Колхозное строительство. Дилогия (СИ) [Андрей Готлибович Шопперт] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Колхозное строительство 1

Глава 1

Снег был мелкий и колючий. Совсем уж холодно не было. Ветер вот только. Да, и какие сейчас морозы. Глобальное потепление. Теперь морозы зимою за сорок даже не редкость, а чудо. Пётр Германович помнил детство, оно прошло в этом самом городке, и тогда зимой отменяли каждый год школьные занятия, а значит, термометр опускался за тридцать шесть. Детям при этом в квартирах не сиделось, либо шли кататься на горке, любо, что бывало чаще, шли на дневной сеанс в кино. А сейчас, ударь на неделю мороз за срок? Половина города вымрет. Все трубы и батареи обязательно разморозятся, обмороженных некуда будет складывать в больнице.

По-старчески посетовав на нынешнее время, "да были люди в наше время, богатыри не вы", Пётр Германович поднял капюшон кожаной куртки и, слегка наклонив голову, ускорил шаг. До начала концерта времени оставалось чуть, а ведь ещё надо цветы прикупить. Ну, вот и цветочный магазин. Почти мимо пролетел. Ступени были немного припорошены снегом, но видно было, что недавно кто-то выходил и метлою пару раз махнул. Под тонким слоем снега был зелёный ребристый пластмассовый коврик. Молодцы, думают о покупателях. Звякнув колокольчиками, стеклянная дверь легко открылась, обдав Петра специфическими ароматами цветочного магазина. Так с первого раза и не опишешь этот запах-то. Свежесть? Ну, может и свежесть, почти как хороший "Тайд".

Пётр Германович поздоровался с молодой и очень даже привлекательной продавщицей. "Эх, где мои семнадцать лет", – вздохнул про себя пенсионер, и прошёлся вдоль стеклянной витрины. Остановился напротив большого букета ярко-синих хризантем. Взгляд прямо приковывали. Где-то Пётр читал, что на самом деле они белые, а лепестки красят. Только красоты букета это знание не умаляло. Да, и цена была не заоблачной. Как-то в далёком восемьдесят четвёртом он купил свой первый букет девушке. Три не первой свежести гвоздички за три рубля. Обогатил армян. Три рубля – это в пересчёте на сегодняшние деньги триста рублей. Он всё на сто умножал. Не всегда совпадало. Яйца стали в два раза дешевле, в те "счастливые времена" стоили по рубль десять. Маленькие по рубль пять. Сахар был девяносто две копейки, а теперь только тридцать рублей. В три раза подешевел. Зато молоко в два раза подорожало, вместо двадцати восьми копеек стоит пятьдесят с лишним рублей. А вот масло осталось на уровне трёх с половиной рублей. Хотя, может из-за пальмового масла?

Заплатив пятьсот рублей за синее чудо и поздравив девушку с прошедшим Новым Годом, наступающим Рождеством и Старым Новым Годом, Пётр Германович покинул уютное тепло магазинчика, переделанного, скорее всего, из однокомнатной квартиры, и вышел снова под колючий январский снег. Капюшон натягивать не стал, до дворца оставалось метров сто, только светофор перейти и придворцовую площадь с искусственной ёлкой. Научились ведь не губить природу.

Билеты на концерт Вики Цыгановой принёс сын. Решил побаловать. Сам бы Пётр ни за что во дворец на концерт не пошёл. И дело не в деньгах, хоть и их, понятно, жалко. Не дёшевы сейчас концерты. Дело в качестве. Вошёл на смарт-ТВ в интернет, набрал в Яндексе концерт Цыгановой и смотри на полутораметровом экране в качестве "HD" со стерео звуком. В любой момент можно поставить на паузу, сходить в туалет, либо чаёк поставить. Надоест, можно выключить. А в переполненном зале? Кашель, хлопки (овации) прям над ухом. Сосед ещё попадётся с запахом пота, а то и перегара или соседка с вылитым на себя ведром вонючих духов. Вот, в этот раз оба удовольствия сразу. Так ведь ещё фонящие колонки. Очередь в гардеробе. Прокуренный туалет. И обязательно впереди усядется высокий мужик с залысинами и перхотью в волосах.

В чём радость такого времяпрепровождения? Энергетика певицы. Маленькая женщина в короткой чёрной юбке и сапогах до колена прыгала на сцене. Не было ни какой энергетики. Нет. Сама певица была замечательная. Это не поющие трусы современные. Своя нища. Что-то есть, конечно, цыганское, что-то немного народное, но в сумме очень не плохо. И женщина красивая, повезло этому самому Цыганову. Почему-то нет детей? Зато нет и всяких Стасов Пьех. Ведь ни у Малинина, ни у Газманова, ни у прочих Пугачёвых ничего путного из детей не выросло. Отдыхает природа на детях. Новых песен не было. Хотя. В целом концерт Петру Германовичу понравился. Вика Цыганова не отбывала номер. Отнюдь. Она вкалывала на сцене, душу вкладывала. Вот нет этого у поющих трусов. Да и зачем им это. У них папики есть. Им нужны лайки. Им не нужна любовь поклонников. Какие поклонники? Отбыл номер, получил гонорар, забыл его забрать. Папик и так денег даст. Ну, и что, что лысый, ну и что, что морщинистый, ну и что, что без Виагры ничего не может? Пузатый? Не самая большая беда. Курит чуть, не лёжа на тебе? Можно сморщить носик и выпросить брюлик. Зато он может деньги зарабатывать и тратить их на тебя любимую. Тьфу!

Прозвучала последняя песня и народ ломанулся в вестибюль, быстрее занимать очередь в гардероб. Быстрее домой. Что там? Диван и позавчерашний оливье. Несколько человек понесли цветы певице. Та принимала букеты, наклонившись со сцены. Пётр Германович решил поступить по-человечески. Он дошёл до лестницы, ведущей на сцену. Вика Цыганова заметила пенсионера и двинулась навстречу, помогла подняться на последнюю высокую ступеньку, подала руку. Пётр Германович протянул букет и поцеловал протянутую руку. В это время, что-то скрипнуло под потолком. Потом заскрежетало. Разогнувшись, пенсионер глянул вверх. На них падала ферма с прожекторами, сверкали искры от рвущихся проводов. Пётр Германович попытался прикрыть собой съёжившуюся певицу. Удар он почувствовал, а вот боли нет. Просто чернота. Чернота навсегда.

Глава 2

Плакал ребёнок. Пронзительно. Требовательно. Взахлёб. Так плачут только грудные дети. Пётр чуть потряс головой. Плач не утих, а стал ещё громче и требовательней. Какой идиот принёс во дворец грудного ребёнка? И почему его так долго не успокаивают? Что-то тёплое и приятно пахнувшее перевалилось через него. Хотя почему что-то? Перевалилась женщина, при этом тугие, налитые молоком груди прошлись по лицу. Хорошо хоть были они закрыты материалом, скорее всего льняной ночной рубашкой.

Потом босые ноги прошлёпали по линолеуму, скрипнули половицы, видно открылась дверь, так как крик стал ещё на порядок громче. Там загорелся свет и женский голос потребовал:

– Петя, поставь воду на плитку, нужно бутылочку подогреть.

Пётр Германович открыл глаза. Большая комната с высоким потолком. Громоздкий буфет в углу с блёстками хрустальной посуды. Точно не его комната. И даже люстра хрустальная? Куда это его занесло? Только, несмотря на люстру и буфет с хрусталём богатой комната не выглядела. Ни тебе висящего на стене полутораметрового смарт-ТВ, ни ламбрекенов всяких, ни встроенных зеркальных шкафов. Стол был, но явно не итальянского производства, как и стоящие вокруг этого круглого монстра стулья.

– Петя, я просила воду согреть! – потребовала женщина гораздо громче, а вслед то же самое, но на своём языке прокричал грудничок.

Пришлось вставать. Раз кричит, значит, имеет право. С первой попытки не удалось. Ноги не слушались. И острая головная боль прямо пронзила мозг. Чёрт! Чёрт! ЧЁРТ!!! Пришлось приземлиться на кровать. Та заскрежетала пружинами. Где набрали всю эту рухлядь? Что вообще происходит? Кто эта женщина? Кто этот крикливый и вонючий ребёнок? До Петра из той комнаты докатила волна амбре. Хотелось вскочить и ломануться на свежий воздух. Пришлось встать. На этот раз чуть лучше. Вдоль стенки, опираясь на неё одной рукой, он добрался до двери и выглянул из неё. Свет горел в другой комнате в конце довольно длинного и узкого коридора. С противоположной стороны этого лабиринта маячил тёмный дверной проём. Кухня, наверное, там? Всё ещё качало. Пришлось, по-прежнему опираясь одной рукой о стену, побеленную мелом, добираться чуть ли не приставными шагами. Зачем коридор мелом-то побелили, чтобы обтирать и пачкаться? Дебилы. Чем эмульсионнка не устроили или обои, да известь, наконец?

Выключатель на кухне был под стать всей остальной обстановке. Чёрный карболитовый с длинным язычком. Винтаж. У дальней стены была печь. Обычная печь, топящаяся дровами, с чугунной плитой и набором колец заслонок. Газовой плиты не было. Это что, придётся разжигать этого монстра, не скоро же он воду подогреет. Фу! Рядом с этим раритетом стояла табуретка, а на ней электроплитка с открытой спиралью. Да, ещё и самодельная. Бороздки под спираль вырублены в двух кирпичах. Мать вашу, Родину нашу! Куда он попал? Выключателя у электроплитки не имелось, зато имелся провод с такой же чёрной карболитовой вилкой.

– Включил? – донёсся приглушённый приличным расстоянием и дверью голос женщины.

– Вроде, – Пётр воткнул вилку в не менее чёрную розетку с неровно обломанным внизу местом, куда устремлялся жгут обмотанных тряпичной изолентой проводов.

– Осторожнее там, меня вчера током ударило. Когда, наконец, привезут обещанную плитку? – в проёме комнаты показалась довольно высокая блондинка в ночной рубашке в мелкий зелёный горошек с ребёнком на руках, – Уснул, вроде?

Так и подмывало спросить: "Кто ты женщина"?

– Там кастрюлька зелёная, поставь её на плитку и покарауль, чтобы локоть температуру терпел, – женщина зашла назад в комнату.

Нашлась кастрюлька. Как-то давным-давно заходил Пётр в Таджикистане в хозяйственный магазин. Там продавались тазики медные, как они с женой потом жалели, что не купили. Где теперь возьмёшь? Так вот, среди кучи железа и эмали был набор кастрюль с одинаковым рисунком. Рисунок сейчас и не вспомнить, да и не важен он. Все три кастрюли были разного размера. 12 литров, 6 литров и 3 литра. На самой большой было написано: "Кастрюль", поменьше украшала надпись: "Кастрюля", а на самой маленькой было написано: "Кастрюлька". Вот эта зелёная кастрюлька была ещё меньше. Интересно, как бы таджикский товаровед её обозвал? "Кастрюльчонок"?

Кастрюльчонок был пуст. Пришлось пробираться вдоль стены до белой эмалированной раковины и набирать воду. Опять винтаж. На кранах с водой были барашки. Какой из них с холодной? Пришлось проводить эксперимент. Неудачный. В обоих вода была холодная. Оставив их открытыми, наверное, должно пробежать, Пётр умылся заодно. Вскоре горячая вода себя показала, только не столько температурой, сколько цветом, коричневатая была. Набрал две трети кастрюльчонка холодной водой и поставил его на плитку. Зашипело. Ну, что, дела налаживаются?

И тут ему вдарили по больной голове. Нет, не фермой. Календарём, именуемым в простонародье численником. Он висел на стене прямо над печкой. Первый лист с названием и номером года был перевёрнут и несколько листков уже оборвано. Но и того, что было видно, хватило. Вторник 3 января 1967 года. Шестьдесят седьмого года! Бред.

Попаданец. Самый настоящий попаданец. В последнее время Пётр Германович Штелле, находясь на заслуженном отдыхе, пристрастился к чтению романов про попаданцев. Причём не всё подряд читал, а выбрал для начала эпоху конца XVI века и начало XVII. Иван Грозный, именуемый за жестокость "Васильевичем", его богобоязненный сын, ну и зятёк, который "Бориску на царство, презлом заплатил за предобрейшее", начало царствование Михаила Романова. Почитал, почитал, да и написал свою. Там в тело молодого княжича Петра Дмитриевича Пожарского вселяется душа генерал-лейтенанта десантных войск. Целых семь томов отгрохал. Выложил в Самиздат. Были и положительные отзывы. Даже небольшим тиражом издали, а потом и аудиокнигу сбацали. Денег, правда, это почти не принесло, так, детям на конфетки. После этого проштудировал про русско-японскую войну. Тоже накатал трёхтомник. С тем же результатом. А последний год изучал попаданство в шестидесятые годы прошлого века, начало правления бровастого любителя целовать мужиков. Даже начал писать свою книженцию, там его самого убивают пьяные пацаны и пенсионер оказывается в своём же теле стоящим на школьной линейке, в теле первоклассника.

Когда думал над сюжетом, решил, что спасать СССР он не будет. Союз этот без него уже сто раз спасли, то заставляя под свою дудку плясать Семичастного, то Андропова, то Машерова, а то и самого Генсека. Вождя индейцев. Нечего там спасать. Образование, которое почему-то называют лучшим? Интересно, а где лауреаты Нобелевской премии? Ах, в Америке. Это в той, где все американцы, "ну очень тупые". Медицина? Да, лечили бесплатно. Жаль что плохо. Не из-за замечательной ведь советской медицины страна получила суперпредаделя Полякова, а совсем даже наоборот. Чем ещё можно похвастать? Уверенность в будущем? Может быть. Только уже не в восьмидесятых. Ведь все знают ответ на вопрос "армянского радио": "Почему сын полковника не сможет стать генералом"? Оказывается, у генералов есть свои сыновья. И у секретарей ЦК, сыновей хватает. И у артистов. Самое бездарное кино, снятое в Союзе – Чучело. Там ведь тоже чья-то дочь. Что ещё было хорошего? Пионерские лагеря! Только кому Артек с Орлёнком, а кому "Ручеёк" в месте, где даже ручейка нет. С туалетами типа сортир и с одним очком на сто человек. Очередь. Всё детство Пётр простоял в очередях. За молоком, за маслом, пока они были. За билетами, за ботинками, потом даже за мылом. За всем и всегда. Ах, там была качественная колбаса по Госту? И все попаданцы восхищаются ею. Вкуснота! Это тоже не совсем, правда. Наверное, она была чуть получше, чем самые дешёвые сорта сейчас. Только вот вкуснее быть не могла – глутамат натрия, который все ругают, резко поднял вкус современной колбасы. По этой самой причине, колбаса из СССР современному человеку покажется безвкусной. А продаваемые детям сигареты? А блат? А распределители дефицита для партийной и хозяйственных элит? А помощь людоедам в Африке и Азии? Это когда в каждом почти городе были школы-интернаты, где выживали дети малообеспеченных и многодетных семей. А десятки тысяч танков, когда не было сковородок?

Там, в том СССР, вообще не было ничего хорошего. Всё было плохо. И самое главное власть была плохая. Хрущёв, что практически истребил желание работать на земле у людей. Чем-то помешали лысому куры и утки на подворьях крестьян. Чёрт с ней с кукурузой. Почему даже гречка была страшным дефицитом? Треть продукции, с огромным трудом выращенной колхозами и совхозами, сгнаивали на складах, овощехранилищах, элеваторах. А селекция и генетика? Отец рассказывал, что когда из побеждённой Германии завезли картофель "Синеглазку" урожайность в колхозах и совхозах поднялась в разы. А что потом? Так до Перестройки и сажали синеглазку.

Фильмы Гайдая? Да, это не плохо. А может это потому не плохо, что все остальное было хренью типа "Премии". На загнивающем Западе были сотни серий Тома и Джерри, а у нас десять серий "Ну погоди" и "Ёжик в тумане". У нас был Фадеев с Молодой Гвардией! А книги писателя Волкова про Волшебную страну и Железного Дровосека со Страшилой было просто не достать. Зато каждый год переиздавались труды великого "литератора" В.И. Ленина.

Ностальгия. Всё плохое люди склонны забывать. Забывают, какой радостью было достать кусок окорока. Обычного копчёного мяса. А сколько нужно труда, чтобы подготовить ребёнка к школе, где дебильные учителя будут заставлять детей писать перьевыми ручками, хотя есть уже и поршневые и даже шариковые. Стоп, ведь есть ещё дворцы пионеров с бесплатными секциями. А ведь и правда есть. Есть судомодельные и авиамодельные кружки, есть астрономические даже. Были. Только в них ходило по два десятка человек на стотысячный город. Сейчас и того нет. Зато в магазинах есть конструкторы. И если отец и мать ребёнка нормальные люди, то они купят эти конструкторы, заразят этим своим детей, а если родители лодыри, то у ребёнка только один путь – к сидению за компьютером. Так тут не строй виноват. Сейчас тоже есть эти кружки и их не меньше, и даже если они платные, то плата там не чрезмерна.

Главное, что приводят защитники СССР, так это отсутствие разделения на богатых и бедных. Совершенно верно! Практически не было богатых. Зато все были бедны, как церковные мыши. Ладно. Чёрт с ним с Советским Союзом. Про книжку. Не собирался первоклассник Пётр Германович Штелле спасать страну. Собирался хорошо устроиться в жизни. Изучил Пётр, работая над книгой всё про клады, найденные позднее, про несметные богатства некоторых товарищей, хранящиеся в их квартирах. Собирался ещё спасти Гагарина. Только вот по последним данным не всё там чисто, случайно ли попал тот самолёт МиГ-15УТИ в спутный след другого самолёта. Да и был ли там Гагарин. Может, больше похоже на правду версия с неудачей в "Лунной гонке".

Маньяки? Предатели? Письма Андропову писать? Не решил, начиная писать книгу, Пётр Германович стоит ли это того. Людей жалко. Но не решил пока. Тем не менее, информацию собрал и архивчик приготовил.

Прогрессорство? Он был металлургом. Запомнить доказательства теоремы Ферма точно не сможет. Лазерное оружие не изобретёт. Микросхему на коленке не состряпает. Сложно всё с прогрессорством.

И вот попал.

Глава 3

– Мам, даже в каникулы поспать не даёте! – из незамеченной ранее двери в коридор, протирая глаза, вышла темноволосая девочка лет десяти.

Она была одета в чуть коротковатую ей фланелевую пижаму с разноцветными и разноразмерными горошинами. Пройдя пару метров по коридору в направлении кухни, девочка открыла ещё одну дверь и скрылась за ней. Туалет, а вон рядом ещё одна дверь, эта, наверное, в ванную. Пётр сунул палец в кастрюльчонок. Вода начинала нагреваться.

– Петь, скоро там? – из комнаты с младенцем выглянула голова "жены".

– Почти, – просипел попаданец непослушными губами.

– Тань, раз встала, побудь с Юрочкой, пока я молоко согрею, – увидела женщина выходящую из туалета девочку.

– Бу-бу-бу, – не слишком жизнерадостно ответила та, но в комнату с крикуном зашла.

– Ох, время-то уже к восьми. Петь! Ты чего не бреешься, на работу опоздаешь.

Вот неудачный он какой-то попаданец. Обычно те в себя молодого перемещаются, или в побитого почти до смерти, или, на худой конец, молнией ударенного. Можно разыграть амнезию ретроградную. А тут. Мужик взрослый, с чужой женой и двумя детьми. А может и не с двумя? И никаких намёков на память реципиента. Как зовут "жену"? Где он работает и кем? Где хоть находится? Когда понятно – 3 января 1967 года. Как с остальными родственниками? Куча вопросов и ни одного проблеска в раскалывающейся голове.

Пропустив мимо женщину, Пётр, стараясь не шататься, добрёл до ванной и прикрыл за собой дверь. Свет включить забыл, но вверху было окошко и света с кухни хватило, чтобы разглядеть своё новое лицо в висящее на стене зеркало-полку. Тёмные, слегка вьющиеся волосы, зачёсанные назад, высокий лоб, родинка на левой щеке. Так себе лицо. Грубовато. Не красавец и любимец женщин. Усталые морщинки между бровей и у носа. А вот побриться и, правда, надо, щетина трёхдневная, ещё прошлогодняя. Твою ж, бритвенный станок с коричневой бритвой "Нева". А вот ещё помазок и наструганное мыло в стакане. Плохо без "Жилета". Оказалось ещё хуже. Забытые ощущения. Бритва карябала. Под конец экзекуции дрожащие пальцы ещё и порезали дёргающееся лицо.

Выйдя из ванной, Пётр Германович прилепил к порезу кусочек, оторванный от лежащей в прихожей на столике с телефоном, газеты. Так, теперь нужно найти паспорт. В комнате стоял лакированный трёхстворчатый шкаф. Может, удастся, что найти в карманах. Повезло с первого раза. Во внутреннем кармане пиджака было две корочки. Одна побольше – паспорт, а вот вторая…

"Удостоверение" – чёрные буква на красном фоне. Мент что ли? Отложив пока удостоверение, открыл Пётр паспорт. Тишков Пётр Миронович. Родился 10 июня 1928 года в селе Рождественно Пронского района Рязанской области. Так, получается 38 лет. А находится он в Рязани? Пётр отложил теперь паспорт и открыл красную корочку. Краснотурьинский Городской Комитет. Удостоверение личности? 79. Тов. Тишков Пётр Миронович является первым секретарём горкома КПСС. Секретарь Краснотурьинского горкома КПСС И. Баханов. Роспись размашистая бледно-фиолетовыми чернилами. На второй половинке фотография и печать. Действительно до 31 декабря 1968 года.

То-то фамилия показалась знакомой. Значит, всё же попал в родной город. Только вот не в себя первоклассника, а в первого секретаря горкома. Минусы? Тридцать лет жизни! И полное отсутствие опыта партаппаратчика. Плюсы? Ну, не с нуля начинать, реципиент успел дослужиться до вполне серьёзного места. Брежневым было бы ещё круче. От новостей даже головная боль чуть унялась. Всё ещё пошатываясь, Пётр достал из шкафа вешалку с костюмом. Выбрал же цвет. Темно-коричневый. С трудом попадая ногами надел брюки. Чуть ли не клёш. Рубашка белая. Мешковатый пиджак. Мода, наверное, сейчас такая в мешках ходить. Галстук. В прошлой жизни Пётр так галстуки завязывать по-человечески и не научился. И что делать? Первому секретарю галстук положен.

– Иди сюда, скоро лысым станешь, а всё галстук завязывать не умеешь, – женские руки развернули его и за пару минут справились с этой невыполнимой задачей, – Что даже не позавтракаешь? Как будильник-то проспали? Хорошо Юрочка разбудил. Вот позора бы было, первый секретарь на работу опоздал! Ладно, секретарь чаем побалует, на обед к часу подходи. Дотерпишь?

Что оставалось? Мотнул головой и присел на стул, в коридоре зашнуровывая редкого убожества ботинки. Мать вашу – Родину нашу – у первого секретаря кроличья шапка! Какой-то полный бессребреник. В квартире мебель явно не по статусу, одежда ужасная. Интересно, а машина-то хоть есть? Как узнать? Спросить надо у жены: "Милая не напомнишь, есть ли у нас авто?". Хотя, важнее узнать, как жену зовут. Не очень удачно он переместился. Убрали всего два десятка лет. И закинули в не самые популярные у попаданцев годы. Хорошо, что собирая материалы для новой книги, он хоть немного успел по этому периоду пробежаться. Точно знает о десятке кладов. Все попаданцы начинают с получения финансовой независимости. Чем он хуже? Вот освоится немного и прокатится до Свердловска, есть там пару замечательных легкодоступных кладов.

Раздумывая, Пётр спустился на первый этаж и открыл дверь подъезда. Темно. Никто ещё светодиодные фонари над дверью в подъезд не устанавливает. Когда глаза привыкли к полумраку, стало ясно, где он проживает. Улица Молодёжная, дом три, так называемое "дворянское гнездо". Вон и горком в полусотне шагов, нужно только выйти на улицу и обогнуть здание. Комитет партии, если память не изменяет, на третьем этаже.

Ну вот, жизнь и вправду налаживается. Тело реципиента уже не так штормит, ещё бы головная боль унялась.

Так ведь даже эти полсотни метров не удалось преодолеть без приключений. Когда проходил между домами, навстречу вылетела собачья свадьба. Штук пятнадцать. Первые волчары настоящие, потом всё меньше и меньше. Вот последняя, самая маленькая шавка, пробегая мимо Петра, вдруг ни с того ни с сего бросилась на него, отпрыгнула, когда он попытался отпихнуть недоразумение ногой и, захлёбываясь злобным лаем, последовала за обидчиком. Поддержать собрата бросилось сначала штук пять собачек поменьше, а затем и вся свадьба припустила за Первым Секретарём Горкома КПСС. Спасло то, что в горком стекалось множество народу, и собаки быстро отстали.

– Бардак, – мысленно озлобился Пётр Германович.

Он и в прошлой жизни не любил собак и не понимал, почему власти города допускают целые своры бездомных животных. Да и экскременты у каждого подъезда не радовали глаз. Только вот возможностей повлиять на эту ситуацию у него не было. А потом ещё закон приняли о жестоком отношении к животным. Только ведь сейчас отстреливать бродячих собак можно и теперь у него есть возможность повлиять на эту ситуации, а заодно и у подъездов порядок навести. Да и почему бы не отбить охоту у хроноаборигенов заводить у себя эту мерзость, мешая жить соседям и создавая потенциальную опасность для детей.

На входе в горком столпилась целая очередь, его узнали и попытались пропустить, но Пётр махнул рукой и, прокашлявшись, выдал.

– Женщин нужно вперёд пропускать.

Теперь самое главное кабинет свой найти. В какую сторону свернуть, направо или налево? Людей спешащих на работу и на третьем этаже было прилично. Пётр Германович повернул вслед за основной массой и уже через десяток метров понял, что свернул неправильно, люди удивлённо на него поглядывали, но разворачиваться не стал. Решил найти себе тут "дело", из-за которого и свернул якобы. А вот и повод. На двери было надпись, "Председатель Горисполкома М.П. Романов".

Пётр уверенно потянул дверь. В приёмной сидела женщина лет пятидесяти в коричневой кофте. "Что это их всех на коричневое тянет?" – хмыкнул про себя Штелле.

– Здравствуйте, Пётр Миронович, – поднялась женщина, – Вы к Михаил Петровичу?

– Пусть через десять минут зайдёт ко мне, – опять прокашлявшись, мало ли вдруг голос изменился, попросил женщину.

Дверь своего кабинета открывал с опаской, там ведь тоже секретарша. А он даже не знает, как её звать.

– Доброе утро, – секретарша тоже была не молода, даже старше романовской.

– С прошедшими вас праздниками, Пётр Миронович. Как отдохнули? – повернулась женщина, поливавшая цветы на подоконнике, – У вас я уже полила.

– Спасибо, – буркнул Пётр и вошёл к себе.

Да, плохо всё. От памяти "Мироновича" не осталось и следа. Как выжить и не угодить в дурку? Или на Лубянку? Пётр осмотрел кабинет. На Георгиевский зал Кремля не тянет. Ряд страшных, самодельных, наверное, встроенных в стенку шкафов. Старый массивный стол с чернильным прибором со вставками малахита. Радиоприёмник на стене. Два телефона на столе. Второй-то куда? В Обком? К столу хозяина кабинета буквой "Т" пристроено два одинаковых стола с задвинутыми стульями с дерматиновыми сидениями и такой же вставкой на спинке. Естественно коричневого цвета. Вот, интересно, империя "красная", а всё вокруг коричневое. Вон, даже шторы на окнах и то светло-коричневые.

Штелле открыл один из встроенных шкафов. Гардероб. Обнаружилось несколько деревянных и алюминиевых вешалок. На одной висел чёрный сатиновый халат, на другой полушубок, ну, хоть белый. Внизу стояли кирзовые сапоги и резиновые болотники. Сволочи эти Хрущёвы и Брежневы! Какая нищета кругом! Это так живёт первый секретарь горкома КПСС, а как тогда техничка живёт? Пётр скинул пальто и шапку, шарф оставил на шее, его знобило. Может, голова болит от того, что он простыл?

В дверь постучали и, не дождавшись ответа отворили.

– Привет, Пётр, звал? – вошедший темноволосый мужчина лет сорока пяти был для разнообразия в сером костюме, но тоже мешковатом.

– Присаживайся, – Пётр уселся за свой стол и указал председателю горисполкома на ближайший стул, – Голова раскалывается и знобит. Простыл, наверное, – заметив вопросительный взгляд на шарф, – пояснил он.

– Опять, небось, в эдакий мороз на лыжах ходил? – покачал головой собеседник.

– Привычка – вторая натура, – нейтрально прокомментировал Штелле и спросил Романова, – Собак у горкома видел?

– Нет. А что? – нахмурился Николай Михайлович.

– Напали на меня, когда из двора выходи. Хорошо с этой стороны народу много, сразу отстали. Что-то с ними делать надо.

– В прошлом году осенью ведь отстреливали. Опять расплодились! – глава горкома импульсивно встал и прошёл к окну, отдёрнул штору. Собак, наверное, хотел увидеть.

– Сядь. И так голова болит. Давай так сделаем, берёшь сейчас листок бумаги и составляешь план мероприятий по зачистки города от этой нечисти. Через часик заходи.

Романов дошёл до стула, но садиться не стал. Покивал, почесал подбородок:

– Хорошо. Боюсь только "нечисть", как с ней не борись, опять заведётся.

– Вот. На втором листке напиши мероприятия, которые это предотвратят.

– Ну, не знаю, – Романов опять поскрёб подбородок и направился к двери.

– Скажи, пожалуйста, секретарше, чтобы зашла и, если есть, таблетку анальгина захватила, – как только Николай Михайлович вышел, Пётр бросился к двери и не напрасно.

– Вера Михайловна, Пётр Миронович простыл, найдите, пожалуйста, таблетку анальгина и аспирина и с чаем горячим занесите ему, – замечательно, теперь известно имя секретаря.

Женщина появилась через пять минут. На дебильном жестяном подносе стоял стакан в подстаканнике, скорее всего мельхиоровом, в маленькой стеклянной розеточке был мёд и в ложечке лежали две таблетки.

– Пётр Миронович, может скорую вызвать? Я вон у девочек из бухгалтерии мёду добыла.

– Спасибо Вера Михайловна. Не надо скорой, пройдёт само. На лыжах, наверное, перекатался. Вера Михайловна, раздобудьте мне, пожалуйста, подшивку "Зари Урала" за прошлый год, – нужно же узнать, как зовут "начальников" в городе Краснотурьинске. Заодно посмотреть какие тут проблемы сейчас.

Секретарша покивала седой головой и, осуждающе глядя на не заботящегося о своём здоровье шефа, вышла из кабинета. Пётр принял таблетки и вприкуску с мёдом допивал чай, когда Вера Михайловна появилась снова с пришитой шнурком пачкой газет. Газеты явно были не для мебели, следы неоднократной читки присутствовали. Крепились они на фанерке с обломанным краем. Блин, как же бедно народ живёт. Отдав поднос с пустым стаканом, Пётр уже хотел было отпустить секретаршу, но вдруг вспомнил, что не увидел на столе еженедельника с планом на сегодняшний день.

– Вера Михайловна, не напомните, я на сегодня какие-то встречи или совещания планировал. Голова как ватой набита.

– Может, вызвать врача, – с надеждой в голосе спросила женщина, видно было, что и вправду переживает за реципиента.

– Ну, таблетки же выпил, да и чай с мёдом, сейчас полегчает. Так что с совещаниями.

– Завтра в девять строительная планёрка, а на сегодня ничего нет. Стойте, – махнула рукой, сокрушаясь, секретарша, – Вы же после обеда собирались в интернат съездить!

– И то верно, – сделал вид, что вспомнил Штелле, – Ладно. Собирался, значит, съезжу. Хотя. Нет. Пешком прогуляюсь, может голова прояснится. Вера Михайловна, скоро должен Романов подойти, пусть захватит с собой комсомольского вожака.

– Может ещё чайку?

– Вот как придут, всем троим, если не затруднит.

– Шутите. Чего же тут трудного. Раз шутите, то поправитесь, – и женщина вышла.

Получается, что как-то не совсем правильно себя вёл, раз вежливость секретарь приняла за шутку. Покороче нужно фразы строить. И более нейтрально. Ладно, пока мэр не подошёл с собаками, нужно пролистать прессу, фамилии поузнавать, да и с проблемами вверенного ему города ознакомиться.

– Гриша, заходи, как устроился? – Романов махнул рукой, приглашая молодого русоволосого парня с короткой стрижкой застрявшего в дверях кабинета.

Григорий Максимович Каёта. Вспомнил Пётр, прочитанное за прошедший час в газете. Память подсказа, что только что назначенный первый секретарь горкома комсомола, потом станет главным редактором городской газеты "Заря Урала". А потом даже переберётся в "Уральский рабочий" в Свердловск.

Скромный молодой человек как-то боком протиснулся к столу мимо расставляющей стаканы секретарши. Надо сказать, что чай, аспирин и анальгин помогли, голова почти не болела, да и озноб прошёл. Плюс в кабинете работал принесённый Верой Михайловной обогреватель. Пётр взял исписанные "мэром" листки, прочитал и со вздохом вернул.

– Масштаба нет, Николай Михайлович. Я тут тоже тезисы набросал. Доставай комсомол ручку или лучше возьми вон карандаш, будешь протоколировать, – Пётр подождал пока Григорий возьмёт лист бумаги и карандаш и начал борьбу с собаками.

– Смотрите. Нужно привлечь максимальное количество людей владеющих оружием и умеющих им пользоваться. Главное – это "Охрана общественного порядка", по старому милиция, – на самом деле, читая газеты Штелле узнал, что сейчас вообще нет Министерства Внутренних Дел СССР. Есть республиканские министерства "охраны общественного порядка" – МООП.

– Николай Михайлович это за тобой. Каждый милиционер должен ходить с оружием и при первой же возможности стрелять в собаку, если она без поводка, и если он не рискует попасть в прохожих.

– А если собака не бродячая, а её хозяин отпустил свои дела утренние или вечерние сделать? – откинулся на спинку стула тоже вооружившийся карандашом Романов.

– Тогда нужно обязательно застрелить собаку и оштрафовать хозяина и кроме того привлечь его скажем к пятидесяти часам по наведению чистоты в городе под присмотром участкового. Его собака гадит у подъезда, а он не только не убирает говно, но ещё и собаку с поводка спустил. Но об этом после поговорим. Это для другого листа, там, где профилактика. Второе. Общество охотников. Нужно пригласить сюда их руководителей и активистов и договориться. Куда девать убитых собак, кто отвечает за безопасность. Кто платит за порох и пули. Третье. Геологи, лесники и прочие товарищи типа старателей. У них ведь тоже есть оружие. Нужно связаться с руководством этих предприятий. Это тоже на тебе, – кивнул Романову Пётр.

– А я чем могу помочь? – рвался в бой Каёта.

– Нужно кинуть клич среди комсомольцев предприятий, техникума, училищ, пусть организовывают патрули и, вооружившись самодельными сачками, пытаются ловить собак живыми. Кроме того комсомольцы могут в составе ДНД или самостоятельно пройтись по городу и выяснить места, где чаще всего видели своры диких собак.

– И куда пойманных девать? – правильный вопрос комсомол задал.

– Есть такое мнение, что собачьим мясом можно вылечить туберкулёз. Николай Михайлович, ты переговори с инфекционистами, у нас ведь два диспансера. Выслушай все аргументы и за и против, пару дней на это у нас есть. Даже если шанс, что дети вылечатся, всего 10 %, то нужно всех убитых собак передать им. Естественно сначала найти людей, которые умеют и согласятся разделать собак. Ту же санэпидстанцию попросить проверить мясо каждой собаки на бешенство и прочую гадость. А вот из шкур нужно пошить шапки для детей из школы интерната. Кто за это будет платить? Не знаю, подумай и над этим вопросом. Я тоже с людьми пообщаюсь. Охотникам можно билеты на дефицитную дичь пообещать или часть шкурок им на шапки. Думать будем.

– Да! Действительно масштабно, – хмыкнул, не отрываясь от писанины, Романов.

– Это только начало. Теперь давайте подумаем о профилактике. Давай, Николай, читай свои мысли.

– Да мысли всего две. Нужно напечатать в газете и объявить по радио, что в случае появления новых бездомных собак, нужно позвонить 02. И второе – создать в городе клуб собаководов и обязать их присматривать за появившимися щенками, – председатель горисполкома протянул Петру листок.

– Принимается. Давайте вот ещё, что обдумаем. Откуда берутся бродячие собаки. Возможны два варианта. Первый – хозяин гулял с ней без поводка, и она убежала за той же самой собачьей свадьбой. Второй, мне кажется, более вероятней. Мальчик, увидев у соседей щенка, стал канючить у родителей, что ему обязательно такой нужен. И будет он с ним гулять по утрам и вечерам, и кормить, и лапы после прогулки мыть, и прочая, и прочая. Родители устали от уговоров с соплями и слезами, стрясли с мальчика обещание все эти манипуляции проделывать и взяли щенка. Замечательно. Щенок давай гадить в квартире. Порвал матери единственные капроновые чулки, сгрыз ножку с таким трудом купленного дивана, оборвал только что приклеенные обои и, самое главное, ребёнка не разбудить в шесть часов, чтобы он пошёл и выгулял собаку и не найти в восемь вечера, он на каток убежал, или играет в футбол в соседнем дворе. Как думаете, что сделают родители?

– Сам бы выгнал её на улицу и ребёнка выпорол, – проникся Каёта.

– Правильно, значит нужно создать трудности, чтоб не так просто было завести собаку. Нужно провести через городской Совет Положение, что перед тем, как приобрести собаку, нужно обойти всех жильцов подъезда и получить от них письменное согласие. Ведь собака будет лаять утром и выть, когда никого нет дома. Думаю, сразу поменьше будет желающих. Кроме того в этом же Положении должно быть условие приобретение собаки в виде постановки её на учёт у ветеринара и обеспечение необходимыми прививками. От чумки и ещё от всякой другой гадости, нужно проконсультироваться у врачей. Ещё в этом же Положение должны быть предусмотрены штрафы за выгул собак без намордника и строгого поводка. Кроме того, должны быть предусмотрены штрафные санкции для тех, кто не уберёт дерьмо за своей собакой. И самое главное, за повторное нарушение Положения двойной штраф, а за третье, принудительное усыпление собаки и часов сто работ по благоустройству города для безответственного хозяина. Пусть убирают какашки за себя и за того парня, которого ещё не поймали, – Штелле оглядел собеседников, оба скрипели карандашами.

– Не слишком круто? – покачал головой Романов.

– Точно. Ещё нужно предусмотреть штрафные санкции, если собака кого-то укусила или порвала одежду. Кроме того, ведь есть какие-то статьи по этому поводу и в кодексе. Их нужно обязательно продублировать в принятом Положении.

– Можно ещё в газете предусмотреть серию статей о покусанных и о напуганных детях. Слышал где-то, что один мальчик заикаться стал после нападения на него овчарки.

– Молодец, Григорий. Это на тебе, смотайся в газету, пусть поищут такие случаи. Можно и из чужих газет статьи перепечатать.

– Хорошо, Пётр Миронович. А когда всё это начнём? – поёрзал от нетерпения на стуле комсомольский вожак.

– Давайте так сделаем. Николай Михайлович, обзвони всех, и давайте назначим совещание на пятницу, скажем часов в десять. А в понедельник вечером начнём. И нужно по радио и через газету объявить, что после шести желательно на улицу не выходить, а то ещё раним кого случайно. Думаю, трёх дней на первое время хватит. А там подведём итоги и решим, что дальше делать.

Когда соратники по борьбе с собачьими свадьбами ушли, Штелле глянул на часы. Вроде бы и сидели не долго, а полтора часа улетело. Время приближалось к двенадцати. Со слов жены было понятно, что обеденный перерыв у него с часу дня. Что ж, как раз есть время дочитать подшивку газет. Он уже наметил себе пару мероприятий. Каких мероприятий? Скажем так, улучшение жизни и построение развитого социализма в отдельно взятом городе и нескольких прилегающих посёлках и деревнях.

Домой шёл медленно, славу богу, хоть случайно узнал имя жены. Секретарша, когда убирала стаканы, по окончании мозгового штурма оставшиеся после нарушителей будущего закона о жестоком обращении с животными (Федеральный закон от 27 декабря 2018 г. N 498-ФЗ "Об ответственном обращении с животными и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации"). Спросила:

– Как там Юрочка и Лия Ивановна, вы их не заразите? – и осуждающий взгляд, что, мол, зря он отказался от вызова врача.

– Утром, вроде всё нормально было, я постараюсь к Юре не подходить пару дней. У жены есть наверно, что ни будь от простуды, ну а нет, зайду в аптеку по дороге в школу-интернат.

Глава 4

Школа-интернат стояла на улице Ленина и была от самой улицы отгорожена вполне приличным забором из железных пик. Сейчас были каникулы, и основная масса детей находилась в семьях. Тем не менее, пустой школа не была. Слышались детские голоса и в самой школе и в общежитии, куда после обхода классов Пётр прошёл с завучем. Директор школы болела уже неделю. Американцы ещё не успели заразить страну колорадским жуком и гриппом, по этой простой причине директор не грипповала, а лежала с простудой.

Что можно сказать о школе? Страшные деревянные ужасно покрашенные парты с откидывающимися столешницами и местом для портфеля. Но ведь сейчас во всех школах, во всех городах страны такие парты. Полы без линолеума, покрашенные в несколько слоёв и частично кое-где облупившиеся, скрипели на тысячи ладов. Окна протыканы ватой и заклеены полосками белой бумаги и один чёрт от них прямо несёт холодом. И сквознячки гуляют. Так ведь и на улице под тридцать градусов мороз.

В общежитии ничем не лучше. От окон тянет холодом. Даже бумажные полоски кое-где отвалились. Пётр указал на это следующим за ним женщинам.

– Простудите же детей!

Ответить ему не успели, в комнату вбежала девочка лет десяти и с криками:

– Оставьте меня! Без вас тошно! – бросилась на одну из кроватей и зарыдала, сотрясаясь худенькими плечиками.

– Машенька, успокойся! Пойдём в столовую, пообедаешь, – слова были правильные, а вот интонацию заботливой не назовёшь.

– Да сколько раз вам повторять! Я не Маша! Я Вика! Вика Цыганова! – девочка подскочила на кровати и обвела комнату затравленным взглядом. Под левым глазом наливался синяк.

– Вы что детей бьёте? – поразился Штелле.

– Нет, это она с соседками по комнате подралась. Словно бес в неё утром вселился. Бегает и кричит, что она не Маша, а какая-то Вика Цыганова, – устало пояснила женщина, забежавшая в комнату вслед за девочкой.

И только тут до Петра дошло. Вика Цыганова. Та самая, которую он пытался прикрыть собой, защищая от падающей фермы. Так значит, она все же погибла и кто-то или что-то забросило и её в этот же год в тело вот этой худенькой девочки с пронзительно-синими глазами.

– Можно я с ней наедине поговорю? – обратился Пётр к завучу.

– Зачем? – напряглась та.

– Хочу узнать, правда ли у неё синяк от драки с соседкой, и с чего вдруг ей своё имя разонравилось, – усмехнулся Штелле, – Выйдите, пожалуйста, из комнаты.

С минуты они мерялись остротой взглядов с завучем. Наконец она фыркнула и, схватив за руку стоящую столбом воспитательницу, вышла за дверь, неплотно её прикрыв. Пётр подождал минуту, а затем быстро подошёл к двери и толкнул её. Удара не было, но от двери отскочили с охами.

– Я же вроде просил оставить нас поговорить одних? – Штелле грозно зыркнул на смутившихся женщин.

– Маша хорошая послушная девочка. Я не понимаю, что на неё нашло, – попыталась огрызнуться воспитатель.

– Зоя Ивановна, я через пару минут подойду к вам в кабинет. Можете пока чайку горяченького сделать, а то я, кажется, простыл? – попытался перенаправить энергию педагогов секретарь в нужное русло.

– Конечно, Пётр Миронович. Только вы не мучайте девочку, – и женщины удались.

– Русская водка, чёрный хлеб, селёдка, – напел шёпотом Пётр, внимательно рассматривая попаданку.

Лицо девочки исказилось, она как-то совсем не по-детски охнулаи открыла рот.

– Любовь и смерть. Добро и зло…, – теперь уже со смешинкой в глазах речитативом продекламировал Штелле.

– Кто вы?

– Тот самый пенсионер, который подарил вам букет синих хризантем, перед тем как на нас обрушилась ферма, – развёл руками Пётр.

– Но ведь это невозможно! Где мы оказались? Какой сейчас год? Что вообще происходит? – вывалила девчушка с пронзительно-синими глазами, прямо как те хризантемы.

– Вика, успокойся, давай. Тут крики и паника ни как не помогут. Мы в том же самом городе Краснотурьинске. Сейчас 3 января. Вот только 1967 года. Я не знаю, как это произошло. Ты, кстати, читала книги про попаданцев.

– Про попаданцев? Это как фильм "Туман" или эти французские комедии с Жаном Рено и Кристианом Клавье, – наморщила рот синеглазка.

– Насчёт Клавье не знаю. Никогда особенно не интересовался актёрами, а вот Жан Рено там точно был. Только они попадали в будущее в своих телах, а нам вот эти достались, – Пётр ткнул в себя пальцем, – Это тело Первого Секретаря Горкома КПСС города Краснотурьинска. Ничего из прошлого реципиента я не помню. Только то, что помню о нём из детства. Своего детства. Я ведь здесь родился. Можно ведь считать, что нам с тобой повезло. Кто-то дал нам возможность прожить вторую жизнь. Тебе вон вообще почти пятьдесят лет скинули, радоваться надо, – вздохнул и усмехнулся одновременно Пётр.

Девочка слезла с кровати, подошла к двери и, открыв, выглянула в коридор.

– Эта тётка стоит в конце коридора, – сообщила она Петру, – И что делать-то теперь? Если мы скажем, что с нами случилось, то точно в дурдом угодим.

– А мы не будем никому говорить, – взял девочку за плечо и усадил её на кровать Штелле, – Будем жить, поживать и добра наживать. Или ты против наживания добра?

– Нужно найти Горбачёва и Ельцина и убить их, – из уст десятилетней худенькой, даже тощей девочки, это прозвучало вполне себе грозно, – Меченого в первую очередь.

– Для начала нужно успокоиться, и на самом деле не попасть в дурдом, или, ещё хуже, в лапы "кровавой гэбни", – Пётр сел на соседнюю кровать.

– У меня теперь, что, есть другие родители? Или это детский дом и эта девочка была сиротой? – вдруг вполне спокойным голосом поинтересовалась Вика Цыганова.

– Чёрт! А ведь на самом деле. Нет, это не детский дом. Это – школа интернат, сюда на неделю привозят детей из малообеспеченных семей и из далёких деревушек. Только вот сейчас каникулы? Значит, с тобой что-то не так. Я поузнаю, – Штелле задумался. Что делать с девочкой?

– А мне что делать, у меня эта толстуха пыталась компот отобрать утром на завтраке, – девочка потрогала фингал под глазом.

– Давай сделаем так, я сейчас переговорю с завучем. Они тебя изолируют от остальных детей.

– И что, мне взаперти сидеть? – сморщила нос Цыганова.

– Мысль мне сейчас пришла интересная. Сейчас ещё не написаны многие песни о войне. Да даже "Журавли" ещё не написаны. Я попрошу, чтобы тебе дали чистую тетрадку и карандаш. Вспоминай песни о войне. Записывай. Ты ведь и с нотами сможешь написать.

– Без гитары или пианино сложно, – покачала головой попаданка.

– Я спрошу. Скорее всего, гитара у них должна быть. Да и пианино, наверное. Ладно, Вика, нельзя нам долго секретничать. Это подозрения вызовет. Я узнаю про твою новую семью и завтра у тебя появлюсь, – Пётр подошёл к двери. И завуч, и воспитательница переминались в конце коридора с ноги на ногу, – Не боись. Прорвёмся.

Легко сказать.

– И что же Маша сказала? – прямо набросились женщины на первого секретаря.

– Что у нас с чаем, Зоя Ивановна? – попытался сбить их настрой Пётр.

– Ох, извините, пойдёмте в столовую, там нам найдут по стакану, – и завуч пошла вниз по лестнице.

В столовой пахло отвратно. Подгорелым молоком, кислой капустой и ещё какой-то мерзостью. Петра чуть не вытошнило.

– Почему такой запах? – повернулся он к женщинам и прикрыл за собой дверь.

– Молоко, наверное, убежало, – спокойно пожала плечами женщина.

– Расхотелось мне чай пить. Пойдёмте в ваш кабинет. Там поговорим.

– С Машей-то что? – видя, что начальство уходит, напомнила о себе воспитательница.

– Как вас зовут? – остановился Пётр.

– Клавдия Семёновна.

– Клавдия Семёновна, а можно Машу избавить от общения с той девочкой, с которой она подралась? – воспитательница одёрнула на себе вязанную вытянутую спереди, конечно же, коричневую кофту.

– Зачем?

– А затем, что эта девочка пыталась за завтраком отобрать у Маши компот. Девочку нужно наказать, а чтобы та не стала мстить Маше, её нужно изолировать. Машу. У вас есть пианино или гитара.

– Есть и пианино и гитара в "Красном уголке", – вмешалась завуч.

– Вот туда и отправьте Машу. А вечером проследите, чтобы девочки не оказались в одной комнате и чтобы они при всём желании не смогли встреться. Хулиганку, лучше всего закрыть до утра одну. Утром я появлюсь и узнаю у Маши, как прошёл день и, что случилось, или не случилось, за ночь, – Пётр не смотрел на воспитательницу, говорил это Зое Ивановне, – И ещё, оказывается, Маша пишет стихи. Дайте ей, пожалуйста, чистую тетрадку и карандаш мягкий.

– Мягкий? – хором потеряно отшатнулись обе.

– Мягкий, чтобы легко писал и не царапал бумагу, на нём ещё буква "М" стоит.

– Хорошо, поищем, – пыл он всё-таки с педагогов сбил.

В кабинете у директора Зоя Ивановна села на краешек стула сбоку от стола и предложила Петру директорский стул. Он ломаться не стал, ещё не поймут.

– Зоя Ивановна, а почему Маша здесь, а не дома? Каникулы же. Кстати, а как у неё фамилия?

– Фамилия Нааб. Мать у неё умерла в прошлом году. Их у отца осталось трое детей, или даже четверо. Точно не помню. Остальные сейчас у родственников. Маша у нас. А отец её сейчас в тубдиспансере. У него открытая форма. Врачи говорят, что долго не протянет, – завуч нервно скомкала, извлечённый из кармана кофты, носовой платок.

– Нда. Плохо. А если он умрёт? Что будет с детьми.

– Скорее всего, отправят в Серов в детский дом.

– А у вас сирот нет.

– Нет. Мы же школа-интернат, – махнула рукой завуч, явно с облегчением.

– Как звать отца вы не знаете? – Пётр решил сам заглянуть в тубдиспансер, нельзя допустить отправку Вики в Серов.

– Нужно посмотреть в журнале. Вроде бы Готлиб, – Зоя Ивановна вскочила, куда-то пыталась убежать, но Пётр её жестом остановил.

– Не нужно. Я найду сам. Зоя Ивановна, у вас кто шефы?

– Глинозёмный цех БАЗа, – не поняла та резкого перехода, даже очки сняла.

– Позвоните им, и скажите, что я попросил их, как следует проконопатить и заклеить все окна, и в учебном корпусе и в жилом, – пора прощаться.

– Хорошо, Пётр Миронович, – женщина снова надела очки и сразу приобрела деловой вид.

– И поваров поругайте. Как можно есть при такой вони. Завтра я утром часиков в одиннадцать появлюсь, если совещание не затянется, но появлюсь в любом случае. Да, последний вопрос. Ваши ученики побеждают в городских олимпиадах по каким-нибудь предметам?

– В прошлом году Женя Кулеша занял второе место по математике, а первых мест давно не было, – развела женщина руками.

– Спасибо. Не провожайте, ещё простынете. Я сам выберусь.

Глава 5

Войдя в "свой" кабинет Пётр задумался. Может уволиться к чёртовой матери. Забрать Вику Цыганову, уехать в Москву. Писать там песни и книги и жить припеваючи. Зачем ему биться об стену в Краснотурьинске? Один в поле не воин. Да и не дадут построить коммунизм в заштатном уральском городишке. Останавливало пару "но". Во-первых, этот самый Тишков был хорошим руководителем и очень многое сделал, чтобы превратить Краснотурьинск в один из самых красивых и благополучных городов Урала, а может и всей страны. Во-вторых, семья этого Петра Мироновича. Ведь получается, что кто-то убил его, чтобы перенести сознание Штелле в тело реципиента. Семья ведь не виновата. Бросить их? Не по-пионерски это.

Нда. Ладно пока можно одной темой озаботиться.

– Вера Михайловна, – позвал он секретаршу, – вызовите мне, пожалуйста, зав ГорОНО.

Через десяток минут перед Петром сидел на стуле лысоватый мужичок в массивных очках в ужасной роговой оправе.

– Что-то случилось, Пётр Миронович, вы какой-то бледный сегодня, – заведующий городским отделом народного образования заинтересованно смотрел на Штелле.

– Голова с утра болит, простыл немного, – Пётр не знал, как звать собеседника, приходилось выкручиваться, стараясь строить обтекаемые фразы.

– У меня в кабинете отличный набор травок есть, может сказать Вере Михайловне, чтобы она вам заварила, – товарищ уже вскочил, не дождавшись ответа, и в момент оказался у двери, – Вера Михайловна, золотце, у меня на столе баночка стоит с травками, не сочтите за труд, спуститесь, возьмите щепотку и заварите нам по стакану, будем Петра Мироновича лечить.

– Трофим Ильич, я с утра Пётру Мировичу твержу, что нужно доктора вызвать, так упрямый. Не хочет. Сейчас всё сделаю, – хлопнула дверь.

Пётр обрадовался. Удачно получилось. Теперь он знает, как обращаться к горонисту.

– Трофим Ильич, сколько учеников из Краснотурьинска за прошедшие пять лет выигрывали всесоюзные олимпиады?

Насупился. Пригладил волосы на затылке. Обидел он, наверное, товарища.

– У тебя, Пётр, какие-то неприятности. Какую-то вредную бумагу прислали?

– Мысль мне одна пришла. Ходил сейчас в школу-интернат, смотрел, как они холода переживают.

– Окна плохо проклеили, батареи холодные? Подожди, а при чём здесь олимпиады? – вдруг отстранился зав ГорОНО.

– Совершенно ни при чём. Говорю, мысль пришла по дороге. Когда у нас будут городские олимпиады?

– В апреле.

– Давайте проведём в начале феврале.

– Это зачем же? – Трофим Ильич вынул из стаканчика с карандашами синий карандаш и стал вертеть его пальцами.

– Мысль мне пришла, вот какая. Мы проведём в феврале все олимпиады городские, подожди не перебивай, – остановил попытку вмешаться в монолог чересчур разговорчивого и деятельного собеседника, – Отбираем по каждому предмету в каждой возрастной группе по три победителя и после уроков каждый день проводим с ними дополнительные занятия по тем предметам, в которых они победили. У нас ведь есть задания за прошлые годы по областным олимпиадам? – Пётр вопросительно глянул на заведующего.

Тот какое-то время смотрел внимательно на Петра.

– Найдём.

– В апреле, как и положено, мы проводим ещё одни олимпиады. На них отбираем лучших и продолжаем их натаскивать по имеющимся у нас заданиям областных олимпиад, – Штелле откинулся на спинку стулу и молча смотрел на Трофима Ильича.

– Умно. Конечно, олимпиады по языкам нам не выиграть, – сморщился главный учитель, – а вот по остальным предметам вполне по силам в призёрах оказаться.

– У нас ведь треть населения немцы, может поискать?

– Поищем. И как тебе такая замечательная мысль-то в голову больную пришла. Стой. Надо мне тоже простыть, – заведующий звонко расхохотался.

– Мне только одно препятствие видится. Нужно найти по предметам лучших учителей и как-то их заинтересовать.

– Найдём. Заинтересуем. Детей покормить нужно будет.

– Покормим. Ну, что берёшься? – Пётр от этого живчика и не ожидал отказа.

– Слушай, Пётр, а если наши выиграют областные олимпиады, то в Москву поедут на Республиканские. Нет. Там нам против Москвы и Ленинграда не выстоять, у них там спецшколы разные, – ну, очень горестно вздохнул заведующий, словно уже и правда, выиграл все областные олимпиады.

– Москва и Ленинград на республиканских олимпиадах не присутствуют, у них там свой праздник и они попадают сразу на всесоюзную, – Пётр как-то читал про одного из попаданцев в тело школьника, вот тот попаданец и ездил на математические олимпиады, оттуда и знание.

– Точно! А я и забыл. Вот не зря тебе город доверили, светлая у тебя голова, ты почаще в интернат-то ходи, – опять весело захохотал заведующий.

В это время секретарша принесла зелёного цвета жидкость в стаканах. Чувствовался аромат мяты и ещё чего-то цветочного. Да и на вкус отвар был не противный. Попили, пообсуждали практические шаги по покорению столицы. Так и рабочий день закончился.

Курево. Табак. Папиросы. Сигареты. Чинарики. Пепельницы. Вонь табачная. Кашель курильщика. Всё это было. Может этот самый Тишков умер во сне от кашля. Оторвался там тромб какой-нибудь? Вот в небесной канцелярии душу некурящего Штелле и забросили на вакантное место. А Вика Цыганова попала в тело той Машеньки, потому что та самая – жирная девочка сильно ударила её, и та упала, ударившись головой о стол? Ну, с Викой поразбираемся, а вот с Петром Мироновичем поступим жёстко. Потому что нехер! Этот товарищ даже дома видимо курил. В кухне на подоконнике стояла пепельница с чинариками. Не для гостей же он её там держал. То есть в доме грудной младенец и маленькая девочка, а он курит. Истинный коммунист! Замечательный пример для подражания.

Порывшись в карманах пальто и пиджака ужасно-коричневого, Пётр вытащил на свет начатую пачку сигарет "Лайка" и коробок спичек. Спички назад засунул, а сигареты хотел выбросить, но урны не попадались. Спустившись до самого первого этажа, первый секретарь так и не обнаружил ни одной урны. У входа-выхода их тоже не наблюдалось. Пришлось, завернув за угол, просто положить пачку на бордюр своего дома.

В квартире стоял ор. В очередной раз что-то не нравилось наследнику реципиента. "Жена" бегала из ванной на кухню и потом в комнату, а затем снова по кругу. По запаху не трудно было догадаться, что переваренное молоко вылезло наружу. Пётр разделся, переоделся в треники с отвислыми коленями и проследовал на кухню. Жутко хотелось есть. В обед его попотчевали тарелкой малоаппетитного супа. Немного картошки, немного крупно порезанной моркови, целая луковица, правда, небольшая, два малюсеньких кусочка мяса и два куска серого хлеба. Шеф-поваром "жена" Лия не была точно.

На плитке стоял очередной кастрюльчонок с греющейся водой. Пётр заглянул в холодильник. "ЗИЛ" был вполне забит продуктами. Было даже молоко и колбаса. В морозильнике присутствовала курица и какая-то рыба. А вот готового ничего не было. В очередной раз забежавшая на кухню "жена" проделала нужные ей манипуляции с кастрюльчонком и бросила:

– Сейчас покормлю, уснёт, тогда картошки пожарю.

Все попаданцы в книгах удивляют родственников невиданными блюдами типа пиццы или шашлыков. Мяса с мангалом под рукой не было. С тестом тоже не всё гладко. Пётр открыл снова морозильную камеру и с сомнением достал рыбу. Ага – камбала. Поваром он тоже не был. Но готовил ведь каждый день чего-то. Почему бы не пожарить рыбу под белым молочным соусом. Все ингредиенты в наличии. Ножницы висели на гвозде над плитой. Начнём помолясь.

Штелле отрезал плавники, поскоблил чешую. Рыба была мороженная, но вполне поддалась чистке. Резалась ещё правда с трудом, но и с этим справился. Достал миску, сгрузил туда куски рыбы и посыпал солью с перцем. На звуки из кухни пришла "дочь", села на стул и стала молча наблюдать за Петром. Тот достал из стола муку и насыпал в следующую чашку.

– Помогать будешь? – сощурился на дочь.

– Конечно. Что делать? – уже рядом.

– Берёшь кусочки рыбы и тщательно пачкаешь мукой. Стой, стой, стой, не так быстро. Сначала вот в эту чашку с яичным белком, – Пётр разбил пару яиц в тарелку и вынул ложкой в стакан желтки, – Теперь начинай.

Появилась хозяйка. Забрала с плитки зелёный кастрюльчонок, хмыкнула и поставила на его место большую чугунную сковороду.

– Маргарин на подоконнике в банке.

Нет. Мы пойдём своим путём. Пётр с того же подоконника взял тяжёлую зелёную бутылку с подсолнечным маслом. Ну, и что, что не рафинированное, вкуснее будет. Рыбу, а особенно камбалу долго жарить не надо. Тем более сковорода большая и все куски влезли за один раз. Через пять минут он уже сгружал подрумянившиеся кусочки в помытую тарелку после соления и перчения. На сковороду высыпал остатки муки и сыпанул на всякий случай ещё ложку. Потом порезал туда мелко две луковицы, Таня стоически, несмотря на выступившие слёзы, помогала резать лук. Когда лук стал прозрачным, Пётр налил в чугуняку пару стаканов молока, и когда всё это закипело, бросил кубик масла. Понятно, что стеклянной крышки у сковороды не было. Запах заполнил всю квартиру.

– В газете сегодня вычитал, – ответил Пётр на вопросительный взгляд двух женщин.

– Пап, а как это называется? – наклонилась "дочь" над тарелкой с рыбой вдыхая аромат.

– А-ля, камбала под белым луковым соусом! Теперь ты можешь хвастать подругам, что делала это блюдо по знаменитому рецепту итальянского шеф-повара Бармалини.

– Ха-ха! Бармалини. Бармалей что ли? – отщипнула кусочек рыбки, попробовала.

– Что ты наделала? – в ужасе схватился за голову Пётр, – Это нельзя есть без соуса! Бармалей тебя не простит.

– Бармалей. Сами вы бармалеи. Садитесь, сейчас положу в тарелки, – "жена" споро проделала эту операцию.

– А Бармалей, это из сказки? – уже с набитым ртом поинтересовалась Таня.

– Слышал, что сняли новый фильм. Называется Айболит – 66. Скоро показывать будут, – вспомнил Пётр замечательную картину Ролана Быкова, – Внимательно ешь, там косточки есть.

– А Бармалей и Карабас Барабас вместе живут? – Перевалила себе второй кусок "дочь".

"Стоп. Сейчас удивим народ. Ведь продолжения сказки "Буратино" ещё не написаны. Обкатаем на родственниках", – Пётр буквально за несколько дней до попаданчества читал внучке сказку Леонида Владимирского "Происшествие в городе Тарабарске" про путешествие полюбившихся детям героев на пиратский остров.

Сказка закончилась только через полтора часа. "Жена" отвлеклась на ребёнка и строго наказала без неё не рассказывать. Таня поканючила, но смирилась.

– Откуда это? – поинтересовалась супруга, намыливая посуду.

– Придумал, – Пётр с интересом наблюдал за манипуляциями жены, – Напомни мне, чтобы я завтра сделал тебе моющее средство. Тоже сегодня в газете вычитал.

– Насыщенный у тебя день, – хмыкнула Лия Ивановна.

– Лия, – начал Пётр тяжёлый разговор, – Я сегодня был в школе-интернате. Там девочка одна есть. Мать у неё умерла, а отец в тубдиспансере лежит. Но девочка туберкулёзом не болеет. Её там бьют старшие и еду отбирают. А девочка замечательная. Ей лет десять. И на пианино играет и на гитаре. Песни хорошие поёт. Может она у нас поживёт пока каникулы. С Таней поиграет. Научит её на гитаре играть, – "жена" хмурилась.

– Я целый день кручусь, кто ими заниматься будет. Вон даже ужин сегодня не успела сготовить, – сковородка брякнулась с полки.

"Нужно кухонный гарнитур делать, с местом под встроенный холодильник, а плиту эту сносить как можно скорее, ведь вроде бы в этом году газ будут проводить", – наметил себе Штелле. Вслух же сказал.

– Она девочка самостоятельная. Как раз Маша еду и приготовит.

– Туберкулёза у неё точно нет? Может она пока только носитель? – не сильно обрадовалась "жена".

– Свожу её завтра в больницу, пусть анализ крови возьмут, на палочку Коха.

– Пусть сделают ПЦР, тогда и поговорим.

"Точно. Новая жена ведь у него медик. Что-то такое он в будущем читал, как-то забредя на сайт про почётных граждан города. Ещё бы знать, что такое этот ПЦР".

Глава 6

Как назло, проходя по той же тропинке между зданием горкома и своим домом, опять наткнулся на собак и опять был облаян. Чувствуют они, что ли, чужака? В кабинете он достал листок бумаги из ящика древнего стола и попытался набросить эскиз кухонного гарнитура. Получилось вполне прилично. Правда, в стиле модерн. Нет. Нам простоты не надо. Нам нужно сделать его красивым. Как-то в интернете он наткнулся на фотографии мебели из Румынии. Как раз приблизительно эти годы. Пётр стал дорисовывать финтифлюшки и всякие прочие арабески. Массивные лапы, резьба, где только можно. Отдельно вынес дверки и тоже все покрыл замысловатой резьбой. Даже с фигурами греческих воинов. Крысота.

Отвлёк стук в дверь. Секретарь принесла чай. Он попросил за двадцать минут до совещания строительного приготовить. Принимая подносик со стаканом в подстаканнике и тарелочкой сушек (нашёл вчера дома и взял с собой), Штелле попросил:

– Вера Михайловна, пусть на совещания как придут, сразу заходят и рассаживаются, не томите людей в приёмной, – сделал такое нововведение Пётр совсем не из любви к ближним.

Он ведь никого из руководителей не знал. Романова только, да может ещё директора БАЗа Кабанова визуально помнил, даже не знает как того же Кабанова зовут. А так люди будут заходить, здороваться, и может быть называть друг друга по имени отчеству, ну, в крайнем случае, только по имени. Уже хлеб.

Задумка удалась. Героя Социалистического Труда Кабанова звали Анатолий Яковлевич. Директора завода ЖБиК – Сергей Михайлович Киселёв. Главный архитектор – Любан Андрей Ильич. Директор Турьинского рудоуправления – Анатолий Евгеньевич Панёв. Управляющий БАЗ-Строя – Пётр Евгеньевич Агафонов. Директор БРУ – Белыбин Анатолий Васильевич. Вот только это почти все успехи. А ведь пришло больше двадцати человек.

Что ж, начнём. Пётр оглядел собравшихся и прокашлялся. Народ до этого шёпотом переговаривающийся повернул к нему головы и затих.

– Давайте мы сегодня в честь праздника сломаем наши традиции, – вот этих самых "традиций", а точнее порядка заведённого на этом строительном совещании руководителей предприятий города Штелле как раз и не знал.

– Может, вообще отменим, – хохотнул высокий мужчина в щегольском узком костюме.

– Я тут вчера просмотрел подшивку газеты "Заря Урала" за прошлый год, – не поддержал его веселья Первый Секретарь Горкома КПСС.

Народ молчал. Неожиданное заявление.

– Там было целых три статьи про кирпичный завод.

– План за год мы перевыполнили на две десятых процента, – залысина, уставшие глаза, серая кожа, товарищ не производил впечатления лидера.

– Во всех трёх статьях упоминаются неработающие погрузчики, – остановил его поднятой рукой Пётр, – Это погрузчики львовского завода.

– Да ЛЗА-4000 на базе ГАЗ 51.

– Они просто старые, ломаются из-за неправильной эксплуатации или там конструкторские недоработки? – как же его зовут, гадал Пётр.

– Пётр Миронович, вы же всё прекрасно знаете, там и первое и второе, к сожалению, и третье, – зло махнул рукой директор.

– Я вот прочитал статьи и задумался. ГАЗ – 51 есть на всех предприятиях, – Штелле обвёл взглядом присутствующих. Народ кивнул.

– Помочь предлагаешь, – усмехнулся Кабанов.

– Помочь. Давайте я озвучу, что мне в похмельную голову пришло, а вы меня поругаете все вместе, а потом…А потом сделаете как я напридумывал. Завод, ПАТО, автобаза? 12, автобаза? 24 выделяют с понедельника по одному самому опытному автослесарю на неделю. Училище? 41 отправляет группу автослесарей с выпускного курса с преподавателями, – народ пока молча слушал. Голос подал только кирпичный директор.

– А запчасти?

– Список запчастей известен?

– За день подготовлю, – закивал головой товарищ.

– Товарищи директора и управляющие, нужно будет помочь запчастями. Ведь из-за лихорадки с кирпичом срываются сроки строительства, а нам с вами в этом году строить шесть домов, а то и семь. Анатолий Яковлевич, там ведь кроме автозапчастей понадобятся и детальки к самому погрузчику, дадите команду в ЛМЦ?

Кабанов вздохнул, достал записную книжку чиркнул что-то в неё и закрыв неодобрительно кхекнул.

– Бесплатно ведь.

– У меня есть идейка одна, я её пару дней ещё пообдумываю и подойду с ней в заводоуправление, думаю её осуществление с лихвой перекроет затраты на три погрузчика, – идея у Петра и правда была.

– Но ведь там, – кивок в сторону, директора Кирпичного завода, – ещё и с качеством кирпичей проблема, – внёс свою лепту и молчащий пока Романов.

– Точно Михаил Петрович! Я из газет понял, что дело в герметичности. Нужно кроме погрузчиков и печи ремонтировать.

– Своими силами мы сейчас пытаемся чуть подлатать, – развёл руками, так и не получивший имени пока, директор кирпичного.

– У нас ведь есть УЦМР.

Кабанов опять неодобрительно глянул на Петра.

– Ладно, я поговорю с ними, ремонт, я так понимаю, опять за счёт завода.

– У нас есть немного денег на текущий ремонт, а капитальный предусмотрен только на следующий год, – не опроверг его плохих предчувствий кирпичник.

– Надеюсь это всё?

– Что у вас с асбестом? – тяжело вздохнул Штелле.

– Нету асбеста, я заявку подал, но пока рассмотрят, да пока выделят. Начало года же.

– Как в поговорке, – хмыкнул Кабанов, – Дай тётенька напиться, а то так есть хочется, что и переночевать негде.

– Анатолий Яковлевич, моя идейка и это окупит, – предотвратил назревающую ссору Пётр.

– Хорошо, в первый и последний раз.

– Товарищи, если есть вопросы, задавайте, если нет, то все свободны. О строительстве поговорим через неделю, – свернул совещание Пётр.

До следующей недели и в проблемы вникнет и людей узнает, а за неделю, да ещё в такие морозы, ничего со стройками плохого не случится.

Кабанов перед уходом напомнил про обещание.

– Заинтриговал ты меня своей идейкой, Пётр, жду в пятницу после обеда, – пожал руку и двинулся к выходу.

Глава 6

За Викой Цыгановой Пётр поехал на горкомовской волге. Машинка была не новая, но видно было, что за ней следили и в аварии она не попадала. Сразу бросилось в глаза такая дикость, как диван вместо двух передних сидений. Диван из жёлтого дерматина. Сидеть было неудобно, всё время хотелось положить руки на подлокотники, а их-то и нет. Ещё раздражал жёлтый тонкий пластмассовый руль (или из чего он там сделан). Доехали быстро, а выезжая, Пётр попросил секретаршу позвонить в школу-интернат и предупредить завуча, что Машу надо одеть, он её заберёт, свозит в больницу на анализы и вернёт через часик. Девочка была в длинном тёмно-зелёном пальто в косую несуразную клетку и в круглой цигейковой шапке, явно ей великоватой, всё время на лоб сползала. И шапка и пальто были не новыми, скорее всего Маша была их не первой хозяйкой, да и вообще не хозяйкой, а так – "временным пользователем".

Завуч и воспитательница стояли у ворот, вцепившись руками в воротник клетчатого пальто.

– Зоя Ивановна, вы не волнуйтесь, я отвезу Машу в горбольницу и попрошу сделать анализ на туберкулёз, – попытался успокоить педагогов Первый Секретарь.

– Им осенью делали реакцию Манту, – поспешила просвятить Петра воспитатель, имени которой он так и не запомнил.

– Я тут с женой посоветовался, она всё-таки врач. Так вот, она советует сделать ПЦР. Я, если честно, не специалист, но вроде просто кровь возьмут из пальца.

Вика за сутки стала менее зажатой, освободилась от рук завуча и воспитательницы и сама пошла к машине. Пётр глядя на девчушку скрежетнул зубами, фингал под глазом синел в половину щеки.

– Как шефы, приехали? – чтобы разрядить ситуацию спросил Штелле.

– Сегодня в пять вечера обещали прислать комсомольцев, – улыбнулась, наконец, завуч, а то всё стояла с каменным лицом.

В больнице всё было не просто. Оказывается, кровь на анализы забирают только до десяти часов, а на этот самый ПЦР вообще нужно сдавать натощак. Пётр договорился, что девочку приведёт завтра воспитательница. Зато обещали завтра вечером позвонить и сообщить результаты, часа в четыре. Ну, и хорошо. Пора было с Викой определяться.

– Вика, я тут с женой переговорил. Мы тебя возьмём к себе, пока не ясна ситуация с отцом. В детдом точно не попадёшь. Жена только опасается, не являешься ли ты носителем туберкулёза, – они вышли из машины, не при шофёре же разговаривать.

– И как вы уживаетесь с чужой женой? – полюбопытствовала девочка, состроив хитрую физиономию. Вернее хотела это сделать. Только вот здоровущий багровеющий синяк.

– Есть кроме жены дочь примерно твоего возраста и грудной сын. Отвык я от таких ситуаций. Всю ночь не спал, ворочался. Раза четыре малец плакать начинал. Даже не знаю, ты-то как с грудничками? – теперь хитро прищурился Пётр.

– Как мне вас называть? А с детьми с радостью повожусь. Своих-то бог не дал, – потёрла больную щеку Цыганова.

– Называй – Пётр Миронович. Потом, если всё получится, будешь "папой" звать. Мне на момент переноса было пятьдесят восемь. Сейчас в городе живу я, брат, отец с матерью и вообще куча родственников: дедушка, две бабушки и с десяток братьев и сестёр двоюродных, да плюс дядей и тётей тоже с десяток. Никого пока не видел и даже не знаю, стоит ли вмешиваться в их жизни. Как бы не испортить чего, – Пётр довёл девочку до крыльца школы, – Вика как там с песнями?

– Шесть штук уже записала. Журавли, Десятый наш десантный батальон, День Победы, У деревни Крюково погибает взвод, Комбат батяня и Маки, – загибала тонкие пальчики Маша.

– Все попаданцы перепевают песни Высоцкого, – хмыкнул Штелле.

– Я тоже попробовала. С мелодией попроще, а вот с текстами, пропусков полно. Может, вы вспомните?

– А что за песни?

– Сыновья уходят в бой и Он не вернулся из боя, так-то ещё есть про письмо от девушки, которая его бросила и Як – истребитель, но там даже с мелодией не просто, – развела руками Цыганова.

– Хорошо, я тоже повспоминаю эти песни. Завтра после пяти увидимся. Уже будут готовы анализы. Как там вообще жизнь-то у тебя, не обижают больше? – дверь стала открываться, на пороге в наброшенной на плечи серой шали появилась завуч.

– Спасибо, Пётр Миронович, сейчас всё нормально. Никто больше не обижает, – на публику сыграла Вика.

– Зоя Ивановна, оказывается этот анализ нужно делать натощак. Утром завтрак Маше не давайте, а часам к восьми отведите её в больницу, там о вашем визите будут в курсе, – Пётр подал завучу направление на анализ и, пообещав завтра вечером зайти посмотреть, как справились с утеплением и рассказать о результатах анализов. Распрощавшись, поехал назад в горком, но уже на ступенях глянул на часы. Без пяти час. Пришлось идти на обед. Да и живот о себе как раз напомнил.

Дома пришлось расплачиваться за вчерашнюю импровизацию. "Дочь" рассказала двум подругам продолжения сказки про Буратино, а мать одной из девочек оказалась учителем литературы в школе? 9. И вот теперь эта Евдокия Петровна просит дать ей прочитать книгу про деревянного сорванца. А книги-то в ближайшие тридцать лет не появится.

– А ты папа сядь и сам напиши. Мне все девчонки обзавидуются, – не унималась Таня.

Пришлось съесть тарелку опять жидкого супа, на этот раз борща, и пообещать книгу написать. "Жена" недовольно покачала головой.

– Она ведь не успокоится и сильно расстроится, если обманешь.

– Ну, значит, не обману, – усмехнулся Пётр и пошёл на работу.

Он и так собирался заняться писательской деятельностью. Минуса было два. Первый, ему забыли дать с собой ноутбук, или, на худой конец, смартфон с тысячей самых популярных в будущем книг. Второй, опять-таки забыли дать феноменальную память, чтобы он мог прямо из головы перепечатывать бестселлеры. Плюс же был один. Он буквально за несколько дней до переноса сознания читал внучке сказки целую неделю, девочка сильно растянула ногу на катке и лежала дома. А дедушка за ней присматривал. Вот он с компьютера и читал Сонечке сказки. Сначала продолжения "Страны Оз" или "Волшебника Изумрудного Города", если говорить о книгах Волкова. Но хватило их не на долго. Тогда он поискал в интернете новые продолжения, и оказалось, что их тьма. Вот продолжения, написанные в девяностые русским писателем Сухинским, он и скармливал вдруг пристрастившейся к сказкам внучке. Среди продолжений была и книга Владимирского, где Буратино попадает с друзьями в волшебную страну, а потом нашлось и рассказанное вчера продолжение "Злотого Ключика". Конечно же, одно дело перепечатывать из ноутбука книгу, или даже из феноменальной памяти, и совсем другое, помня только сюжет и отдельные моменты, писать свою. Только может оно и к лучшему, никто не обвинит в плагиате. Да и язык прочитанных книжек Петру не нравился. Сюсюканье. Нужно разговаривать с детьми, как с равными – и приобретёшь друзей. Не помнил Штелле, кто сказал, но был, несомненно, прав.

Только ведь он не писатель. Он – Первый Секретарь Горкома КПСС. Нужно ведь городом управлять. С помощью послезнания, попытаться, если не страну спасти (надо ли её вообще спасать), то по крайне мере улучшить жизнь земляков. По этой самой причине, вернувшись в кабинет, он не за Буратино принялся, а за архитектуру. На полке одного из шкафов была какая-то старая книга, а на обложке фотография старого здания Свердловского жд вокзала. Пётр достал книгу, попросил секретаршу найти ему цветные карандаши, и принялся раскрашивать чёрно-белую фотографию, придавая вокзалу красоту, что он получил после реставрации в будущем. Особенно старательно раскрасил в красную клетку крышу вокзала.

Зачем такой ерундой занимался. Всё очень просто, скоро будут в городе строить два вокзала. От строящегося УПИ уберут в район базара автовокзал, а в Заречном начнут строить железнодорожный вокзал. Здания получатся некрасивые и не вписывающиеся в облик города. Вот Пётр и решил эту ситуацию поправить. Люди должны гордиться своим городом. И если оба здания будут выполнены вот в таком псевдорусском стиле, это без сомнения украсит город.

– Вера Михайловна, – выглянул он из кабинета, женщина что-то строчила на пишущей машинке (грохота-то сколько), – Позовите, пожалуйста, Любана Андрея Ильича.

Глава 7

Кабанов грузно встал из-за стола.

– Пётр Миронович, проходите, присаживайтесь. Чайку организовать?

– А кофе есть?

– Есть и кофе. Индийский. С печеньками? – Директор переложил лежащую перед ним бумагу в правый столбик. Всего столбика было три. Один он, скорее всего, разбирал, в другой попадали подписанные бумаги, а в третий, наверное, укладывались бумаги на более детальную проработку. Классика управления.

Пётр тоже разными начальниками поработал, но вот так не мог. Вечно был бардак на столе. Та самая третья стопка постоянно росла, а потом просто шла в печь. Всё время этого самого "времени" и не хватало. Для собеседников он оправдывался где-то услышанной поговоркой: "У кого пусто на столе – пусто и в голове". Люди понимающе кивали головами этими самыми, явно не пустыми. Однако сам для себя Штелле изредка уточнял: "А у кого бардак на столе – бардак и в голове". У Кабанова был идеальный порядок.

– Анатолий Яковлевич, давайте с печеньками и можно туда капнуть чуть-чуть коньячка, для запаха.

– Да, запросто, – директор прошёл к шкафу встроенному в стенку за спиной и достал с полки начатую бутылку армянского коньяка.

Секретарша принесла на подносе, типа под "Жёстово", две чашки с ужасным рисунком, что-то напоминающее листочки липы с семенами, вазочку с кусковым сахаром (именно с кусковым, а не с рафинированным) и ещё одну хрустальную вазочку с печеньем. Когда все предварительные расшаркивания закончились, и они уселись за небольшой столик в углу большого кабинета, Кабанов хитро посмотрел на Тишкова:

– Я тут дал задание экономистам, чтобы они прикинули, во сколько обойдётся помощь кирпичникам. Озвучить? Стоит того твоя "идейка"?

– А можно просьбу, – отпивая очередной глоток, наклонил голову Штелле.

– Ещё просьбу?

– Пусть экономисты после моего визита посчитают стоимость моих "идеек".

– Ха. Да их несколько? Заинтригован.

– Мне нужно чтобы нас сопроводили в литейку главный инженер и главный металлург, – кофе неожиданно быстро кончился.

Директор ещё не допил свой, но решительно отставил и, отдав распоряжения секретарше, двинулся вниз по лестнице. На такой же волге с передним жёлтым диваном они доехали до литейки. Пройдя по центральному коридору, пропустили вагонетку с ковшами. Ковши ещё светились изнутри, только видно из них алюминий перелили. Подошли к конвейеру. Громко ударяла изложница по отбойнику, и в клубах пара чушка серебристого цвета выпадала под ноги литейщику. Он её аккуратно подхватывал двумя крючками и укладывал в начатый только штабель. Рядом стоял второй. К нему сейчас подъезжала девушка на электрическом погрузчике, чтобы переставить в длинную вереницу таких же штабелей на эстакаде. Там уже и вагон стоял под погрузкой. Все, как и через сорок и через пятьдесят лет. Разве что крепенького мужичка заменит на время чушкоукладчик. Но это чудо техники будет всё время ломаться и его опять сменит человек. А потом литейку, как и весь электролизный, зятёк алкоголика "царя Бориса" закроет. В прошлой жизни Штелле, будучи начальником литейного цеха РМБ принимал участия в решении вопроса долговечности чугунных изложниц. При постоянной эксплуатации конвейера изложницы нагревались, и алюминий не успевал застывать. Тогда изложницы поливались снизу, при обратном ходе, холодной водой. И изложницы трескались. Правильно, что ещё чугуну делать, когда его холодной водой поливают. Пётр тогда увеличил живучесть изложниц раза в три и позволил литейке экономить солидные деньги. Почему бы не проделать то же самое на сорок лет раньше.

– Лопаются изложницы, – указал Пётр на пропущенную изложницу в конвейере.

– Да, это проблема, – прокричал в ответ главный металлург, – Боремся с ЛМЦ, и всё без толку.

Точно, вот и с ним боролись, пока он не доказал товарищам, что бороться нужно с собственной тупостью.

– Пойдёмте в кабинет к начальнику литейки, – прокричал в ответ Пётр.

Когда все расселись, первый секретарь попросил листок бумаги и написал на нём две формулы из учебника по физике из седьмого класса.

Q = cm (t2-t1), Q = Lm, c – удельная теплоёмкость, для воды она примерно 4,2 кДж/(кгград), L – удельная теплота парообразования, она равна для воды примерно 2250 кДж/(кгград). Температура подаваемой воды 10 градусов. Температура кипящей воды – 100.

– Вставьте значения в эти формулы, – Пётр протянул листок главному инженеру.

Начальник литейки подал тому карандаш. Всё действие заняло одну секунду.

– Четыреста и две с лишним тысячи. Вы хотите сказать, что воду нужно подавать горячей, почти кипящей. И это резко увеличит теплоотдачу, и изложницы не будут лопаться из-за попадания на них холодной воды, – Пётр не знал, как зовут этого седого мужчину, но он был умнее своих потомков на порядок. Там, в будущем, Петру пришлось больше месяца доносить до руководителей эту простую мысль.

– Валера, мать твою, может, ты половину зарплаты будешь первому секретарю отдавать, – грохнул по столу главный инженер, зло, уставившись на главного металлурга, – Седьмой класс средней школы! А ведь я недавно депремировал начальника ЛМЦ, по твоей докладной.

– Не далеко от нас, в Кушве, есть завод. Не помню, как называется, но точно металлургический. Там льют чугун с шаровым графитом. Из этого чугуна изложницы будут стоять ещё дольше. Есть ещё чугун с вермикулярным графитом, из него бы изложницы стояли ещё дольше, кажется, его используют для литья блоков цилиндров для больших машин, – в прошлом будущем именно из него и стали лить потом изложницы, правда не долго – литейку закрыл Дерипаска.

– Пётр Миронович, а можно поинтересоваться? Откуда ты всё это знаешь? – молча наблюдавший за всем Кабанов, откинулся на стуле и с интересом взирал (именно "взирал") на первого секретаря.

– Сон приснился. Вот Менделееву таблица его знаменитая приснилась, а мне изложницы, – ну, а как ещё объяснить. Пётр думал, как преподнести информацию Кабанову, но ни до чего хорошего не додумался. Вот и решил просто отшутиться, – А теперь давайте прогуляемся в чёрную литейку этого самого не любимого вами ЛМЦ. Есть у меня и для них пара идеек.

– Тоже приснились? – хмыкнул директор.

– Тоже.

– Прямо руки чешутся, – Кабанов решительно поднялся.

В "чёрной литейке" (не из-за плохого освещения и клубов пыли от песка с глиной, а из-за того что лили изделия из чёрного металла – чугуна и стали) как раз заливали молотки для дробилок, эти опоки больше ни для чего не применялись. Понаблюдав за искрами и тонкой струйкой металла, компания "начальников" вслед за заливщиком переместилась к другим опокам узким и длинным. Штелле сразу вспомнил и ещё одно своё замечательное рацпредложение. Идею ему подсказали, как-то на учёбе в Санкт-Петербурге, но довёл её до ума, и получил резкое улучшение качества заливаемых сейчас брусьев, для бронировки мельниц, из марганцовистой стали, Пётр сам.

– Я всё увидел, пройдёмте в кабинет и технолог мне нужен, – проорал Штелле на ухо директору. В Литейке стоял ужасный грохот. Работали пневмотрамбовками формовщики, выбивали литьё обрубщики. Всё, как и через сорок лет. Как домой попал. Люди другие. Те были образованнее, меньше пили, но вот эти мужички и женщины в ватниках, холодно ещё в литейке, точно были трудолюбивее. Не до комфортных условий сейчас. Сейчас страна выживает.

В кабинете начальника ЛМЦ на третьем этаже было почти тихо.

– Марганцовистая сталь или сталь Гатфильда имеет одну особенность, – начал Пётр, когда все расселись. Обращался он напрямую к технологу, молодому парню с полосой от сажи через всё лицо, явно не отсиживался в кабинете, – Она имеет память. Если вы загрузите в печь бракованную по структуре отливку и переплавите её, то отлитая из неё деталь будет с той самой бракованной структурой. Сталь не будет иметь ярко выраженной аустенитной структуры, и ни какими закалками крупнозернистость не убрать. Для молотков нужно варить сталь из стального углеродистого лома и ферромарганца, без марганцовистого лома, и кремний держать на минимуме.

– Думаете, – почесал кончик носа парень и сделал и его чёрным.

– Уверен. И ещё, там очень сильная ликвация, это не исправить почти. Нужно марганца давать с небольшим избытком. Отливки станут чуть дороже, зато гарантированно получим наклёп, – теперь технолог испачкал левое ухо.

– Давайте листок бумаги, я покажу, как правильно заливать брусья, – на протянутом листе Штелле быстренько изобразил опоки, только не с горизонтальным разделением, а с небольшим уклоном в сторону шлакоуловителя и лётки, – Вот так надо переделать опоки, раковины почти уйдут. Всё товарищи, концерт по заявкам окончен.

На самом деле, проработав в литейке десяток лет, Пётр мог бы наподсказывать этому пареньку сотни советов. Может ещё и подскажет, но сегодня уже и такперебор для "озарений". Как объяснить Кабанову, где он этих мудрых слов и знаний нахватался?

– Давайте на последок сходим в модельный участок, – предложил Пётр притихшим руководителям. Молчали люди, переваривали. Один чумазый паренёк, судя по выражению лица, хотел кучу вопросов задать, но не решался.

– Что ж, не пройтись, – с хитрой улыбкой махнул рукой Кабанов, – Ещё "идейка".

– Нет, – честно признался Пётр, – Хочу найти хорошего резчика по дереву.

– Так у нас Яков Лоренц не плохо режет, – выдал желаемую информацию чумазый технолог.

– Ну, веди к нему, – сделал приглашающий жест директор.

В "моделке" стучали молотки, визжала за стеной пила, резало обоняние сочетание запаха краски и казеинового клея. Понятно, до ПВА ещё не доросли. Технолог привёл группу товарищей к верстаку в центре мастерской. На стене над верстаком висел портрет Ленина в красивой резной рамке. Пётр знал этого высокого мужчину. Точнее узнает через тридцать с лишним лет. Знакомство, правда, продлится не долго. Лоренц уедет через несколько месяцев на ПМЖ в Германию. Но пока вот молодой здоровый, но такой же неулыбчивый и не разговорчивый.

Пётр достал из кармана эскизы кухонного гарнитура и протянул, ошкуривающему шлакоуловитель, модельщику. Тот посмотрел, перевернул листок, видно ещё какую неприятность ожидал увидеть:

– Красиво.

– У вас здесь можно такую вещь сделать? – поинтересовался первый секретарь, не дождавшись продолжения.

– Сложно. Тут дуб нужен и морилку хорошую. Станок фрезерный бы не помешал, сильно ускорит работу, – продолжая крутить в руках эскиз, с небольшим акцентом, отвечал модельщик.

– А в городе ещё есть резчики хорошие? – разочарованно поинтересовался Штелле.

– За речкой ведь колония есть. Там таких умельцев не мало. Нарды режут, шахматы, – листок, тем не менее, не отдавал.

– Спасибо, Яков Генрихович, – вспомнил вдруг отчество Лоренца, Пётр и протянул руку за эскизом.

– А можно я перерисую, – чуть убрал руку "старый" немец, – Я быстро.

– Перерисуй, мы на улице подождём, – и Пётр направился к выходу из литейки, как-то само получилось. Он-то сотни раз через него выходил, а не знающие этого выхода руководители завода попёрлись к центральному. Только заметив отделившегося первого секретаря горкома, повернули за ним. Пока главный металлург бегал за директорской волгой все молчали, думу думали. Когда появился модельщик, первым к нему шагнул Кабанов и, забрав листок, углубился в его изучение.

– Тоже приснилось? – оторвался он от изучения кухонного гарнитура через пару минут.

– В журнале видел фотографию, румыны делают, – практически не соврал Пётр.

– Что ж, румыны делают, а мы не можем. Я себе тоже такой хочу. Оставь мне листок, поузнаю про дуб, да про морилку, ну и про фрезерные станки поспрашиваю, – Директор решительно свернул листок и сунул его в карман.

В кабинете Кабанова опять пили кофе. Остальных товарищей Анатолий Яковлевич не пригласил, сидели вдвоём.

– Отправлю-ка я завтра главного инженера и главного механика на кирпичный завод. Пусть посмотрят там всё хорошенько. Если всё, что ты, Пётр Миронович, рассказал и правду сработает, то оно того будет стоить. Брус сломается, вся бронировка мельницы высыпится, и потом сотни тысяч рублей на ремонт. Можно десяток погрузчиков купить им. Не расскажешь, откуда эти знания? – Кабанов достал бутылку коньяка и набулькал в стаканы на треть.

– Как-нибудь расскажу. Не сегодня. Да и пора мне. Дети дома ждут, – уже стемнело, и рабочий день закончился.

Дома и, правда, ждали дети. Утром он привёз к себе Машеньку (Вику Цыганову).

Глава 8

На субботу у Петра было запланировано очень и очень важное мероприятие. У него была встреча с Аркадием Михайловичем Веряскиным. Подполковник пришёл на встречу в парадном мундире с медалями, значком депутата и ромбиком института. Штелле полтора года проработал, вернее, проработает, в милиции в лихие девяностые. Потом снова вернётся в металлургию. Сейчас он смутно вспоминал биографию начальника милиции Краснотурьинска. Воевал, был ранен под Сталинградом и комиссован. Пошёл работать в милицию. Несколько лет гонял по Прибалтике лесных братьев. И вот уже семнадцать лет служит в этом городе, из них пять в должности начальника горотдела.

Очень нужно найти в нём единомышленника. Первым начал разговор сам подполковник.

– Не нравятся тебе собачки?

– Не нравятся. Два дня подряд нападали на меня при выходе из дома. Но не поэтому не нравятся. Я взрослый мужик отпинаюсь, может, и убегу, а ребёнок. Ладно, покусают просто, поставят уколы и потом будет, скажем, пацан хвастать друзьям шрамами на ноге или руке. А если девочка напугается и заикой станет? А если малыша за лицо укусит и тот уродом на всю жизнь останется. Как мы будем потом матерям в глаза смотреть. Мы ведь обязаны им мирную и безопасную жизнь обеспечить?

Подполковник свёл брови и после непродолжительного молчания проговорил:

– Да, мне тоже такие собаки не нравятся. Опасаюсь, только, как бы люди случайно при отстреле не пострадали, ну и жестокость бы не воспитать в детях. Если взрослым можно, то и им можно бить и убивать собак и кошек. А потом с собак на людей перейдут.

– Вот по этому, желательно, чтобы эта акция была последней.

– Предлагаешь всех собак в городе истребить? – усмехнулся Веряскин.

– Порядок навести, – не принял шутливого тона Пётр.

– А поподробнее?

– В "Кодексе" есть статьи запрещающие выгуливать собак без поводков и намордников. Сколько составлено протоколов за прошлый месяц? Подожди, Аркадий Михайлович, не отвечай. Дослушай. В той же статье предписано убирать за собаками дерьмо. Сколько выписано штрафов. И опять не отвечай пока. Газеты тут я за прошлый год прочитал, там есть статья, что в подъезде собака набросилась на мужчину и порвала ему пальто. Единственное пальто. Хозяин той собаки оштрафован и выплатил пострадавшему за пальто и плюс за моральный ущерб? И снова погоди отвечать. Ещё ведь есть статьи в Уголовном Кодексе о недопущении шума в ночное время. А обоссаный снег у подъездов? Нравится? А не скажешь, откуда берутся бездомные собаки? Надоело хозяину с ними валандаться, завёз подальше от дома и бросил. Или щенков к подъезду подкинул, а неразумные старушки и детишки их выкормили. Ну, вот спустил на тебя всех собак. Извини, накипело. Теперь слушаю.

– Да, правильно всё. Только у участковых времени и на людей-то не хватает, не до собак, – подполковник достал блокнотик, записал в него пару слов и спрятал во внутренний карман, – Проведём мы пару рейдов.

– Вот в чём наша беда, Аркадий Михайлович. Мы всё наскоками решаем. Всего мало, всего не хватает. Вот ты же воевал. Сталинград защищал! Что бы было, если бы время от времени наскакивали на фрицев, не подготовив и тщательно не спланировав наступления. Давай на минуту представим, что собаки враги. А люди, которые их заводят в квартирах, пособники врагов. Они ведь не думают об окружающих, не думают об этих самых собаках, которым плохо в квартирах, не квартирное животное собака. Эти пособники только о себе думают. Вот нам и надо подготовить и тщательно спланировать наступление на врагов и их пособников. Раз и навсегда избавиться от собак и от дураков, кои этих собак заводят.

– Жёстко. Собаки ведь и в частных домах живут. В большинстве своём там, оттуда и сбегают в основном, – успокоительно поднял руку Веряскин, остужая разошедшегося Тишкова.

– Там необходимо всех хозяев заставить собак зарегистрировать, и в случае исчезновения собаки покарать так, чтобы мало не показалось. В городе же перед тем как завести собаку, необходимо получить согласие всех жильцов подъезда, что они не против, какашек у подъезда, мочи. Не против лая по ночам и рано утром, не против воя в дневное время, когда хозяина нет дома. Именно эти слова и должны быть написаны в бланке, когда будущий хозяин собаки пойдёт уговаривать соседей.

– Нда, на самом деле целый план наступательной операции. Кто только всем этим заниматься будет?

– На горисполкоме поставим вопрос и примем положение о содержании домашних животных в городе Краснотурьинск. Обяжем всех хозяев собак регистрироваться и ставить прививки у ветеринаров. Понятно, что основная работа ляжет на участковых. В вечернее время им на помощь выделим дружинников. Попросим через газету граждан сообщать о нарушении нашего положения и Уголовного Кодекса соседями. Организуем в той же газете серию статей, о том, как собаки нападали на людей. Как дети пострадали. Сразу найдётся немало потерпевших.

– Хорошо, Пётр Миронович, согласен я с тобой. Порядок в городе наводить надо. Может, ты подскажешь ещё, и что с преступностью мне делать, – развёл руками подполковник.

– Обязательно подскажу. Вот для этого и пригласил. Собачки это так, блажь моя, – Пётр достал из верхнего ящика стола план по борьбе с преступностью. Весь вечер почти на него убил.

– Давай начнём с кухонных боксёров.

– Это не самая большая беда, если честно, – мотнул головой Веряскин.

– А я думаю, что как раз наоборот. Именно в таких семьях и вырастают будущие преступники. Отец пьяный бьёт мать и детей, потом эти дети отыгрываются на тех, кто слабее их, на одноклассниках. Отец курит дома, и сын, чтобы выглядеть взрослее тоже начинает курить. А для этого деньги нужны. Он отбирает их у младших школьников. Потом больше. Вот и вырастили преступника.

– Хм. Ну, если с этой точки посмотреть. Что ж, боксёры, так боксёры, – начальник милиции вновь достал блокнот.

– Думаю, начать нужно с досок "Почёта". На площади центральной, на площади у Дворца Металлургов и у проходных крупных предприятий установить щиты с надписью: "Самые великие кухонные боксёры". Внизу приписку сделать: "Они избивают жён и детей". А ещё ниже совсем маленькими буквами написать: "Мужчины Краснотурьинска, если вы настоящие мужчины, проверьте такие ли уж они непобедимые боксёры". Как? – Пётр с удивление отстранился от захлебнувшегося смехом Веряскина.

– Хорошо. На самом деле хорошо. Фотограф мой. А фотографии пусть в фотоателье покрупнее сделают.

– Ещё по ним есть такое предложение. Избил этот товарищ, который нам совсем не товарищ, жену или ребёнка в пьяном виде. Приехал за ним наряд, забрал в милицию и, урезонив, отправил в вытрезвитель отсыпаться. Ну, а утром выписали товарищу в суде штраф и отпустили. Так ведь происходит?

– В основном, – согласно кивнул подполковник.

– Вот, а я предлагаю перед отправкой в суд, когда человек протрезвел и уже более-менее в адеквате, разложить его на лавке, спустить штаны и хорошим ремнём выпороть от всей широты русской души.

– Так у нас, вроде, телесные наказания революция отменила, – улыбаясь, отрицательно закрутил головой Веряскин.

– А это не наказание. Его через час суд накажет. Это – профилактическая беседа. И обязательно нужно эту "беседу" сфотографировать на пустой, конечно же, фотоаппарат и сообщить собеседнику, что ещё один привод и эти фотографии отправятся на эту саму доску почёта "кухонных боксёров".

– А если он пойдёт в прокуратуру и заявит, что его избили в милиции? – сморщился главный милиционер города.

– Ну, шанс на это очень не велик. Ну, и в прокуратуре тоже люди работают, поговорим и объясним позицию партии по защите детей и женщин.

– А что, давай, попробуем. У меня у самого руки трясутся и чешутся, когда протокол читаю или беседую с такими выродками. Ещё есть по ним предложения?

– Есть. Не все женщины обращаются в милицию. Не все снимают побои в приёмном покое. Нужно будет, когда участковые будут по собакам обход поквартирный делать, чтобы поспрашивали у соседей и если выявятся такие неблагополучные семьи, то в случае скандала и побоев, чтобы вызывали милицию. Обязательно нужно уговорить жену написать заявление и пусть их, потом помирят на суде, но дело в архиве должно остаться, и суд должен предупредить боксёра, что три таких дела и это уже статья другая. Это "истязание", и это реальный тюремный срок.

– Какую огромную работу хочешь ты, Пётр Миронович, на нас навесить, – тяжело вздохнул Веряскин, – Но всё правильно говоришь. Так и сделаем.

– Ну, вот и замечательно. А теперь давай плавно перейдём к настоящим преступникам.

– Вот как, – хохотнул подполковник, – Ты, что и этих решил ремнём перевоспитывать?

– Нет. Давай поговорим о ворах. Давай сразу отбросим единичные случаи и перейдём к серии. Как по моему непрофессиональному разумению это выглядит. Совершил настоящий вор кражу. Потом ещё одну, потом ещё. На пятой или шестой его поймали. Объединили все дела в одно и на суде дали этому воровайке рецидивисту три или четыре года. Отсидит он их, и, погуляв с дружками, вдруг обнаружит, что денег у него нет, а опохмелиться просто необходимо. И он опять штук шесть краж совершит. Так, Аркадий Михайлович, или я где-то допустил ошибочку в своих умствованиях? – наклонился к Веряскину Пётр.

– В целом, да.

– Вот и хорошо. А я предлагаю чуть подправить ситуацию. Рецидивистов никакая тюрьма или колония не исправит, а значит, их нужно просто удалить из славного города Краснотурьинска. Во-первых, не нужно эпизоды объединять в одно дело, по каждому эпизоду должно быть отдельное уголовное дело и отдельный суд. Совершил пять краж, должен пройти пять судов и на каждом получить три-четыре года. За пять краж должен получить пятнадцать – двадцать лет зоны строго режима. Подожди, Аркадий Михайлович, в конце возразишь. Во-вторых, при аресте наш рецидивист должен оказать сопротивление милиционерам и даже разбить одному из них губу или нос. У нас ведь есть в кодексе такая статья? Вот по ней воришка должен ещё года три получить. Опять не всё ещё, – остановил уже набравшего в грудь воздуха для "праведного отлупа", подполковника, – В-третьих, нужно обязательно по радио и в газетах это правильно подать жителям. И тут главное не честные граждане, хотя они и будут рады, что могут чуть спокойнее спать, так как воров меньше стало. Главное, должны услышать воры, что их соратнику по борьбе с благополучием советских граждан впаяли двадцать три года и вряд ли он ещё раз порадует их своим цветущим видом. Они должны испугаться. Одно дело отсидеть три года, из них год на посёлке, а совсем другое получить двадцать три года строго режима. Мы получим двойную выгоду, ну очень надолго уберём потенциальный рецидив, а залётные воришки, прежде чем "залететь" сто раз подумают. Вот теперь возражай.

– Хм. Возражай. Да, я двумя руками за. А суд? Они ведь апелляцию напишут в областной. Там как посмотрят на такие художества?

– Напишут. Но ведь мы особо ничего не нарушим. Мы не будем ему сразу все эпизоды вменять. По одному. Ни куда не торопясь. Пусть катается до Свердловского СИЗО и обратно шесть раз. Да, даже если потом и чуть скостит ему областной суд срок, в чём лично я сильно сомневаюсь и буду активно им разъяснять политику партии, так ведь не до трёх лет с двадцати трёх. Ни один суд в восемь раз срок не уменьшит.

– Есть в твоих словах, Пётр Миронович, резон. Ещё предложения будут?

– Да, как ни быть. Только начали. Давай теперь об организации притонов поговорим. Тут тоже надо привлечь соседей и ДНД. И вот на третьем эпизоде нужно поступить, как и с воришками. То есть должно быть оказано сопротивление и должно быть возбуждена статья за хулиганство, так как это происходило в подъезде, и они перебудили всех соседей, как раз и оказывая сопротивление. Здесь, конечно, разбить на несколько дел не получится, но я переговорю с судьями, и они будут путём частичного и полного сложения давать вполне серьёзные сроки. Ну, и ведь этой статьёй предусмотрено выселение. Уберём из города шваль и улучшим условия проживания какой-нибудь благополучной семье с детьми. Они смотришь, на одного ребёночка ещё увеличат население славного города Краснотурьинска, на радостях.

– Ещё работа участковым. Но тоже всё правильно. Будем работать.

– Есть у меня одна задумка, – пожевав губами и помявшись, начал Тишков, – Есть ведь у нас в городе "смотрящий" или вор в законе, ну, или как это у вас называется?

– Куда без них? – нахмурился и Веряскин.

– Вот какая глупая мысль мне в голову пришла. Я тут хочу наградить почётными грамотами самых активных членов ДНД. Подготовьте, кстати, список. Так вот их будут фотографировать, и потом напишем статью в газете и фотографию приложим. Нет возражений? – остановился Пётр.

– Пока всё хорошо звучит. И при чем здесь "смотрящий"?

– Ты его вызовешь и попросишь поделиться информацией о совершённых нераскрытых преступлениях, а заодно сфотографируешь с ракурса и расстояния, которое я потом нарисую. Он, естественно, заржёт. Отпускаем товарища. Я делаю с помощью фотографа фотомонтаж, и получаю фотографию, где лично жму руку этому "уважаемому" человеку и награждаю его почётной грамотой за оказание помощи правоохранительным органам. Напечатаем один номер газеты "Заря Урала" и "Уральского Рабочего" с этими фотографиями и вызовем вновь "смотрящего". И либо он сдаёт всех подряд и живёт дальше почти спокойно, либо газеты выйдут на самом деле. Совсем плохо? – спросил Пётр у нахмурившегося подполковника.

– Даже и не знаю, что сказать. Предположим, что он всё равно не пойдёт на сотрудничество. Тогда, после публикации в газетах, будет у них сходка, и могут поверить ему, а могут и газете. А вот, что будет, если поверят газете? И не захочет ли он лично тебе отомстить?

– А разве нельзя кроме газеты, ну, если он и впрямь откажется, посадить его за организацию покушения на первого секретаря горкома КПСС. Все необходимые показания я дам и свидетелей мы найдём. Аркадий Михайлович – это война. Он – враг. И сейчас не семнадцатый век. Нет больше рыцарства, никто ни кого на дуэли не вызывает. Либо мы наведём в городе порядок и сделаем самым благополучным городом страны наш Краснотурьинск, либо грош нам цена и гнать нас надо со своих мест. Чем этот вор лучше лесных братьев. Он хуже. Он хитрее. Он сам не идёт на преступления, он других на них толкает. Отрубим голову гидре, может две поменьше головки вырастет, а может, сдохнет она. Если же новая вырастет, то будем уже с ней бороться, – Тишков встал и, пройдясь по кабинету из угла в угол, остановился напротив начальника милиции города Краснотурьинск подполковника Аркадия Михайловича Веряскина.

– Ну, что ж. Война, так война.

Глава 9

В воскресенье пошли кататься на лыжах. Самое неприятное, что случилось за неделю, так это опоздание на работу в субботу. Пётр и забыл, что пятидневную рабочую неделю введут как раз в середине нынешнего 1967 года. Хорошо, что жену разбудил ребёнок, а уж она от души толкнула попаданца под рёбра:

– Петя, ты же на работу опоздал!

Пришлось на ходу придумывать себе важную встречу. И ведь от мыслей по улучшению жизни в отдельно взятом городе целый день голова кругом, а тут как отрезало. Еле-еле придумал. Решил прогуляться до больницы и переговорить с заведующим хирургически отделением второй городской больницы Александром Генриховичем Франком. О чём переговорить? Понятно, что о Helicobacter pylori. Все попаданцы делятся этим секретом. Чем он-то хуже? Кстати, Пётр в прошлой жизни, большую её часть страдал от гастрита. А австрияки обойдутся без премии, нам нужнее. Самое интересное, что когда Пётр готовился к написанию книги про попаданца в 1967 год, то посмотрел в интернете, а почему именно этой нобелевкой все писатели щедро делятся с хроноаборигенами. Ведь эту премию в области медицины присваивают каждый год. Неужели за пятьдесят с лишним лет не было ничего, что кроме гастрита можно вылечить? И, прочитав список лауреатов, и за что их наградили, понял, что кроме пресловутого гастрита украсть ничего невозможно. Например – 1970 год. Открытие звучит так: "За открытия, касающиеся гуморальных передатчиков в нервных окончаниях и механизмов их хранения, выделения и инактивации". Как будучи металлургом об этом рассказывать врачу? Или чуть раньше – "За расшифровку генома". Тут ведь нужно оборудование, которого ещё пятьдесят лет и не будет в захолустном городишке. А может, или, скорее всего, вообще никогда не будет.

Александр Генрихович внимательно выслушал первого секретаря, прошёлся по кабинету, снова сел напротив, помотал головой:

– А можно поинтересоваться, Пётр Миронович, вы-то, откуда получили сию информацию?

– Нельзя. Зато знаю, как проверить, – и он рассказал об опытах господина Маршалла, естественно не упомянув его фамилию.

– Все смешнее и смешнее, – Франк вновь прошёлся по кабинету.

– Александр Генрихович, вы просто проведите эти опыты и попробуйте лечить гастрит и язву препаратами, которые подействуют на эту желудочную бактерию.

– Конечно же, попробую. Это немного не мой профиль, я всё-таки хирург, но язвы частенько приходится оперировать, – доктор уселся вновь на стул, – Так и не скажите, откуда ветер дует?

– Извините, но не имею права, не моя тайна, – развёл руками Штелле.

– Нда, может, чайку?

– Спасибо, Александр Генрихович, но меня, поди, уже в горкоме потеряли. И просьба у меня к вам огромная, не упоминайте о нашем разговоре. Успехов вам. Если получится доказать эту бредовую идею, то ведь можно и на Нобелевскую премию замахнуться. Нашей стране не помешает иметь Нобелевского лауреата. И Краснотурьинску часть славы и некоторых благ перепадёт. Какой-нибудь исследовательский центр построят, новое хорошее оборудование закупят. Вот это и есть моя цель. А вы, так сказать, средство. До свидания, – Пётр уже закрыл дверь с другой стороны, когда вспомнил ещё об одном деле, которое лучше Франка никто в Краснотурьинске не сделает.

– Вот не хорошая примета возвращаться, а пришлось, – вновь появился он в кабинете.

Александр Германович смотрел в потолок и не сразу переключился на вернувшегося первого секретаря.

– Неужели забыли поделить, как от рака лечить? – хмыкнул хирург.

– А как вы угадали?

– Что?

– Почти шучу. Вы курите? – Пётр указал на пустую пепельницу на столе.

– Почти нет. Это скорее для гостей, – отодвинул от себя чёрную массивную пепельницу Франк.

– Александр Германович, а, правда, что лёгкие курильщика чёрного цвета?

– Ну, скажем, так – частично. Есть и розовые участки, – свёл брови Франк.

– Александр Германович, напишите статью в местную газету об этом и вообще, о вреде курения, – попросил Тишков.

– Дак сто раз писали, слаб человек и всегда думает, что беда лично его обойдёт стороной, – махнул хирург рукой.

– А вы напишите статью с максимальным количеством "крови", – не принял его отказа первый секретарь.

– Как это крови?

– Да, очень просто. Опишите, как вы вскрываете грудину больного раком лёгких. Поэтапно, как пилите, как ломаете рёбра, как добираетесь до лёгких, как ужасаетесь, что они чёрного цвета. Как потом вырезаете раковую опухоль, со всеми кровавыми подробностями. Как видите, что опухоль уже дала метастазы и помогать этому человеку поздно. И что было поздно уже после того как он выкурил свою тысячную сигарету. Как дым убил ворсинки и лёгкие стали засоряться сажей, смолами, просто пылью и грязью. Потом опишите, как зашивали ему грудину и вздыхали, понимая, что человек умрёт через несколько недель или дней. Как тяжело вам было смотреть в глаза жены и детей практически уже мёртвого пациента. О том, что вам хотелось пойти в школу и выпороть учителей, за то, что они допускают курение в туалете или за школой. Как хотелось вырезать на лбу продавцу магазина или киоска, которая продаёт сигареты детям "убийца". Как хотелось надавать пинков взрослым, которые это видели и не пресекли. И даже повесить Колумба, за то, что привёз эту мерзость в Европу. Ну, вот как-то так.

– Сильно, – после минутного молчания согласно покивал головой Франк, – И ведь, правда, всё. Не знаю только смогу ли вот так-то.

– Давайте вместе напишем. Вы напишите, как сможете, а я потом пафоса и жути нагоню.

– Жути? Сегодня же вечером займусь. Я сегодня дежурю, вот если выдастся свободное время, то и займусь. Не поделитесь хоть намёком, откуда знание про гастрит и язву.

– Скажем так, слышал в детстве у себя там в Рязанской области от бабки целительницы, не про бактерии, конечно. Про зверей, что живут в кишках. Ну и остальное сам уже додумал, у жены учебники полистал, – на ходу сочинил Пётр.

– У бабки про зверей кишечных? – усмехнулся, явно не поверив, хирург, – Ну, у бабки, так у бабки.

Первым из знакомых с Франком на горке в парке отдыха и столкнулся.

– Написал я, Пётр Миронович, статью. В понедельник занесу. А это что за невесты с вами?

Пётр взял с собой покататься на лыжах и дочь Таню и Вику Цыганову в теле десятилетней Маши Нааб. Для неё пришлось доставать из сарая прошлогодние лыжи дочери. В этом году осенью, видно, ей новые купили. Лыжи у девочек были не на креплениях, а с ремешком под валенки. Но это не мешало им лихо скатываться с горок с визгом и смехом. Мороз отпустил, и людей в парк пришло великое множество. И все с детьми. Вскоре и семейство Романова повстречали.

– Добрый день, Михаил Петрович, – поздоровался Пётр с мэром.

– А вы, Пётр Миронович, когда с наследником кататься будете? – указал Романов на своего сынишку, карапуза лет трёх-четырёх.

– Чужие дети растут быстро, но думаю и мой потихоньку до лыж дорастёт. Вон читал, что в Норвегии в год на лыжи ставят. Михаил Петрович, а почему киоск не работает? – Пётр указал на заколоченный деревянный киоск.

– Так ведь зима, и продавец и пирожки замёрзнут.

– Вон ведь, совсем не далеко, лыжная база. Если бросить воздушный кабель, то можно поставить титан и продавать горячий чай, а если ещё и соорудить, что-то типа водяной бани, то можно и пирожки горячие продавать. Уверен отбою не будет от покупателей. Вон, народу-то сколько. И все с детьми. Девочки, вы бы хотели сейчас съесть ватрушку со стаканом чая горячего?

– Да, я бы сейчас и от беляша не отказалась, – первой откликнулась прислушивающаяся к разговору мужчин Маша.

– Вот, устами младенца глаголет истина. Давай-ка, Михаил Петрович в понедельник заходи, и обговорим всё детально. А ещё не плохо бы вон там у леса соорудить не большой трамплинчик и организовать для разных возрастных групп соревнование, на дальность прыжка с вручением грамот. Подумай и над этим. И последняя информация к размышлению, почему среди такой массы народы не ходят тренера ДЮСШ и не набирают ребят к себе в группы.

Глава 10

Во вторник 10 января с самого утра, забрав с собой обоих девочек, Пётр поехал во Дворец Металлургов. Нужна-то была, конечно, одна Вика Цыганова, но Таня привязалась к Маше и выревела, чтобы и её взяли. Да, жалко, что ли, ничем не хуже, чем дома сидеть. Высадили девочек в фойе, и, сдав их на руки директору, Пётр прогулялся до редакции газеты "Заря Урала". Благо нужно только улицу перейти. К главному редактору было сразу несколько предложений. Нужно было напечатать статью Франка о вреде курения, подвигнуть товарища Петрова на публикацию целой серии статей об этом же, но уже написанных местными корреспондентами или перепечатанными из других изданий. Есть ведь и журнал "Здоровье". А кроме того вспомнил Пётр, как в девяностых годах раскупались "книги" напечатанные прямо на газетной бумаге с небольшими чёрно-белыми рисунками. Тоненькие книжечки. Почему бы не увеличить тираж местной газеты, не получить прибыль и не добиться этими действиями финансирования нового оборудования. "Понедельник начинается в субботу" написан уже. Вот его нужно разбить на небольшие кусочки и опубликовать. Обозвать данное произведение каллиграфического искусства "приложением к газете "Заря Урала". Сделать её в несколько листов формата "А 4", и на одной половине Стругацкие, а на второй – роман Фёдорова "Ермак".

Фёдор Тимофеевич Петров – главный редактор "Зари", курил. И курил, как паровоз. Да ещё и сотрудникам разрешал этим преступлением заниматься у себя в кабинете. Когда Пётр зашёл к нему, то прямо отброшен был назад плотной завесой дыма. В кабинете сидело трое мужчин и дымило.

– Фёдор Тимофеевич, – из коридора прокричал Тишков, – вы бы выставили посетителей и проветрили помещение.

В коридоре горела всего одна лампочка, и было темновато, а сквозь дым, так и вообще ничего не было видно. По этой самой причине Петра Мироновича троица не признала и послала. Хорошо хоть не в пешее эротическое путешествие.

– Пошёл ты… Некогда. Позже зайди.

– Я вам ссукам зайду попозже, – взбесился Штелле, – А ну вышли сюда и представились.

Понятно, что командовать и ругаться имеет право не каждый на чужой территории, а потому, через минуту в коридоре вся троица "святая" нарисовалась.

– Пётр Миронович! Извините, не узнали! Владимир, я тебе сто раз говорил, что язык тебя доведёт до неприятности! – Петров показал молодому расхристанному сотруднику кулак.

– Да, нет, Фёдор Тимофеич, что вы, он ему сейчас помог сделать карьеру. Проветрите кабинет, выкинете в окошко пепельницу и позовёте потом, а меня пока проводите в типографию. Посмотрю на процесс.

Через десять минут снова в том же составе оказались в кабинете главного редактора.

– Давайте, мы сейчас отпустим этих товарищей. Владимир…

– Караваев, – натянуто улыбнулся чуть менее расхристанный.

– Так вот, Владимир Караваев, вы с сегодняшнего дня ведёте в газете рубрику, которая называется. "Бросим курить". Вы лично бросаете курить сегодня и публикуете в этой рубрике кроме прочих материалов свои личные ощущения. Так сказать ведёте дневник человека бросившего курить. Фёдор Тимофеевич, вы несколько раз в день проверяете, не пахнет ли от дорогого Владимира Караваева табаком, и при малейшем подозрении звоните мне. Ну, а я найду средства, чтобы поддержать в молодом человеке возникшую у него только что ненависть к курильщикам. Вот первая статья в вашу рубрику. Её написал известный у нас хирург Александр Германович Франк. И учтите, дорогой, Владимир Караваев, что если ваши статьи будут хуже, то кучу всяких неприятностей, даже за пределами Краснотурьинска я вам обеспечу. Ясно? Ну, всё идите работать. А вы дорогой товарищ…

– Герман. Андрей Рейнгольдович. Зам главного редактора, – представился пожилой мужчина с типичными для курильщика жёлтыми зубами и таким же серо-желтоватым цветом лица.

– Так вот, Андрей Рейнгольдович, вы организовываете тайные рейды по школам. Хватаете там, в туалетах, несовершеннолетних курильщиков и ведёте к директору. А потом по итогам посещения десятка школ пишете разгромную статью. Разгромную в прямом смысле. Чтобы не стеснялись в выражениях, и сволочей, позволяющих детям курить, назвали своими именами. А после публикации статьи через несколько дней следующий рейд. Который будет называться "Ни чего святого". Должны найти в школе хотя бы одной снова курильщиков. Ну, и, конечно же, с сегодняшнего дня вы тоже бросаете курить. Я попрошу одного из сотрудников газеты за вами подсматривать. Узнаю, что пытаетесь меня обмануть, не взыщите… Всё свободны, – Пётр повернулся к сидящему по струнке главному редактору.

– Не знаю Пётр Миронович смогу ли я бросить курить. Столько лет смолю, – тяжело вздохнул Петров, просительно склонив голову.

– А как же вы пример своим подчинённым показывать будете? Кроме того я собираюсь предложить Городскому Совету Народных Депутатов принять постановление запрещающее курить в общественных местах города Краснотурьинска. А ваша редакция, вся целиком, и есть "общественное место". Неужели будете бегать через дорогу в кусты и под пронизывающим ветром или под дождём быстренько "не в затяг" пыхать там как школьник?

– А надо ли взрослых людей принуждать к "бросанию"? Вон Фидель Кастро курит, Брежнев, Черчилль сигару из рук не выпускает, – попытался найти союзников Петров.

– Ну, раз самый главный враг нашей с вами страны господин Уинстон Черчилль курит, то вам, конечно, сам бог велел, – усмехнулся Пётр.

Он уже остыл, после "разгона" курильщиков, но сдаваться не собирался.

– Я попрошу Франка, чтобы он пригласил вас на вскрытие трупа заядлого курильщика. Полюбуетесь лёгкими. И это не обсуждается. Человек, который возглавит в Краснотурьинске борьбу с курением, должен быть "в теме".

– Охо-хо, принесла вас нелёгкая, Пётр Миронович. Говорят, что вредно резко бросать, вес человек набирает.

Штелле оглядел главного редактора, веса в том было от силы пятьдесят кило.

– Ну, вам, Фёдор Тимофеич, пяток килограмм набрать не повредит. Жду вас в воскресенье на лыжах в парке, будем вам лёгкие чистить. Только я ведь не только за этим к вам пожаловал. Хочу одну идею интересную озвучить.

Пётр рассказал про свою задумку о литературном приложении к газете.

– Стругацкие. Как же читал. "Трудно быть богом" очень не плохая вещь. Только там ведь нужно согласие авторов.

– А согласие нужно для целого произведения или для частичного тоже необходимо? Там ведь есть такое понятие, как цитирование. Давайте поступим так. Будто бы вы с тем же самым товарищем Германом спорите о достоинстве этого произведения и цитируете его отдельными главами.

– Ну, это на грани, – Петров помассировал подбородок, – Может созвониться с авторами и договориться с ними?

– Фёдоров умер же. Чего мы боимся? Стругацкие сюда не приедут. А даже если до них и дойдёт наше приложение, то, в крайнем случае, заплатим несколько рублей. Тиражи ведь у нас не большие будут. Я думаю, что первый выпуск вообще на пробу сделать в сотню экземпляров. Кроме того, если эта идея сработает, то предложить читателям вашим подписаться на приложение. Ну и на всякий случай не указывать нигде ни адреса издательства, ни названия. Пусть и называется нейтрально "Литературное приложение". И в розницу после рекламной компании не продавать. Пусть выписывают газету и приложение. Понятно, что приложение должно стоить не три копейки, а хотя бы тридцать.

– Хорошо. Я всё же проконсультируюсь кое с кем, – Петров поднял палец вверх.

– Да, пожалуйста. Всё, меня там во дворце дети ждут. Побежал.

Глава 11

Вика Цыганова сидела за пианино и пела песню. В небольшом зале было несколько стульев. Один из них занимал руководитель симфонического оркестра дворца культуры металлургов Отто Августович Гофман, второй – руководитель духового оркестра Август Фридрихович Грец, третий занимал сам директор ДК БАЗа Евгений Яковлевич Глущенко. Пётр зашёл тихонько, чтобы не помешать Вике. Дверь находилась, как бы сбоку от стульев и его появление руководители дворца культуры должны были заметить, но этого не произошло. Все трое мужчин слушали, открыв рты, и плакали. Даже не утирая слёзы. Не замечали их. Десятилетняя девочка Маша пела песню Мартынова на слова Андрея Дементьева "Баллада о матери". Голос у девочки был звонкий и чистый, а четыре с лишним десятка лет, которые провела на сцене Вика Цыганова, позволили этот голос ещё и правильно подать. Может и получалось чуть хуже, чем у певицы Зары, а может и не хуже, ведь трое взрослых дядек плакали.

"Алексей, Алёшенька, сынок.
Алексей, Алёшенька, сынок.
Алексей, Алёшенька, сынок.
Словно сын её услышать мог".
А потом без перерыва почти Вика грянула "День Победы".

"Этот день Победы
Порохом пропах
Это праздник
С сединою на висках
Это радость
Со слезами на глазах
День Победы,
День Победы,
День Победы!"
Когда песня закончилась, Пётр решил прервать концерт и захлопал в ладоши. Медленно, как сомнамбулы трое слушателей повернулись к нему.

– Пётр Миронович! Машенька сказала, что сейчас споёт ваши песни. Эти песни? – первым пришёл в себя Гофман.

Пётр знал его историю, более того с его дочерью он учился в одном классе. Через два года Отто Августович купит автомобиль "москвич", набьёт его полный охотниками и перевернётся. Все погибнут. Выживет только собака. И симфонический оркестр распадётся. Не найдётся второго такого подвижника. Нужно будет это предотвратить. Как, вот только, жизнь в Краснотурьинске теперь ну очень круто поменяется. Может, просто не позволить ему купить машину. Или ещё лучше, прикрепить авто с шофёром.

– Вам не понравилось. Маша, а ты какие песни ещё спела? – обратился он к продолжающей сидеть с поникшими плечами Вике Цыгановой. Устала.

– Все десять.

Да, за последние пять дней они подготовили слова и музыку, пусть пока без всякой аранжировки к десяти песням о войне.

Бери шинель пошли домой.

Нам нужна одна победа – тоже Булата Окуджавы.

Сыновья уходят в бой – Высоцкого.

Он вчера не вернулся из боя – его же.

Мы вращаем Землю – опять его.

Маки – нетленка Юрия Антонова.

Колоколенка – великая вещь Леонида Сергеева.

Баллада о Матери – песня Мартынова на слова Андрея Дементьева.

Журавли – сумасшедшая вещь Яна Френкеля на стихи Расула Гамзатова, правда, в обработке "Високосного Года".

День Победы – гимн Тухманова на слова Владимира Харитонова.

– Маша сказала, что это ваши песни. Это правда? – подскочил к Петру директор дворца культуры.

– Маша поскромничала. Она вообще очень скромная девочка. Слова одной песни написал поэт Расул Гамзатов. Я её только чуть исправил. У него там про гусей, а я их на журавлей поменял. Остальные стихи мои, а вот музыку мы с Машенькой вместе писали и тут львиная доля её. Я-то сам нот не знаю, – развёл руками Штелле.

– Пётр Миронович в это с трудом верится…, – начал Гофман, но его прервали.

– Это правда! Я ведь сама слышала, как папа с Машей песни по вечерам под гитару писали! – набросилась на работников культуры "дочь" Катя, до этого мышкой, сидевшая в углу зала.

– Да, я не сомневаюсь в авторстве. (А зря! – мысленно вздохнул Пётр). Просто из этих десяти песен две точно великие. За них как минимум дадут Государственную премию. А остальные настолько необычны, что их даже сравнивать не с чем. А день Победы! Да нужно половину наших композиторов разогнать. Они такую песню не напишут.

Пётр вспомнил, с каким трудом пробивалась именно эта песня. А ведь сейчас будет ещё хуже. Председатель правления Союза композиторов РСФСР Родион Щедрин тогда не пущал, грудью ложился на амбразуру, так там был хоть известный поэт и фронтовик Владимир Харитонов, ну и Тухманов тоже был членом союза композиторов. А кто такой Тишков? Ему официально точно не пробиться. Есть, правда, нюансик. Он и не собирается идти тем путём. Наплевать на Москву и корифеев. Мы сначала завоюем народ. А уж потом мэтры сами всё, что нужно напишут. И про самородков, и про таланты из народа. Выбора у них не будет.

С песнями получилось не просто. Скорее всего, часть слов заменена на "отсебятину". Особенно в песне "Мы вращаем землю". Дак, может, она и не хуже стала, а лучше. Они несколько раз спорили с Викой о том, кого объявлять автором. Не хотела Цыганова чужие песни себе приписывать. У неё и своих полно. Полно-то полно. Но с ними решили погодить. Там почти везде ругают власть и везде есть упоминание бога. Как воспримут слушатели слова: "С нами бог и Андреевский стяг"? Не прокатит, по крайней мере, для первых песен. Вот и решили, что автором стихов выступит Пётр, тем более что он стихи и так пишет, а авторство музыки разделят пополам. Он-то ведь нот не знает.

– Пётр Миронович, а вы можете другие свои стихи прочитать? – нет, не поверили пока культработники. Глущенко вон как сощурился.

– Да, пожалуйста. Из ранних прочту.

Закопали гномы сундуки,
Полные каменьев дорогих,
И теперь их ищут дураки,
Днём и ночью думая о них.
А ещё по свету носит где-то
Птицу счастья – синюю мечту,
И за нею – выдумкой поэта,
Всё бежим мы в сторону не ту.
Карты гномьих кладов не найти,
Не сыскать гнездовья синей птицы,
Хоть пол света сдуру обойди,
А в силки летят одни синицы.
Закопали гномы сундуки,
И теперь их ищут дураки.
– Иронично. И актуально. Что же вы не публикуете ничего, а, Пётр Миронович? – покивал головой директор.

– А надо. Есть настоящие поэты, члены союза писателей. Думаю, очень далеко мне до Евтушенко.

– Да чёрт с ним с Евтушенко! Как вы умудрились десять песен за пять дней написать. Может, продемонстрируете, – это решил вмешаться в разговор руководитель духового оркестра Август Фридрихович Грец.

– Ну, задайте тему. До обеда у меня время есть, а потом совещание, так что не взыщите, товарищи, – взглянув на Вику и получив одобрительный кивок, согласился первый секретарь.

– Ну, не знаю. Про рябину. Нет. Про снегирей. Да, про снегирей. Вон за окном на ветке целая стайка, – Грец указал на заиндевевшие окна. Правильно, стеклопакетов-то нет. Но верх окна был чист от изморози, и в самом деле через него были видны сидящие на ветках снегири.

– Давайте, так. Девочки, наверное, проголодались, вы пошлите кого ни будь за булочками и чаёк организуйте, а мы с Машей пока напишем вам песню про снегирей. Только бумажку мне принесите, стих писать буду.

– Пока мы за булочками ходим, песню напишите? – хохотнул Гофман.

– Именно.

– Ох, не терпится послушать. А можно хотя бы со стороны за этим понаблюдать?

– Да, пожалуйста, только не мешайте.

Когда принесли бумагу, Пётр шёпотом спросил у Вики.

– Я помню две песни про снегирей. У Антонова про войну и Трофима. Ты какую знаешь?

– Я на юбилее Трофима пела вместе с ним именно эту песню, – девочка захихикала, – Но для этого времени она не слишком смелая? Зато там и про рябину есть. Давай, хотя бы заменим слово "Женщина" на слово "девушкой любимою". Стой. Есть замечательная песня Виктора Королёва. Это будет из хитов хит.

– Пишем обе. Я Королёва песню не помню. Потом слова продиктуешь. Давай с Трофима начнём.

За окошком снегири
Греют куст рябиновый,
Наливные ягоды рдеют на снегу.
Я сегодня ночевал с девушкой любимою…
Там, где Пётр забывал слова, подсказывала Вика. Она же в это время подбирала музыку. Пока директор ДК БАЗа ходил в ближайшую столовую за булочками, они написали полностью слова, и Вика уже несбивалась в аккордах, тем более что песня была простой.

Вторую песню Вика тихонько шёпотом напела:

Сани с лета приготовь, приготовь, чтоб зимой не опоздать, опоздать.
Ведь с горы на гору хочет любовь, все сугробы разметать.
Припев:
А щеки словно снегири, снегири, на морозе все горят, все горят.
Кто-то снова о любви говорит, уж, который год подряд.
А щеки словно снегири, снегири, на морозе все горят, все горят.
Кто-то снова о любви говорит, уж, который год подряд.
Мы с тобою все в снегу, ну, и пусть, море снега на двоих, на двоих,
Но не знаю я на вкус губы сладкие твои.
Девочки поели, попили чайка. В это время в не очень-то и большую комнату с пианино набилось больше двух десятков человек. Все хотели услышать только что написанные нетленки. Пётр спросил зрителей, нет ли среди них гармонистов, и нашлись сразу трое.

– Несите инструменты.

А через пять минут грянули. Королёвских снегирей. Припев уже второй орала вся тусовка и жгли баянисты, почти разрывая меха. Вещь.

Трофимовским снегирям тоже пытались подыгрывать. Но не тот накал. Хоть и бесподобная песня.

"Без которой дальше жить просто не могу".

Едва Вика закончила, как все стали хлопать, а из-за дверей потребовали ещё раз спеть. Пришлось прикрикнуть.

– Вы тут что, все с ума посходили. А ну ка вернулись все на рабочие места, или чем вы там занимались.

Директор принялся разгонять публику, а Гофман подошёл к Вике и поцеловал её в макушку.

– Первая песня просто фантастическая. А вторая просто бесподобная. Жаль, исполнить её не дадут.

– Да, кто кому не даст? Если я её написал, то, по крайней мере, в Краснотурьинске её исполнять можно, – усмехнувшись, махнул рукой Штелле.

Глущенко к этому времени очистил помещение.

– Пётр Миронович, а к нам вы зачем пришли? Чтобы мы позавидовали вам с Машенькой? – прищурился Грец.

– Отнюдь. Я покомандовать пришёл. Евгений Яковлевич, нужно эти песни к середине апреля освоить, разучить, сделать аранжировку под наш симфонический оркестр. Да, ещё зарегистрировать, где положено. Надо кого-то отправить в ВУОАП. Я в Москву съездить не смогу. Может быть, можно как-то через нотариуса. И там, в отделе распространения, категорически запретить использовать эти песни без моего согласия. Потом, по моему плану, нам нужно пару песен записать на магнитофон, и я их отправлю Первому Секретарю КПСС Свердловской области товарищу Николаеву Константину Кузьмичу. По моим дальнейшим наполеоновским планам он приедет сюда в конце апреля, и мы ему исполним все десять песен. Константину Кузьмичу песни понравятся, и мы выступим в Свердловске на 9 мая перед ветеранами и руководителями области. А ещё наш концерт снимут работники Свердловской киностудии. Ну и покажут сначала по местному телевидению, а потом и по центральному. А ещё этот концерт будут крутить в кинотеатрах. Ну, а дальше я и боюсь загадывать. Одно точно знаю. Краснотурьинск должен стать Нью-Васюками.

– Сильно. И ведь до последнего предложения всё похоже на правду. Хоть и страшновато, – присвистнул Гофман, – Ну, с ВУОАПом я попытаюсь помочь, есть у меня пара завязочек в Москве в нужных кругах. Когда начинаем репетировать. Руки чешутся. Ещё ведь нужно солиста с правильным баритоном найти.

Глава 11

Понятно, что среда – это строительная оперативка. Но на ней будут люди, к которым у Петра имелись некоторые просьбы и некоторые предложения. Потому он весь вечер вторника к этим просьбам и готовился. Первым делом нарисовал детскую коляску из будущего с большими колёсами на спицах и двумя рюкзачками, одним под коляской, вторым позади неё. Предусмотрел и ножной тормоз, блокирующий задние колёса. Сомнительных момента виделось только два. Первый – это резина колёс. Но ведь как-то наваривают резину на бандажи тележек для транспортировки алюминия. Второй – резиновое же покрытие металлической трубки на ручке коляски. Применять что-то типа изоленты не хотелось, по этому, пока Пётр решил, если не получится из резины, то сделать кожаное. А когда рисовал рюкзачки, нужно ведь каркас из сталистой проволоки изготавливать в ЛМЦ на заводе, то вспомнил, что несколько раз запинался о ранец дочери. То ещё убожество. Дерматиновый, тяжёлый с ужасными потрескавшимися дерматиновыми же лямками на дебильных карабинах. Пришлось и школьный ранец рисовать, тоже ведь проволочный каркас нужен и ещё две стяжечки желательно хромированные для укорачивания и удлинения ремней. Липучек, и ежу ясно, ещё нет, так что остановился на молниях. Зато карманОв не пожалел.

Самое сложное – это изготовить конструкцию для коляски из тонких трубочек и обязательно их захромировать или заникилировать. Пётр точно знал, что в ЛМЦ на заводе такая возможность есть. Вот с этими эскизами он и решил обратиться к Кабанову. А чтобы у того возникло желание это всё срочно изготовить припомнил из своего прошлого-будущего две неплохие "рацухи". Первая касалась кристаллизаторов для литья слитков из алюминия, вторая использование красного шлама. Обе в своё время внедрял сам, так что ни какого плагиата.

Рисуя коляску и рюкзачки, Штелле отметил одну вещь. В прошлом он так хорошо рисовать не мог. Нет, уж совсем, ни как курица лапой, но до передвижников далеко. Теперь же карандашные эскизы получались вполне, и можно даже сказать, выше среднего. Наверное, мышечная память реципиента, решил Пётр. А может и долгожданный рояль в кустах. На рояль вообще-то не тянул этот дар. Так, на баян. Вот, баян в кустах, отлично звучит.

На совещание он решил уступить ведущую роль Романову. Он и с людьми знаком и с самой процедурой. Михаил Петрович поудивлялся пару секунд, а потом задал правильный вопрос: "Зачем".

– Хочу со стороны понаблюдать, – нейтрально отмахнулся Пётр.

– Ох, и чудишь ты, Пётр Миронович, в последнее время. Ладно, хоть всё на пользу. Но – чудишь.

Да, ну и пожалуйста. Вот было бы смеху, если бы не зная имён, и кто чем рулит, принялся команды раздавать. Точно дурку бы вызвали.

Совещание прошло с пользой, практически всех персонажей определил, и кто чем заведует тоже. А вот когда дело дошло до автобазы? 12, пришлось "из тени выйти". Началось с отчёта о проделанной работе на Кирпичном заводе. Два погрузчика полностью восстановлены и для последнего сейчас на заводе изготавливают запасные части к самой раме и кроме того он был самый старый и ещё без гидроусилителя руля. Вот и его решили модернизировать, благо запчасти имеются. Кроме трёх погрузчиков отремонтировали и два грузовика для перевозки глины.

Вот тут директор 12 автобазы и взбрыкнул.

– Нам бы тоже помощь не помешала, а то, как и этим летом из-за отправки техники на уборочную кампанию стройки останутся без машин.

Точно ведь, Пётр, пролистывая подшивку газет, пару статей на эту тему отметил. Вот и пришлось вмешаться.

– Семён Ильич, – слава богу, хоть к этому времени имя-отчество у директора определилось, – Давайте так, вы составляете список всей техники, что у вас есть, даже если это студебекеры и они давно списаны. Составляете таблицу. В первом столбике марка машины и год выпуска. Во втором процент износа. В третьем – необходимый ремонт. В четвёртом – необходимые запчасти. В пятом Ваши пожелания. Ну, например, нужно прислать ПТУшников, или, нужно выточить на заводе какую-то деталь. Понятно?

– И что пришлёте и выточите? – насупился "Ильич".

– А почему нет? Все понимают важность вашего предприятия и если, это не сорвёт более важных планов, то будем помогать. А иначе, зачем мы здесь вообще собираемся? Я ваши отчёты мог бы и на бумаге прочитать. Прошу всех уяснить, что это наш город, и мы будем его строить. Ни какой дядя из Москвы не приедет. И мы построим самый красивый город на Урале. Не сможем восстановить технику своими силами, я буду пытаться это сделать через обком партии. Мы живём в Советском Союзе, а не на капиталистическом Западе. Это там человек – человеку волк. А у нас – соратник по борьбе с волками. Если вопросов больше нет, то все свободны. А вас Анатолий Яковлевич я попрошу остаться, – жаль, что фильм про Штирлица ещё не снят, никто юмор не оценит.

Стоп, надо поговорить с Машенькой, там есть замечательная песня. А ещё ведь и песню "С чего начинается Родина?" никто не написал. Это упущение.

– Я так понимаю, что опять, что-то за кого-то делать надо? – карикатурно сморщился Кабанов.

– Вот посмотри, дорогой товарищ директор, мои каракули и скажи, сможет мне ЛМЦ помочь или нет. Это мои шкурные интересы, хочу иметь самую красивую в городе коляску, – Пётр протянул Кабанову свои эскизы.

– Ого! – директор алюминиевого завода уважительно покачал головой, – И нарисовано бесподобно и придумано здорово.

– Вот от тебя, если возьмёшься, каркасы из проволоки для четырёх рюкзаков и сама конструкция коляски. Остальное ателье сделает.

– Ну, почему бы не помочь хорошему человеку. Только два нюанса, как ты любишь выражаться. Первый – что делать с тысячей просьб: "сделать такую же"? Второй – тут ведь хромировать надо, и трубку очень тонкую, а может алюминиевую даже, чтобы не получилась чересчур тяжёлая. Время терпит?

– Ну, через год уже не нужна будет, а неделю жена на старой покатает наследника, – усмехнулся Штелле и подал Кабанову маленькую бумажку, на которой было написано: "Медный кристаллизатор".

– Это я так понимаю ответный дар. Пояснишь?

– Вы в электролизном отрубаете медные спуски от анодных штырей и отправляете их в металлолом. Если отголтовать их в барабане в ЛМЦ и переплавить у них же в печи СМБ, то можно отлить медный брус. Потом этот брус можно проковать в кузнице и в механическом цехе прострогать, а потом профрезеровать в "Г" образный профиль. Ну, а дальше всё, как и с алюминиевыми кристаллизаторами для литья слитков. Только медный прослужит гораздо дольше и можно чуть увеличить скорость литья, так как теплоотдача выше, а значит, поверхность будет чище, подойдёт под знак качества, – Пётр закончил и смотрел на директора завода, сейчас тот спросит, откуда он это взял. И что отвечать?

– Даже не буду спрашивать, откуда ты всё это знаешь. Стой, а ведь можно переплавлять все медные отходы и не сдавать в металлолом, а продавать. Нужно только узнать, что именно востребовано. Спасибо, Пётр Миронович. Это ведь куча денег. Сам лично буду контролировать изготовление твоей коляски. Оперативку утреннюю с неё буду начинать, – Кабанов привстал и пожал первому секретарю руку.

– Хорошо, что тебе моя идейка понравилась. Так как есть у меня ещё одна. И она может, пока не разберёшься, сразу и не понравится. Но уверяю, пользы от неё в разы больше, чем от кристаллизаторов, – подал ещё один листок директору Штелле.

На нём был нарисован изогнутый кирпич – пехотон.

– Объясни.

– Если взять просушенный красный шлам. Можно со шламполя, и прокалить его, скажем в печах для закалки марганцовистого литья, то получим порошок красивого красновато-коричневого цвета. Потом делаем разборную форму для нескольких таких кирпичиков и заполняем её бетоном с очень мелкой каменной крошкой, а верхний сантиметр заполняем смесью цемента, песка и прокалённого шлама. Получаем прочнейший кирпичик с красным верхом. Затем делаем песчаную подложку, укладываем не очень плотно кирпичики, и снова засыпаем песком, потом поливаем водой и снова засыпаем. А в конце просто сметаем лишний песок. В результате можно делать красивые красные тротуары, а можно и всю площадь перед заводом замостить. Будет лучше, чем в Москве.

Кабанов вертел в руках лист с рисунком. Посмотрел на Тишкова, потом снова на лист.

– Хитрый ты, Пётр Миронович. Я это освою, а потом ты передашь технологию на ЖБИК и нас же заставишь для них формы изготавливать.

– И в Краснотурьинске будут самые красивые в стране тротуары.

– Через три года юбилей завода. Будет множество гостей, в том числе и министр Ломако пожалует. А у нас и в городе такие тротуары и вся площадь перед заводом и тротуары внутри завода. Красота. Без орденов не останемся. Говорю же – хитрый ты. Так вот и не поймёшь сразу подарок это или обуза. Потом только доходит. Что ж, и за это спасибо.

– Не весь эффект ты Анатолий Яковлевич озвучил. Ещё, когда вся страна захочет такие тротуары и площади иметь, ты получишь огромную прибыль от торговли красным шламом, который сейчас убытки приносит, – погрозил пальцем в сторону шламполя Пётр.

– А ведь, правда! И ведь опять не расскажешь, откуда "идейка"?

– Да почему же. Легко. В журнале видел площадь в каком-то итальянском городе.

– А ведь у тебя, Пётр Миронович, даже высшего образования нет, насколько я знаю, – недоверчиво покрутил головой Кабанов.

– Ну, наверное, не судьба, – вздохнул Штелле. Он и не знал, что у реципиента нет высшего образования. Как же его поставили первым секретарём горкома?

– Ерунда. Какая к чёрту судьба. У меня на кафедре лёгких металлов в Свердловске все свои. Договоримся. Ты, конечно, почитай учебники за десятый класс и готовься поступать на заочный. Поможем. Соратники ведь, как ты говоришь, по борьбе с волками.

Глава 12

В понедельник 16 января девочки пошли в школу. Пётр договорился с директором школы-интерната, что Маша Нааб пока поживёт у него. Пока – это до прояснения ситуации с отцом. Штелле ещё раз съездил в тубдиспансер и поговорил с врачами. Ни какой надежды. Разве что – чудо.

Заодно распорядился в детском отделении кормить больных по возможности собачатиной. Врачи строили постные рожицы и очень хотели видно возразить. Опасались только. Всё же команду дал первый секретарь горкома КПСС. А Пётр знал две вещи. Во-первых, именно так вылечили от туберкулёза его отца, в этой реальности десять лет назад. А во-вторых, как-то натолкнулся на перебранку по этому поводу в интернете. Полно было визгов, что это идиотизм. Однако были коментарии людей, которые сами вылечились от туберкулёза, конечно ещё и антибиотики принимали, всё же не 19 век. Но ведь и собачатину ели. Выздоровевшие объясняли это так: "Почему – да потому, что собака НИКОГДА не болеет туберкулёзом, у неё есть в организме антитела против туберкулёза". "Доля правды в этом есть, только надо есть не мясо, а принимать собачий жир натощак смешать один к одному с мёдом и по чайной ложке в день". Ещё было озвучено мнение, что просто большое количество белковой пищи помогло. Все три мнения Пётр озвучил докторам и заверил их, что всё мясо сначала пройдёт контроль на бешенство и прочую гадость.

Итоги охоты на друзей человека подводили в четверг. Народу набился целый кабинет. Пётр опять доверил вести совещание Романову, а сам сидел и записывал имена, отчества и фамилии собравшихся, а так же их должности. Так он вскоре всех руководителей в Краснотурьинске и выучит. Итоги впечатляли. Убито семьдесят шесть собак. Ещё восемь комсомольцы поймали живыми. Их Пётр пока дал команду в милиции в собачьем питомнике покормить, чтобы по мере того, как съедят больные туберкулёзом дети уже отстреленных собачек, было, откуда черпать "лекарство".

Пока решили на этом операцию свернуть. И попросить через газету и радио граждан сообщать о появлении в их поле зрения оставшихся бродячих собак. Понравилось Штелле, и как мэр решил вопрос с мясом и шкурами. Нашлись три немца, которые согласились забрать крупных собак и, ободрав с них шкуры, мясо доставить в детский тубдиспансер. За это они получают половину шкур. Из оставшейся половины они сошьют шапки для детей школы-интерната. Правда, не все за один месяц. Договорились, что будут выдавать по две шапки в месяц. Из причитающихся им за эту работу шкурок, мастера тоже сошьют шапки, но их уже выставят на продажу. Да, на здоровье. Охотники получили со скидкой билеты на птицу и зайцев, дети получили "лекарство", другие дети получат шапки, а три человека, а значит и их семьи немного улучшат своё материальное положение. Все в прибыли. Разве что зелёные в Европе лай подымут. Шутка. Кто же их об этом в известность поставит?

После совещания Пётр договорился о визите на 3 зону строго режима с начальником ИТУ подполковником Иванцовым. Особого энтузиазма будущий визит в начальнике ИТУ не вызвал.

– Может, хоть намекнёте, Пётр Миронович, что надо? Мы подготовимся, – пухлощёкий невысокий подполковник явно нервничал.

– У меня будет к вам целый список вопросов, некоторые вам на пользу, некоторые мне. В понедельник, во сколько можно вас посетить? – одобрительно похлопал по плечу военного.

– Хорошо. Давайте часам к десяти, я вас на проходной встречу. Один будете?

– Аки перст, – Тишков пожал руку начальнику колонии и отпустил его.

К понедельнику следовало подготовиться. Нужно было делать кухонный гарнитур. Первый вариант эскиза забрал Кабанов, ко второму Пётр подошёл уже как к чертежу. Он измерил кухню, определился с местоположением раковины и с высотой самого гарнитура. После этого вновь нарисовал эскиз, а потом проставил на нём размеры секций. Кроме того нарисовал и мойку, вернее не саму мойку а систему подачи воды. Предусмотрел отдельный краник для питьевой воды с угольным и поролоновым фильтром. Нужны будут шаровые краны и смеситель, их тоже нарисовал. Ну, на всякий случай, если не получится разместить этот заказ в колонии, то придётся опять идти на поклон к директору БАЗа Кабанову и опять делиться "идейками". Одну он даже сходу вспомнил. Причём идейка тянула на целое изобретение. В той жизни он тоже подавал на неё заявку, но ответа так и не дождался. Вот и восстановим справедливость. Ну, и материальное положение не помешает поправить.

В пятницу он получил зарплату за декабрь и прослезился. Как можно выжить на эти деньги. Аж целых сто восемьдесят рублей. А ведь нужно ещё для Вики Цыгановой одежду купить. И нужно рассчитаться за школьные ранцы с ателье. Придётся в следующее воскресенье ехать в Свердловск за первым кладом. Или, может, лучше в Челябинск. Там вскоре в подвале оружейного магазина найдут клад с большим количеством драгоценностей. Нет. В Челябинск за один день не успеть. Пара лет ещё есть, отложим до отпуска.

В пятницу утром отзвонился Кабанов и сообщил, что каркасы для всех четырёх ранцев изготовили и через час подвезут в горком и попросил заказать ещё и пятый, каркас будет вместе с остальными, а по готовности директор расплатится. Главбух случайно увидела эскиз школьного ранцы и выревела для своей дочери.

– Это ведь хорошо. Зря вы извиняетесь Анатолий Яковлевич. В лучшем городе страны у детей должны быть лучшие в стране ранцы, – успокоил Кабанова Пётр.

– Тебе хорошо, а у меня скоро начнётся массовое воровство и пронос через проходную этих каркасов.

– А может разрешить открыто проносить? Стоит две копейки, а людям в радость.

– Подумаю. Да, есть новости по дубу. Заказали мы вагон кругляка на завод из Львовской области.

– Из Львовской области? Там ведь есть знаменитый курортный город Трускавец, – Пётр был в Трускавце, лечился от гастрита.

– Не слышал. А что? – после небольшой паузы поинтересовался Кабанов.

– Идейка есть, Анатолий Яковлевич. Уверен – понравится. В следующую среду озвучу. Продумать до конца надо.

– Ох, уж эти идейки! Разоришь завод, – хмыкнули на той стороне провода.

– Тогда две будет идейки. Одна супер прибыльная.

– Ну, вот, теперь ждать буду среду. До свидания.

Получив каркасы, Тишков съездил в ателье по пошиву одежды на улице Ленина. К заведующей был разговор, кроме заказа ранцев.

– Анна Тимофеевна. Я тут перечитывал на днях подшивку газет. Ругают там вас, – женщина дёрнулась как от удара.

– Что же мне сигнализацию отключать? А если воры? Кто будет отвечать? Эта ненормальная?

– Спокойно. Согласитесь, что никому не будет приятно, если его два раза в сутки будут будить такими звонками. Надо просто придумать, как это исправить.

– Но нужно же проверить, работает ли сигнализация? – сникла заведующая.

– Давайте так, я поговорю с электриками, может быть, проверку можно осуществлять, скажем, лампочкой, а уж потом включать звуковую сигнализацию. Поговорю, в общем, – успокаивающе поднял руки Пётр.

– Спасибо, Пётр Миронович, я и так из-за этого сама не своя уже второй месяц. Корреспондент ещё издевается, предлагает с ней квартирами поменяться, – в голосе послышались слёзы.

– Анна Тимофеевна, я к вам с просьбой приехал, – остановил женщину Пётр.

– Слушаю вас, – главная швея Краснотурьинска утёрла слёзы.

– Вот посмотрите. Я тут эскизы нарисовал, – Штелле протянул директору три листка с разными ранцами.

– Прелесть какая! А это куда? – она сразу наткнулась на большой ранец, который должен был подвешиваться под коляску.

Следующие десять минут Пётр рассказывал про ранцы и про коляску, даже схематично изобразил её. Потом подробно описал, как он представляет себе производство школьных ранцев. Внутри брезент, снаружи болонья, между ними синтепон. Зачем столько карманов? Ну, это же дети, к тому же девочки. Найдут, что засунуть. Лучше иметь лишний, чем переживать из-за нехватки.

– А цвет какой? – тоже вошла в процесс заведующая.

– А какого цвета болонья у вас есть?

– Тёмно-коричневая и тёмно-синяя. Есть немного зелёной, но её на два ранца не хватит, – сняла очки женщина и вопросительно посмотрела на Тишкова.

– Их можно увидеть? – Пётр думал о более ярких цветах. Даже не смог представить школьный ранец из тёмно-коричневого материала, – А более яркие цвета бывают?

– Ткань производится только на Наро-фоминском шёлковом комбинате и только этих цветов. А итальянскую у нас не достать. Только в Москве, и то втридорога.

– Давайте посмотрим.

В результате пришлось комбинировать и использовать все три расцветки. И ещё добавить звёзд из алого капрона. Хоть не так траурно. Заведующая посовещалась с мастерами и попросила две недели.

– А почему так долго? Я думал вот эти ранцы для школы, вы сделаете к понедельнику, а для коляски к концу следующей недели, – начал торговаться Пётр.

– Пётр Миронович, так нельзя, я наобещаю и не успею, а вы меня ругать будете. Изделие новое, необычное, – взмолилась Анна Тимофеевна.

– А к среде успеете, я один ранец директору БАЗа Кабанову обещал в среду отдать, – торгуются, ясно же, но за срочность он платить не собирался, да и не мог, не было денег.

– Только ради вас и с условием, что вы электрика пришлёте.

– Вот и договорились. В среду к десяти часам мой шофёр заедет.

Глава 13

Подполковник Иванцов Юрий Семёнович разлил по небольшим гранёным рюмкам коньяк. Соли с лимонами не было. Зато была шоколадка "Алёнушка".

– И за что будем дегустировать? – улыбнулся Штелле.

– Да, просто за встречу, – втянул голову в плечи начальник ИТУ.

– Нет. Так не пойдёт. Сейчас повод организуем, – Пётр достал из портфеля заранее приготовленную грамоту, – "Благодарственная грамота".

– Городской комитет КПСС благодарит подполковника Иванцова Юрия Семёновича за оказание помощи детскому противотуберкулёзному диспансеру, – прочитал "собутыльник", – Что это?

– Только дайте слово, что распространяться об этом пару месяцев не будете, – улыбнулся Пётр.

– Ну, хорошо.

– Собачек, что вы помогли отстрелять, мы переправили именно вот туда. Там ими будут больных детей кормить. Есть мнение, что так можно вылечить туберкулёз. Вот через пару месяцев и проверим. Кстати, если получится, то сообщите об этом вашему контингенту. Пусть родственники снабжают. Только сначала дождёмся результатов.

– Слышал я об этой байке от старых сидельцев. Честно говоря, не верил, – подполковник аккуратно убрал грамоту в ящик стола и повторно налил рюмки, – Ну, теперь точно повод есть.

Выпили, захрустели шоколадом. Иванцов, было, потянулся вновь к бутылке, но Пётр его остановил.

– Юрий Семёнович, у меня к вам четыре просьбы…

– Ого, – вскинулся подполковник.

– Вы сначала послушайте, может и ничего страшного, – успокаивающе поднял руку Штелле.

– Внимательно слушаю, – начальник колонии убрал бутылку в шкаф и сел за свой стол.

– Вот посмотрите, – Пётр протянул ему листки с чертежами и эскизами кухонного гарнитура.

– Красиво. Сами придумали?

– Да, нет, куда мне. В журнале видел. Это румынский кухонный гарнитур. У вас ведь есть хорошие резчики по дереву, что способны такое повторить?

– Это вы, Пётр Миронович, по адресу зашли. Вот полюбуйтесь, – Иванцов достал из того же шкафа шахматную доску. Открыл её и вытащил несколько лежащих сверху фигур.

Красота. Более того. Мастерство. В прошлой жизни в одной из турпоездок по Германии Пётр был в Баварии в какой-то деревушке, все жители которой режут фигурки для продажи туристам. С этого и живут. Для этого туда все экскурсионные автобусы заворачивают. Фигурки, стоящие на столе были совершенно другого класса. Там кустарные поделки. Куда недобитым фашистикам до наших мастеров. Король шахматный просто бесподобен. Кажется, что плащ не из дерева, а из ткани сделан, каждая складочка как живая. Вещь.

– Юрий Семёнович, а нельзя разместить у вас заказ на детали к этому гарнитуру? Финтифлюшки все вот эти чтобы этот мастер вырезал? – Пётр ткнул пальцем в эскиз.

– Сейчас я двоих вызову. Второй-то не хуже мастер. Вдвоём быстрее будет, – подполковник вышел из кабинета и отдал команды кому-то невидимому за дверью, – Минут через десять доставят. Пока, может, три остальных вопроса зададите.

– Да, с радостью, – Пётр достал эскиз смесителя и отдельного крана для питьевой воды с системой фильтров, – Вот эти краны планируются в комплект к гарнитуру.

Иванцов покрутил бумаги, поинтересовался назначением отдельного крана, хмыкнул и снова вышел из кабинета.

– Себе такие тоже закажу, если это и вправду работает, – поведал он, вернувшись на своё место.

– И это правильно. Вы ведь сейчас в однокомнатной квартире живёте, – расцвёл Штелле, – Вот я и подумал, что, не пора ли вам перебираться в более просторную. В марте-апреле сдаётся заводской дом, в нём городу положена одна трёхкомнатная квартира. Сдаёте свою и получаете эту. А там как раз новый гарнитур и с новыми кранами.

– Даже не знаю, как и благодарить, а то жена ведь родила пару недель назад, и втроём с маленьким ребёнком в одной комнате тяжело, – обрадованно вскочил начальник колонии и принялся трясти руку Тишкину.

– Товарищ подполковник, – выглянула голова из приоткрывшейся двери, – Карпова доставили.

– Заводи.

Левша был не молодой, за пятьдесят точно. Руки все синие от перстней. На носу очки в роговой оправе. Сильные очки, угробил резчик зрение.

– Анатолий, посмотри рисунки, – протянул Иванцов эскизы кухонного гарнитура вошедшему.

– Гарнитур румынский, – сходу определил зек, – Сложно. Дуб надо. Акацию белую желательно.

Пётр бывал у родственников на Украине и видел древесину белой акации. Она была красивого розового цвета, даже и не верилось, что это не крашеная древесина.

– Дуб уже в пути. А арабески и планочки всякие нельзя из осины делать? Контраст будет на зелёном белое, – предложил Пётр, но для себя отметил задать Кабанову вопрос и про акацию.

– Чего ж, нельзя. Хозяин барин. Узор скучный. Гражданин начальник тут надо Проньку подключить, пусть поизгаляется над узором, – вернул рисунки зэк Анатолий.

– Сейчас Громова приведут. Вдвоём будете резать, – выглянул за дверь Иванцов.

– Куда ему. Разве что планочки с поверхностной резьбой. Грев-то будет, гражданин начальник? – резчик повернулся к Петру.

– Озвучь гонорар, – серьёзно кивнул Штелле.

– По четыре кило чая и по четыре кило "Взлётных", свою часть справлю за месяц, – закатил глаза, подсчитывая Левша.

– Договорились, – легко согласился Пётр. Разве это деньги. И месяц пролетит – не заметишь.

– С партатчиком отдельно договаривайтесь, – с художником, понял Пётр.

– Громова заводить, товарищ подполковник? – снова высунулась голова.

– Заводи и отправь за Прониным и Зариповым.

Громов с гонораром согласился и с идеей подправить с помощью Проньки эскизы тоже. Дядька был похож на Леонова в "Джентльменах удачи". Колобок нахмуренный. А вот появившийся, когда резчики уже отбыли "художник" с милицейской фамилией Пронин был интеллигент. Позолоченные очки, аккуратные усики, чёрная новая выглаженная роба, начищенные сапоги. Белая кость.

– Углубить и расширить надо бы, – пошутил Пётр на вопросительный взгляд партатчика.

– Угум. Мавританский стиль, греческий, псевдорусский?

– А смесь китайского с барокко? – поддержал разговор Штелле.

– Угум. Драконы и ангелочки. Не аляповато? – где только взяли такого.

– Всё в твоих руках.

– Тут на трезвую голову могу и не соединить, – потёр пальцами художник в характерном жесте.

– Инвестируем. Чего хочешь.

– Хочу беленькую, но удовлетворюсь двумя пачками "индюхи" и кило печенья.

– Начинай. Резчики уже рвутся бой, – отпустил Пронина подполковник.

– Доставили Зарипова, товарищ подполковник, – всё та же голова.

С Зариповым проваландались чуть не час. Слесарь и токарь универсал в одном лице прикапывался к каждой мелочи. Фторопласт пришлось пообещать привезти на десяток кранов. Трубку медную хромированную для питьевого крана тоже. Дольше всего пришлось объяснять принцип действия шарового смесителя. Самое хреновое, что Пётр его хоть и разбирал пару раз, и изучал, готовясь писать книгу про попаданца, но чертежа в миллиметрах не имел. Половину на пальцах объяснял.

– Гражданин начальник, – наконец оторвался от эскизов Зарипов, – недельку мне дадите после получения всех материалов? – он посмотрел на подполковника.

– С тебя и чертёж с размерами, – согласно кивнул Иванцов, из-за плеча Петра наблюдавший за творчеством.

– Сделаем, гражданин начальник.

Отпустили татарского левшу. Иванцов предложил перекурить.

– Юрий Семёнович, я не курю, но вам запретить не могу, – махнул рукой Пётр.

Начальник колонии достал сигарету из пачки, но потом глянул на сидевшего с унылым видом первого секретаря горкома и щелчком вогнал сигарету назад.

– Может и мне бросить. Жена ругается, да и кашель одолел. А тут ещё статья в местной газете о лёгких курильщика. Жуть? Всё, точно брошу, – подполковник смял пачку и швырнул её в урну, – Что у вас дальше по плану? Удивляйте.

– Да, честно говоря, чудеса почти закончились. Нужен мне человек. К нему есть несколько требований. Он должен на днях освобождаться. Он должен иметь права. Он должен быть высокого роста и крепкий физически. Он не должен болеть туберкулёзом и венерическими болезнями. Он должен отбывать наказание за убийство, но в то же время убийцей и вообще преступником-рецидивистом не быть. Желательно бывший спортсмен. Есть такой?

– Смешно, – потёр нос Иванцов.

– Почему? – наклонил голову к плечу Пётр.

– Он стоит за дверью.

– Зачем?

– Освобождается сегодня. Только вчера вечером его дело перечитывал. Капитан-танкист из Елани. Кандидат в мастера спорта по пулевой стрельбе и самбо. Убил любовника жены и тяжело ранил её саму, застав их за этим самым, не вовремя вернувшись, домой с соревнований. Зарубил топором старшину. Жене перерубил ключицу, но поняв, что она жива, вызвал скорую, и женщину спасли. Получил семь лет строго режима. Отсидел пять с небольшим. Сегодня выходит по УДО.

– И что правда стоит за дверью? – Даже привстал Пётр.

– Ну, нет, это образно, позвать? – Смутился подполковник.

– Позвать. А можно ускорить оформление документов и если мне подойдёт, то чтобы уехал со мною? – решил ускорить процесс Штелле.

– Сейчас распоряжусь.

Вернулся начальник колонии через пять минут. Пётр как раз сформулировал и обосновал в голове свою четвёртую просьбу. Весьма необычную.

– Юрий Семёнович, ещё один человечек мне нужен. К этому совсем другие требования. Он должен в ближайшее время освобождаться. Это должен быть еврей. Это должен быть осуждённый по 88 статье (бабочке). Человеку должно быть лет сорок. Он так же, как и первый, не должен болеть туберкулёзом и венерическими заболеваниями. Желательно срок не более пяти лет, желательно москвич или ленинградец. Не стоматолог. Такой экземпляр у вас за дверью не стоит?

– А можно узнать для чего вам, Пётр Миронович эти интересные граждане? – нахмурился подполковник.

– Хочу организовать колхоз в Краснотурьинске. Нужен руководитель со связями в Москве, – честно признался Пётр.

– Какая-то мистика, – хлопнул себя по ноге Иванцов, – именно тот, кто вам нужен, тоже освобождается сегодня. Правда, есть оговорочка маленькая. Еврей он только наполовину.

– А такое бывает? – усмехнулся Штелле.

– У нас большая страна. Вести гражданина Петуша Марка Яновича? Осуждён на пять лет строго режима за организацию подпольной ювелирной мастерской. Москвич. Сидел на зоне во Владимире, но там у него возникли проблемы с криминальными авторитетами. Его перевели сюда, – коротко обрисовал кандидата Иванцов.

– Ведите. Может, это и правда судьба подсовывает именно этих людей, – посмотрел в потолок первый секретарь горкома.

Начальник ИТУ? 3 тоже осмотрел потолок, усмехнулся, и пошёл вызывать следующего кандидата.

Капитан Оборин был здоровущим бугаём. Как умудрился только на зоне массу мышечную не потерять? Весом был под центнер и ростом за метр восемьдесят. Лет тридцать пять. Вполне себе симметричное славянское лицо. Красавцем не назовёшь, но и не господин Валуев. Скорее Емельяненко в молодости и без бороды.

– Осуждённый Оборин по вашему приказанию прибыл, – доложил убивец и чуть руку правую не приложил к виску, отдёрнул вовремя.

– Пётр Фёдорович? – отвлёк на себя внимание Штелле.

– Так точно, – повернулся к Петру здоровяк.

– Пётр, а тебе есть куда возвращаться? – сделал приглашающий жест садиться Штелле.

"Емельяненко" вопросительно глянул на начальника колонии и после кивка того грузно и основательно осел на заскрипевший стул.

– Нет. В армию назад не возьмут. Я – сирота. С женой разведён. Детей нет. Понятие ни имею куда податься, – тяжело вздохнул тяжёлый человек.

– У тебя права есть, капитан? – покивал головой Пётр.

– Были.

– Я – первый секретарь Краснотурьинского горкома КПСС Тишков Пётр Миронович, – представился Штелле, – мне нужен шофёр и телохранитель в одном лице.

– Телохранитель?! – в один голос воскликнули и начальник колонии и убивец.

– Я тут собираюсь побороться в городе с преступностью. Боюсь, что кое-кому это может, не понравится, – пояснил свою мысль Пётр.

– Ну, не Америка же у нас, гангстеров нет, – махнули рукой тоже оба.

– Тогда, если вы правы, то просто шофёром.

– А жить где? – не дурак капитан.

– А вот мы товарищу подполковнику через месяц-другой квартиру новую даём, а в его однокомнатную тебя и поселим. Пока же общежитие дадим. Перекантуешься пару-то месяцев.

– Свою квартиру через два месяца, больно на сказку похоже, – свёл брови душегуб.

– Так согласен или нет? Я так понимаю, что тебе нужно в Елань ехать за паспортом? – не отреагировал на грозный вид будущего шофёра Пётр.

– Да у меня и не было паспорта. У офицеров удостоверения личности.

– Слушай, тёзка, даже и не знаю, как с тобою быть. Ладно, я тебя пока отвезу в гостиницу и там устрою, а сам созвонюсь с военкоматом и милицией, узнаю, как тебе паспорт выдать. Сам-то согласен?

– Конечно, согласен. Кто от такого предложения откажется. А машина какая? Волга?

– Волга, волга. Иди, собирайся, тёзка.

– Разрешите идти, гражданин начальник? – Повернулся к подполковнику бывший капитан.

Едва вышел танкист, как в кабинет втиснулся не еврейский еврей.

– Разрешите, гражданин начальник, – прибалтийский акцент чувствовался.

– Гражданин Петуш, тут с вами очень хочет поговорить первый секретарь Краснотурьинского горкома КПСС. Работу предложить, – кивнул на Петра Иванцов.

– Странно. А гражданин первый секретарь моё дело читал? – понятно, что еврей всегда ответит вопросом на вопрос.

– Не читал, но за что отбываете наказание, мне Юрий Семёнович рассказал. Мне нужен человек, который с нуля может создать колхоз, – медленно чеканя каждое слово, проговорил Пётр.

– Всё страньше и страньше, – Марк Янович читал Алису, мультика и кинофильма ведь ещё нет.

– А что у вас с семьёй? – вдруг вспомнил Пётр.

– Разведён и брошен. Дети с женой. Она уже нашла им другого папу. Родители умерли. Считайте сиротой, – тяжело вздохнул "гражданин Петуш".

– По-человечески мне жаль, а так, дак даже хорошо. Сразу квартиру вам дать не получится, – прокомментировал Штелле.

– Гражданин секретарь, меньше всего я понимаю в сельском хозяйстве. Даже не представляю, чем турнепс от брюквы отличается. Или ваш колхоз, дай ему бог здоровья и процветания, выращивает изумруды и аметисты? – почти весело осклабился еврейский латыш, а национальная грустинка в глазах присутствует.

– Колхоз вообще не будет ничего из корнеплодов выращивать. Колхоз будет выращивать пчёл.

– А такие технологии есть? – попытался пошутить Марк Янович.

– Основной деятельность колхоза будет производство мёда и сопутствующих ему веществ. Кроме того в колхозе будет клуб. И вот организацией концертов народного ансамбля песни и пляски под названием "Крылья родины" из этого сельского клуба в основном и будет заниматься председатель колхоза, – тихонько приоткрыл завесу тайны Пётр.

– А не разорится колхоз? – чуть округлил глаза Петуш.

– Думаю, что через год колхоз станет миллионером, а через два колхоз "Крылья родины" будет выбирать выступать его ансамблю с одноимённым названием в Москве на стадионе Лужники или в Лондоне на Уэмбли.

– Там дальше у Льюиса Керола нет эпитетов для выражения удивления, – прокомментировал будущий директор.

– Просто поверьте и соглашайтесь.

– Просто поверил и согласен.

– Юрий Семёнович, заверните обоих, – устало улыбнулся Штелле.

Глава 14

Эту неделю Первый Секретарь решил посвятить спорту. Устроив будущих командармов перестройки, а сейчас бывших зэков, в гостинице "Турья", Пётр глянул на часы и велел пока ещё действующему шофёру вести его домой. Обед подкрался незаметно. Шофёра пришлось искать нового по той простой причине, что нынешнему – Сергею предложили повышение. Он окончил в прошлом году заочно Свердловский автодорожный техникум, и вот сейчас освободилось место в ПАТО старшим смены. Что ж, молодёжь должна расти.

А сразу после обеда Пётр вызвал к себе зав ГорОНО.

– Трофим Ильич, присаживайтесь, – Пётр пригласил товарища за ближайший стул, – чайку?

– Спасибо, но только что из столовой, там два стакана приговорил, – замахал руками "Ильич".

– Ну, и ладно тогда, не будем мешать приятное с полезным. Как там продвигаются наши потуги по выращиванию вундеркиндов?

– Хорошо продвигаются. Я уже обзвонил всех директоров школ и предварительно с ними всё обговорил. А сегодня на четыре часа все директора приглашены сюда со своими предложениями. Будем решать, какая школа, какой предмет будет давать кандидатам в вундеркинды, – светло улыбнулся заведующий образованием.

– Удачно. Я тут ещё хочу немного говнеца на вентилятор подкинуть, – обрадовал собеседника Штелле.

– Простите, чего? – выпучил под стёклами очков глаза горонист.

– Выражение такое есть. "Подкинуть говнеца на вентилятор". Это калька с английского. Означает, что нужно произвести определённые действия, не всегда одобряемые окружающими, для того чтобы получить желаемый эффект, тоже не всегда положительный, – Пётр начал разговор именно с этой идиомы, чтобы выбить собеседника из равновесия, уж очень уверенно и независимо тот ввалился в кабинет и уселся за стул. Теперь вот ошарашен и будет более внимателен.

– Не слышал, – снял и протёр стёкла очков "Ильич", словно брызги от вентилятора долетели.

– Трофим Ильич, детям в школе нужны положительные примеры. Кумиры. Сейчас все мечтают стать космонавтами. Ведь есть Гагарин. И пусть из двухсот тысяч, записавшихся в аэроклуб, станут космонавтами только двадцать мальчишек, не беда. Больше и не надо. Зато плюсом получим несколько тысяч лётчиков в армию и несколько тысяч пилотов в гражданскую авиацию. Не случайно попавших туда людей, а энтузиастов. Только главное даже не в этом. Эти двести тысяч мальчишек не начнут рано курить, займутся спортом и будут лучше учиться. Они вырастут умными и здоровыми. Почему? Потому что есть положительный пример.

– Согласен с вами. Только причём здесь вентилятор? – водрузил очки на место заведующий.

– Вот мы с вами надеемся получить победителей областных олимпиад и даже "чем чёрт не шутит" республиканских. Пусть не в этом году, в следующем обязательно. Мы в школах на самом видном месте повесим их портреты и напишем, что теперь эти мальчики и девочки смогут без конкурса поступать в вузы. Всё хорошо. Да, как бы ни так! Для очень малого количества детей "ботаник" сможет стать кумиром. Очень трудно объяснить девочкам, что будущего мужа нужно искать в библиотеке, а не на дискотеке.

– На чём? Вы, Пётр Миронович, сегодня просто сыпете незнакомыми словами и выражениями, – "укоризненно" покачал головой зав ГорОНО.

– Ну, на танцах, тоже из английского. У них пластинка – это диск. В греческом "собрание" звучит – "тека". Вот собрание пластинок – дискотека. А музыку с этих дисков играют на танцах. Получается, что и танцы тоже "дискотека", – блин, нужно следить за речью, мысленно чертыхнулся Пётр.

– Понятно. Да, девочки и часть мальчишек тянется к отрицательным личностям.

– Нет. Они тянутся к сильным. В женщинах природой заложено выбрать себе самого сильного самца, чтобы потомство было сильным, и чтобы он мог защитить семью. А мальчишки тоже тянутся к таким лидерам, потому, что вокруг них эти самые первые красавицы и вьются. Кому такого не хочется? – Тишков встал и прошёлся до окна.

На улице шёл снег. Замечательный пушистый. Мягкий. Дети после уроков обязательно будут лепить снеговиков, играть в снежки. Ну, несправедливо. Всех попаданцев забрасывают в детей, а его в руководителя целого города. Несправедливо.

– Согласен с вами. Только вот с вентилятором? – опять снял очки товарищ.

– Сейчас и до негодойдём, – пообещал Пётр, – кроме победителей и призёров олимпиад на стенде напротив входа в школу должны висеть и спортсмены. Высокие, сильные, красивые. Где их взять?

– В каждой школе есть дети, занимающиеся в различных секциях.

– Одно дело просто заниматься, и совсем другое – победить в серьёзном соревновании. Ладно, перейду к делу. 9 мая в Свердловске проводится эстафета на приз газеты "Уральский рабочий". В том числе бегут и школьники. Нам нужно послать команду одной из наших школ и выиграть эти соревнования. Понятно, что если просто взять детей из пусть даже победившей в прошлом году на эстафете на приз газеты "Заря Урала" 9 школы, то победы ожидать не стоит. Нужно предпринять определённые шаги. Мне это видится так. Мы отбираем из всех школ десятилеток детей из девятых и десятых классов, которые лучше всего бегают в своей школе. Скажем человек по пять. Затем уже тренер по лёгкой атлетике из ДЮСШ отберёт из них человек двадцать пять и начнёт готовить к эстафете. В апреле родители этих детей напишут заявление о переводе их чад в школу? 9, а вы подпишите и разрешите. После эстафеты, чем бы она ни закончилась, родители напишут обратные заявления. На самом деле мы детей в этом году переводить не будем. Так и будут учиться в своих классах.

– А это честно по отношению к их соперникам? – наморщился "Ильич".

– За нашу хоккейную команду играют электролизники и анодчики. Как думаете, Трофим Ильич, часто они "гасят вспышки" на электролизных ваннах? – грустно усмехнулся Пётр.

– Ну, это немного другое. Мы учим детей обманывать.

– Вот, а вы говорите: "Причём здесь вентилятор". А вентилятор при том, что в данном случае цель оправдывает средства. Нам кровь из носа нужны фотографии этих детей в фойе школ. Я тут перечитал подшивку "Зари Урала за прошлый год и там есть статья, что в городе около тысячи человек осталось на второй год. Получается, что одна школа в городе, одна из крупных, работала в холостую. Эта тысяча осталась на второй год, в том числе и из-за того, что нет фотографий чемпионов, да и олимпиоников тоже нет. Осталась из-за того, что курила в туалетах, а курение у детей снижает умственные способности, – Пётр закусил удила, – Можно ведь сфотографировать самого низкорослого курильщика в школе и выпустить стенгазету с ним в главной роли, где рассказать, что курение в раннем возрасте останавливает рост и потому этот пятиклассник "Воробьёв" самый низкий в классе. Хочешь вырасти и стать таким же высоким и умным как победитель эстафеты на приз "Уральского рабочего" – бросай курить и запишись в спортивную секцию и будешь не Воробьёвым, а Орловым. А хочешь стать низкорослым двоечником – добро пожаловать на перемене в туалет, там тебя научат курить и материться, а самое главное – прогуливать уроки.

– Сильно. И ничего ведь не возразишь. Понятен и следующий постулат. Нужно иметь этого "Орлова", – горонист тоже встал и прошёлся по кабинету.

– Вот вам и вентилятор.

Глава 15

Во вторник 17 января Пётр утром отдал секретарше две полностью исписанные тетрадки. Он закончил писать продолжение к "Золотому ключику". Сюжет позаимствовал у художника Леонида Владимирского, который в 1995 году напишет книгу "Буратино ищет клад". "Происшествие в городе Тарабарске" серьёзно отличалось от той сказки. Приключений больше, да и слог получше. Всё же Владимирский был художником, а не писателем. Слишком много сюсюканий и прямого обращения к детям-читателям. У Петра, с его точки зрения, было и интересней и читабельней.

– Вера Михайловна, я тут для дочки сказку написал, а она учительнице похвасталась. Ну, а учительница теперь требует от меня эту сказку. Вы не могли бы перепечатать мои каракули. Спешил, писал на кухонном столе вечерами впотьмах, вот и получилось такая мазня. Вы не могли бы эту галиматью перепечатать в трёх экземплярах. Там, наверное, и ошибок полно. Отдам Таниной учительнице, пусть проверит и пристыдит. Не все дочке двойки получать, на старости лет придётся и мне покраснеть.

– Пётр Миронович, что вы напраслину на себя наговариваете, – женщина замахала на него руками, – Очень грамотно и аккуратно вы пишите, все бы так. Иногда перепечатываешь какой-нибудь документ и ругаешься в полный голос, и ошибок тьма, и предложения коряво составлены, да ещё и не разобрать ничего. За два дня справлюсь, – прикинула она.

– Спасибо большое, если что не понятно будет, сразу спрашивайте.

Если честно, то Пётр отдавал тетрадки с опаской. Он сравнил свой новый почерк с тем, как писал настоящий Тишков. Были отличия. Как бы и не его почерк и не реципиента. Нечто среднее. Вот и боялся, что секретарь заметит. Правда, получил эту должность и эту секретаршу Тишков буквально перед самым Новым Годом. Может и не почувствует Вера Михайловна разницу.

Сейчас он вспоминал и даже набросал на листке ещё одно продолжение к "Золотому ключику". Когда внучка лежала с больной ногой, и дед читал ей сказки, то ему попалось и ещё три фанфика к "Буратино". Одно из них написал тандем писателей Рунге и Кумма. Фамилии очень не обычны, а потому запомнились. Книга великих сценаристов, подаривших детям такой замечательный мультфильм, как "Шайбу! Шайбу!" называлась: "Вторая тайна золотого ключика". По стилю она была получше, чем сказка Владимирского, но всё равно уступала плагиату Толстого.

"Что ж, подарим детям ещё одну хорошую книжку. А эти два корифея пусть напишут третью", – решил Штелле.

На сегодня у него был запланирован набег на лыжную секцию ДЮСШ. Как сообщил ему заведующий ГорОНО, в прошлом году директором школы назначили выпускника Омского института физической культуры Виктора Георгиевича Гуринова. Краем сознания (из детства) Пётр помнил, что этот тренер довольно высоко поднимет планку лыжного спорта. Чемпионов мира не вырастит, но зато вырастит несколько довольно известных тренеров.

Штелле и сам великим лыжником не был. Так, с родителями катался по субботам воскресеньям. Вот мать у него была лыжница-разрядница. И даже как-то заняла призовое место на первенстве РСФСР по какому-то обществу. Название общества и год, к сожалению, из памяти выветрились, но ведь это и не главное. Гораздо важнее, что готовясь к написанию книги про попаданца в себя ребёнка, Пётр перелопатил приличное количество материала про подготовку спортсменов лыжников. Вот сейчас и пришло время этими знаниями поделиться.

Добраться до лыжной секции на машине было невозможно, пришлось у роддома оставить "колёса" и прогуляться пешком. Обгоняя его, бежали вниз мальчишки и девчонки, спешили на тренировку. Наверное, это те, кто учится во вторую смену. Лыжная секция располагалась в отдельном домике на другом берегу Турьи. Рядом было футбольное поле, вот по нему сейчас кругами и носились ребята. А на возвышении у турников стоял и новый директор ДЮСШ. Ждал Тишкова.

Поздоровались, зашли в здание, но там было шумно. Дети переодевались, спорили, смеялись.

– Давай Виктор мы с тобой по лесу прогуляемся, и я там тебе расскажу об одной интересной встрече, – предложил первый секретарь.

– Давайте.

Хорошо всё-таки зимою в лесу. Не повезло всяким испанцам, да англичанам с их климатом. Дожди и туманы ну никак снега не заменят. Пётр заранее продумал, как преподнести специалисту – выпускнику института, его передовые знания. Придумал следующее.

– Послушай Виктор, как-то с годик назад ехал я в поезде, в вагоне СВ, с одним военным. Ну, выпили немного за знакомство, а проезжая какую-то станцию в Подмосковье увидели лыжников. Вот этот военный и поделился со мною знаниями по подготовке норвежских лыжников. Я тебе сейчас попытаюсь всё это передать. Может, я и подзабыл чего, а может и перепутал. Только ты всё же внимательно выслушай, не перебивая. Закончу, потом и вопросы задавай. Договорились? – Пётр зачерпнул перчаткой снег и попробовал на вкус, – Сладкий.

– Внимательно слушаю вас, Пётр Миронович.

– Самое главное качество, которое необходимо в лыжных гонках – это выносливость. Выносливость можно выработать только путём очень длительной работы на низком пульсе 120–130 ударов в минуту. Это спокойная равномерная долгая работа в течение 1,5–2 часов, без излишнего напряжения в мышцах и без одышки. Когда мы долго и неспешно бежим на лыжах, в нашем сердце и в мышцах происходят различные процессы, приводящие к изменениям в этих самых мышцах. Сердце ведь тоже мышца. И все эти изменения направлены на адаптацию организма, на приспособление его к этой долгой физической работе. Пока понятно? – повернулся он к директору ДЮСШ.

– Вполне. Пока ничего нового.

– Тогда мы поехали дальше. В результате вот таких тренировок сердце увеличивается в объёме, оно растягивается, растёт в прямом смысле, становится больше! За годы тренировок в лыжах сердце может увеличиться в два, а то и в три раза по сравнению с сердцем обычного человека! Это в свою очередь приводит к урежению пульса. Если обычный человек, я, скажем, имеет пульс в покое около 60–70 ударов в минуту, то у тренированного выносливого спортсмена сердце бьётся гораздо реже, всего 40–50 ударов в минуту. При работе в подъём пульс также становится реже. Например, у нетренированного новичка пульс в подъём зашкаливает за 180–190 ударов против 140–150 ударов у тренированного спортсмена. Не появились вопросы?

– Интересно. Про сердце не слышал, а вот про пульс известно. Теперь понятно и почему, – покивал головой Гуринов.

– Едем дальше. Большие изменения происходят и непосредственно в мышцах. Рабочие мышцы становятся сильнее и выносливее, в них прорастают новые сосуды и капилляры, приносящие с кровью кислород. Мышцы становятся способны работать без устали многие часы тренировок, а регулярная вентиляция лёгких так же приводит к их увеличению, что даёт возможность захватить больше воздуха при вдохе. Так. С теорией покончено. Перейдём к практике. Общая выносливость развивается исключительно на низких пульсах 120–130 ударов в минуту. "МЕДЛЕННО" – это значит пробегать 10 км по несложному рельефу примерно за 1 час. Первое время ни в коем случае нельзя ускоряться. Сколько тренировок сейчас в неделю?

– Четыре. Вторник, четверг, суббота и воскресенье у одной группы и среда, пятница, суббота, воскресенье у второй, – чуть помявшись, сообщил Виктор.

– Как-то ты неуверенно, – заметил Штелле.

– Школьники ведь. Кто в первую смену ходит, кто во вторую, кому уроков много задали. Далеко не всегда регулярно получается.

– Ладно. Слушай дальше.

А дальше Пётр и рассказал, всё, что вычитал о методике тренировок сборной РФ по лыжам. И про прыжки с камнями и про два дня в неделю без всяких лыж – сплошное ОФП, со всякими подтягиваниями и отжиманиями. Про тренировку мышц рук с помощью бинт резины или эспандеров. Много чего. Готовился ведь. А в конце продемонстрировал рисунок жилетки с карманами для грузиков свинца. Тренировки с утяжелением точно ещё не придумали. Пояснил, что для совсем маленьких утяжеление не желательно. Можно угробить суставы. А для детей постарше и взрослых, обязательно после такой тренировки подтягивание с привязанными к ногам блинам от штанги.

– То есть, спортсмен, таким образом, привыкает к избыточному весу, а когда на соревнованиях снимает этот жилет, то становится значительно легче и получает заметное преимущество над тем спортсменом, что тренировался без такого жилета, – просиял молодой тренер.

– Правильно. Ещё можно изготовить манжеты на щиколотку и запястья. Туда тоже вложить грузики из свинца. И надо чередовать манжеты и жилетку, тогда будут включаться разные группы мышц. Ну, и обязательно нужно начинать и заканчивать любую тренировку на турнике. И кроме того давать домашнее задание, тоже висеть и подтягиваться на турнике. И обязательно проверять выполнение домашнего задания. Это будет сразу видно по количеству подтягиваний, – продолжил обучение Штелле.

– Интересный вам военный попался, – хмыкнул Виктор.

– Интересный.

Глава 16

Понятно, что среда – это важная строительная оперативка. Пётр к ней подготовился. Он нарисовал разрез шаровой мельницы со своим изобретением. И в очередной раз поразился качеству получившегося эскиза. Не такой уж и плохой баян в кустах ему подбросили при перемещении в это время. "Надо будет переговорить с Викой, может и ей что полезное перепало", – решил Штелле. Этим же утром он и ещё одно полезное дело провернул. Его шофёр отработал положенные две недели и завтра уже должен отправиться начальствовать в ПАТО. Вот сегодня сам первый секретарь и привёл устраиваться на работу нового водителя. Пётр Фёдорович Оборин – бывший зэк и бывший танкист должен был написать заявление, получить комнату в общежитии и принять машину у Сергея. Ещё вдвоём с Сергеем они должны доехать до швейного ателье и забрать там три рюкзачка. Больше ездить никуда Тишков-Штелле не собирался. Пусть внимательно прошмонают машину. Волга уже не новая. Не помешает внеплановое ТО.

С паспортами для новых соратников Пётр решил вопрос ещё вчера. По пути с лыжной тренировки зашёл в милицию к Веряскину, благо почти по пути. Подполковник был на месте, распекал какого-то лейтенанта. Выслушав историю с паспортами, начальник милиции вызвал паспортистку и попросил посоветовать, как быть с бывшими зэками. Оказалось, что ничего страшного, по месту их прописки отправят запрос и оттуда перешлют все документы, ну а здесь товарищам-гражданам выдадут новые паспорта. Когда женщина ушла Веряскин даже совет неплохой дал.

– Переговори, Пётр Миронович с этим литовским евреем. Пусть фамилию сменит, вдруг он у тебя в передовики выбьется и орден заработает. Проверять ведь начнут, нет ли судимости. Если сильно копать не будут, то и окажется несудимым, – хитро усмехнулся подполковник.

– Спасибо, Аркадий Михайлович, переговорю с ним. Раз уж зашёл, не расскажите, как у нас продвигаются дела с "принуждением к миру" кухонных боксёров.

– Очень неплохо продвигаются. Ты ведь статью в нашей газете читал? – начальник милиции ткнул пальцем в лежащую у него на столе "Зарю Урала".

– Статью про насилие в семье? Читал. Замечательный ход, – похвалил автора статьи первый секретарь.

Статья вышла в воскресенье. Там Веряскин описывал несколько последних случаев, куда выезжала милиция, чтобы утихомирить подвыпивших уродов. Красочно были описаны синяки у жён и кровавые сопли и огромная шишка на голове у девочки, которой досталось от отчима, когда она попыталась заступиться за мать. В конце статьи подполковник призывал краснотурьинцев сообщать в милицию, если сосед избивает в пьяном виде жену и детей.

– Народ откликнулся. Наряд с участковыми уже на семь случаев выезжал. Четверых пока просто предупредили. Боксёры оказались трезвыми, и бдительные граждане сообщали об их прошлых подвигах. А вот три поединка удалось пресечь и будущих победителей скрутить и доставить в вытрезвитель. Здесь их утречком на "свежую голову" и вразумили от души. Сфотографировали. В двух ракурсах. Анфас для стендов и спереди и сбоку в полный рост со спущенными штанами, лежащими на "эшафоте", в просторечье именуемым лавкой. Граждан спортсменов предупредили, что первый раз на стенде появится только одна фотография, а при рецидиве весь город увидит тощую задницу "засранца", – поведал Веряскин.

– Замечательно. Главное не останавливаться на достигнутом, – посмеялся Штелле.

– Тут даже успел и "народный мститель" нарисоваться, – улыбнулся подполковник, – вернее два мстителя. Сегодня соседи в одну из квартир снова наряд вызвали. Только там не боксёр жену бил, а отец и брат жены боксёра воспитывали. Половина зубов на полу лежала. Потерпевший заявления писать не стал. Так что мстителей отпустили. Оказывается, дочь от них всё скрывала, стеснялась, а вчера они на стенде у завода увидели фотографию "спортсмена". Думаю, сто раз теперь гражданин Кравцов подумает, прежде чем за старое возьмётся.

Посмеялись и Пётр откланялся.

Совещание по привычке уже вёл Романов. Пока не дошёл ход до начальника 12 автобазы.

Погудин Семён Ильич как победитель протянул листки со списком техники Тишкову. Пётр их мельком глянул, вернее, хотел мельком, не получилось. Газ – 410, в самом конце, последняя строчка.

– А что за машина такая ГАЗ – 410? Это не полуторка знаменитая? – поинтересовался Пётр у директора.

– Один из её вариантов. Это самосвал. Причём самосвал в прямом смысле этого слова.

– Как это?

– Принцип действия этого самосвала, так сказать, очень и очень интересен. Равномерно распределённый в кузове груз должен под собственной тяжестью опрокидывать платформу назад, если бы этому не мешало специальное запорное устройство, рукоятка которого находится у середины левого борта. Для разгрузки водитель отпускает рукоятку, груз ссыпается назад, и пустой кузов под действием силы тяжести возвращался в горизонтальное положение, после чего фиксируется с помощью рукоятки, – прочитал целую лекцию Погудин.

– Семён Ильич, а у вас, я смотрю, машина записана как не подлежащая восстановлению. А что если нам в городе создать музей военной техники? Вот и первый экземпляр. Товарищи, ни у кого больше нет военных или довоенных раритетов? – обратился Пётр к заинтересовавшимся руководителям.

– У меня есть настоящая "полуторка" – Газ АА, – поднял руку директор 24 автобазы, – тоже не на ходу и вряд ли дойдут руки восстановить.

– У нас стоит списанный и разукомплектованный автобус ЗиС – 8. Тоже всё выбросить хочу, только место занимает, – включился и начальник ПАТО.

"Блин! Это же знаменитый автобус Жеглова и Шарапова. Повезло".

– У лесников в Карпинске стоит ржавый прержавый "Крафтваген" – такой полугусеничный фашистский вездеход. Им его лет двадцать назад дали. Он покатался пару лет, а потом начались проблемы с запчастями. Так лет пятнадцать в гараже и стоит. И выбросить нельзя и починить не получается, – сообщил последнюю новость о древностях директор ПТУ? 41 Кутергин.

– Телефон не дадите? – обрадовался Штелле.

После вялого обсуждения музея, вернулись к проблемам автобазы. Решили поступить, как и с Кирпичным заводом. ПАТО, алюминиевый завод и автобаза? 24 выделяют на неделю самых опытных слесарей, а 41 училище преподавателя и учащихся старшей группы. Деталями делятся эти же предприятия, кроме того БАЗ вытачивает и реставрирует те детали, где не требуется специального недоступного оборудования. Поругались, погрозили друг другу пальцем и разошлись. Остались только Кабанов и смутно знакомый, скорее всего по фотографиям, человек.

– Вот, Пётр Миронович, познакомься – это Устич Павел Леонтьевич, он начальник электролизного цеха, сейчас исполняет обязанности главного инженера. Специально его привёл, пусть он твою очередную "идейку" послушает. Ему ведь воплощать.

– Хорошо…

– Ой, подожди, Пётр Миронович, забыл совсем. Коляску мы сделали. Сейчас её на УАЗике привезут и в вестибюле под присмотром вахтёра оставят, – вспомнил директор завода.

– Ну, тогда и для вас у меня есть сюрприз, – Пётр достал из стенного шкафа три ранца, – Выбирайте для вашего главного бухгалтера.

Кабанов с Устичем придирчиво осмотрели рюкзачки, выбрали сине-зелёный.

– Красиво и удобно, а лёгкий какой. Почему у нас промышленность такие для детей не делает? У меня дети всю школу страшилища громоздкие протаскали. Хоть снова их в школу отправляй. А может, дочери и заказать такой? И в институте пригодится, – вернул два оставшихся рюкзака Устич.

– Темновато немного, – посетовал Штелле, – но заведующая ателье сказала, что достать яркую итальянскую болонью можно только в Москве.

– Да, не всё ещё промышленность у нас выпускает. Ничего, догоним и обгоним! – погрозил кому-то за окном пальцем Кабанов, – Рассказывай идейки, чуть-чуть да приблизим светлое будущее.

– Хорошо. Вот эскиз существующей шаровой мельницы в разрезе. Брусья из марганцовистой стали сделаны разной высоты, чтобы мельница не вошла в скользящий режим. Правильно? – Пётр посмотрел на руководителей завода.

– Конечно.

– Вот второй рисунок. Здесь промежуток между высоким и низким брусом ровно 120 миллиметров. И часть шаров литейка должна отлить из хромистого чугуна чуть большего диаметра, скажем – 125. Если нет мощностей, то можно и отковать в кузнице. Шары забьют промежутки и удара шаров по бронировке долгое время не будет. Изредка нужно досыпать именно крупные шары, чтобы они заменили износившиеся. Такая самобронирующаяся мельница проработает без замены бронировки в два-три раза дольше обычной мельницы. Получаем на пару тонн увеличение веса бронировки и огромную экономию на капремонты мельницы, плюс увеличение количества переработанного боксита, если в этом есть необходимость, – Пётр придумал эту бронировку сам году в 2002, или чуть пораньше, сейчас и не вспомнить. И всё что он сейчас говорил, подтвердилось. С тех пор все мельницы именно на такой бронировке и работали, а вот дивидендов он тогда получил крохи, неизвестно почему изобретение не прошло. Отделались от него рацпредложением. Может теперь получится.

– Вот так просто? Ну, Павел Леонтьевич, что я тебе говорил? Как думаешь, откуда первый секретарь горкома КПСС может знать о таких вещах? Ему, наверное, как и Курчатову, наши разведчики из Америки спецпочтой идеи отправляет. Шучу, шучу. Не расскажешь, откуда ветер надул? – сиял Кабанов.

– Да, легко. Смотрел на брусья, спросил технолога литейки, почему они разной высоты. Вот и осенило, – не моргнул "приукрасил картину" Пётр.

– Пётр Миронович, – махнул рукой директор, – ты себе выдели один день в неделю, и ходи по заводу, а потом выдавай такие идеи. Это ведь миллионы рублей в год экономии. Нужно подавать заявку на изобретение!

– Я не против. Озвучить вторую идею? – приготовил ещё одну стопочку листков Штелле.

– Показывай. Ого, терема красивые! О, да тут целая улица из таких теремов. Предлагаешь бросить строить большие дома из железобетона и строить теремки из дерева?

– Нет. Анатолий Яковлевич, посмотри вот на это бревно. Оно на токарном станке обработано. Получаем идеальный цилиндр диаметром 200 миллиметров. Потом фрезой выбирают чашку и другой фрезой вдоль всего бревна выбирают паз. Из таких брёвен собрать сруб дело пары часов. Можно, а вернее нужно, и сразу отверстия просверлить под нагели. Это ещё ускорит работу. Только "идейка" не в этом. Идея в том, чтобы в городе Трускавце на берегу небольшого озера построить из таких вот брёвен санаторий из теремов для работников завода. Персонал можно набирать из местных. А врачей, что разбираются в лечениях минеральной водой можно поискать по стране, да лучших и заманить. Как "идейка"? – Пётр оглядел будущих хозяев санатория. В его реальности случилось чуть по-другому. Тогда выкупили часть уже имеющего санатория, но что-то пошло не так, и в результате завод санаторий потерял. Не стоит повторять старых ошибок. Тем более что построен был санаторий в городе, а не на берегу озера, находящегося в десятке минут ходьбы от города.

– Построить домики. Отдельно больничный корпус. Отдельно несколько домиков побольше для пионерского лагеря. Рядом столовую. Берег засыпать хорошим чистым песком. Ломако будет путёвки выпрашивать.

– Звучит красиво. У самого вечно изжога, – почесал переносицу директор.

– Тут без того же Петра Фёдоровича не обойтись. Хотя, Ломако должен поддержать. Хорошая же идея, да ещё красивый проект нарисовать, – предложил Устич.

– Красиво нарисовать домики я помогу. Надо их разными сделать. Так сказать – музей деревянного зодчества, – пообещал Штелле. Не сложно ведь, сколько раз он в интернете любовался на такие картинки. Себе вот только так и не построил. Финансы.

– Рисуй, Пётр Миронович. Специально в Москву скатаюсь ради этого "музея".

– Анатолий Яковлевич, у меня к тебе просьба будет, – замялся Пётр.

Он явно рано озаботился директором для планируемого колхоза. Ничего не готово и не особенно ясно с чего начинать. А ведь человеку на что-то жить надо. Вот он и решил попробовать пока его на завод "подснежником" устроить.

– Слушаю. За мельницы можешь хоть птичье молоко просить, – но глаза серьёзные.

– Я хочу организовать в Краснотурьинске колхоз. Нашёл уже будущего директора, а заняться колхозом некогда. Да и до весны ещё далековато. Не устроишь его пока электролизником или анодчиком. Ненадолго. Пару месяцев. Колхоз будет в основном мёд производить. Первая банка твоя.

– Даже и не проси, не могу… отказать, – и заливисто рассмеялся, – Сегодня пусть приходит в отдел кадров и скажет пароль "Мёд". Устроят электролизником шестого разряда.

Глава 17

Четверг по событиям был вполне себе насыщенным днём. Во-первых, девочки пошли в школу с новыми ранцами. Вика, она же – Маша, оглядев подарок, чуть усмехнулась, понимающе, и развела руками. Ну, да, получилось чуть хуже китайского ширпотреба. Не та фурнитура. Нет красивых молний, нет заклёпок. Нет, страз. Да и материал далёк от красочной ткани следующего века. Это с одной стороны. С другой была Катя, визжащая от счастья. Всё же поделка краснотурьиского ателье была на несколько порядков лучше того жёлто-коричневого дерматинового убожества с потрескавшимися лямками. И почти ведь ещё и невесомый. Старый ранец вместе с учебниками и завтраком весил почти как сама девочка.

Во-вторых, "дочь" несла в этом новом ранце два экземпляра продолжения к "Золотому Ключику". "Происшествие в городе Тарабарске" заняло, в пересчёте Петра, около четырёх печатных листов. То есть необходимо написать ещё одно приключение длинноносого мальчишки, чтобы получилась нормальная книга. Чем Штелле уже третий день и занимался, по вечерам и в другое свободное время. Один экземпляр предназначался для учительницы, второй тоже для учительницы, но с возвратом. Она должна была проверить писанину на ошибки. Пётр даже не сомневался, что они будут. Он владел великим и могучим не в пример многом "афторам" попаданческих романов гораздо лучше последних. Даже знал, что "Компания" и "Кампания" – это два разных слова, о чём многие афторы даже и не догадываются. Как и о том, что "Встретится" и "Встретиться" тоже совсем не обозначают одно и то же. Ну, да бог с ними с афторами.

Отдавать в издательство рукопись с ошибками первый секретарь горкома просто не мог. По статусу не положено. А ведь именно попытаться в ближайшее будущее напечатать книгу и тем самым поправить свои финансовые дела Пётр и собирался.

В-третьих, новый шофёр отвёз в ателье каркас коляски, эскиз и подробный план, как обтянуть эту коляску материалом. В конце записки была просьба при любой неясности звонить прямо ему и не стесняться.

В-четвёртых, бывший танкист рассказал, что вчера вечером Марк Янович тоже поселился в общежитие на площади, причём его подселили пока в ту же комнату, что и танкиста бывшего. Ну, и хорошо. На зоне хлебали одну баланду, а тут пока похлебают одни макароны по-флотски. Что ещё могут сварганить два холостяка? Яичницу?

В-пятых, он сходил на хоккейный матч. Хоккей, понятно, не с шайбой, где "Великолепная пятёрка и вратарь". Песня, кстати ещё не написана, а значит, её срочно нужно приватизировать. Так о хоккее. Перед матчем Пётр договорился о встрече с тренером ДЮСШ Александровым, который будет готовить школьников к эстафете на приз "Уральского Рабочего". Секция лёгкой атлетики располагалась под западными трибунами стадиона. Юрий Иванович Александров внимательно рассмотрел рисунки жилета с кармашками для свинца. Не менее внимательно ознакомился с манжетами на щиколотку и запястья.

– Мысль уловил. Бегаем с утяжелением, а во время соревнования атлет чувствует лёгкость во всём теле. Только ведь этот метод нельзя применять непосредственно перед соревнованиями. Только мышцы забьём. Ну, и опасаюсь я, что перекачаются ребята и лёгкость уйдёт, – тренер аккуратно сложил листки и сунул их в карман куртки.

– Дороги в городе к концу апреля почистим от снега. По крайней мере, улицу Ленина точно до асфальта вычистим и подметём, так что у вас будет больше месяца на тренировки в условиях близких к боевым, – заверил его Штелле.

– Уже хорошо.

– И ещё, Юрий Иванович, я в прошлом году смотрел, как на нашей эстафете спортсмены передают палочку. Это ни куда не годится. Нельзя стоять лицом к бегущему, и принимать у него палочку стоя. Нужно при его приближении начать бежать, а правую руку вытянуть назад. Прибежавший, должен точно вложить товарищу по команде палочку в руку, да ещё и с небольшим ударом, чтобы кисть у этого товарища захлопнулась. На этом деле можно выиграть на этапе не менее секунды, а то и двух. А за пятнадцать этапов? Двадцать, скажем, секунд. Это ведь метров сто пятьдесят? – рассказал Штелле фишку из своего опыта.

– Будем пробовать и тренировки с утяжелением и, конечно, отработаем передачу палочку. Можно вопрос, товарищ первый секретарь? – пожимая руку на прощанье, вдруг остановился Александров.

– Конечно. Затем и встречаюсь с вами.

– У нас всё разговоры идут про строительство дома сорта. Не скажите, когда его построят?

Пётр из детства помнил, что к 1970 году его уже построят, а вот когда точно.

– Весной начнём строить, – а почему бы и нет. Пробьём в обкоме. Песни помогут.

Сам матч не впечатлил. Даже не так – расстроил. Что гости, что хозяева еле ползали по льду. Понятно, что и лёд не тот, нет ещё ледовых комбайнов "Олимпия" от американца с итальянской фамилией Замбони. Лёд – это сплошные бугры и ямы. Нет и коньков с анатомическими ботинками. Эти самые ботинки даже ещё не защищают лодыжку. У вратаря тоже нет ещё специальных вратарских коньков с более длинным широким лезвием, пластиковой ударопрочной внешней конструкцией и специальным отверстием в стакане конька для крепления щитков. Щитки вообще не прикреплены к конькам. Там зазор.

Только разве это главное? Главное физические кондиции игроков. К середине второго тайма игра больше на хоровод походила в детском саду. Сдохли все. Особенно гости. Они прижались к своим воротам, и вяло отбивались. В результате команда "Североникель" из Мончегорска проиграла 1:2. У гостей запомнились двое: Кулёв и Клеймёнов. Пётр, готовясь к написанию книги про попаданца, проштудировал славный путь местной команды и её соперников. В этом году "Североникель" вылетит из первой группы (так сейчас называется высшая лига). Стоит в конце сезона переговорить с этими товарищами. Они явно способны улучшить игру краснотурьинцев. Согласятся вот только? Что мы им можем предложить? А хотя ведь и не мало. Числиться будут электролизниками, а это первый список на пенсию. Поиграют лет пять и смогут выйти на пенсию в 55 лет, а если продержатся в команде 10 лет, то и в пятьдесят. Да и пенсия самая большая в СССР. Ну, и можно подумать о квартире, понятно, если они её заслужат.

Ещё один кандидат на усиление команды живёт в соседнем Карпинске. Вячеслав Панёв на следующий год перейдёт в казахский клуб. И в будущем станет заслуженным мастером спорта и неоднократным чемпионом страны по хоккею с мячом и хоккею на траве. Даже один раз чемпионом мира. Нужно успеть его приватизировать до алмаатинцев.

Самое печальное, что и краснотурьиский "Труд" вылетит из первой группы в следующем году. В чём причина? Плохой тренер? Но ведь именно Башкирцев и Куземчик вывели команду в "высшую лигу". Возраст игроков? Это да. Староват состав. А что с молодёжью? А молодёжь пьёт и курит. Пётр уже, будучи студентом, как-то случайно вместе с одногрупником попал в компанию хоккеистов краснотурьиского "Маяка". Почти все дымили и чуть не каждый день выпивали. На тренировку приходили с похмелья, а то и на игру. Ну, с этим можно побороться.

Ещё расстроили полупустые трибуны. Летом весь город вкалывал на строительстве северной трибуны, а сейчас она пуста. Хватило и западной. И в чём причина? Ведь команда впервые играет в группе сильнейших, среди гостей полно чемпионов мира? Игра происходит днём? Ну, немаловажный фактор, большая часть населения на работе. А школьники? А учащиеся ПТУ и техникума? А электролизники, глинозёмщики, что на выходном? Нужно будет пообщаться с вожаком комсомольцев Каётой и заведующим ГорОНО. Пусть мобилизуют школьников и студентов с учащимися. Сделаем для них вход всего по десять копеек. Сколько там всего домашних матчей? Пятнадцать. И половина уже проведена. Семьдесят копеек найдут. Пусть школьники приходят с горнами. К такому болению ещё не привыкли, "врагам" будет тяжело выступать на нашем поле.

После матча Пётр спустился в раздевалку "Труда", поздравил игроков с победой и узнал у тренера, когда следующая тренировка. Оказалось послезавтра утром. Завтра день отдыха. Ну, то есть народ будет "обмывать" победу. Нет. С этим нужно бороться.

Глава 18

Пятница началась с сюрприза. Только успели провести совещание со вторым секретарём горкома Юрием Дергачёвым и председателем горисполкома Романовым о запрете курения в здание горкома, которое закончилось пока ничьей (Согласились на запрет курить в кабинетах и коридорах. Только в туалетах можно будет курить.), как позвонил подполковник Веряскин.

– Пётр Миронович, тут есть нетелефонный разговор мне подъехать, или ты ко мне выберешься. Оно того стоит, – заинтриговал начальник милиции.

– Хорошо. Буду через двадцать минут, – почему бы не съездить, тем более, что рядом редакция газеты и туда тоже заехать надо.

Веряскин был с красными глазами, как у вампира и двухдневной щетиной. К тому же сидевший рядом майор, фамилии которого Пётр не знал, выглядел не лучше.

– Садись, товарищ секретарь, сейчас чаю принесут. Обрадую сразу, удалась твоя идея с фотографией. Ещё как удалась.

Пока пили чай, подполковник поведал следующее. Смотрящий за городом Зуев Артём Потапович по кличке "Потап" на сделку пошёл частично. Своих сдавать не стал, а вот адреса, где временно окопались залётные, назвал. Два адреса. Ночью на оба адреса и выехали. Оба раза удачно. По первому адресу в частном доме на Суходойке взяли двоих гастролёров, что ограбили магазин по улице Попова три дня назад. Граждане были пьяные в стельку и тёпленькими были вынуты из постелек и доставлены в ИВС.

А вот второй адресок по улице Микова принёс настоящую удачу. Там взяли некоего Тимурканова, который в Серове убил милиционера и завладел пистолетом Макарова и удостоверением. В Краснотурьинске он скрывался уже неделю у своего дальнего родственника Рустама Дюльберова. Рустам был инвалидом. На зоне пилой отчекрыжил себе кисть левой руки. Жил якобы на пенсию по инвалидности, а на самом деле скупал и перепродавал краденое. Когда родственничков ночью повязали опера, Рустам пошёл в отказ, что, мол, просто сдавал квартиру случайному человеку. Но довольно быстро раскололся. Его припугнули, что пойдёт как соучастник убийства милиционера. А это очень большой срок. Тут инвалид и поплыл. Сдал двоих воров, что недавно приносили ему вещи по квартирной краже. Отправили и туда наряд. "Товарищи" оказались на месте, тоже пьяные до изумления. При них и остатки вещей по краже находились. Сейчас вороваек колют на похожие нераскрытые эпизоды. Ну, а гражданину Дюльберову пока "шьют" недонесение, скупку краденого и оказание сопротивления при аресте. Так что поедет Рустам в колонию надолго. Живёт он в двухкомнатной квартире. Занимает, правда одну комнату, но вторая комната практически пустует, так как её хозяин живёт в частном доме на Медном у сожительницы, а домой приходит с сожительницей и её сыном только в воскресенье искупаться, да белье постирать.

– Его ведь выселят по суду, так, что считай, одну комнату уже освободили, – обрадовал Петра начальник милиции, памятуя про разговор, о выселении организаторов притонов.

– Хорошие новости, Аркадий Михайлович, а почему разговор не для телефона? – отставляя пустую чашку, поинтересовался Тишков.

– По имеющимся агентурным данным Потап решил тебе отомстить, – сокрушённо покачал головой подполковник.

– И насколько это серьёзно? – известие Петра не обрадовало, но он ведь работал в милиции, и отлично помнил, что все преступники обещают отомстить по возвращению с зоны и очень и очень малая часть пытается свои угрозы реализовать.

– Кто их знает, но на всякий случай один по городу не ходи какое-то время, – развёл руками Веряскин.

– Парабеллум дадите, – вспомнил Остапа Бендера Штелле.

– Извини, нет у меня немецких пистолетов. Есть наши – макаровы. Только пока поступим по-другому. У меня старшина Кошкин выходит на пенсию. Написал вчера заявление. Осталось ему две недели служить. Вот я его и попрошу эти две недели поохранять тебя. Зовут старшину Вадим Степанович. Он фронтовик. Будет у него дембельский аккорд.

– А это правильно, когда первый секретарь горкома партии прячется от бандитов за старичка? – не очень понравилась идея Петру.

– Ну, насчёт старичка ты, Пётр Миронович ошибаешься. Ему всего сорок два года. Просто работал в ИВС, а там год за полтора идёт, вот стаж и выработал. А на фронт попал в 43 в возрасте 17 лет. Дошёл до Кёнигсберга был в полковой разведке. Три ордена пять медалей. Две нашивки за ранение. Да сам сейчас увидишь. Он в коридоре стоит, – Веряскин поднял трубку и дал команду пригласить Кошкина.

Кошкин был высок и силён. Под чуть маловатым ему кителем чувствовались "мышыцы". И не скажешь, что пенсионер.

– И чем же вы Вадим Степанович собираетесь заниматься на пенсии? – заинтересовался Пётр.

– Тренером пойду в ДЮСШ, вольную и классическую борьбу пацанам буду преподавать. Я ведь мастер спорта. Чемпион области.

Глава 19

Вика Цыганова тяжело вписывалась в новую реальность. Каждый миг хотелось закрыть глаза и, открыв их, оказаться в привычном 2020 году. Но нет. Прошло уже три недели и всё оставалось по-прежнему. За окном зима 1967 года. Ей не хватало интернета. Особенно после того, как пришлось вспоминать чужие песни. Вроде бы тысячу раз слышанный "День победы", а как дело коснулось, то тут в словах сомневаешься, то не помнишь, какую ноту брать. Сложнее же всего пришлось с песнями Высоцкого. Длинные тексты, часть из которых категорически не желала вспоминаться. Если бы не Пётр Миронович, то "Мы вращаем Землю" так и осталась бы лишь в планах.

– Откуда же вы помните песню? – поинтересовалась Вика у этого странного человека. Он точно не был певцом и не знал ни одной ноты. Даже не брал в руки ни разу гитару или любой другой музыкальный инструмент.

– Так получилось, что перед тем как попасть сюда, я начал писать книгу о том, как сам переношусь в себя первоклассника. Нравилось мне читать книги про попаданцев, ну а потом и сам начал потихоньку писать, – тяжело вздохнул Пётр Миронович.

– И много написали?

– Много, больше десятка. Правда, до этого про другое время писал. Сначала про начало семнадцатого века, потом про русско-японскую войну, про Цусиму. А в прошлом году осенью начал и про шестьдесят седьмой год. Там мальчик пишет эти песни, сочиняет книги, пытается спасти Гагарина и Комарова. Тот ведь в конце апреля погибнет. А теперь вот и не знаю, как это сделать.

– А если написать письмо Королёву? – Вика даже про песни забыла, неужели и вправду можно спасти Гагарина и Комарова.

– К сожалению, Королёв погиб год назад при неудачной операции. Сейчас Генеральный Конструктор Василий Павлович Мишин. Ты знаешь адрес Мишина, или ты знаешь правду про гибель этих космонавтов? Есть в интернете версия, что Гагарина специально угробили, подстроив так, чтобы его самолёт попал в струю газов от другого самолёта. Есть версия, что Гагарина и не было на разбившемся самолёте, а погиб он раньше при неудачном запуске корабля "Лунной Экспедиции". С Комаровым тоже не все так просто. Почему корабль вращался при спуске? И правда ли это? Может парашют просто не раскрылся? Там и про парашют интересная версия в интернете есть. Ну, даже представь, что Мишин получит моё письмо. А поверит? И что предпримет? Отменит полёт? Не думаю.

В общем, интересно поговорили. Вика долго в тот день заснуть не могла, и так и эдак придумывая, как спасти космонавтов.

А ещё у неё не заладились отношения с новой учительницей. С первого дня. Та словно почувствовала в маленькой девочке Маше соперницу себе. Нового неформального лидера. Вика старалась не выделяться, но засыпалась сразу на первом уроке. Её вызвали к доске и предложили решить пару математических примеров. И хоть Виктория Юрьевна Жукова закончила Дальневосточного институт искусств в городе Владивостоке, а не МИФИ в Москве, но примеры легко решила в уме и написала ответы. А учительница потребовала расписать всё решение.

– Зачем? Тут и так всё видно, – попыталась оправдаться девочка.

Но не тут-то было. Пришлось стирать ответы и писать длинное решение, а вместо заслуженной пятёрки получить незаслуженную четвёрку. И пошло. Почти на каждом уроке. Вика просто не могла встроиться в уровень мышления десятилеток. Взрослость выпирала отовсюду. А когда они с Катей пришли в класс с новыми ранцами, стало совсем плохо. Спасало только то, что Катя была дочерью первого секретаря горкома КПСС. Прямых нападок и трений учительница всё же старалась избегать, так мелкие подначки. Но ведь обидно! И не заслужено.

Самое же плохое, что Вика ни как не могла сосредоточиться на учёбе, ну нечего ей там было изучать. Только потеря времени. Она пыталась записывать свои песни со словами и нотами. Но на песне "Офицеры России" чуть не попалась, а когда перечитала текст, то призадумалась. Если такие тексты дойдут до КГБ мало никому не покажется. Не спасёт даже должность Петра Мироновича. Пришлось перебрать все песни и выбрать самые аполитичные. Хватало и этих. Вот "Синие цветы" вполне приличная вещь. "Любовь и смерть"? Точно не пройдёт сейчас. Этот хит не для 1967 года. Вера, кресты, бог. "Именем Христа"? И так десятки песен. "Гроздья рябины"? "Не трезва ни пьяна"? Пропустит ли цензура? "Приходите в мой дом"? Ну, почти. Пару слов заменить. Бога и вино убрать. Вино на чай заменить, а бога на судьбу. Одна из её любимых песен – "Балалайка – зараза". Вроде бы ничего страшного, с точки зрения 21 века, а ведь сейчас не то что спеть не дадут, а даже и посадить могут. "Если б, каждый водку пил – коммунизм бы наступил". Ну – ну!

Может, можно исполнить "Романс", там нет ни бога, ни политики? Только хитом песня точно не станет. "Белые цветы"? Точно ничего крамольного. Убрать слова "пьяный", пусть будет "пряный ветер". Как оказывается всё плохо.

– Хочу назад! – чуть не закричала Вика, – Хочу к Вадиму.

Зато настоящей отдушиной было репетироватьвоенные песни в местном дворце "Металлургов". Гофман был настоящим подвижником. На таких людях и стоит Россия. Создать симфонический оркестр в маленьком провинциальном городке, оторванном от всего мира. Сюда и добраться-то из Москвы не просто. И ведь создал не профанацию. Может, до оркестра "Гостелерадио" и не дотягивает. И не Спиваков. Но ведь и не Москва. И люди ходят не деньги зарабатывать, ходят для души.

А ведь это надо исправить. И именно этого хочет Пётр Миронович. Не хочет спасать страну. Хочет сделать людей в своём городе счастливыми. Поможем. Сегодня они будут разучивать ещё две песни, которые можно и нужно петь в этом времени. "Комбат – батяня" и "С чего начинается Родина". Воровство!? Только украсть можно то, что уже есть. А этих песен нет. Авторы напишут взамен другие. И будет у страны на несколько хороших песен больше. А они смогут заработать деньги для жителей этого городка и для страны. Может, именно их вмешательство и не позволит развалиться на куски великой стране?

Глава 20

В понедельник 23 января Пётр вышел из дома в хорошем настроении. Вчера ходил с девочками кататься на лыжах. Хорошо в лесу. И надо отдать должное Романову, тот вполне целеустремлённый товарищ и пробивной. Нужно только направлять его энергию в правильное русло.

Заколоченный ранее киоск стоял с распахнутыми ставнями, и там продавали горячий чай, какао и кучу всяких пирожков, ватрушек и прочих коржиков с язычками. "Мэр" был неподалёку, хотел видно похвастаться, поджидал Тишкова. Пётр его и не преминул похвалить, с одной оговоркой.

– Михаил Петрович, смотрите какая очередь. Может, нужно два или три киоска открыть, а то люди больше времени в очередях простоят, чем на лыжах кататься будут.

– Сам уже понял. С утра в понедельник и займусь. Да ещё думаю непроданные хлопушки и бенгальские огни попробовать сбыть. Директора магазинов жаловались, что не всю продукцию к новому году реализовали, – подпрыгивая и похлопывая себя по плечам, сообщил Романов.

Было и правда, не жарко. Градусов под двадцать минуса, и если стоять на одном месте, то замёрзнешь наверняка. Они с девочками покатались с горки, сделали несколько кругов по поляне, попили горячего какао с коржиком и усталые, все в снегу, раскрасневшиеся припёрлись домой. А там пельмени. Вечером вчера все четверо лепили. Хорошо. А после, запершись в кабинете, Пётр добил второе продолжение к "Золотому Ключику". Название книги, которую в будущем могли бы написать Александр Кумма и Сакко Рунге "Вторая Тайна Золотого Ключика" Пётр решил не менять. Зачем. Если книги напечатают, то редакторы, если что, и сами могут поменять.

Первую повесть о Буратино в субботу из школы принесла Катя. Ошибки в тексте были исправлены и кроме того имелся маленький листочек с комментариями. Оказывается, он перепутал имена второстепенных персонажей в конце книги. Нужно будет зайти в школу, поблагодарить учительницу, заодно поговорить с ней о Маше – Вике. Та молчит, но Пётр не вчера родился и видит, с какой неохотой девочка собирается в школу. Все попаданцы в школьников, ну или почти все, радуются возможности окунуться ещё раз в детство, а вот у Вики Цыгановой что-то с этим не заладилось.

"Вот напечатает секретарша вторую книгу про длинноносого мальчика и нужно нанести визит вежливости", – решил Пётр.

Он вышел из подъезда, помахивая портфелем, прямо как школьник. До прохода на улицу Молодёжная оставалось метров пять, когда Пётр почувствовал сзади движение. Портфель как раз находился в верхней точке, и когда Штелле попытался повернуться и посмотреть, кто там ему дышит в спину, пошёл по дуге за спину. Это его и спасло. Нож, нацеленный в печень, попал по металлическому замку портфеля и, соскользнув, пропорол коричневую кожу портфеля, скорее всего родственника знаменитого фетиша Жванецкого, и застрял в толстенной книжище "Уголовный кодекс РСФСР" редакции 1960 года. Бабах! В мозгу, словно граната взорвалась. Это ведь покушение! В отличие от всех нормальных попаданцев Пётр каратистом не был. В детстве ходил в секцию самбо, потом продолжил заниматься тем же спортом в институте. Только это не боевое самбо, а спортивное. Захваты, броски через плечо или через бедро. Не тянет это против ножа. Оставался только портфель. Штелле, не останавливая движения, провернулся на одной ноге и со всего замаха обрушил портфель на убийцу. Тот вовремя не успел выпустить из руки нож, и его чуть развернуло, подставив под удар правый бок. Пётр рассчитывал ударить нападавшего по голове, но непредсказуемый артефакт просвистел над убийцей. Хорошо хоть нож остался воткнутым в кодекс. Соображать было некогда, и Штелле сделал ещё один круг. На этот раз портфель попал, опять не по голове, по руке. Ручка при этом оторвалась, и коричневый спаситель отлетел в сторону. Нож же от удара освободился и упал прямо к ногам преступника.

"Товарищ" не растерялся и, нагнувшись, схватил его обратным хватом. Вот только на этом его везение и кончилось. Удар милицейской дубинки пришёлся как раз туда, куда Пётр и метил, по правому уху. Удар нанесла рука здоровущего мужика в чёрном тулупе и белой кроличьей шапке.

– Как вы, Пётр Миронович? Хорошо, что нам их в прошлом году выдали. Замечательная вещь, – произнёс мужик и от всей широты русской души перепоясал "демократизатором" по спине попытавшегося приподняться неудавшегося убийцы.

– Вадим? Кошкин? – узнал милиционера Штелле.

– Извините, Пётр Миронович, не успел вас защитить, вы сегодня раньше на работу пошли. Я только к дому подходил, а тут этот вынырнул из второго подъезда. Думал, не успею, – старшина наступил бандиту коленом на спину и заламывал ему руку.

– Вадим, ты сильнее дерни руку-то, – всё ещё на адреналине подскочил к "убивцу" Пётр.

– Да, запросто, – хрясь, в руке что-то хрустнуло, и жуткий вой прокатился по всей улице Молодёжной.

– Пётр Миронович! Вы живы! – на крик в проходе нарисовался шофёр – тёзка.

– Иди, позвони в милицию и скорую. Там в фойе горкома телефон, – скомандовал Тишкин и на слабеющих ногах доковылял и опустился на лавочку у подъезда, – Пронесло.

Милицию дожидались минут десять. После выброса адреналина на Петра накатила усталость. Плюс несостоявшийся убийца по очереди то выл, то на смеси русского матерного и фени обещал все кары господни. Надоел до чёртиков. Скорая прибыла лишь на минуту отстав от ГАЗика милиции. У "товарища" после избавления оного от куртки врач выявил среднюю степень разрыва связок плечевого сустава и рассечение уха. В это время на втором ГАЗ-69 прибыл и сам Веряскин.

– Его нужно доставить в больницу, или это подождёт? – поинтересовался подполковник у врача.

– Ну, в принципе можно примотать руку к груди. Думаю, что операцию делать не надо, главное руку не тревожить, – махнул рукой доктор, – Выживет.

– Вот и замечательно. Ребята грузите его. Сильно не церемонтесь. Нужно узнать, кто его послал и что за это пообещал, – начальник милиции проследил, как мазурика сажают в машину, под крики и брань последнего, и вернулся к Петру.

– Колотит немного, – опередил его вопрос Штелле, – Но жив – здоров и пора мне на работу. Я к половине девятого кучу народа пригласил.

– Всё же Пётр Миронович нужно будет потом с вас показание взять и признать потерпевшим.

– Конечно, как освобожусь обязательно приеду, – вставая со спасительной скамейки, покивал Пётр.

– Может, к тому времени и заказчика узнаем.

Пожали руки, и Веряскин пошёл к своей машине, а первый секретарь на работу.

Глава 21

Совещание было нужным. Пётр пригласил на него практически всех имеющихся в наличии художников и архитекторов. Получилось почти тридцать человек. Ведь в городе есть художественное училище, а на каждом предприятии есть художник, плюс художники в кинотеатрах. Главный архитектор, получив в прошлый четверг команду, собрать всех этих людей, потом до конца недели всё пытался выяснить, зачем же Петру Мироновичу понадобились художники. Штелле держался насмерть. Не выдал тайну.

– Товарищи, вы знаете, что с 1962 года население города постепенно уменьшается? – Пётр обвёл взглядом притихших, наконец, художников.

Народ зашушукался. Скорее недоумённо.

– Думаю, молодёжь уезжает. Нет у нас пока института, только строить начали. С жильём проблемы. Да много ещё, наверное, причин. Все эти причины руководство города будет устранять. Но вот в одной можете помочь только вы, – народ опять зашушукался.

– Нам с вами нужно сделать наш Краснотурьинск самим красивым городом в стране. И самое интересное, что это не потребует огромных затрат. У меня тут родилось пару идей, – Пётр повернулся к окну и показал на него рукой, – Там, в начале Бульвара Мира, нужно установить небольшую композицию. Выглядеть это будет так. Небольшой постамент с обзорной площадкой наверху. Метра три – четыре в высоту. Рядом с ним глобус из медных листов с выступами материков и как-то обозначенной границей СССР. Глобус должен быть наклонён таким образом, чтобы наша страна была сверху. Зашёл человек по ступеням на смотровую площадку, а прямо перед ним наша страна. Должна быть чётко видна Москва, ну – Спасская Башня. И должен быть Краснотурьинск. Например, наша центральная площадь в миниатюре. Понятно, что масштаб Спасской башни и площади должен быть не в масштабе всего глобуса. Может быть, чтобы стыки листов меди замаскировать, нужно выделить нарочито какое-то количество параллелей и меридианов. Вот, объявляю конкурс на эту композицию. Лучший проект будет воплощён, а автор получит премию и почётную грамоту. Да, диаметр глобуса метра три-четыре.

Пришлось прерваться на несколько минут. Никто дисциплине творческую интеллигенцию не обучал. И выкрики с мест, и обсуждение вслух. Пришлось сначала прокашляться, а потом даже хлопнуть рукой по столу.

– Товарищи, давайте мы пойдём другим путём. Я сначала озвучу свои мысли, а потом предоставлю вам несколько минут на перекур и обсуждения. Ну, а после этого вновь соберёмся, и вы зададите вопросы или поделитесь соображениями.

Угомонились, но не сразу.

– Теперь по строящимся у нас домам. Каждый из вас бывал, наверное, в Москве, Ленинграде, Одессе или Львове. И все видели дома с лепниной и разными прочими украшениями. Мы же в последнее время строим скучные серые коробки, которые совершенно не вписываются в тот город, что построен ранее. Я понимаю, экономия. Только ведь если в железобетонной плите предусмотреть пару арматурин выходящих наружу, а в лепнине пару железных колец и отверстие для монтажа, то это практически не повлияет на стоимость дома. Навесил лепное украшение, отлитое из бетона с закладными элементами, на арматурины, обварил и заделал отверстие цементом. Ведь не сложно? А здание будет и вписываться в уже имеющийся облик Краснотурьинска, и выглядеть гораздо симпатичнее. Так что второй конкурс – это проекты фасадов домов с прорисовкой лепнины. Кроме того можно ведь предусмотреть как и в старых домах по торцам лоджии и прочие изыски. Творите! – Пётр перевёл дух и достал из ящика стола пару листков с эскизами фонарей.

В прошлом будущем он принимал непосредственное участие в отливке таких фонарей для Бульвара Мира. Сейчас как мог, по памяти, восстановил.

– Кто был в Ленинграде, видел, наверное, красивые уличные фонари, – Штелле передал листки собравшимся, – Нужно нарисовать красивые фонарные столбы. Только стоит иметь ввиду формовочные уклоны и прочую специфику литья. Лучше всего отливать отдельными небольшими фрагментами, а потом нанизывать их на стальную трубу, как это сделано в детской пирамидке, – именно так в прошлый раз и поступили.

– И последнее, – Пётр обвёл глазами притихших художников, – Если у вас есть другие предложения по украшению нашего города, то я их выслушаю. Всё сейчас вам пятнадцать минут на перекур и обсуждение и снова собираемся в этом кабинете.

После перекура до самого обеда "обсуждали". Пришлось даже ещё один перекур устраивать. Из полезных мыслей вслух Петру понравилась одна. Нужно у музыкальной школы соорудить тоже композицию. Первые ноты гимна на нотном стане сделать из той же меди и как-то всё это приподнять на уровень четырёх метров или даже чуть повыше, дабы защитить от вандалов. Не плохо для начала. Главное ведь разбудить в людях зуд творчества, а там ещё и придерживать придётся.

Глава 22

Этот разговор состоялся, когда возвращались из милиции. На переднем сидении устроились два амбала. За рулём был танкист-тёзка, справа от него на дурацком дерматиновом диване расположился старшина Вадим Кошкин. Пётр всё до конца не мог отойти от утреннего происшествия, он притулился к двери на заднем диване и, закрыв глаза, пытался спланировать дальнейшую жизнь с учётом того, что покушение может повториться.

Вопреки ожиданиям начальника милиции убивиц оказался тёртым орешком. Всё отрицал. Не было никакого нападения, наоборот бедным мужичок шёл никого не трогал, а тут вдруг один портфелем бьёт, второй руку ломает. Беспредел. Ни кто его, ни куда не посылал, ни на какие убийства, а Зуев Артём Потапович по кличке "Потап" ему – инвалиду вообще не известен. На ноже отпечатков пальцев нет, "товарищ" был в перчатках.

– Конечно, суд показаниям первого секретаря горкома партии и фронтовика милиционера поверит больше, чем той ерунде, что этот урка рассказывает, – развёл руками Веряскин, – но оформить ему группу лиц по предварительному сговору не получится. Сопротивление милиции при задержании и попытка убийства – максимум, что мы можем ему предъявить.

– А статья 206, часть 3 – "Хулиганство с применением оружия" разве не подойдёт? – поинтересовался почти от двери Пётр.

– Так там нужны люди в качестве потерпевших, – скорчил кислую рожицу принимавший участие в разговоре следователь прокуратуры.

– Насколько я помню, люди там были, вон хотя бы моего шофёра можно опросить и соседи на работу шли, – не сдавался Штелле.

– Хорошо, вменим и эту статью тоже, – не хорошо вздохнул прыщавый следователь с крысиным лицом.

В общем, ничего хорошего, если не считать того, что на несколько лет в Краснотурьинске будет на одного преступника меньше.

– Вот законы у нас, – сетовал старшина, – Ясно ведь, что Потап его подрядил.

– Была бы моя воля, заехали бы сейчас к этому вашему "смотрящему" и "застали" его залезающим в петлю, – мрачно процедил танкист.

– А давайте заедим, – вдруг вырвалось у Петра.

– Как это? – аж нажал на тормоза тёзка.

– Вадим, ты адрес Потапа знаешь? – Штелле повернулся к милиционеру.

– Чего тут знать-то! Каждая собака в Краснотурьинске знает. Он напротив строящейся первой школы в частном секторе живёт. Дом большой, сарай, гараж. Москвич у него 408, – с едва заметной ухмылкой сообщил старшина.

Пётр ухмылку оценил. Мол, слаба кишка у бывшего комсомольца, никогда не воевавшего, пойти на убийство. Наверное, настоящий Тишков и, правда, ни на что подобное бы не пошёл. Только Пётр прожил жизнь в другое время и застал беспределы девяностых, застал эпидемию СПИДа, застал разгул наркомафии, насмотрелся фильмов про "мстителей", борющихся с преступностью. Смотрел и замечательный фильм "Ворошиловский стрелок". Другое воспитание. Есть чёткое понимание, что рецидивист это неисправимый враг. Враг, которого нужно уничтожить. Нет, сам повесить человека он не сможет, но "подсобить" – это, пожалуйста.

– Давайте так. Вадим, ты пошляйся сегодня вокруг дома гражданина Зуева. Посмотри подходы. Что там с собаками? Есть ли у него охрана? Один ли живёт или не один? Много ли народу по улице Коммунальной вечером отирается? Когда соседи спать ложатся? Одним словом, проведи разведку, а завтра поговорим, – когда машина остановилась у горкома, глядя прямо в глаза милиционера проговорил Пётр.

– Схожу, разведаю, – уже с другой ухмылкой кивнул старшина. Теперь она предназначалась вору Потапу.

Глава 23

Неожиданно в дверь кабинета вошла секретарша, а из-за неё высовывалась Маша – Вика.

– Пётр Миронович, тут девочка говорит, что вы её приглашали!? – Вера Михайловна, наверное, сама не верила тому, что говорила.

– Извините, Вера Михайловна, совсем забыл вас предупредить, – попытался выкрутиться Пётр, – Принесите, пожалуйста, два чая с сушками.

– Пётр Миронович, – начала Вика едва дверь закрылась, – плохо у нас всё с песнями. Сейчас очередную репетицию сорвала. Раскричалась на солиста. Как там звучит известная фраза Оскара Уайльда: "Не стреляйте в пианиста, это лучшее из того, на что он способен". Так вот, Сирозеев не тянет. Голос ломается, фальшивит, не всегда попадает в музыку, но это всё не главное. Со временем, может и научится? Главное, что голос не для этих песен. "День Победы" не зря Лещенко поёт. Примерно такой голос и нужен, – Вика выговорилась, и тяжело вздохнув, совсем не по-детски, принялась водить пальцем по морозным узорам на окне, у которого стояла.

Нда, чего-то такого Пётр опасался. И что делать? Где взять Лещенко?

– И что ты предлагаешь?

– Может быть, съездить в Свердловск в консерваторию, – пожала плечиками девочка почти шестидесяти лет.

В это время секретарша принесла чай в дурацких подстаканниках. Пётр даже заходил в посудный магазин, надеясь купить пару фарфоровых кружек, но не нашёл. Не делают ещё видно, или это тоже сейчас дефицит. Отхлебнули синхронно из своих стаканов.

– Слушай, Вика, я, когда задумывал свою книгу, про мальчика попаданца, то выбирал, кому тот может предложить эти песни. Сразу отмёл Лещенко с Кобзоном и Магомаевым. Они уже достаточно известны. Хиль тоже не подойдёт, по той же причине зарубил Олега Анофриева. В книге я остановился на Юрии Богатикове. Помнишь, у него была известная песня "Усталая подлодка"? Он сейчас никому не известен. Числится солистом Луганской филармонии. Впервые появится в телевизоре только через два года. Сейчас ему тридцать пять лет, – Пётр подвинул девочки сушки в блюдечке.

– Точно. Я даже в девяностых один раз выступала на Украине с ним на одном концерте. Голос очень хороший. И главное его учить не надо. Готовый певец. Вот только как его с Украины сюда в малюсенький городишко заманить? – Маша-Вика с хрустом раскусила сушку и требовательно посмотрела на Петра.

– Попробую. Использую административный ресурс. А ты, кстати, помнишь эту его песню про подлодку? – Пётр вдруг осознал, что скоро день "Красной армии" и можно попробовать первый раз засветиться с "написанными" песнями.

– Повспоминаю дома. Припев точно помню.

"На пирсе тихо в час ночной.
Тебе известно лишь одной,
Когда усталая подлодка
Из глубины идёт домой.
Когда усталая подлодка
Из глубины идёт домой".
Что-то там про возвращение к нашим вечным полярным снегам. Повспоминаю. Вы тоже приложите усилия, вдвоём вспомним. Ладно, не буду мешать. Пойду.

Вика Цыганова ушла, а Пётр взял листок и принялся выстраивать план по приглашению Юрия Иосифовича Богатикова в Краснотурьинск.

Через пять минут начал осуществлять написанное. Первым делом позвонил в Свердловск и узнал телефон начальника отдела культуры при горкоме. Через десять минут стал обладателем телефона секретариата в обкоме Луганской области. Дальше пошло легче. Директор филармонии. У Богатикова сегодня на три часа назначена репетиция. Как появится, пригласят.

– Так уже почти пять вечера?

– Так это у вас на Урале. Вы перезвоните через часик, – точно, как-то про часовые пояса и забыл, хлопнул себя по лбу Пётр.

Предоставленный этим явлением природы час первый секретарь посвятил попыткам вспомнить песню. Вроде и слышал десятки раз и, собирая материалы для книги, текст прочитал в википедии, но выуживались из памяти лишь отдельные слова. Как это другие попаданцы вспоминают песни Тимура Шаова? Там десятки куплетов в каждой песне. В шесть часов позвонил директору Луганской филармонии снова.

– Юрий Иосифович, с вами говорит первый секретарь Краснотурьинского горкома КПСС Пётр Миронович Тишков, – как можно более официально начал Пётр.

Уговаривать пришлось долго. В конце концов, сошлись на том, что в субботу "мэтр" купит билеты до Свердловска и в воскресенье утром поездом прибудет в Краснотурьинск, а вечером уже отправится назад. У "мэтра" во вторник выступление в "Доме Шахтёра". Билеты оплачивает "Дворец Культуры БАЗа". Плюс двести рублей за беспокойство и "Почётную грамоту" от горкома партии. Это уже Пётр предложил, когда переговоры зашли в тупик. Теперь ещё ведь найти эти двести рублей надо.

Дома после ужина целый час ещё убили с Машенькой на сведение текстов чёртовой "Подлодки". Вроде справились. Стоило ли только. Когда Маша спела песню под гитару, она Петру не сильно понравилась. Наверное, дело в голосе Богатикова. Зато вспомнили и буквально за десяток минут "написали" его самую известную песню "Через две зимы". Ещё парочку солдатских песен и можно 23 февраля попробовать выступить хотя бы в Краснотурьинске.

Вике идея понравилась, и она стала вслух вспоминать такие песни.

– Стоп. Одну я знаю. Множество раз в детском хоре пела в семидесятые. "Солдатами не рождаются, солдатами становятся". Помните такую шуточную песню?

Пётр пожал плечами.

– Да её вся страна знает. Там ещё слова есть: "И старшина, тактично скрыв смешок, Сказал: "Ну что ж! Неплохо для начала!".

– Теперь вспомнил. Отличная вещь. Умели же раньше песни писать.

Глава 24

Во вторник 24 января Пётр с самого утра поехал на завод. У него было несколько просьб к руководству завода, а значит нужно подарить им ещё "идейку". Ещё вечером он договорился с Кабановым о визите на "4 выщелачивание". Это был один из многочисленных участков Глинозёмного цеха и ничем особым среди других не выделялся. Одно "НО". На этом участке почти всю жизнь проработал отец Петра Штелле. По этой самой причине сейчас первый секретарь Краснотурьинского горкома КПСС знал несколько изобретений и рацпредложений, которые в будущем подаст старший мастер этого участка Герман Рейнгольдович Штелле.

Петру хотелось, во-первых, увидеть отца молодым, а во-вторых, чуть улучшить его материальное положение. Пётр знал, что отец сейчас работает на этом участке мастером. Только ведь смен четыре и как узнать, когда будет именно его смена? А вчера понял. Он ведь знает телефон участка. Просто набрал и спросил, не представившись, можно ли позвать к телефону мастера Штелле.

– Так его смена сейчас выходная. Они завтра первую с утра выходят, – сообщил надтреснутым голосом неизвестный и повесил трубку.

"Ну и замечательно. Вот завтра и пойдём", – решил Пётр.

У проходной завода его встречало человек десять начальства, хорошо хоть без цветов. Мороз чуть отпустил, было градусов 15–20. Минуса, понятно. Пешком дошли до участка, всего-то метров сто от проходной. А у ворот отца и заметил. Молодой, всего тридцать один год. Чуть встревоженный взгляд, вьющиеся густые волосы, смущённая улыбка при рукопожатии.

Осмотрели кабинет начальника, плакаты в пятиминутке и на рабочих местах. Поговорили с парторгом участка и цеха, а потом Пётр отправил приехавших с ним главу комсомольцев города и второго секретаря проверять документы в управлении Глинозёмного цеха, а сам с Кабановым и отцом прошёлся по участку. Возле автоклавов остановился и попросил батяньку рассказал суть процесса. Выслушал. "Удивился" температуре и концентрации щелочи и подошёл к подогревателям.

– А это что?

– Это подогреватели. Здесь по трубкам подаётся пульпа, а в межтрубное пространстве острый пар, – пояснил мастер.

– То есть нужно перед подачей в автоклав подогреть пульпу? – прикинулся чайником Штелле.

– Да, так и есть. Пар очень горячий, – заулыбался отец.

– А потом вы говорили, после автоклавов пульпу нужно остудить перед подачей на сгущение, – продолжил Пётр.

– Да, вы лучше меня всё знаете, – прокричал отец, у подогревателей стоял приличный шум.

Пётр решил этим воспользоваться.

– А если в межтрубное пространство подать пульпу после автоклава? Это не заменит пар?

– Даже не знаю. А ведь отличная идея! – задумавшись на секунду, почти про себя проговорил батянька.

– Вот пойдём и расскажем о нашей идее директору с главным инженером.

Набились в небольшую комнатку начальника участка.

– Анатолий Яковлевич, мы вот сейчас вместе с Германом Рейнгольдовичем "идейку" придумали. Думаю её вполне можно оформить как изобретение. Только помочь нужно мастеру обсчитать всё и чертёж грамотно сделать. Привлечёте специалистов? – Штелле вопросительно повернулся к Устичу.

– Может, расскажите сначала, – хмыкнул Кабанов.

– Легко.

Рассказ много времени не занял. Гораздо дольше сомневались и прикидывали. Калькуляторов нет, скрипели ручками. В прямом смысле. Ручки-то перьевые. Скрипят. Особенно когда спешишь.

– А ведь отличная мысль, – подвёл итог "соображениям" директор, – Очень приличная экономия пара получается и температуру пульпы при этом снижаем. Давай, Герман Рейнгольдович пиши заявку на изобретение "Пульпа-пульповых подогревателей". И название-то красиво придумали. Не забудь только в соавторы первого секретаря взять.

Потом, умывшись, пили чай в кабинете директора.

– Обрадовать не успел тебя, Пётр Миронович. Вчера вечером вагон с дубом пришёл на ДОК (деревообрабатывающий комбинат) для нас. Я с утра команду дал на доски максимальной ширины распускать и сразу на просушку отправлять. Так что через месяц получим доски для мебели. По древесине белой акации пока не ясно, но обещали к весне вагон собрать. А что ты с резьбой по дереву решил? – размешивая сахар в стакане с извечным подстаканником из мельхиора, поинтересовался Кабанов.

– Я на третьей колонии заказал. А там есть хорошие резчики.

– Мы тоже ведь здесь без дела не сидели. Разработали несколько чертежей финтифлюшек этих и попытались предварительную обработку произвести на фрезерном станке. Получилось вроде. Это значительно упростит и облегчит работу резчикам, – похвалился Устич.

– Это ведь хорошо, – оценил Пётр, – Можно будет после того, как первый гарнитур сделаем, разработать техпроцесс и создать небольшой участок по производству товаров народного потребления при заводе.

– Интересная мысль. А разрешат? – крутнул головой главный инженер.

– Ну, это как к вопросу подойти. Если ехать в министерство и просить "Христа ради", то, несомненно, зарубят проект. А вот если приехать с фотографиями гарнитура готового и пообещать пяток первых экземпляров продать работникам министерства, то от желающих помочь отбиваться придётся, – усмехнулся Пётр.

– Интересный ты человек, Пётр Миронович, – директор отставил стакан с горячим чаем и прошёл к углу кабинета, достал из скрытого дверью серванта бутылку коньяка с тремя рюмками, – Только я тебя раскусил. Твои идеи кроме пользы всегда приносят и кое-какие затраты. Что сегодня у тебя за идеей последует?

– Есть маленькая просьба и большое предложение. С чего начать? – чокнулся с руководителями завода Пётр.

– Давай с просьбы, – пригубил коньяк Кабанов.

– Вот чертёж двери для моей квартиры, – Штелле подал чертёж обычной для 21 века сейф-двери. Металлическая рама, наружный слой из нержавейки в 5 миллиметров, слой пенопласта и резины, слой опять нержавейки, но потоньше и зеркало почти во всю дверь изнутри.

– Необычно. А не тяжёлая, – прикинул на вес чертёж директор.

– Если петли нормальные выточить, то ничего страшного. Слышали, наверное, что за мной бандиты охотятся. Вот, хочу хоть дома себя спокойно чувствовать. Через такую дверь, закрытую на внутреннюю щеколду не просто будет пробиться, даже при желании.

– Да! Вот ведь сволочи! Всех пересажать надо. Не понятно, почему партия с ними возится. Как не юбилей для этих ублюдков амнистия. Жёстче надо бы, – выплеснул в себя рюмку Устич.

– Сделаем, Пётр Миронович. Постараемся как можно быстрее и отправим бригаду устанавливать. Думаю, за пару дней управимся. И зеркала найдём. Сейчас как раз примерно такого размера для раздевалок получили. Мне докладывали. Одно позаимствуем, – директор ещё раз посмотрел на чертёж, – А закажу-ка я две. Гораздо симпатичнее деревянной двери. Преступники и впрямь распоясались. Ладно. Договорились. Теперь давай предложение, – Кабанов разлил по второй.

– Вот отремонтировали мы погрузчики и машины на Кирпичном заводе, на днях закончим на 12 автобазе. Думаю, следом проблемы вылезут у 24 автобазы, потом у ПАТО и так далее. Может нам в городе создать авторемонтные мастерские на постоянной основе. Построить корпуса с подъёмниками и прочими приспособлениями, собрать лучших мастеров. Сломалась у тебя машина, не ерунда какая, а серьёзно, пригнал туда, отремонтировал, заплатил за ремонт и опять работаешь до следующей поломки. Как? – Пётр протянул руку к рюмочке и, подняв, поглядел сквозь неё на директора завода.

– Типа как МТС для колхозов. А что, неплохая "Идейка". Да у тебя, Пётр Миронович, плохих и не упомнишь. А просьба, я так понимаю, в том, чтобы отдать в эти мастерские пару лучших автослесарей и, наверное, токаря, – Кабанов чокнулся и с удовольствием опрокинул рюмку с ароматной янтарной жидкостью.

– Плюс надо будет помочь ПАТО со строительством рядом с их гаражами корпусов этих мастерских.

– Ну, считай, союзников нашёл.

Глава 25

Боны (они же бумажные деньги) Облигации различных займов (сейчас их у каждого жителя СССР полно)

Рыжьё (оно же золото, оно же цацки, одним словом, ювелирные украшения)

Шлиховое золото (золотой песок и самородки, всё же Урал)

Оружие

Столовое серебро (может и золотые изделия, подсигары, например)

Иконы (ну не картины Верещагина же)

Книги (немецкий город – могут быть редкие издания протестантской библии или молитвенники)

Награды (царские делали из драг металлов, впрочем, как и советские, там даже очень много орденов из золота)

Царские монеты (причём знаменитые николаевские червонцы – это не самые ценные монеты, есть николаевские же серебряные рубли, которые у коллекционеров стоят в разы дороже)

Вот такой список из десяти пунктов подготовил Пётр, пока ждал шофёра и телохранителя. Отправил он их переодеваться. Если быть точнее, то переодеваться в милицейскую форму будет тёзка-танкист. По габаритам он почти соответствовал старшине и тот сказал, что легко обеспечит формой с погонами старшего сержанта "подельника". Вот и ушли к Вадиму Кошкину переодеваться.

Собрались на "планёрку" сразу после обеда. Первым докладывал старшина:

– Зуев живёт в доме вместе с шестёркой. Тот хозяйством занимается, еду там готовит, стирает, полы моет. Ночует этот товарищ тоже в доме. Ещё на дворе есть здоровущая немецкая овчарка – кобель. Пёс злобный, на всех бросается и гавкает даже на любого проходящего мимо забора. По этому, незаметно подойти не удастся. Пёс сидит на длиннющей цепи, достанет до любого места во дворе. Так что собака – это проблема. Рядом в доме живёт пенсионер с женой. Она вроде ещё работает, по крайней мере, днём её дома не бывает. С другой стороны живёт семья. Там народу много. Есть двое детей, взрослые и бабка с дедкой. Там тоже собака злющая, прямо забор грызёт, когда кто мимо проходит. А потому – идти туда ночью бессмысленно. Нужно идти днём, – сделал вывод милиционер и замолчал, уткнувшись взглядом во что-то на столе.

– Мысль интересная, – хмыкнул бывший зэк.

– А ведь и, правда, интересная, – наморщил лоб Пётр.

– В смысле? – не понял танкист.

– Ты переодеваешься милиционером. Вдвоём стучите в ворота, а когда откроют, то говорите, что вам нужно поговорить с гражданином Зуевым по кличке "Потап". И чтобы оба товарища показали паспорта с пропиской. Ну, и нужно приказать этой "шестёрке" запереть собаку в будку или клетку, где она там сидит. Оставляете ворота не запертыми, так, чуть прикрытыми, чтобы я потом мог войти, – стал развивать мысль Штелле.

– Ну, пока вроде здраво звучит. Только откуда у Петра форма появится? – кивнул головой Кошкин.

– Да разве ты не найдёшь из своих старых запасов во что тёзку переодеть, он с тебя ростом, да и в плечах не сильно уступает, – окинул подельников взглядом Пётр, и правда два бугая.

– Есть у меня в шкафу позапрошлогодняя, ещё с погонами старшего сержанта, – согласился старшина.

– Вот. Пойдём дальше. А дальше нам надо скрутить обоих и не поднять при этом сильного шума, чтобы соседи не сбежались. Идти нужно около четырёх. Люди ещё на работе, так что много свидетелей быть не должно. А вот уходить будем, когда стемнеет. Там ведь, наверное, фонарей нет.

– Ну, на площадке строящейся рядом школы есть пару фонарей, – уточнил милиционер, – Но это довольно далеко, так что ночью на улице вполне темно.

– Вот и замечательно. Дальше. А дальше я вот что прикинул. Нам просто так его устранить мало. Любая работа должна быть оплачена. Вот и работа по избавлению города Краснотурьинска от организованной преступности тоже должна быть оценена по заслугам. А если простыми словами, то это ведь держатель общака в нашем городе, а значит, у него в доме, или в сарае, или в подполе должен быть тайник с припрятанными ценностями. Нужно эти ценности изъять в пользу нас – "робингудов". Кто против? Воздержался? Единогласно, – Пётр шутливо провёл голосование – разрежая обстановку.

– Он ведь постесняется про захоронки рассказать, – покрутил головой Кошкин.

– Я тут в одном зарубежном детективе прочитал про интересный способ добывать такую информацию у злодеев, – вспомнил Штелле десятки фильмов про "лихие" девяностые, – Вставляем в одно интересное место паяльник и включаем в розетку. Через минуту, даже немой с радостью все расскажет.

– Вот проклятые капиталисты чего напридумывали, – радостно заржал танкист, – Даже на зоне о таком способе не слышал. Там всё больше про иголки под ногти рассказывали.

– Я тоже не слыхал. Как книга-то называется? – заинтересовался Вадим.

– Что-то про английского шпиона Бонда, – наудачу ляпнул Штелле. Тут до издания бестселлеров Яна Флеминга и целого полчища его продолжателей ещё несколько десятков лет.

– Не слышал, а где сейчас эта книга? – не успокаивался милиционер.

– В Карпинске, когда ещё там работал, несколько лет назад в библиотеке брал, – продолжил выкручиваться Пётр, – Ладно давайте продолжим.

– Так, а что там продолжать? Выведаем про тайник, заберём ценности. Инсценируем повешение и свалим по темноте, – развёл руками танкист.

– Ну, во-первых, тайников у него несколько, скорее всего. Есть с деньгами, есть с оружием, с золотишком, наверное. Так что засовывать паяльник придётся несколько раз. Во-вторых, оставлять их дома нельзя. Нужно погрузить на машину и вывезти в лес. Да и там убивать не нужно. Привязать к дереву, так, чтобы гарантированно не развязались и оставить. Пусть Дед Мороз за нас эту неприятную работу сделает.

– Я тоже так думаю. Только маленькое дополнение. Лес должен быть в Серовском районе. Рано или поздно их найдут, а раз они на территории Серова, то и заниматься ими будет их милиция, а у нас будет на один висяк меньше. Да и, может, опознают не сразу, а то и вообще не опознают. Волки, говорят, между Серовом и Воронцовском не редкость, – уточнил Кошкин.

– Да, что бы потом не метаться в поисках верёвок, нужно их с собой взять. А ещё лучше не верёвки, а медную проволоку от электродвигателя. Её и не перетереть и не сломать, – опять вспомнил Пётр подсказку из девяностых, – Кроме того, нужно широкий лейкопластырь – рот заклеивать. А то орать будет, ещё соседи волноваться начнут, да милицию вызовут.

– Есть у меня в гараже моток проволоки, а по дороге в аптеку заскочим, – согласно кивнул Кошкин.

– А куда ценности денем? – почесал макушку танкист, – Мне ведь машину в гараж надо будет обязательно отогнать.

– Может, в ваш гараж, Пётр Миронович? – предложил старшина.

Вот те раз! У Тишкова гараж есть? А может и машина? Пётр об этом за три недели даже и не задумался ни разу. Да никто его к этой мысли ни одним намёком и не подтолкнул. Вот влип.

– Правда, он сейчас снегом завален. Он ведь через три гаража от моего, – продолжил сообщать новости милиционер, – Вы там хоть были с Нового Года?

– Да, куда мне зимой ездить, – наудачу брякнул Пётр.

– Ну, да. Аккумулятор хоть сняли, а то ведь потом мучайся с ним?

– Снял. Дак, давай в твой гараж, и забросим, а потом в портфеле потихоньку сюда, в кабинет перетаскаем. Тут точно искать не будут, – указал Штелле на ряд встроенных шкафов.

– Ладно. А что с машиной? Где оставим? – поднял вверх указательный палец старшина, вспомнив о немаловажной детали.

– Машину пока оставим здесь. Не нужно её там светить, когда нужно будет собираться, отпустим Петра. Он быстренько сбегает, тут и десяти минут хватит и пригонит прямо в ворота. Потом закрываем ворота и едем в Серов. Так, – первый секретарь глянул на часы над входом в кабинет, – Давайте идите переодеваться, а то время уже три почти.

Когда соучастники мероприятия по декриминализации Краснотурьинска ушли, Пётр достал лист и стал писать этот самый список возможных ценностей. Получилось солидно. И ведь всё это, скорее всего, на самом деле есть у Зуева – "Потапа". Тут портфелем не отделаешься. Хорошо, что в шкафу на крючке висит рюкзак, а в нём непонятно зачем четыре мешка из-под сахара или картофеля. Точно пригодится.

Интересно, а что за машина стоит в гараже у товарища Тишкова? И где ключи от этого неизвестного гаража?

Глава 26

Пётр Фёдорович Оборин утром получил новый паспорт. Кроме новых серых корочек было и ещё пару новшеств. Главное, наверное, то, что фамилия тоже стала новой. Теперь он не Оборин, а Оберин. Вроде малость, одна буковка поменялась, но Пётр Миронович сказал, что это почти полностью вычёркивает из его биографии строчку про судимость. При этом начальник милиции Краснотурьинска, выдавая лично ему паспорт эти слова Тишкова подтвердил хоть и немного недоверчиво глядя на бывшего офицера танкиста. Второе и не менее важное событие, это десять тысяч рублей выданные Петром Мироновичем после того, как он утром привёз ему пять мешков всякого добра из гаража старшины Кошкина. Таких денег Пётр никогда в руках не держал, да даже и не надеялся подержать. Это ведь на две Волги хватит. Правда, зачем ему машина, вполне служебной хватает. Если честно, то и на этой Волге не сильно много он катается, не такой уж и большой город Краснотурьинск, легче пешком дойти, чем на машине доехать.

Мешки с трофеями сами по себе в гараже Вадима не появились. Это они их туда завезли после экспроприации у местного вора в законе "Потапа". Пётра до сих пор чуток потряхивает от воспоминаний о вчерашнем набеге на дом гражданина Зуева. Особенно это чувствовалось в милиции, так прямо и хотелось выбежать и прийти за паспортом попозже. А когда подполковник Веряскин предупреждал, о том, что не стоит особо распространяться о смене фамилии, то бывший танкист не знал, куда глаза девать. Всё ожидал, что начальник милиции скажет, вот мы, мол, тебе доверяем, а ты опять за старое взялся, ещё четверых людей на тот свет отправил. Не сказал, понятно. Кто же подумает, что исчезновение Потапа и его бандитов дело рук первого секретаря горкома, его шофёра и, приставленного его охранять от этого самого Потапа, старшины милиции Вадима Кошкина. А всё равно – потряхивает. Не каждый день четверых пусть даже нелюдей на тот свет отправляешь. Почему четверых, а не двоих? Да, потому, что с самого начала всё пошло не по плану, что разработал товарищ Тишков.

Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Нет у них курвиметра. Как нет и опыта по ликвидации бандитских малин. Чудом ведь не вляпались в серьёзные неприятности. Практически сразу начались сюрпризы. На стук в ворота открылась калитка и показалась заросшая недельной щетиной рожица в завязанной под подбородком шапке ушанке грязно-серого цвета с засаленными и вытертыми краями ушей.

– Чё надо? – вежливо икнула рожица.

Вадим ткнул в небритую физиономию красной корочкой, не раскрывая её, и толкнув калитку плечом, вошёл во двор. Зря он это сделал, так как под натиском собаки пришлось почти сразу ретироваться.

– Ну-ка закрой собаку в будку, проверка прописки, – рыкнул на обладателя ушанки старшина.

– Шас кликну Потапа, – калитка захлопнулась.

Ждать пришлось недолго, словно гражданин Зуев заранее приготовил паспорта и стоял за дверью. Что ж, после проверки выяснилось, что с пропиской у граждан Зуева и Зайкова всё нормально. В этом доме и прописаны оба.

– Собаку свою закройте в будку, – снова потребовал Кошкин, – Ещё домовую книгу проверим и документы на дом.

Потап синими от наколок руками помял щёки, придирчиво осмотрел милиционеров и, сплюнув на грязный снег, процедил:

– Ну, ладно, Заяц, придержи Матроса.

Бормоча, наверное, слова гимна Советского Союза, по крайне мере, что-то про Сталина, который нам путь указал, Петру послышалось, потаповская шестёрка исчезла из поля зрения и захлёбывающийся лай собаки удалился.

– Прошу, гости дорогие. Что-то случилось, неделю назад ведь участковый проверял документы, – Зуев распахнул калитку.

– Месячник борьбы с тунеядством объявили. Газет что ли не читаешь, – пропустив вперёд Петра, зашёл на двор Вадим.

– Так я справку имею, что инвалид второй группы, а Заяц сторожем работает в детском саду, сегодня выходной, – Потап отступал спиной, очевидно надеясь, что милиционеры передумают и уйдут.

– Закрой собаку в будку и заходи в дом, – набычился Кошкин.

– Ладно, ладно, гражданин начальник, – шутливо поднял руки, сдаваясь, хозяин и крикнул через плечо держащему на коротком куске цепи овчарку Зайцу, – Накинь цепь на штырь и заходи в дом, – и уже вновь повернувшись к старшине, – Матрос в будке живёт, но там его закрыть нельзя. Если надо мы вон цепь надеваем на штырь, что в угол дома вбит, всего метр свободы арестанту остаётся.

– Один дома? – спросил, уже открывшему дверь в сени, вору в спину Вадим.

– Приятель в гости зашёл, только выпить по сто грамм собрались, а тут вы со своей проверкой.

– Документы я надеюсь, есть у него? – продолжал играть в настоящую проверку милиционер.

– Есть должно быть, – пожал плечами Потап и толкнул дверь в дом.

Всё дальнейшее уложилось в паруминут, но Петру показалось, что они потратили целый час. В проёме открытой двери стол мужик ростом со старшину и на голову выше Потапа. Только не рост было главное, в правой руке у мужика был большущий нож, и он этим ножом похлопывал себя по ладони левой руки.

– Вяжи Зайца, – крикнул Петру Вадим и со всей силы толкнул в дом Потапа.

Там что-то загрохотало, но Пётр уже внимания не обращал на них. Он повернулся к идущему за ним мужичку и попытался ухватить того за воротник ватника. Но товарищ попался вёрткий и, отскочив, кинулся к двери, даже уже и распахнуть её успел. Не медля больше ни секунды, бывший танкист обрушил на его голову милицейскую резиновую дубинку. К несчастью для себя гражданин Зайков успел стащить с головы шапку. От удара он дёрнулся, закрыл своим весом дверь и сполз по ней на крашенный тёмно-зелёным цветом грязный пол. Внутри дома грохотало, но Пётр, как и договаривались они по дороге к дому, не бросился на помощь, а сначала вытащил из кармана клубок медной проволоки и, закрутив руки Зайцу за спину, туго скрутил их. Потом стащил с него валенки и вторым клубком спеленал ноги. И только после этого кинулся в дом. И как оказалось, очень вовремя.

Старшина сидел на здоровущем госте Потапа и душил того, мужик отвечал ему тем же, а сам хозяин одной рукой пытался оторвать милиционера от поверженного здоровяка, а второй дотянуться до лежащего у порога ножа. Не раздумывая, танкист со всей силы впечатал каблуком сапога по вытянутой руке. Переломал, скорее всего, там несколько косточек. Ничего, до смерти не заживёт. Вор взвыл и откатился к стене. Без замаха, да и некуда замахиваться, коридор и так узкий ещё сужала вешалка с зимней одеждой, Пётр пнул лежащему под Вадимом мужику под рёбра. Тот хрюкнул и руки с горла Кошкина снял.

Дальше уже было проще, вдвоём они перевернули гостя на живот и, заломив руки, стянули их проволокой. Потом милиционер занялся ногами своего душителя, а Оборин руками Потапа. При этом вор так выл, что Петру даже пришлось прекратить мотать проволоку и, вытащив из кармана заранее приготовленное полотенце, засунуть Потапу его в рот. Ещё через минуту оба "робингуда" устало сидели на спинах, спелёнатых по рукам и ногам противников, и переводили дыхание.

Первым поднялся со своего старшина. Он перевернул гостя на спину и, проверив надёжность кляпа из куска старого кухонного полотенца, стал для надёжности обматывать ему рожу медицинским пластырем. Даже глаза замотал, только нос оставил. По завершению, вдвоём подняли этого кабана и занесли в комнату. Следом затащили Потапа. Ну, полдела сделано. Теперь нужно дождаться Петра Мироновича и приступать к экспроприации экспроприированного.

Первый секретарь себя ждать не заставил, во дворе вновь зашёлся лаем Матрос, и вскоре в дверях показалась фигура секретаря горкома в непривычном белом военном полушубке. И такой же белой шапке. Он выложил из чёрного портфеля на стол смотанный кольцами удлинитель и не новый в нагаре и застывшей канифоли паяльник. Разделись. В доме было жарко натоплено, да и сейчас печка голландка в коридоре весело потрескивала. Перед ней на железном листе была сложена аккуратная стопочка небольших берёзовых чурбачков. Готовились хозяева к приёму гостей, подумал тогда Пётр. И как оказалось, совсем и не ошибся. Гости последовали незамедлительно. Вернее всего один гость. Дак и с тем намучились.

Глава 27

Пётр Германович Штелле, а ныне первый секретарь Краснотурьинского горкома партии Пётр Миронович Тишков сидел на своём стуле в своём кабинете на совещании по строительству, слушал отчёты руководителей предприятий, а сам был далеко мыслями. Всё от вчерашних событий отходил.

Первым делом он, зайдя в дом, выложил из портфеля орудие пыток и прикинул, а где здесь можно их устраивать. Люди сейчас будут возвращаться с работы, и крики и вой из, всем известного в округе дома, легко приведут к вызову милиции. Нужно было помещение с приличной звукоизоляцией. Таковое вскоре легко нашлось. В коридоре под половиком был люк в погреб. Люк совсем не маленький. Сам подвал тоже впечатлил. Он занимал площадь под всем домом, а, следовательно, был где-то 6 на 7 метров. И высота позволяла даже очень не низкому тёзке стоять не пригибаясь. Там даже освещение и розетка были. Ну, значит, нам туда дорога. Всех трёх вороваек по очереди занесли в погреб и уложили вдоль стен, а потом принесли туда паяльник и стали устраивать поудобнее главного подозреваемого в сокрытии ценностей от "робингудов".

Пётр передал старшине листок с предполагаемыми захоронками, а сам поднялся на верх, страховать ситуацию, и заодно порыться в шкафах и сундуках. Может и само что найдётся? Первым делом он закрыл крышку погреба, и даже половичок сверху набросил. Потом прошёл в комнату и стал внимательно обследовать стоящий у стены сундук. А вдруг там двойное дно. Замерил снаружи и изнутри. Прокол. Нет двойного дна. В это время в подполе застонали, но слышно было и в доме-то не очень, так что на улице точно не услышат. Пётр вытащил из сундука все вещи. Может, стенки двойные? Нет, опять. Засовывая непонятные тряпки назад, Пётр наткнулся на твёрдый свёрток. Оказалось, что это икона. Вот только судить о ценности находки было некому. Сам Штелле и настоящей-то иконы ни разу в руках не держал. Видел только в кино. "Ладно, приберём, найдутся специалисты", – решил он. А когда закрывал крышку, удача и улыбнулась. Не дно и не стенки, а крышка сундука была двойная. Там он обнаружил десять тысяч рублей, четыре пачки в банковской упаковке фиолетовых четвертаков, то есть банкнот достоинством 25 рублей с фиолетовым же Лениным. Кроме них были перевязаны пачкой облигации. Пётр знал, что товарищ Хрущёв заморозил их погашение в 1957 году и теперь до 1974 года они бесполезны. Тем не менее, выгреб и их. Красивые все – разноцветные.

В это время снизу из погреба постучали. Пётр закрыл сундук и прошёл в коридор, открыл люк погреба. Высунулась красная физиономия тёзки.

– Золото лежит под половицей в кухне под столом, – появилась вымученная улыбка, – Закрывай.

Во время закрытия до Петра долетел противный запах горелого мяса. Нда, тяжело сейчас "робингудам" с непривычки. Он прошёл на кухню и отодвинул тяжёлый стол, заставленный железной посудой. То же практически сундук, только дверцы сбоку и размер побольше. Вскрываемая доска легко подалась усилиям найденного в сенях топора. В нише лежал деревянная шкатулка, размером 50 * 20 * 30 сантиметров. И вытащил её Пётр с трудом. Практически под крышку лежали цепочки, кольца, брошки, серёжки. Были часы и маленькие, женские и в виде кулона и большие мужские "Родина" и "Полёт". Всего золотых вещей было килограмма четыре. "Не хило зашли", – решил Штелле.

Он подвинул стол на место, а шкатулку с золотом засунул в заранее подготовленный мешок из-под картошки. Из подвала снова донеслись стоны и крики "робингудов". Под этот аккомпанемент Пётр задвинул стол на место и снова осмотрел большую комнату. Там необследованным остался шкаф и большие напольные часы с гирьками шишечками. Открыв дверцы шкафа, экспроприатор стал перебирать бельё на полках. Попался рулон белого материала, скорее всего шёлка, очень приличного качества. Завернул его в рубаху и тоже отправил в мешок. На второй снизу полке снова наткнулся на облигации, целая большая и толстая красная папка. Сотни штук. Ладно, раз первые взял, то почему бы и эти не прихватить. Как-то в одной из книг про попаданцев Штелле читал, что какими-то подпольными путями их всё же можно поменять на деньги. Поспрашивает потом. Больше на полках ничего интересного не было. Зато в отделении для пальто на вешалке висел очень приличный женский плащ. Прямо как из будущего. Опять завернул в рубашку и закинул в мешок. Ещё была шуба из норки. Это ведь по нынешним меркам несколько тысяч рублей. Дороже автомобиля "москвич". Пётр аккуратно вывернул её на изнанку, завернул в простынь и сложил в мешок и ништяками. Полный получился. Ничего, ещё есть.

Опять стукнули снизу. На этот раз горелым пахло всерьёз.

– У напольных часов двойная задняя стенка там деньги, ещё деньги в сундуке, там крышка двойная и ещё под кроватью в маленькой комнате отодвигается в стену доска, там ордена, – сообщил, смахивая со лба обильный пот, танкист и попросил пока не закрывать крышку, – Пусть проветрится.

– Да, вы вылезьте, отдышитесь, – предложил Пётр.

– Нет, Потап только разговорился, нужно колоть продолжать, – показалась голова милиционера, – Я думаю и про преступников поспрашивать. Может, что путное расскажет.

– Ну, вам с погреба видней, – хмыкнул Штелле.

Вскоре заполнился и второй мешок. Денег было много. Очень много. И орденов не мало. Там же под кроватью, вместе с орденами нашлось и оружие. Два пистолета "ТТ", один "Макаров", непонятный огромный "браунинг", ещё один "браунинг" – похожий на стартовый пистолет. И куда же без обреза, скорее всего "мосинка". Патронов, правда, ко всему этому маловато. Пару картонных пачек и небольшой мешочек россыпью.

Ордена были тоже в шкатулке. Пётр открыл, порылся. В основном советские, но есть пару немецких крестов и даже царские Георгии и другие менее знакомые, даже пару звёзд каких-то, со множеством лучей. Скорее всего, не дешёвая вещь. Тем более, что сделаны точно из серебра.

– Выдал, гад! Шлиховое золото зарыто под собачьей будкой, – обрадовала Петра очередная говорящая голова.

Кто бы сомневался. Мало найдётся желающих подходить к рыжему злобному монстру. Однако сейчас собака находится в пяти метрах от своей конуры, и достать до неё не сможет. Поддастся ли только земля. Всё же на улице мороз в двадцать пять градусов. Пришлось снова надевать полушубок и шапку. Матрос прямо захлебнулся лаем. Только вот ярость его пока порвать цепь не могла, на совесть сделана. С собой Пётр взял волшебный топор, найденный в сенях. Он уже принёс больше сотни тысяч рублей, а сколько ещё принесёт. Будка поддалась не сразу, пришлось её попинать. Пёс не умолкал. Хорошо, что уже почти стемнело. С улицы и не видно ничего, да и забор высокий. Когда, наконец, удалось сдвинуть конуру, то пригодился и волшебный топор. Под будкой был вмёрзший в землю железный лист. Примёрз он от души. Даже кончик лезвия отломился, пока поддевал. Зато дальше проще пошло. Засыпана яма была песком, и он легко поддался ударам топора. Под песком была промасленная мешковина, а вот под ней уже рюкзак с железным ящиком. Рюкзак примёрз и порвался, но зато ящик плотно закрывался и был завинчен ещё и струбцинами. Очень и очень не лёгкий ящичек.

Зайдя в дом, Пётр осознал, что руки, несмотря на надетые перчатки, он почти отморозил. Сунул их в ведро с холодной водой. Заломило так, что хоть вой. Вот в это время и появился четвёртый будущий покойник. В дверь сеней забарабанили. Пётр точно помнил, что заходя во двор, он закрыл калитку, а значит, неизвестный перелез через забор. Штелле на цыпочках прошёл до люка и постучал в него. Через несколько секунд появилась голова тёзки.

– Стучат в дверь дома, – сообщил попаданец подельнику.

– Мать их…, – капитан вмиг оказался наверху.

– Ты тёзка за дверью постой, а я открою, – на ходу разработал план захвата Штелле.

– Почему?

– Ну, ты же в форме.

– Согласен.

Подошли. Дверь открывалась внутрь. Пётр сбросил щеколду и потянул дверь на себя.

– Ты кто? Потап где? – обдал перегаром высокий худой мужчина в таком же тулупе, только шапка собачья.

– Заходи, – приглашающе отступил Штелле.

– Дак, кто ты? – продолжал настаивать пришедший и схватил Петра за плечо рукой. На каждом пальце по перстню синему и солнце с лучами на запястье.

– Заходи, говорю, – сбросил руку попаданец и ещё отступил вглубь сеней.

Худой шагнул следом и подставил спину танкисту. Тот долго упрашивать себя не стал и саданул синерукому по голове "демократизатором". Шапка спасла. Худой только брякнулся на колени и, заревев, выхватил из кармана финку с наборной ручкой.

Пётр раздумывать не стал. Он сапогом постарался попасть встающему мужику в лицо. Не получилось. Ногу синяя рука отбила. Зато второй Пётр успел снова по голове ударить резиновой палкой. И опять бандит остался в сознание, только нож выронил и встал на корточки. Только третий удар палки, наконец, приняла голова без шапки. Свалилась защита. Мужик взвизгнул и повалился на грязно-зелёный пол.

Проволоки под рукой не оказалось. Пришлось бежать в дом и спрашивать у Вадима.

– В кармане полушубка, – мотнул головой милиционер на вешалку.

Дальше дело техники. Повязали по рукам и ногам и тоже спустили в подвал. И решили сделать перекур. Два бугая задымили, а Пётр отсел в сторонку.

– Ещё чего выяснил? – поинтересовался он вяло у старшины. Хотелось уже покончить с этим скорее, а то ещё кто заявится.

– Узнал два адреса, где скрываются домушники. Ещё говорит, что на шкафу картина лежит, в газету завёрнута. Где-то в Подмосковье в музее взяли. Ну, и говорит, что больше нет ничего.

– А книги и иконы?

– Есть какая-то старая немецкая библия тоже на шкафу и икона в сундуке, – Кошкин махнул рукой на подвал, – Может, закончим. Чёрт с ними с деньгами меня уже воротит от этого всего.

– Хорошо. Только нужно узнать фамилии его гостей. На улице уже темно. Так, что Пётр бросай курить и дуй за машиной.

Проводив танкиста до калитки, Пётр запер её и вернулся в дом. Поставил табурет и посмотрел, а что там, на шкафу есть. Как раньше-то не догадался. Сыщик, блин. Библия была даже на вид старинная и дорогая. А полотно картины свёрнуто в трубочку и завёрнуто в газету.

– Стоп. А ведь не всё выдал. Вадим засунь ему в глаз паяльник. Должно быть серебро столовое. И не попались мне золотые украшения дореволюционные. Ну, и про фамилии не забудь.

Выдал и фамилии и ещё две захоронки. Правда, глаза лишился. Серебра было килограмма четыре, а то и пять. Лежало в незамеченном проходе к лестнице на чердак, прямо под лестницей в рюкзаке. А на самом чердаке нашлась и очередная шкатулка с украшениями. И явно не дешёвыми. Даже смотрелись совсем по-другому, чем найденные ранее. Собрали всё в картофельные мешки. Получилось четыре полных мешка. Плюс картина отдельно. Ещё Пётр нарды прихватил. Красивые резные, из разных пород дерева набранные, прямо как паркет в Царском селе. Такую красоту грех бросать. После стали по одному доставать пленников и укладывать в сенях. Пусть подышат свежим воздухом. Из подвала несло мочой, испражнениями и жжёным мясом. Плюс ещё и блевотиной сивушной. Самое лучшее лекарство после всего беднягами пережитого – чистый морозный воздух.

Пока тёзка ходил за машиной, успели в доме и порядок навести. Шерстяных перчаток не снимали, так что отпечатков пальцев не должны найти, паяльник с удлинителем забрали с собой. Следы обыска постарались скрыть. Остались только следа крови и блевотины в подвале, так мало ли кто и зачем там желудок опустошал.

Дальше, проще. Загрузили вповалку пленников на заднее сидение, сами втроём разместились на переднем, благо у Волги диван, а не два сидения впереди. Заехали почти до Серова. Нашли место, где нет канав по обочине дороги, занесли метров на сто, проваливаясь в снегу по пояс, бандитов в лес, и прикрутили качественно к деревьям подальше друг от друга, чтобы не пытались совместными усилиями освободить. Мороз к ночи окреп. Уже градусов под тридцать. Легко уйдут в мир иной. Не мучаясь. Заснут, а проснутся уже в аду на сковороде. Там и согреются.

Глава 28

От воспоминаний-переживаний Пётр отвлёкся только на отчёте директора 12 автобазы. Оказывается, не успеют они несчастные силами спецбригады отремонтировать всё задуманное. Ещё бы недельку.

– Ладно. Дело важное и нужное. Давайте, товарищи пойдём навстречу автопредприятию, правда, с одним условием. Николай Михайлович, – повернулся первый секретарь к Романову, – Организуй проверку использования рабочего времени на автобазе?12. Не предупреждая, отправь проверку. Если люди вместо работы будут курить или "перекуривать", а ещё если попадётся кто пьяным или похмельным, то для первого раза всю автобазу надо оставить без премии, а если что-то подобное окажется и при повторной проверке, то будем решать вопрос здесь по каждому руководителю предприятия конкретно с учётом степени ответственности. Есть возражения? У вас Семён Ильич? – Тишков обвёл взглядом притихших руководителей, остановил его на сразу взмокшем директоре автобазы.

– Давно пора, – первым откликнулся Кабанов.

Следом и остальные загалдели, но в общем шуме было не понятно, одобряют "товарищи" жёсткую проверку или опасаются повторения оной у себя на предприятии.

– Тише товарищи! – повысил голос председатель исполкома, – Далее у нас по плану отчёт директора кирпичного завода.

– Точно, Иван Сидорович, расскажите о ваших успехах после ремонта, – нашёл глазами Пётр директора Кирпичного завода.

– Ну, мы в среднем сейчас на тринадцать процентов перевыполняем план ежедневно. Это позволит не только выполнить, но и перевыполнить план января. Сейчас уже почти в ноль вышли. Ещё дисциплину чуть подтянем, – директор кивнул на сидевшего с поникшей головой автобазовца, – И даже можно будет на двадцать процентов замахнуться.

– Стоп. Мысль мне сейчас одна интересная пришла, – Пётр встал из-за стола и прошёлся по куску кабинета от стола до шкафов встроенных, – Давайте, мы как-то упорядочим перекуры. Что если нам ввести специальные перекуры – чаепития. Скажем, одно с десяти часов до десяти часов пятнадцати минут, а второе с двух часов сорока пяти минут до трёх часов. Мужчины подымят и женщин пообсуждают, а женщины чайку попьют. Зато в остальное время курение запретить. Не понимающих лишать премии. Не всей конечно, а процентов пять для начала, а за повторное уже на десять процентов депримировать. Кроме того всегда ведь должен быть и пряник. Эту недополученную курильщиками премию начислить тому, кто не курит вообще или бросит, пообещав больше не курить во время рабочего дня. И ещё одно предложение, вы, товарищи, проведите в коллективе четыре собрания. Первое среди коммунистов, второе среди комсомольцев, третье – профком. Ну и последнее общее собрание коллектива. Повестка такая. Первый вопрос об обращении трудящихся к руководству города Краснотурьинска о продаже табачных и вино-водочных изделий в магазинах и киосках только с предъявлением паспорта. Продавец должен быть уверен, что покупающий водку, вино, пиво или сигареты достиг возраста 18 лет. Николай Михайлович, – Пётр остановился за спиной Романова, – А вы подготовьте по итогам собраний постановление горисполкома и совета народных депутатов о запрете продавать выше озвученные изделия без предъявления паспорта. За нарушение продавца первый раз депримировать, а за повторное нарушение увольнять без права больше работать в городе на торговых предприятиях. Пусть в дворники идёт.

– Не слишком жёстко, – покрутил головой сам дымивший как паровоз Романов.

– В самый раз. Ещё нужно запретить работникам столовым и буфетов торговать подобными вещами, а ещё лучше запретить продажу табачных изделий и спиртного людям, одетым в рабочие спецовки, – народ опять зашушукался.

– А ведь правильно, – подержал первого секретаря Управляющий БАЗ-Строя – Пётр Евгеньевич Агафонов, – сколько раз прорабы жаловались, что после обеда половина рабочих под мухой.

Опять народ загудел. Животрепещущая тема.

– И последнее предложение у меня есть на эту тему. Называться оно будет "У2-У7". Самолёт здесь ни причём и сталь для резцов тоже. Это время открытие и закрытие вино-водочных магазинов и отделов. У два открывается и у семь закрывается. Чего добьёмся. Во-первых, все обеды заканчиваются уже в два часа, а значит, на обеде сбегать за горячительным не получится. Во-вторых, никто не сможет сбегать за второй бутылкой вечером, которой как всегда не хватает в разгар пьянки. Есть минусы. Начнут бегать к самогонщикам и всяким спекулянтам. Но мы с этими элементами будем бороться. Да и все ведь не побегут, а значит, гораздо меньше людей будет приходить утром с глубокого похмелья. Одним словом, обсуждайте в коллективах и давайте на сегодня закончим. Через неделю жду результатов собраний. Только проведите честно и сами поучаствуйте, чтобы потом не говорили, что люди такого не могли добровольно придумать.

После того как все разошлись Пётр уже было совсем решил навести порядок с четырьмя мешками добычи, как в дверь постучали. Вернулся Кабанов, да не один, а с седым дядькой лет шестидесяти, в толстых роговых очках.

– Доставай, Иван Павлович, – указал рукой на стол директор завода, – Ничего Пётр Миронович, что я тут командую. Это наш Главный Химик – Иван Павлович Прохоров.

Химик поставил на пол туристический рюкзак, который тяжело чем-то брякнул, расстегнул клапан и достал из него кусок белого капрона от фильтра. Расстелив его на столе, Прохоров снова склонился над рюкзаком, и на капрон стали по очереди появляться разноцветные кирпичи-пехотоны. Сначала нарисовался чисто серый, потом белый, третьим лёг на стол серый с красно-коричневым верхом, а последний оказался серый с жёлтым верхом. Чудеса. Красиво.

– Как? – сделал приглашающий жест рукой Кабанов.

– Что можно сказать? Молодцы. Из чего и как сделаны серый и красный понятно, жёлтый – это, скорее всего, молотый шамотный кирпич, а вот как сделан белый кирпич, не знаю, – Пётр взял его в руки и повертел.

– Во, его-то Иван Павлович и придумал. Рассказывай, – директор кивнул Главному Химику завода.

– Ну, сам пехотон из белого цемента марки М-500, а верхняя часть для прочности и большей белизны с добавлением молотого известняка и бракованного глинозёма. Цена получается заметно выше, чем у обычного серого, но ведь тут главное предложить покупателю. Не захотят покупать – не будем выпускать, – радостно сообщил Прохоров.

– Согласен. А других цветов не пробовали получать? – заинтересовался Штелле. В будущем, ведь каких только цветов тротуарной плитки не делают.

– Пробовали чёрный, с добавлением молотого угля. Но как будет себя пехотон под дождём вести неизвестно. Может выцвести.

– Интересно, а ведь в Свердловской области добывается приличное количество змеевика, большие куски идут понятно на поделки, а вот куда девают всякие обломки-обрезки. Где-то под Свердловском есть карьер. Поузнавайте и я по своим канал поспрашиваю. Будет ещё бледно-зелёный цвет, который точно не выгорит, – Пётр наморщил лоб, где-то ему попадалось название этого карьера.

– Не надо ничего узнавать, я был на этом карьере, – махнул рукой Кабанов, – Это Шабровский карьер. Созвонимся с ними, узнаем про отходы. Думаю, дорого не запросят. Если вагонами получать, то и перевозка не дорого встанет. Будет, думаю ещё и зелёный пехотон.

– Анатолий Яковлевич, слушайте, а ведь вас ни разу не спросил, как там мои идейки. Хоть одна сработала? – вдруг вспомнил Пётр о своих рацпредложениях.

– Ну, про некоторые говорить ещё рано, а вот про молотки для дробилок можно уже смело сказать, что всё получилось. Ломаться точно перестали. Может, ещё подскажешь, как их отливать так, чтобы они были одного веса, а то бывает, такой дисбаланс, что дробилку приходится останавливать и другие молотки навешивать, – обрадовал Кабанов.

– Легко, – ведь и на самом деле легко. Пётр в прошлом-будущем эту проблему решил. Даже двумя способами.

– А почему тогда у меня все твердят, что там слишком много факторов при литье и одинаковые молотки отлить не получится, то металл горячий, то холодный, то с формовочной смесью, что-то не так, – хмыкнул директор.

– Скорее всего, так и есть. Только проблему решить можно всего лишь покупкой весов магазинных в литейку. Каждый принятый ОТК молоток взвешивают и пишут мелом на нём вес, а потом складывают по количеству молотков в дробилке на разные поддоны. Можно допустить разновес, скажем в двести грамм. То есть на поддон попадут молотки 8 килограмм плюс минус 100 грамм. На следующий 8,2 плюс минус те же 100 грамм. И всё, никакого дисбаланса.

– Б…дь! Просто-то как! Пётр Миронович, а не хочешь ко мне главным инженером пойти? Зарплата точно выше, – замотал головой Кабанов.

– Есть второй способ. Он одновременно увеличит производительность труда формовщиков и облегчит работу модельщикам. Рассказывать? – усмехнулся Штелле.

– Да уж сделай милость. Ткни ещё раз носом в грязь.

– Модели нужно сделать из алюминия. Отлить заготовки, потом обработать на строгальном станке, потом доработать на фрезерном. Затем отдать зашлифовать. Как модельщик ни старается, каким бы высококлассным специалистом он не являлся, а дерево есть дерево и рубанок это не фрезерный станок, который ловит десятки и сотки даже. Вот и весь фокус. И формовать проще, не будет срывов. И модельщикам каждый раз ремонтировать и новые изготавливать не надо. Прямая выгода, хоть на первый взгляд и кажется, что алюминиевые модели гораздо дороже, – Пётр сам столкнулся с этими экономистами в прошлом, доказывая очевидное. И ведь далеко не сразу убедил.

– Хорошо, Пётр Миронович. Услышал я тебя. Пойду сейчас организую планёрку по этому вопросу. Подсказывать сначала не буду. Посмотрю, что мои умники скажут, а потом добью их твоими "идейками". Считай опять я у тебя в долгу. Нужно, что ни будь смастерить? – Кабанов даже нетерпеливо прошёлся по кабинету в предвкушении оперативки.

– Анатолий Яковлевич, а можно мне как-то добыть десяток метров этого капрона, – Пётр указал на стол.

– Двадцать метров сегодня привезут.

Глава 29

До обеда ещё было время, и Штелле решил всё же заняться трофеями. Он утром выдал быстро помощникам по десять тысяч и попросил их в ближайшее время деньгами не сорить особо. Это могут сложить с нападением на первого секретаря и исчезновением Потапа. Из почти полного мешка денег эти двадцать тысяч и не особо заметны. Сколько же всего их хранил вор Потап? Нужно посчитать.

Но не получилось. Только он склонился над мешком, как в дверь стукнули, и секретарша сообщила, что пришёл Панёв. Пётр на сегодня целых двух Панёвых жаждал увидеть. Который из них первый пожаловал? Директор Турьинского рудоуправления – Анатолий Евгеньевич Панёв? Или Вячеслав Георгиевич Панёв 1948 года рождения – в будущем известный советский хоккеист с мячом и на траве, чемпион мира, мастер спорта СССР международного класса, а сейчас игрок Карпинского "Шахтёра", который займёт в этом году первое место во вторая группа класса "А".

Зашедший был явно не директором. Возрастом не вышел.

– Присаживайся, Вячеслав. Можно я к тебе по имени буду обращаться? – отодвинул стул от стола Пётр.

– Конечно, Пётр Миронович. Мне передали, что вы хотели со мною поговорить. Наверное, будете уговаривать в вашу команду перейти? – молодой человек, был не сильно высок и вообще не атлет.

– Для начала посмотри вот на эти рисунки, – Пётр несколько дней потратил на создания этого шедевра.

Когда он увидел, на чём катаются хоккеисты "Труда", то чуть не прослезился. Это были обычные коньки из магазина, причём у многих как бы ещё и не отцовские. Бардак, одним словом. Вот он и нарисовал по памяти хоккейные коньки будущего, с высоким язычком и высоким задником, да и сам ботинок со временем стал значительно выше и закрывал полностью оконечности большой и малой берцовой кости. Понятно, что сшить новый ортопедический ботинок из области фантастики, а вот пришить к ботинку задник и заменить язычок уже вполне реальная задача. Получилось три рисунка. Конёк будущего, современный и переделка этого современного усилиями мастерской по ремонту обуви.

– Нравится? – спросил Пётр у хоккеиста, когда тот пошёл перебирать рисунки по четвёртому разу.

– А что сделают такой, – Вячеслав выбрал вариант будущего.

– Сошьют через годик, в крайнем случае, два. Нужно много чего сделать для этого, но буквально с завтрашнего дня я этим займусь. А вот промежуточный вариант вполне по силам нашему обувному ателье.

– Мысль хорошая, а то постоянно перебинтованный ходишь, – поморщился парень.

– Не всё ещё. Теперь посмотри на это, – Штелле выдал хоккеисту ещё два листка. На одном был изображён жилет с кармашками для свинца, а на втором манжеты для рук и ног тоже с такими кармашками, – Это специальное приспособление для тренировок. Закладываешь в эти карманы, специально отлитые пластинки свинца и тренируешься, под формой он тебе совсем не мешает. А на игру выходишь без него. И на крыльях летаешь по стадиону. Все соперники ползают, устали, а ты один мяч за другим им в ворота привозишь. Как?

– А кто-нибудь пробовал? – хороший "мальчик", осторожный.

– Сейчас у нас в городе лыжники и легкоатлеты начинают тренироваться с такими приспособлениями, вернутся хоккеисты из Москвы, и им такие вручим, – Пётр ещё на прошлой недели хотел отдать эти рисунки тренерам, но всё руки не доходили, а как нашлось время, оказалось, что "Труд" укатил на два выездных матча в Москву. Первый соперник был нешуточный – чемпион страны Динамо (Москва). Второй – сосед по турнирной таблице "Фили" (Москва). Штелле точно знал, что на выезде краснотурьинцы в этом году не возьмут ни одного очка, так что, значит, и эти оба матча проиграют. Печально. В этом сезоне уже особо дела не поправить, тут главное теперь не вылететь из первой лиги в следующем году. Вот Вячеслав Панёв, который в реальной истории перейдёт в следующем году в Динамо (Алма-Ата) к бывшему краснотурьинцу тренеру Эдуарду Фердинандовичу Айриху по его приглашению, и нужен Краснотурьинску, чтобы этого не случилось.

– Мне говорили, что у вас в команде с дисциплиной не всё в порядке, – молодой человек с явным сожалением положил листы на стол.

– Наверное, так и есть. Только я собираюсь, как только команда вернётся из Москвы, этим всерьёз озаботиться. Плюс вот эти новшества. Плюс ты.

– Это каждый день туда-сюда на автобусе трястись переполненном?

– Нет, конечно. Если договоримся, то получишь комнату в двухкомнатной квартире, причём соседи живут в своём доме и приезжают только по выходным в ванной помыться, да пыль протереть, – Пётр решил комнату, что преподнёс ему Веряскин именно на этого "варяга" потратить.

– А что с работой?

– Тут всё просто замечательно. Я сегодня говорил о тебе с директором завода. Вот буквально десять минут назад. Он примет тебя на работу, как и всех наших хоккеистов в электролизный цех. Тебя анодчиком пятого разряда. Хорошо себя зарекомендуешь – получишь шестой разряд. Плюс питание, плюс премии за выигранную встречу. Вот как вернётся команда, так и сходим к тренеру, если согласен.

– Так они утром приехали на поезде. Продули в Москве обе игры, – вздохнул почти краснотурьинец.

– Значит, завтра идём к Толкачеву и Виктору Фёдоровичу Башкирцеву? – постарался как можно увереннее произнести Пётр.

– Я к десяти часам подъеду на тренировку. Это можно забрать? – Панёв потянулся к рисункам

Глава 30

Удалось! Наконец удалось разобраться с ништяками. После ухода хоккеиста Пётр попросил секретаршу сделать ему стакан чая и больше никого не пускать, только если появится второй Панёв. К счастью директор шахты пришёл только после обеда, даже скорее под вечер.

Первым делом "робингуд" вытащил из мешка плащ и норковую шубу. Плащ снова удивил, прямо, словно сошёл с подиума 21 века. Пётр прикинул на себе рост жены, получалось, что плащ сшит на баскетболистку. Тоже не плохо. Можно укоротить, а оставшуюся ткань пустить на погоны, ремешки на рукавах и явно недостающий пояс. Ещё можно заменить пуговицы. Нет не на перламутровые, которые ещё, наверное, поди, найди, а на обычные самые большие и в два ряда до самого воротника. А если останется материал, то и на отстёгивающийся капюшон.

Шуба была того же размера. Пётр её внимательно осмотрел. Моль ещё не резвилась, да и, судя по состоянию, её никто не носил, как впрочем, и плащ. Украли воровайки где-то в магазине и принесли Потапу? А ему-то зачем? Хотел потом продать? Вещь очень не дешёвая, стоит около четырёх тысяч. Автомобиль Волга только чуть дороже, а Москвич дак вполне соизмеримо стоит. Ещё можно сравнить со стоимостью двухкомнатной кооперативной квартиры.

После тщательного осмотра шуба первому секретарю резко разонравилась. Просто мешок из меха. Такой, на жену надевать стыдно. Нужно повспоминать, как там выглядели шубки на моделях в следующем веке. Пётр даже отложил разборку ништяков и, сев за стол, набросал два изделия, то, что имелось и "взгляд сквозь призму времени". Получалось, что нужно чуть не полметра отрезать. Должна быть только чуть длиннее колена, а не мести улицу. Воротник нужно заменить на большой капюшон. Капюшон и рукава оторочить чернобуркой. Кроме того шубу нужно серьёзно заузить, а потом ещё и приталить. Обрезков должно хватить и на капюшон и на пояс. Нет, поясов должно быть два. Один из меха с узлом. Только узел, понятно бутафорский, второй конец пояса должен на крючочек к нему пристёгиваться. Ещё один ремень – сменный, должен быть широким из чёрной кожи с широченной пряжкой из нержавейки. Ну и, конечно, ни каких пуговиц, крючки в потай. Можно только декоративную в самом верху из червлёного серебра диаметром сантиметров на семь. Что ещё? Ага, подол должен быть в самом низу чуть стянут. Ну, вот теперь с этим рисунком можно идти в мастерскую. Осталось малость – заказать Кабанову пряжку из нержавейки и найти ювелира, который бы изготовил эту самую декоративную пуговицу. За серебро можно не беспокоиться, сейчас купить серебряный подстаканник не проблема и не очень даже дорого. Стоп. А тогда зачем из нержавейки, пусть и пряжка будет серебряной.

После шубы и плаща дошёл черёд до отреза белого шёлка. Пётр ещё ни разу в этом времени не был в магазине, где торгуют тканями, и потому не знал даже, дефицит это или нет и дорого ли это. Может, такой материал лежит в каждом сельпо и стоит копейки? Ну, раз взял, то не назад же нести. Тем более что на него даже задумка имелась. Как-то в конце девяностых, или в самом начале нулевых, Пётр купил себе на рынке рубашку. Белый шёлк. Она отличалась от остальных, как ТУ-144 от "кукурузника" – общее только название "самолёт". Вместо одной пуговицы на петлю три, понятно, что две декоративные, они были пришиты, где-то под углом 45 градусов и смотрелось это очень не обычно. Плюс маленькие узкие погоны из чёрного, в цвет пуговиц, шёлка, подворотничок и манжеты тоже из чёрного шёлка, из него же клапана на карманах. А кончик на клапанах из ярко-красного шёлка и красная же пуговка застёжки кармана. Чуть ярковато, зато любой встречный оборачивался и провожал взглядом.

А что если сейчас себе такую заказать? Точно будет у людей футуршок. Да, нам не жалко. Пусть будут подражатели. Пусть в Краснотурьинске зародится мода на красивые рубашки. Чем мы хуже Милана. Решено. Завтра идём в ателье – перешивать плащ, шубу и шить пару рубах. Если нет красного шёлка, то и галстук подойдёт, а чёрный, в крайнем случае, или покрасить можно, или из другого материала попробовать.

После шмоток под руки попались нарды. Резные, большие, красивые. Даже лучше тех, что показывал начальник 3 колонии. "Нужно будет туда позвонить и поинтересоваться, как продвигаются дела. Дубовые доски ведь уже сушатся", – решил Штелле и положил их на полку в закрываемый встроенный шкаф. Нечего сейчас внимание привлекать. Позже домой нужно унести.

А вот потом настал черед денег. Сто тридцать семь тысяч восемьсот рублей, считая те двадцать тысяч, что он уже отдал подельникам. Не Потап, а целый подпольный миллионер Корейко. Особенно если добавить стоимость всего остального. Удачно зашли. Пётр собрал их назад в мешок, только себе десяток тысяч "отслюнявил". Шубу там перешивать (нужна ведь чернобурка) жилеты и манжеты для тренировок хоккеистов шить из капрона, что обещал сегодня подкинуть Кабанов. Да мало ли ещё, куда деньги понадобятся.

Когда дошла очередь до облигаций "робингуд" решил их закинуть в мешок и засунуть подальше, но потом разрешил себе хоть полюбоваться на это произведение типографского искусства. В первом мешке были облигации до 1956 года включительно. И каких там только не было! Фиолетовые сторублёвые листки "восстановления народного хозяйства" 47-го года, похожие с паровозом на рисунке от 49-го, зеленоватые "развитие народного хозяйства" с трактором на посевной 51-го, розовые со зданием МГУ от 52-го, схожие, но с плотиной ГЭС и уже жёлтые 53-го, красные по типу довоенных червонцев 54-го года, серо-зелёные, как доллары, 55-го, и опять почти коричневые 56-го. Как бы их продать? Даже не понятно у кого можно об этом спросить, что бы не вызвать подозрения.

А вот в папке оказались совсем другие облигации. Их Пётр помнил из детства. Часть сбережений их семья хранила в облигациях 1966 года. Эти можно было легко купить и продать в любой сберкассе. Была полная двадцатирублёвая и половинная десятирублёвая. В отличии от ярких сталинских и хрущёвских, эти были небольшие и тусклые. Коричнево-грязно-синие. Только эти были настоящей ценностью. Они были ликвидны. Если сейчас январь 1967 года, а появились они в июле 1966 года, то с учётом одного тиража в полтора месяца должно было уже пройти 4 розыгрыша, последний в новогодние праздники. Следующий будет 15 февраля. Уже скоро. И тут Пётра осенило. А ведь облигации лежали в пыльной папке и перетянуты резинками. Может их гражданин Зуев и не сличал с таблицей, публикуемой в "Известиях"? Нужно проверить.

Пётр пересчитал облигации тысяча двадцатирублёвых и пятьсот десятирублёвых. Что самое приятное, так это то, что номера и серии шли не по порядку. То есть даже если их и украли в сберкассе, то вряд ли теперь можно отследить по номерам. Или всё же можно? Скажем, все номера переписаны, и Потап не проверял их по той простой причине, что отоварить их нельзя. Как бы это узнать не светясь? Вид облигаций навёл Петра ещё на одну мысль. Сорить деньгами в 1967 году это верный путь в покойники или в тюрьму. А вот выиграть в лотерею, это совсем другое дело. У него осталось более ста тысяч рублей. Нужно купить на них те же облигации 1966 года. Продают их чуть дороже номинала, так что это будет почти 4900 облигаций двадцатирублёвых. Если прибавить тысячу уже имеющихся и пятьсот половинных, то в каждые полтора месяца будут разыгрываться 6400 серий. Понятно, что из пятидесяти номеров серии выигрывает только один, а остальные получают только два номинала. Но даже и такой шанс почти в каждом тираже иметь выигрышные облигации довольно велик. Отличный способ легализации денег. Купить будет только некрасивых бумажек на сто тысяч рублей не просто. Но если подключить тёзку-танкиста и старшину и покупать не только в Краснотурьинске, но и в Карпинске, Волчанске, Серове, Североуральске, то при покупке, скажем на полторы тысячи рублей, потребуется на троих всего 22 покупки, а если привлечь к этому будущего директора колхоза, то чуть больше пятнадцати. Вполне решаемая задача. Можно просто обойти все сберкассы Свердловска, уже хватит.

Пётр ещё перебрал злотые украшения из двух шкатулок. В сумме больше пяти кило. Если считать грамм – тридцать рублей, то получается ещё сто пятьдесят тысяч рублей. Откуда, блин, у этого смотрящего за небольшим городком Краснотурьинском такие деньги? Когда же он раскрутил струбцины на сейфе с золотым песком, то оказалось, что опять этот вопрос задавать надо. Больше двух килограмм золота и, скорее всего, ещё и килограмма три платины. Больше всего это напоминало корольки металла, остающиеся в шлаке после плавки. Будем считать платиной. Зачем хранить железо? Да и вес наводил на правильные выводы. Один самородочек так вообще тянул на полкило, а сам финтифлюшка финтифлюшкой.

На закуску остались ордена. Вес шкатулки тоже был приличный, килограмма три. Пусть там вперемежку золото с серебром, но ведь у некоторых и коллекционная стоимость есть. А у царских и не малая совсем. Ладно, тут нужен специалист. Деньги есть, так что спешить совершенно некуда. Пусть полежат и подорожают. Пистолеты и обрез Пётр вытаскивать из мешка не стал. Тут нужно вдумчиво разобрать, смазать, почистить, протереть. Одним словом нужно укромное место и время. И ещё понять, а нужны ли они вообще. Может, лучше утопить.

Глава 31

Директор Турьинского рудоуправления – Анатолий Евгеньевич Панёв появился на пороге кабинета, когда Пётр уже начал домой собираться. Время после обеда он провёл с пользой. Во-первых, раздобыл-таки подшивку газеты Известия за 1966 год и за январь 1967года. Проверять пришлось почти до самого вечера. Всё-таки полторы тысячи билетов в четырёх таблицах. Сказать, что потратил время зря, значит, лишь чуть сгустить краски. Три билета оказались выигрышными. Два десятирублёвых оказались в серии, где выигрыш составил сорок рублей. Но раз облигации не по двадцать рублей, а по десять, то сорок получилось как раз на две облигации. А вот по двадцатирублёвой выигрыш почти составил тысячу рублей. Почти. Серия совпала, а вот номер нет. Рядом, всего две единички подкачали. Нужно было 23, а оказалось 25. Итого ещё сорок рублей. Всего восемьдесят рублей, за полдня тяжкого труда. Ну, и ладно. Зато точно убедился, что выигрыши бывают.

"Нужно будет по дороге домой сделать небольшой крюк и зайти в сберкассу купить облигаций на полторы тысячи", – решил Штелле.

Кроме того после проверки облигаций Пётр успел настроить комсомол на борьбу с курением. Вызвал весь горком комсомола во главе с Каётой и поручил им разбиться на тройки и каждый день ходить в школы и на перемене ловить курильщиков и доставлять их в кабинет директора, а там "пытать" и добиваться признания, где они взяли сигареты. Ну, а дальше пусть директор меры принимает. Родителей в школу вызывает, или гораздо лучше оставляет после уроков полы в коридорах мыть или даже в тех же туалетах. А ещё лучше, чтобы эти полы они мыли вместе с родителями, по крайней мере, под их присмотром. Не хотите заниматься своими детьми, тогда мы займёмся вами.

Вот только комсомольцы, страшно недовольные, тем, что нужно не бумажки писать, а с людьми работать, ушли, как появился Панёв.

– Анатолий Евгеньевич, присаживайтесь, чай предлагать не буду, у меня к вам несколько коротких вопросов. Как ответите, так и пойдём по домам.

– Надеюсь, не про ремонт техники? – усаживаясь, усмехнулся директор Турьинского рудоуправления.

– Нет. Анатолий Евгеньевич, вопрос такой. Как вы лично относитесь к строительству кооперативного жилья?

– Сложный вопрос. Есть у меня квартира. Да и денег жалко. Хочу Волгу купить, – не стал юлить Панёв.

– Ладно. Опишу ситуацию. Представьте трёхэтажный дом изкрасного кирпича со вставками белого. Дом не большой, из двух подъездов. На каждом этаже по две трёхкомнатные квартиры. Большая ванная метров десять. Туалет отдельно. Дом полностью окружён лоджией, то есть у вас или четыре маленьких балкона, или два огромных. Скажем, два на шесть. И эти балконы вполне возможно застеклить. Сразу за окнами сосновый лес. Вырыт небольшой пруд. В него даже можно карасей запустить, а можно засыпать берега песком, и так как пруд не очень глубокий, то вода будет летом вполне пригодна для купания. Итого двенадцать квартир, и с боков двор закрывают по шесть капитальных гаражей. Качели, карусели, турники для детей. Столы с лавками для доминошников или шахматистов, даже эстакада для автомобилистов. Не появилось желание? – прищурился Пётр. Потом он дошёл до шкафа, достал приготовленный специально для этого разговора коньяк с маленькими стакашками и с плиткой шоколада, уже наломанной на квадратики.

– А такое возможно? – Панёв покрутил в руке налитый стаканчик с янтарной жидкостью.

– Такое нужно сделать. Дом будет стоять на краю Рудничного. Там будет жить начальство с вашего управления. Ну, если конечно вы найдёте одиннадцать соседей желающих потратить тысяч по пять. Деньги можно, наверное, отдавать частями. Самый простой способ организовать в вашем управлении кассу взаимопомощи и эти двенадцать счастливчиков на первый взнос оттуда деньги и возьмут, – Пётр чокнулся с директором и глотнул коньяка. Вполне. Даже и не хуже всякий хенесей.

– Заманчиво. А квартиры придётся сдать?

– Я понимаю, что их хочется оставить детям или там братьям с сёстрами, но не в этот раз. Сам понимаешь, что и так будете у всех на виду и на языках. Зато передать по наследству эти элитные квартиры уже никто не запретит. Есть ведь и плюс, можно пустить от этого дома до управления маршрут небольшого автобусика. Два рейса. Один утром, один вечером. Ну, можно и на обед. Тогда четыре рейса. Там ведь не очень далеко получится? – Пётр налил по второй.

– Заманчиво, – повторил Панёв, – Я поговорю с руководителями управления.

А вам-то, Пётр Миронович, это зачем?

– А мне аж двойная или даже тройная выгода. Первая – двенадцать семей улучшат свой быт. Получат новые квартиры. Понятно, что они пойдут в отчёт по городу. Вторая – в двенадцать ваших квартир въедут двенадцать работников вашей шахты. Передовики. Ветераны войны. Опять победная реляция. Да и людям хорошо. Третья – у некоторых переехавших в ваши квартиры тоже освободится жилплощадь, то есть ещё несколько квартир. Четвёртая – у вас ведь люди будут отмечать новоселье, в гости знакомые и родственники заходить. Они себе такой же домик захотят. Скажем начальство БРУ или ЮЗП. А может и завода. Захотят и построят. А городу ещё квартиры. И ещё победные отчёты в область. И ещё десятки довольных людей. Плюс к этому и под это дело может нам область, и кирпичный завод модернизирует или просто пустит вторую линию. А это рабочие места. Это люди, которым не надо покидать Краснотурьинск. Вы знаете, что население города уже несколько лет сокращается. Нет института, нет интересной работы для молодёжи.

– Хорошо, Пётр Миронович, понял я вас. Поговорю и поуговариваю людей. Думаю, найдём двенадцать желающих, – выпил третью рюмочку Панёв и захрустел шоколадкой.

– Тогда второй вопрос, Анатолий Евгеньевич. Как раз про молодёжь. У нас два рудоуправления и ЮЗП. Плюс геологи. В Карпинске добывают уголь. Ещё есть Волчанск. Не так далеко и Североуральск с его шахтами и геологами. Как вы думаете, если эти четыре города обратятся к ректору Свердловского горного института с просьбой открыть у нас в городе филиал, пойдут нам навстречу, – Пётр разлил по четвёртому стакашку. Это только звучит страшно, на самом деле там и двадцати пяти грамм не наберётся.

– Да мы вон филиал УПИ построить не можем, – насупился директор.

– С весны все силы бросим. К тому же год уже начался, планы свёрстаны, так что даже если и примут решение о строительстве у нас филиала, то только со следующего года.

– Ну, идея хорошая, сам сына бы отдал в него учиться. Нечего желудок в Свердловске в столовках портить. Что от меня-то надо? – рюмочки вновь опустели.

– Самую малость. Послать на служебной машине своего заместителя или ещё лучше съездить самому на все озвученные ранее предприятия и уговорить их директоров или управляющих написать совместное письмо к ректору горного института.

– Давайте, так. Я пообщаюсь с директорами из Карпинска и Волчанска. Если удастся их убедить, то съезжу в Североуральск. Ну, наших, я думаю, вы и без меня уговорите. Так ведь лучше будет? – Панёв накрыл стакашек рукой, показывая, что ему на сегодня достаточно.

– Договорились, – Пётр отставил взятую бутылку, – Тогда последний вопрос. У вас ведь попадаются красивые друзы, пирита или халькопирита, кварца, кальцита?

– Бывает, вот как раз одну вам в подарок привёз, – Панёв вытащил из кармана кусок красиво сросшихся жёлтых кристаллов.

– Красиво. А что если нам организовать на территории вашего управления маленькую мастерскую по изготовлению небольших сувениров. Подложка из змеевика, мрамора или родонита, сверху такой вот кристаллик и табличка из серебра с гравировкой – "Халькопирит", а ниже "Тетрагональная сингония".

– Вы даже про сингонии знаете? – удивился директор.

Ну, настоящий Тишков, конечно, мог и не знать этого, но Штелле окончил УПИ и у них вполне сносно преподавали минералогию и кристаллографию. По крайней мере, именно эту сингонию он помнил.

– Я даже знаю матершинное слово – "пентагон додекаэдр", – рассмеялся Пётр.

– Не ожидал. Что ж, услышал я все ваши идейки, Пётр Миронович, завтра же начну их осуществлять, – Панёв протянул руку прощаясь.

Глава 31

Утром в четверг слегка аукнулось позавчерашнее вторжение к гражданину Потапу. Встречающий теперь его у подъезда старшина Кошкин сообщил, что соседи вечером вызвали милицию. Причина простая. Выла и скулила некормленая сутки собака. Участковый зашёл в дом, никого не нашёл там, заставил тех же соседей (инициатива имеет инициатора) покормить собаку и отбыл. Правда, доложил начальнику отделения участковых, а тот позвонил Веряскину, так как имя Потапа было на слуху. Веряскин прислал к Кошкину своего водителя с вопросом, не знает ли тот чего. Старшина пожал плечами. На этом вчера всё и закончилось.

– Ладно. Посмотрим, что дальше будет, – махнул рукой Пётр и пошёл на работу.

На сегодня у него был запланирован набег на стадион. Нужно заняться, в конце-то концов, хоккеем. Первым делом он позвонил начальнику милиции Веряскину.

– Аркадий Михайлович, не расскажите, как у нас продвигаются дела по принуждению к миру кухонных бойцов? – в кабинете кто-то бубнил и сначала в трубке послышался окрик подполковника, призывающий бубнящего пойти куда подальше.

– По-разному продвигаются. Вчера с одной мразью переборщили ребята. Этот урод разошёлся и, повалив жену на пол, стал ей в голову ногами пинать, за мать вступился мальчик восьми лет. Так боец этот швырнул его, и ребёнок головой об батарею ударился. Сейчас и мать и сын в больнице, у обоих сотрясение мозга. Старший сержант Кочетов, что вчера в вытрезвителе дежурил, не выдержал, когда узнал, что эта сволочь наделала и дубинкой его по правой руке отходил. Сломаны четыре пальца. Сейчас тоже отвезли в приёмный покой.

– Аркадий Михайлович, вы Кочетова сильно не ругайте, если боец предпримет какие-то действия, я всеми силами вступлюсь за него.

– Да и мы в обиду не дадим, – усмехнулся на том конце провода Веряскин, – Пётр Миронович, у вас какое-то дело, а то у меня через пять минут встреча с участковыми.

– Да, мне к десяти часам на стадион нужен наряд милиции с теми милиционерами, что вразумляют кухонных боксёров. Хочу и наших великих хоккеистов немного жизни поучить, а то ходят слухи, что они на тренировки и с похмелья приходят, и даже уже опохмелившись, не стал юлить Пётр.

– Ого. Это ведь не алкаши, а спортсмены, – хмыкнул подполковник.

– Вот пусть и ведут себя как спортсмены.

– Хорошо. Отправлю людей.

До десяти время было, и Пётр решил набросать план следующей книги. Обе повести про Буратино он уже отдал в газету "Заря Урала". Сегодня-завтра закончат печатать в приложении "Понедельник начинается в субботу" братьев Стругацких и напечатают его вирши. Пётр с приложением не ошибся. Тираж городской газеты за последние две недели вырос почти вдвое. Пришлось даже уговаривать рабочих типографии работать сверхурочно. Приезжали подписываться на газету и из Карпинска и даже с Серова, не говоря уже о Волчанске. Откуда только узнали, про печать фантастики.

Фёдор Тимофеевич Петров – главный редактор "Зари" с недоверием принял листки с творениями первого секретаря.

– Вы уверены, Пётр Миронович? – а взгляд выражал – "тоже ещё писатель выискался".

– Я не настаиваю, если вам не понравится, то не печатайте. И на всякий случай приготовьте следующий роман Стругацких – "Трудно быть богом".

А вечером уже Петров перезвонил и сказал, что корректоры попросили дать им повести домой детям прочитать. Так что скоро начнут печатать. А вот следом уже Стругацких.

Теперь же Штелле нацелился на роман в стиле фэнтези. В будущем будет очень известный тандем писателей Маргарет Уэйс и Трейси Хикмэн. Они создадут вселенную Dragonlance. Сами напишут несколько десятков книг и ещё больше приквелов, вбоквелов и сиквелов накатают их последователи. Причём, некоторые из романов будут уж точно не хуже чем у тандема. Вот в своё время и Пётр не удержался и написал один приквел и один вбоквел. Сейчас вот и гадал. Что написать вперёд – свои книги или всё же начать с трёх романов:

Драконы осенних сумерек (Dragons of Autumn Twilight, 1984)

Драконы зимней ночи (Dragons of Winter Night, 1985)

Драконы весеннего рассвета (Dragons of Spring Dawning, 1985),

С тех самых, с которых и началась всемирно известная сага. Свои он помнил гораздо лучше. Но вот выстрелят ли они без создания этой самой вселенной?

Думал, думал. Прикидывал, прикидывал. А потом махнул рукой и решил начать со своего вбоквела, который назывался "Рогоносец", про бедного, почти нищего рыцаря, случайно оказавшегося в водовороте событий на планете Крин. Надо только будет внимательно следить за речью и не сильно отвлекаться от социалистического реализма. Сказка она, конечно, сказка, но победа добра обязательна и всяких романтических сцен поменьше желательно, а ещё герой должен стоять за бедняков и разных других пролетариев от сохи и магии.

Даже и не заметил, увлёкшись, что время уже даже начало одиннадцатого. Прихватил рисунки с коньками и "разгрузкой", быстро сбежал на первый этаж. Там уже тёзка и старшина его поджидают. Ну, от площади до стадиона пять минут ехать без пробок и светофоров. Впрочем, с пробками и в 2020 году не густо. Пётр думал, что опоздает и тренировка уже в самом разгаре. Дудки. Полтора десятка разномастно одетых парней уныло каталась по кругу, а вратаря ещё двое неспешно забрасывали оранжевыми мячами. Один из тренеров разговаривал с Панёвым. Молодец парень, не обманул, пришёл на тренировку.

Вячеслав принёс уже готовые коньки с рисунка Петра. Оперативно.

– Когда успел-то? – покрутил в руках выросшие ботинки Штелле.

– Да у моей матери сестра есть двоюродная. Вот её муж и работает в мастерской по ремонту обуви. До самой ночи с ним вдвоём провозились. Утром попробовал, гораздо удобнее кататься и сразу увереннее себя чувствуешь, – скорее тренеру, чем Петру объяснил Вячеслав.

– Виктор Фёдорович? – обратился к увлечённо дёргающему язычки ботинок Пётр.

– Так точно, – оторвался и узнал, наконец, первого секретаря горкома партии Башкирцев.

– Виктор Фёдорович, соберите команду, – попросил тренера Штелле.

Тот засвистел, замахал руками и через пять минут нестройной толпой хоккеисты обступили гостей. Полный бардак и полное отсутствие дисциплины. Так не пойдёт. Нужно это ломать.

– Построились в одну линию, – указал рукой Пётр справа от себя.

Ноль, так, обменялись вопросительными взглядами. Один даже задал сакраментальный вопрос: "Зачем".

– За надой, я сказал построиться, – повысил голос Штелле.

Построились, ещё за пять минут. И это всего восемнадцать человек.

– Лейтенант, – обратился Пётр к ожидающему их невдалеке наряду, – Проверьте товарищей на алкогольное опьянение. Тех, что с похмелья в одну сторону, тех, кто пьян в другую.

– Дохни, – работник вытрезвителя начал привычную работу.

В результате набралось пять похмельных и трое явно успели пивком подлечиться.

– Этих в раздевалку, – указал Пётр милиционерам на пьяненьких.

– Да мы вчера только вернулись после двух тяжёлых матчей на выезде, – попытался вступиться за ребят игрок в возрасте.

– За неявку на матч присуждается техническое поражение. Так? – Пётр дождался кивков, – Это – 3:0. Правильно? А вы проиграли оба матча с разгромным счётом. Может, лучше было не ездить и не позорить наш город? Или послать обкатывать молодёжь. А вы бы водку кушали. В общем так. С сегодняшнего дня на каждую тренировку будет приходить старшина милиции Вадим Кошкин, – Пётр указал на "робингуда". Он будет проверять вас на трезвость. При малейшем подозрении на то, что вы вчера выпили, или сегодня, не дай бог, с вами произойдёт неприятность. Какая, узнаете через пол часика. Теперь о плюшках. Вот такие коньки, как у Вячеслава Панёва вам надо сделать всем. Адрес мастера ваш новый товарищ скажет. Ещё я сейчас дам тренеру материал (капрон фильтра) и чертёж. Вам нужно подойти сегодня после тренировки в швейное ателье на улице Ленина и назвать пароль: "Жилет". Вас обмерят и сошьют приспособления для тренировок. Обещали уложиться в два дня. Так, что в субботу заберёте. Платить, не надо. Оплатит завод. После тренировки подойдёте к Панёву, он расскажет, что потребуется от вас. А потребуется свинцовые груза. Какие, он и объяснит. Зачем это нужно я тренеру расскажу.

– А сейчас нельзя рассказать, – кто-то полюбопытствовал.

– Зачем? У вас половина команды пьяная. Кстати насчёт пьянки. В воскресенье будет матч с командой Динамо Алма-Ата. Правильно? – народ закивал.

– Там полкоманды наших, – подсказал кто-то.

И ведь, правда. В 1964 году бывший тренер "Труда" Эдуард Фердинандович Айрих переехал в Алма-Ату, где стал у руля "Динамо". К сожалению не только сам переехал, но и забрал с собой лучших воспитанников краснотурьиского хоккея.

– Я пригласил на матч руководителей всех предприятий города, весь горком партии и горком комсомола. Профсоюзы пригласили ветеранов войны. Придут школьники, и даже горны с собой принесут. Попробуйте только опозориться. Как потом людям в глаза смотреть будете, – Пётр знал, что в реальной истории эти ребята проиграют – 5:2. Посмотрел, когда книгу писал. Но если протрезвеют, да плюс Панёв, да плюс накачка и полные трибуны. Может, и свернёт история в сторону? В сторону победы.

В это время подошли трое пьянчужек. Глаза у парней были дикие. Милиционеры только что затащили их в раздевалку, спустили с них штаны, разложили на лавки и отстегали тонким кожаным ремнём. Вполне чувствительно. Только не это главное. Главное, их сфотографировали в этом виде и предупредили, что если хоть один раз они ещё придут пьяными или с похмелья на тренировку, то фотографии появятся на стенде, на центральной площади вместе с кухонными бойцами с пояснениями, что эти великие хоккеисты пришли на тренировку пьяными. Это было за гранью. Этого не могло быть. Но задницы-то болели. Тихими тенями пристроились вразумлённые за спинами одноклубников и даже дышать старались через раз.

– Ну, продолжайте тренировку, а я расскажу Виктору Фёдоровичу про занятия с утяжелением.

Глава 32

Воскресенье получилось аж пересыщено событиями. Утром на станции Воронцовка встретили Юрия Богатикова. С руководителями дворца, оркестра и ансамбля духовых инструментов Пётр договорился заранее, что репетиция в воскресенье начнётся в восемь утра. Народ собрался. Пока настраивали инструменты и сыгрывались, Пётр в кабинете директора Дворца Металлургов угостил будущую звезду "Незалежной" чаем с печеньками. Потом Вика с Сирозеевым исполнила пять песен. Русский хохол покрутил носом, выдал, как и положено мэтру: "Не плохой материал", и поинтересовался и чего собственно от него хотят.

Богатиков Петру не понравился. Наверное, сказывалось воспитание на Украине. Жадность. Нет, не сама жадность, а какая-то въевшаяся привычка во всем искать выгоду. Вот фамилия вроде русская, а сущность хохляцкая. Тогда как у Лещенко вполне украинская фамилия, а судя по его речам на всяких вечерах с Галкиным, вполне русский характер. Парадокс. Может, пока не поздно послать русского хохла куда подальше и передоговориться с хохлом обрусевшим, то есть с Левой Лещенко. Тем не менее, дали с листа исполнить солисту Луганской филармонии "День Победы" и "С чего начинается Родина". "День Победы" получился так себе, а вот песня про Родину получилась даже лучше чем у Бернеса. Пётр всё решиться не мог, стоит ли брать Богатикова в соратники. Предложил исполнить "Журавлей". Блин. Где взять ещё одного Илью Калинникова – великого музыканта, лидера группы "Високосный Год"? Богатиков спел лучше Бернеса с гарантией. Но до "Високосного Года", как до Луны пешком. Опять не понятно, то ли брать, то ли послать. Пришлось попробовать ещё одну песню. "До свидания мальчики". Нет. Нужна Анжелика Варум. Чёрт. Махнув рукой, Пётр предложить спеть последнюю – "Комбат батяня". И вот тут Юрий Богатиков попал. Даже лучше, чем Расторгуев.

– Что, будем предлагать переезжать в славный город Краснотурьинск этому товарищу? – отвёл в сторону Вику Штелле.

– Это в тысячу раз лучше Сирозеева, но я поняла ваши метания Пётр Миронович. Лещенко и Кобзон "День Победы" как-то душевнее поют, хоть у Богатикова голос лучше. Ничего я займусь его воспитанием. Берём. Теперь нужно найти Сурганову или Варум и не помешал бы Серёжа Парамонов.

– Я когда книгу писал, то про Серёжу Парамонова в "википедии" посмотрел. Он появится только в 1971, ещё четыре года ждать. Придётся своих Серёж растить. Вот ведь "Крейсер Аврора" поёт не он, а получилось у пацана супер.

– Так что, будем уговаривать Богатикова? – вернулась к баранам Вика Цыганова.

– Придётся.

Уговорили на следующих условиях. Пока, до 9 мая, Юрий Иосифович остаётся солистом Луганской филармонии. Через неделю он приезжает в Краснотурьинск и разучивает песни. На это время ему город выделяет двухкомнатную квартиру и выплачивает в месяц по триста рублей, включая май, в независимости от того состоится концерт в Свердловске или нет. Ну, а по результатам концерта уж заключаем договор. Песни, которые сочинили Штелле и Нааб, в дальнейшем Богатиков может использовать только с их разрешения. Подписали договор. Пусть и на простом листочке, но с подписями трёх свидетелей.

Вымотался Пётр, словно не песни слушал, а вагоны разгружал. До поезда было ещё время. Да даже много времени. Штелле поручил певца заботам Евгения Яковлевича Глущенко – директора дворца БАЗа, и руководителя симфонического оркестра дворца культуры металлургов – Отто Августовича Гофмана, а сам поехал домой. Через час матч "Труда" с клубом "Динамо" из Алма-Аты. Нужно обязательно поесть и тепло одеться, а то за два часа на семнадцатиградусном морозе можно и дуба дать в ботиночках. Нужен полушубок и валенки. Да и пару бутылочек коньяка не помешают.

Перестарался! Пётр это понял ещё на подходе к стадиону. Прямо бразильская торсида на Маракане, а не маленький тихий провинциальный Краснотурьинск. Горны просто надрывались. Более того, кроме горнов народ пришёл и с барабанами и со всякими трубами и тромбонами, даже что-то типа гобоя у одного хроноаборигена просматривалось. И каждый старался перетрубить другого. Ладно "казахи", даже наши хоккеисты испугано жались к воротам, какая там нафиг разминка.

Первым делом Пётр зашёл под трибуны. Там начальники команд переговаривались с судьями. Был и тренер "Динамо" – бывший краснотурьинец Эдуард Фердинандович Айрих. Выглядел он, немного смущённо, пожимая руку первому секретарю горкома партии. Да и ладно. Вернуть ведь вряд ли удастся. Где столица республики и звание полковник милиции и где заштатный Краснотурьинск?

– Победим мы сегодня ваших ренегатов, – усилил эмоциональное давление Пётр, он ведь знал, что долгое время клуб "Динамо" Алма-Ата будет собирать варягов по всей стране. В следующем году заберёт несколько человек снова из Краснотурьинска и ещё парочку из Красногорского "Зоркого". Панёва вон в конце этого года в реальной истории перетянули. Баста. В эту интересную игру можно ведь и вдвоём играть. Раньше в Красногорск съездим.

– А где тут у нас главный судья? – после "вежливой" улыбки Айриху, поинтересовался Штелле у начальника "Труда" Виктора Захаровича Бикмулина.

– Да, вон он, курит у двери, – указал на высокого мужчину средних лет Бикмулин, – Сутормин Илья из Первоуральска.

Пётр к общению с судьёй подготовился. Взял в кабинете небольшую золотую цепочку из добытого у Потапа. Сейчас он сжал её в кулаке правой руки, и при рукопожатии аккуратно перевернул свою руку вверх и левой рукой после рукопожатия сжал судье руку в кулак:

– Рад познакомиться. Я – первый секретарь Краснотурьинского горкома КПСС. Пришёл вот за своих поболеть. Надеюсь, судейство будет справедливым, – кивнул головой, прощаясь, и чуть не бегом бросился к двери, ожидая выкрика в спину.

Но нет, обошлось. Значит, не первая взятка у товарища Сутормина Ильи.

– Пётр Миронович, давайте к нам! – услышал он знакомый голос.

О, на южной оконечности западной трибуны скучковались руководители предприятий города и работники разных горкомов и горисполкомов. Руководил сабантуем неутомимый мэр Романов. По рукам уже ходили небольшие гранёные рюмочки с янтарной жидкостью. А что, надо согреться. Пётр и сам пару бутылок молдавского коньяка с собой захватил.

Только продегустировали коньяк, изображая из себя французских сомелье, в смысле, печеньками несладкими закусывая, как и матч начался. Надо сказать, что разница в классе команд прямо бросалась в глаза. Словно команда высшей лиги принимала на своём поле любителей из дружественной Монголии. Монголами, естественно были хоккеисты "Труда". Первый мяч в ворота хозяев влетел уже через пять минут, а ещё через пять и второй. И только Пётр пожалел о зря потраченном золоте, как судья его отработал. Вратарь гостей был бывшим краснотурьинцем и в него летели различные оскорбления с трибун. Ну, а чего он ожидал от земляков-то? И не выдержали нервы у парня. Обернулся и ответил трибунам на "мове". А тут очень вовремя и судья нарисовался. Бам, и синяя карточка прилетела. А это значит, что команда будет десять минут играть в меньшинстве. И тут к радости болельщиков к Сутормину подъезжает капитан гостей Африкан Зырянов, тоже бывший краснотурьинец, и начинает с ним пререкаться. Бам. И вылетает красная карточка. И едут за поваленные скамейки, которые ограничивают поле, уже два нью-алмаатинца, причём Африкан аж до конца игры. И ведь ни каких упрёков судье, всё по чесноку. Самым грубым нарушением в хоккее с мячом считается мат.

После этого и наши проснулись, плюс Башкирцев выпустил в первый раз карпинчанина бывшего – Панёва. И пусть мяч забил не он, но сфолили именно на нём, за что и был назначен 17 метровый, он же свободный удар. А вот второй плетёный, ещё через пяток минут, Вячеслав и сам закатил в ворота "казахов". Так и ушли на перерыв со счётом 2:2.

Двадцать минут на двадцатиградусном морозе прошли в один миг. Струился коньяк. Играла музыка. Нет, не какофония горнов и гобоев, а симфонический оркестр дворца "Металлургов" исполнил впервые в этой реальности песню "Трус не играет в хоккей". Причём, слова "великолепная пятёрка и вратарь" Пётр заменил на "великолепная десятка и вратарь". Пел с листа Юрий Богатиков и с ним для поддержки штанов Сирозеев и Мария Нааб. А что, вот эта песня явно для него. Народ, подогретый спиртным, потребовал повторить аж два раза. Даже хоккеисты вылезли из раздевалки – послушать.

Второй тайм опять завертели карусель у наших ворот динамовцы и даже два свободных заработали. Но видно не их день. Один раз плетёный мяч попал в штангу, а второй прямо во вратаря. Ну, раз не забиваешь ты, то забивают тебе. Это всё тот же Панёв и проделал, да красиво как. Он прорвался сквозь увлёкшихся атакой динамовцев через всё поле и, не останавливаясь, со всей дури, запустил мяч во вратаря. Тот отбил, но прямо перед собой, а вот на добивание уже не успел. 3:2! А тут и снова прямо вдвоём прорвались краснотурьинцы, Пётр их ещё не различал, и разыграли неплохую комбинацию. 4:2!

И вот с этого момента и до самого финального свистка класс соперника себя показал. Они прижали краснотурьинцев к своим воротам и устроили настоящий расстрел. Рано или поздно мяч должен был закатиться в ворота. Он и закатился. 4:3. И снова расстрел. Несколько раз за "Труд" сыграла штанга. Потом посыпались обоюдные удаления за драки. Это хоть чуть снизило накал страстей. Пётр всё посматривал на золотой "Полёт", доставшийся в наследство от гражданина Зуева. Ещё пять минут. Ещё три. Ещё ДВЕ! Свисток прозвучал минуты на полторы раньше, чем положено. Только два человека это заметили. Пётр и Айрих. Он бросился было к судье, но остановился, не добегая пару метров, и, махнув рукой, повесив голову, пошёл в раздевалку. Понял, наверное.

Победили, получается. Насколько Пётр помнил турнирную таблицу из прошлого-будущего, это поражение забирает у "Динамо" Алма-Аты третье место и переносит "Труд" с двенадцатого на десятое. А в следующий четверг ещё домашний матч с первоуральским "Трубником". В реальной истории получилась ничья – 2:2. А ведь можно попробовать и выиграть.

Глава 33

"Я лежу на верхней полке и как будто сплю", так вроде бы поётся в детской песенке про незадачливого армянского воришку. Нет, по чемоданам Пётр Миронович Тишков шариться не собирался. И поезд ехал не из Еревана в Баку, а совсем даже из Североуральска в Свердловск. Но вот на верхней полке он как раз и лежал. Почему на верхней? Целых две причины. Первая и главная – эти два амбала туда не очень помещались. Вторая тоже присутствовала, нужно было полежать и, претворившись спящим, подвести итоги первого месяца попаданческой деятельности. Ведь сегодня 2 февраля 1967 года, четверг. Завтра второй месяц пойдёт.

В купе ехали все его соратники. Две нижние полки заняли бывший старшина милиции Вадим Семёнович Кошкин и бывший капитан танкист и зэк, а ныне шофёр горкомовской "Волги" Пётр Фёдорович Оборин, ставший недавно Обериным. На противоположной верхней полке посапывал другой бывший "зк" – литовский еврей Петуш Марк Янович, тоже недавно перекрасившийся. Теперь это добросовестный работник Электролизного цеха Богословского Алюминиевого завода, а в будущем (есть надежда, что в скором) – председатель колхоза "Крылья Родины" – Макаревич Марк Янович. Почему такая фамилия? Да очень просто, вскоре появится группа "Машина времени" и когда она станет популярной, то очень многие вопросы можно будет решать, представившись – "Марк Макаревич".

– Не родственник?

– Родственник, – не уточняя степени родства. Все евреи произошли от Авраама и его потомков Исаака и Иакова, а, следовательно – все родственники. Конечно, Андрей Вадимович прославится в конце семидесятых, а группу свою создаст только через три года, но жизнь длинная, мало ли что может пригодиться. Всё равно решили фамилию менять, почему бы и не на "Макаревич".

У каждого из четвёрки было куча дел в Свердловске. Пётр и Вадим официально ехали на первенство области по вольной борьбе по обществу "Труд". Старшина вчера официально ушёл в отставку и в этот же день был принят на завод тренером по вольной и классической борьбе. Тренером по самбо туда же зачислили и Петра Оберина. Тёзка, конечно, за время отсидки форму потерял и вольником никогда не был, но кто ему мешает попробовать себя в этом виде спорта. Кошкин выступит в весе до 97 килограмм, или в полутяжёлом. Оберин до 87, или в среднем. Кроме того Вадим собирался поучаствовать и в абсолютном первенстве. Уговаривал и танкиста, но тот пока сомневается.

Это не все задания для бугаёв. Есть ещё два. Первое довольно простое, нужно обойти все имеющиеся в областном центре сберкассы и купить на почти 120 тысяч рублей облигации 3 процентного займа. Хранить такие деньги в сберкассе нельзя. А прятать в матрас – глупо. Вот "робингуды" на общем собрании и порешили, купить на все лишние денюшки облигации. В случае везения – выигрыша можно будет уже и шикануть. А что выигрыши будут даже не вопрос. Это с одной облигацией можно ждать удачи до "Морковкиного заговенья", а вот семь с половиной тысяч этих облигаций, уже другое дело.

Второе задание было посложнее. Нужно было проверить, не в розыске ли облигации, изъятые у Потапа. Пётр даже целую операцию придумал. Это будет выглядеть так. Пётр Оберин покупает в сберкассе на тысячу с небольшим облигаций. Потом идёт в другую сберкассу и сдаёт их кассирше, при этом нужно девушку выбрать молодую. Во время этой операции он пытается заигрывать с девушкой, даже приглашает на свидание. Главное, чтобы она его запомнила. Понятно, что ни на какие свидания бывший танкист не пойдёт. В это время Вадим занимает место за ним в очереди. Так как сдача облигаций будет происходить всего за десяток дней до розыгрыша, то девушка предложит сдать облигации после опубликования таблицы. В это время Вадим и предложит купить облигации у Петра. Естественно за номинал. И, конечно же, Пётр на это не идёт. Он сдаёт облигации своей новой знакомой. А вот Вадим уже у кассира сберкассы их покупает. Тут ведь главное, чтобы их запомнили. Потом Вадим, где-то через пару часов (нужно ведь время для проверки серий и номеров в трёх газетах) вынимает из заначки три выигрышные облигации и идёт в третью сберкассу, и пытается там получить выигрыш. Если номера в розыске, то у него есть свидетель, что он их только купил прямо в сберкассе, а если всё нормально, то имеется большой шанс, что облигации у Потапа чистые. Желательно, правда при следующем выигрыше провернуть такую же операцию, чем чёрт не шутит.

У Пётра было и ещё одно поручение. Руководитель Краснотурьинского симфонического оркестра Гофман, как-то в разговоре обмолвился, что в селе Байкалово недалеко от Елани есть замечательный подвижник Виталий Егорович Дягилев, который создал там народный хор и сам пишет хорошие песни. Байкалово это совсем недалеко от Елани, куда за документами и семейными фотографиями намеревался заехать бывший танкист. Разговор получился такой. Пётр Миронович как-то зашёл на репетицию вместе с тёзкой, тот что-то сказал про то, что ему бы съездить в Елань. Гофман услышал и спросил, не слышал ли Пётр про село Байкалово.

– Да, есть недалеко такое, там ещё клуб хороший, как-то на концерт солдат возили, – вспомнил танкист бывший.

– В этом клубе мой хороший знакомый работает – Виталий Егорович Дягилев. Просто замечательный подвижник и хороший музыкант, вот его бы к нам залучить. Он ведь там хор создал и сам для него песни пишет. Нам бы очень пригодился, некоторые наши песни исполнять без хора просто глупо, совсем не так звучат.

Штелле запомнил. Он попросил Отто Августовича написать письмо с приглашением этому Дягилеву. Сам тоже написал, как можно в более радужных цветах описав будущее культуры в Краснотурьинске. Вот четвёртым задание Оберина и будет заехать в село Байкалова и уговорить создателя хора и музыканта поменять место жительства. Даже вручил, записанные на магнитофонную плёнку, десяток песен. Не может ведь не быть в доме культуры хоть простенького катушечного магнитофона.

У Марка Яновича Макаревича заданий не меньше. Ему надо уговорить несколько человек переехать в Краснотурьинск, естественно, после получения данных на этих людей Петром у Александра Васильевича Борисова, в настоящее время председателя облисполкома, а всего два года назад 1-го секретаря Свердловского сельского обкома КПСС. Обкомы в самом конце 1964 года вновь объединили, исправив дурость Хрущёва, но человек ведь остался, и лучше его никто нужных Петру людей не знает. Петру нужен был вышедший на пенсию успешный председатель колхоза, кто-то ведь должен помочь гражданину Макаревичу. Ещё нужен хороший картофелевод. Прикинув урожай местного подсобного хозяйства за прошлый год по картофелю, Пётр ужаснулся. Раз в пять нужно увеличивать. Он у себя на участке с сотки собирал шестьдесят вёдер, то есть, если перевести в центнеры с гектара, то получится порядка 450 ц/га. Это нормальный урожай для Голландии. В Краснотурьинске не доходило и до 100.

Вторым задание для Марка Яновича был поиск по рынкам и базарам Свердловска и пригородов пасечников. С той же целью – переманить в Краснотурьинск вместе с пасекой. Создавать пчеловодческий колхоз с нуля, занятие долгое и малоперспективное, а вот набрать варягов с опытом работы и со своими пчёлами, это уже другое дело. Чем заманивать? Квартирой или домом. Детскими садами, хорошими школами. Повышенной зарплатой. Именно зарплатой. Ведь с прошлого года ни каких трудодней не существует. Теперь у колхозников обычная зарплата. Кроме того, если это колхозники, то можно и паспорта пообещать. В реальной истории паспорта колхозникам начнут выдавать только с 1974 года, и растянется это ещё на несколько лет. Чуть не до самой перестройки. Рабы бесправные настоящие. А потом спрашивают афторы попаданческих романов, а почему никто не вышел на площади советскую власть защищать. Рабство защищать? Ну-ну!

Итак, итоги. Начал борьбу с "кухонными боксёрами". Тут до победы несколько сотен лет. В прямом смысле этого слова. Всегда будет водка, всегда будут холерики, всегда будут склочные женщины дающие повод поправить всё оплеухой. И будут те, кто с этим не шатко не валко борется – участковые инспектора милиции. Но перед отъездом в Свердловск Пётр попросил подполковника Веряскина, чтобы тот дал команду участковым обойти соседей попавших уже на заметку "боксёров". Результат вполне положительный. Соседи благодарили милицию и дружинников, скандалов стало меньше, а при малейшем поводе хватает только стука в дверь и там наступает полная тишина. Боятся вновь угодить на лавку со спущенными штанами, даже винные пары не пересиливают чувства самосохранения. Главное в этой борьбе не снижать контроля и увеличивать клиентскую базу. Будем работать.

Борьба с курением в школах. В городских школах в туалетах больше не курят. И тут самоубийц нет. Правда, двое восьмиклассников бросили учиться и пока скрываются. Но ведь не в лесу живём. Найдём и со всей пролетарской дури спросим: "Чего спокойно-то не живётся?". В сельских школах хуже. Туда не так просто комсомольцам и корреспондентам газеты добраться. Ничего, найдём способ. Он ведь машиной почти не пользуется, даст на месяцок "Волгу" молодёжи. Пусть для пользы дела покатаются. В магазинах и киосках сигареты с папиросами и даже махорку продают только по предъявлению паспорта. Провели несколько контрольных закупок. Уволили двух продавщиц и расписали эти случаи в газете. Теперь на просьбу: "Тётенька продайте пачку сигарет, а то меня отец прибьёт", следует вопрос: "А скажи-ка адрес мальчик?". После чего мальчик исчезает. Может втихаря знакомым, и продают, но граждане бдят. Включились в шпиономанию.

С водкой вот гораздо хуже. Спекулянты и самогонщики повылазили. Но ведь в этом деле главное настойчивость и гласность. В газете появилась статья о самогонщиках, об отравлениях и даже возможной слепоте, а в конце объявление, что товарищ, сообщивший адрес спекулянта или самогонщика, получит грамоту горкома и денежную премию. За неделю накрыли десяток адресов, в основном в старой части города и посёлках, напечатали список преступников, напечатали размер штрафов и даже реальные тюремные сроки. Один человек за спекуляцию водкой и продажу самогона, так сказать, в одном лице, получил аж три года тюрьмы, конфискацию имущества и ещё и триста рублей штрафа. Конфисковали не всё, понятно. Есть ведь семья: жена и дети, но забрали мотоцикл "Урал" и мотороллер Čezeta (Чезета) с одноцилиндровым двухтактным двигателем объёмом 175 см³, красно белым монстром. Пётр его сразу себе выкупил. При виде этого пучеглазика у него созрел план по улучшению жизни в Краснотурьинске. Пока, правда, руки ещё не дошли. Вот вернётся и преступит. Зато директора предприятий прямо захлёбываются от радости, прогулов стало в разы меньше и появление на работе пьяных и похмельных тоже упало в несколько раз. Вот все Михаила Горбачёва ругают, а ведь почти в нужном направлении страну пытался вести. Молодец. Нужно будет его найти и застрелить.

Команда по хоккею с мячом "Труд" сыграла сегодня с "Уральским трубником". Прошлый матч наделал в городе шуму. Вчера Пётр узнал, что все до единого билеты проданы, все горны и барабаны в магазинах раскуплены. Кроме того, ежедневный контроль за игроками, привёл к тому, что пьяных и похмельных все три дня не было. Ну и все успели коньки перешить, да и жилеты с манжетами у каждого теперь есть. В прошлый раз сыграли 2:2. Должны были выиграть. И выиграли. Причём, просто разгромили 5:1. И даже не пришлось ни какого судью подкупать. Жаль, сезон перевалил за экватор. До призёров не дотянуться. Ничего, не последний сезон. На лето у Петра была одна задумка. Если удастся её воплотить, то может не вылет ждёт команду "Труд" в следующем сезоне, а взлёт.

По Потапу ничего нового нет. Вернее есть, но не по Потапу. Просто оказалось, что вместе с ним из города пропали Соболев Андрей – рецидивист, отсидевший три срока за разбои и ограбления и Абросимов Илья – только три дня откинувшийся с зоны вор домушник, отсидевший тоже третий срок. Ну, исчезли и исчезли. Никто их сильно разыскивать не бросился. У Потапа – Зуева заколотили дом и пристрелили собаку, а у живущего тоже в своём доме на Суходойке с сожительницей Соболева просто дом заколотили и выпроводили не прописанную нетрезвеющую даму вместе с собакой в отчий дом на Медный.

Про собак. Пришлось ещё один рейд провести. На этот раз привлекли только желающих и милицию. Ещё одиннадцать собак отправили в детский тубдиспансер. Там, между прочим, несмотря на неверие персонала и даже попытки саботировать решения партии выздоровело уже пять пацанов и одна девочка. Вот теперь ещё плюс двенадцать "таблеток".

Ну, с песнями всё понятно. Записано на кассеты четырнадцать песен. Двенадцать военных и две просто солдатские. Из них три штуки исполнил Юрий Богатиков. Он должен приехать в Краснотурьинск в понедельник. Мэр Краснотурьинска Романов морщился-морщился, но выделил из резерва для капремонта домов одну двухкомнатную квартиру для будущего метра эстрады. Юрий Иосифович вчера отзвонился. Приедет он не один, привезёт жену Людмилу и дочь Викторию. Людмила, окончила Харьковское ремесленное училище связи, потом вечернее отделение Харьковского музыкального училища, пела в хоре Харьковского драматического театра им. Т. Г. Шевченко. Сейчас в декретном отпуске.

Кроме того на отдельной кассете Вика Цыганова записала три детские песни: Крейсер Аврора, Голубой вагон и Улыбку из мультфильма "Крошка Енот". На эти три песни у Петра была особая надежда в осуществлении одного полезного для города проекта.

Ещё он вёз с собой большую папку с партитурами тридцати песен. Некоторые песни в реальной истории были написаны в 1968 году, и нужно поторопиться, не только представить их в ВУОАПе, но и успеть засветиться с ними на радио и телевидении, а то ещё незаслуженно обвинят в плагиате. Так что после столицы Урала Пётр собирался слетать на пару дней в столицу "Нашей Родины, город герой Москву". Там он ещё и в "Детгиз" собирался зайти, недавно переименованный в издательство "Детская литература". Ещё нужно найти в столице художника Леонида Владимирского. Он после иллюстрирования книг Александра Мелентьевича Волкова, первая из которых – "Волшебник Изумрудного города" вышла в свет аж 1939 году, а третья – "Семь подземных королей" издана четыре года назад, находится в творческом отпуске. Нужно растормошить сказочного художника. Подсунуть ему две повести про Буратино. С таким тараном, как известный художник-мультипликатор опубликовать продолжения книги Толстого будет гораздо легче, да и рисунки Владимирского, дошедшие до 21 века в переизданных сотни раз книгах, нравились Петру. Персонажи, как живые, не стыдно будет за свою книгу.

Теперь об успехах в личной жизни. Сделал жене коляску. Весь город ходит, оглядывается. Жена даже старается, по её словам, не выезжать на улицы, гуляет с наследником в парке рядом с домом. Парком это убожество назвать можно с трудом. В прошлом или позапрошлом году посадили несколько сотен тополей ровными рядами и построили фонтан, который всегда (опять же, по словам жены) забивается и не работает. Нужно будет выкорчевать тополя и посадить хвойные. Провести геопластику. Пока рано – зима, да и некогда даже за эскизы браться.

Жена ходит в новой шубе и новых валенках. С шубой понятно, отнёс в ателье и шубу и плащ, а для образца, чтобы не водить жену на примерку, украл, пока она гуляла с ребёнком, из шкафа осеннее пальто и свозил его быстренько в ателье – снять мерку. Кроме всего прочего отнёс свои рисунки и шкурку чёрно-бурой лисы (Веряскин добыл у знакомого охотника). А когда увидел, забирая через пару дней обновки, сколько осталось обрезков, вспомнил как-то виденный по телевизору сюжет про валенки с аппликациями и оторочкой мехом. Сходил в магазин и купил три пары белых валенок: жене, дочери и Маше Нааб. Потом оттащил их в обувную мастерскую, где к ним тщательно пришили сделанные из отрезанных голенищ подошву с резиновым внешним слоем. После мастерской опять в ателье, где пришили оторочку из меха и нашили аппликаций в виде снегирей и гроздьев рябины. Очень красиво и модно получилось. Прошло всего несколько дней, а Пётр уже видел подражателей. И хорошо. Пусть в городе будет больше счастливых людей.

Жена на шубу покосилась. Ещё бы не покосилась – целое состояние. Одна в городе щеголяет. Пришлось придумать про геолога, которому срочно машина понадобилась. Какая машина? Москвич 408. Стоял, оказывается такой ретро-автомобиль в гараже у Тишкова. Так и теперь ещё стоит. Поменян он на шубу геологическую, ведь только на словах. Как-то ещё избавиться надо. Этот пятидесяти сильный белый раритет на Штелле впечатление не произвёл. Даже боковых зеркал нет.

Обнаружив его в гараже, Пётр сквозь призму времени осмотрел подарок реципиента. Если поставить кенгурятник, навеситьпороги из нержавейки, заменить решётку радиатора на нечто похожее на джиповскую, изготовить красивые колпаки на колёса, присобачить зеркала на двери, сделать оплётку руля и потом обтянуть это кожей, сделать подголовники и заменить дерматин в салоне на замшу, то можно горцам продать гораздо дороже номинала. Вот вернётся из столицы и займётся.

Дуб для кухонного гарнитура пока сушится. Финтифлюшки к нему режутся. Пришла белая акация. Причём оказалось, что дерево это называется совсем не Белой Акацией, а Робинией. Тоже целый вагон. Половину отложили, а вторую половину уже распустили на доски разной ширины и отправили сушиться. Можно будет следующий гарнитур для зала делать уже с розовыми накладными элементами. Пётр стенку уже и нарисовал. Ещё стол со стульями придумать и можно ехать в колонию, настоящему художнику показывать.

Так и задремал, а потом, даже не раздеваясь, вырубился.

– Пётр Миронович, вставай скоро санитарная зона, туалеты закроют – тряс его за ногу Кошкин.

Глава 34

Хорошо, что на вокзале догадались чая с ватрушками взять в буфете, а то бы ноги протянул. Два борца пошли соревноваться, а Пётр с Марком Яновичем поспешил на площадь "1905 года". Вот так вот шпионы и палятся. Один единственный маленький плюс – решил товарища Макаревича Пётр в последний момент отправить на рынок, благо не очень далеко. Пусть про пчеловодов поспрашивает. Большое везение. Так как в здание на этой самой площади "Облисполкома" не оказалось.

На вахте старший сержант милиции проверил удостоверение и паспорт и спросил, уже почти пропустив:

– А вы к кому, Пётр Миронович? – и протягивает назад документы.

– Борисов Александр Васильевич, в каком кабинете сейчас…, – Пётр прервался, стараясь сформулировать конец вопроса, не понравилось ему слово "сидит". "Обитает", "обосновался", "заседает"? Каждое слово всё хуже и хуже.

Вообще-то, Пётр по начинающему приобретать недоумённому выражению милиционера почувствовал неправильность ситуации, но было уже поздно.

– …находится?

– Он не приезжал ещё, у себя, наверное, на Ленина 34, – сержант чуть подумал и вновь посмотрел на удостоверение, – А он вам в каком кабинете встречу назначил?

"Чёрт побери"! – выходит, что "Облисполком" находится в другом здание. Если это здание Ленина 24, то нужная ему "контора" находится где-то за Плотинкой.

– Да, я только приехал, с поезда, нужно мне в отдел "Науки и учебных заведений", а заодно хотел с председателем Облисполкома пообщаться, думал, что может, на удачу, он здесь, – коряво попытался выкрутиться Тишков.

– Отдел науки и учебных заведений на третьем этаже, – вернул документы милиционер и козырнул.

Поднимаясь на третий этаж, Пётр обливался потом. "Штирлиц ещё никогда не был к провалу так близко" – вспомнился дурацкий анекдот. Ну, раз уж поднялся, почему бы не поговорить насчёт филиала Горного института, тем, более что один экземпляр ходатайства руководителей предприятий Североуральска, Карпинска, Волчанска и Краснотурьинска был у него в портфеле. Второй экземпляр был отправлен почтой ректору института несколько дней назад.

Кто бы мог подумать, что "такие" фамилии существуют на самом деле? В "Королеве бензоколонки" Надежда Румянцева играет Людмилу Добрыйвечер. Фамилия сидевшего за точной копией стола самого Тишкова была – ДОБРЫДЕНЬ.

Алексей Афанасьевич Добрыдень. "Заведующим отделом науки и учебных заведений Свердловского областного комитета КПСС" – так гласила табличка на двери. Секретарша осмотрела Петра, осмотрела его удостоверение, заглянула в кабинет шефа и вот они уже сидят напротив друг друга.

– У вас ведь строится филиал УПИ? – приглашая садиться, припомнил Алексей Афанасьевич.

Неудачное начало. Пётр пришёл просить ещё один филиал, а первый строится не шатко не валко.

– Точно, с весны на него все силы бросим. Знаете, Александр Афанасьевич, у нас население города убывает. Молодёжь уезжает учиться, а назад уже не возвращается. И в это же время нам катастрофически не хватает людей с высшим образованием, – Пётр специально сделал паузу.

– Сейчас в каждом городе страны та же история. Специалистов нигде не хватает, – воспользовался паузой Добрыдень.

– Я вот тут письмо приготовил. Прочтите, пожалуйста, – Тишков достал папку из портфеля и вынул драгоценную бумагу.

– Ну, не знаю. В этом году в Свердловске открывается несколько новых высших учебных заведений. Выделяется из состава УПИ Архитектурный институт. Постановлением ЦК КПСС от 21 января 1967 года "О мерах по дальнейшему улучшению партийно-политической работы в Советской Армии и Военно-Морском Флоте" создаётся Свердловское высшее военно-политическое танко-артиллерийское училище. На базе экономического факультета Уральского государственного университета имени Горького и свердловского филиала Московского института народного хозяйства имени Плеханова создаётся Свердловский институт народного хозяйства (СИНХ). Где на все новые институты преподавателей найти ума не приложу. А ещё ведь и ваш филиал. Даже не знаю, что и сказать.

– На самом деле проблема, – согласился Пётр, – Алексей Афанасьевич, а если я наберу преподавателей в других городах, поможете с открытие у нас филиала Горного института?

– Думаете, что из Ленинграда поедут в Краснотурьинск, – усмехнулся заведующий отделом.

– А вы знаете, что Краснотурьинск называют маленьким Ленинградом. Наша главная площадь довольно точно скопирована с Дворцовой площади бывшей Северной столицы. Не были у нас?

– Не доводилось, хотя с вашим директором Богословского Алюминиевого завода знаком, мы с ним один факультет УПИ заканчивали, он раньше, правда. Недавно на юбилее встречались. Я ведь металлург литейщик по образованию. Даже защитил кандидатскую диссертацию на тему "Электрохимическое обессеривание чугуна и стали".

– Плавиковый шпат предлагали вместе с оксидом кальция добавлять? – машинально брякнул Пётр.

– Вы читали мою диссертацию? – откинулся на спинку стула Добрыдень.

Конечно же, откуда секретарю горкома и бывшему комсомольцу такое знать. Но Штелле сотни и сотни плавок стали провёл, чего только не перепробовал, пока не получил сталь Гатфильда приемлемого качества. Помогла другая диссертация, автора он не помнил, но датировалась она 1983 годом.

– Мы на заводе у себя хотим попробовать добавлять к флюсу 2–3 процента окиси натрия. Введение в состав флюса легкоплавкой окиси натрия, а также меньшее по сравнению с общеприменяемым флюсом количество глинозёма снижает температуру плавления флюса, увеличивает его разжижающую способность, обеспечивает более раннее формирование шлака, – все собеседник потерян.

– Простите, Пётр Миронович, а какое у вас образование? – после пятиминутного писания на блокнотном листке вспомнил о посетителе заведующий отделом.

А какое образование. Пётр и не знал. Несколько раз хотел порыться в документах, найти аттестат, но всё некогда. Точно не высшее, и Кабанов обещал помочь осенью поступить в УПИ на кафедру "Лёгких металлов".

– Это не образование, это результат общения со специалистами в цехе ЛМЦ на Богословском алюминиевом заводе, – поник головой Пётр. Блин, нужно будет срочно позвонить этому молодому технологу в литейку и переговорить с ним.

– Обязательно к вам приеду в ближайшее время, – обрадовал товарищ Добрыдень.

– С постановлением о создании филиала? Приезжайте на 23 февраля, у нас будет замечательный концерт, будут петь песни о войне, которые вы не слышали, – отличная ведь мысль.

– А что, ждите. Очень хочется на плавку с новым флюсом посмотреть. Вот приеду, и решим с филиалом. До этого конечно с руководством Горного института пообщаюсь, а может и ректора или проректора с собой прихвачу. Посмотрим вашу новую шахту. На всю страну прогремели – проектная мощность 5 миллионов тонн сырой руды в год и содержанием железа 37–39 %. Станете самой производительной шахтой страны.

Начали прощаться, но тут Петру его очередная "идейка о себе напомнила.

– Алексей Афанасьевич, вы упоминали про новое военное училище, а не могли бы вы договориться о встрече с его руководителем?

– Что и филиал военного училища хотите построить? – можно сказать "заржал" бывший металлург.

– Ну, не совсем. Суворовское училище городу бы не помешало, а то хулиганов многовато, – развёл руками Штелле.

– Суворовское училище? Новый метод борьбы с хулиганами? Интересно. Это, конечно, не по моему отделу. Но помогу. Я хорошо знаком с генерал-майором Тихончуком Михаилом Павловичем. Это начальник Суворовского училища. Я ему позвоню, и он вас примет, надеюсь. Адрес знаете?

– Знаю, – ну, Тишков мог и не знать, а Штелле всё же УПИ закончил, оно прямо у стройфака, где располагался частично металлургический факультет и находилось.

– Вы в приёмной подождите, чаю я сейчас попрошу Ольгу Викторовну приготовить, вы же с поезда. А пока вы пьёте, я и с главным суворовцем переговорю и с руководством Горного пообщаюсь.

Даже допить не успел, пришлось последний большой глоток делать обжигаясь.

– Ну, вот, Пётр Миронович, генерал ждёт вас через час. Заинтересовали вы его. А 23 февраля мы с проректором по науке Горного института Веселовым Иваном Степановичем к вам подъедем, может, и ректор будет, он пока в отъезде, в Москве. До свидание.

На счастье Марк Янович уже ждал недалеко от входа. Стали голосовать, пытались такси остановить. Нет. Это не 2020. Яндекс-такси ещё нет. Да и самих такси не густо. Пришлось ехать на трамвае, благо практически до места доезжает. По дороге обрадовал Макаревич. На рынке мёд продавали шесть человек. Четверо его с ухмылкой послали куда подальше. А вот один товарищ долго расспрашивал про условия и про сам Краснотурьинск. Матвей Крикунов недавно вышел на пенсию, и теперь расширяет свою пасеку. Уже у него 17 ульев. А вот с домом беда. Вернее, две беды. Дом в прошлом году сгорел, еле-еле отстроили новый, залезли в долги к родне и соседям. А тут новая напасть. По плану дом должны сносить, а Матвею Ивановичу обещали комнату в двухкомнатной квартире. Кроме жены ведь у него никого, был сын, так убили во время войны с японцами. Есть ещё дочь, но она с мужем уехала в Ташкент на стройку, да там и остались.

– Если дом снесут и квартиру дадут, то где мшаник-то строить? На балконе? Чуть не за грудки меня пенсионер хватал, – рассказывал Марк Янович под дребезжание трамвая.

– И чем закончилось, – улыбнулся Пётр, представив ситуацию с балконом.

– С женой он посоветуется, и если дом дадим, то переедет, скорее всего. Ещё, правда мотоцикл "Урал" просит. Но, думаю, и без него согласится.

– Стоп. Там ведь у самогонщика кроме мотороллера, который я купил, ещё и Урал конфисковали, но он сломан. Его никто ещё не купил. Нужно позвонить Романову, пусть придержат для меня. Отремонтируем, выдадим первому пчеловоду, пусть будет показательный пример, – произнёс про себя Пётр, слушая про второго кандидата.

– Второй мужичок пчеловод начинающий. У него всего семь ульев. Он бывший фельдшер. Всю жизнь проработал на скорой помощи. Есть квартира в Свердловске, но в ней ещё и семья дочери живёт. Вшестером в двух комнатах ютятся. А пчёл он зимой в гараже держит. Летом живут в садовом товариществе, у них там небольшой домик и шесть соток. Если дом дадим и хотя бы комнату с соседями, чтобы зимой с отоплением дома не мучиться, то согласен на переезд. Интересный, между прочим, мужичок. Толстобров Яков Еремеевич 1905 года рождения – гвардии старший сержант, полный кавалер ордена Славы.

– Ого. Это ведь приравнивается к званию Героя Советского Союза. Завтра встреться с обоими и пообещай всё, что попросили. Ну, вот, почти приехали. Марк Янович, мне сейчас нужно с генералом пообщаться, а ты можешь в УПИ в столовую сходить. Встречаемся вот здесь на остановке. Если меня не будет, подожди, но долго я задерживаться не собираюсь, – уже на ходу раздал указания Тишков.

Генерал напомнил Штелле о Брежневе. Такие же кустистые лохматые брови, зачёсанные назад волнистые каштановые волосы, правда, чуть короче подстрижены. И пухленькое располагающее лицо. Наверное, тоже любимец женщин.

– Ну, проходи. Садись, – после крепкого рукопожатия указал Тихончук Михаил Павлович на стул в огромном светлом кабинете.

Пётр огляделся, фотографии Жукова и Ленина, ещё какого-то маршала. Такие же встроенные шкафы из дурацкого лакированного шпона. А вот пара кресел в углу у журнального столика вполне, не потеряются и в 21 веке.

– Ты, значит, и есть новый Макаренко. Хочешь из Суворовского училища колонию для несовершеннолетних преступников сделать? – встав за спиной севшего на стул Петра, чуть не закричал генерал.

Как там, в сериале "Год культуры". "Что-то мы свами не с того начали". Нужно ситуацию спасать.

– Товарищ генерал-майор, У вас есть магнитофон? – Не поворачиваясь, спросил Штелле.

– Магнитофон? – сбился с пафоса Михаил Павлович.

– Ну, да. Катушечный магнитофон.

За спиной перестали сопеть. Потом чуть не строевым шагом невидимый генерал прошёл до двери, и чуть приоткрыв, рявкнул:

– Лейтенант, магнитофон сюда из Красного уголка. Бегом.

Пётр обернулся. Товарищ Тихончук стоял у двери и рассматривал посетителя.

– Неожиданное начало.

– Хочу, чтобы вы послушали несколько песен, – Тишков достал из пораненного несостоявшимся убийцей портфеля катушку с военными песнями.

Магнитофон был лучше их Яузы. Назывался он Aidas (Эльфа 20). Где-то, наверное, в Прибалтике ваяли. Пётр, прежде чем поставить кассету посмотрел головку. Вся в коричневом налёте.

– У вас водка есть? И кусочек ваты.

Генерал хмыкнул и снова промаршировал до двери.

– Лейтенант. Бутылку водки и аптечку.

Протерев головку, Пётр заправил плёнку и включил. Первой была записана песня "С чего начинается Родина". Тонкий высокий голос Марии Нааб явно превосходил голос Бернеса. И пела она душевнее. Да и должна петь эту песню девочка, а не старик. Песня Вениамина Баснера на слова Михаила Матусовского появится через год. Написана к фильму "Щит и меч". Пусть товарищи новую напишут. Может, и не хуже у них выйдет.

Без перерыва грянул "Десятый наш десантный батальон". Генерал напрягся.

Булат Окуджава всё же великий человек, только за эту песню ему стоит поставить памятник. А то, что ему Советская власть не нравилась, так чёрт бы с ней. Все ведь время от времени её ругали. Но вот ругать её можно только здесь, в этой стране, а Шалвович её поносил прилюдно в Париже. Этого прощать нельзя. Поэтому, выдавая песню за свою, Петра даже малейшие муки совести не тревожили. Фильм "Белорусский вокзал" ещё даже в проекте не появился. Пусть новую пишет. Меньше будет времени по Парижам разъезжать.

После четвёртой песни про мать, которая увидела сына на экране, генерал заплакал. После пятой выбежал из кабинета и рявкнул лейтенанту:

– Три стакана и булку чёрного хлеба.

После двенадцатой. А это был "День победы" в исполнении Юрия Богатикова, растёр по лицу слёзы и налив в стаканы выше половины, один прикрыл горбушкой чёрного хлеба, второй вылил в себя, а третий сунул Петру дрожащей от волнения рукой.

– Пей! За Победу! Кто автор? – чуть не зло уставился на Штелле.

– Можно я только чуть-чуть? Мне ещё с председателем Облисполкома встречаться, – взял стакан с водкой Пётр.

– Пей! Объяснишь!

Пришлось выпить тёплую противную водку и закусить отломанным от буханки куском чёрного хлеба.

– Кто эти песни написал? – снова размазал по лицу слёзы и пролитую на руку водку генерал.

– Я написал слова, а приёмная дочь музыку помогла написать, – Машу Нааб он ещё не усыновил, но отец у девочки вчера умер. Пётр узнал об этом ещё утром, но ничего никому из близких говорить не стал. Приедет, разберётся.

– А поёт первую песню и ещё про колоколенку кто?

– Маша и поёт, она музыку в основном писала. Я – слова. Кроме песни "Журавли". Это перевод поэта Расула Гамзатова. Я там только гусей на журавлей поменял. Рифма не подходила.

– И работаешь первым секретарём горкома? – справился с собой начальник училища и разлил по второй. Вернее себе налил. Потянулся с бутылкой к стакану Петра, но передумал и поставил бутылку подальше на подоконник, – Мне ещё совещание с преподавателями проводить.

– Значит, хочешь Суворовское училище в вашем Краснотурьинске открыть? – отщипнув от разорванной буханки небольшой кусок, и прожевав его, уже почти спокойным голосом продолжил Михаил Павлович.

– Небольшой филиал вашего училища. В классе или группе по 25–30 человек. Туда отправлять детей из неблагополучных семей. Что плохого в том, что несколько сотен детей вырастут не преступниками, а офицерами? – встал Пётр и чуть наклонился к генералу, нависнув над ним. Это товарищ Тихончук думает, что он большой начальник, а ведь всё наоборот Он глава не маленького города, а генерал всего лишь начальник небольшого училища. Уровень директора школы.

– Песню "День Победы" нужно чтобы хор исполнял. У нас есть хор в училище, – чуть сжался собеседник.

– Мысль сейчас у меня появилась интересная. Я вам оставлю текст и аранжировку этой песни. Вы своим хором разучиваете её и приезжаете в Краснотурьинск 22 февраля. Репетируете с нашим оркестром и солистом, а 23 февраля выступаете во дворце. Я пригласил несколько ответственных работников из обкома, в том числе и Алексея Афанасьевича Добрыдень. Посмотрите Краснотурьинск, пообщаетесь с нашими ветеранами. Я ещё хочу пригласить режиссёра с Уральской киностудии и оператора хорошего. Если они наш концерт запишут, то потом его можно и у вас в училище показать и вообще даже по телевизору.

– У меня друг есть среди режиссёров. Это – Рымаренко Леонид Иванович. Он одно время, особенно во время войны, снимал учебные фильмы для армии. Сейчас фильмы про природу снимает. Говорит, беречь надо её. На днях вот виделись. На юбилей приглашал. Позвоню я ему, договорюсь о встрече. Ты-то Пётр Миронович долго ещё будешь в Свердловске? – генерал стал спокойным и деловым.

– Завтра в Москву улетаю. Во вторник утром должен назад прилететь, а поезд только вечером в наши края, – рассказал о своих планах Тишков.

– Добро. Во вторник заходи в любое время, я с Леонидом пообщаюсь и в Москву позвоню, узнаю о возможности открытия филиала училища в Краснотурьинске. Если что, то и на товарища Добрыдень сошлюсь. Неплохо бы и председателя Облисполкома подключить. Не простое это мероприятие. Но если Облисполком и обком поддержат, то уже легче воевать, – насупил брежневские брови генерал.

– Я и хотел с Алексеем Афанасьевичем на эту тему сначала переговорить, да тут зав отделом образования вас, Михаил Павлович, решил сразу подключить, – выдал чуть скорректированную версию сегодняшнего утра Пётр.

– Хорошо, что подключил. Мог ведь и не услышать я твоих замечательных песен. Прямо помолодел на двадцать лет. Ладно. Пора делами заниматься. Я теме ГАЗон выделю, пусть до Облисполкома довезёт. Во вторник жду.

Глава 35

– Пётр Миронович Тишков? Тот самый? – протянул руку Александр Васильевич Борисов – председатель Облисполкома.

Попасть на приём к руководителю области оказалось не просто. Сначала его принял Глинских Василий Иванович – секретарь Свердловского облисполкома. Стал расспрашивать о целях визита и вдруг остановил Петра и, поднявшись, прошёл к журнальному столику. Взял с него газету и положил на стол перед гостем.

– Ваша работа?

Это было приложение к "Заре Урала". То самое, где были заключительные главы романа "Понедельник начинается в субботу".

– Есть такой грех, – бессмысленно отпираться.

– И это ваша? – Легло следующее приложение к газете. Теперь это было начало новых приключений Буратино. Красный заголовок: "Буратино ищет клад. Происшествие в городе Тарабарске.".

Ого! Это приложение напечатано только позавчера и только вчера разнесено по почтовым ящикам. Оперативно.

– И это моё, – предчувствуя пипец, поднялся Пётр.

– Может, кто надоумил? – аккуратно собрал странички хозяин кабинета и вновь положил их на журнальный столик.

Не понятное действие. Как с какой-то ценностью обращается.

– Нет. Сам придумал, – Пётр подумал и вновь уселся на стул.

– Интересный вы человек, Пётр Миронович. Сегодня утром Александр Васильевич дал команду вас вызвать. А вот сами пожаловали.

– Дел много накопилось, – нейтрально ответил Штелле.

– Посидите, подумайте, а я сейчас сообщу председателю Облисполкома, – и ушёл.

Не появлялся долго. Потом зашла секретарша. Пожилая женщина с ярко накрашенными губами и дорогих, наверное, очках с золотой или позолоченной оправе.

– Пётр Миронович, зайдите к Александру Васильевичу, он вас ждёт, – и важно поплыла к двери.

У председателя Облисполкома был первый кабинет, который не напоминал о царизме. Не было громоздкой мебели. Даже встроенные шкафы смотрелись вполне органично. Ну, вот разве кожаный диван и два больших чёрных кресла рядом портили картину.

– Пётр Миронович Тишков? Тот самый? – протянул руку Александр Васильевич Борисов – председатель Облисполкома.

– Азъ есмь, – склонил голову в улыбке Пётр Миронович, вспомнив про Ивана Васильевича, который меняет профессию. Этот ведь тоже Васильевич.

– Шутите? Это хорошо. Разговор только у нас намечается больно не шутейный. Готовы? – довольно резко махнул рукой Борисов, предлагая садиться.

– Да ты скажи, какая вина на мне боярин? – вновь припомнил слова из фильма Штелле. Но ответа: "Тамбовский волк тебе боярин", не дождался. Да и не мог. Фильм ещё не снят. А как этот диалог написан у Булгакова Пётр и не знал.

– Боярин, говоришь. Ну, ладно. Кучу кляуз и челобитных на тебя Петрушка голубиная почта принесла. Тебе их как зачитать, по степени вины или по алфавиту? – а лицо не весёлое, пора клоуна изображать заканчивать.

– Давайте с самых серьёзных начнём, – хорошо, что сам пришёл, если бы привели под белы рученьки было бы хуже.

– Ладно. Вот есть бумага, в которой вас обвиняют в том, что вы заставляете детей в больнице кормить собачатиной, а говядину себе домой забираете.

– Сильно. Правда, же в том, что я на самом деле выбил в городе всех бродячих собак, а их мясо после проверки отправил в детский тубдиспансер. По вчерашним данным, четверть детей за три с небольшим недели выздоровела. Пять мальчиков и одна девочка. Утверждать, что это заслуга именно моя, не могу, я не инфекционист, но ведь до этого таких массовых выздоровлений не было. И, конечно же, я не взял оттуда ни одного грамма мяса. А шкуры собак пошли на шапки для мальчиков из школы-интерната. Люди спокойно могут ходить по городу, не опасаясь бешеных собак, дети выздоравливают, другие дети ходят в красивых тёплых шапках. Я даже догадываюсь, кто анонимку написал. Или это не анонимка? – склонил вопросительно на бок голову Пётр.

Несколько минут стояла тишина. Потом Борисов с Глинских переглянулись.

– Анонимка, анонимка, – слегка прокашлявшись, подтвердил председатель Облисполкома.

– Я пригрозил уволить врача в тубдиспансере. Он категорически отказывался кормить детей собачатиной, – развёл руки Тишков.

– Даже не знаю, как и реагировать. Правда, выздоровели дети? – потёр подбородок глава области.

– Можно ведь прислать комиссию "Облздрава". Только не чиновников, а именно инфекционистов, – предложил Пётр, – И не предвзятых. Ведь если это, правда, то мы сможем в области сотни детей вылечить, а может и вообще победить туберкулёз. Представляете реакцию ЦК?

– Уже целое утро представляю, – встал, отодвинул чуть стул от стола и снова на него тяжело плюхнулся Борисов, – А вы не думали, Пётр Миронович, что возможна противоположная реакция. Скажут, дожили, знахарские рецепты в Свердловске возрождают. Так и до шаманства докатятся. Не верят в советскую медицину. А я вот подумал. Уже бы партбилет на стол выложили, но мне по телефону подтвердили, что дети и, правда, выздоровели. Задача теперь не простая передо мной стоит. То ли наградить, то ли расстрелять.

– А я думаю, что нужно продолжить эксперимент в Краснотурьинске. У нас бродячие собаки кончились, но рядом есть Карпинск, Волчанск, Серов. Я договорюсь с ними, и постреляют наши люди собачек у них. Им польза, нам польза, – предложил Пётр.

– Хм, – Борисов опять встал. Он прошёлся до окна, открыл форточку и достал из кармана пачку сигарет, – Вот ещё ведь и чуть ли не всему городу курить запретил!

– Прочтите, Александр Васильевич, вот эту статью, – Пётр всё время носил с собой в портфеле газету со статьёй Франка о лёгких курильщика.

Не прекращая курить Борисов начал читать. На середине статьи он выбросил сигарету в форточку, а по окончании прочтения дошёл до стола, вынул пачку сигарет, смял её и бросил в урну.

– Несколько раз пытался бросить, – обратился он к Глинских, – Прочти, Василий Иванович.

Посидели, повздыхали, подождали, пока прочитает секретарь Свердловского облисполкома. Статья впечатлила и его. Тоже достал пачку папирос "Беломорканал" и бросил в урну.

– А в кляузе написано, что и продавать табак запретил, – вспомнил о подследственном глава области.

– Да. Лицам, не достигшим совершеннолетия, запретил продавать сигареты и папиросы, – подтвердил Штелле.

– А водку?

– Продажу вино-водочных изделий ограничил с двух дня до семи вечера. Подводить итоги рано. Однако, по мнению руководителей предприятий, резко снизилось количество опозданий на работу и прогулов. Практически прекратилось пьянство на работе, и главное, количество правонарушений в состоянии алкогольного опьянения упало вдвое, – доложил Пётр.

– И на всё у тебя ответ готов. Даже не интересно тебя ругать, – усмехнулся председатель Облисполкома, – А про это приложение, что скажешь?

– Книга Стругацких напечатана во множестве журналов и в том числе в издательстве "Детская литература". Что в этом крамольного. Зато подписка на газету удвоилась по сравнению с прошлым годом…

– А вы знаете, по сколько рубликов продают это приложение в Свердловске? – вмешался Глинских.

– Понятие не имею. А что спекулируют нашей газетой? – удивился Тишков.

– Ещё как спекулируют. У меня жена купила вашу повесть про Буратино за пять рублей. Так это только первая часть. Полное собрание ваших сочинений меня разорит просто, – с кривоватой улыбкой сообщил секретарь Облисполкома.

– Я понятия не имел. Могу прислать бесплатно, – развёл руками обвиняемый.

– И что теперь с вашей сказкой делать, прикажите? – поинтересовался Борисов.

– Можно напечатать в издательстве "Уральский Рабочий". Я, между прочим, к вам зашёл с просьбой выделить нам дополнительно бумаги и может новое оборудование.

Оба заржали. Может, пронесло. Но на самотёк Пётр решил ситуацию не отпускать. Пора вводить в действие тяжёлую артиллерию.

– Александр Васильевич, у вас есть магнитофон? – Пётр стал доставать спасительную плёнку из портфеля.

Глава 36

После третьей рюмки Пётр накрыл сначала свою посудину ладошкой, а потом и вообще отставил в сторонку. Всё повторилось, как и в кабинете начальника Суворовского училища, с небольшими различиями. Например, рюмок было не три, а четыре и чёрный хлеб не ломали, а резали. Ну, и выпили на одну рюмку больше.

– Пётр, ты не представляешь, какой ты талантище! Дай, я тебя расцелую.

– Александр Васильевич, тут ведь в одной песне есть слова поэта Расула Гамзатова, а музыку мне приёмная дочь помогала писать, – пытался отделаться от поцелуя Пётр. Не удалось.

– И они молодцы. А ты талантище. Чего ты там в своём Краснотурьинске застрял, давай перебирайся ко мне, культуру в области возглавишь, – опять полез обниматься не пьяный уж сильно Борисов, просто проняло мужика.

– Нет. Александр Васильевич, вы читали книгу 12 стульев? – Пётр дождался утверждающего кивка, – Так вот я хочу превратить Краснотурьинск в Нью-Васюки. Вот к вам и пришёл за помощью.

– Смешно. Ладно. Давай так. Завтра подходи к одиннадцати часам. Я вызову главного редактора издательства "Уральский Рабочий". Попытаемся помочь тебе с бумагой и оборудованием. Ну и книгу порешаем, как напечатать. Про сигареты и водку так решим. Считай, что получил от меня команду и проводишь эксперимент. Раз в неделю, скажем, по понедельникам докладываешь по телефону результаты, а раз в месяц, в первых числах изволь появляться лично, – глава области заглянул в блокнот, – По собачатине. Отправим к тебе через неделю две комиссии. Не спорь. Две. Одна медики-инфекционисты, как и предлагаешь. А вторую не обессудь, из партконтроля отправим. Раз сигнал на руководителя коммунистов целого города поступил, обязаны отреагировать, – погрозил в окно кулаком кому-то Борисов.

– Александр Васильевич, я ведь к вам за помощью шёл, – решил придать беседе правильное направление Штелле.

– Так что молчал, – усмехнулся Глинских.

– Мне нужно узнать фамилии и адреса самого лучшего в области картофелевода и одного из лучших председателей колхоза, вышедшего на пенсию, – медленно начал Пётр, чтобы начальники успели переключиться с лирики на деловой тон.

– Пиши, по памяти скажу, тем более с одним недавно общался. Ольга Михайловна Чесноко́ва – Герой Социалистического Труда. Работает агрономом в Ирбитском районе Свердловской области. В 1948 году её звено вырастило 524 центнера картофеля с каждого гектара, а в 1951 году – 610 центнеров с каждого гектара на участке площадью 8 гектаров. Подойдёт такая? – Борисов вдруг отстранился, – А не хочешь ли ты её в Краснотурьинск переманить?

– Хочу. Там она смену вырастила, а у нас в подсобном хозяйстве еле 100 центнеров натягивают. Кому будет плохо, если передовиков будет больше?

– Ну, вообще-то правильно. Мы её пытались поставить заведующей семенной инспекцией в Красноуфимске, но она опять сбежала к себе. Может, у тебя получится. Так, второй кандидат в Краснотурьинцы. Ага, вот есть – Константин Николаевич Чистяков. В 1960 году был назначен директором отстающего совхоза "Балаирский" в селе Балаир Талицкого района Свердловской области. Вместе с женой-учительницей и двумя детьми переехал из областного центра в отдалённую деревню без электричества.

В 1964 году у него в колхозе в несколько раз увеличилась урожайность основных культур. Надои выросли с 2,5 почти до 4 тысяч килограммов молока на фуражную корову. Резко возросло маточное поголовье птицы и крупного рогатого скота. Соответственно, сдача государству мяса, яиц и зерна увеличилась по сравнению с 1961 годом в два раза. Почти вдвое выросла зарплата колхозников.

Рядом с их пограничной деревней находились две деревушки с таким же отсталым хозяйством, и рабочие подсказали, что можно бы попробовать объединиться – а там 300 пар рабочих рук. Объединились. Так он и этих вытянул из разрухи и нищеты. В 1966 году за достигнутые успехи в развитии животноводства и заготовок мяса, молока, яиц, шерсти и другой продукции Чистякову присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Только вот приезжал он ко мне недавно. Выявили у жены туберкулёз и врачи советуют переселить в Краснодарский край. Но если твои собачьи методы, Пётр, и правда работают, то может ему нужно не на юг, а на север ехать. Вылечишь жену и одного из лучших председателей колхозов страны заполучишь. Да и я тебе спасибо скажу, если этого человека в области оставишь.

Пётр задумался. Он и сам не был твёрдо уверен в действенности собачьего метода. А вдруг жена не выздоровеет, а умрёт. Хреново получится. Но вот если вылечится. Тогда это такой локомотив будет, что и вагоны за ним не удержатся. Подумать надо. Словно подслушав его мысли, Борисов продолжал.

– Если не удастся уговорить Чистякова, то вот тебе ещё одна кандидатура. Николай Максимович Пермикин тоже председатель колхоза и тоже Герой Социалистического Труда. Работал председателем колхоза "Уральский рабочий" Богдановического района Свердловской области. По выходу на пенсию переехал в Свердловск. Недавно с ним встречался на Съезде передовиков. Скучает Максимыч по работе. Кремень, а не человек. Когда его колхоз объединили с колхозом "Новая жизнь", то он стал председателем вновь организованного колхоза "Имени Ленина" и быстро вывел его в передовики. Максимычу могу позвонить, что ты придёшь. Да и остальных найдём, предупредим. Что ещё Васюкам надо? – председатель Облисполкома потянулся в карман за сигаретами, но не найдя посмотрел с сожалением, на урну, – Курить-то хочется.

– Александр Васильевич, ещё мне не помешало бы, чтобы вы позвонили директору фабрики "Уралобувь". Хочу с ним пообщаться на предмет создания в Краснотурьинске их филиала, ну или, на худой конец, передачи нам списанного оборудования, – выкатил очередной шар Пётр.

– А я тебе, бестолочь эдакая, культуру предлагал возглавить. Филиал обувной фабрики? Позвоню. Встретит. Когда?

– Сегодня бы.

– Ха-ха-ха, – заржали оба руководителя области.

– Мне завтра вечером в Москву надо в ВУОАПе песни регистрировать и ещё в издательство детская литература, попытаться Буратино пристроить, – объяснил спешку Пётр.

Лучше бы не делал этого. Смех перешёл в гомерический хохот. Насилу успокоились.

– Дальше проси, – сквозь слёзы простонал Борисов.

– Ещё мне нужно попасть к ректору Сельхоз института. Про ту же картошку поспрашивать, и про декоративные культуры. Ещё я слышал про Вениамина Ивановича Шабурова – селекционера ив. Не нравятся мне тополя в качестве озеленения города. Они ломкие и пух половину лета людям жить не даёт. Некоторые просто на улицу из-за аллергии выходить не могут. Вот хочу в Краснотурьинске сажать ивы и кедры вместо тополей. В Сельхоз институте может адрес Шабурова подскажут.

– Кедры в городе. А ведь красиво. Точно не хочешь переехать в Свердловск, Пётр Миронович? Позвоню, конечно, ректору, встреться, переговори, потом расскажешь. Ещё вопросы? – глава области чиркнул строчку в блокноте на столе.

– Ещё мне бы побывать на Свердловском Камвольном комбинате. Хочу с ними договориться о выпуске ткани по моим эскизам, – а чё стесняться, грузить начальство, так грузить. По полной.

– Ты ещё и рисуешь. Да не бывает таких людей. Может, продемонстрируешь умение, – аж вскочил Борисов.

– Ну, у меня есть эскиз машины. Хочу свою Волгу в такую вот штучку переделать, – Пётр достал с трудом рождаемый рисунок гибрида. Передок он взял от стоящего в прошлом-будущем в соседнем дворе детища китайских инженеров – Чери Тиго-7, а вот всё остальное по памяти воспроизвёл от Лады – LADA XRAY CROSS. Там интересно дверцы вмятинами оформили. Плюс самые навороченные диски, плюс зеркала на передних стойках с поворотниками-повторителями и в цвет кузова. Да много ещё чего.

– Я тоже такое чудо хочу, – хором воскликнули начальники.

– Ну, вот вернусь, конкретно детали дорисую и обращусь к вам за помощью, нужно мне, скорее всего с руководством Уралмаша встретиться, насчёт прессов пообщаться. Только это не сегодня. Сейчас давайте всё-таки к Камвольному комбинату вернёмся.

– Позвоню, – Борисов чиркнул очередную строчку в блокнот, Ну, теперь-то всё?

– К сожалению, нет, Александр Васильевич. Ещё мне нужна ваша протекцию в ТЮЗе. Я пьесу для детишек пишу, хочу с ними посоветоваться, но это не главное. Хочу договориться с ними, чтобы они хотя бы раз в месяц привозили в Краснотурьинск новый спектакль. Чем дети Краснотурьинска хуже Свердловских детей? – Пётр оглядел собутыльников.

– Ну, согласен, наша недоработка, а разместить трупу на ночь или на две сможешь?

– Разместим, есть гостиница, почти всегда пустует.

– Добро позвоню.

– Ну и последнее, наверное, – приготовился к новой битве Штелле.

– Да, говори уже, – хохотнул Глинских.

– У нас в городе есть художественная школа и художественное училище. А вот предприятий, куда выпускников пристроить, нет. Нельзя ли у нас открыть филиал Богдановического фарфорового завода. За количеством мы гнаться не будем. Пусть каждая чашка расписывается художником. Пусть это будут дорогие подарочные вещи. Несколько печей, да несколько матриц для начала, а потом сами раскрутимся и их на прицеп возьмём. Все за Богемским фарфором гоняются, а должны за Свердловским, – выдал спич Тишкин.

– Говоришь, возьмёте на буксир, – мотнул головой Борисов.

– Через годик.

– Добро, я на вторник вызову к себе директора завода. А помещение у вас есть? Ну и людей ведь мыть, кормить надо.

– Так область денег на строительство выделит, а мы их обязуемся освоить в срок, – состроил рожицу кота из Шрека Пётр.

– Всё иди, давай, Пётр Миронович. Сейчас позвоню в Свердловский Сельскохозяйственный институт. Там тебя встретят.

Ну, повезло, так повезло.

Глава 37

Советские микросхемы самые большие в мире, советские диетологи – самые толстые, а вот советские фонарики самые бесполезные. Пётр купил фонарик, готовясь к походу за кладом, ещё в Краснотурьинске. Проверил. Всё горит, выключатель работает. Положил в портфель знаменитый. А вот пять минут назад достал, и ровно через минуту он гореть перестал. Потряс, постучал, вздохнул и положил назад в портфель. Приплыли.

Пришлось возвращаться на улицу 8 Марта и идти в гастроном за спичками. Зимой темнеет рано, так, что мимо Дендрологического парка Штелле уже шёл в полной темноте. Его целью была бывшая усадьба купца Рязанова. Сейчас здание заброшено. До этого там ютился дворец Пионеров, он переехал и никому пока не нужный памятник архитектуры будет много лет разрушаться. Потом уже в 21 веке его отреставрируют и сделают библиотекой. В 2007 году двое аборигенов забредут туда, как они потом будут говорить: "Просто посмотреть". И наступят якобы на горшок с монетами на втором этаже купеческой усадьбы.

На "Удачу" Пётр решил не надеяться. Тем более что судьба сама протянула ему в руки металлоискатель. Случилось это три дня назад. Петру Оберину нужно было встать на учёт в военкомат. Ну и волновался капитан. Он ведь фамилию сменил. Пришлось ехать в качестве страховки. Военком для вида поудивлялся смене фамилии, но потом показал себя вполне вменяемым человеком. Даже предложил за пару бутылок хорошего коньяка его знакомому в Военном комиссариате Свердловской области и бутылочку духов секретарю выписать военный билет не капитану запаса Оберину, а целому майору. Типа того, что по выслуге Петру уже майорские погоны положены. А раз положены, то почему бы их и не вручить. И что – договорились. Две бутылки коньяка знакомому, две своему военкому подполковнику Снегирёву и пузырёк духов, наверное, красивой девушке. Ни грамму не жалко. С их-то привалившими деньгами.

– А нельзя ли и меня повысить в звании, сделать лейтенантом запаса? – уже собравшись уходить, спросил Пётр.

– Товарищ Первый секретарь, не можно, а нужно. Правда, для ускорения, коньяк и духи и здесь не помешают.

Вот ведь, а всё постперестроечную Россию за взятки ругают, а оказывается и раньше их отменить забыли. Конечно, масштаб не тот. Договорились, одним словом. Пётр-танкист съездил в магазин за необходимым боезапасом, а Штелле, пока сидел, ждал, решил прогуляться по коридору, посмотреть наглядную агитацию. И увидел "это". На стене висел странный обруч с чуть ржавой железной коробочкой и проводами. Коробочка была раньше зелёного цвета, теперь пегая из-за ржавчины. Под стендом было написано, что это – "ВИМ".

Расшифровывается аббревиатура как "винтовочный индукционный миноискатель". Как догадался Штелле из названия, один из вариантов крепления поисковой катушки предполагал использование стоящей на вооружении винтовки Мосина вместо телескопической штанги.

– Миноискатель состоит из катушки, коробки с блоком управления, наушников соединяющихся с блоком управления, элементами питания находящимися в отдельном ящике. Общая масса прибора составляет 6 кг, – вслух прочитал он надпись под стендом.

– Я с таким Дрезден разминировал, – похвастал стоящий за спиной военком.

– А это муляж? – Пётр потрогал наушники.

– Это сделали из сломанного прибора призывники из 9 школы, Но у меня в кабинете есть и рабочий прибор. Выменял в Свердловске на литр спирта, – охотно пояснил подполковник.

– Виталий Степанович, а можно мне его у вас, как-нибудь, на пару недель позаимствовать? – Пётр уже тогда собирался ехать в Свердловск, а среди целей поездки была и охота за кладом в центре города по адресу улица Куйбышева дом 63.

– Клад собираетесь искать? – хмыкнул военком.

– Клад, – кивнул первый секретарь, – Если найду, то на положенные мне от государства 25 % куплю, по совету друзей, автомобиль "Москвич".

– Шутите? – загоготал военный, – Ну, не жалко, только батарею зарядите перед использованием. Я покажу.

Сейчас проверенный прибор "ВИМ" с заряженной батареей находился у Петра в рюкзаке. Кроме металлоискателя в рюкзаке был топорик, монтировка и, попавшаяся под руку в гараже, где он всё это собирал, кирочка каменщика.

Двери и окна разрушающегося особняка были заколочены. Двор завален мусором и собачьим дерьмом, очевидно, хозяева собак выгуливают здесь своих четвероногих друзей. Настоящих им друзей бы лучше завести. Был и сейчас мужичок с догом. Пришлось сделать вид, что хотел дерево полить, и ретироваться. Даже услышал ворчание в спину. То есть собакам всё там засирать можно, а людям ни-ни.

Убрался "договод" через долгих десять минут. Пётр уже устал плясать на морозе. Дальше всё тоже не слишком ладилось. В дом-то он проник легко, оказывается всё разрушено до нас. Доски с одного окна болтались на одном гвозде. Внутри включил фонарик и стал прикидывать, где тут можно подняться на второй этаж. И тут фонарик приказал долго жить. Вылез, порвав рукав плаща. Хорошо ведь, что додумался плащ старый прихватить в гараже. Подумал, что грязно будет, испачкает пальто, а ведь утром по начальству шастать, а потом ещё и в Москву лететь.

Пришлось идти в магазин за спичками. Взял на всякий пожарный (Ну, спички же.) пять коробков. В конце концов, все и истратил. Снова порвав рукав плаща, чуть не полсотни гвоздей из досок во все стороны торчат, проник в дом. Поднялся на второй этаж по заваленной обвалившейся штукатуркой и какими-то бумагами лестнице. Комнат было пять. Пётр настроил миноискатель и начал с ближайшей. Дальше пошёл по кругу. Миноискатель пищал везде, каждый метр приходилось проверять. Удача улыбнулась в третьей комнате. Пищало сильно. Прибор просто захлёбывался. Иесли в прошлые разы, то миска железная прямо поверх гнилого пола лежала, то скоба была вбита в угол бруса, то вот сейчас ничего железного на виду не было.

Штелле поддел край доски монтировкой. Доски и впрямь были гнилые. Не прямо уж сразу, но поддались. И горшок с монетами оказался на месте. Тяжёлый, килограмма на четыре, а то и побольше. Пётр достал его и начал убирать монеты в рюкзак, но тот выскользнул из замёрзших рук и часть монет просыпалась. Пришлось зажечь лучинку и собирать. Несколько монет, Пётр видел, скатились назад под пол. Он засунул туда руку, и она наткнулась на что-то скользкое, металлическое. Пришлось дыру расширять. Топором нельзя, ещё прохожие услышат. Так монтировкой и ковырял. Не зря.

Обманули ребятишки, что нашли клад в 2007 году, государство. Не только горшок с медными монетами там был. Было там серебряное ведёрко для шампанского полное завёрнутых в газеты столбиков с николаевскими червонцами. Были серебряные подсвечники, была шкатулка с ювелиркой. Шкатулка причём тоже из серебра. Последний предмет Петра удивил. Это был свёрток икон в золотых окладах. Да! Пошёл за горшочком медных и серебряных монет. Да тут на сотни тысяч рублей тянет. А в долларах так и в несколько раз больше. Интересно, а кому всё это досталось и куда делось в 2007 году?

И как теперь всё это тащить до гостиницы? И куда девать потом, не в Москву же вести. А может и не надо в гостиницу? Пётр начал аккуратно набивать портфель. Потом приступил к рюкзаку. А подсвечники огромные пришлось вообще в плащ заворачивать. Как бы с такой ношей ночью милиция не остановила. Сдать всё это в камеру хранения? Так автоматических ещё нет. По крайней мере, Пётр их на вокзале в Свердловске не видел. Полный попадос. Придётся всё же тащиться в гостиницу через весь город. Не сядешь же со всем этим в автобус, да и не знал Штелле маршрутов свердловских автобусов. В восьмидесятые годы, когда он жил в этом городе явно общественный транспорт по другим маршрутам ходил.

Закинув рюкзак за плечо, сунув тяжелющий портфель под мышку, и держа свёрток с иконами в одной руке, а завязанный узлом плащ с подсвечниками в другой, Пётр тронулся по улице Куйбышева вверх. Потом свернёт на Розы Люксембург, оттуда выйдет на Карла Либкнехта, и нужно будет уйти на Первомайскую, не тащиться же со всем этим по улице Ленина. Потом чуть назад по Луначарского, и вот она гостиница Исеть. А потом, чёрт бы их всех побрал, протискиваться до своего номера через милиционера и горничных с дежурным администратором. Ну, любое большое путешествие начинается с маленького шага.

Глава 38

– Уважаемые пассажиры, наш самолёт совершил посадку в аэропорту Домодедово, города героя Москвы, столице нашей Родины.

Всю дорогу Пётр Миронович Тишков обдумывал план по покорению Москвы. Дел было много, а вот времени всего три дня, причём один из них воскресенье. Рядом безмятежно посапывал Марк Янович Макаревич. Сначала Пётр его брать с собой не хотел, но подумал, прикинул и решил взять. Это Петушу в Москве не стоило появляться, Макаревич вполне мог себе это позволить. А вот пригодиться будущий председатель колхоза вполне мог. Связи в околокриминальных и богемных кругах столицы ведь у него остались.

В Свердловске ещё дел имелось прорва, но они теперь до вторника потерпят. За остаток четверга Пётр успел ещё в два места. Сначала служебная Волга домчала его до здания на улице Карла Либкнехта.

– Приехали, – нейтрально произнёс шофёр, скрипнув тормозами.

– Куда? – не понял Штелле.

Вроде бы разговор шёл о ТЮЗе, а здесь находится учебный театр Свердловского Театрального Института.

– Театр Юного Зрителя, – махнул рукой водитель на это самое здание, похожее на купеческий особняк.

Опять Штирлиц близок к провалу. Как потом оказалось, директор ТЮЗа Ирина Глебовна Петрова уже три года бьётся за строительство того самого красивого здания на улице Свердлова. Пока оно есть только в рисунках, да в не полном комплекте чертежей.

– Ещё в 1965 году мы все вместе радовались, что проект, наконец утверждён, что будет теперь в нашем городе новый детский театр. Но сейчас, в 67 году, выяснилось, что рабочих чертежей на строительство в полном комплекте нет, а то, что уже можно строить, делается крайне медленно. За прошлый год из ассигнованных 183 тысяч рублей освоены только 2 тысячи.

– А не пробовали в обком обратиться? – хотя чему тут удивляться, ведь культура у нас по остаточному принципу.

– Да, я за два года во всех кабинетах обкома партии и Облисполкома побывала. Как на дурочку уже смотрят. Ладно, Пётр Миронович, мне звонил Александр Васильевич Борисов и просил вам помочь. Слушаю, – она завела его по переходам в небольшую комнатку, – Знакомьтесь. Это Главный режиссёр театра Юрий Ефимович Жигульский, – товарищ напоминал Конкина в Павке Корчагине с длинными неприбранными и неухоженными волосами. Хиппи.

– Вот как, я думал у вас Владимир Мотыль главреж.

– Нет. Ушёл от нас Володя на вольные хлеба, сейчас на Ленфильме снимает "Женя, Женечка и "катюша"", по сценарию, написанному совместно с Булатом Окуджавой. А чем же вас, Пётр Миронович, Юрочка не устраивает? – грозно свела брови Петрова.

– Вот сейчас и решим. Устраивает или нет, – Пётр демонстративно сел, хоть его "театралы" и не приглашали, давая понять, что разговор на долго.

– Слушаю вас, – присел на краешек стула хиппи, явно спешил. Ничего, сейчас мы это исправим.

– У меня есть к вам просьба подкреплённая одобрением товарища Борисова.

– Хм, с козырей заходите, – усмехнулся молодой человек.

– У нас в Краснотурьинске есть два больших дворца. В разы больше вашего здания. В обоих дворцах есть огромные по вашим меркам зрительные залы. И вот эти огромные залы почти всегда стоят пустые. Не ездят к нам театры. А ведь у нас в городе почти тридцать тысяч детей. Давайте исправим эту дискриминацию по территориальному признаку, – Пётр выложил на стол директора фотографии дворцов снаружи и изнутри.

Нехотя посмотрели и позавидовали с кислыми рожицами.

– Это ведь везти аппаратуру, костюмы, рабочих сцены, декорации. Дорого и хлопотно, а потом ещё всё это в порядок приводить. У любого театра и так залы полны и билетов не достать. Зачем ехать? – покивала Петрова.

– То есть нужен стимул. Учтите, я знаю, что "стимул" – это палка. То есть кнут в лице председателя исполкома областного Совета у меня есть. Теперь давайте поговорим о пряниках.

– А есть и пряники? – невесело хохотнул хиппи.

– Уйма. Причём, когда я озвучу последний, то вы будете уговаривать меня забрать вас к себе со всем театром на постоянное место жительства.

– Да, вы сказочник, Пётр Миронович, – хмыкнула директриса.

– А как вы узнали? – Пётр достал напечатанную в типографии "Заря Урала" первую часть "Буратино ищет клад" и положил на стол рядом с фотографиями.

– Бляха муха, то-то думаю – фамилия знакомая. Утром мне пришлось пять рублей выложить за эти странички. Конечно, не "Понедельник начинается в субботу", но судя по началу, вещь не хуже чем у Толстого получится, – Юрий Жигульский, – встал и протянул руку, – Молодец вы, Пётр Миронович.

– Будет и ещё одна повесть. Называется – "Вторая тайна Золотого Ключика", – Пётр достал из портфеля отпечатанную на машинке секретаршей рукопись.

– Интересно, – волосан взял бережно скреплённые обычной скрепкой листы, – А вы их принесли нам, похвастать, или есть цель.

– Похвастать, естественно, – усмехнулся Пётр, – Вот читаю какую-нибудь книгу, дохожу до последней страницы и с сожалением откладываю, и знаю, что не будет продолжения. А вот представьте, ставите вы спектакль "Золотой Ключик", а потом объявляете, что через месяц продолжение будет. Премьера. Нигде в мире нет. В Москву пригласят. А потом ещё одно продолжение, и как вы говорите: "Не хуже чем у Толстого", – Пётр оглядел задумывавшихся служителей Мельпомены, – Есть один минус, который вы, уважаемый, Юрий Ефимович, можете превратить в плюс. Я не умею писать сценарии. Может разделим мировую славу на двоих?

Переглянулись, мысленно потёрли руки. А ведь и, правда, впервые в стране. На премию Ленинского комсомола тянет. И Пётр решил их добить.

– Есть у вас, товарищи магнитофон?

– Есть, недавно получили очень хороший студийный магнитофон немецкий. "Telefunken M10A", – Раз немецкий, значит, наверное, лучше нашего, решил Пётр и достал кассету с детскими песнями.

– Поставьте вот эту плёнку.

Поставили. Послушали. Ещё раз перекрутили и прослушали.

– Сильно. Чьи это песни?

– Мы с приёмной дочерью написали. Вот представьте. Детская музыкальная сказка детектив. Из Ленинградского зоопарка американские шпионы украли очень редкого белого львёнка. Они забираются на небольшой кораблик и со всей скоростью плывут в Америку. Но тут их предупреждают по радио, что наши выслали в погоню подводную лодку. Тогда шпионы поворачивают и чтобы запутать следы решают идти вокруг Африки. Где-то в районе Мадагаскара они попадают в шторм, и кораблик выбрасывает на скалы. Клетку с львёнком разламывает, и он попадает в джунгли на небольшой остров. Американцы охотятся за ним, но звери этого острова помогают львёнку прятаться от шпионов. В это же время на острове появляется браконьер, который любит котлеты из гиппопотама. Теперь уже львёнок с друзьями помогает маленькому гиппопотамчику. В это время к острову причаливает наш кораблик и забирает львёнка и сироту гиппопотамчика с собой в Ленинград. И всё время поются вот такие песни. Кстати, песня про "Улыбку" одна из этих песен. В конце львёнок поёт песню о маме.

По синему морю, к зелёной земле
Плыву я на белом своём корабле.
Меня не пугают ни волны, ни ветер,-
Плыву я к единственной маме на свете.
Плыву я сквозь волны и ветер
К единственной маме на свете.
Скорей до земли я добраться хочу,
– Я здесь, я приехал! – я ей закричу.
Я маме своей закричу,
Пусть мама услышит,
Пусть мама придёт,
Пусть мама меня непременно найдёт!
Ведь так не бывает на свете,
Чтоб были потеряны дети.
Пётр пропел последние строки и, переведя дух, осмотрел будущих соавторов.

– Много песен? – первая включилась Петрова.

– Десяток.

– Ещё что ни будь, напоёте.

– Да, пожалуйста.

Из мяса её я пожарю котлеты! Тысяча вкусных, румяных котлет! Ха-ха!
Мне врач прописал такую диету – гиппопотамские кушать котлеты. Ха-ха!
От каждой котлеты из гиппопотама поправлюсь я сразу на три килограмма! Ха-ха!
Нет! На пять килограммов!
Попытался подражать злому охотнику Пётр.

– Ну, или вот:

Чунга – Чанга-синий небосвод,
Чунга – Чанга-лето круглый год,
Чунга – Чанга-весело живём,
Чунга – Чанга-песенку поем!
Припев:
Чудо-остров, чудо-остров,
Жить на нем легко и просто,
Жить на нем легко и просто,
Чунга – Чанга!
Наше счастье – постоянно
Жуй кокосы, ешь бананы,
Жуй кокосы, ешь бананы,
Чунга – Чанга!
Чунга – Чанга-места лучше нет,
Чунга – Чанга-мы не знаем бед,
Чунга – Чанга-кто здесь прожил час,
Чунга – Чанга-не покинет нас!
– Это всё уже написано? – а как глаза загорелись у волосана.

– Вечером деньги – утром стулья. Песни ещё не все написаны. Кроме того я не умею писать сценарии, я же говорил. Мне понадобится помощь. Текст сказки я напишу, а превратить это в сценарий – ваша забота. Только сначала спектакли в Краснотурьинске. Приезжаете на субботу и воскресенье. Даёте в субботу спектакль во дворце металлургов, а в воскресенье во дворце строителей. Песни я сначала съезжу, зарегистрирую в Москву. Думаю, что после ваших спектаклей их даже в ресторанах петь будут и на всех голубых огоньках. Дети в каждом пионерском лагере страны будут всё лето горланить.

– А ведь, скорее всего так и будет. Хорошо. Мы согласны, так ведь, Юрий Ефимович?

– Не терпится начать.

Глава 39

Такси домчало из Домодедово до Лаврушинского переулка за час. Пробок нет, никто не пытается обогнать и подрезать. Может это и неплохо, когда нет в каждой семье машины? А ведь уже начали строить ВАЗ. 3 января 1967 года, в день его появления в этой реальности, ЦК ВЛКСМ объявил строительство Волжского автозавода Всесоюзной ударной комсомольской стройкой. И уже 21 января 1967 года был вырыт первый кубометр земли под строительство первого цеха завода – Корпуса Вспомогательных Цехов (КВЦ).

Адрес известен каждому человеку в России, да и очень многим в СССР. Прямо напротив Дома Писателя находится знаменитая Третьяковская галерея. Вот у входа в неё Пётр и расстался на время с товарищем Макаревичем. Чтобы не потеряться, договорились встретиться здесь же в семь вечера. Пётр достал из кармана один из трофеев набега на клад в Свердловске. Это был перстень с красным камнем. Перстень был явно старинный. Рубин был не огранён, в смысле, граней не имел, и Пётр, не являющийся знатоком огранки и вообще ювелирных украшений, вспомнил только слово – кабошон. Наверное, он и есть. Сам перстень был из жёлтого металла и был нелепо грубым. Словно, ученик первую свою работу делал.

– Марк Янович, мне нужно, чтобы вы тряхнули своими старыми связями, и нашли выход на дипломатов маленьких европейских стран, типа Бельгии. Мне нужны семена. Любые семена, цветы, ягоды, картофель, злаки, деревья, кустарники. Одним словом – всё. Расплачиваться вы будете вот этим, – Штелле протянул ему перстень с рубином.

Бывший подпольный ювелир принял грубую поделку и, прикрывая одной рукой от возможного любопытства прохожих, повертел в правой руке. Даже на палец надел.

– Пётр Миронович, а можно полюбопытствовать, вы представляете, сколько это стоит? – через пару минут выплыл из созерцательного состояния Макаревич.

– Вы мне скажите.

– Камень чуть мутноват, но это может даже лучше, иначе вообще не продать. Нужно отдать антикварам на оценку, на мой же взгляд, это перстень семнадцатого века, не позднее, а значит, ещё и за это доплата. Одним словом, торговаться надо начинать с пятидесяти тысяч долларов США. Пусть предложат только половину. Это целый вагон семян, – блаженная улыбка снизошла на Марка Яновича.

– Тогда пару чемоданов семян и кинокамера, самая лучшая.

– И парочка мерседесов, – помотал головой бывший зек.

– Нет, лучше студийный магнитофон и плёнки к нему и ещё плёнка самая лучшая к кинокамере.

– Не охота назад в лагерь.

– Действуйте через посредника и не называйте новой фамилии.

– Если спалимся, это не поможет, разыщут и на том свете. Ладно, я попытаюсь прозондировать почву.

– Ну, до встречи, мне тоже бой не хилый предстоит. Одно утешает, в худшем случае только побьют.

Комиссия по детской литературе при Союзе Писателей СССР нашлась на втором этаже. Когда Пётр открыл дверь кабинета, то чуть не закричал: "Пожар". Из двери прямо клубы дыма валили. Пришлось пару минут подождать с открытой дверью.

– Да входите уже, по ногам дует, – скрипучий женский голос вывел Петра из ступора.

Он зашёл. Это, скорее всего, была приёмная, стол секретарши с пишущей машинкой, пара стульев с высокими спинками и большая дверь в другое помещение. На подоконнике сидело две бабы Яги. Без всяких скидок на гиперболу. Крючковатые большие носы, морщинистые лица и седые пакли. Только бородавки на носу и не хватало. Обе ведьмы курили папиросины. На одном из стульев по эту сторону стола сидела третья ведьма. Эта была моложе. Но и только. Папироса, растрёпанные рыжие волосы, крючковатый большущий нос.

– Вам кого, молодой человек? – проскрипел прежний голос.

– Хочу стать известным детским писателем, как Корней Чуковский, – решил сломать ледок Пётр.

– Люша, ты слышала, каждый день прутся. И все сразу хотят быть Маршаками, да Чуковскими.

Молодая рыжая ведьма царственно повернула голову к Тишкову, окинула его холодным взглядом и, повернувшись к самой страшной бабе Яге, выдохнула вместе с дымом:

– Вера Васильевна, не любите вы молодёжь.

– Что у вас, юноша, стихи? Нет, давайте угадаю. Роман! – Она произнесла это с придыханием "Рххоманн".

– У меня две повести. Бестселлеры. И несколько стихов. Хотя, почему несколько, Много стихов.

Бабки заржали. Даже на звук жутко. Богема, блин.

– А есть у вас магнитофон? – решил зайти с козырей Пётр. Тут ему явно рады не были.

– Софьюшка, не знаешь, нам магнитофон вернули, – выбрасывая папиросу в форточку, повернулась ко второй ведьме бабка Ежка.

– Утром ещё, – вторая папироса вылетела на улицу.

– А зачем вам магнитофон, вы в собственном исполнении нам повести эти бесселерные поставить хотите. Бумажного варианта нет?

– Песни на мои стихи хочу поставить.

– Ну, пойдёмте, – Вера Васильевна распахнула дверь.

– Люшенька, пойдёмте, с нами, тоже послушаете. Расскажите деду о преемнике.

После второй песни "Бери шинель пошли домой", исполненной Юрием Богатиковым, всё изменилось.

– Мать вашу…, – дальше куча мата, – Вы что тут, молодой человек, Ваньку валяете.

Пётр похолодел, неужели эти песни уже написаны, но ведь готовясь к написанию книги про мальчика попаданца в 1967 год, он проверил, какие песни, когда написаны, да и не могли они сразу же не зазвучать по радио. Ну, и кроме того обе песни написаны к фильмам, а эти фильмы ещё не в плане киностудий даже.

– Простите…

– Нет, это вы меня старую дуру простите! Это правда ваши песни? – подскочила и выключила магнитофон старшая ведьма, – Смирнова Вера Васильевна. Это – Софья Борисовна Радзиевская. Она писатель и переводчик.

А это – Елена Цезаревна Чуковская. Люша – внучка и по совместительству помощница Корнея Иванович. Люша обойди всех, пусть бросают все дела, и будем наслаждать настоящими песнями.

Магнитофон был так себе. Хрипел на низких частотах и время от времени подозрительно щелкал. Это не помешало набиться в кабинет, потом в приёмную, а потом и в коридор, наверное, всему писательскому сообществу в это время находившемуся в Доме Писателей. Где-то там, в коридоре, изредка возникал вопрос: "Что происходит", на вопрошающего шикали и снова устанавливалась тишина. Но это там. Здесь, в кабинете, люди плакали. Голос Богатикова сменял высокий голос Вики Цыгановой, потом пел Сирозеев, потом снова Богатиков. Вот и последняя песня. "День Победы". И только шуршание пленки, и свист каких-то колёсиков в пошарпанной "Яузе – 5". Никто не хлопал. Никто не хвалил. Никто вообще не дышал. Пётр, уже проверивший несколько раз действие всех военных песен одновременно на неподготовленную аудиторию, только переминался с ноги на ногу и смотрел, как люди вытирали слёзы. Какие замечательные песни он украл, даже сам себе завидовал.

– С начала поставьте, – заорали из коридора.

– Сначала, сначала, – не дождавшись ответа из кабинета, начали скандировать литераторы.

Глава 40

Порядок удалось восстановить не сразу и не быстро. Петру пришлось на уступки пойти. Он не хотел, чтобы песни разлетелись по стране до того, как их исполнит Богатиков и до того как он устроит концерт для руководителей области 9 мая. А сейчас только февраль. Достигли консенсуса таким образом. Магнитофон с кассетой переходит на один час в ведение коллектива под руководством Первого Секретаря Союза Писателей Константина Александровича Федина. Сам же большой начальник обещает, что никто не будет переписывать тексты и пытаться добыть второй магнитофон, чтобы скопировать запись. Глава всех писателей Союза хмыкнул, недоверчиво попереглядывался с ведьмами и махнул рукой.

– Зачем же писать песни, если их нельзя петь и слушать.

– Они ещё не зарегистрированы, и часть неправильно исполнена, – твёрдо стоял на своём Пётр.

– Так в чём проблема, ВУОАП у нас в подвале находится, да я их могу и позвать.

– Позовите, пусть послушают, но всё равно переписывать и копировать не надо, – не сдавался Пётр.

– Ну, хозяин – барин, – явно недовольный ушёл товарищ.

Едва мэтр ушёл, Пётр собрался поговорить о книгах, но не дали. Встряла Люша.

– Пётр Миронович, а вы надолго к нам, в Москву? Вас надо обязательно познакомить с дедом и Александром Исаевичем.

И тут Пётр вспомнил, кто такая – "Люша". Падчерица расстрелянного физика Матвея Бронштейна. Химик. Зарубочку Пётр сделал. Постоянно помогала Солженицыну – с начала 1960-х годов и вплоть до его высылки из СССР. В середине семидесятых напишет статью: "Вернуть Солженицыну гражданство СССР". Вопрос: "Ему – Первому секретарю Краснотурьинского горкома КПСС эта Люша нужна как друг или как враг?". А ему как писателю? Вот вопрос, так вопрос. Она через деда легко протолкнёт публикацию его книг огромным тиражом, если, конечно захочет.

– Елена…, – обратился, решившись, к будущей правозащитнице Пётр.

– Цезаревна, но можете называть и Люша, вам можно.

– Елена Цезаревна, можно я озвучу специально для вас пару сентенций.

– Сентенций? Слово-то уже неприятное, боюсь, что и смысл мне не понравится, – начала догадываться "внучка".

– У меня будет не краткая латинская апофегма. И не афоризм. Хорошо, это будет не сентенция, будет притча, я ведь сказочник, – продолжал настраиваться Штелле.

– Да, уж говорите, – чуть не хором поторопили бабки Ежки.

– Представьте такую ситуацию. Идёте вы к Александру Исаевичу, несёте батон колбасы. И по дороге видите бездомную собаку, жмущуюся к двери подъезда. Вы кормите собаку. Благородный и непредосудительный поступок. Потом эта процедура повторяется ещё несколько раз, собака к вам привыкает и даже уже даёт себя погладить. В очередной раз вы идёте в гости к Александру Исаевичу уже с дочкой. Кормите собаку и начинаете гладить её. Дочка тоже тянет руку, но собака ведь дикая, она думает, что у неё пытаются отобрать колбасу и кусает девочку за руку. Не сильно. Дочка вскрикивает. Вы кричите на собаку и она, испугавшись, кидается прочь. Но на пути стоит маленький мальчик, которому было интересно посмотреть на незнакомую девочку. Он делает естественное движение, чтобы заслониться от бегущей на него собаки. Та воспринимает это как угрозу и совершенно растерявшись, кусает мальчика за руку, опять не сильно. Собака убегает. Вы ведёте дочку к Александру Исаевичу, где промываете рану и перебинтовываете. Потом на следующий день проверяете состояние ранки. И на всякий случай меряете температуру. Она – 37,3 RC. И дочка всю ночь ворочалась и плохо спала. Вы ведёте дочь к врачу. И тот диагностирует бешенство. Девочке начинают делать уколы, в итоге болезнь удалось победить, но, сколько это вам стоило нервов, – Пётр перевёл дух, взял со стола графин с водой и сам налил себе половину стакана. Выпил одним глотком.

– Дальше, что с мальчиком? – аж привстала со своего громоздкого стула Смирнова.

– А мальчик из бедной семьи. Отца нет, а мать уборщица в школе. И у неё ещё двое. Мальчик заболел Гидрофобией и умер в мучениях. Вопрос. Как бы вы повели себя, Елена Цезаревна, если бы с помощью машины времени попали снова в тот миг, когда в первый раз покормили несчастную замёрзшую собаку? Не надо, не отвечайте, – предотвратил попытку ответить нервно вышагивающую в течение всей сентенции вдоль окна Чуковскую.

– Почему? – опять Смирнова.

– Все ответы в конце. Второй вопрос. Снова идёте вы к Александру Исаевичу, и опять у крыльца лежит эта собака. Ваши действия? И опять не надо пока отвечать. Слушайте вторую притчу. Живёт в вашем дворе мальчик Серёжа. И у него детский энурез. Родители, допустим, напугали. Пройдёт с возрастом. В этом же доме живёт врач. И вот как-то по телефону она обсуждает эту проблему с матерью Серёжи. Уговаривает её не волноваться, пройдёт, мол, само, главное не нагнетать в семье обстановку. Этот разговор подслушал её сын Сашенька. Встречает он во дворе своего друга Серёжу, и вместе идут они в школу. Сашенька и говорит другу, знаю я про твою болезнь, но ты не переживай, моя мама сказала, что это скоро само пройдёт. Как вы будете относить к мальчику Саше? Не отвечайте. Следующая ситуация. У мальчиков Саши и Серёжи есть друг Колька. И вот Сашенька рассказывает Коле о болезни их друга и не смеётся, а наоборот утверждает, что это всё ерунда и пройдёт со временем. Как теперь вы будете относиться к Сашеньке? И опять не отвечайте. Третья ситуация. В этой школе учится враг всей тройки друзей, сплетник и драчун Семён, который от всех требует, чтобы его называли "Сэм". Так вот, этот Сэм является редактором школьной стенгазеты. И мальчик Сашенька, обидевшись, что Сергей забыл поделиться с ним конфетой, рассказывает о болезни Сергея Сему, а тот всё это публикует в школьной стенгазете. Как теперь вы будете относиться к мальчику Сашеньке? И опять не отвечайте. Есть ещё и третья сентенция – притча. Но перед ней пару афоризмов. Враг моего врага – мой друг. Не делай добра – не получишь зла. Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся. Ну вот, теперь притча. В этом дворе, кроме мальчиков Саши и Серёжи ещё живёт много других мальчишек. И мальчик Саша, отомстив Серёже за конфетку, вошёл во вкус и стал ябедничать родителям других детей на их чада. Одного в угол поставили. За дело, наверное. Второго выпороли, тоже ведь было за что, поди. А третий стал защищаться от избиения пьяного отца и тот, не контролируя ярость, со всей силы заехал ему кулаком в живот. У мальчика разрыв селезёнки и он умирает. Вот теперь я готов выслушать ваши…. Нет, не ответы. Вы ведь и сами обо всём догадались, а вопросы, – Пётр оглядел притихших дам.

– Этого не может быть, Алек…

– Имел в лагере у работников МГБ псевдоним "Ветров". Множество человек пострадало. Есть расстрелянные.

– А вы откуда это знаете? – почти зашипела, подскочив, Люша.

– Поделился Серёжа. Да вы у него самого спросите, что ему известно о стукаче Ветрове, – не стал отстраняться Пётр, – Елена Цезаревна, вы ведь не поняли про собаку притчу.

– Про собаку, ах да!? Поясните? – женщина плакала.

– Вы знаете, что такое национализм. Ну, да это пережитки. А возьмите с собой подругу со знанием скажем литовского и зайдите с ней в магазин в небольшом литовском городке. И начните придираться к качеству обслуживания. А подруга пусть не вмешивается и слушает. Очень много узнаете о евреях и русских. Об их происхождении. Ну, и так далее, сами понимаете. И так в любой республике. Особенно плохо всё в Армении и на Украине. Западной Украине. Нельзя сейчас раскачивать лодку. Все перетонем. Причём тут Александр Исаевич? Лодку можно раскачивать поперёк, а можно и вдоль. Все решат, что критиковать власть нужно и модно. И таких людей будет всё больше. Власть, не зная, что делать начнёт с ними бороться. Да, уже начала. Процесс Синявского и Даниэля только первые ласточки. Я бы поступил по-другому. Я дал бы Синявскому Ленинскую премию и написал огромную статью в Правде, что писатель Абрам Терц – лучший писатель в СССР и что остальные не стоят и ногтя его, а потому нужно почистить ряды Союза писателей и сотню человек исключить. Как думаете, встала бы вся просвещённая общественность грудью в поддержку Абрама. Как писатель и Даниэль и Синявский полные нули. Ну, или почти полные. Всё дело в том, что на Руси издавна любят спасать неправедно осуждённых. Любят кликуш и юродивых. И пофиг им, что юродивые это профессиональные нищие, которые специально на щеке делают себе рану, а потом втирают туда землю, чтобы её разбарабанило. Пофиг. Не интересно, что всё это делается из жажды быть замеченным, из жажды большего количества подаяний, из жажды пробиться в домашние юродивые к царице, ну, или на худой конец, к сердобольной боярыне. Где у нас в последнее время книги про Сусанина, который пожертвовал собой, чтобы не допустить ляхов, вознамерившихся убить мальчонку? Где книги про Кузьму Минина? Где книги про патриарха Филарета, просидевшего годы и годы в тюрьме и потом, преодолевая боярскую вольницу, тянул пятнадцать лет Россию из пропасти? Нет. Это не оценят. Это не напечатают враги на Западе. Это пусть дураки пишут. А мы пойдём коротким путём к деньгам и славе. Мы будем ругать власть. Ругать свою страну. Ну и что, что лодка раскачается и страна развалится на пятнадцать отдельных государств. Ну и что, что Армения вспомнит все свои обиды на Азербайджан и развяжет кровопролитную войну за Карабах. Ну и что, что на северо-востоке Украины живут русские, а на западной недобитые бандеровцы, люто ненавидящие русских и евреев. Они их тысячами уничтожали при Гитлере. А теперь они герои, про них написал Солженицын. Они узники Гулага. Хрен. Они убийцы и националисты. Они преступники. Очень мягко советская власть обошлась со многими и многими. А с собакой? Люди будут прятать произведения Солженицына. И некоторые за это поплатятся свободой, а некоторые жизнью. Умрут, защищая главного врага нашей страны. И будут думать, что они Жанны Д"Арк. Нет, они хуже бандеровцев. Тем хоть как-то можно объяснить свою борьбу. Им нужна Великая независимая Украина с чисто украинским населением и католической верой. Да, нормальная идея. Только при этом люди тысячами умирают. Дети в концлагерях идут на опыты по определению, какой газ быстрее убивает человека, а какой мучительнее. Ой, извините! Они же узники Гулага! Мать вашу! Оглянитесь вокруг. В половине деревень нет дорог, в трети даже электричества нет. У меня в благополучном городе есть школа интернат, в которой живёт и учится множество детей из очень бедных семей. Найдите себе других кумиров. Не тех, кто раскачивает лодку, а вот меня к примеру. Я эту собаку убил, и всех до единой собак бродячих в городе убил. А их мясом кормлю детей больных туберкулёзом. Вопреки мнению врачей кормлю, несмотря на их кляузы в Обком партии. И дети начали выздоравливать. Теперь я приеду и организую людей на отстрел бродячих собак в соседнем городке, потом в следующем, пока не вылечится последний больной туберкулёзом ребёнок. А потом начну в Москве собак уничтожать, чтобы вылечить взрослых. И мне плевать на Синявских и Солженицыных. У меня есть цель. Сделать людей в Краснотурьинске счастливее. Некогда мне писать воззвания в защиту стукачей и предателей Сашенек. Мне работать надо. Книги писать, песни. Эти самые песни, от которых людям станет лучше, хоть на те три минуты, что длится песня. Лучше. А к вашему деду я бы с удовольствием съездил. Я считаю себя его учеником. Сейчас главное в стране для писателей – писать хорошие детские книжки, на которых вырастут следующие поколения. Поколения советских счастливых людей.

Пётр и не заметил, как распалился, как сжались женщины. Еле остановился. Переборщил походу. Пришлось на ходу спасать ситуацию. Вспомнить о детском писателе Чуковском.

– Ну, а теперь и правда, сентенция. "Не спрашивай, что страна может сделать для тебя, спроси, что ты можешь сделать для страны". Это сказал американский президент Джон Кеннеди в инаугурационной речи 20 января 1961 года. "Великие слова", думает патриот Америки. Но мы вчетвером знаем, что это ложь. Это плагиат. Русский писатель Антон Павлович Чехов сказал: "Не спрашивай, что дала тебе Родина. Скажи лучше, что ты для неё сделал". Давайте жить не по речам Кеннеди, а по заповедям Чехова.

Глава 41

Долго стояла тишина. Минуту стояла. Две минуты. Люша отвернулась к окну и шмыгала носом. Две старшие ведьмы достали коробки "Казбека" и закурили, смотря друг на друга. Докурили, загасили чинарики в переполненной пепельнице. Пётр не мешал, но достал из своего знаменитого портфеля номер "Зари Урала" со статьёй Франка о вреде курения и приготовился передать Смирновой.

Первой нарушила тишину как не странно Софья Борисовна.

– Пётр Миронович, я в понедельник уезжаю назад к себе в Казань, может, больше с вами и не увижусь. Вопрос у меня к вам есть. Вы эту свою речь где-то записали, учили, или это экспромт?

– Как же я мог знать, что встречусь в этом кабинете со светлой девушкой Люшей?

– А собираетесь записать? – гнула своё Радзиевская.

Пётр достал, наконец, газету и, положив перед Верой Васильевной, ткнул пальцем в статью. Потом чуть повернулся к Софье Борисовне.

– Нет.

– Тогда разрешите мне её немного доработать и, сославшись на вас, напечатать в газете в Казани, – и хитрый такой прищур.

– Сослаться для того, чтобы не отвечать за последствия, или для того, чтобы не нарушить авторских прав? – Пётр не понимал её игры.

– Конечно, чтобы не приписывать себе чужие мысли, – хмыкнула бабушка.

– Тогда не надо. У меня своя ноша неподъёмная. Мне нужно писать сказки, песни, сейчас вот договорился со Свердловским ТЮЗом о написании пьесы сказки-детектива для детей. Ещё музыкальный фильм снимать надо. Клипы делать. Точно не до статей мне в казанские газеты.

– Спасибо. Я с вами согласна на сто процентов. И подпишусь под каждым вашим словом. А ваших Синявских и Солженицыных я бы расстреляла. Что вот только делать со "светлой девушкой Люшей"? – Радзиевская подошла к окну и погладила по голове внучку Чуковского.

– Я очень хорошо понимаю Елену Цезаревну. Отчима у неё расстреляли, их с матерью сослали в Ташкент. Отца тоже преследовали. И всё это ни за что. Толку от посмертных реабилитаций. Есть только одно у меня малюсенькое слово в защиту СССР. Вы опять, Люша, плохо слушали мои притчи. Я говорил, что Серёжа не виноват в своей болезни. Энурез болезнь от нервов. Родители ругались постоянно, отец напивался и бил мать. Стрессы у ребёнка. И потом когда уже заболел, то нужно было им обратить внимание на себя и не акцентировать внимание ребёнка на болезни, а получилось вон чего. Вы знаете, Елена Цезаревна, что случилось с лидерами французской революции? Максимилиан Франсуа Мари Исидор де Робеспьер как почил? А Жорж Жак Дантон? Остальные? Сколько человек взошло на эшафот? Что случилось с миллионом аристократов. "Революция, как бог Сатурн пожирает своих детей. Будьте осторожны, боги жаждут", – сказал Пьер Верньо и тоже получил по голове гильотиной. Только всё это никак не оправдывает мальчика Сашеньку. Вот ни на мизинчик. Ведь всегда есть выбор. Можно писать доносы, а можно уговорить детей и взрослых этого двора расчистить футбольное поле. Увлечь детей игрой. Записаться в секцию Динамо и – стать Яшиным. Нет, надо выкопать всю грязь на этом поле и засадить всё ядовитой наперстянкой или аконитом. Очень красивые цветы. И очень ядовиты. А главное, что Яшин-то не появится. Появится убитый пьяным отцом мальчик. Нужно созидать, а не разрушать. И вот здесь включаются в игру светлая девочка Люша. Она ведь тоже не виновата, что полетела как бабочка на эти красивые и ядовитые цветы. Она воспитана русскими интеллигентами. Нужно вступаться за гонимых властью, нужно защищать сирых и убогих. Конечно же, нужно. Но ведь было бы очень хорошо, чтобы перед этим она изучила ботанику. Нет. Некогда, нужно спасать гонимых. Нужно собирать подписи в их защиту. И мы с вами Софья Борисовна никакими статьями этого не изменим. А вот хорошими детскими книгами изменим, – Пётр повернулся к Смирновой. Баба Яга читала статью.

– Знаете, что я собираюсь сделать с гонораром за свою книгу про Буратино? – вновь переключился он на Радзиевскую, – Я построю в Краснотурьинске вот такой дом, – Пётр достал эскизы домов из цилиндрического бревна, что он рисовал, для санатория в Трускавце.

– Красиво, – перебирая рисунки, восхитилась казанская писательница.

– В этот дом-терем я хочу переселить лучшего председателя колхоза в Свердловской области. Героя Социалистического труда. У него жена заболела туберкулёзом, и они хотят уехать в Краснодарский край. Доктора посоветовали. А я хочу поселить их у себя и вылечить его жену собачатиной. Из той самой собаки, что живёт во дворе у Солженицына и которую прикармливала Елена Цезаревна. И этот председатель выведет наше сельское хозяйства в передовики. И люди в деревнях вокруг Краснотурьинска будут жить чуть богаче, и кормить детей и одевать чуть лучше. А как вы думаете, Елена Цезаревна, на что потратил свой гонорар от публикаций "Ивана Денисовича" товарищ Солженицын. А на что тридцать серебряников за публикацию своих трудов Абрам Терц? Ведь за статью "Что такое социалистический реализм?", в которой едко высмеивается советская литература, наверное, в том числе и рассказы для детей Софьи Борисовны и "Мойдодыр" с "Тараканищем" вашего деда, он денежки-то получил. Дайте угадаю, он как высмеянный им Шолохов построил в своём селе школу для детей. Хрен.

– Пётр Миронович, умоляю вас, вы за один час сломали всю мою жизнь. Я теперь не знаю, где, правда. Не знаю, что такое хорошо и что такое плохо. Хоть самой в петлю лезь. Откуда вы взялись? – заревела в полный голос Чуковская.

– Пётр Миронович, – вдруг сквозь рыдания бедной женщины донёсся голос Смирновой.

– Да, Вера Васильевна.

– Это тоже ваша работа?

– Нет, там же написано, Александр Генрихович Франк – хирург.

– Ну, на пасквиле Синявского тоже "Терц" написано. Ваша манера, не спутаешь. Все иезуиты от зависти в гробу переворачиваются. Сильная вещь. Я всю жизнь курю. Сколько раз бросить хотела. Потом смирилась. А вот сейчас думаю, если, как только рука потянется к папиросе, брать в эту руку вашу газету, то бросить будет легко. Страшный вы человек. Гениальный и страшный. Это же надо придумал: "Светлая девушка Люша". В точку-то как. А ведь первый раз видитесь. А ваши повести про Буратино так же хороши?

– Вам судить, – пожал плечами Пётр.

– Дайте ка мне рисунки. Сильно. Как может в одной голове столько талантов умещаться. Вас, Пётр Миронович, в Кунсткамеру надо. Я все дела брошу и не буду ни с кем разговаривать, пока эти две ваши повести не прочитаю. Приходите в понедельник с самого утра, будем с Константином Александровичем Фединым лично решать, что делать с вашими творениями. Если не хуже чем у Толстого, то обещаю вам тираж в сто тысяч. Не на один дом гонорара хватит. И вправду школу сможете открыть.

– Спасибо. Когда сюда ехал на другую встречу рассчитывал, – сознался Пётр.

В это время зашёл Федин с двумя женщинами.

– Вот Ольга Афанасьевна это и есть автор, – ткнул пальцем в Тишкова мэтр.

– Пойдёмте с нами. Это нужно немедленно зарегистрировать и отдать в отдел распространения, – не представилась женщина.

– Я бы не хотел, чтобы эти песни исполнялись до 9 мая, – сморщился Пётр, опять по новой объясняй.

– Вы коммунист? – нахмурилась вторая непредставленная.

– Я – Первый секретарь Краснотурьинского горкома КПСС.

– Ого, – все шестеро удивились.

– Тем более, должны понимать, что эти песни должны в праздник звучать на всю страну, – не сдавалась неизвестная.

– А что скажет Екатерина Алексеевна Фурцева? – усмехнулся Штелле.

– Я – Фурцева.

– Мать твою!

Глава 42

– А вас как зовут, молодой человек? – сделала вид, что не услышала последней фразы Фурцева.

– Тишков Пётр Миронович, – поклонился Пётр.

– Что это вы мне кланяетесь, будто я королева английская.

– Екатерина Алексеевна, а вы знаете, как вас за глаза называют? – решил сыграть ва-банк Пётр.

– И как же? – нахмурился министр.

– Екатерина Великая или Екатерина III, – снова изобразил поклон Пётр.

– Вот ещё! – вздёрнула нос Фурцева и приложила все силы, чтобы не улыбнуться.

Ну, Пётр-то стоял в шаге и заметил, что женщина осталась довольной.

– Пётр Миронович, я эту кассету забираю с собой. У вас ведь есть тексты и ноты этих песен? – и тыкнула чуть не под нос Петру плёнку.

– Есть. И ещё нескольких песен, – подтвердил Штелле.

– Так у вас и другие песни написаны?

– У меня есть кассета с детскими песнями. Я сейчас пытаюсь написать детскую музыкальную сказку детектив, вот там одна песня из этой сказки.

– Можно услышать? – уселась на освобождённый Смирновой стул Екатерина III.

– Магнитофон нужен.

– Да вон он в приёмной, – открыл дверь Федин.

Пётр вышел в приёмную, взял со стола Яузу и занёс в кабинет Смирновой. Потом достал плёнку из портфеля и поставил. Включил, и только когда заиграла музыка, понял, он не перемотал кассету после прослушивания её в Свердловске. На этой стороне были другие песни.

И снится нам не рокот космодрома,
Не эта ледяная синева,
А снится нам трава, трава у дома
Зелёная, зелёная трава.
– Извините, это не те песни. Детские на другой стороне, – попытался Штелле остановить воспроизведение.

– А ну стоять, – рыкнула Фурцева.

Следующей была нетленка Пахмутовой "Надежда".

Светит незнакомая звезда.
Снова мы оторваны от дома.
Снова между нами города,
Взлётные огни у космодрома…
Здесь у нас туманы и дожди,
Здесь у нас холодные рассветы,
Здесь на неизведанном пути
Ждут замысловатые сюжеты…
Припев:
Надежда – мой компас земной,
А удача – награда за смелость.
А песни довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось!
Единственное, что они с Викой поменяли, так это слово "аэродрома" заменили на "у космодрома". Малость. Но теперь это точно была космическая песня.

За этой последовала песня "Трус не играет в хоккей". Опять у Пахмутовой украли. Гости и хозяйка кабинета сидели заворожённые. Это были не военные песни, которые они только услышали. Но ведь они тоже были шедеврами. После зазвучали "Снегири" Трофима.

За окошком снегири
Греют куст рябиновый,
Наливные ягоды рдеют на снегу.
Я сегодня ночевал с девушкой любимою…
И напоследок вдарили "Снегири" Виктора Королёва.
А щеки словно снегири, снегири, на морозе все горят, все горят.
Кто-то снова о любви говорит, уж, который год подряд.
А щеки словно снегири, снегири, на морозе все горят, все горят.
Кто-то снова о любви говорит, уж, который год подряд.
Зашипела пустая плёнка.

– Нда. Пётр Миронович, а вы с этой планеты? – через долгих пару минут стряхнула оцепенение Екатерина III.

– Как это?

– Ну, неможет композитор писать только шедевры. У вас плохие песни есть? Эту кассету, я тоже забираю, скоро ведь день космонавтики.

– Ну, я не совсем композитор. Я скорее поэт. А музыку мы вдвоём с приёмной дочерью придумываем. Я ведь даже нот не знаю, – отмахнулся Тишков.

– Правда, не знаете нот? – все шестеро хором возопили.

– Правда, не знаю. Я напеваю, а Машенька музыку подбирает. Сидим так весь вечер и мучаем гитару, пока не получим приемлемый результат, – сделал вид, что скромно потупился, Пётр.

– Каждый день новую песню? – Екатерина Великая аж со стула соскочила, – Постойте. Вы сказали приёмная дочь. Сколько ей лет?

– Десять.

– Ни х… себе! – ахнул министр культуры, – Эти песни написал человек, который не знает нот, нигде не учился, ни на какого музыканта, и девочка десяти лет?

– Ну, да. Мария Нааб ходит в нашу музыкальную школу. Ну, ещё ведь и аранжировки придумывал Отто Августович Гофман руководитель нашего симфонического оркестра.

– Почему такие фамилии странные? – скорчила гримасу Фурцева.

– Краснотурьинск – это маленький город на севере Урала. Его строили пленные немцы и трудармейцы из бывшей немецкой республики. Многие остались в городе. Примерно треть населения Краснотурьинска немцы.

– Интересно, ни разу о таком не слышала. И у вас есть свой симфонический оркестр?

– Вы слышали музыку на кассете. Между прочим, Екатерина Алексеевна, я обещал этим людям, что именно они будут исполнять эти песни по радио и на концертах в Москве. Вот певец, который поёт "Журавлей", "День победы" и "Трус не играет в хоккей" согласился переехать в Краснотурьинск на этих условиях. Если вы заберёте у меня кассеты и отдадите их другим певцам, то это будет не честно, выходит я лжец, обманул людей. Коммуниста это не достойно. Придётся написать заявление о выходе из партии, – Пётр это не в запале говорил. Фурцева сейчас могла поломать весь задуманный им план. Он, конечно может и других песен кучу вспомнить, но эффект уже будет не тот.

– Как вы смеете такими словами разбрасываться! – взревела Екатерина III.

– А что мне делать? Сказать, что министр культуры СССР забрала у меня песни, чтобы раздать их "настоящим" певцам и музыкантом, а вы в своём захолустье не достойны таких песен.

– Да, что вы себе позволяете!

– Да, что вы себе позволяете. Орёте тут на меня. А ещё коммунист и женщина, – совершенно спокойно с улыбкой проговорил, подойдя вплотную к Екатерине Великой, Пётр.

Подействовало. Пару минут она отпыхивалась, но потом всё же взяла себя в руки.

– И что вы предлагаете?

– По радио и по телевизору показывать только тех, кого я разрешу. Всё-таки это мои песни. И я лучше знаю, как их надо исполнять.

– Допустим, но ведь второй мужской голос явно не подходит для некоторых песен. Да и детский хоть и очень хорош, но тут тоже нужен голос взрослого человека, – ух, ты, а ведь не зря столько лет культурой руководит.

– Давайте так поступим. Я вам сейчас называю свои хотелки. Вы их не принимаете и дальше всё по первому варианту. Или вы их принимаете, и тогда я вам обещаю, что лучшего исполнения не добиться, даже используя все административные ресурсы. И ещё, – остановил снова начинающую вскипать Фурцеву, – Я обещаю вам, что за несколько лет ансамбль "Крылья Родины", который мы сейчас с вами создадим, заработает для страны 320 миллионов долларов и покроет весь кредит на постройку Волжского автозавода.

Молчание. Выпученные глаза у всех присутствующих. Огромные деньги. Где АВТОВАЗ и где мелкий захолустный Краснотурьинск со своими самодеятельными немцами.

– Говорите ваши хотелки. Выслушаю, не каждый день заводы предлагают, – прямо корёжило Екатерину Алексеевну.

– В Москве живёт начинающая певица Валентина Толкунова, по-моему, она сейчас в ансамбле ВИО-66. Ещё она учится в Московском государственном институте культуры. Мне нужно, чтобы вы отправили её в понедельник вечером со мною в Краснотурьинск. Ну, и чтобы она полетела с радостью, а не под принуждением.

– Почему именно она?

– Послушайте её. Второго такого голоса нет в стране.

– Запишите Вера Васильевна, – ткнула пальцем в карандаш Фурцева.

– Вторая певица живёт в Ленинграде. Людмила Сенчина. Про неё знаю только, что она поступила в этом году в музыкальное училище имени Н. А. Римского-Корсакова. Это лучшее сопрано, может и в мире.

– А вы откуда знаете, у вас же нет музыкального образования, да как я поняла, и не слышали её пения, – впилась глазами Екатерина Великая.

– Слышал от знакомого. Её тоже нужно как можно быстрее отправить в Краснотурьинск.

– Посмотрим. Дальше.

– Дальше, сложнее. Мне нужна негритянка, а ещё лучше мулатка. Кубинка или эфиопка. К ней такие требования. Должна быть высокой и худой. Высокой обязательно. Она должна быть выше Сенчиной и Толкуновой. Она должна уметь хоть немного петь. Лучше всего, победительница какого ни будь музыкального конкурса молодёжи этих стран. Если знает английский, то очень хорошо. В принципе можно и двух и кубинку и эфиопку. Тогда эфиопку обязательно кудрявую. Обратитесь в посольства этих стран и выберите этих девушек, желательно красивых. Ведь они будут представлять нашу страну в кап странах.

– Аппетиты растут. Но пока, наверное, осуществимо, – Фурцева успокоилась и теперь внимательно слушала.

– Ещё мне нужно, что бы вы отобрали музыкальные инструменты у Государственного Симфонического оркестра и передали их на постоянное пользование в наш оркестр. Можно вместе со звание "Академический".

– А не до х… ли? – опять начала заводиться министр.

– Этот коллектив будет деньги зарабатывать за границей. И над нами будут смеяться. Типа, да у них валторны все мятые и ржавые. Заработает Светланов 300 миллионов? А мы заработаем. Страдивари и Гварнери не надо. На них сами заработаем. Но ведь и не на скрипках из полена играть.

– Подумаю. Всё.

– Нет. Мне нужна переводчица с русского на английский. Да ещё не простая, а та, которая сможет русскую песню превратить в английскую, то есть умеющая рифмовать на английском.

– А на немецкий не надо? – присвистнула Великая.

– Надо. Да и на французский не повредит.

– Заграевская Инна Михайловна, наверное, вам должна подойти. Она как раз лучший переводчик стихов с немецкого, – встряла Смирнова.

– Английский важнее, но и эту женщину нужно отправить на постоянное место жительство в Краснотурьинск, – согласился Пётр. Он помнил эту фамилию. Готовясь писать книгу, просмотрел кучу материалов про диссидентов. Эта Заграевская была в их числе.

– Ладно. Вера Васильевна, найдёте эту или этого англичанина, блин, и мне доложите. Всё у вас, Пётр Миронович?

– Почти. Нужно хорошую звукозаписывающую аппаратуру для нашего ансамбля. Нужно импортный усилитель. Импортные колонки. Нужен учитель английского языка для певиц. Понятно, что нужен не литературный английский, а американский. Все деньги там.

– Точно я с ума сошла. Слушаю этот бред, – замахала на Петра руками Фурцева, – Всю кровь из меня выпьете.

– А рассказать вам товарищ Екатерина Великая анекдот на эту тему? – решил разрядить опять нарастающее напряжение Штелле.

– Валяй.

– Один друг жалуется другому по телефону. Второй врач.

– Представляешь, опять очень неудачно женился. Первая жена пила из меня кровь. Теперь вторая пьёт, а ещё тёща присосалась. А вчера и тесть стакан целый отхлебнул, деньги за ремонт машины потребовал.

– Да, – вздохнул врач, – А какая у тебя группа крови? Первая, тогда ни чего страшного, она для любого подойдёт.

Заржали. Непуганый мир. Правильно, наверное, во многих попаданческих романах герои напропалую рассказывают анекдоты. Нужно закрепить успех.

– Вот ещё на эту тему. Одному арабскому нефтяному шейху срочно понадобилось переливание крови.

У шейха группа крови очень редкая и нашли её только у одного еврея.

Тот согласился, сделали переливание, за что араб подарил еврею дом и машину.

Через год та же история – срочно нужна кровь. Еврей с радостью бежит в пункт по переливанию крови, за что арабский шейх дарит еврею коробку печенья.

Еврей удивлённо:

– Но прошлый раз вы подарили мне дом и машину!?

Араб:

– А в тот раз во мне ещё не было еврейской крови!

Заржали дружнее и веселее.

– Всё у вас, Пётр Миронович? – вполне уже благожелательно спросила Екатерина Алексеевна.

– Последнее. 23 февраля в Краснотурьинске состоится праздничный концерт. Приглашаю и всех вас посетить его. Особенно вас, товарищ министр и вас светлая девушка Люша. Вам понравится. Приглашены также руководители Свердловской области.

– Хороший ход. Вы, Пётр Миронович, далеко пойдёте. Если раньше ноги не переломаете. Я постараюсь выбраться.

– А вы привозите с собою Зыкину Людмилу Георгиевну. Я для неё несколько новых песен напишу. Постараюсь на совесть. Ну и она пусть на концерте выступит. Дак ещё ведь и какого ни какого хорошего оператора с Мосфильма и звукорежиссёра нужно. Ведь потом этот концерт крутить по телевизору.

– Ха-ха-ха! – на этот раз смеялись до посинения.

Забрала Фурцева и эту плёнку. Отбыла. Потом распрощался и Федин. Уже перед тем, как уйти в ВУОАП с Ольгой Афанасьевной, Пётр обратился к Смирновой.

– Правда, Вера Васильевна, приезжайте. Если надумаете, то попробуйте уговорить составить компанию вам Евгения Александровича Евтушенко. Запись на телевидение будет обязательно. Замечательно было бы, если бы он в перерывах между песнями прочитал "Белые снеги".

– Эх, где мои семнадцать. Я б за вас с радостью замуж выскочила. Это же надо – орать на Екатерину Алексевну! Она глыба. Только и вы, Петенька, гора. Обязательно приеду. И Евгения Александровича уговорю. Да только за рассказ о сегодняшнем дне можно у чёрта билет в рай выпросить. А тут всего лишь Евтушенко. Не забудьте, жду вас в понедельник утром.

Глава 43

Заходил в Дом Писателей утром, а вышел в темень. Пётр ошарашено глянул на часы. Половина седьмого. Мать вашу, Родину нашу. Не лёгкое и не быстрое это оказалось дело – оформлять песни. Да, ладно бы одну, а то ведь тридцать одну. К тому же пришлось понервничать и поприкидываться лопухом при оформлении песни "Журавли".

– Не ваши слова? А чьи? – устало взглянула на Петра Ольга Афанасьевна. Она бы бросила всё это, и так без обеда уже пять часов валандается с этим провинциальным выскочкой. Вот только не получится. Есть чёткое указание Фурцевой, хоть до утра сидеть.

– Это вольный перевод аварского поэта Расула Гамзатова. Я заменил некоторые слова. И главное, поменял гусей на журавлей, и джигитов на солдат, иначе не рифмовалось, – рассказал Пётр версию, на самом деле случившуюся с переводчиком Гребневым.

– А товарищ Гамзатов знает о вашем переводе? Хотя, ладно, по законам в СССР переводчик обладает всеми правами на получившееся произведение. Я всё же пойду, проконсультируюсь в юридический отдел.

Вернулась почти через полчаса. Пётр сначала скучал, а потом достал из портфеля тетрадь с новой книгой "Рогоносец" и продолжил писать. Нету и так времени, вот и нечего его попусту терять. Книга, им же самим и написанная в прошлом, давалась с трудом. Всё же он её писал уже в другое время. А значит, и желания у героев другие. Добро-то оно зло, конечно, победило, но вот мотивы. Нужно помогать крестьянам в борьбе с эксплуататорами, а главный герой сам рыцарь и у него и замок и слуги и крестьяне. Неувязочка. Так и мучился.

– Продолжим, – ни каких комментариев по своему долгому отсутствию Ольга Афанасьевна не дала.

Рано или поздно, но справились со всеми тридцатью и одной песнями. Петра аж покачивало. Не завтракал, не обедал, да и не ужинал уже. Как только женщина вытерпела. Выйдя из здания, он огляделся. Нет ли Макаревича. К нему с разных сторон двинулись две фигуры.

– Пётр Миронович…

Хором окликнули и остановились, уставившись друг на друга. Пётр подошёл к Елене Чуковской.

– Елена Цезаревна, подождите, ради бога, пять минут. У меня очень важный разговор с этим товарищем. А потом я в полном вашем распоряжении. Можете делать со мной все, что в вашу рыжую головку взбредёт.

– Смотрите, обещали, – скупо улыбнулась женщина и отошла назад к крыльцу.

– Марк Янович. Как ваши успехи на ниве садоводства? – Громко спросил Пётр, так, чтобы слышала удаляющаяся Люша.

– Даже лучше чем я ожидал. Есть пара моментов, требующая вашего решения. Первое. Страна будет не Бельгия, а Швейцария.

– Может, даже и лучше.

– Второе. Я прошёлся по знакомым антикварам и показал ваш перстень. Они сходятся во мнении, что это персидская работа и перстень мог принадлежать чуть ли не самому шаху Аббасу I Великому.

– Ого! – удивился Пётр.

– А потом, я был у одного историка. Он мне посоветовал такую легенду для перстня. Шах Аббас Великий даровал этот перстень, сняв с собственной руки, грузинскому военноначальнику Георгию Саакадзе за взятие Ереванской крепости. Именно такую историю я и рассказал атташе по культуре Швейцарской республики. Он обратился за советом именно к моему знакомому, а тот за часть суммы всё подтвердил. В результате цена перстня достигла семидесяти тысяч долларов. Пять получает историк, пять антиквар, что нас свёл. На тридцать тысяч мы получаем два чемодана семян, один чемодан различных клубнелуковичных цветов и картофеля, студийный магнитофон "Рудфунк" и чемодан немецкой плёнки BASF к нему. Ещё получаем японскую кинокамеру Кодак за 11 тысяч долларов и 35 миллиметровую плёнку к ней, тоже чемодан. Остаётся порядка 30 000 долларов. Атташе спрашивает, что с ними делать, – довольный собой рассказывал литовский еврей.

– А можно деньгами взять? Три пачки стодолларовых купюр, – даже не задумывался Пётр. Они ведь ещё, скорее всего, в этом году поедут на гастроли. Вот там и потратим зелёные.

– А вы не боитесь сесть лет на семь? – Марк Янович сморщился.

– И что вы предлагаете? – На самом деле, сейчас ведь не 2020 год. Даже и расстрелять могут.

– Вы хозяин. Вам решать, – умыл руки Макаревич.

– Тогда одни часы известной фирмы, – махнул рукой Пётр.

– Мне примерно так и посоветовали. Только трое часов. Фирмы Patek Philippe. Легче будет реализовать, если понадобится, – кивнул махинатор.

– Всё. Давайте отмашку. Вы сейчас куда?

– Работать дальше, – развёл руками будущий директор колхоза.

– Ночевать есть где? – уточнил вопрос Пётр.

– Конечно. Приютят, мир не без добрых людей. Где встречаемся? У траппа самолёта? – протянул руку Марк Янович.

– До свидания. В понедельник в аэропорту увидимся.

– Удачи и вам, – кивнул в сторону Люши "пчеловод".

– Это внучка писателя Корнея Чуковского. Это по работе. Она пригласила меня завтра увидеться с дедом в Переделкино, – отстранился Пётр.

– Тем более удачи.

Глава 44

– Всё Елена Цезаревна, теперь я весь ваш. Правда, без живота, – отправив Макаревича продолжать биться за процветания Краснотурьиска, подошёл к Чуковской Пётр.

– Почему без живота? – наклонила голову в бок Люша.

– Он ни о чём кроме еды думать не может. Со вчерашнего вечера ничего не ел, – погладил живот под пальто Пётр.

– Давайте я вас покормлю. У дедушки ведь квартира есть в этом доме.

– А это удобно?

– Пойдёмте. Я вас не съем. К тому же вы голодный и волноваться нужно мне, – рассмеялась Чуковская.

– Поверю на слово.

Поднялись на четвёртый этаж. Громоздкая дверь. Внутри сразу бросаются в глаза безразмерные потолки. Метра три с половиной. В коридоре шкаф дореволюционный и вешалка, как в старых кино – стойка с ножками и отростками кривыми сверху. Пётр помог женщине снять пальто и повесил своё ужасное коричневое на один из отростков. Не рассчитал, сместил центр тяжести. Сооружение начало заваливаться. Чертыхаясь, еле успел поймать рогатую конструкцию и водрузить на место. Перевесил пальто и только потом почувствовал, что его разглядывают. Люша стояла в коридоре, и чуть наклонив голову к правому плечу, наблюдала за ним.

– Дедушка тоже всё время умудрялся уронить это чудовище, – Чуковская улыбнулась.

– И тоже матерился?

– Ещё как. Не разувайтесь. Пойдёмте на кухню, посмотрим, что есть съедобного.

Они прошли по длинному коридору. Пётр по дороге заглянул в две комнаты. Одна была, скорее всего, гостиной. Коричневое древнее пианино, секретер с откинутой полкой для письма. Кожаный чёрный диван с вертикальной спинкой. Стулья, явно составляющие комплект с диваном, с вертикальными спинками и узкими сиденьями. Страшно неудобно, наверное, сидеть на них. Журнальный столик и ещё один диван, вернее канапе, с обивкой из гобелена с олешками. Книжный шкаф, забитый до отказа, да и сверху на нём книги. Ну, для СССР до войны, даже роскошно. А вот для 21 века – убогость.

Вторая комната была кабинетом. Стол под обязательным зелёным сукном. С резными тумбами. Резчик, вот только, дилетант. На столе положенная по статусу настольная лампа со стеклянным зелёным абажуром. Весь стол завален книгами и газетами. Работают люди. Опять неудобные стулья с вертикальными спинками. Огромная люстра, на медной цепи свисающая с потолка, три рожка прикрыты хрустальными, поди, плафонами. Жесть. И одна стена полностью из книжных шкафов в трёхметровый потолок. Тысячи книг. И поставлены не для красоты. Видно, что их берут и не всегда ставят на место. Богема!

– Пётр Миронович, вы, где застряли. Вот тут ванна, вам, наверное, умыться нужно. Берите зелёное полотенце. Оно чистое, – дальше по коридору за поворотом была ванна, совмещённая с туалетом и уже потом кухня. В её дверях и стояла Люша.

– Да умыться не помешает. Пока песни оформил, сто раз взмок, – согласился Пётр и зашёл в ванную.

Там он скинул пиджак и рубаху, нагнувшись над ванной, вымылся и растёрся зелёным вафельным полотенцем. Затем сполоснул и лицо, а подумав и голову под струю поставил. Полегчало. Даже живот перестал скулить. Надел назад рубашку из двадцать первого века и, потянувшись к пиджаку, передумал его надевать. Ужасный, а вот за рубаху не стыдно. Вышел, держа его через руку.

– Красота какая, – сразу отреагировала Чуковская, едва он появился на кухне, – Ну-ка дайте я вас кругом рассмотрю. Где вы такое чудо нашли, Пётр Миронович?

Что и требовалось доказать.

– Сам нарисовал. А сшили в Краснотурьинске, в ателье.

– Вы ещё и модельер. Ну, этого следовало ожидать.

– Почему? – опешил Штелле.

– Гений он гениален во всём, – Люша покрутила Петра, – Чудесно. Нужно запомнить. А вы можете заказать такую для деда?

– Нужны размеры или старая рубаха, – кивнул Пётр.

– Рубаху я вам дам. А вот роскошный ужин, увы, не получится. Есть немного сыра, четыре яйца, немного картошки и манная крупа. Да, ещё есть банка тушёнки и банка зелёных маринованных помидор, – женщина скорбно повесила голову глядя в пустой холодильник "ЗИЛ".

– Можно и я осмотрю это богатство? – заглянул в рычащее чудовище Пётр.

Нда. Сыр чуть тронут плесенью. Хлеб тоже. А это можно есть? Зато лежала бутылка вина. Хванчкара. Не плохо.

– Елена Цезаревна, – решился он, – Давайте разделим ужин на два.

– Как это? – сморщила свой большой еврейский нос.

– Я сейчас пожарю хлеб с яйцами, а вы в это время почистите картошку и поставите её вариться. Ну, а дальше, я сам, – Штелле вручил Чуковской миску с шестью большими картофелинами. Больше и не было.

– Вы специально приехали из этого чудесного города, чтобы сломать моё представление об этом мире, – рассмеялась Люша, демонстративно закатывая рукава ужасной коричневой вязаной кофты. Что ж за коричневая страна?

– Вы догадались, несносная! – воскликнул, изображая ужас, Пётр.

Он срезал корочки с хлеба и, порезав на небольшие кусочки, выложил на сковороду. В доме был газ, правда, баллонный. Растительное масло, с тремя сантиметрами осадка в зелёной бутылке, нашлось на подоконнике. Пётр специально его разболтал, пусть будет запах семечек. Слегка обжарил кусочки хлеба и залил яйцами. Пять минут и всё готово. Люша, видно съела за этот день не больше него. По крайне мере она ни на секунду не отстала в этой разминке.

– Хорошо, но мало, – сообщила она, собирая последним кусочком хлеба остатки масла и яиц.

– Это мы просто червячка заморили, а сейчас будем готовить ужин.

Пока варилась картошка, Пётр порезал несколько зелёных помидор из банки, очистил пару луковиц. Потом долго искал консервный нож. Потом его искала Люша. Исчез. Был ведь. Ладно, обойдёмся простым ножом. Вскрыл банку, высыпал на сковороду тушёнку, добавил помидор и лук. Пока искали, да вскрывали банку, закипела картошка. Пётр потыкал в неё обретённым ножом. Почти готова. Слил воду, достал картофелины и разрезал их пополам. Выскреб середину и стал накладывать туда получившийся фарш. Готово. Теперь снова на сковороду и под крышку. Через пять минут, засыпал всё это натёртым на тёрке сыром, освобождённым от заплесневелых корочек.

– Штопор есть? – Спросил он у Люши с блаженной улыбкой созерцавшей всё это.

– Был, – и не стронулась с места.

– Ох, уж эти тургеневские барышни. Елена Цезаревна, штопор есть.

– Ой, извините. Вот висит на гвоздике, – встрепенулась испуганной птичкой.

– Накрывайте стол, три тарелки, два бокала, – скомандовал Пётр, пока Чуковская снова в ступор не впала.

Люша убежала в комнату, а Штелле осмотрел остатки хлеба. Чуть чёрствый. Нанизал на вилки несколько кусков и подержал над скворчавшей сковородой. Люша принесла тарелки. На две положил по шесть половинок фаршированного картофеля, на последнюю, подогретый хлеб.

– Ну, вот, – оглядел натюрморт, – Укропа не хватает. Стоп. На подоконнике, я видел луковицу в стакане.

Точно на подоконнике в стакане была большая луковица с подросшими уже зелёными перьями. Отщипнул, порезал, посыпал тарелки. Другое дело.

Ели в тишине. Пётр пытался поддержать светскую беседу, но Чуковская уминала его нехитрую стряпню и только мычала в ответ. Даже вино просто выхлёбывала, не дожидаясь тоста. Наконец, картошка кончилось, налитое вино выпилось, а Люша откинулась на спинку неудобного стула.

– Пётр Миронович, я буду всю жизнь вспоминать этот ужин. Вы волшебник. А из топора сможете кулеш сварить? Давайте выпьем за вас, – она протянула свой бокал.

– Это просто голод и нервы, – он наполнил оба бокала.

– Нервы? Да, я нервничаю. Давайте, с вами выпьем на брудершафт. Сколько можно выкать. Да и не нравится мне обращение с отчеством, – Луша встала и подошла к Петру.

Пришлось и ему подниматься, сплелись руками, отхлебнули и поцеловались. Очнулись в постели через час.

Глава 45

Безумной ночи любви не было. Был сон. За последние двое суток Пётр так вымотался, что как убитый проспал всю ночь. И только звонок будильника вернул его на грешную землю. Рядом попыталась закрыть голову подушкой Люша. Не получилось. Правда, встать, тоже не получилось. Пришлось расплачиваться за гостеприимство. Шутка. Прервал расплату звонок телефона.

Вернулась Луша из коридора через пару минут и демонстративно стала одеваться.

– Пётр Миронович, Петя, я вчера днём договорилась с Александром Михайловичем Калининым, он отвезёт нас в Переделкино. Вот сейчас позвонил, будет через час. Желательно встретить его на улице, – и смущённо потупилась.

– Значит, успеем попить чаю.

Вышли рано. Светлая девушка Люша боялась, что их застанут вместе выходящими из подъезда, и потому Петра выпроводила на пять минут раньше. Постояли. Машины нет. Изредка выходили люди и здоровались с Чуковской, но ни радости от встречи, ни просто радости, в их приветствиях не было.

– Пётр Миронович, а хотите, я всяких ужасов про этот дом понарасказываю? – вдруг встрепенулась Елена.

– Давайте, – было прохладно. Пётр уже стал с ноги на ногу переступать.

– Заселение началось в 1937 году. Одним из первых перебрался сюда Борис Пастернак, в маленькую квартирку в башне под крышей, вон там, – Чуковская указала на светлые окна на девятом этаже, – Об этом доме он упоминал в одном из стихотворений: "Дом высился, как каланча…". Именно за теми окнами был написан роман "Доктор Живаго". Квартиры в Доме писателей доставались далеко не всем желающим. Булгакову в жилье было отказано. И этому в немалой степени поспособствовал один из самых рьяных гонителей писателя – критик Осаф Литовский, начальник Главного Репертуарного Комитета. Сам же критик поселился в нашем доме в квартире? 84. Именно в эту квартиру и поселил Булгаков критика Латунского в романе "Мастер и Маргарита". После войны, в 1948 году из этого дома на Лубянку увезли генерал-лейтенанта Крюкова, арестованного за "грабёж и присвоение трофейного имущества в больших масштабах". А следом за ним арестовали за "антисоветскую деятельность и буржуазное разложение" его жену – известную певицу Лидию Русланову. Несчастья преследовали и других жильцов дома. Здесь погиб сын Паустовского Алексей, покончили с собой дочь прозаика Кнорре и сын поэта Яшина. Жена поэта Льва Ошанина не смогла простить ему измены и выбросилась в окно. Рядом с домом машина сбила 9-летнего сына Агнии Барто, после чего она всегда ходила в чёрном. Говорят, что жильцов дома преследует злой рок. А сейчас тут стали силиться всякие чиновники. Многие уже просто не знают друг друга. Мне же этот серый прямоугольник никогда не нравился. Какая-то мрачная убогость.

В это время и остановилась у крыльца бежевая Волга.

– Люша! Залезайте, – из приоткрытой дверцы высунулась голова пожилой, но ярко накрашенной и молодящейся женщины.

– Это – Наталья Исидоровна жена Александра Михайловича в девичестве Гуковская – дочь бывшего первого наркома финансов РСФСР. Она криминалист. Иногда берёт у нас химреактивы, – по дороге шёпотом сообщила Люша.

– Калинин. Это сын…? – начал понимать Пётр.

– Сын, – совсем тихо прошептала Чуковская и, подождав, когда Пётр откроет ей дверь Волги, полезла в тепло, благоухающее резким запахом духов.

– Знакомьтесь. Это – Александр Михайлович Калинин и его супруга Наталья Исидоровна. А мой спутник – Пётр Миронович Тишков. Пётр Миронович пишет замечательные песни.

Машина развернулась и покатила по пустынным сумеречным улицам Москвы.

– Пётр Миронович, а вы какие песни пишите, кто их исполняет? – Полуобернувшись, поинтересовалась дама.

И что ответить?

– Я только вчера их зарегистрировал в ВУОАПе. Пока их поют только у меня в городе. Но думаю, что 9 мая их будет слушать вся страна.

– О, да у вас скромности не отнять, – хмыкнула ароматная женщина, – Значит, скоро станете знаменитым композитором?

– Поэтом, – уточнил Пётр и решил разрядить обстановку, – А хотите анекдот на эту тему.

– Давайте, давайте, – сразу включилась Люша.

– Как бы в продолжение нашего разговора.

– Я бухаю как Есенин, матерюсь как Пушкин и изменяю жене как Толстой.

– А застрелиться, как Маяковский, не хотите?

Исидоровна хрюкнула, ухнул, вильнув машиной "Сын" и залилась колокольчиками светлая девушка.

– Прелестно. А ещё знаете? – отсмеявшись, уже более благожелательно поинтересовалась Наталья Исидоровна.

– А длинный можно?

– Ой, Пет…, Пётр Миронович, рассказывает бесподобные притчи. Правда, после них мир меняет расцветку, – громким шёпотом, нагнетая обстановку сообщила Люша.

– Давайте, вашу притчу, дорога не близкая, – разрешила дама.

– Вам хочется песен? Их есть у меня, – решил красиво начать Пётр, но по непонятливым взглядам попутчиков понял, что фильм "Интервенция", ещё не вышел на экраны, – Слушайте:

Молодой, начинающий писатель приносит в издательство рукопись. Редактор читает: "… По мраморной лестнице спускался молодой граф, навстречу ему поднималась графиня.

– Не хотите ли кофею? – спросила графиня.

– Нет! – ответил граф, и овладел ею прямо на лестнице…"

– Очень хорошо, – говорит редактор, – Только вот описания природы у вас маловато!

Автор забрал рукопись и ушёл переделывать. Вернулся через пару дней, даёт почитать редактору."… По мраморной лестнице спускался молодой граф, навстречу ему поднималась графиня.

– Не хотите ли кофею? – спросила графиня.

– Нет! – ответил граф, и овладел ею прямо на лестнице. А за окном вовсю цвела акация и чирикали воробьи…"

– Прекрасно! – говорит редактор, – Только вот действующих лиц маловато.

– Хорошо, – отвечает автор и, тяжело вздохнув, забирает рукопись. Приносит через некоторое время снова.

"… По мраморной лестнице спускался молодой граф, навстречу ему поднималась графиня.

– Не хотите ли кофею? – спросила графиня.

– Нет! – ответил граф, и овладел ею прямо на лестнице. А за окном цвела акация и чирикали воробьи. А в саду 10 мужиков гнули рельсу…"

– Чудесно! – сказал редактор. – Только нет взгляда в будущее.

Помрачнел молодой писатель. Забрал роман и ушёл. Вернулся на следующий день, бросил на стол редактора рукопись и вышел из кабинета. Редактор читает: "… По мраморной лестнице спускался молодой граф, навстречу ему поднималась графиня.

– Не хотите ли кофею? – спросила графиня.

– Нет! – ответил граф, и овладел ею прямо на лестнице. А за окном цвела акация, и чирикали воробьи. В саду 10 мужиков гнули рельсу. А ну её нафиг, сказали мужики. Пойдём домой, догнём завтра…"

Хрюкнула и забулькала дочь первого наркома финансов, вилял машиной, распугивая редких прохожих и частых голубей, сын всесоюзного старосты, звенела колокольчиками дочь еврейского народа и внучка известного русского писателя. Сидел и блаженно улыбался сын 21 века.

"Да", – улыбнулся Пётр, – "И, правда, мир неизбалованных юмором людей. Кто у них есть? Зощенко. Ильф с Петровым. И всё. Жванецкий ещё только появился. И сам не выступает. Нет ни каких "камедий клабов" и десятка других "вуменов". Можно даже попытаться написать несколько миниатюр для Райкина.

Тем временем попутчики отсмеялись. Неожиданно обиженно произнёс "Сын":

– Я не понял второго смысла.

– Саша, ну, что ты. Это ведь Пётр Миронович намекает на Синявского и его статью "Что такое социалистический реализм?".

– А ведь действительно. Образно-то как. Сразу и не понял. Старею.

– А я вам говорила, – ещё раз звякнула колокольчиком Луша, – Пётр Миронович вчера нам со Смирновой Верой Васильевной три притчи своих рассказал. Так я теперь на мир другими глазами смотрю. Словно через грязное мутное стекло смотрела, а теперь это стекло вымыли. И не понятно ещё, хорошо ли это, когда всё видишь ясно. Хочется самой вновь стекло запачкать.

– Интересно. Заслужить от Люши похвалу. Далеко пойдёте. Может, и нам расскажите свои притчи, Пётр Миронович, – повернулась на сидении, разглядывая его Исидоровна.

– Это не весёлые притчи. Давайте я вам лучше ещё анекдот расскажу.

– Давайте анекдот, – нахмурилась "Дочь".

– Один писатель так долго писал в стол, что запах стал просто невыносим.

Стояла тишина. Минуту, наверное. Потом звякнула Люша: "Пи́сал". И захлебнулась. Дошло и до супругов. Машина виляла, виляла, а потом просто остановилась посреди к счастью пустой дороги. Криминалист смеялась дольше всех, а когда все замолкали уставшие, она словно специально произносила одно слово, "стол", например. И веселье продолжалось.

Когда снова тронулась, Калинина, тяжело держась за сердце, укоризненно проговорила, не решаясь повернуться к Петру:

– Пётр Миронович, ну нельзя же так. У меня сердце слабое. Привезёте в Переделкино хладный труп.

– Извините, больше не буду, меньше тоже.

– Будет вам. Впору и правда грустные притчи послушать, – крякнул "Сын", – А то так и в кювет заедем.

Они уже выбрались из города и ехали вдоль заснеженных полей. Судя по тому, что солнце всходило слева, ехали они на юг. Пётр, где находится знаменитое Переделкино, не представлял. Молчание затягивалось, и Штелле решил попробовать ещё один анекдот рассказать.

– Наталья Исидоровна, вы ведь эксперт криминалист, мне Елена Цезаревна сказала.

– Не обманула, – пошутила "Дочь".

– Хотите, расскажу анекдот про вашу профессию.

– А что и такие у вас есть. Непременно расскажите, ни одного не слышала.

При раскопках в Египте нашли саркофаг с мумией. Эксперты не могли установить, чья это мумия. Пригласили советских специалистов. Три советских эксперта засучили рукава и потребовали освободить помещение. Вскоре они вышли, утирая пот со лба:

– Аменхотеп двадцать третий!

– Как вам удалось это установить?

– Сам, дурашка, сознался!

– Дурашка, – прохрюкавшись и пробулькавшись и на самом деле держась за сердце, еле вымолвила Калинина, – Расскажу на работе. Все в стол писать будут. Ох, Пётр Миронович. Не простой вы человек.

– Да я и не говорил, что простой.

– А чем вы ещё занимаетесь, кроме того, что бухаете, как Есенин?

– Пётр Миронович написал продолжение Буратино, – вступилась за него Люша.

– Я – Первый Секретарь Горкома КПСС.

– Неожиданно. И что за город? – откликнулся первым Калинин.

– Краснотурьинск. Это не очень большой город на северном Урале. Но скоро он будет известен, как "НЬЮ ВАСЮКИ".

– Это почему? – резко повернулась к нему Исидоровна.

– Туда переедет столица. По крайней мере, культурная.

– Смешно. Хотя нет. Лучше расскажите ещё про криминалистов.

– По заявлению экспертов, Малевич своим "Черным квадратом" замазал какую-то другую мазню.

– Ещё.

Обворована квартира. Эксперты по отпечаткам пальцев, оставленных преступником, определили, что жить он будет долго и счастливо, но настоящей любви так и не встретит.

– Ха-ха-ха. Всё лимит на смех закончился, – отсмеявшись и похлопав жену по руке, огласил Александр Михайлович, – Да мы и приехали. Вон уже и Переделкино.

Глава 46

На даче дедушки было многолюдно, да ещё они целым табором завалились.

Представляла гостей Люша. Пётр попросил её, чтобы она называла его начинающим поэтом песенником. А вот, приехавших ранее, можно было и не представлять.

– Это наша звёздочка Анастасия Вертинская, – чмокнула три раза в щёчку её Елена Цезаревна.

Что можно сказать? Всё попаданцы обязательно мутят с одной из звёзд кино, то им Наталью Варлей подавай, то Цыплакову, а то и Пугачёву. И ни один не покусился на Вертинскую. Почему? Да, потому что – богиня. Как вы себе представляете мутку с Герой или Афродитой. Вот, то-то и оно.

– А это Никита Михалков. Вы же смотрели фильм "Я шагаю по Москве"? А ещё он по совместительству муж нашей звёздочки, – чмокнула Чуковская и будущего оскароносца.

А что тут можно сказать? Верной дорогой идёте товарищи. Всё у него в жизни будет хорошо. И ведь на самом деле хорошие фильмы снимет. Дурак только. Вот через пару лет разведётся с Вертинской. А ведь какие красивые и умные могли быть детки.

Третий посетитель дедушки вызвал у Петра приступ паники.

– А это писатель и поэт Булат Окуджава.

– Очень рад. Позавчера вот узнал, что вы у меня Мотыля украли, – постарался шуткой сгладить нервозность пожатия руки Штелле.

– Вы тоже сценарий фильма написали? – заинтересовался ограбленный Петром бард.

– Нет, я для свердловского ТЮЗа написал музыкальную сказку-детектив.

– Расскажите потом? – встрепенулась светлая девушка, – Нужно ведь и деду вас показать, Пётр Миронович.

Дед был сух и стар. Сидел в кресле в ярком вязанном свитере, но под свитером был на рубашке галстук. Интеллигент. Большой еврейский нос с годами из острого клюва превратился в картошку. Высокий лоб. Совершенно седые, аж белые волосы. Говорят вот, пронизывающий взгляд. Нет, не было пронизывающего взгляда. Скорее насмешливый прищур. И прямо рвали всю картину маленькие гитлеровские усики под картофелиной. Глаза говорили: "Ну, Люша, рассказывай, что за интересный экспонат ты залучила".

– Деда, это Пётр Миронович. Он начинающий поэт песенник, – отработала договорённость светлая девушка и не удержалась, – А ещё он Первый Секретарь Горкома КПСС, модельер, философ и самый великий повар, – чуть смутилась, ну не рассказывать же всей компании о ночи, – которого я знаю.

– Не слишком ли много для одного человека? – тяжело улыбнулась, стоящая за креслом с корифеем женщина.

– Это моя мама – Лидия Корнеевна.

– Очень рад знакомству.

– Люша, Пётр Миронович, не хотите чайку с дороги? – постаралась улыбнуться "мама".

– С удовольствием.

Попили чай, поговорили о погоде. Не клеилась беседа. И кассеты с песнями забрала товарищ министр. Разрядил обстановку патриарх.

– Пётр Миронович, я так понимаю, что Люша вас привезла, чтобы я послушал ваши стихи и помог их напечатать? – правду про деда потом напишут. Всем бросался помогать.

– Да, Пётр Миронович, прочтите ваши стихи, – Вертинская вклинилась. Красива чертовка.

– Корней Иванович, я слышал, что в этой комнате вам читал стихи Пастернак? Не скажите, с какого места, – окинул взглядом большую комнату Пётр.

– Думаете, место, это главное, – усмехнулся Чуковский.

– Однозначно.

– Дай бог памяти, да вон у окна, кажется, и стоял, – чуть привстал с кресла патриарх, указывая через головы гостей на разукрашенное изморозью окно ближе к углу.

Пётр прошёл до указанного места. От окна дуло. "Нужно будет стеклопакеты изобрести", – вспомнил Штелле и начал сказку. Давно, в той жизни, лет двадцать назад, был у него период, когда он попытался написать сказку типа "Конька Горбунка" или даже, чуть подражая игре в слова, филатовского "Федота Стрельца". Написал много, а потом как-то отложил и вот снова взяться так и не удосужился. Но ведь знать об этом почтенной публике не обязательно. Прочитать можно только вступление. Оно явно выбивается из всего, что сейчас пишут.

– Это будет сказка. Представьте себе поэта, которого отправили по сфабрикованному обвинению в ГУЛАГ в 37 году. Вот он пишет письмо домой:

Я тут мать решил со скуки,
От тебя, детей в разлуке,
Написать ребятам сказку -
Заменить отцову ласку.
Чтоб не тратить время даром,
Я решил таким макаром,
Нужно опыта набраться,
В корифеях покопаться.
И столкнулся Ешкин кот,
Я с такой проблемой вот.
Не достать нигде Ершова,
Как и дедушку Бажова,
С Маршаком вообще беда,
Кто ж его пришлёт сюда.
Я отчаиваться стал -
Ни черта ведь не достал!
Тут мужик пришёл с этапа,
Борода как у Потапа,
У него Есенин есть,
Анну Снегину прочесть,
Пугачёва Емельяна,
Что писал поэт наш спьяна.
Ну, осилил я Серёгу.
Рано всё-таки в дорогу.
Вирши в голову не прут,
Не закончен видно труд
Овладенья мастерством.
Отложить что ль на потом
Написанье сказки сей,
Но хочу ведь – хоть убей.
Тут я вспомнил – Пушкин есть.
И не можно глаз отвесть
От его волшебных сказок,
И про рыбок и про бабок,
Про русалку и кота.
Значит я не сирота,
Буду у него учиться.
Тут ведь главно – не лениться.
Прочитаю про царевну,
Или может – королевну,
Что качается в гробу
И схвачуся за губу.
Что-то мне напоминает,
И сомненья вызывает
Этой сказочки сюжет.
Белоснежка? Или нет?
Тут и там царевну прячут,
Только тут коняки скачут,
А там гномики долбают,
Самоцветы вырубают.
В общем, тяжкий горный труд,
Если сказки те не врут.
Младший гном в княжну влюбился,
Чуть рассудка не лишился.
А у Пушкина в неё втюрился парнишка -
Младший егеришка.
Аналогии кругом.
В этом месте, али в том:
Яблочко княжна съедает,
И почти, что умирает.
Лесники её хватают,
И в хрустальный гроб ховают,
На цепях между столбов.
Семь здоровых этих лбов.
Точно так же как и гномы.
Да, сюжеты тут знакомы.
Плагиатом пахнет тут.
Во! Блин, классики дают!
Вот ведь Пушкин – сукин сын,
Сбегал, значит, в магазин,
Закупил про гномов книжку,
И пополнить, чтоб кубышку,
Заменил трудяг конями
С псами, ну, и с егерями.
И пришёл за гонораром,
Деньги получил задаром,
И ведь как спешил чудак,
Даже склеил кое-как,
Свой сюжет про лесников.
Так чуть-чуть, для дураков.
Ну, откуда в чаще грот?
Всё в лесу наоборот!
Есть осины, есть берёзы,
Тут Есенин бы про слёзы,
Начал кружево плести,
Пятером не разгрести.
Я ж скажу: В лесу есть ёлки,
Совы, зайцы, даже волки,
А с пещерами там туго.
В чём же Пушкина заслуга?
Знаю, знаю! Он бродяга,
Ох, и хитрый же деляга,
Перенёс на Русь сюжет.
Нет. Опять же винегрет.
Царь Салтан, батыр Руслан,
Где ж увидел он славян?
А ещё есть князь Гвидон,
Что прислал нам всем поклон.
Девушку зовут Наина,
Почему не просто Зина?
Знать писал он про татар.
Жаль, что этот Пушкин стар.
Я б ему сказал: Сергеич,
Ты ведь, брат, не Челубеич.
Нам к Мамаю на поклон
Бегать нынче не резон.
Ты пиши про Русь святую,
А не то тебя я вздую.
Ладно, Пушкина прочёл,
И ошибки все учёл,
Старшего сего собрата,
Чуть не ляпнул – плагиата.
И пора свою писать,
А то дети лягут спать,
Не дождавшись приключенья.
Значит к чёрту все ученья.
И начнём мы помолясь…
Ехал как-то лесом князь.
Стояла тишина. Никто не хлопал. "Это провал, – подумал Штирлиц".

– А дальше. Давайте немедленно дальше, – первая опомнилась дочь наркома финансов.

– Да, Пётр Миронович, к чему эти театральные паузы, продолжайте. Начало лихое, – поддержал женщину Никита Михалков.

– Ксожалению, я не помню всю сказку наизусть. А текста с собой нет. Я начну сбиваться и испорчу всё впечатление, – развёл руками Пётр и демонстративно отошёл от окна.

– Это нечестно, такую интригу закрутили. Ничего подобного не слышал, – теперь только похлопал в ладоши Чуковский, – Непременно переправьте мне рукопись, если там и дальше так не тривиально, то я всеми силами буду добиваться публикации.

– Дед, Петру Мироновичу не нужна помощь. Я не знаю, как он это делает, но я сама была свидетелем, как он сначала отчитал, как нашкодившего ребёнка Фурцеву, а потом заставил её исполнять свои требования. Причём от некоторых требований у меня волосы дыбом вставали, – поднялась из-за стола Люша и встала перед Петром, закрывая его грудью.

– Однако. Не поделитесь умением, Пётр Миронович. За такой талант можно и душу отдать, – это недоверчиво впилась глазами в дочь Лидия Корнеевна, – Такой бы талант ещё и Александру Исаевичу.

– Александру Исаевичу нужен доктор, а не талант. К несчастью талант у него есть, – Пётр вдруг решил попытаться оторвать от сонма помощников Солженицына эту женщину. Может если выбить из-под него парочку таких подпорок, то главный враг этой страны рухнет. И не под обломками страны будет похоронен, а в безвестности в процветающей державе.

– Он болен. Вы его видели? – ох как подскочила.

– Лидия Корнеевна, а вы знаете, что такое некрофилия?

– Нет. "Некро", это что-то с покойниками связано? – поморщилась правозащитница.

– Пётр Миронович, тут ведь дамы. Как вам не стыдно! – вмешалась Калинина. Ну, да, уж криминалист этот термин должен знать.

– Извините. Хорошо. Подойдём с противоположной стороны. Вопрос ко всем. Как вы считаете, какую пользу, и какой вред принёс Дон Кихот? Не роман. А вот представьте, что такой рыцарь существовал, и всё что написано в романе, он сделал на самом деле. Так какую пользу, с неё начнём? – Штелле обвёл всех взглядом. Сидят насупившись. Ага, идейного врага в нём признали.

– Он вселял в людей веру в добро, в возможность справедливости, – бросилась грудью на амбразуру дочь патриарха.

– И каким же эпизодом? Ещё раз, мы не книгу обсуждаем, а конкретные действия. Даже не поступки, а действия.

– Так ведь нельзя, – набычился и Чуковский.

– Давайте я вам чуть помогу. Сколько детей было у семейства Менделеевых?

– Я читала, что Дмитрий Иванович был семнадцатым ребёнком, – точно, ведь Люша химик.

– Вот, живёт себе мельник на севере Испании и у него любимая жена, семнадцать детей и одна старая мельница. Еле скрипит. А денег на ремонт нет. То неурожай, то конкурент демпингует.

– Что делает? – опять вскинулась Калинина, думая, о запретной некрофилии.

– Снижает цены, чтобы разорить конкурента. Так вот, еле-еле перебивается мельник. И тут Дон Кихот врезается в его мельницу и ломает крылья своим копьём. Всё, починить развалюху не на что. А ведь есть просят семнадцать детей, измученная огромным количеством родов жена, старые родители мельника и двое рабочих из соседней нищей деревушки. Младшие дети умирают от голода. Старики умирают. Старшие дочери идут в проститутки в соседний город. Старшие сыновья, бросив учёбу, кто в наёмные рабочие, кто в попрошайки. Сам хозяин, потеряв семью, заперся в старой, разрушенной благородным борцом за счастье обездоленных, мельнице и сжёг и её и себя. А двое наёмных рабочих пошли в бандиты и убили ни в чём неповинную семью, которая через их деревню перебиралась в город на заработки. Фамилия семьи была Ибаррури Гомес. Это были предки Долорес. И естественно она не родилась. Новоявленных разбойников схватили и повесили, а их дети умерли с голоду. Рассказать, про другие подвиги благородного борца?

– По крайне мере, ясно, как Пётр Миронович заставил под свою дудку петь Фурцеву, – хмыкнул Чуковский.

– И что же, проходить мимо несправедливости? – с горящими глазами вскинулась Лидия Корнеевна.

– Вы меня не слушали, уважаемая Лидия Корнеевна. Я сейчас рассказывал о том, что нельзя брать на себя право судить справедливость это или нет. А вдруг вы даёте ещё большее копьё в руки этого рыцаря. Вдруг с его помощью он разрушит не одну мельницу, а все мельницы в этой провинции и тысячи человек умрут от голода. А потом историки через сотню лет будут искать виновника развала Испании на множество воюющих между собой провинций. Виновника миллиона смертей.

– А что же делать? – это Люша.

– Давайте вернёмся к личности гражданина Солженицына. Первое. Он в своём "Архипелаге" сам признаётся, что являлся стукачом на зоне. И даже упоминает, что у чекистов проходил под псевдонимом "Ветров". Давайте пока не будем судить Александра Исаевича. Вдруг он сдавал тех людей, которые, как, например, убийцы Столыпина, на самом деле вредили нашему Государству. Отметим только, что люди получили дополнительные срока и даже смертные приговоры. Просто – "стукач", а хороший или плохой, оставим за скобками. Второе. Архипелаг Гулаг, если прочитать книгу Юлия Марголина "ПУТЕШЕСТВИЙ В СТРАНУ ЗЭ-КА", которую автор издал в Париже в 1946 году, после возвращения из Сталинских лагерей, где он находился с 1939 по 1945 год, кажется чем-то знакомым и вторичным. Возникнет множество вопросов к Александру Исаевичу. Самый первый, кто ему дал прочитать не изданную в нашей стране книгу. Не органы ли? Зачем? Чтобы вокруг "Ветрова" начали кучковаться правдоискатели. Так их легче выявить и легко контролировать. Почему Писатель может свободно разъезжать по стране и издаваться в самиздате? Легко. Ещё не все бабочки слетелись на огонь чёрной свечи некроманта. Но все имеющиеся уже на крючке. Лично для меня, человек, который заявлял о нашей Великой Победе над фашизмом примерно следующее: "какая разница, кто победил: сняли бы портрет с усами и повесили портрет с усиками, всего и делов-то" – неприемлем. Это враг. А если враг ещё, какой ни какой, талант имеет, то это ведь совсем плохо. Конечно же, у нас были репрессии. И, конечно же, среди нескольких миллионов пострадавших были невинные люди. И среди здесь присутствующих их большинство. Давайте, однако, обратимся к личностям обличителей Сталина. Хрущёв сам утопил в крови Украину. Весь его доклад на 22 съезде это просто борьба за власть. Нужно было утопить конкурентов и обелить себя. А остальные, те с кем он потом расправился. И их подписи стоят под тысячами приговоров. Как там у Грибоедова: "А судьи кто"? А теперь про Солженицына. А судья кто? Нормировщик в лагере, стукач, провокатор. Озлобленный крысёныш. Как там у него фамилия – Солженицын? Это от слова "Солгал". Бог сам шельму пометил. Вот покинул он лагеря и сразу стал великим писателем? Бывает такое. Много вы видели начинающих авторов, владеющих языком, так как господин Ветров. Талант. Удивительный талант. А у меня есть сведения, что в Степлаге в Экибастузе хранится несколько папок написанных на друзей и недругов доносов. Вот, где научился владеть словом светоч словесности. Тысячи страниц пасквилей. Десятки исковерканных с его помощью жизней. Встретил бы вашего кумира, кости бы переломал. Убить, к сожалению, не дадут, где-то рядом находится агент КГБ, который его охраняет.

– Всё, давайте прекращать эту политику. Жозефина Оскаровна уже на стол накрыла. Сегодня у нас картошка варёная с груздями и селёдочкой, – вмешалась, спасая положение Люша. На Лидию Корнеевну было страшно смотреть. Ничего женщина умная, может, и сделает правильные выводы.

После обеда вновь переместились в гостиную. Спел пару песен Окуджава. Пётр всё боялся, что сейчас бард возьмёт и споёт песню, которую он выдал за свою. Особенно его беспокоила песня "До свидания, мальчики". Хотя вроде бы она написана в 1968 году. И в то же время если уж свела их судьба, то грех не попытаться это выяснить. И тут ему помогли.

– Деда, ты бы знал какие замечательные песни написал Пётр Миронович о войне, – воскликнула после исполнения Булатом очередной песни.

– Вот как. Интересно, Пётр Миронович, исполните парочку? – предложила, заинтересовавшись, Вертинская.

– К сожалению, я не умею играть ни на одном музыкальном инструменте. Только на нервах, – замотал головой, деланно отказываясь Штелле, – но если Булат Шавлович мне подыграет, то я могу попытаться спеть одну коротенькую песню. Песня не совсем моя, после исполнения расскажу, как она появилась на свет.

Ах, война, что ж ты сделала, подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,
Окуджава вздрогнул, странно посмотрел на Петра и стал подыгрывать. Последние строчки он уже вполне уверенно вёл на гитаре.

Вы наплюйте на сплетников, девочки!
Мы сведём с ними счёты потом.
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Что идёте войной наугад…
До свидания, девочки! Девочки,
Постарайтесь вернуться назад!
– Сильно. Жаль, что играть не умеете, а как же вы песни пишите? – захлопал Чуковский.

– У меня есть приёмная дочь, я ей напеваю, а она записывает ноты и подыгрывает мне на гитаре или фортепиано.

– Пётр Миронович, – потянул его за рукав Окуджава, – Представляете, где-то месяц назад я начал писать стихотворение. Но успел только пару строчек написать и тут меня Мотыль вызвал в Ленинград на съёмки. Только вчера вернулся. Так вот эти строчки звучат так:

Ах, война, что ж ты подлая сделала,
Обезлюдили наши дворы…
– Удивительно, а дальше, – попытался сделать заинтересованное лицо Пётр.

– Так нет больше ничего дальше. Просто, какое необычное совпадение, – и выражение лица такое кислое.

– Согласен. Хотя знаете, чего только в жизни не бывает. Вот есть закон Бойля-Мариота. Один англичанин, другой – француз. А придумали почти в одно время. Или уравнение Менделеева – Клапейрона. Один русский другой француз. А изобретение радио. Наш Попов и итальянец Маркони. Вы, кстати знаете, что Попов родился в Краснотурьинске и у нас стоит ему памятник. Так, что не переживайте. Умным людям приходят в голову одинаковые умные мысли. Подсмотреть ни я у вас эти строчки, ни вы у меня не могли. Я это стихотворение написал два года назад к двадцатилетию Победы. А песню вместе с дочерью где-то пару месяцев назад. Не переживайте. Ещё лучше напишите.

– А хотите, я вам по руке погадаю? – Пётр сказал это громко, так, чтобы разбившаяся на группки компания услышала.

– А вы умеете, и мне тогда тоже, – первая подскочила Вертинская.

– Так, – Штелле взял правую кисть Окуджавы, повернул вверх, – Ещё минимум лет тридцать проживёте, – Пётр не помнил точной даты, но где-то в самом конце двадцатого века, – Ваши стихи скоро оценят, получите премию. И ещё скоро вам предстоит дальняя дорога. Не пугайтесь. Это не тюрьма. Это скорее награда. Куда сказать не могу, но в одну из столиц мира. Дети. У вас два сына. Младший пойдёт по стопам отца, станет композитором. А вот старший. Тут всё не очень хорошо. Займитесь его воспитанием. Ещё не поздно. Его надо чем-то увлечь. Спортом. Да, лучше всего спортом.

На самом деле старший сын сопьётся, попадёт в тюрьму и умрёт незадолго до отца. В биографии Окуджавы написано, что мог бы и подольше пожить, но смерть сына подкосила. Возможно ли исправить судьбу мальчика, а значит и отца. Пусть пробуют.

– Теперь моя очередь, – сунула изящную ладошку Анастасия.

– Ох, как всё замечательно. Кругом только овации и премии. Стоп. Лет через десять вы обязательно должны сыграть в фильме по иностранному сценарию. Что-то цыганское. Нет. Румынское. Вот. Должны сыграть в фильме по румынскому сценарию. Это будет пик вашей кинокарьеры. Что ещё, в этом году закончите учиться и смените несколько театров. Быстрее перебирайтесь во МХАТ. Это мой вам совет. Долгое время будете преподавать актёрское мастерство за границей. Скорее всего, в Англии. Последние годы жизни, а это наступит очень не скоро, проведёте в кругу семьи, с внуками. А вот награды найдут вас не скоро. Станете и заслуженной артисткой и народной, но повторюсь не скоро.

– Теперь Никите поведайте о будущем, – притянула поближе Вертинская мужа.

– Одну секундочку. Вот эта линия, – Пётр ткнул пальцем в ладошку Анастасии, – говорит, нет, просто кричит, что наши судьбы пересекутся в самое ближайшее время. Нет, не в этом смысле увидев круглые глаза актрисы, – руками отстранился Штелле, – Наверное, это творчество. Я тут собираюсь снимать. Совсем крохотные фильмы. На одну песню. Я их называю клип. Думаю, что всё дело в них. Там нужна будет красавица. Лучшего материала мне не найти. Надо будет правда поработать над образом. Вам нужно отрастить волосы подлинее, покрасить их в золотой цвет и завить мелкими кудрями. А ещё? Ещё одежда. Я пришлю вам эскизы платьев и сейчас могу дать эскиз шубы, – Пётр достал из портфеля эскиз шубы, который он нарисовал для жены.

Все женщины столпились за Вертинской и принялись разглядывать рисунок.

– Считайте, что вы меня уговорили. Даже ни в одном западном журнале не видела такой красоты. С самого вашего прихода любуюсь на вашу рубаху, думала импортная. А теперь понимаю, это вы сами сделали. Точно?

– Есть грех. Итак, – Пётр взял руку Михалкова. Высокий, сильный. Рука крепкая. Спортом занимается?

– Без меня не начинайте, – подошёл Калинин.

– Никита, можно мне тебя так называть? – Михалков кивнул, – Множество ролей и все успешны. Множество снятых фильмов. И даже самый первый будет очень хорош. А один фильм вообще удостоится "Оскара". А потом потянет тебя в политику. В чиновники. Будешь заведовать нашим кинематографом. Не ходи. Ничего хорошего кроме склок, ругани и врагов тебе это не принесёт. Снимай фильмы. До последнего вздоха снимай фильмы.

– Двойственное впечатление, вроде бы "Оскару" радоваться надо. А финал настораживает, – убрал руку Михалков.

– Теперь мне, – протянул свою пухлую руку младший Калинин.

– Долга жизнь. Лет 80 проживёте, а то побольше. Хочу вас предостеречь. Не знаю, правда, от чего. Мне вот открылось, что нужно спасать какого-то Михаила Калинина. Это не ваш родственник?

– Сын. И спасать как бы не поздно. С нехорошей компанией связался.

Пётр, готовясь к написанию книги про 67 год, перелопатил кучу статей в интернете и случайно наткнулся на внука всесоюзного старосты, тоже Михаила. Там того обвиняли в нетрадиционной ориентации и пьянстве, связи с маргиналами. Вот сейчас и вспомнилось. Выходит, попал.

– А мне не надо. Ничего не хочу знать, – спрятала руку за спину и отошла от Пётра его жена.

– Тогда я следующая, – встала прямо напротив и словно в атаку идти приготовилась Лидия Корнеевна.

Пётр взял мягкую ладошку боевой старушки. Что он о ней знает. Будут какие-то иностранные награды. Даже государственная премия Российской Федерации. Проживёт до конца века. И половину оставшейся жизни будет бороться за диссидентов.

– Лидия Корнеевна. Вот видите, у вас линия раздваивается. На одном продолжении жизнь борца с ветряными мельницами. На другом – литературная деятельность. И на той и на другой вас ждёт признание. Награды. Но одна разрушит нашу страну, а вторая сделает её более просвещённой. И выбирать надо в самое ближайшее время. Да прямо сегодня ночью нужно выбирать. Кто вы, могильщик или творец? Пойдёте по пути диссидентства и миллионы трупов за вами, но признание. Вы точка бифуркации. Знаете, что это? Мир, весь мир без малейшего исключения зависит от вашего выбора. Куда сегодня повернёте туда он и покатится. Большего не скажу. Скажу только, что в обоих случаях ещё лет тридцать вам жить.

Оставшиеся подходить не стали, а потом компаньонка Лидии Корнеевны увела сначала самого Чуковского наверх, а потом и свою начальницу. И все сразу засобирались домой. Ну, вот испортил вечер. А может спас страну. Решал Пётр, одеваясь.

– Нас сегодня пригласили на концерт новой группы "Скоморохи", – уже у машины повернулась к Петру Вертинская, – Не хотите составить нам компанию, Пётр Миронович.

Мать твою! И как он забыл. Прогрессор хренов. Ведь уже есть группа "Скоморохи". И там молодые, ещё не прошедшие армию Градский и Буйнов. Наверное, уже и Лерман. Ещё там есть барабанщик отличный. Фамилию не вспомнить, но он потом перешёл в "Машину Времени". А ещё там есть сын композитора Саульского. Имя тоже Пётр не помнил. Или, может, он сейчас ещё молод. Обязательно нужно позвать Градского и Буйнова в Краснотурьинск. Да и остальные, как школу закончат, пригодятся.

– Люша, поедем, послушаем, что сейчас молодёжь поёт? Хлебнём из источника вечной молодости?

– Конечно.

Глава 47

Это было ужасно. Все курили. Все орали всякую херню. Все делали вид, что им это нравится. Половина пила пиво, а то и чего покрепче. Плюс к этому ужасная аппаратура, которая при малейшем увеличении громкости исполнения хрипела и фонила. Только ужас не в этом. Ужас был в манере исполнения и текстах, да чего уж, и в музыке. Даже в музыке в первую очередь. Особенно Петра из себя вывела сама песня "Скоморохи", в честь которой, надо понимать, и назван ансамбль. Но всё переплюнула шедевральная вещь "Синий лес". Единственная песня, которую можно было слушать, да и то со скидкой на молодость исполнителей, это "В полях под снегом и дождём". Но это можно было бы слушать где-то в уютном кафе и при нормальной аппаратуре, а здесь… Штелле думал, что эта какофония и испытание для его лёгких никогда не закончится.

Где-то под конец, он бросил смотреть на молодых битломанов и стал наблюдать за спутниками. Морщился Михалков. Пыталась изобразить внимание хорошо воспитанная Анастасия Вертинская и откровенно страдала Люша. Пётр даже почти передумал привлекать этих будущих звёзд. Однако когда концерт закончился, он нагнулся к Вертинской и попросил проводить его за кулисы, познакомиться с музыкантами. Надо дать ребятам шанс. Ведь прославились же они в его реальности.

– Вам понравилось, Пётр Миронович?! – отшатнулась Анастасия.

– Нет. У меня к этим ребятам шкурный интерес.

– Интересно, ну пойдёмте, попробуем пробиться, – усмехнулась своей лисьей улыбкой звёздочка.

Пробились. Вертинская вполне узнаваема. Где-то перед гримёрками её всё же атаковали фанаты с фанатками и затормозили на подписание всяких извлекаемых чёрте-откуда мятых бумажек. Пётр зашёл в "гримёрку". При этом клубе железнодорожников, наверное, был цирковой кружок, потому что именно их аксессуарами были завешаны стены небольшой комнатки, где курили и пили пиво будущие рок звёзды.

– Ребята. У меня к вам предложение, – начал даже не представившись, Тишков.

– А вы кто? – молодые, а ранние.

– Я первый секретарь горкома КПСС Краснотурьинска. Так у меня к вам предложение…

– Хотите пригласить нас на концерт? – это, судя по физиономии Буйнов.

– Нет, хочу вас на лето пригласить в Краснотурьинск в пионерский лагерь. Будете жить в лагере, а днём и по вечерам учиться петь и играть.

– Да у нас отбоя нет от приглашений выступать, – вперёд выступил довольно высокий и патлатый Градский.

– У вас есть человек, который сможет записать ноты, если я сейчас спою вам свою песню? – решил опять зайти с козырей Пётр, раз по-хорошему не получается.

– Вон Сашка запишет, – кивнул на Буйнова Градский.

– Бери карандаш и пиши, – повернулся к "Сашке" Штелле.

Говорят, что не красиво,
Не красиво, не красиво
Отбивать девчонок у друзей своих.
Это так, но ты с Алёшкой
Не счастлива, не счастлива,
А судьба связала крепко нас троих.
Как же быть, как быть,
Запретить себе тебя любить -
Не могу я это сделать, не могу!
Лучше мне уйти,
Но без грустных нежных глаз твоих
Мне не будет в жизни доброго пути.
Пришлось пять раз петь. С Викой Цыгановой быстрей получалось. Тем более что мотивчик-то незамысловатый. Потом Градский с Буйновым попытались с листа под гитары исполнить. Ну, не так и плохо. Вон, даже победившая своих фанатов Вертинская зааплодировала.

– В общем так. Я переговорю с Екатериной Алексеевной Фурцевой. Она выдаст вам путёвки на три смены в наш пионерский лагерь. Кроме того мне нужно, чтобы вы уговорили приехать с вами человек двадцать таких же молодых музыкантов из Москвы и Ленинграда. Если, конечно, вы там какого ни будь знаете. Эту песню можете исполнять. Объявляйте её как "Наш ответ Битлам". Кроме того я вам пришлю ещё пару песен через вот эту женщину, – Пётр выдвинул вперёд Елену Цезаревну Чуковскую, – Познакомьтесь. Это внучка великого поэта Корнея Чуковского и будущий великий химик – Елена Цезаревна. Дайте ей телефон, по которому вас можно найти и как только я пришлю ей песни, она вам их передаст. Ах, да, перепишите мне ноты на листочек. Эта песня ещё не зарегистрирована в ВУОАПе.

Через час на такси доехали до дома Писателей. Однако, памятуя, что есть там совершенно нечего, Пётр попросил таксиста остановиться у ближайшего гастронома. Ни крабов, ни креветок, ни консервированного зелёного горошка не было. Зато была синяя полуобщипанная курица. Пётр выбрал две потолще. Был сыр. Даже двух сортов. Пусть будет Пошехонский. Этот ярославский сыр в это время в разы вкуснее, чем тот продукт, который за сумасшедшие деньги продавали в московских супермаркетах будущего под название Швейцарский. Был чёрный хлеб. Было масло. И о чудо! Были банки с консервированными кусочками ананасов. А в вино-водочном отделе нашлось даже болгарское сухое вино. Рислинг. Взяли и его.

Пётр решил в очередной раз удивить Люшу. Завалились в квартиру еле живые. И от обоих воняло. Нет, не потом даже, хотя и им, наверное, но всё перебивал въевшийся табачный дым. Чёртовы битломаны. Как бы стать Первым секретарём ЦК КПСС и запретить курение.

– Елена Цезаревна, после посещения этого злачного места нам необходимо принять ванну и сменить гардероб. А ещё нужно приготовить поесть. Я умираю с голоду. Поэтому, план такой. Ты сейчас идёшь мыться. Я за это время начинаю готовить ужин. Потом меняемся местами. Затем я продолжаю готовить, а ты прополоскаешь мою, пропитанную никотином, отравленную одежду. Как план? – Штелле с грохотом опустил сетку с покупками на пол.

– Не скучай, я быстро, – Люша уже неслась по коридору к ванной.

Исходя из имеющихся продуктов, Пётр задумал приготовить своё любимое праздничное блюдо. Рецепт прост до ужаса. Нужно куриную грудку порезать на кусочки и начать тушить в белом вине, когда жидкость почти выкипит, в кастрюлю высыпается содержимое из банки с консервированными ананасами. И снова нужно испарить жидкость. Перед подачей на стол всё это засыпается тёртым сыром. Сыр плавится. Блюдо перемешивается. И вуаля. Кисло-сладкая курица с ананасами готова. И не нужно никакого гарнира.

В 1967 году есть сложности. Куринную грудку не купишь. Кура бывает либо потрошённая, либо не потрошённая. Грудку нужно добывать из тушки самостоятельно. О времена! О нравы! Этим он и занялся, дожидаясь очереди к заветной водной процедуре. Понятно, не успел. Воспитанная девушка Люша, лежания в пене не стала устраивать. Ополоснулась и поспешила на помощь. Пётр рассказал, что нужно сделать с двумя синими птицами и нырнул в ванную. Скинул одежду, вымылся, побрился скучающим в стакане бритвенным станком. Нужно одноразовые станки изобрести. Пусть господин Марсель Бик умоется. Оделся Пётр в висящий на вешалке махровый халат. Самого Корнея Чуковского, надо думать!

На кухне работа кипела не очень интенсивно. Люша успела докончить начатую им курицу и порезаться. Пришлось отправить внучку заниматься пропахшей табачной вонью одеждой. Курица готовится быстро. Чтобы долго не мучиться с повторным испарением жидкости, Штелле просто слил часть в раковину.

– Мадмуазель прошу к столу. И не забудь бокалы.

Глядя на уминающую за обе щеки Чуковскую, Пётр и сам разошёлся. Раз и блюдо кончилось.

– Петя, я, наконец, нашла в тебе недостаток, – промакивая остатки соуса на тарелке хлебом, – сообщила Люша.

– Правда, а то я уже хотел нимб из кармана достать.

– Истинная, правда. Ты готовишь слишком маленькие порции. За это ты будешь наказан.

Глава 48

Перед тем, как отправиться на растерзание к руководству Союза Писателей, Пётр решил попробовать помочь сделать карьеру младшей Чуковской.

– Люша. Ты ведь химик?

– Целый кандидат химических наук! – гордо выпятила грудь Чуковская.

– А кто самый умный у вас в институте?

– Ты сомневаешься в моих способностях? – обиделась.

– Нет, но мне нужен почти гений.

– Зачем?

– Ну, не знаю, как сказать. Я могу помочь этому гению создать несколько лекарств.

– Ты ещё и великий химик? Какое у тебя образование? – совсем обиделась.

– Нет у меня ни какого образования, и я не могу рассказать об источнике информации. Так есть у вас в институте химический гений? – нахмурился Пётр. Уже даже передумал делиться информацией. Если даже Люша так напряглась, то, что скажет этот самый гений.

– Есть мой руководитель – Рахиль Хацкелевна Фрейдлина. Она доктор химических наук, профессор, член-корреспондент АН СССР. Подойдёт?

– Если я ей нарисую пару формул этих лекарств, то она возьмёт тебя в товарищи по получению кучи разных премий? В том числе может быть и Нобелевской.

– Шутишь? Как всегда?

– Совершенно серьёзно говорю.

– Рахиль Хацкелевна честнейший человек и бессребреник, – Люша встала напротив Петра и приказала, уперев руки в бока, – Ну-ка рисуй свои формулы!

– Давай карандаш. C17H19N3O3S. Это препарат от гастрита и язвы. Структурная формула выглядит так, – Пётр нарисовал всякие чёрточки и шестиугольники.

Откуда дровишки. Просто когда начал писать книгу про мальчика-попаданца, то решил сделать его в будущем великим химиком. Посмотрел ряд самых успешных лекарств и содрогнулся. Самый настоящий рояль в кустах. Он хоть и был металлургом и химию им вполне качественно преподавали в институте, но запомнить такое не специалисту, что-то из области фантастики. Рушился весь сюжет новой книги. И Штелле разозлился. Он потратил неделю, но взял и выучил формулы и то, как открывали эти лекарства. Просто из упрямства, из желания себе доказать, что он не даун. И надо же пригодилось. Или это тот, кто его сюда послал, знал об этом инциденте. И именно поэтому он здесь, и в этом году. А кто ответит?

– Нда, – протянула, изучая его каракули Люша, – Я позвоню Фрейдлиной. Сейчас уже пора к Смирновой, а вот часов на двенадцать договоримся о встрече здесь у деда на квартире. Заодно побалуешь нас очередным кулинарным шедевром.

– Договорились.

У Веры Васильевны Смирновой в кабинете уже дожидался появления Тишкова Первый Секретарь Союза Писателей СССР Константин Александрович Федин. И надо же – сама товарищ Фурцева.

– Сначала вы, Вера Васильевна, – отошла к окну и закурила Екатерина Великая после приветствий.

– Пётр Миронович, – торжественно начала Смирнова, но сбилась, глянув на грозного министра, – Пётр Миронович, мы с Константином Александровичем прочитали ваши повести про Буратино и решили издать их одной книгой. Тираж, как я и обещала, будет сто тысяч. Это первый тираж. Дальше видно будет. Довольны? – улыбнулась.

– А можно просьбу? – покивал Штелле.

– Говорите, – благодушно улыбнулся Федин.

– Как бы уговорить проиллюстрировать мою книгу художника Леонида Владимирского.

– Я ему позвоню, – выбросила, не докурив, сигарету в форточку Фурцева, – Вы закончили. У меня не много времени.

– Конечно, конечно, он весь, ваш. Потом только нужно будет подписать договор в издательстве и ВУОАПе. Мы с Константином Александровичем решили издать пару сотен сигнальных вариантов на их оборудовании в отделе распространения, стеклографическим способом, – сделала приглашающий жест Смирнова.

– Пётр Миронович, ну и задали вы мне работку. Я в субботу до полуночи вашими делами занималась и вчера целый день. Попробуйте только не заработать 300 миллионов долларов. Я уже даже Суслову о вас рассказала. Он пока песни не послушал, отказывался даже разговаривать со мной. Но ваша песня о матери – это нечто. Первый раз видела, как Михаил Андреевич Суслов слёзы вытирает. Да и сама уже пять раз, наверное, прослушала и каждый раз горло перехватывает. У него есть сомнения в паре песен. Уж очень необычно написаны, но возражать против их исполнения в вашем клубе не стал. И меня отпустил и кроме того приказал взять с собой Евгения Фёдоровича Светланова, которого вы хотите ограбить. Евгений Фёдорович, конечно повозмущался, но когда ваши песни услышал, то сменил гнев на милость и согласился выделить вашему оркестру часть инструментов. Духовых, в основном. А то ведь и, правда, поедете в "Ла Скала" с гнутыми трубами. Он возьмёт с собою в Краснотурьинск и пару ведущих музыкантов. Там и решим, достоин ли ваш симфонический оркестр звания "Академический". Так, теперь по солисткам. В среду Валентина Толкунова выезжает на поезде до Серова, в пятницу пришлёте утром за ней туда машину. Она командирована туда до конца февраля. По результатам вашего концерта определим и вашу и её дальнейшую судьбу. С Сенчиной чуть сложнее. Я её нашла, но она сейчас болеет. Простыла. Обещала выписаться в среду или в четверг. Потом самолётом летит в Свердловск. Там садится на поезд до вашего Краснотурьинска. Так что тоже возможно появится в пятницу. В крайнем случае, в субботу. Довольны? – вдруг остановилась Фурцева.

– Более чем. Вы, Екатерина Алексеевна, просто волшебник. Я думал несколько лет пробиваться через тернии, а тут такой крутой поворот, – развёл руки в сторону и слегка поклонился Пётр.

– Опять кланяетесь! Опять за своё! Второй раз это уже не смешно! – рыкнула Великая, – Дальше. Михаил Андреевич Суслов, который отвечает в Политбюро за идеологию, позвонил при мне Семёну Михайловичу Будённому и попросил его составить мне компанию. Так что 23 февраля и легендарного маршала в гости ждите. Теперь по съёмкам концерта. С фигурантами я ещё не определилась, но выберем лучших, по крайней мере, одних из лучших. Они приедут на пару дней раньше. Поприсутствуют на репетиции, поработают со светом. Вам позвонят и предупредят о приезде. По аппаратуре. Команду я дала, грузовым самолётом доставят до Свердловска. Потом уже ваша забота. Справитесь с доставкой? – и так критически осмотрела Петра.

– Попытаюсь оправдать ваше доверие, – хмыкнул Тишков.

– Уж попытайтесь, – не приняла шутливый тон министр.

– Всё организую, не беспокойтесь Екатерина Алексеевна, – вытянулся Пётр.

– Всё ничего не забыли? Тогда, до свидания. Сегодня снова сумасшедший день предстоит. Нет, вы тут не при чём, – махнула рукой на раскрывшего рот от удивления Петра. – Тут опять делегацию к Сопоту утверждать надо. До августа ещё чёрте сколько, а Политбюро уже волнуется. Нужно побеждать. Стоять! Отменю-ка я это всё, сначала к вам съезжу. Послушаю. Готовы победить на Международный фестиваль песни. Ага, глаза заблестели. Вот 23 и решу. Там с Анной Герман придётся соперничать. Всё, ещё раз до свидания.

– Не женщина, а паровой каток, – улыбнулся, закрывая за ней дверь Федин.

– Видите, Пётр Миронович, с какой скоростью вы к славе летите, – засмеялась Смирнова, – Уже и до Сопота добрались почти.

– Советский Союз должен везде побеждать, и всегда! – добавил пафоса в голос Тишков, – Вера Васильевна, мне сейчас куда, в ВУОАП?

– Да, пойдёмте, провожу, как там закончите, возвращайтесь. Расскажите мне о своих планах. Может, даже на следующую вашу книгу договор заключим.

Всё дальнейшее опять напомнило Штелле субботу. Долгое и нудное составление договоров, печатание их и проверка, потом подписание. Где вы компьюторы с образцами договоров каких угодно? Где принтеры?

В результате его послали открыть счёт в Сберкассе. Туда обещали в течение месяца перевести 6 тысяч 800 рублей. Это за первый тираж. Если будет дополнительный тираж, то получится чуть меньше. Ну, а если второй тираж будет больше 100 000 экземпляров, то чуть больше первоначального гонорара. А где же огромные заработки писателей, о которых талдычат афторы попаданческих романов. Где миллион Антонова и миллион Симонова. Почти этот вопрос он и задал Смирновой, когда вернулся через час в её апартаменты.

– Вы же не член Союза Писателей, вот выйдет ваша книга, и мы на следующем заседании московского отделения Союза Писателей утвердим вашу кандидатуру и отправим на рассмотрение в секретариат. Давайте я вам, Пётр Миронович зачитаю статью о членстве в Союзе Писателей:

"Приём в члены Союза писателей производился на основании заявления, к которому должны были быть приложены рекомендации трёх членов СП. Писатель, желающий вступить в Союз, должен иметь две опубликованные книги и представить рецензии на них. Заявление рассматривается на заседании местного отделения СП СССР, и должно при голосовании получить не менее двух третей голосов, затем его рассматривает секретариат или правление СП СССР и для принятия в члены требуется не менее половины их голосов". Будем считать две ваши повести двумя книгами. Рекомендации Федина и моя у вас в кармане. Плюс, я уверена, подпишется и Софья Борисовна Радзиевская. Так, что через пару месяцев мы вас вызовем для торжественного вручения удостоверения.

Пётр ожидал сумму эдак в 12 000 рублей. В каком-то попаданческом романе автору столько заплатили. Получилось в два раза меньше. Да и чёрт с ним, уж в чём-чём, а в деньгах он не нуждался.

– Теперь о дальнейшей вашей судьбе. Я переговорю с рядом товарищей. Посмотрим, как будет продаваться книга и закажем перевод на несколько языков СССР и пару языков из соц лагеря. Может даже и на итальянский. Уверена, что земляки Буратино книгой заинтересуются, – Вера Васильевна остановилась, потянулась, за папиросой, но не нащупала коробки в кармане кофты.

– Тяжело бросать? – посочувствовал Тишков.

– Знали бы как тяжело, – вздохнула Смирнова.

– Это организм сам отучился вырабатывать необходимый ему никотин, не переживайте, он снова научится.

– Не знала. Ладно, пойдём дальше. Вы говорили, что пишите новую книгу?

– Да. Вы ведь читали Толкиена. Вот, что-то в этом стиле. Сказка для взрослых и юношества. Благородные рыцари, коварные эльфийки. Поход через половину мира. Магия. Причём я хочу написать целый ряд романов про этот мир трёх лун. Планета Крин. Слышали понятие "Творец миров"? Вот им я и хочу стать. Когда выйдет первая книга, вы напишите в послесловии, что устраиваете конкурс на лучшую книгу про этот же мир. Думаю, желающие появятся. Лучшие опубликуете. Потом я следующую напишу. И не обязательно продолжение. Может наоборот, как и Фенимор Купер буду двигаться от конца к началу. На Западе есть понятие "Сиквел" это продолжение. Мидквел – это книга, события которой развиваются параллельно с сюжетом ранее вышедшей книги. Они как бы дополняют его. И есть приквел – это предыстория. Вот пусть мои будущие соратники творят во всех трёх ипостасях. Уверен на сто процентов, что Америка и Англия захотят иметь серию у себя. Так, что на английский нужно будет переводить. И переводить очень качественно.

– Наполеоновские планы. А в каком состояние книга сейчас? – встала и прошлась по кабинету Вера Васильевна, очевидно обдумывая перспективы.

– Я написал уже где-то четверть романа. Вот у меня с собой три тетрадки. К сожалению напечатано только семнадцать страниц.

– Давайте их сюда, как прочту, занесу к Люше. Вы ведь у неё остановились. Да, не краснейте так. Весь Дом Писателей уже в курсе. У нас тут одна большая и не дружная семья. Только дай повод посплетничать. Всё давайте и освобождайте кабинет. Вот ещё что, Пётр Миронович. У меня сын был. Утонул в Юрмале 12 лет назад. Я когда читала ваших Буратин, то представляла, что читаю ему. Уверена, Володе бы понравилось. Удачи вам.

Глава 49

Пётр глянул на часы. Золотой "Полёт" показывал половину двенадцатого. Однако! Опять гонка со временем. На двенадцать часов ведь запланирован обед с будущим (очень бы хотелось) лауреатом Государственной и Нобелевской премии по химии, а сейчас доктором химических наук, профессором, членом-корреспондентом АН СССР Рахиль Хацкелевной Фрейдлиной. У Люши же дома как всегда пустой холодильник. Да ещё и время поджимает. Зашёл в ближайший гастроном. Блин, ну как ведь хорошо при загнивающем капитализме. А что изменилось? Откуда взялось изобилие? Всякие колхозы и совхозы сейчас выпускают продукции в разы больше чем недоделанные фермеры и мифические агрохолдинги. Неужели всё выращенное тупо сгнивает? Ладно, мясо частично завозят из Аргентины. А всё остальное?

Пётр ещё раз прошёлся вдоль полупустых витрин, придумывая блюдо. В отделе кулинарии был фарш. Взял кило. В рыбном на прилавке лежали несколько видов копчёной рыбы. А что? Это мысль.

– Килограмм скумбрии холодного копчения, пожалуйста, – попросил Штелле тётку, изображающую из себя продавца.

Почему изображающую? Грязный халат, с новыми и старыми плохо отстиранными пятнами. Отсутствие головного убора. Длинные, крашенные хной волосы, свободно ниспадали на продукцию, когда женщина наклонялась. Хватала она всё заказанное покупателями голыми руками. Причём, на одной руке был аляповатый перстень с янтарём, сейчас испачканный рыбьей чешуёй, а на второй чуть меньшая, чем перстень бородавка. Может, страну нужно разваливать, а не спасать?

К этим покупкам через двадцать минут стояния в очередях добавилось сливочное масло, томатная паста, длинные макароны, типа спагетти, и булка чёрного хлеба. Всё быстрее домой, время почти двенадцать.

К счастью дам ещё не было. Пётр успел поставить на одну конфорку кастрюлю для супа, а на вторую сковороду. Порезал лук и морковь, довёл на полном огне до прозрачного состояния лук. Закинул пяток раздавленный зубчиков чеснока. Мелкого. Нужно будет поискать у капиталистов нормальный, когда и если начнутся гастроли "Крыльев Родины". В это время закипела вода. Пётр забросил туда порезанный мелкими кубиками картофель. Немного, так, чтобы, что-то плавало в супе.

В это время будущие лауреаты и заявились. Пришлось бежать в прихожую и проявлять галантность. Снял с дам пальто и повесил их на опять попытавшегося завалиться монстра.

– Вот Рахиль Хацкелевна это и есть тот самый Пётр Миронович. Он инопланетянин.

– Вы уверены, милая Елена Цезаревна? – Фрейдлина крепко стиснула руку Петра.

– Через несколько минут сами убедитесь, – хмыкнула Люша.

– Извините, дамы, меня в окололитературных кругах задержали. Так что, я только начал готовить обед. Можете пока посидеть в гостиной в уютных креслах, выкурить по сигаре и принять для повышения аппетита по сто капель аперитива, – решил играть отведённую ему роль Пётр.

– А звучит не дурно, – членкор огляделась, – Где здесь дамская комната?

– Уверен, что Елена Цезаревна вас до ручки доведёт, а мне позвольте оставить вас на время, а то повара перепутают кардамон с кориандром, а вам потом это есть.

Картофель за это время почти сварился. Штелле перелил из сковородки луково-морковный полуфабрикат в кастрюлю и бухнул туда же половину литровой банки томатной пасты, чуть подсолил и поперчил. Пока всё это будет закипать, нужно успеть приготовить рыбу. Ею Пётр и озаботился. Очистил от кожи и костей, а затем порезал на небольшие кусочки. Дамы покинули дамскую комнату и столпились на пороге кухни.

– Мы можем помочь? – доктор химических наук попыталась демонстративно закатать рукава коричневой кофты. Опять коричневой. Нужно найти в стране главного химика и подсказать ему, что ещё несколько цветов существует.

– Можете. Нужно накрыть стол самой красивой скатертью и достать парадные суповые тарелки. Да, ещё нужны и тарелки под второе блюдо.

– А на кухне помощь не нужна? – не сдавалась профессор.

– Тут нет аперитива. Он в гостиной, – Пётр и, правда, купил в вино-водочном отделе бутылку этого исчезнувшего в будущем в стране напитка.

– Пойдём, Люша, нам тут не рады.

Между тем закипела вода во второй кастрюле. Пётр чуть подсолил воду и отправил туда спагетти. Плохо, что нет ещё одной конфорки. Нужно ведь ещё и фаршем заниматься. Забулькал суп. Повар забросил туда кусочки рыбы и сыпанул пару ложек муки для загустенея, размешал, как следует, и снял кастрюлю с огня. Всё, теперь осталось только разделаться с мясом.

Из глубины квартиры доносились женские голоса и смех. Ну, значит, дамы не сильно скучают. Пётр высыпал на сковороду фарш, добавил мелко порезанные остатки вчерашних зелёных помидор, лука и натёртой на крупной тёрке моркови. Когда всё начало скворчать, отрезал от куска сливочного масла приличный шматок и добавил его к фаршу. А через пару минут, когда масло разошлось высыпал на сковороду из банки остатки томатной пасты и уменьшил до минимума огонь. Так. Теперь ещё не забыть сыр на тёрке измельчить. Макароны готовы. Ну, пора подавать первое блюдо. Пётр отщипнул от прорастающей на окошке луковицы остатки перьев и мелко их порезал.

– Елена Цезаревна, несите супницу, – позвал Штелле Чуковскую.

Смех в дальних закоулках квартиры оборвался и появилась "светлая девушка". Вполне себе навеселе, даже щёчки раскраснелись и глаза шалые. Супница была от не дешёвого сервиза. Даже, скорее, от очень дорого. "Мадонна". Ну, мадонна, так мадонна, Пётр перелил в неё суп и торжественно на вытянутых руках внёс в комнату. Дамы успели покурить. Хорошо, хоть форточку открыли. Ещё они успели ополовинить бутылку. Что ж, для того и куплена.

– Рахиль Хацкелевна, сейчас вы узнаете о главном недостатке этого индивидуума, – Люша разлила суп по тарелкам.

Пётр посыпал сверху приятно-красно-оранжевое варево зелёным лучком и, произведя пасы руками над тарелкой, зловещим шёпотом произнёс:

– Крекс, фекс, пекс! Всё теперь можно есть.

Попробовали, недоверчиво. Проглотили.

– У-у-у, как называется этот шедевр? – причмокнула гостья.

– Ля супе томато итальяно.

– Чур, мне добавки, – супе итальяно прошёл на ура, даже о хлебе забыли.

– Вот, я же говорила, что сейчас вы узнаете главный недостаток Петра Мироновича, – победно улыбнулась Чуковская.

– Ну, что вы, Елена Цезаревна, я хомо вполне себе сапиенс и учусь на ошибках. Добавка будет.

Выхлебали и добавку. Пока женщины наперегонки орудовали ложками, Пётр прошёл на кухню, переложил макароны из дуршлага всковороду и чуть обжарил.

– Несите тарелки.

Тарелки были словно специально изготовлены для спагетти – приличного диаметра и неглубокие. Разложил, свернув тремя гнёздами, макароны, в центр каждого гнезда залил ложкой получившуюся из пасты и фарша бурду, присыпал тёртым сыром. И последние крупинки зелёного лука. Ну, не итальянский ресторан. Но ведь и не макароны по-флотски. Дамы взялись за вилки. С длинными макаронами, несмотря на свои учёные звания, химички обходиться не умели. Пётр взял ложку и показал, как наматывать с помощью неё белых червячков на вику. Впечатлило.

– Теперь я тебя полностью понимаю, Люша, – выскребая остатки с тарелки, шмыгнула носом профессорша, – Пётр Миронович и правда инопланетянин. И у него правда есть недостаток. Он не умеет готовить. В его втором блюде чего-то не хватает. Чего-то существенного.

– Соли? – удивился Штелле.

– Эх, если бы. Не хватает количества. А говорили, что сапиенс.

– У меня есть оправдание.

– Вот как? Хотя нет. Этому не может быть оправдания, – вздела указующий перст будущий лауреат нобелевки.

– Можете сначала выслушаете? – сложил руки в умоляющем жесте Пётр.

– Валяйте.

– Я вам должен рассказать страшную тайну. И мне нужно, чтобы вы при этом не заснули. Кто-то из великих сказал, что талант должен ходить голодным.

Фрейдлина тут же поднялась из-за стола и как настоящий начальник скомандовала.

– Елена Цезаревна, где у вас кабинет?

– Люша, ты с нами не ходи. Мы посекретничаем немного. Приготовь, пожалуйста, чаю.

Глава 50

Пётр закончил рисовать формулу и протянул лист Рахиль Хацкелевне. C₆H₁₄N₂O₂.

– Это вещество – мельдоний, метаболическое средство, нормализующее энергетический метаболизм клеток, подвергшихся гипоксии или ишемии. Могу ещё добавить, что данное лекарство можно произвести из ракетного топлива (гептила). Сейчас вы начнёте приставать ко мне с вопросами. Откуда мне всё это известно? Не скажу. Просто поверьте на слово. Это лекарственные препараты. И нигде в мире они ещё не производятся. Вы будите первыми, если сможете их синтезировать. И некоторые из них вполне тянут на Государственную премию. А одно и на Нобелевскую. Продолжать?

– Вы и, правда, прилетели с другой планеты? – недоверчиво впилась в Петра глазами доктор химических наук.

– Значит, про другие лекарства не рассказывать? – сделал вид, что собирается покинуть комнату Штелле.

– Экий вы боевой и неуступчивый, – указала химичка на стул рядом с собой.

– Точно. "Мне бы шашку, да коня – да на линию огня!".

– Красиво. Мне Люша говорила, что вы бесподобные стихи пишите.

Пётр поморщился, не хватало сейчас ещё стихи читать. Фрейдлина уловила смысл гримасы и усмехнулась.

– Нет уж, стихи потом почитаете, сейчас вернёмся к лекарствам.

– С удовольствием. Рахиль Хацкелевна, у меня будет три условия. Первое – вы загружаете Елену Цезаревну так, чтобы у неё и секунды свободного времени на всякие глупости, типа помощь Солженицыну и прочим диссидентам, не осталось. Ну и естественно, во всех статьях, монографиях и документах на награждение должна быть и её фамилия, – Штелле встал с предложенного стула и пересел на подоконник. Фрейдлина опять закурила.

– Не курите? А я вот пристрастилась в войну, да так и не могу бросить.

Пётр сходил в коридор, нашёл там свой портфель, достал статью Франка и вручил её дымящей как паровоз женщине. Профессор докурила, словно предчувствуя действие статьи, и только потом принялась читать.

– Однако. Вроде бы известные вещи, а как мастерски подано. У вас там в Краснотурьинске талант на таланте. Нужно побывать.

– Вот, теперь второй препарат и второе моё условие. C17H19N3O3S. Это – препарат от гастрита и язвы, – Штелле нарисовал структурную формула, – Нужно красивое и запоминающееся название. Пусть будет "Омез". Для учёных – омепразол. Сейчас доктор Франк, автор статьи занимается изучением бактерии Helicobacter pylori. Именно эта бактерия и вызывает гастрит и язву. Язва не от нервов или неправильного питания возникает. Язва, как и куча других болезней, вызывается патогенной микрофлорой. Доктор Франк это докажет, а вы к тому времени разработаете омепразол и найдёте способ доставки действенного антибиотика к месту инфекции. В виде подсказки скажу, что лекарство должно быть упаковано в капсулу, изготовленную из вещества легко растворимого в желудке. Когда всё будет готово, то вы вместе с Франком подаёте заявку на Нобелевскую премию.

– Столько всего необычного вы, Пётр Миронович сейчас наговорили, что не знаешь и какой вопрос первым задавать.

– А вы не задавайте. Осмыслите сначала всё, попытайтесь синтезировать препараты, а потом и к вопросам вернёмся. Итак, следующее вещество и последнее условие. Альбутерол сульфат. Формула: C13H21NO3 бронхорасширяющий препарат. Действует очень быстро, поэтому будет применяться для купирования приступов бронхиальной астмы, а также при хроническом бронхите, – Пётр нарисовал следующую формулу.

– Ну, здесь довольно просто будет получить, – внимательно изучив листок, протянутый Петром, покивала своим мыслям членкор.

– Силденафил, формула – C22H30N6O4S. Препарат обладает выраженным влиянием на кровоток в области органов малого таза (в половом члене в том числе). То есть это самый мощный из афродизиаков. И он работает, в отличие от многих других. Вот за него вы получите вторую Нобелевскую премию. Пусть будет называться – "Виагра". Условием будет включение в состав соискателей моей жены. Она медик по образованию, – Штелле нарисовал очередную структурную формулу, – Представляете, как в очередь будут становиться за ним стареющие миллионеры. Про патенты за рубежом поговорим позже, когда получите препарат. Поехали дальше. Уденафил – это лекарственное средство, также предназначенное для лечения эректильной дисфункции, то есть неспособности достичь и сохранить эрекцию, необходимую для совершения полового акта. Средство слабее, но тоже действует наверняка. Формула – C25H36N6O4S, – нарисовал и эту формулу.

– Всё же не могу себя удержать от вопроса. Откуда всё это? – вскочила и забегала по комнате Фрейдлина.

– От туда. Последний на сегодня препарат. Это тоже для мужчин. Но у него несколько иное действие. Алпростадил. Этот препарат используется для постоянного лечения эректильной дисфункции и обладает сосудорасширяющим свойством. Формула C20H34O5, Пётр протянул членкору последнюю формулу.

– Вы на самом деле инопланетянин? – и глаза круглые.

– Что вы глупости всякие городите. Я Первый Секретарь Краснотурьинского Горкома КПСС. У меня жена и двое детей. Плюс приёмная дочь. Даже орден есть. За досрочное выполнение семилетнего плана награждён орденом "Трудового Красного Знамени". А вы говорите инопланетянин.

– Тогда откуда у вас знания про эти препараты, – теперь взгляд не ошарашенный, а злой.

– Приснился мне Менделеев и надиктовал. Такой ответ вас устроит? Не устроит! То есть ему видеть чудесные сны можно, а мне нет. А в чём между нами разница. Ах, да, в бороде. Но отращивать не буду. Мне городом руководить, с большими начальниками встречаться, а тут косматая седая борода лопатой. Не поймут.

– Значит, не скажите, откуда дровишки, – теперь сникла.

– Рахиль Хацкелевна, давайте вы сначала синтезируете хотя бы одно из лекарств. Потом поговорим. Да, чуть не забыл. 23 февраля…

– Хватит секретничать. Чай остывает. И так не честно, заперлись, будто не я здесь хозяйка, – в комнату прошмыгнула раскрасневшаяся Люша, видно ещё приняла апперитива для храбрости.

– Идём. Таки вы всегда правильно знаете, к кому обратиться! – попытался перейти на одесский жаргон Пётр. – Сейчас же выступаем. Я тут пытаюсь товарища академика пригласить 23 февраля в Краснотурьинск на концерт. Там с доктором Франком познакомитесь. Может он вас уговорит бросить курить. Покажет труп больного раком лёгких, бывшего заядлого курильщика. Елена Цезаревна, вы ведь собирались к нам?

– Конечно. Рахиль Хацкелевна, поедем?

– Да даже если на работе не отпустят, и то поедем. Увидеть Краснотурьинск и труп курильщика мечта моего детства.

Глава 51

Дамы ушли на работу. У Петра же до 23 часов, то есть до отлёта самолёта осталось только два не оконченных дела. Первое наиважнейшее. Нужно приготовить ужин. В семье Чуковских это какая-то вечная проблема. Холодильник всегда пуст. А чем интересно Елена Цезаревна питается в отсутствии товарища Тишкова? Святым духом?

Пришлось снова идти в магазин. Но раз уж один, так сказать, чёрт, выходить на улицу, то нужно и второе дело провернуть. Был только малюсенький нюанс, желательно проворачивать его подальше от Дома Писателей. Так, на всякий пожарный. Пётр собирался бросить в почтовый ящик письмо руководителю КГБ товарищу Семичастному.

Он всё же написал это письмо. И про предателей и про немецких недобитков и про неразоблачённых американских и английских шпионов. И даже про гибель космонавта Комарова, а до кучи и про будущую смерть Гагарина. Не хотел. Во всех книгах про попаданцев в эти и последующие времена эти патриоты сразу хватают газету и клеят это письмо, с теми же самыми в основном фактами. И их по всяким косвенным уликам потом Государственная Безопасность находит. Они там бегают от неё и в оконцовке один чёрт попадаются. Ну, дак "попаданцы" же.

Петру всего этого не хотелось. Когда начинал писать книгу про попадание ГГ в себя первоклассника, то материала понабирал уйму, да десятки прочитанных книг, каждая по чуть-чуть да отложила в памяти. Чтобы не заморачиваться с газетой, которую вроде бы можно вычислить, по типографской краске и бумаге, Пётр тогда придумал не глупый с его точки зрения ход. Нужно вырезать не из газеты слова, а из книги. И книга должна быть напечатана в Грузии. Почему в Грузии? Эта очередная уловка. Написано письмо будет якобы от имени старшего сына Сталина Якова Джугашвили. Выжил он, оказывается. Не расстреляли его немцы, когда не получился обмен на Паулюса. И не убило его током от ограждающей лагерь проволоки. Решили, вдруг всё-таки пригодится. Отправили на Запад, а там его америкосы и освободили. Понятно, что даже и, не подозревая о его батеньке. Такая была легенда. И вот терпел он то продолжение отцовских репрессий, то дурость Хрущёва, то безволие Брежнева. Терпел. И не вытерпел. Написал письмо. Получайте.

Так вот, Пётр до последнего внутренне сопротивлялся этому "писанию". Решила всё череда случайностей. Как-то на репетиции песни к нему подошла Вика Цыганова и спросила, а не придумал ли он, как спасти Комарова. Пётр буркнул, что думает ещё. И пошёл попить чаю в кабинет директора дворца, а там порядок в шкафах наводят и на выброс приготовили книгу Шота Руставели "Витязь в тигровой шкуре". Издательства Кутаиси. Пришлось забрать книгу без обложки и с половиной вырванных листов. А потом сидел в горкоме и клеил. А тут как раз и поездка в Москву наметилась. Письмо было следующего содержания.

Ну, что, сволочи, доигрались.

Думали, что избавитесь от отца, и у вас всё будет в шоколаде? А не выходит. Никитка отравил отца, расстрелял Берию, выпустил по амнистии всех врагов народа и угробил, к чертям, сельское хозяйство. И это все его достижения. Ах, да, ещё этот лысый карлик продал Крым хохлам за помощь в борьбе за власть. При этом нарушил Конституцию. Разве был проведён референдум? Спросили мнение людей. Севастополь вообще не входит в Крымскую область. Пока не поздно отмените это попрание воли народа и нарушение Конституции. Уверен, что крымчане вам спасибо скажут. Кроме того, раз уж отменили кучу дурацких решений лысого карлика, то стоит и это до кучи отменить.

Теперь о том, зачем пишу это письмо. Распустили страну. Кругом повылазили шпионы и фашистские недобитки. Есть у меня сведения по этим выродкам. Чтобы поняли, что я не шучу, для начала сообщу несколько фамилий и адресов фашистских пособников.

Антонина Макарова на счёту которой более 1500 убийств советский солдат. В 1942 году пошла на службу к фашистам. Вступила во вспомогательную полицию в селе Локоть. Немцы выдали ей пулемёт Максим для исполнения смертных приговоров. За это она получила прозвище Тонька-пулемётчица, а за каждый расстрел – 30 рейхсмарок. О зверствах Антонины Макаровны Макаровой могут дать показания бывшие заключённые Локотской тюрьмы, а также её любовник Н. Иванин – бывший начальник Локотской тюрьмы. Сейчас Тонька-пулемётчица проживает преспокойненько под фамилией Гинсбург. Живёт в Лепеле (Белорусская ССР), работает контролёром на местной швейной фабрике.

Следующий выродок. Григорий Микитович Васюра родился 9 февраля 1915 года в городе Чигирин. Бывший старший лейтенант Красной Армии, перешедший на сторону нацистов, начальник штаба 118-го батальона Шуцманшафта. Он должен быть расстрелян за организацию убийства жителей деревни Хатынь и другие военные преступления. В фильтрационном лагере Васюра скрыл факт своей службы в полиции и СС, и получил в 1952 году по приговору Киевского военного трибунала срок в 25 лет лишения свободы, но уже 17 сентября 1955 года был амнистирован по указу Президиума Верховного Совета СССР. Сейчас он перебрался в село Великая Дымерка (Броварский район, Киевская область) и стал директором по хозяйственной части совхоза "Великодымерский". Хатынский палач Васюра даже получил медаль "Ветеран труда". Найдите, кто подписал указ об амнистировании палача и расстреляйте обоих. Или у нас за убийство 360 советских мирных граждан теперь ордена дают?

Ещё один мерзавец. Полицай из Барвенково Алексей Майборода. Сменил фамилию на Остапчук. Проживает в Донецке. И даже является почётным донором. По 3–4 литра крови за год сдаёт. Надеется, наверное, что предательство – это заразная болезнь и люди, которым его поганую кровь перельют, тоже станут врагами Советской власти и своего народа. В Барвенково можно найти братскую могилу расстрелянных полицаями 18 человек.

Пойдём дальше. Трое полицаев Духванец, Бубело и Рябчук вместе с немцами за один раз расстреляли четыреста евреев. На следующий день земля на том месте хлюпала от крови. Духванец сейчас находится в Воркуте, Рябчук – в селе рядом с Магаданом, а Бубело, который сейчас (ну надо же) работает председателем колхоза на Волыни.

Пока с фашистскими прихвостнями разбирайтесь. Теперь о современных предателях. Дмитрий Фёдорович Поляков. C 1951 по 1956 год в звании подполковника работал в США под прикрытием должности офицера для поручений при представительстве СССР в Военно-штабном комитете ООН. У Полякова родился сын, который через три месяца заболел трудноизлечимой болезнью. Для спасения ребёнка была нужна сложная операция стоимостью 400 долларов. Только какая-то ссука пожалела 400 долларов на спасение ребёнка. Конечно, нужны были деньги для отправки людоедам в Африку. Поляков обратился за материальной помощью к резиденту ГРУ генерал-майору Игорю Анатольевичу Склярову. Сын Полякова, понятно, умер. 8 ноября 1961 года по собственной инициативе новоявленный предатель предложил сотрудничество ФБР, назвав на первой встрече шесть фамилий шифровальщиков, работавших в наших загранпредствительствах в США. ФБР присвоило Полякову оперативный псевдоним "Топхэт". На следующей встрече с агентами ФБР 26 ноября 1961 года назвал 47 фамилий советских разведчиков ГРУ и КГБ, работавших в то время в США. На встрече 19 декабря 1961 года сообщил данные о нелегалах ГРУ и офицерах, поддерживавших с ними связь. На встрече 24 января 1962 года выдал американских агентов ГРУ и остальных советских нелегалов, о которых он умолчал на предыдущей встрече. В следующий раз 7 июня 1962 года выдал нелегалку Мэйси (капитан ГРУ Доброва) и передал ФБР переснятый секретный документ ГРУ "Введение к организации и проведению секретной работы", который сейчас включён в учебное пособие ФБР по подготовке контрразведчиков в качестве отдельного раздела. Дал согласие на сотрудничество в Москве уже с ЦРУ США, где ему присвоили оперативный псевдоним "Бурбон". Уже в Москве провёл несколько тайниковых операций, передавая ЦРУ секретную информацию, в частности, переснял и передал телефонные справочники Генерального штаба Вооружённых Сил СССР и ГРУ.

Понимаете, сволочи бестолковые, чего стоила ваша жадность. 400 вонючих долларов и 400 (точно посчитать не могу) разведчиков. Когда будете расстреливать Полякова рядом должен стоять человек, не выделивший эти деньги.

Теперь по возможным предателям. Мне стало известно, что на днях моя сестра Светлана Аллилуева обратится в американское посольство в Дели с просьбой предоставить ей политическое убежище. Немедленно верните её в страну.

В США спецслужбы готовят в октябре – в селении Ла-Игера (Боливия) убийство партизана-революционера Эрнесто Че Гевары. Один из руководителей этой операции – нацистский преступник Клаус Барбье, известный как "Лионский мясник". Он является советником и помогает ЦРУ готовить захват Че Гевары. Пока ещё не поздно пригласите его в Москву, например на вручении ордена, и познакомьте там Светлану с этим легендарным коммунистом. Они, уверен, понравятся друг другу.

Теперь о грустном. 6 февраля – в Пекине хунвейбины собираются ворваться в торговое представительство СССР и убить там наших людей. Может, ещё успеете предотвратить, только нет у вас времени на долгие согласования. Быстро нужно действовать.

Ещё раз о предателях. Буквально только что узнал. При возвращении корабля "Союз-1" на землю спецслужбами США и Великобритании спланирована операция, при которой корабль погибнет вместе с лётчиком-космонавтом Владимиром Михайловичем Комаровым. Для этого предприняты шаги по неправильному складированию и укладке парашюта в контейнер. Разберитесь. Этот же агент сообщил мне, что 12 февраля – планируется диверсия, которая приведёт к катастрофе Ан-2 под Усть-Каменогорском.

Ещё о предателях. Фактов привести не могу, но добуду и передам позднее.

Юрий Владимирович Андропов является глубоко законспирированным агентом МИ-6.

Теперь в заключении об одном маньяке. Фамилия Сливко. Он устроился на работу в Невинномысске на предприятии "Азот", где занимается работой с молодёжью, организовал туристический клуб под названием "ЧЕРГИД" (сокращение от "Через реки, горы и долины"), принят в КПСС. Летом устраивается пионервожатым в пионерских лагерях. Находит жертв (преимущественно мальчиков из неблагополучных семей) среди членов детского туристического клуба, которым руководит. Вовлекает в съёмки "приключенческих фильмов", связанных как с имитацией, так и с прямым насилием. Маньяк одевает мальчиков в пионерскую форму, растягивает на верёвках, вешает на дереве, наблюдает мучения и конвульсии, после чего проводит реанимационные мероприятия. Выжившие жертвы либо не помнят произошедшего, либо боятся об этом говорить. Детям, которые всё же рассказывают обо всём, никто не верит. В 1964 году Сливко не смог реанимировать 15-летнего Колю Добрышева. Он расчленил его тело и сбросил останки в реку Кубань. Убийства и последующее расчленение трупов Сливко снимает на киноплёнку, ведёт дневник. Всё это спрятано в сарае. Надеюсь, у вас хватит профессионализма повесить вешателя.

За сим разрешите откланяться.

Презирающий вас Яков Сталин.

Глава 52

В магазине того, что искал Пётр, не было. Он решил на прощанье сварганить плов. Благо пару вещей необходимых для этого действа имелось. Был казан. И вполне себе не маленький. Ещё была морковь. Сам же и купил в прошлый набег на магазины. Не хватало самой малости. Нет, не баранины. Чтобы готовить плов из баранины нужно быть как минимум профессионалом. Кем бы он ни был, но до плова из баранины не дорос. Потому нужна была нежирная свинина. Вот её в магазине не было. Ещё нужен рис. Рис был. И риса не было. То, что стояло в стеклянной банке на витрине, можно было назвать сечкой. Наверное, можно сварить из "Этого" кашу, но только не плов. Про специи тоже можно только помечтать, из всех специй только лавровый лист. Вещь нужная, несомненно, но не для плова.

Пришлось выходить из уютного тепла магазина на февральскую стужу с позёмкой. Ау, где здесь Яндекс-такси. Нет. Зато была мысль. Штелле вернулся назад к Третьяковской галерее. И не прогадал. Свободное такси нарисовалось буквально через пару минут. Привезла бежевая Волга иностранцев и шофёр в затемнённых очках (это зимой-то) выглянул, высматривая возможных пассажиров, не пустым же возвращаться. Тут Пётр его и обрадовал.

– Брат, нужно на колхозный рынок, и желательно, чтобы там были продавцы с южных республик.

– Далековато.

– Тогда так, ты меня отвозишь и ждёшь десяток минут, а я потом плачу два счётчика, – во-первых, деньга есть, спасибо вору Потапу, а во-вторых, цены на такси ещё смешные.

– Замётано, только я буду попутчиков брать, – товарищ водитель снял дурацкие очки, вон что, у него редкой дефект, глаза разного цвета.

– Поехали, я тороплюсь.

Рынок вонял. Кровью. Не свежим мясом. Рыбой, тоже, наверное, не очень свежей. Ни каких прозрачных холодильников и морозильных камер. Всё на прилавке. Пётр оставил шофёру удостоверение Первого Секретаря Горкома КПСС. С ним точно не сбежит. Не идиот ведь. Зайдя, нанюхавшись и насмотревшись на очереди, высмотрел праздно шатающегося товарища явно армянских кровей. Нос не хуже еврейского, плюс чёрные волосы, плюс кусты растительности, торчащие из ворота рубахи.

– Дорогой, подскажи, где мне можно взять пару килограмм нежирной свинины и специи для плова, – подошёл Пётр к кустистому.

– Армен меня зовут. Может баранины с курдюком? – оглядел весёлыми черными глазами клиента южный мачо.

– Не справлюсь, – признался Пётр, – Лучше свинина нежирная.

– Хорошо, пошли.

Пошли не к прилавкам. Пошли за кулисы. В какую-то подсобку. Там представитель другой южной национальности. Наверное, узбек. Выслушал просьбу про свинину и специи, хмыкнул, цокнул и исчез за дверью. Вернулся через пару минут с мешочком, даже через ткань и мясную вонь рынка чувствовался пряный аромат.

– Тут уже пёльный набор. На три плова хватыт, – протянул Петру мешочек.

Штелле развязал понюхал. Сказка.

– Ещё два таких мешочка, – а что дома будет своим девчатам готовить.

– Три рубля за мешочек, – изобразил пальцами пересчитывание купюр "узбек".

– Держи, – Тишков, достал из кармана красный червонец.

– А дыню не хочешь. Колхозница. Пальцы тоже съеш.

– Две.

– Ещё дэсят, – опять жест считальщика.

– Хоп майли, рахмат, – достал вторую десятку.

С мясом было сложнее. Мужик в кровавом фартуке из другой подсобки, не хотел делать вырезку. Пришлось достать очередную красненькую. Сморщив нос, мясник вышел.

– Армен, ещё бы мандарин, пару кило риса и сушёного барбариса.

– Всё будет дорогой, – кивнул горец.

– Во, ещё ведь надо красивую сумку матерчатую всё это сложить, – вспомнил Пётр.

– Съдес жди, – кивнул Армен и исчез.

Едва Пётр расплатился с мясником, появился и его гид. С собой нёс сумку из джинсовой ткани, наполовину заполненную чем-то.

– Двадцать рублей.

Пришлось доставать очередные красненькие бумажки.

То есть за пять минут лишился пятидесяти рублей. Не дешёвое мероприятие – ходить по колхозным рынкам. При заработке колхозника в месяц шестьдесят рублей оставить пятьдесят за одну сумку с дефицитными продуктами не первой необходимости даже не расточительность, а фантастика.

Одна из дынь в сумку не вошла и пришлось Армену провожать Петра до Волги.

– Денги будут – заходы, дарагой, – скорее всего, умышленно вдруг стал полохорусскоговорящим товарищ из солнечной Армении.

Таксисту тоже пришлось отдать червонец и плюсом пару мандаринок. Всю дорогу тот рассказывал о дочери, явно намекая на ошеломительный запах из джинсовой сумки.

Время приближалось к четырём, и нужно было поспешить. Люша обещала вернуться к шести вечера. Не успел. Плов дело не быстрое. Особенно если его правильно готовить. Чуковская уже переоделась, накрыла на стол и успела украсть две мандаринки, когда Пётр, наконец, порезал мясо на кусочки и стал нагружать в большие плоские тарелки желтовато-оранжевое блюдо из солнечных республик.

Самолёт в одиннадцать, и регистрация в 67 году, это не то мероприятие из двадцать первого века. Ни каких тебе ещё терактов. А значит и никаких разуваний. Сунул билет и гуськом вереницей, за бортпроводницей идёшь своими ножками к серебристому лайнеру. Плюс Пётр в последний момент, отпуская омандарининого таксиста, поинтересовался, а до скольки тот работает. Оказалось, что до полуночи. Вот на девять часов Пётр его и уговорил подать к подъезду.

Поэтому ели и прощались ни куда не спеша. Правда, Люша вдруг расплакалась уже в дверях.

– Как я жила до тебя? И как мне теперь жить? – и повытирала сопли и слёзы о воротник ужасного коричневого пальто.

Пора менять. Так к рубашке не подходит.

Глава 53 (последняя)

В Домодедово Пётр приехал раньше гражданина Макаревича. Он обошёл пару раз всё здание, но Яна Марковича не обнаружил. Тогда он разместился напротив входа и стал ждать. Не долго. Только сразу не узнал. Будущий председатель колхоза "Крылья Родины" приоделся. На нём было приталенное длинное чёрное пальто с серебристым каракулевым воротником и такая же шапка вроде высоких формовок у полковников из будущего. На ногах новые явно импортные чёрные ботинки. Красавец.

Штелле направился к Макаревичу, но тот отвернулся демонстративно и прошёл мимо. Не хрена себе! Что бы это значило? Пётр поднялся на второй этаж и стал сверху наблюдать за бывшим зэком и ювелиром. Но тот вёл себя вполне адекватно. Прошёл к буфету и встал в очередь. Простоял пять минут, взял стакан чая с ватрушкой и устроился стоя за высоким столиком. Ничего подозрительного. Тогда Пётр стал рассматривать пассажиров и всяких разных провожающих. Подумал, что они доигрались, и за Яном Марковичем слежка. Даже один мужик в коротком сером пальто и кроличьей шапке подозрительным показался. Вечно оглядывался, кого-то высматривая. Но нет. Мужчина нашёл вскоре искомого. Визави был в форме майора танковых войск. Почему танковых? Ну, петлиц издалека не видно, но то, что они чёрного цвета ведь видно.

И тут объявили о регистрации на их самолёт. И опять эти двое попали в круг подозреваемых. Они встали в очередь практически за Макаревичем. Между ними вклинилась только толстая женщина с плетёной корзиной. Пётр пропустил перед собой мужчину в таком же как у него коричневом пальто и встал в очередь. И практически сразу перестал подозревать танкиста и его товарища. Они говорили про Нижний Тагил. Понятно и почему военный с танковыми эмблемами. Чего же тогда опасается Макаревич, а вернее кого?

Так и мучился вопросом до того как самолёт взлетел. Места у них с Яном Марковичем были рядом. Они даже не перекинулись ни одним словечком, когда, наконец, Макаревич поднялся и сказал: "Пойду, покурю, вы не курите?"

Подошли к туалету. Ни кого. Все в салоне дремлют. Полночь, как ни как.

– Думаю, что зря, наверное, панику поднял, – кривовато усмехнулся будущий председатель.

– А что случилось? – Пётр выглянул из-за занавески в салон. Всё тихо.

– Показалось, что следили за мной, пару раз одного и того же человека на улице встретил, причём в противоположных концах Москвы. Вот и решил перестраховаться. Всё же торговля ювелирными изделиями и тайные встречи с иностранцами деяния наказуемые и очень, надо сказать, наказуемые, – Ян Маркович снова кисло улыбнулся.

– А сейчас успокоились? – снова выглянул в салон Штелле.

– Ни в аэропорту, ни на самолёте этого типа нет, – Макаревич оглядел Петра, – А вы ничего себе из одежды не прикупили? Зато запах мандарин по всему салону, а я вот не догадался.

Переход от шпионских игр к мандаринам и шмоткам совсем Штелле выбил из равновесия. Он в третий раз осмотрел дремлющий салон и полюбопытствовал:

– С делами нашими как? Ничего не изменилось?

– Там всё в порядке. Мои знакомые должны будут отправить контейнер с заказами в Челябинск. Там другие знакомые переложить содержимое в другой контейнер и отправить на имя Петра Оберина в Краснотурьинск.

– Сложная комбинация, – натужно улыбнулся Первый Секретарь Горкома КПСС.


Конец первой книги.

Краснотурьинск 2020 год.

Колхозное строительство 2

 Глава 1


Нет ничего хорошего в судьбе попаданца. Чем там завлекают неокрепшие юношеские мозги "афторы" попаданческих романов? Воздух, которым можно хлеб намазывать, и которым афтор не может надышаться. Врёт самка собаки. Это ведь ещё куда попасть. Если десантироваться посреди бескрайней тайги, то может там и есть воздух. Так пусть "афтор" не поленится и в 2020 году прогуляется до тайги. Неожиданно для кабинетного москвича он там и в наше время обнаружит "воздух". Ну, это если этот товарищ забросил бедного попаданца в тайгу, а если его неуёмная фантазия отправила бедного десантника с ноутбуком в средневековый город. Вот там он хлебнёт "воздуха". Полной грудью хлебнёт. На хлеб точно будет намазывать. Забывает бедолага московская, что топят там дровами и углём. Нет центрального отопления на газу. Топят и выбрасывают золу на дорогу. А если уголь, то и шлак на дорогу. Всё это перемалывается ободом колёса. Получается пыль, а если вдруг ветер и плюс низкое давление. Сверху дым, а снизу зольная пыль. И это только цветочки. Ведь это самое колесо не само по себе катится. Его лошадь волокёт. Поволокёт, поволокёт и покакает яблоками, естественно. Извините за высокий "штиль‑с". Продукт этот полежит на дороге, высохнет и тоже в пыль обратится. Правда, на его место тут же новый "продукт" ляжет. Много лошадей в том самом средневековом городе. А ещё там нет канализации, а ночные горшки есть. Их тоже на проезжую часть. Ещё полно собак. У собак, понятно, не яблоки, так – коврижки. А вот дворников мало. А куда девать очистки от картошки? Ах, да, картошки ещё нет. Ну, от брюквы? Да тоже на дорогу. Всё что ли? Нет. Ещё всё вокруг покрыто буртами селитряниц. Солома, навоз и извините опять за штиль‑с – урина. И они пахнут‑с всем этим. Постоянно войны, а на войне, куда без пороха? По этой самой причине тысячи и тысячи селитряных буртов.

А как же цветы? Конечно. Про цветы забыли. Они, понятно, не в городе, а в собственном поместье попаданца, которого в барина запулил афтор. Хорошо. Пусть в барина. У барина псарня. Тот ещё аромат. У барина птичник. Не нюхали утречком, когда из него выгребают куряк, этот самый воздух, который на хлеб намазывать можно. На самом деле можно, такие концентрации миазмов. Ещё у барина конюшня. И это лошади потребляют одурманивающее пахнувшее сено, а выдают те самые яблоки. Ну, что у Муромова на снегу. Ещё барин любит утром молочка парного испить. Значит, ещё одну костяшку на счётах плюсуем. Есть коровник. Опять не цветами попахивает. А как же без толстого куска сала с прожилками мяса? Нет, не прожить барину. Получается ещё и свинарник у барина под боком и обязательно с подветренной стороны. Ну, плохо в деревне с архитекторами. А вам, уважаемый афтор, доводилось прогуливаться рядом со свинарником. Вот где пласты воздуха для намазывания на хлеб. Всё – всё. Отправляем попаданца в другое время. Назад нельзя, там этих коровников и конюшен только больше, тогда в 60 годы. Ещё не успели загадить природу и нужно спасать Гагарина и Комарова.

А что вы знаете о промышленных фильтрах? Так можете и не рыться в интернете, нет их в 60 годах. Всё сыпется на головы. В Краснотурьинске даже с установкой этих самых фильтров на Суходойке стёкла не прозрачные, а если сдуру оставить машину у завода, то потом её специальными шампунями отмывать надо.

Стоп, стоп, стоп. Там ведь нет консервантов. И правда, нет. По этой самой причине есть простокваша. Забыли уже? Иногда молоко скисает ещё по дороге из магазина домой. В лучшем случае утром следующего дня. И теперь к колбасе. Нет. Ещё есть вкуснейшее "настоящее" коровье масло. Есть. Пока ещё есть. Скоро только по блату и по талонам. Но пока есть. И пока коровье. Нужно отстоять двухчасовую очередь и вот оно жёлтенькое. И оно не мажется на хлеб, так как настоящее. Оно крошится. Чтобы намазывать, его нужно не в холодильнике держать, а на столе в маслёнке. И оно всегда покрыто тёмно‑жёлтым налётом. Оно прогоркло. Но ведь жалко срезать эту прогорклость. Масло стоит очень дорого по тем временам. Приходится, есть с противным прогорклым вкусом. Вернёмся к колбасе. Копчёную не достать. Почему? Потому дорогие "Афторы", что она из мяса. А то, что принято считать колбасой, всякие "Докторские" – это не совсем из мяса. У вас ведь есть интернет, взгляните на ГОСТ. Так и эта "Докторская" только после часовой, а то и двухчасовой очереди.

А вот интернета в 60 годах прошлого века нет. Нет книг хороших. Даже в библиотеках почти нет, а те, что случайно там оказались, всегда "на руках". Нет телевидения. Телевизоры‑то уже есть. Только работает он с обеда и показывает хрень в основном.

А Комаров с Гагариным? Это ужасающее качество отечественной техники. Ещё проклятый "Авось". Бардак везде, даже в армии и космосе. Если стимул это палка в древнем Риме, то вот только из‑под палки и можно заставить советского рабочего работать много быстро и качественно. Только ведь за каждым этого "палочника" не поставишь. Афторы и советские историки, и писатели пугают штрафами и палками при проклятом царизме. Бедные рабочие, забитые и оштрафованные. Забывают только, что рабочий, ну пусть высокого разряда, получал больше офицера, который училище закончил и жизнью рискует. А те рабочие, которые, "подай и принеси" еле концы с концами сводят? Так ты выучись на токаря. Выучись на сталевара. А кто пить будет? А кто прокламации слушать? Читать‑то выучиться лень. Выучись и получай зарплату соизмеримую с зарплатой командира батальона. А ведь у того в подчинении сотни и сотни бывших неграмотных крестьян. А впереди война с немцами и обстрел "Бертами" и газовые атаки.

А что в 60 годы? Да, то же самое. Рабочий опять получает больше офицера. Причём, на шахтах и металлургических заводах гораздо больше. Даже больше космонавтов. Больше первых секретарей обкома партии. Что‑то не так в государстве датском. Учись сынок, а то сталеваром будешь. Так сталевар получает больше директора завода и руководителя целой области. Не учись сынок и будешь хорошо жить. Учись сынок, а то дворником станешь. Но дворнику сразу положена квартира, а лейтенант получит её только когда умрёт, да и то однокомнатную. Цинковую, деревянную, а может и без этой излишней роскоши "братскую".

Медицина была бесплатная. А чем торговали в аптеках? А были ли аптеки? Ругают злобные "афторы" бесплатную советскую медицину. А ничего, что врач получал в три раза меньше электролизника или шахтёра? А учитель в четыре? Гегемоны. Что‑то не ломанулись они, эти гегемоны, спасать свою власть в 91 году. А теперь опять бурчат, про проклятых буржуев. Опять больше их денег у кого‑то. Опять нужна революция и гражданская война. "Поделить". А нужен просто стимул. Палка нужна.

В Краснотурьинске вчера пьяный гегемон зарезал жену. Тоже пьяную. Чего они там не поделили? Ах, последнюю рюмку водки. Магазины уже закрылись вино‑водочные. Пётр Миронович виноват.

Виноват. Исправлюсь!


Глава 2


– Трофим Ильич, а скажите, как вы оцениваете профпригодность учителей физкультуры в школах? – Пётр сидел в своём кабинете и напротив него поблёскивал очками зав ГорОНО.

– А как надо? – Сидоркин блеснул вновь очками.

Не специально. Просто сидел в пол оборота к окну, а за раздёрнутыми шторами поднималось не высокое ещё, но вполне уже весеннее солнце.

"Хм. А как надо? А надо чтобы был дух соревновательности. Нужно вырастить детей стремящихся во всём быть первыми".

– Ну, ведь как‑то вы определяете, кому дать "заслуженного учителя"? – Пётр чуть отодвинулся, чтобы очки на него зайчики не отбрасывали.

– Есть эстафета на приз газеты "Заря Урала". Есть соревнования по волейболу и футболу между школами.

– Давайте честно. Это не ученики школьного физрука выступают на этих соревнованиях, а ребята, которые ходят в профильные секции.

– И что вы предлагаете? – вот правильный вопрос.

Пётр вспомнил про замечательную передачу из детства. Оригинальное название сейчас не вспомнить точно, по‑немецки всё же: "Mach mit, ещё какой‑то мах, Mach" s besser", а вот перевод, пожалуйста: "Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас". Там классы гдровских школьников соревновались по всяким бегам в мешках и прочим дисциплинам, не включённым по ошибке в олимпийские игры. Вот сейчас Штелле и описал заведующему ГорОНО десяток вспомнившихся упражнений. Трофим Ильич снял очки и протёр их полой пиджака, конечно же, коричневого.

– И по этому можно судить о профессионализме физрука?

– Ну, не только по этому. Конечно, нужны и эстафеты и первенство среди школ по различным футболам и волейболам, но главное, нужно чтобы соревновались не только те, кто занимаются в секциях, но и самая последняя толстая девочка в классе.

– Я подумаю. Что‑то ещё? – Сидоркин водрузил очки на место.

– Да. Мне пришла в голову идейка проводить во дворце еженедельные соревнования эрудитов среди школьников. Игра будет называться: "Что? Где? Когда?". Шесть участников от школы. Им задают вопрос и у ребят есть одна минута на обсуждение, кто первым ответит, тот и победил. Можно одновременно четыре школы привлечь. Поставить во дворце на сцене четыре круглых стола, а в зале на первом ряду жури, а дальше учащиеся школ, которые пришли поболеть за своих. Возможно, и родители придут.

– Понятно, придут. А что за вопросы?

– Ну, Трофим Ильич, дайте команду учителям школ по разным предметам подготовить интересные вопросы. Вопросы должны быть не очень простыми, но и не про бином Ньютона. На вскидку. Кто такой "Изюбр"? Какая самая южная столица государства? Почему двенадцатый месяц "Декабрь" переводится на русский как десятый? Почему старый новый год 13 января и когда он будет 14 января? Ну, то есть вопросы должны быть интересными. Чтобы потом ещё целую неделю дети их обсуждали.

– Принцип понятен.

– Победители четвёрок встречаются между собой. Пока не выявится самая эрудированная команда. А вторые места, скажем, тоже между собой. А то слишком быстро всё закончится. Предусмотрите призы. И обязательно в школе стенгазеты с фотографиями участников команды знатоков. Ну, наверное, в тех, кто хоть раз победил.

– Продолжаем создавать примеры для подражания? – усмехнулся горонист.

– Конечно. Дети всегда ищут на кого равняться. Пусть равняются на лучших, а не на тех у кого "брат сидит".

– Хорошо. Поспешать надо, а то скоро каникулы, а там и последняя четверть, – стал подниматься Сидоркин.

– Простите, Трофим Ильич, всё некогда спросить, олимпиады по предметам‑то провели? Дети готовятся к областным? С этим концертом ни на что времени не осталось. А сейчас ещё к 8 марту очередной аврал, – и это было чистейшей правдой.

– Обижаете, Пётр Миронович. К вашим замечательным "идейкам" мы всегда прислушиваемся и стараемся осуществить. Все городские олимпиады проведены, отобраны по трое лучших и сейчас их усиленно готовят к областным олимпиадам. Тут, правда, оказалось, что иногда в этих тройках одни и те же дети. Но ведь у нас в конце апреля будут ещё раз проведены олимпиады, там окончательно и определимся с участниками областных. Спортсмены тоже отобраны и уже готовятся, пока, конечно, только на стадионе, но как снег с улицы Ленина уберут до асфальта и чуть теплее станет, то и на улицу выйдут.

– Точно. Спасибо, что напомнили. Нужно субботник объявить и почистить улицу, – Пётр записал себе в блокнотик.

– Что ж, пойду ваши новые "идейки" воплощать. Как вы говорите? Нужно дело делать и работу работать, – поднялся зав ГорОНО.

– Да, Трофим Ильич, если что‑то будет не получаться не стесняйтесь, сразу ко мне. Порешаем. До свидания.


Глава 3


Только закрылась дверь за Сидоркиным, как зазвонил телефон.

– Да.

– Кто говорит?

Так хотелось ответить: "Слон", но вытерпел.

– Первый Секретарь Краснотурьинского горкома КПСС Тишков Пётр Миронович.

– Пётр Миронович, не кладите трубку, сейчас будете говорить с министром культуры СССР Екатериной Алексеевной Фурцевой, – голос был мужским и донельзя деловым. Наверное, тоже товарищ в коричневом пиджаке.

– Пётр Миронович, вы последняя сволочь…, – и короткие гудки.

Ну, вот и поговорили.

Пока огорошенный попаданец думал, чего теперь делать? Где тут ближайшая электричка к китайской границе? И чего из тёплых вещей нужно взять с собой на Колыму, телефон зазвонил снова.

– Да.

– Кто говорит?

Ну, теперь‑то можно. Один чёрт колхозом на Магадане руководить.

– Слон.

Секундное замешательство на той стороне. Но лишь секундное. А потом надо же:

– Откуда.

– От верблюда.

Товарищ‑то у министра не простой, не растерялся.

– Пётр Миронович не кладите трубку. Сейчас будете разговаривать с Екатериной Алексеевной.

Половина его прошлых знакомых и две трети нынешних сказала бы: "не ложите". А тут грамотный абонент. Хотя. Был у Петра в прошло‑будущем начальник, который знал, что нет слова "ложить", есть – класть. Но вот дальше, он правило не прочитал. По этой простой причине вместо "положить", он ничтоже сумняшеся выдавал "покласть". Ну, а что полно проверочных слов и выражений. Ну, например: "Клал я на вас с пробором". Или ещё ведь существует слово "кладбище". То есть место куда "поклали" покойников. Если бы нужно было говорить "положить", то было бы не кладбище, а "лежбище". Так что: "Велик могучи руска языка".

– Пётр Миронович, вы знаете, что вы сволочь? – опять прилетело, пока Пётр раздумывал над оборотами речи.

– Здравствуйте, Екатерина Алексеевна, и вам не хворать. Да, спасибо, что спросили, с Юрочкой всё хорошо, да и жена вполне здорова. А ваше как самочувствие? И погода не подгуляла. Солнышко, вон в окна ломится. Весна, пришла! Весне дорогу!

Там булькнули.

– Екатерина Алексеевна, с вами всё в порядке?

– Ладно. Вас писателей не переговоришь. А вы не из последних будете. По делу. Все ваши десять песен к 8 марта Суслов утвердил. Особенно ему понравился мини цикл про города. Ну, а "В Вологду – гду", вещь просто убийственная. А ты мне, что устроил. Да, не смогу, Да, за десять дней десять песен сам господь бог не напишет. А ведь написал. Да ещё сколько всего с меня стребовал. Может,отобрать у вас дом? Ладно. Шучу. Не всё вам надо мной издеваться, – там опять забулькали.

Пётр ничего смешного в словах министра не нашёл, но на всякий случай тоже булькнул. Пошутила ведь "Екатерина III".

– Товарищ, Тишков! – тон стал серьёзным и торжественным. – За цикл песен ко Дню Победы есть мнение удостоить вас Ленинской Премии, а за цикл песен к 8 марта Премии Ленинского Комсомола. Кроме того товарищ Суслов предложил присвоить вам звание "Заслуженный Работник Искусств РСФСР". Как думаете, почему РСФСР? – ой, а голос‑то не добрый.

– По тому, что скоро "День Космонавтики", – то же блин "Бином Ньютона".

– Пётр Миронович, вы сволочь, я вам уже говорила. С вами опасно разговаривать и не интересно, я тут такую речь заготовила, а вы всё испортили.

– Простите, Екатерина Алексеевна! Ради бога! Давайте сначала. Почему только РСФСР?

– Нет, уже не интересно. Нужен цикл песен ко Дню Космонавтики. Две я уже слышала. Обе песни выше всяких похвал. Обе на премию тянут, но этого мало. Нужно ещё восемь.

– Екатерина Алексеевна, я не смогу, – Пётр аж вспотел. Десять песен про космос. Да их столько просто нет. Их вообще нет. Даже в 2020 году и то гонят все те же пять песен.

– Про 8 марта ты то же самое говорил. Кто второй раз про волков поверит.

– Екатерина Алексеевна, ну пощадите, давайте хоть пять. Я и так всю работу в городе забросил. Книгу не могу закончить. Устал, как собака. Это ведь не последний День Космонавтики.

– Шесть.

– Почему шесть?

– А чтобы, по‑твоему, не было. До свидания.


Глава 4


Что за дом? Да, дом, как дом. Три этажа, три подъезда. Лепнина. Лоджии на втором и третьем этаже по торцам. Да, ещё дом расположен углом. Ну, и последнее, дом предназначен для творческой интеллигенции. Хотя, не совсем интеллигенции, ведь Валентина Толкунова пока просто студентка, как и Людмила Сенчина. А началось всё сразу после концерта 23 февраля 1967 года. Концерт состоялся во дворце Металлургов города Краснотурьинска.

Пётр, приглашая всех подряд посетить этот концерт, на полный кворум даже и не рассчитывал. А зря. Приехало в два раза больше, чем приглашал. И ведь не Вася Пупкин приехал. Ого‑го, какие пупы приехали.

За три дня до концерта, то есть 20 февраля приехал хор старших классов Суворовского училища из Свердловска. С ними был и генерал‑майор Михаил Павлович Тихончук. Кроме того был подполковник Герасимов – руководитель хора. Ребята приехали усилить исполнение песни "День Победы". Спели одни без Богатикова. Слабо. Спели с Богатиковым. Лучше. Всё же Лещенко не хватает. Ну, может, потом и с ним запишем. А сейчас за неимением гербовой пишем на туалетной. Да ведь ещё и подполковник подтянет общее исполнение. Только сразу стал вопрос, куда селить три десятка человек.

Пётр позвонил директору БАЗа Анатолию Яковлевичу Кабанову. Тот долго не раздумывал.

– Пусть заселяются на базу отдыха "Шихан". Там их и кормить будут.

– Анатолий Яковлевич, – чуть замялся Штелле, – Это ведь ещё не последние гости. Может, на недельку профилакторий освободите.

– А что, гостиницы не хватит?

– Боюсь, что нет?

И не зря боялся. На следующий день прикатила Московская тусовка. Главным у товарищей был Первый секретарь Союза писателей СССР Константин Александрович Федин. Вторым, скорее всего, руководитель оркестра и дирижёр Евгений Фёдорович Светланов. А может он третий, так как была ещё и Рахиль Хацкелевна Фрейдлина – доктор химических наук, профессор, член‑корреспондент АН СССР. И ведь, скорее всего, и будущий лауреат Нобелевской и Ленинской премий. А возможно и Герой Социалистического Труда.

Светланов привёз двух скрипачей и двух саксофонистов, плюс несколько чемоданов инструментов. Прицепом к нему был и режиссёр, Пётр аж офигел, Фурцева на мелочь решила не размениваться, сам Говорухин пожаловал. Этот привёз с собой двух операторов и звукорежиссёра с двумя техниками. И ещё несколько чемоданов аппаратуры.

Самое интересное, что в одном с ними поезде прибыл и другой режиссёр. Ранг у этого был поменьше, а вот помощников и аппаратуры побольше. Это генерал Тихончук не обманул и пригласил светило военной документалистики Рымаренко Леонида Ивановича со Свердловской киностудии. А тот впечатлился песней "День Победы" да и прикатил снимать концерт. Станислав Сергеевич Говорухин вопреки ожиданию в драку не полез. Наоборот, спелись и спились товарищи. Целую ночь вся гостиница гудела.

Доктор химических наук Фрейдлина тоже не одна пожаловала. Естественно прибыла Люша, она же кандидат химических наук Елена Цезаревна Чуковская. Так ещё и мама ейная пожаловала, а что приглашал ведь. Кроме двух Чуковских были и примкнувшие к ним в Свердловске Виталий Васильевич Фомин – профессор, доктор медицинских наук, врач‑инфекционист и Климов Василий Николаевич – профессор, ректор мединститута. Почему эти медики, а не светила из Москвы, понятно. Они уже работали в Краснотурьинске, проверяли действие собачатины на детей. А пока проверяли, то познакомились и с доктором Франком, который уже вовсю пытался бороться с язвами и гастритами медикаментозными способами. Собачья комиссия, между прочим, никаких выводов не сделала. Обещали прислать специалистов. Поизучать. Только обвинение в присвоении мяса с Петра сняли, да доктору кляузнику строгий выговор влепили. А дети между тем выздоравливают. Уже семеро. И у ещё двоих дела тоже на поправку идут.

Но вернёмся к гостям.

Из столицы Урала за день до концерта прибыла целая делегация. И возглавлял её ни много ни мало Председатель Облисполкома Александр Васильевич Борисов. С ним были: Глинских Василий Иванович – секретарь Свердловского облисполкома, Алексей Афанасьевич Добрыдень – Заведующим отделом науки и учебных заведений Свердловского областного комитета КПСС, проректор по науке Горного института Веселов Иван Степанович, директор ТЮЗа Ирина Глебовна Петрова, Главный режиссёр этого театра Юрий Ефимович Жигульский и на закуску Вениамин Иванович Шабуров – скромный работник питомника, а в будущим великий селекционер, к сожалению, незаслуженно забытый потомками. Чтобы этих гостей разместить пришлось часть уже заселившихся в гостиницу Турья кинематографистов отправить в заводской профилакторий. Слегка побузили, но когда узнали про бесплатное трёхразовое питание, то "смирились" с переселением.

Сама Фурцева прибыла 23 февраля, осмотрела оба дворца в Краснотурьинске и даже снизошла до визита к Петру в гости, так сказать, познакомиться с женой и потомками великого поэта песенника. И вдруг дома преобразилась, даже с Юрочкой на руках походила по комнате, а ещё примерила недавно перешитые шубу и плащ. Сказала, что заберёт модельера в Москву.

– Я не поеду, – огорчил её Пётр.

– Тоже ваше? Хотя следовало ожидать, вон какая рубаха, да и костюм из тех какие не купишь. Вы ещё и художник? И что делать? – погладила норку, не желая расставаться.

– Пришлите своего модельера, я ему нарисую и объясню всё, – развёл руками Штелле.

На этом и договорились. Только ведь и Фурцева приехала не одна. Во‑первых, привезла с собой, не специально, те сами добирались, но вот в самолёте встретились, семейство Михалковых‑Вертинских. Пётр задумал снять пару клипов, и Вертинская с мужем для них были просто созданы. Он позвонил звёздочкам пока и те легко согласились. Во‑вторых, с ней был легендарный маршал Семён Михайлович Будённый с дочкой Ниной – художницей и зятем. А зять ведь не простой – Михаил Державин. Ещё, правда, не столь известен. На телевизоре не засветился, но Пётр‑то знал кто перед ним, здороваясь. Этих поселили в гостиницу БАЗстроя, так как "Турья" опять оказалась забита.

И напоследок, товарищ Макаревич привёз всех трёх Героев Социалистического Труда. Ольга Михайловна Чесноко́ва – агроном в Ирбитском районе Свердловской области. Константин Николаевич Чистяков – директор совхоза "Балаирский" в селе Балаир Талицкого района Свердловской области. Приехал вместе с женой‑учительницей Аллой Тихоновной, больной туберкулёзом, и двумя детьми. На постоянное место жительство приехал. Впечатлился рассказами про собачью диету. И Николай Максимович Пермикин – бывший директор колхоза "Имени Ленина" Богдановического района Свердловской области, а ныне пенсионер, как выразился Председатель Облисполкома: "рвущийся в бой".

Привёз гостя и бывший танкист Оберин. Из села Байкалово, что недалеко от Елани, прибыл замечательный подвижник Виталий Егорович Дягилев, который создал там народный хор и сам пишет хорошие песни, стилизованные под народные. Дягилев прибыл пока на разведку. Ну, разведает и останется.

Да, надо ведь и ещё про парочку гостей упомянуть. С Константином Фединым приехала Смирнова Вера Васильевна и привезла с собою художника Леонида Владимирского, который почти закончил с иллюстрацией продолжений Буратино и привёз их показать для утверждения автору, а в простонародной интерпретации – похвастаться. Надо отдать товарищу должное – хвастаться было чем. Рисунки были просто великолепны. Вере Васильевне тоже было чем похвастаться, но об этом позже. Сейчас – о гостях.

Или всё? Да, нет, дудки. Ещё за два дня до концерта пожаловало два гранда. Прибыла сама – будущий Герой Социалистического Труда, любимица Брежнева, Зыкина. И бледной тенью к ней великий поэт Евгений Евтушенко. Прибыли и чуть не с поезда отправились на репетицию. Профессионалы. Не отнять.

Теперь всё? Почти, разве, что стоит упомянуть руководителей всех рангов из Серова, Карпинска, Волчанска и Североуральска. Эти как‑то прознали про великосветскую тусовку и напросились на концерт. Слава Богу, их хоть размещать не нужно. Утром приехали, ночью, после концерта, не дождавшись приглашения на фуршет от руководителя праздника "Екатерины Великой", уехали.

Концерт получился на пять с минусом. Всё‑таки песни Высоцкого мог петь только сам Высоцкий, ну ещё, может, чуть хуже Гарик Сукачёв. По песням Окуджавы попроще. Безусловно, в авторском исполнении есть определённый шарм, но Богатиков спел не хуже. Ну, и не переплюнуть исполнение "Журавлей" "Високосным годом". А для "Дня Победы" нужен Лещенко. Но ведь гости не слышали эти песни в исполнении вышеперечисленных. У них просто крышу срывало. При исполнении песни "О Матери" и "Дня Победы" слёзы лились в три ручья. Будённый после концерта минут пять обнимал Петра, впечатлился.

Вот на следующий день после концерта и состоялся разговор Петра с товарищем Фурцевой про дом. Поезд ведь до Свердловска только вечером, а другим транспортом пока добраться не просто. Просто нет Серовского тракта, да и больших и комфортабельных корейских автобусов тоже нет. А в нашем, в тридцатиградусный мороз, и самоубийца в Свердловск не поедет. Есть более безболезненные способы свести счёты с жизнью. Например, отпиливать от себя по кусочку, или зайти в клетку к голодным тиграм. И непременно к амурским, их ведь мало осталось.

Вообще‑то 23 февраля в 1967 году ни разу не праздник, обычный четверг. А следом обычная пятница, тоже самый что ни на есть рабочий день. По этой простой причине товарищ Тишков с самого утра был на работе. Тем более что пятница день приёма населения.

Первый посетитель пришёл жаловаться на руководителей шахты "Северопесчанская", они ввели талоны для своих рабочих, "Чтобы чужие не садились в автобусы", а как пенсионеру добираться до сада ╧3, где у него живёт собака, которую нужно кормить каждый день.

– И много вас – "чужих"? – не поверил Пётр.

– Человек пять, – наморщил лоб дедушка, – В воскресенье и десяток может быть.

– А автобус переполнен?

– По‑разному бывает, но пять человек всё одно влезут, – сделал шаг вперёд пенсионер и навис над Тишковым.

– Ты дедушка не переживай, я узнаю, что там за умники нашлись и разберусь с ними.

– Ты разберись, секретарь, а то я ведь выше пойду, я всю войну прошёл, а меня из автобуса выпихивают.

Нда, не надо эту страну спасать. Танков с‑суки понастроили, а автобусов нет. Написать нужно письмо бровастому любителю целовать мужиков, что все эти танки один чёрт превратятся в металлолом. Автобусы строить надо.

А вторым посетителем оказалась как раз товарищ Фурцева.

– Пётр Миронович, можно вас отвлечь на пару минут? – а улыбочка как у акулы. Белой акулы.

– Присаживайтесь, Екатерина Алексеевна, сейчас чайку закажу, или вы кофе предпочитаете, я тут с секретаршей рецептом поделился с корицей и гвоздикой.

– Сидите уже, я чай сама заказала. Сейчас Вера Михайловна принесёт. Интересная у тебя секретарша, Пётр Миронович, она тебя считает мягким и безотказным человеком, – Фурцева подошла к окну, за которым не видно было ни черта, опять усилился мороз и всё окно заиндевело.

– Ну, со стороны видней, – Пётр развёл руками.

– Вот сейчас и проверим. Концерт мне понравился. Эти две девочки и украинец на самом деле находка. Признаю, если бы я отдала эти песни другим певцам, получилось бы хуже. Не зря ты на меня в Доме Писателей орал, – Екатерина Великая, наконец, уселась на стул.

– Я на вас. Не наоборот? – покачал головой Штелле.

– Не будем прошлое ворошить, – булькнула Фурцева.

– Вот и чай, Екатерина Алексеевна, а это я булочек сама напекла, не побрезгуйте, – ворвалась в кабинет Вера Михайловна, по прозвищу "Неугомонная".

– Спасибо, Вера Михайловна, непременно откушаю, а то Пётр Миронович бросил меня одну в чужом городе и даже не сказал, где можно позавтракать.

– Пётр Миронович, ну что же вы, у нас рядом с гостиницей и правда ни одной столовой нет, – вскинулась секретарша.

– Вот оно хвалёное уральское гостеприимство, а я ведь его у нас в Москве со всеми удобствами разместила. Довольны хоть остались, товарищ Тишков? – Пётр сжал зубы. Знает ведь про Люшу, донесли.

– Сейчас я ещё и пирожков принесу, – выбежала Вера Михайловна.

– Пётр Миронович, ты знаешь, что скоро праздник? 8 Марта? – принялась за булочки товарищ министр.

– Странный вопрос, даже неожиданный, – хмыкнул догадавшийся Пётр.

– Догадался? Ну, не буду томить. Нужно десять песен. Две про снегирей есть. Будем считать восемь. Их нужно исполнить и снять на плёнку. Говорухин останется до 5 марта. Шестого плёнка должна быть в Москве.

– Да вы с ума сошли! – откинулся на спинку стула Штелле и не рассчитал. Хорошо, что позади был шкаф, а то бы грохнулся, а так только завис в неуклюжем положении.

– Вот и пирожки. Зоя Николаевна пекла. Бухгалтер наш. Вкуснее и не бывает, – вошла Вера Михайловна и с тревогой посмотрела на висящего Тишкова.

Еле‑еле удалось восстановить равновесие.

– Вера Михайловна, большое спасибо.

– Да, Верочка Михайловна, большое спасибо. Не пускайте пока никого в приёмную, на меня сейчас Пётр Миронович орать будет.

– Ох, как хочется, – пробурчал под нос Пётр, когда несколько раз оглянувшаяся секретарша всё же вышла.

– Пётр Миронович, раскрою карты, я перед отлётом встречалась с Михаилом Андреевичем Сусловым. Считай, что это его команда.

– Думаете, мне легче стало. Как можно за восемь дней написать восемь хороших песен. Я ведь не Господь Бог. А Маша? Она просто ребёнок. Взбрыкнёт и всё, приплыли.

– Видела я вашу Машу. О, я теперь тоже могу стихи писать. В рифму ведь получилось? Так вот, про Машу. Я бы позавчера ещё сказала, что её в Москву надо везти. Уникум. А теперь поняла ваш спич про Нью‑Васюки. Вы скоро и, правда, это осуществите. Ладно, давайте ваши требования, а потом поговорим о Маше, – и с невинным видом достала из ужасной розовой сумочки блокнот с новомодной шариковой ручкой "БИГ".

– Мне нужны два человека из московского ансамбля "Скоморохи". Фамилии Градский и Буйнов. Ещё мне нужно, чтобы Светланов с музыкантами остались до 6 марта. Ещё нужны два виртуоза аккордеониста. Нет. Лучше один аккордеонист, и один баянист. Дальше. Нужно пару виртуозов гитаристов и один лучший в стране балалаечник. Да, если существует такой человек, то его нужно найти. Он должен очень хорошо играть на бас‑гитаре. Все эти люди должны быть здесь послезавтра. Иначе не успеть, – Пётр задумался. Как восемь песен сделать за восемь дней?

– А ваш оркестр? – оторвалась от писанины Фурцева.

– Здесь нужно другое звучание и другие голоса, потом поймёте. Кстати, а что со званием "Академический"?

– Я поговорила со Светлановым. Он хотел забрать Гофмана в Москву. Я запретила даже заикаться. Будет вам звание. Ещё есть требования, и телефон мне в пустом кабинете предоставьте, – поднялась Екатерина Алексеевна.

– Конечно, есть. Мне нужен дом.

– Какой ещё нахер дом? – дёрнулась Фурцева.

– Вон такой дом, – Пётр открыл форточку и ткнул в один из домов стоящих напротив горкома. – Мне нужно селить в него приезжающих артистов. На постоянное место жительства. Думаю, это около ста тысяч рублей. Только показ снятого концерта в "Ударнике" в Москве за неделю окупит эти деньги. Тысяча мест. Пусть по тридцать копеек билет. Итого три тысячи за сеанс. Пять сеансов. Пятнадцать тысяч. Семь дней. Сто тысяч, – Пётр ожидал возражений и криков, но их не последовало.

– Пётр Миронович, пойдёмте ко мне в замы. Дом не обещаю, а квартиру в Доме Писателей найду. И дачу в Переделкино, – и мордочка такая – улыбчатая.

– Извините, Екатерина Алексеевна. Я хочу сделать Краснотурьинск лучшим городом страны. Из Москвы это не получится. Да и съедят меня в Москве‑то. Я ведь не буду лизать попки у всех подряд.

– Нда. Съедят. Ладно, про дом подумаю, – махнула рукой Фурцева.

– Нет, уж. Давайте обещание! – пришлось и, правда, повысить голос.

– Десять лучших песен. Таких, как на вчерашнем концерте.

– Звоните.


Глава 5


Пётр с Викой Цыгановой закрылись в детской. Ну, не на ключ закрылись, так, дверь прикрыли. Юрочка спал, делала уроки Таня, а жена стирала в ванной пелёнки. Все заняты.

– Пётр Миронович, – Вика глянула на пустой почти белый листок, – Нет шести песен про космос. По крайней мере, таких, чтобы они были известны и популярны. А те, что есть, уже написаны.

На листке были сверху вниз шесть цифр. Напротив единицы было написано. "Трава у дома", напротив двойки "Надежда". И всё следующие четыре циферки были свободны.

– Если попробовать подсунуть песню из кинофильма "Земля Санникова"? – Пётр напел:


Есть только миг
Между прошлым и будущим
Именно он называется – жизнь.

– И при чём здесь космос? – наморщила носик Вика.


– "А для звезды, что сорвалась и падает,
Есть только миг, ослепительный миг".

– Песня замечательная. Нужен Олег Ануфриев, лучшего исполнения я не слышала, – Вика заполнила третью строчку. – А ещё три песни.

– Я тут думал целый день. Есть не простая вещь у Виктора Цоя. "Группа крови на рукаве". Там только нужно несколько слов поменять. Траву заменить на тропу. И убрать "бой". Пожелай мне удачи в полёте. Там ведь всё равной слову "в бою" нет рифмы.

– Не знаю, не знаю. Сто процентов, что даже с этими исправлениями песню не примут. Слишком агрессивная и слишком чужая. Это ведь не "Синий платочек", – Вика напела припев:


Группа крови на рукаве,
Мой порядковый номер на рукаве…

Нет. Точно не пропустят.

– А ведь я знаю, что нужно сделать, чтобы не просто пропустили, а с руками оторвали, – забегал по комнате Пётр.

Ну, как забегал. Два метра до двери и два назад, вот и весь бег.

– Не поделитесь?

– Нужно обозвать это "Маршем Космонавтов", ещё нужно, чтобы первое исполнение было с участием Гагарина. И последнее, нужно сшить эту саму форму с группой крови на рукаве. Возьмём за образец форму из нашего времени. Берцы, куртка с тысячей карманов, кепка с большим козырьком. Вот на рукаве и груди куртки вышить группу крови и номер. Одеть в эту форму певца, Гагарина и пару человек из бек‑вокалистов. Только одного не хватает. Голоса Цоя.

– Задумка не плохая, но столько сложностей и первая это не Цой. Первая – это Гагарин. Тут и у Фурцевой может не получиться. Да и понравится ли ему форма? – Вика с сомнением, но вписала в четвёртую строчку "Группа крови".

– Нельзя это задание завалить, – опять забегал Пётр.

– Пётр Миронович, а вы не думаете, что даже если мы и запишем шесть песен, то дальше будет не легче, а значительно труднее. Следом "Первое Мая". А там нет вообще ни одной песни. И там отказаться будет ещё сложнее. Это политический праздник. Там сам Брежнев позвонит и потребует десять шедевров. И что тогда? – Вика ещё раз глянула на список. Куцый. И проблемный. А по поводу "Международного Дня Солидарности Трудящихся" вообще нет ни одной песни. Интересно, почему? Партийные бонзы не могли заставить поэтов написать песни. Или песни были написаны, но такого низкого качества, что только одно исполнение и пережили.

– Вика не отвлекайся, пожалуйста, если что, тупо заболею. Ещё две песни про космос надо.

– Стойте. Есть одна и очень не плохая. Помните, был детский фильм "Отроки во Вселенной". Там ещё песня была. Сейчас не вспомню всю, но в припеве были слова: "Если что‑то я забуду, вряд ли звёзды примут нас".

– Умница. Что‑то припоминаю. "Я возьму… каждый его час…". Всё садимся, вспоминаем.

– Подождите, а шестую песню.

– Есть у меня запасной вариант. Будет такой малоизвестный бард Суханов. Как‑то мы с женой купили пластинку или кассета у нас была, уже не помню. Было это в конце восьмидесятых. Первой песней была колыбельная "Зелёная карета". Под неё у нас дети только и засыпали. А вот вторая по счёту песня была песня "Моя звезда". Там ещё такие слова в запеве: "Среди миров, в мерцании светил, одной звезды я повторяю имя. Не потому, чтоб я её любил, а потому, что мне темно с другими". Я понимаю, что это песня про женщину, а не про звёзды, но если чуть подправить, то никто и не поймёт. Давай я тебе напою.

– Не надо. Я эту песню знаю. Когда в детском хоре пела, то один раз её исполняли. Кстати, и тогда был концерт к 12 апреля. Давайте правьте слова у Цоя и у Суханова, а я начну музыку подбирать.

– Хорошо. Стоп. Только сейчас понял, всё покоя не давало, будто что‑то забыл. Фурцева сказала, что все десять песен Суслову понравились. Но ведь их было одиннадцать.

1. Снегири – Виктора Королёва.

2. Снегири – Сергея Трофимова.

3. На недельку до второго я уеду в Комарово.

4. Я уеду в Иваново, а Иваново город невест.

5. В Вологду – гду.

6. Я себя от тебя отучаю. Композитора Олега Иванова и поэта Владимира Павлинова "Горький мёд".

7. Песня из Юноны и Авось, дуэт графа Резанова и Кончиты Аргуэльо.

8. Мне б такую женщину, Татьяны Назаровой (автор слов) и Анатолия Розанова (композитор).

9. Вальс Бостон Розенбаума.

10. Переделанную "Пьяные глаза" Валерия Кураса, глаза сделали синими.

11. И твои "Синие цветы".

То ли они там считать не умеют, то ли одну всё же зарубили. Интересно какую?


Глава 6


7 марта Пётр позвонил Смирновой, как и договаривались. Заодно поздравил её с праздником. Та в свою очередь передала поздравления жене и дочерям. Заходила ведь вместе с Фурцевой к Петру домой и знакомилась с домочадцами. Поздравила и сразу взяла быка за рога.

– Пётр Миронович, поздравляю и вас, вчера книга ушла в печать. Отдали в редакцию "Молодой Гвардии". Это на Сушевской. Так, что через месяц уже и на прилавках появится. Вам купить десяток экземпляров?

– А что автору хотя бы десять‑то экземпляров бесплатно не положены? – Удивился Штелле. Где‑то ведь он читал или по ящику смотрел, что автору стопку передают новеньких книг.

– Нет. Только один экземпляр. Ну, не переживайте. Посчитайте, сколько вам нужно экземпляров на подарки друзьям и родственникам и я столько у знакомого директора книжного магазина выкуплю, – совсем озадачила Петра Вера Васильевна.

– Хорошо, посчитаю, – только и нашёл, что ответить.

– Так, на этом хорошие новости не кончились. Сигнальные экземпляры ВУОАП уже напечатал, мы разместили их в книжном на Калининском, так сказать, чтобы проверить спрос. Все двести экземпляров разошлись за пару часов. Вам я два экземпляра купила. Так вот, решено, что будем печатать второй тираж, на этот раз он будет побольше. Скорее всего, 250 тысяч. Тут есть такой нюанс. Если просто выпустить второй тираж, то авторские будут чуть меньше, чем за первый, но если вы внесёте даже небольшие изменения в текст, то это будет уже считаться "изданием вторым, дополненным", а, значит, гонорар не уменьшится. Я переговорила с Владимирским, и он обещал прямо завтра принести несколько рисунков, а от вас небольшое изменение в тексте, ну там, описание природы. – Пётр вспомнил анекдот, что рассказывал семье Калининых и поведал его Смирновой.

– Прелестная вещь, – хрипло закаркала Вера Васильевна прокуренным голосом, – Вот так и поступите. Можно описание острова добавить или корабля.

– Хорошо. Понял вас, Вера Васильевна.

– Это не все пряники. Я тут переговорила с чехами и болгарами, они будут переводить и издавать вашу книгу. Дальше, заинтересовались и товарищи из ГДР. Только там какие‑то трудности с переводчиком детской литературы, но через пару недель освободится. Думают пока венгры и поляки. Зато итальянцы прямо вцепились в эту книгу, уже нашли переводчика. Так, что давайте, на следующей неделе появляйтесь в Москве. Будем договора заключать. Да, вам ведь и всё равно в ВУОАП нужно новые песни регистрировать.

– Спасибо большое, Вера Васильевна, непременно числа после пятнадцатого приеду, – Штелле мысленно тяжело вздохнул. Не близкий путь и не очень‑то он любил все эти вокзалы с вечными толпами людей.

– Ну и последний пряник. Очень вкусный пряник. В понедельник принимаем вас в Союз Писателей. Ваше присутствие необязательно, но вот приедете и сразу удостоверение и значок получите. А это кроме того увеличит гонорар за второе издание, – слышно было, что Смирнова искренне этому радуется.

Если честно, то Пётр тоже порадовался. Хотя денег ведь и так куры не клюют, да ещё неожиданный бонус в середине февраля прилетел. Оберин проверил таблицу выигрышей 3 процентного займа и прибежал с выпученными глазами прямо на совещание по строительству. А после совещания тыкнул в газету толстенным своим пальцем.

– Пять тысяч выиграли!

А ведь это даёт право на покупку автомобиля ГАЗ‑21 "Волга". Или можно продать в южных республиках этот билетик тысяч за 12 – 15 рубликов. А может, если товарища Макаревича подключить, то в столице можно цеховикам и подороже продать. Ведь выигранный автомобиль при конфискации имущества один чёрт остаётся за хозяином. Ценный товар такой билетик. Пока не решили, что делать, то ли "Волгу" брать, то ли деньги. Лежит облигация и думает. Кроме этого большого выигрыша были и мелкие от 40 до пятисот рублей на общую сумму почти в полторы тысячи. Удачно деньги вложили.

– Ало, Пётр Миронович, вы меня слышите? Со связью, что‑то? – вывела из задумчивости Петра трубка телефонная.

– Наверное. Сейчас нормально слышно? Точно что‑то со связью, – ну, да со связью с головой. Размечтался и забыл про собеседника.

– Пётр Миронович, а что с вашей новой книгой, как продвигаются успехи? – пошутили из Москвы.

– Вера Васильевна, хоть вы покричите на Екатерину Алексеевну, не даёт мне книгой заниматься. Опять повесила задание написать ко Дню Космонавтики шесть новых песен. Пока не закончу, не до книги. Хотя две части из трёх я закончил. Получится чуть толще, чем первая книга, надеюсь, к Первому Мая завершить сей титанический труд, – Пётр и на самом деле хотел успеть до праздников. Потом точно до конца мая будет не до книг, то демонстрация, то День Победы, потом посадка деревьев и начало строек. Субботников куча. Хотя сейчас Воскресники. Только через неделю примут постановление о введение пятидневки. Ещё ведь и тут куча работы, не так‑то просто целый город, десятки и сотни предприятий и учреждений перевести на укороченную рабочую неделю. Везде нужно будет на собраниях побывать. Нельзя ведь допустить из‑за потери этого дня невыполнение планов. Эх, как хорошо было на пенсии.

– Так, Пётр Миронович, вы эти первые части с собою привозите. Отдам корректорам, да и сама хочу узнать, что дальше будет. И напрягитесь, я вас в июнь поставлю на очередь в издательство "Детская Литература". А ведь ещё нужно художника найти. Владимирский здесь не подойдёт, нужны совсем в другом стиле работы. Тут на днях "Айвенго" вышел Вальтера Скотта, художника фамилию не помню, но мне рисунки понравились. Вот привезёте первые две части, найду его и дам в работу. Всё, до свидания. Жду пятнадцатого.


Глава 7


"А поезд тиха ха, а поезд тихо е, а поезд тихо ехал на Бердичев…".

Нет. Не на Бердичев. Где это вообще? Поезд ехал на Свердловск. Вот тихо, это да. Каждому столбу кланялся и на каждом разъезде стоял. Понятно, почему и Карпинский и Североуральский поезда в 21 веке отменили. Кто захочет 12 часов ехать на поезде, если на автобусе можно доехать за шесть. Причём, это с остановкой на обед.

Как и в прошлый раз, Пётр залез на верхнюю полку и придавался подсчёту успехов и планированию планов. И точно так же две нижние полки оккупировали "телохранители" бугаи. И опять они ехали на соревнование. Только на этот раз не на облсовет общества "Труд", а на россовет, то есть на первенство РСФСР по этому самому "Труду". Соревнования будут в Смоленске 17 марта, так что оба богатыря летят в Москву вместе с Петром. И если тёзка попал на первенство РСФСР почти случайно. Он занял на области второе место в своём весе, но победитель получил в абсолютном первенстве перелом ключицы, и тренерам сборной области ни чего не оставалось, как взять с собою в Смоленск бывшего танкиста, а теперь майора запаса и тренера заводской секции самбо и дзюдо. Дзюдо было ещё не олимпийским видом спорта, но скоро им станет и тогда чуть ли не первая в стране секция получит определённые преимущества в отборе на олимпиаду. Так Петру‑танкисту напророчил Штелле, а тот спорить не стал, и запись в новую секцию открыл. Броски в целом похожи, вся и разница, что борются босиком и в штанах, да ещё есть удушающий. Мелочи.

А вот Вадим Степанович Кошкин попал в областную команду по заслугам. Он стал первым не только в своей весовой категории, но и в абсолютном первенстве. И тренер говорит, что есть все шансы войти у Вадима в тройку на России и попасть на первенство СССР.

Четвёртым в купе опять был товарищ Макаревич. Он, правда, в Москву не летел. Дела были в Свердловске и его окрестностях. Он должен был организовать переезд в Краснотурьинск трёх Героев Социалистического Труда с семьями и со всем имуществом. Кроме героев нужно было перевести и пять семей пчеловодов. Две уже известные и ещё три семьи уговорил вместе с собой перебраться на новое место жительства бывший директор совхоза "Балаирский" в селе Балаир Талицкого района Свердловской области Константин Николаевич Чистяков. Пчёл повезут следующим рейсом, холодно пока. Не близко ведь, почти от самой Тюмени тараканить. Кроме того решил переехать из села Байкалово, что недалеко от Елани Виталий Егорович Дягилев основатель и руководитель народного хора. Пётр решил забрать этого чудаковатого мужичка к себе. Была мысль создать пару коллективов. Один типа "Бурановских бабушек", а второй ансамбль по образу коллектива Надежды Бабкиной с элементами от "Балаган Лимитед", тем более что песню "Ты скажи, чё те надо" этого коллектива они с Викой вспомнили, и ноты и слова. Сейчас она лежит вместе с двумя десятками других в папке, приготовленной для регистрации в ВУОАПе.

У самого Петра в столице Урала тоже дел хватало. Нужно было заскочить в редакцию "Уральского Рабочего" и передать предисловие к двум повестям‑продолжениям "Злотого ключика", и заодно подписать договор о печати пятидесяти тысяч экземпляров книжки. Кроме того редактор нашёл художника, что сделал уже рисунки, нужно и их посмотреть и выбрать, те, что войдут в книгу.

Кроме издательских дел в "Уральском рабочем" ещё и оборудование надо посмотреть, что те решили от щедрот сбагрить в Краснотурьинск. Приложение к газете "Заря Урала" подняло тираж более чем в два раза и теперь всё упиралось в новые печатные станки и бумагу с краской. Вот всё это, скрепя сердце, "старший брат" и выделил. Нужно всё же заглянуть этому дарёному коню в зубы. Да, если, что, пожаловаться председателю Облисполкома Борисову.

Ещё Александр Васильевич Борисов вызвал в Свердловск директора и главного бухгалтера Богдановического Фарфорового Завода. Нужно будет заключить с ними договор о передаче тысячи чайных блюдец и чашек после первого обжига для росписи в Художественное училище Краснотурьинска. Учащиеся их раскрасят, так же передаваемыми красками, и вернут в Богданович для двух последующих обжигов. А Пётр передаст товарищам пуансон и матрицу для производства нормальных высоких чайных кружек. Их в ЛМЦ на заводе выточили на механическом участке, хоть и ругались сначала. Зато, когда рабочим пообещали первые кружки реализовать в ЛМЦ, тем, кто принимал участие в проекте, то ругались токаря и фрезеровщики уже за право поучаствовать. Вот по результатам всех этих передач и реализации полученной продукции и будет принято решение о строительстве в Краснотурьинске филиала фарфорового завода.

Последняя из запланированных встреч тоже была наиважнейшей. Фабрика "Урал обувь" поставляла в Краснотурьинск пять списанных швейных машин и одну вполне рабочую. Она же поставляла Богословскому Алюминиевому заводу и партию кожи и замши для шитья ботинок и сапог. Пётр сумел уговорить Кабанова пока под эгидой завода открыть экспериментальный цех товаров народного потребления. Пришлось, конечно, поделиться парой идеек по улучшению работы Глинозёмного цеха. В ход пошли опять рацпредложения, обсуждаемые в прошлом‑будущем с батянькой. Из списанных машинок планировалось собрать хотя бы две‑три рабочих. Когда под рукой целый цех токарей и фрезеровщиков не такая уж это, наверное, и невыполнимая задача. Главное ведь, как говаривал маленький, неудачно закончивший, император: "Ввязаться в войну".

Основное же дело, окромя, естественно, регистрации новых песен было в Москве. Марк Янович умудрился через своих знакомых договориться о приезде в СССР не кого ни будь, а самого господина Марселя Бика. Того самого Бика, который создал одноразовые шариковые ручки, зажигалки и бритвы, да и много ещё чего. Как это удалось русским евреям большой вопрос, но, тем не менее, в фойе гостиницы "Интурист" 17 марта у Петра должна состояться встреча с этим Марселем. Пётр вёз сейчас в многострадальном, но счастливом портфеле эскизы некоторых будущих изделий известной фирмы, а так же одну вещицу из будущего, которую теперь уже не назовут кубиком Рубика. Обойдутся венгры.

С этой игрушкой Штелле намаялся. Вроде бы и у самого в юности был и сто раз его разбирал и потом, собирая материал для книги про попаданца, внимательно изучил конструкцию, но как до дела дошло, начались те самые овраги. Во‑первых, отсутствие нормальной пластмассы. Пришлось скупить кучу игрушек в детском мире и по очереди гробить их, пытаясь расплавить. Более‑менее приемлемый результат дали только куклы большие. Правда, куски пластмассы один чёрт выходили некрасивые с прожилками и пятнами. Но это не главное, главное, что материал получился всё равно мягковатым и кубик всё время норовил рассыпаться. Изготовили детали в 13 колонии. Там же токарь универсал произвёл и центральную крестовину. Пётр прогулялся до книжного магазина, купил набор цветной бумаги для аппликации и приклеил вырезанные квадратики на клей канцелярский. А они при попытке поиграть начали отваливаться. Пришлось прибегнуть к клею БФ. Вроде бы держались бумажки, но выступили следы клея. Одним словом – получилась лажа.

Во‑вторых, сами пластмассовые элементы. Ну, ни как не хотели они вращаться. Да и держались с трудом. Резчики в колонии три раза переделывали. Потом плюнули на указивки Петра и попробовали сами до истины докопаться. Неделя и ещё три куклы потребовалось. Ну, один с трудом вращался и не рассыпался.

В‑третьих, великим математиком Пётр не был, а игрушку в руки брал последний раз году в девяностом. И соответственно, забыл формулы, что выучил, будучи студентом, переписав из журнала "Наука и Жизнь". Получалось собрать только одну сторону. Как такое убожество господину Марселю демонстрировать? Пришлось звонить в Москву Люше. Нужен был молодой, но очень умный математик. Вроде нашёлся. Будет ждать Петра у Чуковских дома 16 марта в семь вечера. А на следующий день уже встреча в это же время с Биком. Пробивала дрожь, а что если молодой гений не справится. Ведь именно с кубика Пётр и собирался начать разговор с проклятым капиталистом загнивающим. Нужно ведь сначала заинтересовать буржуя, а уж потом его же будущие продукты ему за деньги втюхивать.

Вздохнув и перевернувшись на другой бок, Пётр отбросил планы. Будет время, будет и пища. Для размышлений. Нужно ведь и итоги двух с половиной месяцев попаданческой деятельности подвести.

Несомненным успехом стал кухонный гарнитур. А мойка с двумя кранами и системой фильтров экскурсантов просто потрясала, как, впрочем, и шаровый кран. Между прочим, чертёж на кран смеситель и просто шаровый кран Пётр вёз сейчас с собою. Вот только не решил ещё, кого ими осчастливить или господина Бика до кучи или всё же наше патентное бюро. Кабанов и Устич всё облазили под мойкой, скопировали чертежи и сейчас уже во всю идёт работа над небольшой партией таких кранов и смесителей. Сам гарнитур получился тоже на пять с плюсом. Пётр и сам старался потом почаще на кухню заходить – красота. Даже Вика Цыганова, которая жила гора‑а‑а‑здо богаче Петра языком поцокала.

– Такого и в 21 веке не купить. Разве, что где в Китае. Вещь. Если вернёмся в своё время, себе такой закажу.

Ещё из успехов можно считать договор, что провернул литовский еврей Макаревич. Он договорился об обмене выигрышной облигации 3 процентного займа на два автомобиля "Волга", пусть чуть не новых, но вполне себе рабочих. У одной "Волги" помяты двери с правой стороны. Но ведь один чёрт всё железо собрались менять, превращая машинку с оленем в люксовый кроссовер из будущего. Единственное, что надо будет оплатить – товарный вагон из Москвы до Карпинска, куда обе машины и погрузят. Пётр думал, что цифра выйдет огромная и очень удивился, когда увидел чек. Слёзы. Меньше пятисот рублей.

Плюсиком можно считать и партию материала, что изготовил Свердловский Камвольный комбинат. Даже две партии, если быть точным. Пятнистый зелёно‑коричнево‑чёрный камуфляж сделали из двух материалов. Первым был очень не плохой хлопок. Годился и на платья и на рубахи. Второй материал был шерстяным или полушерстяным, ни разу он в этом не специалист, но на брюки и куртки годился. Пётр вместе Викой нарисовали кучу платьев и рубах с брюками. Можно и первый показ мод с коллекцией типа "Милитари" устраивать. Ну, и плюсом сам Пётр нарисовал форму для якобы космонавтов, на самом деле попытался вспомнить форму десантников 20‑х годов 21 века. Сейчас всё это уже начали шить в ателье. Сенчина с Толкуновой в эдаких нарядах застолбят за собой все первые страницы иностранных журналов. К чему собственно и стремимся.

8 марта по телевизору показали концерт, записанный на плёнку Говорухиным. Ясно, что телевизоры сейчас есть далеко не у всех. Скорее, их почти ни у кого нет. Так, один на подъезд. Но посмотрели концерт в Краснотурьинске все от мала до велика, ещё бы, ведь показывают их самих в качестве зрителей ДК БАЗа и их знакомых на сцене. Сейчас практически все варяги разъехались. Даже Богатиков подался в свой Харьков утрясать какие‑то дела с перевозкой мебели и не нового "москвича".

У Петра телевизор был. И концерт ему в целом понравился. Даже с точки зрения человека из 21 века. Видны были и недочёты. Молодые певцы держались скованно, Буйнов и Сирозеев иногда не попадали в ноты, Сенчина стояла как столб, боясь пошевелиться. Больше всех разочаровали баянист с аккордеонистом. Им до Петра Дранги было как до Луны пешком. Нет, исполняли они строго по нотам. Стояли как памятники самим себе и наяривали с деревянными лицами. Музыка есть, а впечатлений нет. То же самое можно сказать и о гитаристах. Такой концерт нужно по радио крутить, а не по телевизору. Что и сделали. Теперь чуть не каждый день вещают, то целым концертом, то выхватывая из него пару песен.

А вот концерт с военными песнями не показывают и песни по радио не транслируют. Позвонила позавчера Фурцева, хвалила, говорила, что всем в ЦК понравилось, а на вопрос, что с военными песнями, хмыкнула и предложила посмотреть в календарь. Ну, естественно, берегут к 9 мая. Пётр ей озвучил просьбу по Гагарину и Олегу Анофриеву. Задумалась. Сказала, что позвонит через пару часов, но так и не перезвонила. Через пару часов телефон‑то заверещал, но это был всего лишь секретарь, сказал, что Екатерина Алексеевна подойдёт 16 марта в ВУОАП, там и поговорят. Пётр вечером поделился новостью с Машей‑Викой.

– Ну, тут всё ясно, – наморщила маленький носик попаданка.

– Мне вот не очень.

– Если везти сюда Гагарина, то концерт нужно снимать тоже здесь, а значит опять Светланов и несколько музыкантов, значит, опять Говорухин и куча всяких операторов и звукорежиссёров. Но песен‑то всего шесть, а для полноценного концерта этого мало. Вывод напрашивается сам. Или сюда надо везти ещё несколько певцов или уйму народу отсюда везти в Москву. Вот и прорабатывает Екатерина III варианты, – пояснила Цыганова.

– Буду стоять на первом варианте насмерть, – пообещал ей Штелле.

Были успехи и на ниве просвещения. Провели во дворце Металлургов первые встречи клубов "Что? Где? Когда?". Пётр тоже пришёл, поздравил участников и родителей. А вот сами игры не очень понравились. Нет хорошего ведущего. Женщина скованно читала по бумажке вопросы и всё. Пришлось пообщаться с директорами обоих городских ДК на предмет поиска нормального ведущего. Нашли. Лучше всего подошла Роза Константиновна Соколова – директор ДК Строителей. Она кроме руководства дворцом руководила и русским народным хором – лауреатом и дипломантом многих областных конкурсов. Пришлось переносить встречи команд в ДКС.

В школах теперь каждую субботу после обеда проводят комбинированные эстафеты для учащихся. Разбили всех детишек на три группы 5–6 классы, 7–8 и 9‑10. Сейчас выявятсяпобедители в школах и начнутся игры между школами. Только телевидения для нашего ответа ГДР и не хватает. На следующий год и эту проблему нужно решить. Тем более что режиссёр со Свердловской киностудии Рымаренко Леонид Иванович практически прописался в Краснотурьинске. После концерта Пётр уговорил его снять два клипа. Они с Викой вспомнили и записали две песни из репертуара Любаши Успенской: "Манит карусель" и "Я сяду в Кабриолет". Для участия в этих клипах и были приглашены Вертинская с Михалковым. Самое интересное, что одним из героев обеих лент стал дедушка Штелле. Вообще Пётр старался с родственниками сильно не пересекаться. Боялся что‑то такое сделать, от чего их судьбы изменятся. А тут так сошлось, что нужен был для первого клипа про кабриолет коновозчик с телегой. Роль была юмористическая и не совсем второго плана, нужен был человек с определёнными навыками и запоминающимся лицом, вот на пробы вызвали всех людей с конного двора. Отбирал людей сам Рымаренко, а когда представил его Тишкову, тот деда и узнал. Но о самих клипах потом.

Ещё одним успехом можно считать создание музея военной техники. Оба автомобиля ГАЗ (АА и 410) отремонтировали, правда, пришлось в Карпинске купить у их автобазы третий на запчасти. И то чтобы восстановить двигатели на обоих экспонатах опять ЛМЦ загрузили на всю катушку. Но ведь справились, а это главное. Теперь на очереди автобус ЗиС – 8 и немецкий вездеход, который у лесников удалось выклянчить за обещание организовать сбор шишек всеми школьниками города. А что, детям в радость в лес сходить классом побеситься, еловых шишек пособирать, а Краснотурьинску достался ржавый прержавый "Крафтваген" – полугусеничный фашистский вездеход.

Не на последнем месте среди успехов была и модернизация коврового цеха. Ещё в своём прошлом‑будущем Пётр как‑то был на экскурсии с классом в этом цехе. Подвал одного из домов был приведён в человеческий вид, и там стояло три конструкции, наверное, станка, на которых женщины вязали ковры. Это был филиал серовского предприятия и после окончания работ над ковром его отправляли в Серов на стрижку. Понятно, что назад он уже не возвращался. Ковры один из самых главных дефицитов в СССР. Вязали узелки из цветных ниток женщины очень быстро. Пётр тогда сам попробовал с помощью стального крючка завязать узелок, но с первого раза не получилось. Только третий узел хоть отдалённо напоминал то, что должно получаться. А ведь на каждый квадратный метр сотни тысяч таких узелков. Медленно ткались ковры, если память не изменяет разговор шёл о трёх месяцах.

Вот вспомнив о той экскурсии, Пётр и пошёл посмотреть, а как обстоят дела сейчас. Ни каких изменений, тот же подвал и может даже те же женщины. Ковры были, как и все ковры в стране с непонятным мусульманским узором. Не доросли ещё до портретов Путина на ковре. Надо было ускорять прогресс.

Тишков бросил клич по всем отделам горкома и горисполкома, нужен был человек, у которого есть родственники в Ташкенте. Кто ищет – тот найдёт. Оказалось, что у художественного руководителя и режиссёра народного театра при Дворце Культуры Строителей Кащеева Сергея Тимофеевича родная сестра уехала восстанавливать Ташкент после землетрясения по комсомольской путёвке, да так там и осталась. Вышла замуж за местного. Сейчас в узбекско‑русской семье уже двое детей. Муж так и работает прорабом на стройках, а Светлана в девичестве Кащеева окончила заочно торговый техникум и сейчас работает товароведом в большом промтоварном магазине. Режиссёр созвонился с сестрой и озвучил ей просьбу Петра, найти телефон директора предприятия, на котором ткут ковры. Оказалось, что никого искать не надо. Она знакома с ним лично, так как их фабрика поставляет ковры в магазин, где Светлана и работает товароведом. Уже через пять минут у Петра был телефон товарища Каримова. Абдулло Нуриевич оказался человеком предприимчивым и за ведро кедровых орехов и грамоты Краснотурьинского горкома КПСС и Свердловского облисполкома согласился отправить в командировку трёх женщин. Мастера и двух молодых, но очень быстро работающих девчонок.

– Абдулло Нуриевич, а что если эти девушки захотят остаться в Краснотурьинске? – Пётр закинул удочку на пробу, на успех, в общем‑то, и не надеясь.

– Какой хытрый сэкретарь! Палэц мало, всю рук давай, – заржал как жеребец директор фабрики, – тогда ещё мотоцикл Урал и поедут две сестрёнки близняшки. Они сироты. Родители погибли во время землетрясения. Родственники все тоже. Росли в детдоме. Эти могут и остаться, если женихи будут настоящими джигитами. Договорились? – акцент сразу же исчез.

– Хорошо. Договорились, – Пётр вздохнул, придётся полторы тысячи из заначки вынимать, но настоящие мастерицы нужнее ненужных в СССР огромных денег. – Диктуйте адрес, куда контейнер отправлять.

В соседнем доме ликвидировали никому и никогда больше не понадобящееся бомбоубежище и установили там ещё три станка, изготовленные силами всё того же ЛМЦ завода. И сейчас узбечки передают опыт русским женщинам, а в художественном училище разрабатываются эскизы к новым коврам. Пока портрет только один – Ленина, остальные рисунки перерисовываются с жёстовских подносов. Пусть будут красивые ковры с цветами на чёрном фоне. Сестрички оказались вполне себе миловидные. Их поселили в заводском общежитии на площади, в комнате недалеко от той, где пока обитают бывшие зэки. Пётр попросил тёзку присмотреть за девчонками, что бы их какие пьяные уроды не обидели. Разрешил даже членовредительство. Так и получилось, уже на второй день танкист сломал одному мачо палец, а другому нос. Ломились в пьяном виде к узбечкам. Экзотики придуркам захотелось. Тренер по самбо их скрутил и вызвал милицию, а пока её дожидались, те попытались угрожать бывшему танкисту. В результате получилось, то, что получилось. Кроме того под его диктовку бузотёры написали друг на друга заявления о причинении лёгких телесных, но претензий они друг к другу тоже не имели, так что отделались пятнадцатью сутками.

Теперь бы ещё девчонкам нормальных женихов найти, а то мотоцикл зря пропадёт. Самое интересное, что мастер, приехавшая вместе с сестричками, сама пришла на приём к Петру и предложила ему интересный вариант. Она остаётся в Краснотурьинске, а Пётр выделяет её семье двухкомнатную квартиру, и устраивает на работу, на стройку, мужа, он работает в бригаде, которая восстанавливает старые мечети и другие памятники архитектуры, по профессии муж мозаичник. "Интересное предложение, – решил Пётр, – И сама Зуйли хваткая женщина и профессионал, и муж с очень редкой профессией. Неплохо бы в художественном училище открыть группу мозаичников. А потом облицовывать дома. Чем мы хуже Ташкента"?

Штелле поинтересовался у Зуйли Тимуровны Керимбаевой, чего это она решила поменять тёплый родной Ташкент на холодный и неродной Краснотурьинск.

– Всё дело в жилье. Мы с мужем и две наши дочки живём у его родителей в комнатке в пять квадратных метров, кроме нас в доме ещё живёт восемь человек, родители и братья и сёстры мужа, а весь дом площадью тридцать метров. И хоть муж работает строителем, даже надежды на свою квартиру нет. И дом не построить, землю под строительство не выделяют. Если дадите квартиру, век аллаха буду за вас молить.

Да, москвичей испортил квартирный вопрос. Чем же ташкентцы хуже москвичей. Тем более что город почти с нуля отстраивают. А ведь могли и больше жилья строить. Деньги. Конечно, нужно людоедам в Африке помогать. Нужно строить сотни самолётов и дарить их египтянам, а те через пару недель их просто превратят в дорогие костры. Вопрос, нужно ли предупредить Семичастного о шестидневной войне? И никто не ответит. Ведь проигрыш в этой войне арабских государств взвинтил цены на нефть. Вопрос.


Глава 8


Надо отдать должное Константину Федину, он для поездки во Внешторгбанк даже свою "Волгу" Петру выделил. Оказалось‑то всё не так просто. Весь день Пётр провёл с разными бухгалтерами. Заключил больше двух десятков договоров и истрепал нервы и себе и работникам Союза Писателей. А начиналось вполне не плохо, сидели себе заключали договор об переводе и издании двух повестей про деревянного сорванца в Болгарии и доходит ход до номера счёта в банке, Пётр ничтоже сумняшеся называет свой счёт, специально открытый в Москве для перевода денег за песни и книги и узнаёт, что он бестолочь. Пословица, что: "Курица не птица, Болгария не заграница", в данном случае не работает. Перевод денег будет осуществлён в валюте, а, значит, нужен счёт во Внешторгбанке. Пришлось ехать и выстаивать приличную очередь. "Неужели все эти люди, что стоят к заветной двери писатели и композиторы?", – ужаснулся Пётр. Объяснение пузатенького работника банка о чеках, они же сертификаты, он пропустил мимо ушей. Какая ему разница, что чеки братьев по соцлагерю хуже капиталистических. Ничего ему в тех Берёзках пока не надо. Вот потребуется чего, тогда и будет время узнать всю подноготную нелёгкой жизни знаменитого писателя.

Издать у себя книги про Буратино изъявили желание болгары, чехи, которые только через полтора года станут чехословаками, немцы ГДР, венгры и поляки. Купили права на издание, переводить будут сами – итальянцы и югославы. Пока всё.

Потом появился художник Леонид Владимирский и пришлось снова заключать договора о печати "Издания второго дополненного" всё того же Буратино. Так что в ВУОАП с песнями Пётр попал только после обеда. И просидел до семи вечера. Там его и нашла вернувшаяся с работы Люша. Оказывается, у неё на квартире собралась уже целая толпа и все ждут только его – именинника. Ну, вернее, виновника праздника. Нужно обмыть удостоверения члена "Союза Писателей" и значок с изображением Горького.

– Ладно, согласен, виноват. Только "Горько" не кричите.

Толпа? Четыре старушки. Одна чуть помоложе, но её Пётр не знал. Её и представили.

– Знакомьтесь. Это Вера Спиридоновна Ляшенко. Она доктор химических наук, профессор. Вчера она синтезировала известную вам "Виагру", – женщина даже попыталась изобразить книксен, ну, в смысле чуть‑чуть присесть.

Лет пятьдесят. И точно химик, вон все пальцы жёлтые от формальдегидов. И на этих пальцах ни одного кольца. Не была замужем? Или при работе с довольно агрессивными средами колец не носят? Они ведь явно помешают надевать перчатки. Заграничный костюм. Но не новый. И единственный, вон на рукаве следы очень тщательной штопки двух дырочек. Ещё бы, точно химик и увлекающийся, не успела переодеться и сунулась к чему‑то интересному. А даже зарплата профессора не позволяет купить хорошую одежду. Негде. С‑сука, в смысле, гад кукурузник. Разорил страну. Да и бровастый гомик не лучше, столько денег вбухивают во Вьетнамы, Эфиопии и Египты. А ведь совсем скоро шестидневная война. Надо ли предупреждать?

Всё эти мысли пронесли в голове Тишкова пока он, изображая "джентельмена", целовал ручку профессору. От руки и рукава химией попахивало, запах не очень и противный, скорее, даже приятный.

– Пётр Миронович, умываться и за стол, – это уже скомандовала вторая Чуковская, мама Луши.

Третьей бабушкой была Вера Васильевна Смирнова – руководитель Комиссия по детской литературе при Союзе Писателей СССР. Четвёртой бабушкой была членкор АН СССР Рахиль Хацкелевна Фрейдлина. Стол был богатый. Шутка. На нём стояло много вина, в том числе шампанского, много коньяка и много колбасы с сыром. Правда потом принесли и горячие закуски. Пюре с отварной сосиской. И это четыре женщины готовились к празднику. Москва! Богема!

– Пётр Миронович, за вас, не перестаю вами восхищаться. Заперлась сегодня ото всех и читаю вашу сказку. Занятно. Точно будет на Западе бестселлером. А для нас вот проблемно. Ну, да ваше имя сработает. Я – за. Да вы угощайтесь. Мы старались. Или не нравится? – Смирнова себе положила на тарелку сыра и подняла фужер с шампанским.

– Сейчас пошучу. Только не обижайтесь. Просто другой шутки про химиков с ходу не вспоминается. Говорят, что "на халяву и хлорка творог". Спасибо милые дамы, не ожидал, – похихикали.

– За вас, Пётр Миронович, – сдвинули бокалы.

Застолье не проходило в дружеской и непринуждённой беседе. Пётр вдруг осознал, что раз дома мама Люши, то ночевать в квартире Чуковских его не оставят. Гостиницу он не заказывал, да и не знал ни одной. Было только смутное воспоминание из прошлого‑будущего, что с гостиницами в СССР всё плохо. Нет брони, нет и кровати, не говоря уже об одноместном люксе.

Дамы постепенно набросали в себя приличное количество вина, и Люша похвастала, что лучшие анекдоты рассказывает, конечно, Пётр Миронович. И лучшие песни поёт тоже он. И дамы потребовали анекдотов и песен.

– А можно я совмещу? – вспомнил один анекдот Штелле.

– Будете петь анекдот? – прыснула Смирнова.

– Точно.

"Барин останавливает извозчика и лезет в коляску.

– Какую песню петь, барин? Али не надо песен?

– Погоди, нога попала в колесо.

– Но‑о! Родимая! Нога попала‑а в колесо‑о‑о! Нога попала‑а‑а!"

Пётр закончил, а смеха нет. Что не так, даже заволновался. И тут грохнули. Просто позднее зажигание, или ждали всю песню? И вот тут повезло. В дверь позвонили.

– О! Это за мной, – начала подниматься Лидия Корнеевна Чуковская, – Я договорилась Булатом Шавловичем, что он заберёт меня и отвезёт в Переделкино.

Ну, вот, у Петра гора с плеч упала. Проводили маму. И вечер стал заканчиваться. Засобирались и химики "химички". Не намного дольше их просидела и Смирнова. Несколько раз заставила Петра пообещать, что он бросит все дела и допишет как можно быстрее свою сказку для взрослых мальчиков и девочек и, покачиваясь слегка, отбыла не утруждаясь переобуванием и напяливанием шубы. Ну, правильно, в этом доме и живёт.

А в целом день, можно сказать, удался. Половину песен оформил и разобрался с издательскими делами. Вечером же сообщили целых две хорошие новости. Удалось получить химикам альбутерол сульфат – бронхорасширяющий препарат и силденафил, больше известный как "Виагра".


Глава 9


16 марта в ВУОАПе у Петра должна была состояться встреча с Фурцевой. Ну, что ж, она состоялась. Екатерина Алексевна была на что‑то зла и почти вымещала эту злость на Петра. Поговорив с министром пару минут и три раза услышав рык, Штелле встал и отвесил земной поклон.

– До свидание, Ваше Величество, я в таком тоне с вами разговаривать не намерен. И вообще, забудьте о моём существовании.

Фурцева открыла было рот, чтобы снова зарычать, но потом как‑то сдулась.

– Прости, Пётр Миронович. Суслов Михаил Андреевич к каждой букве цепляется, сил нет. Нервы. Ты тут конечно не при чём. Давай так, Гагарина пока не уговаривала, он на Байконуре. Я даже не знаю, на кого выйти, чтобы его заполучить. Он и, правда, нужен? Никто другой не подойдёт?

– Ну, что ж, и я с вами начистоту. Мы с Машенькой придумали марш космонавтов. Он необычен. Могут не принять. Нужен обязательно Гагарин. Тогда есть шанс. Тем более что за эту песню надо побороться.

– Её можно услышать, у вас есть кассета? – Фурцева оглядела кабинетик в поисках магнитофона.

– Нет. Екатерина Алексеевна, вы тоже без Гагарина и, не увидев в живую, не оцените.

– Даже так?

– Даже так.

– Хорошо, время ещё есть. Пойду к Суслову. А ты представляешь, что будет, если песня потом не понравится?

– Поверьте, товарищ министр, это будет бомба.

– О‑хо‑хо! Сама скромность ты, Пётр Миронович. Как бы нам с тобой этой бомбой бошки не поотрывало. Завтра ещё в Москве? – Фурцева обернулась уже на выходе.

– Самолёт в одиннадцать вечера в воскресенье.

– После обеда Люше позвоню.

Фурцева ушла, и Пётр продолжил оформлять песни. Продолжил, несмотря на умоляющий взгляд женщины с тоской глядящей на оставшиеся ещё листки в папке. В результате получалось с первым заходом уже пятьдесят две песни. И это за семьдесят дней всего. Самое интересное, что и остановиться‑то нельзя. Пора готовиться к гастролям за рубежом, а там песни про войну или про космос никому не нужны. Хотя!!! У Горана Бреговича есть песня итальянских партизан. "О, Бела, чао". Нужно будет её вспомнить.

Всё хорошее когда ни‑будь заканчивается. Всё плохое тоже. Зарегистрировали последнюю песню, "Напрасные слова" Ларисы Рубальской и Давида Тухманова, из неё нужно будет тоже сделать клип с Анастасией Вертинской, Никитой Михалковым и дедушкой Штелле. С Викой они запланировали целых десять клипов. Подобрали песни, два уже сняли, теперь вот ещё на один написана и музыка и слова и сценарий.

До встречи с великим математиком было ещё время. А время было обеденное. Самое время перекусить. Вот только временные трудности. Утром, во время завтрака Пётр заглянул в холодильник. Даже мыши повесившейся и то нет. За завтраком доели колбасу с сыром и "генуг". В смысле "алес". Пришлось опять ловить такси и ехать на рынок. Хоть тут повезло. Армен – кустистый, носатый и вечно улыбающийся южный мачо был на месте и даже узнал Тишкова.

– А дарагой, почему долго не был? Денег жалел? Не жалей деньги, ещё заработаешь, денег вообще много, а друг у тебя только один. И это я. О‑о‑о, – это Армен заметил значок с Горьким на лацкане пиджака у Петра. Тот расстегнул пальто, на рынке было тепло и душно. Даже не так, там просто нечем было дышать. Запах крови и несвежих мяса и рыбы был для непривычного человека серьёзным испытание.

– Ты писатель, дорогой? – надо же какие подкованные пошли продавцы. Сам Пётр увидел значок члена Союза Писателей только вчера при вручении. В прошлой жизни не доводилось. Почему, интересно, выбран как символ именно Пешков? Чем Пушкин не угодил, или Толстой? Хотя, они же дворяне. Ну, не Маяковского же или Есенина на флаг присобачивать. Самоубийцы. Кто там ещё из пролетарских? Гайдар с детскими рассказами? Нет. Новиков‑Прибой? Ничего кроме Цусимы. Шолохов? Так он жив ещё. На самом деле получается, что кроме Горького на символ никто и не подходит.

– Есть немножко.

– А что написал? Я много читал.

В нескольких метрах от того места, где они стояли, был под потолком размещён динамик в виде раструба и из него пусть с бульканьем и треском неслась песня, которую уже не напишет Валерий Курас.


"…Только рано в гавань кораблю,
ты прости и знай, что я люблю,
Что я до слёз люблю
Я люблю твои синие глаза
От любви моей синие глаза
Я могу о них столько рассказывать
Но я буду их лучше целовать…".

Пётр ткнул пальцем в динамик.

– Дарагой, ты эту песню написал? – приятно видеть, как в чёрных глазах собеседника вспыхнул огонёк азарта.

Конечно, песня украдена. Чем гордиться? А есть чем гордиться. Почти нет сейчас хороших песен. Почему русские люди поклоняются нечёсаным битлам? Просто потому, что они из‑за бугра? Нет. Для шестидесятых годов их песни и на самом деле прорыв. А вот мы этот прорыв скоро ликвидируем. Кто бы ни забросил их с Викой Цыгановой в это время или в эту реальность, но подбор у этого товарища интересный. Певицу, которая знает ноты и окончила нужное учебное заведение, и какого ни какого писателя и поэта. Зачем забросили? Что бы они сделали эту страну "не только в области балета впереди планеты всей". Нет другого ответа на этот вопрос. И процесс пошёл. Почему бы не гордиться этим?

– Армен, мне нужно продукты для лобио. Найдёшь хорошую белую фасоль и грецкие орехи. Ещё нужны пряности. Ну и дыни с мандаринами тоже не помешают. А ещё нужна печень говяжья и морковь.

– Так, ты эту песню написал? Ты Тишков? – не отступал со своих позиций армянский мачо.

– Мы вдвоём с дочерью, – ну, раз хочет услышать ответ.

– Пойдём со мной! – вообще акцент пропал.

– Куда пойдём?

– К дяде пойдём, – и даже схватил за локоть. Приспичило?

– Армен, мне продукты надо, к ужину ведь ещё готовить надо. Время…, – не дали договорить.

Мачо приволок его к обшарпанной, когда‑то покрашенной зелёной краской двери.

– Будут продукты, ты дарагой Тишков пока с дядей поговори, а я всё найду. Не пожалеешь, – кустистый вулкан втолкал Петра в комнату, прокричал что‑то на одном из языков народов СССР и исчез.

Пётр огляделся. Деревянный растрескавшийся стол. С обеих сторон приставлены табуретки. Сидят два не молодых армянина, скорее всего, и играют в нарды. Тот, что лицом к двери, хозяин кабинета, наверное, очень похож на Фрунзика Мкртчяна. Через две недели ведь на экраны страны выйдет "Кавказская пленница". "Мкртчян" одет только иначе. Не галифе, а хорошие серые штаны. Сейчас все ходят с брюками застёгнутыми выше пупка. Из‑за этого получается несколько комичный с точки зрения Петра вид. Типа Чарли Чаплин жив. У него самого сейчас костюм со штанами, где ремень на два пальца ниже пупка. И не тонкий ремешок, а специально сшитый в сапожной мастерской чуть пошире и с замечательной пряжкой на два колка, выточенной в ЛМЦ.

– Заходи дорогой товарищ Тишков, присаживайся, Акпер сейчас чай принесёт, – подзатыльник лёгкий и оппонент по нардам исчез за дверью. – Я Петрос Мкртчян – директор этого рынка.

– Пётр Миронович Тишков, – представился Пётр и поискал глазами вешалку. В кабинете было жарко. В углу гудел самодельный тэн, – Мкртчян? А Фрунзик не родственник?

– Вай! Откуда знаешь Фрунзика? Это мой племянник. Ну, не прямой племянник. Двоюродный. Вон вешалка.

Точно в углу в доску было вбито три гвоздя, а сама доска прибита к стене. Пётр снял пальто, шарф. Пристроил под вешалку многострадальный счастливый портфель.

– Так откуда Фрунзика знаешь?

– Кино смотрел. "Кавказская пленница". Скоро показывать будут.

– Да, он говорил, даже билеты уже принёс. Слушай, Пётр Миронович, ты, где такой костюм достал? Я всё достать могу в Москве, а такой костюм не видел.

– Сшили у нас в городе.

– А, хороший портной. Еврей, наверное? – Петрос пальцами потрогал материал, покрутил Петра, даже пуговицы расстегнул. Любознательный, чёрт.

– Пётр Миронович, а ты только песни пишишь?

– Нет. Я – Первый Секретарь Горкома КПСС.

Оба‑на. Угол‑шоу. Товарищ директор чуть не по стойке смирно встал.

– Извини, уважаемый. Садитесь, пожалуйста.

Как раз Акпер чай принёс в дебильных подстаканниках и полный поднос всевозможных конфет. Даже трюфели просматривались.

– Угощайтесь, Пётр Миронович.

– Дорогой директор…

– Какой директор, для вас, уважаемый, просто Петрос, – набулькал из заварочного чайника в стакан чего‑то почти чёрного.

Пётр попробовал. Вещь. Такого хорошего чая он в этом времени ещё не пил.

– Вкусно, – заметил это дядюшка Петрос.

– Да, спасибо, очень хороший чай. Индийский? – Пётр ещё отхлебнул, потянулся за трюфелем.

– Зачем индийский. Армянский. У нас один район в горах есть. Мегри называется. Там чай немного выращивают. Только три верхних листочка самые красивые девушки собирают. Надо тебе. Есть у меня небольшой запас.

– Кто же от такого хорошего чая откажется? – Штелле продолжал отхлёбывать и одновременно осматривал помещение. Какая‑то временность, неустроенность.

– Дорогой, Пётр Миронович, у меня есть родственники и друзья в Москве. Три родственника и три друга. Они директора ресторанов. У всех есть музыканты. Приходят люди отдыхать, танцевать. Хотят твои песни слушать. Начали их учить, даже исполнили пару песен, а тут приходят люди из управления по защите авторских прав и говорят, что автор запретил исполнять другим музыкантам свои песни. Это правда? – Директор достал пачку Мальборо из кармана и протянул, раскрыв, Петру.

– Я не курю, и, пожалуйста, при мне не курите. У меня от табачного дыма сразу голова начинает болеть.

– Как скажешь, уважаемый первый секретарь, хочешь, вообще брошу?

– Подожди, Петрос, я потом тебе газету дам. Прочитаешь, может, и правда захочешь бросить. А ещё я по руке гадать умею. Дай твою левую руку, – оп‑па, а ведь человек какой‑то борьбой занимается. Карате?

– Что скажешь, уважаемый?

– Умрёшь от рака лёгких, если не бросишь курить, а ещё тебе нужно меньше мяса есть, ешь больше свёклы, – это ведь каждому посоветовать можно.

– Ох, – дальше текст на смеси русского непечатного с армянским, похоже, тоже не литературным.

– Ну, будущее не предопределено, бросишь курить, больше будешь есть овощей, и проживёшь до ста лет, – попытался успокоить товарища Пётр.

– Спасибо, уважаемый, я послушаю тебя. Только ведь мы про дело недоговорили. Разреши моим родственникам и друзьям исполнять у себя в ресторанах твои песни.

– Знаешь, Петрос, почему я запретил? – задумался Пётр.

– Нет! Хорошие песни, вся страна слушает, почему нельзя исполнять?

– Есть песни, которые должны исполнять певцы с определённым голосом. А если их будут петь другими голосами, то получится плохо. И люди послушав, будут думать, что песня плохая. Зачем мне это?

– Ты, великий поэт, Пётр Миронович, но плохой знаток людей. Люди всё равно будут твои песни петь. Это не остановить запретом. Только разрешив моим родственникам и моим друзьям, ты можешь заработать деньги, и тоже стать другом, а, не разрешив, ничего не приобретёшь, – как‑то устало, как маленькому непонятливому ребёнку, пояснил старший Мкртчян.

– Хорошо, Петрос, я завтра в ВУОАПе разрешу исполнять песни с концерта на 8 марта. И что я с этого буду иметь? – у Петра уже созрел план. Деньги ему не нужны, а вот кое какие продукты.

– Две тысячи рублей тебя, Пётр Миронович, устроят? – ну, вот сейчас начнётся торговля.

– Мне деньги не нужны. Давай округлим сумму до двух тысяч четырёхсот рублей. По двести рублей в месяц. На сто рублей, один раз в неделю будете завозить продукты на двадцать пять рублей вот по этому адресу, – Пётр достал блокнот и записал адрес Люши. – Это возможно?

– Напиши список продуктов. Нет проблем.

– Хорошо. На остальные сто рублей будете отправлять посылки вот по этому адресу. Тоже с продуктами, только с теми, что не портятся. Чай хороший, грецкие орехи, пряности, фасоль, – Пётр написал на втором листке адрес Петра Оберина. Зачем самому светиться. Ни куда КГБ с ОБХСС не делись. Ему вон комиссии по собачатине хватило.

– Договорились. А нет ли новых песен? – внимательно прочитал оба адреса директор рынка.

– Могу разрешить петь новые песни, которые ещё не вышли по телевизору и радио. Три штуки. Они скоро появятся в кино. Будут самыми популярными в стране.

– А я тебя ругал. Нет, ты разбираешься в людях. Просто ты ещё хитрее меня. Чего же ты хочешь за эти три песни?

– Договор о поставке качественной кожи в Краснотурьинск. Только чтобы всё было официально, – нужно же снабжать обувную фабрику.

– Мало, три песни.

– Через месяц ещё три.

– И много нужно кожи? – Петрос почесал репу.

– Не знаю. Отремонтируют станки, научатся люди, произведём первую продукцию, поймём расход материала и производительность труда. Тогда посчитаем.

– А что шить собираетесь?

Пётр прошёл к портфелю и достал пару своих рисунков, где он попытался нарисовать уги – маленькие замшевые полусапожки.

– Красиво. Дочке такие хочу. И не дочке, ну, понимаешь. Я в деле, будет кожа, и замша, лучшая в стране. Только часть товара реализуешь через те магазины, которые, я укажу.

– И как это сделать? – всё же зря он, похоже, с этой мафией связался.

– Пётр Миронович, всё будет нормально, по закону, – прочитал на его лице невысказанные сомнения Петрос.

– Ну, тогда договорились. Как запустят станки и выпустят первую партию, я дам знать. Извини, дорогой, а что с продуктами? Где Армен? Мне уже пора.

– Армен, зайди, – прокричал директор рынка и кустистый буквально материализовался у двери.

– Всё принёс, уважаемый. Вот белая фасоль, вот красная. Это чищенные грецкие орехи. Тут говяжья печень. Тут морковь. В этих пакетиках специи. В сумке мандарины. За дверью человек с двумя самыми большими дынями и ещё один с полной сумкой гранат, – а запах, Пётр втянул воздух.

– Это тебе подарок от друзей, – увидев, что Пётр лезет в карман за деньгами, остановил его Петрос, – Армен, закажи такси, всё туда отнеси и возвращайся, а мы пока ещё по сто грамм хорошего коньяка выпьем, за дружбу и сотрудничество.


Глава 10


Великого математика звали Сергей Петрович Новиков. Пётр напряг память. Где‑то он эту фамилию слышал. Точно в будущем, наверное, прославится. Хотя, может, и желаемое, за действительное выдаёт мозг уставший. Ситуацию с провалом памяти спасла Люша, сказав, что Серёжа целым профессором МГУ является, да ещё и член‑корреспондентом АН СССР. Тогда Пётр и вспомнил, что это будущий лауреат аналога Нобелевской премии по математики. Только вот ещё бы вспомнить, как сама премия называется. Хотя не очень и важно, главное, что молодой человек и, правда, гений математический.

К приходу молодого человека Штелле приготовился. Он разобрал кубик на запчасти и собрал все грани по цветам. Потом взял, аккуратно записывая движения, перемешал грани. Попробовал по записям восстановить кубик в первозданном виде. Не получилось. Снова разобрал и собрал. Опять, записывая, перемешал. Покрутил. Нет, тупой, видно. Но настырный. И ведь на четвёртый раз получилось. Пару раз повторил. Сходится ответ.

А тут и гений пожаловал. Поздоровался. Отказался от ужина. Сказал, что торопится. И был выгнан из квартиры через три с половиной часа. Затянуло. И ведь, правда, не дурак. Сдержано улыбнулся, когда Пётр продемонстрировал свои успехи. А перед уходом те самые формулы из будущего журнала "Наука и Жизнь" написал. А может и не те, но они работали.

– Пётр Миронович, дайте на ночь? – и взгляд еврейский, со всей вековой скорбью этого народа, хоть и фамилия и имя с отчеством чисто русские.

– Сергей, игрушка не зарегистрирована. Ты с кем‑нибудь поделишься радостью, а он окажется умным и раньше меня запатентует. И что потом мне делать?

– Да, я из рук не выпущу. Такая идея сейчас родилась, как ускорить процесс.

– Дай честное слово, что утром сразу принесёшь. Ровно в восемь, – доброта никогда до добра не доводила. Добро потом и не возвращается. В смысле – нажитое непосильным трудом. А ведь кубик только один пока рабочий получился. В пластмассе проблема. Но ведь господин Бик, как раз главный в мире по пластмассам.

– Без пяти восемь буду в дверь стучать, – и глаза как у кота из Шрека.

– Ох, держи.

Пока будущий гений крутил в одной из комнат кубик уже не Рубика, они с Еленой Цезаревной пировали. Пётр вполне успел сварганить лобио. Фасоль с грецкими орехами Армен выделил, приправы тоже, ну, а казан с водой и соль в квартире Чуковских нашлись. Кроме блюда грузинской кухни в меню наличествовала и русская хрень. Как это блюдо называется, Штелле не знал. Берётся печень, мелко режется, морковь натирается на крупной тёрке и всё это вместе с луком и чесноком тушится. Но! В самом конце добавляется приличное количество мелко порезанных маринованных огурцов. Вот и весь рецепт хрени. Однако, пальчики оближешь. И всё это под какое‑то сладкое вино самодельное, которое, прощаясь, всучил товарищ Мкртчян. Очень даже ничего. Но не из винограда. Абрикос с чем‑то. Объелись. Вот великий математик и выпросил кубик, пользуясь благодушным чуть хмельным настроением.

Не обманул, принёс без пяти восемь кубик и тетрадь. А на первых двух страницах различные формулы по сборке граней с одним цветом.

– Пётр Миронович, а где такую штуку достать можно. Когда он в продаже появится?

– Знаешь, Сергей, я точно сказать не могу, но обещаю, в СССР ты будешь первым, кто получит эту игрушку.

После завтрака Пётр проверил работу формул. Что ж, всё работало. Он переписал их на отдельный листок и заменил русские буквы на латинские. И вот меняя, вдруг осознал, что он – конченный дебил. Дак, ещё ладно дебил, кроме того ещё и неуч. Как и на каком языке он будет разговаривать с господином Марселем Биком? Он ведь ни одного толком не знает. Так, чуть‑чуть немецкий. Ну, типа, читаю и перевожу со словарём. Как‑то не было потребностей в языках. А какие языки интересно знает этот самый барон Марсель? Имя французское. Наверное, немецкий и французский должен знать. А английский? Родился, кажется, в Италии.

Пришлось звонить на работу Люше. И почти десять минут ждать, там идёт какой‑то опыт и отойти нельзя.

– Елена Цезаревна, это товарищ Тишков вас беспокоит, – на всякий случай официально начал Штелле, мало ли вдруг кто подслушивает через спаренный телефон.

– Да, Пётр Миронович, – надо же, тоже официально, значит, не зря опасался.

– Елена Цезаревна, насколько хорошо вы владеете иностранными языками?

– Немецким сносно, и немного английским, – после зависание ответила Чуковская.

– Французским?

– Только несколько фраз, а что надо что‑то перевести с французского?

– Нет. Нужно пойти со мной в семь вечера в ресторан гостиницы "Интурист" и поработать переводчиком, – и опять Пётр вдруг осознал, что дебил. Та ли гостиница "Интурист", чтобы в ней встречаться с иностранцами? Там, небось, каждый официант и половина посетителей работники КГБ. Нужно встретиться там с буржуем Марселем и перейти в более народное заведение.

– Да, мне и надеть нечего! – пискнули на той стороне провода.

– Встреча в семь вечера, – Пётр повесил трубку, чего‑нибудь оденет.

Сел и задумался. Нужен план. И желательно такой, чтобы возможные хвосты срубить. А ведь он ни разу не шпион. И слежку вычислить не сможет. Да и захочет ли в этом участвовать "владелец заводов" господин Бик. Получается, план должен быть простым. Допустим, вызываем к Дому Писателей два такси. В одну садится Чуковская и едет к гостинице "Интурист". Во вторую машину садится он и не доезжает пару домов до этой гостиницы. Машины просим постоять минут десять, и ни каких попутчиков не брать. Дать залог в виде документов, с ними не убегут. Стоп. Документы нельзя. Потом ведь органы могут спросить, а кого и куда вы отвозили? Тогда билет в сто рублей. Не уедут. Номера ведь записать можно, да и на панели есть фамилия водителей.

Дальше. Нужен приличный ресторан. А он в Москве кроме "Праги" и не знает ни одного ресторана. Ну, и ладно, пусть будет "Прага". А как туда попасть? Нужно забронировать столик. Дудки. Двадцать минут общения с телефоном показали, что не всё так просто. Нет на сегодня свободных столиков. Нет столиков. Зато есть товарищ Мкртчян. Есть и его номер телефона. Ещё двадцать минут переговоров и, вуаля, столик появился. Только повесил трубку, как телефон зазвонил снова.

– Квартира Чуковских, – опасливо поднял Пётр трубку.

– Пётр Миронович, это Фурцева. Повезло вам, – и молчит.

Ах, да, нужен диалог.

– В чём же мне повезло дорогая, Екатерина Алексеевна?

– Гагарин будет 1 апреля в Краснотурьинске. С вас шесть песен. А теперь давайте серьёзно поговорим. Вы ведь понимаете, что теперь мне опять половину Москвы к вам гнать? Снимать концерт ведь у вас придётся. Говорите, кто нужен на этот раз?

Кто бы сомневался. Нужно звать, так звать. Когда ещё такой шанс выпадет.

– Говорухин ведь, наверное, не откажется, пусть тот же коллектив и берёт.

– Записала. Дальше.

– Нужен ударник виртуоз. Те же гитаристы. Те же баянисты. Группа "Скоморохи". Естественно, Светланов со своими людьми. Да. Есть одна задумка. Нужен лучший в Союзе скрипач. Ойстрах подойдёт.

– А рожа не треснет? Где вы и где Ойстрах! – фыркнула Фурцева.

– Вещь будет убийственная и я, потом, разрешу ему исполнять её в любое время, даже за рубежом, – а что Just Blue группы Space вполне космическая музыка. Вика помучилась немного, но сказала, что с помощью Светланова сможет сделать аранжировку для современных инструментов без всяких синтезаторов. Похуже получится, но ведь оригинала никто не слышал. А ещё она попыталась с помощью краснотурьинских скрипачей повторить Шторм Ванессы Мей. Не получилось. Скорость не та. Вот вся надежда на Ойстраха.

– Не знаю, а если он сейчас на гастролях? – на самом ведь деле занятой человек.

– Если внутри страны, то пусть перенесёт. Правда, вещь того стоит.

– Как не просто всё с тобой, Пётр Миронович. И никто другой не подойдёт?

– Екатерина Алексеевна, можно и из нашей музыкальной школы взять человека. Только вы ведь представляете разницу? Вот такая разница и будет. Вам нужен концерт? Вам решать.

Молчала трубка минуту.

– Постараюсь. Ещё кого? Растроповича не надо?

– А это мысль. Спасибо за идею. А что если их двоих вместе вывести на сцену? Ищите Растроповича.

– Всё! – и ржёт.

– Нет, Екатерина Алексеевна, не всё. Знаете стихотворение "Жди меня"?

– Понятно, что знаю.

– Константин Симонов нужен. Они вдвоём с Машенькой прочитают его. Вступление будет такое: "Тяжело было жёнам солдат и офицеров ждать мужей с войны. А жёны космонавтов? Как они с мольбой смотрят на небо, когда их муж, их любимый, в маленькой космической ракете наматывает круги вокруг Земли. Они тоже ждут. Ждут и надеются". Вот, а дальше Машенька и Симонов читают стихотворение.

– Ну, не простая ассоциация, но попробовать можно. Симонова найду. Ещё чего изволите?

– Про дом не забывайте. Уже скоро снег сойдёт.

Гудки.

Ладно, вернёмся к нашим баранам. Интересно, как Бик переводится. "Пик" – это кажется свинья. Плохо не знать языки. Итак, подъезжаем к "Интуристу" и заходим в вестибюль. В 19 часов буржуй должен в коричневом пальто стоять у администратора. Так договорились через знакомых Макаревича. Пришлось, между прочим, одной иконой пожертвовать. Ещё бы знать её истинную ценность. Проехали. Марсель знакомится с Чуковской и они едут на одном из такси в "Прагу", а Пётр, чуть отстав, едет немного дальше по Калининскому проспекту и уже пешком возвращается и заходит в ресторан. Ух, и намудрил. Пётр пошёл на кухню и поставил чайник. Это дело надо ещё раз обмозговать.


Глава 11


Месье Марсель Бик был похож на Д" Артаньяна Боярского как лошадь Пржевальского на самого Пржевальского. Ещё бы знать, как тот выглядел, но ведь не как лошадь. Ни грамма барон Бик на француза не походил. И если уж сравнивать с киноактёрами, то лучше всего подойдёт Брюс Уиллис в первом "Крепком Орешке". Почти лыс и брутален. Только чёрен и слегка носат. И даже шляпы не было. Кепка плебейская. А ведь шляпы в это время носили все. На вешалке у Петра дома тоже висела. Померил, как то. Ужас. Нет. Мы заменим это тоже на кепку. А может, вообще, кожаную восьмиклинку сбацать с высокой тульёй. Все бросятся подражать и двинем моду вперёд. А ещё не плохо бы наладить производство и потом засветить эти кепки на Буйнове и Михалкове в клипах. И вот он массовый спрос, а у нас уже есть предложение. Может, бросить секретарствовать и податься в подпольные цеховики. Посадят. А вот предложить барону? Ему пойдёт. Всё это промелькнуло в голове у Штелле, когда он пригубил первую рюмочку коньяка и откинулся на стуле в отдельном кабинете ресторана "Прага", разглядывая буржуя.

Люша не понадобилась. Нет, для солидности, конечно. А вот как переводчик. Переводчик у месье барона был свой. Была своя. Молодая, красивая, высокая, улыбчивая. Чуть зубы подгуляли. Редкие. Говорят – признак жадности. Не красивая улыбка. Надо посоветовать в конце разговора девушке пореже улыбаться. А ещё подучить русский. Смешно ставила ударения и этот фханцузский акцент. Слушаешь и Ленина представляешь. Сам Марсель тоже не Паваротти. Видишь перед собой Брюса Уиллиса, а голос как у мышки. Попискивает. Что ещё про француза сказать можно. А вот – пальто. Вот ведь гадство – оно тоже коричневое, а смотрится совсем по‑другому. Выходит, дело не в цвете. Дело в дизайнере и швее. Ещё, наверное, в качестве машинок. Ну, там, чтобы строчки ровные и не морщило. Что ж, будем иметь в виду и машинки правильные закажем.

Сейчас месье играл кубиком. Пётр достал его, покрутил, смешивая грани и передал бизнесмену. Тот крутанул раз, другой и увлёкся. Но не математик. Тогда Штелле достал формулы на тетрадных листках и собрал по ним. Снова смешал и всучил Марселю. Тот покивал головой и потянулся за бутылкой с коньяком, а не к, лежащим рядом с Петром, листкам.

– Что вы хотите за эту игрушку? – Бик чуть сморщился. Ну, да, не реми.

Пётр хотел многого. Вопрос был в честности акулы бизнеса. Ну, сейчас только скорее акулёнка.

– Пятьдесят процентов прибыли. До этого нужно запатентовать сам кубик и места соединения. Отдельно.

– Вы ведь в России. Как это будет выглядеть? – Бик натянуто улыбнулся. А переводчица попыталась улыбку повторить. Получилось плохо. Зубы редкие, губы тонкие. Может она и не красавица вовсе, это всё макияж, да антураж.

А вот вопрос правильный. Как это будет выглядеть? Перевод на его счёт во Внешторгбанке? Даже не смешно. Хотя после долгого размышления этот вариант тоже прорисовался. Всё дело в законодательстве. Сейчас писатель сам заключает договора с иностранными издателями, если тем вдруг захотелось напечатать ваш опус. Например, в Америке решили издать "Молодую гвардию" Фадеева. Вот озолотится. Пётр же в отличии от Фадеева написал детскую сказку. Почему бы богатому французу не захотеть напечатать во Франции его "Буратино". Кроме того, это предприятие может оказаться и чертовски прибыльным. Сейчас ещё никому в голову не пришло выпускать "Киндер‑сюрпризы" – шоколадные яички с игрушками внутри. Бог с ним с шоколадом. Надо выпустить, скажем, сотню тысяч экземпляров книги и столько же пластмассовых фигурок: Буратино, Артемона, Мальвины, папы Карло, Карабаса Барабаса, лисы Алисы, кота Базилио, Дуремара. Выпустить и сделать приложением к книге. Покупаешь книжку и можешь выбрать из ящика одну из фигурок. Отдельно фигурки не продаются. Можно, конечно и отдельно, но раскрашенные вручную и очень дорого.

– Думаю, что тираж книги превысит после всех переизданий миллион экземпляров, – закончил Пётр излагать свою идею Марселю.

– Интересный вы человек месье Тишков. Я обязательно проработаю со своим бухгалтером этот вопрос. Но даже навскидку видно, что это и на самом деле принесёт не малые деньги. Только причём здесь гонорар за кубик? – Бик вынул блокнот и стал мелким почерком записывать туда что‑то, наверное, идею с книгами.

– Гонорар за книги ведь может быть и больше, чем он получится на самом деле. Завтра мы можем заключить договор в "Союзе Писателей". Сумму не оговаривать. Пусть это тоже будет пятьдесят процентов от прибыли.

– Хорошо. У меня есть время. Задержусь ещё на один день.

– Там, напротивздания "Союза" находится Третьяковская галерея, заодно сходите, полюбуетесь шедеврами русских художников, – подсказала Чуковская.

– О, это замечательная мысль. Спасибо Елена. А вы не побудете экскурсоводом?

Это что, он клеит Люшу? – Пётр напрягся, напряглась и переводчица, тоже между прочим Ленка – Элен.

– Извините, Марсель, но завтра обычный рабочий день. Я не смогу, – ха, а ведь и правда, хоть и объявили на всю страну, что принято партией судьбоносное решение о переходе на пятидневку, ещё ни одно предприятие не перешло фактически. Скоро сказка сказывается.

– Жаль.

– Там есть профессиональные гиды. Они лучше моего расскажут, – чуть покраснев, с извиняющей улыбкой, отмахнулась Чуковская.

– Давайте проговорим и ещё один вариант оплаты за "Русский кубик", – решил прекратить этот съём Тишков.

– Внимательно слушаю.

– В моём городе есть колхоз. Он называется "Крылья Родины". Вы закупите у него кедровый орех и разные специфические продукты пчеловодства: прополис, маточное молоко и ещё некоторые. В обмен по договору вы поставляете колхозу автобусы. Нужны лучшие в мире. Автобусы нужны городские в количестве десяти штук и междугородние в количестве пяти, можно разного размера. Понятно, что пятнадцать автобусов будут стоить гораздо дороже, чем орех и продукты пчеловодства, вот это и будет часть моего гонорара.

– А какая вам прибыль от того, что этот "колхоз" получит дешёвые автобусы? – Марсель налил себе коньяка, один выпил и даже не поморщился на этот раз.

– Это мой город и я хочу, чтобы по нему катались красивые современные автобусы, вот и вся выгода. Душе приятно! Дальше. Ведь за кубик вы получите миллионы и миллионы долларов. За продажу, за патенты, выиграете кучу судов против товарищей, что будут его выпускать нелегально. Вот все эти лишние миллионы миллионов вы буде перечислять в один из французских банков, по вашему усмотрению, на счёт на предъявителя. У меня, думаю, осенью или зимой будут гастроли во Франции. Вот тогда и посчитаемся. Теперь такой нюанс. Вот в этом портфеле, – Пётр достал из‑под стола свой резанный счастливый портфель, – Лежит ещё десяток предложений, которые по своему финансовому итогу гораздо значительнее этой игрушки. Считайте кубик просто проверкой. Можно ли с вами иметь дело. На Руси купцы никаких договоров не заключали, письменных, ударили по рукам и всё. Слово купца дороже золота.

Штелле вынул листки с предложениями и раскинул их как карты. На первом был чертёж шарового крана. Потом чертёж смесителя. Дальше одноразового бритвенного станка. Пластмассовая одноразовая зажигалка. И так далее. Всё что месье и так будет выпускать. Чуть позже, а некоторые, как, например, пластиковую доску для сёрфинга, опоздает сделать. Кто‑то там раньше запатентует. Но ведь можно оказаться и впереди первого. Всё в наших руках. Быстро перелистал перед, открывшим рот для отповеди Биком, и спрятал назад в портфель. Марсель ругаться передумал. Опять налил в одну харю не французский коньяк и выхлебал. Волнуется.

– А я как раз опасался вас, месье Тишков. Уж очень не простой вы человек. Известный композитор, теперь вот ещё оказывается и писатель, мэр не меленького города, да ещё и великий изобретатель. Не много ли для одного человека? Не из КГБ ли вы? – Бик снова налил, на этот раз всем.

– И какая же цель у КГБ? – Штелле развеселился.

– Завербовать меня. Сделать вашим осведомителем.

– Сам боюсь этого нашего КГБ. Что ж, давайте прощаться. Жду вас завтра в восемь утра по адресу Лаврушинский переулок дом 17. Это дом Союза Писателей. Там и заключим договор на книгу. Агентство по авторским правам находится в этом же здании, а напротив, как и сказала Елена Цезаревна стоит здание, в котором располагается Третьяковская галерея. До свидания.


Глава 12


Осталось провернуть в Москве два дела. Одно было из разряда трудновыполнимых, второе – почти не выполнимых. А если быть честным с собою, то второе было из области фантастики. И на оба дела всего один козырь. Песня. Та самая про великолепную пятёрку и вратаря. Пока по просьбе Петра обладающая записью Фурцева её в эфиры не запускала. Ждала его отмашки. Вот сегодня, если договорится с одним человечком, то можно будет отмашку и давать. Человечком был Анатолий Владимирович Тарасов. В первый же день московских гастролей Пётр договорился с Фурцевой, что она, используя свои каналы, устроит им встречу. Екатерина Великая не подвела. Сегодня в десять часов Тарасов будет проводить тренировку своему ЦСКА и заодно пообщается с "этим". Так передала Фурцева.

С "этим"? Ну, а чего хотел? Екатерина Алексевна при организации встречи упомянула о Петре, как о писателе. Тарасов, наверное, думает, что Тишков собирается книгу о хоккее написать. Разочаруем.

На стадион пропустили и даже проводили на трибуны, где орал на кого‑то полковник Тарасов. Кто же не смотрел фильм "Легенда номер семнадцать"? Все и не по разу. Там Тарасов на себя не похож. Олег Меньшиков актёр великолепный, но совершенно на своего героя не похож внешне, даже габаритами, что уж говорить про физиономию. Этот был грузен и грозен. Кричал он как раз на семнадцатого номера, но скорее всего это был не Харламов. Хотя, потная красная физиономия и красная каска могли принадлежать и звезде с испанскими корнями. Не очень большим фанатом хоккея был Штелле и тем более того, который был в далёком прошлом. Того, где "наши" всех громили и олимпийские медали были результатом умений, а не счастливым стечением обстоятельств.

– Анатолий Владимирович? – дождавшись, наконец, окончания очередного "внушения" обратил на себя внимание Пётр.

– Писатель? – Тарасов в запале это почти выкрикнул.

– У вас ведь есть магнитофон. Вон музыка играет.

– Есть.

– Хочу вам одну песню дать послушать, – Пётр достал из портфеля катушку с плёнкой.

– А мне передали, что интервью будешь брать, – усмехнулся тренер.

– Ну, что вы, я детские сказки пишу. Совсем другой у меня к вам, Анатолий Владимирович, интерес. Но сначала поставьте песню, – а что, почему бы не с козырей зайти.

– Ну, пойдём в операторскую. Обещал уделить тебе десять минут, почему бы и песню не послушать.

Через десять минут козырь сработал. Извините товарищ Пахмутова и товарищ Добронравов. Для вас это просто песня. А Петру надо было договориться с Тарасовым и его начальством об очень важных вещах.

– Это ведь гимн настоящий. Ты написал? – после второго прослушивания смог оторваться от вида крутящейся катушки тренер.

– Вдвоём с дочерью. Я не большой фанат хоккея, а она каждую вашу игру смотрит по телевизору, – и это было правдой, Вика Цыганова с удовольствием смотрела по чёрно‑белому небольшому экрану игры ЦСКА.

– Автограф для дочери нужен? – потянулся к карману Тарасов.

– Автограф? Почему бы и нет. Только всей команды на нормальном листке, но это потом. Сейчас можно я свою просьбу изложу? – Пётр отрицательно махнул рукой, когда оператор начал снимать плёнку с магнитофона. – Это подарок. Владейте.

– Слушаю. Валера, поставь ещё раз только тихо. Пусть играет.

– Анатолий Владимирович, я Первый Секретарь Горкома КПСС в городе Краснотурьинске. У нас есть команда по хоккею с мячом. Она играет в первой лиге. В середнячках. Хочу сделать её чемпионом. Просьба такая. Я, как только закончится сезон, отправлю к вам на обучение трёх лучших хоккеистов. Они будут с вами тренироваться до начала следующего сезона. Ещё по три человека будут приезжать в начале каждого месяца. Итого за пять летних месяцев на ваших тренировках побывает вся команда. Ну и время от времени будут тренера наведываться.

– Ха. Звучит как приказ, а не как просьба. И зачем это мне?

– Они привезут с собою кое‑какие наработки. Вам понравятся.

– Мне? – Тарасов отстранился и с усмешкой оглядел Петра.

Надо вытерпеть. Слышал же, что характер у полковника непростой. Да и просьба не самая обычная.

– Уверяю вас, Анатолий Владимирович, обузой люди не станут, а нововведения появятся у вас уже на следующий день после того, как вы их увидите.

– У нас ведь разные поля, а значит и требования к спортсмену разные, – начал сдаваться Тарасов.

– Мы потом творчески переработаем, то чему вы их научите. Знаете, что мне сказал, как‑то один профессор в институте. "У нас в вузах учат не знаниям, учат получать знания". Вот этим мы под вашим чутким руководством и займёмся.

– А что с начальством? Там ведь одни дураки. Уволить бы всех.

– Да новых дураков набрать, – поддержал шутку Пётр.

– Ха. Метко. Где будут жить, чем питаться, на что в рестораны ходить? – вот и пошла деловая беседа.

– Наша команда "Труд" это команда Богословского Алюминиевого завода, всё содержание спортсменов завод возьмёт на себя. Про рестораны подумаем, хотя они вполне приличную зарплату получают.

– Не до ресторанов будет. Загоняю, – усмехнулся, сдаваясь Тарасов.

– И замечательно, а то я там очень строгие порядки ввёл, кто с похмелья или пьяным приходил на тренировку, пороли в раздевалке.

– Правда?!! – и глаза по пятаку.

– Конечно. За свои дела каждый должен отвечать. За дурную голову расплачивается пятая точка. Всё честно.

– Можно своим расскажу? Хотя нет. Им ведь вместе тренироваться. Сам введу. Скажу, сверху рекомендовали.

Расставались не друзьями. Разные люди, разные цели, может и не свидятся больше. Расставались деловыми партнёрами. А это, может и лучше?

Вторая встреча была намечена на двенадцать. И проходить она будет в том же самом кабинете, что и вчера – в ресторане "Прага". Так сказать, совмещение обеда (за счёт Петра) и делового разговора. Всё, как и положено у загнивающих капиталистов.

Пётр пришёл в ресторан заранее. Заказал обед, но пока попросил не подавать, нужно дождаться начальства. Первым пожаловал полковник Петров. Он отвечал в ЦСКА за игровые виды спорта. Сам полковник, скорее всего, раньше был тоже спортсменом. Высокий, поджарый и хищный какой‑то. О спорте, которым он занимался, красноречиво говорил сломанный и свёрнутый чуть налево нос. Боксёр. Товарищ был в форме и даже колодки наград имелись. По возрасту это вполне могли быть боевые награды. Штелле в них не разбирался. Ну, может орден Трудового Красного Знамени отличит и орден Ленина. Первый есть у самого, а красную ленточку второго видел на груди Кабанова.

Полковник был отчуждённо вежлив. Кто‑то по звонку Фурцевой на него надавил, и он вынужден был появиться здесь. И даже не зная тему разговора, заранее готовился к отповеди выскочки провинциала.

Вскоре подошёл и второй гость. Этот был большой начальник. Георгий Михайлович Рогульский занимал должность заместителя председателя Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР. В том числе отвечал за хоккей. И "Русский хоккей" хоккеем не считал. Вид не олимпийский. И скорее всего, никогда им не станет. Всего три страны им занимаются. Но развивать надо. Где‑то сверху принято такое решение. Наверное, подкупило в название слово "русский". В этом году договорились со шведами и финнами о проведении в следующем году чемпионата мира среди юниоров. Развиваемся. А ещё принято решение о создании в следующем году федерации хоккея на траве. Вот это олимпийский вид спорта и правила очень похожи на правила "русского". Летом пусть играют в хоккей на траве, а зимой в "бенди", как его называют шведы.

Познакомились. Пригубили водочку в не маленьких стопочках. Отдали должное ухе. Хотя Петру и не понравилось. Жидковата.

– Пётр Миронович, давайте уж делитесь этим своим "замечательным предложением". Так мне сказали. Не обманули? – Рогульский демонстративно посмотрел на часы.

– Официант! – мужчина подошёл. Пётр, готовясь к встрече, переговорил с директором, что когда он даст отмашку, поставят песню. Время настало.

Звук был вполне. Может чуть громковато, настроена аппаратура на вечерний шум подвыпивших гостей. Только может это и не плохо.

– Правда, ты написал? – Петров порывисто встал и, приподняв, обнял Тишкова. – Молоток. Ничего лучше не слышал. Великая вещь.

– А ведь и правда великая, – похлопал по плечу Петра и Рогульский.

– Может по стопочке за это дело? – разлил водку Штелле.

– Непременно. Спасибо тебе Пётр за песню от всего советского хоккея, – Рогульский выпил залпом, занюхал рукавом и внимательно оглядел Тишкова, – Что ж, давай излагай своё предложение, надеюсь, оно не хуже песни.

– У нас в городе Краснотурьинске есть команда по хоккею с мячом. Называется "Труд". Первый год играет в первой лиге. Сегодня у неё последний матч с "Енисеем", но вне зависимости от результата команда займёт восьмое место, – Пётр этим достижением вполне гордился, ведь в реальной истории место было двенадцатое.

– Как же знаю. В конце сезона словно подменили команду, всех фаворитов бьёт. Обратил внимание, – Георгий Михайлович потянулся за хлебом и рукавом пиджака уронил рюмку, хорошо, что пустую.

Пётр поднял и налил по третьей.

– Хочу выпить за успех другой команды из Краснотурьинска. Вчера мне позвонили и сообщили, что наша команда ДСШ на чемпионате СССР в Северодвинске стала чемпионом, – а ведь в его прошлом они только серебро взяли. Коньки другие, два месяца занятий с утяжелением, и самое главное, общий победный настрой.

– Точно. Я ещё удивился, и тут все гранды биты. Что ж, за это можно и выпить, – Рогульский чокнулся со всеми и опять залпом опорожнил рюмку, – Предложение‑то в чём? Выпить за успех молодёжи? – и посмеялись все.

– Предложение вот такое. На базе этой команды ДСШ создать в Краснотурьинске команду второй лиги СКА "Маяк". У нас две зоны в городе. Детская и строгого режима. Ребят призвать в армию и пусть числятся на этих зонах, а играют на нашем стадионе. Ужмёмся. Зато сразу куча плюсов для города. Молодёжь поиграет два года в "Маяке" и вернётся в родной "Труд". Ребята служить будут дома. На стадионе матчей в два раза больше будет проводиться.

– Стой, Пётр Миронович, там ведь есть чемпион страны СКА Свердловск. Ребята и там служить могут. Зачем же ещё одну команду городить? – задал совершенно правильный вопрос Петров.

– В следующем году СКА Свердловск не будет чемпионом. Будет Краснотурьинский "Труд", – Штелле подождал, пока хоккейные начальники отсмеются, и предложил. – Давайте пари. Если чемпионом будет не "Труд", то я вам каждому покупаю 21 "Волгу". Если любая другая команда. А вот если "Труд", то вы вдвоём покупаете такую же машину мне. Как предложение?

– Так уверен? Две "Волги", это двенадцать тысяч рублей, дак ещё поди купи, – почесал затылок полковник Петров.

– Я писатель. На днях выходит моя книга. Денег мне хватит. Но они и не понадобятся – чемпионом страны будет "Труд". Продолжу о плюсах. Со следующего года служить будут не три года, а два. Уж, поверьте. Информация достоверная. Туго придётся свердловчанам. А "Маяк" за год выбьется в первую лигу. А там и в призёры. Что вы теряете? Дом для игроков я построю. Стадион есть. Нужно только на двадцать человек увеличить количество военнослужащих в двух зонах. По десятку на зону. Ерунда ведь. Ещё из плюсов, я собираюсь летом тренировать команду в хоккее на траве. Пора СССР и в этом виде спорта медали на олимпиадах и чемпионатах мира завоёвывать. Вот две команды будут пока между собой играть. Есть только один минус. Двадцать ребят за один год не набрать. Но ведь есть ДСШ "Уральского Трубника". Кроме того очень не плохие ребята есть в соседнем городе Карпинске. Там играет команда "Шахтёр". С вашей‑то помощью всё и сладится.

– Нда, Пётр Миронович, есть над чем подумать. Наобещал золотых гор, – Анисимов почесал переносицу и сам наполнил рюмки по четвёртому разу. – И про "Волгу" надо подумать. Не одолеть новичкам неоднократного чемпиона страны. А давай забьёмся! Как ты Иван Фёдорович? – протянул Рогульский рюмку полковнику.

– А давай. И команду тоже создадим. Про хоккей на траве давно разговоры ходят. Посмотрим, что у тебя получится, в середине 68 года устроим товарищеский матч с индийцами. Они к Олимпиаде готовиться будут. Съездим с визитом дружбы и проверим твои обещалки. Ну, вздрогнули!


Глава 13


А что? Очень продуктивно покатался. Самолёт вылетел из Домодедово строго по расписанию. Уже радость. Неожиданно для середины марта повалил снег. Прямо как из мешка сыпанули. Многие рейсы задержали. Пётр с бугаями уже искали, куда притулиться в переполненном аэропорту, но к счастью снегопад вдруг остановился. Весь мешок высыпался. Забегали снегоуборочные бульдозеры, или как там эти машины называются, и рейсы стали отправлять один за одним. Так что к отправке борта на Свердловск, ситуация уже выровнялась и самолёт полетел как и положено, время на билете указано. А вот интересно, написал уже Высоцкий песню про "стюардессу мисс Одессу"?

Поспать в полёте не дали. Принялись кормить. И не откажешься, коситься начнут. "Обычай". Пришлось еле тёплую курицу со слипшимся рисом жевать. А вообще, устал. Четыре дня сплошных договоров и поездок по Москве‑матушке. Даже без пробок Москва утомляла. Все несутся, как угорелые. Очереди куда не ткнись. Хотел в воскресенье сходить в Мавзолей, а там тысячная толпа. Всё, как и через пятьдесят лет, только китайцев в очереди нет. Однако от этого она, эта очередь, ни на одного человека короче не стала. Пришлось зайти в Кремль через Александровский сад, походить вокруг царь пушки и треснутого колокола. А потом махнул Пётр в зоопарк. Надо будет хоть небольшой в Краснотурьинске организовать. А что, есть ведь очень неприхотливые и холодостойкие животные. Северный олень, як, овцебык, да и верблюд в монгольских степях зимой тридцатиградусные морозы переносит, там же в Монголии есть дикие лошадки. Ещё не вполне зоопарк, но детишки будут яков кормить и кататься на них. Будет у них в старости на одно хорошее воспоминание больше.

У Штелле теперь тоже. Встречу с Марселем Биком в доме Писателей с начальством этих самых писателей и юристом забыть будет не просто. Ещё в пятницу вечером Пётр поднялся к Вере Васильевне Смирновой и рассказал такую историю. Ну, он же сказочник, вот почти сказочную и выдумал. А как ещё объяснить появление капиталиста желающего непременно в субботу рано утром заключить договор о выпуске "Буратино" во Франции огромным тиражом.

История получилась такая. Приехал, значит, "владелец заводов" в Москву погулять по Третьяковской галерее, а заодно и по центру столицы Красной империи. Вот гуляют они с переводчицей Элен по Калининскому проспекту, а там видят у книжного магазина очередь. Встали, вдруг, что интересное. Ну, и купили книжку Петра Тишкова "Буратино ищет клад". Элен вечером прочитала и перевела Марселю. Ему понравилось, и решил тогда господин Бик осчастливить детей во Франции. Не справедливо ведь, у русских детей есть такая замечательная книга, а у несчастных французиков нет. Он ведь – месье Бик всегда горой за справедливость. Подходят они, значит к дому Писателей, а там стоит мужчина, Элен его и спрашивает: "А не знает ли он господина Тишкова"?

– Так я и есть товарищ Тишков, – отвечает господин.

– О, это есть карошо, – говорит месье. – Мы сейчас же идём заключать договор.

Вот и пришли. Правда, на следующий день, но утром. Ну, так себе история. Даже не на тройку. Но ведь не правду рассказывать товарищу Федину. Он, конечно, человек не плохой и к Петру расположен вполне доброжелательно, но ведь если сказать, что барона Бика вызвал в Москву сам Пётр, то непременно доложит куда следует. А что из этого последует? Да мало чего хорошего. Пусть лучше будет на одну сказку со счастливым концом больше.

Дальше все присутствующие и правда в сказку попали. Идёт себе потихоньку заключение этого самого договора, и пока печатали черновик, и спрашивает Вера Васильевна, а какой тираж планирует месью.

– О, книга кароший, тираж будет много. Один Миллион!

– Мать твою, – говорит Константин Федин.

– Твою мать, – откидывается на стуле Смирнова.

– Мать жеж твою жеж! – вскрикивает юрист. – Сколько же гонорар?

– О, немного. Один Миллион! – Бик, машет ладошкой. – Или Два Миллион! Долларс!

– Твою Мать! – говорит Федин.

– Мать твою! – сползает со стула Вера Васильевна.

– Долларс!? – говорит юрист.

А если честно, то почти так и было. И у всех глаза квадратные.

– Почему не франки? – задаёт правильный вопрос юрист, кажется Павел.

– Долларс больше франка, – объясняет непонятливому Элен.

Провожали Петра из кабинета Федина в молчании. А он и не собирался с ними рассусоливать, у него через полчаса встреча с Тарасовым. Успеть бы.

Ну, что всё о себе, да о себе. На соседних сиденьях уплетали курицу земляки‑бугай. Тоже не зря ведь скатались. Тёзка танкист вёз домой бронзовую медаль РС "Труд". А значит, ещё и на ЦС (центральный совет) "Труда" поедет. Чем чёрт не шутит, ещё и призёром всесоюзного первенства станет. А там и до настоящего чемпионата страны недалеко. Отличился и бывший старшина. Кошкин вёз в чемодане целых две медали. Бронзовую завоевал в своём весе, а в абсолютной весовой категории умудрился серебро получить. Проиграл он одному и тому же дагестанцу, только жребий лёг по разному. В первом случае чуть раньше на него вышел – в полуфинале. Потому и бронза.

– Я его на ЦС уделаю, – пообещал Вадим, показывая медали, – понял его слабое место. Он только в партере силён. Подниматься нужно сразу. По броскам выигрывать буду.

ЦС будет через три недели в Челябинске. И это хорошо. Пётр ведь собирался забрать клад из этого промышленного гиганта. Вот и замечательный повод съездить. Бугаи и подстрахуют.


Глава 14


В Свердловске до вечера делать было абсолютно нечего. Ну, разве что зайти ещё раз в редакцию "Уральского рабочего", окончательно утвердить рисунки к книге. Уже в самолёте у Петра созрел план. А почему бы не скататься в Богданович и не взглянуть воочию на процесс производства отечественного фарфора. На фарфоровом заводе Штелле был, ездили с женой в Карловы Вары, и там была экскурсия на завод, что выпускает знаменитый чешский розовый фарфор. Розовый цвет – это не краска, естественный цвет глины. Марганец, наверное, со своими солями поучаствовал. Или ещё возможны соли кобальта. Ну, поразбираемся ещё. Может, ту же глину купим у дружественной Чехии. Пока ведь ещё больше года до Пражской весны. Хотя и она не помеха. Там быстро с помощью немецких друзей порядок навели. При этом чешские студенты не столько русских танков испугались, сколько бравых немецких зольдатен из ГДР с закатанными рукавами. Свежи воспоминания о войне, даже если на той войне не был.

Глава облисполкома Борисов выделил личную Волгу и дал сопровождающего для поездки в Богданович. Дорога была ужасна. Колдобина на колдобине. Да ещё два раза стояли чуть не по полчаса у переездов. Пётр был через пятьдесят лет в Богдановиче. Дорога стала вполне нормальной, а вот переезд на въезде в город никак не изменился всегда пробка. Неужели нельзя построить эстакаду и проезжать над железнодорожными путями, или под ними.

А завод ужаснул. Бардак, грязь, темнота. Лампочки жалеют? Или не успевают менять? Горят от стыда за горе руководителей. На рабочих местах в основном женщины, они же и тяжеленые подносы с готовой продукцией в печь волокут. Печи вообще потрясли. Убожество с неплотно закрываемыми кривыми дверями. Тарелки кривые, чашки с провисшими дужками, раскраска ужасна. Понятно, что и это убожество купят, сейчас в стране всего дефицит, и это дерьмо уйдёт. Но директора надо выпороть. До такого состояния производство довёл. Был и участок, так сказать, "премиальной продукции". Те же тарелки и чайные сервизы, только чуть качественнее раскрашенные. И никакого костяного фарфора. Обойдётесь, дорогие земляки.

Пётр даже не стал спрашивать директора, а почему вы, уважаемый, не делаете костяной фарфор. А зачем ему это надо. Всю продукцию и так сметают с прилавков. Ещё и очередь стоит. А с костяным ведь морока. Пётр читал, что у китайцев в те времена (до исторического материализма) выход годного был очень не велик. Одна ваза из десяти получалась, то есть десять процентов. Да, любого руководителя предприятия сразу снимут и хорошо ещё, если не посадят, за такой выход годного. Стоит ли связываться?

А вот мы свяжемся. Нужно будет по приезду сразу создать контору "Рога и Копыта". Именно с этим названием. Пусть будет достопримечательность в городе. Будем собирать у населения кости крупные и эти самые рога с копытами. Пережжём, получим костную золу и вперёд. Наверное, химики могут подобрать состав этой золы и получить её более промышленными способами. Какие‑то фосфаты, кажется? Будет и дешевле и чище. Но нельзя. У нас будет эксклюзивная посуда по восстановленным древним технологиям. Ещё и за границу впарим. Хотя, сначала надо жителей города обеспечить.

Вот есть поговорка, что театр начинается с вешалки. Пётр, за время работы на разных предприятиях, и плюс командировки, уяснил, что судить о руководителе можно по туалету. Зашёл в туалет. Сломанные дверки кабин, подтекающие краны, разбитая метлахская плитка. И разбросанная использованная бумага, в смысле – газеты. Нет. Директора не пороть, а переводить в мастера надо. Не на своём месте человек. Как бы не намаялись с ним при совместном производстве. И чего? Перевоспитывать? В пятьдесят лет? Нужно будет обдумать.

Так незаметно под эти планы Пётр и уснул в поезде. Облисполкомовская "Волга" довезла прямо до ЖД вокзала. Устроились, попили чая с пряниками и спать. Завтра рабочий день.

Вторник день почти спокойный, так, одно совещание с работниками общепита. Поговорили, в том числе о переходе на пятидневку. Боятся, что если будет два выходных, то с планом не справятся. И ведь не зря боятся. Четыре, а то и пять суббот в месяц. Это пусть даже шестая часть этого месяца. То есть как минимум пятнадцать процентов. Что делать? Не знал пока Пётр и директора не знали. Одна только идейка была. В городе есть пельменная. Так в субботу и воскресенье она всегда полная. Идут семьями. Стоят огромную почти часовую очередь. Почему бы и ещё несколько столовых не превратить по субботам и воскресеньям в пельменные. И в настоящей очередь уменьшится, и людям будет куда сходить, и выручка поднимется. Обещали подумать. Пельмени ведь лепить надо. Мясо опять‑таки выделяется совсем не на них. Ну, для того и собирались, чтобы думать.

А после обеда Пётр заглянул в Сбербанк. Вспомнил он про то, что одно время собирал монеты. Нумизматом был. Был, пока работал, потом ушёл на пенсию и денег на это не дешёвое удовольствие не стало. Но ведь теперь деньги есть и самое главное, те монеты, которые потом будут стоить тысячи и даже сотни тысяч рублей сейчас можно достать если не за копейки, то точно за считанные рубли. Вот со Сбербанка и начал.

– Вера Николаевна, – обратился он к директору, – вы ведь пересчитываете мелочь и упаковываете в мешочки?

– А что, где‑то выявили недостачу? – сразу же насторожилась женщина. Может не зря?

Что‑то он слышал в прошлом‑будущем про то, что вместо двухсот монет в мешочки отсчитывали на пару монет меньше. Или это из какого‑то фильма?

– Нет. У меня к вам личная просьба. Могли бы бухгалтеры, или как эта профессия называется, отбирать для меня монеты выпуска до 1961 года. Хочу коллекционированием заняться.

– Так это только медь, – успокоилась Вера Николаевна.

– А случайно попавших к вам десяликов или пятнашек не бывает? – поинтересовался Пётр.

И не зря.

– Есть. Их актируем. Даже сейчас у меня в сейфе пару десятков монет есть. Могу обменять по номиналу.

– Замечательно. Так договоримся, пусть девушки копеечки и троечки всякие с пятачками отдельно собирают, а я потом выкуплю. А ещё, Вера Николаевна, что вы знаете о монетах выпуска 1958 года. Они к вам поступали?

– Нет. Слышала только, что в Москве их в Сберкассы завезли, а на следующий день изъяли. Все переплавили. Девушкам по меди команду дам.

Именно про монеты 1958 года Штелле в Москве и вспомнил. Хрущёв тогда к денежной реформе выпустил монеты номиналом рубль, два рубля, три рубля и даже пять рублей. Только реформу отложили на пару лет и все наштампованные монеты переплавили. Почти все. В будущем их цена будет колебаться от ста до трёхсот тысяч рублей за штуку. А вдруг попадётся монета в две копейки 1927 года? В 2020 году она будет стоить сто тысяч! Почему бы не вложиться сейчас. Ну, нет в Сберкассе, будем искать у нумизматов. В Краснотурьинске эти товарищи, наверное, есть, а вот таких монет у них на продажу, скорее всего, нет. Зато ведь у него есть один знакомый гражданин, который вращался среди коллекционеров. Теперь он переквалифицировался в "управдомы". Шутка. Теперь Марк Янович Макаревич, в девичестве Петуш, председатель колхоза "Крылья Родины". Спросим у него.


Глава 15


– Вовремя. Когда вы в Москве прохлаждались, мне знакомый один звонил. Его дядя продаёт коллекцию советских монет. Там полно раритетов, есть и монеты 58 года. Но они не самые ценные, есть пробники первых монет. Их и выпускали всего по нескольку штук, чтобы показать в наркомате. Одним словом, стоимость коллекции тысяч тридцать – сорок. Но у этого дяди какие‑то проблемы у родственников в Израиле, и ему срочно нужны деньги. Продаёт он только всю коллекцию, за двадцать пять тысяч рублей. Пока покупатели думают, – Марк Янович с сомнением, чуть наклонив голову к правому плечу и изобразив большие глаза, смотрел ими на Петра.

Да, не могут быть у Первого Секретаря Горкома КПСС такие деньги. Так это у Секретаря. А он – писатель. Конечно, деньги и другие имеются, и скоро, то есть 1 апреля, будет розыгрыш облигаций, а потом в принципе можно часть обналичить, но деньги ведь и на самом деле есть писательские. Их двадцать без малого тысяч. Два гонорара в Москве в сумме на пятнадцать тысяч и пять тысяч из издательства "Уральский Рабочий" за ту же Буратину. Плюс могли уже немного и за песни перевести. Этот счёт Пётр ещё и не проверял. По радио крутят цикл к 8 марта, по телевизору несколько раз концерт показывали. Могли и заплатить авторские, хотя, наверное, это так быстро не происходит. Значит, стоит вопрос о доставании пяти тысяч. Есть "Москвич" на продажу. Более того его давно надо продать, ведь жена думает, что шуба куплена на эти деньги. Машина не новая, три года ей. Можно тысячи за четыре продать. Ну, с неё и начнём, а тысчёнку возьмём из заначки. Там как раз чуть больше тысячи осталось.

– Марк Янович, если мне продать Москвич, то денег хватит. Я ведь гонорары за книгу получил. Звоните этому "дяде", берём коллекцию. Только нужно Москвич продать. Надо ещё найти покупателя.

– Не нужно искать. Пчеловод мой один ищет машину, как раз "Москвич".

– Поговори. А что с посылкой от швейцарского друга?

– Тоже ведь вовремя спросили, завтра нужно ехать в Карпинск и забирать контейнер. А послезавтра опять туда ехать – "Волги" пришли.

– Ну, вот не было ни гроша и вдруг алтын, как кому‑то сказал Островский. Займётесь с Петром? От меня помощь нужна? – Петру, понятно светиться‑то особо было нельзя, и так с этими собаками на всю область засветился. Выпороть бы этого доктора. Ведь уже восемь детей выздоровело. Чего вот ему спокойно не сиделось? Ладно, обошлось. Но ведь в любой момент теперь припомнят. Нужно обязательно вылечить жену Героя Социалистического Труда. Тогда эта собачатина огромным козырем станет. И нужно завтра наведаться в тубдиспансер, узнать, как обстоит дело с этим дефицитным теперь на Северном Урале мясом. Как бы и в Тагил не пришлось охотникам ехать.

В целом день прошёл не скучно. Уже домой собирался, когда позвонил телефон.

"Говорит Москва". Звонила Вера Васильевна Смирнова. С ней час назад связался барон Бик. И задал вопрос. Она с этим вопросом сходила к Федину, потом вдвоём посоветовались с юристом. И вот теперь она набрала товарища Тишкова. Господин‑месье Бик обговорил в издательстве Грассе с её хозяином Бернаром Прива выпуск книги Петра с игрушками и они сошлись во мнении, что стоит попробовать. Есть только одно "но". Книга Петра – это продолжение. Причём продолжение не "Пиноккио", известной на западе книги, а переделанной Алексеем Толстым сказки "Буратино". В текстах серьёзные различия, как и в героях. Чтобы печатать продолжение нужно сначала напечатать саму сказку. Только Алексей Николаевич Толстой умер, не дожив пары месяцев до Победы.

– Ну, в чём же проблема? Есть сказка, есть, наверное, наследники. Можно с ними договориться, – не понял проблемы Пётр.

– Конечно, Пётр Миронович, есть даже хороший перевод на французский и небольшим тиражом книга году в пятидесятом во Франции издавалась, но барон Бик хочет, чтобы литературно обработали Пиноккио именно вы.

– Интересный поворот. Вера Васильевна, вы же знаете, что мне некогда. Я ещё месяц, а то и два на "Рогоносца" потрачу. А потом, даже если и возьмусь, то ещё несколько месяцев. И не факт, что получится лучше, чем у Толстого, – начал открещиваться Штелле.

– Я уже поговорила с последней женой Толстого Людмилой Ильиничной Крестинской‑Баршевой. Она согласна выпустить книгу в соавторстве с вами. Идея в том, чтобы вставить туда несколько песен и чуть изменить сюжет, чтобы ваша книга естественнее вытекала из самого "Буратино". Записывайте её номер телефона, – Смирнова продиктовала цифры, – Да, забыла сказать, Людмила Ильинична вполне состоявшийся писатель, именно она написала сценарии к мультфильму и художественному фильму. Уверенна, вы подружитесь. Ей ваше продолжение понравилось. Она даже согласилась написать вступление ко второму изданию.

Пётр попрощался с неугомонной старушкой и задумался. А ведь мысль интересная. Есть, вернее, будет, замечательный фильм, вышедший где‑то в середине семидесятых годов. И там есть несколько песен. С помощью Вики вспомнить их вполне реально. Бедный Булат Шавлович, опять останется без своих лучших песен. И можно не опасаться, что Окуджава их уже написал. Насколько помнил Пётр, его чуть не под палкой заставлял писать тексты режиссёр Леонид Нечаев. Вот и обойдёмся без палки. Заодно с Викой‑Машей нужно обсудить и одну интересную переделку. Пётр, во время поездки в Москву, вспомнил одну зажигательную песню из будущего. Переделать раз плюнуть. Зато космический хит будет убойным. А ещё нужно переговорить о песне Высоцкого "Марш космических негодяев". Песня уже написана, и конечно для трансляций, что по радио, что по телевизору не подходит. Хотя бы из‑за строчки "Как с горы на собственном заду". Но ведь если чуть подправить текст и уговорить на это Высоцкого, то песня ведь очень не плоха. Что нам стоит заменить "Заду" на "Звезду" Например: "Чтоб открыть нейтронную звезду", или "сверхновую звезду". Нужно переговорить.


Глава 16


Где взять таких людей? Вернее, наоборот. Куда денутся эти люди? Что это? Бедность? Привычка? Большинство ведь выходцы из крестьян, а родители‑пенсионеры просто крестьяне. Тем не менее, исчезнут такие люди через пятьдесят лет, а вместе с ними исчезнет и великая держава. Останутся одни наёмные рабочие, мерчандайзеры, мечтающие всё поделить, и олигархи, мечтающие всех ограбить до нитки. Но тут вам не там. Тут эти люди вот они. Тысячи. Тысячи людей стоящие в очередь на получение заветных шести соток.

Получив кусок болота, или в лучшем случае кусок леса, они, отработав, порой на очень трудозатратной работе, восемь часов, ломанутся в переполненные автобусы, где почти раздавленные и еле живые, доберутся до выделенного участочка и начнут корчевать и осушать, сжигать и завозить, копать и полоть. Из, где сворованного, где добытого, где и купленного материала построят хибарку, соорудят теплички, понаделают грядок и будут счастливы. Будут ждать воскресенья, а с июля и субботу, чтобы опять на целый день встать раком и пахать, как трактор, перекусывая хлебом с варёной картошкой, и с того же июня пучком лука.

Великие труженики великой страны не исчезайте. Не превращайтесь в сидящих за компьютерами в "одноклассниках" лентяев, мечтающих выиграть в лото миллиард. Не надо. Оставайтесь. Хоть в этом маленьком городе. Оставайтесь тружениками!

Совещание длилось уже третий час. Воз, что даже не удивительно, был почти на прежнем месте. Среда. Обычная строительная оперативка в горкоме партии. Строительство только необычное. Дачное. Вопрос, который Пётр попросил подготовить директоров предприятий города, был всего один, сколько человек у вас желают получить 6 соток. Оказалось, что если всё сложить, то получится цифра в пять без малого тысяч желающих. Много.

Готовясь к совещанию, Пётр достал карту города и прилегающих лесов и болот и попытался отметить на ней места, где в будущем появятся садовые товарищества. Потом вызвал всех руководителей более‑менее связанных с прокладкой трубопроводов. Сад это ведь не просто куски земли. Если нечем поливать, то ценность этого куска земли стремится к нулю. Ну, картошка вырастет. Рек вокруг полно, главное подать воду по трубе в сад. Вместе додумались и до котлованов, где вода должна накапливаться. Плюс, чтобы качать воду, нужно электричество. Нужны насосы. Ну, хоть тут не так тяжело, как какому ни будь московскому садовому товариществу. Есть Богословский Алюминиевый Завод и там выпускают и ремонтируют большую линейку насосов.

Вот сейчас уже третий час подсчитывали, во что выльется каждому предприятию организация товарищества. А крупным предприятиям одним и не обойтись. Наверное, среди этих пяти тысяч желающих почти половина – это повторы. Муж и жена подали заявления в разных организациях, и ждут, у кого очередь подойдёт первой. Но даже три, скажем тысячи участков – это как минимум восемь садовых товариществ. К которым нужно тянуть трубопроводы, линии электропередач, копать там котлованы. На берегу реки строить насосные станции, и их потом обслуживать. Кое‑куда и дорогу прокладывать надо. А где на всё это взять деньги. Дак ведь и деньги оказалось не самое главное. Столбы электропередач, где купить? Где взять километры трубы? Алюминиевую проволоку? Где грейдер? Огромное количество досок для строительства заборов?

Пётр записал все вопросы, озадачил директоров сверкой очередников и проработкой со снабженцами озвученных хотелок и распустил народ на обед. Через неделю снова совещание по дачному строительству.

А ведь уже имеется почти десяток садовых товариществ. И большинство без воды и электроэнергии. Зато танков делаем больше всех в мире. И даже лучше всех. И самолётов и ракет. И кораблей. Военных кораблей. Надо? Безусловно. Но ведь и сады для людей надо.

На следующий день опять совещание по сельскому хозяйству. Точнее по одной его маленькой частичке. А вот интересно есть отдельное слово для этого вида деятельности? Есть ведь овцеводство. Есть заслуженные картофелеводы, одна вон напротив сидит. Лесовод? Ну, ладно, пусть будет лесовод‑озеленитель.

План был такой. Нужно избавиться от всех посаженных в городе тополей. Успели предшественники не мало. Так ведь кроме того есть ещё целый питомник на другом берегу водохранилища и там подготовлено к посадке в этом году ещё десяток тысяч этих деревьев. И вон директор питомника докладывает об этом с заслуженной гордостью.

– Иван Андреевич, а мы можем продать эти саженцы в соседние города? А ещё лучше поменять на берёзы или какие другие растения, – Рябков – директор питомника, выпучил глаза.

– А мы что сажать будем?

– А мы будем сажать кедры, рябины, осины, берёзы, лиственницы, даже пихты с елями будем сажать, – Пётр посмотрел на заведующего ГОРОНО.

– Где же всё это взять? В лесу? – плюхнулся на место директор питомника.

– Именно в лесу. Мы вот попросим Трофима Ильича подключить к этому всех школьников старше десяти лет. Нужно в этом году занятия завершить на неделю раньше и эту последнюю неделю учебного года проводить в школах только два урока – труда и природоведения. Приносят школьники лопаты и вёдра утром из дома, и идут в лес. Или едут в лес. Транспорт попытаемся хоть частично выделить. Там под присмотром педагогов и пары родителей выкапывают молодые деревца и в вёдрах доставляют к заранее отведённому им месту. В это время другой класс там уже выкопал ямки и заготовил воду для полива. А ещё исключительно для кедров нужно уже сейчас на уроках труда изготовить таблички с колышками. На табличке после того, как колышек забьют в землю рядом с саженцем, учитель напишет: "Ответственный за кедр ученик 7Б класса Иванов Иван.

– А если детей в лесу клещи покусают? – недовольно пробурчал главный горонист.

– Возможный вариант. Поэтому будут взрослые и нужно организовать потом осмотр. Мальчиков проверит мужчина. Трудовик, физрук, кто‑то из родителей, а девочек осмотрит классный руководитель и чья‑то мама. Но вы не дослушали. 1 августа специальная комиссия осматривает посадки и лучшие тридцать человек, те, у кого больше всего кедров в ответственности и чьи деревья в хорошем состоянии, получат путёвку в Артек. Скажем, штук тридцать путёвок.

– И где же их взять. Нам на всё лето приходит пара штук, а то и всего одна, – махнул рукой зав ГОРОНО.

– Я постараюсь добыть. Сегодня же этим займусь. Теперь о взрослых. План тот же. Людей организовать и отправить в лес. Наверное, в окрестностях Краснотурьинска не очень много молодых кедров, нужно ехать дальше, в сторону Североуральска. У многих предприятий есть техника, доберутся. Здесь нужно тоже предусмотреть соревнование по посадке максимального количества кедров. Пусть наш город будет вечнозелёным. Сразу вырубать тополя не будем. Нужно под каждый тополь посадить маленький кедр и когда он чуть подрастёт, вот тогда с тополем и разделаться. Иван Андреевич, а вы в своём питомнике прекратите сажать тополя, сажайте липы, вязы, ясени. Эти деревья должны у нас перезимовать. Ну, и кедры сажайте. Понимаю, что тополь растёт быстрее кедра. Только вот когда тополь вырастает, он половину лета будет резко ухудшать жизнь краснотурьинцам. Сначала засыплет всех клейкими чешуйками, потом завалит серёжками, а в окончании весь город будет чихать от пуха. А ведь у многих аллергия на тополиный пух и они просто носа из дома не могут высунуть. Кедр же вместо вредного пуха даёт полезные орешки. И пусть мы с вами и не дождёмся урожая, зато дождутся внуки и будут умным руководителям прошлого спасибо говорить и смеяться над серовчанами, что купили у нас рассаду тополей. Есть вопросы?

Вопросов набралось прилично. Ну, для того и собирались. Заодно и ещё один интересный момент обсудили.Нужно при отправке детей в лес выдавать им по горсточке кедровых орехов. Пусть закопают в землю. Пусть взойдёт только пара процентов и пусть доживёт до взрослого состояния ещё пара процентов, но если эту работу делать ежегодно, то со временем Краснотурьинск будут окружать кедровые леса. А ведь это гораздо полезней, чем сосновые. Потянутся животные. Белки, бурундуки. За ними куницы и соболя. Если охоту запретить, то со временем будет настоящий заповедник, о котором где‑нибудь на пляже в Сочи или Севастополе горожане будут рассказывать случайным пляжным знакомым, а те завидовать и ругать руководителей своего города Урюпинск.

После окончания совещание по окедриванию города Пётр засел за телефон. Раз обещал путёвки в Артек, то и достать их нужно. Проблема. Артек один, а Петров много. И всем надо. Ну, пусть у него чуть больше возможностей и ещё желания гораздо больше.

До первого дозвонился только после обеда. Заняты люди, не сидят в кабинетах. И был этим первым товарищ Мкртчян. К нему кроме путёвок имелся и ещё один вопрос. Было и чем заинтересовать. Среди песен, что Пётр зарегистрировал в ВУОАПе, было несколько вещей, которые вполне подходили для ресторанов. Одна только "Миллион алых роз" чего стоила. А "Мадам Брошкина" из репертуара той же Пугачёвой? Для ресторана убойная вещь. Ну, а "Настоящий полковник". Чем не хит?

– Дорогой, Пётр Миронович, я ведь не в министерстве работаю. Поузнаю, но тридцать путёвок не обещаю. С сапогами тоже попробую помочь. Вы через пару часов будьте у телефона, перезвоню.

Правильно, Пётр до кучи и ещё одной просьбой директора рынка озадачил. Для номера с Гагариным нужно одеть певиц и бек вокалисток в платья в стиле Милитари и сапоги ботфорты. Платья уже почти готовы. Материал в Свердловске сделали. Рисунков они с Викой целый ворох родили. Сейчас швейная мастерская полным ходом эту продукцию выдаёт. Как и костюмы для Гагарина и музыкантов. Удивим страну.

Перезвонил Петрос чуть раньше.

– Ух, столько сегодня улыбался, что теперь год с кислой физиономией ходить буду, – пожаловалась чёрная телефонная трубка с армянским акцентом.

– Получилось? – не стал участвовать в южном многословии Пётр.

– Шесть путёвок на третью смену, она начинается 4 августа, и три пары сапог с киностудии "Мосфильм". Там сейчас закончили снимать какой‑то исторический фильм.

– Ты просто волшебник, дорогой товарищ Петрос, – вот теперь красивых оборотов не жалко.

– Вай, ты бы знал, Пётр Миронович, сколько я волосков из бороды вырвал! – засмеялась трубка.

– Как бы сапоги быстрее получить? А то скоро и не нужны будут, – снова перевёл Тишков разговор в деловую плоскость.

– А мне песни как? – опять заржала трубка.

– Проблема, – вслух задумался Штелле.

– Какая проблема. Я сегодня же отправлю в Свердловск самолётом Акпера, а ты отправь туда своего человека. В аэропорту поменяются. Акпер отдаст сапоги, твой человек плёнки с песнями и ноты. Хорошо придумал?

– Нет, ты точно волшебник, уважаемый Петрос. Слушай, так ведь и не узнал твоего отчества.

– Мушегович. Моего отца звали, так же как и отца Фрунзе, или Фрунзика. Он Фрунзе Мушегович, я – Петрос Мушегович.

– Хорошо Петрос Мушегович мой человек в десять утра будет завтра стоять у входа в аэровокзал и в руках держать…, – а что держать?

– Нет. Акпер будет стоять, и держать сетку с мандаринами. Договорились.

– Договорились, – ну, вот лиха беда начало, уже шесть путёвок есть.

Между этими двумя разговорами дотянулся и до второго потенциального донора. Естественно – товарищ Фурцева. Екатерина Алексеевна хмыкнула и спросила, а Луну не неба не достать.

– Екатерина Алексеевна вы ведь слышали фамилию Высоцкий? – начал разыгрывать отвлекающую комбинацию Пётр.

– Только не говорите, что он споёт песню "Марш космических негодяев", – прозвучало почти зло. Оказывается и правда, что умным людям хорошие идеи приходят в голову одновременно.

– Значит, слышали? Екатерина Алексеевна, я частично переписал его текст. Убрал кое‑что. Вставил более удобоваримые строчки. Нужен Высоцкий. Пусть послушает. Если удастся его уговорить на мои исправления, то это будет "Марш покорителей звёзд". И нас с вами будут помнить только из‑за этой песни, скажем, лет через сто.

– Там ведь ещё Юрий Петрович Любимов.

– Не любите любимого миллионами Любимова? Правильно. Это не искусство. Это позёрство. Только не совершайте ту же ошибку, что и с Солженицыным. Приласкайте, дайте премию. Назначьте во всякие советы и комитеты. Увидите, ажиотаж схлынет. У нас любят невинно страдающих и ненавидят любимчиков.

– А долго ждать? – а ведь сильно обижена на Любимова.

– Начните хвалить в газетах. Поставьте в пример другим режиссёрам.

– Змей, ты, Пётр Миронович. Пять путёвок в Артек и пять в "Орлёнок" попробую достать. Высоцкий завтра позвонит в десять утра. Да, Пётр Миронович, это правда, что француз тебе больше миллиона долларов посулил?

– Думаю, намного больше.

– Выгнать что ли мужа? Женишься на мне? Школу, как Шолохов откроешь? – нда, не любят в нашей стране и богатых.

– Детскую больницу.

– В одиннадцать перезвони.

Вот и думай, удачно всё прошло или нет. Путёвок десяток добыл. "Орлёнок" не хуже "Артека". Хоть и звучит не так пафосно.

А после Мкртчяна удалось дозвониться и до третьего потенциального поставщика путёвок. Александр Васильевич Борисов – председатель Облисполкома хмыкнул, услышав, кто его от государственных важных дел оторвал и сразу же наехал.

– Пётр Миронович, а вы в курсе, что у меня жена опять ваше приложение к газете за три рубля купила?

– Зачем? Я ведь вам подписку оформил? – не въехал Пётр.

– Оформил. Так это на литературное приложение, а жена купила интересную газетку, "Садист" называется.

Точно. Газета "Заря Урала" начала выпускать новое приложение для садоводов и прочих крестьянствующих субъектов. А что, вон сколько всяких героев и кандидатов в городе. Пусть примут участие в расползании знаний по передовым методам ведения дачного хозяйства. А если серьёзно, то Пётр дал команду корреспондентам покопаться в разных газетах и журналах и сверстать первый номер приложения, а второй уже делать по просьбам и предложениям читателей. Вот второй номер, скорее всего, и купила жена председателя облисполкома. Пётр газетку видел, на самом деле полно полезных советов. И апофеозом объявления, где садоводы могут написать о желаемом обмене одних семян или луковиц с саженцами на другие. Пусть в Краснотурьинске будут самые красивые сады.

– Не переживайте, Александр Борисович, и на это приложение оформим вам подписку.

– Пять.

– Ну, пять, так пять.

– Жена с коллегами поделилась, а те в крик и им надо. Женщины!

– Александр Борисович, у меня к вам просьба есть. Я тут одну акцию провожу по озеленению города и хочу к этому делу школьников привлечь. Ну, и как приз – путёвка в Артек. Не поможете? – Пётр даже специально в просьбе число не озвучил. Пусть начальство само щедрость проявит.

– Хорошо. Я поузнаю, что можно сделать.

– Там ещё ведь и пионерский лагерь "Орлёнок" есть.

– Есть. Внука в прошлое лето туда отправлял. Восторгов было. Перезвоню через пару часиков.

Перезвонил. Три путёвки в Артек и пять путёвок в Орлёнок. Это ведь уже двадцать одна. Осталось чуть. Правда, и людей способных на это не много осталось среди знакомых. Что ж, попробуем позвонить Георгию Михайловичу Рогульскому – заместителю председателя Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР, – решил Штелле.

Пётр успел по приезду из первопрестольной переговорить с обоими начальниками ИТУ. Отказать не отказали, но и энтузиазма не проявили. Так ведь и понятно, зачем им лишняя головная боль. Это в первый разговор полковники скуксились. А ведь на следующий день состоялся и второй. После того как с ними пообщались из Москвы со Свердловском по этому же поводу. Энтузиазму опять не добавилось, добавилось рвения. Товарищам приказали и обязали и хвоста накрутили. И ладно. Самая долговременная вещь – это "времянка", а самые лучшие фанаты – это те, кому выгодно фанатеть. Выбьется команда в первую лигу, смотришь, какая очередная юбилейная медалька отколется, а то и в столицу Урала заберут на повышение. А ежели команда в призёры выбьется? Стимул.

Рогульский рассказал о почти принятом решении по созданию команды второй лиги СКА "Маяк", осталось пару подписей собрать. И на путёвки отреагировал без хмыканий и уговоров. Перезвонил через пятнадцать минут и сообщил о принятом решении выделить в Краснотурьинск в ДСШ десять путёвок в Артек и пять в Орлёнок. Блин. Надо было с этого товарища начинать.


Глава 17


Высоцкий позвонил. По стандартному "здравствуйте" было не понятно, как он относится к этому разговору. А вот голос был узнаваем, хотя хрипотцы поменьше. Ещё не искурил и не надорвал связки на своих спектаклях.

– Владимир Семёнович, вы ведь знаете, кто я? – после обычных дежурных приветствий спросил Пётр.

– Тяжело не услышать ваши песни, если их не переставая по радио крутят, – нейтрально отозвался Высоцкий.

– Тогда давайте сразу к делу. Я сейчас готовлю концерт посвящённый "Дню Космонавтики". Юбилей – десять лет. Десять лет космической эры. Пока для нормального концерта не хватает пары песен. Над одной сейчас работаю, но пока сыровата, а вот тут недавно был в Москве и услышал из открытого окна ваш "Марш космических негодяев". Пока в самолёте летел всё пытался слова переделать так, чтобы песня не про "негодяев" была, а про покорителей звёзд. Вроде получилось.

– Услышать можно? – после почти минуты молчания прохрипела трубка.

– Нужно. Слушайте. Изменений не много.


Вы мне не поверите и просто не поймёте:
В космосе страшней, чем даже в дантовском аду, –
По пространству‑времени летим на звездолёте,
Чтоб открыть сверхновую звезду.
Но от Земли до Беты – восемь лет,
Ну а до планеты Альфа‑Зет,
Не считаем мы, чтоб не сойти с ума.
Вечность и краса – ох, влипли, как!
Наизусть читаем Киплинга,
А кругом – космическая тьма.
На Земле читали в фантастических романах
Про возможность встречи с иноземным существом,
А теперь летим к ним без сомнения на равных –
Нам все встречи с ближним нипочём!
Но от Земли до Беты – восемь лет,
Ну а до планеты Альфа‑Зет,
Не считаем мы, чтоб не сойти с ума.
Вечность и краса – игрушки нам!
Наизусть читаем Пушкина,
А кругом – космическая тьма.
Нам прививки сделаны от хворей всех сверхновых,
От любых болезней и от бешеных зверей –
Нам бояться нечего потоков ледниковых:
На Земле бывало веселей!
Но от Земли до Беты – восемь лет,
Ну а до планеты Альфа‑Зет,
Не считаем мы, чтоб не сойти с ума.
Места нет в ракете, тесно тут,
Стоя сон по нескольку минут,
Всё забито блоками,
Наизусть читаем Блока мы,
А кругом – космическая тьма.
Прежнего земного не увидим небосклона:
Если верить россказням учёных чудаков,
Ведь, когда вернёмся мы, по всем по их законам
На Земле пройдёт семьсот веков!
Но от Земли до Беты – восемь лет,
Ну а до планеты Альфа‑Зет,
Не считаем мы, чтоб не сойти с ума.
Не достать к несчастью книжки нам
Наизусть читаем Пришвина
А кругом – космическая тьма.

Пётр закончил читать речитативом свою переделку и замолчал. Молчали и на том конце провода. Долго молчали. Штелле не начинал первым, боялся спугнуть Высоцкого. Первым не выдержал Владимир Семёнович. Как‑то жалобно, что ли, произнёс:

– Это ведь совсем другая песня. Не моя. Смысл ушёл.

– Владимир Семёнович, даже спорить не буду. Ваша лучше. Далеко мне до вас. Один только маленький нюанс. Не хотите разве вместе с Гагариным оказаться на одной сцене и спеть её. Дома для друзей, да и на других концертах пойте свой вариант, а для всей страны, которая отмечает десятилетие космической эры, для мальчишек, мечтающих стать космонавтами, мечтающих покорять другие планеты, лететь к другим звёздам, спойте мой вариант. Он не догма, если хотите, что исправить, пожалуйста, но это должен быть "Марш покорителей космоса", – Пётр слышал, как сопел в трубку Высоцкий.

Потом её прикрыли ладонью и там забубнили. Слышно не было, даже отдельных слов, только раз промелькнуло "Юрий", дак и без слов понятно, что звонит Высоцкий из кабинета Любимова и тот сидит рядом, ну, или стоит. Советует. А как надо относиться к этому советчику – антисоветчику? Пётр считал, что именно вот такие люди, как Любимов, Солженицын, Андрей Николаевич Сахаров со своей неоднозначной супругой кукушкой Еленой Бонер и разрушили страну. Даже не "Меченный" и "Борька алкоголик". А эти! Борцы! Победили. И что сладка победа? Наркотики и нищета основной массы населения. Проституция. Бандитизм девяностых. Полные полки в магазинах. Полные полки поддельных продуктов. Шоколад, который не плавится, а сворачивается, при попытке получить фондю, колбаса, которая не жарится и далее по списку. Свобода слова? Свобода показывать порно детям, свобода материться с экрана. Так вот уж прям невтерпёж было, чтобы обязательно матом и не меньше, чем на всю страну. Получилось ведь. У любой медали две стороны. Иногда вторая уж больно отталкивающая. Нужна ли такая медаль?

– Я должен приехать в этот ваш Краснотурьинск? У меня ведь спектакли, да и договор есть с клубом железнодорожников о выступлении, – бубнёж, наконец, прекратился.

– Гагарин едет и будет здесь 1 апреля. Нужно приехать сюда, Владимир Семёнович, здесь будет запись. Говорухин будет снимать концерт, – вроде лёд тронулся.

Опять забубнили. На этот раз недолго.

– Второго прилечу в Свердловск, как до вас добраться?

– Не пойдёт. Гагарин приезжает 1 апреля в Краснотурьинск. Он три дня вас ждать не станет. Тогда лучше вообще не приезжайте, – ну, доберёмся ещё до подсказчика.

На этот раз бубнили чуть не пять минут.

– Как до вас добраться?

Блин, словно вагон разгрузил. Надо ли было? Надо. Нью‑Васюки превыше всего.


Глава 18



Нэй, на на на

Позвонила я тут Васе

Друг сказал, что он на Марсе

И у них сегодня танцы

Я конечно сразу к Пете

Полетели на ракете,

чтобы

Нэй, на на на

Потанцевать,

На Марсе потанцевать

Нэй, на на на

Будем потом вспоминать

Танцы на Марсе

Нэй, на на на

Нэй, на на на

Нэй, на на на

На на на


– Ну, там ещё пару куплетов про Венеру и Луну. Что думаешь?

– Очень хорошо, что вы не решили стать певцом. Не ваше, – зазвенела как колокольчик Маша Нааб, она же по совместительству Вика Цыганова.

– Вáйя кон Диос, что с испанского "Ступай с Богом", без сомнения поют лучше, но эта самая Даниэлла ещё только чуть старше тебя. Ещё не пишет песен и не поёт, да и не дотянуться до Бельгии, придётся самим выкручиваться, – постарался попасть в тон девочке Пётр.

– Наши примадонны тоже не подойдут, хоть и по другой причине. Если у вас нету ни слуха, ни голоса, то у них всё слишком "есть". Как‑то раз была на одном концерте с Долиной. Вот она точно в песню попала. Не хуже самой Даниэллы. Ей сейчас лет десять – двенадцать. Мы вроде ровесницы теперь получаемся, а ведь она была меня старше намного. Стоп, стоп, стоп! Я знаю! Нужно срочно звать Эдиту Пьеху. Здесь её голос подойдёт. Нужно только чуть акцент усилить, убойная будет вещь. Странный вы человек, Пётр Миронович. Как можно было такую переделку придумать? Мне бы такое и в голову не пришло. А музыку напишу, там ещё такой сложный перебор на гитаре. Вспомню, только гитару нужно в руки взять.

– Да, знаешь, случайно получилось. В самолёте мимо кресла прошла проводница в своей мини юбке. Только пару шагов от меня сделала, как самолёт попал в воздушную яму. Её повело. Сначала шагнула в сторону, потом два шага назад. Вроде выровнялась, но потом всё повторила. Вот тут я и вспомнил вступление из этой песни. Если это в конце восьмидесятых был самый убойный хит, то теперь весь мир порвём.

– Думаете, эту песню пропустят? Не слишком будет смело? – Маша‑Вика изобразила движения Даниэллы.

– Без сомнения смело. А ведь ты права, Вика, кроме Пьехи никому нельзя доверить. Ей разрешат. Она иностранка, ей можно. А если Гагарин на подтанцовке будет, то ещё и на ура прокатит.

– Думаете, он и правда приедет? – недоверчиво покачала головой девочка.

– Фурцева обещала.

– Как вы с ней поладили? Меня всю жизнь её именем пугали.

– Она так стремится назад в Политбюро, что на всё пойдёт ради этого. Я ей пообещал заработать триста миллионов долларов концертами и песнями. Вот она и загорелась. Теперь этот таран не остановить, – изобразил паровоз Штелле.

– Думаете, что такую огромную сумму, по нынешним временам, можно заработать песнями, – Вика округлила глаза.

– Не просто. Для этого придётся уничтожить Битлз. Занять их место на небосводе. Ну, и по пути всяких Роллингстоунзов похоронить с Квинами. Не дать появиться Бони Эмам и прочим Аббам. Нужно будет фильм как Абба снять. Заработаем. Они одним фильмом не меньше отгребли. Слышал, что только у нас больше тридцати миллионов посмотрели, что уж про всякие Америки говорить.

– Наполеон отдыхает. Для начала заполучите Пьеху, – хмыкнула Цыганова.

– Пошёл звонить.

– Пётр Миронович и попросите опять тех гитаристов, там сложная гитарная партия.

– Уже побежал.

– Пётр Миронович, сто раз пожалела, что с вами связалась. Кто будет потом? Большой театр весь привозить?

– Привозить? Екатерина Алексеевна, вы тоже решили нас посетить? Там наверху это не покажется подозрительным?

– Всё шутишь. Зачем Пьеха нужна?

– Песню написал про космос. Даже не бомба. Настоящий ядерный взрыв. Нужен очень влиятельный продюсер. Желательно из Америки. А то песню они у меня украдут.

– Правда? Опять шутишь? Правда?

– Екатерина Алексеевна, ещё раз повторяю, нужен очень и очень известный западный продюсер. Только эта песня принесёт десяток миллионов долларов.

– Сначала хочу услышать. Приеду первого апреля с Пьехой, Гагариным, Растроповичем, Ойстрахом, Хилем и Зыкиной. И несколько десятков менее звучных имён. Представляешь, что будет, если концерт провалится?

– Не провалится, – вот и поговорили.

Нью Васюкам ведь гостиницу надо строить пятизвёздочную. Вон какие сомы стали заплывать.


Глава 19


Звонок раздался в 8, как говорится "нуль нуль", на том конце трубки ждали.

– Пётр Миронович, не рано? – голос был незнаком.

– Слушаю вас, – нейтрально ответил Пётр.

– Это Давид Фёдорович Ойстрах вас беспокоит.

– Очень внимательно вас слушаю, – плохо, наверное, что метры в Москве в шесть утра уже по телефону названивают. Не к добру.

– Мы тут с несколькими товарищами обсудили ваше видение и попробовали предложенные композиции сыграть. "Шторм" Вивальди в вашей трактовке несомненно выигрывает. Произведение не простое. Девочка, которая передавала ноты, сказала, что исполнитель должен бегать по сцене. Идея ясна. Только мне скоро шестьдесят. Я привезу трёх скрипачей. Сына, Володю Спивакова и Витю Третьякова, он победитель Международного конкурса имени Чайковского за прошлый год в номинации скрипка. Вот они со Спиваковым и будут бегать, а мы уж с Мстиславом Леопольдовичем Ростроповичем посидим. А вот вторая вещь хороша. Кто автор, не подскажите?

А кто автор? А автор у нас Дидье Муруани. Сейчас парнишке лет тринадцать. Ещё напишет много чего. Не обеднеет без одной вещи "Just Blue". Через пару десятков лет у нас это будет называться "Волшебным полётом". Пусть называется. Ничего красивого в словосочетании "Просто синий" нет, а именно так переводится композиция. Маша‑Вика долго отнекивалась, не хотела быть автором. А кто тогда? Поругалась и махнула рукой.

– Моя приёмная дочь Мария Нааб.

– Та девочка, что диктовала ноты? Сколько же ей лет, по голосу совсем ребёнок? – заволновались в Москве.

– Десять.

– Вы шутите, товарищ Тишков, – даже акцент одесский прорезался.

– Отнюдь. Маша уникум.

– Непременно приеду. Вы сказали приёмная, а что с её родителями?

– Отец этой зимой умер от туберкулёза, – а кто мать. Вот ведь блин, даже профессий этих Наабов он не знает.

– Жаль. Хотелось бы пообщаться.

– Приезжайте, пообщаетесь с самой девочкой.


Глава 20


Уехали. Нет. Уехали! Уехали! Произошло это 7 апреля. Получается, теперь целый месяц можно жить спокойно. К сожалению – нет. Ну, во‑первых, не все уехали. Остался на пару дней Высоцкий. Остался записывать свои же песни. Сыновья уходят в бой. Он вчера не вернулся из боя. Мы вращаем Землю. Пётр дал "Володе" (Ровесники всё же и характерами сошлись, так, что перешли на "ты".) послушать военный концерт, который руководство страны приберегло ко Дню Победы, а потом предложил записать эти три песни и если у того появится желание, то пользоваться ими "как своими" на любых концертах совершенно бесплатно. Совесть замучила? Да, нет. Просто биться за копейки уже не надо. Денег вполне хватает, а скоро и от господина Бика река полноводная потечёт. А совесть? Так Окуджаву не меньше обокрали, а Владимирова, а Тухманова, а Мигулю. Не для себя. Воровство – это когда в корыстных целях. Вон, ведь Юрию Деточкину вся страна сочувствует. А мы не хуже. И не в обезличенный детдом деньги, а в благоустройство родного города. Те просто проедят, а здесь останутся на века. По крайней мере, хочется на это надеяться.

Вот сейчас Владимир Семёнович и осваивает свой же репертуар, а заодно согласился дать 9 апреля концерт для жителей города. Много ли маленьких городов в Свердловской области могут похвастать концертами Высоцкого? Ответ простой – "НОЛЬ".

С той же целью остались и Буйнов с Градским. Нет, понятно, не "Сыновья уходят в бой" записывать. Другие песни. Всё же у Сирозеева голос слабоват, а у Богатикова специфический. Попробуем некоторые песни отдать Буйнову, а "День Победы" – Градскому, с его‑то голосищем.

В Краснотурьинске фурор. Да ещё какой. Фурцева слово сдержала и прислала негритянку. Двух. Просил же Пётр кубинку или эфиопку. Вот и получил и кубинку и эфиопку. И до кучи, хоть и не просил, приехала ещё одна кубинка, но испанских корней. Черноокая Сиомара Анисия Орама Леаль, более известная как Ракель Ольмедо. В будущем известная мексиканская и кубинская актриса, а сейчас начинающая актриса и певица. Как очутилась на Северном Урале? Узнала, что в лучший ансамбль мира требуются певицы. Узнала от подруги Се́лии Крус, к ней обратился наш посол на Кубе с просьбой подобрать молодую темнокожую певицу. Подобрала, да ещё и интересный довесок. Негритянку звали Джанетта Анна Альмейда Боске и была она не много не мало дочерью известного кубинского революционера, а сейчас заместителя министра РВС – Революционных вооружённых сил Кубы (РВС) и целого "КОМАНДАНТЕ" до кучи, между прочим батянька был третьим человеком на Кубе получивший это звание (после самого Фиделя Кастро и Эрнесто Че Гевары). Ещё батянька (Хуан Альмейда Боске) с октября 1965 года – член Политбюро ЦК КПК. К тому же известный на Кубе автор песен. Дочка была выше всяких похвал внешне. Рост – как просили. Просил же Пётр высоких. Девушка была сантиметров на пять выше Петра, а рост реципиента был где‑то метр семьдесят восемь. Худая, поджарая, как бегунья на длинные дистанции. Чуть бы бюст побольше и вообще секс‑бомба. Копна волос в мелкую кудряшку, большие глаза, совсем не негритянский нос, явно поучаствовали испанцы или другие колонизаторы в разбавлении кровей. А вот губы, как у накаченных силиконом див начала 21 века. Одним словом четвёрка с плюсом. Почему только четвёрка? Ну, потому что Эфиопия на этот конкурс представила вообще супердиву. Рост чуть ниже, где‑то метр восемьдесят. Только это единственный минус по сравнению с кубинкой. Бюст явно на полновесную тройку. Осиная талия и вполне себе приличные бёдра. Ярко‑коричневые глаза под длиннющими ресницами. Вполне европейские черты лица, просто грива чёрных с лёгким оттенком рыжинки волос. И просто красавица, где только такие водятся? Здесь в генотипе, скорее всего, поучаствовали евреи, хотя может и без итальянского участия не обошлось, они же долгонько куском Эфиопии владели – той самой Эритреей. Сейчас оказывается Эфиопия совсем не дружественная СССР держава, поторопился Пётр. Менгисту Хайле Мариам придёт к власти свергнув императора только в середине семидесятых. Сейчас же там правят бал США. Но заместитель министра туризма и культуры Эфиопии Mohamed Dirir послал двух дочерей учиться в СССР. Самого его арестовали и сейчас он под судом, старшая дочь вернулась на родину и тоже была арестована, а вот младшая оказалась умнее и попросила убежища в СССР. Ну, а так как она училась в Гнесинке, то Фурцевой под руку и подвернулась. Звали диву Kerttu, что с какого‑то их языка переводится как – воин. Керту вполне соответствовала имени, чуть что, сразу кулаки сжимала и в глазах прекрасных пламя. Ох и намучаемся.

С языками у обеих певиц будущих было так себе. Английским чуть‑чуть с огромным акцентом и коверканьем слов. Сам Пётр английского не знал, ну разве несколько слов, стол там да фейс, а ещё – компьютер. Потому, правду ему открыла Наталья Евгеньевна Горбаневская – очередной диссидент, сплавленный в Краснотурьинск. Наталья Евгеньевна уже успела с борьбой за Венгрию засветиться и принять участие в акциях против процесса четырёх – типа "Свободу Гинзбургу". Ну, может, и права Фурцева их сюда отправляя, в Краснотурьинске им вместе с Заграевской Инной Михайловной, присланной ранее, развернуться сильно не дадут. И при деле. Первая – песни на немецкий и французский переводит, вторая – на английский. И до кучи, кучу народа этим языкам обучают. Гастроли всё ближе, не с русскими же песнями туда ехать. "Там" не поймут, а значит, и не оценят. Вот теперь на три ученицы больше стало. Заодно и сами будут брать уроки испанского, не до диссидентства. Выспаться бы тётечкам. Устроены бывшие москвички в ГОРОНО методистами. Выделили им комнаты в коммунальных квартирах. Пусть хлебнут русской глубинки, постоят в очередях, может и одумаются.

И ещё один повод посплетничать в городе. Узбечки – сестрички выходят замуж. Угадайте с трёх раз, кто счастливчики. Повезло двум бывшим зэкам. Доохранялись. Танкист Пётр выбрал старшую, на целых двадцать минут. А гражданин Макаревич довольствовался тем, что осталось. Ну, а что? Девушки красивые. Цивилизацией не испорченные. Экономные опять же. Прелестный акцент из прелестных губок. С квартирами только беда. Пока просто поменялись комнатами в общежитии. Но это ненадолго. Буквально через пару недель сдаётся дом по улице Колхозная, в котором получает квартиру начальник колонии подполковник Иванцов, а в его однокомнатную переезжает Пётр Оберин.

С председателем колхоза чуть сложнее. Город на правом берегу Турьи, чуть дальше посёлка Южный, выделил место под строительство домов. Снег уже сошёл, делянки колышками обозначили. Чуть потеплеет, и начнут котлованы под фундаменты копать. Дома будут строить из оцилиндрованного бревна. Станки на заводе уже изготовили и проверили в работе. Буквально завтра‑послезавтра ДОК начнёт выдавать первую продукцию. А продукции нужно много. Ведь кроме домов для будущих колхозников нужно строить и санаторий в Трускавце. План, разработанный Петром совместно с главным архитектором города Любаном, в министерстве Цветной Металлургии приняли. Двадцать красивых шестиместных домов с кухней и мансардой, плюс два больших дома под пионерский лагерь на сорок человек в сумме, плюс столовая на двадцать человек с кухней. Никаких отдельно стоящих зданий "типа сортир", все удобства внутри домов. Геологи пробурят скважину и завод изготовит оборудование для откачки из недр воды и её фильтрации и озонирования, не хлором же людей в местах отдыха травить. Берег озера нужно будет отсыпать песком, построят несколько беседок и маленькую кафешку со столиками под открытым небом. Красота. Только на всё это нужно вагоны и вагоны этого самого оцилиндрованного бревна. Это кроме кучи всяких резных фентифлюшек для украшения сказочных теремов. Деньги Ломако выделил. Осталось освоить. Кроме всего этого чуть в стороне будет построено два дома для ВИП персон из министерства. Ну, так планировали. Однако пришлось для реализации проекта обратиться за помощью к председателю Облисполкома. Нужны вагоны для перевозки, нужна бригада со Свердловской киностудии, которая наловчилась терема рубить, много чего нужно. Так что ВИП домиков стало четыре. Так, это без сомнения к лучшему. Сейчас, во времена всеобщего дефицита, иметь ВИП соседей полезно для снабжения. Себя‑то ведь не обидят.


Глава 21



А когда поезд уходил, огни мерцали,
Огни мерцали, когда поезд уходил.
А поезд "Чух, чух, чух", огни мерцали.
Огни мерцали, когда поезд уходил.

Опять вагон поезда Карпинск – Свердловск. Потом самолёт. До столицы. Всё, как и в прошлый раз? Не совсем. Компания чуть больше. Плюсом две маленькие девочки. Потому, сейчас не на верхней полке, там Катя с Машей, которая Вика. А началось всё, как и обычно со звонка чёрного телефона.

– Ало.

– Кто говорит? – дежавю. Хотя если переводить с французского, то это – "уже виденное", а здесь – "уже слышанное". А потому ответим, чтобы мало не показалось.

– Кавалер ордена "Трудового Красного Знамени", член Союза Писателей, Первый Секретарь Краснотурьинского горкома КПСС Тишков Пётр Миронович, – завис оппонент.

– Сейчас будете говорить с Екатериной Алексеевной Фурцевой, – наконец выдал собеседник.

– Жду с нетерпением, – а ведь о двух наградах Пётр не упомянул.

Почему? Не знал как. Упоминать. Вот, если у тебя орден, то ты кавалер, если у тебя, скажем, "Ленинская премия", тогда ты лауреат. А как говорить, если у тебя медаль?

Обладателем аж двух медалей Пётр Миронович Тишков стал совершенно для себя неожиданно. Вызвали неделю назад в Свердловск и не совсем торжественно Первый Секретарь Областного Комитета КПСС товарищ Николаев Константин Кузьмич их Петру у себя в кабинете под жиденькие хлопки десятка человек вручил. Первую медаль "За отличную службу по охране общественного порядка" помогал прикреплять к лацкану пиджака (уже не коричневого) начальник УВД Министерства охраны общественного порядка (МООП) СССР генерал‑майор Емельянов Евгений Арсентьевич. Медаль полагалась только работникам милиции или другим военнослужащим, но для Петра сделали исключение. Наградили по представлению подполковника Веряскина. За ликвидацию, так сказать, организованной преступности и человека от этого пострадавшего. Потапа так и не нашли, товарищу, что на Тишкина с ножом кинулся, дали по совокупности трёх статей семнадцать лет, а Петру, вот, медаль. В прилагаемом удостоверении было написано: "за храбрость и самоотверженность, проявленные при ликвидации преступных групп и задержании уголовных преступников". Правду ведь написали. Втору медаль выбил для Петра Будённый Семён Михайлович. В благодарность за песни о войне. Это была юбилейная медаль – "Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.". Тишкову она тоже была по большому счёту не положена. Не воевал, в никаких подпольях не участвовал, мал был. Когда война закончилась, ему только семнадцать стукнуло. Даже не стукнуло. Только через месяц стукнуло. Но для легендарного маршала это не препятствие.

Милицейская медаль вот была вполне заслужена. Преступность в Краснотурьинске снизилась в несколько раз. По этой причине рядом стоял и теперь уже полковник Веряскин. Ему прикололи к лацкану милицейской формы такую же медаль на красно‑синей ленточке и выдали полковничьи погоны.

Тишкова тоже погонами не обделили. Военный Комиссар Свердловской области генерал‑майор Стёпушкин торжественно сунул Петру два зелёных погона с тремя звёздочками. Типа теперь ты Пётр Миронович – старший лейтенант запаса. А ведь коньяк только за лейтенанта заплачен. Руку пожал и совсем большой начальник, присутствующий на приёме – генерал‑полковник танковых войск Егоровский Александр Александрович, командующий войсками Уральского военного округа.

Генерал и от себя подарок вручил. Может, и не совсем от себя. А может и совсем не от себя, а от Будённого.

– Пётр Миронович, мне тут Семён Михайлович Будённый звонил, кроме похвалы вашим песням зашёл разговор о том, что вы в Краснотурьинске пытаетесь создать музей военной техники. Как у вас, есть успехи? – и руку после рукопожатия не выпускает.

– Есть. Только ведь смотря с чем сравнивать. До Кубинки далеко.

– Знаете про "Музей Боевых Машин"? Только ведь туда не попасть. Закрыт для посетителей. Хотя, ходят разговоры, о возможности допуска штатским. Ну, да ладно. У нас в Свердловске на одном из полигонов стоит немецкий вездеход. Фашистская гусеничная амфибия LWS, Land‑Wasser‑Schlepper Type II. "Maibach HL108TR". Всю голову сломал, пока это название выучил. Вещь необычная. На борт берет десант порядка двадцати человек с оружием и боеприпасами, плавает, по болоту ходит. Это такая большая железная лодка с гусеницами. Оружие с неё естественно снято. Двигатель в нерабочем состоянии и иллюминаторы выбиты. Ржавчина ещё поработала. Берёте?

Нда, на тебе Боже, что нам не гоже. Хотя ведь вещь уникальная. Их и с огнём в целом виде не найдёшь.

– Конечно, возьмём, восстановим. Большое спасибо вам и Семёну Михайловичу.

Однако, вернёмся к чёрному телефону.

– Пётр Миронович, вам необходимо быть 22 апреля в Москве, – даже не поздоровавшись, взяла быка за рога Фурцева.

– Но у меня нет песен про Ленина, – не въехал Пётр.

– Других хватает, – хохотнула трубка, – Тебе "Ленинскую премию" будут вручать. Суслов лично список перечеркал, чтобы тебя туда вписать. Всё политбюро единогласно проголосовало. Рад?

Что можно сказать. Уже ведь проболталась министр. Не сюрприз. Но, конечно же, рад. И деньги не лишние. Это ведь целых десять тысяч. Когда ещё от Бика денюшки начнут поступать, а жить сейчас хочется. Гонорары уже истрачены. Целый чемодан монет прибыл из Москвы. Ещё и не разбирал коллекцию. Некогда.

А тут бам и куча денег. Можно новые проекты замутить.

– Екатерина Алексеевна, а что хоть с песнями о космосе, понравились руководству? – концерт по телевизору 12 апреля показали, а сейчас уже и по радио крутят новые песни, но не все.

– Ох, Пётр, вот как с тобой договариваться? Выпросил только шесть новых песен, а сам десять написал, пришлось резать концерт и у маститых исполнителей прощения просить. Песни Михаил Андреевич одобрил все. Поморщился при упоминании Высоцкого, не любит он его, но Марш Покорителей Вселенной утвердил. А вот с твоей на‑на‑ней, долго не решался, как поступить. Даже советоваться к Брежневу ходил. Вот Леонид Ильич и дал добро. Да, тут Ойстрах недавно звонил, спрашивал, зарегистрировал ли ты уже "Волшебный полёт"? Можно ли исполнять? Что скажешь?

– Ну, вот приеду в Москву, заодно и в ВУОАП зайду. А музыку пусть исполняет. Нам с Машенькой не жалко. Екатерина Алексеевна, а что с продюсером импортным? – конечно же, нужно срочно за рубежами Родины застолбить за собой право на эту песню, да ведь, наверное, не только на неё. Это обыватели, не сталкивающиеся близко с шоу‑бизнесом, думают, что это только мы у всяких "Ирапшинов" "Синий иней" воруем. На самом деле и акулы иностранные не дремлют. А сейчас почти любая их с Машей вещь – это прорыв. Нужно регистрировать в США. Кто не верит, может посмотреть великие хиты Битлов, да Мика Джагера из 1967 года. Детский сад. Куда им до русских хитов из девяностых.

– Есть два варианта. Мне заместитель вчера докладывал. В Париже есть филиал крупной американской компании Columbia Broadcasting System, называется CBS France. У них там проблемы, не нужны американские песни во Франции. Разместились в небольшой частной квартирке. Нищенствуют. Директором у них Жак Суппле. По телефону высказал желание до Москвы прокатиться и наши песни послушать, хоть и морщился. Это мне так переводчик сказал. Вторая рыбина покрупней. Эндрю Луг Олдем. Молодой ещё, всего двадцать три года. Английский музыкальный продюсер и писатель. Сейчас работает менеджером британской рок‑группы Rolling Stones. Но те им недовольны, хотят сменить на американца. Этот тоже в Москву готов приехать. Контракт с этими "Катящимися Камнями" у него ещё не истёк, но пару дней выкроит. Какой тебе нужен?

А какой? Один американец, и это хорошо. К тому же у него есть звукозаписывающая аппаратура и, наверное, мощности для тиражирования пластинок. Зато второй работал с Миком Джагером, даже не так, работает. И сделал группу вполне успешной. Второе место после Битлов. Как выбрать?

– Екатерина Алексеевна, а можно мне будет пообщаться с обоими. Сложный выбор.

– Что с тобой делать? Помни про триста миллионов. Хорошо, приглашу обоих. Ещё вопросы есть, а то там на приём куча народа ломится.

– Спасибо вам большое, товарищ министр. Екатерина Алексеевна, а что с Машей. Ей премия не положена?

– Шутишь, десятилетней девочке. Можешь взять её с собой на награждение, да и жену. Хотя. Ребёнок ведь грудной. Ну, родную дочь бери. Я три билета забронирую в Кремль. Всё, нет времени. До свидания.

Вот и поговорили.


Глава 22


На нижней полке думалось гораздо хуже, чем на верхней. Да ещё девчонки отвлекали, всё что‑то шебуршались и ползали туда‑сюда. Плюсом ворчал на них Макаревич и звенел железной ложкой в стакане, попивая чаёк. Как бы ни пятый стакан. Вот через этот отвлекающий фон Пётр и пытался подвести итоги попаданческой деятельности за очередной месяц.

Начать стоит с бугаёв. ЦС общества "Труд" победным не стал. А вот удачным точно стал. Кошкин завоевал две медали. Обе бронзовые. Не удалось ему совладать с дагестанцем. Вёрткий, молодой, злой, как чёрт. Плюсом появился грузин, вообще звероподобный. Весь шерстью заросший и здоровущий, как медведь гризли. Ужас. Он и стал победителем. Тем не менее, третье место бывшего милиционера даёт ему право выступить и на общей России и на чемпионате СССР. Вот на первенство РСФСР бугаи сейчас и едут.

Тёзке‑танкисту опять повезло. Он стал четвёртым в своём весе, но бог решил ему подыграть и сломал в финальной схватке ключицу литовцу, что у Петра и выиграл. В результате тренеры "Труда" опять взяли на освободившееся место гражданина Оберина. Так, что в соседнем купе две нижние полки оккупировали телохранители. Едут они с Петром только до аэропорта, потом летят в Ленинград. Первенство РСФСР там пройдёт.

Макаревича Пётр с собой взял с целью, а не за компанию. Нужно продать ещё пару колец из Свердловского клада. И ещё один ченч произвести. В этом же кладе было пять икон. Плюс икона, что изъяли у Потапа, минус, что пошла на оплату приезда Бика, всё равно – пять. Пётр цены и ценности их не представлял, но… Не то сейчас время, чтобы иконы на стену вешать. Да, если честно, то не видел в этих тёмных ликах Штелле никакой красоты. К этому добавить стоит, что считал он себя воинствующим атеистом. Где можно и не можно вступал в споры с доморощенными богословами. И это доставляло удовольствие.

Вот и избавимся от предметов культа. Взамен Марк Янович должен попытаться добыть картины русских художников, желательно кого из "передвижников", лучше всего пейзажи. Их и повесим на стену. Кольца же пойдут на перестройку двух Волг. Деньги нужны. Не дешёвое это занятие тюнинг. Тем более, что Пётр решил у одной Волги ламбо‑двери сделать. А ещё инжектор. Читал, как‑то в одном романе про попаданцев, что в СССР сделали инжектор в это время в Центральном научно‑исследовательском институте топливной аппаратуры в Ленинграде. Нужно поузнавать про это подробнее. Чем чёрт не шутит, опередим загнивающих капиталистов. В самолётах ведь ещё в тридцатые годы ставили инжекторы. Может за тридцать лет и научились делать.

Свердловский клад пока остался единственным давшимся в руки. В Челябинске получился облом. Нет, не опередили. Не получилось даже приблизиться к кладу, чтобы поработать металлоискателем. Почти зря съездил и время потратил. Клада, по данным из интернета, в Челябинске два. Один находится в районе улиц Карла Маркса и Кирова там через несколько лет найдут гигантский малахит, спрятанный кем‑то из челябинских богачей в XIX веке. Второй тоже в семидесятых годах найдут на территории охотничьего магазина оружейника Мартынова. Там откопают сундук с фамильными драгоценностями. Очень и очень великоват сундук для фамильных ценностей. Пётр фотографию видел. Ну, если это не царская фамилия.

Походил Штелле по улице Карла Маркса. Дудки. На самом деле нужны раскопки. Место оживлённое, да и точного описания этого места нет в интернете. Что, весь перекрёсток перекапывать, а на какую глубину? Облом, одним словом. И магазин нашёл. Бывший? Да, нет. Сейчас тоже магазин. И что самое плохое – тоже оружейный. Шутка. Охотничий. А, следовательно, здание под сигнализацией и надзором Вневедомственной охраны. И двери железные. Не попасть. Пётр даже зашёл, сделал вид, что блёснами интересуется и потом, на всякий случай, купил пару, чтобы подозрения не вызывать долгим присутствием. В результате рекогносцировки только один план созрел. Утром после открытия вломиться туда. В тамбуре одеть маски. Продавца связать и усыпить хлороформом. Потом вывесить табличку "Ревизия" и закрыться. Прозвонить всё металлоискателем. Хотя дело и не простое. Железа в магазинчике до чёртиков. Предположим, что найдётся сундук. Забираем содержимое, распихиваем по сумкам и уходим. Стоп. Чтобы запутать следы, всё обильно засыпаем махоркой. Ещё стоп. Нужно ведь создать видимость ограбления. Придётся прихватить пару ружей. Это ведь серьёзная статья. Нужно ли рисковать?

Вот и думай! Вот, сейчас лежал и думал. Всё же, нужно брать. Ну, время терпит.Совсем бесцельной поездку в Челябинск не назовёшь. Организовалась куча времени, и Пётр всю её потратил на книгу. Больше пятидесяти страниц в сумме с дорогой написал. Почти закончил третью и последнюю главу. А сейчас в знаменитом портфеле вообще лежит готовая рукопись. Хотел успеть к первому мая, а получилось вот к двадцатому апреля. Ещё посмотрел на соревнования по классической борьбе. Сам ведь давным‑давно даже чемпионом области был среди студентов. Случайно попал, ведь самбо занимался, но тренер из УПИ предложил заменить заболевшего, вот Пётр и пошёл. Пошёл и выиграл. Даже какую‑то дощечку с олимпийским мишкой дали. Кошкину Вадиму за два третьих места дали две дощечки, правда, вместо мишки на одной олень, а на другой берёза. А в целом соревнование не понравилось. Азарта много, а вот техники и красивых приёмов кот наплакал. Хотя, классическая борьба и так менее зрелищный спорт, по сравнению с тем же дзюдо. Может, именно поэтому американцы выступают за вывод его с олимпиады, а не для того, чтобы навредить России.

У них главное – количество зрителей, купивших билеты. Деньги.

Из других успехов можно похвастать посылками из Швейцарии. Семена и прочую семенную продукцию, было ведь полно луковичных и корневищных, отдали Шабурову. Вениамин Иванович перебрался в краснотурьинский питомник и привёз с собой пару человек из Свердловска. Скоро варягов размещать будет негде. Нужно срочно строить несколько домов.

Семян дипломат прислал много. И большинство в красивых цветных пакетиках. Такие ведь не отдашь, замучаешься потом на вопросы отвечать. Пришлось всем четверым собираться в освободившемся гараже у Тишкова и клеить из тетрадок пакетики, пересыпать, подписывать, заменяя немецкую и французскую мову на язык родных берёз. То‑то диссидентки косились, когда Пётр им приносил целую кучу листов, каракулями написанных.

Что можно сказать про семена. Похоже, дипломат просто заходил в магазин и говорил: "Мне вот с этой витрины всех по одному пакетику заверните". Было всё. Даже того чего никто и не знает, тоже было. Как реагировать на надпись "Гейхерелла Хоней Роуз"? Чего это? Хорошо хоть картинка цветная есть. Были и полезные семена. И огурцы были, и помидоры, и перец всякий. Хватало и экзотики. Например, семена Тсуги Канадской "Miinima". Ёлка ёлкой. Порадовали десятка полтора пакетов с семенами картофеля, и десятка два пакетов с пшеницей, рожью, овсом и ячменём. Наверное, селекционеры загнивающей Швейцарии не хуже наших будут. Проверим?

Был приличный пакет с пакетиками деток гладиолусов. Штук сорок. Жаль, нет самих луковиц, из деток ждать пару лет придётся, пока вырастут и зацветут. Зато сорок! Было пару десятков луковичек крокусов и пять пакетиков с луковичками мускари, ещё из луковичных были нарциссы, восемнадцать пакетиков. И десять пакетиков с гиацинтами. Да, ещё четырнадцать пакетиков с корневищами ирисов и столько же с клубнями георгин. Плюс несколько штук иксий и фрезий. Штелле их в своём саду пару раз пытался вырастить, но они уже на второй год мельчали и не цвели. Может, у настоящих ботаников получится.

Кроме семян в контейнере были и магнитофон с кинокамерой. Как и договаривались, немецкий магнитофон и японская камера. К ним огромное количество киноплёнки и кассет с магнитной лентой. Нашлась и маленькая коробочка с тремя часами Патек Филипп (Patek Philippe). Золотые с автоподзаводом – красота. Магнитофон отдали во дворец, теперь можно более качественные записи делать. Камеру же передали во временное пользование бывшему светилу военной документалистики Рымаренко Леониду Ивановичу. Сейчас это первый и пока единственный клипмейкер страны. Уже четвёртый клип снимает. Первые два сняли по песням, которые в будущем будет исполнять Любовь Успенская – "Кабриолет" и "Карусель". Сняли ещё в конце марта. И хотел Пётр отдать в кинотеатр Россия в Краснотурьинске, чтобы их вместо журнала показали, но…

Вика Цыганова отговорила, да Пётр и сам понимал, что лучше подождать. По той простой причине, что с 3 апреля в прокат вышел фильм "Кавказская Пленница". Штелле вспомнил, что Джеймс Кэмерон, чтобы не соперничать со "Звёздными Войнами" несколько раз переносил показ второго фильма "Аватар". Ну, мы ведь не глупее. Фильм Гайдая выстроил огромные очереди к кинотеатрам, оно и понятно, это ведь и на самом деле один из лучших фильмов, снятых в СССР, хоть Оскара ему и не дали. Да, вроде бы, и в нашей стране наградами не завалили. Вот и решили показать клипы числа 17, когда фильм уже пройдёт во всех кинотеатрах. А тут звонок с Москвы. И премия. СССР ведь, нужно поопасаться. Пётр решил взять оба клипа с собой. Сейчас коробки с плёнками лежат в чемодане на верхней полке. Покажем Фурцевой. Пусть одобрит. И время удачное, комедия вон сколько денег принесла.

Что можно сказать о клипах? Начнём с того, что режиссёр и автор сценария того клипа с кабриолетом, что сняли с Любашей Успенской поработали на твёрдую… "двойку". По десятибалльной шкале. Бегает по тёмной комнате, изображающая тоску, Успенская и какой творческий подход, при упоминании кабриолета, показывают на самом деле кабриолет, а в нём нетрезвых скоморохов. Пять баллов за креативный сценарий. Стоп. Там ведь ещё есть прорыв один. Прорыв гноя из фурункула. При словах:


"Как хотелось мне душой согреться
От тепла твоих любимых рук",

показывают некого мача, который курит. И мачо явно не славянской внешности. Этакий истинный чернявый мачо. Ещё пять балов! И не стыдно было режиссёру деньги у несчастной женщины брать.

Штелле решил чуть изменить "удачный" сценарий, пятибалльный по сто бальной шкале. Во‑первых, кабриолет стал телегой, к которой прибили из кривых досок сколоченные борта, дверцы вообще сделали в виде дверей от салуна открывающиеся в обе стороны. Вместо сидений приколотили покрашенные в белый цвет табуретки. Над местом "водителя" арка, на которой белыми чуть кривыми буквами на зелёном фоне написано: "КАБРИОЛЕт". Последняя "Т" потому маленькая, что не влезает.

Так ведь чуть лучше. Теперь, про согреться от рук. Сидит Вертинская на поляне в лесу у костра. Зимой. Ночью. В бальном‑свадебном платье белом и кутается в "оренбургский пуховый платок", дырявый, правда. Рядом с ней на снегу навалены руки от манекенов. Вот их она в костёр и подбрасывает. Манекенов не нашли. Нет, парочку нашли, но заведующая ателье грудью встала за их целостность. Пришлось руки манекенов положить сверху, а на "третьей" зоне выстругали для костра руки попроще. Разве это хуже "МАЧА".

Дальше.


"Рыцарем без страха и упрёка
Ты, увы, не стал, любовь моя".

Тут ведь у плохого режиссёра или ещё худшего сценариста возникла бы идея нарядить мачо в доспехи, стоящего на одном колене перед Успенской и протягивающего ей кроваво‑красную розу. И как только предшественники до этого не додумались? Написано же в песне "Рыцарем". Написано – "кабриолет", показываем кабриолет. Написано "согреться", показываем огонёк сигареты в руках у мачо. Почему нет рыцаря?

Штелле решил покриативеть. Рыцарь встаёт на колено. Протягивает цветы. Только бумажные. И не только потому, что в начале марта в 1967 году всё плохо с кроваво‑красными розами. Просто, так смешнее. Рыцарь в неполном доспехе. У Михалкова есть только щит и меч. Деревянные. Чем Михалков не мачо? Только вполне себе славянское, даже вроде бы из дворян!

В последнем припеве, когда Вертинская влезает по, вставшему на колени, у телеги музыканту с тромбоном в телегу‑кабриолет, кучер поворачивается и изображает шварцнегерскую улыбку. Ну, ту, где его учат улыбаться. Эдакая квадратно‑оскальная. Кучера играл дедушка Штелле. Немного лопоухий, лысеющий, седеющий. Чуть забавный. Над улыбкой промучились долго. Но результат того стоил.

Ещё про один эпизод стоит упомянуть, его в клипе Успенской точно не было.


Но смогу ль твоей быть дамой сердца
Если сердца нет в тебе мой друг,

Идёт операция, на операционном столе Михалков, хирург делает разрез, поворачивается и говорит:

– Констатирую, сердца нет. Есть печень, – поворачивается один из ассистентов, которого тоже играет дедушка Штелле и демонстрирует ту же шварцнегерскую улыбку.

Первым готовый клип показали, приехавшему, снимать второй концерт, Говорухину. Тот выпал в осадок. Кстати, о Говорухине. Станислав Сергеевич ещё ведь маститым не стал. Известным только. Он недавно снял фильм "Вертикаль" с Владимиром Высоцким. Ещё не написаны и не сняты прогремевшие "Пираты XX века", которые соберут без малого девяносто миллионов зрителей, став лидером проката СССР, нет даже в задумке "Места встречи". Нет "Десяти негритят". Сейчас у будущего метра в задумке фильм о войне, опять с Высоцким. Пётр фильм помнил. "Белый взрыв". Не самая удачная работа. Нужно пару песен туда подбросить.

– Пётр Миронович, вы думаете, это разрешат показывать? – выбравшись из осадка, поинтересовался будущий корифей.


"– Что же из этого следует? – Следует жить,
шить сарафаны и лёгкие платья из ситца.
– Вы полагаете, все это будет носиться?
– Я полагаю, что все это следует шить".

– Вы придумали? Сейчас?

Вот обормот, опять придётся песню воровать, ругнул себя Пётр. Так "Москва слезам не верит" без Оскара останется.

Второй клип, снятый с теми же артистами и дедушкой, Говорухин просмотрел без сползания со стула. Привык. "Карусель". Не плох был и оригинал. Борис Щербаков не плох. Режиссёра Пётр не помнил, Вика тоже, только сказала, что фамилия украинская. Вот и у нас будет украинская. Рымаренко же снимал, хоть имя с отчеством и русские – Леонид Иванович. Или имя Леонид хохляцкое. Вот ведь у Брежнева имеется, а он откуда‑то с Украины.

Но и второй клип серьёзно отличался от оригинала. Там не очень красивая женщина с не очень красивой фигурой извивается с шалью возле вешалки. Та ещё находка режиссёра. У Петра были карусель и поезд. Когда Вертинскую Михалков сажает в пустой вагон, то он сажает её действительно в пустой, так на вагоне крупными буквами и написано. А проводником там опять дедушка Штелле. И когда поезд трогается и все ожидают, что в окне, чтобы помахать Михалкову появится личико Вертинской, появляется проводник (дедушка) с улыбкой Шварцнегера. Он же включает карусель, когда она уже почти остановилась, и при этом потирает руки.


Я уже не та, что была ещё вчера
Я уже давно поняла – любовь игра.

Когда звучит эта строчка, Вертинская превращается в маленькую девочку, которая собирает снеговика, вставляет ему морковку на место носа, при этом поворачивается и показывает зрителям язык.

Одним словом, гораздо веселей, чем за кучу денег снимут в будущем. К тому же Вертинская в сто раз красивее Успенской. А Сенчина поёт ровно во столько же раз лучше. Пришлось, правда, прогнать её голос через какую‑то примитивную штучку, что привезли по заказу Рымаренко со Свердловской киностудии, нужно было чуть снизить голос. Слишком звонкий и высокий у Сенчиной.

Ещё из успехов можно назвать проведение городских олимпиад. Их решили провести в одной школе в одно время, только классы разные. Провели. Штелле захотел и сам поприсутствовать, но сидеть и наблюдать, как дети чешут затылок, времени не было, и по тому опоздал на полчаса. Думал, как раз первые начнут отвечать. Обломался. Первые, те самые, кого готовили к областным олимпиадам, встретились ему на входе в 9 школу. Уже домой шли. Для них это не уровень. Всё же посидел пол часика, послушал ответы по физике и химии. Раз уж пришёл. Теперь нужно дождаться 5 мая. Посмотрим, как ребята покажут себя в Свердловске.

К эстафете тоже готовятся. Вот тут в успехе можно даже не сомневаться. Там, будут простые школьники, здесь сборная. Там, от силы пару тренировок по передаче палочки, здесь месяцы тренировок. Стоит подумать о выезде и команды завода на следующий год. Как поступил Сысоев в прошлом‑будущем? Купил в Москве десяток спортсменов очень высокого уровня и на несколько месяцев устроил их электролизниками, вот БАЗ и выиграл пару эстафет на приз "Уральского рабочего". Только вот радости в жителях города этот факт не особо вызвал. Ну, потешил директор своё эго. Мы пойдём другим путём. Выиграем своими силами. А для этого силы нужно готовить. Нужен план. Родим.

Ещё один не маленький успех был. Пётр создал в Краснотурьинске соляную пещеру. Нет, сам в горах ничего не копал. Вообще никто ничего не копал. Взяли бомбоубежище в доме ╧ 6 по улице Молодёжной и раскурочили. Затем всё оббили кедровой дощечкой и установили в небольшой комнатке пять топчанов из того же кедра. Ещё в одной комнатке сварили из нержавейки ванну для маленького соляного озера. Потолки местные художники раскрасили под ночное небо с северным сиянием. Местные же умельцы из десятка гирлянд это ночное небо чуть подсветили. Не Голливуд, но вполне для СССР. Пока всё это делали, Марк Янович Макаревич смотался в городок Соль‑Илецк Оренбургской области и договорился с товарищами, что колхоз "Крылья Родины" купит у них пласты соли и просто соль из их лечебных озёр. Деньги решают всё? Дудки. Всё решают связи в Советском Союзе. Вот звонок Будённого, которого удалось на это дело подвигнуть, и решил вопрос. Буквально через пять дней всё отгрузили. Саму соляную комнату оборудовали по всем канонам 21 века. Стены двойные, а за соляной стеной освещение синее. Сказка получилась. Плюс небольшой родничок для создания шума льющейся воды. И тихая музыка, в основном вальсы Штрауса. Первой посетительницей стала почти выздоровевшая жена Героя Соцтруда Константина Николаевича Чистякова. Алла Тихоновна прошла курс кормления собачатиной и курс приёма полученных из Москвы импортных антибиотиков. Рахиль Хацкелевна Фрейдлина – доктор химических наук, профессор, член‑корреспондент АН СССР постаралась. Что помогло неизвестно. Хотя, почему не известно? Помогло лечение. Кроме учительницы выздоровело ещё три ребёнка. Итого уже десять детей.

О чудесах из Краснотурьинска слухи поползли по стране. Незадолго до сегодняшней посадки в поезд, уже на пороге квартиры, Петра остановил задребезжавший телефон. Звонил не много ни мало министр автомобильной промышленности СССР Александр Михайлович Тарасов – внук болен туберкулёзом. Никакие лекарства и санатории не помогают. Чахнет парнишка.

– Возьмёте? О вас сказки рассказывают.

А кто эти сказки рассказывает? Да, много ведь знаменитостей побывало. Хотя, уровень министра. Фурцева. Вся беда этой женщины – язык. Непосредственность. Она думает, что все говорят то, что думают. Все бросаются помочь ближнему. Все боготворят Ленина и партию им созданную. Беда!

– Александр Михайлович, я боюсь. А вдруг не получится вылечить, – честно признался Тишков.

– Пётр Миронович, дорогой, мы отчаялись уже. Вы последняя надежда. От меня любая помощь. Вам машина нужна? Чайка? – а голос со слезой.

– Я сегодня в Москву уезжаю. Будут Ленинскую премию вручать за песни. Вы ведь будете на награждении, давайте там поговорим.

– Договорились, – прежде чем трубку положить Тарасов подышал ещё, видно собирался, что‑то добавить, но передумал, – До свидания.

Пётр вспомнил, как пару месяцев назад мечтал, что вот вылечат жену героя Чистякова и жизнь наладится. А теперь что? Тарасов не Чистяков. И плюсов больше и ответственность больше. Но не в этом дело. Круг уже в случае удачи не разомкнуть. Повалят дети и внуки руководителей самого высокого уровня. И неудача может быть очень чревата. Доигрался в доктора.

Постояв на пороге под нетерпеливыми взглядами Маши и Тани:

– Опоздаем ведь на поезд!

Пётр вернулся в свою комнату, типа "кабинет" и сунул в счастливый портфель проект санатория в Трускавце. Попросим у министра не "Чайку", а санаторий в Краснотурьинске. Ну и ещё кое‑что. Об этом кое‑чем Пётр сейчас под мерный стук колёс о стыки рельс и размышлял. Хотел поразмышлять. Не получилось.

– Пап, вставай, скоро санитарная зона, туалеты закроют. Проводница уже всех будит, – трясла его за плечо Таня.


Глава 23


Свердловск вымотал. Началось с того, что в Богданович ехать не надо. Они не успели произвести обжиг. У них план. Пипец. Весь Краснотурьинск был поставлен в позу "ЗЮ". Весь, это не преувеличение. Это факт. Чашки и блюдца раскрашивало чуть не сто человек. Все учащиеся и преподаватели Художественного училища. Все художники предприятий и кинотеатров. Все выпускники Художественного училища прошлых лет, не покинувшие город. Все выпускники художественной школы, пожелавшие принять участие в этом флешмобе. Успели за неделю. Отправили спецрейсом в Богданович. А у них самок собаки план. Пришлось ехать к Борисову. Председатель Облисполкома при Тишкове обматерил директора фарфорового завода. И что? Что изменилось? Конец месяца. Точно утрутся и продолжат гнать план.

Ладно. Есть ведь и другие дела. Ну, у кого‑то есть. Уралобувь кожу в Краснотурьинск не отгрузила. План. Правда хоть половину замши отправила. Пётр опять было хотел ломануться к Борисову, но передумал. Нашёл начальника отдела снабжения и дал ему взятку. В прямом смысле. Торжественно вручил золотые часы "Полёт". Самому теперь не надо. Есть куда круче. Обещал всё сделать за три дня. И на будущее заверил в "Совершеннейшем почтении". Нет. "Население нужно менять".

Ещё хуже получилось в редакции "Уральского рабочего". Сами книго‑газетопечатники всё сделали нормально. Бумага в Краснотурьинск отгружена, станок печатный тоже. Даже три. Два с металлолома и один почти рабочий. Ну, утрёмся. Починим. Не надо спасать эту страну. Нужно её переделать.

Проблема была в другом. Ушёл в длительный творческий запой художник, что должен был нарисовать иллюстрации к Буратинам. Чем свердловчанам не понравился Владимирский, не понятно. Потому что – москвич? Ну, и ладно. Деньги за книгу получены, пусть сами разбираются. Умоетесь! Поможем. Узнал в редакции адрес "Творца". Взял двух бугаёв и наведался. Художник Михаил Щировский жил неподалёку от вокзала, в старых деревянных домах‑бараках на улице Стрелочников. Запой ощущался ещё на улице. А уж в подъезде! И в запое был весь подъезд. Пётр нашёл в соседнем подъезде трезвую бабушку и узнал у неё, где тут ближайший телефон. Оказалось, что как раз в квартире Михаила. Пришлось менять план. Хотел вызвать машину из вытрезвителя. Ладно, обойдёмся своими силами. Для начала взяли ту саму бабушку и торжественно ввели в квартиру художника.

– Воно он у стенки сидит, – ткнула пальцем пожилая женщина и им же перекрестилась. Большого пальца на руке не было. Где‑то отрезала. Может и на войне.

Персонаж, что сидел у стенки, был "спящим". Это не мешало трём гостям сидеть за столом и принимать на грудь "вермут" из бутылок по 0,8 литра.

– Мужики, – Пётр повернулся к спортсменам телохранителям, – Мне очень нужно, чтобы эти люди больше здесь не появлялись никогда.

– Нужно, значит, нужно, – изрёк бывший старшина афоризм.

Он взял ближайшего гостя за шиворот приподнял его одной рукой и… Сломал второй рукой палец на левой руке товарища. Двое других сначала хотели "ринуться" на защиту безвинно пострадавшего от властей, но были пойманы за шиворот тёзкой. Ещё две минуты и все трое были спущены с лестницы, благо не высокой, так как квартира была на первом этаже. У всех троих указательные пальцы на левой руке были сломаны.

– Если ещё раз зайдёте в эту квартиру, то лучше заранее возьмите с собой запасные челюсти. Сломаю! – Вадим даже оскалился для верности.

Совсем даже без криков и проклятий с угрозами алконавты потрусили за угол. Что ж, теперь сам художник. Набрали в ванну холодной воды и погрузили туда тело. Для верности ещё и притопили. Очнулся. Начал сучить ножонками и ручонками. Это против Кошкина‑то. Через десять минут "купания" почти трезвый "творец" предстал голым и мокрым перед Петром. Почему голым? Психология. Голому против одетого тяжелее аргументы "против" придумывать. За время купания Пётр осмотрел "нехорошую квартиру". А ведь и, правда, хороший художник. На стенах и на столе, не на кухонном, на рабочем, было полно рисунков – иллюстраций к сказам Бажова. Хороших иллюстраций. Были и другие рисунки. На счастье (на счастье художника) и пару Буратин имелось. Вполне. Были даже картины в рамках. Пейзажи Урала. Осень. Скалы. Вода. Красиво.

– Михаил. Ты бросай пить. Я – Тишков Пётр Миронович. Сейчас тебе Вадим сломает один палец на левой руке. Если через неделю иллюстрации к моим повестям про Буратино не будут в редакции, то мы тебя найдём и сломаем все пальцы на обеих руках. Уяснил?

– Не надо. Я всё напишу, – сделал попытку забиться в угол Щировский.

– Надо. Это для тебя же. Вадим, – Кошкин подошёл и за долю секунды, так что художник даже не успел испугаться, проделал "операцию".

Вот только тогда Михаил и испугался, и завизжал, и обмочился. Ещё одно купание и почти вменяемый соратник.

– Михаил, а ты картины продаёшь? Я бы вот эти две купил, – Пётр указал на две особо удачные картины изображающие одно озеро, но в разное время года. "Диптих"? Или как это называется?

– Так забирайте, только не ломайте больше пальцы, – зашмыгал носом художник.

– Так нельзя. Ты ведь работал. У нас любой труженик получает по заслугам. Так сколько? – ещё не хватало так забрать, а потом товарищ заявит, что ему под угрозой жизни, палец предъявит, поставили ультиматум, либо картины, любо эта самая жизнь.

– Десять рублей.

– Хорошо. Вот двадцать, за обе, – Пётр вынул из кармана кошель и достал пару "красненьких", – Через неделю зайду в редакцию. Не подведи.

Порадовали только на последок. Пётр заехал в Суворовское училище. Генерал Тихончук Михаил Павлович был трезв и деловит. Спешил. В парадной форме и при орденах с медалями. Не мало. Обнял, позвякивая наградами.

– Ну, что Пётр Миронович, считай, получилось. Принято решение в Краснотурьинске создать филиал нашего училища. Подробностей не знаю. Приказ ещё не дошёл, где‑то в пути. Это, так, добрые люди позвонили. Рад, поди? – от небольшого зеркала в углу кабинета прокричал генерал.

Пётр и в прошлый раз заметил, громкий голос начальника училища. Война. Скорее всего, последствия контузии.

– Конечно, рад. Спасибо большое, Михаил Павлович. Не пожалеете.

– Уже сто раз пожалел, но песни ты хорошие пишешь, а значит и человек ты – хороший. А мы – "хорошие люди" должны друг другу помогать. Иначе "нехорошие" верх возьмут. Согласен? – отвернулся, наконец, от зеркала, так ничего и не поправив, генерал.

– У вас ко мне какая‑то просьба? Излагайте, всё, что в моих силах, – догадался Пётр.

– Ты Богатикова пришли ко мне на 9 мая.

Ого. Хотя. Нет, всё равно – "ОГО".

– Хорошо, Михаил Павлович. Пришлю, – есть ведь Сирозеев, который за эти три месяца сильно "подрос" и есть Градский в своих страшных очках, но с чудесным голосом. Выкрутимся.


Глава 24


Мария Нааб, она же Вика Цыганова тоже была в Свердловске при делах. Нужна была певица с низким почти мужским голосом. Да, те же песни Любаши Успенской петь. Ну, и других хватает. "Tombe la neige" к примеру, для гастролей вещь необходимая. Желательно найти девушку с контральто. На худой конец низкий альт.

Когда она озвучила свою идею Петру Мироновичу, он заржал.

– Извини, Вика, представил картину. Сидишь ты как Пуговкин, закинув ногу на ногу, тростью помахиваешь и прослушиваешь девиц из консерватории и филармонии.

– И в чём юмор? – обиделась Вика.

– Тебе десять лет. Ладно, девушки будут петь, а вот как на эту сцену будут смотреть преподаватели и разные другие руководители?

– Нам нужна девушка с низким голосом. Ваши предложения, – Вика рассердилась. Это тело доставляло на каждом шагу кучу неудобств. Плюсы? Ну, если считать плюсом прыщики и сопли, то плюсы были. А так, одни минусы. В Краснотурьинске почти привыкли к причудам соплячки. Тем более что практически всегда она оказывалась права. Даже побаивались. Ну, и стоящий за спиной первый секретарь горкома партии. А в Свердловске? А в Москве??? И так ещё лет десять Ужас!

Отдушиной были репетиции. Там забывала о возрасте. Постепенно и окружающие стали забывать. Один Богатиков из хохляцкой вредности всегда начинал со споров, один раз даже замахнулся на девочку. И это случилось при Петре Оберине – телохранителе и шофёре "папы" Пети, как иногда в шутку называла его Вика. Что уж там сделал здоровущий "Майор" (так его все знакомые называли) и как объяснил зазвездившемуся певцу политику партии, неизвестно, но с тех пор Богатиков ведёт себя как шёлковый, лишь иногда позволяет себе посылать глазами убийственные взгляды.

Ещё бесятся изредка диссидентки. Особенно Наталья Евгеньевна Горбаневская. Поэт непризнанный! Нет, признанный, на Западе! О, этот манящий Запад. Там свобода. Там дышать можно полной грудью. И бесполезно что‑то говорить, как со стеной. "Tаити, Tаити… Не были мы ни в какой Таити! Нас и здесь неплохо кормят". Ну, а Вика была. И на Таити тоже. Особенно потряс Лиссабон. Идёшь себе за гидом по туристическим местам и вдыхаешь запах океана и вечности, запах истории. А сверни в проулок, отклонись от маршрута. Помойка! И как на всякой помойке там очень сильно воняет, особенно в маленьких тесных переулках. Пахнет тухлой едой, мочой, под ногами валяется мусор и бегают крысы. Везде стоят битые разукомплектованные машины. Всё в граффити, часто с изображением половых органов. В переходы просто страшно спускаться – это общественный туалет. Даже всякие Гарлемы отдыхают. Проститутки, наркокурьеры, всё на виду. Показать бы этот Запад диссиденткам. И ведь даже не расскажешь. Не поверят и подозрительно спросят, а информация‑то откуда. "От верблюда"! Нужно свою страну делать прекрасной, а не захлёбываться слюной от зависти.

– И что же делать, Пётр Миронович?

– Попробую договориться.

Интересно, а есть вещи, о которых не смог бы договориться Тишков. Прямо чудеса. Словно, кто подыгрывает. Договорился и тут. С помпой всё пройдёт. В малом зале филармонии, нет, в "Камерном" зале, состоится прослушивание всех певиц Свердловска с низкими голосами. И всего один звонок секретарю Свердловского облисполкома. Глинских Василий Иванович лично сопроводил девочек и Марка Яновича Макаревича к роялю. В смысле зашёл с ними на сцену и поприветствовал собравшихся. Но рояль! "Rönisch", Санкт‑Петербург 1909 год. Сказка.

– Это председатель колхоза "Крылья Родины". Все ведь слышали песни ко Дню 8 марта и Дню Космонавтики? Это их рук дело. В ансамбль "Крылья Родины" для записи нескольких песен нужна певица с низким голосом. Победительница этого конкурса через месяц будет одной из самых знаменитых певиц страны. Постарайтесь, – и под шёпот тёток и девиц гордо удалился.

Руководитель. Умеет народ на подвиг воодушевить. Вот только насчёт "рук"? Хотя Сенчину с Толкуновой уже и руками двигать научили, не только челюстью. Что можно сказать о самом прослушивании? Долго, нудно, нервно. Сначала пришлось распрощаться с пожилыми толстыми тётками, хотя у одной вполне себе голос. Намного выше среднего. Точнее, намного ниже и с такой замечательной хрипотцой. Заметочку с данными певицы Вика оставила в блокноте. Показывать нельзя, а вот запись на пластинку?

Ещё двоих отсеяла тоже из‑за внешности, тоже толстые. И голоса слишком оперные. Уже не переучить. Осталось четверо. Одно контральто и три низких альта. Хотелось бы контральто. Оказалось, что не получится. А ведь голос у женщины круче, чем у певицы Шер. Валентина Николаевна Левко пришла из любопытства. Она солистка труппы Большого театра.

– Похвастаться пришли? – насупилась Вика.

– Интересная ты девочка. Ходят по Москве слухи, что все эти замечательные новые песни ты придумала, – погладила по голове, как упирающегося котёнка.

– Только музыку.

– Ну, да, ну да. И "Танцы на Марсе"? Сюда нужен голос?

– И туда не помешает.

– Жаль, что вы не в Москве? Я бы пару песен с вами записала, – а на вполне симпатичном личике нет сожаления. Как же, оперная ДИВА!

– Жаль, что вы не сможете переехать в Краснотурьинск.

– Где это?

– Там, где будут мечтать побывать всякие Паваро́тти. Хочется "Гремми", а победить на Сопоте? Дать концерт на Уэмбли? Вы будите петь для нескольких сотен избранных. А та певица, которую я сегодня отберу, будет петь в той же Венской опере и лондонском "Ковент‑Гардене" в "Ла Скала" для королев и министров, за гонорары соизмеримые с ценой этого здания.

– Да, ты Наполеон в юбке, – снова погладила по головке.

– Валентина Николаевна, мне ещё вон тех трёх будущих звёзд слушать.

– Будешь в Москве, звони, – и протягивает визитку. Хайтек. Точно ДИВА!

Прошла на троечку последняя девушка, аспирантка кафедры "Сольного пения" Уральской консерватории имени М. П. Мусоргского.

– Гибалин Борис Дмитриевич, ректор консерватории, – дядечка всё это время сидевший в последних рядах Камерного зала подошёл к Марку Яновичу.

– Рад знакомству. Марк Янович Макаревич.

– А можно и мне вашу девочку послушать? – опа, неожиданный поворот.

– А цель какая? – устала Вика.

– Необычная девочка и судя по песням даже не талант, а просто гений. Я со многими композиторами знаком. Всегда есть узнавание. Не скажу, что произведения похожи, но есть общие моменты. А тут, ни одна песня не похожа на предыдущую, словно их десятки композиторов писали. И ведёт себя Маша как взрослая.

Ну, вот, что там Штирлиц говорил, про провал.

– Тут, наверное, Борис Дмитриевич дело в том, что я как таковые песни не пишу. Пётр Миронович Тишков их сочиняет и мне напевает, а я просто превращаю его хрипы и стоны в музыку. Аранжировку помогает делать Гофман, это руководитель Краснотурьинского Академического симфонического оркестра, – попыталась выкрутиться Вика‑Маша.

– Вот! Ещё не лучше. Человек, не знающий нот, сочиняет песни, без преувеличения великие песни. Девочка десяти лет пишет для них музыку. А человек, который нигде не учился музыке, создаёт академический симфонический оркестр в городе, где даже нет музыкального училища. И он без сомнения справляется с аранжировкой. Мне тут Светланов звонил, пообщались, поперемывали вам косточки. Больше всего это похоже на мистификацию, и меньше всего на правду. Плюс, Фурцева, что с вами носится, как с писаной торбой. Даже не чудеса. За гранью. Ойстрах назвал вас троих инопланетянами. Что скажите? – и голову седую на бок положил, руки за спину завёл. Следователь, блин.


– На Тау Ките
Живут в красоте –
Живут, между прочим, по‑разному –
Товарищи наши по разуму.

Высоцкий тоже нигде не учился, даже в музыкальную школу не ходил.

– И это чувствуется. Мелодии простоваты, – не сдавался ректор.

– Борис Дмитриевич, лет тридцать ведь ваша консерватория работает. А ещё есть Москва, Ленинград, Киев. Подскажите дальше? Десятки консерваторий. Десятки тысяч выпускников. Сколько из них стали писать "великие песни"? И сколько "великих" песен написано выпускниками консерваторий? – решила уделать метра "пигалица".

Ректор не сдался.

– Твоя правда, Машенька. Обидно. Может, выход предложишь? – и опять в позе следователя.

– Борис Дмитриевич, Маше десять лет, – попытался защитить девочку Макаревич.

– То‑то и оно, уважаемый! То‑то и оно! Так есть выход? – отмахнулся как от мухи.

– Борис Дмитриевич, мне на самом деле десять лет. А выход? Может нужно больше свободы. Разрешить создавать студентам всякие ВИА. Театры миниатюр. С использованием музыки. Проводить конкурсы на лучшую песню, – Вика пожала плечами.

– Я три дня назад был на репетиции в ТЮЗе. Ученик бывший пригласил. Он там за музыку отвечает. Они сейчас музыкальную сказку ставят. Опять вы! И песни хороши. Несколько штук даже не "великие". Следующая ипостась. "На века". Не пригласите в Краснотурьинск на репетицию?

– С удовольствием. Приезжайте числа 7 мая. На три дня. Увидите и генеральную репетицию и концерт. А если приедете с мальчиком, лет десяти, с хорошим высоким голосом, то вообще замечательно. Есть несколько песен. А вот исполнителей хороших нет, – Вика вспомнила свою идею поискать "Серёж Парамоновых" в Свердловске.

– Договорились. А сейчас, может, споёте что?

– Слушайте, – Вика села за рояль, вещь!


– Дремлет притихший северный город,
Низкое небо над головой,
Что тебе снится, крейсер "Аврора"
В час, когда утро встаёт над Невой.

Плакал ректор. Не навзрыд. Просто слёзы катились. Не замечал.

– Сюда мальчик и нужен? – прокаркал, когда отзвучали последние аккорды.

– И сюда.

– Найду. Весь Свердловск перерою.

Штирлиц вытер пот. Вместо врага – соратник.


Глава 25


Как там мессир Воланд говорил Маргарите на балу:

"Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут".

Дали. Пётр был последним. Сначала давали учёным. Ни одной знакомой фамилии. И вдруг. Новиков Сергей Петрович – старший научный сотрудник Математический институт имени Владимира Андреевича Стеклова академии наук СССР, – за цикл работ по дифференцируемым многообразиям. Целоваться с Брежневым вышел тот самый Сергей, что помог у Люши на дому решить проблему с кубиком "Нерубика". Тесен мир.

А дальше, ещё интереснее. Лясс Абрам Моисеевич – заведующий лабораторией, Борсук Павел Афанасьевич – старший научный сотрудник ЦНИИТМ; Долбенко Евгений Тихонович – бывший главный металлург Южуралмашзавода; Онуфриев Иннокентий Александрович – бывший главный инженер МЧЗ "Станколит"; Ткаченко Андрей Сафронович – начальник цеха МЗ "Запорожсталь" имени Серго Орджоникидзе; Рыжков Иван Васильевич – доцент ХПИ имени Владимира Ильича Ленина, – за разработку и внедрение в производство принципиально новой технологии литейного производства – изготовления стержней и форм из жидких самотвердеющих смесей.

Мать вашу, родину нашу. Это придумали в 1967 году. А когда начали внедрять? Через сорок лет. Пётр и внедрял, году, эдак, в 2007 на заводе в РМБ (Ремонтно Механической Базе). Ну, нет, не отвечает он за всю страну, а на БАЗе внедрим в этом году. Связи решают всё. Вот сейчас и свяжемся с Абрамом Моисеечем.

А дальше пошли соратники.

Светлов (Шейнкман) Михаил Аркадьевич (посмертно) – за книгу "Стихи последних лет".

Караев Кара Абульфаз оглы – за музыку балета "Тропою грома" (1958).

Моисеев Игорь Александрович – балетмейстер, – за концертную программу ГААНТ СССР (1965).

Пименов Юрий Иванович – за серию картин "Новые кварталы".

Симонов Рубен Николаевич – за постановки пьес классической и современной драматургии в МАДТ имени Евгения Багратионовича Вахтангова.

Ну, и:

Тишков Пётр Миронович – за цикл песен ко Дню Победы.

Достойные соратники. Пёрт впервые узнал, что замечательный русский поэт Светлов, на самом деле Шейнкман. Бывает. Моисеев (слава богу не тот), (тот родился в тюрьме и имел фамилию Мойсес) и Симонов (тоже не тот), оказывается Симонянц, на слуху. Композитора Караева и художника Пименова Пётр не знал и в будущем ни разу не слышал. Но познакомиться стоит. Связи.

Что ж. Пора идти целоваться. Пётр содрогнулся. С мужиком целоваться в засос! Как отучить Брежнева от этого? Потом ведь весь мир над ним смеяться будет. Вытерпел. Зажмурился и губы сжал со всей силы. Аж шатнуло. Пожал руку мягкую.

– Спасибо.

И вдруг Брежнев выдал явно не по протоколу.

– Хорошие песни. Слезы идут. Тебе спасибо Пётр. И дальше пиши такие песни.

Не плохой вроде мужик. А во что страну втравил. Советчики хреновые. Суслов, Андропов, что ввергли СССР в афганскую войну. Интересно, сработало ли письмо. Пока, вроде, ни каких изменений. Дождёмся посадки Союза – 1, а потом середины мая, когда Семичастного заменят на Андропова. Сядет ли? Заменят ли?

Награждения, что символично происходило в Свердловском зале Кремля.

Потом был банкет. И даже не фуршет. Ещё не придумали. Сидели за столами.

Тихон Хренников – Заместитель председателя Комитета по Ленинским и Государственным премиям СССР в области литературы, искусства и архитектуры при Совете Министров СССР толкнул речь. Не умеет, нудно и занудно. Потом слово дали первому Герою Социалистического Труда в области литературы поэту Николаю Тихонову. Седой вальяжный громогласный. Чуть живее получилось. Настал черёд и Фурцевой. Вот молодец тётка. Речь так речь. И ничего не понятно, и хочется встать и аплодировать. Талант.

Пришлось и Петру выступать. Все награждённые благодарили партию и правительство. Обещали оправдать высокое доверие. Штелле решил не выделяться и не креативить. Не время и не место. Поблагодарил тех же и добавил "дорогого Леонида Ильича", ещё не вошло это у народа в обязательную привычку. Обещал написать ещё больше хороших песен.

Выделился старый знакомый. Сергей Новиков решил видно воспользоваться трибуной и предложил открыть в каждом городе математический класс, а в Москве или Ленинграде основать интернат для особо одарённых. Всё правильно сказал. Только место перепутал. Путин его в Сочи создаст. Там детям лучше, чем в стоящей на болотах Москве и в совсем уж заливаемом и сверху и снизу Ленинграде.

Когда начали вставать и вести застольные беседы, к Тишкову выстроилась очередь. Первым подлетел, не присутствующий в зале министр автомобильной промышленности СССР Александр Михайлович Тарасов, а Тихон Хренников, эдакий цепной пёс реакции. Сейчас надо думать поводок в руке Суслова.

– Пётр Миронович, рад знакомству! Ваши песни – это просто глоток свежего воздуха, – ну, ничего себе. Правду ли писали в будущем о сём муже?

– Спасибо, Тихон…

– Николаевич.

– Спасибо, Тихон Николаевич. Только не просите спеть, нет ни слуха, ни голоса, – поржали.

Хренников ещё раз пожал руку и сделал вид, что отошёл, а сам пристроился чуть в стороне за спиной. Подслушивает. Значит, не врали про его любовь к "Борьбе с формалистами". Да, пусть слушает.

Вторым прорвался Сергей Новиков. Математик поздравил, пожал руку, выслушал ответный комплемент и почти отошёл. Ага. Сделал вид, что пытается отойти и глазами в угол стрельнул. Прогулялись до угла.

– Пётр Миронович, есть новости по вашему кубику?

– Давай, так, Сергей. У меня есть пара образцов. Не с собой, конечно. Приходи завтра утром по тому же адресу. Часов в десять, – понятно, что в этот раз Тишков поселился в гостинице "Россия", с ним ведь дочь и Маша‑Вика. Но вот завтра у него назначена встреча с химиками у Чуковских дома. Совместим. Кубики сделали на зоне и вручили торжественно Петру за пять пачек "со слоном". Почти бесплатно.

– Пётр Миронович, к вам и не пробиться, – вот на этот раз министр.

– Александр Михайлович, вы не переживайте. Конечно же, мы возьмём мальчика. Как его зовут?

– Тёзка ваш. Почти полный. Пётр Митрофанович, – чуть улыбнулся.

– Возьмём тёзку. Он один будет?

– А мать?

– Она тоже больна?

– Тоже, от неё и заразился.

Час от часу!

– Женщина в каком состоянии? – вот вляпался, так вляпался.

– В среднем, – губы поджал.

– Она вам дочь или невестка?

– А это имеет значение?

– Я просто хотел спросить, а остальных членов семьи она не заразила? – лысый министр, похожий на Хрущёва, поджал губы. Властный товарищ, не привык просить.

– Нет, недавно все проверялись. Это невестка.

– Хорошо. Пусть приезжают. Разместим обоих в детском тубдиспансере. Там сейчас немного свободнее стало, – и правда ведь, за последние три с небольшим месяца выздоровело десять детей, а прибавилось только трое, да и те из Карпинска и Волчанска.

– Чайку…

– Подождите, Александр Михайлович. У меня к вам три просьбы. Даже, вернее, предложения. Вам два точно понравятся. Да и третье интересное.

– Предложения? Кого‑то устроить нужно в министерство? – конечно же, "Балъшой началник".

– Нет. Это не на минуту разговор. К тому же, нужно показывать картинки.

– Что машину спроектировали? Фурцева говорила, что вы инопланетянин, – улыбнулся, оттаивая, но глаза не весёлые.

– И машину тоже. Где мы сможем спокойно поговорить?

– Надолго в Москве? – протёр лысину платочком министр.

– Дня на три‑четыре. Как пойдёт.

– В понедельник в восемь утра в министерстве. На вас будет выписан пропуск. Кто‑то нужен кроме меня, – есть ведь деловые люди.

– Нужен человек, который занимается кузовами "Волг".

– Две сороки! Будут вам сороки, – теперь улыбнулся по‑настоящему.

– Сороки?

– Юрий Наумович Соро́чкин – это заместитель главного конструктора завода по кузовам. Виктор Петрович Сорокин – заместитель начальника экспериментального учебного цеха автозавода. Они на ГАЗе главные спецы по кузовам. Их там "двумя сороками" зовут. Сегодня же вызову. К понедельнику прибудут. Не придётся хоть краснеть? – опять насупился товарищ.

– Придётся. По противоположной причине.

– Заинтересовали. Сегодня суббота. В понедельник. Знаете, где находится наш дом терпимости?

– Дом терпимости?

– Здание имеет множество входов и выходов с разных сторон, в нем полно переходов, лабиринтов и тупиков. До революции это был доходный дом Алексея Хомякова. Ходят слухи, что в годы НЭПа в нем размещался дом терпимости, Благодаря множеству лабиринтов, тупиков, выходов его посетителям удавалось избегать нежелательных встреч.

– Не слышал. Интересно.

– Дом стоит на пересечении Кузнецкого моста и Петровки. Красивое здание, найдёте. Ну, не буду больше задерживать, вон за вами уже очередь выстроилась, – снова протёр лысину платочком, и крепко сжав руку, отошёл.

– Пётр Миронович! – вот и Фурцева.

– Добрый день, Екатерина Алексеевна, – чуть снова не поклонился. Здесь бы выглядело не смешно.

– Пётр Миронович, не знаю плохо это, или хорошо, но Михаил Андреевич и Леонид Ильич хотят познакомиться с Машей… вашей, – и радостно щерится, вспомнила про рифму.

– И где они?

– Сейчас пошли в малый зал. Там отдельный стол для руководителей.

– Я про Машу и Таню.

– А я откуда знаю. Шучу, не пугайтесь. Твой человек их у входа в Кремль встретил и проводил в гостиницу, потом моему заместителюотзвонился, а он мне передал, – змея, Пётр аж взмок. Потерять этих пигалиц в Кремле.

– Уже послали?

– Конечно, – снисходительно улыбнулась Фурцева.

– Позвоните в номер. Пусть посланец возьмёт серый чемодан. Без песен ведь не обойдётся.

– Уже чемоданами песни возишь? – чуть пьяненькая Екатерина Великая прыснула.

– Приходится с вами, – лучший экспромт всегда получается после долгих репетиций. Вот и проверим эту поговорку.

– Как привезут, я тебя заберу. Веселись пока. Много не пей, – и ломанулась за Хренниковым.

Ну, осталось пообщаться с Абрамом Моисеевичем Ляссом. Заведующий лабораторией ЦНИИТМ. Как это расшифровывается? ЦНИ понятно – Центральный научно исследовательский. ИТМ – институт тяжелого машиностроения? Или точного. Военный, значит. Из Подольска.

– Абрам Моисеевич, можно вас украсть у дамы на пару минут, – зав. лаб. высокий почти лысый мужчина с остатками волос только в районе висков подливал вина крашеной шатенке, не очень и молодой и совсем не привлекательной.

– Вы ведь композитор? – орлом вылетел лауреат из‑за стола.

– Поэт. Это к делу не относится. Я Первый секретарь горкома партии в городе Краснотурьинске. У нас там есть Богословский Алюминиевый завод.

– Знаю, даже знаком был с Рюминым, – покивал Моисеевич.

– Замечательно. Там есть литейка чёрная. Не большая. Насосное хозяйство и бронировка мельниц, ну, и по мелочи ещё всякой всячины льют. Тонн триста в месяц. Разговор о насосном хозяйстве. Нельзя ли ваши смеси там внедрить в этом году. У вас формальдегидные смолы? – Пётр отводил за руку товарища подальше от начинающего становиться шумным стола.

– Что, простите? Нет, у нас не пластмассы. У нас смеси на основе жидкого стекла.

Опять Штирлиц был на грани провала. Эдакое старьё. Даже не вчерашний, а позавчерашний день. И за это Ленинскую премию. Бред! Хотя ведь и живём в этом самом позавчерашнем дне. Как теперь выкручиваться. Ну, нет. Пойдём напролом.

– Абрам Моисеевич, а если к песку добавить не жидкое стекло, а эти самые смолы? Не пробовали? Я ещё дня четыре буду в Москве. Нужно встретиться, поговорить. Ещё такая идея есть. Берёте форму, накрываете слегка нагретой полиэтиленовой плёнкой. Потом ставите опоку. Герметичную. С патрубком. Засыпаете сухой песок и снова плёнку. Потом включаете небольшой вакуумный насос. Песок твердеет. Переворачиваете, не отсоединяя от вакуума. Устанавливаете стержни. И также со второй опокой. При этом вакуум не отключаете. Заливаете. Отключаете вакуум. Песок весь сам высыпается. Не нужна никакая регенерация. Только просеять. Чтобы плёнка не прилипла к отливке нужно из пульверизатора обрызгать её антипригарной краской. Лучше на основе спиртов. Быстрее высохнет. Метод резко увеличивает качество литья. Вот я вам на две Ленинских премии материала подкинул. Так, когда встречаемся?

– Пойдёмте сейчас со мной в гостиницу, я всех своих позову! – глаза горят, лысина блестит. Учёный!

– Не могу. Брежнев зовёт за свой стол. Песни петь. Завтра воскресенье, жду вас со всем коллективом в гостинице "Россия" в семь утра в холле. Не напивайтесь. Нужны ваши незамутнённые мозги.

– Пётр Миронович, где тебя черти носят. Брежнев тебя пока одного зовёт! – Фурцева. Вихрь в юбке.


Мы девчонки из простых
Без серёжек золотых
Вот таких, золотых
Но красивые, пардон
Посмотри со всех сторон
Посмотри, со всех сторон…
Припев:
Танцуй Россия и плачь Европа
А у меня самая, самая, самая красивая опа
Танцуй Россия и плачь Европа
А у меня самая, самая, самая красивая опа
Проигрыш.
Все артисты не вопрос
Миллионы алых роз
К моим ногам
Я девчонка из простых
Без серёжек золотых
Вот таких, золотых
Припев:
Танцуй Россия и плачь Аляска
А у меня самые, самые, самые красивые глазки
Танцуй Россия и плачь Европа
А у меня самая, самая, самая красивая опа
Рыдай Канада, пали из пушки
А у меня самые, самые, самые красивые ушки

Молчание? Да, нет. Гром оваций. Куда там. Притопывание и прихлопывание. Впечатлились. Особенно когда Вика‑Маша в конце сбацала задний глайд, иначе именуемый "лунной походкой", и…запустила шляпой в зрителей. Поймал Шелепин. Протянул Брежневу. А тот вдруг бросился на импровизированную сцену целовать девчонок. А потом и Петра. Три раза. Дай бог сил это пережить.

Однако теперь по порядку.

До того, как привезли девочек, пообщались с Вождём минут пять‑семь. Странные, непонятные вопросы и подковырки.

– Как охота в ваших краях? – все знают про страсть Брежнева к этому действу. Ну, не спорт же.

– Ходят люди и на лося, и на волков охотятся. Бывает, и на мишек натыкаются. Правда, за всем эти приходится ехать подальше в горы, звери ведь городской шум не любят.

– А мне вот доложили, что всех собак перестреляли, – и не понятно как реагировать. Будем по поговорке: "не знаешь, что говорить, говори правду".

– Да, уже и до соседних городов добрались.

– Помогает? – и опять этот взгляд.

– Десять детей и жена Героя Соц Труда, директора нашего подсобного хозяйства.

– А медики?

– Сомневаются.

– Мне вот, Катерина доложила, что ты теперь самый богатый человек в стране, – теперь глаза блеснули, издевается.

– Да, напали деньги. Со всех сторон валятся, не отбиться. Все на город пущу. Ну, почти все.

– Завидовать будут. Пакостить. Что сделали с тем доктором, что кляузу написал? – теперь точно смеётся.

– Закопали.

– Закопали? Живым? – и челюсть отпала.

– Что вы, Леонид Ильич, под ворохом бумаг. Целыми днями всякие отчёты пишет. От детей отодвинули. Нужно думать о других, если ты врач, а не о том, что с тобой может случиться. Перестраховщик и дурак.

– Много ведь дураков.

– Боремся.

– Успеваешь и песни писать, и книжки, и город резко в гору пошёл. Докладывают. Хватает времени?

– По двадцать пять часов с сутки работаю.

– Так в сутках двадцать четыре…

– А я встаю на час раньше, – купился Генсек на старую шутки, задребезжал. Мелко захихикал и подкравшийся бочком Суслов.

– Приехали.

Ну, слава Всевышнему.

На этот случай Пётр с Викой Цыгановой разработали целый сценарий. Времени особо не было, так что все реквизиты взяли уже готовые. Ну, какие были. Кроме того успели отработать корейский танец с Таней. И Вика, и Пётр видели, как корейские девушки из какого‑то танцевального коллектива танцуют под русские песни, в том числе и под эту нетленку Глюкозы. Времени было всего три дня, но в целом получилось неплохо. А сама Маша‑Вика ещё и над лунной походкой поработала. Тоже не Майкл Джексон. Только ведь на дворе 1967 год. Она не только первая, но и единственная.

Брежнев обнял обеих девочек и покрутил, разглядывая со всех сторон. На "сестрёнках" были платья в стиле "Милитари". Красота, кто понимает.

– Ну, что вы нам споёте? – влез поперёд батьки Устинов. Командир ведь. В будущем. Сейчас Гречко.

Вот Вика молодец. Она проигнорировала "второстепенный" персонаж и обратилась напрямую к Генсеку.

– Леонид Ильич, нам нужен магнитофон.

– А сами петь, что не можете? – опять вылез пьяненький Дмитрий Фёдорович.

– Катерина, есть здесь магнитофон? – всё ещё поворачивая так и эдак Таню отвлёкся на секунду Брежнев.

Фурцева Петром была предупреждена, и человек с немецким магнитофоном стоял за дверью. Але‑оп, и всё готово. Пётр достал из чемодана кассету с плёнкой "минусовкой" и поставил на магнитофон.

– Леонид Ильич, можно мы с сестрёнкой споём шуточную песню? – и невинно похлопала глазками.

– А гитары вам не надо? – приподнял свои брежневские брови Брежнев.

– Музыка записана на магнитофон, а петь мы будем по‑настоящему.

– Давайте шуточную.

– Ровно сто лет назад царь Александр II Николаевич продал американцам Аляску. В народе ходят слухи, что договор заключён на 99 лет и в этом году Штаты должны её вернуть. На самом деле это не так. Договор не предусматривает возврата. Но народу ведь хочется верить. Вот про это и есть наша песня, – произнёс вступительную речь Тишков и включил магнитофон.


– Не валяй дурака, Америка.
Не валяй дурака, Америка,
Вот те валенки, мёрзнешь небось.
Что Сибирь, что Аляска – два берега,
Баня, водка, гармонь и лосось.

Последний припев пели уже все вместе. Потом все члены Политбюро долго тискали девочек. Досталось поцелуев и объятий и Петру. Даже Фурцева чмокнула.

Выпили. За возвращение Аляски. Потом за Сибирь. Девочкам налили лимонаду и даже кока‑колы. Изыск и дефицит. Не знают ведь, что в будущем в ней будут с деталей ржавчину смывать.

– Может девочки ещё споют, – пьяненькая Фурцева и сама готова была выпрыгнуть на сцену. Ну как сцену? Просто по паре стульев с боков поставили, чтобы ограничить пространство.

– Песню так песню. – Пётр, прежде чем нажать на клавишу, предупредил, – Это тоже шуточная песня.

Включил воспроизведения. Зазвучала музыка Глюкозы. В отличие от оригинального исполнения, Пётр с Викой решили вступление растянуть на пару минут. Было предусмотрено действо. Украли у Майкла Джозефича Джексона. Вика подошла к чемодану, развернула стул так, чтобы зрителям не было видно, что в чемодане и открыла его. Потом сделала вокруг него боковой глайд и достала пиджак. Его сшили из толстого шёлка настолько белоснежного, что прямо глаза слепил. И ярко‑красные пуговицы. Шёлк как‑то, где‑то в Москве достал Мкртчян по просьбе Петра. Надела и ещё круг глайда. Дальше из чемодана были вынуты перчатки из этого же шёлка и тоже с красными пуговицами и таким же рантом. Последней на свет появилась шляпа. Её под маленькую девичью головку переделали в краснотурьинском ателье из шляпы Тишкова. Разрезали сзади и снова сшили, а чтобы скрыть шрам, натянули красную ленту. Ну, не Пьер Карден. Только это первая и единственная в мире шляпа для девочки.

Ну, а потом и грянули "песню"! Таня только подпевала в припевах. Вела Вика. Уж точно не хуже самой Глюкозы. Оригинальную версию Пётр сразу зарубил. Какие олигархи, да и опа – попа часто звучит. Добавил глазок и ушек. Так и смешней и не так по пролетарской душе скребёт. Получилось. А в конце задняя лунная походка. Из хайтеков хайтек. Снос башки. Удивили, поразили, впечатлили.

Пришлось и второй раз петь после перекуса и запивона. На этот раз припев и кое‑кто из старичков поддержал. И опять обнимание и целования. Один только Суслов что‑то недовольно пробурчал Пельше.

– А ещё, Пётр, есть у тебя новые песни? Тоже шуточные, – Брежнев уже прилично принял на грудь.

– Есть, но они на киноплёнке, – Пётр вытащил из чемодана коробки с киноплёнкой, – Нужен проектор и кинозал.

– Через аппарат изобретателя Евгения Мурзина пропущена музыка? – спросил подошедший Андрей Павлович Кириленко.

Пётр его узнал. В обкоме в Свердловске висит большой портрет предыдущего первого секретаря. Ни про какого Евгения Мурзина Штелле не слышал, но зарубочку в памяти оставил, завтра у Фурцевой поинтересоваться. Екатерина Алексеевна, если сама и не знает, то один чёрт информацию добудет. Может, нам это в свой удел обязательно нужно.

– Нет. Там просто короткометражные фильмы с песнями.

– Катерина, распорядись! Пошли, Пётр, выпьем пока. Хорошие у тебя песни. И все разные. А про день победы потом споём все вместе.

– Хорошо, Леонид Ильич.

Кинозал был небольшой. Мест на пятьдесят. Весь в красных тонах. Замечательные оббитые бархатом удобные кресла. Барствуют слуги народа. К нему довольно долго шли нестройной толпой по красным дорожкам, то поднимаясь по ступенькам, то спускаясь.

Клипы пришлось крутить два раза. Понравилось.

– Нужно показать в кинотеатрах. Не хуже всяких "самогонщиков". – Вынес вердикт Вождь. – Ты, Пётр, сам снимал? Хороший актёр этот дедок. Не узнал его. Как фамилия? Поощрить его надо. И Вертинская хороша. Катерина, дай им заслуженных артистов в этом году, – пьяный Брежнев был щедр.

От Штелле же не укрылось, как совершенно трезвые Пельше и Суслов опять шушукались. Ой, не к добру.

– Да, Катерина Ксевна, а девочкам чтобы завтра подарили хооорошие золотые серёжки. С красными камнями. Рубины там. Проследи. Потом доло – ик – жишь, – уже и язык заплетается. Пора на боковую.


Глава 26


Перебрал. Старался ведь не идти в ногу с политбюро. Может, и не шёл, но и того хватило. Пётр еле проснулся в половине седьмого, а на семь сам симпозиум назначил. Голова бо‑бо, во рту ка‑ка. И холодный душ не облегчение ожидаемое принёс, а сопли из носа. Сейчас бы "принять ванну, выпить чашечку кофе". Кофе и принял. Целую большую кружку. Дудки. Нет больших кружек. Хотя, где‑то, наверное, есть. Но в продаже не видел. Посему пришлось пить из стакана. Или кофе не тот, или нельзя из стакана, но и тут ожидаемого эффекта не получилось. Весь результат – сопли прошли. Голова по‑прежнему – бо‑бо. Анальгин? Взял с собой и анальгин, и аспирин, и даже ампициллин новомодный. Где‑то жена добыла. Врач ведь. Съел две таблетки и спустился в фойе. И охринел.

Внизу под лестницей стояла толпа. Человек двадцать. А за стеклянными дверями ещё почти столько же. Курили. И с первого взгляда было понятно, что это не постояльцы и не желающие этими постояльцами стать. Это по его душу. ВЕЩЕЙ НЕТ.

– Пётр Матвеевич! – из толпы вынырнул Лясс.

– Миронович.

– Ой, простите. Пётр Миронович, взбаламутил я наше болото. Один с другом поделился, тот со своим. Так и набралось по зёрнышку, – лауреат не смущался. Гордился. Вот она ГВАРДИЯ, что куёт для страны щит, ну и меч заодно.

– Абрам Моисеевич, я думал вас человек пять – семь будет, сядем на лавочки поговорим, а сейчас чего. Мне с лестницы вам речь толкать? – голова мгновенно перестала болеть. Поняла, что не до неё. О заднице беспокоиться надо. Тут, "не ходи к семи гадалкам", и пару человек из конторы "глубокого бурения" тусуются.

– Не переживайте, товарищ Тишков, – вперёд вышел солидный дядечка, точно "бурильщик", – Здесь есть несколько конференц залов, вот самый большой я уже зарезервировал. Только вас ждали. Разрешите представиться. Директор ЦНИИТОЧМАШ Виктор Максимович Сабельников. Кандидат технических наук.

– Ну, пойдёмте. Не готовился к лекции. Тезисы на комоде дома забыл, – пробурчал Пётр, пропуская начальство. Толпа всколыхнулась и быстренько выстроилась в очередь по научному ранжиру. Пошли.

Уселись. Попереглядывались. Прокашлялись. Пётр усиленно соображал, как объяснить знания. Он, конечно, преамбулу ещё вчера набросал, но получалось, что может и не сработать. Начнут копать, могут и докопаться. Вот так попаданцы и начинают свой путь в психушку.

– Давайте так, товарищи. Я сейчас объясню источник моих дурацких идей, а потом их расскажу. А вот отвечать на технические вопросы, скорее всего не смогу. Сейчас поймёте почему, – зал загудел.

– Пётр Миронович, вы не волнуйтесь, здесь собрались лучшие металлурги и химики нашего института. Вместе докопаемся до нюансов, – решил подбодрить его Лясс.

– Одним словом, есть у меня знакомый буржуй, – опять гул в зале.

– Пётр Миронович, а можно чуть поконкретнее, – директор выглядел "сосредоточено".

– Как скажите, Виктор Максимович. Мою книгу случайно увидел, случайно проходивший мимо книжного магазина в Москве барон Марсель Бик. Тот самый Бик. Вот у вас его ручке в кармане пиджака.

– Случайно? – теперь молодой человек из первого ряда.

– Если вы пришли сюда в чём‑то меня обвинять, то до свидания. Я первый секретарь горкома партии и вчера весь вечер провёл с Леонидом Ильичом Брежневым и другими членами Политбюро. Ещё один выкрик с места или вопрос не по делу и я уйду, – а что, пора "бурильщиков" на место ставить, – Прошу этого молодого человека покинуть зал.

– Извините его, Пётр Миронович, он будет нем, как рыба.

– Или я или он!

– Товарищ, Тишков…, – стал приподниматься выскочка.

– До свидания! – Пётр стал протискиваться к выходу.

– Пётр Миронович, он уходит. Товарищ Шестопалов, выйдите, – заорал Сабельников на, теперь уже без сомнения, "КГБшника".

– Хорошо. Позже поговорим, – злое личико "товарищ" изобразил.

Вышел под гробовое молчание.

– Марсель Бик, предложил мне издать мою книгу во Франции. Перед этим мы немного пообщались. Когда он узнал, что я работаю в металлургическом городе, то разговор незаметно перешёл на металлургию. Переводчицей была не металлург и не химик, сам барон тоже не металлург, он химик. Сюжет такой. К нему пришёл изобретатель и предложил создать линию по выпуску оборудования для литейного производства, – Пётр перевёл дух.

Вроде бы неплохая отмазка. Не поедут же во Францию проверять его слова у фабриканта Бика. Или поедут, отправят "сладкую ловушку". Подпоят, разговорят. Но ведь не сегодня. Да и не самое просто мероприятие.

– Давайте, чуть отвлечёмся от француза. Мне по роду деятельности приходится часто бывать на заводе, что расположен в Краснотурьинске. Там есть небольшая чёрная литейка. Вникал в производство. Интересно. Так вот, представил ваши стержни у них на производстве и задумался. А как с регенерацией песка? Часть стержней попадёт в бункера с отработанным песком и потом на бегуны. Пусть сита большую часть отсеют. В следующей фазе ещё. И ваши стержни будут накапливаться. Что произойдёт? Штелле точно знал, что произойдёт. Именно по этой причине стержни с жидким стеклом и не нашли широкого применения.

– Можно через несколько циклов обновить песок, – встал Лауреат Ленинской премии.

– Конечно же, можно. Всё имеет свою цену. Подумайте. Но вернёмся к изобретателю французу. Оборудование выглядит так…, – и Пётр описал линию по литью с вакуум‑плёночной формовкой. Ту саму линию, что через десять лет купят у японцев, да так толком в стране и не внедрят. Сначала перестройка, потом "лихие девяностые", а потом олигархи, которым нужно выжать всё из действующего оборудования, а не внедрять новое.

– Вот это мне барон Бик и поведал. Я думал, он советуется со мной, как с металлургом. Нет. Он отказал этому изобретателю. Там ведь из пластмасс только плёнка, а всё остальное железо. Не его профиль. А рассказал он по той причине, что зашёл разговор об изобретателях. Ну, про то, что многие изобретения опередили своё время. Вот как ручка его. Мы ещё в школах детей учим писать обычной перьевой ручкой. Чернильницы дочь в школу носит. Вечно в пятнах от этих чернил. А он вот такую хорошую ручку сделал. Вот он и поведал об изобретателе. И ещё одну вещь тот француз предложил. Добавлять к песку формальдегидные смолы. Мол, никакого нагрева, печей и прочей громоздкой техники. Только небольшие бегуны, высокоскоростные. Я точно не химик и состав этих смол не помню. Единственное, что могу подсказать, как‑то запомнилось из разговора, что песок должен быть промытым, не содержать глины. Она резко снижает прочность. И что нужна щавелевая кислота как катализатор. Вот и все мои знания.

Народ молчал.

– В США оболочковые формы пытался внедрить господин Яссон. Об этом были публикации, – прервал молчание седоусый дедушка в последнем ряду. Похож на запорожского казака. Чуба только не хватает. Просто лысина на голове.

Загалдели. Сначала тихонько, памятуя про окрик директора. Потом погромче. Потом громко. Пётр сел на стул. Ждал. Он рассказал, всё, что сам знал и помнил про эти процессы. Не сможет, скорее всего, ответить ни на один вопрос сих учёных мужей. Вопросы последовали. Самое интересное, что почти на половину ведь и ответил, память услужливо выталкивала на поверхность нюансы.

Хорошо поговорили. Всё, пора к химикам‑химичкам.


Глава 27


Список с номерами. И дальше химическая заумность.

C₆H₁₄N₂O₂ – Мельдоний, метаболическое средство, нормализующее энергетический метаболизм клеток, подвергшихся гипоксии или ишемии.

C17H19N3O3S – Омепразол. Он же – "Омез", препарат от гастрита и язвы.

C13H21NO3 – Альбутерол сульфат. Бронхорасширяющий препарат для купирования приступов бронхиальной астмы, а также для приёма при хроническом бронхите.

C22H30N6O4S – Силденафил. Препарат, обладающий выраженным влиянием на кровоток в области органов малого таза (в половом члене в том числе), самый мощный из афродизиаков. "Виагра".

C25H36N6O4S – Уденафил. Лекарственное средство, также предназначенное для лечения эректильной дисфункции, то есть неспособности достичь и сохранить эрекцию, необходимую для совершения полового акта.

C20H34O5 – Алпростадил. Препарат для постоянного лечения эректильной дисфункции. Но и он обладает сосудорасширяющим свойством.

Шесть лекарств. Шесть стеклянных баночек. Все синтезированы. По некоторым начаты испытания. Некоторые, коллеги присутствующих за столом дам, испробовали на себе. Остались под впечатлением. Речь конечно об "Омезе". А вы о чём подумали?

К встрече с дамами Пётр мог и хотел подготовиться. Если тебе это почти ничего не стоит, то почему бы и не поблистать. Сразу по приезду в Москву, едва разложив вещи в номере гостиницы, он набрал телефон директора рынка. И обломался. Товарищ Мкртчян на совещании в райкоме.

– А Армен на месте?

– Нет с ним.

– А когда будут?

– А когда будут, тогда будут.

И что делать весь план рушится.

– А вы не могли бы передать товарищи Мкртчяну, что звонил Тишков, я в гостинице Россия и номер телефона следующий…

– Товарищ Тишков, Пётр Миронович, это Акпер говорит, может, помните!

– Конечно, помню. Как новые нарды получили?

– Спасибо, Пётр Миронович, всё получили. Красивые. Все завидуют. Просят себе такие достать. Вы им не продавайте. Когда есть только у тебя – это одно, когда у всех, не интересно. Вы что‑то хотели, говорите мне. Смогу сам сделаю, не смогу, как только Петрос Мушегович вернётся, ему передам.

– Хорошо. Мне нужен казан горячего таджикского или узбекского плова по тому адресу, куда доставляют продукты послезавтра, в воскресенье, к десяти часам утра. К нему лепёшки и пару бутылок того абрикосового вина. Ну и если есть фрукты, – Штелле решил сам не готовить. Это время. Его в Москве всегда не хватает. К тому же вполне трезво оценивал он свои кулинарные способности. Это на ура прошли первые блюда. Новые, необычные. А так ведь ни разу не повар. Иссяк запас изысков, – Да, чуть не забыл. Если возможно, то пару баночек крабов и варёную кукурузу. Стоп, ещё варёный рис, если есть длиннозерный, – Решил всё же удивить и сварганить салат из "крабовых палочек". Только вместо химией приправленной рыбы, настоящие крабы. "Снатка" даже в свободной продаже бывает.

– Пётр Миронович, я сам повар, вы хотите из этих продуктов приготовить какое‑то необычное угощение?

– Салат.

– А рецепт не расскажите? – на том конце провода неприкрыто царило пренебрежительное недоверие.

– Легко. Берёте рис и отвариваете до состояние, когда он ещё не разварился, каждое зёрнышко отдельно. Каша не нужна.

– Это важно?

– Это – самое важное. Дальше. Берёте кукурузу и варите долго, чтобы получилось почти как отваренные молодые початки.

– Понятно. Не проблема.

– Потом отвариваете яйца и режете их на кусочки соизмеримые с зёрнами кукурузы. Самое главное для любого салата, чтобы составляющие были одного размера, – насмотрелся, блин, кулинарных каналов. Теперь настоящих поваров учит.

– Не слышал. Спасибо. Запомню.

– Теперь так же поступаем с крабами. Следующий ингредиент – лук. Он не должен быть горьким. Говорят, есть в Крыму сорт, аж сладкий. Не продают у вас на рынке.

– Почему не продают. Как раз продают. Сорт и называется "Крымский". Красный, плоский, сладкий. Только купить сложно. Знатоки сразу расхватывают. А что делать, если сейчас нет? – заинтриговал повара. Нет уже недоверия.

– Можно обычный белый лук обдать кипятком с небольшим количеством уксуса. Только потом промыть, не должно быть запаха уксуса.

– Сделаем. Все ингредиенты?

– Нет. Главный остался. Соус "Майонез". Нет у вас?

– Слышал, в техникуме, но никогда не пробовал. Научите готовить?

– Берёте отваренные вкрутую яйца и отделяете желтки от белков. Смешиваете с растительным маслом. Лучше оливковым, или хлопковым, в крайнем случае. Запах семечек тоже не нужен.

– Есть оливковое.

– Ну, и замечательно. Смешиваете, добавляете немного уксуса, соли, сахара и чуть‑чуть горчицы. Теперь взбиваете до бледно‑жёлтой сметанообразной массы. Вот этим майонезом и заправляется крабовый салат. Если сделаете и получится вкусно, то не нужно отдельно ингредиентов, пусть с пловом принесут готовый салат. Передайте Петросу, что я в долгу не останусь. Есть пару очень хороших песен.

– Вай, дорогой Пётр Миронович, я сам приготовлю и сам принесу. Какие счёты между друзьями. Если салат получится и его начнут подавать в ресторанах родственников и друзей Петроса Мушеговича, то уже десяток пловов окупится. Всё будет в лучшем виде. Можете о закусках не беспокоиться. Беспокойтесь о гостях. Придётся домой на носилках отвозить. Так накушаются.

Отправляясь "по бабам" не забыл и о девочках. Договорился с Макаревичем, что тот сводит их с Третьяковскую галерею. Ну, Вика Цыганова, конечно, была, а вот для Тани будет незабываемое впечатление из детства.

Вроде бы всё предусмотрел, а вышло, что чуть не опоздал. Раскланялся с металлургами и военными и пошёл к стоянке такси. А там очередь. Отвык ведь во времена проживания в будущем, которое все попаданцы хотят заменить вот на это прошлое. Память вещь избирательная, хорошее долго помнит, а вот об очередях норовит забыть.

Очередь двигалась. Подъезжали "Волги" с шашечками, ещё не жёлтые, а бежевые и не "24", а "21", но это скорости приближения к заветной дверке не меняло. Пётр глянул на изделия швейцарских гномов, опоздает, если ничего не предпринять. А что можно предпринять? Достать сотовый и позвонить в "Яндекс‑такси"? Поймать частника? Это в 67 году? Вернулся в гостиницу и заказал такси по телефону. Обещали в течение получаса. Ладно, один чёрт, быстрее не получится.

Успел ведь. К двери квартиры Чуковских поднялся без трёх минут десять. И не один поднялся, а с тремя помощниками. Вот надо отдать должное южным народам нашей необъятной Родины. Они другие. Тысячелетия воспитания в духе чинопочитания и понимания природы человека сделали своё дело. Плов был не в казане, как заказывал Пётр. Отнюдь. Он был на трёх огромных блюдах. И плова было три. По трём разным рецептам. Салат "Крабовые палочки" тоже был не в кастрюле. Его подали в большой супнице с плотно закрывающейся крышкой. Кроме того были не маленькие блюда с виноградом, мандаринами и совсем чудом – клубникой. Где взяли? В апреле? И три большие вазы. С розами. В одной белые, во второй розовые, в третьей кроваво‑красные. Опять чудо для 67 года. С "доставкой" столкнулся у подъезда. Препирались с консьержкой, не желающей поощрять эту вакханалию щедрости.

– Это со мной.

– А ты‑то кто, милок? – правильная тётка, бдит.

Пришлось распахнуть куртку. На сером пиджаке небольшой иконостас. Слева медаль лауреата "Ленинской премии". Справа орден "Трудового Красного знамени", две медали и значок члена "Союза писателей". Что уж на тётку подействовало? Значок или премия, не стал выяснять. Пропустила и ладно. А, уже поднимаясь по лестнице, понял, и не то и не другое. Куртка!

Обычная коричневая кожаная куртка. Сшитая по канонам 21 века. Капюшон, оторочка из песца, молния, куча всяких карманов, погончики. Ну, не за лётчика ведь тётечка приняла. Не иначе за знаменитого артиста. Вон сидит внизу гадает "Больших или Малых Академических театров". С курткой намучился. В ателье отказали. Ровно кожу не прошьют. Коробить будет. Слабоваты машинки. Пришлось идти к сапожникам. Тоже отказали. Машинки сломаны, никто починить не берётся. Есть одна допотопная, но строчку ровную не держит. Пётр вспомнил, что и в первые дни "попаданчества" прочёл об этом в местной газете. Дал команду отвезти машинки в ЛМЦ на завод, там отличные специалисты по ремонту станков. Починили ведь. Починили. Только лучше не стало. Машинка прыгает, как норовистая лошадка, и строчку всё равно не держит. Беда. Пришлось отправлять Макаревича на Уралобувь с подарком. Вручил ведро кедрового ореха и три кило мороженой клюквы, ну, и тонкую золотую цепочку, из новых. Сработало на пять. Приехали два наладчика. И наладили. Более того, научили этому специалистов по токарным станкам. А говорят, что взятки зло. Это заблуждение "по ходу". Вон сколько пользы. Главное – это цель. А тут цель явно благая. Во‑первых, куртка себе. Во‑вторых, куртки "дочерям". В‑третьих, у сапожной мастерской теперь есть две практически новые швейные машины, и есть специалисты по их наладке и ремонту. А в чём минус? Развратили главного по ремонту спеца на Уралобуви. Это одной цепочкой? Кто же в обозримом будущем ему вторую даст? Их ведь всего двое попаданцев. Ну, и не очень легко представить десятилетнюю девочку, раздающую цепочки. Хайтек!

Акперу нужно отдать должное. Дверь открыла старшая Чуковская. Бывший повар (повара, как и КГБешники бывшими не бывают) изобразил поклон из фильма про старика Хоттабыча и мановением руки запустил конвейер. Жаль, нет музыки. Чего ни будь из Хачатуряна. Пётр нёс вазы. За огромными букетами даже узнан не был. На стол всё не влезло, вазы разместились на полу, а блюдо с клубникой на комоде. Шок. Вот подходящее слово.

– Акпер, вот кассета с песней. Твоё угощение выше всяких похвал. А теперь представь пять таких угощений. Вот такая песня. Никто не слышал.

Пожали руки и распрощались. Дамы пытались оставить волшебника, но армянин был непреклонен. Дела. А песня и в самом деле была бомбой. "У беды глаза зелёные". Даже жалко расставаться. Намучались. Пела грудным контральто эфиопка. С чарующим акцентом. Просто снос башки. Это в 21 веке. Здесь – атомный взрыв.

Пока прощался с волшебником и песней, не обращал внимание на обитателей и гостей квартиры. А зря. Понюхали, попробовали. Оценили жест.

– Да, Пётр Миронович, зря вас Люша инопланетянином обзывает. Вы с этой планеты. Только из подземного мира. Там дьявол у вас на посылках? Как такое возможно в Москве ранней весной? – член‑кор так разволновалась, что даже акцент проступил. А кто она по национальности?

– Мы с Вельзевулом братья. Что скрывать правду, она всё равно на свет вылезет. Только одно но, он меня ограничивает в чудесах, на сегодня всё. Исчерпан лимит, – шутейно поклонился, – Плов нельзя есть холодным. Быстро к столу.

Сидели, болтали ни о чём. Доедали плов. Вдруг звонок в дверь. На манеже те же. Опять Акпер. Плетённая корзина. В ней коньяк "Камю", шампанское "Мадам Клико", ананас, и в нагрузку ещё и термос с мороженным.

– Петрос Мушегович послушал песню. Это лучшая ваша песня.

Акпер ушёл, а Пётр остался.

– Пётр Миронович, а как зовут третьего брата. Это от него подарки? – а ведь и правда, перебор, для нищей интеллигенции в 1967 году. Даже у Брежнева вчера было на пятьдесят балов дешевле, по пятидесятипятибальной шкале.

– Плов нельзя есть холодным, а мороженное горячим.

– О какой песне говорил этот прохвост, – насела с другой стороны Люшина мать.

Пришлось достать кассету перемотать, найти и поставить. Атомный взрыв. Все рыдали. Все, это и Пётр тоже. Вещь.

– Пётр Миронович, но ведь так нельзя. Такого не бывает. Каждая ваша песня – это шок для всей страны. Это же за пределами человеческих возможностей. Кто вы на самом деле? – возопила вернувшись из "дамской комнаты" главная химичка.

– Мороженное тает и всех моих способностей не хватит превратить сладкую жижицу в мороженное назад. Вернёмся к нашим баранам.

Потом сидели в кабинете главного Чуковского и обсуждали лекарства. Цезаревна с мамой мыли посуду и готовили чай, сидели втроём. Рахиль Хацкелевна, доктор Вера Спиридоновна Ляшенко и Пётр. И как только эти дамы докторами наук стали? Они, скорее всего, хорошие химики, а вот организаторы – никакие. Лекарства даже у нас не зарегистрированы. Ну, им, возможно, виднее про всякие там испытания клинические, Пётр не особенно в курсе был, а вот дальше.

– Нужно сделать так, чтобы их не смогли у вас украсть иностранцы. И в тоже время, нужно сделать так, чтобы за патентами выстроилась очередь, – попытался включить в процесс спасения Родины женщин попаданец.

– Этим занимается соответствующая организация, автор ведь передаёт все права государству, получая патент, – разъяснила политику партии член‑кор секретарю этой партии.

– Да, и ладно. Вам нужно получить заграничные патенты. И ещё нужны правильные статьи в журналах. А самое главное, особенно по "Виагре", статьи с восхвалением должны появиться на первых страницах таблоидов.

– Да, вы с ума сошли, Пётр Миронович. И что такое "таблоид"? – Фрейдлина как от больного отмахнулась.

– Что же плохого будет, если на первой странице "Таймс" – это и есть таблоид, появится статья с заголовком: "Эти русские смогли получить афродизиак, который на самом деле работает. Где вы, стареющие ловеласы, вам дорога в Москву. Только поплотнее набейте кошельки долларами. Русские научились торговать".

– Вы предлагаете нам самим торговать? – квадратные глаза.

– Я секретарь горкома, а не прикидывающийся им психбольной. Просто в СССР с патентов платят проценты. Здесь это миллионы и миллионы долларов, если наладить выпуск только этого препарата, то продажи будут на миллиарды долларов. А Омез? Тоже ведь потребность огромная. Гастрит у каждого третьего. А у каждого второго мысль, что у него гастрит. А если этой мысли нет, то её нужно внушить. Вспомните начало романа "Трое в лодке, не считая собаки", там главный герой нашёл у себя все болезни, даже, кажется, беременность. Вот статьи с такими симптомами раннего гастрита и начинающей язвы должны неделями быть на страницах западных газет. В Москве должен быть магазин, который продаёт только ваши лекарства и проклятые буржуи должны часами стоять в очереди. Пусть побывают в нашей шкуре. Страна тратит огромные деньги на вооружение, иначе бы давно съели. Пусть за это оружие платят их граждане, а не наши.

– А ведь Вельзевул не отнял у вас способности к чудесам. Обманули. Вон хлещут, как из рога изобилия. Делитесь планами. Поможем, чем можем.


Глава 28


Только приступили к конструктивной беседе о завоевании западного рынка, как в дверь позвонили. И без всяких шестых чувств Пётр понял, что это по его душу. Нет, по тело. В душу коммунисты не верят. За дверью был без экивоков коммунист. Ростом товарищ был с Петра, может на пару сантиметров даже пониже, а вот вес. Вес коммунист имел под сотню. И это был не пивной животик. Это были мышицы.

– Тишков Пётр Миронович? – спросил, но в ответе не нуждался, возможно, фотографию видел, – Собирайтесь, едем в Завидово.

Очевидно, обладатель мышц ожидал вопрос, типа: "Куда?" или "Зачем?". Пётр промолчал. Кто же в 21 веке не знает, что в Завидово дача "дорогого" Леонида Ильича. Помолчали.

– Где ваши дочери? – первым бросил играть в молчанку коммунист.

Пётр мельком глянул на часы. И уловил приподнявшуюся бровь "собеседника". Швейцарцы показывали почти двенадцать. Зря их надел, запоздало пожалел Пётр. Довыпендривался. Теперь доложат.

– Скорее всего, в Третьяковской галерее.

И тут товарищ удивил. Он достал из внутреннего кармана рацию. Вполне себе небольшую и даже в пластмассе. Для 1967 года вещь неординарная.

– Василий, к выходу в Третьяковку. Две девочки десяти лет, – посланец вопросительно выгнул бровь.

– С ними мужчина лет сорока в кожаной куртке. Девочки в куртках с капюшоном из серого материала, – подсказал Пётр, правильно истолковав выгибание. Ну, так не интересно, а где: "Первый, я Окунь, говорю со дна Невы".

– Собирайтесь. Машина внизу. Вам нужно заехать в гостиницу?

– Зачем?

– За песнями, – чуть ли не изобразил улыбку "собеседник", но вовремя одумался.

– Нет, кассеты с собой, – да, разве можно такую ценность в номере оставлять. Вон, в знаменитом многострадальном портфеле.

– Жду вас в машине.

Пришлось распрощаться. Ну, тезисы намечены, пусть думают. Назначили ещё одну встречу во вторник вечером в ресторане "Прага". Просто Пётр других не знал. Не "масквич". У подъезда ожидала не "Чайка". Да даже и не "Волга". Рафик? Так ведь и не Рафик. Чудо‑юдо. Голубая машинка типа Рафика, но без окон. И мордочка другая. Более квадратная и с круглыми фарами.

– Что это? – поинтересовался Пётр у собеседника, обойдя голубое чудо.

– ЕрАЗ‑762. Говно машина. Хоть и новый, но ломается каждые три дня. Только что снова из ремонта. Ни черта армяне делать не умеют.

А вот Пётр был не согласен. Вот сегодняшний банкет, сумели. В ошибках подчинённых всегда виноват начальник. Либо не тем делом заставил заниматься, либо не проконтролировал. Как‑то в одном из попаданческих романов Штелле читал про эту машину. Тоже ругал афтор. Прочёл видно ругань в википедии. А мы не будем ругать. Нам дела нет. Нам нужно Краснотурьинск сделать лучшим городом мира, а не страну спасать. Не умеют и не хотят армяне с грузинами выпускать хорошие, качественные машины и флаг им в руки, и барабан на шею, и ноты за пазуху. Пусть мандарины выращивают. Вон, дети их видят только под Новый Год. Значит, мало деревьев, мало рабочих рук. Заводы надо строить в России, а мандарины выращивать в Грузии с Арменией, а не наоборот.

В принципе, понятна и основная идея, заставляющая там строить заводы. Идей‑то несколько, в том числе и демографическая. Там быстро растёт население за счёт высокой рождаемости и людей нужно трудоустраивать, но не это главное. Главное – увеличить процент "рабочих" в республиках. Именно из‑за того, что на Украине при создании СССР была мала прослойка пролетариата (Сельское население – крестьяне.) Ленин со Сталиным и отдали "безвозмездно" хохлам Донецк, Луганск, Николаев, Одессу. Это чисто русские города с крохотным процентом фамилий заканчивающихся на "О". Зато там пролетариата, хоть ешь одним местом. Кому лучше сделали творцы 1 перестройки? И вообще, для гениев у них многовато ошибок.

– Ваши? – отвлёк от государственных мыслей Петра коммунист.

Дорогу пересекали Маша с Таней в сопровождении Макаревича и трёх похожих на коммуниста типов.

– Пётр Миронович, нас что арестовали? – бросился к Штелле литовский еврей.

– Ну, что вы, Марк Янович, нас Брежнев в гости зовёт.

– Приказано вас троих доставить, – пробубнил главный коммунист.

– Марк Янович – директор колхоза, в котором и создан наш ансамбль. Думаю, Леониду Ильичу будет интересно с ним познакомиться. Кроме того, там ведь будут принимать горячительные напитки, а кто в это время присмотрит за девочками? – сделал Пётр попытку повысить общественный статус бывшего зыка.

– Есть приказ. Присмотрят, не волнуйтесь, там будут и внуки Леонида Ильича.

– Извините, Марк Янович, пытался. До свидания. Встречаемся завтра в половине восьмого у меня в номере.

Внутри неказистое изделие армянских автомобилестроителей выглядело гораздо презентабельней. Почти что салон Кадиллака, только столика с висками всякими не хватает. Тёмная почти чёрная замша, шторки на несуществующих окнах. Уют. И кто‑то поработал над шумоизоляцией и вообще над изоляцией и не дуло по ногам, и звука мотора почти не слышно. Могут ведь, если заставят.

Внуков у дорогого Леонида Ильича на даче было трое (все): пятнадцатилетняя Виктория, восьмилетний Леонид и шестилетний Андрей. Невеста Виктория держалась в стороне и только холодно кивнула при встрече. Пока! Пока девочки не избавились от курток. Эти модницы в музей одели сценические платья. Стиль Милитари со стоячим воротником и десятком карманов на стальных молниях, самых широких, что нашли. Плюс сам материал. Камуфляж типа американского woddlanda, то есть близко расположенные пятна коричневого, чёрного, зелёного и очень светло‑зелёного цветов. Спереди шнуровка, как на ботинке, плюс чёрный кожаный ремень с довольно массивной латунной (из рондоля, чтобы не тускнел) пряжкой. Из такой же кожи узкие погоны, спускающиеся с плеча на рукав, тоже с пряжками. Ну и берцы. Из чёрной кожи со вставками светло‑коричневой.

Осматривать девочек бросились все и Виктория и Галина и даже бабушка Виктория и жена Юрия Леонидовича – Людмила Владимировна. Пусть смотрят для того и шили. Подошёл покрутить юных дарований и Марис Лиеапа. Новая пассия Галины, и не побоялась ведь женатого мужика привести в дом родителей.

– Где это делают? Импорт? – характер внучки уже сложился. Дед с бабкой разбаловали.

– Разве загнивающие капиталисты так смогут? Материал сделан на Свердловском камвольном комбинате, а пошиты платья в ателье Краснотурьинска. У нас же и ботинки в сапожной мастерской сшили. Понравилось?

– А кто модельер? – неудобный вопрос задала Галина Леонидовна.

Пётр его с Машей‑Викой обговаривали. Та открещивалась, как могла.

– Пётр Миронович мне десять лет! Не забывайте.

Пришлось взять огонь на себя.

– Он перед вами.

– Ну, надо же? Поэт, писатель, художник, модельер. Разносторонний вы человек.

– Галчонок, ты не поверишь, но Фурцева мне рассказала об ещё одном таланте Петра. Он отлично рассказывает им же и придуманные анекдоты.

– Пётр Миронович, немедленно расскажите свой анекдот, – безапелляционно потребовал "Галчонок".

– Прямо вот с порога?

– Да, не стесняйтесь, все свои, – подмигнул ему Марис.

– А можно тогда политический. Раз все свои, то не посадят ведь.

– Уже не плохо. А давай политический, – изобразил грузинский акцент Брежнев.

Первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущёв посетил свиноферму. Фотокорреспонденты газеты "Правда" сделали снимки и на утро обсуждают, как же их подписать. Один предлагает:

– Свиньи вокруг товарища Хрущёва.

– Отклонено!

Другой редактор:

– Товарищ Хрущёв среди свиней.

– Ни в коем случае! Это же Первый Секретарь!

Думали, думали… На утро вышла газета и подпись под фото: "Третий слева – товарищ Хрущёв".

Через пять минут публика вытерла слёзы и потребовала продолжения банкета.

– Какизменил Хрущёв Ленинскую формулу коммунизма?

– Коммунизм – это советская власть плюс кукурузизация всей страны.

– Кукурузизация! Пётр Миронович, ну уморили. Сами всё придумываете? Вам надо вместо Райкина выступать. У вас смешнее, – опять пять минут слёзы и сопли вытирали. Первой вот жена дорогого Леонида Ильича отсмеялась.

– Пётр, давай ещё один и к столу. Короткий только, – Брежнев достал платок и вытер слёзы, что скопились в уголках глаз.

На пенсии Никита Сергеевич посылает жену в магазин за икрой. Нина Петровна сходила в обычный гастроном и ничего не принесла. Возмущается Никита Сергеевич:

– Всего две недели прошло, как меня сняли, а уже все развалили.

– Развалили! – Леонида Ильича пополам согнуло.

– Почему после удаления Сталина из мавзолея там удвоили охрану?

– Возле мавзолея видели Хрущева с раскладушкой.

– Всё! Всё, хватит! Нельзя же так, до сердечного приступа доведёте, – замахала на Петра руками Галина, – Пойдёмте, почаёвничаем, а потом девочки нам споют пару песен.

Немного о самом Завидово. Пётр раньше не был, хотя и слышал, что из дачи сделали музей. Гуляй – не хочу. Дача поразила. Нет, далеко не роскошью. Убожеством. Само здание по шкале Рихтера получит девять балов. Человека 21 века затрясёт и повалит на землю. Двухэтажный небольшой барак из серого камня, больше всего напоминающего шлакоблок. И ни чем не облицован. К нему две сросшиеся пристройки в один этаж и с одной стороны. Какой‑то неоклассицизм. Пётр в душе надеялся, что архитектора расстреляли. Дальше – больше. В двух десятках метров отдельным строением небольшая баня. Деревянная, совершенно не вписывающаяся в композицию. И вокруг всего этого растаявший уже луг, с молодой порослью мать‑и‑мачехи и лопуха. Можно ведь герань посадить, колокольчики разные, ромашки, нет, обычные сорняки. Хорошо, хоть борщевика нет. Или его ещё в страну не завезли горе агрономы.

Как фамилия этого ландшафтного архитектора? Дайте адрес, чтобы случайно не зайти.

Внутри дачи тоже не лучше. Стоп. Перед входом в дом стоит фигурка небольшого оленя, покрашенная в золотой цвет. Другой краски не было? Или от покраски унитаза осталась? И ведь дорогой Леонид Ильич этим всем гордится, он сюда руководителей иностранных государств приглашает. Или Брежнев чистейшей воды бессребреник, или полный идиот. А ещё в обоих случаях у него нет ни малейшего вкуса. Необразованный крестьянин.

Внутри была только одна вещь, которая выбивалась из нищей безвкусицы. Биллиардная, с хорошим массивным столом и фонарями над ним. Кии из какого‑то красноватого дерева. Шары из слоновой кости. Или сейчас ещё нет других. В холле на первом этаже лежал большой ковёр. Очень большой и не очень красивый. Просто большой ковёр. С низким ворсом и низкой плотности. Дешёвая поделка из Узбекистана. На стене голова кабана. Потом путешествуя по дому, увидел ещё две головы, оленью и волчью. Головы были хороши. Для охотничьего домика или дома средневекового барона. Но ведь это дача. Неудобные и немягкие стулья, длинный банкетный стол. Канапушка несуразная, не в цвет остальной мебели. Кухня вообще собрана из разных по стилю и цвету предметов. И во всех комнатах изделия неумех стеклодувов из Гусь Хрустального висят на потолке, а ведь Чехословакия рядом и сидит на наших дотациях. Ладно, сами люстры, привези мастеров и обучи этих гусей хрустальных.

Что не так с этой реальностью? Почему строим Асуаны и отправляем сотни танков и самолётов в Египет, сотни самолётов во Вьетнам и не можем сделать евроремонт главе государства.

Почаёвничали за этим самым длиннющим столом. Хорошо хоть не самовар вынесли. Жена Леонида Ильича и ещё одна женщина внесли несколько больших заварочных чайников. Потом чашки с блюдцами. Вполне себе красивые, не иначе у императоров позаимствовали. На всех только вот одинаковых не хватило. Точно нужно расстрелять организатора этого всего. А вот пирог с яблоками был хорош. Настоящий штрудель. Пётр пробовал в Мюнхене.

– Мне добавки.

На этом действе к Брежневу подошёл один из коммунистов и отозвал в другое помещение. А когда Леонид Ильич возвращался, то Пётр мельком увидел в приоткрывшуюся дверь Семичастного. И не узнал бы, но товарищ Председатель Комитета был в генеральской форме.

Брежнев Владимира Ефимовича к столу не позвал и сам спасать мир не ломанулся. Только усаживаясь снова во главу столу, с непонятным прищуром глянул на Петра. Дескать: "Ну‑ну".

– Пётр Миронович, – это Виктория Петровна, – Вы бы сняли пиджак и галстук, вон вспотели. У нас тепло.

А Тишков взял и сдуру выполнил. А там хайтековская рубашка. До этого из‑за костюма и галстука была почти не видна, ну может, пуговки на воротнике в глаза бросались. А теперь?

– Ну, ничего себе! – это вскочили Галина и начала его вертеть.

– Опять Краснотурьинск? – одобрительно покивал Лиепа.

– Лёня, тебе надо такую же рубаху, – включилась и устроившая всё это жена дорогого Леонида Ильича.

– А мне платье, – не удержалась внучка.

– И мне парочку, – подлила масла "Галчонок", – Марис, а тебе нужно такую рубашку и костюм. А то краснеть иногда за тебя приходится.

– Прям уж краснеть? – на солисте балета был явно заграничный костюм, но один чёрт мешковатый и брюки застёгивались чуть не на груди.

– И не спорь. Пётр Миронович, как это организовать? – Галина, не встретив сопротивления родителей, разошлась.

Домашней заготовки на такой вопрос не было. Пришлось импровизировать.

– У меня созрел дьявольский план. Озвучить?

– Не томите, – это невеста Вика не удержалась.

– Леонид Ильич берет вас и летит в Свердловск. Там он встречается с руководством области, посещает Уралвагонзавод в Нижнем Тагиле. А вы в это время приезжаете в Краснотурьинск, с вас снимают мерки и в авральном порядке шьют заказанные вещи. Марис же берёт с собой партнёршу и даёт пару выступлений в наших дворцах. Кроме вас желателен приезд в Краснотурьинск и человека, который в армии отвечает за форму. Леонид Ильич, вы же видели форму, что была на Гагарине? – сказал, и аж передёрнуло от страха, уже Генеральному секретарю указивки выдаёт.

– Папа! – это понятно Галчонок, но возможно не сработало бы.

– Деда? – может и этого бы не хватило, хотя Вика старалась, столько мольбы в голосе.

– И мне форму! – всеми забытые дети младшего Брежнева напомнили о себе хором, а тут и отец проявился.

– Правда, пап давай съездим, – торговый представитель СССР в Швеции, наверное, за всё время застолья столько слов не сказал, – и Люда себе платья закажет, а то ей и, правда, в Швеции краснеть приходится.

Людмила Владимировна, серой мышкой сидевшая среди внуков, вдруг смутилась и добавила свой пятачок.

– Не удобно, ведь.

Это, скорее всего, Брежнева и добило. Всё же мужик он решительный и за семью горой.

– Возьму Гречко с Устиновым и Кириленко. Первого демонстрация и дальше концерт. Второго отсыпаемся. Третьего летим в Свердловск. Вечером вы садитесь в поезд и едете в Краснотурьинск, а мы в Тагил. Двух дней хватит, – кивок Петра, – Пятого выезжаете назад и шестого утром самолёт в Москву. По форме скажу Гречко, пусть возьмёт с собой кого. Красивая, без всяких сомнений, но ты ведь представляешь, сколько будет стоить переодеть всю армию, перестроить все заводы?

Пётр ничего не ответил. Мозг лихорадочно бился в голове, пытаясь от навалившегося ужаса сбежать куда подальше. Разрядила обстановку Виктория Петровна.

– Пётр Миронович, Лёня говорил, что ваши дочери поют замечательные песни. Можно послушать?

Нужно.

– Нам нужен магнитофон, – осмотрел комнату Пётр.

– Сейчас принесу, – подскочила Вика.

Принесла чёрно‑белый чемоданчик, открыла. Совсем даже и не плохо. Катушечный магнитофон Grundig TK 47 Stereo. Пётр от швейцарца в два с лишним раза больше по размерам получил установку, но понадеемся на качество немцев. Поставил катушку с песнями, что уже пели после награждения. Не надо множить сущности, тем более, что таких песен и придумано‑то не больно много. Вика спела "Не валяй дурака Америка", а потом устроила своё представление с чемоданом. Понятно, что в гостиницу за ним пришлось всё же заезжать. Сам Пётр бы и не вспомнил, подсказала Таня. Уже залезли в армянский "Рафик" и даже тронулись. И тут:

– А чемодан?

Пришлось ехать в "Россию". Так как гостиница ещё была не достроена, то подъехать к западному корпуса днём не получилось. Пришлось пешком прогуляться. Но вернёмся к песням.

Когда смолкли последние аккорды "Гуляй Россия и плачь Европа" и Вика‑Маша продемонстрировала заднюю лунную походку, наступила тишина. Эффект ожидаемый. Вещь для 1967 года убийственная.

– А меня так научи, – первой выскочила на центр комнаты Вика.

– Да, Пётр Миронович, потрясли. Убийственная вещь, – первым высказал своё мнение Лиепа, – Я тоже этому хочу научиться. Интересный город Краснотурьинск. Уже с нетерпением жду поездки. Там ведь, наверное, ещё больше чудес?

Ответить не дали, все начали хлопать и требовать повторить. Один Брежнев сидел и широко улыбался. Он ведь уже видел и именно поэтому пригласил показать семье. Теперь вот, как и всякий политик, купался в лучах чужой славы.

– А нет у вас новых песен про войну? – это неожиданно подала голос Виктория Петровна.

– Ну, баба, пусть споют ещё раз про Европу, – аж покраснела от крика младшая Виктория.

– Вот уж и спросить нельзя, – отмахнулась жена дорогого Ильича.

– Хорошо. Сейчас Маша с Таней ещё раз споют про Европу, а потом новую военную, – ринулся мирить небожителей Пётр.

Спели. Нужно было перемотать плёнку, так как нужная песня, вернее минусовка была через две песни, но Пётр не разобравшись до конца в управлении немцем, нажал не на ту клавишу. Вместо шуршания перемотки началась песня, Тишков хотел её выключить и всё же перемотать, но не дали.

– А ну, стоять! – это скомандовала Галина.

Оно и понятно. Голосом эфиопской дивы Kerttu Dirir воссоздавалась одна из лучших песен, написанный в СССР – "У беды глаза зелёные". Наверное, Сергей Беликов пел не хуже. Нет, споёт. Или теперь не споёт. Не в этом дело. И Штелле и Цыганова слышали эту песню и в исполнении Ваенги, и в попытке переделать слова на женские Толкуновой. Куда им до Беликова, даже слушать противно. А вот высокое меццо‑сопрано эфиопки и чудесный акцент сделали песню даже лучше, чем у Беликова. К концу все вытирали слёзы, не стесняясь.

– Что это было? – первым обрёл голос Генсек.

– Песня. Новая. Завтра буду регистрировать, – пожал плечами Тишков.

– Пётр, ты дурочка‑то не включай. Кто поёт? – подлетел Брежнев.

– По моей просьбе недавно Екатерина Алексеевна Фурцева прислала в Краснотурьинск трёх молодых певиц. Одну из Эфиопии её зовут Керту Дирир и двоих с Кубы. Вот эта Керту и пела.

– У вас, что там негритянки по Краснотурьинску разгуливают? – усмехнулась Галина.

– Одна Кубинка довольно темнокожая. Она дочь заместителя министра РВС – Революционных вооружённых сил Кубы, и целого "КОМАНДАНТЕ" Хуана Альмейда Боске. Зовут девушку Джанетта Анна Альмейда Боске.

– Как‑то это мимо меня прошло. Дочь заместителя министра вооружённых сил Кубы? Продолжаешь удивлять ты меня Пётр. Вроде бы некуда уже, а каждую минуту новость. Тут вот Семичастный приезжал, говорил, что ты военным лекцию сегодня в "России" читал, и секреты государственные выбалтывал.

– Врёт ваш Семичастный, – закусил удила Пётр, один чёрт ничем хорошим общение с сильными мира сего не заканчиваются. Ошибся.

– Поясни, – и взгляд, такой хитринький. Явно не так доложил ГБшник.

– Совершенно случайно я стал обладателем передовой технологии литья, вот и хотел рассказать о ней новым знакомым. Вчера только познакомились при вручении премий. А товарищ Лясс Абрам Моисеевич привёл половину института, вместе с директором. Вот лекция и получилась.

– Случайно? – опять ухмылочка.

– По пьяному делу барон Бик проболтался. Он когда узнал, что я с металлургического города решил получить у меня бесплатную консультацию, а получилось, что выдал ценную информацию. Я и решил поделиться с компетентными товарищами, – Петра отпустило. Брежнев не позвал бы его к семье, если хоть в чём‑то подозревал.

– Мне тут посоветовали использовать тебя для вербовки этого Бика. Сможешь?

– Леонид Ильич, Марсель Бик это капиталист до мозга костей, он ненавидит коммунистов, и завербовать по политическим мотивам его нельзя. А под принуждением, наверное, можно, но не факт, что он не заявит об этом ДГСЕ и будет гнать нам дезу. Тот, кто вам это насоветовал либо совсем не специалист, либо враг нашей страны.

– Но, но! Мне Семичастный сказал, что это идея Михаила Андреевича, – насупил брови Брежнев, – Не считаешь же ты Суслова врагом?

"Ещё как считаю"! – хотелось прямо закричать. Нельзя. Брежнев его ценит и верит.

– Ну, что вы, Леонид Ильич, от Суслова я видел только хорошее. Значит, он просто не обладает всей информацией. Бик с помощью меня заработает кучу денег, именно поэтому и общается со мной. Капиталист. Везде ищет выгоду. Именно так его и надо использовать. Он получает выгоду от моих произведений, а я и вся страна от его недальновидности и недооценки моих умственных способностей.

– Умный? Да, не сверкай глазами. Сам знаю, что умный. И коммунист настоящий. Пойдём, выпьем по сто грамм перцовочки, и ставь песню про войну, – Брежнев был одет по‑домашнему, в синий спортивный костюм. Причём рукава куртки были ему чуть велики, и он загнул манжеты, демонстрирую обмётку резинок. Ёкарный бабай, Генеральный секретарь ходит в импортном костюме не по размеру. Сейчас Брежнев куртку расстегнул и ещё и ворот рубахи ослабил, совсем как уставший пенсионер. А сколько ему лет? Шестого года. Получается шестьдесят первый идёт. Пенсионер и есть. Выпили, Пётр перемотал кассету, нашёл начало песни и включил. Эту вещь они разучили недавно. И участие Петра в её создании было близко к нулю. Текст вспомнила Вика, она же и музыку подобрала, целый вечер третируя гитару. Потом аранжировку сделал Гофман. А вот Пётр песню слышал в той жизни всего один раз. Понравилась, но не запомнилась. Песня называлась "Прадедушка". Вот сейчас Маша‑Вика её и сбацала под весёлые аккорды из техники побеждённых. Была в тексте натяжечка. Пётр попытался её исправить. Даже не так, натяжек было много. Во‑первых, в словах: "Прадедушка, прадедушка он всю прошёл войну, от Волги и до самого Берлина". Война точно не с Волги началась. Пётр заменил "От Бреста и до самого Берлина". Дальше, ещё хуже: "Он так рано ушёл на войну, был как я он в военные годы". Ребёнком, что ли? Бред. Заменил на: "Он уж взрослым ушёл на войну, был немолод в военные годы". Но дальше автор гнёт своё: "Он защитником Родины стал, хоть совсем ещё был мальчишкой". И к этим словам нет рифмы. Рифма нужна к слову "вышел". То есть: "И с победою к дому вышел". Получилось: "Он не гнулся от вражьих вспышек". Коряво, но уж точно лучше, чем было.

Вот и всё участие Петра. Была и ещё одна натяжка. Прадедушка. А война закончилась всего двадцать два года назад. Но ведь если ушёл не молодым, то с натяжечкой и прокатит.

Спели. Ну, вот, опять слёзы и все лезут с поцелуями. Ну, с Галиной‑то ещё и ладно бы, правда дочь смотрит, а вот с Брежневым и с бабушкой Викторией.

– Сильная вещь, – пожал руку и Лиепа, а Вика с внуками принялись обниматься с Машей и Таней. Полный "хеппи энд".

– Лёня, за эту песню надо наградить Петра, – неожиданно сказала своё и Виктория Петровна.

– Тут по три раза на день думаешь, то ли наградить его, то ли в тюрьму посадить? – буркнул "Лёня" для проформы, но Бабушка не дала увильнуть, – Петра нужно наградить орденом, а девочек путёвками в Артек.

– Как скажешь, командир, – обнял жену Генсек.

Ну, и начали прощаться.


Глава 29


К министерству Штелле подъехал за десять минут до назначенной встречи. Подъехал в отвратном настроении. Макаревич в половине восьмого не зашёл. В принципе к Марку Яновичу особых дел не было, так обменяться информацией. Но не пришёл. Более того, когда Пётр, с тревогой поглядывая на часы, спускался в вестибюль, то показалось ему, что за ним слежка. И это чувство не покидало всю дорогу. А ещё предчувствие надвигающейся беды. Не прямо вот через пять минут Апокалипсис, а щемящее чувство тревоги. И это не было связано с ним, именно про литовского еврея он думал в это время.

В главный вход ломилась толпа. Мужчины, женщины, спешили рулить автомобилестроением. Когда спешишь, ведь всегда плохо получается. Вот и не стало именно по этой причине оно передовым. Спешили догнать Америку, потом разбитую и превращённую в руины Германию, а потом и нищие аграрные Испании с Грециями. Спешили. Людей насмешили.

Пётр подождал, когда толпа рассосётся и вошёл в фойе. До этого несколько раз прогулялся вдоль ломанного фасада. Красиво. Умели раньше строить. Нужно найти чертежи и построить нечто подобное в Краснотурьинске, решил Пётр. Он протянул паспорт вахтёру в милицейской форме и сообщил, что на него должен быть выписан пропуск. И тут ему поплохело. Из‑за спины вахтера вышел пожилой седой человек и спросил:

– Тишков Пётр Миронович?

Не узнать было сложно. Столько раз в юности видел портреты. Это был Андропов. Допрыгался. Стоп. Но ведь Андропов сейчас не в КГБ, он заведующий Отделом ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран. Проворонит и Чехословакию и Польшу. А потом угробит страну, подсунув своего протеже. Может, задушить его прямо здесь. Нет, не успеет. Вон, милиционер рядом.

– Вы Тишков? – снова пристал Андропов.

– Я, – прохрипел, вдруг ставшим непослушным горлом.

– А я – Анатолий Маврикиевич Кригер, главный конструктор ЗИЛа. Товарищ министр просил вас встретить. Интересное он вам дал описание, но узнаваемое. "Человек будет стоять и удивляться, почему у него не берут автографа". Похоже. Даже в лице изменились.

– Смешно, – интересно, а этот немец знает, что он двойник Андропова. Хотя нет. Он ведь двойник Андропова в старости, а Юрий Владимирович сейчас, наверное, выглядит иначе.

Поднялись на второй этаж, миновали приёмную и оказались в огромном кабинете. Ну, и как всегда. Если договаривались посидеть вчетвером, то этих четверых будет несколько партий. В кабинете навскидку было человек пятнадцать.

– Пётр Миронович, извините, не удержался, собрал каких смог добыть конструкторов, заинтриговали вы меня свои заявлением, что нам краснеть придётся. Вот не захотел краснеть один. Заходите, присаживайтесь вот сюда, – Александр Михайлович Тарасов показал на ближайший к себе стул.

Со своими мазюками и завиральными идеями оказался среди настоящих спецов. Среди целой кодлы настоящих спецов. Заклюют. И не потому, что он выскочка, а потому, что они кодла. Они и без него знают куда плыть. Придётся менять сценарий. И начинать с конца.

– Александр Михайлович, а можно я сначала озвучу свои предложения не связанные с автомобилями?

– А что так? Всё‑таки испугались? – изобразил улыбку двойник Хрущева. Прямо шоу двойников. И все похожи на глав государства.

– Нет, просто потом пойдёт ругань и после этого предложения будут звучать по‑другому, – вполне искренне ответил Тишков.

– Думаете, поругаемся?

– Грош цена совещанию, если на нём не выбито пары зубов. Зачем тогда собирались, – попытался отшутиться.

– И то верно, бывало и за грудки друг друга хватают. Ладно, уважим нашего гостя, послушаем не про автомобили, – а народ никак не отреагировал, сидел и молча смотрел в переносицу. Дела!

Пётр достал из порезанного портфеля картинки с санаторием в Трускавце. Проект уже утвердили в Министерстве цветной металлургии. И теперь у Петра были на руках не эскизики, им намалёванные, а вполне себе документы, в том числе и цветные картинки. Вот их он министру и сунул.

– Я предлагаю вашему министерству построить в Краснотурьинске противотуберкулёзный центр для работников вашего ведомства. Вот его проект.

Тарасов изменился в лице. Потом собрался, тряхнул, головой, вытер лысину платочком и стал перебирать листки с красивыми деревянными теремами.

– Однако! Полюбуйтесь, Виктор Николаевич, – министр протянул листки сидящему рядом с Петром мужчине, – Пётр Миронович, вы не обижайтесь, что я вам людей пока не представил, вы ведь всё равно сразу всех не запомните. Это – в прошлом мой заместитель Виктор Николаевич Поляков. В августе 1966 года был назначен генеральным директором строящегося Волжского автомобильного завода.

– А почему в Краснотурьинске, а не в Крыму, – правильный вопрос.

– Можете строить и в Крыму, но тогда я за его эффективность не отвечаю, – пожал Пётр плечами, а что ещё ответить.

– Давайте, я справку дам. В Краснотурьинске научились лечить туберкулёз, – помог Тарасов.

– Даже так. И почему этот опыт нельзя развернуть на всю страну? – оп‑па попали. Вот ведь гад этот Поляков, лучше бы о качестве будущих Жигулей думал. Не рассказывать же о собаках.

– Эксперимент не завершён.

– Нда? А что, Волжский завод вложится в строительство, готов оплатить пару таких домиков.

Дальше пошло веселей. В результате и ЗИЛ, и ГАЗ и АЗЛК тоже согласились тряхнуть мощной. Это уже не маленький санаторий, а и в самом деле Центр. Где столько собак брать?

– Пётр Миронович, а не объясните тугодуму, вам‑то эта лишняя головная боль зачем? – опять Поляков.

– Что ж, на самом деле нуждается в объяснении. Я хочу сделать из Краснотурьинска Нью‑Васюки.

– Но это не ответ, так как сразу последует новое "Зачем", – теперь напал министр.

– Хочу, чтобы в моём городе жили обеспеченные, довольные жизнью люди, не стояли в очередях, не завидовали москвичам, что у них есть Большой театр и цирк на Цветном бульваре, хочу, чтобы было всё наоборот.

– А можно и мне вопрос задать товарищу? – маленький патлатый человечек из последних рядов тянул руку, прямо как школьник, выучивший урок.

– Слушаю.

– А как Противотуберкулёзный Центр приблизит вашу мечту? – и с гордым видом Наполеона сел. Ну, прямо разгромил. Аустерлиц.

– Очень просто. Вы ведь не откажитесь снабжать всем необходимым пациентов и медиков с обслуживающим персоналом. Нужна высокобелковая диета. Красная и чёрная икра. Телятина. Нужны фрукты. Ну, и врачи, которые вылечат ваших родственников и знакомых, ведь будут надеяться на первоочередную покупку автомобиля. Вот такой я материалист и крохобор. Ни капли коммунистического духа.

– Пойдёте ко мне замом? – покачал головой Тарасов, – Такие крохоборы ой как нужны.

– Кто же будет заниматься Нью‑Васюками? Уже Фурцевой два раза отказывал. И три раза председателю Свердловского облисполкома.

– Жаль. Хорошо, с первым вашим предложением согласен. Оставляйте документы, лично буду контролировать прохождение в инстанциях, а то похоронят под грудой ненужных бумажек. Давайте второе.

– Хочу показать ещё рисунки, но прошу об этом никому до принятия решении не рассказывать, – Пётр вытащил из портфеля следующую папку скоросшиватель.

– Всё так серьёзно, – нахмурился Тарасов.

– Будущие партнёры могут взбрыкнуть, сначала надо подписать договор.

– Хорошо, давайте пообещаем, товарищи, – министр окинул взглядом собравшихся.

Погудели. Пётр вздохнул тяжело, разве удержат секрет семнадцать человек. Значит, нужна огромная скорость в реализации. Придётся, может и "дорогого" Леонида Ильича задействовать. Сказал же, чтоб обращался если что. Протянул папку Тарасову. Тот развязал тесёмочки и достал рисунки в цветном карандаше.

– Ну, ни хрена себе!

На рисунке в жёлто‑оранжево‑чёрных тонах был нарисован скутер Malaguti Madison 3YLC, 125. Малагути Медисон. Такой был у одного его рабочего, когда Пётр работал в Качканаре. Красивый зараза.

– Что это, Пётр Миронович? Бля, да тут ещё один.

Второй ведь ещё круче. Honda's Elysium – скутер с крышей. Но какой скутер. Словно сошедший с фильмов фантастических про далёкое будущее. Даже для 2020 круто, а тут. Этот был, как и оригинал, в бело‑оранжевой гамме.

– Это мотороллеры, которые я хочу выпускать в Краснотурьинске. Ходовая и двигатель от Чезеты.

– Товарищи посмотрите, – Тарасов пустил листки по рукам.

Ажиотаж спал, только когда министр хлопнул ладонью по столу со всей силы.

– В общем, так, Пётр Миронович, завтра я иду к Косыгину. Какие к чёрту Васюки. Вам надо у нас работать.

– А я иду к Брежневу. Он обещал помочь отбиваться от заблуждающихся, – темнил, так сходи, проверь, полюбопытствуй у самого Генерального секретаря.

Тарасов покраснел и сел. Отдышался. Рыкнул на массовку. Шушукующуюся.

– Излагайте ваш план.

– План прост. Ява прекратила выпуск мотороллеров Чезета, не берут. Заключить с ними договор о поставках всех запчастей, кроме корпуса. Причём не россыпью, а в сборе узлы и отлаженные. Корпуса делать самим. Пластмассой займётся мой знакомый барон. Слышали фамилию Бик. Вот, он. В Краснотурьинске строим бараки и размещаем там листогибочное оборудование и оборудование для контактной сварки. Если в СССР это проблема, то оборудование поставит Марсель Бик. Я договорюсь. У Явы покупаем детали с договором, что они нам постепенно налаживают выпуск всё большего и большего процента деталей. Вплоть до полной самостоятельности. Постепенно строим нормальные корпуса и переносим оборудование туда. Кроме того нужно озаботиться патентами. А то акулы империализма быстро скопируют. Рекламу я беру на себя. Если фильм "Римские каникулы" заставил тысячи и тысячи людей купить себе мотороллер, то уверяю вас, мой фильм заставит купить мотороллер "Крылья Родины" десятки миллионов человек по всему мира. На этом изложение бизнес‑проекта считаю законченным. Разрешите получить замечания.

Молчали. Обтекали.

– Не потянет страна два таких гиганта, – первый испугался директор ВАЗа.

– Я обещал Екатерине Алексеевне Фурцевой, что за несколько лет закрою ваш кредит в триста миллионов долларов своими песнями.

– Правда? – это патлатый товарищ, теперь вылез без разрешения. Холерик.

– Без всяких сомнений. Лишь бы не помешали, – не понравилось Петру перешёптывания Суслова с Пельше. Те ещё "новаторы", консерваторы.

– Триста миллионов долларов за песни, – не унималась галёрка.

– Мы же собрались не обсуждать достоинства и недостатки моих стихов, – посадил патлатого на место Тишков.

– Да, Виктор Петрович, давайте не отвлекаться. Знакомьтесь, Пётр Миронович, это – Виктор Петрович Сорокин – заместитель начальника экспериментального учебного цеха, а до этого работал заместителем начальника прессового корпуса Горьковского автозавода. Про него я вам и говорил.

– Вернёмся к нашим баранам? – устало усмехнулся Пётр.

– Нет, Пётр Миронович. Здесь не решим. Нужно проконсультироваться с Внешторгом. С юристами. Посмотреть планы на этот год. Где‑то ведь ужаться придётся. Даже если только бараки. Звучит просто, но ведь нужны и люди, то есть дома, садики, школы, столовые. Да, что я вам рассказываю, вы ведь первый секретарь горкома. Сами всё прекрасно понимаете. Идея замечательная. И, скорее всего, очень своевременная. Обещаю лично курировать каждый чих. Создам отдельную группу. С этим пока всё. Что ж, теперь, может, вернёмся к автомобилестроению?

– Почему нет, – Штелле достал третью папку и положил перед министром.

Подпрыгиваний, как с мотороллерами не было. Устали прыгать. Молча передавали листы друг другу. Пока последний вновь оказался в руках Тарасова.

– Сильно. Что скажите, Юрий Наумович? Ваша епархия. Это, Пётр Миронович, Юрий Наумович Сорочкин – конструктор. Лауреат Сталинской премии за 1943 год. До 1963 года – главный конструктор завода ПАЗ имени Жданова, а сейчас заместитель главного конструктора ГАЗа по кузовам.

Представительный седой мужчина, что сидел рядом с патлатым Сорокиным, встал. Прокехался. Поправил галстук. Потрогал пуговицу.

– А время? Сейчас полно работы с кузовом ГАЗ‑24. Не знаю. Красиво и функционально. Где раньше были, товарищ поэт? – и сел.

– Ещё есть мнения? – Тарасов обвёл молчащий кабинет взглядом.

– Нет не правы вы были, Пётр Миронович, не будет драки. Стыдно им. И мне стыдно. На словах есть что добавить?

– А как же. Я купил две Волги, гонорар за книги потратил. Уже сделаны пресс‑формы для трёх дверей, заканчиваем четвёртую. Через пять, максимум шесть месяцев эти машины будут ездить по нашим Васюкам. Покажу Брежневу. Вы же все слышали про его страсть к машинам хорошим. Он вас пожурит по‑отечески. А я за это время свяжусь с людьми из ЦНИИТА. Они сейчас в сотрудничестве с уфимским моторным заводом пытаются смонтировать свой инжектор на несколько серийных "Волг" ГАЗ‑21. Что надо? Денег, я дам. Нужен Rambler Rebel 1967 модельного года, который выпускает фирма Nash, входящая в состав концерна AMC. На этой машине стоит инжектор. Я через барона достану. А вы как делали машины с отставанием в двадцать лет, так и будете делать, потом в тридцать. А потом вообще перестанете. Кому нужны будут ведра с болтами, когда можно будет купить мерседес, – и тоже сел.

– Ну, вот и зубы полетели, – это приподнялся Виктор Николаевич Поляков, – Пётр Миронович, вы не обижайтесь. Выслушайте. Конечно, сделаете. И инжекторы поставите и салоны, как на картинках. Над вами план не высится горой неподъёмной. Я помогу не за шесть месяцев сделать, а за три. Это ничего не изменит. А вот показать Леониду Ильичу – это хорошая мысль. Он Соракам хвосты накрутит и нам достанется. И, может, вместо 24 Волги будем ваших красавиц делать. Только и это отставание от Запада не изменит. Только чуть сократит. Тут надо, как во время войны, чтобы вся страна жилы рвала. А машину хорошую придумали. И себе такую хочу, тем более с инжектором. Можно три?

Заржали. Отпустило. Всё же не враги собрались, а настоящие конструктора и инженеры. Два часа и не заметил, как пролетело. Начали прощаться.

– Давайте подведём итог, товарищи, – похлопал ладонью по столу Тарасов, – С Противотуберкулёзным Центром решили, с Чезетой разберёмся, обещаю, все усилия, на которые способен, приложить. По машинам. Схожу завтра к Косыгину, покажу ваши проекты. Потом созвонимся. Виктор Николаевич, раз обещали опытные экземпляры сделать за три месяца, засучивайте рукава. По инжекторам. Купите рамблер ребел. А с людьми из ЦНИИТА я сегодня же свяжусь. Всё вроде?


Глава 30


Как там в песне Гарика Сукачёва: "Брел, брел, брел в розовый край на солнце". Пётр решил до Лаврушинского переулка пешком прогуляться. Нет, не от самого министерства. Далековато. Дошёл до станции метро "Кузнецкий мост". Сел там в синий вагончик и доехал до станции "Третьяковская" с двумя пересадками. Шифровался. Продефилировал по Большой Ордынке, свернул в Большой Толмачёвский переулок. И каждый раз при первой же возможности проверялся. Слежка была. Этого мужика он вычислил ещё у министерства. Серые брюки. Светло‑коричневая вельветовая куртка, кепка чуть великоватая топтуну. Всё время поправлял. Или это привычка? Вот не смотрелся он ни на КГБшника, ни на мента, служащего в наружке. Слишком легко вычислялся и начинал нервничать при попытках Петра сменить направление. Штелле даже один раз специально пошёл навстречу сопровождающему, чтобы разглядеть получше. Мужик дёрнулся и даже попытался отвернуться. Короткая стрижка, серые глаза, большой нос картофелиной. Нет, не спецслужба. Тогда кто?

В "Союзе Писателей" сразу попал в цепкие руки Смирновой. Вера Васильевна была не одна, попивала чаёк с последней женой Толстого Людмилой Ильиничной Крестинской‑Баршевой. Красивая жгучая брюнетка. Была лет тридцать назад, но и сейчас в шестьдесят лет была ещё хоть куда, ухожена, напомажена, озолочона и обрилиантина. Пётр зацепил краем сознания, её вроде бы должны скоро ограбить. Или путает? Ну, нет. Вот ведь на ней та самая брошь "Бурбонская лилия". Яркий синий камень в центре. Что‑то там с молдаванами, но это будет гораздо позже, кажется перед олимпиадой в Москве.

Новостей было не мало. Из самых хороших, то, что книгу Алексея Толстого с добавлением песен Тишкова и некоторых эпизодов от вдовы перевели на французский и отдали месье Бику. Причём, лично и, причём, вчера, и сам он в Москве и желает свидеться с месье Тишковым. Вот с минуты на минуту и появится. Кроме того, книгу прочитала Вера Васильевна, отдала Федину и они, посовещавшись, решили издать её в СССР тиражом двести тысяч. Гонорар Людмила Ильинична разделила по‑честному. Ей две трети, за себя и покойного мужа, а Петру треть. А, что вполне справедливо. Кто же от лишних трёх с половиной тысяч откажется, это за восемь песен коротеньких. Их в фильме больше, но в книгу они не втискивались, да и не нужны были, и в фильме‑то лишние. Дотягивали до двух серий.

Следующая новость тоже интересная. Немцы, которые ФРГ, договорились с немцами, которые ГДР и купили у них перевод Буратин. Но ведь немцы ГДР не могут торговать чужим. Перевод переводом, но нужно и с автором договориться. Прислали юриста, он тоже в Москве, и тоже желает видеть герра Тишкова. Придёт через два часа.

И на закусочку чехи. Решили снимать фильм. Спрашивают, кто напишет сценарий. Ну, нет. Фильм – хорошо, сценарий – плохо.

– Я готова принять участие, – так вот зачем здесь богатая вдова. А зачем ей деньги? Продай пару вещиц из коллекции и хватит до самой смерти.

– И что нужно от меня? – ведь просто так даже чирий не вскочит.

– Несколько песен, немного музыки и согласие. Ну, ещё иногда буду звонить консультироваться.

Однако. Остались песни из прошлого фильма, но их ни Пётр, ни Вика почти не помнили, так отдельные слова и кусочки мотива. Только ведь раз они не запомнились, то значит и до бессмертной "Пока живут на свете дураки" не дотягивают. Придумывать самому? А смогём? Что‑то из мультфильмов не вышедших ещё переделать. А дамы смотрят в упор. Им надо. Престиж. Так и ему не помешает. Много ли зарубежных фильмов снято по русским сценариям.

– Хорошо. Сроки?

– Месяца три‑четыре.

– А там либо ишак либо падишах сдохнут, – похихикали.

– Если песни будут качества предыдущих, то гонорар пополам. Годится? – и серьёзное такое выражение лица благородно стареющего.

– Договорились.

– Bonjour. Comment ça va? Excusez‑moi, – это в дверь постучали и в проёме нарисовалась сладкая парочка французов, увидев лишнего человека барон попятился, но был мадам Толстой остановлен.

– Tout va bien. Я уже ухожу. Заходите.

– А договор? – не понял Пётр.

– Договор заключаем завтра и с Марселем, – улыбка барону, – и с немцами, – сдвинутые брови, – Всё. Bonne journée! – Людмила Ильинична выскользнула за дверь.

Пётр выложил на стол Смирновой готовую рукопись и повернулся к французам.

– А не пойти ли нам перекусить в таком случае. И маковой росинки сегодня во рту не было, – предложил Бику Штелле. Ну, не при Вере Васильевне же о делал скорбных калякать.

– Тот ресторан. Прага. – с чудовищным акцентом, но на русском выдал капиталист. Значит, осознал важность Петра и решил выучить русский. Молоток.

– Один момент. Сейчас позвоню, попробую договориться, – Пётр набрал номер Мкртчяна.

К счастью, Петрос Мушегович был на месте. Поблагодарил за волшебную песню и как истинный волшебник легко разрешил ситуацию.

– Через десять минут подъедет серая Волга. Отвезёт в ресторан и дождётся, чтобы отвезти назад. В ресторане встретят, – вот как надо работать. Зачем их заставлять дурацкие машины клепать.

В отдельном кабинете в Праге обменялись новостями под борщ и антрекоты. Не пили. Петру ещё с немцем встречаться и потом песни регистрировать. Первым начал барон.

– Кубик под названием: Кубик‑Бубик запатентован в Америке, Германии, Англии и Франции, – а что, Пётр другого названия придумать не смог. Нужно броское и непонятное. Заменил одну букву.

– А сочленения?

– И они тоже. Дальше. Во Франции на моём предприятии выпущена первая пробная партия. Первого мая поступят в розничные торговые сети. Вам я привёз сто экземпляров, целый чемодан. Они у меня в номере, я остановился в той же гостинице, – переводчица успевала и есть, и говорить с ненабитым ртом. Чудеса.

Штелле, голодный после битвы с автомобилестроителями, разделался со своими порциями в пару минут. Только за ушами пищало.

– Фигурки к сказке тоже в нескольких экземплярах отлиты и раскрашены. Тоже в номере.

– Хорошо. Поедем назад, я всё заберу. А что с издательством?

– Переводчик над вашими продолжениями работу почти закончил. Он тоже аристократ, даже не барон, а целый граф. Его отец бывший русский офицер. Фамилия – Беннигсен, Александр.

– Передавайте привет с родины. Вернуться не хочет?

– Не спрашивал. И последнее. Немцы, что купили перевод, это довольно крупное издательство детских книг "Kinderbrockhaus". Они откуда‑то узнали и про фигурки. Хотят купить по десять тысяч экземпляров. Общая стоимость сделки восемьдесят пять тысяч марок. Требуется ваше согласие, – а ведь месье Бик и правда честный человек. Мог и не говорить об этом. Или не мог? Немец через час ведь может проболтаться.

– Конечно.

– Да, вот реквизиты банка в Париже и номер счёта. Туда будут поступать все гонорары. Ничего не имеете против BNP Paribas Bank.

Тот самый Парибас, что в 2014 году заплатит рекордный штраф почти в 9 миллиардов за нарушение им американских санкций против Ирана, Судана и Кубы. Ну, до этого далеко.

– Название слышал. Ничего против не имею.

Настала очередь Петра. Он достал из‑под стола портфель с чудесами, и вынул очередную папку скоросшиватель. В ней были чертежи и эскизы с бритвенным одноразовым станком. Тем самым "Биком". Более того был и сам станок. Сделали на зоне. В ход пошли детские кубики. Чуть кустарно, но вполне функционально и самое главное, можно потрогать.

– Можно брать с собой в командировку, можно купить в любом киоске, если забыл взять с собой в Сен‑Тропе. Можно предусмотреть женский вариант, для бритья ног, с чуть более толстой ручкой для удобства, – прокомментировал Штелле рисунки.

Марсель повертел станок, попробовал побриться. Затем засучил рукав и срезал волосы на запястье.

– Аdmirablemen! Чудьесна! – и принялся брить свою руку дальше, – Мagnifiquement! Ви гений.

Ну, ещё бы. Что вот только делать с Шиком и Жилеттом? Как не создать себе конкурента?

– Запатентуйте и не продавайте патенты ни за какие деньги.

– Это золотая жила. Я же не идиот, её продавать, – ага, а как же тогда получилось с Жилеттом?

– Дальше идёт более сложная конструкция с тремя лезвиями и плавающей головкой, но она только в чертежах. Мои умельцы не смогли её сделать.

– Фигни? Нэт. Фигня. Сможешь! Нет. Сможу. Я сможу, – флаг в руки.

– Всё запатентовать. Особенно в Америке, и каждый узел отдельно. Ву компрёне? – тоже можно ломанным французским похвастать.

– Коньешно, компрёне.

– Ещё одна идея. Вакуумная упаковка. Это полиэтиленовый контейнер. Лучше из прозрачного материала. Крышка. В ней клапан для подключения насоса. И клапан с резинкой для подачи воздуха. Это ручной насос. Засыпаете в контейнер спагетти и закрываете крышку, потом откачиваете воздух. Макароны не портятся несколько дней. Или ягоды. А это упрощённый вариант контейнера, скажем для заморозки ягод, или для ношения на работу обеда. Здесь нет вакуума. Просто плотная крышка. А это круглый вариант. В нём можно в розничной сети продавать, скажем, майонез или кетчуп. Берётесь?

– Дайте, дайте. Дёргаешь за резинку, и воздух заходит в контейнер. Понятно.

Нужно изучить рынок, но запатентую сразу, как вернусь во Францию. И пробную партию выпущу. Месье Тишков, как вам такие гениальные идеи в голову приходят. Не хотите переехать в Париж и устроиться ко мне на фирму заместителем.

– Смешно. Мне только что министр автомобилестроения предлагал идти к нему замом, а до этого министр культуры. Спасибо. У русских есть поговорка: "Где родился, там и пригодился". Нужно жить по ней. Кстати, по автомобилестроению. Мне нужна машина. Дорогая. Это седан Rambler Rebel 1967 модельного года, который выпускает фирма Nash, входящая в качестве отделения в состав концерна AMC. Только 1967 года, раньше не надо. Там другой двигатель. Если не получится быстро достать американца, то сначала пусть будет купе Mercedes‑Benz 300 SL ("крыло чайки"). Можно и даже лучше старенький 1955 – 56 года. Интересен двигатель. Он должен быть в очень хорошем состоянии, – и про первую и про вторую машину с инжектором Пётр прочитал, когда собирал материал для книги про мальчика попаданца, и вот пригодилось.

– Я заядлый автолюбитель и даже немного гоняю, нельзя узнать, чем именно вас привлекли именно эти машины? – Бик уже тоже разделался с обедом и сейчас попивал лимонад.

– Там нет карбюратора, – чего скрывать‑то и сам разузнает если захочет, только при этом и ещё кто‑то узнает, что русские интересуются инжектором.

– Точно, про Мерседес помню, но боши забросили эту идею.

– А мне интересно.

– Гут, как говорят наши "друзья". Будут вам обе машины. Хотя вы ошибаетесь. Этот мерседес очень дорогой, их выпущено всего чуть более тысячи штук. Но, надо, значит найдём. Поспьешу. Как с вами связаться?

А как? Есть три варианта. Через Смирнову. Так себе вариант, если машины иметь в виду. Через Фурцеву. Екатерина Алексеевна пробивная женщина. Но опять супердорогие машины. С её‑то коммунистическими взглядами. Лучше гусей не дразнить. Оставался Тарасов. Тоже не простой человек. Но он знает, зачем товарищу Тишкову эти суперкары. Не по Крещатику рассекать. Для дела.

– Вот телефон. Это министр автомобильной промышленности СССР Тарасов Александр Михайлович. Он в курсе машин. Подождите месье Бик, если это и, правда, так дорого, то…

– Это только деньги. Заработаем. Считайте это авансом.

Ну, и ладно. Всё, пора на встречу с "бошем". А с этого кроме денег чего потребовать? Или вместо денег?


Глава 31



"Тем, кто дружен, не страшны тревоги,
Нам любые дороги дороги".

– Ваш гонорар двадцать тысяч марок, – немец был грузный.

Красиво одет в светло‑серый костюм, галстук подобран под рубашку. Пробор на светлой голове. Ещё бы три десятка кило сбросить и истинный ариец. А так. Пузан пузаном.

– Гер Флигерт. А можно не деньгами? – Пётр придумал, что с немца стребовать.

– А что вас интересует? – русского Фриц не знал. Нет, Фриц – это не прозвище. Это имя. Фриц Флигерт. Немецкий уже Пётр знал так себе.Общались через переводчицу. Вроде бы флигер – это один из парусов. Моряками, значит, предки были.

– А интересует нас асфальтоукладчик.

Бабам. Это у всех присутствующих челюсти отвалились. Присутствовали люди не простые. И Федин был. И Фурцеву позвали. Уж точно не каждый день ФРГшное издательство заключает договор с русским писателем. Но Фурцева, один чёрт, перебор. Болеет за своего протеже? Или бдит? А то отчебучит чего. Вот! Уже отчебучил. У земляка… Стоп. Земляк – это когда родились в одном месте. Штелле‑то был немцем, но родился в СССР и менять на толерантную Европу его не собирался. А как, одним словом, называются представители одной нации? Нацисты? Смешно. Соплеменники. Только, при чём здесь сопли? У немца тоже челюсть отвалилась, когда переводчица донесла до Фрица смысл просьбы. Долго искала синонимы.

– Asphalt fertiger?

– О! Я! Я! Asphalt fertiger, – и без впавшей в кому старушки обошёлся Пётр.

– Ungewöhnliche bitte, необычная просьба, – вот гад, а прикидывался, что великим не владеет. Самка собаки.

– И всё же?

– Боюсь, что я не владею ценами на данную продукцию, но думаю, она стоит дороже двадцати тысяч, – практически без акцента выдал герр.

– А вы увеличьте тираж. С игрушками у вас и миллион экземпляров купят. Это ноу‑хау. Никто ещё так не делал. За идею надо платить. Мне нужен Асфальтоукладчик, – Федин и Фурцева начали рвать на себе воротники. Старушка переводчица судорожно сучить ногами. А немец улыбнулся.

– Достойный соперник. Я проконсультируюсь. Ответ завтра. Разрешите откланяться, – это он уже Фурцевой.

Екатерина Алексеевна икнула. Это немец посчитал положительным ответом. И отбыл.

Федин вышел молча, если учитывать, что это его кабинет, то всё было плохо. За ним потянулись и прочие писатели. Ушла, вздыхая, Смирнова. Ушла переводчица и ещё одна женщина, тоже какая‑то писательница, Пётр фамилии не запомнил. Звать Людмила. А зачем она присутствовала при разговоре. Из органов?

– Ты рехнулся.

Это не было вопросом. Это была констатация.

– Екатерина Алексеевна, вот увидите, завтра этот толстенький моряк придёт и подпишет договор. В договоре будет указана цена в сто с лишним тысяч марок, а не двадцать, которые он мне хотел всучить, раз я нищий русский дурак. Налог, который возьмёт с меня государство, увеличится в шесть, скажем, раз. И где здесь помешанные?

– А если не придёт? – а глаза загорелись, как у бездомной кошки на кринку сметаны.

– Отсутствие информации делает нас слабыми, а обладание ею, не делает сильным, если ты до этого не был этим сильным. Барон Бик мне сказал, что немцы хотят заключить с ним договор на игрушки к моим книгам, а значит, хотят и со мной. Но ведь они капиталисты, а мы варвары и дегенераты. Даже не люди. Мы недочеловеки. Унтерменши. Ну, побили мы ихнего Гитлера. Люди‑то другими не стали, а значит, и мы не перестали быть недочеловеками. Но среди нас оказался один умный примат. Немец обрадовался. Он придёт и заключит договор и попытается меня обмануть, подсунув плохой асфальтоукладчик. А вы с Тарасовым должны найти информацию по этому вопросу, чтобы меня не обманули.

– Ну, ты Миронович и нахал. А массаж ступней тебе не сделать? – расцвела прямо Екатерина Великая.

– А умеете? – поржали. Отпустило. На смех заглянул и глава Союза Писателей.

– Заходи Константин. Пётр Миронович, уверяет, что придёт завтра германец и подпишет договор. А он ведь провидец. Поверим?

– Думал, инфаркт хватит. А можно узнать, товарищ Тишков, а зачем вам асфальтоукладчик? – сел на своё место поёрзал на стуле, наверное, проверял не закачался ли он под ним.

– Буду укладывать асфальт.

– Теперь всё разъяснилось, – опять посмеялись.


Глава 32


До семи вечера без всяких перерывов регистрировал песни. Кучу песен. Из них две на английском. И одну на испанском. На испанском была Макарена. Собирая материал для книги, Пётр Штелле посмотрел перевод. Девушка хвасталась нарциссизмом, тем, что изменила своему парню с двумя его друзьями, и что хочет свалить в Америку, потому что там магазины с красивой одеждой. Этого не дадут петь не только в СССР, но и в самой Испании. Есть шуточный переделка Минаева про бабу Лену и хрен по колено. Но там всё построено на рифмовании почти бессмысленных русских слов. Тоже не вариант.


Когда я танцую, меня называют Макареной.
И ребята говорят, что я прелестное создание.
Они все хотят меня, но не могут быть со мной,
Поэтому они подходят и просто танцуют рядом:
Двигайся со мной, прижмись ко мне,
И если ты хорошо себя покажешь, я возьму тебя с собой.
Доставь удовольствие своему телу, Макарена,
Оно для того, чтобы ты делала ему приятно.
Доставь удовольствие своему телу, Макарена,
Эээ, Макарена! Эй!

Снова вернулись к переводу. Нет. Бред и хрень. И тут Петра осенило. А не надо пытаться изобрести песню. Там всё зациклено на рифму buena – Macarena. Пусть так и останется. Возьмём русский перевод, заменим последнюю строчку: "И если ты хорошо себя покажешь, я возьму тебя с собой" и заменим на: "И если ты хорошо себя покажешь, я позволю тебе потанцевать со мной". Припев же изменим кардинально.


Доставь удовольствие людям, Макарена,
На твой танец смотреть приятно.
Доставь удовольствие людям, Макарена,
Эээ, Макарена! Эй!

А остальные куплеты просто выдумал. Благо рифмовать не надо. Главное, чтобы были слова, которые с русского переводятся, как buena, то есть приятно. Ну, а последний куплет испанцам удался. Его оставим без изменения.


Приди и найди меня, моё имя – Макарена.
Я всегда на вечеринках, потому что люблю веселиться.
Ну же, присоединяйся ко мне, потанцуй со мной.
И все вы, парни, – пошли со мной!

Пётр только заменил слово "вечеринках" на более приличное "танцах". Вот, а дальше гениальный ход. Позвали двух кубинок и сыграли им музыку, а потом всучили русские тексты и попросили перевести, используя рифму buena – Macarena. Черноокая Сиомара Анисия Орама Леаль и черноокая и чернокожая Джанетта Анна Альмейда Боске попытались. Не смогли. Получилось без рифмы и исчез ритм. Тогда попросил Пётр у Фурцевой на пару деньков хорошего переводчика испанских стихов. Приехал, перевёл. Один чёрт хреново. Исчез шарм песни. И тут товарищ Боске заявляет, что ей нужно срочно позвонить отцу. Девушка и до этого пару раз связывалась с батянькой из кабинета Петра. Как уж там удавалось нашим телефонисткам соединить Краснотурьинск с Гаваной не известно, но слышимость была даже лучше, чем когда просто говоришь по городскому номеру. Наверное, помогало то, что Хуан Альмейда Боске – известный кубинский революционер, а сейчас заместитель министра РВС – Революционных вооружённых сил Кубы (РВС) и целый "КОМАНДАНТЕ" до кучи. Ещё батянька с октября 1965 года – член Политбюро ЦК КПК. Всё это Пётр знал и до этого. А вот про то, что товарищ Хуан Альмейда к тому же известный на Кубе автор песен, забыл. Дочь позвонила. Поставила кассету с музыкой, продиктовала тот бред, что придумал Пётр (подстрочник на испанском), потом перевод переводчика. Команданте перезвонил через день и спел Макарену. Потом продиктовал дочери текст. Потом опять к телефону позвали Петра. И наш посол на Кубе Алексеев Александр Иванович донёс до Петра, что его песня кубинским товарищам понравилась. Пусть дочь товарища Боске как можно быстрее запишет песню и через МИД доставит её на Кубу. Ещё и обрадовал, есть мнение наградить Петра за эту песню. Получит товарищ Тишков за неё "Премию Дома Америк", это такой латиноамериканский аналог британской премии Букера и американской Пулитцеровской премии. Гордитесь товарищ Тишков. Кроме этого на Политбюро ЦК КПК принято решение и о награждении Пётра Тишкова медалью "Дружба". Снова гордитесь. Этой медалью награждают очень редко. Где и когда товарища Тишкова будут награждать неизвестно, но вы товарищ Тишков готовьтесь на всякий случай прилететь в Гавану. Это мы удачно зашли. Теперь даже Михаилу Андреевичу Суслову будет не просто запретить её из‑за воспевания не наших ценностей. Там Политбюро во главе с Фиделем Кастро высказалось "ЗА". Вы сомневаетесь в верности Ленинским принципам "команданте Фиделя"? Правда?

Перед самым отъездом в Москву сняли и клип на нетленку. Сидели с Машей‑Викой перебирали актёров, что смогут вещь не загубить. Остановились на следующих. Поют две негритянки со своими довольно низкими голосами. А в припев добавляются, как и в оригинале два мужских голоса речитативом. На подтанцовке человек пять. Все поющие и танцующие в шортах и рубахах из камуфляжа. У женщин рубахи завязаны узлом чуть выше пупа, чтобы его было видно. Потом чуть переиначили. Толкунова с Сенчиной не для шорт родились. И ещё Машу с Таней не стали в них рядить, все четверо просто в платьях "Милитари". Мужские роли долго обсуждали. В Los del Rio два старых перца, смахивающих на товарищей нетрадиционной ориентации. Это не наша тема. Нужны славянские мачи. Михалков – это само собой. Кто второй? Где‑то в Витебске, заканчивает школу в этом году секс‑символ следующего десятилетия – Николай Ерёменко младший. Ему получается скоро восемнадцать. Никите Сергеевичу сейчас двадцать два и его отчислили с четвёртого курса Театрального училища имени Щукина, он, видите ли, позволил себе сняться в кино. Дауны. Ничего, восстановим. И директора пожурим. Есть ведь Фурцева. Она всегда за правду.

На женские роли второго плана кандидаток было мало. Нужна супердива. Таких в СССР не так и богато. Без обсуждений утвердили эквилибристку Московского государственного цирка Наталью Владимировну Варлей. Уже своя и потому тоже без обсуждений – Анастасия Александровна Вертинская. Ей 22 года. В этом году окончит Щукинское училище. Была в одной группе с мужем. А вот третью выбирали. Остановились на ещё одной восходящей звёздочке. Наталья Игоревна Селезнёва. 22 года. В 1966 году окончила театральное училище имени Бориса Щукина и стала актрисой Театра Сатиры.

После отбора кандидатов Пётр позвонил Екатерине Алексеевне и сказал, что начинает проект "Триста миллионов". Для этого послезавтра в Краснотурьинске на три дня нужны следующие люди. И назвал всех пятерых.

– А чего не сегодня. Чем быстрее, тем лучше, ведь, – рыкнула.

– Я могу и не снимать. Для Краснотурьинска никакой пользы, – лукавил.

На самом деле большая часть клипа должна сниматься перед зданием горкома, там, где неделю назад открыли памятник глобусу. Вот на его фоне и должен состояться небольшой флэшмоб с Макареной. Всемирную славу монумент получит. Будут у него тысячи последователей, а главный архитектор города Геннадий Любан может и премию какую – никакую получить.

– Про младшего Ерёменко ничего не слышала, да и старший не особенно на слуху. Однако раньше ты, Пётр Миронович, в выборе артистов не ошибался. Один Богатиков чего стоит. Да и девочки хороши. В Витебске в школе, говоришь, учится. Найдём. Всё больше ничего не надо?

– Пару маракасов. И одно сомбреро.

– Жди. Высылаю, – трубку повесила. Злится, отвлекает её Пётр Миронович от важных государственных дел. Заблуждается. Это важное дело. Это первый в мире клип, и он "сделан в СССР".

Пришёл в номер еле живой и включил телевизор. А там новости. Сообщают о благополучной посадке космического корабля "Союз"‑1 с космонавтом Комаровым на борту. Есть! Сработало, значит, письмо! Точно, ведь и про Светлану Алилуеву ничего не слышно. Ну, лиха беда начало. А, ещё есть хорошая пословица. Курочка по зёрнышку. Так и развернём страну с пути в бездну. Или пословица про другое. Курочка по зёрнышку клюёт, а весь двор в помёте. Когда навоз‑то начнётся. Накаркал.


Глава 33


Один в поле не воин, а путник.

Телевизор вещал про начало посевной на Ставрополье. Громко вещал, Пётр специально добавил, чтобы не пропустить чего про посадку первого Союза. Номер был двухкомнатный, и во второй комнате Маша показывала Тане лунную походку. Наверное, сотый раз, и сотый раз звучали пошлости Глюкозы. Музыка раздражала и мешала слушать, потому и увеличил громкость.

– Пап, там тебя к телефону дядя Петя зовёт, – приоткрыла дверь и почти прокричала дочь, стараясь вытеснить осану великим трактористам.

Вообще в стране победившего социализма полно Петров. Был даже Пётр I, затем второй, умер от оспы, говорят. Не очень хорошо закончил и Пётр III Фёдорович, который на самом деле обзывался Карл Петер Ульрих. По официальной версии причиной смерти был приступ геморроидальных коликов, усилившийся от продолжительного употребления алкоголя и поноса. Но бог с ними с Петрами. Дядей Петей был только один Пётр. Пётр Оборин, он же – танкист, он же – майор, он же шофёр‑телохранитель, он же подельник массовой казни. "Тьфу, не туда понесло", – Штелле сплюнул и пошёл к телефону. Бугаи вернулись с соревнований в Ленинграде. Сейчас в фойе гостиницы. Номеров нет. Что делать? Вопрос. Кого на уши ставить? Так‑то полно народу можно подключить, но уже восемь вечера, а значит все эти люди дома, а не на работе. А ни одного домашнего телефона благодетелей Пётр не знал.

Набрал на удачу Люшу. Тоже только гудки, в Переделкино должно быть.

Попробовал в очередной раз дозвониться до номера Марка Яновича. Нету.

Пришлось спускаться и разводить руками.

– Ну, хоть поесть‑то тут можно, – насупился тёзка.

– Не думаю, столики давно заказаны. Стоп. Тут в двух минутах ходьбы видел столовую. Было написано, что она до девяти работает, если поторопимся, то успеем.

– Пошли, – Вадим Кошкин взял спортивную сумку и стал надевать лямки на плечо. Сумка была из будущего. Пётр нарисовал, а в ателье пошили из парашютного шёлка, что каким‑то образом удалось добыть Петросу Мушеговичу. Плюс вставки и аппликации в виде эмблемы Найк из голубой болоньи, тоже предоставленной директором рынка.

– Подожди. Девушка, ладно поселить не можете, но присмотреть за двумя сумками‑то можете, – Штелле в вестибюль спустился почти при полном параде, только галстука не хватало. Галстука‑то не было, а вот иконостас на пиджаке был. И медаль Лауреата Ленинской премии на левой стороне груди поблёскивала золотом.

– Оставляйте уж, – махнула милостиво ручкой, понятно, глядя на медаль.

– Вот теперь пошли. Думаю, не замёрзну, тут недалеко, да и тепло на улице, – лень было в номер за курткой подниматься.

В столовой был полный кворум. Члены профсоюза сидели за столами, стояли в очереди и курили в предбаннике, да и перед входом тоже курили. Зашли, пробившись через клубы дыма и хиленькие плечи электората. У прилавка, или как это называется в столовой, в общем, возле кассы стояло человек пять. Все заказывали одно и то же. Пельмени. И пиво. Классика.

– И нам по четыре порции, компот и по три хлеба, – поведал прекрасной незнакомке Пётр, когда до них дошла очередь.

Про незнакомку это не сарказм. Девушка была на пять с двумя плюсами. Даже Наталья Варлей нервно курит в сторонке. Чуть азиатских кровей, роскошные почти воронова крыла волосы, миндалевидные ярко‑карие глаза, припухшие губки, (устала) и даже родинка маленькая над губой. Высокая.

Пётр расплатился и повернулся к бугаям и тут наткнулся взглядом на "хвост". Мужик в кепочке тоже зашёл в столовую и теперь делал вид, что стоит в очереди. Плохо. Или хорошо. Нужно подумать. Пока уминали вполне вкусные пельмени, бугаи делились новостями. Пётр слушал в пол уха. Думал о пропаже Макаревича и о хвосте. Тем не менее, информацию о первенстве РСФСР по классической борьбе усвоил. Тёзка занял шестое место. В его весе до 87 кило победил некто Валентин Оленик из "Спартака". Сибиряк с Новокузнецка. Пётр обратил внимание. Странная фамилия. Единственное, что ещё запомнил Штелле из рассказа танкиста, так это то, что его шестое место на общей России и место по ЦС "Труд" позволяют принять участие в Первенстве СССР. Круто, для человека, который на самом деле не классик и кроме того вместо тренировок последние годы посиживал на нарах.

У Вадима было больше поводов хвастать. Он опять стал третьим. И показал бронзовую медаль. А что, почти как настоящая. Колодка, ленточка красная с синим краешком (цвета РСФСР) бронзовая кругляшка с двумя борцами вписанная в многоугольник. Красиво и престижно. Не много в Краснотурьинске таких медалистов. Сам же Кошкин скромничал. Не повезло его конкуренту по ЦС, дагестанец Султан Надирбегов попал сразу на Василия Меркулова из "Спартака" ставшего в итоге первым, а во втором круге на серебряного призёра Александра Юркевича из ЦСКА. Ну, а Кошкин столкнулся с ними только в полуфинале. Естественно и он попал на Первенство СССР по классической борьбе.

Мозги в это время решали задачку. Надо как‑то изъять из окружающей действительности хвост и в тихом месте поспрашивать, что же происходит. Это в Москве‑то тихое место. Дом, может, какой строящийся или готовящийся под снос? Но ничего такого рядом не наблюдалось. И тут кто‑то за соседним столом произнёс: "Запорожье". Ну, конечно же. Пётр знал всего в трёх – четырёх минутах ходьбы отсюда это самое "тихое место". Откуда?

Летом 1978 года он с родителями был у родственников в Запорожской области. Ездили туда довольно часто. Там жила сестра матери. Лето. Юг. Днепр шириной с море. Фрукты и всякие арбузы с дынями пока не лопнешь. И всё бесплатно. Мечта. Вот оно – счастливое детство. Плюс рыбалка. Но не об этом. Именно этим летом к соседям тётки приехала ровесница из Москвы. Вместе ходили на пляж, купались, загорали, поглощали фрукты. Потом переписывались. Так по приколу. Показать в школе одноклассникам, что вот кака у меня подруга – "масквичка". На весенние каникулы, как и героя песни Высоцкого Петра отправили в столицу за шмотками. Понятно, что не одного, с дядей.

И вот нашёл мальчик Петя этот дом, позвонил в нужную дверь, а в ответ тишина. Спустился, пошлялся вокруг дома. Может подруга гуляет. Нет. Немае. Хай вина сказится. А на улице хоть и весна, но холодно. Решил подождать в подъезде. И обнаружил там спуск вниз. Спустился. Тамбур и две двери. Одна железная на серьёзном замке и надпись: "Бомбоубежище". А вот вторая! Вторая вообще не заперта и там стояло одно ведро с песком и пара мётел. Какие‑то вещи ещё висели на крючке. Фуфайка, вроде и фартук брезентовый. Получалось, что это забегаловка дворника.

Вскоре подошла и пропажа. Были они с одноклассниками в лесу. Каникулы ведь. Поговорили. Зашёл разговор и о каморке. Типа, почему без замка.

– Да сколько себя помню, на ней замка не было, мы там маленькими совсем в прятки играли, – ключевое слово "маленькими". То есть сейчас.

Вот теперь можно и действовать.

– Мужики, есть проблема.

Благодушно вещавший о перекантовке на вокзале Вадим остановился на полуслове.

– Вон тот в серой кепке?

– Исчез Макаревич, а этот ходит за мной с самого утра. Марк Янович должен был поменять иконы на картины. Не спрашивайте, что да откуда. Были. Теперь боюсь, что нет. Жалко, конечно, но Марка гораздо больше. Сто процентов, что это не государство. Это бандиты.

– Раз начали разговор, то есть план, – размял плечи Кошкин.

– Есть. В четырёх минутах неспешной ходьбы отсюда есть дом, а в нём подъезд, в котором в подвал не закрывается дверь. Я захочу в подъезд. Гражданин в кепочке за мной, вы за ним. И спускаем тело в подвал, там приводим в себя. Ну, а дальше за неимением паяльника пользуемся вилкой. Свою я уже сунул в карман.

– Плохой план, но действовать нужно быстро. Встаём, выходим, – бывший милиционер свою вилку тоже в карман сунул, – Пётр Миронович, только не геройствуйте, если что пойдёт не так до подъезда, лучше бегите.

– Хорошо, выходите вместе со мной, но, как бы расходимся в разные стороны. Ну, а дальше, как договорились.


Глава 34


Место клизмы изменить нельзя. (Русская народная пословица).

Постучали, вошли. А там…Ну, может не совсем так. Постучали.

– Варька ты? – голос молодой, хороший такой голос. И что ответить? Пропищать: "Я".

– Не путай хрен с морковкой! – прорычал, как мог более хрипло, Пётр. Как‑то в книге прочёл, что если ответ на прямо поставленный вопрос ставит в тупик, то партия за тобой.

– Мутный? Ты? Откуда здесь? – и дверь стала открываться.

Кошкин все свои сто кило в этот удар ногой вложил, но бил не абы как, бил, как можно ближе к замку, чтобы не сорвать дверь с петель. Выдержала. Умели раньше делать. Может, и дуб. А вот обладателю голоса не так повезло. Его отбросило к стене и ручкой проломило грудину. Не собеседник больше.

– Обделался лёгким испугом, – хмыкнул Вадим и перешагнул через сползающего по стене мужика.

"Майка алкоголичка, спортивные штаны с отвисшими коленями, чёрные носки с дырой на пятке. Как будто кино снимают", – мельком подумал Штелле, прикрывая дверь.

Про "нехорошую квартиру" узнали у топтуна с кепочкой. Гражданин оказался предсказуем, трусоват и жизнелюбив. Он оправдал все надежды Штелле. Попёрся, сильно и не скрываясь, за ним, а когда Пётр вошёл в знакомый подъезд, то последовал за ним и туда. Этого "наживка" уже конечно не видела, но звук открываемой двери услышала. А потом и звук чего твёрдого обо что‑то деревянное. Охнуло, булькнуло, и раздался голос Вадима.

– Пётр Миронович, как вы?

– Спускайтесь сюда. Сейчас свет включу, – рука сама потянулась и сразу нащупала выключатель в тамбуре. Не подвела детская память.

По лестнице спускались красиво. Первым шёл Кошкин и держал под мышкой ноги неудачливого хвоста, потом было само тело, и замыкал процессию танкист, держа в руках ту саму кепочку и ворот куртки кепочника.

В апартаментах дворника ничего за несколько лет не изменилось. Нет, всё же одна деталь добавилась, появился топор, приваренный к куску железной трубы. Лёд скалывать. Обыскали жертву столкновения с дверью. Нашли паспорт на имя Сахарова Антона Филипповича. Не родственник ли академику‑диссиденту? Нашли рублей двадцать мелкими бумажками и мелочью. И совсем уж нездешнюю вещь. Это был "мизерикорд". Настоящий. Из далёкого прошлого. Не новодел. Больше всего вещь напоминала шило. Ну, хотя. Нет. Шило напоминало лезвие. Тонкое, четырёхгранное, сантиметров двадцати длинной. А вот ручка примечательная. Эдакая катушка, только цельная и железная, тонкая часть обтянута кожей. На конце небольшой набалдашник. И рукоятка и лезвие были в чуть заметных следах коррозии. То есть, антикварную вещь нашли и тщательно отреставрировали, а потом всучили бандиту. Неисповедимы пути… антиквариата.

Долго мучения жертвы описывать не стоит. Потому, что не эстетично и не правда. Антоша после того, как ему воткнули одну вилку в ляшку, а вторую в то место, куда обычно вставляют шланг от клизмы, во всех грехах признался. Картина получалась следующая.

Макаревич обратился с предложением поменять иконы на картины к некой Фаине Рукшиной, которую в известных кругах называли Фаиной Дейч. Та свела Марка Яновича с Григорием Беляковым – известным коллекционером живописи. И сообщила об этом Бяцу.

– А кто такой Бяц? – придерживая третью вилку у глаза опрашиваемого, поинтересовался тёзка.

Дальше как в кино про Жиглова.

– Бяц вор авторитетный.

– А зачем это гражданке Рукшиной? – решил, что дело не чисто, Пётр. И угадал.

– Так Лёва Бяц про неё такое знает. Она же в блокадном Ленинграде обирала умирающих. Меняла продукты на цацки и порсунки. Кроме того обирала квартиры не ходячих уже, под видом санитарки. Вот Лёва её на крючке и держит.

Узнали адрес, где находится сейчас Марк Янович. И вот же совпадение, у гражданина Бяца тот же адрес.

– Бяца – это фамилия? – поинтересовался Штелле, вынимая свою вилку. Ещё пригодится.

– Фамилия Бенецяну. Он с Кишинёва.

Успокоили Антона Филипповича его же мизерикордией. Переводится с французского, как милосердие. Вот и проявили, а то бы мучился, а так отмучился. Вытерли все возможные отпечатки пальцев. Хотя и не должно было остаться. Бугаи были в перчатках, а Пётр только к выключателю прикасался. Но вытерли и ручки и саму дверь и ледоруб, что использовали в процессе блиц опроса.

Адрес был далековато. Район Черёмушки улица Гарибальди. Нужно было такси. Вернулись к гостинице "Россия", к стоянке машин с шашечками. И через час стучались в заветную дверь в пятиэтажной хрущевке.

После устранения преграды, обладатель голоса сполз на пол, каждый двинулся в свою сторону. Вадим на кухню. Там вставал из‑за стола мужчина лет пятидесяти, да и килограмм в нём было не больше. Но вёрткий. Пока Кошкин добрался до стола, оппонент достал из ящика этого стола огромный нож, таким курей разделывают. Не предусмотрел вёрткий одного. В дворницкой была совковая лопата со сломанной ручкой. Вот этот обломок бывший милиционер и запустил в противника. Шустрый увернулся. Повезло. Вот только Вадим на самом деле черенок не бросил. Он остался в руке и острый конец сейчас же воткнулся в кадык вёрткого. Всё. Два ноль. Оба Петра в это время двигались по коридору. Вообще‑то в хрущёвках их нет. Но тут кто‑то провёл абгрейд. Часть комнаты отгородили деревянной перегородкой. В результате третья комната получилась изолированной. За столом в небольшом кабинете сидел чернявый мужчина лет сорока. Здоровенький. Не так как спортсмены или качки, а природной массивностью. Как там говорится в народной поговорке: "Не родись красивым, а родись массивным". Вот, это именно этот случай.

– Се вреи? (Что надо? Румынский).

– Сам ты еврей.

– Что надо, козлы? – перевёл Бяца.

– Поговорить зашли, – усмехнулся танкист и не спеша достал из кармана мизерекордию.

– Да ты кто? Мать твою! – взревел, вставая уголовник

– Не хочешь по плохому, по хорошему будет хуже, – успокоил молдаванина Штелле.

– Вы кто, сявки? – чуть остыл Бяца.

В это время в комнате народу добавилось. Пришёл разделавшийся с оппонентом бывший милиционер.

– Мы ДНД.

– Где Макаревич? – задал не терпящий отлагательства вопрос Тишков.

– Пошёл в ж…, – акцент был и не слабый, но понять, что им тут не рады можно было. Да, даже без труда.

– Пётр Миронович, вы закройте дверь и обыщите всю квартиру, а мы с невежливым товарищем поболтаем, – предложил Кошкин, подходя к столу с боку.

– Только учтите, что это хрущёвка и здесь отличная слышимость, – предупредил бугаёв Пётр и вышел из комнаты.

Дверь закрывалась аж на три замка. Она стоически перенесла удар, а вот верхние петли схлыздили. Шурупы почти полностью выдраны. Пётр попытался восстановить крепление, но смерился с бесперспективностью этой затеи и закрыл дверь, навалившись на неё всем весом. Почти удалось, дверь закрылась, но ни один замок не желал закрываться. Была ещё и цепочка. Вот на неё и пришлось закрыть непослушную дверь. Оглядев дело рук своих и ног вадимовых, Штелле вздохнул от понимания некачественно выполненной работы и пошёл обследовать квартиру. В это время в покинутой им комнате, что‑то сгрохотало. Потом там рычали и крякали. Но не долго. Вскоре кряканье стихло и послышался шум отодвигаемой мебели, а затем, звук перекатывания чего‑то. Не выдержал, заглянул. Бугаи засунули в рот молдаванина часть маленькой диванной подушечки, и теперь заворачивали его в лежащий на полу ковёр. Наверное, насмотрелись "Приключений Шурика" и теперь будут вырезать в ковре дырку, чтобы добраться до пятой точки. Ну, пусть поразвлекаются.

Пропажа нашлась в ванной. Ну, как в ванной, хрущёвка ведь. Санузел совмещённый. Но именно в ванной лежал связанный по рукам и ногам Марк Янович. Лежал с выпученными глазами и этими глазами под мычание старался привлечь внимание к кляпу. Пётр первым делом это полотенце и вытащил.

– Пить! – прохрипел литовский еврей.

– Сейчас, потерпи, – Штелле сходил на кухню. Всё в кровище, и на полу навзничь лежит мужичонка, и из порванного горла пузырятся кровавые пузыри. Вот как‑то некрасиво: "Пузыри пузырятся". И само‑то действо не верх эстетичности, а при такой тавтологии и подавно. Ладно, пусть пузыри надуваются и лопаются. Гораздо ведь симпатичнее. Только Петра вывернуло. Не эстет. Картина привлекательнее не стала. Теперь пузырились вперемежку кровь и рвота. Вывернуло ещё раз. Пришлось сначала в себя воду заливать, потом судорожно разыскивать в ящике стола нож. Не нашёлся, тогда ещё воды. Ага, вот на столе лежит с присохшей яичницей. Опять вывернуло. Снова за водой к крану. Всё же взял нож и вымыл. Отпечатков везде уйму наоставлял. Наконец, всё‑таки налил в стакан воды и прошёл в ванну.

Макаревич тихо постанывал. Выдул воду, захлёбываясь, но стонать не перестал. Пётр налил прямо тут в ванной ещё один стакан. Опять выхлебал, болезный. Потом началась процедура извлечения из чугунного саркофага неостывшего тела и перерезание пут. Надо будет потом этим ножом попилить гражданина Бяца. Тупой, как…. Одним словом – тупой.

– Положи в карман, будет, что в старости внукам рассказывать и показывать, – попытался приободрить Яновича Пётр.

Председатель колхоза "Крылья Родины" кривовато усмехнулся и на самом деле сунул нож в карман.

– Посиди здесь. Вот стакан, ещё попей. На кухню не ходи, – Штелле решил проведать бугаев.

Теперь, когда основная часть плана по освобождению заложника была выполнена, оставалось ещё два вопросика к молдавскому воровайке: "Где картины?", и "Где казна?". Раз туеву кучу добра изъяли из дома Потапа, то у масквича, тоже, небось, чего припрятано. Прошёл по замысловатому коридору в выделенную комнату. Оказалось, что он не самый умный.

Хозяин апартаментов лежал на животе без ковра, но связанный, с мизерекордией в одном интимном месте и рассказывал про захоронку в кухне под газовой плитой. Ну, как рассказывал? А живенько рассказывал, ещё бы не выл и просто песня.

– Пётр Миронович, – обернулся к нему Кошкин, – картины ваши под диваном в большой комнате, там же и захоронка одна. Нужно диван отодвинуть, и там две доски не прибиты. Там оружие и золото. Сейчас вот рассказал, что под газовой плитой в кухне ещё одна доска не прибита, там деньги. Может, и у вас есть вопросы?

– Да, как не быть, помнишь же список. Где облигации, где ордена, где дорогие книги и картины, иконы. И обязательно спросите адрес Фаины Рукшиной – Дейч. И вообще про неё поспрашивайте. Раз он её шантажирует, может, есть документы? Ладно, пойду мебель переставлять.

Диван был тяжёл. Пришлось звать на помощь пострадавшего. Вдвоём и то еле сдвинули.

– Что хоть за картины? Стоило оно того? – отвлекая Марка Яновича от "плохих" мыслей, поинтересовался Штелле, поднимая завёрнутые в мешковину картины.

– Ещё как стоило, – и, правда, оживился Макаревич, в девичестве Петуш.

– Рассказывайте, – передал ему свёрток Пётр, а сам принялся за доски.

– "Ранний снег" и "Старая мельница" – картины художника Василия Поленова. Оригиналы. По "Раннему снегу" чуть хуже, просто сам Поленов сделал несколько копий, но всё равно это сам Поленов и цена всех картин примерно одинакова. Поменял на ваши иконы у известного коллекционера Григория Белякова. Интересный человек. Живёт в обычной пятиэтажке. Оббитая дерматином дверь. Это была двухкомнатная квартира, стены которой снизу доверху были увешаны картинами. Они висели даже на мебели: чтобы достать чашку из шкафа, надо было снять с дверцы картину. Сотни и сотни картин. Всё вопрос меня мучает. Если бандиты знают об этой сокровищнице, то почему его до сих пор не обокрали. Жив вообще почему? А государство? Откуда у него всё это. Там ведь миллионы рублей, а если продать за границу, то миллионы и миллионы долларов.

– Значит, оказывает услуги и этим и тем. Вот и неприкасаем. Марк Янович, а можно ваш заветный ножичек на секунду, доску подковырнуть.

Поддели вдвоём, убрали доски.

– Ёперный театр. Ну, ни фига себе, тайничок. Марк Янович, позовите Петра Фёдоровича на минутку. Вопрос есть.

– Охренеть. СВД с прицелом ПСО‑1. У нас была в части такая, на 650 метров по ростовой фигуре попаду, – присвистнул появившийся майор.

– А про это что скажешь? – Пётр достал два пистолета. Огромные.

– История! "Парабеллум" Р.17, с барабанным магазином ёмкостью 32 патрона. Ещё штурмовым называли. Второй не знаю, ага вот надпись. "Глизенти" 9‑мм. Итальянский. Не встречал, но по виду вещь убойная.

– Будем забирать? – как винтовку‑то тащить.

– Обязательно. Раз нашли, значит, наше.

– Будем думать, винтовка вещь не маленькая, в карман не положишь. Есть новости от нашего молдавского друга?

– По схронам не много. На антресолях чемодан с иконами и библиями, и в шкафу под простынями папка с облигациями. Зато сейчас колется про участие в Armata Neagră. Это "Чёрная армия", бандеровцы молдавские. Их в начале пятидесятых почти всех выловили, часть расстреляли. Часть сидит, некоторые под амнистию попали. Клянётся выдать троих, которых не нашли, если живым оставим. Конечно, пообещали. Гоям и Гайдзинам можно обещать всё и не выполнять ничего.

– Да, ты подкован, Пётр Фёдорович!

– Чем ещё в тюрьме заниматься. Книжки читал.

Золота было не много. Шкатулка и то, что не влезло, в мешочке рядом. Полкило в мешочке, в основном кольца и прочая женская ювелирка, всё из обычного магазина. А вот шкатулочка примечательная. Хотя бы потому, что при своих не меленьких размерах 30*40*25 была искусно вырезана из малахита. Красиво. Червлёным серебром окантовка и ручка из него же. Старинная и дорогая вещь. Открыл. Вот здесь другие драгоценности, явно старинные. Некрасивые, по сравнению с современными украшениями, но зато прямо ощущается время, история.

– Марк Янович, это по вашей части, посмотрите, нет ли чего интересного.

Стоявший с закрытыми глазами Макаревич встрепенулся и принял малахитовое чудо, поставил на стол. Пётр же на всякий случай снова сунул руки под доски. Ничего. Уже хотел ставить доски на место, но что‑то удержало. Интуиция? Ну, может. Лёг на пол и пошарил на всю длину руки, пальцы шоркнули по бумаге. Ещё дальше попробовал руку сунуть. Нет. Не достать. Пришлось идти в ванную, там видел щипцы для белья. Опять лёг и попытался ими достать. С третьего раза получилось. Это была папка. Да не простая. Нет, не золотая. Даже не серебряная. Бумажная, вернее картонная. Только на ней не "Дело" было написано. А красовался на сером фоне чёрный немецкий орёл, держащий в когтях свастику.

Штелле развязал тесёмочку, документы на немецком, фотографии. Нет, тут нужен словарь, а лучше – переводчик. Потом. Будет время. Снова лёг и опять пошарил теперь уже щипцами. В углу они за что‑то зацепились. Попробовал вытащить, но нет, срываются. Вот ведь незадача. Снова прогулялся в ванную. Ничего подходящего. Пришлось, превозмогая приступы тошноты, осмотреть кухню. Покойный пузыри пускать перестал, но запах свежей крови и блювотины, своей же. Ужас. И ничего, чем бы можно подцепить находку. Поискал в прихожей. Нашёл лыжную палку. Одну. Снова к отверстию в полу, палка в щель не лезла длинная. Пришлось загнуть её во что‑то напоминающее кочергу. Попытка удалась. Зацепилась за какая‑то тяжесть. Еле доволок. Оказалось, что это мешок. На четверть чем‑то набитый. На помощь опять пришлось звать Макаревича. Достали, развязали.

Точно не зря мучился. Мешок был набит монетами. Золото, серебро, попадалась и медь, но мало. Австро‑Венгрия, Пруссия, Бавария, Франция. Монеты старинные, века 17 – 18. Килограмм шестьдесят. Сколько же это стоит? Там одного золота больше пятнадцати килограмм. Пётр зачерпнул горсть, любовался тусклым свечением, когда его тронул за плечо Макаревич.

– Пётр Миронович, это…. Это…, – и воздух ртом хватает, как рыба вытащенная из воды.

Штелле посмотрел, небольшое витое колечко, невзрачный камень и на нём накарябыно что‑то по‑еврейски.

– Ваша национальная реликвия? – вернул кольцо Марку Яновичу.

– Реликвия! – чуть не вопит, – Национальная! Ну, да национальная, – потом сел на диван и засмеялся, каким‑то булькающим смехом, – Национальная.

– Да, говорите уж, что такое, – заинтересовался Пётр, даже от монет оторвался.

– Это перстень княгини Елизаветы Воронцовой, который она подарила в Одессе Пушкину. Потом перстень‑талисман Пушкина, которое поэт воспел в нескольких своих стихотворениях. Позже принадлежало Жуковскому, Тургеневу и Полине Виардо. Украдено в 1917 году, сохранились только отпечатки камня на воске и сургуче, – и взгляд горит и усталости и побитости, как не бывало.

Вообще, досталось директору колхоза. Под правым глазом фингал, ещё один на правой же скуле. Левша что ли бил? Ухо, на этот раз левое распухло. И нижняя губа порвана, со следами запёкшейся крови.

– Может, подделка? Уж больно невероятно.

– Конечно, нужно проверить. Кража произошла из кабинета директора Пушкинского музея, помещавшегося в здании Александровского лицея. Укравший перстень "лицейский дядька" сбыл его какому‑то старьёвщику. Пётр Миронович, если оно подлинное, нужно вернуть его Пушкинскому музею.

– Хм‑м, наверное, нужно. Только вот светиться не стоит. И так мы к себе лишку внимания привлекаем. Как‑нибудь инкогнито надо. Стоп. Даже знаю как. Нужно поменять у вашего визави – коллекционера Белякова на картину и оговорить, что он сдаст реликвию государству. Ему известность, почёт, и чем чёрт не шутит, орден, а нам ещё один Поленов или Айвазовский. Как думаете, Марк Янович.

– Думаю, что вы самый еврейский еврей. А план сработает, насколько я понял характер Белякова.

– Вот и замечательно. Есть у него ещё один Поленов?

– Не специалист, но уверен на двести процентов, что даже если и нет, то найдёт, – усмехнулся Макаревич, бережно поглаживая кольцо. Прямо – "Моя прелесть".

Кухню Пётр оставил на потом. Вышел в прихожую, открыл дверцы антресолей. Обычный хлам, газеты старые, валенки. Молоток чуть на голову не свалился. Вот чемодан. Замки заперты. Нужно открыть? Или ладно, один леший, не специалист по предметам культа. Пусть и остаётся запертым. Не раскроется в неподходящий момент.

Осталась папка с облигациями. Пётр церемониться не стал, взял и вывалил всё с полок в шкафу на пол. Папка была на второй снизу полке. Толстенькая. Развязал тесёмочки. Внутри ещё одна папка. Прямо как в сказке о Кощее‑бессмертном. Вынул тонкую папку, под ней оказались Хрущёвские цветные "бумажки". Много и разных годов. Мусор? Хотел ведь поспрашивать осторожно о возможности превращения их в дензнаки. Всё руки не доходят.

А вот в тонкой папке были облигации 1966 года. Пачками, связанные тесёмочкой. И тоже не мало. Если в пачке по сто штук, то пятьсот двадцатирублёвых облигаций и сто десятирублёвых. Плюсом будет к их тысячам. Под папкой с "бумажками" обнаружился пакет полиэтиленовый. Штелле заглянул. Документы, паспорт, свидетельство об окончании школы восьмилетки. Ещё какие‑то. Потом разберёмся. В отделении для пальто внизу стояла обувная коробка. Пётр открыл. Туфли. Что‑то не так. Тяжёлая коробка. Вот и двойное дно. Разорвал, картон, чтобы не терять время. На палас посыпались немецкие кресты. Ордена? Как там они назывались? Рыцарский крест? Отложим, тоже могут быть не дешёвыми, если это не массовый Железный крест. Нужен специалист. Ну, теперь всё же придётся топать на кухню.

Труп лежал прямо на том месте, куда надо будет двигать плиту. Двигать? Привыкнув к баллонному газу, Пётр и не обратил сразу внимание, что отодвинуть не получится. Газ приходил по железной трубе, и она жёстко скреплялась с плитой. Однако. Чем масквичи лучше краснотурьинцев, что им газ уже провели? Поближе к власти?

Что ж, трудности нас закаляют. Сначала Штелле перекрыл вентиль на трубе. А то и на воздух взлететь можно. Кстати, странное выражение "взлететь на воздух". А куда ещё можно взлететь? На воду? А вот дальше нужен газовый ключ. Рядом с плитой не лежал. Там лежал мужичок больше не пускавший пузыри. Плохо. Пётр пошатал плиту. Степень свободы есть. Может её и не надо отвинчивать. Провернуть прямо всю по резьбе и положить на табуретку. Попробовал. Хрен там. Пришлось идти за помощью.

В пыточной ситуация изменилась. Молдавский бандит сидел за столом, пил водку и писал. Идиллия.

– Описывает преступления "Чёрной армии" и адреса, где можно найти недобитков, – пояснил картину Кошкин.

– Пётр, пойдём, поможешь с плитой, там сила нужна. Одну секунду. Гражданин Бенецяну, у вас нет газового ключа? – ответом только затравленный взгляд, – Нет. Ну, ладно, пишите, не буду больше отвлекать. Пойдём, майор.

Отодвинули дядечку. Приподняли плиту. Провернули. Положили на табурет. Вскрыли дощечку. Достали полиэтиленовый пакет. Разорвали. Ещё один пакет. Разорвали и его. Банковский мешочек для мелочи. В нем сторублёвые пачки. Четыре штуки. И две пачки пятидесяток. Итого, пятьдесят тысяч карбованцев. Не дурно. Восстановили бывший беспорядок. Дядечку только назад двигать не стали.

Оборин ушёл назад, а Пётр вернулся к Макаревичу в комнату. Марк Янович почти вдохновенно перебирал цацки из зелёной шкатулки. Пусть ему. Пётр переворошил кучу тряпья на полу, заглянул на шкаф. Ничего интересного. Есть, правда, шапка из песца, но ношеная с залысинами. Нам чужого не надо!

Своё бы унести. Пока руки перебирали шмотки, голова думала. Теперь в квартире полно отпечатков пальцев его и Марка Яновича. Бугаи перчаток не снимали. И что делать? Ничего лучше пожара голова не выдумала. И правильно. Уже четыре часа утра. Нормальные головы третий сон досматривают, а тут…


Глава 34


Такси вызвали прямо из нехорошей квартиры. Конечно, шофёра потом найдут и опросят. А что он им скажет? А скажет он им, что группа из четырёх человек с вещами поехала в аэропорт Домодедово. Как выглядели? Необычно выглядели. На одном так вообще песцовая шапка. А на других? И на других шапки. Почему? Так, говорят, в Игарку летят, а там холодно. Описать сможете? Смогу. Один здоровый, в шапке. Второй здоровый в шапке. Третий совсем здоровый, в песцовой шапке. А четвёртый? Да, тоже в шапке. Особые приметы были. А как же. Тот, который не здоровый с забинтованным глазом. А усы там, родинки, цвет волос? Странные вы вопросы задаёте, товарищ капитан, какой же у них цвет волос, если они в шапках. А усы? Нет. Не было усов, хотя вот у тех здоровых, что сзади сидели не поручусь. Сумерки ещё были. А они в шапках. Сумею ли опознать? Ну, думаю, что если они в шапках будут, то одного смогу опознать. Он монгол, наверное. Почему? Ну, рожа такая круглая и глаза вытянуты, а ещё он чётки перебирал. Какие вещи? Да, как у всехпассажиров. Чемодан был. Тюк какой‑то. Удочки. Да, обычные удочки. У них там, в Игарке, рыбалка – сказка. Откуда знаю? Да они всю дорогу про рыбалку. И названия то у рыб странные. Какие? Лерка какая‑то. Нерка. Точно, нерка, а вы товарищ капитан были в Игарке? Ещё какие рыбы. Так вы тоже рыбак? Чавича? Или чуть по‑другому? Ленок ещё, вот его запомнил. Как имя у моей жены. Почему милиционеры не видели таких пассажиров в аэропорту? Так ночь. Спали видно милиционеры. А я чё, я ни чё. Вот, вспомнил, товарищ капитан, тот который с перемотанным глазом называл самого здорового, который монгол, Славиком. Не монгольское имя? Ну, татарское. Русское? Тогда бы он его Славой называл. Где расписаться? С моих слов записано верно? Так я же не читал. Теперь прочитал. Только вы неправильно написали. Рядом со мной не забинтованный сидел, а монгол Славик. Вот теперь правильно. До свидания, товарищ капитан.

Шапки нашли на вешалке. На Штелле под куртку, тоже позаимствованную, надели фуфайку, а Кошкину за щёки напихали ваты и подрисовали глаза. Марку Яновичу замотали глаз и ухо. И специально надвинули шапки на глаза. Говорили только Кошкин и Оборин. Петра ведь могут и по телевизору показать. Придумали про рыбалку. Пётр специально несколько пород чудных вспомнил. За удочки выдали снайперку. Ждали машину в подъезде, а когда загружались и создавали суету, отвлекая водителя, майор сбегал наверх и поджог в обеих комнатах и на кухне кучи бумаги и тряпок. А вот в ванной просто всё тщательно протёрли. Ну, и надеялись, что соседи пострадают только материально. Потом возместим.

Не заходя в аэровокзал разделились, переоделись и на двух такси вернулись в Москву. На всякий случай подъезжать к самой гостинице Россия не стали.

Назвали метро "Китай город". Оттуда пешочком прогулялись. И подошли к администратору ровно в восемь часов. Марк Янович с чемоданом и удочками прошмыгнул отдельно. Пётр же поинтересовался у той же девушки, не появились ли места. Нет. Всё забронировано. Пришлось звонить Тарасову. Министр хмыкнул и пообещал устроить двуместный номер.

Прошло, наверное, минут десять и вдруг к ним подбегает дядечка.

– Я директор гостиницы Россия. Иванов Иван Иванович. Вы товарищ Тишков? – и смотрит на Кошкина.

– Я, – перенаправляет его внимание Пётр.

– Товарищ Тишков, что же вы таких людей привлекаете, могли бы и сами мне позвонить, уж один‑то номер для ваших друзей нашли бы. Это надо же сам Первый секретарь горкома товарищ Егорычев Николай Григорьевич позвонил. Такого и не упомню на своём веку.

Ого, решил не мелочиться Тарасов. Навёл шороху. Ну и ладно в следующий раз проще будет.

– А вы мне как кардинал Ришелье бумажку выдайте, мол, этому товарищу предоставлять номер по первому требованию, – решил шуткой разрядить обстановку Штелле. Не получилось.

– Что же вы товарищ Тишков, вообще не хотите со мной общаться. Никакая бумага не заменит человеческого общения, – обиделся Иванов.

– А вдруг я приеду среди ночи, будить вас?

– Среди ночи? А ладно! Напишу. Товарищ Тишков, только и вы мне для дочери автограф напишите.

– Да даже не так поступим. Мне тут в Союзе Писателей оставили несколько книг, так я одну подпишу и вам отдам.

– А вы и книги пишите? – интересно, а как тогда его отрекомендовал Егорычев.

– Есть грех.

– Буду признателен. За сим разрешите откланяться. Дела. Англичанин известный приезжает. Тоже песни пишет. Эндрю Олдем. Не слышали?

– Олдем. Так это по мою душу.

– Даже так. Ну, всё извините. Побежал, – пожал руку и очень быстрой походкой, почти и, правда, бегом, потрусил к лифту.

Пётр глянул на часы. На сегодня у него запланирована целая куча дел. Нужно подписать договор с дойчами, потом с Биком. Встретиться с продюсером группы The Rolling Stones Эндрю Олдемом и с директором Парижского филиала крупной американской компании Columbia Broadcasting System, которое называется CBS France, Жаком Суппле. Так ещё вечером с химичками договорился отужинать. И это при том, что поспать удалось только полчасика, пока от аэропорта до "Китай города" такси везло.

В номере встретил обиженные взгляды дочери и непонимающие Вики Цыгановой.

– Встретил наших борцов, а их не селят. Вот пришлось везти их на дачу в Переделкино, а пока договаривался с хозяином такси уехало, пришлось ночевать, – на ходу выдумал галиматью Пётр.

– Пап, а где у тебя медаль?

– Медаль? – и глянул на грудь.

Твою ж! От медали лауреата Ленинской премии осталась только колодка, самого золотого кругляшка с портретом вождя не было. Пётр закрыл глаза, восстанавливая события. В ванной в Черёмушках смотрелся в зеркало. Медаль была. Значит, там, в квартире, и посеял. Даже, наверное, знает когда. Это они с тёзкой двигали газовую плиту. Ещё пиджак тогда зацепился. Называется, приплыли.

– Потерял, наверное. В такси, может? – ответил девочкам и пошёл в ванную, нужно к встрече с немцем привести себя в порядок.

Но голова ни о чём другом думать не хотела. Паниковала. Пытался успокоить себя рассуждениями, что можно ведь сказать (Если спросят), что медаль украли в метро. Тогда нужно обратиться в милицию. А то не поверят. Влип. И людей за собой из‑за разгильдяйства на дно утащит. Там ведь за такое деяние расстрел положен.


Глава 35


Интермеццо.


– Докладывайте, товарищ капитан, только коротко, генерал на одиннадцать совещание в МУРе назначил.

– Особо докладывать нечего, товарищ подполковник. В сгоревшей квартире три трупа. Проводится экспертиза. По предварительному осмотру ясно, что труп номер один у входной двери получил травму ручкой этой двери и от неё и скончался. Второй труп на кухне тоже со следами насильственных действий, чем‑то порвано горло. Про третий труп в комнате сказать пока ничего не могу. Видимых повреждений нет. Причина смерти всех троих уточняется.

– Кто прописан в квартире? – подполковник почесал кончик носа, дурацкая привычка, оставшаяся с университета.

– Гражданка Сошникова Варвара Спиридоновна. 28 лет. Не замужем. Судимостей не имеет. Работает в ЖКО дворником. Квартира, по словам соседей, ею сдаётся. Сейчас у неё отпуск, и где находится не известно. Опрашиваем знакомых. Предположительно живёт у тётки в Подмосковье.

– Нужно поторопиться. Что мне докладывать. Одни "предположительно".

– Товарищ подполковник прошло всего пять часов. Работаем.

– Ну, да, поговорку знаешь, капитан? Не могу стоять, когда другие работают – схожу, полежу. Так и у вас. Что ни будь интересное в квартире нашли, за что можно зацепиться?

– Нашли медаль лауреата Ленинской премии.

– Ого! Чья? Там ведь номер есть.

– Был. Номер подплавился, нельзя точно идентифицировать ни одну цифру. Созванивались с Монетным двором. Они берутся по составу металла определить год выпуска.

– Уже лучше, не сильно ведь много в год присваивают Ленинских премий.

– Не совсем так, товарищ подполковник. Я уже проконсультировался. Прилично. Там иногда по нескольку человек за одну работу. Кроме того существует закрытая часть списка. К ней вообще нет доступа. Пробовал узнать через Комитет Госбезопасности, не обращался ли кто с просьбой о восстановлении награды в связи с утратой. Не послали, но и не проинформировали. Предложили написать рапорт. Рапорт составлен. У вас на подписи.

– Ладно. Подпишу. А вообще, что нам это даёт? Уж не думаешь ли ты, капитан, что троих человек убил лауреат Ленинской премии, а потом медаль там случайно обронил. Поэт, наверно, они поэты все рассеянные, с улицы Басеенной.

– Как‑то ведь медаль в квартиру попала.

– Что таксист. Может ему показать фото лауреатов?

– Его слова не подтверждаются ни одним из опрошенных в аэропорту Домодедово. Сейчас он нами отправлен в психоневрологический диспансер на предмет вменяемости. Если же предположить, что таксист говорит правду, то получается полная ерунда. Четверо очень высоких и здоровых людей, в одежде не по сезону, вызвали машину до аэропорта, расплатились, вылезли и исчезли. До этого в доме их никто не видел, в Домодедово тоже.

– Плохо. Что по самой квартире, что говорят соседи?

– Бывало, шумели. Пьяные шлялись. Один из снимающих цыган. Высокий и толстый. Ни с кем особо не общались. Живут месяца три – четыре. По отпечаткам пальцев опознать не получится. Все руки обгорели. Отпечатки грабителей или убийц тоже не найдены. Пожар всё уничтожил. Ищем Варвару Сошникову, надеюсь, она постояльцев знает.

– А что с соседями, есть пострадавшие от пожара?

– Только материально, в трёх квартирах, при тушении залило мебель, есть утраченные документы. А так все живы – здоровы. ЖКО временно разместило эти три семьи в фонде для капремонтов. Разрешите идти, товарищ подполковник, больше добавить нечего. А там, может, что эксперты нарыли.

– Свободен.


Глава 36


Пока семь раз отмеряешь – другие уже отрежут…

Пётр приехал в Союз Писателей чуть раньше даже. Хотелось до встречи с немцем пообщаться с Фурцевой. Но Екатерины Великой не было. Где‑то рулит искусством. Тогда позвонил министру Тарасову. Нужно проконсультироваться по маркам асфальтоукладчиков. Соединили мгновенно.

– Пётр Миронович, нужно увидеться. Я сейчас встречался с Косыгиным. Ему твои завиральные идеи понравились. Требует представить докладную записку. Причём, по всем трём вопросам.

– Александр Михайлович, вы даже не представляете, как я загружен. Хотел часть проблем на вас сбросить, а получается наоборот. Я не специалист по написанию таких документов. Я сказочник. Вам сказку написать? – но министр автомобильной промышленности шутку проигнорировал.

– Вы ведь Первый секретарь горкома КПСС, уж докладную‑то записку осилите. Я вам в помощь людей выделю. Те же Сороки. Они в Москве.

– Александр Михайлович, у меня через пять минут важная встреча с юристом из ФРГ. Хочу у них потребовать за свою книгу асфальтоукладчик. Вот вам позвонил, хотел проконсультироваться. Какой просить? Название производителя?

Там зависли. Потом прокехались.

– Асфальтоукладчик? А зачем он вам?

– О том же самом меня спросил председатель Союза Писателей Константин Федин. Отвечу вам, так же, как и ему: "Асфальт укладывать". Так какую фирму порекомендуете?

– Требуйте компании Джозефа Фёгеля. Серии супер. Если удастся получить, то лучшего и желать не стоит. Пётр Миронович, а можно мои специалисты, если сделка произойдёт, разберут его на винтики и всё зарисуют. У нас сейчас ведутся работы по созданию нового асфальтоукладчика в стране. Наше министерство задействовано. Премного обяжете.

Нда. Тот ещё советчик, на ходу подмётки режет.

– А собрать получится? А то половина деталей окажется лишней. А вторая половина отечественные аналоги. А красивые гаечки люди на память позабирают.

– Уели. Проследим. Попросим помощи у КГБ. Они уж точно не дадут ничего прикарманить. Обещаю управиться за месяц.

– Посмотрим. Пока ничего не обещаю. Ещё как себя немцы поведут. До свидания. Вон уже слышна их музыкальная речь.

Фриц Флигерт всё же переводчицу привёл.

– Asphalt fertiger стоит порядка ста тысяч марок. Ваш гонорар мы согласны увеличить до пятидесяти тысяч. Кто покроет разницу? – немцы. Чтоб их! Мелочный народ. Жалко им пятидесяти тысяч марок.

– Мне посоветовал министр автомобильной промышленности СССР товарищ Тарасов требовать у вас асфальтоукладчик компании Джозефа Фёгеля, – решил зайти с козырей Пётр. Знакомство с министром, всегда может пригодиться. Немцам.

– Мы на эту фирму и ориентировались. Всё равно огромная разница в цене и вашем гонораре, – не клеится разговор. Жадные. Нет. Рачительные. А если по правде, то пятьдесят тысяч марок это очень не мало, издательству придётся попотеть, что выйти в прибыль.

Но. У нас ведь есть послезнание. Воспользуемся.

– Дорогой Фриц. Вот считайте. За две мои повести вы готовы выложить пятьдесят тысяч. Сейчас в соавторстве с вдовой писателя Толстого мы переработали как бы приквел к этим повестям. Кроме того у меня начаты ещё две повести, сиквелы. Продолжения. В одном из них Буратино попадает в страну Оз. Что если в договоре будет фигурировать пять сказочных повестей. Детям всегда интересно, что же будет дальше с полюбившимися им героями.

Толстый Флигерт задумался.

– Мне нужно позвонить. Отсюда это возможно. И я должен остаться один.

– Говорите номер, – это Константин Федин включился.

Пока немец по‑немецки болтал с другими немцами в неметчине, выпили по стакану кофе. Когда же появятся в этой стране настоящие большие кружки? Вкус у кофе в стакане другой. Противный. Или он противный, по той простой причине, что его, ни жарить, ни молоть, ни заваривать здесь не умеют.

– Пять книг. Срок шесть месяцев. Где ваш соавтор? Или она не нужна при заключении договора? – вот деловая колбаса.

Пётр посмотрел на нашего юриста. Коричневый пиджак и роговые очки. Зато худой.

– Нужна.

– Константин Александрович, как бы сюда позвать Людмилу Ильиничну Толстую. Она сейчас у Смирновой, дожидается француза.

Совсем старый стал главный писатель, кряхтя встал, прошёл до двери, дал команду секретарше. Ну, дак, семьдесят пять лет человеку.

– Я, Пётр Миронович, конечно, за. Одно уточнение, а вы меня на этой машине прокатите? – и в слово "прокатите" ударение вложила.

Что там погубило "масквичей"? Квартирный вопрос.

– Если пять книг это сто тысяч марок, то ваше участие – десять тысяч. Возьмёте рублями по курсу один к одному? – жалко‑то как? Уже планы на вновь приобретённые ценности свёрстаны.

– Фи, как не интересно. Может быть, мы вместе напишем ещё одну книгу? – вот это бабка. Все немцы с евреями и хохлами нервно курят в сторонке. Что же это за день такой. Все его разводят.

– Без проблем, Людмила Ильинична. Стойте, а ведь это мысль. У меня есть разрозненные истории. Их нужно собрать и окультурить. Добавить сюжетную линию. Всяких второстепенных персонажей. Я даже сейчас название придумал. "Книжка малоизвестной писательницы Любки Незабудкиной и маститой сценаристки Барышевой‑Крестинской о том, как Людмила Осликова приехала покорять Москву". Даже обложку представил. Девица в сарафане и кирзовых сапогах на ослике едет по мосту у Кремля. Как? – заготовки были на самом деле. Началось ещё в первые дни попаданства. Не надеясь на память, стал записывать сценки смешные, какие помнил из "Уральских Пельменей", "Комеди Вумен", выступлений Задорнова. Набралось к этому времени уже три тетрадки. Особенно выделялся цикл из выступлений бывших студентов УПИ. Там кто‑то умный взял и составил сборники, вот такой сборник, который называется "Сладкая парочка" Пётр и смотрел по компьютеру, когда собирался идти на выступление Вики Цыгановой. Дмитрий Брекоткин и Стефания‑Марьяна Гурская были вместе бесподобны. Жаль, что девица ушла из "Пельменей".

– Вы нечто Пётр Миронович. Приятно с вами дело иметь. Где тут загогульку поставить.

– А я всем говорю, что я дурень, а не дурак, – попытался пошутить.

Немец хмыкнул, Федин прокашлялся, Толстая прыснула, переводчица, достала словарь, наш юрист сделал невозмутимое лицо. А ведь могут не прокатить шутки из двадцать первого века.

Подписали. Твою ж дивизию. Это теперь две повести написать срочно нужно. И нужен был этот асфальтоукладчик, взял бы пятьдесят тысяч марок и жил спокойно. Но нет. Нью‑Васюки.


Глава 37


С продюсером группы The Rolling Stones Эндрю Олдемом встречались ни где‑нибудь, а в министерстве культуры. Прямо в кабинете "мадам министер". Вот почему "мадам"? Конечно Екатерина Алексеевна замужем. И во Франции её нужно величать "Мадам". Но и патлатый очкастый Андрюха и его переводчик с такими же патлами, но чёрными, и с бородавкой на лбу прибыли не из Парижу, а из Лондону. Ну, да, пусть им.

Здание министерства было красивым. Строили же раньше. Не иначе вычурно называлось "Доходный дом" такого‑то. А внутри была суета. Помощница Фурцевой Таня встретила Петра на улице, кутаясь в коротковатое пальто. Модница, блин. Оказывается Эндрю уже приехал. Перепутал время, переводя свои лондонские часы на наши поскотные. Уже чуть не час дожидается, выхлебал пять чашек чая и съел кило горчичных сушек.

Протолкались с Таней через бегущих рулевых культурой и оказались в кабинете Фурцевой. За огромным столом для совещаний эти двое патлатых англичан смотрелись комично. Словно нечёсаного крестьянина поймали в поле и привели к царю‑батюшке во дворец. А потом в соседней татарской деревне выловили ещё одного. Перед деревенщинами и правда стояла хрустальная салатница и в ней сиротливо уживались друг с другом три обломанных сушки. Этот цельный образ портило только одно – Андрюха был в дымчатых очках. И это не был писк моды, это были проблемы со зрением.

Представились. Нет, представили. При этом Екатерина Алесксевна зависла на целую минуту пытаясь сообразить, а как островитянину отрекомендовать Петра. Не выкрутилась. Всё же серьёзно перемкнуло.

– А это, мистер Олдем, создатель ансамбля "Крылья Родины", – и широкий взмах рукой в сторону Петра.

– Ну, не совсем так, дорогой Эндрю. Я – комми. Первый секретарь горкома КПСС. И ещё по совместительству поэт и писатель.

– Рад знакомству, – продемонстрировал кривые зубы англичанин.

– Мистер Олдем, прежде чем мы начнём наш разговор, хотелось бы прояснить одну вещь. Вы, правда, покидаете группу The Rolling Stones и теперь свободны, или это всё слухи и нам не о чем договариваться.

Уверенность сразу сползла с очкастой физиономии.

– Да, группа подыскивает себе нового менеджера.

– Замечательно. Тогда немного о нашей группе. У нас нет коллектива в вашем понятии – группа. Это не четыре человека и даже не десять. Ансамбль "Крылья Родины" – это очень большой коллектив. Есть свой симфонический оркестр. Есть десятка полтора исполнителей. Сейчас набираем детскую группу и группу бабушек для исполнения народных песен. Не кривитесь. Это другие народные песни. При их исполнении зрители будут смеяться над вашими Битлзами и Ролингами. Поверить сейчас вам трудно, но просто для начала представьте себе такую картину. Что нужно от вас? Учить петь и держаться на сцене наших исполнителей не надо. Нужно устраивать гастроли. И нужно договариваться с ведущими фирмами, выпускающими одежду, спортивную одежду и инвентарь, обувь, косметику и тому подобное о рекламе их продукции нашими исполнителями. Нужно устраивать интервью членов нашего ансамбля ведущими газетами и популярными ведущими на радио и телевидение. Нужно договариваться о встречи наших артистов с главами государств или ведущих партий. Да, ещё нужно найти человека, который сможет русские тексты превращать в английские без потери ритма и рифмы. И нужен человек, который уберёт у исполнителей акцент. Ваш гонорар десять процентов от заработка "Крыльев Родины".

Андрюха снял очки и как на дурачка уставился на Петра. Ломка стереотипов.

– Вы серьёзно, мистер Тишков?

– Сейчас мы послушаем две песни, в исполнении "Крыльев", потом посмотрим три небольших музыкальных фильма. Потом снова поговорим. Сейчас не о чем. Екатерина Алексеевна, у вас найдётся магнитофон.

Если Эндрю охриневал, то Екатерина Великая была в полуобморочном состоянии. Нет, ей приходилось бывать и в Ла Скала, и в Ковент‑Гарден, и даже общаться с министрами большинства европейских государств, но это она, а чтобы девочки и общались, скажем, с королевой Великобритании. И чтобы русские артисты рекламировали немецкие трусы. Только представь себе такое и уже давление 200 на 200, а разрешить это.

– Пётр Миронович, вы в своём уме? – трагическим шёпотом.

– Абсолютно. Так, что с магнитофоном?

– Через мой труп.

– Товарищ Фурцева, успокойтесь, вы не на партсобрании. Тут иностранцы. Несите магнитофон, – рыкнул на обалдевшую тётку Пётр.

Что‑то хрустнуло, наверное, голова министра лопнула. Потом Екатерина Алексеевна встала, молча вышла и так же молча занесла чемоданчик. Такой же, как у Брежнева. Грюндик. Катушечный магнитофон Grundig TK 47 Stereo. Пётр из своего везучего портфеля достал катушку и заправил плёнку. Включил.

Песни было две. Сначала шла "Танцы на Марсе". Её перевели на английский. Исполнили. И ведь даже некому оценить, плохо перевели или хорошо, плохо исполнили или так себе. Вот сейчас и посмотрим, как отреагирует носитель языка. Носитель выслушал молча. И потом попросил поставить ещё раз. А чего, не сложно ведь. Прослушали ещё раз.

– Я бы подправил текст и вы правы, нужно поработать над произношением. А вещь выше всяких похвал, даже в таком виде займёт первое место в любом списке шлягеров.

– Вот видите, Екатерина Алексеевна, Эндрю доволен. Вы пока чайку вот хлебните, – и включил втору песню.

С ней намучились. Даже хотели бросить и взять, что другое, но Пётр настоял. Первые вещи должны быть убойными. Спели "Синий иней", она же One Way Ticket  ("Билет в один конец"). Наталья Евгеньевна Горбаневская перевела на английский. Попытались спеть. Галиматья. Тогда вспомнили, что София Ротару году эдак в 2009 спела совсем с другим текстом. "Пусть всё будет". Попытались вспомнить его. Вика Цыганова в том концерте участвовала. Написали, спели на русском. Вещь, особенно для 1967 года. Горбаневская перевела этот вариант. Чуть лучше, но не прокатит на западе. One Way Ticket (To the Blues) уже есть. Она была впервые исполнена американским певцом и пианистом Нилом Седакой в 1959‑м году и спряталась на второй стороне сингла "Oh! Carol". В отличие от заглавной песни "Oh! Carol", песня не стала популярна. Конечно, у нас музыка лучше. Уже от группы Ирапшин, и голоса лучше, но всё одно слабо. Тогда Пётр, как мог, вспомнил перевод оригинала на русский.


Чух, чух, поезд трогается в путь,
Моё путешествие начинается, и я никогда не вернусь –
О, О, у меня есть билет в один конец до тоски…

Вот уж точно галиматья, но припев "Билет в один конец" вполне ритмичен.

Пришлось сочинять текст самому и использованием этих строчек. Опять диссидентка перевела. Спели. Хреново, но лучше остальных версий. А, может, для затравки и подойдёт.

Магнитофон зашуршал концом ленты.

– Я слышал похожую песня в исполнении Нила Седаки. У вас получилось лучше. Вы правы мистер Тишков, вам нужен хороший поэт и хороший учитель английского. С таким материалом можно работать. Это всё, у вас есть только две песни?

– На английском да. Ещё я хочу показать вам одну песню на испанском и две на русском. Екатерина Алексеевна, ведите в кинозал.

Походкой зомби Фурцева отвела их в небольшой кинозал, расположенный этажом выше. Посмотрели. Сначала уже известные вещи из будущего репертуара Любаши Успенской. А вот последней шла "Макарена" с флэшмобом у памятника Глобусу в Краснотурьинске. Сначала появлялись испанки, потом к ним присоединялась эфиопка. Следом выбегали русские мачо, во втором куплете появлялись три русские киношные супердивы и две дочери Тишкова. А в последнем куплете к Глобусу устремлялись более двух десятков женщин в форме. Взяли всех работников милиции и детской колонии, плюс две девушки из пожарной команды. Ни петь, ни танцевать от них не требовалось, как только они выбегали на площадь и вскидывали вверх руку, песня заканчивалась, а с нею и клип. Но эффект был не слабый. Ни у кого из маститых режиссёров даже таких мыслей ещё не проблёскивало.

Сидели молча. Первой очнулась Фурцева.

– Это та самая "Макарена", о которой говорил со мною посол на Кубе?

– Она.

– Понимаю кубинцев. Вас не понимаю. Кто разрешил в этом действе участие работников милиции.

– Екатерина Алексеевна. Вы сегодня перевозбуждены. Вам бы отдохнуть. И держите себя в руках, рядом ведь англичане и один вполне себе понимает по нашей мове.

– Чёрт. И правда. Ну, уйдут, ты у меня получишь.

Ушли. Получил.


Глава 38


– Пётр Миронович, я каждый день жалею, что зашла тогда в кабинет Федина, могла ведь и не повстречать тебя. Жила бы себе спокойно. Ты хоть представляешь, как на это прореагирует Суслов? Наши военные и милиционеры пляшут на площади. Выгонят и меня, и тебя, и тех начальников в твоём городе, которые это разрешили, – Фурцева стояла вплотную и брызгала слюной. Хотелось ей пощёчину залепить. Может, успокоится.

– Во‑первых, у нас в стране полно венных ансамблей и там и поют и пляшут. Один ансамбль Александрова чего стоит. А во‑вторых, Суслов должен узнать об этом не от вас и не от ваших помощников, которые на самом деле его стукачи. Он должен узнать от кубинцев.

– Каких ещё кубинцев? Вообще охринел.

– В посольстве Кубы должен быть атташе по культуре.

– Там есть третий секретарь МИД, он, в том числе, отвечает за культуру и спорт. Зовут Виктор Мануэль Родригес Этчеверри. Вчера с ним встречалась. На днях ведь премьера в Большом. Режиссёр кубинец, ну и как раз из‑за тебя. Хотят тебя на престижную литературную премию выдвинуть за эту "Макарену".

– У них там есть кинозал?

– Есть, – отошла, держась за сердце, старенькая, хоть и хорохорится ещё.

– Позвоните ему и скажите, что мы будем у них через тридцать минут. Пусть всех сотрудников соберут в кинозале. Не далеко ведь посольство?

– Тут рядом. На Большой Ордынке.

– Так что стоим? Поехали, через два часа встреча с французом, который американец.

– Сволочь, ты, Пётр Миронович! Сам себе могилу роешь и меня за собой тащишь, – но уже потянулась к телефону.

– Пословица есть народная. Не рой другому яму, пока сам не окопался. Как раз наш вариант.

– Вечно ты со своими шуточками. Не до смеха мне сейчас.

– Про вас у меня тоже есть поговорка: "Настоящая женщина должна спилить дерево, разрушить дом и вырастить дочь".

– Ха. Ало, посольство Кубы? Говорит министр культуры СССР Фурцева Екатерина Алексеевна. Мне нужно срочно переговорить с товарищем Виктором Мануэлом Родригесом Этчеверри, – запинка в несколько секунд, Ало, Виктор, это снова Фурцева. Привёз товарищ Тишков песню. Да, да ту самую. Подготовьте кинотеатр и соберите там всех сотрудников. Будем там вам кино показывать с этой песней. Будем через двадцать минут.

Положила трубку, а на самой лица нет. Белая маска. Рискует. Не стала бы, но Эндрю помог.

– За один этот фильм можно заработать несколько миллионов фунтов стерлингов. Я согласен на вашу работу и на ваши условия, – хоть и акула империализма, а умный. Или потому и акула, что умный.

– Нужно заключить договор.

– Подготовьте свой вариант, я представлю свой, завтра сверим, выберем приемлемый вариант и подпишем, – вот чему нужно у нечёсаных учиться. Оперативности и деловой хватке, а не патлы отращивать, вшей разводить.

– Пётр Миронович, – вылезая из машины перед небольшим жёлтеньким двухэтажным домиком на углу Большой Ордынки, за забором из железных пик, сморщилась Екатерина Алексеевна, – Ты веди себя прилично. Без шуточек своих. Иностранцы всё же, хоть и голозадые. Ох, загремлю я с тобой в Находку, директором библиотеки.

– От Гаваны до Находки с водкой лучше, чем без водки!

– Тьфу на тебя! Пошли уж.

Получилось даже лучше, чем хотелось. Когда Пётр передавал плёнку негритянке, что отвечала за показ фильмов (Не привезли же они с собою настоящего киномеханика?), то пришлось объяснять, что сначала идут два фильма на русском по четыре минуты, а только потом "Макарена".

– А нельзя посмотреть и русские? Здесь многие владеют языком, – Виктор был мулатом, но негритянской крови не много. И явно спортсмен бывший. Боксёр. Нос свёрнут. Кротко стрижен и лопоух.

– Ставьте.

В зале было человек тридцать. И он был полон. Поздоровались. Пообнимались. Это посол полез целоваться с Петром. Еле удалось перевести просто в объятия. Включили, посмотрели. Опять посмотрели. Снова посмотрели. Макарена!

– Знаете, Екатерина Алексеевна, когда мне позвонили из Политбюро, то я сильно удивился. Неужели русский может написать кубинскую песню? Теперь, понял. Теперь, осознал. Понимаю товарища Боске. Тут одной премии мало. Вопрос о медали Дружбы решён, считайте. Нужно везти товарища Тишкова и этих молодых людей на Кубу. Всех наградим медалью Дружбы.

Екатерину Великую лестью с панталыку не сбить. Она ведь за индульгенцией ехала.

– А что вы думаете о последнем кадре, где девушки в форме присоединяются к танцу? Может, вырежем?

– Зачем? Это лучшая часть фильма. Ага, понимаю, думаете, некоторые люди в вашем Политбюро будут против. А если им позвонит товарищ Фидель, это решит проблему? – умный хоть и очень плохо по‑нашему шпрехает. Или чего там испаноговорящие делают? А, хаблают.

– Товарищ Фидель Кастро товарищу Брежневу, – аппетиты у мадам министра.

– Я думаю, что мы решим эту проблему. А можно встречную просьбу?

– Слушаю.

– Те первые два фильма, нельзя ли озвучить по‑испански? Мы готовы купить их, – товарищ Лионель Сото, он же посол чрезвычайный и полномочный, изобразил улыбку.

Вот, сразу подобралась и превратилась в прежнюю Фурцеву.

– Товарищ Тишков?

– После свадьбы кулаками не машут. Переведём.

– О, хорошая поговорка. Я слышал, товарищ композитор, что вы ещё и детские книги пишете, хотелось бы их увидеть. Уверен, что у нас захотят их издать, – вот, а шли за щелбанами.


Глава 39


Жадность – сестра таланта.

С американским французом Пётр не церемонился. Поставил две англоязычных песни. Прослушали. Потом осчастливил си‑би‑эсовца прослушиванием "Волшебного полёта" в исполнении великих скрипачей и симфонического оркестра. И хотел завершить "Штормом" Вивальди в переработке Ванессы Мэй, а потом Вики Цыгановой и Гофмана с Ойстрахом и прочими грандами. Все по чуть‑чуть руку приложили. И не удержался, сводил в кинозал. Макарена и два клипа от Успенской.

Директор Парижского филиала американской компании Columbia Broadcasting System, которое называется – CBS France, Жак Суппле был немного похож на Алана Делона. Синие глаза. Темные волосы. Правильный овал лица. А вот не красавчик. Чуть нос не такой, уши больше оттопырены, нет родинки на скуле. Вроде ерунда, а эффект другой. Зато почти коротко стрижен. И пиджак из красивого с отливом материала. Француз! Мать его.

Фурцева на что старушка, а и то стойку сделала. Даже коньяк велела Тане принести с шоколадом.

– Материал очень хорош. Особенно песня про танцы в космосе и композиция "Волшебный полёт". Про Макарену даже говорить не буду. В латиноамериканских странах и самой Испании это принесёт кучу денег. Фильмы с вашими русскими песнями продать можно, но больших денег ожидать не стоит. Я во Франции столкнулся с неприятием французами английской музыки. И наоборот, Джо Дассен не завоюет большой популярности в Америке. Нужно переводить на английский. Тогда это будет очень востребовано. Никто ещё не делал музыкальных фильмов в таком формате. И так, что вы хотите?

– Триста миллионов долларов.

– Хорошо, вам в каких купюрах, а то у меня только мелкие с собой, – совершенно не изменившись в лице, поведал переводчику месье Жак.

Тот, не понимая, что это юмор, перевёл. Фурцева выслушала, и так как никто не смеялся, откинулась на спинку стула и выпучила глаза. Стала хватать ртом воздух. Камбала камбалой.

– Это за три года, – так же спокойно продолжил Пётр, не придя на помощь Екатерине Великой, – А сейчас нужно заключить договор о выпуске в вашей студии двух синглов. На первой стороне первого "Танцы на Марсе", на второй "Шторм". На втором "One Way Ticket" и "Волшебный полёт". И ещё миньон с этими же композициями плюс "Макарена".

Си‑би‑эсник взял карандаш из прибора на столе и достал записную книжку, написал цифирки, попереставлял их местами.

– Нужна ещё одна короткая песня на пару минут. И она обязательна должна быть с текстом и на английском, – не отнять, профи.

А что у нас там есть из заначек? Переведена "Трава у дома", но даже репетировать не начали. Та же история и с позаимствованной у "Агаты Кристи" суперской вещи "На ковре – вертолёте". Стоп. Оставим на следующую пластинку. Недавно Вика исполнила крутую вещь. В фильме, вернее в сериале "Спецназ" есть бесподобная сценка "Танец у экскаватора". Английского варианта нет. Так там и слов‑то пять штук.

– Екатерина Алексеевна, нам срочно нужно на фирму Мелодия. Записать одну песню. Очень срочно. Через час.

Глотавшая воздух бабушка тряхнула головой и превратилась в министра.

– Ну, ты мне за всё ответишь! Сейчас позвоню.

– Позвоните в мой номер ещё, и пошлите машину за Машей. Пусть возьмёт "Танец у экскаватора".

– А кто играть будет? – не отнять, организатор.

– У неё есть минусовка.

– Минусовка? Что это?

– Ну, как Брежневу показывали. Музыка записана, а слова сами поём.

– Ты тут без меня лишнего не наговори. Приличная хоть песня? А то опять в блуд введёшь.

– Там всего несколько слов. Да. Пусть хороший переводчик приедет на "Мелодию", – вот и ещё одну вещь украли, да простит нас Алексей Григорьев, он же Гога.

– Когда же всё это кончится? Уехал бы ты поскорее в свои Васюки. Хоть оклемаюсь. И напьюсь.

– А вас Брежневы с собой не берут?

– Брежнев?

– Брежневы. Всё, дорогая, Екатерина Алексеевна. Третьего мая встречаемся в Краснотурьинске, а сейчас организуйте запись.

Ушла, опять хватая воздух.

– Мне можно поприсутствовать на записи? И у меня есть хороший переводчик, – улыбочка типу в тёмных солнцезащитных очках. Весной и в кабинете. Или у этого тоже проблемы со зрением. Как это называется? Офтальмия?

– Нужно. Теперь давайте обсудим процент и тираж, – мы ведь тоже деловые.

– Не гонорар? – жук.

– Нет. Процент.

– Двадцать.

– Девяносто.

– Двадцать пять.

– Девяносто.

– Больше тридцати не дам.

– Смотрите, месье Суппле, Вы выпускаете небольшой тираж и пускаете в продажу. Я вполне могу оценить качество своих вещей. Следующий тираж будет миллионным. Миньон только в СССР купят миллионов десять. Плюс сингл Макарены в Испании. Мексика, если мне память не изменяет, довольно густонаселённая страна. Миллионов сто? То есть тоже не меньше чем миллионный тираж. Ваша компания заработает десятки миллионов долларов. Столько же за клип "Макарена". Не жадничайте.

– Что такое клип?

– Макарена и есть клип, это же английский.

– Ясно. Сорок процентов. На большее не пойдёт моё руководство. В таких продажах в СССР вы уверены?

– На сто процентов.

– Тогда по вашей стране отдельный договор на пятьдесят процентов.

– Приятно иметь дело с деловым человеком.

– Вы озолотитесь, – налил сам себе коньяк и отсалютовал месье Жак.

– Не всё то золото, что плохо лежит.

– Ха‑ха. Нужно будет запомнить.

Прибежала Екатерина Алексеевна.

– Едим. Машу привезут прямо туда.

– О, сейчас будет быстрая русская езда? – просиял американский француз.

– Знаете нашу поговорку? "Мы медленно запрягаем, но быстро ездим. А тормозим вообще страшно.".

– Вы не тормозите, – на самом деле хороший переводчик тонкую игру слов уловил. Вон до Великой только дошло. Хихикнула.


Глава 40


Интермеццо 2


– Итак, капитан, сутки прошли. Докладывай.

– Ничего по пострадавшим. Варвару Сошникову пока не нашли. Третий человек умер от укола в сердце шилом.

– Хреново. Что по шофёру?

– Признан вменяемым. Только болтлив не в меру. После повторного опроса людей и сотрудников в Домодедово, ни каких результатов. Как испарились. Напрашивается вывод. Это была маскировка, от которой избавились прямо после того, как покинули такси. Шофёр рейсового автобуса вроде бы видел мужчину в песцовой шапке, но мех определить точно не может. Возможно и собака и кролик. Мужчина очень высокий и здоровый.

– Опять сплошные домыслы.

– Есть новость по медали.

– Ну, слава богу. С этого нужно было начинать.

– Тоже малоутешительно, товарищ подполковник. Вчера в отделение Тверского района столицы поступило заявление гражданина Тишкова Петра Мироновича о пропаже медали лауреата Ленинской премии.

– Тишков. Что‑то знакомое.

– "Трава у дома", "Миллион алых роз".

– Понятно. Что говорит?

– В заявлении написано, что предположительно украли в метро.

– А он что говорит?

– А он всё время в разъездах. Сейчас находится в здании министерства культуры. Встречается с Фурцевой. Вчера весь день провёл тоже с нею.

– У него есть алиби на позавчерашнюю ночь?

– Есть. Всю ночь был в гостинице "Россия". Опрошена родная и приёмные дочери. Администрация гостиницы видела поздно вечером и рано утром. Сам директор гостиницы с ним встречался. Ему звонил Первый секретарь горкома КПСС Москвы товарищ Егорычев с просьбой поселить друзей гражданина Тишкова.

– Гражданина?

– Извините, товарищ подполковник, товарища.

– Чем занимается этот композитор в свободное от написания песен время?

– Поэт.

– Ну, поэт.

– Вы не поверите.

– Да, говори уж, капитан.

– Он – Первый секретарь горкома партии. Кроме того, что очень известный детский писатель. По непроверенным данным – самый богатый человек в стране. Позавчера был на даче у Брежнева.

– Нда. Оставьте его в покое. Тут не погоны полететь могут, а и голова вместе с папахой. Найдите, наконец, хозяйку квартиры. Стоп, а Тишков какой комплекции?

– Рост выше среднего. Худой.

– Всё свободны. Выдайте ему справку о возбуждении уголовного дела по факту кражи медали. Пусть восстанавливает.


Глава 41


Какие дела остались в Первопрестольной? Да куча! Нужно найти пчеловода. Не так и сложно, ведь есть журнал и там начальники указаны. Ещё нужно встретиться с Дмитрием Габановым. Заказывал же Фурцевой найти модельера с такой фамилией. Модельера не нашла. Нашла студента. Студента Московского текстильного института. Кафедра проектирования и художественного оформления текстильных изделий. Четвёртый курс. Димка Габанов был из Улан Удэ. И был он бурятом. Читай монголом. Какими уж неисповедимыми путями закинуло его в МТИ, но вот нашёлся именно там. Как там, в известной шутке: "Земля квадратная. За углом встретимся". Вот встретились. Круглолиц, узкоглаз, улыбчив. Еле заметный акцент.

– Дмитрий, когда у вас сессия заканчивается?

– Числа десятого июня. А что? – встретились в холе гостиницы Россия и оттуда проследовали в ресторан. Пётр, не скупясь, заказал все три перемены. Плюс пирожное. Сам был студентом. Себя тоже не обидел, чёрт его знает, когда удастся поесть в следующий раз.

– И куда нацелился на каникулы? – а антрекоты вполне себе ничего.

– Домой к родителям. Они у меня в колхозе работают. Яков разводят.

– А мне сказали, что ты из Улан Удэ.

– Так и есть. Переехал на время учёбы в город к родственникам. У нас ведь в селе только восьмилетка.

– Понятно. И что, яки в ваших местах хорошо себя чувствуют? Не холодно им зимой? – Пётр ведь хотел небольшой зоопарк в Краснотурьинске организовать, почему бы не начать с яков.

– Наоборот, они жары не любят, а мороз любой переносят.

– И много у вас в колхозе яков?

– Несколько сотен.

– А можно будет купить десяток. Молодых.

– Можно, наверное. Это с председателем нужно говорить, – паренёк принялся за пирожное.

– Смотри, Дмитрий. Я хочу в Краснотурьинске создать небольшой зоопарк. Купить яков, овцебыков, северных оленей, диких лошадей. Нужно будет найти человека, который умеет обращаться с этими животными. А ещё я хочу у нас в городе создать элитный Дом Моделей. Что если ты с родителями и переедешь в Краснотурьинск. Институт закончишь заочно. В армию тебя не заберут. Будешь жить вместе со всей семьёй.

– Ну, не знаю. Подумать надо. А почему именно я?

– Потому, что ты будешь главным модельером, а выпускать будем модную одежду под брендом "Дима Габанов" в СССР и "Дольче Габана" в остальном мире.

– В остальном мире? – даже компотом подавился.

– Поверь. Будешь занимать первые места на всех международных конкурсах.

– Шутите.

– Да некогда шутить. Дел невпроворот. Вот тебе мой телефон в Краснотурьинске. Сессию сдашь, позвони. Да, если хочешь, то можно организовать звонок ректору вашего института, чтобы тебе сессию разрешили сдать досрочно. Нужно?

– Ректора зовут Будников Владимир Иванович. Было бы неплохо.

– Ну, тогда готовься к экзаменам. Всё, извини больше времени нет, побежал. Как разделаешься с гранитом науки, позвони.

Мужчины – женитесь, женщины – мужайтесь.

"Т.И. Губина – главный редактор", – гласила жёлтая табличка на кабинете. С чёрными буквами. Ага. Это окраска пчёл. Креативно. Пётр прождал перед этой табличкой больше часа. Сто раз бы ушёл, но "НАДО". Вот и ждал. Наконец, был допущен в святая святых. Таисия Ивановна была женщина строгая, очкастая, деловая и срашненькая. Если бы не женская кофта, то старичок обычный. Особенно портил образ главного редактора нос. Большой – даже не картофелиной, а огурцом. Да и ладно бы, не семью же со старушкой заводить. Своя есть. Только кроме не привлекательной внешности Таисия Ивановна имела и характер под стать. Когда узнала, что Петру нужны рецепты снадобий из мёда и других продуктов пчеловодства, то крякнула и чуть не в крик.

– Мы научный журнал, а вы лезете со всякой ерундой. Возьмите стакан чая, добавьте две ложки мёда, вот и всё лекарство.

– А вы знаете, что мёд при ста градусах становится бесполезен и даже ядовит. При сильном нагревании в продукте начинает вырабатываться вещество под названием оксиметилфурфурол. Это канцероген, что пагубно воздействует на желудок и кишечник человека. Мёд можно принимать с чаем только в прикуску, – и гордо откинулся на стуле. Название ещё в той жизни увидел и запомнил, чтобы блеснуть красивым словом в какой компании.

Пётр думал, что хоть после этого женщина проявит интерес и чего интересного посоветует. Дудки. Эффект получился обратным.

– Больше ничем не могу вам помочь товарищ Тишков, – и демонстративно уткнулась в явно иностранный журнал. Красивые картинки, белоснежная бумага. Умеют ведь.

– До свидания, – только головой мотнула.

Вот и поговорили. Плюнуть и уйти. Ну, нет. Она ведь не одна в журнале работает. Вышел, прошёлся по коридору до двери с жёлтой же табличкой "Редколегия". Толкнул без стука. Четыре стола по углам. Три человека. О чём‑то громко спорят. Увидели, закрыли рты и один товарищ, явно нерусский, поинтересовался.

– Вам кого, уважаемый товарищ?

– Мне бы знатока народный рецептов из мёда и других продуктов пчеловодства.

– В смысле – пончики с плюшками, – прыснула дамочка за спиной.

– В смысле – лекарства, – надо стерпеть.

– Может, представитесь? – это снова кавказец.

– Конечно. Тишков Пётр Миронович. Я – Первый секретарь горкома КПСС. Ещё вы, наверное, слышали мои песни: "Миллион алых роз", "На недельку до второго я уеду в Комарово".

– Как же, как же. Наслышаны. Значит, рецептами снадобий интересуетесь. Разрешите отрекомендоваться и мне. Аветисян Гурген Арташесович – доктор биологических наук, профессор, заведующий кафедрой пчеловодства МСХА имени Тимирязева. А позвольте полюбопытствовать от каких именно болезней вы собираетесь мёдом лечиться, – а очки заблестели, неужели наткнулся на нужного человека.

– Туберкулёза.

– Интересненнько. Интересненнько. Сами что‑то знаете или вы неофит.

– Слышал про маточное молоко, пыльцу и экстракт личинки пчелиной моли.

– Пчелиной Огнёвки. Интересненнько. А ну выкладывайте, – и за ручку схватился, принялся колпачок откручивать. Ну, надо же – "Паркер". Хотя профессор же. Наверное, и за границами нашей великой Родины бывает. Симпозиумы всякие.

– Так я, Гурген Арташесович, за знаниями приехал в такую даль, а не знаниями делиться.

Товарищ сник, но не на долго.

– Человек, который знает о лечебных свойствах личинок Пчелиной Огнёвки, не может быть неофитом. Читали статьи основоположника микробиологии господина Мечникова?

Не читал. Так, интернет как‑то просматривал, попалась реклама этого самого экстракта. Там ещё слово запомнилось – цераза. Фермент, который растворяет оболочку палочки Коха. Запомнилось потому, что похоже на слово "зараза". Хотел даже четверостишье написать, хорошо ведь рифмуется, но так и не собрался. А вот слово запомнил. Это сейчас и выложил.

– Интересненнько! – Паркер летал по листку, – Знаете что, Пётр Миронович, а поехали сейчас ко мне на кафедру. Вы своими рецептами поделитесь, а я вам свои дам почитать. Взаимообогатимся. У меня под окнами машина, да тут и не очень далеко. Или спешите куда?

– Конечно, спешу, но рецепты важней. Поехали.


Глава 42


Готовились. Не хотелось заметать следы таким радикальным способом, как пожар. Одного раза хватит, счастье, что соседи не пострадали. Купили в магазине новые шерстяные перчатки. Синие. Красивые. Даже жалко будет выбрасывать. Ещё на три часа дня заказали к подъезду грузовое такси. Никто в квартире дамочки не бывал, но, по словам Петуша, то бишь – Макаревича, должны быть ценные картины. Картины вещь громоздкая, в руках много не унесёшь. Хорошо им тут в столице, в таксопарках есть не только простые Волги, но и ГАЗ‑53 – грузовое такси. Вот этот грузовичок и заказали. Переезжаем, мол, на дачу в деревню Лыткарино. Сказали почти чистую правду. Пётр Миронович снял дачу на лето с последующим выкупом. Правда, в Переделкино. Снял у детей писателя Кнорре. Не того, что написал сценарий к фильму "Родная кровь". У детей его брата Георгия Фёдоровича. Сыновья тоже не из простых. Учёные. Есть свои дачи. Вот и решили пока сдать отцовскую, а осенью продать. Цена запредельна. Двенадцать тысяч рублей. Но! Во‑первых, такие деньги есть, а во‑вторых, дача под Москвой всегда может пригодиться. У простого человека при покупке возникли бы проблемы. Там ведь есть "Товарищество" и оно может слесарю "Тимофеичу" и не разрешить продать в Переделкино дачу, но Пётр Миронович член Союза Писателей, да и министр культуры к нему не ровно дышит. Разрешат покупку. Вот туда всё экспроприированное у гражданки Фаины Львовны Рукшиной‑Дейч и перевезём. Потом закажем контейнер до Карпинска. Да, вот это и называется: "делить шкуру неубитого медведя".

К двери квартиры подошли втроём. Марк Львович постучал хитрым стуком. Сначала пару раз по три стука потом длительный перерыв и один раз двойной. И тишина. Может, нет никого? Наконец раздалось:

– Кто там?

– Фаина Львовна. Это Марк Петуш. У меня для вас есть интересное колечко. Не пожалеете. И ещё иконы.

– Опять иконы? Ох и неугомонный ты Марк, – дверь открылась, но осталась на цепочке.

– Вот, Фаина Львовна, полюбопытствуйте, – Марк Янович протянул в щель кольцо Пушкина.

Чем бы ни занималась дамочка в блокадном Ленинграде, но антиквар из неё вышел превосходный.

– Кольцо Пушкина? Однако? Не подделка? – цепочка звякнула, слетая, – Заходи, в микроскоп гляну.

Зашли. Всей дружной компанией. Сунули женщине в рот кляп из приготовленного заранее вафельного полотенца и прикрыли дверь. Неожиданно дамочка оказалась сильной и вёрткой, почти вырвалась из "дружественных" объятий Кошкина и попыталась вытащить кляп. Пришлось тому ей руку взять на болевой. Притихла, только мычала. А дальше действовали по указанию Петра Мироновича. Начитался иностранных детективов. Методы какие‑то неоднозначные. Проклятые капиталисты, до чего только не додумаются, чтобы людям вредить.

Завели женщину в ванную комнату и в эту саму ванну и положили, наполнили её холодной водой и подержали пару минут. Потом достали вяло трепыхающуюся, раздели. Снова сунули в холодную воду. В окончании этого действа, голую и мокрую, прикрутили к массивному стулу по рукам и ногам. Стул хорош. Прямо трон. Нужно будет с собой забрать. Зачем такие изыски? А Пётр Миронович говорит, что голый и мокрый человек в разговоре с одетыми и вполне себе сухими легче идёт на контакт. А по‑простому, честно рассказывает, где спрятаны ценности.

В это время Марк прошёлся по комнатам. Вернулся уже когда "блокадницу" к стулу привязали.

– На стенах двадцать три картины. Я не великий знаток, но есть и Айвазовский и даже Пикассо. Кроме картин есть также тарелки и кувшины этого художника. Ну, или подделки под них, – Макаревич обошёл по кругу привязанную женщину, – Красивая ведь и умная, зачем же она меня сдала.

– Марк Янович, – Кошкин развернул директора колхоза и легонько подтолкнул к двери, – Снимай картины со стен и сортируй по размерам, а потом штук по пять зашивай в простыни или наволочки. Нечего тебе тут рассматривать. У тебя жена молодая. А тут почти старушка.

Если честно, то на старушку эта Фаина не сильно походила. Если в 1942 ей было лет двадцать, то сейчас где‑то сорок пять. Выглядит же лет на тридцать с хвостиком. Чёрные, чуть кудрявые волосы, правильные черты лица. Если и не красавица, то и не уродина. Сейчас, правда в мокром виде волосы сосульками свисают, но представить в красивом платье и жемчугах не сложно.

– Фаина Львовна, мы к вам пришли справедливость восстановить. Мы – Робингуды. Где у вас лежат неправедно нажитые сокровища? – Вадим достал из кармана мизерикордию и вплотную поднёс кончик к глазу, – Я сейчас кляп выну, но если будете кричать, то лишитесь одного глаза и вновь приобретёте кляп. Будете молчать? Кивните. Ну, вот и прекрасно.

– Кто вы такие и что вам нужно? Вас ведь всё равно поймают, – не закричала. Зашипела.

– Милиция, – Вадим сунул ей под нос корочки.

Удостоверение было настоящим. С ним целая история вышла. И далеко не весёлая для Кошкина. Лет десять назад он был в командировке в Свердловске. Повышение квалификации. Сдал экзамены и купил билет на поезд. Сел в вагон, выпил чайку и завалился спать. В Серове проводница разбудила, он сходил, умылся, а когда вернулся, обнаружил, что одного соседа нет, а с ним исчезла и форма и чемоданчик. А ведь в кителе удостоверение, а в чемоданчике табельное оружие. Бросился на перрон, но никого не нашёл.

Не уволили. Начальник милиции Веряскин отстоял. Разжаловали в рядовые. Только к концу службы дорос вновь до старшинских "молотков". А год назад, при приёме очередного "постояльца" в ИВС, производил обыск гражданина и обнаружил у того в кармане своё старое удостоверение. Сдавать находку не стал, вдруг пригодится.

Вот сейчас, например, избавить гражданку Дейч от ненужных надежд.

– Милиция? В первый раз слышу, чтобы там купанием занимались, – пошутить решила. Ну, это от страха.

– Гражданка, рассказывайте, где у вас спрятаны деньги, а потом поговорим о методах борьбы с преступниками, – сделав, как можно больше возможную деловую физиономию, вновь приблизил кончик лезвия к глазу Вадим.

– Нет у меня денег, – кончик мизерикордии практически коснулся глазного яблока, – В ванной есть вентиляционная труба, со стороны стены лючок. Да объясните же, кто вы такие?

– Сходи, Петро, проверь. Теперь рассказывайте гражданка, где облигации.

Список возможных ценностей уже давно впечатался в сознание, хватило и работы по "раскулачиванию" Потапа.

Управились гораздо раньше трёх часов. Кроме картин в квартире оказалось и три большие папки с карандашными и акварельными рисунками известных художников. В отдельных чемоданах были страшноватенькие поделки Пикассо и очень не маленькое количество фарфоровых статуэток. Облигации как всегда двух видов. Целый чемодан времён войны и выпущенных позже, уже при Хрущёве. И небольшая папка‑скоросшиватель с новыми. Ровно тысяча двадцатирублёвых. Денег тоже хватало. Разных. Разных‑разных. Шестьдесят восемь тысяч обычными рублями образца 1961. В основном в виде сторублёвок и четвертных билетов. Были доллары. Одна пачка стодолларовых купюр. Круто, как говорит Пётр Миронович. Были марки ФРГ, франки, около тысячи английских фунтов. Даже итальянские лиры с каким‑то бородатым дедушкой. 1000 лир одной бумажкой и таких сто бумажек. Много ли это? Смеются ведь над лирами. Вроде их лира меньше нашей копейки.

В отдельном саквояжеке лежали царские золотые монеты. Пётр слышал о золотом червонце. А вот, оказывается, есть и пять рублей и пятнадцать. Даже семь рублей пятьдесят копеек. Попалась и вообще несуразная 37 рублей пятьдесят копеек или 100 франков. Здоровущая монета. Одна так даже оторопь организовала. 15 русов. Сколько это? Монет было много. Килограмм десять. Саквояж Фаина выдала, рыча и матерясь, как последняя бендерша в Одессе. Находился под досками пола на кухне под газовой плитой. Всё как всегда. Стереотип мышления.

Ещё были ордена. Даже орден Суворова и Кутузова первой степени. А ведь их только большим генералам давали. Хотелось спросить, откуда дровишки, но время поджимало. Что с ювелиркой, гораздо более важный вопрос. Оказалось, что нету. Так‑то есть, но в квартире нету. На даче в погребе замурованы в стене подпола. А дача где. Рычала, но когда один глаз всё же выкололи, изъявила желание остаться со вторым. Назвала адрес. Присматривает за дачей соседка. Бабка – ветеран войны. Плохо.

Оружие? У женщины? Оказалось, есть. Более того, есть под рукой. В ящике письменного стола нашли. Маленький револьверчик из золота, с барабаном под пять патронов и цветочками разными выгравированными. Рукоять из слоновой кости. Красиво. Сказала, что называется "Swamp Angel". Ангелочек. Блин.

Смешно получилось с посудой и столовыми приборами. Ну, лежат в ящике стола ножи и вилки, поди, определи, что они серебряные и золотые. Так и со стоящими в серванте супницами и салатницами. Все из серебра. Марк Янович почти случайно это открытие сделал, нужен бы нож, отрезать кусок от простыни, взял на кухне и выронил. Вот по звону и определил. Ювелир всё же. Не пропьёшь, тем более что шурин и не пьёт.

Кольца и разные цепочки в квартире тоже оказались. Но немного. Очевидно, хозяйка сама в свет наряжалась. Больше не будет. Утопили. И ни капли жалости. Сколько советских людей в Ленинграде обокрала, скольких их банда убила. Муж с братом своё получили, а эта гадюка ушла от возмездия. При отправке на Большую Землю колонну разбомбили и Дейч Фаина Львовна пешком по льду вернулась в город, отрыла захоронки и продолжила обирать умирающих от голода, только с двойной осторожностью.

С шофёром машины поступили некрасиво. Только не было другого выхода. Видел в лицо при свете дня и легко сможет опознать. Поэтому, как только выехали из Москвы, Вадим попросил остановить машину, мол, ну, в кустики прогуляться. Прогулялись вместе с шофёром, специально газировкой угостили. Там в кустиках Ваню хлороформом и усыпили (где‑то добыл Тишков). Связали, закатали в ковёр и положили в кузов. После этого поменяли маршрут. Пусть ищут потом в этом Лыткарино. Доехали до Переделкино, разгрузились. Стол со стульями даже соседские пацаны помогали носить. Всё чин чином – переезд на лето. Машину догнали до этого самого Лыткарино и бросили на просёлке. Шофёра Ваню из ковра извлекли, развязали и приладили на законное место к рулю. Спит. Проснётся – сюрприз будет. А сами стали попутки останавливать. Повезло. Остановили рейсовый автобус пригородный. На нём до Москвы и доехали.

В это время Марк Янович в гостинице алиби, как мог, организовывал. В своём номере громко включил магнитофон и звенел посудой. Громко смеялся. Вдвоём с Кошкиным постарались, изобразив пьяных, проскользнуть незаметно, когда много народу входило. Может и получилось.


Глава 43



Домо‑о‑ой, домо‑о‑ой, домо‑о‑ой.
Там так сладко бьётся сердце северных гор,
Домо‑о‑ой.
Снова остаётся бесконечный простор за спиной.
Позади ночная брань чужих городов.

Дома красили траву в зелёный цвет. Почти шутка. Пётр ведь позвонил Романову и предупредил, что приедет семейство Брежнева, правда без главного "семьянина". Вот и развили бурную деятельность. Травы ещё нет. Зато есть паребрики и тополя. Есть куда известь изводить. Ещё мели. Вот это правильно. После зимы полно мусора осталось. Одних собачьих какашек тонны. Белили бы и без Брежневых, всегда город прихорашивают к Первому Мая, но тут вдвойне.

Успел остановить одно действо. Проезжая мимо гостиницы Турья увидел, как разгружают краску и всякие извёстки. Рядом и председатель горисполкома горлом (не руками) руководил.

– Михаил Петрович, рад тебя видеть живым и здоровым.

– Ну, наконец, ты вернулся. С ног после звонка из Москвы сбились.

– Михаил Петрович, а ты когда‑нибудь ночевал в комнате, которую только окрасили? – Романов заозирался.

– Так ещё пять дней. Высохнет.

– Высохнет. Только запах останется. Ну, и нельзя Брежневых селить в этот клоповник.

– Там нет клопов. Только что разговаривал с директором.

– А тараканы?

– И что делать? – Романов пнул ведро с цементом.

– Поселим у меня. А мне на пару дней подбери из тех квартир, что для капремонта держишь, – Пётр ещё в самолёте это обдумал. Брежневых, правда многовато, но ведь и квартира трёхкомнатная. Два‑три дня потерпят друг друга. Нужно только пару кроватей завезти.

Были минусы. Во‑первых, в шкафах полно вещей, не перевозить же их. Во‑вторых, мебель. Нет, Штелле не боялся, что дети поцарапают. Да, даже если и поцарапают, то одну две детали можно и заменить. Боялся эффекта. В кухне встроенный гарнитур опередивший время чуть не на полвека. С мойкой из нержавейки, шаровыми кранами и отдельным краником для супер‑пупер воды. Сначала она проходила через череду фильтров обычных для 21 века. Поролон, уголь активированный, шунгит. Еле достал. Пришлось отправлять директору БАЗа Кабанову человека в командировку в Петрозаводск и дальше на север Онежского озера к месторождению в селе Шуньгское. Шунгит добывали, но кустарно и совсем в незначительных количествах. Так, для поделок. Привезли. Административный ресурс. И последний изыск – омагничевание воды.

В большой комнате в стиль кухонному гарнитуру стенка. Вообще вынос мозга для современников. Плюс мягкий диван с огромной спинкой и подлокотниками и в комплекте два кресла с резным журнальным столиком из белой акации. И никаких круглых столов и стульев. Простор. На стенах ковры не висят. Там добытые Мкртчяном итальянские обои с видами какого‑то морского города. Кусочек моря, обвитые плющом дома, площадь с летним кафе. Красиво.

В бывшем кабинете (теперь спальне девочек) похожий диван и убирающиеся в шкаф кровати. Вернее не убирающиеся, а превращающиеся в переднюю зеркальную стенку. Всю голову сломал, пока начертил, а главное понял принцип действия. В кино‑то много раз видел, а как дошло до дела начал тормозить. Особенно с ножками намучился, чтобы после подъёма‑переворота они вписались в шкаф. Без левшей с третьей зоны и не справился бы. Получилось даже круче, чем хотел, ещё и письменный стол к этому трансформеру присобачили, а ножки превратили в полочки. Можно книги ставить. Если хочешь их каждый вечер снимать. Есть где теперь наследницам уроки делать.

В третьей комнате детская кроватка и тоже диван, плюс к потолку у двери присобачили люльку с длинющими стропами. Юру укачивает в миг. В ванной и туалете тоже порезвелись. Было обложено метлахской плиткой. Сдирать не стали. Загрунтовали и нарисовали картины. В ванной оказываешься на дне морском, а в туалете в лесу еловом (так сказать: "присел под ёлкой"). Может и не Шишкин, но вполне. Сюжет сам рисовал карандашом, а доделывали преподаватели Художественного училища. Понятно, не бесплатно, но ведь есть деньги.

С этой своей новой способностью часто стал людей поражать. Наверное, можно и в художники пойти, уж точно не хуже Малевича. Как‑то Пётр разговаривал об этом даре с Викой‑Машей. Та тоже удивлялась открывшейся в ней способности восстановить по памяти любую мелодию, даже мельком слышанную. Это если и не ноутбук с тысячей песен, то и не намного хуже. Вместо одного рояля в кустах дали два баяна там же. Даже два с половиной. У Марии Нааб просто божественный голос. Куда там всяким Нетребкам. Не колоратурное сопрано. Всё же голос детский. Зато очень красивый. А если к этому прибавить сорокалетний стаж работы на сцене. Если появится желание запинаем под плинтус даже Робертуну Лорети.

И вот в эту квартиру "Галчонка" и её не по годам развитую дочку. Чем закончится? "Я Вань такую же хочу". Да, ведь ещё и в прихожей порезвился. Сбацал там шкаф купе с зеркальной стенкой и скрытыми лампочками, зажигающимися при открывании двери, вернее сдвигании. Разобрали гирлянду, и умельцы с завода чего‑то на коленке спаяли. Если это не Хай‑тек, то уж и не понятно чего ещё нужно для проветривания мозгов хроноаборигенам. А дверь? Стальная, с глазком и интересными запорами и тоже зеркальная внутри. И когда успел всё переделать? Хотя ведь практически уже четыре месяца робинзоним. Или как это действо называется? Робинзон – робинзонил, а попаданец? Попаданил?

Одним словом, будет, полный попадос.

Обсудили с Викой‑Машей культурную программу. Ну, а почему бы во дворце Металлургов не провести концерт. 3 мая нет праздников? И 4 нет. Да, фиолетово. Ну, или вот повод – 7 мая День Радио. А где родился изобретатель этого праздника? Так седьмого. Если кто спросит, так и ответим, что: "Кто празднику рад – накануне пьян".

Посмотрели список новых песен. Не густо. Так понятно. Всё было брошено на подготовку к праздникам. И встрече с продюсерами. Всё удалось и всё получилось. Теперь можно приступать к плановой операции по уничтожению западной поп‑культуры. И первым пунктом смешать с землёй Битлз. Пётр никогда битломаном не был. Чуть позже родился. Другие были кумиры. Так что операция отторжения не вызывала. Нужно занять место Битлов на Олимпе. Ведь нет ни у кого сомнения в первенстве русских в балете. Да и конкурс Чайковского регулярно поставляет на гора гениев из СССР. Значит, тут можно, а песни нельзя. Умоетесь. Для того и забросили на пятьдесят лет назад. Сделать мир лучше! Битлы, Роллинги, Квины и прочие сделали его хуже. Приучили к наркотикам к беспорядочному сексу и прочая, и прочая, и прочая. Они вирус. А мы – антибиотик.

В чатах всяких ругают авторов попаданческих романов, где ГГ ворует песни. И обсуждают, какую можно Нобелевскую премию залучить в свой удел. То есть воровать песни – плохо. Воровать книги – не хорошо. Зато, воровать научные достижения – благо. А в чём "пардонте" разница. Взять того же Барри Маршалла. Всё та же H. Pylori. После того, как эксперименты по заражению лабораторных свиней не удались, в 1984 году Маршалл сам выпил культуру бактерии, выделенную от больного, и вскоре у него развились симптомы гастрита с ахлоргидрией: желудочный дискомфорт, тошнота, рвота и специфический запах изо рта. Подвиг ведь. Так австрияк, можно и подвиг украсть. Уже украли. Пусть умрёт здоровым "нелауреатом".


Глава 44



Плохая примета – погасла сигарета,
Погасла сигарета у меня.
Я это понимаю и задний ход включаю,
Я знаю, нету дыма без огня!

Навалились сложности сразу после празднования Первомая. Прямо вот второго и навалились. С подготовкой к визиту Брежневых и концерту с демонстрацией, совсем от жизни оторвался. Вернули. Прикрепили.

Пётр сидел перед листком исчёрканной бумаги – сочинял песню "Привет", когда зазвонил телефон в прихожей. Как всегда. Сто и даже, может, и больше раз слышал, а вот бумага и куча дыр вместо слов. Максим Леонидов выбрал настолько сложную систему рифмования строчек, что поневоле запутаешься.


Привет! Сегодня дождь и скверно,
А мы не виделись, наверно, сто лет.

В двух строчках два раза рифма. Вот как жить дальше?

Звонил из Свердловска начальник ГорОНО Трофим Ильич Сидоркин.

– 2 мая 1967 года в Свердловске состоялась XXXI традиционная легкоатлетическая эстафета на приз газеты "Уральский рабочий". В соревнованиях приняли участие 79 команд со всей Свердловской области. Студенты УПИ вернули себе первенство, команда "Спутника" перешла на вторую орбиту, третьими финишировала команда "Калининца", – голосом диктора на центральном телевидении прочитал главный горонист, потом сделал театральную паузу и провозгласил, – Среди школ первое место заняла команда школы номер 9 из города Краснотурьинска. Ура, товарищи!

– Поздравляю Трофим Ильич. Есть пожелания?

– Есть. Пётр Миронович, может, нам торжественную встречу организовать. Ну, там девочки в парадной форме с белыми передниками и белыми бантами.

– Обязательно. И родители. Вы позвоните своим помощникам и директорам школ, пусть организовывают, а транспорт и оркестр за мной.

Чем ни повод, чтобы оторваться от не берущегося стихотворения. Специально ведь Леонидов всё запутал, догадывался, что у него лучшую песню будут воровать. Стал звонить в ПАТО и дворец, организовывать. Почти закончил. Осталось договориться с Пельменной о торжественном завтраке, как тут позвонила Вика‑Маша их дворца с репетиции.

– Пётр Миронович, я тут вспомнила об очень нужном нам человеке. Александр Кальянов.

– И почему ты думаешь, что без него мы вымрем? Сколько ему лет‑то?

– Я даже точно знаю день рождения. Можно сказать, что это мой крёстный отец. Первую песню я записала в день его рождения у него в студии в 1989 году. Он родился 26 августа 1947 года где‑то в Брянской области, города, к сожалению, не запомнила, что‑то труднопроизносимое. Выходит ему скоро 20 лет. После школы он поступил в Таганрогский радиотехнический институт. Там его легко можно найти. Отчество – Иванович.

– Студент? Не рано дёргать?

– Он нам тут студию звукозаписи наладит. Да и голос с очень необычным тембром. Иногда такого очень не хватает. Ну, и должна же быть на свете справедливость. В той жизни он меня вытащил на Олимп, а в этой, получается, я его должна.

– Хорошо, Маша. Давай мы так поступим. Я Фурцевой позвоню, она твои данные проверит. Сейчас уже скоро сессия начнётся, не будем его дёргать, а вот как сдаст экзамены, попросим отправить его к нам на практику. Нормально так будет?

– Спасибо, Пётр Миронович, не пожалеете.

Пришлось звонить в Москву. Фурцева нашлась у себя на квартире, собиралась в Краснотурьинск.

– Пётр Миронович, это срочно? Или может подождать пару дней?

– Может и подождать.

– Всё, пока, скоро увидимся.

Опять сел за песню, но поработать не дали. Позвонили из общежития техникума. Наталья опять подралась. Избила соседку. Пришлось одеваться и нестись в эту общагу. Зачем Первому секретарю горкома КПСС разнимать дерущихся студенток? Вопрос. Да потому, что эту самую Наталью сам и привёз из Москвы.

На следующий день после налёта на гнездо молдавских бандитов всё время не покидало чувство, что что‑то важное забыл сделать. А в восемь вечера "Как прояснило". Девушка из столовой. Под осуждающие взгляды Вики и Тани оделся и дошёл до столовой. Прекрасная незнакомка всё так же насыпала алкашам пельмени.

– Девушка мне две порции и скажите когда с вами можно поговорить, когда вы закрываетесь.

– Командировачный? На подвиги потянуло? Седина в бороду? А твоя бабушка если узнает? – и презрительный взгляд миндалевидных чёрных очей.

– Я – Тишков. Может, слышали песню "Снегири" или, может, "Настоящий полковник"? – нет контакта, а ведь вполне новое тело в порядок привёл, родинку Франк срезал, волосы подстрижены, брови частично выщипаны. Не Алан Делон, но и не Бельмондо.

– А я – Софи Лорен. Будишь меня в кино звать сниматься?

– Ну, чё там разболтались, плати и уматывай, – простимулировали сзади страждущие.

Пришлось сесть за столик и сжевать пельмени. Хотел плюнуть. Так, обидно. И девушка хороша. Без сомнения Вертинская красавица. Более того, она замечательная актриса, но вот эта "Софи Лорен" лучше. И что делать?

В столовой стоял шум, говорило одновременно десятка три человек, звякали стаканы и вилки, булькало разливаемое пиво, даже благородная отрыжка изредка доносилась. Хотелось быстрее на свежий воздух. Прожевав последний расползшийся пельмень, Штелле посидел минутку, выждал, когда к девушке подойдёт безобидный пенсионер и протиснулся к прилавку.

– Вот паспорт. Читайте. Тишков. В девять вечера жду в холле гостиницы "Россия". И да, буду снимать тебя в кино. Я женат и мне на интрижки времени не хватает. Надумаешь, приходи.

Женат? Жена его вселение в реципиента раскусила через неделю. Понятно же, другой человек. Вечером, когда Юрочка отрубился, а Вика с Таней угомонилась, Лия села рядом на старый ещё пружинный диван и спросила:

– Петя, ты кто? Или ты не Петя? – и ни каких слёз в глазах. Прокурорский взгляд.

Рано или поздно ведь всё равно начинать колоться. Рассказал. Почти чистую правду. Чуть‑чуть сгладил острые углы. Настоящий Петя сидит глубоко в сознании, его очень трудно оттуда достать. На прямые вопросы не отвечает, но иногда в экстремальных ситуациях подсказывает.

Посидели, помолчали. Лия не плакала и теперь.

– И что там в будущем. Коммунизм?

– Там всё очень плохо. Страна развалилась на два десятка государств. И эти осколки постоянно воюют между собой. Не все, но большая часть. Была война России с Грузией, сейчас идёт с Украиной.

– Сейчас? – недоуменный взгляд и вот теперь слёзы.

– В 2020 году.

– А очереди? А продукты?

– Очереди только у посольств из желающих покинуть страну. В магазинах есть всё, даже сто сортов колбасы.

– Как же так случилось? – вытерла глаза и почти зло посмотрела, – Как допустили. Что делала милиция? А КГБ?

– КГБ и разваливала Союз, – если верить интернету.

– Пора спать. Мне привыкнуть надо. Ты пока здесь поспи.

Через неделю привыкла. Перестала шмыгать носом и даже сама убрала в гардероб простыни, что Пётр достал, собираясь вечером застелить диван. В общем, всё наладилось. Иногда просит рассказать о будущем, и не верит. Может и не нужно. Вот уже Комарова спас, вчера вышла в "Правде" статья о разоблачении "Пулемётчицы". Антонина Макарова – Гинсбург приговорена к высшей мере. И описание её подвигов. И там же на странице маленькая статья, что через неделю с визитом прибудет "команданте ЧЕ". Сработало письмо, и второе уже почти готово.

"Софи Лорен" пришла. Авантюристка. Вот теперь нужно расхлёбывать.


Глава 45



В прохладе ночного перрона, с букетом бордовых пионов,
Искал меня в окнах вагона ты.
Разлука была очень долгой, когда после глупой размолвки
Сожгли за собою мы все мосты.

Песня в исполнении Лаймы Вайкуле прицепилась. Недавно Вика напела. Петру не очень понравилось, да и раньше не слышал. Но, пусть будет. А вот сейчас прилепился первый куплет, не отгонишь. Стоял ведь на перроне станции Воронцовка и встречал Брежневых. Перрон был не ночной, утренний. Поезд прибывал в половине восьмого. И с бордовыми пионами в это время года беда. Был букет красных тюльпанов. Да, и разлука была не очень долгой. Меньше двух недель прошло. Получается, что не к месту песня, а вот прилепилась.

Кто бы сомневался. В Свердловске для ВИП персон прицепили к обычному зелёному поезду красный вагон СВ. И остановил его машинист прямо перед группой встречающих. Оказалось, что вагон‑то и не зря. Толпа народу. Если самих Брежневых всего семь человек, то эскорта чуть не в два раза больше. Мелькнуло знакомое лицо Мариса Лиепы. Танцор поддерживал за локоток невысокую чернявую девушку.

– Это же Нина Тимофеева, – раздалось позади, стоящего во главе группы встречающих, Петра. И зашушукались. Штелле выделил только слово "балерина". Значит, Марис, как и заказывали, привёз партнёршу и сольный концерт даст. Молодец. Уважуха.

Пара человек в коричневых плащах явно были конторские. Можно легко определить по бегающим глазам. Бдят. А, вот ещё двое. Эти сразу ломанулись на фланги. Интересно, а если Брежневы будут в его квартире, то где разместится эта четвёрка. В подъезде?

Следом на перрон спустился мужчина и подал руку довольно высокой шатенке с причёской под Мирей Матьё. Хотя, та только начинает блистать. К тому же эта дива была явно красивее. Модель? Твою ж! Это они Збарскую ведь привезли. Как там про неё напишут, а может уже написали западные газеты: "Самое красивое оружие Кремля". И надо понимать, мужчина рядом с ней – прославленный (в будущем) художник‑модельер Александр Данилович Игманд. Так сказать – личный модельер Брежнева, да и всего политбюро. Пётр в детстве видел фото Регины в журналах мод. А когда собирал материал для книги, ознакомился и с биографиями этих персонажей. Збарская через пару месяцев забеременеет, но сделает аборт. Лев Збарский – муж советской Софи Лорен и по совместительству художник, не хотел детей. Регина решилась на аборт, после чего пыталась подавить чувство вины антидепрессантами. И в результате угодит в психбольницу. И вот какого чёрта. Пётр тогда посмотрел в интернете картины этого художника. Рисовал, нет, пардон, писал тот хреново. Что‑то под Пикассо, вот только без таланта. И при этом был страшно модным и спал с тремя супердивами того времени Збарской, Марианной Вертинской и Максаковой. И ещё при этом почти урод. Не понять женщин. Через шесть лет сбежит в Израиль, а потом в Америку. Может, ему ноги переломать, чтобы за девками не бегал, да по заграницам. Пусть сидит в инвалидном кресле и творит нетленки. Подумать надо.

Последними из вагона важно промаршировали на перрон четверо военных. Два генерала. Тяжело спутать. Лампасы демаскируют. В плащах, белых шарфиках и высоченных серых фуражках с красными тульями в венках. С ними полковник и капитан. Что ж, заказывал ведь. Может и получится втюхать им новую форму. Чем они с Викой хуже Валентина Юдашкина? Возьмём лучшее у него, вспомним старую афганку, видели в кино и форму всяких собров в разгрузках. Точнее, взяли. Три различных комплекта уже висят в швейном ателье на Ленина. Вон капитан как раз подходящего роста и фактуры. А генералы мелковаты. А полковник толстоват.

Хотя, ведь нет, не последними. Вон и Фурцева с чемоданом. А то блин дискомфорт какой‑то. Словно без руки. Во, как привык.

– Товарищи! Загружаемся все в синий автобус, – услышал Пётр команду Романова. Молодец мэр. В отличие от, предававшегося мечтам и воспоминаниям, Петра, бдит на посту.

План на день сверстали так. Первым делом везём всех в гостиницу Турья. Пока весь остальной народ размещается и умывается с дороги, Брежневых отвозим на квартиру. Затем два раздельных завтрака. Небожителей решили побаловать. Когда обсуждали чем кормить необычных гостей, идею подал директор завода Кабанов.

– У меня в столовой в электролизном цехе женщины делают просто бесподобные рыбные пироги. Все лучшие рестораны мира позакрывались бы, если бы их шеф‑поварам дали нашу стряпню попробовать.

– Хорошо, на завтрак будут пироги. Что на обед?

– Можно мне. – Марк Янович всё ещё блистал жёлтым синяком на скуле. – У меня жена готовит просто волшебный плов. Я за заканчивающуюся свою жизнь много где бывал и едал блюда разных шеф этих самых поваров. Но эти разные социви с чахокбилями и прочими антрикотами и рядом не лежали с пловом, что делает Наргиз. И Гульнара поможет.

Повезло бывшим зэкам. У Петра вот жена ничем не блистает. Стоп. А ведь Мкртчян прислал посылку с продуктами недавно. И там есть консервированные ананасы. Нужно будет отдать в ту же самую заводскую столовую и пусть приготовят курицу с ананасами. Чем плохой ужин.

Одним словом план кормления был. После завтрака всех везём в ателье. С семейства мерки снимать, с генералов пылинки сдувать, а с модельеров спесь сбивать. До обеда и загружены все. Потом сон и отдых. Вечером ещё одна примерка, ужин и концерт. Скучно не будет.

– Виктория Петровна, разрешите вам преподнести этот скромный букет, – сунул цветы бабушке и был расцелован. А Романов даже удостоился обнимашек с "Галчонком". Несправедливо.


Глава 46


Hа чужую кучу нечего глаза пучить.


Звонок телефона достал в ванной. Вымотался за день так, что еле до этой самой ванной и дополз. Включил воду, еле отрегулировал, чтобы не кипяток, но и не "тёпленькая пошла". Привык к шаровым кранам и смесителям. Под шум воды почти задремал. И тут:

– Пап, тебя к телефону. Из Москвы. Армянин какой‑то.

Твою ж!

– Скажи, что через пару минут, – просто так ведь армяне из Москвы не звонят. Назревает очередная проблема?

Вот спрашивается, какого чёрта он лезет во все дырки? Мог ведь спокойно писать книги, уволиться и жить припеваючи. Одного Свердловского клада бы хватило. Нет. Вон Брежневых притащил. И все одеяла, которые плохо лежали, на себя натянул. А ведь, сколько ещё натянет. Теперь давать задний не получится. Уже в водовороте. Когда был пацаном, довольно часто болел. И всё время задавал себе вопрос: "Почему я"? Нет ответа. А сейчас? Можно по‑другому? Нет ответа.

Вылез, обтёрся, надел халат и вышел в коридор. Маленькая чужая двухкомнатная квартира. И в ней три дня жить? Нужно строить дом!

– Ало. Тишков слушает, – телефона во временном жилье не было. Бросили времянку от рабочего. Потому, наверное, и дозвонились. Уж больно многим этот номер теперь известен.

– Пётр Миронович, это профессор Аветисян Гурген Арташесович. Не забыли ещё? – с чего бы. Столько совместных планов напридумывали.

– Что‑то случилось, Гурген Арташесович? Рад вас слышать.

– У меня всё в порядке. Работаю над осуществлением наших планов. Тут другое, – на том конце замялись.

– Я внимательно слушаю, – поторопил Пётр. Не хватало сейчас ещё и в молчанку играть.

– Пётр Миронович, вы вскользь упомянули, что со всей области, да даже и с соседней переманиваете к себе пчеловодов.

– Точно. Простым почкованием долго получится. Не доживу, – попытался шуткой подбодрить учёного.

– Ага, почкование. У меня знакомый есть. Как‑то завязалась переписка. В живую не видел никогда. Он живёт в Курганской области. Село Глубокое. Это недалеко от Шадринска. Зовут пчеловода Фёдор Тютин. Он инвалид войны. Вместо левой ноги протез. Как с фронта вернулся в 44 так пчёлами и занимается. В этом же селе есть у него два друга. Оба инвалиды войны. У одного руки нет, второй после контузии оглох, – опять пауза.

– Им нужно чем‑то помочь? – блин, ну чего тянет. Холодно с босыми мокрыми ногами стоять в коридоре.

– Тут такое дело, Пётр Миронович. У них выбрали нового председателя колхоза. Чуть вперёд забежал. Все трое на пенсии по инвалидности и в колхозе не работают. Живут на пенсию, да пчёлки ещё подкармливают. Так вот, новый председатель поставил им условие, что они вместе со всеми ульями вступают в колхоз. А на троих у инвалидов почти триста семей пчёл. Как вам? Тютин и другие ветераны отказались. Тогда этот председатель пригрозил, что не разрешит ставить ульи на колхозных землях. А в округе все земли колхозные. Вот позвонил мне Фёдор и просит помочь. Вы ведь там не далеко. Может, уговорите, так сказать, "артель инвалидов" к вам перебраться. Или на председателя этого повлияете, – опять молчание, – Вот такая у меня необычная просьба в неурочное время. Дело в том, что если перевозить пчёл, то это надо делать прямо завтра. У них со дня на день очистительный облёт начнётся. Пчёлкам кишечник нужно освободить. Как температура выше 15 градусов поднимется, поздно будет перевозить.

– Нда. Задачка. Триста ульев это замечательно. Так эти люди и у меня не захотят вступать в колхоз. Что же мне делать? – стал незаметно для себя вслух размышлять.

– А вы, Пётр Миронович, предложите им жить своей артелью, а мёд и другие продукты просто сдавать частично в колхоз. Они такое предложение сделали председателю, а тот упёрся. Как посетовал Тютин: "В герои на их горбу метит". Так поможете?

– Услышал я вас, Гурген Арташесович. Завтра с утра займусь. От такого подарка только дурак откажется. Спасибо, что позвонили.

– Фу, прямо гора с плеч. Верю, у вас всё получится. Да, Пётр Миронович. Я тут успел связаться с двумя народными целителями. Пчеловоды. Обещали выделить вам немного снадобья, полученного из личинок Пчелиной Огнёвки. Я им ваш телефон и адрес продиктовал, так что ждите звонков. Ну, не буду больше мешать. До свидания.

Гудки. Вот ведь энтузиасты. Взвалил чуть ли не среди ночи очень малоподъёмную гору проблем и откланялся. Триста ульев. Это в вагон‑то влезет? Или до этого Шадринска гнать два вагона? А размешать людей где? Три дома срочно строить. Пётр набрал номер.

– Марк Янович. Завтра собирайтесь в Курганскую область. Нужно за пару дней перевезти сюда триста ульев и три семьи. Все инвалиды, ветераны войны. Подходите ко мне в кабинет к семи утра. Логистикой будем заниматься, – ну вот, даже полегчало. Пусть ночью не у него одного голова пухнет от неразрешимых задач.


Глава 47


Интермеццо 3.


Звонок застал Леонида Ильича тоже в ванной. Он почти не пил на устроенном областным руководством торжественном ужине. Зол был. На кого? Да, поди, разберись. На начальника цеха на Уралмаш заводе? Не по чину. На директора Уралмаша? Опять нет. На себя! Выходит, что неправильно страной руководит. План превыше всего. А люди? Даже не на втором месте. Оборона, космос, соревнование с Америкой. Это важно. Люди лишь позволяют не проиграть в этой гонке. Не до них.

И открыл глаза опять этот поэт. На даче зашёл разговор о театре. Суть не запомнилась. Марис тогда сказал, что "театр начинается с вешалки", Пётр продолжил мысль, а любое предприятие с туалета. Посмеялись. И вот ведут их по одному из цехов завода. Все восторгаются. Громадина! И действительно – потрясает. И тут эта фраза всплывает.

– Проводите меня в цеховой туалет.

– Леонид Ильич, на втором этаже есть столовая с туалетом, пора ведь и отобедать, – Малофеев Павел Родионович директор завода и к тому же кандидат в члены ЦК КПСС, как‑то в лице чуть переменился.

Брежнев заметил и повторил.

– Проводите меня в цеховой туалет.

Провели. Вонь. От хлорки глаза щиплет. Плитка на стенах и на полу частично отсутствует. И на полу в этих выбоинах жидкость подозрительного цвета. Всё ржавое. Всё в похабных надписях. Бачки с использованными по непрямому назначению газетами переполнены. Эти обрывки и на полу валяются.

– Уборщица второй день болеет, – проблеял кто‑то за спиной.

– Выздоровеет? – спросил, прикрыв дверь, но не обернувшись.

Молчат. Пыхтят.

– Павел Родионович, проследите, чтобы неделю в этом туалете наводил порядок лично начальник цеха. Проверю. А что сейчас пойдём водку пить? Может лучше по нужникам в соседние цеха и участки прогуляться. Запишите. Выговор директору заводу с занесением в личное дело. И проработайте вопрос на партийном собрании. У вас на заводе люди работают или свиньи?

Уехали на Уральский электромеханический завод, так и не пообедав. Это предприятие было другим. Всё же база по выпуску аппаратуры для оснащения ядерных боеприпасов. А вот туалеты не многим лучше, разве, что бумажки не валяются на полу.

– Пап! Ало! Ты меня слышишь? – надрывалась трубка в руке.

– Да, Галчонок, извини. Что‑то случилось? – тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания.

– Пап, тебе нужно обязательно приехать в Краснотурьинск.

– В чем дело? Вас плохо встретили?

– Да, наоборот. Чересчур хорошо. Так не бывает. Тебе нужно обязательно увидеть квартиру Пётра, – захлёбываясь от волнения, выпалила дочь.

– Не могу. Завтра в Нижний Тагил, а утром в Москву. День Победы на носу. Нужно быть в Кремле. Делегации ведь со всего мира понаедут.

– Жаль. Это стоит увидеть. Словно в сказку попали.

– Галя, ты скажи ребятам из девятки, пусть сфотографируют. С мамой всё в порядке, с мальчиками?

– Сфотографировать можно. Понять нельзя. Фантастика какая‑то. Да, все здоровы. Ладно, до встречи. Целую.

Опять Пётр. Не слишком ли часто? В Москву забрать?


Глава 48


Hа ошибках мучатся.


– Пётр Миронович, беда!

Время было часа три. Брежневы отдыхали после последней примерки и сытного обеда. Потом в свою же одежду не влезут, так их за два дня раскормили.

Опять звонил из Свердловска заведующий ГорОНО Трофим Ильич Сидоркин. Пётр этого звонка ждал. Но с победными реляциями, а не с криком: "Беда".

– Что‑то случилось с детьми?

– Нет. С детьми всё в порядке, сейчас на экскурсии в зоопарке. С учителями, конечно. Они молодцы. Все первые места во всех возрастных категориях, кроме французского языка и английского. Там только вторые и третьи места. Даже математиков из спецшкол посрамили.

– Ну, не тяните! Что случилось‑то? Какая беда?

– Заведующий ОблОНО Барсуков Иван Иванович не подписал результаты областной олимпиады. Кричал на меня, что мы где‑то достали задания и прорешали их с учениками.

– А вы? – можноведь было ожидать недоверия, но крика.

– Я предложил дать детям другие задания.

– И, чем сердце успокоилось?

Что за страна‑то такая. Чужой успех у людей не радость вызывает, а желание нагадить этому человеку. Не просто зависть, а прямо отторжение и неприятие. Стаханову тонны приписывали. Все герои соц труда поставлены в исключительные условия. Все изобретения украдены КГБэшниками у американцев и по спискам выдаются советским горе учёным. Да, даже если частичка правды и есть во всех этих потоках чёрной зависти, то почему эти люди не спросят себя, почему решили помогать не им. Значит, чем‑то отличается "счастливчик" от тебя грешного. Может, трудолюбием? Может, в детстве не в лапту гонял дни напролёт, а уроки делал, книжки читал. А если гонял в лапту, то не во дворе, а в секции под бдительным оком хорошего тренера.

– Пока ни чем. Сидят, совещаются. Меня выгнали.

– Трофим Ильич, а вы можете мне дать телефон, по которому я сейчас могу дозвониться до товарища Барсукова, – что ж, придётся использовать заработанный недосыпаниями и вечной гонкой авторитет.

– Нет. Сейчас спрошу у секретаря. Комиссия в учительской девятой школы. Ага. Записывайте.

Прежде чем попросить телефонистку соединить его с этой самой "учительской", составил план. И решил зайти с самых больших козырей. Нету времени на уговоры. Сейчас уже Брежневы проснутся, и нужно будет везти их в ателье. А потом на концерт Мариса Лиепы и народной артистки РСФСР, примы Большого театра Нины Тимофеевой. Потом быстрый перкус и поезд. Дожить бы.

– Ало, Иван Иванович.

– Слушаю, – буркнули в трубку. Отрывают товарища от важных дел.

– Тогда слушайте. Сам бы приехал и объяснил вам про "презумпцию невиновности", но вы, наверное, знаете, что сейчас у меня гостит семейство Брежневых. Не могу их бросить. Или, может, посетовать, что приходится ехать в Свердловск биться за правду, а потому покидаю их. Сами тут походите по городу, на памятники посмотрите, – и замолчал.

Там тоже молчали. Долго. Взвешивали предложение? Вряд ли. Ворочали ставшими вдруг скрипучими мозгами, как выйти сухим из воды? Да, тоже сомнительно. Просто тупо паниковали. Да, нет уже Сталина с его репрессивным аппаратом. Нет холерика Хрущёва с непредсказуемыми решениями. Но человек старой закалки, даже если он трижды орденоносец и в целом за собой грехов не чувствует, власть боится и ничего хорошего от неё не ждёт.

– Товарищ Первый секретарь…

– Давайте по простому. Пётр Миронович.

– Товарищ Первый секретарь, Пётр Миронович. Ну, ведь, не может быть, чтобы все первые места ни с того, ни с сего, заняли ученики именно из вашего города, – ух ты, смелый.

– Давайте товарищ Барсуков мы поступим так. Дети завтра будут в городе. Пусть ваша комиссия, состоящая из лучших учителей по всем предметам, приедет вместе с ними. Здесь они выдадут детям другие задания. Объясним им, что это просто этап подготовки к республиканской олимпиаде. Зачем детей вашим пустым недоверием травмировать. Затем учителя проверят задания, убедятся, что всё честно, но не уедут посрамлённые домой, а будут до самого отъезда детей в Москву готовить их к этой олимпиаде. Среди наших учителей, к сожалению, нет тех, кто уже бывал на республиканских олимпиадах. Ни порядков не знают, ни примерных заданий. Вот ваша комиссия и поможет детям занять призовые места в Москве. И Свердловская область в вашем лице прославится. Договорились? А то вон жена Леонида Ильича уже к телефону рвётся, хмурится на меня, – это, конечно было не правдой, Виктория Петровна в квартире, а он в своём кабинете, но ведь не по скайпу общались.

– Дого…вори…лись, – ну, вот теперь вместо врага, соратник, который будет землю грызть. Без всякого сомнения, сам приедет. Не прав Карнеги. Лучшие друзья получаются не после подарка марок от конверта отслюнявленных, а когда цель одна и ответственность общая. Как там, у Ильи Кормильцева, из Наутилуса:


Скованные одной цепью,
Связанные одной целью.

А чего у них украсть можно? У этого не жалко. Фашист и русофоб, один из тех, кто помогал разваливать страну. Свободы им не хватало. Свободы пропаганды наркотиков и распространения порнографии? Где этот восьмилетний мальчик. Может его надо высечь, пока поперёк лавки лежит.


Глава 49


– Сегодня я видел странный сон: – Красный круг, а в нём белый прямоугольник… Когда проснулся – я осознал, что это был мне знак!

Пётр волновался, как мальчишка. Это первый в стране парад, на котором пройдёт "Бессмертный полк". Пройдёт, опережая время лет на тридцать – сорок. Нельзя сплоховать. Нельзя превратить в обычную демонстрацию, на которую палкой загоняют. Списки составляют и галочки ставят. Нельзя. Должен быть порыв. Должен быть праздник. А потому начал готовиться за месяц. Ну, вот месяц прошёл. Посмотрим на результат.

Нужен был запрос снизу. Да, сложно, что ли? Вызвал Каёту Григория Максимовича – комсомольского вожака.

– Гриша. Сон тут мне приснился. Идёт демонстрация, а в ней только ветераны войны, все в орденах и медалях. Проснулся утром и подумал, а почему бы не провести такой "Парад Победителей", – внимательно наблюдал за комсомольцем.

Сначала сверкнули глаза, но потом тень набежала.

– А что скажут в обкоме? – перестраховщик.

– Молодцы, скажут. Похвалят за инициативу. Только ведь дураков везде полно, может один и там окопаться, а потому мы с тобой поступим хитрее. Нужно найти бойкую девочку, у которой оба дедушки погибли на войне. Пусть она напишет письмо в редакцию "Зари Урала" и предложит 9 мая проводить этот самый парад "Победителей".

– Всё понятно, Пётр Миронович. Сделаем. Найдём. Напишет, – уже даже подскочил со стула.

– Да, подожди ты, Гриша. Не пожар. Во‑первых, одного письма мало. Нужно, чтобы откликнулись, тоже в письмах в редакцию, и ветераны и рабочие коллективы. Да и письмо от горкома комсомола не помешает, что, мол, комсомольцы поддерживают инициативу этой девочки. Это – во‑первых.

А вот теперь, во‑вторых, и в главных. На войне погибло более двадцати миллионов наших граждан. В каждой семье есть погибший. И почти у всех есть фотографии. Я договорюсь с фотоателье и они эти снимки увеличат и сделают на плотной бумаге. Дальше нужно будет приклеить очень аккуратно этот портрет к фанерке, а к фанерке ещё и небольшую палку приделать. Это, я думаю, сделает ДОК. Только вот и ателье и ДОКу нужно отчитаться за материалы. Нужно собрать немного денег. Вся сложность именно в деньгах. Всё должно быть ясно и прозрачно, каждая копейка на учёте. Каждая бумажка подшита. А то ведь обвинят, что деньги украли у народа.

– Сволочи! – свёл брови Каёта, – Неужели в нашей стране найдутся такие люди?

– Уж, поверь. Только ты меня не дослушал. После ветеранов пойдут на параде дети с этими фотографиями. Назовём это – "Бессмертный полк". Корреспондентов областной газеты я беру на себя. Кроме того позову и Рымаренко. Пусть на плёнку снимет. Может и по центральному телевидению покажут. Вот теперь можешь бежать. Всего месяц остался. Только про борьбу с курением не забывайте, а то бросите хорошее дело, не доведя до победы. Это как если бы Красная армия в Лейпциге остановилась и не пошла на Берлин.

– Обижаете, Пётр Миронович, план разработан и утверждён. Еженедельный отчёт у меня на планёрке. Наступаем на Берлин.

Без Вики бы со второй часть плана бы не справился. Нужна песня. Десяток раз слышал, и как всегда, только взял ручку в руку и одни дыры вместо строк. Маша посмотрела и засмеялась.

– Это уже не плагиат. Это – компилят. У вас тут две песни. Одна, точно знаю, называется: "Марш Бессмертного полка", и написана Максимом Дунаевским. Автора второй не знаю. А вот песню хоть сейчас спою. Разучивала. Там только есть для нашего времени в припеве спорная вещь. "Спускается с небес Бессмертный полк". Боюсь, может на верху, – Цыганова ткнула пальцем в потолок, – могут не понять.


1‑й куплет:
Отдаёт свои страницы календарь,
К нам погибшие герои не вернутся.
Только радостью сменяется печаль –
Люди, слышите!? Сердца их снова бьются!
Пред припев:
Наши прадеды и деды в этот день, чеканя шаг,
Поднимают над Землёй Победы флаг!
Сквозь года мы снова слышим стук сапог:
К нам спускается с небес Бессмертный полк.
Припев:
Бессмертный полк на улицах страны,
Вновь оживают лица на портретах.
Ценой их жизней нам достался праздник солнца и весны –
День Памяти, День Мира, День Победы!
2‑й куплет:
Будем подвиги героев свято чтить,
Пусть ни ты, ни я в землянках с ними не был.
Чтобы цену той победы не забыть,
Поклонитесь до земли сошедшим с неба!
Пред припев:
Наши прадеды и деды в этот день, чеканя шаг,
Поднимают над Землёй Победы флаг!
Сквозь года мы снова слышим стук сапог:
К нам спускается с небес Бессмертный полк.
Припев:
Бессмертный полк на улицах страны,
Вновь оживают лица на портретах.
Ценой их жизней нам достался праздник солнца и весны –
День Памяти, День Мира, День Победы!

Втору песню Дунаевского вымучивали целую неделю. Не зря. Вещь.


Услышь меня из глубины времён,
Ты мой родной, мой легендарный прадед!
И с высоты, на мир спасенный глядя,
Найди себя среди других имён.
Я с гордостью встаю в Бессмертный полк,
Ведь память о тебе для сердца свята,
И помнить подвиг каждого солдата
Для правнуков Победы – высший долг!
Припев:
Бессмертный полк – ты будешь жить веками!
Бессмертный полк – Победы нашей пламя!
Бессмертный полк – бессмертный рядом с нами!
Бессмертный полк! Бессмертный полк!
Бессмертный полк!
Пусть встанет в строй народ моей страны,
Пусть помнят села, города, станицы
Своих героев праведные лица,
Великого достоинства полны.
Чтоб слава их пережила века,
Чтоб помнили об этом наши дети,
Чтоб знали цену той святой Победе, –
Вставай в ряды Бессмертного полка!
Припев:


Разучили, записали.

Всего же песен получилось три. Уже записав эти две, поняли, что по времени коротковато. Не укладываемся в показ демонстрации. Пришлось вспоминать и песню Газманова. Всё тот же бессмертный полк. Там тоже спорные строчки про иконы, ох, влетит. И вот сейчас по площади шли ветераны, шли дети с портретами, да и взрослые тоже. Звучали песни из репродукторов. Дураков бояться – в лес не ходить. Если, что – вправим мозги.


Глава 50


Что нужно для того, чтобы построить алюминиевый завод? Много чего. Определить место. В этом месте именно для производства алюминия нужно присутствие кое‑каких ресурсов. В первую очередь сырьё. Для производства алюминия необходим боксит. Он есть в 120 километрах. Не близко. Потребуется огромное количество вагонов, чтобы два миллиона тонн боксита по железной дороге переправлять ежегодно из Североуральска в Краснотурьинск. Но ведь у нас плановая экономика, спланирует Госплан и построят вагоны. Почему нельзя строить завод прямо в Североуральске? Конечно нельзя, там нет двух других ресурсов. Нет электроэнергии. И рядом даже нет. Нужно гнать ветку высоковольтной линии от Свердловска. Дорого. Далеко. Потери при прохождении этих шестисот километров. Самое интересное, что в Краснотурьинске та же история. Ну, разве что плечо покороче на сто километров.

Второй ресурс – уголь. Ведь нужно произвести острый пар. Огромные давления и огромная температура нужны. Есть ли этот ресурс в Краснотурьинске? Очень сложно ответить. Как бы есть, но в Карпинске и Волчанске. Один чёрт придётся вагонами возить. Да, и уголь плохой. Очень плохой. Бурый, зольный. А самое плохое, что его там не много. Значит, чтобы обеспечить новый завод паром, нужно в двадцати километрах построить город, в тридцати ещё один, и опять возить вагонами плохой уголь. Спорное решение. Почему тогда не построить завод прямо в Карпинске или Волчанске. Там и до Североуральска ближе. Но нет. Выбран Краснотурьинск.

Может быть, там есть ещё один необходимый ресурс – кадры. Нет. Начинали пускать завод эвакуированные из Запорожья и Волхова с Тихвином специалисты, плюс не так далеко Каменск Уральский. Можно на пуск и оттуда людей прислать. А потом строить техникум и училище для воспитания своих кадров. А потом ещё и институт. Тогда, наверное, есть избыточные трудовые ресурсы. Есть люди, которым негде работать? И опять в молоко. Людей завозили со всей страны.

Ещё есть один немаловажный аспект при производстве глинозёма нужно приличное количество воды. Есть эта вода? Опять нет. Пришлось построить два огромных водохранилища. И один чёрт, в жаркое сухое лето (вот ведь пародокс – бывают на Северном Урале такие) с водой проблема. А ещё ведь семьдесят тысяч населения хотят пить и купаться, стирать вещи, поливать настурции на подоконнике. И опять проблема. Не справляется мелкая горная речушка Турья. Турья – название мансийское, образованное из двух частей: "тур‑" – озеро, "‑я" – река. Только вот вытекает речушка из болота и питается в основном дождями и талым снегом, который к середине лета даже в горах растаял. Получается, что даже этого ресурса нет.

Вывод. Алюминиевый завод построили в Краснотурьинске просто ткнув пальцем в карту. Хорошо, была война, не до логистических исследований. Главное подальше в леса. Но это во время войны. Сейчас нет. Тем не менее, принимается решение строить в Краснотурьинске второй глинозёмный цех. И это не просто расширение завода. Это, по сути, строительство ещё одного. И с теми же логистическими ляпами. Нет воды, нет угля, нет бокситов. Еле‑еле всего этого хватает на уже существующее производство. А вот решение принимают. А ведь скоро кончится уголь, пусть и плохой. И практически вымрут два города – Карпинск и Волчанск. Придётся тащить воду по трубам из других рек. И вести бокситы из‑за границы и со всяких Тиманов, а под эти бокситы нужны другие технологии.

Врут всё про преимущества плановой экономики. Там планируют люди. И эти люди не гении. И у них нет компьютеров. Даже карт хороших нет. Специалистов нет. Одни чернильницы непроливайки в век шариковых ручек. И кульманы, во времена, когда американец Стив Джобс и его школьный приятель Возняк с тем же именем в гараже на коленке сделают первый массовый компьютер.

А если смотреть на эти ошибки с точки зрения жителя города. Под строительство второго глинозёмного выделили огромное количество денег. Построили сам цех. Потом всё пустят на металлолом. Прибыль принесут Дерипаске. Но. Построят Заречный район. По существу это целый город. С благоприятной розой ветров. Построят институт. Да, много чего построят. Спасибо Госплану за ошибку.

Один минус. Когда закроют сначала электролизное производство, потом производство алюминиевого порошка, свернут практически до нуля строительство, станет кисло. Десятки тысяч людей останутся без работы. Ведь в таком городе не нужен и кирпичный завод, не нужен завод железобетонных изделий. Некому датировать садики и спортивные объекты. Всё хреново. Только прямые дотации из госбюджета. На поддержание штанов, но ни как не на развитие.

Ещё один вывод. Нужно строить в городе предприятия с минимальным количеством потребляемого сырья и с огромным спросом на эту продукцию сейчас и с таким же спросом в будущем. И ещё один вывод. Нельзя строить моногорода. А значит, этих дополнительных производств должно быть несколько.

Сидели с Сороками и пытались довести эти выводы пока только на бумаге до Косыгина. При этом Пётр и словом не обмолвился о втором глинозёмном. Пусть Госплан ошибётся и построит и Заречный район и институт и школы с садиками и бассейн и т. д и т. п. Но пусть построит и заводик по сборке мотороллеров, а потом чуть его расширит до производства хотя бы трети деталей самостоятельно. Пусть построит заводик по отвёрточной сборке автомобилей. На месте только кузова штамповать и собирать машины. Пусть построят большой противотуберкулёзный санаторий союзного уровня. В перспективе и институтик маленький по изучению этой проклятой палочки Коха и методов борьбы с нею. Кому будет плохо? И деньги‑то нужны не большие. Десяток ненужных танков столько стоит. А их десятки тысяч.

Сороки оказались и впрямь монстрами и специалистами. Раздолбали в пух и прах его кустарщину и объяснили, что так машину не построить. Нужно всё считать. Это не костюм сшить. Кузов – это не пиджак. Иногда Петру хотелось выгнать их. Легко критиковать. Построит. И эти Волги поедут. И не хуже получатся. Две! Три! А себестоимость? А кому они нужны тогда будут? Сволочи. Впрочем, как и все сороки. Лишь бы каркать противно.

Тринадцатого мая завершили сорочинскую ярмарку и те убыли в столицу "получать замечания" от министра Тарасова. Пусть, что хотят, творят, он своё дело сделал. И, наверное, опыт сей подтвердил мнение, что эту страну с такой экономикой не нужно спасать, да и невозможно.


Глава 51


Hи что не даётся нам так дёшево, как хочется.

– Пётр Миронович, теперь точно беда.

Перед этим привычным криком души раздался звонок телефона и скучный женский голос сообщил, что сейчас будете разговаривать с Москвой. Пока ждал разговора, соображал, кто это может быть в пять вечера. Тарасову рано – Сороки ещё не доехали. Фурцевой ничего не должен. Смирнова?

– Ало. Пётр Миронович!

– Слушаю, Трофим Ильич, – вот это кого нелёгкая занесла. Точно ведь в Москве сейчас три часа дня и подвели итоги республиканских олимпиад. Что ж, пора пожинать плоды.

– Пётр Миронович, теперь точно беда, – чуть не всхлипнули на той стороне, – Опять не верят. Опять меня выгнали, да и Барсукова Иван Ивановича тоже. Ребята заняли четыре первых места два вторых и три третьих. Только по математике и английскому нет призовых мест. Не верят. Говорят, знали вопросы. Что делать.

– Трофим Ильич, вы же не знали вопросов. Дети сами всё написали. Если будет проверка, ещё раз напишут. Чего вы волнуетесь. Ну и на всякий случай, вы этим Фомам напомните, что у нас презумпция невиновности стоит во главе законодательства, а ещё в уголовном кодексе есть статья за клевету. Если они не успокоятся, то родители детей подадут на них в суд. И тогда в следующем году этих граждан в комиссии не будет, они будут в нашем подсобном хозяйстве в свинарнике работать. Вот именно этот текст им и озвучьте. Ну, и если они будут настаивать на проверке, то соглашайтесь. Только чтобы все призёры участвовали.

– Зачем?

– А там увидите. И при составлении вопросов, чтобы вы с Барсуковым участвовали. Стоп. Вы как бы между прочим, скажите, что Виктория Петровна Брежнева – жена Генерального Секретаря ЦК КПСС слышала об успехи учеников города Краснотурьинска и сама их по голове гладила, – и это было правдой. Не всех, конечно. Просто из девятой школы прибежало пару сорванцов и попросили сделать им к республиканской олимпиаде ранцы, как у дочерей. Пётр как раз зашёл к себе забрать Брежневых на очередную примерку. Вот там и встретились будущие победители с Викторией Петровной и она на самом деле погладила их по головкам и пожелала удачи.

Подождём ответного хода.

Опять звонок теперь уже в восемь вечера и домой.

– Пётр Миронович, вы маг что ли? Теперь у нас шесть первых мест. И одно второе и два третьих. Как вы могли заранее знать?

– Очень просто. Громче всех кричит: "Держи вора" именно вор. Кроме того наши в себе уверены, а вот когда других детей погнали на очередной тур, они заволновались. И что теперь комиссия говорит?

– Заикаются, прощения просят.

– Не прощайте. Пусть теперь едут в Краснотурьинск и извиняются перед родителями, а то те подадут в суд. И на этом стойте насмерть, и Барсукову скажите, что если комиссия в полном составе не приедет в Краснотурьинск, то я лично пожалуюсь Брежневу. И это правда. Всё отбой. Работайте.

Барсуков отзвонился ещё через час.

– Пётр Миронович, вы уверены, что нам нужно идти на обострение. Все извинились. Детей наградили, скоро всесоюзная олимпиада. Зачем вам это?

– Иван Иванович, вы их боитесь? Почему? Вы подчиняетесь напрямую хоть одному из членов комиссии? Нет. Тогда в чём дело? Они должны бояться вас. С них кроме извинений можно что‑нибудь стребовать? Деньги на ремонт школ? Оборудование для физ и хим кабинетов? Учебные пособия по биологии? Кинопроектор? Телескоп, наконец? Если можно идите на мировую. Если нет, то пусть посетят дом музей изобретателя радио Попова и оставят там хвалебную запись, после того, как извинятся перед родителями наших детей. Всё, у нас тут уже много времени, пора спать ложиться. До свидания.

И всё же ещё через полчаса позвонил главный горонист.

– Пётр Миронович, извините, что поздно. Только думаю, что стоит новостью поделиться. В 9 школу передадут хороший телескоп, а в 23‑ю двадцать комплектов хороших лыж с палками. Кроме того, все победители и призёры получат путёвки в "Орлёнок". Думаю, не стоит дальше накалять обстановку?

– Хорошо, Трофим Ильич, будем считать – ничья. Когда Всесоюзная олимпиада? Двадцать пятого. Готовиться надо. До свидания.


Глава 52


Последователей Карла Маркса называют марксистами. А как называют последователей Фиделя Кастро?

Андрюха не подвёл. В смысле, Эндрю Луг Олдем двух деятелей прислал. Он‑то прислал. Шестнадцатого мая позвонила Фурцева.

– Пётр Миронович. Есть две новости. Начну с хорошей. Тебе двадцатого нужно быть в Москве. Отправляется делегация на Кубу. Там тебе и премию дадут и медалью наградят. Кроме тебя ещё двоих. Мы тут с товарищами посоветовались, бери Сенчину и Толкунову. Кроме того, можешь взять дочерей. Машу, так обязательно. Надеюсь, ты перевёл два этих своих "клипа" на испанский?

Вот ведь интересная женщина. Когда просил переводчицу с испанского, чтобы зарифмовать довольно сложный текст, то прислала парнишку, еле‑еле знакомого с правилами написания испанских слов. Зато очередного диссидента. Алексей Александрович Добровольский. Пётр, когда узнал биографию индивидуума, то чуть не заплакал. Этот человек был "волхвом" и идеологом неоязычества со своеобразными взглядами. Мракобесие. Во время Венгерского восстания распространял листовки от имени своей национально‑социалистической партии, за что уехал в лагерь на 3 года. А после выхода из тюрьмы крестился. Второй раз теперь уже не юношу, но мужа арестовали в 1964‑м в качестве активиста Национально‑трудового союза (НТС), после чего он около года находился в психиатрической больнице, где познакомился с видными диссидентами. И вот этого уникума сослали в Краснотурьинск. То‑то Заграевская и Горбаневская порадуется – решил Тишков, но ошибся. При встрече диссиденты шипели друг на друга. Разных они взглядов и на действительность и на будущее. Не может не радовать.

Песни всё же перевели и спели. Не обошлось опять без команданте Боске. Волх сделал подстрочный перевод, а член политбюро компартии Кубы придал этому рифму и ритм. Судить о качестве перевода было некому. Однако кубинки спели. Теперь осталось дождаться реакции простых кубинцев.

– Да, Екатерина Алексеевна, спасибо вам за волхва "Алёшеньку". Ценный кадр.

– Не за что, пользуйтесь. Теперь плохая новость. Англичанин Олдем прислал мне двух деятелей. Один поэт. Молодой, да ранний. А второй учитель русского языка в их Оксфорде. Там у них какой‑то скандал вышел с руководством университета, вот его и турнули. Но не обольщайся. Я с ним разговаривала, он точно не коммунист. Анархист скорее.

– Это плохо. Хотелось бы коммуниста, – на полном серьёзе проворчал Штелле. По крайней мере, сделал всё, чтобы так слышалось. А сам чуть не захлебнулся смехом. Ох, уж эти старые большевики.

– Ничего, может, переосмыслит взгляды. Так вот, о плохом. Не могут они к тебе приехать.

– Почему?

– Да, потому, что Свердловск – закрытый для иностранцев город. Не купить им билеты на самолёт. А я к Семичастному не пойду. Мы тут из‑за одного скрипача недавно поругались, – а голос радостный. Боец.

Вот, что за страна. В КГБ куча предателей. Диссидент на диссиденте в столице, а Свердловск закрыт для иностранцев. Точно, там ведь есть завод "Три тройки". Какую‑то электронную начинку для ядрёных бомб делают. Украдут схему. Всё – пипец державе. Это при том, что наши микросхемы – самые большие в мире. И в бумагу со схемами у проходной тётки пирожки заворачивают. Хотя, может, пока и не заворачивают. Но во что‑то же заворачивают.

– Екатерина Алексеевна, есть ведь поезд. Москва – Серов. Идёт всего сорок один час. В Серове я их встречу. На поезд билеты продают без паспортов, – что можно сказать: "Энергия есть – ума не надо".

– Вот умный ты мужик Пётр, а дурак. Кто же двум иностранцам билет продаст в Серов?

– Екатерина Алексевна, пусть ваш помощник билеты купит. Только не объясняйте для кого и зачем. Всё же, бережёного – бог бережёт. А этих, английских борцов с режимом, попросите не разговаривать в поезде. "Да", "нет", и весь диалог. Надеюсь, преподаватель русского осилит эту мантру.

– На преступление толкаешь?

– В чём же преступление? Серов ведь не закрытый город.

– Убедил. Встречай, завтра выпровожу. Про двадцатое не забудь. С тобой полечу. Одного тебя как оставишь, ещё учудишь чего.

– Точно пойду в мае купаться на пляж Варадеро. А ещё сигар и сигарилл Брежневу куплю. Как думаете, он какой ароматизатор предпочитает? Ваниль, вишня, какао, кофе, яблоко? С мундштуком?

– Сволочь ты последняя, Пётр Миронович. Не помню, говорила ли тебе. Не трави душу. Да, с нами возвращается домой Эрнесто Че Гевара. Да не один. Похоже, он женится на Светлане Аллилуевой. Представляешь?

– Представляю. Пипец Боливии и Венесуэле.

– Чего за пипец? – булькнули на той стороне.

– Выражение такое, чтобы матом не ругаться.

– Пипец! Ну, ты и сволочь. Всё, до встречи.


Глава 53


Под крылом самолёта о чём‑то поёт зелёное море тайги.

Знак отличия – Рауль Гомес Гарсиа (за заслуги в культуре). Этот Рауль был поэтом и журналистом. Вот его именем и названа награда, которую вручает "Национальный профсоюз работников культуры и Министерство культуры". Зелено‑красно‑белая ленточка и круглолицый поэт на круглой медали.

Национальный орден "Пла́йя‑Хиро́н". Прямо как у Гагарина, который и был первым обладателем этой награды. Представляет собой золотую медаль диаметром 5 см и толщиной 1,5 мм. На аверсе изображён ополченец (милисиано) с оружием на фоне двадцати знамён, олицетворяющие двадцать республик Латинской Америки, а также девиз Patria o muerte ("Родина или смерть"). На реверсе надпись Orden Nacional Playa Girón ("Национальный орден Плайя Хирон"). Лента ордена оливкового цвета.

Медаль "Дружба" (правильное написание названия – медаль "De la Amistad"). Медалью "Дружба" подлежат награждению кубинские и иностранные граждане, организации или учреждения, отличившиеся достижениями в индивидуальной или коллективной деятельности на благо дела строительства справедливого общества, укрепления братских уз дружбы, помощи и взаимовыгодного сотрудничества между народами. Красно‑бело‑синяя ленточка и золотистая круглая медаль с венком или цепочкой по кругу внутри звезда и надпись "Amistad".

Вот итог недельного пребывания на Кубе. Ну и апофеозом "Premio Literario Casa de las Américas" – "Премия Дома Америк". В номинации поэзия. Оторвался.

Плюсом три медали "Дружбы" получили Фурцева и Сенчина с Толкуновой. И поразительное дело. Марию Нааб – Тишкову (Вику Цыганову) тоже наградили. Десятилетнюю девочку! Дали этот самый Знак отличия – Рауль Гомес Гарсиа (за заслуги в культуре). Не медаль, конечно. Но интересно, как на это отреагирует правительство. У Сенчиной, Толкуновой и Маши теперь есть награды иностранного государства, а вот нашего родного нет. Могут и исправить. Нужно будет Екатерину Алексевну подтолкнуть слегка.

Туда летели долго. С двумя пересадками. Первая в Амстердаме. Потом Торонто. И только после этого Гавана – аэропорт имени Хосе Марти. Ещё один кубинский поэт и борец за независимость. Вылетели утром под мелким нудным весенним дождём. Плохо провожала Родина. Плакала, не желала расставаться с лучшими своими сынами и дочерями. И Амстердам плакал. Аэропорт Схипхол был полон людей. Русских не кормили. Потом дали курицу после взлёта. А вот все остальные пассажиры, такое ощущение, что прилетели за тридевять земель, чтобы постоять в очередях в буфетах. Экзотика для них, загнивающих, очередь, вот и полетели на поиски неизведанного. А ещё ощущение невыносимого удушья и огромной влажности. Ещё нет супермощных кондиционеров. Еле дождались посадки. И не выйдешь на улицу. Дождь и полиция.

А вот Торонто с ночной прохладой порадовал. Сразу в сон потянуло. В нашем "иле" тоже было душно. И ещё вечно снующие туда‑сюда стюардессы. И запах! Как в заблёванном туалете. А ведь ещё и назад лететь.

О поездке на "Остров Свободы" ведь заранее предупредили. Готовились. Даже не так – ГОТОВИЛИСЬ. И дело не в клипах Любаши Успенской. Решили сразить островитян наповал. Идея была Викина. Сам Пётр на подобное вряд ли бы решился.

– Давайте споём им песню "Убили негра" от Запрещённых барабанщиков. А что, слова простейшие. Рифм почти нет. А главная, что на русском, что на английском звучит одинаково. Кил – Бил. Убили – Билли. Наверное, и по‑испански похоже.

Пётр прочитал текст. Нет, в таком виде оставлять нельзя. Наверное, ещё нет Хип‑хопа. Знают ли кубинцы про зомби? Какой нафиг щегол? Кроме того нужно точно назвать страну. Обязательно упомянуть Нью‑Йорк.


"Убили негра, прямо в центре Нью‑Йорка замочили,
Ай‑я‑я‑яй! Убили негра.
Убили негра. Убили. Ай‑я‑я‑яй!
Ни за что ни про что, суки, замочили".

Уже лучше. Собрал диссидентов и задал вопрос про "зомби". Оказалось, что вполне себе известное и в эти времена словечко. Волхв Алёшенька даже пустился в пространные словоизвержения про "нзамби", что на африканских языках банту означает "душа мертвеца". Правда, и полезную информацию довёл. На Кубе это будет звучать не "Зомби", а zonbi (Зонби). Оставим тогда в тексте. Только отправим зонби не в баскетбол играть, а наказывать обидчиков. Американцев.


Ну и что, что зомби,
Зато он встал и пошёл.
Зомби тоже могут, могут играть в баскетбол
Пусть будет так:
Ну и что, что зомби,
Зато он встал и пошёл.
Пошёл прямо в бар для белых,
Убийц своих там нашёл.
Ай‑я‑я‑яй! Убили негра.
Убили негра. Убили.
Ай‑я‑я‑яй! Ни за что ни про что, суки, замочили.
Ай‑я‑я‑яй! Убили негра, убили, а потом отрешили и били.
Ай‑я‑я‑яй! Убийц своих там нашёл.
Все трое они там были.
Ай‑я‑я‑яй! Теперь все трое в могиле.

Когда Пётр принёс песню Добровольскому, тот три раза перечитал, хмыкнул и спросил:

– А где тут у вас КГБ заседает? Нужно и им показать.

– Да, там же где и милиция, на Серова 10.

– Пётр Миронович, вы конечно популярный человек. И Фурцева за вас, но не перебор. Если бы это я написал, точно бы угодил в психушку снова, – и поднял листы, как знамя над головой, – Свободу, политзаключённым.

– Не юродствуй. Сам боюсь.

А вот вторую песню вспомнил как раз Штелле. Ла Бамба. La Bamba – нетленка от Los Lobos. Там даже придумывать текст не надо. Пётр сто лет назад заинтересовался, что за рыба такая и прочитал перевод. Посмеялся. Оказывается не "рыба". А "arriba", что значит – вставай. Написал русский подстрочник и сунул опять Алёшеньке.


Чтобы танцевать бамбу,
Чтобы танцевать бамбу,
Нужно немного грации,
Немного грации
Для меня, для тебя,
Ах, вставай, вставай,
ах, вставай, вставай, я весь для тебя,
я весь для тебя, я весь для тебя
Я – не матрос,
Я – не матрос, я – капитан,
Я – капитан, я – капитан,
Бамба, бамба…

– Вы, Пётр Миронович, меня ежедневно поражаете. Только что были стихи от лукавого, а теперь бред. Как это можно петь?

– Как думаешь, Алексей Александрович, почему я, а не ты лауреат Ленинской премии?

– Ошиблись наверху? – смешно.

– Нет. Я пишу песни и книги для народа. А ты – для узкого круга, не знающих, чем заняться, отщепенцев. Вы не понимаете, что нужно буфетчице Даше, или слесарю Илье, а лезете их поучать. И не знаете как. Вот и несёт вас не в ту степь. Через три дня генеральная репетиция этой песни. Приходи, поймёшь между нами разницу.

И пришёл ведь. Даже с двумя другими диссидентками. Заключили временное перемирие, чтобы "Петрушку" заклевать скопом. Хотели, видно, сообща увидеть провал. А тут хит на века. Даже жиденько рукоплескали. Дети.


Глава 54



Только прилетели – сразу сели.
Фишки все заранее стоят.
Фоторепортёры налетели –
И слепят, и с толку сбить хотят.

Высоцкий напишет песню через пять лет. Нет. Эту воровать не будем. И без неё хватает. Тем более что уже убедились, что песни Высоцкого лучше всего получаются у Высоцкого. Ещё бы уберечь товарища от наркотиков. Что‑то в одном из попаданческих романов было про его продюсера, вроде бы он его на них подсадил. Фамилия, как всегда не запомнилась. Какой‑то малоизвестный актёр. Да, может быть, и не правда. Не документ ведь, а роман. Ещё по интернету ходят слухи, что во всём виновата Марина Влади и её сын Игорёк. Что Игорь наркоман – вроде бы факт. Ладно, время ещё есть. Пока Высоцкий даже не алкоголик – просто пьяница. Ещё даже есть больше месяца до открытия Московского Международного кинофестиваля. Фестиваля, где Высоцкий найдёт третью жену, а Влади третьего мужа. Тоже ведь пригласят Петра. Можно и расстроить встречу.

Причём тут Высоцкий? Всё очень просто. Высоцкого уговорил взять на Кубу Пётр. Фурцева упёрлась.

– Екатерина Алексеевна, вы как себе этот концерт представляете. Соберётся много тысяч человек, в том числе и руководство страны, а мы им споём три песни и скажем: "До свидания"? Так? Вы ведь хор с собой русские народные песни петь не везёте? Тогда какого лешего? Пусть Высоцкий споёт свои и мои песни о войне. Что в этих песнях вас не устраивает? Вы ведь почувствовали разницу в исполнении некоторых моих песен Богатиковым и Высоцким. Я не многих знаю с голосом лучше, чем у Богатикова, а вот Владимир Семёнович со своим немузыкальным хрипом лучше спел. Почему? Душу вкладывает. Сердце рвёт. Если он не патриот, то я точно идиот. Вот. Стихи получились.

– Не любит его Суслов. Да и я недолюбливаю. Уголовные песенки всякие.

– Будет петь песни о войне. Вы, что, не слышите? Я без него не поеду. Не хочу позориться.

– Ох. Я бы и тебя не пустила. Сволочь, ты последняя. Втравишь, ведь, в очередной скандал, – тоже разозлилась, глаза горят, из ноздрей дым валит, из ушей пар.

– Ваше Величество, – решил сменить тон на шутейный Пётр, а то ведь и поругаться с министром можно. А нужно? – Назовите хоть один случай, когда вам за меня влетело. Или я вас подвёл и не выполнил обещание? Вы сейчас у Брежнева в фаворе. А потекут деньги из‑за рубежей, и вообще в Политбюро попадёте.

– Или на Магадан, – но уже отошла, так брюзжит по‑стариковски.

Одним словом, Высоцкий на этом памятном концерте спел четыре песни про войну. Три украденных у него Петром и одну свою, "Мерцал закат, как блеск клинка". Чего уж там поняли кубинцы, но хлопали здорово. И забегая вперёд, стоит сказать, что дали и ему медаль "Дружбы".

Получили эти же медали и две кубинки. А вот эфиопке достался, как и Вике, тот самый Знак отличия – Рауль Гомес Гарсиа (за заслуги в культуре).

Теперь об ордене Петру. В первый день всякие встречи с руководством страны. Пётр и с Фиделем Кастро пообнимался и с команданте Боске. И что интересно, с президентом Кубы. Освальдо Дортико́с Торра́до. Кто бы мог подумать, что Фидель тут не главный?

На второй день получали награды. Обычные медали "Дружбы". Все, кому планировали.

На третий день был концерт. Спел Высоцкий. Хлопали и орали чего‑то. Потом дошла очередь и до их с Машей песен. Спели переведённые на испанский Кабриолет и Карусель. Зрители тоже хлопали, но видно было, что чужды им эти песни. Тогда грянули "Макарену". Вот тут зал прочувствовал. Не перестали хлопать, пока не услышали второй раз. Ну и дальше "Убили негра" и "Ла Бамба". Пела с явным акцентом, но на испанском Керту Дирир. Лучше всех её чуть низковатый голос подходил. Это был культурный шок. Обе песни заставили петь три раза. Дети природы. Одни эмоции.

На четвёртый день ожидаемый скандал. Прибежала Фурцева и приказала собираться в посольство. А там дядечка, явно из КГБ стал учить жизни.

– Дурак, ты! – выдал ему Тишков и хлопнул дверью.

Но ведь сам не дурак. Нашёл Джанетту Анну Альмейду Боске и пожаловался, что из‑за двух последних песен у него будут проблемы. Не могла бы она как‑то уговорить отца посодействовать. Ну, чем чёрт не шутит. Получилось феерически. Кубинцы молодцы. Не поскупились. Не пожадничали. И нашли такой козырь, что и самому Петру поплохело. Вечером его опять вызвали в посольство.

– Точно назад прямо от туда отправят. Вот тебе и убили негра, – пожаловался он Вике.

– И что сделают? Не посадят ведь. Такие награды. Ну, запретят выезд из страны. Переживём.

Приехали на специально поданной к отелю машине. Чёрный большой мерседес "С" класса. А в посольстве столпотворение. Есть и Товарищ Президент, есть и Фидель и Че Гевара и Боске и ещё десяток из верхнего эшелона. Чуть не с порога все давай обнимать Петра и целовать Машу. А потом Фидель разразился пламенной речью. Типа, оставьте, пожалуйста, этих двоих на пару лет и вы не узнаете Латинскую Америку. С такими песнями поднимутся на революцию каждая из стран Карибского бассейна и вся Латинская Америка. И вручают Петру орден "Пла́йя‑Хиро́н". Да ещё и подчёркивают, что первым таким орденом награждён Юрий Гагарин. Потом и ему и Маше с Керту ещё и знак этот культурный, министр Культуры и вручил. Ну, а Высоцкому – медаль "Дружбы".

Нужно было видеть лицо того КГБиста. Он ведь уже пасквиль в Москву отправил. А тут такое. Дурак, он и есть – дурак. Снимут и отправят на Кушку, песок проверять на благонадёжность. На Фурцеву тоже стоит посмотреть. Из бледной бабушки за пять минут действа превратилась в твёрдого ленинца и бойца. Умеет же переобуваться.


Глава 55



Нет пророка в своём Отечестве,
Неуютно пророку в нем.
Сумасшедшим по клетке мечется
Тот, кто знает – куда идём.
А ведут нас слепцы Великие
По дорогам Великих снов.
И какие‑то крики дикие
Из передних слышны рядов!

Владимир Асмолов – великий поэт. Сейчас в армии, наверное. Может, отыскать? Хотя, пусть станет студентом. Студенчество – лучшая пора. Зачем лишать. Да, и не о нём речь. Речь о себе любимом. Хреново встретила Москва. И не дождь тому виной. Ну, дождь и дождь. Прямо к трапу подкатил чёрный ЗИЛ‑111. Чайка. А за ним и его предок ЗИС ‑110. К добру ли? Из машин вышли четверо в штатском. И не качки, так – крепыши. Они умело оттеснили в сторону Фурцеву и Петра и, ну, надо же, того самого КГБиста из посольства. Значит всё плохо. Пётр сорвал захват крепыша и шагнул к самому взрослому из встречающих.

– Что с дочерями? Их куда? – крепыш попытался снова ухватить его за рукав.

Неучи. Пётр легко снова сорвал захват, всё же несколько лет самбо занимался. И сам, шагнув чуть назад, сделал заднюю подсечку рыпнувшемуся оппоненту. И не стал страховать. Грохоту‑то было. Все аж присели. У идиота оказался взведённый, не на предохранителе, пистолет в кармане штанов. При падении крепыш его задел рукой. Бабахнуло. Пуля прострелила хозяину ногу. Двое других крепышей выхватили свои пукалки.

– Стоять! – заорал во всё горло Старший, тот к кому и обратился Тишков.

– Леонов, Шоев, окажите раненому помощь. Оружие сдать. Удостоверения тоже. Будете разжалованы в рядовые. Пётр Миронович, Екатерина Алексеевна простите меня. Взял для вашей охраны идиотов. Вас приглашает в Кремль товарищ Суслов. Дочерей отвезут в гостиницу "Россия". Там вам снят двухкомнатный номер.

– Для охраны? – Взвизгнула Фурцева. – Да вы знаете, что я член ЦК партии и министр?

– Можете не устраивать здесь митинг? Люди кругом. Екатерина Алексеевна, Суслов Михаил Андреевич хочет с вами поговорить. Расспросить о визите в братскую Кубу.

– Я с этим дураком никуда не поеду, – Пётр ткнул пальцем в работника посольства. Неудачно ткнул. Тоже нервы. Попал в глаз.

Опять вой крики и катания по земле. Повеселились. Подошёл Высоцкий и стал плечом к плечу. Рядом и Керту возникла. Где‑то училась. Пётр и не знал. Последовала "вертушка". В карате подобный удар называется уширо маваси. Всё, враги повержены, старший КГБешник лежит в отключке на бетоне. Опять завопила Фурцева. Двое, ещё не поверженных, конторских бросили раненого товарища, и кинулись к начальнику, но боком, стараясь не оказаться в пределах контакта с тремя агрессорами. Не получилось. Одному врезала всё же эфиопка. Лоу‑кик. Получил по голени. И этот катается.

– Керту, мать твою. Остановись. Люди на работе.

– Они арестовать Петру?

– Нет. Проводить. Торжественная встреча. Караул.

– Карош.

Старший конторский очухался через пару минут. Мутным взглядом обвёл поле боя. Трое катаются по земле и стонут. Голень, скорее всего, сломана. Ведь негритянка в берцах.

– Екатерина Алексеевна. Вы что с ума тут все сошли? Вы понимаете, чего наделали?

– Смешно, – это Высоцкий пробудился от ступора.

– Товарищ Тишков, давайте успокоимся.

Поздно. Все пять певиц окружили, плюс дочери. Маша даже пнула одноглазого. И со всех сторон бежит народ. В том числе и милиция.

– Не знаю, как вас зовут и кто вы по званию, но думаю, поездки в Кремль не будет. Давайте мы с Екатериной Алексевной завтра подъедем к Михаилу Андреевичу. А то ведь я сейчас скажу милиционеру, что вы стреляли в члена ЦК, а все эти люди это подтвердят.

– Не посмеете.

– Товарищ капитан, подойдите сюда.

– Да провалитесь вы. Леонов, Шоев, раненых в машины. Уезжаем.

Сказали, уезжаем и уехали. И это КГБ. Лучших ведь в девятке держат. Семичастный рассердится. А Суслов?

Суслов через три часа позвонил в номер.

Пётр ждал. Даже раньше ждал.

– Ало. Пётр Миронович Тишков? – голос не молодой и усталый.

– Да. Слушаю вас.

– Сейчас будите говорить с Михаилом Андреевичем Сусловым.

– Пётр Миронович, что вы устроили в аэропорту? – а голос‑то весёлый.

– Предотвратил покушение на члена ЦК и министра культуры товарища Фурцеву Екатерину Алексеевну. Какие‑то подозрительные люди пытались по ней стрелять, но я и мои певицы вступились за Екатерину Алексеевну и покушение не удалось. Неизвестные воспользовавшись всеобщим замешательством скрылись, – ну, а что ещё говорить.

– Вы серьёзно?

– Конечно. Люди были не в форме, документов не показали, даже не представились. Для работников спецслужб слишком низкая подготовка. Вообще нулевая. Одна девица всех раскидала. Скорее всего, американские шпионы, хотели сорвать подготовку к празднованию 50‑летия Советской власти, – ого, закатил шар.

– Наслышан о вас. Странный и непростой вы человек. У вас ведь и десяток свидетелей есть?

– Происшествие наблюдало несколько десятков человек. Все подтвердят несуразность действий шпионов. Плохо их американцы подготовили.

– Вы думаете это смешно? – вот и злость в голосе. Зачем?

– А вы, Михаил Андреевич, готовы доверить свою жизнь этим людям? Ладно, в разведку. Просто по парку не боязно гулять?

– Завтра за вами в десять утра заедет машина. Шофёр представится. Он из девятого управления. С ним и товарищ Фурцева будет. Негритянку не берите. Спокойной ночи, – гудки. Ничья. Пока.

– Вика, беги на почту и отбей телеграмму дяде Пете. Срочно нужен здесь. Ближайшим самолётом.


Глава 56



Нежная Правда в красивых одеждах ходила,
Принарядившись для сирых, блаженных, калек.
Грубая Ложь эту Правду к себе заманила, –
Мол, оставайся‑ка ты у меня на ночлег.

Фурцева всю дорогу молчала. Даже на приветствие ответила только кивком. Не очень хороший знак. Ведь больше информирована, наверное. "Чайка" утробно рычала. Внутри было прохладно, работал кондиционер. Пётр сидел в этом советском лимузине в первый раз. Спереди, как обычно диван. Панель из дерева, может и красивого, но в сочетании с велюром дивана смотрится дико. Руль, как у "Волги", тонкий и большой. И нет рулевой колонки, прямо к панели из этой карельской берёзы и присобачен пимпочкой. Их с Фурцевой посадили на задний диван с массивным подлокотником в центре. Получается, машина четырёхместная? Ан, нет. К спинке переднего дивана приделаны два раскладывающихся креслица. Мудрые инженеры. Стеклоподъёмники ручные. Дебильные шторки на окнах. Не додумались ещё до тонировки. Больше всего умилили ручки на двери и задних сидениях. Эдакие лямочки из дерматина под цвет салона. Не хватает на десяток, выпускаемых в год машин карельской берёзы. Бедно страна живёт. Продаёт древесину ценную на запад и эти крохи, валютные, сразу братским компартиям высылает. Троцкисты.

Больше всего поразила форточка передняя. Если в машине кондиционер, то зачем она. Хотя, ясно. Это чтобы водитель курил во время поездки и пепел на улицу стряхивал. А дым назад чтобы тянуло, на Брежнева и других членов. Молодцы инженеры, подумали о народе. Нет подголовников. Слизывали ведь с западных образцов, там, что, тоже нет. Или экономия?

Больше ничего рассмотреть не удалось. Приехали. Могли бы и пешочком пройтись. От "России" до Кремля считанные метры. Солдатик проверил у водителя пропуск, подозрительно глянул на Тишкова и открыл ворота. Вручную. Где инженеры, могли бы и моторчики присобачить. Ах, да все деньги братским компартиям, ни копейки себе.

Встречал целый полковник. Даже не целый, а полуторный. Пётр был не маленького роста, а тут чуть не на полторы головы выше. Метра два в длину, не в высоту же. Для 1967 года и СССРа гигант просто.

– Заходите, товарищ Пельше вас ждёт, – с явным прибалтийским акцентом пригласил полковник, открыл дверь.

Пельше? Теперь понятен и рост и акцент, прибалты они вообще высокий народ. Но почему Пельше? Что с Сусловым? Хорошо это или плохо? Все эти вопросы возникли в голове Тишкова, пока они оглядывались в кабинете нового члена Политбюро.

– Присаживайтесь, товарищи, – средних размеров кабинетик с массивом из дерева по стенам. Под зелёным сукном стол. Большой, в треть этого самого кабинета. Зачем? Чем больше стол, тем важней начальник? К этому монстру придвинут небольшой столик из другого дерева и два стула. Ещё несколько стульев стоят вдоль стен. Фурцева, было, дёрнулась в угол, но Пётр в эти игры не стал играть, подошёл и сел за правый стул у, приставленного к старшему собрату, некомплектному столику. Вздохнув, примостилась напротив и товарищ министр.

Что можно сказать о Пельше? Когда Пётр собирал материал для книги о мальчике попаданце, то биографию прочёл. Удивило два факта. Первый, какого чёрта он делал в Казахстане. Написано, что 4 года был начальник политотдела совхоза. Скрывался от репрессий? Ведь до этого был преподавателем истории партии в Центральной школе НКВД (1929‑32). А потом совхоз в Казахстане. А в 41 уже секретарь ЦК КП Латвии по пропаганде и агитации. Интересный зигзаг. Но самое интересное было в конце статьи в Википедии. С апреля 1966 г. – председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Сменивший впоследствии его на этом посту М. С. Соломенцев вспоминал, что, приняв дела, "был очень удивлён: вместо рассмотрения серьёзных государственных проблем контроля за соблюдением партийной дисциплины КПК занимался "мелочёвкой": усмирял пьяниц, сводил и разводил неуживающихся супругов. И ещё, я был поражён, узнав, что выполнение решений и правительства и Политбюро зачастую не контролировалось…".

И чего он сейчас делать будет? Мирить Петра с Семичастным? И где Суслов?

– Михаил Андреевич вас принять сегодня не сможет. Началась гражданская война в Нигерии. Леонид Ильич на отдыхе в Крыму. Товарищ Суслов ведёт переговоры с военными, – выдал государственный секрет Арвид Янович.

Высокий, скуластый, с длинным некрасивым лицом и холодными латышскими глазами. Акцент. И ещё ощущение, что в пробирке находишься, а тебя в лупу этот латышский стрелок рассматривает. Пётр не знал, как себя вести. Всю ночь без сна проворочался. Всё диалоги выстраивал, и оправдания сцены в аэропорту искал. Не получалось. Глупо всё вышло. Грело только то, что все его люди бросились на защиту, даже Толкунова – скромная мышка.

– Слушаю вас, Арвид Янович, – прервала молчанку Фурцева.

Пельше встал из‑за стола, дошёл до двери, проверил, плотно ли она закрыта. Плохой знак.

– Екатерина Алексеевна, то, что произошло в аэропорту не лезет ни в какие ворота. Артисты избили офицеров Государственной Безопасности. Что скажите? – сел, надел очки, ещё больше его состарившие.

– А что это было, Арвид Янович? Арест, так я член ЦК партии, у нас, что как при Сталине теперь можно без суда и следствия арестовывать членов ЦК и министров, – боевая бабушка. Только нужно ли накалять и без того не простую обстановку?

– Да, какой арест. Артиста, – кивок в сторону Петра, – хотели орденом наградить, как и вас. Вот подписанные представления, – Пельше хлопнул рукой по листам, лежащим перед ним.

Точно вон и красные коробочки рядом. Дела!

– Странный способ приглашать на награждение! – хоть и с задором произнесла, но уже сдулась Екатерина Великая.

– Дураки везде есть. Сказали пригласить, а они не так поняли.

Всё они так поняли. Просто информация о награждении за песни Тишкова орденом "Пла́йя‑Хиро́н" лично Фиделем Кастро тогда ещё не дошла до Суслова, отвратно работает КГБ. Столько махов за сутки. Точно половину разогнать надо.

– И что за орден? – вот ведь неуёмная, ну что бы не отдать в данном случае инициативу проигравшей стороне.

– Орден "Знак Почёта". Поздравляю вас с заслуженной наградой, – сунул коробочку Фурцевой, потом грамоту и удостоверение, – Екатерина Алексеевна, не оставите нас посекретничать с товарищем Тишковым?

– Пётр Миронович в аэропорту только защищался! – а ведь молодец, не заткнули рот.

– У меня нет никаких вопросов к Петру Мироновичу по инциденту во Внуково. Нам надо обсудить совсем другие вопросы, – и привстал. Сейчас будет за локоток боевого министра выпроваживать.

– Я подожду в приёмной, у меня к Петру Мироновичу тоже масса вопросов. Американский продюсер приехал. Кучу денег привёз.

– Наслышан. Я всего на пару минут вашего защитника задержу, – оскалился. Это улыбка по‑латышски? Ужасно.

Пельше дождался, когда за министром закроется дверь и достал из стола папку. Открывать не стал. Просто положил перед собой. Обычный картонный скоросшиватель с громким заголовком "Дело".

– Пётр Миронович, – он снял очки, – до нас дошли сведения, что по вашему указанию в городе Краснотурьинске избивают советских граждан.

Граждан. Советских. Пафосно. Ладно, если бы были на самом деле сведения, то тут бы не сидел. Совсем в другом месте бы сидел. Делаем вывод. Какой‑то "кухонный боец" написал анонимку. А анонимка не документ. Теперь стратегия. Нельзя оправдываться. Оправдывается виноватый. Нужно напасть. Главное, не перегнуть палку.

– Арвид Янович, как вы себе это представляете? Захожу я в кабинет начальника городского отдела охраны общественного порядка и говорю: "Товарищ подполковник, соберите немедленно весь личный состав". Собираются. А я им речь.

– С этого дня нужно ходить по улицам и избивать советских граждан. Кто не будет избивать, тот может считать себя уволенным. Лично буду проверять по вечерам, сколько каждый милиционер избил человек.

– Так написано в вашей анонимке?

– Я серьёзный вопрос задал! – вновь надел очки Пельше.

Очень о многом сей жест говорит. Значит, и правда – анонимка. И кроме неё ни каких фактов. Защищается, надев очки. Ну‑с, начнём Мерлезо́нский балет.

– Арвид Янович, у нас в городе проводится кампания, да, под моим руководством, и по моему прямому указанию. Кампания по предупреждению насилия в семье. С "кухонными боксёрами" боремся. Эти мрази напиваются и начинают бить жену и детей. Не так давно в городскую больницу поступил мальчик, который попытался заступиться за избиваемую мать, так этот советский гражданин его отшвырнул и мальчик ударился головой о батарею. Сотрясение мозга и психологическая травма на всю жизнь. Вот именно с такими типами, которых точно можно назвать гражданами, но вот "Советскими" язык не повернётся, мы и боремся. Создали несколько стендов и вывешиваем на них фотографии "боксёров". Естественно, никто их в милиции не бьёт, ну, если только они сами в драку не лезут. Тогда и то, стараются, как можно меньше ущерба гражданину нанести. Уверен, на сто процентов, что в этой папке у вас лежит анонимка одного из этих типов. Этот садист безнаказанно избивал жену и детей, а теперь это стало затруднительно. Ведь соседи видели его фото на доске "славы кухонных боксёров". Чуть малейший шум и вызовут милицию. Что делать "советскому гражданину", как ещё навредить окружающим? Руки‑то чешутся. А ведь любой кухонный боксёр по природе – трус. Остаётся только анонимка. А в ней – клевета. Давайте мне её, и я привлеку этого борца за справедливость к суду за клевету. И ещё поговорю с работниками прокуратуры, не является ли эта писулька документом, дискредитирующим Советскую власть. Ведь я Первый секретарь горкома КПСС, а милиционеры тоже на службе у нашего государства. Давайте её сюда! – протянул руку.

Всё поплыл. Точно они тут все дети. Наивные. Но хватит, нужно дать этой крысе выскочить из угла.

– Хотя? Арвид Янович, вы ведь Председатель Комитета Партийного контроля. Вам гораздо легче посадить этого анонимщика на скамью подсудимых. Уверен, компетентные органы, получив от вас приказ, по почерку в несколько дней выяснят фамилию анонимщика и клеветника. И поедет эта мразь на Магадан.

Пётр сделал вид, что даже полегчало ему. Вон, какой классный выход нашёл. Самому пачкаться не надо. Так, теперь закрепить успех, пока у оппонента планка висит.

– Арвид Янович, это ведь не первая анонимка на меня. Один врач не согласился со мною в методике борьбы с туберкулёзом и не нашёл ничего лучше, как написать анонимку в облисполком. Заверил товарищей, что я кормлю детей собачатиной, а говядину со свининой забираю себе и дома предаюсь обжорству. Приезжала комиссия из Свердловска. Изобличили клеветника и оправдали меня. Простил я дурака. Теперь он на бумажной работе. Раз любит писать. А дети выздоравливают. Вы, может быть, даже в курсе, сейчас внук министра автомобильной промышленности, Петька – шалопай, у нас в городе лечится с матерью. Говорить об успехе пока рано, случай сильно запущенный. Это зачем я говорю, а что если бы комиссия поверила клеветнику? Отнеслась формально. Меня бы уволили. Обидно, конечно. Только я взрослый человек. А дети бы продолжали болеть и умирать. Не правда ли похожий случай? И здесь, рано или поздно, один такой пьяный садист убьёт ребёнка. Вы разберитесь, пожалуйста, и примите меры. Возможно, наш опыт даже можно предложить и в другие города.

Всё? Или добить? Нет, пока переваривает, нужно дровишек подкинуть.

– Или взять того дурака из посольства нашего на Кубе. Фамилию не знаю, да и звания тоже. Буду поэтому для простоты звать его капитаном Дураковым. Так вот, этот тип решил, что он один может определять, какие песни понравятся кубинскому народу, а какие нет. Он поставил себя выше Президента Кубы и даже выше пламенного революционера Фиделя Кастро. Кто дал ему право? А если бы его действия привели к осложнениям между нашими странами. И опять кляуза. Я же понимаю, что делали люди, затеявшие драку и стрельбу в аэропорту Внуково. Приехали тягать нас с Екатериной Алексеевной на расправу к Михаилу Андреевичу и к вам. Опять поверили кляузнику и дураку, а не честному коммунисту и патриоту. Он враг нашей страны, потому что – дурак. У буржуев американских есть тест, называется "Ай‑кью". Там с помощью рисуночков разных определяют коэффициент умственного развития. Хочу посоветовать вам достать его и прогнать всех работников КГБ через него. Ну, и сделать выводы. А капитана Дуракова отправьте в нашу Краснотурьинскую колонию строго режима опером. Пусть с равными по уму ворами и садистами воспитательные беседы ведёт. А ещё, Арвид Янович, вы приезжайте к нам в город. Сходите на концерт, послушаете мои новые песни. Побываете в тубдиспансере и больнице. Сейчас наш доктор Франк начал лечить язву и гастрит медикаментозно. Статьи в журналы пишет. Чем чёрт не шутит, может и на Нобелевскую премию при поддержке государства потянет. А ещё оцените наши успехи по борьбе с пьянством и курением. Приезжайте!

Всё теперь контрольный выстрел в голову.

– Товарищ Пельше, вы ведь обещали Екатерине Алексевне меня только на пару минут задержать, а прошло гораздо дольше. Может, я пойду, а то она волнуется. Не молодая ведь, да ещё холерик. Чуть что – сразу в драку. Беречь её надо, очень ценный кадр и руководитель. И пример для любого коммуниста. Ну, обозвала Хрущёва кукурузником, так ведь это правда. Жаль, что она одна тогда такая смелая была. Сколько бед этот очередной дурак стране принёс. Чуть до ядерной войны не довёл. Может, нужно через американский тест и всех коммунистов прогнать. Сразу дураки и выявятся.

Пельше икнул. Потом встал, молча всучил Петру коробочку с орденом и удостоверение. Затем, прокехавшись, просипел.

– Спасибо, товарищ Тишков, вам за песни. И за науку, – и подмигнул.

Фу! Теперь можно и выдохнуть.


Глава 57


Стреляй редко, да метко, штыком коли крепко – пуля обмишулится, штык не обмишулится, пуля дура, штык молодец!

Суворов кому‑то сказал. Умный, наверное, был дядька. И за счёт своего гения дурость превратил в науку. Ведь раз есть ружье, то можно сделать и митральезу. Пулемёт. И чего можно сделать с необмишулившимся штыком против пулемёта? Всего‑то и нужно изобрести унитарный патрон.

Но вечная память русским воинам, сложившим головы в страшной русской штыковой атаке. Не о том речь. Речь о пуле. Выстрел один. Не потому, что этих самых унитарных патронов больше нет. Есть. Десяток. Не будет времени для второго выстрела. Нельзя, чтобы пуля обмишулилась.

Сидели в той самой пельменной недалеко от метро "Китайгородской". Втроём. Не удержался бывший старшина и прилетел на крик о помощи Петра. Ну, и хорошо. Будет, кому подстраховать.

Без "Софи Лорен" столовая смотрится уныло. Наталья сейчас в Краснотурьинске, числится в "БАЗстрое" штукатуром, а работает начинающей певицей и актрисой. Между прочим, оказалось удачным приобретением. Она чемпионка Москвы по волейболу. Только разругалась вдрызг с тренером, который всё норовил ей в трусы спортивные залезть. Вот и бросила волейбол. Теперь подтягивает базстроевскую команду. Нельзя ведь на одном недохоккее зацикливаться, не совсем популярный вид спорта.

Разговор был не простой. Легко найти среди порядочных честных людей тех, кто согласится на борьбу с преступниками, пусть и очень незаконными методами. По крайне мере, так с двумя амбалами получилось. Сейчас же нужно убить не преступника, про которого точно знаешь, что преступник. Нужно убить фанатика. Не простого фанатика, очень сложного фанатика. Фанатика от коммунизма. Рьяного ленинца.

Вот. На этом и нужно сыграть. Не Ленина последователь будущий покойник, а товарища Троцкого. Переродились. Подавай им перманентную революцию. Все силы и средства на это надо бросить, а русские люди это только дровишки, которые надо подкинуть в пожар мировой революции. Плевать новым правителям страны, что простых трусов у народа нет, нужно помогать египтянам, сирийцам, вьетнамцам, кубинцам и прочая и прочая. Сотне стран. Нужно тащить на себе весь соц лагерь, строить заводы и города в Польше и Румынии в той самой Румынии, где живут румыны, которые зверствовали в Одессе и других городах оккупированных во время Отечественной воны. Одна Асуанская плотина в Египте поглотила миллиарды рублей, тех рублей, что не хватило потом даже на элементарный хлеб. Пусть арабам будет хорошо, они ведь заявили, что пойдут строить социализм. Прямо из дикого феодализма сразу в коммунизм даже. Коммунизм, это когда всего вдоволь, каждому по потребностям. А откуда средства, да старший брат лопух даст. Хрущёв завалил ближний восток нашими рублями, а у самих денег даже на хлеб не хватало. Что и привело к подавлению армией выступления голодных рабочих в Новочеркасске. Хрущёв идиот – главный Троцкист. Нет сейчас Хрущёва, и что? И теперь самый главный троцкист это Суслов. Идеолог. Ответственный в стране за идеологию. Идеологию Троцкизма. Он аскет. Так это его выбор. Почему решает за других? Почему думает, что ветерана войны можно выпихивать из автобуса, потому что не хватает в этом автобусе мест для рабочих. Может быть автобусов просто больше собирать, а не танки для египтян, которые они отдадут через неделю Израилю. И даже не зенитные установки для Вьетнама, которые не могут сбить американский самолёт, только случайным попаданием. Пётр считал, что если уничтожить Суслова и оторвать от Брежнева Кириленко, да ещё не допустить до КГБ Андропова, то возможно и политику государства удастся чуть подправить. Нет, не своими руками, носом пока не вышел. Расшевелить Пельше, сыграть на амбициях Шелепина. Нужно пробовать.

Ну, да это во вторую очередь. Пока ясно, что Суслов затеял войну лично с ним Петром Тишковым и только ряд случайностей не позволяет записать его в число диссидентов, запретить песни, книги, снять с поста первого секретаря горкома. То Брежнев заступится, то Фидель Кастро. Однако, не вечно же будет везти. Лучше подстраховаться.

Вот сейчас шёпотом Пётр всё это и рассказал сподвижникам. Нахмурились. Даже пельмени жевать перестали.

– И какие вводные? – тёзка взял вилку и изобразил из неё пистолет.

– Есть винтовка с оптическим прицелом. Точно известен адрес троцкиста, и, конечно же, есть его фотография в любой подшивке газет в библиотеке. Минусы. Винтовка в центе Москвы вещь приметная. К тому же она не пристреляна. Адрес – улица Большая Бронная дом 19.

– Когда на даче арендованной винтарь прятал, патроны посчитал, – наколол "пистолетом" майор предпоследний пельмешек, – двенадцать. Штук пять – шесть можно на пристрелку истратить. Один чёрт больше одного, ну при большом везении двух выстрелов не сделать. Даже мне понятно, что вокруг дома ребятки из "девятки" шастают. Я, может, метров с пятиста, а то и с шестиста попаду, но лучше чуть поближе, а, значит, в непосредственной близости будет сотрудник девятки. Нужно сделать один выстрел, попасть и, бросив винтовку, тихим спокойным шагом покинуть место лёжки. Ехать надо на разведку, но и не засветиться.


Глава 58



В том‑то вся и закавыка
И особый наш уклад,
Что от мала до велика
Все у нас руководят.

(Тёркин на том свете)

Вечернее поедание пельменей с борцами, как это не покажется странным, состоялось именно вечером. А до этого был целый день. Фурцева не обманула, из славного городу Парижу прибыл мюсье. Директор Парижского филиала американской компании Columbia Broadcasting System, который называется – CBS France – Жак Суппле, был не просто молодец, он был богоподобен. Привёз с собой всё, что обещал. И даже больше. Привёз кучу готовых пластинок. Три сингла. На первой стороне первого "Танцы на Марсе", на второй "Шторм". На втором "One Way Ticket" и "Волшебный полёт". Третий с "Макареной" и "Танцем у экскаватора" И ещё миньон с этими же композициями. Ну, и вишенка на торте – "Кабриолет" и "Карусель", тоже миньон, на второй стороне "Шторм" и "Волшебный полёт". Вот умеют же иностранцы работать, "Мелодия" бы на год затянула, а то и похоронила бы.

Слухи ползали в начале девяностых, что "Союз" развалился из‑за того, что на "Западе" производительность труда в три раза выше. Может быть? Однако обратимся к фактам. Незадолго до попадания в прошлое Пётр смотрел штатовский сериал "Хороший доктор", который те слизали у корейцев. Так вот, там чуть не в каждой серии врачи сетовали, что у них рабочая неделя от ста до ста двадцати рабочих часов. Делим на сорок. Это у нас столько. Получаем три. Значит, правда, у них, в проклятых загнивающих странах, люди в три раза больше делают. Стоп! Стоп! Стоп! Но ведь за время, которое тоже в три раза больше. Странная математика, и не поймёшь в чью пользу.

Ещё новости привёз Ваня. Ну, Жак ведь это Иван? Или нет? Тьфу! Это Джон – Иван. А Жак – это Яков. Так вот, новости Яшка привёз просто прекрасные. С какой стороны на них не смотри. Суппле успел скататься в Нью‑Йорк в головной офис корпорации Си‑Би‑Эс и прокрутил там во многих кабинетах русские песенки. Глазки у воротил загорелись, почувствовали наживу. И решили господа тиснуть сразу в двести тысяч экземпляров, сначала синглы, а чуть погодя и миньон. Понятно для начала всё это разрекламировав. Сейчас рекламная компания в Штатах уже запущена и объявлено, что продажа синглов начнётся 1 июня. Дела.

В Париже продажи начнутся в этот же день. Как, впрочем, и в Лондоне. Тут тиражи всего по сто тысяч, но Жак уверен, допечатывать придётся, и не раз. Тоже самое думают и воротилы из Нью‑Йорка.

Поругали они бедного Жака за огромные деньги, что придётся заплатить русским, но потом на новеньких японских калькуляторах "Касио" (Casio 001) посчитали свою прибыль, повздыхали дружно, и махнули рукой. Дерзай, мол, Яшка.

Жак Суппле, конечно же, никаких денег не привёз. Приехал похвастать пластинками и за номером счёта. Фурцева губы поджала.

– Только "Внешторгбанк".

– Разницы нет, – улыбнулся продюсер.

– Есть разница. Мы всяким западным банкам не доверяем. Обманут, или разорятся того паче! Внешторгбанк.

– Екатерина Алексеевна, договор заключён со мной и я ничего не имею против "Внешторгбанка". Более того у меня там и счёт открыт. Вот номер, – Пётр протянул визитку Фурцевой и Суппле со своими данными, в том числе и номером счётов в Сбербанке и Внешторгбанке. Подготовился. Напечатали в типографии "Зари Урала". Не ультрамарин с золотом, но потянет.

– И сколько же вы переведёте денег? – изобразила из себя строгую учительницу Фурцева (Математичку). Даже очки надела.

– Ваш, неумеренный аппетит привёл к парадоксальной вещи. Недавно новый музыкальный менеджер Аллен Клейн сумел перезаключить контракт The Beatles с EMI. Он добился для группы рекордно высоких роялти – 69 центов с альбома. У вас получается больше семидесяти. При этом все знают The Beatles и никто даже не слышал о "Крыльях Родины". Сначала в Нью‑Йорке на меня смотрели, как на сумасшедшего. Потом слушали песни. Потом стучали по клавишам калькуляторов. Потом не верили в полученные цифры и снова стучали по клавишам. Потом выгнали меня. Я уже было собрался улетать в Париж, когда снова вызвали к новому президенту Columbia Records Клайву Дэвису. Он решил рискнуть и поставить на русских. С условием, что новый сингл из двух песен будет выходить раз в два месяца и через полгода песен наберётся на полноценный альбом. Очень хочется надеяться, господин Тишков, что качество ваших следующих песен будет соответствовать этому уровню. Иначе мне конец, ну, и вам как музыканту на Западе. Теперь же получается вот что, как только приеду в Париж, то переведу на указанный счёт аванс в миллион долларов США, – как прилежный ученик ответил продюсер.

– Да, нет. – Пётр точно знал, что сейчас Де Голль разоряет Штаты своими долларовыми самолётами и пароходами. Привозит фантики, а вывозит золото. – Так не пойдёт. Золото по курсу доллара 1,1 за грамм. Итого – 909 килограмм золота. Бреттон‑Вудской системе со дня на день придёт конец. И доллар резко девальвируют. Этот и все дальнейшие расчёты в золоте по курсу. Слитки по 400 тройских унций или по 12,5 килограмма получаем 73 слитка. Вот они и должны появиться во "Внешторгбанке".

– Это невозможно. В США запрещено владение золотом частным лицом, – а французик‑то перепугался, как, впрочем, и Екатерина Великая.

– Жаль. Тогда франки. По официальному курсу.

– Это другое дело.

Дальше уже договаривались о закупке миньона на русском министерством внешней торговли. Пётру, если честно, было не интересно. И даже противно. Наши неумело торговались и в результате сошлись пока на двухстах тысячах экземпляров. Крохоборы несчастные, ведь ясно же, что будут продавать во всяких "Берёзках" втридорога и легко отобьют затраты. Тогда зачем? Зачем позориться? Не надо спасать эту страну.

В окончании этих постыдных торгов Пётр вручил Яше плёнку с двумя новыми испанскими песнями. "Убили негра" и "Ла Вамба".

– Уверен, в Испании и, особенно, в Мексике произведут фурор. Приятно с вами иметь дело.

Фурцева опять кричала.

– Какое золото, Тишков, ты совсем спятил. Тонну золота ему подавай, а ну как этот лягушатник заартачился бы и разорвал контракт.

– Ваше Величество, в Штатах десятки звукозаписывающих компаний, в Англии чуть меньше, но тоже хватает. Уйдёт этот, найдём другого. Вы даже не представляете, насколько наши песни лучше их дворовых. Сейчас генерал Де Голль возит в Америку доллары огромными кораблями и самолётами и меняет доллары на золото. Американцы не хотели этого делать, так он даже из НАТО вышел, и все их базы из Франции выгоняет. Скоро США не сможет поддерживать Бреттон‑Вудскую систему и доллар рухнет. Обесценится. Зачем нам фантики. Золото же при этом резко подорожает. Мы, если бы пробили мои условия, могли бы почти в два раза увеличить сумму сделки.

– Правда? – вот что можно сказать? Как такие люди становятся членами Политбюро и руководят на протяжении нескольких лет Москвой? Как? Кроме наивности и детской непосредственности, один только Маркс в голове.

И ведь самое интересное, что когда к власти придут всякие Гайдары с Явлинскими, доктора экономических наук, то всё станет в сто раз хуже. Почему? Неужели это судьба такая у России? Но ведь вот Александр III и Сталин смогли вперёд эту неповоротливую каракатицу катнуть. Правда, оба гайки завинтили почти до срывания резьбы. А сейчас чего делать? Идёт уже второй год реформа Либермана. Переводятся предприятия на хозрасчёт. Но всё делается медленно и не уверенно. Не поверили в эту сказку директора заводов, а потому и не будет бума, будет лишь небольшое ускорение. Потом эту пятилетку назовут – "золотой". А следом "Застой". Стихи.


Глава 59


Не тот друг, кто мёдом мажет, а тот, кто правду в глаза скажет.

После Фурцевой Штелле решил пообщаться с пчеловодами. Профессор Аветисян Гурген Арташесович на кафедре отсутствовал. Сотрудники на вопрос, а "Где?", только плечиками пожимали. Не предупредил‑с. Глянув на часы, Пётр решил прокатиться до редакции. Может там? И почти застал. Поехал профессор домой на обед, но обещал вернуться. Снова глянул на часы. А что, обед и его бренному телу не помешает, тем более после двух стрессовых общений. То Пельше брови хмурит, то Суппле руки выкручивает. По два хита ему на английском каждые два месяца выдавай. А что на гастроли останется? Ведь со дня на день и второй продюсер объявится. К гастролям совершенно не готовы. Всего две песни на языке Шекспира и Анжелы Девис.

Ближайший ресторан демонстрировал вывеску "мест нет". Экстраполировав ситуацию, Штелле с первого раза догадался, что на следующем будет очень похожая вывеска и на следующем и…. И чего делать? Кушать то хочется. Где проклинаемое попаданцами будущее с сотнями ресторанов и кафешек? Нету, в смысле, кафешек нет. Хотя вон одно. "Пингвин". Мороженное? Вместо обеда? Креативненько.

Кроме мороженного давали пироженки и сладкие булочки. Ещё кофе, в стаканах. И чай, тоже в стаканах. А мороженное не в розетках, а в небольших мисках. А ведь через тринадцать лет будет коммунизм. Хрущёв даже в Конституцию записал, а Брежнев ещё не вымарал. Надеется?

Пришлось набить пузо сладостями, чтобы мозги лучше работали и это пузо не вовремя не заурчало. Кофе был тоже сладким. Не пожалели. Аж приторный. Одним словом – расстройство. И мороженное не вкусное. Врут афторы попаданческих романов. Подплывшие шарики, засыпанные шоколадной крошкой и такие же с абрикосовым вареньем. Но всё такое сладкое, что кроме вкуса сахара ничего и не ощущаешь. Это видно ответные дары Кубы стараются использовать по максимуму. Чего ещё с них взять. Сахар и сигары, но те появятся чуть позже. И скорее всего, будут очень низкого качества. Спрашивается, почему не выступить дилером. Скупать весь табак и все сигареты с сигарами и сигариллами и торговать в тех же Штатах. В Европе.

Профессор прибыл в три часа, пришлось ещё и подождать в редакции журнала.

– Пётр Миронович, рад вас видеть. Звонили мне с Краснотурьинска, сказали, что вы на Кубе. С делегацией? – чисто выбрит, до синевы, рубашка белая с тонким галстуком по моде. Сытый. Везёт некоторым.

– Да, вот только вчера вернулся. Завтра улетаю домой, – Пётр занял стул для посетителей напротив заваленного письмами стола профессора Аветисяна, – Гурген Арташесович, есть новости по лекарству из Огнёвки?

– Так вы, получается, домой‑то и не звонили? Новостей не знаете? – вдруг поскучнел пчеловод теоретик.

– Звонил, но, наверное, не тем, так что про ваши новости ничего не знаю.

– Две тогда новости. И обе плохие, – профессор Аветисян почесал за ухом, собираясь с силами.

– Да не томите уже.

– Пчеловодов из Глубокого перевезли неудачно. Девять семей пчёл погибло, – и взгляд трагический.

Хотя ведь понятно. Для этого человека пчёлы это разумные существа, дети. О них нужно заботиться, лечить, холить и лелеять. А тут девять "семейств детей" погибло. В каждом улье больше пятидесяти тысяч пчёл. Полмиллиона. На самом деле катастрофа. Без всякого сарказма.

– В чём причина? – обязательно нужно проявить сочувствие.

– В председателе колхоза. С милицией препятствовал отъезду инвалидов. На два дня задержал.

– Спросим с него.

– Не вернуть ведь пчёлок, – махнул рукой Гурген Арташесович.

– Пчёл не вернём. Но вернём этого деятеля с небес на землю и заставим заплатить ветеранам войны. Наука будет. Какая же вторая плохая новость?

– В Ставрополье дом пчеловода Нифонтова ограбили. Деньги и мёд забрали, а склянки с прополисом, пергой, маточным молочком и экстрактом из Огнёвки разбили. Он вчера заходил, прибыл в Москву на конференцию, что наш журнал устраивает. Для вас вместо всего обещанного передал только одну баночку с экстрактом из личинок, теперь только под осень следующая партия будет, – и опять грустные армянские глаза.

Ведь и, правда, плохие новости. Там в Краснотурьинске внук и невестка Тарасова. Их нельзя не вылечить. Половина всей "Надежды" Пётр возлагал именно на лекарство из Огнёвки.

– Вы о двух целителях говорили, Гурген Арташесович? – схватился за соломинку Штелле.

– Конечно. Семён Убийконь с Запорожья тоже приехал на конференцию. Две баночки для вас захватил и ещё прополис с маточным молочком, ну и рецепты, естественно.

– Тогда ведь не так страшно. Хотя понимаю, что Нифонтову помочь надо. Может, ему деньги нужны? Могу, в счёт будущего сотрудничества, выделить пару тысяч рублей.

– Правда! – просиял профессор.

Почему такие люди кончились в девяностых? Брежнев довёл с последующими деятелями? Может и его шлёпнуть надо? А кто придёт на смену? "Железный Шурик" – Шелепин? Лучше ли будет? Гайки начнёт закручивать. Некоторые нужно бы закрутить. А если начнёт не те закручивать? Вместо закрытия 200 секции ГУМа и других кормушек для партаппаратчиков, закроет все проекты по строительству жилья для граждан несчастной страны. Очень тёмная лошадка. Ничего полезного не сделал в КГБ, а потом столько же пользы принёс в "партийном контроле". Нет. Пусть "дорогой Леонид Ильич" пока порулит. Тут чётко знаешь, что будет. В ближайшее время массовое строительство жилья и повышение зарплат. И ещё "золотая пятилетка". Брежнев стране сейчас нужен.

– Конечно. Как с ним увидеться?

– Прямо бальзам на сердце. Вы завтра приходите на конференцию в наш институт к девяти утра, познакомлю вас и с Нифонтовым и с Убийконем. Там пообщаетесь. Конференция с десяти начинается, а регистрация в девять. Я им позвоню в гостиницу, пусть прямо к началу и приезжают. Да, Пётр Миронович, а как вы относитесь к тому, что я в начале июля, когда сессия закончится, к вам наведаюсь? Лекцию вашим пчеловодам почитаю, осмотрю всё. Посмотрю, как дела с тубдиспансерами.

– Сам хотел просить.

– Вот и чудненько. Ни грамма не сомневаюсь, что полезной и для вас и для меня будет поездка, – а всё армян ругают. Вот Пётр всего четверых знает и все полезные люди, да и приличные.


Глава 60


Не держи двора близ княжа двора, не держи села близ княжа села.


В гостиницу Пётр пришёл после "совещания" с бугаями разбитый. Не каждый день уговариваешь друзей убить члена политбюро. Самое главное, что помочь не сможешь. Ни до, ни во время, ни после. Ничего уже не зависит от тебя. Механизм запущен. А вот как провернутся шестерёнки неизвестно. Опять бессонная ночь.

Девочки тихими мышками ушли в свою комнату и улеглись. Видели, в каком состоянии пришёл. Заканчивать надо с поездками. Вот бы махнуть на пару месяцев куда‑нибудь в Крым. Всей семьёй. Ни рулить ни чем. Сидеть в жезлонге на берегу, опустив ноги в тёплую морскую воду. И обязательно чтобы небольшой ветерок и волна, тоже небольшая. Такая, чтобы накатывала, обмывая ноги по щиколотку и отступала, щекоча пятки. Мечты. Или это тоже поездка?

Звонок какой противный у гостиничного телефона. Пётр и не заметил, как задремал в кресле.

– Товарищ Тишков? – ну, слава богу, хоть не "гражданин".

– Слушаю.

– Сейчас будите говорить с Председателем Совета министров СССР Алексеем Николаевичем Косыгиным.

– Хорошо.

– Пётр Миронович? – голос молодой бодрый и задорный, не скажешь, что человеку за шестьдесят. И ведь через два года этот неугомонный товарищ в 65 летнем возрасте совершит вместе с 69‑летним Урхо Кекконеном – Президентом Финляндии пеший переход через Кавказский хребет.

– Слушаю вас, Алексей Николаевич.

– Фурцеву сейчас видел. Вернулись с Кубы? Дала ваши координаты. Прочитал я ваши докладные записки. По хорошему нужно бы встретиться и поговорить, но времени нет, завтра улетаю в ГДР. Поэтому вот звоню. Мысли интересные. И рисунки замечательные. Санаторий с противотуберкулёзным центром министерству Автомобильной Промышленности я одобрил. Пусть строят. И даже немного денег дадим. А вот с исследовательским центром в Краснотурьинске? Не слишком далеко от Москвы?

– Алексей Николаевич, в Москве ведь не лечат нетрадиционными методами. Антибиотики, да санаторий в Крыму, вот и все методы. Чего их изучать.

– Собачки и пчёлки. Читал и даже проконсультировался в НИИ вирусологии имени Ивановского. Оказалось, что не по адресу зашёл. Палочка Коха не вирус. Однако совет дали. Не пренебрегать народными средствами. Говорят, что микробиолог и иммунолог Мечников этим занимался. Решил я попробовать. Хорошо, для начала командируем вам десяток специалистов и оборудование завезём. Понимаю, что помещений нет, поэтому сначала построят пару домиков в предложенном варианте. Деньги выделим и даже строительный батальон пришлём на летние месяцы. Он же будет возводить корпуса мотороллерного завода. Решение тоже принято. Команду по закупке у чехов тысячи чезетов Внешторгу уже дал. По сто штук в месяц. Ещё дал команду директору Тульского Машиностроительного завода отправить вам в командировку десяток специалистов из сборочного цеха на пару месяцев. Да, и вообще, связь поддерживать. Сами понимаете, что мотороллеры для них побочная продукция, но обещали посодействовать. По пластмассовым деталям. Связывайтесь с Марселем Биком. Посмотрим, как и во что это выльется. Только о себестоимости не забывайте. Оборудование? Оборудование по контактной сварке импортное хотелось бы сравнить с нашим. Тоже заказывайте. Уверены в Бике? Ну, и хорошо.

Теперь по переделке "Волг". Делайте прототип. Как закончите, везите в Москву. Тут и будем принимать решение. Кузов необычный. Красивый и планировка салона понравилась. Тарасову дал указание ускорить этот процесс по максимуму. Ну, да ему сегодня позвоню ещё раз. Лишним не будет. А то в суете забудет, – почти минуту трубка молчала. Потом премьер усмехнулся, – Семичастный ругался. Вы бы поаккуратнее впредь, Пётр Миронович. Есть вопросы?

Масса, но не по телефону же. Значит, нужно как можно скорее закончить переделку уже начатых "Волг".

– Нет, Алексей Николаевич, пока нет.

– Появятся, связь через Тарасова. Точно не хотите к Тарасову перебраться? Ну, хозяин барин. Всё, до свидания.

Деловая колбаса.


Глава 61



Сяду в скорый поезд, сяду в длинный поезд
Ночью соловьиною.

Боярский ещё не спел. А в длинный поезд сели. Штелле решил самолётом не лететь. Один чёрт прибываешь в Краснотурьинск утром следующего дня, только ещё как неприкаянный мотаешься целый день по Свердловску. С двумя маленькими девочками? Не лучше ли выспаться в купейном вагоне. Купил сразу всё купе. Мест не было, но Фурцева выделила бронь. Было купе, вот купе и взяли.

Сели в поезд и, как водится, поели. Пётр, вспомнив про бесподобный плов от армянской мафии, позвонил Мкртчяну и попросил его привезти плов и фруктов к отходу поезда на Ярославский вокзал. Принесли. И плов принесли, и фрукты, и даже несколько бутылок немецкого пива с русской треской холодного копчения. Девочки поели плова и принялись уминать добытые где‑то в конце весны мандарины. Сам же открыл одну бутылку пива и, отщипывая небольшие кусочки от рыбки, расслабился. Вырвался таки из Москвы.

Сидел и думал. Стоило ли так рисковать и петь две песни явно не для этого времени. "Убили негра" ещё как‑то с горем пополам можно залегендировать под песню, осуждающую расизм. А вот "Танцуй Россия" Глюкозы, даже с переделками Петра была за гранью. Может и правильно на него Суслов окрысился? Одно не давало посыпать голову пеплом. Если есть план похоронить битлов и занять лидирующее место в мире, то "Калинки – малинки" не хватит. Нужны хиты. И все эти хиты будут резко выделяться на фоне современной советской эстрады. Эдакие буйволы чёрного цвета в стаде маленьких белых овечек. Тяжело не заметить.

Могло ли всё кончиться не так. Легко. И что тогда. По максимуму? Исключат из партии? Могут. Тогда и из горкома турнут. А могут и из "Союза Писателей". Придётся слесарем устраиваться. А что будет с песнями? Могут запретить? Запрещали же фильмы с Краморовым, когда он уехал в Америку. Или история со "Свердловским вальсом". Автор стихов – родившийся в Харбине поэт Григорий Варшавский – эмигрировал в США. Вальс о Свердловске оказался фактически под запретом и вышел из репертуара Уральского народного хора, да и всех остальных хоров. Можно ли так поступить с теми песнями, что внесли уже в это время они с Викой. Очень сомнительно. Как можно запретить "День Победы"? Или "Траву у дома"? "Великолепную пятёрку и вратарь"? Не справиться Суслову.

А книги? Подписаны контракты с десятком стран. В том числе с потенциальными врагами. Попробуй, запрети. Вот подарок будет для всяких "Голосов Америки". Не решатся. Или решатся? Вон нобелевского лауреата Солженицына даже из страны выпнут. Да, Андропов с Сусловым наворотили делов. А вот уже тридцатое мая и нет пока Андропова. А ведь уже двадцать дней должен рулить в КГБ. Письмо сработало? Конечно письмо. Комаров жив. Светлана Алилуева сидит в Москве и, по словам Фурцевой, ждёт следующего приезда команданте Чё, чтобы сочетаться с ним законным браком. И Андропова нет. Целых три победы.

Второе письмо Пётр бросил в почтовый ящик наБелорусском вокзале три часа назад. Вспомнил пару недобитых фашистов и предателей. Немножко разбавил предсказаниями. И прошёлся по помощи развивающимся странам и всему "Варшавскому договору". Хватит кормить арабов и разных папуасов на дармовщинку. Пора и о себе подумать.

Здравствуйте, гражданин Семичастный.

Настало время для второго письма. Слышал про случай в аэропорту. Такой подарок для моей истерзанной души. Одна молоденькая негритянка раскидала пятерых спецов из девятки. О чём это говорит? О том, что также нужно раскидать и всё ГКБ. Одни бездари и карьеристы. Ну, да какой начальник, такие и подчинённые. Руководить, такой организацией, нельзя научиться на митингах. Ты, придурок, хоть книгу одну по криминалистике прочитал? Вообще хоть один учебник в руки брал. Да и хрен с тобой.

Даю следующую информацию по недобитым фашистам.

1. Александр Юхновский (Мироненко). "Алекс Лютый". Сотрудник тайной полевой полиции ГФП‑721, участник пыток и расстрелов советских граждан. Член КПСС, живёт в Москве, по адресу улица Грановского 3. Печатается в газете "Советская Армия", переводит Гашека с чешского.

2. Василий Мелешко. Поселок Ново‑Деркульский Западно‑Казахстанской области. Военный преступник, участвовавший в массовом убийстве жителей деревни Хатынь и её последующем сожжении.

3. Клаус Барби, или Клаус Барбье, по‑немецки Klaus Barbie. Родился 25 октября 1913 в Бад‑Годесберг, Германия. Известен также как "лионский мясник", или "палач Лиона" – немецкий военный преступник, осуждённый в 1947 году. В том же году Барби стал агентом американской тайной службы CIC. С помощью американцев он эмигрировал в 1951 году в Боливию, где живёт под именем Клауса Альтманна. Является боливийским гражданином. По неподтверждённым данным консультирует правительство диктатора по поимке Эрнесто Че Гевары.

4. Демьянюк Иван Николаевич – соучастник в убийстве более 28 тыс. человек во время службы охранником в концентрационном лагере Собибор. Эмигрировал в США. Своё имя Демьянюк поменял на Джон и начал работать автомехаником. В 1958 году получил американское гражданство. Иван Демьянюк с марта и до середины сентября 1943 года работал охранником в концлагере Собибор. 1952 года с женой и дочерью он в качестве беженца приехал в США, поселился сначала в Индиане, потом в Огайо близ Кливленда и поступил на работу на завод компании "Форд", а спустя шесть лет получил в установленном порядке американское гражданство.

5. Федоренко Фёдор Демьянович – советский коллаборационист, охранник концентрационного лагеря Треблинка, соучастник массовых убийств людей. Федоренко имел звание обервахманна СС. Он был помощником командира первого взвода Гвардейской роты в Треблинке "лагере смерти". Принимал участие в расстреле граждан еврейской национальности во время разгрузки поездов, в местах раздевания до газовых камер и в "лазарете". После окончания Второй мировой войны Федоренко бежал в США, получив гражданство в 1948 году. Он поселился в Филадельфии, но позже поселился в Уотербери, штат Коннектикут, где нашёл работу в качестве рабочего латунной фабрики.

6. Катрюк Владимир – канадский гражданин украинского происхождения, участник Второй мировой войны, известен как один из участников в сожжении деревни Хатынь (Беларусь) в 1943 году. Во время этих событий служил в 118‑й батальоне шуцманшафта. После Второй мировой войны выехал в Канаду. В августе 1944 года дезертировал из карательного батальона и перешёл на сторону Французского движения сопротивления. В этом же году был переведён во Французский Иностранный легион и отправлен на фронт для борьбы с немецкой армией. Стал пулемётчиком, был тяжело ранен. Провёл два с половиной месяца в американском госпитале во Франции и продолжил до конца войны воевать на итальянском фронте. Оформив фальшивые документы, под именем своего сводного брата остался жить в Париже, работал в мясной лавке. В 1951 году эмигрировал в Канаду. С 1959 года живёт в городе Ормстаун провинции Квебек, где владеет пасекой, на которой работает вместе с женой.

Есть на примете и один маньяк. Милиция же работает не лучше КГБ.

7. Борис Васильевич Гусаков. С августа 1965 по июль 1966 года работал старшим лаборантом кино‑фото отделения ЦНИИПО Министерства Охраны Общественного Порядка РСФСР, с января 1967 – инженером кинофотолаборатории института экспериментальной и химической онкологии АМН СССР. 21 июня 1964 года на территории Томилинского лесопарка, расположенного на территории Люберецкого района Московской области, Гусаков совершил первое убийство. Жертвой стала 11‑летняя школьница Валя Щербакова. Гусаков набросился на неё, изнасиловал и убил, нанеся семь ударов тупым предметом по голове. 4 сентября 1965 года Гусаков убил вторую жертву по фамилии Янова. Убийство вновь сопровождалось изнасилованием и также было совершено в Томилинском лесопарке.

Хватит на этот раз. Совет только ещё хочу дать. С живущими на территории СССР фашистами, надеюсь, разберётесь, а вот иностранцы. По "Лионскому Мяснику" состыкуйтесь с французами. Пусть они выступят инициатором. Они хоть и поссорились со "Штатами", но всё равно имеют приличный вес в Европе и Мире. Предложите им эти данные и ничего не просите взамен. Если у них есть информация по предателям на территории СССР, или живущим в других странах, то может и так дадут. А нет, так и ещё лучше. Будут чувствовать себя обязанными.

По тем, кто расправлялся с евреями. На днях начнётся война Египта и остальных арабских стран с Израилем. Пусть закончится. А вот потом и свяжитесь с "Моссад". Слейте им эти данные. Может, завяжется взаимопомощь.

Ещё новости. На днях Китайская Народная Республика объявит об успешном испытании своей первой водородной бомбы. Испытание будет произведено на полигоне Лобнор, термоядерная бомба будет сброшена с самолёта Hong‑6 (аналог советского самолёта Ту‑16), на парашюте спущена до высоты 2960 м, где будет произведён взрыв, мощность которого составит предположительно 3 мегатонны.

Понимаете, что своими руками вырастили ядерную державу, а потом один дебил по фамилии Хрущёв превратил "друга" во врага. И теперь враг обладает ядерными и термоядерными бомбами. Хватит троцкисты недобитые играть в мировую революция. Хватит деньги, так необходимые стране, втюхивать всяким папуасам. Не построят они ни какой коммунизм. Сейчас Израиль расколошматит арабов, и те переметнутся к США. Пока не поздно возьмите с них хоть что‑то. Например, у Египта землю под военные базы. Арендой на пятьдесят лет. Лучше всего Хургада. Будите контролировать Суэцкий канал. Кроме того в будущем там можно построить санатории и пансионаты для военных и семей ваших служащих. А ещё лучше сделайте наоборот, сначала курорты, как прикрытие. И обязательно предусмотрите штрафные санкции неподъёмные, официально зарегистрированные где‑нибудь в Швейцарии, чтобы новое правительство, когда поубивает (или пересажает) ваших марионеток не смогло выгнать вас оттуда. С Сирии тоже можно запросить земли кусочек под строительство базы флота в Средиземном море. Лучше всего подойдёт Хмеймим для аэродрома и базирования кораблей и Тартус для базы ПВО и вертолётов.

И последнее. США готовят какую‑то акцию в районе Сургута. Что‑то с авиацией. Нужно проверить все вертолёты и самолёты, а также квалификацию пилотов. (Ведь 2 июля произойдёт столкновение самолёта Ан‑2 и вертолёта Ми‑6 над Сургутом).

Да, а вы знаете гражданин Семичастный, что Жан‑Бедель Бокасса президент Центральноафриканской Республики – людоед. Если СССР отправит этому упырю хоть один рубль, о чём я незамедлительно узнаю, то солью в иностранные газеты информацию, что вы для того, чтобы привлечь его на свою сторону отправляете в Африку тушёнку из советских детей. Мальчиков от шести до десяти лет. Не поверят? Ну, и пусть, зато сколько будет шума.

Презирающий вас Яков Сталин.


Конец второй книги.

(C) Краснотурьинск 2020 год. 




Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Глава 29
  • Глава 30
  • Глава 31
  • Глава 31
  • Глава 32
  • Глава 33
  • Глава 34
  • Глава 35
  • Глава 36
  • Глава 37
  • Глава 38
  • Глава 39
  • Глава 40
  • Глава 41
  • Глава 42
  • Глава 43
  • Глава 44
  • Глава 45
  • Глава 46
  • Глава 47
  • Глава 48
  • Глава 49
  • Глава 50
  • Глава 51
  • Глава 52
  • Глава 53 (последняя)
  • Колхозное строительство 2
  •  Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Глава 29
  • Глава 30
  • Глава 31
  • Глава 32
  • Глава 33
  • Глава 34
  • Глава 34
  • Глава 35
  • Глава 36
  • Глава 37
  • Глава 38
  • Глава 39
  • Глава 40
  • Глава 41
  • Глава 42
  • Глава 43
  • Глава 44
  • Глава 45
  • Глава 46
  • Глава 47
  • Глава 48
  • Глава 49
  • Глава 50
  • Глава 51
  • Глава 52
  • Глава 53
  • Глава 54
  • Глава 55
  • Глава 56
  • Глава 57
  • Глава 58
  • Глава 59
  • Глава 60
  • Глава 61