своих целях, это вовсе не может значить, что я совсем забыл о тебе. Это невозможно – не желать видеть тебя.

– Тогда, Рэйн, я должна признаться…

– В чём?

– Ты больше не обязан со мной нянчиться.

– Что делать? – поразился Рэйн. – Я, верно, ослышался?

– Я поняла, что ты специально развлекаешь меня. Ты тратишь на это много усилий и времени, в то время как, я вижу, у тебя работы больше, чем возможно представить. Рэйн, – сказала она твёрдо, когда он собрался возразить, – ты водишь меня по красивым местам, учишь удивительным вещам, но для тебя, древнейшего, они уже не в новинку… Да и, ко всему прочему, я не могу отделаться от чувства, что я уже сотая твоя ограниченная, малообразованная жена, с которой ты бестолку проводишь время. Ты знаешь наперёд, чего ожидать от меня, какой реакции – я это тоже заметила.

– Что же в этом плохого? – удивился Рэйн. Она не смогла сразу ответить, так что принц дождя несколько взбудоражено покачал головой и решил: – А и оставим это, Мён. Не мешай мне доставлять тебе удовольствие.

– Ты не подумал, что я уже беременна? И что в этом случае, мне нужны покой и…

– И?

– И…

– И? – уже обеспокоеннее и раздражённее повторил Рэйн. – И одиночество? Ах, нет ничего проще, – он поднялся с места.

– Не смей обижаться, Рэйн Росслей! – воскликнула она и схватила его за руку.

– Да что ты, милая, кричишь. Я древнейший, а не… кем вы все там меня считаете, – он улыбнулся и наклонился к самым её губам, поцеловал.

Она произнесла его имя и, не открывая глаз, хрипловато прошептала нечто неожиданное: "Даже когда ты перестал сверкать, не перестал дарить волшебство поцелуем".

Рэйн погладил её щёку и вышел. Мён – обратная ему полукровка. Она вполне может видеть то, что ему недоступно. Так что всё может быть.

Нет, но не "сверкать" же?! Это не для него, абсолютно!

С другой стороны, раз есть нечто, чего он не видит, то хорошо бы это исследовать… он, говоря себе, что это может быть просто оборот речи, то возвращался обратно, то уходил, но всё же решил не беспокоить Мён лишний раз.


Зима, часто холодная, ясная и безветренная в Ньоне, во второй своей половине почти ежедневно вооружала снежной крупой переменчивые порывистые ветра. Но если в бывших столицах севера и юга, Деферрана и Ллевеллы, было принято сидеть дома при ухудшении погоды, то жизнь Ньона становилась ещё более весёлой. Вечеров теперь проводили вдвое больше, ягодный и фруктовый латкор разливался в бокалы всюду и стал казаться менее сладок и более привычен. Мён приглашали на все собрания. Хитрые хозяйки умудрялись приглашать и Мён, и Рэйна, и Мелиссу с Левенхэмом. Мелисса была вежлива – Рэйн был вежлив.

Особое внимание Рэйна в ту пору получил, неожиданно… эскорт Алард Дан-на-Хэйвин, лорд Танар – сводный брат Морганы, Красивейшей из женщин. Ему исполнилось, может быть, двадцать лет и он ещё был полнейшим идиотом в отношении почти всего на свете, но красив, дружелюбен, энергичен и всему на свете рад. В общество титулованных он вошёл сразу же, как только выдержал экзамен почти святого Брайана – единственного, кто мог молитвой изменять эскортов. Он умел превращать в нормальных, критично к себе относящихся и более глубоких разумных существ тех, кому от рождения бывали интересны только кровь и секс.

Алард Танар хорошо играл в карты. Рэйн подозвал его как-то, чтобы бывший шурин сменил его в приме, а когда отвлёкся от разговора с принцами и обернулся взглянуть на жену, оставленную в паре, то увидел нечто необычное.

Лорд Танар был грубовато порывист и улыбчив, заразно, прилипчиво восторжен, как если бы был чистокровным крылатым, который в первые две сотни лет постоянно испытывает немотивированную эйфорию и провоцирует на веселье всех окружающих. Такой стиль был в корне противоположен тому, к которому привыкла Мён. Рэйна характеризовали врождённое изящество и продуманность движений, которые при иных временах и культурах могли бы назвать то заторможенностью, то осторожностью, то манерностью и как угодно ещё, вплоть до женоподобной или мутной странности. И в результате, столкнувшись с тем, кто настолько противоположен привычному во всём супругу, Мён была поражена. Алард сразу вызвал в ней бурю эмоций: раздражение, неприязнь, потом любопытство, смущение, и, по какой-то причине – восхищение. Игра в приму длилась достаточно, чтобы Мён окончательно перестала раздражаться и заразилась оптимизмом Аларда, а так же стала завидовать чистоте побуждений и активной реакции маркиза на всё вокруг.

Он ей понравился. И всё это Рэйн с интересом наблюдал. Древнейшие легко распознавали такие вещи и, стоя рядом с Рэйном, другие принцы уже заключали пари на то, будет ли длительной связь Мён с Алардом Танаром или же будущие любовники скоро оставят друг друга.

– Что же? Никому в голову не придёт вероятность того, что принцесса Марина может оказаться преданной женой? – в недоумении, чуть злясь, спросил принц Линдон Макферст.

– Её происхождение говорит против этого, – с непроницаемым лицом сказал принц Адмор и скрестил руки.

– Верно, – кивнул Хайнек Вайсваррен. Адмор протянул руку ему, и друзья столкнули кулаки в дружеском согласном жесте, который каждый древнейший хоть раз в жизни, но видел.

– Фиты очень остро реагируют на желание создать с кем-нибудь потомство, а местные люди с большим трудом отказывают себе в удовлетворении того же самого инстинкта. Они вообще не умеют поддерживать тело в спокойном состоянии, – объяснил принц Вир.

– А что же ты, Рэйн? Тоже считаешь такую характеристику за констатацию факта?

– Проще воздержаться от…

– И даже не чувствуешь желания избить кого-нибудь из них? – недоумевал Макферст, имея в виду принцев, оскорбивших честь Марины своими предположениями. – Никогда не думал, что настанет такой день, но я в бешенстве: хочешь, я сделаю всё за тебя?

– Сейчас я начисто лишён агрессивности, Линдон, даже такой.

– Может ты слабак? – стал подначивать Рональд Мэйн. Он даже наклонился так, чтобы заглянуть в лицо Рэйна, но тот его отодвинул:

– Не мешай смотреть.

– Тебе это нравится, что ли? Сапфир давным-давно говорил мне, что ты, Рэйн, опасный псих и извращенец, но…

– Я просто хочу знать, что и как будет.

– Ну, тогда… – протянули одновременно Макферст и Мэйн, и все засмеялись. Из-за своей не испорченности Макферст мог решить, что Рэйн собирается всё-таки вмешаться, как и положено неравнодушному мужу. Но Мэйн из-за долгой, очень долгой в прошлом дружбы с ясновидящим, во всём искал способы предвидеть и предвосхищать, потому слова Рэйна "хочу знать как всё будет" успокоили старого приятеля Сапфира.

Надо сказать, что Рональд Мэйн достаточно хорош был в этом. Он мог запросто предсказать, как будут развиваться события. И, хотя все принцы, разве что кроме молодых Ханта и Макферста, сами по себе легко предугадывали события, Рональд Мэйн всё же соображал в таких вещах лучше.

– А что ты думаешь, Рон? – спросил у Мэйна малорослый принц дождя.

– У людей, таких как ты, называли рогоносцами, малыш. Но ты таким родился, с рогами, я слышал… так что я даже не знаю, есть ли смысл пророчить тебе рост… ну твоих рогов, хотя бы…

Смешки принцев, сдержанные и, наоборот, громкие, заглушили продолжение фразы Рональда.

Все от карточного стола и не только, оглянулись на расшумевшихся принцев. Мён встретилась взглядом с Рэйном. Супруги посмотрели друг на друга и отвернулись. Рэйн продолжил наблюдать за Алардом Танаром с вежливой улыбкой на лице.

Сторонние интимные дела жён Рэйн сравнивал с грязью, налипшей на сапоги. Можно счищать грязь, а можно не обращать на неё внимания и идти дальше. Тут одно верно – от грязи не избавиться вполне, пока не выберешься и не начнёшь идти посуху. И брак не будет в порядке, пока не будет пройден весь путь этих дурных чувств супруги, какой бы она не была верной или ветреной.

Так Рэйн вовсе не считал нужным что-либо объяснять жене. Он некоторое время намеренно сталкивал Аларда с Мён, чтобы ускорить появление между ними отношений, а потом всё разрушить и сделать это прежде, чем слухи о его "растущих рогах" захватят Ньон.

Но Мён сравнительно скоро сообщила, что беременна.

Тогда Рэйн, пользуясь тем, что они наедине в её спальне, рассказал супруге о своих мыслях.

Она вполне понимала, что если бы ему нужна была точность, то подверглась бы допросу и в его власти получить все ответы, при помощи, хотя бы, способностей крылатого.

– Я бы хотела рассказать тебе всё, как есть, – тяжело сказала Мён, вытирая со лба выступивший пот.

– В ответ на мою искренность я меньшего и не жду.

– Вот как?

– Да. Ну, я слушаю.

– Рэйн, – она опустила голову на сложенные руки, лежащие на туалетном столике и напряжённые до предела. – Что ты сделаешь со мной?

– Ничего, милая. Я тебя пойму. Мы говорили о беременности, помнишь? Ты сделала то, о чём я просил тебя – зачала моего ребёнка, наследника Росслей. Осталось только родить его и защитить. Затем ты можешь быть свободна, ты можешь выйти за Танара, если захочешь, если захочет он. А он захочет, не так ли?

– Да.

– Значит, вы уже говорили об этом.

– Он сказал, что влюбился в меня, сделал предложение почти сразу же.

– Как мило, – прокомментировал Рэйн. – Жаль, меня там не было, а то бы сказал тебе, была ли это ложь во имя эффекта, или нет.

– Ой.

– Подумала об этом, наконец? Что между вами было?

Мён, наконец, повернула голову, не поднимая её от рук, и посмотрела в лицо Рэйну. Она молчала.

– Ой, – теперь была очередь Рэйна удивляться своим открытиям. На данный момент неприятным. Он прикрыл пальцами рот и, округлив глаза, спросил: – Как тебе не стыдно, Мён? Ребёнок-то хоть мой, вообще?

– Твой, – рассердившись, и одновременно краснея от стыда, сказала эрц-принцесса и повторила то же, глядя мужу прямо в глаза, чтобы он увидел, что она не лжёт.

– Вот и хорошо, вот и умница, – похвалил Рэйн. – А теперь… как тебе козетка в будуаре?

– Она хороша. Но? – насторожилась Мён.

– Она подошла бы для длинной истории со всеми описаниями и даже восхищёнными ахами и охами.

– А ведь верно, – сказала Мён и пошла в соседнюю комнату, поверив. – И ты выслушаешь меня и не задушишь?

– Клянусь, что не задушу. Наоборот, могу заснуть в процессе рассказа. Заранее прости.

Уютно устроившись на одном конце козетки, Мён начала говорить.

Рэйну все её чувства к Аларду были безразличны, немного неприятны, но он терпеливо слушал. Ему необходимо было стать ближайшим доверенным лицом этой женщины, если уж в другой роли он не подошёл ей. К тому же позволяя свободно высказаться, он снимал с неё множество страхов и внутренних переживаний, которые были вредны для будущего ребёнка.

Часто он замечал, что напряжение некоторых беременных женщин, плохо сказывались на наследниках. Грехи и неудачи родителей всё равно лежат на детях, но не всегда это заметно. Легенда гласит, что женщина, вынужденная отпустить на войну мужа, может как родить морально ущербных близнецов, что плохо, так и произвести на свет ребёнка со слабым сердцем, вынужденного оставить всякие мысли о полётах. Так, говорят, постоянно бывало у герцога Сильвертона и его первой жены – Эллиан. Близнецы Роджер Кардиф и Брайан Валери родились после гражданских волнений. Их брат, умерший в детстве, был зачат прямо перед нападением перевёртышей извне. Эллиан говорила, что в обоих случаях у неё от переживаний изматывающе болело сердце.

Так что он слушал и слушал, пока не наступила ночь. Влюблённые женщины могут говорить о своих мужчинах с вдохновением долгое время. И, значит, Мён действительно прикипела сердцем к эскорту.

– Ну, что ты скажешь? Почему ещё не спишь? – спросила она Рэйна. Его голова покоилась на её коленях. И никто не чувствовал стеснения.

– Я думаю, – ответил Рэйн, поднимаясь и садясь на противоположный конец козетки, лицом к жене. – Обычно чувства не так легко меняют объект. Следовательно, ты никогда не была влюблена в меня. Я ошибся. Принял желаемое за действительное.

Тогда Мён вдруг решила пояснить:

– Когда я увидела тебя, то ты словно светился. У меня возникло особенное чувство тогда, и я очень долго не могла найти слова, чтобы описать его тебе. Но сейчас, пожалуй, могу. Это было как… как будто тебя окружали тогда ангелы и как будто они улыбались для меня, махали мне, звали, почти тянули меня к тебе. Представь, что ты видишь такое, чувствуешь. Не можешь? Я чувствовала.

– И когда это чувство исчезло?

– Когда ты накладывал заклинания. Может быть даже раньше – ночью. Я помню, что когда ложилась спать и ты прилетел ко мне, эти ангелы ещё будто бы подпихивали тебя к моей постели, а когда утром я приехала к тебе и ты начал разговор, то их и того чувства уже не было. Всё, весь восторг и свет – куда-то делись.

– Наверняка это…

– Нет, послушай! Ты знаешь, я не так уж религиозна, но в голову мне не могло прийти ничего, кроме как…

– …Того, что магия неугодна Единому, – закончил Рэйн буднично. Он встал и весело продолжил: – Что бы там ни было, но по твоим словам ангелы одобряют постельные радости вне зависимости от условностей. Повезло же тебе с ангелами, дорогая! У всех остальных иные понятия и впечатления. Святые прямо говорили о противоположном, так что, Мён, умоляю, больше никому не рассказывай об этом.

– Я бы не решилась, – опустила глаза эрц-принцесса.

– Скажу откровенно. Я хотел бы доставлять тебе удовольствие и помогать видеться с твоим эскортом, но я должен всё очень хорошо продумать. Не причинит ли он, к примеру, вреда ребёнку, не вызовет ли это потерю моей и твоей репутации, помешает ли ваша "дружба" моим делам и насколько он честен, кстати.

– Последнее… я бы хотела узнать особенно.

– Ну что ж… попробуем. Это будет интересно. Запиской пригласи его в зимний сад. Он придёт. Я спрячусь, и буду смотреть. А ты непременно заставляй его повторять и повторять все слова о своих чувствах так, чтобы я видел его лицо.

– А ты сможешь сидеть тихо?

– Я применю заклинание, чтобы он даже на секунду не подумал, что вы не одни.

– Сейчас? Сегодня? – обрадовалась она. Даже привстала.

– Люблю, когда ты счастлива, – улыбнулся Рэйн и кивнул.


Во-первых, Алард не лгал Мён ни в чём.

Во-вторых, влюблён он был уже до безумия. Нёс ласковую чушь в таких объёмах и количествах, что Рэйну, даже Рэйну, стало стыдно за него.

В-третьих, он насторожил Рэйна тем, что хотел увезти её. Настаивал. Грозился похитить.

В-четвёртых, Рэйн впервые за несколько лет вспомнил предсказание Сапфира об Аларде Танаре. В нём говорилось, что парень влюбится в неподходящее существо и будет так страдать, что захочет смерти. Закончится всё тем, что он скатится до своего первого состояния вечно голодного до крови и женщин, идиота-полузверя.

"Но почему? – ломал голову Рэйн. – Мён любит его вполне, она готова сбежать с ним – эти её обещания так и порхают в воздухе вокруг. Так почему? Почему, а? Нет, ну что за развитие событий? Но не может же быть так, что она влюбится в кого-то ещё, потом? Разве бывают такие влюбчивые женщины? Не встречал. Хотя… мужчина такой был. Нет, Роджер Кардиф не был влюбчив. Он был порочен. Наибольшая вероятность в том, что Мён, моя девочка, станет его, Танара, необходимостью и привычкой, а затем уйдёт. Вот привыкнув к ней он и… Да какая разница? Плевать, что будет потом с этими двумя. Меня здесь, скорее всего уже не будет".

Рэйн, во избежание недопонимания и резких выпадов со стороны Аларда, не стал открывать ему своих мыслей и вообще встречаться с ним. Он лишь наплёл вокруг Мён ещё более густую сеть заклятий и стал несравнимо чаще оставлять её одну. Для свиданий, конечно.

Пока прислуга во дворце Рэйна получала деньги за молчание, слухи не шли дальше подколок от принцев. Аларду Мён уже объяснила, что как только родится наследник Рэйна, они смогут скрыться на севере до срока истечения контракта. Малыш останется с отцом столько, сколько это будет возможно.

Но в середине весны кто-то из принцев проговорился о делах Рэйна, и фонтаном забила энергия сплетников. Мён, чтобы не расстраивалась лишний раз разговорам, была отправлена на юг, в провинцию, а Алард мог единственно укрыться у себя на севере. На юг ему дороги не было. Запрет ещё действовал и стена между севером и югом как прежде стояла.

– Это правда? – стремительным шагом к Рэйну в библиотеку, теперь тёмную, как он любил, вошла Мелисса.

– Что именно? – он даже не поднялся при виде всё ещё любимой девушки и её сопровождающей Чайны Циан. Не было ни сил, ни желания проявлять вежливость, эмоции, хоть что-то. Накануне в принсипате весь день и всю ночь спорили на тему новой денежной системы. Сапфир говорил, что родится человек, который сможет доказать необходимость полного контроля и убедить всех разом, и ждать этого нет смысла. У Рэйна в голове ещё эхом отдавались голоса принцев. Многим было что рассказать. Все древнейшие когда-то, чаще всего по молодости лет, примеряли корону сами и вдоволь оригинальничали с управлением, так что опыта хватало с лихвой.

– Что Мён сбежала с Алардом.

– Нет, не правда, – с некоторым трудом проговорил Рэйн.

– Тогда где она? Твой секретарь сказал, что она уехала из столицы.

– На юге, у предков. Танар, если ты так уж переживаешь – у своих предков, на севере.

– Не стоило делать ей ребёнка, – покачала головой крылатая. – Я слышала про такой тип диагонального брака. Что дети обычно рождаются мёртвыми. Это жестоко. Она тоже знает?

Знание о вирусе дальше башни принсипата явно не ушло. Сапфир. Он даст просочиться наружу только тем слухам, которые ему будут полезны. Его месть начинается. Рэйн подпадёт под всеобщее осуждение. Джулиан Дарк женился на человеческой женщине буквально с благословения общества – были особые причины. И после смерти Харлей он согласился на контракт с дочерью Деллы Генезис – это был практически династический брак. Но поступок Рэйна с точки зрения общества необъясним.

– Кем ты меня считаешь? – возмутился Рэйн. – Я древнейший. У таких, как я, учтено абсолютно всё.

– Понятно, – быстро поверила девушка. – Но как ты? – Мелисса оперлась о подлокотники его кресла с обеих сторон и наклонилась вперёд. Так очень хорошо видна её грудь. Просто прекрасно. Отдых для усталых глаз.

– Я, честно говоря, переутомился. Был в принсипате, а там… – он не договорил. Задумался о том, что настал удивительный момент. Мелисса Сильверстоун интересуется им, его делами, чувствами, а он… опять женат.

– Я не об этом. Ты сказал, что всё учтено, но… учесть чувства бывает тяжело… для гордецов. Эй, я с тобой разговариваю, – Мелисса подняла его подбородок.

– Уже хорошо, – сказал он, стараясь подавить мысли о том, что сейчас просто необходимо порвать её платье и испортить причёску. – А что тебе понадобилось так внезапно от меня, жалкого, ничтожного и вовсе не гордого принца дождя?

– Сложно сказать. Если говорить короче, то я пришла дружески поддержать тебя. От Санктуария такого не дождёшься, не так ли? – и, без всякого перехода, потребовала: – Расскажи обо всём. Я хочу, чтобы ты рассказал о том, что чувствуешь.

– С ума сошла? – искусно подделав тон под насмешливый, поинтересовался Рэйн.

– Я жду, – твёрдо предупредила она и опустилась прямо на пол у его ног. Она положила руки на его колени, а подбородок – на свои скрещенные запястья. Как в детстве, когда требовала историй.

Рэйн молчал.

– Я всё ещё жду.

– Мне не о чем говорить. Если хочешь поддержать меня дружески, то это пустая трата времени.

Некоторое время оба молчали. Рэйн закрыл глаза, расслабился, наслаждался пониманием её близости. Всё-таки, несмотря на прелесть Мён, Мелисса – словно весна после долгой зимы. И дышится иначе, и сердце стучит ощутимее.

– Говорят, ты понял всё задолго до них самих, но…

– Мелисса, перестань.

– Да что такого? Или ты тоже, как все те… считаешь, что не к лицу мужчине жаловаться?

– На этот счёт я привык придерживаться мнения большинства. Но и дело-то не в этом, дорогая, милая моя Мелисса. Дело в том, что я вполне счастлив за них, за то, что их чувства взаимны и вся моя горечь только оттого, что мне в том же отказано. Да, впрочем…

– О, Рэйн, – вздохнула девушка. Она пересела на подлокотник его кресла и приобняла друга-принца, прижав к своей груди его голову. – Ничего, в следующий раз у тебя всё сложится…

– Ты что, собралась женить меня ещё раз? – старательно отодвинулся Рэйн. Мысль о порче её платья стала просто невыносимой. Платье Кэтрин Райенгот в тот день было белым. Слишком белым. На Мелиссе платье прямо-таки светится в сумраке. Ещё немного и он начнёт затягивать с ответами.

– Ты не хочешь? – спросила Мелисса.

– Количество моих браков на две равные натуральные величины превышает среднестатистическое по принсипату. Я и так вырвался из холостяцкого течения.

– Вот как мы заговорили? Об этом ты не думал, когда ухлёстывал за мной, не так ли? Друг мой, Рэйн, я успокоюсь только тогда, когда ты будешь счастлив, – с полной искренностью заявила Мелисса.

– Счастлив? – переспросил Рэйн. – Ты не знаешь, что нужно, чтобы один из принцев-древнейших был счастлив.

– Что же?

– Смерть, чаще всего.

– Ты не можешь этого знать. Никто не знает что там, за тем непроницаемым покровом. И ты сильно рискуешь, поддаваясь иллюзиям.

– Опять читала что-то не вполне одобренное церковью? – осведомился Рэйн.

– Стихи философского течения, – без эмоций ответила Мелисса. Взгляд её ненадолго застыл. Повисло неуклюжее молчание, словно учтивый принц обязан был поддерживать разговор с леди во что бы то ни стало. С Мён так оно и было. Но с Мелиссой – нет. Они не притворялись друг перед другом с самого её детства. Никогда.

– Эй! – привлёк он её внимание. – Тебе лучше держаться от меня подальше. Решу соблазнить тебя – так общество меня не осудит.

– Ах, эта эрц-принцесса Марина! – воскликнула горестно Мелисса, не думая слезать с подлокотника Рэйнова кресла. – Из-за неё ты даже говоришь такие вещи. Ах, – снова воскликнула Мелисса, подумала и сообщила: – Всё же я хочу тебе помочь.

– Стань моей, – почти без надежды на успех, ровно сказал Рэйн.

– Ха. Здесь вынуждена тебя осадить. У нас с Эд… с Левенхэмом уже почти всё решено.

– И ты его любишь? – ему-то несомненно важно произносимое, но он так старался держать себя в руках, что со стороны кажущаяся бесстрастность напомнила, должно быть, сухое прочтение текста пьесы.

– Да. Он необыкновенно привлекательный, – Мелисса наконец оживилась. Вся внезапная перемена в этой крылатой легко объяснялась влиянием на неё другого мужчины. Он внушил ей нечто такое, отчего Мелисса начала испытывать к Рэйну, с надеждой терпеливо ухаживавшему за ней долгое время, тёплое чувство, густо замешанное на благодарности. Но чувство, естественное для такой, как она, без самой малой крохи вины за её отказы и издевательства.

– Ах, вот оно в чём дело. Если бы я был привлекательнее, ты бы обратила на меня внимание? – медленно произнёс Рэйн, надеясь уколоть Мелиссу, воззвать к её совести быть может.

– Да, Рэйн, да. Ты производишь отталкивающее впечатление.

– Я не подозревал, что всё настолько уж плохо, – принц дождя схватился за голову, изображая панику, и поднял невинные глаза на девушку. Та погладила его щёки. Он мог бы поклясться всеми святыми, что это был жест нежности.

– Среди крылатых не найти такой внешности, как у тебя, – как ни в чём ни бывало продолжала говорить Мелисса. Её пальцы гладили его губы, но она не замечала, что делает и как. Если бы Чайна Циан не была слепа буквально, то остановила бы подругу. – Но более всего меня пугает то, что происходит у тебя в голове, каково твоё сердце. Выражение твоего лица всегда вызывает во мне чувство опасности. Кажется, что ты состоишь из пороков, невероятной заносчивости, что ты избалован и развращён до крайности.

– Да не может быть.

– …И даже хуже! Иной раз ты так смотришь на меня, будто продумываешь мою казнь.

– Нет, – покачал головой Рэйн.

– Я не могу врать. От твоих взглядов у меня затылок холодеет.

– А раньше, насколько я помню, всё было не так.

– Раньше, когда я только приехала в Ньон, мне было лестно, что ты смотришь на меня как на женщину.

– Что же изменилось? Не Левенхэм ли твой внушил эти опасения?

– Ты сам, прежде всего.

– Как это?

– Когда мне объяснили значение этого цвета твоих глаз, тёмно-серого (цвета пошлых желаний), я сразу же стала понимать всё иначе.

– Цвет пошлых желаний? Мои желания совсем не пошлые. Они естественны.

– А, ты знаешь, ты только что солгал мне. Я краем глаза увидела.

– В таком случае тебе могло померещиться.

– Не-е-ет.

– Мелисса, – наконец позвала Чайна Циан. – Эдриен будет зол, если ты опоздаешь к нему ещё сильнее.

– К нему? – Рэйн вскочил. Мелисса тоже поднялась. Она разгладила юбку, подняла голову и замерла, встретившись с ним взглядом.

– О, не обижайся, – попросила Мелисса. Её брови поднялись – по её представлениям это должно было придать выражению её лица открытости и искренности. Но, похоже, это новое, что в ней появилось – не актёрство. Левенхэм со своей требовательностью действительно изменил её. Она стала внимательнее к мужчинам, их чувствам и самолюбию в частности. Раньше ей и в голову не пришло бы сказать такое. Раньше, заметив, что задела (если бы вообще обратила внимание), она постаралась бы нанести рану больше, да больнее – ему. – Если бы я застала тебя в слезах, то вычеркнула бы из планов поездку к Эдриену.

– То есть ко мне ты просто заглянула мимоходом, так? – ему самому не понравилось, как прозвучали слова.

– Хм, с каких это пор ты стал таким? Но если хочешь обижаться – пожалуйста. А от скандалов меня избавь, – становясь жёстче, заявила Мелисса. – Я уйду немедленно.

– Я не собирался устраивать истерик. Или ты плохо меня знаешь?

– Прости. Это Эдриен. Он таков, что я, пожалуй, успела привыкнуть к тому, что надо вечно отстаивать свою… свободу выбора, скажем так.

– Мне жаль. Он точно любит тебя?

– Точно, – она не сдержала счастливой улыбки.

– И каковы его планы?

– Мы обвенчаемся летом.

– Как, уже? – шокированный, Рэйн постарался взять себя в руки и представить, что в пропасть летит не он сам, а… Чайна Циан.

– Сапфир говорит, венчание удастся, и молния в ступени церкви не ударит, если только ты не соберёшься помешать моему счастью. Поклянись, что не сделаешь ничего подобного.

– Сейчас я… немного удивлён… так что вряд ли смогу принести эту клятву. Может… в следующий раз. Кто… знает… вдруг откроется, что Левенхэм ещё больший развратник, чем ты думала – я. Если я узнаю о нём нечто такое, я вмешаюсь.

– На твоём месте я бы не надеялась на это. И… ты говоришь как мой отец.

– Его можно понять.

– Да, но Сапфир говорит, что прошлые грехи не должны влиять на будущее.

– Он скажет что угодно, лишь бы оправдать себя.

– О чём ты?

– Он продержал свою Игрейну в заключении двадцать три с половиной года. И теперь извиняться перед ней не думает, хотя продолжает домогаться как женщину.

– Ты о нынешней принцессе Дан-на-Хэйвин? Я видела её. Она совсем не красива. Как он может?!..

– Я сейчас скажу банальность, но общепринятым фактом считается то, что любовь – иррациональна. Если речь о светлом чувстве, а не об оружии извращённого мозга. Вот что тебе в Левенхэме понравилось? Кроме внешности, само собой.

– Он… – она задумалась, постепенно её облик приобрёл мечтательный вид. Взгляд затуманился. Мён могла говорить о своём избраннике сутками, Мелисса – затруднялась с подбором слов. Совершенно иной тип осмысления своего существа.

– Мелисса, Рэйн тебя запутывает и удерживает, – строго сказала Чайна Циан. – Надо уходить, иначе ваша безобидная болтовня превратится в повод для ревности Эдриена. И если тебе ещё не ясно – Рэйн до сих пор любит тебя. Он сказал об этом почти что прямо. Зря ты думала, что он приобрёл чувство к принцессе Марине.

Стало очень тихо. Рэйн немедленно и окончательно возненавидел Чайну Циан. Он и раньше думал, что она – худшая из возможных подруг, потому что перевёртыш, потому что слепа и тем заставляет о себе заботиться. За то, что строгая и совершенно неромантичная. Но сейчас… то, что она сказала!..

– Я не думаю… – Мелисса вдруг показала, что расстроилась. В том, как опустились уголки её губ и глаза, стала заметна горечь. – Рэйн, – она подняла взгляд и протянула к нему руку. Он сделал пару шагов и коснулся девушки, её пальцев. – Я не понимала этого, но теперь очень чётко осознала – я скучаю по нашим временам. Наши глупости, игры, веранда и долгие разговоры ни о чём, наша свобода… та свобода, – она поправила себя, – которую ты давал мне… они скоро совсем исчезнут. Мне грустно от этого. И жаль, что вы, мужчины, такие собственники. Жаль, что мне невозможно быть с тобой так, чтобы не подпадать под чьё-либо подозрение и не давать тебе надежду. Ты всё ещё любишь меня?

– А ты всё ещё не любишь дождь? Ты говорила это раньше.

– Это неизменно.

– С моей стороны – тоже. Это неизменно. Я…

– Ни слова больше! – оборвала Чайна Циан. – Мелисса, не глупи. Рэйн – древнейший. Что тебе говорила герцогиня Сильвертон? Что они все – как Роджер Кардиф! Смотри, он уже заставил тебя грустить из-за разлуки с ним! Что будет дальше? Разговаривая с ним, думая о нём, ты подрываешь свою уверенность в любви к Эдриену! Рэйн Росслей вызывает в тебе сомнения специально, я уверена, Лисса!

– Чепуха!.. Рэйн не настолько самоуверен, чтобы думать, что из-за вдруг возникшей ностальгии мои чувства к нему переродятся! Этого и быть не может!

– Всё же подумай о Эдриене, и… пойдём. Если не отправимся сейчас, я расскажу твоему графу подробности этой встречи.

– Чет, – весело фыркнула Мелисса. Она явно проглотила что-то вроде не совсем приличной, типично сильверстоунской фразочки и продолжила, почти выплюнув: – Блефуешь.

Настроение Мелиссы вовсе поменялось. Она пошла к выходу, всего однажды оглянувшись, светло посмотрев в его сторону, махнула рукой и исчезла.

Рэйн заходил по комнате и воздух вокруг казался ему ледяным, и работы ног не чувствовал, и мучился.

Мелисса собралась замуж за этого графа! По-настоящему! Окончательно! Венчание – это вам не контракт, который можно разорвать по желанию сторон. Венчание – это или навсегда, или минимум на полторы сотни лет, которые почти всегда превращаются в то же самое "навсегда".

Ну а этот отвратительный обычай невесты обитать в доме жениха до свадьбы и только на ночь возвращаться к родителям? Сколько времени они проводят вместе! Да как же так можно? Мелисса – в доме Левенхэма! Отвратительно!

"Не смогу. Никогда не смирюсь с этим", – понял Рэйн, замерев. Он всё ещё стоял посреди погрузившейся в полный мрак библиотеки. Солнце давно село. Вечер.

"Опаздывает ли она домой, как Мён опаздывала к своим родителям? Как она улыбается ему? Как смеётся? Удерживает ли его? Целует ли его сама?.. Ужасная несправедливость!"

Он пошёл к шкафчику с крылосколом, но не добрался до него. Пришлось опереться о какую-то мебель, потому как внезапно перед глазами всё поплыло. Будто картина покатилась вбок по серой стене.

"Не срываться. Не срываться".

Выступил пот напряжения, тело задрожало, сердце заколотилось как от полёта.

"Только не падай в обморок, не падай, ты же не девочка… ты же не… Да кто увидит? Я – один".

Рэйн постепенно опустился на четвереньки. Ноги и руки уже немели. Снова картинка уплыла, но теперь и тело исчезло. Рэйн видел его, немного ощущал, но со стороны, как чужое.

Он встал и куда-то пошёл. Рэйн понимал, что его тело в полном порядке, что оно всё делает так, как должен был бы он сам. Он наблюдал, как бесчувственно поглощает крылоскол, как отправляется за Алексом Санктуарием, разговаривает с ним, вполне естественно и вовремя смеётся шуткам, как соглашается, впервые за многие годы, поехать на аукцион девушек в Коллуэй. Рэйн даже не был уверен, что не поступил бы так же, будь он в полном порядке. Но было отчасти приятно, что он безукоризнен и при этом ничего не чувствует, впервые приезжая в северное предместье и появляясь в кругу хорошо знакомых титулованных мужчин, покупающих себе эскортесс или женщин других видов на ночь или всего на одну свечу. Разговоры за его спиной слились в обычный шум – ничто его не трогало, кроме продолжающегося мучительного желания вернуться в своё тело, обрести над ним власть, полный контроль.

Чуть позже, чем должен был, он подумал о том, что заявляя обществу о своём намерении развлечься на стороне, он давал повод думать, что получил доказательства неверности эрц-принцессы. Так могло это выглядеть со стороны. Но его скоро отвлекли от мыслей события, лавиной накрывшие его.

Эскортесс, точно такие же знатные леди по своему рождению, как и бывшая жена Рэйна, ныне супруга губернатора, по своему развитию стояли на низшей из ступеней. Их бы никто никогда не думал продавать каждый вечер на аукционе, но каждая отчаянно любила постельные развлечения и совсем не переносила их полного отсутствия и даже небольшой нехватки. Голодная эскортесс – просто смертельно опасна. Потому специальным указом губернатора ни одной из них не было разрешено ступать на территорию столицы и южнее её – туда, где церковь Единого воспитывала целомудренный нрав. Все денежные сливки за свечи удовольствия частью получали принцы Адмор, Ли и принцесса Дан-на-Хэйвин. Эти трое приходились родственниками и опекунами всем безмозглым, бессердечным, забывчивым, но невероятно красивым, роскошным женщинам, важнейшей частью из сомнительных достоинств которых считалась наследственная ошибка в процессе смешения крови – эскортесс, все до единой, сохраняли девственность, быстро восстанавливались и не чувствовали боли. К тому же они не беременели в принципе. Единственным исключением пока что была Красивейшая. Моргана под влиянием почти святого и его молитв, почти полностью поменялась. Однако она не отреклась от своих кузин и даже защищала их интересы, пусть и весьма неудачно.

До своего контракта с Красивейшей, Рэйн некоторое время жил в Ньоне. И пока почти святой Брайан не издал свой указ, выселяющий эскортский гибридный подвид из столицы, принцы постоянно приезжали во Дворец Чувственных Удовольствий, в котором эскортесс оказывали внимание и Рэйну.

Они запомнили его, как и всех древнейших. И помнили всё ещё – по прошествии ровно двадцати двух лет. В этом Рэйн убедился, когда эскортесс, увидев его, сорвались со своих мест и бегом помчались к нему.

Распорядитель торгов пытался восстановить порядок, но женщинам было всё равно. Они даже не позволили Рэйну пошевелиться. Срывали одежду, беззастенчиво ласкали на глазах прочих гостей. Впрочем, Рэйна скорее всего даже не было видно из-за окруживших его эскортесс. Жаль, что он всё чувствовал не вполне нормально.

Они кричали ему, чтобы он выбрал одну из них.

– Пусть танцуют! – весело крикнул Даймонд Лайт. Странно, что он здесь. Обычно после встреч в принсипате он бросается за книги и расчёты и надолго закрывается в своих покоях в доме Роджера.

– Танцуйте, – приказал Рэйн. Его тело уже горело. Он снимал серьги и прочие драгоценности. Перчатки и галстук – где?

И каждая танцевала в полной уверенности, что Рэйн попадёт в её постель. Они раздевались, продолжая двигаться. Их стиль, однако… был далёк от классических па. Эскортесс создавали красивую имитацию постельных телодвижений.

Распорядитель торгов прокричал ему, что претензия со счётом к нему будет направлена от принцев-хозяев.

Рэйн ответил, что его секретарь рассмотрит претензию в обычном порядке.

***

Хаос. В продолжение его Рэйн внезапно, после лёгкого головокружения и резко поехавшего влево мира, вернулся в своё тело. Чувства, оказалось, притупились из-за крылоскола, но обилие эротики и свобода раздразнили Рэйна. Ему вспомнились времена, когда он позволял себе всё и правил своим миром абсолютно. И зашумела гроза. Слишком ранняя для этой весны. Эскортесс вздрагивали от грома, но всё продолжали цепляться к Рэйну. Знакомый шум дождя вторил шуршанию серых простыней, прохлада из открытого окна приятно ласкала разгорячённые тела. Но вдруг Рэйн, перебирая машинально волосы одной леди, вспомнил о Мелиссе. Он чуть было не ушёл, но женщины не отпускали его, и ему ничего не оставалось, кроме как остаться и представлять себе юную леди Сильверстоун на месте каждой золотоволосой красавицы.

Утром Рэйн отправился на поиски недостающих частей своей одежды и наткнулся на Даймонда Лайта.

Его фигура бросалась в глаза. Он всё ещё находился в зале торгов и, сидя за одним из столов, писал что-то в своей книге. Посреди пустых бутылок и интимных предметов гардероба, посреди спящих разве что только не на полу мужчин и женщин, он выглядел наиболее необыкновенно тем, что был менее всех потрёпан. Галстук его был не в порядке, рубашка расстёгнута, на брюках – несколько пятнышек серой крови эскортесс, волосы непередаваемо сильно взлохмачены, но в сравнении со всем окружением он выглядел ангельски невинным. Из-за неразберихи, ночью попавшие внутрь проститутки с улицы, окружили стол Лайта. Свободно сидя на стульях и на коленях друг у друга, облокотившись о стол и плечи товарок, женщины неотрывно и наверняка не первую свечу смотрели на Даймонда. Их можно было понять: принц, первый по красоте, был настолько волшебен собой, что женщинам он казался лучшим в жизни сном и смущающе действовал даже на умы мужчин, что не раз приводило Рэйна к мысли о том, что физическое влечение заложено в существах куда глубже, чем должно бы. И, если бы творцом действительно был тот Единый, с которым разумных знакомят Книги Свидетельств, проповедники и Церковь, этих странных ощущений при виде особи своего пола не было бы. Но, с другой стороны, не будь таким мощным двигателем секс – навряд ли сейчас было бы кому и что проповедовать – разумные существа, при всей их неспособности найти родственную душу, вымерли бы.

– Рэйн, – позвал Даймонд принца дождя. Утренний свет, тускловатый из-за низких облаков, добавлял новых, строгих и холодных оттенков облику Лайта. Заметив, что светильник на столе горит зазря, Даймонд, наконец, погасил его. – Знаешь, император непременно поднимет вопрос о произошедшем на совете кланов. Никто пока не знает о смысле произошедшего. И пусть ты совершил единственно верный поступок перед заточением, ты сделал его не так.

– Ты не видел мою полумаску? – вместо ответа спросил Рэйн, перешагивая через чьи-то белоснежные панталоны. – Точно помню, что приехал в ней.

На самом деле гнев императора опасен. И здесь дело не в том, кто император, а какова механика власти. Плевать, что в перспективе Рэйн через эскортесс раздал полезный вирус сразу множеству ньонцев и какой-нибудь крылатый или перевёртыш, женись он на человеческой девушке или фитке, сможет стать отцом вполне живого неглупого мальчика. Нет же, важно оказывается то, что Рэйн показал, как непозволительно роскошно могут развлекаться члены принсипата.

– Возьми любую, – посоветовал Даймонд и тут же, без перехода продолжил: – И, знаешь, что будет с Мариной? А подумал ты, что будет с Мелиссой?

– Ты меня отчитываешь, Лайт? Что за дурацкаяпопытка?

– Не понимаешь, почему? – Даймонд выпрямился и повернулся на стуле в его сторону. Он выглядел сейчас обманчиво добрым. Но Рэйн знал, что принц Лайт видит своё предназначение ещё и в том, чтобы сеять смуту среди своих, чужих и прочих с тем, чтобы в ссорах и склоках вокруг себя находить истину. – Я скажу тебе. Сапфир предсказывал, что в том варианте реальности, в котором Мелисса станет твоей невестой, ты будешь периодически всё портить. А теперь, знаешь, какой бы на самом деле ни была эта реальность, той, желаемой, или нет, Мелисса твоей не станет просто потому, что ты сделал то, что сделал. Даже если ты как-то сможешь подменить содержимое её головки и сердечка, Ричард будет тем, кто скажет "нет" в любой день из всех последующих. И я соглашусь с ним.

– Перестань. Тебе ли говорить мне это, – фыркнул Рэйн. В этой ночи нет ничего особенного для многоопытных принцев. Даймонд наверняка так же развлекался в своё время с женщинами всех видов, цен и типов красоты. А что касается отца Мелиссы, Ричарда Сильвертона, то он был бы против кандидатуры Рэйна и по множеству других причин.

– А я и не обязан казаться во всём идеальным, – покачал головой красавчик. – И не мне нужна женщина, которую не взять даже манипулируя.

Рэйн застыл на месте, затем с огромным усилием повернулся к Лайту:

– Даймонд, прошу тебя, уймись. Твоя показная забота бесит.

Принц Лайт посмотрел, хмыкнул и снова отвёл взгляд. Молчал, размеренно постукивая грифельным стеком по книге. Тем временем Рэйн решил, что можно бросить небольшой кусок правды Даймонду в зубы:

– Я был не в себе. Я был не в себе, когда поехал сюда.

– Глупыш, – улыбнулся Даймонд столу, за которым сидел. – Надо было открыться друзьям и отпить крылоскола.

– Ваши сильверстоунские методы как-то совсем не сразу входят в голову обычного Росслея.

– Ах-ах, да неужели? Или ты оправдываешься? На самом деле, первой мыслью после твоего какого-никакого разочарования было "надо купить девушку" и всё. Ну а первая мысль часто о многом говорит. Иначе говоря, я был прав, считая тебя сверхпорочным ублюдком.

– Погоди, это что сейчас происходит? Ты действительно думаешь, что можешь указывать мне на мою развращённость?! Ты?! Сильверстоун?

– Если мне не послышалось, то ты намекаешь на то, что все Сильверстоуны таковы, что для нас…

– Не все… до встречи, – Рэйн быстро пошёл прочь. У его маски была оторвана лента, и он просто приложил её к лицу, выходя на улицу. Там его ждало небольшое потрясение.

– Совпадений – не бывает, – только и мог сказать сам себе Рэйн, когда увидел мириады багровых, алых, розовых лепестков, покрывших все горизонтальные поверхности. Лёгкий ветерок заставлял всю эту невероятную красоту вздыматься в воздух, кружиться и снова опадать, срываться с портиков и крыш, ссыпаться с деревьев, ещё не распустивших собственных бутонов.

Не желая поскользнуться на цветном великолепии, Рэйн спускался по ступеням как можно осторожнее.

– Ну и намусорил ты тут, приятель, – почти серьёзно сказал ему Тони Эшберн, поднимающийся ему навстречу, вверх по лестнице. Что-то забыл и вернулся? Что бы сказала Чайна Циан, узнав, что её муж был здесь этой ночью?

Но, несмотря на искушение, Рэйн никак не ответил.

Слишком уж всё багровое великолепие, покрывшее улицу, было похоже на тот случай с почти святым Брайаном. Когда он лишился святости. Правда, тогда это была Красная вода. И шла она от его ступней и лилась с неба. И Рэйн тогда был ни при чём.

А Рэйн и сейчас ни при чём. Атмосферные вихри закрутили свои смерчи и зацепили где-то на юге сладко благоухающие луга. Дождь из лепестков, вероятно, выпал уже после того, как отгремела гроза. Нижний слой лепестков неплохо прилип к мостовой.

Но таких совпадений – не бывает.

Выходит, он сильно согрешил. К сожалению, сколько бы ни думал Рэйн, вывода было всего два. Первый: Единый на данный момент требует от него большего. Молитв, чистоты и большей правильности вопреки нелюбви, предательствам и всем фактам мертворождений. Второй: Рэйн с пагубным блеском подал пример разнузданного греховодничества. Слишком заманчивый пример. И небесные силы распорядились напомнить о себе и ожидающей каждого каре.

Но если так, то с ним, с Рэйном, что же будет с ним?

Брайан Валери стал красноволос и шипаст на одно плечо из-за церковного проклятия. Он лишился положения, чина и многих друзей, лишился святости и места у небесного престола, но упорством и верой многое получил взамен. Брайан Валери стал свободнее и могущественнее, чем был, его молитвой свешаются чудеса.

Думая о своей дальнейшей судьбе Рэйн не видел впереди ни особых лишений, ни приобретений. Не верил он, что сможет измениться к лучшему. Коды крови – неизменны с рождения. Не считал он, что по примеру Брайана обязан, во что бы то ни стало, из последних сил праведничать. Ребёнок, следующий Росслей, которого Рэйн так хотел, не был так уж дорог ему, чтобы он хоть на миг задумался о том, что Единый, наказывая, может отобрать его. Мелиссу же незаметно опутал заклятиями ещё в её детстве. И так плотно, что даже Господь вряд ли сможет править судьбой этой девушки. Пострадает каждый, кто задумает причинить ей вред.

Что же дальше?

Дождь из лепестков прошёлся по значительной территории. Багровым и смежными оттенками были усыпаны и Цитадель, и Центр, и все предместья Ньона.

Добравшись до дома, Рэйн поднял ветер посильнее и постарался вымести все эти лепестки из города. Ночами вымывал остатки ливневыми грозами.

Вечером третьего дня после дождя лепестков, секретарь, Иво Шаннэй, вошёл к Рэйну в кабинет.

– Почта? – не глядя, спросил Рэйн.

– Маркиз Ченселур уведомляет о сборе кланов завтра утром.

Рэйн протянул руку и, получив бумагу с оттиском императорского перстня-печатки, развернул. Ничего. Асинари не писал о том, что принца дождя будут отчитывать перед всей толпой титулованных… леди в том числе.

Но желательно чуточку подготовиться.

– Поезжай лично к отцу Лейсису и уговори его встретиться со мной до завтрашнего утра, – сминая послание и бросая его в камин, сказал Рэйн. Встреча с духовником не поможет разобраться ни в ситуации, ни в себе, ни в послании Единого, но даст шанс апеллировать к самому факту состоявшейся беседы.

Отец Лейсис приехал почти сразу же.

Кроткий и древний, тихий крылатый, этот священник спокойно, но не без вздохов, принял покаянную и назначил Рэйну непрестанные молитвы с утра до ночи в течение десяти дней и пост. Любой другой титулованный получил бы выговор, отповедь, епитимью в десяток молитв и просьбу о пожертвовании храму. Но к древнейшему, к принцу, куда более высокие требования – норма. Рэйн даже поразился подобной мягкости. Отношения принца, умеющего управлять стихией, и Всевышнего, слишком сложны и трудны. Отец Лейсис обязан был понимать это. Впрочем, возможно это как раз и смягчило наказание. А так же слова "я был не в себе".

Не хотелось бы, чтобы император спросил, от чего это Рэйн был "не в себе". Но если хозяин Клервинда окажется очень сердит и начнёт допрос, то останется только надеяться, что принц дождя сумеет сохранить свою тайну и оставит кланы в счастливой уверенности в том, что принца дождя может вывести из себя едва ли не обычная молодая девушка.

И… есть Сапфир. Если есть вероятность, что тайна Росслея откроется, то Сапфир уже знает её. В этом случае нельзя давать ни единого повода перетянуть разговор на неудобную для Рэйна тему.

Потому что лучше быть отверженным моралистами, чем заключённым в Абверфор на необозримое количество лет.

– Заключённым в камне… не это ли имел в виду Си? – вслух спросил Рэйн у своих перчаток, пока металлические кони уносили его экипаж к новому дворцу для собраний титулованных – Точке Соглашения.

– Как себя чувствуешь, Рэйн? – спросил, улыбаясь, Санктуарий, подождав приятеля на лестнице и зашагав с ним рядом.

– Как всегда.

– Странно. Должен бы чувствовать себя просто отлично после той ночи.

Рэйн понял, что Алекс специально говорит громче, чем надо. Друг жаждал повеселиться за счёт Рэйна.

– Сам себе поражаюсь, – наконец отозвался принц дождя. – Ну а ты? Помнится, мы вместе приехали.

– Да не обо мне разговор, дружище! – широко улыбаясь, Алекс хлопнул Рэйна по спине. – Герой сегодня – ты. Такой мелкий, а поди ж ты, сколько энергии…

Рэйну повезло – они вошли в зал, когда там уже был император и Санктуарий стал вести себя тише.

Император и титулованные заняли места. Двери закрылись. Некоторое время ждали опаздывающих, затем колокол отбил утро и император без лишних слов вызвал Рэйна:

– Рэйн Росслей, выйди вперёд.

Рэйн ощущал себя готовым ко всему, потому был спокойнее камня. Он поднялся, вышел в центр зала и повернулся к императору.

– Твоя эрц-принцесса отдыхает за городом, не так ли? – задал вопрос Эрик Бесцейн.

– Это так, ваше императорское величество.

– Этому есть особая причина?

Император давал Рэйну шанс сослаться на слухи о неверности жены. Но вот проблема её неверности не должна всплыть и Рэйн обязан сразу указать причину:

– Достаточная. Она беременна.

По залу пронеслись удивлённые ахи и вздохи. В Ньоне ещё никто не знал о результате выполнения брачных обязанностей в чёртовом диагональном браке.

Взгляд императора стал внимательнее.

– То есть тебя можно поздравить с отцовством?

– Полагаю, что так.

– Тогда твоё поведение возмутительно. Или там, откуда ты прибыл, в порядке вещей изменять молодой жене, недавно забеременевшей?

Рэйн звонко засмеялся, но при этом, признавая гнев Бесцейна, опустился на одно колено и, переведя дыхание заговорил:

– Я понимаю, как выгляжу, ваше императорское величество, но там, откуда я родом, это действительно в порядке вещей. И не примите мой смех за оскорбление или насмешку.

– Неужели?

– Истинно так, властитель. Таков обычай. Он не обязателен к исполнению, но он – есть. Сродни празднованию.

Бесцейн вопросительно посмотрел на крылатых. Те видели лицо Рэйна и его глаза, так что подтвердили императору правдивость слов Рэйна.

– Тем не менее, эрц-принцесса Марина пострадает из-за твоей тяги к исполнению обычая.

– Я достаточно рассказал ей о себе до заключения контракта, она вполне была готова к тому, что здесь называется изменой. Кроме того, я не сумел внушить ей любви к себе и никаких надежд на продление контракта она не имеет. Ни ей, ни ребёнку не грозят потрясения – об этом я позаботился.

– Что же мне делать, Рэйн? – спросил император, совершенно не собираясь выслушивать ответ. – Я задумал примерно наказать тебя, но теперь получается – что у меня не стало наиважнейшей причины для этого. Зато осталась нерешённой претензия опекунов эскортесс. Слухи говорят, что коллуэйские леди сами бросились к тебе. Но это слишком неправдоподобно, чтобы верить в то, что они запомнили тебя.

– Тем не менее, это так – они меня помнят. Обо мне рано или поздно вспоминает любая женщина, которую я целовал. Это другой мой талант – я до сих пор был несравним.

– В это ещё сложнее поверить. По тебе не скажешь, что ты мастер поцелуев.

– Общаясь с вами, мой повелитель, в начале 220-ого, я никак не мог поверить, что человек с севера, пусть достойный, пусть и родовитый, сможет когда-нибудь судить меня.

– Но ты склонился перед волей Единого в то время. Затрагивая тему веры, я вынужден сообщить тебе общее мнение клира: они собираются отлучить тебя от Церкви.

– Это несколько сурово. Мой духовник иного мнения. Он решил заставить меня творить молитву десять дней непрерывно.

– Бенедикт, достойно ли это? – спросил император у кардинала-потомка Санктуария.

– Нет никого на планете, кто бы знал душу верующего лучше того, кто выслушивает исповедь, – отвечал со своего места кардинал Гурана. – Если духовник принца Росслея заключил так, то это без сомнения достойно.

– Хорошо, ты очень гладко отвечаешь, Рэйн Росслей. Ты не солгал и не покривил душой. Я очень рад тому, что ты не дал мне повода применить к тебе наказание.

– Премного благодарен за понимание, ваше императорское величество, – Рэйн поднялся с колен и отдал поклон повелителю.

– …Но дождь багровых лепестков не натолкнул тебя на определённые мысли?

– Что бы я о себе не думал, я никогда не был настолько близок с Церковью. Да и дождь из мёртвых тварей был бы поучительнее, будь на то воля Единого.

– А ты мог бы его устроить?

– При некоторой подготовке – легко.

– Тогда один вопрос, Рэйн.

– Да?

– Если бы на месте эрц-принцессы на данный момент была бы юная леди Мелисса, ты продолжал бы придерживаться обычая своего мира?

Рэйн значительно промедлил с ответом, потому что из любого объяснения мог следовать неудобный вывод.

– Леди Мелисса определённо имеет надо мной больше власти, чем кто-либо, исключая, возможно, вас, ваше императорское величество.

– Возможно? – император и хмурился, и не мог сдержать полуулыбки.

– Я бы не хотел проверять.

– Наглец, – сделал вывод Эрик Бесцейн. – Ты выдал себя.

– Надеюсь, вы ошибаетесь.

– Тебе не смутить меня, принц. Пусть количество дней твоих молитв увеличится вдвое.

Рэйн снова отдал поклон и вернулся на своё место. Всё сложилось как нельзя лучше. Он не выдал ничего особенно важного. Бесцейн явно благоволил ему – их давние разговоры по душам и рассказы Рэйна о своей родине не прошли даром. Он знает о вирусе и о том, что Сапфир обещал заточение. Шею не холодит от неприятных предчувствий. Ничего печального не должно произойти.

Однако в принсипате, до того, как появился наследник императора, Ретт Адмор бросил Рэйну вызов от своего имени, а так же от имени Дан-на-Хэйвин и Ли.

Секретари договорились о месте и времени встречи, об оружии, секундантах и свидетелях.

В присутствии графа Веллинга – хранителя дуэльных обычаев и герцога Элмета – знатока оружия, поздней ночью, в одном из самых больших залов Точки Соглашения, собрались все члены принсипата и некоторые их наследники, за исключением цветных принцев: наследника престола и командующих.

Поскольку должна была существовать вероятность того, что Рэйн погибнет, действительный наследник Росслеев, Феррон Элстрэм, тоже был приглашён.

– Отправляйся обратно спать, – приказал Рэйн одиннадцатилетнему герцогу.

Тот сильвенстоунски вскинул брови и не пошевелился.

– Брось надеяться, – предупредил Рэйн сына Красивейшей. – Скорее небесные камни обвалятся, чем ты этой ночью станешь членом принсипата.

– Мне всего лишь любопытно, – холодно заверил мальчик, спрятав руки.

Противники, если это были крылатые или перевёртыши, следуя ритуалу должны были призвать собственное оружие и, если оно существенно различалось, взять по одному мечу из пары идентичных, предоставленных Элметом. Ритуальная рапира Рэйна и статусный клинок Адмора подходили лишь для особенных ситуаций, вроде пьяных драк, когда своё собственное оружие призвать уже не хватает концентрации.

Рэйн, подобно Ретту Адмору, разделся до пояса и подвязал волосы. Это просто необходимо. В пылу драки с одним из принцев севера всякое могло произойти. Принцами от царств перевёртышей становились только те варлорды, которые были признаны сильнейшими в своих царствах. А для того, чтобы удержать власть, каждому принцу-перевёртышу приходилось немало времени отдавать тренировкам и учёбе. В таких условиях… первостепенная задача – выжить.

– Принцы, призывайте оружие, – Веллинг вышел вперёд на пару шагов, но затем отступил назад: кто знает, кто с чем пришёл?

И прав был Веллинг в своей осторожности. Адмор, высокий, но изящный, вовсе не производил впечатление помешанного на больших размерах, а тем не менее взрастил шокирующе длинную пику. Рэйн – ударил в пол парой копий, жалящих ломаными искрами каменный пол вокруг и самого хозяина. Настало время вердикта Элмета:

– Пика принца Адмора очевидно имеет свойство резко изменять длину. Приходится констатировать, что пара копий принца Рэйна с искрами имеет множество зрительных, слуховых и болевых дополнительных эффектов. Думаю, вполне понятно, что считать оружие равным нет никаких оснований, не говоря уже о том, что в числе – одно против пары. Принцы, сложите оружие. Правая сторона, – кивнул Элмет Адмору. Перевёртыш подошёл и положил пику справа от знатока. – Левая сторона, – Элмет даже не попятился, когда Рэйн стал приближаться со своими копьями. Принц дождя положил копья чуть дальше от знатока оружия, чтобы искры случайно не поджарили сапоги герцога.

– Эй, Рэйн! – повысил голос Санктуарий. – Нормальные крылатые призывают меч! Один. Ты в какой окраине миров родился?!

– В не самой отдалённой, однако. Я просто не в настроении, – ответил Рэйн. Он шутил, и Алекс понял это.

Затем Элмет раздал свои мечи. Вполовину роста Адмора, тяжёлый и прямой, идеально отточенный, со сравнительно простой формой и изящной отделкой эфеса, клинок-четырёхгранник, Рэйну, как и следовало ожидать, оказался ощутимо великоват и неудобен. Только когда Рэйн перехватил его на манер кинжала, что выглядело со стороны как крайняя степень идиотизма, принц дождя ощутил меч продолжением руки и примерился к балансу этого оружия.

Веллинг торжественно и скучно повторял правила ведения дуэли; стороны примерялись к мечам; наследники, секунданты, секретари, обязательные Томас Пэмфрой, Веллинг и Элмет, замерли в ожидании; свидетели, переминаясь с ноги на ногу, вели счёт потраченному впустую времени.

Наконец хранитель дуэльного обычая подошёл к последним словам ритуала подготовки:

– Правая сторона – подтверждайте свою правоту. Левая сторона – успешной защиты.

А Адмор был зол – он сократил дистанцию уже через мгновение и атаковал. Зазвенело оружие. Каждый замах Адмора – с необычайной силой, скорость – невыносимая, каждый батман – почти оглушал, валил с ног, прямое блокирование, если Рэйн желал казаться упрямым, заставляло его сапоги скользить по полу по ходу натиска Адмора.

Рэйн надеялся увеличить дистанцию, но из-за роста и невыгодной позиции с большим трудом достигал цели. И ненадолго – Адмор наседал очень плотно.

Чувствовалось, что его целью не была молниеносная смерть Рэйна. Адмор собирался нанести как можно больше тяжёлых ран и заставить противника истекать кровью и слабеть, не позволять принцу дождя даже подумать о том, чтобы свободной рукой он мог бы исцелиться. И, в конце, сбив с ног окончательно, превратить своим мечом тело Рэйна в кровавое голубоватое месиво.

Но только вот у Рэйна хватало сил и опыта продолжать защищаться. Контратаки его успеха особенного не имели, но Рэйн и не собирался проливать чёрную кровь соперника. Ему важно было просто держаться, ведь он признавал относительную правоту Адмора и его претензий.

Принц Ли, тоже потерявший деньги из-за страсти эскортесс к редким типам удовольствий, делегировал Адмору свои претензии к Рэйну. Веллинг диктовал такое правило, и, похоже, финансовый интерес Дан-на-Хэйвин меч Адмора представлял так же. Ли мог бы послать вызов Рэйну и сам вместо Адмора, но они уже скрещивали клинки во времена войны и повторения той схватки, для каждого по-своему постыдной, никто не хотел. Дан-на-Хэйвины вообще в качестве лучшего фехтовальщика могли предоставить только Моргану, но с ней, своей бывшей женой, Рэйн поддерживал идеальные отношения, так что об отдельной дуэли речи не шло, если уж никак не вспоминалось, кому именно принцесса Игрейна была обязана своей свободой в этом году.

Но даже если бы Рэйн вдруг изменился бы в своих взглядах и захотел бы компенсировать хозяевам эскортесс какую-нибудь существенную часть их потерь, то не сумел бы. Всё потому, что принц дождя, пробуждённый последним из древнейших, не получил к своему титулу обеспечения в виде земель – к тому моменту свободных не осталось. Так что Рэйн подписался за пустынями, взял денег у банка на роскошную жизнь и занялся, силой дождей и гроз, преображением бесплодных песчаных равнин в цветущие круглый год долины. Проект требовал многих лет работы естественных сил и магического вмешательства, так что у Росслеев на счету был каждый матти, не смотря на то, что со стороны виделось богатство, превышающее императорское.

Проще было позволить перевёртышу показать себя с мечом в руке, чем ломать голову над поиском средств – эскортесс слишком, слишком, сли-и-ишком дороги.

Не в стиле Ретта Адмора, благородного и лицом-статью, и повадками-решениями, и происхождением, наконец, грязно ругаться. Но хорошая защита Рэйна всё-таки выводила принца-перевёртыша из себя всё сильнее, и он уже скрипел зубами. Таки чувствовалось, что скоро выскажется.

Рэйн вспотел. Удивительно, но ему действительно приходилось выкладываться ради сохранности собственного тела.

– Ретт, мне скучно, – сказал Рэйн достаточно громко, чтобы быть услышанным и через звон оружия, – позволь атаковать тебя.

– Попробуй.

Рэйн серьёзнее занялся контратаками, но заметил, что жалеет о том, что вторая рука не задействована и перекинул клинок в левую руку. "При первой возможности он наверняка сделает то же, – рассудил Рэйн, – если я сделаю вид, что принял его стиль боя с близкой дистанцией и высокой скоростью, возрастёт шанс схлопотать металл в живот, но и будет возможность как бы случайно воспользоваться его сменой руки и вколоть ему меж пластин в грудину".

Через пару мгновений так и вышло.

Прямо в сердце. Рэйн сразу же дёрнул свой меч обратно и увернулся от падающего тела принца-перевёртыша. Пэмфрой быстро подбежал к Адмору, чтобы как можно скорее начать исцелять один из главнейших органов. Чёрная кровь фонтанировала широко, и Рэйн отошёл подальше. Сердца крылатых бились быстрее, чем у прочих, но сердца перевёртышей гоняли кровь и газ по их телам с поистине безумной скоростью, потому исцеление перевёртыша заняло у герцога Пэмфроя больше времени, чем, если бы на месте Адмора был бы Рэйн.

"Он срегенерирует остатки быстро, и следа от кровопотери через свечу не будет. Этот, – размышляя и прохаживаясь по освободившейся правой стороне туда-сюда, Рэйн даже не смотрел на исцеляющегося противника, – наверняка захочет продолжить бой. Неужели придётся играть в поддавки? Не хотелось бы пропустить больше двух-трёх ударов, но и красоваться мастерством перед остальными – нет, не намерен. Что делать? Сколько он будет заниматься этой чушью, прежде чем успокоится? Надеюсь, он хотя бы сменит тактику, иначе станет совсем скучно. Но если сумею предсказать смену, то успею распланировать как бы случайный удар. И сколько я так буду делать? Мой план вовсе не блещет утончённостью. Так, посмеяться. Но если и он не серьёзен? Если ему плевать на проблемы эскортесс? Если дотация на кровь уже перечислена, а средства уже аккумулированы… то ему-то должно быть всё равно и он просто развлекается. Ах, в этом случае мы могли бы встретиться и вовсе без свидетелей. Но нет, это глупо – лучше так… Э!" – Рэйн почти превратился в столб, когда увидел, как почти полностью исцелённый Адмор, сказав Пэмфрою пару слов благодарности, поцеловал последнего в губы и поднялся на ноги. Пока Пэм приходил в себя (это что, был его первый поцелуй?) Адмор уже размахивал в воздухе мечом и приближался к Рэйну.

– Ну что же? Отдохнул? – осведомился перевёртыш.

– Наоборот – утомился ждать тебя. Это верх наглости – прилечь именно тогда, когда я попривык к этому мечу.

– Не зарывайся. Тебе просто повезло подстеречь меня.

– Я в этом плане везучий.

– Я проверю.

Адмор действительно уловил намёк – он не менял больше тактики. В то же время реакция Адмора поистине вне всяких похвал, и если Рэйн хотел разбавить взаимное оцарапывание резким выпадом, то Адмор хорошо защищался. Кровь, конечно, Рэйн позволял себе пускать, но только кончиком меча, отводимого по касательной – тоже как бы случайно.

– Ну же, где твоя обещанная атака? – поинтересовался Адмор, увеличив дистанцию.

– Давай закончим на этом.

Адмор ответил батманом, от которого Рэйн впервые за долгое время потерял равновесие. Сила перевёртыша буквально швырнула его к стене. Рэйн на миг потерял сознание, но пришёл в себя именно тогда, когда следовало ожидать добивающего удара. Поднял глаза, а Адмор нависает совсем рядом. Рэйн бросился в сторону, но меч врезался в плоть – руку взрезало поперёк, до половины. Хлынула мутная зеленовато-голубая кровь принца дождя.

– Всё-таки у тебя даже кровь не того оттенка, что у всех остальных, – удовлетворённо произнёс Адмор, поднимая клинок. – Откуда такой дивный блеск?

– Я уникален, – Рэйн откатился в сторону и хлопком по разрезанной руке исцелил её. Поднялся и поймал заинтересованные взгляды. Обычно крылатые удерживали ладони над раной и наслаждались сиянием, а также освежающим эффектом от обезболивания, но жизнь научила принца дождя не тратить понапрасну время на такой бред, как сияние и обезболивание. Последнее вообще лишнее, так как вырывающее чувство роста и натяжения тканей быстрее избавляет тело от шока – в только что искромсанном участке тела скорее восстанавливается чувствительность и реакция.

– Принцы, возвращайтесь в изначальные позиции, – громко скомандовал Веллинг.

Продолжать, когда один из противников обезоружен – не в сегодняшних правилах.

Рэйн выпрямился и внимательно посмотрел на Адмора. У того на лице отображалось желание достичь своего любой ценой. Но перевёртыш обуздал себя:

– Иди, чего смотришь.

– Хотелось быть наготове. Вдруг и ко мне целоваться полезешь.

– Ты слишком мелкий на мой вкус.

– Но я больше, чем Пэмфрой, похож на девчонку.

– Мы, перевёртыши, на женственности не зациклены.

– Ах!..

– Но если ты так горишь желанием, то я рассмотрю твою кандидатуру, – явно пошутил Адмор.

– Как я и думал – ты опасен, – перестал улыбаться Рэйн.

– Ты только сейчас это осознал?

– Первая свеча! – объявил Веллинг. В соответствии с договорённостью секретарей дуэль считалась законченной, если силы были равны, либо возникала другая патовая ситуация к концу второй свечи.

Адмор снова атаковал, и это уже было не скучно. Он словно стал на порядок сильнее и, почуявший, увидевший кровь противника, давил невыносимо. Рэйн понимал, что из-за своего тела не может ничего противопоставить. Можно сказать, он не защищался, а изворачивался, нырял под руку, почти танцевал. Веллинг не запрещал этого, когда Элмет выдавал в качестве оружия тяжёлые мечи, а не рапиры или в последние двести лет модные на Клервинде шпаги.

В итоге к тому моменту, как вторая свеча догорела, Адмор не добился ровным счётом ничего.

– Дуэль – состоялась. Правая сторона – подтвердила сво… – начал было подводить итоги Веллинг, но Санктуарий самым невежливым способом прервал его:

– Да две свечи потратили зазря. И в соту… тысячную часть своих сил никто не дрался. Это как с признанием за вид полулюдей-полукрылатых – лицемерие чистой воды.

Все присутствующие обернулись к Алексу.

– Что?! – изумился принц Санктуарий. – Опять смотрите на меня как на личинку в торте? Сколько уже можно? Я что, один считаю такие сходки бездарно упущенным временем?

– Традиция, – произнёс Линдон Макферст.

– Правило, – почти одновременно с Макферстом произнёс Вир.

– Так пора упростить.

– Процедуру запрещено упрощать, – строго промолвил Веллинг. – В спорах членов принсипата – особенно. На то указ императора.

– То, что Адмор и Росслей наивысшим приоритетом оставили сохранность тайны о своих истинных талантах и боевых приёмах, вовсе не значит, что подобный приоритет будут сохранять другие спорщики, – предупредил Сапфир. – Я бы не стал утаивать приёмы, лишь бы Хоа дал мне повод думать, что…

– Только не говори мне, что это я мешаю тебе затеять со мной ссору, Си-Си, – сильно растягивая слова, произнёс Классик, принц Хоакин. – Не пойму я твоих причин, дружок.

Изящным жестом принц-перевёртыш Хоакин по прозвищу Классик, предложил руку принцессе Игрейне Дан-на-Хэйвин и повёл её прочь.

Сапфир вспыхнул нездоровой злостью, призвал меч, но сдержался – справа от него стоял глава его клана, герцог Сильвертон. Само его присутствие определённым образом мотивирует вести себя пристойно. Впрочем, Классик на изменение соотношения света и тени в зале даже не отреагировал. Игрейна лишь повернула голову в сторону Сапфира и одарила живым любопытным взглядом бездонных светло-карих глаз.

Веллингу пришлось произносить ритуальные фразы завершения тогда, когда на него меньше, чем на кого-либо другого обращали внимание.

А дома Рэйна ждала… Мелисса.

Но принц империи не имеет права питать иллюзий:

– Могу я угадать? Тебя привели слухи о моей дуэли? – спросил Рэйн, входя в библиотеку, где коротала время невеста графа Левенхэма.

– Именно, – враждебно (с какой это стати, интересно?) процедила Мелисса, поднимаясь с любимого кресла Рэйна.

– Разговор, следовательно, будет не просто неприятным, а губительным, убийственным для меня, – легко и немного устало произнёс Рэйн, прохаживаясь по комнате, задрав голову к потолку. – Иначе Сапфир бы не допустил твоего здесь присутствия… в столь поздний час.

Мелисса тоже бросила взгляд на сгоревшую наполовину ночную свечу. Так и до рассвета недолго договориться.

– Ты должна уехать.

– Не для того я так долго тебя ждала.

– Мы можем поговорить в любое другое время.

– Но я зла на тебя именно сейчас! – притопнула ногой Мелисса.

– О, это… распространяется с неожиданной скоростью, – глядя на туфельки крылатой, отметил Рэйн, имея в виду привычку топать ногами, отмеченную им впервые только у Красивейшей.

– И не удивительно, – Мелисса, похоже, имела в виду общую нелюбовь к принцу, в честь своего плохого настроения насылающего грозы на столицу.

– Позволь мне настоять на своём, – помотал головой Рэйн.

– Всё, что ты можешь, это прочитать мне лекцию о поведении молодой леди, но я сразу отвечу тебе – дома решат, что я просто задержалась у Эдриена, что в рамках… с трудом, но допустимого.

Рэйн вздрогнул. Он не забывал о том, каково её положение, но лишнее подтверждение близости с другим мужчиной… не желал он его слышать.

– Не упоминай о нём при мне. Ни слова о нём! Не желаю ничего знать.

– Хм! Я же приехала говорить о тебе. И только о тебе! О твоём поведении, Рэйн!

– И кто ты такая, чтобы меня отчитывать? Кто ты мне, Мелисса?

– Я – твой друг.

– О! – Рэйн резко развернулся и пошёл прочь. – Ну, тогда конечно…

– Рэйн! Я… – голос вдруг подвёл её.

– Что? – остановился, ждал.

– Я думала, что успею, что буду на коленях умолять тебя не драться с Адмором, а заплатить деньгами… – она говорила прерывисто, взволнованно. Рэйну очень захотелось посмотреть ей в глаза, ведь всё это так похоже на то, что у неё действительно есть к нему чувства. Но на половине оборота он застыл, закрыл глаза, запретил себе надеяться, но всё же не отказывал в удовольствии слушать.

– Рэйн, я думала плакать и обещать тебе всё что угодно… что угодно, даже то, что ты хочешь. На самом деле, – перевела дыхание, – древнейшие Норт, старый Дарк… другие… и предыдущий Макферст – умерли… вы, как бы вас не уважали, не превозносили… вы – смертны! А ты… ты такой хрупкий… ты совсем не похож на… и Адмор… я видела его… Он высокий и сильный.

– Я – жив, – сглотнув, сказал Рэйн.

– Там был герцог Пэмфрой? – быстро спросила она.

Рэйн хмыкнул. Мелисса Сильверстоун пребывает в полной уверенности в том, что от смерти Пэмфрою пришлось спасать именно коротышку-Росслея.

– Стоит выразить ему отдельную благодарность, – тем временем продолжала говорить девушка. – Ох, я… я опоздала всего чуть. Только услышала и… думала, с ума сойду от ожидания.

– Мелисса, – Рэйна оставило самообладание. Он подошёл к девушке и поцеловал её немного… насильно.

– Нет! Нет! – Мелисса не отталкивала его, а обнимала, но слова её били хуже пощёчин. – Ты мне только друг, Рэйн, не смей целовать меня. Это не то, чего на самом деле я хочу. Я хочу… Ты испорчен, Рэйн. Тебе нельзя меня… я для тебя… дешёвка. Сапфир объяснил мне, КЕМ ты меня считаешь. Кто для тебя все женщины. Средство… способ… а я…

– Ну а ты? Что бы я ни думал о тебе, какой бы ни считал, я отдам за тебя жизнь, Мелисса.

– Ты – не смей. Я не желаю, чтобы ты вёл себя хоть как-то благородно, после того, что сделал.

– Что я сделал? Это ты виновата. Ты сказала мне, что едешь к Левенхэму. Чтоб адские воды поглотили его.

– То, что ты сделал, я понять не смогу! Это так дико, так безумно, так ужасно!

– Прости, – он прижал её к себе ещё крепче.

– Не… отпусти меня!

– Не отпускать? – понадеялся Рэйн.

– Отпусти. Я никогда не буду с тобой.

– Ты готова была пообещать мне себя, лишь бы я заплатил Адмору, а после говоришь мне такое.

– Это всё моё сердце, мой дурной язык!..

– И что же? В результате ты снова издеваешься надо мной, – Рэйн оттолкнул девушку, оторвав её руки от своей одежды. – Наказываешь за то, что я делаю то, что тобою приказано. Это по-дружески?

– Ах, ты! – Мелисса выпрямилась и задрала подбородок повыше, разозлённая. – Ты! Никогда! Не подам руки тебе! Не посмотрю в твою сторону! Оставайся один, раз ничего не можешь!

Она убежала, а Рэйн не смог преодолеть чувства и бросился… на колени, чтобы молить Бога: "Дай мне, Господи, Мелиссу Сильверстоун! Дай только мне её верность!"

Страстная просьба летела в непроницаемую черноту и пустоту. Но после оказалось, что хотя бы одно хорошее есть у всех упорных молитв – они уносят все лишние эмоции.

Утром он вынужден был отправиться в часовню Синнинского аббатства с тем, чтобы, отвлекаясь и уставая от обычных, заученных всеми видами памяти текстов, вдруг ловить себя на том, что снова просит у Единого Мелиссу Сильверстоун.

Вечером, дома, он прочёл записку: "Я хотела предупредить, что если вы ещё раз устроите нечто подобное в Коллуэе, я своими руками убью вас! Это должно было стать темой нашего разговора. Однако всё изменилось и теперь я желаю вам оставаться в северном предместье навечно и делать там свои дела как угодно".

Кажется, он серьёзно разозлил её. "Вас!" И за что? И как всё вернуть?

Но – молитвы. В часовнях и храмах. Двадцать дней, упущено двадцать дней!

Когда всё закончилось, Рэйн ощущал себя праведником. Когда так много нужно молиться, когда из окружения только молчаливый клир, камень, молитвенник и свечи, нет времени и возможности совершить ни одного дурного, предосудительного поступка. Но как это утомительно!

В то же время, на двадцать первый день, преодолевая в себе плохо осознаваемое желание снова отправиться на молитву и выпросить-таки себе у Бога девушку, Рэйн убедился в том, что его слова к Единому нисколько не помогут Левенхэму потерять невесту.

О чём там думает эта девушка – всё равно. Она полюбит шум дождя.

В голове созрел план и Рэйн ринулся исполнять его, используя всё и всех. Он чувствовал себя коварным и злым, зная, что собирается сделать двоих влюблённых несчастными, рисуя им кошмар наяву, но на последнем шаге вдруг наткнулся на Сапфира.

– А вот и нет, – ясновидящий преградил собой проход в галерею, где в полной темноте Левенхэм целовал Красивейшую возле одной из колонн, а Мелисса шепталась с Шерил почти в нескольких шагах от жениха, ничего совершенно не зная. – Ты что, думаешь, такой жуткий скандал мог бы пройти мимо меня в будущем?

– Мне кажется, тебе плевать на репутацию Морганы.

– Она – один из моих инструментов. Я правлю ей.

– Ох, ясно. Но я попробую снова. И что же? Сколько ты будешь мешать мне?

– До конца. Твоего, Рэйн.

– В следующий раз я…

– Не выйдет, – покачал головой Сапфир.

"Сломать этот мир!" – решил Рэйн, но вместо этого перешёл в межмирье.

– Эрия! Эрия! – орал он изо всех сил, оборачиваясь то в одну сторону тканого крупной разноцветной нитью коридора, то в другую.

– Что такое? – на зов прибежал, оскальзываясь на чьей-то крови, мужчина с длинной густой бородой как у человека. На нём был растянутый красный свитер с крупными прорехами, открывающими локти.

– Ты кто? – спросил Рэйн, поёжившись от взгляда чёрных глаз. – Я тебя не звал.

– Я? Я?! О да… кричи свою хозяйку где-нибудь там.

– Она мне не хозяйка.

– Ага. Мне-то плевать. Ты просто убирайся отсюда.

– Настоятельно советуешь?

– Предупреждаю. Если есть кто-то в мирах абсолютный вседержитель, то и его погибель здесь найдётся.

– Ты?

– Что. Нет. Но у меня свой интерес. Твои туфли мне бы впору пришлись. Да и рубашка ничего. От предыдущего только сапоги достались. Не надо было, наверное, вырывать его внутренности, пока он был жив… слишком перепачкал штаны.

– Господь Единый! И здесь! – воскликнул Рэйн в недоумении и раздражении, а затем, не прощаясь, отбыл обратно на Клервинд, прямо в свой дворец. Агрессия к этому миру поутихла, но яростное желание добиться своего, во что бы то ни стало, только усилилось.

Кровь носилась по жилам с безумной скоростью, тело не справлялось, но Рэйн, вытирая кровь, хлынувшую из носа и ушей, уже знал, что не остановится.

– Эрия!

– Да, дорогой, – из сети вышла женщина, одетая в лёгкий тонкий шёлк. – Чего так вдруг?

– Хочу безусловной верности и любви Мелиссы Сильверстоун.

– Я-то тебе зачем?

– В моём окружении всем правит ясновидящий. Я бы не хотел через её любовь разрушить всё и посеять смерть. Только в крайнем случае.

– Прискорбно, – вздохнула, сочувствуя, Эрия. Её серые, пятнистые глаза остановились на одной точке. – Но интересно. Как его звать? Ясновидящего?

– Сапфир Сильверстоун.

– Сапфир… Мелисса. Так твоя девочка – его? Я совсем не помню, – странно сказала она.

– Малой частью.

– М, – Эрия наконец-то сдвинулась с места, заходила по комнате. Начала рисовать в воздухе символы тьмой, исходящей прямо из её пальцев. Ходила так очень долго. Остановилась, развеяла символы. Писала снова. Часть формулы появлялась в воздухе сама собой.

Секретарь вошёл было, но, перепугавшись, тут же исчез.

– Ну вот, – вздохнула Эрия. – Насколько ты уверен в себе?

– Всё, что я сказал – истинно.

– Я сделаю. Изменится многое, но и… Рэйн, ты ничего не разрушишь. По крайней мере, в обозримом будущем. А теперь: плата.

– Чего ты хочешь?

– Через тридцать лет я вернусь в твой мир, и ты поможешь мне захватить тело твоей императрицы.

– Зачем тебе она? Ты хочешь привнести свою магию в этот мир?

– Нет, этому миру магия без нужды. Но эта женщина… не напомнишь, кстати, как её зовут?

– Эрия… – поражённо прошептал Рэйн. – Ты – это она?

– В моём прошлом Эрик… предал меня, отдал мозгоправам, узнав о моей работе над символами. Император. Он не мог простить чудаковатого увлечения своей собственной жены. Я хочу хотя бы попытаться всё изменить, Рэйн. Обещай мне и не обмани меня, – не смотря на слова, произнесённые легко, Рэйн ощущал, что Эрия захочет надавить на него с тем, чтобы он точно исполнил обещанное. Так и вышло: – На кону любовь твоей девушки.

– Как я могу предать ту, что дала мне великую силу? – Рэйн опустился на колени. – Я всё сделаю, во что бы то ни стало. Но позволь спросить – как ты сделаешь это? И как это поможет?

– Пусть тебя это не волнует. Если ты не собираешься возражать, то скрепим твоё и моё обещание символом равновесности, – Эрия быстро расчертила тьмой воздух и распустила куполоподобную сеть, в которую вошла, и, не прощаясь, исчезла.

Рэйн подавил поднимающуюся эйфорию. Всё случится через тридцать лет. Осталось только прожить их и сохранить Мелиссу и её мир.

"Стало быть, ныне горячо любимая императором жена – и есть будущая идейная мать, икона и бог абсолютной символической магии, – Рэйн и раньше думал о том, насколько странно совпадение имени и внешности этих двух женщин. Но в жизни каждый раз убеждался – совпадений не бывает. – И вот, пожалуйста… Императрица, которую я знаю, не блещет мудростью и интеллектом. Ну и как же ей удастся придумать и воплотить настолько сильную систему влияний? Может быть, Эрик будет прав, признавая супругу сумасшедшей – иначе как ей в трезвом уме удастся додуматься до всего?

И Эрик… его любовь именно к такой женщине не может быть случайностью. Если вспомнить, что нынешнего императора к власти привёл святой тогда ещё Брайан… Но постойте! Правильнее верить в то, что Брайану Валери именно Единый повелел посадить на престол Эрика Бесцейна, но и можно предположить, что это Эрия своей магией наслала Брайану видение явления. Последний вывод напрашивается, ведь сам Брайан никогда не называл себя святым. Он никогда не говорил, что считает себя достаточно достойным Небес. Или это всего лишь крайний перфекционизм Валери, как публичной персоны, или здесь замешана магия Эрии, давно имеющей в планах проникнуть в этот мир.

Или это снова проделки Сапфира? Не может быть. В мире магии Эрии вся власть – в руках адептов. Сапфиру ни к чему это.

Бог? Единый не может желать магии объединённым народам, если только это не единственный способ для них выжить в будущем. Но каков шанс?.. Вернее всего причина в Эрии. Как бы иначе он, Рэйн Росслей, докричался до неё? Он даже не адепт. Он – всего лишь посвящённый. Лишний повод думать о том, что Эрия не спускала глаз с этого мира и терпеливо ждала, вычисляя полезных ей в будущем существ.

Вся беда в том, что в своих желаниях и их претворении в жизнь Эрия быстрее и могущественнее Бога, но не может сравниться с Ним в гениальной предусмотрительности, да и срок жизни не может быть одинаков. И не в силах она даже с помощью магии предусмотреть абсолютно всё. Не в силах даже Сапфир. Так кто всё решает? Кто главный? Неужели всё-таки Единый?

Тогда возвращаемся к главному вопросу: зачем Богу магия в этом мире? Сдержать амбиции Сапфира и указать ему на его место лишний раз? Хорошо бы, но магия Эрии слишком сильный компонент для этого. Магия Эрии, сам институт адептов и посвящённых – огромный риск для всех. Всего один маг, мнящий себя абсолютно правым, вполне может устроить смену моральных качеств каждого разумного и чем это может грозить? Гневом Единого – не иначе."

Много дней Рэйн провёл в размышлениях. Присматривался к императрице издали – ему запрещено было приближаться к ней.

Мелисса демонстративно не замечала его.

Уличные гуляния с вечерним разжиганием костров в последнюю холодную неделю весны позволили Рэйну поговорить с Мелиссой.

– Я не оставлю надежды, – схватил он её за руку и удержал, когда она проходила мимо. – Но обещаю, что буду вести себя с тобой как отец с дочерью столько, сколько надо. Столько, сколько ты захочешь.

Она посмотрела на него, чужая, строгая и красивая:

– Повтори. Я не видела твоих глаз.

Рэйн повторил примерно то же самое. Лжи не было, потому что принц дождядействительно был готов ждать тридцать лет, что бы ни последовало за этим.

– Тогда я постепенно прощу тебя, – вынесла вердикт крылатая.

В последнюю холодную чёрную ночь весны традиция требует гулять до самого рассвета. Несмотря на то, что Ньон за двадцать с лишним лет своей жизни стал необычайно огромен, Рэйн то и дело встречался с Мелиссой, её родственниками и женихом. Это было неприятно, но он примерялся к мысли о том, что всё только начинается.

Часть вторая. Ненависть в глазах

На исходе безлунной ночи, прозванной чёрной, провозгласили старое для крылатых столичное соревнование ранних невест. Девушки, помолвленные до тёплой весны, иначе – первые невесты года, собирались на одной из площадей и показывали силу крыльев. Девушка, улетевшая дальше всех за пятнадцать барабанных ударов, должна была рассчитывать на большее количество подарков от жениха, чтобы (как традиционно каждый раз объясняли старейшины во вступлении к действу) при ссоре в следующий раз не улетала так далеко и быстро. Крылатые девушки, выросшие и воспитанные в городе, чаще всего летали ужасно, так что и проиграть в таком состязании не так уж плохо.

И всё же, несмотря ни на что, Мелиссе захотелось победить. Она специально не тренировалась к этому дню, но и быть хуже всех не могла. Она же принадлежит клану Сильверстоунов!

Когда подошла её очередь, и она вознеслась ввысь, то с удовлетворением услышала удивлённые возгласы снизу – значит, она летела действительно быстрее многих. Крик не прекращался. Её подбадривали, считали каждый удар барабана, радовались тому, что она так быстра, жалели кошелёк Эдриена.

"Кроме меня что, никто и не пытался показать реальную силу крыльев? – недоумевала девушка. – А я-то волновалась, что покажу постыдный результат! Ну что ж, хотя бы в плохой скорости отец и Эдриен не смогут меня упрекнуть".

Одиннадцатый удар. Мелисса перестала изо всех сил стремиться вверх. Она начала отклоняться в сторону, а затем и вовсе закружила, не меняя высоты, потому что увидела в небе множество чёрных точек.

Её голова, до сих пор забитая неизвестно чем, стала соображать на удивление чётко:

"Кто это? Перевёртыши? Не может быть! Фитские системы слежения должны были предупредить нападение – даже я знаю это. А как же сигналы оповещения? Почему не работают? Войска космофлота обязаны были задержать перевёртышей ещё на орбитах лун. Все сбиты? Неужели такая сильная армия? Не может быть! Это не могут быть перевёртыши извне! Сапфир предупредил бы правительство. Но… орбиты лун! Нет ни одной луны близко к зениту!.."

А тем временем чёрные точки достаточно укрупнились, чтобы стало абсолютно точно ясно – близятся действительно перевёртыши. Много.

"Но, может, это свои? Слишком уж невероятно, чтобы… – старалась понять Мелисса. – Джулиан и Красная Кэс столько говорили о системах защиты и оповещения – это просто не могут быть захватчики. Но если это восстание своих перевёртышей? Мечи в руках! Точно смерть!"

Крылатые не испытывают страха. Они иначе осознают опасность и никогда не теряют головы. Потому Мелисса ринулась к земле и закричала не от страха, а от желания предупредить об угрозе.

Музыка, шум, разговоры и крики стихли.

Некоторые крылатые спустя миг бросились к ней навстречу, на лету призывая мечи.

Спустя ещё миг загудела, затрясла сам воздух фитская предупредительная сигнализация. Затем только с земли увидели перевёртышей.

С того момента Мелисса не ощущала ничего, кроме горя, стука собственного сердца, скорости полёта и притяжения земли.

Чувствуя, что перевёртыши уже почти достигли её, уже почти касаются её спины клинками и что она не успевает под защиту, Мелисса закрыла ладонями лицо. Она не хотела смотреть на боль и отчаяние близких, когда перевёртыши настигнут её и убьют, когда семья, Эдриен и Рэйн увидят это.

Но с ней ничего не случилось – боли нет. Со всех сторон от себя она слышала оглушительный лязг и стук, как от огромных цепей. Затем её крылья, голову, шею, спину – всё обрызгало горячим. Но даже после того, как открыла глаза и огляделась – всё равно ничего не поняла. Всполохи света неслись мимо неё, гигантские, в дерево обхватом цепи, окружали со всех сторон, издавая ужасный звук. Затем всё растворилось в ярких пятнах света и чёрных точках, и Мелисса упала прямо в объятия матери. Оглянулась и увидела чистое небо, всё в алмазном блеске и гигантских соединённых звеньях, бросающихся вверх, жалящих сверкающими острыми наконечниками и всё удлиняющихся… от рук Рэйна.

– Посмотрите! Это магия! – потрясённо шептали в толпе. Громко говорить никто не смел.

Поднявшиеся вверх крылатые просто удерживались на месте – магия Рэйна высоко в небе разила армии перевёртышей и вихрем сносила в сторону от города кровавый чёрный дождь. На землю валились только куски тел перевёртышей или оплавившиеся остатки.

Мать закрыла Мелиссе глаза и уши, обхватив руками её голову.

Эдриен почти сразу же увёз невесту к себе домой, приказал сделать ей успокаивающую смесь душистых трав и наполнить ванну. Мелисса уснула прямо в воде. Эдриен вытащил её и положил в постель. Она не помнила, смыла ли она кровь перевёртышей с себя вполне или же нет.

Следующим утром Тони и Чайна Циан привезли ей чистое платье.

– Мы едем на сбор кланов, – предупредила Мелиссу слепая подруга.

– Из-за чего? Что говорил Сапфир?

– Из-за Рэйна, конечно. Сапфир ничего не говорил.

В зале с розой Рэйн снова стоял на коленях перед императором. Тот медленно прохаживался перед своим креслом под витражной розой и говорил:

– Сапфир сказал мне вчера, что специально устроил всё так, чтобы перевёртыши извне напали на леди Мелиссу, чтобы ты защитил её, чтобы показал свою истинную силу.

– Что же, у него получилось, – Рэйн поднял голову и внимательно посмотрел на императора, после чего перевёл взгляд на его венценосную супругу. Она выглядела испуганной.

Эрик Бесцейн как раз в тот момент повернулся к Рэйну лицом и поймал этот его взгляд на Эрию. В его глазах тоже появился страх.

"Что может быть хуже, чем страх императора перед подданным, оказавшимся сверхмогущественным? Рэйн, ты с ума сошёл? Зачем ты посмотрел на неё?!" – хотелось крикнуть Мелиссе.

Словно дождавшись разрешения, Рашингава бросил под ноги Рэйну склянку, которая, разбившись, обдала принца дождя красноватыми парами. Глаза Рэйна почернели от понимания того, что его, кажется, предали.

– Твоё тело почти полностью парализовано, – сообщил император. – Теперь отвечай: почему в период войны Севера и Юга ты не пользовался своими силами?

– Потому что этот мир для меня тогда ничего не значил, – сказал Рэйн одними губами. Лицо его ничего не выражало. – Я всегда веду войну сразу в нескольких мирах и не вижу причин отдавать предпочтение одному. Это справедливость имени Рэйна Росслея.

– Из-за своей справедливости ты позволил погибнуть своему отряду в Шестой битве на Преньоне, – гневно заявил Сильвертон, не справившись с эмоциями и вскочив с места. – Ты сказал, что выжил только потому, что притворился мёртвым!

– Так и было. Я прекрасно знаю, как смотрит церковь на магию и не воспользовался бы ей и вчера, если бы не быстрые крылья вашей дочери, герцог. Я позволил бы умереть кому угодно, но не ей.

– Выходит, ты ТАК уважаешь церковь? – голос отца Мелиссы сочился ядом.

– Я очень уважаю церковь и чувства верующих.

– Праведник? Да неужели? А коллуэйские девочки об этом знали?

– Я обрёл веру сравнительно недавно и уж точно после того, как был посвящён магической силе, – спокойным тоном отвечал Рэйн. – И вы слишком много берёте на себя, Сильвертон. Мои интимные отношения с представительницами противоположного пола вас не касаются.

– Касаются, раз ты домогался и домогаешься моей дочери!

– И ты говорил, что власть над дождём врождённый твой талант, – напомнил Уайт-принц.

– Это так. Моя власть над дождём была предсказана задолго до моего рождения. Магии же я обучался.

– Когда?

– Помилуйте, – насмешливо произнёс Рэйн, вынужденный сохранять лицо недвижным. – Древнейшему не так просто ответить на этот вопрос. Я рискую ошибиться, так как в разных мирах время сгорает с различной скоростью. Достаточно будет сказать, что я принял магию после того, как Сапфир вошёл в мой мир и уничтожил часть его во имя веры и СВОЕЙ справедливости.

– Так ты намерен отомстить Сапфиру? Собираешься рушить всё, что он создаёт? Поэтому ты выпустил Игрейну из Абверфора? Потому тебе так нужна леди Мелисса Сильверстоун?

– Нет. Я уже примирился с прошлым.

– Он искренен. Искренен! – восхитился виконт Сен-Монфор, крылатый, близкий друг Тони.

Остальные титулованные негромко соглашались с Сен-Монфором, признавали правдивость и удивлялись тому, что Рэйн открыл.

– Прекратите восхищаться этим ублюдком, – ледяным тоном произнёс Сапфир. – Расспросите его лучше о его грязной магии.

– Кто обучил тебя магии? – мягко, даже ласково спросил принц Ли, сойдя с места и выйдя так далеко вперёд, чтобы Рэйн видел его.

– Женщина. Она человек.

– Чем ты заплатил ей?

– Ничем. Ей нужны были последователи.

Некоторое время Ли молчал.

– Зачем ей нужны были последователи? – ещё мягче спросил Ли. – Она собирала армию или что-то в этом роде?

– Система последователей сохраняет знание об этом типе магии…

– Давайте я изложу всё быстрее и понятнее, – звонко заявил Сапфир. – Из долгого и подробного допроса станет яснее ясного, что последователи получают силу, только зная женщину, веря в неё и её символику, и только с частичкой её самой. Ничего не напоминает?

– Очень похоже на вашу веру, крылатые. Только более продвинутую, действенную и менее извращённую, – немного невнятно произнёс Классик, положив ногу на ногу. – Короче, по-вашему станет, Рэйн – еретик, пока пользуется магией этой женщины. Потому как… не так ли, господа церковники?.. система магии Рэйна в отличие от религии Единого Бога сильно смещает акцент с личности последователей на личность подателя благ – женщины.

– Потому я перестал ей пользоваться, – вставил Рэйн.

– Ложь, – пронеслось по рядам крылатых.

– Так ты делаешь это постоянно, – сделал вывод Сапфир. – Пусть не для убийства врагов, но для чего угодно другого ты не стесняешься пользоваться тёмной силой, – и вдруг потерял спокойствие: – Моя Мелисса вся опутана твоей магией! А кто ещё? Может быть император?

– Отвечай! Рэйн! – вскричал, вскочив с места Уайт-принц. – Ты наложил магию на императора?

– Сохранность его жизни для меня, прежде всего… – начал было Рэйн.

– К чертям! – как никогда властно и серьёзно прервал его Сапфир. – Я знаю, что он скажет! Магия на императоре уже есть! В камень Росслея!

Краем глаза Мелисса увидела кивок Эрика Бесцейна и под нестерпимый шум Рэйна просто схватили и вынесли из зала. Все оставшиеся говорили одновременно.

Мелисса бросилась вслед за императором и, успев пересечь зал, ухватилась за рукав повелителя:

– Государь! Рэйн не сделал ничего плохого!

– Ты опутана магией, я не стану слушать тебя, – Бесцейн вырвал рукав из её пальцев и пошёл прочь.

– Это не может быть так! Это глупость! – воскликнула Мелисса в ярости, Эрик остановился и медленно обернулся к ней, но прежде, чем крылатая и император-человек встретились взглядами, кто-то накрыл глаза девушки ладонью.

– Император, прошу вас, простите, – произнёс Сапфир над ухом Мелиссы. – Давайте сделаем вид, что ничего не произошло.

Император отошёл, а Сапфир наклонился к самой шее девушки и тихим, дрожащим от напряжения голосом проговорил:

– Не смей говорить так! Не смей смотреть так на императора! Твои глаза красны от гнева! Нельзя ни в коем случае так смотреть на него! Ты что, хочешь попасть в Абверфор?! Опусти голову и не смей поднимать глаз, пока не окажешься одна или хотя бы дома.

– Я не буду сидеть в своей комнате, когда вы собираетесь сделать это с Рэйном!

– Ты не сможешь сделать ничего. Если решишь помешать, то тебя посадят в Абверфор! – Сапфир отпустил её, но она, развернувшись к нему лицом, высоко подняла голову:

– Да за что? За то, что мне жаль друга?! За то, что суд был словно битьё наотмашь, а решение императора – несоразмерно сурово?!

– Да знаешь ли ты, глупая девчонка, – Сапфир терял терпение, злился, – что недавно я остановил Рэйна, когда он одним движением собирался разрушить твоё будущее с Левенхэмом? Знаешь ли ты, какую густую сеть интриг и заклятий он сплёл? Знаешь ли ты, что в каждом подарке его – тебе, сидела крупица магии? Знаешь ли ты, что всё это нужно было ему для того, чтобы привязать тебя к себе?

– А я не против быть к нему привязанной!

– А как же Левенхэм?

– Я люблю его всё равно.

– Если бы у Рэйна было больше времени, если бы ты раньше приехала в Ньон, то даже не взглянула бы на своего Левенхэма. Ты думала бы только о Рэйне! И напротив, если бы твой принц не колдовал вовсе, то так и остался бы тебе полностью безразличен. А вместо этого ты сейчас сама, глупая, суёшь голову под меч палача! Из-за кого? Из-за хитрого мага? Из-за похоти шиатра, называющего тебя пустышкой?

– Но он не добился ничего! Я не люблю его!

– Как же! Ты говоришь, что любишь как друга, но на самом деле…

Перед внутренним взором девушки пронеслись их с Рэйном последние, наполненные необычной сладкой мукой, встречи. Нельзя думать, что это было влечением! Иначе… она чуть не изменила Эдриену!

Мелисса едва не ударила Сапфира. Он перехватил её руку и зашипел:

– Не смей причинять ещё больше боли Левенхэму своей порочной страстью! Рэйн просто не успел довести всё до конца, пойми ты!

– Эдриен поймёт меня!

– Не поймёт! Ни один мужчина не поймёт тебя сейчас! Пойми ты, Рэйн запутал тебя!

– Нет! Никто не знает, каков Рэйн! Он вовсе не так…

– Выбери! Выбери сейчас! С кем ты будешь, кого больше любишь, Рэйна или Левенхэма. Говорю тебе, потом пожалеешь!..

Мелисса всхлипнула – она как-то забыла, что разговаривает с провидцем:

– Ты серьёзно?

– Более чем, – кивнул Сапфир. – Тебе обязательно надо выбрать. Или мужчина всей твоей жизни, твоя любовь и судьба, или порочный бесчестный преступник.

– Ты знаешь, кого я выберу, – безжизненным тоном произнесла Мелисса. – Но это не меняет сути – Рэйна осудили ни за что!

– В нашем мире не обязательно убивать или присваивать чужое, чтобы заслужить наказание. Он околдовал самого императора! Такое невозможно простить!..

– Что будет с эрц-принцессой… – схватилась за голову Мелисса. – Это ужасно. Терпеть не могу такое!

– Тебе станет легче, и ты меньше станешь его жалеть, если соберёшь его подарки и отошлёшь их подальше от себя.

– Ты не лжёшь, но скажи мне, почему я тебе не верю? Почему не могу доверять тебе?

– Потому что не хочешь. И я устал повторять тебе – ты под властью его магии.

К тому моменту, когда Мелисса вышла на улицу, тело Рэйна, оставленное в центре площади, уже полностью скрылось под обычным, неблагородным камнем, густо политым желтовато-белым скрепляющим раствором. Рэйн не мог не понимать, что происходит. Ясновидящим он не был. Молился ли он Единому прямо сейчас? Думал ли о том, что не успел взглянуть на наследника, ребёнка Марины? Думал ли о том, что больше не увидит её, Мелиссу? Нет. Не об этом он думал. Если бы он думал о ней, наверняка шёл бы дождь.

– Он умрёт? – спросила она у Сапфира, ведущего её рядом с собой, как маленькую.

– Пока что нет. Потом – в любой момент.

– Как это возможно?

– Возможно. Древнейшие умеют засыпать в похожих условиях. На самом деле все крылатые способны надолго цепенеть от горя или холода. Смотри и ты за собой – не забывай шевелиться.

– Так… если не сейчас, то почему же он умрёт, как и когда?

– Тебе достаточно знать, что произойдёт это по его же вине.

– О-ах, – Мелисса поморщилась. Ситуация невыносима. Она вырвала руку: – Оставь меня здесь.

– Тебе нужно время, чтобы смириться? Тогда я уеду один.

Она просто смотрела, как рабочие всё увеличивают толщину стен Рэйновой тюрьмы. Ей не верилось, что она, Мелисса Сильверстоун, стоит на месте и ничего не делает для того, чтобы помочь Рэйну. Ей не верилось, что с ним действительно произошло всё это. И ещё меньше она понимала всё то, что было сказано им и принцами в зале с розой.

Вернулась домой, но не могла ни есть, ни спать около суток. Биться и плакать – не выход. И ей никто не позволит освободить Рэйна своими руками.

Спустившись было к гостиным, остановилась возле дверей, услышав обсуждение погоды. Конечно, они опасались, что Рэйн отомстит всем, наслав на Ньон ураганы и шторма, но так же верили в то, что он этого делать не станет. Обсуждали и возможную засуху, и потопы, и изменение цен на продовольствие.

Не справившись с собой, всё же поехала к Эдриену и пыталась говорить с ним обо всём, что произошло, но он только слушал и не говорил ничего, кроме как "Сапфир, безусловно, прав".

И только к утру четвёртого дня в голову ей пришло, что герцог Элстрэм, должно быть, сейчас нуждается в дружеской поддержке. Она посетила его во дворце Росслеев. Мальчика отпустили с учёбы, чтобы он мог принять регентство и стать членом принсипата.

Фэр выглядел очень серьёзным. При помощи секретаря он разбирался в бумагах Рэйна. Увидев её, он даже не подумал отпустить серва отца.

– Как ты справляешься? Сложно? – спросила Мелисса осторожно, входя в кабинет и присаживаясь на стул, что возле двери.

Фэр снова бросил на неё чуточку сердитый и очень утомлённый взгляд.

– Ты злишься, – сказал он. – Странно.

– Я не злюсь. Ну, может немного.

– Не понимаю тебя, – тихо сказал Фэр, отложив было какое-то письмо, но тут же начиная листать поданную секретарём тетрадь. – Говорят, ты была тем единственным существом, которому было не всё равно, когда отца утащили из зала с розой.

– Похоже, что так. И если я злюсь, то именно из-за этого. Там ведь был Санктуарий. Ты же знаешь – они друзья. Но он ничего не сделал, не сказал.

– Бесполезно было говорить что-то. Отцу следовало спасаться бегством. А он верил в свою неуязвимость, глупец.

– Так ты тоже ничего не сделал бы?

– Помочь ему сбежать – я мог бы. Даже не так: я мог бы попытаться помочь ему сбежать. Но ничего другого, Мелисса, пойми. Сапфир предсказал всё это. Отец не говорил мне, но Мён в пору расцвета чувств к нему, предупредила меня. Она тоже всё знала.

Мальчик покачал своей красноволосой головой. Цвет достался ему от церковного проклятия Брайана, кровь которого, по общему разумению, пила Красивейшая почти тринадцать лет тому, прежде чем выйти за Рэйна Росслея.

– Так, я вижу, ты держишься курса, – сделала вывод крылатая.

– Я знал о его магии, ходил с ним в иные миры, отбивался от навеянных им големов. Я был очень мал и радовался, идиот. И поздно было, когда я понял, что лишний раз пошевелиться не могу по своей воле, что меня несут вперёд только его заклятия. Я давно устал от этой чёртовой погони. Сильнее, умнее… как он!.. После того случая с кузинами матери в Коллуэе… я собирался отречься от него при первом же удобном случае.

– Ты…

– Не смотри на меня так. Тебе очень повезло, что ты всего лишь прелестная девица, которой он желал любоваться вблизи.

– Вот как?

– Ни один принц никогда всерьёз не посмотрит на первосотку. Они метят выше. Так что не думай, что у него к тебе пылкие чувства. Он спас тебя, потому что ты для него – что-то вроде современного произведения искусства.

– Не могу тебя больше слушать, прости, – Мелисса встала и повернулась к двери.

– Поэтому выкинь его из головы, забудь всё и венчайся со своим графом, – в спину ей посоветовал маленький регент прежде, чем она скрылась из его вида.

Мелисса остановилась за поворотом. Секретарь, служивший раньше Рэйну, снова обрёл голос. За доносившимся шелестом страниц и неотчётливым говором терялось знание того, что односложные ответы принадлежат именно Феррону Росслею, а не Рэйну. Постояв так, крылатая прошлась по залам дворца и заглянула в библиотеку. Забралась в любимое кресло Рэйна и ненадолго забылась сном.

– Не будите её, – слышала она сквозь сон. Ей даже показалось, что это произнёс Рэйн.

Когда она открыла глаза, Фэр, весь в алых лучах закатного светила, протягивал ей чашку шоколада.

– Спасибо, – Мелисса приняла угощение и, не меняя позы, отпила первые несколько глотков. – Очень мило с твоей стороны позаботиться обо мне.

– Я не мог больше сидеть в его кабинете. Это мучительнее, чем обучение чему угодно. В школе я хотя бы понимаю, что делаю. Ты прощалась?

– Прощалась? – не поняла Мелисса.

– Я подумал, если ты решила последовать моему совету, но перед этим попрощаться с ним. Его вещи, запах, прочее. Я в этом плохо разбираюсь, но уж очень похоже на сцену какой-то сентиментальной пьесы из тех, что любят некоторые люди, перевёртыши и их гибриды.

– Нет, я просто уста… я не хочу прощаться с ним. Когда-нибудь я вытащу его оттуда. Назло всем.

– Это прибавит Сапфиру проблем.

– Плевать.

– Хм.

Некоторое время они просто молча пили шоколад. Мелиссу окружал солоновато-сладкий запах тонких, с нежным кремовым мехом шкурок, сшитых в покрывало, которым её укутали, пока она спала. Рэйн дарил ей перчатки, отороченные таким же мехом, только желтоватым, в тон к волосам Мелиссы.

– Ну, хорошо, – решился Фэр. Он резко поставил почти пустую чашку на столик и вытащил из кармана шёлковый тёмный мешочек. – Раз уж ты так настроена… серьёзно, я бы сказал… то получай, – и совершенно неизящно бросил ей на колени подарок.

Мешочек оказался тёмно-синего цвета, весь в вышивке чёрными нитками. Внутри лежало голубоватое, словно из только что выплеснувшейся крови, широкое кольцо без рисунков и камней. Холодное.

– Что это и как мне поможет?

– Он зачаровал его для меня. Никак не поможет. Но ты будешь знать, когда ему придётся совсем туго. Оно становится всё холоднее, когда он ранен или болен и должно обратиться льдом с его смертью. Во время его дуэли с принцем Адмором я имел это кольцо при себе и проверил, как оно работает. Очень даже точно отображает его состояние.

– Спасибо.

– Я даю его тебе, потому что, кажется, ты единственная, кому Рэйн ещё пока небезразличен.

– Я не верю, что тебе настолько всё равно.

– У меня нет времени думать о нём. Немного расслаблюсь и рассыплюсь на куски в прямом смысле. А я хочу жить.

Мелисса поставила чашку на пол и надела кольцо на средний палец правой руки. Село очень хорошо, но чуточку свободно. И правда, очень холодное. Девушку пробрал озноб. Неудивительно, что Фэр не хочет носить такой подарочек.

– Ой, – съёжилась Мелисса от холода.

– О, да, – понимающе протянул Фэр. – Воздух внутри камня давным-давно закончился. По словам Пэмфроя, скоро он начнёт задыхаться, а затем… ты первая узнаешь, – регент выразительно посмотрел на кольцо на её пальце.

Алые лучи угасли, и библиотека потеряла весь цвет – небо заволокло сизо-серой гигантской пушистой рябью. Где-то вдалеке громыхнуло, вспышка молнии не случилась.

– Кажется, будет гроза, – произнёс Фэр, отвернувшись. Мелисса не могла понять, что Фэр хотел сказать этим, а трезвые рассуждения прогнало пробирающее всё тело чувство, в книгах описанное как помесь тоски и страха. Чувство, которое вполне себе испытывают крылатые леди – когда их близкие сражаются за жизнь.


Несколько дней после той встречи с Ферроном Элстрэмом кольцо становилось всё холоднее. Не прекращаясь шли дожди. Иной раз кольцо леденело очень резко, будто Рэйн был на грани смерти. Тогда Мелисса отчаянно замерзала, и то и дело разжигала огонь в камине своей комнаты. Боясь выдать себя и то, что носит кольцо Рэйна, пользуясь плохой погодой как оправданием, она совсем перестала появляться у Эдриена. И однажды, вместе с выглянувшим солнцем, он пришёл к ней, в дом Роджера. Застал за сбором и упаковыванием всех подарков принца дождя на полу, среди сотен украшений, записок, десятков альбомов и книг – всё остальное, включая одежду, туфли, подсвечники, статуэтки и вазы, картины, подушки и игрушки она уже упаковала.

– Твоя комната безо всего этого выглядит совсем пустой, – произнёс Эдриен, оглядываясь. Вслед за ним вошла Чайна Циан.

– Странно, что его вещи не наполняли воздух привкусом дождя, – произнесла слепая эрц-графиня Эшберн. – Это было бы символично.

– Привкусом? – не понял Левенхэм.

– Перевёртыши анализируют запахи только носом, но из-за долгого общения с людьми они говорят именно так. Для тех это всё равно, что вкус. На наречии центрального Акасла, – негромко пояснила Мелисса, и, продолжая деловито распоряжаться вещами, рассказывала: – Он говорил, что у земли дождь на самом деле слабо пахнет растениями и почвой. Сам дождь в выси запаха почти никогда не имеет. Первое время. Не для нас, более или менее чистокровных, по крайней мере.

– Посмотри на меня, – Эдриен опустился на пол рядом с невестой. – Ему пора выйти из твоей головы. Это правда, потому что я люблю тебя и хочу, чтобы ты была свободнее.

Мелисса улыбнулась в ответ и двусмысленно попросила:

– Тогда помоги мне.

– Хорошо, – обычно жаркий взгляд Эдриена сейчас освежал, успокаивал. Поцелуй приободрил девушку.

– Я справлюсь, – неизвестно зачем заверила она, но тут же бросила взгляд на сундук возле кровати – туда она спрятала всё, с чем не хотела расставаться.

– Должен сказать, что не сомневался в тебе.

Влюблённые обменялись ласковыми улыбками.

– О Боги! – тихо воскликнула Чайна Циан. – Начинается дождь.

– Он не даст забыть о себе, не так ли? – кивнул на окно Эдриен.

– Точно.

– Как тебе мысль отложить ненадолго венчание?

– Не ожидала от тебя такой идеи, – удивилась Мелисса. – Все вокруг постоянно советуют мне поскорее выйти за тебя и успокоиться.

– Я думал об этом больше, чем все те, кто в твоей жизни только советники, а не будущие мужья. И слишком часто мне представлялось, что ты грустна, потому что думаешь о нём. Уверен, что тебе необходимо время.

– Ты всё-таки понял меня. А я-то думала, что говорю в пустоту.

– Я отлично понял тебя, Мелисса, – заверил её Эдриен и, улыбнувшись, наклонился к ней и коснулся губами мочки её уха.

– Не отвлекайся, – смеясь, отшатнулась крылатая. – Чем скорее всё уберём, тем скорее будем свободны.

– Как скажешь, любовь моя.

С этого момента стало значительно легче собирать вещи. Теперь, рядом с Эдриеном, Мелисса уже не осмеливалась разворачивать каждую записку Рэйна и перечитывать её по пять раз. И потому дело пошло быстрее.

Днём стало очень жарко, и молодёжь носилась по улицам и лужайкам, не боясь промокнуть под снова зарядившим редким, моросящим дождём. Эдриен увлёк Мелиссу в сад, играть. Кажется, впервые с давних пор девушке пытались внушить, что дождь – это весело. И она старательно улыбалась и хохотала, бегая вместе со всеми по саду, тем доказывая отцу и жениху, что Рэйн Росслей не владеет её умом.

Вещи, подаренные Рэйном, Мелисса отослала во дворец Росслеев.

А затем в Ньон вернулась эрц-принцесса Марина. Она пришла на площадь в Цитадели, чтобы посмотреть на громадину тюрьмы Рэйна. Камень, возвысившийся в три средних роста, густо залили серым раствором, которому, после частичного застывания, перевёртыши сумели придать формы принца дождя. Впервые Рэйн Росслей взирал на всех свысока в прямом, а не переносном, как обычно, смысле.

Приезд жены Рэйна совпал со встречей принсипата и введением Феррона Элстрэма в круг высшего совещательного органа империи. На регента Росслеев собралось посмотреть множество зевак. Принцы, сохраняя лживую теплоту в ласкающих взорах, по очереди приносили беременной эрц-принцессе свои соболезнования, а затем поднимались в башню принсипата. Фэр не обменялся с мачехой и словом, лишь молча поцеловал её руку. Марина обернулась обратно к тому, чем казался камень – к памятнику. Она то опускала голову, то поднимала глаза к лицу Рэйна, словно признавалась в чём-то, про себя ведя трудный разговор с заточённым мужем или с его холодным твёрдым образом.

Мелиссу вытолкнула из экипажа странная сила. Девушка медленно подошла к эрцеллет, чтобы сказать ей… что?

– Говорят, ты очень переживала за него. И переживаешь сейчас, – тихо произнесла, не оборачиваясь, Марина. – Спасибо. Если бы он знал, то ему было бы приятно.

– Фэр писал тебе о кольце?

– Да. Посоветовал оставить его у тебя. Мой доктор тоже считает, что холод может повредить деткам.

– Деткам?

– Близнецы или двойня. Кто бы мог подумать? Я даже не успела обсудить с ним это.

– А это действительно важно?

– Это действительно важно.

– Расскажи, – попросила Мелисса.

– Не имею права. Ты… знаю, вопрос прозвучит странно, но мне нужно на аудиенцию к императору. Не могла бы ты пойти со мной?

– Мне, пожалуй, нельзя. Сапфир предупреждал, что я получу место в Абверфоре, если только посмотрю на государя с такими глазами.

– Я уверена, что Бесцейн уже знает о том, что ты злишься не на него конкретно, а на всех разом. Если даже я знаю это, то уж до императора точно дошли разговоры о новом цвете твоих глаз и о том, что это от тебя не слишком-то зависит.

– Я спрошу у Сапфира, чтобы знать точно. Вдруг у императора красный цвет – один из остро нелюбимых?

Марина усмехнулась и благодарно взглянула на Мелиссу:

– Хорошо, я надеюсь на тебя.

Во время аудиенции Марина обговаривала с императором вопросы защиты наследников Рэйна. Она сообщила, что одному из наследников, будет ли это мальчик или девочка, достанется, возможно, сила повелевать дождём, а потому его или её следует беречь и приблизить к себе, вне зависимости от того, за что был осуждён сам Рэйн, умрёт он или выживет.

Император подтвердил, что это входит в его планы, так как Сапфир во всех вариантах предвидит очень талантливых следующих Росслеев.

Направляясь к выходу из дворца, дамы молчали.

– Сапфир сказал, что они родятся живыми? – поинтересовалась Мелисса. – Император не выглядел удивлённым.

– Он всё давно знал, – ответила эрц-принцесса. Непонятно было, кого же Марина имела в виду: императора, Сапфира или же Рэйна.

– Тогда как ты назовёшь их?

– Рэйн просил назвать Мэлвином, если мальчик, но имя для второго… ничего в голову не приходит.

– Тайлер. Когда я была маленькой, и мы играли в куклы, у нас постоянно был герой с таким именем. Рэйну отчего-то нравилось это имя. Герой был честным и добрым, всегда всех спасал и выручал. Почему бы не Тайлер?

Навстречу дамам шла, улыбаясь, Шерил Чедвик с кипой бумаг.

– Да, пожалуй, имя подходящее, – быстро проговорила Марина, увидев Шерил – прямо-таки символ женской неприступности, гордости и ума. – М-мне пора отдыхать, я уезжаю, а ты оставайся с подругой.

– Тебя проводить до экипажа?

Марина коснулась руки Мелиссы и покачала головой. Тихо отошла. После того разговора Марина и Мелисса больше не виделись очень долгое время.

Алард Танар вернулся в Ньон и не отходил от эрц-принцессы Росслей ни на шаг. Фэр говорил, что Рэйн не хотел, чтобы жена печалилась о нём в случае, если предсказания Сапфира сбудутся и что заточённый симпатизировал брату бывшей жены, Красивейшей из женщин. Слуги дворца подтверждали это.

А кольцо всё не теплело. Красный цвет из глаз Мелиссы не уходил. Родственники девушки настаивали на том, чтобы она училась скрывать свои чувства, но постепенно прекратили свои увещевания.


– Нет, ну неужели опять эта жара? – ныл как-то Тони в середине дня.

– Чудовищно жестокий климат, – поддержал разговор Джереми. В отличие от старшего брата, развалившегося на длинном диване и положившего голову на колени жене, Джереми Дэлсиер предпочёл потрудиться и найти самое прохладное место, вследствие чего непрерывно ходил.

– Ещё не окончилась весна, а на улице – пекло. Что же будет в разгар лета? – в тон мужчинам произнесла Моргана. Она обмахивалась веером.

– Старейшины и аконитские правители обещали, что мы адаптируемся, но ясновидящих среди них явно не было, – сказал Франц Сен-Монфор. Он встал ровно за Красивейшей, и, перегнувшись через спинку её кушетки, ловил или кажущуюся прохладу от веера Морганы, или аромат волос и кожи прелестной эскортесс. Наверняка – последнее.

Мелисса смотрела на это спокойно. Мужчины с ума сходили от жены брата, и Сен-Монфор в сравнении со многими являл едва ли не образец для подражания.

Вошёл Эдриен.

– Удивительно, – холодно проговорил он, смерив глазами Франца, – вы здесь.

Франц ухмыльнулся, но ничего не ответил.

– Кого он имеет в виду? – шёпотом поинтересовалась Чайна Циан.

– Франца, – ответил так же шёпотом Тони. – Этот проказник не должен здесь находиться. Ему отказали от дома ещё до начала этой эпохи.

– За что?

– За поведение, недостойное крылатого, – отрезал Эдриен, но Джереми решил пояснить:

– Сапфир, кроме того, предсказал ему растление Мелиссы.

Стало тихо.

– Вот так – просто? – поразилась Моргана, осознав. – И всё?

Кто-то улыбнулся, а кто-то посмеялся реакции эскортесс и её расширившимся глазам.

– Ну по мне, таких, как он, действительно не должно быть здесь, – поджав губы заявил Эдриен, усаживаясь рядом с Мелиссой.

– …Впрочем, – как издалека донеслось от Джереми, – то же он предсказывал и Рэйну.

Опять длительная тишина.

– …Да и тебе, Левенхэм, – Джереми ни на кого не смотрел. Он усаживался на подлокотник кресла у дверей – там наверняка оказалось прохладнее всего.

– И, шлейфом тянется недосказанность… – страстно прошептал Франц, склонившись ещё ниже, к Моргане.

– Какая же? – резко и непосредственно, словно ребёнок, обернулась к крылатому Красивейшая и эти двое одарили друг друга внезапно жаркими взглядами – их губы оказались в совершенно невероятной близости.

Сен-Монфор замер, чем-то оглушённый. Мелисса вспомнила, как однажды ждала поцелуя Рэйна и из головы её всё вылетело. Очень похоже.

– Недосказанность? – с прохладцей напомнила девушка, когда Моргана отпрянула, а Франц обескуражено захлопал ресницами.

– К сожалению, Сапфир предсказывал тебе множество, великое множество романов и никаких деток до третьего тысячелетия твоей жизни, – как мог, объяснил, докончил свою мысль Франц.

– Вы не должны были говорить этого, приятель, – процедил Эдриен. – Попадётесь мне на глаза в другом месте…

– Испепелите взглядом? – более весело, чем насмешливо спросил Франц, но прежде чем Эдриен дал ответ, все услышали резкое и удивлённо-недовольное "Франц Грэйс!"

– О, герцогиня! – Сен-Монфор быстро поклонился хозяйке и тут же скрылся через садовые двери.

– Вы знаете, какова репутация этого мошенника? – обратилась Оливия Сильвертон к Моргане. – Ужаснее не представить! Не позволяйте ему находиться с вами рядом!

– Я много раз танцевала с ним на вечерах. Думаете, Брайану было неприятно?

– Может быть. Но дело не столько в нём…

– Мама, – прервала герцогиню Мелисса. – Кое-кто намекнул, что Сапфир в предсказании обо мне дал понять, что я несколько… порочна.

– Он сказал, что ты могла бы стать жертвой таких мужчин, как Сен-Монфор. Это может трактоваться по-разному. Что ты доверчива излишне, например, или…

– …Что я порочна.

– Я в это не верю.

– Я – сестра Роджера Кардифа. Почему нет?

– Потому что Брайан – его близнец, а порока в нём, ты знаешь…

– Рэйну преимущественно нравились эскортесс – самые беспринципные женщины, – вкрадчиво произнесла Мелисса, парируя намёком.

– …Какое подходящее и ласковое слово – беспринципные… – вдруг задумавшись, проговорила Моргана.

– Это ни о чём не говорит, – заспорила мать. Она наконец-то решила сесть, для чего потревожила Тони. Ему пришлось спустить ноги на пол и сесть.

– Жарко. Ещё немного и я вспотею от жары как человек, – простонал крылатый, откидывая со лба волосы. – Вот гадёныш, он не закрыл дверь в сад.

Не смотря на серьёзность темы обсуждения, все посмотрели туда, куда, осознавая собственную маленькую трагедию, печально глядел Тони. За стеклом было видно, как зноится нагретый воздух. Он будто бы втекал в гостиную через огромную щель, образованную полураспахнутой прозрачной дверью.

– Я далеко, – почти весело предупредил Джереми.

– Понял я, понял, – проворчал Тони и тяжело поднялся, чтобы перекрыть подачу уличной жары в ещё удерживающий нормальную температуру дом Роджера. – Пожалуй, я больше не буду помогать Грэйсу. Пусть катится ко всем чертям, беззаботный нахал. Если он ещё раз заикнётся о нашей дружбе, я ему врежу.

– Я решительно отказываюсь понимать Сильверстоунов! – вдруг во весь голос сказала Чайна Циан. – Очевидно, что Мелиссе не стоило слышать о своём возможном будущем, но именно ты, Джереми!..

– Ты права, душка, – Джереми поднял внезапно очень синие глаза. – От меня, в подобном кругу, она не должна была этого услышать. По всем окт-канонам Даймонд распахнул бы пасть и выдал всё это. Но он давно не вылезал из своей норы, уровень его воздействия на клан упал до критического минимума, так что я решил взять на себя его гадостную миссию выкладывать всю правду в самый неудобный для этого момент.

– И я поздравляю тебя с этим, – обернулся от окна Тони. – Ты блестяще справился, мой брат. Здесь и она сама, и её мать, и, что самое важное – её жених. Поздравляю. Даймонд будет гордиться тобой.

– Нет. Если он узнает, он назовёт меня ублюдком и выскажет мне в лицо всё то, что слышал обычно о себе. Или не слышал. Я и не помню… ему кто-нибудь выказывал своё недовольство?

– Сомнительно. Он же принц Лайт. Его отчитывать не положено.

– Эй, а вдруг он не знает, что его адская бестактность ранит окружающих? Может ему сказать?

– Скажи. Только убедись, что я рядом. Хочу посмотреть на его лицо. А потом на твоё. А потом на его высокомерное, а потом на твоё, впечатанное в стену. А потом…

– С какой это стати?

– О, это же принц империи второе имя которого: "Красавчик-делаю-что-хочу-и-ничего-мне-за-это-не-будет…"

– Э, но…

– Подожди-подожди! Я не закончил произносить его второе имя: "…И-попробуй-мне-возразить-тебе-не-поздоровится"!

– Ты путаешь. Это, я бы сказал, второе имя герцога Сильвертона.

– Моё имя прозвучало – я слышал, – сказал глава клана, входя.

– Не обращай внимания, – посоветовала Оливия с лёгкой улыбкой. – Твои внуки шутили.

– На какую тему? – спросил вошедший Брайан. Сегодня с ним что-то было не так. Что-то неуловимо изменилось в нём.

– Ерунда, Брайан, – резко ответила Мелисса и поднялась с места. Ей казалось, что и с ней что-то не так. С некоторых пор – почти всё время. – Идём, у меня есть к тебе серьёзный разговор.

– Подожди, – Эдриен тоже поднялся с места. – Всё это не должно стать поводом для твоих переживаний…

– Но стало! Поразительно! Стало! – возмущённо прервала жениха Мелисса. Она обернулась и пристально посмотрела в его лицо. – Ты удивляешь меня, Эдриен!

Она больше ничего не сказала, а только взяла брата под руку и вывела из гостиной.

Слышно было, как слегка обескураженный жених прощается с Сильверстоунами и покидает дом.

Брайан, подумав, привёл её на полностью продуваемую сквозняками мансарду. Аромат всюду разложенных для сушки трав настолько густой, что Мелисса будто упала в стог сена.

– Зато чуть прохладнее, чем где-либо в доме, исключая, конечно, подвал, – произнёс Брайан, очевидно ощутив то же, что и сестра. – Так о чём ты хотела поговорить?

– Я собралась обсудить с тобой один вопрос. Но не как с братом, а как с тем, кто когда-то принимал исповедь и носил сан кардинала.

– Вопрос веры?

– Скорее вопрос морали, – помедлив, произнесла Мелисса, усаживаясь на плетёное старое кресло в двух шагах от окна.

– Говори, – кивнул он. Он придвинул табурет к её креслу, сел и снизил тон почти до шёпота: – Рассказывай всё, что тебя тревожит так подробно, как этого хочется.

Мелисса сначала оторопела, подумав, что брат как-то очень уж быстро вернулся к образу исповедника. Вся его поза и выражение лица говорили об этом. Однако тут же сообразила, что он просто не хочет, чтобы они были услышаны, о чём бы ни пошёл разговор.

И шёпотом поведала о том, как узнала о предсказании Сапфира на свой счёт и что сказала мать.

– Нет причин думать… – начал было Брайан, выпрямляясь, но Мелисса взяла его за руку и потянула к себе:

– Есть причины думать, Брайан. Я заигрывала с Рэйном, когда мы с Эдриеном начали понемногу узнавать друг друга. И это было уже больше года назад!

– Это не…

– Ты хочешь, наверное, сказать, что это ни о чём ещё не говорит? Тогда слушай. Они оба пытались ухаживать за мной. Эдриен нравился мне ужасно, и я принимала его поцелуи. Я думала, что они чудесны, но Рэйн… он тоже поцеловал меня. И я… с тех пор Эдриен… его притягательность, она… Меня тянет к нему как раньше, но его поцелуи и ласки мне больше не нужны. Если бы он сам не отложил венчание… я не знаю, как бы я объяснялась с ним!

Мелисса перевела дыхание, радуясь, что смогла произнести вслух всё это.

– А что если меня поцелует кто-то ещё? – продолжала она. – Что если окажется, да чёрт с ними, с поцелуями, что объятия какого-нибудь Пойлиту из Океании мне станут дороже? И в то же время держаться за руки с Ютеном Асинари я захочу настолько же?

– Ну, во-первых, старайся ты мужчин касаться, конечно, поменьше, – хмыкнув и повеселев, заявил Брайан. Но тут же нахмурился: – Но, во-вторых, ты не знаешь ничего о других мужчинах. В твоей истории с Рэйном всё именно так совпало… так вышло, что он мастер поцелуев, и я допускаю, что после него возлюбленный покажется никем, но это не повод составлять о себе настолько нелестное мнение. И потом… и Грэйс, о котором было предсказание, и твой Левенхэм, одинаково экзотичны и хороши собой. Я знаю их обоих очень давно. Они очень достойные крылатые. Не без перегибов в их характерах и поведении, но большее уважение они вызывают именно тем, что отстаивают себя. И тем оба, безусловно, выделяются из длинного ряда большинства крылатых титулованных. Они, а так же ещё четверо мужчин, всегда были всеобщими любимцами. Что-то вроде ярчайших картин в галерее. И все они – в разной степени "Роджеры Кардифы", если ты понимаешь, о чём я.

– И Эдриен? Что-то не похоже.

– Роджер ушёл, когда тебе было восемь… или девять… ты не запомнила его хорошо, Мелисса, учитывая войну и его постоянное отсутствие дома. Ты знаешь о своём брате из тех книг, что написаны под сильным гневом, под влиянием обиды на него. Те книги писали о нём оставленные им женщины. И вот что я хочу сказать. Он был… очень милым парнем на вид. Тихим иногда, часто незаметным. Иногда он умудрялся показываться таким, что его защитить хотелось, а не на дуэль вызывать. И, главное, это была не маска. Вот и Левенхэм, и Грэйс,и Лиел, и прочие… таковы, что по ним никогда не скажешь, что они способны наплевать на каноны и завести роман с девушкой не испытывая к ней сильных… да и вовсе никаких чувств.

– Эдриен, может быть, отложил венчание, потому что не уверен в своих чувствах? Ведь ему это непривычно?

– Это неожиданно интересная мысль, хотя я не совсем к этому вёл… Запомни кое-что: раз Сапфир предвещает тебе с ним быть, то, значит, изначально он не играл с тобой.

– Хм, я знаю. Он много раз говорил, что любит, и не лгал.

– Мелисса, любовь быстро проходит. В обычный день она так часто мало значит, и потому не сдавайся ей окончательно.

Мелисса некоторое время думала о том, что брат имеет в виду, но он не уточнил, а продолжил:

– Когда любовь проходит, остаётся многое другое, так же очень важное. Преданность, доверие и уважение. Ты наверняка раньше слышала это, так ведь? Вкратце: будь той, кто сохранит его уважение прежде всего.

– И как же мне сохранить его уважение, когда оказывается, что любой мужчина мог быть на его месте? Что моя любовь густо замешана на похоти?

– Ты забываешь кое-что. Ты только что узнала об этом. Что, кстати, не может быть так однозначно. Но он слышал о предсказании давно. Задолго до твоего рождения и даже задолго до пробуждения Рэйна Росслея. Левенхэм всё знал и продолжает оставаться с тобой.


– О, – Мелисса замерла. Лёгкость вернулась к ней, потому что слова брата наполнили их отношения с Эдриеном несколько большим смыслом.

Расцеловав Брайана, Мелисса сбежала. Она отправилась в дом жениха. Всю дорогу к нему она испытывала восторг от открытий и чувство освобождения, хотела поделиться мыслями, но Эдриена не оказалось дома. Тем не менее, она решила подождать его. И ждала до позднего вечера.

– Ты должна была послать записку о том, что ты – здесь, – сердясь, высказал Эдриен, едва вошёл. – Почему ты не сделала этого? Почему сидишь в темноте?

– В саду должно быть прохладно. Погуляем?

– Погуляем. И я повторю тебе ещё сотню раз, что телепатии не существует и что догадаться о том, где ты, мне не представляется возможным в принципе.

– Сначала ты должен услышать, что сказал мне Брайан, – улыбнувшись, произнесла Мелисса, поднимаясь с кресла и принимая протянутую руку Эдриена.

Как он хорош! Даже после целого дня разъездов по душной столице!

– Судя по твоему настрою, он сказал что-то хорошее? Не ожидал от него, – проговорил он, когда вывел невесту через высокое окно на террасу и пошёл с ней к саду. Его жгучий взгляд иной раз возвращался к Мелиссе. Даже если бы она закрыла глаза, то всё равно могла бы сказать, в какой миг и сколько раз он посмотрел на неё – чувствовала всем телом.

– Ты думал, он умеет только епитимью накладывать? – усмехнулась девушка. – Нет. Он очень добрый.

– Он не Пэмфрой, чтобы лечить душу разрушением предрассудков и созданием на их месте целых систем целеполагания, – парировал крылатый и, без всякого такта, открыто сообщил: – Я не особенно верю в твоего брата. Он же падший.

– Ты просто послушай. Пожалуйста, Эдриен.

– …

– Иначе я расскажу Брайану, что ты сказал о нём.

– Рассказывай, – насмешливо протянул Эдриен. Но тут же споткнулся и почти рухнул на скамью, утянув Мелиссу с собой.

Она вскрикнула, и Эдриен тут же схватил её и прижал к себе.

Небольшое землетрясение. Левенхэм никогда не был неуклюж.

"Но что это?" – подумала Мелисса, увернулась от поцелуя и отодвинулась. Неужели ему настолько всё равно, что земля перестала быть опорой, что он не только не подумал распахнуть крылья и взлететь, но и решил воспользоваться её близостью?

– Сегодня ничего особенного, – констатировал он, когда успокоившийся Клервинд позволил сесть ровно.

– Вторая подвижка будет? – поинтересовалась Мелисса.

– Обязательно. Три, два, один…

Эдриен схватил её и прижал к себе. Действительно, скамью словно сильно дёрнули за ножки с одной стороны. Ничего необычного, но Мелисса не удержалась и вцепилась в мужчину. Эдриен чуть не упал, но удержал их обоих.

– Такой чудесный вечер и так сладко дышится, – произнесла она. У неё в голове ничего не осталось. Жених посмотрел на неё и расхохотался.

– Верно, – он помог ей усесться прямо и, сложив руки на коленях, просто дышать и смотреть в тёмно-синее небо некоторое время. – Так что же ты хотела поведать? Что тебе сказал твой брат?

– Что и ты, и Грэйс – талантливые соблазнители, – Мелисса сначала говорила медленно, приходя в себя после неудобства. – А ещё то, что раз ты знал о предсказании, то, значит, любишь меня сильнее, чем я представляла.

– Это всё так, – подтвердил Эдриен. В темноте было плохо видно его лицо, но он смотрел на неё, не отрываясь, странно очарованно.

В доме включили свет и забегали сервы. Проверяли, где и что слетело на пол и разбилось, и где, на какой стене появилась безобразная трещина после землетрясения.

Мелисса тихо засмеялась. Эйфория полностью захватила её.

– Что? Чему ты смеёшься?

– Радуюсь. Просто так.

– Тебе стало легче от того, что ты не виновата?

– Да, – она взглянула на мужчину, и он снова резко придвинулся, взял её лицо в свои ладони. Он был чуточку нетрезв.

– А ты был с друзьями?

– О да… – по тому, как мягко и сладко он стал проговаривать слова, Мелиссе стало ясно, что она только что сделала ему долгожданный подарок, только непонятно какой. – Дорогая, кажется, пришло время для венчания. Я вижу теперь, что ты действительно любишь меня.

– Эдриен, ты видишь это только сейчас?

– Тебе хорошо со мной?

– Ослепляюще хорошо.

– Ослепляюще?

Она засмеялась и не смогла увернуться от нового поцелуя. Эйфория никак не отпускала ее, и поцелуи Эдриена теперь казались вполне себе хороши. Они снова затмевали её сознание и дарили удовольствие как раньше. Спеша насладиться ими, девушка легко забыла о времени. Но эйфория вдруг отпустила её. И именно тогда, когда надо – ровно там, где ещё можно было остановить Эдриена.

Она всё-таки смогла уехать домой.

Расчёсывая волосы перед сном, Мелисса случайно взглянула в зеркало и увидела нечто хорошее – её глаза вернули себе нормальный цвет. В ней больше нет гнева!

Много дней потом Мелисса была очень счастлива. Снова заговорили о венчании, назначили день и начали подготовку.

Наступил период летней жары, когда Мелисса уже всерьёз начала готовиться к окончательному переезду в дом Левенхэма.

Шерил и Чайна Циан поднялись к ней в спальню, чтобы помочь и поболтать без свидетелей.

– Ах, я свободна, – проворковала Шерил, усевшись на стул, после шумного вдоха и выдоха, как у женщины, только что вышедшей из Абверфора на волю. – Сегодня второй день отпуска, а я только сейчас поняла, как это чудесно. Кажется, что всё наконец-то налаживается.

– Что налаживается? У тебя что-то было не так? – удивилась Чайна Циан.

– Я не слишком впечатлительна, но все эти судебные тяжбы действуют угнетающе. Иногда я очень хочу бросить эту работу. Правда, чувство долга всегда превалирует.

– Моргана с Алардом как-то обсуждали тебя, – сказала Мелисса. – Они считают, что ты там не на своём месте.

– Да что они знают? – отмахнулась Шерил. Голос её звучал звонко, а во всём облике – утренняя свежесть. Новое розово-жёлтое платье… Отдых ей явно к лицу.

– Твой статус, как они говорят, ни к чему тебя не обязывает. Все принцессы второго порядка ведут образ жизни… полный очарования.

– …Полный очарования оранжерейных растений, – уточнила Шерил немного насмешливо. Мелисса редко слышала в тихом, нежном голосе подруги подобные нотки.

– Я не знаю. По мне, так нет ничего плохого в "оранжерейной" жизни.

– Не сравнивай. Ты – собираешься выйти замуж. Тебе ещё предстоит родить кучу ребятишек. А я уже не хочу всего этого. Хочу свободы. Ходить где угодно и в чём угодно, смеяться с кем угодно… так здорово!

– Так и ходи где угодно, – шевельнулась, проговорив это, Чайна Циан. – Обязанности судьи разве не ограничивают тебя?

– Они придают ценность моему существованию. Без них я чувствую себя бесполезной.

– А просто быть матерью для своих сыновей – это бесполезно? – спросила Мелисса.

– Они уже взрослые, и вздумай я начать заботиться о них больше, чем обычно, они отомстят мне страшнейшим образом – начнут доказывать, что они оба – самостоятельные мужчины и окружат меня в ответ своей преувеличенной заботой. Это меня задушит, – говоря последние слова, Шерил сделала умильное выражение лица, а затем накрыла ладонями шею и скорчила гримасу, высунув язык и скосив глаза.

Подруги рассмеялись. Даже Чайна Циан – словам, и – отвечая на радость двух близких ей крылатых.

– Что ты будешь делать с сундуком? – спросила леди-перевёртыш, повернув голову в ту сторону, где находилась Мелисса. – Я имею в виду тот сундук возле кровати. Ты вовсе не неуклюжа, но тем не менее постоянно ударяешься об него.

Не закончив складывать бельё, молодая крылатая замерла.

– Я забыла о нём, – пролепетала она, едва ли не падая на кровать. – Я совсем забыла.

– Раз забыла один раз, то забудешь и потом. Значит, он не нужен.

– Это правда, – кивнула Шерил. – Он не нужен в доме мужа. Эдриен может найти его и содержимое. А если поймёт от кого оно, то это очень его рассердит.

Мелисса встретилась взглядом с подругой. Серые глаза крылатой говорили, что правильно избавиться от этих вещей, и что сама Шерил сделала бы это в ста случаях из ста. Мелисса поняла, что это единственно верный вариант.

– Ты выглядишь… несчастной, – вдруг сказала сероглазая крылатая.

– Если так, то не надо так уж решительно уничтожать всё. Я могу сохранить этот сундук для тебя, – предложила Чайна Циан. – Ты счастливо забудешь о нём, я уверена.

– Нельзя забывать о Рэйне. Вы обе такие… бесчувственные… и я тоже! Он же жив ещё там!

Мелисса вскочила и порывистыми, немного беспорядочными движениями, стала обыскивать собственную комнату, бросаясь то к бюро, то в гардеробную.

– Технически, он должен был уже умереть, – громко сказала Чайна Циан. Она не знала точно, где Мелисса, но хотела быть услышанной. – Если общий расчёт верен, то он умер с неделю назад.

Мелисса села на пол посреди комнаты, где её сердца настигли слова подруги. Руки сами сложились в молитвенном жесте. "Но, – подумала она, – зачем молиться? О чём? О том, чтобы он ещё, вопреки всему, был там жив? Парализованный, во тьме, без дыхания, в боли… мой друг, как же я оставила тебя так?"

Она согнулась и закрыла лицо руками.

– Мелисса, не плачь… – Шерил зашуршала юбками, поднимаясь.

"Если она подойдёт сейчас, я оттолкну её".

– Не мешай, Шер! – потребовала Мелисса, не открывая глаз, взмахом руки остановив подругу. – Я пытаюсь вспомнить.

– Что вспомнить? – спросила Чайна Циан.

– Было холодно… мне всё время было холодно… что же? Где же?..

Спальня погрузилась в тишину.

– Перчатки! – воскликнула Мелисса и бросилась в гардеробную, к ящику. Кольцо нашлось. Торопясь, она схватила его и сжала между ладоней. Оно едва ли немного прохладно.

– Слава Богам! – вырвалось изо рта Мелиссы обычное восклицание Чайны Циан.

– Каково? – изумилась, услышав, Шерил. – Ты сменила веру?

– Нет, не обращай внимания. Я просто глупая, – громко сообщила Мелисса, так, чтобы подруги услышали её в другой комнате.

"Я больше не сниму его! Что бы ни говорил Эдриен!"

Она ничего не сказала подругам, никак не объяснила своё поведение. Ей очень хотелось рассказать им обо всём, но они бы вряд ли смогли понять её. Судя по тому, как Чайна Циан спокойно говорила о том, что Рэйн, скорее всего, уже умер, объяснять ей что-либо вовсе бессмысленно. Она не поймёт. Ну а Шерил будет настаивать на том, что спокойствие и счастье Эдриена должно быть для его невесты куда важнее всего остального.

"Но он там! Он ещё жив! А что, если он ждёт помощи?!"

– Какая я глупая! – пожаловалась Мелисса своим лентам и заколкам тем вечером. – Ничего, абсолютно ничего не могу придумать!

Ей пришлось понадеяться, что, может быть, она придумает что-нибудь на следующий день.

– Какая холодная! – поразился Эдриен, взяв её, забывшуюся, за руку при встрече. – Это не нормально.

Мелисса отдёрнула ладонь. Жених нахмурился.

– Я чем-то обидел тебя?

– Ничем. Ты слишком за меня беспокоишься. Сейчас заставишь меня одеться теплее или вызовешь Пэмфроя, чтобы он покопался в моей голове. А между тем Шерил на днях намекнула, что излишняя забота действует удушающе.

– Почему она тебе намекнула об этом, а не мне?

– Потому что разговор не о тебе был. Ты такой дотошный!.. Когда это не нужно! – она отвернулась, посчитав, что выказала достаточно раздражения. Собиралась пойти в сад, но Эдриен удержал её:

– И тем не менее?

– Что?

– Почему рука как лёд? – последние слова он отчеканил.

Энтони, Джереми и Моргана окончательно стихли. До сих пор они очень шумно играли в приму, сидя за столом, но постепенно их бурные споры о том, кто прав, а кто сжульничал, сошли на нет.

– Не знаю, – произнесла Мелисса.

– Ложь.

– Удивительно.

– Да, удивительно. Ты врёшь мне почти перед самым венчанием.

– Возможно, Эдриен Льюис Голдверн, рассказ о том, почему моя рука холодна – длинный, заурядный и скучный, а так же включает в себя вынужденное признание в том, что я опять совершила непереносимую глупость. А мне до ужаса надоели, твои и отца, постоянные попрёки! Так что ты должен принять мысль о том, что мне не всегда хочется докладывать тебе о каждом своём шаге и действии!

Она остановилась и перевела дыхание.

"Сейчас я перевела его внимание, а что я скажу ему в следующий раз?" – мысленно спросила себя Мелисса, но сразу придумать ответ не смогла.

Некоторое время, казалось, весь дом Роджера ждал ответа Эдриена на эту тираду, но когда молчание затянулось, Энтони и Джереми, переглянувшись, встали и зааплодировали.

– Прости, – проговорил Эдриен. Но хлопки племянников заглушили звук.

– Теперь идём в сад, – кивнула Мелисса, взяла жениха за руку и увела из утренней гостиной.

Эдриен провёл её среди кустарника и разросшихся до трёх четвертей роста цветов. Пара наткнулась на Берилл и принца Ханта. Перевёртыш просто сидел рядом с крылатой и жмурился, подставляя лицо заходящему солнцу. Тётя невозмутимо работала с тонким, каким-то детским венком на голове. Насколько могла судить Мелисса, мелкие бледные соцветия не принадлежали этому саду, где всё было ярко, пышно и крупно. Значит, это творение родилось в другом месте.

Странные они, эти принцы. С незавидным постоянством влюбляются в существ, которые просто не в силах отвечать им взаимностью.

Сапфир, Рэйн, Хант. А ещё, похоже, Санктуарий и Ретт Адмор. Говорят, что такая удивительно крепкая дружба последнего с крылатым Хайнеком Вайсварреном на самом деле страстное чувство с одной стороны и равнодушное пользование – с другой.

После обмена приветствиями Эдриен повёл Мелиссу к нижней, самой дальней террасе. За ней небольшой продолговатый пруд, а между ними совсем невысокое, но узловатое и раскидистое коричневое дерево. Оно уже отцвело в этом году и потеряло большую часть листьев, из-за чего обнажившаяся тёмная, грубая, почти чёрная кора бросалась в глаза. Одна ветка дерева десять лет тому служила перекладиной для качелей, но когда в саду шла перестройка и Берилл приказала сделать высокую насыпь, то на надстроенной террасе благодаря коричневому дереву вместо исчезнувших качелей, появилась скамья, которая всё так же каждой весной цвела и зеленела.

На ту ветку-скамью и усадил Эдриен свою невесту. Они очень долго говорили о сущих пустяках, ни к чему не имеющих отношения, а затем солнце опустилось к горизонту и слова вовсе оказались лишними – из первого ряда Мелисса в тот вечер видела самый роскошный, богатый сиянием алого закат в своей жизни.

– Посмотри, там принц Хант, – показала Мелисса на застывшего поодаль перевёртыша. – Смотрит, неужели тоже любуется?

– Перевёртыши ещё внимательнее относятся к красоте природы, чем все другие виды. У них созерцательность – как культура.

– Хм. Значит, они должны ещё более ценить красивых женщин, не так ли? Почему тогда вокруг Морганы в большинстве своём всегда только крылатые, люди или фиты?

– Для нас это тоже загадка. Думаю ответ в том, что перевёртыши относятся к женщинам иначе. Понятия не имею как, не спрашивай.

– Странно. Я бы спросила подробнее у кого-нибудь из них. С кем ты дружен больше всего? Ты говорил о Сете Лифорде как-то раз…

– Не стоит общаться с ними. Особенно пока ты не замужем.

– Скоро…

– Касательно этого, Мелисса, – Эдриен встал, поднял её и повернул спиной к побагровевшему светилу. – Я разозлил тебя, и твой гнев снова не спадает. Уверен, Рэйн опять поселился в твоей голове. Это так?

– С чего ты взял, любимый?

Эдриен, до сих пор разглядывавший её лицо, опустил голову:

– Глаза. Я спросил о твоей руке и это не заканчивается. Мало ли времени мы здесь провели? Пару свечей? Мелисса, нам снова придётся отложить венчание.

– Глупости. Почему? Всё в порядке.

– Если ты так уверена в этом, то с тобой точно творится что-то ненормальное. Ты могла бы поговорить об этом с Пэмфроем откровенно?

Прежде чем она сказала "да" или "нет", её руку ожгло прикосновение Эдриена. Он так внимательно посмотрел на неё, что она очень быстро поняла – это не его рука горяча, а её – холодна. И это не может не обеспокоить Эдриена. Потому что он понимает в десятки раз больше, чем говорит, но сдерживает себя и очень осторожен. Потому что любит.

– Да, я поговорю, – смогла произнести Мелисса.

– Немного лжи, – отметил жених.

– Я постараюсь.

– Меньше, – кивнул Эдриен. – Ты не хочешь этого?

– Чего не хочу? За тебя замуж?

– Ты не хочешь говорить со знатоком о том, что тебя мучает. Выходит, ты знаешь или догадываешься о причинах, не так ли?

– Возможно, это меня не мучает, – тихо произнесла девушка.

– Посмотрим, что ты скажешь лет через пять, когда мы в двадцатый раз отложим венчание из-за того, что ты не можешь сказать вслух нечто действительно важное.

– Я… – Мелисса захотела признаться, но такое никак не произнести. "Он разозлится или… А может быть – нет?" Решила сказать: – Отчасти это действительно Рэйн.

Эдриен выдохнул и отвернулся. Он ждал этих слов. Сделал несколько шагов по террасе и вернулся к ней, решив быть предельно внимательным сейчас:

– Что с ним? Воспоминания?

– Он целовал меня. Но не из-за этого я плохо сплю ночами.

– Из-за чего же тогда? Что-то ещё более впечатляющее, чем подарок древнейшего мастера поцелуев, что?

– Чувство вины, пожалуй, – крылатая уже не могла смотреть в глаза жениху. – Я такая глупая – не могу придумать, как вытащить его!

– Мелисса, – выдохнув, произнёс Эдриен, но не продолжил. Покачал головой.

– Но я действительно ничего не могу придумать. Я в гневе от того, что никого больше не волнует то, что на пятой площади Точки Соглашения стоит… медленно умирая… без движения…

– Тебе жаль его. Ты… – Эдриен не злился. Более того – он услышал о поцелуях с Рэйном и не сжёг её взглядом. Платье и не собирается дымиться. Всё в порядке. Так может?..

– Я подумала, я легко справлюсь во всем и приду в церковь с незамутнёнными чувствами и рассудком. Обязательно. Если ты поможешь мне вытащить Рэйна.

– О, большей глупости сказать никто не в силах! Чёрт возьми! Да ты с ума сошла!

– А что не так?

– Ты… я ухожу. Всё – правда.

– Что? В чём дело?

Становилось не по себе. Она всё-таки вывела из себя Эдриена Левенхэма и его взгляд, уже почти год как пламенеющий то снисходительной, то слепой любовью, потерял все иные выражения, кроме сурового недовольства. И при этом жёг до боли.

– Отлично, Мелисса, я скажу тебе, в чём дело. Сейчас мне кажется, что всё это время, всё время с его заточения, мы с тобой то и дело вели этот диалог. Мы будто всё время неслышимо говорили о Рэйне. В каждом твоём взгляде, в каждом твоём движении и действии было это требование: спаси моего Рэйна! А я как будто неслышно всё повторял тебе, что это не моё дело, не так ли?

Девушка кивнула, хотя на самом деле не вполне понимала, о чём ей говорит жених.

– И будто мы без конца говорили об этом, – продолжал Эдриен, – и не могли не остаться каждый при своём мнении. Это повторяющийся ночной кошмар. Это тупик. Но ты ведь не абсолютная идиотка, – разъярился мужчина, сдерживая желание закричать, – Мелисса, так скажи мне, почему ты считаешь, что это будет так уж прекрасно для всех нас – вытащить его из камня?

– Что бы ни было потом, он не заслужил этих мучений!

– Мелисса, он поубивает нас всех!

– Месть ему чужда!

– Даже если так! Его заточение – благо для Клервинда, как ты не понимаешь?

– Бред!

– Бред? Император чуть не стал его марионеткой!

– Рэйн не способен был на это!

– Откуда тебе знать?!

– Я верю.

– В таком случае слова бесполезны, – крайне официально сказал Эдриен, и, переменившись вдруг до учтивого постороннего, поцеловал другую, тёплую ладонь Мелиссы, и оставил её одну.

На следующее утро Сапфир собрал клан Си.

– Венчания не будет, – объявил он.

– Что, самолюбие Левенхэма не выдержало отпора тридцатилетней девчонки? – смеясь, спросил Джереми, оглянувшись при этом на Тони.

– Понятия не имею, – произнёс Сапфир. Он перевёл взгляд на Мелиссу, и она впервые увидела, что ею по-настоящему недоволен, в общем-то, всегда лояльный к её проделкам предок. – Я с трудом предвижу поступки влюблённых, но в этот раз, мне кажется, об Эдриене Левенхэме среди нас можно забыть надолго.

– Надолго? Не навсегда? – уцепилась за слова Моргана.

– Не навсегда, – кивнул Сапфир. – Есть связи, которые не рвутся.

В голове Мелиссы как всегда было пусто. Но сейчас – как-то по-особенному.

– Полагаю, это я виновата? Это то, о чём ты уже однажды говорил мне? – услышала она свой голос.

– Именно это, – согласился ясновидящий, и по усилившемуся голосу стало ясно, что он обращается ко всем: – Вопрос весьма деликатный. И, я надеюсь, что в этой семье будет сохранён обычай не влезать со своими советами и измышлениями в душу того, кому это не нужно. Мелисса справится с потерей сама. В полном одиночестве.

– Подожди-ка, – проговорил Сильвертон. – Ты так собираешься наказать мою дочь за то, что она не смогла удержать жениха, тобой посоветованного?

– Это так выглядит?

– Да, это так выглядит. Ты бы ещё сослал её куда… идиот бесчувственный.

– Я – бесчувственный? – поразился Сапфир. – Ты проявил невероятное безразличие, когда оба твоих сына ходили как во тьме, и не стал жалеть об этом, даже когда я сказал, что Роджер из своей тьмы так и не выберется! – говоря, ясновидящий медленно поднимался с места.

– Ты не говорил мне этого! – вскочил с места герцог. – Ни разу, подлый ублюдок!

Прародитель и глава клана сцепились, будто только ждали повода. Герцогиня, устало отстраняясь от их агрессии, уронила лицо в ладони. Берилл, посчитав собрание клана завершённым, открыла ближайшее окно и, ловко управившись с юбками, вылезла к своему саду. Моргана пристально смотрела на Брайана. Тот продолжал внимательно слушать перебранку, надеясь, что узнает какую-нибудь подробность о своём брате-близнеце. Но отец Мелиссы, едва получив место и время для хорошего замаха, ударом отправил предка к дверям музыкальной. Драка потеряла всякое словесное сопровождение и перенеслась в зал, где хранились инструменты. Хрустнула и сломалась ножка огромного аккомпаниат-префона. Обогащающимся эхо от удара, по внутренним полостям инструмента пронёсся волноподобно усиливающийся звук. Ак-фон оглушительно рухнул на пол, продолжая звенеть. Тогда удовлетворительно плохое общее настроение постепенно обратилось полной драмы атмосферой. На том аккомпаниат-префоне любил играть хозяин дома, пропавший Роджер Кардиф. Оказывается, всё можно было изменить.

Сильверстоуны ещё долгое время сидели и думали о том, кто так и "не выбрался из тьмы", а после – каждый о своём. Но затем все взгляды соединились на Моргане и Брайане. Несколько напряжённая эскортесс что-то старательно планировала, смотря на своего супруга так, будто пытается взглядом разгладить каждую морщинку на его одежде. На брюках, в основном. Почти святой, сидя напротив, волновался, нервничал. Судя по его глазам, приятно, до пыльного фиолетово-бардового оттенка потемневшим, он размышлял о прошлом.

– У тебя ведь двадцать шесть шипов на плече, так? – резко спросила Моргана у Брайана.

– Понятия не имею, – очнулся от воспоминаний последний из сыновей Сильвертона. – Никогда не интересовался.

– У тебя их двадцать пять. Прими к сведению.

– Молодец, считать умеешь, – улыбнулся Брайан и ласково, и издевательски. – Каждый день приятные новости от тебя. Что собираешься осваивать завтра? Я должен подготовится. Это так волнительно. А вдруг – вышивка?

– Может – графика, – продолжала их странную игру Моргана, ни мгновения не промедлив, – но только вот мне кажется, раньше их было всё-таки на один больше.

– Ты, наверное, ошиблась. Рано я тебя похвалил.

– Хм-м? – тон красавицы обратился сладким соблазном. – А если я подойду к тебе… ближе?.. и посмотрю? Внимательно?

– Запрещено.

– Вот именно потому, что ты изо всех сил контролируешь меня и наше расстояние, потому-то я и вынуждена только без конца смотреть на тебя и пересчитывать твои шипы… каждый день. Я, было, бросила это успокаивающее занятие. Но тут, вдруг, ты преподнёс мне такой подарок! И вот я думаю, какой силой надо обладать, чтобы…

– Выстрелом могло снести шип, – произнёс быстро соображающий Джулиан. – Но выстрел как расправа – это не способ ни для крылатых, ни для самоуверенных перевёртышей. Если только это не часть большой игры.

– Сапфир не сказал ли чуть раньше, что не предвидит поступки влюблённых? – немного помолчав, спросил Брайан у жены.

– Сказал. Не смотри на меня так, а лучше скажи, на что ты намекаешь?

– На то, что кто-то готов убить моего брата из-за тебя, Моргана, – не выдержала Мелисса. Она ощутила опасность и потому голова заработала.

– Я не верю, что кто-то может быть таким идиотом, – произнёс Даймонд. Ложь блеснула из-под его ресниц, неожиданно очернив их. И принц Лайт всё-таки верит в одуряющую силу любви?

– Только абсолютно безмозглое существо может попытаться убить Молитвенный Щит Империи, – произнёс Джереми. – Это в голове не укладывается.

– Рэйн тоже был очень важен для империи, но всем оказалось плевать, – как бы невзначай проговорила Мелисса.

– Не сравнивай Рэйна и Брайана, – возмутилась Моргана. Потом наклонилась вперёд, обхватила себя за плечи и призналась: – Мне страшно.

– В том, что произошло с Рэйном, виноват был только он сам. В том, что чуть не произошло с Брайаном, виновата наверняка ты, – сказал Джулиан Красивейшей. – Или это был фанатик от реликт-семибожия.

– То есть ты не допускаешь мысли, что кто-то последовательно… – Джереми смолк. – Ну да, нужно быть кем-то особенным, чтобы уничтожать самых могущественных крылатых империи. Только перевёртышам это выгодно на мой взгляд. Классик?

– Совпадение, – покачал головой Джулиан. – Джереми, ты идиот? Тебе мозги нужны только для того, чтобы бутылки вскрывать?

– Нет. Ещё я хорошо играю в карты, – с беспечной ухмылкой заявил Джереми.

– Слышал, Сапфир собирается найти тебе применение. Ты бы начал готовиться, я тебе очень советую.

– Звучит зловеще, – прозвучал ответ. Младший из племянников Мелиссы подобно Моргане обхватил себя руками и наклонился вперёд: – Мне страшно.

Губы каждого тронула улыбка. Крылатые не знают страха. По крайней мере, даже смежные ощущения и эмоции не выражаются у них так, как он выразился у эскортесс – на три четверти человека.

Моргана решила, что можно представить шутку Джереми как чёрствость и затеяла внезапно весёлую перепалку с другом, но когда шум стих, старший сын Джулиана, Хани, вдруг пообещал Брайану:

– Я буду посещать все те же собрания, что и она, и внимательнее посмотрю, кто из её поклонников дышит неровно не только к ней, но и к тебе.

– Едва ли это так нужно. Сапфир сказал – не поймать сейчас. Так стоит ли беспокоиться? Мне не так уж необходимо лично бывать всюду.

– Воздыхатель из-за своей любовной горячки может совершить ещё что-то из непредвиденного Сапфиром и это прояснит его личность. Так что, Хани, следи за этим делом как сказал, – распорядился Джулиан и повернулся к Брайану: – А ты слишком веришь в Сапфира. Он легко переживёт нас всех, если мы не будем предусмотрительны и осторожны.

– Ладно, – смирился Брайан. – Я познакомлю Хани с нужными доспешниками.

– А твой Брэнт Лоасс пусть составит твоё точное расписание и покажет Хани, – предложила Моргана.

– Хорошая мысль, – похвалил тётку Джулиан. – Что ж… прошу прощения.

Джулиан отбыл. Брайан попытался сделать то же самое, но был перехвачен эскортесс в дверях и нагло поцелован. Герцогиня Сильвертон, постеснявшись указать "молодожёнам" на неуместность и несвоевременность их поведения, предпочла пойти и осторожно взглянуть на состояние музыкальной комнаты.

Мелисса едва не вернулась мыслями к тому, что произошло между ней и Эдриеном, но молчание в гостиной вдруг нарушилось со стороны дверей:

– Меня кто-то поцеловал в тёмной галерее на балу у Кэтрин Райенгот.

Это был голос Морганы.

– Ты думаешь, это тот неизвестный стрелял в меня? – спустя какое-то время спросил Брайан.

– Не думаю. В той галерее было ещё несколько женщин. Он легко мог поцеловать любую – тьма там была кромешная.

– Так почему ты это сказала?

– Я не рискую жизнью, говоря тебе подобное, но я должна была узнать, как ты к этому отнесёшься.

– Я не полный кретин. Знал, когда женился на тебе, к каким "сюрпризам" следует себя подготовить.

– Тогда… их было трое.

– Кого?

– Тех, кто меня поцеловал, а не просто попытался.

– То есть…

– То есть Сапфир прав… нам ни за что не вычислить твоего врага.

– Вот как. Но… их же было не трое. Зачем тебе лгать?

– Их было трое только за последний лунный период.

– ЧТО?!..

Мелисса изо всех сил заставляла себя не оглядываться на Брайана и Моргану и немую сцену, которую другие Си наблюдали с совершенно непроницаемыми лицами. Тони сдался первым и, смущённо и довольно улыбаясь, обратился к виконту Ойфреду:

– Хани, искать виновного я тебе не советую. Ты рискуешь потратить на это Всю. Свою. Жизнь.

– Посмотрим на дядюшку Брайана, – влез со своим мнением Джереми. – Если дьявол победит, то Весь. Ньон. Влип.

Поскольку читать мысли Брайана оказалось сложно, его личная жизнь продолжила вершиться за закрытыми дверями, а столицу не потрясли новости о мучительных смертях и жутких расправах, то вскоре в доме Роджера снова стало слегка скучно. Но не более чем на пару дней, потому что на следующем собрании клана Сапфир заявил, что намерен обучать Мелиссу фехтованию. Сам, лично.

Нельзя сказать, что в клане было тихо в тот день. В ушах почти звенело от криков. Передрались, кажется, все. На удивление Мелиссы Джулиан был на стороне Сапфира. Он считал, что, раз все сыновья Сильвертона были хороши с мечом, то и Мелисса должна воспользоваться своей наследственностью. А если это талант? На роль учителя для Мелиссы вызвался ещё и Даймонд.

– Что думаешь об этом сама? – спросили, стихнув, у неё.

– Не хочу ничего.

– Для тебя это шанс вырваться… – начал было Сапфир, но его прервали и снова со всех сторон загремели и зарычали невыносимо громко. К концу дня никто ничего не решил. Но ночью, когда город уснул, а в саду стало светлее от выплывших из-за облаков Дитрии и Эсцетерион, Чайна Циан попросила Тони оставить её наедине с Мелиссой. Что он и сделал, молча усадив жену и молодую тётушку на скамью в образованном высокими кустами коридоре.

– Фехтование – это здорово, – сказала женщина-перевёртыш, когда шаги Тони совсем стихли. – Нужны и скорость, и сила, и ум.

– Последнего у меня, как утверждали отец и Эдриен, никогда и не было.

– Они просто не понимали тебя. Ты умная девушка.

– Почему ты говоришь мне это?

– Потому что это то, что действительно может пригодиться. Память подсказывает, что был уже такой случай, когда умение управляться с мечом могло помочь тебе.

– Ты имеешь в виду то нападение перевёртышей, когда Рэйн?..

– Да. Тогда он совершил поступок, который, против обычая, Сапфиром был легко предвидим. Странно.

– Да, странно. Но это в прошлом, – защитилась Мелисса от чувства вины.

– Частью в прошлом, но частью – нет. Сапфир, как мне говорили, предвидит нечто страшное. Что конкретно он говорил? Ты-то должна знать.

– Не должна. Мне было лет восемь и меня там даже не было. Мне рассказывали только, что если он ничего не сделает, то в 308-м все погибнут.

– Может быть, это будет снова нападение извне? В страшные годы и крылатые женщины призывают мечи.

– Но сейчас только 244-й!

– А ты думаешь, Роджер Кардиф или Колин Хант стали лучшими мечниками современности за десять-двадцать лет?

– Чёрт. Я не хочу… Это ж столько работы!

– А жить ты хочешь?

– Я не уверена. Если все погибнут, то и мне жить незачем.

– А если твой меч поможет спасти их?

– Правильно говоришь, Чайна Циан, – раздался голос рядом. Это был Даймонд.

– Ты так тихо ходишь, – поразилась Мелисса, обернувшись. – Чет, ты в порядке? Не испугалась?

– Я чувствовала приближение. Я точно чувствую его и могу отличить от многих.

– Как?

– Масса тела. Он в полтора раза тяжелее, чем должен был быть, каким я его видела. И запомнила.

– Мелисса, – произнёс Даймонд негромко. – Три члена принсипата советуют тебе принять решение в пользу обучения. Это чего-то да стоит.

– Действительно, – заговорила со странными нотками в голосе Чайна Циан. – Я часто задумывалась, по какой причине среди древнейших крылатых нет женщин, тогда как среди фитов и перевёртышей они, безусловно, есть.

– По многим причинам, – ответил Даймонд. – Но определённо, одна из них – отсутствие умения и решимости защищаться всеми способами.

– Живи долго, Мелисса, – проговорила Чайна Циан. – И, между прочим, в среде перевёртышей очень ценятся женщины-мечницы. Страх смерти заставляет даже самых удачливых из них становиться серенами, но тебе-то страх не знаком… Ты можешь.

– Я подумаю, – Мелисса встала и пошла прочь. Немного с опозданием она подумала о том, что подруга осталась наедине с тем, кто ослепил её когда-то. Вернулась.

– Даймонд?

– Я здесь.

– Чет, – позвала Мелисса, – идём спать?

– Я могла бы добраться одна.

– Мелисса, – позвал Даймонд. – Ещё одно: однажды Рэйн догадается, как выбраться из камня. Не трудно предположить, что он начнёт убивать.

– Так вы хотите, чтобы я остановила его? Всё для этого?

– Может произойти такое.

– Может, просто не стоило делать то, что вы сделали?

– Он вынудил нас. Он был опасен, просто хорошо скрывал это. Он был и будет безумным шиатром, в руках которого чудовищная сила. Как он распорядится ей, когда покинет свою тюрьму?

– Он не был безумным…

– Был. Если ты поговоришь об этом с Морганой, с Фэром, с секретарём Рэйна, то сообразишь, о чём они говорят и о чём продолжают умалчивать.

– Я не верю.

– Просто спроси у них… да и у Алекса, кстати. Санктуарий – тот, кто считал себя другом Рэйна, но ничего не сделал для его освобождения. Почему?


– Почему? – принц Санктуарий был абсолютно спокоен. Его всегда улыбчивое лицо выглядело строгим и серьёзным. Никогда ещё Мелисса не видела этого принца таким. Будто на Алекса неожиданно свалилось нечто непосильно тяжёлое.

– Да, почему?

– Я ждал, когда ты придёшь за ответом. Но он не однозначен.

– Я тут недавно слышала от кого-то странные слова. Что-то вроде: "Ты слишком веришь в Сапфира". Это не про вас ли?

– Про меня.

– Простите за хамство, но… вы с ума сошли? Сапфир всех использует. Даже я, любящая его, как доброго дедушку, избавилась от иллюзий на его счёт.

– Такова его миссия.

– Его миссия предсказывать, а не решать, кому жить, а кому – нет.

– Да, будь он равнодушным глупцом, он бы только предсказывал.

– Тем не менее, Рэйн предан своим другом. Он не простит этого.

– Простит. Он так же знает, что совершил. Он знал, что будет заточён, но всё равно пошёл на это.

– Что такого он совершил?

– Выпустил Игрейну.

– Да что в ней такого?

– Чёрт её знает, девушка, чёрт её знает. Сапфир…

– Всё крутится только вокруг Сапфира и того, что он говорит!..

– Почему бы не покрутиться вокруг того, кто собирается спасти всех нас?

– Каким образом?

Алекс не ответил. Он посмотрел на Мелиссу настолько зеркально-чистыми глазами, что ей стало не по себе. В глазах члена принсипата легче лёгкого было прочесть, что она смешна, когда думает, что ей дадут ответы на все вопросы. Но, кажется, один ответ она знала:

– Мне намекнули, что однажды Рэйн вырвется из своей тюрьмы и начнёт убивать.

Санктуарий нехорошо улыбнулся и пожал плечами, отворачиваясь.

– Неужели Рэйн настолько силён, что может убить всех нас? – потребовала ответ Мелисса.

– А что он сделал после того, как угроза тебе миновала? Думаешь, на планету высаживалось всего-то с полсотни перевёртышей? Нет, девушка, сотни тысяч сильных и здоровых существ. Их не стало вместе с одной свечой. Что тогда Рэйну Ньон?

– Но с чего бы ему убивать всех? Это не может быть местью.

– Да, это не может быть местью. Для тебя. Для меня. Но его поступки не всегда…

– Скажи мне правду, Алекс. Если Рэйн всё равно должен умереть, так скажи правду о нём. Он что, ещё более чокнутый, чем Сапфир?

– Сапфир ещё даст фору тем из нас, кто в полном порядке, – рассмеялся Алекс. – А вот у Рэйна действительно были проблемы. Он на завтрак сыпал себе в тарелку металлическую пыль и поедал всё это. Затем захлёбывался кровью. Исцелялся. А затем снова ел, и снова, и снова… по несколько лунных периодов, каждое утро. Чёрт, каким спокойным и уравновешенным он тогда был! Меня до сих пор дрожь пробирает!.. И если ты вспомнишь, что Рэйн на четверть перевёртыш, то я посоветую: понаблюдала бы за Чайной Циан. За тем, что она сыпет себе в тарелку. Окислы… то есть, тяжеловатые кристаллы радостно-светлых цветов и беленькие порошки с отчётливыми запахами, не так ли? И она ждёт, пока они не растворятся, не так ли? Потому еда для неё подаётся всегда горячей?

Мелисса ничего не ответила на это, и тогда принц продолжил говорить:

– Я не разговаривал об этом с Пэмфроем. Рэйн за три десятка шагов обходил Тома – боялся, что тот всё поймёт и закроет его, как безумного, в специальном домике для таких, как он. Рэйн прекрасно знал, что в его голове всё не так, как у других. Но, думаю, он списывал это на четверть крови перевёртышей.

– Так это и была ваша причина?

– У меня было много причин. Несмотря на мою репутацию, я склонен к рациональности.

– Вы ответили на множество моих вопросов, – проговорила девушка и направилась к выходу. – Прошу прощения.

– А реверанс? – донеслось до неё полушутливое.

– К чёрту реверансы! – крикнула она, так и не обернувшись.

– Совсем одичала.

"Да, похоже, Рэйн жестоко истязал своё тело, – мысленно признала Мелисса, направляясь в Цитадель пешком. Серв вёл её лошадку чуть поодаль, – но говорит ли это о том, что он безумен? Да, в целом, но вот только почему тогда Сапфир разрешал сумасшедшему играть с маленькой девочкой? Рэйн не был опасен тогда. Что же изменилось?"

И снова её способность здраво и чётко мыслить угасла. Ни предположений, ни подсказок… Идти весь путь пешком теперь не было необходимости. Дом Роджера… как только она увидела крышу, свернула к Сердцу Цитадели. Но и императорский дворец разглядев, сменила дорогу и направилась в сторону Точки Соглашения. Пятая площадь. Выглядит так, будто на ней стоит гигантский каменный памятник какому-то выдающемуся деятелю. Внутри – живое существо.

"Он ни за что не убьёт всех! – искоса разглядывая Рэйнову тюрьму, проговаривала про себя Мелисса. – Я. Дело во мне. Он оставит тех, кто близок мне, кто для меня важен. Я. Рэйн был зациклен на мне. Таким образом, я могла бы использовать это… Ха-ха! Оставить в живых Сапфира или нет? – и невесело улыбнулась. А снова взглянув на памятник, увидела его иначе. Значительнее и больше. Тогда всё решила: – Магия, да чёрт с ней, пусть Рэйн рушит всё! Если они скажут, чтобы я заманила его к себе, а затем убила…"

Она уже выезжала с площади, когда подумала, что фехтование действительно пригодится ей. Чтобы в будущем защищать Рэйна. Чтобы освободить его как можно скорее.

"Как я не подумала об этом раньше? Если… если я освобожу его раньше, чем он обезумеет, ничего не произойдёт! Ничего не случится. Я уговорю его забрать меня в другой мир. Ведь все оставили его. И он сможет оставить всех".

В доме Роджера она наткнулась на всех принцев, принадлежащих клану Сильверстоунов, собравшихся за бутылкой крылоскола.

– Я буду учиться, – сказала она, остановившись поодаль от стола, вокруг которого расселись принцы.

– Подойди, – подозвал её Сапфир. – Ближе. Я хочу видеть твои глаза.

Мелисса подошла, наклонилась к лицу ясновидящего.

– Хорошо, – кивнул он. – А теперь посмотри в зеркало. У тебя глаза цвета ненависти. Запомни, как выглядишь. Пригодится в будущем.

Видеть свои глаза ярко-красными от гнева крылатая уже привыкла. Но ненависть? Девушка не ожидала этого. У ненависти, как оказалось, нет определённого цвета. Вся гамма цвета от светло-красного до чёрного, расположилась от маленького, как зёрнышко, зрачка, и до внешнего круга радужки. Маленький зрачок на светлом фоне выглядит так… зверски опасно. Как светлые глаза Классика.

– Кого же я ненавижу? – спросила Мелисса у зеркала.

– Всех, – ответил Сапфир легко и повернулся к Джулиану и Даймонду: – Исключительный случай для молодой крылатой, не правда ли?

– Я должен сказать, Мелисса, что мне очень жаль, – Джулиан поднялся и подошёл к девушке. Взял её руки в свои, и без труда согрел их. В тот день впервые Мелисса узнала, что главнокомандующий поднебесными способен на проявление сочувствия. – Никто специально не добивался этого. Мы бы никогда не пытались использовать твои чувства. Все очень любят тебя, вот только сделать невозможное мы не в силах.

– Но теперь, когда мои чувства разрушительны, вы считаете, я могу убить кого-то?

– Вполне, – кивнул Джулиан. – Будь осторожна с этим.

Тогда разговор закончился.

Сапфир и Даймонд проводили обучение ежедневно. Всё время было невыносимо тяжело. До тех пор, пока ей не стали нравиться её занятия. К тому моменту выросла её выносливость и выросла длительность занятий Мелиссы. Многое, конечно, не нравилось, кое-что – настолько, чтоказалось отвратительным. Но одной только поездки на пятую площадь хватало, чтобы искать себе дополнительных уроков.

В облаке постоянной, удушающей неприязни ко всему окружающему, проходили лунные повороты и периоды.

Еда потеряла вкус, вода – свежесть, делиться своей ненавистью с Чайной Циан и Шерил не представлялось возможным. Красота, яркость и чистота – раздражают, искусство – фикция, в живом – нет смысла.

Брат смог бы излечить её молитвой, пожалуй. Но Мелисса отказывалась. Ненависть ко всем вокруг – определённа. На данный момент она помогает добиться цели, придаёт сил. Без ненависти останется только печаль, сожаление и мука. А так же попытки справиться с собой, попытки принять и общую холодность к заточённому в камне и то, что всё это вообще происходит… с Рэйном.

Изредка от неё требовали присутствия на официальных мероприятиях. Так она узнавала обо всём. Например, о том, что племянница, Бриана, из-за произошедшего с принцем Алексом, решилась на развод с мужем. О том, что так называемая Игрейна Пятая подписала контракт с пугающим принцем-перевёртышем Классиком. О том, что бывший близкий друг Брайана, Уоррен Элайн, вернулся ради того, чтобы дать свою кровь Моргане. О том, что Сапфир, кажется, в отместку Игрейне за неподчинение его воле, сделал своей любовницей её дочь Диану.

О том, что Эдриен уехал в Океанию.

Спустя год с лишним, на исходе зимы, Красивейшая родила Брайану сына. Так сказался, похоже, страх потерять любимого у эскортесс и так сказалось, похоже, желание Брайана хоть на время оградить красивую жену от воздыхателей. В те дни, будто очнувшись от ненависти и гнева, Мелисса не могла видеть оружия, не могла посвящать себя тренировкам. Она поехала на пятую площадь, и рассказала памятнику Рэйна обо всём, расположившись на его плече, у самого каменного уха.

Мелисса говорила ему, что Фэр хорошо исполняет свои обязанности регента Росслеев, и что Мэлвин и Тайлер не близнецы, а двойняшки, и что они очень славные и красивые. Что они очень похожи друг на друга, но один белоснежный, как Даймонд, а другой синеволос и синеглаз как один из Лифордских наследников. Что Марина очень счастлива. Что у неё, Мелиссы, появился золотоволосый племянник, которого драконы прозвали "Шип Валери" и прозвище прикрепилось намертво. Что Бриана венчалась с Санктуарием без всяких эксцессов. Что в Три-Алле теперь всё поменялось, особенно сам хозяин дворца. Что Игрейна родила Классику восемь драконов и они, по свидетельству Ксениона, сильно отличаются от драконов Первой Игрейны внешне, но развиваются по тем же принципам.

Что ей, Мелиссе, всё ещё не удалось придумать, как вытащить его, Рэйна.

А на следующий день в дом Роджера спокойно вошёл Эдриен. Волосы и ресницы выгорели до пепельно-белого. Глаза не обжигают вовсе. Кожа выбелена до мрамора.

– Эдриен Левенхэм снова к твоим услугам, – поклонился он официально, но не так холодно, как когда-то, уходя.

– Рада видеть тебя, – в ответ кивнула Мелисса. – Цель визита?

Эдриен дёрнулся. Левый уголок его губ вытянулся, подобно тому, как улыбается Сет Лифорд. Но у правнука принца Ли улыбка получалась завсегда ровной, мягкой и нежной. Эдриен же был неприятно удивлён холодностью бывшей невесты. И в улыбке его не отразилось ничего хорошего. "Ты оттолкнёшь его так!" – сказала себе Мелисса, и изо всех сил постаралась вспомнить, как это вообще – стараться быть приятной для кого-то. Но её словно сковал лёд. Она не могла ни пошевелиться в течение всей встречи, ни перевести взгляд, ни сделать самой скромной попытки разговаривать приветливо. А внутри – раздражение, только усиливающее внешнюю натянутость.

Мелисса некоторое время расспрашивала Эдриена о его путешествии, а затем он покинул дом, не взяв из вазы цветка, что должно было бы значить, что он желает когда-нибудь прийти ещё.

Граф Левенхэм действительно больше не наносил визитов в дом Роджера. Но после того дня, период за периодом, Мелисса осознавала, всё чётче и чётче, что между ней и Эдриеном действительно есть связь, которая ни за что не порвётся.

И так глупо всё! Если она спонтанно седлала коня и рвалась прочь из города, то на какой-нибудь лужайке западных лесов, останавливаясь, она встречала бывшего жениха, непременно составляющего компанию своему приятелю, собирающему цветы для любимой. И если Эдриен шёл к сапожнику, то у неё в ту же минуту готов был сломаться каблук, и ломался! Если она просила понравившиеся стихи для того, чтобы переписать, то узнавала, что его светлость граф Левенхэм тоже переписывал их. И, конечно, если Мелисса отправлялась на общественное собрание, то ей суждено было не сводить там глаз с Эдриена, а ему – всё время смотреть на неё.

"Нет!" – отрезала она в сотый раз, когда у неё поинтересовались, не собирается ли она снова замахнуться на титул эрц-графини Левенхэм.

Но против этого, ньонцы прониклись впечатлением, что договорённость о венчании уже есть. Даже искренне удивлялись её и Левенхэма взаимной холодности.

– Понятия не имею, как, отчего все решили, что я выхожу за него замуж, – с негодованием говорила Мелисса каменной личине Рэйна, на четверть свесившись головой вниз с макушки памятника. – Эти сплетни! Я бы рада, ты знаешь, и замуж за него, и чтобы всё как раньше. Но "как раньше" только до того дня, как это всё случилось с тобой. Потому что после – я даже не понимаю, как могу позволять ему быть рядом со мной. Как я позволяла это. Какая-то слишком ущербная форма любви, не правда ли? Уверена, все, без такта воспитанные, ждут своей очереди, чтобы сказать мне это в лицо. Но это сильнее меня. Сапфир говорит, что это всё твоя магия. Тогда почему же в то время, когда ты был свободен, я получала столько удовольствия с ним? Разве не должно ли быть всё наоборот? И на это у Сапфира есть ответ. Он говорил, что ты просто не успел наложить на меня все заклятия, какие хотел. Но тут всё равно что-то не так. Точно что-то не так. Но что именно?

Мелисса несколько дней пыталась найти ответ на последний вопрос.

– Я считаю, – снова говорила девушка Рэйну, вернувшись на своё место на его голове, – если бы ты любил меня, то не стал бы магией заставлять так мучиться от того, что ты взаперти. С другой стороны… я ведь знаю, что ты не такой, как все… ты мог распланировать и сделать всё таким образом… чтобы я выручила тебя из плена, повинуясь чувствам. Ты же знал, что Сапфир сделает это с тобой, – она помолчала и кивнула сама себе: – Да. Так и должно быть. Однако… Нет. Ты просчитался, мой дорогой. Я настолько тупа, что до сих пор ничего, абсолютно ничего не смогла придумать для твоего спасения.

Она помолчала.

– Кажется, я действительно тупее вашей Несравненной Морганы Аргиад, – сделала вывод крылатая. – Я круглая дура. И это тоже не даёт мне спать спокойно. Я чувствую себя виноватой, пожалуй. Перед тобой. Была бы я умна, как Шерил, например, или принцесса Кассандра, я бы непременно вытащила бы тебя. Может даже сразу же. А так я… как будто это из-за меня. Каждый лишний день, который ты проводишь здесь. Каждый лишний день – на моей совести. Я давно должна была тебя вытащить! Как думаешь, что это, как не чувство вины? Дай угадаю: ты бы сказал мне, что я не дура, просто излишняя эмоциональность затмевает мой разум. Смешно. Молчишь? Ну и правильно, милый Рэйн. Давай помолчим.

Странно, но никто в глаза не осуждал её за то, что она болтала с Рэйновым камнем. В разные дни её видело множество жителей столицы, может даже кто-то и слышал какие-то её слова. Но, тогда, когда на крылатую были готовы посыпаться вопросы и мнения, герцог Пэмфрой, которому его мать, Шерил, выразила как-то свою обеспокоенность по этому поводу, сказал, что для неё, Мелиссы, такой "разговор с памятником" даже полезен. Мол, блокируясь от внешнего мира своей духовной близостью с другом детства, выраженной внешне, физически, она отбрасывает свои гнев и ненависть. И только так её душа отдыхает от демонов.

Мелисса поверила знатоку. И все поверили. Так в Ньоне появилась странная достопримечательность – сестрёнка губернатора, болтающая с памятником.

Только один раз Мелисса задумалась о том, слышит ли её Рэйн. И сама себе ответила отрицательно, хотя раз за разом её рассказы принцу дождя становились всё более и более подробными, включающими даты и числа, описания и впечатления. В хорошие дни она читала ему свежую литературу и информационные листки. Приятно надеяться, что тебя слушают, как никто до этого времени и как никто – после.

В том же 247-м, в дом Роджера надолго вернулись гнев, обида и тоска. Сапфир решил наградить принца-перевёртыша Колина Ханта за поддержку в принсипате. Берилл во исполнение договора надлежало выйти замуж за давнего поклонника.

Несмотря на то, что Берилл было обещано, что через пять лет контракта её отпустят домой, она была против замужества. Высказываясь, она подробно объяснила свою позицию и была очень тверда, отстаивая личную свободу. И чем больше Сапфир настаивал, тем больше характера проявляла крылатая, которую полторы тысячи лет считали полностью безразличной к чему бы то ни было кроме страстной любви к царству растений.

В середине весны Колину Ханту объявили, что контракт всё же невозможен. После всех попыток перевёртыша добиться своего, клан решил, что одиночество Берилл осталось с ней навсегда.

А в первый летний день принц-перевёртыш похитил крылатую.

Он пришел, тогда как обычно, помочь ей в саду.

Было ли это внезапным решением, или же нет? Может быть. Тем не менее, после недели отсутствия Берилл, она приехала во дворец Точки Соглашения, и с полным безразличием на лице подписала брачный контракт с самым молодым из принцев-перевёртышей.

Молодёжь узнала, что имя принца – прозвище, данное людьми. На самом деле мужа Берилл звали Акшен-до Накхана. Таким образом, Мелисса стала племянницей эрц-принцессы Берилл Накханы.

Эрц-принцессе было разрешено приезжать к Си когда угодно и насколько угодно, и она пользовалась этим, но не злоупотребляла. В основном потому, что на холмах над дворцами мужа она решила разбить цветники. Места там оказалось куда больше, чем в саду Роджера, и фантазия Берилл, наконец, получила полную, ничем не ограниченную свободу.

Получив крылатую в жёны, Хант так не смог влюбить её в себя, хотя драконы не верили в это. "Видимо сильверстоунские леди влюбляются только после сильных потрясений", – шутили тогда многие. Лучший мечник действительности среди перевёртышей, Колин Хант, был повержен. Вспоминали другого лучшего мечника – предыдущего – крылатого Роджера Кардифа, всякие надежды которого на личное счастье так же были немилосердно искромсаны неизменной холодной неприязнью Шерил Чедвик.

Как раз в третий год контракта Берилл с Хантом закончился контракт Игрейны и Классика. Говорили, что на одном из вечеров в Кер Глассе Дан-на-Хэйвинов принц Колин Хант сделал предложение Игрейне Пятой. Он единственный не стал ещё отцом драконов или хотя бы одного, так что в этом была какая-то логика. У Игрейны как раз было бы время на отдых до конца неудачного контракта Ханта с Берилл.

По всему было видно, что Сапфир этого не предвидел – так был уверен в том, что Берилл ответит на чувства Ханта. Подрастеряв свою уверенность, Сапфир употребил все силы на то, чтобы не дать новым драконам появиться на свет. Принцесса Дан-на-Хэйвин готова была подписать контракт в день предложения, ведь быть замужем за перевёртышем – это значит надёжно скрыться в подземных дворцах и быть круглосуточно охраняемой настолько хорошо, насколько это вообще возможно. Охраняемой от Сапфира. Но ясновидящий воспользовался способностью и умом и подписание контракта застопорилось. Шедшая в то время скрытая холодная война больнее всех ударила по Игрейне. Принцесса стремительно таяла на глазах, будто теряла волю к жизни, будто кто-то изводил её, делал существование невыносимым. Судя по тому, что с того дня, как Хант отступился, Игрейна сразу начала оживать, Сапфир оказался именно тем, кто по-настоящему готов был пытать, травить и убивать ради своих целей.

С того, 250-го года, Игрейна начала по-настоящему сильно бояться и ненавидеть Сапфира, потому что он показал, что может пользоваться и самыми нечестными средствами и что управлять им, пользуясь женскими уловками, невозможно вовсе.

С того, 250-го года, клан Оллуа потерял свою силу и место в принсипате – последний из них мужчина был замечен в полном отсутствии желания заводить потомков, а так же в пороках, несовместимых с возможностью когда-либо занимать престол. В результате резко и жёстко обозначилась принадлежность всех членов принсипата к одному из двух блоков. К блоку перевёртышей и Игрейны или к блоку крылатых и фитов.

Блоки, названные Чёрным и Белым, враждовали с тех пор, но не очень жёстко. Члены кланов принцев сталкивались друг с другом словесно, но, помня поединок Рэйна и Ретта Адмора, не решались бросать друг другу призывов взяться за оружие. Любая фраза, сказанная не вполне однозначно, трактовалось противниками негативно, но дружеские связи между крылатыми и перевёртышами, возникшие после войны, так и не разрушились. Самыми яркими персонами стали Сапфир, Классик и Игрейна. Сапфир активно занимался законотворчеством, а Классик не менее активно противостоял давнему врагу, но делал это в свойственной ему больше, чем всем остальным, принцам-перевёртышам, манере: выдвигая вперёд себя по какой-то причине привлекательную для ясновидящего женщину – Игрейну. Она говорила именно то, что хотел сказать Классик. Она не вполне была его игрушкой. С переменным успехом принцесса Дан-на-Хэйвин отстаивала и собственные интересы, и интересы людей, но и перевёртышей – тоже. Любая другая женщина на её месте не справилась бы. Не потому, что Игрейна была так уж умна, а потому что странным образом именно она воздействовала на Сапфира. Однажды, кто-то пожелавший остаться неизвестным, сказал: "Если бы у Клервинда не было бы системы лун, влиянием своим разогревающей его недра, планета покрылась бы льдом, ибо излучение ближайшей звезды очень мало. Так Сапфир Сильверстоун двигает нас всех вперёд с огромной энергией потому, что ему не дают отдохнуть Классик, медленно кружащий вокруг, и Игрейна, более быстрая и близкая к Сапфиру. Как Клервинд и его луны". Кто бы ни привёл этот наискучнейший пример, его инкогнито сохранили из уважения хотя бы к тому факту, что сказавший такое сам тут же признал себя страшным занудой.

В результате, в том же 250-ом году, парламентом было решено начинать новое летоисчисление. Началась эпоха под названием "Террор Сапфира". На собраниях Мелисса часто слышала объяснение этому названию и, примеряясь на себя и окружающих, вполне оправдывала даже после всех слов Даймонда.

Нулевым годом начала новой эпохи стал 244-й. Именно в 244-м, как доказала Игрейна, Сапфир, не позволив Рэйну до конца объясниться по поводу его заклятий на императоре, фактически только своим словом обрёк на заключение могущественнейшего принца, явно ему неугодного.

Мечта Мелиссы начала сбываться. Игрейна подвергала сомнению все действия, слова и мотивы Сапфира. Абсолютно все его выводы и решения принцесса Дан-на-Хэйвин представила изощрённо надуманными, и Рэйн Росслей вдруг оказался несчастной жертвой. Вина его теперь, спустя восемь лет, ставилась под сомнение. Мелисса получила шанс освободить Рэйна.

Но возможность оказалась призрачной. На сбор кланов Сапфир пригласил эферет-принцессу Марину и секретаря Рэйна – Иво Шаннея. Они рассказали о магии Рэйна настолько много и в таких красках, что даже попытайся Феррон Элстрэм противостоять им, то выглядел бы всё равно невзрачно на их фоне.

– Почему ты говоришь всё это? – громко и отчётливо спросила тогда Мелисса у Марины. – Ты! Почему именно ты свидетельствуешь против него? Ничего в твоей жизни не стало бы хуже, выйди Рэйн из камня!

– Я говорю ради правды, – гордо заявила эферет-принцесса Росслей, ныне уже шесть лет как замужем за другим – эскортом Алардом Дан-на-Хэйвином. Её звонкий голос разносился под сводами зала с розой так, будто бы сомнений эта женщина не знает.

– Ложь, – с хрипом прошипела Мелисса.

– Хорошо, это из-за убеждений, – поправила себя Марина с достоинством.

– В чём твои убеждения?

– Тебе не понять. Ты не знаешь, что значит быть игрушкой в его руках. Потому что он любил тебя.

– А тебя – нет. И потому не достоин свободы?

– Нет.

Вздох удивления пронёсся по рядам крылатых. Марина отрицала такие мысли, но такие чувства испытывала – это стало ясно по части лжи в её глазах.

– Я не считаю её свидетельство беспристрастным, – повернулась Мелисса к Сапфиру.

– Жертва не может быть беспристрастной, – снисходительно возразил ей предок. – Рэйн воспользовался всеми талантами, чтобы эта прекрасная леди забеременела в кратчайшие сроки, опутал её таким количеством заклятий, чтобы она не смела вздохнуть без его контроля. Спроси Элстрэма, каково это.

– Зачем мне спрашивать? Ты говорил, что и я опутана магией, но я была вполне счастлива.

– Была. Сейчас на тебе всё те же заклятия и ты ненавидишь весь мир. Ты, молодая крылатая. Считаешь себя нормальной? Ты со своей ненавистью не годна ни на что, кроме как защищать планету от внешних врагов. И я рекомендую тебя, когда придёт время.

Зал зашумел, и Эдриену пришлось воспользоваться силой своих лёгких, чтобы привлечь всеобщее внимание:

– Принц, вы несёте полную чушь! Из-за того, что леди Мелисса дочь герцога Сильвертона, из-за того, что сестра Роджера Кардифа, вы не можете думать о ней, как о сколько-нибудь хорошем бойце!

– Мне безразлично, насколько она хороший боец. Главное то, что благодаря заклятиям Рэйна Росслея она – неуязвима в небе.

– Ты серьёзно, Сапфир? – наклонился вперёд император. – Она может участвовать наравне с эскортесс?

– Она – неуязвима не так, как они. Часть таких же заклятий наложены и на Элстрэма, и на Марину, и на маленьких Росслеев.

– Заклятия не могут быть наложены на Тайлера и Мэлвина, – возразила Мелисса. – Они родились после его заточения.

– Магия Рэйна уникальна, сложна, филигранно точна, – произнёс Сапфир. – О чём тут говорить? Из всего, что сделал Рэйн, я смог вычислить по событиям будущего совсем немногое. Я продолжаю предвидеть то, что никак и ничем не объяснимо. Мне придётся пойти много дальше, чем я собирался, чтобы только выяснить, кто и что сделал.

На время в зале с розой установилась абсолютная тишина.

– Я как будто чувствую запах сладких сдобных булочек, – произнесла принцесса Игрейна негромко, но звук её голоса на удивление услышал каждый. Моргана, которой были адресованы слова, широко распахнула глаза, но будто онемела. Не веря ушам, потупившись, она только и могла, что качать головой.

– Кажется, я тоже чувствую, – настороженно произнесла принцесса Кассандра.

Титулованные, стряхивая с себя оцепенение, переглядывались и поднимались с мест. Общеизвестно, что Игрейна Пятая ни разу не смогла усидеть на месте, когда узнавала, что где-то рядом благоухает её маленькая радость – любимая еда. Сопротивление причиняло этой человеческой женщине почти физическое страдание. Так что бой за свободу принца империи был проигран. Без Игрейны на стороне Мелиссы всё теряло смысл.

– Твоих рук дело? – спросила Мелисса у Сапфира, подойдя. – Эти чёртовы булочки – твоих рук дело?

– Да, – признался Сапфир, улыбнувшись. – И скажу тебе больше – "эти чёртовы булочки" моих рук дело в обоих смыслах.

Перед внутренним взором девушки проплыло видение древнейшего из принцев за процессом выпечки, вкладывающего тёплые чувства в каждое из движений, но осознание наглой беззастенчивости предка развеяло мираж бесследно. Крылатая взбесилась:

– И ты вот так спокойно признаёшься мне в этом?

– Да, малышка. Я так же могу признаться, что подложил в булочки кое-какие химикаты. Интересно, почувствует ли она их вкус?

На этот раз и крылатая потеряла дар речи. Сапфир с довольным видом проплыл мимо неё, но внезапно обернулся и сообщил:

– Ты никогда не будешь моим врагом. Рэйн стоит вражды… и не только. Но не между тобой и мной.

Он прочёл её мысли?

Настороженная, она оставалась в зале с розой до тех пор, пока не додумалась, что в другом варианте реальности всё же открыла рот и угрожала ему. Таким образом, Сапфир не читает мысли. Можно спокойно идти в дом Роджера.

Электросвечи роняли свои указатели раз за разом. Время не сгорало медленно, как раньше. Оно испарялось невероятно быстро, его будто кусками заглатывало гигантское чудовище.

Как-то быстро забылась вопиющая выходка Колина Ханта – он дважды сжёг чудесные, невиданные сады Берилл, разросшиеся на холмах между Ньоном и верхним дворцом принца на востоке от города. Но правы были драконы – Берилл необходимо было это потрясение. Она научилась смотреть вокруг себя, а не только на цветы. И как бы это ни было нелогично – продлила-таки контракт с Хантом.

Объявили подготовку к защите Клервинда. Даже день нападения извне был объявлен. День памяти Сентиона. Нищая ребятня обожала этот праздник – хозяева богатых домов выкладывали на улице монеты и плошки с засахаренными фруктами и печеньем так, чтобы окружить весь свой дом по периметру. Императрица повелела провести день памяти на две недели раньше, и все начали подготовку.

Но в домах принцев в те дни предстоящее празднование стояло на последнем месте. Парламент почти без всякого обсуждения внёс предложение, которое принсипат, чтобы сохранить лицо, обязан был принять. Кое-кто хотел, чтобы древнейшие получили особый статус рыцарей – тех, кто первыми вступает в битву и последними из неё выходит. Кроме того, рыцарей предполагалось отделить ото всех остальных войск и оставить их под личным контролем Джулиана наравне с отрядом драконов и отрядом эскортов. Разница была в том, что Ксенион и Моргана как представители полностью подчиняли своих одновидовых родственников, тогда как среди древнейших выбрать лидера не представлялось возможным. Ясновидящий идеально подходил на роль командира, но в атаке клином Сапфир уступал Алексу Санктуарию в выносливости, Хайнеку Вайсваррену проигрывал в сложении переднюю позицию в эргономичных построениях для долгого перелёта, Стефану Виру – в скоростных.

– Может быть так ты сдохнешь, – мягко сказала Игрейна в лицо Сапфиру. – Если не будешь спасаться за спинами других крылатых.

От таких слов принц, до сих пор стоявший, прислонившись к колонне плечом, выпрямился:

– Что за глупость! – воскликнул он запальчиво. – Мы, древнейшие, куда более опытные командиры, чем любой крылатый в поднебесных войсках…

– …Ну, так вы хвалитесь, что и поединщики вы тоже куда более опытные… и сильные…

– …Без нас будет больше провалов и падений!..

– …Ах! Без вас? Значит, заставляя вас призывать мечи, мы вас тут же лишаемся, и в результате никакой реальной помощи войскам?..

Сапфир промолчал. Игрейна склонила голову к плечу, разглядывая ясновидящего. Тот моргал, предвидел, похоже, что проиграет эту словесную битву. Всё ясно: если он будет настаивать, то она приведёт в пример Рэйна и его двойные стандарты в Шестой Битве на Преньоне. Заявит, что Сапфир в войне Юга и Севера занимался тем же, что и Рэйн – щадил врагов. Такие слова отчасти были бы нарушением Четырёх Канонов, так что Сапфир своим молчанием где-то даже спасал Игрейну от преступления.

Принцесса, насладившись мрачной, что-то обещающей тишиной, хотела уйти, но остановилась. Обернулась к Сапфиру, протянула руку и потрепала древнейшего по щеке так, будто ни на секунду не признавала его превосходства.

– Ничего не бойся, – ласково произнесла Игрейна. – Ты же ясновидящий, значит – выживешь.

Никто не стал объяснять ей, что крылатые не знают страха. Большинство присутствующих были поражены тем, как хладнокровно Сапфир взял руку женщины в свою, поцеловал запястье, а затем переломил его, словно молодое деревце.

Правда, ясновидящий исцелил женщину прежде, чем она закричала.

Но принцессу всё равно ослепила боль, силу которой исцеление убавило лишь спустя некоторое время. Сапфир же рванул Игрейну ближе к себе и своими синими глазами внимательно смотрел на то, как она плачет.

Моргана буквально выцарапала Игрейну из рук ясновидящего.

После того случая ни одна женщина не заговаривала с Сапфиром по собственной воле в течение двух с лишним десятилетий.

А потом, на совете принсипата, было решено добавить Мелиссу, Феррона Элстрэма, Ли и Классика к рыцарям. Двое принцев-перевёртышей вполне себе подходили под определение "древнейшие", наследники давно водили их царства в бой вместо них, а Мелисса и Фэр просто были неуязвимы.

– Ты будешь наблюдать, – сообщил ей Даймонд миролюбиво. – Если захочется – намахаешься мечом. Учить управляться с сигнальными лентами и разбираться с тобой в лётных построениях сейчас уже нет времени. Твоя задача – смотреть, наблюдать, держаться где угодно поблизости до конца. Сапфир утверждает, что с тобой ничего не случится, даже если посреди всего действа ты решишь вздремнуть на разогретом пригорке. Главное – не пытаться скрываться в убежищах, потому что так ты выдашь расположение женщин и детей.

Мелисса тогда никак не ответила. Она и так была уверена, что её призовут в действующую армию рано или поздно и мысленно готовилась к чему-то подобному.

Ей сшили одежду, которую она долго не решалась примерить. Но пришлось. Моргана сказала, что это необходимо. Сама она, готовясь участвовать в защите, даже коротко, короче, чем мужчины, обрезала свои потрясающие волосы. Выглядела она очень уязвимой и хрупкой, болезненно, странно и необычно, но именно то, что Моргана, охая и ахая по поводу своей изменившейся внешности, ни разу не сказала, что не стала бы этого делать, если бы знала, что станет такой, помогло Мелиссе.

Чайна Циан откровенно завидовала подруге. Сама она снискала славу ещё в юности, сражаясь на стороне Севера, в армии своего отца, принца (тогда ещё царя) Ли. Но теперь из-за слепоты это было не невозможно, но очень рискованно. Да и отец отказался от неё давным-давно. В каких войсках она сражалась бы?

Шерил обещала, что проведёт все дни нападения в молитвах. Мать Мелиссы, герцогиня Оливия Сильвертон, наверняка начала свои молитвы уже давно, с тех пор, как услышала о приближении перевёртышей извне.

К ночи нападения все подразделения уже были на своих местах. Точка первого контакта с разведкой инопланетян в соответствии с расчётами Джулиана и предсказанием Сапфира должна была прийтись на магматические горы Гэ Ха посреди последней сохранившейся пустыни на южном континенте. Именно туда прибыли рыцари. Отряды поддержки ночных летящих ещё спали в долинах, когда Мелиссу в её шатре разбудил Даймонд: "Поднимайся, выходи. Скоро".

Рыцарей облачили в ярко изукрашенные шаровары из полированного шёлка с нашитым стеклярусом. Ей, как леди, разрешили закрыть грудь лифом. Но не подали разноцветных лент на руки. Мелисса, дрожа скорее от волнения, чем от дичайшего холода высокогорья, смотрела, как ловко древнейшие обматывают руки сигнальными лентами. Все молчали. Уже было достаточно стыло, тихо и темно. Всё необходимое для полного состава рыцарей хранилось на ровном и плоском выступе одного из склонов, потрескавшихся, смёрзшихся и обледенелых, но не покрытых снегом. Крылатые не выстроились особенным образом, однако все так или иначе находились в паре шагов от своего места в предполагаемом клине и все, так или иначе, стояли в пол оборота к югу.

– Алекс опаздывает, – тихо сказал Сапфир в морозную ночь. Он стоял на самом краю, возле обрыва. Казалось, что перед ним разверзлась тёмная пропасть. – Он опоздает.

Другие крылатые обменялись обеспокоенными взглядами. Ли что-то заворчал себе под нос.

– Это бесчестье, – отчётливо произнёс Классик, отказав себе в привычном насмешливом, едва ли не мелодичном тоне.

– Смотрите, кто заговорил, – безразлично парировал Сапфир, так и не повернувшись к отряду лицом. Его голос был лишён силы сегодня. Похоже, что произошло ещё что-то очень важное, о чём никто Мелиссе не рассказал. Или древнейшие всегда такие перед боевым вылетом?

– Не бойся, Сэйфа-ар, – ответил Классик загадочно и зачем-то повторил: – Не бойся.

– Смотри, что сейчас будет, – тронул Мелиссу за локоть Даймонд и показал на принца Ли. Тот начал потягиваться, разминать все суставы и связки, и… синеть. Он не только посинел до едва разбавленного индиго, но и помолодел, поменялся внешне, словно Брайан после того, как согрешил в душе, и на него обрушилось проклятие церкви. Даже точно так же наросли шипы, только в большем количестве и больших размеров. – А теперь этот, – кивнул Даймонд на Классика. Принц распустил завязки шаровар и, согнувшись, тем не менее, поднялся над землёй выше. Заканчивая это движение, он уже превратился из стройного привлекательного варлорда в шипастого, пожалуй, но с совершенно иным строением тела, чем у Ли и когда-либо виденных низших перевёртышей.

Мелисса заморгала от неожиданности и стала медленно оседать на землю. Даймонд предполагал, что так случится. Когда он поднимал её и прижимал к себе, она ощутила, что его трясёт от смеха. А ведь смешного мало: Классик в новой (или же первой?) форме оказался жутким чудовищем, изогнутым, обугленным, будто изжаренным до коричневой корки, похожим верхней частью на скрюченного лесного хищника без кожи. Длинные сероватые шипы отовсюду и… чёрные, сложенные за ненадобностью, крылья. Частью кожистые, а частью чешуйчатые, как у Рэйна, только… рваные в лохмотья, похожие на дырявые лопасти и длинные чёрные спицы.

Сапфир обернулся и смерил Классика взглядом. Не в первый раз он видел своего старого врага в таком обличье.

– Умоляю, подвяжи штаны, Хоа, – проговорил ясновидящий заметно веселее. – Здесь нет ни принцесс крови, ни хол-принцесс, чтобы хвастаться.

– Пэс крови? – поднял брови Рональд Мэйн. Сокращал слова, он, видимо, от удивления: – След е пасс – при крови?

– Эсса Винона Бесцейн, если не ошибаюсь.

– Жаль дев, – покачал головой принц Мэйн и постепенно взял себя в руки: – Ви е. Милая, улыбчивая и совсем молодая. Сам хотел… – Рональд бросил быстрый взгляд на Мелиссу и уточнил, отвернувшись: – В невесты.

– Раздери тебя в монетку, Сапфир, – задорно просвистел Классик, заканчивая с облачением и принимаясь раскрашивать золотой краской своё тело, но не редкие шипы. – Я и не думал о ней. Но после слов Мэйна уже обязан добиться и взять её. Честно, я расскажу ей об этом случае лично. Как двое крылатых продали её.

Сапфир едва заметно махнул рукой, вместо того, чтобы высказаться, как ему явно хотелось. Он снова смотрел в темноту, повернувшись к рыцарям спиной.

– Ты как-то не правильно относишься к женщинам, – отметил Классик, опустив вниз большую круглую голову с вытянувшейся вперёд челюстью. – Жене сломал руку, малышку-внучку в бой взял, а дочь господина хочешь скормить мне как кусок мяса.

Сапфир обернулся только чтобы бросить раздражённое:

– За-аткнись, а?

– Крылья, – напомнил-скомандовал Стефан Вир.

Классик назвал Игрейну женой Сапфира, а Мелиссу – его внучкой, но никто не стал поправлять перевёртыша. Либо всем уже было не до конкретики, либо для перевёртышей характерно так извращённо упрощать-укорачивать связи и всё сказанное – неизвестная ранее уловка из обихода поднаторевших в словесности.

Крылатые стали расходиться в стороны и призывать своё единственное лётное средство. У Хайнека Вайсваррена перья оказались черны и требовали нанесения белой краски. Прочие, крупно и не слишком аккуратно, рисовали друг другу красные концентрические круги на всей поверхности каждого крыла. Фэр последним призвал крылья. У обоих его отцов-крылатых вместо перьев то же, что и у Классика, разве что куда целее, плотнее и толще, так и ничего удивительного, что остатки краски Вайсваррена выплеснули, почти откровенно веселясь, на регента Росслеев.

Мелисса не избежала той же участи быть измазанной. Но вот только её крылья вымазали чёрной краской, забыв про рисунок. Краска оказалась маслянистой, немного вязкой и липкой. Древнейшие не испачкали девушке только маховые перья и кончики последних рядов кроющих. Вероятно, в этом был какой-то особенный смысл.

Сапфир в который раз обратился к Мелиссе:

– Ни о чём не беспокойся, особенно ни о чём не думай. У тебя не ед шан повли н ход событий, разве что убьёшь пару десятков отвёртыше в тече все обороны К, – Сапфир моргнул и повернулся к Мэйну. – Чёрт, Рональд. Твои привычки, они как ублюдский Хоа – везде пролезают.

– А к молодёжи не пристаёт, – невинно смотрел Рональд.

– Это ты по сыну наблюдал?

– Ага, – взгляд Рональда Мэйна всегда невыразимо теплел, когда он или кто-либо называл потомка принца Мэйна, Уоррена Элайна, его сыном. Странные они, эти древнейшие. Если так хочет сына, что же не женится? Ах, да, венчание… слишком большая проблема.

– Да будет тебе известно, – с явным желанием поёрничать, заговорил Сапфир, – что Джулиан и Кэс уже давно ввели для переговоров между своими кучу подобных сокращений. Скорость передачи информации выше, так сказать.

– О.

– О, – повторил Сапфир, но уже не удивлённо, как принц Мэйн, а как будто отмечая что-то среди потока собственных мыслей. – Читаю "Шетсу".

И ясновидящий, вернувшись на своё первоначальное место, речитативом начал проговаривать отдалённо понятные слова. На каком-то слове все зашевелились.

– Что такое "Шетса"? – спросил Фэр у Даймонда.

– Древний гимн военному делу. Состоит из множества коротких стихов. Каждый завершён по смыслу. И общая канва проста. Эх… Элементарнее было бы считать вслух в обратную сторону, но так сложилась традиция. В поднебесных войсках читают только первые строки всех стихов, но Шетса ясновидящего отличается. Он отслеживает события и отмеряет время, потому он читает полностью и по порядку, но если принимает новые решения или меняется что-то в будущем, то он может пропустить сколько угодно стихов кроме последнего. Он читает его отчётливей всего, по слогам. Ты сразу поймёшь, что это последний стих.

Полузнакомые слова раздавались гулко. Стефан Вир несколько раз вздохнул и будто вовсе перестал дышать. Ли попрыгал на месте как маленькая девочка и успокоился. Классик разглядывал свои ладони. Даймонд улыбался. Фэр скрестил руки на груди и ждал. По нему совсем ничего нельзя было понять, но Мелисса была уверена – двадцатилетний парень не может не волноваться перед первым боем.

Шетса всё тянулась и тянулась, Мелисса начала ненавидеть и её.

Вдруг все громко захохотали. Сапфир поднял руку, откинул волосы с лица, порозовевший от смущения оглянулся на древнейших, и, сквозь смешки, продолжил читать.

Перепутал слова?

Но внезапно каждый слог стал похож на удар гигантского камня о землю.

Тогда Мелисса резко вдохнула. И поняла, что вовсе не дышала долгое время.

– Всё будет хорошо, – коснулся её Даймонд. Девушка никогда не видела этого принца более ласковым и красивым, чем сейчас. Может быть, когда-то в раннем детстве.

Классик с места влетел в чёрное небо, пронёсшись между крылатыми и заставив Сапфира присесть. Ли рванулся за ним, вкручиваясь в воздух.

– Весело! – крикнул Хайнек и, в два прыжка преодолев расстояние до обрыва, прыгнул и полетел, подражая Ли кручением.

Рональд Мэйн, оказавшись в воздухе, повторял в точности движения принца Вайсваррена. Он быстро исчез из виду, но неожиданно лихой клич разнёсся между склонов и выдал расположение древнейшего.

– Им бы только повеселиться, – хмуро отметил Феррон. Ожидал, пока все крылатые взлетят. Он и Мелисса, должны были стать замыкающими, раз, похоже, все договорённости о порядках между древнейшими нарушились.

Потоки ледяного и продолжающего охлаждаться воздуха сносили крылатых вниз, искать редкие тёплые потоки и подниматься ввысь оказалось невероятно тяжело. Древнейшие стали казаться недосягаемыми.

Тысяча вопросов возникла в голове Мелиссы. И с каждым взмахом крыла девушка всё больше и больше сожалела о том, что до сих пор ни о чём ни у кого не спрашивала. Тот же Фэр, приходя в дом Роджера, к своей матери, при первой же возможности начинал расспрашивать всех обо всём. Только от нечего делать прислушиваясь к разговорам в такие моменты, она узнавала, например, что Тони и Джереми, и Эдриен, и даже Франц Грэйс – ночные летящие. Что обычно взлёт крылатых происходит вовсе не так, а начинается призывом и подбрасыванием меча в воздух над собой. Что первое правило атаки – превосходящая высота. Что обычный крылатый по чистой мышечной силе превосходит перевёртыша-шипастого в десяток раз, но уступает в маневренности – в сотню. Что фехтование в воздухе ничем несравнимо с фехтованием, которому её учили.

Вспомнив о последнем, она чуть было не схватилась за голову, чуть было не закричала. Но требовалось взять себя в руки и не отставать от Фэра, которого крылья несли всё выше и выше.

Всё, что происходило дальше и до конца первой волны, Мелисса запомнила очень хорошо, но только картинками и движениями участников. Ни звуков, ни температуры воздуха, ни каких-то иных сторон впечатлений в её голове не осталось.

Классик и Ли снизу остановили чужих перевёртышей одним своим видом. Передний край разведчиков подлетел ближе к двум принцам и диалог состоялся. Поняли ли они друг друга? На каком языке разговаривали? Мелисса ничего не слышала.

Но затем, без знака или предупреждения, нижняя полусфера разведчиков отделилась, налетела на двух принцев и поглотила их. Крылатые пошли на сближение и врубились в густую точечную сеть перевёртышей. Мелисса видела огни, сияние, видела краем глаза, как кто-то из крылатых выбросил вверх пурпурно-золотую ленту и исчез. Вскоре стало совсем темно от отсутствия вспышек и большого количества почерневших от облучения перевёртышей вокруг. На Мелиссу нападали. То есть пытались. Неизвестная сила рвала на части перевёртышей, плавила их разрядами молний и пронзала гигантскими иглами. Мелиссе даже не требовалось призывать меч – все, кто нападал, погибали, не сумев причинить вред.

Она призвала меч. Но бестолку сжимала его в руках – оставаясь на месте, она не могла дотянуться и кончиком клинка до границы, на которой магия Рэйна разила врагов.

Вскоре она заметила огромную серую волну и даже подумала, что это облако, но это были отряды ночных летящих. В соответствии с задумкой, когда рыцари отвлекали на себя авангард перевёртышей, ночные летящие набирали высоту, образовывали круг и сжимали его над перевёртышами: "надевали шляпу".

Несмотря на то, что последние бои закончились свыше тридцати лет тому назад, для этих крылатых убийство перевёртышей всё ещё выглядело почти обыденной работой. Пусть опасной. Делали её хорошо – хлынул чёрный и горячий кровавый дождь.

Ночные летящие буквально садились на плечи одним перевёртышам и рубили мечами других. Если бы Мелисса помнила шум той части сражения, то могла бы описать смех и весёлую перекличку пернатых. И, она видела улыбки. Действительно видела. Каждый пролетающий мимо неё крылатый непременно улыбался ей.

Всё закончилось.

Отряды крылатых перестраивались и разлетались во все стороны. Очевидно, что в этой точке координат встреч больше не ожидается. Рыцари собрались и перестроились в восходящую линию. Отправились на запад. Парили, покачиваясь из стороны в сторону, то и дело портили порядок, едва ли не играли. Принцы-перевёртыши, точно такие же здоровые и свежие, как до вылета, держались особняком. Им не было никакой выгоды от полёта рядом с крылатыми – принцип их движения в пространстве никак не был связан ни с потоками, ни с плотностью и составом атмосферы, ни с обычной тягой. Наоборот, их шипастые тела, разрезая ветер под самыми невероятными углами, создавали позади воздушные ямы.

Всё это объяснял ей позже Фэр, когда рыцари для короткого отдыха и встречи с главнокомандующим поднебесными опустились на песок. Крыльев не отзывали, чтобы не пришлось потом заново красить их.

Сапфир что-то объяснял Джулиану.

– Не понимаю, почему они не пользуются фитской системой связи? – вдруг сказал Фэр, прервав свои объяснения. Белая краска на его крыльях местами уже была заляпана кровью перевёртышей. – Неужели не могут выделить какую-нибудь хриплую единицу на старой звуковой панели?

– Действительно странно, – кивнула Мелисса и оглянулась. Слева от отряда – вал и ход в подземный штаб, а со всех остальных сторон – ждущие крылатые тяжёлые стрелки. Их бронебойные боксы – полностью заслуга фитов. Если бы они не предложили технологию производства облегчённых материалов, то и этого подразделения не было бы.

"Алекс Санктуарий", – пронеслось по рядам крылатых.

Принц тяжело пролетел мимо и сел где-то за валом, у входа в штаб. Мелиссе захотелось протереть глаза, да и не ей одной: у него на руках была Бриана.

– Всё в порядке, – громко сказал Сапфир. – Бриана просто перенервничала.

– Какого чёрта? – зловеще и ядовито поинтересовался Джулиан, доходя до шипения. – Ей лет триста. С чего бы ей нервничать?

– Потом у неё спросишь. Но Алекс скажет тебе то же, что и я.

Джулиан приходился Бриане старшим сводным братом, но знал ли он что-нибудь о ней? И сейчас он вовсе не обеспокоился её состоянием, а скорее тем, что всё наблюдали тяжёлые стрелки. Большинство из них оставило своих женщин в убежищах, но крылатые леди, особенно до двухсотлетия имели невероятно глупую особенность – внезапно решать, что им срочно надо спасать своих любимых и лететь в самые опасные зоны. Мужчины называли это нервничаем, а не озарением или предчувствием, как слабый пол. И никакой муж молодой крылатой не был застрахован от выходки любимой. Сам Роджер Кардиф потерял так невесту и двух жён. Одна из них даже оставила в убежище двоих крошечных ещё сыновей. Этими мальчиками и были Тони и Джереми.

– Прости, Джулиан, – извинился Санктуарий на подлёте. Он тоже понимал, что напоминание о глупостях женщин отвлекло умы стрелков. – У меня не было другого выбора.

– Понимаю, как это звучит, но ты должен укротить эту женщину, – свирепо сдвинув брови, сказал Джулиан. – Меня не интересует, сколько раз она сломает тебе нос в процессе, но это твоя обязанность.

– Сколько тысяч раз, ты хотел сказать? – со вздохом проговорил принц Алекс. – Когда найдут твоего папашу, у меня будет к нему серьёзный разговор.

Сапфир неожиданно широко усмехнулся.

– Чего? – покосился на него Алекс.

– Ничего.

– Сколько ещё до Шетсы? – спросил Джулиан.

– Полсвечи.

Главнокомандующий поднебесными взмахнул крыльями и впрыгнул в небо. В черноте ночи его голос и слова: "Полсвечи до Шетсы" объял пустыню и заставил стихнуть всех крылатых, насколько хватало глаз и ушей.

Через четверть свечи Сапфирвнезапно поднял руку. Подушечкой большого пальца быстро потёр кольца на левой руке, потом тронул щёку, поправил волосы и обратился к звёздам:

– Дарк, на восточном побережье убери встречающий отряд. Они не справятся… – он помолчал немного. – Нет, насколько я знаю, нет. Да, ты прав был… Фиты, пусть фиты.

– И как Джулиан сообщит об этом на восточное побережье? – шёпотом спросила Мелисса у Фэра, подойдя и склонившись к его плечу. – Он же весь южный материк имел в виду?

– А ты видела, что именно это было?

– Не уверена.

– Тоже магия. Дарк стал пользоваться ей после пробуждения Стефана Вира. Даже в учебниках написано.

– Ах, они лживые!..

– Они оправдывают себя тем, что их магия имеет сходное происхождение с нашим призывом крыльев. То есть эти, грубо говоря… заклинания, они… постигаются с возрастом. Теоретически Сапфир, как самый древний, имеет неплохой запас трюков. Возможно Классик – тоже, иначе бы не дожил до такого возраста.

– И всё равно! Я… дико зла!

Фэр посмотрел ей в глаза и, улыбнувшись, шутливо спросил:

– Ах, только сейчас? Впервые?

Он продолжал смотреть ей в глаза, и Мелиссе стало ясно, что ей необычайно приятно быть рядом с Фэром, касаться его, осознавать, что в его глазах – симпатия к ней. Она смутилась и отошла. Как не заметила за эти годы, что мальчишка вырос?

Но, может, тепло у неё в груди – оттого, что Фэр похож на Рэйна?

Большинство, конечно, отмечало, что если раньше от Брайана в Ферроне Элстрэме был только цвет волос, то сейчас в молодом регенте Росслеев лишь немногие видели черты Рэйна. Мелисса была одной из немногих. Тонкие брови в сочетании с тяжёлыми веками и особенным разрезом глаз всё так же кричат о неприятном характере, острый подбородок, твёрдые тонкие губы – всё как у Рэйна, высокомерно, заносчиво, и всё так же отдаёт хитрой мелочностью, которой только и ждёшь бессознательно от обладателя такого лица.

Но вдруг Фэру передалась способность Рэйна дарить волшебный поцелуй?

И о чём она думает в такую ночь!

Шетса!

На этот раз Сапфир страшно напрягся, но не ошибся, похоже, но древнейшие крылатые, когда ясновидящий добрался до сложного места, принялись громко скандировать последующие строки. Санктуарий и Рональд Мэйн, похоже, тоже по разу допустили ошибку. И над ними тоже хохотали, и хлопали по плечам, и показывали на них друг другу, и снова смеялись.

К последнему слогу Хайнек Вайсваррен прыгнул в воздух, выровнялся, невысоко подняв за собой облако мёрзлой пыли, и стал тяжело подниматься к небу всё выше. Другие древнейшие в оговорённом первоначально порядке тоже поднимались и замыкающими, как этого хотели крылатые, на сей раз оказались Классик и Ли.

Встречающими перевёртышей снова были рыцари. Тяжёлые стрелки поднялись позже и расстреливали среднюю часть полусферы захватчиков, пока не кончились боеприпасы. Затем разбирали боксы и забрасывали дротиковыми частями контратакующих. В свою очередь шли и призывные мечи. Позже Мелисса узнала, что верхнюю часть полусферы расстреливали специальные части космофлота, прибывшие в соответствии со своей собственной Шетсой. Потому верх устремился вглубь полусферы, в её центр, который, схлопываясь, надавливал на нижних перевёртышей. Те, в свою очередь, буквально сносили рыцарей, прорываясь к поверхности земли. Сигнальные ленты замелькали в воздухе вокруг крылатых. В результате древнейшие крылатые меняли построения, пока не нашли выгодного, а Классик и Ли оказались на самом острие прорыва захватчиков. Они прекрасно держались. Но Фэр всё равно присоединился к ним, тем более что построения древнейших были основаны на чётности крылатых, а регент Росслеев – седьмой.

Мелисса, ничего не смысля в боевых полётах, предпочла за благо для себя примкнуть к Фэру, Классику и Ли. Лучше она, чем кто-то ещё. Это было первое самостоятельное её решение той ночью.

Пусть она своей рукой сначала никого и не поразила, но всё равно нашла свой способ: просто налетать на врагов. Так они раньше отвлекались на неё, скорее замечали её меч и быстрее направляли свои клинки на неё. Их разрывало магией Рэйна, но несколько раз (Мелисса гораздо позже осознала это), её меч доставал перевёртышей до того, как срабатывали заклятия.

И всё же здесь, в самом низу, всё время казалось, что ты в одиночку отражаешь нападение целой армии. Из-за неудобства позиции, из-за того, что рядом почти никого, из-за того, что крылатые не созданы для отражения нападений с небес… Потому что это Небеса должны защищать крылатых!

Мимо Мелиссы что-то пронеслось. Фэр исчез. Озираясь, Мелисса ничего не смогла рассмотреть, не смогла ничего увидеть и понять. Она лишь могла предположить, что Фэра сшибли, но спросить об этом у Классика и Ли не получилось бы, даже если бы захотела. Она оглянулась на них – тоже из виду пропали. Понеслась было к земле, но остановилась, подумав: "Если он падает и не в силах лететь, то я уже не успею, а если его сшибли и он сражается, то всё в порядке. Но, если ничего не сделаю, как смогу потом… как скажу Рэйну?"

И тогда же она услышала невнятный рык. Перевёртыши-чужаки, как за нитки дёрнутые, бросились ввысь.

К ней, тяжело дыша, опустился Стефан Вир, оказавшийся совсем рядом. Он всё это время был очень близко, но его не было видно из-за ночной тьмы и стены перевёртышей, его отделявшей. С него капала, почти текла смесь пота и крови. Его и перевёртышей.

– Сейчас нельзя улетать с этой точки, – сообщил он, отзывая меч. – Дарк даст сигнал, и мы рассеемся по земле внизу. Где угодно. Они будут высаживаться и искать нас.

– Это как… охота?

– Будет весело, – тем не менее со вздохом произнёс принц Вир. Поймал взгляд девушки на себе и попытался стереть ладонью чёрную кровь с плеча и голой руки: – Жжётся.

Она молчала, разглядывая принца Вира. Он тоже был не таков, каким она привыкла видеть его в Ньоне. Сейчас он… живой… и добрый, неравнодушный.

– Разве не жжётся? Их кровь? – вдруг внимательнее посмотрев, спросил Стефан Вир.

– Нет. Ничего особенного не чувствую. А могла?

– Могла, – усмехнулся принц. – Мы с тобой дальние родственники по твоей матери, не помнишь?

– Оу!.. – вскрикнула Мелисса. Она совсем забыла об этом. Настолько забыла, что начала розоветь от смущения.

Вир блеснул белозубой улыбкой. Мало кто из принцев улыбался так, разжимая губы. Только Санктуарий. Хотя тот редко просто молча улыбается. Сразу начинает смеяться или болтать. Дурак.

– Вниз! Рассеиваемся! – донеслось до Мелиссы и Вира.

Все ринулись вниз, и у Мелиссы было несколько мгновений на то, чтобы взять себя в руки. Пока Стефан Вир не напомнил о родстве, девушка, немного раздражаясь и ругая его про себя, думала о том, как нехорошо древнейшему иметь красивое лицо и тело, мужественность и привлекательность, и, полуголому, подлетать с разговорами.

Но внизу Мелисса встретила Фэра.

– Что с тобой было? – крикнула она ему.

– Ничего особенного. Не ожидал, что собьют вот так, нагло, – был ответ. Но Феррон выглядел абсолютно целым.

У них была свеча на отдых. Большинство решило поспать, не отзывая крыльев. Мелиссе советовали то же самое, прежде чем ложились на бок или на живот, прямо на голый ледяной песок и спали. Мелисса усталости как другие не чувствовала, мышцы болели будто бы сквозь сон, но она бодрствовала, ходила по рыжей пустыне и никак не могла понять, куда себя деть и что с собой делать. Пока не обнаружила золото. Много золота. Несмотря на темноту, золото от песка и чего-либо другого отличить вполне возможно. Оно, разного размера крупинками, разложенное кем-то на четыре шага во все стороны, лежало так, будто кто-то очень-очень долго и скрупулёзно выкладывал один мельчайший самородок на другой, выстраивая целые замки для насекомых. Какими же должны быть те насекомые? Мелисса восхитилась, но сделав шаг назад, посмотрела заново, и вдруг ей стало не по себе. Дрожь пробежала по телу: она увидела обрывки шаровар. Это мёртвый аконитский крылатый!

Мелисса со всех ног бросилась к лагерю.

– Там умерший! – крикнула она, подбегая.

Все те, кто проснулся, пошевелился или открыл глаза, ничего не сказали.

– Мы скорбим о погибших, – произнёс кто-то. Кажется, принц Ли.

– Почему он умер? – просипела девушка.

– Только один? Должно быть больше, – Классик не спал. Он сидел на корточках и кончиком своего узкого, тонкого меча слабенько тыкал ногу Сапфира. Тот так занят был предвиденьем, что ничего не замечал. Не видел, что уже течёт кровь. Но Классик резко поднялся, и Сапфир отпрыгнул в сторону. Наклонился, потёр ногу, обнаружил рану, исцелился, выругался, отошёл подальше и снова занялся предвиденьем.

– Почему он умер? – снова спросила Мелисса. – Почему он умер на земле?

– Да он упал, – легко, но со вздохом объяснил Алекс Санктуарий. Он не спал. – Помнишь историю про то, что Роджер Кардиф сорок лет служил в космофлоте? А с чего он вообще туда пошёл, помнишь? Нет? Так ему крылья обрезали, потому и служил. Только вот удачлив Роджер Кардиф – выжил при падении. А этот бедолага – нет.

– Фэр, – требовательно позвала крылатая сына Рэйна. – Это его ты пытался спасти?

– Мелисса, – хрипло простонал он, приподнимаясь на локтях. Его волосы растрепались, лица не было видно. – Никогда не буди регента Росслеев, даже если ты хочешь узнать что-то жизненно важное.

Регент Росслеев перевернулся набок, одно его испачканное маслом-краской и кровью крыло с отвратительным звуком шлёпнулось на другое, и сын эскортесс уснул, даже не особенно уютно положив щёку на голый песок.

– Почему он не?.. – начала было спрашивать Мелисса Санктуария, но наткнулась на странно-лучистый взгляд, который заставил её оставить вопросы и задуматься самой.

Да, он просто разбился. Но почему никто не подхватил его? Никто не видел, как тот крылатый упал? Из-за быстрых посмертных превращений тела уже невозможно понять, кто это. Одно точно: это не Эдриен, не один из Сильверстоунов и не один из древнейших.

Но, всё-таки, откуда бы, из какой бы части он ни падал, другие должны были подхватить его!

– Сядь! – рявкнул на неё Сапфир. С тех пор, как Эдриен оставил её в закатном саду, старший предок обращался с ней всё менее и менее трепетно.

Песок ледяной. Мелиссе сразу стало настолько неприятно, что захотелось вскочить, но она усидела на месте. И как у мужчин выходит спокойно спать на нём, да ещё и приложившись голой кожей?

– Мечи держать наготове! – разбудил всех очень звучный голос Санктуария. Судя по тому, что он показался Мелиссе ненавистно-раздражающим – она тоже задремала.

Бывшие тяжёлые стрелки, а сейчас – просто мечники, да, притом, не самые лучшие, тяжело поднимались, ввергали себя в резкую тьму, призывая оружие.

Шетсу на сей раз читал Санктуарий.

Но в этот раз после Шетсы никто не поднялся в воздух. Наоборот, первый из нападающих спустился к крылатым. Он "ударил" своим телом, предварительно развив такую скорость, чтобы вбить свою жертву ногами в песок. Вместо этого сам ушёл в песок по колено, когда атакованный, незнакомый Мелиссе крылатый, в последний момент отодвинулся. Последовала быстрая расправа. Но не успела голова первого атаковавшего упасть, как сверху посыпался весь авангард. Мелисса получила возможность видеть, что способ уворачивания хорош далеко не всегда. Перевёртыши корректировали свои траектории полёта до самых последних мгновений и промахи, как в первом случае, случались редко. Кроме того, они хватали крылатых и вытаскивали их в небо, пронзали там… Это была не такая охота, какую представляла себе Мелисса. Перья летели отовсюду.

Ловким и быстрым крылатым, конечно, было вполне себе весело. Тем, кому противник позволял вступить в поединок, опираясь ногами на твёрдую почву – тем тоже было легче. А вот всем остальным приходилось драться за жизнь из последних сил.

Не зная смысла и причины происходящего, девушка взлетела в воздух. Проглотив вязкую слюну, она ударила в спину перевёртыша, схватившего кого-то за крылья. Спасла, но горечь затопила грудь. Бить в спину – мерзко. Даже перевёртыша – мерзко.

Но сверху было хорошо видно: у перевёртышей снова численный перевес, они снова нападают по нескольку существ на одного крылатого и точно так же как она только что, бьют в спину тех крылатых, кто уже сражается. Смертей здесь, на песке, явно будет больше. Она пожалела, что не может так же, как Брайан, выбрасывать сразу много света. Так, может, она бы исцелила сразу многих… но нет, она не может. Не может ничего. Разве что бить в спины. Как горько, ужасно!

Мелисса старалась бить как можно быстрее и сильнее, не оглядываться, но, пока бежала или взлетала к следующему перевёртышу, видела, как под ударами падает ещё один крылатый, слышала, как рвут, где-то ещё, с треском и хрустом, кости и мясо призванных крыльев.

Глаза перестали видеть чётко – слёзы.

– Рассвет!

– Отряд ночных летящих!

– Дождались!

Мелисса вскинула голову вверх – до них наконец-то долетела поддержка.

– Эй, кто там, как дела? – услышала Мелисса знакомый весёлый крик издали. Джереми?

Но никого не увидела. Шум голосов, лязг наверху, опять смех – точно ночные летящие.

– Хей! – это голос Тони где-то очень далеко.

Мелисса не выдержала и взлетела. Наверху шла такая же бойня, что и внизу, разве что ночных летящих было больше относительно перевёртышей. И, всё же, видимость улучшилась. Наверное, действительно скоро рассвет. Какая же долгая ночь!

Джереми как будто закричал. Мелисса полетела на крик. "Только не это!" – думала она. Но Джереми нигде не было.

Неужели показалось?

Она полетела ещё выше.

Джереми крутило вокруг своей оси. Он быстро падал с одним крылом. За оставшееся схватился перевёртыш. Мелисса бросилась к племяннику. Схватила его крепко и с усилием замахала крыльями.

– Отпусти, – белыми от шока глазами смотрел на неё Джереми.

– Держись.

И тут Джереми вскрикнул, вытянулся и потерял сознание. Потому что перевёртыш, отпустивший его было, подлетел и срубил второе крыло. Отбросил, словно ветку, и снова исчез. Это был легирра – что-то вроде изощрённого жестокостью генерала перевёртышей, сражающегося всегда в самой гуще битвы. И достаточно быстрого, чтобы бывать всюду, видеть всё и отдавать команды почти полушёпотом из соображений скрытности.

Мелисса бросилась вниз. Положила Джереми на песок, встала над ним и поклялась себе, что защитит его тело. Кто-то напал на Мелиссу и умер. Ещё. Перед глазами у неё всё ещё стояли взгляд и лицо легирры, с безразличием, деловито отбросившего второе крыло Джереми.

Ненависть и бессилие сделать что-либо – вот что она испытала, когда поняла, что случилось с Джереми, когда он уже был в её руках, и, казалось бы, под её защитой.

Ненависть и бессилие – те же. Рэйна она не смогла ни защитить, ни спасти из камня. Бессилие. Ничего не сделать.

И Джереми крылья уже не вернёшь.

Ей всё казалось, что тот перевёртыш, срезавший Джереми крылья, обязательно вернётся, и она выискивала его взглядом. Но его не было. Где-то мелькнуло его лицо, его тусклый, но острый, проникающий взгляд, но Мелисса не бросилась за ним, потому что боялась, что Джереми добьют без неё. Эти перевёртыши точно знали, как должны выглядеть по-настоящему мёртвые крылатые – многие из нападающих были окованы в разной степени потемневшим золотом.

И снова перевёртышей дёрнуло в небо. Ночные летящие тоже сразу исчезли.

Мелисса пыталась исцелить рану племянника, но севшие рядом сообщили ей, что это бесполезно. Когда Джереми пришёл в себя, он отозвал то, что осталось от крыльев. Сапфир сказал, что надо отнести обескрыленного к лесу – туда, где перевёртыши не будут видеть его сверху. Мелисса так и сделала.

– Ну как ты? – спросила она племянника, когда они оба привалились к толстому чёрно-бурому стволу гигантского дерева, названия которого Мелисса никогда и не знала.

– Как дешёвка, которую выпороли и не заплатили, – с непроницаемым лицом заявил Джереми. В его глазах стояли гнев и ненависть, но выглядели куда внушительнее, чем её.

– О. Мне неизвестно, как это, – проговорила Мелисса, не зная, можно ли пытаться шутить в такой момент. Она когда-то слышала, что потерять крылья – хуже всего. Но Роджер, говорят, легко перенёс это. Значит, перенесёт это и его младший сын.

Тем не менее, Джереми заплакал. Мелисса оставалась с ним столько, сколько могла. Сколько могла вытерпеть его горе. А затем улетела, чтобы найти рыцарей и снова услышать Шетсу.

Всё, что сумела осознать крылатая с тех пор, так это постепенное, ко вторым суткам, объединение всех сил Клервинда.

Мелисса смогла увидеть, как терзают жертв драконы, как почти на куски разваливаются и снова восстанавливаются эскорты, как почти видимая благодать волнами исходит от Брайана, когда он одновременно молится и сражается. Как молниеносно атакуют армии принцев-перевёртышей, как вокруг себя сеет смерть Колин Хант – бывший легирра принца Ли, как боевые машины фитов, спускаясь, поливают огнём и металлом врагов. Видела, видела своего отца.

Затем началась охота в полном смысле слова. Хотя это была скорее зачистка, чем охота. Остатки перевёртышей, которые не вернулись к своим, назад, ввысь, объединённые войска искали и добивали на земле, если, конечно, те не желали сдаваться.

Сапфир первым, однако, отозвал крылья. Он больше не собирался убивать. Его задача была только в том, чтобы предсказать, где ещё может обнаружиться решивший спрятаться перевёртыш.

На пятый день Джулиан собрал войска и официально объявил о завершении военных действий на Клервинде и о начале периода повышенной осторожности. Регулярные войска под его командованием ещё должны были охранять пленных и искать притаившихся врагов, а космофлот ещё вёл сражения-переговоры с арьергардом пришельцев, засевших на Дитрии. В такое время женщины и дети уже могли выбираться из убежищ и возвращаться в дома, но их ещё обязательно нужно было сопровождать и охранять с воздуха.


Тони и Мелисса доставили Джереми домой.

Много дней его терзала горячка. В доме Роджера ещё долго было тихо, будто кто-то действительно умер.

А затем всё вдруг стало хорошо. Потому что Джереми смирился и взял себя в руки. И дни защиты Клервинда успешно отошли из воспоминаний к кошмарным снам.

Мелиссе тоже было спокойнее обычного. Ещё долго, закрывая глаза, она видела падающих сверху перевёртышей, но именно эти видения и воспоминания и подчёркивали лишний раз лёгкость и незамысловатость каждого последующего дня.

Она не думала о Рэйне до конца года. И лишь гуляя от фонаря к фонарю в ночь ледяных скульптур, случайно наткнулась на его памятник взглядом. Часть его было видно и с противоположной части пятой улицы.

Кольцо было совсем тёплым. Почему?

Так же слухи упорно твердили: атмосфера над Ньоном идеальна. А ведь с начала пробуждения принца дождя даже перевёртыши знали: где Рэйн живёт – там крылатым нелёгок полёт. Значит, принц Росслей внутри памятника давно спит, либо…

Однажды утром, очнувшись после очередного ночного кошмара, в котором не могла никого спасти, Мелисса вдруг подумала, что Рэйн с его магией просто необходим Клервинду. Если он один смог управиться с нападением перевёртышей весной 244-го, то он мог бы избавить всех от необходимости рисковать собой. И Джереми был бы цел…

Когда она заговорила об этом с Сапфиром, то он сказал ей, что никто из южан не принял бы от Рэйна "такой" его помощи.

– Даже Джулиан? – спросила тогда Мелисса, повинуясь импульсу.

– Джулиан – принял бы. У него достаточно расчётливая натура для подобного. Он почти совсем не верит в Единого. То есть я не так выразился, Джулиан, он…

– Нюансы его веры меня не волнуют, – прервала предка девушка.

– Ты не очень поняла, дорогуша. Или ты веришь в Господа и Его замысел, или – пользуешься противоестественным способом попирать Его волю.

– Я…

– Мы все балансируем на грани. Едва-едва… и Единый оставит нас вовсе. Не хочу, чтобы это произошло из-за тебя или Джулиана.

– Единый оставит нас?

– Это возможно. Представляешь, что случится с Брайаном? Он потеряет всякий смысл жить. Он – угаснет, вместо того, чтобы светить в наставшей тьме. А, между прочим, он моя последняя надежда на то, что ты и твои дети увидят далёкое будущее. Настолько далёкое, что и я его уже не смогу увидеть.

– Вот как, – прошептала Мелисса. – Опять безвыходное положение, так?

– Именно, – услышав, ответил Сапфир. – Я всё чаще себя застаю в нём.

– Такова, значит, твоя жизнь? – ещё тише произнесла девушка и отошла.

Если всё так, как говорит Сапфир, то бесполезно о чём-то говорить с ним, просить о чём-то.

Но многое он точно решал сам. Когда Джереми захотел уехать в провинцию, Сапфир не позволил ему этого. Наоборот, он начал говорить о том, что неплохо было бы ему, сыну Роджера Кардифа, собраться с силами и повторить отцовский ход – пойти на службу в космофлот. Джулиан желал иметь своего парня в стане Красной Кэс и Джереми, когда Сапфира поддержал отец Мелиссы, нехотя согласился.

Летом 253-го, а иначе говоря, летом 9-го года от начала Террора Сапфира, состоялось ещё одно нападение перевёртышей. И защита Клервинда выглядела на этот раз вовсе не так, потому что новые захватчики прилетели со стрелковым автоматическим оружием. Мелиссе, Фэру, эскортам и фитам была отведена решающая роль. И именно поэтому защита длилась и длилась. Фиты несли огромные потери, но они продолжали спускать свои машины для сражений на поверхность планеты и превращали в высококолеистое грязное месиво цветущие фермы. Потому что так надо.

Мелисса никогда впредь не убивала столько и не летала настолько много и долго. Однажды, полумёртвая от упадка сил душевных и физических, она спросила Сапфира, пользуясь тем, что рядом Джулиан: "А использовать так нас с Фэром, потому что на нас магия Рэйна – это правильно? Это Единого разве не волнует?" Сапфир тогда ничего не ответил, но Джулиан сказал, что будет продолжать использовать всё, что попадает к нему в руки и достаточно того, что магия Рэйна не используется как сила, а как хитрость.

В 11-м году, когда случилось следующее нападение, Мелисса сделала для себя много ужасных открытий, когда, снова участвуя в защите, увидела в действии соблюдение нескольких уставных положений поднебесных Джулиана. Одно из них особенно выводило её из себя: запрет спасать обескрыленных. Она долго и упорно спорила с Джулианом о том, что так нельзя, что вопреки всему рискнуть жизнью и попытаться спасти падающего товарища обязан каждый. Однако Джулиан до бесконечности долго разъяснял и доказывал цифрами, как важна целостность и неизменность позиции и построения каждой группы крылатых. Мелисса ничего не смогла добиться.

Но, в гневе расхаживая по библиотеке Росслей-холла, и в который раз расписывая подробности своих препирательств с непримиримым Джулианом, она впечатлила Феррона и младших Росслеев. Мальчики загорелись идеей Мелиссы и стали упрашивать старшего брата придумать что-нибудь. И он… придумал.

Феррон Элстрэм создал братство Потерянных Крыльев. Поначалу это были всего лишь наёмники и договорённость с Сапфиром, но и это Мелиссу уже немного успокаивало. Ей, как крылатой, ни в каких построениях никогда не участвующей, было заказано место в этом братстве. Фэр, так же как и Мелисса, имел в бою максимум свободы и действительно мог следить в оба за тем, чтобы вовремя схватить падающего обескрыленного. Фэр и Мелисса лишь платили шипастым с тем, чтобы они вовремя подхватывали падающих и прятали их. Но внезапно идеей проникся один из Макферстов – Брэнт Лоасс. Поскольку он служил Ньону и находился в подчинении одного только Брайана, а в защите участвовал как ополченец, то имел возможность опробовать очень рисковое положение одиночки на нижних позициях. И у него всё вышло лучше некуда. Оказалось, что он просто создан именно для подобных задач. Наследственность древнейшего героя Эгертона Макферста, воспитанные Линдоном Макферстом благородство и альтруизм, а также знания, мимоходом взятые от гения целительства Томаса Пэмфроя – всё способствовало тому, что Брэнт Лоасс до конца года полностью посвятил себя братству.

Братство из-за явного религиозного фанатизма Брэнта стало больше напоминать монашествующий орден. Да и в целом, стало им, разве что без официального благословления Церкви.

Братья приобрели славу самых отважных и милосердных крылатых, перевёртышей и полукровок. Причём никто из них не имел той неуязвимости, что была присуща Мелиссе и Феррону, но именно это добавило им ещё больше популярности и блеска, что позволило возрасти в глазах общества основной задаче братства.

В последующие годы нападения случались с пугающей периодичностью, и Мелисса едва успевала обещать себе подумать об освобождении Рэйна, прежде чем начиналась новая подготовка к нападению, новые тренировки, новые учения.

Но в веренице дней настал тот, в который Мелисса прокляла своё участие в защите Клервинда, себя, и все чувства, которые к себе внушала когда-либо.

Это был прекрасный четвёртый день фестиваля в честь 16 листопада от начала Террора Сапфира. Перевёртыши обожали все праздники осени и ввели моду наряжаться в самые яркие и пышные одеяния на протяжении всего процесса увядания природы. Ну а перед листопадом закончившийся ежегодный фитский конкурс масок позволил и в этом году играть в таинственность и скрытность каждому желающему.

Мелисса и трое молодых Росслеев уже третий год встречались на условленном месте – у фонтана в Лэнгде, между шатром с масками и цветочным киоском. На девушке уже была жёсткая маска из пятнистой старой меди, бисера и кружев, а так же длинный красный плащ с капюшоном. Вырядившись в нечто подобное, её компания могла носиться по Цитадели, влезать на стены и крыши, разыгрывать знакомых титулованных, пить шоколадный латкор, смеяться во всё горло, петь похабные песенки Роджера Кардифа и бегать от патрулирующих столицу доспешников что есть сил.

Уже стемнело, а Росслеи не появлялись. Мелисса начала притоптывать ногой от злости, когда её окликнули избранным новым именем для этой ночи – "Кристин". Она повернулась и едва не задохнулась от восторга – это Мэлвин подскочил и, подхватив, закружил её в объятиях. Тайлер забрал подругу из рук брата и поставил на землю. Оба младших сына Рэйна уже были немного выше Мелиссы. Недавно им исполнилось по семнадцать лет.

– А где Фэр? – отсмеявшись и отдышавшись, воскликнула девушка.

– Не Фэр, а Анталь – сегодня, – приглушённо поправил Мелиссу Тайлер. Накрыв капюшоном белоснежные длинные локоны, перевязанные лентой, юный герцог Сидмор огляделся и блеснул своими светло-жёлтыми глазами, прежде чем ослепительно улыбнуться: – Ваш покорный слуга желает соответствовать. Я куплю себе и ему маску, – и двинулся к шатру с изукрашенными личинами. По тому, каким злорадным было лицо Тайлера, стало ясно, что в подборе маски для старшего брата, младший будет руководствоваться самыми чёткими своими представлениями об абсурде и комедии.

– Пусть он будет сегодня девицей за то, что опоздал! – в след Тайлеру бросила Мелисса.

Мэлвин захохотал, откинув голову. Кажется эйфория крылатых ощутимо захватывала этих двоих в такие вечера, несмотря ни на какую нечистокровность.

– Я тебя обожаю! – воскликнул Мэлвин и, снова подхватив Мелиссу, закружил её в воздухе, рискуя задеть кого-нибудь из прохожих. Крылатую тоже захватила эйфория и она тоже засмеялась как безумная. И засмеялась ещё громче после того, как герцог Дануин, поставив её, стащил с неё маску и легко поцеловал в губы.

В глазах молодой и в десятки раз более красивой версии Рэйна сияла влюблённость. Парнишка был счастлив этим вечером, своей молодостью, близостью той, которой восхищался и, пусть поцелуй этот уже был не первый, сорванный Мэлвином, Мелисса не стала ругать его. Наоборот, ей на пару кратких мгновений захотелось поощрить молодого Росслея и хоть ненадолго вспомнить, каково это – ощущать чьё-то тепло и дарить его в ответ.

Мечты оборвались как-то слишком внезапно.

– Мэлвин? – услышали они. – Вот как ты слушаешься советов своей матери?

На расстоянии трёх шагов от них эферет-принцесса Росслей, эрц-маркиза Танар, Марина, сгорала от ярости.

И ревности.

– Мэлвин! – закричала она. – Немедленно убери от этой женщины руки! Ты не слышишь?! Отойди от неё! Да будь ты… трижды и четырежды ЕГО сыном, ты не можешь влюбиться в неё, как ОН! Тоже хочешь стать живым памятником?!

– Мама… – Мэлвин протянул к ней руку, с зажатой в пальцах маской, но другой не отпускал Мелиссу, наоборот, преодолел небольшое сопротивление и прижал к себе. – Мама, мы должны поговорить в спокойной обстановке, ладно?

– Ты думаешь, я только что сделала это великое открытие, да? – продолжала задыхаться от гнева Марина. – Нет! Я видела, что вы с Тайлером только на неё и смотрите, только о ней и говорите! Но это?! Я! Я сказала вам, что запрещаю вам видеться с ней сегодня! Вы оба пообещали мне и теперь… Теперь…

– Мама, что ты устраиваешь?! – вскричал Тайлер, подойдя. – Из-за своего глупого упрямства, из-за нашего не менее глупого неподчинения ты решила попасть в завтрашние инф-листки? Я отвезу тебя домой, – решил Тайлер и схватил мать за руку.

– С ума сошёл! – Марина оттолкнула сына что есть силы. – Я этого так не оставлю!

И толпа, собравшаяся вокруг поглазеть, как отхлынула – мать Мэлвина и Тайлера подняла руку и наставила на Мелиссу пулевой портативный автомат.

– С ума сошла! – как эхом за Мариной повторила Мелисса. Она отодвинула Мэлвина в сторону и вышла вперёд. – Ты что задумала?!

Но вместо ответа Марина только крепче сжала рукоятку автомата.

Тайлер бросился к матери, но в этот момент она выстрелила железом и оранжево-жёлтым огнём. Вслед за этим, ослепительной белой вспышкой осветилось удивление на лице матери Росслеев. От жуткого грохота зазвенело в ушах. В абсолютной неестественной тишине Мэлвин подхватил зашатавшуюся мать. Тайлер сдавленно прокричал что-то, но звука не было.

Магия Рэйна должна была защитить любого из его близких. Но Марина просчиталась – заклинания, наложенные на неё, уже потеряли силу, тогда как на Мелиссе они, похоже, вечны.

Пулю поглотила магия, а в ответ ударил мощный разряд молнии, мгновенным потоком улетевшей затем в небо. Марина обмякла и, даже когда оба её сына в четыре руки пытались исцелить её, уже не подавала признаков жизни. Её глаза так и остались широко раскрытыми и полными удивления.

Братья отказывались уходить с того места. Праздник отменили. Тайлер орал и плакал до самого утра, и Ньон за эту ночь заморозило и замело снегом по колено.

А ведь была ещё только середина осени.

Фэр, единственный, кто решил послушаться совета-приказа Марины той ночью и остался дома, догадался обо всём постепенно, когда взглянул в окно и увидел нарождающуюся снежную бурю.

Ради Ньона в принсипате приняли решение погрузить Тайлера в длительный искусственный сон. Мэлвин же полностью послушен был Фэру, и, несмотря на горе, вполне смог присутствовать на похоронах матери.

Маркиз Танар… пропал. Просто исчез, и его никто не видел.

Фэр, который в те дни готовился передать место в принсипате Мэлвину, регентствовал ещё три года, до тех пор, пока Росслеи не добились пробуждения Тайлера. Герцог Дануин так и не принял титул принца Росслея, несмотря на то, что постепенно доказал, что в силах повелевать дождём так же, как это делал отец. Он утверждал, что раз и его брат, Тайлер Сидмор, настолько же ровно талантлив к перемене погоды, как и он, Мэлвин Дануин, раз принц Росслей не мёртв (наследники отказывались верить в смерть отца с таким упорством, что хотелось спросить у них, не знают ли они этого на самом деле), то и занимать его титул принца никто всерьёз не станет. С пробуждением Тайлера воспоминания о четвёртом дне фестиваля 16-го листопада вернулись с новой силой, но тот, кто плакал больше всех, пусть и не улыбался, но хранил абсолютное спокойствие теперь. Мэлвин замкнулся в себе окончательно. Раньше они с братом были очень близки, но прошедшие три года изменили всё, и наблюдать обоих младших Росслеев в одном помещении теперь стало редким удовольствием.

Как-то незаметно для Мелиссы, в плену горя Росслеев, прошли достаточно важные события.

В 18-м году Классик получил в брачном контракте подпись принцессы крови Эссы Виноны Бесцейн. И, что безмерно удивило всех и вся, так это то, что свой контракт по всем меркам страшный тип и весёлая жизнерадостная принцесса перезаключали ещё три раза подряд.

Шип Валери, малыш Патрик, стал настолько самостоятельным, что, никого не слушая, вступил в братство Потерянных Крыльев и переехал в штаб. Вместе с ним туда переехали трое из восьми драконов Классика: Десан, Валоад и Микаэль. Дружба этих четырёх, весьма странная, особенно в контексте доходящей до зубовного скрежета взаимной ненависти предка одного и отца других, окрепла в братстве. Три дракона и полукрылатый стали неразлучны.

А уже через год и Эсса родила новых драконов. И выжила. Те драконы, удивительным образом непохожие на всех других, родились в один день с дочерью Берилл. Девочку назвали Кантабриллин. Сапфир предрекал ей красоту и известность.

И, в 19-м году, Чайна Циан наконец начала понемногу регенерировать зрение. Постепенно она начала отличать ночь от дня. Тони находился в непреходящем восторге.

А в самом конце 19-го года Сапфир праздновал рождение человеческой девочки, появления которой в этом мире ждал давным-давно. Семья девочки, весьма небогатая, получающая от нескольких принцев империи финансовую поддержку, переехала в столицу, чтобы обеспечить лучшее образование малышке.

Идеи, так расхваливаемые ясновидящим, ещё не пришли в голову Хисуи Соно, но она мигом стала известной. С умилением люди покупали открытки с изображением девочки. Перевёртыши, несмотря на то, что их лидеры были против приписываемых малышке идей, тоже симпатизировали ей. Ещё бы: миленькая девочка обладала чудесным цветом лица, абсолютно чёрными гладкими, шелковистыми волосиками и вишнёво-карими глазами, которые так ценны в традиционных представлениях о красоте перевёртышей.

О том, что не зря эту эпоху назвали "эпохой Террора Сапфира" заговорили тогда, когда ясновидящий с немалым упорством привёл парламент и принсипат к тому, что большинство приняло идеи, якобы долженствующие родиться в голове Хисуи Соно. Это случилось в 22-м году. Мелкую монетку под названием матти прировняли в цене к маленькой булочке с присыпкой, получившей постепенно такое же имя. Равенство закрепили законом. Для обеспечения устойчивости системы продовольствие – финансы, приняли ряд мер. И самым непонятным, нелогичным всем казалось сокращение посевных площадей. На улицах говорили, что у себя, там, в принсипате, "Они" могут говорить что угодно, а жить простой народ от этого лучше не станет. И, тем не менее, когда наступил следующий год и даже нищие не умирали от голода, никто не обратил на это внимание. Чёрный блок был настроен пессимистично и в регионах Севера то и дело прокатывались волнения. Джулиан почти весь 23-й год провёл в походах, в погонях за бунтующими, рассеивающимися как дым при приближении регулярной армии.

В 24-м году защита Клервинда получилась очень необычной. После того, как передовые части инопланетян были разбиты и отброшены, Красная Кэс сумела добиться проведения переговоров. В результате переговоров (которые проводились Фэром и его, Красивейшей из женщин, матерью) мнения захватчиков разделились. Одни хотели принять мирное приглашение жить под властью императора Бесцейна, другие настаивали на том, чтобы лететь прочь и искать другую планету, а третьи рвались в бой. Когда последние победили, перевёртыши-пришельцы снова напали, но в этот раз, упорствуя, потеряли много воинов. Не прогорело и одной свечи, прежде чем желающие присягнуть императору Клервинда заявили, что они останутся в любом случае и лететь дальше не намерены. Оставшиеся рассудили, что лететь на захват новой планеты в малом числе рискованно и решили тоже остаться.

Клервинд принял по полусотне тысяч мужчин, женщин, подростков и инвалидов, часто неспособных не только сражаться, но и как-либо работать, уставших, напуганных, истощённых.

И именно тогда, треща и еле выдерживая упадок экономики, меры полного контроля для поддержания системы "монета-хлеб", позволили всем выжить, не слишком обеднеть, а новоприбывшим перевёртышам – славить императора, как милостивого и гостеприимного.

Знаковыми оказались удочерения и усыновления детей прибывших перевёртышей в богатые семьи. Сам Алекс Санктуарий удочерил девочку. Выбрал он, или так совпало, но пятилетка, красивенькая, как Хисуи Соно, оказалась младшим отпрыском варлорда-царя, приведшего захватчиков к Клервинду. Её назвали Сапфиртой. Говорили, Классик долго смеялся.

В 25-м году из пределов Колина Ханта понеслись слухи, что в его дворцах не всё спокойно. Говорили, что Берилл-де со своими способностями распознавать ложь рушит чьи-то перспективы, уничтожает амбиции приближённых принца, а со своими способностями исцелять спасает тех, кто должен был смолкнуть навсегда. Кроме того, принятые извне перевёртыши-серены смутили герцогов Шона Грэма и Арго Тангама – те якобы поднялись против отца. Слухи слухами, а кровь полились. В соответствии с законодательством Колин Хант сам судил и карал тех, кто состоял в его клане. Судил и карал так жестоко, как только хотел.

Надо сказать, что кланы перевёртышей никогда не были просто разросшимися семьями, имеющими одного или нескольких прародителей. Это целые армии, фабрики, шахты, это области и города в полном подчинении одного только принца. До 221-го года эпохи Непредвиденного кланы принцев назывались царствами, а сами принцы – царями. Перевёртыши перенесли старые названия и иерархию в новую эпоху. И пусть остальной части империи внутренние дела пределов-царств перевёртышей никогда и никак не касались, но это никак не отменяло права Колина Ханта сняться с места и улететь со всеми своими "детьми" к другой планете. Чтобы попытаться завоевать её. В таком случае, учитывая заслуженную боевую славу Ханта, хозяева этой другой планеты погибнут просто потому, что разногласия принца и императора, а так же других членов принсипата могут оказаться несовместимы с продлением присяги. Если один из принцев-перевёртышей снимется с места и освободит территорию, то это будет, конечно, замечательно. Императору предложили надавить на Колина Ханта, используя непорядки в его пределе, но Эрик Бесцейн обращался с вышеозначенным хозяином земель как с весьма обидчивым, но и дорогим другом – был внимателен к нему и уступчив. Потому что ничто не мешало принцу-мечнику направить тренированные им самим войска на Клервиндский Ньон, предварительно подстроив ряд диверсий.

И когда император не вмешался в дела Накханского предела, Шон Грэм решил добиться справедливости своим мечом, и поднял новое, и, на сей раз, настоящее восстание против своего отца. Шон Грэм был самым талантливым из родных сыновей принца Ханта. Даже Берилл, далёкая ото всего на свете, всегда отзывалась о нём с явной осторожностью. То, насколько опасен оказался герцог Грэм, лучше всего подтверждалось не столько количеством восставших на его стороне, но тем, что сам Сапфир лично поехал на встречу с Грэмом, чтобы просить его никоим образом не касаться Берилл и её детей. Шли оскорбительные для принца Ханта разговоры о том, что он может попросить о помощи поднебесных Джулиана Дарка.

То, как, каким образом всё уладилось, для всех осталось загадкой. Берилл упорно хранила молчание. Но Шон Грэм вернулся на своё место подле отца и Колин Хант выглядел всё таким же весёлым и всё так же спокойно поворачивался к сыну спиной, будто бы ничего не боялся, будто бы ничего из произошедшего не вынес и ничему не научился.

Впрочем, как ни ломали головы над загадкой усмирения Шона Грэма, вскоре перестали думать о Хантовых делах вовсе. Так в 26-м году Ньон захватили слухи о пагубной связи Тайлера и Мэлвина с Уорреном Элайном. Поведение этих троих даже ребёнку, прояви он иной раз немного наблюдательности, показалось бы странным и неестественным. Возможно из-за перевёртышей, которые приписывали крылатым свои пороки, их не напрямую обвиняли в нездоровом увлечении друг другом. Уоррен Элайн считался вторым самым красивым мужчиной после Даймонда Лайта, ну а Тайлер и Мэлвин унаследовали от отца непривычное для мужчин Клервинда изящество движений и некоторую, почти женственную, миловидность. Дело усугублялось тем, что двойняшек Росслеев до сих пор не видели в домах свиданий несмотря на общепринятые традиции, а Уоррен Элайн, с момента признания его друга Брайана святым, постепенно потерял активный интерес к женскому полу вовсе.

Большинство требовало от Уоррена, чтобы он объяснил сущность своих отношений с новым регентом Росслеев и его братом. Но он отказывался. Кончилось всё тем, что герцог Элайн снова надолго покинул столицу, Тайлер заперся в своей комнатушке в братстве Потерянных Крыльев, а Мэлвин, после смерти матери впервые оживший было, снова оледенел ко всем окружающим.

С тех пор никого больше ничего не волновало. Умы перевёртышей перестало тревожить то, что не существовало более у них перед глазами, и всеобщим вниманием завладела Игрейна Дан-на-Хэйвин, прозванная Пятой. Стараясь отменить реформу имени Хисуи Соно, она прилагала множество усилий и немного поднаторела в вопросах экономики. Её высказывания, лишний раз подчёркивающие богатство немногих, впоследствии заставили Уайт-принца выступить в парламенте с инициативой. Предлагалось взимать крупный налог с членов принсипата. Игрейна не могла не поддержать идею этого налога и не потерять лицо, хотя все прекрасно знали, что Дан-на-Хэйвины с большим трудом расплачиваются по кредитам и что самой принцессе Игрейне, и так не сверкающей на вечерах богатством туалетов, придётся весьма туго.

Ну а в 28-м сразу две новинки заполонили лавки торговцев. Одна из них – живые открытки, похожие на коробки с металлическими картами, от объединения Макферст-Вир, а другая – летающие свечи в виде шаров от объединения Дэлсиер-Дануин.

Летающие шары за следующие три года стали использоваться всеми возможными способами, в том числе как шпионы, записные книжки, проекторы, светильники, и, в конце концов, обычные подставки, а позже и как двигатели для средств передвижения. Живые открытки или метакарты, с каждым годом модифицируясь, стали выполнять и функции свечей, и передачи визуальных слепков, и писем, и изображений.

Глупость, но шары и метакарты разделили империю на тех, кто мог позволить себе купить их и тех, кому новомодные технологии стоили бы житья впроголодь.

Что касается Игрейны, то она ещё сильнееобеднела в сравнении с прочими принцами. Но не потому, что необдуманно вложила деньги и прогорела, а потому что принцы были удачливы. Росслеи пополнили карманы благодаря качественно разработанной идее с летающими шарами. Джереми Дэлсиер, заставивший шары летать, положил прибыль на счета Сильверстоунов. Макферст и Вир приобрели неожиданное богатство, продолжая усовершенствование метакарт. Лайт и Рашингава продолжали свои исследования, периодически патентуя интересные химические соединения. Санктуарию и Мэйну было достаточно поднапрячь память, чтобы вспомнить что-то интересное и прибыльное. Занятия Вайсваррена одеждой приобрели коммерческий размах давным-давно, а что касается главнокомандующих и принцев-перевёртышей, то в их подчинении было достаточно тех, за счёт кого можно было незаметно найти средства.

С 29-го по 33-й годы, благодаря развитию метакартных новостных журналов и облегчению покупки и обмена начинок для метакарт, а также возросшей скорости обращения информации, клервиндцы стали обращать внимание на многие детали, в том числе то, что до сих пор проходило малозаметно, но из-за постоянных повторений и записей на многие метакарты наконец вылезло наружу.

Первое: дичайшие скандалы принца Санктуария с его эрц-принцессой. В Три-Алле иной раз просто дрожали стёкла, а когда и вещи летели из окон.

Второе: Колин Хант всё-таки расправился с частью восставших, а от сына, Шона Грэма, отрёкся окончательно. Высказывались мнения о том, что талантливый герцог может быть и убит своим отцом. Так это или нет, но Грэм вовсе перестал появляться в зале с розой. Минимум тысяча шипастых, раньше носивших значки Ханта, теперь вырезали на доспехах обозначения свободных перевёртышей. Ньон снова наводнился дешёвой рабочей силой, состоящей из тех, кто ещё недавно сам отдавал приказы.

Третье: спонтанные выступления и погромы, а то и грабежи перевёртышей и иногда примешивающихся к ним людей и крылатых. И если одни требовали улучшения жизненных условий, то другие ничего не требовали, будто вымещали свою ненависть и злобу. Наблюдения быстро разбили нарушителей спокойствия на две категории. Те, кто были жёстче, действовали преступно и ничего не требовали, были… квартерианцами. То есть определённого типа перевёртышами с четвертью крови крылатых, а так же крылатыми с четвертью крови перевёртышей. Самыми известными такими квартерианцами были Классик и Рэйн. На собрании титулованных император спросил Классика о его мыслях по этому поводу и тогда принц Хоакин осторожно сообщил, что среди всех своих братьев и сестёр он – проявил наибольшую устойчивость к приступам ярости, которые вызывали подобные выходки. Феррон, когда его спросили о поведении его отца, не менее осторожно поведал, что Рэйн так же был подвержен целому ряду ненормальных влечений и именно потому накладывал на близких все возможные заклинания – опасался своих возможных выходок. Пэмфрой вцепился в Фэра мёртвой хваткой и тогда Мелисса, наконец, услышала часть правды о Рэйне:

– Его преследовали мысли об уничтожении всего идеального, – рассказывал Фэр. – Отполированный шар, воздух без запахов, чисто вымытое стекло, идеально накрахмаленный белый платок, нечто очень чёрное или белое, или очень-очень ровное всегда сильно беспокоили его, а дождь – успокаивал. Иногда он чувствовал себя находящимся вне своего тела и тогда он вёл себя обычно, но обычно для своей родины. Всё это он вполне нормально сдерживал и переносил, потому что обе проблемы возвращались с циклическим постоянством в разное время независимо друг от друга, и он всегда ждал и был готов. Но если бы будучи вне своего тела он видел нечто идеальное – он не мог сдержаться – его кошмары вне сна одерживали над ним верх. Он рушил всё, что видел, – Фэр помолчал и сделал вывод: – Похожие проблемы, кажется, преследуют некоторых квартерианцев из восстающих. В оставленных им записях есть упоминания о лекарствах, которые он принимал, чтобы перебивать свою ярость. Но, к сожалению, никаких подробностей. Придётся провести большую работу, чтобы создать нечто похожее для шиатров.

– Всё сходится. Помню тот скандал с белоснежным платьем графини Кэтрин Райенгот… Я тоже не понял этого тогда. Я думал, он просто так металлические опилки ел, – произнёс Санктуарий. – Если бы я знал, что он не конченый психопат…

– Ты не задавал вопросов ни мне, ни ему, – спокойно сказал Феррон, не глядя на друга отца.

– Не поверил бы его ответам, потому что полагал, что он безумен. А ты… тебе, сколько лет было? Одиннадцать? Двенадцать? Чёрт.

Часть третья. Платье из воды

Последние дни зимы. 34-й год Террора Сапфира.

– В общем, я была удивлена, когда увидела тебя на вечере, – медленно проговорила Мелисса, позволяя мехам соскользнуть с плеч и ожидая, когда наёмный серв примет пальто Джереми. Элой, дворецкий, к которому Сильверстоуны уже попривыкли, сегодня был занят чем-то подозрительным и на глаза не попадался.

– Я тоже был удивлён, когда понял, что ты на очевидном, неприкрытом вечере с келлером и – без сопровождения.

– Времена изменились, а ты и не заметил.

– Увлёкся фитскими делами, извини, – Джереми, элегантный сегодня, даже не подумал снять перчатки или развязать галстук, как сделали бы Даймонд, Сапфир, Брайан, Тони и Ханней. Чувствовалось, что дом Роджера уже перестал быть для Джереми Дэлсиера местом, где он мог расслабиться и отбросить условности. Уже двадцать пять лет он, обучаясь и работая в космофлоте, жил в другом месте – в городе фитов – Альвен-Порте.

Джереми поймал взгляд тётушки и улыбнулся её отражению в зеркале, затем повернулся и подал руку:

– Но я заметил, что девушки всё так же краснеют под оценивающим взглядом холостяка и всё так же внимательны к ритуалам со всеми этими реверансами и порядками в общении… так? Так что там с этими временами?

– Ну как же… – почти осеклась в растерянности Мелисса. – Мы, девушки, теперь гуляем по любым закоулкам в одиночку, носим юбки-брюки и не доходим до обмороков, когда из-за недостатка в умении держать себя и в отсутствие грациозности цветы то и дело выпадают из причёски.

– Это потому что в моде принцесса Эсса Винона. Она настолько живая и непосредственная, что графиня Райенгот, в стремлении подражать ей, готова трясти головой изо всех сил, лишь бы цветы валились из её волос так же, как у Эссы-при.

Мелисса рассмеялась. Племянник вёл её по комнатам, но никого не было. Дом Роджера словно решил кого-то скрыть, о чём-то молчать. И в такой намеренной тиши оглушительно скрипели, наверное, все деревянные доски пола и двери вместе с косяками, когда сестра и сын хозяина только проходили мимо.

– Моргана такая же, – громче сказала девушка, на мгновение поверив, что половицы способны заглушить её голос.

– Она всегда была такой, – не переставал ухмыляться Джереми. – Просто сейчас она, следуя моде, позволила приоткрыться этой своей черте.

– Шерил ждёт и не дождётся, когда в моду войдут вьющиеся волосы. Это будут дни её триумфа.

– А так же кудряшек Санктуария, Бесцейнов и многих дамочек из Дан-на-Хэйвин, – Джереми ненадолго притих, но снова заговорил: – Я перечислил людей… может… какой-нибудь пра-пра-пра Шерил был человеком, а?

– Не знаю.

– Но если пра-пра-пра, то вероятность сохранить человеческий тип волос мала. И очень. Скорее всего…

Джереми не стесняясь, размышлял вслух, даже не будучи уверенным в том, что тётушка вообще слушает его. Мелисса улыбнулась: в этом клане подчёркнутое пренебрежение друг другом, изредка проявляемое, в зависимости от изящества и не нарочитости, а так же множества нюансов, расценивалось как приятный юмор.

Но всё было странно. Ещё было слишком рано, чтобы абсолютно все легли спать, да и значимых светских событий не ожидалось, чтобы клан покинул дом всем составом.

Охрана дома на месте.

"Может быть, и хорошо бы так, – подумала девушка. – Я бы поговорила с Джереми, рассказала ему кое-что о Рэйне и послушала бы его ответ".

Оба на миг остановились и прислушались. Нет, где-то звучат голоса родных тембров. Но где?

"Мы о чём-то спорили… ах, да!"

– Видишь, годы проходят и мы обсуждаем то, что уже изменилось – это состоявшийся факт. И, больше того, пытаемся предугадать, что же ещё изменится, – снова заговорила Мелисса, отправившись с племянником на звуки ведущихся разговоров.

– Но перчатки на вечерах как прежде – обязательны, – гнул своё Джереми.

– Мне кажется, что есть вещи, которые с трудом поддаются реформам. Это нечестно – вспомнить об одной из самых что ни на есть закоренелых традиций.

Внезапно оба вошли в помещение, где собрался сразу весь клан. Это была веранда в самой западной части дома. Ближе к лету здесь было приятно пить шоколад, а в весенние ясные вечера – наслаждаться закатом. Похоже, сегодня клан засиделся надолго после заката, не смотря на то, что солнце даже и не думало выглядывать из-за пелены туч.

Жаровню раскалили горящие угли. Благодаря этому Мелисса далеко не сразу почувствовала прохладу помещения.

Джулиан, сегодня вовсе не похожий на угрюмую, потемневшую от копоти статую, а куда более живой, похлопал по подушке на плетёной софе рядом с собой. С другой стороны, положив голову ему на плечо, дремал Даймонд. Сапфир на своём пуфе тоже клевал носом. Мелисса вспомнила, что в братстве недавно обсуждали предстоящее важное собрание принсипата. Судя по принцам, оно не только состоялось, но и затянулась на всю прошедшую ночь и на часть этого дня. Феррон в первые годы регентства ненавидел назначенные на ночь заседания принсипата. Утренние – любил, потому что можно было пропускать занятия в школе, но постепенно оказалось, что Чёрный Блок не желает пропускать парламентские слушания по утрам, и из-за них принсипат зажигал свет в своей башне всё чаще вечером и ночью.

– С завтрашнего дня мы начинаем переезд в Нью-Лайт, – объявил Мелиссе её отец, дождавшись, пока Джереми усадит её рядом с Джулианом и найдёт себе место.

– Все? – спросила Моргана.

– Все. Дом Роджера всё же находится на территории, принадлежащей Бесцейну. Мы и так слишком долго пользовались его гостеприимством. Бесплатно.

– Жаль, – Джереми с тоской оглядел веранду.

– Жалеешь об этом тесном гнёздышке? – немного насмешливо спросил Тони. – Не ожидал от тебя подобной сентиментальности, дорогой брат. Ты, наверное, не видел наш новый дворец. Роскошнее его нет.

– Кла'енсы отст'оят и по-'оскошнее. Дай им только в'емя, – Сапфир всегда невнятно сладко разговаривал, просыпаясь. Поднял голову, выпрямился. – Кларенсы. Кла-рен-сы, – он повторял фамилию богатейших на планете людей, пока его дикция не выправилась. Ясновидящего уже можно было подозревать в каких-то отвратительных замыслах на счёт бедолаг Кларенсов только потому, что они состояли в прекрасных отношениях с Игрейной.

– Всегда думал, что они заплатили принцессе Дан-на-Хэйвин, чтобы она выдвинула их в парламент, – произнёс Брайан и заглянул в лицо жене, очень тесно прижавшейся к нему внучке Первой Игрейны Дан-на-Хэйвин и приближённой к Игрейне Пятой: – Это так?

– О чём ты? – заморгала эскортесс. – Кларенсы? Деньги? Парламент… А… Нет, знаешь, если бы это было так, Игрейна в этом году не писала бы Ксениону в графе целей профицит бюджета клана.

Брайан улыбнулся и поцеловал супругу в макушку. Он не поменял мнения, не смотря на то, что Моргана не солгала. За прошедшие годы она научилась подбирать фразы так, чтобы лжи Брайан не видел, но и правду не открывать. Собственно, в старом деферранском свете такое поведение диктовалось этикетом. Допрашивать напрямую, естественно, неприлично.

– Просто Игрейна мало содрала с них, – объяснил Сапфир, блеснув сталью осторожной ненависти в обычно синих глазах. – У неё напрочь отсутствует коммерческая жилка.

– И всё-таки? – подалась вперёд Мелисса. Ей порядком надоели разговоры Сапфира об Игрейне и игра в поддавки между Брайаном и Морганой. – Переезжаем? Так внезапно?

– Да. Есть вероятность, что этот дом будет разрушен, – во внезапной тишине сообщил герцог Сильвертон.

– Как это, папа? – поразилась Мелисса. – Почему?

– Это только вероятность, но вот в том, что следующие выступления перевёртышей будут уже организованными и направленными, я полностью уверен.

– И, конечно же, Сапфир видит во всём этом умысел Игрейны, – почти не скрывая насмешки, произнесла Моргана.

Сапфир повернул голову и уставился на красавицу.

– Но почему только сейчас? – спросила Мелисса и тут же пожалела об этом.

– Потому что Моргана доложит Игрейне и та успеет предупредить лидеров восстания, – подчёркнуто мягко произнёс Хани, когда Сапфир уже открыл рот. – Милая бабушка Моргана. Я всё меньше понимаю смысл её присутствия в нашем доме.

– Полегче, – предупредил Брайан внучатого племянника. И тут же в шутливой форме обозначил свою позицию: – Врагов выгодно держать ближе к себе.

– Да уж ближе некуда, – усмехнулся Тони, подняв одну бровь. Моргана обхватила мужа обеими руками за талию и показала его племяннику язык. Это было… неожиданно мило. Но Мелисса поклялась себе, что эту часть в поведении Красивейшей она ни за что не станет повторять. Никогда!

– Игрейна не может ненавидеть тебя настолько, – покачала головой Мелисса, поворачиваясь к Сапфиру. – Уничтожить твой дом… семью… на это может быть способен разве что Классик, как я слышала.

– Ой, перестань, – махнул рукой Сапфир. – Природа чувств этой женщины ко мне вкупе с хрупкостью разумного в её голове вполне может породить разрушительные силы.

– Это что же мужчина должен сделать женщине? – тихонько спросил Джереми, опустив глаза.

– Игрейна не просто женщина, – возразил, внутренне свирепея, Сапфир. – Она алчное властолюбивое существо. Из всего женского в ней только небольшой ряд инстинктов…

– Хорошо, – быстро поднялась Мелисса. – Прежде чем ты начнёшь исходить паром, вздуваться, краснеть и капать слюной, я спрошу: мне больше ничего важного знать не следует? Я бы к себе пошла, знаешь. Хочу книгу почитать. В которой… нет ни полслова о какой-либо вредной человеческой принцессе. А лучше: вообще ни о какой принцессе.

Сапфир медленно поднял на неё внезапно затуманившийся взгляд. Его глаза желтели, а сам он розовел. Тони, Джереми и Лиорг захихикали. Шип Валери переглянулся с проснувшимся Даймондом. Ещё никто не пытался намекать Сапфиру на тему его излишней концентрации на Игрейне. На подозрительность этой концентрации. Когда-то все были уверены, что ясновидящий влюблён в человеческую женщину. Но она не отличалась красотой, да и женись он на ней – это по законам её клана был бы вовсе не такой брак, о котором мог мечтать мужчина. И если бы Сапфир плюнул на гордость, то и пожениться они бы не смогли вовсе – это был бы тот самый диагональный брак и рождение у Сапфира живых сыновей маловероятно. Но даже если бы и так… Дан-на-Хэйвинам нужны дочери, а потому – точно – нет. И, кажется, ныне Сапфир и сам, несмотря на всюду выказываемую неприязнь к человеческой хол-при, несмотря на проходящие годы, всё ещё был не вполне уверен в том, что именно он испытывает. Он подозревал себя в любовной страсти к Игрейне – именно это лучше всего проиллюстрировал сейчас его стыд.

Мелисса выразительно подняла брови. Она считала, что всё тут вполне ясно.

– Ах ты, наглая девчонка! – Сапфир вскочил с места и бросился к девушке, решив, похоже, что заливаться краской под взглядами потомков ему, древнейшему, не престижно, что ли. Мелисса подобрала юбки и кинулась к дверям, крича:

– Давно пора было кому-нибудь тебе сказать!.. – ей пришлось смолкнуть и начать соображать, потому что Сапфир сыпал ругательствами и при этом догонял её. На пути ей встретился Элой. Она обогнула его и застыла за спиной крылофита, прежде положив ему руки на плечи и приподнявшись на цыпочках, чтобы лучше видеть прародителя из-за высокого дворецкого.

Сапфир, увидев Элоя, тоже остановился.

– Рэйн, – вдруг произнёс ясновидящий, сам словно цепенея. – Он скоро вырвется. Готовься к чему угодно. Он полностью безумен сейчас и я понятия не имею, что мы все будем делать. Возможно, дом Роджера уничтожат не перевёртыши, Мелисса, а он, твой Рэйн.

Девушка медленно опустилась на пятки, скрывшись от зорких глаз Сапфира. В голове всё закрутилось: мысли, чувства, образы, чужие слова и собственные воспоминания. Она едва поняла, что уткнулась лбом в спину дворецкого. Он не шевелился, дышал спокойно, и у неё появилось время взять себя в руки.

Сапфир удалился. Мелисса, разгладив невидимую морщинку на костюме Элоя, поднялась к себе. Ни о каком чтении отныне помышлять было невозможно.


В Белых Колоннах, обиталище Макферстов, собрался маленький совет. Это Мелисса позвала всех: Чайну Циан и Шерил, Томаса Пэмфроя и Брэнта Лоасса, а так же всех трёх сыновей Рэйна. Она рассказала им то, что сказал ей Сапфир и то, что когда-то говорил Даймонд о времени, когда Рэйн вырвется наружу. Она объяснила, почему начала учиться фехтованию и попросила совета.

– Если ничего не предпринять, то, я боюсь, обстоятельства повернутся таким образом, что я останусь наедине с обезумевшим Рэйном и между нами будет только мой меч. Что мне делать тогда? – Мелисса оглядывала лица собравшихся. – Убивать… принцы подготовили меня именно к этому.

– Обстоятельства не должны повернуться таким образом, Мелисса, – возразил герцог Лоасс. – Насколько я знаю, диалог между твоим отцом, императором и Чёрным Блоком состоялся. Чёрный Блок признался, что в их рядах знают о готовящемся восстании, что самовыдвиженцы от вольных перевёртышей заявляют о целях, достижение коих будет приятно лидерам с севера. Следовательно, восстающие не станут трогать людей и перевёртышей, а вот крылатым и фитам не поздоровится. Так что все мы подлежим эвакуации.

– Ну а регулярные войска окружат Ньон, – вставила Чайна Циан. – Тони сказал.

– Значит, ты не встретишься с Рэйном, если он решит вырваться в ближайшие дни, – сделала вывод Шерил.

– А кто вообще сказал, что это случится именно в ближайшие дни, вместе с восстанием? – поинтересовался Мэлвин.

– Слышал, император решил остаться в Сердце Цитадели. Не хочет эвакуироваться вместе со всеми, – внезапно сказал Тайлер. – Хочет вести переговоры с лидерами восставших без посредников.

– Если это так, значит, тем более, отец не выберется во время восстания, – твёрдо сказал Мэлвин. – Иначе, будь император в опасности, принсипат запретил бы ему быть настолько опрометчивым.

– Я склонен верить в предсказания Сапфира. А вы… кое-что забываете, – проронил Феррон. – Рэйн благоволил клану Дан-на-Хэйвин.

– Точно, – встрепенулась Шерил. – Это же он выпустил Игрейну из заточения. И это она до сих пор никак не отблагодарила его, так? Я думала, почему Рэйн ни разу не пытался выбраться за эти тридцать четыре года? Возможно и пытался, но не выходило. А теперь Игрейна отблагодарит его тогда и так, как ей это удобно и поможет выбраться. В виде ответного "спасибо" он встанет на сторону Чёрного Блока в этом восстании. Это же логично.

– Таким образом, он или выберется во время восстания и разнесёт гнездо Сапфира из солидарности с Игрейной… – подводил итог Феррон Элстрэм. – Или выберется самостоятельно и будет уничтожать всё вокруг, потому что совпали вершины обоих циклов его сумасшествий, а он долгое время сидел без своих лекарств. Вопрос в том, когда это случится?

Брэнт Лоасс кивнул и сказал:

– Говорят, Сапфир не может предвидеть поступков безумных. Таким образом, если он не знает, когда Рэйн покинет внутренности памятника, значит… скорее всего… его придётся убить. Слишком опасно.

Все взгляды обратились к Мелиссе. Несчастные – Росслеев, серьёзные – всех остальных.

– Он не сказал, что не знает, – медленно произнесла девушка. – Но Даймонд… Даймонд…

– Возможно ли, что с отцом произойдёт то же, что и с мамой? – спросил Мэлвин у Феррона.

– Возможно, – подумав, сказал Фэр. – Мелисса была для него дороже жизни до заточения. Раньше я так не думал из-за его женитьбы на Марине, но её смерть всё… поставила на свои места. Но даже если чувство отца сменилось безразличием, он не имел возможности переписать заклинания. Он умрёт на подлёте к ней.

– Но, если не станет? – с надеждой заговорила Мелисса. – Если я смогу его отвлечь и протянуть время? Вдруг его безумие постепенно угаснет? Было бы здорово, если бы потом я смогла уговорить его принять лекарства.

– Думаю, это того стоит, – произнёс Пэмфрой. – Тебе решительно надо остаться в Ньоне. Всё равно восставшие не смогут причинить тебе вреда, а Рэйн, в случае неконтролируемой агрессии, получит такой щелчок по носу, что не скоро придёт в себя.

– Я против, – резко заговорил Мэлвин. – Восставшие, если они задумают причинить ей вред – погибнут. Но это выступление скорее будет нести характер показательной демонстрации сил бунтующих. И ни к чему жертвы там, где даже не предусмотрено вмешательство армии.

– Так Дарк не станет вводить войска вовсе? – спросила Шерил у члена принсипата. Регент Росслеев, Мэлвин Дануин, покачал головой:

– Ни в коем случае. Это уже оговорено.

– Тогда я спрячусь понадёжнее, – предложила Мелисса. – А как только будет ясно, что происходит с Рэйном и восставшими, я либо стану искать встречи с ним, либо выжду, пока всё не утихнет.

– Это наилучший вариант.

– А как она будет узнавать обо всём? – поинтересовалась Чайна Циан. – Я могла бы сойти у перевёртышей за свою, но я всё ещё очень плохо вижу.

– Через метакарту, – произнёс Мэлвин. – Летшары запрограммированы через каждые четверть свечи выгружать в сеть данные с визуальными слепками. Мелиссе всего лишь нужно быть в таком месте, где она сможет постоянно менять начинку. Принсипат и сам император именно так планируют следить за происходящим в Ньоне. Так что мы будем видеть и знать абсолютно всё.


Мелисса не собиралась сообщать о своих планах Сильверстоунам, но судя по тому, что ей позволили остаться, якобы, под предлогом помощи доспешникам, Сапфира всё устраивало.

Эвакуация. После неё Мелисса заняла здание за домом Роджера. Это были офисы банковской компании, и там было всё, что нужно, в том числе и доступ к сетевому узлу.

Выжидать оказалось сложнее всего. Летшары выгружали в сеть двигающиеся картинки занимающих город перевёртышей, а так же лицо и фигуру герцога Грэма крупным планом, появившегося перед Сердцем Цитадели, оцепленным личной гвардией императора. Значит, Хант оставил жизнь тому, кто столько раз предавал его. А теперь бывший наследник предела противостоит порядкам всей империи.

Через метакарту Мелисса так же получила некоторое подтверждение словам Брэнта Лоасса и Сапфира: принцы-перевёртыши и Игрейна преспокойно разгуливали по Ньону, то и дело отправляя своих секретарей к перевёртышам из восставших. Почти все люди и подневольные перевёртыши попрятались по своим убежищам. Но лидеры-северяне явно не испытывали страха. Они встретились на полсвечи в башне принсипата и разъехались по своим дворцам, чтобы ожидать грядущего с полным комфортом.

Утром следующего дня, Мелисса, просматривая всю информацию, накопившуюся за ночь, увидела, как капитан доспешников, Кристиан Санктуарий, герцог Рэйли, отправился на переговоры с Грэмом. Звук летшары не могли передавать, но чтецы по губам умели встраивать в слепки текст и некоторое время империя ожидала слов лидера восставших. Но из-за внезапно поднявшейся метели видимость упала. К сожалению, летшары никогда не подлетали к официальным лицам слишком близко без особой программы на это. И это значило, что разговор останется конфиденциальным.

Столицу полностью замело снегом. Если это Мэлвин Дануин решил помочь престолу, то с этим он явно перестарался.

Тогда же, ночью, несмотря на разошедшуюся непогоду, к восставшим вышел Уайт-принц.

Все трое: Рэйли, Грэм и Уайт-принц – покинули встречу невесело. Переговоры явно приняли неприятный оборот.

Днём ветер стих и ненормально, слишком сильно потеплело. Летшары случайно запечатлели трёх совсем юных черноволосых девиц, школьниц, бегущих по городу и не слишком аккуратно огибающих лужи и остатки стремительно тающих снеговых куч в глухих и узких проулках. Когда через четверть свечи Мелисса поставила в метакарту новую начинку, то снова увидела этих троих. У одной из них было при себе автоматическое оружие. И крылатая сильно удивилась, сначала подумав, что восставшие совсем невменяемы, если берут в свои ряды совсем ещё глупеньких, полезных только своей восторженностью девочек. Но через миг не смогла сдержать вскрика. Потому что знала этих троих. Одна из них приходилась Мелиссе кузиной, а другая – приёмная дочь племянницы. Это были Кантабриллин Накхана, Сапфирта Санктуарийская и небезызвестная Хисуи Соно, именем которой Сапфир провёл реформу.

Скоро стало ясно, что происходит. Кантабриллин и Сапфирта пытались вывести сверстницу-человека из города, потому что кто-то преследовал её. Летшары через следующие четверть свечи сумели запечатлеть и преследовавших. Это были пятеро старших драконов Классика. Хорошо хоть они прятались в своих человеческих обличиях и потому не ввергли в ужас ни Мелиссу, ни Ньон.

Преданность остальных драконов Классика и Игрейны Шипу Валери была общеизвестна, так что ничего удивительного, что в такой бесславной погоне сегодня они не участвуют.

Девочки были параноидально осторожны, потому как осознавали то, что, несмотря на высочайший статус родителей, у восставших могли иметься серьёзные шансы использовать подвернувшихся малолеток, и петляли, и прятались.

Хорошо, что драконам некогда было останавливаться для загрузки начинок в метакарты. Иначе они сразу же перерезали бы путь девочкам.

Мелисса подумала, что стоит подстраховать малышек лично, но, сверяясь с последними полученными изображениями, ужаснулась снова: к девочкам с разных сторон города уже летели восставшие, слуги Ханта и сам принц, а так же старший из всех драконов Ксенион Кэтслей и остальные три дракона Классика и Игрейны: Валоад, Десан и Микаэль. Если у них распоряжение отца, то они не посмеют его ослушаться. Если нет, то они вполне могут встать на сторону интересов своего друга – Шипа Валери, и отбиваться от других своих братьев и Ксениона на стороне Ханта и девочек. Кому угодно могло быть ясно – даже если дочь и её подруг сумеет забрать принц Хант, кровь всё равно потечёт по улицам.

Крылатая бросилась прочь из своего убежища. Она понятия не имела, что делать, но защитить родственниц хотя бы блефом, Мелисса точно могла.

Над Ньоном её увидели перевёртыши и бросились за ней, но не нападали, поняв, кто она. Они просто решили следовать за ней. Привести их в гущу событий Мелисса не имела права. Рассуждая, она решила, что девочек, даже если кому-то из-за них придётся несладко, никто не убьёт. Она взлетела на плоскую крышу одного из призматической формы домов в Центре, и подождала перевёртышей, что летели за ней. Они сели на ту же крышу. Просто смотрели на неё. Ситуация патовая. Мелисса поняла, что совершенно не знает, что делать. Нападать она не имеет права.

Тогда-то это случилось. Из района Цитадели донёсся грохот. Затем в воздух взвился гигантский зеленовато-белый дракон-змей. Мелисса точно помнила, как выглядят драконы-ящеры. Вовсе не так. У них крепко сбитые тела, мощные когтистые лапы и гигантские крылья с чётко очерченными мышцами и костями везде, где доспехи и россыпи шипов не скрывают чешуйчатую шкуру. Этот же был вытянутым, с короткими и тонкими, мягкими лапами, с шестью небольшими водянисто-прозрачными крыльями. У него не было ни шипов, ни доспехов. Он был весь шелковистый, с гривой голубоватых волос, похожий на зверька, которого для забавы держат дома дети. Такого огромного, правда, не уместишь ни во дворце императора, ни в Нью-Лайте. Летал он не прямо, а извиваясь в воздухе, будто морской змей в воде. Это существо выглядело неправдоподобно для этого мира. Сказочно до такой степени, что неестественно. Как бумажная гирлянда, которой машет безумец.

Безумец? Может быть это существо – результат экспериментов принца Рашингавы? Недаром же о его лабораториях ходят слухи, один ужаснее другого.

Против всех ожиданий дракон-змей занимался поначалу тем, что рушил шпили башен, врезаясь в них своей, вполне себе драконьей мордой изо всех сил, будто пытался с помощью такой глупости прийти в себя. Но, кажется, он только разозлился. Он нырнул вниз, за стены Сердца Цитадели и продолжил рушить стены зданий там, внизу.

Мелисса ждала. Она увидела, что к Сердцу Цитадели полетели сотни две перевёртышей. И, не дыша, смотрела, как дракон-змей вылетел им навстречу. Он, встретившись с первой сотней, задвигался в воздухе ещё беспокойнее, ещё быстрее. От жертвы к жертве. Он хватал их зубами и перегрызал.

Если ситуация вокруг императора приняла совсем неприятный оборот, то, ясно, один из младших драконов Классика мог встать на защиту дедушки по матери – Эрика Бесцейна. Жаль, что не все. И, если не все, то этого сказочного красавца скоро атакуют его же родные братья. Жаль. Но, защищать ещё и его? Нет. Как бы ни сильны были на ней заклинания Рэйна, между гигантскими зубами дракона-змея ей не выжить.

Какая удача – перевёртыши, окружившие Мелиссу, получили чёткий приказ собраться с основными силами в Лэнгде. Она осталась одна. Ринулась туда, где ещё должны были находиться девочки. Но там было пусто. Всё вокруг. Разрушения, мусор, несколько изувеченных перевёртышей со значками Ханта, но ни его самого, ни Кантабриллин, ни других.

Жуткий грохот – что-то большое обрушилось в районе Цитадели.

Мелисса поднялась над зданиями, но в облаках взметнувшейся над городом пыли ничего не увидела. И лишь краем глаза поймала движение – между крышами зданий неподалёку прокатилась или же протекла белая лавина-река. Чувство опасности заставило Мелиссу затаиться в ближайшем здании с выбитыми стёклами. Дракон-змей искал ещё крови. На чьей стороне он был? Девушка не знала этого, и рисковать не желала.

Дракон-змей неторопливо проплыл в воздухе совсем рядом. Мелисса видела его блестящую шерсть, гладкое брюхо, на вид смешно мягкие, как у лесного серого кремола, пушистые лапы. В ноздри постепенно вошёл свежий, немного приторный аромат, похожий на смесь запаха только что сорванной с куста сладкой, слегка перезревшей ягоды пик и лесного мха.

Глаза девушки постепенно всё шире открывались. Этот запах явно ей знаком. Но так не может пахнуть дракон-змей. В противном случае её ждёт дорога к смерти.

Мелисса, заворожённая, медленно выбиралась из своего убежища. Преодолев брешь в разбитом окне, она высунула голову на улицу и успела ухватить взглядом пушистый зеленоватый хвост дракона, ускользнувший в переулок справа. Она вылетела на улицу, вдохнула поглубже, и позволила запаху дракона пропитать всю себя. Сопротивляться приятнейшей иллюзии покоя и насыщающей радости не было сил. Вместе с ароматом крылатую захватили воспоминания о короткой зелёной траве, необычайно близком солнце, удовольствии, пеленой укутавшем её тело. С ней когда-то происходило что-то прекрасное. Когда она чувствовала этот запах. Запах Рэйна.

Так это не дракон Классика и Эссы. Это Рэйн. Безумный или нет.

Безумный. Если бы он был в порядке, то не вырвался бы сам, ему помогла бы Игрейна, и он не стал бы рушить всё и вся, убивать восставших. И погода так взбесилась не по желанию герцогов Росслеев, а из-за их отца!

Но, даже если это было последнее её решение в жизни, Мелисса не могла поступить иначе. Она бросилась вслед за белым пушистым змеем, вдыхая воздух полной грудью.

Поднялась выше и услышала фырканье и рык-ворчание здорового небесного животного. Затем поднялась ещё выше и, наконец, всё увидела, всю картину:

Кантабриллин, Хант и его перевёртыши стояли с одной стороны улицы, нацелив на сыновей Классика свои клинки. Сапфирта, нервничая, но при этом очень крепко держа за руку Хисуи, медленно и почти бесшумно отступала к переулкам за спинами всех драконов, застывших с другой стороны улицы. Миг, и довольный находкой дракон-змей бросился между враждующими. Все кинулись врассыпную. Один из драконов Классика угодил Рэйну в зубы, и, не успев крикнуть, был сломан и превращён в нечто, истекающее коричневой кровью. Но этого уже никто не видел. Другие драконы, петляя по переулкам, побежали за двумя оставшимися девочками. Кантабриллин им была не нужна. Хант улетал с сопротивляющейся дочерью на руках, не сумев, всё-таки, не привлечь внимания Рэйна.

Дракон-змей будто чуял кровь, хлещущую из ран перевёртышей Ханта. Он бросился вслед за ними, и Мелисса, молясь Единому о том, чтобы успеть, понеслась вслед за Рэйном. Но он был слишком быстр и настиг улетающих мгновенно.

Кантабриллин закричала. Мелисса тоже.

И Рэйн услышал ЕЁ голос. Повернулся. Он не раскрыл пасть и позволил Мелиссе шмякнуться о его морду, повиснуть на щетинистом покатом лбу с рваной раной и длинном, крупно исцарапанном носу.

Вдохнул и устремился с ней на ближайшую плоскую крышу. Там почти аккуратно поставил на ноги, подпихивая носом, и только тогда стал обходить её вокруг, ступая невозможно мягко, обвиваясь вокруг, носом, грязным от его и чужой крови, касаясь одежды крылатой. По выработавшейся на защите Клервинда привычке, она не убирала крылья, и дракон змей зарывался со вздохами и тихим подвыванием, в её перья, попытался аккуратно схватить их зубами и причинил боль. Мелисса вскрикнула и отозвала крылья. Дракон опять сделал вокруг неё полупетлю, и его длинное тело сжало ноги и бёдра девушки в сузившемся кольце. Но и на этом его обнюхивания не закончились. Нет, он продолжал.

Звуки, которые он издавал, обогатились писком, скулением, шипением и хрипом, а так же несколькими протяжными нотами, повторяющимися всё чаще. Короткий неприятный эпизод с перьями уже был забыт. "Голос" и "песня" Рэйна заворожила.

Летшар подлетел парадоксально близко и привлёк его внимание. Рэйн подпрыгнул на передних лапах и зависший было в воздухе секретарь-шпион скрылся в пасти дракона. Мелисса неловко упала назад и застыла, полулёжа, на двух частях спины змея. Последний выплюнул летшар, вероятно не ощутив нужного вкуса среди сплавов покрытия, и занялся девушкой. Аккуратно он провёл носом по её бедру вверх и остановился где-то под грудью. Затем раскрыл пасть и стал очень легко поцарапывать её живот зубами, вернув Мелиссе чувство реальности и опасности. В третий раз, проведя головой вверх, он зацепил край туники, потянул его вверх, сжал зубы что есть силы и резко дёрнул головой назад. Туника разорвалась, оголив живот крылатой почти до самой груди.

– Ах ты паршивец! Всё тот же! – прошипела Мелисса, разозлившись. Она-то думала… И о чём она думала?!

Мелисса что есть силы ударила дракона по носу. Тот, выпустив воздух, как-то сразу размотался и перестал сжимать её. Беспокойно и быстро, с разной скоростью перебирая своими мягкими лапами, грациозно и встревоженно отбежал, волнообразно собрал всё своё тело в отдалении, и, высоко подняв гривастую голову, внимательно и вопросительно смотрел некоторое время, почти прижав подбородок к пушистой груди. Вдруг вздохнул тяжко и рухнул, распластавшись. Зачем-то долго притворялся мёртвым, показывая натренированный остекленевший взгляд. А когда она так и не подошла, моргнул, посмотрел умоляюще и… пополз к ней.

Что ей было делать? Принимать шутовские ухаживания дракона-змея?

Она призвала меч, и Рэйна мгновенно подбросило вверх. Он снова опустился на лапы, но теперь уже не сгибал их. Открыл пасть и зашипел на неё.

– Ты совсем обезумел?! – закричала крылатая, но дракон шаг за шагом твёрдо и угрожающе приближался. Переходя на рычание, такое громкое, что у Мелиссы зажужжало в ушах, он подошёл критически близко, и ей пришлось остановить его, тыкнув остриём в рану на лбу. Он подскочил, поднялся на дыбы, как конь, затем внезапно рванул в противоположную от Мелиссы сторону. Дважды переменял направление, но затем очевидно принял решение и развил скорость, удаляясь прочь.

Смотря на то, как дракон-змей быстро зигзагообразно плывёт меж верхних и средних этажей в сторону Цитадели, девушка стёрла с висков пот напряжения и завязала полы туники узлом.

– Негодяй! – она сообразила, наконец, что Рэйн задумал. Она бросилась следом. А он будто издевался, заметив её и замедлившись, но и не думая сворачивать. На самом подлёте к дому Роджера он остановился вовсе.

– Даже не думай! – снова закричала Мелисса. Её всего на мгновение отвлёк появившийся рядом летшар, а в это время Рэйн, словно струя воды, перетёк через ограду в сад. Мял заботливо выращенные Берилл кусты, вместе со снегом утаптывал клумбы и всё продвигался к дому. – Это вовсе не смешно! Это не смешно, Рэйн!

Дракон-змей оглянулся на неё, и, она была готова поклясться, ухмыльнулся, насколько это могла позволять его вытянутая пасть с обилием клыков всех размеров. Затем он обогнул дом и совершенно точно нашёл окно её спальни. Махнул хвостом и разбил стекло. Ещё раз оглянулся на Мелиссу и, ещё пару раз ударив хвостом, чтобы обеспечить себе как можно более безопасный от осколков проход, сунул морду в проём.

Этот дом… дом Роджера… он же как живой!..

Мелиссе казалось, что дом брата живее пропавшего и такой же член семьи Сильверстоунов, как и сам Роджер, и так же громко, скрипом, правда, выражает иной раз своё мнение. А как он своей теснотой объединял их всех!.. А как теплы его камины и круты, темны лестницы! Как прохладен холл!..

И тогда Мелисса вспомнила о Сапфирте. О настоящем живом существе. Бриана очень любила её, не смотря на отсутствие какого бы то ни было родства.

Обеспокоенная, крылатая бросилась искать приёмную дочь племянницы, изо всех сил стараясь перестать анализировать шум разрушений, который доносился из дома Роджера. Она трогательно попрощалась со своей комнатой перед началом эвакуации. Там уже не было никаких вещей девушки. Но звуки, издаваемые там Рэйном, всё равно дико раздражали, почти причиняли боль.

Мелисса даже не заметила, как долетела до нужного места. То есть, она наткнулась на него случайно.

Очередная тихая улочка. Хисуи Соно схвачена старшим из драконов, Ксенионом. Сжимая её руку, он бежал с ней куда-то. Но, кажется, он убегал именно от других драконов. Друзей Шипа Валери среди них не было. Как и Сапфирты. Что вообще происходит?!

Сзади громыхнуло. Все остановились и посмотрели за спину Мелиссе. Там в воздухе извивался дракон-змей. И он, насколько могла судить Мелисса, был рассержен.

– Мы чудесно играли, – внезапно услышали все, – а у тебя, оказывается, появились важные дела.

Дракон-змей пронёсся мимо крылатой как стрела и сгрёб пару драконов-ящеров раскрытой пастью. Перекусил пополам. Схватил разом ещё двоих, сжал челюсть и подождал, подняв голову, пока кровь не наполнит его рот и горло. Сглотнул дважды и выплюнул тела. Разинул пасть на Ксениона и Хисуи, но старший дракон-ящер уже обратился в крупную форму и рыкнул, окатив Рэйна кислотными парами и брызгами. Шерсть дракона-змея местами потемнела, кончики волос, шерсти или чего-то ещё точно обуглились. Рэйн закашлялся, а в это время Ксенион ухватил его за шею зубами. Придя в себя, змей извернулся, и что есть силы заколотил по ящеру хвостом.

Хисуи Соно зарыдала, сжавшись в комочек на том месте, где её руку отпустил Ксенион. Она не смогла бы пошевелиться, даже если бы хотела. Мечущиеся хвосты бьющихся небесных животных крошили брусчатку мостовой и облицовку стен, ударяя то слева, то справа от девочки. Совсем рядом. Мелисса поняла, что медлить сейчас непозволительно – каковы бы ни были планы Ксениона относительно этого ребёнка, Хисуи Соно надо немедленно унести. В её положении смерть – дело нескольких ударов сердца.

Мелисса сжала зубы и постаралась не обращать внимания на стук, скрежет, звук рвущейся плоти и непрекращающееся рычание. Она поднялась в воздух, и, сама только по счастливой случайности избежав удара шипами Ксениона, ухватила Хисуи Соно за плечи и понесла прочь.

Воздух над столицей будто кто-то старательно взбудоражил – ни одного ровного и сильного потока, не меняющего направление. Крылатой пришлось приложить немало усилий, чтобы, полагаясь только на собственные мышцы, перенести девочку всего-то через здание и исчезнуть с ней за разбитыми дверями какого-то магазина.

Внутри хаос. Это из-за них, мародёров. Какие-то мужчины, на видовую принадлежность которых Мелисса даже не обратила внимания, увидев её и Хисуи Соно, и узнав, сбежали, унося ценную мелочь.

– Что с Сапфиртой? – быстро спросила Мелисса, крепко взяв Хисуи Соно за руки. Человеческую девочку била самая крупная дрожь, какую когда-либо видела крылатая.

Малышка вдруг широко и испуганно открыла глаза, затем освободила одну руку и показала на горло. Из её рта донёсся сиплый звук и девочка закашлялась.

– Нигде больше не ранена? – наклонилась крылатая к человеку, исцеляя наложением рук.

– Её забрали Валоад и Микаэль, – прошептала Хисуи и зачем-то повторила, разве что за тем, чтобы во весь голос выразить тревогу: – Её забрали Валоад, Микаэль и этот!.. Этот! Этот, как его?! Из головы вылетело, леди Мелисса!..

– Зачем?! – Мелисса ничего не могла с собой поделать – она вцепилась в плечи девочки и встряхнула её, даже понимая, что это вряд ли поможет последней.

– Они говорили, что отнесут её к себе домой, – сглотнув, выпалила Хисуи.

– К себе домой?

– В Классические Дворцы Ньона.

– Зачем, о Единый?! – Мелисса отпустила девочку и заходила взад-вперёд по крохотному пятачку перед прилавком. – Я точно не успела!.. Так… Ну, хорошо, что она попала в руки не к восставшим, а к Классику… да с какой стати это хорошо? С её-то именем!


Враг повержен. Он постанывает, но уже не поднимается. Скоро умрёт от ран. Усталость навалилась и на Рэйна, но ему ещё мечталось вкусить человеческой, чуть солоноватой, железистой крови. И он устремился, стараясь не обращать внимание на то, что прихрамывает, на поиски. Люди на самом деле сидят везде вокруг. За дверями, за стенами, под землёй. Они прячутся в страхе. Но ему-то, ему!.. нужна та девочка, смерти которой так отчаянно не хотел враг. Тот враг, который только что заплатил за сопротивление жизнью. А ещё хотелось бы найти ту, другую, и поиграть. Потом вволю насладиться её запахом. Содрать с неё всё лишнее и наслаждаться… а после съесть. Откусывать понемногу, смаковать каждый крохотный кусочек. Но желательно оставить волосы и лицо. Чтобы и потом можно было нюхать и смотреть. Или нет. Нет. Лучше не есть. Лучше унести куда-нибудь. Куда-нибудь, где она не потеряет запаха и цвета.

Интересно, как?.. а вот и они. Они, обе. Та, которую хотелось сожрать и та, другая, которую… тоже. Запах у той,другой, просто слюнки текут. Ах, эти красавицы. Пахнут чудесно!..

Человеческая девчонка трясётся и плачет. Крылатая встала между ним и младшей. Вот ведь… неужели что-то задумала? Неужели опять клинком махать собирается?

Рэйн сделал один шаг вперёд, другой, клацнул зубами.

– Ты всё время мне мешаешь, – услышал он голос крылатой. – Мешаешь своей дружбой и тем, что оставляешь, мешаешь своими чувствами и чувствами к другим, мешаешь моей душе любить кого хочется, спать, дышать, а теперь и защищать тех, кого должна. Я потратила на то, чтобы справляться с дождём, с тобой, всю свою жизнь. Хватит! Хватит, тем более что тебе уже нет прощения.

И девушка призвала клинок. Сжав его обеими руками, она подходила к нему.

– Ты не сделаешь этого. Не сможешь, – как можно чётче пропел он.

– Я покажу тебе свою решимость, – она оказалась совсем близко.

– Если я буду впечатлён ею, не думаешь ли ты, что это разрушит для тебя предел безопасного?

– Не более чем и в любом другом случае, Рэйн. Ты бешеный придурок, испортивший сегодня всё, что только можно. И я не могу иначе.

– Не верно. Мы всегда можем…

– Заткнись! – крикнула крылатая и, быстро подскочив, полоснула дракона-змея мечом по грязной, опалённой, но местами ещё белой морде.

Рэйн попятился и вывалился на улицу. Девушка задела его. Не слишком больно, но шокирует, заставляет прийти в себя, сбросить эйфорию полной свободы.

Эта красавица… Ах, теперь он вспомнил. Она заключала в себе океан томной нежности. И имя у неё чудно звучало – Мелисса.

Что сейчас? Что с ней случилось? Куда всё делось? Где словно пропитанная солнечным светом и теплом женственность? Это не его Мелисса. Эта женщина – с точными шлифованными гранями стальной механизм, служащий кому-то, не ему.

Она вышла на улицу вслед за ним.

– И что, ты сделаешь, как они хотят? Ты убьёшь меня? – осведомился он.

– А что, и вправду может получиться? – в свою очередь задала вопрос Мелисса. Но не успел он придумать ответ, как она побежала. Вокруг него. Нацелилась на шею. Тогда как он ослаб. Эти годы в камне и драка с драконом-ящером, этим Ксенионом… Он едва успевает. Нет!

Мелисса, не дотянувшись до его шеи, круто развернулась и ударила по спине, в район второй полусотни позвонков.

Удар слишком сильный для крылатой. Он упал. Задние лапы и хвост перестали слушаться. Может у него были бы силы преодолеть это, если бы не этот гнусный Ксенион.

– Опять будешь притворяться мёртвым? – с холодной яростью воскликнула девушка.

Тогда прямо на нос Рэйну упало белоснежное, с золотовато очерченным стержнем, перо. Из-за крови, покрывшей всё, оно хорошо прилипло. Между ним и местом, где укрылась человеческая девчонка, опустились двое крылатых. У одного, как Рэйн успел увидеть, часть крыла – неестественная, магическая. Лицемеры.

– Почему вы здесь? – прошипела им Мелисса.

– Оцепление снято, восставшие рассеялись, – проговорил красноволосый с ненормальным крылом. – Скоро это место будет окружено охотниками Даймонда. Если мы сами этого не сделаем, то это сделают они.

– Что сделают? – возмутилась девушка. – Он же теперь не опасен.

– Мы этого не знаем.

"Охотники Даймонда, – вспомнил Рэйн, – обучены приёмам убийства драконов-ящеров во время войны Севера и Юга".

– Меня никому не убить, – вяло шевеля языком, пробормотал Рэйн. И без сил уронил голову. – Убийца – я, – открыв в последний раз пасть, дракон-змей выдыхал морозный воздух до тех пор, пока брусчатку не залил лёд. Он мгновенно окружил сапоги Мелиссы и крепко приморозил их. Так обездвижил и двоих крылатых. А вот Рэйн всё ещё был на свободе. Он пополз к крылатым, царапая холодную скользкую поверхность крепкими ещё когтями передних лап.

– Эй, Уоррен, сделай что-нибудь, – прошептал Брайан, будто замёрзший до голосовых связок.

– Я… Я…

Уоррен Элайн вдруг собрал свет перед собой и, расколов, грохнул об лёд гигантский, идеально огранённый, но простой бронзовый крест – символ соединения миров и власти Господа.

Солнце бросило россыпь лучей на эту улицу, и крест попеременно засверкал то ртутью, то медью, то красным золотом. Даже воздух застыл на то мгновение, а затем поднялся лёгкий тёплый ветер, которого Рэйн не звал.

– Нет, и что дальше? – оторопев, спросил Брайан, но, как прежде, шёпотом. – Если ты собираешься колоть лёд этой, извиняюсь, штуковиной, то тебе следует развить скорость, друг.

– Она тяжёлая. Мне её не поднять, – тоже прошептал Уоррен. Рэйну показалось, что эти двое странным образом забавляются. – Ни разу.

– Потому что мера важна во всём. Ты чем вообще думаешь? Соблюдая пост, не доводи себя до истощения. Не в том цель.

– Иди-ка ты… в по…

– Нет, ты мне скажи, что ты с этим собирался сделать?

– Ты сказал мне сделать что-нибудь, зануда. Я – сделал. Сам-то мозги в ******* засунул, да?

– Мозги, говоришь? Зануда? Смотри, как надо.

И, прежде чем Рэйн сообразил, к чему вели эти двое идиотов, Брайан Валери наклонился в сторону, оторвал от мостовой крест и, чтобы не упасть, совсем немного замахнувшись, обрушил его на голову дракона-змея.

– Придурок, ты что сделал? Это же святотатство! Ты! – услышал сквозь шум и тьму Рэйн.

Ответа Рэйну уже было не узнать.


Тела Мелиссы, Брайана, и его друга герцога Уоррена Элайна из рода Мэйна сковал холод, какого ни в какую зиму, ни на какой высоте ещё не бывало. Поднялся страшный ветер, мгновенно, многими колючими мелкими ударами залепивший огромными хлопьями снега нос, глаза и уши, обложивший ноги всего за несколько ударов сердца. Ветер, и так буйный до нестерпимого, рвавший волосы и одежду, вдруг фантастически усилился и уронил Мелиссу, всё ещё примороженную льдом к брусчатке. Руками, оледеневшими и избитыми снегом настолько, что, казалось, с них сняли кожу, крылатая накрыла рот и нос, чтобы получить возможность хоть как-то дышать. Пламя свечи, должно быть, только шелохнулось, а ветер уже набросал на неё снега и тут же вовсе обездвижил. Уши ещё улавливали вой некоторое время, но скоро всё стихло, только на руки, ноги и живот давило.

Дышать становилось проблематично.

О, теперь она начала понимать Рэйна и то, что он испытывал внутри камня. От этого и этой болезненно-холодной обездвиженности можно сойти с ума окончательно в шестнадцатую свечи.

Она действительно сойдёт с ума, если ничего не сделает!

Продолжая держать одну руку перед лицом, другой она попыталась порушить барьер над собой. Пальцев будто не стало, мышцы кисти и запястья не работали вовсе. Позже, когда девушка выбилась из сил в третий или четвёртый раз, ей кто-то помог. Чьи-то знакомые руки схватили и вытащили на поверхность, на воздух, больно выдернув из сапог.

Это был отец.

– Папа! – воскликнула она, отдышавшись.

– Всё будет хорошо, но тебе всё же стоит убраться отсюда, – сказал ей герцог Сильвертон, подбрасывая Мелиссу в воздух, и она автоматически призвала крылья. – Немедленно лети в Нью-Лайт.

Снег перестал идти, ветер стих. Солнце снова появилось и ослепительно сияло, отражаясь от верхушки креста Уоррена, на ширину ладони выглядывающего из-под снега. Мелисса, уже высоко поднявшись в воздух, увидела яркую голову брата.

– Я в порядке, – не слишком громко проговорил Брайан, выбираясь и снова погружаясь в снег, в поисках Уоррена, наверное. В тот же момент подлетевший Джулиан вытащил потомка принца Мэйна. Сам Рональд Мэйн и ненамного опередивший его Алекс Санктуарий зависли на миг над этим местом и стремительно улетели прочь. Стефан Вир остался. Он завис рядом с тем местом, где, похоже, издох дракон-змей. Чего он ждал? Думает, что дракон-змей ещё жив?

Постойте, она и сама не верит в то, что Рэйн мёртв.

– В чём дело, Мелисса? Улетай! – закричал ей отец.

Что такое важное должно сейчас произойти, от чего герцог Сильвертон позволяет себе повысить на неё голос? Это обычное поведение вспыльчивого папочки, но сейчас… во всяком случае… именно сейчас…

Снег зафонтанировал рядом с Виром. Это Рэйн! Он жив! Но белого дракона-змея не было. Нечто вполне человекообразное, чёрно-серое, с длинными, до пояса, монохромно раскрашенными волосами. Девочка? Мальчик? Серокожий от крайнего истощения крылатый подросток, с ярчайшими красными глазами и жаждой убивать.

Но несмотря ни на что – это Рэйн!

Напряжение над снегом возросло. Рэйн не видел Мелиссы. Он просто осмотрелся, а затем его вырвало кровью драконов. Рвало долго, мучительно и очень неловко.

Мелисса подлетела, чтобы исцелить, но Рэйн оттолкнул её. Девушке потребовалось много времени, чтобы остановить рвущиеся рыдания и тихо заговорить с шиатром, босыми ногами встав рядом на затвердевшую корку снега:

– Если никого не убьёшь, я снова буду на твоей стороне.

Но Рэйн покачал головой. Сгрёб снег, бросил его сверху на следы своей слабости и в изнеможении лёг рядом, перекатившись на спину, в сторону. Его глаза были открыты, и он без выражения смотрел в небо. Мелисса, осторожно ступая, обошла Рэйна и села на корточки рядом с ним. Он закрыл глаза, а затем его опять вырвало.

– И вот это… – произнёс Брайан с натугой, – …нравится моей сестре.

Уоррен, перестав вытряхивать из одежды набившийся туда снег, сначала покачал головой, а затем, неожиданно прыснув, рассмеялся.

– Да, Ричард, – согласился Стефан Вир, обращаясь к герцогу Сильвертону, но даже не взглянув на него, – поздно. Мы опоздали. Теперь он под защитой.

– Мне невыносима мысль о том, что это моя дочь, – произнёс отец Мелиссы.

– Я-то что плохого сделала? – воскликнула девушка, вытирая последние слёзы. Ей наконец-то удалось более или менее взять себя в руки.

– Ты собираешься защищать его снова. Меня тошнит от этого.

– Нет. За то, что сожрал драконов и перевёртышей, пусть будет наказан, как положено. Я не встану между ним и приведением законного приговора в исполнение.

– Это смертная казнь.

– Не скажи, – Вир имел иное мнение: – Учитывая некоторую изворотливость ума Рэйна, в том случае, если Сапфир не будет достаточно твёрд, император может вынести неожиданно мягкое решение. Исключая смерть Ксениона. Он до последнего защищал Хисуи Соно, я так понял.

– Вы понимаете, где говорите это? – поинтересовался Уоррен, кивнув на летшар, зависший опять слишком уж близко.

– С этими штуками моя личная жизнь… будь она у меня… превратилась бы в руины, – вздохнул принц Вир. – Их операторы переходят все границы, – и, безо всякого перехода, сообщил: – Рэйн, суть проблем твоего пищеварения увидит весь Клервинд.

Принц дождя не ответил. Он, дрожа, поднимался на ноги.

– Мелисса, не помогай ему, – потребовал Сильвертон. – Выглядит так, будто он сам может сдохнуть в любой момент.

Снова зашуршали крылья над улицей. Тайлер и Мэлвин опустились с обеих сторон от Рэйна и подняли его как маленького ребёнка. Последний не сопротивлялся.

– Моргана уже здесь, откапывает Ксениона. Валери, ты бы помог жене, – произнёс Мэлвин, поднимаясь в воздух.

– В таком виде, в каком он сейчас, я бы лучше помог закопать его, – хмыкнул Брайан. – Закопать тестя. Странно звучит. Странно приятно.

Уоррен Элайн издал странный звук, похожий на всхлип.

– И проверьте Хисуи Соно, – добавил Тайлер, указав на разбитые двери ограбленного магазина, проём которого ещё был скрыт под снегом. – Было холодно, а она человек. Кроме того, ей может понадобиться специальная помощь Пэмфроя.

– Бездельники, – стариковски проворчал Брайан вслед улетевшим Росслеям. – Закопать или откопать? – и неожиданно быстро вспорхнул в воздух и исчез за крышей одного из домов.

– Мелисса, не смей! – угрожающе пророкотал отец, когда девушка тоже поднялась в воздух.

– Никаких пугающих последствий моя жалость не даст, – возразила она и полетела вслед за Росслеями, гадая про себя, где сейчас Феррон.

Рэйн ни с кем не разговаривал. Впервые встреченные сыновья помогли ему вымыться, вычиститься и проглотить несколько кусочков его любимого пирога с ягодами пик. Когда Мелисса, наконец, вошла к нему, он лежал в постели и смотрел в одну точку на потолке.

– Думаю, что специальная помощь Пэмфроя нужна не столько Хисуи, сколько ему, – сказала она Тайлеру.

– Нет. Он просто думает о том, что делать дальше. Я всё понимаю, но, Мелисса, зря ты здесь появилась.

– Ты прогоняешь меня?

– Нет. Наш дом давно стал твоим.

Мелисса двинулась было к постели, но Тайлер остановил её, схватив за руку.

– Я всё понимаю, но не стоит. Твоё внимание может быть оскорбительно для него, если он примет его за жалость.

– Если он не сильно изменился за эти годы, и память обо мне не стёрлась, то он не оскорбится и не впадёт в гнев, что бы я ни сделала.

– Ты так уверена?

– Тебе должны были рассказывать о наших с ним отношениях.

– Н-никто ничего не говорил.

– Проявили деликатность.

– Да что такого особенного было между вами?!

– Поверь мне.

– …И всё равно… Я буду здесь, – кивнул Тайлер и отошёл к креслу у дверей.

– Зачем?

– Ха, вот о том, что он энергичен в постели, я наслышан пре-краааа-сно.

– А здесь деликатности как небывало… – отметила девушка, с усилием отведя остановившийся было взгляд.

– Герцог Сильвертон вряд ли простит мне…

– Не продолжай, – отвернулась Мелисса и, подойдя, долго смотрела на совершенно изменившегося Рэйна.

Он вырос. И дело даже не в том, что его тело теперь заметно длиннее, а в том, что лицо и фигура изменились до неузнаваемости. Раньше его можно было спутать с двенадцатилетним ребёнком. Сейчас – с пятнадцати-шестнадцатилетним. И, определённо, черты его лица стали в разы естественнее, гармоничнее и милее. Нацепи Рэйн ту же школьную форму, он затмил бы не только Хисуи Соно, но и Кантабриллин, которая обещала стать чудесной красавицей.

Это лишний раз доказывает, что полная развлечений, разгула и похоти жизнь портит черты лица, как бы подавая знаки окружающим. А после этих мучительных лет… Как же красив он оказался! Хотя, чему она удивляется? Доспешники – все сплошь редкие красавцы, и скорее всего это потому, что среди них почти нет чистокровных. Так и Рэйн – шиатр.

Мелисса села на край постели древнейшего и, повинуясь желанию, положила руку ему на грудь. Только после этого он моргнул и опустил взгляд на неё.

– Что мы будем с тобой делать? – разлепив губы, спросил он холодно.

– Да что…

– Нет, – он повернулся на бок, лицом в её сторону, – ничего не говори.

После чего рывком приподнялся, обхватил за плечи и с усилием повалил на подушки рядом с собой.

– Я говорил тебе, Мелисса, – донеслось от двери. – Отец, прошу, не теряй разум вовсе. Как я посмотрю в глаза Ричарду Сильвертону?

– Ты… не смотри ему в глаза, – трогательно-слабым голосом проговорил Рэйн. Ещё одним резковатым движением он укрыл Мелиссу простынёй. – Уйди, Тайлер.

– Прости, но вынужден отказать.

– Ты кто такой, чтобы мне отказывать? – снова резко сел в постели старший Росслей. В этот раз его глаза, потерявшие было яркость, резко контрастируя с серостью сумерек и монохромностью облика обладателя, просто ужасно слепили гневом. Тайлер, судя по его лицу, увидел нечто запоминающееся.

– Не будь как мой отец, – попросила Мелисса и потянула Рэйна к себе. – Тебе не идёт ярость.

– Как и тебе, – успокоившись, он стал очень ласков. Прикоснулся кончиками пальцев к её щеке, стал замедленно гладить. – Я очень люблю тебя.

– Как просто. Где хвалёные велеречивости древнейших?

– Древнейший рядом с тобой очень устал и хочет очень простых вещей, – словно для подтверждения элементарности своих нынешних потребностей, он прикрыл веками глаза, а затем явно уснул.

Мэлвин нарушил сон отца, ворвавшись.

– Ксенион жив! – выкрикнул он. Увидев девушку рядом с Рэйном, он опешил, и, несмотря на то, что быстро взял себя в руки, подтолкнул память Мелиссы к воспоминаниям о своих порывистых поцелуях. Тогда Мэлвин Дануин выглядел не намного старше нынешнего Рэйна.

– Ничего пошлого, – поспешил уверить брата Тайлер.

– Пока я ещё не сделал разумных выводов по поводу того, что вижу, хочу сообщить: Ксенион Кэтслей и Хисуи Соно в полном порядке.

– Это хорошая новость, спасибо, – Тайлер сплёл пальцы под подбородком, уперев локти в колени. – Уже есть шанс.

– Так, – тихо, но довольно зловеще, сказал Рэйн. – Парни, унесите свои тела из моей спальни, и никогда больше не входите. Никогда. Даже если завтра меня казнят. Даже после этого.

– Он думает, что он умный? – спросил у Тайлера Мэлвин, проглотив неприятный осадок.

– Он думает, что мы с тобой унаследовали от матери способность бояться.

– Но почему у меня есть такое сильное желание подчиниться? – Мэлвин развернулся и медленно, словно нехотя, отправился к двери.

– Ты слабак. Всё, что ты умеешь – сладкие обнимашки.

– Ты не можешь недооценивать силу моего дара сладких обнимашек.

Всё время оглядываясь, братья заспорили, уж медленно продвигаясь к двери.

– О да. Но это всё, что ты можешь.

– У меня ещё было мужество стать регентом, когда ты спрятался в братстве.

– Было, помню. Твоя двухдневная вспышка чувства долга. Ещё что-то?

– Ещё я красавец.

– Не считается. Я – тоже.

– Ты не так красив, как я.

– Не правда. Я – красивее.

– О! Ты солгал. Ты реально считаешь, что я – красивее тебя!

– Нет.

– Со-лгал! – пропел Мэлвин и с удовлетворением констатировал: – Раунд за мной.

– Красота – это не достоинство! Это – обстоятельство!

Рэйн, закрывший глаза и попытавшийся уснуть, поморщился:

– Шумно.

– Эй! – воскликнула Мелисса. – Не мешайте ему отдыхать.

– Вот-вот, Мэл, уходим, – Тайлер помахал рукой брату. Он остался в спальне и закрыл дверь изнутри.

– Я… – обманутый манёвром Тайлера, Рэйн решил, что остался наедине с Мелиссой, обнял её за талию и крепко притянул к себе, чтобы спрятать лицо где-то под её грудью. Он глубоко вдохнул и, выдохнув, затих.

"Что же будет дальше?" – задалась вопросом Мелисса, но вскоре она призналась себе, что тоже очень утомлена и, в мягкости и тепле, уснула.


Поздно ночью прибыл кто-то из секретариата императора. Феррон разговаривал с ним, а утром, за завтраком, сообщил, что им всем следует собираться. Император ждёт титулованных в зале с розой.

– Стало быть, восстание полностью подавлено, – мягко положив-бросив салфетку на стол, сказал Рэйн и перевёл невидящий взгляд на высокие стрельчатые окна столовой. В его тоне – безразличие и в светлых сегодня глазах – задумчивая серьёзность.

Он так не похож и в то же время похож на себя прежнего, что от этого даже больно.

– Есть какие-то планы относительно этой встречи с императором? – спросила Мелисса.

– Я почти уверен, что меня казнят через умерщвление, – не отведя взгляд от окон, и так и не пошевелившись, произнёс Рэйн. – Ты должна быть к этому готова. Вы. Вы все должны быть готовы к тому, что будет потом.

– Будет что-то вроде катаклизма? – спросил Феррон. – Снегом засыплет до шпиля башни Ро-Кайл?

– Не знаю. Может быть затопит.

– Это плохо, – всё так же спокойно сказал Фэр. – Тем, кто живёт в глубинах дворцов перевёртышей не выбраться, если они частью люди.

На Мелиссу накинулась неуверенность. Будто её положение в системе координат вдруг полностью переменилось и всё стало неправильным. Всё – неудобно, не сходится, не логично. Как тогда, когда склон, поросший травой, оказался равниной.

– Я не понимаю. У меня кружится голова, – призналась Мелисса. – С какой стати вы не собираетесь ничего делать? Неужели нет ни одного выхода?

– Мелисса, – Рэйн подался вправо, к ней, и взял её за руку. – Я не рассказывал тебе о том, что заставило меня принять заточение.

– Так ты специально не стал избегать его?

– Не специально. Я действительно не мог ничего сделать в последние дни, но если бы это требовалось, я принял бы меры заранее, как только услышал от Сапфира о возможности быть запертым на долгие годы.

– Почему? Какова была причина?

– Ты собиралась замуж за Левенхэма.

– Так это из-за меня?!

– Не совсем. Было бы жестоко сваливать на тебя вину. Это было моё решение.

– Как глупо! Как глу-упо!

– Не думай, что я ничего не приобрёл от своего заточения.

– Приобретённое – очевидно, – выразительно окинула его взглядом Мелисса. – Но только это?.. И потом, Рэйн… Рэйн! Что ты приобретёшь от своей смерти?

– Кое-что.

– Так не бывает! Или ты имеешь в виду, что нечто такое уж важное получат твои сыновья? Может быть я? Да сдохни! Пожалуйста!

– Вот как, – Рэйн, когда она отбросила его руку, откинулся к спинке стула. Он молча смотрел, как она уходит, так ничего и не сказав, хотя в его глазах блестело желание остановить, уговорить, объяснить и успокоить.


Накануне все видели через метакарты то очень сказочного, то очень жалкого Рэйна, но посмотреть на него вживую оказалось куда любопытнее. Об этом лучше всего говорил такой факт: титулованные собрались полным составом, несмотря на то, что пришлось затратить неприлично много времени и сил на обратную дорогу в Ньон.

Даже Игрейна Дан-на-Хэйвин, мать погибших вчера драконов, появилась сегодня. Лицо её выражало столько страдания, что стало ясно, почему Создатель обделил глаза людей способностью менять цвет.

Желание мстить за смерть сыновей-драконов так же легко читалось на её лице. Но смотрела Игрейна чаще на ясновидящего.

Сапфир, явно содрогаясь, предвидел что-то. Он смотрел то влево, то вправо от точки над полом в четырёх-пяти шагах впереди, и глаза его потеряли привычную отчётливую синеву. С металлическим отливом в глубине и маслянистые на поверхности, они вызывали в памяти видения о предсмертном ужасе животных, загнанных в ловушку.

И благодаря тем, кто ощутил при взгляде на Сапфира то же, что и Мелисса, атмосфера в зале с розой избавилась от праздности и обратилась к серьёзной, если не к мрачной настороженности. Постепенно дрожь перед явно пугающим будущим передалась каждому. Мужья сообразили, что зря привели жён, а жёны вспомнили о том, как дракон-змей легко перекусывал пополам перевёртышей и драконов, как много крови видели через метакарты.

Рэйн всё так же спокойно сидел и болтал с Ферроном. Даже подросший, но с необычно высоко вымахавшими сыновьями рядом, принц дождя выглядел коротышкой. Очень-очень худым коротышкой.

Но собрание началось. О восстании не было сказано ни слова, потому что император сразу же сообщил свои мысли:

– Рэйн убил свыше двухсот шестидесяти жителей Клервинда, что не подлежит никаким сомнениям, так как сохранено в журналах операторов летшаров. Ещё около полутысячи смертей ему, так или иначе, приписывается. Подробнейшее рассмотрение предоставленных слепков подтвердит причастность Росслея Рэйна к смерти ещё более значительной части навсегда потерянных для меня подданных. Виновный должен быть казнён. Ввиду необычного для одного убийцы количества жертв, ввиду всех разрушений столицы и Сердца Цитадели, и малой части которых никогда не позволял себе ни один дракон-ящер, я полагаю, будет вполне справедливо покончить с существованием принца Росслея, не взирая ни на какие обстоятельства. Вот мой меч! – Эрик Бесцейн поднялся и вытащил из ножен свой меч. До сих пор предполагалось, что клинок императора, называемый "Властолюбцем", носит ритуальный и защитный характер. Ну а теперь оказалось, что это меч казней.

Рэйн без приказа вышел на середину зала. Император, пристально глядя на него, неожиданно разрешил:

– Ты можешь говорить, Росслей, что хочешь, в том случае, если присутствует в том необходимость, но это ни на что не повлияет.

– Я сожалею, – подумав, сказал Рэйн.

Император вздохнул и посмотрел на перевёртышей и людей, сидевших по левую от него руку:

– Если есть здесь тот, кто жаждет не только увидеть кровь принца, но и пролить её, поднимите платок.

Множество традиционно кружевных платков мгновенно взметнулось, но постепенно, один за другим, опускались, и в конце остался только один – Игрейны.

Император кивнул. Принцесса Дан-на-Хэйвин получила его меч и поднесла показать Рэйну:

– Я ещё вчера хотела вытащить твоё сердце и растоптать его. При мыслях об этом я возжелала убить твоих сыновей, но прежде всего – Мелиссу Сильверстоун, на твоих глазах. Отравить всех вас ядом так, чтобы ты понимал всё, видел всё, но ничего не мог сделать… – женщина сверкнула глазами так, что от её ненависти Мелиссу словно парализовало. – Времени у меня не оказалось, – выплюнула слова Игрейна. – Убить этим мечом я их не смогу сейчас. Так что убью тебя. И постараюсь примириться с тем, что мне этого бесконечно мало.

Мелисса застонала. Ей не верилось в то, что это происходит. Игрейна, которую Рэйн выпустил из многолетнего заключения и пострадал за это куда мучительнее, пылает ненавистью к своему освободителю. Да если бы он убил её сыновей не в приступе безумия, а просто за то, что она, в свою очередь, не помогла ему!.. Да, это слишком жестоко, но перевёртыши оправдали бы Рэйна.

А принц дождя только молча опустился на колени. Он собрал свои необрезанные волосы и отвёл их с шеи. Опустил голову.

Кольцо резко заледенело. Утром Мелисса захотела бросить его Росслеям на стол, уходя, но по какой-то неведомо-глупой причине не сделала этого. И сейчас пожалела, что не последовала желанию. Руку заломило от холода так, будто её кто-то выкрутил. Крылатой не мог быть страшен холод льда. Но этот лёд на пальце значил слишком много.

Как сквозь сон Мелисса увидела, корчась, как с удивительно умелым для человеческой женщины ударом тело принца дождя меняется и от него отваливается один кусок. Его форма и высота, с которой он упал и покатился… Обезглавлен.

Кончено навсегда.

А ведь, несмотря на все свои слова, Мелисса хотела встать между мечом и Рэйном. И при этом душа не взмолилась о спасении хозяина кольца и разум не очнулся. Мелиссу, внутри неё, что-то отодвинуло в сторону, задвинуло в угол, в глубину. Словно одно её тело, заколдованное тело, осталось на стороне любимого друга и всё ещё трепетало перед действием. Перед тем, как кольцо превратилось в лёд. Перед самым ударом.

Миг – и всё в казнённом стало осыпаться, даже тело Рэйна, продолжающее стоять и ждать чего-то, даже его волосы, украшения, одежда и обувь. Всё рассыпалось на крупные, шаровидные, размером с глазное яблоко, прозрачные, с каплей зелёного и голубого цвета кристаллы. Они опадали на каменный пол и разбивались, будто бы потеряли крепость и стали хрупкими, как стекло.

Почти за десяток ударов сердец живых, от Рэйна Росслея ничего, абсолютно ничего не осталось, кроме нескольких тысяч разнообразных осколков. Они, ровным слоем рассыпанные по полу, лежали, поблескивая, опасно выставив острия кверху. Казалось, что некто огромный, пронося мимо бадью, пролил воду дважды, и, растёкшись, разбрызгавшись несколькими короткими лучами, жидкость так и затвердела в морозном воздухе.

За стенами дворца дико взвыл ветер. Где-то застучали ставни, и везде забили по крышам, стенам и стёклам слипшиеся куски блестящих ледяных шаров. Град – зимой?

Очень быстро ветер усилился и превратил вой в звуки настоящего кошмара.

"В наказание живым".

Титулованные покосились на окна. Для находящихся в те мгновения под открытым небом вставал, должно быть, вопрос о возможности спасения жизни. Ветер и вой усиливались с каждым мгновением и достиг небывалого уровня. Попытайся кто-нибудь сказать хоть что-то даже здесь, за толстыми стенами, его бы не услышали. Гигантская новая роза – круглое окно в вышине над креслом императора, разбилось в нескольких лепестках. Вода, лёд и снег одновременно влетали, выпущенные как из пушки, в зал. Ряды перевёртышей, до которых долетал град, разметало. Люди испугались.

Потом было странное ощущение, самое близкое к которому – впечатление от землетрясения. Будто бы сама поверхность планеты под ногами поднялась и опустилась. Мелисса помнила то чувство, когда ударилась пятками о поверхность чужой планеты – едва ли не похоже. Разум говорил, что всё это невозможно, но все другие чувства не сходились с тем, о чём говорили глаза.

Разбилось несколько узких высоких окон над рядами титулованных фитов и крылатых, а снег, куски льда, брызги воды – всё полетело через головы друзей и родственников Мелиссы. Электричество разом погасло. Серый сумрак мифической четырёхлунной ночи затопил зал совета. Только снег, вода, лёд и осколки Рэйнова трупа ещё блестели.

Ураган ли, тайфун ли, этот неведомый ужас всё усиливался и обещал в любой момент снести с фундамента и весь дворец. Мелисса уже была готова к любой неожиданности. Вся превратившись в глаза и уши, она ждала, когда наступит конец, хотела увидеть, как именно это будет. Смерть была ощутима, её почти можно было коснуться.

Если крылатым не ведом страх, то это не значит, что они не в силах испытывать нечто подобное. И Мелиссой владело абсолютное знание того, что не опасность в этом шуме и ледяном дожде, а точно – Финал Всему.

Ещё раз, полностью неправдоподобно, поверхность планеты потянуло в сторону и выше. Будто бы дворец опустился и стал подниматься. В течение одного мига сильно посветлело всё вокруг, а в течение следующего – толща зеленовато-серой воды с неумолимой скоростью поднялась за окном, мелко пузырясь. Кромка воды бежала вверх с той холодящей душу быстротой, с которой Мелисса очень чётко поняла, что сейчас умрут абсолютно все, потому что дворец тут же окажется на дне новоявленного пресного моря, под сверхтяжёлой толщей воды. Тогда, отрезанные от неба многослойными корками льда, крылатые и все остальные, не смогут выбраться к не менее холодному аду поверхности.

– Рэйн затопит всех нас! – крикнул кто-то, а затем дыхание перехватило, воздуха не стало и зрение словно ухудшилось. Всё стало мутным. Одни только пузырьки убегающего вверх воздуха видела Мелисса. Тело дёрнуло вверх, но затем, сразу же, невидимая силища усадила Мелиссу обратно на скамью и пригнула так, что, даже сопротивляясь, крылатая склонила голову вниз, подобно тому, как склонил свою голову Рэйн перед ударом, прервавшим его жизнь.

Но не было холодно, не было влажно, сознание никуда не исчезло, а наоборот – стало чище, и, открыв глаза, девушка увидела всё тот же зал, с ровными рядами кресел и скамеек вдоль стен, с сидящим на троне императором, странно уронившим голову на грудь.

Все умерли?

Звуки. Звуки есть, причём вовсе не такие, как под водой. Всё нормально, даже буря почти стихла. Светло. Перевёртыши стали поднимать головы и крылатые зашевелились тоже. "Иллюзия! Иллюзия!" Игрейна пусть и уронила меч, но стояла, как и прежде, посреди совершенно сухого помещения совета кланов. Разве что и в реальности стёкла были разбиты. Но… осколков тела Рэйна нигде не было!

Стихия приходила, чтобы забрать останки своего сына?

Или их собрал тот неизвестный, что появился незаметно и теперь сидит на корточках там, немного дальше того места, куда упала голова Рэйна?

Так или иначе, но всё затопление не оставило ни следа. Ни влажности, ни капельки воды где-либо. О том, что вообще что-то произошло, говорили только разбитые стёкла розы.

Незнакомец поднялся, раздетый до пояса. Сразу стало очень морозно. Мелисса подумала, что ей показалось, но скоро и другие увидели кружащиеся в воздухе мелкие снежинки. Многие покосились на Тайлера. В прошлый раз, когда умерла Марина, это его горе выразилось таким образом.

А тем временем существа из снега, явно созданные по образу красивых женщин, помогали незнакомцу одеться. Они выбрали для него непостижимо современное платье.

И мужчина оказался довольно высок, хорош на вид и странно знаком.

– Реган-Реджи Препродажный! Это же Реган-Реджи Препродажный! – неожиданно громко закричал, вскочив с места, один из сыновей Классика, Хо-алэй.

И по рядам перевёртышей, вполне пришедших в себя и вернувшихся на свои места, прокатился рокот, а затем и гул узнавания. В основном те, кого можно было назвать древними, вскакивали вдруг. А все остальные удивлённо переглядывались и повторяли только что услышанное имя.

– Это он? – держась за голову одной рукой и потирая шею другой, спросил, щурясь, император. – Я… видел его портрет в Галерее Прекрасного в Классическом. Здесь… кто-то явно ошибся. Либо… художник, в стремлении превозносить его, либо молва среди тех, кто никогда раньше не лицезрел принца Лайта. Мужчина на портрете куда более шикарен, нежели этот образчик.

Моргана приблизилась к незнакомцу, чтобы отвести от него Игрейну и усадить на место. Окинув взглядом Препродажного, она изменилась в лице, но промолчала.

– Он был таким, клянусь, император! – снова вскочил с места усевшийся было Хо-алэй. – Он был таким, когда появился среди нас. А таким, – Хо-алэй показал в сторону незнакомца рукояткой кинжала, неизвестно когда появившегося в его руке, – постепенно стал, живя среди перевёртышей.

– Хотите сказать, прекрасный лик подпортили его продажность и ложь? Я полагал это легендой, сказкой моралистов – наследникам.

– Это правда.

– Нет, – возразил Реган-Реджи, и все вздрогнули от звука этого голоса. Голоса только что умершего, не иначе. – Моё тело менялось от тяжёлых для крылатого условий. Большинство крылатых угасло. Я – изменился. Подобные мне всегда где-то да находятся.

– Подобные тебе предатели? – сразу двое перевёртышей обнажили клинки и перепрыгнули скамьи сидящих впереди, чтобы пробраться к незнакомцу. За ними последовали многие другие: – Таких следует убивать, если не умирают сами.

– Это невозможно, – широко улыбнулся незнакомец.

– Что ты делаешь здесь? – спросил Адмор, жестом остановив своих агрессивно настроенных наследников. Другие наследники принцев-перевёртышей окружили Регана-Реджи, но замерли в ожидании. – Зачем явился? Тебя призвал Сапфир, чтобы ты опять посеял смуту между нами?

– Я не хотел этого, – ясновидящий, прижав пальцы одной руки к верхней губе, другой помахал из стороны в сторону. – Я сделал, кажется, многое, чтобы избежать его появления.

– На твоей совести бессмысленные кровопролитные войны… – начал Адмор, снова обратившись взором к незнакомцу, но Рашингава прервал его:

– Постой, Ретт. Посмотри, Ли смеётся.

И действительно, Ли почти беззвучно трясся от смеха. Можно было бы сказать, что у него это получалось совсем по-человечески, если бы не металлическое скрежетание и тот факт, что Ли… посинел.

Классик нахмурился.

– А в чём дело-то? – оглядывался на других принц Хант.

– Я всё время думал, – начал Классик, – с чего во мне живёт такое подозрительно яростное стремление испортить жизнь молодым Росслеям, почему я презираю их, несмотря на то, что они никак ещё не запятнали себя. Я думал, я хочу раздавить их потому, что вижу их настоящую ничтожность, прикрытую талантами. Но… Это было всего лишь потому, что лицом они напоминали мне этого типа, Реджи Продажного. Почему же так? Не потому ли?..

– Потому, – перестав смеяться, сказал Ли. – Именно потому. Теперь всё сошлось.

– О чём вы, принцы, толкуете? – потерял терпение император. – Внешняя схожесть вашего врага и Росслеев на лицо, и именно потому я не желаю делать неверных выводов. Хотите сказать, Реган-Реджи, самый продажный полководец времён Третичной Власти в Колыбели Царств, их брат?

– Нет, – снова возразил Реган-Реджи. – Я этим ребяткам не брат, император. Но, чёрт возьми, я устал от всеобщих истерик. Да, я тот, кого долгое время называли Реган-Реджи. Да, я тот, кого принцы-перевёртыши не слишком любят. А ещё я – Рэйн Росслей. Хотя это тоже прозвище.

Незнакомец поймал в ладонь одну из снежинок, крепко сжал и сдул с разогнувшихся пальцев белый шелковистый цветочный лепесток и добавил:

– Вечный.

– Не потому ли ты мнил себя богом в юности? – спросил Сапфир, – потому что знал, что твоя смерть – не конец для тебя?

– Нет, богом я себя мнил не по этому. Да какая разница, что было раньше? Важно то, что будет потом. Лично я теперь планирую увидеть своими глазами Конец Всего и Вся.

– Зачем? Тебя ждёт возмездие, так или иначе.

– Возмездие от императора и принцессы Игрейны я принял. От перевёртышей – не дождутся.

– Не боишься за своих близких? – прорычал Классик.

– Нет. Государь, прикажите Валери принять от меня помощь в восстановлении города.

– Мне не нужен приказ. Я согласен, – быстро сказал губернатор Ньона.

– Валери? – с удивлением на лице обернулся к Брайану Сильверстоуну император. – Удивлён твоему поведению.

– Любая помощь, деньгами ли, другой ли силой, пойдёт на благо жителей. Чем быстрее город вернётся к привычному образу жизни, тем лучше. И тем быстрее всё забудется.

– Ты не хочешь оставить память о случившемся?

– Народ не вынесет урока из восстания. Это не было бунтом ньонцев, однако их дома разрушены. И, память о чём конкретно? О том, что казалось омерзительным или о том, что было недостойно сидящих здесь?

– Что ты имеешь в виду?

– Мой сын всего лишь имеет в виду причастность многих титулованных к восстанию, – ответил герцог Сильвертон. – Ими двигали жажда денег и власти. И, прежде чем Уайт-принц соберёт членов принсипата, стоит подумать хорошенько, а не будет ли между ними тех, кто недоволен вашей властью и тех, кто мнит себя соперником вашего наследника на пути к трону.

– Я соберу принсипат в расширенном составе, и мы обговорим там эту тему, можешь быть спокоен, Сильвертон.

Тон императора впервые очень точно дал понять, насколько близок отец Мелиссы к императору. Она и не подозревала этого.

Но прежде чем Сильвертон ответил, Реган-Рэйн привлёк к себе внимание Бесцейна:

– Ну же, уйдите от меня, – негромко попросил изменившийся принц дождя – перевёртышей, всё ещё окружающих его. – Неужели не ясно? Вечный перед вами, вечный. Неуничтожимый.

Неловко, неуверенно, перевёртыши отходили, возвращались на свои места.

– Император, в моих путаных воспоминаниях мелькает эпизод с похищением девочек. Что с этим?

– Я ничего толком не знаю, но мне уже докладывали об этом случае. Но прежде чем спрошу у Санктуария и Классика, скажи мне, что ты сделаешь со своим безумием, чтобы не допустить разрушений и смертей впредь? – император выглядел и разговаривал так буднично и дружелюбно, словно уже забыл все прегрешения Рэйна.

– То же, что и до заточения. Если меня не обездвиживать, что, безусловно, большая ошибка Сапфира, я принимаю все необходимые меры самостоятельно.

– За время твоего стояния в империи появилось множество шиатров, которые готовы последовать по твоему пути и нести ужас своим сумасшествием. Сможешь ли ты помочь им?

– Мне это не сложно.

– Как на принца, возвращённого сегодня к обязанностям, я рассчитываю на тебя.

– Рад служить, – склонился перед повелителем-человеком Рэйн. Он сделал быстрый знак рукой своим сыновьям, и с них спала напряжённость ещё до того, как принц дождя занял своё место среди них.

– Но почему, император? – вскричали перевёртыши. – Он же Реган-Реджи Препродажный! Необходимо изгнать его!

– Он стихия, уничтожить которую невозможно. Но возможно приручить его и пользоваться им. Санктуарий, скажи, о чём мне попытался сказать Рэйн?

– О моей приёмной дочери Сапфирте. Судя по всему, её действительно похитили драконы Классика. Те сыновья Игрейны, которые остались в живых.

– Валоад? – повернулся к выжившему дракону-ящеру Бесцейн. – В чём там было дело?

– С-сложно сказать, ваше императорское величество.

– Леди Сапфирта. Расскажи о ней.

– Мы спасали её, а не похищали. Мы не могли знать, сожрёт её дракон-змей или же нет, и унесли в безопасное место – к отцу.

Император поморщился:

– Даже я, человек, не блещущий юмором, считаю смешной мысль о том, что девушке с таким именем место подле Классика может показаться безопасным. Полагаю, юная леди Сапфирта даже после снятия оцепления со столицы не вернулась к себе домой?

– Я ничего не знаю об этом.

– Валоад, ты беспечен. Принц Хоакин?

В той же степени, в какой Игрейна ярко переживала смерть сыновей, Классик был спокоен и безразличен к случившемуся.

Услышав вопрос, принц блеснул бледно-голубыми глазами и прикрыл их пушистыми ресницами цвета густого шоколада.

– Я не смог отказать себе в удовлетворении… любопытства, – деликатным тоном заговорил он. – Однако познакомившись с девушкой, уже через восьмую свечи я составил своё мнение о ней. Оно заключалось в том, что ничего интересного и особенного в леди Сапфирте нет. И когда принц Санктуарий прилетел за дочерью, я не отдал её затем, чтобы проверить, не упустил ли я чего. Быть может, в Сапфирте кроется нечто, что глазами не увидеть и даже при наличии опыта не разгадать. Но поведение вчера Алекса сказало мне: она не стоит и потраченного мной времени. А моё время ценно. Крайне. Таким образом, я в убытке и… мне нужна была компенсация.

– Я надеюсь, что ты не сотворил недопустимого и не потребовал компенсации с девочки.

Холод прокатился по плечам Мелиссы.

– Именно так я и сделал, – сообщил Классик. – Потребовал.

– При её отце у кого угодно не хватило бы духу спросить, но я должен: получил ли ты компенсацию?

– Нет. Она умоляла меня отложить выплату и я согласился.

– Ситуация кажется очень и очень странной. Говорят, среди девочек, на которых вчера пожелал поохотиться дракон-змей, была Кантабриллин, дочь Ханта. Также, говорят, Кантабриллин хороша собой даже более других. На самом деле ты нацелился на неё?

– Нет.

Классик не солгал.

– Ты всё специально подстроил, чтобы получить Сапфирту?

– Именно.

– Из-за любопытства?

– Я уже говорил – да.

– Но теперь ты обязан отпустить её.

– Мне бы этого не хотелось, – протянул Классик. – Я не закончил анализ.

– Ты обязан. Мне. Кроме того, считаю удовлетворённое любопытство достаточной компенсацией за потраченное тобой ценное время. И, таким образом, всё будет более или менее справедливо…

– Прошу прощения, император, – Сапфир поднялся со своего места, – принц Хоакин должен быть наказан за похищение.

– Его сыновья понесут наказание. За беспечность. Они привезут и своими руками высадят столько полувековых деревьев возле Три-Алле, сколько свечей леди Сапфирта находилась в классическом пределе и даже больше, если она пожелает.

Недовольный Сапфир молча сел. Встретился взглядом со смеющимися глазами Классика.

Всё в порядке. Всё будет хорошо.


Рэйн поехал домой. Сыновья задавали множество вопросов, и он поведал им достаточно. Мелисса не появлялась – укрылась в Нью-Лайте.

Феррон, вернувшись как-то раз оттуда, передал ворох гневных писем от Мелиссы. Содержание части посланий указывало на разные годы их составления. В последних письмах, самых свежих, полностью отсутствовали трогательные душеизлияния – толькопроклятия без объяснения причин.

– И ты не расстроен? – спросил Тони Эшберн, поднося к губам бокал с латкором. Они встретились на вечере у принца Мэйна, не стеснявшегося отмечать подавление восстания перевёртышей.

– В последний раз она потратила в среднем свечу на то, чтобы выразить мне свои чувства посредством повторения одного слова на бумаге.

– Слова: "ненавижу"?

– Да.

– И это как будто тебя утешает? Или же меня сегодня глаза подводят, или это так, клянусь перьями на ягодице моего папули.

– Не клянись тем, что было выдрано бесчисленное множество раз. И… да, признаюсь, меня это даже… бодрит.

– Ты очень странный, – протянул племянник Мелиссы. – При расчёте времени, с которым её ненависть перерастёт в более нежное чувство, у меня появляется подозрение, что ты просто не думаешь о том, чтобы жениться на нашей девочке. Никогда.

– Нет, я женюсь на ней.

– Твоя уверенность в себе похвальна, но как?

– Чтобы перелететь пустыню долгих ухаживаний, мне достаточно позволить ей уверовать в то, что я снова попал в беду.

– Коварство в духе Роджера Кардифа. Знаешь, я всё время думал о том, почему ты мне так ненормально симпатичен. Но теперь я разобрался. При всём твоём опыте, ты терялся перед Мелиссой точно так же, как драгоценный мой папочка терялся возле Шерил. Вы оба жутко медлительны в действии, и удивительно хитроумны, когда объекта нет поблизости. Да что там! Если уж на то пошло, Сапфир так же терялся перед Игрейной Первой и в итоге упустил её. Меня всё это невероятно впечатляло, если хочешь знать.

Изогнувшаяся бровь Тони Эшберна и насмешка в уголках скривившегося рта не позволяла усомниться в том, что крылатый готов советовать и издеваться ещё очень долго ради одной только "любви к искусству".

Но племянник Мелиссы был прав в том, что Рэйн очевидно медлит. Прошло уже полторы недели.

– Жаль, я не видел Сапфира и Игрейны Первой, – сменил тему принц дождя, чувствуя себя неудобно. Латкор слишком расслабил его.

– Вот и мне жаль, – произнёс, подойдя и усаживаясь рядом с Тони, Шип Валери. – Почему они не изобрели летшары на триста лет раньше? Но, раз уж разговор зашёл о Сапфире и хол-при, то может, намекнёшь как-нибудь о том, что происходило в принсипате в последний раз? Старшие не горят желанием рассказывать.

Рэйн поморщился и переменил положение тела в кресле. Ещё немного помолчал, потрогал ныне коротко обрезанные чёрные волосы и нехотя сообщил:

– Сапфир очень убедительно доказал участие Игрейны Пятой в организации восстания. А ваш герцог Сильвертон помог ему, предоставив письма свидетелей. Её мотивация, способы, помощь со стороны – всё выросло перед глазами Уайт-принца до внушающих размеров и рассмотреть не составило никакого труда. У императора теперь не будет сомнений в её вине.

– Это означает, что между твоими родителями будет не всё гладко, кузен, – обратился к Шипу Валери Тони.

– Их любви нет преград, – с уверенностью произнёс молодой полукрылатый.

– Прекрасно, что ты так считаешь. Но если между титульными лидерами война… что угодно может произойти. Брайан и наследник Мэйна разорвали все связи, когда Сапфир и принц Рональд просто разошлись во мнениях касательно присутствия Чайны Циан в нашем доме, а ведь твой отец и Уоррен Элайн были близки тысячу лет.

– Тони прав, – кивнул Рэйн прежде, чем Шип Валери возразил. И заговорил значительно тише: – Насколько я знаю Красивейшую, она не оставит Игрейну в беде даже тогда… когда Сапфир будет считать, что Моргана – это его оружие.

– Ты что-то скрываешь, – уличил Шип Валери, подавшись вперёд и ткнув пальцем. – Знаешь и скрываешь.

– Не собираюсь отрицать. Но скорее всего Сапфир будет добиваться Абверфора для Игрейны. Чем быстрее и надёжнее он это устроит, тем меньше риск разрушения союза одного Сильверстоуна и одной Дан-на-Хэйвин.

– Я не собираюсь ему помогать, – задрав подбородок, заявил Шип Валери.

– А ты и не можешь. Ни помочь, ни помешать. Не в твоих силах, мальчик.

– Не называй меня так.

– Ха. Игрейна… как бы там ни было… из зависти к богатствам принцев оказалась способна на многое.

– Она теперь и твой враг, – вспомнил Тони. Он тоже подался вперёд, чтобы расслышать каждое едва озвученное слово Рэйна. – Ты перекусил её детками совсем недавно.

– Ни я, ни мои мальчики не собираемся причинять Дан-на-Хэйвинам неприятностей, даже после их попытки мстить.

– Конечно. Там же сплошь женщины, – вспомнил Шип Валери. – Я удивлён, что ты посчитал нужным заговорить об этом.

– Всё не так-то просто. Вы обязаны поддержать Сапфира в его отношении к Игрейне. Вы обязаны ненавидеть её.

– Почему это? – выпрямился Шип Валери. – Я не стану.

– Ты двинутый, Рэйн. С чего мы должны? – воскликнул Тони. Подумал, похлопал ресницами, откинулся в кресле и сообщил: – Мелисса однажды намекнула Сапфиру, что он скорее млеет от Игрейны, чем презирает её. И, судя по его реакции, это вероятно так.

– О. Тогда… – принц дождя задумался. – Что ж. Тогда просто примите его сторону хотя бы внешне, вне клана. Сильвертон уже понял, что происходит, и как смог поддержал Сапфира, собрав нужные свидетельства её вины.

– А что происходит, я не понял, объясни, – попросил Шип Валери.

Ну нет!

– А мы давно с тобой так неформально общаться начали? – изобразил высокомерие Рэйн.

– Прошу прощения, принц Росслей, – подобрался Шип Валери.

– Так-то.

– Это из-за меня, – сказал Тони и допил латкор. – Это мой дурной пример, – и повернулся к молодому кузену, чтобы объяснить: – Мы с принцем общаемся словно друзья, но это потому, что знаем тайны друг друга.

– Плохие-плохие секреты, – уточнил Рэйн и подмигнул полукрылатому.

– Меня отец учил, что плохие-плохие секреты – это то, что нужно уничтожать. Покаяться и открыться тем, чьего осуждения боишься больше всего, – проговорил Шип Валери, твёрдо глядя Рэйну в глаза.

– Превентивно нанести удар самому себе? – засмеялся Рэйн. – Потому что если сам виноват – сам себя подводи под тумаки? Брайан говорит как кардинал Церкви, знающий, что такое быть совершенством. Но мужчина, цель которого – решение задач в установленные сроки, не сделает такого. Покаяние может помешать, ведь расчёт зачастую очень тонкий.

– Но я… – Тони вдруг стал очень мрачен. – Думаю… я… сделаю это. Я покаюсь. Эта тайна (ты знаешь, о какой я), она грызёт мне душу.

– Не смей! – ужаснулся Рэйн. – Если это сделаешь ты, то мне придётся тоже сделать это. А это нарушит все мои планы.

– Неужели для тебя честь крылатого ничего не значит? – возмутился Шип Валери, но, вспомнив важное, уточнил-добавил: – Для вас.

– Что ты имеешь в виду? Думаешь, я опасаюсь шантажа твоего кузена в случае, если его секрет потеряет ценность, а мой – нет? Да, так и есть. Дело не в том, что он будет или не будет шантажировать меня моей тайной. Он будет. Но вопрос в том, что конкретно он заставит меня делать. Это будет что-то мелочное и унизительное, готов поспорить.

– Это бы уничтожило всякую его популярность, – мечтательно вздохнул Тони. – Или выставило в смешном свете.

– Я и так смешон и непопулярен, – парировал принц дождя.

– У дам? На сегодня ты – очень плохой, плохой непослушный мальчик, а такие пользуются спросом. Особенно, когда богаты и хороши собой.

Рэйн вздрогнул.

– Мне нужно срочно встретиться с Мелиссой, – поднялся, но Тони схватил его за рукав:

– Что, вспомнил, что теперь красавчик и решил лететь в атаку? Я тебе не позволю прикоснуться к моей обажа-а-а-емой тётушке, так и знай.

– Нет, я… я должен пообещать ей, что буду хорошо себя вести.

– С чего вдруг?

– Должен.

– Странный. Какой же ты странный. Пиши письмо. Я передам.

– Письмо здесь не подойдёт.

Всё потому что если он просто сообщит всё в письме, она решит, что он бредит. Если скажет это при встрече, Мелисса не поверит, даже если в его глазах не будет ни намёка на ложь. Она всё равно решит, что он безумен. Решит так и прогонит. Что же делать?

Позаботиться о квартерианцах, поддержать сыновей, хорошо выглядеть и сто раз спеть о любви… к свободе.

Как только он выполнил свой маленький план до последней песни, Феррон, как всегда по возвращении из Нью-Лайта, сообщил, что Мелисса выглядит утомлённой от скуки. А это должно значить, что он, Рэйн, с большей долей вероятности сможет увидеть её. Может быть, Рэйна примут в Нью-Лайте, если Мелиссе скучно.

Это был третий день недели. Правила приёма гостей в доме Си не изменились, несмотря на то, что дворец Нью-Лайт отличался от дома Роджера Кардифа как роскошная и чистая луна Эсцетерион отлична от третьего небесного камня, тёмного и тусклого.

Перед Рэйном распахнулись двери Нью-Лайта.

Элой сопроводил принца к утренней гостиной и объявил его имя.

Рэйн вошёл. Гостей оказалось так много, что среди них затерялись хозяева дворца.

– Как ты пролез сюда? – поразился Санктуарий, поднимаясь со своего места и сразу становясь центром внимания. – А впрочем… дверная щель была недостаточно узкой?

– Ты переоцениваешь возможности трансформации моего тела, – ответил Рэйн, стараясь говорить негромко, но так, чтобы Алекс услышал. – Где?

– Смотря, кого ты имеешь в виду, – сияя, к ним подошла эрц-принцесса Санктуарийская, подала руку, и Рэйн поднёс её к своим губам. В гостиной стало совсем тихо.

– Рад видеть тебя в хорошем настроении, – произнёс Рэйн после краткого поцелуя.

– Но это невозможно, – Бриана откинула голову и посмотрела в лицо Алексу. – Он даже руку целует волшебно.

– М. Шарлатан.

– Это не магия, Алекс, как ты посмел?.. – засмеялся Рэйн, но скользнув рассеянным взглядом по залу, увидел свою красавицу и застыл. Она посмотрела ему в лицо, и тогда тело окатило тёплой, сладкой волной.

Мелисса смотрела холодно, высокомерно. Рэйн ответил ей улыбкой и обернулся к Бриане. Она внимательно наблюдала за ним. В её глазах было понимание.

– У меня глаза того самого цвета? – громким шёпотом спросил у жены друга Рэйн.

– Да, – таким же громким шёпотом ответила эрц-принцесса Санктуарийская и заговорила вполне нормальным тоном: – Не стесняйся. Молодёжь, конечно, удивится, но раньше все знали это. Даже я, когда жила в провинции.

– Знали что? – подошёл виконт Ойфред. Ему никто не ответил, но, похоже, Ханней и не собирался выслушивать ответ, потому как сразу же, сдвинув брови, обратился к принцу-посетителю: – Рэйн, а кто впустил тебя?

– А в чём дело? Меня так уж опасно допускать в Нью-Лайт?

– Сапфир сказал, тебе нужно только вычислить месторасположение её спальни. Потому я глаз с тебя не спущу.

– Не спускай. Но не будь такой злюкой. А то все невесты убегут. Останутся только парализованные твоим хамством.

– Надо же, ты научился дерзко отвечать кому-то из Сильверстоунов. Поразительное явление. И долго продлится?

– Сколько пожелаю.

– Скажи Санктуарий, Росслей всегда был таким отвратительно заносчивым и несколько прикрывал это своё качество или всё-таки он стал таким, потому что подрос и лицом стал хорош?

– Подумай лучше о себе, – Рэйн положил руку на плечо Хани и придвинулся, чтобы негромко объяснить: – И у твоей мордашки тоже есть потенциал. Но я говорю: "потенциал" именно потому, что для того, чтобы твоя красота обнаружилась, необходимо провести невероятно сложную работу и научится быть приятным. В частности – перестать хмуриться. Бери пример со своего брата, а не прадеда, Сильвертона.

– Смеешь давать советы?

– Принцы иногда действительно дают советы виконтам. Это в порядке вещей, – холодновато сказал Рэйн, отодвигаясь и оглядывая присутствующих.

– А смеют ли принцы давать советы дочерям герцогов?

– Смеют. Несмотря на риск, – улыбнулся Рэйн некоторым из воспоминаний.

Алекс, оказавшийся за спиной Рэйна, захихикал:

– Давай, иди в атаку. Я хочу посмотреть на это.

– Я что, похож на сумасшедшего?

– Нет, но ты и есть сумасшедший.

– А-а, ты выиграл. Придётся теперь укоротить дистанцию. А я ведь только посмотреть на неё пришёл. О, Алекс, если я получу пощёчину, это будет на твоей…

– Нет. Ты сам виноват – притворяешься нормальным, когда это не так.

– Но я почти нормальный!

– Почти нормальный почти всегда… кроме тех случаев, когда жрёшь перевёртышей, драконов, и рушишь императорский дворец, – мрачно вспомнил Ханней. – Ты разрушил дом моего деда! Не подходи к ней. Посмотри издали и больше никогда сюда не приходи.

– Я… пожалуй, послушаю Хани. Частично, – чуть неуверенно произнёс Рэйн и оглянулся на чету Санктуариев после того, как Мелисса взглянула на него с особенной ненавистью. – Я не могу подойти, когда она так разозлена. Вдруг она убьёт меня?

– Тебе-то чего бояться?

– Я не готов. Прежде ожидаемый с моей смертью катаклизм нужно перевести в иллюзию и написать соответствующее заклинание. За мгновение это не делается. Так что я не хочу рисковать… вами, мои дорогие друзья.

– Милашка, – произнесла подошедшая Моргана. – Какой же ты сегодня милашка.

– Милашка? Моргана, для тебя, похоже, и твой нынешний муж в сотню раз красивее Даймонда Лайта, не так ли?

– Чаще всего да.

– Пусть это продлится вечно.

– Спасибо. Так непривычно смотреть на тебя снизу вверх…

– Я снова буду таким же, как раньше, но потом.

– Как? И как это возможно?

– Я понятия не имею.

– Соврал.

– Научилась распознавать ложь. Смотри, скоро и крылья призывать начнёшь. Но как?

– Мы десять лет были женаты. Мне хватает того, что я узнала о тебе.

– Недооценивать тебя невозможно, – промурлыкал Рэйн и поцеловал Красивейшую в щёку.

– Ах… тебе нельзя так целовать!.. – задохнулась Моргана от восторга, но, увидев что-то, резко переменилась в лице: – Моё сердце вместе с моим телом… будет сброшено в кислоту через пять… четыре… три…

– Моргана, подойди, помоги мне, – позвала эскортесс герцогиня Сильвертон. Требовалось разлить шоколад по чашкам.

– Всенепременно! – сверкнула улыбкой Красивейшая и словно луч солнца озолотил комнату.

– Тебя здесь никто не ждал, – прошептал кто-то на ухо Рэйну. Обернувшись, он увидел прямо перед собой Брайана Валери.

– Ах, это ты. Я думал, ты не любишь, как Кардиф, подкрадываться бесшумно…

– Мы близнецы. Об этом ты не думал? Но не будем о печальном. Скажи, скольких женщин ты ещё рассчитываешь поцеловать до следующей своей смерти?

– Чем больше – тем лучше.

– Хватит дурачиться. Если у тебя здесь есть дело к кому-нибудь, то решай его и убирайся вон.

– Как смеешь ты?..

– Хайнек Вайсваррен! – воскликнул Сапфир и с распростёртыми объятиями кинулся к ещё одному члену принсипата, решившего посетить сегодня Нью-Лайт. – Я так ждал тебя, сегодня здесь засилье недокрылатых…

– Я тоже не идеально чистокровен, – с достоинством произнёс Вайсваррен. – Мой пра-пра-пра был фитоперевёртышем, насколько я знаю.

– Сочувствую и сделаю вид, что не слышал. У меня к тебе великолепное предложение: шоколад Оливии и общество прекрасных леди.

– Это именно то, что Пэмфрой прописал.

– Он сегодня слишком пафосный, – сказал Рэйн, повернув голову вправо, но встретившись взглядом со слишком серьёзным Брайаном Валери, ойкнул и жеманно прикрыл рот рукой: – Прошу прощения, не тебе это хотел сказать.

Пошарив рукой позади себя, почти подтянул к себе Алекса и, извинившись перед Брианой, постарался сделать вид, что ничего смущающего не произошло:

– Алекс, скажи, Сапфир сегодня слишком пафосный? Как на твой взгляд?

– До невменяемости. Держу пари, ему хочется пообгрызать себе стержни перьев только при мысли о том, что ты многое знаешь.

– Подстрахуй меня.

– Алекс, я тебе запрещаю, – донёсся до друзей голос Брианы. – Что бы Рэйн не задумал, над своим прародителем я издеваться не позволю.

– Это не издевательство, – сказал Рэйн. – Мы собираемся пить шоколад с твоим предком.

– Я не вижу твоих глаз, принц дождя. Ты не врёшь?

– Ваш Сапфир не будет плакать, я обещаю.

– Но почему у тебя такой хищный вид?

Рэйн хотел проигнорировать вопрос Брианы, и двинулся было вперёд, но Алекс удержал его и предупредил:

– Тебе лучше ответить ей, даже если она спрашивает, в каком месте у тебя растут перья взрослости.

– Полагаю тут всё просто: я – злой маг и психопат, а твой пра-пра, Бриана, гениальный провидец, на стороне которого истина и что-то там ещё, чем руководствуются добрые старички.

– Если причинишь…

– Я знаю: Мелисса мне не простит, – отмахнулся Рэйн, обдумывая то, как и что будет делать. – Я знаю… это. Идём, Алекс.

Друзья подошли к столику, за которым угощали шоколадом Оливия и Моргана. С ничего не значащими словами и тёплыми улыбками приняли по чашке сладкого, немного розоватого варева и отошли, чтобы сесть на длинный диван прямо напротив Сапфира и Вайсваррена.

– Сколько ты ни попадаешься мне на глаза, Рэйн, я всегда вижу тебя почти истощённым, – не выдержал Вайсваррен. – Это реакция на что-то или особенность твоего тела?

– Нет. Это особенность и характер обстоятельств, не позволяющих мне расцвести.

– Тогда устрани их поскорее. Когда я услышал о твоём портрете в классическом, то почёл своим долгом эстета посетить тот дворец и галерею в нём. Я под впечатлением. Ты точно не полагал себя божеством?

– Никогда. Хотя мысли были.

– И что же? Какие мысли?

– Очень просто. Решил, что мироощущение бога не включает в себя понимание собственной ничтожности перед Вселенной. Ведь в соответствии с монотеистическими философиями прошлого Бог – есть Всё.

– Если взять Семибожие, то ты подходишь. Почему нет?

– Я применял ту же модель, только в дробном виде. И тоже нет.

– Значит стихия, подвластная тебе, тобой как игрушка или продолжение мыслей не ощущается?

– Нет, что ты, – усмехнулся Рэйн. На самом деле он думал о том, что любопытство Хайнека отвлекает его самого. Хорошо бы направить его по нужному пути. – Слышал о том, как ты развлекаешься. Говорят, ты не только печатаешь журнал открыток, но и делаешь слепки на летшары? Разве что не видел этих слепков. Что ты там показываешь?

– Красоту во всех проявлениях. Леди демонстрируют туалеты. Всё прелестно. Но я несчастлив. Брайан продолжает контролировать Моргану, к тому же крылатые, люди и фитки против того, чтобы я показывал прочих эскортесс. Но только они готовы раздеваться там и так, как я скажу. Прочие не умеют.

– Не умеют? – загорелся Алекс Санктуарий. – Что ты имеешь в виду, Хайнек?

– Я бы показал, но здесь леди.

– Красиво раздеваться. Чтобы продемонстрировать наряд и себя, – негромко объяснил Рэйн. – У тебя разве не было хотя бы десятка наложниц в одно время?

– Пожалуй, да. Хотя… нет, не думаю. В те времена мы похищали женщин. Те совершенно не желали себя демонстрировать. Это вовсе…

– Тогда не думай об этом. Всё изменится, наступит новая эпоха и у Хайнека всё получится. Ты всё увидишь.

Брови Сапфира не изогнулись вопросительно. Несмотря ни на что он всё-таки изумительно владел собой.

– Рэйн, – привлёк внимание Вайсваррен и зашептал: – Я понимаю, что, скорее всего, задам крайне странный и оскорбительный вопрос… но у тебя были наложники… наложники-мужчины? Или может быть, ты видел их? Видел?

– Я жил с перевёртышами. Конечно, видел. И не раз получал в подарок.

– И как они тебе?

– Чёрт, Хайнек. Это не странный и не оскорбительный вопрос. Это неудобный вопрос. Что ты хочешь услышать?

– Учитывая то, что ты тогда выглядел как на той фреске в классическом, некоторые из них наверняка ненавязчиво домогались твоего внимания, не так ли?

– Верно. Были и смелые – навязчивые.

– Господь Единый, – вытаращив глаза, прошептал Санктуарий. – О чём таком вы говорите, господа?!

– Успокойся, – попросил Рэйн друга. – Почему ты до сих пор не понял? Хайнек хочет дать понять, что желает, чтобы кто-нибудь показал его ребятам, как нужно правильно и красиво раздеваться. Поскольку мои наложники очень старались, то я получил представление о том, как это должно выглядеть и какой отклик вызывать. И, возможно, я мог бы показать. Похоже, Хайнек хочет этого от меня.

– И да, и нет, Рэйн, – вдруг серьёзно сказал принц Вайсваррен. – Дело в том, что у меня слишком мало тех, кто вообще согласен на такое. Только те наложники, которых подарил мне Адмор, готовы заниматься этим. Мне нужен кто-то ещё.

Хайнек Вайсваррен не только диктовал моду в Ньоне. Его талант простирался куда дальше. Он способен был сшить для Мелиссы платье, которое не хуже заклинаний Рэйна защитило бы крылатую от мести перевёртышей Регану-Реджи в одном крайнем случае.

Рэйн посмотрел на всё это время помалкивающего Сапфира. Взгляд его был непроницаем.

"Только помолчи. Только не мешай" – мысленно попросил ясновидящего и подался ближе к Вайсваррену:

– Итак, ты подумал вот что: Рэйн иногда делает нечто неприличное, разок порушил всё к чертям, он немного странный, чуточку псих, но среди эскортесс популярен. Рэйн уже сейчас достаточно хорош, и если над ним поработать, то может сойти за мечту всех женщин. Открытку с его изображением в платье от Вайсваррена захотят купить девочки-школьницы, фитки и серены перевёртышей. Так ты подумал? Хочешь, чтобы для летшаров одевался и раздевался именно я?

Хайнек Вайсваррен некоторое время молчал.

– Я уже вижу, как бы одел тебя, – всё же признался таким образом Хайнек. – Это серьёзно, Рэйн. Очень хочу этого. Ты собираешься взять что-то взамен? Я помогу тебе, если нужно.

– Вразрез с убеждениями?

– Какие ещё убеждения? У меня есть сейчас одно убеждение – твою чувственность пора перестать прятать.

– Мне не сложно. Я весь твой.

– Невероятно, – восхитился Хайнек Вайсваррен, но, судя по глазам, он ещё не верил в то, что добился давно лелеемой мечты. – Я нашёл тебя.

– Невероятно, – Санктуарий стал похож на несправедливо побитого. – Ты хоть понял, на что согласился?

– Невероятно, но мне нужна его помощь, – оправдался Рэйн.

– Тебе? Ты что, вздумал выстроить третий обособленный политический блок? Нет? Тогда что такого сложного ты задумал?

Рэйн еле сдержался, чтобы освобождённо не выдохнуть.

Сапфир встал:

– Я ничего не сделаю. Даже пальцем не пошевелю со своей стороны.

– Он уже знает, что конкретно ты задумал? – спросил Санктуарий, когда все поняли, что ясновидящий просто решил постоять и уходить пока не собирается.

– Что он задумал? – спросила Бриана, взявшись из ниоткуда. – Я некоторое время не подходила, потому что мне показалось, что здесь воздух потрескивал от напряжения, да и Сапфира разговор не касался.

– Ах, милая жёнушка Алекса… – Рэйн дотянулся до Брианы и, взяв её за руку, усадил на место между собой и Санктуарием. – Не стоит так переживать, пытаясь защитить старого принца Сильверстоуна. Он сам кого угодно сожрёт и тут же оправдается.

– Рэйн правильно говорит, – сказал Алекс и обменялся с Брианой взглядом, имеющим для них обоих (явно) совершенно особенное значение.

– Что такое? – поинтересовался Хайнек. – Я чего-то не знаю?

– Папочку жалко, – вздохнула Бриана и положила голову на плечо Алексу. – И Сапфирту. Если бы старый принц был бы менее принципиален, то и маркиз Кардифский был бы сейчас здесь и Сапфирты не…

– Да-да, продолжайте говорить так, будто меня здесь нет, – разрешил Сапфир. Что-то объяснять и оправдываться – не в его стиле и иногда он любил слегка подчёркивать это.

– Блистательный маркиз Кардифский… – как зачарованный прошептал Хайнек. – Как думаете, он согласился бы?

– Да! – одновременно ответили Алекс и Рэйн, затем переглянулись и рассмеялись.

– Верно, – улыбнулся Хайнек. – Для него это было бы то, что надо. Его влияние на женщин или одну женщину значительно расширилось бы, если бы его изображение замелькало бы повсюду.

– Разве что Сильвертон снёс бы ему голову за это, – Рэйн отпил остывший шоколад и вздохнул: – Хорошо мой папочка жил не долго, но счастливо. Собственно, он жил счастливо, потому что не долго.

– Кстати, о твоём папочке, Рэйн. Что ты сделал с ним? – вдруг громко спросил Даймонд, так же неслышно подкравшийся.

– Даймонд, ты… ты когда-нибудь получишь чашкой по зубам, если будешь себя так вести.

– У меня встречное предупреждение. И не смотри на меня так, я собирался пройти мимо. Но ты сказал, твой отец жил не долго. Отчего так? Ты убил его?

– Нет, конечно.

– Так, может быть, ты и в раннем детстве был кровавым убийцей. Просто не помнишь, а?

– Спроси у Эшберна. Я ему как-то раз всё подробно, в красках живописал. Пожалуй… это случилось через пару дней после того, как я узнал, что он собрался заключать контракт с бывшей-будущей сереной перевёртышей.

– Не верю. Тони всегда разболтает всё и всем, но не сказал ничего. Тони?

– Что? – отозвался с другого конца гостиной Энтони Эшберн. – Что там я не сказал?

– Про то, почему папочка Рэйна прожил недолгую жизнь.

– Даймонд, смотрю на тебя, слушаю, и через раз понимаю – правда, что говорят, что острый ум и прекрасный лик одному крылатому Единый не подарит.

– В тебя ни одного, ни другого, ни капли не вложено. Говори, в чём дело.

– Рэйн тебе только что сам всё сказал.

– Он сказал сжато. Я хочу в красках.

– Изобрети версию крылоскола для рэйнотипа и получишь всё как надо от первого лица.

Даймонд обернулся к Рэйну, посмотрел на него, нахмурился и сказал Алексу:

– Я не уверен, что после крылоскола он не сожрёт меня. Вот ты, Санктуарий, пил с ним? Опасно?

– Опасно. Он совсем как девчонка становится. Попутать можно. П-потом стыдно. Не пей с ним.

– Слаб Санктуарий, – сделал вывод Даймонд. – Санктуа-арий. Я с тобой тоже пить никогда не буду. Подозреваю, опасен именно ты.

– Поживу-ка я во дворце Ханта, у Берилл, – сказала Бриана, поднимаясь с места с зеленеющими от ревности глазами. – У неё и тихо, и красиво, и познавательно.

– Да как же… – пробормотал Рэйн. – Остановись, милая жёнушка Санктуария. Ты не понимаешь, насколько важно твоё присутствие рядом с этим… этим… животным. С Алексом, я хотел сказать. Видишь ли, покинув его, ты открываешь в этом священном городе портал зла. Чудовище пострашнее меня вырвется из Три-Алле, и в поисках тебя переломает множество костей, а отчаявшись, перепортит множество девушек и опустошит тьму бутылок шоколадного латкора, насколько я помню. Насчёт девушек, я, пожалуй, погорячился…

– Насколько я помню? – повторила Бриана и неуверенно поинтересовалась: – Разве уже было такое?

– Отчаянный Алекс Санктуарий, – закивал, подняв брови, Рэйн. – Раньше он был именно таким. И если я правильно помню, раньше он любил именно шоколадный латкор.

– Хм. И правда. Мне Кристиан говорил как-то раз. Хм. Ты утверждаешь?.. Ладно. Так и быть – спасу столицу.

Выкрутился. И не солгал ничуть. Надо быть осторожнее.

– Мы здесь слишком долго сегодня, – пробормотал Алекс, поднимаясь. – Бриана, прошу тебя, в Три-Алле…

– Сапфирта сегодня здесь? Меня ещё ей не представили, – легко произнёс Рэйн, тоже вставая на ноги.

– О, неужели? – Алекс нахмурился, но позволил поменять тему. – Они с Кантабриллин болтают у северных окон. Идём, приготовься целовать их румяные щёчки. И постарайся быть кротким. В противном случае ты никогда не заслужишь прощения за свой не номенклатурный аппетит в день восстания.

Две черноволосые девушки, одетые в почти белые платья с волнами широких шёлковых лент и пеной кружев, одинаково мало пользовались краской и были едва ли не одинаково хороши собой. Вот чем Кантабриллин красивее?.. Дымкой томности? Более тонкими чертами лица?

– Леди Сапфирта Санктуарийская, леди Кантабриллин Накхана, – отчеканил Алекс, подойдя и обратив на себя их внимание. – Прошу не убегать, но сей странный тип просил о знакомстве с вами. Филип под сенью церкви, мой приятель по прозвищу Рэйн, в то же время член принсипата Росслей, известный ранее как Реган-Реджи Препродажный. В свободные от притворства вечера – дракон-змей, как вы и сами имели несчастье видеть.

– Рад представиться по всем правилам, – изо всех сил излучая дружелюбие, произнёс Рэйн. – Надеюсь, вы постепенно сумеете простить мне моё недавнее желание полакомиться вами в самом прямом смысле. Должен заверить, что для меня подобное нехарактерно и настолько же впервые, как и для вас. Я не прошу о доверии, знаю, что его не будет, но чувствую себя обязанным сообщить, что впредь буду стараться вести себя хорошо.

– Да, принц Росслей, – произнесли обе девушки, слишком юные для того особенного интереса, который возник в их глазах вместе с чувством опасности. Пока воспитанные дочери принцев поднимались после реверанса, Рэйн успел поцеловать их. После чего девушки одинаково вспыхнули и замерли. Тогда, получив необозримое количество лишнего времени на извинения, древнейший Росслей занялся озвучиванием сложных словесных конструкций, обозначающих, в принципе, одно лишь слово: простите.

…До тех пор, пока к девочкам сзади, обогнув Сапфирту, не подошла Мелисса.

Увидев её, дочь Санктуария стала выглядеть так, будто хочет немедленно сбежать, но не знает, какой предлог выбрать, а Кантабриллин приняла совершенно непроницаемый вид и только переводила взгляд с Мелиссы на Рэйна и обратно.

– Какая неожиданность. Принц Росслей, это вы? – совершенно спокойно заговорила тем временем Мелисса, но в её глазах уже колебались то гнев, то ненависть, и тон постепенно набирался яда. – Решили познакомиться с выжившими жертвами поближе? Как мило. Позвать сюда Хисуи Соно? С герцогом Кэтслеем. Думаю, они будут ужасно рады. А дракона Ксенона вы тоже поцелуете, чтоб не дулся?

– Могу. Мне не сложно. Но, судя по всему, поцеловать и вас требуется? Вас. Тебя. Иди ко мне, Мелисса. Я поцелую тебя так, что ты забудешь, что опасаешься неодобрения своего папочки и потому даже четыре добрых слова для тебя великая сложность, если надо адресовать их мне.

После этого Алексу стало кое-что понятно, и он взял за руки Кантабриллин и Сапфирту и отвёл их в сторону, чтобы не смотрели из первых рядов на ожидающуюся пощёчину.

– Скажи-ка, какие это четыре слова? – куда тише поинтересовалась Мелисса, успешно совмещая вид грозный и многообещающий.

– "Я рада тебя видеть", – с лёгкой полуулыбкой произнёс Рэйн, опустив, однако, голову, чтобы не видеть выражения лица Мелиссы.

– А как тебе такое: если бы ты поведал мне о себе, то я произнесла бы эти четыре слова.

– И это всё? Я должен был рассказать тебе обо всех своих неприглядных сторонах и поступках и рассчитывать на эти четыре слова при следующей встрече?

– Мог бы доверять мне, – одновременно успокоилась и обиделась Мелисса. – Кажется, когда тебя посадили в камень, я…

– …Я помню.

– Тридцать четыре года!

– Зачем?

– Хочешь знать? – её глаза окрасились красным ещё ярче, чем прежде. – Мне было жалко тебя и, в отличие от всех, я верила, что ты не власти над императором добивался, а сохранности его жизни.

Рэйн еле заметно кивнул и глаза Мелиссы снова стали возвращаться к нормальному цвету. Природный холодный оттенок зелёного этой девушки всегда был красив. Невероятно красив. Молчание несколько затянулось.

– Нет, так нельзя… – покачал головой принц.

– Что нельзя? – поинтересовалась девушка.

– Мы должны высказать друг другу всё, ты не находишь? До конца, до последнего слова. Ты же хочешь этого, не так ли?

– Я была бы рада, если бы ты для начала рассказал мне о том, когда собираешься умирать в следующий раз.

Рэйн двинулся вперёд, обошёл девушку и, вытянув руку, коснулся холодного стекла высоких окон за её спиной. Перейдя на шёпот, он объяснил:

– Если ты не поняла, я предлагаю встречу не под надзором твоих…

– Ясно. Жди, – едва слышно, но решительно ответила она.

– Жди?.. – он повернулся к окну спиной и тронул кончиком указательного пальца подушечку мизинца крылатой. Она встала к нему в пол-оборота и посоветовала:

– И если действительно хочешь этого, то перестань целовать и очаровывать всех подряд.

– О, если мы будем впредь честными друг с другом, то скажу: это было только для того, чтобы разозлить одну леди.

– Как низко.

Она подняла руку для уверенной пощёчины, но Рэйн рассмеялся:

– Получилось.

Пощёчина всё-таки будет. "Врежь, как положено!" – звонко посоветовал Тони Эшберн откуда-то справа. Нет. Но она с наслаждением, будто долго об этом мечтала, дёрнула Рэйна за волосы. Не сильно. Нежно.

– Ай.

– Почему ты кажешься таким самоуверенным после казни? Помнится, раньше ты и слова лишнего вымолвить не мог.

– Сложно сказать. Это то, о чём ты узнаешь в своё время.

– Хм, тогда проваливай к себе и не растравливай моё любопытство лишние полсвечи.

– Я всегда думал, что чистокровные не знают любопытства.

– Ошибка: чистокровные любопытны. Мы не знаем зависти, господин шиатр. И… уходи!

Мелисса хотела вырвать руку, когда он поднёс её к своим губам, но Рэйн цепко перехватил её за запястье. Встретившись с предупреждающим взглядом нахмурившей брови девушки, он заставил себя отпустить её, пообещав себе, что на этот раз обязательно припомнит красавице в будущем и это, и многое другое. Видимо она что-то поняла по выражению его лица, потому как вскинула брови и, подойдя к ближайшему высокому окну, распахнула его и жестом показала, что он должен проваливать прямо сейчас.

Вот так.


Вайсваррен вцепился намертво. Сразу же выпросил у Рэйна разрешение на то и на это, очень торопился, не спал ночами и никому не давал отдохнуть больше, чем себе, и уже через пять дней выпустил первый визуальный слепок с Рэйном.

Мелисса уже увидела творение Вайсваррена и операторов, потому что когда в один прекрасный день появилась во дворце Росслеев, была очень зла:

– Как это понимать? Кто тебе позволил? – почти кричала она на Рэйна. В тот день почти всё Братство Потерянных Крыльев пришло к Тайлеру, чтобы уговорить того вернуться. У религиозного фанатика Тайлера, как и у Мэлвина-регента, бывали времена, когда они сомневались в нужности их работы по спасению тех, кто за это "спасибо" не скажет пока не пройдёт сотня лет и крылья не вернутся. И теперь из коридора, благодаря распахнутым настежь дверям, с Рэйна и Мелиссы не сводил пристальных взоров, в ожидании чего-то страшного, с десяток пар глаз. Молодые нечистокровные, состоящие в братстве, похоже, не слышали о том, как смело Мелисса в своё время "дарила" свои пощёчины принцу дождя. Каковы были их отношения.

– Я решил, и я должен был, – Рэйн поднялся с места.

– Кому должен?

– Хайнеку. Чёрт, Мелисса, я собирался рассказать тебе всё, ждал, но ты, похоже, не хотела ничего знать, а когда я выполнил хоть что-то из того, о чём ты не захотела услышать, то теперь ты бесишься, подобно Сапфиру. О, да. Сапфир. Ты уже что-то там себе лишнего придумала, да? Мол, моё будущее будет таким и таким, а Рэйн, малыш, будет вести себя так и так.

– Нет! Никогда такой чушью не занималась! Но, похоже, сейчас ты собирался сказать мне, что мечты о том, чтобы друг вёл себя хоть сколько-нибудь прилично и предсказуемо, непереносимо глупы? Ой, нет. И не говори мне, что я ничего не хотела слышать! Пять дней!.. Ты издеваешься?

– Немного, – удивил Рэйн своей наглостью.

– Да я убью тебя, – быстро решила, леденея, Мелисса.

– Кха…

– Смеёшься?!

– Это кашель, – с серьёзным лицом соврал Рэйн.

– Я точно убью тебя, – пообещала она и достала меч.

– Пощади. Я скажу тебе всё прямо сейчас, хорошо?

– Всё?

– Ты же для этого должна была прийти? Или подождём моего следующего заточения?

– Будет следующее? – она даже в лице переменилась.

– Образно выражаясь.

– Убью.

– Прибереги силы. Могут пригодиться. Сапфир сказал, что никак мне не поможет. Даже оскорбить меня боится, лишь бы как-нибудь не выдать мне того будущего, которое видит. Знаешь, почему так? Подумай. Посиди и подумай. А я пока скажу Братьям несколько слов.


Рэйн подошёл к членам Братства и после извинений за тревожно-нелицеприятную сцену, предложил всем однажды посетить Хинаган на южном материке и отдохнуть там за его счёт, поскольку следующее нападение перевёртышей извне в этом году не ожидается.

Гости приняли извинения, затем, после того, как Тайлер, появившийся во время перепалки, почти тактично предложил всем пройти в каминную, удалились.

Рэйн закрыл двери.

– Итак? – Мелисса даже не отозвала меч. Она аккуратно разместила его на столике перед любимым креслом Рэйна, которое успела передвинуть и занять.

– Это моё любимое кресло, – прошептал принц, не надеясь быть услышанным.

– Моё тоже. Что будем делать? – однако верно всё восприняв, крылатая из Си решила, что её очередь проявлять наглость в не совсем выгодных обстоятельствах.

– Милостиво уступаю за…

– …Без поцелуев!

– …За-мечательно сообразительной девушке, – сориентировался Рэйн и выбрал кресло напротив. – Начнём?

– Да. Я слушаю, – она удобно расположилась, кончиками пальцев не забывая поглаживать набалдашник рукояти меча. Вид у неё был отсутствующий. Глаза опустила на чёртов набалдашник. Её пальчики очень чувствительны. О, ей нравится трогать.

– Опять думаешь о чём-то пошлом? – спросила она внезапно. Заглянула в глубины зрачков и в самые мысли.

– Мы созданы друг для друга.

– Это всё, что ты хотел сказать мне? – она с некоторым трудом проглотила гнев, на сей раз сконцентрировавшись на разглядывании витражного типа окон-роз под самым потолком восточной стены.

– Н-нет.

– Рэйн! Рэйн! – вскочила она в нетерпении и раздражении. – Прекращай это! Приди в себя, прошу. Иначе я позову кого-то из твоих сыновей, чтобы они присутствовали, и твоя голова нормально работала.

– Я не могу, – поднялся с места и принц дождя. – Мы так давно не оставались наедине.

– Стой, где стоишь. Иначе тебе не поздоровится.

Стоит сказать, пожалуй, что в тот раз Рэйн так ничего и не рассказал. Про свой меч, приготовленный на подобный случай, Мелисса позабыла, но пощёчин надавала столько и с такой силой, что возникла необходимость исцелиться. Неудача первая: занятый достижением совершенно особенной цели, Рэйн так и не отвлёкся на себя и, в результате, время для исцеления прошло и царапины с прочей сиренью от ударов, осталась надолго на его лице. Неудача вторая: Тайлер отвлёк гостей на Мэлвина и решил подслушать или проверить, о чём это, мол, разговор у отца с обожаемой леди Мелиссой и что-то заподозрил. Всё испортил, ворвавшись, когда крылатая злюка наконец превратилась в ласковую возлюбленную, а следующим утром ещё и смеялся вместе с Мэлвином и Ферроном над царапинами на щеках Рэйна.

Хайнек Вайсваррен, глядя на лицо пострадавшего, шипел и брызгал слюной так, что пришлось намеком дать понять, что есть ещё одна кандидатура из титулованных, которой просто нужно дать немного времени на то, чтобы созреть.

– И кто это? – всё ещё нервничал Хайнек.

– Ксенион Кэтслей.

– Безумие какое-то, – Хайнек выбрал первое попавшееся кресло и сел. – Ты уверен?

– Уверен. (Но это моё любимое кресло.) И почему ты не рад? Ксенион просто невероятен, нет?

– Ты предложил того, кого чуть не убил менее периода тому назад. Ты думаешь, всё будет нормально?

– Мы с ним виделись на расширенном собрании принсипата.

– Я был там, – сухо упомянул Хайнек. – И что?

– Как видишь – оба на ногах.

– И я действительно могу приступать к созданию образа на бумаге?

– На чём угодно, только не на нём самом. Он потянется в журналы, но импульс ещё не получил. Заманивать его нужно аккуратно.

– Займись этим.

– Когда будет время.

– Хм… и поменяй приоритеты. Для тебя, похоже, хозяйки острых коготков важнее, чем…

– Вот о хозяйке, точнее сохранности её жизни, я и хотел тебя попросить.

– Зачем это? Так это не Мелисса тебя наградила такими красочными побоями? – при всём желании посмеяться, лицо Хайнека по большей части продолжало выражать недоумение.

– Она.

– Ещё раз спрошу: зачем это?

– Я собираюсь отказаться от магии официально. Как Реган-Реджи я буду объектом мщения перевёртышей. Классик, Лифорд и Ретт Адмор – они все хотели и хотят моей мучительной смерти. И теперь кое-кто из них жаждет воспользоваться случаем и навредить мне, ударив по Нью-Лайту Сильверстоунов.

– Там же Даймонд, Сапфир и Чайна Циан. Каждый из трёх царей найдёт там побочно приятно-полезную задачу, так? Нападающие быстро отвлекутся от Мелиссы.

– Мелисса не такова, чтобы прятаться. Она, (я опасаюсь этого), даже зная, что осталась без моей защиты, бросится на варлордов с мечом. Ей ни за что не выстоять.

– Но она хороша. Её обучали принцы. Она справится с теми, кого перевёртыши пошлют в Нью-Лайт. Не сами же принцы с наследниками займутся расправой?

– Конечно не сами. Они-то ещё даже с учётом настроений согласны с властью Бесцейна. Я повторюсь: хочу безопасности Мелиссы. Полной. Что бы ни пришло в голову перевёртышам, я хочу, чтобы она была защищена.

– Даже если она будет защищена, могут пострадать её близкие. Не лучше ли придумать что-то другое с этой твоей магией? Она меня тоже нервирует, чтоб ты знал, но ведь можно же что-то придумать… Впрочем, Сапфир сумеет подготовиться. Иначе, какой он ясновидящий?

– Да, он сумеет защитить свою семью, когда нападение единично, или, скажем, повторится раза два… Но вот вечно предохранять Мелиссу от, допустим, выстрела из толпы, у него не останется терпения.

– Всё ясно. Но я бы хотел помочь и клинком. Могу я спросить об этом Сапфира, как считаешь?

– Он настроен неоднозначно. От меня помощь не примет – вот и всё, что я знаю. А, нет. Я могу позвать тебя в ночь нападения.

– Позови обязательно, вне зависимости от того, что скажет мне Сапфир.

– Но ты не обязан.

– Я – нет. А вот Санктуарий – обязан по долгу родства. Ты разговаривал с ним?

– Нет ещё.

– Поговори. К тому же… Если так случится, что… случа-а-айно… рядом окажется Мэйн, то будет явная драка между блоками. И мы уделаем ту мелочь, которую нам пошлют, точно.

– Да, похоже. Император нас за это не похвалит, ты же понимаешь? Лучше бы свести всё к нападению на Нью-Лайт Классика и Лифорда. Адмор… ты можешь заключить с ним удачную сделку. Я знаю, что он предложит тебе купить у него, но, несмотря на странность предложения это может быть выгодно. Спроси у Сапфира и об этом.

– Ты меня заинтриговал. Откуда у тебя информация? И что за товар?

– Не могу сказать.

– Вот как?

– Именно, но, Хайнек, неужели ты думаешь, что я предоставил своё тело тебе просто так?

– Значит, ты ещё тогда завёл разговор со мной, собираясь просить об этом?

– Да. Каждое модное платье Мелиссы отныне должно защищать её от любой неприятности.

– Ты хоть представляешь, насколько это сложно и как много работы предстоит? Одну лентупришить для защиты от яда, другую – от кинжала. И всё вот этими пальцами, – Хайнек поднял свои руки от подлокотников. – За это ты мне ещё споёшь и станцуешь для слепков. Знаешь сколько платьев нужно светской леди?..

– К вам принц Санктуарий, – войдя, доложил серв. – Просить сюда?

Рэйн согласился, и едва повернул голову к Вайсваррену, как не застал его в своём любимом кресле, а увидел, как страшный для врагов и невероятно необходимый для друзей, принц-убийца и принц-творец в одном лице, словно мальчишка вылезает в окно.

– Что такое?..

– Алекс будет изводить меня тоже, вот только платить он собирается деньгами, а мне деньги…

Вайсваррен не договорил – предпочёл самоустранение с глаз Санктуария вежливости завершённой фразы.

Алекс вошёл и рухнул в нужное кресло. Рэйн освобождённо вздохнул и занял своё любимое.

– Я тебя обожаю, – сказал принц дождя другу.

– Чего так вдруг?

– Только ты с уважением относишься к моим слабостям. Всем остальным на них просто плевать.

– У меня тоже есть слабости. И я бы тоже хотел, чтобы к ним относились со всем приличествующим вниманием. С самоконтролем у меня всё в полном порядке, но иногда и я хочу взорвать город к чертям из-за трижды подряд пересоленной еды.

– Пересоленной?

– Человеческая физиологическая ерунда, не обращай внимания.

– Помнится, ты хотел, чтобы я что-то передал Вайсваррену?

– Нет, это личное.

– Не сложно догадаться. Хочешь, чтобы он пошил тебе галстуков, с которыми ты бы не чувствовал боли, когда тебя Бриана колотит?

– Нет. Я стал хорош в уворачиваниях. Мы уже слишком долго вместе, чтобы я даже во сне не был готов получить по… уязвимому, скажем так, месту.

– Так в чём тогда дело?

– Я ещё не слишком пьян, чтобы жаловаться без стеснения, а ты стал догадлив после смерти, так что давай, предполагай, если тебя волнуют мои дела.

– Опасаешься, что сам её прибьёшь?

Санктуарий не ответил, нахмурив золотистые брови. Со стороны он казался мудрым правителем, озабоченным судьбами народов. И в молодости он действительно глубоко и по делу мыслил, но сейчас – нет.

– Может, выпьем? Нет? Терпение однажды закончится. Она вредит мне всеми возможными и не поддающимися анализу способами. И это женщина, на которой я женился. Я. Понимаешь?

– Сильверстоунские девчонки ничем не отличаются от мальчишек той же семьи.

– Вывод какой? Их нужно избегать?

– Ну нет, Алекс. Я тут думал, похоже, и кое-что заметил. Сапфир – высокомерный урод, заносчивый даже, намеренно ведёт себя так, что среди его потомков никто ни во что его не ставит. Сильвертон – эмоционален до предела, но кто может похвастаться тем, что видел, как он смеётся или каков он, когда опечален? Брайан Валери, воспитанный таким отцом, потратил тысячу лет, чтобы усмирить в себе вообще всё. Роджер Кардиф, глядя на него, наоборот, ни в чём себе не отказывал. Джулиан Дарк: его мать и обе его жены умерли, не спросив его. Он перенёс свою жажду контроля всего и вся на армию поднебесных. Тони Эшберн-то на фоне выдающегося старшего брата опасается быть тусклым и тихим, потому с юных лет – сверкает, зубоскалит, бывает на каждой вечеринке.

Санктуарий смотрел на друга молча, не соглашаясь и не опровергая.

– А что касается твоей Брианы, – продолжил Рэйн. – Как ты думаешь, в чём её слабое место?

– Слабое место?

– Разве я сейчас не перечислял недостатки Си, которые они, впадая в крайность, пытаются спрятать?

– Думаешь, всё так?

– Думаю, да. Если крайность Брианы – её кулачки, которые она пускает в ход при любой твоей провинности, то её слабое место по закону крайностей Си… чёрт… всё не так-то просто…

– 3акон крайностей Си – чушь, – Алекс быстро приговорил шикарную идею. – Вот какая слабость у твоей Мелиссы?

– Я не согласен, что не работает. Просто ответ не очевиден. Сложновато посмотреть на мир глазами этой женщины. И я ещё подумаю.

Алекс некоторое время поддерживал тишину в библиотеке, но долго держаться он не мог и удивил не тем, что нарушил молчание, а тем, о чём именно заговорил:

– А ведь знаешь… – переменив позу, медленно заговорил недокрылатый-недочеловек. – Си действительно странные. Брайан Валери в пору своей почти святости должен был отдалить от себя Моргану… но по закону крайностей Си… он её к себе приблизил, полагаю, чтобы испытать себя. Да, наверное, что-то в этом есть.

– Не думаю, что этот случай подходит. Природа берёт своё и сделал он это не чтобы испытать себя, а потому что из одного яйца с Кардифом. Нет, я разочаровался в своей идее.

– Напротив. Мелисса должна была выйти за Левенхэма, но не сделала этого потому, что ты был в беде. Это разве не типичная крайность Си?

– Похоже, но о чём она говорит? Кажется, что она просто сумасбродна.

– Отличная парочка. Вы оба невысокого мнения о разуме друг друга.


Весна 34-го года Террора Сапфира.

Шерил, когда находила пустое место в списках деловых встреч, назначенных на её обеденный перерыв, могла заказать отдельный кабинет в исторически первом из ресторанов Ньона – Сеттимпере. Обычно она приглашала туда Мелиссу и Чайну Циан. Но в этот раз к подругам привязалась Моргана. Отчего-то Красивейшая была подавлена, пыталась скрыть это бесчисленными сияющими и мягкими улыбками, но кончики её пальцев заметно дрожали. Если бы не всё это, у неё не сработал бы жалостливо-умоляющий вид, когда она просила забрать её с собой из дворца. Впрочем, подруги не пытались выяснять причину подобного состояния эскортесс. Шерил когда-то была влюблена в мужа Красивейшей, того, что Брайан Валери, и если проблема Морганы могла носить глубоко личный характер, то кроме обеда пригласившей всех леди пришлось бы съесть немалую порцию горечи и раздражения. Что обидно незаслуженно, учитывая мягкий незлобливый характер Шерил.

Разговор сразу же закрутился вокруг метакартных журналов:

– …А я уверена, что это мотив из "Тёплой арии", – говорила Чайна Циан. – Тони часто напевал её от безделья.

– Я так и не поняла, чем всё-таки Тони увлекается больше, оперой или театром? – поинтересовалась Шерил.

– Театром, – буркнула Моргана, не задумываясь.

– Ума как у насекомого, – негромко прокомментировала Мелисса ответ Морганы.

– Но Моргана права, – возразила Чайна Циан. – Тони действительно…

– Это не имеет значения.

– Как это не имеет значения? Мы об этом говорили.

– Прошу прощения, – извинилась Красивейшая. – Не спорьте из-за меня. Я не должна говорить о мужчинах так, будто знаю их сверх должного.

– Это не в первый раз.

– Прошу прощения, – снова повторила Моргана.

– Она действительно хорошо знает Тони. Зачем ей притворяться, будто это не так? – недоумевала леди-перевёртыш.

– Похоже, Лисса считает, что тот факт, что Тони уделяет другой женщине массу внимания, должен задевать твои чувства, – объяснила Шерил Чайне Циан.

Последняя не произнесла ни слова.

– Это не может не задевать тебя. Покажи Тони свои истинные чувства, – почти потребовала Мелисса. – В самом худшем случае окажется, что он знает всё и намеренно причиняет тебе боль. Но и до причины такого его поведения можно докопаться…

Моргана громко фыркнула.

– Что-то не так? – осведомилась Шерил.

– Это не касательно Тони. Он-то был бы безусловно рад. Смешно другое. Та, кто говорит такое. "Поступок, возможно намеренно причиняющий боль".

– Я ни с кем так никогда не поступала! – гневно возразила Мелисса.

– Да, если Рэйна не брать в расчёт. Он, ты думаешь, кто? Всё ещё памятник? Да, если до эпохи Террора Сапфира можно было притворяться, что Рэйн не больше, чем ребёнок, играющий с дождём и красивыми куклами, то сейчас, когда это в принципе невозможно, у тебя всё равно выходит это. Смотреть на древнейшего свысока. Быть уверенной, что он вопреки всему будет валяться у тебя в ногах.

– Я вовсе ни в чём не уверена. И свысока никогда не смотрела.

– Не правда, – Моргана тряхнула головой и томным движением руки откинула модно подстриженные локоны, упавшие на лицо.

– Лисса не солгала, – мирно сказала Шерил.

– Она думает, что поступает так, как говорит, – заспорила Моргана. – Но на самом деле ей пора открыть глаза.

– Да что не так? – вскочила с места Мелисса.

– Всё.

В голове Мелиссы сверкнула догадка:

– Я не очень понимаю, чего ты хочешь от меня, но если дело в том, чтобы ответить на его чувства, то это невозможно, – последнее слово далось с трудом. Не хотелось произносить его.

– А вот это ложь, – сказала Чайна Циан. – По тону понятно.

– Ты что, Чет?! – шёпотом возмутилась Шерил. – Я-то и то промолчала. Твоя объективность – это просто нечто. Нетактичное до крайности нечто.

Мелисса медленно опустилась на место:

– Я никогда не скажу ничего подобного.

– Мм-м. Гордость сильверстоунская мешает? – протянула Моргана. – Я видела уже миллион перепалок Даймонда и Тони, в том числе и те, которые дошли до драки. Знаешь, Тони, разбавившись крылосколом, да и не обязательно чем-то таким крепким, очень трогательно признаётся принцу Лайту в любви. Он это умеет, да. Лайт – весь перекосится, но ответит в том же ключе. Ты тоже можешь, я верю. Эдриен Левенхэм наверняка многое от тебя услышал, нет?

– С Эдриеном всё было иначе.

– О, как прекрасно ты сама сейчас сказала: "было". Ты давно не лелеешь надежды вернуться к нему. Почему?

– Наши ценности не сходятся и даже не смежны. Он не смог понять меня.

– А Рэйн?

– Рэйн всегда… он баловал меня. Потому кажется, что я люблю его. А может, и вправду люблю. Но только потому, что он всегда был добр, всегда был на моей стороне и никогда не требовал много. Но настоящей любви не нужны причины, правда? Настоящую любовь непросто вырастить из благодарности, так?

– Я считаю, ты не обязана отвечать на его чувства, – произнесла Шерил. – Если даже часть тебя хочет этого, если для тебя это не вопрос жизни и смерти, то…

– Вот именно! – воскликнула Мелисса. – Я считаю, что любовь должна быть именно такой, когда без него и дышать не можешь.

– Такого не бывает, – наконец сказала Чайна Циан. Шерил и Моргана молчали. Им явно было что сказать, но может только из-за присутствия друг друга, или из-за всего произошедшего в прошлом, обе поберегли тишину.

Вспомнили о еде. Шерил вспомнила о времени.

Дамы дружно решили, что есть другие темы для разговора, но не возвращались к обсуждению метакартных журналов. Где на каждой сотой открытке два очень разных, но очаровательных "дракона" – Рэйн и Ксенион.

Светские леди тысячи раз видели обоих мужчин, но только ради Вайсваррена Рэйн и герцог Кэтслей сумели открыть миру самые сияющие и искренние выражения глаз. Поразительно. Принц Вайсваррен поразителен.

Поздно вечером Моргана прокралась в спальню к Мелиссе, хотя путь был не слишком близкий. Спальни детей герцога Сильвертона были неплохо удалены друг от друга в Нью-Лайте. Здесь очевидно существовала какая-то задумка. Или чьё-то пожелание.

– Впусти меня, – попросила Красивейшая. В коридоре было темно, а её одежды, изображающие ночное небо, вовсе не делали эскортесс заметнее. Только её волосы – белые от недостатка крови для питья, светились подобно лунам.

– Заходи, – разрешила Мелисса.

Она подумала, что невестке всего лишь нужно выговориться, пожаловаться. Уверенность в этом окрепла, когда крылатая вспомнила значение ночных одежд Морганы. Глупо, но не менее потрясающие, чем сама эскортесс, ужасно дорогие, удивительные, словно редкое произведение искусства, ночные одежды Красивейшей имели только одно значение – лишний раз указать Брайану на то, что он слишком много работает. Широкие, шёлковые, яркие, с шитьём и тесьмой – всё в стиле и цвете её любимейшего из явлений природы, традиционные одежды перевёртышей-сирен надевались Морганой только тогда, когда Брайан сильно запаздывал с возвращением домой. Когда он появлялся в собственной спальне вовремя, его супруга надевала белоснежные сорочки с воланами и кружевом. Мол, Брайан любит только этот наряд на своей жене – обо всём этом Мелисса узнала из разговоров Тони и Джереми, случайно.

– Вы с Брайаном поругались? – чувствуя себя обречённой, начала разговор Мелисса, беря за руки Моргану и усаживая её рядом с собой, на краешек кровати.

– И да, и нет. Перестань. У тебя сейчас на лице явное желание скрыть отчаяние, которое я вызвала своим поздним посещением. Опасаешься потратить ночь на мои жалобы? Ну, нет. Ты знаешь, какой тебя считают? Тебя считают почти бесчувственной, неуязвимой, совершенной крылатой, не склонной прощать другим ошибки и недостатки. Думаешь, я стала бы плакаться тебе? Я бы пошла сразу к Пэмфрою.

– Тогда…

– Но то, что ты решила, не смотря на мои сегодняшние обвинения в твой адрес, что я откроюсь всё-таки и даже, (я почувствовала это!) решила принять мои душеизлияния… это многое значит для меня. Будто бы наши взаимоотношения дозрели до истинно доверительных. Это… это для меня многое значит.

Мелисса втянула ртом воздух и постаралась и не растрогаться, и не разозлиться:

– И?

– Ну вот, твой взгляд опять похолодел. Но, – Моргана вскочила и заходила по комнате, – я всё-таки приближаюсь к тому, что хотела тебе сейчас сказать. Я думала об этом сегодня довольно долго. Знаешь, первое, о чём я смолчала там, в Сеттимпере, так это то, что наша самоценная Шерил оставила Клервинд без лучшего мечника. Уверена, Бриана и твой отец думают так же, как и я. Прости мне откровенность, но Шерил… её слова… она оказалась тогда в точно таком же неприятном положении, что и ты. Прошло только пять лет с тех пор, как Эгертон Макферст умер. Она обязана была отказывать Роджеру раз за разом, даже если едва-едва не падала в его объятия. А если он действительно тронул её сердце в то время, то она наверняка сказала себе, что это всё только пошлое желание. Чувствуя себя порочной, она не смогла бы принять его чувства к себе в том случае, если они были чисты, и точно так же не могла принять их, опасаясь мнения общества, в любом другом случае.

– И?

– Разница между ней и тобой в том, что когда он пропал, она не стала беспокоиться и посылать наёмников на его поиски, а в действительности, по-настоящему, перенесла свою симпатию на Брайана. Что мешало тебе быть счастливой с Эдриеном?

– Долг, наверное.

– А может тогда ты сильнее любила Рэйна, чем полагала, а?

– Рэйн поцеловал меня, когда похитил. Помнишь, я говорила об этом?

– Прекрасно понимаю, куда ты собираешься увести разговор, но это только уравнивает его с Роджером Кардифом. Талант к поцелуям одного и изощрённый в соблазнении ум другого. И ты чувствовала себя порочной. Как и Шерил, я полагаю. Но ты, несмотря на это, всё же оставила Эдриена… Когда ты уже поймёшь?!

Мелисса промолчала. Она откинула голову и закрыла глаза. Тогда она услышала толику грусти в голосе Морганы:

– Брайан получил в дар крест из драгоценных сплавов от Рэйна. Чтобы он, твой брат, чаще молился о тебе, Мелисса, о твоей сохранности.

– Что? – вяло спросила крылатая. – Зачем это ему? Глупость какая.

– И ещё я скажу кое-что о самоценности вроде той, что обладает Шерил. О твоей. Ты – редкость. Твоими словами основано Братство Потерянных Крыльев. Ты – защищала Клервинд на протяжении трёх десятков лет. Тебе не кажется, что после стольких лет стараний и забот, рождённых на изломе души, очевидно сочувствующей и страдающей, пора уже позаботиться о себе?

– …Знакомо прозвучало. Читала Зингу Кими?.. – быстро спросила крылатая и, опередив ответный кивок, осторожно предположила: – Забота о себе не обязательно включает в себя… мужчину.

– Тогда оглянись вокруг. Что важнее, чем быть с Рэйном?

– Моргана, если вдруг в фантастическом сне мне привидится, что надо сделать выбор между Сильверстоунами и Росслеями, знаешь, какой выбор я сделаю? Я всем сердцем желаю, чтобы у Рэйна всё было хорошо, но быть с ним…

Несмотря на то, что Красивейшая стояла в трёх шагах от Мелиссы, последняя была уверена, что видит своё лицо и блеск глаз в отражении зрачков невестки.

– Я разочарована, – произнесла Моргана, отведя взгляд. – Нет, не в тебе. В себе. Мне казалось, что я всё правильно понимаю. Прости, что заставила тебя сомневаться. Я скажу Рэйну. Тогда он, может быть, возьмёт себя в руки и перестанет надеяться. Наверное, бывают заклинания от любви.

Мелисса не ответила и посетительница ушла.

Спустя лунный период девушка услышала историю о кресте, который был на Брайане в тот день, когда проклятие Церкви объяло его пламенем. Роджер сохранил тот крест и оставил в своём доме. Брайану прикосновение к тому кресту долгое время причиняло боль, но затем это закончилось, и бывший святой хранил символ как напоминание. Моргана потеряла тот крест. Она поняла, что потеряла его в тот день, когда просила Мелиссу и Чайну Циан вывести себя из Нью-Лайта.

Но, когда все в клане обсуждали подробности пропажи, сама эскортесс думала о другом:

– Постой, – схватила Моргана сестру мужа и повела за собой к той части дворца, где обитали сыновья Роджера Кардифа. Огромное количество пустующих там комнат всегда волновало воображение Мелиссы. – Я всё думала и думала. Мне казалось, я сказала тебе не достаточно, не всё. Но теперь я смогу всё объяснить.

Они вошли в большой угловой зал. Пол, покрытый огромными чёрными и белыми плитами, ближе к стенам спускался на две ступени и образовывал как будто сцену в центре и галерею окон и зеркал по периметру немного ниже. К одной из стен вела лестница, расходящаяся выше, после большой широкой площадки, вправо и прямо.

– Знаешь, однажды мне удалось краем глаза увидеть один из первых планов этого дворца. Сапфир сам чертил его, – говорила Моргана. – И знаешь, Брайан сидел над этим планом по вечерам и не переставал думать. Уверена, он хорошо запомнил название этого зала и примыкающих к нему комнат. Знаешь, как Сапфир называл это место?

– Понятия не имею.

– Шерил-холл, – Моргана обвела зал руками: – Шерил-холл!

– Что ты хочешь сказать?

– Похоже, Сапфир давно, очень давно предвидел, что Шерил станет хозяйкой этого места. Но что-то изменилось. И Шерил этого всего не захотела. А комнаты? Все они – для детей. Гостиные и коридоры наверху? Они словно созданы для того, чтобы по ним носилась малышня.

– На мой взгляд, они мало отличаются от ваших с Брайаном покоев.

– А кто сказал, что я навсегда зареклась рожать детей? Сапфир предсказал мне множество красивых деток.

– Рада за вас, но Шерил…

– Шерил – это простой пример. Будущее меняется. Шерил должна была, обязана была стать членом этой семьи. Но нет. Теперь уже – нет. То, что Сапфир назвал её именем огромную часть дворца, не могло не значить очень многое. Шерил стала самой последней любовью Роджера Кардифа – уверена, что именно это было предвидено Сапфиром. И в точности исполнилось. Жаль только, что не так, как все того хотели.

– Мне был предсказан Эдриен Левенхэм.

– Да. И, как в случае с Шерил, будущее поменялось. Так почему бы не пойти дальше? Почему бы не пойти вперёд?

– Жизнь длинна, а я не хочу наделать ошибок.

– И потому сидишь взаперти?

– Я не сижу взаперти.

– Да? И какие мужчины привлекли тебя с тех пор, как ты…

– Моргана, перестань. Ты толкаешь меня на тот путь, на который мне говорили не ступать…

– Но ты ступила на него, не стерпев отношения Эдриена к тому, что тебе было действительно важно. Назад дороги нет, не видно. Почему бы не пройти до конца новый, открывшийся путь? Вдруг там – такое же наполненное солнечным светом место, как и здесь, а дождь идёт только тогда, когда ты крепко спишь? Вдруг там ты будешь счастливее, чем сейчас? Ты же понятия не имеешь, что такое – быть с Рэйном по-настоящему.

– Оставь меня! Немедленно! – последнее слово Мелисса выкрикнула очень громко, но эхо не прокатилось по пустующему залу. Будто бы иная, свершившаяся в другой вероятности история любви Роджера, проникла в эту реальность и наполнила Шерил-холл и криками детей, и звоном шпаг, доносящимся из фехтовального зала, что за лестницей, и цветами и мебелью, и инструментами, книгами, игрушками, и всем, что оживляло деферранский Сильверхолл в её, Мелиссы, детстве.

Война между Севером и Югом тогда шла на убыль. Всегда манёвры и мало прямых стычек. Частые перемирия. И когда мужчины возвращались с точек сопротивления, то никакой войны будто бы и не было. И пусть мама говорила, что в те годы Сильверстоуны откровенно нищенствовали, но Мелисса ничего об этом не помнила. Она помнила, что Роджер постоянно шутил и всегда был весел, а Рэйну всегда были рады. Принц дождя приходил даже в не приёмные дни и засиживался допоздна.

Как назвать, как понять то ощущение счастья? Может быть, то было просто беззаботное детство? Или дело в том, что тогда всё было на своих местах: Роджер – дома, а Рэйн – рядом?


А однажды Рэйн сказал, что отказывается от магии навсегда. Он сказал это на совете кланов:

– Все знают, что Сапфир видит будущее во множестве вариаций. В одной из них, той, которая известна мне, господа перевёртыши захотят, чтобы я защищал магией Клервинд, а крылатые поклянутся снова запереть меня в камне за то же самое. Сейчас стороны ещё не пытаются купить меня или пригрозить мне, и в результате я не начал сомневаться в правильности своего решения. Так, пока пустые слова ещё не сказаны, я клянусь, что до тех пор, пока Единый не покинет этот мир, я, вечный, перестану писать заклинания, накладывать их и использовать готовые по своей воле. Я сейчас же готов снять, и сниму все наложенные на кого-либо заклинания.

– Нелепо, что именно я должен сказать сейчас слово "нет", – поднялся со своего места Сапфир.

– Почему? – спросил император, нахмурившись.

– Я как-то предвещал катаклизм, который похоронит всех нас вместе с планетой. Клервинд сначала покроется толщей воды и льда, немного поменяет орбиту, но в результате, с постепенным испарением воды, обратится в безжизненный кусок камня в пыльных бурях и грозах, под лунами, которые неизбежно потеряют стройность движения и разбегутся. Тогда планета остынет окончательно. До начала всего этого процесса, насколько я помню, осталось ровно тридцать лет. И причиной должна была быть смерть Рэйна. В первый раз, император, вы казнили его и видели иллюзию шторма и затопления. Без магии Рэйна иллюзия обратится реальностью.

Сапфир смолк. Подождал, когда каждый в зале с розой представит себе катаклизм, и продолжил:

– Рэйн не сможет участвовать в защите Клервинда, поскольку один миг его уязвимости слишком опасен для Клервинда. Но даже если прятать его в убежищах вместе с женщинами и детьми, он не будет защищён от случайной, какой-нибудь крайне глупой смерти. Тратить свой дар на то, чтобы присматривать за Рэйном Росслеем я не намерен.

– То есть ты хочешь сказать, что Рэйну Росслею нельзя отказываться от магии?

– Пусть сдохнет хоть тысячу раз, если его смерти обратятся только иллюзиями. Я всего лишь не хочу, чтобы он наращивал присутствие своей магии в этом мире. Сейчас, когда он уже не станет добиваться чего-либо и любви кого-либо через использование магии, он устраивает и может продолжать быть полезен в регуляции климата. И никогда не поздно его изгнать. Всё равно его особо нужные империи сыновья уже рождены. Они смогут заменить его и даже больше.

Рэйн опустил глаза. Думал.

– Рэйн? – позвал его император. – Разве Сапфир не прав?

– Он, безусловно, прав, – только и сказал Рэйн.

– Но? – император сощурил глаза. – Почему у меня впечатление, что тебе не нравится то, что предложил Сапфир?

– Не нравится мне то, что моя магия продолжит быть предметом спора и давления на меня. Однако я справлюсь, если император разделяет мнение Сапфира. Вы разделяете его мнение?

– Не полностью. Я хочу, чтобы твоя магия служила империи. Пойми меня правильно: я понимаю, что для верующих в Единого ты выглядишь дьяволом во плоти, но если твоя сила сможет облегчить жизнь большинства моих подданных, то, уверен, мы с Сапфиром найдём компромисс. Тем более, если даже Брайан Валери выразил похожее мнение, дав личное разрешение на использование твоей магии. Что ты ответишь мне?

– Я думаю, что всё это в принципе возможно, но не сейчас.

– Почему?

– Из-за разницы миров во временах. Я пришёл сюда тогда, когда магия, долженствующая зародиться именно в этом мире, здесь, среди нас, ещё не появилась на свет. И на данный момент присутствует риск научить магии её создателя… создательницу, живущую сейчас на этой планете. Это парадокс. Он может значить, что магия появилась из петли времени, никто не создавал её. Что это новая сила, которая существует и влияет на реальность, но в то же время её не может быть. Звучит крайне субъективно. Но, признавая это, нельзя не отметить, что если так и есть в действительности, то ничего ни для кого не изменится от того, что я закончу петлю и обличу парадокс. Но так же есть вероятность, что это будет не простое обличение факта, а запуск программы. Суть её может заключаться в том, что магия, уже рассыпанная по другим мирам и действующая как ей положено, мгновенно пронизывает явь во всех направлениях. Что из-за разницы во времени и фактического отсутствия в конкретном мире, превращает её в чудодейственную веру, существование которой невозможно доказать, но результат обращений к которой, тем не менее, присутствует. В итоге создательница магии оказывается почти богиней. А нам ведь не нужна ещё одна всемогущая персона? Нужна?

– Не нужна. Я так понимаю… нам всё это совсем не нужно.

Император не всё понял из объяснений Рэйна. Но то, что Бесцейну предоставили возможность решать вопрос существования пусть слабенького, пусть ничтожного, но божества, постепенно, после осознания, возвысил императора в чужих и собственных глазах.

Всё вернулось на свои места. У Рэйна в распоряжении осталась магия Эрии. Крылатые от неё не страдали. Перевёртыши услышали нужные доводы. Мелисса как прежде защищена. Всё так, как должно было быть. Всё именно в той позиции, которая нужна.

В принсипате Сапфир обвинил Рэйна в смене планеты для переселения. Если раньше новым домом для имперцев должен был стать Леирнай, похожий на Клервинд почти всем, то теперь было решено переселяться на Пенрин – планету, идентичную Леирнаю и Клервинду суммарным качеством и количеством излучения звезды относительно прочих параметров и типом магнитных полей, но во многом другом неожиданно удивительную.


На юго-западе от Ньона каждой весной продолжают цвести леса Гано – сотня одичалых и разросшихся фруктовых садов, разбитых здесь ещё в джентльменскую эпоху правления Макферстов. Но Гано в Преньоне это не только услаждающие глаз красоты, это огромная территория, настолько тщательно очищенная от мирных жителей во времена войны Севера и Юга, что теперь туда приезжали для охоты, пикников, и чтобы скрыться от преследователей. По одной версии следы Роджера Кардифа вели именно сюда, и его клан принял решение посмотреть места, которые возможно стали свидетелями дальнейших решений пропавшего. В результате одни летали над садами, другие бродили среди зарослей, а третьи – расстелили покрывала на траве под солнышком, разложили привезённую еду и таким образом заботились о сытости и своевременном отдыхе первых и вторых. К тому моменту, когда солнце на своём пути оставило зенит позади, поиски следов Кардифа окончательно обратились развлечением для Сильверстоунов, их родственников и друзей.

– Ты не должен был приходить, – сказал Хани Рэйну, когда тот появился на пикнике Сильверстоунов.

– Ты не должен был объяснять при перевёртышах результат коллапса магии, – заговорил Сапфир через мгновение после того, как отзвучали слова его потомка.

– Ты не должен был дарить это… но спасибо, очень мило, – сказала Берилл, принимая в подарок цветочную рассаду.

– Ты не должен был… – начал Тони, – ну я не знаю… что-нибудь.

Моргана и Уоррен Элайн весело рассмеялись.

– Кх… Стефан! – повысил голос Рэйн. – Ты здесь? Ну-ка объясни всё нашему ясновидящему-ничего-не-знающему.

– Рэйн в чём-то прав, – Стефан Вир поднялся с покрывала и, обогнув Оливию Сильвертон, сел рядом с Сапфиром и привалился к его плечу. – Ты прости, Сэй, но пожалуй только ты один не экспериментировал с подвернувшейся какой-нибудь магией и не получал результатов. Ну ещё Санкти.

– Значит, и ты тоже?..

– Ты сегодня какой-то… медленный.

– Не хочу слышать это от того, кто дегустировал келлер со вкусом ягод и упился до пошатывания.

– Моя походка легка, – возразил принц Вир.

– Слегка, – усмехнулся Сапфир в ответ.

– Я… – Рэйн, полностью потеряв свою мысль, отправился на поиски особенного келлера в надежде найти тот, что отдаёт ягодами пик. Нашёл. – Вы не возражаете? – обратился он к герцогине Сильвертон и занял место, освобождённое Стефаном Виром. – Мне показалось, или келлер в сочетании с припекающим солнцем действует на всезнающего принца Вира слишком сильно?

– Пожалуй, – ответил вместо Оливии Даймонд Лайт. – Не представляю, как он будет существовать на новой планете. Она куда ближе к своей звезде, чем Клервинд к своей.

– Что я слышу? – громко поразился Тони из-за спины Красивейшего. – Принц Лайт о ком-то заботится?

Даймонд закрыл глаза, прикусил губу, и на десяток биений сердца стал похож на парня, испытывающего нечто невыносимое. Но затем кивнул сам себе, видимо, в ответ на мысленный вопрос о том, сможет ли удержаться от убийства сегодня, и налил Рэйну келлер:

– Этот со вкусом ягод пик. Мне Сапфир сказал, что ты с ума сходишь от такого.

Над лужайкой внезапно повисла тишина.

Даймонд решил поправить положение:

– Перефразирую: любишь всё, что с ягодами пик.

– Как любезно с его и с твоей стороны, – со вздохом принял бокал Рэйн.

– Всё ради того, что бы ты рассказал мне, как умер твой отец… А. Вижу, ты не хочешь рассказывать. Выбирай – или чудесный келлер, рецепт которого знаю только я, или рассказ.

– Я…

– Глоточек этого напитка поможет принять правильное решение.

– Я никогда себе не прощу, если не скажу, что тебе слишком уж важна тема смерти родителя. Ты испытываешь к Сапфиру что-то странное, не так ли? Может тебе поговорить об этом с Пэмфроем?

– Почти взбесил, но нет, – похвалил таким образом Рэйна Даймонд и указал на бокал: – Пробуй.

Рэйн с неуверенностью подносил келлер к губам.

– Не знаю. Не стоит, – Рэйн быстро поставил сладкую-сладкую пьянящую отраву на поднос и предположил: – А что если мне слишком понравится и я выпью весь… келлер? А что если потом я начну домогаться всех видов внимания Мелиссы?

– Она убьёт тебя.

– Обещаешь?

– Ты так хочешь этого?

– Мне слишком часто кажется, что я многое в себе храню только для неё. Как и эту историю.

– Я был в шаге… – покачал головой Даймонд, но тут же встрепенулся: – Мелисса подойди. Рэйн хочет рассказать тебе историю о том, как умер его отец. Он расскажет, ты послушаешь, а вместе с тобой и я.

– И мы, – поправила Красивейшего мужчину Моргана. – Я, к примеру, тоже хочу услышать.

– Вы десять лет были женаты, – проворчал Брайан. – Чем вы занимались, если только не болтали?

– Ладно, – приняла решение Мелисса. – Я послушаю.

Она величественно проплыла мимо родственников и присела возле матери, но с противоположной стороны от Рэйна.

– Я не должен был приходить, – понял Рэйн, любуясь Мелиссой. – Хани был прав.

– Я всегда прав, – донеслось откуда-то. Самоуверенные Сильверстоуны.

– Не правда, – возразил Брайан.

– Извините. Я не думал, что сказал это вслух.

– Возьми себя в руки, Рэйн, и рассказывай уже, – повелела Мелисса. – Ты слишком долго обещаешь всё рассказать мне, а сам прячешься за Вайсварреном.

– Хорошо. История не очень длинна. На моей родной планете с давних пор жили не только крылатые, но и деградаты-перевёртыши. Последние вымирали. Чаще всего за ними охотились и убивали для удовольствия. Подобно тому, как люди по сей день охотятся на лесных животных. Знаю, это не достойно цивилизованных существ. Но на моей родине вообще многое было необычно. Вот вам необычный случай для моей планеты: один титулованный крылатый однажды оценил свою добычу неправильно. Добычей оказалась безумно красивая женщина. Вступив с ней в отношения, крылатый попал под суд общества. Даже император отказывался понимать того крылатого и пригрозил ему казнью. Парень не сдавался, но обстоятельства вынудили его спрятаться со своей Добычей на дальних островах. Добыча отвечала крылатому благодарностью на его любовь. В их незаконном "браке" родилась красавица-дочь. Возможно, из-за живости и неуёмной энергии она не смогла остаться на островах и полетела покорять континенты своей экзотической красотой и ловкостью. Так случилось, что она покорила многих и среди всех – наследника престола. Для этих двоих всё было чудесно и совершенно сказочно. Император обожал наследного принца и готов был на что угодно ради его улыбки. Так спустя годы император и Добыча встретились. Спустя год стали родственниками благодаря союзу детей. Придворные словно прозрели: Добыча оказалась не только красива и умна, но полна всех достоинств, какие никогда ещё не сочетала в себе одна-единственная крылатая женщина. Добыча прибрала к рукам весь императорский дворец. Всё в нём теперь было так, как ей того хотелось и каждое дело свершалось ради её похвалы. Но ей дышалось всё тяжелее, и тяжелее, пока однажды… однажды вечером, перед сном, она не прочла в одной из книг о том, что для перевёртышей солнечный ветер не смертелен и она может покинуть планету. Затем она взяла острый охотничий кинжал мужа, которым он однажды не смог убить её, и отрезала каждую голову в том дворце. Мстила за смерти родных и близких, похоже.

Рэйн перевёл дух и наконец, отпил келлер. Сильверстоуны ещё никогда не слушали его так внимательно.

– М-м… вкусно. История о том, как и из-за чего умер мой отец, закончена. Понятно, что всё было просто. Но начинается другая история. Интересно? Хорошо. Когда слава Добычи расширилась на всю империю, перевёртышей перестали убивать ради забавы. На них взглянули иначе. Щадили. Но после того, как Добыча уничтожила почти всю императорскую династию за исключением одного-единственного сбежавшего на свидание герцога, перевёртышей возненавидели. Герцог, тот, что любил свидания вне дворца, стал императором и остановил истребление перевёртышей. Он выловил всех и каждого, потратив на это уйму времени. И вот что выяснил: Добыча не появлялась среди своих родных и никого из них не позвала с собой прочь с планеты. Вот тогда император понял, что собой представляла его любимая бабушка. Ей было плевать на других перевёртышей. Она убила крылатых потому, что ей просто этого хотелось и потому ещё, что узнала о способе сбежать от наказания. Спустя двести лет император почувствовал в себе нечто странное. Понял, что сходит с ума, оставил старшему сыну престол и покинул планету в поисках Добычи. Сменил имя, спилил чёртовы рога и выкрасил волосы в голубой цвет. Он собирался выяснить, насколько стала безумна Добыча и вычислить, что же ждёт его самого. Но нет, когда они встретились, оба показались друг другу вполне себе здравомыслящими существами. К тому же не узнали друг друга. Если бы он не покинул планету, то уже давно умер бы от старости, потому Добыча, которая прекрасно умела считать, даже на секунду не подумала, что перед ней стоит её внук, выглядящий всё ещё очень молодо. Она же оказалась в бессрочном контракте с очередным царём-перевёртышем. Ещё более красивая, ещё более образованная и величественная. Нечистокровный крылатый смотрел на её внуков, мысленно говорил каждому: "Привет, кузен, надеюсь, что ты не умрёшь очень скоро". Кузены, особенно совсем ещё малыши, любили слушать рассказы шиатра о путешествиях и сражениях. В одну ночь из тех, когда рассказ в очередной раз затянулся, царица ворвалась к детям с мечом, выкупанным в чёрной крови их родителей, и бросилась к ним с явным намерением убить. Столкнувшись с шиатром и его силой сбежала, так и не сумев причинить внукам больше зла, чем причинила до сих пор, перебив половину их родственников. Именно так той ночью спаслись Десептор и Ретт Адморы.

– Значит, принц Адмор твой кузен? – полушёпотом спросила Мелисса.

– Именно. Ему было меньше четырёх лет тогда. Он увязался за старшим братом, за Десептором, когда тот шёл ко мне. Он всегда любил его. Но рассказ не об Адморах. Царица-Добыча обнаружилась мной скоро снова… у Лифорда. Она вполне себе успела проложить дорожку в его покои. Оставался год до её с ним контракта. Увидев меня раньше, чем я её, Царица-Добыча решила, что меня нанял клан Адморов. И стала добиваться моего уничтожения. Когда ничего не вышло – она снова сбежала. Я занялся преследованием. Узнавая обо мне, о том, что я близко, она сбегала или находила способ оболгать меня. Так, с её слов, я превратился в того, кого называют Реган-Реджи Препродажный. Мне и дела не было, что я как-то влияю на споры Классика и Ли. Однако Царица-Добыча пошла дальше: она распространила слух о том, что это я перебил половину клана Адмора. Что я тот, кто сеет междоусобицу в Колыбели Царств, среди перевёртышей с тем, чтобы они убивали друг друга, уничтожали самое себя до тех пор, пока их не останется жалких десять тысяч, чтобы я мог и их столкнуть между собой, а остатки перебить своей собственной рукой. Ли вменил мне в вину геноцид вида и постарался распространить эту информацию во все стороны Вселенной. На меня началась охота, во главе которой встала… Царица-Добыча. Так я пришёл к необходимости перебить, как она предвещала, с тысячу перевёртышей своей рукой. И только тогда Царица-Добыча оказалась у меня в руках. Полагая, что она мертва, не сумевшие забыть её цари, либо их князья, потянулись ко мне за отмщением. Классик же никогда не видел Царицу-Добычу. Но он напал на меня из интереса к моей персоне. Хотел мстить мне за свои проигрыши и наслаждаться каждым мгновением. Выбрал время, напал. Пока я бился с его наследниками, он приволок ко мне Царицу-Добычу и приказал наследникам перестать нападать на меня. Своей рукой он истязал Царицу-Добычу, потому что полагал её моей возлюбленной. Он старательно мучил её так, чтобы я всё видел, и ожидал, что нечто непохожее на безразличие появится на моём лице. На самом деле я не помню, понравилось ли мне слушать крики моей бабушки. Наверное, нет – они слишком оглушали. Но после её смерти я рассмеялся Классику в лицо. Он понял, что где-то ошибся, и, испугавшись, что попал в ловушку, размера которой не в силах осознать, сбежал. Он верно сделал, потому как в поисках любимой красавицы очередной царь, разославший шпионов и получивший донесение, уже следовал за ним по пятам. Затем в мой мир проник Сапфир – там началась его эпоха, эпоха революций, священных войн и гонений. Думаю, в те годы мне до смерти надоели все сражения, преследования и мщения. Но только мне одному. Какая-то технологически развитая цивилизация крылатых своим символом выбрала изображение Реган-Реджи. Надо ли говорить, что никто не остался в живых?

Рэйн замолк, но пока он пил, никто так ничего и не сказал.

– Всё слышала, Сапфирта? – спросила Бриана у дочери, пришедшей с ней и Санктуарием. – Запомнила ли ты каждое слово о Классике?

– Да. Я всё запомнила, – глухим, мёртвым голосом отозвалась малышка.

– Ты умница, что не позволила этому чудовищу дотронуться до тебя.

– Это только малая часть о нём, – "успокоил" Сапфирту Рэйн. – Перевёртыши такие же злые, мстительные и безумные, как моя драгоценнейшая бабушка – большая редкость. Но перевёртыши, очень коварные и опасные в силу своих инстинктов и желаний – частое явление. Имея такие качества, но и совесть, вы оказываетесь очень-очень умны и предусмотрительны. Вас нелегко победить. И ты будешь такой. Ты должна быть такой. До тех пор, пока Классик не забудет о том, что, такая как ты, вообще существовала.

– Поняла, принц Росслей.

Затем снова всё надолго стихло.

– Принц Вир спит, – заметил Лиорг. – Он что, слышал истории похуже?

– Скорее всего, – сказал Рэйн, не сводя глаз со второй бутылки, которую откупоривал для него Даймонд. – Но начало и этой истории он слышал. Он гостил на моей родной планете в те годы, когда я там правил. Он научил меня многим вещам. Я платил ему знаниями, собранными на моей планете. Сегодня трудно представить объём собранной им информации.

– Тони, я что, только что услышал ту самую страшную тайну принца Росслея? – поинтересовался Шип Валери.

– Да. Но только в несколько другом виде, чем слышал её я.

– И что в ней такого, что порочит его? Ну, кроме того, что он спокойно смотрел, когда Классик мучил безумную леди?

Тони Эшберн промолчал, решив предоставить Рэйну право сохранить последние остатки своей тайны.

– Я не сказал, КАК принц Хоакин делал это, и СКОЛЬКО это продолжалось, – проговорил Рэйн. – Меня порочит отсутствие жалости и отвращения к тому, что я тогда видел и слышал. Возможно, к тому моменту я уже познал много жестокостей и уже был порядком ненормален, и только потому не сошёл с ума окончательно. То, насколько пытка была ужасна, можно прояснить, не рассказывая о самом процессе. Дело в том, что поначалу Классик мог бы принять бой нападавшего царя, ему не было нужды сбегать. Но даже его наследники, видя такое его обращение с женщиной, взбунтовались против него. Они подняли мечи на отца не потому, что женщина была так уж красива, а потому, что пытка была необоснованно страшна. Была резня в рядах его же войск. Слишком жалостливых или имеющих мнение, отличное от царского, тоже подвергли не самой быстрой смерти. Рядом с телом Царицы-Добычи Классик положил тела своих молодых ещё сыновей. Его армия, в которой ещё хватало достаточно небездушных тварей, попросту пала духом. Классик понял это и решил избежать боя, развив величайшую скорость.

– А был такой чудесный день, – дрожа, произнесла Оливия.

– Согласна. Солнце теперь будто не светит совсем, – обняла её Мелисса.

– Только вот ваш дорогой спящий принц, похоже, не разделит этого мнения, когда проснётся, – объявил Лиорг, – думаю, его кожа… она поджаривается.

Все обернулись к спящему и увидели странное колебание над ним. Это зноился сам воздух. Фиолетово-синего цвета ожоги, ветвясь и распуская щупальца, расходились-разрастались по его лицу и рукам. Мелисса быстрее всех сообразила накрыть Вира своим кружевным френчем как покрывалом:

– Он как-то сказал, что кровь перевёртышей жжётся, когда попадает на его кожу и ещё удивился, что у меня не так.

– Принцы удивительны, – уравновешенно произнесла Берилл. – Надо будет плеснуть чем-нибудь на Ханта. Вдруг будет эффект.

Сапфир принялся исцелять Стефана Вира и делал это так аккуратно, что пострадавший даже не проснулся.

– Тони, ты обещал открыть своютайну, если Рэйн откроет свою, – громким шёпотом напомнил Шип Валери.

– Об этом разговора не было, – тем же громким шёпотом отвечал Тони.

– Так ты не сделаешь этого? Если не сделаешь, Рэйн будет шантажировать тебя.

– Об этом тоже разговора не было. Это я собирался шантажировать его. В обратную сторону не получится.

– Почему?

– Потому что если он не поклянётся, что будет обожать каждого Сильверстоуна как меня, я не разрешу ему погулять со мной, – холодно сказала Мелисса, поднимаясь и протягивая Рэйну руку.

– Клянусь – буду обожать всех Сильверстоунов. Всех абсолютно, – кивнул принц дождя, встал и сжал руку девушки в своей, а потом продолжил: – После мести за тридцать четыре года на пятой площади. Но до тех пор – всех кроме Сапфира.

– Не смей, – разозлилась Мелисса.

– Посмею. Но после моей мести он не только останется в живых, но как прежде будет полон своего высокомерия – это должно тебя успокоить.

– Высокомерия? Где в нём высокомерие? – не понял Шип Валери. Ему никто не ответил.

Мелисса посмотрела на Сапфира и решила:

– Наверное, я соглашусь. Мсти от моего имени тоже.

– Я полагаю, у тебя опасно сейчас же требовать пояснить свои слова.

– Очень опасно, – сообразив, улыбнулась Мелисса. – Этот путь ведёт к ещё более ярким двусмысленностям.

Рэйн засмеялся и повёл крылатую прочь.

– Не целуй её! – крикнул вдогонку Даймонд.

Возникшее было хорошее настроение, затянуло в глубокий чёрный колодец. И когда Рэйн обернулся, чтобы ответить Даймонду, то не смог ничего сказать от обилия эмоций. Поцеловать Мелиссу хотелось очень, но и показать ей, что он может без этого – тоже. Так же сильно в нём желание показать Сильверстоунам, что они могут ему доверять, но и близость губ любимой – манит как изголодавшегося к столу. И пусть Рэйн так и не смог заставить себя пообещать, но вспомнив о том, что ещё не рассказано, он перестал подавленно молчать и хмуриться:

– Мелисса, дай мне своё согласие.

– На что?

– На венчание. Со мной, моя сладкая ягодка.

– Я не могу, – снова начала злиться девушка. – Это глупо. Глупо и позорно.

– Что именно позорно?

– Скажут, что я вовсе не свято люблю, а просто хочу тебя, потому что теперь ты популярен.

– О, каких только слов ты в доме Си не услышала, знаешь…

– А я хочу. Хочу тебя всего. Иметь тебя всю жизнь в полном своём распоряжении, всего, всегда. Понимаешь?

– П-пожалуй я… а… да.

– Кроме того, из-за твоих поцелуев, из-за того, что ты преобразился, я буду выглядеть как похотливая… не знаю как назвать… я буду выглядеть подобно эскортесс… тогда, в ночь багровых лепестков.

– Не хочешь так выглядеть? А ты и не будешь. Продолжай быть такой, какая ты сейчас, и никто даже не усомнится в том, что обычные плотские чувства тебе ведомы.

– Я выгляжу настолько холодной?

– Да.

– При этом ты странно настойчив.

– Понимаю.

– Не понимаешь. Я думала, Моргана сказала тебе, чтобы ты отступился. Она собиралась так сделать.

– Видимо передумала говорить, потому что осознала, что жизнь длинна и вспомнила свою длительную осаду твоего брата.

Оба некоторое время молчали.

– Или это был блеф, – предположил Рэйн.

– Или это был блеф, – согласилась Мелисса.

За время разговора они проделали небольшой путь – всего лишь дошли до леса. По кромке его вилась, когда-то очень хорошо утоптанная, но ныне чуть заросшая широкая тропа, и она, к большому удовольствию Рэйна, не только выносилась ближе к Сильверстоунам, среди которых был кто-то, наверняка наблюдающий за парой, но и ныряла за деревья и кусты.

– Не обижайся, если задам тебе очевидно простой вопрос, хорошо? Что ты знаешь о венчании?

– Говорят, если Единый не считает любовь жениха и невесты истинной, то в ступени ударяет молния, – не слишком долго думая, ответила девушка.

– Как однозначно. Единый это или работа Церковных проклятий, у свершения венчания или у его запрещения много причин. Одна из них – расчётливость. Для крылатых расчёт в браке редкое дело. Но он тоже имеет место быть.

– О каком-таком расчёте ты мне говоришь?

– Все знают, что Бриана, выйдя замуж за простого деревенского крылатого, стала почти нищей, поскольку предыдущий герцог Сильвертон очень разозлился на неё и спустил её приданое на оружие и выпивку для своей роты ночных летящих. Ей, красавице, избалованной светом, заботой отца и достатком, пришлось очень тяжело. Возможно, она очень устала от двух сотен лет в постоянной борьбе за выживание, устала помогать на ферме, на которой в период войны работать оказалось некому, опасно, да и попросту невыгодно. Да ещё и перемирие не принесло гарантированного спасения и достатка. И тут в её жизнь влез Алекс Санктуарий. Самый что ни на есть настоящий принц. А она так устала ото всего.

– Ты намекаешь на то, что она облегчила себе жизнь, выходя за Санктуария?

– Так могли подумать все. И подумали же. Я уверен в этом. Никто не верит в чудеса или совпадения. Только свершившееся венчание определило, что Брианой двигало нечто далеко не низменное. Все поверили в любовь Брианы, потому что молния в ступеньки церкви не ударила.

– Хорошая история. Несмотря на то, что я её знаю, мне приятно слушать, когда рассказываешь ты. У тебя и к этому талант, выходит.

– Да, но иногда молния бьёт по не очевидным причинам, Мелисса. Иногда очень сложно понять, почему тебе отказано в счастье. Кто из двоих виновен? Кто нечист помыслами? Но что касается тебя и меня, то я скажу тебе: есть всего один вид расчётливости. Но два его варианта. Первый, очевидный: когда есть несколько претендентов, и ты выбираешь лучшего и позволяешь себе влюбиться. Второй, на который стоит обратить внимание: когда есть только один претендент, не важно, в твоих глазах он единственный или глазах окружающих, но есть причины, по которым ты скажешь ему "да" или откажешь.

– Разве это тоже расчёт?

– Ещё какой! Это может быть такое гигантское море причин, что кто угодно, только задумавшись о них, прилёг бы, а не присел. Пусть это были причины, которые оттолкнут тебя от брака, и ты откажешь. Но если спустя три тысячи лет ты вспомнишь о нём, о том претенденте, то благодаря нажитой с годами мудрости или благодаря более глубокому знанию Бога, подумаешь: "Мы могли бы решить его проблемы вместе или просто научиться жить с ними. И я не была совершенством, но он предложил мне себя".

Мелисса ничего не говорила. И хорошо. Всё равно в другом случае просто вспылила бы.

– Последнее утверждение справедливо для большинства не влюбленных до слепоты, а испытывающих постоянное чувство, – уточнил Рэйн и остановил девушку. – Не знаю, поцеловать тебя здесь или дальше.

– Здесь, – она шагнула к нему и задрала подбородок. – Знаешь, мне не нравится, что ты такой высокий.

– Чем дольше я живу в нормальных для крылатых условиях, тем выше я становлюсь. Так что таким же мелким, как до заточения, я уже не стану. Ты не сможешь рядить меня в свои платья по прихоти.

– У меня никогда не было даже мыслей таких! – возмутилась она. – Да даже если были бы!.. Я никогда не стала бы так издеваться.

– Хм, – Рэйн наклонился к Мелиссе, но против её ожиданий только легко целовал её в щёку. – Запомни свои слова, потому что после следующей смерти я снова стану похож на старшеклассницу.

Мелисса отпрянула:

– Ты действительно собираешься просто так ожидать мести перевёртышей?

– Нет, не думаю, что она случится так уж скоро. А я должен умереть любым способом и быстрее. То, что сейчас происходит, для меня не естественно.

– Что именно?

– Это о том, почему я кроме прочего стал самоувереннее.

– Что не так?

– Мелисса. Послушай меня. В другой, но близкой ветви вариантов будущего, император не казнил бы меня, а заточил в Абверфоре на долгие годы. В одном случае ты вернулась бы к Левенхэму, в другом – дождалась моего освобождения.

– Это Сапфир сказал тебе?

– Нет. Я должен быть честен с тобой, потому говорю, что Левенхэм ещё может составить твоё счастье. Если так можно сказать. Ты и Левенхэм – это естественно. Поразительно другое. То, что ты могла дождаться моего освобождения. Твоё ожидание продлилось бы куда больше тридцати четырёх лет. Я не понимаю тебя. Не понимаю твоего духа. Знаю, что тебя воспитывали быть стойкой, благородной и верной, но не так, не настолько, не в эту сторону.

– Просто прими это. Считай за подарок. И поцелуй меня уже. Я так хочу этого, что голова кружится.

– Я сказал о Левенхэме. Задумайся, Мелисса, прошу тебя.

– Такое ощущение, что ты всё же хочешь отпустить меня.

– Я даю тебе последний шанс сбежать. Затем в своём счастье и несчастье со мной тебе придётся винить не только меня, но и себя. А ещё… Мало того, что твой отец не разрешит нам венчаться ещё много лет, так совет принсипата будет каждый раз на века отправлять меня на новые планеты для регуляции климата. Мои сыновья в этом не так хороши, как я. К тому же они не так живучи и выносливы.

– Рэйн, – девушка заметно сглотнула, прежде чем сказать: – Ты всё испортил. Я только что хотела сказать тебе "да", я была готова к этому и хотела этого. Но сейчас… мне было так тяжело тогда и я… – Мелисса высвободила свои руки и пошла вперёд.

– В этот раз всё будет не так, – пообещал Рэйн и пошёл за ней. – Они оставили мне магию, и я буду возвращаться к тебе. Я не брошу тебя одну надолго, обещаю.

– Как ты можешь знать?.. Если Сапфиру не угодно… всё это, то бесполезно сейчас обещать.

– Мелисса, остановись. Я не сказал тебе всего.

– Пожалуй, мне не хочется больше слушать.

– И ты не спросишь меня, откуда я знаю о будущем?

– Должна? Ты наверняка воспользовался магией.

– Нет. Посмотри на меня. Послушай. Когда я умираю, моё тело прекращает существование на этом отрезке времени. В том времени, где я тоже умираю, тело тоже перестаёт существовать. Тогда откуда берётся тело для возрождения, если для этого времени оно умерло безвозвратно? Моё нынешнее тело – из будущего, а в будущем – тело, с которым я вышел из камня. И не только тело. Сознание и память. Я помню то, до чего ещё не должен был бы дожить. Благодаря этому я знаю будущее. В котором ты – моя.

– Предположим, – пламенея взглядом, процедила Мелисса. – А как быть с вариантами будущего? Откуда ты и про них знаешь?

– Попав в будущее, я прочёл свои записи о том, что и как делал в прошлом и сравнил с результатом. Мне не всё показалось прекрасным. Так что теперь я иду несколько другим путём, изменяя будущее. Я напишу всё и о том, что сделал, и о том, что должен был сделать. Смерть. Соответствующий этому времени, вернувшись и всё прочтя, будет знать уже два варианта прошлого и один будущего. И, когда придёт его время, снова что-то изменит, сохранит об этом память и… Я запомнил чёртову тысячу вариантов, и среди миллиона всех событий будущей эпохи, не переставал осознавать, что одно для меня важно – только ты, твоё счастье. Но до сих пор я до конца не понимаю тебя, не могу изучить полностью. Не могу заставить смеяться, когда хочу. Мне жаль, Мелисса, я не идеален для тебя не только потому, что иногда мне приходится лечиться от собственных наваждений. Потому я даю тебе шанс подумать, рассчитать всё очень хорошо. И если затем ты отбросишь все свои расчёты к дьяволу и скажешь мне "да", то знаешь, современный тебе Рэйн уже не станет делать новых записей, а проживёт всё так, как напишу я.

Только смолкнув, Рэйн услышал в отдалении шум. Дорожка впереди темнела, очертания деревьев и кустов помутнели, стена возникшего впереди дождя не приближалась и не отдалялась.

Мелисса даже не оглянулась. Он сделал ещё шаг к ней и увидел, что она мелко дрожит. Поднимая голову, она вдруг отступила назад, ближе к неправдоподобно ровной стене из воды.

– И как ты будешь со мной, когда будешь находиться на другой планете?

– Я всё время слышал каждое твоё слово, Мелисса. Я почти чувствовал твоё тепло в те тридцать четыре года. Ты думала, что это невозможно? Толщина камня и прочее? Это было ещё более невозможно, чем кто-либо мог подумать. Меня и не было в том камне на пятой площади. На второй день я смог шевелить кончиками пальцев и перенёсся в другой мир. В один, потом другой. Где-то всегда идут войны. Где-то всегда нужен защитник. И я был им, но слышал тебя и в мыслях всё время был с тобой…

Поднявшийся ветер снял вопрос с её губ и унёс, а Мелиссе пришлось прокричать: "Зачем?"

Отступая ещё на несколько шагов, туда, где прохладный, почти по-настоящему холодный ветер захлопал подолом её платья, девушка широко развела руки в стороны и отвела их назад. Она хотела коснуться стихии кончиками пальцев, при этом не видя её. Что с ней творится?

– Почему? – снова крикнула она, отведя волосы из растрепавшейся причёски от лица и продолжая двигаться назад, но уже медленнее, осторожнее, будто не желая намокнуть и веря, что получится.

– Я призвал ту женщину, о которой говорил в зале с розой. И попросил у неё твоей любви. В обмен она хотела с моей помощью проникнуть в этот мир и в тело императрицы. Я дал согласие. Всё должно было свершиться через тридцать лет. И я ждал. Когда же ты начала приходить к памятнику и говорить со мной… я понял, что просил то, что уже начал получать. Пусть не в том виде, не с тем блеском, но настоящую любовь. К сроку я вернулся в памятник и пробыл там всё оставшееся время. Та женщина в соответствии с её мышлением решила, что я не способен выполнить её желаний. И платить твоей любовью за то, что так и не получила, она вовсе не собиралась! На тебе никогда не было таких заклинаний!

Шум дождя начинал оглушать и последние слова он тоже прокричал.

– Ты и сейчас рискуешь! – напомнила Мелисса почти весело. Её лицо, губы и всё её тело теперь были слегка влажными от водяной пыли. – Проще было сделать то, что она просила! Ты смог бы всё сделать! Тогда я наверняка была бы с тобой!

– Нет! Не наверняка. Твоё дьявольское сочувствие какому-то ненормальному другу детства отвратило тебя от жениха! Что, если будучи со мной, в следующий раз, ты выберешь верность Единому?! Ты почти так же безумна, как и я! Ты тоже всё делаешь не так!

Она вздрогнула. Не от его слов. Просто она наконец-то коснулась стены дождя. Что она чувствовала? Холод? Влажность?

– Я не такая как ты!

– И поэтому тоже я люблю тебя.

Вода обняла её плечи, талию и бёдра, заставила вскрикнуть и, поглотив полностью, добравшись до Рэйна и обдав его свежестью водяной пыли, тут же отступила.

Тишина.

Дождь мгновенно стих, будто испугался гнева Мелиссы Сильверстоун в ответ на свой поступок.

Выглянуло солнце, последние тяжёлые капли, пронзаемые лучами, засветились прекраснее гирлянд в ночи ледяных скульптур.

– Поиграла? – спросил Рэйн.

– Да ты мерзавец!

– Это не я. Это были мои чувства.

– Я за тебя замуж не выйду!

Рэйн не видел её глаз, когда она пообещала этого.

– Повтори. Лучше скажи мне правду. Солжёшь, и я устрою тебе ещё один холодный ливень.

Она с вызовом улыбнулась и повторила то же самое. Ложь.

– Но мне как-то легче, – вдруг сказала она. – Я никогда не попадала под такой сильный дождь. Сначала детство и война, и постоянный контроль, потом Чайна Циан, потом ещё миллион причин… Я думала, что просто не люблю дождь. Но сейчас думаю… он казался мне опасным. Как и ты.

Тогда она вдруг обнаружила, что тонкое намокшее платье полностью прозрачно и, наблюдая за меняющимся выражением лица девушки, Рэйн немного нервно захихикал:

– И не зря, да?

Подходя, он снимал свой френч и теперь, несмотря на некоторую обнажённость, Мелисса разрешила ему сократить дистанцию. Как полагается, он укрыл её тело от взглядов направляющихся к ним Си, весьма бодрые шаги которых уже были слышны позади.

– Сейчас будет очень жарко, – предупредил Рэйн Мелиссу. – Это чтобы вода испарялась. Почти сразу поднимется туман.

И действительно, туман, обволакивая Мелиссу, скрыл жаркий поцелуй.


– Она сказала, что не выйдет за меня замуж, – с достоинством сообщил Рэйн конвою, состоящему из Сильвертона, Ойфреда и Валери, провожающих их с Мелиссой к месту пикника.

– Тебя никто не спрашивал, – сообщили ему в ответ.      – Но ты подозрительно спокоен.

– Он уже облил меня холодной водой, – смеясь, сказала Мелисса. Рэйн почувствовал её взгляд и улыбнулся. Начинается новая игра. Теперь они оба знают правила и будут играть с удовольствием.

– Чую, пахнет благовониями для венчаний, – сообщила Моргана, когда мрачный конвой, довольная жертва и чуть более уверенный в себе преступник вернулись на покрывала.

– Не ты одна, – кивнула Бриана.

– Рэйн сказал, что получил отказ, – озвучил Ханней.

– А я вижу, что он почти счастлив, – настаивала на своём Моргана. – И Мелисса тоже.

– Это всё трижды проклятый поцелуй мастера, – пробурчал Сапфир из-за чьей-то спины.

– Так ты всё-таки поцеловал мою девочку? – спросил Даймонд.

Рэйн внимательно посмотрел на Красивейшего и, расправляясь с несколько затянувшейся паузой, сказал:

– Она сама захотела.

– Мелисса? – удивилась Оливия.

– А… м… Я точно его ещё попрошу. Скорее всего, даже при первой же возможности, – девушка хмурилась и пыталась удержать губы от улыбки, но не вышло.

– Завидую, – тихонько сказала Моргана.

Тони, показав на Брайана и затем, застыв с очарованным видом, заговорил:

– Могу поклясться, что шипы… они вырастают. Они заметно растут. Когда Брайан особенно ревнует, это, чёрт, точно заметно. Вот точно. Давай, Моргана, скажи ещё что-нибудь о том, как хорош Рэйн и чем хорош, и сколько раз хорош, ладно? О-о…

– Ты посмотри… – вздохнув, сел, привставший было Санктуарий. – Я уверен, что видел. Вот только что.

– Да-а… – шёпотом протянула Оливия, распахнув глаза, оказавшиеся поистине огромными, но скоро опомнилась: – Прости Брайан, они больше не будут издеваться. А с Морганой я поговорю.

– Я сам с ней поговорю.

Моргана смущённо-счастливо засмеялась:

– Прямо сейчас? Я так волнуюсь… Что если ты испачкаешь мою одежду?

– О чём только эта девчонка думает?! – не сдержал возмущения Сильвертон. – И ты тоже!.. – повернулся отец к Мелиссе. – Я понял, что у тебя на уме и не думай, что я допущу это!

Мелисса и Рэйн посмотрели друг на друга и снова заулыбались. Да, Сильвертон долго будет ругаться, но это не навсегда. К тому же и будущая невеста, и будущий жених с удовольствием будут предвкушать все тайные свидания. И так хороши они будут благодаря магии, что станет вовсе не важным то, что согласие своё её упрямый папочка даст только спустя много-много лет.


Рэйн ещё полагал себя обязанным умереть. Ему с каждым днём всё сложнее было найти в себе силы расстаться с этими трепетно-счастливыми временами, которых он не знал, и вернуться в своё будущее.

Тайну визитов Рэйна к невесте удавалось сохранять десятилетиями. В отличие от не слишком толстых стен в доме Роджера, благодаря которым иной раз можно было даже слышать обрывки слов тех, кто разговаривал этажом выше или ниже, Нью-Лайт надёжно отрезал покои Мелиссы от членов семьи и служащих.

Временами Сильвертон запрещал Рэйну появляться в Нью-Лайте вовсе и тогда для вызова жениха в личные покои, Мелисса произносила на ушко зачарованной и вновь подаренной ей кукле, настоящее имя принца Росслея. Хотя не всегда получалось.

– О-жи-ен, – по слогам проговаривал Рэйн, когда впервые открыл Мелиссе своё имя. – Повтори.

– Ожиен.

– А-а, – застонал принц дождя. – Твёрже. Звучать должно твёрже.

– Ожиэн.

– Слишком твёрдо.

– Ожиен.

– Чуть лучше, но всё равно не правильно. Ни у кого в этом мире не выходит произносить правильно… кроме Вира. Но ты его дальний потомок. Значит… я верю в тебя – ты обязательно сумеешь! О-жи-ен.

– Ожиен.

– Попробуй сказать "Ож-жий-ен".

– Ожжийен.

– Прекрасно. Теперь быстро.

– Ожиен.

– Нет.

– Ожиен.

– Нет.

– Ожиен.

– Вот! Да! Запомни, как сказала это.

– Ожиен, так?

– О НЕТ.

После того, как в миллионный раз Мелисса повторила за Рэйном его имя, у неё, наконец, начало получаться.

– Наверное, ты мастер поцелуев потому, что твой рот устроен иначе, чем у других, – предположила она посреди очередного урока по произношению его имени. – Этим объясняется вся трудность.

– Уверен, что так и есть. Идём от обратного: как только ты научишься произносить моё имя правильно, то тоже станешь мастером поцелуев.

– Я, кстати, никогда не задумывалась об этом. Каково тебе?

– Что ты имеешь в виду?

– Каково тебе целовать меня при условии, что я далеко не мастер?

– Это моё любимое занятие.

Мелисса даже не заметила того дня, когда Рэйн переселился. Он отправился на новую планету, Пенрин, для приведения её в климатическое и биохимическое соответствие с запросами имперцев. Расстояние между планетами, находящимися в разных звёздных системах, даже не смотря на магию немного сказывалось. Теперь до появления принца дождя свеча успевала прогореть почти полностью. В противном случае Рэйн появлялся весь мокрый и – в воздухе над Преньоном, потому что опасался собственной ошибки в каких-то там сложных расчётах.

Принцам же стало ясно, что на Пенрине пока не всё так прелестно, как обещал Сапфир. Дело в том, что однажды Рэйн вернулся на Клервинд в виде той самой симпатичной школьницы, какой склонил голову перед мечом императора в руках Игрейны.

"Обвал в горах", – так он объяснил перемену.

И почти тут же, через несколько дней, его встретили слишком подросшего, с иным цветом волос и даже с изменившейся улыбкой. А значит, он умер там как минимум ещё один раз.

"Меня укусила змея", – рассказал нового вида Рэйн.

Настолько страшных и опасных змей ни старейшины, ни принцы ещё не знавали, а потому всерьёз призадумались, а стоит ли продолжать "умывать" Пенрин. Однако принц дождя заверил, что планета переживает, и будет продолжать переживать страшную экологическую катастрофу, в ходе которой часть, а может и вся флора и фауна ещё переменятся.

"Я понятия не имею, что случилось. Кажется, меня съел кто-то большой", – с неудовольствием сознался Рэйн, снова вернувшийся в прежний облик. Принсипат пришёл в ужас.

"Я отравился", – пояснил Росслей, когда объявился тем шикарным красавцем, который был, как оказалось, весьма точно изображён в Галерее Прекрасного в пределе Классика. На завидной внешности принца сразу же посыпались предложения проверить на себе действие какого-нибудь нового яда из скляночного арсенала Рицки Рашингавы.

Высокий и сияющий, экзотичный и яркий Рэйн, всем своим видом давал понять, что все предыдущие годы жил в богатстве, почитании, неге и ласке. Теперь он некоторое время был вынужден являть неподготовленным зрителям довольно длинные и ребристые, едва ли не полупрозрачные лазурного цвета рога, густую гриву снова голубых волос, огромные, более проницательные и хитрые золотые глаза и вытянувшееся лицо, однако неуловимо напоминающее пропорциями и неявной хищностью морду дракона-змея. Глядя на него среди других принцев можно было подумать, что он представляет совершенно другой, пятый вид человекоподобных.

Мелиссе приходилось смотреть в глаза нынешнего жениха, высоко задрав голову. После первого удивления и длительной настороженности, она начала попытки узнать этого, настолько сильно изменившегося внешне Рэйна. Но он оказался куда более молчалив, чем прежний Рэйн. "Я не хочу сделать что-то не то и не так. Я так счастлив, что истинно боюсь всё изменить своей неосторожностью", – однажды признался он.

– Я больше не хочу туда! – чуть не плача обратился Рэйн к Сапфиру, снова вернувшийся в мелком черноволосом виде милого недоростка.

– Ты должен, – широко улыбался Сапфир, наслаждаясь от души. – Иначе всё было напрасно. Да и потом… как ты вообще дожил без свидетельств о твоих смертях до преклонных лет, раз так неосторожен?

Рэйн ответил странными словами, судя по всему – ругательствами на каком-то языке из прошлого.


За годы, предшествующие венчанию, множество мужчин клана Сильверстоунов обзавелось супругами. Даже Игрейна начала снисходить к Сапфиру, но Мелисса… нет, замужем она всё не оказывалась. У тех трёх испуганных старшеклассниц, что в день восстания в 34-м, убегали от всех возможных драконов, появились дети и даже внуки!.. А Мелисса…

Большей частью винить во всём следовало именно Рэйна.

Да, Рэйн каким-то образом допускал странность в своём поведении и Сильвертон тут же начинал изводить дочь тем фактом, что её жених без использования магии и пожирания металлических опилок – монстр-убийца. Да, многие леди, зная теперь, что принц дождя – мастер поцелуев, бросались к нему, и он недостаточно быстро их останавливал. Бывало, он вёл себя глупо, неправильно, или слишком похотливо пялился на невесту тогда, когда этого вовсе не следовало делать. Или забывал о том, что надо вызывать дождь в такое-то время, когда она этого ждала. Или забывал о том, что Мелиссе слаще спится под звуки дождя за пару свечей до рассвета. А случалось, что возмущение чем-либо Рэйна Росслея, отвратительно сильно грохотало в небе, порождая чувство опасности у целой столицы. Рэйн "любезничал" с бывшей, Красивейшей, женой. Рэйн позволял Алексу Санктуарию обнимать себя и смеяться над собой, несмотря на то, что так называемый лучший друг ни разу не озаботился его судьбой. Хотя бы для видимости. Рэйн навещал родителей Марины. Рэйн однажды извинился перед Классиком, чтобы не драться с ним, хотя был, очевидно, прав. Рэйн… выглядел, как и вёл себя… как девчонка!..

– Может, стоит сказать ему обо всём этом? – предположила Шерил. – С другими древнейшими такое не сработало бы, но это же Рэйн… Рэйн, который делает всё, чтобы ты ни пожелала…

В огромном имении Новый Гален на Пенрине, семья Си отдыхала летом 78-го эпохи Террора. Шерил сказала, что приедет при условии, что Роджера не будет. Того самого: долгожданного и найденного, ласкового, смешливого, внимательного и предупредительного, любимого Роджера Кардифа… с лёгкостью и без малейших колебаний поменяли на уже свою, почти родную Шерил.

– А я возьму и скажу!.. – вскочила Мелисса и пошла искать Рэйна. Она нашла его на кухне, в обмен на зачарованные холодом платочки получающего у сервов кусок за куском кисло-сладкий пиковый пирог. Вывела оттуда и всё высказала. Не так, конечно, как только что высказывала для Шерил.

– Помню, что не собиралась пытаться заставлять тебя надевать девичье платье, даже если иногда мне этого хотелось… но ты… ты вынудил меня, Рэйн. Ты ведёшь себя как… ты не мужчина, Рэйн!

– Ой, – наконец отреагировал жених и повторился, когда ягода из пирога, второпях напоследок схваченного им из тарелки, вывалилась и упала на пол. Рэйн расстроился, и Мелисса опасалась, что знает от чего – только от падения ягоды, а не от услышанных слов.


– Тебе безразлично? – поняла она, но постаралась сопроводить вопрос возмущением и несколькими нотами из мелодии под названием "шанс выкрутиться".

– Ну, нет. Хотя – да. Не знаю точно… А что тебе сказать?

– Я одену тебя в своё платье, клянусь! Ты заслужил это своим поведением.

– Я… Я же не… – Рэйн смотрел в сердитые глаза невесты и думал о пошлостях. Не меняя направления мыслей, откусил пирог. Чёртовы ягоды пик сильнее всего!

– И я выведу тебя на осмотр клана и гостей, – пообещала крылатая леди.

– Не надо, прошу, – очнулся Рэйн, – это позор.

– Пошли, посмотрим, что ты скажешь, когда окажешься в нём, – Мелисса двинулась в сторону своей спальни. Но не почувствовала движения за своей спиной. Оглянулась. Жених стоял, безотрывно смотрел в стену и дожёвывал пирог: – Рэйн! Ты знаешь, я твёрдо!..

– Иду, – с набитым ртом отозвался девичьего вида принц. И побрёл за избранницей.

– Даже то, что ты идёшь, повинуясь мне и зная, что будешь унижен… даже это!.. – задыхалась от гнева Мелисса. – Даже это уже говорит о том, что ты из себя представляешь!..

– Тебе Левенхэм, по-видимому, именно этим нравился?.. – неожиданно вспомнил соперника Рэйн. – Тем, что заставлял тебя крутиться вокруг себя? Он был требователен, твой Эдриен. И тем похож на Сильвертона, не так ли? Тебе нравился тот, кто почти копия твоего отца, не отпирайся. Ах, я ненавижу это!.. Отвратительно!.. Какая грязь!..

"Он пытается переломить ход словесного сражения в свою пользу, – про себя отметила Мелисса. – И если у него получится, то что? Что я скажу? И если так, то, пожалуй, он бы не стал говорить всего этого, не уведи я его… но он может… если только мы останемся наедине в моей спальне. Так какого чёрта мы туда идём?"

Мелисса встала как вкопанная и посмотрела на Рэйна. "Что сказать? Что сказать?" – теперь ломала голову она.

– Только не говори герцогу, что я так думаю, ладно? – вдруг умоляющим тоном произнёс Рэйн.

"Девчонка. Слабак!"

– Идём, ты всё-таки наденешь платье, – покачала головой Мелисса, взяла жениха за руку и, доведя, почти впихнула в свою спальню: – Раздевайся!

– Это не такое уж страшное наказание… за что-нибудь там, что я не так делал, – произнёс Рэйн, снимая серьги и аккуратно пряча их в шкатулку на туалетном столике Мелиссы. Он и раньше проводил здесь ночи, разве что не так, как хотел, и одетый… в кружевную сорочку невесты. – Но пожалуйста, не заставляй меня показываться в этом им всем…

– Хорошо, тогда… – Мелисса остановилась в дверях гардеробной и стала разглядывать постепенно обнажающегося Рэйна. – Тогда выбирай: женщины или мужчины?

– Женщины, – не колеблясь, сказал шиатр. – Я покажусь в этом только леди. И не заставляй меня надевать твои туфли.

– Не справишься?.. Подожди-ка…

– Да?

Мелисса подошла к жениху. Он уже снял жилет и рубашку, но брюки снимать не торопился. Впрочем, она всё равно увидела кое-что… две тёмно-серых, почти чёрных трапеции, выглядывающих из-за пояса слева. Обычно он переодевался в сумраке или почти полной темноте, так что она впервые увидела подобное.

– Что это?

Ответом ей была улыбка категории "Ты хочешь поцелуев? Сейчас будет всё!"

– Скажи серьёзно, что это? – крылатая заглянула в глаза древнейшему, искренне заинтересованная.

– Перья взрослости, дорогая.

– Не похожи.

– Но это они, – продолжал уверять Рэйн. Он облизнул губы и снова на краткий миг улыбнулся. Однако его вид тут же стал говорить "Отчего ты мне не веришь?"

Мелисса сделала ещё шаг и коснулась этих чёрных трапециевидных наростов. На перья они никак не были похожи. Это были… гигантские чешуйки. Тёплые, шероховатые.

– Это… это не перья.

– Ве-ерно, – протянул Рэйн. – Не стесняйся, продолжай трогать, если нужно.

– Так почему ты сказал, что это перья взрослости? – поинтересовалась Мелисса, не переставая поглаживать пальцами эти крупные чешуйки.

– Потому что это и есть перья взрослости. Просто видоизменённые на лад шиатра. Был бы я чистокровен… ну ты поняла.

– Поня-ятно, – в свою очередь протянула Мелисса. – Говорят, их должно быть три…

– …А третье ниже… – Рэйн расстегнул две верхние пуговицы брюк.

– …Поня-ятно… – девушка не торопясь начала просовывать пальцы к последней чешуйке, как вдруг: – Ты о чём думаешь?! – вскричала она, заставив Рэйн подпрыгнуть от неожиданности.

– …Ну, нет, но пора бы уже всерьёз…

– Всерьёз?!

– Милая, когда я в первый раз тебя похитил, я сделал с тобой всё, чего хотел, – очень быстро рассказал Рэйн. – И много раз потом… даже недавно… просто в поцелуях ты совсем перестаёшь понимать, что происходит… – нервно захихикал. – Я думал, может быть как-нибудь… без поцелуев? Всерьёз? Теперь ты будешь…

Мелисса задохнулась, но затем заорала:

– О чём. Ты. Дууумаа-ал?!

– О том, что я мужчина, а ты женщина, – быстро заговорил Рэйн. – К подобным результатам, должен тебе заметить, и приводят такие мысли.

– И ты хочешь сказать, что…

– Вот! Я опять об этом думаю!.. – весело воскликнул Рэйн и набросился с поцелуями.

У будущей эрц-принцессы Росслей постепенно не осталось ни одного другого выхода, кроме как принять манеру Рэйна подходить к решению вопросов. Возможно, она просто привыкла. В любом случае мысль о том, что Левенхэм и правда слишком многим напоминает её отца, постепенно получила развитие и в конце концов вызывала собой лёгкий ужас, а последующие времена, как, например, эпоха "Печального мира", и вовсе заставили Мелиссу возносить благодарность Единому за то, что Рэйн такой… необычный.


– И всё-таки ты разгадал её загадку, – однажды сказал Алекс, когда его сапог пинал очередной малыш отчасти сильверстоунских и отчасти росслеевских кровей. – Помнишь, ты выдвинул закон крайностей семейки Си?

– Ты бы ещё через тысячу лет вспомнил, – посмеялся Рэйн, жестами подбадривая герцога Шессмира в его сражении с конечностью принца Санктуария. – Конечно, разгадал!

– Что за отсвет лжи я вижу?

– Потому что она сама рассказала, а в закон её откровение отлично вписалось, – Рэйн немного помолчал. – Я казался ей опасным. Потому она вообще уделяла мне какое-то внимание.

– С самого детства?! Ты же нянчился с Мелиссой, когда ей и трёх лет не было!

– Да. Это лишь доказывает, как сильно она хотела преодолеть себя и свои чувства и что этот закон крайностей у Си в крови и работает почти с рождения.

– А она, стало быть, невероятно смелая, эта твоя Мелисса.

– Видно – да. Ты-то разгадал загадку Брианы?

– Раньше, чем ты вылупился из памятника, приятель!

– И ты морочил мне голову?!

– Помогать такому, как ты, древнейшему?.. – закатил глаза Алекс.

– Пинай его сильнее, Шесс!..

Послесловие

Эту в высшей степени странную пару – Рэйна Росслея и Мелиссу из клана Сильверстоунов – миновали многие злоключения инвариантного будущего. Вдвоём они пережили, казалось бы, самое живучее существо – ясновидящего Сапфира и застали чудесные перемены в мире вокруг.

Старшие их четверо детей получили дурную славу. Не совсем заслуженно, надо сказать. Окружающим сложно оказывалось рассказать, что конкретно не так сделал тот или иной "старшенький". Но на слуху было почти всегда одно и то же: "Леди Алисия – любовница каждого последующего наследника престола, герцог Шессмир тайно содержит дом удовольствий, герцог Лерой ещё в яйце задушил близнеца, а в принце Беттале с рождения кипит такая ненависть ко всем разумным существам, что он может жить только в полной изоляции". Ну что ж… общество не может жить без "страшилок". Хотя, всё про Лероя и его близнеца – абсолютная правда и именно это создание Сапфир не хотел пускать в избранную реальность.

Никто, кроме Тайлера Сидмора и Мэлвина Дануина не получил в наследство способность управлять дождём. Но двое сыновей, Беттал и Аурен-Айсхэд, вошли в принсипат при живом отце, независимо от него, выискав в себе и развив смежные способности, довольно опасные, надо сказать.

Герцог Виссен Иара из Росслеев, чем-то напоминающий Мелиссе и Рэйну герцога Сильвертона, по достижении им взрослости, переложил обязанности главы клана с плеч Феррона Элстрэма на свои.

Клан, внутри которого передавались знания о магии Эрии и умение её использовать, однажды стал мощнейшей опорой империи. К сожалению, до тех пор на Росслеев посматривали с небольшой опаской: "А вдруг прямо сейчас потоп устроят? Кто знает, действительно, что взбредёт в их наполовину безумные головы?"

И никто из могущественнейших так и не подумал о том, что Рэйн Росслей не всегда был вечным и не предположил, что именно десять лет в браке с эскортесс помогли принцу дождя завершить свои искания абсолютного бессмертия в маленькой тайной лаборатории. Предположение было изложено несколькими учёными-теоретиками и биографом принцев, публикующимся под именем Сагран, но шанс на проверку идеи уже не соответствовал времени и этическим нормам.

Сама Эрия вспомнила о Рэйне века спустя. Последний объяснил это разницей скорости течения времени в разных мирах, но всё же снова на всякий случай спрятался, будто в памятник, в преобразователь энергии своих смертей, который построили для него некоторые члены принсипата, полагая, что отныне будут вполне отомщены и спасены от возможных угроз. Все, кроме всемогущей, но обманутой в своих ожиданиях Эрии, снова были вполне счастливы.

P.S. Как без сговора проводится время в башне принсипата, если вдруг Уайт-принцу случается опоздать

– Ты долго там стоял… – громким томным полушёпотом посреди глубокой, длительной тишины, обратился Даймонд Лайт к Рэйну. – Так долго, что мы начали принимать твой памятник за тебя самого. Самое главное, мастера очень точно и живо передали твой облик.

– И что? – отозвался Рэйн с полагающимся безразличием.

– Птицы.

– Ах, птицы…

– Дожди, – Даймонд помолчал. – Потом опять птицы.

– Я, кажется, понимаю, куда ты клонишь.

– Неловко, да? Стоишь себе под чистым небом, весь такой безвинно страдающий, с душой возвышенной молитвы возносишь, и тут, внезапно…

Санктуарий: "Пиу-пиу!"

Красная Кэс: "Бабах!"

Хант: "Шмяк!"

Мэйн, качая головой:

– Как противно, должно быть, было…

Сапфир, со вздохом:

– И Мелисса, наш маленький цветочек… чистенькая, хорошенькая, приедет, посмотрит на загаженный памятник… и удалится… ожидать осадков почище…

– И что же, городская служба ни разу не озаботилась внешним видом моего памятника? – недоумевающе спросил Рэйн.

– Хм… Когда на свет вылупился Шип Валери, Брэнт Лоасс приказал дважды вычистить всё в городе… – припомнил Даймонд, – однако… памятник… не так просто было отчистить. Проклятие что ли, какое?

Ханту надоело сдерживать смех:

– Рэйн Росслей притягивает всё дерьмо мира!

Смех – улыбки – неловкое молчание – тяжёлое молчание.

– Ты что-то сказал о нашей девочке? – первым сообразил Даймонд.

– Я сказал то, что сказал, – покачал головой Хант. – Или ты давно не дрался со стоящим противником, что в каждой шутке ищешь повод?

– На мой взгляд, это ты давно не дрался со стоящим противником. Ты хоть знаешь, с кем говоришь, щенок?

– С братом жены, полагаю, – ответил вместо Ханта Ретт Адмор. Кто-то распускал слух о том, что Берилл на самом деле родная дочь Сапфира, а не пра-пра-пра (и неизвестно, сколько ещё "пра") его внучка. Но слишком оскорбительно для матери Берилл и герцога Сильвертона предположение, что она изменяла супругу с его "пра-пра" в сороковой степени пробуждённым дедушкой.

– Ах ты мерзкое ********! – вскочил Даймонд. В два шага он пересёк круг, описанный креслами принцев и, схватив перевёртыша, поднял его в воздух, но прежде, чем ударил, Ретт Адмор потянул Лайта вверх и выбил им окно. Драка двух старых врагов поменяла место действия – оба исчезли из вида.

Классик обернулся к Лифорду:

– По поводу той вещи и Росслея, тебе не кажется, что и мы с тобой приравнены к птичьим испражнениям только за то, что гонялись за ним в своё время?

– Кажется, причём я – в большей степени, чем ты, – доверительным тоном ответил принц Ли. – Но мы не можем наказать Ханта – он на нашей стороне. Враг радуется, когда среди своих раздор.

– Уважаемый, ты великолепно мыслишь. Так кто, на твой взгляд, ответит за его слова?

– С моей точки зрения это должен быть принц Мэйн.

– Но это никак не связано! – возмутился принц Макферст.

– Он считает, что мы не слишком логичны? – осведомился принц Рицка Рашингава. – Как вы смеете, Макферст? До сих пор не выучили, где ваше место?

– Вы употребили уничижительную форму обращения, принц, – в ответ сообщил Линдон Макферст, поднимаясь, быстро обнажаясь до пояса и призывая меч. – Вы ответите за это немедленно.

Макферст вонзил меч в спинку кресла Рашингавы – тот уже взлетел под потолок.

Кто-то захохотал.

Пользуясь тем, что все отвлечены, Лифорд посинел и кинулся на Мэйна, завязалась ещё одна битва и башня показалась вдруг слишком маленькой и тесной. Сапфир, словно ждал этого, схватил Игрейну и бросился к дверям.

– Помогите! – взмолилась человеческая принцесса.

– Поздравляем! – одинаково мило и очень дружно пропели и помахали ей принцессы-фитки, прежде чем просящая о помощи исчезла из вида.

– Сапфир, ты трус! – прокричал вслед сбегающему ясновидящему Классик.

– Вот это наглость! – вскипел Вайсваррен и, призвав клинок, нацелил его на Классика. Перевёртыш прыгнул на стену вправо и словно оттолкнувшись от неё, полетел на крылатого.

– Моё кресло! – простонал Рэйн, когда из-за махания мечей, кажется, повсюду вокруг, срубило ножку прямо под его сидением. Он упал на пол. Оглушительно громыхнуло прямо над крышей башни. Все три пары дерущихся вывалились в окна, будто бы молния ударила внутри.

И сразу стало тихо.

– Давай, что ли, и мы с тобой подерёмся? – намеренно скучающе обратился Санктуарий к Ханту.

– Не-а.

– Почему?

– Не знаю, – пожал плечами Хант. – С тобой нет желания драться.

– Да у меня тоже нет такого желания в отношении тебя, но вместо этого у меня есть фатальное чувство обязательности надрать кому-нибудь… я могу изобразить праведный гнев, оскорблённость… или выдумать иной повод. Да и потом, это же ты всё начал, изволь ответить.

– Нет, это был Лайт Даймонд, – возразил Хант.

– Нет, ты.

– Нет, не я.

– Мы прямо-таки жёстко не сошлись во мнениях, – констатировал Санктуарий.

– Как удачно для этого твоего фатального чувства, – отметил Хант.

– Давай?

– Давай, – смирился принц-перевёртыш.

Принцы со вздохами вылетели в окна. Звон их клинков зазвучал где-то даже уныло и безучастно.

Джулиан Дарк зыркнул на Красную Кэс и обратился к ней, чтобы, похоже, превентивно обезопасить себя от лишней траты энергии:

– Только не говори, что хочешь упражняться прямо сейчас.

– Я ещё не болею бешенством, – криво усмехнулась главком космофлота и продолжила скучать.

Посреди всего этого на Рэйна Росслея никто не обратил внимания. Даже при откровенно плачущем тоне и всё увеличивающейся степени безумия в полутонах:

– Моё кресло-о-о!.. Моё! Кресло.

– Вот Уайт-принц удивится, – произнесла Делла Генезис.

Уайт-принц издали увидел дерущихся в воздухе, услышал (не мог не услышать) гром, но в действительности удивился только когда возле лестницы услышал это:

– МОЁ! КРЕСЛО!

Они всё же сумели вызвать дракона-змея.


Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.


Оглавление

  • Предыстория
  • Часть первая. Слабость к дождю
  • Часть вторая. Ненависть в глазах
  • Часть третья. Платье из воды
  • Послесловие
  • P.S. Как без сговора проводится время в башне принсипата, если вдруг Уайт-принцу случается опоздать