Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
покрывается рябью. Словно стена, поднимается за рекой крутой берег, поросший кустами шиповника. За ними не видно ни души.
Овцы, усеявшие отмель, стояли, погрузив морды в воду, чуть выше жадно лакала воду собака. Пастушка потупила глаза и задумалась. Может, ему надоело ждать ее, и он угнал стадо за холмы. И чего это ее подружки все утро ходили за ней, как привязанные. Долго сидела она, не двигаясь с места. Вдруг с того берега раздался пронзительный свист, овцы испуганно шарахнулись в сторону, собака насторожила уши. Пастух откуда ни возьмись бегом спускался к реке.
— Господи, летит-то как! Того и гляди, через Тунджу перемахнет! — встрепенулась, словно молодой тополек, пастушка.
— Ягоды, земляника! — крикнул пастух, показывая ей лукошко. Но голос его заглох в дружном шуме речных потоков, что неслись между камнями, точно по желобам.
Пастушка протянула руку.
— Ишь, чего захотела! — пастух шутливо спрятал лукошко за спину, глаза его смеялись. — Я небось не для тебя их нарвал… — Не удержавшись, он залился смехом.
«Сейчас переправит!» — Пастушка подняла голову, и лицо ее вспыхнуло.
Парень подступил к берегу, повесил лукошко на крюк герлыги, протянул сколько мог руку и спустил подарок на воду. Пастушка от волнения прикусила губу. Пучок красных цветов шиповника колыхнулся над земляникой, течение подхватило лукошко и понесло. Омут пока оставался в стороне. Пастух принялся швырять в него камнями. Эх, кабы можно было до островка добраться; оттуда, изловчившись, он бы и на тот берег перебрался, чтобы собственноручно отдать гостинец!.. Но вот лукошко обогнуло островок, и быстрина снесла его в омут. Водоворот закружил его, один цветок упал в воду, и течение унесло его прочь.
Пастух поднял было камень, чтоб выбить лукошко из водоворота, как вдруг из-за бугра донеслась неистовая ругань сторожа: стадо зашло в хлеба. Спохватившись, он метнулся туда, прочь от берега. Не успела пастушка опомниться, как парень исчез за бугром.
Она ничего не понимала. Проводив парня недоумевающим взглядом, спустилась к воде, чтобы достать лукошко. Оно все продолжало кружиться посреди омута, цветы, свесившись, весело гляделись в воду. С отмели до лукошка было не дотянуться. Тогда пастушка перепрыгнула на высокий камень и, опустившись на колени, протянула к воде герлыгу. «Вчера он чуть было в этом омуте не утоп, как бы и мне не угодить в него», — подумала она. Кое-как дотянувшись герлыгой до лукошка, девушка подтянула его к себе.
*
До самого заката пастушка сидела в тени, под копной, и плела себе венок. Веточку за веточкой связывая травой да повиликой. Когда венок был готов, она надела его на голову и побежала к реке.
Пусть придет, полюбуется — разве не похожа она на русалку, появившуюся со дна!
Русалка тоже стояла бы вот так, прижавшись к тополю, верхушку которого озаряли последние лучи солнца. Длинные тени от копен и деревьев протянулись по полю, мерно застрекотали кузнечики. Начало смеркаться. Собака согнала разбежавшихся овец, они сбились в кучу, вытягивая длинные шеи. Одна подошла к пастушке и стала лизать ей руку.
Так и быть! Она запоздает к ужину, но его дождется. Он придет — непременно придет взглянуть, как она разубралась цветами… Чего доброго, и через реку перемахнет. Вчера же добрался до островка…
Пастух, догадываясь, что его ждут, заиграл на свирели. Призывные звуки огласили долину. Пастушка встрепенулась. Он увидел ее с вершины холма и, растолкав овец, кинулся вниз. Девушка вскочила на ноги и, всплеснув руками, закружилась в танце. Парень тут не утерпел, притопнул ногой и тоже пустился в пляс. Так они и плясали — она на этом берегу, он — на том.
Поле, окутанное майским сумраком, смолкло. Обе отары терпеливо ждали, когда их погонят домой. Тунджа, притаившаяся среди ивняка и скал, тоже утихла. Одна только свирель играла-заливалась, и под ее задорные звуки лихо плясали пастух и пастушка, позабыв, что пора по домам.
Наконец музыкант опустил свирель, улыбнулся пастушке. Их разделяла река. До каких пор они будут только переглядываться?! Ведь вот песня одолела преграду, соединила их сердца…
— Эх, будь у меня крылья! — Пастух развел руки в стороны, тряхнул ими. — Так бы и перелетел через омут… А что, если…
Он перевел взгляд на Тунджу, что сонно несла свои воды внизу. Камни, словно зубья, торчат из воды. Опираясь на герлыгу, он прыгнет сначала на этот, потом на тот, — а оттуда до островка рукой подать…
Не долго думая, он прыгнул на ближний камень, перебрался на второй, опершись на герлыгу, оттолкнулся, перелетел через быстрину и очутился на островке. Поднял глаза на пастушку, которая улыбалась ему с берега.
— Сюда-то добрался легко, а вот дальше как!..
Нет, он не вернется, как вчера. Будь, что будет! Опершись на герлыгу, он перемахнул на плоский камень, возвышавшийся у самого омута. Вдруг камень встал торчком, и пастух вниз головой погрузился в омут.
Пастушка испуганно вскрикнула. Вокруг ни души. Она взбежала на
Последние комментарии
20 минут 23 секунд назад
24 минут назад
36 минут 7 секунд назад
37 минут 33 секунд назад
51 минут 39 секунд назад
1 час 8 минут назад