Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
«Я всегда, врожденно, с детства испытывал страсть к рыбе, к блеску ее, к виду, к образу рыбы…»
Юрий Коваль. «Монохроники»
«…В друзьях у нас была Таисия Ефимовна, редактор журнала „Рыбоводство и рыболовство“, которая регулярно выделяла нам полосу в журнале. <…> Коваль писал, рисовал я. Это был расцвет совместной художественной работы.»
Виктор Белов. «Ковалиная книга».
Кубена
Главы из книги «Под созвездием Рыбы»
Рисунки ВИКТОРА БЕЛОВА
— Пресвятая богородица, пошторыба-то не ловится?— Либо невод худ, либо нет ее тут.
По «баканам»
Вологда — березовый город.
Березы — старые, с узластыми ветками, с наростами на стволах — стоят по краям улиц, выходят к реке. Июнь, и лист на них уже и не мелкий. Средний лист, самый банный.
На катере, который называется УР-100, мы плывем по реке Вологде. Вода в ней взмученная, покрытая нефтяными медузами. С левого борта одна за другой выплывают из-за домишек облезлые пятикупольные церкви, с правого — торчит из пепельной зелени колокольня вологодского кремля.
О, вологодский серый кремль.
Ты — украшенье росских земль.
Мой спутник, художник Витя, достает из кармана коричневую тетрадочку и записывает двустишие о кремле. Тетрадочка — наш бортжурнал.
Быстро идет УР-100 по Вологде — невеликий катер, а скороходный. На мачте реет треугольный вымпел — два изогнутых осетра. Это флаг рыбоохраны.
Художник Витя стоит на носу катера и рисует двух матросов — безусые, совсем зеленые ребятки. Смущаются, что их рисуют.
Люблю я, братишки, когда, хорошея.
Видна из тельняшки матросская шея.
Наш капитан — небольшой брюнет в синей рубашке. Золотой краб горит на его капитанке. Выражение лица у него несколько каверзное и фамилия соответствующая — Чертенков.
Когда катер наш вышел на Сухону, я попросил разрешения «порулить».
— Давай, — сказал он, передавая мне штурвал.
— Как держать-то?
— По баканáм.
Я испытал удивительное, совсем детское удовольствие. Катер легко слушался руля и легко было у меня на душе.
Я крутил штурвал, Витя отмахивал белым флагом, я нажимал кнопку, и дикий вой сирены разносился над Сухоной, а со встречной баржи тоже салютовали нам белым флагом и тоже гудели сиреной.
Это желание «порулить» таилось во мне с самого детства — и вот я чувствую в руках деревянный, облизанный ладонями штурвал, перебираю его рогульки — радуюсь, пьянею от удовольствия.
— Что там по курсу?
— Кейптаун, сэр!
— Стюард! Папиросы джентльменам!
— Пятнадцать человек на сундук мертвеца!
Э-хе-хе. Совсем неплохо получить вдруг в руки штурвал и судно какое ни на есть! Серая вечерняя сухонская волна, баржи, бакена, блеклые кусты ольховника по берегам, пятнистые коровы, покосившиеся березы, черные дома и вдруг снова бакен, подмигивающий, подмигивающий мне.
В синестеклый бинокль я вижу баржу. Отмашку ей и сирену.
Лохматый раскосый матрос на барже, женщина — платье в горошек — глядят с изумлением на катер, воющий и выписывающий кренделя. Это я их завернул от восторга и чуть не впер на мель, прямо на рыболовов, застывших на окуневом берегу.
Мой клиппербот и стар и мал,
И валок на волне.
Ах, дайте в руки мне штурвал.
Штурвальчик дайте мне!
Вот и шлюз. Знаменитый шлюз Шерл, построенный давным-давно. За ним — Кубенское озеро.
Капитан сам берет штурвал. Хватит, порулили. Расскажем лучше историю, в которой шлюз Шера — главный герой.
Мрачная история
В Кубенское озеро впадают две реки — Кубена и Уфтюга, а вытекает одна — Сухона. В том месте, где вытекает Сухона, и стоит этот шлюз — Шера.
Прошлой зимой шлюз почему-то оставили открытым. Уровень воды в озере резко упал. Вместе с водой на зимовку в Сухону ушла и рыба.
Весной, когда вскрылся лед, озеро постепенно стало наполняться полой водой. Рыба только начала было возвращаться на нерест, как вдруг — бац! — шлюз закрыли.
Кубенский лещ отнерестился в Сухоне, в полой воде, над заливными лугами.
Сошла полая вода. Икра леща, щуки, окуня, плотвы, язя оказалась на сухой земле.
A в Кубенском озеро, естественно, уровень повысился. Там начался как бы второй паводок — два метра выше нормы.
Тогда-то шлюз снова открыли — вода кубенская покатилась вниз, подхватывая икру, превратившуюся в пыль.
Конечно, во всесоюзном масштабе гибель икры леща на Сухоне не такая уж безумная трагедия и никак не сравнима с гибелью
Последние комментарии
2 часов 44 минут назад
3 часов 4 минут назад
3 часов 29 минут назад
3 часов 33 минут назад
13 часов 4 минут назад
13 часов 7 минут назад