Н. Суслович ПОГРУЗКА УГЛЯ

Олегу Захарову

А. Еременко КРАСНАЯ РАКЕТА Повесть

КОГДА КАПИТАНУ ТРУДНО

Если рассудить, то у земного шара, как и у любого другого шара, нет ни верха, ни низа. И все же судно на восьмидесятые сутки рейса, обогнув с востока мыс Доброй Надежды, поднимается именно вверх. Гул машины кажется усталым, винт под кормой вспарывает воду с натугой, будто в лопасти вцепился сам Нептун.

Капитан танкера «Воронеж» Иван Карпович Тулаев, кареглазый мужчина с густыми темными волосами ежиком, сидел в каюте за письменным столом и прислушивался к шелесту воды за бортом.

В июле Южная Атлантика спокойна. И места здесь пустынные, без встречных и поперечных. От Кейптауна капитан проложил курс ближе к африканским берегам в надежде повстречать советский промысловый траулер и раздобыть рыбки к оскудевшему столу.

Тихо. Спокойно. А на душе у Ивана Карповича тревожно. Печень небось виновата. Разболелась — спасу нет. Настроение портит. Пора на чай в кают-компанию спускаться, а не хочется. Командиры привыкли видеть его веселым, быстрым на шутку, по-мальчишески озорным.

Капитан поднялся и подошел к лобовому иллюминатору. Слева от яростного тропического солнца бежала к судну дорожка сверкающих бликов. Смотри, какой добрый и красивый океан! Прозрачный, светло-голубой, с четкой линией горизонта впереди. Радуйся, капитан!

Радоваться не хотелось. Наоборот. Тулаев подумал о равнодушии океана к большим и малым человеческим бедам, о его затаенном коварстве, о жертвах, которые обрели вечный покой в прохладной бездонной синеве. Беспричинная тревога добралась до сердца и сжала его недобрым предчувствием. Зазвонил телефон. Тулаев вздрогнул и снял трубку. Из нее послышался деликатно приглушенный бас четвертого помощника Максакова:

— Иван Карпович, вы не отдыхаете? К вам можно?

— Можно, — ответил Тулаев, хотя предпочел бы обойтись без визитеров. Утешало одно: Максакову с шестнадцати на вахту, разговор обещал быть непродолжительным.

Максаков принес на подпись судовые роли для порта выгрузки.

«Ого! Вот это оперативность! До Ростока еще топать и топать», — подумал капитан.

Подписывая бумаги, он обратил внимание на осторожное дыхание четвертого помощника над ухом и понял, что предстоит разговор. Судовые роли — повод, демонстрация трудолюбия.

— Иван Карпович, не пора ли Фадея Фадеевича в третьи помощники перевести? — забирая бумаги, прогудел Максаков.

Еще не до конца веря в возможность такого нахальства, Тулаев наивно спросил:

— А кто это?

— Я, — без тени смущения пояснил Максаков.

— Фадей Фадеевич, экзамены придется сдавать.

— Сдам. Готов хоть сейчас.

Можно было взорваться и напомнить бывшему боцману, как тот, пробиваясь в командный состав, измором взял капитана-наставника, что по-английски он вместо «йес» до сих пор говорит «эс» (осел), что в штурманском деле кулаки-кастрюли скорее помеха, чем достоинство, но Тулаев сдержался и, не скрывая иронии, спросил:

— До чая думаете