Роза [Чарлз Харнесс] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Чарльз Л. Харнесс

Роза

Перевод с английского Белоголова А.Б.

Глава 1

Ее балетные туфли издавали мягкий шлепающий звук, капризный и жалобный, когда Анна Ван Туйль вошла в пристройку к ее психиатрическому врачебному кабинету и подошла к высокому зеркалу.

В течение секунд она будет знать, была ли она уродлива.

Как она делала уже полтысячи раз за прошедшие два года, молодая женщина оказалась прямо перед большим стеклом, изящно подняла руки и привстала на цыпочки. И здесь подобие с прошлым прекратилось. Она не стала исследовать свое лицо и фигуру. Она не могла. Ее глаза, как бы действуя с мудростью и собственной волей, были плотно зажмурены.

Анна Ван Туйль была слишком профессиональным психиатром, чтобы не признать, что ее подсознательный ум пронзительно кричал, выдавая предупреждение. С всё еще закрытыми глазами, и тяжело дыша, она опустилась с пальцев ног, будто приготовившись повернуться и уйти. Затем она постепенно выпрямилась. Она должна вынудить себя довести это до конца. Она не смогла бы быть в состоянии прийти сюда, в этом настроении искренней восприимчивости, дважды в течение одной жизни. Это должно быть сейчас.

Она вздрогнула в безмолвном предубеждении, и затем спокойно подняла веки.

На нее смотрели мрачные глаза, немного более темные, чем вчера. Морщины вокруг глаз сегодня были немного глубже — результат месяцев косоглазия от положения, в котором физический недостаток ее спины вызывал давление на шею и плечи. Бледные губы были сжаты немного более напряженно, как бы для защиты от непредсказуемой боли. Щеки казались бескровными, окончательно отбеленными Нескончаемым Сновидением, которое часто посещало ее сон, в котором соловей порхал у белый розы.

Как будто в задумчивом подтверждении, она подняла одновременно полупрозрачные пальцы обеих рук к верхним границам лба, и там отодвинула назад нелепые массы недавно поседевших волос, стоящих двумя кучками, как зарождающиеся рожки. Когда она сделала это, то повернулась в четверть оборота, выставляя зеркалу горбатую гротескность своей спины.

Затем, постепенно, как некий Нарцисс преисподней, она начала опускаться под причудливым очарованием этого уродливого изображения. Она не могла сохранить реального понимания, что это существо было ею. Этот профиль, будто видимый через открытые ведьмой глаза, возможно, был некоей огромной жабой, и эта мерцающая метафора парализовала ее первую и единственную несчастную попытку идентификации.

Неопределенным способом она поняла, что она обнаружила то, что она намеревалась обнаруживать. Она была уродлива. Она была даже очень уродлива.

Изменение, должно быть, было постепенным, слишком медленным, чтобы сказать о каком-либо дне — вчера я не была уродлива. Но даже глаза, которые жаждали обмана, больше не могли отрицать накапливающуюся очевидность.

Так медленно и все же, так быстро. Казалось, что только вчера она оказалась на столе для обследований Мэтью Белла, лежа лицом вниз, прикусив небольшую подушку, в то время, как его жесткие кончики пальцев безжалостно исследовали ее верхние грудные позвонки.

Ну и что, что она уродлива. Она не хотела себя жалеть. Наплевать на то, как она выглядит! К черту все зеркала!

На внезапном импульсе она обеими руками схватила свои ходунки, закрыла глаза, и размахнулась.

Звяканье падающего зеркального стекла едва прекратилось, когда резкий и скрипучий голос приветствовал ее из кабинета. — Браво!

Она уронила уже привычные ходунки и обернулась, ошеломленная. — Мэтт!

— Только подумал, что наступило время прийти. Но если вы хотите пореветь немного, то я вернусь и подожду. Нет?

Не глядя на ее лицо, и не делая паузу для ответа, он бросил на стол пакет. — Это здесь. Голубушка, если бы я мог написать партитуру балета, как ваша «Соловей и Роза», я бы не волновался, даже если бы мой спинной хребет был завязан узлом в цифру восемь.

— Вы сумасшедший, — пробормотала она с каменным выражением, несклонная признать, что была и рада и любопытна. — Вы не знаете, что означает когда-то быть в состоянии делать пируэт, балансировать в арабеске. И, во всяком случае, — она искоса посмотрела на него, — как кто-либо может сказать о правильности партитуры? Ведь Финала пока еще нет. Он не закончен.

— А также ни Мона Лиза, ни Хубилай-хан, или определенная симфония Шуберта.

— Но это другое. Сюжетный балет требует интегрированной последовательности событий, приводящих к кульминации — к Финалу. Я не понимаю, как выполнить окончание. Вы заметили, что я оставила паузы для тридцати восьми тактов как раз перед тем, как Соловей умирает? Я все еще нуждаюсь в песне смерти для него. Он имеет право умереть с фанфарами. Она не могла сказать ему о