Цикл "Сага о Скэйте" и другие. Компиляция.1-8 [Ли Дуглас Брэкетт] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ли Брекетт Рыжая звезда

Глава 1

Старк бросил последний взгляд на Пакс с небольшого корабля, который уносил его с планеты на спутник, где был расположен космопорт. И сейчас Старк впервые за время своего пребывания на Паксе получил удовольствие.

Пакс был главной планетой системы Веги, и основным предметом его гордости являлось то, что здесь не выращивалось ни единого зерна какого-либо злака, не изготовлялось ни одной полезной вещи.

Это была планета-город. Город рос в небо. Он занимал каждый клочок земли, поглощал небольшие моря и океаны. Он забирался под землю этаж за этажом. Некоторые его части и районы были специально приспособлены и оборудованы для проживания негуманоидов. Огромные корабли прибывали в космопорт на спутник, а затем все переправлялись на Пакс с помощью небольших грузовых кораблей. На Паксе жили только администраторы, дипломаты и компьютеры.

Пакс был единственной планетой – центром Галактического Союза, демократической федерации звездных миров, расположенных на Млечном Пути. В него совершенно случайно входили небольшие миры, затерявшиеся на окраинах Галактики, вроде того, что образовался вблизи маленького солнца. Именно здесь, на Паксе, миллионы проблем, беспокоящие миллионы людей, населяющих тысячи разных миров, фиксировались на компактных магнитных лентах, перфокартах, листах бумаги. И вся эта информация хранилась здесь и была доступна любому, кто ею интересовался.

Старк подумал: безумный мир, населенный бумажными людьми.

Саймон Аштон был сделан не из бумаги. Время и повышения в планетной администрации привели его в удобный офис Министерства Планетарных дел, в комфортабельные апартаменты, которые находились в доме, возвышающемся вверх на целую милю. Дом был обеспечен всем необходимым и Аштону можно было совсем не выходить оттуда, если бы не его служба. Но Аштон, как и некоторые его коллеги по министерству, не довольствовался спокойной семейной жизнью в этом доме. Он часто выходил во внешний мир, понимая, что многие проблемы необходимо решать на месте, а не получая информацию только от легиона мигающих сигнальными лампами вычислительных машин.

Он часто выходил во внешний мир. И вот однажды он не вернулся.

Старк получил известие об этом, когда был на одной из планет, не входящих в Союз. Это была планета, где люди вроде него могли немного расслабиться. Он был, как говорили раньше, одинокий волк, то есть, человек, не имеющий хозяина. А в обществе ведь каждый подчиняется кому-либо. Он использовал свои способности только тогда, когда этого хотел. В основном он старался, когда ему хорошо за это платили. Он был наемником, так как всегда велись мелкие войны, как внутри Союза, так и вне его. И всегда было много тех, кто просил его помощи. И Старк мог вести такую жизнь, которая ему нравилась и для которой он был создан. Он мог позволить себе делать то, что умел делать лучше всего.

Драться.

Он начал бороться еще до того, как научился стоять на ногах. Старк родился в шахтерской колонии на Меркурии и ему сразу же пришлось драться за место в жизни на этой планете, совершенно не приспособленной для существования людей. Родители его умерли, а его воспитатели аборигены вели жалкое полуживотное существование вдали от залитых солнцем долин. Он боролся, но без успеха, с людьми, которые убили его приемных родителей, а его заточили в клетку, как невиданное животное. Теперь он боролся за то, чтобы остаться человеком, не превратиться в зверя.

Но ему не удалось бы это, если бы не Саймон Аштон.

Старк хорошо помнил жгучую боль побоев, обжигающий холод железных прутьев решетки, издевательский хохот людей, которые мучили его. Затем пришел Аштон и это было началом жизни Эрика Джона Старка и концом жизни И Хана – человека без племени.

Дважды осиротевший, Эрик постепенно признал Аштона своим отцом. Более того, он признал его своим другом. Все годы пока Старк рос, он общался только с Аштоном, потому что они жили на отдаленных и пограничных планетах. Доброжелательность Аштона, его советы, сила, терпение, обаяние – все это навечно впечаталось во все существо Старка. Ведь даже свое имя он получил благодаря Аштону, который перевернул все записи шахтерской компании Меркурия, чтобы найти имена его родителей.

Теперь Саймон Аштон исчез, пропал, испарился где-то в мире рыжей звезды, расположенной на окраинах созвездия Ориона.

Эта только что открытая звезда называлась Скэйт, и она вряд ли была кому-либо известна, кроме сотрудников Галактического Центра. Скэйт еще не входила в Союз, но там было его консульство. Кто-то связался с Союзом, прося его помощи. Аштон направился туда, чтобы на месте разобраться, в чем дело.

Возможно, Аштон превысил свои полномочия. И все же Центр сделал все, что мог. Но местные власти закрыли консульство и запретили въезд гражданам Союза. Все попытки узнать что-либо о месте пребывания Аштона или хотя бы о причинах его исчезновения наталкивались на глухую стену отказов.

Узнав обо всем этом, Старк сел на первый же подходящий корабль, который доставил его в Галактический Центр. Поиски Аштона стали его кровным делом.

Недели, которые он провел на Паксе, не были легкими и приятными. Он проводил все время в поисках и исследованиях, проведя которые, знал уже достаточно много. Он был рад, когда пришло время уезжать. Ему не терпелось начать работу.

Город-планета постепенно исчезал в туманной дымке. Старку стало легче дышать. Вскоре огромный лабиринт космопорта поглотил его. Здесь его перекидывали от стойки к стойке, фиксировали, записывали и, наконец, он оказался в трюме небольшого грузового корабля, на котором ему предстояло проделать треть пути до того места, куда он отправлялся. Старк еще трижды пересаживался с корабля на корабль. Причем, каждый следующий был хуже предыдущего, и в конце концов, он оказался на старом, разболтанном корабле – единственном, который обслуживал Скэйт.

Все время путешествия он провел в изучении информации о Скэйте и его жителях, которую он изучал еще на Паксе. Со своими спутниками Старк не сжился. Его сосед по каюте жаловался попутчикам, что Старк во время сна ворочается и рычит, как зверь, а во взгляде его светлых глаз было что-то такое, что их очень беспокоило. За спиной они называли Старка дикарем и не старались вовлечь его в свои дела, развлечения, споры, рассказы о прошлом.

Корабль по пути останавливался на некоторых планетах, но все же в конце концов добрался до солнечной системы, затерянной в созвездии Ориона.

Пошел уже четвертый месяц по стандартному Галактическому времени с момента исчезновения Аштона.

Старк уничтожил магнитные записи и собрал свой небольшой багаж.

Старый, дрянной, разболтанный корабль приземлился в таком же дрянном космопорте Скэйта, единственном на планете, и высадил пассажиров.

Старк был первым, кто сошел с корабля.

В бумагах было записано его собственное имя, которое здесь ничего не говорило и не вызывало подозрений. Однако там не упоминалось, что вылетел он сюда с Пакса. В бумагах говорилось, что он землянин, что было правдой, и занимается скупкой и продажей различного рода редкостей, что было ложью.

У барьера два огромных таможенника конфисковали его станнер, предназначенный только для обороны. Они также перекопали весь его багаж в поисках другого оружия. Затем Старк прослушал лекцию на плохом универсальном языке о тех законах и правилах, которые регулировали жизнь на Скэйте. После этого ему было разрешено покинуть космопорт, но предварительно было сказано, что все дороги из космопорта и Скэйта закрыты для инопланетян. Так что Старк не имел права покидать город ни при каких обстоятельствах.

После этого Старк отправился в город на тряском карте. Дорога пролегала мимо плантаций тропических фруктов, мимо орошаемых полей со скудной растительностью, мимо непроходимых джунглей. Постепенно запах земли и растений сменился терпким запахом морской воды. Старку очень не понравился этот запах.

Когда карт, пыхтя, взобрался на вершину холма, Старк увидел море, которое тоже ему не понравилось. У Скэйта не было спутника и поэтому не было приливов и отливов, так что гладкая поверхность моря была покрыта молочно-серой пеной. Рыжеватое солнце Скэйта стояло над горизонтом, в бессильном гневе бросая на планету лучи цвета расплавленной меди, которые, отражаясь от поверхности воды, светили каким-то нездоровым блеском. Море, решил Старк, было идеальным местом, для жизни тех существ, о которых изредка упоминалось в записях, прочитанных им на Паксе.

И вот показался город Скэйт, стоящий на берегу реки. Река была старая, одряхлевшая, и сил у нее хватило только на то, чтобы пробиться к морю через наносы ила, которые скапливались здесь тысячелетиями.

Разрушенная крепостная стена стояла на низких утесах, защищая гавань, которой уже не существовало. Но сам город был на удивление оживленным. Его лампы и фонари зажигались по мере того, как заходило солнце.

Вскоре Старк увидел первую из Трех Леди, великолепное звездное скопление, украшавшее ночное небо Скэйта. Благодаря этому скоплению, на Скэйте никогда не бывало полной темноты. Он любовался красотой звезд, но тут же подумал, что эти светлые ночи могут окончательно усложнить его задачу, как будто она и так была недостаточно сложной.

Наконец карт въехал в город. Скэйт был огромным открытым рынком, где можно было купить и продать все что угодно. Его улицы, были полны народу.

Магазины и лавки ярко освещены. Продавцы с тележками громко кричали, расхваливая свой товар. Народ со всей планеты – высокие, затянутые в кожу воины из отдаленных городов-государств, невысокие, разодетые в шелк жители тропиков ходили по городу вместе с инопланетянами, которые прибыли сюда для торговли и обмена. Они меняли товары других миров на наркотики или различные древности из разграбленных развалин Скэйта.

И конечно здесь были фареры. Везде. Они были конгломератом всех наций, разодетые по самым различным модам. Они бродили везде, валялись, где хотели, делали все, что приходило им в голову в данный момент. Это были безработные бродячие слуги Лордов Защитников. Они никогда не жили в одном месте, не работали, их носило ветром по всему Скэйту, Старк заметил среди них несколько инопланетян. Это были дриферы – бродяги, которые нашли себе хорошую жизнь на этой планете, где было все, и где, если ты, конечно, был членом определенной касты, все было свободно.

Старк расплатился с водителем и отыскал гостиницу с комнатами для инопланетян. Комната была маленькая и сравнительно чистая, да и пища, когда он попробовал ее, оказалась не так уж и плоха.

Но все это не имело никакого значения. Его не интересовал комфорт.

Его интересовал Аштон.

Поев, Старк пошел к хозяину гостиницы. Гостиница была построена в так называемом тропическом стиле. Огромные окна с плотными шторами, которые опускались вниз во время ливня. Сейчас дождя не было и шторы были подняты.

Морской ветер обдувал все комнаты. Ветер был тяжелый и не приносил свежести.

– Как мне найти Консульство Галактического Союза?

Хозяин посмотрел на него. Кожа у него была темно-пурпурного цвета, на каменном, непроницаемом лице были удивительно светлые, очень холодные серые глаза.

– Консульство? Разве ты не знаешь?..

– Что не знаю? – спросил Старк, изображая полнейшее недоумение.

– Его нет. Больше нет.

– Но мне говорили…

– Фареры разгромили его. Четыре месяца назад. Заставили консула и всю его команду убраться. Они…

– Фареры?

– Разве тебе не говорили об этом в космопорте? Сейчас этим человеческим отребьем забиты все улицы.

– О, да, – сказал Старк. – Но это очень удивительно. Они кажутся такими безвредными.

– Им нужна только команда, – с горечью сказал хозяин. – Они сделают все, что им прикажут Бендсмены.

Старк кивнул.

– Меня предупредили относительно Бендсменов. Жестокие убийцы и все такое. Кажется, они очень влиятельны на Скэйте и имеют большую власть.

– Они делают всю грязную работу для Лордов Защитников. Главный Бендсмен Скэйта – всемогущий Гельмар, он руководит фарерами. Это он приказал консулу убраться отсюда и больше не появляться здесь. Они не хотят, чтобы кто-нибудь вмешивался в их жизнь. Одно время казалось, что и всех нас вышвырнут отсюда и закроют космопорт. Но пока этого не произошло.

Они очень нуждаются в товарах с других планет. Но относятся они к нам, как к преступникам.

– Да, у меня создалось впечатление, что иностранцы здесь не очень популярны, – сказал Старк. – В чем здесь дело?

Хозяин покачал головой.

– Да все из-за какого-то проклятого чиновника с Пакса. Ни для кого не было секретом то, что он здесь для того, чтобы организовать в одном городе новые порядки. Дурак.

– А что с ним случилось?

– Кто знает? Только Бендсмены… – вдруг его холодные глаза подозрительно уставились на Старка. – Тебя это очень интересует?

– Да нет, просто так.

– Тогда забудь об этом. У нас и так уже много неприятностей. Кстати, зачем тебе консульство?

– Нужно бы оформить разные путевые документы. Ну да это можно будет сделать и где-нибудь в другом месте.

Он пожелал хозяину доброй ночи и вышел на улицу.

Какой-то чиновник с Пакса…

Аштон…

И только Бендсмены знают, что с ним случилось.

Старк предполагал это и раньше, так что для него это не было неожиданностью. Он и не думал, что прогулка по Скэйту приведет его туда, куда надо.

По улице шел темный человек в темной тунике. Он был огромного роста, с великолепными мускулами, а нес себя легко и грациозно, как танцор. Он не торопился. Он шел через город, вбирая его в себя всеми своими чувствами, включая и то, шестое, которое цивилизованные люди давно утратили. Он был дикарем. Он шел и воспринимал огни, цвета, запахи, странную музыку, исполняемую на странных инструментах, голоса, чужую речь, яркие вымпелы, украшающие лавки, движения людей и, помимо всего этого, он ощущал острый запах гниения. Скэйт умирал, конечно, умирал несмотря на внешне хороший вид.

Старк не видел причин, которые помешали бы ему прямо сейчас сунуть голову в петлю. Он зашел в ближайшую таверну и начал свою работу.

Он готовился к ней очень тщательно. Он провел много времени, которое ему показалось вечностью, в Паксе, терпеливо изучая всю имеющуюся информацию о Скэйте. Он изучал язык, учил все, что было известно о народе и его обычаях, разговаривал с бывшим консулом. Конечно, было уже поздно думать о спасении Аштона было поздно с самого момента его исчезновения.

Если Бендсмены решили, что он должен умереть, его ничто не могло спасти.

Но никто ничего не мог предсказать. Так что оставалось две возможности – освобождение или месть. И чтобы осуществить то или другое, Старк должен был знать как можно больше.

Но имеющейся информации было не так уж много. Контакты со Скэйтом наладились всего лет десять назад, а консульство появилось всего лишь пять лет назад. Большинство информации касалось города – Скэйта и прилегающих к нему земель. Кое-что было известно о городах-государствах. Очень мало было известно о странах, расположенных за поясом плодородия, где сейчас обитало большинство жителей Скэйта. Никто не знал, как они выглядят и где они живут. Старк слышал фантастические рассказы о пустынях и жителях пустынь.

Возможно, кое-что из них было правда, а кое-что нет.

Ничего не было известно о Лордах Защитниках. Никто ничего о них не знал. Никто, кроме Бендсменов. Легенды различных племен и народностей еще больше запутывали все. В докладе консула было сказано:

"Понятие «Лорды Защитники», которых называют неумирающими и нестареющими, появилось много лет назад, как нечто вроде сверхмилосердия.

Началась Великая Миграция, цивилизация севера разрушилась, люди двигались на юг, спасаясь от надвигающихся холодов. Наступило время великого Хаоса, когда люди стали заселять новые земли. И в это время Лорды Защитники предотвращали притеснение слабых сильными. Их закон был прост. Поддержать слабого, накормить голодного, дать крышу бездомному, одарить добром как можно больше людей.

Но шли столетия и этот закон сильно изменился. Он вышел далеко за прежние рамки. Фареры и некоторые другие народности, населяющие планету, теперь составляют большинство. Бендсмены от имени Лордов Защитников держат треть их, или даже больше, в рабстве и с их помощью заставляют повиноваться остальных.

Совершенно очевидно, что Бендсмены узнали о намерении ирнанцев иммигрировать. Они предприняли немедленные и жестокие меры, чтобы предотвратить эту попытку. Если бы ирнанцам удалось осуществить их намерение, то за ними немедленно последовали бы и другие народы, оставив Бендсменов и их подопечных в одиночестве. Исчезновение Аштона и насильственное закрытие консульства поразило нас, но не удивило, не было неожиданным."

Да, о Бендсменах консулу было многое известно.

Старку больше всего сейчас хотелось найти Гельмара и медленно рвать его на части, пока он не скажет, что сделали с Аштоном. Но это было невозможно. Ведь на его стороне были фареры – преданная, всегда и на все готовая толпа.

Так что Старк, чтобы найти след Аштона, должен был использовать себя как приманку.

В течение следующих двух дней он спокойно ходил по городу, спокойно сидел в тавернах, спокойно говорил с теми, кто изъявлял желание слушать его, задавал вопросы. Изредка, как бы случайно, с его губ срывалось название «Ирнан».

К вечеру второго дня на эту приманку клюнули.

Глава 2

Он стоял на главной торговой площади Скэйта и наблюдал за выступлением акробатов, которые делали какие-то невыразимые трюки с минимальным искусством. Внезапно он почувствовал, что позади него кто-то стоит, и ощутил дыхание на своей шее. Кто-то встал рядом с ним почти вплотную.

Старк посмотрел. Это была девушка, как он и предполагал. Из племени фареров. Она была полностью обнажена. Единственной ее одеждой были длинные черные волосы, спускавшиеся на плечи наподобие плаща, и причудливые узоры, которыми было изукрашено ее тело. Она взглянула на Старка и улыбнулась.

– Меня зовут Байя, – сказала она.

На языке фареров это означало «изящная» и вполне подходило к ней.

– Идем со мной.

– Очень жаль, но не могу.

Она продолжала улыбаться.

– Любовь придет потом, если ты захочешь. Или не придет. Но я могу тебе кое-что рассказать о человеке, которого зовут Аштон и который поехал в Ирнан.

Он резко повернулся к ней.

– Что ты о нем знаешь?

– Я из фареров. Мы многое знаем.

– Что?

– Не здесь. Слишком много глаз и ушей, а тема запретная.

– Но тогда почему ты хочешь мне все рассказать?

Ее блестящие глаза и чувственный рот сказали ему, почему.

– А кроме того, я терпеть не могу никаких ограничений, запретов. Ты знаешь старую крепость? Иди туда и жди меня, я приду за тобой.

Старк колебался, хмуро и недоверчиво глядя на нее.

Она зевнула и сказала:

– Ты хочешь услышать об Аштоне?

Затем она повернулась и скрылась в толпе. Старк немного постоял, затем медленно пошел по улице в том направлении, где она спускалась к реке, постепенно переходя в узкую тропинку. Когда-то через реку был мост.

Но сейчас остался только каменный брод. Человек в желтой одежде шел через реку. Полы его туники были подняты до пояса и виднелись голые бедра. За ним шла группа мужчин и женщин, они помогали друг другу, держась за руки.

Старк посмотрел на них и свернул на разрушенную набережную.

Впереди виднелась крепость. Морские волны лизали подножия утесов.

Рыжее солнце спускалось с горизонта и закат был таким же зловещим, как и раньше. Видимо такие кричащие, безвкусные закаты были здесь нормой.

Морская вода, покрытая жемчужно-серой пеной, сверкала призрачным светом.

Изредка раздавались странные потусторонние крики, когда Старк услышал их впервые, он вздрогнул. Консул добросовестно записал в своем докладе рассказы о Детях Морской Матери, хотя, видимо, сам не верил в них.

Старк шел, внимательно оглядывая все вокруг. Известно, что самый глупый зверь не будет совать голову в западню, а Старк не был глупым.

Древние стены крепости зловеще высились над ним. Амбразуры окон и дверей были пусты и темны. Вечный покой царил здесь. Он не видел и не слышал ничего угрожающего, но его нервы напряглись, как струны. Старк прислонился к камням и стал ждать, ощущая на губах влажный воздух.

Послышались шаги маленьких босых ног. Появилась девушка. И с ней кто-то еще. Высокий человек в роскошной темно-красной тунике. У человека было гордое спокойное лицо, лицо человека, имеющего силу и неограниченную власть, человека, не знающего страха.

– Я – Гельмар, – сказал он. – Главный Бендсмен Скэйта.

Старк кивнул. Больше вроде бы никого не было видно.

– Тебя зовут Эрик Джон Старк, – сказал Гельмар. – Человек с Земли, как и Аштон.

– Да.

– Кто тебе этот Аштон?

– Друг. Приемный отец. Я обязан ему жизнью. – Старк шагнул вперед. – Я хочу знать, что с ним случилось.

– Может быть, я скажу тебе, – ответил Гельмар. – Но сначала ты должен сказать, кто прислал тебя.

– Никто. Когда я услышал об его исчезновении, я пришел сам.

– Ты говоришь на нашем языке. Ты знаешь об Ирнане. Чтобы узнать все это, ты должен был посетить Галактический Центр.

– Я был там, чтобы получить информацию.

– А потом ты прибыл сюда, на Скэйт, из-за того, что любишь Аштона?

– Да.

– Мне кажется, ты врешь, землянин. Я думаю, тебя послали сюда сеять раздоры, зло.

В красноватом свете заходящей рыжей звезды Старк видел, что они смотрят на него как-то странно. Когда Гельмар заговорил снова, тон его заметно изменился, как будто в его внешне невинном вопросе заключался тайный смысл.

– Кто твой хозяин? Аштон? Министерство на Паксе?

Старк ответил:

– У меня нет хозяев. – Дыхание его участилось.

– Одинокий волк, – мягко сказал Гельмар. – Где же твое логово?

– У меня его нет.

– Человек без родины, где твой народ?

– У меня его нет. Я родился на Земле. Мое второе имя И Хан – человек без племени.

Байя едва слышно вздохнула.

– Позволь мне спросить его? – сказала она. Глаза ее сверкали, отражая заходящее солнце. Она подошла и коснулась Старка маленькой рукой. Пальцы ее были холодны, как лед. – Одинокий волк, человек без родины и без племени, может ты пойдешь с нами и станешь фарером? Тогда у тебя будет только один хозяин – любовь. И один дом – Скэйт. И один народ – мы.

– Нет, – сказал Старк.

Она отпрянула назад и ее глаза засверкали еще ярче, как будто в них вспыхнул внутренний огонь.

– Это темный человек из пророчества, – сказала она сквозь зубы.

– Из какого пророчества? – удивленно спросил Старк.

– Об этом ты ничего не смог бы узнать на Паксе, – сказал Гельмар. – Пророчество не сможет сбыться – консула мы изгнали. Да и тебя поджидали.

Вдруг девушка крикнула, и Старк услышал звуки, которые ожидал услышать.

Они шли с обеих сторон, огибая крепость. Их было не меньше двадцати.

Это были карикатуры на людей. Безобразные, скачущие и кривляющиеся. Их лохмотья развевались по ветру. Руки сжимали колья и камни. Кто-то истошно вопил:

– Убей! Убей!

– А я считал, что убийства на Скэйте запрещены, – сказал Старк.

– Да, пока я не прикажу, – расхохотался Гельмар.

Байя вытащила из черной бездны своих волос длинную булавку, напоминающую стилет.

Старк стоял, отчаянно стараясь в те немногие секунды, что остались ему, найти путь к спасению. Гельмар отошел к краю утеса, чтобы освободить фарерам место для нападения. Полетели камни.

Из воды доносились взвизгивающие и насмешливые голоса.

Старк, как дикий зверь, прыгнул на Гельмара и столкнул его в воду.

Они погрузились в илистую тину и сразу стало ясно, что плавать Гельмар не умеет. Ничего удивительного, подумал Старк. Он держал Гельмара под водой пока не почувствовал, что противник ослабел. Затем он поднял Гельмара на поверхность и позволил ему вдохнуть воздуха. Гельмар смотрел на него с таким изумлением, что Старк расхохотался. Наверху цепочкой стояли пораженные фареры. Они смотрели вниз, раскрыв рты.

– Дети Морской Матери, как мне говорили, едят людей, – сказал Старк.

– Едят, – сдавленным голосом прохрипел Гельмар.

– И ты, должно быть, сумасшедший.

– А что мне терять? – весело спросил Старк и снова окунул Гельмара под воду. Когда он позволил ему опять подняться на поверхность, все остатки высокомерия Гельмара исчезли. Он зашелся в мучительном кашле.

Взвизгивающий голос начал приближаться к ним. В нем появилась какая-то настороженность, как у гончей взявшей след по запаху.

– Два вопроса, – сказал Старк. – Аштон жив?

Гельмар кивнул и снова закашлялся. Старк тряхнул его.

– Ты хочешь, чтобы тебя сожрали Дети? Отвечай!

– Да, да, он жив, – простонал Гельмар.

– А ты не лжешь, Бендсмен? Хочешь чтобы я утопил тебя?

– Нет… Лорды… Защитники, хотели его… живым… чтобы допросить… мы захватили его… по дороге в Ирнан.

– Где он?

– Север… Цитадель… Лорды Защитники… Сердце Мира…

Фареры завопили. Их дикие завывания как бы предвещали неминуемую смерть. Затем они образовали человеческую цепь из тел, свисающих с утеса.

Самый нижний в цепи уже приближался к воде, готовясь подхватить Гельмара.

Первая из Трех Леди уже посеребрила море и край неба. Старк ощущал неописуемую радость.

– Хорошо, еще один вопрос. Что это за пророчество?

– Геррит… Мудрая женщина Ирнана… – Гельмар начал говорить живее, потому что страшный голос стал слышаться гораздо ближе. – Она предсказала… придет инопланетянин и уничтожит Лордов Защитников…

Глаза Гельмара, в которых уже не было ни уверенности, ни спокойствия, умоляюще смотрели на утесы.

– Ясно, – сказал Старк. – Может, она и не ошиблась.

Он отшвырнул Гельмара в направлении тянущихся рук. Он не стал смотреть, подхватили ли они его. В теплой и какой-то нечистой воде в свете звезд виднелись белые всплески.

Старк сбросил ботинки, опустил голову в воду и устремился к противоположному берегу.

Шум, создаваемый им, заглушил все остальные звуки, но он чувствовал, что его догоняют. Он постарался удвоить усилия. Но вот он ощутил всем телом какую-то вибрацию в воде, как будто кто-то передвигался в воде мощными ритмичными толчками. Вдруг он увидел чье-то тело, чудовищно сильное и необычайно стремительное. Оно вырвалось вперед. Вместо того, чтобы повернуться и без оглядки броситься прочь, Старк ринулся в атаку.

Глава 3

Почти сразу же Старк понял, что совершил ошибку. И возможно, последнюю в жизни.

У него было преимущество неожиданности, но преимущество весьма кратковременное. С точки зрения силы и скорости реакции, Старк мало чем отличался от любого зверя. Но тот был в своей стихии. Старк схватился с ним, но тот рванулся вверх из воды, как торпеда, и разорвал захват. Старк увидел его над собой в свете звезд. С его распростертых рук падали в воду бриллиантовые капли, все тело было в пене. Он смотрел на него сверху вниз и смеялся, глаза его были как две жемчужины. Затем он изогнулся дугой и скрылся из вида. Тело его было как у человека, за исключением того, что у него кое где имелись складки кожи, а голова не имела ушей.

Теперь он был где-то под ним. И его не было видно.

Старк набрал воздуха и нырнул.

Тело обогнало его, мелькнуло под ним и снова исчезло. Это становилось забавным.

Старк снова вынырнул из воды. Он увидел в волнах вдали чьи-то головы, услышал эти полные злобы визгливые голоса. Ему показалось, что вся шайка держится поодаль, давая возможность своему предводителю закончить игру.

Старк увидел, что между ним и берегом никого нет. Он опять рванул к берегу, плывя изо всех сил.

Некоторое время ничего не происходило и берег казался уже таким заманчиво близким, что он уже решил, что может спастись. Но тут чья-то сильная рука ухватила его за колено и утянула под воду.

Следовало спешить.

Изо всех сил – экономить их было уже не к чему – он согнул колени, прижав их к груди. Он потянулся к своему колену, нащупал чужую руку и ухватился за запястье. Все это время он и неведомое существо погружались в бездну. Молочный свет уже тускнел.

Рука была длинная и покрытая шерстью. Могучие мышцы были покрыты тонким слоем жира. Рука Старка соскальзывала, он понимал, что если отпустит эту руку, то он пропал. Старк был хорошим пловцом и мог надолго задерживать дыхание, но в этой борьбе кислород расходовался слишком быстро и сердце Старка уже начало стучать. Его пальцы судорожно вцепились в эту волосатую руку, стараясь отыскать место сгиба.

Плавный спуск замедлился, а затем и вовсе прекратился. Существо повернуло голову и Старк увидел его лицо, как в тумане, затянутые пленкой глаза, пузыри, струящиеся из отверстий, заменяющих ему нос.

Свободная рука, которая раньше гребла, увлекая его вниз, теперь тянулась к нему, но не к рукам, а к шее. Игра шла к концу.

Старк вобрал голову в плечи. Когти впились в бугры мышц. Рука Старка нащупала складку кожи под мышкой существа. Он рванулся изо всех сил и освободил свое колено. Затем вырвался из рук этого злобного существа.

Дитя Моря тоже сделало ошибку. Оно недооценило свою жертву. Люди, которые раньше попадали в море, были запуганы или это были ритуальные жертвы, приносимые поклонниками Морской Матери, и они были легкой добычей.

Эти бедные люди уже заранее знали, что они обречены. Старк не был уверен в этом, мысль об Аштоне и пророчестве придавала ему силы. Он обхватил руками жилистую шею существа, обвил ногами чудовищно могучее тело.

Он застыл в мертвой хватке.

Дальше все было, как в диком кошмаре. Существо крутилось и визжало, стараясь сбросить его. Это было, как езда на бешеном ките, но Старк все еще не ослаблял свои объятия. В своем слепом гневе он решил не сдаваться первым.

И, когда он услышал глухой треск шейных позвонков, он едва поверил этому.

Он разжал объятия. Тело медленно стало опускаться вниз, пуская темные пузыри изо рта и носа. Старк как стрела устремился вверх, на поверхность.

Инстинкт заставил его беззвучно вынырнуть из воды. Он в изнеможении лег на спину, с наслаждением вдыхая свежий воздух в легкие, но дышать он старался тоже беззвучно. Старк не сразу вспомнил, почему он так старался не шуметь. Но когда звенящая тьма в мозгу начала рассеиваться, он услышал взвизгивающие и хохочущие голоса морской банды, которая ждала в отдалении, когда их предводитель принесет им мясо. И Старк понял, что долго отдыхать нельзя.

Во время борьбы он оказался в узком канале для лодок, что было очень хорошо, так как теперь он был отрезан от Скэйта. Фареры на утесах, как и Дети Моря, все еще ждали. Они были так далеко, что Старк видел их только как расплывчатые пятна. А они наверняка его не видели. Это тоже хорошо, решил Старк. Они решат, что землянин погиб в схватке. Да, повезло, подумал Старк. Он усмехнулся – ведь он не верил в везение и считал его очень ненадежным союзником.

С бесконечными предосторожностями Старк доплыл до берега и вылез на сушу. Он оказался среди каких-то древних развалин, давно покинутых.

Толстые полуразрушенные стены были увиты плющом и диким виноградом. Здесь можно было надежно спрятаться. Старк забрался подальше в сад, прислонился спиной к теплому камню. Каждая его мышца болела от нечеловеческого напряжения. Вдруг он услышал чей-то голос:

– Ты убил его?

Старк поднял глаза. В проломе стены стоял человек. Он подошел совершенно бесшумно. Вероятно, он видел схватку с самого начала и ждал Старка где-то рядом. Он был одет в тунику. Хотя свет звезд искажал цвета, Старк был уверен, что тупика желтого цвета.

– Это тебя я видел у брода?

– Да. Гельмар и девушка пришли сразу за тобой. А за ними толпа фареров. Фареры стали швырять в нас камнями и заставили убраться прочь.

Так что мы ушли. Я оставил своих людей, а сам спустился сюда, чтобы узнать, что происходит. – Он снова спросил:

– Ты убил его?

– Да.

– Тогда тебе лучше уйти отсюда. Они ведь могут передвигаться и по суше. Через некоторое время они будут здесь и начнут охоту за тобой. Да, кстати, меня зовут Я род.

– Эрик Джон Старк. – Он поднялся, обеспокоенный тем, что голоса Детей Моря стихли. Прошло уже много времени. Они, вероятно, догадались, что дело нечисто.

Ярод пошел среди развалин и Старк последовал за ним. Они шли, пока не удалились на безопасное расстояние от моря. Затем Старк положил руку на плечо Ярода и остановил его.

– Что ты хочешь от меня, Ярод?

– Пока не знаю. – Он внимательно рассматривал лицо Старка, освещенное серебряным светом звезд.

Ярод был высок, широк в плечах, мускулист. Старк решил, что это воин, переодевшийся для каких-то своих целей.

– Почему Гельмар хотел убить здесь инопланетянина, здесь, где запрещено убийство даже фарерам?

С моря вдруг раздались крики ярости и горя. Они заставили содрогнуться даже Старка.

– Слышишь? – спросил Ярод. – Они нашли тело, теперь Гельмар узнал, что ты убил это чудовище. И будет думать, спасся ты или нет. Он постарается найти тебя. Ты хочешь, чтобы фареры охотились за тобой в этих развалинах или доверишься мне? Я предоставлю тебе безопасное убежище.

– У меня нет выбора, – пожал плечами Старк. Но он пошел за Яродом с большой осторожностью.

Тон завывания морских существ изменился. Очевидно, некоторые из них выбрались на сушу.

– Кто они? Люди или звери?

– И то, и другое. Тысячу или две тысячи лет тому назад некоторые люди решили, что единственное спасение для них – это возвращение к Морской Матери, из лона которой все мы вышли. И они сделали это. С помощью специальных методов, которые утеряны теперь, они изменили органы чувств и ускорили адаптацию. С каждым поколением они теряли свои человеческие качества. И теперь они счастливее нас.

Он ускорил шаг и Старк поспешил за ним. Завывания слышались теперь слабее. Консул мог сомневаться в том, что ему рассказывали о Детях Моря.

Старк уже не сомневался.

Как бы прочтя его мысли, Ярод хмыкнул.

– На Скэйте много интересного. Тебя ждет еще не один сюрприз.

На высоком берегу реки, над самым бродом высился полуразрушенный купол. С двух сторон его стены были полностью разрушены. Но в этом мягком теплом климате стены совсем не были нужны. Бреши в стенах заросли густым кустарником. Под куполом горел костер и с полдюжины мужчин и женщин, которых Старк видел у брода, сидели тесной кучкой, склонив головы и держа друг друга за руки. Никто из них не шевельнулся и не поднял головы, когда подошли Ярод и Старк.

– Очень милы, правда? – сказал Ярод. – Ты слышал о таких?

Старк перебрал в уме всю информацию о Скэйте.

– Они, вероятно, считают себя стручком, а ты – их хозяин.

Стручок, согласно записям в Галактическом Центре – это группа людей, которые были обработаны специальными методами, так, что в результате они перестали существовать как индивидуумы. Они представляли собой единый организм. Хозяин стручка обучал членов группы, кормил и заботился о них, пока не наступало время полного Завершения. Это был момент, когда один из членов группы умирал и организм распадался. Все члены его разбегались.

Среднее время жизни стручка равнялось четырем годам. После этого хозяин начинал все сначала с другой группой.

– Стручок и его хозяин могут передвигаться где угодно, – сказал Ярод.

– Хозяин почти так же всесилен, как и Бендсмен. – Он повернулся к группе.

– Отлично, друзья. Теперь вы можете дышать, только не очень долго. Гельмар со своей бандой скоро придет сюда. Он разыскивает нашего гостя. Брека, иди и следи за бродом.

Группа распалась. Высокая женщина, вероятно, Брека, прошла мимо них, бросив на Старка странный, пронизывающий взгляд, и беззвучно исчезла в зарослях. Старк стал рассматривать лица оставшихся пяти человек. Они были суровыми и настороженными, на них отражалось явное любопытство, как будто появление Старка для них что-то означало.

Один из пяти, мужчина с самоуверенным лицом и ревнивым взглядом, который с первого момента не понравился Старку, спросил Ярода:

– Что там за шум на берегу?

– Он убил одного из Детей Моря, – Ярод кивнул на Старка.

– И остался жив? – недоверчиво спросил человек.

– Я сам видел, – лаконично ответил Ярод. – Теперь скажи нам, Старк, почему Гельмар натравил на тебя фареров?

– Во-первых, потому, что я расспрашивал об Аштоне, а во-вторых, из-за пророчества.

Все невольно вздрогнули.

– Какого пророчества?

– Кто-то по имени Геррит, Мудрая женщина из Ирнана, предсказала, что явится инопланетянин и уничтожит Лордов Защитников в отместку за Аштона. – Он подозрительно окинул их взглядом. – Да вы и сами все это знаете, разве не так?

– Мы все из Ирнана, – сказал Ярод. – Мы ждали и ждали, но Аштон не явился, и тогда Геррит изрекла свое пророчество. Бендсмены убили ее. А кто тебе Аштон?

– Кто отец сыну, брат брату? – Старк изменил положение, чтобы уменьшить боль в теле, но душевную боль облегчить было невозможно.

И они увидели это. В глазах Старка вспыхнул огонь.

– Вы, люди Ирнана, решили покинуть эту планету, и я вас хорошо понимаю. Вы связались с консулом Галактического Центра в Скэйте, храня все втайне, и попросили помощи. Министерство Планетарных Дел согласилось предоставить вам подходящее место в одном из миров и дать корабли для эмиграции. Аштон прибыл сюда от Министерства, чтобы обговорить все детали с вашими вождями. Но, как мне сказали в Скэйте, он был дураком, так как думал, что это действительно тайна. А это не было тайной ни для кого. Кто разболтал секрет?

– Из нас никто, – ответил Ярод. – Может быть, кто-нибудь из консульства? Или сам Аштон был неосторожен?

– Гельмар захватил его по дороге в Ирнан.

– Тебе сказал об этом Гельмар?

– Я думаю, он не собирался говорить. У него были другие намерения относительно меня. Но я взял его с собой в море и предоставил выбор: говорить или умереть.

– Ты взял его с собой в море? – простонал Ярод. – Разве ты не знаешь, что это запрещено законом? Под страхом смерти запрещено нападать на Бендсмена.

– Я и так был под страхом смерти. И к тому же мне показалось, что Гельмару необходимо преподать урок хороших манер.

Они смотрели на него. Затем один из них расхохотался и вслед за ним расхохотались все. Даже высокий человек с ревнивым взглядом обнажил зубы в улыбке. Ярод сказал:

– Ты, наверное, и есть Темный Человек?

Заросли заколебались и появилась Брека.

– Там люди, – сказала она. – Идут по броду. Их человек двадцать и они очень спешат.

Глава 4

Все немедленно замолчали и Ярод начал быстро жестикулировать.

– Сюда, – шепнул он на ухо Старку и указал ему на расщелину в каменной стене. Щель была так узка, что Старк с трудом смог пролезть в нее. Защищаться там было невозможно.

Старк подчинился неизбежному и скользнул в расщелину. Вход туда быстро забаррикадировали нехитрыми пожитками ирнанцев: кожаными бутылями с водой и мешками с едой. Сами ирнанцы вновь сели плотной группой, закрыв собою вход. Старку стало трудно дышать и он ничего не видел, но он бывал и в худших переделках.

Только бы ирнанцы не выдали его. Но с этим он ничего поделать не мог.

Старк устроился поудобнее, насколько это было возможно и приготовился ждать.

Сначала он услышал какие-то неразборчивые голоса вдали. Затем Гельмар вошел под купол, и Старк отчетливо слышал каждое слово их разговора с Яродом.

– Пусть будет мир и Завершение твоим людям, хозяин. Я – Гельмар из Скэйта.

Вежливость требовала, чтобы Ярод тоже представился гостю.

Он сделал это, но назвал фальшивое имя и место откуда они. Закончил он подчеркнуто подобострастно.

– Чем могу помочь тебе, сын мой?

– Проходил здесь кто-нибудь? Мужчина-инопланетянин, только что из моря, возможно раненый.

– Нет, – ответил Ярод. Голос его был спокойным и уверенным. – Я никого не видел. А кто может бежать из моря? Я слышал, что Дети вышли на охоту.

– Может быть, хозяин лжет? – послышался враждебный женский голос, который Старк сразу же узнал. – Он был у брода и видел нас.

– А вы кидали в нас камнями, – с упреком сказал Ярод. – Мои люди очень испуганы и мне понадобилось много времени, чтобы успокоить их. Даже от фареров можно было ожидать большего почтения.

– Их можно простить, – сказал Гельмар, – они слуги Лордов Защитников.

Вам нужно что-нибудь? Пища? Вино?

– У нас все есть. Может быть, завтра я пойду в Скэйт и попрошу.

– Тебе все будет предоставлено с радостью.

Затем последовал обмен любезностями при расставании. Гельмар и девушка, очевидно, вышли наружу. И затем Старк услышал крики и ругань фареров, которые прочесывали развалины.

Ищут меня, подумал Старк. Он был рад, что так надежно укрыт. Жалкие создания, эти фареры, но один против двадцати, и без оружия – это развлечение не из приятных.

Некоторое время было тихо, а затем Ярод поднял свой стручок для богослужения. Монотонное пение едва не усыпило Старка. Эти люди очень хорошо обучены, чтобы добровольно войти в такую группу. Старк подумал, что могло привести их сюда?

Пение вскоре затихло, снаружи послышался шум. Старк услышал голоса вернувшихся фареров.

Отчетливо прозвучал голос Ярода:

– Не нашли его?

Гельмар ответил откуда-то издали:

– Никаких следов. Но Дети ревут на берегу.

– Наверняка они прикончили его.

– Наверное, но если ты увидишь его… Это нарушитель закона и он очень опасен. Он напал на меня и может напасть на тебя, несмотря на твою одежду святого.

– Я не боюсь, сын мой, – ответил Ярод, вложив в эти слова чуть больше смысла, чем требовалось. – Что нужно нам, кроме Полного Завершения?

– Верно, – сказал Гельмар. – Доброй ночи, хозяин.

– Доброй ночи. Пожалуйста, забери с собой эту дикую свору. Каждый раз, когда нарушается покой моих людей, день освобождения отдаляется.

Гельмар что-то ответил и затем Старк услышал, что голоса отдаляются.

Наконец, после долгого ожидания, Ярод откинул в сторону узлы.

– Только говори тише, – предупредил он. – Я думаю, что Гельмар кого-нибудь оставил поблизости. Мне трудно отсюда сосчитать этих паразитов, но кажется среди них нет девушки.

Старк встал и с наслаждением выпрямился. Стручок уже снова распался и Брека направилась на свой пост.

– Ну, а теперь, – жестко сказал Ярод. – Нам нужно принять решение.

Все посмотрели на Старка.

– Вы верите, что он Темный Человек? – это заговорил высокийирнанец.

В его голосе отчетливо звучало сомнение.

– Мне кажется, да. Гельмар уверен в этом.

– Но предположим, что это не он. Тогда мы вернемся назад, в Ирнан, и все наши труды пропадут впустую. Наша миссия закончится неудачей.

Послышались одобрительные возгласы.

– Это, возможно, Халк. Что ты предлагаешь?

– Пусть он сам идет в Ирнан, – сказал Халк. – Если он Темный Человек, то он доберется.

– Вообще-то я не собираюсь идти в Ирнан, – с ледяной вежливостью сказал Старк. – Аштона там нет.

– Это мы знаем, – сказал Ярод. – Где же он?

– В Цитадели Лордов Защитников, в Сердце Мира. Только я не знаю, где это.

– На севере, – ответил Ярод. – Но в любом случае тебе придется идти в Ирнан.

– Почему?

– Только Геррит, дочь старухи Геррит, может сказать, действительно ли ты Темный Человек из пророчества.

– О, у Геррит есть дочь?

– Каждая Мудрая женщина должна иметь дочь. Иначе потеряется ценная наследственность. И, видишь ли, Старк, мы должны знать это. В противном случае мы не сможем следовать за тобой. А без нас и нашей помощи тебе трудно будет сделать то, зачем ты прибыл сюда.

– Это все равно будет трудно, – заметил Халк. – Ему придется сотрудничать с нами. – Он улыбнулся Старку. – Теперь тебе не выбраться со Скэйта через космопорт, а другого пути нет.

– Я знаю. А так как у меня нет желания выбираться отсюда, то это меня мало беспокоит. – Он повернулся к Яроду. – Можешь ты ответить на мой вопрос? Вы ведь пришли сюда не для того, чтобы спасти меня. У вас ведь есть другая причина. Какая?

Ярод еле заметно улыбнулся.

– Мы, ирнанцы, теперь не имеем права путешествовать без специального разрешения. А Бендсмены не дали бы специального разрешения. Поэтому нам и пришлось пойти на этот маскарад, чтобы попасть в Скэйт я попробовать выяснить, что намеревается предпринять Галактический Союз относительно нас. Может быть, они сказали тебе что-нибудь, когда ты был на Паксе? Ведь ты получил у них много информации.

– Сказали.

Вся группа продвинулась к нему.

– Что они хотят делать? Они пошлют кого-нибудь?

– Они уже прислали, – сказал Старк. – Меня.

Воцарилась оглушительная тишина. Затем Халк спросил:

– Официально? – Все напряженно ждали ответа.

– Нет. Официально они хотят возобновить контакты со Скэйтом.

– Значит, они послали тебя. Кто твой хозяин?

Старк понял смысл вопроса Халка и улыбнулся.

– У меня нет хозяина. Меня просто наняли. Так как я все равно собирался сюда. Министерство поручило мне выяснить, как обстоят дела и доложить, если, конечно, я останусь жив. Я не взял оттуда приказа и Министерство не несет ответственности за меня.

– Но тогда, – сказал Ярод, – на что же мы можем надеяться?

– Галактический Союз избегает применять силу. Так что если вы хотите свободы, то вы должны бороться за нее. – Старк пожал плечами. – Вы, наверное, знаете, что Скэйт не самая главная планета в Галактике.

– Да, но не для нас, живущих на ней, – сказал Ярод. – Ну, хорошо, мы возвращаемся в Ирнан. Согласны?

Даже Халк вынужден был признать правильность этого решения.

– Нам нужно идти быстро, – нахмурившись, сказал Ярод. – Мы должны убраться подальше. Гельмар будет завтра ждать меня в Скэйте. Он наверняка кого-нибудь оставил для присмотра за нами.

– А как быть со Старком? Ведь его невозможно включить в стручок, – сказал Халк.

– Он должен выйти перед нами сегодня ночью. Мы встретимся с ним…

Внезапно появилась Брека и знаком приказала всем молчать.

– Я слышала их. Идут сюда.

– Старк…

– Только не в ту дыру. Хоть она и хороша, но с меня достаточно. Они осматривали крышу?

– Да.

Стручок снова стал собираться в кучу, быстро и организованно.

– Тогда вряд ли они полезут туда снова.

Старк вышел наружу, аккуратно расправил ветки кустарника. Он постоял, наклонив голову. Вдали были слышны чьи-то голоса. Если они думают, что идут беззвучно, то они ошибаются. На красном ночном небе светились островки молочно-белых звезд. В их призрачном свете Старк разглядел разрушенный край крыши и прыгнул.

Глава 5

На крыше купола можно было легко укрыться, так как по его краям высились обломки камней. Старк не очень радовался сейчас. Хотя основная часть фареров и ушла, но все же лучше оставаться незамеченным.

Старк прижался к крыше, когда появилась Байя в сопровождении двух мужчин. Вероятно, Гельмар оставил их здесь после окончания поисков в надежде, что они смогут что-нибудь обнаружить. А может быть, это была идея самой Байи.

Она шла впереди. Мужчинам было скучно, неинтересно и они капризничали, как дети. Один из них был высокий и вертлявый, он был совсем голый и весь вымазан краской, как будто катался в ней. В его волосах и бороде застряли колючки. Второй был ниже и толще. Это было все, что смог разглядеть Старк, так как фарер был завернут с ног до головы в какую-то хламиду, закрывающую даже лицо. Хламида была очень яркого цвета и изо всех ее складок торчали цветы.

– Идем назад, Байя, – сказал высокий, оглядываясь на брод. – Мы здесь уже все осмотрели.

– Темный Человек умер в море, – сказал низкий. Голос его напоминал приглушенное квакание. – Дети Моря убили его. Разве могло быть иначе?

Байя передернула плечами, как будто дыхание ночного воздуха коснулось ее. Она покачала головой.

– Я говорила с ним, – сказала она, – я касалась его. В нем что-то есть. Сила. Чудовищная сила. Он убил Сына Моря. Помните?

– Ты глупенькая, – сказал коротышка и запрыгал, как кролик. – Девочка-глупышка. Ты видела его мускулы и хочешь, чтобы он остался жить.

Ты очень жалеешь, что не смогла переспать с ним, до того, как он умер.

– Придержи язык, – сказала Байя. – Может, он мертв, а может, жив. И если он жив, то кто-то укрывает его. Перестаньте хныкать и осмотрите местность вокруг.

– Но мы уже искали…

Выкрашенный фарер вздохнул и сказал:

– Пусть будет так, как говорит она. Ты же знаешь ее ужасный характер.

Они пошли в сторону и скрылись из виду, но Старк мог слышать их. Байя осталась на месте и, щурясь, смотрела на зал под сводом. Затем она стала прогуливаться. Ее бесстыдно обнаженное тело блестело в свете звезд. Вскоре Старк и ее потерял из виду, но он знал, что она стоит прямо под ним. Затем он услышал шуршание веток, которые она раздвигала.

– Хозяин…

Из-под свода раздался сердитый голос Ярода:

– Тебе здесь нечего делать. Иди прочь.

– Но, хозяин, мне любопытно, – сказала Байя. – Может быть, когда-нибудь я тоже попаду в стручок, когда мне надоест быть фарером.

Расскажи мне о них, хозяин. Это правда, что они забывают обо всем, даже о любви?

Ветка снова зашуршала. Это девушка вошла внутрь.

Теперь голоса были слишком приглушены, и Старк не мог разобрать слов.

Через некоторое время раздался отчаянный вопль. Это кричала Байя. Кусты затрещали, и Ярод выволок ее за волосы наружу. Он тащил ее от убежища, а она кричала и сопротивлялась. Он доволок ее до берега реки и бросил там.

– Ты много зла сделала за этот день, – сказал он. – Если я еще раз увижу тебя возле своего стручка, ты об этом пожалеешь, – он выругался и добавил, – фарерская дрянь. Ты не нужна мне.

Он оставил ее и бегом вернулся в убежище. Байя стояла на мелководье, грозила ему кулаком и кричала:

– Вы живете под покровительством Лордов Защитников, как и мы. Чем вы лучше нас? Вы… – она выкрикнула грязное оскорбление, затем захлебнулась в своей ярости и мучительно закашлялась.

Вдруг из развалин где бродили два ее компаньона, раздался радостный вопль. Она вышла на берег.

– Вы нашли его?

– Нашли любовную траву! Любовную траву!

Из развалин появились два фарера, размахивая руками, в которых было что-то зажато. Они отрывали траву зубами и жадно жевали. Высокий фарер протянул траву Байе.

– Забудь о мертвеце. Будем любить и наслаждаться.

– Нет. Мне не нужна такая любовь. – Она повернулась к убежищу. – Я ощущаю какую-то ненависть. Хозяева стручков считаются святыми. А этот полон ненависти.

– Может быть потому, что мы кидали в них камни? – спросил коротышка, набив полный рот.

– Черт с ним, – сказал высокий фарер и схватил Байю за плечо. – Ешь, и ты почувствуешь любовь. – Он стал заталкивать в рот девушке траву.

Она выплюнула ее.

– Нет, мне нужно переговорить с Гельмаром. Я думаю, что…

– Потом, – сказал высокий фарер. – Потом. – Он засмеялся, засмеялся и коротышка. Они стали со смехом толкать Байю друг к другу. Ее сопротивление только доставляло им удовольствие. Байя вытащила свою булавку и уколола обнаженного фарера, но неглубоко. Они засмеялись еще сильнее и отобрали у нее булавку. Затем они повалили ее и стали бить.

Крыша убежища была невысокой. Старк спрыгнул с нее. Фареры не слышали и не видели его. Они были очень заняты, а девушка кричала изо всех сил.

Старк ударил высокого ребром ладони по затылку и тот упал. За ним со стоном рухнул и коротышка, роняя остатки травы. Старк отшвырнул тела в сторону. Байя смотрела на него снизу широко открытыми глазами, очень изумленная. Губы ее шевелились, вероятно она произнесла его имя. Но он не был в этом уверен. Старк нашел на ее шее нервный центр и нажал. Девушка вздрогнула, выпрямилась и затихла.

Старк увидел, как Ярод вышел из убежища и встал рядом, мрачный как туча.

– Плохо, – сказал он. – Ты дурак. Какое нам дело до этих фареров?

– Дурак ты, – ответил Старк. – Она хотела пойти к Гельмару и сказать, что хозяин стручка – обманщик.

Он мягко взял девушку за плечи и поставил на ноги.

– Она тебя видела?

– Думаю, да.

– А они?

Два фарера начали ворочаться и стонать. От них исходил какой-то приторный сладкий запах. Рты их были широко открыты в блаженных улыбках.

– Нет, – сказал Старк, – но они слышали Байю. То, что она говорила о тебе. Надо бежать, и как можно скорее.

Он посмотрел через реку на огни Скэйта и затем направился к убежищу.

Через несколько минут они уже были в пути. Пройдя через развалины, они углубились в джунгли. Звезды в небе спокойно улыбались им. Теплый воздух был влажен, смешан с запахом цветов, земли и гнили. Какие-то незнакомые животные шныряли под ногами. Птицы щебетали в ветвях деревьев.

Старк поправил мягкое тело Байи у себя на плечах. Он нес ее на себе.

– Дороги закрыты для инопланетян, – сказал он. – Надеюсь, ты подумал над этим.

– Ты думаешь, что мы пришли сюда по дороге? Мы вышли из Ирнана под видом охотничьей экспедиции и оставили лошадей и все снаряжение в горах, а сами пошли сюда по джунглям. – Ярод смотрел в ночное небо. – Мы сможем добраться до места к полудню, если будем спешить изо всех сил.

– А может, Гельмар решит, что ты просто увел людей подальше от беспокойства? А Байя просто сбежала? Она ведь уколола одного из своих друзей, и ее оружие осталось там.

– Все может быть. У него ни в чем нет уверенности. Он даже не знает, жив ты или мертв. Если бы ты был на его месте, что бы ты сделал?

– Я бы послал письмо в Ирнан, чтобы они поджидали нас там, – и он выругался, вспомнив о Геррит, которой было бы лучше держать язык за зубами.

– Но она заплатила за это, – сказал Ярод. – Заплатила жизнью, а это достаточно суровое наказание.

– Меня беспокоит моя жизнь, – сказал Старк. – Если бы я заранее знал об этом пророчестве, я бы действовал по-другому.

Халк улыбнулся странной улыбкой.

– Но если это пророчество истинное, то твоя судьба определена и тебе нечего бояться.

– Человек, который ничего не боится, долго не живет. Я боюсь всего, даже этого, – и он похлопал рукой по голым ногам Байи.

– Но если это так, то лучше убей ее.

– Посмотрим, пока что можно не торопиться.

Они шли дальше, следуя за маленькой зеленой звездой, которую Ярод назвал Ночным Светильником.

– Если Гельмар отправит письмо в Ирнан, то отправит его обычным путем по дороге с посыльным. И если ничего не случится, то мы прибудем раньше него.

– Да, – сказал Халк, – если Темный Человек и его ноша не будут тормозить наше движение.

Старк криво усмехнулся, показав зубы.

– Халк, – сказал он, – мне кажется, что мы с тобой никогда не станем друзьями.

– Не обращай внимания, Старк, – сказал Ярод. – Он боец, а хороший меч нам важнее, чем мягкий, покладистый характер.

– Это верно, – сказал Старк и пошел дальше, стараясь экономить силы при ходьбе. А идти им было еще далеко.

Глава 6

На восходе солнца они остановились для отдыха. Ярод выбрал место на высоком, заросшем растительностью холме. Сонное море лежало далеко позади и его мертвый, угрожающий покой скрадывался расстоянием и утренним туманом, окрашенным в фантастические цвета лучами восходящей рыжей звезды.

Все ирнанцы повернулись к востоку и каждый молился про себя. Даже Байя поклонилась в ту сторону.

– О, Старое Солнце, благодарю тебя за еще один день, – пропели они хором. И это прозвучало искренне. Затем Халк, как обычно, испортил весь эффект. Он с неприязнью повернулся к Старку:

– Мы никогда не были нищими, и не всегда у нас было такое слабое солнце. Из всего того, что у нас было, остались только ножи, которыми мы режем мясо. У нас были большие корабли, плавающие по морям. Машины, летающие по воздуху. И многое другое, что теперь осталось лишь в легендах.

Раньше Скэйт был также богат, как и другие планеты.

– Наш мир слишком стар, – сказал Ярод, – он уже потерял разум от дряхлости. И он все глупеет с каждым новым поколением. Впрочем, давайте поедим.

Они уселись и разделили скудные запасы пищи и легкого вина. Когда дошла очередь до Байи, ей не дали ничего.

Старк спросил:

– А для девушки ничего нет?

– Мы кормили ее и подобных ей всю жизнь, – ответила Брека. – Сейчас она обойдется.

– И к тому же, – сказал Халк, – мы ее не приглашали.

Старк разделил свою порцию и дал ей половину. Она, не говоря ни слова, взяла еду и быстро съела. Она уже вполне пришла в себя и шла сама, только изредка всхлипывая. Старк вел ее как собаку, накинув веревку на шею. Он понимал, что девушка боится, потому что окружена людьми, не скрывающими своей ненависти к ней, и рядом нет Бендсмена с кнутом, который поставил бы их на место. Глаза ее были большие и глубокие. Краска сошла с потного, испачканного грязью тела.

– Древние цивилизации, – сказал Ярод, борясь с куском черствого хлеба, – при всей своей технологии не смогли взлететь в космос. Думаю, что они были заняты более важными проблемами. Так что возможности бегства отсюда не было ни для них, ни для нас. Никакой надежды на бегство. И внезапно пошли слухи о том, что другие миры заселены, что существует Галактический Центр и многое другое. Ты понимаешь, как мы обрадовались, когда узнали, что все это правда. Появилась надежда, что мы сможем бежать отсюда.

Старк кивнул.

– Я понимаю, почему Бендсменам все это не понравилось. Ведь, если улетят те, кто производит материальные блага, то вся их система лопнет.

Халк наклонился к Байе.

– Конечно лопнет. И что ты сможешь поделать с этим, девочка? А?

Она отвернулась от него, но Халк крепко держал ее, пока в ней не разгорелась ярость.

– Этого не будет никогда! – крикнула она. – Защитники не допустят этого! Они вас затравят и убьют!

Байя с ненавистью взглянула на Старка.

– Инопланетянам здесь делать нечего. Они только вносят смуту. Им запрещен вход сюда.

– Но они уже здесь, – заметил Старк. – И обратного пути нет и не будет. – Он улыбнулся. – Если бы я был на твоем месте, я бы думал, как выкарабкаться самой. Ты ведь тоже можешь эмигрировать.

– Эмигрировать? Ха! – издевательски воскликнул Халк. – Но тогда ей нужно научиться делать что-нибудь самой, кроме любви и наслаждения.

– Скэйт умирает, – сказала Байя. – Чем еще можно заниматься, когда конец предопределен?

Старк покачал головой.

– Скэйт проживет гораздо больше тебя и твоих детей и внуков. Так что это не причина.

Она обругала его и начала плакать.

– Вы преступники, вы все преступники. Вы все умрете, как эта женщина Геррит. Лорды Защитники покарают вас. Они защищают слабых, они кормят голодных, они дают кров…

– Заткнись, – сказал Халк и ударил ее. Она замолчала, но глаза ее горели, как угли. Халк снова замахнулся.

– Оставь ее, – сказал Старк, – не она изобрела эту систему. – Он повернулся к Яроду. – Если Ирнан действительно так строго охраняется, то как я смогу войти туда и выйти незамеченным?

– Тебе это и не нужно. Пещера Геррит находится на холмах у края долины.

– Но за ней тоже следят?

– Да. Как ястребы. – Затем он угрюмо добавил:

– Но мы все устроим.

Халк все еще злобно смотрел на Байю.

– А что мы будем делать с ней?

– Выпустим, когда ее язык не сможет причинить нам вреда.

– А когда это будет? Нет, дай ее мне, Темный Человек. Я позабочусь, чтобы она не принесла нам вреда.

– Нет.

– Почему ты так заботишься о ее жизни? Она при первой же возможности заберет твою.

– У нее есть причины бояться и ненавидеть меня. – Старк взглянул на искаженное страхом лицо девушки и улыбнулся. – Кроме того, она же действует из благородных побуждений.

Когда они поели, то опять пошли вперед. Шли они очень долго, истощив свои силы до предела. Этот предел был далеко за возможностями Байи. Старку временами приходилось нести ее на руках. Он тоже начал спотыкаться, так как сильно устал и каждый шаг отдавался болью во всем его теле, пострадавшем во время схватки с сыном Моря. Они шли и рыжее солнце передвигалось вместе с ними. В конце концов они перевалили через хребет и начали спуск. Спускаться было легче, чем подниматься, но потом, когда спуск стал более пологим, идти стало труднее. Тропа петляла между холмами и Ярод кое-где вел их напрямик, чтобы сэкономить время.

Но они все же не выдохлись до полного изнеможения, и к полудню добрались до того места, куда шли. Наверное через час после того, как солнце зашло за горизонт, Ярод приказал остановиться.

Они остановились в густой чаще странных деревьев со светлыми стволами и причудливо переплетенными ветвями. Темная листва была такой густой, что совершенно закрывала небо. Ярод осторожно двинулся вперед. Халк пошел за ним. Старк поручил Байю заботам Бреки и пошел с ними. Эти ирнанцы великолепно ходили по лесу, отметил он, и все же его чуткие уши услышали шум, который производили они при движении. Когда они дошли до опушки, то стали двигаться еще осторожнее, внимательно всматриваясь вперед между стволами.

Старк увидел широкий, залитый солнцем луг. Вдали виднелась какая-то разрушенная башня. Очевидно раньше здесь была крепость. Два человека в ярких туниках сидели у входа в башню. Они лениво развалились на солнце. Их оружие было сложено у башни рядом с ними, на таком расстоянии их лиц было не рассмотреть. На лугу между башней и лесом паслись какие-то животные.

Было тихо и тишина нарушалась только естественными звуками. Шумом листвы, хрустом травы под копытами животных, криками птиц.

Ярод был вполне удовлетворен. Он не стал больше ждать, повернулся и повел остальных.

Старк железной рукой схватил его за плечи.

– Тихо!

Некоторое время все было тихо и спокойно, но затем в лесу послышался шум.

– Люди… там… и там…

Они теперь слышали скрип кожаных сандалий, звяканье металла, быстрый торопливый бег.

Ярод крикнул. Ирнанцы, поняв, что они в ловушке, бросились бежать.

Байя споткнулась и упала. Никто не стал ее поднимать.

Вслед ним неслись крики, приказания остановиться, слышался громкий топот ног. Ирнанцы бежали через луг к башне, где хранилось их оружие.

Луг был широк и пуст, ярко освещенный солнцем. Теперь уже из башни навстречу им полетели стрелы, втыкаясь в землю между ними. Ярод остановился, но укрытия нигде не было. Надежды не оставалось. Люди уже выбежали из леса вслед за ними, пуская на ходу стрелы. Из башни, оттолкнув в сторону два трупа, загораживающие дверь, высыпали еще люди.

Их вел маленький рыжий человечек. Он был одет в темно-красную тунику и был без оружия. Но в руке у него был жезл. Халк сказал только одно слово, но оно прозвучало как ругательство:

– Мордах!

Старк пришел к определенному решению. Стрелы были длинными и острыми, укрыться от них было невозможно. И он тоже остановился, не желая погибать бессмысленной смертью под этой рыжей звездой.

– Кто этот Мордах? – спросил он.

– Главный Бендсмен Ирнана, – ответил Ярод тоном, в котором отчетливо слышались ярость и негодование. – Нас кто-то предал.

Люди окружили беглецов плотным кольцом. Мордах прошел внутрь его. Он встал, смеясь, перед ирнанцами.

– Охотнички, – сказал он. – В странных одеяниях и без оружия. – Его глаза остановились на Старке, и тот подумал, что может быть лучше было бы погибнуть от стрелы.

– Инопланетянин, – сказал Мордах. – Здесь, где ему запрещено быть. И в компании преступников. Что ты хочешь найти здесь? Кого-нибудь, кто подтвердит, что ты из пророчества?

– Может это он и есть. Мордах, – сказал со злобой Халк. – Гельмар тоже пытался убить его и не смог.

– Спасибо, друг, – со злостью подумал Старк. Все его внутренности сжались в тревожном ожидании.

Подошли еще двое, таща за собой Байю.

– Мы нашли ее в лесу. Не похоже, что она из этих.

– Я из фареров, – сказала Байя и упала на колени перед Мордахом. – Во имя Защитников… Они силой увели меня из Скэйта.

– Они?

– Этот человек. Инопланетянин. Эрик Джон Старк.

– Зачем?

– Потому что он жив, хотя должен был умереть. – Она взглянула на Старка, дрожа от злобы. – Он бежал от нас в море. Вы знаете, что это означает. Но он жив, и я видела это, – ее глаза сверкнули и она дико выкрикнула:

– Это Темный Человек из пророчества! Убей его! Убей!

– Ясно, – рассеянно сказал Мордах. Он погладил ее спутанные волосы и рассеянно поглядел на Старка холодными глазами. – Так… но может Гельмар ошибаются?

– Убей его! – вопила Байя. – Убей его!

– Убийство – это торжественное деяние. И поучительное. Оно угодно богу и Защитникам. – Он кивнул одному из своих людей. – Свяжи их.

Покрепче. Особенно инопланетянина. – Он поднял Байю на ноги.

– Идем дитя. Теперь ты в безопасности.

– Мордах, кто предал нас? – спросил Ярод.

– Вы, – ответил Бендсмен. – Вы сами. Все ваши приготовления требовали времени и их заметили. Известно, что ты и Халк самые активные деятели движения эмиграции, а все остальные ваши помощники. Когда вы все вместе ушли на охоту, мы заинтересовались, что же кроется за этим. И стали следить за вами. А после того как мы пришли сюда, к башне, и нашли оружие, то нам осталось только подождать вас.

Его взгляд вернулся к Старку.

– А его вы вели к дочери Геррит?

Ярод не ответил, но Мордах кивнул.

– Конечно к ней. И они должны встретиться. Я обещаю, что они встретятся открыто, при всех.

Он пошел прочь с Байей, которая все оглядывалась назад. Вооруженные люди подошли с веревками и начали связывать пленников. Они не были ни грубы, ни вежливы – они только старательно исполняли приказ. Людей такого типа Старк раньше не видел. У них были почти светлые волосы, скошенные скулы, желтые глаза щелочками и они очень походили на волков. Это конечно же, были не фареры.

– Фареры просто толпа для охоты и травли, – сказал Ярод. – Бендсмены в городах-государствах стараются иметь отряд наемников для серьезной работы. Они набирают их возле границы. Это жители Изванда, из внутренней пустыни. – Он опустил голову от стыда перед Старком, но тут же гордо вскинул ее, когда один из наемников накинул ему на шею петлю. – Мне очень жаль, – сказал он, стараясь не встречаться взглядом со Старком.

И теперь наступила очередь Старка с петлей на шее идти по пыльной дороге, так как раньше шла Байя.

Вот так Темному Человеку было суждено прибыть в Ирнан.

Глава 7

Это был серый город, окруженный каменными стенами и расположенный в центре долины, которая вся расцвела с приходом весны.

Мордах с пленниками и наемниками долго ехал на север через горы, где непрерывно шел дождь. Они оставили тропическое лето далеко позади. Вокруг Ирнана расстилались широкие поля, пастбища, фруктовые сады в цвету. Белые и розовые цветы казались очень старинными в призрачном свете рыжего солнца.

Дорога вела в город. На ней было оживленное движение. Фермерские повозки, люди, идущие на работу и возвращающиеся в город, пастухи со стадами, купцы с караванами вьючных животных с колокольчиками на шее, отряды солдат. Им встретился даже передвижной публичный дом с представителями обеих полов. Он был украшен яркими вывесками, на которых были указаны цены. Кроме того, на дороге они встретили огромное количество разношерстных бездельников – бродяг, которых на Скэйте, вероятно, было очень много.

Отряд Мордаха двигался посреди дороги. Впереди ехало четыре солдата и стучало копьями по щитам. Люди уступали им дорогу и потом долго стояли, глядя вслед. Затем поворачивали за ними, тыча в них пальцами и перешептывались.

Два Бендсмена в зеленых туниках, что указывало на низший ранг, вышли из ворот, чтобы встретить Мордаха. Их сопровождала свора фареров. И тут же раздались крики, которые неслись со всех сторон:

– Темный Человек! Они схватили Темного Человека! Они схватили предателей!

Как из-под земли появились еще Бендсмены. Толпа собралась вокруг отряда, жужжа, как встревоженный улей. Наемники сомкнули плотные ряды, выставив вперед копья, чтобы защитить пленников от толпы.

– Держитесь на ногах! – сказал капитан извандинцев. – Если вы упадете, то мы не сможем вам помочь.

Отряд прошел через арку больших ворот. Старк заметил, что камни все в трещинах и щербинах. Все уже потемнело от времени. Над воротами было прикреплено изображение крылатого чудовища с мечом в когтистых лапах.

Пасть у него была разинута, как будто оно хотело схватить острыми зубами весь мир. Стены были такими толстыми, что казалось будто они идут по темному туннелю, где сгущаются все звуки. Так что шум и крики толпы буквально оглушили их. Затем они вышли на площадь и прошли к установленному в центре помосту. Помост был собран из толстых досок и бревен. Он возвышался над толпой. Часть отряда наемников встала на охрану, а остальные спешились и повели пленников вверх по ступенькам. Старк решил, что площадь – единственное открытое место в городе, и этот помост используется для публичных казней и прочих поучительных зрелищ.

На помосте были установлены столбы, отполированные до черноты от долгого употребления. Старк, Ярод и остальные были мгновенно привязаны к ним. Наемники встали по краям помоста лицом к толпе. Два Бендсмена в зеленом куда-то пошли, видимо, по поручению Мордаха. Сам он обратился к толпе, но многое из того, что он сказал, утонуло в криках, свисте, улюлюкании. Но, однако, в смысле его речи пленникам сомневаться не приходилось. Ирнан погряз в грехах и виновные будут платить за это.

Старк напрягся, но веревки впились в тело и не поддавались. Столб тоже был вбит на совесть. Тогда он полностью расслабился и стал смотреть на площадь, где он, очевидно, умрет.

– О чем ты думаешь, Темный Человек? – спросил Халк. Он был привязан слева от Старка, а Ярод – справа.

– Я думаю, – ответил Старк, – что мы скоро узнаем, права ли Геррит в своем пророчестве. – И он снова обругал Геррит, но уже про себя.

Толпа все росла. Народ шел и шел. Казалось, что площадь уже никого не вместит, но народ все прибывал на нее. Площадь была окружена домами, узкими и высокими, тесно примыкающими друг к другу. Крыши их заканчивались острыми шпилями, сверкающими на солнце. В окнах верхних этажей виднелись лица, жадно глядевшие вниз, на площадь. Некоторые забрались на крыши, облепили редкие деревья.

В толпе четко различались две несмешивающиеся между собой группы.

Первая группа жалась прямо к помосту и она же создавала весь шум. В нее входили фареры и прочее отребье Скэйта. За ними в полной тишине стоял народ Ирнана.

– На них можно надеяться? – спросил Старк.

Ярод попытался пожать плечами.

– Не все они с нами. Мы живем здесь очень долго и пустили глубокие корни. И Скэйт со всеми его недостатками все-таки наша родина. Некоторые считают идею об эмиграции чуть ли не святотатством. Они и пальцем не пошевелят, чтобы выручить нас. Да и на остальных я бы не делал ставку.

Мордах призвал толпу к терпению, но люди кричали и требовали крови.

Несколько женщин пробилось сквозь охрану и начало карабкаться вверх по ступенькам. На их головах были черные маски, закрывавшие лица. Остальные части их тела были полностью обнажены. Кожа их была темной, потрескавшейся, шершавой от долгого пребывания на солнце и ветру.

– Дай нам Темного Человека, Мордах, – кричали они. – Позволь нам взять его в горы и накормить его силой старое солнце.

Мордах поднял жезл, чтобы остановить их. Он говорил с ними очень мягко и ласково.

– Кто они? – спросил Старк.

– Они живут далеко в горах. Только иногда, когда они голодны, они спускаются вниз. Они поклоняются солнцу и любого мужчину, которого захватят, они приносят в жертву солнцу. Они верят, что только так они могут сохранить жизнь умирающему светилу.

– Посмотри-ка на этих жадных тварей. Они хотели бы взять нас всех, – засмеялся Халк.

Руки с длинными кривыми ногтями, извиваясь тянулись к ним.

– Они умрут, сестры, – сказал Мордах. – Они все накормят старое светило, а вы будете смотреть и петь гимн жизни.

Он ласково, но непреклонно теснил их и в конце концов они неохотно вернулись в толпу. Тут же Старк услышал барабанную дробь и крики, доносящиеся из одного из самых больших домов, находившихся на площади.

Двери дома распахнулись и появилась процессия, которую вели два Бендсмена, одетые в зеленое. Процессию окружили со всех сторон вездесущие фареры. В центре процессии шли десять или двенадцать мужчин и женщин, весьма красиво одетых, на их шеях висели тяжелые золотые цепи. Они шли очень странной походкой. Когда они приблизились, Старк увидел, что это не золотые цепи, а металлические, и они все вместе связаны этими цепями.

Глубокий вздох пронесся по площади, и Ярод сказал сквозь зубы:

– Наши вожди и старейшины.

Старк увидел какое-то движение в толпе и решил, что ирнанцы сейчас силой освободят своих вождей и начнется восстание. Но движение постепенно заглохло и толпа снова стояла неподвижно и молчаливо. Процессия подошла к ступеням и начала подниматься на помост под крики фареров и бродяг.

Старейшины поднялись на помост и остановились. Мордах указал на них своим жезлом. В его жесте был гнев и обвинение.

– Вы преступили закон, – крикнул он и его голос разнесся по всей площади. – Теперь вы должны заплатить за это.

Толпа закричала. Полетели комья земли, гнилые фрукты. Граждане Ирнана беспокойно заворочались. Они что-то бормотали, но не двигались.

– Они боятся, – сказал Ярод. – Бендсмены наводнили город фарерами.

Одно слово – и фареры разнесут весь город по камешку.

– Но ирнанцев больше.

– Наших последователей нет. И Бендсмены взяли заложников. – Он указал подбородком на женщин и мужчин, стоявших на коленях на помосте.

В воздухе появился какой-то запах. Горячий, едкий, пугающий запах толпы. Толпы возбужденной, голодной, жаждущей крови и смерти. То, что в Старке было от зверя, хорошо знало этот запах, это едкий, кислый запах крови. Веревка крепко держала его, столб стоял незыблемо. Рыжая звезда обжигала его своими медными лучами. Пот тек по лицу, по груди, между лопаток.

Кто-то закричал.

– Где Мудрая женщина?

Все подхватили этот крик и он стал биться, неоднократно отражаясь от стен домов, окружающих площадь.

– Где Мудрая женщина? Где Геррит?

Мордах успокоил всех.

– За ней уже послали. Она скоро будет.

– Ты и ее хочешь убить, как убил ее мать? – свирепо спросил Ярод.

Мордах только засмеялся и сказал:

– Жди.

Они ждали. Толпа становилась все более агрессивной. Некоторые, особенно буйные, уже стали грабить лавки, расшвыривая товар. А затем стали крушить и сами лавки, делая себе дубинки. Вино и наркотики раздавались всем желающим. Старк подумал, долго ли Мордах сможет сдерживать эту толпу.

Но вот от ворот раздались крики.

– Мудрая женщина Геррит едет!

Выжидательная тишина воцарилась на площади, как будто все одновременно затаили дыхание.

Появились солдаты, они силой расчищали путь. За ними ехала телега, обыкновенная фермерская телега, грязная и разболтанная, сзади нее тоже шли солдаты.

В телеге были два Бендсмена. Каждый из них одной рукой держался за брус телеги, а другой держал высокую женщину, которая стояла между ними.

Глава 8

Она была одета во все черное. Огромная вуаль покрывала ее с головы до пят. Лицо ее тоже было покрыто вуалью, но не такой густой. На ее голову была одета диадема старой слоновой кости.

– Платье и Корона Судьбы, – сказал Ярод.

Народ Ирнана одновременно выдохнул, тем самым выражая протест Бендсменам и их подручным.

Фареры и бродяги утонули в собственном крике.

Солдаты и повозка пересекли площадь и остановились у помоста. Женщина вышла и стала подниматься по ступеням. Сначала над помостом показалась диадема. Она выглядела очень старой и хрупкой. Ее орнамент был выполнен в виде маленьких ухмыляющихся черепов. Затем над помостом появилась волна черной материи, и Геррит – Мудрая женщина Ирнана, встала перед Мордахом.

По ее бокам встали два Бендсмена.

Из-под вуали – Старк не был уверен, но ему показалось, – Геррит смотрела мимо Мордаха, прямо на Старка.

Но говорила она с Мордахом и голос ее был чистым, мягким, звенящим, без всяких признаков страха.

– Ты плохо сработал. Мордах.

– Да? – сказал он. – Посмотрим. – Он отвернулся и стал через головы фареров говорить с народом Ирнана.

Его громовой голос разносился по всей площади:

– Эй вы, ирнанцы, смотрите и учитесь.

Он снова повернулся к Геррит и своим жезлом указал на Старка.

– Кого ты видишь здесь, дочь Геррит?

– Я вижу Темного Человека.

– Темного Человека из пророчества матери?

– Да.

Отлично, – подумал Старк. – Что еще она может сказать.

– Темного Человека, связанного и беспомощного, ждущего смерти? – Мордах рассмеялся. Он смеялся так, как будто его развлекала человеческая глупость, непонимание простейших вещей. – Он ничего не уничтожит. Ты признаешь это, женщина? Ты признаешь, что твоя мать солгала?

– Нет.

– Тогда ты не мудрее, чем твоя мать, и ты не можешь предсказывать судьбу. Вы слышите, ирнанцы?

Опять его слова разносились по площади. А туда, куда они не могли долететь, их доносили языка людей. Шепот пронесся над площадью, перекатываясь между стен, как морской прибой, достигая верхних этажей и даже крыш домов.

– Ваше пророчество фальшиво, ваша Мудрая женщина обманщица, ваш Темный Человек – шарлатан.

Одним быстрым движением он сорвал вуаль и корону с Геррит.

Удивление, изумление, шок, гнев, все это Старк услышал сквозь восхищенный рев фареров. Халк, Ярод и другие ирнанцы на платформе рванулись, чтобы убить Мордаха. Но веревки крепко держали их.

Только Геррит оставалась абсолютно спокойной, словно она ожидала этого. Да и как она могла быть другой, подумал Старк, если эта Мудрая женщина Ирнана под своей вуалью ничего не носит. Она была совершенно нагая, теплая бронза под лучами рыжего солнца. У нее были густые золотистые волосы, спадающие на плечи и спину. Тело ее было сильное, прямое и гордое. Его как будто не коснулись похотливые взгляды толпы.

Обнаженность считалась обычным делом на Скэйте и на нее мало кто обращал внимание, по здесь было совсем другое. Мордах обнажил не просто тело, он обнажил душу Геррит.

Он швырнул черную вуаль в толпу и жадные руки схватили ее и разодрали в клочья. Корону Мордах раздавил ногой и желтые обломки презрительно ткнул ногой.

– Вот твои платья и корона, – сказал он. – В Ирнане нет больше Мудрой женщины.

Она и этого ожидала. Ее глаза хранили холодный и мрачный блеск.

– И тебе больше не придется грабить Ирнан, Мордах, – она говорила так, как изрекают пророчество, и Старк содрогнулся от этой категоричности.

– Корона пришла, с нами из древнего Ирнана. Она прошла с нами через Великое Переселение и Века Восстановления. Теперь ты уничтожил ее и история Ирнана закончилась.

Мордах пожал плечами и коротко бросил:

– Свяжите ее!

Но прежде, чем солдаты успели приблизиться к ней, она подняла руки и крикнула своим необычно звонким голосом:

– Ирнан умер. Вы должны уйти и построить новый город в новом мире.

Затем она отдала себя в руки солдат и позволила им связать себя.

Мордах, ухмыльнувшись, произнес:

– Не уходите сразу, люди Ирнана, останьтесь ненадолго и посмотрите, как умрет Темный Человек.

Раскаты хохота прокатились по толпе.

– Да, останьтесь! – издевательски кричали фареры. – Не уходите от нас! Подождите хотя бы, пока прибудет корабль за вами!

Ярод, привязанный к столбу, запрокинул голову и испустил дикий хриплый вопль.

– Поднимайтесь, ирнанцы! Поднимайтесь и разорвите их! Где ваше мужество, вы, ирнанские мужчины!

Безумие посетило его. Безумие, которое рождает героев и убивает простых людей. Мордах поднял руку. Один из извандинцев приблизился к нему и после его кивка, коротким и безразличным ударом вонзил свое копье в грудь Ярода. Чистый и безжалостный удар, отметил про себя Старк, хотя он и думал, что Мордах предпочел бы что-нибудь более изощренное по жестокости.

Ярод умолк и беспомощно повис на ремнях.

– Обрежь ремни, – приказал Мордах. – Сбрось его в толпу.

Дикие женщины с гор начали петь леденящую кровь мелодию, воздев руки к солнцу.

В воздух полетела рыжая голова Ярода. Старк предпочел не смотреть, что случилось дальше, но не отключил слух и звуки рассказали ему обо всем.

Старк поднял глаза на стены Ирнана, на окна и крыши домов. Боковым зрением он увидел, что Геррит уже привязана к столбу, который только что освободился после Ярода.

Рядом с собой он услышал всхлипывание Халка.

Мордах и другие Бендсмены собрались в кучку и обсуждали дальнейшие действия. Многие ирнанцы начали расходиться. Они натягивали плащи на голову, как бы не в силах выносить происходящее, и исчезали в узких боковых улочках, отходящих от площади.

– Итак, они покидают нас, – сказала Геррит.

Старк взглянул на нее. Она смотрела на него. Ее глаза были цвета бронзы – очень честные глаза, но полные печали.

– Кажется, Мордах прав. Все пророчества Геррит рождены ее желаниями, а не истинным предвидением. Так что ты умрешь ни за что, и это очень печально. – Она покачала головой. Бронзовые волосы перекинулись через плечо и одна золотая прядь легла на грудь. Она рассматривала его, его рост и мышцы, структуру лицевых костей, форму носа, выражение глаз. Она была полна сожаления и сочувствия. – Печально. Мне очень жаль. Зачем ты пришел сюда?

– Искал Аштона.

Она казалась очень удивленной.

– Но…

– Но это же сказала и Геррит, не так ли? Так что может быть…

Она хотела заговорить, но он предупредил ее о молчании. Бендсмены все еще совещались. Солдаты вернулись на свои места, презрительно глядя на толпу, которая кричала, свистела, завывала по-звериному. Старк снова поднял глаза на окна.

Может ему кажется…

В окнах больше не было зрителей. Они были пусты, ставни были приоткрыты так, чтобы из комнат можно было видеть площадь, но чтобы сами комнаты при этом не просматривались бы. На крышах все еще был народ, но уже не так много. Между трубами и слуховыми окнами происходили подозрительные перемещения. Старк глубоко вздохнул и позволил себе обрести надежду.

Подошел Мордах и встал перед ним.

– Ну, – сказал он. – И как собирается умереть Темный Человек? Может быть, мне отдать его маленьким сестрам солнца? Или позволить моим фарерам поиграть с ним? А может, содрать с тебя кожу? – кончик его жезла пробежал по телу Старка. – Конечно, понемногу. И кому мы доверим содрать кожу с нашего Темного Человека? Извандинцам? Нет, это не их дело. – Он посмотрел на старейшин ирнанцев, согнувшихся под тяжестью цепей. – Это их дело. Они хотели оставить нас без людей, они впали в грех жадности и эгоизма. Темный Человек их символ. Пусть они и сдирают с него кожу!

Мордах снял кинжал с пояса и вложил его в руку седобородого. Тот взглянул на него со злобой и бросил кинжал.

Мордах рассмеялся:

– У тебя нет выбора. У тебя два пути: полоска его кожи или жизнь.

– Я готов умереть, – сказал седобородый.

– Как хочешь, – сказал Мордах. Он повернулся к ближайшему солдату.

Вдруг Старк увидел, как что-то просвистело, и увидел, как стрела вонзилась в грудь Мордаху. Оперение как будто выросло из его тела. Мордах издал какой-то хриплый звук, как будто хотел вскрикнуть. Он повернулся, посмотрел наверх и увидел, что все окна открыты и в них стоят люди с луками, он увидел как дождь стрел низвергнулся вниз. Потом он упал на колени и смотрел, как падают извандинцы и Бендсмены. Он повернулся к Старку и Мудрой женщине и впервые в нем проснулись сомнения в своей правоте. Он упал и глаза его закрылись.

Старк был рад, что Мордах унес с собой во мрак свои сомнения.

Седобородый в свое время был воином. Он коснулся тела Мордаха ногой и сказал с яростью:

– Теперь у нас появилась надежда.

На стенах и на крышах появились новые группы лучников. Теперь они стреляли в фареров. В их толпе послышались крики, шум, возникла паника.

Зрелище которое они ждали, внезапно перестало быть забавным.

Старк увидел, как отряд наемников входит в ворота. Но в то же время со всех улиц Ирнана на площадь начали сбегаться жители города, вооруженные чем попало. Среди них был один хорошо вооруженный отряд, дерущийся в строгом порядке. Этот отряд решительно пробивался к помосту. И они достигли его. Несколько человек остались охранять ступени, остальные свели вниз старейшин и освободили пленников. Старк и те из группы Ярода, что остались живы, забрали оружие мертвых извандинцев. Они спустились вниз и сомкнули ряды вокруг Геррит и старейшин. Они стали пробиваться с площади на улицы.

Некоторые фареры, обезумевшие от вина, наркотиков и фанатической ненависти, бросились на отряд, не обращая внимания на мечи. Ирнанцы с кличем: «Ярод! Ярод!» пробивали себе путь через площадь.

Они проникли в узкую боковую улочку, зажатую между старыми каменными стенами зданий, которые местами срослись наверху, так что улица превратилась в узкий туннель. Здесь было спокойно. Они шли так быстро насколькопозволяли идти старейшины, и вскоре вошли в какой-то дом. Пройдя через коридор, они очутились в большом холле, увешанном знаменами. Посреди стоял стол и ряд массивных стульев. Здесь уже были люди. Они сразу же подхватили старейшин и усадили их. Один из них закричал:

– Кузнец! Быстро сюда, сними с них эти цепи.

Кто-то набросил плащ на Геррит. Она стояла рядом со Старком. Девушка бросила на него лукавый взгляд и сказала:

– Теперь я верю, что вы тот самый человек.

Глава 9

Заговорил Халк. Глаза его были красными от гнева и слез, но рот улыбался во всю ширь.

– Вы не нужны им, Темный Человек! Ты идешь?

Геррит кивнула.

– Иди, если хочешь, Старк. Твое счастье не в Ирнане.

Старк подумал, знает ли она, куда ему нужно идти.

Он вышел на улицу вместе с Халком. Небольшие группы горожан охотились за фарерами, которые прятались от них как кролики в закоулках узких улочек города. Очевидно, ирнанцы твердо взяли власть в свои руки. На площади мужчины занимали новые позиции, с которых они могли обстреливать фареров, пытающихся вырваться из города и скрыться. Они кричали, толкали друг друга и тем самым затрудняли себе эту задачу. Старк не увидел ни одного извандинца. Он решил, что наемники после смерти того, кто им платил, убрались в свои казармы и предоставили горожанам самим решать свои дела.

Даже женщины с гор забились под помост, но не со страху, а чтобы избежать давки. Они распевали в экстазе свои гимны, занятые только одним – накормить своего бога – солнце. У рыжей звезды сегодня будет обильное пиршестве.

Здесь делать было уже нечего. За исключением небольших очагов сопротивления битва уже была выиграна. Она была выиграна уже первым залпом лучников.

Тело Мордаха все еще лежало на помосте. Этот маленький человек взял слишком круто. Даже те, о ком Ярод сказал, что они не шевельнут и пальцем ради их спасения, подняли обе руки, чтобы спасти своих старейшин и свою Мудрую женщину, чтобы смыть с себя весь позор, который обрушил на них Мордах.

Старк отпустил Халка, который рвался отомстить за смерть Ярода. Он оглядывался по сторонам, но не видел ничего интересного. Поэтому он поднял меч и пробился к помосту. Среди распростертых тел он нашел обломки слоновой кости на том месте, где Мордах раздавил корону. Целым оставался лишь один маленький череп, который ухмылялся, как будто ему понравился вкус крови, той крови которой он был обрызган. Старк подобрал его и опустился на ступени. Пронзительный вой горных женщин стоял у него в ушах.

Старк надеялся, что ему не придется встретиться с ними вновь… Затем он встал и пошел по городу. Он с трудом нашел обратный путь в зал Совета.

Здесь была страшная суета. Туда и обратно сновали посыльные, причем каждый из них ужасно спешил. Старк не обнаружил Геррит и потому спрятал череп в лохмотья своей туники. Он стоял, размышляя, что же ему делать дальше, как вдруг к нему подбежал человек.

– Джеран просит, чтобы ты шел со мной.

– Джеран?

Человек указал на седобородого.

– Глава нашего Совета, мне приказано, чтобы ты имел все, что тебе нужно.

Старк поблагодарил человека и пошел с ним по длинному коридору, затем по винтовой лестнице, по следующему коридору и затем они попали в небольшую комнату с узкими окнами выбитую в толще стены. В камине горел огонь. Здесь стояли: стол, кровать, шкаф, кресла. Все было добротно и на века. На полу был расстелен ковер из грубой шерсти. Вековая дверь вела в небольшую ванную комнату с каменной ванной, вырубленной прямо в полу.

Здесь их ждал слуга с горячей водой и грубыми мохнатыми полотенцами.

Мысленно Старк сердечно поблагодарил ирнанцев за заботу.

Через час, когда он был уже вымыт, побрит, переодет в чистую тунику и теперь приканчивал плотный ужин, снова появился тот же человек и сказал, что Джеран просит его прийти в комнату Совета.

Теперь, без цепей, Джеран казался высоким, прямым и величественным.

Он все еще излучал воинственную гордость.

– Теперь мы все не принадлежим себе, – сказал он. – Мы можем только идти туда, куда ведет нас наше предначертанье. А это может быть только такое место, где нам будет лучше, хотя мы можем его никогда и не достигнуть. И тем не менее, это должно быть сделано. Мы должны идти.

Он посмотрел на Старка долгим и твердым оценивающим взглядом. Все члены Совета тоже посмотрели на него и Старк знал, о чем они думают.

Почему инопланетянин? Почему именно он внезапно вырвал их из всей их истории, их обычаев, их законов? Куда он их поведет – к свободе, новой жизни или смерти и жестокому уничтожению?

У Старка не было ответа для них. Пророчество гласило только то, что ему суждено уничтожить Лордов Защитников. Но оно не говорило, что из этого получится.

– Ну, а теперь, Эрик Джон Старк, землянин, скажи нам, как ты попал на Скэйт, как ты попал в Ирнан и зачем?

Старк был уверен, что Джеран уже знает всю его историю, но он рассказал им и об Аштоне, и об Паксе, и о том как дело об эмиграции дошло до Министерства Планетных Дел.

– Ясно, – сказал Джеран. – Кажется, что нам придется поверить в Темного Человека и в пророчество, и идти по вашему пути в слепой надежде.

– А как дела в других городах-государствах? – спросил Старк. – Может быть, они в таком же положении, как и Ирнан? Может быть, они поднимутся на помощь вам?

– Не знаю. Конечно, мы сделаем все, чтобы убедить их. Но я вверен, что большинство из них будет выжидать и смотреть.

– Чего смотреть?

– Сбудется ли пророчество. – Джеран повернулся к своему помощнику. – Приведи сюда извандинца. – Человек вышел и Джеран сказал Старку. – Мы должны знать все и как можно скорее.

Они ждали. Стояла тревожная тишина, в которую изредка врывались доносившиеся с улицы радостные крики горожан. Члены Совета выглядели очень усталыми и измученными. Грандиозность того, что совершил сегодня Ирнан, тяжелым грузом легла на их плечи.

Вошла группа людей, окружавших высокого светловолосого воина. Старк заметил золотые украшения на его доспехах. Это, вероятно, был капитан наемников. Он четким шагом вошел в зал, где сидели члены Совета, и встал, бесстрастно глядя на Джерана.

Джеран холодно поздоровался с ним.

– Добрый день, Кадзимни.

Извандинец ответил:

– Мы уже виделись.

Джеран положил маленький тяжелый мешочек на стол.

– Это золото, которое мы должны вам.

– За наших убитых? У них семьи.

– За ваших убитых. – Он взвесил мешочек на ладони. – И еще столько же дополнительно.

– Если вы хотите заплатить нам, чтобы мы ушли из Ирнана, то оставьте это золото себе, – презрительно сказал извандинец. – У нас здесь больше нет дел.

Джеран покачал головой.

– Нет, не за это. Это плата за службу.

Светлая борода извандинца удивленно поползла вверх:

– О?

– Несколько наших людей собираются в пустыню. Небольшой отряд. Мы хотим, чтобы вы сопровождали их до Изванда.

Кадзимни не поинтересовался, зачем отряд ирнанцев собирается в пустыню. Это его не касалось.

– Хорошо, – сказал он, – позвольте нам похоронить наших товарищей и приготовиться к путешествию. Мы будем готовы на рассвете. – Он добавил. – С нашим оружием.

– С вашим оружием, – согласился Джеран. Он дал Кадзимни золото и сказал сопровождающим капитана ирнанцам:

– Вы слышали? Пусть они похоронят своих мертвых и дайте им все, что им нужно.

– Лучше бы удар меча, – пробормотал один из ирнанцев, но все же они достаточно почтительно пропустили капитана.

Старк спросил:

– А почему Изванд?

– Потому, что оттуда ближе всего к Цитадели. И этот путь вы пройдете под защитой. Дальше вы решите сами, но я вас предупреждаю, не недооценивайте опасностей.

– А где точно расположена Цитадель? Где Сердце Мира?

– Я могу только сказать, о чем говорят легенды. А как на самом деле, ты узнаешь сам.

– Бендсмены знают?

– Да, но ни одного из них не осталось в Ирнане. Все убиты. Так что помощи отсюда не будет.

– А где Геррит?

– Она вернулась в свое убежище.

– А там не опасно? Ведь в окрестностях бродят фареры.

– Она хорошо охраняется, – сказал Джеран. – Ты увидишь ее завтра утром. Теперь иди и отдохни. Ты прошел долгий путь, а дорога начинающаяся отсюда, будет еще длиннее.

Всю ночь сквозь сон Старк слышал голос города, который готовился к войне. Восстание началось хорошо. Но это было только началом. Казалось, что город получил приказ перевернуть всю планету вверх дном только для того, чтобы два инопланетянина могли бежать с нее. И этот приказ город готовился выполнить, потому что иначе было нельзя.

Старк подумал, что все это будущее, а смотреть вперед – забота Геррит, нужно оставить эту работу ей. Он уснул и поднялся, когда было еще темно. Одевшись, от терпеливо ждал, когда за ним придут.

Джеран был в зале Совета. Старк решил, что старик не ложился всю ночь. Здесь же были Халк, Брека и еще двое из отряда Ярода.

– Мне очень жаль, – сказал старец, – что Ирнан не может выделить вам побольше людей. Они будут нужны здесь.

– Мы можем полагаться на нашу быстроту и зоркость, – сказал Халк. – И к тому же нас ведет Темный Человек. Разве мы можем потерпеть неудачу?

Старк, который бы с удовольствием пошел один, промолчал. Вскоре принесли завтрак и горькое пиво. После завтрака Джеран поднялся и сказал:

– Пора. Я поеду с вами до пещеры Геррит.

В это раннее утро площадь была необычно пустынна и тиха. Некоторые трупы уже убрали, остальные были свалены в кучу и дожидались погрузки в телеги. Женщины с гор уже ушли. Часовые стояли на стенах и башнях, охраняя город.

Извандинцы, примерно шестьдесят человек, уже сидели на лошадях. Над ними стояло облако белого пара от дыхания лошадей и людей. Отряд уселся в седла и присоединился к наемникам. Кадзимни подъехал и приветствовал их коротким кивком.

Взошло солнце. Ворота со скрипом открылись и кавалькада двинулась в путь.

Дорога, еще вчера такая оживленная и шумная, была пустынная. Лишь кое-где валялись трупы. Видимо, некоторые фареры были недостаточно быстры.

Над полями вставал густой белый туман, пахло свежестью. Старк глубоко вдыхал утренний воздух.

Он заметил, что старик смотрит на него.

– Ты рад, что выехал из города? Тебе тесно в стенах?

Старк рассмеялся.

– Я и не знал, что это так заметно.

– Я не встречал землян. Они все такие как ты?

– Они при виде меня удивляются так же, как и ты. Может быть, даже сильнее.

Старк кивнул.

– Геррит говорила.

– Одинокий волк, человек без родины и планеты. Меня вырастили звери, Джеран. Вот почему я так похож на них. – Он поднял голову и взглянул на север. – Земляне убили их. Они убили бы и меня, если бы не Аштон.

Джеран посмотрел в лицо Старку, в его горячие глаза и вздрогнул.

Больше он не сказал ни слова, пока они не доехали до пещеры Мудрой женщины Ирнана.

Глава 10

В сторону свернули только Старк и Джеран. Кавалькада продолжала свой путь размеренным шагом, который позволял отряду преодолевать большие расстояния, не утомляя лошадей. Старк легко мог догнать своих спутников.

Он соскользнул с мягкого удобного седла на землю и пошел вслед за Джераном по узкой извилистой тропинке, ведущей в чащу леса. Наконец они подошли к холму. У входа в пещеру горел костер, возле которого сидели часовые. Они поспешно вскочили и отсалютовали, увидев Джерана. Мудрая женщина Ирнана была в этой пещере в полной безопасности.

Войдя в пещеру, Старк попал в небольшую прихожую, где вероятно, посетители ожидали приема у оракула. В дальнем конце комнаты виднелись темные пурпурные портьеры. Судя по их виду, они служили нескольким поколениям Геррит. На портьерах виднелись вышитые черными нитками символы.

Да, – подумал Старк, – нельзя сказать, что это приятное место. К тому же здесь холодно и пахнет сыростью. Как и везде, куда подолгу не проникает свет.

Высокая старуха раздвинула портьеры и пригласила их войти. Она была одета в длинное серое платье, лицо ее было совершенно неподвижно, как будто было сделано из одних костей. Она взглянула на него так, как будто взглядом хотела вырвать из него кусок плоти и посмотреть, что находится у него внутри.

– Моя прежняя госпожа умерла из-за тебя, – сказала она. – Хочу надеяться, что не зря.

– Я тоже, – заметил Старк. Он вошел следом за ней во внутреннюю комнату.

Здесь было немногим лучше. Серый камень был спрятан под коврами и накидками, горели свечи, пылал огонь в камине. Но все-таки это была пещера с Геррит, ее молодостью, красотой, золотом кожи и волос. Геррит была совсем не для этого места. Она была создана для солнечного света.

Геррит сидела в огромном кресле за громадным столом. Рядом с ней стоял широкий серебряный сосуд с чистой водой.

– Вода пророчества, – сказала она и покачала головой. – Она мне ничего не говорит. – Под глазами у нее были круги, лицо было совсем усталое, как будто она не спала всю ночь. – У меня никогда не будет дара моей матери. Я никогда не хотела этого, хотя мать говорила, что дар придет в свое время, хочу я этого или нет. Мои способности совсем маленькие и мои пророчества часто не сбываются… Лучше бы их совсем не было. Раньше я всегда пользовалась короной. Я вспоминала свою мать и других Геррит – это имя традиционно для нас, Старк, – и через корону спрашивала у них. Теперь короны нет, и как говорил Мордах, нет Мудрой женщины Ирнана.

Старк достал из кармана небольшой предмет, завернутый в тряпочку и протянул ей.

– Это все, что осталось.

Она развернула лоскут. Маленький желтый череп улыбнулся ей. Лицо ее прояснилось.

– Этого достаточно… – сказала она.

Геррит наклонилась над сосудом, держа череп между ладонями. Вода покрылась мелкой рябью, словно поднялся легкий ветерок. И затем все снова успокоилось.

Старк и Джеран молча ждали. Старку показалось, что вода стала красной и густой. В ней появились какие-то бесформенные тени, которые постепенно превратились во что-то странное с встопорщенными перьями на затылке.

Геррит с удивлением взглянула на него.

– Ты видел?

– Видел, но ничего не понял. – Вода снова стала прозрачной. – Кто это?

– Кто бы это не был, он стоит между тобой и цитаделью. – Она встала.

– Я должна идти с вами.

Джеран встрепенулся.

– Но, Геррит, ты не можешь сейчас покинуть Ирнан!

– Моя миссия в Ирнане закончена. Я знала это. Теперь вода пророчества показала мне, куда лежит мой путь.

– Показала ли она, где конец этого пути?

– Нет. Вы должны полагаться на собственные силы и собственное счастье, Джеран. – Она с симпатией улыбнулась старику. – У тебя всегда хватало и того, и другого. Возвращайся к своему народу и молись за нас, когда у тебя найдется свободная минута.

Она внезапно повернулась к Старку и сказала:

– О, не унывай, Темный Человек. Я не обременю вас сосудами, камнями и прочим. Только это, – она положила маленький череп в кармашек на поясе. – Я могу ездить верхом и стрелять не хуже других. – Она позвала старуху и исчезла вместе с ней за занавеской, пройдя в какую-то комнату.

Джеран взглянул на Старка. Говорить было нечего. Они кивнули друг другу, и Джеран вышел. Старк остался ждать. Он рассматривал воду в сосуде и про себя ругал Мудрых женщин. Чтобы не мелькало в сосуде, все равно он не поймет этого, пока не придет время.

Вскоре появилась Геррит одетая в тунику и дорожный плащ. Она и Старк вышли из пещеры и направились по тропинке. Старуха стояла у входа в пещеру и смотрела им вслед. Глаза ее были как острые стальные кинжалы. Старк порадовался, когда деревья заслонили ее. В конце тропы какой-то древний старик подвел лошадь для Геррит. К седлу был привязан мешок с провизией.

Они поблагодарили старика, попрощались с ним и поехали.

Они догнали отряд к полудню, когда рыжее солнце отбрасывало чахлые тени прямо под копыта лошадей. Халк сделал гримасу, увидев Геррит.

– Теперь все привидения с нами, – сказал он и рот его скривился так, что это следовало считать улыбкой. – По крайней мере, мы теперь видим, что мудрая женщина до такой степени уверена в пророчестве своей матери, что готова разделить с нами все опасности.

Они неуклонно продвигались к пустыне, следуя за Ночным Светильником.

Сначала дорога петляла между гор. На перевалах стояли разрушенные сторожевые башни, руины укрепленных поселков лепились к утесам, как осиные гнезда. Но в этих горах еще жили люди. Уже три дня их преследовала группа каких-то волосатых людей, которые передвигались по тропам параллельно дороге. Они были вооружены очень примитивным оружием и передвигались длинными прыжками, наклоняясь вперед.

– Это остатки диких людей, – сказала Геррит. – У них нет никаких законов, кроме закона слепого выживания. Они иногда забираются даже в Ирнан. Бендсмены ненавидят их, потому что дикие люди убивают и Бендсменов, и фареров с такой же готовностью, как и нас.

Извандинский эскорт был слишком силен, так что дикари не рисковали нападать на отряд. Ночью Старк слышал за линией костров какой-то шорох, и часовые извандинцы пускали стрелы в тени, мелькающие тут и там в кустах.

Они даже убили одного из них, и Старк с любопытством осмотрел его рано утром.

– И почему они так хотят напасть на нас? – поинтересовался он.

Халк оттолкнул его в сторону.

– Отойди, видишь, паразиты, которые жили на нем, разбегаются.

Они оставили тело незахороненным на каменистой земле.

Постепенно горы остались позади и сменились пологими холмами, поросшими скудной растительностью. А за ними до самого горизонта расстилалась равнина без единого деревца, вся в белых и серо-зеленых тенях, покрытая бесконечными мхами. На этой равнине гулял злой ледяной ветер, изредка переходивший в ураган. Старое солнце светило все слабее и слабее. И давало все меньше тепла. Ирнанцы без жалоб переносили этот холод, кутаясь в теплые плащи. Извандинцы же чувствовали себя отлично, это была их родина.

Старк часто ехал рядом с Кадзимни.

– Раньше, когда старое солнце было еще молодо и горячо, – начинал Кадзимни, и рассказывал одну из древних легенд, которых он знал великое множество. В них говорилось о теплом климате и богатстве этой земли. Тогда все мужчины были гигантами, а женщины – невообразимо прекрасными. У воинов было волшебное оружие убивающее на расстоянии, рыболовы плавали на лодках, способных летать. – Ну, а что теперь, ты видишь сам, – обычно заканчивал он. – Но мы выживем. Мы сильны, мы счастливы.

– Отлично, – сказал Старк после одного такого рассказа. – Я поздравляю тебя. А где находится Сердце Мира?

– На севере, – Кадзимни пожал плечами.

– И это все, что ты знаешь?

– Да, если оно существует.

– Ты говоришь так, как будто не веришь в Лордов Защитников.

Волчье лицо Кадзимни выразило аристократическое презрение.

– Они не нужны нам. Так что не имеет значения, верим мы в них или нет.

– И все же вы продаете свои шпаги Бендсменам.

– Золото есть золото. И у Бендсменов его больше, чем у кого-либо. Нам не нужно любить их или следовать их религии. Мы свободны. Некоторые из нас имеют дело с Бендсменами, остальные – нет. Некоторые торгуют между собой, некоторые вообще не торгуют, а живут грабежами. Есть и сумасшедшие. Но свободные. Здесь нет фареров, а если бы и были, мы бы сумели защитить себя. Бендсменам мало что может перепасть от нас. Так что они оставили нас в покое.

– Ясно, – сказал Старк и некоторое время ехал молча. – Но что-то живет в этом сердце Мира, – сказал он наконец. – Но не человек, и не совсем животное.

Кадзимни искоса посмотрел на него своими узкими желтыми глазами.

– Почему ты так думаешь?

– Должно быть, это ветер нашептал мне.

– А может, Мудрая женщина?

– Кто это, Кадзимни?

– Мы, живущие в пустыне, большие болтуны. Мы можем такого порассказать, ведь мы болтаем все зимние ночи подряд, а они такие длинные.

Когда наши глотки пересыхают от болтовни, мы смачиваем их крепким кзаном и снова говорим.

– Кто это?

– Я слышал рассказы кочевых племен и северных торговцев. Иногда они зимуют у нас в Изванде, и это очень интересные зимы. – Он помолчал. – Я слышал рассказы о Северных псах.

Старк повторил про себя: «Северные Псы».

– Я не могу сказать тебе, где правда, а где вымысел. Люди часто врут просто так. Они говорят так как будто все случилось с ними, а не с теми, кого они никогда не видели, да и слышали о нем уже из шестых рук. Северные псы это что-то вроде демонов. Они вырастают из снежного тумана и творят жуткие вещи. Говорят, что Лорды Защитники сотворили их много лет назад, чтобы они охраняли их Цитадель. Говорят, что они все еще охраняют ее и горе тому, кто вторгнется в их владения.

Волосы зашевелились на голове Старка. Он вдруг вспомнил странные видения, которые он видел в воде пророчества.

– Мне кажется, что ты веришь в этих Псов, Кадзимни. – Затем он сменил тему беседы:

– А твой народ доволен своей жизнью в пустыне только потому, что свободен?

– А разве этого мало? – Кадзимни презрительно показал в сторону ирнанцев. – Если бы мы жили так же как и они, то мы тоже были бы рабами, как и они.

Старк мог это понять.

Вы должно быть знаете, что послужило причиной этого восстания в Ирнане?

– Да. Хорошее восстание. Когда мы отдохнем и побудем со своими семьями, мы вернемся на границу. Там, вероятно, понадобятся хорошие воины.

– Хорошо, а что вы думаете насчет эмиграции?

– В другой мир? – Кадзимни покачал головой. – Наша земля вырастила нас. Если мы будем в другом месте, мы будем другими. Нет. Старое солнце еще посветит нам. Да и жизнь в пустыне не так уж плоха. Вы увидите, когда мы приедем в Изванд.

Дорога петляла и кружила между замерзшими озерами. На дороге встречались путешественники, хотя и не в таком количестве, как раньше.

Здесь были совсем другие люди, более угрюмые, чем большинство путешествующих по южным дорогам. Это был оживленный торговый путь. В одну сторону двигались погонщики стад на рынки Изванда и Комри, торговцы с повозками, набитыми зерном и шерстью, караваны груженные тканями из южных городов. На юг шли караваны с мехами, солью и сушенной рыбой. Все торговцы ехали группами хорошо вооруженные, готовые постоять за себя. Вдоль дороги встречались таверны и гостиницы, но Кадзимни избегал их, предпочитая останавливаться прямо в пустыне. Хозяев гостиниц он называл ворами и грабителями и уверял, что там очень грязно.

Отряд двигался очень быстро, обгоняя всех на дороге, и Старку казалось, что они стоят на месте, так как ландшафт совершенно не изменялся.

Геррит чувствовала нетерпение.

– Я разделяю твои чувства, – сказала она. – Только ты спешишь ради одного человека, а я ради целого народа. И тем не менее, все должно идти своим порядком.

– Твой дар предвидения сказал тебе об этом?

Она засмеялась. Была ночь. Звезды изредка выглядывали из густых облаков. Старку очень нравились эти звезды. Где-то вдали прокатилась по небосклону звезда и, ярко вспыхнув, погасла, озарит при этом лицо Геррит.

– Что-то говорит мне, что все идет своим чередом и конец предопределен. Нам нужно только дойти до него.

Старк хмыкнул. Такая точка зрения была для него в новинку. Лошади сбились в кучу хвостами к ветру. Мошкара донимала их и они недовольно фыркали, мотая хвостами. Извандинцы весело болтали, сидя у своих костров.

Ирнанцы, закутавшись в плащи, молча страдали.

– Почему ты так любишь своего Аштона?

– Ты же знаешь, что он спас мне жизнь.

– И ты прилетел сюда, рискуя потерять жизнь, которую он спас, в этом мире, которого ты никогда не видел? Причем ты даже не знаешь, жив ли он или мертв. Этого мало, Старк. Расскажи мне…

– Что рассказать?

– Кто ты. Что ты. Даже обладающий меньшими способностями, чем я, может почувствовать, что ты совсем другой. Внутри, я имею в виду. Там какая-то бездонная глубина, которой я не могу коснуться. Расскажи мне о себе и об Аштоне.

И он рассказал ей. О своем детстве на жестокой планете, находящейся рядом с солнцем, где жара убивает днем, а мороз ночью, где небо раскалывается громом и сыплет молниями, где камни извергаются из земли и земля трясется, а горы рушатся.

– Я там родился. Мы жили в шахтерской колонии. Сильное землетрясение убило всех, кроме меня. Я бы тоже умер, но наш народ подобрал меня. Они были аборигенами этой планеты. Они еще не стали людьми. Они были покрыты шерстью. Они мало говорили – только несколько слов. Крики на охоте, предупреждения, крики чтобы позвать друг друга. Они делили со мной все, что имели.

Жара, холод и голод. Этого у них было в изобилии. Но их волосатые тела грели мое обнаженное тельце морозными ночами, а их грубые руки кормили меня. Они научили его великой любви и терпению, они научили его охотиться на ящеров, научили его стрелять, научили его жить. Он помнил их лица – с низкими лбами, сморщенные, с выступающими вперед челюстями. Для него они были прекрасными, прекрасными и мудрыми. Его народ. Его народ навсегда, его единственный народ. И все же они называли его И Хан, Человек без Племени.

Вскоре появилось много землян, – продолжал Старк. – Им нужны были вода и пища, благодаря которым жил мой народ. И земляне убили всех, ведь это были всего лишь звери. Меня посадили в клетку, как любопытный экземпляр. Они совали палки между прутьями решетки, чтобы посмотреть, как я огрызаюсь и рычу на них. Они бы убили и меня тоже, когда бы я надоел им.

Но появился Аштон.

Аштон был представителем администрации, вооруженный всеми законами.

Старк криво усмехнулся.

– Для меня он был всего лишь еще одним плосколицым врагом, которого нужно было ненавидеть и стараться убить. Я ведь потерял к тому времени все человеческое. А люди, которые мне встретились не сделали ничего, за что бы я полюбил их. Аштон взял меня. Нельзя сказать что со мной было очень приятно иметь дело, но Аштон имел горы терпения. Он приручал меня. Он учил меня хорошим манерам, он учил меня изъясняться словами, он учил меня тому, что есть люди плохие, но есть и хорошие, и таких большинство. Да, он дал мне больше, чем я получил за всю свою предыдущую жизнь.

– Теперь я поняла, – сказала Геррит. И он понял, что она действительно все поняла. Она поправила огонь в костре и вздохнула. – Жаль, что я не могу сказать, жив твой друг или нет.

– Мы это скоро узнаем, – сказал Старк. Он лег на холодную землю, вытянулся и уснул. И ему приснился сон.

Он пробирался по горам за старым вождем и очень злился, что его ноги плохо приспособлены для ходьбы по острым камням. Солнце нещадно жгло его голую спину, камни обжигали ноги.

Старый вождь, ни слова не говоря, спрятался в расщелину скалы, сделав повелительный жест. Мальчик И Хан притулился возле него. Старик протянул вперед свою метательную дубинку. Высоко над ними на уступе, спрятавшись от солнца, спал ящер. Его огромные челюсти были широко раздвинуты, из угла рта стекала слюна.

С бесконечной осторожностью, стараясь не производить ни малейшего шума, мальчик стал пробираться вслед за вождем.

Старку не понравился этот сон. Ему стало очень грустно даже во сне, поэтому он моментально проснулся чтобы уйти от этих воспоминаний. Он долго сидел у затихающего костра, прислушиваясь к звучанию ночи. Затем он снова уснул и на этот раз без сновидений.

На следующий день в полдень они увидели крыши домов города, стоящего на берегу моря, по его улицам ходили люди. С гордостью и любовью Кадзимни сказал:

– Это Изванд.

Глава 11

Это был сильный город, выстроенный из мощных бревен, которые привозили из горных районов. Все дома были с плоскими крышами, чтобы с них можно было сбрасывать снег.

Изванд был торговым центром этой части Внутренней Пустыни, так что к нему и от него непрерывно двигались торговые караваны. Движение по узкой улице не прекращалось ни днем, ни ночью, и теперь с наступлением зимы грязь на улице застыла в какой-то костоломный хаос.

– Летом, – сказал Кадзимни, – большинство извандинцев ловит рыбу, и как только гавань освободится ото льда, рыболовные суда выйдут из-под навесов. Неплохая жизнь, – сказал он. – Совсем неплохая. Много пищи и воды. Почему бы тебе не остаться с нами, Старк?

Старк покачал головой. Кадзимни пожал плечами:

– Ну, хорошо, сейчас как раз время, когда торговцы идут на север. Я попробую что-нибудь организовать. Я знаю одну хорошую таверну.

Таверну украшала старая потрескавшаяся от времени вывеска, на которой была изображена какая-то невероятная рыба с рогами. При таверне имелись стойла для животных и комнаты для людей. Комнаты были маленькие и холодные, спать здесь нужно было по двое в одной постели. И здесь не было ни мыла, ни воды. В общей комнате было тепло и стоял запах пота и неаппетитный аромат рыбного супа. Но было приятно наконец-то согреться, поесть горячей пищи и выпить кхама, этого сладкого белого огня. Старк с наслаждением придавался этим невинным радостям.

Когда он увидел, что все поели, он поднялся. Халк спросил:

– Куда ты теперь?

– Я хочу посмотреть город.

– Может быть, вам лучше подумать, что делать дальше? – Он был уже немного пьян, видимо перебрал кхама.

– Чтобы решить, надо узнать побольше, – наставительно сказал Старк. – И в любом случае мы должны запастись едой и теплой одеждой.

Не проявляя особенного энтузиазма, ирнанцы поднялись, завернулись в плащи и вышли вслед за ним на мороз.

Халк, Брека, Геррит, братья Атрил и Бейк… Эти два брата были из тех, кого критиковал Ярод. Но Старк не мог выбирать людей. Они были нужны в самом Ирнане. Их было всего лишь шестеро против грозного севера. И не в первый раз Старк про себя обдумывал возможность ускользнуть от них и отправиться в путь одному. Он был очень удивлен, когда Геррит сказала ему:

– Нет, во всяком случае, я должна идти с тобой. Насчет остальных я не знаю. Но если ты пойдешь без меня, ты погибнешь.

– Это все твои способности? – спросил Старк, и она кивнула.

– Да, это у меня получается хорошо. Рынок был накрыт крышей для защиты от снега. Все входные двери были закрыты, так как дул сильный холодный ветер. Везде горели дымные лампы и очаги. Среди своих товаров сидели торговцы, и Старк заметил, что среди них мало извандинцев.

Очевидно, суровые светловолосые воины презирали это занятие.

Рынок был полон народу. Ирнанцы бродили в толпе, покупая меха, сапоги, мешки, которые набивали провизией. Вскоре Старк нашел то, что искал – улицу, где продавали карты.

Это была узкая улица, по обеим сторонам которой располагались лавчонки. Продавцы сидели за столами среди многочисленных шкафов, в которых теснились свернутые в трубки листы пергамента. Старк проходил из лавки в лавку и наконец вернулся к своим людям. В руках он держал охапку карт.

Они вернулись в таверну. Старк отыскал сравнительно спокойный стол в углу и разложил на нем свои приобретения.

Карты предназначались для купцов и в основном они хорошо согласовывались между собой. На них были отмечены дороги, таверны, придорожные гостиницы. Все дороги сходились к большим городам, наподобие Изванда, как бы стянутые незримым узлом. Кое-где на картах были обозначены старые заброшенные дороги, ведущие в ныне уже несуществующие города, которые были отмечены зловещим знаком – черепом. Но и неточностей было много. На одних картах было обозначено место, называемое Сердцем Мира, и путь к нему лежал через различного рода препятствия. Но эти препятствия на всех картах отличались друг от друга по месту расположения. На других картах Сердца Мира не было вообще. Только огромная область с интригующим и устрашающим названием – Демоны.

– Значит, где-то здесь, – сказал Старк, положив руку на эту пустынную область. – Мы поедем на север и раньше или позже мы найдем кого-нибудь, кто скажет нам, где находится Сердце Мира.

– Значит, от карт мало прока, – сказал Халк.

– Вы невнимательно смотрели, – сказала Геррит, – все они показывают одно, а именно – нам нужно ехать по этой дороге, насколько это будет возможно. – Она провела пальцем по карте. – Здесь мы блокированы морем, а с этой стороны цепью гор. А вот тут низина – озера и болота.

– Сейчас все замерзло, – сказал Халк.

– И тем не менее непроходимые. Все звери или вымерли или ушли оттуда, так что через неделю путешествия мы будем падать с ног от голода.

– И кроме того, – сказал Бейк, который всегда говорил от имени братьев, – есть еще вопрос времени. Ирнан уже наверное в осаде. Если мы пойдем другим путем, то это может затянуться надолго.

Халк окинул взглядом стол:

– Вы все согласны? – Все были согласны. Халк налил себе стакан кхама.

– Отлично. Идем по дороге и как можно скорее.

– Есть еще одно, – сказал Старк. – Идти одним или с караваном? В компании с купцами будет безопаснее…

– Если ты сможешь договориться с купцами…

– …и мы будем ограничены в скорости.

– Мы сами обеспечим свою безопасность, – сказал Халк.

– Ну что ж, я согласен, – сказал Старк. – По дороге и одни. – Все выразили одобрение. Старк снова склонился над картой. – Мне бы хотелось знать, где дороги Бендсменов.

– На этих картах их нет, – сказала Геррит. – Они едут из Скэйта на восток через пустыню. Там, вероятно, у них есть посты и подменные лошади и все остальное, чтобы они могли быстро передвигаться.

– И наверняка охрана, чтобы быть уверенными, что за ними никто не следует. – Старк начал сворачивать карты. – Мы выезжаем в четвертом часу.

Сейчас нам лучше лечь поспать.

– Нет, сейчас не удастся, – сказала Брека и кивком указала на дверь.

В таверну вошел Кадзимни в сопровождении стройного смуглого человека в меховом плаще. У этого человека были повадки голодного волка, вышедшего на охоту. Кадзимни увидел их и они оба направились к их столику.

– Буду говорить я, – тихо сказал Старк. – Никаких комментариев, чтобы я не сказал.

Кадзимни радостно приветствовал их:

– Привет, друзья мои! – сказал он. – Я привел человека, с которым вам было полезно встретиться… – Он представил своего компаньона. – Амнир из Комри.

Человек в меховом плаще поклонился. Его глаза, сверкающие, как темные бериллы, перебегали с одного лица на другое. Он улыбнулся одними губами.

– Амнир ездит торговать далеко на север. Он думает, что может быть вам полезен.

Старк пригласил их сесть и представил своих людей. Купец заказал для всех кхама.

– Кадзимни сказал мне, что вы собираетесь ехать на север, – сказал он, когда принесли кружки и все сделали по первому традиционному глотку.

Он бросил взгляд на кипу пергаментов на столе. – Я вижу, вы накупили карт.

– Да.

– Это не правильно, мы понимаем, – сказал Старк, – но нам нужно ехать срочно.

– Нужно торопиться медленно, – изрек Амнир. – В пустыне есть разбойники. Вас шестеро, и все вы хорошие воины, по это ничто по сравнению с тем, что может встретиться вам на пути.

– Кто может напасть на нас? – спросил Старк. – У нас нет ничего ценного, из-за чего нас стоило бы грабить.

– Зато есть вы, – сказал Амнир. – Ваши тела. Ваша сила. – Он поклонился дамам. – Ваша красота. И мужчины, и женщины продаются в пустыне. И это ценный товар.

– Тот, кто попытается сотворить с нами эту шутку, найдет сделку невыгодной, – сказал Халк.

– Разумеется, по к чему рисковать? Если вас возьмут в плен или убьют во время сопротивления, то кто исполнит вашу миссию?

Он наклонился над столом. На его лице была написана искренность. Он как будто светился искренностью и доброжелательностью.

– Я езжу торговать далеко на север, гораздо дальше, чем кто-либо. И не потому, что я мужественнее других, мужество есть у многих, но потому, что провидение помогает мне, а этим могут похвастаться очень немногие. Я пускаюсь в путь с пятьюдесятью вооруженными людьми. Почему бы вам не присоединиться ко мне?

Старк нахмурился, как будто обдумывал предложение. Халк хотел что-то сказать, но Брека бросила на него предостерегающий взгляд.

– Все, что он говорит, правда, – сказал Кадзимни. – Клянусь старым солнцем.

– Но время, – сказал Старк. – Одни мы будем двигаться гораздо быстрее.

– Да, но только первое время, – согласился Амнир. – А затем… – Он провел по своей шее ребром ладони и этот жест был красноречивее слов. – К тому же я не возьму с вас много.

– Когда вы выходите?

– Утром на рассвете.

Опять Старк сделал вид, что задумался.

– А сколько вы хотите за это?

– Ничего. Пища и лошади ваши, конечно, но если на нас нападут, то вы будете драться. Это все.

– Разве может быть честнее? – спросил Кадзимни.

– А кроме того, если вам покажется, что мы двигаемся чересчур медленно, вы всегда сможете ехать дальше одни.

Старк посмотрел на Геррит.

– Что скажет Мудрая женщина?

– Мы будем делать то, что считает нужным Темный Человек.

– Хорошо, – сказал Старк. – Если мы действительно можем идти самостоятельно, как только решим, что…

– Конечно, конечно!

– Тогда я считаю, что нам нужно выступить вместе с Ампиром на рассвете.

Они ударили по рукам и выпили по стакану кхама, затем обсудили подробности, и Кадзимни с Ампиром ушли. Старк собрал карты и позвал своих людей наверх. Они собрались все вместе в одной из комнат.

– Что скажет Мудрая женщина? – спросил Старк.

– Этот Амнир из Комри ничего хорошего нам не принесет.

– Не нужно быть мудрецом, чтобы увидеть это, – саркастически заметил Халк. – От него за версту несет предательством. И все же Темный Человек согласился идти с ним.

– Темный Человек, готов солгать, когда в этом есть нужда. – Старк обвел всех взглядом. – Мы не будем ждать четырех часов утра. Как только в таверне все успокоится, мы выезжаем. Поспать можно и в седлах.

В полночь, сияющую звездами, они выехали из Изванда. Холодная лента дороги тянулась на север в темные страны. Они двинулись по ней. Халк был полон желания ехать как можно быстрее, и Старк не желал с ним спорить. Он тоже хотел оставить Амнира далеко позади.

Чем дальше двигались они к северу, тем выше поднималась закованная в лед равнина. С возвышенностей Старк мог смотреть, не гонится ли за ними кто-нибудь. Он вдыхал ветер, слушал тишину и воспринимал все тайны безмолвной страны, окружавшей его.

Это была недобрая страна. То, что в Старке осталось от зверя, ощущало зло, окружавшее их со всех сторон. Это чувство требовало, чтобы они повернули назад и, поджав хвосты, бросились в Изванд, в сутолоку и толчею, под защиту городских стен. Разум человека в Старке соглашался с этим, но тем не менее Старк и его отряд шли вперед.

Звезды скрылись в густых облаках. Повалил густой снег. Старку очень не нравилось то, что видимость сильно ухудшилась. Бог знает что может обрушиться на них под покровом этих снегов и туч. Отряд двигался вперед медленно и осторожно. Люди старались держаться поближе друг к другу.

Наконец они приблизились к таверне, расположенной на перекрестке дорог. Крыша таверны напоминала шляпу колдуна с одним желтым, похожим на щель, глазом. Старк хотел остановиться здесь, но затем переменил решение.

Они сошли с дороги и обогнули таверну, стараясь не производить никакого шума. Они даже завязали морды лошадей, чтобы те не ржали.

День наступал очень медленно и когда, наконец, взошло солнце, оно казалось всего лишь туманным пятном, ели проглядывающим через непрерывно падающие с неба хлопья снега.

И при этом туманно-золотистом свете они подъехали к мосту…

Глава 12

Мост, ущелье, через которое он был перекинут, деревня, которая была создана только для того, чтобы управлять движением через мост, были четко обозначены на всех картах. Удобного обходного пути, очевидно, не было и, наверное, лучше и проще было заплатить пошлину за проезд, чем петлять в поисках объезда, не будучи уверенным, что он существует. Старк поправил меч в ножнах и достал из кожаного мешочка висевшего на груди несколько монет. Все остальные тоже приготовили свое оружие.

В строгом порядке они и их небольшой караван вьючных животных подъехали к дому сборщика пошлины, построенному у самого южного края моста. Такое же здание имелось и на противоположном, северном конце моста.

Каждый дом имел механизм, поднимавший и опускавший мост, так что никто не мог проехать через мост силой, не уплатив пошлины. Можно было проскочить одни ворота, но вторые при этом оказывались запертыми, так как они никогда не открывались одновременно. Вид с моста был не из приятных: на глубине несколько сот футов торчали острые камни, слегка припорошенные снегом, и в ледяных оковах бесновалась бурная горная речка, которая так и не смирилась под натиском жестоких Морозов. Деревня была построена на южном берегу у подножия каменных утесов. Она была сильно укреплена. Старк решил, что несмотря на все неудобства расположения, деревня неплохо существует благодаря этому мосту, и что целые поколения купцов поддерживают ее благосостояние.

Из дома вышли три человека. Низенькие, толстые, широко улыбающиеся.

Носы их двигались так, как будто они что-то вынюхивали.

– Сколько? – спросил Старк.

– А сколько вас? – маленькие глазки пытливо осматривали их и их небольшой караван. – Сколько лошадей? Сколько повозок? Мост очень плох.

Нужно менять доски, а это тяжелая работа, да и лес нынче дорог.

– Повозок нет, – ответил Старк. – Двенадцать лошадей. Да вы и сами все видите.

Три лица выразили недоверие.

– Шесть человек, и вы путешествуете одни?

Старк повторил:

– Сколько?

– Хм… – сказал один из толстяков, очевидно главный, внезапно оживившись. – Маленький отряд – маленькая цена. – Он назвал цену.

Старк наклонился и отсчитал монеты в протянутую ладонь. Цена действительно была невелика. Три человека исчезли в доме. Они, как видно, дали сигнал на ту сторону, и обе секции моста со скрипом опустились, чтобы пропустить путешественников.

Старк и его отряд въехали на мост.

Система сигнализации, вероятно, была очень эффективной, так как не успели они доехать до середины моста, как северная его часть поднялась и перед ними разверзлась ледяная пропасть.

– Ну что ж, придется сражаться, – сказал Старк.

Они повернули назад, намереваясь пробиться обратно, но тут на них обрушился дождь стрел, которые вылетали из дома и вонзались в доски моста перед ними.

– Стойте на месте! – крикнули им. – Кладите на мост свое оружие!

Целая толпа вооруженных людей, закутанных в меха, высыпала из деревни. Старк посмотрел на узкие щели в стенах дома, из которых торчали острия стрел, готовых пуститься в свой смертоносный полет, и сказал:

– Кажется, мы в ловушке. Поживем немного, или умрем сейчас?

– Поживем, – сказала Геррит.

Они сложили оружие на доски и отошли в сторону. Жители деревни вкатились на мост и окружили их. Затем они начали стаскивать их с седел, толкать и сгонять в кучу. Из дома вышли хранители моста.

– Всего шестеро и едут одни! – сказал главный из них и воздел руки к небу, посылавшему слабые лучи на землю, покрытую снегом и льдом. – О, солнце, благодарим тебя, что ты послало нам таких ослов! – Он повернул и стал ощупывать Старка, ища его кошелек.

Старк едва сдержался, подавив сильнейшее желание вцепиться зубами в горло этого человека. Халк, которого обыскивали также, как и Старка, вырвал руки и начал сопротивляться, но тут же получил удар дубинкой по голове и потерял сознание.

– Только не искалечьте его, – сказал хранитель моста. – Эти мускулы ценятся на вес золота. – Он нашел кошелек и оборвал шнур, на котором тот висел. Затем он полез грязными пальцами под одежды Старка и ощупал его грудь. – О, этот тоже силен. Все четверо сильные здоровые мужчины. Хорошо, хорошо. А женщины… – Он плотоядно кашлянул, приближаясь к ним на своих коротеньких толстых ножках. – Может, мы пока оставим их у себя, а? Пока они нам не надоедят? Посмотрите на них, ребята. Как вам нравятся эти длинные ножки…

– Кажется, я была права, – сказала Геррит, – когда говорила, что не умею предугадывать. Лучше было бы умереть.

– Тихо, – сказал Старк. – Слушай.

Но было трудно услышать что-нибудь сквозь дикий шум, который создавали возбужденные жители долины, и к тому же ее слух не был таким чутким. Но вскоре уже все услышали стук копыт по мерзлой дороге, звяканье доспехов и оружия. В густом снегопаде показались всадники. Они неслись во весь опор, как ветер, и их пики и мечи были остры и готовы к бою, а во главе их скакал Амнир из Комри.

Жители деревни повернулись и пустились в бегство.

– Э, нет, – сказал Амнир. И всадники погнали жителей обратно, тыча остриями пик так, что те подпрыгивали и визжали от боли. Хранитель моста стоял ошарашенный, все еще держа в руках кошелек Старка.

– Ты нарушил соглашение, – сказал Амнир. – Соглашение, согласно которому человек, который уплатил вам за проезд по мосту, едет спокойно дальше и вы не чините ему никаких препятствий.

– Но, – заговорил хранитель моста, – шесть человек и больше никого – это большой соблазн. Могли ли мы пренебречь таким даром старого солнца?

Ведь оно так редко посылает нам подарки.

Пронзительные глаза Амнира были устремлены на него. Он коснулся острием копья горла этого человека.

– То, что ты держишь в руках, принадлежит тебе?

Человек покачал головой и выпустил кошелек из рук. Тот с глухим звуком упал к его ногам.

– Так что мне делать с вами? – спросил Амнир. – С тобой и со всеми остальными?

– Господин, – взмолился хранитель, – я бедный человек, моя спина болит от тяжелой работы по ремонту моста. Мои дети голодают.

– Твои дети, – сказал Амнир, – жирны, как свиньи, и так же грязны. А что касается твоей спины, то она достаточно крепка, чтобы ты мог заниматься грабежом.

Хранитель моста протянул к нему в мольбе руки:

– Господин, я беден. Я увидел возможность получить деньги и я воспользовался ею. Любой поступил бы так же.

– Да, – сказал Амнир. – Это правда, или почти правда.

– Ты можешь, конечно, убить нас, но кто будет делать нашу работу?

Подумай, сколько времени ты будешь терять. Подумай о прибыли, которую ты за это время потеряешь. – Он содрогнулся. – Подумай о небесах. Может быть, даже ты, господин, думаешь о том, что ждет нас там.

– О, ты даже угрожаешь мне, – сказал Амнир и слегка надавил на копье.

Хранитель безнадежно вздохнул. Две слезы выкатились из его глаз и покатились по щекам.

– Господин, я в твоих руках, – сказал он и весь сжался.

– Хм… Если я тебя помилую, ты будешь в следующий раз выполнять соглашение?

– Непременно.

– Да, до тех пор, пока не сочтешь, что можешь безнаказанно нарушать его. – Он повернулся в седле и крикнул:

– Эй, вы, грязнули, прочь в свои норы!

Жители деревни моментально разбежались. Хранитель моста, плача, пытался поцеловать колено Амнира.

– Для тебя, господин, всегда будет проезд без пошлины.

– Я тронут, – сказал Амнир. – Но умоляю, убери отсюда свою грязную руку. – Хранитель, кланяясь, попятился к своему дому.

Ампир спешился и подошел к Старку и его отряду. Халк весь в крови и кипящий яростью, с трудом поднялся на ноги.

– Я вас предупреждал, – сказал Амнир. – Разве нет?

– Предупреждали, – Старк посмотрел на всадников Ампира, которые уже выстроились полукругом, направив пики на безоружных ирнанцев и прижимая их к краю моста, обрывавшемуся в пропасть. – Вам пришлось быстро скакать, чтобы догнать нас.

– Очень быстро. Вы должны были подождать нас, Старк. Вам следовало ехать вместе со мной. В чем дело? Вы мне не доверяете?

– Нет, – сказал Старк.

– И правильно делаете, – сказал Амнир и усмехнулся. Он повернулся к своим людям, – взять их.

Глава 13

Звезды лишь изредка показывали свои прекрасные лики с небес. Основное место на небе занимал Ночной Светильник, горящий зеленым пламенем, как изумруд. Короткие дни в этих темных землях были лишь немного светлее, чем ночи. Дряхлое солнце только окрашивало небеса. У него не хватало сил чтобы осветить землю. Вокруг отряда, насколько хватало глаз, тянулась обширная равнина, покрытая белым снегом. Лишь изредка взгляд останавливался на каких-то давно покинутых развалинах, да на горизонте виднелась цепь гор, окрашенная рыжим светом в цвет красной охры. По этому белому безмолвию со скрипом и треском передвигались большие повозки. Их было шестнадцать, брезент покрывший их, оглушительно хлопал при порывах ветра. Караван начинал движение задолго до восхода солнца и устраивался на ночлег спустя много времени после его захода. И, когда они останавливались, повозки выстраивались кругом, образуя укрепление, внутри которого находились люди и лошади.

Старк и ирнанцы ехали на своих лошадях и питались тем, что взяли с собой в дорогу из Изванда. Амнир был доволен, что перевозка пленных ему ничего не стоит. Каждого сопровождал вооруженный всадник. У пленников были связаны руки и ноги. Причем узлы были сделаны очень искусно – они не мешали кровообращению и можно было не бояться, что конечности отмерзнут во время пути.

Хоть это и было плохо, но все же лучше, чем в первые дни путешествия, когда Амнир упрятал пленников в повозки, подальше от любопытных глаз. По дороге им встречались вооруженные караваны купцов. Амнир останавливался для торговли в двух или трех местах, где странствующие торговцы продавали свои товары. Эти места представляли собой блокгаузы, окруженные примитивными сараями, где путешественники могли укрыться от снега и ветра.

Казалось, что у него среди торговцев нет друзей. Его люди старались не общаться с людьми из других караванов и все время были настороже.

В одном из таких мест и произошло столкновение с одним из торговцев из какого-то дикого племени. Эти люди на своем варварском диалекте ругали Амнира и швыряли в него и его людей камни и осколки льда. Люди Амнира стояли наготове, но нападения не последовало и дикари постепенно разошлись после того как в ругательствах удовлетворили свое недовольство.

Амнира все это не тронуло.

– Я их здорово надул, – сказал он. – Даже пришлось убить кое-кого.

Пусть они ругаются, если это доставляет им удовольствие.

Вскоре они свернули с торговых путей и теперь двигались в пустыне.

Ехали они по древним путям, уже давно полностью исчезнувшим. Но даже по тем редким местам, где еще сохранился бетон, можно было судить о высоком строительном искусстве создателей дороги. На нынешнем Скэйте это искусство уже давно было забыто.

– Старая дорога, – сказал Ампир. – Когда-то, когда старое солнце было еще молодым и сильным, вся эта страна была очень богатой. Здесь были большие города. Эта дорога соединяла их. И тогда люди не тряслись в седле или скрипучей повозке. У них были машины, красивые и блестящие штуки, которые ездили быстрее ветра. А если люди хотели, они могли летать по небу на крыльях. А теперь мы ползаем по холодному труду нашего блестящего мира.

Но в его голосе прозвучала нотка гордости. Несмотря ни на что, мы люди, мы живем, мы не потерпели поражение.

– А зачем вы ползаете? – спросил Старк.

Амнир отказался сообщить им, что он будет делать с ними. Но по его довольным взглядам, которые он бросал на них, было ясно, что у него большие планы. Но что бы не задумал Амнир, было ясно, что Кадзимни участвует в этой игре и несомненно получил какую-то выгоду. Старк не ругал Кадзимни за это предательство. В конце концов, воин честно выполнил то, за что ему было заплачено – он доставил их благополучно в Изванд. Ну, а что с ними будет дальше, это не его забота.

Услышав вопрос Старка, Амнир засмеялся и поскакал вперед.

– Торговец, – сказал он, – я – торговец. И меня влекут вперед торговля и прибыль. Я же говорил тебе, что торгую дальше всех на севере, а это дорога туда. На рынках Изванда и Комри появились металлические слитки, подобных которым я раньше никогда не видел. Металл очень высокого качества. У меня в мозгу очень сильно развиты центры жадности. Они начинают выделять сок, который стимулирует мое любопытство, и я начинаю ощущать запах прибыли. Я проследил длинную и сложную торговую цепочку, по которой поступают слитки. Ты помнишь этих дикарей? Мне пришлось убить кое-кого из них, но я нашел источник.

Амнир ехал, как обычно рядом со Старком, коротая долгие часы езды по пустыне за беседой с ним.

– Эти люди, у которых находятся слитки, полюбили меня. Они считают меня своим благодетелем. Сначала они зависели от очень многого: случайности, потери, кражи, глупости торговцев. Ведь их товар проходил через огромное количество рук и естественно на их долю ничего не оставалось. Теперь я создал для них прямую и честную торговлю. Они все разбогатели, растолстели и у них столько мяса, что им теперь не нужно есть друг друга. Конечно, благодаря этому их население быстро растет и скоро многим из них придется перебраться из Тиры в другое место.

– Тира, – сказал Старк, – город. Один из тех, что на карте отмечен черепом, отмечен как мертвый город?

– Да, – сказал Амнир и засмеялся.

– И они больше не едят друг друга?

– Нет, – сказал Амнир. – Молись, чтобы мы добрались туда, землянин.

До этого нас ждет кое-что похуже, – и он добавил со злостью. – Но без риска не получишь хорошую прибыль.

Старк внимательно следил за окружающей местностью. Чем дальше они ехали, тем больше он убеждался, что в оранжевом тумане мелькают какие-то белые существа. Они показывались между холмами и вновь скрывались за ними.

Они были далеко. Они были безмолвны. Может быть, это были просто тени. При слабом свете можно увидеть все, что угодно. Ни в чем нельзя быть уверенным. И все же он смотрел.

Амнир изредка поглядывал в небо и смотрел на звезды. Он впервые подумал о них, как о солнцах, вокруг которых есть планеты, другие миры, населенные другими людьми, живущими совсем иначе, чем они. И эти мысли вовсе не делали его счастливым, и он ругал Старка за то, что тот встретился на его пути.

– Скэйт далеко от нас. Мы слышали и о больших кораблях и о пришельцах, но мы мало думали об этом. Мы не верили в это. Это все было для нас очень странным. У нас хватало своих забот. Еда, питье, дети. У меня шестеро сыновей, понимаешь. Есть и дочери. Есть жена. У меня есть дело, есть собственность. Многие люди зависят от меня. Я торговец и должен о многом думать, многое предвидеть. Это дело занимает все мои дни, годы, жизнь.

Как и извандинцы, мы, комринцы, происходим от тех народов, которые пришли сюда с севера и не пожелали идти дальше, чем это было необходимо.

Мы решили остаться в пустыне. Мы считали, что люди из городов-государств слишком мягки, развращены легкой жизнью.

Он так посмотрел на звезды, как будто ненавидел их:

– Человек рождается в своем мире. Этот мир может быть плох, несовершенен, но это его мир, единственный. Человек может приспособиться к жизни в нем, может выжить. И вдруг оказывается, что приспосабливаться и не нужно, что есть другие миры, куда можно спокойно переселиться и жить в довольстве и покое. Это очень плохо. Это подрывает основы всей жизни.

Зачем нам это нужно?

– Вас никто не заставляет, – сказал Старк. – Вы можете поступать так, как сами пожелаете.

– Но тогда все становится бессмысленным! Возьми тиранцев. Я слышал все их баллады: «Долгое странствие», «Уничтожение красных охотников», «Приход заблудшего» – это народный герой, который обучил их искусству выплавки металла, хотя и полагаю, что таких было много в истории Тиры. Во всех этих балладах говорится о долгих темных годах, о мужестве, о смерти и о боли и, наконец, о торжестве. А теперь оказывается, что бороться не надо, что можно уйти ото всех трудностей, сбежать от них. – Амнир покачал головой. – Не нравится мне все это. Я уверен, что человек должен остаться в том мире, где он родился.

Старк не стал спорить с этим. Но затем Амнира все-таки выдало любопытство. Он стал расспрашивать, как там, в других мирах: как люди едят, одеваются, торгуют и действительно ли они люди. Старк получил удовольствие, отвечая на эти вопросы, подкалывая изредка его самоуверенность и раскрывая перед Амниром панорамы тысяч миров, в которые Амнир отказывался верить.

Амнир сжал челюсти:

– Мне это не нужно. Я сам борюсь и устраиваю свою жизнь. Мне ничего лучшего не надо.

Старк решил сыграть роль искусителя.

– Но тебя ведь не очень удовлетворяет такая жизнь, правда? Ты же жаден. Разве ты не хочешь участвовать в большой торговле? Ведь между солнцами летают огромные корабли, которые перевозят такие товары, которым ты даже названия не знаешь и которые стоят столько денег, сколько не найдется на всей твоей планете? Ведь ты можешь иметь свой собственный корабль, Амнир?

– Если я отпущу тебя… Если ты добьешься успеха… Если, если… Все это слишком долго и нет никаких гарантий. Я жаден, но я и умен. Я знаю свой маленький мир, мне хватит его. Мне не нужны звезды.

Из предосторожности Амнир держал своих пленников по отдельности. Он знал, что у них всегда в голове одна мысль – бегство, хотя в этой ледяной пустыне это и было маловероятно. Старк мог видеть ирнанцев, закутанных в меха и связанных. Они молча ехали за своими конвоирами. Но Старку не представлялось возможности поговорить с ними. Он подумал, что же теперь думает Геррит о пророчестве.

Халк сделал одну отчаянную попытку бегства, но его быстро схватили и бросили в одну из повозок. По ночам их всех загоняли по повозкам. Старка привязывали так, что его руки были разведены и он не имел даже возможности попытаться развязать узлы зубами. Каждый раз после того, как его привязывали, он проверял крепость узлов, надеясь, что на этот раз враги будут менее бдительными. Убедившись, что узлы надежны и крепки, он ложился на то, что служило ему постелью, и засыпал. У него было терпение дикого зверя. Он не забывал Аштона. Он не забыл ничего. Он просто ждал. И каждый день приближал его к тому месту, куда он стремился.

Он спросил Амнира о Цитадели.

– Все ваши задавали мне этот вопрос, – ответил Амнир. – И я им всем отвечал одно: спросите тиранцев.

Он засмеялся. Старку ужасно надоели его ухмылки.

– А как давно ты стал забираться так далеко на север для торговли? Ты давно торгуешь?

– Если на этот раз все закончится хорошо, то это будет седьмое путешествие.

– А разве может быть так, что оно закончится плохо?

– На Скэйте, – ответил Амнир впервые без улыбки, – все может быть.

На пути все чаще стали попадаться развалины. Иногда это были занесенные снегом и обросшие льдом бесформенные холмы, а иногда попадались остатки башен, все еще возвышающихся над долиной, и лабиринты крепостных стен. Здесь водились какие-то звери, которые вероятно жили тем, что пожирали друг друга. Наиболее агрессивные из них по ночам выли вокруг повозок и испуганные лошади хрипели и жались к людям.

Дважды повозки подвергались нападению, причем, днем. Казалось, что свирепые приземистые существа появляются из-под земли. Они яростно бросались на все живое, издавая хриплые, леденящие кровь крики. Зубы и когти были готовы вцепиться во что угодно. Они, не раздумывая, бросались на копья, на мечи и скатывались с них, покрытые кровью. Их собратья набрасывались на них и моментально разрывали в клочья, хотя раненые были еще живы и визжали. Самое худшее для Старка было в том, что эти ужасные создания воняли. Этот мерзкий отвратительный запах не могло переносить ни одно человеческое существо.

Пока они ехали по развалинам, где гнездились эти отвратительные создания, тени, которые сопровождали караван, скользя в отдалении между холмами, исчезли. Но затем они появились снова.

Было ясно, что Амнир знает об их существовании, и они его сильно беспокоят.

– Ты знаешь, кто они?

– Они называют себя людьми башен. Тиранцы зовут их великими магами.

Серые Маги, так их тоже иногда называют. Я всегда плачу им огромную пошлину за право проехать через их город и они не доставляют мне хлопот, но раньше они никогда не следили за нами и не преследовали, как сейчас. Я не могу понять, что это означает.

– Когда мы приедем в их город?

– Завтра, – ответил Амнир и его рука стиснула рукоять меча.

Утром, когда было еще темно, они при свете звезд пересекли реку, скованную льдом, рядом с торчащими опорами исчезнувшего моста. На другой стороне реки на фоне начинающего светлеть неба виднелось скопление башен.

Их острые пики вонзались в небо и оттуда не доносилось ни звука, кроме завывания ветра. Но кое-где в башнях виднелся свет.

Дорога вела их прямо к башням. Старк смотрел на них с каким-то отвращением. Башни были покрыты толстым блестящим слоем льда. Снег забился в амбразуры, между зубцами стен. Казалось маловероятным, что здесь может быть свет, что здесь кто-то живет.

Амнир проехал вдоль ряда повозок.

– Плотнее, плотнее. Пусть они видят ваше оружие. Все время смотрите на острие моего копья и не прекращайте движения.

Разрушенные башни были сгруппированы так, что образовывали полукруг, в центре которого находилась огромная башня – вероятно, какой-то памятник, предмет национальной гордости.

У монумента стояли три фигуры. Они были длинные, с подтянутыми животами, длиннорукие, сутулые. На них были одеты обтягивающие плащи серого цвета, на головы были натянуты капюшоны. На лицах были маски, защищающие от ветра. На масках черными нитями были вышиты какие-то символы, очевидно, обозначавшие ранг каждого из них. Эти трое стояли в одиночестве и совершенно неподвижно. По обеим сторонам полукруга темнели замызганные двери домов.

У Старка затрепетали ноздри. Он ощутил запах жилья – еле уловимый запах человеческих тел, дыма, домашних животных, навоза, шерсти и неизвестной пищи. Старк ехал на своем обычном месте – за третьей повозкой.

Геррит ехала позади него – за четвертой. Другие пленники ехали сзади, за исключением Халка, который все еще находился в заключении внутри фургона.

Старк нервно дернулся, пробуя свои узлы, но тот, кто охранял его ткнул концом копья и приказал успокоиться.

Шум катящихся фургонов нарушил тишину. Амнир отъехал в сторону по направлению к трем фигурам. За ним шли люди, которые несли мешки и тюки с дарами.

Амнир остановился и поднял руку. Рука держала копье, поднятое острием вверх.

– Пусть старое солнце дает вам свет и тепло, Харгот.

– Здесь ни света, ни тепла, – сказал человек, стоявший впереди. Через маску были видны только его рот и глаза. Глаза были светлые и непроницаемые. Над глазами в верхней части маски красовался символ крылатого солнца. Старк видел этот символ везде на Скэйте и решил, что он общий для всех жителей планеты. На частях маски, закрывающих щеки, были нанесены стилизованные изображения зерен, которые уже много столетий здесь не росли. У человека были тонкие губы и очень острые зубы. Его голос был высоким и дребезжащим, но в нем чувствовалась власть.

– Здесь есть только господин мрак, господин холод и господин голод, – сказал он.

– Я принес тебе дары, – сказал Амнир.

– На этот раз ты принес нам больше, чем ты думаешь.

Ветер отнес его слова в сторону, но конец копья Амнира дрогнул и опустился вниз. И тут же люди у фургонов начали готовить оружие. Человек, который вел лошадь Старка, подтянул поводья.

Удивительно ровным и бесстрастным голосом Ампир спросил:

– Я не понимаю, что ты хочешь сказать.

– А ты и не можешь понять, – сказал король Корн. – Ты же не можешь видеть будущее. А я могу. Я видел это в зимних снегах. Я видел это во внутренностях Весеннего Ребенка, которого мы каждый год дарим старому солнцу. Я видел это в звездах. Придет тот, кто нам обещан, кто поведет нас в дальние небеса, к теплу и свету. Сейчас он с тобой. – Длинная узкая рука вытянулась и показала на Старка. – Дай его нам.

– Я не понимаю тебя, – сказал Амнир. – Со мной только пленники юга, которых я собираюсь продать в рабство тиранцам.

Острые копья опустилось еще ниже. Движение фургонов усилилось.

– Ты лжешь, – сказал король Корн. – Ты продашь их в Цитадель. Слово пришло с далекого севера, и мы знаем, где правда, а где ложь. На Скэйте есть пришельцы, звездные пути открыты. Мы долго ждали, все годы, всю долгую ночь. И теперь дождались утра.

И как будто в ответ на его слова в восточной части неба вспыхнул первый светлый луч.

– Отдай нам того, кто обещан нам. На севере его ждет только смерть.

Старк крикнул:

– Какое слово вы получили от пришельцев с севера?

Конвоир сильно ударил Старка по голове древком копья. Амнир издал пронзительный крик и ударил поводьями свою лошадь. Повозки стремительно рванулись вперед и понеслись все быстрее и быстрее, грохоча по мерзлой земле.

Глава 14

Связанный так, что он не мог ни сопротивляться, ни упасть с лошади, находясь в полусознательном состоянии, Старк видел мелькавшие перед ним с бешеной скоростью двери домов и темные стены. Ему страстно хотелось, чтобы из этих дверей выскочили люди, напали на караван и освободили его. Но, увы, этого не произошло. И сам король Корн со своими людьми остался неподвижен. Они остались возле монумента. Через несколько мгновений лязгавший и громыхающий караваи фургонов и всадников вырвался из круга стен и помчался среди заснеженных развалин, темных и пустынных. И к тому времени, как старое солнце поднялось над горизонтом, они были уже в чистом поле. И никто их не преследовал.

Амнир остановил караван, чтобы дать отдых людям и привести в порядок груз. Старк повернулся, чтобы посмотреть, все ли в порядке с Геррит. Лицо ее было совсем белым, глаза испуганные, расширившиеся.

Конвоир опять ударил Старка копьем, чтобы тот не вертелся, но на этот раз слабее. Старк усилием волн прогнал из головы шум и туман и постарался не обращать внимания на боль от удара. Амнир подъехал к нему. Выражение лица Амнира было очень странным. Старку стало ясно, что встреча с Людьми Башен чем-то поразила Амнира.

– Значит, ты везешь нас в Цитадель?

– Это тебя удивило?

– Нет, меня удивил король Корн.

– Кто?

– Человек, которого ты называешь Харгот, король-священник. Он знал обо мне и ждал меня. Поэтому за нами и следили.

– Тебе от этого мало пользы, – сказал Амнир и повернулся к конвоиру.

– Посади его в фургон. Немедленно. И охраняй получше.

– От чего охранять? – спросил Старк. – От Людей Башен? Разве можно защититься от магов? Может, они сами захотят продать нас в Цитадель? Без посредников. Предположим, они захотят заплатить тебе ту цену, которая вертится у тебя на языке с тех пор, как Кадзимни познакомил тебя с нами в Изванде. Предположим, что они натравят на нас самих Северных Псов? – Старк рассмеялся очень неприятным смехом. – А может быть, ты уже начинаешь верить в пророчество Мудрой женщины? Амнир! Может быть, тебе удастся обогнать свою судьбу.

В глазах Амнира мелькнуло беспокойство. Он что-то неразборчиво пробормотал, видно ругательство, и отъехал от Старка, ударив лошадь с неожиданной злобой.

Старка загнали в фургон и связали более тщательно, чем обычно. Он лежал, глядя в брезентовый потолок фургона и в ушах его звучали слова короля Корна: «Звездные пути открыты. Мы ждали долгую ночь и теперь наконец наступило утро».

Свет старого солнца давно угас, когда караван остановился на ночлег.

Старк лежал спокойно. Он ждал. У него были какие-то странные, ни на чем не основанные предчувствия. Он слышал, как люди Амнира устраивали лагерь. Он слышал завывание ветра между фургонами. Он слышал биение своего сердца. И он ждал.

"Я видел в зимних снах. Я видел во внутренностях Весеннего Ребенка.

Придет тот, кто поведет нас…"

Наконец, шум в лагере затих. Люди поели и стали устраиваться на ночь.

Все, кроме часового, который сегодня был не один. Время от времени один из них приподнимал тент и заглядывал в фургон, чтобы убедиться, что пленник все еще здесь.

Время шло.

Может быть, предчувствия его обманывают? Может быть, ничего и не случится?

Он не очень ясно понимал, чего он ждет. Внезапного нападения? Топота бегущих ног, шума и криков?

Разведчики короля Корна могли выследить отряд, а Люди Башен могли легко догнать медленно передвигающийся караван и напасть на него ночью.

И предположим, что это случится – они нападут. Люди Амнира дисциплинированные и хорошо вооружены? Хорошие ли они воины?

Он ничего не знал. И начал думать, что никогда этого не узнает.

Ветер сегодня был более пронизывающим, чем обычно. Старк испугался, что он что-нибудь отморозит. Он спрятал нос в мехе. Пар его дыхания мгновенно оседал на лице и волосах льдом. Он представил себе, что он замерз и превратился в сверкающую ледяную статую.

Старк испугался.

Он начал отчаянную борьбу со своими узлами. Освободиться он не мог, но приложенные усилия разогнали застывшую кровь, согрели его.

Затем он снова замерз и на этот раз услышал холод. Холод пел. Каждый кристаллик льда выводил свою мелодию тонким звенящим голоском.

Это был позванивающий звук, как будто ветер приносил с ледяных холмов невыразимо прекрасную музыку.

Этот нежный звук говорил о сне, о покое. Покой в конце всех страданий.

Все живое должно придти к этому.

Уснуть и успокоиться.

Старк с трудом сопротивлялся искушению, и вдруг задняя стенка тента откинулась и кто-то высокий и узкий скользнул в фургон. Двигаясь быстро, как молния, от освободил от веревок руки и ноги Старка. Затем он поднял Старка на ноги, проявив при этом удивительную для его сложения силу, и влил ему в рот какую-то темную жидкость.

– Идем, – сказал он. – Быстро.

Его лицо в серой маске безо всяких узоров и символов казалось в темноте чем-то сверхъестественным, нереальным. Старк пошел вперед, но вдруг почувствовал, что он пьян. Внутри него бушевал огонь. Сильная рука серого человека поддержала его.

Внутри круга, ограниченного фургонами, потрескивая, горел костер. И люди, и животные лежали неподвижно, скованные морозом и скрытые снегом, который сверкал мириадами огней в свете звезд. Часовые лежали там, где их свалил холод. Руки и ноги их были раскиданы по земле.

Старк с трудом выдавил: «Геррит».

Серый человек подтолкнул его и повел.

Король Корн стоял на небольшом возвышении возле лагеря. За ним полукругом выстроились жрецы меньшего ранга. Их строй был похож на натянутый лук, и острием стрелы был король Корн. Все были абсолютно неподвижны, лица их смотрели на лагерь. Проводник Старка постарался не проходить перед натянутым луком, он обошел его стороной. Смертельный холод сразу же ослабил свои объятия.

Старк снова сказал: «Геррит».

Серый человек повернулся к лагерю. От фургонов отходили еще два человека: один узкий в серой маске поддерживал другого, закутанного в меха. Когда они подошли ближе, Старк увидел густые волны волос и понял, что это Геррит. Он выдохнул в облегчением и облако пара повисло в воздухе.

Затем он сказал:

– Где остальные?

Серый человек не ответил. Старк схватил его за жилистое плечо и крикнул:

– Где остальные?

Сзади раздался голос короля Корна. Полукруг уже распался, стрела сделала свое дело.

– Нам они не нужны, – сказал король Корн. – Солнечная женщина нужна нам, а остальные ни к чему.

– И тем не менее, – спокойно сказал Старк, – я хочу, чтобы они были здесь.

Харгот колебался. Глаза его смотрели на звезды и в узких отверстиях маски сверкали огоньки. Затем он пожал плечами и послал четырех человек в лагерь.

– Это не принесет вреда, – сказал он. – Правда, и пользы от них не будет. Твои друзья умрут немного позже и гораздо менее приятной смертью, чем сейчас.

Старк посмотрел на лагерь, на неподвижные фигуры, лежащие на земле.

– Что ты с ними сделал?

– Я послал на них святое дыхание бога, – он показал наверх. – Господин Холод. Он дал им прекрасный сон и вечный покой.

Так пришел конец к Амниру, положив конец его ненасытной жадности.

Старк не ощутил жалости к нему. Многие рисковали жизнью, чтобы охранять его жизнь. Но Старк не чувствовал к ним симпатии. Его руки и ноги были покрыты ссадинами от их гостеприимства.

Харгот показал на длинный узкий хребет, который раскинулся перед ними на равнине.

– Мои люди устроили там лагерь. Там огонь, пища. Пошли.

Старк покачал головой:

– Только после того, как я увижу своих товарищей.

Он стоял на холодном ветру, пока не привели Халка, Бреку и обоих братьев. Все они были вооружены оружием, взятым у мертвецов. Затем они пошли за королем Корном к хребту.

В фургонах есть пища, – сказал Халк. Он много дней подряд был связан.

Силы покинули его, но он не потерял своей заносчивости, хотя и осознавал свою слабость. – Вы что, собираетесь все это бросить на съедение диким зверям?

– Нам это не нужно, – сказал Харгот. – Мы не воры. Все, что в фургонах, принадлежит тиранцам.

– Тогда почему мы не там же?

– Относительно вас торгового договора не было.

Старк втащил Геррит на ледяной бугор.

– Ты сказал, что к вам с севера пришло слово. Кто послал его?

– Бендсмены. Они сказали, что с юга должен появиться человек из другого мира. Они предложили за него большие деньги.

– Но вы не захотели взять их?

– Нет.

– Почему?

– С севера были и другие вести. В Цитадель привезли человека из вашего мира. Кочевники видели, как Бендсмены вели его по ущельям Черных Гор. Бендсмены держали все в тайне, но кочевники видят все. Они объезжают полмира и приносят все новости. – Король искоса взглянул на Старка. – Кроме того, у меня было видение, и я знал, кто ты, как только мои люди увидели тебя, едущего за фургонами. Ты не из нашего мира. Ты пришел с юга, а говорят, что где-то на юге есть место, куда прибывают звездные корабли.

Кочевники говорили об этом.

– Это правда, – сказал Старк.

– Я сам видел это в зимних снах. Корабли стоят, как сверкающие башни на берегу моря.

Наконец, они добрались до вершины холма. Внизу, в месте защищенном от ветра, Старк увидел костры и палатки из кожи, занесенные снегом.

– Нам нужно туда, – сказал Харгот. – И поэтому мы не продадим тебя Бендсменам. Ты поведешь нас к звездам.

Он покорно склонил голову перед Старком. Но в его опущенных глазах совсем не было покорности.

Глава 15

Старк начал спускаться по склону, и Харгот был вынужден последовать за ним. Внезапно Старк остановился.

– Я поведу вас, – сказал он, – но только после того, как мы побываем в Цитадели, не раньше.

Ветер бился о хребет. Он завывал и сбивал в кучу кристаллики льда.

Злобно швырял их в ирнанцев, в Старка, в жрецов.

– Корабли стоят на юге, – сказал Харгот.

Старк кивнул:

– Да, но к несчастью, туда путь закрыт. На юге война. Есть еще люди, кроме вас, кто хочет идти по звездной дороге, а Бендсмены запрещают им это. Они убивают непослушных от имени Лордов Защитников. Единственный способ открыть путь – это взять цитадель, уничтожить Лордов Защитников, а с ними и Бендсменов. В противном случае идти на юг – значит умереть.

Ветер стонал вокруг них, швыряя в лицо хлопья снега.

Харгот повернулся к Геррит:

– Это правда?

– Правда, – ответила она.

– А кроме того, – сказал Старк, стараясь переубедить человека, желавшего встать на его пути, – если Скэйт будет свободен, корабли смогут садиться где угодно, а не только в городе Скэйте. Гораздо проще им прилететь сюда, чем вам идти на юг.

Харгот ничего не ответил. Старк не мог догадаться, о чем он думает.

Он был уверен только в одном – больше он не будет пленником ни у кого, даже если придется умереть в бою. Он слегка изменил позу, сожалея о том, что мышцы его окоченели от холода.

– Ты очень умен, – сказал Харгот. – Как нам называть тебя?

– Старк.

– Ты очень умен, Старк. Но я тоже не глупец. И я скажу тебе, что между нами и Цитаделью лежит Тира.

– Ее можно обойти. Земля широка.

– Здесь она узка. И самое узкое место оседлала Тира. Тира очень сильный город. И очень жадный. – Он помолчал, а затем хрипло сказал:

– Они имеют дело с Бендсменамн. То же слово, которое получил я, еще раньше пришло к ним.

Старк кивнул. Он хмуро смотрел в землю.

– На юг, – сказал Харгот. – Это единственный путь.

В его голосе прозвучала нотка торжества.

Старк сохранил спокойствие и ответил только пожатием плеч, которое Харгот мог истолковать как угодно.

Очевидно, он решил принять это как покорность, хотя и неохотную, потому что он повернулся и стал спускаться.

– Идем, от костров тепло, палатки готовы, отдохнем, а завтра утром попросим благословения старого солнца.

Старк неохотно последовал за ним. Хотя ничего угрожающего в том, что сказал этот человек не было, Старк ощутил какое-то беспокойство. Он посмотрел на Геррит, которая шла за ним. Из-под мехов выбивалась прядь волос солнечного света. Что хочет от нее Харгот?

Он хотел с ней заговорить, но она сделала предостерегающий знак, а Харгот оглянулся на них через плечо. По его лицу скользнула какая-то кривая улыбка.

Молча они следовали за ним.

В лагере были только молодые мужчины. Женщины, дети и старики, как объяснили они, готовятся к походу – упаковывают вещи, сушат мясо и пекут хлеб, отбирают лошадей, которые повезут вещи и будут служить живым запасом продовольствия в пути.

Затем они запели, как объяснил Харгот, древний гимн. Этот гимн учит каждый человек их расы, но он никогда еще не исполнялся. Это гимн освобождения.

Тот, кто обещан нам,
Поведет нас
По длинным звездным дорогам,
К началу новой жизни…
Люди, собравшиеся вокруг костров, самозабвенно пели, когда появился Старк и остальные. Их лица выражали восторг, глаза блестели, когда они смотрели на пришельца, явившегося к ним с небес. Старк очень смутился и даже забеспокоился. С самого начала когда он появился на Скэйте, люди старались надеть на него цепи. А эти тоже хотят надеть на него цепи долга, которого он не выбирал и не хотел. Черт бы побрал этих людей с их легендами и пророчествами!

– Наши предки очень много знали, – сказал Харгот. – Они мечтали о звездных полетах. Когда мир погибал вокруг них, они продолжали мечтать.

Мечтать и работать, но было уже поздно. Они ушли от нас, но обещали, что если мысами не сможем взлететь, то придет день, когда явишься ты.

Старк был рад, когда гимн кончился.

Геррит отказалась от пищи и попросила, чтобы ее отвели в ее палатку.

На ее лице застыло выражение отрешенности, как будто она собиралась изречь пророчество. Старк смотрел, как захлопнулась за ней кожаная дверь палатки, и по его спине пробежал озноб.

Он съел все, что ему дали, но не потому, что был голоден, а повинуясь звериному инстинкту, потому что зверь никогда не знает, когда в следующий раз ему придется есть. Он выпил что-то, что было похоже на искусственное молоко. Ирнанцы сидели рядом с ним тесным кружком. Он чувствовал, что они хотят поговорить, но им мешал Харгот и его люди, которые ходили среди костров как привидения. Высокие, сутулые, с одинаковыми серыми масками на лицах, не имеющих никакого выражения. Хотя Люди Башен освободили его из плена Амнира, Старку они определенно не нравились. Было в них что-то безумное, рожденное ночным страхом, в котором они жили, и так долго, целыми поколениями, подавляя свои желания. Он чувствовал себя очень неспокойно, так как их безумие было направлено на него.

Тент палатки Геррит откинулся. Она вышла и встала у костра. Она сбросила свою тяжелую верхнюю накидку. Ее голова была обнажена. В руках она держала маленький череп, все еще покрытый кровью, пролитой в Ирнане.

Харгот поднялся. Геррит взглянула на него. Ее глаза цвета теплого солнца встретились с его глазами цвета холодного льда.

Она заговорила. И голос ее зазвенел мягко и чисто, как в тот раз, когда Мордах пытался унизить ее.

– Харгот, – сказала она. – Ты хочешь принести меня в дар старому солнцу, чтобы получить его благословение?

Харгот не отвел взгляда, хотя понял, что Старк и ирнанцы вскочили на ноги и схватились за оружие.

– Да, – сказал он Геррит, – ты выбрана жертвой и послана мне именно для этого.

Геррит покачала головой:

– Мне не суждено умереть здесь, и если ты убьешь меня, твой народ никогда не пойдет звездной дорогой и никогда не увидит яркого солнца.

В ее голосе было столько убежденности, что Харгот заколебался и не стал говорить то, что хотел сказать.

– Мое место с Темным Человеком, – сказала она. – Мой путь лежит на север. И я говорю вам, что там много крови, и что ее достаточно, чтобы досыта накормить старое солнце, прежде чем все закончится.

Она держала череп двумя руками над костром и пламя костра превращалось в кроваво-красное, окрашивая всех в цвет смерти.

Теперь уже Харгот потерял всякую уверенность. Но он был горд и величественней.

– Я – король, – сказал он. – Я высший жрец. Я знаю, что нужно делать для блага моего народа.

– Знаешь? – спокойно спросил Старк. – И ты уверен? Ты знаешь только сны. Я ценю реальность. Откуда ты знаешь, что я тот, кто обещан вам?

– Ты пришел со звезд, – сказал Харгот.

– Да. Но и тот пришелец, кого привели в цитадель, тоже пришел со звезд. И это он сказал вам о кораблях, которые летают между звездами, а не я.

Харгот долго смотрел на него в кроваво-красном свете костра.

– Он очень могущественен?

– Да, – сказал Старк. – Почему ты уверен, что это не он?

– Геррит опустила руки и отступила от костра. Пламя приняло обычный цвет. Она спокойно сказала:

– Ты стоишь на перепутье, Харгот. Путь, который ты выберешь сейчас, определит судьбу твоего народа.

Заявление, которое накладывает большую ответственность, – подумал Старк. Но он не испытывал желания улыбнуться. Ведь это было правдой, да к тому же решалась и его собственная, и Аштона, судьба, так же как судьба народа Харгота.

Рука его сжала рукоять меча, взятого у одного из людей Ампира. Он ждал ответа Харгота. Если этот глупец будет настаивать на пожертвовании Геррит солнцу, а затем двигаться на юг, то старое солнце получит много жертв прямо сейчас.

Взгляд Харгота неуверенно метался между Старком и Геррит, взгляд, вызывающий дрожь, сверкающий взгляд фанатика, недоверчивого безумца.

Жрецы, которые помогали ему в лагере Амнира, подошли поближе. Их лица под серыми масками были неподвижны и ничего не выражали. Внезапно Харгот повернулся и встал рядом с ними. Они разошлись в стороны. Их спины образовывали плотную стену, за которой не было видно, то что они делали, но по движению их плеч можно было догадаться что они совершали некое ритуальное действо. Они что-то негромко пели монотонными приглушенными голосами.

– Они лишились готовой жертвы, – сказала Геррит. – Сейчас они советуются с каким-то авгуром.

– Может быть, это к лучшему, – заметил Старк и вложил меч в ножны.

Тишина затягивалась. Пляшущее пламя издавало зловещее шипение, когда снег и лед попадали в костер. Люди Башен стояли поодаль во мраке и ждали.

Жрецы издали единый стонущий вздох. Они поклонились кому-то невидимому и затем вернулись к огню.

– Мы трижды бросали священные пальцы Весеннего Ребенка, – сказал Харгот. – Трижды они указывали на север. – В его глазах горел отчаянный гнев. – Хорошо. Мы пойдем на Тиру. И если мы пробьемся через нее, вы знаете, что будет ждать нас там, за Тирой, что будет препятствовать нашему пути в Цитадель?

– Да, – сказал Старк. – Я знаю. Северные Псы.

Тень пробежала по лицу Геррит. Она вздрогнула.

– Что случилось? – спросил Старк.

– Я не знаю. Мне показалось, что когда ты произнес это имя, они услышали его.

Далеко-далеко на севере, за тысячи миль ледяной пустыни какое-то огромное белое существо внезапно остановилось, прервав свой размеренный бег сквозь снежную бурю. Оно повернулось и вытянуло огромную клыкастую морду по направлению к югу, что-то вынюхивая в ледяной пустыне.

Глава 16

Как и говорил Харгот, широкая равнина сузилась. Она перешла в горную местность и дорога проходила между непроходимыми утесами и бездонными пропастями, стены которых были утыканы острыми камнями и глыбами льда.

Караванный путь Ампира все еще пролегал по древней дороге. Очевидно, летом этот путь был мало проходим из-за грязи, так как во многих местах были видны следы широких каналов, предназначенных для отвода воды с дороги.

Видимо, люди Амнира здорово здесь работали, чтобы обеспечить хорошую прибыль своему хозяину.

Теперь отряд составляли тридцать шесть человек. Двадцать солдат с капитаном, вооруженные пращами и дротиками, король Корн, восемь жрецов вооруженных магией, и шестеро ирнанцев, включая и Старка. Отряд был слишком велик, чтобы передвигаться скрытно, и слишком мал, чтобы быть эффективным для нападения на город. Старк думал, что король Корн и его жрецы могут быть полезными только когда они повстречаются с Северными Псами. Во всяком случае, выбора у него не было.

Эти тощие сутулые серые люди поистине не знали, что такое усталость.

Они шли так быстро, что Старк и остальные первое время не выдерживали темпа, так как много времени провели в плену. Но постепенно они втянулись и уже чувствовали, как к ним возвращаются силы и гибкость суставов. И только Халк, больше всех пострадавший в плену, весь в поту,ругаясь на чем свет стоит, ковылял позади. Он был такой злой и язвительный, что Брека, которая пыталась помочь ему, вернулась к остальным.

– Далеко до Тиры? – спросил Старк.

– Три больших марша. – Харгот сам не бывал в Тире, но Кинтон, капитан солдат, бывал. На его маске были изображены зигзаги молний и у него был стальной меч.

– Мы иногда ходим туда, чтобы купить инструменты и оружие, – сказал он, похлопывая по своему мечу. – Тиранцы хорошие кузнецы. Мы всегда идем туда большим отрядом. Раньше мы боялись, что сами можем попасть к ним на обед в качестве одного из блюд. Теперь, когда Ампир мертв, мы снова будем в опасности. Тиранцы держат животных про запас и выменивают их на ножи у кочевых племен, но в голодные годы этого может оказаться недостаточно.

– Мы также торгуем женщинами, – добавил Харгот. – Это необходимо, хотя ни нам, ни им это не нравится. Но для того, чтобы выжить, нужен приток свежей крови. Здесь недавно был еще один город, но его жители жили очень замкнуто, и вот их уже нет. Они вымерли.

Он шел некоторое время молча, затем добавил:

– Иногда Бендсмены привозят сюда женщин с юга. Но они долго здесь не живут. Обычно мы их жертвуем солнцу. – И он посмотрел на Геррит.

– А что вы можете сказать насчет Цитадели? – спросил Старк, заметив этот взгляд.

– Мы ее никогда не видели. Никто из нас. Даже кочевники. Цитадель охраняют Северные Псы. И там Туман.

– Туман?

– Густой туман, который бурлит, как пар над горшком с кипящей водой, и никогда не рассеивается. Это очень сильная магия. Цитадель всегда укрыта и спрятана от взоров.

– Но ты знаешь путь туда?

– Я знаю, что говорили кочевники. Некоторые из них служат Бендсменам.

– Но точно ты не знаешь. А тиранцы знают?

– Я уже говорил. Путь известен и неизвестен.

– А как насчет женщин с юга?

– Женщины, которых нам привозят, никогда не берет Цитадель. Мы их приносим в жертву прямо здесь. Губы Харгота вытянулись в тонкую линию.

Дары Бендсменов! Они дают нам не только женщин. Они дают маленькие флаконы и порошки, в которых заключена радость и забвение. Они уговаривают нашу молодежь идти на юг и присоединяться к фарерам. Мы не любим Бендсменов.

Харгот рассматривал ирнанцев. Старое солнце уже поднялось над горизонтом и взгляд короля перебегал с одного лица на другое, стараясь увидеть то, что он не смог рассмотреть при свете звезд и неверном свете костра.

– Ты проделал долгий путь, чтобы уничтожить Защитников. Зачем?

Ирнанцы рассказали ему.

Харгот слушал. Когда они закончили, король сказал:

– Вы, южане, наверное действительно очень мягкие и изнеженные дети, раз допустили такую жестокую власть над собой.

Геррит вытянула руку, чтобы предупредить вспышку гнева Халка. Она холодно посмотрела на Харгота и сказала:

– Ты только слышал о фарерах, но никогда не видел их. Ты никогда не видел толпу в действии. Может быть, когда-нибудь и увидишь, и тогда будет интересно выслушать твое мнение.

Харгот опустил голову.

– Лорды Защитники, – сказал Старк, – кто они такие?

– Я думаю, что это миф, который поддерживается, чтобы сохранить власть Бендсменов. А может быть, они и жили когда-нибудь, но это было очень давно и они умерли тысячу лет назад. Вот поэтому я считаю ваш поход глупым предприятием. Правда, Бендсмены вполне реальны. И, если, как ты сказал, они хотят запретить путь к звездам…

Очевидно, он еще не был в этом полностью убежден. И он продолжал время от времени искоса поглядывать на Геррит. Его взгляды очень беспокоили Старка.

– Господин Мрак, Господин Холод и Господин Голод, – сказал Старк. – Вы поклоняетесь богу Холоду и он посылает вам свое могущество. И все же вы поклоняетесь и старому солнцу.

– Нам оно нужно, чтобы сдерживать темных богов, иначе мы все умрем.

После того, как старое солнце скрылось за горизонтом, они свернули с дороги и нашли защищенное от ветра место между холмами. Воины разошлись и разожгли небольшие костры из сухих листьев и сучьев, которые смогли найти между мертвых камней. Они не предполагали, что им придется уходить так далеко от дома, поэтому ужин был скудным. Но никто не жаловался. Все они были привычны к голоду.

Когда пришло время расходиться по палаткам, Старк сказал Геррит:

– Тебе лучше идти в мою палатку. Мне кажется, что Харгот что-то замышляет.

Она приняла его предложение без возражений. Старк заметил, что Халк с нескрываемой усмешкой смотрит, как Геррит входит в палатку Старка.

Их тела едва уместились в тесном пространстве палатки. Старк вспомнил, что впервые с того кровавого дня на площади Ирнана он оказался наедине с Геррит. На пути в Изванд они все время были на виду. Халк и Брека предавались наслаждению безо всякого смущения, но у них были старые взаимоотношения. Старк и Геррит не имели никаких отношений между собой. Он был только Темным Человеком, а она – Мудрой женщиной, а это вовсе не располагало к близким отношениям. Старк вовсе не был убежден, что она хочет каких-нибудь иных отношений с ним, кроме тех, которые уже сложились.

Ее положение пророчицы держало ее на расстоянии, облекало покровом неприкосновенности. А кроме того, здесь было дьявольски холодно.

А когда они были в плену у Амнира, у них не было возможности даже поговорить, не говоря уже о прочем.

И теперь в палатке, где свет шел от небольшой лампадки, а тепло создавали они сами, он почувствовал что-то совершенно новое. Он почувствовал, что они соприкасаются плечами, бедрами, всем телом. Их дыхание смешивалось в маленьком белом облачке пара. Их живая плоть излучала тепло. Старк лежал рядом с ней и вдруг почувствовал, что она перестала дрожать Старк обнял ее.

– Твой дар не сказал тебе, почему ты здесь?

– Давай не будем говорить об этом сейчас, – сказала она и повернулась к нему, улыбаясь. – Давай не будем говорить ни о чем.

Он притянул ее к себе. Она снова улыбнулась и не сопротивлялась.

Кончиками пальцев Старк провел по ее щекам, по подбородку. Он ощутил нежную мягкость обветренной кожи. Глаза ее неестественно расширились, рот был волнующий, зовущий.

Старк поцеловал ее. Это было робкое прикосновение губ. Геррит горячо и порывисто обвила его руками и теперь робости уже не было места в этой палатке. И здесь, в царстве холода и смерти, она теплая, сильная, щедрая и ненасытная, отдавала себя, и брала его без остатка. И Старк с самого начала, с того момента, когда Мордах сорвал с нее платье, оставив на ней только покров ее прекрасной гордости, знал, что это должно было произойти.

Никто из них не говорил о любви. Любовь была делом будущего. Наконец, они усталые, опустошенные, уснули в объятиях друг друга.

В темноте утра они уже снова пустились в путь, следуя за зеленой звездой. Они остановились только при восходе солнца, чтобы совершить необходимый ритуал, и опять Харгот с сожалением посмотрел на Геррит, окруженную ирнанцами и Старком. В полдень они остановились еще раз, чтобы отдохнуть и поесть. На обед был хлеб из съедобных листьев и сильно пахнувшая смесь дира и мяса с ароматными травами.

Старк беседовал с Кинтоном о стратегии.

– Ты идешь, – говорил капитан, рисуя пальцем на снегу карту. – Это дорога, по которой мы идем. Она поворачивает сюда и вот Тира, расположенная на двенадцати холмах. Старый город здесь, а новый здесь и здесь. – И палец его делал отметки на карте по центру города.

– Сколько лет новому городу? – спросил Старк.

– Ему меньше лет, чем нашим городам. Лет тысяча, или около того. Люди Башен пришли откуда-то, так говорится в наших сказаниях, и заняли эти старые города…

– Даже не один?

– Нет. Тиранцев мы зовем люди Болота. Их несколько племен. Тиранцы – единственные, с кем мы имеем дело. Но говорят, что и в других места есть этот народ. Они все молятся одному богу. – Богу Кузницы.

– У них у всех одна страсть, – сказал Харгот. – Это страсть к металлу и работе с ним. Металл для них больше, чем просто предмет торговли – это их жизнь.

– Ну, хорошо, – сказал Старк и взглянул на карту. – Дорога, Тира, старая и новая. А что еще?

Кинтон изобразил горы сбоку Тиры.

– Их называют Ведьмины Огни. А почему их так называют, ты поймешь, когда увидишь сам. Они служат границей между темными странами и высоким Севером. Вот по этому ущелью мы должны пересечь их, если хотим пройти на север.

Тира стояла, как стена у входа в ущелье.

– А другого пути через горы нет?

Кинтон пожал плечами.

– Может быть, их сотни, но мы знаем только этот, и Цитадель находится где-то за ущельем. Теперь на дороге здесь, – он нарисовал крепость, прикрывающую подход к Тирс. – Это сильно укрепленный пост. И вокруг всего города часовые. – Он пальцем поставил точки на снегу. – Точного расположения я не знаю. Тиранцы живут в городе. Они менее терпеливы, чем мы. И очень берегут свое драгоценное здоровье.

Окружающая Тиру местность казалась совсем пустынной.

– У них там есть враги? – спросил Старк.

– Это северный край темных стран, – сказал Харгот. – Мы все находимся здесь в постоянной опасности. В любой момент может появиться кто-нибудь или что-нибудь. Иногда это огромные снежные драконы, изрыгающие белый холод и сверкающие острыми ледяными зубами. Иногда это банда приведений, которые носятся по стране, вонзая когти и утаскивая с собой того, кто встретится на пути. А есть еще существа, которые прячутся и подстерегают теплую пищу, которая ходит на двух ногах, а затем, улучив момент бросаются на нее.

Главное нельзя показать страх, слабость, рассеянность. Например, некоторые кочевники, сами вызывают нападение, когда знают, что могут победить чудовище. Опасны также другие племена Людей Молота. Но больше всех следует опасаться тиранцам.

Он ткнул пальцем в край ведьминых огней.

– У них есть соседи в этих горах. Дети Матери Скэйта.

Старк посмотрел на него. Ветер гнал с севера тучи снега.

Халк рассмеялся хриплым каркающим смехом:

– Может быть, тебе снова повезет, Темный Человек! – сказал он и рассмеялся снова.

Глава 17

Тени лежали на дороге, указывая на север. Отряд спокойно шел по дороге. Ветер бесновался. Отряд шел по дороге на север.

– Кто они, эти Дети Матери Скэйта?

Харгот покачал головой.

– Тиранцы говорят, что это монстры. Они рассказывают о них много ужасных вещей.

– И это правда?

– Кто может сказать?

– А сами вы не знаете? Разве твои люди не ходили в горы? Через ущелье?

– В темных странах, – сказал Харгот, – путешествуют только для того, чтобы выжить, и ни по каким другим причинам.

– А кочевники?

– Они кочевники. Это их жизнь. Они достаточно сильны, чтобы отбить нападение любого врага или зверя. Мы благодарны им за это. Ведь они для нас единственная ниточка, соединяющая нас с внешним миром. Они привозят вещи, которые мы не умеем делать или не можем достать. Они привозят нам вести. Они кочевники и не конкурируют с нами, и они полезны для нас.

– Они ходят в Ведьмины Огни?

– И еще дальше. Говорят, что они торгуют и дальше, в Черных Горах. – Он помолчал, раздумывая. – И с Детьми Скэйта тоже.

Старк постарался скрыть раздражение в голосе, хотя это давалось ему с большим трудом:

– И что они говорят о Детях?

– Что они чудовища и более могущественные маги, чем мы. Они имеют власть над камнями и всем, что есть на земле. Они могут вызвать землетрясение… Говорят…

– Говорят… Эти кочевники – целый фонтан сплетен. Каждый знает, что торговцы часто лгут, чтобы сохранить в тайне свои рынки.

– Если ты думаешь, что я могу сказать тебе правду о Детях, то ты ошибаешься. Я ничего не знаю.

– Тебе хочется, чтобы Детей Скэйта не было, Темный Человек, – сказал Халк. – Но они не исчезнут просто так, по твоему желанию.

Старк взглянул на него, но не удостоил ответом. Он с горечью подумал, неужели он до такой же степени оборван, как и они. Меха, закупленные в Изванде, уже износились. В тех местах, где терлись узлы веревок, которыми они были связаны, появились проплешины. Люди перестали бриться с тех пор, как Амнир отобрал у них ножи. А потом, когда их освободили, бороды и длинные волосы служили им некоторой защитой от холода. Женщины, спасаясь от холода, обернули свои лица тряпками. Брека шла за Халком, а Геррит следовала теперь за Старком, и глаза ее улыбались. Она была единственной, кто излучал жизнерадостность. Все остальные шли как автоматы, ожидающие, когда кто-нибудь нажмет кнопку.

Старк и сам чувствовал то же самое. Земля и небо тяжким грузом давили на него. Холод, пустота и ничего впереди.

И никто не знал, что происходит сейчас на юге.

Тени стали длиннее. Ветер дул все время с севера. Он гнал сухой снег.

Они подошли к повороту, и Кинтон схватил Старка за руку.

– Смотри! Видишь? В небе, Старк! Смотри!

Старк увидел сверкающее золотистое пятно.

– Это и есть Ведьмин Огонь?

Огонь исчез, когда дорога свернула.

Двое солдат пошли вперед на разведку. Вскоре в спешке они вернулись обратно.

– Из Тиры идет отряд!

– Большой? – спросил Кинтон.

– Большой. Мы видели его только издалека.

В несколько мгновений они покинули дорогу, укрылись за камнями в лощине. Старк проверил, надежно ли они спрятались, а сам занял такое место, чтобы иметь возможность обозревать всю дорогу. За ним лежал Халк, чуть поодаль спрятались Харгот с Кинтоном.

Тиранцев было слышно задолго до того, как они появились на дороге.

Барабаны отбивали ритм шага. Дробь сопровождалась пронзительным воем каких-то инструментов и лязганием металла. Вскоре отряд появился из-за поворота дороги.

Старк решил, что их с полсотни, включая барабанщиков, дудочников и цимбалистов. Все были хорошо вооружены. На всех были металлические шлемы, а на груди и на спине поверх мехов были укреплены металлические щиты. Над ними ветер развевал красно-черные знамена и вымпелы с изображением молота.

Это были приземистые, крепкие люди, которые шагали с такой целеустремленностью, что смотрящего охватывала мерзкая дрожь. Они излучали какую-то силу, мощь. Да, эти люди не привыкли проигрывать сражения.

За солдатами шли невооруженные люди, тащившие окованные железом тележки со снаряжением.

– Они идут встречать торговцев, – сказал Халк очень тихо, хотя шум барабан был так силен, что в нем тонули все остальные звуки. – Представляю себе их радость, когда они найдут Амнира.

Старк подождал, пока последняя телега не исчезнет из виду и затем повернулся к Харготу.

– Они всегда посылают солдат для встречи торговца?

– Нет. Мы всегда следим за появлением больших отрядов.

– Это верно, – сказал Кинтон. – Мы несколько раз видели торговца у самых ворот и возле него никогда не было столько солдат. Ведь трудно предсказать, когда прибудут фургоны, а у Амнира охрана достаточно сильная.

– И тем не менее. Халк считает, что они идут к нему. А не хотят ли они напасть на башни?

– Вряд ли с таким количеством людей. Думаю, что Халк прав.

– Но ты сам сказал, что Амнир может обеспечить свою безопасность.

Этого отряда хватит, чтобы разбить охрану Амнира. Кажется, в этом году тиранцы имеют специальный интерес к торговцу, может быть потому, что у него есть нечто, что представляет для тиранцев большую ценность. Вероятно, тиранцы получили слово из Цитадели относительно нас.

– В Цитадели несомненно получили известие, что Амнир выехал из Изванда нам вдогонку, – сказал Геррит.

– Это не имеет теперь значения, – сказал Халк. – Нам теперь все равно не пройти через Тиру. Нужно искать другую дорогу.

– Мы займемся этим прямо сейчас, – сказал Старк.

Старая дорога уже стала опасной. На ней могли встретиться патрули и целые отряды. Старк пытался прикинуть время, которое понадобится отряду тиранцев, чтобы найти Амнира и сообщить весть в город. Скорее всего они пошлют скорохода. А что будет потом? Будут ли тиранцы обшаривать холмы?

Он решил, что им нужно как можно быстрее перебраться через Ведьмины Огни.

Они свернули со старой дороги. Выдерживать направление было нетрудно.

Старое солнце еще тлело в юго-западной части неба. А когда оно зашло, на северо-востоке появилась зеленая звезда, яркая, как луна.

Путь был очень труден. Изредка путь преграждали непроходимые утесы или пропасти, так что приходилось возвращаться и искать обходные пути.

Продвижение вперед было чрезвычайно медленным.

Этой ночью Старку было не до любви. Они шли до тех пор, пока усталость не свалила их. И встали сразу же, как только почувствовали, что могут двигаться дальше. Никто не жаловался, даже Халк. Все понимали, что здесь, в горах, всем грозит опасность и были очень осторожны.

Ночной Светильник поднялся выше. В небесах засияли сполохи, бело-розовые и зелено-голубые. И в ночи появилось что-то еще.

Пики Ведьминых Огней высились на севере. Они отражали своими гребнями волшебное сияние, посылая на землю цветные отблески, чудесные порождения холода.

– Ведьмины Огни принадлежат Богу Холоду, – сказал Харгот. – Они еще явятся нам.

Около полуночи Старк нашел тропу.

Глава 18

Это была слабая, еле видимая тропа, похожая на звериную, и Старк заметил ее только потому, что почти всю жизнь провел в диких местах. Тропа вела в нужном направлении, и Старк решил идти по ней. Тропа была очень узкой и обледеневшей, но она огибала все опасные места – пропасти и утесы.

Вскоре Старк понял, что это всего лишь одна из тропинок ведущих через холмы.

Он спросил, кто же мог проложить ее и остальные, и Харгот ответил:

– Возможно, привидения. Но этими тропами пользуются и другие существа. Города притягивают их. Там всегда есть возможность поживиться.

Невозможно было определить, давно ли проложена эта тропа. Земля промерзла насквозь и там, где не было снега, следы пропадали. Если они когда-либо и были, то ветер стер их с лица земли.

Старк шел впереди, не доверяя никому кроме себя. Внезапно он ощутил в воздухе запах дыма. Теперь он шел более осторожно и вскоре увидел впереди продолговатый холм. Из-за него доносились звуки. Невероятные звуки.

Старк быстро повернул назад, чтобы предупредить остальных, а затем пополз к вершине холма.

Он посмотрел вниз в котловину между холмами. В одной стороне горел костер, разложенный внутри круга почерневших от копоти камней. Костер был совсем маленький – крохотная светящаяся точка в котловине. Но она была освещена сиянием и Зеленой звездой. На севере сверкали Ведьмины Огни. Снег покрывал края котловины. Он тоже светился слабым светом. И в этом призрачном свете, не создающем теней, под дикую пронзительную музыку дудок плясали какие-то странные существа.

Они танцевали в широком хороводе, выскакивая даже на склоны котловины. Они прыгали, крутились и при этом весело смеялись, и их лохмотья развевались при движении. Они прыгали очень высоко и грациозно, и ветер свистел вокруг них. Старк подумал, что такая радость очень редкая вещь на Скэйте. Он ее здесь почти не встречал. И уже совсем неожиданно было найти ее в таком неподходящем месте, среди холмов и мрака.

Они танцевали без каких-либо определенных фигур. Иногда двое отделялись от остальных и с веселым хохотом, напоминавшем звонкие трели свадебной песни, начинали прыгать вокруг музыканта, который танцевал самостоятельно в центре круга. И тогда они начинали кружиться втроем в направлении, противоположном движению большого круга.

Старк смотрел и ему казалось, что в этой бешеной пляске есть что-то еще, кроме безумной радости. Безумие.

Он обернулся, услышав, как кто-то осторожно подполз к нему сзади, и увидел зигзаги молний на серой маске. Кинтон заглянул вниз и отпрянул назад.

– Привидения!

Старк кивнул.

– Они, кажется, знают каждый дюйм этих гор. Может быть они укажут нам обходной путь мимо Тиры?

– Можно попытаться, – сказал Кинтон. – Но помни, они очень коварны.

Не поворачивайся к ним спиной ни на мгновение. Не забудь, что Бендсмены могли сказать им о тебе.

– Ладно, – сказал Старк. – Скажи остальным, пусть они встанут вдоль холма, чтобы их видели и пусть они держат оружие наготове.

Кинтон быстро пополз обратно. Старк немного подождал, затем поднялся и начал спускаться в котловину. Он не мог сказать, кто первым увидел его, но дудка внезапно пискнула и замолчала. Танец прекратился. Темные фигуры застыли в волшебном сиянии, движущемся в небе. Они молча смотрели на Старка и ветер шевелил их лохмотья, как перья невиданных птиц.

Старк приветствовал их:

– Пусть старое солнце принесет вам тепло и свет!

Одно из привидений выступило вперед. Старк решил, что это женщина.

Все они были щуплые, в смешных шапочках и одеты они были в костюмы, сшитые из кусочков кожи. Одежда едва доставала до колен и кончалась бахромой.

Лицо женщины было узким и бледным, подбородок вытянут вперед и заострен.

Огромные глаза скошены. И в этих глазах совсем не было белка. Они были мутно-зеленого цвета с расширенными зрачками, в которых отражалась волшебно освещенная ночь.

– Старое Солнце – это хорошо, – беззаботно произнесла женщина с очень странным акцентом, который было невозможно воспроизвести. Рот ее тоже был странным. Из него выступали вперед чрезвычайно острые зубы. – Но мы поклоняемся Богу Мрака. Пусть ночь принесет тебе радость и жизнь.

Старк подумал, что было бы неплохо, если бы ее пожелание сбылось, но сам он на это не рассчитывал.

– Кто у вас старший?

– Старший? – она шаловливо наклонила голову. – У нас их много. Кто тебе нужен? Тот, кто пением околдовывает звезды и облака? Тот, кто управляет ветром? Тот, кто…

– Тот, кто прокладывает путь, – сказал Старк. – Я хочу пройти мимо Тиры незамеченным.

– А… – она посмотрела через его плечо на край котловины. – Ты один?

Или с этими? Я вижу серых воинов Башен и еще пятерых, которых я не знаю.

– Я с ними.

– Вы хотите пробраться незамеченными?

– Да.

– И не услышанными?

– Конечно.

– Но вы не такие маленькие, как мы, не такие легкие на ногу. Мы сможем пройти так, что даже не заглушим шум падающего снега.

– И все же мы попытаемся.

Она повернулась к своим собратьям.

– Незнакомец и Серые Люди хотят обойти Тиру стороной, Слейфед, – сказала она кому-то.

К ней подбежал улыбающийся человек. Он весело поддавал ногой снежные комья.

– Я проведу их.

Это были очень маленькие люди. Самый высокий из них едва доставал Старку до плеча. Слейфед осмотрел Старка с головы до ног, а затем справа налево. Он громко хмыкнул:

– Я могу провести, но не могу сделать так, чтобы твои огромные копыта ступали бесшумно. Об этом ты должен будешь побеспокоиться сам.

– И их оружие, – сказала женщина. – Не забывай об их оружии.

– Никто не забывает об оружии, – сказал Слейфед и опять рассмеялся своим странным смехом, который буквально резанул по нервам Старка. У самого Слейфеда не было оружия, по крайней мере, насколько мог видеть Старк. Только на поясе висел нож, который здесь имел каждый для повседневного пользования.

– Идите за мной, – сказала привидение. – Если сможете.

И он быстро заскользил сквозь снежную бурю. Казалось, что он едет верхом на ветре. Остальные вернулись к своему прерванному танцу. Все, кроме женщины, которая пошла за Старком. Тонкий голос трубы долго сопровождал их, пока совсем не затих, пропав в завывании ветра.

Люди Харгота и ирнанцы шли очень быстро, несмотря на сомнения Слейфеда. Они были очень бдительны и не выпускали из рук оружия.

Уродливая фигура привидения маячила впереди. Ведьмины Огни вспыхивали и гасли на фоне волшебных всполохов.

Женщина искоса взглянула на Старка:

– Ты с юга?

– Да.

– И с юга и не с юга, – она обежала вокруг него, принюхиваясь маленьким носиком. Затем она оглянулась назад, рассматривая ирнанцев. – Они с юга. Они пахнут Скэйтом. – Она снова повернулась к Старку. – От тебя пахнет небесной пылью и священным небесным мраком.

Старк не был уверен, что от него пахнет чем-нибудь, кроме того, чем пахнет от человека, не видевшего ни воды, ни мыла целую вечность. Но он не упустил тайного смысла этих слов… хотя, может быть, привидение ясновидящее?

– Тебя ввели в заблуждение, сестренка. – Его глаза неотступно следили за Слейфедом, за еле заметной цепочкой следов. Звуки дудки уже совсем пропали. Наверное, они отошли уже далеко. – Как тебя зовут?

– Сли, – сказала она. – Сли-и, как ветер, бегущий по холмам.

– Вы все время бродите, Сли?

– С самого рождения. Наш народ никогда не запирал себя под крыши. Все это наше, – и ее руки обняли широким жестом и горы, и небо, и Ведьмины Огни, и темные горы за ними. – Во времена Великого Переселения мы были вольными грабителями и кормились теми, кто жил под крышами.

Старк подумал, что она выражается чересчур буквально. И она гордилась собой. Она гордо вытанцовывала, идя впереди него. Слейфед был уже далеко впереди. Тропа была прямая. Справа ее ограничивал склон холма, а слева – ущелье с замерзшей рекой внизу В принципе на холм было можно взобраться, но это было трудным делом.

Через сотню футов тропа стала огибать большой камень. Внезапно Слейфед пустился бежать.

Побежала и Сли.

За ней – Старк.

Когда Старк настиг Сли, она прижала руки к груди. Старк одним движением руки отшвырнул ее в сторону, даже не замедлив бега. Слейфед оглянулся и не поверил своим глазам, увидев, что этот огромный человек бегает быстрее привидений. Он сунул руки под тунику, несясь как ветер.

Старк схватил его уже на повороте. Это было все равно, что схватить птицу. Старк погрузил свои пальцы в тонкую жилистую шею, состоящую из одних жил и мышц. Он приподнял это невесомое гибкое тело и с размаху ударил им о землю, как кнутом.

Перед Старком мелькнуло жуткое лицо привидения. Он увидел острые железные когти, уже почти натянутые на пальцы. Затем он резко повернулся и бросил тело Слейфеда на бросившуюся ему на спину Сли.

Ее железные когти уже были одеты на пальцы. Он ощутил прикосновение металла, уже нагревшегося от ее тела. Затем она рухнула под тяжестью тела Слейфеда, и Старк прикончил ее одним ударом кулака Она смотрела на него с белой земли. Огромные темные зрачки ее все еще отражали ночь, но уже стали подергиваться туманом.

Отряд, впереди которого были ирнанцы, уже подоспел к месту схватки.

Оружие было наготове. Старк потрогал свою челюсть. Там, где когти Сли проехали по ней, он ощутил две глубокие борозды чуть повыше шеи. Кровь уже начала замерзать. Старк достал свой меч и повел отряд дальше вокруг камня.

Тропа шла прямо.

Прямо к стенам тиранского сторожевого поста. Через щели в ставнях окон виднелся свет. На стенах и на сторожевой башне стояли люди. Этот пост занимал все пространство между пропастью и горами.

Старк повернул назад.

Тени в развевающихся лохмотьях неслись вниз по склонам, готовые обрушиться на отряд. Страшные когти сверкали на пальцах. Привидения решили не тратить времени на ночные танцы в котловине. Они, дико визжа и производя страшный шум, неслись вниз.

Почти тотчас же из сторожевого поста донеслись звуки труб.

Глава 19

Привидения, которых было меньше и которые проигрывали в вооружении, значительно превосходили отряд в скорости передвижения. Они прыгали по склону холма и поразить их мечом было невозможно. Пращи и дротики людей Харгота были бесполезны. Они образовали круг. Харгот и священники были вынуждены использовать метательные дротики как колющее оружие. Кинтон поспевал на самые опасные места. Ирнанцы сомкнули ряды. Они были более опасны для противника, так как были вооружены мечами и копьями. Нападающие старались не приближаться к ним.

Несколько привидений упали убитыми или раненными во время первой схватки. Но и несколько Серых Людей оказались сброшенными на дно пропасти или получили смертельные ранения от ужасных когтей. Привидения нападали со всех сторон, стараясь разрушить оборонительные порядки и задержать отряд до подхода тиранцев.

Старк пробился к ирнанцам.

– Что впереди? – спросил Халк.

Старк сказал ему.

– Сколько их?

– Я не знаю. Но мы в ловушке и нам надо бежать любым способом.

– А что у нас впереди, кроме ловушки? – спросил Халк.

– И все же надо бежать, – сказал Старк и побежал, крича Кинтону, который сражался в хвосте колонны. Люди начали двигаться сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. К тому времени, как Старк вернулся в голову колонны, люди уже бежали.

Они обогнули камень и обрушились на тиранских солдат, выходивших из ворот сторожевого поста. Это внезапное нападение расстроило ряды тиранцев, дюжину приземистых, хорошо вооруженных людей. Старк и высокие ирнанцы дрались со всей силой отчаяния. Мечи звенели от ударов о сталь. Легко вооруженные солдаты Кинтона имели здесь большой простор и их дротики поражали незащищенные части тела тиранцев. Если бы тиранцев было всего этих двенадцать солдат и офицеров, победа была бы за отрядом Старка.

Старк и ирнанцы были уже у ворот, когда появились следующие двенадцать солдат – стена из кожи и металла. Эта стена теснила ирнанцев назад. Короткие мечи мелькали, легко проникая сквозь меховую одежду.

Неожиданная поддержка воодушевила тиранцев из первой дюжины и они, сконцентрировавшись, ударили в ряды Серых Людей.

Ирнанцы тоже несли потери. Первыми пали братья, почти одновременно.

Халк опустился на колено. Его рука была окровавлена и из-под разорванной туники тоже хлестала кровь. Тяжелые сапоги сбили его на землю и безжалостно топтали. Брека вскрикнула, как раненная птица. Ее длинный меч снес голову с плеч одному из тиранцев, но затем и она исчезла под стеной щитов.

Старк потерял из виду Геррит. Он был теперь среди серых воинов, которые сгруппировались вокруг короля Корна и жрецов, которые стояли прижавшись к стене утеса со сложенными руками. Они были невозмутимы среди льющейся крови. Старк, покрытый потом и кровью, яростно отбивал удары коротких мечей, которые теснили его назад. Он со злостью крикнул Харготу:

– Где твоя магия, король Корн?

– А где твои звезды? – спросил Харгот и его глаза сверкнули холодным льдом из щелей маски.

Серые люди были оттеснены прямо в лапы привидений, которые нападали на них сзади, или были сброшены на дно пропасти. Их пращи были бесполезны в таком бою, а дротики ломались о доспехи тиранцев. Старк увидел, как серая маска с зигзагами молний распалась надвое под ударом меча тиранца.

Вместе с маской разделился на две части и узкий череп Кинтона. Старк почувствовал за своей спиной утес. Стена щитов надвигалась на него. Он ударил изо всех сил, почувствовал, что меч пошел куда надо, но тут же потерял его, когда человек рухнул, увлекая за собой застрявший меч.

Железные щиты обрушились на него, лишили легкие воздуха. Он рычал и царапался. Все человеческое в нем поглотила боль и опускавшийся мрак.

Тиранцы неумолимо надвигались. И наконец мрак поглотил все.

Когда свет вернулся в его глаза, то это уже был спет старого солнца, освещавший камни квадратного двора, со всех сторон которого высились стены. Он был внутри сторожевого поста. Ему было холодно, все тело болело, а на том месте, где он лежал, натекла лужа крови. Он был жив, но осознал это только спустя некоторое время. В его голову пришло имя Геррит.

Приступ боли пронзил его. Он попытался сесть, но обнаружил, что связан. Он подумал, неужели ему теперь придется прожить всю жизнь со связанными руками.

Сесть он не смог, но повернулся так, чтобы иметь большой обзор.

Поблизости у стены сидел Халк. Глаза его были закрыты, и он делал ртом очень неглубокие осторожные вдохи. Видимо, ему было очень больно дышать полной грудью. Лицо его превратилось в серую безжизненную маску, как будто вся кожа облепила кости. Под разорванной туникой Старк увидел бинт. За ним виднелась группа жрецов. Они были подавлены и растеряны, но, по-видимому, невредимы. Маски были оставлены на их лицах. Рядом с ними стоял охранник, чтобы предупредить возможное колдовство. В другом месте Старк увидел группу серых воинов. Их осталось всего семеро, и все они были ранены. И все были связаны.

Но он нигде не видел Геррит.

Он позвал ее, и она ответила откуда-то сзади.

– Я здесь, Старк.

Он с трудом повернулся, опершись локтем о стену. Она попыталась помочь ему. Руки ее были связаны. Но она, казалось, не была ранена, только вся покрыта царапинами. Волосы свисали на ее лицо длинными прядями.

– Почему, черт побери, – сказал Старк, – ты напросилась идти вместе с нами?

Он очень злился на нее.

Во дворике царило оживление, почти праздник. Тиранские солдаты занимались своими делами. Мертвые и раненые солдаты были сложены на носилки. Свора привидений, как воронье, стояло у входа и жадно хватали тюки с провизией, которые им подавали. Это была, без сомнения, плата за предательство.

Один из них увидел, что Старк пришел в себя. Он встал над ним, глядя на него со злобным удовольствием. Это был музыкант. Старк видел его дудку, которая выглядывала из-под неописуемых лохмотьев.

– Почему вы нас предали? – спросил Старк.

– Они попросили, чтобы мы высматривали вас. Они сказали, как вы выглядите. Они обещали хорошо заплатить. Но мы бы сделали это и без платы.

Глаза музыканта сверкнули. В них не отражалось ничего, кроме неприкрытой ненависти.

– Почему? – спросил Старк.

– Звезды священны, – сказал музыкант. – Они глаза бога. Когда улетают наши души, глаза бога видят нас и руки бога протягиваются, чтобы взять нас. Ты хочешь захватить звезды и лишить нас блаженства.

Старк беспокойно сказал:

– Я не понимаю. – Обычно он терпимо относился к верованиям различных племен. Но он не чувствовал особого расположения к привидениям. – Звезды вовсе не глаза бога. Они только солнца, такие же, как и над твоей головой.

Вокруг них вращаются планеты, вроде той, которая у тебя под ногами. На этих планетах живут люди, люди, которые никогда не слышали о вас и вашем боге. И между ними летают звездные корабли. И в это время, может быть, и на Скэйт садится какой-нибудь корабль и ты ничего не можешь с этим поделать.

Музыкант носил свое странное оружие там же, где носил свой инструмент. Он сунул руку под лохмотья и вытащил его с такой скоростью, что Старк едва заметил это движение. Острые когти нацелились на него, готовые нанести смертельный удар, и Старку осталось только несколько мгновений, чтобы усомниться в мудрости своих слов. Но чья-то волосатая рука ухватила кисть музыканта и офицер тиранец с железным ошейником на шее сказал очень ласково:

– Брось это, или я сломаю тебе руку.

Музыкант разжал пальцы и позволил ужасным когтям скользнуть на землю.

Звякнув, они упали на камни.

– Он будет более ценен, если будет жив, – сказал тиранец и выпустил привидение. Затем он вытер руку о штаны. – Ты можешь идти, подонок.

Музыкант подобрал свое оружие и отошел. Привидения уже выходили из ворот, оглядываясь с ненавистью назад, во дворик, на пленников. Внезапно Старк выпрямился и осмотрел двор.

– Я вижу ваших убитых, – сказал он тиранцу. – Но не вижу наших.

– Не беспокойся, друг, привидения найдут им полезное применение. – Тиранец с интересом рассматривал его. – Мы с трудом сдержались, чтобы не убить тебя.

– Отчего же?

– Таков был приказ. Убить, если придется, но по возможности взять тебя живым за двойную плату. Это насчет тебя и этой женщины. А остальные… – Он пожал плечами. – Смерть достаточно хороша для них…

Халк отвел глаза.

– Брека была моей любовью, остальные были моими друзьями. Но вы убили их. Это было в честном бою, но отдать их тела этим псам для… – он не смог окончить фразу. Гнев душил его. Внезапно он вскочил на ноги и бросился на тиранца, стараясь схватить его за горло. Руки его были связаны, рана мешала ему и он рухнул на пол. Глазами, ослепленными ненавистью, он смотрел на Старка, как будто был готов убить его на месте.

– Пророчество! – сказал он и всхлипнул так, что тело его содрогнулось. Затем он потерял сознание.

Старк пожалел, что не оставил Халка и всех остальных в фургонах Амнира, чтобы они там спокойно уснули в объятиях бога Холода.

Харгот и жрецы смотрели на него, и ему не нравился их взгляд. Хотя он и не просил их составлять ему компанию в этом путешествии. Он спросил тиранца:

– Кто дает вам припасы и кого мы ждем?

Тиранец засмеялся:

– О, ты с ним встретишься очень скоро. Мы ждем только людей, которые должны прийти из города и принять пост. В бою с вами мы лишились многих людей. А затем мы поедем в город с тобой и нашими ранеными.

Во дворике были и другие ворота, противоположные тем, через которые ушли привидения. У ворот стояли двое часовых, внимательно обозревая окрестности. Тиранец взглянул на них и засмеялся.

– Ты хотел, чтобы привидения провели тебя мимо Тиры. Обходного пути нет. Мы охраняем каждую тропинку. Даже ветер не сможет проскользнуть незамеченным. В противном случае любой бы мог пройти мимо нас и не уплатить пошлину.

Он легонько пнул ногой Старка, долго рассматривал его раны с запекшейся кровью и покачал головой. Затем он отступил в сторону и повернулся к Харготу.

– Я не верю, что он пришел со звезд. Он состоит из того же, из чего состоим и мы. И он оказался не столь могущественным чтобы справиться с серыми магами. Скорее всего, эта болтовня относительно полетов к звездам – сплошная чепуха.

На его лице отразилось величественное презрение, обусловленное его врожденной глупостью. Старк ненавидел его.

– Неужели тебе нелюбопытно? – спросил он. – Миллиард миров, с миллионами чудес, о которых я не смог бы тебе рассказать за миллион лет, а ты даже не хочешь задать ни одного вопроса.

Тиранец пожал плечами, покачиваясь на носках.

– А зачем мне это? Где я могу найти больше, чем имею здесь, в Тире?

Он пошел прочь.

– Ясно, – сказал Старк. – На это мне ответить нечего. – Он снова прислонился к стене, чувствуя себя бесконечно усталым.

– А что скажет Мудрая женщина?

Харгот не дал ей времени ответить.

– Единственный путь был на юг. Юг! Юг, где приземляются корабли.

– Весенний Ребенок говорил тебе другое.

– Ошибочное пророчество. Наказание. За то, что ты из жалости лишил старое солнце дара, не дав ему эту женщину. Оно послало нам проклятие вместо благословения.

Восемь жрецов торжественно кивнули. Девять пар глаз со злобой и ненавистью смотрели на него в упор.

– Ты не тот, кто обещан нам.

– Я и не утверждал этого, – сказал Старк. – Может быть, поэтому вы и не использовали магию, чтобы помочь нам в бою?

– Бог не посылает нам свое могущество с быстротой молнии. Это медленный процесс. У нас не было времени.

– Теперь у вас есть время.

Харгот раздраженно сказал:

– Как нам совершить ритуал? Как нам встать, как требуется? Ты слишком мало знаешь о колдовстве.

Старк знал вполне достаточно о колдовстве, чтобы не возлагать на него больших надежд. Он прекратил разговор.

– Надейся на судьбу, – мягко сказала Геррит.

– На судьбу? Неужели случится еще чудо и она поведет нас дальше?

Охранник у ворот закричал. Старк услышал отдаленный барабанный бой.

Вскоре ворота открылись и в крепость вошел отряд. Уходящие солдаты стали строиться. Носилки были приготовлены к отправке. Пленников не очень вежливо заставили подняться.

Халк пришел в сознание. Он дважды упал, пытаясь встать, и сапог тиранца помог ему. Старк связанными вместе руками сильно ударил солдата, и тот оказался распятым у стены.

– Ему нужны носилки, – сказал Старк. – И не вытаскивай свой меч.

Живым я стою вдвое больше, и твои офицеры вряд ли похвалят тебя за несдержанность, которая будет стоить больших денег.

Меч замер на полпути из ножен. Подошел офицер.

– Убери оружие, – сказал он и ударил тыльной стороной ладони по лицу Старка. – Ты слишком переоцениваешь свою стоимость.

– Ему нужны носилки.

Халк заявил, что ему ничего не нужно, попытался подняться снова, но упал в третий раз. Офицер позвал людей с носилками.

– Ну, живо, – сказал он, и указал Старку на место в шеренге.

Барабанщики ударили в барабаны и отряд вышел из ворот.

Некоторое время путь лежал вдоль горного хребта, закрывавшего видимость. Затем дорога сделала плавный поворот и перед Старком открылась перспектива страны тиранцев.

В небе вспыхивали и гасли Ведьмины Огни, такие яркие, что они намного превосходили свет старого солнца. Под ними в широкой долине, окаймленной высокими холмами, раскинулись развалины города.

Когда-то он был, подумал Старк, сильной крепостью. Это было давно, в те времена, когда большие караваны проходили через это ущелье в Ведьминых Горах. Затем крепость превратилась в город, а затем и в государство. И теперь перед ним лежал безмолвный труп города, медленно погребаемый ветрами и морозом. За бесконечное число лет он уже утратил свою форму и теперь это были только большие темные холмы в широкой долине среди гор.

Затем откуда-то пришли тиранцы. Люди Молота и город зажили новой жизнью. Теперь в тусклых лучах рыжего старого солнца хранители ущелья больше походили на привратников ада. Из обломков торчали трубы, из которых шел дым и изредка вырывалось пламя.

– Кузницы никогда не остывают, – сказал офицер. – Мы все кузнецы и все мы солдаты. Мы работаем и охраняем ущелье. Так нам завещано богом.

Такая жизнь показалась Старку довольно скучной, но он воздержался от высказываний. У него во рту все еще чувствовался вкус крови.

Еще несколько часов ходьбы привели их в новый город.

Красоты в нем не было. Многие жилища были полностью под землей, другие – только частично. Остальные, построенные из диких камней и обломков, натасканных из старого города, возвышались над землей, но были очень низкими и почти не имели окон, чтобы не пропускать холод.

Все жилища соединялись между собой лабиринтами замерзших тропинок.

Тут же были загоны для скота, возле которых суетились волосатые люди. Они заглядывали в лица пленников, которых вели солдаты. Впереди по дороге тянулся обоз, который вез в город сухие листья и сучья.

В воздухе стоял запах дыма и слышался приглушенный стук молотков, напоминавший биение сердца. Город жил. Тут и там валялись груды необработанного железа. Эти груды заслоняли даже утесы Ведьминых Огней.

Для того, чтобы добыть это железо понадобились века. И за это время они вгрызлись туннелями в окрестные горы и устроили себе жилища в этих туннелях, выходивших черными отверстиями в развалины старого города.

Старку показалось, что это огромная колония крыс, живущих в огромном подвале. Еслитиранцы собираются переработать весь этот металл, хранящийся в этом подвале Скэйта, то им понадобится еще не одно тысячелетие.

Отряд свернул на просеку, которая по всей вероятности была главной улицей, так как она вела от главных ворот и была шире остальных тропинок, да и пролегала почти прямо.

Дробь барабанов стала резче, шаги солдат изменились, они стали более четкими. Отовсюду стекался народ. В основном все они были низкими, крепко сколоченными, но встречались люди и другого телосложения и оттенка кожи.

Очевидно, в них была примесь чужой крови. Женщины не производили более приятного впечатления, чем мужчины. Старк не имел понятия, как выглядят женщины народа Башен, но они все же, вероятно, были красивее мужчин. Все эти люди, крича, напирали на солдат, защищавших пленников. Дети кричали ругательства и швыряли в пленников чем попало.

Солдаты добродушно, но решительно оттесняли толпу. Жесткий ритм барабанов ни разу не изменился. Отряд шел по прямой улице к Железному Дому.

Железные стены Дома были сделаны в виде щитов. Металл, покрывавший крышу, отражал рыжие лучи солнца. Охрана из двенадцати человек стояла у больших массивных дверей. Дом был прямоугольным, и ориентирован с севера на юг. Широкая сторона этого прямоугольника превышала восемьдесят футов.

Двери были сделаны на северной стороне прямоугольника, а основные ворота – на южной. Северная часть расширялась низкими крыльями, прижимавшимися к развалинам старого города.

Барабаны начали отбивать частую дробь. Ворота широко распахнулись, и отряд вошел в большой холл.

В нишах горели костры, давая тепло и нещадно дымя. В дальнем конце холла было возвышение, рядом с которым стояло несколько кресел. Самое большое и высокое кресло было полностью сделано из железа без единого украшения. В кресле сидел человек с железным воротником и нагрудником. Он был так же мощно, крепко скроен, как и его кресло. И тоже не имел ни единого украшения. Его нагрудник был сделан в форме молота.

На возвышении в креслах сидели и другие люди, и с удивлением Старк узнал в человеке, сидящем справа от главного кресла, Гельмара из Скэга.

Глава 20

Народ ввалился в холл вслед за солдатами. Знатные люди плечами и кулаками пробирались через толпу к возвышению, чтобы занять место рядом с ним в соответствии со своим рангом. Простые люди заполняли все пространство холла. Женщины остались на улице, а дети просочились внутрь и теперь шныряли в толпе. Железные двери с лязгом захлопнулись. Это как будто послужило сигналом, потому что толпа взревела, стуча ногами и оружием о пол.

После этого дружного вопля, который, по-видимому, был частью ритуала, постепенно установилась мертвая тишина, изредка нарушаемая кашлем и шелестом одежды. В дымном воздухе появились запахи пота, шерсти, меха и кожи.

Вокруг солдат оставалось свободное пространство. Офицер выхватил меч и поднял его в приветствии.

– Вот пленники, мастер.

Мастер был одет в прекрасную пурпурную мантию. Она наверняка приехала откуда-то с юга в фургоне Амнира, потому что местные моды никак не могли создать такое прекрасное одеяние. Они были слишком грубы и непритязательны. Мастер кивнул и офицер опустил меч.

Мастер повернулся к Гельмару:

– Это те, кого ты хочешь?

Гельмар встал и спустился с возвышения. Он был одет в темно-красную тунику, которую Старк помнил еще по Скэгу. В руках у него был жезл. Он шел не спеша и, смотрел на Старка с холодным любопытством. На возвышении были еще три Бендсмена, все одеты в зеленые одежды. Один из них, сидящий рядом с Гельмаром, имел страшный шрам на лице. Меч оставил огромный рубец ото лба до самой челюсти. Рана уже зажила, но все еще имела ярко-красный оттенок. Этот человек пригнулся в кресле, как зверь, приготовившийся к прыжку.

Гельмар посмотрел в глаза Старку. Глаза Гельмара были темные и чуть затуманенные. В них вовсе не было торжества, которое ожидал увидеть Старк.

И все же от него исходила какая-то жестокость. Она напугала Старка.

– Я знаю этого человека, – сказал Гельмар. – Да. А что касается остальных… – от повернулся и подозвал человека со шрамом. – Баст!

Баст быстро подошел и взглянул в лицо Геррит.

– Среди них было две женщины, – сказал офицер тиранец. – Одна из них дралась как мужчина. Эти южане совсем потеряли стыд, они заставляют даже женщин браться за меч. Нам пришлось убить ее.

– Это не имеет значения, – сказал Баст. – Эта женщина – Геррит, дочь Геррит. А это… – он повернулся к Халку, лежащему на носилках. – Это Халк, предводитель одной из групп, убийца Бендсменов. Я хорошо помню его, – и он потрогал шрам на лице. – Это он ударил меня.

– Жаль, что моя рука тогда дрогнула, – сказал Халк. Он попытался встать и не смог. Халк посмотрел на Гельмара. – Что с Ирнаном?

– Ирнан пал, – сказал Гельмар. Его рот скривился в жестокой улыбке. – Эта весть прибавила горечи ко всем вашим злоключениям.

– А Аштон? – спросил Старк.

– Аштон, – повторил Гельмар и улыбнулся. Его улыбка напомнила Старку нож, воткнувшийся в тело и медленно поворачивающийся в ране. – Лорды Защитников обсуждали его судьбу, когда я покидал цитадель. Решение, вероятно, уже принято. Может быть, он жив, а может – мертв, я не знаю. И я не могу ничего сказать тебе. Но ты сам скоро узнаешь все. – Он отвернулся от Старка к королю Корну и жрецам.

Старк рванулся из всех сил, но тут же был схвачен.

Гельмар даже не обратил на него внимания.

– Харгот, вместе с этими мятежниками ты собирался напасть на Цитадель. Зачем ты пошел на такую глупость?

– Мы хотим свободно летать к звездам.

Харгот еще не утратил свою гордость. Его узкая голова была гордо поднята, глаза с неприязнью встретили взгляд Гельмара.

– Старк и солнечная женщина сказали, что вы Бендсмены, запрещаете это, и следовательно, вас нужно уничтожить. Мы верим в предзнаменования, мы поверили в это, но они оказались плохими пророками. Они не хотели идти на юг, где ждут корабли. Они обидели старое солнце, так как не дали нам принести ему жертву. И так как мы поверили им, то мы наказаны.

Гельмар кивнул.

– Корабли улетели, Харгот. Ты понимаешь?

– Понимаю.

– Кораблей больше нет. Пришельцы и их корабли исчезли. Звездные пути закрыты. Наш путь лежит там, где лежал. Он связан со Скэгом и старым солнцем. Ты понимаешь это?

– Понимаю, – ответил Харгот. В его голосе была покорность и смирение.

– Тогда иди и скажи это своему народу, Харгот.

Харгот склонил голову.

Гельмар повернулся к возвышению, к человеку в пурпурной мантии, который, улыбаясь, смотрел, как серые Люди Башен опускали головы в знак смирения и покорности.

– Открой двери. Мастер. Пусть они идут.

– Я бы с удовольствием приказал убить их, – сказал Мастер, – но… – он пожал плечами и махнул, чтобы открыли двери.

Жрецы и оставшиеся воины сомкнули свои поредевшие ряды и приготовились уходить с покорностью.

Но вдруг Харгот остановился и сказал:

– Подождите, – он посмотрел на Геррит. – Ты пророчествовала мне, солнечная женщина, теперь я буду пророчествовать тебе. Твое тело еще накормит старое солнце, хотя и без торжественного ритуала.

Выражение лица Геррит изменилось. В течении всего пути в железный город она выглядела очень усталой, изможденной, еле держащейся на ногах.

Теперь она выпрямилась, как будто услышала какой-то внутренний голос. И все же она услышала Харгота и ответила ему:

– Может быть. Но твой народ найдет себе нового короля Корна, так как ты плохо правил ими. Ты бросаешь кости и пророчествуешь, но ты до сих пор не можешь отличить правды ото лжи.

Голос ее стал громче, увереннее. Он зазвенел по всему храму.

– Ирнан не пал. Корабли не улетели со Скэйта. Звездные пути открыты.

На Скэйте появилось много нового и Бендсмены боятся. В конце…

Она не договорила. Баст ударил ее. Кровь хлынула у нее изо рта и она упала. Старк, который находился в руках тиранских воинов со связанными руками, все же смог подхватить ее.

– Она слишком много говорит, – сказал Баст.

В холле внезапно стало тихо. И в этой тишине Гельмар мягко спросил Харгота:

– Ну, так ты идешь?

Харгот повернулся и вышел. За ним последовали жрецы и остатки военного отряда.

Гельмар хлопнул в ладоши.

Через занавешенные портьерами боковые двери холла вошли люди. На них были туники шафранового цвета и богато разукрашенные воротники из какого-то блестящего металла. Они были такими, каких Старк раньше никогда не видел на Скэйте – великолепно сложенные, прекрасные люди, с исключительно правильными чертами лица. Они были настолько похожи друг на друга, что отличить их было невозможно, разве что по оттенку волос. Цвет волос у них изменялся от иссиня-черного до светлого. У всех были глаза цвета меди. Глаза их были чересчур большими и слишком широко расставленными для из узких лиц. В них было что-то страшное. Когда они подошли ближе, Старк увидел, что это было. Это были глаза статуй. Они были очень похожи на живые, но в них не было жизни, они блестели, но в них не было глубины.

Они, не дожидаясь приказа, сделали то, что от них требовалось: подняли носилки Халка, другой помог подняться Геррит, еще двое заменили тиранцев, держащих Старка за руки. У каждого из них на поясе был кинжал, могучие мышцы топорщились под туниками. Шестой человек стоял спокойно, и к нему обратился Гельмар:

– Возьми их и охраняй.

Старк ясно, очень ясно увидел лицо Гельмара. Напряжение, неуверенность, беспокойство. Вся гордая самоуверенность, которую он помнил по первой встрече и которая исчезла после купания в море, куда Старк столкнул его, так и не появилась больше.

– Геррит права. Ты боишься, – сказал Старк.

Люди Гельмара повели его. Гельмар не обратил внимания на его слова.

Никто, кроме тех, кто был рядом, не слышал его, но Старк знал, что он прав.

Пришло новое на Скэйт, и Бендсмены не могли ни контролировать его, ни понять. И они чувствовали, что их вековая власть ускользает от них. Они должны взять ее сейчас и держать как можно крепче, чего бы им это не стоило. Иначе они исчезнут навсегда.

И они держали ее всеми силами и всеми способами. Страх и неуверенность делали их еще более опасными.

И они, может быть, уже убили Аштона.

Пленников отвели в одну из комнат, расположенных в крыле здания. Там были спальные маты и кое-какая мебель. Тиранцы, вероятно, не баловали себя роскошью, но спальные маты все-таки представляли некоторые удобства.

Люди в шафрановых туниках остались, все шестеро, стеречь женщину и двух мужчин, причем одного раненого. Это говорило о том, что их ценят.

Геррит сделала мучительную попытку вытереть кровь с лица. Халк спросил:

– Геррит, то, что ты сказала об Ирнане, правда?

Старк ответил за нее хриплым голосом:

– Конечно, правда. Почему же еще они оставили нас в живых? Если бы восстание было действительно подавлено, то мы были бы мертвы.

Удивительно мягким голосом один из яркоглазых людей сказал: «Не разговаривать».

Халк не обратил на него внимания. Казалось, он совсем утратил чувство реальности, потерял осторожность.

– Да, я понимаю. Если Ирнан еще стоит, другие города-государства могли присоединиться к нему…

Ближайший из охранников сильно ударил ногой по носилкам, и Халк замолчал, не в силах перенести жгучую боль, пронзившую его.

Если это так, – думал Старк, – то для Бендсменов было недостаточно объявить, что Мудрая женщина, Темный Человек и один из предводителей восставших мертвы, и пророчество не оправдалось. Они должны были бы провезти их по всему Скэйту и продемонстрировать тем, кто их знал. Геррит жива, Темный Человек жив, предводитель восставших жив. Все они пленники Бендсменов и это неопровержимое доказательство того, что пророчество ложь и могущество Лордов Защитников непоколебимо. Гельмар и его помощники должны заточить их в клетки и возить всю оставшуюся жизнь по дорогам Скэйта. Или же жестоко казнить их публично, чтобы эта казнь осталась бы в памяти людей на многие поколения.

И тогда, если надежда на пророчество была живительной влагой для восстания, оно очень быстро окончится. Ирнан падет и это будет конец всему, по крайней мере, пока.

Однако Бендсмены уверены, что надежды на то, что питает восстание, не дает ему угаснуть.

Старк тоже верил в это. Но не потому, что ирнанцы были очень суеверны и верили в пророчество, а потому, что если Лорды Защитники не будут уничтожены, ирнанцы не выстоят одни против орд фареров и наемников, которых Бендсмены натравят на Ирнан. Их союзники среди городов-государств не будут помогать Ирнану. Они, как сказал Джеран, будут наблюдать и выжидать.

Цитадель и Лорды Защитники. Все возвращается к ним. Они были символом постоянного, священного, неведомого и непоколебимого могущества.

И они теперь выносят приговор Аштону.

Может ли человек бороться с ними? Может ли он победить?

Старк посмотрел на связанные руки, узлы были влажными от крови. Шесть человек в маленькой комнатке наблюдали за ним. У них приказ не убивать его, в этом он не сомневался. Но с человеком можно сделать что-то более ужасное, чем просто убить его.

Между ним и дверью шесть человек. За дверью Железный Дом. За ним Тира, где тщательно охраняются каждые ворота, каждая тропа. Даже ветер не может проскользнуть незамеченным.

Халк снова подал голос:

Почему Гельмар солгал Харготу?

Снова удар по носилкам.

Старк ответил, стараясь говорить быстрее:

– Разве он хочет, чтобы народ Башен пошел…

Он получил сильный удар. Стиснутые пальцы были направлены в горло.

– …на юг, распевая Гимн Освобождения.

Второго удара он не выдержал. Он и не пытался, но он успел схватить безжалостную руку зубами.

Он успел понять только одно. Эти совершенные создания не были автоматами. У них тоже есть кровь. И она течет.

И у него тоже текла кровь.

Вскоре пришел врач, тиранец в грязной, давно не стиранной тунике. Его сопровождали два мальчика, один из которых нес таз с бинтами, а другой – ларец с лекарствами. Врач промыл и перевязал их раны. Больше всего времени он затратил на Халка. Он возился с ним непрерывно бурча, что приходится заниматься с нетиранцем, который все равно подохнет. Когда он окончил, пришли слуги и накормили их, а затем им было приказано отдыхать, чтобы приготовиться к путешествию. Гельмар, вероятно, очень спешил.

Комната была очень маленькая. Большую ее часть занимали люди в шафрановых туниках. Их запах был непереносим для Старка. Они пахли, как змеи. И все же он попытался уснуть. Разбудили его, когда принесли наручники из кузницы. Человек Гельмара приставил к его горлу меч, чтобы он не вздумал сопротивляться, пока его заковывают. На лице охранника ничего не отражалось.

Геррит, казалось, очнулась от сновидения. И видимо не совсем неприятного. Она старалась не смотреть на Старка.

Когда Ночной Светильник поднялся над горами, их вывели из комнаты, провели по коридору во двор позади Железного Дома. Там их уже ждали люди и животные.

Животные были низенькие с длинной шерстью и острыми рогами, на концы которых были надеты металлические шарики. Вероятно, эти животные часто бодались. Люди, которые погоняли их, были одеты в звериные шкуры шерстью внутрь. Их лиц не было видно – они были полностью закрыты бородой. Только глаза сверкали из-под полей мохнатых шляп. В бородах появились белые пряди, как будто они были тронуты морозом. Но это не было признаком пожилого возраста. Старк предположил, что это и есть кочевники, которые находятся на службе Бендсменов.

На некоторое время пленников согнали в тесную кучу, и Геррит нежно коснулась руки Старка, улыбнувшись при этом. Странная улыбка.

Как будто она прощалась с ним.

Глава 21

Животные фыркали и отдувались. Их дыхание белым облаком висело в ледяном воздухе. Старк и Геррит ехали верхом, но по бокам у них шли пешие конвоиры. Халка везли на носилках, подвешенным к двум животным. Он большинство времени спал или был без сознания. И несмотря на это на нем были наручники, как и на остальных, а рядом с носилками шел конвоир.

Гельмар, завернутый в теплый плащ с капюшоном, часто подъезжал к нему и щупал пульс, чтобы проверить, жив ли он.

– Укрой его получше, – приказал он красавцу конвоиру. – Если мы довезем его до Цитадели живым, то там сможем вылечить.

Конвоир с мечом и ножом на поясе тщательно укутал Халка мехами.

Гельмар и несколько Бендсменов ехали верхом. А остальные – их было двенадцать – шли пешком за кочевниками, не смешиваясь с ними. Очевидно, они их презирали.

Их сопровождал отряд тиранцев с непрерывным барабанным боем. Они шли на север… В небе вспыхивали и гасли Ведьмины Огни. Тиранцы сопровождали их до последнего поста, а затем отсалютовали и с барабанным боем двинулись обратно в город.

Перед ними лежала дорога, медленно поднимающаяся в горы. Где-то на другой стороне гор лежала Цитадель.

Оказывается, – подумал Старк, – добраться до нее гораздо проще, чем он предполагал. По крайней мере, теперь можно не беспокоится о Северных Псах.

По этой дороге уже сотни лет не проезжал ни один фургон. Дорога была очень узкой. Маленькие копыта животных бодро постукивали по мерзлой земле.

На небе был праздник – там плясали волшебные огни.

Было достаточно светло, чтобы видеть все вокруг.

Целые тысячелетия ветер, вода, солнце и мороз работали над каменными стенами. Они выветривали, вымывали, полировали, прокаливали. И теперь рядом с дорогой высились странные каменные создания, закованные в лед. В призрачном свете, льющемся с неба, они казались живыми. Огромные лица смотрели на них жуткими глазами. Над дорогой вздымались чудовищные щупальца, крылья каких-то монстров бросали тени на дорогу, по которой двигались крошечные люди. В широких местах дороги, где сияние рассеивалось, казалось, что целые толпы чудовищ шепчут что-то угрожающее.

Ветер с севера, проносясь со свистом по ущелью, как будто разговаривал с этими жуткими существами.

Разум Старка говорил ему, что все эти чудовища и их вопли всего лишь камни, подвергшиеся эрозии. Его разум знал это. Но в глубине души в нем жил первобытный страх. И его звериные чувства предупреждали его, что где-то рядом находятся и не каменные чудовища. Дети Матери Скэйта?

Он ничего не видел, но в этих камнях могли спрятаться сотни чудовищ.

Однако Бендсмены и их прислужники, и даже животные, шли вперед вполне умеренно. Если здесь что-нибудь и было, то они к этому привыкли.

Наручники тяжело висели на руках Старка. Небеса пылали. Время от времени сверкающий занавес приподнимался, открывая бархатную черноту неба со светящими яркими звездами.

Геррит ехала перед Старком. Она спокойно сидела на маленьком животном. Голова ее была опущена на грудь, как будто она ехала навстречу тяжелому испытанию. Старк надеялся, что он знает, о чем мечтает Геррит.

Вдруг Старк увидел с правой стороны ущелья высокий каменный столб, который так сильно наклонился вперед, что казалось он вот-вот упадет под собственной тяжестью. Он очень напоминал фигуру человека, склонившегося в молитве. Вокруг него, у самого основания, виднелись какие-то существа, которые, казалось, слушали молящегося.

В непрерывно изменяющемся свете небесных сполохов три фигуры начали двигаться, вышли из-за камня, прошли в центр ущелья и встали посреди дороги, полностью загородив ее.

И только теперь животные зафыркали, затанцевали. Весь отряд остановился перед этими существами.

Гельмар выехал вперед.

– Келл а Марг, Дочь Скэйта, – сказал он. Голос его был ровным, никакого волнения в нем не ощущалось. Он просто констатировал факт. – Фенн, Федрик.

Фигуры были завернуты в плащи, но головы их были обнажены. На них красовались только диадемы из чистого золота. А в диадеме передней фигуры сверкал огромный дымчатый бриллиант. В их лицах было что-то странное. Они казались белыми в свете сияния.

Келл а Марг сказала:

– Гельмар. – Ее голос походил на звенящие колокольчики. Это был голос женщины и он был повелительным, несмотря на нежную мелодичность. В нем ощущалась властность, которая никем и никогда не подвергалась сомнению.

Старк рассматривал их лица. Они были покрыты белым пухом и их черты, хотя и не производили неприятного впечатления, все же заметно отличались от человеческих. Носы были расплющены, а челюсти слишком выдавались вперед. Глаза женщины были такие огромные, темные и блестящие, как бриллиант в ее диадеме. Глаза существа, ведущего ночной образ жизни.

Она заговорила с Гельмаром:

– Вы хотите проехать через наши горы и не остановиться?

– Дочь Скэйта, – сказал Гельмар и теперь в его голосе промелькнула нотка раздражения, – у нас очень срочное дело, а времени у нас нет. Я благодарю тебя за честь, но…

– Это не честь, – сказала Келл а Марг. Она посмотрела через плечо на пленников. – Это и есть те преступники, которых ты искал?

– Келл а Марг…

– Ты кричал о них на весь север, так что неудивительно, что мы о них знаем. Мы же не глухие.

Раздражение в его голосе усилилось.

– Келл а Марг, я говорю тебе…

– Ты говоришь, что Скэйту грозит опасность. На него надвигается что-то новое и страшное, с чем можете справиться только вы. Ты говоришь это только потому, что я спросила, а так нам приходится слушать сказки кочевников, которых мы не понимаем.

– Вам нечего беспокоиться об этом.

– Ты слишком много берешь на себя, Гельмар. Ты хочешь решить судьбу Матери Скэйта, не посоветовавшись с нами, ее Детьми.

– Сейчас нет времени, Келл а Марг. Я должен доставить этих пленников как можно скорее.

– Ты найдешь время, – сказала Келл а Марг.

Наступила тишина. Ветер с севера пронзительно свистел. Странные фигуры покорно слушали бесконечную молитву каменного человека. Плащи, которыми были укутаны Дети, хлопали на ветру.

– Прошу тебя, не вмешивайся, – сказал Гельмар. Его раздражение уже перешло в отчаяние. Он знал эту женщину, подумал Старк. Знал и боялся, даже ненавидел. – Я знаю твой народ, я имел с ними дела. Я знаю, что им нужно. Пожалуйста, дай нам пройти.

Земля легонько затряслась. Склоненный человек над их головами покачнулся.

– Келл а Марг!

– Да, Бендсмен?

Еще небольшой толчок. Посыпались обломки. Каминный человек наклонился еще ниже. Кочевники торопливо стали отводить животных назад, чтобы на них не обрушились эти тонны камня.

– Ну, хорошо, – яростно сказал Гельмар. – Я найду время.

Келл а Марг жестко сказала:

– Кочевники могут ждать в обычном месте.

Она повернулась и легким шагом пошла по направлению к утесам. Между каменными фигурами была проложена тропа. Она шла по ней. Фенн, Федрик и весь отряд покорно следовал за ней. Прямая спина Гельмара казалось излучала ярость.

Геррит выпрямилась в седле. Голова ее поднялась. Высоко и гордо.

Старк почувствовал какую-то тревогу, которая не была связана с Детьми, или с этими дикими горами, готовыми поглотить их. Эта тревога существовала все время, но сейчас он чувствовал что-то другое. Он опять подумал, что она знает это и в тысячный раз обругал пророческие видения.

С носилок донесся голос Халка. Слабый, но такой же заносчивый, как и всегда.

– Я же говорил тебе, что ты не сможешь уничтожить Детей Скэйта одними словами.

В утесе открылось огромное отверстие, когда большой камень повернулся на шарнирах. Отряд въехал в него. Дверь снова закрылась за ними.

Келл а Марг сбросила свой плащ.

– Я ненавижу ветер, – сказала она и улыбнулась Гельмару.

Они очутились в большой пещере. Очевидно здесь кочевники вели торг с Детьми Скэйта. В спокойном воздухе тускло горели лампы, распространяя сладкий запах масла.

Пол и стены были грубые, шершавые, необработанные. В боковой стене виднелась вторая дверь.

– Бендсмены низших рангов могут остаться здесь. Они не нужны нам, – сказала Келл а Марг. – Думаю, что и от раненого южанина нам мало пользы. А эти двое… – она показала на Старка и Геррит. – Мудрая женщина и тот, кого называют Темным Человеком, нам понадобятся. И, конечно, ты, Гельмар, пойдешь со мной. Мне нужен твой совет.

Бендсмены в зеленом с неудовольствием восприняли ее слова, в которых слышалось неприкрытое пренебрежение. Баст хотел взорваться, но придержал язык. Гельмар стиснул зубы. Он едва сдерживал свой гнев.

– Мне нужны охранники, – отрывисто сказал он. – Этот Старк очень опасен.

– Даже в наручниках?

– Даже в них.

– Тогда возьми четырех. Хотя я не думаю, что из дома Матери можно бежать.

Пока люди слезали с седел на пол пещеры, Келл а Марг спокойно стояла и ждала. Старк видел, что ей редко приходится ждать. Но сегодня был необычный случай. Настоятельная необходимость заставила ее нарушить свои привычки. Она с открытым любопытством рассматривала Старка.

Он тоже стал рассматривать ее. Фигура у нее была стройная и гибкая. И казалось, что она дышит тем же высокомерным презрением, что отчетливо звучало и в ее голосе. Все ее тело было покрыто белым пушком и украшено золотыми пластинками. Прекрасное животное, сладострастная женщина.

Великолепный королевский горностай с развратными глазами, Старк не ощутил никакого возбуждения при взгляде на нее.

Она игриво повела плечами.

– Я не знаю, опасен ли этот человек, но наглости ему не занимать, – сказала она.

Затем она повернулась и пошла к боковой двери. Она бесшумно распахнулась перед ней. Келл а Марг вошла в нее. Гельмар с двумя пленниками и четырьмя охранниками последовал за ней. Сзади шли два покрытых белой шерстью придворных.

Слуга, стоящий у двери, сразу же закрыл ее за ними, и они оказались в странном и прекрасном мире.

Старк содрогнулся. Волна дрожи пробежала по его коже, как это бывает у зверей.

В Доме Матери Скэйта пахло сладким маслом, пылью и глубиной пещер.

В Доме Матери пахло смертью.

Глава 22

Они очутились в коридоре, широком и высоком, освещенном мерцающими лампами. Здесь их ждала группа людей. Они склонили головы, покрытые белым пухом и с близко посаженными ушами. Головы их были украшены золотыми диадемами, которые отличались друг от друга размерами и красотой. Видимо, они служили показателем общественного положения каждого. Почтительный шепот раздавался со всех сторон:

– Дочь Скэйта. Ты вернулась.

Старк подумал, что они ждут очень долго и устали стоять на ногах. Он заметил, что четыре человека стоят отдельно, поодаль от остальных. Они держались с какой-то особенной гордостью. На их головах были шапочки в форме черепа, а одеты они были в черные камзолы, перетянутые кожаными ремнями и золотыми цепочками. Они не кланялись. Их взгляд не отрывался от незнакомцев.

Все остальные придворные после того как подняли головы, тоже устремили свои взгляды на Старка и Геррит. Взгляды были холодными и враждебными. Бендсмены, очевидно, были для них не в новинку, так как они едва пробежали по Гельмару глазами. А вот Старк и Геррит их тревожили.

– Я буду говорить с Божественным, – сказала Келл а Марг и повелительным жестом приказала придворным очистить путь.

Четверо в черном окружили ее. Они все пошли вперед, тихо переговариваясь между собой. Придворные, казалось, с радостью заняли места в последних рядах процессии.

Они шли, как показалось Старку, довольно долго. Стены и потолок были украшены разными изображениями, выполненными с большим искусством.

Казалась, что эти изображения рассказывают историю религии Детей Скэйта.

Старк решил, что некоторые периоды этой истории были весьма бурными.

Некоторые из изображений были насильственно повреждены. Во время пути Старк насчитал шесть дверей, которые были наглухо закрыты, чтобы вторгшиеся сюда враги не могли проникнуть в них.

Некоторые двери были открыты и Старк, заглядывая в комнаты, поражался удивительной роскоши и богатству убранства. Серебряные лампы освещали прекрасные мозаичные панно, на которых было изображено что-то, чего Старк не видел никогда. Одно было ясно: эти Дети Скэйта не имели ничего общего со своими родичами из морских глубин. Они ушли далеко вперед от животных и создали чрезвычайно высокоразвитое общество, которое жило и трудилось под сверкающими утесами Ведьминых Огней.

Некоторые комнаты не были освещены, но во мраке других горело по одной лампе. Везде стоял еле уловимый запах пыли и смерти. Что-то мелькало в боковых коридорах, ответвляющихся от главного, по которому они шли. Судя по всему работа, какой бы она ни была, продолжалась.

Коридор заканчивался огромной пещерой, где фантастические натуральные каменные образования были оставлены нетронутыми. Везде горели огромные лампы, а пол был выложен мраморными плитами. За пещерой находилось несколько комнат, а за ними комната со сводчатым потолком, очевидно принадлежавшая Келл а Марг, Дочери Скэйта.

Здесь было совершенно пусто. Стены, пол и потолок были сделаны из мерцающего белого камня, без всяких украшений и скульптур. Здесь ничего не отвлекало глаза от главной точки – высокого кресла.

Кресло было сделано из коричневого камня и имело форму женщины, закутанной в мантию. Келл а Марг села в кресло и оказалась сидящей на коленях у женщины, которая, казалось, обнимала ее руками, склонив голову с выражением любви. Келл а Марг сидела на коленях Матери Скэйта и ее стройное вызывающее тело четко выделялось на коричневом фоне.

Божественные стали небольшой группой справа от кресла, а остальные рассыпались по пустому пространству комнаты, стараясь держаться поближе к креслу. Фенн и Федрик встали слева от кресла, Гельмар, Геррит и Старк с охранниками стояли прямо перед креслом у подножия ступеней, ведущих наверх.

– Ну, – сказала Келл а Марг, – расскажи мне об опасности, которая грозит Скэйту.

Гельмар уже взял себя в руки. Его голос снова стал любезным.

– Непременно, Дочь Скэйта. Но я предпочел бы говорить наедине.

– Здесь только хранители Дома, Гельмар. Мужчины и женщины, которые ответственны за благополучие всего народа. Я хочу, чтобы они все слышали.

Гельмар кивнул. Он посмотрел на Старка и Геррит.

– Пусть тогда выведут этих.

– А, пленники. Нет, Гельмар, они останутся.

Гельмар начал гневно протестовать, затем сбился, склонил голову и стал рассказывать историю прилета звездных кораблей.

Келл а Марг внимательно слушала. Слушали и Фенн с Федриком, советники и придворные. Они слушали с вниманием, к которому примешивался страх и что-то еще. Гнев, ненависть – инстинктивная реакция на то, что произошло, но не должно было произойти.

– Позволь мне прояснить для себя все, что ты тут наговорил, – сказала Келл а Марг. – Эти корабли. Они прилетели издалека?

– Со звезд.

– Звезды. Мы уже почти забыли о них. И люди на этих кораблях, они тоже издалека? Они не рождены на Скэйте, они не Дети Матери Скэйта?

Глаза всех обратились на Старка и смотрели на него так, как будто он был живым воплощением святотатства.

– Да, – сказал Гельмар, – они чужие нам, полностью чужие. Мы позволили им остаться только потому, что они привезли полезные нам вещи.

Металлы, например. Но они привезли нам и плохое – рассказы о жизни там, в других мирах, чужие мысли. И они смогли подействовать чужими идеями на некоторые наши народы.

– Они дали нам надежду, – сказала Геррит. – Дочь Скэйта, позволь я расскажу, как мы живем под властью Лордов Защитников и их Бендсменов.

Гельмар хотел остановить ее, но Келл а Марг жестом утихомирила его.

Она выслушала рассказ Геррит, а когда та закончила, сказала:

– Ты и твой народ хотели сесть на эти корабли и улететь со Скэйта в другой мир? Вы хотите жить в чужом мире, а не в том, который дал вам жизнь?

– Да, Дочь Скэйта. Тебе трудно понять, но мы рассматриваем это как спасение.

Она не должна была так говорить. Она знала это. Старк тоже знал это.

И все же это было сказано.

– Мы нашли другое спасение, – сказала Келл а Марг. – Мы вернулись в лоно Матери и пока вы наверху голодаете, воюете и умираете вместе со старым солнцем, мы живем в тепле, в полной безопасности, окруженные неясной любовью Матери. Так что не думай, что я буду сочувствовать тебе или постараюсь поставить Бендсменов на место. У меня есть заботы поважнее.

Она повернулась к Гельмару:

– Это восстание еще продолжается?

Тот неохотно кивнул:

– Да.

– Хорошо, – заметил Старк. – Мы были уверены, что ты лжешь.

Келл а Марг продолжала:

– Ты хочешь доставить этих людей на юг. С какой целью?

– Есть пророчество…

– Да, кочевники приносили какие-то сплетни об этом. Это касается этого человека? – она взглянула на Старка.

Гельмар был очень встревожен этим вопросом.

– Пророчество вызвало восстание. Если я докажу им, что пророчество лжет…

Келл а Марг прервала его, глядя на Геррит:

– Это твое пророчество, Мудрая женщина?

– Моей матери.

– А что там говорится об этом человеке?

– Что он придет со звезд, – сказала Геррит, – чтобы уничтожить Лордов Защитников.

Келл а Марг расхохоталась. Смех ее рассыпался серебряными колокольчиками и заставил вспыхнуть щеки Гельмара.

– Теперь я понимаю твое беспокойство, Гельмар. Плохо, если он уничтожит Защитников до того, как наступит твоя очередь.

– Что ты хочешь этим сказать. Дочь Скэйта?

– Вы действительно не знаете? – она повернулась к Старку и Геррит. В ее развратных глазах было искреннее изумление. – Вы действительно не знаете? Лорды Защитники – это состарившиеся Бендсмены.

У Старка сердце подскочило в груди.

– Они люди?

– Как Гельмар. Именно поэтому они должны оставаться невидимыми здесь, на крайнем севере, за своими туманами и мифами и под защитой своих демонов, Северных Псов. Невидимость – главное свойство божественности.

Если люди увидят их, они будут знать правду, и Лорды Защитники потеряют свою божественность. Но они достаточно умны и предпочитают проводить остаток жизни в Цитадели, закутанные в белые мантии. В этих мантиях они принимают дары своих преданных слуг. И этих даров очень много.

Старк засмеялся.

– Люди, – сказал он и посмотрел на Гельмара.

Выражение лица Гельмара было ужасным.

– Ты зря насмехаешься. Дочь Скэйта. Мы служим народу и делаем больше, чем делают Дети, которые служат только себе. Во времена Великого Переселения вас не раз просили дать убежище здесь в Доме Матери тем, кто умирал от холода, но вы всех прогнали отсюда.

– И поэтому мы выжили, – сказала Келл а Марг. – Скажи, сколько страдальцев нашли свой конец в когтях Северных Псов, когда хотели найти убежище в Цитадели? Они ведь хотели спасти свои жизни.

– Цитадель – священное место…

– И Дом Матери тоже. Дети жили здесь еще до того, как была построена Цитадель.

– Это только ваша традиция.

– …и все мы собираемся жить здесь, когда исчезнет все и вся. Давай вернемся к нашей беседе. Существует простой способ покончить с мятежом раз и навсегда – отослать корабли прочь со Скэйта.

Гельмар процедил сквозь зубы:

– Неужели ты полагаешь, что мы не думали над этим. Дочь Скэйта. Это ничего не изменит, потому что…

– Потому что, – прервал его Старк, – он уже не может сделать этого.

Разве не так, Гельмар? Разве не правду сказала Мудрая женщина, что корабли еще здесь, на юге?

Снова Келл а Марг жестом остановила Гельмара, который пытался что-то сказать. Рука ее была узкой с закругленными ногтями. На ней не было никаких украшений. Ладонь розовая и голая. Женщина жестом позвала Старка подойти поближе, подняться по ступеням. Охранник пошел рядом.

– Ты действительно из другого мира?

– Да, Дочь Скэйта.

Она дотронулась до него и до его щеки. Все ее тело, казалось, отпрянуло назад от этого прикосновения. Она вздрогнула и сказала:

– Скажи мне, почему Гельмар не может отослать корабли прочь?

– У него нет власти. Корабли прилетают на Скэйт, потому что здесь уже побывали другие корабли, уже есть порт и склады товаров, есть рынок, где идет торговля. Это просто и удобно. И Бендсмены стараются контролировать это. Но они видят, к чему все это ведет и ничего не могут поделать.

Она вроде бы поняла. Она кивнула головой и резко сказала Гельмару:

– Если Скэг закроют для кораблей, то капитаны могут сесть в любом месте Скэйта. Они будут прилетать на Скэйт, потому что хотят получать выгоду от торговли. Бендсмены не могут уследить за ними, они не могут везде держать свои своры фареров.

Они могут приземлиться даже здесь?

– Но не в горах. Дочь Скэйта. Однако совсем близко отсюда.

– И они делают это ради выгоды. Из-за денег.

– Ты об этом знаешь?

– Мы изучали прошлое, – сказала она. – Мы историки. Мы знаем обо всем. Пожалуй единственное, чего мы не знали, это необходимости в деньгах.

– Но среди людей все не так. Люди хотят денег, даже люди других миров. И я думаю, что Гельмар боится того, что эти корабли начнут увозить людей со Скэйта, тех, кто сможет заплатить за проезд.

Старк смотрел в лицо Гельмара. Оно было непроницаемым и Старк решил, что он недалек от истины.

Торговые корабли не смогут увезти целые народы, как корабли Галактического Союза. Но это будет началом. Гельмар наложил руку на народ Скэйта и надеется, что никто не сможет проскользнуть между его пальцами.

Вот почему он так обеспокоен восстанием в Ирнане. Ведь оно может перекинуться на всю планету. И если на юге разразится гражданская война, то ее выиграют не Бендсмены.

И уж не Лорды Защитники, которые оказались всего лишь стариками Бендсменами. Неразрывная цепь, протянувшая основателей до нынешнего времени и возобновляющаяся в каждом поколении. В этом смысле они действительно вечные и неизменяемые, как человеческая раса.

И уязвимые.

Комната казалась внутренностью раковины, большой жемчужиной. Здесь все светилось мягким белым светом. Келл а Марг сидела в центре комнаты на коричневых коленях Матери Скэйта, в кольце ее рук. Ее глаза были устремлены на Старка, огромного, потного, неуклюжего в цепях и тяжелых оковах. На человека, рожденного не на Скэйте.

Он грубо сказал:

– Дело сделано, Келл а Марг. Ваш мир открыт и его нельзя закрыть.

Новое уже здесь и оно не уйдет обратно. Бендсмены в конце концов проиграют битву. Зачем тебе помогать им?

Келл а Марг повернулась к Божественным.

– Позвольте нам спросить совета и помощи Матери.

Глава 23

Холл Божественных был расположен в той части Дома Матери, которая была предназначена исключительно для нее. В комнатах, мимо которых проходил Старк, теперь было шумно – там занимались студенты и Божественные низших рангов. Эти комнаты могли бы вместить гораздо большее количество студентов, чем там занималось сейчас. Ответвляющиеся боковые коридоры вели в тишину.

Сам холл был круглый, со сводчатым потолком и единственной лампой, свисающей с центра потолка. Под лампой стоял круглый стол диаметром в три фута, покрытый роскошной скатертью. Стены были увешаны коврами, очевидно хранящимися еще с древних великих времен. Доброе огромное женское лицо смотрело со всех ковров, оно повторялось бесконечное число раз, оно как призрак присутствовало в зале, никого не беспокоя, но следя за движениями каждого, кто здесь находился. Большая лампа не была зажжена. Но по окружности комнаты на пьедесталах были установлены маленькие лампы, которые и создавали здесь освещение.

Все молчали.

Вошли прислужники. Они почтительно и благоговейно зажгли лампу и убрали скатерть с круглого предмета, который Старк принял за стол. Они все время распевали священные песни.

– Глаза Матери, – прошептали Божественные. – Они видят всю правду.

Глаз Матери оказался огромным кристаллом, вставленным в золотое обрамление. Кристалл был чист и прозрачен, как дождевая капля. Свет лампы, казалось пронизывал его. Божественные собрались рядом с кристаллом, склонив головы.

Здесь не было ни единого кресла. Даже Келл а Марг стояла. Фенн и Фендрик стояли рядом. Гельмар, Старк, Геррит и четыре охранника создавали отдельную группу, стоящую ближе к двери.

Келл а Марг заговорила и ненависть, звучащая в ее голосе, относилась в равной степени ко всем.

– Вы чужие в этом доме. Я не доверяю никому из вас. И все вы говорите о вещах, которые я не понимаю и о которых не могу судить, так как не имею опыта.

– Зачем мне лгать. Дочь Скэйта? – спросил Гельмар.

– Но Бендсмены живут только ложью, – ее взгляд пробежал по Геррит, затем остановился на Старке. – Гельмара я знаю. Женщина не претендует ни на что иное кроме как быть рожденной на Скэйте. И она не уверяет, что видела эти корабли. Вот этот человек, которого зовут Старк, уверяет, что он из иного мира. Прозондируйте его мозг. Божественные.

Рука повелительным жестом махнула Фенну и Фендрику. Два охранника, стоящие рядом с ним, получили короткое приказание. Охранники отошли от Старка, но пошли за ним, когда его повели к кристаллу.

– Смотри в глаза Матери, – сказали Божественные.

Свет ламп проник внутрь прозрачного кристалла, все глубже и глубже, концентрируясь в узкий луч. Он затягивал взгляд Старка, увлекая его в глубины кристалла все ниже и ниже.

– Кристалл подобен воде. Отпусти свой разум, пусть он свободно плавает в нем…

Старк улыбнулся и покачал головой.

– Меня не так просто загипнотизировать. Вы хотите посмотреть содержимое моей памяти, проверить, не лгу ли я? – спросил он. – Вы можете сделать это без всяких затруднений.

В каждом мире были свои методы. Он имел дело со многими из них и даже преуспел в некоторых из них. С телепатией и зондированием мозга он встречался часто и не боялся их. В таких случаях главное не потерять контроль.

Он открыл свою память для них, но только те блоки, которые считал нужным показать.

Они стояли, опустив головы, но только делали вид, что смотрят в глубь кристалла. Они слушали то, что его мозг говорил им. Правду для Келл а Марг. Воспоминания.

Краткое воспоминание о его звезде. О его солнце, о теплом золотом светиле.

Воспоминание о космосе, каким он впервые увидел его из иллюминатора корабля, несущего его на Альтаир. Оглушительное великолепие миллиардов солнц, сверкающих в черном море бесконечности, которые вечно двигаются по своим заранее определенным путям. Звездные скопления космических пчел, жужжащих в своих ульях созвездий. Яркие туманности, которые занимают целые парсеки и похожи на облака ослепительного огня. Темные туманности, в которых утонувшие солнца мерцали как угасающие звезды. Невообразимо удаленные друг от друга острова галактик. Бездонная и бескрайняя вселенная.

Воспоминания о невероятном мире – городе Паксе и его спутнике – символе мощи Союза Галактик.

Тишину разорвали крики Божественных, наполненные ужасом.

– Он видел! Он видел. Дочь Скэйта! Он видел бездонно черные глубины и ослепительно-яркие солнца, небеса других миров. – Они смотрели на Старка так, как будто он был демоном.

Келл а Марг еле заметно кивнула:

– Теперь мы можем поверить в это. И я желаю знать, как он попал сюда.

– В поисках друга. Дочь Скэйта. Кого он очень любил, Бендсмены схватили его. Они могут убить его. Он очень ненавидит Бендсменов и Лордов Защитников.

– Ясно. И пророчество. Есть ли в нем истина?

– Он не знает.

– Пророчество, – сказал Старк, – и с ним все ограничения и обязательства, которые накладываются на человека, выбранного судьбой, независимо от того, хочет ли он этого или нет.

– И все же на тебя накладываются обязательства. Почему именно на тебя?

– Я не знаю. Но я уверен, что тебе ничего не грозит, Дочь Скэйта. Ни от меня, ни от Геррит. Главная угроза планете в целом и твоему народу в частности исходит от Бендсменов. Потому что они совсем не понимают, с кем имеют дело.

– Он лжет, – послышался крик Гельмара. – Для вас не будет опасности, если ты отпустишь… отпустишь нас и позволишь уйти!

Келл а Марг долго молча стояла. Как горностай над своей добычей.

Наконец, она сказала:

– Ты не правильно меня понял, Гельмар. Я не боюсь. Меня не интересует ни твоя жизнь, ни твои южане, ни их восстание. И я не нуждаюсь в твоих заверениях, что мне ничего не грозит. Этот человек – часть новых сил, появившихся на Скэйте. Возможно, он каким-то образом сможет воздействовать на будущее детей Скэйта, наше будущее. Это меня волнует. Когда я приду к решению, тогда будет ясно, кто уйдет отсюда, а кто останется.

Она повернулась к Божественным:

– Что видел Глаз Матери?

Теперь они смотрели в самую глубину кристалла, в самое его сердце.

В холле стало тихо, так тихо, что Старк мог слышать дыхание каждого, кто был здесь. Сильное беспокойство охватило его. Эта сумасшедшая самка обладала абсолютной властью и ничего хорошего Старк в этом не видел.

Множество лиц Матери смотрело на него со стен. Они тоже не успокаивали его.

Ожидание становилось невыносимым. Никто не двигался. Божественные казались изваянными из камня. Тяжесть горы, под которой была пещера, давила на Старка. Ему стало жарко. Оковы, состоявшие из огромных железных колец, пригибали его к земле. Он повернул голову, но не увидел Геррит. Она была где-то сзади у самой двери.

Один из Божественных внезапно вздохнул и снова затаил дыхание.

Видимо, он что-то увидел в кристалле.

Старк сначала решил, что это свет лампы, но потом понял, что этот свет начал излучать сам кристалл. Пульсирующее сияние постепенно темнело, переходя от чистейшего белого цвета к кроваво-красному. И Старк вспомнил пещеру Геррит и ее волшебную пророческую воду.

– Кровь, – сказали Божественные, – много крови прольется, если этот человек останется жить. Смерть придет в Дом Матери.

– Тогда, – спокойно произнесла Келл а Марг, – тогда он должен умереть.

Старк начал собирать цепь в руки. Осторожно, чтобы она не звякнула.

Гельмар выступил вперед:

– И он умрет. Я сам займусь этим, Дочь Скэйта.

– Этим займусь я, – повелительно ответила Келл а Марг. – Фенн, Фендрик!

Они выхватили кинжалы из ножен и легкими шагами стали приближаться к Гельмару. Келл а Марг сказала:

– Прикажи своим охранникам убить этого человека, Бендсмен!

В ярости и отчаянии Бендсмен закричал:

– Нет, подожди…

Охранники из Цитадели не знали, что делать. Они смотрели на Гельмара и ждали.

Но Старк не ждал.

Он резко повернулся и ударил цепями охранника, который стоял справа от него чуть позади. Старк услышал хруст костей. Дыхание охранника перешло в хриплый крик. Он упал. Старк перескочил через него и устремился к двери.

Сзади послышались крики.

Два охранника, которые были с Геррит, бросились к Старку, чтобы задержать его. Геррит, оставленная одна, схватила одну из маленьких ламп, стоявших вдоль стены, и швырнула ее.

Горящее масло расплескалось по комнате. Ковры, высохшие за целые столетия, сразу же вспыхнули, словно порох.

Один из охранников повернулся и оттолкнул Геррит в сторону, но было уже поздно. Старк видел ее падение, а затем потерял из виду. Густой дым слепил его. Вокруг раздавались крики ужаса. Лицо Матери на коврах скручивалось под огнем, темнело и исчезало прямо на глазах. Двое Божественных бросились на кристалл, защищая его своими телами. Остальные пытались погасить пламя, но тщетно. Один из охранников был охвачен пламенем, а другой, повинуясь приказу Гельмара, пробежал мимо Старка, даже не задерживаясь возле него. Старк позвал Геррит, но ответа не было, затем он сам наткнулся на нее. Он схватил ее за тунику и потащил к выходу из холла. Вместе с ним из двери вырвались клубы дыма.

Он сначала решил, что Геррит мертва, но она закашлялась и тихо произнесла:

– Если ты не убежишь сейчас, то конец всему.

Шум в холле все усиливался. Те, кто остались там, старались пробиться к выходу. Студенты и прислужники высыпали в коридор. Старк склонился над Геррит.

Она крикнула ему:

– Беги отсюда, черт бы тебя побрал! Я дала тебе этот шанс. Неужели ты не воспользуешься им?!

Старк колебался. Один бы он мог бежать, но с Геррит на руках – вряд ли. Он нежно коснулся ее лица.

– Если я буду жив… – и он, оставив ее, пустился бежать.

Он бежал по коридору, смертельно опасный для тех, кто пытался его задержать. Цепи звенели в такт его шагам. Покрытые белой шерстью студенты разбегались в стороны при его приближении. Они были очень молоды, эти студенты. А их учителя – стары. И ни те, ни другие не годились для боя.

Старк проносился через их толпы, как нож через масло.

Сзади он услышал крики. Очевидно, Гельмар и Келл а Марг вырвались из горящего холла. Он оглянулся и увидел двух охранников, бегущих за ним. С ними он не смог бы справиться. У них были мечи, а у него только сложенные цепи.

Он свернул в боковой коридор и побежал еще быстрее. Каменные ступени повели его вниз. Затем он попал в другой коридор, более узкий, более пыльный и хуже освещенный. Коридор привел его в лабиринт комнат, туннелей, лестниц, пустынных переходов, освещенных всего-навсего одной или двумя лампами.

Наконец он остановился и прислушался. Все, что он мог слышать, это был стук его собственного сердца. Он взял одну из ламп из стенной ниши и пошел все глубже и глубже в недра Дома Матери Скэйта.

Глава 24

Вероятно, Дети в течение многих поколений зарывались в недра Ведьминых Огней. Должно быть, раньше их было гораздо больше, чем сейчас.

Старк вспомнил замечание Харгота о необходимости притока свежей крови.

Дети, вероятно, добровольно отрезали себя от внешнего мира и гены их теперь необратимо изменились. Они стали искусственными мутантами и потеряли связь с людьми. Дети Морской Матери пошли по тому же пути и пришли к тому же. Но Старк не имел права судить ни тех, ни других.

Здесь стояла удручающая тишина. Тишина столетий была здесь такая же густая, как и пыль столетий. Но воздух здесь был годен для дыхания. Дети аккуратно следили за исправностью вентиляции. Их инженерные таланты вероятно были заложены в них от рождения, самой природой. Они чувствовали камень и знали, как обращаться с ним. Их лабиринт пещер и коридоров был сделан так, что мог пережить сами горы, под которыми он находился.

Единственным источником света здесь была лампа, которую он нес. Старк шел, не имея ни малейшего представления, куда идет. Он старался подавить панику, которая охватила его. Дом Матери будет для него великолепной гробницей. Дети, вероятно, никогда не найдут его тело.

Несмотря ни на что, любопытство не покинуло его и он остановился, чтобы осмотреть вещи, которыми были завалены эти совсем забытые комнаты.

Он понял, что находится в музее.

Как это сказала Келл а Марг? Мы изучаем прошлое. Историки. Они, должно быть, грабили мертвые и умирающие города на севере. Они начали свое коллекционирование еще до того, как люди во времена Великого переселения начали уходить на юг. Статуи, картины, драгоценности, музыкальные инструменты, ткани, керамика, механизмы, игрушки, книги, конструкции из дерева, металла, пластиков – все это было свалено в комнатах и коридорах.

А если предмет не помещался целиком, он хранился в разобранном виде.

История и техника, философия и искусство начисто исчезнувших ныне цивилизаций – все это хранилось в этих подвалах, все пало жертвой странной мании умирающей расы.

Старк разыскал две вещи, которые были ему очень нужны – оружие и инструмент, чтобы снять оковы. Здесь было полно оружия: но большинство его было бесполезно. Постоянная влажность и температура хорошо сохраняли все предметы, но время делало свое дело. Наконец он нашел молот и зубило, но он не мог их использовать один, без помощника. Старк сунул зубило за пояс рядом с ножом, а молот понес в руке. Как никак, а молот в умелых руках неплохое оружие.

Но не было никого, чтобы помочь ему.

Не было пищи, не было воды. Жажда уже начала мучить его, да и есть скоро захочется. Старк раньше испытывал то и другое, так что он знал свои возможности. Он может долго протянуть, прежде чем умрет.

Старк надеялся найти еще лампу, но в тех, что ему попадались, не было масла. Их так давно не заправляли, что масло уже испарилось. А в той лампе, которую он нес, уровень масла неуклонно понижался. Старку хотелось сохранить свет как можно дольше.

Вскоре от оказался перед входом в узкий туннель. Оттуда дул поток холодного воздуха.

Старк вошел в туннель и через некоторое время увидел впереди свет.

Дневной свет.

Он проникал через отверстие в конце туннеля. Проснувшаяся в Старке надежда погнала его вперед к отверстию.

Когда-то здесь был пост часовых, который наблюдал за окрестностями. А может. Дети использовали это отверстие для того, чтобы после работы в музее глотнуть свежего воздуха и посмотреть на солнце. Теперь здесь было пусто и одиноко. Крошечный балкончик был небольшой впадиной на северной стороне Ведьминых Огней. Он был расположен слишком высоко, а склон был слишком крут, чтобы было можно спуститься отсюда.

Перед Старком расстилался белый морозный край. От подножия Ведьминых Огней к северу простиралась голая равнина, кое-где перерезанная глубокими трещинами. Ветер свирепо свистел над равниной, взвивая снежную колючую пыль, которая сбивалась в какие-то фигуры, напоминавшие пляшущих в ожидании жертвы снежных демонов. А иногда это были не демоны, а снежные столбы, которые со страшной скоростью ввинчивались в небо я рассыпались в ничто.

Волнение охватило Старка, когда он вспомнил слова Харгота о волшебных туманах, которые скрывают Цитадель. Он посмотрел на виднеющиеся вдали за равниной горы, которые показались ему выше и недоступнее, чем Ведьмины Огни. И он увидел на северо-востоке, справа от гор клубы белого тумана.

Он стоял на своем высоком уступе, не имея возможности спуститься с него, смотрел и ругался.

Затем, повернув голову, он увидел цепочку люден, бредущих сквозь белые безмолвные долины.

Гельмар. Возвращается в Цитадель.

Как подхлестнутый, Старк выбежал из ниши. Оставив свет за собой, он отправился обратно в темные глубины коридоров.

Теперь он искал лестницы, которые бы вели его вниз. Сейчас его первой задачей было найти путь к нижнему уровню. Ему совсем не нравилось находиться так высоко. Самое плохое во всем этом было то, что двигаясь в полной темноте, он не мог запоминать путь и следовательно, мог несколько раз проходить одним и тем же коридором, сам не зная того.

Голод и жажда становились все более настойчивыми. Он был вынужден прекратить свои поиски и поспать чутким сном. Недолго, но полностью расслабленным. Затем он встал и пошел опять. Каждый его нерв, каждое чувство были напряжены до предела, чтобы не упустить ни малейшего звука, проблеска света, чего-нибудь еще, что могло бы привести его к жизни.

Он шел, спотыкаясь, по бесконечным километрам коридоров, с грохотом пробирался через заваленные различными предметами комнаты, роняя все, на что натыкался в темноте, чуть не падая с крутых лестниц. И наконец, его ухо уловило слабый звук.

Сначала он решил, что это ему просто показалось, или же это стук крови, текущей в его жилах. Затем звук исчез и Старк больше его не слышал.

Он только что спустился с лестницы и ощущал впереди себя коридор, видеть которого он не мог. Звук мог быть только оттуда. Он начал пробираться по коридору, часто останавливаясь, чтобы прислушаться.

И звук раздался снова. Теперь уже сомнений не было. Это была музыка.

В этих катакомбах древностей, пыли и мрака кто-то исполнял музыку. Очень странная музыка, исполняемая на странном инструменте, вибрирующая, с необычной гармонией. Это была самая прекрасная музыка, какую только слышал когда-либо Старк.

Дважды музыка прекращалась, как будто музыкант сбивался или фальшивил. Затем она начиналась снова. Старк в темноте увидел проблески света и бесшумно приблизился.

Это была дверь, а за ней освещенная несколькими лампами маленькая комнатка. Один из Детей, старик с дряхлой кожей, выступающими костями на лице, сидел, склонившись над странным инструментом с огромным количеством струн. За ним стоял стол, заваленный древними книгами и манускриптами.

Здесь же стояло блюдо с едой и чашка какого-то напитка. Пальцы старика ласкали струны, как будто это был ребенок.

Старк вошел.

Старик поднял на него глаза. Старк видел, как на лице старика медленно появилось выражение удивления.

– Человек извне пришел в Дом Матери? – сказал он. – Это конец мира. – И он аккуратно отложил инструмент в сторону.

– Пока нет, – сказал Старк. – Все, что мне надо от Дома Матери, это убраться отсюда. Здесь есть северные ворота?

Он ждал, пока старик рассматривал его своими огромными светящимися на изъеденном временем лице глазами. Наконец, Старку это надоело и он сделал угрожающее движение.

– Здесь есть северные ворота?

– Есть, но я не поведу тебя туда.

– Почему же?

– Потому, что теперь я все вспомнил. Мне говорили – всем говорили – что в Доме Матери находится враг, чужой, и нам всем надо быть внимательными. Мы должны поднять тревогу, если увидим его.

– Старик, – сказал Старк, – ты не поднимешь тревогу и ты проведешь меня к северным воротам. – Он положил свою внушающую ужас руку на инструмент.

Старик встал. Мягким и умоляющим голосом он сказал:

– Я пытаюсь восстановить музыку Тлавки, королевы Города во времена Переселения. Это работа всей моей жизни. Это единственный сохранившийся инструмент той эпохи. Другие утеряны где-то в пещерах. Может быть, они уже погибли, а если так…

– От тебя зависит сохранность этого инструмента. Или ты сделаешь, что я прошу… – он убрал свою руку.

Старик задумался. Его мысли можно было даже видеть.

– Ну, хорошо, – сказал он, – ради сохранности инструмента…

Старк взял молот и зубило. Он положил свои закованные руки на мраморный стол, поверхность которого была гладкой и очень твердой. Ему было не по душе такое святотатство, но выбора не было.

– Сбей эти штуки с моих рук.

Старик взял зубило и молот и стал пытаться сбить оковы. Древний стол был основательно поврежден, но в конце концов наручники поддались усилиям старых рук. Старк потер свои кисти. Голод и жажда стали невыносимыми. Он отпил из чаши, стоявшей на столе. В ней оказалось какое-то старое вино. Он предпочел бы воду, но все же это было лучше, чем ничего. Еду он распихал по карманам, чтобы съесть по дороге.

Старик терпеливо ждал. Эта его покорность была слишком быстрой, слишком бесчувственной. Старк подумал, что же происходит в его почти прозрачном мозгу.

– Идем, – сказал Старк и поднял инструмент. Старик взял лампу и вышел в коридор.

– И много таких, как ты? – спросил Старк. – Одиноких ученых?

– Много. Мать Скэйта поощряет занятие науками. Она дает нам мир и покой, так что мы можем всю нашу жизнь посвятить науке. Теперь нас стало гораздо меньше. Когда-то музыкой занимались тысячи, в несколько раз больше занималось историей, древними книгами и законами. И конечно, составлением каталогов. – Он вздохнул. – Хорошая была жизнь.

Вскоре они вернулись в обитаемые части пещеры. Старик устроился так, чтобы ему не надо было далеко ходить, чтобы найти полное одиночество.

Старк крепко держал его одной рукой за одежду, в другой руке он держал инструмент.

– Если нас кто-нибудь увидит, старик, – сказал он, – музыка Тлавки умрет.

Старик вел его очень осмотрительно, обходя пещеры, где находились переписчики, ювелиры, скульпторы, резчики по камню, больницы и школы, где обучались молодые Дети, странные глубоко погребенные фермы, где выращивались какие-то губчатые растения и стояла постоянная влажность. На нижних уровнях, как заметил Старк, было гораздо теплее, и старик объяснил ему, что под Домом Матери простирается обширная теплая область, благодаря которой весь Дом обогревается и Дети, живущие в нем, имеют даже теплые ванны.

Он много чего порассказал Старку.

– Путь кочевников, – говорил он, – пролегает от ущелья в Ведьминых Огнях до ущелья Черных Гор, тех самых, что ты видел с балкона. Он пролегает в западной части долины Сердце Мира.

И тут Старк вспомнил темные точки отряда Гельмара, бредущего по равнине. Этот путь был безопасен для кочевников, пока они не сойдут с него. У них даже есть деревня для отдыха у подножия гор. Это самое ближайшее поселение к Цитадели. Долина называется Сердце Мира, потому что здесь построена Цитадель. Старик не видел Цитадель. И никогда не видел Северных Псов. Он полагает, что Псы никогда не удаляются от Цитадели, если, конечно, они не начинают охоту за пришельцами. Говорят, что эти Псы читают чужие мысли, что они – телепаты.

– Они охотятся стаей, – сказал старик. – Вожака стаи зовут Шкуродер.

Вероятно, он соответствует прозвищу. Да вожак стаи и должен быть таковым.

Возможно, что Северные Псы живут вечно.

– Да, как Лорды Защитники, – подумал Старк.

Он почувствовал рукой, как тело старика напряглось, дыхание стало учащенным.

Они шли по широкому, плохо освещенному коридору. Старк видел, что впереди коридор поворачивал направо.

Старик сказал невинным голосом:

– Северные ворота здесь, дальше по коридору. Ими теперь редко пользуются. Раньше через них проходили Бендсмены, которые шли из Цитадели.

Теперь, если они приходят, они идут через западные ворота. – Он протянул руку к инструменту.

Старк засмеялся:

– Подожди здесь, старик. Ни слова и ни звука. – Держа хрупкий инструмент, Старк бесшумно подошел к боковому коридору и выглянул из-за поворота.

В конце коридора он увидел большую комнату и гигантскую каменную плиту. Здесь была охрана. С полдюжины Детей, мужчин и юношей, все вооруженные, дежурили здесь. Четверо из них во что-то играли на каменном полу, двое наблюдали за ними.

Старик бросился бежать. Он даже не оглянулся, чтобы посмотреть, что стало с его драгоценным инструментом. Старк аккуратно положил его у стены.

Он вытащил из-за пояса нож и выскочил в коридор. Двигался от стремительно, весь напряженный, готовый к бою. Все его внимание было направлено на каменную плиту, преграждавшую ему путь к свободе.

Этому народу, вероятно, не приходилось драться за свою жизнь с самого Великого Переселения. Они не были приучены к борьбе, размякли в теплых безопасных убежищах Дома Матери. Старк чуть не затоптал их прежде, чем его заметили. Они внезапно очутились лицом к лицу со Старком. Глаза их расширились от ужаса и неожиданности, дрожащие руки неуверенно пытались достать мечи. В глубине души они не верили, что он появится, они были уверены, что если он и появится, то не осмелится напасть на них. Ведь их было шестеро против одного.

Дети даже не понимали, что значит убивать.

Старк резанул одного из них ножом по горлу. Тот рухнул на пол, повергнув своего партнера в шок. Из его горла вместе с кровью вырывались хрипящие и захлебывающиеся звуки. Они в ужасе смотрели на кровь, и Старк легко сбил второго ударом могучего кулака. Он схватил его легкое тело и сильно швырнул на остальных. Затем он как бык бросился на каменную плиту и уперся в нее всем телом. Плита дрогнула. Двое из Детей кинулось на Старка сзади, Старк повернулся и отбросил их назад. Лезвие ножа и толстый мех спасли его от удара их мечей. Мечи Детей были такими же легкими, как и их тела. Они были больше украшением, чем средством убийства. Старк уперся плечом в плиту, заставил ее повернуться и выскочил в образовавшееся отверстие. Мечи Детей ударили о камень в том месте, где он только что стоял. Старк налег на плиту с другой стороны, и та закрыла отверстие, из которого уже торчали их головы. Затем он пустился бежать.

Теперь по всему Дому распространится весть о его бегстве, но Старк был уверен, что если за ним и будет погоня, то преследовать его будут недолго.

Дети не будут выбираться на равнину Сердце Мира, где в поисках добычи бродят Северные Псы.

Глава 25

Старое Солнце висело совсем низко над пиками гор, и северные отроги Ведьминых Огней громоздились позади Старка мрачными седыми безобразными утесами.

Горы отбрасывали длинные тени на равнину. Холодный ветер резал лицо, как нож, оглушая безумными воплями. Вокруг в исступлении носились снежные демоны.

Клубящийся туман, в котором притаилась цитадель, был виден отсюда. Он казался белым облачком у подножия Черных Гор, освещенных последними лучами заходящего солнца.

Цитадель.

Старк не знал, сколько времени он провел в катакомбах Дома Матери, а старик пользовался своими мерами времени, так что тоже не смог объяснить ему. Дети, живущие в темных пещерах, не знали смены дня и ночи, и измеряли время совсем по другому. Но скорее всего, судя по количеству событий, времени прошло очень много.

Сейчас не было смысла задавать себе вопросы, на которые не могло быть ответа, пока он не доберется до Цитадели. Если доберется.

Старк засек направление по клубящемуся облачку на северо-востоке равнины и направился туда.

Тени Ведьминых Огней становились все длиннее и чернее. Он не мог обогнать их. Скоро наступит ночь. Дети, он был уверен в этом, не рискнут выбраться из безопасного убежища Дома на эту снежную равнину. Зачем им рисковать жизнью, если с ним все равно разделаются Северные Псы. На Черные Горы упали лучи заходящего солнца и Горы вспыхнули зловещим кровавым светом, который темнел прямо на глазах и переходил в черный свет, показались первые звезды.

Старк уже потерял из виду туман Цитадели и шел, ориентируясь по звездам. Вся равнина таяла в сером призрачном тумане, который опустился на землю с закатом солнца. Все постепенно расплылось, исчезло из вида. Небо темнело, становилось черным. На нем уже зажегся Ночной Светильник, огромный зеленый фонарь, и равнина снова стала бледной, менее белой, чем днем, но все же кое-что можно было увидеть в окутывающей землю серой мгле.

Над головой вспыхнули сполохи сияния.

Старк упорно двигался вперед, держа курс на языки пара, которые он видел еще с балкона Дома Матери. Ветер вонзался в него острыми углами, обрушивался тяжелыми ударами. Ветер насылал на него снежных демонов, и тогда Старк падал лицом вниз, пережидая, пока безумные снежные вихри с воем унесутся прочь. Иногда ветер вздымал низкие снежные облака, которые смешивались с облаками белого пара и образовывали бесформенную, густую, непроницаемую на глаз молочную мглу. Несколько раз он останавливался, ощутив разверзшуюся под ногами бездну, готовую поглотить его.

Старк осторожно обходил эти расщелины, ведь падение в одну из них в этой темноте дикой пустынной равнины Сердца Мира могло лишить Северных Псов удовольствия повстречаться с ним.

Как ни странно, но он был счастлив. Конец путешествия был рядом и Старк был свободен, не связан. Его тело было цело и вся его сила была с ним. Он был готов к испытаниям. Его борьба с холодом, ветром, жесткой и коварной равниной – это была честная борьба, не загрязненная никакими философиями, идеалами, религией. Сейчас он был не Эрик Джон Старк, он был И Хан, дикий зверь в дикой стране. Он чувствовал себя, как дома.

Он был дома. Все его чувства были обострены, он был терпелив, осторожен. Взгляд его был устремлен вперед, в ночь. Он не смотрел прямо на предмет, он смотрел за него. Он не пытался рассмотреть его подробности. Он только фиксировал его очертания и проверял, не движется ли он.

Дважды ветер приносил ему запахи, отличающиеся от царящего здесь запаха снега и мерзлой земли.

Волшебные сполохи сияния трепетали над ним. Головы снежных демонов, казалось, венчали их. Цвета играли, переходили из одного в другой – причудливые формы белого, розового и зеленого цвета. Языки пара вырывались из камней то слева, то справа от него. Они появлялись, вырастали до неба и затем рассеивались. Ему казалось, что какие-то жуткие белые существа вынюхивают его между камней, снегом и столбами пара. Он долго не мог отделаться от этого впечатления.

И затем пришел момент, когда он убедился в этим.

Он с трудом выбрался из очередного белого облака, смеси пара и снега, и когда взглянул на равнину, то увидел большое белое существо, которое смотрело прямо на него.

Старк замер. Существо продолжало смотреть на него. И что-то холодное, чужое, враждебное коснулось мозга Старка, и в нем прозвучало:

– Я – Шкуродер.

Он был огромен. В холке он достигал уровня плеча Старка. Ноги его были длинные и мощные. Толстая шея гнулась под тяжестью массивной головы.

Старк увидел его глаза, огромные и неестественно блестящие, широкую пасть и клыки, два ряда белых, острых, как бритва, клыков.

Шкуродер вытянул толстую, как ствол дерева, ногу и обнажил тигриные когти. Он прочертил пять борозд по промерзшей как камень земле и улыбнулся, показав длинный, красный язык.

Я – Шкуродер.

Глаза его горели красным огнем. Дьявольские глаза.

Паника охватила Старка, расслабила его мускулы, суставы, бросила его на землю с холодной слабостью в желудке и безмолвным криком в мозгу:

Я – Шкуродер.

Так вот как они убивают, – подумал Старк, чувствуя, что рассудок покидает его. – Страх, удар страха, такой же мощный, как любая пуля, бомба. Вот как они убивают. Размеры когтей и клыки – это только декорация.

Они убивают внушением страха.

Он не мог достать свой нож.

Шкуродер подошел к нему. Теперь на равнине появились и другие псы.

Десять, одиннадцать, двенадцать… Он не мог сосчитать их: бегущих, прыгающих, стремящихся к нему.

Страх.

Страх, как болезнь.

Страх, как черная волна, обрушившаяся на него, лишая его зрения и слуха, отнимая разум и волю.

Теперь он никогда не доберется до Цитадели, никогда не увидит Геррит.

Шкуродер отдаст его стае и омерзительные псы будут играть им, пока он не умрет.

Я – Шкуродер, – снова прозвучало в мозгу Старка, и красная пасть улыбнулась. Огромные лапы бесшумно ступали по снегу.

Где-то далеко за темной массой страха, уничтожившего все человеческое мужество, заговорил другой разум. Холодный звериный разум, не думающий, но осмысливающий, стремящийся только жить, чувствовать себя только как клубок мышц и костей, ощущать только холод и боль, стремящийся утолить голод и жажду, превозмочь страх, привыкнуть к нему. Страх – это жизнь, потеря страха – смерть.

И этот холодный звериный разум сказал, даже не сказал, а передал:

Я – И Хан.

Кровь пульсировала горячая от кипящей жизни, горячая от клокочущей ненависти.

Ненависть – это огонь в крови, горько-соленый вкус во рту.

Я – И Хан.

Я не умру.

Я убью.

Шкуродер остановился. Одна его нога осталась навесу. Он помотал головой из стороны в сторону. Он был в недоумении.

Человек должен быть неподвижен и беспомощен. Он должен быть парализован страхом. А он вместо этого заговорил, зашевелился, встал на четвереньки и смотрит на него.

Я – И Хан.

Стая замедлила радостный бег. Они, рыча, окружили Шкуродера.

Страх, – сказал разум Шкуродера. – Страх.

Они посылали страх, смертельный, убивающий страх.

Холодный звериный разум пропускал этот страх сквозь себя, не давая ему воздействовать на себя. Холодные глаза смотрели на Шкуродера, покрытого грубой шерстью, на эту зловещую тень в ночной полутьме.

Старк видел, как огромный пес открыл пасть, чтобы проглотить его. И не проглотил. Почему он должен бояться пса?

Стая заворчала, отводя глаза в сторону. Шкуродер, Шкуродер, это не человек!

И Хан поднялся на задние лапы. Он кружил, издавая звериные звуки.

Затем он бросился на Шкуродера.

Тот отбил его нападение одним движением огромной лапы.

И Хан покатился по земле. Кровь выступила из-под лохмотьев его меха.

Он поднялся, выхватил нож и снова пошел на Шкуродера.

Стая ничего не понимала. Человеческие жертвы не сопротивляются. Они не бросают вызов вожаку стаи, только член стаи может сделать это. Это существо не было членом стаи. Оно не было и человеком. Стая не знала, кто это такой.

Они уселись кружком, чтобы наблюдать, как это странное существо будет драться со Шкуродером за свою жизнь.

Они больше не посылали страха.

Шкуродер с трудом верил, что страх бесполезен. Он попытался еще раз, но И Хан напал на него, он шел не останавливаясь, угрожая ему, кружа вокруг него, прыгая взад и вперед, увертываясь от огромных когтей. Это была борьба. И в мозгу И Хана не осталось ничего кроме борьбы. Борьбы и победы.

Он наслаждался этой борьбой. Он хотел убивать.

Теперь бояться стал уже Шкуродер.

Впервые за свою долгую жизнь он не мог парализовать жертву страхом.

Ни одна жертва не вызывала его на бой.

И теперь этот И Хан вызвал его. И стая сидит и смотрит, а у него нет никакого оружия, кроме когтей и клыков.

А их ему еще не приходилось использовать, кроме как в играх. Ни один из молодых псов не рисковал вызвать его на бой.

Страх! – приказал он стае. – Посылайте страх!

Но они сидели неподвижно и смотрели. Ветер шевелил шерсть на их спинах.

В ярости Шкуродер бросился на И Хана со своими страшными когтями.

Но на этот раз враг был готов. Он отскочил назад и взмахнул ножом.

Удар был точен. Шкуродер завыл и поскакал на трех лапах.

Стая почувствовала его кровь и завыла.

Теперь, когда Старк преодолел страх, в его разум вернулось что-то человеческое. И вместе с этим пришло сознание торжества, триумфа!

– Северные Псы уязвимы!

Значит, и Цитадель можно победить.

Он знал, что теперь он доберется до нее.

Он знал, что убьет Шкуродера.

Шкуродер тоже знал это.

Раненая лапа замедляла его движения, но он все еще был опасен. Он обнажил клыки и прыгнул. Челюсти лязгнули с леденящим звуком, ухватив пустой воздух. Они могли сокрушить самую толстую кость человека, как сухой прутик. Старк кружил вокруг него, заставляя поворачиваться на раненой ноге. Дважды Старк прыгал, и нож как молния мелькал перед глазами пса.

Старк поймал взгляд Шкуродера. Эти красные дьявольские глаза теперь были полны ужаса, и Старк подумал, как близко проносится нож, Шкуродер! Как он сверкает! Скоро…

Тяжелая голова опустилась ниже, чуткие глаза отказывались смотреть на неумолимого врага. Нога кровоточила. Стая выла, высунув красные языки.

Старк сделал обманное движение и огромная голова дернулась в сторону.

Человек вскочил на спину зверя.

Через две секунды он уже катился по земле, сброшенный псом, по и этого оказалось достаточно, чтобы нож вошел под лопатку. Шкуродер завыл, завертелся, с ужасом глядя на рукоятку ножа, торчащую из спины. Затем он покачнулся, оступился и рухнул на землю. Кровь хлынула у него из пасти.

Старк вынул нож из раны и отдал тело стае. Он встал поодаль, ожидая.

Их мелкие мозги уже сказали ему, что они хотят сделать. Он ждал, пока они заканчивали.

После этого они собрались вокруг него, старательно отводя глаза в стороны, чтобы не показалось, что они хотят вызвать его на бой. Самый огромный пес лег на брюхо, подполз к Старку и лизнул ему руку.

– Вы пойдете со мной?

– Ты убил Шкуродера. Мы пойдем.

– Но я – человек.

– Не человек. Ты – И Хан.

– Вы охраняете Цитадель?

– От людей.

Сколько же несчастных людей погибло в этой снежной равнине, кончило свой жизненный путь в клыках этих зверей, – подумал Старк. – Лорды Защитники хорошо хранили свои тайны.

– Вы охраняете Цитадель от людей, но не от И Хана? Вы убьете Бендсменов?

– Нет.

У них нет ни любви, ни преданности, но их инстинкты держат их крепко.

Ну, хорошо.

– А других людей, что служат Бендсменам?

Они ничто для нас.

– Отлично.

Он посмотрел на эти хорошо откормленные тела. Здесь было немного людей, благодаря которым они были так откормлены, да и охота здесь наверняка плохая. Значит, кто-то их кормит.

– Где ваше логово?

– В Цитадели.

– Тогда идем.

И Старк пошел по направлению к горам. Стая помчалась за ним по пятам.

Глава 26

Клубящиеся облака пара окрашивались в медный цвет, когда взошло старое солнце. Северные Псы беззаботно скакали среди торчащих камней и бездонных расщелин. Старк шел за ними. Земля под ногами гудела, из трещин вырывались клубы горячего пара.

Старк вовсе не планировал таких действий. Он не думал, что прямая атака на Цитадель возможна. Но в высшей степени неожиданно в его руки попало новое оружие, и он решил использовать его.

Сейчас.

Насколько возможно быстрее, решительно и безжалостно.

Эта область взрывающихся гейзеров казалось никогда не кончится. Но внезапно он увидел горы. Увидел Цитадель.

Темная, мощная, крепкая, прилепившаяся к склону горы, она со своими стенами башнями казалась порождением самих гор. Эта была крепость, из которой горстка людей правила планетой.

Он мог понять, почему она была выстроена здесь, спрятанная за вечным занавесом горячего пара. В дни Великого Переселения, когда везде царил невообразимый хаос, это место, лежащее в стороне от основных людских потоков, было сравнительно безопасным. Неприступные горы защищали ее фланги и тыл, а с фронта она была прикрыта равниной гейзеров. Да и Северные Псы охраняли Цитадель и Лордов Защитников от орд грабителей, которые шли через ущелья к югу. Судя по размерам крепости, там был гарнизон, человек в сто. Большего и не требовалось.

Сколько же человек там было сейчас, после стольких столетий мира на планете? Старк не знал. Он смотрел на Псов и надеялся, что они помогут ему. В противном случае, врагов будет слишком много для одного человека с ножом, пусть даже безумно храброго и чудовищно сильного.

На стенах были часовые, те самые прекрасно сложенные люди с блестящими глазами. Они увидели Старка, выходящего из облака пара и стаю, бегущую за ним. И даже среди грохота пара, вырывавшегося из-под земли и подземного грохота, Старк услышал их крики.

– Быстрее, – сказал он Псам.

– Не надо быстрее, – ответил молодой Пес, которого звали Герд.

Псы бежали к Цитадели по тропинкам, проложенным среди камней.

– Они убьют вас, – сказал им Старк и бросился вперед, двигаясь зигзагами.

Со стен посыпался град стрел. Они летели в клубящемся дыму. Ни одна из них не попала в Старка, хотя он несколько раз ощущал, что стрела пролетела совсем рядом. Стрелы падали на землю. Две попали в Псов.

– Я же сказал, что вас убьет.

Они уже были под защитой Цитадели, куда стрелы не могли залететь.

– Почему, И Хан?

Это был крик удивления, недоумения. Псы возбужденно закрутились.

– Они уверены, что вы пришли, чтобы напасть на них.

– Мы же всегда были верны им.

Третий пес покатился по земле. Стрела пронзила его насквозь.

– Теперь они не верят вам.

Да, произошло чудо. Впервые с рождения Псов, с первого их лая, они вели в Цитадель пришельца.

Псы залаяли, завыли.

В стене было отверстие. Они помчались туда. Пещера была большой и сухой. Она была закрыта от ветра. Здесь пахло собачьим логовом и стояли корыта для еды. В глубине пещеры виднелась дверь из толстого железа. Старк пошел к двери. Он ощущал гнев и замешательство в собачьих мозгах.

– Они пытались убить вас. Почему вы не нашлете на них страх?

Герд взвыл и закрутился. Он был первым в кого попала стрела, и теперь у него очень болела задняя лапа.

– Мы никогда не насылали страх на них. Теперь мы сделаем это.

Старк взялся за тяжелые засовы и стал открывать их.

– В Цитадели есть люди?

Герд раздраженно ответил:

– С Бендсменами.

Даже если они были с Бендсменами или Лордами Защитниками, это не должно было беспокоить Герда.

– Но люди есть? Ты можешь воздействовать на их мозг?

– Один человек. Один мозг.

– Чей? Геррит? Халк? Аштон?

Старк открыл дверь.

– Идите и убейте для И Хана.

Они пошли.

За дверью был большой холл и затем грубая лестница, ведущая наверх, во мрак. Старк летел наверх. Он бежал очень быстро. Быстрее, чем следовало бы. Нож сверкал в его руке. Гарнизон Цитадели не предполагал, что он появится здесь, и Старк спешил воспользоваться этим преимуществом. Наверху оказалась массивная железная дверь, которая должна была предотвратить возможность вторжения в Цитадель через псарню. Но сейчас она была открыта.

За дверью была комната, заваленная старыми сломанными вещами, отслужившими свой срок. Узкая щель вместо окна пропускала дневной свет. Но его было так мало, что лучше бы его не было совсем. Из комнаты в коридор вела широкая лестница, коридор освещался лампами. Окон в нем не было. Вдоль стен стояли массивные полки, ломившиеся под тяжестью сложенных свитков, пергаментов, книг.

Записи, – подумал Старк, – здесь хранятся записи, сделанные многими поколениями Бендсменов, которые, выполнив свою миссию на земле, на склоне лет приходили сюда, превращаясь в Лордов Защитников.

У рукописей был такой вид, как будто они побывали в огне. Также выглядели и бревна, подпиравшие Крышу.

Затем Старк увидел еще одну лестницу и свернул на нее. И вдруг перед ним появился отряд людей, направляющихся вниз. Вероятно, они шли запереть дверь, через которую Старк и Псы попали сюда.

Солдаты замерли, увидев Северных Псов. Собаки никогда не появлялись в Цитадели, люди даже не могли представить такое. И тем не менее, это произошло. Их лица и неестественно блестевшие глаза не изменили выражения, даже когда собаки начали посылать страх.

– Уберите их с дороги, – приказал Старк. И стая начала убивать.

Собаки были очень злы, и скоро все было кончено. Старк поднял чей-то меч, оставив выпачканные в крови пояс и ножны.

Затем он направился к лестнице.

В мозгу он услышал голос Герда:

И Хан, Бендсмены…

В сознании Старка вспыхнуло ослепительное белое пятно и он понял, что Герд имеет в виду Лордов Защитников. Псы не отличали их от Бендсменов.

Бендсмены приказывают убить тебя.

Старк ожидал этого. Псы были преданы Бендсменам. Сильна ли, как прежде, власть Бендсменов? Если сильна, то сейчас с ним все будет кончено, как минуту назад было кончено с этими солдатами.

Старк повернулся к Герду. Он взглянул в самую глубину кроваво-красных глаз.

– Вы не можете убить И Хана.

Герд смотрел на него, как бы раздумывая. Он поджал шершавые губы и обнажил два ряда Клыков. На них еще оставалась кровь. Псы завыли, залаяли, скребя когтями по каменным плитам.

– За кем вы идете? – спросил Старк.

– Мы идем за сильнейшим. Но Шкуродер повиновался Бендсменам.

– Я не Шкуродер, я – И Хан. Ты хочешь, чтобы я убил тебя?

Он должен сделать это. Острие меча уперлось прямо в горло Герду.

Старк также жаждал крови, как и Псы.

Герд почувствовал это. Его свирепый взгляд скользнул в сторону.

Голова опустилась. Стая успокоилась.

– Пошлите страх, – приказал Старк. – Пусть погибнут все, кроме Бендсменов и человека. Убейте слуг, которые стреляли в вас. Потом мы поговорим с Бендсменами.

Его рука сжала рукоять меча.

Псы повиновались ему. Он ощутил тугую вибрацию воздуха, возбуждаемого их мощным излучением.

Старк повел их по лестнице.

Наверху находились несколько человек. Они были охвачены ужасом и находились на краю гибели. Псы лениво загрызли их. Герд поднял главного из них и как котенка принес Старку, как бы предлагая подкрепиться.

Больше против них никого не было. Все остальные, у кого остались силы, бежали охваченные паникой.

Наконец Старк пришел в большой холл. Потолки здесь были выше, чем там, где хранились рукописи, но холл был не таким длинным. Окна здесь были открыты в вечный туман. Помещение было скудно, почти бедно, обставлено мебелью. Очевидно здесь было место для молитвы. Келл а Марг, Дочь Скэйта, была не права. Не было ни следа тайных грехов и безумной роскоши ни в убранстве холла, ни в лицах семи одетых в белые мантии людей, которые стояли, как застигнутые ударом грома. Они были поражены той быстротой, с которой произошел захват Цитадели.

Здесь был и восьмой человек, но не в белой мантии.

Саймон Аштон.

Герд бросил труп охранника. Старк положил руку на его огромную голову и сказал:

– Пусть землянин подойдет ко мне.

Аштон подошел и встал справа от него. Он очень похудел с тех пор, как Старк видел его в последний раз. И на нем очень отразилось пребывание в заключении. Но все же он был цел и невредим. Никаких ран на нем не было.

– Где Геррит? – спросил Старк у Лордов Защитников.

Ответил тот, что стоял впереди. Как и все остальные он был старикам, но не дряхлым и немощным, а твердым и властным. Его квадратная челюсть и свирепые глаза отражали бескомпромиссную и несгибаемую волю.

– Мы допросили ее и раненого человека, а затем отослали их вместе с Гельмаром на юг, мы не верили в то, что ты выживешь в Доме Матери Скэйта.

Среди Детей Скэйта.

Он взглянул на Псов.

– И в это тоже невозможно поверить.

– И тем не менее, я здесь, – сказал Старк.

И теперь, когда он был здесь, он не знал, что же ему делать с ними.

Они были стариками. Беспомощные старики, преданные своим принципам, они были уверены в своем праве на власть. Старк ненавидел их, чьими именами творились бесчисленные жестокости. Если бы они убили Аштона, он бы прикончил их. Но Аштон жив и невредим, и Старк не мог заставить себя хладнокровно прикончить стариков.

И еще одно. Северные Псы. Они ощутили его размышления и завыли. Герд прижался своим огромным телом к нему, как бы не желая, чтобы Старк шагнул вперед.

Человек в белом сказал:

– Этот инстинкт сильнее тебя. Они не дадуттебе убить нас.

– Хорошо, идите, – сказал Старк. – Берите своих слуг и идите. Пусть народы Скэйта увидят, кто такие Лорды Защитники. Не боги и не бессмертные – а просто семеро стариков, бродящих по миру. Я уничтожу Цитадель.

– Ты можешь уничтожить ее, но не сможешь уничтожить то, на чем она стоит. Это останется символом. Ты не можешь уничтожить нас, так как наш труд величественнее, чем наши тела. Пророчество лживо, Темный Человек. Ты не победил. Мы будем продолжать служить нашему народу.

Он помолчал. Затем сказал:

– Мое имя Ферднал. Помни это.

Старк кивнул.

– Я запомню. А лживо пророчество или нет, Ферднал, но ты служишь слишком долго.

– А чему служишь ты? Одному ничтожному человеку. И из-за одного ты нарушил покой целого мира, – он взглянул на Аштона.

– Он тоже только символ, – мягко ответил Старк. – Символ действительности. Той самой, с которой вы боретесь. Не с одним человеком, а с реальностью. Иди и борись, Ферднал. Подожди, пока звезды сокрушат тебя. А это будет непременно.

Они повернулись и пошли. Старк посмотрел на их гордые упрямые спины.

Псы, повизгивая, удерживали его.

– Ты дурак, Эрик, – сказал Аштон и покачал головой. – Как сказал Ферднал, слишком много шума из-за одного человека.

– Ну, – сказал Старк, – не хочешь ли ты сказать, что желал бы остаться с этими Лордами Защитниками? Почему они решили не убивать тебя?

– Я убедил их, что представляю большую ценность живой, чем мертвый.

Они были очень встревожены, Эрик. Они знали, что им угрожает что-то, но не знали, как велика опасность. Они не понимали, что надвигается на них. Все слухи о полетах в космосе и о Галактическом Союзе казались им непонятными.

Все это не укладывалось в рамки их понятий. Они не знали, что со всем этим делать и надеялись, что я помогу им разобраться. Ведь я – часть этого нового и непонятного. Я подсказал им, что убить меня они могут в любой момент, когда захотят.

Он посмотрел на Северных Псов и содрогнулся.

– Я не спрашиваю тебя, как тебе это удалось, но кажется, я понимаю.

– О, ты единственный из людей, кто может понять, – сказал Старк и улыбнулся. Затем спросил:

– Когда уехали Гельмар с Геррит?

– Вчера.

– Значит, они еще не отъехали далеко. Халк ранен и очень замедляет движение. Саймон, я знаю, что Министерство не одобрит вандализм, который я собираюсь совершить, но ты попытайся не останавливать меня, ладно?

Аштон посмотрел на стаю:

– Мне не нравится это. Да и твои друзья будут обеспокоены.

Старк подготовил все для уничтожения Цитадели и подготовил все превосходно.

Мебель, старые манускрипты, бревна, доски – все пылало ярким пламенем. Внешние стены должны были остаться, но вся внутренность должна была стать непригодной к жилью. Священная Цитадель исчезла навсегда и вместе с ней исчез и тот суеверный ужас, который она внушала многим поколениям жителей Скэйта.

Он подумал, что для полноты картины следовало бы уничтожить и Защитников, но он был рад, что ему не пришлось убить их, так как знал, что не смог бы этого сделать. Ведь тогда бы они навсегда остались священной легендой в людской памяти. Правда, которая откроется, когда люди увидят их, убьет эту легенду гораздо надежнее, чем любой меч.

Северные Псы не пытались мешать ему, когда он поджигал Цитадель. Они охраняли Цитадель только от вторжения нежелательных пришельцев, и делали они это с удовольствием, так как имелась возможность поживиться.

Старк стоял вместе с Аштоном и смотрел на языки пламени, лизавшие оконные панели.

– Ну, вот и все. Теперь остается Геррит и долгое путешествие на юг, а там посмотрим, что можно сделать, чтобы помочь Ирнану найти путь к звездам. Не говоря о том, что нам и самим надо убраться со Скэйта.

– О, это большой план, – сказал Аштон.

– У нас есть союзники, – Старк повернулся к Северным Псам, к Герду. – Что вы будете делать теперь, когда вам нечего охранять?

– Мы пойдем за сильнейшим, – сказал Герд, лизнув его руку.

Да, вы пойдете, – подумал Старк, – пока я не заболею или не буду ранен. И тогда вы сделаете со мной то, что я сделал со Шкуродером. Или попытаетесь сделав.

Но он не осуждал их за это. Такова их природа. Он положил руку на голову Герда.

– Тогда идем. – И Старк повернулся к ущельям Черных Гор и дороге Бендсменов за ними. Где-то впереди по этой дороге была Геррит, а в дороге их ждали звездные корабли.

Ли Брекетт Собаки Скэйта

Глава 1

Келл а Марг, дочь Скэйта, сидела в своем огромном зале совета, расположенном глубоко под скалистыми горами Колдовских Огней Трон, вырезанный из коричневого камня цвета плодородной земли, представлял из себя фигуру женщины в мантии, на ее коленях сидела дочь Скэйта. Руки фигуры защитным жестом окружали сидящую, каменная голова по-матерински склонилась вперед. Руки Келл а Марг покоились на руках Матери Скэйта, изящное тело в горностаевой накидке сверкало на фоне темного камня.

У подножия трона Иетко Херсеней потел в своей теплой накидке. Он старался не смотреть на присутствующих. Ему было страшно от давящей тяжести горы, под которой он находился, и его пугали странные лабиринты Дома Матери, сердцем и нервным центром которого являлся этот сверкающий перламутром зал. Все здесь было невероятно и удручающе. Иетко и его соплеменники десятилетиями торговали с Детьми Матери Скэйта, но обмены происходили вне священного жилища и на них никогда не присутствовали столь высокие особы, которые сейчас находились здесь – Матери Клана, советники, прорицатели и сама Дочь Скэйта – все сверкающие в своих драгоценных нарядах и соответствующих рангу диадемах, украшенных драгоценными камнями.

Ни один из Херсенеев еще не бывал здесь. Иетко понимал, что его присутствие в этом месте не является ни оправданным, ни естественным, и боялся. Да и само время было такое – время страха, пугающих событий, когда все рвалось и вырывалось с корнем, он уже созерцал немыслимое. Сам факт, что его привели в этот зал, бесспорно был частью того безумия, что затопило Скэйт.

Келл а Марг заговорила музыкальным, хрустальным голосом, однако отмеченным ее безмерной властью:

– Ты глава деревни?

Оба понимали, что она имеет в виду постоянный лагерь Херсенеев, по другую сторону равнины Сердце Мира. Он там был единственным. Кочевники Херсенеи уносили с собой свои очаги.

– Да, – сказал Иетко.

Все эти создания смотрели на него недовольно и это его пугало. Их предки были людьми, как и его собственные, но благодаря какой-то забытой магии древних их гены изменились настолько, что они смогли жить и чувствовать себя счастливыми в этих пышных катакомбах вдали от солнца, в защитном чреве богини, которую они почитали. Иетко был сыном Старого Солнца и громадного жестокого неба, он не мог понять религии Детей Матери Скэйта. Его смущала их тонкая белая шкурка и их легкий, сухой, терпкий запах. По человеческим нормам их лица были чуть-чуть деформированы: носы приплюснуты, челюсти слишком выдавались вперед, глаза были слишком велики и слишком блестящи при свете ламп.

– С наших высоких северных балконов мы видели за туманами, по ту сторону равнины, пламя и дым. Расскажите нам, что там случилось, – приказала Келл а Марг.

– Пришел один человек, – сказал Иетко, – он победил Лордов Защитников. Они бежали через проходы Нагих гор, направляясь в Юронну. Этот человек сжег их могущественную Цитадель, которая существовала еще до Великой Миграции. Остались только стены.

Тревога и волнение выразились в одном коллективном вздохе.

– Ты видел этого человека? – спросила Келл а Марг.

– Видел. Он очень высокий, очень смуглый, а глаза его, как лед на поверхности чистой воды.

Новый вздох; на этот раз отягощенный ненавистью.

– Это Старк!

Иетко украдкой взглянул на Дочь Скэйта.

– Ты знала его?

– Он был здесь, как пленник Бендсмена Гельмара. Он принес смерть в Дом Матери, убив двух молодых людей, когда бежал через северную дверь.

– И он принесет еще много смертей, – сказал один из прорицателей. – Глаз Матери видел это. – Он подошел ближе и закричал Иетко:

– Почему Собаки Севера не убили его? Почему? Почему? Они всегда охраняли Цитадель от любого незванного гостя. Почему они оставили Старка в живых?

Матери Клана и советники хором повторили:

– Почему?

– Да, скажите нам, почему, – сказала Келл а Марг.

– Я не знаю, – ответил Иетко. – Лорды Защитники нам сказали, что ему удалось убить Шкуродера, великого короля собак и поэтому он стал повелевать сворой. Они сказали, что он и сам больше дикий зверь, чем человек. Ясно одно – что Собаки пошли за ним в Цитадель и убили там много слуг, – Иетко вздрогнул, вспомнив увиденное. – И когда он пришел к нам за верховыми животными. Собаки Севера шли за ним по пятам, как прирученный молодняк.

– Он родился не на Скэйте, – сказала Келл а Марг. – Он пришел из другого мира. Его пути – не наши.

Иетко снова вздрогнул, частично от этих слов, а глазным образом из-за тона, каким они были сказаны.

– Он шел за Лордами Защитниками?

– Да, с Собаками. Он и другой человек, что шел однажды по южной дороге Бендсменов. Он был пленником в Цитадели. – Иетко покачал головой. – Тот человек, говорят, пришел с неба. Наша Мать Скэйта осаждается демонами.

– Она сильна, – ответила Келл а Марг, прислонив голову к груди женщины из темного камня. – По ту сторону Нагих гор, наверное, много опасного?

– Да. Люди в Капюшонах позволили нам добраться только до первого убежища для ночлега, но оно находится в неделе пути. Путешествие опасно, потому что там имеются странные существа – Бегуны и песчаные бури. Люди в Капюшонах – тоже людоеды. Очары, охраняющие дорогу, могущественное племя.

– Значит, если повезет, то Старк может погибнуть в пути.

– Вполне возможно, – сказал Иетко.

– А Бендсмен Гельмар? Он уехал из жилища Матери с двумя пленниками.

– Он проехал через Нагие горы до нападения на Цитадель. С ним была женщина-южанка и раненный мужчина на носилках. С ним также были три Бендсмена низшего ранга и слуги.

– Может быть, я сделала ошибку, – громко сказала Келл а Марг, – что не позволила Гельмару уехать со Старком, как он хотел. Но Старк был в цепях. Можно ли было предположить, что он избегнет наших кинжалов, а затем выживет при встрече с Собаками Севера?

Только тут Иетко понял, что собравшиеся боятся, и этот страх испугал его больше, чем их необычность и их власть. Он униженно проговорил:

– Умоляю тебя, если тебе больше ничего от меня не надо…

Темные нечеловеческие глаза пристально смотрели на него.

– Теперь, когда Цитадель больше не существует, вы вероятно покинете деревни?

– Мы охраняли деревню только для того, чтобы служить Бендсменам и Лордам Защитникам. Если они вернутся, вернемся и мы. А пока что мы будем приходить только для торговли.

– Когда вы уходите?

– На восходе Старого Солнца.

Келл а Марг наклонила голову и подняла руку в отпускающем жесте.

– Отведите его во внешнюю пещеру и пусть он остается там до тех пор, пока я не выскажу свою волю.

Двое полулюдей, приведших его сюда, тут же вывели его и повели по бесконечным коридорам выдолбленным в скале со скульптурными стенами, украшенными резьбой потолками и мириадами дверей, ведущих в темные комнаты, наполненные загадочными и странными вещами. Тепло обутые ноги Иетко шли все быстрее и быстрее. Здесь пахло пылью и сладковатым маслом лампад. Он мечтал покинуть Дом Матери.

Келл а Марг молча и неподвижно сидела на коленях Матери Скэйта.

Придворные ждали в тяжелом и боязливом молчании. Наконец она заговорила:

– Фенн, Федрик.

Двое придворных подошли ближе. Глаза их блестели так же, как и их диадемы – блестели от боли, потому что они знали, что она скажет. Дочь Скэйта наклонилась вперед:

– Угроза, идущая со Старком, важнее, чем он сам. Мы должны рассмотреть настоящую природу опасности и ее протяженность. Идите с Херсенеями так быстро, так далеко, как это только возможно, на юг. Идите в Скэг. Узнайте, что там известно об этих звездных кораблях. Сделайте все, что сможете, чтобы заставить их отправиться обратно к тем солнцам, откуда они прибыли.

Она помолчала. Они склонили головы покрытые белоснежной шерстью.

– Найдите Гельмара, – продолжала она, – он узнает, удалось ли Старку выжить в пустыне. И если он выживет – делайте все, что хотите, платите любую цену, лишь бы он умер.

Фенн и Федрик поклонились.

– Мы слышали. Дочь Скэйта. Мы сделаем это, служа Матери.

И они вышли, чтобы собраться к отъезду. Они были осуждены на смерть и знали это.

Затем была церемония в зале Счастливого Отдыха, где Дети спали вечным сном в объятиях Матери. Уже давно никто не покидал Дома Матери, так что прорицателям стоило немалых трудов разыскать ритуальные пергаменты.

Обсидиановый нож и сундучок, инкрустированные драгоценными камнями не использовались уже несколько столетий. Тем не менее, ритуал был соблюден.

Отрезанные пальцы были похоронены в священной земле. Теперь Фенн и Федрик знали, что где бы их не настигла смерть, часть их тела навсегда останется под надежной защитой Матери Скэйта.


Глава 2

Герд толкнул его своей массивной головой в колено:

– Голод.

Собаки Севера шли по следу перед людьми. Прирожденные телепаты, они могли вполне удовлетворительно в ряде случаев общаться с людьми, но иной раз их речь, как и их мозг, была чересчур упрощена.

– Герд голоден? – спросил Старк.

Герд заворчал и его жесткая белая шерсть ощетинилась. Он недоверчиво оглядел окружающую его пустыню.

– Далеко. Голод.

– Кто?

– Не знаю, И Хан. Существа.

Так. Существа. Голодные. Почему бы и нет? Голод постоянно присутствовал на большей части этого мира – Скэйта, дряхлого дитяти Старого Солнца, рыжие лучи которого лились с холодного неба на такую же темную и холодную пустыню.

– Наверняка банда Бегунов, – сказал Аштон. – До того, как я прошел по этой дороге в качестве пленника, несколько месяцев назад, меня познакомили с опасностями. Хотел бы я, чтобы мы были вооружены получше.

Они взяли все, что им было нужно в Цитадели до того, как Старк поджег ее. У них было самое лучшее оружие, но технология Скэйта хирела и отступала назад через века смут и уменьшающихся ресурсов, и теперь на Скэйте были только мечи, шпаги и луки. Профессиональный солдат, Старк обращался с ними чрезвычайно умело. Войны, в которых он участвовал, ограничивались стычками между племенами или небольшими нациями на нецивилизованных планетах, находящихся вне Галактического Союза. Саймон Аштон, за плечами которого было много лет армейской службы, предпочитал более современное оружие.

– У нас есть Собаки, – сказал Старк, указывая на подъем почвы перед ними. – Возможно, что там, внизу, мы кое-что увидим.

Они мчались во весь опор с тех пор, как покинули дымящиеся развалины Цитадели. Проходы сквозь Нагие горы вели их сначала на север, затем на восток, а сама горная цепь поворачивала на юго-восток. Направо от них теперь возвышалась стена менее высоких гор. Дорога Бендсменов шла прямо на Скэг через эти восточные пустыни. Эта дорога была значительно короче той, по которой шел Старк, когда покинул Скэг, направляясь к северу, в поисках Цитадели и запертого там Аштона. Старку сначала пришлось ехать в Ирнан на запад. Потом с пятью товарищами он отправился в Изванд, в бесплодные земли, опять-таки на запад. Потом ему пришлось долго страдать в громыхающих повозках Амнира из Комри, который, надеясь продать своих пленников за хорошую цену Лордам Защитникам, шел по очень древней дороге через Темные Земли. Дорога, по которой Старк возвращался в Скэг, напоминала изгиб лука, теперь она поворачивала прямо на юг.

Старк хлестнул маленькое мохнатое животное, чтобы ускорить его бег.

Вначале, когда замерзшая земля была каменистой и твердой, они ехали быстро, теперь же маленькие копыта животных Херсенеев тяжело вязли в песке, На вершине холма они остановились. Когда западные ветры наконец переваливают через горы, они теряют почти всю свою влажность. Вместо снега, что лежал на той стороне, здесь был темный песок, кое-где покрытый белыми пятнами. Воздух однако был таким же ледяным. Ничто не шевелилось в этом горьком пейзаже. Каменные курганы стояли вдоль дороги Бендсменов, теряясь вдали. Лорды Защитники были еще далеко впереди.

– Для стариков они едут быстро, – сказал Старк.

– Это же святые! Эрик, дай отдохнуть животным – их гибель не сократит нам путь.


***

Переселение Лордов Защитников и их слуг потребовало от Херсенеев слишком много верховых животных. Только страх, внушаемый им Собаками Севера, вынудил их уступить еще трех животных – двух верховых и одно вьючное, чтобы везти провиант. Животные были маленькие, но сильные, с такой длинной шерстью, что они казались покрытыми попоной. Под густыми мохнатыми ресницами блестели маленькие круглые глаза, над мордами, раскрашенными во избежание путаницы, возвышались острые рога.

Их внешность терпеливых мучеников была обманчива – они не упускали случая выкинуть какую-нибудь злую шутку. Однако, они охотно несли свой груз и Старк в общем-то был ими доволен.

– Мы возьмем новых у Ферднала. А сейчас нам необходимо догнать Гельмара до того, как он достигнет первого убежища. Иначе мы никогда не найдем его в этой пустыне.

– Гельмар, конечно, тоже не щадит своих животных. Ферднал, разумеется, пошлет ему в Юронну весточку с известием о том, что произошло, так что он будет знать, что ты его преследуешь.

– Гельмар едет с тяжело раненым, – нетерпеливо сказал Старк.

Халк, воин высокого класса, хотя отнюдь и не был другом Старка, однако он сопровождал его на крайний север из преданности своему отечеству – Ирнану. Он был одним из двоих выживших из группы пятерых ирнанцев.

Второй была Геррит, Мудрая женщина. Они попали в ловушку, расставленную им Гельмаром в Тире, и в этом сражении Халк был тяжело ранен.

– Они везут его на носилках, и значит Гельмар не может ехать очень быстро.

– Не слишком надейся на это, я уверен, что Гельмар пожертвует Халком, чтобы помешать тебе вырвать у него Геррит. Она – главный козырь в его борьбе против Ирнана. Но, – нахмурился Аштон, – я думаю, что Бендсмены пожертвуют Геррит, чтобы захватить тебя. У Ферднала, как ты знаешь, есть на это основания. Это было безумным поступком – перевернуть всю планету, чтобы освободить одного человека.

– Я уже потерял двух отцов, – сказал с улыбкой Старк, – и у меня остался только ты. – Он ударил пятками о бок животного. – Мы отдохнем чуть подальше.

Аштон ехал сзади, с явным восхищением глядя на это высокое, смуглое существо, которое он привел в мир людей. Он отчетливо помнил первую встречу с Эриком Джоном Старком, которого тогда звали И Хан, человек без племени. Это было на Меркурии, в жарких долинах Сумеречного пояса, где гигантские пики нависали над слабой атмосферой и где плененные горы и долины таили в себе невероятное количество разнообразных жестоких смертей.

Аштон был тогда молодым чиновником Земного Полицейского Контроля, авторитетом в рудничных колониях. ЗПК был так же ответственен за защиту местных племен – незначительной популяции, настолько погруженной в борьбу за выживание, что у нее не оставалось времени, чтобы переступить границу между животным и человеком.

Получив известие, что безответственные шахтеры совершили убийство, Аштон прибыл, но прибыл слишком поздно, чтобы спасти мохнатое племя аборигенов, но шахтеры захватили пленника.

Они заперли в клетку, яростного, гордого, нагого мальчика. Его темная кожа, продубленная безжалостным солнцем, была покрыта рубцами повседневной жизни на этой жестокой планете. Спутанные волосы были черными, а глаза – очень светлыми. Прозрачные, невинные, страдальческие глаза животного.

Рудокопы тыкали в него пальцами так, что он был весь покрыт кровью. Живот его сводило от голода, язык распух от жажды, но он без боязни следил за своими мучителями светлыми, холодными глазами, выжидая случай нанести смертельный удар.

Аштон вывел его из клетки. Вспоминая теперь, сколько времени и усилий потребовалось ему, чтобы цивилизовать этого тигренка, заставить его примириться с фактом, что он принадлежит к человеческой расе, он и сам удивлялся, как у него хватило терпения довести свою задачу до конца.

В списках рудничной компании на Меркурии значилось имя мальчика: Эрик Джон Старк. Считалось, что он погиб вместе с родителями при обвале, засыпавшем шахтерскую колонию, где он родился. На самом же деле аборигены нашли его и воспитали, как своего. Аштон знал, что под внешним обликом его приемного сына всегда был дикарь – И Хан.

Именно благодаря этому, Старк смог оказавшись лицом к лицу с Собаками Севера победить Шкуродера, их вожака. Глядя на девять громадных зверей, бегущих рядом со Старком, Аштон слегка вздрогнул. Старк был его единственным сыном, который правда, оставался вечно таинственным.

Тем не менее, они любили друг друга. Старк по собственной воле встретился с опасностями такой сумасшедшей планеты, как Скэйт, и прошел по ней, без устали сражаясь, чтобы освободить Аштона, захваченного Лордами Защитниками и увезенного в Цитадель.

Теперь перед ним лежал другой долгий путь, полный неизвестных опасностей и сильных врагов. В глубине души Старк был уверен, что им не добраться до Скэга, где был космопорт – их единственная надежда покинуть Скэйт. И Аштон злился, что Старк столь неразумно впутался в такую опасность ради него, Аштона. «Как ты думаешь, каково мне будет увидеть тебя умирающим из-за меня?» – думал Аштон, но ничего не сказал об этом Старку.

Когда их животные стали выказывать первые признаки усталости, Старк разрешил остановку. Аштон напоил животных и дал им сухарей из прессованного лишайника. Старк раздал Собакам скудный рацион сушеного мяса, взятого из Цитадели. Герд по-прежнему бормотал что-то насчет существ, хотя никого не было видно. Люди тоже жевали сухой паек, прохаживаясь взад и вперед, чтобы размять одеревеневшее тело.

– Сколько мы проехали? – спросил Старк.

Аштон оглядел монотонную безликую пустыню.

– Я думаю, что мы на полпути к первому убежищу.

– Ты уверен, что нет другой дороги, по которой мог бы проехать Гельмар?

– Эта дорога была с самого начала отмечена вехами, как самая короткая между Юронной и Цитаделью. Она не отклоняется от прямой больше чем на сантиметр на всех ста пятидесяти километрах пути до горных перевалов. Ее не сократишь. Более того, если не следить за вехами – пропадешь. Только люди в Капюшонах и Бегуны умеют находить дорогу в пустыне. – Аштон отпил из кожаной фляги и протянул ее Старку. – Я знаю, какие чувства ты испытываешь к этой женщине и я понимаю, сколь важно помешать Гельмару привезти ее в Ирнан. Но для всех нас конец дороги еще очень далек.

– Если Гельмар достигнет убежища раньше нас, – холодно сказал Старк, – у него будут свежие животные, высокие животные пустыни, гораздо более быстрые, чем эти, не так ли?

– Да.

– Он позаботится о том, чтобы для нас не было свежих животных, и предложит племени следовать за ним. С помощью Собак нам возможно удастся преодолеть эти затруднения. Возможно… Но следующее убежище в семи днях пути.

– Да, если не спешить.

– А до Юронны еще семь дней пути.

– Опять же, если не торопиться.

– А Юронна, ты сам говорил, укрепленный город.

– Он небольшой, но расположен на скале среди большого оазиса – то, что здесь называют большим оазисом – и туда ведет всего лишь одна дорога.

Дикие племена с вожделением посматривают на него, но дорога так хорошо охраняется, что им лишь изредка удается напасть на окрестные оазисы.

Населяющие этот город юрты выведены – еще одна гнусность Бендсменов.

Противно думать, что людей выводят, как животных для сельскохозяйственной выставки, чтобы сделать из них первоклассных слуг для Лордов Защитников.

Так же воспитали и Собак Севера, посылая их затем в Цитадель по мере надобности. Интересно, как подействует на твоих друзей встреча с их прежними товарищами и Хозяином Псарни?

– Не знаю. Во всяком случае, одних Собак недостаточно для нападения на город.

Старк положил флягу на место и позвал Собак. Оба мужчины сели в седла.

– У нас есть еще одна причина спешить, – сказал Старк, глядя на пустыню и на темное небо, по которому тяжело катилось к ночи Старое Солнце. – Если мы не хотим закончить наши дни на Скэйте, нам надо вернуться в Скэг раньше, чем Бендсмены вышлют корабли со Скэйта и окончательно закроют космопорт.


Глава 3

На Скэйте никто не знал о межзвездных кораблях, когда они появились тут двенадцать лет назад, поразив всех этим появлением из чужих миров.

До их прибытия система Рыжей звезды миллиарды лет жила изолированно на краю Галактики, и ее не коснулась межзвездная цивилизация, которая протянулась на половину Млечного Пути и имела своим центром Пакс, главный мир Веги. Галактический Союз включил в себя даже крошечную Землю, но Седло Ориона, частью которого был Скэйт со своим старым солнцем, оставался девственно нетронутым.

Во времена своей молодости Скэйт был богатой и очень населенной планетой, с городами и развитой промышленностью. Однако, он никогда не достигал эры космических полетов. И когда Рыжая Звезда с возрастом ослабела и началась ее долгая агония, ее обитателям некуда было уйти. Они страдали и умирали, или если были достаточно сильными, страдали и выживали.

Постепенно, появилась новая социальная система, порожденная страшными потрясениями Великой Миграции.

Консул Галактического Союза, проведший несколько лет в Скэге, писал в своем рапорте:

"Лорды Защитники, считающиеся бессмертными и неизменяющимися, появились, видимо, очень давно, как некая форма высших благодетелей.

Началась Великая Миграция, северные цивилизации разрушались по мере того, как народы бежали от все возрастающего холода. Совершенно ясно, что это время было временем хаоса, между различными народами велась ожесточенная борьба за владения новыми землями. Тогда и в более позднее время Лорды Защитники в целях установления хоть какой-то стабильности должны были помешать слишком жестокому подавлению слабых сильными. У них был простой закон: помогать слабым, кормить голодных, давать кров бездомным… и работать всегда, чтобы делать как можно больше добра, как можно большему числу людей. Похоже, что с веками этот закон изменил свое первоначальное значение. Бродяги и множество других мелких групп этой остаточной цивилизации составляют теперь громадное большинство. В результате, Бендсмены от имени Лордов Защитников держат более трети населения в скрытом рабстве, чтобы обеспечить нужды остального населения…"

Никто не мог избежать этого рабства до прибытия звездных кораблей.

Скэйт изголодался по металлу. Звездолеты могли привозить его, обменивать железо, свинец и медь на лекарственные и наркотические растения с фантастическими свойствами, растущими в тропической зоне Скэйта, и на древние вещи, награбленные в развалинах богатых городов. Бендсмены позволяли им приземляться и Скэг стал рынком для инопланетян.

Однако звездные корабли привозили не только металл. Они привозили надежду, развращающую потому, что некоторые стали мечтать о свободе.

Жители Ирнана, города-государства в умеренной зоне севера, настолько увлеклись этой мыслью, что даже просили Галактический Союз – через его консула – помочь им эмигрировать на лучшую планету. Это вызвало кризис.

Бендсмены в ярости поспешили запрудить этот первый ручеек, который мог превратиться в морской прибой, если другие города-государства захотят убежать со Скэйта. Они арестовали Аштона, приехавшего с Пакса для переговоров с ирнанцами, и упрятали его в Цитадель на дальнем севере, чтобы Лорды Защитники допросили его и решили его судьбу. Гельмар, первый Бендсмен Скэга, имел в своем распоряжении массу бродяг, готовых на самые низкие дела. Он закрыл консульство Галактического Союза и запретил иностранцам покидать пределы Скэга. Другие Бендсмены под предводительством Мордаха покарали ирнанцев и заперли их в их же собственном городе. И когда Старк прибыл разыскивать Аштона, Бендсмены его уже ждали…

Геррит, Мудрая женщина Ирнана, предсказала, что со звезд придет Темный Человек, одинокий волк, человек без очага и племени. Он уничтожит Цитадель и Лордов Защитников из любви к Аштону.

Мудрая женщина заплатила за свое пророчество жизнью, да и Старк тоже едва не погиб. Описание Мудрой женщины очень подходило к нему. Наемный солдат, не имеющий хозяина, странник по звездным дорогам, он не имел очага, осиротев на планете Меркурий, он не принадлежал ни к какому народу, хотя по происхождению был землянином.

Гельмар и его бродяги сделали все, чтобы убить его в Скэге до того, как он пустится на поиски Аштона. Предсказание разнеслось по всем разнообразным народам Скэйта и шло впереди Старка на его дороге к северу, где его то приветствовали как спасителя, то проклинали, как богохульника, которого следовало бы убить без промедления, либо продать за высокую цену.

Пророчество ничуть не помогло ему.

Тем не менее, ему удалось осуществить пророчество. Он захватил и разрушил Цитадель. Из-за преданности Собак Севера Старк не мог убить Лордов Защитников, но их власть все равно будет разрушена, когда народ узнает, что они вовсе не сверхъестественные существа, а всего-навсего – семь старых Бендсменов, ставших верховными хозяевами Скэйта, семь стариков, брошенных теперь на дороги Скэйта мужеством и решимостью авантюриста-инопланетянина. Значит, цель достигнута. Но Мудрая женщина не открыла того, что последует за выполнением предсказания.

Из шести человек, вышедших из Ирнана, чтобы отыскать Цитадель, выжили трое: сам Старк, Геррит, дочь Геррит, последовательница своей матери, и Халк, могучий воин, убивающий Бендсменов, друг Ярода – мученика. Остальные погибли в сражении, когда тиранцы по приказу Гельмара захватили в плен Старка и его товарищей. Благодаря Геррит и вмешательству Келл а Марг, Дочери Скэйта, которая потребовала от Гельмара привести его пленников в Дом Матери, чтобы узнать от них правду о звездных кораблях. Старк сумел бежать. Он чуть не погиб в темных катакомбах под Ведьмиными Огнями, в лабиринтах, давно покинутых и забытых Детьми Матери Скэйта. Но в конце концов он вышел через северную дверь, встретился с Собаками Севера и взял Цитадель.

Гельмар по-прежнему удерживал Халка и Геррит. Он спешил с ними на юг, чтобы выставить их под стенами Ирнана, как доказательство провала и ничтожности кровавого восстания, внезапно разразившегося в Ирнане.

Осажденный Ирнан защищался, как мог, против ярости Бендсменов, надеясь, что другие города-государства присоединятся к нему с требованием предоставить право уехать на другие планеты.

Старк знал, что Лорды Защитники сделают все возможное, чтобы убить его. А их власть была огромна. Здесь, на малозаселенном севере, их власть поддерживалась не столько силой, сколько дипломатией. Но в Плодородном Поясе, зеленом поясе, окружающем умеренные зоны старой планеты, где жило большинство ее обитателей, их власть опиралась на тысячелетние традиции и на отвратительную массу бродяг, этих недисциплинированных рабов Лордов Защитников, единственным законом которых было удовольствие. При необходимости Бендсмены использовали также отряды солдат, наемников – дисциплинированных и хорошо вооруженных, как например, извандийцы. Чем дальше на юг продвигался Старк, тем сильнее становились его враги.

Его верховое животное выражало все признаки истощения. Старк был слишком тяжел для него. Животное Аштона было в лучшем состоянии. Несмотря на возраст, Аштон сохранил мускулистую стройность, силу и быстроту реакции, ума и тела. После многочисленных повышений он занял важный пост в министерстве Планетных Дел, но отказался заниматься кабинетной работой, и предпочитал проводить планетарные расследования на местах. Это и привело его на Скэйт, где он стал пленником Бендсменов.

«Во всяком случае, – думал Старк, – я вывел Аштона из Цитадели, если не удастся увезти его со Скэйта, то это будет уже не его вина – он сделает для этого все, что сможет».

Ветер становился сильнее. Песок неутомимо струился под ними.

Терпеливо бежали Собаки: Герд, заступивший на место Шкуродера, собаки-вожака, его подруга Грит, огромная страшная сука, и семь других, выживших при нападении на Цитадель. Адские создания, телепаты, обладающие страшными тайными средствами для убийства.

Старое солнце, казалось, остановилось отдохнуть на вершине горной стены перед окончательным погружением. Старк каждый раз боялся, что этот закат будет последним, и Рыжая Звезда больше не взойдет. Это было весьма распространенное мнение на Скэйте, и, видимо, им заразился и Старк. В ложбине сгустились тени. Воздух стал холоднее.

Герд резко сказал:

– Существа возвращаются.


Глава 4

Собаки остановились. Их плечи, толстые, как стволы деревьев, выгнулись против ветра, мохнатая шерсть вздыбилась. Голова Герда, казавшаяся слишком тяжелой для его шеи, медленно и беспрерывно покачивалась. Клыки оскалились. Стая сзади возбужденно ворчала. Их глаза, слишком блестящие и слишком умные, возвещали смерть.

– Там, – сказал Герд.

И Старк увидел их, вытянувшихся в сумерках в одну линию. Секундой раньше там никого не было, а теперь их было одиннадцать… нет, четырнадцать. Вытянутые, сгорбленные силуэты мало напоминали людей.

Продубленная кожа, нечувствительная к холоду, ветру, покрывала их кости.

Ветер развевал их всклокоченные гривы волос и обрывки шкур.

«Семейная группа, – подумал Старк. – Самцы, самки, молодняк».

Одна из самок что-то держала между болтающимися грудями. Молодые держали камни и заостренные кости.

– Бегуны, – сказал Аштон, вытаскивая шпагу. – Они как рыбы-парайи.

Если уж схватят…

Старый самец издал дикий вопль, похожий на пронзительный крик.

Силуэты в лохмотьях наклонились вперед, подняли свои бесконечно длинные ноги и заскользили по темному песку.

Они двигались с неимоверной скоростью, держа голову и истощенные тела на одной высоте над землей и ни на минуту не спуская глаз со своих жертв.

Руки, почти не имевшие плеч, были распростерты как крылья и служили для балансирования. Немыслимые ноги то удлинялись то укорачивались с такой быстротой, что казались столь же прекрасными, сколь и ужасными.

– И Хан убить? – спросил Герд.

– Убить!

Собаки послали страх. Они убивали страхом, а не клыками и когтями.

Мысленной волной холодного и жесткого ужаса, которая проникала в мозг, как стрела, расплавляла внутренности и леденила сердце до того, что оно переставало биться.

Бегуны попадали, как птицы, попавшие в силки. Они размахивали руками, извивались, рычали. И Собаки Севера бросились к ним развлечься.

Аштон опустил бесполезную шпагу и с ужасом смотрел на стаю.

– Теперь понятно, почему Цитадель так долго была неуязвимой! – Он посмотрел на Старка. – И ты пережил это?

– Да.

Старк вспомнил, как он лежал на заснеженной ночной равнине под жесткими звездами, в то время как Шкуродер смеялся, посылая страх.

– Я чуть не погиб, но потом вспомнил, что уже встречался со Страхом, когда Старший учил меня как выжить в том мире, где ты меня нашел. Я вспомнил, как за мной гнались кламидозавры, большие, как драконы, их клыки были еще страшнее, чем у Шкуродера. Умереть побежденным собакой – эта мысль сводила меня с ума.

И я сопротивлялся. Они не так уж непобедимы, Саймон, как это кажется на первый взгляд.

Собаки играли своими гротескными жертвами, как озвученными куклами.

Старк увидел самку с висящими грудями. То, что она держала и прижимала к себе, было младенцем. Даже в смерти крошечное личико без лба имело дикое выражение.

– На темных землях, по ту сторону гор есть люди еще ужаснее, чем эти, сказал Старк. – Но немногим хуже. Остатки разных народов, рассеянных Великой Миграцией, решили свои проблемы выживания по-разному, но все их способы малопривлекательны.

– Люди в Капюшонах боятся и ненавидят Бегунов, – сказал Аштон. – Они держатся дальше на север, но сейчас они борются за то немногое, что осталось в пустыне. Бегуны бегают быстрее, чем все движущееся, и любое живое существо – их враг, их пища. Более слабые племена сильно страдают от них. Бегуны теперь совершают, набеги даже на южные земли, на деревни под Юронной. Очары – называющие себя Первыми Пришедшими, находятся в лучших условиях, потому что Бендсмены дают им продукты. Остальные народы не любят их. У них постоянная война. Ты тоже не понравишься очарам, Эрик. Они – наследственные стражи дороги Бендсменов. И их существование целиком зависит от Бендсменов. Теперь, когда Цитадели нет, не будет и обмена между Юронной и… – Аштон сделал выразительный жест.

– До сих пор, – сказал Старк, – мало кому я здесь нравлюсь.

Единственное существо на Скэйте любило его – Геррит.

Когда Собаки покончили с Бегунами, Старк позвал их. Они нехотя повиновались.

– Хорошо поиграли, животы полные, – сказал Герд. – Теперь спать.

– Спать потом, – сказал Старк, пристально глядя в блестящие жесткие глаза, пока они не отвернулись. – Сейчас надо двигаться быстро.

И они заспешили. Погас последний рыжий отблеск. В небе загорелись звезды. У Скэйта нет луны, а Ночной Светильник, великолепная драгоценность южных ночей, здесь не сиял. Однако, вехи на дороге было можно разглядеть.

Ветер стих, но холод усилился. Дыхание превращалось в белый пар на лицах людей и мордах животных.

– Там Бендсмены, – сказал Герд.

Собаки не различали разные ранги Бендсменов. Герд мысленно видел белое, цвет того, что носили Лорды Защитники.

Скоро Старк заметил следы на песке и понял, что они очень близко.

Животные шатались от усталости. Старк приказал остановиться. Они поели, немного поспали и снова пустились в путь по следам, проложенным в дюнах.

На востоке заалел первый медный цвет зари. Он медленно расширялся, затмевая звезды. Над горизонтом медленно поднимался край Рыжей Звезды.

Старк услышал впереди голос, произносивший нараспев:

– Старое Солнце, благодарим тебя за этот день. Благодарим тебя за свет и тепло, побеждающие ночь и смерть. Не забывай своих детей, чтобы они могли прославлять тебя. Мы поклоняемся тебе и приносим жертвы из драгоценной крови…

С высоты дюны Старк увидел лагерь: человек двенадцать слуг, множество животных и тюков. В отдалении у догорающего костра сидело семь стариков. В роскошных мехах поверх белых тог Лорды Защитники творили утреннюю молитву.

Ферднал производил жертвенное возлияние на умирающие угли костра.

Он поднял глаза на Собак Севера и двух землян на дюне. Старк отчетливо видел его лицо: сильное, гордое, непреклонное. Утренний ветер играл его одеждами и длинными белыми волосами. Глаза его были как лед. Его спутники, шесть темных прямых столбов, тоже подняли глаза. Но пение не прервалось.

– …драгоценной крови, вина и огня, всеми святыми вещами жизни…

Вино шипело и дымилось на горячих углях.

Герд заскулил.

– Что случилось? – спросил Старк.

– Не знаю, И Хан. Бендсмены в гневе.

Герд поднял голову. Под лучами Старого Солнца глаза его горели, как пылающие угли.

– Бендсмены хотят убить.


Глава 5

– Никаких угрожающих жестов. Держись рядом со мной, – спокойно сказал Аштону Старк.

Аштон кивнул. Ему было не по себе, когда он смотрел на девять похудевших Собак ростом почти с верховых животных. Он покрепче уселся в седле и сжал поводья.

Старк перестал думать о нем. Собаки Севера не были способны понять всю сложность своей измены. По закону стаи они следовали за новым вожаком, который бесспорно доказал свое право на первенство. Они шли за ним до Цитадели. Слуги и юрты, к которым Собаки не были склонны испытывать чувство преданности, осыпали их стрелами. Собаки чувствовали только свои раны и их ярость была ужасной. Но Лордам Защитникам они не угрожали и вряд ли позволил бы И Хану тронуть Бендсменов. По их логике они были верны своей миссии – помешать любому человеческому существу попасть в Цитадель.

И Хана они же не считали человеком, поэтому и позволили ему войти.

Однако, когда Ферднал приказал Герду убить И Хана, Герд опасно заколебался. Только воспоминание о том, что И Хан сделал со Шкуродером, перевесило чашу весов.

Теперь ему предстояло другое испытание. И Старк изо всех сил вызывал в своем уме образ Шкуродера, окровавленного, разодранного, думал о его смерти на равнине, проецировал эти образы в мозг Герда. Затем он сказал Собакам:

– Следите за слугами. Они могут напасть на вас.

Герд ощерился и зарычал. Рубец на его бедре еще не зажил.

– Мы будем следить.

Старк ударил пятками свое верховое животное и спустился с песчаного холма к Лордам Защитникам. Аштон ехал за ним. Собаки шли рядом со Старком, опустив головы и глухо ворча.

Юрты стояли неподвижно, уставившись глазами медного цвета на свору. У них были глаза статуй, отражающие свет, но лишенные всякой глубины. Очень красивые лица были настолько похожи друг на друга, что были абсолютно лишены выражений. Но Старк ощутил острый запах их страха. Они не забыли, что Собаки Севера сделали с их братьями.

Старое Солнце наконец поднялось. Ферднал вылил остатки вина. Пение прекратилось, семь стариков ожидали у погасшего костра. Оба землянина и Собаки остановились у подножия дюны перед Лордами Защитниками. Старк соскочил на землю с мягкой грацией леопарда.

– Мы возьмем шесть ваших животных, Ферднал. Самых лучших и самых сильных. Пусть твои слуги приведут их, но скажи им, чтобы они остереглись делать лишние движения.

Он положил руку на холку Герда.

Слегка наклонив голову, Ферднал отдал приказ. Юрты осторожно задвигались. Аштон опустился с седла.

Лорды Защитники смотрели на землян как на воплощение богохульства.

Особенно это относилось к Старку.

Семь остальных людей, верящих в закон и образ жизни Скэйта, были рабами Лордов Защитников. Скэйт был их миром, его народы были их народами.

Всю свою жизнь они делали все, что могли, исполняя древний закон – помогать слабым, кормить голодных, давать кров бездомным и всегда делать как можно больше добра для как можно большего числа людей.

Они были добры. Даже Старк не мог сомневаться в их доброте. Но онсомневался в смысле этой доброты. Эта доброта принесла невиданное море крови в Ирнане и причинила смерть множеству таких же добрых людей, которые всего лишь просили право выбора своей собственной дороги к звездам.

Несмотря на свою ненависть к Лордам Защитникам, Старк понимал и жалел их. Чуть больше десяти лет – слишком малый промежуток времени, чтобы осознать гигантские противоречия того, что произошло. В течение тысячелетий маленькое небо Скэйта было закрытой раковиной. Неисчислимые поколения родились и умерли в этой раковине, ничего не видя вокруг. А теперь небо вдруг открылось как от удара ножом. Скэйт увидел ужасную безмерность Галактики, наполненной мирами и людьми, сверкающими солнцами.

В то время, как Скэйт думал только о своей бесконечной агонии, на других планетах шла жизнь.

Что удивительного, что распространились новые мысли? Что удивительного в том, что эти всемогущие люди отчаянно боялись будущего?

Если ирнанский мятеж победит, если другие труженики присоединятся к нему, чтобы эмигрировать в более свободные миры, кто будет кормить стадо бродяг?

Весь социальный порядок падет.

– Не правильно и недостойно, – медленно сказал Ферднал, – чтобы существо по виду человеческое контролировало Собак Севера на их собственном уровне, как животное.

– Но долго ли он будет контролировать их? – сказал маленький худой человек с громадными черными глазами.

– Они не смогут жить там, где Старое Солнце дает больше тепла.

– Точно, – сказал Ферднал, они созданы для крайнего севера.

Старк пожал плечами. Его беспокоило настоящее время. Герд все время вертелся – ему было не по себе. Старк погладил его массивную голову.

– Почему бы не убить этого человека сейчас же? – сказал человек с черными глазами. – Собаки нас не тронут.

– Можем ли мы быть уверенными в том, что убьем его и Собаки Севера нас не тронут? – ответил Ферднал. – Мы никогда не убивали Собак Севера, а они рассматривают его как своего.

– К тому же, – сказал Старк, – я натравлю их на юртов. Тогда вы останетесь одни перед Бегунами, которые представляют из себя всего лишь безмозглые животы. Даже Лорды Защитники для них только пища.

Заговорил еще один из стариков, высокий, изможденный. Его глаза сверкали из-под беспорядочно падавших на лица волос. Он злобно крикнул Старку.

– Не надейся выжить! Не надейся вернуться в Ирнан или Скэг.

– Бесполезно говорить Старку, что он не может надеяться на то, чего он хочет, – сказал Ферднал. – Ему об этом уже говорили, когда он решил исполнить пророчество Ирнана.

– Пророчество изменников! – закричал человек с длинной гривой, – ну, ладно, он его выполнил. Он отнял у нас Аштона и сжег нашу священную кровлю над головой. Но это конец Темного Человека. Больше ничего не предопределено.

– Да, если не было другого пророчества, – сказал Ферднал с ледяной улыбкой. – Но это маловероятно. Геррит идет к своей собственной судьбе, и как она сама сказала с тех пор, как Мордах уничтожил платье и корону, в Ирнане больше нет Мудрой женщины.

– Есть Мудрая женщина или нет, есть пророчество или нет, перемены все равно придут, – сказал Аштон. – Сам Скэйт потребует этого от вас. Перемены могут быть мирными и под вашим контролем, а могут быть и невероятно жестокими. Если у вас хватит ума и предвидения допустить Скэйт в Галактический Союз…

– Мы слушали тебя в течение многих месяцев, Аштон, – сказал Ферднал.

– Наше мнение не изменилось, хотя Цитадель и пала. – Его взгляд снова обратился к Старку. Собаки, поскуливая, нервно ворчали. – Ты рассчитывал погубить нас, сообщив народу, что мы не бессмертны, что мы – обычные люди, состарившиеся Бендсмены. Может быть, это и случится, но пока этого нет.

Херсенеи – кочевники – расскажут о падении Цитадели по всем дорогам. Но это потребует времени. Ты без сомнения послал гонцов или пытался послать, чтобы Ирнан узнал об этом как можно скорее. Посланцев могут перехватить.

Ирнан осажден. Мы держим в руках весь Плодородный Пояс, мы держим Скэг, твою единственную надежду убежать со Скэйта. Звездный порт постоянно охраняется. Ты не можешь надеяться достичь его, не попав в плен. Сам Скэйт – твой враг. Это жестокая Мать, но она наша Мать. Мы ее знаем, но ты не знаешь. – Он отвернулся. – Животные готовы. Бери их и уезжай.

Старк и Аштон сели в седла.

Ферднал громко сказал Герду, так чтобы Старк слышал:

– Идите теперь с И Ханом. Настанет время, когда вы вернетесь.

Сопровождаемые Собаками, земляне покинули лагерь и ехали молча, пока он не скрылся из глаз.

Мускулы Старка расслабились. Обильный пот стекал по его спине под мехами. Твердые линии обозначились на лице Аштона. Он наконец прервал молчание.

– Слава богу! Я был уверен, что они попытаются натравить Собак на нас.

– Они не рискнули, – ответил Старк, – но случай им еще предоставится.

Собаки молча трусили рядом.

– Какая примитивная мысль – сделать их стражами Цитадели, – сказал Аштон.

– Не скажи. Лорды Защитники имели более чем достаточно вооруженных людей для своей защиты во время Великой Миграции. Но люди встречаются с людьми, видят их оружие. А громадные белые Псы неожиданно возникают из снега – призраки с дьявольскими глазами, наделенные властью убивать сверхъестественным способом – с таким большинство людей предпочитают не встречаться. Те, которые пытались пройти – умирали. Со временем легенда стала еще более эффективной, чем реальность.

– Лорды Защитники, вероятно, убили множество людей, которые всего лишь хотели просить о помощи.

– Лорды Защитники всегда были реалистами. Цитадель должна была оставаться священной, ее тайны и мощь скрыты от простых людей. Можно пожертвовать несколькими жизнями ради блага наибольшего числа людей. – Лицо Старка стало жестоким. – Ты не был в Ирнане, привязанный к столбу в ожидании, когда по приказу Первого Бендсмена Ирнана Мордаха с тебя живого сдерут кожу, ты не слышал рыдания толпы, не чувствовал запаха крови, когда Джерод был задушен и разорван на клочки.

Геррит была там. Нагая, но гордая, презирающая Мордаха, она кричала народу Ирнана громким и ясным голосом слова пророчества: «Ирнан кончится со Скэйтом. Вы должны строить новый город в новом мире среди звезд».

Смерть стояла рядом с ней, какие Халком и с теми тремя, которые умерли в Тире, пытаясь достичь Цитадели.

У Аштона были свои воспоминания о плене и о близкой смерти. Он остался жив только потому, что Лорды Защитники не хотели лишить себя знакомства с безмерностью Галактики через этого неизвестного врага, угрожающего им.

– Я знаю, что они думали, – сказал он. – Но они отнюдь не реалисты в отношении будущего. Жизненное пространство Скэйта уменьшается с каждым годом. Окраинные народы, выгнанные холодом, начинают уже эмигрировать к югу. Пищи становится все меньше. Лорды Защитники прекрасно знают все это.

Если они не будут действовать своевременно, они будут иметь на руках хаос и другие убийства, как во времена Великой Миграции.

– Их власть родилась из хаоса и убийств, – сказал Старк. – И они допустят это вновь, лишь бы сохранить власть, от которой они никогда не откажутся.

– Мы просим у них не только их власть, мы просим их вообще прекратить свое существование. Куда пойдет Лорд Защитник, когда ему некого будет защищать? Они имеют значение только в настоящем времени Скэйта. Когда пройдет это время, исчезнут и они.

– От души желаю им такой судьбы, – сказал Старк.

Дорожные вехи шли одна за другой, Гельмар был где-то впереди. С Геррит.

Теперь земляне ехали гораздо быстрее, часто меняя животных. Они были не очень свежими, но зато более сильными чем те, что они оставили в лагере. Груз был распределен на двух животных, Старк безжалостно гнал караван вперед.

Гельмар делал то же самое. Они три раза встречали на своем пути трупы мертвых животных. Старк даже ожидал увидеть труп Халка у края дороги. Халк был тяжело ранен в Тире, и столь быстрая езда могла его прикончить.

– Возможно, Халк уже умер, – сказал Аштон. – Но они повезут его тело с собой, сохраненное в вине или меду, чтобы иметь возможность выставить его потом в Ирнане.

Ветер дул со всех сторон сразу, злобно бросая им песок в лицо, куда бы они не поворачивались. По небу тянулся к югу плывущий с севера туман.

Он затянул Старое Солнце. Пустыня стала колыхаться.

– Бегуны часто идут вместе с песчаной бурей, – сказал Аштон. – И в большом количестве.

Они заставили своих животных бежать из последних сил. Животные стонали. Собаки бежали разинув пасти и высунув языки.

Туман сгущался. Свет Рыжей Звезды пожелтел и потемнел. Ветер жестоко бил людей. Небо, солнце, пустыня потеряли всякое очертание, все погрузилось в странные медные сумерки.

В этой полутьме, поднявшись на вершину холма, Старк и Аштон увидели группу Гельмара: линию темных силуэтов, близко держащихся друг к другу.

Песок поднимался из-под копыт животных.


Глава 6

– Беги, – сказал Старк Герду, – пошли на их слуг страх, если они будут драться. Держи их всех до моего прихода.

Герд позвал свою стаю и девять бледных теней бросились вперед. Они лаяли и ветер разносил по пустыне девять ужасных голосов. Люди Гельмара услышали их и их движение стало неуверенным.

Старк натянул поводья грузового животного Аштона, а сам пустился в галоп.

Песок хлестал по вершинам дюн. Ветер дул с северо-востока. Старк больше не слышал Собак. Не видел он и группы Гельмара – густой туман покрыл землю плотным облаком. Когда он снова увидел темные силуэты людей и животных на темном фоне, они были совершенно неподвижны. Шевелились только одни Собаки, образовавшие круг вокруг группы.

Старк приблизился, но первым увидел не то лицо, которое искал. Он увидел Гельмара. Первый Бендсмен Скэга был в седле, чуть в стороне, как будто он повернулся, чтобы преградить путь Собакам. Печать усталости лежала на нем и на троих других Бендсменах, которые сопровождали его.

Старк их всех знал в лицо, но по имени он знал только одного, Баста, закрывавшего шарфом изуродованное лицо. Халк ранил его в Ирнане в тот день, когда город восстал и убил своих Бендсменов. Баст, видимо, был единственным, кто остался в живых. Скрывавшийся между двумя полосами материи его единственный глаз с ненавистью смотрел на Старка.

Гельмар сильно изменился после последней встречи со Старком. Тогда он был величественным и гордым, в прекрасной тоге, уверенный в своем влиянии на толпу в Скэге. В ту первую ночь Первый Бендсмен Скэга получил страшный шок. Старк поднял руки на его священную особу, доказав ему, что Бендсмена можно убить, как любого другого человека. У него были и другие неприятности, опять-таки благодаря Старку. Теперь он смотрел на землянина не как высший и всемогущий, а как усталый, раздраженный, обманутый и озлобленный человек. Он видел новую неприятность, но не был побежден. Пока Гельмар жив, он никогда не будет побежденным.

Герд подошел к Старку.

– Бендсмены злы, что мы следуем за И Ханом.

– Они сердятся на И Хана, а не на вас.

Герд заскулил.

– Они никогда не сердились на Шкуродера.

– Шкуродер умер. Ферднал сам приказал вам следовать за мной.

Герд был не удовлетворен ответом, однако замолчал. Гельмар коротко улыбнулся. Он следил за телепатической передачей Герда.

– Тебе будет трудно удержать их. Они не способны служить двум хозяевам.

Не хочешь ли проверить?

– Не больше, чем Ферднал.

Юрты – их было человек десять или одиннадцать – не шевелились.

Некоторые из них были пешими, но выглядели менее уставшими, чем Бендсмены.

Они были воспитаны, чтобы быть сильными. Они смотрели на Собак своими блестящими и пустыми глазами. Старк решил, что они более удивлены, чем испуганы – они слышали, что произошло в Цитадели, но не верили этому. Они были вооружены луками, легкими копьями, мечами и ножами.

– Твои слуги, – сказал Старк, – сейчас сложат свое оружие. При малейшем враждебном жесте Собаки их убьют.

– Ты отдашь нас во власть Бегунов? – крикнул один из младших Бендсменов.

– Это меня ничуть не беспокоит, – сказал Старк. – У тебя на поясе кинжал, сними его. – Он сделал жест в сторону Гельмара. – Отдай приказ.

– Собаки не причинят нам зла, – сказал Баст сквозь шарф.

Гельмар ответил с холодным нетерпением:

– Идет песчаная буря. Нам нужны юрты. – Он обернулся к Старку. – Бегуны приходят с бурей. Они живут там, где другие умирают. Они идут целой ордой и пожирают все на своем пути.

– Я слышал об этом, – ответил Старк. – Отдай приказ.

И Гельмар отдал приказ. Юрты сложили свое оружие на кипящий песок.

Гельмар снял свое оружие с пояса.

Старк посмотрел на Баста. Герд сказал:

– Бендсмен хочет бросить нож, убить И Хана.

– Я знаю. Коснись его, Герд.

– Я не могу ранить Бендсмена.

– Не ранить. Коснуться.

Демонический взгляд Герда повернулся к Бендсмену. Баст мелко задрожал. Страшный крик вырвался из его горла. Он выронил свой кинжал.

– Не шевелиться, – приказал Старк и позвал:

– Геррит!

Она стояла у крытых носилок, привязанных к двум животным. Услышав зов Старка, она поспешила вперед, откинув плащ. Она улыбнулась Старку и произнесла его имя. Ее глаза сияли как звезды.

– Становись рядом со мной, – сказал Старк.

Она остановилась около Старка, но с противоположной Герду стороны. Ее лицо похудело за время долгого путешествия из Ирнана через темные земли до Цитадели. Ветры окрасили ее кожу в бронзовый цвет, более темный, чем даже ее волосы. Гордая, величественная Геррит. Горячая волна счастья охватила Старка.

– Я знала, что ты придешь, Старк. Я знала, что Цитадель будет разрушена еще до того, как нас догнал посланник Ферднала. Но мы должны идти дальше как можно быстрее.

– Я и не имею желания задерживаться здесь.

Более сильный ветер стал раздувать песок. Оружие было засыпано уже почти наполовину. Мир стал меньше, сумерки сгустились. Даже лица Бендсменов и юртов стало трудно различить.

– Халк жив?

– Едва. Ему нужен отдых.

В темноте показался Аштон, ведущий животных.

– Отпусти их, Саймон, – сказал Старк. – Геррит, вы вдвоем сможете везти носилки?

Они заняли место двух слуг, которые везли носилки, и подъехали к Старку.

– Гельмар, вели своим людям двигаться вперед.

Скрепя сердце кавалькада повиновалась, сожалея об оставленном оружии.

Всадники взгромоздились в седла и закрыли лица от ударов песка. На носилках Халка образовалась песчаная кучка.

Они поехали вдоль вех. Прищурившись, Старк с усилием пытался разглядеть следующую веху. Вдруг Герд сказал:

– Люди. Там.

Старк подъехал к Гельмару.

– Какие люди? Люди в капюшонах? В убежище?

Гельмар наклонил голову. Они продолжали путь. Когда Старк решил, что они уже достаточно далеко отъехали от оставленного оружия и попытка вернуться за ним окажется напрасной, он схватил поводья у Гельмара.

– Мы оставим вас здесь, если же вы последуете за нами и приблизитесь слишком близко – твои слуги умрут.

– Убить юртов? – с энтузиазмом спросил Герд.

– Не раньше, чем я скажу.

– А что ты сделаешь после того, как найдешь убежище? – спросил Гельмар.

– Он оставит нас умирать в песках, – сказал Баст. – Пусть. Старое Солнце обратит в пепел людей, прилетевших со звезд.

Кавалькада остановилась позади Гельмара.

– Я предпочел бы оказать вам такое же милосердие, какое вы оказали мне, – сказал Старк. – Но если вы доберетесь до убежища, я не откажу вам в крове.

Гельмар улыбнулся.

– Ты и не можешь этого сделать. Собаки не позволят не впустить нас.

– Я знаю, – сказал Старк. – В противном случае, я, вероятно, был бы менее великодушен.

В сопровождении Аштона, Геррит и носилок он отъехал от группы Гельмара.

– Веди нас к людям, – сказал он Герду, зная, что Гельмар следит за тем же мысленным сигналом.

Теперь им не нужны были вехи. Они ехали по безмерным Дюнам, форма которых изменялась под ними. Носилки тяжело раскачивались. Старку было жаль Халка, но он ничего не мог для него сделать. Внезапно ветер стих. В воздухе стало светлее. Время от времени показывался свет Старого Солнца. С высокой песчаной дюны они увидели убежище длиной в несколько сот метров.

Строение было каменное, приземистое и низкое, окруженное несколькими прочными стенами для защиты от песка.

Затем Старк протянул руку и воскликнул:

– Боже всемогущий!

Песчаный прилив, цунами, пришедший с северо-востока, закрутился над ними и в одно мгновение заполнил собой весь горизонт. Вершина его пыльной пеной вздымалась до половины пути к небу. Внизу цвета охры стали тускло-красными и коричневыми, почти черными. И перед этой чернотой Старк увидел множество фигур.

Герд сказал:

– Существа пришли.

Позади них появился отряд Гельмара, ясно видимый в спокойном воздухе.

Было видно, как Гельмар остановился, посмотрел на северо-восток и быстро двинулся вперед.

Старк хлестнул животных. Неопределенность глубины имела свой голос: стон, такой низкий, что человеческое ухо едва могло уловить его. Он проникал в сердце, впивался в мозг, скручивал внутренности. Даже животные забыли свою усталость.

Герд настойчиво заговорил:

– Бендсмен приказывает вернуться, И Хан, вернуться сейчас. Или существа всех убьют. Убьют всех Бендсменов, это нельзя.

Он сделал полуоборот и в сопровождении стаи бросился назад, чтобы ответить на призыв Гельмара.


Глава 7

– Герд, вернись.

Стая продолжала свой путь.

– Опасность, И Хан, надо защищать Бендсменов. Ты должен вернуться.

– Что это? – закричал Аштон. Его голос заглушался отдаленным рычанием. – Куда они бегут?

– Защищать Бендсменов.

Главнейшая необходимость, инстинкт, выработанный веками. Тревожный крик Гельмара видимо был очень настоятельным. Его эскорт был обезоружен, а Бегуны приближались. Если он позволит стае идти без него, он никогда не восстановит свой авторитет. Он не мог заставить стаю вернуться и не мог позволить Гельмару снова взять ее под контроль.

– Придется мне идти с ними, Саймон. Быстрее поезжайте к убежищу.

Побледневшая Геррит смотрела на него. Носилки сильно раскачивались.

Тело в них было настолько неподвижно, что Старк даже засомневался, а жив ли еще Халк.

– Идите! – рявкнул Старк. – Идите!

Он повернулся и последовал за Собаками. Настроение его было таким же черным, как основание песчаной волны.

Он подъехал к Гельмару и остановился на ровной земле между двумя дюнами. Все юрты теперь были пешими и бежали с большей быстротой и энергией, чем животные. У головы каждого животного, на котором сидел Бендсмен, бежали по два юрта, чтобы подгонять животное. Собаки бежали по бокам.

Гельмар посмотрел на Старка с жестокой гордостью.

– Я думал, придешь ты или нет.

Старк не ответил. Со шпагой в руке он встал во главе группы. Воздух снова сгустился. С вершины дюны Старк увидел приближающуюся стену песка.

Бегуны танцевали перед ней, как будто буря доставляла им большее удовольствие, чем даже пища. Это была игра. Старк видел, как птицы с мощными крыльями играли таким же образом с грозовым ветром. В диковатых движениях этих фигур была какая-то мрачная красота – танец смерти, очень быстрый. Старк не мог сосчитать, сколько их было, но на глаз примерно около шестидесяти. Бегуны шли не случайно. У них была цель.

– Они ищут убежище? – спросил Старк.

– Там пища. Люди и животные.

– Как они нападают?

– С песчаным приливом. Жертвы задыхаются, а они убивают их и пожирают. Они выживают в песчаной буре и, похоже, радуются ее силе. Они поражают, как молот Стайера.

Стайер был богом наковальни, почитаемый некоторыми народами, занимающимися кузнечным делом, по другую сторону гор. Старк имел дело с племенами молота.

– Мы должны быть в убежище до того, как нас настигнет волна, – сказал он. – Иначе мы будем рассеяны, и даже Собаки не смогут нам помочь.

С вершины следующей дюны Старк различил смутные силуэты Аштона, Геррит и носилок. Они дошли до стен и входили в дверь. Когда Старк стал спускаться с холма, он был ослеплен летящим песком и потерял их из виду.

Земля дрожала. Громкое торжествующее рычание заполнило воздух.

Семьсот метров, семь с половиной минут хода.

– Держись рядом, Герд. Веди людей.

Голова Герда прижалась к его колену. Собака дрожала.

– Не хуже, чем снежная буря в Сердце Мира. Веди, Герд.

Грит держалась рядом со своим товарищем.

– Мы поведем.

Ветер становился все сильнее. Они ехали вдоль волны, к стенам, которых они больше не видели.

– Существа идут, И Хан.

– Они хотят нас убить?

– Слишком далеко. Скоро.

– Тогда надо бежать быстрее.

Ветер пытался оторвать их от земли. Старк считал секунды. Сто семьдесят секунд – и из песчаного мрака показалась стена. Это так близко, что кажется, можно дотронуться до двери. Дверь!

– Сюда, И Хан!

Дверь. Теперь они за стенами и ярость ветра как будто уменьшилась.

Может быть, это затишье перед взрывом песчаного прилива? Они видели перед собой каменное строение, но добраться до него было невозможно. Гораздо ближе находились низкие загоны для животных. Они имели крышу, но были открыты с южной стороны.

Волна разбилась на северо-восточных стенах – кипение багряного и черного. Бегуны двигались вместе с гейзером песка, едва касаясь земли, вытянув руки. Они были полны демонической энергии, которую, казалось, черпали из ветра и извержения пустыни.

Старк соскользнул с седла и схватил левой рукой шерсть на холке Герда. Позади него юрты почти несли Бендсменов. Собаки жались друг к другу. Стены не представляли собой защиты, но все-таки служили хоть каким-то прикрытием, поэтому люди бросились под ближайший навес.

Волна взорвалась.

Темнота, завывания, пыль и грохот. Мир рушился. Ветер ненавидел их за то, что они от него ускользнули. Воздух под кровлей был заполнен песком, и в песке виднелись лица. Лица, урчащие, без лбов, с тусклыми глазами и огромными зубами хищников.

– Уничтожь их, Герд!

И Собаки убивали. Часть кровли обрушилась, потому что Бегуны были уже на ней, рвали ее и растаскивали по щепкам с неслыханной силой. Собаки убивали, но Бегунов было слишком много. Некоторые из них пролезали в отверстие и бросались на жертвы снизу. Юрты поместили Бендсменов в угол и загородили его своими телами. Кроме рук у них не было никаких средств защиты. Челюсти Бегунов сжимались на живом теле и уже не выпускали захваченного.

Старк убивал с яростным отвращением. Он рубил все, что двигалось.

Запах был отвратительным. Рычание голода, ярости и панического страха Бегунов поднималось над грохотом бури.

Собаки уже устали убивать.

– Слишком много, И Хан.

– Убивайте! Убивайте! Иначе Бендсмены умрут!

Собаки убивали. Остаток орды Бегунов убежал в бурю в поисках более легкой добычи оставив за собой груду окровавленных тел. Но Собаки слишком устали, чтобы играть с ними. Они сидели, опустив головы и высунув языки.

– И Хан, мы хотим пить.

Потрясенный и измученный Старк осмотрел стаю.

– Они дошли до предела, – сказал Гельмар. Его лицо было пепельным, рядом с ним стоял юрт. – Дай ему свою шпагу, Старк. Если конечно, ты не хочешь сделать этого сам.

Бендсмены были невредимы. Двое юртов погибли в схватке. Трое других умирали, трупы Бегунов еще лежали на них.

Старк протянул свою шпагу. Быстро и умело юрт нанес удары милосердия.

Глаза раненных не выражали никакого чувства и только лишь становились менее блестящими, когда они умирали. Выполнив свою задачу, юрт вытер лезвие шпаги и вернул ее Старку.

Все это произошло за каких-то несколько минут. Свирепая дикость атаки была просто невероятной.

Старк обратил внимание, что Гельмар смотрел на тела Бегунов, словно они напугали его.

– Ты никогда их не видел?

– Только издали. И никогда… – Гельмар остановился как бы раздумывая, -…никогда в таком количестве.

– Их становится с каждым годом все больше, господин, – раздался новый голос, громкий и властный.

С открытой стороны загона появились четыре человека, возникшие как тени из пыли. Оранжевые плащи и капюшоны развевались вокруг их высоких худощавых тел. Их лица были скрыты повязками того же цвета. Видны были только глубокие-глубокие проницательные глаза. Говоривший был их предводителем, остальные держались позади него. Под капюшоном на лбу держался тусклый оранжевый камень в поцарапанной оправе.

– Мы видели тебя, господин, как раз перед бурей, но мы не могли прийти.

Как и другие, он уставился на трупы Бегунов.

– Это сделали Собаки?

– Да, – ответил Гельмар.

Человек в капюшоне начертил в воздухе и пробормотал что-то, искоса взглянув на Собак Севера. Затем он заговорил с Гельмаром, но его холодные глаза были прикованы к Старку.

– В доме двое мужчин и женщина – прибывшие с тобой. Мужчину с седыми волосами мы уже видели несколько месяцев назад, когда Бендсмены везли его на север. Они признали, что были твоими пленниками. Они сказали, что этот иноземец командует Собаками Севера, которые вам больше не повинуются. И что мы тоже должны ему повиноваться. Мы, естественно, знаем, что это ложь.

Он откинул полу плаща, извлек короткую, страшно изогнутую саблю и меч с железной рукояткой.

– Каким ты хочешь получить этого человека, господин? Живым или мертвым?


Глава 8

Герд качнул головой, заворчал. Он прочел мысли человека.

– Что делать, И Хан?

– Пошли ему страх. Но не убивай!

Демонический взгляд Герда устремился на предводителя очаров. Высокий силуэт скорчился в пыли, рыдая, как испуганный ребенок. Его товарищи застыли в остолбенении.

– Нет! – сказал Гельмар. – Прекрати, Герд!

Собака раздраженно пожаловалась:

– И Хан?

Старк уронил шпагу и схватил Герда с обеих сторон за морду.

– Бендсмены вне опасности. И Хан в опасности. С кем ты?

«Выясним все сейчас, – подумал Старк, – немедленно, или мы снова вернемся к исходной точке… Геррит, я, Саймон, Халк… все мы станем пленниками Бендсменов».

Он уставился в горящие глаза Собаки.

– Пошли Страх.

Глава очаров застонал, извиваясь в пыли.

– Нет, – сказал Гельмар, шагнув вперед и положив руку на загривок Герда. – Я запрещаю тебе это, Герд. Ты принадлежишь нам, Бендсменам.

Слушай меня.

Очар перестал крутиться, но по-прежнему рыдал. Трое других отскочили в сторону, как будто считали, что он околдован и это колдовство может перейти на них. И только смотрели на него, не веря своим глазам.

Герд закричал почти по-человечески:

– И Хан, я не знаю!

Он устоял. Сражение раздражало его, действовало на нервы. Запах крови был слишком силен. Герд метался из стороны в сторону, царапая лапами песок, стараясь освободиться от Старка. Но Старк крепко держал его.

– Выбирай, Герд. Кому ты повинуешься?

Глаза Герда блеснули опасным огнем. Он резко остановился, все его мускулы напряглись.

Старк приготовился к драке.

Стая не вмешивалась. Сражение должно было произойти между Старком и Гердом. Но она будет следить, чтобы никто другой не вмешался, по край ней мере, физически.

И Хан!

Страх отступил.

Герд упал, разинув пасть в страшном оскале и положив морду на землю.

– Следовать… за сильнейшим.

Старк отпустил его и выпрямился. Глаза его все еще были чужими – в них не было ничего человеческого. Гельмар сделал шаг назад, как будто отступая перед чем-то нечистым, но сказал:

– Ты не всегда будешь сильным, Старк. У дикаря, как и у человека, тело уязвимо. В один прекрасный день оно станет кровоточить и Собаки разорвут тебя.

Вождь очаров стал на колени, плача от ярости и стыда.

– Не оставляй меня в живых, – сказал он. – Ты унизил меня перед моими людьми.

– Тут нет стыда, – сказал Старк. – Разве человек может быть сильнее всех? Я не из вашего мира. А на Скэйте ни один человек не может противостоять Собакам Севера. А чтобы твои люди не считали тебя слабым, мы сейчас это докажем.

Герд сгорбился и закашлял, вытянув шею. Старк подозвал стаю. Она собралась вокруг него, отводя глаза, чтобы они не показались Старку вызывающими. Старк отдал приказание и трое очаров были парализованы. Они открыли рты под оранжевыми повязками и закричали. Затем они убежали, шатаясь.

– Теперь, – сказал Старк предводителю очаров, – мы пойдем в дом.

Гельмар, возьми своих людей и иди впереди. А ты, как тебя зовут?..

– Экмал.

– Ты, Экмал, останешься рядом со мной. И не забудь, что Собаки читают твои мысли.

Он приказал Собакам следить, но не убивать без приказа.

Исполненные ненависти Бендсмены пошли вперед. Красивые бесстрастные юрты шли за ними. Экмал шел рядом со Старком, держа руки подальше от своего пояса с острыми кожами. Собаки шли по пятам Старка. Ветер свистел по-прежнему, воздух был коричневым, но человек при необходимости мог двигаться в этом аду.

Люди в оранжевых кожаных плащах вывели из дома животных, которых держали там для безопасности. Животные были стройные, длинноногие, с толстыми лапами, покрытые густым мехом всех цветов: черные, желтые, коричневые, полосатые, пятнистые. Они грациозно выступали, вытянув шеи, увенчанные узкими головами, с умными янтарными глазами.

Люди, выпускавшие животных, встретились с теми людьми, что бежали от Собак. Они громко разговаривали, жестикулировали, а потом уставились на вошедших, некоторые потянули руки к оружию.

– Скажи им, Экмал, – приказал Старк.

– Бросьте оружие, – крикнул Экмал, – эти Собаки-демоны убили сто Бегунов. Повинуйтесь этому человеку, иначе он спустит их на вас.

Люди что-то забормотали, но опустили руки. Экмал повернулся к Старку.

– Что ты хочешь от нас?

– Воды для Собак. Приготовьте всех ваших животных, чтобы я и еще три человека могли отправиться в путь. Позаботьтесь о провианте.

– Всех животных? Это невозможно!

– Всех ваших животных с провиантом и водой.

– Без животных мы тут останемся пленниками!

Как все люди пустыни, Экмал с ужасом думал о передвижении пешком.

– Именно, – сказал Старк. – Как Бендсмены и Лорды Защитники, когда они придут – если они пережили бурю.

Экмал вытаращил глаза.

– Лорды Защитники? Они приедут сюда?

– Этот человек из другого мира разрушил Цитадель, Экмал, – сказал Гельмар. – Он сжег ее и Лордам Защитникам больше негде жить.

Ошеломленные люди в Капюшонах прямо и неподвижно стояли на ветру.

Подняв руки к небу, Экмал запричитал:

– Темный Человек выполнил пророчество! Он разрушил Цитадель! Мы не будем больше охранять Высокую дорогу в Юронну! Он погубил нас.

Наследственных Стражников! Пришедших Первыми с Неба! Наши священные жены и матери, наши высокие сыновья и дочери с голубыми глазами, они все умрут.

Наши деревни засыплет песок. Даже фалларины забудут о нас.

Все люди в Капюшонах застонали и из глубины дома им ответили жалобные стоны женщин.

Раздался резкий крик. Что-то зазвенело, упав на камни, за открытой дверью.

– Это был лук, И Хан, чтобы посылать стрелы.

– Обождите! – громко крикнул Гельмар. Голос его разнесся далеко. – Не делайте сейчас ничего – вас убьют Собаки. Но ваша очередь еще наступит.

Лорды Защитники не бросают своих детей. Цитадель отстроится заново, но пророчества больше не будет. Скэйт стар, но силен. Ни один человек, даже иноземец, пришедший со звезд, не может победить его. Пустите его, пусть он уходит! Он найдет свою смерть в объятиях Скэйта.

– Пусть Скэйт задушит его, – сказал Экмал. – Пусть Старое Солнце выжжет его внутренности. Пусть его сожрут Бегуны.

– Прикажи выполнять то, что я сказал, – сказал Старк.

Экмал отдал приказание. Короткие, резкие слова вылетали из-под повязки, закрывающей его лицо. Люди повиновались, но в их глазах читалась ненависть к Старку. Их было одиннадцать человек, не считая вождя. Вывели животных – их было восемнадцать. Экмал сказал:

– Колодец внутри дома.

– Следи за ними, Герд.

Каменная кладка была очень древней и крепкой. Дом строили на века.

Непрерывные атаки ветра и песка нанесли на камни разнообразные рисунки. С каждой стороны двери в стене шли постройки, некоторые были даже двухэтажными. В углу находилась башенка со множеством отверстий, откуда доносилось бормотание, как будто там жили птицы. Деревянные двери были очень тяжелыми, окованные железом, привезенным торговцами Херсенеями из Тиры. На металле, более дорогом чем чистое золото, виднелись рубцы, оставленные когтями Бегунов.

Внутри, в теплом и спокойном воздухе, пахло дымом, животными, пищей.

Конюшни находились направо, за перегородкой. Там находились четверо животных Херсенеев. Их головы были опущены, бока тяжело раздувались от дыхания. Колодец состоял из двух каменных желобов – один для животных, другой для людей.

Главное помещение было большим, чистым и содержалось в порядке.

Оружие под рукой, на стенах – драпировки и трофеи, а также орнаменты, некоторые настолько экзотические, что было видно, что их явно привезли с юга, по дороге Бендсменов. Мешки с зерном, кувшины с вином и маслом стояли в нишах. Сзади большой зал переходил в серию коридоров, которые вели в другие комнаты. Старк не сомневался, что Бендсмены имели достаточно комфортабельные жилища. В целом это было приятное место, чтобы отдохнуть от тягот путешествия.

Внутри, в комнате, находилась группа женщин, некоторые с младенцами.

На них были яркие шерстяные платья. Красивые, с тонкими чертами лица были открыты. Их враждебность была очень заметна. Они окружали женщину стоявшую на коленях и утешающую мальчика лет одиннадцати. Его шерстяная туника была опоясана оранжевым поясом, но лицо еще не было закрыто повязкой мужчин. Он весь дрожал пытаясь сдержать рыдания, но увидев Старка, потянулся за упавшим луком.

– Нет! – сказал Экмал, хватая его за руку и слегка касаясь блестящих волос ребенка. – Это мой сын Джефр. Умоляю тебя…

– Напои Собак, – сказал Старк.

Женщины расступились, давая вождю пройти. У них была гордая осанка.

Их шеи и загорелые руки украшали ожерелья и браслеты из металла и темных камней, звеневшие при каждом движении, Джефр встал и пристально посмотрел на Старка, пока не вмешалась мать.

Носилки Халка стояли у огня. Стоя на коленях Геррит держала чашу.

Аштон стоял рядом с ней. Оба напряженно смотрели на дверь. Вероятно, они оба кое-что слышали о том, что произошло снаружи, но им надо было увидеть Старка, чтобы быть уверенными, что он остался жив и по-прежнему хозяин положения.

– Садитесь, – сказал Старк Гельмару, – и ведите себя спокойно.

Собаки пили из желоба. Ненависть и злые пожелания, как дым, обволакивали Старка.

– Следи за ними, Герд.

– Мы следим, И Хан!

Читая проклятия в голубых глазах женщин, Старк подошел к огню.

Усталость ломала его кости.

– Вино есть?

Геррит взяла глиняный кувшинчик и налила Старку полную чашу.

Беспокойный взгляд Аштона переходил с Бендсменов на людей в Капюшонах, которые возились с продуктами.

– Мы должны продолжать путь, – сказал Старк. – Потому что я в конце концов усну, а мне нельзя рисковать с Собаками.

Он наклонился над носилками.

Халк поднял на него глаза. Очень рослый, гораздо выше Старка, он лежал под мехами, как мертвое дерево. Лицевые кости выпирали из складок кожи. Громадные руки казались узловатыми ветвями, перевязанными красными шнурами. Но глаза его были такими же твердыми, а мертвенно-бледные губы кривились в той же саркастической улыбке.

– Темный Человек.

Старк покачал головой.

– Цитадели больше нет, нет и Темного Человека. Пророчество сбылось, я больше не знаю своей судьбы. Выбирай, Халк, идешь ли ты с нами, или нам нужно оставить тебя здесь?

– Я поеду, – сказал Халк, голос его гудел во впалой груди, как ветер в пещере. – И я не умру. Я поклялся Старым Солнцем, что принесу тебя в жертву душе Бреки.

Брека, подруга Халка, была убита в битве с тиранцами. Эти люди железа бросили ее тело каннибалам-Призракам. Халк мог бы примириться со смертью, но этого он не мог вынести. И он обвинил Темного Человека в этой смерти.

– Когда ты рассчитываешь принести эту жертву? – осведомился Старк.

– В тот день, когда ты больше не будешь полезен Ирнану. До тех пор я буду сражаться на твоей стороне. За Ирнан.

– Я не забуду об этом.

Старк повернулся к Аштону и Геррит.

– Собирайте вещи.

Подозвав двух людей в Капюшонах, он приказал им вынести носилки.

Освеженные, утолившие жажду, Собаки отошли от желоба.

– Старк, – сказал Гельмар, – они не пойдут за тобой дальше Юронны. И вы останетесь – двое мужчин и женщина – с полумертвым грузом. И у вас будет только шесть рук, чтобы обороняться против юртов, которые придут захватить вас. – Он резко повернулся к Геррит. – Может, Мудрая женщина, что-нибудь скажет?

Она собиралась откинуть свой меховой капюшон, но застыла. Ее невидящие глаза остановились на Гельмаре. Казалось, она хотела заговорить.

Старк сухо окликнул ее. Она вздрогнула. Ее лицо выглядело ошеломленным, как у человека, внезапно проснувшегося в незнакомом месте. Старк положил ей руку на плечо и повел к двери. Он не ответил Гельмару, ему нечего было сказать, кроме того, что дальше будет видно, а это они и так знали.

Они прошли мимо женщин и детей. Джефр стоял прямо, глядя на них. Он был как маленькое, хищное животное, уже сформировавшееся в своем мире.

Геррит остановилась.

– Возьми мальчика, – сказала она.

Женщины закричали. Экмал оросился вперед, протягивая одну руку к ребенку, другую – к своему кинжалу. Герд заворчал.

– Я не понимаю, – сказал Старк.

– Ему не причинят никакого вреда, – сказала Геррит. Голос ее звучал как бы издалека. – Возьми его, Старк. Иначе Мать Скэйта нас всех погубит.

Старк заколебался, но потом неохотно протянул руку мальчику. Герд заворчал сильнее.

– Вы слышали Мудрую женщину, – сказал Старк. – Ему не будет причинено никакого вреда. Не заставляйте меня звать Собак.

Мать ребенка произнесла только одно слово, самое грубое, которое она знала. Рука Экмала застыла на кинжале. Собаки рычали.

– Пошли, – сказал Старк.

Джефр посмотрел на отца.

– Я должен идти?

– Похоже, что да.

– Отлично, – улыбаясь сказал Джефр. – Я – очар.

И он пошел рядом со Старком.

Они вышли во двор. Животные были готовы. На трех из них были высокие седла пустыни из кожи пестрого рисунка, побледневшей от ветра и пыли.

Носилки были подвешены между двумя животными. Халк снова выглядел безжизненным свертком. Капюшон скрывал его лицо.

Они сели в седла. Старк посадил Джефра перед собой. Они отъехали от дома, проехали мимо груды трупов Бегунов и обглоданных костей животных Херсенеев.

Экмал и остальные люди в Капюшонах внимательно следили за их отъездом из-за стен. Затем Экмал вошел в дом и обратился к Гельмару:

– Господин, правда ли, что он и его друг рождены не на Скэйте?

– Правда.

Экмал начертил в воздухе знак.

– Значит, они демоны. Они взяли моего сына, господин. Что же мне теперь делать?

Гельмар без колебаний сказал.

– Принеси Сверлящего Небо.

Экмал выбежал в один из туннелей дома. Башня с птичьими голосами находилась направо, но он туда не пошел. Там были существа, которых забивали только для еды. Он повернул налево, поднялся по узким ступеням в высокую комнату, узкие бойницы которой пропускали свет Старого Солнца и ветер пустыни. На стенах висели знамена и трофеи из черепов и оружия.

Некоторые черепа, пожелтевшие от времени, почти рассыпались.

В центре комнаты на железном насесте сидело существо, которое само казалось сделанным из железа и бронзы. Его блестящие перья выглядели боевой кольчугой. Даже со сложенными крыльями он был воплощением красоты и мощи. Все его линии от змеиной головы до кончика заостренного хвоста, были чистыми и совершенными.

В доме каждого главы очаров было такое существо. Оно носило тонкий золотой ошейник, питалось с хозяйского стола. Его берегли, как величайшее сокровище. Оно было дороже жизни самого хозяина, его жены, матери или детей.

– Сверлящий Небо, – сказал Экмал, – Оседлавший Ветер, Брат Молнии…

Создание открыло глаза и взглянуло на Экмала. Затем оно открыло клюв и скрипуче прокричало единственное слово, которое оно знало:

– Война!

– Ну, конечно, война, – сказал Экмал, протягивая руку.


Глава 9

Свежие и сильные животные легко бежали по песку. Собаки мирно трусили рядом. Ветер стихал, коричневый воздух светлел.

Лицо Старка было темным, как грозовое небо. Он придерживал яростного Джефра. Мальчик сидел прямо, навытяжку. Его тело качалось в такт движениям животного.

– Ты сердишься из-за мальчика? – спросила Геррит.

– Да. Из-за мальчика и еще… из-за видений.

– Отпусти его, – сказал Аштон. – Он легко найдет дорогу назад.

Геррит вздохнула.

– Как хочешь. Но только тогда ни один из нас не дойдет до Юронны.

Аштон повернулся в седле, чтобы взглянуть на ее лицо. Он знал много людей, на многих мирах и видел много таких вещей, которые не мог ни принять, ни отвергнуть. И он знал об этом достаточно, чтобы признаться в своем невежестве.

– Что ты видела, когда Эрик тебя окликнул?

– Я видела Эрика… Старка… в незнакомом месте, среди скал. Там были люди в Капюшонах, но их капюшоны были разного цвета. Они как будто требовали чего-то от Старка и… Я видела, как они выполняли ритуальный обряд с кинжалом и видела кровь…

Мальчик напрягся под рукой Старка.

– Чью кровь? – спросил Старк.

– Твою. Но, похоже, что она была пролита как обещание, – как искупительная жертва. – Она посмотрела на Джефра. – Мальчик был там. Я прочла в его глазах, что он должен быть твоим гидом. Без него ты не найдешь дороги.

– Ты уверена в этом? – спросил Аштон.

– Я уверена в том, что я видела, вот и все. Старк говорил тебе, что моя мать была Геррит, Мудрая женщина Ирнана. Она имела дар, могущественный дар. Мой дар более слабый и нерегулярный. Он приходит, когда ему захочется. Я либо вижу, либо нет, – она повернулась к Старку. – А тебя видения приводят в гнев? Мне это надоело! Я предпочла бы идти по жизни вслепую, как ты, и верить только своим рукам и мозгу! Однако, окна в будущее открыты и я вижу через них и я должна сказать о том, что вижу, иначе… – она сильно встряхнула годовой. – Все это время, пока я была в каменном доме, я не могла решить, видение это, или просто мой страх.

– У меня было такое же видение, – сказалАштон. – Это был страх.

– Собаки сделали чудо, – сказал Старк.

Он посмотрел на блестящую голову Джефра. Мальчик был напряжен, насторожен.

Геррит вздрогнула.

– Они вернутся.

– Но не в таком количестве. И Собаки следят.

– Если придет еще одна песчаная буря, молитесь богу, чтобы мы оказались под кровом, – сказал Аштон. – Следующее убежище в неделе пути.

– Вы не доедете до него, – сказал Джефр. – Мой отец пошлет Сверлящего Небо.

– Что это за Сверлящий Небо?

– Птица Войны. Все кланы соберутся вместе. Конечно, Собаки-демоны убьют многих, но это всегда случается.

Он обернулся к Старку с улыбкой, его маленькие острые зубы были подобны кинжалам.

– Вот как? – сказал Старк. – Где находится это место среди скал и те люди в Капюшонах, которые не относятся к пришедшим Первыми?

– Спроси Мудрую женщину, – ответил Джефр. – Это ее видение.

– Твой отец говорил о фалларинах. Кто они?

– Я всего лишь мальчик, – ответил Джефр. – Такие вещи мне неизвестны.

Старк не настаивал.

– Саймон, ты знаешь?

– Это крылатый народ, – внезапно заговорила Геррит.

Аштон с интересом взглянул на нее.

– Да. Наследственная, контролируемая мутация, как Дети Моря и Дети Матери Скэйта. Фалларины внушают суеверный страх людям в Капюшонах. Они имеют большое значение в жизни племен, но я не знаю почему. Очары мало говорят с иноземцами, а Бендсмены уважают их табу. К тому же, у меня были другие заботы. Но одно я знаю, Эрик.

– Что именно?

– Когда мальчик сказал «Я – очар», это означает больше, чем утверждение факта или уверение в мужестве. Это также означает, что очар знает пустыню и ее сила передается ему, что очар уничтожит своих врагов и будет продолжать священную месть до конца жизни. Ты держишь в седле голубоглазую кобру. Никогда не забывай об этом.

– Я уже имел дело с людьми пустыни, – сказал Старк. – А теперь не мешай мне думать.

Ветер стих. Лицо пустыни стало мирным. Старое Солнце сняло свою пыльную вуаль, и ржавый день показал вехи дороги Бендсменов, помещенные достаточно близко друг от друга, чтобы в случае, если одну засыплет, было бы видно другую.

– Саймон, а что находится за Юронной? Ты говорил о Береге?

– Плато, где мы находимся сейчас, кончается обрывом приблизительно в полтора километра. Внизу гораздо теплее, и там есть места, где есть растительность, благодаря источникам. Там есть деревни, построенные на самом обрыве, в скале.

– Туда делают набеги люди в Капюшонах?

– Не на деревни, они неприступны, а на людей на полях, или грабят их урожаи. А после этих земель, опять пустыня до самого Плодородного Пояса.

– Хорошая земля, богатая бродягами.

– Меня везли прямо по дороге из Скэга, так что я мало видел страну.

Единственный город, который я видел, был Гед Дарод, город Бендсменов.

Красивый город.

– Место паломничества, – сказала Геррит. – Святилище, дом терпимости, сиротский дом, основанный Бендсменами. Там Бендсменов растят, воспитывают, обучают. Вся грязь, принесенная ветром, встречает там хороший прием. Весь нижний город заполнен бродягами фарерами и паломниками, пришедшими со всех концов Скэйта. Там находятся Сады Удовольствий…

– Я слышал о Гед Дароде, – сказал Старк. – Но сначала идет Юронна.

Чистый голос Джефра произнес с необычайной веселостью:

– Вы не дойдете до Юронны, – он торжествующе поднял руку к небу. Там очень высоко и быстро сверкнула и исчезла бронзовая крылатая птица. – Он полетит сначала к ближайшим вождям кланов, а потом и к более дальним. По его ожерелью они узнают, что он принадлежит моему отцу, соберут своих людей и пойдут к нему. И вы не пройдете через кланы в Юронну.

– Тогда мы пойдем другой дорогой, – сказал Старк. – И если мы не найдем безопасности среди очаров, мы поищем ее у их врагов. Нам поможет видение Геррит.

– Ты пойдешь в Мелкие Очаги? – спросил Аштон.

– У нас нет выбора.

Джефр засмеялся.

– Очары все равно будут преследовать вас. А люди Мелких Очагов вас съедят.

– Возможно. А тебя?

– Я крови очаров. Я человек, а не мясо.

– А что они сделают с тобой?

– Я сын вождя. Отец выкупит меня.

– Тогда не проводишь ли ты нас к Мелким Очагам или хотя бы к ближайшему из них?

– С удовольствием, – сказал Джефр. – Я приму участие в пиршестве.

– Проводник, которого ты мне выбрала, – сказал Старк, обращаясь к Геррит, не внушает мне доверия.

– Я его не выбирала, – сухо сказала она. – И я не говорила, что он поведет тебя с радостью.

– Какое направление? – спросил Старк у Джефра.

Мальчик подумал.

– Очаг хоннов ближе всего. – Он нахмурился и указал на северо-восток.

– Но я должен подождать, пока появятся звезды.

– Как, по-твоему, это правильно, Саймон?

– Да, если судить по тому, где находится территория очаров. У них лучшие земли.

– Мелкие Очаги слабы, – сказал Джефр. – Бегуны их едят. Когда их больше не останется, все земли и вся вода будут нашими.

– Но эта минута, – сказал Старк, – далека. Поспешим.

Оставив дорогу с вехами позади, они углубились в бесконечную пустыню, в то время как старое Солнце скользило по горным вершинам, чтобы исчезнуть в холодном медном свете и оставить землю сумеркам, звездам и кольцу северного сияния.

Джефр изучал небо.

– Туда, где большая белая звезда находится под тремя другими. Надо ехать туда.

Они сменили направление.

– Ты уже ездил по этой дороге? – спросил Аштон.

– Нет. Но всякий очар знает дорогу к очагам своих врагов. Очаг хоннов в пяти днях пути. Люди хоннов носят красивые плащи. Они красного цвета.

В его устах «красные плащи» звучало как нечто непристойное.

– Ты знаешь название этой звезды?

– Конечно. Ее называют Иннекор.

– Те, кто живет на ее третьей планете, называют ее Фригор. А люди, живущие на четвертой – Шант. Живущие на пятой тоже дали имя этой звезде, но мой язык не может произнести этого названия. Все эти названия означают одно и то же – «Солнце».

Джефр скрипнул зубами.

– Я не верю тебе. Солнце только одно – наше. Звезды не что иное, как лампы, развешенные, чтобы вести нас.

– Эти все лампы – солнца. Многие из них имеют планеты и на многих планетах живут люди. Ты думаешь, Скэйт – единственная планета, а вы единственный народ во вселенной?

– Да, – яростно сказал Джефр, – так и должно быть. Рассказывают о пылающих яйцах, которые падают с небес и порождают демонов в виде людей, но это вранье. Моя мать говорит, что не надо этого слушать.

Темное лицо Старка нависло над Джефром.

– Но я – демон, вышедший из пылающего яйца.

Расширившиеся глаза Джефра отразили свет звезд. Он задержал дыхание и его тело съежилось в объятиях Старка.

– Я тебе не верю, – прошептал он.

Он отвернулся и молчал до самого привала.

Халк все еще был жив. Геррит дала ему вина и варенного мяса. Он ел и, смеясь, говорил Старку:

– Заколи меня кинжалом, Темный Человек, иначе я останусь жив, как тебе и обещал.

Они привязали Джефра как можно удобнее. Старк приказал Собакам следить за окружающим и пожелал спокойной ночи Аштону, который поднял на него глаза с неожиданной и удивительной улыбкой.

– По правде сказать, Эрик, я не верю, что снова увижу Пакс. Но все-таки приятно вернуться к старым привычкам. Я никогда не любил административной работы.

– Ты приносил пользу, – сказал Старк и положил руку на плечо Аштона, вспоминая другие ночи, проведенные некогда при других кострах и в других мирах.

Аштон предпочитал мирное управление дикими мирами. Рядом с ним, на границах галактической цивилизации, Старк в юношестве научился размышлять и общаться со всеми видами рас.

– Заставь работать свой интеллект, Саймон, и скажи мне, как трое мужчин, одна женщина и стая Собак могут овладеть планетой?

– Утро вечера мудренее, а я хочу спать, – сказал Аштон и вскоре уснул.

Старк сидел у огня. Халк спал. Джефр, закрыв глаза, вжался в свои меха. Геррит смотрела на дым, поднимающийся от малиновых углей. Затем она встала, посмотрела на Старка, и они отошли в сторону, взяв свои меха. Герд и Грит последовали за ними и легли по обе стороны хозяев. Старку и Геррит о многом нужно было поговорить, но сейчас было не время для разговоров.

Они снова оказались вместе после разлуки, плена, угрозы смерти, так что не стоило тратить время на слова. Позднее, счастливые, они уснули, не задумываясь о будущем. Разделенная радость существования была для них достаточна.

На второй день после того, как они оставили дорогу Бендсменов, пустыня начала изменяться. Дюны, став выше, превратились в холмы. Барханы уступили место изъеденным равнинам, прерываемым ложами древних рек. Джефр, казалось, инстинктивно находил дорогу. Старк и его товарищи ехали по часто посещаемой земле.

Здесь были и деревни, не так много, как в Темных Землях, некогда богатых и плодородных, но все-таки деревни и их развалины встречались довольно часто по берегам высохших рек. Джефр находил эти развалины как бы по запаху. Он объяснил это тем, что каждый очар должен понимать древние карты так же хорошо, как и ориентироваться по звездам, и очары, откуда бы они не прибывали, никогда не заблудятся в пустыне. Старк пытался нарисовать карту на песке. Но мальчик наотрез отказался ему помочь: карты были табу для всех, кроме очаров.

Джефру дали отдельное животное, не очень быстрое. Мальчик, казалось, был удовлетворен ролью проводника. Старк не имел к нему ни капли доверия, но и не боялся. Если мальчик вздумает изменить ему, Герд предупредит об этом Старка.

А пока что Старк долгие часы ехал молча и размышлял, а по вечерам подолгу разговаривал с Аштоном, потому что Бегуны ночью не охотились. Им приходилось встречаться и с бандами этих существ, но Собаки убивали их или обращали в бегство. Однажды утром, когда они проехали всего два часа и Старое Солнце едва всходило, Герд сказал:

– И Хан, мальчик думает смерть!

Через мгновение под предлогом нужды Джефр спешился и отошел в сторону.

– Поезжайте прямо, – сказал он, – я догоню вас.

Старк посмотрел перед собой. Там не было ничего, кроме ровного песка между двумя низкими холмиками. Песок был ничем не примечателен, только очень уж гладок и чуть светлее, чем пустыня вокруг.

– Подождите, – сказал Старк.

Группа остановилась. Джефр застыл. Герд подошел к нему и положил ему на плечо свою громадную голову. Джефр не шевельнулся.

Старк сошел на землю, поднял камень и бросил его на гладкий песок.

Камень медленно погрузился в песок и исчез.

– Его убить, И Хан? – спросил Герд.

Старк повернулся к группе и посмотрел на Геррит. Та улыбалась.

– Я тебе сказала, что Мать Скэйта похоронит всех, если ты не возьмешь ребенка.

Опустив голову, Джефр снова сел в седло. Они обогнули зыбучий песок.

После этого Старк приглядывался ко всем местам, где песок был гладкий и светлый.

Он понял, что они добрались до территории хоннов, когда увидели, что впереди лежат развалины деревни. Совсем недавно здесь были колодцы и поля.

Теперь же домики в форме ульев продувались ветром, повсюду валялись кости.

Кости были раздавлены и обглоданы, они были так изломаны, что невозможно было сказать, кому они принадлежали. Песок был полон серо-белых обломков.

– Бегуны, – сказал Джефр, пожав плечами.

– Но Бегуны нападают также и на деревни очаров, – сказал Аштон, – как же вы рассчитываете удержать все эти земли, когда захватите их?

– Мы сильны. И Бендсмены нам помогут.

После третьей съеденной деревни на пятый день к вечеру Халк почувствовал себя лучше. Он сел в носилках. Перед ними на вершинах холмов показалась группа всадников в пурпурных плащах.

Джефр хлестнул свое животное и скача к ним пронзительно закричал:

– Убейте этих людей! Убейте их! Это демоны, они хотят отнять у нас наш мир!


Глава 10

– Подождите, – сказал Старк остальным, а сам медленно двинулся вперед. Герд бежал у его правого колена. Грит оставила стаю и побежала с левой стороны Старка. Он ехал высоко подняв правую руку, а левой, отодвинув ее от тела, держал поводья.

Старк проехал половину разделяющего их расстояния и насчитал за это время восемь пурпурных плащей. Долгое время группа всадников стояла неподвижно, кроме человека, который держал Джефра, сорвав его с седла и один раз сильно ударив. Высунув языки, Собаки уселись на песок. Никто не пытался хвататься за оружие.

– Они нас знают, И Хан. Они боятся тебя.

Один из людей взялся за поводья и спустился с холма.

Старк подождал, пока всадник очутится перед ним.

Он напоминал Экмала: тонкий, мускулистый, с гибкой грацией людей пустыни, вся жизнь которых проходит в путешествиях. Лицо его было закрыто.

На лбу висел кулон с камнем, знак вождя, камень был красный, более светлый, чем плащ.

– Пусть Старое Солнце даст тебе свет и тепло, – сказал Старк.

– Ты в стране хоннов. Что ищете вы здесь? – вождь взглянул на Старка, на Собак и затем опять перевел взгляд на Старка. – Это Собаки Севера, принадлежащие Бендсменам?

– Да.

– Они повинуются тебе?

– Да.

– Но ты не Бендсмен?

– Нет.

Старк пожал плечами:

– Человек из другого мира. Или, если ты хочешь, демон, как уверяет маленький очар. Во всяком случае, я не враг хоннов. Не объявишь ли ты перемирие по вашему обычаю и не выслушаешь ли то, что я тебе скажу?

– Допустим, что я соглашусь, но моему народу не понравится то, что он услышит?

– Тогда я распрощаюсь с вами и мирно уеду.

Вождь снова посмотрел на Собак.

– У меня есть выбор?

– Нет.

– Тогда я объявляю перемирие, и люди выслушают тебя. Но Собаки не должны никого убивать.

– Они сделают это только в том случае, если вы поднимите оружие против нас.

– Ни один меч не поднимется.

Вождь протянул руку:

– Я Илдан, Страж Очагов хоннов.

– Меня зовут Старк.

Старк пожал руку вождя и почувствовал, как вождь ощупывает его запястье, чтобы узнать, насколько крепко он сделан.

– Из другого мира… – пренебрежительно сказал он. – С юга и из-за гор приходит много сказок, но все это ложь. Ты состоишь из того же мяса, крови и костей, что и мы. Ты не демон, но и не человек по нашим понятиям.

Пальцы Старка сильнее сжали запястье вождя.

– Однако, я командую Собаками Севера.

Они обменялись взглядами. Илдан повернулся к своим людям.

– Я этого не забуду.

– Мы поедем в твою деревню.

Обе группы неохотно соединились. Они ехали врозь, на некотором расстоянии друг от друга. Джефр недоверчиво воскликнул:

– Вы их не убьете?

– Не сейчас, – ответил Илдан, косясь на Собак.

Герд подарил ему угрожающий взгляд и предупреждающе зарычал.

Деревня располагалась в широкой долине. По ту сторону опоясывающих ее холмов виднелись торы – не такой совершенной красоты, как Барьер, но тоже довольно высокие. Когда-то здесь протекала река, но теперь она высохла, только весенние паводки наполняли ее. В глубоких резервуарах, выкопанных в ее ложе, еще сохранялась вода. Животные терпеливо вертели большие скрипучие колеса, а женщины готовили землю под весенний посев. Стада поедали редкую бурую траву, больше всего напоминавшую лишайник. Возможно, эта растительность была и тем и другим. Старк спрашивал себя, какой урожай мог вырасти в этом месте.

Женщин и животных охраняли лучники в дозорных башнях, рассеянных по полям. Старк видел границы древних культур, занесенные песком, и остатки старых гидравлических колес возле высохших колодцев.

– Ваша земля здорово уменьшилась, – сказал он.

– Она уменьшилась для всех нас, – ответил Илдан, бросив горький взгляд на Джефра. – Даже для очаров. Старое Солнце слабеет, несмотря на все наши жертвоприношения. С каждым годом зима длится все Дольше, вода больше остается в плену у горных ледников и не попадает на наши поля.

Пастбища становятся все более бедными…

– И каждый год Бегуны приходят во все большем числе пожирать ваши деревни.

– А какое дело тебе, чужаку, до наших несчастий?

Взгляд Илдана был наполнен гордой яростью и слово «чужак» звучало, как смертельное оскорбление. Старк сделал вид, что ничего не заметил.

– Разве это не относится ко всем Малым Очагам?

Илдан не ответил. Джефр вызывающе сказал:

– Зеленые плащи почти исчезли, коричневые и желтые…

Человек, державший его в своем седле, нанес ему сильный удар по уху.

Джефр сморщился от боли и сказал:

– Я – очар, а мой отец – вождь.

– Ни тем, ни другим нечего хвалиться, – сказал человек, ударив Джефра еще раз. – У хоннов щенки молчат, пока их не спросят.

Джефр закусил губы. Глаза его были полны ненависти и к хоннам, и к Старку. Особенно к Старку.

Деревня была окружена стеной. Над ней с правильными интервалами возвышались сторожевые башни. Дома в виде ульев представляли из себя всего лишь куполообразные крыши над глубоко врытыми в землю погребами, чтобы защищаться от ветра и холода. Они были разрисованы веселыми красками, стертыми и выцветшими. Узкие переходы змеились между куполами. В центре деревни было расчищено пространство, почти круглое, в середине его росли кривые деревья с пыльной жесткой листвой.

В этой рощице стоял зеленый дом, где был Очаг и священный огонь племени хоннов. Илдан повел своих спутников туда.

Отовсюду выходили люди – из домов, от продавцов вина, от колодцев, с рынка и мест для мытья и стирки. Пространство вокруг рощи Очага быстро заполнилось пурпурными плащами мужчин и женщин. Все смотрели на Илдана.

Старк и другие его товарищи сошли на землю. Они сняли и осторожно поставили носилки Халка. Хонны смотрели на устрашающих белых Собак, сидевших, полузакрыв глаза и полуоткрыв пасти. Капюшоны бросали тень на завязанные лица мужчин. Лица женщин были замкнуты, безо всякого выражения.

Все разглядывали прибывших.

Илдан заговорил и высокая женщина с гордым видом вынесла из Дома Очага золотое блюдо, на котором лежала обугленная веточка. Илдан взял ее.

– Я даю тебе право Очага, – сказал он и коснулся лба Старка концом обожженной палочки. – Если в этом месте с тобой случится какое-нибудь зло, такое же зло постигнет и меня.

Он снова положил веточку на место и хранительница Очага снова вернулась в дом. Илдан обратился к толпе:

– Этот человек, по имени Старк, пришел говорить с нами. Я не знаю, что он скажет. Мы выслушаем его во втором часу после захода Старого Солнца.

Толпа зашумела, забормотала, но расступилась, когда Илдан повел своих гостей в белее обширный дом, стоявший в стороне. Он состоял из двух частей – одна для вождя, другая для его гостей.

Люди в Капюшонах были полукочевниками, пастухами и охотниками. Почти все лето они проводили в поисках дичи и пастбищ. Жестокие зимы заставили их жить в стенах дома. Комнаты для гостей были маленькие, слабо заставленные мебелью, скрипящие вечно проникающим песком, но чистые и достаточно комфортабельные.

– Мальчик останется со мной, – сказал Илдан. – – Не беспокойся, я не пожертвую богатым выкупом только ради того, чтобы удовлетворить свою ненависть. Ваших животных накормят. Вам принесут все, что вам понадобится.

Если хочешь, я пришлю лекарство, чтобы позаботиться о твоем друге. У него вид воина.

– Он и есть воин, – сказал Старк. – Я благодарен тебе за все.

В комнате стало сильно пахнуть собаками. Мозги стаи выражали недовольство: они не любили находиться в закрытых помещениях. Илдан, видимо, учел это.

– В конце прохода есть отгороженное место. Они будут там на свежем воздухе. Их никто не потревожит. – Он посмотрел, как Собаки выходят гуськом. – Ты, конечно, расскажешь, как получилось, что эти стражи Цитадели покинули свой пост и последовали за тобой.

Старк согласился с ним.

– Я хочу, чтобы мальчик тоже присутствовал, когда я буду говорить.

– Он будет присутствовать.

Илдан вышел. Халк сказал:

– Я тоже хочу быть там, Темный Человек. Помощи мне покинуть эти проклятые носилки.

Его переложили на кровать. Пришли женщины, чтобы разжечь огонь, принести воды. Одна пришла с травами и мазями. Старк заглянул через ее плечо, пока она перевязывала Халка. Рана закрылась, осложнения не было.

– Ему нужны только питание и отдых – сказала женщина. – И время.

Халк поднял глаза и улыбнулся Старку.

На второй час после захода солнца Старк снова стоял под деревьями с Гердом и Грит. Семь других Собак сидел позади него. Аштон и Геррит тоже присутствовали, так же, как и Халк, который лежал на своих носилках. Илдан стоял с деревенскими старейшинами, мужчинами и женщинами. Одна его рука тяжело лежала на плече Джефра. Роща Очага и площадь освещались многочисленными факелами, укрепленными на столбах. Пламя плясало от сухого и холодного ветра. Теперь на всех были плащи с капюшонами, защищавшими от холода, даже лица женщин были скрыты.

– Послушаем, что скажет нам наш гость, – сказал Илдан.

При свете факелов его глаза выглядели очень настороженными. Старк понял, что Илдан провел несколько часов добиваясь от Джефра информации, которую тот мог ему дать. Джефр потерял свою заносчивость. Он был переполнен гневом и сомнениями, как будто попал в слишком глубокую воду.

Безгласное и безликое множество терпеливо ожидало. Ветер играл с кожаными плащами и трепал жесткие листья деревьев. Старк положил руку на голову Герда и заговорил:

– Ваш вождь спрашивал меня, как получилось, что Собаки Севера, стражи Цитадели и Лордов Защитников, покинули свой пост и пошли со мной. Ответ прост: у них больше нет Цитадели, которую надо охранять. Я сам предал ее огню.

В толпе раздались крики. Старк подождал, пока они прекратятся, и повернулся к Илдану:

– Ты знаешь, что это правда. Хранитель Очага.

– Знаю, – сказал Илдан. – Молодой очар слышал и видел. Этот человек прозван Темным Человеком из-за пророчества Ирнана. И это пророчество выполнено. Он и Собаки привели к убежищу в пустыне четверых пленных Бендсменов. Он сказал Экмалу и его людям, что Лорды Защитники теперь беженцы, лишенные крова. Очары не будут больше хранителями Высокой Дороги, и они ропщут.

Из толпы вырвался дикий крик радости.

Джефр яростно зарычал:

– Бендсмены нам обещали: Цитадель будет отстроена. Мой отец послал сверлящего Небо и все кланы очаров выступят против вас… – Он указал пальцем на Старка и добавил:

– Из-за него!

– Вполне возможно, – сказал Старк. – И я вам скажу, что Бендсмены заплатят хорошую цену за меня и моих товарищей. – Он положил левую руку на голову Грит. – Но сначала вам придется победить Собак. Илдан, спроси мальчика, сколько Бегунов убила стая. Он видел трупы.

– Я уже его спрашивал, – сказал Илдан. – По меньшей мере, пятьдесят.

– Так что, вы видите, что вознаграждение нелегко заработать. Я вам предлагаю другое, большее. Я вам предлагаю стать свободными от жадности очаров, которые жаждут ваших земель, и от зависимости от Бендсменов, которые поддерживают очаров. Я предлагаю вам освободиться от Бегунов, которые пожирают ваши деревни. Я предлагаю вам освободиться от голода и жажды. Я предлагаю вам Юронну.

Воцарилось остолбенелое молчание. Потом заговорили все сразу.

– Юронна! – яростно сказал Илдан. – Ты думаешь, что мы мало смотрели в ее сторону? Думаешь, что мы не пытались? Во времена моего отца, моего деда… Стены там крепкие, их защищает множество юртов, у них есть мощные машины, посылающие огонь на врагов. У них есть псарни, где воспитываются собаки-демоны. Даже щенки их ужасны. Как мы сможем взять Юронну?

– Одним хоннам или любому Малому Очагу в отдельности – невозможно. Но всем Малым Очагам сразу…

Поднялся шум, кричали о старых оскорблениях, о кровавой мести, об убийствах. Толпа заволновалась. Старк поднял руки.

– Если ваши кровавые долги важнее вам, чем жизнь вашего племени – храните их! И из-за них дайте угаснуть последней ветви в вашем очаге!

Зачем быть такими глупыми? Вместе вы будете достаточно сильны, чтобы сражаться с очарами, сражаться с кем угодно, кроме самой Матери Скэйта. У вас нет выбора! Вы должны бежать к югу. Холод бросает на вас Бегунов, и вы в свою очередь делаете набеги до самого Берега. Зачем вам выносить все это, когда есть Юронна, готовая быть захваченной? Разве не лучше, чтобы Юронна кормила вас, а не слуг Бендсменов?

Тревожное молчание, полное бормотаний. Они размышляли.

Илдан задал решающий вопрос:

– А кто будет командовать? Ни один вождь Малых Очагов не станет подчиняться другому.

– Я буду командовать. Я не ищу никакого плаща, у меня нет ни к кому кровных долгов, я не хочу ни земли, ни добычи. Когда моя задача будет выполнена, я вас оставлю. – Старк помолчал. – Было предсказано, что крылатое существо даст мне крещение кровью среди Хранителей Очагов Киба. – Он подождал, пока гомон затихнет. – Решение должны принять вы, если вы решите против этого, я буду говорить с другими Очагами. Теперь я кончил, – сказал он и вежливо повернулся к Илдану. – Что мы должны теперь делать?

– Вернитесь в дом и ждите, нам надо поговорить между собой.

Вернувшись в дом для гостей, Старк и его спутники мало разговаривали.

Они решили, что такая тактика будет наилучшей. Беглецы без всякой помощи, они едва могли надеяться выжить, а с сильными союзниками их шансы будут довольно неплохими.

Юронна была приманкой, брошенной Старком. Им оставалось только ждать решения.

– Все будет хорошо, – сказала Геррит. – Не беспокойся.

– Если это правда, тем лучше, – откликнулся Халк. – В противном случае, какая выгода Старку. Он больше не Темный Человек, он может нас покинуть и бежать один до Скэга. Такой дикарь, как он, доберется. А может, и нет… – Он поднял руки и крепко сжал их. – Если мы пойдем на юг, нужно, чтобы они снова могли держать шпагу.

Ночь. Старк несколько раз просыпался и прислушивался к звукам в деревне, которая жужжала, как потревоженный улей. После того, как пропели молитву Старому Солнцу и накормили его вином и огнем за появление нового дня, Илдан прислал за ним. Старк отправился в дом вождя в сопровождении Аштона, Геррит и двух Собак, шедших за ним по пятам.

Илдан провел ночь в спорах со старейшинами. Его красные глаза моргали, но Старк увидел в них огонь гордости и возбуждения. Было в них и что-то еще – страх.

– Что ты знаешь о фалларинах?

– Ничего, – сказал Старк. – Кроме того, что это слово означает «скованные».

– Это настоящие хозяева пустыни, даже очары должны склонять перед ними свои жесткие затылки и платить им дань, как делаем это и мы. – Он задумался. Старк стоял и терпеливо ждал продолжения. – Это проклятая раса.

В былые времена ученые могли трансформировать людей, делать из них разные существа.

– Это называется контролируемая мутация, – сказал Старк. – Я встречал кое-кого из таких – Дети Моря, живущие в воде. Дети Скэйта, которые схоронились под Ведьмиными Огнями. Ни одна из этих встреч не была приятной.

Илдан с отвращением пожал плечами.

– Фалларины хотели быть Детьми Неба, но перемены не получилось… не так, как они желали. Много веков они сидят в своей черной пещере в горах, разговаривая с ветрами. Они великие маги и имеют власть над всеми ветрами, если хотят воспользоваться ими. Мы платим им, когда собираем урожай и когда идем на войну, в противном случае, они пошлют песчаные бури, – он внезапно поднял глаза. – Это верное предсказание о крылатом человеке с кинжалом?

– Да, оно правдивое, – ответила Геррит.

– В таком случае, если фалларины окрестят тебя кровью и дадут тебе милость ветров. Малые Очаги последуют за тобой туда, куда ты их поведешь.

– Хорошо, – сказал Старк. – Мне надо найти фалларинов.

– Завтра я иду в весеннее паломничество. Там соберутся все Хранители Очагов. Туда запрещено приводить чужих, но я нарушу обычаи и приведу тебя туда, если хочешь. Однако, – он наклонился вперед, – власть фалларинов гораздо сильнее, чем твоих Собак-демонов. Если они будут против тебя, ты умрешь в пламени Весеннего Костра, который зажигают там для Старого Солнца.

– Возможно, что и так, – сказал Старк, – но я все-таки пойду.

– Только ты, остальным мужчинам нет надобности туда идти, а женщины вообще не допускаются. Весенний Костер накладывает смерть и по нашим обычаям женщины привязаны к жизни только вещами.

Старку это не понравилось, но ничего нельзя было сделать. Геррит объявила, что все кончится хорошо. Желая верить этому, Старк покинул деревню вместе с Илданом, Джефром, шестьюдесятью воинами. Собаками Севера, несколькими вьючными животными и двумя людьми в клетке – осужденными. Все последовали со знаменем паломничества к Месту Ветров.


Глава 11

Экспедиция пилигримов шла по направлению на восток. Мужчина, которому принадлежала наследственная честь нести знамя, скакал перед отрядом с длинным копьем, увенчанным двумя распростертыми крыльями. Крылья были тонко сделаны из золота, но от возраста стали хрупкими и они много раз были грубо залатаны. Этот штандарт защищал отряд от любой атаки членов других племен. Пурпурные плащи мелькали за плечами. Ехали они быстро и легко. Их подгонял ветерок.

– Так было всегда, – объяснил Илдан, – когда мы направляемся к Месту Ветров, нам в спину дует ветер.

Джефр молчал, но часто бросал на Старка взгляды, полные злобной надежды.

Старое Солнце тоже не покидало Старка старческим злобным взглядом.

«Я не из твоих, – думал Старк, – и ты это знаешь, и ты думаешь о Весеннем Костре, как и мальчик».

И он засмеялся собственной мысли. Но примитивный И Хан дрожал, ему было холодно. Он чувствовал опасность. Примитивный И Хан почти не доверял видениям.

Он пустил Собак вперед, бежать как им хочется, оставив при себе только Герда и Грит. Они еще не успели отъехать далеко, как появилась банда Бегунов.

Группа была слишком сильна, чтобы на нее нападать, и они следили издали, вне пределов досягаемости стрел, не отстанет ли какое-нибудь животное. Старк позволил Собакам броситься на них, и хонны были поражены.

В первый раз Собаки убивали на этой дороге, но не в последний. Штандарт паломничества ничего не значил для Бегунов.

На третий день на темной равнине выросла громадная горная стена. В середине ее находилось ущелье, вроде узкой двери. У его подножия возвышалась толстая каменная стена, отгораживающая нечто вроде крепости.

За стеной располагались палатки и развевались знамена.

Кавалькада остановилась, выровняла ряды, стряхнула пыль с плащей.

Развернулись пурпурные знамена, труба издала три хриплых ноты и запел изогнутый рог. Отряд двинулся к стене.

В широком пространстве находилось пять различных лагерей, отдаленных друг от друга, каждый со своим штандартом. Знамена были различного цвета: красными, коричневыми, зелеными, белыми и оранжевыми. Джефр завопил и хотел бежать вперед, но его удержали животные.

В центре пространства находилась платформа из каменных плит, высотой в три метра, шириной – шесть. В трех плитах были углубления. Все почернело, потрескалось и запятналось огнем Весеннего Костра. По крайней мере десять клеток стояло у основания платформы и в каждой клетке был человек.

При появлении хоннов люди в плащах пяти цветов вышли из палаток.

Прошло две-три минуты, прежде чем люди заметили Старка и Собак. Столько же времени понадобилось, чтобы они поверили увиденному. Затем раздался страшный вопль ярости, и пестрая толпа бросилась вперед. Собаки окружили Старка и ощетинились.

– Убить, И Хан?

– Пока не надо.

Илдан поднял руки и закричал:

– Подождите! Фалларины сами решат, что надо делать. Было предсказано, что они осветят его кровью и сделают главой… Но, слушайте же, о дети свиньи! Это Темный человек южного пророчества, Темный Человек. Он разрушил Цитадель!

Толпа остановилась, прислушалась. Голос Илдана отражался от скал, повторяя хорошую новость.

– Цитадель уничтожена. Не придется больше охранять Высокую Дорогу.

Теперь она мертва, как отрубленная ветвь, и очары тоже умерли с ней!

Красные, коричневые, зеленые и белые плащи заревели от дикой радости.

Рев сменился потоком слов. Затем, когда все умолкли, заговорил высокий человек из группы оранжевых плащей:

– Ты лжешь!

Илдан вытолкал вперед Джефра.

– Скажи ему, мальчик, скажи всемогущему Ромеку, Хранителю Очага очаров.

– Это правда, господин, – сказал Джефр, опустив голову. – Я сын Экмала из северного дома… – и он, заикаясь рассказал все, что знал.

Толпа внимательно слушала. – Но Бендсмены обещали, господин, что Цитадель будет отстроена снова. И мой отец послал Сверлящего Небо известить кланы…

Новый рев Малых Очагов заглушил его слова. Старк видел, что они были менее многочисленны, чем очары. Он прикинул, что оранжевых плащей было около ста двадцати. Шестьдесят пурпурных плащей Илдана стояли на втором месте. Все вместе Малые Очаги чуть превышали очаров. Желтые плащи еще не прибыли, но Старк почему-то решил, что их прибудет не больше двух десятков. Здесь присутствовали телохранители вождей, почетные стражи, но их количество отражало общее число воинов, которым располагал каждый клан.

Очары сомкнули ряды, выйдя из толпы, и сформировали плотный блок оранжевого цвета. Они переговаривались между собой, а глаза Ромека, голубые и холодные, искали взгляда Старка. Малые Очаги смешались и люди обсуждали слова Илдана.

Позади них темнело отверстие. Старк не мог видеть, что было внутри.

Оттуда вырывался ветер со странным звуком. Старк представил себе, что ветер говорит на тайном языке, рассказывая о том, что происходит внизу. А если ветер говорил, значит, было кому слушать…

Ромек выступил вперед и допросил Джефра, заставив его снова рассказать о том, как Старк и Собаки появились в убежище. Затем он сказал:

– Похоже, что этот человек, пришедший неизвестно откуда, совершил большое преступление. Поскольку оно касается нас, мы займемся им.

– Несомненно для того, чтобы отдать его Бендсменам и угодить таким образом вашим хозяевам, – сказал Илдан.

– Он для нас никто, – сказал Ромек. – Отойдите.

– Ты забыл о Собаках Севера, – сказал Илдан. – Ты знаешь их!

Попробуй, если хочешь.

Ромек заколебался. Девять пар страшных глаз уставились на него. А Илдан снова закричал красным, белым, коричневым и зеленым плащам:

– Темный Человек победил Цитадель! А теперь он победит Юронну!

– Юронну! – закричала толпа. – Но как? Как?

– Если мы соединим наши силы, и он станет командовать нами! Если фалларины его освятят! Он не нашей расы, и у него долг крови только к Бендсменам, и из-за этого долга он предлагает нам Юронну! Юронну! Пища, вода, защита от Бегунов! Жизнь!!!

Это звучало как боевой клич.

Когда Ромек сумел заставить себя слушать, он сказал:

– Это означает войну с очарами. Мы усеем пустыню вашими трупами.

– Может быть, и нет, – крикнул вождь коричневых плащей. – Если мы возьмем Юронну, Пришедшие Первыми станут лишь последними.

В его словах слышалась ненависть, старая и непримиримая. Ромек услышал ее и возгордился. Он посмотрел на Собак, на Старка и склонив голову в капюшоне:

– Все это случится только в том случае, если фалларины освятят его кровью. Очень хорошо. Пусть он идет к фалларинам и просит дать ему милость ветров. Когда они его выслушают, посмотрим, где он очутится… В Юронне или на Весеннем Костре…

– Он не пойдет к фалларинам, пока они его не пригласят, – сказал Илдан.

– Нет, я пойду сейчас, – сказал Старк.

– Ты не можешь этого сделать, – сказал Илдан. Вся храбрость исчезла из его голоса. – Туда никто не входит без разрешения.

– А я войду, – сказал Старк.

Не сходя с седла, он двинулся вперед, сопровождаемый Собаками. Их ворчание походило на глухие раскаты грома. Люди в Капюшонах расступались, давая им проход. Старк не оглядывался и не знал, следует ли за ним Илдан.

Он, не торопясь, проехал мимо платформы и клеток, где ждали жертвы без плащей и повязок. Он видел их отчаявшиеся лица, белые, как снег, если не считать коричневой ленты вокруг глаз.

Он подъехал к узкой двери в скале. Илдан не последовал за ним в эту продуваемую ветрами темноту.

Скалистая тропинка позволяла ехать только одному всаднику. Мягкие, меховые лапы животного и лапы Собак почти не производили шума на голой скале. Тут был холод, могильный холод, куда не проникает солнце. Старку показалось, что он понимает речь ветра.

Иногда ветер смеялся, очень недружелюбно.

– Существа, – сказал Герд.

– Я знаю.

Там были галереи на самом верху. Старк знал, что там кто-то шевелится, бегает. Он знал, хотя и не мог видеть их. Он знал, что оттуда, сверху, обломки скал могут свалиться ему на голову.

– Следите за окружающим!

– И Хан, нельзя следить. Мозги не говорят. Ничего не слышим.

А ветер говорил по-прежнему.

Ущелье закончилось перед скалистой стеной. Одно единственное отверстие, через которое мог пройти только один человек, вело через нее.

За отверстием спиральная лестница круто поднималась в темноту.

Старк пошел первым. Собаки шли позади и беспокойно ворчали. Они шумно дышали в этом тесном пространстве. Наконец, Старк увидел конец лестницы.

Узкая и высокая дверь была открыта и за ней был свет.

На пороге сидело существо, смотревшее на него из-под вытянутых век.


Глава 12

Оно было лысым и рогатым. Четыре его руки казались очень гибкими и сильными, каждая из них заканчивалась тремя щупальцеобразными пальцами.

Существо открыло рот и сказало:

– Я – Клекет. Я страж двери. Кто пришел в Место Ветров?

– Старк. Я – чужак. Я прошу фалларинов выслушать меня.

– Тебя не вызывали.

– Но я пришел.

– С тобой существа на четырех ногах, мозги их черные и пылающие.

– И Хан, это существо ничего не боится! До его мозга невозможно добраться!

– Они не причинят никакого вреда, – сказал Старк. – Во всяком случае, если и нам не причинят зла.

– Они просто не смогут принести никакого зла, – сказал Клекет. – Они беззащитны.

– И Хан, мы не встречались с таким!

Собаки жаловались. Старк поднялся еще на одну ступеньку.

– Не обращай внимания на Собак, твои хозяева хотят меня видеть. В противном случае мы не дошли бы до этой двери.

– Будь что будет, – сказал страж, – ты можешь войти.

И он встал, освобождая дорогу. Старк вошел в узкую дверь. Собаки неохотно пошли за ним.

Он оказался в огромном амфитеатре, окруженном утесами, такими высокими, что лучи Старого Солнца никогда не доставали до дна цирка. Пол покрывал мох, казавшийся скорее зернистым, чем мягким.

По всей окружности цирка в скалах были вырезаны фигуры, привлекающие взгляд к небу. Старк почувствовал головокружение. Казалось, все ветры пустыни, всевозможные течения воздуха были стянуты сюда и застыли каменными гейзерами, вихрями, волнами, которые в этом рассеянном свете поднимались и разбивались в прибое. Но это была только иллюзия: формы были крепко вделаны в скалы, а воздух был абсолютно спокоен. Здесь не было никого, кроме Старка, Собак и существа по имени Клекет.

Однако вокруг них были живые существа. Старк это чувствовал.

– Существа следит за нами, И Хан.

Позади скульптур ветров в скалах были проделаны многочисленные тайные отверстия. Ворча и вздрагивая, Собаки прижимались к Старку. Первый раз в жизни они были напуганы: их демоническая сила не действовала на этот мозг.

Три тонких пальца Клекета указали в центр, где находилась каменная платформа. В середине стояло сидение – огромный трон в виде вихря.

– Иди туда.

Старк и Собаки поднялись по широким ступеням.

– Наверху есть мозг, которого мы можем коснуться. Убить?

– Нет.

Клекет исчез. Старк стоял и слушал тишину, которая не была полной, и у него шевелились волосы на затылке.

Поднялся ветерок. Он гладил волосы Старка, пробегал по телу сверху вниз, вдоль и поперек. Затем холодно коснулся его лица. Старку почудилось, что ветер вошел в его глаза и быстро обшарил все уголки его мозга. Потом ветер оставил его и занялся Собаками. Они жалобно скулили, вздыбив шерсть.

– И Хан!

– Спокойно, спокойно.

Но ему самому нелегко давалось это спокойствие.

Он ждал, слушая едва различимые звуки.

Внезапно несколько сот пар крыльев забились в воздухе. Фалларины покинули свои укрытия и устраивались на галереях Цирка.

Старк ждал.

Между двумя каменными лентами, окружавшими аркой самое широкое отверстие, возникло существо. На нем была короткая юбка из алой кожи.

Талию обнимал золотой пояс, на шее висело королевское ожерелье. От холода его защищала темная короткая шерсть. Тело было маленькое, щуплое, легкое.

Из плеч выходили сильные, покрытые темной кожей крылья. Он приземлился на платформу уверенным, но неизящным движением. Теперь Старк понял, почему их называли фалларины – скованные. Генетическая мутация, которой подверглись их предки в надежде дать своим потомкам новую жизнь в умирающем мире, жестоко их обманула. Крылья не достигали достаточного размаха.

– Да, – сказал фалларин, – мы птицы с обрезанными крыльями. Насмешка как над высотой, так и над нами.

Он стоял перед троном. Его взгляд глубоко погрузился в сознание Старка. Глаза были золотистыми, как у сокола, но наполненные темной мудростью, далеко превосходящей мудрость королевской птицы. Узкое твердое лицо выражало слишком много силы, чтобы быть красивым. Нос и подбородок были резко очерчены. Но когда он улыбался, он становился красивым, как бывает красивой опасная шпага.

– Я – Элдерик, король моего племени.

Вокруг цирка, на низких галереях, появилось множество существ с четырьмя руками. Они спокойно, безо всякой угрозы наблюдали за происходящим.

– Тарфы, – сказал Элдерик, – наши великолепные слуги, сотворенные теми же руками, что и мы, только из неорганического материала. Они сотворены более удачно, поэтому они безупречны. – Его взгляд упал вниз. – У тебя тоже есть слуги.

Собаки почувствовали его внутреннюю силу и заворчали, чувствуя себя не в своей тарелке. Элдерик засмеялся чуть беспокойным смехом.

– Я знаю вас. Собаки, вас тоже переделали, как и нас, у вас тоже не было выбора. Вы родились на Скэйте, как и мы, и вас я понимаю лучше, чем вашего хозяина. – Золотистые сверкающие глаза снова обратились к Старку. – Ты стоишь передо мной, как будущее, будущее странное, полное пропастей, которых я не могу перешагнуть. Черный вихрь, не оставляющий позади себя ничего нетронутого, даже фалларинов.

Его крылья распахнулись во всю ширь и сомкнулись с глухим треском.

Неизвестно откуда взявшийся порыв ветрахлестнул по лицу Старка, как открытая ладонь.

– Ты не нравишься мне.

– Это не так уж важно, – тихо сказал Старк. – Похоже, что ты меня знаешь.

– Мы знаем тебя, Старк. Мы живем здесь одиноко, в нашем орлином гнезде, но ветры приносят нам новости со всего света.

"Наверное, так оно и есть, – подумал Старк, – и есть еще херсснеи и очары, чтобы разносить новости, бегущие по дорогам Скэйта. Весь север знал, что Аштон, человек из другого мира, был увезен в Цитадель.

Пророчество Ирнана разнеслось сразу же. Стараясь пленить меня, сами Бендсмены сообщили о нем по всей протяженности Темных Земель. Странно было бы, если бы фалларины ничего не знали о событиях, которые начали сотрясать основы их мира".

– Мы слышали о пророчестве, – сказал Элдерик. – Интересно было бы знать, сбылось ли оно?

– Если вести принесли вам известия из таких отдаленных мест, как Скэг и Ирнан, уж конечно, был ветерок, который принес вам известия о событиях, которые произошли за вашим порогом.

– Мы слышали все, что там говорилось. И может быть… – он по-птичьи наклонил свою коричневую голову и улыбнулся, -…и может быть, мы слышали и то, что говорилось в Очагах очаров и хоннов. Может быть, мы даже слышали, как женщина с солнечными волосами говорила о крещений кровью в месте, где поднимаются скалы.

Старк удивился, но не очень. Фалларины имели власть над ветрами – неважно, была ли это магия или телекинез. Вполне возможно, что они могли видеть и слышать значительно больше, чем большинство живых существ, даже если в данном случае они просто читали мысли.

– Тогда ты знаешь, почему Илдан привел меня сюда. Ты знаешь, чего я хочу от тебя. Скажи мне, что мы просишь взамен.

Элдерик перестал улыбаться.

– Мы еще не решили, – сказал он, затем повернулся и сделал знак одному из тарфов, который быстро исчез за дверью.

Тысячи крыльев фалларинов забили на насестах, и яростный вихрь пронесся по скалам. Собаки зловеще завыли.

Тарф вернулся. Он принес что-то в руках, поднялся на платформу и подошел к Элдерику. Элдерик сказал:

– Покажи ему, что это такое.

Это была огромная горделивая птица с оперением из бронзы и железа.

Она была в ярости, потому что лапы ее были связаны, а голова покрыта колпачком. Время от времени она открывала клюв и испускала хриплый крик, который Старк, похоже, понимал.

– Это Сверлящий Небо, – сказал он, вспомнив мимолетный блеск бронзы и железа. – Он призывает к войне. Он принадлежит вождю по имени Экмал.

– Ты, кажется, держишь его сына там, внизу.

– Мне предсказали, что он доведет меня сюда. Никакого зла ему не причинили.

– Однако, Экмал призывает кланы к войне.

Старк покачал головой.

– Это Бендсмены призывают к войне из-за Цитадели. Они решили захватить меня и моих друзей. Мальчик ничем не рискует, и Экмал это знает.

– Чертовскую кашу ты заварил на нашем дальнем севере, – сказал Элдерик.

Фалларины зашумели крыльями и снова дико закрутился ветер.

– Сверлящий Небо прилетел сюда к Ромеку, Хранителю Очага очаров. Мы его перехватили. У этих птиц мощные крылья, но они не могут бороться с нашими воздушными течениями. Мы хотели узнать побольше, прежде чем позволить Ромеку принять сообщение.

Он сделал знак. Тарф на цыпочках удалился с платформы, унося великолепную птицу. Жестокие золотистые глаза Элдерика снова встретились с глазами Старка.

– Ты просишь милости ветров, как военный глава всех Малых Очагов, чтобы отнять у Бендсменов Юронну. С какой стати мы дадим ее тебе, раз это означает войну со всеми очарами? Не лучше ли отдать тебя Ромеку, который передаст тебя Бендсменам, или возложит на Весенний Костер, чтобы накормить Старое Солнце?

– Что бы вы ни предлагали Старому Солнцу, оно не станет сильнее. Оно умирает, и север наступает все больше и больше. Это истина для вас, как и для Малых Очагов. Для очаров тоже, хотя они ее отрицают… они думают, что Бендсмены будут кормить их вечно.

– А они этого не сделают?

– Это будут решать Бендсмены, а не очары. На юге мятеж. С прибытием на Скэйт звездных кораблей многое изменилось. Очень много людей ненавидит Бендсменов и хотят найти миры, где жизнь лучше. А это может случиться только в том случае, если рухнет власть Бендсменов.

– Она и рухнет, если ты будешь действовать по своей воле. А зачем нам разрешать тебе пользоваться Малыми Очагами для твоих собственных целей?

– Вы живете налогами с этих людей и знаете лучше меня, что эти налоги постепенно уменьшаются.

Опять зашуршали тысячи крыльев, и с высоких насестов донесся вздох.

Глаза Элдерика горели желтым пламенем, обжигающим мозг Старка.

– Может ты скажешь, что мы тоже должны покинуть место, где мы живем веками и искать лучший мир?

Ветер ударил Старка со всех сторон, хлестал его, оглушал, обрывал дыхание. Собаки опустили головы. Когда ветер утих, Старк сказал:

– Все народы севера рано или поздно должны будут уехать, если хотят выжить. Малые Очаги гаснут. Бендсмены только хотят сохранить свою власть.

Для этого они пожертвуют всем. Выбирайте сами, я не могу советовать вам.

Но вы поступите разумно, если сохраните для себя дорогу на юг на тот случай, если решите уйти. А пока что Юронна будет всех вас кормить, если вы поможете нам взять ее у Бендсменов.

Молчание. Воздух был совершенно неподвижен. Мертв.

– И ты будешь командовать.

– Да.

Между тарфами неожиданно возникло движение. Один из них бросился через амфитеатр и поднялся по ступеням на платформу, чтобы упасть к ногам Элдерика.

– Господин, – сказал он, щелкая и звякая в отчаянной спешке, – внизу убийство. Перемирие паломничества нарушено и очары собрались у входа в горловину.


Глава 13

Некоторое время Элдерик не шевелился, по-прежнему пристально глядя на Старка.

– Черный ветер, чтобы разбить и рассеять…

Ряды фалларинов на высоких насестах снова задвигались, шурша крыльями. Старк приготовился к штурму, но его не последовало. Однако воздух стал таким тяжелым, что Старк ожидал увидеть молнию между темными скалами.

Как бы приняв решение, Элдерик резко повернулся к тарфу:

– Прикажи Ромеку придти сюда с вестью. И скажи им, что если перемирие не будет уважаться, я похороню их в таком шквале, какого они никогда не видели.

Тарф ушел.

Старк гадал, что же происходит внизу, сколько людей убито, и жив ли еще Илдан.

– Садись на королевское кресло, на завитки смерча, – сказал Элдерик, лоб его был хмурым, как буря.

Старк сел на указанное место в западной части круга, как раз напротив того места, где тарф успокаивал Сверлящего Небо. Собакам было не по себе: они чувствовали вокруг себя мощные силы, которых они не могли ни понять, ни победить. Старку было трудно их контролировать. Его мускулы напряглись, обильный пот стекал по телу. Он думал о высоких скалах и единственной узкой двери. Если дело обернется против него, нелегко будет выйти отсюда, сражаясь.

Он с ненавистью подумал о тарфах, их круглых нечеловеческих головах с нечеловеческими мозгами, на которых Собаки не имели никакого влияния.

Очары, по крайней мере, все-таки люди.

Они вошли в амфитеатр, их оранжевые плащи потускнели без солнца. Они пересекли покрытую мхом землю и поднялись на платформу.

Ромек увидел Сверлящего Небо и гневно спросил:

– Зачем ты перехватил посланца?

– Потому что мне так захотелось, – ответил Элдерик. – А почему ты нарушил перемирие?

– Илдан интригует среди Малых Очагов. Сначала были только слова, потом начались драки. Мой стражник только защищался.

Старк подумал, что если фалларины знали все, что происходило на их пороге, то Элдерик должен был знать и об этом. Может быть, он не был способен помешать этому? Или он позволил этому произойти?

– Сколько мертвых?

– Один, – сказал Ромек и слегка пожал плечами. – Коричневый плащ.

– Один или сто – все равно, это смерть, а это запрещено. – Голова Элдерика слегка наклонилась набок. Старк уже познакомился с этой его привычкой. – А кто сейчас защищает твоих людей?

Ветерок, нежный гибкий и опасный, как тигр, приближался со скалы.

– Мир, – сказал Ромек, глядя на Старка.

– А… ты думаешь, что может подняться шум, если Старка отведут на Весенний Костер?

Холодным, ровным, твердым голосом Ромек сказал:

– Еще больший шум будет, если он не попадет на костер. Ты видишь Сверлящего Небо. Все кланы очаров готовы к войне и причиной этому – этот человек. Если он умрет теперь на костре, и в присутствии Хранителей Малых Очагов, угроза войны исчезнет.

– Но предположим, – сказал Элдерик, – только предположим, что мы решили дать ему милость ветров?

– Вы не сделаете такой глупости!

– Скажи мне, мудрый Ромек, почему?

– Потому что вас кормит налог с очаров и он больше, чем налог со всех других Очагов вместе взятых. И этот налог идет больше от Бендсменов, чем от нас, – оранжевая вуаль скрывала лицо Ромека, но было ясно, что он улыбается, и улыбка его была оскорбительна. – Как бы не дули ветры, очары будут сыты.

– Понятно, – сказал Элдерик, – а мы сыты не будем?

Ромек махнул рукой.

– Я этого не говорил.

– Да, конечно, ты этого не говорил.

– Союзники не должны обмениваться подобными словами. Отдай нам этого человека, Элдерик, и мы присмотрим, чтобы воцарился мир.

Старк крепко сжал ощетинившиеся загривки Герда и Грит.

– Подождите.

Элдерик встал. Несмотря на свой небольшой рост, он, казалось, возвышался над высоким очаром. Он спокойно и бесстрастно заговорил со своим народом:

– Вы слышали, что здесь говорилось. Нам предлагают выбор между миром и войной, между голодом и щедротами очаров. Что вы выбираете? Кого я должен отдать Ромеку – Старка, или Сверлящего Небо?

Тысячи темных крыльев зашелестели. Ветры закружились вокруг скал, сорвали плащ и капюшон с Ромека, отбросили его вуаль и показали его лицо, унизив Ромека перед всеми.

– Дай ему Сверлящего Небо!

Элдерик сделал знак тарфу, и тот подошел, вытянув руки. Ромек принял птицу. Крепкими пальцами он снял путы с ее лап и материал, покрывающий голову Сверлящего Небо. Птица открыла глаза, похожие на красные звезды, взглянула на него и крикнула:

– Война!

– Да, – тихо сказал Ромек, – война.

Он подбросил птицу в воздух, она пошла кругами все выше и выше, пока не добралась до дневного света, а затем исчезла.

– Отныне Место Ветров для очаров закрыто, – сказал Элдерик. – Уходите.

Ромек повернулся и вышел ровным шагом. За ним шли и его воины.

– Подойдите сюда, – сказал Элдерик Старку.

Лицо его было жестким и угрожающим.

– Мы тоже видим, что север с каждым годом надвигается на нас все больше и больше. Мы тоже видели Юронну и возрастающее бесстыдство очаров.

У нас не хватает двух вещей – силы и вождя. Ты предлагаешь нам и то, и другое. И стало быть, мы рискнем. Если мы этого не сделаем, мы станем такими же собаками Бендсменов, как и очары. – Его взгляд не отрывался от Старка. Воздух, трепеща, пробегал по завиткам каменного пола. – Мы вступаем в игру, Старк, и будем надеяться, что выиграем.

В эту ночь, когда горели факелы и свет пробирался во все высокие двери фалларинов, Старк принес клятву военачальника Малых Очагов Киба, смешав свою кровь с кровью каждого Хранителя Очага. Он начал с Илдана, а большую часть своей крови пожертвовал Старому Солнцу. Когда весь обряд был выполнен, он прорезал тонкую шерсть на руке Элдерика.

– Я даю тебе милость ветров. Пользуйся ею, но с достаточным основанием.

Неподалеку сидел на корточках Джефр, обхватив колени, плакал от ярости и ненависти.

Почти через три недели выкуп за него, как положено, был внесен и теперь он стоял рядом с отцом на вершине холма. Зрелище, которое они увидели, заставило его забыть слезы.

Под ними, на унылой равнине, находились армии всадников со сверкающими копьями. Там были потускневшие цвета: пурпурный, красный, коричневый. Три цвета Малых Очагов из шести.

Вдоль дюны располагалась армия очаров, мощная, компактная, масса пылающего оранжевого цвета. Даже неопытным глазам мальчика, впервые участвующего в войне, было ясно, что оранжевая линия вдвое больше объединенных сил пурпурных, красных и коричневых плащей.

Ликующий Джефр колотил пятками но бокам своего животного.

Дальше на холме стоял Гельмар из Скэга. Он посмотрел на равнину и обратился к Ромеку:

– Хорошо, Пришедшие Первыми отличились.

– Мы всегда ездили быстрее, чем эта сволочь, – сказал Ромек и презрительно добавил:

– До сих пор фалларины ничего не сделали, чтобы задержать нас. Может они вспомнили, где их интересы.

Он поискал глазами далекое пурпурное знамя, которое отмечало место Илдана.

– Старк, наверное, там.

Но Старка в этой армии не было.


Глава 14

Старк в это время вел отряд Бегунов.

После клятвы кровью он оставил людей в Капюшонах вести привычные ритуалы с Весенним Костром, но сам участвовать в них не стал. Очары поспешно уехали. Ромек поднял на ноги своих людей со всей возможной скоростью. Старк вел разговор о стратегии с фалларинами и эта беседа убедила его, что в течение веков фалларины забыли все свои достижения.

Он приказал Хранителям Очагов покинуть Место Ветров как можно скорее и собраться с силами, зная, что очары менее рассеяны по стране и собираться начали раньше Малых Очагов. Хонны – пурпурные, мареги – коричневые и клефы – красные будут готовы первыми, а три других Очага были более отдаленными.

Общий сбор был назначен в месте, называемом Слезы Лека – это было соленое озеро возле Юронны.

Одно было ясно – если только очары не потеряли своей ловкости, а Гельмар из Скэга – своей воинственности – армия очаров будет очень сильна.

– Нас трое: хонны, мареги, клефы… мы первыми подвергнемся атаке, примем на себя весь ее удар, – сказал Илдан. – Мы хорошие воины и не боимся смерти, но одна только храбрость не может долго выстоять против очаров.

Элдерик улыбнулся своей резкой и жестокой улыбкой. Крылья фалларинов забились.

– Мы проследим, чтобы вы получили помощь вовремя.


***

Старк, лаская страшную голову Герда, надеялся, что Элдерик не обманет. В противном случае вожди поведут своих людей на верную смерть.

И теперь Старк, как внимательный пастух, ехал впереди по широким следам, оставленным армией очаров. Собаки Севера свободно прыгали по бокам вонючего, оборванного и послушного стада, подхлестывая его иной раз страхом.

Эти отвратительные существа были выгнаны в количестве трех или четырех сотен из подземных городов огнем, ветром и страхом перед Собаками.

Кроме Старка и стаи, сто пятьдесят фалларинов под предводительством Элдерика с тремястами тарфами для их обслуживания вели Бегунов, следя за ними и подгоняя по мере надобности.

Фалларины ехали верхом, как и Старк. Когда они летели, полет их был недолог и слишком низок. Тарфы передвигались своим ходом – они могли обогнать кого угодно, кроме Бегунов. Старк использовал их как разведчиков, но не особенно доверял их осведомленности в проведении такой исключительной операции. Он считал их дурачками. Однако, фалларины полностью доверяли им в знании привычек Бегунов.

– Они всегда бегут перед песчаными смерчами, – говорил Элдерик, – но никогда не бегут им навстречу. Мы можем вести их куда захотим. Ветер послужит нам хлыстом.

До сих пор они так и делали. Как только Бегуны пробовали повернуть обратно и рассыпаться, перед ними возникал песчаный занавес, и они снова поворачивались, чтобы оказаться спиной к нему.

Элдерик подъехал к Старку и сказал:

– Взгляни-ка на них, они чуют мясо.

Действительно, Бегуны пустились бежать быстрее, забыв о Собаках.

Некоторые старые самцы испускали дикие крики.

– А если они кинутся на наших? – спросил Старк.

– Не беспокойся, – ответил Элдерик. – Готовься со своими Собаками и отойди с нашей дороги.

Два тарфа возвращались бегом, вздымая облако пыли.

– За ближайшим холмом, господин, мы видели, как шевелится огромное оранжевое пятно.

– Я погляжу сам, – сказал Элдерик.

Один из тарфов подхватил его поводья. Он вытянулся со скрипом и тяжело поднялся в воздух. Не очень высоко, но достаточно, чтобы видеть дальше, чем с земли. Он пролетел короткое расстояние и поспешно вернулся.

– Пора! – сказал он Старку. – Армии Илдана недалеко от тебя, через два холма.

За дюнами раздались хриплые, низкие звуки военных рогов.

Фалларины выстроились широким полумесяцем, острия которого охватывали Бегунов. Старк отъехал в сторону. Он видел, как они развернули крылья и услышал, как они запели страшную дикую колыбельную песню грозам. Крылья размеренно хлопали в такт песне.

Собаки рычали.

Внутри полумесяца с ревом поднялся ветер и поднял песок, ослепляющий людей. Стая Бегунов заторопилась, узкие тела вытянулись вперед, ноги передвигались с немыслимой скоростью.

Песок скрыл их. Ветер и песчаные тучи бесновались. Старк пришпорил животное. Собаки бежали с двух сторон рядом. Он перевалил первую дюну и нырнул в долину позади нее. Он услышал грохот, звуки военных рогов, взрывы криков и рычания, покрываемые ревом ветра. Поднявшись на вершину второго холма, он увидел, что происходит внизу.

Илдан собрал свои силы на плоском и широком месте. Очары атаковали вершину холма между двумя флангами, чтобы окружить меньшего по численности врага.

Песчаная буря фалларинов с несколькими сотнями Бегунов впереди хлынула на левое крыло очаров, когда оно еще было на полпути к цели.

Оранжевая масса рассыпалась в прибое песка и бегущих тел. В этом смерче раздавались ужасные крики. Бегуны рвали, пожирали и умирали.

Мычали военные рога, рычали люди. Давление ослабло. Но оранжевая линия пыталась объединиться снова.

Правое крыло и центр в едином порыве спускались по холму. С двух сторон дождем сыпались стрелы. Люди Илдана стреляли без большой точности, но с диким энтузиазмом. Пурпурные и коричневые плащи подверглись такому приступу, что попятились, в то время как красные клефы пришпоривали своих животных, чтобы вклиниться между центром очаров и его полностью деморализованным левым крылом.

Сражались они хорошо. Однако Старк трепетал каждый раз, когда видел плотную оранжевую стену, все время встающую перед ними.

Он поскакал к месту сражения.

Песок больше не летел. Слипшаяся масса людей, животных, где были мертвые и умирающие, слабо шевелилась. Внезапно в тылу очаров захрустел песок – поднялся смерч. Оранжевые плащи посыпались как сухие листья.

Фалларины снова взялись за дело. Ряды очаров дрогнули.

Подняв копье, Старк вступил в сражение. Рычащие Собаки окружили его.

Он был с открытым лицом и без капюшона, так что его узнали сразу.

Красные плащи выкрикивали его имя. Собаки пробили ему проход в оранжевой стене к тому месту, где развевался штандарт Ромека над схваткой, напротив центра Илдана.

В обоих лагерях многие сражались теперь пешими. Песок был усеян мертвыми животными и пыльными плащами мертвых и раненых. Над ревом сражения слышался вой крутящихся ветров, они танцевали свой демонический балет, срывая одежду с людей, колотя их, ослепляя, играя с ними, как с хлебными колосьями, приводя их в ужас.

Очары дрогнули, атакованные со всех сторон, они начали уступать, их изводили ветры. Люди Малых Очагов яростно бросались на отступающие оранжевые плащи.

Штандарт Ромека развевался по-прежнему. Ромека окружали люди его клана. Их было не меньше сотни, и, у них еще не было потерь. Ромек Увидел Старка во главе пурпурных плащей. Подняв штандарт, он выкрикнул приказ, и его люди напали на центр Илдана, а сам Ромек стал пробиваться прямо к Старку.

– Отдохните, – сказал Старк Собакам. – Следите за своей безопасностью.

И он бросился на Хранителя Очага очаров.

В первом столкновении копья сломались о маленькие круглые щиты, и они оба оказались выбитыми из седла. Вытащив шпаги, они стали сражаться пешими, окруженные пурпурными и оранжевыми плащами, а над ними раздавалось страшное рычание ветра. Ромек представлял из себя комок холодной злобы: он презирал смерть, но при условии, что он захватит с собой и Старка.

– Убить? – спросил Герд, царапая землю. – Убить, И Хан?

– Нет, он мой.

Тут было достаточно и других, а сила у Собак ослабела.

Постепенно Старк понял, что он бьется с Ромеком в полной тишине: слышалось только звяканье их клинков и тяжелое дыхание бойцов. Их окружали пурпурные плащи.

Ромек, словно сделанный из стали и дубленой кожи, неутомимо крутил шпагой, но в конце концов и его рука устала. Старк двигался, как призрак.

Свет Старого Солнца отражался в его бледных глазах. В них читалось такое устрашающее терпение, каким могло быть терпение самого Времени.

Мягкие сапоги Ромека погружались в истоптанный песок. Он сделал ложный выпад. Старк отскочил. Ромек снова напал, но Старк дико повернулся, как поворачивается кошка в прыжке. Клинок Ромека просвистел рядом с ним.

Рука Старка опустилась, и его шпага прошла между плечом и подбородком Ромека рубящим ударом.

Герд понюхал отрубленную голову и лизнул руку Старка.

Илдан, в разорванном и окровавленном плаще, потрясал своей шпагой.

– Где очары? Где гордость Пришедших Первыми?

Поднялись дикие крики. Люди охотно бы торжественно понесли Старка на руках, но что-то останавливало их – и не только присутствие Собак.

Старк погрузил свою шпагу в песок, чтобы очистить ее. Сражение было закончено, происходили лишь последние мелкие стычки и убийства тех Бегунов, которые еще оставались в живых и были слишком глупы, чтобы убежать. Смерчи плясали на дюнах и хлестали живых, пытавшихся убежать, очаров.

– Где мои спутники? – спросил Старк Илдана.

– Там, за холмом, мы их оставили с нашими вьючными животными и с сильной охраной.

– А ты случайно не видел… не было ли с Ромеком чужака?

– Бендсмена? Нет, не видел.

– Объяви, что если между мертвыми обнаружится чужой, я хочу об этом знать.

Но Гельмара не было и среди мертвых. Вцепившись в свое верховое животное, он яростно боролся за то, чтобы остаться живым. Он думал о Юронне и Лордах Защитниках.

Джефра тоже не было среди мертвых. Несколько хоннов нашли его, полузасыпанного песком там, где его опрокинули ветры. Вместо того, чтобы придушить его, они привели его к вождям. Они помнили о выкупе.

Там были Старк, Геррит, Аштон, Халк, три Хранителя Очага и Элдерик.

Старк взглянул на обессилевшего ребенка между высокими людьми, которые его привели.

– Посадите его, – сказал он. В воздухе было холодно. Горел небольшой костер. – Принесите ему поесть и попить.

Опустив голову, Джефр не прикоснулся к тому, что ему дали. Аштон, сидевший рядом с ним, внимательно наблюдал за ним.

– Он нам еще нужен? – спросил Старк у Геррит.

– Нет.

Старк повернулся к Элдерику:

– Не может ли кто-нибудь из твоих тарфов проводить его до такого места, откуда он доберется до своих?

– Это нетрудно. Но почему ты хочешь его спасти?

– Но ведь это ребенок.

– Ну как хочешь. Они могут ехать сейчас же.

Трое вождей заспорили, заговорив о выкупе.

– Твой отец жив? – спросил мальчика Старк.

– Не знаю. Я потерял его из виду, когда поднялся ветер.

– Слышите? – сказал Старк вождям. – Если даже Экмал остался жив, ему нечем будет заплатить выкуп. Подумайте лучше о добыче в Юронне. Вставай, малыш.

Джефр вздохнул и сделал вид, что встает, но вместо этого метнулся через костер, целясь в горло Старка ножом, который ему дали, чтобы резать мясо.

Старк схватил его за руку. А Аштон за ноги. Нож выпал у него из руки.

– Вот почему он отказался от твоего мяса и хлеба, – сказал Аштон. – Я же тебе говорил, что это голубоглазая змея.

– Во всяком случае, он храбр, – улыбнулся Старк, встряхивая мальчика и ставя его на ноги. – Отправляйся к своей матери.

Джефр ушел с тарфами. Он снова плакал, но на этот раз от разочарования. Ведь его нож был так близок к горлу Старка!

Хонны, клефы и мареги с почетом и церемониями подобрали своих тяжелораненых и похоронили мертвых. Неизвестно откуда появились Бегуны и занялись мертвыми очарами.

Армия сомкнула ряды и двинулась быстрым шагом к соленому озеру.

Слезы Лика тускло блестели под Старым Солнцем, как металлический щит.

Его тяжелая вода никогда не замерзала, даже в самые сильные морозы. Берега его блестели, усыпанные всевозможными камнями. Там разбили лагерь зеленые торны и белые тураны. Желтые Корда как всегда опаздывали.

Люди праздновали победу. Торны и тураны радовались так же, как и остальные. Они хрипло распевали и танцевали под звуки тамбуринов и флейт.

Это длилось всю ночь и чуть не окончилось новой войной, когда хоннам, марегам и клефам показалось, что их новоиспеченные братья, еще не сражавшиеся, принимают слишком большое участие в веселье.

Утром Старк, Аштон, вожди и Элдерик доехали до голых холмов и поднялись на то место, откуда можно было видеть Юронну.

С этого расстояния привлекал взгляд не столько город, сколько места, окружавшие его.

Воды там было в изобилии. Солнце сверкало на ирригационных каналах, проходивших по полям. Урожай здесь поспевал раньше, чем в деревне Илдана.

На земле поспевали сады с фруктовыми деревьями. На взгляд Старка все это было совершенно безобразно. Деревья были тощими и изогнутыми. В глазах же людей пустыни это был рай.

В центре этого жалкого сада неловкий титан уронил гигантскую страшную скалу. На ее вершине кто-то воздвиг крепость. С такого расстояния трудно было различить детали, но у Старка создалось впечатление мрака над печальными полями.

– Видишь, Эрик, – сказал Аштон, – место некрасивое, но богатое и процветающее. И одинокое. Любой изголодавшийся кочевник, проходя здесь, всегда заглядывался на него и думал, как бы его забрать себе.

– Мы много раз пытались, – сказал Илдан. – Да, мы пытались, но ничего не получалось.

– Город хорошо защищен благодаря Бендсменам, – сказал Аштон. – Пока я там был, пришел караван. Он привез военные материалы, масло и вещество, называемое каффи, которое вспыхивает, если его намочить и поджечь. Там также было дерево и снасти, чтобы изготовить баллисты и оружие. Они хорошо готовят воинов и держат их в лучшей форме. Их около тысячи. Юронна чрезвычайно важна для Бендсменов, здесь на севере. Бендсмены знают, что даже хорошо оплачиваемые слуги, такие, как очары, будут презирать слабость.

– Город сильно укреплен, – сказал Элдерик.

– Да.

– Неприступен?

– Весьма труднодоступен.

– Для обычных людей – да, – сказал Элдерик.

Он хлопнул крыльями и издал протяжный крик. Ветер хлестнул по пустыне, деревья в оазисе склонились под резким напором ветра.

Желтые Корда прибыли к вечеру. На следующее утро армия выступила в поход и скоро остановилась перед Юронной.


Глава 15

Выстроенный на скале город поднимался к небу, как ствол разбитого молнией дерева. Высокие крепкие стены смыкались вокруг него. Строения нависали над ними, поглядывая вокруг узкими глазами. Покатые крыши отражали свет Старого Солнца. Одна единственная дорога, достаточно широкая, чтобы проехала повозка, зигзагами шла по западной части скалы до единственных ворот. Аштон сказал, что эти ворота из черного железа, очень прочные. Они были глубоко врезаны между двумя башнями. На этих башнях находились огромные котлы и машины, разбрасывающие огонь.

В других местах стены тоже были котлы и машины. Юрты, одетые в блестящую кожу, охраняли стену, и через определенные промежутки времени ее обходил Бендсмен с двумя Собаками на поводке. Стена была отвесная, гладкая, приблизительно десяти метров в высоту и двадцати пяти – тридцати метров в толщину.

Без современного оружия, даже не имея примитивных осадных машин, враги стояли перед явно неприступным городом.

Однако в ту же ночь началась осада Юронны, хотя никто из людей Малых Очагов не принимали участия в приступе.

Люди Малых Очагов играли на тамбуринах и пели в свое удовольствие. Но была и другая песня – она раздавалась из лагеря фалларинов, вокруг которого молча несли стражу тарфы, вооруженные каждый четырьмя шпагами.

Песня была быстрой, колючей, жестокой. Сквозь нее пробивались низкие, глухие звуки хлопающих крыльев.

Над городом гулял легкий ветерок. Он скатывался по черепицам кровель, бегал по узким улочкам, со стоном врывался во все уголки и закоулки, взбирался на старые стены, чтобы обнаружить уязвимое место, гасил факелы, лампы и фонари, обнюхивал деревья.

Но вдруг ветер начал распухать, появились еще ветры.

Юронна была древним городом, она была местом паломничества. Города строились последовательно на останках других, по мере того, как народы, пришедшие с севера, захватывали их, удерживали, а затем уступали следующим захватчикам. Некоторые здания были крепкими, каменными, другие частично были построены из дерева, привезенного с юга, и по своей структуре напоминали гнезда ос, прикрепленные к камням. Центр города был густо заселен. В других кварталах города дома были пустыми, за исключением строений вдоль всей стены – там хранились военные запасы. Эти дома были крепкими и хорошо содержались. Остальные более или менее разрушились и были готовы вот-вот рухнуть, Всю ночь ветры-оборотни хохотали и плясали на узких улочках Юронны.

Юрты поднимали свои медные невыразительные глаза и видели как черепица падает на них смертельным дождем, как падают сухие листья, разбрасываемые пальцами ветра. В трубах грохотало, старые стены тряслись и обваливались.

Темнота наполнялась обломками. В большом доме плакали женщины. Они вздрагивали, когда распахивались ставни и ветер запутывался в занавесках, и бросались защищать своих ревущих малышей.

Сорок Бендсменов, наблюдавших за воспитанием юртов и Собак Севера, за управлением городом и посевами, сначала пренебрежительно отнеслись к власти фалларинов. Никакой ветер не мог угрожать крепким стенам города. Но по мере того, как надвигалась ночь, их стало охватывать беспокойство.

На стенах и в темных переулках Собаки Севера дрожали, хотя они знавали и более холодные ветры. Они зловеще рычали, когда стены рушились на них – умирали, так и не увидев напавшего на них врага. Лицо Мастера Собак, уже застывшее от боли, как у человека с разбитым сердцем, стало еще более трагическим.

Но это еще не было концом.

Ветры-оборотни стали играть с огнем.

Фонари и факелы падали, лампы опрокидывались. Пламя брызгало во все стороны, а ветры-оборотни раздували его и разносили огненные смерчи.

Ночное небо над Юронной осветилось.

Бендсмены сражались с пожарами почти не призывая юртов на помощь, так как боялись оставить стены без охраны. Они боялись наступления крылатых существ, способных победить охрану и поднять на веревках людей, не имеющих крыльев.

На заре, когда пожары пошли на убыль ветры-оборотни набросились сразу на множество мест, опрокидывая на стены котлы с маслом и запасы горючих материалов.

Они переворачивали громадные факелы и те вспыхивали рядом с горючим материалом. Пожары разрушали множество баллист и перекинулись на ближайшие склады, где были запасы масла и каффи. Бендсмены и юрты за весь день не имели ни малейшего отдыха.

Старк предположил, что фалларины отдыхают, но не собирался проверять это. Он ездил между племенами, приглядывая за тем, чтобы кое-какие приготовления были сделаны правильно.

К вечеру защитники города исправили разрушения на стене, поставили новые баллисты, котлы и сосуды.

Когда совсем стемнело, снова раздалась насмешливая, радостная песня и хлопанье крыльев. И снова полетели ветры-оборотни, играющие, разрушающие, убивающие.

Поджигать костры им было трудно, потому что в эту ночь в городе не горел ни один факел, ни одна лампа, но тем не менее, они своего добились – раздули почти угасшие огни, сбросили на землю котлы. Баллисты и юрты падали со стен и башен. На заре облако дыма закрыло Юронну, и ее защитники снова не имели ни минуты передышки.

На четвертый день утром к Старку подошел Элдерик, похудевший, со странным взглядом, похожий на полинявшего орла.

– Теперь твоя очередь, Темный Человек. Твоя, Малых Очагов и Собак-демонов. Мы открыли тебе дорогу, теперь иди по ней.

Он быстро пошел к своему лагерю, поднимая за собой песок. Халк посмотрел ему вслед и сказал:

– Этот маленький человек – противник войны.

Халк проводил дни в военных упражнениях. Он еще страдал от ран, его сила еще не полностью вернулась к нему, однако даже половина его силы значительно превышала возможности большинства мужчин.

Он повертел шпагой.

– Когда мы войдем в город, я понесу щит рядом с тобой.

– Ну нет, – сказал Старк, – не ты и не Саймон. Если меня убьют, вам обоим хватит дела.

Старк послал сообщение вождям, а сам проводил время с Аштоном и Геррит. Так прошел день.

Для Юронны эта ночь началась так же, как и предыдущие, казавшиеся Бендсменам бесконечными. Танцующие смерчи сеяли смерть вокруг них. Песок и нехватка сна жгли их покрасневшие веки. Все их мускулы болели. Внезапно они заметили, что в темноте к стенами что-то движется. Они пытались определить, что это. Ветры хлестали их песком, ослепляли, усиливали разрушения на стенах. Два раза Бендсмены заменяли защитников Башен, разбирая обломки внизу, чтобы дать юртам место для сражения, но снова и снова опрокидывались котлы и каффи, предназначенные для разбрасывания огня, дымили и загорались. Смерчи набрасывались на железные ворота и они с глухой жалобой застонали.

– Существа, – сказала Собака Юронны.

Учитель Собак, два его помощника и два ученика держали их на площади, подальше от племени.

– Существа идут.

– Убейте, – сказал Мастер Собак.

Собаки послали страх.

Тридцать тарфов, по пятнадцать с каждой стороны, несли таран. Дерево для него было срублено у источников Юронны. Тарфы шли по извилистой дороге к воротам. Их сопровождали двадцать других несущих щиты над их головами.

Страх не действовал на них.

– Существа не боятся нас, – сказали Собаки.

Они сами испугались. Это был новый страх, добавленный к странным ветрам, необычному шуму и запаху смерти.

– Скоро придут люди, которые будут бояться, – ответил Мастер Собак, Бендсмен высокого роста. Под его старой кольчугой и туникой виднелась другая, темно-красная, признак самого высокого ранга после Лордов Защитников. Много лет прошло с тех пор, как он был одетым в серое учеником, привезенным из Гед Дарода. Он жил и работал с Собаками Севера, любил их и делил с ними их простые радости. Его сердце обливалось кровью из-за каждой убитой Собаки, убитой ветрами-оборотнями. Но больше всего он болел душой за Собак, променявших его на чудовище из другого мира – Старка, который не был ни человеком, ни животным.

Приехали Лорды Защитники, эти величественные и святые люди, которым он служил всю жизнь, воспитывая и дрессируя Собак, чтобы затем послать их охранять Цитадель. Его Собаки – Его Собаки! Не уберегли, изменили, пошли за этим чудовищем, пришедшим с других небес. И теперь Цитадель стала почерневшими руинами, и Лорды Защитники должны были – о, стыд! – искать убежище в Юронне!

Они были великодушны и сняли с него всякую ответственность за это.

Однако, это были его Собаки, и значит, его бесчестие.

После Лордов Защитников прибыл Гельмар, он ехал с такой скоростью, что его животное упало мертвым у ворот.

Гельмар и Лорды Защитники бежали дальше, в город Гед Дарод. Теперь, как они того боялись, Юронна была готова пасть. Со стены Мастер Собак видел смуглого, очень высокого человека на пятнистом животном. Он объезжал вокруг стен и девять Собак бежали рядом с ним.

Мастер Собак заговорил со своими двадцатью четырьмя Собаками, из которых половина еще не достигла зрелости. Он говорил ласково, потому что молодые дрожали:

– Обождите, вы все равно их убьете.

Таран пришел в действие. Над Юронной пронесся глубокий ритмичный звук.

Зазвенели трубы, созывая юртов на защиту стен.

Защитники стены, и так уже немногочисленные, все время уменьшались в количестве. Многочисленные склады оружия были подожжены, огневые точки разрушены. Отряды защитников не могли быстро передвигаться, потому, что улицы были завалены обломками домов, разрушенных огнем и ветром.

Они могли быстро двигаться только по стене.

Большая часть защитников стен бросилась к воротам.

Когда ветер упал, они увидели армию людей на равнине, она уже поднималась по извилистой дороге.

Старк был под стеной с Собаками и пятьюдесятью тарфами, которых вел Клекет. Половина фалларинов с остальными тарфами и треть армии ожидали в лагере.

– Убейте, – сказал Старк, – и освободите стену.

Собаки выстроились в два ряда и послали страх на юртов, находившихся перед ними.

Когда эта часть стены освободилась, фалларины при помощи крыльев взобрались на недоступную стену и привязали веревки к зубцам.

Повесив на спину шпаги и щиты, тарфы вскарабкались по веревкам. Одни стали охранять эту часть стены, а другие бросили вниз веревочные лестницы, чтобы помочь воинам подняться.

Старк надел на упирающихся Собак подпруги и тарфы подняли их не обращая внимания на ярость и страх. Следом за Собаками поднялся и Старк.

Теперь с каждой стороны подходили красные клефы и зеленые торны. Фалларины снова оседлали своих животных и удалились.

На вершине стены Старк собрал свой отряд. Клекет, двадцать тарфов и Собаки – и направился с ними к воротам.

Собаки забыли об унижении, которое принесли им ремни. Ими овладело темное возбуждение и дикие инстинкты.

– Много мозгов, И Хан. Чересчур много. Все с ненавистью. Все красные.

На площади, где в уши им грохотали тараны. Собаки Юронны сказали:

– Пришли существа. Там, на стене. Собаки тоже.

– Собаки?

– Да.

Мастер Собак погладил грубые головы.

– Хорошо, – сказал он. – Очень хорошо.

Он известил Бендсменов-капитанов, что нападающие находятся на стене, и отдал приказ своим помощникам и ученикам. Все они были Бендсменами, только низшего и самого последнего ранга. И поэтому им, как и ему самому, нечего было бояться.

Все ори вымотались. Страх делал учеников почти бесполезными. Но теперь все это будет скоро кончено.

Он не стал звать юртов. Собаки-предатели убьют их раньше, чем те успеют послать стрелу или бросить копье. А капитаны нуждались в людях.

Он сказал своей любимой Собаке:

– Атакуй Собак, Мина.

Предупреждающе зарычав. Мина пошла вперед.

На стене Герд внезапно сказал:

– И Хан, они идут убивать.


Глава 16

Старк достаточно продвинулся по стене, чтобы видеть вершину северной башни. Его воины хлынули на стену при помощи сильных рук тарфов. Их еще могли согнать, если Собаки Юронны посеют среди них ужас и смерть.

Старк спустился по каменным ступеням и оказался на улице с Клекетом и двадцатью тарфами.

Собаки плакали, опустив головы.

– Мастер Собак, – сказал Герд, – в гневе.

На них нахлынули воспоминания: прошлые времена, игры с братьями, высшее существо, отдающее приказы и внушающее почтение, единственное чувство, близкое любви, которое способны были испытывать Собаки.

– Он хочет нас убить, – сказала Грит.

– Каким образом?

– Собаками. Своей большой шпагой.

– Они хотят убить И Хана, – сказал Герд.

– И Хана не убьют, – сказал Старк и добавил презрительно:

– Оставайтесь, если боитесь Мастера Собак. И Хан будет сражаться за вас.

Старк знал, что у него в любом случае нет выбора. Но он чувствовал себя ответственным за этих телепатических чудовищ, которые стали его помощниками. Он смело повел их к измене хозяевам, зная, что они не понимают, что делают. И они шли и шли за ним – теперь они принадлежали ему, и его долг – сражаться за них. И он пошел в глубь улицы. Он знал, что Собаки Юронны найдут его, и хотел, чтобы это произошло как можно дальше от людей Малых Очагов.

Герд зарычал, затем залаял. Ему вторили Грит и остальная стая. Они бросились за Старком и страшный вызов шел впереди них по молчаливым каменистым улицам, где слышались только удары тарана.

Собаки Юронны услышали. Молодые застонали, частью от страха, частью от возбуждения. В них поднялась незнакомая ярость. Старые подали голос, их глаза горели смертельным огнем. Эти Собаки были чужаками, вторгшимися на их территорию – рычащая стая с незнакомым вожаком, который был ни Собакой, ни Бендсменом.

– Убить, – сказал им Мастер Собак, и они показали, что будут делать это с радостью.

Улицы были здесь не слишком завалены – каменные здания устояли против ветра и огня. Две группы быстро сближались. Мозги Собак с яростью вели их к встрече.

В противоположность Старку, Мастер Собак хорошо знал улицы. Он заговорил. Его помощники и ученики заставили Собак остановиться. Перед ними была маленькая площадь. Перекресток. Там сходились четыре узкие улицы.

Мастер собак ждал.

В одной из четырех улиц, идущих от стены, Герд бросил:

– Там! – и побежал на площадь.

Девять Собак бежали, опустив головы и взъерошив шерсть. И Хан мог бы их удержать, но он займется собственной битвой.

Когда Собаки Севера дерутся между собой, они пользуются всем оружием, которое у них есть. Страх не убивал Собак Севера, но он помогал их ранить и загонять в угол, сильнейший против менее сильного. Сначала Собаки Юронны не бросали страх против вторгшихся Собак. По приказу Мастера они бросили страх целиком против чужого вожака.

И Хан изо всех сил старался устоять против него на ногах. Чтобы жить и дышать.

– Бейте их! – приказал Мастер Собак. И Собаки Юронны бросились на пришельцев.

Двадцать четыре против девяти на маленькой площади. Двадцать четыре Собаки окружили девятерых и своими телами выжали в переулок. Все смешалось. По крайней мере тарфы не могли отличить своих от чужих.

Мастер Собак шел следом за ними, подняв шпагу. Он знал каждую из своих Собак, как собственное лицо.

Три Собаки Юронны, со старой Миной во главе, выскочили из бурлящей массы Собак на улицу, где их встретили тарфы, прижимавшиеся к стенам.

Клекет стоял рядом со Старком. Своей шпагой он отбил первое наступление Собак, а Старк все это время восстанавливал дыхание, глядя невидящими глазами и обливаясь потом.

– Для сражения нужно больше места, – сказал Клекет. Страх на него не действовал, но когти и клыки имели влияние и на него. Мощной рукой он потянул Старка.

– Пошли, мы тут пойдем без тебя.

Собаки возобновили атаку: двебросились отвлекать Клекета, а Мина прыгнула прямо на Старка.

На площади шпага Мастера Собак поднималась и опускалась. И Хан видел ее приближение, приближение смерти, он чувствовал ее, слышал. Он потряс своей шпагой:

– Герд, убей Мастера Собак, или он убьет нас всех! Убей!

Мастер Собак окружил себя своими подопечными, взмахнул шпагой. Герд, окровавленный, чувствуя, как звенит в его мозгу приказ И Хана, увидел занесенную над ним шпагу и преодолел запрет.

Мина закричала почти по-человечески, когда прервалась древняя мысленная связь. Она обернулась с рычанием, но Старк молниеносно проткнул ей горло довольно неловким ударом, потому что смертельный ужас все еще держал его в своих руках. Затем он шагнул вперед, созывая своих Собак, которые в дикой торжествующей ярости бросались на Собак Юронны, чувствуя, что смерть Мастера Собак лишила тех поддержки и силы.

Собак Юронны не было больше кому вести, не было больше громкого и твердого голоса, который звучал в их мозгу с тех самых пор, как только они открыли глаза.

Этим голосом стал Старк.

– Вернитесь в свои конуры! Вернитесь, или мы вас убьем!

Собаки Юронны умоляли помощников Мастера о помощи. Но помощники никогда уже больше не заговорят. Герд узнал, как легко убивать Бендсменов.

– Вернитесь домой! Идите!

Ученики давно уже убежали. Собаки Юронны остались одни. Вторгшиеся собаки и их странный вожак яростно сражались, и с ними вместе сражались существа, существа нечеловеческие, на которых не действовал страх и которые размахивали шпагами.

– Уходите, – снова зазвучал в их мозгу повелительный голос.

Молодые Собаки повиновались, они были уже запуганы, а Мастера Собак не было, чтобы придать им храбрости. Их осталось только восемь, способных бежать. Старые же Собаки, полные ярости и скорби, умирали здесь. Старк знал, что если бы Мастер Собак присутствовал на равнине Сердце Мира, ему.

Старку, никогда бы не стать вожаком стаи.

Маленькая площадь успокоилась. Задыхающиеся Герд и Грит вернулись к Старку. С ними пришли еще три Собаки, все они были ранены. Старк, Клекет и многие тарфы тоже были ранены.

Мигая тяжелыми веками, Клекет сказал:

– Если здесь все кончено, то мы пойдем на стену.

– Конечно, – сказал Старк, зная, что битва еще не выиграна.

Мастер Собак лежал среди мохнатых трупов и его мертвое лицо обвиняло.

Как с ужасом и угрозой, как с оружием Бендсменов, с Собаками Севера было покончено.

Старк взял в руки голову Герда:

– Вы убили Бендсменов.

– Мастер Собак тоже убивал нас.

– Да. Вы убьете и других Бендсменов.

Герд ответил с ноткой отчаяния:

– Мы их убьем.

– А ты, Грит?

– Мы их убьем.

– Тогда пошли, – сказал Старк и быстро пошел следом за тарфами, которые его не ждали. Он шел быстрыми шагами, его сильно бьющееся сердце жаждало новых побед.

Удары тарана прекратились. Теперь слышался смутный грохот битвы.

Племена перешли в наступление. Множество воинов спустилось со стены, чтобы сражаться с юртами на площади и на улицах. Сильная группа воинов и тарфов была направлена к башне и сражалась там, чтобы захватить ее. Внутри башни находился механизм управляющий воротами, которые до сих пор не поддавались ударам тарана.

Старк и Собаки давали племенам поддержку, когда это было необходимо.

Старк испытывал особенное удовольствие, когда показывал Собакам на Бендсменов-капитанов и говорил: «Убейте!». Наступала пора Бендсменам почувствовать силу оружия, которое они так долго применяли против других людей.

Северная башня была взята. Тяжелый механизм открыл железные ворота.

Пурпурная, белая, коричневая и желтые волны хлынули на площадь. Извилистая дорога превратилась в человеческую реку, скачущую, кричащую, размахивающую шпагами и копьями.

Этой лавине ничего не могло противостоять. Тела воинов, пробитые копьями юртов, валились в пропасть.

Защитники отошли к каменным стенам и в переулки, где отряды всех цветов преследовали их и убивали.

Когда закончилась резня, начался грабеж. Большинство крупных складов продовольствия и выпивки уцелели при нападении ветров-оборотней, поскольку они были расположены в обитаемой части Юронны. Часть их находилась в подземных залах, вырубленных в скале. Воины племен грабили склады, дома, общественные места. Хранители шести Очагов делали все возможное, чтобы восстановить порядок. Но несмотря на это, войны отыскали большой дом, окруженный стеной, где жили женщины юртов, и вломились туда. Они надеялись на оргию, но увидели создания, напоминающие отвратительных белых личинок.

Личинки безостановочно вопили, прижимая к себе свое потомство, тоже какое-то ненормальное, похожее на куколок с ничего не выражающими лицами.

Исполненные отвращения, воины бежали из этого места.

Так было закончено с юртами, специально создаваемыми слугами Бендсменов. Конечно, часть мужчин еще осталась в живых, но о их разведении уже не могло быть и речи.

Старк не принимал участия в этом, он был в псарне. Там были ученики, одетые в серое, мальчики-первогодки, из Гед Дарода. Один из них, с тяжелым, угрюмым лицом, корчился в углу, обхватив себя руками и ожидая смерти. В его глазах выражалась только ненависть и ужас, больше ничего.

Второй ученик был на своем месте, с Собаками. Он был худощав и смугл, с еще не определившимися чертами лица. Юношеские руки были слишком велики, с выступающими суставами. Он был испуган, что было совершенно естественно, и бледные от усталости, красные глаза были обведены кругами. Но он был на своем посту и встретил взгляд Старка со всем достоинством, какое у него было, хотя видел, что пять покрытых кровью чудовищ, идущих по пятам Старка, могут разорвать его на месте.

– Как тебя зовут? – спросил у него Старк.

– Тачвар, – ответил мальчик и повторил более твердо:

– Тачвар.

– Откуда ты?

– Из Трегада.

Трегад был городом-государством, на востоке от Ирнана, на севере от Гед Дарода.

Старк повернулся к молодым Собакам. Постанывая, они бегло взглянули на него своими странными глазами, которые еще не достигли своей полной демонической силы.

– Вы меня знаете?

Они его знали.

– Я – И Хан. Теперь я командую.

Молодые Собаки умоляюще спрашивали Тачвара:

– Где Мастер Собак?

Они знали, что мозг Мастера перестал говорить с ними, но еще не понимали, что он никогда больше не заговорит.

– Теперь этот человек Мастер, – громко сказал Тачвар.

– И Хан? Мастер?

– Мастер, – сказал Старк. – Старшие поучат вас закону.

Герд шагнул вперед, напрягая мускулы и ворча. Молодые Собаки сказали:

– Мы будем повиноваться.

Старк обратился к Герду и Грит:

– Пойдете ли вы со мной дальше Юронны?

Теперь старые Собаки почувствовали себя неловко.

– Не знаем. Собак никогда не посылали в другое место. Их посылали только в Цитадель.

– Вы не можете оставаться здесь. Существа со шпагами вас, убьют.

Страх их не трогает. Вы должны идти со мной.

– Идти с И Ханом или умереть?

– Да.

– Тогда мы пойдем.

Хорошо.

Хорошо ли? Он и сам не знал. Это были животные холодных земель и он не знал, сумеют ли они акклиматизироваться в более умеренном климате.

Некоторые животные привыкают. Но во всяком случае, он сказал им правду. Ни фалларины, ни Малые Очаги Киба не согласятся, чтобы они и их скот стали жертвами стаи Собак Севера, оставшихся на свободе и без хозяина. И тарфы займутся ими.

Гельмар и Лорды Защитники не рассчитывали на тарфов.

Старк объяснил все это Тачвару.

– Пойдешь ли ты с Собаками хотя бы до Трегада? Или ты чересчур предан Бендсменам?

– Не настолько, – медленно ответил Тачвар, – чтобы умереть за них.

Он слышал звуки снаружи. Но не считал, что должен выскочить и драться за Бендсменов. Да и Бендсменам его смерть тоже ничего не даст.

Другой ученик закричал из своего угла пронзительным от страха и ненависти голосом:

– Он предан только Собакам. Даже в Гед Дароде он только и думал о звездных кораблях, о других мирах и прислушивался к ереси Педралона.

Старк подошел, схватил его и поставил на ноги.

– Перестань трястись, никто тебя не убьет. Как тебя зовут?

– Варик. Я из Гед Дарода. – Его грязное лицо выражало гордость. – Я родился в убежище.

– Ублюдок, бродяга, – сказал Тачвар. – У тебя нет отца.

– Наши отцы – Лорды Защитники, – сказал Варик. – И они более достойны, чем твой, прячущийся за стенами, и пытающийся лишить голодных пропитания.

– Мой отец умер, – горько сказал Тачвар. – Но я, по крайней мере, знаю, кем он был и как он работал.

– Хорошо, – сказал Старк. – А кто такой Педралон?

– Красный Бендсмен, – ответил Варик, – в чине Координатора. Лорды Защитники лишили его этого ранга и наложили на него наказание сроком на год. Естественно, это было тайной. Они сказали, что Педралон больше не работает по состоянию здоровья. Но в наших спальнях ничто не остается тайной.

«Маленькие ученики Бендсменов следят друг за другом, – подумал Старк, – и подбирают крохи запрещенных слухов».

– В чем заключается его ересь?

– Он говорил, – ответил Тачвар, – что миграция начинается снова, что часть людей Скэйта должна уехать, чтобы очистить место для других. Он говорил, что запрещать ирнанцам эмигрировать не правильно.


Глава 17

Сорок Бендсменов Юронны занимали группу зданий и жили там с женами, которых они брали время от времени. Их жилища были исключительно комфортабельными. Старк, его товарищи и Хранители Очагов устроились там, а фалларины, как всегда, отделились.

В центре этого комплекса находился очень большой зал, обставленный прекрасными предметами, привезенными с юга. Пол покрывали ковры, вышивки украшали камень темных стен. Помещение щедро освещалось многочисленными лампами, а жаровни с углями согревали его. Тарфы и воины сообща носили вино и пищу на столы, где завоеватели Юронны праздновали победу.

Зал готов был треснуть – там присутствовали все, кому удалось втиснуться. Они пировали за счет обильных запасов Бендсменов, пили южное вино и горькое пиво.

На празднике кто-то из воинов танцевал, размахивая шпагой, под звуки тамбуринов и флейт. Другие пели хвастливые песни. Они пили за своих вождей, каждый Очаг состязался с другими в восхвалении храбрости и подвигов во время сражения. Они пили за фалларинов и за Темного Человека.

Илдан поставил стакан и сказал:

– Теперь, когда Юронна взята, мы помним твое обещание, Старк.

Это был вызов, и его должны были слышать все. Илдан подождал, пока зал затихнет, пока все головы повернутся к нему, а затем спросил:

– Что ты будешь теперь делать дальше?

Старк улыбнулся.

– Не бойся ничего, Илдан. Я оставляю тебе и твоим товарищам Юронну.

Делите добычу и землю, выбирайте место для деревень и выбирайте нового вождя. Можете, если хотите, перерезать друг другу глотки, это ваше дело. Я свою задачу выполнил.

– Значит, ты пойдешь на юг?

– В Трегад, чтобы поднять армию для Ирнана. Если это нам удастся, это будет война против Бендсменов, – сказал он и посмотрел в зал, на все лица.

– Война, добыча, деньги. И, наконец, звездные корабли. Свободная дорога к звездам. Может быть, для вас это ничего не значит. В таком случае оставайтесь и делайте кирпичи для ваших деревень. Если кто-нибудь захочет идти со мной, мы с радостью всех примем.

У Илдана было три сына. Самый младший из них встал. Его звали Себек.

Он был тонок, как тростинка, грациозен, как косуля, и храбро сражался. Он сказал:

– Я пойду с тобой, Темный Человек.

Кулак Илдана ударил по столу.

– Нет!

– Я хочу увидеть эти корабли, отец.

– Зачем? Что тебе делать в чужих мирах? Разве я не сражался, чтобы дать тебе лучшую жизнь? Мы взяли Юронну, сын мой!

– И это хорошо, отец. Я тоже сражался. А теперь я хочу увидеть корабли.

– Ты – ребенок, – сказал Илдан, внезапно успокоившись. – Мужчина должен жить там, где он родился. В любом мире жизнь мужчины – это борьба.

Там, куда ты собираешься, ты не найдешь ничего лучше того, что уже имеешь.

– Возможно, отец, но я хочу в этом удостовериться.

Илдан повернулся к Старку. Герд, лежавший у ног хозяина, встал и заворчал.

– Теперь я понимаю, почему Бендсмены хотели твоей смерти! Ты несешь с собой отраву. Ты отравил моего сына мечтами.

От порыва ветра замигали лампы. Элдерик встал. Золото сверкало в его глазах, на шее, на талии, но особенно в его хищных глазах.

– У мальчика достаточно ума для понимания, что есть что-то интересное и вне стен его логова, Илдан. Не всем достаточно только есть и размножаться. Я тоже пойду с Темным Человеком. Я – король, и мой долг требует, чтобы я был столь же мудрым, как младший сын Илдана.

Поднялся шум. Илдан в ярости завопил.

Сперва мигнули лампы и плащи мужчин затрепетали от предупреждения легкого ветерка.

– Корабли там, – сказал Элдерик, – и люди там, они собираются в другие миры. Мы не можем утверждать, что все осталось таким же, как было до прибытия кораблей, или что все вернется на прежние пути. Мы должны знать и должны это понять. И это еще не все, – он помолчал и снова заговорил, обращаясь к Старку. Глаза его блестели злобной насмешкой. – Я бы сказал, что ты черный смерч, разрушающий ветер, ты бушуешь над нашим миром, Темный человек, и когда ты улетишь к звездам, мы должны будем разбирать развалины, которые ты оставишь. Поэтому мой долг – сопровождать тебя.

Сильный порыв ветра хлестнул Старка, вздыбил его волосы, заставил заморгать и отвернуться.

– Как тебе известно, я повелеваю ветрами, – сказал Элдерик.

Старк спокойно кивнул и встал.

– Пусть обсуждают. Я покидаю Юронну завтра, в час, когда Старое Солнце будет в зените. Тот, кто захочет сопровождать меня, пусть будет на площади верхом, вооруженный и с трехдневным запасом продовольствия.

И он вышел из зала в сопровождении Аштона, Халка, Геррит и яростного голоса Илдана.

– Я бы сказал все это на улицах, – сказал Халк.

В тишине коридора отчетливо слышался шум снаружи, где праздновали победу. Через окна Старк видел костры, вокруг которых пели и танцевали.

Грит и еще три Собаки держались напряженно – они были на страже.

– Возьми Герда, чтобы была защита сзади, – сказал Старк. – Хранители Очагов могут не одобрить, что ты похищаешь их людей.

– Дерзки своего демона при себе, – сказал Халк, взмахнув шпагой. – Мне достаточно этого.

– Упрямишься? – спросил Старк.

Герд повернул свою массивную голову и пристально посмотрел на Халка.

Тот пожал плечами и отошел. Герд последовал за ним. Халк даже не оглянулся.

– Чего ты добиваешься? – спросил Аштон.

– Несколько парней вроде Себека, у которых глаза наполнены звездами, нам не помешают. – Он коротко рассмеялся. – Я счастлив, что с нами Элдерик, несмотря на все его колкости.

Он пожелал спокойной ночи, пошел в свою комнату и там некоторое время размышлял, Геррит ждала его, но он так и не подошел к ней, а взял лампу и пошел с Собаками по холодным коридорам, спускаясь по многим лестницам и наконец дошел до погребов, глубоко вгрызшихся в скалу. Бендсмены не нуждались в тюрьмах, так что тюрьмы там не было. Несколько самых маленьких погребов были оборудованы в темницы для горсточки Бендсменов, переживших падение Юронны.

Полдюжины желтых плащей расселись на мешках с зерном, неся сторожевую службу. Двое играли в камешки разных цветов, бросая их на сложный рисунок, начерченный на пыльном полу. Другие держали пари.

Эй один из них поднял глаза.

– Эй! – сказал он. – Мастер Собак!

Все бросили игру и встали. Старк неприветливо оглядел их.

– Давно ли вы называете меня так?

– Мы услышали это имя от хоннов, они первые увидели тебя с Собаками Севера и дали тебе это имя, – сказал один из мужчин. – Ты не знал этого?

– Нет. Какие имена мне еще дали?

– Пастух Бегунов, Темный Человек. Некоторые называют тебя Рожденный на Звездах, но большинство из нас этому не верит.

– Ах, вот как! – сказал Старк. – Вы этому не верите?

Человек пожал плечами.

– Все может быть, но легче поверить, что ты пришел с юга.

– Что ты знаешь о юге?

– Там есть большие города, высокие как горы, между ними леса, где водятся всевозможные чудовища и деревья там пожирают людей. Старое Солнце греет там очень сильно, и это неестественно. Так что я думаю, с юга может придти кто угодно.

– Ну что ж, в какой-то мере я пришел с юга. Что вы будете делать теперь, когда мы взяли Юронну?

– Мы построим деревню.

Город был слишком велик, слишком темен и слишком печален для людей племен. Они будут строить привычные им деревни рядом со своими полями, с пастбищами для скота.

– Мы приведем сюда наших жен, чтобы они занимались полями и урожаем.

Мужчины, как тебе известно, не могут этого делать – земля приносит плоды только для женщин. На юге тоже так?

– Я мог бы назвать тебе десяток мест, где происходит так же, и десяток других, где это не так.

«Не только на юге, – подумал про себя Старк, – но и по всей Галактике».

Человек покачал головой.

– Ты и твои друзья – единственные чужеземцы, которых я увидел. В твоих глазах совершенно другие мысли. Я никогда не задумывался о том, есть ли люди, которые живут и думают не так, как мы. Наш образ жизни – единственно правильный.

Другой человек наклонился вперед:

– Скажи правду, Темный Человек. Ты пришел с юга или с другого мира?

– Из другого мира. Посмотрите на ночное небо и вы увидите звезды.

Подумайте, что между ними путешествуют корабли. Может быть, когда-нибудь, когда вы устанете сражаться с Бегунами и холодом, вы отправитесь туда.

Люди обменялись взглядами и что-то бормотали.

– Мы – карды, – сказал один. – Наше место вместе с племенем, у нас свои законы. Если бы мы переходили туда, в другое место…

– Нас формирует земля, – сказал Старк. – Если мы переезжаем в другое место, мы становимся другими.

Он вспомнил извандинцев с волчьими глазами, капитана наемников в Ирнане. Это сказал Кадзимни.

– И это правда, – продолжал он, – однако, в течение веков некоторые люди жили с надеждой, что когда-нибудь звездная дорога будет открыта.

И он вспомнил развалины башен в Темных Землях и безумие Харгота, Короля Корна, который видел а своем Зимнем Сне сверкающие суда у моря.

Харгот и его народ были готовы мигрировать на юг, в Скэг, распевая гимн Освобождения. Они приветствовали Старка как спасителя, пришедшего вести их… до черного дня в Тире и жестокой лжи Гельмара. Король Корн и его жрецы практически погибли, покинув Тиру и поверив, что корабли улетели и бесконечное ожидание должно продолжиться.

– Во всяком случае, – сказал кард, – даже если корабли существуют, они далеко. За время моей жизни выбор еще не будет сделан.

Может быть, и за время моей жизни, – подумал Старк, но вслух сказал:

– Я хочу говорить с красным Бендсменом.

Между выжившими был только один такого ранга. Он назвался Клейном и был одним из администраторов города. Он был умен и умел владеть собой, был человеком холодным и слишком гордым, чтобы выдать свою ярость и отчаяние.

И это отличало его от Бендсменов низшего ранга. Все они должны были хорошо охраняться, чтобы потом принести выкуп и послужить обменным товаром в будущей торговле.

Клейн сидел один, по его собственной просьбе, и в его тюрьме не было недостатка в комфорте. При входе Старка он встал. От враждебности он держался напряженно и с горечью смотрел на Собак. Старк оставил трех Собак снаружи и вошел только с Грит, закрыв за собой тяжелую дверь.

– Неужели ты не можешь оставить меня в покое? – спросил Бендсмен.

Старку в какой-то степени было жаль его. Побежденный, измученный усталостью, грязный, Клейн был символом скорбного падения.

– Я тебе уже сказал, что Ирнан все еще сопротивляется. Я сказал тебе все, что знал о силах, посланных против него. Я тебе рассказал, что говорили Лорды Защитники во время их краткого пребывания здесь насчет звездного порта Скэг…

– Они говорили о том, что закроют космопорт, если осада Ирнана будет снята и восстание распространится…

– Я тебе об этом сказал.

– А пока они охраняют космопорт в надежде, что я и мои друзья вернемся туда.

– И об этом я тебе говорил.

Старк пожал плечами.

– Мы это, в сущности, и сами знаем. А теперь расскажи мне о Педралоне.

– Я тебе сказал, что не знаю Педралона.

– Это Красный Бендсмен в Гед Дароде. Вас, Бендсменов этого ранга, не так уж много. Ты ведь слышал о нем?

– Мое место здесь, а не в Гед Дароде.

– Один из твоих коллег сказал мне, что ты ездил в Гед Дарод восемь месяцев назад, как раз тогда, когда Лорды Защитники наказали Педралона.

– Правильно. Но они не делились со мной сведениями.

– Да? Однако ученики Бендсменов в курсе событий.

Клейн холодно улыбнулся.

– Тогда я советую тебе вернуться на псарню и там узнать все интересующие тебя подробности.

Старк нахмурился.

– Так ты не имеешь представления о том, в чем вина Педралона?

– Я не занимаюсь подобными вопросами. Я ездил в Гед Дарод, чтобы увеличить запас продовольствия, который мы посылали – вернее, должны были послать очарам. Их урожай пострадал.

– Ты не знаешь, почему Педралона осудили так строго?

– Я только слышал, что он болен.

– И ты не знаешь, какое он получил наказание?

– Я тебе сказал…

– Да, – сказал Старк, – ты мне сказал. Грит…

Клейн все время избегал смотреть на Собаку Севера, как будто знал, что должно было случиться благодаря ей. Цвет его лица стал еще более восковым.

– Я тебя умоляю…

– Я верю тебе, – сказал Старк. – И, поверь мне, жалею. Грит, коснись.

Но не убивай. Только коснись.

Массивная голова поднялась. Старк готов был поклясться, что Грит улыбалась, сморщив черные ноздри над сверкающими клыками. Блестящие глаза под тяжелым лбом засверкали еще ярче.

Клейн упал на колени и заплакал.

– Это были наши слуги, – с трудом проговорил он дрожащими губами. – Наши! Это скверно, несправедливо!

– Коснись его, Грит!

Через пять минут Старк добился того, чего хотел. Он оставил Клейна на его кровати, скрюченного и дрожащего. Кивнув стражам, он поднялся по лестнице и постучался к Аштону.

Сквозь закрытые ставни с улицы доносился шум. Воины все еще праздновали победу. Аштон взглянул на Старка и вздохнул.

– Что ты узнал?

– Педралон был осужден на год рабской работы в убежище и лишен своего ранга. Они даже думали казнить его, но Бендсменов почти никогда не осуждают на смерть. Некоторые Бендсмены, открыто поддерживавшие его, тоже были наказаны, но менее сурово. Может быть, они были более осторожны.

– Ну, а дальше? – спросил Аштон.

– Педралона обвинили в секретных связях с командирами звездных кораблей в Скэге. Он отрицал это. Его обвинили в том, что он имел группу сочувствующих. Он тоже это отрицал. Если заговор и был, то он не распространился и, возможно, больше не существует. Но, судя по словам Клейна, можно предположить, что Педралон получил от командиров кораблей передатчик, который кто-то из его единомышленников спрятал в Гед Дароде или его окрестностях. Бендсмены его не обнаружили.

– Передатчик… – сказал Аштон и снова вздохнул.

– Если Бендсмены отошлют корабли, как обещали, если нам удастся поднять отряды Трегада, надо поднимать всеобщее восстание. Если же мы откажемся от этого, то наши надежды вернуться на родину равны нулю.

– Но ты сказал, что есть передатчик?

– Это только предположение.

– Гед Дарод… Центр. И ты хочешь идти туда?

– Я не могу поступить иначе, – сказал Старк. Если мы хотим покинуть Скэйт живыми…


Глава 18

Дорога Бендсменов была очень древней. Выше Гед Дарода она проходила по бесплодным областям, где было трудно выжить. Так что даже во времена Великой Миграции и хаоса дорога не слишком подвергалась нападениям мародеров. Сеть домов-убежищ делала путешествие по ней быстрым и удобным для тех, кто имел право пользоваться этой дорогой. Для тех же, кто такого права не имел, смерть была обеспечена.

За века по ней прошли многие. Бендсмены, их вооруженный эскорт и их наемные войска шли понизу, юрты и очары – сверху. Караваны везли материалы и жизненно важные припасы в Юронну с эскортом и отрядами Бендсменов низшего ранга. Караваны везли женщин для Бендсменов Юронны и в отдаленные пункты для населения Тиры и Башен, темные земли по ту сторону гор.

Специальные группы эскортировали каждого нового Лорда Защитника на север, в Цитадель, которую он белее не покидал до тех пор, пока его не относили на вечный отдых в горячие шахты Сердца Мира. Но никогда еще на дороге не было кавалькады подобной той, что только что покинула Юронну.

Во главе ее ехал Старк на упитанном животном. Тринадцать гигантских Собак Севера шли следом за ним с серым учеником Тачваром, поддерживающим среди них порядок. Аштон и Геррит ехали рядом со Старком, так же, как и Халк, повесивший на бок огромную шпагу, рукоять которой возвышалась над его поясом. В одном из оружейных складов Юронны он нашел подходящий ему по длине и весу клинок. Элдерик ехал сам по себе. Клекет и полдюжины тарфов трусили по обеим его сторонам.

Затем ехали пятьдесят фалларинов. Их роскошное снаряжение сияло, но в складки крыльев набилась пыль. За ними шла сотня тарфов со шпагами в каждой из четырех рук и удивительно короткими луками, из которых они умели посылать смертельный дождь стрел.

За ними ехали племена: пурпурные хонны под предводительством Себека, красные клефы, зеленые торны, белые тураны, желтые карды, коричневые мареги. Все они были одеты в пропыленную кожаную одежду. Их было сто восемьдесят семь человек, разделенные на отряды согласно племенам. Дневной порядок марша устанавливался каждое утро. Старк надеялся иметь одно объединенное войско, но этот час еще не пробил, и приходилось щадить их гордость.

К югу от Юронны большой обрыв берега и гористая стена направо от них наконец кончилась. На тысячу метров ниже простирались бесконечная пустыня, ощетинившаяся острыми скалами, которые обтачивал бесконечный ветер. Песок местами был покрыт пятнами различных цветов – черных, красно-коричневых, грязно-зеленых, желтых. Отсутствие жизни было пугающим, но вехи дороги тянулись до самого горизонта.

У подножия берега находились возделанные поля и места, покрытые бурой травой, и там было множество движущихся точек – животные Юронны, привезенные сюда и оставленные на свободе. Скоро сюда придут люди и соберут их.

Отряд спустился по извилистой дороге. Внизу было жарче. В сухом воздухе сильно пахло водой. Там, где нависали скалы, были пещеры.

Казалось, недоступные жилища хранили свои тайны.

Всадники пополнили свои кожаные мешки водой из источников и двинулись дальше. Они ехали быстро, но, казалось, пустыне не было конца.

Дома-убежища были заброшены, животные разбежались. Припасы были либо увезены, либо разбросаны и испортились. Оттуда наверняка следили за Юронной и известия о ее падении дошли сюда быстро. Колодцы были завалены песком и камнями. Воды не хватало. Собаки Севера тяжело дышали в душном воздухе, воины распахнули свои плащи. Угрюмые фалларины желали иметь воду, чтобы вымыть свое оперение и вернуть ему прежний блеск.

Старк угадал правильно: большинство воинов были смутьянами, недовольными, и Хранители Очагов не слишком жалели об их отъезде. Вечером Старк ехал среди них, разговаривал о походах и сражениях, о далеких мирах и старался, как мог, чтобы они прониклись его убеждениями и подчинились силе его личности. И он следил за ними.

Ночью Герд проснулся. Человек десять тайно покинули лагерь, ведя животных на поводу. Старк дал им пройти некоторое расстояние, а затем спустил стаю. Дезертиры ползком вернулись в лагерь под охраной тринадцати громадных белых сторожей. Больше подобных попыток не было.

Собственно говоря, Старк не особенно порицал их за бегство. Часто по ночам он стоял с Гердом и Грит, слушал молчание бесплодной необъятности, окружавшей их, и думал, к какой судьбе ведет он свой маленький легион.

Если они выживут в этой пустыне, дорога на Трегад тоже не будет легкой.

Гельмар значительно опередил их и знает о судьбе Юронны. Он посоветуется с картой, изучит организацию снабжения и решит, что Трегад – ближайший источник возможной помощи Ирнану, а значит, он – наиболее вероятная цель Старка. И он, конечно, найдет средства перехватить его.

В конце концов, им остается пробить без воды два дня, а затем они достигнут первых источников на береговых откосах, поросших чахлыми деревьями, и будут уверены, что не умрут.

Старк не взял в Юронне карты. Как только представится возможность, он сойдет с дороги Бендсменов и направится на восток, к Трегаду.

Земля была до крайности негостеприимна. В Бесплодных Землях запада хоть воды было вдоволь и был съедобный лишайник для животных, здесь же почти не было растительности. Однако животные были сильные, а люди вновь обрели энергию, хотя и с пустыми желудками. Фалларины били крыльями и купались в холодной воде, начищая до блеска свои крылья. Собаки почти не страдали от голода – они охотились на маленьких животных. Эти зверьки бегали быстрее Собак, но не быстрее страха.

Три Королевы снова появились на горизонте и заполнили ночи молочным светом. Старк и ирнанцы встретили их как старых знакомых, а для фалларинов и людей племен они казались чем-то удивительным.

Природа постепенно изменилась. Они оставили бесплодные места и попали на северный край Плодородного Пояса, немного выше северного Ирнана. Здесь была вода, трава, пахотная земля. Они впервые увидели укрепленные деревни с высокими сторожевыми башнями, предназначенными для охраны полей от грабителей – главным образом, диких банд.

Много раз Собаки давали предупреждение. Старк и его люди замечали скрывающиеся фигуры, заросшие волосами в лохмотьях. Они держались на расстоянии.

– Они не лучше Бегунов, – сказал Себек.

– Ничуть не лучше, – согласился Старк, – но не такие глупые. Зубы у них поменьше, и бегают не так быстро, как Бегуны. Их некому подгонять.

Послав вперед Собак и тарфов, Старк поехал по деревням, пока они еще не успели закрыться, и везде разговаривал с поселянами. Темный Человек из пророчества рассказывал им о падении Цитадели и захвате Юронны. Народ там был смуглый, малорослый, резко отличающийся от высоких ирнанцев, и держались они недружелюбно. Однако, узнав новости, они становились более разговорчивыми. Они страдали под гнетом Бендсменов, которые каждый год забирали часть их скудного урожая, оставляя самих на грани голода. Жители многих деревень ушли и стали бродягами. Деревни медленно умирали. Тяжелая жизнь и скудное вознаграждение за труд было причиной того, что везде были руины, а брошенные поля заросли дикой травой.

В каждой деревне несколько жителей вооружалось чем попало и шли за Старком. По пастушьим и охотничьим дорогам шли посланцы, неся в отдаленные деревни слова Темного Человека.

Другие посланцы выполняли другие поручения.

Ночью на далеком холме загорелся сигнальный огонь, бледный под великолепным снегом Трех Королев. Дальше появился второй огонь, потом третий. Старк не мог видеть ни четвертого, ни пятого, но знал, что они там есть, и их столько, сколько нужно.

– Они нас видят, – сказал Халк, – они знают, где мы и куда идем. Они будут ждать нас в выбранном нами месте.

Старк нашел главную дорогу в Трегад и отряд ринулся по ней с молниеносной скоростью.

Старк и его друзья покинули весенние широты. Там виноградники были в цвету, а поля зеленели, здесь же желтел зрелый виноград, и его грозди оттягивали лозы.

Середина лета. Но не только приятное ждет их по дороге в Трегад. Они должны будут встретиться с торговцами и их стадами, ярмарочными гимнастами и бандами бродяг. Ворота деревень были открытыми, но жители прятались в холмах, и поля были брошены.

Опасаясь засады, Старк с Собаками и несколькими тарфами отправился на разведку.

Собаки уже не были такими неутомимыми, как раньше, особенно молодняк.

Они страдали от всевозможных болезней. Тачвар заботливо поил их отваром трав и зеленой корой какого-то кустарника. Старые Собаки чувствовали себя лучше, но и им была тяжела дневная жара, которая, однако, не была особенно сильной в этом умеренном климате. Но они подчинялись Старку и бежали рядом с ним, значительно опережая остальной отряд.

Никакой засады, никаких врагов, спрятавшихся в укромных местах и на деревьях, не было.

– Ну, конечно, – сказал Аштон, – Гельмар прекрасно знает, что у тебя Собаки, и конечно всякая засада обречена на провал. Собаки обязательно предупредят тебя.

– Но ведь как-то они должны нас встретить, – сказал Старк.

Так и вышло.

Они доехали до Трегада к вечеру. Город был похож на Ирнан, выстроенный из камня, окруженный массивными стенами. Только Ирнан был серым, а Трегад – цвета меди, что придавало ему более жизнерадостный вид.

Он блестел на солнце широкими целями и виноградниками у подножия стен.

Четыре тысячи бродяг заполнили поля и виноградники, обламывая ветви, вытаптывая урожай. Они кричали, рычали и бросались беспорядочными волнами на закрытые ворота города.

На стенах, прямо под зубцами, виднелись цветные пятна. Старк различил тела шести повешенных. На одном их них была красная туника, а на пяти других – зеленые.

– Похоже, – сказал Старк, – что Трегад повесил своих Бендсменов.

Огромная шпага Халка выскользнула из ножен. Его исхудалое лицо засияло ликованием.

– Значит, Трегад восстал! Ну, Темный Человек, позади этой бродячей сволочи есть друзья Ирнана! Что ты будешь делать?

– Нападаем, – сказал Старк.


Глава 19

Халк наклонился вперед, вытянув подбородок. Старку показалось, что Халк сейчас нападет в одиночку.

Пусть бродяги и были сбродом, их шансы все-таки были неравными. Хотя неизвестно было, что произошло в Трегаде, но можно было догадаться, что жители города, прежде чем по каким-то причинам повесить Бендсменов, стали мятежниками. Когда они увидят, что маленький отряд атакует бродяг, они, может быть, подбросят подкрепления. В противном случае, если они промедлят с помощью, результат будет плачевным.

Старк вздохнул и окликнул:

– Элдерик!

Сморщив от отвращения свой надменный нос, фалларин осмотрел толпу.

– Я думаю, что нужен ветер, чтобы разметать эту толпу, – сказал он.

Он повернулся к своим. Они стали обычным крестом – на этот раз небольшим. Старк послал Тачвара, Грит и половину стаи охранять Геррит и Аштона. Потом он проехал по линии, отдавая приказы.

Бродяги-фареры заметили вновь прибывших.

Они принадлежали ко всем расам Плодородного Пояса, были всех цветов, а также всех возрастов. Они были голыми или одетыми как кому вздумается.

Лохмотья, татуировка или абсолютная нагота была обычным явлением. У некоторых головы были выбриты, у других волосы до колен. Некоторые украшали себя цветами и ветвями, на других – пучки листьев, перьев или гирлянды любовной травы – мощного наркотика. Это были любимые дети Лордов Защитников, помогающих слабым, дающих кров бездомным и кормящие голодных.

Счастливые Дети свободно носились по воле ветров Скэйта, живя лишь для удовольствия, потому что дни Старого Солнца были сочтены, и бродяги хотели лишь любви и удовольствий.

Другое имя им было – сволочь.

Бродяги первыми увидели Старка и его отряд. Они вытаращили глаза и даже прекратили вытаптывать урожай. Эта реакция последовательно дошла до стен, так что вся эта пестрая толпа затихла.

Они смотрели на отряд, неожиданно появившийся на холмах под Трегадом.

Они видели смуглого человека на крепком и сильном животном, гигантских белых Собак, Халка и женщину с волосами солнечного цвета, человека из другого мира, сверкающих золотом фалларинов, тарфов со шпагами в четырех руках, воинов племен в шлемах и жителей деревень, примитивно вооруженных и смотрящих с ненавистью.

Бродяги сначала были ошеломлены, но быстро пришли в себя и узнали главу отряда.

Женский голос закричал:

– Темный Человек и ирнанская шлюха!

И все фареры подхватили в полный голос:

– Темный Человек и ирнанская шлюха!

Стройная женщина, нагая, разрисованная розами и серебряными спиралями, выскочила из толпы и вскочила на брошенную в поле фермерскую повозку. Женщина была молода, грациозна, ее темные волосы облаком кружились вокруг ее головы.

Старк узнал ее.

– Это Байя, – сказал он.

– Байя… – повторил Халк. – Я ведь советовал тебе тогда убить ее, помнишь?

Байя кричала в толпу:

– Я была в Ирнане! Я видела, как летели стрелы. Я видела, как убивали Бендсменов, как убивали фареров! И все это из-за них! – вытянувшись вперед, она указала на Старка и Геррит. – Звездный ублюдок и рыжая потаскушка, мать которой сделала пророчество!

Толпа дико и безумно завопила.

– Это та девушка, которую ты увел из Скэга? – спросила Геррит.

– Да.

В Скэге Байя завела Старка в смертельную ловушку на берегу моря.

Когда Старк убежал, Ярод и его ирнанцы спрятали его в развалинах на берегу, она организовала поиски. Но затем Старк спас Байю от двух бродяг, одурманенных наркотиками. У него был выбор – либо убить девушку, чтобы она не выдала его, либо увести ее с собой в Ирнан, и он сделал последнее.

Первый Бендсмен Ирнана освободил Байю, когда захватил Старка и группу Ярода. Старк больше не видел ее и не знал, выжила ли она в резне. Теперь он это узнал.

– Мы пришли сюда захватить их, – кричала Байя. – Пусть изменники Трегада сидят за своими стенами, нам они не нужны. Убейте Темного Человека! Убейте шлюху! Убейте! Убейте!

Она спрыгнула с повозки, побежала по траве. Нагая, легкая, гибкая, ее волосы летели позади нее. Ее имя – Байя – означало «грациозная», и оно вполне ей подходило. Герд заворчал, прижавшись к ногам Старка, шерсть на его загривке вздыбилась.

– И Хан, убить?

Крики толпы устрашали. Бродяги двинулись вперед группами. Потом вся масса пришла в движение. Они были вооружены только палками, камнями и ножами. Оружие их было таким же разнообразным, как и они сами. Но их было много, по меньшей мере, четыре тысячи, и они ничего не боялись.

Фалларины сформировали крест и запели.

Воины племен стали треугольником со Старком и Халком на острие и крестьянами по бокам.

– Вперед, – сказал Старк. – Держите прямо на ворота. Главное, не останавливаться.

Первый порыв ветра бросил Байю на землю. Разукрашенное, розовое с серебром тело покатилось по траве. Фалларины двинулись вперед, пригнувшись в седлах, хрипло и повелительно крича. Магия? Мысленная магия? Во всяком случае, ветры им повиновались. Они крутились, закручивали, срывали одежду и волосы, били бродяг ветками, засыпали листьями и колючками, жгли и ослепляли глаза.

Толпа заколыхалась. Ветры бросали одну группу на другую, создавая замешательство.

Старк поднял руку. Один из хоннов в пурпурном плаще поднес к губам рог. Раздался хриплый призыв.

– Теперь убивайте! – сказал Старк Собакам и пустился галопом, слыша, как его отряд следует за ним. Герд бежал у колена Старта. Ветер прекратился так же резко, как и начался. Щелкнули тетивы луков. Старк увидел, как падают бродяги. Проход был расчищен и он устремился по нему.

Фалларины и тарфы быстро бросились на фланги. Животные начали спотыкаться о мертвые тела. Халк издал боевой клич, который Старк уже слышал в Ирнане:

– Ярод! Ярод!

Старк смотрел на ворота Трегада, все еще далекие и все еще закрытые.

Плотная масса бродяг отделяла его от них. Их было слишком много. Мечи поднимались и опускались со все возрастающим отчаянием. Собаки не могли убивать слишком много и слишком быстро. Рычащая цепь бросала град камней.

Грубое оружие, но достаточно эффективное. Старк подбодрил своих людей, сгоняя кошмарное видение.

Медленно, тяжело раскрылись ворота Трегада, из них хлынула толпа вооруженных людей. Их было сотни. Они яростно бросились на бродяг. Они бросились на них с застарелой ненавистью, чтобы убить, залить кровью поля в отместку за погибший урожай.

На стенах появились лучники и метатели камней. Из ворот выехали верховые. Плотная масса распалась, фареры пустились наутек. Вооруженные люди вмешались в хаос, убивая направо и налево. Бродяги бежали к холмам, оставляя свои тела на поле.

Наконец на поле битвы воцарилось некоторое спокойствие. Трегадцы ходили среди раненых, поглядывая на иноземцев. Старк сделал перекличку своих воинов. Несколько человек было ранено камнями, один тарф убит. Не хватало троих крестьян. Старк послал Себека и несколько воинов разыскать их.

Элдерик смотрел на бегущих бродяг, еще преследуемых группой наиболее энергичных воинов.

– По крайней мере, на нашем ледяном севере нет хоть этих, – сказал он.

– Зато у вас есть Бегуны.

– Они не называют себя людьми и мы не обязаны кормить их, – возразил Элдерик.

После недолгого преследования бродяг отряд всадников, вернулся. Ими командовал старик с густыми бровями и орлиным носом. Пряди седых волос выбивались из-под круглого жесткого колпака из дубленой кожи. Кожаная туника была изношена, в пятнах, его шпага не имела никаких украшений, но у нее было широкое лезвие и крепкая рукоятка. Это было оружие, сделанное для того, чтобы им пользовались.

Его черные глаза внимательно оглядели Аштона, искоса глянули на Геррит и Старка, на фалларинов, тарфов. Собак и Тачвара. Его удивительно молодой взгляд светился грозным возбуждением.

– Ты привел разных людей, Темный Человек.

– Поэтому ты и ждал так долго? – спросил Старк. – Хотел увидеть, на что мы способны?

– Я был поражен, когда ты атаковал фареров. Я тоже мог бы тебя спросить, почему ты не подождал, пока мы не приготовимся. – Он сунул шпагу в ножны. – Я – Делвур, вождь стражи Трегада. – Он чопорно поклонился Элдерику и другим фалларинам, а затем я остальным по очереди. – Добро пожаловать в наш город. Вы прибыли в необычайный момент: украшения на наших стенах еще теплые. – Он резко повернулся к Старку:

– Темный Человек, я слышал множество самых противоречивых рассказов от Бендсменов и бродяг.

Я хотел бы знать правду. Цитадель пала?

– Да. Спроси Аштона, он был там пленником. Спроси Собак Севера, которые были там стражами. Спроси людей в Капюшонах, которые узнали об этом из уст самого Гельмара, Первого Бендсмена Скэга.

Делвур медленно склонил голову.

– Я был уверен, хотя Бендсмены и отрицали это, а бродяги всегда врут.

Но вот что странно…

– Чтоименно?

– Где Лорды Защитники? Всемогущие, которые жили в Цитадели. Где они?

Или они просто миф?

– Нет, они существуют, – сказал Старк. – Это старики. Красные Бендсмены, достигшие иерархической вершины, их только семеро. Они носят белые тоги и принимают важнейшие решения в спокойном отдалении, не обращая внимания на людскую суету. Они издают законы и правят вашим миром, но сейчас они не в Цитадели, а в Гед Дароде.

– В Гед Дароде, – повторил Делвур. – Лорды Защитники, бессмертные и неизменяющиеся… семь стариков, вытащенных из постели, ищут спасения в Гед Дароде… Это все верно?

– Да.

Почему же об этом не говорят? Почему вечные не каются, не говорят о своей скорби? Эти многочисленные подонки ничего об этом не знают.

– В конце концов узнают, – сказал Старк. – Бендсмены не смогут хранить секрет вечно.

– Не могут, – согласился Халк, – но они вовсе не обязаны говорить правду.

Он выглядел почти прежним, держал окровавленную шпагу, и по его лицу катился пот сражения. Зло рассмеявшись, он сказал Старку:

– Лордов Защитников гораздо труднее убить, чем ты думал, Темный Человек.

– Пойдемте, – сказал Делвур, – а то я уже потерял всякую вежливость.

Они подъехали к воротам, и солдаты дружно приветствовали их.

Старк поднял глаза на повешенных.

– Тот, красный, случайно не Гельмар?

– Нет, это наш Первый Бендсмен, некий Вельник. Он был неплохим человеком, пока не решил лучше исполнять свой долг.

– Что здесь произошло?

Черные глаза Делвура тяжело уставились на тела убитых бродяг.

– Сегодня утром они пришли с холмов. Бог знает, что мы к этому привыкли, но обычно они приходили маленькими группами. Приходили и уходили. Этих же были многие тысячи, и у них была какая-то цель. Нам это не понравилось. Мы закрыли ворота. Один из этих… – он указал на зеленого Бендсмена, тихо качавшегося на ветру. – Одноглазый, может быть, немного помешанный, был во главе их. Он осыпал нас проклятиями, а Вельник настаивал, чтобы их впустили. Ну, мы впустили его в маленькую дверцу, а вся прочая сволочь орала снаружи. Он был прислан из Гед Дарода. Они подумали, что ты можешь приехать сюда, чтобы собрать отряды для Ирнана и надеялись захватить тебя здесь, в моем городе. Меня это почти не тревожило, потому что никакого решения еще не было принято…

– Вы ждали новостей с севера, – сказал Халк.

– Пророчества пророчествами, – холодно ответил Делвур, – но ведь не начинать войну только потому, что тебе скажут, что где-то что-то должно случиться.

– А мы начали войну.

– Так это было ваше пророчество. А мы предпочитаем подождать, – он сделал нетерпеливый жест, возвращаясь к своему рассказу. – Бродяг прислали захватить наш город, чтобы мы не вздумали помогать вам. Бендсмены Гед Дарода решили, что вы не решитесь атаковать нас, и вас легко будет обезоружить и взять в плен. Мы отказались подвергнуть наш город нашествию бродяг. Эта безумная кривая свинья уверяла нас, что даже если кто-то из наших и умрет, то ради благой цели, и приказал нам открыть ворота его сброду, что орал и выкрикивал угрозы, уже начиная вытаптывать наши поля.

Мы разозлились еще больше, когда Вельник приказал нам повиноваться. Мы отказались. Тогда Бендсмены попробовали открыть ворота сами. Вы видите, чем кончилась их попытка. – Его взгляд жег их. – Они толкнули нас на крайности. Может быть, мы так и не решились бы идти до конца, спорили и колебались бы до смерти Старого Солнца. Но они заставили нас сделать выбор.

– Точно так же они поступили и в Ирнане, – сказал Старк.

Теперь он мог разглядеть черты лиц повешенных.

– Баст, – сказал он.

Халк узнал свою работу и жестко сказал:

– Больше он не будет преследовать честных людей. Вы хорошо поработали здесь, Делвур.

– Надеюсь, что многие будут иного мнения.

– Меня удивляет одно: разве в гарнизоне Трегада не было наемных солдат, как в Ирнане?

– Только один малочисленный отряд, остальные были посланы на осаду Ирнана, потому что Бендсмены очень тревожатся из-за него. Мои люди хорошо обучены, так что нам было нетрудно справиться с изменниками.

Они прошли через длинный туннель ворот и вышли на площадь, вымощенную камнем и окруженную стенами медового цвета. Небольшие группы людей тихо разговаривали, ошеломленные быстротой смены событий. При въезде отряда они замолкали и смотрели на него во все глаза. «Смотрят на Темного Человека и ирнанскую шлюху, – подумал Старк, – интересно, спаслась ли Байя во второй раз?»

Они устало спешились. Их животные, высокие животные пустыни, были так неуместны здесь. Они исхудали, измучились. Воины племен стряхивали пыль со своих плащей и гордо прихорашивались. Их лица под капюшонами выражали бесстрастную надменность. Глаза их яростно смотрели в пространство, не желая видеть ни толпу, ни город вокруг.

Фалларины, гибкие, как крылатые кошки, легко спрыгнули на землю.

Сотня тарфов, стоя спокойными рядами, мирно щурилась, разглядывая жителей Трегада.

– Я очень удивлен, – сказал Аштон, – что Гельмар не приехал в Трегад.

– У него наверное были более важные дела, – ответил Старк и его лицо омрачилось. – Мы все знаем, что как только сегодняшние события станут известны в Гед Дароде, Гельмар поедет в Скэг закрывать космопорт.


Глава 20

В лесу было жарко. Жарко, сумрачно и спокойно. Густые ветви скрывали Старое Солнце. Маленькая долина была окружена цветущими кустами, почву покрывал ковер из золотистого мха. Крошечный ручей журчал почти неслышно.

Нежные запахи клонили ко сну. Изредка пролетала птица, торопливо пробегало какое-то маленькое животное, да удовлетворенно вздыхали привязанные верховые животные с жесткой темной шерстью. Очень приятное место для послеобеденного отдыха после ледяных пустынь, резких ветров и изматывающей скачки. Тачвару было трудно держать глаза открытыми, но он старался. Он был на страже.

Темный Человек выбрал его в проводники и товарищи потому, что он, Тачвар, знал дорогу в Гед Дарод и мог ухаживать за Собаками.

Собаки, тринадцать громадных белых призраков, спали, развалясь на мягком мху. Тачвар с горечью смотрел на их исхудавшие тела и старался убедить себя, что они чувствуют себя хорошо. Они вздрагивали, стонали, бормотали во сне. Тачвар знал их сны: беглые воспоминания об охотах, сражениях, кормежках, убийствах. Старые Собаки помнили туман, снег и свободные прогулки стаи.

Темный Человек тоже спал. Голова Герда лежала на его бедре, а Грит храпела с другой стороны. Тачвар искоса взглянул на него, на чужака, все время опасаясь, что странные светлые глаза откроются и заметят его нескромность. Этот человек, даже спящий, был могуществен. Тачвар чувствовал, что если он подползет к этому мускулистому телу, вытянувшемуся как вытягиваются спящие собаки, то как бы осторожно он не двигался, это тело подскочит на секунду раньше, и руки с длинными пальцами вцепятся ему, Тачвару, в горло.

И эти руки убьют его раньше, чем мозг за этими смущающими глазами обдумает и примет решение.

Великая вещь – умение владеть собой. Эта сила чувствовалась в Темном Человеке, сила, которая превосходила физическую силу.

Лицо Старка околдовало Тачвара с их первой встречи в Юронне. Он нашел его очень красивым. Лицо чуть-чуть чужое, задумчивое, будто вычеканенное из металла. Лицо воина, покрытое шрамами сражений, лицо убийцы, но лишенное жестокости. Когда он улыбался, казалось, что солнце пробивается сквозь тучи. Теперь, в обезоруживающей невинности сна, на этом лице появилось кое-что еще, чего Тачвар не замечал раньше: печаль. Казалось, что Темный Человек вспоминает о потерянном навсегда и оплакивает это.

Тачвару хотелось бы знать, в каких далеких и невообразимых мирах огромного звездного пространства Старк что-то потерял и что именно.

И он также спрашивал себя, покинет ли он сам когда-нибудь темное небо Скэйта. Нет, если восторжествуют Бендсмены, отвечал он сам себе.

Ему тяжело было думать, что только одно их слово сделает всех их навсегда пленниками Скэйта.

Темный Человек пошевелился, и Тачвар поспешил перенести свое внимание на свою голубую тунику. Он сбросил свою серую одежду ученика Бендсменов в Трегаде. Он не выбирал ее и научился ее ненавидеть.

Он был сиротой и воспитывался Бендсменами. Вельник нашел его более умным, чем его товарищей, и послал учиться в Гед Дарод. Это была честь, и хотя учение было тяжелым и нужно было усвоить основы самоотречения, часы свободы в городе были праздником.

Потом его послали в Юронну, и все изменилось. Холодный, суровый, полумертвый город подавлял его ощущением ненормальности. На мрачных улицах никогда не слышалось смеха. Там никто не ходил по улицам, кроме свободных от работы юртов с пустыми глазами и одинаковыми лицами. Не было видно ни их жен, ни детей. Там не играли дети, никто не пел, не кричал, не играл на Музыкальных инструментах. От Мастеров Собак требовалась строжайшая дисциплина. Тачвар знал преданность человека Собакам. Самому ему, некого было любить, и он привязался к этим чудовищам. Варик, его единственный товарищ, не мог рассчитывать на это. Из слезливой лояльности он предпочел остаться в Юронне с пленными Бендсменамн, не желая помогать силам разрушения. Тачвар спрашивал себя, как он там живет, и предполагал, что плохо.

Те, как отнеслись Бендсмены к Педралону, заставило Тачвара задуматься о системе, учеником которой он был.

Его глаза были устремлены к звездам. Он только и ждал дня, когда он сможет поехать в Скэг и своими глазами посмотреть на звездные корабли и на людей с дальних миров. Он страстно сочувствовал ирнанцам и почитал Педралона за его утверждение, что ирнанцы правы, а Бендсмены нет. Потому Педралону и заткнули рот, а его самого, после страшной проповеди выслали в Юронну.

Впервые в жизни он серьезно задумался, пытаясь отделить факты от слов и слова от правды. Его ум был смущен, потому что он не имел ничего определенного, за что можно было бы зацепиться. Одна неуверенность. В конце концов, он решил, что хочет увидеть звезды и он будет сражаться за это любым способом, каким сможет.

За деревьями на равнине сверкал Гед Дарод. Золоченные кровли, толпы людей под большими башнями высокого города. В голове Тачвара закружились воспоминания о древней подавляющей мощи, крепкой, как основание мира, и его сердце сжалось от тяжелых предчувствий.

Даже Темный Человек, конечно, не сможет одолеть эту твердыню.

Ему хотелось бить кулаком по всему этому обману. Почему юноши так слепы, глупы и упрямы, когда ответы были так просты и ясны? В Зале Совета в Трегаде среди прекрасных резных столбов и арок он часами слушал аргументы и речи. Некоторые все еще хотели знать, хорошо или плохо идет дело, как будто это имело какое-то значение. Некоторые просили освободить Бендсменов, в надежде получить их прощение. Их заставили замолчать, когда Темный Человек и его друзья рассказали о Цитадели и Юронне и призвали помочь Ирнану, чтобы тем самым освободить Трегад от ига Бендсменов.

Естественно, именно это и надо было сделать! Тачвар не понимал, как можно сомневаться хоть на секунду, почему не создать немедленно армию и идти на помощь Ирнану. Так нет, они все еще болтали. Кто-то советовал закрыться в стенах и ждать дальнейших событий. Другие спорили о звездных кораблях… стоят ли они того, чтобы драться за них. Нужно ли, чтобы какие-то народы эмигрировали, или надо эмигрировать всем? Все эти вопросы были лишь академическими, ведь Бендсмены все равно вернут корабли обратно говорили третьи. Мужчины и женщины кричали и спорили. В конце концов Делвур встал, яростно глядя на всех.

– Звезды меня не привлекают, – сказал он. – Скэйт – моя мать, и я уже не в том возрасте, когда легко адаптироваться. Но я вам говорю – если вы хотите жить в другом мире или иметь лучшую, чем сейчас, жизнь, вы должны сражаться, чтобы получить это, и не словами. Но вы не можете сражаться в одиночку. Первый удар нанесен. Нанесем же и второй. Пойдем снимать осаду Ирнана. Надо сообщить всем городам-государствам, что Цитадель пала, что Лорды Защитники – всего лишь люди, что мы будем сражаться за нашу собственную свободу, и если они хотят избавиться от проклятых фареров, пусть они, черт побери, присоединяются к нам!

– Пусть им скажут, что нескольких Бендсменов повесили! Это укрепит их дух, – крикнул кто-то.

Ему зааплодировали, и те, кто до сих пор еще молчал, закричали:

– В Ирнан! В Ирнан!

Затем кто-то выкрикнул: «Ярод! Ярод!», как военный клич, и в конце концов среди неописуемого гвалта решение было принято. И Тачвар смутно понял, что это было единственно возможное решение и что люди все время знали об этом.

Чуть позднее он спросил инопланетянина Аштона, на которого Старк смотрел с большой любовью, почему это решение принималось так долго.

– Города-государства демократичны, – ответил Аштон, – а недостатки всех демократий в том, что они слишком много говорят. Зато Бендсменам много говорить не приходится, им достаточно приказать.

Итак, люди шли теперь на помощь Ирнану, и Халк, войн высокого роста, радовался этому.

Мудрая женщина с бронзовыми волосами, похоже, не радовалась, расставаясь со Старком. Тачвару показалось, что он видел слезы в ее глазах, когда она отвернулась.

Тачвар не мог знать, что Темный Человек снова и снова вспоминал минуты уединения перед разлукой.

– Я видела кинжал, Старк.

– Ты уже видела его, помнишь? И он был хорошим предзнаменованием.

– А этот – нет.

– Где этот кинжал? Кто держит его?

– Не могу этого увидеть…

Его губы прижались к ее губам, и он ощутил соль ее слез…

Старк проснулся в долине, где был с Собаками и Тачваром. Он подумал, не ждет ли его кинжал на улицах Гед Дарода, и пожал плечами – он давно привык к кинжалам и недоверчивости.

Пока мальчик разбирал сумки с провизией, Старк проехал до того места, где лес кончался над обрывом, и посмотрел на зеленую равнину, в середине которой возвышался Гед Дарод, красивый, как мечта. Город стоял на холме, естественном или искусственном. Массивные дома и высокие башни были чисто белыми, без примеси других цветов. Дороги на равнине со всех сторон сходились к городу и кишели людьми: неразличимая масса крошечных силуэтов двигалась в пыльном облаке.

Старк вернулся в маленькую долину и сказал Тачвару:

– Покажи-ка мне еще раз, где я могу найти Педралона.

– Если его все еще держат там, где он…

– Я понимаю, повтори то, что ты мне говорил.

Тачвар повиновался. Затем Старк развязал узел с одеждой, взятой в Трегаде, и Тачвар с интересом смотрел на его переодевание. Старк советовался с ним, каким образом можно суметь пройти незамеченным и неузнанным в массе паломников.

Плащ, чтобы хоть немного скрыть высокий рост и походку. Капюшон, чтобы закрыть голову. Старк подумал было, не взять ли плащ у кого-нибудь из воинов, но раздумал. Члены каждого из семи Очагов заинтересуют Бендсменов, как только они будут замечены. А бродяги, которые видели его отряд в Трегаде, будут являться серьезной угрозой. Поэтому он выбрал плащ пыльного серого цвета и вылинявший голубой материал, чтобы скрыть за ним лицо. Тачвар видел, что паломники носят всевозможную одежду. Одни скрывали лицо, другие скрывали другие места, некоторые не скрывали ничего. Он надеялся, что одежда Старка не привлечет внимания. Но когда Старк одевшись повернулся к нему и спросил его:

– Ну как, сойду я за пилигрима?

Тачвар вздохнул и отрицательно покачал головой:

– Ты слишком похож на самого себя, – сказал он. – Опусти пониже плечи и не смотри никому в глаза, потому что твои взгляд – это не взгляд смиренного паломника.

Старк улыбнувшись, заговорил с Собаками, приказав им оставаться с мальчиком и ждать его. Старка.

Молодых Собак это не встревожило, но пять старых жалобно заскулили, жалуясь, а Герд и Грит решительно протестовали, но в конце концов, скрепя сердце, согласились и они.

– Берегите Тачвара, – сказал им Старк. – Охраняйте его до моего возвращения.

Сказав это, он повернулся и направился в сторону города, скользя между деревьями, тая в надвигающихся сумерках.


Глава 21

Когда Старк вышел на ближайшую дорогу, над зеленой равниной была ночь. Небом завладели Три Королевы, ясные и величественные. Их свет был почти так же ярок, как свет Старого Солнца, только он был более мягок.

Казалось, что половина жителей Скэйта собралась на дороге в Гед Дарод.

Старк влился в этот поток.

Его скрытый вуалью нос отмечал различные запахи. Горячая пыль.

Вонючие тела. Затхлый запах вонючих тел животных. И сверх того, одуряюще сладковатый запах наркотиков, которые жевали и курили.

Скорость движений путников была самой различной. Старк протиснулся мимо огромной конструкции, вроде арбы на колесах, которую волокли голые мужчины и женщины, раскрашенные в священный коричневый цвет Матери Скэйта.

Затем он с трудом пробрался через толпу очень медленно идущих людей.

Недалеко от Старка шел, словно танцуя, человек в грязном плаще, шел все время выкрикивая слова молитвы. Трое двигались прыжками. Женщина с волосами до пят шла, вытянув перед собой руки, и пела высоким чистым голосом.

Изможденный святой, татуированный с ног до головы символами солнца, кричал Старку в экстазе:

– Радуйся, мы будем очищены от всех грехов!

Многие паломники были в плащах и капюшонах, у многих были завязаны лица. На Старка никто не обращал внимания. Помня рекомендации Тачвара, он старался идти не слишком быстро и не чересчур решительно, тем более, что решительность могла оказаться совершенно бесполезной.

И все же, был ли на самом деле передатчик у Педралона и его сообщников? Могут ли они им воспользоваться? Сам Педралон теперь, быть может, умер или заперт в недоступном месте. А может быть, раскаялся в своих грехах и вернул себе благоволение Лордов Защитников? В этом случае даже спрашивать о нем опасно. Даже просто войти в Гед Дарод – и то было громадным риском, на этот риск пришлось пойти, иначе он, Старк, и Саймон Аштон должны будут прожить остаток жизни – если у них будет этот остаток – на Скэйте, а ирнанцам придется забыть мечты о другом мире. Если не случится чуда. Закрытие звездного порта и изгнание кораблей ставит под сомнение все их предприятие.

Тачвар говорил, что такое число паломников необычно для этого времени года.

На вершине огромной скрипящей арбы было что-то вроде гондолы. В ней сидела разряженная жрица, которая кричала, что богохульство будет уничтожено, а еретики наказаны. Проехала повозка из позолоченного дерева, наполненная людьми с тропического юга. Мужчины и женщины, худощавые, одеты в яркие шелка. Их маленькие, задумчивые лица выглядели янтарными камнями.

Они тоже кричали о наказаниях и жертвах Старому Солнцу. Старк по-прежнему шел вперед и отдаленные кровли Гед Дарода сверкали перед ним в свете Трех Королев.

Ему показалось странным, что никто не шел ему навстречу, никто не покидал города.

Он миновал группы людей, полностью одетых в желтое. Хозяева Стручков, видимо, решили набраться святости, чтобы вновь заняться стручками, счастливыми и лишенными ума, и вести их в тень объединения и к его высшей вершине – смерти.

Появилось еще три танцора, на этот раз женщины, держащиеся за руки.

Волосы прикрывали их лица. Взлетающие лохмотья обнажали белые руки и ноги.

Многочисленная орда паломников подхватила Старка под руки.

– Истина, пилигрим! Мы услышим сегодня слова истины! Ты готов услышать истину!

Их глаза были стеклянными, а дыхание было тяжелым из-за наркотиков.

– Истина, которая уничтожит ложь и накажет зло!

– Я готов, – звучно ответил Старк. – А вы? Обнимайтесь! Любите друг друга!

Те, смеясь, повиновались. Одна из женщин обняла и поцеловала Старка.

Ее губы, казалось, прожигали вуаль.

– Отойдем к краю дороги, и я научу тебя любви, – сказала она. – Зачем ты скрываешь лицо?

– Я дал обет, – сказал Старк, осторожно отодвигая ее.

На дороге расчистилось свободное место. Там шел всего лишь один человек, устремив взгляд на белые башни Гед Дарода.

– Они помогают слабым, кормят голодных, укрывают бездомных. Лорды Защитники – наши отцы. Они дают нам все, что нужно.

Он повторял это, как заклинание. Старк посмотрел ему в лицо и увидел, что этот человек идет к смерти.

Позади него раздался какой-то шум. Старк оглянулся. Быстро и решительно приближалась группа всадников. Это были не пилигримы.

Старк замешался в ближайшую группу, которая отодвинулась, давая проход всадникам. Их было шестеро – четверо Бендсменов и еще двое, которые были укутаны в черные капюшоны.

Подняв глаза, Старк увидел в проходе лицо в белой шерсти с огромными блестящими глазами существа, живущего без солнечного света. В течение доли секунды ему показалось, что эти глаза уставились на него в нежном свете Трех Королев.

Он встревожился. Но отряд продолжал свой путь, и даже если человек в черном плаще действительно узнал его, он не поднял тревоги. Видимо, все-таки не узнал. Старк поднял выше вуаль, а капюшон опустил как можно ниже и пошел дальше, весьма раздосадованный этой встречей.

Это были Дети Матери Скэйта, из людей Келл а Марг, которые жили в катакомбах под горами Ведьминых Огней. Он думал, что узнал их: Фенн и Федрик, которые хотели убить его кинжалом в зале Прорицателей.

Зачем они едут в Гед Дарод, так далеко на юг, в мир под открытым небом, от которого они отказались тысячелетия назад? У него и так достаточно врагов, не хватало еще этих двоих.

На стенах Гед Дарода был свет, похожий на отблески. Ворота были открыты, они всегда были открыты. Их было двенадцать и к каждым вела дорога. И через эти ворота в город Бендсменов вливались толпы паломников.

Город был не такой сияющий, как казался издали, но он был очень мелодичен. Звук издавали колокольчики, которые висели по краям крыш, на шпилях, вокруг позолоченных куполов. Тысячи маленьких колокольчиков, свободно раскачиваемых каждым ветерком, наполняли воздух нежным звоном.

На улицах мирно толпился народ, никто не ссорился друг с другом, хотя паломники непрерывно увеличивали толпу. Люди сидели или лежали у стен домов. Балконы были переполнены. Из соображений гигиены в каменных желобах бежали ручьи, в воздухе пахло благовониями, и их жгли не без причины.

Невозможно было всех устроить под крышей, да и бродяги предпочитали жить на улице.

Старка интересовал только центр – убежище, куда бродяги приходили рожать своих детей, а затем там их и оставляли, на воспитание Бендсменам.

По указаниям Тачвара, он нашел здание в одиннадцать этажей под ярко-красной крышей и пошел по забитой народом улочке.


Глава 22

Продвигаясь вперед. Старк все лучше отдавал себе отчет о настроении в городе. Город ждал. Ждал, затаив дыхание. Ждал, как натянутые нервы ждут своего высшего напряжения, чтобы затем расслабиться. Каждый новый паломник как бы увеличивал напряжение. Город был как бассейн, наполненный до краев.

Туда входили, но никто не выходил. Однако, люди там блуждали бесцельно.

Они ходили по улицам, заполняли храмы, занимались любовью, молились и распевали псалмы. Множество гостиниц и закусочных с выпивкой работали беспрерывно. Бендсмены доставляли своим детям все, что те могли пожелать.

Бендсмены низшего ранга бегали по городу, удостоверяясь, что все в порядке.

В спокойных закоулках Гед Дарода, между кварталами храмов и верхним городом располагались больницы и убежище для больных и стариков, ясли для сирот и подкидышей, дома для калек. Никому не было отказа, хотя большинство взрослых иждивенцев было бродягами среднего возраста. Они так давно покинули свой дом и свою семью, что теперь, когда их бродяжничество подошло к концу, им некуда было идти.

Храмы были великолепны. Храмы с золочеными кровлями были посвящены Старому Солнцу, другие, тоже прекрасные, служили Матери Скэйта, Матери Вод, Отцу Неба и многим другим различным образам Черной Богини верхнего севера и антарктического юга. Паломники медленно ходили по этим обширным торжественным местам, рассматривая богатство и красоту, каких никогда не видели. Они молча делали свои приношения, молились и уходили, считая, что они помогли своему миру прожить подольше. Истинные фанатики оставались в храмах до тех пор, пока служители ласково не выпроваживали их.

Но эти большие храмы могущественных богов окружало множество и менее значительных. Даже Тачвар не мог сказать, кто были эти божества и как им служат. По ночам в жилищах учеников рассказывалось много странного: может это была правда, а может – ложь. Старк ни в чем не сомневался – на Скэйте возможным было все.

Он дошел до Великого Дома Старого Солнца – самого большого из храмов, ошеломляющей пышности, с его золочеными крышами и белыми колоннами, отражавшимися в огромном бассейне перед фасадом. Бассейн окружала резная каменная стена со множеством маленьких ниш, в каждой из которых горела свеча. Миллионы крошечных огоньков освещали воду. Пилигримы купались в священной воде, в священном свете свеч, символизирующих свет Старого Солнца, который изгоняет свет и тьму.

Старк прошел мимо бассейна, обогнул храм и оказался на улице, где торговцы сувенирами предлагали различные побрякушки. Тачвар говорил Старку, что в конце этой улицы он увидит стены, окружавшие убежище.

Дома Верхнего города были ослепительно белыми под светом Трех Королев и возвышались, как обрыв, над разноцветными кровлями. Бесчисленные ряды одинаковых маленьких окошек свидетельствовали о миллиардах комнат, находившихся за этим бледным фасадом. За этим зданием скрывались другие: обширный комплекс жилищ, коттеджей, семинарий, административных учреждений. Публика туда не допускалась. Все это венчал дворец Двенадцати, явно бывший вторым после Цитадели в иерархии Бендсменов.

Эта улица бурлила, как и все остальные. Старк полз, как улитка, не осмеливаясь пробить себе дорогу, опуская голову, как только показывался Бендсмен. Он старался высмотреть убежище в надежде, что сможет пробраться к нему, не привлекая внимания.

Но ему так и не удалось его увидеть.

Раздался низкий звук колокола откуда-то с белых башен. Нежный перезвон маленьких колокольчиков тут же утонул в этом стеклянном звоне, как щебет херувимов покрывается голосом бога.

Это и был сигнал, которого ждал город. Во всем Гед Дароде прекратилось бесцельное гулянье и люди поспешили к какой-то определенной цели.

Захваченный человеческой толпой, Старк двинулся вместе с ней. Толпа увлекла его по соседним улицам далеко от убежища, на большую площадь в верхнем конце города. Туда, где портал арки, проходящей через белый обрыв с бесчисленными окнами возвышался надо всем. Портал заканчивался туннелем, ступени которого терялись в глубине. Над порталом возвышалась платформа, как сцена в театре.

Глубокий звук колокола несся над сверкающими кровлями. Он звучал размеренно, гипнотизирующе, отдаваясь эхом в голове. Площадь была до предела забита людьми. Окрестные улицы тоже были блокированы массами народа. Старку ничего не оставалось, как попытаться чуть-чуть продвинуться к краю площади, где не было домов. Толпа была так густа, что нельзя было разглядеть, что было в этом месте, но что бы там ни было, Старк стремился добраться до этого места, потому что здесь был единственно возможный выход из этой движущейся, воняющей и вопящей западни, состоящей из множества тел.

Но вот колокол замолчал.

Какое-то время звук еще продолжал стоять в ушах Старка, но затем остались лишь нежные звуки колокольчиков.

Группа Бендсменов в голубых туниках и с факелами в руках спустилась по ступеням портала. Они опустили факелы в подставки вокруг платформы и отступили в ожидании.

Группа Бендсменов в зеленом в свою очередь спустилась со ступеней и выстроилась в ряд.

Бесконечное ожидание вызвало болезненный стон у толпы.

Появились красные Бендсмены. Они шли процессией, по четыре в ряд, и поднимались на платформу. И среди них находились Лорды Защитники в белоснежных мантиях.

Когда семь человек в белом выступили вперед, толпа выдохнула и над площадью пронеслось бормотание.

– Кто они? Какие Бендсмены носят белое?

«Ясно, – подумал Старк, – они ничего не знают. Они никогда в жизни не видели Лордов Защитников».

В нем появилось холодное предчувствие того, что сейчас произойдет.

Красный Бендсмен выступил вперед и поднял свой жезл:

– Дети мои!

Его звучный голос разносился удивительно далеко, но там, где он уже не был слышен, другие голоса передавали его слова дальше.

– Дети мои! Сегодняшняя ночь принесет удивительные новости! Это ночь радости, ночь надежды. С высокого севера пришли посланцы Лордов Защитников, чтобы говорить с вами! Молчите и слушайте!

Он отступил, давая место одному из белых Бендсменов.

Ферднал. Даже на таком расстоянии нельзя было ошибиться, видя надменную позу и благородную голову.

Толпа задохнулась в неимоверном усилии соблюдать тишину.

– Дети мои, – сказал Ферднал, и его голос звучал как благословение, как река любви, – дети мои, вы были очень встревожены в последнее время.

Вы слышали о вещах, которые трудно понять… мрачные пророчества, известия о мятежах, о неповиновении, об убийствах Бендсменов.

Толпа заворчала, как гигантский зверь.

– Вы еще услышите много всяких сказок. Вам скажут, что пророчество сбылось, что Цитадель пала под могущественными ударами иноземцев и что сами Лорды Защитники погибли. – Подняв руку, Ферднал подождал, пока снова настанет тишина. – Это не правда, дети мои! Цитадель не пала, она не может пасть! Цитадель – это не камень или дерево, которое можно поджечь факелом.

Цитадель – это вера, любовь и надежда. Ее никто не может уничтожить. Лорды Защитники, живущие там, бессмертны, они не могут быть убиты каким бы то ни было человеком. Мы, их скромные слуги, имеющие счастье слышать их желания, посланы сказать вам правду, чтобы помочь вам забыть эту ложь и еще сказать вам, что вы как и раньше в безопасности и пребываете под их защитой.

В общей суматохе Старк пробирался к краю толпы. Он радостно рычал, как и другие, в то время как ярость грызла его внутренности. Вот тебе и уничтожение Лордов Защитников! Прекрасное основание построить новую Цитадель в таком же неприступном месте. Он вспомнил циничное замечание Дочери Скэйта: невидимость – есть главное условие божественности. Кто теперь скажет этой разнузданной толпе, что семь стариков в белом и есть Лорды Защитники.

Ферднал заговорил снова. Его спокойный сильный голос звучал по-отечески твердо, честно, добродушно.

– Все несчастья, которые мучили вас, произошли из-за одного единственного факта: прибытия звездных кораблей. Лорды Защитники терпели это из-за тех благ, которые эти суда могли дать их детям. Они любят всех людей, и сами надеялись, что иноземцы, прибывшие из неизвестных нам миров, поймут и разделят эту любовь, – голос его стал хлестать, как бич. – Но оказалось, что это не так. Иноземцы привезли с собой яд. Они подстрекают наш народ к мятежам. Они угрожают нашей вере. Они нападают на основы нашего общества. И теперь Лорды Защитники приняли решение – звездные корабли должны покинуть Скэйт. Покинуть навсегда! – Чуть заметная перемена в голосе Ферднала. У Старка было странное ощущение, что Лорд Защитник обращается прямо к нему. – В эту ночь звездный порт будет закрыт.

Разговоров об эмиграции больше не будет. – Ферднал замолчал и жестко закончил:

– Никаких побегов.

Вопя так же, как и окружающие его идиоты, Старк продвинулся еще чуть-чуть и увидел каменную балюстраду, которая ограничивала толпу. За ней виднелись вершины деревьев. Еще дальше были стены убежища, но их не было видно.

А в Скэге, где высились звездные корабли, Гельмар готовился собирать свои отряды.

Вперед вышел красный Бендсмен, размахивая жезлом и уговаривая толпу успокоиться:

– Тише! Слушайте! Это еще не все! У нас есть основания думать, что сам Темный Человек, зловредное существо из пророчества, находится в Гед Дароде. Возможно, он и сейчас среди нас. В таком случае на нем плащ с капюшоном, а лицо закрыто вуалью, вы узнаете его по…

Старк не стал дожидаться описания признаков, по которым его узнают, если у них будет время посмотреть на него: он как бык пробился на балюстраду и соскочил с другой стороны.

Проклятое Дитя Матери Скэйта узнало его, вот и все.


Глава 23

Ветви дерева смягчили его падение. Внизу был газон, нежный, как пух.

Старк приземлился, кубарем прокатившись по газону, и побежал прежде, чем первый из его преследователей, чересчур поторопившихся, сломал при падении ногу и зарычал от боли.

Треск веток свидетельствовал о других преследователях, более осторожных. На площади стоял неописуемый шум. Мало кто видел, как Старк перепрыгнул через балюстраду. Но даже и они не могли с уверенностью опознать его. В этот момент, каждый человек, носивший плащ или капюшон, был занят тем, что лично защищал свою жизнь, либо бежал, как Старк.

Он укрылся в беседке, завитой вьющимися растениями с громадными цветами. Там он снял плат и вуаль и сунул их под ковры и подушки, покрывшие пол в беседке – что его очень удивило. Затем от отправился дальше, проклиная Фенна и Федрика, то есть того из них, кто его видел.

В этот краткий миг на дороге, когда их глаза встретились, видимо.

Дитя Матери Скэйта узнал его.

Будь прокляты эти Три Королевы! Будь прокляты эти кошачьи глаза подземных существ!

Конечно, Фенн (или Федрик) не мог быть полностью уверен, но что ему или Бендсменам терять? Ну, убьет толпа несколько паломников в плащах, это пустяки в сравнении с надеждой захватить Темного Человека.

Все больше и больше было развилок между фонтанами с душистой водой.

Были широкие лужайки с любопытными статуями и странными аппаратами.

Павильоны с ярко-красными занавесями из шелка, бассейны с серебристой водой, прозрачные клетки на высоких столбах. Теперь Старк понял, что он попал в Сады Удовольствий Гед Дарода.

Если бы не зов колокола, сады были бы наполнены людьми, играющими в различные игры, группами или парами.

Старку это не сулило никакой радости. Он бежал и пользовался всеми возможными укрытиями. В безумной жажде крови толпы искали жертв. Старк почувствовал груз города, от пожирающей способности которого было мало надежды спастись. Он бежал к убежищу. Никакое другое место не давало ни капли надежды. Если Педралон был каким-то чудом еще там, Старк с его помощью может быть спасет кое-что из того, что разрушил Ферднал.

В садах был один бассейн без воды, вымощенный блестящей мозаикой, изображавшей различные аспекты Матери Скэйта, например, богиню Плодородия.

Бассейн окружали также высокие колонны, на каждой был насест, на котором лениво били сияющими крыльями какие-то создания, громадные и напоминающие гигантских бабочек, у которых не только крылья, но и тела сверкали, как драгоценные камни. От их крыльев исходили волны аромата.

– Они пьяны от нектара, сыты по горло медом, – сказал чей-то голос. – У них сладкие сны.

Старк оглянулся и увидел женщину.

Она стояла у колонны, протягивая к нему руки. Туманно-серая одежда мягко облегала ее, позволяя угадать грациозное тело. Черные волосы, высоко заплетенные, удерживались серебряной диадемой странной формы, представляющей собой оправу для зеленого камня. Ее глаза были цвета зимнего моря, освещенного солнечным лучом. Старк никогда еще не видел таких глаз. В них были свет и бездна, где мужчина мог заблудиться и утонуть.

– Я – Сангалейн из Джубара на Белом юге, – сказала она и улыбнулась.

– Я ждала тебя.

– Опять какое-нибудь пророчество? – спросил Старк и тоже улыбнулся, хотя слышал вдалеке вопли своих преследователей.

Она покачала головой. И Старк увидел среди колонн еще одну фигуру.

– У моего товарища Морна дар мысленного общения. Это обычный дар его народа, потому что он живет там, где другие формы общения затруднены.

Морн приблизился и встал позади женщины, значительно превосходя ее ростом. У него были громадные странные глаза.

«Нечеловеческие, – подумал Старк. – Не человек, но и не умышленная мутация, вроде Детей Моря. Он был безбородым, с блестящей кожей, так что мог существовать и под водой. Гладкая кожа была покрыта потом, а мощная грудь поднималась с некоторым трудом».

На Морне были одежды из блестящей черной кожи, вышитой золотыми нитками. Он держал трезубец, длинная рукоять которого была инкрустирована золотыми нитями и жемчугом.

– Когда мы решили, что ты, возможно, в городе, мы решили, что ты будешь искать Педралона. Ничто другое не могло привести тебя сюда. Вот мы и остались возле убежища, в то время как Морн пытался засечь тебя. Но так много мозгов… вот когда ты покинул толпу, он смог узнать тебя и место, где ты находишься. И мы пошли тебе навстречу. – Она взяла Старка за руну.

– Но надо торопиться…

И Старк пошел, молча и очень быстро, с Сангалейн из Джубара и Морном с круглыми глазами. Крики преследователей стали затихать по мере того, как они покинули Сады Удовольствий и шли по переулкам, один из которых неожиданно вывел их на большой двор. Старк увидел карету и повозку с багажом и кучерами-людьми. Вооруженный эскорт существ вроде Морна ждал возле своих верховых животных. Стало темнее: одна из Трех Королев закатилась.

– Как только придет послание, мы немедленно покинем Гед Дарод, – сказала Сангалейн. – Быстрее садитесь в экипаж, Старк.

– Нет. Я пришел, чтобы увидеть Педралона.

– Он уехал. Когда он узнал, что твои отряды взяли Юронну, он нашел средство бежать.

– Где он теперь?

– Не знаю. Но мне обещали отвести тебя к нему. – В ее голосе появилась повелительная нотка. Она привыкла командовать и не допускала возражений. – Мы и так многим рискуем, чтобы спасти тебя, Старк. Садись, если не хочешь умереть в этом безумном городе.

Что-то печальное и далекое заговорило в его мозгу, как крик далекой морской птицы:

– Она говорит правду, мы не можем больше ждать.

В руках Морна зашевелился тяжелый трезубец.

Карета была тяжеловесным экипажем, построенным для долгих путешествий. Она была из черного дерева, разного и полированного, с тонким кожаным верхом для защиты от солнца и дождя. Внутри была мягкая обивка и подушки на мягких сидениях, чтобы женщины могли путешествовать с удобствами. В задней части кареты находилось отделение, где можно было повесить покрывало и одежду перед сном. Там также висела теплая одежда на случай холодов. Отделение было достаточно просторно, и Старк, повинуясь Сангалейн, свернулся там клубком. Она набросила на него покрывала, пристроила подушку и оперлась на нее.

Он чувствовал ее вес. Как только она устроилась, карета двинулась в путь. Тяжелые копыта грохотали по камню, скрипела сбруя. Других звуков не было слышно. Если Морн и его люди и имели язык, они им не пользовались.

Через минуту карета оказалась на улицах Гед Дарода.

В деревянном ящике звуки имели странный резонанс. Слышались голоса, иной раз неразличимые, иной тревожно ясные.

– Ирнан! Надо взять Ирнан!

Говорили также и о Темном Человеке. По карете стучали кулаками, она тряслась от толчков толпы, не обращающей внимания на вооруженных всадников. Двигались они очень медленно, но все-таки двигались. Старку показалось, что они приблизились к одним из ворот. Затем заговорила Сангалейн, сухо и достаточно громко, чтобы он слышал:

– Не шевелись, Бендсмены!

Карета остановилась. Старк услышал звучный голос, который сказал:

– Ты очень спешишь покинуть нас, госпожа Сангалейн.

Ответ был холоднее, чем волна, омывающая подножие айсберга:

– Я приехала просить помощи. Поскольку я ее не получила, мне незачем здесь задерживаться.

– Не благоразумнее ли подождать до утра?

– Если хочешь знать правду, Джел Берта, я нахожу твой голос отвратительным, а весь этот сброд омерзительным. Я хочу как можно скорее уехать подальше и от того, и от другого.

– Ты очень строга, госпожа. Тебе объяснили, почему твоя просьба не может быть выполнена. Но ты не можешь поверить Лордам Защитникам. Со временем все придет в норму.

– Со временем мы все умрем и нам все будет безразлично. Будь добр, отойди, Джел Берта.

Экипаж снова загрохотал по дороге. Через какое-то время его ход стал легче, шум и толчки прекратились.

Старк впервые осмелился пошевелиться, чтобы облегчить боль в затекших ногах.

– Пока не шевелись, – сказала Сангалейн. – На дороге еще слишком много народа.

Немного позднее она добавила:

– Скоро станет свободнее.

Когда последняя из Трех Королев заходит, остается какое-то время полной темноты. Старк не знал, куда они едут, не знал, кто такая госпожа Сангалейн и где находится Джубар. Он не мог быть уверен, что она сказала правду насчет Педралона, хотя это выглядело достаточно правдоподобно. Он был уверен только в одном: она спасла ему жизнь. И он решил удовлетвориться этим, а в остальном вооружиться терпением, забыть о том, что болит тело и думать только о звездных кораблях Скэга, о громе и пламени их отлета, об Аштоне и о себе, ставшем отныне и навечно пленником Скэйта.

Неожиданно для него карета сошла с мощеной дороги и медленно покатилась по земле, трясясь и подскакивая. Затем она остановилась.

Сангалейн сняла подушки.

– Теперь ты в безопасности.

Он с признательностью вылез из своего убежища. Была ночь. Он различил ветви на фоне неба, стволы деревьев. Они вроде бы были в роще. Эскорт спешился и занялся своими животными.

– Мы остерегались, чтобы никто не видел, как мы сошли с дороги, – сказала Сангалейн. – Здесь мы будем ждать Бендсмена.


Глава 24

Старк смотрел на бледное пятно ее лица, сожалея, что не видит ее глаз. Он очень тихо спросил:

– Какого Бендсмена?

Она засмеялась.

– Ох, как ты угрожающе спрашиваешь! Никакой опасности нет, Темный Человек. Если бы я собиралась тебя выдать, я могла бы спокойно это сделать в Гед Дароде.

– Какой Бендсмен?

– Его зовут Ландрик. Это тот самый, кто сообщил мне о Педралоне и сказал, что на дороге видели одного из иноземцев в черном плаще и решили, что это ты. Ландрик – друг Педралона.

– Ты в этом уверена?

– Да. Морну нельзя солгать.

– Морн присутствовал при этом разговоре?

– В таких случаях Морн всегда присутствует. Без Морна я не могла бы править Джубаром.

В голове Старка снова зазвучал отдаленный печальный голос, как эхо бури в морских пещерах:

– Она говорит правду. Никто и не помышляет об измене.

Напряжение Старка улеглось.

– У Педралона еще есть доступ к передатчику?

– Мне говорили, что да. Это кажется такая штука, с помощью которой можно говорить на расстоянии и почти так же быстро, как сусминги.

Сусминги. Слово прокатилось, как волна по камешкам, и Старк понял, что речь идет о народе Морна.

– Где этот передатчик?

– Там же, где и Педралон. Мы должны ждать.

«Терпеливо ждать, – подумал Старк, – а в это время Гельмар со своими бродягами подметает Скэг».

Кучер экипажа принес вино в кожаном сосуде и две серебряные чаши.

Ночь была теплой. Они выпили. Старк слышал только шум листвы и движения животных.

– Что привело тебя в Гед Дарод? Чего ты хотела от Бендсменов и не получила?

Ее отношение к красному Бендсмену Джелу Берта было явно очень недружественным.

– То же самое, что тщетно просили ирнанцы. Наша жизнь стала почти нестерпимой, – Из-за Бендсменов?

– Нет. Мы слишком далеко живем для бродяг и не так богаты, чтобы привлекать внимание наемных воинов Мы, в сущности, так бедны и так мало значим, что я подумала, что Бендсмены не станут мешать нашему отъезду. С этой надеждой я и поехала в эту дорогу к северу…

Она не договорила. Он чувствовал ее гнев, ее бессильную ярость, какую он испытывал и сам, сталкиваясь с мощью Бендсменов. И он чувствовал также, что слез у нее нет. Сангалейн была слишком сильна, чтобы плакать.

– Где находится Джубар?

– Далеко на юге. Там, где полуостров вдается в великое море Скэйта.

Некогда мы были процветающим народом рыбаков, фермеров и торговцев. Наши галеры плавали повсюду, и нам было чем платить налоги, которыми нас облагали Бендсмены. Но все изменилось. С юга пришли айсберги и ослепительные туманы. Наши корабли замерзли во льдах. Глубокий снег слишком долго задерживается на наших полях. Дети Моря расхищают наш улов, короли Белых Островов стали нападать на наши берега. Я и подобные мне имеем некоторую власть, но мы не можем вылечить умирающую Мать Скэйта.

Если мы отправимся на север, нам придется оспаривать каждый метр земель у тех, кто ею владеет, а они сильнее нас. Куда бы мы не взглянули, мы везде видим только смерть, – она сделала паузу и добавила:

– Хуже всего то, что среди нашего народа распространяется безумие.

Она замолчала. Старк настороженно прислушался, но ничего не слышал.

Сангалейн снова устало заговорила:

– Купцы и морские скитальцы рассказали нам о звездных кораблях и о людях, прилетевших на них с других планет. В этом была возможность спасения для нашего народа. Я поехала на север, в Скэг, чтобы составить собственное представление. Корабли были там, и люди из других миров тоже, но я не могла подойти к ним. Бендсмены не разрешили. Я спросила, где я могу получить разрешение. Они сказали, что в Гед Дароде. А в Гед Дароде мне ответили… ну, ты и сам знаешь. Если Педралон мне не поможет, значит мое долгое путешествие было напрасным, – она горько рассмеялась. – Иноземцы в черных плащах приехали просить отправить корабли обратно, чтобы обеспечить безопасность Матери Скэйта. Но Лорды Защитники и так уже решили это сделать. Значит, они тоже напрасно приехали.

Старк услышал мысль Морна:

– Он идет. Один.

Прошло несколько минут прежде, чем Старк услышал тяжелый шум шагов. В рощицу въехала темная неопределенная фигура на темном животном.

– Госпожа Сангалейн?

Голос был молодой, напряженный от возбуждения и чувства опасности.

Человек вздрогнул, увидев высокий силуэт Старка возле женщины.

– Кто это?

– Эрик Джон Старк. Меня называют еще Темным Человеком.

Молчание. Затем приезжий выдохнул:

– Значит, ты убежал! Весь Гед Дарод бурлит. Некоторые говорят, что ты мертв… Я видел много тел. Другие считают, что ты спрятался или сбежал, а кое-кто полагает, что тебя вообще там не было. Джел Берта и Дети Скэйта проехали по всему городу, осматривая мертвых…

– Мы хотим видеть Педралона, – перебил его Старк.

– Да. Госпожа, тебе придется оставить здесь свой экипаж и твой эскорт.

– Кроме Морна.

– Хорошо, но возьмешь только его одного. Ты можешь ехать верхом?

– Не хуже тебя.

Она взяла плащ, и Морн помог ей сесть в седло одного из животных.

– Дайте другое животное Старку.

– Далеко мы поедем?

– Добрый час по дороге на восток, – сказал Ландрик, недовольный тем, что их будет четверо, а не двое. Он наверняка хотел бы получить сначала разрешение Педралона, но Старку было наплевать на это.

Они выехали из рощи. Звездная ночь на равнине была достаточно темной, чтобы скрыть их, но Ландрик все-таки беспокоился.

– На дороге бродяги, – сказал он. – Бендсмены поставили их в засаду.

Трегад послал помощь Ирнану?

– Помощь уже в пути.

– Так же, как и армия бродяг, которые пошли через горы.

Много раз они видели вдали факелы. Старк надеялся, что Тачвар и Собаки в долине находятся в безопасности. Если ситуация изменится, мальчик должен будет действовать по собственному усмотрению.

Дорога стала более неудобной, более дикой. Равнина уступила место холмам, заросшим дикой травой. Животные спотыкались. Тревожно поглядывая на небо, Ландрик торопил своих спутников. Старк подумал, что прошло не более часа, пока эта дорога кончилась на берегу большого болота, где их ждали маленькие смуглые люди, быстрые и злобные, как выдры.

Они взяли животных за поводья и куда-то повели. Сначала по доскам, которые затем были сняты, чтобы не оставить никакого следа за собой. Потом по тайной тропе, где вода доходила до колен, там стоял тяжелый запах гниющей травы и водорослей. Низкие деревья сводом сходились над путниками и закрывали звезды. Было очень темно, однако маленькие люди без колебаний шлепали по воде, поворачивали, огибали деревья, шли в обход, так что Старк наконец потерял чувство направления.

В конце концов они достигли грязного острова. Встав на землю, они пробежали небольшое расстояние по тропинке, окаймленной пышными кустами растений. Старк увидел луч солнца, различил низкое строение, практически невидимое из-за высоких деревьев.

Ландрик постучал условным стуком по сухой поверхности. Она была не из дерева.

Внутри за тонкими стенами слышалось потрескивание. Чей-то голос отчетливо произнес:

– Они растянулись, поднимаются выше. Наверное, половина Скэга в пламени.

Дверь открылась, освещая порог. Человек оглядел их и раздраженно сказал:

– Входите, входите!

Он без церемоний повернулся к ним спиной, явно более заинтересованный происходящим в комнате, чем посетителями. Ландрик вежливо провел госпожу Сангалейн через порог. За ней шел Старк, опустив голову, как можно ниже, чтобы не задеть притолоку. Морн шел позади.

Дом был сделан из тростника, связанного и переплетенного. Техника была такая тщательная, рисунки так сложны и запутаны, что, по мнению Старка, это было делом умудренных тысячелетними знаниями обитателей болота. Вероятно, по болоту рассеяны и другие острова, и их тайные деревни наверное построены там же. Если появятся без разрешения незванные гости, обитателям стоит только спрятаться и подождать, пока пришельцы, устав блуждать и тонуть, уйдут обратно. А можно даже встретить чужаков с улыбкой и предложить помощь в розысках. Люди болот могли водить чужого целыми неделями, так и не показав ему именно этот остров. Неудивительно, что Бендсмены не нашли ни передатчика, ни Педралона.

Передатчик находился в дальнем конце длинного коридора. Очень упрощенная машина с практически неисчерпываемым резервом мощности.

Металлический голос, возникнув снова, заговорил по-скэйтски с акцентом:

– Лавочка закрыта, Педралон. Мне остается только вернуться домой.

Наступило молчание. Потом снова послышался голос:

– Ты слышишь меня?

На заднем плане невидимое небо пронизало рычание грома.

– Вот еще один взлет. Моя шестая очередь.

– Погоди!

Человек в шелковой мантии сидел, поджав ноги, на тростниковой циновке и в своей поспешности чуть не стукнул кулаком по передатчику.

– Подожди, Пенквар! Кто-то пришел поговорить с тобой.

Он оглянулся через плечо и вытаращил глаза, увидев Старка.

– Да, кто-то пришел. Ты обождешь?

– Пять минут, не больше. Я тебе уже сказал, Педралон…

– Да, да, я знаю…

Педралон встал. Он был худощавый, гибкий, живой, с янтарной кожей тропических жителей. Старк был удивлен, что самая богатая, самая процветающая, самая привилегированная часть населения произвела на свет мятежника Педралона. Тем более, что его собственный народ не был в непосредственной опасности. Он тут же осознал огромную жизненную силу этого человека, его беспредельную преданность делу, горевшую в его темных глазах и сдерживаемую только железной волей. Взгляд Педралона скользнул по Сангалейн, обежал Морна и вернулся к Старку.

– Я ждал госпожу из Джубара. Тебя я не ждал.

– Он был с ней, – сказал Ландрик. – Я был вынужден… я подумал, что ты захочешь… – он с трудом закончил:

– Это Темный Человек из пророчества.

– Я знаю, – сказал Педралон и на его лице отразилась ненависть.

Открытая, поражающая ненависть.


Глава 25

Через мгновение это выражение исчезло. Педралон медленно заговорил:

– Я уже некоторое время общаюсь с Пенкваром. Я не смогу убедить его участвовать в каком-нибудь своем плане, чтобы дать возможность жителям Скэйта эмигрировать. Может быть, кому-нибудь из вас повезет больше.

Старк подтолкнул Сангалейн вперед.

– Поговорите с ним.

Она нерешительно посмотрела на черный ящик. Старк показал ей на микрофон. – Сюда.

– Пенквар?

– Не будем терять времени.

– Я Сангалейн из Джубара. Я уполномочена сообщить тебе, что половину сокровищ моей страны, которые находятся под моей охраной, я отдам тебе, если ты увезешь мой народ…

Резкий металлический голос перебил ее:

– Куда я его увезу? Где я вас высажу? На какой-нибудь планете, которая никогда о них не слышала и которая не захочет их принять? Их убьют. А если Галактический Союз меня на этом застукает, я потеряю свою лицензию, свой корабль и двадцать лет жизни, а также и половину сокровищ твоей страны. Галактический Союз не допускает контрабандных перевозок населения. Кроме того… – он сделал паузу, а затем продолжил сквозь зубы от раздражения:

– Я уже много раз объяснял, что корабль может взять на борт только небольшое количество людей. Для большого числа нужно много кораблей и много посадок, а я не сомневаюсь, что уже второй корабль Бендсмены встретят с комиссией по приему. Из ваших пяти минут две уже истекли…

Охваченная гневом, Сангалейн ниже наклонилась к черному ящику.

– Если бы ты захотел, ты бы конечно смог бы…

– Прости, госпожа, – сказал Старк, твердо отодвигая ее в сторону. – Пенквар…

– Кто со мной говорит?

– Скажи ему, Педралон.

Каждая из фраз Педралона была безличной и щелкала, как выстрел.

– Инопланетянин Старк, Темный Человек пророчества, приехавший с севера. Он захватил Цитадель. Он взял Юронну. Он заставил Лордов Защитников скрываться в Гед Дароде. Он вошел с армией в Трегад. Трегад восстал и послал вооруженные силы в Ирнан, чтобы снять с него осаду.

Пенквар засмеялся.

– И все, друг мой Педралон? Однако, я не слышу радости в твоем голосе. Почему бы это? В твоей душе все еще живет Бендсмен?

– Заметь, что ситуация поменялась, – холодно сказал Педралон.

– Еще бы! Скэг в пламени, все инопланетяне бегут с него, спасая свою жизнь. И нам сказано, что мы будем убиты на месте, если еще раз вернемся на Скэйт.

– Итак, – сказал Старк, – я увез из Цитадели Саймона Аштона.

– Аштона?

Чувствовалось, что человек в корабельной рубке выпрямился на своем сидении.

– Аштон жив?

– Да. Увези его на Пакс, и Галактический Союз примет тебя как героя.

Возьми, сколько можешь вождей из Ирнана и Трегада и ты прослывешь великим человеколюбцем. Они поедут с Аштоном на Пакс, как делегаты, и бюрократы решат те проблемы, которые ты считаешь неразрешимыми. Возможно, они даже вознаградят тебя. А я гарантирую, что ирнанцы хорошо заплатят тебе.

– А я, – сказал Педралон, – уже дал тебе состояние и готов дать еще одно.

– Это меня интересует, – сказал Пенквар. – Где Аштон?

– На дороге в Ирнан.

– Но там идет сражение. Я не могу рисковать кораблем…

– Мы выиграем это сражение.

– Ты не можешь этого гарантировать, Темный Человек.

– Нет. Но ты это можешь сделать.

– Каким образом?

– У тебя на борту наверняка есть «стрекозы».

– Есть. Четыре штуки.

– Их вооружение?

– Они имеют приборы для осмотра местности.

– Именно это я и имел в виду. Ты можешь снабдить их громкоговорителями?

– Да.

– Тогда мне нужны только четыре хороших пилота. Сколько пассажиров ты можешь взять?

– На этот раз не больше двадцати. Моя калоша почти полна и у меня нет пассажирских кают.

– А как насчет твоих коллег? Их это интересует?

– Могу спросить.

Передатчик щелкнул и замолчал.

Сангалейн пристально смотрела на Старка. Красные пятна горели на ее щеках, а глаза были темно-серые, грозовые, без малейших признаков солнца.

Морн возвышался над ней, держа в руках свой трезубец.

– А я, Старк? А мой народ?

Он понимал, что она злится. Он казался ей неблагодарным.

– Поедешь с Аштоном и другими. На Паксе поговоришь о своем деле. Чем больше людей будет просить помощи, тем скорее Галактический Союз рискнет оказать ее.

Она по-прежнему не сводила с него глаз.

– Я не знаю Пакса. Я не знаю Галактического Союза.

Дребезжащим от раздражения голосом Педралон прервал ее:

– Мы многого не знаем. Но я предлагаю поехать и…

Морн покачал головой, сделал знак Педралону и мысленно сказал Старку:

– Моя манера говорить понятнее для Сангалейн. Думай!

И Старк стал думать. Он думал о Паксе – городе, который занял целую планету: высоком, глубоком, широком, сложном, наполненном миллиардами существ, приехавшими со всех концов Галактики. Пугающий, прекрасный, несравненный город. Старк думал о могуществе Галактического Союза. О его законах, простирающихся на самые отдаленные планеты. О мире, свободе, процветании. И о кораблях, сверкающих между солнцами. Он думал о Галактике.

Его мысли, бесконечно более быстрые, выразительные, чем слова, шли от его мозга в мозг Морна и тот передавал их Сангалейн.

Выражение лица Сангалейн изменилось.

Морн сказал:

– Достаточно.

Сангалейн пробормотала:

– По правде сказать, я ничего не поняла.

– Аштон имеет там некоторое влияние. Он сделает все, что в его силах, чтобы помочь твоему народу.

Она неуверенно кивнула и погрузилась в размышления.

Передатчик щелкнул. Пенквар заговорил:

– В свои каюты они никого не берут. У большинства уже есть беженцы в каютах.

У самого Пенквара, по-видимому, беженцев не было.

– Из остальных кораблей многие уже полны, а другие отказываются рисковать. Придется вам договариваться только со мной. Где встретимся?

Они быстро договорились о месте встречи.

– Не давайте им подходить слишком близко, когда я буду садиться, Старк. Они, похоже, не очень хорошо это понимают.

Слышно было, как поднялся еще один корабль.

– Теперь моя очередь. Ей-богу, жаль, что вы не видите этого зрелища.

Весь город освещен пламенем, очень красиво. Надеюсь, кто-нибудь из бродяг поджарит здесь зад.

Щелчок и молчание.

– Ты хорошо знаешь этого человека, Педралон? – спросил Старк. – Можно ему доверять?

– Не больше, чем всякому другому инопланетянину.

Педралон стоял к нему лицом и Старк увидел, что опальный Бендсмен старше, чем казался с первого взгляда. Гладкая, без морщин кожа маскировала зрелость и силу.

– Никто из вас не пришел сюда из любви к Скэйту, у всех вас свои причины и все они эгоистичны. А ты, кроме всего прочего, причинил немалые убытки единственной стабильной системе правительства, которой обладает мой несчастный мир. Ты пытался разрушить основы древней структуры и разгромить ее в интересах не Скэйта, а твоих и Аштона. Интересы Ирнана, Джубара и Трегада всего лишь случайные факторы, которыми ты воспользовался для своих целей. За это я ненавижу тебя, Старк. Должен признаться также, что я не принимаю добровольно факт существования людей на других планетах. В глубине души я убежден, что только мы, на Скэйте – единственные настоящие люди, а все остальные – всего лишь полулюди. Но моя планета больна и я, как всякий врач, должен пользоваться любыми средствами, которые могут ее вылечить. Только поэтому я и работаю с тобой и Пенкваром и ему подобными.

Со всеми вами, кто приехал сюда глодать кости Скэйта. Удовлетворись тем, что я работаю с тобой и не проси ничего большего, – он повернулся к Старку спиной и обратился к Ландрику:

– У нас много дел.

Основная часть этих «дел» состояла в том, чтобы информировать свою партию, члены которой находились весьма далеко друг от друга, несмотря на их малочисленность. Педралон не собирался сообщить Старку какие-либо детали, поэтому Темного Человека проводили в другой тростниковый дом, откуда он ничего не мог слышать. Сангалейн и Морна отвели в другой. Один из людей Педралона принес Старку еды, но отказался отвечать на вопросы, сказав только, что он не Бендсмен. Но на один вопрос он все-таки ответил.

Педралон был сильной личностью и подчинил членов своей партии, как силой своей воли, так и ясностью мысли. Он был бы очень полезен Паксу.

На острове было тепло и спокойно. Старое Солнце поднималось для своего ежедневного путешествия по небу. Кругом разливалось чувство спокойствия и глубокого мира. Старку трудно было представить себе, что его долгое путешествие почти подошло к концу, и что обе его цели почти достигнуты.

Почти…

Что-нибудь предпринимать теперь было бесполезно. События сами принесут свои решения… или не принесут. Старк сознательно создал пустоту в своем уме и заснул. Он спал до тех пор, пока его не окликнули, чтобы он присоединился к остальным.

Сияющим золотым днем маленькие смуглые люди проводили их по залитым водой тропинкам обратно. Путешественников теперь было семеро – с ними был Педралон и двое его людей. По дороге двое отстали, свернув в другую сторону, а затем и Педралон оставил группу и исчез среди деревьев. Он собирался отправиться в Гед Дарод. Морн сопровождал Сангалейн. Связь между сусмингами, обитателями моря и правящим домом Джубара была, по-видимому, очень крепкой и древней.

Они добрались до места, где надо было ждать отряд, и отпустили людей болота. Маленькие люди сели на своих животных и молча удалились.

Морн воткнул в грязь свой трезубец, снял кожаную одежду, погрузился в неглубокую воду и вытянулся там, наполовину прикрыв глаза прозрачными мембранами. Его голос простонал в голове Старка:

– Я слабею без холодного моря.

– На Паксе ты получишь его вдоволь, – ответил ему Старк.

Основная часть города-гиганта предназначалась для удобства всевозможных инопланетян. Жилища некоторых существ имели шлюзовые камеры, и всякое общение с ними происходило в изолированных помещениях через стеклянные стены.

Группа сидела на берегу озерка, на сухой земле, под обильной растительностью. По другую сторону была широкая мирная равнина, ярко освещенная солнцем.

Долгое время они молчали: каждого занимали свои собственные мысли.

Присоединившийся Педралон был по-прежнему в своей национальной одежде – пестрой шелковой мантии, но у него в сумке лежала его туника красного Бендсмена и жезл. Одежда Сангалейн немного запачкалась. Лицо ее побледнело и осунулось. Старк подумал, что она испугана. Ничего удивительного – она сделала громадный шаг в неизвестность.

– Ты можешь еще передумать, – сказал он.

Она взглянула на него и отрицательно покачала головой. Королевская фея из Садов удовольствий исчезла – осталась только женщина, по-прежнему красивая, уязвимая и человечная. Старк улыбнулся.

– Желаю тебе удачи.

Пожелай ее всем нам, – сказал Педралон с неожиданной горячностью.

– Разве ты сомневаешься в успехе?

– Я сомневаюсь в каждом шаге на этой дороге. Я живу с сомнениями.

Если бы можно было действовать по-другому… Я сказал тебе, что ненавижу тебя, Старк. Поверишь и поймешь ли ты, если я скажу, что себя я ненавижу еще больше?

– Понимаю.

– Я не смог заставить их выслушать себя. А ведь они все тут, перед глазами! Холод с каждым годом все больше распространяется с севера на юг, гоня перед собой дикие народы. Земля сужается, а тем, что остается, надо кормить все больше и больше ртов. Они и сами знают, что произойдет, если они будут продолжать запрещать эмиграцию.

– Они знают. Неизбежная резня их не беспокоит. И они будут править всегда, как после Великой Миграции.

– Тогда мы сделали много добра, – сказал Педралон. – Мы были стабилизирующим звеном. Мы победили безумие.

Старк не стал спорить.

– Мой собственный народ тоже не понимает, – продолжал Педралон, – он думает, что его храмы, священные реки и белые города останутся стоять вечно. Он думает, что оголодавшие волки никогда не бросятся на него. Я злюсь на свой народ. Но я люблю его.

Спокойный воздух наполнился ревом.

Сангалейн подняла глаза и испуганно прижала руку к губам.

Потемневшее небо окрасилось бледным пламенем и гремело. Внезапный ветер сгибал тонкие ветви деревьев.

На равнине приземлился корабль Пенквара.

Когда взошла первая из Трех Королев, Старк уже был в планетарной «стрекозе». Он собирался искать Тачвара и Собак.


Глава 26

Новейшая технология имеет свои достоинства. Старк с удовольствием смотрел, как под ним бегут километры при свете Трех Королев. К тому же он пробегал эти километры в весьма комфортабельных условиях.

«Стрекоза» была далеко не новая, и Пенквар явно не был фанатиком блеска и полировки. На ней ничего не блестело, даже лазерная пушка впереди. Но шум моторов был нормальным, роторы быстро крутились в девственном небе древнего Скэйта. «Стрекозы» были почти немедленно запрещены Бендсменами, частично для того, чтобы помешать инопланетянам забираться слишком далеко, а частично потому, что некоторые экипажи неудачно приземлялись, и маленькие Сестры Солнца захватили группу в своих горах и принесли в жертву, распевая гимны Солнцу. Дикие банды съели экипаж второй «стрекозы», а третья, желая изучить развалины в ста километрах от Скэга, стала пищей Детей Моря. Большинство инопланетян удовлетворялось торговлей в Скэге.

Пилот был энергичным человеком с выпуклыми челюстями, с голубоватой кожей и удлиненными чертами лица незнакомой Старку расы. В правой ноздре он носил золотое украшение в форме насекомого. Он был хорошим пилотом, но говорил на универсальном языке очень плохо и очень мало, и вообще, видимо, был не болтлив. Временами он искоса поглядывал на Старка, как бы думая, что Старк, небритый и в измятой тунике, взятой в Трегаде, не соответствует его представлению о герое.

А Старк думал, что командир пилота не соответствует его представлению о капитане торгового звездного корабля. Ему не понравился Пенквар: он слишком напоминал акулу, особенно, когда смеялся, а смеялся он часто, и только одними зубами. Он не взял бы Пенквара в щитоносцы в сражении, которое еще не выиграно. Движущие силы этого человека были подчеркнуто корыстными. За это Старк его не порицал – если он выполнит свои обязательства. Пенквар производил на Старка впечатление человека, который заботится исключительно о себе. А это и некоторые характеристики его корабля «Аркешти» заставляли предполагать, что Пенквар был из тех капитанов, чьи торговые дела мало чем отличались от пиратства. Но, в конце концов, это был корабль Педралона и приходилось его принимать. Как принимал Педралон.

«Стрекоза» покрыла нужное расстояние удивительно быстро. Старк увидел дороги паломников, почти пустые этой ночью, и свет Гед Дарода вдали на равнине. Он сделал знак и пилот пошел по длинной дуге к западу, летя почти над самыми деревьями. В лесу были следы. Некоторые вели к проходам в горах, и по ним еще шли банды бродяг, направляясь в Ирнан. Когда «стрекоза» пролетела над ними, они опрометью кинулись под воображаемую защиту деревьев.

«Стрекоза» перелетела через гребень обрыва и планировала, танцуя, как живое насекомое.

– Куда? – спросил голубой человек.

Старк повернулся, чтобы посмотреть на Гед Дарод и дороги. Свет Трех Королев был нежным, прекрасным и обманчивым.

– Летим дальше.

«Стрекоза» пролетела еще метров триста.

– Еще дальше.

Пилигримы на ближайшей дороге – маленькие рассыпанные силуэты – остановились, испуганные странным звуком мотора.

– Там, – сказал Старк.

«Стрекоза» приземлилась.

– Сейчас взлетишь, – сказал Старк, – и следя, чтобы отряды Бендсменов не приближались сюда.

Он открыл дверцу, выскочил и бросился через кустарник. В это время «стрекоза» снова поднялась вверх.

Найти тропинку, по которой он спустился с обрыва, было делом нескольких минут. Он поднялся, прикинув, где долина, где он оставил Тачвара, примерно метрах в двухстах направо. Настойчивый шум мотора время от времени терзал тишину. Под деревьями лежали густые тени.

Вдруг в его голове закричал голос Герда:

– Опасность, И Хан!

Сквозь гул моторов он почувствовал что-то еще, почувствовал быстрое, точное движение и отскочил в сторону…

Но было уже поздно, кинжал уже сделал свое дело: правое плечо Старка парализовала боль. Если бы он вовремя не увернулся, кинжал бы пронзил его сердце, или горло. Он увидел блеск инкрустированной драгоценными камнями рукоятки, схватил ее и выдернул. Брызнула горячая кровь, залив весь рукав.

В кустарнике слышался страшный шум, ломался кустарник, слышались рыдания, лай стаи. Держа кинжал в левой руке, он вернулся на тропинку.

Два человека катались по земле в агонии страха. На них были черные плащи, и когда Старк откинул капюшоны, он увидел лица Фенна и Федрика. Их вытаращенные в панике глаза смотрели на него.

– Не убивать! – сказал Старк Собакам вслух. Затем он сказал людям:

– Если вы пошевелитесь, вы умрете.

Гордые белые придворные, распростертые в пыли, едва дышали.

По тропинке шли Собаки, в отдалении за ними шел Тачвар.

– Возьми у них оружие, – сказал Старк, когда Тачвар подошел.

Кровь медленно стекала по пальцам Старка и капала на землю. Герд понюхал ее, зарычал и шерсть его вздыбилась.

– Летающая вещь напугала Собак, – сказал Тачвар, наклоняясь над Детьми Матери Скэйта. – А потом они сказали, что ты здесь, и мы немедленно пустились в путь…

Он взглянул на Старка и забыл, что надо делать.

– Возьми их оружие!

Тачвар взял.

– Встать! – сказал Старк.

Дрожащие Фенн и Федрик повиновались, глядя на столпившихся в тени Собак.

– Вы были здесь одни?

– Нет. Мы наняли шесть убийц нам в помощь, когда удостоверились, что тебя нет среди мертвых в Гед Дароде. Говорили, что ты будешь на дороге в Ирнан. Мы покинули Гед Дарод в надежде… – У Фенна перехватило дух. Затем он продолжал:

– Когда летающая вещь прошла над лесом, наши люди убежали, но мы остались посмотреть, что будет дальше. Эта вещь из другого мира…

Но нам ведь говорили, что корабли покинули Скэг.

– Не все сразу, – сказал Старк. Он спешил отделаться от них. – Скажите Келл а Марг, что я дарю вам жизнь в уплату за те две жизни, которые я должен был взять у вашей северной двери. А теперь идите, пока я не напустил на вас Собак.

Они мгновенно исчезли среди деревьев.

– Старк… – сказал Тачвар в замешательстве.

Грит толкнула мальчика плечом, заставив его отступить. Герд не переставал рычать, глаза его горели. Не сводя с него глаз, Старк сказал Тачвару:

– Спустись на равнину.

– Но я могу тебе помочь.

– Никто мне не поможет. Иди.

Тачвар знал, что так оно и есть. Скрепя сердце, он повиновался, медленно и неохотно.

Старк присел и наклонился вперед, расставив ноги, держа кинжал левой рукой. Он одинаково хорошо владел обеими руками. Кровь все еще стекала по его пальцам. Он не пытался ее вытирать – Герд не даст ему времени.

Глаза Старка полностью привыкли к темноте и видели почти так же хорошо, как и глаза Детей Скэйта. Он видел, что Собаки собрались в кружок, разинув горячие пасти, готовые разорвать его, как разорвали Шкуродера, которого Старк победил на равнине Сердце Мира.

«Твое тело уязвимо, – сказал Гельмар, – и когда-нибудь оно станет кровоточить…»

Теперь оно кровоточило. Собаки приняли Старка, как одного из стаи, а не как неприкосновенного господина, вроде Мастера Собак, и он должен был встретиться с неизбежными последствиями. Стая считала его сильнейшим. По закону и обычаю, если главарь показывал слабость, его вероятный противник попытается его победить. Старк с самого начала знал, что этот день наступит. Он не обижался за это на Собак – такова была их природа.

Герд стоял на тропинке, огромный, тусклый и у Старка было впечатление, что ему в лицо пахнул странный ветер, принесший воспоминания о снеге.

Он предупреждал: «И Хан всегда будет сильнейшим». Но это не всегда оказывается правдой.

Мысли Герда были бессвязны. Запах крови поднял в нем дикое, слепое возбуждение. Каким бы ни было то слепое чувство, которое он питал к Старку, оно утонуло в кровавой горячке. Он скреб землю, с некоторой грацией раскачивал телом, в общем, выполнял весь ритуал вызова.

Старк чувствовал, что его охватывает слабость и сказал:

– Все Собаки Юронны не могли убить И Хана. Как это может сделать Герд?

Его ударил испепеляющий страх. Атака началась.

Старк метнул кинжал.

Лезвие пронзило лапу Герда и пригвоздило его к земле, сделав пленником.

Герд зарычал. Он пытался вырвать кинжал и рычал еще громче.

Старку удалось вытащить из ножен шпагу. Страх наступал на него и он старался думать только о Герде, о его качающейся голове, о разинутой пасти, о страшных зубах. Он постарался собрать всю оставшуюся у него силу и быстроту и поднес острие шпаги к горлу Герда.

Он проткнул толстую кожу Герда и добрался до мяса. Герд, напрягшись, поднял на него глаза. Собаки застыли в неподвижности.

Острие шпаги не двигалось. Кровь Герда стекала на землю, смешиваясь с кровью Старка.

Демонический взгляд заколебался, отвернулся, массивная голова склонилась. Зад покорно опустился.

– И Хан… самый сильный.

Старк вытащил шпагу, сунул ее в ножны, наклонился и освободил лапу Герда.

Волна головокружения охватила Старка. Он оперся на плечо Герда.

– Пойдем, старый пес. Перевяжем наши раны.

Он спустился по тропинке. Рядом ковылял на трех лапах Герд. Стая шла позади, опустив головы.

Тачвар, так и не спустившийся в долину, побежал к ним навстречу, разрывая свою тунику, чтобы сделать перевязку.

Голубому человеку не составило труда держать округу свободной. Он сделал длинный круг над дорогой и паломники разбежались. Когда он увидел Старка, мальчика и стаю, он приземлился, чтобы взять их на борт. С этого момента полет казался ему не слишком приятным.


Глава 27

В долине Ирнана сейчас должен был быть самый разгар уборки урожая.

Однако ее окрестности являли собой полное опустошение. Осаждающая армия разграбила ее, сожрала, вытоптала, погубила. Не осталось ни единой травинки. Поля превратились в пыль. Виноградники исчезли в пламени лагерных костров. Только город оставался по-прежнему неприступным, древним и серым. Его стены, измочаленные осадными машинами, были по-прежнему неразрушимы. Над воротами мифологическое животное поднимало источенную веками голову с зияющей пастью, готовой проглотить мир.

– Люди за стенами умирали от голода. Каждый день раздавались голоса о капитуляции и они становились все настойчивее. Джеран и его совет нотаблей знали, что долго сопротивляться им не удастся: люди умирала. В городе больше не осталось места, чтобы хоронить умерших, а жечь их – не было деревьев. Трупы стали бросать за стены, грифам.

Сумрачным, спокойным утром в промежутке между заходом Трех Королев и восходом Старого Солнца с востока пришел ветер. Он обрушился на лагеря осаждающих, разбрасывая лагерные костры, опрокидывая палатки. Повсюду разметались горящие угли и ветки. Испуганные огнем стада животных бросались на становища бродяг на краю лагеря. Пыль поднималась и кружилась удушающим образом.

Ирнанцы за своими каменными стенами озадаченно наблюдали за происходящим. Ветер был странным, в чистом небе не было и признака бури.

В течение трех часов ветер рычал и бушевал то тут, то там. Иной раз он полностью прекращался, как будто набирал сил для следующей атаки. К восходу Старого Солнца лагерь представлял собой хаос из разодранных палаток, раскиданной и растоптанной одежды и экипировки. Люди кашляли, закрывая глаза от пыли. Затем самые дальние линии, обращенные к востоку, зарычали и схватились за военные рога.

Там был легион, готовый к нападению. Они увидели отряды воинов, одетых в черную кожу, вооруженных тяжелыми копьями. Над ними развевался штандарт Трегада. Они видели отряды крестьян, вооруженных серпами и косами. Они видели людей в Капюшонах, в пурпурных, красных, коричневых, зеленых и белых плащах, с копьями и штандартами их племен, на странных животных с очень высокими ногами. Чуть в стороне была группа крылатых существ, маленьких и смуглых, в сверкающей золотой броне и с развернутыми крыльями. Вокруг них шла охрана – ряды нечеловеческих фигур. У них было по четыре руки, в каждой руке длинная шпага.

Ирнанские наблюдатели на стенах тоже вылупили глаза, увидев все это, и решили, что это мираж.

Крылатые существа сложили свои крылья, и их странная песнь смолкла.

Ветер стих. Пыль больше не ослепляла. Военные рога звучали громко, угрожающе. Легион напал.

Бродяги, всегда неорганизованные, бежали. Наемников же, хоть и очень озадаченных, не так-то просто было победить. Их собрали рога и пронзительные звуки дудок. Офицеры выстроили их в ряд. Они схватились за оружие, которое смогли найти, и побежали навстречу врагу.

В первом ряду наемников был отряд извандинцев, великих воинов внутренних Бесплодных Земель, с белыми волосами и волчьими лицами. Когда началось восстание, они были в гарнизоне Ирнана, на службе у Бендсменов, их капитаном был тот самый Кадзимни, который увез Старка и его друзей на север.

Кадзимни узнал обоих всадников, которые ехали во главе солдат Трегада. Они ехали по бокам командующего, грозного старика. Кадзимни засмеялся. Как же зовут этого человека? Короткое агрессивное имя… Халк!

Он издал боевой клич, родившийся в день, когда Ирнан восстал: "Ярод!

Ярод!"

Наблюдатели на стенах услышали. Они тоже узнали гиганта-воина с длинной шпагой и узнали вооруженную женщину, едущую рядом с ним. Ее волосы свободно струились по плечам.

– Геррит! Мудрая женщина вернулась! Геррит и Халк!

Джеран, и не он один, задумался о судьбе Темного Человека.

Мужчины и женщины подхватили боевой клич. И Ирнан, осажденный город, стал в эту минуту городом нападающим. «Ярод! Ярод!» – кричали они, и звук труб поддержал их крик.

Началось сражение двух армий.

Первая атака оттолкнула наемников и рассеяла их. Но у них был громадный численный перевес над нападающими и они были испытанными воинами. Они снова бросились в бой. Один отряд кинулся на левый фланг трегадцев, чтобы отделить его от воинов племен. Фалларины, находящиеся в резерве, послали им навстречу порыв ветра, а тарфы засыпали их стрелами.

Наемники отступили, сражаясь.

Но им снова удалось сплотить свои ряды. На этот раз они напали на трегадцев, надеясь, что их гибель заставит бежать другие отряды. Под их натиском трегадцы дрогнули. Старый Делвур рычал и проклинал их. Они яростно сражались, но были задавлены численностью наемников.

Себек собрал воинов своего племени и бросился на фланг извандинцев.

Повернувшись, чтобы встретить их, извандинцы образовали квадрат, ощетинившийся кольями. Их лучники, находившиеся позади, стреляли не переставая. Атаки людей в Капюшонах разбивались об извандинцев, как разбиваются волны о неожиданный риф.

Впервые за много месяцев ворота Ирнана открылись. Каждый мужчина и каждая женщина, еще способные держать в руках оружие, вышли и бросились на наемников сзади.

На юге и на востоке клубилась по дорогам беспорядочная масса людей.

Только одно Старое Солнце знало, сколько тысяч людей и бродяг покинуло город храмов, чтобы поспешить на помощь своим войскам. Большая их часть закончила свое путешествие.

Когда Старк увидел толпу с высоты своего полета, она показалась ему сплошным движущимся ковром. Неорганизованная, необученная, грязная толпа все же представляла собой страшный груз тел на чаше весов противника.

Старк сделал знак голубому человеку и заговорил в микрофон с пилотами трех других «стрекоз», сопровождающих их:

– Перегородим им дорогу.

С чистого неба упали четыре странных предмета и погрузились в толпу бродяг. Проворные, как настоящие стрекозы, они пробежали перед остолбеневшей и испуганной толпой, бросая на землю ослепительный свет, оглушая грохотом взрывов, от которых падали деревья, крошились скалы и дымилась земля.

Из первого предмета раздался голос бога:

– Возвращайтесь! Идите обратно! Иначе вы умрете!

Летающие предметы разделили массы на четыре части. Теперь все четыре предмета кричали божественными голосами:

– Возвращайтесь! Назад! Вернитесь обратно!

Почва вокруг толпы была вспахана беспрерывными вспышками.

Поднялись дикие вопли. Бродяги падали на колени, ложились или ошалело кружились. Даже Бендсмены не знали, что делать перед этой страшной мощью.

Затем летающие вещи неподвижно зависли над передней линией бродяг, откуда поднимались еще пыль и дым. Они немного подождали, а потом медленно поплыли вперед, бросая огонь над головами.

– Уходите! Возвращайтесь!

Бродяги поспешно повернулись и испуганно побежали к горам, оставляя позади себя сотни растоптанных в панике людей.

«Стрекозы» полетели к Ирнану, где продолжалось сражение.

Они летели квадратом. «Стрекоза» Старка была в головном углу. Они летели медленно и низко, потому что на земле не было оружия, способного поразить их. Они пролетели над группами и рядами сражающихся. Искаженные страхом лица поднимались, чтобы посмотреть на них. Старк различил цветные плащи племен и походную форму нескольких групп наемников, все сражались в рукопашную и было трудно отличить друзей от врагов.

– Там, где сможете, стреляйте в землю, но никого не задевайте, не стоит убивать своих, – сказал Старк.

«Стрекозы» поднялись выше и каждый пилот стал действовать по своему усмотрению.

Лазерные удары щелкали и дымились по периметру битвы и на открытых местах, где оставались только мертвые, которые уже не могли страдать.

Страшно было видеть, как сражение успокаивалось и воины застывали, глядя в небо. Никто из них никогда не видел ни летающей машины, ни оружия, которое бросало более яркие и смертельные вспышки, чем молнии небесных богов.

Четыре «стрекозы» снова сгруппировались и Старк заговорил в микрофон.

Его голос, усиленный, гремящий, разнесся по всему полю битвы:

– Я – Темный Человек. Я вернулся из Цитадели и пророчество Ирнана свершилось. Вы, сражающиеся против нас, бросьте оружие. Иначе молнии убьют вас всех.

И он стал отдавать приказы. Его «стрекоза» быстро полетела к точке, которую он указал голубому человеку. Капитаны Ирнана и Трегада и вожди племен восстановили порядок и приказали воинам отступить, оставив врагов в изоляции.

Кадзимни пожал плечами и сказал своим извандинцам:

– Нам заплатили, чтобы мы сражались с людьми, а не с богами.

Он вложил шпагу в ножны и бросил копье на землю. Все остальные последовали его примеру.

– Соберите их всех и держите в группах, – сказал Старк трем пилотам.

– Если кто-нибудь попытается бежать, остановите его. – Он повернулся к голубому человеку. – Приземлись возле всадника с капюшоном, а потом присоединись к остальным.

«Стрекоза» села. Из нее вышли Тачвар и Собаки, потом Старк. Голубой человек оказал ему первую помощь, а потом хирург «Аркешти» перевязал рану Старка, пока он ждал, когда три другие «стрекозы» будут готовы взлететь.

Пенквар дал ему свою одежду. На солнце она имела цвет свежей крови.

Старк пошел с Тачваром и Собаками к воинам пустыни. Себек подвел ему одно из высоких животных пустыни, и Старк сел в седло.

Отряд разбился на группы: хонны – пурпурные, мареги – коричневые, кард – желтые, тори – зеленые, тураны – белые и клефы – красные.

Фалларины с тарфами заняли свое обычное место, но Элдерик на этот раз остался с ними, оставив Старка одного с Собаками во главе армии. Аштон остался с фалларинами, возле которых он был во время сражения.

Они проехали перед трегадцами и Делвур крикнул:

– Пусть они войдут первыми, они приехали издалека, чтобы заслужить эту честь!

Халк и Геррит покинули штандарт Трегада и обосновались по бокам от животного Старка.

Они первыми подъехали к городу и ирнанцы, выкрикивая их имена, приветствовали их.

Старк въехал в массивные ворота под мифическим животным, источенным временем. Туннель в толще стен был, как помнил Старк, толстым и темным. За ним была большая площадь, окруженная домами из серого кирпича, а посередине ее стояла платформа, где он, связанный, ждал смерти месяц тому назад. Он вспомнил крики жаждущей крови толпы, обнаженную под солнцем Геррит, с которой Мордах сорвал мантию и корону. Он вспомнил смертоносный дождь стрел, лившийся на площадь из окон и крыш, сверкающий смертоносный дождь, который побил Бендсменов и начал восстание Ирнана.

Джеран и нотабли в изношенных до дыр туниках ждали их. Их исхудалые лица сияли радостью. А вокруг жалкая толпа в лохмотьях, рыдая, приветствовала прибывших.

Вот так Темный Человек вернулся в Ирнан.


Глава 28

У Старка были еще дела. Он оставил Джерана с Геррит и Аштоном в зале Совета. Он рассказал им о Пенкваре и о корабле, о том, что произошло на севере, должны были рассказать Аштон и Мудрая женщина. Сам же Старк пошел на поле битвы.

Халк ехал рядом с ним по грязным улицам, где устрашающего вида люди танцевали, плакали и пытались вцепиться в них.

– Я вижу, моя шпага должна остаться в ножнах, Темный Человек, – сказал Халк. – Если я убью тебя сейчас, то мой собственный народ разорвет меня в клочья. Моя месть ушла от меня.

– Надо было попытатьсяосуществить ее раньше.

– Так ведь не мне даровали фалларины милость ветров, не за мной шли племена после Юронны. Ради Ирнана я оставил тебя в живых, но все-таки я скажу тебе, Темный Человек, я буду счастлив, когда ты уедешь.

И он пустил свое животное в галоп, чтобы догнать ирнанских воинов.

Старк задумчиво доехал до места, где ждали наемники под бдительным присмотром «стрекоз».

По высокому росту и белым волосам он узнал в них извандинцев и не удивился, увидев, что ими командует Кадзимни. Он чувствовал симпатию к этому человеку во время их ледяного путешествия через Бесплодные земли и ничуть не обижался на него за то, что он продал Старка вместе с его спутниками торговцу Амниру, надеясь разделить с ним богатейшее вознаграждение, когда тот перепродаст купленных заложников Лордам Защитникам. Кадзимни не давал им клятвы в верности и Старк отлично понимал, что тот собирался сделать. Их загнали в ловушку обстоятельства, а не Кадзимни.

– Твоя попытка разбогатеть, окончилась неудачей, и теперь ты снова покинешь Ирнан с пустыми руками. Этот город, похоже, не приносит тебе удачи.

Кадзимни улыбнулся. На нем были ожерелье и перевязь командира.

– Может быть, повезет в третий раз, Темный Человек.

– А третий раз будет?

– Так же верно, как приход зимы. Бендсменов нелегко победить. Они соберут другую армию, более организованную. Теперь они поняли, что их возлюбленные бродяги немного стоят. Война будет, Старк.

– Если наверху, меж звезд, все пройдет хорошо, у Бендсменов не будет больше власти.

– Но война все равно будет.

Старк подумал, что Кадзимни прав, и добавил:

– Возможно. Но сейчас пока мир.

Они пожали друг другу руки и извандинцы отправились в путь. Один за другим и остальные отряды наемников последовали за ними. «Стрекозы» проводили их до выхода из долины.

Старк объехал поле сражения.

Отряды трегадцев и ирнанцев работали сообща, завозя в изголодавшийся город припасы из покинутых складов, собирали мертвых, перевязывали раненых, сгоняли скот. Воины племен занимались грабежом мертвых и разгромом лагерей. Старк с легким сердцем отдал им эту добычу: много пыльных плащей валялось на земле далеко от их родного мира.

Закончив осмотр, он вернулся в город, к Аштону. Он нашел его в одной из комнат громадного каменного дома, в котором находился зал Совета.

Аштон, похудевший, продубленный ветрами, но по-прежнему в хорошей форме, несколько минут смотрел на него, а затем сказал:

– Ты решил остаться?

– До прибытия кораблей. Кадзимни считает, что война начнется снова, как только Бендсмены соберут новые силы. Я думаю, что он прав, а я не люблю оставлять дела незаконченными.

– Ладно, – сказал Аштон, – я буду спорить с тобой, Эрик. Очевидно, ты можешь продолжать рисковать собой так же успешно здесь, как и на любой другой планете. – Он сделал паузу и добавил:

– Ты, может быть, не знаешь, что Джеран просил Геррит сопровождать экспедицию на Пакс, и она отказалась.

– Я этого не знал, – сказал Старк, – и я не буду уверять, что огорчен, услышав об этом.

Он пошел поговорить с Джераном и нотаблями. Там царила лихорадочная деятельность. Люди приходили и уходили, занимаясь нуждами города. Джеран, находившийся в центре всего этого, казалось, помолодел лет на десять с тех пор, как Старк видел его на большой площади.

– Я очень тебе признателен, – сказал он, когда Старк сообщил ему свое решение. – Мы будем чувствовать себя спокойнее, если ты останешься на Ирнане.

– Хорошо, – сказал Старк. – Я умею пилотировать летающие машины.

Когда вы сговоритесь с Пенкваром насчет цены за ваше путешествие, купите у него одну машину. Тогда Ирнан будет иметь мощное оружие, глаза, которые далеко видят, и радио, чтобы говорить с кораблями, когда они прилетят.

Совет согласился. Только Халк был недоволен, и взгляд, который он бросил на Старка, заставил еще хромавшего Герда заворчать.

Но мысли Старка были далеко.

– Где Мудрая женщина?

Никто не знал.

Воины племен и фалларины не захотели располагаться в вонючем городе и устроили снаружи свои отдельные лагери, Старк нанес им визит.

Воины племен были довольны. Они взяли хорошую добычу у наемников, да еще нотабли обещали им вознаграждение. Они решили остаться со Старком.

Фалларины не были склонны к этому, только Элдерик сказал:

– Я останусь с тобой, Темный Человек. Двое из моих людей поедут в тот мир, который ты называешь Паксом, чтобы посмотреть и доложить обо всем мне. В свое время мы примем решение. В настоящее время мы в безопасности на севере. Что касается Ирнана – посмотрим. Я ничего не обещаю, а мои товарищи свободны вернуться в место Ветров, если пожелают.

– А ты останешься?

Элдерик улыбнулся загадочно и насмешливо.

– Я же тебе сказал, Старк. Кому как не мне, контролировать вихри.

Три «стрекозы» полетели к Трегаду, увозя Делвура и его помощников.

Они сообщат жителям о победе и привезут тех старейшин, которые захотят совершить путешествие на Пакс. Четвертая «стрекоза» поддерживала контакт с «Аркешти» Пенквара, находящимся на орбите. Он не рискнет кораблем, пока место для посадки не будет полностью освобождено.

«Аркешти» приземлился ночью, при свете Трех Королев. Весь Ирнан собрался на стенах, чтобы созерцать это чудо.

Пенквар, антариец высокого роста, с кожей цвета полированного золота и тугими кудрями, вошел в зал Совета с Педралоном. Он поговорил с Аштоном и нотаблями и не возражал против посадки «стрекозы» и дополнительного генератора. Однако, он по-прежнему не очень-то нравился Старку.

На следующий день Старк проводил Аштона на борт «Аркешти», чтобы осмотреть помещение для жилья, которое экипаж наспех оборудовал в пустом трюме.

– Пойдет, – сказал Аштон, – мне все сойдет, лишь бы только поскорее покинуть Скэйт.

Он пожал руку Старку, они уже поговорили обо всем происшедшем и простились, сидя вдвоем поздно ночью в комнате Аштона за кувшином вина, взятого у наемников.

Наконец Аштон сказал:

– Мы сделаем все, как можно скорее. Ты видел Геррит?

– Нет, но думаю, что знаю, где она может быть.

– Иди к ней, Эрик.

На борт поднялись другие. Старк коротко поговорил с Сангалейн, с Морном, с Педралоном и покинул корабль. Он отослал животное Аштона в город с Тачваром и Себеком, которые приехали с ними и ошалевшими глазами смотрели на корабль, а сам поехал в долину.

Он шел по этой дороге только один раз, в самом начале своего долгого путешествия, однако без труда нашел то место, где надо было свернуть, чтобы дойти до грота. Армии вандалов разрушили все, даже здесь, всю траву скормили животным, срубили все деревья для костров. Он оставил свое животное внизу, а сам поднялся по крутой тропе.

Внутри было темно и холодно, пахло сыростью, как обычно в тех местах, куда никогда не проникает солнце. Грот служил жилищем многим поколениям Геррит, Мудрым женщинам Ирнана. Когда Старк был здесь в первый раз, тут были ковры, лампы, жаровни для обогрева, мебель и большая чаша с Водой Видения. Теперь же грот был пуст и ободран.

Он позвал, и сводчатые помещения вернули эхо его голоса.

Она вышла из внутренней комнаты, где горела всего одна лампа.

– Почему ты убежала?

– Я не хотела видеть, как ты улетишь. Но я ни в коем случае не хочу уговаривать тебя остаться.

Он сообщил ей о своем решении.

– Так что, как видишь, у меня были основания придти сюда.

Она подошла и коснулась его.

– Я счастлива.

– И я счастлив. Но почему ты отказалась поехать на Пакс, когда тебя попросил Джеран?

– Не знаю. Но я видела себя идущей к кораблю, но там был барьер, который я не могла преодолеть. Я поеду в другой раз. Сначала мне надо сделать кое-что здесь.

Она улыбнулась, но он не видел при этом выражения ее глаз, так как они были в тени.

– А что ты должна сделать? Скажи мне.

– Этого я и сама не знаю. Но сейчас мне не хочется об этом и думать.

Он обнял ее.

Позднее они вышли на свет Старого Солнца, услышали гром и увидели отдаленное пламя, которое извергал при взлете «Аркешти».

– Мы должны послать гонцов на север, – сказал Старк. – К Харготу и народу Башен. Сказать им, что звездные дороги будут скоро открыты.

Ли Бреккет Грабители Скэйта

Глава 1

Крепкие веревки удерживали И Хана на плоской и жесткой поверхности, на которой он лежал.

Над его головой было чересчур много света. Он едва мог различить лицо, склоненное над ним. Лицо, которое шевелилось и пульсировало в такт с его кровью. Красивое лицо цвета полированного золота с удивительно кудрявой шевелюрой. Рядом, в тени, были и другие лица, но значение имело только это лицо. Он не мог не вспомнить кому принадлежит это лицо, но знал, что это важное лицо.

И снова боль. И укол иглы.

Золотое лицо задало вопрос.

И Хан слышал его, он не хотел отвечать, но выбора не было. Яд растекался по его венам и вынуждал отвечать.

Он говорил щелкающим, ворчащим языком, примитивным, едва ли более сложным, чем язык высших обезьян.

Пенкавр-Чи, золотистый человек, сказал:

– Интересно. Каждый раз он возвращался к этому. Приведите Аштона.

Привели Аштона.

Тот же вопрос. Тот же ответ.

– Вы его приемный отец? Знаете ли вы, на каком языке он говорит?

– На этом языке говорят аборигены Сол Одик. Он воспитывался там после того, как его родители были убиты. До того как я его взял – ему было тогда около четырнадцати лет – он не знал другого языка.

– Вы можете перевести?

– Я был одним из администраторов Сол Одик. Одной из моих обязанностей было защищать аборигенов от шахтеров. Мне не всегда это удавалось. Но я хорошо их знал. В их словаре нет слов для обозначения интересующих вас понятий.

– Ах, вот как! – сказал Пенкавр.

– Ладно, я подумаю.


Глава 2

Миллион колокольчиков Гед Дарода нежно звенели под кровлями и спиралями Нижнего города. Их раскачивал теплый ветер. Это был радостный звук, символизирующий любовь и доброту. Но на переполненных улицах, между храмами посвященными Старому Солнцу, Матери Скэйта, Матери Моря, Богу Мрака, Богине Льда и их дочери Голоду – этой смертоносной троице, которая завладела уже половиной планеты – люди были молчаливы и встревожены.

В храмах многочисленные верующие умоляли богов о защите, но большая часть толпы смотрела в другую сторону. Тысячи бродяг наполняли парки и сады развлечений. Смесь всех рас Плодородного Пояса, одетые и раздетые, разукрашенные или украшенные самым невероятным образом. Эти бродячие и свободные дети Лордов Защитников поворачивали свои лица к верхнему городу. Лорды Защитники через посредство Бендсменов, своих слуг, всегда старались накормить голодных и укрыть тех, кто нуждался в укрытии. Бендсмены ни разу их не разочаровали. Они, конечно, отведут чужеземную угрозу, которая все еще витала в небе, хотя звездный порт был закрыт.

Одно судно покинуло Скэйт не так как остальные. Оно перевозило изменников, которые хотели уничтожить власть Бендсменов и заменить ее иноземной властью. Если бы это случилось, то бродяги знали, что и сами они и обычаи, допускавшие их существование, оказались бы под угрозой.

Они сгрудились на громадной площади, под дверью Бендсменов, и с надеждой ожидали спасения.

На вершине Верхнего города, центра мощи Бендсменов, Лорд Защитник Ферднал стоял у окна.

Он смотрел на пышность сверкающих куполов и многоцветную мозаику.

Ферднал был стар, но возраст не согнул его гордую спину, не погасил яростного огня его взгляда. Он был в белой мантии своего ранга. Ни малейшего следа унижения не выдавал тот факт, что Ферднал стал беженцем в Гед Дароде.

Но Ферднал сознавал это. Страшно. Особенно сегодня.

За ним закрылась массивная дверь. Послышались приглушенные далекие голоса в громадной комнате. Ферднал не обернулся. Его больше ничего не тревожило.

Он начал свою жизнь на службе у Лордов Защитников в этих стенах, в качестве серого ученика. Он не знал тогда, что Старое Солнце, Рыжая Звезда, царившая в небе, представляет из себя лишь номер на галактических картах цивилизации, о которой он никогда не слышал. Он не знал, что он, его солнце и его планета находятся в отдаленном секторе чего-то такого, что эти чужаки прозвали Седлом Ориона. Он не знал, что Галактика, за пределами его маленького мира содержит комплекс миров и человечества, который называется Галактическим Союзом!

Так благословенно было тогдашнее его неведение! Как он был счастлив!

И если бы он не узнал всего этого! Но знание пришло с облаков, в пламени и громе, и неведение было потеряно навсегда.

В течение почти двенадцати лет звездные корабли привозили многочисленные блага на старый печальный мир, где родился Ферднал.

Скэйт изголодался по металлам и минералам, которых у него больше не было. Поэтому и позволяли инопланетянам прилетать и улетать. Но корабли привезли не только блага. С ними пришли ересь, измена, мятежи, война… и, наконец, безумие. Он сжег Цитадель и выгнал Бендсменов и Лордов Защитников на дороги Скэйта скитаться без крова, как бродяг.

Ферднал положил руку на массивный подоконник и улыбнулся. Он увидел свет Старого Солнца, заливающий улицы и человеческую толпу, стоящую в ожидании. Сердце его раскрылось, тепло пронизало тело, оборвало дыхание. На глазах выступили слезы. Эти люди были его народом.

Он посвятил им всю свою жизнь. Бедные, слабые, бескровные, голодные.

Это его дети. Любимые дети.

«Из-за моей ошибки, – думал он, – вас чуть-чуть не уничтожили. Но Боги Скэйта не покинут вас, и, – добавил он мысленно скромно, – не покинут и меня тоже».

Позади кто-то кашлянул.

Ферднал вздохнул и оглянулся.

– Сеньор Горел, – сказал он, – вернитесь в постель, вам нечего здесь делать.

– Нет, – сказал Горел, покачивая старой головой, – я останусь.

Он сидел в большом кресле, обложенном подушками и покрывалами. Он еще не оправился после бегства на юг. Ферднал думал, что Горел и не оправится, что здоровье Горела ухудшалось не столько из-за утомительности путешествия, сколько от страшного шока, вызванного событиями происшедшими в Цитадели.

– Ну что ж, – ласково сказал Ферднал, – то, что я вам сейчас скажу, может быть предаст вам силы.

Кроме Горела в комнате было теперь еще пять стариков в таких же белых мантиях, как Ферднал. Это были семь Лордов Защитников. За ними находилось двенадцать фигур – Верховный Совет Бендсменов. На них были темно-красные туники, в руках – жезлы с золотыми наконечниками. Чуть в стороне от Двенадцати стоял еще один Бендсмен в красном. Взгляд Ферднала задержался на его надменном и желчном лице.

– Настало жестокое время, – продолжал Ферднал. – Время терзаний.

Казалось, что рушатся основы нашего времени. Трегад присоединился к мятежу против нас. Мы подверглись здесь серьезному разгрому. Здесь, в Гед Дароде нам изменил один из наших Бендсменов – Педралон, позволивший приземлиться одному из звездных кораблей, несмотря на наше запрещение.

Корабль унес на борту пассажиров – мужчин, женщин и самого Педралона, которые хотят выдать нашу Мать Скэйта Галактическому Союзу, и таким образом положить конец нашему правлению. В течении этого жестокого времени мы могли увидеть уничтожение двадцати веков преданности и работы на службе человечества, службы, которая длится со времен Великой Миграции. – Он остановился, рассматривая повернувшиеся к нему лица с каким-то хищным доброжелательством. – Я собрал вас, чтобы сказать, что эти времена кончились.

Из глухого бормотания собравшихся выделился сильный и ясный голос, голос оратора. Он принадлежал Джелу Берта, который не будет выбран из Двенадцати в Лорды Защитники на место старого Горела, когда тот умрет.

Ферднал знал, что Джел Берта на это надеется. Его недостаток суждений можно было простить, но его дерзость – нет!

– Возможно ли это, господин мой? – спросил Берта. – Изменники, о которых вы говорили, на пути к Паксу. Старк проповедует в городах-государствах евангелие звездных полетов. Наши Бендсмены изгнаны или убиты.

– Если ваш голос на минуточку замолчит, – спокойно сказал Ферднал, – я все разъясню.

Джел Берта покраснел и неуклюже поклонился. Ферднал снова посмотрел на тринадцатого Бендсмена и хлопнул в ладоши.

Сбоку огромного зала открылась маленькая дверь. Вошли двое в зеленых туниках. Они вели третьего в голубой тунике низшего ранга. Он был молод и страшно взволнован.

Этого человека зовут Ландрик, – сказал Ферднал. – Он сообщник Педралона. Маленькая змея среди нас. Он кое-что вам скажет.

Ландрик что-то забормотал. Ферднал ледяным голосом приказал:

– Говори, Ландрик, как говорил мне.

– Да, – начал молодой человек, – я… я слуга Педралона. – Он обрел мужество и встретил их враждебность спокойным взором. – Я уверен, что люди Скэйта должны иметь возможность спокойно улетать, хотя бы потому, что обитаемая поверхность планеты с каждым годом уменьшается, а они освободят место.

– Нас не интересует ересь Педралона, – сказал Джел Берта. – мы ее достаточно хорошо знаем.

– А я думаю, что вы ее не знаете и не понимаете, – сказал Ландрик.

– Но дело не в этом. После отъезда Педралона мы продолжали слушать передатчик, который я получил от космонавта с Антареса – Пенкавра. С помощью этого тайного средства Педралон общался с планетой. Благодаря этому передатчику я могу рассказать вам, что произошло. Поэтому я и здесь. Я слышал, о чем говорили звездные корабли.

Тринадцатый Бендсмен подался вперед.

– Какие звездные корабли? Я выгнал их из Скэга. О чем ты говоришь?

– Их три корабля, – сказал Ландрик. – Один из них принадлежит Пенкавру, иноземцу, который обещал Старку и Педралону отвезти нашу делегацию в центр Галактики, на Пакс. Пенкавр предал нас.

Он не полетел на Пакс. Он вернулся на Скэйт с двумя другими кораблями и всеми своими пассажирами.

Ферднал успокоил шумящих.

– Господа, прошу вас! Не мешайте ему продолжать.

– Я узнал об этом, – сказал Ландрик, – когда мне сказали, что три корабля находятся на орбите над Скэйтом. Я немедленно пошел в тайник, где находился передатчик, и начал слушать. Пенкавр перевел трех своих пассажиров и Педралона на один корабль, госпожу Сангалейн из Джубара и так называемого Могна – на другой. Этот последний корабль должен будет приземлиться в Джубаре, на крайнем юге, и требовать выкуп за госпожу.

Другой корабль должен будет вернуться на родину Педралона. Он принц, и выкуп за него будет весьма значительным. Сам Пенкавр приземлится в Трегаде и вернет своих пленников за выкуп. То же самое уже сделано в Ирнане.

Воцарилось молчание. Молчание людей, которые вкусили неожиданную новость и смаковали ее, желая удостовериться, что она подлинная.

– Вы сказали об Ирнане?

– Да.

– Инопланетянин Старк был в Ирнане. Что с ним сталось?

– Скажи им, – сказал Ферднал, – их очень интересует Старк.

– Пенкавр потребовал Старка, как часть выкупа. Старк знает, где находятся сокровища, которых жаждет Пенкавр. Где-то на крайнем севере.

Пенкавр забрал обратно летающую вещь, которую они оставили Старку.

Тринадцатый Бендсмен протянул руку и схватил Ландрика за шиворот:

– Говори яснее! Требовать – еще не значит получать. Что стало со Старком?

– Сейчас он пленник Пенкавра.

– Пленник?!

Лорды Защитники смаковали это слово. Горел несколько раз повторил его, прокатывая в скелетообразных челюстях.

– Пленник, – повторил тринадцатый Бендсмен. – Но не мертвец.

– Последний разговор между кораблями, который я слышал, произошел вчера вечером. Джубар заплатил выкуп за Сангалейн, а Эндапил – за Педралона. Они говорили о храмах и о других местах, которые они хотят ограбить. Пенкавр приземлился в таком месте, которое знакомо и другим капитанам. Он начал грабить деревни тлун в джунглях, между высокими землями и морем. Он сказал, что допрашивает Старка и надеется скоро получить результат.

Потом он сказал, что убьет обоих землян, чтобы они не смогли свидетельствовать против звездных капитанов.

Ландрик яростно потряс головой.

– На Старка мне наплевать, но эти капитаны вне закона, они прилетели убивать и грабить наш народ. Вот почему я решил отдаться в ваши руки. Вы должны были все узнать и пока еще есть время помешать им!

– Он почти кричал. – Я знаю, где они намерены нанести удар. Они не знают, что их подслушивали, и я им об этом ничего не говорил.

Во-первых, это бесполезно, а во-вторых, я боялся, что они пошлют летающую вещь и разрушат передатчик. Но корабли сейчас на земле, в то время как летающие предметы занимаются грабежами. И если вы будете действовать быстро…

– Достаточно, достаточно, Ландрик, – сказал Ферднал.

– Господа, вы видите, как хорошо все обернулось для нас, как наша Мать Скэйта защищает своих детей. Человек Старк – пленник. Он умрет вместе с Аштоном. Все опасности, которые нам угрожали, сметены одним ударом, действием одного человека. Откажем ли мы ему в достойном вознаграждении?

Голоса зашумели, как волны прибоя. Ландрик бросил недоверчивый взгляд на Ферднала.

– Я думаю, что Педралон, видимо, ошибался в вас. Я думаю, что вы просто не вполне понимаете, куда ведет ваша политика. Но здесь дело не в мнениях, а в фактах. Ведь речь идет об убийствах! А вы говорите о вознаграждениях!

– Дурачок, – беззлобно сказал Ферднал, – это ведь ваши друзья вызвали это несчастье, а не мы. Мы не будем нести ответственность за вашу вину.

– Он поднял руки. – Прошу слова, господа, давайте успокоимся и хорошо подумаем.

– Он повернулся к окну, откуда видел Старое Солнце, сияющее на золотых куполах и слышал звяканье колокольчиков.

– Благодаря нам, наш мир смог выжить в хаосе Великой Миграции и обрести новый порядок и стабильность, которая длилась веками и будет длиться до тех пор, пока мы контролируем силы разрушения. Поскольку нет возможности убежать из нашего мира на звездных кораблях, эти силы под контролем, потому что люди, пожелавшие бежать, не смогут избежать ответственности. Но можем ли мы быть уверенными, что угроза не возобновится? К нам могут прибыть другие звездные корабли, так как прилетели эти. И они пока могут искушать других наших людей, так же как эти искушали Ирнан.

Он остановился, все ждали. Шесть Лордов Защитников в белом, двенадцать Бендсменов в красном, тринадцатый Бендсмен с желтым лицом и Ландрик между своими стражами.

– Я хочу, чтобы этот урок был так хорошо заучен, чтобы его нельзя было забыть, снова сказал Ферднал, – я хочу, чтобы само слово «иноземец» было предано анафеме. Я хочу, чтобы народы Скэйта научились в боли и страхе ненавидеть тех, кто может снова прилететь к нам с неба.

Я хочу, чтобы никто и никогда не хотел бы иноземного вмешательства. – Он посмотрел на переполненные улицы Нижнего города. – Но сколько невинных душ пострадает, и это очень жаль. Но это станет благом для остальных. Так как, господа, договоримся ли мы, не преследовать этих звездных капитанов?

Только один Джел Берта возразил:

– Но этот грабеж должен быть достаточно широко распространен, чтобы вызвать в народе такие чувства, как вы желаете!

– Маленькие семена дают большие деревья. А мы проследим, чтобы известия о грабежах быстро распространялись. – Ферднал сделал шаг вперед и остановился перед Ландриком. – Теперь-то ты все сумел понять?

– Я понял, что напрасно пожертвовал своей жизнью. – Молодое лица Ландрика стало странно строгим. Он постарел на десять лет. – Вот какова ваша доброта! Вы посылаете на гибель ваших детей, которых вы якобы любите, ради своей политики!

– А вот потому, что ты не можешь переступить себя, ты никогда бы не смог стать Лордом Защитником! – сказал Ферднал. – Ты не можешь видеть дальше собственного носа. – Он пожал плечами. – Таким ты и умрешь. Да и в любом случае, что мы сможем сделать против оружия иноземцев?

Ландрик жестко сказал:

– Ты старый человек, Ферднал, и смотришь на будущее с точки зрения прошлого. Когда изголодавшаяся орда прижмет тебя с севера и с юга, то никто на Скэйте не сможет выжить. Вспомни тогда, кто закрыл звездные пути для переселения.

Стражники вывели его.

Ферднал обратился к тринадцатому Бендсмену:

– После долгих бедствий, Гельмар, наконец-то наступает день нашего триумфа. Я хотел бы, чтобы ты разделил его с нами.

Гельмар, Первый Беендсмен Скега, посмотрел на него. В его глазах светилось темное пламя.

– Я вам очень признателен. И я принесу жертвы всем богам за то, что Старк пленен. – Он помолчал и добавил с яростью:

– Но это не меняет того факта, что пленить его должен был я. Но мне это не удалось.

– Со всеми такое случается, Гельмар. Вспомни, как Саймон Аштон был захвачен и отвезен в Цитадель по твоему приказу. Если бы не это, то Старк не приехал бы за ним на Скэйт, не было бы мятежа, и Цитадель не была бы разрушена.

Ферднал положил руку на плечо Гельмара:

– Но теперь все кончено. эти последние корабли тоже скоро улетят.

Ничего непоправимого не произошло. Теперь мы должны думать о восстановлении нашей власти.

Гельмар согласился.

– Вы правы, Ферднал. Но я буду удовлетворен только тогда, когда узнаю, что Старк мертв.


Глава 3

И Хан был в клетке.

С каждой стороны долины поднимались отвесные скалы. Их черные пики пронзали небо. Зеленая трава, где шумела вода, была совсем рядом.

В горле И Хана пересохло, язык казался сухой веткой.

Он видел на зеленой траве темные тела. Красная кровь стала темной и отвратительной. Смертельные удары все еще звучали в ушах И Хана.

Он рычал от ярости и боли и тряс прутья своей клетки.

Кто-то сказал:

– И Хан.

Человек без племени. Это его имя. Но он был уверен, что у него было и другое имя.

Но это являлось его настоящим именем.

– И Хан.

Голос отца. Отца-Саймона.

И Хан застыл, прижавшись к прутьям.

Его глаза были открыты, но видели только сумерки, пронизанные сверкающими искрами страшных образов. Страшная жара, бархатистые тела.

В обжигающем воздухе, запах крови, рыла с мерзкими ухмылками.

Он подумал: «А мои никогда не улыбались».

– Эрик, – сказал голос отца. – Эрик Джон Старк посмотри на меня.

Он сделал попытку, но ничего не увидел, кроме темных и блестящих образов.

– Эрик. И Хан. Посмотри.

На краю тьмы что-то медленно приняло форму, приблизившись к И Хану, или, может быть, он сам бросился к нему, испытывая страшный холод. Сумерки исчезли, как побежденные тени.

По ту сторону прутьев стоял Саймон Аштон.

И Хан вздрогнул. Все образы исчезли, не было больше долины, источника, трупов его народа, который усыновил его. Но прутья решетки остались.

– Освободи меня, – сказал он.

Саймон Аштон покачал головой.

– Не могу, Эрик. Я сделал это однажды для тебя, но это было очень давно. Тебе дали наркотик. Потерпи, подожди, когда это пройдет.

И Хан некоторое время бился о прутья, но потом успокоился.

Постепенно он заметил, что Саймон Аштон привязан к металлическому кресту и подвешен на ветке очень высокого дерева. Аштон был совершенно гол. Дерево тоже. Оно было лишено листьев и коры, было гладким, как кость. Конец веревки был замотан вокруг ствола.

Старк не понимал, но знал, что в конце концов поймет. Рама Аштона медленно покачивалась на ветру, поворачивая Аштона то спиной к Старку, то лицом.

За деревом было пустое пространство, земля, усеянная кустарником.

Кое-где виднелись деревья, такие же ободранные, с ветвями-скелетами.

Тут была хилая трава с мелкими цветочками, белыми с круглыми красными сердцевинами. Они были похожи на глаза. Неисчислимое количество глаз, следящих со всех сторон.

Было уже поздно. Солнце низко опустилось к западу и тени удлинились.

Старк повернулся и посмотрел в другую сторону.

На равнине стоял высокий цилиндр, упиравшийся в небо. Старк знал этот корабль.

«Аркешти».

Пенкавр.

Последнее облако наркотика сползло с мозга Старка.

«Аркешти» так же стоял перед Ирнаном.

Молния так быстро упала с неба! Минуту назад все было так хорошо, но в следующую минуту «Аркешти» приземлился в грохоте, огне и пыли.

Измена Пенкавра стала очевидной.

Старк остался в Ирнане по собственной воле, чтобы защищать город от угрозы со стороны Бендсмеенов, пока делегация не прибудет в Галактический Союз. Против «Аркешти» и трех его вооруженных «стрекоз»

Старк был беспомощен. Его собственная планетарная «стрекоза», полученная от Пенкавра, когда они вместе летели на помощь Ирнану, была такая же, как эти три. На ней была лазерная пушка, мощное оружие против примитивного оружия планеты, не обладающей развитой технологией, но бессильное против равноценных противников. Броня «Аркешти» так же неуязвима для лазерного луча, как и для звездных метеоритов. И Старк не мог надеяться убить трех пилотов до того, как они убьют его. Не следовало пытаться еще и потому, что он должен был думать о заложниках.

Аштон, Джеран и совет нотаблей Ирнана. Два крылатых фалларина, которых Элдерик послал на Пакс в качестве наблюдателей. Все они в руках Пенкавра.

Только по радио со «стрекозы» Старк мог обмениваться сообщениями между кораблем и временным Советом Ирнана. Большую часть времени заложники находились в воздухе, хорошо видимые с города. Они все время были под угрозой смерти. Пенкавр оставил с ними и Аштона, чтобы добиться сотрудничества со Старком. Капитан знал, какие чувства связывают этих двух людей.

Он знал также и точную сумму денег, оставшихся в сундуках Ирнана.

Ирнан заплатил. И Старк стал частью требуемого выкупа.

Он сделал невозможное, чтобы освободить Аштона, но все было безуспешно. Ирнан в своей дикой ярости и отчаянии ничем не помог ему.

Он не порицал ирнанцев. Их ожесточили месяцы осады, которую держали наемники Бендсменов. Они были изнурены голодом и эпидемиями, разрушениями их плодородной долины. И хуже всего было то, что они потеряли надежду – надежду на то, что все их страдания приведут к лучшей жизни в новом мире, где не будет давящего ярма Бендсменов и тяжести орд бродяг, которые с каждым поколением становились все многочисленнее. Эта надежда исчезла, ушла мгновенно в небытие из-за одного инопланетянина. Для их поколения надежда умерла. И может быть никогда не возродится.

Миглайн, глава временного Совета, заменяющий Джерана, бросил холодный взгляд на Старка и сказал:

– Теперь вернутся Бендсмены и бродяги. Мы будем наказаны. Было ли это преступлением или нет, но мы совершили глупость, доверившись людям из другого мира. Хватит с нас, – он показал на корабль. – Эти люди – твои братья. Иди.

Он повиновался. Больше ничего не оставалось делать. Пенкавр дал ему ясно понять, что произойдет, если он вздумает убежать. А поскольку дело было не только в Аштоне, но и в других заложниках, то ирнанцы постарались бы, чтобы он не убежал.

Он шел один к звездному кораблю. Собаки Севера не могли оказать ему никакой помощи. Его товарищи тоже. И он оставил за собой всех тех, кто пришел с юга вместе с ним, чтобы снять осаду с Ирнана и Трегада: серого ученика с Собаками, людей в Капюшонах из пустынь, Фалларинов с крыльями и в темном оперении, братьев ветра, которые отдали свои ожерелья и пояса из золота, чтобы заплатить выкуп.

Он оставил позади себя Ирнан, как оставляют тело человека, который имел огромную ценность и важность, и вдруг внезапно умер.

Он оставил также и Геррит, Мудрую женщину Ирнана, которая была частью его самого.

У них почти не было времени проститься.

– Когда придут Бендсмены, тебя не должно быть здесь, – сказал он.

Об этом он думал больше, чем о чем-либо другом. – Они убьют тебя, как и твою мать.

Халк, высокий воин, прошедший вместе с ним половину планеты и сражавшийся бок о бок с ним, жестко сказал:

– Мы найдем тайник, Темный Человек, не беспокойся о нас, подумай лучше о своей собственной судьбе. Ты знаешь своих лучше чем я, но мне кажется, что Пенкавр не желает тебе добра.

Геррит прикоснулась к его руке.

– Мне очень жаль, Старк. Я ничего этого не могла предвидеть. Если бы я могла предупредить…

– Это ничего не изменило бы… – ответил Старк, – там Аштон.

Они расстались, не имея возможности проститься наедине.

Старк прошел мимо заложников-нотаблей, смотревших на него с ледяной ненавистью и удивлением не потому, что он совершил ошибку, а потому, что они вложили в него столько надежд, как в Темного Человека пророчества, который должен был привести их к свободе. Заговорил с ним только старый Джеран.

– Мы вместе прошли эту дорогу, – сказал он, – и она привела нас обеих к несчастью.

Старк не ответил. Он спешил к тому месту, где стоял между стражниками Аштон. Они вместе вошли на корабль.

Когда это было? Он не мог вспомнить. Он снова посмотрел на Аштона, висящего на металлической раме.

– Когда…

– Тебя взяли вчера.

– Где мы? Далеко от Ирнана?

– Очень далеко. К западу и к югу. Слишком далеко, чтобы вернуться, даже если бы мы были свободны. Твои друзья должны покинуть Ирнан до следующего утра.

– Да, – сказал Старк.

Он спрашивал себя, представится ли ему когда-нибудь случай убить Пенкавра.

Клетка была не так высока, чтобы он мог стоять в ней. Он мог передвигаться в ней только на четвереньках. Он был так же гол, как и Аштон, и ничто не могло послужить ему оружием. Не было даже камня.

У клетки не было двери, его сунули туда, когда он потерял сознание от наркотиков, а затем приварили стальные прутья. Он попробовал согнуть один прут, но все они были слишком крепки для него.

Он превозмог приступ бешенства и снова обратился к Аштону:

– Я помню, что Пенкавр меня допрашивал и помню уколы. Сказал ли я ему то, что он хотел знать?

– Сказал, но говорил на родном языке, и он заставил меня переводить. Но у аборигенов не было слов для обозначения того, что он хотел знать. Он решил, что накачивать тебя наркотиками не имеет смысла – это только пустая трата времени.

– Понятно, – сказал Старк, – он собирается воспользоваться мною.

Он пытал тебя?

– Нет еще.

Прилетели еще две «стрекозы» на полном режиме своих мощных моторов. Они приземлились около корабля, рядом с двумя остальными, которые прилетели раньше. Появились люди и стали выгружать цилиндрические баллоны, набитые грубыми волокнами растения тлун, наркотика, действующего на разум. На иноземных рынках за него платили золотом.

– Они начали грабить джунгли, – сказал Аштон. – День, кажется, был удачным.

Старк подумал о другом.

– По крайней мере, у нас еще есть какой-то шанс.

Металлическая рама Аштона повернулась на конце веревки.

– В любом случае, я думаю, что он не оставит нас в живых. Ведь если кто-нибудь из нас когда-нибудь доберется до цивилизации, то это будет концом Пенкавра.

– Я знаю, – сказал Старк. – Я молчал не ради детей Матери Скэйта.

– И он снова попробовал прутья.

Появилась желтая птица. Она шла по желтой траве, и глаза цветов наблюдали за ней. Птица остановилась под деревом Аштона и подняла глаза, наклонив голову, чтобы следить за движением рамы. Птица была сантиметров шестьдесят высотой, с очень сильными ногами, но летать она, как видимо, не могла. Она полезла на дерево, с заметным щелканьем погружая свои сильные, короткие когти в сухое дерево.

Оба мужчины смотрели на нее. Птица добралась до ветки, на которой висел Аштон, прошла вдоль нее, остановилась над головой Аштона и внимательно уставилась на нее. Ее клюв был очень черным, гладким, блестящим, весьма изогнутым и острым.

Откинув голову назад, Саймон Аштон прищурился на птицу. В ответ та весело закричала и запрыгала к нему по ветке, нацеливаясь клювом.

Старк и Аштон закричали одновременно.

Аштон сделал конвульсивное движение, рама повернулась. Птица хотела схватить Аштона, но промахнулась. Затем она тяжело рухнула на землю и осталась там сидеть.

Аштон смотрел на красные полосы, оставленные на его теле птичьими когтями. Старк сосредоточился на прутьях, стараясь сломать их.

Птица встала, тщательно почистила свои желтые перья и снова полезла на дерево. Кто-то из экипажа корабля бросил в нее камнем. Она хрипло закричала в ответ, соскочила на траву и помчалась прочь с поразительной скоростью.

Пенкавр шагнул вперед и с улыбкой на золотом лице встал между Аштоном и клеткой.


Глава 4

Антариец был высок и двигался с грациозностью и ловкостью льва.

Светло-золотистая кожа была натянута на крепкий и сильный костяк. У золотых, более темных, чем кожа, глаз, были вытянутые зрачки. Волосы, в тугих завитках, лежали краской на широком черепе. На нем была очень красивая туника из шелковистой, дымчатой ткани и узкие черные брюки. В правой руке он держал длинный тонкий ременной хлыст. На конце ремня было множество металлических предметов, напоминающих клешни скорпионов.

– Несмотря на свою неприятную внешность, – сказал Пенкавр, – эта высокогорная местность населена. Цепкость жизни поистине удивительна.

Задумаешься, чем живет желтая птица, если не считать такой исключительной находки, как Аштон? И чем можно жить вообще в подобном окружении. Не могу утверждать, но птица наверняка не вернется с самкой.

А пока что у вас обоих есть другие заботы. – Он посмотрел на Старка, на Аштона и опять на Старка. – На это-то раз ты ответишь на мои вопросы, по крайней мере, если ты привязан к этому человеку, твоему приемному отцу.

Почти не глядя, он хлестнул Аштона хлыстом со скорпионами.

Раздался резкий крик.

– Наркотики оказали на Аштона более положительное действие, чем на тебя. Он уже сказал мне, как найти Ведьмины Огни, потому что он видел их, когда был пленником на севере. Но в Доме Матери он никогда не был, так что смог только повторить мне то, что слышал от тебя. Правда ли, что в этом обширном лабиринте, в пещерах под Ведьмиными Огнями, собраны сокровища искусства прошлого этой планеты?

– Правда, – сказал Старк. – У Детей страсть к истории. Вероятно, эта страсть помешала им окончательно спятить.

Он взглянул сквозь прутья на Пенкавра, потом на окровавленное тело Аштона, висевшее на дереве.

– Ты мог бы набить трюмы шести кораблей тем, что находится в этих пещерах. И каждый предмет стоит для коллекционера целое состояние.

– Так я и думал, – сказал Пенкавр. – Опиши мне вход в пещеры, начиная с прохода в Ведьминых Огнях, защиту, которая у них есть. Опиши северный вход, через который ты удрал. Скажи, сколько человек у этой Келл а Марг, Дочери Скэйта, могут встать против меня. Каково у них оружие и какова их ценность, как бойцов.

– Мне тяжело говорить в клетке, Пенкавр.

Бич снова щелкнул.

– Если хочешь мучить Аштона, то сведений от меня не получишь, – сказал Старк.

Пенкавр задумался, держа хлыст в руках.

– Допустим, я выпущу тебя из клетки. А что будет дальше?

– Отвяжешь Аштона.

– А зачем?

– Сначала сделай это. А там посмотрим.

Пенкавр засмеялся и хлопнул в ладоши. Четыре человека появились из лагеря, разбитого на ночь позади корабля. По приказу Пенкавра они ослабили веревку и опустили Аштона. Затем они отвязали его и помогли встать.

– Вот половина моей платы, – сказал Пенкавр.

У каждого из четырех человек был за поясом парализатор. У двоих за плечами кроме того были еще и ружья.

Старое Солнце устало скатывалось к горизонту. Тени сближались, покрывая землю.

Старк пожал плечами.

– Северная дверь выходит на равнину Сердца Мира. Сразу же внутри зал стражи. Дальше коридор, защищенный каменными плитами, которые могут опускаться и превращаться в баррикады. Сама дверь представляет собой поворачивающуюся на стержне плиту. Можешь глазеть на нее со стороны Ведьминых Огней хоть сто лет – не увидишь. – Он улыбнулся. – Вот треть твоего товара.

– Продолжай, – сказал Пенкавр.

– Не раньше, чем выйду из клетки.

Бич взвился. Глаза Аштона наполнились слезами, но он даже не вскрикнул.

Старк грубо сказал:

– Если хочешь, то сдери с него шкуру, но пока я в клетке, я больше ничего тебе не скажу.

Спокойным, пустым голосом Аштон сказал:

– Если ты зайдешь слишком далеко, Пенкавр, то ты ничего не добьешься. Он легко возвращается в состояние дикости.

Пенкавр осмотрел Старка. Он увидел высокого, смуглого, сильного человека со шрамами от многочисленных сражений. Наемный солдат, проведший жизнь в мелких войнах мелких народностей в отдаленных мирах.

Опасный человек. Пенкавр знал это и понимал. Но чересчур светлые глаза приводили его в замешательство: в них было какое-то пламя, что-то невинное и вместе с тем смертельное. Глаза дикого зверя, удивительные на человеческом лице.

Аштон добавил:

– Он не переносит заключения в клетке.

Пенкавр что-то сказал одному из своих людей. Тот ушел и вернулся с автогеном. Он прорезал такое отверстие, чтобы Старк мог вылезти, но не выпрыгнуть. В то время как он выходил, люди следили за ним с парализаторами в руках.

– Хорошо, – сказал Пенкавр, – вот ты и на свободе.

Старк глубоко вздохнул и слегка вздрогнул, как вздрагивают дикие звери. Он стоял очень прямо, рядом с клеткой.

– В проходе Ведьминых огней, как раз под гребнем, есть скальное образование, которое называют молящимся человеком. Под ним есть вход в пещеры. Это тоже вращающаяся плита. Внутри большая пещера. Херсенеи входят туда для торговли с Детьми. Вторая дверь ведет в Дом Матери. По ту сторону двери длинный коридор, защищенный барьерами, но здесь их больше, и они очень мощные. Ни один вторгшийся туда никогда не преодолевал эту защиту.

– У меня есть взрывчатка.

– Если ты пустишь ее в ход, то все обрушится, и вход будет блокирован.

– Ты не очень радуешь, – заметил Пенкавр. – А кто защищает эти укрепления?

– Оружие носят все. – Старк не был в этом уверен, но это было неважно, – их будет, по крайней мере, четыре тысячи, а то и шесть. Я могу дать лишь приблизительную оценку. Я пробыл там недолго и большую часть времени блуждал в темноте, большая часть Дома Матери Скэйта необитаема, и из этого ясно, что Детей сейчас меньше, чем во время его создания. Но все-таки их достаточно много. Совершенного оружия у них нет, но они очень хорошо будут сражаться и тем, что у них есть. – Это была ложь, и он знал об этом. – Но самое главное, что у них будет преимущество в смысле знания территории. Тебе придется бегать из одного зала в другой, и ты никогда не дойдешь до конца.

– У меня есть лазеры.

– Дети спрячутся. Дом – это лабиринт. Тебя будут атаковать со всех направлений, оставаясь незамеченными, ибудут убивать по одному. У тебя не хватит людей.

Пенкавр нахмурился, вертя хлыст между пальцев, и внезапно хлестнул Старка по плечу. Брызнула кровь.

– Твои сведения ничего не стоят. Мы только потеряли время. – Он нетерпеливо повернулся к своим людям.

– Подожди, – сказал Старк.

Сощурившись, чтобы лучше видеть в сумерках, Пенкавр спросил:

– Чего ждать?

– Я знаю вход в Дом Матери, о котором Дети забыли.

– А! – сказал Пенкавр. – Ты нашел его во время своего единственного визита, когда блуждал в темноте?

– В темноте я увидел свет. Я продам тебе эти сведения.

– За какую цену?

– За свободу.

Лицо Пенкавра было застывшей, растушеванной маской. Прежде чем согласиться, он некоторое время выжидал, чтобы не выглядеть заинтересованным.

– Мертвый ты ничего не стоишь. Если твои сведения меня удовлетворят, я отвезу тебя и Аштона куда захочешь на Скэйте. Конечно, я отпущу вас.

– Нет, – сказал Старк. – Отпусти нас здесь и немедленно.

– Сделаем как я сказал.

– Ты получишь то, что хочешь, если сделаешь так, как я сказал. иначе ты ничего не будешь иметь. Подумай, Пенкавр. Все эти пещеры забиты сокровищами и нет никаких препятствий! Ни барьеров, ни стражников. Если ты собираешься освободить нас, то не все ли тебе равно, где и когда?

– Здесь негостеприимное место.

Старк захохотал.

– Ладно, – нетерпеливо сказал Пенкавр. – если я буду удовлетворен, вы сможете уйти сейчас же.

– Мне нужна одежда, оружие и какое-нибудь лекарство для ран Аштона.

Пенкавр нахмурился, но отдал приказ одному из своих людей и тот бегом помчался к лагерю. Он быстро вернулся с лампой на батареях и поставил ее на ящик. Старк молча возрадовался, но старался на нее не смотреть. Стало уже совсем темно, и так будет еще минут тридцать, пока не взойдет первая из Трех Королев.

Аштон стоял очень спокойно. Низкий свет подчеркивал худобу его тела. Кости его выпирали, мускулы скрутились, как веревки. По белому телу текла темная кровь. Он тоже избегал смотреть на лампу, но наблюдал за Старком.

Другие люди принесли одежду. Один из них грубо перевязал Аштона, пользуясь пакетом первой помощи, а затем промыл рубец на плече Старка.

Оба мужчины оделись. Туники были светлыми и Старк пожалел об этом.

– Оружие?

Пенкавр покачал головой.

– Потом, когда ты скажешь.

Старк ожидал этого.

– Ладно, – сказал он, – но Аштон отправится сейчас.

Пенкавр пристально посмотрел на него.

– Это почему?

– А почему бы и нет, если ты не солгал? Скажем, как залог твоей правдивости.

Пенкавр выругался, но мотнул головой Аштону.

– Ладно, иди.

Он мог быть доверчивым. В его руках были все карты. Так что он мог сделать Старку такое одолжение. Кроме того, Аштон не мог далеко уйти.

Аштон поколебался, но затем удалился в темноту.

– Говори, – сказал Пенкавр.

Старк не спускал глаз со слегка блестевшей туники Пенкавра.

– Как я тебе говорил, Детей теперь меньше, чем было вначале. Они заключают браки между собой. Большая часть жилищ пустует уже многие поколения, и я блуждал там целыми днями, отыскивая выход.

– И ты увидел свет.

– Да, из отверстия в скале. Там есть балкон с выходом, очень высоко на скале. Видимо, там был наблюдательный пункт. Вероятно, есть и другие. Я не мог оттуда спуститься, поэтому и не бежал через этот выход. Но это вход в катакомбы. Забытый и неохраняемый.

– Недоступный?

– Для всякого врага, о котором знали Дети, когда строили Дом. Но не для тебя. «Стрекозы» могут поднять людей наверх. Ты сможешь ввести туда армию, не сделав ни единого выстрела. Может случиться, что ты набьешь все свои трюмы, а Дети так и не заметят твоего присутствия.

Сузив глаза, Пенкавр рассматривал Старка, будто пытаясь узнать правду.

– Как я найду этот балкон?

– Принеси мне карандаш и бумагу, и я нарисую тебе карту.

На равнине Аштон зацепился за колючий кустарник, когда оглядывался назад.

Старку принесли лист тонкого пластика и карандаш. Он положил листок на ящик, рядом с лампой. Пенкавр наклонился, чтобы лучше видеть.

Четверо людей держались поблизости, не выпуская из рук парализаторов.

Аштон исчез за колючками.

– Смотри, – сказал Старк, – вот северная сторона Сердца Мира, здесь – Нагие горы, Горячие Колодцы и то, что осталось от Цитадели.

Здесь, к западу, дорога Херсенеев, которая ведет к их лагерю. Вот и все, что я видел с балкона, я сделаю приблизительную карту.

– Без инструментов?

– Ты же знаешь, я – солдат-наемник. У меня глаз наметан, – он повертел карандаш между пальцами. – Я могу изобразить место так, что ты найдешь его за полдня с помощью «стрекозы».

– Но, – сказал Пенкавр, – в данный момент я не склонен этого делать.

– Без карты ты потратишь на поиски гораздо больше времени. Я думаю, больше, чем тебе хотелось бы.

– Ты очень много требуешь, Старк. Чего ты хочешь теперь?

– Скажи своим людям, чтобы они отошли подальше.

– Это невозможно.

– Я не доверяю тебе и не хочу, чтобы эти люди имели возможность убить меня сразу же, как только я закончу рисовать карту.

– Я даю тебе слово, что они этого не сделают, – Пенкавр улыбнулся.

– Но ведь я тоже не доверяю тебе. Я думаю, что если я отошлю своих людей, то ты удерешь, так и не закончив карты. Ровно через минуту я пошлю своих ребят искать Аштона. Парализаторы выведут его из строя и мы начнем эту скучную комедию сначала, – он указал на кучку оружия на земле, на некотором расстоянии от них. – Безоружный ты долго не проживешь. Кончай карту, бери оружие и уходи.

Пальцы Старка сжались и сломали карандаш. Он наклонил голову и сощурил глаза. Пенкавр сказал:

– Ну что, отдать приказ найти Аштона?

Старк хрипло вздохнул и склонился над картой. Пенкавр еще раз коротко улыбнулся. Его люди незаметно расслабились. Теперь они знали, что им делать.

– Ладно, да проклянет тебя бог, – тихо и яростно сказал Старк. – Смотри.

Пенкавр посмотрел на рисунок.

– От Цитадели остались только обугленные развалины, но ты сможешь ее найти за туманами Горячих Колодцев… От Цитадели…

Карандаш начал чертить ровную, уверенную линию. Вдруг левая рука Старка схватила тяжелую лампу и бросила ее прямо на неожидавшего этого Пенкавра. Золоченый человек взвыл от боли.

Старк действовал так быстро, что глаз с трудом мог уследить за его движениями. Вместо того, чтобы броситься к оружию, он кинулся на ближайшего к нему человека. Тот, следивший за Старком, еще ничего не видел в темноте. За ту долю секунды, пока его зрение приспособилось, Старк уже налетел на него и опрокинул на землю. Парализатор разрядился в небо. Старк побежал крупными звериными прыжками, низко склонившись к жесткой траве.

Обычный человек, даже очень ловкий, не сумел бы найти там место для укрытия. Но это был И Хан, который умел прятаться и на голой скале, когда смерть на четырех лапах выслеживала его. И теперь он бежал так же быстро, как бегал много раз, спасая свою жизнь. Он почти сливался с травой.

Позади него вспыхнул свет. Они снова поставили лампу на место.

Для стрелков это было еще хуже, чем полное отсутствие света. Во всяком случае, они стреляли наугад, потому что почти немедленно потеряли его из виду. Слишком уж они полагались на свое численное превосходство и на очень малую возможность его побега. Они основывались на человеческих рефлексах, какими они их знали, но Старк поставил свои рефлексы против их и пока что выигрывал. Скоро он оказался вне пределов досягаемости парализаторов.

Начали стрелять винтовки. Земля разлеталась маленькими гейзерами.

Некоторые из них были близко, другие далеко, и он понял, что эти люди систематически обстреливают этот участок, стараясь поразить цель. Часть пуль попала в колючий кустарник, где в последний раз видели Аштона, однако Старк знал, что Аштона там больше нет.

Укрываясь за кустарником, он снял свою светлую тунику, свернул ее и сунул за пояс. Старк старался по возможности держаться темных мест.

Затем стало стрелять другое оружие. В промежутках между выстрелами он слышал крики. Потом крики утихли, отдалились, как и свет лампы. Но стрельба не прекращалась. Когда Старк обогнул колючий куст и оказался в полной темноте, он издал низкий свистящий звук, похожий на крик четырехлапой смерти. Он продолжал издавать его до тех пор, пока из маленького оврага не послышался голос Аштона.

Старк скользнул туда.

Аштон тоже снял тунику и натирал свое белое тело горсткой земли.

Он не забыл уроки своей бурной молодости.

– Это самый приятный звук, который я когда-либо слышал в своей жизни, – сказал он, и его рука на секунду коснулась плеча Старка. – Что будем делать теперь?

– Удирать, – сказал Старк и посмотрел на небо. – Темнота скоро кончится, надо уходить.

Они пошли вдоль оврага до того места, где он кончался. По краю оврага рос густой колючий кустарник, но Старк прошел мимо него.

Аштон резко остановился.

– Слушай!

Позади них, там, где находился корабль, раздавалось тяжелое жужжание моторов, внезапно запущенных.

– Да, – сказал Старк, – это «стрекозы».

Они продолжали свой путь. Над горизонтом медленно показала свой лик первая из Трех Королев.


Глава 5

Три Королевы очень здорово выглядят со Скэйта. По правде сказать, это единственное красивое зрелище на нем. Три великолепные плеяды освещают безлунное небо Скэйта, источая серебристый свет, более мягкий, чем свет Старого Солнца, но почти такой же сильный. Даже ночью темнота полностью не поглощает Скэйт.

Но теперь это не имело значения. Темнота не могла защитить их от «стрекоз».

Они нашли другой колючий кустарник, тернистый и соблазнительный.

Старк пренебрег им. Направо от них поднимался низкий гребень, вырисовывавшийся против далекого света, окружавшего «Аркешти». Старка это не тревожило. Он остановился на голом склоне. Склон не был крутым, его крутизны хватало на то, чтобы вода в период дождей стекала с него.

Жужжание моторов изменилось, «стрекозы» поднимались в воздух.

– Сюда, – сказал Старк, толкнув Аштона в незаметную впадину на земле. Он нарвал травы и цветов и насыпал на Аштона, чтобы скрыть формы человеческого тела. Он сказал лишь одно слово, гортанное, щелкающее, означающее «неподвижность». И пополз к гребню.

Оттуда он увидел лихорадочную деятельность вокруг корабля. Люди с лампами методически обыскивали равнину, ища убитых и раненых.

А наверху четыре «стрекозы» зажгли свои мощные посадочные прожекторы. Они летели перед строем людей. Их громкоговорители звучали, как дикий лай каких-то странных механических собак, идущих по следу.

Выстрелы из лазерных пушек били по земле и по кустарнику, поднимая гейзеры пыли и пламени.

Старк поспешно сошел с гребня. На склоне он нашел другую впадину.

Она не могла бы укрыть и кролика, но он съежился как мог и лежал совершенно неподвижно в траве.

Гул «стрекоз» заполнял небо. Они прилетали и улетали, сжигая кустарник.

Одна из «стрекоз» пролетела над оврагом, осветив его белым светом, поливая тени лазерным огнем. Громкоговоритель выкрикивал имя Старка.

Затем раздался смех. Старку показалось, что это был Пенкавр, но металлическое искажение было очень сильным и полной уверенности у него не было. Один за другим, все колючие кусты, бывшие такими соблазнительными тайниками, исчезали в ослепительном пламени.

Пожарища и посадочные огни, более чем хорошо освещали склон даже без серебряного света Королев. Старк лежал неподвижно, только его сердце отчаянно колотилось. Он надеялся, что Аштон сможет оставаться неподвижным достаточно долго.

Охотники пошли на первый приступ. Старк по своему жизненному опыту знал, что они ищут две вещи: убежище и саму жертву. Они редко всматриваются туда, где нет ни крова, ни движения, где не на что смотреть. Именно поэтому Старк остался на открытом месте.

Но неподвижность – цена невидимости. Стоит жертве пошевелиться и она обречена. Пара желтых птиц пренебрегла этой аксиомой. Напуганные шумом и пламенем, они пробежали по диагонали к гребню.

Громкоговорители заскрежетали, и выстрел обратил их в пепел. Слишком уж жалкая жертва для такого мощного оружия.

«Стрекоза» планировала, искала. Аштон оставался неподвижным.

Ничто не привлекло внимания «стрекозы» и она принялась поджигать другие кусты.

Старк лежал, не шевелясь. Горсти травы, которыми он себя замаскировал, скатывались с него. Какие-то мелкие создания в испуге взбирались на него. Некоторые больно кусались. Цветы с темными глазами смотрели со всех сторон. В воздухе пахло дымом. Огонь распространялся все дальше; выстрел убивший птиц, поджег и траву. Близко, совсем близко от Старка, потрескивала сухая трава. Он пытался оценить насколько она сухая, надеясь, что пламя будет распространяться слишком медленно.

Поиски удалились, но «стрекозы» вернутся. Старку все еще нельзя было шевелиться.

Дым прошел над его головой. Он забыл про все остальные неудобства, стараясь не закашлять. Потрескивание приближалось. Волны тепла достигали кожи.

«Стрекозы» описали полный круг. Теперь они шли медленнее, планируя над опустошенной равниной и проверяя, не пропустили ли они какого-нибудь тайника, где мог спрятаться человек.

Одна из них пролетела над гребнем и ее огни осветили место, где лежал Старк. Он затаил дыхание и закрыл глаза, боясь, что их блеск может его выдать. Над ним клубился дым, на этот раз оказывая ему услугу. Но его ноги уже начинали дымиться. Через несколько секунд он будет окружен пламенем. Трава и цветы тоже понимали это, теперь он в этом не сомневался. Они боялись. Он и сам боролся с паникой и победил ее. Прошла вечность, пока «стрекоза» пролетела через гребень и вернулась к «Аркешти».

Однако Старк пошевелился только тогда, когда стали гореть подметки его сапог. Больше у него не было выбора. Под прикрытием густого дыма он вышел из своей неглубокой могилы и бросился к тому месту, где оставил Аштона. Он знал, что если над ним пролетит другая «стрекоза», то у них не останется ни одного шанса.

Огонь еще не подобрался к Аштону, и он не шевелился. Когда Старк наклонился над ним, он с некоторым трудом поднялся. Старк заставил его сделать несколько движений, чтобы расслабить затвердевшие от неподвижности мышцы.

– Когда я охотился с аборигенами, – иронически произнес Старк, – я был моложе. Иначе Четыре Лапы сожрали бы меня. – Он вздрогнул. – Последняя «стрекоза» чуть-чуть не нашла нас. Благодари бога за дым.

Они удалялись от корабля, перебираясь через кустарник и обгоревшую почву. Шума моторов в небе не было слышно. Видя обуглившуюся почву, охотники могли решить, что их жертвы погибли в пламени.

Наконец Старк и Аштон вышли из района огня. Они шли до тех пор, пока Аштон, у которого был тяжелый день, не стал валиться с ног. Старк нашел лесную поляну, удостоверился, что там нет никаких зверей, и сел так, чтобы колючий кустарник защищал ему спину. Наркотик еще чувствовался в нем, и он был рад возможности отдохнуть.

Цветы отметили их приход. По ним пробежали длинные волны, теряясь вдали. Ничего странного в этом не было, если не считать того, что волны шли против ветра.

– Эрик, – сказал Аштон, – когда я лежал там, изображая мертвого в траве и цветах, мне показалось…

– Мне тоже. У них есть что-то вроде чувств. Возможно, это указывает плотоядному растению, что оно поймало жертву.

– Ты думаешь, что они общаются между собой? В таком случае, как они это делают?

Равнина тянулась во все стороны до горизонта: грубая, шишковатая, с почти непроходимыми кустами и голыми, ободранными деревьями. Старк поднял голову и втянул в себя воздух. В нем чувствовалась какая-то странность, но ничего враждебного. В горле чувствовалась странно беспокоящая сладость. Нигде ничего не шевелилось, однако Старк чувствовал чье-то присутствие: что-то было разбужено. Он не мог установить, были ли это люди, животные или что-то еще. И это было неприятно.

– Я буду счастлив покинуть эту долину, – сказал он. – И самой короткой дорогой.

– Мы только что прошли по ней, – Пенкавр выбрал это место, чтобы «стрекозы» могли делать налеты в джунгли по периметру около ста восьмидесяти градусов, не проходя более ста пятидесяти километров в любом направлении.

Два других корабля, которые грабят Скэйт, в конце концов тоже прилетят сюда и все вместе отправятся на север в надежде добраться до сокровищ, спрятанных под Ведьмиными Огнями. Тебе многое пришлось сказать ему?

– Меньше, чем он хотел бы. Если ему повезет, то он найдет этот балкон через полгода, – Старк нахмурился. – Не знаю… Прорицатели говорили, что я принесу в Дом Матери еще больше крови. Поэтому они так стараются меня убить. Ну что ж, пусть занимаются своими собственными делами, – он показал на бесконечный горизонт. – Мы не можем идти на восток из-за Пенкавра, но в остальном у нас есть выбор. У тебя есть какие-нибудь идеи?

– Педралон.

– Педралон?

– Он принц в своей стране. Его соотечественники выкупили его у Пенкавра. Он имеет большое влияние.

– Да, если только его единомышленники не решили принести его в жертву Старому Солнцу в наказание за грехи.

– Такое возможно. Но я думаю, он единственный, кто может помочь нам. И он находится там, куда мы, возможно, сумеем добраться. Эндапил на берегу, где-то к югу отсюда.

– На каком расстоянии?

– Не знаю. Но если идти по берегу, то, может быть, удастся сесть на судно. Или украсть его.

– Когда я последний раз видел Педралона, инопланетяне были ему крайне несимпатичны, несмотря на то, что он сговаривался с ними ради своей выгоды. Теперь он, конечно, любит их еще меньше.

– Я довольно хорошо познакомился с ним, Эрик, пока мы были на корабле. Пенкавр решил, что лучше увезти нас на Пакс и удовлетвориться обещанным или воспользоваться случаем и ограбить всю планету. Я кажется хорошо растолковал Пенкавру, что такое Галактический Союз, и как он работает. Я думаю, что он мне симпатизировал. Это человек, преданный одной цели до фанатизма. Он клялся, что будет продолжать борьбу с Бендсменами, хотя никогда не терял надежды добиться того, что звездные пути будут открыты. Он может счесть нас полезными.

– Хилая надежда, Саймон.

– Хуже, чем хилая, но что у нас еще есть?

Старк нахмурился. Его лицо потемнело.

– Ирнану больше незачем сражаться. Трегда и другие города-государства ненадежны. Они смогут склониться и в ту и в другую сторону. Да и в любом случае до них не добраться. – Он пожал плечами.

– Пошли в Эндапил?

Он дал Аштону часок поспать. За это время он осмотрел кустарник.

Ценой безнадежно исколотых рук он сделал две дубинки с шипами. Когда найдутся подходящие камни, он сможет сделать топорики или ножи, а пока хватит и дубинок.

Равнина не имела ориентиров, а в ее безмерности человек мог сбиться с дороги и блуждать до самой смерти, если раньше не будет сожран каким-нибудь неизвестным врагом.

Здесь, на краю Галактики, звезд было очень мало, однако, Старк нашел достаточно старых знакомых, чтобы наметить себе путь. Он разбудил Аштона и они отправились на юго-запад, оставив «Аркешти» позади. Они надеялись достичь конца равнины там, где она спускается к джунглям, отделяющим ее от моря. Но ни Аштон, ни Старк не знали, какое расстояние им придется преодолеть.

Однако, Старк вспомнил, что месяц тому назад он и Аштон покинули Цитадель, расположенную в глухом месте жестокого севера. Два человека, одни на враждебной планете. И у них тогда было оружие, продовольствие и вьючные животные… А кроме того, Собаки Севера. Теперь же у них не было ничего. И все результаты этой недавней одиссеи обратились в ничто из-за измены одного человека.

Горечь не смягчалась тем обстоятельством, что он сам договаривался с Пенкавром.

Несмотря на солидное вознаграждение, предложенное Бендсменом Педралоном, Пенкавр не согласился вмешиваться в дела Старка. Педралону удалось только получить от него передатчик и согласие антарийца выждать, пока события определяться. Только вмешательство Старка в последнюю минуту, когда звездный порт был объят пламенем взлетающих кораблей, склонило чашу весов. Старк говорил о спасении Аштона и о том вознаграждении, которое ждет Пенкавра, если последний отвезет Аштона и делегацию в центр Галактики. Старк тогда не мог знать с каким человеком он имеет дело, но в любом случае антариец был единственной возможностью. Однако, все эти мысли не делали Старка счастливым.

Он искоса взглянул на своего приемного отца, который, вероятно, уже почти видел Пакс и свой кабинет в министерстве Планетарных Дел.

– Я думаю, Саймон, что если я спас тебя только для того, чтобы ты вечно бегал по Скэйту, как пеший «Летучий Голландец», то лучше было бы оставить тебя у Лордов Защитников. Там, по крайней мере, ты жил достаточно комфортабельно.

– Пока мои ноги ходят, – сказал Аштон, – я предпочитаю идти.

Качающиеся цветы наблюдали за ними. Поднялась последняя из Трех Королев, добавив серебряного света к свету своих сестер. Равнина была покрыта мягким светом. Тем не менее, ночь казалась очень темной.


Глава 6

Древний серый город Ирнан возвышался над долиной. Его стены были нетронуты. Но посадка «Аркешти» за несколько часов сделала то, чего не могли добиться месяцы осады и лишений. Встав перед выбором – сражаться снова или сдаться силам Бендсменов, которые не замедлили появиться, Ирнан обнаружил, что у него нет выбора. Он был истощен, разорен и побежден. Он потерял слишком много людей и слишком много богатства. И самое главное, он потерял надежду.

При свете Трех Королев тонкая струйка беженцев регулярно текла из открытых ворот вдоль дороги, мимо уничтоженных виноградников и вытоптанных полей, все еще полных отбросов от осаждавших армий.

Большинство беженцев шли пешком, неся за спиной все свое имущество. Эти люди были слишком хорошо известны, как восставшие против Бендсменов, чтобы надеяться на снисхождение. они опасались всеобщей резни, когда орды бродяг будут спущены на город.

Внутри, на большой каменной площади, где дома стояли почти вплотную друг к другу, горело несколько факелов. Там стояла группа мужчин и женщин. К ним подходили другие, из узких и темных переулков. У всех было оружие, даже у женщин, потому что женщины городов-государств сражались как мужчины, подвергаясь тем же опасностям.

Все были в плащах, так как долина была на высоком месте и уже наступила осень. они тихо и хрипло переговаривались. Некоторые плакали, и не только женщины.

В Зале Совета, под высоким сводом, затянутым штандартами, кое-где горели лампы. Приходилось экономить драгоценное масло. Но недостаток освещения не мешал суматохе. Зал был полон вопящими и толкающимися людьми. Нотабли на возвышении гневно возвышали голос, делая высокопарные жесты.

Речь шла о капитуляции. На лицах всех людей царил страх. Сыпались жестокие слова.

Старый Джеран выносил здесь свою последнюю муку.

За стенами союзники заканчивали свертывание лагерей. Люди племен с закрытыми вуалью лицами и в кожаных плащах цветов шести Малых Очагов Киба – пурпурный, коричневый, желтый, красный, зеленый и белый – двигались между мигающими факелами, нагружая на своих высоких животных пустыни продукты и добычу.

В стороне от города, в высокомерном одиночестве, сидели Фалларины в темном оперении. Они тихо переговаривались и ветерок шевелил их крылья. Тарфы, их ловкие и проворные слуги с телами в зеленую и золотую полоску с четырьмя мощными руками, свертывали лагерь.

Утром все уйдут.

Позади лежала пустая мирная долина. На ее самом высоком конце, там, где резко сближаются горы и отвесные скалы, находился грот, из которого многие поколения Геррит, Мудрых женщин Ирнана, следили за своим городом.

Теперь грот был лишен своих занавесей и мебели. Более чем когда-либо он казался могилой. Горрит, последняя из своего рода, отказалась от функций Мудрой женщины, сказав, что эта традиция кончилась, когда Бендсмен Мордах уничтожил мантию и корону. Однако, у входа, откуда пробивался свет, были привязаны верховые животные, а в нише, рядом со входом, бодрствовал тарф, опираясь четырьмя руками на шпагу. Его угловатые веки мигали с неистощимым терпением его нечеловеческой расы. Его звали Клетект.

В переднем зале грота, в прихожей, спали одиннадцать громадных белых Собак. Их глаза под полуприкрытыми веками блестели странным огнем, когда на них падал свет единственной лампы, стоявшей на высокой этажерке. Иногда они ворчали и недовольно шевелились. Их бесчисленные поколения были телепатами. И человеческий мозг, который они читали, не имел в себе ничего мирного.

Три свечи освещали внутреннюю комнату, бросая дикие тени на то, что когда-то было святилищем Мудрой женщины. Сюда принесли кое-какую мебель: стол, стул, канделябр и широкую плоскую чашу с чистой водой.

Геррит сидела. Свечи бросали тень на ее толстую, бронзового цвета косу, спускавшуюся по спине. Геррит находилась в гроте с тех пор, как Эрик Джон Старк вышел из Ирнана, чтобы уйти к кораблю Пенкавра. Усталость затемнила ее глаза и очертила рот.

– Мое решение принято, – сказала она. – Я жду вашего.

– Выбор не из легких, – сказал Себек, вождь людей в капюшонах.

Между капюшоном и вуалью были видны только его глаза: голубые, яростные и тревожные. Его отец был стражем Очага Ханнов, могущественным человеком на севере. – Бендсмены, конечно, будут стараться взять Юронну и выгнать нас в пустыню, чтобы мы там умерли с голоду. Мы добровольно последовали за Старком, но теперь, похоже, мы должны вернуться домой и сражаться за свое дело.

– У меня, – сказал Тачвар, – выбора нет. – Он взглянул на гигантских Собак, прижавшихся к нему и улыбнулся. Он был очень молод, почти мальчик, и был учеником Бендсменов на службе у Мастера Собак в Юронне. – Если Собаки Севера найдут И Хана, я пойду с ними.

Джерд, направо от Тачвара, глухо заворчал, а Грит, сидевшая с левой стороны, раскрыла свою пасть, и ее язык повис между стальными клыками. Обе Собаки устремили горящий взор на Халка, стоявшего у края стола.

– Держи своих адских зверей на поводке, – сказал Халк и повернулся к Геррит.

– В этой комнате твоя мать предсказала появление Темного Человека со звезд. Он должен был уничтожить Лордов Защитников и освободить Ирнан, чтобы мы могли найти мир, где жизнь будет лучше. Фальшивое пророчество! Темный Человек в плену, а может быть и мертв. Я лично не люблю Старка и не стану тратить остаток жизни на его поиск. Меня ждет мой народ. Мы будем продолжать сражаться с Бендсменами в Трегаде или еще где-нибудь, где сможем. Советую тебе пойти с нами или уехать на север с Собаками и Фалларинами. Элдерик не откажет тебе в крове.

Элдерик, король Фалларинов, тень которого падала на стену, как тень гигантской птицы с полусложенными крыльями, посмотрел на Геррит и сказал:

– На севере ты будешь в большей безопасности. Если ты пойдешь на юг, то ты бросишь вызов всей мощи Бендсменов.

– А ты, Элдерик? – спросила Геррит. – Какое направление выберешь ты?

Он наклонил узкую голову. Его улыбка была как острие кинжала.

– Я еще не слышал пророчества. А ведь оно было? Ты не стала бы собирать нас здесь, чтобы поговорить о Старке, не будь у тебя пророчества.

– Да, – сказала Геррит, – пророчество было.

Она встала. Собаки застонали.

– В Воде Видения я видела свою собственную дорогу. Она идет на юг, далеко на юг, в страшную белизну, запятнанную кровью, и ее конец теряется в тумане. Но я смотрела на нее через Воду Видения.

Она держала в руке череп, крошечную, хрупкую вещь, вырезанную из слоновой кости. Маленькое, усмехающееся лицо было вымазано давно засохшей кровью.

– Это все, что осталось от Короны Судьбы. Старк дал мне его на эшафоте в тот день, когда мы убили наших Бендсменов. Все Геррит, когда-либо носившие корону, говорили со мной сегодня через этот осколок. Их власть, наконец, отдана мне.

Голос был чистым и сильным, с оттенком колдовской меланхолии. Так слышится в горах колокол, раскачиваемый ветром.

– Халк сказал, что пророчество Ирнана было фальшивым, что Старк побежден и бесполезен, что его остается только забыть. Я говорю вам, что судьба Старка и судьба Ирнана связаны, как сердце связано со страданиями. Один без другого не выживет. Старк жив и его дорога тоже ведет на юг. Но он идет в глубокой тьме и перед ним стоит смерть. Его жизнь зависит от нас. Если он останется жив по дороге к югу, то Ирнан обретет свободу, несмотря на все препятствия. Если же он умрет – звездные пути останутся закрытыми не только пока мы живем, но и на долгое время после нас. На долгое время после того, как изменится лицо Скэйта. И перемена эта близится! Близится Королева Льда, со своим господином Мраком и их дочерью Голодом. Они уже послали своих первых вестников. Этой зимой мы увидим их первые армии. Если звездные корабли не прибудут, то никто из нас не переживет Второй Миграции.

Она опустила руки, наклонила голову и тяжело вздохнула. Когда она снова подняла глаза на присутствующих и опять заговорила, она уже была Геррит – женщиной – человечной и уязвимой.

– Нужно спешить, – сказала она, – Старк идет медленно, как идет пеший, несущий груз и обходящий препятствия. Он очень далеко и даже с верховыми животными ему будет очень трудно достичь моря вовремя.

– Моря? – спросил Халк.

– Там сходятся наши дороги, но его дорога закончится, если мы не встретимся.

Она обошла стол и положила руку на массивную голову Джерда:

– Пойдем, – сказала она Тачвару, – мы, по крайней мере, знаем, что нам нужно делать.

Они вышли: Джерд, Тачвар и Геррит. Одиннадцать остальных Собак Севера встали и присоединились к ним. Они вышли на свет Трех Королев, прошли мимо неустрашимого Клетекта и подошли к привязанным верховым животным.

Неожиданный ветер ударил в одежду Геррит и взъерошил шерсть Собак Севера.

Они подняли головы.

– Я посовещаюсь со своими, – сказал Элдерик. Он опустился по тропинке, хлопая крыльями. За ним шел Клетект. Потом появился ругающийся Халк, за ним молчаливый Себек.

– Через час, – сказала Геррит, – Тачвар, Собаки и я поедем к югу.

Ждать мы не будем.

Остальные сели на своих животных и поехали по долине. Рассеянный свет по-прежнему освещал вход в грот. Никто не подумал погасить свечи и лампу, покрыть чашу с Водой Видения. Даже Мудрая женщина не бросила взгляда назад.

Последнее пророчество Ирнана было сделано.


Глава 7

Аштон прикоснулся к плечу Старка и тот мгновенно проснулся.

Неохотный восход Старого Солнца залил равнину кровавым светом. На равнине были птицы. Их было штук тридцать. Они наблюдали за двумя людьми с расстояния приблизительно в тридцать метров. Вокруг них колыхались цветы.

– Они подошли так тихо, – сказал Аштон, который стоял на страже, – что я увидел их только тогда, когда взошло солнце.

В молчании и терпении птиц было что-то сверхъестественное. Старк ожидал шумных криков и взглядов жадности. Он ожидал атаки. Однако птицы стояли неподвижно в этом нереальном свете, который укорачивал горизонт и казался ковром с вышитыми на нем золотыми птицами.

Старк взял дубинку и стал искать камни. Одна из птиц подняла голову и запела чистым голосом флейты. В горле у птицы пел голос женщины. Песня была без слов. Старк выпрямился и нахмурил брови.

– Я думаю, что убить вас запрещено, – сказал он и щелкнул двумя камнями в руке, измеряя расстояние на глаз.

– У меня такое же впечатление, – сказал Аштон. – Видимо, мы должны их слушать.

Старк был голоден. Желтые птицы были одновременно и опасностью и пищей. Он не знал, что они сделают, если он убьет одну из них, потому что они были мощны и многочисленны. Если они набросятся на людей, то отразить их нападение будет нелегко. Кроме того, у птиц, видимо, была какая-то цель и сложность песни без слов заставила его отложить жесткие действия до того времени, как они узнают, в чем дело. Он раздраженно сказал:

– По крайней мере, в данный момент.

И бросил камни на землю.

– Они преграждают нам дорогу, – сказал Аштон.

Птицы выстроились на юго-западе.

– Может быть, они отойдут в сторону, – сказал Старк, и они пошли вперед.

Птицы не сдвинулись с места. Поднявшись на крепких ногах, они щелкали кривыми клювами и угрожающе кричали. Старк остановился и птицы тоже замолчали.

– Либо мы должны напасть на них, – сказал Старк, – либо идти в другом направлении.

Аштон положил руку на свою повязку и сказал:

– У них страшно острые когти, а здесь тридцать пар ног. Клювы, как ножи. Давай пойдем другой дорогой.

– Постараемся обойти их.

Напрасный труд. Стадо побежало и заставило их вернуться.

Аштон покачал головой.

– Когда та птица на меня напала, то она действовала в соответствии со своим нормальным инстинктом. Эти же поступают необычно.

Старк огляделся вокруг. Он видел равнину, чахлый кустарник, ободранные деревья и настороженные цветы, колыхающиеся против ветра.

– Кто-то знает, что мы здесь, – сказал он, – кто-то послал их искать нас.

Аштон взвесил в руке дубинку и вздохнул.

– Я не думаю, что нам удасться убежать или убить достаточное количество этих тварей. И мне хотелось бы еще на какое-то время сохранить свои глаза. Может быть, этот кто-то хочет только поговорить с нами?

– В таком случае, – сказал Старк, – это произошло бы впервые со времени моего пребывания на Скэйте.

Птица подняла голову и снова запела.

«Может быть, – подумал Старк, – это естественное поведение птицы»

– Однако он не мог избавиться от ощущения, что за всем этим стоит высший разум.

«Сделай то, что я прошу, – казалось говорила птица, – и с тобой не случится никакого зла».

Старк ни в коей мере не доверял этому. Будь он один, он, вероятно, решился бы пробить себе проход, хотя все шансы были против него. Но он был не один. Он пожал плечами и сказал:

– Ну что ж, может быть, нас хотят накормить.

Как внимательные пастушьи собаки, птицы вели их на запад. Шли они быстро. Старк поглядывал на небо. Он насторожил уши на тот случай, если Пенкавр решит послать своих «стрекоз» в последнюю разведку. Но ни одной «стрекозы» не было видно. Пенкавр, видимо, думал только о том, чтобы отнять у деревенских жителей их драгоценный урожай наркотика. Это было важнее, чем искать двух человек, которые почти наверняка погибли, а если нет, то скоро все равно умрут. Во всяком случае, их шансы быть спасенными и увезенными на Пакс были такими ничтожными, что хотя Пенкавр и убил бы их без колебаний, попадись они ему в руки, но было маловероятно, чтобы он затеял большую операцию по их поиску.

Старое Солнце пылало в середине неба, и Саймон Аштон начал уже качаться на ходу, когда Старк увидел два силуэта на гребне перед ними.

Один был высок, его длинные волосы и широкое платье раздувал ветер.

Другой был поменьше и тоньше. Высокий положил руку на плечо спутника и как бы защищал его. В позах этих силуэтов было что-то величественное.

Птицы, издавая радостные звуки, повели обоих мужчин быстрее.

Высокий силуэт оказался женщиной, немолодой и некрасивой. Лицо ее было худым и темным, одаренным огромной силой, силой дерева, затвердевшего настолько, что оно могло сопротивляться огню. Ветер прижимал грубую одежду прямо к ее телу. Держалась она прямо и крепко, как будто вышла с победой из многих бурь. У нее были пронизывающие карие глаза, темные волосы, сильно тронутые сединой.

Второй силуэт был мальчиком, лет двенадцати, удивительно красивый, хрупкий и изящный, но странное спокойствие его взгляда делало его детское лицо намного старше.

Старк и Аштон остановились у подножия гребня. Женщина и мальчик смотрели на них сверху. Неплохое положение с точки зрения психологии.

Птица снова запела.

Женщина ответила ей такой же песней без слов, затем осмотрела людей и сказала:

– Вы не сыновья Матери Скэйта.

– Нет, – подтвердил Старк.

Женщина кивнула.

– Мои посланцы почувствовали эту странность.

Она с любовью и почтением обратилась к мальчику:

– Что ты думаешь, Сетлин?

Он нежно улыбнулся и ответил:

– Они не для нас, мать. Другая наложила на них свое клеймо.

– Тогда, – сказала женщина Старку и Аштону, – добро пожаловать к нам на некоторое время. – Она сделала им знак подойти. – Я – Корверен, а это мой сын Сетлин, самый младший из моих детей. Он нареченный супруг.

– Супруг?

– Мы поклоняемся Троице – Королеве Льда, ее господину Мраку и их дочери Голоду, которые правят нами. Мой сын обещан дочери, когда ему минет восемнадцать лет, если она его не потребует раньше.

– Она потребует, мать, – сказал мальчик с ясными глазами. – Этот день близок.

Он отошел и спустился с другой стороны гребня. Корверен осталась.

Старк и Аштон поднялись к ней.

Теперь они видели ложбину, где стояли палатки. За ложбиной был отчетливо виден извилистый край плато. Значит они ненамного удалились от своего пути. По ту сторону неровного края был пустой горизонт, под которым угадывался далекий и шумный океан деревьев.

Лагерь располагался полукругом, вокруг свободного пространства, где играли дети и где взрослые занимались своими делами.

Палатки были коричневые, зеленые или рыжие. Тут и там виднелись пятна золотого, белого или ярко-коричневого. Палатки все были залатанные, но каждая была украшена гирляндами и колосьями. Перед каждой палаткой стояли корзины с корнями и травами. Знамена, все в лохмотьях, полоскались на ветру.

– У вас праздник? – спросил Старк.

– Мы празднуем смерть лета, – сказала Корверен.

По другую сторону свободного пространства, ближе к краю плато, находилось низкое каменное строение. В его массе, без окон, обросшей, как старая скала, мхом и лишайником, было что-то угрожающее.

– Это дом Зимы, – сказала Корверен.

– Уже скоро будет пора возвращаться в благословенную тьму и ласковый сон.

Она величественно наклонилась и погладила цветы, тянувшиеся к ней.

– Мы разделим священные месяцы Богини с травами, цветами, птицами и всем тем, что живет на равнине.

– Это и есть ваши посланцы?

Она наклонила голову.

– Мы очень давно усвоили урок наших предков. На равнине живем не только мы одни. Мы составляем часть одного тела, одной жизни. До меня донеслась весть, что везде идет война. Вы мне об этом расскажете?

Взгляд ее, устремленный на Старка и Аштона, был холоден и жесток, как арктическая зима.

– Не мы начали войну, – сказал Старк. – Нас преследовали другие люди, мы чудом спаслись от них. Но кто нас может требовать и зачем?

– Спросите об этом у Сетлина, – она повела их в зеленую палатку и откинула занавес тускло-янтарного цвета. – Входите и готовьтесь ко дню.

Вам принесут воды помыться.

– Госпожа, – сказал Старк, – мы очень голодны.

– Когда придет время, вас накормят, – сказала она, опустила занавес и ушла.

В палатке было только несколько грубых матрасов, набитых чем-то сухим и хрустящим, и кучка покрывал. В воздухе был тот же запах, что и снаружи. Рядом с каждым матрасом в порядке располагались мелкие личные предметы. Видимо, палатка служила летней спальней более чем двум десяткам людей.

Со вздохом облегчения Аштон бросился на матрас. – Будем надеяться, что нас накормят. И поскольку похоже, что мы обещаны другому, то я полагаю, что в данный момент наши жизни вне опасности.

Пока что все идет хорошо, – сжав губы, он добавил:

– Но несмотря на все это, мне это место не нравится.

– Мне тоже.

Вскоре пришли мужчины и женщины с тазами, кувшинами и полотенцами.

Полотенца были из той же грубой ткани, что и бесформенные туники и штаны мужчин. Тазы и кувшины были из золота, с изящной резьбой, почти стершейся от многовекового использования. Золотые предметы чудесно выглядели в темной зелени палатки.

– Мы зовемся Найтис, Народ Равнины, – сказал один из мужчин в ответ на вопрос Аштона.

Как и Корверен, мужчина походил на крепкое старое дерево. Карие, непроницаемые глаза, квадратный рот с широкими губами и крепкими зубами создавали впечатление родственности с чем-то природным и неизвестным… земля, корни, вода, подземные тени…

– Вы торгуете с народом джунглей? – спросил Старк.

Человек спокойно улыбнулся.

– Да, только эта торговля дает им мало прибыли.

– Вы их едите? – спросил Старк как о вполне естественной вещи.

Мужчина пожал плечами.

– Она поклоняются Старому Солнцу, а мы их посвящаем Богине.

– Значит, вы знаете дорогу в джунгли?

– Да, – сказал мужчина, – а теперь спите.

Он ушел вместе с другими, унося золотые предметы. Стена палатки дрожала от ветра. Голоса людей снаружи показались далекими и чужими.

Аштон покачал головой.

– Старая Мать Скэйта все еще полна сюрпризов и все они неприятны.

Мальчик – супруг, который пойдет к Дочери, когда ему стукнет восемнадцать, если она не потребует его раньше. Видимо, речь идет о ритуальном жертвоприношении.

– Мальчик, похоже, думает об этом с удовольствием, – сказал Старк, – спи, если ты не очень голоден.

Аштон натянул на себя зальное одеяло и замолчал.

Старк смотрел на верх палатки, шевелящейся на ветру, и думал о Геррит. Он надеялся, что она далеко от Ирнана, что она спаслась.

Он думал о многом. Ярость поднималась в нем, ярость столь сильная, что мучительно жгла его и зеленые сумерки становились красными перед его глазами. Но ярость эта была бесполезной и поэтому он превозмог ее.

Сон был необходим Старку, и он вскоре уснул.

Он проснулся со звериным рычанием. Его руки сжимали шею мужчины.


Глава 8

Спокойный голос Аштона сказал:

– Эрик, он безоружен.

Лицо человека потемнело от прилива крови, глаза и рот были растянуты страхом.

Его напрягшееся тело пыталось приспособиться в страшном захвате.

Ворча, Старк выпустил его.

– Кто ты такой и что тебе надо? – спросил он.

Человек сделал глубокий вздох и потер шею.

– Мне хотелось, – выдохнул он, – посмотреть на человека из другого мира. Ты спишь на моей постели, – он посмотрел на Аштона. – А он тоже из другого мира?

– Да.

– Но вы совсем не похожи.

– А разве люди Скэйта похожи друг на друга?

Потирая шею человек обдумывал вопрос.

Старк слышал теперь за палаткой тихую, меланхоличную музыку.

Голоса были теперь ближе, отчетливее. И он уловил запах кухни.

– Нет, – наконец ответил человек, – конечно, нет, но это не имеет отношения к иноземцам. – Он был молод, гибок, с карими глазами. – Я – Сейдрин,брат супруга. Я должен отвести вас на праздник.

Подняв плечи, он вышел из палатки, не глядя, идут ли они за ним.

Старое Солнце заходило в своей обычной дряхлой ярости, в медных всполохах. Около двухсот мужчин и женщин и не меньше сотни ребятишек собрались на свободном пространстве между палатками и угрожающим домом Зимы, повернувшись лицом к Старому Солнцу. На каменном столбе пылал огонь. Сетлин стоял рядом с огнем. За ним стояла Корверен с золотым кувшином в руках. Музыка прекратилась и через некоторое время началась снова: барабаны, две флейты, два многострунных инструмента. Теперь она была не такой уж тихой. Она стала резкой, пронзительной, агрессивной.

Затем она стала тише, и люди монотонно запели:

«Старое Солнце спускается в темноту и может быть никогда не вернется. Старое Солнце умирает и может не родиться вновь. Рука Богини может его погасить. Пусть она уничтожит его, пусть покой самой Богини будет простираться над Скэйтом, над всеми нами…»

Сетлин взял из рук матери золотой кувшин.

Как раз в тот момент, когда диск Рыжей Звезды скрылся за горизонтом, мальчик залил огонь, пылавший на столбе.

– Старое Солнце мертво, – протяжно пели Натис. – Оно больше не встанет. В эту ночь Богиня даст нам мир и покой. Утра больше не будет…

Вода и дымящийся пепел скатывались по столбу.

Когда пение кончилось, Старк спросил Сейдрина:

– Вы это делаете каждую ночь?

– Каждую ночь, проведенную на поверхности.

– Большинство людей молится, чтобы Старое Солнце даровало им утро.

– Богиня их накажет.

Старк вздрогнул. Он чувствовал дыхание богини, когда Харгот, король Жатвы, и его жрецы наслали ее на повозки Амнира, торговца из Кумры. Амнир, его люди и животные были допущены в мир Богини. Лед блестел на их лицах.

Но даже Харгот приносил жертвы Старому Солнцу, боясь, что Темная Троица не справится с ним. Найтис, видимо, были самоубийцами.

Теперь они сидели на земле, вокруг широких квадратов толстого материала. Желтые птицы свободно расхаживали между ними. На кострах, сложенных из колючего кустарника, дымились котлы.

Аштон принюхался.

– Интересно, что в этих котлах.

– Что бы ни было, ешь, – предупредил Старк.

Сейдрин сделал им знак сесть между Сетлином и Корверен. Еда была подана в каменных чашах и плетеных корзинах, видимо, добытых в джунглях. Там был грубый пресный хлеб, состоявший из земли, зерен, а также овощи с минимальным количеством мяса. Белое, нитевидное мясо держалось на разбитых косточках.

Старк перевел взгляд со своей порции на птиц.

– Мы будем умолять их о прощении, – сказала Корверен, – как мы просим прощения у зерен, которые мы собираем, и у всех растений, которые мы рвем с земли. Они соглашаются. Они знают, что придет день, когда они будут питаться нами. – Она описала рукой круг. – Мы все – одно, и у каждого свой час.

– А твой сын? – спросил Аштон.

– Когда придет его час, не твоя ли рука возьмет кинжал, чтобы пронзить его сердце? – спросил Старк.

– Конечно, – сказала Корверен.

Сетлин посмотрел на Старка со спокойным недоумением.

– Кому же другому будет даровано это счастье? – спросил он.

Старк ел. Желтые птицы топтались вокруг него, искоса поглядывая: они чувствовали в нем чужака. Музыканты закончили еду и снова взялись за свои инструменты.

Одна женщина встала и запела. Ее голос звучал как флейта.

– Теперь, – сказала Корверен, – я хочу знать, какие силы угрожают нам на востоке наших границ?

Старк, как мог, разъяснил ей.

– Я думаю, что главный вред от приземления двух кораблей. Но вскоре они улетят.

– Улетят с равнины, но не со Скэйта?

– И со Скэйта. Бендсмены прогнали все корабли и они больше не вернутся.

– Это хорошо, – сказала Корверен. – Мать Скэйта должна теперь посвятить себя своим детям.

– У тебя есть какое-то предсказание?

– У меня нет, но мой сын слышал Богиню, когда ночью свистел ветер.

Она приказала ему готовиться к супружеству… в эту зиму или в следующую. Я уверена, что она не станет ждать дольше.

Зажгли факелы. Праздник продолжался уже свободно. Музыка звучала по другому. Люди вставали и проходили между факелами, занимая места для танца.

Корверен встала и дружелюбно спросила:

– Вы сыты? Отдохнули? Хорошо, теперь вам пора уходить.

– Госпожа, – сказал Старк, – может быть, нам можно будет подождать до утра?

– У вас будет проводник, и Три Королевы осветят вам путь.

Сейдрин…

Молодой человек угрюмо сказал:

– Я пропущу танцы…

– Нельзя заставлять ждать ту, что ждет этих двух людей. И обмануть ее тем более. Не забывай этого, Сейдрин.

Когда молодой супруг двинулся к танцующим, Старк удержал его за плечо.

– Сетлин, твоя мать сказала, что я должен тебя спросить, кто требует нас и почему?

– Если я тебе это скажу, то ты попытаешься избежать той, кто тебя требует. Так ведь? – Сетлин улыбнулся и высвободился. – иди с моим братом.

Сейдрин взял фонарь и позвал двух мужчин. Он направился с ними в дом Зимы.

Не имея выбора, Старк и Аштон поблагодарили Корверен за гостеприимство и пошли вслед за ними.

Они прошли мимо площадки для танцев. Сетлин держал за руку глупо глядевшую девушку. Ее длинные волосы украшали гирлянды. Томные флейты и нежные струны подбадривали танцующих. Сетлин выступил вперед со своей партнершей и начал танец лабиринта, грациозный и одновременно зловещий.

Барабаны били мягко и настойчиво, как маленькие сердца.

– Как все это закончится? – спросил Сейдрина Аштон.

– Девушка с гирляндами – она символизирует лето – будет заведена все глубже в лабиринт, пока не упадет от усталости.

– Она умрет?

– Еще не скоро, – сказал Сейдрин. – По крайней мере, я не допущу этого.

– Почему, – вмешался Старк, – вы так торопитесь получить мир Богини?

Сейдрин бросил на него откровенно презрительный взгляд.

– Ее господство очень велико. Мы только хотим ускорить ее приход.

Я надеюсь, что увижу его. Я надеюсь также, что прежде чем Богиня возьмет меня, я опущу глаза с этого места и увижу почерневшие и вырванные с корнем джунгли и мертвых почитателей Старого Солнца.

– Их очень много, – сказал Старк.

– И все они приносят жертвы Старому Солнцу, чтобы сохранить его жизнь. Богиня еще не скоро воцарится на всем Скэйте.

– Куда ты ведешь нас? – спросил Аштон.

– Вниз, – сказал Сейдрин, – в джунгли. Как только вы окажетесь внизу, можете идти куда хотите.

– Нам нужно оружие.

– Здесь нет ничего острого, кроме кухонных ножей и серпов для жатвы. И мы их не дадим, даже если бы вы очень попросили, – добавил он.

Масса дома поглотила их, заглушив музыку и закрыв танцоров.

Внутри тоже был лабиринт, но полный ловушек и капканов, предназначенных для любого врага, если он сюда проникнет. Сейдрин, с единственным фонарем, провел их через все эти западни и вывел из пещеры, достаточной для людей, желающих только перезимовать.

Правда, Старк сомневался, что зима так уж сурова на этом плато.

Храм, вероятно, более всего был ритуальным зданием, нежели необходимостью. Видимо, питание будет проблемой. Равнина была бесплодна даже летом. – Что вы делаете в этих берлогах? – спросил Старк.

– Цветы и травы отдыхают, мы – тоже.

В чем-то вроде маленького зала с очагами и каким-то низким потолком Сейдрин открыл один из множества каменных кувшинов, стоявших в стороне рядом с ларями с зерном и сосудами для воды. Кувшин до краев был полон высушенными головками цветов; оттуда исходил крепкий аромат, способный помутить разум.

– Живые – они давали нам свою дружбу, мертвые – они дадут нам грезы. Зима тем нам и сладка.

Он осторожно опустил крышку, и они пошли дальше. Пещеры были чисты и хорошо снабжены продовольствием. Однако, Старк не позавидовал народу Найтис и его жизни.

Согнувшись, они прошли по узкому коридору и внезапно очутились на свежем воздухе на узком карнизе, похожем на птичий насест.

Карниз был высоко над джунглями. Только что взошла первая из Трех Королев, ее света было достаточно, чтобы Старк мог видеть дорогу.

Аштон тоже видел ее. Он пробормотал что-то про себя, не то ругательство, не то молитву, а может быть и то, и другое.

Сейдрин погасил фонарь и отставил его в сторону, ему нужны были свободные руки. Он начал спускаться.

Скалы, все в ямах от падения камней, были изъедены ветром. Дорога была то как тропинка, то как лестница, и иной раз приходилось просто держаться за непрочную опору в виде трещин в скале.

Снизу поднимался горячий воздух, крутящимися потоками, которые жестоко набрасывались на людей. Иногда тропинка шла внутри скалы. Сюда яростно врывался ветер и толкал их вверх. В некоторых местах была установлена хитроумная система веревок и блоков. Старк подумал, что они, видимо, были предназначены для облегчения подъема людей, возвращающихся с нижних земель с добычей.

Громадная, молочного цвета Плеяда поднялась высоко в небо. Свет ее стал интенсивнее. В страшной темноте внизу что-то блестело, как серебряная змея, прокладывающая в темноте свой волнистый путь. Река текла к морю.

Старку пришлось кричать, чтобы его услышали при таком сильном ветре:

– Как далеко отсюда до моря?

Сейдрин покачал головой с презрительной надменностью.

– Мы никогда не видели моря.

Старк заметил направление, зная, что позже он не увидит реки.

Третья из Трех Королев была в зените. А первая уже заходила, когда они достигли грота в скале, который был метров на пятнадцать выше деревьев. Внутри грота был карниз и узкая шахта, тоже с блоками. Тут же была куча кожаных веревок.

– Я пойду первым, – сказал Сейдрин, – чтобы показать вам дорогу.

Он зажег один из факелов, которые находились там, и сел в ременную люльку. Два других Найтис, которые не произнесли ни одного слова за время спуска, спустились с его помощью. Ремень был истерт и во многих местах не внушал доверия. Однако он выдержал. Спустился Аштон, за ним Старк, отталкиваясь от скользких и влажных стен, на которых цвела зеленая плесень.

В глубине была маленькая пещера.

При свете факела Сейдрин сдвинул тяжелый противовес и каменная глина поднялась.

– Идите, – сказал он, – в объятия тех, кто вас ждет, кто бы они ни были.


Глава 9

Они вышли из Ирнана, перейдя через горные ручьи, образовавшиеся от осенних дождей, и достигли холмов.

Их было мало, и они ехали быстрым аллюром, по возможности избегая дорог и населенных мест, сделав большой крюк к западу, чтобы обойти Скэг. Однако, им встречались сторожевые башни, пастухи и охотники.

Встречались места, где единственная дорога проходила под стенами укрепленного города, где каждый мог их видеть. Теперь они ехали по районам более умеренного климата, а значит, более населенным.

Здесь также были деревни и дороги. И было время сезонной миграции.

Повозки купцов длинными вереницами тянулись на юг, торопясь пройти через горные перевалы до того, как выпадет снег, который закроет им путь. Караваны проституток и группы бродячих артистов возвращались на зимние квартиры, спасаясь от морозов. Их карманы были набиты дарами лета. Банды бродяг тоже шли к тропическому изобилию, где для Детей Лордов Защитников было вдоволь пищи и тепла. Бродяги не всегда шли по дорогам. Иногда они по своей прихоти пользовались тропами, известными только им. Но ни одна группа путешественников не могла остаться незамеченной, особенно такая, в которую входили шесть крылатых Фалларинов, двенадцать тарфов со шпагами в четырех руках, двенадцать всадников в кожаных плащах и с закрытыми лицами, еще двенадцать мужчин и женщин одетых в кожу и сталь, и тринадцать гигантских Собак, которых вел юноша в голубом плаще.

Это был только вопрос времени. Элдерик, король Фалларинов, и Тачвар, которые как обычно уехали с Собаками на разведку, вернулись и сказали, что впереди люди.

– Сколько? – спросил Халк.

Группа остановилась. Скрипела кожа, тихо звенел металл. Животные опустили головы и вздыхали, радуясь отдыху.

– Собаки не смогли сосчитать, – сказал Тачвар, – их было много и они были близко.

Элдерик огляделся вокруг. Место было прямо создано для засады.

Позади были низкие холмы, через которые они проскакали утром. Холмы поросли осенней травой: сухой и золотистой, как львиная грива. После холмов группа выехала на обширное поле, покрытое руинами: в этом месте был город, и он оставил свои кости. Через руины группа шла по тропинке, оставленной, видимо, животными, которые виднелись в буйных травах. Многовековые обломки наполняли забытые улицы города, на некоторых улицах были завалы из обрушившихся стен. Поле зрения было ограничено во всех направлениях. Конечно, кто-то знал дорогу через все эти нагромождения, но не эта, только что прибывшая группа. Тропинка, по которой они ехали, могла привести только к беде.

Перед развалинами змеилась разбитая каменная кладка. Элдерик сказал:

– Оттуда я, может быть, увижу, где они идут и сколько их.

Кладка находилась на расстоянии примерно двухсот метров. Он мог пролететь такой путь.

– Дай мне Джерда, – сказал он Тачвару и сделал знак одному из тарфов. – Там могут быть ловушки. Найди мне надежную дорогу.

Тарф побежал вперед. Элдерик ударил концом крыла по крупу своего животного и двинулся вперед с Клетектом с левой стороны. Джерд занял место справа от Элдерика, но крайне неохотно. Собаки Севера чувствовали себя неуверенно в этой компании. Нечеловеческий мозг тарфов был недоступен страху, а шпаги у них были длинные и острые. У Фалларинов же были другие силы. Джерд почувствовал как его хлещет легкий бриз, поднимая его густую шерсть и заставляя вздрагивать.

Через несколько секунд оставшиеся скрылись за развалинами, и они остались одни. Солнце припекало. Какие-то мелкие животные кричали и скрипели. Кроме этих звуков не было слышно ничего.

Даже ветер затих.

– Где люди? – спросил Элдерик.

– Не здесь. Они там.

Тарф, шедший впереди, дважды предупреждал их об опасных местах.

Каменный гребень оказался очень высоким. Его облупленные контуры вырисовывались на фоне неба.

Наконец Элдерик остановился и сказал:

– Хватит.

Он остановил животное и выпрямился своим маленьким нервным телом на его спине, в то время как Клетект держал поводья. Затем Элдерик расправил крылья и поднялся в воздух.

«Птица с обрезанными крыльями», – называл он себя. Это было насмешкой.

Контролируемая мутация должна была дать возможность потомкам испытать радость свободного полета, но создатели жестоко ошиблись.

Сильные крылья оказались недостаточно сильными. Легкое тело было все-таки слишком весомо. Вместо того, чтобы летать как птицы, Фалларины могли только бить крыльями, как пернатые обитатели птичника, усаживающиеся на ночь на насест.

Вместо бесконечной радости это стало тяжелым бременем. Элдерик яростно колотил воздух, предчувствуя, как всегда, злобный обман: он не сможет сделать то, к чему стремилось все его существо. Чтобы смягчить это недостижимое желание, Фалларины вырезали на стенах своей крепости в горах, в Месте Ветров, тысячи фантастических форм, имитирующих все течения ветров в высоте. Таким образом, они создали себе иллюзию, что оседлывают бури.

Однако, несмотря на это, Элдерик всегда на секунду испытывал счастье, когда видел, как земля под ним удаляется. Он смаковал этот момент, когда его крылья, как будто наконец получили полную силу, когда небо впервые по-настоящему принадлежало ему.

Задыхаясь, он вцепился в вершину каменного гребня.

И он все увидел…

Земля под небольшим уклоном шла к обширной саванне. За развалинами, в восьмистах метрах находилась деревня. Он видел стены и теплый цвет соломенных крыш. Было время уборки урожая, но поля были пуст Элдерик увидел людей в засаде. он смотрел довольно долго и многое увидел. Затем он осмотрел все развалины. Наконец, он полетел вниз. Под его крыльями ворчал ветер.

Он приземлился на том месте, где его ждали спутники.

Вытащив кинжал, он начертил карту на пыльной дороге.

– Через руины есть только одна дорога, вероятно, крестьяне по ней водят свои стада на холмы. Вот тут и тут ждут люди, скрываясь в развалинах. Другие открыто ждут здесь, в конце тропы. Я думаю, что это наемники, потому что я видел блеск стали.

– Наемники! – сказал Халк. – Значит о нашем прибытии стало известно! Сколько их?

– Возможно, человек по пятнадцать с каждой стороны дороги. И еще тридцать в укрытии.

– Весьма невыгодная для нас расстановка сил. Даже с Собаками.

– Смотри дальше. Вот здесь, в резерве, крестьяне. Человек сорок или пятьдесят. Кроме того, десятка два бродяг рассеяны тут и там.

Может, есть и еще кто-то, но в этом я не уверен.

Халк нахмурился.

– А другого пути нет? Ты Уверен?

– Сверху виднее. если мы покинем эту тропу, то нам придется бросить наших животных. Я не знаю, сможем ли мы идти пешком, но это займет много времени. А они по-прежнему будут следить за нами по ту сторону развалин.

– Можно вернуться к холмам и поискать другую дорогу, – сказал Себек.

– Нет, – сказала Геррит. Лицо у нее стало суровым, глаза почти ледяными, если не принимать во внимание, что в ней не было ничего холодного. – Время не ждет. Старк подошел до реки.

– Какой реки?

– Не знаю, но он движется теперь быстрее, гораздо быстрее, к морю.

Мы должны продолжать свой путь.

Тачвар наклонился в седле и погладил Джерда по голове.

– Собаки нам помогут.

Джерд полузакрыл глаза. Пришли воспоминания о давно прошедших днях, о другой руке, о другом голосе. Рука и голос, помогавшие убивать на улицах Юронны. Он все еще чувствовал себя виноватым. Он застонал и прижался головой к колену Тачвара.

– Хозяин Собак.

– Хорошая Собака, – сказал, улыбаясь, Тачвар и посмотрел на Халка.

– Поехали.

Все знали свое место в сражении, кроме ирнанцев, потому что они сражались вместе от северных пустынь до Плодородного Пояса – сначала Собаки, потом Фалларины, потом люди Пустыни.

Ирнанцы отказались быть в четвертом ряду.

– Мы привыкли быть впереди, – говорили они, обращаясь к Халку.

– Если вы хотите быть на пути Собак, когда они сражаются, то воля ваша, – сказал Халк своим согражданам и сделал знак Тачвару.

– Покажи, Джерд.

Джерд засмеялся, как смеется зверь, и слегка коснулся ирнанцев ледяным страхом.

– Вы удовлетворены? – спросил их Халк.

Те заверили его, что они все поняли.

– Тогда веди нас, Тачвар. И нигде больше не останавливайся, разве что для того, чтобы умереть.

Тринадцать белых Собак бросились с лаем на тропу. Их глубокие звучные голоса отражались в руинах.

Наемники в засаде, коренастые, рыжебородые люди, уроженцы какой-нибудь деревни на окраине бесплодных Земель, держали в загрубевших руках шпаги и копья. На мощном левом плече каждого висел щит в виде ромба.

На открытом месте за развалинами вторая группа людей приготовила луки и стрелы. Они услышали рычание Собак. Им еще никогда не приходилось слышать его. Это были храбрые люди, однако, они почувствовали, что-то странное. они вздрогнули.

– Убить! – приказал Тачвар, скача за Собаками.

– Слишком далеко. Но скоро мы их достанем.

Фалларины выпрямились в седлах и чуть наклонились вперед. Их полусложенные крылья создавали впечатление, что они летят над животными. Тарфы без труда поспевали над ними, держа свои огромные шпаги, как копья. Пыльные плащи Хоннов летели позади животных. Ирнанцы скакали более тяжело, звеня сталью.

– Убить?

– Теперь можно.

– Хорошо. Пошлите страх.

При свете Старого Солнца зрачки Собак горели пламенем. Лай прекратился.

В неожиданно наступившей тишине наемники ждали, скрываясь за стенами руин.

Через секунду они услышали, как приближаются их жертвы.

Но их затопил ужас. Волна страха, дикого страдания, от которого сводило ноги, и кости превращались в лед. Их сердца колотились в груди, как звери в клетке.

Некоторые упали на месте. Другие побросали копья и пытались бежать. Тогда с каждой стороны тропы на них прыгнули огромные белые тела, и те, кто еще дышал, вскрикнули… один раз.

Фалларины пустились в галоп.

Вторая группа наемников побежала к развалинам.

Поднялся ветер, настоящий ураган, летящий им навстречу. Пыль, сухая трава, увядшие листья поднялись в воздух, безумно кружась.

Сквозь этот вихрь наемники увидели шестерых людей: маленьких, смуглых, с большими крыльями. Наемники услышали песню, похожую на голос самой бури.

Они выпустили стрелы в крылатых людей. Ветер овладел стрелами, отбросил их в сторону. Наконец, когда он прекратился, наемники увидели белых Собак, громадные шпаги тарфов и группу вооруженных людей.

– Бросайте оружие! – крикнул Халк.

– Бросайте, если хотите остаться в живых!

Крестьяне бежали к воротам своей деревни, топча друг друга и бродяг в своей дикой поспешности. Наемники превосходили численностью, но им казалось, что тут попахивает колдовством. Они слышали как их товарищи вопили в развалинах, они видели окровавленные челюсти Собак, видели, как глаза Собак горят на солнце. Они прикинули цену, которую им заплатили и решили, что потеряв половину своих людей, они потеряли достаточно. И они бросили оружие.

К ним подъехала Геррит.

– Кто из вас может проводить нас к морю?

Никто не ответил. Но Джерд сказал:

– Тот.

– Коснись его.

Один из наемников завыл и упал на колени.

– Иди сюда, – сказал Халк.

Человек повиновался.

– А остальные могут убираться.

Собаки развлекались, посылая им волны страха. Люди бежали со всех ног.

Когда они были достаточно далеко, Халк и его спутники двинулись дальше, держась от ворот деревни на полет стрелы.

– У вас сильная магия, – сказал наемник, бежавший у стремени Халка, – но по дороге вы все равно попадете в засаду.

– Ты нам все расскажешь о ней, – ответил Халк.


Глава 10

Старк и Аштон достигли реки, когда поднялся утренний туман. Они видели только крутой подъем, топкий берег и широкую излучину реки. Мир просыпался. И не было ничего, что двое мужчин без топора и ножа могли бы приспособить в качестве парома.

Старк прислушался и понюхал тяжелый воздух.

– Давай немного отдохнем.

Они отдыхали по дороге, но недостаточно. Лицо Аштона от усталости стало серым.

– Если кто-нибудь захочет меня сожрать, – сказал он, – не буди меня до тех пор, пока челюсти не будут готовы сомкнуться на мне.

Он лег между камней огромного дерева и моментально уснул. Старк прислонил голову к дереву и тоже заснул, но чутким сном зверя.

Горячий, ленивый ветер неприятно гладил его кожу. Вдыхая его, Старк ощущал обманчиво-сладкий вкус яда.

Что-то зашевелилось. Старк молниеносно проснулся. В кустах шевелилось животное: небольшое и нестрашное. Оно было с подветренной стороны метрах в десяти.

Старк двинулся к нему с бесшумной грацией кота. Он не знал, что это за животное, он знал только, что оно жирное, что на нем есть шерсть, и что от него исходит горячий запах. оно спускалось на водопой.

Старк прыгнул, схватил животное и задушил. Мясо было не слишком аппетитным, но он ел, оставляя лучшие куски Аштону.

– Больше ничего нет, – сказал он, – когда Аштон проснулся, – очень жаль, что у нас нет огня.

Они могли бы развести его, но кроме того, что для этого нужно было бы искать дрова, это могло бы оказаться опасным – дым неминуемо привлечет внимание.

Аштон пробормотал, что стал старым и изнеженным, однако заставил себя проглотить жесткое мясо, в то время как Старк закапывал остатки.

Они немного выпили, потому что вода имела отвратительный привкус, и продолжили свой путь к устью реки. От непривычной жары оба вспотели.

Они боролись с растительностью и избегали животных, с которыми было бы не встречаться.

Часа через два они вышли на тропу. Старая тропа, вбитая в почву.

Она шла откуда-то с севера, к берегу реки и затем дальше на юг. Старк и Аштон пошли по ней, радуясь, что стало легко идти. Но остерегаться все же приходилось.

Много других троп сливалось с ней приходя с востока, так что в конце концов она расширилась и стала почти дорогой. У каждого поворота Старк производил разведку. Кто знает, что там могло находится.

Он почувствовал поляну прежде, чем ее увидел.

– Недалеко от нас падаль, – сказал он. – Ее много и она здорово протухла.

Аштон согласился.

– Неудивительно при такой жаре.

Легко ступая, они вошли в туннель, образованный темной зеленью деревьев. Старк услышал хриплые, спорящие голоса. Голоса грифов. Когда Старк и Аштон вышли на край поляны, они увидели храм и священную рощу.

Но там шевелились одни только пожиратели падали.

Храм был маленький, но очаровательный, из резного позолоченного дерева. Резьба была изумительной, но события, изображенные на ней, были совершенно отвратительными. Огонь исполосовал храм, двери были сломаны.

На ступенях, на земле лежали трупы жрецов и служителей, обрывки их одежды. Их тоже лизали языки огня.

– Работа Пенкавра.

– Во всяком случае, инопланетян. Но поскольку мы не ищем кладов, может они оставили что-нибудь, что может пригодиться.

Ворча и хлопая крыльями, безразличные грифы продолжали свой пир.

Священная роща – множество маленьких деревьев переплетенных вместе – томно клонилась от жары. Стволы были гладкие, светлые, изящные ветви с легкими листьями.

Храм и роща казались пустынными, умиротворенными покоем смерти.

Однако, Старк не спешил выходить из джунглей.

– Что-нибудь… – спросил Аштон.

– Не знаю, – он коротко улыбнулся. – Я привык чересчур полагаться на Собак. Оставайся рядом со мной. Он шагнул на поляну, прошел перед священной рощей. Солнце освещало стволы деревьев, с ветвями темной окраски. В тени, между стволами, он заметил бледные фигуры. Это были пленники, запутавшиеся в тонких, как паутина ветвях. Они увидели длинные темные волосы молодой девушки, но в роще ничего не шевелилось, ничего не было слышно.

– Значит, это правда, – сказал Старк.

– Что именно?

– Я слышал об этом на севере. В этих местах деревья пожирают людей, – он посмотрел на человеческие трупы, лежащие возле храма. – Я их не очень жалею.

– Каждое дерево освящено человеческой кровью, – сказал Аштон, зажимая нос. – Пошли отсюда.

Они пересекли рощу, стараясь не касаться ветвей, и вышли на свободное пространство перед храмом, где пировали грифы и где остались следы приземления «стрекоз». Двери храма, сделанные из слоновой кости, были сломаны и открыты в темноту.

Вдруг грифы подпрыгнули и отскочили в сторону, громко протестуя.

Внезапно в их карканье ворвался другой голос: дикий, пронзительный, безумный. Из храма выскочил человек и бросился вниз по ступенькам. Он был наг, весь в саже, в пятнах крови, вытекающей из многочисленных ран.

Он держал длинную и тяжелую шпагу, похожую на нож мясника.

– Убийцы! – закричал он. – Демоны! – и высоко замахнулся шпагой.

Старк оттолкнул Аштона, схватил с земли полуобглоданный череп и швырнул его в лицо человеку. Тот, защищаясь, опустил руки. Это приостановило его порыв. Старк прыгнул на него. Человек взмахнул шпагой. Старк повернулся в прыжке, приземлился рядом с человеком и нанес ему страшный удар в ухо. Раздался чистый, сухой треск. Человек упал и больше не шевелился. Старк вытащил из-под его тела шпагу. В храме никого не было, в жилом помещении позади – тоже. Они нашли широкую легкую одежду, более подходящую к климату, чем их, и меньше привлекающую внимание.

Там были широкополые шляпы, сплетенные из древесного волокна и сандалии. В кухне нашлась еда. Они взяли столько, сколько могли унести, подобрав также ножи и кремень. Легко нашли оружие и для Аштона.

От храма к реке шла тропа. Они пошли по ней до того места, где было пришвартовано красивое судно с высокой резной носовой частью. Две старые пироги лежали на берегу. Старк и Аштон оставили судно дожидаться жрецов, которые никогда больше не придут, а сами столкнули пироги в прозрачную воду. Она не спеша понесла их по сильному течению.

Они проплыли мимо нескольких рыбачьих деревень, находясь всегда у борта обращенного к воде. Рыбаки не обращали на них никакого внимания.

Позднее, к вечеру, когда они были в самой широкой части реки, Старк услышал слабый, далекий звук и выпрямился.

– Летят «стрекозы».

– Что будем делать? Плыть дальше?

– Нет, они удивятся. Почему мы не испугались. Греби как можно скорее к берегу и не потеряй свою шляпу.

Они гребли, оставляя позади себя след.

«Стрекозы» появились с запада. Они летели достаточно высоко, чтобы их экипаж мог обнаружить местонахождение деревень и полян с храмами, которые они искали. Они перелетели реку и внезапно спикировали одна за другой так, что оказались почти у самой пироги. Безжалостно ударила воздушная волна. Старк и Аштон упали в воду, отчаянно хватаясь за пирогу, чтобы она не перевернулась и не оставила их без того, что у них было.

– Они узнали нас, – сказал Старк, – несмотря на переодевание…

Но «стрекозы», удовлетворившись своей шуткой, снова набрали высоту и продолжили свой путь на восток.

– Я был уверен, что они нас заберут, – сказал Аштон.

– Я тоже. Я думаю, что эти «стрекозы» Пенкавра или другого корабля, который отвозил Педралона?

– Не знаю. Но вполне возможно, что тот корабль остался здесь, если еще есть храмы, которые можно грабить.

Старк продолжал грести.

– Нам лучше оставаться у берега, – сказал он и через минуту добавил:

– Если корабль находится здесь и если мы сможем добраться до Педралона, то может быть мы сумеем сделать что-нибудь.

Аштон молча ждал.

– В то время, как «стрекозы» уходят на грабеж, – сказал Старк, – на борту остается ограниченное число людей. Достаточно сильная группа может овладеть кораблем и оставаться на нем столько времени, сколько потребуется для работы с центром звездной связи. Это единственный способ выбраться с этой планеты.

– Что ж, попытаемся. Сделаем что сможем.

На закате «стрекозы» появились снова. Они перелетели реку, направляясь к западу. Летели они очень высоко.

В тени берега Старк улыбнулся и сказал:

– Эти «стрекозы» с корабля Пенкавра.

Надежда несла их по течению реки быстрее, чем само течение.


Глава 11

В Доме Матери, глубоко под ледяным пламенем Ведьминых Огней, на высоком севере, Келл а Марг, Дочь Скэйта, сидела на коленях Матери и слушала своего Первого Прорицателя, который докладывал ей о том, что видел в огромном хрустальном Глазу.

– Кровь. Кровь, такая же, какую мы видели раньше. Из-за инопланетянина Старка, Дом будет разрушен и многие умрут. Но это не самое худшее.

Тело Келл а Марг было тонким и гордым, ее белая шерсть резко выделялась на коричневом камне груди Матери. Большие темные глаза отражали перламутровый свет лампы.

– Послушаем, что худшее.

– Сердце Матери бьется более медленно, – сказал Первый Прорицатель. – Темная Богиня наступает. Она обута в лед и ее дыхание приносит вечное молчание. Ее господин Мрак идет по правую руку, а по левую – их дочь Голод. И всюду, где они прошли, они приносят Скэйту смерть и опустошение.

– Они всегда делили этот мир с Матерью, – сказала Келл а Марг. – Со времени Миграции. Но Мать Скэйта будет жить, пока живо Старое Солнце.

– Ее жизнь кончается, как и жизнь Старого Солнца. Разве Дочь Скэйта не смотрела на равнину Сердце Мира со своих высоких амбразур?

– Нет. После пожара в Цитадели я ненавижу ветер.

– Тем не менее было бы разумным сделать это.

Келл а Марг взглянула на своего Первого Прорицателя, но он выдержал ее взгляд. Пожав плечами, она сошла со своего царского трона между рук Матери, вызвала служанку и приказала принести плащ. В тронном зале больше никого не было. Прорицатель хотел с ней поговорить наедине.

Келл а Марг, Прорицатель и служанка пошли по длинным коридорам и переходам Дома Матери, проходя мимо сотен дверей, сотен залов, наполненных раритетами умерших городов и рас. В стоячем воздухе пахло плесенью, маслом для ламп и древностью. Лабиринт поднимался и опускался, тянулся со всех сторон к сердцу горы. Это была работа всей жизни расы мутантов до того, как они добровольно вернулись в пещеры и расстались с небом. Сейчас Детей Скэйта осталось так мало, что большая часть лабиринта и его сокровищ остались в вечной тени и ночи.

Легкая тень пробежала по лицу Дочери Скэйта. Еле заметная тень страха.

Наконец, они вошли в коридор, где ничего не было, кроме голых стен. От сильного потока воздуха мигали огоньки ламп. В конце коридора была освещенная арка. Келл а Марг завернулась в плащ и вошла под нее.

Арка выходила на балкон, узкий, как птичье гнездо. Он был много нижесияющих в небе вершин Ведьминых огней, но очень высоко над равниной Сердце Мира.

Келл а Марг задрожала под жестоким порывом ветра. Замотав вокруг себя плащ, она оперлась о каменные перила высокого парапета и посмотрела на равнину.

Сначала она увидела только свет Старого Солнца и ослепляющую белизну снега, скрывавшего страшное одиночество. Принуждая себя к этому испытанию, она продолжала вглядываться в детали. Она увидела место, где проходила дорога Херсенеев, убежище Собак Севера, стражей Цитадели. Она видела площадку, где раньше располагался временный лагерь Херсенеев, откуда они могли обслуживать Лордов Защитников и тех Бендсменов, которые нуждались в них для своих переходов от Цитадели в зловещие деревни высокого севера и обратно. Она видела безмерность пустыни белой равнины, а за ней стену Жестоких Гор. На равнине обитали только Собаки Севера, пока неизвестно откуда не появился человек Старк и не подчинил их своей инопланетной воле.

Келл а Марг не заметила существенных перемен, она была заперта в Доме Матери и сезоны года для нее ничего не значили. Однако, она знала, что лето быстро проходит, и что оно отличается от зимы. Здесь всегда лежал снег, даже летом. Лето, конечно, пришло и ушло, но зима, которую она созерцала, как будто совсем не отличалась от прежних. Может быть, мороз был более сильным, снег – более глубоким, но и в этом она была уверена не полностью. Ветер поднимал на равнине снежные вихри и они смешивались с гейзерным паром из горячих Колодцев. Различить их было очень трудно. За Колодцами, на склоне Жестоких Гор, находились развалины Цитадели, невидимые из-за вечной завесы тумана.

Келл а Марг никогда не видела Цитадели из-за этих туманов. Она видела только дым и пламя при ее разрушении.

Теперь она ее видела.

Завеса тумана стала более легкой, и Келл а Марг увидела обугленные остатки Цитадели.

Испуганная, она прижалась к парапету, внимательно вглядываясь. Ей показалось, что гейзеры пара стали менее сильными, чем раньше, как она помнила, и более редкими. Горячее пространство также находилось и под Домом Матери, жизнь и комфорт которого находились в зависимости от тепла и влажности этих горячих источников. Если вулкан остынет, то все обитатели Дома умрут.

Огромные черные тучи закрыли лицо Старого Солнца. Свет пропал.

Снег затянул дальние пики.

Келл а Марг вздрогнула и покинула балкон.

Она заговорила только тогда, когда ушла из этого коридора и достигла того места, где лампы горели ровно и где не было течения воздуха. Но даже там она не сняла плаща.

Она отослала служанку и сказала Прорицателю:

– Сколько времени осталось?

– Не знаю, Дочь Скэйта. Могу только сказать тебе, что конец близок и что Мать предлагает тебе выбор.

Келл а Марг знала, каков этот выбор, но заставила Прорицателя сказать об этом на тот случай, если его мудрость окажется выше, чем ее.

– Мы должны вернуться во внешний мир и искать другое место или остаться здесь, готовясь к смерти. Может быть, это продлится еще несколько поколений, но решение не может ждать. Когда Темная Богиня утвердит свою власть, выбора уже не будет.

Келл а Марг плотнее завернулась в плащ, ей все время было холодно.

С другой стороны Ведьминых Огней, перед проходом склонившегося человека, Хозяин железа Тиры, совещался со своими авгурами.

С ним был только его первый ученик, и они находились в кузнице, посвященной Богу кузнецов. Эта кузница находилась глубоко внутри крутого склона гор, где люди Тиры тяжким трудом добывали железо.

Он достал из горна маленький тигель с расплавленным металлом и в то время как ученик монотонно пел нужные слова, вылил содержимое тигля в железную чашу, наполненную мелким песком и холодной водой. Поднялось облако пара, вода забурлила. Когда это прекратилось, ученик выпил остатки воды и Мастер Железа посмотрел на слиток оставшийся на песке.

Он созерцал ее, сложив руки на своих громадных нагрудных латах, которые имели форму молота Бога Кузницы. Потом он наклонил голову:

– Опять то же самое! Металл больше не имеет мощи. эти маленькие желобки направлены к югу, всегда к югу. А здесь, на севере, металл искривлен и темен. Божественная сила Бога Кузницы покинула нас.

– Значит, мы должны покинуть Тиру? – прошептал ученик.

– Мы можем остаться, – сказал Мастер Железа. – Выбор зависит от нас, но Бог Кузницы ушел от нас. Его суть – жар, огонь в кузницах. Он бежал от Богини Льда.

На юг от Тиры, на окраине Темных Земель, народ Башен готовился к зиме.

Лето, некогда благословенный сезон, было необычайно коротким и холодным. Поэтому сборщики лишайника должны были вернуться раньше и с малым запасом. Высокие травы так и не дали семян. Народ и раньше встречался с суровыми зимами в своих укрепленных лагерях, где широким кругом стояли развалины башен, а в центре круга находился безликий монумент, но еще никогда зима не приходила так рано, с такими страшными ветрами. И никогда еще их скот не был таким тощим, а в их закромах находилось так мало запасов.

Харгот, король Жатвы, и его жрецы – колдуны заняли свое ритуальное положение. Все они были худые и серые. Серые маски защищали их лица от холода. Харгот, который поклонялся Темной Богине, но также приносил жертвы и Старому Солнцу, говорил со своей Богиней. Сделав это, он долго молчал, а потом наконец сказал:

– Я брошу тебе косточки Весеннего Ребенка.

Он бросил их три раза, потом еще три и еще три.

Только глаза и рот Харгота виднелись из-под маски, украшенной стилизованными символами маиса в месте, где маис не рос уже тысячи лет.

Глаза Харгота блестели светом безумия в зимних сумерках.

Ветер срывал пар, выходящий из его рта.

– Они показывают на юг, – сказал он, – три раза, еще три раза и три раза. На юге жизнь и Старое Солнце, здесь – смерть и власть Богини.

Мы должны выбирать.

Он поднял глаза к насмешливому далекому небу.

– Где наш избавитель, человек рожденный на звездах, который должен был привести нас к лучшему миру?

– Это было фальшивое пророчество, – сказал один из жрецов. Он ходил со Старком и Харготом в Тиру и остался жив. – Корабли покинут Скэйт, звездные дороги для нас закрыты, как были закрыты всегда.

Харгот подошел к башням, где жил его народ. Он остановился перед монументом и сказал:

– Они закрыты для нас, но, может быть, они откроются для наших детей, или для детей наших детей. Любая жизнь предпочтительнее смерти.

Он снова бросил кости. И они снова указали на юг.


Глава 12

Элдерик сидел на скале и с крайним неудовольствием рассматривал пейзаж.

Привыкший к северной пустыне, чистой и холодной, он находил, что в низинных землях воздух тяжелый, и что ему трудно там дышать. Пышная растительность казалась ему ненужной и противной. Растения лезли одно на другое, как будто задыхались и гнили, еще не достигнув зрелости.

Сладковатая вонь зелени все время заполняла его ноздри. И когда его темное оперение не омывалось случайным дождем, он самым омерзительным образом истекал потом.

А теперь перед ним растекался, теряясь на другой стороне мира, движущийся ужас, который называли морем.

Его друг Бейброс, сидевший рядом, сказал:

– Я думаю, что мы, может быть, сделали ошибку, когда решили пойти за Мудрой женщиной.

Элдерик заворчал и коснулся своей шеи: там не хватало золотого ожерелья, которое он отдал Пенкавру вместе с остальным выкупом.

– По крайней мере, – сказал он, – мы сделали то, что хотели, отправившись на юг. Мы многое узнали об этом вонючем мире, в котором мы живем.

После своей единственной попытки, наемник вел их правильным путем. Он попытался выдать их, подведя к городу, где, как он знал, было достаточно воинов. Джерд уловил его замысел и Собаки показали человеку, как глупо пытаться обмануть стаю телепатов. Подобных попыток он больше не возобновлял.

Он вел их трудными и сравнительно мало известными дорогами. Они встречали только бездомных странников или вооруженных крестьян, которые запирались в своих деревнях и смотрели на них, но ничем не мешали им, разве что требовали непомерную цену за продукты, которые продавали через стену.

Но даже в этих условиях группа не смогла бы обойтись без Собак.

Банды наемников искали их по всему району. Много раз они скрывались в лесу и видели, как проезжает отряд верховых среди нескольких холмов в джунглях. Этих людей они близко не подпускали и избавлялись от них при помощи Собак.

И вот теперь они наконец дошли до моря и обнаружили деревню, особенно отвратительную, присосавшуюся к отвесным скалам.

Крошечные круглые домики, выбеленные пометом миллионов птиц, прижимались к голым скалам по обе стороны узкой расселины, которая спускалась ступенями к маленькому порту. У подножия ступеней, на берегу бухты, был крошечный дом для гостей. Элдерик видел только его остроконечную кровлю, однако она не внушала ему доверия. Элдерик ничего не знал о море. Тем не менее, этот порт выглядел достаточно глубоким и был защищен полукруглым полом. У него был один, но весьма серьезный недостаток, он не мог укрыть больше одного судна.

Элдерик плотнее сложил крылья. С моря дул влажный утомительный ветер, он пробирался в крылья, прижимался к телу и топорщил оперение Элдерика. Это был глупый и ленивый ветер, но он мог говорить. Элдерик приласкал его и выслушал то, что сообщал ему ветер.

Бейброс рядом делал то же самое, как и четверо других Фалларинов, рассевшихся вдоль обрыва. Ветер, радуясь их обществу, говорил со всеми тихими и вялыми словами, в которых они слышали, как вода бьется о корпус судна, как хлопают паруса, свертываются канаты.

С некоторого расстояния Халк смотрел на Фалларинов и нетерпеливо ждал.

Остальная группа, укрывшись в джунглях, которые тянулись почти досамого отвесного берега, дала отдых усталым костям. Кроме Тачвара, который занимался Собаками.

Тропическая жара тяжело действовала на Собак Севера и им не хватало привычной пищи. Тачвар гладил их жесткую шерсть и обещал, что все будет хорошо, как только они окажутся в море на судне. Судно было для них совершенно новым понятием. Море они видели и обнюхали с берега – оно им не понравилось.

Рядом с Халком, опустив руки и закрыв глаза, сидела Геррит. Может быть, она спала, а может быть, видела что-то за закрытыми веками.

По древней традиции города-государства Халк был воспитан в вере, что Мудрая женщина Ирнана была непогрешима как оракул. Во всяком случае, таким оракулом, к которому нужно относиться очень серьезно.


***

Халк верил в пророчество о Темном Человеке сделанном матерью Геррит. И несмотря на сомнения и горечь разочарования Халка, Цитадель Лордов Защитников пала, осада Ирнана была снята, а звездные дороги почти открыты. Почти. Это хуже, чем если бы они не были открыты совсем.

Таким образом, пророчество в конце концов оказалось фальшивым. Все было напрасно: усилия, кровь, смерть. А теперь пророчествовала эта Геррит, и он не мог ни отрицать полностью ее предсказания, ни верить в них полностью. Если плечи Геррит покрывает теперь плащ истины, то есть еще надежда освободить Ирнан от тирании Матери Скэйта и Лордов Защитников.

В таком случае, Халк должен сделать все, что в его силах, чтобы эта цель была достигнута.

Однако Геррит была влюбленной женщиной. Кто знает, насколько ее любовь влияет на видения?

Положив шпагу на колени, Халк полировал клинок куском шелка. Он думал о Брике, своей подруге, умершей от шпаги тиранца, и о том, что тиранцы бросили ее тело Призракам, как бросают падаль изголодавшимся собакам.

В Тиру их привел Старк. Другой мог бы найти лучший путь к Цитадели. Он, Халк, нашел бы, если бы пророчество указывало на него, как на спасителя Ирнана. А почему бы и не его, вместо иноземца, чужака, пришедшего бог знает с какой планеты между звездами? Это мучило Халка с самого начала, и он разрывался между желанием видеть, как Старк победит – ради Ирнана, и желанием увидеть провал Старка из-за того, что Старк занял его место. Халк возлагал ответственность за смерть Брике на Старка.

На этот раз, если пророчество окажется ложным и Старк опять потерпит поражение, только смерть одного из них решит дело.

Джерд поднял голову и зарычал: он прочитал мысли Халка. Халк посмотрел в демонические глаза и сказал:

– Если Старк мог выступить против тебя, Собака, то и я могу выступить против него, – и провел большим пальцем по клинку своей шпаги.

Спустившись с обрыва к ним подошел Элдерик.

– Много маленьких кораблей, – сказал он. – Но есть один, который подходит для нас.

– Где он?

Элдерик сделал неопределенный жест.

– Далеко, вместе с другими. Он ведет их. Они занимаются чем-то вроде охоты.

– Рыбной ловлей.

– Пусть будет рыбная ловля. Они вернутся в порт только ночью.

Геррит сказала:

– Наш корабль должен появиться немедленно, – она открыла и посмотрела на Элдерика. – Немедленно.

– Нас слишком мало, чтобы вызвать большую бурю, – сказал Элдерик, – но мы сделаем все, что в наших силах.

Он вернулся наверх. Шесть Фалларинов образовали тесную группу.

Тарфы стали вокруг них на страже. Фалларины развернули крылья, блестевшие на солнце красно-коричневым цветом, и запели песню для тихого и нежного ветерка, дувшего с моря.

Халк едва услышал пение, но оно обладало властью, настойчивостью, которая пробуждала странное чувство в душе Халка, мало склонного к воображению. Он не любил Фалларинов потому, что ему не нравились ни вещи, ни существа, заставляющие думать. Его страстное служение делу освобождения Ирнана было чисто прагматическое, основанное на ненависти к рабству, которого требовали Бендсмены от его народа, и из убеждения, что в других местах жизнь будет лучше. В его стремлении к звездным дорогам не скрывалось никакого восхищения. Когда он думал о чисто физическом акте переезда в другой мир, то он испытывал чувство отвращения.

И теперь он не мог подавить дрожи, потому что ветер крепчал.

На юге, в море за высоким мысом, рыбачья флотилия почувствовала перемену в погоде. Сначала она была незначительной, люди на маленьких суденышках вовсе не замечали этой перемены.

На большом судне, гордости и защите флота, гребцы храпели на своих местах.

Хозяин и его помощник лениво играли в кости под тентом, на мостике.

Судно строилось с двойной целью: как боевое судно, чтобы защищать флот от мародеров, и как транспортное, чтобы возить улов на продажу.

Как большинство компромиссов, оно оставляло желать лучшего в обоих случаях. Однако, оно плавало. На носу у него была великолепная фигура, изображавшая духа-защитника. Этот защитник встречал волны с таким недоверием, что судну явно надо было иметь руль на носу.

Большой квадратный парус, полоскавшийся как простыня на легком ветерке, надувался. Рея повернулась. Снасти сухо натянулись.

Хозяин неторопливо допил вино и стал размышлять, не разбудить ли экипаж и не заняться ли скучным делом скатывания паруса. Это означало, что позднее его придется поднимать снова, а это было еще более нудно.

Ветер стихнет, а если не стихнет, то принесет дождь.

Но бриз не стих. Он становился настоящим ветром. Судно закачалось.

Хозяин закричал. Экипаж и гребцы мигом проснулись.

Ветер толкал их огромной и решительной рукой. На воде виднелся его след, след длиной с милю, прямой, как стрела, с белыми барашками на гребне. Люди с ужасом смотрели на эту отметку, потому что она была направлена только против них, не задевая ни одно из маленьких суденышек.

Судно вынуждено было двинуться. Толстая мачта заскрипела под ветром. Белая вода кипела под тяжелым носом корабля. Хозяин и экипаж молились Матери Моря и спешно убирали паруса.

Ветер превратился в хлысты и дубины, согнал людей с мостика и заставил укрыться в вонючем трюме, насквозь пропахшем рыбой. Гребцы боролись со своими веслами и падали со скамеек. Как взбесившееся животное, корабль рыскал из стороны в сторону, поднимая белую пену и топя гордость своего корабля – Защитника.

Рыбаки, сидевшие в своих лодках, на спокойном море, смотрели, как их адмиральский корабль убегает под давлением непонятного ветра. Они видели длинную страшную метку, которая тянулась за кораблем, оставляя позади себя спокойное море. Они шумно взывали к Матери Моря и не менее шумно жаловались ей. Затем они вытащили свои сети, выбросили улов в жертву и на веслах поплыли к ближайшему берегу.

На крутом берегу над портом Халк и Геррит смотрели на море. Ветер дергал их одежду, трепал волосы. Налево от них Фалларины продолжали петь свои песни, размеренно хлопая крыльями. Появилось судно. Оно обогнуло мыс, парус его надулся, за кораблем тянулась борозда со снежным гребнем.

Их прижимало прямо к порту, и Халк яростно сказал:

– Если они не остерегутся, то их может раздавить о мол.

Внизу, в деревне, кто-то закричал. Люди выбежали из домов. Они были безобразные, грязные, хотя и носили жемчужные украшения.

Остановившись на ступенях порта, они глядели на корабль. Их пронзительные голоса походили на крики морских птиц, выгнанных из гнезд.

Ветер слегка повернул и послал корабль в порт, целым и невредимым.

Фалларины перестали петь, их крылья сложились. Ветер упал. Судно спокойно дрейфовало. Несколько взмахов веслами подвели его к причалу.

Крестьяне бегом кинулись вниз. Мужчины торопились схватить канат.

Судно пришвартовалось.

– Пора, – сказал Халк.

Группа спустилась в расщелину, оставив животных. Собаки Севера шли впереди. Они вышли на деревенскую улицу и прошли мимо гнусных домишек, от которых воняло гнилой рыбой и чем-то еще. Как только они появились у мола, жители забыли про судно и странный ветер, и с воплями бросились бежать от страшных Собак, крылатых людей, людей в капюшонах и существ со сверкающими шпагами.

Никто не помешал группе подняться на борт. Они отдали швартовые и повели судно в открытое море. С трудом, потому что никому из них раньше не приходилось грести. Хозяин и экипаж, вылупив глаза, смотрели на них с мола.

Геррит обратилась к Фалларинам:

– Ведите нас на юг, господа, и так быстро, как только может дуть ветер, – сказала она.

Лицо ее было белым, как очищенная кость.

– Старк почти дошел до моря.


Глава 13

Река стала шире, ее рукава бежали между топких островов.

Попадалось все больше деревень и лодок. Старку и Аштону удавалось держаться в главном рукаве. Они старались держаться как можно дальше от остальных лодок, и пока на них никто не обращал внимания.

Но к полудню на реке стало слишком много народа, и поэтому они решили причалить к одному из островов и выждать более благоприятного времени.

– Перед нами должен быть город, – сказал Аштон, – вероятно, он лежит в устье реки. Нам нужно настоящее судно. Это выдолбленное полено в море нам ни к чему.

Когда Старое Солнце закатилось, они пустились в путь в кратковременной темноте до восхода Первой из Трех Королев.

Темно-коричневая вода тихо несла их. Кое-где виднелись барки с фонарями. Там рыбачили люди. Деревни рассеялись вдоль берега на нескольких более крепких островах. Они слышали голоса и крики ночных животных.

Лодка прошла поворот и внезапно все исчезло: деревни, свет, звук.

Дрейфуя в тишине, Старк и Аштон с удивлением оглядывались.

К запаху реки стал примешиваться запах соли. Скоро Старк заметил, что впереди берега реки резко расходятся в стороны.

На краю берега и джунглей высилось что-то темное и очень странное.

– Никакого города, – сказал Аштон.

– Ничего.

– Может быть, это храм, – сказал Старк. – Может, тут священное место.

Аштон выругался.

– Я рассчитывал найти город. Нам нужен корабль, Эрик!

– Может быть, он есть у храма. И, Саймон, будь бдителен.

– Опасность?

– На Скэйте всегда опасность.

Старк поместил тяжелую шпагу возле руки и проверил, легко ли он может достать нож на поясе. Тяжелый влажный запах джунглей и воды ничего не говорил Старку. Однако, он чувствовал слабое зловоние, которое тревожило его память и шевелило волосы на затылке.

Течение ослабло, встретившись с морем, но, тем не менее, лодку жестоко трясло.

Они стали грести к берегу.

– Свет, – сказал Аштон.

Джунгли здесь были менее густыми. Можно было увидеть огромное здание. В его нижней части были отверстия, откуда пробивался свет.

Лепные украшения на высокой вершине свисали, как метровые швартовые с гибнущего судна. Старк понял, что храм разрушался и клонился к морю, к белой пенящейся воде.

Он смотрел на эту пенящуюся воду, потому что теперь ясно видел как в ней что-то шевелится, прыгает и играет. Теперь он понял, почему устье реки было таким пустынным.

Аштон вглядывался в берег.

– Я вижу лодки, Эрик, и корабли. Два судна.

– Давай к берегу, – сказал Старк.

И он стал грести с такой силой, что с каждым ударом весла буквально приподнимал лодку.

Аштон, не спрашивая ни о чем, тоже впрягся в работу. Пенящаяся вода промочила их до костей и заполнила дно лодки. Берег был низким и голым. Но джунгли были не очень далеко, и они могли предоставить им свой кров.

Если только они достигнут берега и успеют добежать до них.

Лодка опрокинулась так внезапно, как будто она натолкнулась на скалу.

Под водой было совершенно темно. Вода была наполнена мощными движущимися телами. Старк всплыл на поверхность и увидел неподалеку лицо Аштона. Выхватив из-за пояса нож, Старк бросился к нему. Но Аштон с приглушенным криком исчез.

Появились другие головы, образовавшие круг. они были без ушей, гладкие, как у тюленей, с остатками носа и хищными ртами. Они смотрели на Старка перламутровыми глазами. Дети Моря смеялись, и в их смехе слышался отголосок потерянной ими человечности.

Старк нырнул и поплыл. Он плыл слепо и яростно.


***

Он искал Аштона, но был уверен, что не найдет его. Старк был отличным пловцом, но как пловцы Дети Матери Моря были гораздо сильнее.

И их было больше. Он не мог достать их ножом. Три раза они позволяли ему подняться и глотнуть воздуха, показывая ему Аштона, выброшенного на поверхность и еще живого. Затем он уже ничего не видел. Перепончатые, когтистые лапы потащили его под воду. Он выронил нож.

Однажды он убил Дитя Моря голыми руками; теперь он попытался сделать это вновь, вцепившись в гладкую шерсть тела, но она легко выскальзывала из его рук. Его легкие готовы были взорваться, темнота в его глазах стала красной. Но на этот раз ему не позволили подняться на поверхность и подышать. Он пришел в себя на каменистой почве. Его рвало водой. Некоторое время он был занят только тем, что выкашливал воду из легких. Когда он перестал задыхаться и снова обрел способность думать, то увидел, что лежит возле храма. Аштон лежал в нескольких метрах от него. Его тоже рвало. Человек в голубой мантии колотил его по спине. С десяток Детей – мутантов, принадлежащих Матери Моря сидели на корточках на берегу. Их шерсть блестела.

Из храма вышли другие люди в голубых мантиях. У некоторых были факелы, хотя первая из Трех Королев взошла и света было достаточно.

Люди в голубом были жрецами или монахами. Но они имели вид ненормальных животных. У них была волочащаяся походка. Их бритые головы были странной формы.

Дыхание Аштона восстановилось. Человек перестал бить его по спине и повернулся к Старку. У него тоже были молочно-перламутровые глаза, а между костистыми пальцами были перепонки.

– Вы – инопланетяне, – сказал он. – Вы ограбили наш храм.

– Это не мы, – сказал Старк. – Это были другие.

Части его тела отяжелели, голова казалась пустой раковиной.

Однако он обрел самообладание, поглядывая на Аштона.

– Почему Дети не убили нас?

– Все, кто приходит сюда, принадлежит Матери и должен делиться с ней. Вот вас и разделят.

Произношение его было невнятным, наверное, из-за формы его рта и зубов. Он неприятно улыбнулся, блеснув острыми зубами.

– Ты хочешь бежать, человек из другого мира? Попробуй. У тебя есть выбор между землей и водой. Что ты выбираешь?

Дети, сидевшие между Старком и рекой, тягуче засмеялись. Многие монахи держали под мантиями длинные тонкие трубки из резной слоновой кости. Трубки напоминали духовые ружья и были направлены на Старка. Их стрелы были отравлены.

– Это неопасный наркотик, – сказал монах в голубой мантии, – вы будете в сознании и живы, когда Дети разделят вас, чтобы Мать получила больше удовольствия.

Старк взвесил свои шансы на побег без ущерба от сорока монахов и нашел их минимальными. И в любом случае он не смог бы унести Аштона.

Если ему удасться бежать, он сможет вернуться и освободить своего приемного отца. Но если его самого достанет наркотическая стрела, то для них не будет никакой помощи.

Он остался на месте и не протестовал, когда безухий монах с человеческим лицом начал связывать ему руки.

– Кто вы? – спросил он монаха. – Гибриды? Генетический регресс? В вас есть кровь Детей?

Человек ответил с гордой скромностью:

– Мы те, кого Мать выбрала специально для служения ей. Мы рождены в море, но должны жить на земле, чтобы заботиться о храме Матери.

«Иными словами, – подумал Старк, – это неполная мутация».

– Ваш храм был ограблен? – спросил он вслух.

– Да, людьми похожими на тебя. Они не со Скэйта. Они прилетели с неба с ужасным грохотом и молниями. Мы не могли сражаться с ними.

– Вы могли умереть, защищая храм. Я знал жрецов, которые так и поступили.

– А какой в этом был бы смысл? – спросил монах.

Его взгляд перешел со Старка на Аштона, который тоже стоял связанный.

– Вас только двое. Но, может быть, Мать пошлет нам и других.

– Те люди – наши враги. Они хотели убить нас. Если вы поможете нам добраться до Эндопила, который находится на юге, то мы найдем средство наказать их, и, может быть, заставим их вернуть вам то, что они у вас украли, – сказал Старк.

Монах бросил на него взгляд полнейшего презрения. Затем он посмотрел на небо, прикинул время, оставшееся до зари и сказал своим товарищам:

– Начнем готовиться. Праздник будет на заре.

Дорога к храму была широкой и легкой даже для связанных людей.

Величественный храм вырисовывался в свете Трех Королев. Его резные украшения представляли собой разнообразных морских существ змеиной формы.

Храм имел многочисленные подземные ответвления. Старка и Аштона привели в каменный зал, где горело множество свечей. Три монаха ввели им наркотик с помощью острых палочек, которые окунали в светлую жидкость и втыкали в кожу. Старк сопротивлялся, но недолго. Он сохранил полное сознание, и все слышал, но был смирен, как ягненок.

Ночь прошла без каких-либо тревог и неприятностей. Люди в голубых мантиях обошлись с ними хорошо и даже почтительно. Некоторые молитвы тянулись чересчур долго, и тогда Старк засыпал. В противном случае, он бы заинтересовался тем, что произошло.

Старка и Аштона выкупали в больших ваннах, поставленных в нишах, и наполненных морской водой, горячей и холодной. Затем обоих мужчин насухо вытерли шелковыми тканями, натерли их тела маслами и благовониями, некоторые из которых имели странный запах. Затем их одели в шелковые мантии и отвели в ярко освещенный зал. Там их посадили на мягкие подушки и подали им еду. Еда была очень любопытная, состоявшая из множества отдельных блюд, каждое из которых было с приправами, и все разного вкуса.

Каким-то дальним закоулком мозга Старк знал, что некоторые из этих блюд должны были внушать ему отвращение, однако, этого не было. Время от времени Аштон с улыбкой посматривал на него.

Самой замечательной чертой всего этого было спокойствие. Никакой шероховатости, все было легко, гладко и приятно. Ночь проходила легко, когда они почувствовали, что устали от вина, молитв и сна. Люди в голубых мантиях повели их по длинным коридорам в сам храм. Они вошли туда из подземелья. Впечатление было такое, будто они вошли в трюм громадного корабля, разбившегося о риф так, что корма задралась кверху, куда не достигал свет факелов и свечей. Подняв глаза Старк увидел громадный рубец неба через разорванную кровлю.

Небо показывало скорую зарю.

Люди в голубом довели их до места, где расходились каменные плиты пола. Одна часть была ровной, а другая приподнятой. Через трещину было перекинуто что-то вроде мостика. Они вошли в переднюю часть храма. Там они увидели великое множество свечей, освещавших нижнюю часть стен с фресками, потрескавшимися и в пятнах сырости. Пол был в плачевном состоянии – все плиты были на разном уровне, все опускались к фасаду, стена которого обрушилась и пропустила море. Тихо плескалась вода, освещенная свечами. Сбоку была воздвигнута платформа, плиты ее разошлись и наклонились к морю.

В середине этого полузатопленного зала стояла Мать Моря, странно наклонившись на своем массивном постаменте. Статуя была из чистейшего белого мрамора, шести метров высотой. От мраморных волн, откуда поднимался ее бюст, до вершины, увенчанной короной головы. У нее было два лица: лицо великодушной матери, дающей жизнь и богатство, и лицо богини-разрушительницы, все разоряющей и убивающей. В ее правой руке были рыбы, гирлянды и крошечный кораблик. В левой – раскрытые раковины, водоросли и тела утонувших людей.

Других украшений на ней не было. На запястьях, на шее и на груди зияли дыры. Глаза, в которых раньше сияли драгоценные камни, теперь были слепыми.

Старка и Аштона поставили перед ней. Шелковые мантии с них сняли.

Монахи несли гирлянды, сплетенные из морских цветов, ракушек и водорослей, и надели их им на шею. Гирлянды были влажные и холодные, и они сильно пахли.

Впервые в спокойствие Старка ворвалось слабое волнение.

Глубокий звук огромного барабана трижды прозвучал в храме.

Зазвонили железные цимбалы. Монахи протяжно запели, раскатистые басы колотились о свод, как будто крупная собака лаяла в подземелье, выражая свою ярость и скорбь.

Старк поднял глаза к лицу поруганной богини, которая наклонилась над ним. Ему стало страшно, но он так и не сообразил, что его испугало.

Монахи окружили их и повели к воде. Старк увидел на платформе, выдававшейся в море, монаха. Он держал рог, много превосходящий его вышиной. Нижний изгиб рога лежал на земле.

Барабан и цимбалы отбивали ритм в яростном вдохновении, и все голоса тянули длинную скрипучую ноту, будто терли камень о камень.

Пение закончилось. Зазвучал рог, бросая в море дикий, хриплый и жалобный крик. Аштон и Старк медленно шли вперед. Аштон шел неопределенно улыбаясь, и в его глазах не было абсолютно никакого беспокойства.

Они вступили на затопленный пол. Вода поднялась к их лодыжкам.

Они шли к тому месту, где стоял монах и дул в рог. Они шли в такт пению под ритм барабана и цимбал, к ступеням, заваленным водорослями и раковинами. Небо сияло.

Рог хрипло рычал, и блестящая под светом зари поверхность моря пенилась от движения многочисленных пловцов.

Старк понял, чего он испугался.

Котел с расплавленной медью показался на востоке. Жгучий свет пробежал по воде и зацепил парус судна, тяжело идущего под парусами, хотя море вокруг было ровное и абсолютно спокойное. Луч солнца позолотил этот парус и отразился в красных глазах огромной белой Собаки, стоявшей на носу судна.

И эти глаза внезапно вспыхнули.

– И Хан! – закричал Джерд, – И Хан! Там! Опасность! Много враждебных существ!

– Ты можешь их убить? – спросил Тачвар.

Наклонившиеся витки храма сверкали вдали. Звук рога слабо бежал по волнам. – Слишком далеко, – ответил Джерд, – слишком далеко.


Глава 14

Старк прошел половину лестницы. Голубые мантии шли за ним, перед ним и с каждой стороны. Монахи были погружены в свое пение. Обычно жертвы шли к своей смерти с улыбкой. Жертву бросали в море, и Дети начинали ее делить. Среди крови и плавающих гирлянд раздавалось рычание. А рычание и кровь нравились Матери. Монахи пели своими гудящими голосами и не замечали, что Старк перестал улыбаться.

Он еще не был способен рационально мыслить, он только знал, что под шелковистой водой его ждет смерть. И жизнь просыпалась в нем.

Простая примитивная сила восстала для смертного боя.

Направо от него был Аштон. Налево – монах.

Старк дико взмахнул рукой. Удар пришелся в горло ближайшему монаху и отбросил его на тех, кто шел позади. Падая, он вцепился во второго монаха, и тот потерял равновесие. Старк прыгнул на освободившееся место и стал расширять его, скидывая в воду других. Руки хватали его, срывали гирлянды, но соскальзывали с его намазанного маслом тела. Кровь его текла, но монахи не могли его остановить. Он добежал до платформы, как разъяренный бык, ударяя направо и налево.

Ошеломленный монах с рогом повернулся.

Старк отобрал у него рог, ударил этим рогом монаха в лицо, и тот свалился в воду, с другой стороны платформы. Размахивая трехметровым рогом Старк очистил верхние ступени и закричал:

– Саймон!

Затем он услышал далекий голос, звавший его:

– И Хан!

Он не мог понять, кто на этой проклятой планете, обреченной на смерть, знает его имя, но потом сообразил, что голос звучал у него в мозгу. Все стало ясно.

– Джерд! – закричал он громко. Саймон Аштон поднял на него глаза.

Пустые глаза. Аштон улыбался.

– Джерд, надо убить!

– Слишком далеко, И Хан. Сражайся.

Старк размахивал металлическим чеканным рогом и громко звал Аштона, чтобы тот бежал к нему.

Пение стало прерывистым. Монахи, стоявшие более далеко, продолжали петь в ритме, но монахи из первых рядов были в полной растерянности.

Многие еще не поняли, что случилось. Громадный рог сметал их, как бич Бога. Аштон, улыбаясь и не понимая, пробирался к Старку между лежащими телами.

Последние ряды монахов перестали петь. Крича от страха и унижения, они скакали по ступеням, топча своих собратьев. Старк схватил Аштона за руку и втащил на платформу.

– Джерд, убить!

– Слишком далеко, И Хан.

И Старк сражался, размахивая своим рогом, как бичом, пока рог не сломался. Тогда Старк схватил Аштона и бросился вместе с ним в воду, туда, где собрались Дети, чтобы разделить с Богиней праздник жертвоприношения.

Место оказалось очень глубоким. Первый монах, который был туда сброшен, утонул. Теперь, когда рог замолчал, Дети, видимо, ждали, что за этим последует. Старк видел их темные головы, вынырнувшие в метрах пятнадцати. Они жалобно завывали, будто удивляясь, почему прервали ритуал. Их было очень много, но Старк не стал их пересчитывать, а поторопился обогнуть разрушенную стену и поплыл к берегу, таща за собой Аштона. Монахи, срывая с себя мантии, поплыли в погоню.

Как только храм остался позади, Старк увидел корабль. Он летел к ним навстречу параллельно берегу, толкаемый таким водоворотом, что казалось, он вот-вот опрокинется.

Монахи плавали почти так же хорошо, как и их собратья полной мутации. Дети окликали их своими нечеловеческими голосами, и монахи отвечали им. Дети ринулись к сбежавшей жертве.

Аштон был раздражен, как человек, которого грубо разбудили от приятного сна.

Он сильно замедлял ход Старка. Когда они добрались до илистого берега, монахи были настолько близко, что один из них схватил когтями ногу Аштона и потянул назад.

Аштон окончательно пришел в себя, закричал, повернулся и стал лягаться. Старк положил обе руки под толстую челюсть монаха и резко дернул ее кверху. Раздался сухой треск. Монах выпустил Аштона и пополз на четвереньках, обливаясь кровью. Затем он поднялся и побежал.

Старк хотел проследовать его примеру, но его окружили звериные тела. Их руки хватали его за лодыжки. Он наклонился, чтобы откинуть их, но его схватили другие руки, и тела навалились на него. Он упал и покатился в теплую неглубокую воду под грузом навалившихся на него, пахнущих рыбой, тел.

Аштон подобрал камень и стал колотить им по черепам противника.

Старку удалось встать, но все равно его и Аштона задавили бы численностью. Из горла Старка вырвался звериный рев. Только один раз. А затем он продолжал сражаться молча. Перепончатая лапа собиралась вцепиться когтями в его лицо, но он прокусил ее до кости. Его рот наполнился кровью странного вкуса. Монах с воплем вырвал руку. И вдруг заорали все монахи. Они больше не сражались, их количество быстро уменьшалось. Те, что остались, лежали неподвижно.

Старк отодвинул их и пополз на четвереньках.

Мертвые монахи лежали в грязи, их лица были искажены ужасом.

Корабль был почти у берега. Море было совершенно спокойным. Старк увидел белые головы Собак вдоль Борта.

– Мы убиваем их, И Хан.

Дети Моря больше не приближались. Некоторые плавали мертвыми на поверхности воды. Те, кто еще мог удрать, плыли с неимоверной скоростью.

Старк встал и поднял Аштона, показывая ему на корабль. Ни тот, ни другой не знали, каким образом корабль оказался тут, но они не стали задавать вопросов, а вошли в море и поплыли. Им бросили веревки, и сильные руки подняли их на борт.

Старк осознавал, что вокруг него находится много людей, но видел только лицо Геррит. Она подошла к нему, и Старк обнял ее. С него стекала вода и кровь, но это их не тревожило.

– Ты жив, – прошептала она. – Теперь путь открыт.

Старк чувствовал на ее губах соль, более горькую, чем вся соль океана.

Фалларины уселись на мостике. Оперение у них было в беспорядке, угрюмые глаза были полубезумными от истощения.

Если опять надо будет торопиться, – сказал Элдерик, – садитесь на весла. Мы слишком устали, – он улыбнулся Старку, показывая белые зубы.

– Теперь мы ждем от тебя чудес, Темный Человек. Мы это заслужили.

– Не понял, – сказал Старк.

Геррит отошла от него.

– Скоро ты все узнаешь. Каковы твои дальнейшие планы?

Старк одной рукой обнял шею Джерда, другой – Геррит, и его мысли передались Собакам. Он улыбнулся Тачвару, Себеку и его людям, которые сняли плащи, но оставили на лицах вуали. Он не знал ирнанцев, но улыбнулся и им, даже Халку.

– Мы идем на юг в Эндапил. Употребим все силы, чтобы достичь Эндапила. Элдерик, дай нам своих тарфов. Они будут грести в два раза лучше нас.

Он отошел от Собак и сел за весла.

Он не чувствовал усталости, а его раны, хотя и многочисленные, были легкими. Он, смеясь, взглянул на Халка.

– Ты же не будешь сидеть, когда Темный Человек гребет? Давай, друг, греби за Ирнан.

Он опустил тяжелое весло в воду, чувствуя сопротивление.

– Ярод! – крикнул он. – Ярод!

Ирнанцы положили оружие и опустились на скамьи, повторяя свой старый военный клич.

– Ярод! Ярод!

Халк положил шпагу и сел рядом со Старком за то же самое весло.

– Ярод!

Люди пустыни, гордые всадники, опустили ноги в воду трюма и взялись за весла рядом с тарфами. Гребли они не ровно, не было привычки. Но постепенно ритм стал более правильным, а военный клич перешел в песню.

Судно двинулось вперед, море было спокойным, кроме устья реки.

В воде не было заметно никакого движения. Храм Матери Моря устало наклонился к воде. При свете Старого Солнца его витки выглядели очень древними. Из сумрачной внутренности храма не слышалось ни барабана, ни цимбал, ни голосов. Корабль набирал скорость, двигаясь вдоль берега на юг, в Эндапил.


Глава 15

Серелинг, столица и главный морской порт Эндапила, растянулся по кругу холмов спускавшихся к бухте. Над городом возвышался комплекс Дворца, сиявшего белизной при свете Старого Солнца. Он был фантастическим сборищем куполов, арок, высоких колонн слоновой кости и резного мрамора.

В самой нижней части города располагался квартал моряков. Лабиринт улиц, переулков, складов, лавок, рынков вел перпендикулярно берегу.

Порт был наполнен кораблями, начиная от больших шхун торговцев, плавающих в открытом море, и кончая маленькими суденышками, скользивших вокруг рыбачьих судов и групп лодок. Бортовые огни отражались в спокойном море, как маленькие галактики.

Улицы были переполнены всевозможными людьми. Моряки со всего Скэйта смешивались с обитателями города – людьми с гладкой, янтарного цвета кожей в ярких шелковых одеждах – и с людьми из глубины этого материка – маленькими, нервными и очень смуглыми. Эти последние приходили сюда обмениваться товарами, принося свертки коры, наполненные тленом и драгоценными предметами, а также самоцветными камнями.

В Серелинге были и другие люди.

В тропиках хорошо зимой, и среди бродяг была сезонная миграция.

Пищи здесь было больше, чем на севере, и люди привозившие ее были менее злопамятны. Однако, Бендсмены присутствовали и здесь, чтобы наблюдать за выполнением законов Лордов Защитников. Бродяги, в их бесконечном разнообразии лохмотьев, нательной росписи, наготы и шевелюр, ходили или сидели, жуя тлун, и праздновали скорый конец своего мира.

Старк, как мог, старался избегать их. Он был одет под морского бродягу – черные волосы были связаны на затылке, на поясе была набедренная повязка с кинжалом, на плечах – кусок парусины, служивший плащом днем, а одеялом вечером и ночью. Ноги были босые, на лице – дурацкое выражение. Он бродил по грязным улицам, останавливался перед лотками с продуктами питания и перед лавочками, где продавали выпивку.

Он ничего не покупал, не имея денег. Он прислушивался к сплетням и избегал Бендсменов.

Люди продолжали свою обычную жизнь: торговались, болтали, но тяжелая тень, казалось, нависла над кварталом. Даже над процветающими лавками рыбаков. Попивая пиво, люди тихо разговаривали.

Они говорили о двух вещах.

Услышав достаточно, Старк спустился на пляж, где его ждала гичка.

Работая кормовым веслом, он добрался до судна, которое бросило якорь как можно дальше от остальных кораблей. Сгущались тучи, затемняя нижнюю из Трех Королев. Воздух был тяжелый и влажный. Старк вспотел.

Его товарищи ждали под тентом, предназначенным для того, чтобы скрывать их насколько будет возможно, но теперь, когда они дошли до места своего назначения, их удручало бездействие. Они нервничали, а Собаки все время молчали.

Аштон ждал, когда Старк подгребет к судну, и тут же перегнулся через борт.

– Звездный корабль все еще тут? – спросил он.

– Да, где-то здесь. – Старк привязал гичку и поднялся на борт. – Город только об этом и шепчется. Они не боятся атаки, Серелинг слишком велик и очень хорошо защищен. Однако, каждый день приносит слухи об ограблении храмов, разорении деревень, убийствах людей. Бендсмены с удовольствием распространяют эти слухи, так что возможно они преувеличены. Но корабль все еще здесь.

– Слава богу, – сказал Аштон, – нам надо торопиться. – Где Педралон?

– Это вторая тема разговоров. Педралон и выкуп. За выкуп они его не порицают. Их честь требовала выкупить своего принца у безбожных людей, чтобы самим наказать его должным образом. Они ругают Педралона за его сговор с инопланетянами. Говорят, что его надо принести в жертву Старому Солнцу.

– Это еще не сделано?

– Пока нет, но он не имеет никакого влияния и живет пленником в собственном дворце. Принцем Эндапила стал его брат. Так что его смерть – это только вопрос времени, причем очень короткого.

– Плохо дело, – сказал Аштон, – я рассчитывал на помощь Педралона.

– А что нам беспокоится об этом Педралоне? – спросил Халк. – Раз звездный корабль все еще здесь и если он нам нужен, то пойдем к кораблю.

– Хотел бы я это сделать, – сказал Старк. – Только не знаю, где он.

– А ты не мог узнать? Неужели никто не говорил…

– Все говорили. Все. Я видел, как двое мужчин подрались, потому что каждый называл свое место. Кое-кто из них, конечно, прав, но как узнать это? И как туда добраться?

Стало гораздо темнее, на западе гремел гром. Собаки угрожающе зашевелились.

– Педралон узнает, – сказал Старк.

Халк раздраженно махнул рукой:

– К дьяволу Педралона! Забудь про корабль. Мудрая женщина сказала, что наш путь лежит на юг.

– Я не могу забыть о корабле, – сказал Старк.

– Что же делать, – спросил Аштон, – нас слишком мало, чтобы взять дворец приступом.

На горизонте появились молнии.

– Во всяком случае, мы не покинем порт, пока гроза не кончится, – сказал Старк. – Я сейчас пойду туда с Джердом и Грит. Будьте готовы поднять паруса и якорь, как только узнаете, что мы возвращаемся.

Не ожидая дальнейшей дискуссии, он окликнул собак, уложил их на дно гички и погреб к берегу. Тучи, прочерченные молниями, закрыли последнюю Королеву.

Он привязал гичку в том месте, где над понтонным мостом возвышались темные склады. Место было пустынным. Спрятав гичку под мостом, Старк пошел по извилистым улочкам к верхнему городу. Собаки шли следом. Здесь, на подъеме сгрудились жилые дома. От них пахло потом и пряностями. Очень немногие лавочки были открыты. Редкие прохожие ошеломленно смотрели на громадных белых животных, но никто их не останавливал.

Скоро дождь прекратился. В промежутках между молниями ночь казалась очень темной. В небе грохотал гром и земля вздрагивала под ногами Старка. Потом снова полил дождь и с таком грохотом, что всех прохожих с улицы словно вымело.

По мере того, как Старк поднимался, дома становились более обширными и более красивыми. Их окружали сады и высокие стены. Тяжелый аромат незнакомых цветов смешивался с запахом дождя. По водосточным желобам ручьями бежала вода.

У дворцовой двери – сторожевой пост. Окна были освещены. Снаружи не было видно ни одного часового, портал был закрыт на засовы, и Старк не стал им заниматься. Стена была очень длинная. Она окружала весь холм не правильным кольцом. Старк бежал вдоль стены под неумолкающим дождем.

Собаки вздрагивали и скулили каждый раз, когда разверзалось небо.

Пробежав приблизительно восемьсот метров, Старк увидел маленький портал, закрытый тяжелым засовом. Он подумал, что это наверное служебный вход. Внутри находилась будка часового с крытым входом, где висел огромный гонг, без сомнения предназначенный для того, чтобы поднимать тревогу. За открытой дверью висел фонарь.

– Люди, – сказал Старк, – надо подождать.

Старк немного отступил, разбежался, прыгнул и вцепился в верх стены, подтянувшись наверх, он легко спрыгнул по другую сторону стены.

Молния осветила мокрый и пустой сад. За садом стояли белые стены здания. Будка была от него налево, в шести или семи метрах.

– Убить, И Хан?

– Только тогда, когда я прикажу.

Он пошел к маленькому зданию, не заботясь о шуме, создаваемом своими ногами. Гроза скроет любой шум. Подойдя к крытому выходу, он увидел двух мужчин в красном на коленях на циновке. Шла игра в кости, и они были полностью в нее погружены. Может быть, они думали, что в такую грозу нет никакого смысла караулить.

А, возможно, что новый принц не слишком заботился об охране на тот случай, если разъяренная толпа ворвется сюда и снимет с него заботы, которые доставлял ему брат.

Увидев Старка, мужчины вскочили, испустив крик, который тут же был заглушен ударом грома, и протянули руки к висевшему на стене оружию.

Старк оглушил сперва одного, затем другого, стараясь, чтобы они потеряли сознание, заткнул им рты и крепко связал кусками красного шелка. Затем он открыл засовы и впустил Собак.

– Ищите, Бендсмены, – он нарисовал у них в мозгу образ Педралона.

– Бендсмена, который пришел с И Ханом, – он изобразил им время и место.

– Мы помним Бендсмена, – ответили они.

Они были приучены понимать Бендсменов.

– Быстро! И наблюдайте!

Они побежали по лужайкам, потемневшим от дождя, под мокрыми деревьями. Строения дворца занимали огромную площадь. Тут были колоннады, павильоны с куполообразными кровлями.

– Там слишком много разумов. И Хан!

– Попытайтесь найти!

Окна дворца были темными, видимо, все его обитатели спали.

Освещены были только окна постов. Старк обошел их. Если там есть патрульные, то Собаки его известят. Они там и были, но притаились от грозы.

– Слишком много разумов, все спят. Пьяные.

– Попытайтесь.

Они шли по длинным мраморным переходам, расположенным в ароматных садах.

Они прошли мимо дворцов и бассейнов, но ничего не нашли.

Старк подумал, что его поиски напрасны. И неосторожны. Не стоило бы находиться в дворцовых садах к тому времени, когда кончится гроза.

Он уже собирался вернуться обратно, когда Джерд сказал:

– Бендсмен! Там!

– Веди к нему!

«Там» – это маленький павильон в стороне от главного массива.

Круглый, с изящными арками, с остроконечной кровлей, но без дверей. В высоких канделябрах горели свечи и их пламя было ровным. Несмотря на грозу, ветра почти не было. На середине мраморного пола стоял на коленях человек в позе созерцания. Голова его была опущена.

Неподвижность этого человека создавала впечатление, что мысли его были очень далеко.

Старк узнал Педралона.

Вокруг него стояли четверо, неподвижно опирающиеся на копья воины, повернувшиеся спиной к дождю. Они охраняли Педралона. Рядом больше никого не было. Вдали был молчаливый, спящий дворец.

Старк отдал Собакам приказ.

Гроза заглушила слабые крики людей, охваченных смертельным ужасом.

Старк и Собаки поднялись на платформу павильона. Люди скорчились на полу. Старк поочередно оглушил их древком копья, заставив замолчать, а потом быстро связал.

Педралон по-прежнему стоял на коленях. На нем была только белая набедренная повязка. Его худощавая тело было так неподвижно, что казалось изваянным из мрамора.

Он только поднял голову, чтобы взглянуть на Старка.

– Зачем ты меня тревожишь? – сказал он. – Я готовлюсь к смерти.

– У меня в порту корабли и друзья. Тебе нет необходимости умирать.

– Я договорился с Пенкавром и потому ответственен за то, что произошло, – сказал Педралон, – я не останусь жить со стыдом на лице.

– Ты знаешь, где находится корабль, который грабит твой народ?

– Да.

– Ты можешь проводить нас туда?

– Да.

– Тогда надежда еще есть. Пойдем со мной, Педралон.

Дождь падал с кровли, как занавес, но свечи даже не мигали.

Собаки обнюхали лежавших на полу стражников.

– Торопись, И Хан.

– Какая надежда? – спросил Педралон.

– Надежда получить помощь, призвать корабли, чтобы покарать Пенкавра. Надежда спасти людей, которые жаждут спастись. Довести до конца то, ради чего ты рисковал своей жизнью. – Он пристально посмотрел на Педралона. – Где тот человек, который должен был продолжать борьбу против Бендсменов любой ценой?

– Оставь! Я пленник в своем собственном доме, у меня больше нет сторонников. Мой народ требует моей крови, и мой брат спешит удовлетворить это требование. Я понял, что действовать гораздо труднее, чем говорить.

Его лицо было таким же, каким помнил его Старк – аристократическое, гладкое, но внутренняя сила, горевшая в нем, исчезла. Темные глаза, когда-то полные живости и ума, были теперь холодными и тусклыми.

– Ты говоришь о том, что касалось меня вчера, в другом существовании. То время прошло.

Педралон снова опустил голову.

– Ты немедленно пойдешь со мной. Иначе я спущу на тебя Собак.

Понятно?

Педралон не шевельнулся.

Собаки коснулись его страхом. Слегка подхлестывая его бичами ужаса, они заставили его встать и идти за Старком на темные промокшие лужайки.

– Может кто-нибудь войти в павильон?

– Никто не придет, – рыдая проговорил Педралон, – до смены стражи.

Я провожу дни и ночи в одиночестве.

– Когда сменяется стража?

– На восходе Старого Солнца.

– Он не врет, Джерд?

– Нет.

Они пошли более коротким путем, через тайный вход. Часовые не шевелились. Старк открыл дверь и спустился по холму. Педралон ковылял рядом, он явно ослабел от голода. Старк поддерживал его, и все время прислушивался, нет ли за ними погони или сигнала тревоги.

Ничего не было. Собаки ничего не чувствовали.

Гроза медленно отодвигалась в джунгли. Дождь стал слабее. Было уже очень поздно. Редкие прохожие на темных, залитых водой улицах принимали их за моряков, спешивших к себе на корабль.

Гичка была там, где Старк ее и оставил. Педралон сел, Собаки тоже сели – одна впереди него, другая сзади. Старк доплыл до судна и их подняли на борт. Гребцы взялись за весла. Якорный камень тяжело поднялся и судно отправилось в открытое море. Сквозь тучи начал пробиваться серебристый свет.

Педралон сидел измученный, ошеломленный. Тачвар принес ему вина.

Винонемного подкрепило его. Он посмотрел на Собак и вздрогнул.

Оглядев своих спутников и узнав Аштона, он сделал ему знак, а затем повернулся к Старку.

– Значит и вправду есть надежда?

– Да, если ты быстро отведешь нас к звездолету.

– Тогда, – сказал Педралон, – я прерву свой пост.


Глава 16

Старое Солнце едва успело взойти, но было уже жарко. Даже в джунглях Старк чувствовал, что пот стекает по его голой спине. Он сидел в засаде под кронами деревьев. Здесь были бесчисленные живые существа, которые кричали, пищали и дрались, начиная новый день.


***

Старк смотрел на звездный корабль. Вытянутый из своего состояния апатии, Педралон правильно привел их к нему. Слабая надежда на то, что может быть удасться победить Лордов Защитников и освободить планету, разбудила в нем часть его прежнего жара, а яростное желание отомстить Пенкавру, сделало остальное.

По его указаниям ветер Фалларинов нес их быстро на юг. В бухту судно вошло на веслах. Там они будут укрыты от других судов и от «стрекоз». Фалларины остались на борту, чтобы охранять судно и восстановить силы. Тарфы остались со своими хозяевами. Враги Педралона, конечно не воспримут его исчезновение с философским спокойствием и, когда организуется преследование, то беглецы вынуждены будут поторопиться.

В удушающую полуденную жару Педралон повел остальную группу в деревню. Он объяснил им, что часто охотился в этих джунглях. Человек, который служил ему проводником и загонщиком, знает все тропы в районе Эндапила и может провести их к звездному кораблю, не тратя лишнего времени.

– А будет ли он теперь служить тебе? – спросил Халк.

Старк бросил взгляд на Собак, но Педралон отрицательно покачал головой.

– Этого не потребуется.

Он оказался прав. Он вошел в деревню и вернулся оттуда с маленьким сильным человеком по имени Ларг, который заявил, что Педралон его хозяин и друг, и он, Ларг, будет во всем ему повиноваться.

Весь этот день и всю ночь они шли за Ларгом в то место, которое указал ему Педралон. Они ненадолго остановились, чтобы поесть и подремать. Во время этого пути Старка не покидал страх, что они опоздают, и корабль уже улетел на равнину к Панкавру, и они напрасно истощают свои силы.

Говорить об этом Аштону было излишним: на его лице отражалась та же мысль.

Когда они наконец дошли до границ джунглей, то при слабом свете звезд они увидели огромный цилиндр и удостоверились, что они не опоздали.

Корабль стоял на ровном песчаном треугольнике, между двумя рукавами одной реки. Вода, стекающая со скалистого гребня, образовывала два водопада, и внизу она сливалась в один поток. Сейчас был сухой сезон и воды там было по щиколотку. Она с радостным шумом бежала по своему каменному ложу. Но Старк этому не радовался, вода была препятствием. Не особенно важным, конечно, но лучше бы ее не было.

По межзвездным нормам звездолет был маленьким. Как и «Аркешти», он был предназначен для полетов в отдаленные миры, где космопорты были случайными или не существовали вообще. Несмотря на свой уменьшенный размер, он выглядел внушительно, опираясь на мощные посадочные домкраты. На его боках были рубцы, нанесенные чужой атмосферой и звездной пылью.

Когда Старое Солнце взошло, Старк разглядел больше деталей. Все они мало обнадеживали. Возле корабля стояло три «стрекозы». Перед ними на страже стояли на подвижных установках три лазерные пушки. Пушки имели собственные энергетические отсеки и стояли так, чтобы не дать никому приблизиться к открытому люку звездолета. Каждую пушку обслуживали два человека. Они расхаживали или отдыхали под полотняным навесом, натянутым над каждой установкой.

Аштон лежал рядом со Старком.

– Звездолет хорошо охраняется, – сказал он. – Без Собак я не взялся бы напасть на эти пушки.

– Мой брат тоже не пытался, – сказал Педралон, лежавший по другую сторону от Старка. – Бендсмены убедили его, что всякая атака бесполезна, и он с радостью с ними согласился. Бендсмены радуются грабежам, потому что они разжигают ненависть к иноземцам. Они хотят, чтобы грабежи продолжались, – он жадно посмотрел на корабль. – Мы должны взять его, Старк, и если можно, разрушить.

Из корабля вышли шестеро и обменялись несколькими словами с шестью канонирами. Те поднялись по трапу и исчезли. Старк предположил, что они будут завтракать, а затем отдыхать. Шестеро прибывших заменили их около пушек.

Подошел Халк. Группа отдыхала поодаль, понимая, что требуется абсолютная тишина. Халк тоже лег, злобно глядя на «стрекозы».

– Неужели эти проклятые птицы никогда не улетят?

– Еще рано.

– Вероятно, они почти закончили свои грабежи, – сказал Педралон.

– Мой брат заботливо сообщал мне ежедневную сводку ограбленных храмов и разгромленных деревень. Даже если он и преувеличивал, то все равно Эндапил здорово ободран, как и соседние княжества.

– Будем надеяться, что «стрекозы» поработают еще хотя бы день, – сказал Старк. – Если они откроют трюм, чтобы погрузить «стрекоз», нам придется напасть на них при полном экипаже, а я не хотел бы этого.

– Но Собаки Севера непобедимы, – сказал Халк.

– Собаки Севера не бессмертны, а ты сам видишь мощное оружие.

Экипаж такого корабля, как этот, набирается из существ, вроде тарфов, которых Собаки не могут коснуться. Если там много негуманоидов, или хотя бы только один, то он может стрелять из лазерной пушки так, что наша задача будет не из легких.

– Смотрите, – сказал Педралон, – из корабля вышли другие люди, подошли к «стрекозам» и начали их осматривать.

Аштон с облегчением вздохнул.

– Значит, они собираются лететь, – сказал он.

Люди закончили осмотр. Четверо сели в «стрекозы», а остальные вернулись в корабль. Взревели моторы и «стрекозы» одна за другой поднялись в воздух.

– Хорошо, – сказал Страк, – теперь немного обождем.

– Чего? – спросил Халк.

– Чтобы «стрекозы» отлетели подальше. В противном случае они могут вернуться через пять минут, как только кто-нибудь их по радио.

– Радио! – проворчал Халк. – Эти инопланетные игрушки – чистая чума.

– Без сомнения, – сказал Старк. – Но вспомни, сколько раз за время нашего путешествия на север и обратно, ты отдал бы все, чтобы узнать, что происходит в Ирнане.

Старк велел ждать и задремал, как кот на солнцепеке.

Педралон и Саймон Аштон обсуждали сообщение по радио, которое они пошлют в Галактический Центр, если доберуться до цели. Дискуссия была не слишком дружественной, но в конце концов точка зрения Аштона победила. Он сказал:

– Сообщение должно быть кратким и легко понимаемым. Я не могу рассказать историю Скэйта в десяти словах. Нет никакой гарантии, что сообщение будет принято на Паксе вовремя, чтобы помочь нам. Но могу вас уверить, что если они получат просьбу о вмешательстве звездного флота в гражданскую войну на планете, которая не состоит в Галактическом Союзе, то они скажут, что такого сообщения не получали. Я назову себя и буду просить о помощи. Я скажу, что Пенкавр и два других капитана грабят планету. В этом случае, Галактический Центр сделает все, что может. Для нас достаточно одного корабля, и больше мы ни на что не можем надеяться. А вам все равно придется защищать свое дело на Паксе.

Педралон, скрепя сердце, согласился.

– А где его встречать, этот корабль, если он прилетит?

Аштон нахмурился. Это было для него большой проблемой, да и для Старка тоже. Они не могли гарантировать, что окажутся в нужное время в нужном месте. Они не могли гарантировать, что останутся живы.

– На корабле, наверное, есть портативный передатчик, – сказал Аштон.

– А если нет?

– Как-нибудь договоримся.

«Слишком много оптимизма», – подумал Аштон, вспоминая о чудовищном негостепреимстве Скэйта.

Старое Солнце поднялось высоко, жара стала просто невыносимой.

Было тяжело дышать, песчаная каменистая площадка излучала жар.

Корабль, казалось, парил над ней. Канониры спали под своими тентами.

Кроме одного.

Он был маленький, круглый, с серовато-зеленой кожей, похожей на кожу ящерицы. На очень широкой, безволосой голове лицо казалось до смешного маленьким. Его родная планета крутилась вокруг мощного желтого светила, так что от привык к жаре и даже не расстегнул воротник комбинезона. Он пошел к ручью, думая о своем доме, друзьях, и подсчитывая свою долю добычи.

По ту сторону ручья стояла зеленая стена джунглей. Там все было спокойно. Полуденная жара положила конец утренней сутолоке.

Человек-ящерица подобрал плоский камешек и бросил его в воду. Внутри корабля было прохладнее. Шумели вентиляторы. Два человека сидели в открытом шлюзе, радуясь этому ветерку. Они были расслабленными, глаза их были полуприкрыты от жгучего света снаружи. Они слышали только шум вентиляторов и не слышали ничего другого в этом уединенном месте. Да им и нечего было бояться: народы Скэйта не имели оружия равного их по силе.

Рядом с каждым из этих людей лежало тяжелое автоматическое ружье.

Рычаг управления шлюзовой камерой находился на стене, рядом с открытой дверью. Их обязанностью было защищать вход и в случае надобности задраить люк, но они не думали, что им представится такой случай, и считали свою задачу излишней, правда, не высказывая этого вслух. Им тут было хорошо. Они видели, что делается снаружи, как нещадно палит солнце и радовались, что они внутри.

Они видели, что один из людей спустился к ручью и развлекается, бросая камни. Они подумали, что он спятил, когда он вдруг заорал.

Они увидели, что он упал и закрутился в воде. Громадные белые собаки выскочили из джунглей и побежали через ручей. Капли воды летели из-под их ног.

За ними бежали люди.


Глава 17

Вода брызгала на голую, нагретую солнцем кожу Старка. Камни под ногами были теплыми и скользкими. Сквозь брызги воды он увидел пушки и ожидал, что оттуда вылетят молнии, которые превратят их всех в куски обгорелой плоти, как было со жрецами храма в священной роще.

– Убивайте! – кричал он Собакам. – Убивайте!

Они это уже сделали. Канониры умерли очень быстро, так и не коснувшись спусковых кнопок.

Собаки мчались к открытому люку.

В люке один человек упал на трап и лежал там скрюченным, обхватив голову руками.

– Другой человек И Хан! Думать плохо!

– Убейте его!

– Не так легко, как других.

Старк бежал по горячему сухому гравию. Он забыл про пушки. Глаза его были прикованы к открытому люку. Если человек, оставшийся в шлюзе, нечувствителен к излучению Собак…

– Убейте!

Крик человека смешался со звуками выстрелов из люка. Две собаки перекувыркнулись через голову и не встали.

Люк остался открытым. Там было тихо.

Одиннадцать Собак галопом промчались по трапу и когтистыми лапами выкинули мертвого человека.

– Убейте всех чужих, кого встретите!

Одиннадцать мозгов собак-телепатов искали людей во всех помещениях.

Они искали человеческий мозг. Они посылали страх.

Старк, тяжело дыша, бежал. Солнце неумолимо палило. Две белые Собаки лежали в крови. Позади Старка Халк, воины пустыни и ирнанцы занялись пушками. Геррит, Педралон и Саймон Аштон бежали за Старком.

Тачвар остановился возле мертвых Собак.

Старк пробежал по трапу. Внутри слышалось только дыхание Собак.

Второй человек, которого было трудно убить, лежал мертвый. У него была бледно-желтая кожа и очень массивный череп. Он все еще сжимал оружие в своих короткопалых лапах. Старк взял у него оружие.

Внутренняя дверь была открыта. Она выходила в небольшой пустой коридор.

– Люди?

– Да.

Джерд заворчал и металлические переборки отозвались угрожающим эхом.

– Вы не можете их убить?

– Как тарфы, они не слышат нас.

– Много?

– Двое.

– Где?

– Там.

«Там» – это наверху.

Мозг Джерда отражал: «Серый, твердый, недружественный, не понимает, темные и блестящие вещи». Это было то место, где находились люди, место, которое Джерд видел через их разум.

– Люди думают плохо, И Хан.

– Следи за ними.

Аштон поднялся по трапу и наклонился, чтобы взять другой автомат.

Геррит шла следом. Ее лицо блестело от пота. Педралон рядом с ней еле-еле дышал. Его глаза блестели почти так же дико, как и глаза Собак.

– Два человека еще живы, – сказал Старк. – Собаки не могут их убить.

– Только двое? – спросил Педралон.

– Вооруженные, – Старк поднял свой автомат. – Тебе не надо было идти сюда с нами. Я должен был идти. Речь идет о моей планете.

Старк пожал плечами и взглянул на Геррит.

– Оставайся здесь.

– Как прикажешь, – сказал она, – но это не день нашей смерти.

Снаружи одна из пушек была выведена из строя: кабель ее энергетического отсека был перерублен боевым топором. Воины пустыни трудились над второй пушкой. Они хотели спрятать ее на опушке, чтобы вывести из строя посадочную полосу в случае если вернутся «стрекозы».

Ирнанцы несли третью, чтобы втащить ее внутрь шлюза. Халк и Себек получили навыки обращения с лазерными пушками, когда у Старка в Ирнане была вооруженная «стрекоза». Старк оставил при себе Джерда и Грит, а остальных Собак послал к Тачвару. Сделав знак Аштону и Педралону, он пошел по коридору.

Много людей здесь было не нужно: автоматов было только два, а люди со шпагами в этих коридорах были бы только помехой, а не помощью. Старк предпочел бы, чтобы и Педралон не сопровождал их, но не мог не признать за ним этого права. В конце концов они дошли до круглой двери, которая вела в центральную часть корабля.

Маленький корабль по звездным нормам. Однако он казался громадным.

Старк глядел вверх, на разные уровни, где находились всевозможные помещения – тяжелые реакторы, дающие энергию, склады для грузов, системы слежения, склады продуктов. Цилиндрические коридоры сходились в точке, где находились жилые помещения и лестница. На самом верху, где были системы контроля, вычислительные машины и рубка управления, находился зал связи.

Вентиляторы ревели. Звучные коридоры казались ловушкой. Собаки рычали, низко опустив головы.

В полете принулевой гравитации, эта шахта, центральная, была горизонтальной осью судна. Металлический трап, отполированный длительным использованием, тянулся к середине. Его поручни давали людям возможность в невесомости идти по нему без усилий, как рыба в воде.

Теперь же в вертикальном положении и при планетном притяжении, он был снабжен грузоподъемником, чтобы поднимать людей с грузом, с площадками на каждом уровне.

Старку не очень хотелось пользоваться этим лифтом, но выбора у него не было. И он поднялся в нем вместе с Аштоном, Педралоном и двумя Собаками. Платформа была широкая, с ограждениями. Джерд и Грит дрожа прижимались к Старку. Когда он нажал кнопку и платформа начала бесшумно подниматься, собачий мозг был полон страха перед незнакомыми вещами и ощущением пустоты под лапами.

– Следите за окружающим!

– Мы следим, И Хан!

Платформа быстро поднималась, проходя нижние уровни.

– И Хан, там люди!

«Там» – это была шлюзовая камера с противоположной стороны. Она была открыта. Ее уровень находился посередине, между двумя площадками для остановки лифта, так что платформа должна была пройти мимо шлюзового отверстия. Старку пришло в голову земное сравнение, крысы в ловушке.

– Я слышал Джерда, – сказал Аштон.

– Огонь!

Они одновременно выстрелили по отверстию. Металл вокруг отверстия запылал точками шрамов. Шлюз был как черное горнило, полное смерти. Но никого не было видно. И ответных выстрелов не последовало. Старк и Аштон перестали стрелять.

– Мертвые?

– Нет, они бежали. Думать плохо, позднее.

Значит, два человека невредимы и насторожены, ждут другой возможности…

Старк нажал красную кнопку и платформа остановилась.

Пройдя через люк к каютам экипажа, они нашли трупы. Двое лежали в коридоре, видимо, они пытались бежать. Трое других были в маленькой каюте. Они нашли свою смерть во время еды.

Старк увидел вертикальный люк. Туда вела приставная лестница.

Собаки не могли по ней подняться, но другого хода не было.

– Люди? Где?

– Рядом!

Старк поднялся по лестнице. Большую часть этого уровня занимали контрольные приборы и вычислительные машины, а также рубка управления.

Налево, через проход, был зал связи. Там лежали два скорченных трупа.

Один упал с кресла возле радиостанции.

– И Хан! Опасность, там!

«Там» – на этот раз было позади. Он покатился по полу. Первый выстрел прошел над ним. Он услышал грохот разбившихся предметов и подумал: «Господи, только бы они не уничтожили передатчик».

Аштон поднялся по лестнице за Старком. Он выстрелил на уровне палубы. Что-то взорвалось со страшным грохотом. Старк выстрелил с другого места и увидел, как два силуэта затянуло дымом.

Вдруг настала тишина. Дым рассеялся. На палубе лежали два человека. Джерд сказал:

– Мертвые.

Аштон закончил свой подъем по лестнице и побежал к Старку.

– Передатчик не задет? Работает?

– Не задет.

Старк оттащил в сторону тело радиста. Саймон Аштон сел, включил межзвездный передатчик и начал передачу. Вошел Педралон и остановился рядом, с Аштоном. Он внимательно наблюдал за ним, хотя тот говорил на универсальном языке, которого Педралон не понимал.

Аштон взвешивал каждое слово, его сообщение было кратким, в нем делался акцент на важность посылки корабля, посланного на помощь. Он рассказал о Панкавре и его грабителях.

– Я веду передачу с одного из постов, который мы должны покинуть.

Мы постараемся связаться по радио с любым кораблем, прибывшим на Скэйт.

Если нам это не удасться, то пусть корабль приземлится на высокой равнине, к юго-западу от Скэга, и ждет там, сколько возможно долго.

Мы воспользовались сигналом-кодом, означавшим «Абсолютная первоочередность». Любой, принявший сообщение, должен будет немедленно передать его на Пакс. Затем Аштон нажал кнопку автоматической передачи и поставил кассету на автоматическое повторение. Сообщение будет повторяться до тех пор, пока кто-нибудь его не получит.

– Вот и все, что мы могли сделать, – сказал Аштон. – Будем надеяться, что кто-нибудь услышит наше сообщение.

Педралон подумал о черной и страшной пустоте космоса. Подумал без всякого оптимизма.

Старк выстрелил по посту управления, причинив ему достаточные повреждения. Корабль испорчен и переданное сообщение заставит грабителей призадуматься. Может быть. Пенкавр откажется от штурма Дома Матери Скэйта.

Старк посмотрел на тела двух людей, которые не «слышали» Собак Севера. Они ничуть не походили друг на друга. Старк толкнул одного ногой.

– Вот этот сегодня обслуживал центральную пушку. Если бы его не сменили… – он повернулся к Аштону, думая о «стрекозах», которые теперь наверняка возвращаются, если радист до своей смерти успел известить их. Он также подумал, что на борту «стрекоз» могут оказаться люди, не чувствующие излучения Собак.

– Десять минут, чтобы найти портативный передатчик, а затем уходим.

Они нашли его за пять минут, на складе на нижнем уровне, где экипаж хранил материалы, необходимые при высадке. Они также нашли стояки для оружия – пустые, потому что оружие было на руках, запасы кислорода и защитную одежду, предназначенную для климата, враждебность которого не требует скафандра, и множество различных типов приемопередатчиков. Старк выбрал два небольших, в очень простых корпусах, легких при переноске, позволяющих вести передачу «земля-земля» и «земля-орбита». Они также взяли столько боеприпасов, сколько могли унести.

Они спустились на грузоподъемнике. Молчаливый корабль казался стальной гробницей. Геррит коснулась руки Старка, улыбнулась и вышла вместе с ним на Солнце.

В небе не слышалось никакого шума моторов.

Халк привел пушку в негодность. Он и ирнанцы пошли вслед за Старком и другими в джунгли. Погибшие Собаки были унесены и похоронены Тачваром. За ручьем, под деревьями, люди пустыни ждали возле своей пушки. Себек с жаром спросил:

– Мы не можем взять ее с собой?

– Нет, – сказал Старк, – она слишком тяжела, а мы должны спешить.

Кто-то перерубил. Тачвар с покрасневшими глазами подошел к оставшимся в живых Собакам. Все построились, и Ларг повел группу быстрым шагом в джунгли.

Обратный путь к морю занял больше времени, потому что они подолгу останавливались под деревьями, чтобы скрыться от яростных поисков «стрекоз». В конце концов ворчание моторов прекратилось, и Старк решил, что поиски прекращены из-за более важных дел: ремонта звездолета или перевозки добычи на другие корабли.

Ларг ушел в свою деревню, а группы прибыли в бухточку на вторую ночь, очень поздно. Тарфы спокойно стерегли корабль. Старк и его спутники поднялись на борт. Фалларины выслушали их рассказ. Элдерик нетерпеливо сказал:

– Ну, значит, труды не напрасны. А теперь давайте покинем это место. Ветры джунглей ленивы и глупы. Они не оказывают нам никакой помощи.

Он развернул крылья и злобно хлопнул по тяжелому воздуху.

Судно на веслах вышло на чистую воду. Когда был поднят парус, крылатые надули его проворным бризом.

Они шли к югу – частично из-за ведения Геррит, а частично потому, что другого выбора не было. На Севере были только враги, а на юге, по словам Геррит, была помощь и надежда. Но белые туманы окутывали их, и они плохо видели. И в белизне все время тянулось кровавое пятно.

– Мы направимся в Джубар, – сказал Старк.

– Госпожа Сангалейн расскажет нам о Белом юге, даже если больше ничем не поможет, кроме этого.

Старк подумал, что Сангалейн не будет даже рада видеть его, потому что по его настоянию она села в «Аркешти» и сокровища Джубара перекочевали в карманы Пенкавра. Но он решил начать с Джубара. Это был лучший выбор из тех, что он мог сделать.

И вот они достигли новых вод под новыми небесами, такими же чуждыми для обитателей северной части Скэйта, как и для инопланетян.

Они двигались, как и Старое Солнце к южной весне, оставляя зиму позади.

Но весны не было.


Глава 18

Вначале им угрожали корабли, вышедшие из Среленга на поиски сбежавшего принца. Когда паруса были уже близко, Фаларины послали злые ветры, внезапные шквалы, которые рвали чужие паруса и убивали матросов.

Через некоторое время путешественники увидели поблизости только паруса рыбачьих судов, а иногда, далеко на горизонте, показывались марсели кораблей дальнего плавания, казавшиеся неподвижными облачками в море.

Они почти не теряли берег из виду. Избегая крупных населенных пунктов, они доставали пресную воду и продукты в рыбачьих деревнях. Не имея ничего общего на обмен, они были вынуждены воровать с помощью Собак, но брали только самое необходимое. Район был богатый, и даже для бедняков потери небольшого количества фруктов или рыбы не были серьезными.

Однако, по мере того, как они приближались к изгибу последнего зеленого пояса Матери Скэйта – Плодородного пояса этой планеты – богатство уменьшалось. Воздух становился более холодным. Молочное море темнело.

Вдоль берега деревья уже не стояли в цвету или покрытые плодами, а стояли почерневшими от небывалого холода. Путешественники видели заброшенные фермы с почерневшими посевами. Леса тоже тяжело пострадали.

На большом протяжении деревья стояли голыми. Когда леса сменились заросшим кустарником холмами и саванной, стали видны разграбленные деревни. Часто на снегу были видны следы, оставленные Детьми Моря. В глубине местности дым указывал на пожары в других деревнях.

Они высаживались с большой осторожностью. Старое Солнце все чаще скрывалось за тучами. Собаки Севера с удовольствием вдыхали ветер с Белого юга.

– Снег, И Хан, снег!

Они увидели часть огромной орды, идущей на север.

Некоторые шли пешком, целыми деревнями с женами и детьми, шли отдельными отрядами, бредущими в беспорядке по берегу. Другие плыли на лодках в отдельности или эскадрой, и их цветные скорлупки выделялись на сером море. У всех было что-то общее. Голод.

– Богиня Льда рано пришла сюда, – сказала Геррит. – Видите, как ее дочь идет рядом с этими людьми, как верная сестра. Зима была долгой и ей не хочется уходить. Им более нечем жить и они бегут на север, к плодородным землям. – Она печально улыбнулась. – Я тебе говорила, что Богиня придет зимой. Я забыла что в этой части Скэйта сезоны обратные и Богиня действовала здесь все те долгие месяцы, когда мы бродили летом.

– Кажется, весь юг выступил в поход, – сказал Старк. – Может быть, среди них есть и народ Джубара.

Геррит покачала головой.

– Нет, это только первая волна Второй Миграции. Джубар еще не выступил.

– Хорошо, если так, – сказал Старк. – Если даже они будут мигрировать, то морем, и мы сможем легко выследить их.

– Это не понадобиться, – сказала Геррит.

И действительно – не понадобилось.

Тем временем, Аштон с помощью радио был, насколько это возможно, в курсе планов Пенкавра и это кораблей. Он слышал разговор между «Аркешти» и двумя другими кораблями. Второй корабль, который возвращаясь из Джубара не собрал большой добычи, присоединился на равнине к «Аркешти» почти в тот момент, когда Старк и его товарищи атаковали третий корабль в Эндапиле. Старк и Аштон перехватили несколько интересных разговоров. Призыв Аштона о помощи и его сообщение относительно Пенкавра и других капитанов вызвало определенную панику.

Пенкавр успокоил эту панику.

– Нет никакой уверенности, – сказал он, – что передача Аштона дойдет до кого-нибудь, а если и дойдет, то неизвестно, будет ли она передана туда, куда следует. К тому же, – уверил он, – один человек, хоть он и Саймон Аштон, ничего не сможет доказать. Да и потребуется немало времени, чтобы корабль Галактического Союза добрался до Скэйта.

Это время можно рассчитать, все тут закончить и заблаговременно улететь.

Но большой проблемой для Пенкавра являлось судно, которое столь серьезно повредил Старк. Капитан этого корабля требовал починки.

Осторожности ради следовало бы бросить его, потому что ремонт требовал слишком много времени. Но жадность не позволяла бросать богатый груз, который трудно было перевезти, как с точки зрения логики, так и из-за отсутствия места на двух других кораблях, даже если отказаться от проекта ограбления Дома Матери. А отказываться от него никто не хотел, особенно капитан второго звездолета, который считал, что он и так в убытке.

Жадность победила. Со всех трех кораблей собрали детали и техников, чтобы починить пульт управления. Наконец, третье судно поднялось и осталось на постоянной орбите над равниной. «Аркешти» и второй корабль должны были присоединиться к нему, чтобы вместе полететь в другое полушарие. Только Аштон об этом уже не слышал.


***

Три корабля приземлились на равнине Сердце Мира под стеной Ведьминых Огней, где заря танцевала на сверкающих пиках.

Тройной удар посадки был слышен на самых глубоких уровнях, где Дети Матери Скэйта разводили сады и беспокоились о недавно происшедшей перемене температуры. Понижение было незначительным – на два-три градуса – но в замкнутом пространстве, где столетиями не было никаких перемен, обильные урожаи оказались хрупкими и уязвимыми.

Известие об ударах дошло через лабиринты коридоров и залов до ушей Келла Марг, Дочери Скэйта, и она скоро опять появилась на своем высоком балконе, над равниной.

Она увидела «стрекоз», летящих вдоль обрыва, как рой пчел, который ищет отверстие в горшке с медом.

Келл а Марг поставила часовых там, где их не было со времени Великой Миграции. Она говорила со своими капитанами. Потом в сопровождении своего Первого Прорицателя она прошла по длинным, плохо освещенным коридорам, по залам, где занимались молодые Прорицатели.

«Как их теперь мало, – подумала она, – так мало, а сколько пустых залов с каждой стороны».

Наконец она дошла до большого зала прорицаний, где находился Глаз Матери.

Зал был круглый. С его высокого свода свисала серебрянная лампа.

Она не горела. Маленькие лампы мигали по сторонам, на стенах, которые некогда были затянуты древней священной вышивкой-вуалью. На этой вуали было лицо Матери. Оно благосклонно взирало на своих людей. Теперь же от вуали остались лишь почерневшие лохмотья, а сами стены носили следы огня. Это святотатство было совершено созданием снаружи, женщиной с золотыми волосами, пришедшей со Старком, когда они оба были пленниками Бендсмена Гельмара.

Каждый раз, когда Дочь Скэйта видела это опустошение, в ней поднималась ярость. Слуги опустили серебрянную лампу, висящую на цепи, и зажгли ее. Прорицатели собрались вокруг того, что находилось под лампой: высокого предмета, приблизительно метрового диаметра, покрытого изящно вышитым ковром.

Ковер сняли. Глаз Матери отражал свет лампы, качающейся над ним.

Огромный кристалл, прозрачный, как дождевая капля, впитывал больше света, чем отражал. Золотистые лучи спускались, теряясь то в глубине, то снаружи и постоянно двигаясь. Склонив головы, Прорицатели спрашивали глубины кристалла своими душами. Келл а Марг ждала.

Глаз Матери потемнел. Его прозрачность как бы свернулась, стала некрасивой, как будто она проглотила кровь.

Первый Прорицатель вздохнул и выпрямился:

– Конец тот же самый. И он близок.

– Что дальше?

Прорицатель послушно наклонился вперед, хотя знал ответ.

Постепенно кристалл сделался спокойным и светлым, как летнее озеро.

– Мир, – сказал Прорицатель, – но Мать не показывает нам, какого рода будет этот мир.

Глаз был снова закрыт, лампа погашена. Келл а Марг стояла в полутемной зале: королевский горностай на палевой шкурке, громадные глаза, грациозная в убранстве из золота и драгоценных камней, которые блестели даже в этом полумраке. Она долго стояла неподвижно. Также стояли и прорицатели.

– Если мы убежим отсюда, – сказала она как бы про себя, – если мы убежим отсюда, что мы найдем в этом горьком мире? Мы преданы Матери. Мы не можем вернуться во внешний мир. И мы никогда больше не построим то, что было построено здесь, за Ведьмиными Огнями. Мы сами умираем и лучше умереть здесь, в объятиях Матери, чем снаружи, на жестких копьях ветра.

Прорицатели с бесконечным облегчением улыбнулись.

– Однако, – сказала Келл а Марг, – если кто-нибудь захочет уйти, то я разрешаю.

Вернувшись к своему трону на коленях Матери, она созвала своих советников, Матерей кланов, глав всех гильдий, главных ученых. Дом Матери содержал всю историю планеты, где целые поколения исследователей изучали, систематизировали, воссоздавали и расшифровывали литературу древних, восстанавливали античную музыку, наслаждаясь знанием.

«Конечно, нет места под небом для таких существ, – подумала Келл А Марг».

Она начала говорить со своим народом и назвала свой выбор.

– Сама я останусь, – сказала она, – с теми, кто захочет защищать рядом со мной Дом Матери от инопланетян. Те, кто захочет встретиться с будущим в другом месте, свободны уйти через западную дверь и проход, ведущий к Тире.

Желающих уйти не нашлось.

Келл а Марг встала.

– Хорошо, мы примем смерть с честью либо сейчас, от руки захватчиков, либо позднее, от руки времени. Во всяком случае, мы останемся верны выбору, который сделали много лет назад. Непристойно было бы пережить Мать. Она повернулась к своему камергеру:

– По-моему, у нас есть оружие. Пусть его достанут.

Дети Матери Скэйта готовились к войне.

Но нападения не было.

«Стрекозы» летали вдоль скалистого обрыва и искали вход. Не так просто было различить высокие бойницы Дома Матери среди миллионов трещин в скале. «Стрекозы» встречались с ветрами и шквалами, которые гуляли в Ведьминых Огнях. Дети надеялись, что может быть, они уйдут.

Однако, они остались.

Дважды «стрекозы» врывались в проход и обстреливали голую скалу над Наклонившимся Человеком. Дети поставили гигантские каменные блоки на месте входов в свои внутренние бастионы. Во второй раз выстрелы сорвали внешнюю дверь. Наклонившийся Человек обрушился и закрыл отверстие более чем тонной битого камня, инопланетяне не могли его убрать. Они вернулись на равнину и снова принялись за поиски. Келл а Марг не могла этого знать, но их поджимало время.

Детей выдала неосторожность или избыток рвения одной из наблюдательниц: ее увидели на одном из пунктов, и вторжение началось.

Ветра в этот день почти не было, Старое Солнце тускло мигало над пиками и «стрекозы» могли подобраться почти к самым стенам. Лазерные пушки били по отверстию и вспышки проникали внутрь, в коридор.

Наблюдательница подняла тревогу, и Дети ушли из коридора. Лазерные пушки били только в скалу.

Затем вошли люди.

Они вошли в темноту: Дети погасили лампы. Но у инопланетян были свои лампы, жесткие белые лучи пронизывали тьму, по существу почти не освещая ее. Люди обосновались в коридоре, сжимая в руках автоматы и прикрывая других десантников, и, как и первые, спускались на канатах.

Коридоры и темные залы оставались пустыми. В воздухе пахло пылью, душистым маслом и чем-то еще, чего инопланетяне не могли определить – может быть, древностью или легким дыханием разложения, исходившим от миллионов предметов, собранных в бесчисленных коридорах. Вторгшиеся слышали шум, дыхание, легкие поспешные шаги. Но скалистые своды искажали звуки, и люди спрашивали себя, не эхо ли это их собственных звуков. Или все-таки что-то угрожающее.

Со своим оружием они чувствовали себя спокойно, зная, что в катакомбах ничто не может им противостоять.

Дети – это тоже знак.

– Ждите, – сказала Келл а Марг. На ней были великолепные и бесполезные доспехи. – Если они сочтут, что мы не нападем на них, то может быть они станут менее осторожными.

– Но они уже начали грабить наши сокровища, – сказал один из молодых капитанов.

– Разве наш долг заключается в том, чтобы умереть с честью защищая их? – сказал другой капитан.

– Умереть никогда не поздно, – ответила Келл в Марг. – И в возможностях умереть не будет недостатка. А пока приготовьте отправленные стрелы для луков.

Дети не сражались с далеких и тревожных дней Великой Миграции, а с тех пор прошли века. Они не привыкли к оружию, и их шпаги имели скорее декоративное значение. Их маленькие легкие луки стреляли только на близком расстоянии, потому что в катакомбах все расстояния были короткими. Но после того, как они были смазаны пастой из особого гриба, выращиваемого на нижних уровнях, им не было никакой необходимости глубоко входить в тело – было достаточно одной царапины.

Дети старались не попадаться на глаза захватчикам. Когда люди, окончательно осмелевшие из-за того, что никто не оказывал им сопротивления, рассеялись по залам, вырытым в торе, Дети незаметно следили за ними.

Захватчики были в затруднении: они хотели взять предметы удобные для транспортировки – статуэтки, драгоценности, картины, книги, оружие, украшенное драгоценными камнями – любые предметы, достаточно удивительные чтобы понравиться любителям экзотического искусства. И теперь они рылись среди больших и тяжелых вещей, отыскивая сокровища меньших размеров. Сверток за свертком передавались на «стрекозы». Люди принялись хватать то, что можно было скрыть в одежде. Все было спокойно, каждая комната вела в другую, и так до бесконечности.

Один из часовых у высокой бойницы вдруг увидел черные тучи, покрывающие Жестокие Горы длинными снежными одеяниями. Он послал сообщение Келл а Марг.

Захватчики, тоже предупрежденные, повернули обратно к «стрекозам», которым пришлось приземлиться и ждать, пока окончится снежная буря.

И в этот момент Дети напали.

Стоя за темными дверями, они стреляли из луков. Вторгшиеся были профессионалами. Они сражались и отступали в полном порядке. Но Дети были везде: впереди них, позади, вокруг. Иноземцы видели тела с белой шерстью, одетые в сверкающие доспехи. Они видели горящие глаза ночных животных, глаза, быстро исчезающие в лабиринтах. Они слышали щелкание и свист маленьких луков – смехотворное оружие против автоматов, выстрелы из которых громом разносились по пещерам. Автоматическое оружие убивало и оно убило уже много Детей, но их по-прежнему оставалось бесчисленно много. Их маленькие стрелы попадали в тело, их быстро вытаскивали, но это уже не имело значения.

Звездные капитаны, и их оставшиеся в живых люди, вскарабкались в свои «стрекозы».

Когда жужжание моторов стихло, Келл а Марг со своими оставшимися в живых капитанами вошла в главный коридор. Она посмотрела на разбросанную добычу, валяющиеся повсюду тела.

– Тела инопланетян выбросить с балкона. Наши сокровища разложить по местам. Затем дать распоряжение гильдии каменщиков: каждое окно, выходящее в мир должно быть навечно замуровано. Двери уже замурованы.

Оставшееся нам время мы употребим на увеличение наших знаний и оставим здесь, в Вечном Доме, записи обо всем, что мы знаем о жизни Матери Скэйта.

Келл а Марг, да и любого из Детей не беспокоило, что эти записи никто не прочтет.

Те, кому надлежало это сделать, взяли мертвых Детей и отнесли их по лабиринту в зал Счастливого Отдыха, где они должны соединиться с Матерью.

Дочь Скэйта заняла свое место на коленях Матери и оперлась головой о гладкую впадину на груди Матери. Она думала об инопланетянах, о кораблях, об уничтожении Лордов Защитников. Они сделали эту планету единственной среди миллионов других, которые находятся в Галактике, как зерна пыли.

Она сожалела, что видела это при жизни. Она сожалела, что желая лучшей информации, она позволила чужим войти в Дом.

Она жалела, что ей не удалось убить человека по имени Старк. Она надеялась, что он умер, или скоро умрет.

Служанки сняли с нее доспехи и расчесали ее шерсть золотыми гребнями. Она не слышала, как работают кирки и молоты каменщиков, но знала, что очень скоро Дом будет полностью замурован от ненавистного внешнего мира. Она чувствовала себя завернутой в Жилище, огромное, теплое, защищающее, дающее вечный покой. Келл а Марг положила руки на руки Матери и улыбнулась.


***

При жестоких ветрах, под проходом, где возвышался гигантский курган тиранских развалин, очаги были потушены и ни одного дымка не поднималось от кузни. Мастер Железа и его люди, тоже закованные в железо, шли со своими животными и багажом. Они шли на юг под знаменем Молота Кузницы.

Несколькими днями раньше народ Башен, ведомый королем Жатвы и его жрецами, перешел Темные Земли.

На юге от этих двух племен, в Бесплодных Землях, море Скэйта замерзло на шесть недель раньше обычного. Население Изванда с тревогой смотрело на амбары для хранения сушеных и соленых продуктов. Осенью они должны были быть наполнены, но остались пустыми. Изванд снабжал Бендсменов наемными солдатами. И воины с волчьими глазами, в свою очередь беспокоились, что будет зимой. Они думали о более богатых землях по ту сторону границы, в Плодородном Поясе.

В высоких горных проходах, выпадавший раньше времени снег захватил врасплох торговцев и путешественников.

Пастухи со своими стадами бежали с летних пастбищ под ледяным дождем. В плодородных долинах городов-государств урожай погиб под градом и дождем. Сборщики податей Бендсменов собрали скудную дань В холодных пустынях, на северо-востоке, от Жестоких Гор, в Месте Ветров, Фалларины слушали голоса высоких ветров, которые приносили им известия со всего мира. И Фалларины созвали срочный совет.

На юге, на дороге Бендсменов, укрепленный город Юронна скорчился под своей нависающей над оазисом скалой. Женщины шести Малых Очагов Киба, на чьей обязанности лежали полевые работы, спасали то, что созрело, в то время как ирригационные каналы покрывались льдом и корни растений намертво вмерзали в почву. Мужчины, чьей единственной задачей была война, поворачивали свои закрытые вуалями лица в сторону далекого, плодородного Гед Дарода.

А в Гед Дароде ежегодный прилив бродяг заполнил все дороги через равнину. Бродяги заполняли все улицы города и все его площади развлечений. Они заполняли постоялые дворы, пожирали пищу, полученную от щедрот Бендсменов. Они продолжали прибывать все время и прибывать в огромном количестве, а позади них, в умеренной зоне, продолжали погибать урожаи.

Миллионы колокольчиков Гед Дарода звенели музыкально и радостно, веселя сердца бродяг и обещая им развлечения.

Во Дворце Двенадцати, Ферднал выслушивал рапорты, не несущие в себе ничего радостного. И в первый раз, в его торжественную безмятежность втирался червь сомнения.


Глава 19

Выше плодородного Пояса стало труднее избегать банд бродяг, которые грабили где попало, в надежде найти пропитание.

Старк вел судно вдали от берега, приближаясь к нему только тогда, когда запасы пресной воды подходили к концу.

В море с питанием было легко: все мигрировало к северу. Морские животные следовали за косяками более мелких созданий и пожирали их.

Крылатые создания, сверкая злобными глазами, летали над самой поверхностью. Темные головы появлялись из воды там, где целые колонии Детей Моря мигрировали, проглатывая все на пути. Собаки Севера постоянно следили за окружающими, даже во сне, а люди держали свое оружие под рукой.

Корабль в основном продвигался на веслах, борясь против южных ветров, которых Фалларины еще не приручили, хотя и проводили целые дни на носу корабля, развернув крылья, разговаривая и слушая.

– Они не такие, как наши ветры пустыни, – сказал Элдерик. – Они говорят о крутых берегах, о ледяных морях. Они пахнут водой, а не песком. У них никогда не было возможности с кем-нибудь говорить – они гордые и дикие. Их легко приручить.

Снег налетел шквалом белых хлопьев, и Собаки Севера хватали его зубами, как щенка, валяясь в восхитительной свежести, когда они покрывали палубу. Показались первые вестники антарктического льда, сверкающие молчаливые горы между белыми льдинами, толщина которых постепенно увеличивалась.

Ветры прекратились без всякого вмешательства Фалларинов. Перед путешественниками было только белое пространство, где смешалось небо и земля.

Геррит посмотрела туда и сказала:

– Наш путь ведет в ту сторону.

Старк почувствовал дыхание Богини на своей щеке и вздрогнул.

– Богиня Льда покорила юг, – сказал он.

– Там есть кое-кто другой – женщина со странными глазами. Она ждет нас.

– Сангалейн.

– Сангалейн, – повторила Геррит.

Фалларины подняли ветер, чтобы надуть парус, ноу них не хватило сил. Лед сковал их темное оперение и крылья. Это был холод, против которого ничего не помогало. Мужчины и женщины, кутаясь в плащи, жались вокруг кухонного очага. Педралон все время дрожал. Аштон держал свой маленький передатчик под рубашкой, боясь, чтобы его пальцы не примерзли к аппарату, когда он будет спрашивать вечное безмолвие неба. Только Собаки чувствовали себя превосходно.

Корабль проник в белое пространство, его окутали ленты снежного тумана. Он двигался вслепую и о его бока бились льдины. Люди с оружием в руках держались на своих постах, но ничего не видели. Собаки ворчали, но ни о чем не сообщали. Старк держал весло управления. Позади него, за кораблем, появлялась борозда и сразу же исчезала. Он привык к холоду и не так страдал от него, как его спутники. Но примитивный И Хан ворчал и скулил в нем, также обеспокоенный, как и Собаки.

Наконец лед остановил судно. Люди и Собаки слышали в тумане призрачные голоса: скрежет, бормотание, жалобы прибрежного льда.

Затем другой голос заговорил в мозгу Старка, глубокий, как зимний прибой у скал:

– Я – Морн, Темный Человек. Эти воды принадлежат мне. Моя армия под корпусом твоего судна.

– Мы идем с миром, – ответил Старк.

– Тогда прикажи этим зверям с черными говорящими разумами быть послушными, когда я поднимусь на борт.

– Они будут послушны.

Старк заговорил с Собаками и им стало страшно, что они не учуяли Морна и тех, кто был с ним.

– Закрытые разумы, И Хан. Мы не можем их слышать.

– Окажите им доверие.

– Они друзья?

– Нет. Но они не враги.

– Они нам не нравятся, так как мы их не слышим.

– Окажите доверие.

Глаза собак горели красным пламенем, тигриные когти царапали палубу, однако они послушно легли.

У кормы, где была свободная вода, в опасных отверстиях между плитами льда, показались круглые головы, блестящие, безволосые, с громадными глазами, привыкшими видеть в морских глубинах. Скоро Морн, огромный и мокрый, перелез через борт. Он обвел взглядом Старка, Собак, Фалларинов, завернувшихся в свои темные крылья, тарфов, которые безразлично смотрели на него из-под угловатых век. Он посмотрел на Геррит и коротко поклонился.

– Ваш разум видит далеко. Госпожа Сангалейн ждет вашего прибытия.

Геррит наклонила голову. Ее ответа Старк не слышит, так как она ответила мысленно.

Они все могли видеть Морна, и все могли слышать его, когда он этого хотел, но когда говорили эти двое, остальные ничего не слышали.

В первый раз, когда Старк увидел Морна, когда он и госпожа Сангалейн спасали его от толпы в садах удовольствий в Гед Дароде, Морн был одет в нарядный костюм, который он надевал, выходя на землю – в красивую тунику из прекрасно обработанной блестящей кожи. У него был скиперт – массивный трезубец, инкрустированный жемчугом. Теперь на нем было только его морская одежда: короткая сетка, в петлях которой держалось его оружие.

Ему не требовалось никакого трезубца, чтобы выглядеть внушительно.

Он был на голову выше Старка. Он был природной амфибией, эволюционировавшей из какого-то древнего млекопитающего в противоположность умышленной мутации Детей Моря. И также, в противоположность Детям, у Морна и его соплеменников не было шерсти.

Кожа их была гладкой, темной на спине и светлой на животе – камуфляж против хищников в глубоких водах. Они были умны и их сложное общество было хорошо организовано. Дети Моря охотились за ними, как за пищей.

Они же охотились за Детьми Моря, как за свирепыми морскими животными.

Народ Морна назывался Сусмингами. Они были телепатами, потому что мысленный язык в морском мире более удобен, чем речь. Их связи с царствующих домом Джубара были очень древними, очень таинственными и очень глубокими. Старк знал, что никогда по-настоящему не поймет природы этих связей. Возможно, их происхождение идет от какого-нибудь симбиоза. Джубары, рыбаки и торговцы, без сомнения, хорошо снабжали Сусмингов и в обмен получали жемчуг, морскую кость и другие редкости.

Теперь оба члена этой древней связи должны были бежать со своей родины, подгоняемые темной Богиней.

Морн был глашатаем госпожи Сангалейн. Когда он мысленно заговорил, его услышали все:

– В Джубаре мы в ловушке. Войдете ли вы туда? Или повернете обратно?

– Мы не можем вернуться, – сказала Геррит.

– Тогда бросайте канаты. Мой народ проведет вас через льды.

Канаты были спущены. Сусминги были могучими пловцами. Часть из них взялась за канаты и потянула судно в узкое отверстие между льдами.

Из-за тумана рулевые не могли видеть такие отверстия.

– Пусть ваши Собаки-демоны следят. Погасите огонь и соблюдайте тишину. Мы должны пройти мимо армии.

– Какой армии? – Старк говорил вслух, чтобы слышали его спутники.

Морн, по-видимому, слышал все прекрасно.

– Короли Белых Островов шли на север. Четыре племени, с имуществом, осадили Джубар.

– Зачем?

– Богиня сказала им, что настало время взять назад их древние земли за морем. Им нужны наши суда.

– Сколько их?

– Четыре тысячи, а то и больше. Все воины, кроме грудных детей.

Женщины так же злобны, как и мужчины, и даже дети отчаянно сражаются.

Они целятся в горло своими копьями.

Судно скользило по черной воде, между громадными льдинами. Туман стал менее плотным, но не исчез. Сусминги неутомимо плыли.

Путешественники сидели в полной тишине. Собаки следили за окружающим.

– Люди, И Хан, люди и существа. Там.

Лучники отогревали свои луки на собственных телах, потому что мороз делал их ломкими, а тетива под одеждой оставалась сухой. Старк оставил лучников на боевых постах, на всякий случай, а сам с Аштоном зарядил автоматы. Боеприпасы были незаменимы, но сейчас было не время для экономии, Старк и Аштон сели по обеим сторонам, а Морн взял кормовое весло.

Они слышали голоса в тумане, видели слабый свет факелов. Этот свет сначала был перед их судном, потом сзади, а затем окружил корабль со всех сторон. С незаметным всплеском корабль проходил через середину армии.

– И Хан! Существа идут!

Всплеск. Сусминги исчезли. Канаты свободно повисли.

– Нас заметили. Пусть ваши Собаки убивают, а Фалларины надуют парус. Быстро.

Крылья Элдерика свистнули в воздухе. Его товарищи последовали его примеру. В одно мгновение парус надулся и корабль сдвинулся с места.

Глаза Собак Севера горели дьявольским огнем. Белый пар вырывался из открытых пастей.

Вода бурлила. Существа с телами громадных выдр и мехом, похожим на мех снежного барса, рыча, подскакивали и снова падали вверх брюхом, как метровые рыбины. Голоса в тумане подняли тревогу. Гудели раковины. В ледяном тумане сбегались тени. Они бежали быстрее, чем двигался корабль. На палубу упали копья с костяными наконечниками.

Старк резко поднял руку.

– Огонь!

Щелкнули автоматы. Силуэты в мехах поскальзывались и падали на лед. Поднялось яростное рычание, но оно затихло вдали, потому что корабль быстро набирал скорость и шел по свободной воде, оставив за собой прибрежный лед.

Течения, быстрые вдоль берега, оставляли свободной эту часть моря, где плавали только льдины. Туда и устремилась флотилия лодок, отчалив от края прибрежного льда.

– Убейте, – сказал Старк, не выпуская из рук автомата.

Собаки заворчали.

Люди на лодках замешкались, смешались и гребли наугад. Однако, умирали немногие, да и то не сразу.

– Мозги противятся страху. Нелегко.

– Жители Белых Островов не знают страха, – сказал Морн. – Это безумцы. Они умирают сотнями под нашими стенами. Теперь зная, что у нас голод, они идут на решительный штурм. Смотрите!

Показался Джубар, полуостров, прислонившийся к горам и покрытый снегом от пиков гор до берега моря.

– Эти поля, – сказал Морн, – должны быть вечно зелеными, а все это море чисто ото льда, но Богиня захватила нас и держит наши корабли в порту. Даже если мы сумеем освободить их и провести через лед, как провели вас, то островитяне потопят нас и захватят наши корабли один за другим. – Он протянул руку.

– Вот наша стоянка.

Старк увидел укрепленный город и порт. Над укреплениями возвышался замок. Единственная высокая башня, стоявшая на скале, не имела бойниц.

На такой неприступной высоте защита была не нужна.

Недалеко от замка из воды выступал остров, совсем непохожий на крутые берега.

– Шеллафон, – сказал Морн, – наш город. Разграбленный, как Джубар.

И осужденный на смерть, как Джубар.

Замок стоял сбоку от порта, как рука, кистью которой была башня.

Вторая такая же башня была напротив первой, на краю укрепленного мола.

Обе башни были вооружены и охранялись. Узкий проход можно было закрыть поперечными брусьями.

Спокойная вода в порту была покрыта льдом. Но для корабля Старка путь был свободен до края королевской набережной.

– Больше не думайте, – сказал Морн Фалларинам. И они обрадовались, потому что Богиня подорвала их силы.

Сусминги снова схватились за свисающие канаты и ввели судно в порт. Борозда от судна сразу же покрывалась корочкой льда. Судно бросило якорь возле другого корабля. Старк подумал, что он мог принадлежать только Сангалейн. В порту стояла тишина. Корабли, покрытые инеем, стояли неподвижно.

– Ну вот, – сказал Морн. – И вы в ловушке, хотя еще и не знаете причин этого.

Старк посмотрел на Геррит, но она держалась в стороне.

Главный портал замка был открыт. Там появилась женщина в коричневом. Старк знал, что это должна быть Сангалейн и что ее сопровождали, но все его внимание было устремлено на Геррит.

Она совершенно переменилась, стала как бы выше ростом, усталость и неуверенность от путешествия исчезли. Она опустилась на набережную и никто не осмелился предложить ей помощь. Старк собирался идти за ней, но остановился, на ступенях башни ждали Сангалейн и ее свита.

Геррит огляделась вокруг, посмотрела на серое небо. Казалось, что-то величественное коснулось ее. Она откинула капюшон и ее волосы сверкнули собственным светом. Дочь солнца, сияющая в этом месте смерти.

Сердце Старка пронзила боль.

Геррит заговорила. Ее голос звучал среди камней сильно и нежно.

– Теперь я знаю, почему моя дорога вела сюда.

Сангайлен спустилась по ступеням.

Придворные не шевельнулись, но двойной ряд женщин в коричневых платьях и с закрытыми вуалями лицами пошли за ней. Они вышли на набережную и остановились перед Геррит. Все женщины склонились в низком поклоне. Сангайлен протянула руки.

Геррит взяла их. Обе женщины, держась за руки, стояли неподвижно и смотрели друг на друга. Затем они повернулись и темная шеренга тоже повернулась. Коричневые юбки хлопали на ветру.

И Старк вспомнил, он снова был в Тире, в доме Мастера Железа.

Хагот, король Жатвы, в ярости повернулся к Геррит, которую он мечтал принести в жертву.

– Ты пророчествовала для меня, Дочь Солнца, – сказал он, – теперь я буду пророчествовать для тебя. Твое тело накормит Старое Солнце, хотя это и не будет нашей прощальной жертвой.

Старк бросился на набережную, чтобы схватить Геррит, но Морн преградил ему дорогу.

– Она идет на это по своей воле, Темный Человек.

– На жертву? Для этого и ждала ее Сангайлен?

Собаки были теперь рядом со Старком, но им преградили дорогу сусминги.

Они были вооружены и их мозга Собаки не могли коснуться. Старк увидел лучников в ливреях Сангайлен на внутренних укреплениях замка. Их луки были приготовлены для боя.

– Мы убьем всех вас, если понадобится, – сказал Морн. – То, что должно произойти, изменить нельзя.

Вместе с госпожой Джубара Геррит поднялась по ступенькам и вошла в серую холодную башню.


Глава 20

Они были в холодной комнате с каменными стенами, затянутыми потускневшими коврами. В очаге горело немного каменного угля.

Сангайлен и женщины в коричневом – орден, верховной жрицей которого она была – всю ночь оставалась возле Геррит. Теперь они оставили Мудрую женщину Ирнана и ее спутников.

На Геррит было широкое платье цвета ее волос. Волосы свободно лежали на плечах и блестели ярче, чем свет очага. Сидя за столом, она наклонила голову над чашей с прозрачной водой, принесенной слугами.

Халк, Элдрик, Педралон и Себек стояли у стола и ждали, что она скажет. Саймон Аштон держался чуть в стороне. Старк сел в другом конце комнаты, как можно дальше от Геррит. По его лицу можно было предположить, что он убил бы Геррит своими руками, очутись она рядом.

Когда она начала пророчествовать, он слушал, как и остальные, но Аштон беспокойно поглядывал на него.

– Люди севера начали свою Вторую Миграцию, – сказала она. – Фалларины покинули Место Ветров.

Ровное хлопанье крыльев Элдерика всколыхнуло пламя свечей.

– Они идут к югу, в Юронну, – продолжала Геррит. – Очары, которые еще живы, делают то же самое. В Юронне большинство племен готовится уйти, потому что погибший урожай не сможет прокормить их зимой.

Голубые глаза Себека смотрели очень внимательно из-под традиционной вуали.

– За жестокими Горами, Ведьмины огни навсегда запечатаны. Дочь Скэйта и ее народ сделали выбор. Корабли Пенкавра, я думаю что их нападение на Детей кончилось провалом, покинули Скэйт. Херсенеи давно уже рассеялись по дорогам юга.

Кузницы Тиры погасли, народ ушел. Харгот, король Жатвы, ведет свой народ Башен к югу. В Изванде люди с волчьими глазами мечтают о плодородных землях. Другие, имена которых я не знаю, покидают свои голодные места. Будет много сражений, но города-государства останутся за своими стенами. Только Ирнан будет покинут из-за голода. Я вижу дым над его кровлями. Его народ найдет убежище в других городах-государствах.

Халк закусил губу, но молчал.

– Южный прилив миграции будет уменьшаться по мере того, как выжившие найдут лучшие земли. Страна Педралона и его соседей сможет принять большинство беженцев. Однако их образ жизни сильно изменится.

Но там не найдется помощи нашему делу. Наши армии придут сюда, на белый юг, как я вам предсказывала. Сангайлен через ясновидение узнает, что на Скэйте больше нет места ни для ее народа, ни для сусмингов. Звездные корабли их единственная надежда.

Голосом резким, как клинок, Старк сказал:

– Я не стану служить Сангалейн.

– Этого и не нужно. Когда случиться то, что должно будет произойти, иди к королям Белых Островов. Они будут твоим копьем. И ты поведешь их к победе.

– Зачем?

Вопрос был двойной и она поняла это.

– Потому что ты Темный Человек пророчества. Хочешь ты или нет, но это твоя судьба, и нити этой судьбы связаны с Гед Дародом, где ты дашь свой последний бой Фернанду и Бендсменам, – она подняла руку, чтобы помешать ему заговорить. – Я знаю, что пророчество почти не имеет для тебя значения. Ты приехал на Скэйт с единственной целью – помочь Саймону Аштону. Корабль, который ты требовал, придет, но Лорды Защитники имеют теперь средство оттолкнуть его. Это вещь из другого мира, которую Педралон оставил в их руках.

– Передатчик, – сказал Педралон.

Она наклонила голову.

– Спеши со своей армией, Старк. Иначе Лорды Защитники отошлют корабль или уничтожат его, и вы навсегда останетесь пленниками Скэйта.

– У нас тоже есть передатчик, – напомнил ей Старк.

Она покачала головой.

– Я вижу, что вы идете в молчании к Гед Дароду и в ваших руках нет ничего из другого мира.

– Даже автоматов?

– Даже их нет.

Аштон взглянул на Старка, но Старк видел только Геррит.

– А корабли Белых Островов будут сражаться? – спросил Халк. – Зачем они станут помогать нам.

– А потому что они хотят отобрать свои древние земли.

– А где эти земли?

– Там, где сейчас находится Гед Дарод.

Наступило долгое молчание. Геррит по-прежнему смотрела в прозрачную воду. Затем она вдохнула и выпрямилась.

– Больше я ничего не вижу, – она посмотрела на них, значительно улыбаясь. – Вы были честными товарищами, мы хорошо сражались вместе.

Теперь идите. Не забывайте, что передышка будет короткой. Богиня уже царит в Джубаре.

Все поклонились ей, кроме Элдерика, который отсалютовал ей по-королевски. Они вышли, и Саймон Аштон вышел вместе с ними. Старк остался.

Он не подошел к Геррит, как будто боялся собственной злобы.

– Значит, ничто не может отклонить тебя от этой отвратительной вещи? – спросил он, и голос его казался болезненным вскриком.

Геррит посмотрела на него с любовью и нежностью. Она посмотрела на него издалека, из такого места, куда он не мог проникнуть, из места, которое он ненавидел всей своей душой.

– Такова моя судьба, – сказала она ласково. – Мой друг, моя великая честь. Это как раз то, что мне осталось сделать. Именно поэтому я и не могла идти с другими на звездный корабль. Поэтому моя дорога вела меня на юг, в белый туман, где однако я видела только кровь. Мою кровь, теперь я это знаю.

– А Сангалейн будет держать нож?

– Это ее долг. Мое тело, принесенное в жертву Старому Солнцу, спасет многих, и знай, что моя планета будет свободной. Не сердись на меня, Старк, то, что я делаю, не должно пропасть даром из-за твоего гнева. Не обмани моих ожиданий, освободи Скэйт, потому что это предназначено сделать тебе. Ради меня.

В очаге танцевали огоньки. Снежная буря свистела за окнами. Старк не мог больше выносить взгляда Геррит. Он опустил голову, и Геррит улыбнулась ему с нежностью.

– Вспоминаешь ли ты с радостью тот долгий путь, который мы прошли вместе? Как вспоминаю я?

Сердце Старка окаменело. Он не мог говорить. Он молча вышел, как выходят из дома, где царит смерть.

Сангалейн ждала снаружи со своими женщинами в коричневых платьях – ее почетной стражей – и Морном. Госпожа Джубара была в том же коричневом платье. Ее стройное тело было очень привлекательным – узкая талия, пышные бедра и груди. Лицо ей не было закрыто и прядь черных волос блестела на лбу. На ней не было никаких драгоценностей, все они находились в сейфах Пенкавра. Лицо ее выражало беспокойство. Серые глаза напоминали зимнее море в лучах солнца: глубокие, темные и сияющие. Старк подумал, что мужчина может легко потеряться в этих глазах. Он нашел ее красивой.

При его появлении рука Морна легла на кинжал.

Сангалейн спокойно выдержала взгляд Старка.

– Этот мир – не твой, – сказала она, – и его обычаи не твои.

– Это правда, – сказал Старк. – Однако, постарайся, чтобы я никогда больше тебя не видел.

Он ушел.

Сангалейн и ее завуалированные женщины вошли в комнату Геррит.

– Пора, – сказала госпожа Джубара.

– Я готова, – ответила Геррит.

Она вошла вместе с Сангалейном и жрицами по длинным коридорам.

Морн и почетная стража шли за ними с факелами. Спиральная лестница вела на плоскую обледеневшую площадку, без какого-то бы ни было ограждения.

В центре круглой платформы стоял гроб, задрапированный богатыми тканями, скрывающими хворост, на котором стоял гроб. Было еще темно, белый туман Богини окутывал башню и факелы еле горели.

Геррит молча повернулась к востоку. Наконец сквозь темному и туман пробился медный луч.

Сангалейн протянула руку к Морну.

– Нож.

Морн с низким поклоном обеими руками подал нож. Женщины тихо запели. Сангалейн опустила вуаль на лицо.

Геррит подошла к гробу. Гордая, добровольная жертва. Она вытянулась в гробу и увидела в белом прозрачном воздухе блестящее опускающееся лезвие.

Когда взошло Старое Солнце, как медный признак в тумане, люди Белых Островов увидели на вершине башни гигантское пламя.

Эрик Джон Старк ушел один, со своей болью и яростью, в пустынные холмы. И никто, даже Саймон Аштон, не пошел за ним.

Но Собаки Севера беспрерывно выли три дня. Страшный реквием по Мудрой женщине.


Глава 21

Ужасно, но это оказалось правдой. Жертвоприношение оказалось действенным.

После того, как оно брызнуло пламенем с вершины башни, туман, почти непроницаемый, разошелся. К полудню лицо Старого Солнца после бесконечно долгого перерыва снова стало видно. Народ валялся в снегу, чтобы почувствовать ласку Старого Солнца. Потом с севера пахнул теплый ветер. В этот день началась оттепель. С холмов стремительно понеслись потоки, в порту таял снег. Жители Джубара, воспрянув духом, занялись работой по приведению в порядок своих кораблей.

Люди Белых Островов, под которыми таял прибрежный лед, атаковали Джубар непрерывно, отчаянно, но вход в порт был прегражден, а стены хорошо охранялись.

На четвертый день Старк вернулся из своих странствий, похудевший и со странным взглядом. Он прошел на корабль и послал гонца за своими спутниками.

Те пришли. Никто не осмелился заговорить, кроме Халка, который посмотрел в лицо Старка и сказал:

– У нее была лучше смерть, чем у Брики. Старк наклонил голову и обернулся к Аштону:

– Ты слышал что-нибудь по рации?

– Нет еще.

– Пожалую, тебе лучше обождать здесь, Саймон. Я собирайся провести переговоры с королями, и вполне возможно, что они не дадут мне и рта раскрыть.

Аштон пожал плечами и сел на свое обычное место с двумя автоматами в руках. Старк приказал гребцам грести. Но в последнюю минуту на набережной появился Морн.

– Я поеду с тобой, Темный Человек.

Старк взглянул на него с дикой ненавистью.

– Зачем?

– Потому что ты не знаешь королей. Ты даже не знаешь их имен. Ты ничего не знаешь об их обычаях и истории, без меня тебя не станут слушать.

Старк поколебался, но потом кивнул. Морн поднялся на борт. Собаки Севера заворчали. Старк приказал им замолчать. Весла погрузились в воду и корабль приблизился к выходу из порта. Затворы заграждений раскрылись, чтобы пропустить их. Пока они плыли, Морн заговорил. Старк слушал его, потому что Саймон Аштон многому научил его.

Когда им навстречу вышли первые кожанные лодки, Старк крикнул:

– Мы просим проводить нас к правителям Джангана и Священного острова. Будь проклят тот, кто нам в этом откажет!

Скрепя сердцем, люди в лодках положили оружие и составили что-то вроде эскорта, а четыре лодки поплыли вперед, между тающими и двигающимися льдинами.

Старк видел, что большинство островитян поставили палатки на берегу там, где почва была достаточно высокой. Лучи Старого Солнца, полученные такой ценой, побудили островитян снять меховую одежду. Их головы были тоже обнажены. Их волосы были перевязаны лентой по обычаю воинов, чтобы враг за них не схватил, и были разных оттенков. Лица загорели на ветру и были более бледными там, где обычно были закрыты меховыми капюшонами. Все лица носили одинаковый отпечаток дикости, были с мощными челюстями, выступающими скулами и глубоко посаженными злобными глазами.

Старк сомневался, умеют ли эти люди улыбаться.

– Остаток пути придется проделать пешком, – сказал Морн, – посмотри туда.

Старк увидел вершину громадного айсберга, сверкнувшего на солнце.

– Это Священный Остров. Оставь Собак и оружие, они тебе не понадобятся. Возьми эскорт, но не более четырех человек.

Пошли Педралон, Аштон, Элдерик и Халк.

Себек остался командовать судном, а Тачвар – Собаками. Ему трудно было их успокоить. Они чувствовали жесткость и красный цвет убийства, которые их окружали.

Жители Островов вытащили свои лодки на лед и пошли за Старком.

Пешком они двигались с размеренной яростью, ставя ноги, как зверь перед прыжком. Но оружия они не касались.

– Это воины, – сказал Морн, прочтя мысли Старка, – машины для убийства. Кроме этого, они ничего не умеют. Каждый ребенок, показавший страх или робость, бросается охотничьим собакам.

Несколько животных в леопардовых шкурах показались на льду, быстро передвигаясь на коротких и сильных лапах, широкие ноги которых могли одним ударом распороть живот человеку. Островитяне следили за ними и время от времени отгоняли тех, кто чересчур интересовался запахом чужого тела.

Сверкающий пик айсберга приближался. Старк увидел его широкое массивное подножие. Настоящий ледяной остров. Светлый склон был усеян темными пятнами, расположенными правильными рядами.

– Там они хоронят своих королей, – сказал Морн.

Четыре человека стояли у штандарта, укрепленного на высоком копье, из обработанной морской кости. Штандарт блестел на солнце, как золото.

Его вершина имела форму человеческой головы. Лицо выражало мягкое и печальное достоинство.

Под штандартом стояли четыре короля Белых Островов и глядели на иноземцев волчьими глазами.

Зилбан, Дерик, Эстрап и Эюд – сыновья Джигана.

Четыре маленькие отдельные группы составляли, без сомнения, почетную стражу четырех королей. И со всех склонов айсберга мертвые короли смотрели на них, стоя в своих погребальных нишах, вмерзшие в лед и сохраняемые нетленными в вечном холоде. Старк не мог сосчитать их, да и ряды, вероятно, шли вокруг айсберга.

Струйки воды уже бежали по льду, и Старк подумал, что случиться со Священным Островом, когда племена двинутся на север.

– Они оставят его здесь, – сказал Морн, – под защитой Богини. Они возьмут с собой только голову Джигана.

Герольд выступил вперед. Он был одет как и все островитяне: но у него была палочка из морской кости, увенчанная уменьшенной копией головы, и тоже из золота.

– Кто вы? Что вы желаете сказать четырем королям? Его народ, – он указал своей палочкой на Морна, – и наш, – исконные враги. Но вы чужие.

С его помощью вы пришли с севера и убили много людей из неизвестного оружия. Зачем четыре короля должны давать вам аудиенцию?

– Потому что – ответил Старк, – они хотят завоевать земли, где охотились их предки, и мы поможем им.

Герольд повернулся к штандарту, поговорил с королями и снова повернулся.

– Идите, – сказал он.

Когда они сделали несколько шагов, он сказал:

– Оставайтесь тут.

Четыре лица убийц смотрели на них из-под разных костяных диадем, украшенных великолепным жемчугом. Взгляд их маленьких блестящих глаз был как удар кинжала. Они не знали ни смеха, ни любви, ни милосердия, ни доброты. Волосы на затылке Старка зашевелились. И Хан подавил недоверчивое ворчание.

Четыре пары глаз смотрели на Аштона, затем с любопытством задержались на Элдерике, скользнули по закутанному в меха Педралону, по высокой фигуре Халка, а затем снова вернулись к Старку, может быть, что-то узнавая в его загорелом лице и светлых холодных глазах.

– Мы идем на север, к солнцу, – сказал Дилбан, старший из королей, и Старк увидел в этом человеке то, что видел на высоком севере: безумие, рожденное слишком долгим пребыванием на холоде и в темноте.

– Мы ждали много поколений и готовились. Теперь Богиня сказала мне, что это время настало. Это наша судьба. Каким образом, люди вроде вас, могут помочь нам?

– Вы потеряли корабли Джубара, – сказал Старк. – Вашему народу придется идти по земле, по крайней мере, вначале, потому что ваши суда не могут выйти в открытое море. Вы совершенно не знаете внешнего мира, север наполнен враждебными народами. Если вы пойдете одним, вам никогда не увидеть земель, которых вы жаждете.

Эюд, младший из королей, шагнул вперед, как бы желая погрузить плотоядные зубы в горло Старка, но ограничился тем, что заговорил, размахивая руками и колотя ногой по льду:

– Целые поколения! Вы слышали! Бесчисленные годы ожидания, пока мы не были готовы. Вы видите эту золотую голову? Это голова Джигана, нашего господина и короля со времен Миграции. Он был ученым, мирным человеком. И мы были мирным народом и не имели оружия, гордясь высоким и набожным миролюбием.

Но когда мощь вооруженных народов, под которыми мы огрубели, уменьшилась, а дикие племена, из которых эти племена состояли, продолжали нападать на нас со своими, то мы могли только бежать. И мы бежали по всей земле Матери Скэйта. В конце концов, выжившие были загнаны вглубь белого юга, в такое жестокое и бесплотное место, которого никто не жаждал. Там мы остановились и постарались выжить.

Четыре внука Джигана стали королями четверти нашего народа. И с тех пор каждый был в постоянной войне с тремя другими. Выживали только самые жестокие и ловкие. И если они жили слишком долго, то их приносили в жертву Богине. Теперь мы готовы. Теперь мы вернем все, что принадлежало нам, и снова будет жить под солнцем, – Эюд помолчал, презрительно глядя на иноземцев. – Если ребенок плачет от укусов холода, мы его убиваем, чтобы слабое семя не воспроизводилось. Как могут нам пригодиться такие слабые создания, как вы?

– Эти слабые создания убили немало врагов, – сказал Старк с жестокой улыбкой.

Темная краска появилась на щеке Эюда. Его глаза загорелись. Старк прошел мимо него и заговорил с другими королями.

– Знаете ли вы, где находятся ваши утерянные земли?

Каждый из королей извлек из своих мехов золотую пластинку с отверстием в верхней части, где она висела на шее на кожанном ремешке.

На всех пластинках были вырезаны одинаковые карты. Хотя масштаб был не правильный, Старк узнал контуры берегов и морей, место, где находился Скэг, равнину Гед Дарода на северо-востоке.

Он показал пальцем на пластинку Дилбана:

– Здесь, – сказал он.

Короли удивленно присвистнули.

– Откуда ты знаешь, чужеземец? – спросил Эюд.

– Бывает, что и иноземцы кое-что знают. Могу, например, сказать, что на этом месте стоит большой и могущественный город. Город Бендсменов, которых мы должны победить, прежде чем вернуть назад ваши земли, – он повернулся и показал на прибрежный лед. – Вы – воины, вам незнаком страх. Но вы не можете перепрыгнуть через стены Джубара. Гед Дарод в сто раз сильнее. Можете ли вы надеяться победить защитников Гед Дарода вашими копьями с костяными наконечниками?

Короли пристально смотрели на него своими маленькими жестокими глазами, глубоко сидящими в плоти, закаленной вечными ветрами.

– Кто докажет нам, что этот город существует? – спросил Дерик.

– Морн был там, пусть от вам покажет.

Злобные глаза повернулись к Морну. Эстран сказал:

– Покажи нам.

Морн кивнул и начал вспоминать. И очень скоро в мозгу Старка начали возникать храмы Гед Дарода со сверкающими кровлями, толпы на улицах, бастионы верхнего города, центра могущества Бендсменов.

Короли заворчали и затрясли головами. Они отказывались высказать свое разочарование.

– Мы сильны, – сказал они.

– Мы воины.

– Вы – дикари, – сказал Старк. – Вы уже много веков отрезаны от мира. Вы не можете сражаться одной только храбростью, даже если бы вас было очень много. Сколько ваших людей погибло здесь понапрасну?

Он посмотрел на нищенские лагеря с кожанными палатками. Четыре короля злобно молчали. Потом Дилбан сказал:

– Мы все равно пойдем на север, но ты, возможно, говоришь правду.

– Вам нужно много помошников. С оружием. С армией, вооруженной железными пиками, вы будете непобедимы. Джубар тоже идет на север. Вы нужны друг другу. Объединитесь с Джубаром ради своих собственных интересов.

Подул теплый ветер. Ручейки залили лица мертвых королей.

Эюд разразился проклятиями, колотя кулаками по своей груди.

Дилбан велел им замолчать и обратился к Старку:

– Ты обещаешь нам корабли?

– На время пути, конечно.

Дилбан наклонил голову.

– Мы будет держать совет, все четверо.


Глава 22

Как и предсказывала Геррит, Ирнан стал мертвым городом. Из-за осады он собрал на своих полях столько трупов, что жители города рассеялись по другим городам-государствам в ожидании окончания зимы.

Громадные ворота стояли открытыми. Там не осталось никого и ничего, чтобы воспротивиться приходу бродяг.

Бродяг было больше сотни, в основном, это были уцелевшие от великого разгрома армии бродяг. Страх или раны заставили их окопаться в горах, вместо того, чтобы вернуться в Гед Дарод с основной массой сброда после того, как небесные молнии иноземцев преградили им путь к Ирнану.

Они пришли раньше, чем обычно, холод напал на них, как налетевший враг. Они страдали от холода и нападений диких орд. Они дрожали в своих фантастических лохмотьях. Иные были одеты только в нательную роспись, а то и просто голые. Ледяной ветер гнал их к югу. Они остановились в Ирнане только для того, чтобы посмотреть, не осталось ли там чего, что можно украсть.

Они прошли через туннель в стене, вышли на большую площадь и обнаружили, что город был не совсем пуст.

В центре площади, на платформе, сидела, поджав ноги, молодая женщина. По обычаю на этой платформе совершались публичный казни, но столбов, к которым обычно привязывали жертвы, не было. Темные волосы женщины покрывали ее. Видно было тело, покрытое розовыми и серебренными спиралями, растушеванное временем, дождями и царапинами от кустарников.

Глаза женщины были закрыты, как будто она спала.

Из одного дома поднималось слабое облако дыма.

На площадь вышел мужчина: крепкий, мускулистый, одетый в плащ, оставленный каким-нибудь ирнанским горожанином. Рот у него был вялый, глаза умные и насмешливые. Он держал чашу с вином.

– Не беспокойтесь о ней, – сказал он бродягам. – Ее оглушили в Трегаде, и с тех пор она не в своем уме. Меня зовут Бендор. Добро пожаловать в наш город. Укройте свои тела от холода!

Женщина на платформе открыла глаза.

– Все началось здесь, в Ирнане, – сказала она. – Ирнанцы изменили первым. Они хотели, чтобы звездные корабли увезли их. Все произошло по их вине. Их Мудрая женщина предсказала, что со звезд придет Темный человек и уничтожит Лордов Защитников. – Ее голос стал громче. – Я была здесь, – завопила она. – Здесь, на этой площади, я видела Темного Человека, привязанного к этой платформе вместе с изменниками Лордом и Халком. Я видела, как умер Ярод. Нам бросили его труп и мы разорвали его на кусочки. Я видела Геррит голую и связанную. Я видела нотаблей Ирнана в цепях. А потом полетели стрелы, – она встала и раскинула руки.

Бендор, стоя на пороге своего дома, пил маленькими глотками. Бродяги дрожали, но не уходили. Им хотелось дослушать до конца.

– Стрелы летели из этих окон, и из тех, и оттуда! Они убили Бендсмена Мордаха. И ирнанцы убивали Бендсменов, солдат и бродяг… бродяг! Нас, детей Лордов Защитников! Стрелы свистели и мостовые были скользкими от крови. Они убивали нас и освободили Темного Человека, чтобы он разрушил Цитадель!

Ее голос превратился в хриплое рычание, похожее на крик хищника.

Она замолчала, чтобы перевести дух. Один из бродяг сказал:

– Ирнанцы побеждены, а Темный Человек, вероятно, убит. Пойдем погреемся, женщина, от этого грызущего ветра.

Она посмотрела на него своими безумными глазами:

– Темный Человек рассеял нас в Трегаде.

– С помощью армии Делвура, – цинично сказал Бендор и обернулся к бродягам.

– У Байи особые чувства к Темному Человеку. В Скэге она выдала его Бендсменам, но он выжил. Она пыталась выдать его снова, но он взял ее в плен и довез почти до Ирнана, – он засмеялся. – Я думаю, что она влюблена в него.

– Дайте мне камень! – закричала Байя. – Только один камень, чтобы я убила этого подонка!

– Входите, – сказал Бендор. – Она замолчит, когда некому будет ее слушать.

Волоча ноги, бродяги вошли в дом.

– Ты называешь меня подонком, – закричал Бендер, – а кто подобрал тебя оглушенную возле Трегада? Сама ты сволочь, мне наплевать на то, что ты будешь делать! Сожги этот вонючий город, если тебе хочется, и сгори в нем! Я уже достаточно здесь отдохнул и завтра уйду.

Он исчез в доме, Байя огляделась, улыбнулась и громко сказала:

– Сжечь. Конечно, для этого я сюда и пришла.

Прижав руки к груди, она спустилась по ступеням. Теперь она чувствовала укусы ветра.

В зале было гораздо теплее. Бендор разломал мебель, чтобы развести огонь. Здесь стояла бочка с вином, с выбитым верхним днищем и бродяги столпились вокруг нее с чашами. Другие рвали занавески, чтобы завернуться в них.

– Эти свиньи оставили все, что не смогли взять с собой, – сказал Бендор. – Всю старую одежду, вино. Можете пользоваться, – он резко оттолкнул Байю от огня, где она зажигала импровизированный факел.

– Брось! Мы пока еще не совсем покончили с этим городом.

И он стал бить ее, пока наконец не стало ясно, что она поняла.

Байя с удовольствием ходили по печальным комнатам, по пустым и холодным коридорам, которые были когда-то очагами счастья. Она находила различную одежду и переодевалась. Она выкрикивала ругательства стенам, которые посылали ей в ответ имя Старка.

– Побежден! Побежден! Побежден! – кричала она. – Где твоя сила, Темный Человек? Мать Скэйта оказалась слишком сильна для тебя! И мы оказались сильнее тебя.

Наконец она устала и у нее перехватило горло. Она стала искать что-нибудь поесть. Но ирнанцы не оставили почти ничего съестного, однако она нашла копченое мясо, забитое в угол шкафа. Оно было немного обглодано мелкими животными, нашедшими его раньше. Потом она нашла сыр.

Она поела и снова пошла, жуя на ходу, собрав пищу в подол.

В кухне она нашла огниво и масло для ламп. Улыбаясь, она собрала обломки мебели, куски обивки в кучу и полила маслом. А затем выбила искру.

Несколько минут Байя грелась и поглядывала на пламя, которое вскоре поднялось и добралось до деревянного потолка. Когда на нее стал падать горячий пепел, она вышла на узкую улицу, вернулась на площадь и снова вернулась на платформу. Она все еще ела, когда над кровлями поднялся дым, сначала слабый, потом все сильнее, и наконец превратившийся в черную колонну, поднимавшуюся в небо.

Ветер пришел на помощь огню. Когда наступила ночь, Байя увидела пламя. Она сидела там же, когда Бендор и другие, разбуженные от тяжелого пьяного сна, выскочили, кашляя от дыма. Вся площадь теперь была освещена красным светом. Пламя с ревом металось по крышам.

Бендор поднялся на платформу, бросил остатки мяса и сыра остальным, а сам поднял Байю и вынес ее из города. По дороге он все время бил ее, но она смотрела на пламя и улыбалась.


***

Семь дней горел Ирнан. Кадзимни из Изванда, ехавший во главе двухсот воинов, был слишком далеко, чтобы видеть это, а то бы это доставило ему радость. Он и его воины познали там два поражения: первое, когда они составляли гарнизон во время мятежа, второе – когда они были штурмовым отрядом во время осады. И оба раза на службе у Бендсменов. Кадзимни хорошо знал Старка – он сопровождал его в Изванд, и там продал Старка и его спутников за хорошую цену Амниру из Комри, который хотел продать их Лордам Защитникам. Кадзимни был поражен и восхищен, когда Старк появился снова, живой, чтобы снять осаду с Ирнана. Но теперь Темный Человек был явно мертв и Кадзимни беспокоили более важные вопросы, например, как накормить отряд.

Они выехали из Изванда на восток. Они проехали Бесплодные Земли, грабя все, что только было можно, но результаты были весьма жалкими.

Они перешли границы холода и направились к Трегаду. Но стены Трегада были крепки, а его защитники хороши обучены. Кадзимни попытался найти уязвимое место и, не найдя его, повел своих людей к Гед Дароду.

– В такое время, – говорил он, – Бендсмены, вне всякого сомнения, будут нуждаться в нас. И, во всяком случае, мы не будем голодными.

Но в Изванде этой зимой будет слишком много голодных. Кадзимни думал о своем любимом городе на берегах замерзших рек Моря Скорва, и сжимал зубы. Если мудрецы говорят правду, если Богиня наложила на Изванд свою ледяную руку, то Изванд осужден. Кадзимни вспомнил, что Старк говорил о лучших мирах под другим небом, вспомнил свой собственный ответ: «Наша земля создала нас такими, какие мы есть. На другой земле мы стали бы другим народом».

Во времена Великой Миграции извандийцы выбрали себе местожительство на границе зимы, в климате, похожем на климат их родины, расположенной дальше на север.

Теперь, похоже, им снова придется эмигрировать. Эта мысль тяжело давила на Кадзимни. Однако об этом приходилось думать. Если это случится, то другие народы тоже будут изгнаны к югу, и прольется много крови в битвах за землю. Пожалуй, лучше стать авангардной частью, чтобы захватить земли и охранять их. Сначала он подумал о Гед Дароде, его заполненных богатством храмах, и стал втайне размышлять, не стали ли Бендсмены лишними.


***

На севере другие народы спускались по дороге Бендсменов, в Юронне была произведена жеребьевка, основанная на количестве имеющихся продуктов питания. Те, кто вытащил черные камешки, были теперь в пути со своими семьями и скрабом. Яростные глаза воинов блестели из-под вуалей, на поясах блестело оружие. Позади них шли четырехрукие тарфы, окружавшие несколько фалларинов со сложенными крыльями, сидящих на высоких животных пустыни.

Далеко позади этого каравана ехали оставшиеся в живых люди племени Очаров, некогда бывшие такими надменными в своих оражнжевых плащах.

Очары, которых погубила их гордость.

Армия шла своей дорогой. Во внутренней пустыне мороз смазывал змеиные цвета песка и скал. В белых землях, по ту сторону этой пустыни, на деревьях были только мертвые листья, качаемые мрачным ветром. Все водоемы замерзли.

Охотники вернулись ни с чем. Стаи изголодавшихся Бегунов атаковали их, чтобы съесть. Дикие орды, полуживотные-полулюди, не имели никакого закона, кроме голода, и нападали на них из засады, кидаясь прямо к горлу. Люди с севера затягивали потуже пояса и спешили на юг по дороге Бендсменов, потому что по ней было легче идти.

Сторожевые посты на дороге были пусты. После захвата Юронны, Бендсменам не приходилось так далеко ездить. Их границы сжимались вокруг теплой долины Гед Дарода.


Глава 23

Короли Белых Островов наконец будут иметь суда. Время не ждало.

Они шли довольно быстро, но не без затруднений. Островитяне, неутомимые в своих льдах, не были привычны к ходьбе по холмам. У них болели ноги и они злились. Были ссоры и смерти. Только жестокие руки четырех королей удерживали племена от сражений.

Сотни джубарцев тоже должны были идти, потому что на их судах тоже не хватало для всех места. Они тоже устали и тоже злились. Страдали они и из-за пищи: у них была только рыба, которую они упорно ели вареной. Земля не снабжала их ничем другим, и у них началась цинга. В лагерях свирепствовала дизентерия. Ежедневно делались остановки для похорон. Островитяне ели рыбу сырой и чувствовали себя отлично. Они все больше и больше раздражались на джубарцев, угрожали бросить их и уйти одним.

Старк и Халк проводили много времени, стараясь объединить эти разномастные силы. Старк стал молчаливым и замкнутым. Даже Халк боялся раздражать его. Джерд и Грит все время шли за ним по пятам, а если он шел среди отрядов, то вся стая шла за ним.

Морн служил связующим звеном между Старком и кораблями джубарцев, где ситуация осложнялась с каждым новым восходом Старого Солнца. Как ни были перегружены корабли, двигались они быстрее пешеходов и им приходилось бросать якорь и ждать путешественников, чтобы не терять связи.

– На борту больные, – однажды сказал Морн. – Моему народу трудно находить пищу для такого большого количества людей. Есть опасность недовольства. Советники госпожи Сангалейн говорят ей, что надо забыть о звездных кораблях и искать земли для своего народа, бросив тех, кто идет берегом. На островитян им наплевать.

– Они не будут плевать, когда островитяне понадобятся им для битв, – сказал Старк. – А что будет со здешними джубарцами, с собственными подданными Сангалейн?

– Очень многие говорят, что их надо принести в жертву. Может статься, что в один прекрасный день Сангалейн их услышит.

Старк и сам видел, насколько хрупка эта связь и чувствовал, что она вот-вот порвется.

Итак, когда Морн известил его, что перед ним находится укрепленный город и множество кораблей, он немедленно пошел к четырем королям, идущим под сверкающей золотом головой Джигана.

Эюд оскалил крепкие зубы.

– Теперь мы видим, как сражается Темный Человек.

Операция была проста и проведена быстро.

Ирнанцы пошли с Халком, остальные были на борту судна, которое плыло отдельно от Кораблей Джубара, и шло у самого берега в постоянном контакте со Старком. Теперь люди пустыни, Фалларины и тарфы, кроме тех, кто был необходим на судне, присоединились к пешеходам, радуясь, что их безделью пришел конец.

Оставив Халка за командира, Старк и Тачвар с Собаками разделились на две группы, чтобы найти сторожевые посты со стороны земли. Собаки Севера нашли их и уничтожили прежде, чем дозорные поняли, что противник приближается к ним сквозь кустарник с замерзшими листьями.

С вершины холма Старк оглядел город. Ему, казалось, было темно между рвом и морем. Город, видимо, рос очень быстро, по мере того, как безземельные люди сплачивались вокруг энергичного вождя, грубый штандарт которого висел над воротами. Это была дубленная кожа с цветным пятном, неразличимым с такого расстояния. Некоторые дома были очень старыми, другие новыми, третьи еще строились. Было много хижин из ветвей и кожи.

Маленький порт был наполнен кораблями, очень похожими на корабль Старка. Они служили одновременно и для рыбной ловли, и для войны. На многих из них не было никакого снаряжения, имевшего отношение к рыбной ловле. Большая часть прибрежных грузов была явно захвачена вооруженными судами, и теперь была пришвартована к внешней набережной порта. Сама набережная, как и хижины первоначальной деревни, была очень стара. Это было сооружение из балок и камней.

По улицам ходили люди. Там был рынок, звенели молотки и инструменты. Вдоль набережной рыбаки чинили сети.

На маленьком островке, чуть больше скалы, рядом со входом в порт, стояла разрушенная башня с метательным оружием на вершине. Там удобно расположилось несколько вооруженных человек. От края набережной к башне вел узкий мол. Вдоль него рыбачили люди. Жизнь была явно упорядоченной и шла по обычному руслу. Жаль было тревожить ее, но приходилось. И убытки, хоть и суровые, не должны были оказаться непоправимыми.

Старк посмотрел на небо и пошел к тому месту, где его ожидала армия. На берегу он поговорил с четырьмя королями, со своими помошниками и Морном. Морн нырнул в спокойную воду и исчез по направлению к кораблям Сангалейн, стоявшем на якоре за высоким мысом.

– Назначьте своих людей, – сказал Старк четырем королям. – Мы с тобой, – сказал он Эюду, – пойдем вместе.

Эюд улыбнулся.

– Где твое сверхмощное оружие, Темный Человек?

– Оно здесь не нужно, – ответил Старк. – Если конечно, тебе не нужна поддержка.

Эюд оскалился и пошел собирать свой отряд.

Пройдя лесом, они окружили город. Как обычно, Собаки бежали впереди. Они были возбуждены и жаждали сражения. Они ворчали, поскуливая, и их мозги были полны огня.

В разуме Старка, как и в его сердце, была только темнота.

Разрядка битвы была нужна ему больше, чем Собакам, иначе его загрызет тоска. Он вел длинную линию островитян – людей Эстерна и Эюда – через замерзшие деревья. Шел он быстро, лицо его было таким угрюмым и злобным, что даже Эюд боялся задевать его.

Они не успели закончить окружение, как Старое Солнце скрылось за горизонтом.

Старк вел свой отряд в темноте, к порту. Они остановились между деревьями, где кустарник покрывал нависающий над водой склон. Джерд и Грит, тяжело дыша, прижались к Старку, и он гладил их, в то время как первая из Трех Королев поднималась в северное небо. От ее света глаза Старка сверкали, как ледяные озера, а глаза Собак горели желтым огнем.

Ворота ограды были закрыты, в городе было очень тихо, почти не было света. Часовых, убитых Собаками, наверное, уже нашли и Старк размышлял, какие выводы сделали из этого правители города. На телах часовых не было никаких ран. Их убил страх. Знали ли правители, что враждебная армия так близко?

Конечно, они должны были бы быть настороже. Атака не будет неожиданной, независимо от сил участвующих в ней.

В эти силы не включали джубарцев, тащившихся позади.

Взошла вторая из Трех Королев, вода в порту заблестела серебром.

Единственным освещением были лампы на башне. Несколько лучей пробивалось сквозь бойницы и трещины.

Островитяне были тихи, как звери в засаде. Страк слышал только их дыхание и дыхание Собак. Он прислушался и уловил легкий плеск возле башни, как будто бы в воде плеснула рыба.

Темные силуэты брызнули водой, они окружили башню, готовясь к штурму. Вдруг один человек завопил, крики пронзили ночь.

– Готовьтесь, – сказал Старк.

Островитяне почти бесшумно повиновались. В городе послышались голоса, ударил барабан, загудел рог.

На набережной появились другие темные фигуры. Их мокрая шерсть блестела. Они суетились среди пловцов.

– Пора! – сказал Старк.

Люди Эстерна бросились к набережной, где их поддержали Сусминги.

Ворота города распахнулись, появились вооруженные люди и направились к порту.

– Пора! – крикнул Старк Эюду и выскочил из леса. Собаки Севера с лаем бежали за ним.

Горожане повернулись, чтобы встретить их лицом к лицу. Старк увидел темные лица, поднятое оружие. Он услышал рычание, хотя Собаки молчали, и бросился в самую гущу схватки.

Он смутно сознавал, что Эюд рядом. Островитяне не производили никаких звуков, не кричали с вызовом или от боли. Старку почудилось что-то сверхъестественное в этой немой ярости, особенно по контрасту с рычанием горожан, которые, хотя и были более многочисленными, начали быстро сомневаться, сражаются они с людьми или демонами.

Тем не менее, горожане защищались яростно до того момента, когда с берега хлынуло другое крыло армии и ударило по ним с фланга. В панике горожане начали отступать к воротам, пока высокий светловолосый человек не собрал их, чтобы отразить островитян. Старк некоторое время дрался с ним, пока толпа не разделила их.

Через несколько минут горожане уже были за своими стенами. Старк остался среди чавкающих Собак. Он бросил на них взгляд и отвернулся.

Маленькая армия ожидала, чтобы каботажные лодки вышли из порта, подгоняемые сусмингами и фалларинами, которые слегка надували паруса.

Более крупные суда Сангалейн стояли теперь на страже у входа в порт, чтобы воспрепятствовать всякому бегству в море. Островитяне пошли к берегу. Городские ворота оставались закрытыми.

Началась долгая погрузка.

Когда последние островитяне и джубарцы разместились на захваченных судах, Старк поднялся на свой корабль и заснул. Когда он проснулся, то странное выражение исчезло с его лица, и Аштон с трудом скрыл облегчение.

Корабли шли двумя раздельными группами. Им помогал попутный ветер.

Медные лучи Старого Солнца с каждым днем становился горячее. Ночью высоко поднимались Три Королевы. Приходилось приставать к берегу за пресной водой и часто приходилось сражаться. В море часто появлялись пиратские паруса, но они быстро удалялись, когда мощь флота становилась очевидной.

Педралон сиял свои меха и перестал дрожать.

Ни джубарцы, ни Сусминги не интересовались тропиками. По всему видно, что тропики, уже осаждаемые беглецами с севера и юга, были очень враждебны ко всем прибывающим. Но у Сенгалей не было другого пути.

Нужно было идти в Гед Дарод и надеяться на прибытие звездного корабля, обещанного Геррит.

Во время всего долгого пути по большому морю до Скэга они ни разу не слышали человеческого голоса по радио: одни только трески звездного пространства, где гигантские солнца беседуют о вещах, неизвестных человеческому.

Старк не думал, что Геррит могла его обмануть. Но в своей экзальтации она сама могла обмануться. Пророчества были обманчивым оружием, готовым обернуться против тех, кто им верил. Старк смотрел на старое Солнце и думал, что Рыжая Звезда, вероятно, последнее солнце, которое видит в своей жизни он и Аштон.

А потом… Одно событие заставило его подумать, что Геррит, возможно, и в самом деле все ясно видела в Воде Видения.

Страшная тропическая гроза ударила по флоту и затопила несколько кораблей малого тоннажа, в том числе и судно Старка.

Мачта сломалась и корабль стал тонуть так быстро, что они еле успели спастись. Передатчик и автоматы ушли под воду, оставив их, как и предсказывала Геррит, без голоса и других благ, привезенных из чужих миров.

Все были уверены, что им нужно добраться до Гед Дарода как можно скорее. Ферднал был единственным человеком на Скэйте, который мог говорить с небом.


Глава 24

Самой высокой точкой Верхнего города Гед Дарода были мраморные ворота дворца Двенадцати. Члены Совета могли сидеть там и созерцать оттуда свои владения.

Ферднал и пятеро других Лордов Защитников – старый Горел находился в объятиях агонии – стояли на этом возвышении. Ветер играл их белыми волосами и снежными мантиями. Они смотрели на Нижний город, серо-зеленую равнину, изборожденную дорогами паломников, сходящимися со всех направлений к Гед Дароду. Со всех северных дорог беспрерывно поднимались облака пыли.

– Неужели эта волна так и не иссякнет? – спросил Ферднал.

На таком расстоянии нельзя было различить характерных особенностей, но Ферднал только видел паломников вблизи и знал, что среди них очень мало настоящих пилигримов… посетителей, которые сделают пожертвования в храмах и уйдут. Очень много было беженцев с тележками, набитыми скрабом, со стариками и детьми – жертвы Богини, пришедшие умолять Бендсменов о помощи. Ферднал никогда не думал, что в умеренной северной зоне живет так много народу, что один оазис с погибшим урожаем может породить такую нищету. По-видимому, налоги, взымаемые Бендсменами были слишком велики, а остатки – слишком скудны.

Тем не менее…

Улицы и гостиницы Нижнего города чуть ли не трещали от наплыва людей. За стенами города возникли лагеря, которые с каждым днем расширялись.

– Нам нужно больше продовольствия, – сказал Ферднал.

– Север больше ничего не дает, господин, – сказал один из Бендсменов в красном, стоящий сзади.

– Я знаю. Но юг не пострадал от этих страшных морозов, в море есть рыба.

– Юг волнуется, – сказал другой Бендсмен в красном. – Изменилась вся система распределения. Там громадное количество беженцев.

Население получает питание на войне, законно или путем грабежа. На наши просьбы они отвечают либо уклончиво, либо просто отказывают, на Бендсменов нападают. Юные князья говорят нам, что они должны в первую очередь помогать своим собственным подданным.

– Наши рыбные промыслы, – сказал третий Бендсмен, – серьезно пострадал от Детей Моря, которые делают на них набеги.

– Однако, эти люди, пришедшие в Гед Дарод, должны быть накормлены, – холодно и резко сказал Ферднал. – Передо мной список того, что имеется в Нижнем городе. Даже при очень скудном распределении, чего не должно быть, через месяц у нас не останется провизии. – Он обвел рукой город, равнину, всех, кто там был. – Неужели они сядут за наш стол и найдут его пустым? Что тогда будет?

Бендсмены в красном, члены Совета Двенадцати со своими золотыми жезлами избегали смотреть на Ферднала, и он подумал, что в их глазах явно читается страх.

– Пойдут в другое место, – сказал один из них.

– Не пойдут. Две тысячи лет мы их учили не ходить никуда. Мы – их надежда, и если мы их обманем…

– Есть наемные солдаты…

– И мы их бросим против своих детей? Кроме того, кто поручится за их лояльность, когда их собственные животы будут пусты?

Мириады колокольчиков нежно звенели на многоцветных крышах храмов Нижнего города. С другой стороны здания с тысячью окон, стоявшего как белый обрывистый берег над этими крышами, внутренние дворики и монастыри города Бендсменов были залиты солнцем. Ферднал думал о Цитадели, о Юронне и о силе громадной власти. Можно было подумать, что Старк сумел получить помощь от Темной Богини и что они вместе шли по планете, разрушая все, что Бендсмены построили за тысячелетия.

– Неужели вы не понимаете? – сказал он двенадцати Бендсменам, – эти люди должны быть накормлены!


***

Кадзимни из Изванда был такого же мнения. Часть садов развлечений Нижнего города была отведена для лагерей наемников.

В Гед Дарод пришли и другие отряды извандийцев в поисках пищи и работы. Их окружал целый океан бродяг, все время вторгавшихся в их лагеря. Наемники соблюдали дисциплину, а бродяги – нет. В некоторых садах стояла ужасная вонь. На улицах тоже.

Заведения, которых веками хватало для нормального количества наемников и приходящих на зимовку бродяг, теперь не могли вместить эти орды, которые ели, спали и гадили, где попало. Больницы и детские сады были переполнены, даже в храмах было полно народу. Бендсмены и их слуги делали все, что могли, но в городе и лагерях беженцев под стенами начались эпидемии. Распределение пищи такому множеству людей было медленным и трудным делом. Люди размахивали кулаками, испускали крики.

Вспыхивали небольшие драки, во время которых тележки с продуктами отнимались силой. Порядок трещал по всем швам.

Делая обход со своими людьми для охраны тележек или укладываясь на ночь в своем лагере, окруженном двигающейся, шумящей и воняющей толпой, Кадзимни думал, что город тяжело запутался и эта тяжесть может легко его раздавить. Теперь от понимал, что сделал ошибку, приехав сюда, и Бендсмены тоже промахнулись, отослав звездные корабли. Он задумался, что же будет дальше, когда продукты Бендсменов кончаться. Его взгляд частенько останавливался на белом обрыве Верхнего города.

Далеко на равнине, на восточной дороге, ведущей в Гед Дарод, девушка с безумными глазами, с розовыми и серебрянными полосами на теле танцевала и пела в пыли.


***

Народ Башен остановился в горном ущелье. Их стало меньше, чем было при выходе из Темных Земель. Их количество уменьшали безумные создания, прятавшиеся в мертвых городах севера, а также долгое путешествие и мороз. Причем умирали не всегда самые слабые. Съев всех животных, люди Башен шли пешком. Остатки провианта почти ничего не весили. Тонкие, исхудалые тела были по-прежнему одеты в серое и люди стали еще больше походить на отряд призраков, прыгающих в снежной буре по склонам гор.

Теперь они остановились, сами не зная почему, с оружием в руках. В отверстиях их серых масок виднелись бледные взволнованные глаза.

Большинство масок уже не имело никаких внешних отличительных признаков.

Взрослые и дети ожидали без жалоб и вопросов.

Харгот, Король Жатвы, маска которого носила символические хлебные колосья, повернулся к группе женщин, появившихся из снежных сугробов и преградивших дорогу. Их единственной одеждой было что-то вроде мешка на голове, их худые тела были голыми, кожа напоминала кору старых деревьев.

Их вождь хриплым, скрежещущим голосом кричала, что Старое Солнце умирает, остальные вторили ей, как жалобное эхо. Они поднимали руки к слабому свету и поворачивали лица к слабым лучам Рыжей Звезды, пробивавшимся через тучи.

– Крови! – вопила женщина. – Силы! Огня! В горах не осталось людей, и Старое Солнце голодно!

– Что ты хочешь от нас? – спросил Харгот.

Он прекрасно знал ответ и бросил быстрый взгляд на крутые склоны, где на гребнях притаились фигуры в коричневом одеянии, готовые прыгнуть на отряд. Он сделал пальцами знак, но в этом не было нужды: его жрецы-колдуны стали позади него в ритуальной позе Эюда. Позади них человек в маске с двумя молниями шепотом отдавал приказы носителям дротиков.

Харгот протянул руку. Его жрецы стали полукругом за его спиной, и он был острием стрелы, готовой к полету. Сила всех разумов объединилась с его разумом и начала заполнять его. Он был ее господином.

– Скажи, что ты просишь?

– Жизни, – сказала предводительница, – жизни, чтобы утолить жажду моего господина и брата. Мы – сестры Солнца – служим ему и питаемся силой. Отдай нам жизни, чтобы мы могли его накормить.

– Я тоже почитаю Старое Солнце, – тихо сказал Харгот. Глаза его блестели из-под маски, холодные и бесцветные, как фрагменты зимнего неба. – Я почитаю также и Троицу: нашего господина Мрака, госпожу Лед и их дочь Голод. Они приближаются, сестренка. Разве ты не чувствуешь дыхания, которое несет покой?

Холод стал сильнее. Женщин покрыла изморозь. Хлопья снега падали на них, лед намерзал на лед. Воздух наполнился слабым потрескиванием, как будто он тоже замерз.

Крики и стоны на склонах доказывали, что дротики достигли цели.

Кусок скалы обрушился чуть ли не на головы двух жрецов, которые еле успели отскочить. Полукруг разорвался, также как и мысленная связь, сила которой призывала воров. Однако, достаточно было и одного зова.

Коричневые, бесплотные тела лежали неподвижно или слабо шевелились.

Другие, которые не испытали полной силы Богини, со стонами вернулись в лес.

– Пошли дальше, – сказал Харгот.

Длинная серая цепочка снова молча потянулась по льду и снегу.

Наконец они вышли в долину, где покинутые поля блестели надо льдом, как темные глыбы металла. На возвышенности стоял город, в котором больше ничего не было, ничего кроме пепла. Однако, он еще достаточно сохранился, чтобы быть пригодным для жилья, и климат тут был умеренным. Заговорили, не остановиться ли здесь, но есть было нечего, так что эта мысль быстро исчезла.

Харгот бросил косточки Весеннего Ребенка. Он бросил их три раза и все три раза они показали на восток. Народ Башен продолжал свой путь вдоль горной цепи, неизмеримо более высокой, чем та, через которую они перевалили. Ее пики исчезали в густых облаках.


***

Марш людей Тиры был более медленным. Закованные в железо, они двигались мощными рядами, безжалостно молотя землю. Во главе их развевался Молот Кузницы. Внутри их звучных рядов находились женщины, дети и вьючные животные. Останавливались они только в случае нападения.

Тогда шпаги и железные щиты создавали защитную и смертельную для любого врага стену.

Поскольку они не обладали хитростью, призрачной быстротой народа Башен, то на них нападали гораздо чаше, чем на народ Башен. Они остановились перед Извандом, почувствовав за стенами обильную пищу, но стены оказались слишком крепкими и не поддавались железу тиранцев. Они съели своих последних животных и продолжили свой путь.

Пройдя Бесплодные Земли, они пошли по снегу горных переходов.

Когда они наконец добрались до теплых и зеленых земель юга, то они потеряли почти сто человек, не считая женщин и детей. Ослабевшие от долгого пути, измученные жарой, потея в своих доспехах, они двигались вперед, ища пропитание.

Тропа вывела их на поляну. Там стояло с полдюжины хижин с соломенными крышами. Жители сеяли зерно.

Тиранцы отдохнули и утолили голод. На третий день появился Бендсмен в зеленом, сопровождаемый десятком наемников, он потребовал часть урожая.

Не успев понять в чем дело, Бендсмен и его эскорт были окружены и приведены к Мастеру Железа. Рядом с ним был штандарт Кузницы, а на гряде сверкал Молот Кузницы.

– Скажи, где я могу найти Гельмара из Скэга? – спросил Мастер Железа.

Бендсмен был молод и с ужасом смотрел на шпаги.

– Во всем Плодородном Поясе не найти столько железа, – сказал он.

– Видимо, вы пришли издалека.

– Из Тиры, которая находится возле Цитадели. Гельмар нам хорошо заплатил, когда мы доставили ему пленников. Может быть, он поможет нам и теперь. Мы ищем место, где сможем разжечь наши кузницы, подальше от Темной Богини, которая делает железо слабым. Где находится Гельмар?

Гельмар был в Гед Дароде, но Бендсмен солгал. Гед Дарод и так был уже переполнен. Там было много беженцев, которых нечем было кормить.

– Он в Скэге, – сказал он и указал Мастеру Железа на дорогу, по которой следовало идти. – А теперь, – добавил он, – насколько я вижу, большую часть зерна вы съели. Я поеду дальше.

Но он не уехал, хотя так и не узнал результатов своей лжи.


Глава 25

Корабли причалили к берегу возле Скэга. Там они разделились. Люди Старка пошли на север, а люди Сангалейн – на юг, чтобы напасть на Скэг по земле с двух сторон. Сусминги должны были напасть с моря. Но действия были плохо согласованы. Старк и его люди встретились с Морном на развалинах гравной площади и заняли город до того, как силы Сангалейн подошли туда.

К счастью, сопротивление было незначительным. После пожара космопорта Скэг стал маленьким сонным портом, торгующим рыбой и зерном.

Большинство обитателей бежали из города и их не преследовали. Жестокая и короткая перепалка произошла на месте рыбных промыслов, защищаемых отрядом Наемников. Они также защищали и Бендсмена, который изымал большую часть улова. Бендсмен был взят в плен.

Старк допрашивал его о Гед Дароде.

– Там все в порядке, – сказал Бендсмен. Лицом его исказилось, глаза избегали смотреть на Старка. – Там десять тысяч человек, готовых сражаться, и столько же в резерве.

– Врет, – сказал Джерд, оскалив страшные клыки.

– Коснись его.

Глаза Джерда загорелись. Бендсмен рыдая упал на колени.

– Спрашиваю тебя еще раз, – сказал Старк, – что делается в Гед Дароде?

Память Бендсмена была под контролем. Он с ненавистью смотрел на Старка и молчал.

– Коснись его.

Джерд повиновался и хлестнул страхом разум Бендсмена.

– Они приходят, – забормотал Бендсмен. – Идут отовсюду, голодные и бескровные, а мы, – он дрожал наклонив голову, – не можем накормить всех. Когда склады опустеют… я не знаю, что произойдет. Их лица пугают меня. Я думаю, что пробил наш последний час.

– Там есть отряд наемников? Верхний город защищен надежно?

– Защищен? О да, там есть наемники и другие, которые будут сражаться, но если мы пренебрежем долгом по отношению к нашему народу, если он потеряет веру в нас…

– Вы предали свой народ, отослав корабли, – сказал Старк, – и теперь Богиня справедливо наказывает вас. Когда мы будем в Гед Дароде, я, пожалуй, сделаю ей жертвоприношение, – он повернулся к капитану джубарцев и спокойно сказал:

– Советую вам в следующий раз быть поосторожнее. Если островитяне подумают, что вы сознательно послали их сражаться вместо вас, то они доставят вам серьезные неприятности.

– Тогда придержи этих диких зверей, если сможешь, – ответил капитан. – Не можем же мы бежать бегом, чтобы догнать их!

Он отошел со своими людьми, чтобы установить часовых вокруг, пока собирались боеприпасы и демонтировались военные машины.

Атак больше не было. Во время этих приготовлений Старк познакомился с островитянами. Они были в диком нетерпении: обетованная земля лежала сразу за горизонтом. Старк понимал их. Каждый час ожидания был для них мучителен. Ему очень хотелось знать, прибыл ли звездолет на помощь и имеет ли Ферднал связь с ним. Он боялся, как бы островитяне не затихли в жаре, зачахнув, но нет, они чувствовали себя прекрасно. Они снимали свои меха и подставляли бледные тела под солнце, пока не стали коричневыми. Они ходили теперь почти голыми, как мужчины, так и женщины. И их жизненная сила была почти пугающей. Четыре короля гладили свои нагрудные золотые пластины и не сводили глаз с северо-востока.

А вот Сусминги страдали. Они защищали свои тела от солнца, которое сушило их кожу. По земле они ходили тяжело, жара отнимала у них силу, хотя они все равно оставались устрашающими. Они никогда не жаловались, но когда Старк был рядом с ними, он мысленно улавливал чувство печали, «видел» вещи, которые его глаза никогда не видели – залы и комнаты подводного города, украшенные кораллами, жемчугом, костью и изумительной красоты раковинами. Он проходил по улицам этого города и видел умерших от вторжения темных сил моря. И он испытывал страшное сожаление, острое желание того, что навеки пропало.

Это, казалось, тянулось вечно, однако через какое-то время, очень быстрое на самом деле, армия вышла на дорогу Бендсменов и пошла на север с такой скоростью, с какой люди могли катить тележки с катапультами и большими боевыми машинами. Эти тележки были специально сделаны во время путешествия корабельными плотниками. Женщины Джубара, не носившие оружие, остались с детьми и сильной охраной в старой крепости порта Скэг. Только Сангалейн сопровождала воинов в носилках, которые несли Сусминги высокого ранга.

Маленький отряд Старка шел даже впереди головы Джигана. Элдерик, ставший угрюмым и раздражительным, как зверь во время линьки, был также нетерпелив как и островитяне.

– Мой народ где-то на этой дороге, безумная мечта заставила меня покинуть его.

– Ты пошел обуздать вихрь, – сказал Старк. – Чтобы он не слишком надоедал твоему миру. Ты забыл?

– Дурацкая причина! Меня вело желание увидеть мир. Место Ветров было тюрьмой! Теперь, когда мой народ был вынужден его покинуть, оно кажется мне невероятно дорогим и прекрасным.

– Его захватила Богиня, и тебе уже никогда не вернуть его.

– А куда мы пойдем, Темный Человек? Где мы найдем другой очаг?

– Если звездолет прибудет, как обещала Геррит…

– Я уже устал от разговоров о звездных кораблях, – крылья Элдерика раскрылись и закрылись с сухим щелканьем, на дороге поднялся вихрь пыли.

Халк засмеялся.

– Мы все устали от твоих кораблей, Темный Человек, и от пророчества Геррит. Мы можем надеяться только на силу своих рук.

Рукоять огромной шпаги блеснула на солнце за его левым плечом. Он понизил голос:

– Я не забыл обещания, которое дал тебе.

– Я тоже, – сказал Старк, – и как только ребенок смог достичь подобного роста?

Он отошел, уводя ощетинившихся и ворчащих Собак.


***

В поисках пропитания тиранцы не сразу пошли в Скэг. Сначала они нашли сторожевой пост на дороге Бендсменов и захватили его. Там были люди и животные, потому что посты нижней дороги еще снабжались. Мастер Железа был доволен.

До появления армии.

Как только тиранцы заметили облако, они сформировали стену из щитов. Женщины поспешно грузили запасы на вьючных животных. Мастер Железа ждал под штандартом.

Армия остановилась. Старк недоверчиво разглядывал штандарт. Но темный блеск железных щитов, лат и касок не оставлял никаких сомнений.

– Тиранцы, – сказал он.

Халк достал свою длинную шпагу.

– Я не забыл их! – он поднял шпагу, крикнул что-то островитянам и прыгнул вперед. Старк дал ему подножку, и Халк растянулся на земле, ударившись затылком.

– Держите его, – сказал он Собакам и подобрал шпагу.

Желая сразиться, островитяне рванулись вперед.

– Держите их! – крикнул Старк четырем королям.

– Мы не боимся их шпаг и щитов, – сказал Дилбан.

– Нечего торопиться. У Халка личные счеты с этими людьми, так как они убили его боевую подругу. Но пока они на нас не нападают, подождите, пока я не поговорю с ними.

Морн вышел вперед, чтобы узнать, что происходит. Старк сделал ему знак, и Морн вернулся к джубарцам. Старк бросил взгляд на Халка, в ярости лежащего в пыли в окружении собак. Потом он подозвал Джерда и Грит и пошел к Мастеру Железа.

– Последний раз мы виделись, – сказал Старк, – в твоем доме, в Тире, когда ты продал нас Бендсменам, меня и моих людей.

Мастер Железа кивнул и посмотрел на Собак.

– Мы слышали, что ты украл стражей Цитадели. Поверить было трудно, – он пожал плечами и символ Молота поднялся на его толстой груди. – Итак, нас больше, чем вас, но у вас Собаки смерти. Но тем не менее, мы можем сражаться. – Железные ряды зазвенели щитами. – Или вы можете позволить нам мирно продолжать свой путь к Скэгу?

– Что вы надеетесь найти в Скэге?

– Бендсмена Гельмара. Нам нужно новое место для наших кузниц, где нас не достанет Богиня. Может быть, Гельмар нам поможет.

– Гельмара нет в Скэге. Там нет почти никго, кроме женщин и детей джубарцев.

Старк посмотрел на вьючных животных, нагруженных запасами, которые виднелись позади Мастера Железа и солдат:

– Теперь вы понимаете, почему мы не позволим вам идти в Скэг?

– А дальше?

– Правление Бендсменов заканчивается. Идите с нами в Гед Дарод и помогите нам покончить с ними.

– Мы не ссорились с Бендсменами и мы хотим…

– … только места, где можно разжечь ваши горны. Значит, нужно, чтобы это было в другом мире. На ваших плечах больше металла, чем Плодородный Пояс видел за тысячу лет. Вы не найдете ни одного города подобного Тире. Бендсмены ничего не смогут сделать для вас.

– Это все слова, – сказал Мастер Железа. – Слова человека из другого мира.

– И это единственное, что ты имеешь, – ответил Старк. – Иди с нами, или мы тебя раздавим.

Мастер Железа задумался. Он видел перед собой много людей и нелюдей. По флангам стояли лучники. Прибыла странная машина на телеге.

Сражаться теперь – означало погубить свой народ. Он поднял глаза к своему штандарту.

– Может быть, такова воля Бога Кузницы. Пусть будет так.

– Ты пойдешь рядом со мной, – сказал Старк. Он оценил простоту и быстроту решений. Дискуссии у тирнанцев были не приняты. Если Мастер Железа сказал, то значит все в порядке.

– Не забудь, что Собаки Севера читают твои мысли. Если ты замыслишь измену, то умрешь первым.

Тиранцы-мужчины были разделены двумя группами по флангам, а тирантские женщины и дети были помещены в середине армии.

Старк вернул Халку шпагу, не обменявшись с ним ни словом, и приказал двум своим Собакам следить за ним.

Знаменосец Мастера Железа тоже пошел рядом со Старком. Толстая и бесконечно многоцветная армия змеей растянулась по пыльной дороге.

– Как там Харгот и его люди? – спросил Старк.

– Серые Люди уже убежали. Мы их не видели. – Мастер Железа пожал плечами.

– Может их всех сожрала Богиня?

Тянулись километры, один за другим снимались сторожевые посты.

Настал день, когда они достигли равнин Гед Дарода, и Старк показал им сверкающие крыши города.

Четыре короля выступили под головой Джигана. Они стали на колени и коснулись руками земли.

Старк искоса взглянул на медный свет Старого Солнца.

– За твою милость было дорого заплачено, – сказал он про себя, только Собаки услышали это и заскулили. – Надеюсь, что ее кровь смягчила тебя. Потерпи, я дам тебе еще.

Островитяне сделали то, что от них можно было ожидать. Не обращая внимания на приказы, они покинули ряды. При виде своего древнего очага они забыли обо всем и бросились на равнину, как стая тигров.

– Эрик! – крикнул Аштон.

Но Старк уже бежал вместе с островитянами и белыми Собаками, оставив тиранцев и джубарцев следовать за ними.


Глава 26

Солнце горело на его лице. Он чувствовал пыль и пот, звериный запах островитян и тяжелое дыхание Собак. Он бежал, и его шпага сверкала на солнце.

Люди разбегались по дорогам паломников. Многочисленные ворота Гед Дарода выходили на равнину и были открыты. Они всегда были открыты. Но сейчас их тяжелые створки со скрипом закрывались. В течении многих веков полагалось при виде армии закрывать ворота. Внутри старались навести порядок, но толпы из внешних лагерей старались в панике войти вовнутрь, боясь попасть в руки врагов.

Старк закричал так страшно и пронзительно, что даже островитяне удивились. Этот крик пришел издалека, из другого мира, где полулюди с рылами вместо лиц видели добычу в своей пасти. Собаки Севера зловеще и протяжно завыли.

Армия бросилась к ближайшим воротам. Плотная масса людей заклинила их, но рассыпалась на части под шпагами, копьями и излучением Собак.

Большого сопротивления не было. Небольшой отряд наемников сражался хорошо, но быстро был побежден. Другие – бродяги бежали. Островитяне почти ничего не утратили от своего порыва. Старк с большим трудом удерживал их по прибытии Аштона и остального войска. Тиранцы ворча и задыхаясь под тяжестью железа, бежали позади. Фалларины и тарфы держались в стороне, ожидая, когда будет сделана грязная работа. В этом сражении они мало чем могли помочь.

Старк в первый раз видел, как бежали Джубарцы, за исключением тех, кто тащил катапульты. Он доверил защиту ворот отряду тиранцев, а сам продолжил свой путь с островитянами, ирнанцами и людьми пустыни.

Остальные отряды тиранцев тяжело шли сзади: живая стена щитов, ощетинившись шпагами.

Один Педралон был без оружия. Бендсмен высокого ранга был поражен и растерян.

Он знал Гед Дарод, как город могущественный и гордый. Старк думал, какие чувства обуревают его теперь, когда он увидел, что стало с Гед Дародом.

А в Гед Дароде происходило многое.

Здания горели, склады были разграблены. Храмы с многоцветными крышами были разорены, даже позолоченный храм Солнца. На ступенях валялись трупы. Мертвые жрецы и Бендсмены плавали в священном бассейне.

Толпы оборванных людей бегали повсюду, дезорганизованные, растерянные, озлобленные. Они не представляли серьезной опасности. Но Старк знал, что в Гед Дароде были отряды наемников и удивлялся, почему они не показываются. Жара еще больше увеличивала вонь на улицах. Дилбан сплюнул и сказал:

– Наша земля загажена.

– Она будет очищена, – сказал Старк.

Джерд заворчал.

– Смерть, И Хан. Идут сражаться люди. Они хотят убивать.

Старк приказал их убить. Он уже слышал звук битвы. Ему снова пришлось удерживать четырех королей, используя свое влияние.

Он хотел дать возможность тиранцам присоединиться к ним. Узкие улицы сжимали отряды, отнимая у них возможность маневрировать.

Он повел их к завывающей толпе.

Они вышли на громадную площадь под Верхним городом. Там столпилось множество народа: яростный океан, волны которого бились о белый обрыв, пронизанный бесчисленными загадочными окнами. По краям толпы стояли бродяги и беженцы, вооруженные, кто чем мог. Приступ вели наемники. И Старк понял, почему они не старались защитить город. Они столпились на платформе, откуда обычно Бендсмены обращались к своему народу, и вокруг нее. Они также были и в туннеле, наверху, куда вели церемониальные ступени. Далеко внутри туннеля слышались гулкие удары тарана.

– Что делают эти люди? – спросил Дилбан.

– Там священное место города, они хотят его взять.

Толпа повернулась, чтобы встретить новую опасность. Наемники на платформе тоже увидели ее. Старк заметил внезапную активность у входа в туннель. Там появились ряды твердых, дисциплинированных солдат.

– Но ведь мы хотим того же самого, – сказал Дилбан. – Не так ли?

– Да, – сказал Старк.

Он посмотрел на толпу и монолитную стену перед ней.

– Ну что же, тогда… – сказал Дилбан и повернулся к своим братьям-королям.

– Выметем этот сброд.

– Подождите, – сказал Педралон.

Что-то в его голосе заставило островитян прислушаться. Они презирали его за физическую слабость, однако он оставался красным Бендсменом и принцем. Он жестом показал на туннель.

– Через эту дверь никто не войдет. Из-за поворотов туннеля таран практически бесполезен. Колотите им сколько угодно, но дверь выстоит. Я знаю другой путь. Я пользовался им, когда хотел тайно покинуть город.

Старк услышал, как подходят джубарцы. Они и тиранцы могли сдержать атакующих, а может быть, даже победить их. Он отдал быструю команду Мастеру Железа, а затем обратился к королям:

– Мы последуем за Педралоном.

Островитяне показали зубы. Они видели перед собой толпу и хотели немедленно драться. Но секундой позже, у них тоже не осталось выбора:

Старк схватил кожанный ремешок, на котором висела золотая пластина Дилбана:

– Ты хочешь получить этот город или нет?

Яростные глаза пронзили его. Поднялся костяной кинжал. Собаки предупреждающе зарычали. Старк приказал им молчать, по-прежнему сжимая ремешок.

– Так ты хочешь этот город?

Кинжал опустился.

– Да.

Старк повернулся и сделал знак своему отряду. Они бросились бежать с площади.

Толпа двинулась вперед, бросая камни и размахивая случайным оружием. Она окружила ирнанцев, которые построились в каре, чтобы защитить свои фланги и тыл. Железная стена пришла в движение. Подоспел первый отряд джубарцев с несколькими могучими сусмингами. Через несколько секунд на площади началась свалка. Толпа была зажата между дисциплинированными рядами новоприбывших и рядами наемников, бросившихся навстречу.

Педралон быстро вел Старка почти пустыми улицами к убежищу, куда женщины-бродяги приходили рожать и оставляли своих детей на воспитание Бендсменам. В окнах убежища показались встревоженные лица.

Захлопывались ставни, слышны были крики и жалобные вопли.

Позади убежища и высокого здания, где старые бродяги могли провести свои последние дни, стены Верхнего города примыкали к скалистому мысу. К скале прислонились склады. В глубине одного из них находилась узкая дверь, неизвестная никому, кроме преосвященных.

Педралон привел их в узкий коридор, похожий на крысиную нору, где приходилось идти гуськом. Потолок был так низок, что Старку и высоким ирнанцам надо было сгибаться чуть ли не вдвое.

– Это безумие, – сказал Дилбан, думая о своих людях, вытянувшихся в длинную бессильную линию. – А если на другом конце стражники?

– Собаки нас предупредят, – сказал Старк. – Давайте быстрее! – он обратился к Педралону:

– И много здесь таких тайных проходов?

– Множество. Дворцовые интриги существуют и у Бендсменов. Кроме того, монашеская жизнь надоедает, а никто не хочет быть замеченным.

Не было никаких ответвлений, не было риска заблудиться. Они шли быстро и дошли до высоких кривых ступеней. Лестница была так высока, что они задохнулись и с облегчением наконец вступили на ровную поверхность.

– Тихо, – предупредил Педралон.

Длинная цепь остановилась, включая и тех, кто еще был на лестнице и на нижнем уровне.

– Джерд!

– Бендсмены. Там. Ждут.

– Убить!

Где-то завопил человек.

Педралон шел, ощупывая в темноте стену. Открылась дверь. Старк и Собаки выскочили в обширный зал, наполненный пыльными ящиками, старой мебелью и мертвыми Бендсменами с бесполезным оружием в руках. Их было только двадцать, но этого было достаточно, чтобы защищать узкую дверь против обычных противников. К тому же, они даже не были уверены, что на них нападут.

Собаки быстро закончили свою работу. Волна людей влилась в зал.

– Нам нужно место, – сказал Халк. – Если они нападут на нас теперь…

Зал выходил в коридор двумя рядами дверей. Там они увидели несколько голубых, зеленых и серых ученических мантий, которые либо бежали, либо останавливались, чтобы встретиться лицом к лицу с нападавшими. Однако, сопротивление было чисто символическим.

Несколько людей Старка были оставлены для охраны коридора, пока подходили остальные островитяне. Авангард его отряда прошел через широкую дверь и очутился в большом широком дворе, где было легче построиться рядами. В высоких окнах, по всем трем сторонам, кричали Бендсмены, Старк слышал шум Верхнего города, всполошившегося, как птичник в минуту опасности.

Островитяне, своей кошачьей походкой собрали свои группы под эмблемой золотой головы. Они прошли через двор и вышли на площадь, куда сходились три улицы: узкие, зажатые между толстыми каменными стенами.

Одна из них была короткой и упиралась в портик какого-то административного здания. Другая, круто спускалась к большой площади за воротами. Третья, кончалась ступенями, поднимающимися к дворцу Двенадцати.

Площадь была заполнена Бендсменами. Главным образом, желтыми – низшего ранга.

За воротами стоял отряд наемников. Судя по их виду и снаряжению, они были собраны из разных отрядов. Старк не мог установить их число.

На ступенях дворца несли стражу другие наемники. За ними стояли ряды Бендсменов.

Старк обратился к четырем королям:

– Вот дверь вашего города, возьмите ее и держите.

– Мало славы для нас всех, – сказал Эюд презрительно. – А что будешь делать ты?

– Брать дворец.

– Хорошо, – сказал Эюд. – Пошли.

Наемники на ступенях крыльца включили в себя и отряд лучников.

Они перегородили улицу, по которой должны были идти наступающие. Эюд хотел броситься на них, но Старк удержал его. Дилбан, Дерик и Эстерн должны уже были быть на главной площади. Шум сражения за воротами покрывался шумом сражения внутри.

– Сначала поговорим, – сказал Старк Эюду.

Он взял щит одного из ирнанцев и пошел по ступеням, высоко подняв правую руку без оружия. На половине дороги он остановился и закричал:

– Одна армия в Нижнем городе, другая здесь. Вы защищаете погибшее дело. Сложите оружие.

– Нам заплатили золотом, – ответил капитан наемников. – Мы не можем изменить.

– Вы – честные люди, – сказал Старк, – и не дураки. Подумайте.

– Мы уже все обдумали, – возразил капитан.

И полетели стрелы.

Старк согнулся за щитом. Стрелы били и в его толстую кожу, свистели мимо ушей. Островитяне не издали ни звука, но одна из Собак зарычала и раздались крики между воинами племен и ирнанцами.

– Убейте! – крикнул Старк Собакам.

И они стали убивать, а дикари поднялись за Эюдом по ступеням с такой яростью, что чуть не растоптали Старка, который едва успел вытащить шпагу.

Другая волна стрел попала в первые ряды, но живые без колебаний бежали по телам упавших. Третьего полета стрел не было. Собаки были в ярости, глаза их горели, как злые звезды. Упали наемники, за ними Бендсмены. Кто сумел – бежал во дворец.

Старк с островитянами взломали дверь. В этом им помогли копья с костяныминаконечниками. Кровь брызгала на прекрасные ковры, на мраморные стены.

Из входа в зал на вершину вела великолепная лестница. Старк нашел Педралона и спросил:

– Где Ферднал?

Педралон показал на лестницу:

– Апартаменты Лордов Защитников этажом выше.

– Показывай дорогу!

Старк почти нес Педралона по лестнице. Собаки бежали впереди и Старку было неважно, идет ли кто-нибудь за ним. Но за ним шли Аштон, Халк со своей горсточкой ирнанцев, Себек и воины пустыни, а также те из островитян, которые не были заняты.

Они обнаружили многоцветные мраморные залы, превосходно отделанные, красивые окна, деревянные двери с пышной резьбой.

Бендсмены всех рангов пытались защитить эти залы от диких и окровавленных людей и их страшных Собак. Но они слишком долго жили спокойно, под защитой своей власти, на них никто и никогда не нападал, им не угрожали, их обожали, как полубогов, и когда произошло немыслимое, даже дети бросились на их двери, то они оказались беззащитными. И гордые Бендсмены дворца умирали как бараны под копьями варваров.

Педралон указал на массивную дверь в конце большого зала и сказал:

– Лорды там.

Но Джерд сказал:

– И Хан, Бендсмен. Там.

«Там» – был коридор сбоку, и образ Бендсмена, переданный собакой-телепатом, был образом Гельмара, некогда Первого Бендсмена Скэга.

– Он думает убить.

– Кого?

– Не существо. Вещь. Вещь странная. Не понять. Его разум думает: убить голос, который говорит.

Старк бросился к Эюду.

– Я хочу, чтобы Лорды Защитники были живы. Ты понял?

И он бегом бросился в коридор. Он увидел полу красной мантии, исчезнувшей за дверью.

– Там, – сказал Джерд. – Убить?

– Подожди…

Дверь была из темного полированного дерева, потемневшего с веками.

Она открывалась в маленькую комнатку с изумительной деревянной резьбой.

У стены стоял стол, на столе – некрасивый и неуместный здесь предмет – черный ящик с циферблатами и варньерами. Он выглядел грязным пятном на прекрасном столе, против резных панелей стен.

Перед ящиком стоял Гельмар, молотя рукояткой железной шпаги по циферблатам.

– Они не разобьются, – сказал Старк.

Гельмар нанес яростный удар по пластику.

– Пусть боги проклянут все эти вещи! И всех людей, которые их делали!

Он повернул шпагу против Старка.

– Оставьте его мне, – сказал Старк раздраженным Собакам.

В комнате было мало места, но много его и не требовалось. У Гельмара был один тонкий клинок, но всеми силами своей души Бендсмен желал только одного – убить Старка.

Удивленный силой нападения, Старк уклонился от дикой атаки.

Клинки столкнулись. Затем Старк вышиб оружие из рук Гельмара.

– В другой раз я не удержу Собак, – сказал он.

Кровь отхлынула от лица Гельмара. Оно стало бледным и бесстрастным, лицом человека, дошедшего до конца своего пути и знающего это. Он сказал совершенно спокойно:

– Во всяком случае, передатчик не принесет тебе никакой пользы, Ферднал уже говорил с кораблем. Корабль улетел и больше не вернется.

Джерд заворчал и передал, что Бендсмен лжет. Но Старк уже протянул руки к черному ящику.

– Тогда зачем ты так старался его сломать?

Гельмар не ответил.

Островитяне Эюда продолжали свой путь. Но товарищи Старка пошли за ним. Аштон подошел к передатчику. Отряды стояли в соседнем зале, дожидаясь атаки. Скоро откуда-то донеслись ужасающие звуки. Собаки Севера заскулили, ощетинившись, чувствуя себя неважно.

– Бендсмены, И Хан.

Они не знали личных имен Бендсменов, но очень хорошо отличали одного от другого и прекрасно знали Ферднала и Лордов Защитников.

Старк понял, что они приближаются.

– Там.

«Там» – это было за резной панелью, где виднелась дверь. Старк показал на нее.

– Халк, Тачвар, возьмите Собак. Я не доверяю островитянам.

– Почему ты так снисходителен к Лордам Защитникам? – спросил Халк.

– Это старики. И Аштон хочет воспользоваться ими.

Халк пожал плечами и вышел. Дверь выходила в маленький коридор. С ним вышли ирнанцы и Тачвар с Собаками, кроме Джерда и Грит. Они остались, угрожающе поглядывая на Гельмара.

В комнате стало очень тихо, только из черного ящика доносились звуки, громкие и пустые. Вечная болтовня миров, не дающая ничего ободряющего. Аштон осторожно поворачивал индикатор, монотонно повторяя свое имя и срочный код, прося ответа.

Ответа не было.

Гельмар улыбнулся.

– Когда вы говорили с кораблем?

– Три дня назад.

– Ложь, – сказал Джерд.

– Попытайся еще раз, Саймон.

Аштон начал снова.


***

За стенами, на равнине Гед Дарода, царил хаос. Уже не одну неделю люди врывались в город. Теперь они бежали обратно, таща раненых, больных, стариков, детей и мешки с добычей. Равнина почернела от узлов и людей, сваленных на землю.

Толпы людей все еще пребывали по дорогам паломников и сталкивались с беглецами, что добавило суматохи. Было совершенно ясно, что в Гед Дароде уже невозможно обрести никакой надежды.

У единственной крепко запертой двери ждала Сангалейн с Морном и стражниками-сусмингами. Неподалеку также ждали Фалларины, окруженные своими тарфами со шпагами в четырех руках. Тонкие ноздри Элдерика дрожали от отвращения перед тошнотворным запахом человеческой грязи и отходов, которые приносил ему теплый ветер. Время от времени он хлопал крыльями, приказывая ветру удалиться, но вонь и беспрерывные крики не уменьшались.

Клетект, моргая угловатыми веками, с безразличием глядел по сторонам. Его полосатый торс блестел на солнце как и длинная, широкая шпага, которую сильный человек не смог бы поднять. Он смотрел на адскую неразбериху на равнине без всякого интереса, с презрением, которое он испытывал к всем, кроме Фалларинов.

Через некоторое время он увидел что-то вдали и поднял выше свою круглую безволосатую голову. Затем он повернулся к Элдерику и сказал:

– Господин…

Элдерик взглянул – по дороге Бендсменов с севера шла страшная туча пыли.

Он подозвал Морна и показал ему на тучу.

– Предупреди Старка, если можешь. Извести также и Мастера Железа и своих капитанов.

– Враги это или помощь, предсказанная Мудрой женщиной?

Крылья Элдерика сухо щелкнули.

– Скоро узнаем.


***

В комнате заговорил голос. Он прерывался щелканием и свистом, но все-таки говорил:

– Аштон? Саймон Аштон? Но нам сказали, что вы убиты.

– Еще нет.

– А другой человек? Старк?

– Я здесь. Они вам сказали, что и я умер?

– Да, примерно час назад.

Старк посмотрел на Гельмара. Лицо Гельмара оставалось спокойным, как мрамор.

– Вам это сказал Ферднал, Лорд Защитник?

– Да. Нам запретили посадку. Зная, какая щекотливая ситуация на Скэйте… ну, поскольку вы оба умерли, мы подумали, что приземляться бесполезно. Мы хотели сменить орбиту, готовясь к прыжку. Еще минут двадцать и мы бы улетели.

– Оставайтесь на орбите над Гед Дародом, – сказал Аштон. Пот струился по его лицу. – Сейчас мы приготовим посадочную площадку и известим вас, когда будем готовы. Слушайте все время.

– Вас понял, – сказал голос.

Ящик замолчал. Аштон повернулся к своему приемному сыну. Они молча обнялись. Не было слов, которые они хотели сказать друг другу. Во всяком случае, слова тут были бесполезны.


***

Облако пыли на дороге Бендсменов остановилось. Пыль улеглась, пока вожди думали, что происходит в Гед Дароде. Вскоре ястребиный глаз Элдерика различил цветные группы: красную, пурпурную, зеленую, белую и коричневую. Это были выгоревшие кожанные плащи Людей в капюшонах. За ними еще большая масса зеленовато-золотого цвета окружала темные силуэты, взгромоздившиеся на высоких животных пустыни, как птицы, готовые взлететь.

Крылья Фалларинов вызвали приветственный вихрь, который поднялся высоко над равниной.


***

Шесть стариков в белом – Горел умер, и не было времени назначить его приемника – сидели в обширном высоком зале, окна которого выходили на пышные храмовые крыши. Звуки сражения смешивались с нежным звоном колокольчиков, густой дым затмил свет Старого Солнца.

Возле Лордов Защитников стояли пять Бендсменов в красном.

Остальные из Двенадцати умерли, защищая своих повелителей. Некоторые из этих пяти были ранены. Зал и его прихожая были завалены трупами.

Большинство из них были одеты в красные туники высшего ранга, но много было и зеленых, голубых, даже один в сером – юноша-ученик. Здесь развернулось наивысшее сопротивление Бендсменов. И теперь голые островитяне распахивали ногами трупы и не спускали маленьких безжалостных глаз с людей и Собак, которые запретили им дальнейшее убийство.

Собаки хмурились и поскуливали, опустив свои огромные головы. Они вспоминали туман и снега равнины Сердце Мира, где их жизнь была посвящена служению этим шестерым старикам.

– Где Ландрик? – спросил Педралон.

– Необходимо было найти твой передатчик, – ответил Ферднал. – Ландрик не пережил допроса.

Он все еще держался прямо и был спокоен, как всегда, по крайней мере, внешне. Он с отвращением смотрел на островитян. По отношению к другим его ненависть была еще более страшной. При виде Старка он не высказал ни страха, ни слабости, но выражение его лица нельзя было описать.

Гнев Педралона бил через край.

– Вы убили его. Из-за вас погибли сотни ваших поданных. И даже тогда, когда вас осадили ваши же собственные голодные дети, вы отослали корабль, который мог принести им спасение.

– Мы живем в эру перемен, – сказал Ферднал. – В эру Второй Миграции. Без изменников мы бы пережили все. Без изменников Гед Дарод никогда бы не был взят. Мы, как никогда, принесли бы спокойствие и порядок нашему миру. Мир стал бы поменьше, но это наш мир – Мать Скэйта, не загрязненный обычаями людей из других миров. – Он повернулся к Старку. – Не знаю, по каким причинам, но мы, кажется, потеряли милость Матери Скэйта, которую пытались уберечь. – Он помолчал, а потом добавил:

– Мы готовы умереть.

– Таково было и мое намерение, – сказал Старк. – Но Аштон оказался умнее меня.

С ледяной вежливостью Ферднал повернулся к Аштону, который много месяцев был его пленником в Цитадели Высокого Севера.

– Лорды Защитники поедут с нами на Пакс, – сказал Аштон. – Это будет лучшим доказательством, что на Скэйте начинается новая эра.

– Народ узнает, что нас к этому принудили. Он еще больше возненавидит инопланетян.

– Нет. Скоро начнут прибывать корабли с пищей и медикаментами.

Конечно, вы можете жаловаться совету на Паксе, но я сомневаюсь, что там одобрят то, что вы осудили на гибель половину вашего населения только ради того, чтобы сохранить вашу власть. Вы еще можете быть полезны вашему народу, помогая нам в организации распределения питания и организации транспортировки тех людей, которые захотят покинуть Скэйт.

Ферднал был ошеломлен.

– Вы не можете рассчитывать на нашу помощь.

– Черт побери! – взорвался Аштон. – Должен же кто-то кормить этих ленивых детей, которых вы развели! Их уже достаточно умерло по вашей вине!

Ферднал бесстрашно спросил:

– А если мы откажемся ехать? Вы отдадите нас этих?

И он кивком головы указал на покрытых потом островитян.

– Нет, – сказал Старк, – не им. Вашему собственному народу, Ферднал. Вашим проголодавшимся детям.

Ферднал склонил голову.

– Я предполагаю, что вы попросите нашей защиты, – сказал Аштон.

Ферднал отвел глаза. Его несгибаемые плечи наконец слегка поникли.

– Наши склады пусты, – сказал он. – Мы отдали им все. Но они нам не поверили.


Глава 27

С прибытием армии с севера, сражение в Гед Дароде быстро закончилось. Островитяне заняли Верхний город. Оставшиеся в живых Бендсмены присоединились к массе беженцев на равнине. Они содрали свои мантии и выбросили жезлы, чтобы их не узнали.

Большая часть Нижнего города была в пламени. Там почти ничего нельзя было сделать. Патрули ходили по улицам, где еще можно было пройти и производили расчистку. Им помогали отряды наемников, которые, после зрелого размышления, решили сменить поле битвы. На этот раз Кадзимни из Изванда обогатился и еще кое-чем кроме ран. Он и его люди первыми бросились грабить храмы.

Патрули пренебрегли узким проходом возле храма Темной Богини.

Храм был подожжен молодой женщиной с длинными волосами, которая задумчиво сидела на обжигающем ветру. Теперь на ее теле не было никакой росписи. Она исхудала. Ее волосы были спутаны. Глаза – зеркало души – были пусто. Бендор ее бросил, но это ее не беспокоило – у бродяг это было обычным делом. Она потеряла веру в непоколебимую мощь Лордов Защитников, но не могла представить себе мир без них и не желала больше жить.

Ее погубил Темный Человек. Она все время видела перед глазами его лицо: странное, привлекательное, пугающее. Она все еще чувствовала силу его рук. Вероятно, Бендор был прав: может быть, она и на самом деле любила Старка. Она не знала. Она слишком устала. Слишком устала, чтобы двигаться, даже когда пламя горящего храма окружило ее.


***

Через двадцать четыре часа положение на равнине было стабилизировано. Большинство здоровых людей бежало на юг, где была надежда найти пропитание. Те, кто не мог бежать, были собраны в лагеря под управлением Сангалейн. Множество джубарцев и Сусмингов поехало обратно в Скэг. В нужное время все туда вернутся, чтобы присмотреть за рыбными промыслами и космопортом, который надо будет отстраивать.

Воины пустыни и Фалларины последовали за ними: на этот раз сам Элдерик поведет делегацию на Пакс. Морн и госпожа Сангалейн поедут, как и раньше, с Педралоном, Себеком и другими вождями Людей в капюшонах, включая одного из последних Очаров. Мастер Железа, опробовав землю Гед Дарода и не обнаружив в ней никаких минералов, объявил, что станет искать место для новых кузниц среди звезд. Кадзимни, скрепя сердцем, тоже высказался за отъезд. Где-нибудь во вселенной, может быть, найдется другое море Сковра где его народ построит другой Изванд, в сухом и чистом холоде, который делает людей сильными.

Тачвар ласкал своих Собак. Он возмужал и похудел с тех пор, как Старк нашел его на псарнях Юронны, но плакать еще мог, и плакал.

– Я хотел бы идти за тобой, Старк. Но теперь я Хозяин Собак. Я не могу их бросить. Я найду какое-нибудь место, остров, где они не смогут никому вредить. И они мирно проживут там остаток своей жизни. А затем, может быть, я присоединюсь к тебе.

– Конечно, – сказал Старк, зная, что Тачвар не сделает этого.

Джерд и Грит прижались к нему. – Я возьму с собой этих двоих, Тачвар.

Они не согласятся, чтобы я их оставил. Но пока береги их для меня. У меня еще есть кое-какие дела.

Собаки протестовали, но он оставил их и пошел с Аштоном до дворца Двенадцати, ставшим теперь дворцом четырех королей.

Аштон наладил связь с командиром звездолета.

– Вы можете приземляться, когда вам будет удобно.

– Мы сейчас на темной стороне. На заре приземлимся.

– Любой провиант, который вы сможете доставить, будет очень нужен здесь.

– Мы сейчас этим займемся. Не очень много, но все-таки кое-что будет. Да… Я думаю, вам и Старку будет приятно узнать, что Пенкавр и его бандиты были перехвачены крейсерами Галактического Союза в созвездии Геркулеса. Они отчаянно защищались, но крейсера имели преимущество в вооружении. Пенкавр погиб.

– Спасибо за приятную весть, – сказал Аштон.

Старк был удовлетворен, но не более. К усталости от всех долгих месяцев пребывания на Скэйте добавилась теперь более кратковременная, но более сильная усталость от боев и недостатка сна. Радость победителя тускнела от боли, которая не покидала его с тех пор, как Старое Солнце разожгло пламя на вершинах Джубара.

Он обратился к Ирнанцам, несущим стражу возле передатчика:

– Найдите Халка. Я буду ждать его в крайнем дворе.


***

Три Королевы сияли в небе, а под арками горели лампы. В городе было спокойно. Воздух был тяжелым из-за дыма, поднимавшегося от развалин Нижнего города.

Пришел Халк. Рукоятка его огромной шпаги блестела за его левым плечом.

– Не вижу твоих стражей, Темный Человек.

– Они с Тачваром. Если ты меня убьешь, они получат приказ отпустить тебя с миром.

Халк поднял руку и погладил темную рукоятку.

– А что, если ты меня убьешь, Темный Человек? Кто соберет народ Ирнана, чтобы добраться до кораблей? – Он вытащил шпагу из ножен и с силой снова вложил обратно. – У меня много дел и я не могу рисковать бедующим, только ради того, чтобы убить тебя. К тому же, я думаю, что твоя рана куда глубже любой из тех, что я мог бы тебе нанести. Пусть она с тобой и останется.

Он повернулся и ушел.

Последняя из Трех Королев исчезла на западе. Был час темноты, когда сон всего глубже. Но Харгот, король Жатвы, не спал.

Его народ разбил лагеря на холмах над огромной равниной. На равнине горел город. Харгот не хотел приближаться к нему, потому что этот вид насилия ему не нравился. Однако, когда он бросил косточки Весеннего Ребенка, они упорно три раза рассказали на дым.

Харгот был возбужден и встревожен. Кровь пульсировала в его худом теле. Он неподвижно стоял и ждал, сам не зная чего, зная только, что если его ожидание оправдано, то перемена будет огромной и вечной.

Тьма растаяла. Старое Солнце пролило свой медный свет на склон.

Люди Башен начали просыпаться. Харгон приказал им молчать. Его бледные глаза, блестевшие из-под маски, были устремлены в небо.

Сначала возник грохот, страшный и великолепный. Гром гремел с медного неба. Стала спускаться огромная масса, с королевской ловкостью сидя верхом на огненной колонне. Земля дрогнула под ногами Харгота. В его ушах били молоты. Затем гром и пламя исчезли. На равнине Гед Дарода стоял корабль. Даже неподвижный он, казалось, был готов снова взлететь к звездам.

– Вставайте, – сказал Харгот своему народу. – Вставайте и идите.

Долгое ожидание пришло к концу. Дорога к звездам открыта.

Он повел народ Башен к равнине, распевая гимн освобождения.

Старк услышал пение, увидел длинную серую вереницу и быстро отдал приказ, чтобы на нее не нападали.

Из корабля выгрузили провиант и на борт начали подниматься пассажиры: кто по своей воле, а кто нет. Гельмар был между Бендсменами в красном которые ехали вместе с Лордом Защитником, чтобы служить им. В это время Старк вместе с двумя Собаками пошел встречать короля Жатвы.

– Вот видишь, – сказал он, – я действительно был человеком пророчества. Ты хочешь подняться на борт корабля?

– Нет, – сказал Харгот. – Я останусь со своими людьми до тех пор, пока мы не сможем уехать вместе. Но двое моих жрецов поедут защищать наше дело. – Он сделал знак, подошли два худых человека. Потом он посмотрел на Старка. – Что стало с женщиной с солнечными волосами?

– Пророчество, которое ты сделал в Тире, исполнилось, – сказал Старк.

В сопровождении двух жрецов, Джерда и Грит он пошел к кораблю.

Аштон ждал его в шлюзе. Они вместе вошли внутрь. Щелкнула внешняя панель. Почва снова задрожала в громе и пламени. Сверкающий гребень пронзил небо.

Тусклым и встревоженным взглядом Старое Солнце следило за исчезновением корабля.

Ли БРЕКЕТТ ДОЛГОЕ ЗАВТРА

Ни большой город, ни город маленький, ни группа людей свыше тысячи, равно как группа строений свыше двух сотен, не могут более существовать где бы то ни было на территории Соединенных Штатов Америки.

Конституция США, 30-я поправка

Часть 1

Сидя в тени у стены конюшни, Лен Колтер задумчиво жевал кукурузную лепешку со сладким маслом и думал о предстоящем грехопадении. Все свои четырнадцать лет он провел на ферме в местечке Пайперс Ран, где возможностей согрешить по-настоящему было не так уж много. Но сейчас на Кэнфилдской ярмарке, в тридцати милях от Пайперс Рана, перед ним открылся мир, полный ярких соблазнов и шумных развлечений. Именно здесь Лен Колтер должен был самостоятельно принять первое в жизни серьезное решение.

Решиться на это, оказывается, не так просто.

— Отец изобьет меня до смерти, если узнает.

— Чего боишься? — кузен Исо смотрел с осуждением.

Три недели назад ему исполнилось пятнадцать, а это означало, что он не должен больше ходить в школу с детьми. Значительная перемена в жизни Исо произвела на Лена огромное впечатление. Исо был гораздо выше кузена, руки его постоянно что-то искали, а глаза искрились и сияли, словно у беззаботного жеребенка, который все время ищет что-то, не зная толком, что именно, и, наверное, поэтому не может найти.

— Ну? — повторил вопрос Исо. — Так ты боишься?

Лену очень хотелось солгать, но он знал, что одурачить Исо не так-то просто. Он смущенно поежился, сунул в рот последний кусочек лепешки, облизал пальцы и сказал:

— Да.

— Ха, — Исо смерил его презрительным взглядом, — а я — то думал, ты уже вырос. Да ты, оказывается, должен еще целый год сидеть дома с детьми. Подумать только, испугаться порки!

— Да, но недавно меня уже пороли, и если ты думаешь, что отец плохо с этим справляется, можешь как-нибудь попробовать. А я, между прочим, уже два года, как перестал плакать. Ну, почти перестал.

Лен был крепким, стройным мальчиком с серьезным лицом. Одежда его состояла из домотканых штанов, грубых ботинок, покрытых толстым слоем пыли, и домотканной рубашки с узким воротничком неопределенного цвета. Его русые волосы были ровно и коротко острижены на затылке и чуть выше бровей.

Объединенные единой верой, нью-меноннайтцы, к которым принадлежал Лен, — носили коричневые шляпы, чтобы их легко можно было отличить от олд-меноннайтцев, носивших черные шляпы. Всего двумя поколениями раньше, в XX столетии, существовали только олд-меноннайтцы, и было их всего несколько десятков тысяч. Считалось, что они — люди странные и непонятные. Да и трудно было думать по-другому: в век прогресса, когда развитие цивилизации достигло своего пика, эти люди упорно ходили за плугом, не имея ни машин, ни больших городов. Но когда пали города, в новом, изменившемся мире люди поняли, что только этот народ по-настоящему приспособлен к выживанию, слились с ним, и численность меноннайтцев достигла нескольких миллионов.

— Нет, — медленно произнес Лен, — я вовсе не боюсь порки. Все дело в отце. Ты ведь знаешь, что он думает об этих проповедях. Мне запрещает отец, тебе — дядя Дэвид, и я совсем не хочу выводить их из себя, да еще по такому поводу.

— Все, что он может сделать, — это высечь тебя.

— Да, но и это немало, — Лен покачал головой.

— Ладно, оставайся, раз уж так боишься.

— А ты точно пойдешь туда?

— Точно, и прекрасно обойдусь без тебя.

Исо прислонился к стене, всем своим видом показывая, что присутствие Лена ему безразлично. Лен носком ботинка вычерчивал в пыли неглубокие бороздки и продолжал размышлять. Теплый тяжелый воздух был пропитан запахом дыма, пищи и животных. Откуда-то доносились голоса, много голосов, слившихся воедино и превратившихся в нестройный шум, напоминавший жужжание роящихся пчел или дуновение ветерка в роще. Казалось, весь мир разговаривал.

— Они падают на землю, катаются и визжат, — вдруг сказал Исо.

Лен почувствовал волнующий холодок внутри и глубоко вздохнул. Во все стороны, насколько хватает глаз, простиралась необъятная рыночная площадь, переполненная фургонами и повозками, людьми и животными. Подходил к концу последний день ярмарки. Еще одна ночь опускалась на землю, скованная сентябрьским холодом, удивительная ночь с кострами, ярко и загадочно пылающими в темноте, и людьми, дремавшими вокруг них. А завтра фургон Лена с грохотом двинется домой, в Пайперс Ран, и пройдет целый год, прежде чем Лен сможет снова вернуться сюда. А может быть, ему вообще не суждено больше увидеть ярмарку. Ведь к следующему году он запросто может сломать ногу, или отец оставит его дома помогать бабушке присматривать за скотом, как в этом году пришлось брату Джеймсу.

— И женщины тоже, — произнес Исо.

Лен насторожился:

— Откуда ты знаешь? Ведь ты ни разу не был там!

— Зато я слышал!

— Женщины, — прошептал Лен.

Он закрыл глаза и увидел странную картину: огромные дымящиеся костры среди всеобщего неистовства, и какая-то фигура, очень похожая на маму, в капоре и пышных домотканых юбках, каталась по земле и била ногами, совсем как малышка Эстер, когда на кого-нибудь злится.

Он поднялся, глядя на Исо:

— Я пойду с тобой.

— Вот и хорошо, — Исо заметно повеселел, тоже встал на ноги и протянул Лену руку. Тот, улыбнувшись, пожал ее. Сердце его громко стучало, в душу закралось чувство вины, будто отец стоял за спиной и слышал каждое слово их разговора. В этом тоже было что-то волнующее. Откуда-то появилось чувство уверенности в себе, внезапно Лену показалось, что он вырос сразу на несколько дюймов, а взгляд Исо выражает одобрение и уважение.

— Когда мы пойдем? — спросил Лен.

— Попозже, когда станет совсем темно. Я дам тебе знать.

Фургоны братьев Колтер стояли совсем рядом, и мальчики без особого труда могли общаться в любое время.

— Я притворюсь спящим, но не усну.

— Да уж, не стоит Смотри же, не проболтайся, Ленни, — Исо так сильно сжал его руку, что хрустнули суставы пальцев.

— Ты все еще считаешь меня ребенком? — сердито надув губы, произнес Лен.

Исо усмехнулся.

— Ну конечно же, нет. Значит, договорились. А теперь пойдем посмотрим лошадей. Я хочу кое-что посоветовать отцу по поводу вон той черной кобылы, которую он собирается купить.

Они медленно зашагали вдоль стены конюшни. Эта конюшня была самой большой из всех, которые когда-либо приходилось видеть Лену, почти в пять раз длиннее, чем в Пайперс Ране.

Старая, залатанная в нескольких местах деревянная обшивка не имела определенного цвета, и ее трудно было назвать даже серой, но то здесь, то там все еще проглядывали расплывчатые пятна красной краски, которой много лет назад выкрасили старое дерево. Лен взглянул на стену, затем на ярмарочную площадь, закрыл глаза и с такой силой придавил их пальцами, что все вокруг закачалось и задрожало.

— Что ты делаешь? — нетерпеливо допытывался Исо.

— Я пытаюсь увидеть.

— Что можно увидеть с закрытыми глазами? И вообще, что ты имеешь в виду?

— Да ничего, я только хочу представить, как выглядели дома, когда их красили. Мне говорила об этом бабушка, она была тогда еще маленькой.

— А я тоже слышал об этом. Одни дома были красными, другие — белыми.

Исо последовал примеру Лена. Голова закружилась, навесы и палатки стали расплывчатыми, но все равно бесцветными.

— А ну их, эти крашеные дома! — Лен решительно оставил свое занятие, — зато у них не было таких больших ярмарок!

— Не говори ерунды! Помнишь, бабушка рассказывала, что людей тут собиралось больше миллиона, а автомобилей или машин — как они их там называли? — уж точно был миллион. Их выстраивали в ряды, и они так блестели на солнце, что было больно глазам. Представляешь, миллион машин!

— Этого не может быть! А где же они, по-твоему, ночевали?

— Глупый, им не нужно было ночевать. Бабушка рассказывала, что они добирались до Пайперс Рана меньше чем за час и в тот же день возвращались назад.

— Я и сам прекрасно помню, что говорила бабушка, — произнес задумчиво Лен. — Но неужели ты веришь в эти сказки?

— Ну, конечно, верю, только это вовсе не сказки! — в глазах Исо появились живые огоньки. — Как бы мне хотелось родиться в то время! Сколько всего я мог бы сделать!

— Например?

— Например, водить одну из тех машин, быстро-быстро. А может быть, даже летать!

— Исо, — Лен внутренне содрогнулся, — постарайся-ка лучше, чтобы твой отец никогда не услышал об этом!

Исо немного покраснел и пробормотал! что совсем не боится отца, однако украдкой огляделся по сторонам. Они завернули за угол. Над дверью конюшни едва видны были четыре цифры из кусочков дерева: единица, круглая и толстая девятка, пятерка без маленькой перекладинки и двойка. Исо объяснил, что эти цифры обозначают год, в котором построили конюшню, и что в то время не было на свете даже бабушки. Слова Исо заставили Лена подумать о молитвенном доме в Пайперс Ране. Бабушка все еще называет его церковью. Там тоже есть цифры — единица, восьмерка, четверка и двойка, надежно укрытые в зарослях сирени. Кажется, тогда вообще не было меноннайтцев. Лен встряхнул головой, пытаясь преодолеть чувство тленности мира.

Мальчики принялись со знанием дела рассматривать лошадей, обсуждая загривки и берцовые кости и стараясь держаться в стороне от небольших групп людей с неспокойными, бегающими глазами, видневшихся тут и там перед ярмарочными палатками. Почти все они причисляли себя к нью-меноннайтцам, но выделялись среди ярмарочной толпы ростом и длинными роскошными бородами. Лишь немногие носили бакенбарды.

Сгорая от любопытства, Лен исподтишка поглядывал на них. Трудно было представить, что эти люди и другие, похожие на них, тайно встречались в полях и лесах, молились, визжали, катались по земле. Он слышал слова отца: “Религия и принадлежность к секте — личное дело каждого человека. Но эти люди не принадлежат к секте и не имеют религии. Это толпа, толпа страшная и жестокая, в которой горстка коварных полусумасшедших натравливают людей друг на друга”.

Когда Лен пытался продолжить расспросы, отец становился угрюмым и отвечал: “Я запрещаю тебе ходить туда, вот и все. Ни один по-настоящему верующий не станет принимать участие в этих оргиях”. Теперь Лен начал кое-что понимать. Не удивительно, что отец не хотел разговаривать обо всех этих женщинах, катающихся по земле. Возможно, у них даже видны нижние юбки. Волна нетерпения захлестнула Лена, ему ужасно захотелось, чтобы скорее наступила ночь.

Исо решил, что шея черной кобылы, на первый взгляд, слишком тонка, но она, наверное, будет хороша в упряжке, хотя он предпочел бы гнедого жеребца в самом начале ряда. Ведь он запросто потянет повозку. Но приходится все время думать о женщинах, которым нужна объезженная и спокойная лошадь. Лен согласился с этим, они вышли из конюшни, и Исо захотел взглянуть, как управляются с коровами отец и дядя Дэвид. Лен обнаружил, что ему совсем не хочется встречаться с отцом прямо сейчас и предложил спуститься вниз, к фургонам торговцев. А коров можно увидеть когда угодно. То ли дело торговцы! Один-единственный приезжает в Пайперс Ран три раза за все лето, а тут их сразу девятнадцать.

— Кроме того, — с нотками алчности в голосе сказал Лен, — мистер Хостеттер даст нам еще сахарных орешков.

— Вряд ли, — Исо неохотно последовал за Леном.

Торговые фургоны выстроились в ряд под длинным парусиновым навесом, внутри висели всевозможные безделушки. Казалось, это и не фургон, а сумрачная, благоухающая пещера на колесах.

Лен глядел на все широко раскрытыми глазами. Нет, для него это не просто фургоны торговцев. Это большие корабли, приплывшие из далеких стран. Ему приходилось слышать обыденные разговоры торговцев. Именно оттуда почерпнул он размытые картинки огромного, бесконечного мира, в котором не было больше городов, а лишь зеленая, плодородная, богатая земля. Только несколько стариков помнили о загадочных городах, которых так много было до Разрушения.

Воображение Лена рисовало неясные очертания далеких земель, о которых говорили торговцы: маленькие поселения моряков и рыбацкие деревушки на побережье Атлантики, лесопилки в Апаллачах, бесконечные земли нью-меноннайтцев, южные охотники и горные фермеры, величественные реки, текущие к западу, баржи и лодки, ковбои и ранчо, стада диких животных, высокие горы и равнины, и дальше, к западу, опять море. Земля, такая же необъятная, как много столетий назад, и по ее пыльным дорогам через эти сонные деревушки катились фургоны торговцев, отдыхали и вновь продолжали свой нелегкий путь.

Фургон мистера Хостеттера был пятым по счету, и Лен очень хорошо знал его, потому что Хостеттер заглядывал в Пайперс Ран каждую весну по пути на север, а затем каждую осень по пути на юг. В Пайперс Ран приезжали и другие торговцы, но лишь иногда, случайно, а к мистеру Хостеттеру настолько привыкли, что стали считать его местным, хотя родился он где-то в Пенсильвании. У него тоже была роскошная борода и носил он коричневую шляпу, не пропускал ни одной субботней молитвы. Лен был сильно разочарован, когда мистер Хостеттер сказал ему, что место, где он родился, мало чем отличается от Пайперс Рана, кроме разве что высоких гор вокруг, и это никак не вязалось с таким таинственным названием, как Пенсильвания.

— Можно, — задумчиво произнес Лен, возвращаясь к мысли об орешках, — предложить напоить и накормить его лошадей. Просто так, он, конечно, может и не дать, но если поработать…

— Что ж, попробуем, — Исо пожал плечами.

Длинный навес, открытый спереди и защищенный от дождя сзади, был разделен на палатки для каждого фургона. После двух с половиной дней ярмарки фургонов оставалось не так уж много, но женщины все еще спорили о цене на медные чайники и ножи, кованные в кузницах восточных деревень, на рулоны ситца, привезенные с юга, и часы из Новой Англии. Лен знал, что большая часть упакованных сахарных орешков давно продана, но надеялся, что мистер Хостеттер все же приберег что-нибудь для старых друзей.

— Смотри-ка, — сказал Исо.

В опустевшей палатке мистера Хостеттера не было ни души.

— Все продано.

Насупившись, Лен уставился на палатку.

— Его лошади все еще голодны, не так ли? А может, мы поможем ему загрузить фургон? Пойдем, поищем его.

Они вышли в дверной проем в задней части палатки и, пройдя пригнувшись под откидной доской повозки, очутились по другую сторону навеса. Огромные шестидесятидюймовые колеса с железными ободьями были ростом с Лена, а вверху, как облако над головой, неясно вырисовывалась надпись: “Эдв. Хостеттер, распродажа товаров”, выведенная когда-то четкими буквами, теперь посеревшими от солнца и дождя.

— Он здесь, — сказал Лен, — я слышу его голос.

Исо кивнул. Они прошли мимо переднего колеса. Голос мистера Хостеттера доносился с другой стороны фургона.

— Ты сошел с ума, — говорил он, — я же тебе объясняю, что…

Его речь прервал другой голос:

— Да не волнуйся так, Эд. Все будет в порядке. Я должен только…

Завидев мальчиков, незнакомец остановился на полуслове. Через плечо мистера Хостеттера Лен и Исо увидели высокого, худого парня с длинными рыжими волосами и окладистой бородой, одетого в одежду из кожи. Он тоже был торговцем откуда-то с Юга, и Лен уже встречал его здесь. Вывеска на его фургоне гласила: “Уильям Соумс”.

— А это что за компания? — казалось, он не имел ничего против присутствия мальчиков, но тут к ним повернулся мистер Хостеттер. Он был неуклюжим плотным мужчиной с бронзовой от загара кожей и ясными голубыми глазами. В рыжеватой бороде по обеим сторонам губ четко обозначились две серебристые полоски. Движения его всегда медленные и спокойные, на лице дружеская улыбка. Теперь, быстро обернувшись, он не улыбался, и, встретившись с ним глазами, Лен застыл на месте, как вкопанный. Он уставился на мистера Хостеттера так, словно видел его впервые, настолько враждебным и странным был его взгляд.

— Мне кажется, они чем-то заняты, Лен, — пробормотал Исо. — Лучше пойдем отсюда.

— Что вам здесь нужно? — строго спросил мистер Хостеттер.

— Ничего, — пролепетал Лен, — мы только подумали, может быть…

— Может быть, что?

— Может быть, вы позволите нам накормить лошадей.

Исо схватил Лена за руку.

— Он только хотел попросить немного сахарных орешков. Вы знаете, эти дети… Пойдем, Лен.

Соумс рассмеялся:

— У него их больше нет, но я могу предложить вам пеканов. Это тоже неплохо.

Он сунул руку в карман, вытащил с полдюжины орешков-пеканов и отдал их Лену.

— Спасибо, — сказал Лен, с недоумением глядя то на него, то на мистера Хостеттера, который спокойно произнес:

— О моих лошадях уже позаботились. А теперь марш отсюда, ребята.

— Да, сэр, — Лен и Исо не заставили его повторять дважды и быстро убежали. За углом они остановились и разделили орешки.

— Что это с ним? — спросил Лен, имея в виду мистера Хостеттера. — Он был до такой степени ошарашен, будто старый жеребец вернулся на ферму и заржал на него.

— Да ну его, — сердито бросил Исо, очищая орех от тонкой коричневой кожицы. — Скорее всего, он обсуждал с этим иностранцем какую-то торговую сделку, вот и все.

Исо был зол на Хостеттера и больно толкнул Лена: — А все ты со своими орешками! Идем домой, скоро ужин. Или ты забыл, куда мы собрались сегодня ночью?

— Нет, — ответил Лен, вновь охваченный восторженным трепетом, — я не забыл.

Часть 2

Этот восторженный трепет и разбудил Лена, спавшего под своим фургоном. Прохладный воздух, теплое одеяло. Глаза Лена слипались, все вокруг казалось неясным и далеким, погруженным в приятный полумрак. Вдруг Лен вздрогнул и окончательно проснулся, вспомнив Исо и проповедь.

Лен услышал дружный храп отца и матери, спящих в фургоне наверху. Ярмарочная площадь стала совсем темной, лишь два—три уголька все еще тлели в погасших кострах. Казалось, все успокоилось. Но вот зашевелились лошади, позвякивая упряжью. Мимо, стуча колесами, проехала легкая повозка, где-то вдалеке груженый фургон с глухим скрипом продолжал свой путь, доносилось ржание лошадей, тащивших его. Странные люди, не похожие на нью-меноннайтцев, одетые в одежду из оленьей кожи, как и тот рыжий торговец, которого они встретили у Хостеттера, под покровом темноты направлялись к месту проповеди. Лен уже совсем проснулся. Он прислушивался к топоту невидимых копыт и скрытых темнотой колес, и поймал себя на мысли, что ему совсем не хочется никуда идти.

Лен сел под фургоном, скрестив ноги и накинув на плечи одеяло. Исо еще не было видно. Лен посмотрел в сторону фургона дяди Дэвида, надеясь, что Исо не проснется. Ведь идти нужно так далеко, было темно и холодно, их почти наверняка поймают и вернут домой. За ужином Лена не оставляло чувство вины, и он не мог заставить себя взглянуть в глаза отца, зная, что его замыслы отражаются в глазах, как в зеркале. Но отец ничего не заметил, и Лену неожиданно стало еще хуже. Отец настолько доверял ему, что никогда не стал бы за ним следить.

Под фургоном дяди Дэвида что-то зашевелилось, и Лен увидел выползавшего на четвереньках Исо.

“Я все скажу ему, — подумал Лен. — Я скажу, что никуда не хочу идти”.

Исо подполз ближе. Он улыбался, и, казалось, глаза его искрились в темноте, как догорающие угольки. Он наклонился совсем близко к Лену и прошептал:

— Они все уснули. Сверни свое одеяло, будто ты здесь.

“Я не пойду”, — думал Лен, но никак не мог заставить себя произнести это. Он покорно свернул одеяло и осторожно проскользнул в темноту вслед за Исо.

Как только они потеряли фургон из виду, Лен вздохнул свободнее. Темнота была полна таинственного волнения, и Лен чувствовал его. Сладок вкус запретного плода, и звезды никогда не сияли так ярко.

Осторожно передвигаясь в темноте, мальчики вышли на открытую дорогу и побежали, повинуясь какому-то неясному зову. Телега с высокими колесами проехала мимо них, лошадь легко и быстро стучала копытами, и Исо, задыхаясь, закричал:

— Догоняй, догоняй!

Смеясь, они побежали быстрее, через несколько минут покинули ярмарочную площадь и выбежали на широкую дорогу. Дождя не было около трех недель, и пыль, поднятая в воздух колесами проезжающих фургонов, не успевала оседать. Упряжка лошадей неясно вырисовывалась в этой неосевшей пыли, громадная, похожая на призрак; взмыленные лошади трясли головами, стряхивая пену. Лошади тащили фургон, парусиновый навес которого был откинут, им правил грузный, похожий на кузнеца человек с большими, толстыми руками и короткой русой бородкой. Позади него сидела полная краснощекая женщина. Юбки ее развевались, а на голове вместо привычного капора был какой-то странный лоскут. Из-под навеса с любопытством выглядывало несколько желтоголовых ребятишек. Исо стремглав бежал за фургоном, что-то выкрикивая, Лен чуть отстал от него. Незнакомец натянул поводья, осадил лошадей и с недоумением взглянул на мальчиков. Краснощекая женщина тоже увидела их, и оба рассмеялись.

— Ты только погляди, — сказал он, — маленькие плоские шляпы. Куда это вы собрались одни, без мамы, маленькие плоские шляпы?

— Мы идем послушать проповедь, — сказал Исо, рассердившись на “плоские шляпы”, и еще больше на “маленькие”, не настолько, однако, чтобы упустить такую возможность. — Можно мы поедем с вами?

— А почему бы нет? — сказал мужчина и снова рассмеялся. Затем он что-то пробормотал о самаритянах, Лен толком не понял, что именно, потом еще какую-то чушь о том, что нужно внимать Слову, и велел им поскорее влезать в повозку, потому что они могут опоздать.

Лошади ни на минуту не останавливались, и мальчики изо всех сил старались не отстать, спотыкаясь о засохшие комья грязи. Они вскарабкались на подножку и прыгнули на солому. Мужчина прикрикнул на лошадей, которые тотчас ускорили бег, фургон, грохоча и постукивая, покатился быстрее, и дорожная пыль беспрепятственно проникла сквозь щели в полу в пыльную солому. Семеро ребятишек и большая собака круглыми глазами уставились на мальчиков. Самый старший сказал:

— Посмотрите на их смешные шляпы, — и все семеро покатились со смеху.

— А тебе что за дело? — рассердился Исо.

— Это наш фургон, вот что за дело, а если тебе не нравится, то можешь уходить, откуда пришел.

И они продолжали потешаться над их одеждой, а Лен злился. Босоногие, оборванные ребятишки от души потешались над своими гостями. А Лен и Исо старались не обращать внимания на их насмешки: четыре мили пешком — слишком длинный путь для ночной прогулки.

Дружелюбная собака тут же облизала их с головы до ног и смирно сидела рядом до тех пор, пока они не покинули фургон.

Лен представил, как эта полная женщина будет кататься по земле, и ее муж вместе с ней. Подумав о том, как глупо они будут выглядеть, Лен захихикал и сразу перестал злиться на желтоголовых ребятишек.

Наконец они выехали на огромное поле, оканчивающееся возле небольшой речушки с низкими берегами. Во время засухи река обмелела, и сейчас была не более двадцати футов шириной. Лен отметил, что народу здесь не меньше, чем на ярмарке. Люди собрались в центре, расставив вокруг повозки. Один из самых больших фургонов с отвязанными лошадьми стоял чуть встороне, ближе к речке. Все, как один, будто завороженные, смотрели на человека, возвышавшегося на этом фургоне, освещенном пламенем огромного костра. Черная, как вороново крыло, борода доходила ему почти до пояса и развевалась, когда человек оборачивался или вскидывал голову. Пронзительный и необыкновенно высокий голос не вязался с тем, как четко и убедительно произносил он каждое слово. Казалось, короткие веские предложения вонзаются в воздух и доходят до каждого слушателя.

Прошла минута, прежде чем Лен осознал, что этот человек читает проповедь. Происходящее совсем не было похоже на субботние молитвы в Пайперс Ране, где каждый мог подняться и говорить с Господом или о Нем. Лен пристально всматривался в темноту, высунувшись из фургона. Задолго до того, как колеса полностью прекратили вращение, Исо подтолкнул кузена: “Пойдем!” и соскочил на землю, минуя подножку. Лен последовал за ним. Хозяин что-то сказал им вслед о Слове, а семеро ребятишек состроили рожицы.

— Спасибо вам большое, — вежливо сказал Лен и убежал, догоняя Исо.

Исо прошептал:

— Думаю, мы сможем пробраться ближе, только постарайся не шуметь.

Лен кивнул. Они поспешно обошли повозки и увидели каких-то людей, явно предпочитавших остаться незамеченными. Они стояли среди фургонов, не пытаясь приблизиться к толпе, и их силуэты четко вырисовывались на фоне костра. Некоторые были без шляп, но их выдавали покрой одежды и волосы. Так же, как Лен и Исо, они были нью-меноннайтцами. Лен догадывался, каково им сейчас. Ему и самому не очень-то хотелось быть узнанным.

По мере того как мальчики приближались к реке, голос проповедника становился все громче, в нем было что-то резкое и волнующее.

— …обратились в чужую веру. И вы об этом знаете, друзья мои. Вам рассказывали отец и мать, ваши деды исповедовали ее. В сердцах людей зарождались порок и богохульство, и вожделение…

Лен содрогался от волнения. Он осторожно пробирался между колес и лошадиных ног, с трудом сдерживая дыхание. Наконец мальчикам удалось найти подходящее укрытие между колесами одной из повозок, и теперь от проповедника их отделяло всего несколько ярдов.

— Они испытали вожделение, братия, вожделение ко всему новому и непонятному. И увидел это Сатана, и ослепил глаза их, небесные глаза души, и предались они удовольствиям, душу разлагающим, словно дети малые несмышленные. И забыли Господа нашего.

Стенания волной прокатились над теми, кто сидел на земле. Лен судорожно вцепился двумя руками в деревянные колесные спицы, просунув между ними голову.

Проповедник приблизился к самому краю фургона. Ночной ветерок играл его бородой, длинными волосами, а позади горел костер, выстреливая дым и искры. Глаза человека горели, и он повторил, до крика повысив голос:

— Забыли Господа!

И вновь рокот и стенания. Сердце Лена бешено стучало.

— Да, мои братия. Они забыли. Но забыл ли Господь о них? Нет, повторяю вам! Он не оставил их. Он видел все их прегрешения. Он видел, что дьявол завладел их душами. Он видел и то, что им это нравится, да, друзья мои, нравится! Следуя за Сатаной и Предателем, они оставили путь праведный ради пути грешного. А почему? Потому что путь Сатаны легкий и гладкий!

Лен совсем забыл об Исо, прижавшегося к земле позади. Он с открытым ртом смотрел на проповедника, и глаза его блестели. Казалось, его голос, словно кнут, стегает нервы Лена, о существовании которых он и не подозревал раньше, и он сердито повторял:

— Продолжай, ну же, продолжай!

— И каковы были деяния Господа, когда Он увидел, что дети Его отвернулись от Него?

Стон, рокот и стенания переросли в страшный рев.

— И сказал Он: “Они согрешили! Они попрали Мои законы, Мои пророчества, предостерегавшие их в старом Иерусалиме от роскоши Египта и Вавилона. Они превознеслись в гордыне своей. Они взошли на небеса — Мой трон, они вскрыли Землю — подставку для ног Моих, они лишились священного огня, до которого лишь Я осмеливаюсь дотронуться”. И сказал Господь: “Я милосерден. Да очистятся они от грехов своих”.

Стенания усилились, повсюду видны были воздетые к нему руки, поднятые к небу головы.

— Да очистятся они! — воскликнул проповедник.

Он дрожал от волнения. Костер внезапно выстрелил в темноту сотнями искр.

— Таково было слово Господне, и покарал он их за грехи страшной карой. И сгорели они в огне, который сами же разожгли, и рухнули гордые башни от блеска врат Господних. В голоде, страхе и жажде покинули отцы и деды ваши грешные города — места пороков и искушений — и стерли с лика Земли города проклятые, аки Содом и Гоморру.

Голос проповедника вновь упал до страшного, но всеми слышимого шепота:

— Мы спасены милостью Господней, так отыщем же стезю Его, дабы следовать ею до конца жизни своей!

— Алиллуйя! — ревела толпа. — Алиллуйя!

Проповедник воздел руку к небу, и толпа утихла. Лен, затаив дыхание, ждал. Он смотре, л в черные, горящие глаза человека на фургоне, напоминавшие глаза кошки, готовой к прыжку.

— Но, — продолжал человек, — Сатана все еще среди нас.

Сотни людей в религиозном экстазе рванулись вперед, испустив дикий вопль, и затихли, повинуясь воздетой руке проповедника.

— Он хочет вернуть нас на пути свои, он помнит, как самые красивые женщины и самые богатые мужчины были у него в услужении. И снарядил он посланников своих, и они теперь среди нас. Просты их одежды, смиренны их обличья, и вы не узнаете их, мои братия. Они обращают в иудейство детей ваших, искушая запретным плодом, и на челе у каждого метка антихриста — метка Барторстауна.

Услышав это слово, Лен насторожился. Он всего однажды слышал его от бабушки и запомнил лишь потому, что отец сразу же довольно грубо заставил ее замолчать.

Толпа взревела, многие вскочили на ноги. Исо, весь дрожа, прижался к Лену.

— Что же это? — шептал он. — Что это такое?

Проповедник огляделся вокруг. На этот раз он не стал успокаивать толпу и ждал, пока люди умолкнут сами. Желая услышать, о чем он будет говорить дальше, Лен вдруг почувствовал, как нечто зашевелилось внутри него. Он не мог понять, что это, ему просто хотелось визжать, прыгать, кататься по земле, и удержаться от этого было не так-то просто.

— Слушайте же, — медленно произнес человек, — недостаточно сказать посланнику Сатаны: “Уходи и никогда не возвращайся, мы хотим очистить дом наш”. — Резким движением руки он подавил крик, готовый вырваться из уст сотен людей.

— Нет, дети мои, мы не пойдем по этому пути. Мы верим стоящему рядом, как самому себе. Мы чтим закон правительства о том, что ни один город не должен больше появиться на этой земле. Мы чтим слово Господне, которое гласит: “Если правый глаз изменит тебе — вырви его, если правая рука изменит тебе — отрежь ее. Мы не можем терпеть посланника среди нас, и мы убьем его, будь он хоть отцом, хоть братом нашим”.

Шум возобновился, и Лена бросило в жар. В горле у него стоял комок, глаза блестели. Кто-то подкинул в костер сухое дерево, он взорвался снопом искр, и вспышка желтого пламени озарила людей, которые с воем катались по земле. Мужчины и женщины вонзали пальцы в грязь, будто пытались остановиться. Глаза их казались белыми. Резкий, пронзительный голос проповедника раздавался в ночи, напоминая вой большого животного.

— Если зло вселится в кого-нибудь из вас — убейте его!

Высокий худощавый юноша с едва обозначившейся жиденькой бородкой внезапно вскочил на ноги и закричал:

— Я нашел его! — и пена выступила в углах его рта.

Толпа вдруг заволновалась, какой-то человек вскочил, пытаясь бежать, но тут же был схвачен. Плечи сомкнулись над беглецом, ноги изгибались в невероятном танце, люди толкали и терзали незнакомца. Наконец они потащили его назад, и Лен смог хорошенько рассмотреть его. Это был рыжеволосый торговец Уильям Соумс. Но сейчас его трудно было узнать: лицо искажено страхом, одежда изорвана.

Проповедник что-то крикнул. Он стоял на самом краю фургона, руки его были воздеты к небу. Толпа стала срывать одежду со своей жертвы. Соумс носил мягкие сапожки, и один из них слетел, другой же они забыли стянуть. Затем все внезапно отступили назад, оставив его в одиночестве посередине открытого пространства.

Кто-то бросил камень. Он рассек верхнюю губу Соумса. Тот шевельнулся, попытался подняться, но тут в него полетел еще камень, и еще, затем палки и комья земли, и его белая кожа сплошь покрылась ссадинами и грязью. Он поворачивался то в одну, то в другую сторону, пытаясь вырваться, отразить удары, падая и корчась от боли. Рот его был открыт, и кровь тоненькой струйкой сочилась сквозь зубы и стекала вниз по бороде. Лену не было слышно, кричал он или нет — все заглушили рев толпы, хриплая бессвязная речь, и в Соумса все летели и летели камни.

Затем сборище двинулось к реке, преследуя его. Он пробежал совсем рядом с повозкой мимо Лена, уткнувшегося в деревянные спицы, и Лен хорошо разглядел его глаза. Люди бежали вслед, их сапоги тяжело впечатывались в пыльную землю; женщины держали в руках камни, и волосы их развевались по ветру. Соумс упал ничком на берегу мелководной речушки. Мужчины и женщины окружили его, словно мухи, слетевшиеся на падаль, руки их поднимались и опускались.

Лен обернулся и посмотрел на Исо. Тот плакал, лицо его было белым, как полотно. Он сжимал кулаки, все тело его содрогалось, широко раскрытые глаза казались огромными. Внезапно он рванулся прочь. Лен, не раздумывая, последовал за ним, с трудом пробираясь под повозкой. У него кружилась голова, его тошнило. Он ни о чем не мог больше думать, кроме орешков, которыми их угостил Соумс накануне. Леденящий холод с головы до ног охватил Лена. Толпа все еще бесновалась на берегу реки. Когда Лен поднялся, Исо уже скрылся в тени фургонов.

Лен в панике метался среди фургонов и повозок и звал Исо, но тот не отзывался, а в ушах Лена неотступно звучал голос убийцы. Словно ослепленный, Лен бросился к открытому пространству и наткнулся на чью-то невысокую фигуру, которая протянула руки и схватила его. “Лен, — сказала она, — Лен Колтер!” Это был мистер Хостеттер.

Коленки Лена подогнулись, и он потерял сознание Потом было темно и спокойно, он слышал голос Исо, затем мистера Хостеттера, далекий и неясный, словно принесенный ветерком в знойный день. Затем он оказался в фургоне, огромном, полном незнакомых запахов, туда же мистер Хостеттер втолкнул Исо, похожего на привидение.

— Ты говорил, это будет смешно, — прошептал Лен.

— Откуда я мог знать? — грубо оборвал его Исо.

Он икнул и опустился на корточки позади Лена, положа голову на колени.

— Будьте здесь, — сказал Хостеттер, — я должен кое-что отыскать.

Он вышел. Лен с трудом поднялся и выглянул из фургона, взгляд его был обращен к стенающей, рыдающей, кричащей толпе, волнующейся, словно море, вопящей о своем спасении:

— Слава, слава, алиллуйя! Возмездие за грех — смерть, алиллуйя!

Мистер Хостеттер быстро бежал к какому-то фургону, стоящему в тени деревьев. Исо тоже наблюдал за ним. Проповедник о чем-то кричал, размахивая руками.

Мистер Хостеттер уже возвращался, выпрыгнув из другого фургона. В руках он держал какой-то маленький ящичек длиной меньше фута. Он влез на сиденье, и Лен подошел к нему.

— Пожалуйста, — сказал он, — позвольте мне сесть сзади вас.

— Положи это куда-нибудь, ладно? — Хостеттер показал ему коробочку. — Потом можешь влезать. А где Исо?

Лен оглянулся. Исо свернулся калачиком на полу, положив голову на узел с одеждой. Лен окликнул его, но тот не отозвался.

— Поехали, — сказал Хостеттер. Он щелкнул кнутом и крикнул на лошадей. Дружно взяли с места шесть скакунов, и фургон покатился все быстрее и быстрее, пламя костра осталось далеко позади. Лошади перешли на легкий аллюр. Мистер Хостеттер обнял Лена, и тот прильнул к нему.

— Зачем они сделали это?

— Потому что боятся.

— Чего?

— Вчерашнего дня, — ответил Хостеттер, — или завтрашнего.

Он удивительно грубо выругался. Лен в недоумении уставился на него, но Хостеттер прервал себя на полуслове и покачал головой. Когда он вновь заговорил, в его голосе уже не слышно было тех свирепых ноток, которые так ошеломили Лена:

— Оставайся со своими, Лен. Ничего лучше этого тебе никогда не найти.

Лен пробормотал:

— Да, сэр.

После этого никто не нарушал молчания, и фургон медленно продолжал свой путь. Мерное поскрипывание колес нагоняло на Лена дремоту, не ту, которая предшествует здоровому сну, а болезненную, наваливающуюся от изнеможения. Позади крепко спал Исо. Наконец лошади перешли на шаг, и Лен увидел, что они достигли ярмарочной площади.

— Где ваш фургон? — спросил Хостеттер, и Лен объяснил ему.

Когда они подъехали ближе, то увидели горящий костер, а возле него — отца и дядю Дэвида. Оба выглядели сердитыми и угрюмыми, и когда мальчики подошли, не сказали им ни слова, лишь поблагодарили мистера Хостеттера за то, что он доставил их. Лен исподтишка покосился на отца. Ему хотелось встать перед ним на колени и сказать:

— Отец, я согрешил, — но неожиданно для себя он задрожал и снова начал всхлипывать.

— Что произошло? — строго спросил отец.

— Фанатики забрасывали камнями, — в двух словах объяснил Хостеттер.

Отец посмотрел на Исо, перевел взгляд на дядю Дэвида, потом на Лена и вздохнул.

— До этого подобное произошло всего однажды, — сказал он. — Мальчикам было запрещено идти туда, но они нарушили запрет и стали свидетелями этого ужасного зрелища. — Затем он повернулся к Лену:

— Ну-ка, успокойся, все закончилось, — и легонько подтолкнул его к фургону. — Иди, Ленни, завернись в свое одеяло и отдыхай.

Лен пополз под фургон и завернулся в одеяло. Его окутала спокойная темнота, и он погрузился в сон, но сознание все еще удерживало лицо умирающего Соумса. Сквозь темноту до него доносился голос мистера Хостеттера:

— Я пытался предупредить этого человека еще вчера в полдень, что фанаты что-то замышляют. Вечером не выдержал и последовал за ним. Но было слишком поздно, я ничего не мог изменить.

— Он действительно виновен? — спросил дядя Дэвид.

— Не больше, чем мы с вами. Люди с Барторстауна никого не пытаются обратить в другую веру.

— Так он был из Барторстауна?

— Соумс приехал из Виргинии. Я знал его как торговца и отличного человека.

— Виновен или нет, — произнес отец, — все равно это не по-христиански. И чем больше будет таких сумасшедших проповедников, тем ожесточеннее толпа.

— Все мы чего-то боимся, — сказал Хостеттер.

Он влез в фургон и уехал. Но Лен уже ничего не слышал.

Часть 3

Прошло почти три недели, не считая двух—трех оставшихся дней, на дворе стоял тихий, теплый октябрьский полдень. Лен в одиночестве сидел на ступеньке.

Через некоторое время дверь позади Лена тихо отворилась. Послышались шаркающие шаги и глухое покашливание. Это бабушка вышла погреться в лучах осеннего солнца. Костлявой и высохшей, но удивительно сильной рукой она ухватилась за запястье Лена и спустилась двумя ступеньками ниже, согнувшись, словно сухая ивовая веточка.

— Спасибо, спасибо, — сказала бабушка, расправляя свои многоярусные юбки.

— Хочешь, я дам тебе коврик, — предложил Лен, — или шаль?

— Не стоит, на солнце и так тепло.

Лен опустился на ступеньку позади нее. Брови его были нахмурены, голова опущена, и он казался таким же старичком, как и бабушка, только гораздо более серьезным. Бабушка пристально посмотрела на Лена, и тот заволновался, не зная, что она хочет отыскать в его глазах.

— Все эти дни ты очень молчалив и задумчив, Ленни.

— Да, это так.

— Но ты ведь больше не обижаешься, правда? Я так не люблю надутых мальчиков.

— Нет, ба, я больше не обижаюсь.

— Твой отец правильно сделал, что наказал тебя. Ты ведь ослушался его, хотя прекрасно знал, что тебе это запрещено ради твоей же пользы.

Лен кивнул:

— Я знаю.

Отец не стал бить Лена. Наказание было отнюдь не таким суровым, как он ожидал. Отец обстоятельно и очень серьезно расспросил Лена о том, что он видел и делал, и закончился разговор тем, что не только в следующем, но, может, и через год Лен не поедет на ярмарку. Одним словом, Лен будет сидеть дома до тех пор, пока не докажет, что ему вновь можно доверять. “Отец оказался не таким уж плохим, — думал Лен. — Дядя Дэвид до полусмерти избил Исо”. А вообще Лену казалось, что ему уже никогда не захочется поехать на ярмарку.

Об этом он и сказал бабушке, и она улыбнулась своей старческой беззубой улыбкой, похлопав его по коленке:

— Год назад тебе так не казалось.

— Возможно.

— Ну, хорошо. Даже если ты уже не обижаешься, все равно что-то странное происходит с тобой. Что же, скажи мне?

— Ничего.

— Ленни, я много раз имела дело с мальчиками вроде тебя и знаю, что если ребенка ничто не тревожит, он не может быть таким угрюмым, и тем более в солнечный субботний день.

Она посмотрела на глубокое, без единого облачка небо, вдохнула полной грудью прозрачный воздух, пристально всматриваясь в окружавший усадьбу лес. Для нее это были не просто деревья, а чудесное буйство красок; названия многих из них уже исчезли из ее памяти.

— Только в это время года, когда опадают листья, можно увидеть настоящие цвета. Мир становится красочным. Ты не поверишь, Ленни, но когда я была маленькой девочкой, мне купили платьице такое же красное, как листья того дерева.

— Наверное, это было красиво, — Лен попытался представить бабушку маленькой девочкой в красном платье и не смог, отчасти потому, что в его представлении она навсе1да останется старой бабушкой, отчасти оттого, что никогда в жизни не видел человека, одетого в красное.

— Оно было такое красивое, — медленно произнесла бабушка и снова вздохнула.

Они вдвоем сидели на ступеньке, не разговаривая. Наконец бабушка сказала:

— Я знаю, что беспокоит тебя. Ты все еще не можешь прийти в себя от того убийства на проповеди.

Лен задрожал. Он пытался унять дрожь, но ничего не смог поделать.

— О бабушка, это было… Он был в одном сапоге. Они сорвали с него одежду, забыв про этот сапог, и это было очень страшно. А они продолжали бросать в него камни…

Лен закрыл глаза и вновь увидел тоненькую, смешанную с грязью, струйку крови, сбегавшую по белой коже человека. Увидел, как поднимались и опускались руки людей.

— Зачем они это сделали, ба? Зачем?

— Спроси лучше у отца.

— Он сказал, что они боялись, и этот страх мог толкнуть людей на зверскую расправу и что я должен молиться за них. — Лен сердито почесал нос тыльной стороной ладони. — Я буду молиться, чтобы кто-нибудь тоже забросал их камнями.

— Ты видел такое лишь однажды, — возразила, покачав головой, бабушка, глаза ее были закрыты. — Если бы ты видел то, что довелось пережить мне, ты узнал бы, до чего может довести людей страх. А я ведь была младше, чем ты, Ленни.

— Это было очень страшно, да, бабушка?

— Я уже стара, очень стара, но помню: в небе полыхало пламя, алое пламя, вон там, — костлявой рукой она описала полукруг, указывая с юга на север. — Там пылали большие города, пылал город, куда я должна была уехать со своей мамой. Оттуда бежали все, убежища были построены на каждом поле, люди прятались в конюшнях и сараях, нам пришлось зарезать сорок коров, чтобы прокормить этих людей и себя. То было страшное, тяжелое время. Просто удивительно, как мы смогли пережить все это!

— Так поэтому они убили того человека? Потому что боятся возвращения всего — и городов, и войны?

— А разве ты не слышал об этом на проповеди? — спросила бабушка, хорошо помня свое последнее посещение проповеди.

— Слышал. Они говорили, что нечистый развращает молодежь какими-то плодами, я думаю, они имели в виду плоды с дерева знания, как об этом говорит Библия. А еще они говорили, что он пришел из какого-то Барторстауна. Что такое Барторстаун, ба?

— Спроси своего отца, — сказала она и стала рыться в карманах фартука:

— Куда я засунула свой носовой платок? Я же точно помню, что у меня он был.

— Я спрашивал его. Он сказал, что такого города нет.

— Хм.

— Он сказал, что в этот Барторстаун верят только дети и фанатики.

— В таком случае от меня ты ничего другого не услышишь, и не пытайся расспрашивать меня.

— Не буду, ба. Но все равно ведь этот город существовал, только очень давно?

Бабушка, наконец, отыскала платок. Она вытерла им глаза и лоб, высморкалась и сунула его обратно в фартук.

— Когда я была маленькой, — сказала она, — шла война.

Лен кивнул. Мистер Нордхолт, школьный учитель, много рассказывал им об этом, и для Лена его рассказы были неразрывно связаны с книгой откровения, ветхой и отталкивающей.

— Мне кажется, она длилась очень долго, — продолжала бабушка, — я помню, о ней очень много говорили по телевизору и показывали нарисованные бомбы, выпускавшие облака, похожие на громадные грибы, любой из которых мог стереть с лица земли целый город. Огненный поток извергался с неба, и многие были уничтожены им. Господь вооружил врага нашего, дабы отомстить за себя.

— Но мы ведь победили?

— О да, в конце концов, мы победили.

— А потом построили Барторстаун?

— Нет, он был построен правительством еще до войны. Правительство тогда находилось в Вашингтоне. Этот город был совсем другим — гораздо больше, чем сейчас. Маленькая девочка вроде меня не должна была интересоваться такими вещами, но я слышала, что построено много секретных убежищ, и Барторстаун был самым секретным из них.

— Если этот город был секретным, откуда ты узнала, что он существует?

— Об этом говорили по телевизору. Они не сказали, что это за город и зачем построен, и нас пытались убедить, что все это слухи, но я запомнила название.

— Так значит, — тихо произнес Лен, — все это правда.

— Ты должен понять, что все это происходило много лет назад и что сейчас все изменилось. А может быть, в Барторстаун действительно верят только дети и фанатики, как сказал твой отец.

Бабушка добавила, что никогда не видела ни одного секретного города, а затем сказала:

— Не думай об этом, Ленни. Не связывайся с дьяволом, и дьявол не тронет тебя. Ты ведь не хочешь, чтобы с тобой случилось то же, что с тем человеком на проповеди?

Лена бросало то в жар, то в холод. Но любопытство заставило его задавать вопросы, несмотря ни на что.

— Неужели Барторстаун такое ужасное место?

— Да, да, — шепотом отозвалась бабушка, — все думают, что это так. Всю жизнь мне приходится постоянно держать язык за зубами. Но я помню, каким до войны был мир. Я была еще девочкой, но уже достаточно взрослой, чтобы все запомнить, и мне тогда было почти столько же лет, сколько тебе сейчас, Ленни. Я помню, как нам пришлось стать меноннайтцами, хотя мы никогда не принадлежали к этому народу. Иногда мне хочется… — она прервала свою речь на полуслове и вновь обратила взор на пылающий красками лес.

— Я так любила свое красное платье…

Снова молчание.

— Бабушка!

— Что?

— А какими они были, эти города?

— Спроси лучше своего отца.

— Но ты ведь знаешь, что он ответит мне. Кроме того, он их никогда не видел. А ты видела, ба. Ты помнишь.

— Господь разрушил их в своей безграничной мудрости. Ты не должен больше спрашивать меня об этом. А я — отвечать тебе.

— Но я же не спрашиваю, я только прошу! Скажи, какими они были?

— Они были очень, очень большими. Сотня таких Пайперс Ранов не составила бы и половины большого города. Справа и слева по дорогам ходили пешеходы, а посередине ездили автомобили. Огромные здания, казалось, доставали до неба. Улицы были шумными, в воздухе носились разные запахи, и сотни людей спешили туда-сюда по тротуарам. Мне всегда нравились города. И никто в то время не называл их порочными.

Лен во все глаза глядел на бабушку, стараясь не упустить ни единого слова.

— Там были большие кинотеатры, просто громадные, а в магазинах было все, что угодно, в ярких блестящих пакетиках. В любой день можно было пойти и купить такие вещи, которые тебе и не снились, Ленни! Белоснежный сахар — ничто по сравнению с ними. Специи, свежие овощи в любое время года, даже зимой, замороженные в маленькие брикетики. И чего только не было в магазинах! Не знаю даже, с чего начать: одежда, игрушки, электрические мойки для посуды, книги, радио, телевизоры… — она немного подалась вперед, глаза ее блестели.

— Рождество! О, Рождество с его украшениями, лампочками в витринах и окнах, подарками! Все красочное и сияющее, радостные лица вокруг! Это не было порочным. Это было восхитительным.

Лен слушал с открытым ртом. Вдруг он услышал чьи-то шаги и понял, что сюда идет отец. Он пытался заставить бабушку замолчать, но она, казалось, забыла о его присутствии.

— А по телевизору показывали ковбоев. Музыка, леди в красивых платьях с открытыми плечами. Как я мечтала тоже одеть такое, когда вырасту… Книги с картинками, закусочная мистера Блумера с мороженым и шоколадными кроликами…

— Это ты заставил бабушку рассказывать? — строго спросил отец.

— Нет, не я, честное слово! Она сама начала, про свое красное платье.

— Легким, — продолжала бабушка, — легким, красивым и удобным — таким был мир. А потом это все исчезло. Так быстро…

— Мама! — окликнул ее отец. Бабушка обернулась, и взгляд ее сначала ничего не выражал, потом в глазах вспыхнули живые огоньки, словно маленькие искорки.

— Эх ты, плоская шляпа, — сказала она.

— Нет, послушай, мама…

— Я не хочу вновь носить ее. Я хочу красное платье, телевизор, фарфор и еще много-много всего! О, то было чудесное время. Как бы мне хотелось, чтобы оно длилось вечно.

— Но все-таки оно закончилось. А ты — старая глупая женщина, и не тебе рассуждать о милости и немилости Господней!

Отец был очень рассержен и обращался больше к Лену, чем к матери.

— Ответь мне, помогли тебе выжить все эти безделушки, о которых ты так часто жалеешь? Помогли они людям в городах? Помогли, я спрашиваю?

Бабушка отвернулась и не отвечала. Отец спустился вниз и встал напротив нее.

— Не притворяйся, что не слышишь меня, мама. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Отвечай! Помогли?

Из глаз бабушки полились слезы и погасили живые огоньки.

— Я всего лишь старая женщина, и ты не должен кричать на меня, да еще в субботний день.

— Мама, помогла вся эта дребедень выжить хотя бы одному человеку?

Бабушка опустила руку и размахивала ею из стороны в сторону.

— Тогда я сам отвечу: нет! Разве не ты рассказывала мне, как в магазинах исчезла еда, а машины на полях не могли работать, потому что не было топлива. И выжили только те, кто делал все своими руками; они же показали нам путь к миру и очищению перед Господом. А ты осмелилась насмехаться над этим народом! — отец топнул ногой. — Не удивительно, что мир пал, как шоколадные кролики!

Отец обернулся, приглашая Лена разделить возмущение и гнев, охватившие его.

— Есть хоть малая толика благодарности в ваших сердцах? Или вам мало того, что вы здоровы, у вас нет недостатка в еде и есть теплое жилище? Что еще должен дать вам Господь, чтобы вы были счастливыми?

Дверь снова отворилась. На пороге появилась мать Колтер, полная и розовощекая, в тугом белоснежном чепце.

— Илайджа, — укоризненно сказала она, — ты осмелился повысить голос на свою мать, да еще в субботний день?!

— Меня вынудили, — отдышавшись, сказал отец и продолжал уже более спокойно, обращаясь к Лену, — марш в конюшню!

Сердце Лена ушло в пятки. Опустив голову и тяжело переставляя ноги, он побрел через двор.

Мать вышла на крыльцо:

— Илайджа, сегодня суббота!

— Это пойдет ему на пользу, — тоном, не допускающим возражений, парировал отец. — Предоставь это мне.

Мать, покачав головой, удалилась. Отец направился к конюшне вслед за Леном, бабушка же продолжала сидеть на ступеньке.

— А мне все равно, — прошептала она, — все, что мы имели, было просто замечательным. — Через минуту она упрямо повторила: — Замечательным, замечательным, — и слезы медленно катились по щекам и падали на подол ее серого домотканого платья.

В полумраке теплой, сладко пахнущей свежескошенным сеном, конюшни отец снял с гвоздя кожаный длинный ремень, а Лен — пиджак. Он ждал, но отец стоял, нахмурившись, задумчиво глядел на него, пропуская между пальцами гибкую кожу и наконец произнес:

— Нет, все-таки это не метод, — и повесил ремень на место.

— Разве ты не собираешься высечь меня? — прошептал Лен.

— Только не за глупости, которые наговорила твоя бабушка. Она очень стара, Лен, а старики — что малые дети. Она пережила ужасное время, работала всю свою жизнь, и, наверное, мне не стоило повышать на нее голос только из-за того, что она мечтает о детстве и о вещах, которые имела. Но, мне кажется, умный мальчик не должен слушать ее россказни. — Отец пошел к выходу, минуя стойки, затем, не оборачиваясь к Лену, сказал: — Ты видел, как умер человек. Это волнует тебя, и поэтому ты постоянно спрашиваешь о вещах, с этим связанных. Это так, Ленни?

— Да, отец. Я, действительно, не могу забыть о нем.

— А ты и не должен об этом забывать. Запомни его на всю жизнь. Этот человек знал, на что шел, и конец его пути был предопределен. Путь, который выбирают грешники, не всегда легок, Лен. И никогда не приводит ни к чему хорошему.

— Я знаю, — отозвался Лен. — Но ведь так получилось только потому, что он пришел из Барторстауна?

— Барторстаун — не просто участок земли. Я не знаю, существует ли он на самом деле, а если существует, то мне безразлично, есть ли там то, о чем рассказывает бабушка и другие старики. Но люди верят им. Барторстаун — путь мысли, Лен. Рыжеволосого торговца забросали камнями насмерть потому, что он выбрал этот путь.

— Проповедник сказал, что он хотел вернуть города. Отец, а Барторстаун — город?

Отец опустил руку на плечо Лена.

— Много, много лет назад отец избил меня на этом самом месте за то, что я задавал подобные вопросы. Он был хорошим человеком, и дядя Дэвид очень похож на него: оба они привыкли больше работать кнутом, чем головой. Я слышал рассказы о городах от матери и от людей поколением старше, они помнили и видели гораздо больше, чем бабушка. И втайне я мечтал о всей той роскоши и никак не мог понять, почему люди считают ее порочной. Мой отец сказал мне, что я стою на пороге в ад, и так избил меня, что я не мог двигаться несколько дней. Он сам пережил разрушение, и страх перед Богом в его сердце был гораздо сильнее, чем в моем. Это был горький урок, Лен, и я не уверен, что он помог мне. Но если будет нужно, то я преподам тебе точно такой же, так что постарайся не злить меня больше.

— Я постараюсь, отец, — поспешно ответил Лен.

— Надеюсь. Ты должен понять, Ленни, что все это бесполезно. Забудь на минуту о том, грешно это или нет, и подумай о фактах. Все эти радио, телевизоры, железные дороги и аэропланы, о которых говорила бабушка, целиком зависели от городов. Организация, Лен. Каждая деталь, даже самая ничтожная, зависела от другой, а все они вместе приводили в движение механизм. Один человек не сможет собрать автомобиль, как и хороший тележный мастер не сможет в одиночку собрать телегу. Для этого должны были собраться тысячи людей, и работа их зависела от другой тысячи, которые производили резину и топливо, чтобы автомобиль мог передвигаться, когда его соберут. И все это осуществимо только в большом городе, поэтому автомобили исчезли вместе с городами. И у нас их никогда больше не будет.

— Неужели мы потеряли их навсегда? — с сожалением спросил Лен.

— На все воля Божья. Но и мы ведь не будем жить вечно. Лучше бы ты жалел, что не можешь иметь, мумию египетского фараона, чем вещи, которые мы потеряли в Разрушении.

Глубоко задумавшись, Лен кивнул.

— Отец, но я все еще не могу понять, зачем им понадобилось именно убивать того человека?

Отец вздохнул.

— Эти люди верят в то, что их действия правильны и необходимы в целях защиты. Ужасная кара однажды уже постигла этот мир, и те, кто выжил, боятся нового Разрушения. Сейчас наш мирный народ процветает, и никто не хочет навлечь на себя гнев Божий. И когда мы встречаем тех, кто пытается возродить грешное начало, то боремся с ними. Иногда насилие — единственный путь борьбы.

Он подал Лену пиджак:

— Вот, одень. А теперь я хочу, чтобы ты пошел в поле и огляделся вокруг, и покаялся, и воздал хвалу Господу за величайший дар, данный тебе, — жизнь в мире и довольствии. Мне хочется, чтобы ты воспринял смерть того человека, как знак, данный свыше, чтобы уберечь тебя от глупости, которая так же ужасна, как и сам грех.

Лен надел пиджак, чувство горячей любви к отцу захлестнуло его.

— И еще одно. Это ведь Исо заставил тебя пойти с ним на проповедь?

— Я этого не говорил.

— А это вовсе не обязательно. Я слишком хорошо знаю и его, и тебя. Исо — своевольный и упрямый. Он не станет пренебрегать ничем, чтобы лишний раз выделиться. Мне бы не хотелось, чтобы ты во всем подражал ему. И если что-нибудь подобное случится вновь, я задам тебе хорошую трепку. Понял?

— Да, отец.

— А теперь иди.

Отцу не пришлось повторять дважды. Лен поспешно пересек двор, миновал ворота, перешел дорогу и степенно направился в поле. Его голова слегка побаливала от навалившихся мыслей.

Вчера на этом поле убирали кукурузу, и длинные острые серпы — вжик-вжик — срезали шуршащие кукурузные стебли, а ребятишки собирали их. Лен любил время уборки урожая, когда все собирались вместе и помогали друг другу. В этом была какая-то особая, волнующая прелесть, непередаваемое чувство победы в сражении, начатом еще весной. И приготовление к зиме было таким же простым и естественным, как листопад и белки, запасающие на зиму кукурузные зерна.

Лен медленно прошел мимо сложенных аккуратными рядами кукурузных стеблей, высоких скирд. Он вдыхал прозрачный осенний воздух, напоенный ароматом сухой кукурузы, прислушиваясь к вороньему карканью где-то на опушке недалекого леса, и вдруг ощутил всю красоту расцвеченных осенью деревьев, затерявшейся вдали деревушки и видневшегося неподалеку леса. Он направился к нему, то и дело поднимая голову, чтобы разглядеть багряную и золотую листву на фоне пронзительно голубого неба.

У самой межи росло несколько маков, таких ярко-алых, что Лен заморгал и прищурился. Он остановился и оглянулся. Отсюда ему была видна почти вся деревушка, незатейливые узоры бескрайних полей, добротные заборы, покрытые черепицей дома, отполированные и выкрашенные прихотливой погодой в серебристо-серый цвет. Вдалеке виднелись пасущиеся овцы и коровы, кобылы и холеные, лоснящиеся, играющие мускулами жеребцы. Амбары и закрома были полны, глубокие погреба тоже забиты до отказа кринками и глиняными кувшинами, соленым и копченым беконом, недавно привезенной из коптильни ветчиной, и все это изобилие было плодами мозолистых человеческих рук.

Лен стоял, как зачарованный, глядя на поля, дома, леса, амбары, небо, охваченный любовью и гордостью за эту маленькую деревушку. Мир был прекрасен, а Бог хорошим. Он понял слова отца о мире и довольствии. Он молился. Закончив молитву, Лен вошел в лес.

Он так часто бродил здесь, что протоптал в густой траве узкую стежку, и теперь легко зашагал по ней. Нижние ветки касались его широкополой шляпы, и он снял ее, а вскоре и пиджак. Его тропинка слилась с оленьей тропой, и несколько раз Лен находил совсем свежие оленьи метки, а дальше, в густой траве, — следы ночлега оленей.

Через несколько минут он вышел к длинной просеке. Заросли кустарника были здесь уже непроходимыми. Лен опустился на траву в тени густых кленов, затем лег, подложив под голову сложенный пиджак. Ветки смыкались над его головой затейливым узором, удерживая легкое облачко золотистых листьев, а небо было таким голубым и глубоким, что, казалось, в нем можно утонуть. Время от времени листья струились вниз легким водопадом и тихо опускались на землю в спокойном воздухе. Лен пытался размышлять, но не мог сосредоточиться. Впервые после проповеди он чувствовал себя почти счастливым и через некоторое время задремал, убаюканный тишиной и чувством абсолютного умиротворения. И вдруг рывком сел, дремота улетучилась, сердце учащенно билось, по коже струился пот.

В лесу послышался звук.

Он был странным. Ни одно животное, ни птица, ни ветка дерева не смогли бы издать такого свиста, шипения, повизгивания, а через некоторое время внезапно послышался вой. Он не был громким и звучал на приличном расстоянии, но в то же время казалось, что это не так уж далеко.

Неожиданно звук повторился, будто отрезанный острым ножом. Лен замер и прислушался. Он снова услышал звук, на этот раз едва различимый, принесенный легким теплым ветерком. Лен снял ботинки и, неслышным шагом ступая по мху и траве, направился к концу просеки. Он миновал ее и углубился в заросли дурмана, работая руками и ногами до тех пор, пока не увидел просвет впереди. Звук не стал громче, но слышался значительно ближе.

Позади зарослей дурмана виднелся поросший травой берег реки, который весной покрывался ковром фиалок. Берег имел клиновидную форму, и в этом месте ручей, давший название деревушке, сливался с медленными бурыми водами Пиматанинга. Над рекой склонилось большое дерево, корни которого размыл весенний паводок. Это было самое уединенное место, которое только можно было отыскать октябрьским осенним полднем, в самом сердце леса, отдаленное от деревушки.

Исо был там. Он сидел на поваленном дереве, а звук издавала какая-то штуковина, которую он держал в руках.

Часть 4

Лен вышел из зарослей дурмана. Исо в панике вскочил. Он попытался скрыться, спрятав что-то за спиной. Когда он увидел, что это всего лишь Лен, коленки его подкосились, и он тяжело опустился на бревно.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он сквозь зубы. — Я подумал, что это отец.

Руки его дрожали. Он все еще пытался укрыть, спрятать то, что держал в руках. Лен не двигался с места, пристально глядя на возню Исо.

— Что у тебя там? — спросил он.

— Ничего. Всего лишь старая коробка.

Это была жалкая ложь. Лен пропустил ее мимо ушей. Он подошел ближе к Исо и посмотрел. Штуковина действительно напоминала коробку. Маленькая, всего несколько дюймов в ширину, и плоская, не похожая ни на одну деревянную вещь, которую когда-либо приходилось видеть Лену. Он не мог понять, в чем было отличие, но оно, несомненно, имелось. В коробочке было несколько любопытных отверстий, из них торчали кнопочки, в углублении видна катушка с намотанной ниткой, только эта нитка была металлической. Коробочка издавала приглушенное бормотание и шептала о чем-то, понятном лишь ей одной.

— Что это? — охваченный благоговейным страхом, спросил Лен.

— Помнишь, как назывались вещи, о которых иногда рассказывает бабушка? Те, которые издавали голоса?

— Телевизор? Но он большой и показывает картинки.

— Да нет же. Я говорю о другой вещи, из которой выходят только голоса.

Лен глубоко вздохнул.

— О-о! — Он пальцем осторожно прикоснулся к жужжащей коробочке, чтобы удостовериться в том, что это не сон, и что она действительно существует: — Радио?

Исо положил коробочку на колени, придерживая одной рукой. Другой он осторожно ухватил Лена за рубашку. В его глазах было такое неистовство, что Лен даже не пытался освободиться. К тому же он не любил и боялся драк, да и радио могло сломаться.

— Если ты посмеешь сказать кому-нибудь, я убью тебя. Клянусь, я убью тебя.

Взгляд его красноречиво говорил о том же. Лен не обиделся.

— Клянусь, я никому не скажу, Исо. Честное слово, клянусь Библией.

Его взгляд был прикован к удивительной, потрясающей маленькой вещи на коленях Исо.

— Где ты взял его? А оно работает? А из него действительно слышны голоса? — Лен так низко наклонился, что его подбородок был почти на уровне бедра Исо.

Исо отпустил рубашку Лена, продолжая любовно поглаживать деревянную поверхность коробочки. Рассмотрев ее ближе, Лен увидел жирные пятна вокруг кнопочек, оставленные прикосновениями чьих-то пальцев, щербинку на одном из уголков. Эти сокровенные подробности делали радио еще более реальным. Кто-то долго пользовался им.

— Я стащил его, — сказал Исо. — Это радио торговца Соумса.

Лен почувствовал, как знакомое волнение охватило его. Он немного отодвинулся, посмотрел на Исо, затем огляделся по сторонам, будто ожидал, что камни тотчас полетят в них из густых зарослей дурмана.

— Но как оно очутилось у тебя? — спросил Лен, бессознательно понизив голос.

— Помнишь, как мистер Хостеттер оставил нас в фургоне, а сам вышел за чем-то?

— Да, и принес ящик из фургона Соумса.

— Это находилось в ящике. Там было полно всякого хлама, думаю, книги и еще какая-то дребедень. В кромешной темноте я старался не шуметь. Я только почувствовал, что это одна из тех вещей, о которых говорила бабушка, и спрятал ее под рубашку.

Лен покачал головой скорее с удивлением, чем с осуждением.

— А мы думали, что ты все время спал. Исо, зачем ты полез туда?

— Соумс ведь из Барторстауна, не так ли?

— Об этом говорили на проповеди, но… — Лен оборвал речь на полуслове, и вдруг смысл слов Исо дошел до него и все предстало в совершенно ином свете. Он посмотрел на радио.

— Соумс из Барторстауна. Барторстаун существует. На самом деле.

— Когда я увидел Хостеттера с этим ящиком, то просто хотел посмотреть, что внутри. Деньги и все остальное я не трогал, но это… — Исо бережно взял в руки радио, любовно поворачивая его то одной, то другой стороной. — Посмотри на кнопки, на то, как сделана вот эта часть. Такого не сможет выковать ни один деревенский кузнец, Ленни. Такая работа по силам лишь машине, — Исо заглянул в закрытое сеткой отверстие, пытаясь повернуть радио так, чтобы луч света попал в него и осветил радио изнутри. — То, что в середине, — самое странное.

Исо вновь положил радио.

— Сначала я не знал, что это, только почувствовал, что мне необходимо взять.

Лен медленно поднялся. Он пошел вдоль берега, глядя на буроватую воду, спокойную и неторопливую, наполовину усыпанную золотой и багряной листвой.

— В чем дело? — Исо заметно нервничал. — Если ты собираешься кому-нибудь рассказать об этом, я скажу, что ты стащил его вместе со мной. Я скажу, что…

— Да не собираюсь я ничего рассказывать! — Лен рассердился. — У тебя все время было радио, а ты ничего мне не сказал, хотя я не хуже тебя могу хранить тайны.

— Я боялся. Ты ведь еще маленький, Ленни, и должен слушаться отца. К тому же, мы почти не виделись с того дня.

— Это неважно, — сказал Лен.

На самом деле это, конечно, было важно. Лен чувствовал себя оскорбленным и в душенегодовал, что Исо не доверяет ему, но не собирался давать волю своим чувствам.

— Я только что подумал…

— Что?

— Что мистер Хостеттер ведь знал Соумса. Он приехал тогда на проповедь, чтобы попытаться спасти его, потом вытащил этот ящик из фургона. Вполне может быть…

— Да, — сказал Исо. — Я тоже думал об этом. Наверняка мистер Хостеттер из Барторстауна, а вовсе не из Пенсильвании.

Широкие горизонты волнующих и удивительных возможностей открылись перед Леном. Он стоял на берегу реки, на воду тихо опускались золотые и багряные листья, откуда-то раздавалось насмешливое и хриплое воронье карканье, и горизонты ширились и сияли в воображении Лена, пока у него не закружилась голова. Он вдруг вспомнил, зачем он здесь и что отец послал его размышлять и молиться, чтобы он помирился с Господом. Прошло совсем немного времени, и так все изменилось.

Он повернулся к Исо.

— Ты уже что-нибудь слышал?

— Еще нет, но я буду хранить его до тех пор, пока оно не заговорит.

Весь день мальчики безрезультатно пытались извлечь из радио членораздельный звук, осторожно поворачивая то одну, то другую кнопку. Они имели самое смутное представление о работе радио и не понимали, для чего все эти отверстия и кнопочки, и катушка тонкой проволоки. Они могли только пробовать. Непонятный треск — вот все, что им удалось извлечь из таинственной коробки. Но и это было удивительным. Ни Лен, ни Исо никогда не слышали прежде подобных звуков, загадочных, манящих, непонятных. К тому же радио было единственной вещью в этих местах, сделанной машиной.

Мальчики пробыли возле реки почти до захода солнца, оставаться там дольше становилось опасным. Затем Исо осторожно убрал радио в дуплистое дерево, убедившись, что главная кнопка повернута до щелчка и не слышно больше никаких звуков, которые могли привлечь внимание случайного охотника или рыболова.

Это дуплистое дерево стало стержнем, вокруг которого беспрерывно вращались мысли Лена. Если раньше он мог уйти в лес совершенно спокойно, то теперь найти время и предлог было почти невозможно. Стояла, сырая и холодная погода, шел дождь со снегом, затем похолодало, и выпал снег. Нужно было загнать в конюшню животных, убрать за ними и покормить, потом приходило время доить, присмотреть за курятником, а еще нужно было помочь маме сбивать масло, притащить дрова, затопить печь и много другой мелкой работы по дому.

Когда за окном чуть забрезжил рассвет, Лен успел переделать всю утреннюю работу и пошел пешком в деревушку, находившуюся в полутора милях от фермы, то глубоко увязая в грязи, то скользя по тонкой кромке льда, образовавшегося за ночь. В восточной части деревушки, позади кузницы, недалеко от сапожной мастерской, возвышался дом мистера Нордхолта, школьного учителя, в который наведывались все ребятишки Пай-перс Рана. Там Лен корпел над арифметикой, читал до полудня Библию, а затем возвращался домой, где его вновь ждала работа. Частенько Лен чувствовал, что делает по дому гораздо больше, чем отец и брат Джеймс вместе взятые.

Брату Джеймсу уже исполнилось девятнадцать, и он был помолвлен со старшей дочерью мельника, мистера Споффорда. Джеймс во многом был похож на отца: такой же стройный, широкоплечий, преисполненный гордости, что у него начала расти борода. Когда погода была подходящей, отец брал братьев подправить забор, почистить живую изгородь или в лес поохотиться, так как нужны были и мясо, и шкуры. В хозяйстве ничего никогда не выбрасывалось. Они охотились на оленей, енотов, опоссумов, лесных куропаток и белок, когда это было разрешено. Ходили слухи о медведе с холмов Пенсильвании, который запросто мог переместиться в сторону Огайо, и поговаривали, что в случае суровой зимы в северной части озера появятся волки. Лисы держались невдалеке от курятников, крысы — от амбаров, кролики — от молодого фруктового сада.

У Лена просто не было времени думать о радио. С радио были связаны две вещи: воспоминание и мечта. Воспоминанием была смерть Соумса. Время сгладило его черты, и теперь он представлялся Лену таким благородным и бескорыстным, каким не может быть ни один рыжеволосый торговец на свете. Мечтой был, конечно, Барторстаун. Он состоял из отрывочных бабушкиных рассказов, фрагментов проповедей и описания рая. Огромные белые дома поднимались до самого неба. Город был полон ярких красок, света, странно одетых людей. Воображение рисовало Лену роскошь и удовольствия, о которых говорила бабушка.

Самым замечательным в маленьком радио было то, что Лен и Исо знали: это частичка Барторстауна, и если они поймут, как с ним обращаться, то услышат голоса большого города. Они даже смогут узнать, где он находится и как туда можно попасть. Но для Исо уйти в лес было еще сложнее, чем для Лена, и за несколько украденных свободных минут они могли извлечь из радио только бессмысленный шум. О том, как работает радио, можно было расспросить бабушку, но Лен ни за что бы не решился на эти расспросы; к тому же он не был уверен, что ей вообще что-либо известно о работе радио.

— Вот что, — сказал однажды Исо, — нам нужна книга. Книга, в которой написано об этих вещах.

— Да, не помешала бы, — задумчиво протянул Лен. — Но ведь мы нигде не сможем достать ее.

Исо промолчал.

С севера и северо-запада обрушились холодные ветры. Снег то выпадал, то таял, то вновь подмерзал, как только падала температура. Иногда шел холодный серый дождь, тяжелые капли медленно стекали по голым веткам. Навозная куча позади сарая стала похожа на гору соломы.

А Лена одолевали мысли.

Может, виной всему было радио, или он просто становился взрослее, но все вокруг предстало перед ним в новом свете, Лен смотрел на сидящую у огня бабушку и часто думал о том, какой же долгой была ее жизнь, а малышка Эстер только начинала свою.

Лен наблюдал за мамой. Она постоянно была занята: стирала, шила, ткала, готовила еду и накрывала на стол для проголодавшихся мужчин, полная, крепко сложенная женщина, очень добрая и спокойная. Он внимательно присматривался к дому, в котором жил, к знакомым чисто побеленным комнатам, где знал каждую трещинку и щербинку деревянных стен. Дом был старым, бабушка сказала, что построен он всего через год после того, как воздвигли церковь. Полы уже начали прогибаться, но дом был все еще крепок. Срубил его из первосортных бревен самый первый Колтер, пришедший в эти края за много поколений до Разрушения. Дом выглядел почти таким же крепким, как и построенные сравнительно недавно окружавшие его дома, позже обшитые деревом с прорезанными в стенах узкими окошками.

Лен встал на цыпочки и попробовал дотянуться до потолка, отметив, что уже к следующему году он запросто сможет это сделать. Теплая волна любви охватила его, и он подумал: “Я никогда, никогда не покину тебя, отчий дом!” Но проснувшаяся совесть причинила ему почти физическую боль, напомнив о запретном радио и запретной мечте.

Когда Лен впервые по-настоящему понял брата Джеймса, то позавидовал ему. Лицо Джеймса было таким же спокойным и беспристрастным, как мамино, без малейшей тени любопытства. Даже если сразу двадцать Барторстаунов выстроятся на берегу реки, он и глазом не поведет. Все, чего ему хотелось, — жениться на Рет Споффорд и остаться в этом доме до конца своих дней. Лен смутно чувствовал, что Джеймс был одним из счастливчиков, которым не надо молиться за умиротворенное сердце.

Другое дело отец. Ему приходилось бороться. Эта борьба наложила отпечаток на его уже изборожденное морщинами лицо, но глубокие морщины были добрыми. И его довольство отличалось от довольства брата. Отец боролся за него, как за хороший урожай на бедной земле. Это можно было почувствовать даже находясь с ним рядом.

Но возможно ли перестать удивляться этому миру, полному неразгаданных тайн? Возможно ли перестать надеяться услышать голос из ниоткуда, из маленькой квадратной коробочки?

Субботним январским вечером сразу же после Нового года разыгралась целая буря, и когда наутро в понедельник Лен отправился в школу, каждое дерево, каждый кустик, каждая мертвая травинка ослепляли холодным сиянием. Лен во все глаза глядел на знакомый лес, ставший стеклянным.

Лен прошел мимо невысокой гранитной плиты, гласившей, что она воздвигнута жителями Пайперс Рана в память о ветеранах всех войн. Когда-то на ней красовался бронзовый орел, но теперь от него ничего не осталось, кроме груды ржавого металла, по форме напоминавшей когти. Все это ослепительно блестело под солнцем, покрытое коркой льда. Земля под ногами была скользкой. Вскоре Лен подошел к крыльцу мистера Нордхолта, вскарабкался на скользкие ступени и вошел в дом.

Пылающий огонь в камине не смог нагреть большую комнату. Высокие потолки, двустворчатые двери, огромные окна, поэтому тепло не удерживалось, и холодный зимний воздух просачивался сквозь щели. Оштукатуренные стены украшали картины. Ученики сидели за длинными столами на грубосколоченных скамейках без спинок Самые маленькие сидели впереди, постарше — сзади, мальчики — по одну сторону, девочки — по другую, всего — двадцать три человека. Каждый держал небольшую, но тяжелую грифельную доску и скрипучий карандаш. У каждого был коврик. Ничему, кроме закона Божьего и арифметики, их не учили.

В то утро дети сидели неподвижно, опустив на колени руки, и каждому хотелось стать маленьким и незаметным. Мистер Нордхолт стоял перед классом. Дети хорошо знали его лицо, кроткое и строгое одновременно. Обычно его боялись только самые маленькие. Но сегодня он явно был чем-то сильно рассержен. Лицо его выражало такую ярость и негодование, что Лен даже струсил, встретившись с ним глазами, которые метали искры. Мистер Нордхолт был не один: присутствовали и мистер Глессер, и мистер Харкнис, а также мистер Клут с мистером Фенвэем. Они представляли собой закон и власть Пайперс Рана и восседали неподвижно, словно статуи. Взгляды их также метали громы и молнии.

— Потрудитесь-ка занять свое место, мистер Колтер, — изрек мистер Нордхолт.

Лен, не снимая пиджак и шарф, проскользнул на свое место в заднем ряду. Он сел, стараясь выглядеть маленьким и незаметным, удивляясь, что же, в конце концов, произошло, и со страхом думая о радио.

Заставил его очнуться голос мистера Нордхолта:

— Я гостил у сестры в Эндовере в течение трех недель. Раньше я никогда не закрывал на замок дверей своей комнаты, так как считал, что в Пайперс Ране нет воров.

Голос мистера Нордхолта дрогнул, и Лен понял: случилось что-то ужасно неприятное. Он поспешно восстановил в памяти события последних трех дней и убедился, что ничего дурного он не совершил.

— Дело в том, — продолжал мистер Нордхолт, — что кто-то побывал здесь за время моего отсутствия и похитил три книги.

Лен замер. Он вспомнил слова Исо: “Нам нужна книга”.

— Эти книги являются собственностью властей Пайперс Рана и были напечатаны еще до Разрушения, и поэтому они незаменимы. Нельзя допустить, чтобы книги оставались в руках несведущего человека. Я требую их возвращения.

Он отошел в сторону, вперед вышел мистер Харкнис. Невысокий, плотный, с кривыми от постоянного хождения за плугом ногами, хриплым и скрипучим голосом. Маленькими, непроницаемыми глазками он внимательно оглядел учеников, и в его взгляде было столько же расположения, сколько во взгляде гончей, идущей по следу.

— А сейчас, — сказал он, — я подойду к каждому и спрошу, кто взял книги. И предупреждаю: лжи я не потерплю.

И он, начав с левого угла, медленно двинулся вдоль скамеек. Лен с напряжением прислушивался, как однообразное “Не знаю, мистер Харкнис” все приближалось и приближалось. Он покрылся липким потом и, казалось, потерял дар речи. В конце концов, он ведь не знал наверняка, что это был Исо, а поэтому не солжет. А вообще-то, выглядеть виноватым, когда ничего не знаешь, — тоже своего рода ложь. Кроме того, если они внимательно осмотрят окрестности, то смогут обнаружить…

Харкнис указывал пальцем прямо на Лена, и глаза их встретились.

— Не знаю, — пробормотал Лен и поспешно добавил, — мистер Харкнис.

Казалось, все его переживания прозвучали в этих трех словах, но Харкнис пошел дальше. Закончив опрос, он сказал:

— Замечательно. Возможно, все вы говорили мне правду, возможно, нет. Это мы вскоре выясним. А пока я хочу сказать вам вот что: если вы увидите в руках человека книгу, которая ему явно не принадлежит, вы обязаны прийти ко мне, или к мистеру Нордхолту, или к мистеру Глессеру, или к мистеру Клуту независимо от того, кто этот человек. Передайте эти слова вашим родителям. Вы меня хорошо поняли?

— Да, мистер Харкнис.

— Помолимся. Господи, прости ошибку дитя неразумного, или мужа взрослого, нарушившего закон твой. Укажи душе его путь праведный, на который свернет он с пути своего, и заставь его принять наказание

По пути домой Лен не упустил возможности сделать длинный крюк через лес. Большую часть пути он бежал, чтобы сократить время своего отсутствия. Кое-где солнце уже растопило ледяной панцирь, покрывший деревья, но они все еще блестели так ярко, что глазам было больно. Когда Лен подошел к дуплистому дереву, он чувствовал смертельную усталость.

В дупле он нашел три книги, надежно завернутые в кусок парусины. Книга в темно-зеленом твердом переплете называлась “Элементарная физика”, другая, тонкая и коричневатая, — “Радиоактивность и нуклеотика: введение”. Третья была серого цвета и самой толстой — “История Соединенных Штатов Америки”. Дрожащими руками он перелистал все три книги, стараясь вобрать в себя их содержимое с первого взгляда, но ничего не смог понять: там было множество непонятных картинок и странных линий. То тут, то там виднелись отметки на полях: “В понедельник зачет” или “Прочитано до”.

Лен почувствовал незнакомое волнение. Ничто и никогда так не волновало его. Голова его кружилась и болела. Ему хотелось прочесть книги. Хотелось забрать их сейчас, сию минуту и никогда никому не отдавать. Хотелось вобрать их в себя до последней буквы, до последней картинки.

Лен отлично знал, что необходимо делать, но не мог заставить себя так поступить. Он лишь осторожно обернул свое богатство в парусину и положил назад, в дупло, а затем окольными путями побежал к дому, стараясь остаться незамеченным, всю дорогу думая о том, как перехитрить отца и вновь пробраться в лес. В знак протеста его совесть издала лишь слабый писк, не громче писка только что вылупившегося птенца.

Часть 5

Исо чуть не плакал. Он отшвырнул книгу, которую перед этим бережно держал в руках:

— Я не могу понять ни единого слова! Зачем она мне? Я так рисковал, и все напрасно!

Исо вновь и вновь перечитывал свои сокровища. “Радиоактивность и нуклеотика”, как оказалось, не имела ничего общего с радио. К тому же невозможно было даже приблизительно понять, о чем она. Да и книга по физике — еще одно бессмысленное, бесполезное занятие. Только один небольшой раздел ее был посвящен радио. Исо перечитывал эти страницы вдоль и поперек, бормоча непонятные, непроизносимые слова. Они впечатались в его память так, что он без труда смог бы начертить диаграмму волн, триодов и осциллографов, не понимая, однако, что это такое.

Лен зажал книгу между колен и стер с обложки пыль, затем заглянул внутрь, уныло покачав головой:

— Здесь ни слова не сказано о том, как заставить радио говорить!

— Да, и о том, для чего все эти кнопки и катушка, — Исо небрежно повертел радио в руках.

Мальчики знали, что если повернуть одну из кнопок, послышится шум и треск, а если вернуть ее в прежнее положение — все прекратится. “Жизнь и смерть”, — подумал об этом Лен. Но радио по-прежнему оставалось тайной. Если приглушить шум и поднести радио к самому уху, можно определить, что звук выходит из отверстий. Логично было предположить, что назначение трех кнопок различно. Лен твердо верил, что одна из них — для того, чтобы выпускать наружу тепло, потому что, если поднести к отверстию руку, чувствовалось, как оттуда выходит теплый воздух. Но третья кнопка, как и катушка с железной проволочкой, оставались полнейшей загадкой.

Лен подошел и взял у Исо радио. Он любил держать его в руках.

— Мистер Хостеттер наверняка знает, как оно работает, — сказал Лен.

В душе мальчики были абсолютно уверены, что мистер Хостеттер, как и Соумс, из Барторстауна. Исо кивнул:

— Но мы никогда не осмелимся спросить его!

Лен, в который раз, вертел в руках радио, ощупывая катушку, кнопочки и отверстия. В голых ветвях шумел холодный ветер, река покрыта льдом, поваленное дерево, на котором сидел Лен, было скользким.

— Я что-то никак не пойму, — медленно произнес Лен.

— Что?

— Допустим, эти радио были у них на каждом шагу, но мне кажется, что днем они не очень долго работали. То есть, я хотел сказать, что люди могли их просто не слушать. Что до меня, то я бы ждал ночи, когда все уснут и суета прекратится.

— По себе не судят, — сердито прервал его Исо. Но вдруг смысл сказанного дошел до него, и он тоже заволновался: — Я думаю, в этом что-то есть. Да нет, это наверняка так! Мы валяем дурака днем, когда они и не собираются разговаривать — это для них так же глупо, как для нас — увидеть мистера Хостеттера с дюжиной детишек на каждом колесе его фургона.

Исо вскочил и забегал взад и вперед, пытаясь дыханием согреть окоченевшие пальцы.

— Мы должны что-то предпринять, Лен. Мы должны попытаться прийти сюда этой же ночью

— Вообще-то да, — охотно согласился Лен и тут же пожалел об этом. Уйти из дома ночью совсем не так просто.

— Предложи отцу поохотиться на енотов.

— Не получится. Брат не согласится, да и отец тоже.

Охота на опоссумов тоже заранее была обречена, не лучшим представлялся и вариант ночной охоты на оленей с факелами.

— Ладно, что-нибудь придумаем. — Исо спрятал книги и радио. — Мне пора.

— Мне тоже, — с сожалением сказал Лен, поглядывая на толстую серую книгу по истории США. Ему очень хотелось взять ее с собой, но он знал, что это невозможно. Исо прихватил ее только потому, что в ней было много картинок с машинами. Она была полна описаний непонятных вещей и странных названий, и Лен с замиранием сердца ждал, какой еще сюрприз ждет его на следующей странице.

— А может, лучше приходить сюда поодиночке, если у кого появится возможность?

— Ну уж нет, сэр! Я украл и радио, и книги, и никому не позволю всем этим пользоваться в мое отсутствие! — Исо посмотрел на Лена с такой злостью, что тот поспешно согласился.

Исо еще раз проверил, все ли в порядке, и мальчики отправились домой.

— Не стоит больше приходить сюда днем, — пробормотал Исо. — Скоро все пойдут в лес за сладким соком, а затем… — С внезапной горечью, которая встревожила Лена, Исо продолжил: — Вечно что-то мешает делать то, что хочется, и знать то, что хочется. Мне тошно от всего этого. Будь я проклят, если всю жизнь буду выгребать навоз!

Возвращаясь домой, Лен обдумывал эти слова. Он ощущал, как что-то изменилось в нем, и знал: Исо чувствует то же самое. Это пугало Лена. Он не мог разобраться в себе, но знал точно: это чувство — часть его, и если оно умрет, он станет похожим на травоядное животное, которому нет дела ни до чего, кроме разве что собственного желудка

В феврале вся деревня, прихватив пробки, выводные трубки и кувшины для сока, направилась в кленовую рощу. Запах меда носился в воздухе, как знамя близкой весны. Выпал и растаял снег. Наступило время последних заморозков, и отец беспокоился об озимых, пустивших первые росточки. С северо-запада дул холодный ветер. Казалось, тепло никогда не вернется. Появились на свет телята и ягнята, и свободного времени не было вообще.

Покрылись бледными, молоденькими листочками желтые ивы, на дворе стояли теплые, весенние деньки, и совсем не хотелось работать. Новорожденные телята мычали и вперевалку бродили за коровами. Животные нервничали и доставляли много хлопот.

Вот тогда-то у Лена и возникла идея. Все было настолько просто, что он удивился, как это раньше не пришло ему в голову. После того, как по дому все было сделано и Джеймс закрыл конюшню, Лен украдкой выскользнул из дома и отворил нижнюю половинку двери конюшни. А через час вся семья сгоняла в темноте разбежавшихся животных, и когда их наконец удалось собрать и пересчитать, выяснилось, что двух коров все-таки не хватает. Отец сердито проворчал что-то про глупых животных, которые предпочитают бегать по лесам, вместо того, чтобы сидеть в тепле, и о том, что необходима помощь. Снабдив Лена фонарем, он наказал ему спуститься к дому дяди Дэвида и звать на помощь и его, и Исо. Все было очень просто.

Лен бежал изо всех сил, его мысли были заняты открывшимися возможностями. Все получилось неожиданно легко и просто, и это пугало его. Лена мучила совесть, хотя он был уверен, что никому не сказал неправды. Справа от него виднелся лес, освещенный тусклым лунным светом, темный и незнакомый.

Теплая духота кухни дяди Дэвида была пропитана запахом капусты и паром от высыхающей обуви. Лен с опаской поглядывал на выдраенный до блеска пол, хотя тщательно вытер ноги на крыльце. У порога лежал обрывок какого-то лоскута, и Лен стоял на нем, объясняя, зачем его послали, пытаясь встретиться глазами с Исо. Дядя Дэвид, немного поворчав, принялся натягивать сапоги, а тетя Мария подала ему пиджак и фонарь. Лен набрал в легкие побольше воздуха, словно перед прыжком в воду:

— Мне кажется, я видел, как что-то белое спускалось к западному полю, — выдохнул он. — Пойдем, Исо!

И Исо вышел в шляпе набекрень, не успев даже, как следует, одеть пиджак. Спотыкаясь и перепрыгивая рытвины, наполненные недавним дождем, мальчики достигли западного поля, все время двигаясь по направлению к лесу. Лен сунул фонарь под пиджак, чтобы дядя Дэвид не заметил их с дороги, и не вытаскивал его еще некоторое время после того, как они очутились в лесу Лен прекрасно ориентировался в темноте и без труда отыскал знакомую тропинку.

— Фонарь может погаснуть прежде, чем мы доберемся туда, — сказал он Исо.

— Конечно, — ответил тот, — давай побыстрее.

Мальчики заторопились. Когда они нашли то место, где ручей впадал в реку, Исо уменьшил свет фонаря и дрожащими руками вытащил радио. Лен опустился на корягу, тяжело дыша. Он почувствовал боль в боку и придавил это место руками. Полноводный весной ручей шумел, словно настоящая река.

В том месте, где он впадал в Пиматанинг, образовались пенные водовороты и пороги. Вода поднялась почти до того уровня, где сидели Лен и Исо, темная, с отраженными в ней звездами, и ночь была наполнена ее журчанием.

Исо выронил радио.

Лен, вскрикнув, подался вперед, но Исо успел поймать радио за выступавшую катушку, проволока размоталась, и радио с глухим стуком упало в прошлогоднюю траву. Исо неподвижно уставился на него и на катушку с размотанной проволокой.

— Я сломал его, — повторял он, — я сломал его. Подойдя ближе, Лен опустился на колени.

— Нет, совсем нет! Посмотри сюда, — он поднес радио совсем близко к фонарю. — Видишь эти пружинки? Катушку и нужно было разматывать.

Преодолевая волнение, охватившее его, Лен повернул кнопку. Он ждал привычного шума и потрескивания, и сегодня шум был сильнее, чем раньше. Исо поднял конец проволоки и двинулся назад, разматывая ее. Внезапно послышался голос: “…для меня возврат к цивилизации — это падение. Но все равно я передаю, что баржа на реке будет готова к разгрузке, как только…”

Снова рев и треск. Исо до предела размотал проволоку. И далекий, далекий голос произнес: “Шермэн интересуется, что слышно от Буеров. Он не дал…”

Это был конец. Треск и шипение возобновились, на этот раз так громко, что, казалось, их могут услышать в деревне. Сквозь неясный шум голос пробился вновь, но слов разобрать не удалось Исо свернул проволочку и вновь засунул катушку в углубление. Они спрятали радио на прежнее место, в дупло, прикрутили фонарь и неохотно побрели назад, к дому. В тусклом отблеске фонаря сияли и искрились их глаза.

Часть 6

Сначала вдалеке показалось облачко пыли, затем брезентовая вывеска, выбеленная на солнце, весело замелькала в молодой зелени деревьев. Вывеска приближалась, уже был виден весь фургон, а упряжка лошадей превратилась в великолепную позвякивающую упряжью шестерку лошадей, выступающих гордо, словно императоры.

Высоко на сиденье, легко удерживая поводья, восседал мистер Хостеттер, борода его развевалась по ветру, а пиджак и штаны были покрыты серой дорожной пылью.

— Я боюсь, — сказал Лен.

— Тебе-то чего бояться? — с недоумением спросил Исо. — Ты ведь никуда не собираешься

— И ты, скорее всего, тоже, — пробурчал Лен, глядя на фургон, пересекающий речку по шаткому мостику.

— Да я вовсе и не надеюсь на то, что это так просто.

На дворе стоял июнь во всей красе нежной зелени. Лен и Исо сидели на самой окраине деревни у мельничного колеса, с которого шумно стекала вода Тут и там, словно язычки синего пламени, шныряли зимородки. Сегодня на майдане собралось все население деревушки, все до единого, кроме тех, кто был слишком юн, слишком стар или болен, и по этой причине вообще не мог двигаться. Съехались друзья и родственники из Вернона и Вильямсфилда, из Эндовера и Фармдайла, из Бургхилла и других одиноких ферм и деревушек, разбросанных неподалеку от Пайперс Рана.

Был праздник сбора земляники — первое крупное событие лета, на который собирались все. Многие не видели друг друга с тех пор, как выпал первый снег, и теперь были рады поболтать, укрывшись от солнцепека в тени вязов. Стайка ребятишек неслась по дороге навстречу фургону и теперь, догнав его, выкрикивала что-то мистеру Хостеттеру. А те, кто еще не умел бегать, ждали его у края дороги: девочки в пышных юбочках и мальчики — точные копии отцов, во всем домотканом и широкополых коричневых шляпах. Затем процессия двинулась наперерез фургону, который все замедлял и замедлял ход и наконец остановился. Шесть откормленных лошадей трясли мордами и храпели, будто гордились тем, что это они притащили фургон. Мистер Хостеттер суетился и улыбался, какой-то мальчуган вскарабкался к нему и подал полное до краев блюдо земляники.

Лен и Исо оставались на своих местах, на расстоянии наблюдая за происходящим. Лену очень хотелось остаться незамеченным отчасти из-за украденного радио, отчасти ему неловко было осознавать, что они почти друзья, и он знает секрет мистера Хостеттера. Одним словом, встречаться с ним Лену не хотелось.

— Когда ты собираешься сделать это? — спросил Лен.

— Посмотрим.

Исо пристально наблюдал за фургоном. С тех пор, как мальчики нашли подход к радио, Исо странным образом изменился: стал замкнутым, почти избегал Лена, иногда даже не замечал его.

— Я пойду туда, — сказал однажды Исо, имея в виду Барторстаун, и с тех пор терпеливо ждал приезда Хостеттера.

Исо схватил Лена за руку, больно стиснув ее:

— Разве ты не хочешь пойти со мной?

Лен опустил голову. Он постоял с минуту молча, затем сказал:

— Нет, я не могу, — и отстранился от него, — не сейчас.

— Тогда в следующем году. Я расскажу ему о тебе.

— Посмотрим.

Исо хотел сказать что-то еще, но, казалось, не мог подобрать слов. Лен отошел. Он быстро поднимался по крутому берегу, вначале медленно, затем все быстрее и быстрее, почти бегом. По щекам текли горячие слезы, что-то внутри кричало: “Трус, трус, он уйдет в Барторстаун, а ты побоишься и навсегда останешься в этой дыре!” Лен ни разу не оглянулся.

Мистер Хостеттер провел в Пайперс Ране три дня. Это были самые тяжелые и долгие дни в жизни Лена.

“Ты еще не можешь уйти, — настойчиво твердил он себе. — Мать будет плакать, а отец винить себя, я не хочу делать родителей несчастными”. Но неотвязная мысль последовать за Исо не покидала Лена.

Обремененный своей тайной, Лен выполнял обычную работу спустя рукава. Он не отходил от дома, лес и поле больше не манили его. Мать принялась лечить его лавровым чаем. А Лен все время с напряжением прислушивался, не раздастся ли цокот копыт по дороге, он ждал, что приедет дядя Дэвид с вестью о пропаже Исо.

На третий день вечером он действительно услышал топот быстро приближающейся лошади. Лен как раз помогал матери мыть посуду. Было еще светло, на западе алел закат. Нервы Лена болезненно напряглись, и тарелки вдруг стали скользкими и непослушными. В воротах показалась тащившая повозку лошадь, затем — еще лошадь, и еще повозка, и еще. Во двор вышел отец, Лен последовал за ним, стараясь унять предательскую дрожь в коленках. Он ожидал одну повозку — дяди Дэвида, но три…

Все в порядке, дядя Дэвид здесь. Он сидел в своей повозке вместе с Исо. Рядом с ним был мистер Харкнис. Во второй повозке сидели мистер Хостеттер, мистер Нордхолт и мистер Клут. В третьей — мистер Фенвэй с мистером Глессером.

Дядя Дэвид слез с повозки и подошел к отцу, который уже спешил навстречу. За ним последовали мистер Хостеттер, мистер Нордхолт и мистер Глессер. Исо не пошевелился и даже не поднял головы. Мистер Харкнис пристально изучал Лена, все еще стоявшего в дверях, и взгляд его был злым и угрожающим. На какое-то мгновение Лен встретился с ним глазами, но тут же потупился. Ему страшно хотелось скрыться, но он знал, что это бесполезно.

Все мужчины подошли к повозке дяди Дэвида, который что-то говорил Исо. Тот пристально рассматривал свои руки, не поднимая головы и не проронив ни слова.

— Он не хочет с нами разговаривать, — сказал мистер Нордхолт. — Те слова просто вырвались у него.

Отец обернулся и кивнул Лену:

— Поди-ка сюда.

Лен медленно приблизился. Он не мог заставить себя поднять голову и посмотреть отцу в лицо.

— Лен.

— Да, сэр.

— Это правда, что у вас есть радио?

— Да, сэр.

— Это правда, что вы украли книги и прочитали их? Это правда, что вы не поставили в известность мистера Нордхолта, хотя вас предупреждали? И наконец, ты знал, что собирается делать Исо, но не сказал ни мне, ни дяде Дэвиду?

Лен вздохнул. Устало, как больной, старый, усталый человек, он поднял голову и с трудом выдавил из себя:

— Да, сэр, все это правда.

Лицо отца казалось высеченным из камня.

— Замечательно, — только и смог сказать он.

— Можешь поехать с нами, — обратился к нему Глессер. — Побереги свою упряжку для более важных дел.

— Ладно, — отозвался отец, холодно взглянув на Лена, что означало: “Следуй за мной”.

Лен пошел за отцом. Проходя мимо Хостеттера, он увидел печаль и сожаление на его лице, скрытом полями широкой шляпы. Отец и мистер Фенвэй влезли в повозку, а мистер Глессер взял вожжи.

Лен медленно опустился позади отца, он не мог избавиться от болезненной дрожи. Повозка, дернувшись, тронулась со двора, миновала дорогу и покатилась по меже западного поля к лесу.

Все остановились как раз там, где росли маки. Переговариваясь, вылезли из повозок. Затем отец повернулся к Лену со словами:

— Пойдем, покажешь, где это, — и показал на лес.

Лен не пошевелился.

В первый раз за все время заговорил Исо:

— Ну иди, показывай, — голос его дрожал от ненависти, — они все равно отыщут радио, даже если им придется поджечь лес.

Дядя Дэвид развернулся, ударил его по губам и произнес что-то из Библии.

— Ну же, Лен, — повторил отец.

И Лен сдался. Он показал тропинку в лесу. Как будто ничего не изменилось со времени их последнего посещения: тот же лес, та же тропинка, те же деревья, знакомые заросли дурмана. Но сейчас все это выглядело отталкивающим и негостеприимным, и большие сапоги безжалостно втаптывали и ломали ветки папоротника.

Наконец они вышли к месту, где сливались воды ручья и реки. Лен остановился позади дуплистого дерева.

— Здесь, — сказал он, не узнавая собственного голоса. Лучи солнца скользили по нежной зелени травы и деревьев, буроватые воды Пиматанинга отливали медью, где-то в стороне каркали вороны — Лену казалось, что они смеются над ним.

Дядя Дэвид грубо подтолкнул Исо:

— Доставай его.

Исо с минуту поколебался, затем засунул руку в дупло и вытащил завернутые в парусину книги.

Нордхолт развернул их и отошел от дерева, чтобы получше рассмотреть.

— Да, — сказал он, — все в полном порядке.

Исо держал в руках радио, в его глазах блестели слезы. Мужчины застыли в нерешительности.

— Соумс просил передать его личные вещи жене, если что-нибудь случится с ним. Он показал мне ящик, в котором они хранятся. Фанаты на проповеди собирались разнести его фургон, и я поспешил забрать вещи и ящик, не открывая его.

Вперед вышел дядя Дэвид. Он вырвал радио из рук Исо, бросил его в траву и несколько раз наступил тяжелым сапогом. Затем подобрал то, что от него осталось, и швырнул в реку.

— Я ненавижу тебя, — сквозь зубы процедил Исо. Он обвел всех взглядом. — Вы не сможете остановить меня! Я все равно уйду в Барторстаун!

Дядя Дэвид вновь ударил его. Мистер Харкнис обшарил дупло, удостоверившись, что там пусто. Все собрались уходить, и мистер Хостеттер сказал:

— Я требую, чтобы мой фургон обыскали.

— Я знаю тебя давно, Эд, — возразил мистер Харк-нис. — Не думаю, что это необходимо.

— Нет, я настаиваю, — повысив голос, сказал Хостеттер. — Я требую, чтобы мой фургон обыскали сверху донизу. От однажды закравшегося подозрения недалеко до убийства, а плохие новости распространяются быстро. Мне совсем не хочется, чтобы другие думали обо мне так же плохо, как о Соумсе.

Лен содрогнулся от внезапной мысли, что Хостеттер пытается оправдаться.

А еще он понял, что Исо совершил роковую ошибку.

Дорога домой казалась бесконечной. На этот раз повозки не заехали во двор, остановились на дороге. Лен и отец вышли, Исо и дядя Дэвид остались в своей повозке. Затем мистер Харкнис сказал:

— Мы хотели бы завтра поговорить с мальчиками, — и в голосе послышались зловещие нотки.

Его повозка тронулась и покатилась в деревню, за ней другая. Дядя Дэвид направил лошадь в противоположную сторону. Исо свесился из повозки и прокричал Лену:

— Не сдавайся! Они не смогут заставить тебя перестать думать! Что бы они ни делали, они не смогут…

Дядя Дэвид резко развернул повозку и въехал во двор.

— Сейчас мы увидим, какой ты герой. Илайджа! Я воспользуюсь твоей конюшней.

Отец нахмурился, но ничего не сказал. Дядя Дэвид прошел к конюшне через весь двор, толкая Исо впереди себя. Из дома выбежала мать.

— Приведи Лена, я хочу, чтобы он видел, — прокричал дядя Дэвид.

Отец еще больше нахмурился и молча кивнул в знак согласия. Затем он взял мать за руку, отвел в сторону и что-то тихонько шепнул ей. Мать повернулась к Лену: “О, нет! Ленни, как ты мог!” и бросилась в дом, приложив к лицу фартук. Лен знал, что она плачет. Отец указал на конюшню. Лену показалось, что он в душе осуждает дядю Дэвида, но не считает себя вправе спорить с ним.

Лен тоже осуждал его. Дядя Дэвид всегда считал, что ребенок имеет не больше прав, чем любое недвижимое имущество на ферме. При мысли о конюшне Лен содрогнулся, но отец снова подал знак, и пришлось подчиниться.

Уже стемнело, и внутри горел фонарь. Дядя Дэвид снял кожаный ремень.

— Становись на колени, — произнес он.

— Нет!

— На колени! — послышался удар.

Исо всхлипнул и опустился на колени.

— Ты никогда больше ничего не украдешь. Ты сделал меня отцом вора. Ты осмелился лгать. Ты сделал меня отцом лжеца, — его рука поднималась и опускалась в такт словам, и каждая пауза была заполнена щелчком толстого кожаного ремня по плечам Исо. — Ты знаешь, что говорит об этом Библия, Исо. Любящие да очистят детей своих от грехов. Тот, кто ненавидит детей своих, отрекается от всего рода.

Исо больше не мог сдерживать крики и рыдания. Лен отвернулся. Через некоторое время дядя Дэвид остановился, тяжело дыша:

— Ты все еще считаешь, что я не могу заставить тебя мыслить по-другому?

— Да! — прохрипел Исо, скорчившись на полу.

— Ты все еще собираешься в Барторстаун?

— Да!

— Ну что ж, посмотрим.

Лен старался не слушать. Казалось, это будет продолжаться бесконечно. Отец не выдержал и сделал шаг вперед:

— Дэвид!

— Присматривай лучше за своим щенком, Илайджа! Я всегда говорил, что ты слишком много ему позволяешь. — Он вновь вернулся к Исо: — Ты еще не передумал?

Исо промычал что-то невнятное, но было ясно, что он сдался.

— Эй, ты, — внезапно обратился к Лену дядя Дэвид, — посмотри на это. Хвастовству и упрямству пришел конец!

Исо пошевелился на полу, в пыли и соломе. Дядя Дэвид пнул его ногой.

— Ты все еще собираешься в Барторстаун?

Исо застонал, закрыв лицо руками. Лен попытался было улизнуть, но дядя Дэвид схватил его тяжелой, влажной от пота рукой.

— Вот он, твой герой. Вспомни о нем, когда очередь дойдет до тебя.

— Отпустите меня! — прошептал Лен.

Дядя Дэвид зловеще захохотал. От оттолкнул Лена и подал отцу ремень. Затем схватил Исо за шиворот и выволок наружу.

— Повтори громче, чтобы они слышали!

Исо всхлипнул, будто младенец:

— Я больше не буду! Я раскаиваюсь.

— А теперь убирайся! Убирайся и замаливай свои грехи. Доброй ночи, Илайджа, и помни: твой ребенок так же виноват во всем, как и мой.

Они вышли в темноту, и через некоторое время Лен услышал, как тронулась повозка.

Отец вздохнул. Он выглядел печальным и усталым:

— Я доверял тебе, Лен. А ты предал меня.

— Я не хотел этого, отец.

— Но сделал.

— Да.

— Почему, объясни мне, Лен!

— Потому, что хотел учиться, хотел знать!

Отец снял шляпу и закатал рукава:

— Я мог бы прочесть тебе длинную нотацию, но что сделано — того не изменишь, и это будет для тебя пустым звуком. Ты только помни мои слова, Лен.

— Да, отец, — Лен замолчал, скрестив руки.

— Мне очень жаль, — сказал отец, — но я должен… проделать это ради твоей же пользы.

Лен повторял про себя:

— Нет, ты не в силах заставить меня пасть на колени и раскаяться, я никогда не сдамся, никогда не оставлю Барторстаун, и книги, и знания, и все, что существует в мире вне пределов Пайперс Рана!

Но он сдался. На полу конюшни, в пыли и соломе он все-таки сдался. Так закончилось детство Лена.

Часть 7

Лен ненадолго заснул, будто провалился в глубокую пропасть. Проснувшись, он долго и пристально всматривался в темноту и думал. Лен долго ворочался без сна в своей маленькой комнатке. А когда наступил рассвет, волна горя, ярости и стыда захлестнула его. Затем, устав от этих переживаний, он попытался обдумать происшедшее более спокойно.

Лен знал, что он никогда не перестанет думать о Барторстауне — город стал частицей его самого. Он знал, что никому на свете, даже отцу, не позволено прикасаться к самому сокровенному. Хороший или плохой, грешный или праведный, это был он, Лен Колтер, единственный и неповторимый. Он не мог отречься от этого и продолжать жить, и когда эта мысль пришла ему в голову, Лен заснул вновь, на этот раз спокойно, и, проснувшись с соленым привкусом слез, увидел взошедшее солнце. Мир был наполнен звуками: веселой трескотней соек, криками фазанов, сидящих на живой изгороди, чириканьем и попискиванием множества птиц.

Лен выглянул в окно. Возле почерневшего пня когда-то сраженного молнией гигантского клена тянулась к солнцу тоненькая веточка, озимое поле покрылось нежной зеленью взошедшей пшеницы, а вдалеке, ближе к холму, до которого простиралось поле, виднелись три рощицы. Лену стало грустно, он чуть не заплакал от неясного чувства, что видит все это в последний раз

Лен вышел из дома и занялся привычным делом, бледный и отрешенный, ни с кем не разговаривая и стараясь не смотреть в глаза домашним. Джеймс попытался утешить его со свойственной ему грубой добротой:

— Это ради твоей же пользы, Ленни. Когда ты вырастешь, обязательно поймешь, как хорошо, что тебя вовремя остановили. В конце концов, ведь это не конец света.

“Это конец света”, — подумал Лен.

После обеда его заставили одеться и умыться. Вскоре вошла мать со свежевыглаженной рубашкой. Она едва сдерживала слезы и вдруг, не выдержав, крепко прижала Лена к себе и прошептала:

— Как ты мог, Ленни, как ты мог быть таким неблагодарным, как ты мог предать Господа и отца своего!

Лен почувствовал, что начинает колебаться. Еще минута, и он заплачет, уткнувшись в мамины теплые ладони, и все намерения исчезнут без следа. Он поспешно отстранился:

— Мама, мне больно!

Мать взяла его за руки.

— Ленни, смирись, будь терпеливым, и все пройдет. Господь простит тебя, ведь ты еще ребенок и слишком мал, чтобы понять…

К ним поднимался отец, и она замолчала. А через десять минут повозка с грохотом покатилась со двора. Лен неподвижно сидел позади отца, они не разговаривали. Лен думал о Боге, Сатане, проповеди, Соумсе, Хо-стеттере и Барторстауне. Он твердо знал одно: Бог никогда не простит его. Он выбрал путь посланника Сатаны, который приведет его в Барторстаун.

Их догнала повозка дяди Дэвида. Исо съежился в углу и выглядел маленьким, больным и беззащитным, будто из него вытряхнули даже кости. Когда они подъехали к дому мистера Харкниса, отец и дядя Дэвид оставили мальчиков одних привязать лошадей. Лен и Исо старались не смотреть друг на друга, Исо даже не поворачивался к Лену лицом. Но они бок о бок стояли у коновязи, и Лен тихонько сказал:

— Я буду ждать тебя на нашем месте до восхода луны, но не дольше.

Он почувствовал, как Исо напрягся и застыл на месте, словно хотел возразить, но Лен отвернулся и медленно пошел прочь.

Затем был длинный, невыносимо длинный допрос в приемной мистера Харкниса. Мистер Фенвэй, мистер Глессер, мистер Клут тоже присутствовали. Когда все закончилось, Лен чувствовал себя кроликом, с которого содрали шкуру, и это приводило его в бешенство. Он ненавидел всех этих косноязычных бородатых людей, которые издевались над ним, рвали его на части.

Дважды Лен почувствовал, что Исо может выдать его, и уже готов был выпалить, что его кузен — лжец, но тот не сболтнул ничего лишнего.

Наконец допрос завершили. Мужчины посовещались, и мистер Харкнис сказал:

— Мне очень жаль, что вам придется пережить такой позор, потому что вы оба — отличные парни и мои старые друзья. Однако пусть это послужит предупреждением всем, кому нельзя доверять.

Он нахмурился и продолжил, глядя на мальчиков:

— Вас обоих высекут на глазах у всех в субботу утром. А если подобное повторится вновь — вы знаете, что тогда будет.

— Ну? Так вы знаете о наказании?

— Да! — ответил Лен. — Вы выгоните нас из Пай-перс Рана, и мы никогда не сможем вернуться сюда. — Он посмотрел в глаза мистеру Харкнису и добавил: — Но второго раза не будет.

— Искренне надеюсь, что это так, — сказал тот, —а я, со своей стороны, порекомендовал бы вам основательно заняться Библией, молиться и каяться, и тогда Господь сниспошлет вам мудрость, и прощение.

Затем братья Колтер вышли на улицу и сели в повозки. Они обогнали фургон мистера Хостеттера, но самого хозяина фургона не было видно.

Отец всю дорогу молчал, сказал только:

— Я виноват во всем гораздо больше, чем ты, Лен, — на что Лен ответил:

— Нет, отец. Это я во всем виноват. Я один.

— Что-то было сделано не так. Я не смог воспитать тебя правильно, не смог заставить понять. Когда же ты отошел от меня? Думаю, Дэвид все-таки прав: я слишком многое тебе позволял.

— Исо больше, чем я, замешан в этом деле, — сказал Лен. — Это он стащил радио, и никакие побои дяди Дэвида не остановили его. Не нужно винить себя, отец.

Лен чувствовал себя очень плохо. Рано или поздно отец все равно узнает, в чем он действительно виноват.

— Джеймс никогда не был таким, — произнес отец, — с ним все просто. Как могут два плода одного семени быть такими разными?

Больше они не разговаривали. Дома их ждала мать, бабушка, брат Джеймс. Лена отослали в свою комнату, где он прильнул к двери, чтобы слышать рассказ отца. Внезапно до него донесся голос бабушки, дрожащий от негодования:

— Ты — трус и глупец. Все вы трусы и глупцы. Попробуйте сломить этого ребенка! Вам никогда не удастся сделать это! Вы никогда не научите его бояться знаний и правды.

Лен улыбнулся. “Спасибо, бабушка, — подумал он. — Я запомню”.

Ночью, когда все в доме крепко спали, Лен перекинул через плечи связанные сапоги и вылез через окно на крышу летней кухни, оттуда — на ветку персика, затем спустился на землю. Крадучись, он миновал двор, пересек дорогу и только там натянул сапоги, а затем быстро зашагал через поле. Впереди неясно вырисовывался в темноте лес. Лен ни разу не оглянулся.

В лесу было темно, страшно и одиноко. Он вышел на поляну и присел на знакомую корягу, где так часто сидел когда-то, прислушиваясь к ночному концерту лягушек и спокойному журчанию Пиматаннинга. Мир казался необъятным.

На юго-востоке показалась светлая полоска, сначала грязно-серая, затем серебряная. Лен ждал.

“Нет, Исо не придет, он побоится, и я пойду один”, — думал Лен, и от этих мыслей становилось как-то не по себе. Лен поднялся, прислушался и увидел тонкий краешек луны. Предательский голос нашептывал: “Ты можешь еще вернуться, влезть обратно в окно, и никто ничего не узнает”. Лен изо всех сил вцепился в корягу, стараясь преодолеть эту слабость.

В темноте послышался шорох, и на поляну вышел Исо. Некоторое время они пристально смотрели друг на друга, словно ночные совы, ослепленные ярким светом, затем схватили друг друга за руки и рассмеялись.

— Публично высечь! — повторял Исо. — Публично высечь! Черта с два!

— Мы пойдем вниз по реке, по течению, — сказал Лен. — Пока не отыщем лодку.

— А что потом?

— Потом мы продолжим путь. Одни реки впадают в другие. Я видел это на картине в учебнике истории. Если долго-долго плыть, мы попадем в Огайо, а это самая большая из окрестных рек.

— А при чем тут Огайо? — упрямо возразил Исо. — Это ведь на юге, а Барторстаун на востоке.

— Восток занимает куда как больше места, чем ты предполагаешь. Вспомни, что говорил голос из радио? Груз на реке, его можно разгружать, как только что-то… В общем, эти люди из Барторстауна говорили о грузе, который туда направляется. В конце концов рек много, и там обязательно должны быть лодки.

Исо с минуту помолчал, а затем произнес:

— Ну ладно. Все равно начать придется отсюда. Кто знает, может, мы были правы относительно Хостеттера, а может, и нет. А вдруг он расскажет своим о нас по радио и они помогут нам, кто знает?

— Да, — подтвердил Лен, — кто знает?

И мальчики двинулись на юг по берегу реки. Луна освещала их путь. Журчала вода, пели лягушки, и слово Барторстаун звоном большого колокола стучало в голове Лена.

Часть 8

Спокойные коричневатые воды Пиматаннинга впадают в Шенанго. Шенанго продолжает свой путь, встречаясь с Махоунингом, и обе реки впадают в Бивер. Би-вер впадает в Огайо, которая величественно несет свои воды на запад, сливаясь с Отцом Рек.

Время, как и реки, тоже бежит без остановки, и маленькие частички его сливаются в большие: минуты — в часы, часы — в сутки; проходят месяцы, годы, вчерашние мальчишки становятся мужчинами, остаются далеко позади мили долгих поисков. Но все же легенды продолжают быть легендами, мечты — мечтами, тускло мерцающими где-то вдали, может, там, где заходит солнце.

Но город Рефьюдж и золотоволосая девочка действительно существовали.

Рефьюдж совсем не похож на Пайперс Ран. Его границы превышали пределы, указанные в законе. Но главное отличие было не в этом. Жизнь в Пайперс Ране текла медленно и размеренно, строго подчиняясь временам года. Рефьюдж же бурлил. Люди быстрее двигались, быстрее соображали, громче говорили, улицы по ночам шумели от перестука колес фургонов и повозок, голосов портовых грузчиков.

Рефьюдж был расположен на северном берегу Огайо. Когда-то его название*["1] вполне соответствовало назначению: здесь в период Разрушения укрывались беженцы из других городов. Через Рефьюдж проходили торговые маршруты, доходящие до Великих Озер; днем и ночью грохотали фургоны, груженные пушниной, шерстяной одеждой, мукой и сырами. С востока на запад плыли по реке баржи со шкурами, салом, соленой говядиной, углем, металлическим ломом из Пенсильвании, соленой рыбой из Атлантики, гвоздями, бумагой и ружьями.

С весны до поздней осени лодки, паромы и баржи следовали по этому пути.

Лен и Исо никогда раньше не видели моторов, и сначала даже испугались их шума, но скоро привыкли. Зимой они работали в маленьком литейном цехе в устье Бивера, где делали паровые котлы. Тогда им казалось, что они помогают механизировать весь мир. Нью-меноннайтцы категорически отказывались от использования какой-либо искусственной силы, но люди, управляющие лодками, придерживались иного мнения. Им нужно было доставлять груз вверх по течению, справляться с таким нелегким делом помогали простейшие моторы. Ради этого пренебрегали запретами.

На противоположном берегу, как раз напротив Рефьюджа, расположился маленький городишко Шедвелл. Он был во много раз меньше Рефьюджа и гораздо моложе его, но разрастался быстро, Лен и Исо заметили это сразу.

Население Рефьюджа попросту игнорировало Шедвелл, возникший только потому, что торговцев сахаром, ситцем и табаком конкуренты вытеснили с рынков. Тогда на другом берегу были возведены временные навесы, пристань, и не успели жители Рефьюджа опомниться, как все это превратилось в небольшой городок с собственными складами, названием и растущим населением.

В Рефьюдже было немного нью-меноннайтцев. Большая часть населения принадлежала к Церкви Всеобщего Благодарения, и называли они себя келлерийтцами, в честь Джеймса Келлера, основавшего эту религию. Лен с удивлением обнаружил, что некоторые нью-меноннайтцы занялись коммерцией, забыли веру и не хотели возвращаться в Пайперс Ран. Они давно перестали бояться всего, что пугало их в детстве. Их волосы были теперь коротко остриженными, а щеки — гладко выбритыми. Среди келлерийтцев существовал обычай гладко бриться до свадьбы, женатые же мужчины сразу отпускали бороды.

Каждую субботу мальчики вместе с семьей Тэйлора ходили в церковь. Они быстро свыклись с местными нравами и обычаями, иногда им казалось, что они живут в Рефьюдже с самого рождения. Порой Лен ловил себя на мысли, что они забыли, зачем пришли в этот город и что ищут. И тогда Лен вспоминал ночь у реки, лесную прохладу и прелый запах листьев. Всплывало в памяти лицо отца, когда он поднял кнут и со свистом опустил его на спину Лена, помнил, как ныла от побоев спина. Но все труднее было припомнить, что же чувствовал тогда Лен. Он напрягал свою память, иногда у него ничего не получалось, иногда — и это было хуже всего — его прежние чувства казались просто абсурдом. Всплывали перед глазами родительский дом, отец с матерью, бабушка. Горькие воспоминания болью отзывались в сердце. В такие минуты он думал: “Я оставил их ради какого-то названия, ради голоса из коробки. И где же это все?” Лен казался себе предателем, и думы обступали его со всех сторон, словно горные вершины.

Время делало свое: Лен вырос, возмужал, появилось много нового, что теперь волновало его, особенно золотоволосая девочка по имени Эмити.

Была середина июля, жаркий, безветренный вечер, темнота почти поглотила яркие краски заката. Лен сидел, неподвижно опустив голову и сложив руки, глядя на остатки молочного пудинга в тарелке. Исо в такой же позе сидел справа, а золотоволосая девочка — напротив. Ее отец сейчас произносил молитву, восседая во главе стола, мать почтительно слушала.

“…простер одеяние милосердия твоего и укрыл нас в день Разрушения…”

Эмити бросила быстрый взгляд из-под пушистых ресниц сначала на Лена, затем на Исо.

“…благодарение наше за милость твою…”

Лен почувствовал этот взгляд: кожа его была очень чувствительна к подобным вещам. Не поднимая головы, он знал, что девочка посмотрела на него. Он видел руки Исо, сложенные на коленях, и знал также, что сейчас Эмити смотрит на Исо. Его бросило в жар при мысли об увитой розами беседке.

И когда же, наконец, судья Тэйлор замолчит?

Славу Богу, прозвучало “аминь”. “Быстрее, — думал Лен, — быстрее закончить возню с посудой, иначе не будет никакой прогулки в саду”. Он сорвался с места, со скрипом оттолкнув стул. Исо тоже вскочил, и оба принялись убирать тарелки, толкая друг друга. Эмити, улыбаясь, собирала чашки.

Миссис Тэйлор вышла в кухню с блюдцами. Судья Тэйлор задержался в дверях, перед тем как идти в кабинет, как бывало всегда после вечерней молитвы. Исо исподтишка бросил в сторону Лена гневный взгляд и процедил:

— Оставь ее в покое!

Эмити направилась на кухню, стараясь не уронить горку чашек. Золотистые волосы заплетены в толстую косу, длинное, серое, наглухо закрытое платье идеально сидело на ней, удивительно легкая походка заставляла сердце Лена биться чаще. Лен смерил Исо презрительным взглядом и вышел вслед за ней, унося на кухню горку тарелок. И тут раздался голос мистера Тэйлора:

— Лен, загляни ко мне, как только отнесешь посуду. В этот раз, я думаю, вымоют и без тебя.

Лен замер. Он тревожно взглянул на Тэйлора и поспешно произнес:

— Да, сэр.

Тэйлор, кивнув, вышел из столовой. Исо явно забеспокоился:

— Что ему могло понадобиться?

— Откуда мне знать?

— А может, ты что-нибудь натворил?

В этот момент в столовую вошла Эмити. Лен моментально покраснел.

— Не твое дело, — сердито буркнул он, вышел на кухню и поставил в раковину посуду. Эмити закатала рукава:

— Мама, Лен не будет помогать нам сегодня вечером. С ним хочет поговорить папа.

Реба Тэйлор отвернулась от печки, где нагревалась вода для мытья посуды. Лицо ее было добрым, приятным, но вместе с тем каким-то бесцветным. “Да, жизнь не слишком жестоко обходилась с ней”, — подумал Лен.

— Дорогой, — ласково обратилась она к нему, — ты уверен, что не сделал ничего дурного?

— Надеюсь, что это так, мэм.

— Мне кажется, — вмешалась Эмити, — это связано с Майком Далинским и его складом.

— Мистером Далинским, ты хотела сказать, — сердито одернула ее Реба Тэйлор. — Займись-ка лучше посудой, юная леди. Это тебя не касается. Ты свободен, Лен. Мне кажется, судья лишь хочет дать тебе какой-то совет и лучшее, что ты можешь сделать, — это последовать ему.

— Да, мэм, — сказал Лен и прошел через столовую в холл, а оттуда — к кабинету мистера Тэйлора, раздумывая о том, мог ли кто-нибудь заметить, как они с Эмити целовались в саду, или же разговор, действительно, будет связан с Далинским. Он частенько захаживал в кабинет судьи, они разговаривали о будущем, иногда даже о прошлом, но еще ни разу его просто так не приглашали в этот кабинет.

Дверь была приоткрыта.

— Войди, Лен.

Судья восседал за своим большим столом. Внушительных размеров окна были обращены на запад, и солнце казалось темно-серым, будто обсыпанным сажей, деревья выглядели больными и бесцветными, а река походила на свинцовую полоску. Тэйлор задумчиво смотрел в окно, на столе стояла незажженная свеча. Широколобый и невысокий, судья всегда был до педантичности аккуратен: щеки тщательно выбриты, волосы и борода образцово подстрижены. Рубашку он менял каждый день, а его темный костюм был сшит из самого лучшего материала. Лен любил и уважал мистера Тэйлора. У него было множество книг, которые читали все желающие, он не боялся узнавать новое, хотя никогда не выставлял своих знаний напоказ больше, чем того требовала профессия.

— Никогда не уделяй себе слишком много внимания, — любил повторять он Лену, — тогда легко можно избежать неприятностей.

Судья попросил Лена войти и запереть дверь.

— Я хочу очень серьезно поговорить с тобой с глазу на глаз, чтобы ничто не могло повлиять на решение, которое ты рано или поздно должен будешь принять.

— Вы не хотите, чтобы Исо присутствовал при нашем разговоре? — Лен опустился на указанный ему стул рядом с судьей.

— Нет. Твоя судьба заботит меня больше. А теперь давай оставим личности в покое. Лен, ты работаешь на Майка Далинского?

— Да, сэр, — Лен немного рассердился. Итак, разговор пойдет о Далинском.

— И ты собираешься продолжать работать с ним? Лен не задумался ни на секунду:

— Да, сэр.

Тэйлор молча разглядывал свинцовое небо. В облаках сверкнула слепящая полоска, и не успел Лен сосчитать до семи, как раздался оглушительный раскат грома.

— В этом году ты много читал, Лен. Ты что-нибудь вынес для себя из книг?

Лен любовно оглядел книжные полки. В темноте не рассмотреть корешков, но он легко различал их по размеру, знал место, где стояли любимые книги. Лен действительно прочел много книг.

— Надеюсь, что да, — ответил он.

— Тогда старайся применять свои знания. Помнишь Сократа?

— Да.

— Он был самым мудрым из всех, кто когда-либо жил на этой земле, но ничто не спасло его, когда он слишком далеко зашел, преступив закон и веру.

Вновь вспыхнула молния, на этот раз раскат грома послышался быстрее. Подул ветер, сгибая ветки деревьев, река покрылась рябью.

Кто-то еле различимый на расстоянии укреплял стоявшие на якоре баржи и складывал в укрытие груз. Рефьюдж снова осветила вспышка молнии.

— Зачем ты пытаешься ускорить события? — спокойно спросил Тэйлор. — Все равно ведь ни ты, ни твои внуки не доживут до этого. Так зачем же, Лен?

— Что зачем? — не поняв, переспросил Лен.

— Зачем ты хочешь вернуть города?

Лен молчал, пристально всматриваясь в темноту, внезапно поглотившую Тэйлора, который теперь казался тенью.

— Они все умерли до Разрушения: утонули в собственных нечистотах, задохнулись в собственных газах, наконец люди стерли города с лица земли. Слово “город” музыкой звучит для тебя. Но что ты действительно знаешь о нем?

Когда-то они уже обсуждали этот вопрос.

— Бабушка рассказывала…

— Она была тогда еще слишком маленькой, чтобы увидеть всю грязь, уродство, пороки и бедность. Именно города выжимали из страны все соки. Люди переставали быть личностями, превратившись в ничтожные частички громадной машины: одетые в одинаковые одежды, с одинаковыми вкусами, мыслями, с одинаковой для всех системой образования, призванной не учить, а скрывать невежество.

Испытанный довод, но приведенный как-то неожиданно, по-новому. Запинаясь, Лен произнес:

— Я вовсе и не думаю о городах. И не могу понять, какое к ним отношение имеет новый склад мистера Далинского.

— Лен, если ты не будешь откровенен с самим собой, жизнь никогда не откроет свои тайны. Глупец мог сказать, что он не понимает этого, но не ты. А может, ты еще слишком юн, чтобы понять, что скрывается за тем или иным фактом?

— Но я уже достаточно взрослый даже для того, чтобы жениться, — горячо возразил Лен.

— Успокойся. А вот и дождь, помоги-ка мне закрыть окна.

Они отгородились от непогоды, и Тэйлор зажег свечу. В комнате стало невыносимо душно.

— Да, ты уже вырос, Лен, и можешь жениться. Думаю, что и у Эмити есть кое-какие мысли на этот счет.

Сердце Лена бешено забилось, как всегда, при упоминании Эмити. Он был очень взволнован. Капли дождя громко барабанили в окна, и казалось, что на улице град.

— Рефьюдж — хороший город хотя бы потому, как выгодно он расположен. Ты мог бы прекрасно устроиться здесь и со временем стать уважаемым человеком. У тебя будет много времени, и ты сможешь посвятить себя учебе, постигая мудрость мира, у тебя будет Эмити. Вот что предлагаю тебе я. А что может предложить Далинский?

— Я всего лишь работаю и получаю за это деньги.

— А ты знаешь, что он нарушил закон?

— Знаю, но этот закон — глупый и бессмысленный.

— Иметь больше одного склада — преступление против тридцатой поправки, которая является у нас основным законом. И никто пока не собирается его пересматривать.

— Но это неправильно. Ведь в Рефьюдже никто не хочет, чтобы Шедвелл терпел убытки только потому, что тут недостаточно складов, навесов и причалов, чтобы принять товар.

— Еще один склад, — Тэйлор многозначительно повторил слова Лена, — потом еще одна пристань, потом гостиницы для торговцев, — вот так и рождается большой город. Лен, ты когда-нибудь слыхал от Далинского про Барторстаун?

Сердце Лена, которое так часто билось при мысли об Эмити, теперь готово было остановится. Он вздрогнул и искренне ответил:

— Нет, сэр. Никогда.

— Удивительно. Я знаю Майка с детства, и, как мне, кажется, Барторстаун не мог не интересовать его.

— Простите, но я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

— И ты, и Исо — чужие в Рефьюдже. Люди до тех пор будут хорошо относиться к вам, пока вы не перейдете им дорогу. Но, если такое случится, — пеняйте на себя. — Судья опустил локти на стол и строго посмотрел на Лена: — Ты никогда не был до конца откровенным со мной, когда рассказывал о своем прошлом.

— Я ни разу не солгал вам.

— Это не важно. Я думаю, что вырос ты в деревне, и не ошибусь, если скажу, что предки твои — нью-меноннайтцы. Зачем же ты убежал из дома?

— Я думаю, — медленно начал Лен, подбирая слова с такой осторожностью, как человек, идущий по краю пропасти, ощупывает землю под ногами. — Я хотел бы знать, что происходит за пределами Пайперс Рана, но отец никогда не позволит этого.

— Нет, — задумчиво произнес Тэйлор, — не думаю, что это главное. Этот предел ищет для себя каждый человек. А ты уже нашел его, Лен?

— Нет еще.

— Так ищи. Смотри только, не заходи слишком далеко.

С минуту они молчали. Лил дождь, и молния сверкнула так близко, что слышно было какое-то шипение перед ударом грома, а затем сильнейший удар, словно взрыв, потряс дом.

— Значит, ты понял, зачем была принята Тридцатая поправка?

— Чтобы не появилось больших городов.

— Да, но какие причины лежали в основе этого запрета? Я представляю собой веру, и в обществе не имею права подрывать ее, но сейчас, с глазу на глаз могу сказать: вряд ли Господь уничтожил города лишь потому, что они были порочными. Я слишком хорошо разбираюсь в истории, чтобы верить в это. Враг обрушил бомбы на большие города — они были отличными мишенями, центрами скопления населения, центрами промышленности и сосредоточения товаров. Без этих городов страна напоминала человека с отсеченными руками и головой. Громадная комплексная система продовольствия рассыпалась в прах, дальнейшая бомбежка городов была бесполезной и опасной, каждый искал свой путь спасения, главной проблемой стали поиски пищи. Люди, издавшие тот закон, были уверены, что подобное никогда не повторится. Они призвали людей к рассредоточению, чтобы избежать возникновения новых мишеней для потенциального врага. Тридцатая поправка — мудрый закон, и он устраивал всех после того страшного урока, который им преподали. Никто не хочет пережить подобный кошмар, это стало частью религии Благодаря этой поправке, Лен, страна процветает. И не пытайся действовать против нее.

— Возможно, вы и правы, — задумчиво произнес Лен, глядя на пламя свечи. — Но когда мистер Далинский говорит, что страна вновь начинает расти, и ее рост не смогут остановить никакими искусственными законами, мне кажется, он тоже прав.

— Не позволяй Далинскому дурачить себя. Будущее страны его не волнует. Он уже владеет четырьмя складами, и жаждет владеть пятым, но не может: ему мешает закон. — Судья поднялся. — Ты сам должен выбрать правильный путь, я лишь хочу, чтобы ты понял одну вещь. У меня есть жена, дочь, и я забочусь о них. Если ты все-таки решишь продолжать работать у Далинского, уходи из моего дома. Никаких книг и прогулок с Эмити. Предупреждаю: если мне когда-нибудь придется судить тебя, я с радостью посажу в тюрьму Лена Колтера, работающего на Майка Далинского.

Лен поднялся:

— Да, сэр.

Тэйлор положил руку ему на плечо:

— Смотри, не прогадай, Лен. Хорошо обдумай то, что я сказал тебе.

— Я подумаю.

Лен вышел, чувствуя себя подавленным, обиженным, ему казалось, что судья говорил правильно. Эмити, женитьба, место в обществе. Никакого Далинского, никаких сомнений, никакого Барторстауна, никаких мечтаний и безрезультатных поисков.

Лен подумал о женитьбе на Эмити, и внезапно это так испугало его, что он даже вспотел Он почему-то подумал о брате Джеймсе, который, должно быть, уже стал отцом нескольких маленьких меноннайтцев, и в который раз удивился, насколько все-таки Пайперс Ран отличается от Рефьюджа, и стоит ли Эмити того, чтобы отказаться от Барторстауна. В Пайперс Ране Лен не читал Платона, зато запоем прочел его здесь, но в этом вопросе, казалось, бессилен был бы даже он. Никакого Барторстауна. А найдет ли он его когда-нибудь? Не глупость ли это — променять жену на фантом?

В холле почти темно. Лишь короткие вспышки молний освещают его на короткие мгновения. Он уже занес ногу на ступеньку, когда молния вспыхнула вновь, на секунду осветив Исо и Эмити в треугольной нише под ступенями лестницы. Тесно прижавшись друг к другу, они целовались, и Эмити ничуть не сопротивлялась.

Часть 9

Был субботний полдень. Они стояли друг против друга в тени увитой розами беседки, и Эмити сердито смотрела на Лена.

— …я не делала ничего такого, а если и делала, то ты не видел. Попробуй только рассказать кому-нибудь — я скажу, что ты врешь.

— Я прекрасно знаю, что зрение мне не изменяло.

Эмити вскинула голову так, что толстая коса шевельнулась:

— Я ничего тебе не обещала, ведь так?

— Но ты ведь хочешь быть со мной, Эмити?

— Возможно. Я не знаю.

— Зачем же ты тогда целовалась с Исо?

— А как мне узнать иначе, кого из вас я люблю больше?

— Ну, хорошо же, — сказал Лен.

Он подошел ближе и привлек ее к себе. В этот момент перед глазами Лена стоял Исо, и он сделал это довольно грубо. Крепко прижав ее к себе, ощутил тепло ее тела, его удивительную гибкость. Все поплыло перед глазами. Лен закрыл глаза и коснулся губами ее губ. Через мгновение он ослабил объятия.

— Тебе хорошо со мной?

Он весь дрожал, а на щеках Эмити лишь выступил легкий румянец, и, улыбаясь, она холодно смотрела на него.

— Не знаю. Попробуй еще раз.

— И то же самое ты сказала Исо?

— Какое тебе дело до того, что я ему сказала? Займись-ка лучше своими делами, Лен Колтер.

— Я могу сделать это своим делом.

— Кто тебе это сказал?

— Твой отец, вот кто.

— О, так значит ты…

Лену вдруг показалось, что между ними выросла стена. Она рванулась прочь, губы исказились в презрительной ухмылке.

— Эмити, постой. Послушай, Эмити, я…

— Оставь меня в покое. Слышишь, Лен?

— Что произошло? Ведь минуту назад все было в порядке!

— Ничего себе, в порядке. И не думай, что если ты будешь ябедничать отцу за моей спиной…

— Я не ябедничал. Эмити, послушай, прошу тебя…

Лен вновь привлек ее к себе, а она прошипела сквозь зубы:

— Отпусти, я не принадлежу тебе, я вообще никому не принадлежу, оставь меня в покое!

Эмити отчаянна сопротивлялась. Это взволновало Лена. Смеясь, он попытался поцеловать ее:

— О Ээдити, я так люблю тебя!

Она завизжала и расцарапала ему щеку, как кошка. Лен разжал руки. Эмити больше не была хорошенькой: искаженное злобой лицо стало почти уродливым. Освободившись от его объятий, она быстро побежала по дорожке к дому. Лен немного постоял, а затем медленно побрел по той же дорожке и поднялся по ступенькам в комнату, которую делил с Исо..

Исо, полусонный, еще валялся в постели. Когда вошел Лен, он перевернулся на другой бок и что-то пробормотал. Лен открыл дверцу полупустого буфета, вытащил парусиновый мешочек и принялся укладывать в него свое нехитрое имущество, запихивая каждую вещь с ненужной силой. Лицо его пылало, брови были сведены от злости. Исо заворочался. Он открыл глаза и сонно взглянул на Лена:

— Что ты там делаешь?

— Собираю вещи.

— Что? Зачем? — от неожиданности Исо сел на кровати, проснувшись окончательно.

— А как ты думаешь, для чего люди обычно этим занимаются? Я ухожу из этого дома.

Исо опустил ноги на пол.

— Ты что, сошел с ума? Почему ты ничего не объяснил мне?

— А зачем? Я ухожу, ты остаешься. Можешь поступать как тебе заблагорассудится.

— Да, но ты ведь не можешь… Постой, постой, а что у тебя за царапина на щеке?

— Где? — Лен явно смутился. Исо рассмеялся.

— Что тут смешного? — насупился Лен.

— Она наконец-то отшила тебя, да? О, только не рассказывай мне о том, как тебя поцарапала кошка. Что ж, поделом. Я ведь предупреждал, чтобы ты и близко не подходил к ней, а ты…

— Послушай, разве она — твоя собственность?

Исо улыбнулся.

— Да, и я как раз собирался поделиться с тобой этой новостью.

Лен ударил его. Впервые в жизни он ударил, будучи не в силах сдержать ярость, охватившую его. Он видел, как Исо навзничь упал на кровать, глаза его расширились от изумления, из уголка рта тоненькой струйкой сочилась кровь. Лену казалось, что прошло очень много времени, прежде чем он почувствовал угрызения совести. Ударить Исо было все равно, что ударить родного брата. Но ярость все еще кипела в нем. Схватив мешочек, Лен попытался уйти, но Исо подскочил к нему и схватил за плечо:

— Ударь меня, ну? Ударь же еще раз, грязный… — И он употребил словечко, которое частенько использовали в перебранках портовые грузчики.

Лен пригнулся, кулак Исо скользнул по его подбородку и пришелся прямо в дверной косяк. Исо взвыл от боли и, согнувшись, отскочил назад. Лен хотел было извиниться, но передумал и в третий раз собрался выйти из комнаты. В конце коридора показался судья Тэйлор.

— Сейчас же прекратите, — прикрикнул он на Исо. Тот послушно замер посредине комнаты. От пристального взгляда Тэйлора не укрылся мешочек в руках Лена. — Я только что серьезно поговорил с Эмити, — сказал он, и Лен почувствовал, что судья сдерживает себя с большим трудом. — Мне очень жаль, Лен. Кажется, я допустил ошибку.

— Да, сэр. Я как раз собирался уходить.

Тэйлор кивнул.

— Тем не менее все, о чем мы говорили, остается в силе. Помни об этом, — он уничтожающе посмотрел на Исо.

— Пусть он катится, — сказал тот. — Я остаюсь здесь.

— Не думаю, что так оно и будет, — решительно ответил Тэйлор.

— Но ведь…

— Я первым ударил его, — перебил Лен.

— Это не имеет значения. Собирай вещи, Исо.

— Но почему? Я зарабатываю достаточно, чтобы платить вам. И я не сделал ничего такого, что…

— Я не вполне уверен в этом. Эта комната больше не сдается, и если я еще раз увижу тебя с моей дочерью, ты вылетишь из Рефьюджа.

Лен бросил на Тэйлора сердитый взгляд, но промолчал. Исо принялся сваливать свои вещи в кучу на кровать. Спускаясь вниз по ступенькам, Лен чуть замедлил шаги и увидел возле обеденного стола Эмити, которая безутешно плакала, и охваченную тревогой миссис Тэйлор. Лен вышел на улицу через черный ход, избегая беседки.

Он медленно шел по пыльным аллеям, не имея ни малейшего понятия, к кому идти, где ночевать, но привычный путь привел его к реке, где были выстроены склады Далинского. Возле них он остановился, подавленный и усталый, только теперь начиная понимать, как круто изменилась его жизнь за последние полчаса.

Река была зеленая, словно бутылочное стекло, и на противоположном берегу блестели в лучах солнца крыши Шедвелла. Вдоль пристани выстроились пришвартованные суденышки, матросы ушли отсыпаться в город. Казалось, все замерло в оцепенении, кроме реки и облаков; на одной из барж весело резвились котята. Ниже виднелся треугольный участок для нового склада. Уже заложили камни фундамента, рядом были аккуратно уложены доски, виднелась лесопилка с огромной грудой желтых опилок. Двое незнакомцев развалились в тени большого дерева и так пристально и подозрительно разглядывали Лена, словно несли караул.

Глупые люди, они считают, что если в мире произойдет малейшая перемена, на них обрушится небо. Глупый мир. Лен ненавидел его. В нем живет Эмити, а где-то далеко-далеко надежно укрыт Барторстаун, так надежно, что никто никогда не отыщет его.

Погруженный в свои мысли, Лен не заметил, как подошел Исо. Он держал в руках наспех собранные вещи, искаженное злобой лицо его пылало, губа с одной стороны распухла. Отшвырнув узелок с вещами, он встал напротив Лена:

— Нужно поговорить.

Лен засопел. Он совсем не боялся Исо, хоть и был немного ниже его, зато плотнее и шире в плечах. Развернувшись, Лен выжидал, молча и спокойно.

— Куда ты собрался идти и за что нас вышвырнули?

— Я ушел сам, а вышвырнули тебя.

— Хороший же ты друг после этого. Признавайся, что ты сказал судье Тэйлору?

— Ничего. Да, собственно, в этом не было необходимости.

— Что ты имеешь в виду?

— Он недолюбливает тебя, вот и все. И не стоит затевать со мной драку, Исо.

— Обидно, правда? Так тебя обскакать, и остаться в проигрыше. Ну, да ладно. А теперь слушай внимательно, и можешь передать это своему судье: никто не сможет заставить меня отказаться от Эмити. Я буду видеться с ней, когда захочу, потому что она любит меня, и ей наплевать на отца.

— Длинный язык. Вот единственное твое достоинство — длинный язык.

— Хорошо, я могу и помолчать. Но если бы не ты, я никогда не ушел бы из дома, и жил бы сейчас, припеваючи, с женой, а может, и детьми, вместо того, чтобы катиться прямо в ад, мотаться по стране в поисках…

— Заткнись!

— Ладно, ты уже понял, что я имел в виду. Всю жизнь ты причиняешь неудобства мне, а теперь и моей девчонке.

Лен выпалил:

— Исо, ты трус и ревнивый лжец.

И Исо ударил его.

Лен настолько разозлился, что потерял бдительность, и этот удар застал его врасплох. Шляпа его слетела, дыхание сперло, и он двинулся прямо на Исо. Внезапно тот произнес:

— Прекрати, кто-то идет сюда. За драку в субботу нам влетит.

Тяжело дыша, они разошлись. Лен поднял шляпу, пытаясь сделать вид, будто ничего не случилось. Краем глаза он увидел приближающегося Майка Далинского в сопровождении двоих.

— Закончим позже, — прошептал он Исо.

— Само собой.

Далинский, здоровый, крепкий, чуть полноватый, узнал их и улыбнулся. Глаза его, казалось, видели насквозь все и вся, даже то, что скрыто от других, глаза эти холодно блестели даже когда он улыбался. Лен уважал Далинского, но не особенно любил его. Двое, пришедшие с Майком, — Эймс и Виннери — тоже имели свои склады.

— Что, спустились поглядеть на фундамент? — приветливо обратился к ребятам Далинский.

— Нет, не совсем. Мы… э-э… вы не могли бы позволить нам переночевать в конторе? Мы больше не снимаем комнату в доме Тэйлора.

— Да? — брови Далинского удивленно поползли вверх.

Эймс саркастически ухмыльнулся.

— Конечно. Будьте как дома. Ключ у вас при себе? Хорошо. Идемте, джентльмены.

И трое отошли. Лен и Исо поднялись к конторе — двухэтажному длинному зданию, в котором находилось делопроизводство складов. Ключ был у Лена, так как открывать контору по утрам входило в его обязанности. Пока он возился с замком, Исо обернулся и произнес:

— Они спустились вниз посмотреть фундамент, и думаю, не в восторге от того, что увидели.

Лен тоже оглянулся. Далинский размахивал руками, о чем-то оживленно рассказывая, но Эймс и Виннери выглядели обеспокоенными и лишь качали головами.

— Чтобы убедить их, болтовни недостаточно, — сказал Исо.

Лен, наконец, справился с замком, и они вошли, а через несколько минут после того, как они разложили вещи, послышались чьи-то шаги, и в дверях показался Далинский, на этот раз один. Он внимательно оглядел мальчиков:

— Вы тоже боитесь? И собираетесь оставить меня?

Он не дал им ответить и продолжил, указывая на дверь:

— Эти двое ужасно напуганы. Им, конечно, тоже хотелось бы построить парочку складов. Рефьюдж будет расти и озолотит их, но им совсем не хочется рисковать. Сначала они посмотрят, что будет со мной. Ублюдки. А почему судья выгнал вас? Это связано с тем, что вы работаете у меня?

— Да, — ответил Лен.

Исо с удивлением уставился на него, но промолчал.

— Вы нужны мне, — сказал Далинский. — У меня на счету каждый рабочий, и я надеюсь на вас, но удерживать силой не намерен. Если боитесь, лучше уйти сейчас.

— Не знаю, как Лен, а я остаюсь.

Далинский пристально посмотрел на Лена. Тот, покраснев, уставился в пол.

— Я еще не знаю, — глухо отозвался он. — Нет, не потому, что боюсь. Просто, возможно, в скором времени я навсегда уеду отсюда.

— Что ж, я буду иметь это в виду.

— Конечно, однако мне необходимо тщательно все обдумать.

— Оставайся со мной, — сказал Далинский. — Мой пра-пра-прадед был родом из Польши, и ему так и не удалось разбогатеть, потому что все было уже построено. А сейчас наступил момент восстановить разрушенное, и я не собираюсь упускать этот шанс. Я прекрасно знаю, о чем говорил с тобой судья. Он пессимист и всего боится, не то что я. Я верю в мощь и величие страны и знаю: оковы когда-нибудь разрушат, и это будет делом наших рук — твоих и моих, но не судьи Тэйлора.

— Да, сэр, — сказал Лен, — но я должен все хорошенько взвесить.

Далинский пристально посмотрел на него, затем улыбнулся:

— Тебя не так-то просто убедить. Неплохая черта, правда? Ладно, обдумывай, взвешивай, я тебя не тороплю. — И он вышел.

Лен посмотрел на Исо, но продолжать драку уже не хотелось.

— Пойду, пройдусь, — сказал он.

Исо равнодушно пожал плечами. Лен спускался к реке, раздумывая о груженых баржах, плывущих на запад, и о том, не связана ли тайно какая-нибудь из них с Барторстауном. А еще он думал, что бесполезно слепо перебираться с места на место, ломая голову над тем, что делать дальше.

Бесцельно слоняясь по берегу, Лен набрел на владения торговцев: лошади, фургоны, стоящие перед добротными навесами, аукционные залы. Лен и раньше бродил здесь. Отчасти его обязывала к этому работа у Далинского, но эта причина была не единственной: Лена волновала суета дальних дорог, иногда можно было даже услышать вести из Пайперс Рана. И его не оставляла надежда, что когда-нибудь он узнает о том, к чему так долго стремился все эти годы. Но пока не везло: он ни разу не встретил знакомого, не увидел Хостеттера, и это было странным, потому что зимой он обычно направлялся к югу и, в конце концов, должен же где-то пересечь реку. Лен регулярно обходил все переправы, но Хостеттер так и не появился. “Наверное, ему пришлось вернуться в Барторстаун, а может, что-нибудь случилось, и его уже нет в живых”, — подумал Лен.

По субботам нельзя заниматься делами, и люди болтали в тени навеса, некоторые удалились к полуденной молитве. Большинство торговцев Лен знал, и они тоже узнавали его. Лен с радостью присоединился к ним, надеясь хотя бы ненадолго отвлечься от навалившихся забот. Были здесь и нью-меноннайтцы. Это стесняло Лена, потому что он чувствовал себя немного несчастным, но тщательно скрывал, что был когда-то одним из них.

Тени стали длиннее, с реки подул прохладный ветерок, который принес запах дыма, и Лен вспомнил, что ему негде поужинать. Он спросил, можно ли остаться.

— Конечно, пожалуйста, — сказал нью-меноннайтец по имени Фишер. — И, если не трудно, принеси-ка еще немного поленьев для костра.

Лен взял ручную тележку и побежал к месту, где были свалены поленья. Он быстро загрузил тележку и повернул обратно. Он шел мимо конюшен, фургоны закрыли его от торговцев, столпившихся у костра. В конюшнях было темно, остро пахло лошадиным потом, слышалось сочное хрупанье.

И вдруг Лен услышал голос, звавший его:

— Лен Колтер!

Лен остановился, как вкопанный. Сдавленный резкий, торопливый голос. Лен осторожно огляделся, но ничего не увидел.

— Не пытайся найти меня. Это может доставить неприятности нам обоим. Просто стой и слушай. Я должен кое-что передать тебе от друга. Он просил сказать, что ты никогда не найдешь то, что ищешь. Он велел тебе вернуться в Пайперс Ран и помириться с родными. Он сказал…

— Хостеттер, — прошептал Лен, — это ты, Хостеттер?

— …что тебе необходимо покинуть Рефьюдж. Вскоре он будет охвачен огнем, и ты сгоришь в нем. Беги отсюда, Лен. Уходи домой. А теперь сделай вид, будто ничего не произошло и продолжай свой путь.

Лен двинулся вперед, но успел прошептать в темноту конюшни:

— Вы знаете, что единственное место, куда я, не задумываясь ушел бы, — это Барторстаун. Если вы хотите, чтобы я оставил Рефьюдж, — возьмите меня с собой.

— Вспомни ночь на проповеди. Тебя не всегда смогут спасти, — был ответ.

Часть 10

Прошло две недели, строительство нового склада подходило к концу, уже начали укладывать крышу. Лен работал там, где ему говорили: распределял рабочие смены, разбирал конторские книги и кипы бумаг, но работал автоматически. Мысли его были заняты другим. Как солдат в ожидании взрыва.

Свои пожитки Лен перенес к торговцам, оставив в распоряжении Исо весь верхний этаж, и каждую свободную минуту проводил там, совершенно забыв об Эмити, обо всем, кроме мечты, которая теперь после томительного ожидания могла наконец стать реальностью. Лен вновь и вновь восстанавливал в памяти каждое слово, сказанное незнакомцем. Этот голос звучал в его беспокойных снах. И теперь он знал совершенно точно, что не оставит Рефьюдж и Далинского ни за какие сокровища мира.

Лен знал о приближающейся опасности. Он чувствовал ее в воздухе, читал на лицах людей, заходивших взглянуть на строительство нового склада. Среди них было много незнакомцев, в том числе и нью-меноннайтцев. В базарные дни город был наводнен фермерами, деревенскими проповедниками, торговцами.

Лен не сомневался, что Хостеттер или его друг рисковал головой, когда предупредил его, но непреклонно решил остаться.

Лен злился на Хостеттера и его земляков из Барторстауна. Сейчас, как никогда, стало совершенно очевидно: они прекрасно знают, где находятся он и Исо с тех пор, как оставили Пайперс Ран. Он вспоминал десятки примеров, когда какой-нибудь случайный торговец помогал им. И то, что он нигде не мог отыскать Хостеттера, не было случайностью. Хостеттер явно избегал встречи с ними, в любой момент мог бы забрать их из Рефьюджа туда, куда они так долго стремились.

Лен ничего не рассказал Исо, после ссоры он не верил ему. “Когда-нибудь, — думал Лен, — найдется время поговорить обо всем”.

Лен частенько наведывался к торговцам. Он ничего не рассказывал и ни о чем не расспрашивал, только смотрел и слушал. Но ни одного знакомого лица не встретилось ему, ни один тайный голос не заговорил с ним. Если среди торговцев и был Хостеттер, то он предпочитал оставаться в тени. В Рефьюдже это было сделать очень сложно, и Лену показалось, что скрываться удобнее всего в Шедвелле. Он ощутил потребность сейчас же, немедленно отправиться туда. Может быть, Хостеттер решится заговорить с ним среди незнакомых людей.

У Лена не было предлога идти в Шедвелл, но придумал он его достаточно быстро. Однажды вечером, помогая Далинскому, он сказал:

— Думаю, было бы совсем неплохо наведаться в Шедвелл и выяснить, что там думают о твоем новом складе. Ведь если, в конце концов, все получится, мы лишим их лакомого кусочка.

— Я и так знаю, что они думают, — Далинский задвинул и закрыл на ключ ящик стола, взглянул на зарешеченное окно, — сегодня я видел судью Тэйлора.

Лен, замерев, ждал, что скажет Далинский. За последние недели у Лена сильно сдали нервы и ему показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем Далинский заговорил.

— Он сказал, что если я не остановлю строительство, городские власти арестуют меня и всех, кто со мной работал.

— И вы думаете, они это сделают?

— Я напомнил, что не нарушил ни одного закона, ведь тридцатая поправка — федеральный закон, и юрисдикции здесь не имеет.

— И что же он ответил?

Далинский пожал плечами:

— То, что я и ожидал: немедленно, мол, подам запрос в федеральный суд Мэрилэнда.

— Да… На это у него уйдет немного времени. Но ведь есть еще и общественное мнение.

— Общественное мнение — моя единственная надежда, и об этом знают все: и Тэйлор, и старшины Шедвелла. Только это сможет остановить федерального судью из Мэрилэнда.

— Завтра вечером вы проведете собрание. Не секрет, что Рефьюдж против того, чтобы Шедвелл отнял большую часть бизнеса, и многие поддерживают вас, — уверенно сказал Лен.

— А может, тебе действительно нужно наведаться в Шедвелл, — пробормотал Далинский, — ведь это собрание будет очень важным, от него зависит мой взлет или падение, и если старшины Шедвелла собираются причинить мне неприятности, я должен об этом знать. Я дам тебе поручение, чтобы никто не догадался об истинной цели твоего визита. И не вздумай никого расспрашивать, лишь запоминай то, что увидишь. Да, а еще тебе не следует брать Исо с собой.

Лен догадывался о причине, но все же спросил:

— Почему?

— Ты достаточно умен и осторожен, чтобы избежать неприятностей. Кстати, ты не знаешь, где это Исо болтается по ночам?

— Понятия не имею, — Лен был заметно удивлен.

— Ладно, впрочем это не важно. Утром ты сядешь на паром, а к полудню жду тебя здесь, Лен. Твое присутствие на собрании необходимо. Мне нужно четко знать, сколько голосов меня поддержат.

— Я все понял. Доброй ночи! — И Лен пошел по дорожке мимо нового склада. Лен чувствовал, что Далинский все делает правильно, и готов был оказать ему любую услугу.

Из темноты послышался окрик сторожа.

— Привет, Гарри, это я, — сказал Лен.

Четыре человека с внушительными дубинкамиохраняли склад, всю ночь здесь горели фонари. Лен знал, что Далинский по несколько раз за ночь спускается к стройке, потому что не может заснуть.

Лен и сам плохо спал. После ужина он поболтал с торговцами и лег спать, но мысли о завтрашнем дне не давали ему покоя. Он думал о том, как обойдет весь Шедвелл, отыщет фургоны торговцев, встретит Хостеттера и тихо скажет ему что-то важное, а Хостеттер ответит:

— Ну хорошо, ребята, больше не будем мучить вас и возьмем с собой.

Лен вновь и вновь рисовал себе эту картину, а затем с горечью подумал, что так и не знает, существует ли на самом деле все то, к чему он стремился с детства. Память возвратила его к Далинскому, подумалось о том, где проводит ночи Исо. “Я выясню”, — пообещал себе Лен и удивился, что Эмити ему совершенно безразлична.

Лен окунулся в теплую темноту ночи. Было абсолютно тихо, лишь изредка доносился шум из конюшен. Он вышел на спящие улицы города и дал длинный крюк, чтобы обойти склад. Ему не хотелось вновь встречаться со сторожами.

Лен миновал дом судьи Тэйлора. Темные окна, ничто не нарушало тишины. Он отыскал глазами окно Мити и почему-то почувствовал себя неловко, побрел дальше, к пристани.

Дверь в конторе Далинского была закрыта, но это еще ничего не значило, потому что Исо имел свой ключ. Лен заколебался. Далеко внизу, у самой реки, горели смотровые огни. Ничто не нарушало ночную тишину. Здание конторы казалось пустынным, Лен отпер дверь и вошел. Исо в комнате не было.

Лен постоял в раздумье, в нем закипал гнев, но он быстро успокоился, испытывая презрение к глупости Исо. Что же касается Эмити… В конце концов, какое его дело? Лен больше не сердился. Он отвернул покрывало на нетронутой постели Исо, поставил его сапоги под кровать, подобрал с пола рубашку и аккуратно повесил ее на крючок. Затем зажег лампу, уменьшил огонь почти до предела и вышел, закрыв за собой двери конторы.

В лагерь торговцев он вернулся глубокой ночью и долго сидел на ступеньке перед дверью, глядя в темноту и думая о чем-то. Утром Лен отправился к Далинскому за письмом, которое должно послужить предлогом его поездки в Шедвелл. Там он встретил Исо. Он выглядел таким жалким и замученным, что Лен почти пожалел его.

— Что это с тобой? — участливо осведомился Лен, — Ты как будто чем-то до смерти напуган. А может, кто-нибудь угрожает тебе?

— Занимайся-ка лучше своим чертовым делом, — свирепо отрезал Исо, а Лен улыбнулся про себя. Пусть поломает голову над тем, что за гость посетил его прошлой ночью, пока он околачивался там, где ему совсем не следует бывать. Пусть поразмыслит над тем, кто знает о таинственных свиданиях и ждет его возвращения домой.

Лен спустился к реке и направился к переправе — громадному плоту с лачугой на случай непогоды. Начался небольшой дождик, и противоположный берег заволокло туманом. Незнакомый торговец с юга переправлял свой груз — кожу и доски. Лен помог управиться с упряжкой лошадей, а затем уютно устроился в фургоне. Слушая тихий шелест дождя, Лен неожиданно вспомнил, какими магическими и манящими казались фургоны в детстве. Лен зябко вздрогнул и отвернулся, глядя вниз на реку, медленно несущую свои воды на запад. Против течения упорно прокладывал себе дорогу катер, он подал парому сигнал. Тот ответил, третий сигнал раздался с груженной углем баржи, блестящей от дождя.

Небольшой Шедвелл разрастался с такой быстротой, что недостроенные здания виднелись везде, куда бы ни посмотрел Лен. Паром прогудел еще раз, и впереди стеклянными глазами заблестели окна Шедвелла.

Лен поднялся к конторе шедвеллского склада, туда ему нужно было отнести письмо. Из-за дождя никто не работал. Небольшая кучка людей виднелась на крыльце большого магазина. Лену показалось, что они уж слишком пристально его разглядывают, может быть, потому, что он был тут чужим и пришел с пристани. Лен вошел в контору и подал письмо маленькому человечку по имени Геррит. Тот бегло прочел послание и бросил на Лена уничтожающий взгляд.

— Передай Далинскому, что я следую заветам Библии, которая запрещает иметь дело с грешниками, а ты молод, молодость всегда грешна, и я не желаю попусту тратить слова. Вон.

Он швырнул письмо в корзину для мусора и отвернулся. Лен пожал плечами и вышел прочь. Через грязную площадь он направился к фургонам торговцев. Один из сидящих на крыльце магазина спустился со ступеней к конторе Геррита. Дождь заметно усилился, к реке устремились желтые ручейки.

Фургонов было много. Большинство торговцев спрятались от дождя. Лен не знал никого, и с ним никто не разговаривал. Он еще немного походил среди фургонов и, не найдя ни на одном имени Хостеттера, направился к переправе.

На крыльце магазина собралось уже довольно много народу. Все стояли под дождем лицом к Лену, промокнув до нитки, но уходить не собирались.

— Ты из Рефьюджа? — спросил один из них.

Лен кивнул.

— Ты работаешь на Далинского?

Лен неопределенно пожал плечами. К нему подошли двое и крепко схватили за руки. Лен пытался вырваться, но безуспешно.

— Мы хотим кое-что передать в Рефьюдж, — сказал один, — и это сделаешь ты. Мы ни с кем не станем делиться тем, что по праву принадлежит нам. И если никто не остановит Далинского, это сделаем мы. Ты все запомнил?

Лен опустил глаза и ничего не ответил.

— Ну-ка, мальчики, заставьте его запомнить мои слова, — сказал незнакомец.

К Лену подошли еще двое. Они сбили его с ног, и Лен упал лицом в грязь, его пинали ногами, не давая подняться. Наконец его оставили — униженного, с головы до ног покрытого грязью. Лен с трудом поднялся и, пошатываясь, спустился к переправе, намереваясь вернуться в Рефьюдж, хотя там его ждали гораздо позже. Лен до нитки промок и дрожал.

Паромщик был родом из Рефьюджа. Он дал Лену одеяло и помог немного счистить грязь.

— Я убью их! — Лен с ненавистью сжал кулаки.

— А я вот что скажу тебе, — отозвался паромщик, — пусть только сунутся в Рефьюдж — сразу узнают, что такое настоящие неприятности.

К полудню дождь прекратился, а к пяти часам паром вновь был у пристани Рефьюджа. Лен подробно рассказал о случившемся Далинскому Тот лишь сокрушенно покачал головой.

— Мне очень жаль, что так вышло, Лен. Я должен был все предусмотреть.

— Зато теперь мы знаем, что они наверняка придут на собрание.

Далинский кивнул:

— Пожалуй, ты прав, — сказал он. — А теперь пойди переоденься и поешь. Встретимся позже.

В поселке торговцев Лен столкнулся с Фишером, и тот спросил, удивленно глядя на него:

— Что это с тобой?

— Так, маленькая неприятность, — неохотно ответил Лен, не желая ни о чем разговаривать.

Лен вошел к себе, закрыл дверь и сбросил одежду, покрытую толстым слоем желтой грязи. Сомнения мучали его. Он не переставал думать о том, смогут ли Хостеттер и его друзья что-нибудь сделать, если опасность станет реальностью. Лен помнил, что сказал ему незнакомец: “Тебя не всегда смогут спасти”.

Часть 11

Широкая площадь Рефьюджа заросла травой. С севера ее подпирало суровое, мрачное и внушительное здание церкви, с запада и востока — магазины, дома и школа С южной стороны виднелась городская ратуша. В ней находились зал судебных заседаний, архив и другие помещения, необходимые городским властям. Лен заметил, что некоторые хозяева магазинов закрыли окна ставнями.

На площади собралась приличная толпа. Здесь можно было встретить и деревенских фермеров, и городских нью-меноннайтцев. Посередине возвышалась кафедра, обычно служившая проповедникам, а иногда, во время всеобщих выборов, ораторам. Сегодня вечером с этой кафедры будет говорить Майк Далинский.

Лен вспомнил один из рассказов бабушки, как раньше оратор мог разговаривать со всей страной через удивительные коробки. Лен с волнением подумал о том, что сегодняшний вечер, возможно, станет началом долгого пути назад. И Майк Далинский попытается сегодня убедить в этом горстку людей из городка Рефьюджа на реке Огайо.

Из боковой двери церкви вышел проповедник, брат Мейерхоф, за ним — четверо дьяконов, пятого Лен не мог узнать до тех пор, пока пламя горящих факелов не осветило его. Это был судья Тэйлор. Они прошли мимо и вскоре исчезли в толпе. Лен был уверен, что эти люди первыми начнут спорить с Далинским, который в этот момент показался с другой стороны площади в сопровождении полудюжины молодцов с длинными шестами в руках. К шестам привязали факелы и установили их вокруг кафедры, и она казалась теперь огромным огненным столбом в кромешной тьме. Далинский начал речь.

Неожиданно кто-то схватил Лена за руку. Он обернулся и увидел Исо. Тот знаком попросил его выйти из толпы.

Когда они оказались вне пределов слышимости, Исо заговорил:

— На реке появились незнакомые лодки. Предупреди Далинского, Лен, а я — должен вернуться на пристань. — Он огляделся. — А Эмити здесь?

— Не знаю. Я видел только судью.

— О, Господи. Послушай, мне нужно уходить. Если увидишь Эмити, передай ей, что я вернусь, — она поймет.

— Ты думаешь? А мне кажется, ты просто хвастался, когда говорил, что никто не смо…

— Заткнись! Передай Далинскому о лодках.

— Мне кажется, ты во что-то вляпался. Ладно уж, если не увижу Эмити, то передам твои слова ее отцу.

Исо выругался и исчез в темноте. Люди спокойно, серьезно и сосредоточенно слушали Далинского, говорящего со страстной искренностью. Его час настал, казалось, он приберег все свое красноречие для этого собрания.

— …что случилось восемьдесят лет назад. Но сегодня ничто не грозит нам. Почему же мы должны продолжать жить в страхе, если все давно позади?

В толпе послышались возгласы одобрения и негодования. Далинский не стал ждать, пока толпа успокоится.

— Я скажу вам, почему: нью-меноннайтцы потакают правительству. Их религия, их жадность направлены против них же. Нет, вы не ослышались, я сказал жадность! Все они — фермеры. И не хотят, чтобы центры торговли, подобные Рефьюджу, разрастались и богатели. Они будут сопротивляться, если мы попытаемся вытолкнуть их с тепленьких местечек в конгрессе, где они создают бессмысленные законы себе же на руку. Ведь это они запрещают нам строить новый склад, когда это необходимо. Я обращаюсь к вам, брат Мейерхоф, вы считаете, что нью-меноннайтцы вправе учить нас жить, или Церковь Всеобщего Благодарения тоже имеет отношение к этому?

— Не собираюсь сейчас обсуждать ни то, ни другое. Поговорим лучше о вас, Далинский, и начнем с того, что все ваши речи — богохульство!

Его голос потонул в гуле толпы. Лен с трудом пробился к кафедре. Далинский не сводил с Мейерхофа глаз, на лбу его выступили капельки пота.

— Как вы сказали? Богохульство? Не соблаговолите ли объяснить подробнее?

— Вы были в церкви. Вы читали книги и слушали проповеди. И прекрасно знаете, что Всемогущий очистил землю нашу от городов, и с тех пор приказал детям своим следовать тропой праведника, подчиняясь душе своей, а не плоти. В пророчестве Наума…

— Но я не собираюсь строить-здесь город. Мне всего-навсего нужен новый склад.

В толпе послышались смешки, которые, однако, быстро умолкли. Лицо Мейерхофа побагровело. Лен взбежал по ступенькам на кафедру и что-то прошептал Далинско-му. Тот кивнул, и Лен снова спустился вниз. Ему очень хотелось попросить Далинского оставить в покое нью-ме-ноннайтцев, но он побоялся, что это ухудшит их отношения.

— Кто, — вопрошал Далинский, — рассказал вам о больших городах? Вы, судья Тэйлор?

При свете факелов лицо судьи было особенно бледным. Когда он заговорил, тихий голос немного дрожал.

— Тридцатая поправка Конституции США запрещает вам делать это. И никакие собрания не изменят закона, Далинский.

— А, вот оно что. Вы ошибаетесь. Все изменить могут именно собрания. Если собирается много народу, если голоса их звучат достаточно громко и убедительно, новый склад будет построен, — голос Далинского перерос в крик, — подумайте об этом, люди! Ведь если дети ваши будут жить в Рефьюдже, то вашим внукам придется покинуть родину, потому что они не смогут построить дома для своих семей — это запрещено законом. И вы считаете это правильным?

Послышались одобрительные возгласы. Далинский усмехнулся.

Незнакомец приблизился к толпе, за ним — еще и еще, медленно и тихо подходили они откуда-то с реки.

— Всегда, во все времена отречение от Господа порождало зло, — дрожащим от ярости голосом сказал Мейерхоф.

— Возможно, — рассеянно ответил Далинский. Взгляд его был прикован к толпе, — и я публично признаюсь в том, что не верую.

Он быстро взглянул на Лена, предупреждая его глазами, затем спокойно продолжил:

— Я отрекаюсь от нищеты, голода и страданий. И не знаю ни одного человека, кто поступил бы по другому, за исключением разве что нью-ишмалайтцев. Не думаю, однако, что их мнение играет какую-то роль. По правде говоря, мы сами чуть не вышвырнули их за пределы страны. Повзрослевшее и здоровое дитя нельзя связать по рукам и ногам, чтобы прекратить его рост.

Судья Тэйлор взбежал на кафедру. Удивленный Далинский осекся на полуслове. Тэйлор ожег его горящим взором и заговорил:

— Действия человека часто не совпадают с его словами. Я собираюсь предоставить вам факты, и посмотрим тогда, что скажет на это мистер Далинский. Если вы нарушите городской закон, это заденет не только Рефьюдж, но и все деревни вокруг. Нью-меноннайтцы — народ миролюбивый, их вероисповедание запрещает любое насилие. И они всегда и во всем будут следовать закону. В округе существует много сект с различными вероучениями. Не сомневаюсь, что они сочтут своим долгом выступить в защиту Господа.

Судья замолчал. Стало так тихо, что Лен слышал дыхание толпы.

— Подумайте хорошенько, — продолжил Тэйлор, — прежде чем бросить вызов, который неизменно обернется против вас.

Послышались аплодисменты.

— Кого же вы так испугались, судья? Фермеров? А может, людей из Шедвелла? — Далинский облокотился на перила и призывно кивнул головой в сторону толпы: — Ну-ка, поднимитесь сюда, старшины Шедвелла! Поднимитесь, мы хотим видеть вас. Таким храбрецам, как вы, нельзя бояться. Тут, в толпе, стоит парень, который может рассказать о вашей храбрости, Лен, поднимись сюда!

Лен поднялся, не глядя на судью Тэйлора, и Далинский подтолкнул его к перилам.

— Многие из вас знают Лена Колтера. Сегодня утром я послал его по делам в Шедвелл. Ну-ка, расскажите нам, шедвеллцы, как гостеприимно вы приняли его.

В толпе послышались возгласы. Многие обернулись назад.

— В чем дело? — голос был громким и грубым, — Ему не понравился вкус шедвеллской грязи?

Раздавшийся смех прервал другой голос, который хорошо запомнился Лену:

— Эй! Передал ли ты наше послание?

— Да, — ответил Далинский. — Ну-ка повтори людям их слова, Лен. Громко, чтобы все слышали.

— Сегодня ночью вы еще пожалеете о том, что заварили эту кашу, — тяжело дыша, сказал Тэйлор и быстро сошел вниз.

Лен повернулся лицом к толпе:

— Они собираются помешать нам! Помешать разбогатеть и вырасти. Вот зачем они здесь сегодня! — Он продолжил срывающимся от волнения голосом: — Я не знаю, кто из вас боится их. Но только не я.

Лен перепрыгнул через перила и слился с толпой. Ярость закипала в нем, и Лену было безразлично, что сделают с ним. Он яростно прокладывал себе путь в толпе, и вдруг люди расступились. Прямо перед ним плечом к плечу стояли шедвеллцы. Далинский что-то кричал, слышались названия обоих городов. Толпа заволновалась, закричала какая-то женщина. Шедвеллцы вытаскивали спрятанные под одеждой дубинки. Охваченный жаждой мщения, Лен пошел прямо на них. Толпа взревела, и началась драка.

Лен сбил обидчика с ног, топтал его ногами, вокруг слышались стоны и ругань. Кто-то ударил Лена по голове. На мгновение мир перевернулся, а когда все стало на свои места, Лен оказался в кипящем людском водовороте. Одной рукой он схватил кого-то за пальто, другой слепо наносил удары. Водоворот поднял и отшвырнул его к закрытым ставням какого-то дома. Он немного постоял там, чтобы отдышаться, струйка крови сбегала по рубашке из разбитого носа.

Толпа рассеялась. Вокруг кафедры все еще горели факелы, но никого не осталось на поросшей травой площади, лишь кое-где виднелись брошенные шляпы. Сражение переместилось на улицы, ведущие к пристани. Не задумываясь, Лен побежал на шум борьбы.

Когда он, наконец, достиг пристани, шедвеллцы, ругаясь, толкаясь и отпихивая друг друга, пытались как можно быстрее сесть в лодки. Вдоль берега стояли жители Рефьюджа. Трое барахтались в воде, пытаясь влезть в лодки. Воздух звенел от криков и проклятий, а в середине толпы стоял Майк Далинский; темное пальто его было порвано, из разбитой губы сочилась кровь:

— Что, вы все еще хотите Домешать нам? Вы собираетесь диктовать, что нам можно делать, а что нет?

Внезапно парни подхватили его с обеих сторон и подняли на плечи. Когда лодки шедвеллцев скрылись из виду, толпа повернула назад, все еще не отпуская Далинского. Люди что-то выкрикивали и направлялись к новому складу, вокруг которого горели костры. К ним присоединились сторожа. Лен смотрел на них, испытывая радость, гордость, сладкое чувство победы. Но вдруг, оглянувшись, он заметил свет в поселке торговцев. Нахмурившись, Лен пристально всматривался в темноту, и когда шум толпы немного стих, он услышал отдаленные голоса и ржание лошадей и, сломя голову, бросился к поселку.

Площадь была освещена фонарями и факелами. Люди выводили из конюшен лошадей, запрягали их, укладывали вещи, готовили фургоны. Лен смотрел на все это, чувство триумфа и волнение оставили его, вернулась усталость.

Увидев Фишера, Лен подошел к его упряжке и остановился. Фишер продолжал работать.

— Почему все уходят? — спросил Лен. Фишер внимательно и сурово посмотрел на него из-под полей шляпы.

— Фермеры покидают Рефьюдж, они боятся. И мы тоже не намерены ждать беды.

Фишер внимательно осмотрел, все ли готово. Лен отступил в сторону, и Фишер взглянул на него сверху вниз, так же как когда-то отец.

— Я был о тебе лучшего мнения, Лен Колтер, — сказал он. — Однако, подбирая горящие головни, каждый может обжечься. Да хранит тебя Господь!

Он встряхнул поводья, прикрикнул на лошадей, и его фургон со скрипом покатился в ночь, за ним — другие, а Лен все стоял и смотрел им вслед.

Часть 12

Ровно два часа. Жаркий, безветренный день. Рабочие покрывают брезентом северную и восточную стены склада. В Рефьюдже тихо, так тихо, что перестук молотков звучал, словно колокольный звон субботним утром. Большую часть товаров увезли к пристани, кругом пустынно.

— Думаешь, они снова нагрянут? — спросил Исо.

— Не знаю, — Лен пристально всматривался в противоположный берег. В глубине души он надеялся увидеть там Хостеттера или просто знакомое лицо — безразлично кого, лишь бы нарушить гнетущую неизвестность и пустоту ожидания. Все утро до восхода солнца из города катились повозки с женщинами и детьми на узлах, с ними уехали некоторые мужчины.

— Они ничего не станут предпринимать. Они не посмеют, — сказал Исо. В его голосе, однако, не было уверенности.

Исо и Лен стояли в дверях конторы, погруженные в жаркую тишину.

— Далинский расставил на всех дорогах своих людей. Если что-нибудь произойдет, мы первыми узнаем об этом.

— Да, — отозвался Лен, — хотелось бы верить.

Удары молотков гулко раздавались в воздухе. У края площади, невидимые в тени деревьев, слонялись без дела люди, собирались маленькими группками, разговаривали, но к ним никто не подходил, и от этого Лен чувствовал себя совсем одиноким. Лен понимал сомнения, подозрения и дурные предчувствия этих людей, непонятно было их стремление приостановить прогресс. Время от времени рабочие доставали из укромного местечка в куче бочонков кувшин кукурузной водки, передавали его по кругу и вновь прятали, но только двое были по-настоящему пьяны.

Повинуясь внезапному порыву, Лен прокричал группе людей, расположившейся в тени дерева:

— Какие новости?

Один из них отрицательно покачал головой:

— Никаких пока.

Вчера вечером он был среди тех, кто громче всех поддерживал Далинского, но сегодня от былого энтузиазма не осталось и следа. Внезапно он наклонился, поднял камень и запустил его в стайку ребятишек, резвившихся неподалеку:

— Вон отсюда! Это вам не место для игр. Проваливайте, и поживее!

Дети немного отошли в сторону, а Лен вернулся в контору.

— Слушай, Лен… — обратился Исо.

— Ну что еще?

— Как нам вести себя, если они все же придут?

— Откуда мне знать? Думаю, драться. Посмотрим по обстоятельствам. А сейчас оставь меня в покое, я сам ничего не знаю.

— Зато я знаю точно: не собираюсь рисковать своей жизнью из-за Далинского. Плевать мне на него.

— Поступай как знаешь, — раздраженно ответил Лен, он мог сейчас вспылить по самому ничтожному поводу. К тому же Лен прекрасно знал, о чем сейчас думает Исо.

— Ты сказал: “Поступай как знаешь”. А как, по-твоему, я должен поступать? Ведь это склад Далинского, а не мой, и я не стану рисковать головой ради него. Я…

— Заткнись. Смотри.

Мимо пристани к ним направлялся судья Тэйлор. Исо ругнулся и скрылся в дверях конторы. Лен ждал, зная, что люди у пристани наблюдают за ними, словно происходящее наполнено особым смыслом.

Тэйлор подошел ближе и остановился:

— Передай Майку, что я хочу поговорить с ним.

— Его здесь нет.

Судья пристально посмотрел на Лена, словно пытаясь угадать, правда ли это. Губы его были плотно сжаты, взгляд — суровый и строгий.

— Я пришел, — сказал он, — в последний раз предупредить Далинского.

— Он где-то в городе. Может быть, вы встретите его там.

Тэйлор отрицательно покачал головой.

— На все воля Божья, — сказал он и пошел прочь. Дойдя до угла, он остановился и опять заговорил:

— Я предупреждал тебя, Лен Не тот слеп, кто лишен зрения, но тот, кто наделен им, а не видит ничего вокруг себя.

— Постойте! — Лен вплотную подошел к судье. — Вы что-то знаете. Скажите мне!

— На все воля Божья. Придет время — узнаешь сам.

Лен подался вперед, схватил его за воротник дорогого пальто и сильно встряхнул:

— Вы разговариваете сами с собой. Господу, должно быть, до смерти надоело, что каждый прячется за его спину. Ничто не происходит в этом городе без вашего участия. Так скажите же мне, я должен знать правду!

Обреченность затаилась в глазах Тэйлора. Он с удивлением посмотрел на руки Лена, все еще державшие его за воротник, и тот, покраснев, убрал их.

— Я прошу простить меня, — произнес он.

— Да-да, понимаю, — спокойно отозвался Тэйлор, — ты хочешь все знать, но это твои проблемы. Разве не я просил тебя остановиться, пока не поздно, — лицо его смягчилось, сострадание и печаль отразились в глазах. — Дела обстоят слишком плохо, Лен. А ведь я мог бы любить тебя, как собственного сына.

— Но что же, в конце концов, произошло?

— Никогда больше не будет городов. Существует закон, и все должны подчиняться ему.

— Да вы боитесь, — медленно и удивленно произнес Лен. — Я все понял, вы просто боитесь, считая, что если маленький город станет большим, с неба вновь посыпятся бомбы, и вы погибнете.

— Тс-с, — прошептал судья, подняв указательный палец.

Лен замер и прислушался. Люди в тени деревьев и у пристани тоже замерли. В дверях конторы показался Исо. На стройке один за другим перестали стучать молотки.

Ветер принес звук песни — слабый и далекий, но воинственный, он почему-то наводил ужас, пугая своей неизбежностью, его невозможно было ни остановить, ни заглушить. Вначале Лен ничего не мог разобрать, но затем, напряженно вслушиваясь, понял: “Глаза мои видели пламя пришествия Господа”.

— Прощай, Лен, — сказал судья и отошел с высоко поднятой головой и бледным суровым лицом.

— Нам нужно срочно бежать отсюда, — прошептал Исо и скрылся в конторе. До Лена донеслись его шаги по деревянным половицам. С минуту Лен колебался, а затем изо всех сил понесся к городу, навстречу приближающемуся гимну: “Пламя, пламя, алиллуйя, да прийдет царствие твое!”

Ужас охватил Лена, он задрожал. Люди на пристани беспорядочно побежали. Женщины, старики, дети в панике высыпали из домов, прислушиваясь, покрикивая друг на друга, пытаясь выяснить у прохожих, что же случилось. На площади мимо Лена пронеслась повозка — так близко, что пена лошадей забрызгала его. В повозке неистово вопила женщина, испуганные ребятишки прижались друг к дружке и плакали. Через площадь бежали люди: кто-то к главной северной дороге, кто-то — бесцельно, сломя голову.

Женщины беспрерывно приставали с расспросами: не видел ли кто-нибудь их мужей, сыновей, с просьбами объяснить, наконец, что происходит. Лен улизнул от них, опрометью бросившись к северной дороге.

Далинский был на окраине города — там, где среди полей созревшей озимой пшеницы проходила широкая дорога, и с ним — около двухсот мужчин, угрюмых и обеспокоенных, вооруженных дубинками, ломами, охотничьими ружьями и кирками. Бледный Далинский вытирал о штаны вспотевшие руки, перекладывая тяжелую дубинку. Далинский лишь молча взглянул на Лена, когда тот подошел к нему. Все его внимание было направлено на север, откуда приближалось желто-коричневое облачко пыли, звуки гимна и ритмичных шагов, и что-то до боли в глазах блестело на солнце.

— Этот город наш, — сказал Лен, — и мы имеем право перебить их всех.

Далинский вытер рукавом пот со лба и буркнул что-то непонятное. Лен оглянулся на защитников города:

— Они будут сражаться!

— Ты думаешь?

— Вчера ночью эти люди стояли за тебя горой!

— Это было вчера, а что ждет нас сегодня, — неизвестно.

Облако пыли приближалось, в нем уже были различимы сотни людей, а слепящий блеск превратился в лезвия кос и серпов, у некоторых в руках были ружья.

— Должно быть, они шли всю ночь, — отметил Далинский, — посмотри, да тут собрались проклятые навозные жуки по меньшей мере из трех округов.

Далинский вытер пот со лба и повернулся к людям:

— Спокойно, ребята, — и он вышел навстречу приближающейся толпе, надменный и гордый, глаза его метали искры.

Белоголовый человек с серьезным, непроницаемым лицом выступил ему навстречу, сжимая в руках дробовик. То, что он — типичный фермер, легко можно было определить по походке, медленной и степенной.

— Отойдите в сторону! — прокричал он Далинскому. Властные нотки в его голосе заставили Лена вспомнить о проповеднике, — мы не хотим ничьей смерти, но, если нас вынудят, не остановимся ни перед чем. Отойдите в сторону, заклинаю вас именем Господа!

— Подождите минуту, — сказал Далинский, — ведь это наш родной город, и мы имеем право знать, что за дело привело вас сюда.

Человек окинул его с головы до ног холодным, беспристрастным взглядом:

— На нашей земле никогда не будет больших городов.

— Городов, — повторил Далинский и неожиданно рассмеялся. — А теперь выслушайте меня, сэр. Ваше имя — Ной Бардит, я наслышан о вас и даже знаю вас. В районе Двойных Озер вас считают проповедником. — Он подступил ближе, понизил голос. — Вы — искренний и честный человек, мистер Бардит, и я прекрасно понимаю: вы защищаете свою веру и пришли сюда, получив информацию, которую считаете истинной. Я готов вас обрадовать — все это ложь, в насилии нет необходимости.

— Вы сказали, насилие? Я пришел сюда не для этого. Но, повторяю, в случае необходимости не остановлюсь ни перед чем.

Фермер изучающе оглядел Далинского:

— Я тоже наслышан о вас. Уберетесь вы, наконец, с дороги?

— Послушайте, — в голосе Далинского появились нотки отчаянья, — вам передали, что я собирался строить здесь город, но это сущий бред. Я лишь пытаюсь построить новый склад так же, как вы строите новые конюшни. И вы не имеете права врываться силой в этот город и приказывать мне, так же, как я не имею права командовать на вашей ферме!

Далинский бросил через плечо быстрый взгляд Лен рванулся к нему, словно хотел сказать: “Я тут, я с тобой!”

В этот момент из поредевших рядов мужчин Рефьюджа выступил Тэйлор.

— Разойдитесь по домам, — выкрикнул он, — и ждите Вам не причинят вреда. Сложите оружие и отправляйтесь по домам.

Они заколебались, глядя друг на друга, на Далинского, на плотно сомкнутые ряды фермеров. Лицо Далинского исказилось от ярости, он повернулся к судье:

— Эй, трусливая овца! Только ты виноват в том, что случилось!

— Ты причинил всем достаточно вреда, Майк. Жители Рефьюджа не должны больше страдать от этого. Уведи с дороги своих людей.

Далинский смерил злым взглядом его и Бардита:

— Что вы собираетесь делать?

— Очистить землю от зла.

— Проще говоря, сжечь мой склад и все, что попадется под руку. Вы — исчадия ада!

Далинский повернулся и прокричал мужчинам Рефьюджа:

— Послушайте, вы, идиоты! Надеетесь, они ограничатся моим складом? Да ведь они сожгут весь город. Разве непонятно, что настал момент, который на годы вперед определит вашу жизнь: останетесь ли вы свободными людьми или превратитесь в рабов! — голос его перерос в крик: — Вперед, боритесь, черт побери, боритесь же! — Он развернулся и пошел на Бардита с высоко поднятой дубинкой в руках. Не спеша, без колебания тот поднял свой дробовик и выстрелил.

Звук выстрела далеко разнесся в неподвижном воздухе. Далинский резко остановился, словно натолкнулся на невидимую твердую стену. Это продолжалось не больше двух секунд, затем дубина выпала из ослабевших рук, он схватился за живот, колени его подкосились, и Майк медленно начал оседать в дорожную пыль.

Лен бросился к нему, Далинский с трудом открыл глаза, силился что-то сказать, но не мог, захлебнувшись кровью. Внезапно лицо его стало бледным, отрешенным и отдаленным, он вздрогнул и застыл навсегда.

— Майк! — глаза Тэйлора расширились. — Майк! — Он обернулся к Бардиту: — Что вы наделали?

— Убийца, — обезумев, закричал Лен, — проклятый толстобрюхий убийца!

Сжав кулаки, он рванулся к Бардиту, но и фермеры уже не стояли в стороне, словно смерть Далинского послужила сигналом, которого они ждали. Это застало Лена врасплох, и он столкнулся лицом к лицу с длинным здоровяком, чем-то напоминавшим человека, который во всеуслышание бросил обвинение против Соумса. В руках он держал длинную и узкую деревянную палку, из таких в Пайперс Ране делали изгородь.

Через мгновение Лена ударили по голове, и он упал. Его долго пинали и били ногами, а он, скорчившись, инстинктивно пытался защитить от ударов голову и живот. Затем день почернел, перед глазами Лена стояла пелена, и сквозь нее он с трудом различал, как защитники Рефьюд-жа удаляются все дальше и дальше, пока совсем не исчезли из виду.

Дорога опустела. Путь фермерам был открыт. И они двинулись к Рефьюджу, поднимая облако пыли, а на дороге остались лишь Лен, в трех—четырех футах от него тело Далинского и судья Тэйлор. Он не сводил глаз с мертвеца.

Часть 13

Лен медленно, с трудом поднялся на ноги. Голова его раскалывалась, к горлу подступала тошнота, но желание поскорее уйти подальше от этого страшного места было настолько сильным, что он невероятным усилием воли заставил себя идти. Он осторожно обошел тело Далинского, стараясь не смотреть на бурые пятна впитавшейся в пыль крови, прошел мимо судьи Тэйлора. Они не взглянули друг на друга и не проронили ни слова.

С трудом передвигаясь, Лен дошел до яблоневого сада около площади Рефьюджа. Почувствовал, что никто не видит его, Лен опустился в высокую траву и разрыдался, охваченный дрожью. Подождав, пока дрожь утихнет, он медленно поднялся на ноги и продолжил путь, петляя между деревьями.

Издалека, откуда-то со стороны речки, доносился странный шум, и порыв ветра принес еле уловимый запах дыма в неподвижном воздухе. Внезапно черный дым густой завесой взвился вверх, напоминая чадящий бочонок со смолой или ламповым маслом. Казалось, весь берег реки охвачен пламенем.

По улицам города невозможно было передвигаться из-за множества повозок и обезумевших людей. То тут, то там кто-нибудь помогал нести раненого. Лен пробирался задворками. Дымовая завеса густо чернела, заволакивала небо, и солнце, отливая медью, проглядывало сквозь нее. С вершины холма Лен увидел людей, метавшихся по крышам домов, пытаясь потушить огонь. Лену был виден и новый склад, охваченный пламенем. Горели и четыре других склада Далинского. Группы людей двигались в различных направлениях, и там, где они появлялись, вспыхивало новое пламя.

А с другого берега за происходящим безучастно наблюдали шедвеллцы.

В конюшнях торговцев полыхало пламя, крыши построек разразились фейерверком искр. Лен подбежал к конторе, схватил парусиновый мешок и одеяло. Уже в дверях он услышал чьи-то шаги и поспешил скрыться среди деревьев. Сморщились листья, вздрагивали ветки от порывов страшного, обжигающего, нездорового ветра.

С реки поднималась группа фермеров. Они вошли в поселок торговцев, внимательно оглядывая все вокруг. Неповрежденными остались лишь аукционные залы. Один из фермеров, рыжебородый здоровяк, указал на них, обругав менял, а затем издал звук, похожий на вой гончих, идущих по следу. Они двинулись к залам, разрушая все на своем пути, поджигая все, что можно было еще поджечь, факелом, который нес один из них. К счастью, в своем безудержном неистовстве, они не заметили Лена, который в этот момент с горечью думал о Тэйлоре. Он и не предполагал, как много ему еще суждено повидать в этот длинный день.

Лен осторожно пробирался между деревьев вниз, к реке, сквозь зеленовато-желтую завесу. В воздухе пахло гарью и обгоревшими шкурами. Кружился пепел, словно грязноватый снег. Лен слышал звон пожарного колокола где-то в городе, но из-за дымовой завесы не видел ничего уже на расстоянии двух-трех футов. Он спустился вниз и направился в сторону строительной площадки нового склада, не переставая думать об Исо.

Казалось, весь берег был охвачен пламенем. Люди оставили это место. Некоторые спускались в лодках вниз по течению, с почерневшими от копоти лицами, в рваных одеждах, с обожженными руками. Отчаяние читалось в их глазах. Четверо катались по земле, испуская стоны, извиваясь от боли. Другие же просто стояли и смотрели. Какой-то незнакомец держал в руках половину разбитого кувшина, наполненную водой.

Лен нигде не находил Исо и боялся за него. Он спрашивал о нем каждого встречного, но все лишь отрицательно качали головами. Казалось, они не понимают, о чем их спрашивал Лен. Наконец служащий по имени Ватте, который частенько бывал в конторе по делам, с горечью ответил:

— Не беспокойся, он в большей безопасности, чем кто-либо из нас.

— Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что никто не видел его с тех пор, как все это началось. Он смылся, прихватив с собой девчонку.

— Девчонку? — ошалело переспросил Лен, пораженный уверенностью в голосе Ваттса.

— Ну да, девчонку Тэйлора. Сейчас он, наверное, где-то надежно укрылся. А куда это запропастился Да-линский? Я уж было поверил, что этот сукин сын — отчаянный борец.

— Я был на северной дороге, — медленно произнес Лен, — Далинский мертв. А поскольку ты жив, нетрудно догадаться, кто из вас дрался по-настоящему.

Какой-то человек, стоящий рядом, тотчас обернулся, услышав имя Далинского. Несмотря на копоть, грязь, покрывшие его лицо, Лен все-таки узнал Эймса — владельца склада. Однажды утром он приходил с каким-то человеком поглазеть на новый склад и недоверчиво качал головой в ответ на предложение Далинского объединиться.

— Умер? — переспросил он. — Умер, я не ослышался?

— Они застрелили его. Фермер по имени Бардит.

— Умер, — в третий раз повторил Эймс. — Мне искренне жаль. Он должен, просто должен был жить!.. Какое наслаждение испытал бы я, увидев убийцу на виселице. — Он поднял руку, указывая на огонь и густую пелену дыма. — Посмотрите, как много он сделал для нас.

— Да, и не только он, — продолжил Ваттс, — братья Колтер с самого начала помогали ему.

— Если бы вы в свое время приняли предложение Далинского, — голос Лена дрожал от негодования, — ничего не произошло бы. Ведь он не раз предлагал вам сотрудничество, мистер Эймс. И мистеру Виннеру, и другим. Он обращался ко всему городу. Не вы ли танцевали вокруг него прошлой ночью и кричали “ура”? Да и вас я видел там, мистер Ватте, а как только запахло жареным, все разбежались, как кролики. Никто на северной дороге и пальцем не пошевелил, чтобы предотвратить беду. Вы предоставили все Майку, и теперь он убит.

Лен бессознательно повысил голос. Люди, стоящие рядом, подошли ближе.

— Сдается мне, — сказал Эймс, — что ты, чужеземец, чересчур рьяно интересуешься нашими датами и слишком часто суешь нос, куда не следует. Почему ты думаешь, что способен что-либо изменить в нашей жизни? Не один десяток лет я работал для того, чтобы построить свой склад, и вдруг появились ты и Далинский… — он запнулся, из глаз его покатились слезы, губы задрожали.

— И правда, — сказал Ватте, — откуда ты взялся? Кто дал тебе право называть нас трусами лишь потому, что мы не хотим нарушать закон?

Лен исподтишка огляделся. Люди с непроницаемыми, бледными от ярости лицами со всех сторон обступили его. Дым обволакивал все вокруг черным облаком, уже не слышно было тревожного колокольного звона.

— Барторстаун, — произнес кто-то, и Лен принужденно рассмеялся.

Ватте резко подался вперед:

— Ах, ты, щенок, еще и позволяешь насмехаться над нами? Отвечай, откуда ты пришел?

— Я родился и вырос в Пайперс Ране.

— Почему же ты ушел оттуда? Зачем ты здесь?

— Он лжет, — сказал кто-то, — я уверен, что он — из Барторстауна. Там все хотят вернуть города.

— Это неважно, — голос Эймса был зловеще спокоен. — Он так или иначе во всем виноват, — руки его беспокойно двигались, словно в поисках чего-то.

— В Рефьюдже должен остаться хотя бы кусок веревки…

Окружавшие Лена люди согласно закивали.

— Веревка, — сказал кто-то. — Что ж, мы отыщем ее.

Кто-то добавил:

— Поищите заодно другого ублюдка. Мы вздернем их обоих.

Часть людей направилась в сторону реки, остальные крутились вокруг в поисках Исо.

Ваттс и еще двое набросились на Лена, сбили его с ног, месили ногами и кулаками. Эймс стоял в стороне, глядя то на Лена, то на зарево пожара.

Вскоре люди вернулись. Они не нашли Исо, зато принесли веревку — канат, которым привязывали лодки на пристани. Ваттсу помогли схватить Лена. Один из мужчин завязал на веревке узел, сделал петлю и надел ее на шею Лена. Веревка была влажной, истрепавшейся, очень старой и пахла рыбой. Сильно дернувшись, Лену удалось порвать ее и освободить руки, но его снова схватили. Лен лягался, царапался, тузил их изо всех сил локтями, в эти мгновения ему смутно подумалось, что он сражается не только с этими людьми, но со всей необозримой, затравленной, подавленной страной — от моря до моря, от севера до юга, с жителями всех заснувших глубоким сном деревушек, не жаждущих пробуждения. Холодная веревка больно царапала шею, и Лен невольно содрогнулся от мысли, что никогда уже не сможет сойти с выбранного однажды пути.

Голова Лена кружилась и болела — сказывались удары, полученные на северной дороге, потом мир закачался, перевернулся, и Лен повалился на землю, ударившись о ствол дерева. Кто-то склонился над ним синие добрые глаза, рыжая борода с двумя седыми прядями.

— Если бы вас было не так много, я убил бы…

Но его прервали.

— Ты ведь не станешь убивать меня, Лен? Пойдем, мой мальчик, вставай.

Глаза Лена наполнились слезами.

— Мистер Хостеттер! — повторял он — Мистер Хостеттер!

Лен протянул к нему руки, страх и темнота остались далеко позади Хостеттер с усилием поставил его на ноги и перерезал петлю вокруг шеи.

— Беги! — сказал он — Беги, что есть сил!

И Лен побежал. С Хостеттером было еще несколько человек, они защищались шестами и баграми, но позиция нападавших была более выгодной, они совсем не собирались отпускать Лена, тем более, что внезапное появление Хостеттера и его людей подтверждало догадку о Барторстауне. Нападавшие кричали, ругались, хватали все, что попадало под руку камни, сучья, комья земли.

Лен, как только немного пришел в себя, рвался в бой, но Хостеттер взял его за руку и легонько подтолкнул к реке:

— Бегом вниз! Там ждет лодка.

Преследователи бросали камни, один попал в спину Хостеттера, и он так опустил голову, что его широкополая шляпа, казалось, лежит на плечах. Беглецы скрылись из виду в роще деревьев, и внезапно Лен остановился:

— Исо! Не пойду без Исо.

— Он уже в лодке! Быстрее!

Они бежали через пастбище, разогнав коров. У берега, надежно скрытая деревьями, стояла готовая к отплытию самоходная баржа. Несколько человек с топорами в руках ждали сигнала, чтобы рубить канаты. Лен увидел Исо, прислонившегося к перилам, а позади него — копну золотых волос и длинную юбку.

Беглецы вбежали на пристань, и Хостеттер что-то прокричал ожидавшим их людям с топорами. Их настигала разъяренная толпа, градом сыпались камни. Исо схватил Эмити и поспешно оттащил в сторону. Люди взмахнули топорами. Послышались крики, и показались рефьюджцы с Ваттсом во главе, а еще через мгновение они вбежали на пристань. Обрубленные канаты упали в воду, Лен, Хостеттер и еще несколько человек схватили длинные шесты, чтобы оттолкнуть баржу от пристани Ваттс и его люди упали в воду, потеряв равновесие. Послышались крики, ругательства, но баржа быстро отдалялась от берега, влекомая течением. Стоя по пояс в грязной воде, Ваттс грозил кулаком вслед:

— Теперь мы знаем, кто вы такие! Вам не уйти!

Остальные тоже что-то кричали — слов не разобрать, но смысл был ясен. Лен обернулся, пристально всматриваясь в дома Рефьюджа. То, что не успели поджечь Бардит и фермеры, охватывало расползавшееся пламя.

Лен опустился на доски, обхватил колени руками, положил на них голову и почувствовал непреодолимое желание расплакаться, как ребенок, но слишком устал даже для этого. Он пытался заставить себя ни о чем не думать, но мысли вновь и вновь возвращались к Далинскому. вот он остановился и медленно начал оседать в дорожную пыль, Лен вновь чувствовал запах гари, и хриплый голос Бардита беспрерывно твердил:

— Мы не допустим возрождения городов.

Лен почувствовал, что кто-то стоит рядом. Он поднял глаза и увидел Хостеттера со шляпой в руках.

— Ну что ж, мой мальчик, мечте твоей суждено сбыться: ты на пути в Барторстаун.

Часть 14

Ночь была теплой и спокойной. Лунный свет, пробежавший зыбкой дорожкой по реке, превратил берега в темную бесформеннуюмассу. Баржа медленно скользила по течению, покрытая парусиной на случай дождя.

Лену удалось немного вздремнуть, спать теперь не хотелось. Он сидел, прислонившись к какому-то тюку, и глядел на темную гладь реки.

Мимо, осторожно передвигаясь между ящиками, медленно прошел Хостеттер. Лен почувствовал запах его сигары. Хостеттер остановился:

— Тебе уже лучше?

— Мне тошно, — не скрывая раздражения, ответил Лен.

Хостеттер понял, что это значит, и кивнул:

— Теперь ты понимаешь, что я чувствовал в ночь, когда был убит Соумс.

— Убийцы, трусы, ублюдки! — Лен ругался до тех пор, пока голос его не сорвался и к горлу не подступил комок. — Ты бы видел, как они стояли на дороге, — продолжал он уже спокойнее, — а потом Бардит выстрелил в Майка. Он убил его, словно какого-нибудь паразита в углу чулана.

— Да, — медленно произнес Хостеттер, — мы могли бы забрать тебя раньше, если бы ты не пошел к Далинскому.

— Неужели вы не могли помочь ему?

— Как? У нас нет армии, а если бы она и была, все равно никакого толку. Жизнь этих людей, их мировоззрение может изменить только некая всемогущая сверхъестественная сила. Наши же силы невелики, ты видел их вчера, да к большему мы и не стремимся.

— Майк умер ни за что, так ничего и не сделав.

— Не думаю, — возразил Хостеттер, — но чтобы победить, понадобится не один Далинский, а много, много таких, как он.

— И Бардитов тоже.

— Да. Однажды все изменится к лучшему.

— Этого придется ждать слишком долго.

— И тем не менее, будет так. А затем всех Далинских объявят великомученниками, павшими за идею. Знаешь, Лен, эти люди, так ожесточенно отстаивающие свои убеждения, в чем-то правы. Они довольны и по-своему счастливы. Никто из нас не в праве приказывать им перевернуть жизнь вверх дном.

— И поэтому ты стоял в стороне?

Раздражение послышалось в голосе Хостеттера:

— Мне кажется, что ты до сих пор не уяснил: ведь мы не завоеватели. Мы можем только защищаться, не пытаясь перекроить всю страну, тем более, что она сопротивляется.

— Как ты можешь говорить, что они правы? Эти невежественные болваны, подобные Бардиту, и двуличные ничтожества, подобные судье.

— Они честные люди, Лен. Да, они по-своему честны. И тот, и другой благородно отстаивали сегодня утром свои позиции. Они искренне убеждены в своей правоте. Со времен сотворения мира никто — ни ребенок, укравший леденец, ни диктатор, истребляющий свой народ, — не совершил ни одного поступка, не будучи полностью уверенным в своей правоте и справедливости содеянного. Твой порыв называется рационалистическим, подобные вещи вредили человечеству больше, чем все пороки, вместе взятые.

— Может быть, Бардит — с этим я готов согласиться. Но только не судья. Он прекрасно разбирается в ситуации.

— Да в том-то и дело, что не всегда. Прозрение приходит поздно, иногда слишком поздно. Подумай сам, Лен: убегая из дома, ты в чем-нибудь сомневался? Говорил ли ты себе: “Я собираюсь ступить на стезю Дьявола и сделать родителей несчастными?”

Лен опустил глаза и долго молча смотрел на воду. Наконец он сказал:

— Как они там? Здоровы?

— Я слышал, что у них все хорошо.

— А бабушка?

— Умерла год назад, в декабре.

— Да, она была очень старой.

Странное чувство охватило Лена при мысли о бабушке, словно безвозвратно ушла частичка его самого. И вдруг он с болезненной ясностью увидел ее, залитую солнечным светом на ступеньке их дома, не сводящую глаз с полыхающих осенним пламенем деревьев, услышал ее слова о красном платье, которое она носила много лет назад, когда мир был другим.

— Отцу никогда не удавалось заставить ее молчать.

Хостеттер молча кивнул:

— И моя бабушка была точно такой же.

Вновь молчание. Лен сидел, глядя на воду, прошлое тяжким грузом навалилось на него, и он уже не хотел в Барторстаун. Ему хотелось домой.

— У твоего брата все прекрасно, и уже двое детишек, — сказал Хостеттер.

— Я рад.

— Пайперс Ран совсем не изменился.

— Нет, я уверен, что это не так. О, замолчи!

Хостеттер улыбнулся:

— У меня есть преимущество: я возвращаюсь домой.

— Значит, ты все-таки не из Пенсильвании.

— Мои предки жили там, я же родом из Барторстауна.

Внезапно Лен разозлился:

— Послушай, ты ведь знал о нашем бегстве из Пай-перс Рана и наверняка знал, где мы находились все это время.

— Да, знал и наблюдал за вами, наверное, поэтому меня не покидало чувство вины.

— Но почему, почему вы заставили нас так долго ждать? Ты же с самого начала знал, что мы хотим!

— Помнишь Соумса?

— Никогда его не забуду.

— Он доверился мальчишке.

— Но ведь… — тут Лен вспомнил, как Исо однажды обругал Хостеттера, и осекся на полуслове.

— Все эти годы, когда одного слова Барторстаун достаточно, чтобы вздернуть на виселице, мы строго подчиняемся законам Барторстауна. Соумс нарушил его. Я нарушаю его сейчас, но имею на то особое разрешение. И поверь мне, это — событие века. Я целую неделю до хрипоты спорил с Шермэном.

— Шермэн, — перебил его Лен, встрепенувшись. — Шермэн хочет знать, что нового слышно от Бэйера…

— Что за чертовщину ты несешь? — Хостеттер был явно ошарашен.

— Я слышал это имя по радио. Той ночью я нарочно оставил дверь в конюшню открытой, коровы ушли, и мы с Исо побежали их искать вниз к ручью. Исо слишком нервничал и уронил радио, затем случайно размоталась металлическая нитка и послышались голоса о том, что Шермэн хочет знать… И еще о какой-то реке. Вот потому-то мы и направились вниз по течению, к Огайо.

— А-а, то самое радио, с которого все началось? Я чуть не сошел с ума, когда обнаружил, что его похитили, — Хостеттер поежился. — Крис… Когда я думаю о том, насколько он был близок к тому, чтобы выдать меня, прямо мороз по коже. Твой народ изгнал бы меня навсегда.

— Я никогда ни в чем не винил вас и пытался убедить Исо, что все не так просто, как ему кажется.

— Да, ты можешь сказать фермерам спасибо, потому что если бы не события прошедшего дня, я не посмел бы даже заикнуться о вас Шермэну. Я сказал, что не хочу вашей смерти, что это будет мучить меня всю жизнь. В конце концов он согласился, но запомни, Лен, когда в следующий раз кто-нибудь даст тебе хороший совет, не стоит им пренебрегать.

Лен почесал шею в том месте, где ее расцарапала веревка, и ответил:

— Да, сэр. И огромное вам спсибо. Я никогда не забуду, как вы спасли меня от смерти.

— Не стоит благодарности. Скажи это не мне и не Шермэну, а тысячам людей, чье будущее будет зависеть как раз от твоего “никогда не забуду”.

— Вы боитесь полностью довериться мне, — медленно произнес Лен.

— Дело не только в этом.

— А в чем же?

— Мы направляемся в Барторстаун.

Лен нахмурился, пытаясь сосредоточиться и понять, на что намекает Хостеттер.

— Но ведь я давно мечтал попасть туда, с этого все и началось…

Хостеттер сдвинул свою широкополую шляпу на затылок, стало видно его лицо, освещенное лунным светом. Он не сводил с Лена усталых глаз:

— Мы направляемся в Барторстаун. Ты выдумал себе фантастический город. Однако скоро ты попадешь в настоящий Барторстаун, и я сомневаюсь, что он будет походить на плод твоего воображения. Вряд ли ты полюбишь его. Поэтому я повторяю тебе вновь: забудь о том, что ты обязан мне чем-то.

— Послушайте, но ведь в Барторстауне можно учиться. Можно читать, обо всем разговаривать, наконец, мыслить по-настоящему.

Хостеттер кивнул.

— В таком случае, мне там понравится, — Лен задумчиво разглядывал смутные очертания берегов, сонную, темную воду.

— Мне никогда не захочется вернуться сюда. Никогда в жизни.

— Да, я думаю, ты быстро привыкнешь. У меня будет много неприятностей с Шермэном из-за Эмити. О ней ведь речь не шла, но не было другого выхода.

— Да уж, он удивится.

— Представь, она искала Исо, а затем помогла ему скрыться и неожиданно заявила, что не может вернуться домой, к родителям.

— Почему? На это есть причина?

— Так ты ничего не знаешь?

— Нет.

— Причина есть, Эмити ждет ребенка.

Лен с открытым ртом уставился на Хостеттера. Тот поднялся навстречу человеку, направлявшемуся к ним из-под навеса, и тихо произнес:

— Сэм только что связался с Коллинзом по радио. Мне кажется, тебе лучше спуститься вниз, Эд.

— Что-нибудь случилось?

— Коллинз говорит, что вскоре после восхода луны одна за другой показались две лодки. Одна из них из Шедвелла, другая — из Рефьюджа.

— Попросим Коллинза на всякий случай понаблюдать за ними, — сказал Хостеттер и затем обратился к Лену: — У Коллинза небольшая лодочка, это наш передвижной пост. Ладно, пойдем. Пришел черед и тебе становиться жителем Барторстауна. Используй эту возможность.

Часть 15

Вслед за Хостеттером и незнакомцем — как выяснилось позже, его звали Ковэкс — Лен вошел в шалаш, занимающий около двух третей баржи. Он был построен скорее для укрытия груза, чем для экипажа судна. Здесь стояли узкие койки. На одной из них неподвижно лежала Эмити. Волосы ее рассыпались по подушке, лицо бледное, опухшее от слез. Исо сидел рядом и держал ее руку. Казалось, он сидит очень давно. Лен никогда не видел его таким осунувшимся и озабоченным.

Лен посмотрел на Эмити. Она холодно поздоровалась с ним, стараясь не встречаться глазами. Лен сдержанно ответил на приветствие. Казалось, встретились двое незнакомых людей, и Лен с болью вспомнил о золотоволосой девушке, которую он целовал в увитой розами беседке. Как быстро все ушло! А сейчас на койке лежала женщина, чужая, незнакомая женщина, и бремя невзгод уже наложило на нее свой отпечаток.

— Ты видел отца, Лен? — спросила Эмити. — С ним ничего не случилось?

— Когда я видел его в последний раз, ничего. Фермеры не преследовали его и никогда не сделают этого.

Исо поднялся:

— А теперь постарайся уснуть, тебе станет легче.

Он поднялся и задернул тонкое одеяло, служившее занавеской. Эмити пыталась возразить, но затем сдалась и только попросила Исо не уходить далеко.

— Не волнуйся, — ответил он с нотками отчаянья в голосе, — я отсюда никуда не денусь.

Исо украдкой взглянул на Лена, затем на Хостеттера. Лен сказал:

— Я поздравляю тебя, Исо.

Тот слегка покраснел, пожал плечами и ответил почти вызывающе:

— Замечательно, что все так получилось. Ее отец все равно не дал бы согласия на наш брак, и ты, Лен, знаешь это лучше, чем кто-либо другой.

— Да, конечно, — ответил Лен, — я знаю.

— И сейчас я готов сказать тебе больше, — продолжил Исо. — Я буду хорошим отцом моему ребенку, лучшим, чем мой отец.

— Посмотрим, — ответил Лен, — мой отец был самым лучшим в мире, а я вот не смог стать похожим на него.

Вслед за Хостеттером и Ковэксом Лен спустился в трюм, где хранился груз. Каждый фут был загружен товаром: тюками, ящиками и узлами. От них исходил запах размокшего дерева, речной тины и множества других товаров, незнакомых Лену. За стенкой рубки ритмично и громко шумел мотор.

В трюме была подвешена квадратная тяжелая доска с небольшими углублениями, в одном из них Лен увидел предмет, напоминавший радио, только во много раз больше того, которое было у них с Исо. За этим своеобразным пультом сидел незнакомый человек и с кем-то разговаривал.

— А вот и они, — сказал он, — подожди минутку. — Развернувшись, он обратился к Хостеттеру: — Кол линз убежден, что лучше всего сейчас встретиться у водопада с Роузином. Здесь медленное течение, и он утверждает, что мы проскочим, если постараться.

— Стоит попробовать. Ты как на это смотришь, Джо?

Ковэкс ответил, что разделяет мнение Коллинза:

— Конечно, мы не хотим столкновения, но противники постараются воспользоваться случаем.

Исо тоже спустился вниз и стоял рядом с Леном.

— Вы говорите о Ваттсе?

— Да. Должно быть, он уже успел смотаться в Шедвелл за помощью, чтобы догнать нас.

— Идиоты! Они ничего не могут поделать с фермерами, и теперь решили вместе преследовать нас, — сказал Ковэкс — высокий, хорошо сложенный молодой человек с бронзовой от загара кожей. Казалось, его невозможно ни удивить, ни испугать, и сейчас Лена поразила уверенность в его голосе.

Хостеттер кивнул радисту:

— Решено, Сэм. Поговори с Роузином.

Сэм попрощался с Коллинзом и принялся крутить рычажки.

— Господи, — со вздохом сказал Исо, — а помнишь, как мы возились с этой штуковиной в надежде услышать хотя бы шепот, но у нас ничего не вышло, и я стащил книги.

— Если бы вы не догадались слушать радио ночью, вам не удалось бы извлечь из него ни звука, — сказал Хостеттер.

— Идея принадлежала Лену. Это он предложил, что днем вы рискуете быть услышанными или замеченными.

— Как, впрочем, и сейчас, — сказал Ковэкс. — Нам ведь необходимо высоко поднимать антенну, а ее прекрасно видно даже при минимальном освещении.

— Замолчи, — вспылил Сэм, колдуя над радио, — вы что же, думаете я… Эй, ваши ребята не могут на минутку предоставить мне эфир? Это крайне необходимо.

Жужжание голосов, прорвавшихся из динамика, стало утихать, и внезапно послышался голос:

— Говорит Петто с переправы. Вы хотите что-нибудь передать?

— Нет, — ответил Сэм. — Мне нужен Роузин. У нас на хвосте — лодки из Рефьюджа.

— Неужели? Если понадобится помощь, дайте нам знать.

— Благодарю, — Сэм что-то переключил, продолжая вызывать Роузина.

Лен стоял возле лестницы, и ему казалось, что прошла целая жизнь с тех пор, как в Пайперс Ране, на берегу Пиматаннинга он пытался извлечь голоса из маленькой упрямой коробочки. И сейчас, удивленный и уставший, он смотрел и слушал, еще не осознавая, что и сам становится частью новой жизни.

— Это радио намного больше того, которое я стащил, — подавшись вперед, сказал Исо. Его глаза искрились, как и раньше, а едва обозначившаяся морщинка от усталости теперь была незаметной. — Как оно работает? А что такое антенна? А как… — сыпались вопросы.

Ковэкс пытался объяснить что-то довольно смутное о батарейках и транзисторах. Но мысли Лена были далеки от происходящего. Задумавшись, он не сводил глаз с лица Хостеттера, полузатененного полями шляпы, такой знакомой коричневой шляпы, и вспоминал отца, брата Джеймса, бабушку, которая больше не будет жалеть о былом, и малышку Эстер, наверное, она стала совсем взрослой, а затем отвернулся, всматриваясь в темноту, из которой смутно проступали неясные очертания грузов. Медленно и четко стучал мотор, его короткие вздохи напоминали чье-то спящее дыхание. Лен слушал, как острые лопасти гребного колеса с плеском рассекают воду, слушал поскрипывание баржи и бульканье воды под ее днищем. На какое-то мгновение ему показалось, что они плывут домой, все перемены и события последних двадцати четырех часов отошли куда-то, и Лен почувствовал страшную усталость.

Сэм разговаривал с Роузином.

— Мы развили приличную скорость. Все будет в порядке, если, конечно, не наскочим на мель.

— Будьте осмотрительными, — из динамика зазвучал хриплый, надтреснутый голос Роузина. — В это время канал ненадежен.

— А что за порогами?

— Кроме сплавного леса, ничего. Я приказал свалить его в концах канала. Пока преследователи не применяют силу, мне не хотелось бы вмешиваться Я провел лучшие годы над постройкой всего этого, и малейшая тень подозрения…

— Подозрения? — перебил Коваэкс. — Но ведь нам предстоит еще долгий путь и мне не хотелось бы, чтобы баржа получила пробоину.

— Дай подумать, — сказал Роузин.

Последовала долгая пауза. Тяжело дыша, люди с нетерпением склонились над радио.

Послышался чуть застенчивый голос:

— Это опять Петто с индейской переправы.

— О’кей, ну что там?

— Послушай, я только что подумал: река обмелела, канал узкий, его совсем не трудно заблокировать.

— У тебя есть идея?

— Да. Дело в том, что как раз в этом месте работает землечерпалка, а ночью рабочие возвращаются в деревню. Если вы сумеете попасть туда до рассвета, я буду наготове. Землечерпалку можно легко столкнуть в воду, и тогда мимо сможет проплыть лишь каноэ.

— Петто, — сказал Сэм, — я обожаю тебя. Ты все слышал, Роузи?

— Да. Похоже, мы так и сделаем.

— Так-то оно так, но нужно еще успеть туда добраться.

— Я прослежу за всем, — ответил Роузи. — До встречи.

— Ладно, Петто, — и они начали обсуждать расположение канала относительно переправы и их теперешнего местонахождения. Ковэкс обернулся к Исо и Лену:

— Идемте, — сказал он. — У меня есть для вас работа. Вы что-нибудь знаете о паровых двигателях?

— Почти ничего, — ответил Лен.

— Ладно. Все, что от вас сейчас требуется, — знать, как поддерживать огонь в печи.

— Да, конечно, — сказал Лен, радуясь возможности поработать. Он устал, но еще больше его утомляли мысли о прошлом, перед глазами стояло лицо умирающего Далинского. Вслед за Ковэксом он поднялся вверх по лестнице. Эмити, очевидно, уснула и, когда они тихонько прошли мимо, даже не пошевелилась. С минуту они дышали прохладным и чистым воздухом, а затем спустились вниз — туда, где шумел мотор.

Здесь резко пахло раскаленным железом, и в воздухе стояла угольная пыль. Покрытый потом человек с лопатой в руках беспрерывно перемещался от кучи угля к пылающей печке.

— Я привел тебе помощников, Чарли, — сказал Ковэкс.

Тот кивнул:

— Запасные лопаты вон там.

Лен снял рубашку. Исо тоже начал было расстегивать пуговицы, но внезапно остановился:

— Я представлял все это совсем по-другому.

— Что? — не понял Ковэкс.

— Ну, двигатели. Я представлял их более совершенными.

Ковэкс покачал головой:

— Единственное доступное для нас топливо — уголь и дрова. И нам приходится довольствоваться этим. Кроме того, мы вынуждены частенько останавливаться, сюда приходит много народу, и первое, что они хотят видеть, — это двигатель. Если он чем-то будет отличаться от обычного, это станет заметным. Вы очень устали?

— Нет, — ответил Исо.

Он явно был разочарован. Ковэкс вышел. Исо снял рубашку и принялся копаться в куче угля. Пока Чарли дробил уголь, молодые люди поддерживали огонь. Клубы пара повалили из трубы, быстрее завертелось колесо. И баржа, заметно увеличив скорость, продолжила свой путь по течению. Наконец Чарли дал знак, что можно немного передохнуть, и Исо с Леном остановились, облокотившись на лопаты, вытирая пот с лица.

— Не думаю, что Барторстаун окажется таким, каким мы его представляли, — сказал Исо.

— Ничего, посмотрим, — ответил Лен.

Казалось, прошло много времени, пока пришел сменщик и сообщил, что состязание в скорости закончено и они могут идти отдыхать. Наверху Лен почувствовал, как содрогается баржа, словно лопасти поменяли направление. Сегодня ночью нечто подобное уже было, поэтому Лен ничуть не удивился.

Он облокотился о доски, подрагивая от ночной прохлады и вглядываясь в непроглядную темень. Луна уже спряталась, а солнце еще не взошло. У самой кромки воды белела полоска тумана.

Казалось, впереди выросла огромная черная стена, преградившая путь реке, а через минуту баржа уже поворачивала. Лен зевнул, вслушиваясь в лягушачий концерт. На берегу скорее угадывалась, чем виднелась, деревушка, настолько смутными и неясными были очертания домов. Вскоре в темноте зажглись два красных огонька.

На барже ответили, трижды мигнув фонарем. Откуда-то снизу последовала ответная серия бликов. Лен с трудом различил в темноте каноэ и сидящих в нем двух человек, а затем, неожиданно, огромную замлечерпалку, летящую прямо на него. Она скользнула в воду, похожая на остров полуразрушенного дома, громадная и тяжелая. Затем Лен вновь увидел красные огоньки. Какое-то время баржа стояла на месте, потом немного продвинулась вперед, потом еще немного и наконец медленно увеличила скорость, причалила к противоположному берегу и остановилась. Через минуту послышался какой-то шум.

— Было бы неплохо, если бы им удалось до завтра вытащить ее отсюда, — сказал Исо.

Лен кивнул. Впервые за последние несколько недель он почувствовал себя в безопасности. Теперь лодки из Рефьюджа не догонят их.

Лен вошел в шалаш, Эмити спала, он выбрал для себя койку как можно подальше от нее и почти моментально уснул. Последняя его мысль была об Исо: что он станет отцом, — затем выплыло из темноты лицо Ваттса, и запах проклятой веревки чувствовался в воздухе. Лен что-то пробормотал, погружаясь в темноту, глубокую и спокойную.

Часть 16

На следующее утро они уже плыли по каналу, пристроившись к веренице лодок, продвигаясь очень медленно, хотя Ковэкс сказал, что сегодня Роузин пропускает их быстрее обычного. Солнце уже взошло, ветер разогнал туман. Ковэкс сказал, что, похоже, собирается буря.

— Да, где-то к обеду, — заключил Хостеттер, взглянув на небо.

— Когда пройдем канал, присмотри-ка место, где мы сможем пристать к берегу, — сказал Ковэкс и отошел, погруженный в заботы о своей любимице-барже. Хостеттер уселся на деревянном настиле в единственном месте на палубе, где была тень — позади шалаша, и Лен примостился рядом. Эмити ушла спать, и Исо был с ней. Время от времени до Лена доносились их приглушенные голоса, но понять смысл разговора было невозможно. Хостеттер с завистью взглянул на неутомимого Ковэкса, затем принялся изучать свои большие, покрытые мозолями руки.

— Я очень скучаю, — сказал он.

— Что так? — отозвался Лен.

— Скучаю по лошадям, по фургону. После стольких лет на колесах не просто вот так сидеть без дела. Не знаю, смогу ли привыкнуть к этому.

— А мне казалось, вы счастливы вернуться домой.

— В общем, да. Мне давно пора было это сделать, пока еще живы старые друзья. Ведь я веду двойную жизнь, а это имеет свои недостатки. Я оставил Барторстаун около тридцати лет назад, и с тех пор побывал там лишь однажды. Деревушки, подобные Пайперс Рану, теперь роднее для меня. Когда я как-то сказал, что намерен оставить торговлю, мне не позволили этого сделать, и я вынужден был продолжать… — Хостеттер задумался, устремив на берег невидящий взгляд.

В шлюзах журчала вода, баржа медленно опускалась, приходилось уже запрокидывать голову, чтобы увидеть вершину холма и берег. Солнце было в зените, даже легкий ветерок не приводил в движение тяжелый воздух. Полузакрыв глаза, Лен поджал под себя ноги, чтобы они не сгорели на солнце.

— А чем ты занимаешься? — спросил Лен.

Хостеттер удивленно посмотрел на Лена.

— Я — торговец.

— Я имею в виду на самом деле. Чем ты занимаешься в Барторстауне?

— Торговлей.

Лен насупился:

— Значит, я неправильно все себе представлял. Мне казалось, в Барторстауне живут только ученые и изобретатели.

— Я — торговец, — повторил Хостеттер, — Ковэкс — матрос, Роузи следит за состоянием канала, так как это жизненно важно для нас. Петто с индейской переправы — я знал и его отца, тот отлично разбирался в электронике, — тоже торговец, как и я, вот только не ездит с места на место. В Барторстауне много ученых и техников, и им необходима наша помощь.

— Вы хотите сказать, — Лен медленно растягивал слова, пытаясь вспомнить что-то, — что все эти годы вы действительно…

— Торговал? Да, это так. Население Барторстауна — около четырехсот человек, не считая нас, и все они нуждаются в одежде, еде и многом другом — от железа и различных сплавов до химикатов и лекарств. Все это приходится добывать нам.

— Да, понимаю, — отозвался Лен. Последовала продолжительная пауза. Затем он уныло произнес: — Четыреста человек. Это меньше половины населения Рефьюджа.

— И на много больше, чем предполагалось. Поначалу там было лишь около сорока специалистов, занятых разработкой тайного правительственного задания. После разрушения городов население прибавилось: пришли люди со своими семьями — учителя и ученые, люди, которые стали изгоями в этом мире. Нам повезло. Дело в том, что подобных секретных поселений было много, но лишь Барторстаун остался нерассекреченным, и потому не был уничтожен.

Лен сжал колени руками, глаза его расширились:

— И что же они делали там, эти сорок специалистов?

Во взгляде Хостеттера появилось странное, необычное выражение, но он лишь сказал:

— Они пытались найти ответ на какой-то вопрос. Я не имею права рассказывать тебе все, Лен. Скажу лишь, что они не нашли его.

— Но исследования продолжаются? — допытывался Лен. — Или это тоже секретно?

— Потерпи. Скоро мы приедем туда, и там ты получишь ответ на любой свой вопрос от компетентных людей.

— Когда я приеду туда, — пробормотал Лен, — как странно это звучит. Когда я приеду в Барторстаун. Миллион раз я это повторял про себя, а сейчас наконец все стало реальностью.

— Будь осмотрительней с этим названием.

— Не беспокойтесь. Но все же скажите мне, какой он?

— Внешне он напоминает огромную гору.

Лен перевел взгляд на чистенькие деревушки по обе стороны канала, широкие зеленые поля, ухоженные фермы и спросил, вспомнив о своей мечте:

— И в нем нет ни огней, ни башен?

— Огни? И да, и нет, а вот башен, боюсь, нет совсем.

Лен вздохнул и умолк. Через несколько минут Хостеттер снял свою фетровую шляпу, вытер пот со лба и сказал:

— Ну и жара!

Лен посмотрел на небо. Оно было пронзительно синим и безоблачным. Но он знал, что скоро погода изменится. Он вновь засмотрелся на деревушку.

— А ведь на этом месте был когда-то город, да?

— Да, и притом огромный.

— Я читал, что он был назван в честь короля Франции.

— Ты прав.

— А что случилось со странами, подобными Франции?

— Наверное, они живут почти так же, как и мы. Бог его знает, что произошло с остальными. С тех пор, как был прорыт этот канал, в мире все словно перевернулось. Люди против прогресса.

— Неужели так будет вечно?

— Ничто и никогда не бывает вечным.

— Но я не доживу до этого времени, — пробормотал Лен, вспомнив слова Тэйлора, — и мои дети тоже.

— В конце концов этот мир не так уж плох. Наслаждайся им, — сказал Хостеттер.

— О да, — с горечью произнес Лен, — особенно, когда он полон людей подобных Бардиту, Ваттсу.

— Лен, подобные люди жили и будут жить во все века. — Хостеттер посмотрел в глаза Лена и продолжил: — А я не требую невозможного.

— Что ты имеешь в виду?

— Это всего лишь вопрос времени, и время само решит его.

Они прошли шлюзы и вновь плыли по реке, направляясь к водопадам. К полудню с севера надвинулись огромные почти черные тучи, и все затихло.

— Приближается шквал, — сказал Ковэкс, и вновь послал Лена и Исо вниз, поддерживать в топке огонь.

Баржа с шумом шла вниз по течению, лопасти ее взбивали брызги. Стало еще жарче, затем послышался грохот, заглушивший скрежет лопат и лязг двери топки. Наконец Сэм просунул в люк голову и крикнул Чарли, что пора бросать работу и выбираться на берег. Измученные и мокрые молодые люди вылезли на палубу. Казалось, наступили сумерки. Низко опустилось свинцовое небо, казалось, оно накроет землю. Баржа стояла на якоре на середине реки под защитой какого-то острова; берега почти отвесно поднимались вверх.

— А вот и буря, — сказал Хостеттер.

Сильный порыв ветра наклонил деревья к самой земле. Затем обрушился ливень и укутал все своим серым покрывалом. Летели листья и сломанные ветки. Затем сверкнула молния, и послышались раскаты грома. Через некоторое время все неожиданно стихло, лишь моросил мелкий дождик. Все собрались на палубе, проверяя, нет ли повреждений, и дрожа от вечернего холода, а затем улеглись спать. Дождь почти прекратился, но внезапно с удвоенной силой обрушился вновь, превратившись в ливень. Яркие вспышки молний пронзали небо то тут, то там. Около полуночи сквозь обессилевший дождь и приглушенные раскаты грома Лен услышал какой-то звук и понял, что это шумит напитавшаяся ливнем река.

Они продолжили путь на рассвете, тихом и светлом. Дул легкий приятный ветерок, небо напоминало тончайший голубоватый фарфор. Облака были легкими и пушистыми, и о вчерашнем неистовстве напоминали лишь плывущие по реке ветви деревьев да бурая от грязи речная пена. Отдалившись на расстояние полумили от ночной стоянки, они проплыли мимо целой вереницы барж, выстроенных вдоль южного берега. Еще через две мили они увидели наполовину вытащенную на песчаную отмель лодку торговца, наткнувшуюся ночью на корягу.

Это было только началом долгого путешествия, длинного и странного периода в жизни Лена. Они приплыли к устью Огайо, затем повернули на север, войдя в Миссисипи. Теперь приходилось бороться с течением, дровами они запаслись в районе Иллинойса, затем вновь продолжили путь, достигнув устья Миссури, и вошли в Биг Мадди.

Почти все время было жарко. Иногда шли дожди, а в середине августа выдалось несколько очень холодных ночей. Нередко ветер был настолько сильным, что им приходилось пришвартовываться и пережидать его, а мимо проплывали вниз по течению баржи и лодки. Иногда после ливня вода поднималась, и течение было трудно преодолеть; казалось, они почти не двигались, а затем вода быстро падала до прежнего уровня. В двигатель забивался песок, который нужно было вычистить, и Лен и Исо подолгу работали. Несколько раз приходилось останавливаться, чтобы пополнить запасы топлива, Исо ворчал:

— Эта дорога ведет в ад, а не в Барторстаун.

— Будь у нас самолет, — говорил Хостеттер, — мы бы с удовольствием добирались бы по воздуху. Но плыть по реке все же гораздо лучше, чем идти пешком, и вскоре ты это поймешь.

— Сколько еще осталось? — спрашивал Лен. Хостеттер делал неопределенный жест в сторону запада.

— Сколько это займет времени? — не унимался Лен.

— Еще месяц, а может, и больше, если что-нибудь произойдет, может, меньше, если все будет в порядке

— Почему вы не хотите рассказать нам о Барторстауне? — приставал Исо. — Какой он, как выглядит?

— Увидишь, когда попадешь туда, — отрезал Хостеттер.

Он упорно избегал разговоров о Барторстауне, ограничившись замечанием, что Пайперс Ран — куда более приятное место. Другие тоже не желали говорить с ним об этом, какими бы туманными и завуалированными ни были вопросы, ответов на них юноши не получили. Лен без труда догадался, что им просто не доверяли.

— Вы боитесь, что мы можем проболтаться? — спросил он однажды Хостеттера. И добавил без тени упрека, словно констатируя факт: — Думаю, вы просто не доверяете нам.

— Дело не в доверии. Ни один житель Барторстауна не станет распространяться о нем, и вы должны больше наблюдать, чем расспрашивать.

— Я прошу прощения, — сказал Лен, — но ведь нас тоже можно понять. Мы слишком долго ждали этого. Думаю, нам многое предстоит узнать.

— Да, очень многое, — задумчиво подхватил Хостеттер, — и это будет не так уж просто. Вы столкнетесь с понятиями, не похожими на те, к которым вы привыкли, и в общем мне безразлично, как вы отнесетесь к ним, но. все же я уверен: кое-что вы примете сразу и безоговорочно.

— Меня это мало волнует, — вставил Исо.

— Не сомневаюсь. Но есть еще Лен, и он не похож на тебя.

— Чем? — немного рассердившись, спросил Лен.

— Исо пропускает все мимо ушей, а ты — нет.

Позже, когда Исо ушел, Хостеттер положил руку на плечо Лена и улыбнулся, глядя ему в глаза. Лен, улыбнувшись в ответ, сказал:

— В такие минуты вы напоминаете мне отца.

— Вот и хорошо. Просто замечательно.

Часть 17

Пейзаж изменился. Остались позади бескрайние густые леса. Небо, бездонное и глубокое, казалось, обнимает весь мир, синее до боли в глазах; взгляд жадно блуждал в поисках дерева или хоть маленького кустика в надежде нарушить безграничную пустоту горизонта. Вдоль реки бесконечно тянулись деревушки. Хостеттер объяснил, что несмотря на внешнюю непривлекательность, здесь расположены отличные фермерские угодья.

Лен уже почти ненавидел это однообразие, скучая по холмам и долинам, мимо которых они проплывали еще несколько дней назад. Но в глубине души Лен не мог не восхищаться величием и грандиозностью окружавших просторов.

— Трудно привыкнуть к этому краю, — сказал Хостеттер, — но и он красив по-своему. В каждом уголке есть своя прелесть. Вот почему, мне кажется, тебе не нужно говорить о Барторстауне.

— Знаете, о чем я подумал? Мне показалось, вы совсем не рады своему возвращению.

— Перемены — это всегда трудно. Поневоле привыкаешь к любой жизни, и стоит большого труда что-либо изменить.

И тут Лену пришла в голову мысль, и он удивился, что не спросил об этом раньше:

— У вас есть семья в Барторстауне?

Хостеттер сделал отрицательный жест:

— Я слишком много времени провел на колесах и не хотел себя связывать.

И оба они, как по команде, посмотрели вперед — туда, где возле шалаша сидели Исо и Эмити.

— Как все быстро у них получилось, — сказал Хостеттер.

В позе Эмити, в том, как она держала за руку Исо, было что-то собственническое. Она заметно округлилась, стала очень раздражительной и серьезно относилась к своему еще достаточно отдаленному материнству. Вспомнив об увитой розами беседке, Лен содрогнулся.

— О да, — посмеиваясь, сказал Хостеттер, — надо отметить, они два сапога — пара.

— Не могу представить, что скоро Исо станет отцом.

— Он уже у нее под каблуком. Не завидуй, мой мальчик, придет и твое время.

— Хотелось бы знать, когда.

Хостеттер вновь рассмеялся.

Баржа проделала путь к устью Плэйта. Лен работал, ел, спал и размышлял. Он чувствовал, что лишился чего-то и вскоре понял: нарисованной воображением картинки Барторстауна, миража, который жил в нем все это время. Этот мираж исчез, растаял, его заменили лишь голые факты: Барторстаун — довоенный засекреченный центр, построенный с целью каких-то исследований, названный в честь основателя Генри Уолтмена Бартора, министра обороны США. Лену казалось, что он лишился чего-то дорогого и очень важного.

Образы бабушки и Барторстауна настолько слились в его сознании, что он не мог думать о них отдельно. Лен часто вспоминал бабушкины рассказы, которые выводили из себя отца.

Они стали на якорь возле низкого берега. Вокруг — выжженная солнцем сухая трава и бесконечное небо. Над широкими просторами застыла тишина, ее не смогли нарушить ни непрерывное журчание речной воды, ни неугомонный ветер. Утром начали разгружать баржу, и только к полудню Лен смог перевести дыхание и вытереть застилавший глаза пот. И вдруг вдалеке он увидел облако пыли, которое приближалось с каждой минутой. Хостеттер удовлетворенно закивал:

— Да, это наш человек, он пригонит фургоны. Отсюда мы поднимемся в долину Плэйта, заберем остальную часть груза с южной развилки.

— А потом? — спросил Лен, и знакомое волнение заставило сильнее биться сердце.

— Потом нам предстоит последний рывок.

Через несколько часов подъехали восемь фургонов, запряженных мулами. Ими правили загорелые, сильные люди, одетые в кожу, а когда они сняли шляпы, лбы их оказались совершенно белыми. Они, как старых друзей, приветствовали Ковэкса, матросов и Хостеттера. Затем один из них, такой широкоплечий и крепкий, что, казалось, может без труда поднять фургон, внимательно оглядел Лена и Исо и сказал, обращаясь к Хостеттеру:

— Значит, это и есть твои ребята?

— Да, — ответил тот, слегка покраснев.

С другой стороны к ним медленно приблизился уже немолодой человек:

— Мой сын плавал по Огайо пару лет назад. Он сказал, что там все знают этих парней. Нужно предупредить его, что они с нами.

— Это было бы неплохо, — Хостеттер покраснел, как помидор. — Всего-навсего двое юношей. К тому же, я знаю их с самого рождения.

Старик с серьезным видом протянул руку, похожую на дубовый сучок, и Лен с Исо по очереди пожали ее.

— Ребята, — сказал он, — я рад, что вам захотелось в Барторстаун до того, как мой старый друг Эд окончательно ушел в отставку.

Посмеиваясь, он отошел. Хостеттер хмыкнул и принялся разбирать коробки и бочонки. Лен ухмыльнулся, а Ковэкс разразился смехом, кивая в сторону старика:

— Он не шутит.

— А, иди ты к черту, — выругался Хостеттер.

Ночь они провели на берегу, а на следующий день загрузили фургоны, заботливо перенесли туда все вещи. Для Эмити отвели специальное место. Ковэкс собирался продолжить путь к Верхней Миссури. Сразу после полудня тронулись в путь. Каждый фургон окружали три-четыре человека на небольших выносливых лошадках, Лен ни разу не видел таких. Он помог запрячь мулов, а затем занял свое место в одном из фургонов. Послышались щелчки хлыстов, и мулы медленно потащили фургоны по прерии.

Мелкий, но широкий Плэйт весело нес свои воды среди холмов. Спряталось солнце, подул ветер, перед путешественниками простиралась бесконечная дорога. Лен вспомнил, как долго плыли они по Огайо, проклиная этот новый мир, вспоминая зелень лесов и трав. Однако вскоре прижавшиеся к реке ранчо казались уже более приветливыми, чем родные деревушки, наверное, потому, что встречались они редко. Приземистые строения были достаточно удобными для жилья.

Лену нравились местные жители — крепкие и загорелые. Казалось, они теряли частичку себя, когда появлялись без лошадей. Позади песчаных холмов снова начиналась прерия, там стадами ходили мустанги и одичавшие мулы. Хостеттер сказал, что эти животные до войны жили на фермах, после разрушения городов они одичали, что впоследствии сильно подорвало систему доставки продовольствия.

— Они расселились до самой границы с Мексикой, — Хостеттер глубоко вздохнул, оглядываясь вокруг: — Своими холмами, перелесками, зеленой долиной этот край напоминает Восток… Что-то в нем есть, правда, Лен?

— Не могу сказать, что я разлюбил Восток, но этот край мне нравится. Он такой громадный и пустынный, что я боюсь потеряться.

Было сухо, слишком сухо. Дул горячий, колючий ветер, словно пиявка, высасывающий из земли влагу. Лен все время пил, на дне кружки неизменно оставался песок, а он никак не мог утолить жажду. Мили оставались позади, мулы тащили фургоны так медленно, и пейзаж вокруг был настолько однообразен, что казалось: они стояли на месте.

По оврагам между песчаных холмов спускались на водопой дикие стада. По ночам слышался вой койотов, а затем — мертвая тишина, лишь изредка прерываемая голодным воем случайного волка. Иногда они неделями не встречали жилья, иногда натыкались на случайный охотничий лагерь, обитатели которого были заняты солением мяса и грубой выделкой шкур. А время шло: как и на реке, оно казалось вечностью.

Наконец место встречи — южная развилка. Вокруг выжженная солнцем земля, а дальше, сколько мог охватить взгляд, простирались пески. Когда путешественники вновь пустились в дорогу, их караван насчитывал около семидесяти фургонов. Некоторые пришли из Великой Пустоши, другие — с Севера и Востока. Фургоны были нагружены шерстяными нитками, чугунными болванками, оружейными патронами и еще всякой всячиной. Хостеттер сказал, что подобная процессия движется сейчас из Арканзаса, пересекая страну с юга на запад. Все продовольствие и товары должны быть доставлены до начала зимы. Пустоши становятся суровым местом во время зимних ветров, и фургоны может занести снегом.

Время от времени путешественники встречались с группами людей, поджидавшими их в условленном месте, а неподалеку от южной развилки, в деревушке из четырех домов, они нагрузили еще два фургона шкурами и сушеной говядиной. Когда Лен оказался один на один с Хостеттером, он спросил:

— Неужели у этих людей не возникало и тени подозрения относительно цели нашего путешествия?

Хостеттер отрицательно покачал головой:

— Нет, не возникало Они знают.

— Знают, что мы идем в Барторстаун?

— Да. Когда мы достигнем Барторстауна, ты поймешь, что я имею в виду.

Лен замолчал, продолжая думать об этом. Слова Хостеттера казались полным абсурдом. А фургоны с грохотом продолжали свой путь, люди изнывали от зноя и палящего солнца. И однажды после полудня впереди послышался возглас, который передавался от одного к другому. Услышав этот сигнал, Хостеттер взялся за ружье.

— Что это значит? — спросил Лен.

— Думаю, ты слышал о нью-ишмалайтцах?

— Да, немного.

— А сейчас тебе предоставится возможность увидеть их.

Лен посмотрел в ту сторону, куда указывал Хостеттер, и увидел на вершине небольшого холма тесно сплотившуюся группу людей, около полусотни, которые, в г. свою очередь, внимательно следили за ними.

Часть 18

Лен спрыгнул на землю вслед за Хостеттером. Возницы оставались на своих местах, чтобы, не медля, если возникнет необходимость, поставить фургоны в оборонительную позицию. К Лену и Хостеттеру присоединились Исо, затем еще несколько человек, и среди них — ясноглазый широкоплечий старина Вепплоу.

— Что мы будем делать? — спросил Лен.

— Ждать, — ответили ему.

И они ждали. С холма медленно спустились двое мужчин и женщина, а посланник торговцев так же медленно направился им навстречу под прикрытием пяти вооруженных мужчин. Лен, не отрываясь, следил за происходящим.

Люди столпились на холме, похожие на неуклюжие мохнатые пугала, сделанные из старых сучков и потемневших кожаных полосок. Среди них были дети, пристально наблюдавшие за чужеземцами. Одетые в козьи шкуры, они словно сошли с картинок старой Библии. Все выглядели изможденными, дети — неухоженными и запущенными. Глубоко запавшие глаза подозрительно осматривали пришельцев. Лен всего однажды видел в глазах подобный блеск — у собаки, больной бешенством.

— Они нападут на нас?

— Пока неясно. Иногда они нападают, иногда — нет. Зависит от обстоятельств.

— Каких обстоятельств?

— Большую часть времени нью-ишмалайтцы проводят в молитвах. Но случается, что один из них внезапно начинает дико визжать, бросается на землю и сучит ногами, а это — знак свыше, знак того, что всем нужно делать то же самое. Поэтому остальные лупят, стегают, избивают друг друга колючими ветками или кнутами — единственными атрибутами их религии, а после того, как устанут, убивают какого-нибудь хозяина ранчо, который нанес оскорбление Господу своим набитым желудком и крышей над головой. Что-что, а убивают они профессионально.

Лен содрогнулся. Лица ишмалайтцев порядком напугали его. Он вспомнил лица фермеров, когда они подходили к Рефьюджу, тогда его потрясла их дикая, фанатичная и безграничная вера. Но тут все было по-другому. Фанатизм фермеров нужно было подстегивать, фанатизм этих людей был их сущностью, они жили во имя этого.

Лен надеялся, что все обойдется. И ишмалайтцы не нападали, нерешительно застыли на ветру два дикаря и женщина — выносливое, мускулистоесоздание. Когда ее одежда приподнималась во время ходьбы, видны были костлявые, худые ноги. Ишмалайтцы подошли к каравану, очевидно, в поисках какого-то особого фургона Вепплоу ухмыльнулся:

— Да, на этот раз им всего-навсего нужен порох.

— Порох? — недоверчиво переспросил Лен.

— Как ни странно, их религия не запрещает им иногда питаться мясом, и каждый клан имеет пару ружей. Я слышал, что они никогда не убивают молодняк — только старых быков, и этого достаточно для удовлетворения плоти.

— Но порох… Разве они не убивают хозяев ранчо из ружей?

Старик отрицательно покачал головой:

— Их оружие — ножи и ногти, они умеют подбираться достаточно близко, когда хотят убить. Кроме того, пороха, который даем мы, едва хватает на охоту, — и он кивнул в направлении двух человек, один из которых нес небольшой бочонок.

Из ближайшего фургона послышался слабый звук, и Исо поднялся на ноги:

— О Господи, это Эмити зовет меня. Она, наверное, до смерти напугана, — и он побежал к фургону, а Лен остался наблюдать за нью-ишмалайтцами.

— Откуда они здесь? — спросил он.

— Когда-то их было несколько человек, — ответил Хостеттер, — однако дурное семя дает обильные всходы. Остальных привезли с востока и высадили здесь — это были преступники, от которых хотели избавиться.

Маленький бочонок с порохом сменил хозяев.

— А что они дадут взамен? — спросил Лен.

— Ничего. В священном писании нет разрешения на куплю и продажу. Да у них все равно ничего нет. Если подойти к ним поближе, становится непонятным, куда они девают мясо убитых животных.

— Я думаю, — вставил Вепплоу, — они кормят им детей. Знаешь, однажды я нашел одного малыша, он потерялся и пищал в кустах, словно щенок койота.

Женщина вскинула руки. Было ли это молитвой, обращением к Богу или частью ритуала, Лен не знал. Порыв ветра откинул назад ее волосы, и Лен с удивлением заметил, что она совсем молода и даже могла бы быть привлекательной, если бы не впалые щеки и не голодный блеск в глазах. Минут через пять они исчезли за холмами. Этой ночью барторстаунцы удвоили караул.

Два дня спустя они пополнили запасы пресной воды, затем удалились от реки к юго-западу, а сейчас приближались к красноватой глыбе, видневшейся вдалеке. Мулы и люди выбивались из сил, и Лен начал ненавидеть солнце. Когда окончились запасы воды, они наконец приблизились к глыбе, в которой зияло отверстие, шириной в два фургона, и Хостеттер объявил:

— Это и есть первые ворота.

Путешественники вошли внутрь. Дорога была гладкой и скользкой, и все, за исключением Эмити, вышли из фургонов, чтобы облегчить работу мулов. Через некоторое время все остановились. Лен спросил, почему.

— Так положено, — был ответ. — Мы не настолько доверяем людям, с которыми ведем торговлю, как это может показаться на первый взгляд. Вслед за нами не должен проскочить даже кролик. Необходимо остановиться, чтобы тебя тщательно осмотрели.

Лен вытянул шею, но ничего не увидел. Рядом с ним шли Исо и Вепплоу, который, взглянув на Лена, захохотал:

— Паренек, они наблюдают за тобой сейчас, сидя в Барторстауне. Они тщательно с головы до ног тебя изучают и, если ты им не понравишься, нажмут одну маленькую кнопочку, и бу-ум! — Он сделал резкий жест рукой, и Лен и Исо вздрогнули. Вепплоу вновь рассмеялся:

— Что ты хочешь этим сказать? — сердито спросил Исо, настороженно осматриваясь по сторонам. — Ты хочешь сказать, что нас могут убить прямо здесь?

— Могут, — уверенно сказал Хостеттер. — Но не волнуйтесь. Их оповестили о вашем приезде.

Лен почувствовал, как по спине пробежал холодок:

— Но как они видят нас?

— Сканнеры, спрятанные в трещинах. Маленькие, не больше человеческого глаза. Кто бы ни появился здесь, они видят его в Барторстауне.

— И чтобы уничтожить нежелательных гостей, им всего-навсего нужно на что-то нажать? — облизнув губы, спросил Исо.

— Бу-ум! — повторил Вепплоу.

— Должно быть, там действительно скрывают что-то важное, — сказал Исо.

Вепплоу явно хотел что-то сказать, но его прервал Хостеттер:

— Подтолкни-ка фургон вот здесь, — и Вепплоу поспешно налег на подножку фургона, хотя в этом, казалось, не было необходимости. Лен сердито взглянул на Хостеттера, но тот невозмутимо толкал фургон, сосредоточив на этом все внимание. Лен улыбнулся и промолчал.

Позади туннеля начиналась дорога — добротная и широкая. Хостеттер сказал, что ее сделали еще до Разрушения. Дорога змеилась среди гор, и путешественники медленно поднимались вверх, мулы фыркали и хрипели, люди помогали им. Хостеттер поднял руку, указывая на горный перевал высоко в горах:

— Завтра.

Сердце Лена учащенно забилось, знакомое волнение иголочками покалывало изнутри. Он удрученно покачал головой.

— В чем дело? — спросил Хостеттер.

— Я и не предполагал, что в Барторстаун ведет дорога.

— А как же мы, по-твоему, попадаем туда и выезжаем обратно?

— Об этом я не думал, но предполагал, что город защищен стеной, или солдатами, или еще чем-нибудь.

— Барторстауну не нужна такая защита.

— Ты хочешь сказать, что люди всегда беспрепятственно достигали Барторстауна, поднимаясь вверх по этой дороге?

— Да, — просто ответил Хостеттер. — А разве ты не знаешь: лучший способ спрятать что-либо — оставить это что-то у всех на виду.

— Я вас не совсем понимаю.

— Скоро поймешь.

В глазах Лена зажглись огоньки, и он тихо повторил:

— Завтра!

— Ты ведь долго и настойчиво шел к этому, не так ли? И добился своего, — с минуту Хостеттер молчал, словно вглядываясь в прошлое, затем продолжил: — Тебе нужно время, Лен Там не все так хорошо, как в твоих мечтах. Нужно немного потерпеть и не делать поспешных выводов.

Лен серьезно и изучающе посмотрел на него:

— Ты все время твердишь мне об этом Зачем?

— Я лишь хочу внушить тебе: наберись терпения — И с внезапной злостью продолжил: — Жизнь — нелегкая штука. Вот в чем я пытаюсь тебя убедить.

Он пристально посмотрел на Лена, а затем отвернулся, тяжело дыша, механически перебирая что-то в руках, как это делает сильно расстроенный чем-то человек, стараясь не выдать своего волнения. Лен медленно произнес:

— Ты ненавидишь это место? — Он сам не мог поверить в это, но когда Хостеттер сердито отрезал: — Что за глупости, конечно, нет, — Лен понял, что его предчувствие оправдалось.

— Зачем же возвращаться? Ты ведь спокойно мог остаться в Пайперс Ране.

— Так же, как и ты.

— У меня все было по-другому.

С минуту Хостеттер шел с опущенной головой, затем угрюмо произнес:

— Я никогда не думал, что вернусь сюда.

И быстро пошел вперед, оставив Лена. Лену до конца дня не удалось поговорить с ним с глазу на глаз. Он чувствовал себя таким же подавленным, как много лет назад, когда отец сказал ему, что Бога нет.

После полудня путешественники зашли так высоко в горы, что дорога, по которой они поднимались, была видна, как на ладони. Лена терзали сомнения. Ни желтоватые утесы, ни пыльные, высушенные солнцем пустоши, ни палящее солнце, конечно же, не поднимали его настроения. Он страстно желал уйти отсюда, нет, не домой и не в Рефьюдж, а просто куда-нибудь, где есть трава, вода, жизнь. Куда-нибудь, где нет этих безобразных утесов, похожих…

На что?

На правду, горькую правду, лишенную мечтаний и надежд.

Это была невеселая мысль. Он пытался избавиться от нее, но она возвращалась каждый раз, когда он смотрел на Хостеттера, потерянного, ушедшего в себя, а после того, как они разбили лагерь, Хостеттер и вовсе исчез.

Дул холодный, порывистый ветер, путешественники разбили лагерь прямо у дороги. Лен заметил какие-то слова, выбитые на одном из камней. Буквы были основательно повреждены непогодой, но достаточно большие для того, чтобы их смогли разобрать: “Фол Крик, 15 миль”. Хостеттера не оказалось поблизости, и Лен спросил у Вепплоу, что значит эта надпись.

— Что, читать разучился, молодой человек? Она значит именно то, что там написано. Пятнадцать миль — это расстояние отсюда до туда.

— Понятно. Отсюда до Фол Крика пятнадцать миль. Но что такое Фол Крик?

— Город.

— В каньоне Фол Крик.

Лен почувствовал, что начинает ненавидеть барторстаунское чувство юмора.

— Какое отношение к нам имеет Фол Крик?

— Самое прямое. Он почти рядом с Барторстауном. А ты еще не забыл, куда мы направляемся, паренек? — и Вепплоу рассмеялся.

Лен поспешил отойти. Он злился на Вепплоу, на Хостеттера, на Фол Крик, на весь мир. Он завернулся в свое одеяло и улегся. Лен устал, как собака, но прошло много времени, прежде чем ему удалось уснуть. Во сне он искал Барторстаун, спрашивал о нем каких-то стариков, но они лишь отрицательно качали головами и говорили, что до Фол Крика осталось. пятнадцать миль.

Наутро все снова тронулись в путь. И Лен, и Хостеттер угрюмо молчали. К полудню они пересекли седловину горы и пошли быстрее. Спускаться вниз было намного легче, мулы шли быстро и уверенно, словно чувствуя, что они почти дома. Все заметно повеселели. Исо часто убегал от Эмити, чтобы спросить:

— Мы почти прибыли?

А Хостеттер терпеливо кивал головой.

— Почти.

В свете полуденного солнца они вышли еще к одному переходу среди утесов и увидели каньон. Хостеттер указал на него и беспристрастно произнес:

— Это здесь.

Часть 19

Фургоны спускались вниз по крутой дороге, скрипела потертая обувь, мулы от нетерпения брыкались задними ногами. Лен подошел к самому краю и заглянул в каньон, и застыл, ошарашенно глядя вниз. Исо подошел и стал рядом с ним. Затем он обернулся, бледный, дрожащий от ярости, и закричал:

— Вы надумали шутить с нами? Вам кажется смешным привести нас…

— Заткнись, — устало сказал Хостеттер с внезапным нетерпением — так приводят в чувство надоедливого ребенка. Лен даже не повернул головы. Он все еще смотрел вниз.

А внизу был город. Сверху виднелись только крыши — обычные крыши обычных маленьких домиков. Лен много перевидел подобных за свою недолгую жизнь и подумал, что, они, наверное, сложены из бревен. С северной части каньона виднелась голубая водная гладь, перегороженная плотиной. Позади плотины, под горным склоном, возвышались два странных сооружения, вблизи них проходили рельсы, вверх и вниз по склону двигались крошечные вагончики, груженные горной породой. У подножья виднелись и строения поменьше, по другую сторону плотины — короткая дорога, ведущая в туннель, но ни вагончиков, ни рельс не было видно.

Лен увидел людей, копошащихся внизу. Упряжки крохотных мулов тащили по рельсам крошечные вагончики. Через несколько минут до них донесся звук, слабый и гулкий, словно далекое эхо. Лен вопросительно посмотрел на Хостеттера.

— В Фол Крике, — сказал он, — ведутся горные разработки. Хотя серебро расположено не очень близко к поверхности, месторождения очень богаты. Существование Фол Крика ни для кого не секрет. Вот здесь мы и живем.

— Но ведь это не Барторстаун, — медленно произнес Лен.

Запинаясь, он выдавил:

— Отец говорил мне когда-то о том, что места с таким названием не существует.

— И все же твой отец был не совсем прав. Это место существует, сотни людей живут и работают там.

— Но где? — сердито спросил Исо.

— Вы ждали столько лет. Подождите еще несколько часов.

И они вновь вернулись на дорогу. Тень, отбрасываемая горой, теперь почти полностью закрыла каньон и достигла восточной стены. Внизу, у старого забоя, зеленела сосновая роща, ярко выделяясь на фоне красновато-коричневатых и желтых склонов.

— Фол Крик — совсем другой город, — сказал Лен.

— Ты никогда не сможешь увидеть все с первого взгляда. Эти дома построены из досок и бревен, потому что нам необходимо было использовать только то, что есть под рукой. Когда-то в Фол Крике было электричество, но лишь потому, что это было модно. Мода прошла, и электричества в Фол Крике больше нет. Самое главное в нашем положении — ничем не выделяться, и никто ничего не заметит.

— Но вместе с тем, это тайный город. Город, о котором никто ничего не знает. — Лен нахмурился, пытаясь разобраться. — Место, которое вы от всех тщательно скрываете, находится тут, к нему ведет широкая дорога, по которой туда-сюда снуют чужестранцы.

— Как только начинаешь чинить препятствия на пути людей, они сразу подозревают неладное. Фол Крик был построен первым, совершенно открыто. И первые поселенцы использовали обычные средства передвижения. Тут всего-навсего велись горные разработки. Барторстаун построен гораздо позже под прикрытием Фол Крика, и по сей день о его существовании никто не подозревает.

Лен обдумывал сказанное Хостеттером. Затем спросил:

— Неужели люди, появившиеся здесь после Разрушения, тоже ни о чем не догадывались?

— Тысячи беженцев бродили по стране в поисках места, подобного этому, — как можно выше в горах.

Вскоре в городе зажглись фонари — самые обыкновенные фонари, они ничем не отличались от тех, которых сотни раз приходилось видеть Лену. Уставшие мулы довольно резво тащили фургоны, возницы покрикивали на них, и щелканье кнутов напоминало ружейные выстрелы.

Внизу их поджидала целая толпа. Горели факелы, женщины окликали своих мужей, дети носились вверх и вниз по дороге и кричали.

— Да, Пайперс Ран, действительно, лучше, — с горечью сказал Лен, — я не вижу тут ничего, кроме голых утесов. Зачем здесь живут эти люди?

— У них есть на то причина.

— Чертовщина какая-то, — по тону Лена легко можно было догадаться, что он никому больше не верит.

Фургоны остановились. Возницы спрыгнули вниз и стали распрягать мулов, люди выходили из фургонов. Исо помог выбраться Эмити, которая недоверчиво осматривалась по сторонам. Мальчишки подбегали к мулам и уводили их прочь от фургонов. Кругом были незнакомые лица, и через минуту до Лена дошло, что почти все разглядывают его и Исо. Они инстинктивно прижались друг к дружке, стараясь держаться ближе к Хостеттеру. Подошел Вепплоу, обнимая невысокого роста черноглазую девушку. На ней была кофта с открытым воротом и закатанными по локоть рукавами и длинная, почти до пят, юбка. Вначале она окинула взглядом Эмити, затем Исо, дольше всех ее глаза задержались на Лене.

— Моя внучка, — представил Вепплоу, и было ясно, что она для него дороже всего на свете. — Джоан, это миссис Исо Колтер, это — мистер Исо и мистер Лен Колтер.

— Джоан, — сказал Хостеттер, — не могла бы ты позаботиться о миссис Колтер?

— О, конечно, — без особого энтузиазма сказала Джоан. Эмити вцепилась в руку Исо и начала было протестовать, но Хостеттер решительно прервал ее:

— Отправляйся с Джоан. Никто тебя не укусит, а Исо придет, как только освободится.

И Эмити неохотно удалилась, опершись о плечо Джоан, та лукаво взглянула на Лена и исчезла в толпе. Хостеттер кивнул Вепплоу и обратился к Исо и Лену:

— Идите за мной, юноши.

Они последовали за Хостеттером. Люди вокруг оживленно разговаривали, не сводя с них глаз.

— Кажется, они еще не привыкли к чужеземцам, — сказал Лен.

— Дело не в этом. Просто ни один чужеземец не остается здесь навсегда.

“Парни Хостеттера”, — впервые за последние два дня Лен улыбнулся. Хостеттер улыбнулся в ответ. Он вел их по темной улочке к большому дому. Крыша была обшита досками, два бревна поддерживали почерневшее от времени крыльцо. И все же обветшалый дом выглядел внушительно.

— Дом строили для управляющего, — пояснил Хостеттер. — Теперь в нем живет Шермэн.

— Он тут главный? — спросил Исо.

— Во многом да, вместе с Гутиэррезом и Эрдманном. Им необходимо обо всем докладывать.

— Но ведь Шермэн позволил нам придти.

— Да, но вам так или иначе придется поговорить с остальными.

В окнах горел свет. По шатким ступенькам они поднялись на крыльцо, и не успел Хостеттер постучать, как дверь открылась и на пороге появилась стройная, высокая седовласая женщина с добрым приятным лицом. Она приветливо улыбнулась и протянула к Хостеттеру руки.

— Привет, Мэри, — сказал он.

— Эд, добро пожаловать домой, — и она поцеловала его в щеку.

— Да, прошло столько времени. Одиннадцать, нет, двенадцать лет!

— Как хорошо, что ты вернулся, Эд!

Затем она посмотрела на Лена и Исо.

— Это Мэри Шермэн, мой старый друг. Она часто играла с моей сестрой. Сейчас ее уже нет в живых… Мэри, это те самые молодые люди.

И он представил их. Мэри Шермэн грустно улыбнулась, будто жалела о том, что позволила себе лишнее в их присутствии.

— Проходите, — сказала она, — вас ждут.

Они последовали в гостиную. Пол был тщательно вымыт, старинная мебель. Лен знал, что она сделана еще до Разрушения. На большом столе горела лампа, вокруг сидели трое. Двое мужчин одного с Хостеттером возраста, третий — чуть моложе. Самый старший, крепко сложенный человек с гладко выбритым подбородком и светлыми глазами, поднялся им навстречу и пожал руку Хостеттеру. Тот поздоровался, и началась оживленная беседа. Лен почувствовал себя неловко. Мэри Шермэн куда-то исчезла.

— Подойдите сюда, — сказал, наконец, великан. Лен и Исо приблизились к столу. Мужчины внимательно их изучали. Глаза самого старшего были цвета зимнего неба, умными и проницательными. Самый молодой из них сидел позади, облокотившись на стол. Рыжеволосый, он носил очки и выглядел очень уставшим, почему-то казалось, что это его обычное состояние. Между столом и большой железной печью сидел третий мужчина, невысокий и чем-то удрученный, с длинной белой, как снег, бородой. Лен смотрел на них с непонятным чувством злости, смешанным с благоговейным страхом, его бросило в жар.

Старший отрывисто заговорил:

— Я — Шермэн. Это — мистер Эрдманн, — человек помоложе кивнул. — Это — Гутиэррез, — невысокий белобородый хмыкнул:

— Вас обоих я знаю, как братьев Колтер. Кто есть кто?

Лен и Исо представились. Хостеттер подсел к столу и занялся трубкой. Шермэн повернулся к Исо:

— Итак, ты прибыл сюда с… м-м… будущей матерью.

Исо принялся было объяснять, но Шермэн остановил его:

— Я знаю обо всем. Единственное, что тебе нужно сделать, — это привести ее завтра сюда ровно в десять. Вас будет ждать священник. Об этом никто не должен знать. Ясно?

— Да, сэр.

Шермэн не был неприятным человеком, просто он всю жизнь привык отдавать приказы и привык, чтобы они исполнялись.

Затем он обратился к Лену:

— Объясни, что привело тебя сюда.

Лен опустил голову, не говоря ни слова.

— Отвечай, — подбадривал его Хостеттер, — расскажи ему все.

— Смогу ли я? Ладно, попробую. Мы надеялись встретить здесь других людей, с которыми можно говорить обо всем. Мы хотели посмотреть на машины и… многое другое.

Шермэн улыбнулся, и на мгновение холод в его глазах исчез, он уже не был боссом, отдающим приказы, а пожилым, уставшим от жизни человеком, похожим на Хостеттера, на отца. Внезапно Лен подумал, что он не совсем чужой среди них.

— Ты думал, — сказал Шермэн, — что попадешь в большой город, один из тех, которые существовали до Разрушения?

— Да, — ответил Лен. Он уже не злился, а испытывал только легкое сожаление.

— Но все, что у нас есть, — лишь часть твоих мечтаний.

— Остальное мы пытаемся найти, — добавил Эрдманн. — Мне рассказать подробнее, Гарри?

— Не сейчас, — отозвался Шермэн. Когда он повернулся к Исо и Лену, в его глазах был обычный холодный блеск. — Вы должны поблагодарить Хостеттера.

— Это лишнее, — вмешался тот, — причина и без того была достаточно веской.

— Что ж, ладно. Но знайте: если бы не Хостеттер, вы погибли бы от руки сумасшедших фанатиков в том городе, как его?

— Рефьюдж, — напомнил Лен, — да, мы понимаем это.

— Я лишь констатирую факты. Мы сделали вам одолжение, и вы не сможете понять, как велико это одолжение, до тех пор, пока не поймете суть всего, что происходит здесь. Единственное, что от вас требуется, — это выполнять, что вам говорят, и не задавать слишком много вопросов.

Он замолчал. Эрдманн покашливал, а Гутиэррез пробормотал:

— А может, повести их в забой, Гарри? Там чисто и сухо.

— Ты что, пьян, Джулио?

— Пока нет. А хотелось бы.

Шермэн хмыкнул.

— Итак, вот что я хочу вам сказать. Вы обязаны не покидать Фол Крик. Даже не пытайтесь нарушить этот приказ. У нас слишком много поставлено на карту, гораздо больше, чем вы можете себе представить, и мы не имеем права рисковать этим, — он коротко закончил свою речь: — В противном случае вас убьют.

Часть 20

Воцарилось молчание. Затем Исо произнес:

— Мы оставили все ради Барторстауна. Разве это не может служить нам гарантией?

— Люди нередко изменяют мнения. Я обязан предупредить вас.

Исо положил руки на стол:

— Могу я задать вопрос?

— Пожалуйста.

— Что за чертовщина этот Барторстаун?

Шермэн, нахмурившись, подался вперед:

— Ты что-то знаешь, Колтер? Я никогда не стану разговаривать с вами об этом — ни сейчас, ни позже — до тех пор, пока не удостоверюсь, что вам можно доверять. Поймите: вы — самая большая для нас проблема. Обычно при встрече с чужеземцами мы становимся немыми и осторожными, хотя, в общем, в этом нет особой необходимости. Чужие здесь не задерживаются надолго. А вы собираетесь остаться здесь навсегда. Так знайте: вся наша жизнь — нравы, обычаи, климат, в конце концов, в корне отличаются от вашего, — он с интересом взглянул на Лена, — и не стоит краснеть, молодой человек. Я знаю, что вы говорите правду и искренни с нами. Знаю, что вам пришлось пережить ради этой мечты. Но ведь завтра наступит новый день. И неизвестно, что он вам принесет.

— Мне все же кажется, что вы полностью обезопасили себя, — сказал Лен. — Во всяком случае, до тех пор, пока у вас есть пули.

— О, да. Мы решили рискнуть и рассказать вам все о Барторстауне. У нас просто нет другого выхода. Но это произойдет не раньше завтрашнего вечера, — Шермэн медленно поднялся и неожиданно протянул Лену руку, — не суди меня строго и наберись терпения.

Лен пожал протянутую руку и улыбнулся.

— Увидимся Гарри, — сказал Хостеттер. Затем они вышли на улицу, окунувшись в холодный, бодрящий ночной воздух, пропитанный незнакомыми запахами. Они шли по освещенному фонарями городу, в каждом окне горел свет, слышался смех и оживленные разговоры.

— Когда мужчины возвращаются, это всегда праздник, — пояснил Хостеттер.

Они вошли в опрятный бревенчатый домик, принадлежавший Вепплоу, его сыну и невестке. Тут жила Джоан. Все присутствующие принялись здороваться с Хостеттером, передавали из рук в руки большой кувшин. Джоан весь вечер не сводила глаз с Лена и почти не разговаривала. Ближе к ночи пришел Гутиэррез. Он был мертвецки пьян и так пристально смотрел на Лена, что тот не выдержал и спросил, что ему нужно.

— Я просто хотел получше разглядеть человека, который так рвался сюда, — он вздохнул и вышел во двор.

Вскоре к Лену подошел Хостеттер и похлопал его по плечу:

— Пойдем, Ленни. Ты ведь не хочешь провести эту ночь на полу?

Казалось, Хостеттер пребывал в отличном расположении духа. Лен последовал за ним. Они шли по полусонным безлюдным улочкам Фол Крика, и Лен рассказал Хостеттеру о Гутиэррезе.

— Бедняга Джулио, — вздохнул тот, — последнее время он немного не в себе.

— А что с ним случилось?

— Три года он работал на Барторстаун и в конце концов выяснил, что ничего хорошего в этом нет. Прости, но я не могу всего рассказать тебе, Лен. Пока не могу.

— О чем рассказать?

— Нам придется спать на полу, в лачуге холостяка, и это не так уж плохо. Главное — хорошая компания.

Лачуга холостяка оказалась огромным двухэтажным особняком, похожим на другие дома Фол Крика, но с достроенными позднее крыльями. Комната Хостеттера располагалась в самом конце одного из этих крыльев. Под окнами росли сосны, наполняя комнату смолистым ароматом. Одеялами их снабдил Вепплоу. Хостеттер расстелил свое одеяло на кровати, уселся и принялся снимать сапоги.

— И что же, она понравилась тебе? — вдруг спросил он.

— Кто? — с деланным равнодушием спросил Лен, хотя прекрасно знал, о ком пойдет речь.

— Джоан Вепплоу.

— Трудно сказать. Я ее почти не знаю.

— Тем не менее, ты весь вечер не сводил с нее глаз, — Хостеттер рассмеялся.

— Я думаю о гораздо, более серьезных вещах, чем какая-то девчонка, — и Лен завернулся в одеяло.

Хостеттер задул свечу и через несколько минут захрапел, а Лен долго еще ворочался без сна. Все было необычным, все волновало его — запах хвои, ночные шорохи за окном. Он чувствовал себя ужасно, настолько ужасно, что разозлился на весь мир и изо всей силы ударил в стену пяткой. Эта выходка была настолько ребяческой, что неожиданно для себя Лен рассмеялся и вдруг вспомнил о Джоан Вепплоу.

Когда он открыл глаза, было утро, и Хостеттер уже успел куда-то сходить.

— Дать тебе чистую рубашку? — спросил он.

— Не отказался бы.

— Тогда одевайся, и побыстрее. Исо хочет, чтобы ты присутствовал.

Лен что-то пробормотал, скорчив недовольную гримасу, однако побрился, умылся, одел принесенную Хостеттером рубашку и направился вместе с ним к дому Шермэна.

Венчание прошло очень быстро. Эмити была в чужом платье, но выглядела опрятно и подтянуто, лицо Исо ничего не выражало. Молодой невысокий священник непрерывно покачивался, и это раздражало Лена. Шермэн, его жена и Хостеттер стояли в стороне. Когда все закончилось, Мэри Шермэн обняла Эмити, а Лен неловко пожал руку Исо. Он собрался было уходить, но его остановил Шермэн:

— Я бы хотел, чтобы вы ненадолго остались здесь, — он открыл дверь в гостиную, и Лен увидел семерых незнакомцев, сидящих за столом.

— Не беспокойтесь ни о чем, — сказал Шермэн и подтолкнул их в гостиную. — Садитесь. Я хочу, чтобы вы поговорили с этими людьми.

Они сели в ряд, тесно прижавшись друг к другу. Рядом расположился Шермэн. На столе лежали бумаги, ручки и еще много каких-то непонятных предметов. Шермэн представил всех присутствующих, но Лен тут же забыл их имена. Эрдманн и Гутиэррез тоже находились здесь. Немолодые мужчины пристально оглядывали Исо и Лена и были безукоризненно вежливы с Эмити.

— Не подумайте только, что это допрос, — сказал Шермэн, — мы просто хотим выяснить до конца, как вы узнали о Барторстауне, почему так стремились сюда, одним словом, с чего все началось. Может быть, сначала ты что-нибудь скажешь, Эд?

— Да. Я думаю, все началось в ту ночь, когда Исо украл радио.

Шермэн вопросительно посмотрел на Исо, и тот смутился:

— Мне казалось, я не совершил ничего дурного. Ведь я был еще ребенком. А они убили этого человека, потому что он пришел из Барторстауна.

— Продолжай, — все заинтересованно притихли.

Исо продолжил, вскоре присоединился Лен, они рассказывали о проповеди, о том, как забросали камнями Соумса, об истории с радио. Иногда в разговор вступал Хостеттер, а Шермэн или кто-либо из присутствующих задавали вопросы. Когда они дошли до Рефьюджа, пару слов вставила Эмити и описала все довольно подробно.

Наконец они закончили свой рассказ. Шермэн поднялся, подошел к двери в дальнем углу комнаты и открыл ее. Комната была заставлена какой-то непонятной аппаратурой, в самом центре ее сидел человек со странной штуковиной на голове. Когда он снял ее, Шермэн спросил:

— Ну как, все в порядке?

— Все отлично! — ответил тот. Шермэн закрыл дверь и повернулся лицом к присутствующим: — Теперь я могу вам сказать, что ваш рассказ слышали все жители Фол Крика и Барторстауна. — Он поднял странный предмет со стола: — Вот это — микрофоны. Каждое произносимое вами слово записывалось. Мне хотелось, чтобы этот рассказ слышали из ваших уст, и лучшего способа я не знал, и поэтому привел вас сюда.

— О, Боже, — вырвалось у Эмити, но она поспешно прикрыла ладошкой рот.

Шермэн обвел присутствующих взглядом:

— Занимательная история, не правда ли?

— Они так молоды, — сказал Гутиэррез. Он выглядел совсем больным, голос его был слабым, но не утратил обычной резкости, — и, я думаю, заслужили наше доверие.

— Вам обоим нужен отдых, — мягко обратился Шермэн к Гутиэррезу и Эрдманну, — вы можете сделать нам одолжение? Идите и отдыхайте.

— Ну, нет, — сказал Гутиэррез, — я хочу увидеть, как засияют эти юные лица при виде сказочного города.

— Так вы для этого позвали нас сюда? — спросил Лен, глядя на микрофоны.

— Отчасти, — был ответ. — Большинство жителей Фол Крика никогда не имели контакта с внешним миром, и ваш рассказ напомнит им о том, что жизнь продолжается, о том, что нам необходимо работать дальше, несмотря ни на что. Вы дали им понять, что даже восемьдесят лет строжайших запретов не могут приостановить жажду знаний.

— Откровенно говоря, Гарри, твои слова вносят в наше решение некоторую сентиментальность, — сказал Гутиэррез.

— Возможно, — Шермэн задумчиво посмотрел на них. — Вы первые чужеземцы, которые появились здесь. И мы не отпустим вас. Мы не хотим, чтобы нас силой заставили прекратить работу, которую мы ведем здесь. Нужно время для того, чтобы полностью доверять вам. А пока мы будем следить за каждым вашим шагом до тех пор, пока вы не станете гражданами Барторстауна в полном смысле этого слова. Вам необходимо забыть все, чему учили в Пайперс Ране. — Он взял Эмити за руку: — Спасибо, миссис Колтер, вы очень нам помогли. А теперь, почему бы вам не позавтракать с моей женой? Она во многом может оказаться полезной вам.

И он подвел Эмити к Мэри Шермэн, стоящей в дверях. Затем вернулся к Лену и Исо.

— Ну что, — сказал он, — пойдем?

— В Барторстаун? — дрожащим голосом спросил Лен.

— В Барторстаун, — твердо ответил Шермэн.

Часть 21

Все оказалось просто, настолько просто, что Лен даже удивился, как ему раньше не пришло это в голову. Они поднимались вверх вслед за Шермэном мимо самой большой шахты. С ними были Гутиэррез, Эрдманн, Хостеттер и еще двое незнакомых людей. Нестерпимо жгло солнце, воздух был пропитан пылью, запахом хвои и животных. Лен украдкой взглянул на Исо — тот был бледен, суетился, глаза его беспокойно бегали, казалось, он не видит ничего впереди себя. Лен знал, что чувствует Исо. Вот сейчас они узнают правду, и мечте конец. Наверное, и Лен должен волноваться, переживать. Но он был совершенно спокоен. Все чувства, казалось, умерли в его душе.

Они поднимались вверх по горному склону, из-под ног скатывались камни. Палящее солнце было невыносимым, а они все поднимались и поднимались к большой пещере, черной дырой зиявшей в отвесной скале. Подойдя ближе, они увидели, что вход закрывают огромные деревянные ворота, почерневшие от непогоды, но все еще достаточно надежные. Надпись над ними гласила: “Подземный туннель. Опасно”. Ворота были закрыты. Шермэн вытащил ключ, отпер тяжелый замок, и все вошли.

— Присматривайте за теми, кто здесь впервые, — сказал он.

Внутри туннеля, там, куда еще достигал слабый солнечный свет, виднелись беспорядочно сваленные валуны, стены оказались рыхлыми, казалось, они могут обрушиться в любую минуту. Повсюду виднелись распиленные бревна и опорные столбы. Да, ни один человек, пожалуй, не станет бродить бесцельно по этому туннелю. Шермэн сказал, что работы здесь давно прекращены, и никто никогда не догадывался почему.

Солнечный свет растворился в кромешной тьме туннеля, все свернули налево. Неожиданно вспыхнул свет — голубоватый и очень яркий. Лен никогда не видел ничего подобного, и в первый раз за последнее время знакомое волнение шевельнулось в нем. Он слышал, как Исо, задохнувшись от восторга, прошептал:

— Электричество!

Стены туннеля здесь были гладкими, ничем не укрепленными. Все быстро пошли вперед, и вскоре в конце туннеля Лен увидел дверь.

Они остановились. Лен до боли в глазах смотрел на свет, он слепил почти так же, как солнце.

— Все совсем не так, как рассказывала бабушка, — прошептал Исо.

— Тут встроены сканнеры. Нужно подождать секунду. Ну вот, а теперь пойдем.

Дверь отворилась — массивная железная дверь, и они вошли в Барторстаун.

За дверью продолжался туннель, под самым потолком ярко горели лампочки. Воздух странно пропитался запахом разогретого металла. Лен чувствовал металлический привкус во рту. Откуда-то издалека доносился тихий приглушенный звук. Нервы Лена были напряжены до предела, он даже вспотел.

— Неужели вся подземная часть выглядит так? — спросил Исо.

Шермэн кивнул.

— В то страшное время было прорыто много подземных туннелей — единственное безопасное место в период Разрушения.

Исо пристально всматривался в туннель. Казалось, ему не будет конца.

— Он очень большой?

На этот раз вмешался Гутиэррез:

— А что ты подразумеваешь под словом большой?.. С одной стороны, Барторстаун — самое грандиозное сооружение из всех, которые существуют здесь, с другой стороны — это всего лишь дыра в камнях, достаточно большая для того, чтобы похоронить в ней человека.

Несколькими футами ниже в темноте открылась дверь, из нее вышел парень, примерно одних лет с Исо. Он перекинулся двумя словами с Шермэном и остальными; а затем принялся откровенно разглядывать Колтеров.

— Привет, — сказал он, — я видел, как вы шли. Меня зовут Джонс.

И он протянул руку. Они по очереди пожали ее и подошли ближе к двери. Высеченная в камне пещерка была довольно большой, в ней лежало, висело и стояло множество непонятных вещей, проводочки, кнопочки, катушки. Исо пристально осмотрел все это, затем повернулся к Джонсу:

— Значит, это ты нажимаешь на кнопку?

Все непонимающе переглянулись, и вдруг Хостеттер рассмеялся:

— Об этом в шутку говорил Вепплоу. Нет, Исо, Джонс не имеет таких полномочий.

— Собственно говоря, — прибавил Шермэн, — мы еще ни разу не нажимали на эту кнопку, но держим ее в рабочем состоянии, на всякий случай. Подойдите сюда.

И они подошли, осторожно, нерешительно, ни до чего не дотрагиваясь. Джонс приступил к привычной работе, нажимая на кнопки. Шермэн указал Лену на квадратное стеклянное окно, и тот уставился в него, осознав лишь через несколько секунд, что это вовсе не окно, но, как ни странно, через него видно тропинку, по которой они подходили к воротам.

— Сканнеры передают изображение на этот экран, — сказал Шермэн и хотел было продолжить, но его перебил Исо. Он воскликнул с детскими нотками восторга:

— Телевизор!

— Да, кое-какие принципы используются и тут. А откуда вы знаете это слово?

— От бабушки. Она много говорила нам об этом.

— А, да, вы рассказывали, — он вновь повернулся лицом к экрану, — в этой комнате постоянно кто-нибудь дежурит. Никто не пройдет незамеченным через эти ворота.

— Даже ночью? — удивленно спросил Лен.

Шермэн серьезно и холодно посмотрел на него:

— А разве ваша бабушка ничего не рассказывала об электрических глазах?

— Ничего.

— С их помощью можно видеть в темноте. Покажи им, Джонс.

Парень достал предмет с маленькими стеклянными пупырышками, расположенными друг против друга в два ряда.

— Вот эти маленькие пупырышки и есть электрические глаза. Когда вы проходите между ними, то пересекаете невидимый луч, и эти лампочки загораются, и мы точно определяем ваше местонахождение.

Исо не сводил с Джонса восторженных глаз:

— А вы можете мне объяснить, как они действуют?

— Почему нет? Если, конечно, ты действительно хочешь это знать.

Исо улыбнулся. Они вышли и продолжили спуск по коридору, освещенному яркими огнями. Справа и слева были двери с номерами, затем коридор раздваивался. Лен на секунду задержался, раздумывая, в какой из туннелей пойти, но Шермэн уверенно повернул направо. Тут тоже было множество комнат, и еще больше — непонятных вещей. Лен даже не пытался расспрашивать о том, что это такое, он уже понял, что понадобятся годы для того, чтобы разобраться во всем.

Шермэн объяснил. Иногда подключался Гутиэррез, иногда Эрдманн, иногда один из двух сопровождающих. Хостеттер почти всю дорогу молчал.

По их словам, Барторстаун был предельно изолирован от внешнего мира. Сами строили его, сами прокладывали новые туннели, для этого имелись все необходимое оборудование и материалы. Шермэн показывал им комнаты, лаборатории, радиомагазин, комнаты, заполненные странными приборами — блестящими, сделанными из стекла и металла. Они слышали непонятные звуки, вдыхали незнакомые запахи, временами их окружала полная тишина, лишь легкий ветерок играл волосами.

Шермэн рассказывал о воздушных трубах, помпах и воздуходувках, вновь и вновь звучало слово “автоматика”. Это слово было удивительным. Двери открывались автоматически, стоило к ним подойти, свет зажигался и выключался автоматически.

— Автоматика, — хмыкнул Хостеттер. — Теперь я понимаю, почему меноннайтцы выжили. Другие народы были настолько испорчены этой самой автоматикой, что с трудом завязывали шнурки вручную.

— Эд! Ты делаешь Барторстауну плохую рекламу.

— Ну, не знаю, не знаю. Днем раньше тебе казалось наоборот.

Лен посмотрел на Хостеттера. Он уже без труда научился определять его настроение и увидел, что Хостеттер чем-то явно обеспокоен. По спине Лена пробежал холодок, он отвернулся, продолжая рассматривать странные, непонятные предметы. Удивительные, захватывающие, они ничего не значили до тех пор, пока кто-нибудь не объяснял их назначение.

Лен поделился своими мыслями, и Шермэн кивнул:

— Мне хочется показать вам весь Барторстаун. В период Разрушения был приказ спасти его во что бы то ни стало.

Хостеттер начал было что-то говорить, но Шермэн перебил его.

— Следуй лучше моему примеру, Эд. — Он повел их в обход центрального коридора:

— Вместо подъемника мы используем простые ступени.

На протяжении всего спуска Лен пытался вспомнить, что такое подъемник, но тщетно. Когда все спустились вниз, Лен огляделся.

Отовсюду неслись непонятные Лену звуки, слившиеся в один общий шум и означавшие слово, которое он слышал раньше в дуновении ветра, раскатах грома и журчании воды: энергия. Каменный потолок здесь почти не был обработан, все пространство освещено ярким светом. Посредине высились два сооружения — подавляющих, грандиозных, колоссальных, и двое мужчин суетились вокруг.

Сердце Лена забилось сильнее. Он вдохнул полной грудью незнакомый новый запах.

— Это — трансформаторы, — объяснил Шермэн, — а вот этот кабель через изоляционные трубы передает энергию в Барторстаун. Это — генераторы, это — турбины, это — паровой двигатель.

Какое знакомое слово! Только этот мощный двигатель, несомненно, был больше тех, с которыми им приходилось иметь дело Но все же приятно встретить старого друга среди этих чужеродных гигантов. Один из рабочих, имя которого тут же вылетело у Лена из головы, терпеливо объяснял им различия в конструкции.

— Но я не вижу отверстия для топлива, — сказал Исо. — Ни огня, ни топлива, а откуда тогда берется тепло?

— Вот отсюда, — человек показал огромное сооружение, из которого поднимался пар, — это теплообменник.

Исо нахмурился, не сводя глаз с бетонированного сооружения:

— Но я не вижу…

— Конечно, все это надежно предохраняется, и температура там очень высокая.

— Высокая? В таком случае понятно, почему кипит вода. Но я не вижу… — он растерянно огляделся. — Я не могу понять, какой вид топлива вы используете.

Наступила гробовая тишина. Казалось, на этой площадке еще ни разу не было так тихо. Лен вдруг почувствовал, что стоит на пороге тернистого пути к познанию. Он прочел это и по глазам своих спутников, а вопрос Исо гулким эхом отозвался под сводами громадной комнаты.

— Дело в том, — просто ответил Шермэн, — что мы используем уран.

Лен вскрикнул, и крик его был поглощен огромным пространством, утонул в нем, превратившись в странный шепот:

— Уран! Но ведь…

Шермэн поднял руку и указал на бетонированное сооружение, встроенное в глухую каменную стену.

— Да, — сказал он, — этот щит из бетона предохраняет нас от реактора, который замурован позади него.

И вновь тишина. Бетонированная стена неясно вырисовывалась в тусклом освещении, словно врата ада, сердце Лена почти перестало биться, и кровь застыла в жилах.

Позади стены — реактор.

Позади стены — ночь, ад, ужас и смерть.

И в ушах Лена зазвучал голос, голос проповедника, стоящего на краю фургона на фоне фейерверка искр: “И разожгли они огонь тайный, секрет которого знаю лишь я, Бог Джехован, и сказал тогда Господь: “Да очистятся они от грехов своих!”

— Этого не может быть! — голос Исо дрожал — Ничего подобного не осталось во всем мире.

“Да очистятся они, молвил Господь, и сгорели они в огне, который сами же создали, и рухнули гордые башни в свете врат Господень!”

— Вы лжете! Во всем мире это уничтожили во времена Разрушения.

— Нет, Исо, это правда, — усилием воли Лен заставил себя отвести взгляд от бетонной стены, — им удалось спасти его.

Исо что-то пробормотал и неожиданно сорвался с места. Хостеттер поймал его за руку, Шермэн схватил другую руку.

— Спокойно, Исо, — прикрикнул Хостеттер.

— Не могу! — вопил тот. — Огонь загорится внутри меня, моя кровь испарится, а кости разрушатся, и я умру.

— Не будь дураком, — остановил его Хостеттер. — Смотри, все мы стоим рядом с тобой, и никто не собирается умирать.

— Его страх вполне естественен, Эд, — сказал Шермэн, — ты ведь не хуже меня знаешь, чему их учили. Пусть сначала освоятся. Исо, послушай, ты думаешь, что реактор и бомба — одно и то же. Но все не так, пойми. Эта штука абсолютно безвредна. Более ста лет мы живем рядом с ней — и ничего, не взрывается, и как видишь, никто из нас пока не сгорел. Вот, погляди, — он отпустил Исо, подошел к стене и приложил к ней ладони. — Видишь? Тут нечего бояться.

Исо облизал сухие губы. Тяжело дыша, он повернулся к Хостеттеру:

— А теперь ты дотронься! — словно Хостеттер не такой же, как Шермэн.

Хостеттер пожал плечами. Он подошел ближе к щиту и тоже приложил к нему ладони.

— Что ж, — Исо дрожал, словно испуганная лошадь Лен сжал кулаки и перевел взгляд на Шермэна, который все еще не отходил от стены.

— Нет ничего удивительного в том, что вы убиваете людей, которых посвящаете в ваши тайны. Если бы кому-нибудь удалось выбраться отсюда и рассказать всем, что скрывается в этом подземелье, они разорвали бы вас на куски, и во всем мире не нашлось бы горы, которая могла бы укрыть вас, — произнес Лен.

— Да, — кивнул Шермэн, — ты прав.

Лен встретился глазами с Хостеттером.

— Ну почему, почему ты ничего не сказал нам, почему не предупредил, не отговорил идти сюда?

— Лен,Лен, — Хостеттер сокрушенно покачал головой. — Ты прекрасно знаешь, что я не хотел этого и при каждой возможности пытался предупредить тебя.

Шермэн и все остальные следили за происходящим. Гутиэррез — с сожалением, Эрдманн — смущенно, Исо казался большим напуганным ребенком. Лен смутно понимал: они предполагали такой поворот событий, они внимательно следили за его действиями, прислушивались к его словам. Отчаянье волной захлестнуло его, он закричал:

— Один из таких реакторов погубил весь мир! Почему вы не уничтожили этот?

— Лишь потому, — спокойно сказал Шермэн, — что не имеем на это права. Ведь реактор — не наша собственность, к тому же подобный способ решения проблемы слишком примитивен, так поступил бы тот, кто поджег Рефьюдж и создал тридцатую поправку. Подобное разрушение было бы лишь иллюзором, ведь ты не в силах уничтожить знание. Его нельзя ни поджечь, ни запретить.

— Да, — с горечью согласился Лен, — и так будет вечно, до тех пор, пока существуют дураки, хранящие подобные знания. Да, я хотел вернуть города и считаю, что глупо бояться удобств, но я не мог предположить, что…

— Значит, ты думаешь, что живущие на бескрайних просторах этой страны правильно поступили, убив Соумса, твоего друга Далинского, разрушив город?

— Я… — слова застряли в горле Лена, и наконец он выкрикнул: — Нет! Я так не считаю! Но в Рефьюдже не было ядерного реактора.

— Ладно. Попробую убедить тебя иначе. Допустим, Барторстаун уничтожили бы до последнего жителя. Разве есть гарантия, что где-то, спрятанный глубоко под землей, не существует подобный секретный город? И можно ли быть уверенным в том, что какой-нибудь старичок, профессор ядерной физики, не сохранит тайно свою книгу, ведь случалось же нечто подобное в мире, ты сам говорил об этом. Или ты настаиваешь, что можно каким-то образом уничтожить все книги?

— Он прав, Лен, — сказал Исо.

— Книга, — Лен чувствовал дыхание антихриста за стеной, — да, у нас была одна книга, в которой мы, однако, ни слова не могли разобрать.

— Да, но кто-нибудь, когда-нибудь все равно сделал бы это. Ведь у первого человека, открывшего тайну атомной энергии, не было вообще никакой книги. Все, что он имел в своем распоряжении, — собственный мозг. Ты ведь согласишься с тем, что невозможно уничтожить всех ученых мира?

— Ладно, — не выдержал Лен, загнанный в угол, — а что еще может делать эта штука?

— Вот, наконец, первый здравый вопрос мыслящего человека! — сказал Шермэн. — А сейчас вы поймете, для чего был построен Барторстаун.

Часть 22

В Барторстауне оказалось три этажа. Сейчас они находились посредине — над ними была лаборатория, под ними спрятался за стеной старый дьявол. Лен шел впереди Хостеттера, Исо беспрерывно вытирал губы тыльной стороной ладони, их спутники молчали. Лен чувствовал себя одиноким и опустошенным. И тут он увидел картину — выше человеческого роста, вставленную в длинное изогнутое стекло, на ней можно было разглядеть каждую мелочь: разрушенные дома, обломки машин, словом, полное опустошение. Картина была объемной.

— Вы много говорили о бомбе, но никогда не видели, как все происходило. Эта картина — частица прошлого. Мы поместили ее здесь, чтобы никто не забывал об ответственности перед людьми. Это руины после первой бомбы, сброшенной на японский город Хиросиму. Пойдем дальше.

На этот раз впереди оказался Гутиэррез:

— Я слишком часто здесь бываю, — пробормотал он и скрылся за дверью в той части стены, где картина заканчивалась. Эрдманн последовал за ним, а Шермэн продолжал объяснять:

— А вот люди, которые выжили после того, как была сброшена первая бомба.

— О Господи, — пробормотал Исо. Он содрогнулся и опустил голову, стараясь ничего не замечать.

Лен молчал. Он не сводил горящих глаз с Шермэна, и тот продолжил:

— В те дни все были категорически против. Люди страстно жаждали гарантий, что не случится ничего подобного и никогда больше не будет Хиросимы.

— А разве они не могли сразу уничтожить все бомбы? — Лен вдруг понял, что сказал глупость, и рассердился на себя. Он не раз обсуждал подобные вещи с судьей Тэйлором и читал об этом в книгах. Поэтому он поспешил предупредить возражения Шермэна: — Да, я знаю, этот враг никогда не сможет уничтожить нас, никогда не появится новая бомба.

— Кроме того, у нас на руках — козырь.

— Что вы имеете в виду?

— Защиту. Нет, не подумай, что это — радарные сети, далеко не совершенные и ненадежные, мы имеем нечто гораздо более основательное и всеобъемлющее. Наш аппарат способен контролировать взаимодействие ядерных частиц на их же уровне. Это позволяет регистрировать любой процесс расщепления ядер или их синтеза — ничто не остается незамеченным, пока этот защитный аппарат в действии. Абсолютно все под контролем, Лен. Полная власть над атомом. И никаких бомб.

Молчание. Все смотрят на Лена, ждут его реакции. Перед глазами Лена — картина разрушенной Хиросимы, он пытается сосредоточиться, смысл сказанного не доходит до его сознания. Абсолютный контроль… Никаких бомб…

Нет.

Полный контроль, никаких бомб. Но ведь существование бомбы — непреложный факт, такой же, как существование атомной энергии. Этот факт находится совсем рядом, прямо здесь, под ногами — смертоносная сила, превратившая в руины город. Ее нельзя уничтожить, разрушить, стереть с лица земли, она подобна змее, подобна злу — оно никогда не умирает, восстанавливая себя бесконечно.

Нет. Нет. Нет. Так считал проповедник Бардит. Полный контроль над атомом. И никаких бомб. Никаких— жертв. Никакого страха. Да, вы создали печи, где разожгли этот страшный огонь. Но что толку от этой защиты? Все равно она не помогла, когда возникла необходимость.

Они направились к двери, за которой исчез Гутиэррез, и очутились в такой же пещерообразной комнате, как и предыдущая, выдолбленной в камне с отшлифованными стенами. Со всех сторон в глаза бил яркий свет. Напротив виднелась стена, собственно, даже не стена, какое-то подобие гигантской стеклянной панели. Возле нее стояли несколько машин. Панель около шести футов высотой почти доставала до потолка. В нее было встроено множество приборов и лампочек. Ни одна из них не горела, стрелки приборов оставались неподвижными. Рядом, с искаженным от злости лицом, стоял Гутиэррез.

— Это Клементина, — произнес он, не поворачиваясь. — Не совсем подходящее название для машины, от которой зависит наше будущее.

Лен опустил руки, словно выронил нечто большое и громоздкое, причиняющее боль. “Внутри меня — пустота, и пусть она медленно заполняется новыми знаниями, и, может быть, значительно позже я узнаю, что…”

Нет, не это слово. Другое. Клементина.

Лен вздохнул и произнес:

— Не понимаю.

Шермэн подошел к панели:

— Эта штука называется компьютер. Ему нет равных в мире. Смотри, вот здесь… — он указал на странные выемки посредине панели, и Лен увидел неисчислимое множество разноцветных проводочков и трубочек, расположенных в строгом порядке вперемешку с блестящими стеклянными цилиндрами, — ее механизм, и это лишь небольшая часть.

Страсть Исо к машинам переборола страх, и дрожащим от волнения голосом он произнес:

— И все это — одна машина?

— Да. Вот в этих ячейках памяти собрана вся информация, выраженная в математических уравнениях, о природе атома, об исследованиях, проводимых до и после Разрушения. Без этой машины мы не способны ни на что. На разработку математических методов, которые мы используем, у человека уйдет вся жизнь, Клементине на это требуются считанные минуты. Она разработала план Барторстауна со всеми его лабораториями вверху и реактором внизу. Без нее мы никогда не смогли бы решить наши проблемы в ближайшее время. С ней — другой разговор. Она находит решение в считанные минуты.

Гутиэррез издал звук, похожий на смешок. Лен вновь покачал головой:

— Я не понимаю. И к тому же не думаю, что хочу разобраться во всем этом. Во всяком случае, не сегодня, не сейчас. Вы рассказываете мне не о машине, а о чем-то совсем другом, и я не желаю больше вас слушать.

— Она способна совершить любую вычислительную операцию и запомнить ее? — спросил Исо. — Но это совсем не свойственно машине. Это скорее похоже на э… — он неожиданно замолчал, а Шермэн с деланным безразличием произнес:

— Некоторые называют ее электронным мозгом. Но это неверно, — продолжал Шермэн, — Клементина способна думать не больше, чем обычный паровой двигатель. Это всего-навсего машина, — он внезапно обернулся. Лицо его было суровым, голос пронзительным. — Я не тороплю вас. Не тешу себя надеждой, что вы сразу поймете, о чем я говорю, и сразу ко всему приспособитесь. Я дам вам для этого достаточно времени. Однако мне хотелось бы напомнить: вы прошли через ад, чтобы попасть в Барторстаун, и вот вы здесь, и мне безразлично, разочарованы вы или нет — вам придется со всем смириться. Все мы выполняем определенную работу, свою работу, хотя нас никто об этом не просит, так уж получилось. Мы будем продолжать свое дело невзирая на то, что думают по этому поводу два отпрыска, выросших на ферме.

Он стоял, не шевелясь, и Лен подумал, что он чем-то похож на Бардита, у того тоже был такой взгляд, когда он говорил: “На нашей земле никогда не будет городов”.

— Вы сказали, что пришли сюда за знаниями? Мы откроем перед вами все пути. Однако конечный результат будет зависеть только от вас самих.

— Да, — поспешно сказал Исо, — конечно, сэр.

“Голова моя совершенно пуста, — думал Лен. — Такое впечатление, что все мысли выдуло ветром. А он смотрит на меня и ждет, что я отвечу. Так или иначе, мы попали в ловушку, которую сами же создали. А впрочем, весь мир в ловушке. Разве не от этого мы бежали? Все вокруг боялись, и я ненавидел их за это. И мне нечего ему сказать. О Господи, помоги мне подобрать слова, он ждет, и мне некуда скрыться”.

— Когда-нибудь, — сказал Лен, и брови его напряженно доползли вверх, и он стал похож на мальчика, сидящего на крыльце рядом с бабушкой теплым октябрьским днем, — сила атома вернется вновь, и никто не сможет остановить ее.

— Да, то, что однажды было открыто, не забывается.

— Так же, как города.

— Наступит время, и они неизбежно возродятся.

— И все повторится вновь: и города, и бомбы, если вы сейчас не остановитесь.

— До тех пор, пока люди не попытаются изменить завтрашний день, это может случиться.

— Значит, — Лен все еще безрадостно хмурился, — все просто идет своим чередом. В таком случае все, что вы делаете, правильно, — он с трудом заставлял себя говорить.

Исо подошел к панели машины. Он осторожно дотронулся до нее.

— Можно нам посмотреть, как она работает?

— Позднее. Недавно мы закончили разработку трехлетнего проекта и сейчас отключили ее, чтобы все тщательно проверить.

— Три года… — сказал Гутиэррез. — Я хотел бы, чтобы меня тоже отключили. Разбери на части мой мозг, Фрэнк, а затем вновь собери его, — разволновавшись, он ударил рукой по панели: — Фрэнк, она ведь может ошибаться.

— Ты прекрасно знаешь, что не может, — Эрдманн сердито посмотрел на него.

— Блуждающий заряд, немного пыли могут помешать ей, и как ты узнаешь об этом?

— Джулио, ты прекрасно понимаешь, если что-нибудь будет не так, Клементина отключится автоматически и объявит о своей неисправности.

Шермэн прервал разговор, и все молча направились в проход. Гутиэррез шел позади. Сквозь сомнения и страхи, терзавшие Лена, звучал голос Гутиэрреза: “Она оожет ошибиться”.

Часть 23

Хостеттер стал для Лена надежным пристанищем в водовороте жизни. Он был звеном, некогда связавшим Лена с Барторстауном, и старым другом, дважды спасшим его от смерти. Лен очень привязался к нему.

— Думаешь, это правильно? — спросил Лен, обращаясь к Хостеттеру, заранее зная ответ.

Они спускались вниз по дороге, удаляясь от Барторстауна. Шермэн и остальные заметно отстали, возможно, нарочно, для того, чтобы оставить Лена и Исо наедине с Хостеттером. Он взглянул на Лена:

— Да, я так считаю.

— Но работать с ним, держать его в рабочем состоянии… — задумчиво произнес Лен. Он с наслаждением вдыхал пронизанный солнцем воздух. Каменные стены Барторстауна больше не довлели над ним, Лен точно знал: он больше не хочет спускаться туда, но понимал, что должен будет сделать это еще не один раз, независимо от своего желания.

— Я ведь предупреждал, что многое здесь придется тебе не по душе, — сказал Хостеттер.

— Но ты не боишься? — сказал Исо.

Глубоко задумавшись, он пинал носком ботинка дорожные камни. Высоко в горах в лучах заходящего солнца дремала деревушка Фол Крик, похожая на Пай-перс Ран, если бы Сатана не расставил возле нее цепи гор.

— Нет, — ответил Хостеттер. — Никто никогда не говорил мне, что город — то, что запрещено, неправильно, опасно или проклято Богом. Мы никогда не принимали чужеземцев. Нас некому было предостерегать.

— А мне наплевать, проклята Богом эта штука или нет, — сказал Исо. — Единственное, что меня волнует, — это не сделает ли она меня калекой.

— Нет, если ты не попадешь за щит.

— И она не обожжет меня?

— Нет.

— И не погаснет?

— Нет. Может погаснуть паровой двигатель, но не реактор.

— Что ж, хоть это хорошо, — глаза Исо загорелись, он неожиданно рассмеялся. — Интересно, что думают о нас эти старые ослы из Пайперс Рана. Ведь они собирались публично высечь нас за какое-то старое радио. Господи, думаю, они убили бы нас на месте, а, Лен?

— Вряд ли, — мрачно отозвался Хостеттер. — Скорее всего, вас постигла бы участь Соумса.

— Я не собираюсь предоставлять им такую возможность. Атомная энергия — сильнейшая в мире! — от волнения его руки сжались в кулаки, затем он вновь спросил: — Ты уверен, что это безопасно?

— Я же сказал тебе, — Хостеттер потерял терпение. — Реактор уже целое столетие здесь, и до сих пор не причинил вреда ни одному человеку.

— Мне кажется, — сказал Лен, подставив лицо прохладному ветру, — нам еще рано жаловаться.

— И это действительно так.

— А еще, я думаю, в правительстве знали, что делают, когда отдавали приказ строить Барторстаун, — неуверенно произнес Лен.

“Они тоже боялись, — шептал прохладный ветерок. — В их руках была слишком большая сила, они боялись, что не удержат ее”.

— Да, конечно, — сказал Хостеттер.

— Господи, — сказал Исо, — как было бы здорово, если бы они нашли способ обезвреживать бомбы.

— Я думаю, у каждого жителя Барторстауна комплекс вины из-за этого. Но тогда было другое время.

— Время? А может, и причина была другая?

— Сколько времени это займет? — спросил Лен. — Мне кажется, не меньше столетия.

— Боже мой, да знаешь ли ты, сколько времени потребовалось для разгадки мощи атома? Первое предположение о его строении принадлежит еще греку Демокриту.

— Да, но Шермэн сказал, что при помощи той машины… — не удержался Исо.

— Конечно, Клементина сократит время. Но все равно, кто может сказать, сколько потребуется времени, сто лет или год?

— Но с машиной…

— Дело не только в машине. Она ведь не может извлечь ответ на твой вопрос из воздуха.

— Я хочу увидеть, как она работает, — глаза Исо блестели. — Неужели она действительно… — он заколебался, прежде чем выговорить невероятное слово, — неужели она думает?

— Нет, во всяком случае не так, как ты себе это представляешь. Когда-нибудь Эрдманн объяснит тебе все.

Хостеттер обратился к Лену:

— Думаешь, создавать мозг — это привилегия Господа?

Лен покраснел, чувствуя, что Шермэн прав, и обиделся на Хостеттера за его тон.

— Да, я думаю, это так.

Исо хмыкнул.

— Ты еще насмехаешься, Исо, черт тебя подери! — Лен окончательно разозлился. — Ведь если бы не я, ты до сих пор выгребал бы навоз на ферме своего папочки!

— Ладно уж, — Исо готов был уничтожить его взля-дом, — вспомни, для чего мы здесь, кончай скулить и плакаться.

— Я никому не плакался.

— Что ты говоришь? Напрасно ты ослушался своего отца и не остался в Пайперс Ране.

Лен со злостью пнул ногой камень и пробормотал:

— Что ж, это пугает меня, но и тебя тоже. Посмотрим, кто из нас первым сбежит отсюда, поджав хвост!

— Я убежал бы и от медведя, если б знал, что он съест меня, — сказал Исо. — А пока никуда бежать не собираюсь. Слушай внимательно, Лен, это важно. Сможешь ли ты еще когда-нибудь отыскать что-либо такое же важное и значимое? Я хочу знать все об этой машине.

“Важное… Да, наверное, это так. Господи, зачем ты создаешь подобных моему брату Джеймсу, которых ничего не интересует, и подобных Исо, которые ни во что не верят, почему ты не идешь на компромисс?

Но все же Исо прав. Теперь уже слишком поздно что-либо менять. Отец всегда предупреждал, что пути антихриста нелегки, и мне кажется, это лишь начало трудностей. Что ж, посмотрим”.

Исо остался у Шермэнов, а Лен и Хостеттер направились к дому Вепплоу. Когда они подошли к крыльцу, Хостеттер неожиданно повернулся к Лену:

— Я должен кое-что сказать тебе. Ты помнишь фанатиков, убивших Соумса, помнишь Бардита и его фермеров, помнишь нью-ишмалайтцев. Так вот, Лен, мы тоже фанатики. Нам нельзя иначе. У нас тоже есть вера, и не пытайся что-либо изменить, иначе даже я не смогу спасти тебя.

Хостеттер поднялся по ступенькам и скрылся за дверью. В доме послышались голоса, зажглись лампы, но снаружи было тихо и почти темно. И вдруг из-за угла дома кто-то появился. Это была Джоан. Она кивнула в сторону дома:

— Пытался запугать тебя?

— Не думаю. Скорее, просто сказал правду.

— Я слышала все, — Джоан держала какую-то тряпку, словно вышла затем, чтобы вытряхнуть. Лицо ее казалось необычно бледным, но голос был острым, как нож.

— Значит, мы фанатики? Что ж, может быть, он и еще кто-нибудь, но только не я. Что заставило тебя прийти сюда, Лен Колтер? Может, ты просто сумасшедший?

Он пристально посмотрел на нее, не зная, что ответить.

— Я слышала ваш рассказ сегодня утром

— Мы не предполагали… — выдавил Лен.

— Они заставили вас рассказать об этом, правда?

— О чем?

— О том, что в мире, откуда вы пришли, живут страшные люди, о том, как жесток этот мир.

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, однако наш рассказ — сущая правда от первого до последнего слова. И если ты сомневаешься, что ж, всегда есть возможность испытать подобное на себе.

Лен попытался было подняться по ступеням к двери, но Джоан схватила его за руку:

— Прости, если обидела тебя. Я не сомневалась в том, что вы сказали правду. Но Шермэн хотел, чтобы вас слышали все, потому и включил свои микрофоны. Обычная пропаганда. Мне кажется, они пустили вас сюда только для того, чтобы лишний раз доказать, как мы счастливы.

— А разве это не так? — спокойно спросил Лен.

— О, да, — ответила Джоан, — мы очень счастливы. Мы обладаем гораздо большим, чем остальные. Неважно, что в повседневной жизни нам недостает еды и свободы, зато у нас есть Клементина, поэтому с отсутствием остального можно смириться. Кстати, как тебе первое знакомство с Дырой?

— С чем?

— Так некоторые называют Барторстаун.

Что-то в ее тоне привело Лена в замешательство.

— Думаю, мне лучше войти, — сказал он и еще раз попытался преодолеть ступеньки.

— Надеюсь, ты полюбишь каньон и Фол Крик, — сказала Джоан. — Они никогда не выпустят тебя отсюда.

Ему вспомнились слова Шермэна. Лен не винил его, он пока не стремился бежать отсюда, но и здесь ему не нравилось.

— Когда-нибудь они доверятся мне полностью.

— Никогда.

Лен не имел ни малейшего желания спорить с ней.

— Что ж, так или иначе, я потратил полжизни для того, чтобы добраться сюда.

— Но зачем?

— Ты выросла здесь и никогда не поймешь меня.

— А, ты хотел учиться, так, кажется, вы объясняли сегодня? Ну, иди, учись. Всего хорошего.

Он привлек ее к себе:

— Что это с тобой?

— Мне просто кажется, что ты ненормальный. Подумать только, оставить весь мир ради этого!

— Будь я проклят! — Лен отпустил ее. — Неужели никто здесь не любит Барторстаун? За эти два дня я услышал о нем больше гадостей, чем за всю жизнь.

— Если бы ты провел тут жизнь, ты понял бы меня, — с горечью сказала Джоан. — Да, конечно, некоторые из нас бывали во внешнем мире, но очень немногие. И даже им нужно обязательно возвращаться рано или поздно. А мы не видим ничего, кроме этих отвесных скал. Твой друг прав: для того, чтобы любить это место, нужно быть фанатиками.

— Я провел много лет во внешнем мире, и знаю, что произойдет, если…

— Если Клементина даст когда-нибудь правильный ответ? Да, конечно. Прошло уже целое столетие, а они так и не приблизились к ответу ни на шаг, продолжая говорить о терпимости, преданности… Преданности чему? Этим чертовым механическим мозгам, замурованным в гору, с которыми нужно возиться, словно это сам Господь-Бог.

Внезапно она придвинулась к нему:

— Я не фанатик, Лен Колтер. И если тебе захочется с кем-то поговорить, помни об этом.

Она быстро удалилась за дом, послышался звук хлопнувшей двери. А Лен медленно поднялся по ступенькам, вошел в дом, не спеша поужинал. Он ничего не слышал из того, что говорили ему за столом.

Часть 24

Наутро Лена и Исо вновь пригласили в дом Шермэна, на этот раз Хостеттер не сопровождал их. Хозяин сидел за столом гостиной и вертел в руках два ключа.

— Вчера я говорил, что не стану принуждать вас быстрее приспосабливаться, и сдержу слово. Но тем не менее, вы должны работать. Если я пошлю вас, например, пасти мулов, или в подручные к кузнецу, вы так ничего и не узнаете о Барторстауне.

— Да, конечно, — охотно подхватил Исо, — а можно мне работать с той большой машиной, с Клементиной?

— Без подготовки, конечно, нет. Но ты можешь помогать Фрэнку Эрдманну, он занимается этим. И не беспокойся, скоро будешь работать там, где хочешь. Но прежде необходимо многому научиться, а пока что… — он немного поколебался, а может, это просто показалось Лену, — я поручаю вам работу с паровым котлом. Некоторый опыт у вас есть, поэтому обучение не займет много времени. Джим Сидней, с которым мы беседовали вчера, во всем поможет вам. — Он поднялся и протянул ключи.

— Это от больших ворот. Джим расскажет вам, когда приходить на работу, и ответит на все вопросы. В свободное время можете ходить, где угодно, например, наведаться в библиотеку к мистеру Фотстайту. И не делайте такие каменные лица, я вижу вас насквозь.

Лен испуганно посмотрел на Шермэна, и тот улыбнулся.

— Ты подумал о том, что паровой котел отделяет от реактора лишь бетонная стена? Так вот, я хочу, чтобы вы свыклись с этим и забыли о страхе.

“Так ли это, — думал Лен, — или нас еще раз проверяют, сможем ли мы преодолеть свой страх, сможем ли научиться жить рядом с этой штукой?”

— А теперь идите, — сказал Шермэн, — Джим ждет вас.

Лен и Исо поднимались по пыльной дороге, которая петляла среди валунов, к Барторстауну. У ворот они остановились, оба нервничали, ожидая, кто первый решится открыть их.

— Не думал, что ты такой трус, — сказал Лен.

— Дело не в этом. Просто поблизости работают люди. Ну вот, теперь все в порядке. Идем.

Исо осторожно вставил в замок ключ и повернул его. Замок открылся, и они вошли. Лен тщательно закрыл ворота.

“Ну вот, я и закрылся вместе с ним, с этим огнем, который обрушился с неба много лет назад”, — пронеслось в голове Лена.

Вслед за Исо он спустился в туннель, вошел во внутреннюю дверь, миновал комнату сторожа, где юный Джонс кивком головы приветствовал их. Боялся ли он чего-нибудь? Нет, Джонс никогда не знал, что такое страх, как и Эд Хостеттер. И он живет себе спокойно, сторожит Барторстаун в полном здравии. И Господь не покарал его. Господь позволил спастись Барторстауну, разве это не доказывает, что эти люди выбрали правильный путь? Однако неисповедимы пути Господни, у каждого в жизни наступит момент, когда…

— О чем ты там замечтался? — подтолкнул его Исо. — Пойдем быстрее.

Над его верхней губой выступили бисеринки пота, он заметно нервничал, спускаясь по ступенькам, которые гулко звенели под ногами. Юноши миновали этаж с большим компьютером, и мимо турбин и генераторов вошли в широкую, просторную пещеру возле бетонной стены.

Джиму Сиднею пришлось дважды окликнуть их, прежде чем молодые люди очнулись от своих мыслей. И Лен подошел к громадному котлу, чувствуя себя маленьким и ничтожным рядияя с этой всемогущей силой. Он стиснул зубы, внутри что-то сжалось: “Это потому, что ты боишься преодолеть свой страх, — подумал Лен, — но ведь другие, такие же люди, как ты, не боятся. Они верят в то, что делают, гордятся тем, что правительство доверило им эту работу. Бабушка была бы рада за меня. “Никогда не бойся знаний”, — говорила она. И я не буду бояться. Не буду. Я сольюсь с этим миром, поверю в него. И Эд Хостеттер поможет мне в этом. На него можно положиться”.

И Лен принялся за работу, за день он даже не взглянул в сторону бетонной стены. Но он чувствовал ее, чувствовал почти физически, чувствовал даже тогда, когда вернулся в Фол Крик и улегся спать. А когда он заснул, ему приснился реактор.

Лен ничего не мог поделать с этим. Тот же кошмар мучил его и на следующий день, и через день, и еще долгое время. Лен переставал думать о страшной силе лишь по вокресеньям в церкви или во время прогулок с Джоан Вепплоу. Поэтому он стал охотнее бывать в церкви. Его успокаивали слова проповедника о том, что Господь благословил их деяния, что они должны быть терпимыми ко всему. Да и слова Шермэна, казалось, оправдывались: с каждым днем Лен все меньше и меньше боялся ужасной стены. Он уже немного освоился, знал основные принципы работы прибора и контроля за ним.

Иногда они с Исо болтали и смеялись, представляя себе реакцию жителей Пайперс Рана, если бы они увидели их за работой: мистера Нордхолта, который считал, что очень много знает, и так скудно делился своими знаниями, отца и дядю Дэвида, которые ремнем отвечали на любой вопрос. Лен слишком хорошо знал, что сказал бы отец, поэтому не любил об этом думать. Зато часто вспоминал судью Тэйлора. Из-за его страха был убит человек, сгорел почти весь город, и Лен сотни раз проигрывал сцену, как скажет ему, что Барторстаун существует, что он, Лен Колтер, не боится больше силы атома, что в нем не больше зла, чем в кухонном ноже или холостом ружейном патроне. Зло лишь в том, как использовать его, зло, однажды совершенное, уже не повторится никогда. Господи, какое счастье, что закончились казавшиеся бесконечными ночи холода, отчаянья, жары и москитов, страха и голода, на протяжении которых они грезили о Барторстауне.

Но реальность оказалась иной. В их мечтах все было светлым и удивительным, как рассказы бабушки, в них не было зла.

“Теперь я действительно преодолел свой страх” — удовлетворенно подумал Лен.

Его растолкал Хостеттер:

— Что тебе снилось?

— Я не знаю. Просто странный сон. — Он встал с постели, глотнул воды, затем непринужденно осведомился: — Я что-нибудь говорил?

— Нет, просто постанывал.

Лен поймал себя на мысли, что Хостеттер смотрит на него по-особому задумчиво, словно знает, что было в его ночном кошмаре.

Исо переживал происходящее не так глубоко, как Лен. Все сводилось лишь к убеждению, что кости его могут разрушиться, но, в конце концов, он тоже привык к реактору. Иногда Лен скрашивал:

— Ты никогда не задумывался над тем, что если бы не было реактора, исчезла бы и необходимость отвечать на подобные вопросы.

— Ты ведь слыхал слова Шермэна: могут быть и другие реакторы в руках наших врагов. К тому же, он не вредит никому. Шермэн говорит, что рано или поздно кто-нибудь все равно откроет секрет атома.

“Возможно, он прав, а может, и нет. Возможно, он хочет оправдаться в собственных глазах. Так или иначе, этот поиск не может длиться вечно, и мне столько не прожить”.

— Моя жена — просто класс! — Исо рассмеялся.

Лен почти не общался с Эмити. Они относились друг к другу с прохладцей, и такая обоюдная неприязнь отнюдь не скрашивала их встречи. Поэтому Лен уточнил:

— Это как?

— Когда она впервые услышала об атомной энергии, ужасно испугалась и клялась, что потеряет ребенка от таких переживаний. А знаешь, что она говорит теперь? Все, что здесь делается, чрезвычайно важно, и она, мол, может это доказать.

— Интересно, как?

— Каждый знает, на что способна атомная сила, и если за ней не следить, каньона не было бы — только кратер, как рассказывал судья Тэйлор. Ей легче жить с такими мыслями, — Исо улыбнулся. — Я почему-то уверен, что у меня будет сын. Может быть, я так и не научусь работать на этой большой машине, тогда это сделает он.

Клементина действовала на Исо, как удав на кролика. Она гипнотизировала и зачаровывала его. Он проводил возле нее все свободное время, задавал вопросы Эрдманну даже при встрече на улице. Частенько к машине подходил и Лен. Он стоял неподвижно, глядя на мертвые приборы, и нервничал. Ему казалось, что он стоит у постели спящего, который вовсе и не спит, а пристально наблюдает за ним исподтишка.

“Но ведь это не настоящий мозг”, — думал он.

По ночам его частенько посещали кошмары — создания с огромным мозгом и сердцем.

Вообще же Лен упорно работал, и другое создание частенько посещало его мысли, не оставляя покоя душе, создание из плоти и крови — девушка по имени Джоан.

Часть 25

Время для Исо и Лена летело незаметно. Фол Крик уже три раза посетили чужеземцы, оставаясь ненадолго поторговать. Дважды наведывались небольшие группки смуглых охотников за мустангами, менявших жеребцов на муку, сахар и пшеничный виски. В третий раз приезжали нью-ишмалайтцы. Они не захотели ночевать в Фол Крике и остановились на окраине городка, словно боялись чего-то. Шермэн прислал то, что они просили, и начались молитвы, крики. Половина населения Фол Крика пришла поглазеть на это зрелище. Лен с Джоан были среди них.

— Смотри, один из них, кажется, собирается читать проповедь, — сказала Джоан, — этого-то все и ждут.

— Я наслушался за свою жизнь достаточно проповедей, — угрюмо пробормотал Лен, но все же остался.

С заснеженных горных вершин дул ледяной ветер, все были одеты достаточно тепло, кроме нью-ишма-лайтцев. Сквозь их лохмотья проглядывало посиневшее тело.

— Они очень страдают зимой, — сказала Джоан. — Мрут, как мухи, от голода и холода. Весной часто находят их околевшие тела, иногда даже несколько. Особенно страдают дети, — она окинула оборванную толпу холодным, презрительным взглядом. — Мне кажется, они должны дать шанс выжить хотя бы детям. Пусть вырастут и решают сами, обязательно ли им замерзать до смерти.

Худые, словно скелеты, посиневшие от холода, бегали дети, размахивали ручонками и что-то кричали. Даже в старости у них никогда не будет собственного мнения. Обычаи, стадное чувство, среда, в которой они растут, — все обязательно скажется на их сознании.

Из толпы выступил человек и начал проповедь. Его волосы и длинная борода были грязно-серыми, и Лен подумал, что он не такой уж старый, как кажется. Нью-ишмалайтцы почти не доживают до старости. На проповеднике была козья шкура, засаленная и отвратительно грязная, волосы спутались и свалялись. Ребра, похожие на стальные прутья, выпирали так, что их без труда можно было сосчитать. Он погрозил в сторону населения Фол Крика кулаком и воскликнул:

— Покайтесь, покайтесь, заклинаю вас именем Господа! Вы, живущие ради своей плоти, близится ваш конец. Господь низвергнет с небес гром и пламя, земля разверзнется и поглотит грешников. Но сейчас Господь, в безграничной милости своей лишь дал вам еще немного времени, дабы вы успели покаяться и замолить грехи свои. Посмотрим, что вы скажете, когда снизойдет Господь на землю вершить свой суд. Как будете вы тогда ползать и рыдать, умоляя о пощаде, и что тогда будет значить вся ваша роскошь и суетность? Только лишь пламя ада. Огонь, сера и боль, длящиеся вечно, — вот что грозит вам, если не искупите вы грехи свои.

Слова проповедника потонули в сильном ветре, он относил их куда-то в сторону:

“Покайтесь, покайтесь!” — навязчивым эхом отдавалось где-то в каньоне.

“Интересно, — думал Лен, — что сделал бы этот ненормальный, если бы шепнуть ему на ушко, что находится под горой в полумиле отсюда. Вон, вон, сумасшедший старик, прекрати свою глупую проповедь!”

Наконец проповедник замолчал, удовлетворенный своей платой за дары, преподнесенные жителями Фол Крика, присоединился к остальным, и все двинулись вверх по дороге, к перевалу. Ветер становился все сильнее, угрюмо завывая в скалах, и Лен невольно содрогнулся.

— Вначале мне тоже было жалко их, — сказала Джоан, — но лишь до тех пор, пока я не почувствовала, что они могут в любой момент растерзать кого-нибудь из наших. — Она критически оглядела себя: коричневое пальтишко, длинная шерстяная юбка, ботинки… — Роскошь! Излишество! — она рассмеялась как-то невесело. — Грязный, старый болван. Он даже не знает, что значат эти слова. — Джоан посмотрела Лену в глаза. В них горел озорной огонек. — А ведь я могу показать тебе, Лен, что значат эти слова.

Лена всегда волновал ее взгляд, такой проницательный, что, казалось, она насквозь видит его. Он чувствовал: Джоан сейчас бросила вызов, поэтому ответил:

— Ну что ж, покажи.

— Для этого нам нужно идти домой.

— Я так или иначе приду, к вам обедать, ты ведь не забыла?

— Нет, идти нужно прямо сейчас.

— Ладно, — пробормотал он.

Дома было тихо и тепло, лишь две мухи монотонно жужжали возле оконной рамы. Джоан сняла пальто.

— Думаю, мои не скоро вернутся, — сказала она, — это тебя не смущает?

— Нет, — ответил Лен.

Он тоже снял пальто и устроился на стуле. Джоан подошла к окну, безуспешно попыталась прихлопнуть муху. Когда возвращались домой, она очень торопилась, теперь же от этой спешки не осталось и следа.

— Тебе все еще нравится работать в Дыре?

— Конечно, — ответил Лен, — это просто замечательная работа.

Молчание.

— Они уже нашли ответ?

— Нет пока, но как только Эрдманн… А почему ты задала этот вопрос? Сама ведь прекрасно знаешь ответ на него.

— А тебе говорил кто-нибудь, сколько им нужно еще времени?

— Это ты тоже знаешь сама.

Вновь молчание. Одна из мух замертво упала на пол.

— Почти столетие, — тихо сказала она, задумчиво глядя в окно. — Как это долго. Трудно предположить, проживем ли мы еще одно столетие.

Лен поднялся, стараясь не смотреть ей в глаза:

— Наверное, я лучше пойду.

— Почему?

— Ну, твоих дома нет, и…

— Они вернутся только к обеду.

— Но до обеда еще куча времени.

— А разве ты не хочешь увидеть то, ради чего я притащила тебя сюда? — Она рассмеялась. — Подожди немного.

Джоан скрылась за дверью соседней комнаты. Лен вновь опустился на стул. Он сжал руками колени, его бросило в жар. Однажды он уже испытывал нечто подобное в беседке судьи Тэйлора, где он сидел с Эмити. Он слышал возню Джоан за дверью. Прошло уже довольно много времени, и Лен начал нервничать, не понимая, что она там делает так долго, прислушиваясь к шорохам на крыльце. Вместе с тем он знал, что, не будь у них достаточно времени, Джоан не заварила бы эту кашу.

Дверь в соседнюю комнату распахнулась.

Джоан была в красном платье. Немного великоватое, оно долго лежало на дне сундука и безнадежно помялось, но это не имело значения. Оно было огненно-красным, сшитым из какого-то тонкого, блестящего материала, шелестело при каждом движении и спадало до самого пола. Джоан развела руками и медленно повернулась. Платье оставляло обнаженными спину и плечи, плотно обтягивало грудь. Ее блестящие черные волосы каскадом спадали на обнаженные плечи.

— Когда-то его носила моя пра-прабабушка. Ну как, тебе нравится?

— Боже, — только и смог сказать Лен, — это самая… Самая неприличная вещь из всех, которые мне приходилось видеть.

— Я знаю. Но разве оно не красиво? Вот настоящая роскошь. Послушай, как оно шелестит. Представляешь, что сказал бы этот старый грязный дурак, если бы увидел его?

Джоан стояла совсем близко, Лен видел бархатистую кожу ее дивных плеч, видел, как опускалась и поднималась ее грудь, обтянутая ярко-красной тканью. Она улыбнулась. И внезапно до Лена дошло, до чего же она красива, — не просто хороша, как Эмити, а именно красивая. Он заглянул в ее темные глаза, внутри что-то оборвалось и вспыхнуло, словно электрическая лампочка зажглась в темном туннеле. Он никогда не испытывал подобного с Эмити.

Лен крепко прижал ее к себе, нашел ее губы. Ему было жарко, красное платье, шелковое и мягкое, хранило тепло ее тела. Лен закрыл глаза и поцеловал ее, затем еще раз и еще, руки его сами собой поползли вверх, к этим дивным плечам. Джоан резко отстранилась, уже не улыбаясь, глаза ее сияли, словно в них зажглись звезды.

— Когда-нибудь, — сказала она, — ты захочешь уйти отсюда, Лен Колтер. Прошу тебя, приди за мной.

И она вновь скрылась в соседней комнате, послышался скрип засова. Следовать за ней было бесполезно. А когда Джоан появилась вновь в своей обычной одежде, на крыльце послышались шаги.

В следующий раз и не в этом доме Джоан рассказала Лену о Нулевом Решении.

Часть 26

Пришла зима. Фол Крик напоминал маленький заброшенный островок света и жизни в мрачной стране холода, ветра и колючего снега. Перевал был занесен снегом, до весны все застыло. Убеленные снегом горные вершины, величественные в лучах солнца и угрожающие в сумерки, отталкивали своей неприступностью.

В Барторстауне не было ни зимы, ни лета, ни ночи, ни дня: те же огни освещали каменный туннель, тот же воздух шипел в комнатах, выдолбленных в камне. Бессмертное, неустанное сердце продолжало биться за бетонной стеной, а над ним дремал в своей комнатке мозг — Клементина, — глупое название для надежды, огромной, словно мир, — дремала, пока люди заботливо и тщательно протирали и смазывали каждый проводок и транзистор. А еще выше, в комнате сторожа, следили и прислушивались стражи этого маленького мирка.

А Лен все работал, потел от усердия, пытаясь разобраться в книжках, которые ему рекомендовали прочесть, и думал, как много он уже знает и насколько несведущи все остальные в том страшном внешнем мире. Люди, оставшиеся за горами, не смогли бы сделать и сотую часть того, что делают они с Исо во спасение светлого завтра от ужасного вчера. Лен не мог понять, почему он так плохо спит по ночам, завидовал Исо, однако ничего ему не рассказывал. Он уже не радовался, что потратил полжизни ради того, чтобы добраться сюда, смирившись с реальностью. Лен часто думал о Джоан, старался встречаться с ней как можно реже, но это ему не удавалось. Он боялся ее, но гораздо больше боялся признаться самому себе. Джоан, как никому другому, ничего не стоило доказать, что он, Лен Колтер, хочет уйти, бежать из Барторстауна. Она бросила вызов, который он не в силах был принять. А еще она была девушкой, и он сходил по ней с ума.

Другие, конечно, тоже работали. Хостеттер много времени проводил с Шермэном. Он давал ему полезные советы, используя свой многолетний опыт, как усовершенствовать систему внешней торговли. За эти дни Хостеттер очень изменился: волосы и бороду он коротко подстриг, нью-меноннайтскую одежду спрятал глубоко в сундук. Они все еще жили в одной комнате, но каждый занимался своим делом, у Хостеттера были свои друзья, а Лен большую часть времени проводил с Джоан. Через некоторое время Лену пришло в голову, будто вся семья Вепплоу считает, что они должны пожениться. От этих мыслей Лен чувствовал себя уже не так свободно у них в доме, как раньше.

“Женские разговоры, и больше ничего, — твердил он себе. — Эмити тоже не подпускала меня к себе. Они и сами не знают, чего хотят, эти девчонки. Вбила себе в голову, что хочет уехать отсюда, точно так же, как я раньше рвался в Барторстаун”.

И он вновь и вновь пытался убедить Джоан, что ей не понравится там, откуда пришли они, без устали описывал ей спящие деревушки и скучную, монотонную жизнь живущих там людей. Он пытался заставить ее понять, что не нужно уезжать отсюда. И вдруг ему так захотелось домой, что он осекся на полуслове. А в ее глазах он увидел явное удовлетворение.

Кроме того, бессмысленно было даже думать о побеге. Обратного пути просто не существовало. Горы были слишком высокими, за всеми дорогами тщательно следили. Была и еще одна причина. Лену никто не говорил об этом, но он знал абсолютно точно: Шермэну известен каждый его шаг. Добраться до Барторстауна оказалось гораздо проще, чем вернуться назад.

Все вокруг тщательно следили друг за другом, каждый поступок живо обсуждался местными кумушками. Перед Рождеством предметом разговоров стал Гутиэррез. “Бедняга Джулио, как тяжело переживает он свое разочарование. Знаете, он отдал свою жизнь этой работе, да, конечно, однако рано или поздно каждый в чем-нибудь разочаровывается. Разве можно так много пить? Почему бы не взять себя в руки и не попробовать начать все заново? В конце концов жизнь… кстати, вы слышали, что недавно его нашли под забором Сойера мертвецки пьяным, он чуть не замерз до смерти. О, его бедная жена, как ее жаль, гораздо больше, чем самого Джулио. Мужчина его возраста должен отдавать себе отчет в том, что жизнь не состоит целиком из приятных событий, случаются и полосы невезения. Я слышала, что и бедняга Фрэнк Эрдманн близок к помешательству. Я слышала…”

Все они видят и слышат, а затем обсуждают. Говорили, конечно, и о других людях и других событиях, но Гутиэррез оставался в центре внимания до конца зимы. С чего бы ни начинался разговор, он все равно сводился к Гутиэррезу. Лен тоже несколько раз видел его — и пьяным, и выпившим, в такие минуты казалось, что Гутиэррезом целиком владеет неясная потерянная надежда, которую он пытается обрести вновь. Ночью в большой комнате его дома всегда горел свет. Гутиэррез сидел за столом, на котором были разбросаны бумаги, он перебирал их, то и дело прикладываясь к большому кувшину. Так он работал и пил до тех пор, пока не сползал под стол, и тогда жена тащила его к кровати. Любой случайный ночной прохожий мог наблюдать в освещенное окно подобную сцену.

Наступило Рождество, и после церкви Вепплоу давали у себя обед. Холодный воздух был хрустально чист, погода — чудесной. Десятки подобных обедов прокатились по всему Фол Крику, люди с трудом пробирались к домам, по ночам на улицах зажигали фонари. Джоан пребывала в каком-то странном волнении, и однажды, по пути к кому-то в гости, она повела Лена в сад, где они, забыв о холоде, долго стояли, прижавшись друг к другу.

— Тылюбишь меня?

В ответ он страстно поцеловал ее.

— О Лен, если ты по-настоящему любишь меня… — Внезапно она еще сильнее прильнула к нему и быстро прошептала: — Увези меня отсюда. Я сойду с ума, если еще немного побуду в этой Дыре. Если бы я была мужчиной, то давным-давно сбежала бы отсюда. Только ты сможешь помочь мне. Я буду боготворить тебя за это всю жизнь.

Лен медленно и осторожно отодвинулся, словно от зыбучего песка.

— Нет.

— Почему, Лен? Почему ты вбил себе в голову, что должен провести остаток жизни в этой дыре. Ведь Барторстаун для тебя — лишь детская мечта, и ничего больше.

Он отвел взгляд.

— Они твердят тебе, что работают ради будущего благополучия всего мира? Я с рождения слышу эти басни, — лицо ее исказилось от ярости, которую она так долго подавляла в себе. — Эту бомбу создавала не я, и не я разрушила мир, так почему меня силой держат здесь и твердят о каком-то долге? Ответь мне, Лен! Ведь у меня нет долгов! Ну что же ты молчишь? А, наверное, ты боишься. Боишься признаться самому себе в том, что напрасно растратил все эти годы? Боишься открыто столкнуться с реальностью?

“Да, конечно, — думал он, — я сталкиваюсь с этой реальностью каждый день. С реальностью за бетонной стеной”.

— Оставь меня в покое, — выпалил он, — я никуда не собираюсь уходить. Я не могу. Прошу тебя, хватит об этом.

Джоан рассмеялась:

— Они забивают тебе голову всякой чушью, но я уверена, что об одном не упоминали ни разу. Могу поспорить, они не рассказывали тебе о Нулевом Решении. — В ее голосе был неподдельный триумф. Лен точно знал, что не желает больше слышать ни слова. Но она продолжала смеяться: — Так ты хочешь учиться, да? Что же они не выложат тебе всей правды? Ты ведь хочешь знать всю правду, верно? Или и этого ты боишься?

— Нет, не боюсь. Так что же значит Нулевое Решение?

— Ты уже имеешь представление об их работе: построение теорий, потом — кодирование их в уравнения. Эти уравнения и вводят в Клементину, которая решает их. Если все сработает, это будет означать шаг вперед. Если нет, как в прошлый раз, — шаг назад. Но главное в этом процессе — окончательное решение. Предположим, одно из маленьких уравнений просто не сработает. В этом случае они получат математическое доказательство того, что все эти годы прошли впустую. Машина сообщит, что решения нет. Это и есть Нулевое Решение.

— Господи… И это возможно? — он, не мигая, смотрел на нее, чувствуя себя обманутым уже в который раз.

— Это обязательно рано или поздно произойдет, вопрос лишь в том, когда. Спроси у Шермэна, если не веришь мне. У нас все знают, что такое Нулевое Решение, только молчат. Об этом не принято говорить, как и о смерти. Теперь ты знаешь, чего все это стоит.

И Джоан ушла. Она всегда знала, когда Лену хотелось побыть одному. Он не пошел в гости. Он вернулся домой и сидел там в одиночестве до тех пор, пока не явился Хостеттер. К этому моменту настроение Лена испортилось окончательно, и не успел Хостеттер закрыть за собой дверь, как последовал вопрос:

— Что ты знаешь о Нулевом Решении?

По лицу Эда пробежала тень:

— Вероятно, мы имеем одинаковые сведения на этот счет.

— Да, но почему все молчат об этом?

— Я бы посоветовал тебе то же самое. К тому же, это всего-навсего предрассудок.

Хостеттер сел и принялся снимать сапоги. Талый снег стекал на пол и образовал маленькую лужицу.

— Это не удивительно, — пробормотал Лен. Хостеттер упорно продолжал стягивать сапоги. — Ни одно исследование не проводится подобным образом. Как они могут впустую тратить столько времени?

— Даже если знаешь наверняка, можно ли перестать пробовать? — Хостеттер швырнул сапоги к печке. Обычно он аккуратно ставил их.

— Но ведь это бессмысленно!

— Ты действительно так считаешь? А когда твой отец бросает в землю семена, есть ли у него гарантия, что все они взойдут и урожай будет хорошим? А есть ли у него гарантия, что каждый новорожденный ягненок и теленок выживет и сторицей отплатит за заботу? — Хостеттер принялся снимать рубашку и штаны.

— Все это так, урожай может погибнуть, а теленок умереть, но приходит следующий сезон, следующий год. А что придет на смену этому? Ничего.

— Они начнут сначала, пойдут по другому пути. Возможно, какая-то часть работы не пропадет впустую и не все будет потеряно, — Хостеттер повесил одежду на стул у кровати и залез под одеяло: — Черт возьми, значит, ты считаешь, что человечество достигло такого уровня развития без ошибок и испытаний?

— Но это займет так много времени!

— На все уходит много времени. Мать носит ребенка в себе девять месяцев, а жизнь неизбежно приводит к смерти, так на что же ты сетуешь? Ты получил то, к чему стремился. Поживи с мое, тогда, может быть, твои выводы будут стоить большего.

Хостеттер с головой залез под одеяло, и через несколько минут Лен погасил лампу.

На следующий день весь Фол Крик не переставал говорить о том, что Джулио, напившись у Шермэна, ударил Фрэнка Эрдманна, но вмешался Хостеттер, который буквально на руках отнес Гутиэрреза домой. Ссора между старшим физиком и главным инженером электроники была достаточным поводом для сплетен, но Лен видел в этом нечто зловещее, может быть, потому что всю ночь думал о погибших урожаях и умирающих ягнятах?

Часть 27

Еще не начало светать, а Исо уже тарабанил в дверь. Был понедельник, третье января, и снег опускался на землю в такой отчаянной спешке, словно сам Господь внезапно отдал приказ засыпать каньон.

— Ты что, еще не готов? — вскипел Исо. — Быстрее же, иначе мы просто не сможем добраться туда из-за снега.

Хостеттер проснулся и поднял голову:

— Чего это ты так суетишься?

— Клементина, — затараторил Исо, — большая машина. Они собираются проверять ее сегодня утром, и Эрдманн сказал, что мы можем присутствовать. Поторопись же!

— Дай мне обуть сапоги! Никуда не денется твоя Клементина.

— Ты надеешься, что сможешь работать на ней? — спросил у Исо Хостеттер.

— Нет. Слишком сложная математика. Я хочу в совершенстве разобраться в радио. Ведь это оно привело нас сюда. Но увидеть, как думает этот огромный мозг, конечно, интересно. Ну, готов ты наконец? Точно? Тогда идем!

Мир слепил своей белизной. Снег продолжал падать и кружиться в морозном воздухе. Они не без труда миновали деревню: дома были едва различимыми за снежной завесой. Однако идти по дороге оказалось еще сложнее, она напоминала поле в родном Пайперс Ране. Белая равнина простиралась перед ними. Куда идти? У Лена даже закружилась голова. Белое покрывало скрыло все, приглушило звуки.

Юноши шли рядом, обмениваясь обычными репликами по поводу зимы, погоды, и вдруг Лен спросил:

— Исо, ты ведь счастлив здесь, правда?

— Конечно. И не вернусь в Пайперс Ран ни за какие сокровища мира. А ты разве не счастлив?

— Конечно, счастлив.

Они продолжали пробираться в сугробах, снежные хлопья падали на лицо, мешали дышать.

— Как ты думаешь, — спросил Лен, — найдет ли машина когда-нибудь ответ? Или выдаст Нулевое Решение?

— Черт возьми, мне это безразлично. Я и так занят по горло.

— Неужели абсолютно все безразлично?

— Конечно, нет. Например, моя работа. Мне наплевать на старых идиотов, которые вообразили, будто могут распоряжаться мной и бесконечно указывать, что можно делать, а чего нельзя.

— Да, — рассеянно пробормотал Лен, — конечно. Можно делать и думать, что хочешь, за исключением одного — нельзя говорить, что не разделяешь больше их веры, и в этом Барторстаун не слишком отличается от Пайперс Рана.

Молодые люди подошли к двум огромным валунам. Лену показалось, будто похожая на снежную бабу фигура с трудом пробирается к ним. Когда фигура заговорила, они узнали Гутиэрреза. Он был так засыпан снегом, словно уже долгое время стоял тут, ожидая, когда кто-нибудь придет.

— Прошу прощения, что задерживаю вас. Я куда-то подевал свой ключ. Вы не будете возражать, если я войду вместе с вами?

В Барторстаун они вошли втроем, Лен косился на Гутиэрреза, думая о его бессонных ночах, проведенных с бумагами и кувшином. Лен жалел его и вместе с тем боялся. Ему отчаянно хотелось задать вопрос о Нулевом Решении, но он был уверен, что, услышав подобное, Гутиэррез ударит его. Поэтому Лен сдержался.

За воротами тоже намело горку снега, а дальше — лишь темень, холод и пустота. Гутиэррез шествовал впереди. Он несколько раз споткнулся, но теперь шел неестественно ровно и прямо. Лен слышал, как он тяжело дышал, словно после забега на длинную дистанцию. В проходе зажегся свет, где-то возле внутренней двери, Гутиэррез ушел далеко вперед и, казалось, вообще забыл о них.

Бок о бок они вновь стояли под сканнерами. Гутиэррез не сводил глаз со стальной двери до тех пор, пока она не отворилась, и он поспешил вниз. Из комнаты сторожа выглянул Джонс, посмотрел ему вслед и вслух удивился:

— Что он здесь делает в такую рань?

Исо пожал плечами:

— Он вошел вместе с нами. Сказал, что потерял ключ.

— Эрдманн не обрадуется. — сказал Джонс. — Впрочем, ладно. Ведь никто не велел мне закрывать перед ним дверь. Значит, моя совесть чиста. Расскажите мне, что у них там получилось, а?

— Прошлой ночью Гутиэррез опять был пьян. Обычно после этого у людей ничего не получается.

— А мне все равно, — сказал Исо, — я хочу видеть мозг в работе.

Лен и Исо оставили одежду в специальной комнате и поспешили вниз, на другой этаж, мимо макета Хиросимы и ее жертв. За дверью громко разговаривали.

— Я сожалею, Фрэнк. Позволь мне извиниться перед тобой.

— Забудем об этом, Джулио. Каждый из нас совершает проступки. Давай забудем об этом.

— Спасибо тебе, — с безмерным достоинством произнес Гутиэррез.

Лен заколебался, не решаясь войти, и вопросительно взглянул на Исо.

— Как она работает? — послышался голос Гутиэрреза.

— Чудесно Все идет, как по маслу.

Тишина. Сердце Лена бешено стучало, внутри будто что-то оборвалось. Из-за двери донесся еще один голос — деловой, чуть сдавленный, но достаточно внятный — голос Клементины. Исо тоже услышал его.

— Мне наплевать на них, — прошептал он. — Я пошел.

И он тихонько проскользнул в дверь, а Лен, осторожно ступая, последовал за ним. Клементина работала. Мигали лампочки на центральном пульте, внутри кипела жизнь.

“Мозг и сердце”, — подумал Лен.

— О, — в голосе Эрдманна слышалось явное облегчение, — привет!

На дисплее внезапно зажглась надпись, затем исчезла, экран снова стал темным, мерцал только маленький огонек, который указывал на то, что машина готова к работе. Исо затаил дыхание. Он молчал, потому что об этом просил Гутиэррез. Джулио извлек из кармана какие-то бумаги со словами:

— Жена была права, мне не нужно было приходить сегодня. Это она спрятала ключ. Но я не мог ждать. — Он взглянул на бумаги. — Я перерешал всю последовательность уравнений и нашел ошибку.

— И что? — Эрдманн напрягся.

— Все было спланировано отлично. Смотри сам. Вот.

Он передал бумаги Эрдманну, который бегло их просмотрел.

— Видишь, — с горечью сказал Гутиэррез, — она ошиблась, Фрэнк. Ты твердишь, что это невозможно, а она все-таки ошиблась.

— Джулио, я… — Эрдманн нервно встряхнул головой и в отчаянии перевел взгляд на Лена, затем вновь углубился в бумаги.

— Неужели ты не видишь, Фрэнк?

— Джулио, я не настолько хорошо разбираюсь в математике…

— О черт, ведь ты же инженер, и должен знать. Тут все просто. Вот она, видишь?

— И что же ты теперь хочешь от меня?

— Запусти эту программу вновь. Корректируй ее. И тогда ты получишь ответ. Понимаешь? Ответ!

Эрдманн облизал губы.

— Но если она сделала ошибку недавно, это может повториться и сейчас, Джулио! Почему ты не привел Вентца или Джекобса?

— Для проверки им потребуется целая зима, а то и больше. Клементина же может прямо сейчас заняться этим. Ведь ты проверил ее и сказал, что все идет, как по маслу. Поэтому я настаиваю сейчас прокрутить всю программу, пока она не устала. Вводи это.

— Да, но… Хорошо, я введу.

Эрдманн подошел к пульту и принялся нажимать какие-то кнопки. Гутиэррез ждал. Он не снял верхнюю одежду и не обращал на жару никакого внимания. Он не сводил глаз с Эрдманна, время от времени посматривал на компьютер, кивал и улыбался, подобно человеку, нашедшему чужую ошибку, которая подтвердила его собственную правоту.

Лен отошел ближе к двери. Он не мог смотреть на Эрдманна. Ему очень хотелось уйти, но он знал, что это невозможно. Огоньки на пульте мигали так заманчиво, неясный голос так завораживал, что он, как и Исо, не мог заставить себя сдвинуться с места. И тут Эрдманн обратился к ним:

— Я скоро освобожусь, ребята, и отвечу на все ваши вопросы.

— А может, нам лучше подойти попозже? — спросил осторожно Лен.

— Нет, — Эрдманн с опаской взглянул в сторону Гутиэрреза. — Нет, оставайтесь здесь.

Гутиэррез спокойно стоял, скрестив руки, и ждал. Эрдманн беспокойно ерзал, на лбу его выступил пот.

— Мне кажется, произошел сбой цикла, Джулио. Ее проверили не до конца.

— Ты рассуждаешь прямо как моя жена: не волнуйся, мол, все пройдет.

Послышался стук принтера, и Эрдманн подался вперед. Гутиэррез оттолкнул его, выхватил отпечатанную полоску бумаги. Он смертельно побледнел, лицо его исказилось, руки дрожали.

— Что ты сделал, Фрэнк! Посмотри, что ты сделал с моими уравнениями?

— Ничего, Джулио…

— Посмотри сюда! Нет решения, ищите ошибки. Нет решения! Нет решения!

— Джулио… Послушай, Джулио. Ты устал, ты работал слишком много. Эти уравнения я ввел правильно, но они…

— Они что? Договаривай, Фрэнк! Ну же, продолжай!

— Джулио, я прошу тебя, — с ужасающей беспомощностью начал было Эрдманн и протянул Гутиэррезу руку, словно ребенку, которого нужно успокоить.

И Джулио ударил его так неожиданно и с такой силой, что отразить удар не было возможности. Эрдманн пошатнулся, неловно взмахнул руками и упал, а Гутиэррез спокойно произнес:

— Вы оба против меня. Ты договорился с ней никогда не давать мне правильного ответа, чтобы я ни делал. Ты всю зиму совещался с ней, Фрэнк, и вы вместе смеялись надо мной. Но теперь я заставлю ее дать ответ!

Гутиэррез вытащил из карманов камни. Так вот почему он не снял пальто, несмотря на жару:

— Я заставлю тебя сказать, сука, заставлю! — и первый камень полетел в Клементину.

Стекло в центральной панели треснуло. Одно из больших стекол, за которым находилась память Клементины, разбилось вдребезги.

Эрдманн с трудом поднялся на ноги, взывая о помощи и пытаясь убедить Гутиэрреза остановиться. Но тот продолжал кидать камни, затем подбежал к машине. Он бил ее ногами, не переставая твердить:

— Сволочь, дрянь, я заставлю тебя хорошо работать, в тебе — вся моя жизнь и мой разум, я заставлю тебя сказать!

Эрдманн сцепился с ним:

— Лен, Исо, что же вы стоите, помогите мне! Его нужно удержать!

Лен медленно, словно лунатик, сделал несколько шагов вперед и схватил Гутиэрреза, неожиданно сильного. Удерживать его было очень трудно, еще труднее оттащить от полуразрушенного пульта, на котором зажигались и гасли красные огоньки, взывая о помощи. У Эрдманна из губ тоненькой струйкой сочилась кровь.

— Джулио, умоляю тебя, опомнись! Все в порядке, Лен, можешь отпустить его. Джулио, пожалуйста, перестань.

И Джулио как-то сразу сник. Его мышцы, которые еще секунду назад казались Лену сделанными из стали, расслабились и обвисли. Он посмотрел на Эрдманна и смиренно произнес:

— Кто-то против меня, Фрэнк. Кто-то против нас всех.

Из его глаз катились слезы, а Клементина продолжала молить о помощи красными огоньками.

“Ищи свой предел, — говорил когда-то судья Тэйлор, — ищи его, пока не поздно”.

“Я достиг этого предела, — думал Лен. — Правда, кажется, слишком поздно”.

Пришли люди и увели Гутиэрреза. Лен и Исо спустились вниз и провели еще один день рядом с бетонной стеной.

Наутро начались разговоры: “Его де отвели домой, приходил доктор и сказал, что он не в своем уме. Как, вы не слышали? Говорят, его будут теперь держать взаперти под надзором”.

“Всех вас держат взаперти в этом каньоне, — думал Лен, — ради этого Молоха*["2] с медной головой и огненными внутренностями. Молоха, который свел с ума человека. Но наконец-то я знаю всю правду. Они никогда не получат ответ. О Господи, я пошел по-ложному пути. Горьким оказался запретный плод, я болен душой!”

Этим же вечером, утопая в снегу, Лен пробрался к дому Вепплоу. В комнате Джоан он тихо прошептал ей в самое ухо:

— Я хочу того же, что и ты. Расскажи мне о своем плане.

В ее глазах вспыхнули искорки, она поцеловала Лена и прошептала:

— Весна придет не скоро. Можешь ли ты хранить тайну, Лен?

— Да.

— И ничего не говорить даже Хостеттеру?

— Да.

Даже Хостеттеру. Ради неясного света на пути к раскаянию.

Часть 28

Февраль. Март. Апрель.

Ожидание.

Лен усердно работал возле бетонной стены, изо дня в день выполнял то, что ему говорили. Теперь Лен без труда мог бы сладить с любыми машинами, производящими энергию, мог насладиться ни с чем не сравнимым чувством превосходства над ними. Он постоянно прикидывал, как можно было бы использовать ту или иную машину в местах, подобных Рефьюджу и Пайперс Рану. Лен начал понимать, почему его народ так яростно восставал против удобств и прогресса: однажды они уже шли по этому пути, и с неба на них обрушился огонь и ливень, заставив вернуться туда, где тихо и безопасно.

Назад, в Пайперс Ран, к его лесам и полям, подальше от сомнений и страха. Назад, туда, где не было проповедей, не было Соумса, где никто не знает о Барторстауне. По ночам он молил Бога, чтобы ничего не случилось с отцом до его возвращения. Лену так хотелось облегчить душу, сказав отцу, что тот был прав.

За это время произошло два знаменательных события: у Исо родился сын, которого нарекли Дэвид Тэй-лор Колтер, своего рода вызов обоим дедушкам. Лен с Джоан решили создать семью. Уже был назначен день свадьбы, и Джоан тщательно готовилась к переезду в новый дом. Но эти события казались ничтожными по сравнению с предстоящим побегом.

Ничто сейчас не значило для Лена и Джоан так много, даже предстоящая свадьба.

— Я годами строила этот план, лежа в постели без сна, — шептала Джоан, — а теперь я боюсь. Боюсь, что он далёк от совершенства. Боюсь, что кто-нибудь прочитает мои мысли.

Она прильнула к нему.

— Не беспокойся. Они же всего-навсего люди и не смогут нам помешать.

— Наверное. Мой план хорош, ему недоставало лишь тебя.

Талый снег грохочущими лавинами сползал с гор. Вот-вот должен открыться перевал, и можно будет осуществить план.

Через три дня они поженились, их венчал тот же священник, который меньше года назад сочетал законным браком Исо и Эмити. Хостеттер стоял рядом с отцом Джоан. Событие, отметили. Исо пожал руку Лену, поцеловал Джоан, а старина Вепплоу достал откуда-то кувшин и обратился к Лену:

— Малыш, тебе досталась самая замечательная в мире женщина. Смотри же, береги ее, а не то тебе придется иметь дело со мной. — Он расхохотался и похлопал Лена по плечу.

Тем улыбнулся, вышел из дома и уселся на ступеньки. Через некоторое время на крыльцо вышел Хостеттер. Он помолчал немного, любуясь ранней весной, затем произнес:

— Боюсь наскучить тебе, Лен, но все же скажу: я очень рад. Ты правильно поступил.

— Я знаю.

— Я имею в виду не только это. Теперь ты окончательно прижился у нас, и я очень этому рад, и Шермэн тоже. Все мы рады.

Да, Лен знал, что он правильно поступил. И боялся смотреть в глаза Хостеттеру.

— Шермэн не был уверен в тебе, — продолжал он, — я, признаться, тоже. Отрадно, что ты, наконец, помирился со своей совестью. Удачи тебе, — и Хостеттер протянул Лену руку.

— Спасибо, — Лен, улыбнувшись, пожал ее.

“Я предаю его, — думал он. — Предаю, как однажды предал отца. Боже, как мне не хочется этого, но другого пути нет”.

На протяжении вечера Хостеттер больше не заговаривал с ним, и Лен был рад этому.

Дом на окраине Фол Крика, в который переехали молодожены, был старым и маленьким, но чисто вымытым, наполненным различной утварью, которая досталась Джоан от матери. Лену дали двухнедельный отпуск, и, они с Джоан приготовили все необходимое для побега. Теперь оставалось только ждать, пока откроется перевал.

— Все станет ясно с приходом нью-ишмалайтцев, — говорила Джоан, — они всегда являются, как только дорога становится свободной.

— Они обязательно придут, — отвечал Лен, уверенность в скором освобождении не покидала его.

Пришли ишмалайтцы, те же, что и осенью, или уже другие, Лен не мог их отличить, разве что эти были более ободранными, измученными и отощавшими. Они просили пороха и патронов. Шермэн присовокупил к этому большой кусок мяса для детей, которые схватили его с жадностью. Джоан пристально наблюдала за ними, а вечером сказала Лену:

— Молись, чтобы ночь выдалась темной.

— Посмотри на небо, скоро пойдет дождь, а если температура упадет, то снег…

— Все, что угодно, лишь бы было темно.

В дорогу взяли еду и одеяла. Лен поспешно набросал несколько слов Хостеттеру: “Клянусь, я никому не скажу ни слова о Барторстауне. Мне жаль, что так вышло, но иначе я не могу”.

Записку он оставил на столе в гостиной. Чтобы никто не беспокоил их, свет выключили рано.

Решительность Джоан улетучилась. Она дрожала, сидя на краешке кровати.

— Не волнуйся, — уговаривал ее Лен. — Никто не увидит нас.

Он был уверен в этом и не боялся, словно кто-то свыше шепнул ему, что ничто не причинит им вреда по пути в Пайперс Ран.

— Пойдем сейчас, Лен!

— Подожди, мы должны быть уверены.

Чернильно темная ночь. Нервы Лена натянуты, как струны, сердце бешено колотится. “Пора, — подумал он. — Я возьму Джоан за руку, и мы пойдем”.

Дорога к перевалу была скользкой и безлюдной. Дождь усилился и перешел в мокрый снег. “Господь опустил на землю свое покрывало, чтобы спрятать нас. Скорее, скорее к перевалу, через мокрый снег, утопая в грязи”, — лихорадочно думал Лен.

— Лен, мне нужно отдохнуть.

— Нет, не сейчас, дай руку. Только достигнув перевала, где небольшими горками лежит грязный снег, мы можем передохнуть. Но только одну минутку.

— Лен, кажется, начинается метель. К утру перевал вновь засыпет снегом.

— Отлично. Они не смогут найти наши следы.

— Да, но мы замерзнем. Послушай, может, вернемся?

— Неужели ты потеряла веру? Ведь метель на руку нам. Пойдем!

То вниз, то вверх, выбиваясь из сил, чуть быстрее, чем тащат фургон ленивые мулы, мимо места чьей-то стоянки, по каменистому склону.

Лен и Джоан не оглядывались. Взоры их были обращены к Богу.

А внизу, под скалой, в комнатке сторожа кто-то сидит сейчас. Нет, не Джонс, сегодня не его смена. Кто-то наблюдает за огоньками. Кто-то думает: “А, это сумасшедшие нью-ишмалайтцы бредут в свою пустыню”. Кто-то зевает, зажигая сигару, поджидая сменщика Джонса.

Кто-то сидит, и пальцы его лежат на кнопке, готовые нажать ее.

Не нажмут.

Светает. Ишмалайтцы исчезли за снежной завесой, их не видно больше

— Джоан, Джоан, проснись, смотри, мы вышли на перевал. Мы свободны.

Часть 29

Весенняя метель. Словно двое диких зверьков, забились они в небольшую пещерку, согревая друг друга своим теплом. Метель, не жалея сил, уничтожила их следы и улетела дальше, к югу.

— Они будут выслеживать нас.

— Я оставил записку, и клянусь, что…

— Все равно они попытаются нас поймать. И ты это знаешь.

— Пусть попробуют.

Лен вспомнил, как в Барторстауне напали на след двух убежавших из Пайперс Рана мальчишек.

— Мы должны быть осторожными, Лен.

— Не волнуйся. Мне кажется, они не собираются искать нас.

“Господь с нами, он нас спасет. Пайперс Ран и рука Господа”.

Дом и дорога к нему затмили все вокруг. Лен видел зеленеющие поля, утопающие в цвету яблони, конюшню во дворе, теплый, золотой, солнечный покой. Лен стоял на пути к этому, и никакая сила в мире не смогла бы остановить его.

Но препятствий было много: горы, обрывы, перевалы, холод, голод, жажда, непогода, боль. И неожиданно Лен понял, что дорога к дому и есть его покаяние, его расплата за грехи. За все неправедное, что он совершил, нужно платить. И это справедливо. Лен не замечал сомнений и боли в глазах Джоан, которые мало-помалу сменялись презрением.

Эйфория свободы долгое время властвовала над Леном, до тех пор, пока однажды он не упал, очень сильно поранив при этом ногу. Боль, которую он испытал, была болью прозрения. Мир перевернулся, и все стало на свои места. Он хотел есть, замерз, смертельно устал. Горы были высокими, прерии — широкими, Пайперс Ран — в тысяче миль отсюда. Болело колено.

Джоан тщательно ухаживала за ним, исполняя свой долг.

— Еще немного, — говорила она, — и ты станешь так похож на нью-ишмалайтца, что я буду бояться подойти к тебе.

Лен пробормотал что-то о том, как очищает душу покаяние, а затем попросил ее помолчать. Он не подал вида, что слова Джоан задели его, потому что она сказала правду.

Лен должен вернуться в Пайперс Ран. Только теперь до него дошло, каким тяжким и долгим будет этот путь, и нет такой силы, которая просто перенесла бы его туда.

— Скоро мы будем в безопасности, — говорил Лен. — Барторстаунцы не посмеют даже приблизиться к нам.

“Спокойствие лесов и полей, умиротворенное сердце. Отец говорил, что это самое лучшее, что есть на свете. Он был прав. Я потерял Пайперс Ран, и вновь обрету его. Когда я представляю себе Пайперс Ран, он кажется крошечным и далеким, озаренным золотом солнца, я ее могу приблизить его даже в мечтах. Когда я вспоминаю маму, отца, брата Джеймса и малышку Эстер, между нами словно опускается завеса, лица их становятся далекими и туманными.

Я вижу себя и Исо, мы со всех ног бежим через пастбище, вижу себя, сломленного, в пыли и соломе, вижу, как поднимается и опускается со свистом кнут в руке отца. Но когда я пытаюсь представить себя там теперешнего — взрослого, женатого мужчину, убеждаюсь, что это невозможно. Пытаюсь представить Джоан в белом чепце — и тоже не могу. И все же я должен вернуться, должен отыскать то, что потерял. Я должен обрести покой”.

Однажды вечером, в лучах заходящего солнца Лен увидел фургон и упряжку лошадей, которые мирно тащили его. Он так быстро исчез из вида, что казался миражом. Джоан разводила огонь. Лен заставил ее потушить робкие язычки пламени, и они шли без остановки всю ночь напролет.

Привал устроили рядом с охотниками — так было безопаснее. Лен сочинил длинную историю о нью-ишмалайтцах. Охотники качали головами.

— Они — настоящие дьяволы, — сказал один из них. — Я — тоже верующий, — он с опаской взглянул на небо, — но чтобы убивать людей в угоду Господу…

“А ведь ты убил бы нас, если бы знал правду. Убил бы в угоду Господу”, — думал Лен. Позднее он отчитал Джоан за то, что она слишком много говорила. После этого бедняжка боялась произносить даже собственное имя.

— Неужели все вокруг готовы, словно волки, растерзать нас? — прошептала она, когда они легли спать.

— Конечно, если услышат, что мы из Барторстауна. Ты должна молчать, как рыба, не давая ни малейшего повода думать так.

Охотники подвезли их немного до того места, где должны были встретиться с другими охотниками, чтобы вместе продолжить путь. Джоан с облегчением увидела, что знакомых из Барторстауна среди них нет. Она все время молчала, с удивлением разглядывала крошечные деревушки и одинокие ранчо, мимо которых они проезжали и проходили.

— Но ведь Пайперс Ран не такой, правда, Лен?

— Нет, конечно, нет.

Гораздо больше солнца, зелени, доброты. А во всем остальном — точно такой же, но там его дом.

Однажды в полнолуние они увидели приближающийся фургон и поспешили скрыться от него, пробираясь от поселения к поселению окольными тропинками.

— И что только люди делают в этих скучных местах? — спросила Джоан.

— Живут, — сердито буркнул Лен.

Шло время. Все труднее становилось преодолевать бесконечные мили. Вид Пайперс Рана в воображении Лена уже не был столь четким, как вначале, день ото дня он мрачнел и тускнел, пока совсем не исчез. А человек в фургоне постоянно преследовал их. Лен ни разу не видел его вблизи, поэтому не мог разглядеть ни лица, ни фургона.

Сентябрьским погожим днем в маленьком зеленом городишке на границе с Техасом Лен решил дождаться загадочного фургона.

— Ты сошел с ума, — в отчаянии пыталась переубедить его Джоан. — Это не он, он не может быть здесь!

— Нет, он. И ты так же уверена в этом, как и я.

— С чего ты взял? Даже если…

— Перестань, Джоан, я знаю, когда ты обманываешь меня.

— Что ж, ладно. Да, конечно, это он. Он отвечает за тебя перед Шермэном. И что ты теперь собираешься делать?

Щеки ее пылали, тонкие загорелые руки сжались в кулаки.

— Ты хочешь вернуться с ним назад, Лен Колтер? Будь мужчиной, в конце концов. Вставай, бежим отсюда.

— Нет.

— Но он может быть не один.

— Пусть.

— И ты позволишь им схватить тебя? — голос ее дрожал. — Но ведь на меня им плевать, не так ли? Поэтому я, пожалуй, пойду.

— Нет, Джоан, ты останешься со мной, — Лен никогда не разговаривал с женой таким тоном. Джоан недоуменно уставилась на него.

— А что будешь делать ты?

— Еще не знаю, буду решать. — Лицо его было непроницаемым и беспристрастным. — В одном я абсолютно уверен: я никуда больше не буду убегать.

Джоан неподвижно и тихо стояла рядом с ним.

Лен ждал. Прошло два дня. Фургона не было, но вскоре он появится обязательно. Лен это предчувствовал. Может, время ожидания Господь послал ему, чтобы не спеша все обдумать и принять правильное решение.

В своей жизни Лен уже дважды принимал решение. Первое в Пайперс Ране. Детские, наивные мечты о загадочном городе. Затем Барторстаун, где тесно переплелись радость от достигнутого и горечь разочарований. Бесследно развеялись детские мечты, а дни скитаний помогли трезво оценить происшедшее. Третье решение должно быть самым верным, потому что его примет мужчина.

“Итак, я не вернусь в Пайперс Ран. Куда угодно, только не на родину. Пайперс Ран — детское воспоминание, а с воспоминаниями покончено. Эта дверь навсегда закрыта. Пайперс Ран — воспоминание о покое, покой навсегда утерян”. Четвертый день ожидания. Фургона все нет. Лен окончательно возвращается с небес на землю. Нет необходимости убегать. Нужно остановиться, чтобы правильно выбрать свой путь.

Рано или поздно каждый должен сделать это.

В город съехалось много людей. Наступило время торговли, время беспощадной жары, когда сочная трава желтеет и клонится к земле, а кора деревьев трескается от палящего солнца. Фургоны торговцев выстроились на маленьких пыльных улочках.

Лен без устали шагал по городу. Он останавливался возле каждого фургона, читал вывески, прислушивался к разговорам.

“Все они нашли свою веру. Нью-ишмалайтцы — свою, нью-меноннайтцы — свою. Своя вера и у жителей Барторстауна. Теперь моя очередь”, — размышлял Лен.

Джоан исподтишка следила за ним, боясь говорить. На пятый день ярмарка закончилась. Небольшое пространство в конце улочки осветили факелами, ярко сияли звезды, и земля щедро отдавала людям накопившееся тепло.

Лен опустился на старую, потрескавшуюся скамью, держа за руку Джоан. Он не заметил, как с другой стороны улочки подъехал фургон. А когда через некоторое время Лен, повинуясь неясному чувству, обернулся, позади него сидел Хостеттер.

Часть 30

Раздался резкий и сильный Голос проповедника: “Тысячу лет, братья мои. Вот что обещали нам. И теперь мы живем в это благословенное время. Я расскажу вам…”

Хостеттер посмотрел в глаза Лену. Молчание. Наконец Джоан что-то прошептала, кажется, имя Хостет-тера. Она хотела подняться навстречу Хостеттеру. Лен властно взял ее за руку, почти силой усадил рядом с собой:

— Сиди здесь.

— Пожалуйста, Лен, отпусти меня.

— Сиди здесь, Джоан. Она успокоилась.

“Небеса не принадлежат грешникам, не принадлежат тем, кто глумится над верой. Нет, братья мои и сестры! Господь спас вас от Разрушения…”

То была другая ночь, другая проповедь, когда Лен встал на этот путь. Той ночью умер человек по имени Соумс. Борода его была рыжей. Они до смерти забросали его камнями, потому что Барторстаун был его родиной.

“…тысячу лет, — воскликнул проповедник, потрясая своей запыленной книгой, — ради этого вы должны работать. Помните о священном долге перед Господом!”

“Пусть слова эти фанфарами звучат во мне. Я могу сказать. Я могу убить человека, так же, как тот мальчишка в свое время — Соумса; и остаться на свободе.

Я могу не промолчать и показать дорогу в Барторстаун, как в свое время Бардит вел в Рефьюдж своих фермеров, и тогда многих ждет верная смерть, как когда-то Далинского. И Молох будет повержен”.

То была другая ночь. Ночь в Рефьюдже.

“Вправе ли я оросить все это кровью?”

“Алиллуйя! Да очистятся ваши души! Исповедуйте грехи ваши, дабы не низвергнул Господь вновь потоки огненные!”

— Ну, Лен? — голос Хостеттера.

“Как и той ночью, они вопили и визжали. А что, если я сейчас встану и исповедаюсь? Если принесу в жертву этого человека? Но от знаний избавиться невозможно.

А что, если свергнуть Молоха с огненным нутром и медной головой?

Знание несмотря ни на что будет существовать. В какой-то запыленной книге, в чьем-то усталом мозгу, спрятанное в подземелье, под другой горой. Открытое однажды, оно никогда не исчезнет”.

Хостеттер поднялся:

— Ты забыл мои слова, Лен. Ты забыл, что я не могу отпустить тебя.

— Иди вперед, — вполголоса попросил Лен. Он тоже поднялся, держа за руку Джоан.

Освященные светом факелов, они взглянули друг на друга. А толпа вокруг визжала и бесновалась.

“Я знаю, что железными оковами сковало этот мир. Они называют это верой. Есть другое название, более точное: страх. Люди сбились в кучу, словно стадо, укрывшись своим невежеством, нарекли его богом и действительно боготворят его. Это такая же ложь, как любой Молох. Все мы — и Соумс, и Далинский, и Исо, и, наконец, я предали этого бога. Но когда-нибудь обязательно придет завтра — пусть медленно и долго, но никакая сила не сможет остановить его.

Мне нечего сказать тебе, Эд. Все зависит от тебя” Хостеттер смотрел на Лена — плечи расправлены, ноги широко расставлены, угрюмое и непроницаемое лицо, затененное широкими полями шляпы. Теперь настал черед Лена ждать Так или иначе запретный плод съеден, сделанного не воротишь. И Лен сделал выбор.

— Чего ты ждешь, Эд? Делай свое дело!

— Никто из нас не способен на такое, — сдавленно произнес Хостеттер.

Он опустил голову, затем вновь посмотрел на Лена.

— Ну?

Люди кричали, падали на колени, рыдали.

— Я думаю, — начал Лен, — что сам дьявол сто лет назад пробрался в этот мир. Не его ли останки там, за бетонной стеной?

Проповедник воздел руки к небу в религиозном экстазе

— И все же вы все правы: лучше связать этого дьявола, чем весь мир, — Лен посмотрел на Хостеттера: — Вы не убили меня? Значит, не будете против моего возвращения?

— Это целиком зависит от меня, — сказал Хостеттер.

Он подошел к фургонам. Лен и Джоан последовали за ним. Навстречу, из укрытия, вышли двое с ружьями в руках.

— На первый раз ограничились беседой, — сказал Хостеттер, — если бы ты выдал меня, Лен, нас не спасли бы даже ружья. Теперь я вижу, что ты повзрослел, Ленни.

— Теперь я понимаю… Ты ждал проповеди?

— Да.

— Это тоже было частью испытания?

Хостеттер кивнул. Мужчины с подозрением поглядывали на Лена, щелкая предохранителями.

— Теперь я вижу, что ты был прав, Эд, — сказал один из них. — Но все равно, на твоем месте я не пошел бы на такой риск.

— Я знаю этого человека много лет, и поэтому лишь немного волновался, не более того

— Что ж, теперь он твой.

Незнакомцы отошли. Каратели Шермэна растворились в темноте.

При мысли о том, сколько бед он причинил этому человеку, Лен покраснел от стыда.

— Я — причина всех твоих бед, — обратился Лен к Хостеттеру.

— Я ведь говорил, что чувствую себя ответственным за твою судьбу с тех пор, как ты ушел из дому.

— Я обязательно отплачу тебе за все, что ты сделал для меня

— Уже отплатил, — с горечью сказал Хостеттер.

Они устроились в фургоне.

— Ну, а ты? — теперь Хостеттер обращался к Джоан — Ты готова вернуться домой?

Она заплакала, уставившись неподвижно на свет факелов.

— Этот мир ужасен, — наконец выдавила она, — и я ненавижу его.

— Нет, не ужасен. Он просто далек от совершенства. И ничего нового в этом нет, — сказал Хостеттер Он тряхнул поводьями, прикрикнул на лошадей, и фургон медленно покатился в темноту.

— Когда мы отъедем подальше, я передам по радио Шермэну, что мы возвращаемся, — сказал Хостеттер.

Брэкетт Ли ИСЧЕЗНУВШАЯ ЛУНА * Драгоценность Баса Исчезновение венерианцев Вуаль Астеллара Исчезнувшая Луна Венерианская колдунья Женщина с Альтаира Шеннеч Последний Твиннер Странные


*
© Б. Александров, Г. Грэй,

перевод, 1993

© С. Лемехов, иллюстрации, 1993

© «Северо-Запад», подготовка

текста, оформление, 1993


РАССКАЗЫ О МНОГИХ МИРАХ

Пожалуй, все началось много лет назад, когда маленькая Ли Брэкетт проводила лучшие годы своей жизни в странствиях по калифорнийской бухте, неподалеку от старенького деревенского домишки, воображая себя отважным пиратом.

И когда в руки этому предприимчивому сорванцу, как называли ее домашние, попалась книга Эдгара Райса Берроуза «Боги Марса», Ли с легкостью перенеслась в новый фантастический мир, на основе которого впоследствии создала свою собственную планету мрачных городов Лау-Канала и пустынных племен с их древней историей, полной тайн и загадок.

Позже родилась и Венера Ли. С Морем Утренних Опалов и Горами Белых Облаков. Это была только ее планета, не похожая ни на одну другую, целиком построенная ее воображением.


Лето 1940 и 1941 годов я провел в Калифорнии, где мы встретились с Ли. А по возвращении в Пенсильванию уже читал ее первые рассказы, отличавшиеся особым изяществом, увлекательностью и мастерски закрученными сюжетами.

Спустя еще пару лет в одном из журналов была опубликована ее самая большая повесть-сказка «Драгоценность Баса», которая произвела на меня впечатление необычного, нетрадиционного произведения. И хотя главные действующие лица — Маус и Сиран — вполне достоверные и земные, если так можно выразиться, люди, я был поражен очень зримо представленным образом чуждых ландшафтов и жуткой мощью сотворенных ею андроидов, о которых я тоже писал. Помню, тогда я сказал себе, что эта девушка может писать.

Вскоре я прочел «Вуаль Астеллара». Мрачная, западающая в память история человека, приносящего свой народ в жертву любви к инопланетянке, и по сей день кажется мне очень сильной вещью. К тому же каждый раз, когда я перечитываю эту повесть, мне слышится угрюмый, незабываемый голос Генфри Богарта. Правда, Ли не соглашается с этим, но я-то знаю, что в свое время она была восхищена им. Надо сказать, что приглашением продюсера Говарда Хоукса для работы над сценарием фильма Богарта «Глубокий сон», в сотрудничестве с самим Уильямом Фолкнером, а также двумя последующими годами работы в Голливуде Ли целиком обязана выходу в свет именно этой своей повести.

Однако летом 1946 года весь кинобизнес вынужден был остановиться по причине профсоюзной забастовки, а Ли — снова вернуться на Марс и Венеру, к своей первой любви, научной фантастике. В конце этого года мы и поженились.

На этот раз она создала одного из самых знаменитых своих героев — грозного сына Земли, воспитанного на диком Меркурии, — Эрика Джона Старка. Его приключениям посвящена серия «Рыжая звезда», в том числе «Сага о Скэйте», и несколько других повестей. Но самой замечательной из них я считаю «Венерианскую колдунью», в которой борьба с демонической олигархией тщеславного дегенерировавшего рода, разыгравшаяся на великолепно созданном фоне местного колорита, приводит полудикого человека в удивительные глубины газообразного моря и где в финале автор сама неумолимо ведет своего героя к глубокому психологическому поражению, несмотря на выигранную им битву.

В самом деле, лейтмотивом многих повестей Ли звучит заранее обреченная на провал мечта сильного человека, которая обращается в прах, лишь только становится достижима.

Такова неминуемая участь ее героев, начиная от раннего рассказа «Астеллар» и кончая Джимом Баквортом из исторической повести «Последователь свободного ветра»; они ищут что-то, чего никогда не могут найти, их победа и поражение сливаются воедино за последней строкой повестей «Исчезнувшая Луна» и «Шеннеч Последний». Этим она вызывает странную, совершенно особенную симпатию к ним.


Планеты, созданные Ли, все до одной, несут в себе самостоятельные черты, в их недрах сокрыта некая природная сила. Все они по-своему прекрасны, но вот Меркурию Брэкетт недостает обаяния Венеры и печали древнего Марса. Произошло это благодаря ныне устаревшим и опровергнутым догадкам астрономов, которые считали, что он всегда повернут одной стороной к Солнцу, а другой к космосу и у него есть сумеречный пояс, разделяющий планету на зоны дикой жары и смертельного холода, в котором только и возможно существование каких-нибудь жизненных форм. Поэтому у ее Меркурия нет красоты, нет истории, а только грубая сила. Его природа — главный злодей, заключивший хрупкую жизнь в крепость громадных гор, вознесшихся выше неба, насылающий на нее жестокие грозы и внезапные обвалы, осаждающий жаром и холодом, голодом и жаждой. Чем не подобие Ада!


Случилось так, что прежняя слава Марса совсем поблекла, и, перед тем как вернуться на вымышленную Землю, Ли написала последнюю и самую печальную из марсианских повестей — «Последние дни Шандакора». Мечтатели Шандакора, воскрешающие тени древних легенд, по сути являются зеркалом, отражающим настроение автора, покидающего свой удивительный мир, построенный в воображении в те давние времена, когда девочка из калифорнийской бухты зачитывалась Берроузом.

Место действия рассказов «Женщина с Альтаира» и «Странные» — Земля на фоне внешней Вселенной, а главныегерои — гости из других миров. Написаны они как бы с противоположных позиций, и если пленница с Альтаира поначалу вызывает симпатию, то «странные люди», с точки зрения обыкновенного земного жителя, вызывают лишь страх и удивление.

Один из ее научно-фантастических романов о Земле — «Долгое завтра»— по своему содержанию мог претендовать на место в ряду других классических произведений этой тематики. Он был написан под впечатлением от общения с народом Эмишь, населяющим деревенские окраины Огайо, где мы с Ли купили себе дом. Они живут себе своей простой, древней жизнью, ничуть не нуждаясь в достижениях современной цивилизации. Этот факт послужил отправной точкой к созданию романа о мире после атомной войны.

Прежде чем снова вернуться в Голливуд, за какие-то 18 месяцев Ли написала не только «Долгое завтра», но и еще два романа: «Тигр среди нас», по которому Алан Ледд поставил фильм, и «Око за око», впоследствии вошедший в телесериал из серии Джона Бейна, и еще три сценария: «Хатари» — об африканских джунглях, и вестерны — «Эль-Дорадо» и «Рио Лобо»; все это для своего прежнего продюсера Говарда Хоукса. Помню, в работе над «Эль-Дорадо» произошел небольшой конфликт: продюсер и звезда хотели повторить сцену из «Рио-Браво», а Ли не соглашалась. В конце концов она сказала: «Я знаю, когда перегибаю палку, так что черт с ней!»— и написала злополучную сцену.

Она работала на Голливуд много лет, а в перерывах писала научную фантастику. Один из ее последних сценариев был написан по роману Раймонда Чандлера «Затянувшееся прощание». А во время забастовки сценаристов Ли вернулась к Эрику Старку и написала серию романов, охватывающих более широкую сферу, чем ее ранние рассказы о нем. «Рыжая звезда», «Собаки Скэйта» и «Грабители Скэйта» — это приключения ее любимого героя в новом громадном звездном мире, занявшем место прежних Марса и Венеры Ли Брэкетт.


Ли вообще была талантливым и трудолюбивым человеком. Сразу после школы она пошла преподавать плаванье и драматическое искусство, хотя, увы, должен заметить, что первое у нее получалось гораздо лучше второго. А летом 1949 года, когда мы с нашими давними друзьями — Г. Каттнером и К. Мур, более ранней супружеской парой писателей-фантастов, чем мы, ездили на Средний Запад, ее таланты были подвергнуты суровому испытанию. Мы до сих пор, например, вспоминаем, как там, в темноте ночи Айовы, ничего не подозревавший Генри столкнулся со слоном.

В 1950 году, вернувшись на Восток, мы купили фермерский домик, построенный аж в 1819 году, в миле от тихой деревушки Кинсмен, в Огайо. Дом пустовал много лет, электричества не было, а за водой нужно было идти к колодцу, выкопанному еще до Гражданской войны. И мы с энтузиазмом, присущим сейчас многим молодым, принялись восстанавливать эти развалины.

Трава вокруг дома была высотой примерно в ярд. И я помню, как, выглянув однажды в окно, обнаружил Ли самозабвенно размахивавшей косой, приобретенной у кого-то в деревне. Поскольку раньше она ею никогда не пользовалась, это было просто чудо, что она не отрезала себе ноги.

Но это было только начало. Мы изо всех сил старались соорудить человеческое жилище из раннеамериканской реликвии. Ли помогала мне выкатывать со двора огромные камни, настилать полы, прибивать к стенам панели и как-то раз даже залезла на крышу помочь прибить дранки.

Временами мы бродили по лесу, собирали землянику и ежевику. В такие вечера Ли выстраивала на столе в ряд кувшины с замечательными джемами и другими деликатесами. А на следующий день с раннего утра снова возвращалась к печатной машинке.

Единственным видом деятельности, на которую ее невозможно было уговорить, была охота, для чего я приобрел отличный карабин с телескопическим прицелом, универсально приспособленным для стрельбы по суркам. Их было целое множество, они рыли себе норы вокруг лужайки у нашего дома. А Ли завела себе привычку наблюдать за ними, когда отрывала глаза от печатной машинки. Они стали для нее почти домашними, и ясно, что мое замечательное ружье так ни разу и не использовалось.

В начале зимы 1956 года мы взяли отпуск на несколько недель для давно запланированной поездки в Египет, Персию и Средний Восток. Но прежде чем это сделать, нам пришлось выкапывать из промерзшей грязи посаженный прошлой весной пастернак. Казалось, что его невозможно сдвинуть с места, и я пошутил, мол, странная интродукция между Голливудом и Египтом, а Ли спокойно ответила: «Это хороший пастернак, и он будет храниться как полагается, прежде чем мы уедем».


Можно подумать, что между двумя загруженными работой писателями, живущими вместе и занимающимися обустройством дома, должны возникать трения. Мы оба знали, как тяжело писать, и с самого начала уважали рабочие привычки друг друга. Когда один из нас угодил в рабочий кабинет, все остальное просто не имело значения.

Меня иногда спрашивают, почему мы не пишем вместе. Конечно, за все эти годы случалось то, что я бы назвал неофициальным сотрудничеством, а совсем недавно мы впервые полноправно сотрудничали над повестью для антологии Харлана Эллисона «Последние опасные видения». Мы решили написать повесть о наших самых любимых героях: у Ли это, конечно же, Старк, а у меня — персонажи приключений в далеком будущем, о которых я писал много лет назад в серии «Звездные короли». А назвали мы все это — «Старк и звездные короли». Когда мы приступили к работе, совершенно внезапно обнаружилось, что у нас абсолютно разные методы: я пишу конспект и разрабатываю его, и когда я спросил Ли, где ее конспект, она ответила, что его просто не существует: «Я просто начинаю с первой строки и иду дальше». Я был крайне удивлен; для меня это чудовищно трудный способ.

Мы никогда не читаем друг другу незаконченные вещи, чтобы случайно не сбить намеком, пусть даже очень хорошим. Потому что это грозит путаницей противоречивых элементов. Но когда Ли работала над «Последователем свободного ветра», ею было сделано исключение. Видите ли, Джим Бакворт, храбрый мулат, который, отправившись на Запад, стал прокладывать дороги и сделался одним из знаменитых людей, на самом деле был моим героем. Она опасалась, как бы меня не обидело что-нибудь из того, что она о нем напишет, и поэтому, закончив часть, каждый раз давала мне ее прочесть. Так что мне приходилось неустанно рецензировать: «Отлично! Продолжай в том же духе».

Писать более-менее профессионально я начал лет на десять раньше, чем Ли. Однако мне нашлось чему у нее поучиться. Обычно я заводился и уже не останавливался, поэтому часто выходили непродуманные страницы. Но наличие критика тут же в доме вскоре заставляло меня погасить пыл и возвратиться к тому, что было написано слишком небрежно и поспешно.

Ли, ко всему прочему, очень деликатный критик. Она искренне радовалась, если что-то получалось хорошо. А если какой-то рассказ оказывался посредственным, непроизвольно хмурила брови и начинала тщательно выбирать слова: что-то вроде того, что, мол, вот этот (второстепенный) герой очень хорош. И ни слова о том, что все остальное ни к черту не годно. Для меня это означало идти и переписывать заново. После стольких лет изготовления конвейерной продукции для дешевых журналов это очень благотворно отразилось на моей работе. И я думаю, а многие согласятся со мной, что мои произведения приобретали все более качественный уровень.

За это и, по крайней мере, за миллион других вещей я благодарен Ли.

Эдмунд Гамильтон

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ВЕНЕРИАНЦЕВ

Глава 1

Ветер дул ровно, не усиливаясь, не налетая внезапными шквалами, и силы его хватало ровно настолько, чтобы еле-еле наполнять паруса обшарпанной скорлупки и неспеша гнать ее по тихим морским волнам. Мэтт Харкер лежал у румпеля, считал струйки пота, скатывавшиеся по его голому телу, и угрюмыми тусклыми глазами поглядывал в темно-индиговые небеса. Из последних сил он сдерживал бессильную злобу, что поднималась в его горле, как горькая отрыжка.

Море — венерианская жена Рури Маклерена называла его Морем Утренних Опалов — черное, пронизанное яркими подводными огоньками, чуть слышно плескалось у борта корабля. Небо низко нависало над ним. Толстое облачное одеяние Венеры навсегда укрыло Солнце от изгнанников-землян, и теперь они почти забыли, как выглядит великое дневное светило. На горизонте синий мрак рассеялся, и узкая светлая полоска протянулась там, где небо сливалось с морем. Две тысячи восемьсот человек, экипажи двенадцати кораблей, они чувствовали себя безнадежно заплутавшими на долгом пути между рождением и смертью.

Мэтт Харкер глянул на парус, затем на кормовой фонарь идущего впереди корабля. В туманном сиянии, которое не угасает на Венере даже ночью, было отчетливо видно его лицо, изможденное, осунувшееся, покрытое морщинами и шрамами той жизни, когда желаешь и не имеешь, умираешь, но не бываешь мертвым. Харкер был тощим, жилистым, невысоким человеком со змеиной уверенностью в движениях.

Кто-то осторожно пробрался к нему, обходя спящих, чьи тела устилали всю палубу. Харкер равнодушно кивнул подошедшему.

— Привет, Рури.

— Привет, — ответил Рури Маклерен и сел.

Он был молод, наверное вдвое моложе Харкера.

На его лице, очень усталом, все еще светилась надежда. Некоторое время он сидел, ничего не говоря и ни на что не глядя, а затем спросил:

— Ради Бога, скажи, Мэтт, насколько нас еще хватит?

— Экая важность, парень! Что, терпение лопается?

— Не знаю. Возможно. Когда мы где-нибудь остановимся?

— Когда найдем место, где можно остановиться.

— А есть такое место? По-моему, судьба преследует нас с самого моего рождения. Вечно что-нибудь да не так. То набеги туземцев, то лихорадка, то скверная земля… Нет нам покоя. Но должно же это когда-нибудь кончиться? Можно ли выжить в таких условиях?

— Я предупреждал тебя: не заводи малыша! — заметил Харкер.

— При чем тут мой ребенок?

— Ты начал беспокоиться. Малыша еще нет, а ты уже тревожишься.

— Конечно, тревожусь.

Маклерен обхватил голову руками и выругался. Харкер понимал, что его сосед с трудом удерживается от крика.

— Да, я не хочу, чтобы с моей женой и малышом случилось то же, что с твоими. У нас на борту лихорадка.

На минуту глаза Харкера стали похожими на раскаленные угли. Затем он взглянул на парус и сказал:

— Может быть, смерть — это лучший выход для них.

— Нельзя так говорить.

— Но это правда. Вот ты спрашиваешь меня, когда мы остановимся. Может быть, никогда. И не надо распускать нюна Я подозревал это очень давно. Ты еще не родился, а я уже видел, как наше первое поселение было сожжено Облачным народом и моих родителей распяли в их собственном винограднике. Я был там, когда началось переселение в Страну Обетованную, обратно на Землю, и я все еще жду обещанного.

Мышцы на лице Харкера натянулись, как проволочные узлы, но голос остался пугающе спокойным.

— Для твоей жены и малыша лучше было бы умереть сейчас, пока Вики еще молода и надеется на лучшее, а ребенок не успел открыть глаза.


На рассвете Сэм, высоченный негр, несколько успокоил Харкера. Он тихонько запел что-то печальное, медленное, как ветер, и бесконечно красивое. Харкер проклял его и снова свернулся клубком, пытаясь уснуть, но песня осталась с ним.

«О, я смотрел на Иордан, и то, что я увидел, пришло, чтобы унести меня домой…»

Наконец Харкер уснул. Во сне он стонал и вертелся, а потом начал кричать. Люди вокруг проснулись и с интересом наблюдали за ним; днем Харкер был одиноким волком, его вечная злоба и холодный взгляд жестоких глаз не располагали к общению, и, если время от времени он бредил во сне, никто не хотел и пальцем пошевелить, чтобы помочь ему.

Люди с любопытством заглядывали в душу Харкера, но вмешиваться в его дела не собирались.

Харкер же ни о чем не беспокоился. Он снова играл в снегу. Ему было семь лет.

Сугробы были белыми и высокими, а над ними висело небо, такое голубое и чистое, что иногда он даже задумывался, не моет ли Бог небеса каждую неделю, как мама — пол на кухне. Солнце сияло, оно походило на большую золотую монету, и снег блестел в его лучах, как мириады крошечных бриллиантов. Харкер протянул руку к солнцу, морозный воздух гладил его лицо чистыми ладонями, и мальчик смеялся.

А затем все исчезло.

— Гляньте-ка, — сказал кто-то, — он плачет.

— Ревет, как маленький. Вы только послушайте.

— Эй, — сказал первый смущенно, — может, разбудим его?

— Ну его к черту, старого слюнтяя. Эй, послушай-ка…

— Папа, — прошептал Харкер, — я хочу домой.


Пришла заря, похожая на молочный огонь, просеянный через слои жемчужно-серых облаков. Сквозь сон Харкер слышал неопределенные крики. Ночь не принесла ему отдыха, и веки его упорно смыкались. Крик постепенно прояснялся и наконец стал словом «Земля!», повторяемым снова и снова. Харкер заставил себя проснуться и встал.

В тумане морские волны блестели палевыми переливами. Стаи маленьких драконов с блестящей, как драгоценные камни, чешуей поднялись с дрейфующих повсюду травяных островов, выгнули шеи и захлопали крыльями.

Впереди маячил длинный низкий холмик грязной земли среди болот. За ним к облакам поднимался гранитный утес, широкий эскарп, стоящий, как стена. На него с надеждой воззрились десятки изгнанников.

Харкер обнаружил, что рядом с ним стоит Рури Маклерен, в обнимку с Вики — своей женой. Вики была одной из немногих венерианок, вышедших замуж в земной колонии. Как всякую уроженку Венеры, ее отличала чистая белая кожа, блестящие серебряные волосы, яркие красные губы. Глаза ее были изменчивы, как море, и полны скрытой жизни. Сейчас у них появился особый взгляд, какой бывает у женщин, готовых к творению.

Харкер оглянулся.

— Земля, — сказал Маклерен.

— Грязь, — ответил Харкер, — болото, лихорадка. Это похоже на все остальное.

— Мы можем остановиться здесь хотя бы ненадолго? — спросила Вики.

Харкер пожал плечами.

— Это уж решит Гиббанс.

Он хотел спросить, какая, к чертям, разница, где родится ребенок, но придержал язык и отвернулся. На досках лежали три тела, завернутые в рваные одеяла. Харкер криво улыбнулся.

— Мы, вероятно, остановимся, чтобы похоронить их. Это займет мало времени.

Он взглянул в лицо Маклерена. В нем уже не осталось никакой надежды, оно было мертвое, как у всех переселенцев на Венере.

Гиббанс созвал старейшин своего корабля — вождей, бойцов, охотников и моряков, толстокожих людей, которые служили броней мягкому телу колонии. Среди созванных были и Харкер с Маклереном. Маклерен еще не вошел в возраст, но у него имелись качества природного руководителя.

Гиббанс был стар — печальный, сжигаемый внутренним пламенем вождь пяти тысяч колонистов, приехавших с Земли, чтобы начать новую жизнь на новом месте. Трагедии, отчаяние и измены, которых он повидал на своем веку немало, жестоко отразились на нем, но голову он держал все еще высоко.

Иногда Харкер восхищался им, а иногда и проклинал его нелепый, романтический энтузиазм.

Началась неизбежная дискуссия о том, попытаться ли основать поселок на этом грязном плоскогорье или продолжать путь по бесконечным не обозначенным на картах морям.

Харкер нетерпеливо выкрикнул:

— Черт побери, посмотрим на месте. Вспомните прошлый раз, вспомните позапрошлый и прекратите скулеж.

Сэм, черный гигант, спокойно ответил:

— Люди страшно устали. Человеку нужно где-то укорениться. Бели мы не обнаружим землю, очень скоро начнутся неприятности.

— Ну, так иди! Посмотрим, что ты тут найдешь! — парировал Харкер.

Гиббанс тяжело вздохнул:

— Он прав. У нас истерия, лихорадка, дизентерия и скука, а скука — хуже всего.

— Я голосую за поселение, — сказал Маклерен.

Харкер засмеялся и, выглянув из кабины, посмотрел на утесы. Серый гранит, похоже, поднимался прямо из болота. Харкер пытался разглядеть его вершину, но облака плотно укрывали ее от любопытных взоров. Темные глаза его сузились.

Старейшины еще продолжали свой жаркий спор, а Харкер уже не слышал их. Неожиданная мысль пришла ему в голову. Внезапно обернувшись к собранию, он сказал:

— Сэр, я прошу разрешения посмотреть, что на вершине этих утесов.

Все замолкли. Гиббанс задумчиво произнес:

— Такие плато встречались нам часто. Мы потеряли слишком много людей, выясняя, обитаемые ли они.

— Но ведь сейчас может и повезти! Наш первый поселок, как вы помните, стоял на высоком плато. Чистый воздух, хорошая земля, никакой лихорадки.

— Я помню, — кивнул Гиббанс.

Он помолчал, а затем бросил проницательный взгляд на Харкера.

— Я знаю тебя, Мэтт. Возможно, мы произведем разведку.

Харкер ухмыльнулся.

— В любом случае вы не много потеряете. Я больше не имею здесь никакого влияния.

Он шагнул к двери.

— Дайте мне три недели. Надеюсь, вам не слишком надоело болтаться по морю в этом корыте? Потерпите еще немного, может быть, я принесу добрую весть.

— Я пойду с тобой, Мэтт, — сказал Маклерен.

Харкер поглядел ему в глаза.

— Тебе лучше остаться с Вики.

— Если наверху хорошая земля, а с тобой что-нибудь случится и ты не сможешь сообщить нам».

— Или, быть может, не сочту нужным вернуться?

— Я этого не говорил. Возможно, мы оба не вернемся. Но вдвоем лучше, чем одному.

Харкер улыбнулся загадочной и не слишком приятной улыбкой. Гиббанс повернулся к нему;

— Он прав, Мэтт.

Харкер пожал плечами. Тут встал Сэм.

— Двое — хорошо, — заявил он, — а трое — лучше.

Он обратился к Гиббансу.

— Здесь нас почти пятьсот человек, сэр. Если наверху новая страна, мы обязаны разделить тяжесть ее розысков.

Гиббанс кивнул. Харкер усмехнулся.

— Ты спятил, Сэм. Зачем тебе карабкаться туда, где, может, и нет ничего?

Сэм улыбнулся. На блестящем от пота черном лице его зубы казались невероятно белыми.

— Что ж, моему народу не привыкать к таким вещам, Мэтт. Карабканья много, а места нет.

Они приготовились к походу и легли спать. Маклерен простился с Вики. Она поняла, почему он хочет идти, поцеловала его и сказала просто:

— Береги себя.

— Я вернусь до того, как он родится, — сказал Маклерен.

На рассвете они вышли, взяв с собой сушеной рыбы и порошок из водорослей.

У них были длинные ножи и веревки для подъема. Они уже давно лишились боеприпасов для своих бластеров, а чтобы изготовить новые, не хватало оборудования. Все были мастерами по части метания копий, и поэтому каждый нес за спиной короткое копье.

Лил дождь, когда разведчики, глубоко погрузившись в густой туман, пересекали грязную низину. Харкер вел их через пояс болот. Он прекрасно знал, как быстро умеют нападать растения, когда их мучит голод: такой же голод, как и у всякого живого существа. Венера представляла собой громадную оранжерею, и растения развивались здесь в столь же различных формах, как развивались рептилии или млекопитающие. Дети в колонии с малых лет приучились не трогать яркие цветочные бутоны, потому что цветы тоже часто кусались.

Болото было узкое, и они благополучно перешли его. Неподалеку закричал большой болотный дракон, но это был ночной охотник, а сейчас он чувствовал себя слишком сонным, чтобы гнаться за путешественниками. Наконец Харкер встал на твердую землю и осмотрел утес.

Скала была обрызгана жирной грязью и изрублена эрозией. То тут, то там виднелись полосы сланца и плиты, которые, казалось, могли упасть при малейшем прикосновенна. Но Харкер кивнул.

— Можно лезть, — сказал он. — Вопрос в том, какой он высоты.

Сэм хмыкнул.

— Высок, как лестница до Золотого города. Все ли мы идём с чистой совестью? Бремя греха нельзя нести так далеко.

Рури Маклерен взглянул на Харкера.

— Ладно, — сказал тот, — исповедуюсь перед вами. Мне все равно, есть наверху земля или нет. Я хотел только одного: уйти к чертям с этого проклятого судна, пока совсем не спятил. Вот и весь мой грех.

Маклерен кивнул. Он, похоже, не удивился.

— Что ж, пора в путь.


На второй день утром разведчики поднялись к облакам. Они ползли вверх сквозь молочный туман, полужидкий, горячий, невыносимый. Они карабкались так еще два дня.

Первые две ночи Сэм пел во время своей вахты, когда они отдыхали на каком-нибудь выступе, но потом он тоже устал.

Маклерен начал выдыхаться, хотя не признавался в этом. Мэтт Харкер стал еще более молчаливым и хмурым, если это вообще было возможно. Ничто вокруг них не менялось.

Облака продолжали скрывать вершину утеса. Во время одной остановки Маклерен устало прохрипел:

— Будет ли когда-нибудь конец этим утесам?

Кожа его пожелтела, глаза горели лихорадочным блеском.

— Они, наверное, выходят за пределы атмосферы, — отозвался Харкер.

На него тоже напала лихорадка. Притаившись в его костях, она долго ждала удобного момента, чтобы выйти наружу, овладеть всем телом, а затем отступить снова. Но иногда она не отступала, и через десять дней в этом уже не было нужды.

— А тебе наплевать, куда мы в конце концов залезем? — спросил Маклерен.

— Я не уговаривал тебя идти.

— Заткнись!

Маклерен потянулся к горлу Харкера.

Харкер очень осторожно и аккуратно оттолкнул его. Маклерен согнулся, обхватил руками голову и заплакал. Сэм отошел, покачивая головой, а через некоторое время начал напевать:

— «Ох, никто не знает моей беды…»

Харкер собирался с силами. В ушах у него звенело, тело дрожало, но выдержать вес Маклерена он еще мог. Они стали подниматься по ступеням выступа. Ступени были широкими, так что затруднений разведчики не испытывали. Но примерно через двести футов выступ пошел вниз. Над этим провалом нависала выпуклая стена утеса, взобраться на которую смогла бы только муха.

Мужчины остановились. Харкер неторопливо выругался. Его тоже жестоко трепала лихорадка. Сэм закрыл глаза и улыбнулся.

— Наверху Золотой Город. Туда я и войду.

Он спустился по снижавшемуся выступу к ребру и исчез, обогнув его. Харкер бешено засмеялся. Маклерен освободился от поддержки Харкера и отправился за Сэмом.

Харкер пожал плечами и последовал за ними.

За ребром выступ начисто стерся. Они остановились. Сзади их запирали облака пара, а впереди возвышалась гранитная стена, увешанная толстыми мясистыми ползучими растениями. Это был тупик.

— Ну? — сказал Харкер.

Маклерен сел. Он не вскрикнул, ничего не сказал, просто сел. Сэм стоял, опустив руки, склонив голову. Харкер произнес:

— Кто тут говорил о Земле Обетованной? Венера — это колесо шулерской рулетки, на нем нельзя выиграть.

И тут он заметил, что воздух уже не такой горячий, как был раньше. Сначала он подумал, что его знобит от лихорадки, но нет — струя воздуха поднималась и взъерошивала его волосы.

Она имела чистый прохладный запах. Она пробивалась из-под ползучей растительности.

Харкер начал резать стебли ножом и обнаружил вход в пещеру — зазубренное отверстие, промытое в гладком дне того, что, вероятно, когда-то было рекой.

— Эта тяга идет с вершины плато, — сказал Харкер. — Видимо, там дует ветер.

У Маклерена и Сэма медленно и робко стала появляться надежда. Все трое, не произнеся ни слова, вошли в туннель.

Глава 2

Чистый воздух действовал как тонизирующее средство, а надежда пришпоривала их.

Туннель начал резко подниматься.

Теперь Харкер слышал вдали низкое грохочущее бормотание воды. Похоже, там текла подземная река. Разведчиков окружала глубокая тьма, но камень под ногами был гладким и ровным, и поэтому шли они быстро.

— Что-то светится впереди, — сказал Сэм.

— Угу, — ответил Харкер, — вроде фосфоресценции. Не нравится мне эта река. Она может остановить нас.

Разведчики молча зашагали дальше. Свет впереди усилился, воздух стал более влажным. На стенах появились пятна фосфоресцирующего лишайника, испускающие болезненное, лихорадочное сияние. Шум воды стал громче.

На реку они наткнулись неожиданно.

Она текла поперек туннеля по широкому каналу, прорытому глубоко в камне.

Уровень воды находился ниже прежнего русла потока, поэтому туннель оставался сухим. Река была широкая, медлительная и величественная. На потолке и стенах лишайники блестели. Тусклый свет их красок отражался в воде.

Над водой чернела вырубленная в скале широкая, уходящая ввысь труба. Холодный воздух дул из нее с ураганной силой. Большая часть тяги рассеивалась в главном речном туннеле. Харкер решил, что на поверхности имеется какое-то скалистое образование, которое направляет ветер вниз. Труба была совершенно недоступна.

— Я думаю, — сказал Харкер, — что мы пойдем вверх по течению, по краю.

Камень был довольно сильно изъеден эрозией. На разных уровнях торчали широкие выступы.

Маклерен сказал:

— Что если эта речка идет не с поверхности? Что если она начинается от подземного источника?

— Тогда мы сломаем шеи, — ответил Харкер. — Пошли.

Они двинулись. Через некоторое время в воде появились золотистые существа.

Увидев людей, они замерли, а затем поплыли снова.

Они были не очень крупные — примерно, с двенадцатилетнего ребенка. Тела их походили на человеческие, но плавали они с помощью перепонок. Кожа их сияла тем же бледно-золотистым цветом, что и лишайники на стенах, черные глаза не имели век. Лица же… Харкер просто не знал, с чем их сравнить, смутно вспоминая золотые одуванчики, которые росли на летних земных лужайках. Головы и лица Пловцов походили на эти одуванчики, и могли двигаться самостоятельно, словно были не только декоративными, но и сенсорными органами.

— О господи! — воскликнул Харкер. — Кто они?

— Они похожи на цветы, — сказал Маклерен.

— А по-моему, вроде рыб, — отозвался Сэм.

— Держу пари, что они и то, и другое. Это, скорее всего, плэнни*["3] из амфибий. Видал я в болотах разные диковинки, но им далеко до этих. Вы только посмотрите! У них человеческий взгляд!

— Они и по виду почти как люди.

Маклерен вздрогнул.

— Я бы предпочел, чтобы они не смотрели на меня.

— Пусть себе смотрят, — махнул рукой Сэм. — Меня это не тревожит».

Существа стали приближаться, без усилий двигаясь против течения. Некоторые начали карабкаться на низкий выступ, возвышающийся за спинами людей. Они были проворны и грациозны, но чувствовалось в них что-то неприятно детское. На сушу выбралось пятнадцать или двадцать Пловцов, напомнивших Харкеру банду озорных ребятишек, только озорство их было бездумно-злобным.

Харкер приказал своим товарищам отступать, а сам приготовил нож и сжал в правой руке короткое копье.

Шум реки изменился, канал расширился, и Харкер увидел, что туннель впереди заканчивается широкой темной пещерой — там река превращалась в озеро и медленно переливалась через низкую и широкую каменную губу. В озере резвились сотни золотистых Пловцов. Они тут же присоединились к своим товарищам, смыкая кольцо вокруг троих людей.

— Мне это дело не нравится, — проворчал Маклерен. — Чего доброго, они сейчас устроят шум.

Так и случилось. Под сводами пещеры раздалось пронзительное хихиканье. Существа, сверкая глазами, стремительно плыли вдоль выступа, высовывались из воды, хватали людей за лодыжки и смеялись. У Харкера свело внутренности.

Маклерен орал и лягался, острые, как иглы, когти впились в его лодыжку. Сэм ударил копьем в мягкую, бескостную золотистую грудь. Легкое перепончатое тело взлетело в воздух, разбрызгивая зловонную, зеленоватую кровь. Действуя копьем, точно бейсбольной битой, Харкер столкнул двух чудовищ обратно в воду, потом сшиб с выступа еще двух — они были, на удивление, легкими — и закричал:

— Давайте наверх, на высокий выступ! Надеюсь, туда они не залезут!

Он протолкнул Маклерена вперед, помог Сэму отбиваться от наступавших сзади, и все трое устремились по крошившейся под ногами тропе. Маклерен добрался до самого верха и швырял камни в атаковавших. По потолку пещеры бежала большая трещина — шрам, оставшийся после какого-то древнего землетрясения. Здесь начинался небольшой уклон.

— О'кей, — проорал Харкер. — Мы под самым потолком. Сюда им не забраться.

Плэнни прекрасно плавали, но по камням они ползали плохо. Они отчаянно цеплялись за выступы, соскальзывали обратно и угрюмо возвращались в воду. Наконец маленькие монстры ухватились за тело своего товарища, убитого копьем Сэма, и стали пожирать его, злобно ссорясь из-за каждого куска.

Маклерена вырвало. Харкер тоже чувствовал себя не слишком благополучно. Сэм помог Маклерену перевязать кровоточащую ногу.

Высокий выступ, на который они забрались, огибал стену большого озера. Здесь было холоднее и суше, но совершенно темно, потому что лишайники исчезли. Харкер крикнул, и эхо его голоса вернулось не скоро: пещера оказалась куда более обширной, чем они думали.

Внизу, в черной воде, золотые тела кометами прочерчивали темноту, поспешно направляясь в неизвестное. Харкер осторожно ощупывал дорогу. Кожа его шевелилась от предчувствия опасности, от ощущения чего-то невидимого, незнакомого и злобного.

— Я что-то слышу, — сказал Сэм.

Они замерли. В воздухе разлился слабый запах чего-то пряного, сладкого, гниющего. Откуда-то спереди доносился мягкий шорох. Харкер решил, что там входное отверстие для воды. Но Сэм имел в виду не это. Он обратил внимание на странный сухой хруст, шедший отовсюду. Черная поверхность озера была теперь усеяна фосфоресцирующими пятнами. Они быстро росли, сближались и вскоре превратились в сплошной ковер из цветов — голубых, золотых и пурпурных, а на цветах сидели сверкающие Пловцы.

— Боже мой! — тихо произнес Харкер. — Какого же они роста?

— По крайней мере втрое больше меня, — сказал Сэм. — Те, маленькие, были детьми, а это их папы. О Господи!

Пловцы были очень похожи на тех, что атаковали разведчиков, и отличались от них только размерами. По громоздкими они не казались. Их гибкие, легкие тела были великолепны. Их мембраны развернулись в большие сияющие крылья, на каждом острие которых горел огонек. Золотые головы-одуванчики тоже изменились: они отбросили лепестки. Головы взрослых Пловцов увенчивала спираль из водорослей, имевших мерзкую, ядовитую красоту грибов. Лица же чудовищ были человеческими.

С детских лет Харкер ни разу не чувствовал такого смертельно леденящего душу ужаса, который его охватил сейчас.

Поля пылающих цветов собрались у основания утеса. Внезапно золотые гиганты мелодично вскрикнули, а вода покрылась пеной: тысячи похожих на цветы тел всплыли и полезли на утес, переваливаясь на отвратительных паучьих ногах. Вряд ли они представляли серьезную опасность, но Харкер сказал:

— Давайте, к чертям, отсюда!

Он побежал по выступу. Двое других последовали за ним.

Теперь от наступающей армии шел слабый свет. Цветы-собаки быстро поднимались вверх, а их хозяева плавали внизу, следя за ними.



Выступ пошел вниз. Харкер пронесся по нему, как стрела. Уклон вел в туннель, к истоку реки. Короткий туннель, и в конце его…

— Дневной свет! — заорал Харкер.

Больная нога Маклерена подвернулась, и он упал.

Харкер подхватил его. Они находились на нижней части ската. Снизу к ним карабкались цветы-звери. Нога Маклерена распухла и побелела: видимо, когти плэнни несли в себе яд. Маклерен вырвался из рук Харкера.

— Беги! — крикнул он.

Харкер резко ударил его по голове и потащил дальше, но вскоре понял, что ничего не выйдет: Маклерен весил больше его. Харкер толкнул бесчувственное тело в мощные руки Сэма, негр кивнул, схватил взрослого крупного мужчину, словно ребенка, и побежал вперед. Харкер увидел, что первые цветы поднялись на выступ, преградив ему путь.

Сэм перепрыгнул через них. Их оказалось всего трое, и они были невелики. Цветы бросились вслед за Сэмом, Харкер начал бить их копьем, острой костяной ручкой ножа, но на смену убитым хищникам спешил целый поток новых цветов.

Он бросился бежать, но они бежали быстрее. Он то и дело пускал в ход копье и нож, потом снова бежал, опять поворачивался и сражался, и к тому временя, когда они достигли туннеля, Харкер уже шатался от усталости.

Сэм остановился.

— Здесь нет пути, — выдохнул он.

Перед ними шумел огромный, мощный водопад. Скала, с которой он срывался, была слишком высокой, а сила потока слишком большой, чтобы даже гиганты-плэнни могли преодолеть такую преграду. Сверху лился дневной свет, теплый и приветливый, но совершенно недоступный для них.

Тупик.

И тут Харкер увидел изъеденную трубу, чуть больше канализационной, давно высохшую, ведущую наверх, к проходу. Она была очень узкой, но человек среднего телосложения мог, постаравшись, пролезть в нее. Надежда казалась чертовски малой, но…

Продолжая отбиваться от обступивших его цветов, Харкер указал на трубу.

— Лезь первым, — крикнул отбивавшийся Сэм.

Харкер повиновался, помогая тяжело дышавшему Маклерену залезть следом. Сэм размахивал своим копьем, точно горящей головней, охраняя тыл и дюйм за дюймом вползая в трубу.

Он почти добрался до безопасного насеста и вдруг остановился. Его громадная грудь вздымалась тяжело, словно кузнечные мехи, руки поднимались и опускались, как брусья полированного эбенового дерева. Харкер окликнул его и поторопил: он и Маклерен уже почти достигли вершины.

Сэм засмеялся:

— Как я пролезу в эту норку?

— Иди скорее, дурак!

— Сэм, поспеши. Я почти кончился.

— Сэм, черт бы тебя побрал!

— Ползи сам, Харкер, и тащи за собой этого дохляка, а настоящий мужчина, вроде меня, в такую дыру не пролезет. Я, пожалуй, останусь здесь.

Он немного помолчал, а потом с яростью добавил:

— Торопись же, пока они не уволокли тебя обратно!

Сэм был прав, и Харкеру пришлось покориться его правоте. И он вновь принялся протаскивать Маклерена сквозь узкое отверстие.

Маклерен очень ослаб и почти не помогал ему, но он был худым и узкокостным, и Харкер вытолкнул его наружу. Он покатился по склону, покрытому зеленой травой, какой никто еще не видел на Венере. Вытолкнув Маклерена, Харкер стал протискиваться следом, стараясь не оглядываться на Сэма.

Негр запел о славе Господнего прихода.

Харкер просунул голову обратно в темноту.

— Сэм!

— Ага! — чуть слышно ответили ему.

— Здесь хорошая земля, Сэм.

— Угу.

— Сэм, мы найдем способ..

Из трубы донеслось пение. Звук становился все слабее: видимо, Сэм пошел в глубь пещеры. Вскоре слова перестали различаться, но смысл песни сохранился в интонации. Мэтт Харкер спрятал лицо в зеленую траву, но и тут голос Сэма преследовал его.

Яркие солнечные лучи позолотили облака. Звенящую тишину нарушали только редкие птичьи трели. Птицы. Харкер перевернулся вверх лицом и медленно сел. Он чувствовал себя усталым и избитым. Сердце его грызли боль и стыд, а старая темная злоба смертельным кольцом стянула его душу.

Перед ними раскинулся длинный, покрытый травой склон, нисходивший к реке, которая живописным изгибом уходила за гранитный отрог. Под холмом расстилалась широкая равнина, а дальше темнел уходящий под небеса лес. Казалось, что гигантские деревья медленно плыли в тягучем тумане. Их темные ветви были развернуты, как крылья, и усыпаны цветами. Холодный сухой воздух ничем не напоминал гнилостные испарения болот. Пышная трава бурно росла на твердой, не расползавшейся под ногами земле.

Рури Маклерен застонал, и Харкер обернулся. Нога Маклерена выглядела скверно, а сам он пребывал в полубессознательном состоянии. Кожа покраснела и начала шелушиться.

Харкер тихонько выругался, не зная, чем помочь раненому.

Он опять взглянул на равнину и тут увидел девушку. Он не заметил, откуда она возникла, может из-за кустов, которые в изобилии росли на склоне. Видимо, она сидела там довольно долго и следила за ними. Она и сейчас внимательно изучала незнакомцев, стоя совершенно неподвижно футах в сорока от них. Громадная алая бабочка сидела на ее плече, помахивая опахалами крыльев.

Девушка казалась скорее девочкой. Ее нагое тело было маленьким, стройным и совершенным, а белая кожа несколько отливала зеленым. Внимание Харкера привлекли короткие кудрявые волосы глубокого синего цвета и глаза — тоже синие и очень странные.

Харкер смотрел на нее, она на него, и оба не двигались с места. Блестящая птица слетела вниз и на мгновение задержалась возле iy6 девушки, целуя ее своим клювом. Девушка коснулась птицы, улыбнулась, но не отвела взгляда от Харкера.

Харкер медленно встал и сказал:

— Привет.

Девушка не шевельнулась, не произнесла ни звука, но неожиданно пара громадных птиц, черных, как смертный грех, с орлиными клювами и когтями, ринулась к голове Харкера и закружилась вокруг нее.

Харкер снова уселся на землю.

Странные глаза девушки отвернулись от него к трещине в холме, откуда он выбрался.

Губы ее не двигались, но голос — или что-то вроде этого — ясно прозвучал в голове Харкера:

— Ты пришел из… Оттуда.

В слове «оттуда» чувствовалась дрожь.

— Да, — ответил Харкер. — Телепатия?

— Но ты не…

В мозгу Харкера возник образ золотых Пловцов. Изображение можно было узнать, но страх и ненависть смели с него всю красоту, оставив только ужас.

— Нет, — сказал Харкер.

Он объяснил все насчет себя и Маклерена. Он сказал и о Сэме. Он знал, что она внимательно прослушивает его мозг, проверяя правдивость его слов, но это его не тревожило.

— Мой друг ранен, — сказал он. — Нам нужны пища и кров.

Ответа не было. Девушка снова принялась разглядывать Харкера, его лицо, форму и структуру тела, волосы и, наконец, глаза.

Его еще никогда не осматривали таким образом. Он вызывающе ухмыльнулся, изо всех сил пытаясь показать, что ему глубоко наплевать на этот бесцеремонный осмотр.

— Милочка, — заявил он, — ты потрясающа. Кто ты — животное, минерал или растение?

Она удивленно качнула маленькой круглой головкой и вернула ему его же вопрос. Харкер рассмеялся.

Она улыбнулась, и в ее глазах засверкали искорки. Харкер встал и шагнул к ней. Птицы тут же вернули его обратно. Девушка насмешливо улыбнулась.

— Иди, — сказала она и отвернулась от него.

Харкер нахмурился и с дружеской улыбкой склонился над Маклереном.

Ему удалось поставить парня на ноги, а затем взвалить к себе на плечи. Он зашатался под нелегким грузом. Маклерен отчетливо произнес:

— Я вернусь до того, как он родится.

Харкер выждал момент и, когда девушка сделала первый шаг, пошел следом, сохраняя дистанцию. Две черные птицы неотступно следовали за ним.

Они шагали по густой траве равнины по направлению к лесу. Теперь небо окрасилось в кровавый цвет. Легкий ветерок играл волосами девушки, Мэтт Харкер видел, что ее короткие кудрявые пряди были широкими, как синие лепестки.

Глава 3

Путь по лесу продолжался долго. Вершина плато оказалась в форме чаши, защищенной окружавшими ее утесами Харкер, вспомнив об их первом поселке многолетней давности, решил, что это место неизмеримо лучше. Оно предстало перед ним, как видение из чудесного сна, — Обетованная Земля.

Прохлада и чистота, царящие вокруг, снимали тяжесть с легких Харкера, с его сердца и уставшего тела.

Однако омолаживающий воздух не уменьшил веса Маклерена.

— Отдохнем, — предложил Харкер.

Он сел, осторожно свалив Маклерена на траву. Девушка остановилась и сделала несколько шагов назад, внимательно глядя на Харкера, который дышал, как загнанная лошадь Он ухмыльнулся.

— Я выдохся, — сказал он. — Слишком тяжелая работа для человека моих лет. Не могла бы ты позвать кого-нибудь, чтобы помочь мне нести его?

Она снова уставилась на него в очаровательном недоумении. Спускалась ночь, светло-индиговая, куда более светлая, чем на уровне моря. Глаза девушки странно сверкали в темноте.

— Зачем ты это делал? — спросила она.

— Что делал?

— Нес это.

Под «этим» она, по всей видимости, подразумевала Маклерена. Харкер неожиданно понял, что между ним и девушкой — пропасть и все объяснения будут напрасны.

— Он мой друг. Он… Я должен…

Она изучила его мысли, а затем покачала головой.

— Я не понимаю. Это испорченное…

Ее мысль-образ был комбинацией из понятий: «сломано, кончено, бесполезно».

— Зачем это нести?

— Маклерен не «это». Он человек, как и я. Он мой друг. Он болен, и я должен ему помочь.

— Не понимаю.

И она дала понять Харкеру, что он волен заниматься любыми глупостями, но ее это не касается.

Потом она снова тронулась в путь, не обращая внимания на просьбу Харкера подождать.

Харкер через силу поднял Маклерена и снова зашагал. Эх, кабы Сэм был здесь!

Он тут же пожалел, что подумал о Сэме, и от души пожелал, чтобы Сэм умер быстро, до того… До чего? «Боже, уже темно, мне страшно, я скоро надорвусь от такой тяжести, а эта ведьма идет себе передо мной в синем тумане…»

«Ведьма», однако, была великолепно сложена и очаровательна, как луч лунного света, как чашечка цветка, полного душистого нектара тайны и неизвестности. Сердце Харкера, помимо его воли, начало биться сильнее.

Они двигались в ароматной тени деревьев.

Лес был открытым, с широкими мшистыми холмами и большими полянами. Под ногами повсюду росли цветы, но не было ни кустарников, ни папоротников. Вдруг девушка остановилась и подняла руку. Цветущая ветка, до которой она не могла дотянуться, сама наклонилась к ее лицу. Девушка сорвала большой цветок и воткнула его в волосы. Затем она повернулась и улыбнулась Харкеру. Он вздрогнул.

— Как ты это делаешь?

Она растерялась.

— Ты имеешь в виду ветку? Ах, это!

Она засмеялась. Это был первый звук, который она издала, и он пронизал Харкера, как теплое серебро.

— Я просто подумала, что хочу сорвать цветок, и ветка наклонилась.

Телепортация, телекинетическая энергия — кажется, в книгах это называлось так. На Земле кое-что знали об этом явлении, но в колонии было не до чтения даже собственной скудной библиотеки. Существовала какая-то религиозная секта, которая заставляла розы склоняться им в руки. Древняя мудрость гласила, что библейские чудеса совершались с помощью могучей душевной энергии. Очень просто. Ну да.

Харкер невольно подумал, не может ли девушка сделать такое и с ним. Но ведь его мозгпринадлежит только ему. Или нет?

— Как тебя зовут? — спросил он.

Она издала прозрачную трель. Харкер попытался просвистеть нечто подобное, но у него ничего не вышло. «Что-то вроде музыкального языка», — сообразил он. Это выглядело так, словно она — и ее народ — подражали птицам.

— Я буду звать тебя Бутоном, — сказал он. — Самостоятельный Бутон. Только ты этого не понимаешь.

Она приняла образ, рожденный в его мозгу, и вернула обратно: яркий огонь в густой бахроме луней, цветы в китайской вазе его матери. Девушка снова засмеялась, отослала своих черных птиц и пошла по лесу, напевая, как иволга. Ей ответили другие голоса, и вдруг между деревьями появился ее народ.

Все они были похожи на нее: мужчины — стройные и хрупкие, как дети, и женщины — нежные, словно цветы. Харкер насчитал более сотни голых, смеющихся, любопытных созданий. То, что Харкер назвал лепестками, растущими на их головах, были всех цветов — от кроваво-красного до снежно-белого.

Они непрерывно выводили долгие трели. Видимо, Бутон рассказала им, как она нашла Харкера и Маклерена. Вся толпа медленно шла по лесу и наконец остановилась на громадной поляне, где росли только отдельные деревья.

Здесь же журчал источник, образовавший маленькое озеро, а затем поток исчезал за папоротником.

Маленький народ все подходил, и теперь Харкер видел, что все они молоды, и младшие — совсем крошечные — отличаются от старших только размерами.

Стариков среди них не было. Не увидел он и больных, пораженных тяжелыми недугами. Харкера, изнемогавшего от усталости и чувствовавшего близкий приступ лихорадки, это не подбодрило.

Он посадил Маклерена к источнику. Захлебываясь, как животное, Маклерен пил и вымочил себе голову и плечи. Лесные люди стояли кругом и молча наблюдали за ними. Харкер почувствовал себя так неловко, словно он рыгнул в церкви. Он умыл Маклерена, помог ему напиться и осмотрел его ногу.

Нужен был свет и огонь.

Вокруг источника было много сушняка, а в камнях — сухой мох. Харкер собрал кучу сухих веток. Лесной народец наблюдал за ним. Их долгие сияющие взгляды действовали Харкеру на нервы. Руки его тряслись так, что он высек искру лишь с четвертой попытки.

Крошечный огонек заставил молчаливые ряды зашевелиться. Харкер стал раздувать огонь. Язычок пламени, сначала маленький, трепещущий и бледный, набрал силу, вырос, затрещал. Харкер увидел полные ужаса глаза лесных людей. Раздался испуганный визг, и все исчезли, как сухие листья, унесенные ветром.

Харкер достал нож. Лес был теперь тих, но не спокоен. Кожа подергивалась на спине и на затылке Харкера, стягивала скулы. Не обращая на это внимания, Харкер поводил лезвием над пламенем.

Маклерен молча смотрел на него. Харкер улыбнулся:

— Все будет в порядке, Рури.

Он осторожно нажал определенную точку на его челюсти. Тело Маклерена вздрогнуло и обмякло. Харкер вытянул вздувшуюся ногу Маклерена и принялся за работу.

* * *
Снова наступило утро. Харкер лежал у источника на прохладной траве. Угли его костра серели и гасли. Он чувствовал себя отдохнувшим, лихорадка, похоже, оставила его. Воздух был словно вино.

Он перекатился на спину. Дул ветер, живой и сильный, щекоча его ноздри каким-то необычным запахом. Деревья шумно веселились и чуть не кричали от радости. Харкер глубоко вздохнул и вдруг осознал, что облака были высоко, выше, чем это бывает на Венере. Ветер разгонял их, и дневной свет был таким же ярким, как…

Харкер вскочил. Кровь в нем бурлила, слепила глаза. Он бросился к высокому дереву и полез по его ветвям, пока не добрался до самой верхушки.

Под ним расстилалась чаша долины, зеленая, богатая, привлекательная. Вокруг нее поднимались серые гранитные утесы.

Они вздымались туда, где гулял ветер, а за ними далеко-далеко виднелись горы, уходившие в небо.

На горах сквозь туман облаков белел снег, холодный, ослепительно чистый, и, пока Харкер смотрел на него, там мелькнул какой-то отблеск и исчез так быстро, что Харкер увидел его скорее сердцем, нежели глазами.

Солнечный свет. Снежные поля и над ними солнце.

Он не сразу спустился вниз, в тишину поляны. Он стоял на ветке, не двигаясь, и увидел то, чего не видел раньше. Тогда он спустился.

Рури Маклерен исчез. Оба рюкзака, один с пищей, другой с веревками, перевязочными материалами, кремнем и кресалом, тоже испарились, а с ними и копье. Ощупав бедро, Харкер не нашел ничего, кроме голого тела. И нож, и даже штаны были с него сняты.

Стройное восхитительное тело выступило из тени деревьев. Громадный белый цветок светился в синих кудрях. Сияющие глаза насмешливо смотрели на Харкера, Бутон улыбалась.

Мэтт Харкер не спеша подошел к ней. Его крепкое лицо ничего не выражало. Он старался, чтобы и мозг его тоже ничего не выражал.

— Где мой друг?

— В Финальном месте.

Она неопределенно кивнула в направлении утесов, откуда пришли сюда земляне. Ее мысль-образ продемонстрировала Харкеру нечто среднее между кучей мусора и кладбищем. И совершенно отчетливо чувствовалось, что ей очень досадно тратить время на такие пустяки.

— Вы его… Он еще жив?

— Оно было живое, когда мы положили его там. Все в порядке. Оно будет ждать, пока не остановится, как все мы.

— Зачем вы его…

— Оно уродливое. — Бутон пожала плечами. — Оно сломанное.

Она подняла руки и закинула голову.

Трепет наслаждения прошел по ее телу.

Она снова улыбнулась Харкеру.

Он попытался скрыть свою злость и, не торопясь, отправился к утесам. Он шел мимо куста с желтыми цветами и колючими ветками. Внезапно ветка согнулась и хлестнула его по животу. Он резко остановился, согнулся и услышал смех Бутона.

Когда он распрямился, девушка уже стояла перед ним.

— Красное, — сказала она удивленно.

Бутон дотронулась заостренными пальцами до царапины, оставленной колючками. Ее, казалось, возбуждали и разочаровывали цвет и ощущение его крови. Ее пальцы двигались, ощупывая его мышцы, кожу и темные волосы на груди. Пальцы прошлись и по его шее, по краю подбородка, коснулись лица, век, темных бровей. К нему проник шепот из ее мозга.

— Что ты такое?

Харкер медленно обнял ее. Ее тело холодно и странно скользило под его ладонями и посылало Харкеру неописуемый трепет полуудовлетворения, полуотвращения.

Он склонил голову. Глаза ее стали глубокими, как озера синего огня. Он нашел ее губы. Они тоже были холодными и странными, как все ее тело, податливое, с пряным запахом, и тем же самым ароматом вдруг пахнуло от ее курчавых лепестков.

Харкер увидел движение в лесу, радужные пятна украшенных лепестками голов. Бутон отошла от Харкера, взяла его за руку и повела к далекой реке, к мирным зарослям папоротника, растущего на ее берегах.

Взглянув вверх, Харкер увидел, что две черные птицы по-прежнему сопровождают их.

— Кто же ты? Растение, цветок вроде этого?

Он указал на белый бутон на ее голове.

— А ты кто? Зверь, одетый в мех? Клыкастый хищник, вылезший из своей норы?

Они засмеялись. Небо над их головами было цвета чистой овечьей шерсти. Теплая земля и смятый папоротник широко расстилались под ними.

— Куда ведет эта дорога? — спросил Харкер.

— На границу. — Она указала на край долины. — Я думаю, она идет вниз, к морю. Когда-то мы туда спускались, но это было очень давно. Теперь мы не хотим туда ходить, да и звери делают путь опасным.

— Да, конечно, — согласился Харкер.

Он поцеловал ее во впадину под подбородком.

— А что случается, если приходят звери?

Бутон засмеялась. Прежде чем Харкер успел шевельнуться, он оказался туго спеленутым вьющимися растениями и папоротником, а черные птицы кричали и щелками острыми клювами над его лицом.

— Вот что случается, — сказала Бутон. — Она дернула папоротник. — Наши кузены понимают нас даже лучше, чем птицы.

Харкер вспотел, хотя был уже освобожден. Потом он спросил:

— А те создания в подземном озере тоже ваши кузены?

Бутон с негодованием оттолкнула его мысль: так отталкивают ладонями упругий мяч.

— Нет. Существует старая легенда, что эта долина когда-то была озером и в нем жили Пловцы. Они полностью отличались от нас. Мы пришли из высоких ущелий, там теперь только голые скалы. Это было очень давно. Когда озеро начало уменьшаться, нас стало больше и мы решили спуститься вниз. Потом было орошение, и мы прогнали Пловцов в черное озеро. Они пытались и сейчас пытаются выйти оттуда, вернуться к свету, но не могут. Иногда они посылают нам свои мысли. Они… Нет, я не хочу больше рассказывать о них.

— Как вы будете сражаться с ними, если они выйдут? — небрежно спросил Харкер. — Тоже птицы и растения?

Бутон помедлила с ответом, потом сказала:

— Я покажу тебе один способ.

Она закрыла ему глаза рукой. Сначала было только темно, затем стали формироваться образы — люди, его собственный народ, видимый, как отражение в тусклом кривом зеркале, но узнать его было можно. Люди хлынули в долины через трещины в утесах, и тут же каждое дерево, каждый кустик и стебелек травы наклонились к ним. Люди боролись, размахивали ножами, делали успехи, но продвигались вперед медленно. Затем через равнину потянулся туман, тонкий, плывущий в воздухе белый занавес. Он подходил все ближе, гонимый собственной силой, а не ветром. Харкер увидел, что это пушистые семена чертополоха. Пух садился на людей.

Он сыпался бесконечно и неторопливо, постепенно обволакивая человеческие фигуры. Люди корчились, кричали от боли и страха, отбивались, но тщетно.

Потом белый пух опал на землю. Тела людей были покрыты крошечными зелеными ростками, которые высасывали человеческую плоть и быстро росли.

Через эти образы пробилась беззвучная речь Бутон:

— Я видела некоторые твои мысли, когда выходила из пещеры. Я не могла их понять, но видела, как на наших равнинах режется бороздами земля, вырубаются наши деревья, и все делается отвратительным. Если твой народ придет сюда, нам придется уйти, а долина принадлежит нам.

Мэтт Харкер старательно вникал в мысли девушки, однако своими собственными соображениями он делиться с нею не спешил.

— Но раньше эта земля принадлежала Пловцам.

— Они не могли удержать ее, а мы можем.

— Зачем ты спасла меня, Бутон? Чего ты от меня хочешь?

— Ты безопасен. Ты чужой. Я хотела играть с тобой.

— Любовь, Бутон?

Его пальцы ощупали широкий гладкий камень в корнях папоротника.

— Любовь? Что это?

— Это — завтра и послезавтра. Это надежда, счастье и боль, полнота чувств, самоотверженность. Это цепь, которая привязывает тебя к жизни и придает ей ценность. Понимаешь?

— Нет. Я расту, беру нужное от земли и солнца, играю с друзьями, с птицами, с ветром, с цветами. Затем приходит время, когда во мне созревают семена, а затем я ухожу в Финальное место и жду. Вот и все. Только это я и понимаю.

Он посмотрел ей в глаза. Дрожь прошла по его телу.

— У тебя нет души, Бутон. В этом главное различие между нами. Ты живая, но души у тебя нет.

Теперь ему было не трудно осуществить свой план. Но сделать это нужно было очень быстро. Сделать то, что могло хоть как-то оправдать смерть Сэма, то, что Бутон могла прочитать в его мыслях, но не могла предупредить, потому что ей никогда не понять мысль об убийстве…

Глава 4

Черные птицы спикировали на Харкера, но руководящий их волей мозг перестал подавать сигналы, и птицы в растерянности прекратили атаку.

Папоротники и вьюнки качнулись было, однако тут же замерли опять. Птицы, тяжело взмахивая крыльями, улетели прочь.

Мэтт Харкер встал, не глядя на то, что лежало у его ног.

Он знал, что у него еще есть немного времени. Возможно, цветочный народ не сразу заметит отсутствие девушки. Возможно, они не станут следить за его мыслями: всем известно, что он — всего лишь новая игрушка Бутона. Возможно…

Мэтт побежал к утесам, туда, где находилось Финальное место. Он старался держаться открытых пространств и по возможности избегать зарослей.

Он уже подбегал к месту назначения, когда понял, что его заметили. Птицы вернулись, и их огромные, черные крылья оглушительно хлопали над самой его головой. Он поднял сухую ветвь, чтобы отбиваться от них, но она рассыпалась в его руке. Телекинез, силы мысли — вот их преимущество. Когда-то Харкер читал, что, имея известный навык, можно никогда не проигрывать в кости: кубики будут падать так, как ты захочешь. Хотел бы он сейчас вообразить себя бластером.

Изогнутые клювы рвали его руки. Он схватил одну птицу за шею и придушил ее.

Вторая закричала, и на этот раз Харкеру не так повезло: пока он убивал птицу, ее когти разорвали ему щеку. Он снова побежал.

Кусты хищно тянулись к нему, вьющиеся стебли, как змеи, переплетались на его пути. Каждая зеленая травинка резала его обнаженные ноги, словно остро отточенным ножом. Но он уже добежал до утесов, и теперь перед ним расстилалась голая каменистая площадка.

Принюхавшись, он понял, что близок к Финальному месту. Легкий аромат увядающих цветов, переживших свой расцвет, а под ним — мертвый, кислый запах гниения. Он громко окликнул Маклерена, с ужасом думая, что может не получить ответа, и едва поверил своим ушам, когда услышал слабый голос товарища.

Он быстро зашагал на звук. Маленький вьюн оплел его ноги и потянул вниз. Харкер вырвал растение с корнем. Оглянувшись через плечо, он увидел тонкую белую вуаль, маленькое пятнышко вдалеке. Оно плыло к нему.

Он дошел до Финального места. Это был каньон, довольно глубокий, с высокими отвесными стенами, напоминающий широкий колодец. На дне его виднелись тела, сваленные в сухую рыхлую кучу, бесцветные тела-цветы, увядшие, серые.

Рури Маклерен лежал на этой куче, видимо, невредимый. Два рюкзака и оружие лежали рядом с ним. В разных местах сидели, лежали и слабо ползали те, кто, по выражению Бутона, ждал остановки.

Здесь копошились старые, увядшие, поврежденные или некрасивые. Здесь их уродство не могло оскорблять. Похоже, что умственно они уже умерли. Они не обращали внимания на людей, ни на своих собратьев, но слепые жизненные силы еще сохранялись в них. Так цветет обреченная на смерть герань, чей срезанный стебель уже засох.

— Мэтт! — выдавил Маклерен. — О Господи, Мэтт, как я рад тебя видеть!

— С тобой все в порядке?

— Да. Даже нога почти прошла. Ты можешь вытащить меня отсюда?

— Бросай рюкзаки.

Маклерен повиновался. Он заметил возбужденное состояние Харкера и по его окровавленному лицу понял, что затевается что-то скверное. Поднимая Маклерена вверх, Харкер вкратце объяснил ему положение дел. Белый туман был уже очень близко.



— Ты можешь идти? — спросил Харкер.

Маклерен взглянул на наплывавшее облако.

— И даже бежать. Побегу так, что черти не остановят.

Харкер подал ему веревку.

— Беги на ту сторону каньона.

Он помог Маклерену надеть рюкзак.

— Остановишься точно напротив меня. Понятно? Стой там с веревкой и придерживайся голых камней.

Маклерен побежал. Он сильно хромал, лицо его исказилось от боли. Харкер выругался. Облако было уже так близко, что Харкер видел миллионы крошечных семян, плывших в своих шелковых волокнах, повинуясь приказу цветочного народа. Он пожал плечами и начал наматывать бинты и пучки сухой травы на костяной наконечник вновь обретенного копья. Край облака уже навис над ним, когда он высек искру, зажег свой импровизированный факел и прыгнул вниз на кучу мертвых цветочных созданий.

Предательская рыхлая куча мешала ему двигаться вперед. Он ткнул факелом в мертвые тела и сухая увядшая субстанция вспыхнула. Он погнал пламя к дальней стене и быстро обернулся. Даже когда огонь охватил их, умиравшие создания не шевельнулись. Края облака вспыхнули, начали сжиматься и вскоре оно исчезло в клубах дыма.

— Рури! — заорал Харкер.

Долгую минуту он стоял, задыхаясь и кашляя в густом дыму, чувствуя, как наступающий жар опаляет его кожу. Затем, когда Харкер почти отчаялся, над ним показалось залитое потом лицо Маклерена и вниз зазмеилась веревка. Языки пламени злобно лизали спину Харкера, пока он по-обезьяньи карабкался на стену.

Они отошли повыше и двинулись по скалистому грунту, время от времени срезая преграждающие путь кустарники и вьюны.

Маклерен, не привыкший к виду оживших растений, вздрогнул.

— Это просто немыслимо, — сказал он. — Как они это делают?

— Насколько я понял, они кровные родственники растениям. Давай отдохнем здесь минутку.

Маклерен благодарно взглянул на него и улегся на камни. Сквозь тугую повязку там, где Харкер обрезал рану Маклерену, сочилась кровь. Харкер повернулся к долине.

Цветочный народ растянулся длинным полумесяцем. Их яркие многоцветные головы ясно виднелись на фоне зеленой равнины.

Харкер догадался, что они сторожат проход.

Он понял: сейчас они знают все, что происходит в его мозгу, так же, как знала это Бутон. Новая форма коллективизма — один мозг для всех и все для одного. Даже если бы Маклерен был здоров, никаких шансов на спасение у людей не оставалось.

Там не проскочит и мышь.

«Интересно, — подумал Харкер, — скоро ли придет следующее облако?»

— Что будем делать, Мэтт? Есть ли какой-нибудь способ уйти отсюда?

Маклерен думал не о себе. Он смотрел на долину, как Люцифер, жаждущий Рая, и думал о Вики. Даже не о самой Вики, а о Вики как о символе тридцати восьми сотен венерианских скитальцев.

— Не знаю, — пожал плечами Харкер. — Проход недоступен, пещеры тоже. Эй! Помнишь, как мы отгоняли тех чудищ на реке и как ты чуть не упал, швыряя камни? Там был разлом прямо над краем озера, трещина от землетрясения. Если мы доберемся до нее сверху и как следует встряхнем…

Прошла минута, прежде чем до Маклерена дошло. Он широко раскрыл глаза.

— Оползень запрудит озеро…

— Вода поднимется достаточно высоко. Пловцы выскочат…

Горящими глазами Харкер смотрел на головы-цветы, пестрящие внизу.

— Но если долину затопит, Мэтт, и Пловцы вылезут наружу, что останется здесь для нашего народа?

— Думаю, оползень будет не столь уж велик. С обеих сторон разлома — крепкий камень.

Харкер внимательно осмотрел дно долины.

— Видишь эти склоны? Даже если оползень и не уйдет сам собой, небольшой подкоп высушит дно ниже прохода. Нам останется только сделать новый берег.

— Может, и так. — Маклерен кивнул. — Но ведь Пловцы останутся. Я не думаю, что они намного добрее тех крошек.

По его тону можно было предположить, что он более склонен сражаться с народом Бутона.

Рот Харкера медленно скривился в усмешке.

— Пловцы — водяные создания, Рури. Они амфибии, живут под землей, в полной темноте, и один Бог знает, как давно они там поселились. Ты знаешь, что случается с червями, когда их вытаскивают на свет? Ты знаешь, что бывает с грибами, растущими в темноте?

Он почти благоговейно провел пальцами по своей коже.

— Ты ничего не заметил на себе, Рури? Впрочем, ты был слишком занят.

Маклерен изумился. Он тер свою кожу, морщился и снова тер, ощупывая белые полосы, которые тут же исчезали.

— Загар, — сказал он удивленно. — О Боже! Солнечный загар, даже ожог!

Харкер встал.

— Давай пойдем и посмотрим.

Головы-цветы внизу задвигались.

— Им не нравится эта мысль, Рури. Видимо, наша идея вполне осуществима и они это знают.

Маклерен встал, опираясь на копье, как на трость.

— Мэтт, они не дадут нам уйти.

Харкер нахмурился.

— Бутон говорила, что есть и другие способы уничтожения… Но не оставаться же нам здесь?

Они снова полезли вверх, очень медленно, щадя раны Маклерена. Харкер пытался угадать — далеко ли от них подземная пещера? Река была хорошим проводником, а скалы почти не имели растительности.

Харкер внимательно следил за цветочным народом, но ничего угрожающего из долины не появлялось.

Скалы резко изменились. Древние землетрясения оставили на них свои следы: извилистые трещины, огромные гранитные плиты, грозно нависшие над пропастью и готовые упасть в темноту.

Харкер остановился.

— Вот оно. Послушай, Рури. Я хочу отослать тебя отсюда: здесь слишком опасно.

— Мэтт, я…

— Заткнись. Один из нас должен остаться в живых и вернуться на корабль. Большой спешки нет, дня через три-четыре ты будешь способен к путешествию. Ты…

— А почему я? Ты лучше всех ходишь по горам..

— Ты женат, — коротко ответил Харкер. — Чтобы скинуть вниз эту пару больших плит, хватит и одного человека. Они практически уже готовы упасть под собственным весом. Может быть, я выберусь благополучно. Но ведь глупо рисковать обоим, не так ли?

— Угу. Но, Мэтт…

— Послушай, мальчик, я знаю, что делаю.

Голос Харкера стал необычно мягким.

— Передашь мой привет Вики и…

Он вдруг вскрикнул от резкой боли.

Недоверчиво опустив глаза, Харкер увидел, что его тело покрыто маленькими огоньками, слабыми, мерцавшими, исчезавшими, но оставлявшими глубокие ожоги. Огоньки плясали и на Маклерене. Они уставились друг на друга.

Ужас беспомощности охватил Харкера.

Опять телекинез. Люди-цветы повернули против них его же собственное оружие.

Они видели огонь и его действие, воссоздали этот процесс в мозгу, сосредоточились сообща и выпустили мысленную силу всей колонии на двоих людей. Он давно понял, почему они ухватили мысль о солнечном ожоге и применили его буквально.

Огонь, самовозгорание. Это очень просто, надо только знать, как… Тут было что-то от Неопалимой Купины…

Атака возобновилась с новой силой. О Боже, как больно! Маклерен закричал. Его набедренная повязка и бинты начали тлеть.

«Господи, что же делать, скажи мне скорее, что делать? — лихорадочно думал Харкер. — Цветочный народ фокусируется на нас через наш мозг, через наш сознательный разум. Возможно, что до подсознания они доберутся не так легко. Значит… значит, надо, чтобы Рури лишился сознания, упал в обморок…»

Опять пламя, ожог, страшная боль.

«Сейчас они прочтут мою мысль и задержат меня…»

Без предупреждения Харкер сильно ударил Маклерена в челюсть и оттащил его к прочным камням. Он сделал все это с поразительной силой и скоростью. Самому ему спасаться некогда, да скоро и вообще не понадобится.

Не сводя глаз с Маклерена, он отошел футов на сто. Третья атака была очень болезненной, настолько болезненной, что Харкер чуть не упал. Но Рури Маклерен не был задет ею.

Харкер улыбнулся, последний раз взглянул на бесчувственное тело товарища и бросился к искореженным гранитным плитам на утесах. Движение его было рассчитано так точно, что тело неслось вперед автоматически, не останавливаясь даже тогда, когда огоньки начали разгораться, оставляя на коже огромные, бурые пятна ожогов. Он столкнул вниз зазубренный гигантский камень, и удар этого валуна высвободил следующий. Харкер наткнулся на третий, лежавший на скользком глинистом ложе, и с нечеловеческой силой сбросил его в пропасть.

Харкер упал. Мир растворился в дрожавшем, ревущем хаосе, подернулся яркой вуалью пламени и клубами удушливого дыма. Последнее, что мелькнуло перед угасающим взором Мэтта Харкера, было высокой, укутанной снегом горой, уходящей в ясное небо.


Настала ночь. Рури Маклерен лежал на выступавшем над долиной карнизе. Долина под ним потерялась в индиговых тенях, но шум воды — стремительной, бурной, злой — давал представление о том, что там происходит.

В долину хлынула новая жизнь. Она поднималась на гребнях бурлившей воды, горела золотом в синеве ночи: сверкающие гиганты возвращались на родину, чтобы отомстить. Огромные пятна радужного сияния покрывали воду — цветы-собаки вышли на охоту. Между ними, крутясь и подпрыгивая в смертельной игре, неслись малыши Пловцов.

Маклерен следил за их последней охотой. Он всю ночь наблюдал, как золотые титаны требуют расплаты за века темноты. С восходом солнца цветочного народа не существовало. А днем он увидел, как умирали Пловцы.

Река, повернув обратно, отрезала их от пещер. На землю лился яркий солнечный свет.

Сначала Пловцы с патетической радостью приветствовали его, но вскоре они все поняли.

Маклерен отвернулся. Он отдыхал и ждал, когда исполнится предсказание Харкера, плотина размоется и вода вернется в свое прежнее русло.

Когда он нашел проход, долина уже просохла.

Он оглянулся на горы, вдохнул сладкий ветер и почувствовал великий стыд за то, что он жив и может дышать.

Он оглянулся назад — на пещеры, где умер Сэм, и на утесы, где он похоронил то, что осталось от Мэтта Харкера.

Ему казалось, что он должен что-то сказать, но слова не приходили, только грудь его была переполнена и тяжело вздымалась.

Он молча повернулся к каменному проходу, к Морю Утренних Опалов, к тридцати восьми сотням странников, которые нашли дом.

ВУАЛЬ АСТЕЛЛАРА

ПРОЛОГ

Чуть больше года назад — по условному Солнечному Времени — у штаб-квартиры Управления Межзвездного Пространства на Марсе упала почтовая ракета.

В ней была обнаружена рукопись, рассказывавшая о такой удивительной и ужасной истории, что трудно было поверить, как человек в здравом уме мог оказаться виновным в подобных преступлениях.

Однако после года тщательного расследования рассказ был признан подлинным и теперь УМП разрешило опубликовать рукопись дословно, в том виде, в каком она была изъята из разбившейся ракеты.

Вуаль — свет, который появлялся неизвестно откуда, чтобы поглощать корабли, — исчезла. Все космолетчики Солнечной системы, бродяги, торговцы и капитаны роскошных лайнеров вздохнули с облегчением: вуаль — одно из порождений Чуждого Далена — уже не угрожала их безопасности.

Теперь же мы знаем ее истинное наименование: Вуаль Астеллара.

Знаем мы и место ее происхождения: мир, выброшенный из пространства и времени.

Нам известно, почему она возникла: об этом повествует рассказ, принесенный почтовой ракетой, — вопль бьющейся в агонии человеческой души; и, наконец, мы знаем, как была разрушена Вуаль.

Глава 1 ТРУП НА БЕРЕГУ КАНАЛА

В доме мадам Кэнс, что на Лау-Канале Джеккарты случился скандал. Какой-то маленький марсианин съел слишком много фила, и, чтобы умерить его аппетит, пришлось прибегнуть к помощи кастетов с шипами — весьма популярного в здешних краях оружия. Маленькому марсианину выбили последний пищевой клапан.

То, что осталось от незадачливого чревоугодника, выбросили на каменную набережную, и труп его плюхнулся прямо к моим ногам. Видимо, поэтому я и остановился, чуть не споткнувшись об него; остановился, а затем вгляделся.

Тонкий красный луч солнца падал с чистого зеленого неба. За городскими стенами в пустыне сухо шуршал красный песок, красно-коричневая вода медленно и угрюмо струилась по каналу. Но самое красное пятно в этой багровой палитре растекалось вокруг разорванного горла лежащего на спине марсианина.

Он был мертв. В его широко раскрытых глазах потухал последний зеленый огонек, и он был мертв.

Я стоял над ним, — не знаю, долго ли.

Времени не существовало. Солнечный свет померк, фигуры прохожих укрыла какая-то дымка, звуки угасли, исчезло все, все, кроме безжизненного лица, глядевшего на меня: зеленые глаза, застывший оскал белых зубов.

Я не знал его. Живя, он оставался всего лишь марсианским ничтожеством. Умерев, он стал просто мясом.

Марсианская падаль, не более того.

Времени не существовало. Только мертвое улыбающееся лицо.



Затем что-то коснулось меня. Чья мысль вспыхнула в моей голове и притянула к себе мое сознание, как магнит притягивает стальные опилки? Болезненный ужас, страх и сострадание, такое глубокое, что оно потрясло мое сердце. Слова — не произнесенные, но рожденные в виде образов — всплыли в моем мозгу.

«О, подобно Люциферу, взывающий к Небесам, — прогремело во мне. — Какие у него глаза! О Темный Ангел, какие у него глаза!»

Речь шла о моих глазах, и я закрыл их. Холодный пот выступил у меня на лбу, я пошатнулся, затем мир снова собрался в фокус. Солнце, песок, шум, вонь и толпа, грохот ракет в космопорту, в двух марсианских милях отсюда, — все было в фокусе.

Я открыл глаза и увидел девушку. Она стояла как раз позади мертвеца, почти касаясь его. С ней был молодой парень. На него я не обратил внимания, он значения не имел. Ничто не имело значения, кроме девушки. На ней было голубое платье, и она смотрела на меня дымчато-серыми глазами. Лицо ее казалось белым, как голая кость.

Солнце, шум и люди снова ушли, оставив меня наедине с ней. Я чувствовал, как медальон под моей черной одеждой космолетчика жжет меня, а сердце мое вот-вот перестанет биться.

«Мисси», — подумал я.

«Похож на Люцифера, но Люцифера, ставшего святым», — пришла ко мне ее мысль.

И тут я расхохотался. Мир снова вернулся на место, тяжелый и осязаемый. И посреди этого мира крепко и устойчиво стоял я.

Мисси — вот глупости! Мисси давно умерла.

Меня сбили с толку рыжие волосы, те же темно-рыжие волосы, длинные и тяжелые, как конская грива, завивавшиеся на белой шее, и такие же, как у Мисси, дымчато-серые глаза и еще что-то — веснушки, манера кривить рот, как бы для того чтобы удержать улыбку.

А во всем остальном ей до Мисси было куда как далеко.

Она была выше и шире в кости. Жизнь нередко била ее, следы этих ударов скрыть невозможно. У Мисси никогда не было такого усталого, угрюмого взгляда. Не знаю, может быть, она и развила в себе такой упрямый и несгибаемый характер, как у девушки, стоявшей передо мной; но тогда я не умел читать мысли.

У этой девушки, смотревшей на меня, было множество мыслей, и вряд ли она хотела, чтобы о них знали. Особенно об одной из них — все время ускользавшей от меня и потому чрезвычайно раздражающей.

— Детишки! Чего ради вы сюда явились? — спросил я.

Мне ответил молодой человек. Он был очень похож на нее — прямой, простой, более грубый внутри, чем снаружи, мальчик, знающий, как нагрубить и как ввязаться в драку.

Сейчас он был болен, зол и немного напуган.

— Мы думали, что днем это безопасно, — сказал он.

— В этой дыре день или ночь — все одинаково. Я ухожу.

Девушка, не двигаясь, все еще смотрела на меня, не понимая, что делает.

«Седые волосы, — думала она, — а ведь он не старый, не старше Брэда, несмотря на морщины. Они от переживаний, а не от возраста».

— Вы с «Королевы Юпитера», не так ли? — спросил я их.

Я знал, что они оттуда. «Королева» была сейчас единственным кораблем в Джеккарте. Я спросил потому только, что она напоминала Мисси. Но Мисси давным-давно умерла.

Молодой человек, которого она в мыслях называла Брэдом, ответил:

— Да, мы с Юпитера, из колоний.

Он мягко потянул девушку.

— Пошли, Вирджи. Нам лучше вернуться на корабль.

Я был покрыт потом, холодным потом, холоднее, чем труп у моих ног.

— Да, — сказал я, — возвращайтесь на корабль, там безопаснее.

Девушка не шевельнулась, не отвела от меня глаз. Она все еще думала обо мне, страх ее почти прошел, уступив место состраданию.

«У него глаза горят, — думала она. — Какого они цвета? В сущности, никакого, просто темные, холодные и горящие. Они видят ужас и небо…»

Я позволил ей смотреть мне в глаза.

Через некоторое время она покраснела, а я улыбнулся. Она злилась, но не могла отвести глаз: я не отпускал ее и улыбался, пока молодой человек не потянул ее снова, уже настойчивей.

— Пошли, Вирджи.

Я освободил ее, и она повернулась с угловатой грацией жеребенка. Тут дыхание мое перехватило, точно от удара в живот: ее манера держать голову…

Неожиданно для самой себя, она оглянулась.

— Вы мне кого-то напоминаете, — сказала она. — Вы тоже с «Королевы Юпитера»?

Голос ее был похож на голос Мисси, может он звучал глубже, более гортанно, но все равно похоже.

— Угу. Космолетчик первого класса.

— Тогда, значит, я там и видела вас.

Она рассеянно повертела обручальное кольцо на пальце.

— Как вас зовут?

— Гаут. Дж. Гаут.

— Джей Гаут, — повторила она. — Странное имя. Хотя ничего необычного в нем нет. Странно, что оно меня так заинтересовало.

— Пошли, Вирджи, — сердито сказал Брэд.

Я не оказал ей никакой помощи. Я смотрел на нее до тех пор, пока она не стала малиновой и не отвернулась. Я читал ее мысли. Они стоили того.

Она и Брэд, прижавшись друг к другу, пошли к космопорту на «Королеву Юпитера», а я перешагнул через мертвого марсианина.

Серые тени наползли на его лицо. Зеленые глаза остекленели и уже ввалились, кровь на камнях потемнела. Еще один труп.

Я засмеялся, подсунул свой черный сапог под изгиб спины и скинул труп в угрюмую красно-коричневую воду. Засмеялся я тому, что моя собственная кровь еще горяча и сердце бьется даже сильнее, чем мне того хотелось бы.

Он умер, и я выкинул его из головы.

Я улыбнулся всплеску и разбежавшимся по глади воды кругам. «Она ошиблась, — подумал я. — Не Джей, просто Дж. Я — Иуда»*["4].

Надо было убить время, примерно десять марсианских часов, оставшихся до взлета «Королевы Юпитера». Я направился к столикам мадам Кэнс. Она нашла для меня немного особого брэнди из пустынного кактуса и венерианскую девушку со шкуркой цвета полированного изумруда и золотыми глазами.

Девушка танцевала для меня, а танцевать она умела. Я очень неплохо провел эти десять часов, особенно если учесть, что дело происходило в джеккартском кабаке.

Мисси, мертвый марсианин и девушка по имени Вирджи ушли на дно моего подсознания, где им полагалось быть, и даже ряби не оставили. Это как старая рана: если ее растревожить, она немного поболит, но недолго, да и сама-то боль привычная, на нее не стоит обращать внимание.

Все меняется. Прикованные к планете люди отгораживаются от внешнего мира четырьмя стенами своих представлений, правил, выдуманных условностей и думают, что в этой каморке они спасутся.

Но космос огромен, существуют другие миры и другие пути. Их можно узнать. Их можно узнать любому. Попробуйте и увидите.

Я прикончил огненный зеленый брэнди, заполнил ложбинку между грудями венерианской танцовщицы марсианскими серебряными монетами, поцеловал девушку и, унося с собой слабый привкус рыбы на губах, отправился обратно к космопорту.

Я не спешил. Стояла ночь. Слабый холодный ветер шелестел в дюнах, вычерненных густыми тенями и посеребренных лучами плывущих над самой головой лун. Я видел, как моя аура сияла бледным золотом на фоне этого серебра.

Меня охватило волнение. Впереди показалась «Королева Юпитера», но единственное, что в этой связи пришло мне в голову, это то, что очень скоро моя работа закончится и мне заплатят.

Я потянулся от удовольствия, о котором вы ничего не знаете, — от удовольствия быть живым.

На залитой лунным светом пустыне в миле от космопорта никого не было. Из-за разрушенной башни, которая, вероятно, служила маяком в те времена, когда пустыня была морем, вышел Гэлери.

Гэлери был королем щупачей в этой богоспасаемой дыре. Сейчас он был зол, умеренно пьян, а органы его экстрасенсорного восприятия дрожали от напряжения, как чувствительная диафрагма. Я знал, что он может увидеть мою ауру, но очень смутно и не глазами, и все же он умудрился увидеть ее в первую же нашу встречу на Венере, когда я нанимался на борт «Королевы Юпитера».

Такие люди иногда встречаются среди кельтской и романской рас на Земле, среди марсиан и в некоторых племенах Венеры. Экстрасенсорное восприятие у них врожденное.

По большей части оно не разработано, но, может быть, оно и к лучшему.

Во всяком случае меня такое положение дел устраивало. Гэлери был на четыре дюйма выше меня и фунтов на тридцать тяжелее, а недавняя порция виски сделала его проворным, упорным и опасным. И кулаки у него были здоровенные.

— Ты не человек, — мягко сказал он.

Он улыбался. Можно было подумать, что он очень любит меня. Пот делал его лицо похожим на полированное дерево.

— Нет, Гэлери, — ответил я, — ни в коей мере, и уже давно.

Он слегка качнулся на согнутых коленях.

Я увидел его глаза. Лунный свет смыл их голубизну, оставив только страх, твердость и блеск.

Голос его был все еще мягкий и певучий.

— Кто же ты тогда и зачем тебе корабль?

— Корабль мне ни к чему, Гэлери, мне нужны только люди на нем. А кто я — не все ли равно?

— Все равно, — согласился он, — потому что сейчас я тебя прикончу.

Я беззвучно засмеялся. Он медленно кивнул своей черной головой.

— Пожалуйста, скаль зубы, если хочешь. Скоро твой обглоданный череп будет вечно скалиться в эти небеса.

Он разжал кулаки. Я увидел в каждой его ладони по серебряному кресту.

— Нет, Гэлери, — ласково сказал я, — ты, вероятно, считаешь меня вампиром, но я не из этой породы.

Он снова сжал распятия и медленно пошел вперед. Я слышал хруст его сапог по песку. Я не двигался.

— Ты не можешь убить меня, Гэлери.

Он не остановился и ничего не сказал.

Пот стекал по его лицу. Он боялся, но не останавливался.

— Ты умрешь здесь, Гэлери, и без священника.

Он не остановился.

— Иди в город, Гэлери, спрячься, пока «Королева» не стартует. Ты спасешь свою жизнь. Неужели ты так сильно любишь других, что готов умереть за них?

Он остановился и нахмурился, как сбитый с толку мальчишка. Эта мысль была новой для него.

«При чем тут любовь? Они — люди».

Он снова двинулся ко мне, и я широко раскрыл глаза.

— Гэлери!..

Он подошел достаточно близко, чтобы я почувствовал запах виски. Я посмотрел ему в лицо, поймал его взгляд и задержал его. Он остановился, медленно подтягивая внезапно налившиеся свинцом ноги.

Я держал его глазами, я слышал его мысли.

Они оставались теми же. Они никогда не менялись.

Он поднял кулаки, но так медленно, словно в каждом из них было по человеку.

Губы его отвисли, так что я видел влажный блеск его зубов, слышал, как сквозь них вырывается хриплое, тяжелое дыхание.

Я улыбнулся, продолжая удерживать его глаза своими.

Он опустился на колени. Дюйм за дюймом, борясь со мной, он опустился. Крупный мужчина с потным лицом и голубыми глазами, которые не могли оторваться от моих глаз.

Руки его разжались. Серебряные кресты упали и теперь блестели на буром ночном песке.

Его голова опустилась, жилы на шее вздулись и дергались. Внезапно он упал на бок и застыл в неподвижности.

— Ты остановил мое сердце, — прошептал он.

Это единственный способ. Они чувствуют нас квазиактивно, и даже психохирургия тут не поможет. К тому же обычно нет времени.

Теперь он не мог дышать, но мог говорить. Я слышал его мысли. Я поднял распятия и сомкнул его пальцы на них.

Ему удалось чуть-чуть повернуть голову и взглянуть на меня. Он пытался заговорить, и я ответил на его мысла.

— Гэлери, я отведу «Королеву» в Вуаль.

Его глаза широко раскрылись и застыла.

Его последней мыслью было:

«Вот уж никогда не думал!..»

Я оттащил безжизненное тело в развалины башни, где его, вероятно, не скоро найдут, и снова направился в космопорт, но на полпути остановился.

Он опять уронил кресты. Они лежали на тропе под лунным светом, и я поднял их и хотел уже забросить подальше в рыхлый песок.

Но я не сделал этого. Я стоял и держал их. Они вовсе не жгли мою плоть. Я засмеялся.

Да, я смеялся. Но смотреть на них я не мог.

Я вернулся к башне, положил Гэлери на спину, скрестив ему руки на груди, и закрыл покойнику глаза. Распятия я положил на его веки и ушел, на этот раз окончательно.

Ширана сказала однажды, что понять человеческий мозг невозможно, как бы тщательно ты его ни изучал. Иногда его посещает страдание. Чувствуешь себя прекрасно, все идет отлично, и вдруг в мозгу открывается какая-то дверца — и начинаешь вспоминать.

Это бывает не часто, и обычно успеваешь быстро захлопнуть дверцу. Но все равно Флэйк единственный из нас, кто до сих пор может похвастаться черными волосами. Вот, правда, души у него нет…

Итак, я захлопнул дверцу перед Гэлери и его крестами, а через полчаса «Королева» стартовала к юпитерианским колониям, где она никогда не совершит посадку.

Глава 2 ПУТЕШЕСТВИЕ К СМЕРТИ

Все шло спокойно, пока мы не пересекли окраину Пояса Астероидов. Я следил за мыслями экипажа и знал, что Гэлери никому не говорил обо мне. Кто станет рассказывать людям, что от парня на соседней койке исходит желтое свечение и что он не человек? Влезешь в смирительную рубашку, только и всего. Тем более когда речь идет о вещах, которые только чувствуешь, но не видишь, — вроде электричества.

Когда внутри Пояса мы попали в опасную зону, командование расставило караулы у выходных люков на пассажирских палубах, и я был назначен в один из них. Я стал подниматься на свое место.

На последней ступеньке трапа я кожей почувствовал первую, еще слабую реакцию. Аура моя заблестела и начала пульсировать.

Я подошел к люку номер два и сел.

На пассажирской палубе мне побывать еще не доводилось.

«Королева Юпитера» была старым торговым кораблем, переделанным для перевозок в глубоком космосе. Он держался в пространстве, и это все, что от него требовалось. На нем был большой груз продуктов, семян, одежды, фермерского оборудования и около пятисот семей, переселявшихся в юпитерианские колонии.

Я вспомнил, как впервые увидел Юпитер.

Тогда еще ни один человек с Земли не видел его. Это было очень давно.

Теперь на палубе не протолкнуться: мужчины, женщины, дети, прислуга, тюки, узлы, чего тут только нет. Марсиане, венерианцы, земляне — все сгрудились, шумят, толкутся… Из-за жары и скученности в воздухе стоит тяжелый запах.

Мою кожу пощипывало. Аура стала ярче.

Я увидел девушку по имени Вирджи с густыми рыжими волосами и такой знакомой манерой двигаться. Она и ее муж нянчились с крепким зеленоглазым марсианским младенцем, в то время как его мать пыталась уснуть. Обоих супругов волновала одна и та же мысль:

«Может быть, когда-нибудь у нас будет свой».

Я подумал, что Мисси точно так же смотрела бы на нашего малыша, если бы он у нас был.

Моя аура пульсировала и пылала.

Я наблюдал, как сверкали маленькие, еще далекие от корабля миры: от мелких камешков до обитаемых планетоидов, блестящих с освещенной солнцем стороны и черных, как космос, с теневой.

Люди столпились у экранов, и я увидел старика,стоявшего рядом со мной.

Долгие годы, проведенные в космосе, оставили неизгладимый след на его манере держаться, на линиях жесткого лица. И когда он смотрел на Пояс, глаза его горели, как у голодной собаки.

Это был старый космолетчик, не забывший ни одного из своих многочисленных полетов.

Затем появилась Вирджи с младенцем на руках. Брэд неотлучно следовал за ней. Она стояла спиной ко мне.

— Просто чудо, — тихо сказала она. — Ох, Брэд, ты только посмотри!

— Чудо, и смертельное, — усмехнулся про себя старый космолетчик.

Он огляделся вокруг и улыбнулся Вирджи.

— Это ваше первое путешествие?

— Да, первое для нас обоих. Может, мы чересчур таращим глаза на все, но это так необычно.

Она беспомощно развела одной рукой.

— Я понимаю. Для этого нет слов.

Он опять повернулся к экрану. Его лицо и голос ничего не выражали, но я читал его мысли.

«Лет пятьдесят тому назад мне случалось оставлять весь корабельный груз в первом попавшемся поселении. Нас было десять человек. Остался только я».

— До появления дефлекторов Рассона Пояс был опасен, — сказал Брэд.

— Пояс получил только три дефлектора, — тихо сказал старик.

Вирджи подняла рыжую голову.

— Значит».

Старик не слышал ее. Его мысли были далеко.

— Шесть лучших людей космоса, а потом, одиннадцать лет назад, мой сын, — сказал он, ни к кому не обращаясь.

Женщина, стоявшая рядом с ним, повернула голову. Я увидел ее наполненные ужасом глаза и беспомощно онемевшие губы.

— Вуаль? — прошептала она. — Вы ее имеете в виду?

Старик попытался заставить ее замолчать, но вмешалась Вирджи.

— Что такое Вуаль? Я слышала о ней, но очень неопределенно.

Марсианский бэби занялся серебряной цепочкой, висевшей на шее Вирджи. Мне эта цепочка показалась знакомой. Вероятно, она была на Вирджи в первую нашу встречу. Моя аура пылала жарким золотистым светом.

Женщина отошла, и ее слова прозвучали уже издали, как приглушенное эхо:

— Никто не знает. Ее нельзя найти, выследить или вообще определить. Мой брат, космолетчик, видел ее однажды, издали. Она появляется неизвестно откуда и поглощает корабли. Потом свет ее тускнеет, а корабль исчезает. Мой брат видел ее здесь, возле Пояса…

— Она может быть как здесь, так и в любом другом месте, — резко сказал старик. — Она берет корабли и в глубоком космосе, и на земной орбите. Так что причин бояться нет.

Аура горела вокруг меня, как облако золотого сияния.

Зеленоглазый марсианчик внезапно выдернул цепочку и с ликованием поднял ее кверху.

То, что висело на ней и раньше было спрятано под платьем Вирджи, теперь медленно кружилось, притягивая мои глаза.

Видимо, я издал какой-то звук, потому что Вирджи обернулась и увидела меня. Я не знаю, что она подумала. Я долгое время ничего не соображал, только чувствовал озноб, словно холодный черный космос каким-то образом прошел сквозь экран и коснулся меня.

Блестящая вещь крутилась на серебряной цепочке, и марсианчик следил за ней, и я тоже.

Затем настала тьма, и я стоял в ней, неподвижный и холодный.

Голос Вирджи пробился сквозь мрак, спокойный, обыкновенный, словно ничего не случилось.

— Я вспомнила, на кого вы похожи, мистер Гаут. Боюсь, что я была невежлива в тот день на Марсе, но меня ошеломило сходство. Смотрите.

В мою темную ледяную оболочку вошел белый предмет: крепкая белая рука с покрасневшими от работы суставами держала что-то на ладони, что-то, что горело чистым, странным собственным светом. Голос продолжал все так же спокойно:

— Это старинный медальон, мистер Гаут. Ему больше трехсот лет. Он принадлежал моей далекой прабабке, и семья хранила его с тех пор. Это, в сущности, любовная история. Прабабушка вышла замуж за молодого космолетчика. В те времена космические полеты были еще очень опасными, этот молодой человек любил космос так же сильно, как свою жену. Его звали Стивен Вэнс. Здесь его портрет. Поэтому я и подумала, что где-то видела вас, и спросила о вашем имени. Сходство потрясающее, вы не находите?

— Да, — подтвердил я.

— А эта девушка — его жена и, конечно, первоначальная владелица медальона. Муж звал ее Мисси. Это имя выгравировано на обороте медальона. И вот ему представилась возможность сделать первый перелет с Марса на Юпитер, и Мисси знала, что какая-то часть его умрет, если он не полетит, и она отпустила его. Он даже не знал, что на свет должен появиться ребенок, которого они очень ждали: она ему не сказала, потому что он бы отказался от полета. Стивен заказал два медальона, совершенно одинаковые. Он сказал ей, что медальоны будут связью между ними, которую никто не разрушит. Что бы ни случилось, он вернется к ней. Он улетел на Юпитер и не вернулся. Его корабль также не нашли. Но Мисси носила медальон и молилась. Умирая, она отдала его своей дочери. И это стало семейной традицией, поэтому теперь он у меня.

Голос ее вдруг стал тягучим, сонным и даже как будто слегка удивленным. Рука с медальоном медленно опустилась. Вокруг меня установилось великое спокойствие, великий мир.

Я закрыл лицо руками. Я старался что-то сказать, сказать те слова, которые я говорил много лет назад, но эти слова все никак не приходила Они исчезают, когда попадаешь ТУДА.

Я опустил руки и снова смог видеть. Я не тронул медальона на своей шее. Я чувствовал его на груди, как опаляющий холод космоса.

Вирджи лежала у моих ног. Она все еще держала ребенка на сгибе руки. Его круглое коричневое личико было повернуто к ней. Брэд лежал рядом, обхватив рукой жену и чужого ребенка.

Медальон покоился на округлой груди Вирджи, открытый, изображением вверх, и медленно поднимался и опускался в такт ее дыханию.

Они не страдали. Не забывайте этого.

Они просто ничего не подозревали. Они спали и видели счастливые сны. Пожалуйста, помните это!

Никто из них не страдал и не боялся.

Я стоял один на палубе этого молчаливого корабля. На экранах не было ни звезд, ни маленьких планеток Пояса Астероидов. Была лишь вуаль света, плотно обернувшая корабль, мягкая сетка из зеленых, пурпурных, золотых и синих витков, прикрепленных ярко-алыми нитями к блестящей основе, не имеющей никакого цвета.

Как всегда, электрическое освещение потускнело. Люди спали на широкой поверхности палубы. Я слышал их медленное, спокойное дыхание. Моя аура горела, как золотое облако, и внутри нее тело пульсировало жизнью.

Я посмотрел вниз, на медальон, на лицо Мисси. Если бы ты сказала мне! О Мисси, если бы ты мне сказала, я мог бы спастись!

Рыжие волосы Вирджи тяжело лежали на белой шее. Дымчато-серые глаза, полузакрытые, спящие. Волосы Мисси. Глаза Мисси.

Моя. Часть моей плоти, часть моей кости, часть моей крови, часть жизни, которая все еще билась и трепетала во мне.

Триста лет.

О, если бы я мог хотя бы молиться!

Я встал возле Вирджи на колени и протянул руку. Золотой свет вышел из плоти и закрыл ее лицо. Я убрал руку и медленно встал, гораздо медленнее, чем падал умирающий Гэлери.

Сияние Вуали прошло через весь корабль, через воздух, через каждый атом дерева и металла. Я двигался, сверкающий золотом, живой и молодой, в молчавшем, спавшем мире.

Триста лет, и Мисси мертва, а ее медальон вернулся обратно.

Не так ли чувствовал себя Иуда, когда веревка оборвала его жизнь?

Но Иуда умер.

Я шел в тишине, завернутый в свое золотое облако, и биение моего сердца сотрясало меня, словно удары кулака. Сильное сердце, молодое, сильное сердце.

Корабль медленно отклонялся от своей дуги свободного падения на Юпитер. Вспомогательные механизмы для Пояса еще не включились. Вуаль сомкнулась вокруг корпуса и легко потянула его.

Это и было приложением силы воли. Телепортация, энергия мозга и мысли, усиленная Х-кристаллами и направляемая как по радиолучу. Высвобождение энергии между силой мысли и силой гравитации дает свет, тот самый видимый свет, который космолетчики называют Вуалью. Гипнотический сон-вуаль посылается тем же путем, через Х-кристаллы, на Астелларе.

Ширана говорила, что это очень просто, детская забава в ее пространственно-временной среде. Требуется только фокусирующая точка для наводки, а уж ее особая вибрация ведет как факел в пустоте, как аура вокруг плоти человека, который омылся в Облаке.

Коза Иуды ведет корабль на бойню.

Я шел в своем золотом свечении. Едва уловимая энергия наслаждения пощипывала и грела мою кожу. Я шел домой.

И Мисси еще жива. Прошло триста лет, и она жива. Ее и моя кровь живут в девушке по имени Вирджи.

А я помимо своей воли веду ее на Астеллар, в мир другого измерения.

Наверное, это и остановило поток, льющийся через мою кожу, разбудило меня спустя половину вечности. Моя аура побледнела до обычного состояния. Я услышал слабое звяканье металла о камень: «Королева Юпитера» совершила свою последнюю посадку. Я был дома.

Я сел на край моей койки. Не знаю, долго ли я сидел. Я опустил голову на сжатые кулаки, а затем раскрыл их. Мой собственный медальон выскользнул из перепачканных кровью ладоней. Я встал и через тишину, через грубый, безличный электрический свет пошел к люку и выбрался наружу.

«Королева Юпитера» лежала в округлой каменной колыбели. За вершиной ската закрылись двери, и последнее эхо воздушных насосов угасло под низкой крышей пещеры.

Камень был прозрачный, бледно-зеленый, резной и полированный. От его красоты захватывало дух, сколько бы раз вы на него ни смотрели.

Астеллар — маленький мир, вполовину меньше Весты. Со стороны он выглядит лишь глыбой черного шлака, на которой нечего делать космическим рудокопам, ищущим полезные ископаемые. При желании можно так искривить свет вокруг него, что планету не обнаружит и самый лучший телескоп, и та же сила мысли, которая создает Вуаль, может, если понадобится, перенести Астеллар на новое место.

Поскольку движение через Пояс растет довольно медленно, Астеллар передвигается не часто. В том нет необходимости.

Я прошел через пещеру, наполненную бледно-зеленым светом. Передо мной вырос широкий трап, взметнувшийся вверх подобно взмаху ангельского крыла. Флэйк ждал меня у трапа, вытянувшись в слабом золоте собственной ауры.

— Привет, Стив, — сказал он и взглянул на «Королеву Юпитера» своими странными серыми глазами. Черные волосы, потемневшая и загрубевшая в космосе кожа. Глаза, как бледные пятна лунного света, слабо блестевшие, бездушные.

Я знал Флэйка еще до того, как он стал одним из нас, и даже тогда догадывался, что в нем еще меньше человеческого, чем в астелларцах.

— Хороший рейс, Стив? — спросил он.

— Угу.

Я попытался пройти мимо, но он схватил меня за руку.

— Эй, тебя что-то гложет?

— Ничего.

Я оттолкнул его. Он улыбнулся и загородил мне дорогу. Это был крупный мужчина, вроде Гэлери, только много крепче, и мозг его мог встретиться с моим на равных.

— Не отвертишься, Стив. Что-то… Эй!

Он резко дернул вверх мой подбородок, глаза его сузились.

— Что это? Слезы?

Он с минуту смотрел на меня разинув рот, а затем захохотал. Я ударил его.

Глава 3 ПЛАТА ЗА ЗЛО

Флэйк неуклюже упал на прозрачный камедь. Я прошел мимо него по изгибу трапа. Я шел быстро, но было уже поздно.

Позади меня открылись люки «Королевы Юпитера».

Как Гэлери на марсианском песке, я остановился, медленно подтягивая отяжелевшие ноги. Я не хотел этого. Я не хотел поворачиваться, но ничего не мог с собой поделать. Мое тело повернулось само.

Флэйк уже поднялся на ноги, прислонился к резной зеленой стене и смотрел на меня.

Кровь из разбитой губы капала на его подбородок. Он достал платок и прижал его ко рту, но глаза его не покидали меня, бледные, спокойные, горящие. Золотая аура собралась нимбом вокруг его черной головы, как на изображении святого.

Перед ним зияли открытые люки корабля. Из них выходили люди. Они шли спокойно, без спешки, они построились в колонну и ступали по зеленому прозрачному трапу, отбрасывая блики на прозрачный пол. Шаги их были легки, дыхание глубоко и резко, полузакрытые глаза не видели ничего вокруг.

Вверх по извивавшейся ленте бледно-зеленого камня, мимо Флэйка, мимо меня, вперед, в холл. Они не видели ничего, кроме своих снов. Они чуть заметно улыбались. Они были счастливы и не знали страха.

Вирджи все еще держала ребенка, спавшего на ее руках, и Брэд шагал рядом.

Медальон на ее груди перевернулся, спрятал изображение и показывал мне только свою серебряную изнанку.

Я внимательно рассматривал эту вереницу сомнамбул. Холл перед трапом был вырезан из молочно-белого хрусталя, инкрустированного металлом, привезенным из другого измерения, радиоактивным металлом, который наполнял хрустальные стены и воздух мягким туманным огнем.

Они медленно вошли в вуаль тумана и огня и исчезли.

Флэйк мягко окликнул меня:

— Стив!

Я обернулся. Воздух слегка дрожал, и контуры предметов терялись в нем, но желтый свет его ауры я видел отчетливо. Видел я и тяжелый, темный силуэт Флэйка, угрюмо черневший на фоне бледно-зеленого камня.

Он не двинулся с места. Он не спускал с меня своих холодных серых глаз.

Я понял, что Флэйк прочел мои мысли.

Он заговорил, с трудом шевеля распухшими губами:

— Ты думаешь об этой девушке, Стив. Ты не хочешь снова идти в Облако. Ты вообразил, что можешь найти какой-то способ спасти ее. Но такого способа нет, да ты и не спас бы ее, даже если бы мог. А в Облако, Стиви, тебе пойти придется. Через двенадцать часов, когда настанет время, ты пойдешь туда вместе с нами. И знаешь почему?

Его голос становился все мягче, все ласковей, но едкая насмешка пряталась за этим напускным добродушием.

— Потому что ты не хочешь умирать, Стиви, как и все мы — грешные. Даже я, я — Флэйк, парень, никогда не имевший души, я тоже боюсь смерти. Я всегда верил — не в Бога, нет — только в себя самого, и я люблю жизнь. Но иногда я смотрю на труп, лежащий на какой-нибудь грязной человеческой улице, и от всего сердца проклинаю его за то, что ему уже нечего бояться. Ты пойдешь в Облако, потому что только оно дает тебе жизнь. А о рыжеволосой девушке ты и не вспомнишь, Стиви. Да будь там сама Мисси, ты и пальцем бы не пошевелил ради нее, потому что ты боишься. Мы больше не люди, Стив. Мы ушли дальше их. Мы грешили, а здесь, в этом измерении, нет даже такого слова. Однако верим мы или не верим — мы в первую очередь боимся умереть, Стиви, мы очень не хотим умирать!

Его слова напутали меня. Они так врезались в мое сознание, что, даже увидев Ширану, я не смог забыть о них.

— Я нашла новое измерение, Стиви, — лениво сказала Ширана, — маленькое такое, между Восьмым и Девятым. Оно настолько крошечное, что мы сначала пропустили его. Придется после Облака исследовать эту находку. — И она повела меня в нашу любимую комнату.

Комната была вырублена в кристалле таком черном, что, войдя внутрь, ты чувствовал себя висящим в межзвездном пространстве, а если долго-долго вглядываться в глубокую черноту стен, то перед глазами возникали призраки далеких туманностей и галактик.

— Долго еще ждать? — спросил я ее.

— Час, всего лишь час. Бедный Стиви. Скоро ты все забудешь…

Волны ее мозга нежно коснулись моего сознания, — такой нежности никогда не добиться грубым человеческим рукам. Она долго ласкала меня, стирая из моих мыслей жар и боль. Не шевелясь, я лежал на мягком, как облако, ложе в темноте. Я видел мерцавший свет Шираны.

Не знаю, как описать Ширану. Она очень похожа на человека, очень, но какое-то различие есть, почти неуловимое для глаза, но все же весьма существенное.

Но если не углубляться в такие тонкости, то она хорошая девчонка, красивая, — да нет, даже прекрасная, изумительно прекрасная.

Она и ее раса не нуждались в одежде.

Их ленивые волнистые тела покрывал не мех, не перья, не чешуя, но что-то среднее между всем этим, блестящее, переливающееся, прихотливо меняющее свои цвета, сверкающее порой такими оттенками, которые никогда не видел человеческий глаз.

Сейчас в темноте аура Шираны светилась, как теплая жемчужина. Я видел ее лицо — странные остроконечные треугольные кости, покрытые кожей, более мягкой, чем птичий пух. Мертвенно-черные бездонные глаза. Хохолок из изящных усиков-антенн, увенчанных крошечными шариками света, горевшего, как бриллианты.

Ее мысли нежно обволакивали меня.

«Не печалься, Стиви, — думала она. — Все устроено. Девушка пойдет последней, а ты войдешь в Облако первым, так что даже самая малая ее вибрация не коснется тебя».

— Но она коснется кого-нибудь другого, Ширана, — простонал я. — А это не менее страшно». Она все равно что моя дочь.

Ширана терпеливо ответила вслух:

— Но она тебе не дочь. Твоя дочь родилась триста лет назад. Триста лет — это для твоего тела, поскольку здесь нет счета времени. В каждом измерении время различно.

Да, я помню эти чудные годы. Стены измерений не помеха для мысли. Лежишь под Х-кристаллом и наблюдаешь их пульс из тумана черных глубин. Сознание высасывается и проецируется вдоль тугого луча тщательно выбранной вибрации, и вот ты уже в другом пространстве, в другом времени.

Можно взять любое тело и радоваться ему, пока не надоест. Можно пролетать между планетами, между солнцами, между галактиками, стоит только подумать об этом. Можно видеть вещи, делать вещи, вкусить такой опыт, для которого все языки нашего пространства-времени не подберут подходящих слов.

Ширана и я много путешествовали, многое повидали, многое попробовали, а Вселенная бесконечна.

— Я не могу не печалиться, Ширана. Я и хотел бы развеселиться, но ничего не могу с собой поделать. Я снова человек, снова простой парень Стив Вэнс из Беверли-Хиллз, Калифорния, на планете Земля. Я не могу уничтожить свои воспоминания.

У меня сжалось горло. Я покрылся холодным потом и был близок к безумию больше, чем когда-либо за все черт-знает-сколько лет.

Из темноты пришел голос Шираны:

— Ты больше не человек. Ты перестал быть человеком с тех пор, как впервые вошел в Облако. Люди для тебя то же, что для человека те животные, которых он употребляет в пищу.

— Но я же не могу не помнить.

— Понятно. Что ж, вспоминай. Вспомни, что с самого рождения ты отличался от других людей, что ты бывал там, где не бывал никто, видел то, чего не видел ни один человек до тебя, что твое сердце и твои руки сражались с самим космосом.

Я помнил это. Первый человек, рискнувший пройти Пояс, первый человек, увидевший Юпитер, блистающий в рое своих лун.

— Вот почему, захватив тебя в Вуаль и привезя на Астеллар, мы спасли тебя из Облака. У тебя была какая-то редкая сила, размах видения, необузданность желаний. Ты мог дать нам то, что мы хотели, — легкий контакт с человеческими кораблями. И за это мы подарили тебе жизнь и свободу.

Она помолчала и добавила:

— И меня, Стиви.

— Ширана!

Наши мысли слились в один жаркий клубок. Наши чувства, наши желания переплелись, как тела влюбленных. Воспоминания о битвах и счастье, ужасе и любви под солнцами, которые никогда более не загорятся — даже во сне. Я не могу объяснить это. Для этого нет слов.

— Ширана, помоги мне!

Сознание Шираны баюкало меня, как материнские руки.

— Тебе не за что винить себя, Стиви. Мы делали это под гипнозом, так что твой мозг привыкал к перемене постепенно, без шока. Я сама вводила тебя в наш мир, как ведут ребенка, и когда ты наконец стал свободным, прошло уже много времени. Ты шагнул гораздо дальше, чем твое человечество, много дальше.

— Я мог бы остановиться, мог бы отказаться снова идти в Облако, когда узнал, что это такое. Я мог бы отказаться быть Иудой, ведущим корабль к гибели.

— Почему же ты этого не сделал?

— Потому что вы дали мне то, что я хотел, — медленно сказал я, — то, о чем я всегда мечтал, даже не умея выразить это в словах. Власть и свобода, каких не имел ни один человек. А у меня они были, и это мне нравилось. Когда я думал о тебе и о том, что мы можем сделать вместе, о том, что я могу сделать один, я готов был привести в Вуаль всю Солнечную Систему.

Я тяжело, с хрипом, вздохнул и вытер потные ладони.

— К тому же я больше не чувствовал себя человеком. Прежде мне случалось бить собак, и никаких особых угрызений совести я после этого не испытывал. Так и теперь. Я больше не принадлежал к людям.

— Что же изменилось сейчас?

— Не знаю, но что-то изменилось. Когда я думаю, что Вирджи пойдет под кристаллы, а я в Облако… Нет, мне не перенести этой мысли.



— Ты же видел их тела после этого, — мягко сказала Ширана. — Ни один атом в них не сдвинулся, и они улыбались. Бывает ли где-нибудь такая сладкая смерть?

— Да, это так. Но Вирджи моя.

Она пойдет под Х-кристаллы улыбаясь, ее темно-рыжие волосы блеснут в последний раз, а дымчато-серые глаза будут полузакрыты и полны грез. Она будет держать ребенка, и Брэд встанет рядом, а Х-кристаллы будут пульсировать и гореть причудливыми черными огнями, и Вирджи с улыбкой упадет, и для нее с Брэдом и для зеленоглазого марсианского малыша все закончится навеки.

Но жизнь, которая хранилась в их телах, сила, для которой у человека нет названия, сила, которая дарит дыхание, кровь и жар живой плоти, тончайшая вибрация человеческой души, эта жизненная сила поднимается от кристаллов вверх, в комнату Облака, и Ширана, ее народ и четыре человека, которые, как и я, больше не люди, войдут в Облако, чтобы получить возможность жить.

Раньше это меня не трогало. Конечно, иногда задумываешься над этим, но холодно, отстраненно. Тут нет семантической связи с «душой», «эго» или «жизненной силой». Ничего не видишь, не имеешь никакого контакта с мертвыми и о смерти не думаешь.

Нет, в Облако ты входишь как Бог, отрешившись от всего человеческого, и что тебе до того, что внизу кто-то умирает, ведь сам-то ты больше не человек!..

— Не удивительно, что вас выкинули из вашего измерения! — закричал я.

Ширана улыбнулась.

— Нас называли вампирами, паразитами, сибаритствующими чудовищами, живущими только для новых ощущений и удовольствий. Они загнали нас во мрак. Возможно, они правы, не знаю. Однако мы никому не вредили и никого не пугали, и, когда я думаю о том, что они сделали со своим собственным народом, утопив его в крови, страхе и ненависти, мне страшно.

Она встала надо мной, сияя, как теплая жемчужина. Крошечные бриллиантовые огоньки горели на ее антеннах, а глаза светились, как черные звезды.

Я дотронулся до ее руте, и это неожиданно сломало мой контроль. Я беззвучно закричал.

— Хорошо это или плохо, но ты теперь один из нас, Стиви, — тихо сказала она. — Я очень огорчена тем, что случилось. Я могла бы помочь тебе, если бы ты позволил мне усыпить твой мозг. Но пойми же наконец: ты оставил людей позади и никогда не вернешься обратно!

После долгого молчания я сказал:

— Я знаю. Я понимаю.

Я почувствовал ее вздох и дрожь, а затем она отступила, не убирая своих рук из моих.

— Пора, Стиви.

Я медленно встал и остановился. Ширана вдруг охнула.

— Стиви, отпусти мои руки! Мне больно!

Я выпустил их и сказал:

— Флэйк никому не расскажет. Он знает мою слабость. В сущности, что бы я ни болтал, в Облако я все равно пойду, и всегда в положенный час буду входить туда, потому что глубоко увяз в грехе и боюсь умереть.

— Что такое грех? — спросила Ширана.

— Бог знает. Только Бог.

Я обнял ее мягкое, как у птицы, тело, поцеловал блестящие щеки и маленький малиновый рот. В этом поцелуе был слабый горький привкус моих слез. Я тихо рассмеялся, сдернул с шеи цепочку с медальоном и швырнул ее на пол. Мы с Шираной пошли к Облаку.

Глава 4 ЗАНАВЕС ТЬМЫ

Мы шли по холмам Астеллара, как сквозь многоцветный драгоценный камень. Холмы были янтарные, аметистовые, цвета киновари, драконье-зеленые и цвета утреннего тумана — всех цветов, которые только существуют в этом измерении.

Покидая свои хрустальные кельи, обитатели Астеллара присоединялись к нам.

Народ Шираны, изящный, с бархатными глазами, с короной из огненных шариков на верхушках антенн. Они были похожи на живую радугу.

Флэйк, я и еще трое — всего пятеро людей с тем типом мозга, какой был желателен народу Шираны, — одели черные космические скафандры и шли в окружении золотой ауры.

Я заметил, что Флэйк поглядел на меня, но я не стал встречаться с ним взглядом.

И вот мы достигли центра Астеллара — нашей цели. Гладкие черные двери были распахнуты. Внутри клубился туман, похожий на свернувшиеся солнечные лучи, мушки чистого, яркого, направленного излучения связывались и танцевали в облаке живого света.

Ширана взяла меня за руку. Я понимал, что она хочет отвлечь мои мысли от происходившего внизу, где мужчины, женщины и дети с «Королевы Юпитера», подчиняясь гипнотическому приказу, шли под Х-кристаллы навстречу своему последнему сну.

Я сжал ее руку, и мы шагнули в Облако.

Свет окутал нас. Вибрация силы Х-кристаллов держала нас на пощипывавшей плавучей паутине, и живой золотой свет держал нас, ласково пробегая по коже крошечными волнами огня.

Я жаждал этого. Мое тело вытянулось и напряглось. Под моими ногами вибрировала энергетическая паутина, голова моя была поднята, дыхание замерло. Каждый атом моей плоти возрождался, трепетал и пульсировал жизнью.

Жизнь!

Вдруг что-то ударило меня.

Я не хотел этого. Я думал, что изгнал это вниз, на дно, что она больше не потревожит меня. Я думал, что я в мире со своей душой, какая бы она ни была, пусть даже ее и вовсе нет. Я не хотел думать.

Но я думал. Это ударило меня неожиданно, как метеор настигает корабль в космосе, как языки солнечного пламени омывают пики на темной стороне Меркурия, как смерть, стремительная и неотвратимая, которую нельзя ни обмануть, ни обойти.

Я знал, что это за душа, откуда она пришла и как изменила меня.

Это была Вирджи с ее рыжими волосами и дымчато-серыми глазами, Вирджи, в которой продолжалась жизнь Мисси и моя жизнь. Зачем Вирджи была послана мне? Зачем я встретил ее возле мертвого марсианина на Лау-Канале Джеккарты?

Но я ее встретил. И сейчас мне стало ясно все.

Не помню, что я сделал, наверное, вырвал свою руку из руки Шираны. Я почувствовал, как моего мозга коснулась и тотчас отпрянула ее испуганная мысль, и я побежал через золотое Облако к дальнему проходу.

Я бежал со всех ног, не думая, не рассуждая.

Наверное, я кричал, не знаю. Я совсем обезумел. Не помню, чувствовал ли я, что кто-то бежит рядом со мной.

Я вскочил в дальний зал. Он был голубой, как спокойная глубокая вода, и совсем пустой. Я бежал. Я не хотел бежать. Каким-то здравомыслящим уголком своего сознания я звал Ширану, но она не могла пробиться через визжащий хаос моих мыслей. Я бежал.

И кто-то бежал позади. Я не оглядывался, не до того было. Да и едва ли я сознавал это. Но кто-то бежал за мной длинными летящими шагами.

Вниз по голубому коридору, в другой, цвета пламени с серыми точками, и вниз по извилистому скату из темного янтаря, спускавшемуся на нижний уровень, на тот уровень, где помещались Х-кристаллы.

Я сбежал по янтарной тропке, прыгая, как олень, по пятам преследуемый собаками, сквозь хрустальную тишину, в которой звук моего дыхания — тяжелого и прерывистого — дробился звонким разноголосым эхом. Пологий спуск завершался круглой площадкой, куда выходили четыре коридора.

Темный пурпур окружающих меня стен сверкал гранями, как огромный рубин.

Из коридора навстречу мне вышли трое людей с молодыми лицами и снежно-белыми волосами. Их нагие тела горели золотом на пурпурном фоне.

Я остановился в центре площадки. За моей спиной послышались быстрые шаги босых ног, и я, не оглядываясь, понял, кто это.

Это был Флэйк. Он обежал кругом и уставился на меня своими холодными странными глазами.

Он где-то раздобыл бластер и целился в меня — не в голову, не в сердце, а в живот.

— Сдается мне, Стиви, что ты хочешь наломать дров, — сказал он. — Придется нам немного покараулить тебя — если ты не возражаешь, конечно.

Я стоял неподвижно. Мне было все равно.

Что мне до этих людей? Время идет, а Х-кристаллы продолжают пульсировать — далеко, слишком далеко от меня. Ни о чем другом я думать не мог.

— Прочь с дороги, — сказал я Флэйку.

Он улыбнулся. Трое мужчин позади него насторожились. Они смотрели на Флэйка, на меня и боялись.

Терпеливо, как капризному ребенку, Флэйк сказал мне:

— Ты пойдешь с нами, Стиви, или я выпущу из тебя кишки. Ну?

Я взглянул в холодные, странные глаза.

— Это на тебя похоже.

— Угу.

Он облизал губы.

— Мое дело — предупредить, а ты выбирай.

— Ладно, — вздохнул я. — Я выбрал.

Терять мне нечего. Я ударил его. Я первый ударил его волнами своего мозга.

Флэйк был силен, но я попал в Облако на пятьдесят лет раньше его, и Ширана научила меня многому. Собрав всю свою силу, я обрушил на него тяжелый мысленный удар, и ему пришлось ответить тем же, но это лишило его возможности управлять бластером.

Застигнутый врасплох, он послал малиновый поток смертельной энергии мимо меня: я успел отклониться. Мне опалило кожу, только и всего.

Молотя друг друга, мы упали на пурпурный камень. Флэйк оказался сильным. Он был выше и тяжелее, чем я. Он избил меня чуть ли не до бесчувствия, но я сжал его руку, в которой он держал свое оружие, и не выпускал ее. Трое других попятились к коридору, опасаясь, что бластер может выстрелить и задеть их.

Сначала они решили, что Флэйк легко справится со мной, а теперь испугались и потому отступили, поспешно направляя на меня свои силовые импульсы.

Я так и не знаю, почему им не удалось убить меня. Наверное, причин было много: уроки Шираны, мой немалый опыт, а главное, тот факт, что я не мог мыслить сознательно. Я был всего лишь вещью, снарядом, летящим сквозь ветхие преграды.

Иногда я жалею, что они не сломили меня. Иногда жалею, что Флэйк не сжег меня на пурпурном камне.

Я стряхнул их мысленные атака Я принял удар громадного кулака Флэйка и яростные пинки его ступней и колен, а сам направил все свою мощь на то, чтобы согнуть его руку. Я дернул ее от себя вверх и повернул, куда хотел.

Я выиграл. Его игра была кончена. Он сломался на ней, он упустил свою победу. Я видел широко раскрытые глаза на его темном лице. Я до сих пор вижу их.

Я вытянул палец и нажал на огневую кнопку.

Потом я встал и, сжимая бластер, пошел через площадку. Трое посторонились, осторожно обходя меня. Они сияли золотом, в глазах их плясали огоньки дикого животного ужаса.

Я выстрелил одному из них в голову как раз в тот момент, когда его мышцы напряглись для прыжка. Другие оказались проворнее. Они сбили меня с ног, а между тем время шло, и люди, околдованные гипнотическими снами, медленно проходили под кристаллы.

Я лягнул одного из нападающих в челюсть и сломал ему шею, другой пытался вырвать у меня оружие. Я только что вышел из Облака, а он еще не был там. Я был полон жизни, поднимавшейся от Х-кристаллов, так что я оттолкнул его руку и снова нажал на кнопку, стараясь не видеть его глаз.

А ведь они были моими друзьями, людьми, с которыми я выпивал и смеялся, а иногда и посещал далекие миры.

Далее мой путь лежал через зал цвета марсианской зари. Я был опустошен. Я ни о чем не думал и ничего не чувствовал. Тело ныло от боли, струйка крови сбегала из уголка губ, но все это не имело значения.

Я наконец добрался до кристаллов.

Многим уже ничего не смогло бы помочь. Многим, почти половине. Они все еще лежали на черном полу, но места здесь хватило бы на всех. Пришедшие после них не толпились, а шли медленно спокойным потоком.

Кристаллы висели широким кругом, слегка отклоняясь внутрь. Они пульсировали чернотой, которая далеко превосходила обычную темноту. Угол наклона и настройка граней по отношению к другим кристаллам давали различные результаты: для наведения Вуали, для движения энергии, для гипноза, для создания ворот в другое пространство и время.

И для высасывания жизненной силы из человеческих тел.

Я видел бледное сияние энергии в центре — нечто вроде вихря между бесконечными горящими черными гранями, который поднимался от спокойных тел в комнату Облака наверху.

Я видел лица мертвых. Они улыбались.

Управление размещалось на другой стороне. Душа моя была мертва, так же мертва, как тела на полу, но я побежал. Помню, мне пришло в голову, что смешно бежать, коли ты умер.

Я держался подальше от кристаллов и изо всех сил бежал к управлению.

Я увидел Вирджи. Она была в конце процессии и, как я и предполагал, рядом с Брэдом и со спящим марсианским младенцем на руках.

Рыжеволосая Вирджи с глазами Мисси!

Я схватился за ручки управления и дернул их вверх. Сияющий вихрь исчез. Я повернул громадное шестиугольное колесо на полную гипнотическую энергию и побежал между мертвыми.

Я сказал живым, что они должны делать.

Я не будил их. Они повернулись и тем же путем пошли назад, к «Королеве Юпитера». Они шли быстро и твердо, все еще улыбаясь и по-прежнему без страха.

Я повернулся к колесу и снова повернул его до отметки опасности, а затем пошел вслед за людьми. В дверях я обернулся и поднял бластер.

Там под черными лучами кристаллов, на полпути от изгиба стены, стояла Ширана.

Я почувствовал, как ее сознание коснулось моего и затем медленно отступило назад, как человек убирает руку от любимого, который только что умер. Я посмотрел ей в глаза и увидел…

Почему я так поступил? Почему я заботился о рыжих волосах и дымчато-серых глазах, о разбавленной тремя столетиями крови женщины по имени Мисси? Я же не был больше человеком. О чем же я беспокоился?

Мы с Шириной оказались по разные стороны кристаллов. Между нами лежала пропасть, больше, чем пропасть..

Я уловил слабое эхо ее мысли:

«О Стиви, сколько еще можно было бы сделать!»

В ее необъятных сияющих глазах блеснули слезы, драгоценные капельки на антеннах потускнели и опустились. Я уже знал, что она собирается сделать.

Внезапно глаза мои застлал плотный туман, и кристаллы, а вслед за ними и весь зал исчезли.

Впрочем, мне и не хотелось видеть. Я наугад поднял бластер и послал в висящие кристаллы полный заряд, а затем побежал.

Я почувствовал, как последний импульс умирающей мысли Шираны ударился в мой мозг и рассыпался, разрушился где-то в ее мозгу, в своем источнике. Я бежал, бежал автоматически, подчиняясь неведомой силе, мертвец в ореоле золотого света.

Поврежденные бластером Х-кристаллы начали трескаться, лопаться и рвать на куски мир Астеллара.

Я плохо представлял себе, что, собственно, случилось. Я бежал и бежал за людьми, которые все еще были живы, но ни о чем не думал, ничего не ощущал. Я смутно помню коридоры с хрустальными кельями, янтарный, аметистовый и рубиновый залы, драконово-зеленый зал и зал цвета утреннего тумана. Тысячи всевозможных цветов, которые в нашем измерении не имеют названия.

Позади меня трещали и лопались стены коридора, обрушивались осколки радуги, и над всем этим, калеча и раздирая Астеллар, лился поток энергии X-кристаллов.

Потом я что-то услышал — мозгом, а не ушами. Народ Шираны умирал под обломками своего мира.

Мой мозг был оглушен, но недостаточно: я еще мог слышать. Я все еще слышал.

«Королева Юпитера» была цела. Надвигавшаяся снаружи вибрация не успела дойти сюда.

Мы вошли на борт, я открыл двери в пространство и сам поднял корабль, потому что шкипер и оба старших офицера навеки уснули на Астелларе.

Я не смотрел на агонию Астеллара. Когда же мне все же захотелось оглянуться, кристаллический мир уже исчез, оставив после себя лишь облако яркой пыли, сверкавшей на обнаженном солнце.

Я включил «Железного Майка» для штаб-квартиры Космического Управления на Марсе, поставил корабль на автоматическое управление по направляющему лучу, а затем покинул «Королеву Юпитера» на спасательной шлюпке.

И вот теперь я пишу это где-то между Марсом и Поясом. Перед уходом я даже не взглянул на Вирджи. Я никого не хотел видеть, тем более ее. Теперь они, наверно, проснулись. Надеюсь, что все они живы и здоровы.

Астеллар исчез. Вуаль исчезла. Теперь вам нечего бояться. Я собираюсь вложить эту рукопись в почтовую ракету и послать ее, чтобы вы знали, что вам нечего бояться.

Не знаю, почему это меня волнует.

Не знаю, зачем я пишу это, разве что… О Господи, знаю! Зачем лгать? Зачем теперь лгать?

Я жив и молод, но Облако, которое сохранило меня таким, исчезло, и теперь я буду стареть очень быстро и вскоре умру. Я боюсь умирать.

Где-нибудь в Солнечной системе должен найтись кто-то, кто захочет помолиться за меня. Когда я был ребенком, мне говорили, что молитва помогает. Я хочу, чтобы кто-нибудь помолился за мою душу, потому что сам я не могу за себя молиться.

Если бы я радовался тому, что сделал, если бы я изменился, тогда, возможно, я мог бы молиться, но я ушел слишком далеко от человечества и не могу вернуться.

Может статься, молитва и не понадобится. Может быть, после смерти нет ничего, кроме забвения, Я так надеюсь на это! Больше всего на свете я хочу исчезнуть, бесследно исчезнуть, и не думать, не вспоминать…

Я умоляю всех богов всех мирозданий, чтобы смерть стала небытием. Но я ничего не знаю, и я боюсь.

Иуда… Иуда… Иуда!

Я предал два мира, и не может быть глубже ада, чем тот, в котором я сейчас живу. И все-таки я боюсь.

Почему я боюсь того, что случится со мной? Я разрушил Астеллар. Я уничтожил Шираку, которую любил больше, чем всю Вселенную. Я убил своих друзей, своих товарищей, убил себя.

И вы не стоите этого. Все человеческое стадо, плодящееся в Солнечной системе, не стоит Астеллара и Шираны и того, что мы делали вместе в другом пространстве и времени.

Зачем я дал Мисси этот медальон?

Зачем я встретил рыжеволосую Вирджи?

Зачем я вспомнил? Зачем тревожился?

Зачем я сделал то, что сделал?

Зачем я вообще родился?

ИСЧЕЗНУВШАЯ ЛУНА

Глава 1 ПО ТЕМНЕЮЩЕМУ МОРЮ

Незнакомец говорил именно о нем: странный незнакомец, чужой в этих краях, рослый дикарь, давно покинувший родные горы, одетый в простую тогу и не похожий на уроженцев этой деревни, приютившейся на краю болот. Он что-то выспрашивал, вступал в разговоры, подсматривал исподтишка.

Дэвид Хит видел это, но видел смутно, словно сквозь туман, и так же смутно он отдавал себе отчет в том, что находится в грязном Дворце Всевозможных Наслаждений, принадлежащем Карлуне, что он порядком напился, но все-таки не мешает выпить еще, и что вскоре, когда он потеряет сознание, его, вероятно, вышвырнут через перила в грязь, где он может либо тонуть, либо отсыпаться — по его собственному выбору. Но Хит плевал на то, что его ждет. Мертвому и безумному плевать на все. Словно бревно он лежал на обтянутой шкурами раме, в кожаной маске, скрывавшей нижнюю часть лица, и вдыхал теплый золотой пар, булькавший в тяжелой металлической чаше.

Он вдыхал этот пар и пытался уснуть, но сон все не шел к нему. Он даже глаз не мог сомкнуть. Видимо, сна в эту ночь так и не будет, будет лишь тяжелое, полуобморочное забытье.

Момент, которого ему не избежать, настанет как раз перед тем, когда его одурманенный мозг скользнет в забвение, когда он, по всей вероятности, не будет видеть ничего, кроме населенной призраками темноты, и этот момент покажется вечностью. Но зато потом, через несколько часов, он обретет покой.

А до тех пор он будет наблюдать из своего темного утла за жизнью во Дворце Всевозможных Наслаждений.

Хит чуть-чуть повернул голову. У его плеча, вцепившись кривыми когтями в край койки, скорчился маленький дракон, покрытый блестящей, золотистой чешуей. Крошечное чудовище заглянуло в его лицо своими рубиновыми глазками, и в этом взгляде человек прочитал симпатию и сострадание. Хит улыбнулся и вновь уронил голову на шкуры. По телу его пробежала судорога, но наркотик настолько притупил все ощущения, что он почти не почувствовал этого.

К Хиту никто не подходил, лишь изумруднокожая девушка, обитательница Голубых Болот, время от времени приближалась, чтобы наполнить опустевшую чашу.

Она не была человеком и поэтому не обращала внимания на то, что он — Дэвид Хит.

Незримая стена окружала его, и ни один человек не решался полюбопытствовать, что же скрывается за этой стеной.

Исключением из правил был только незнакомец.

Взгляд Хита блуждал по залу; мимо длинного низкого бара, где простые матросы лежали на потертых подушках и пили дешевый огненный фол, мимо столов, за которыми сидели капитаны и помощники, играя в бесконечную и сложную игру в кости, мимо обнаженной девушки из Нехалы, которая танцевала при свете факелов. Тело девушки блестело от крошечных чешуек и было так же гибко и бесшумно в движении, как тело змеи.

Единственная громадная комната с трех сторон была открыта в насыщенную испарениями ночь. Это было последнее, на чем остановился взгляд Хита: тьма и море. Они были его жизнью, он любил их.

Тьма на Венере совсем не то, что на Земле или на Марсе. Планета жадна на свет и не хочет расставаться с ним. Лицо Венеры никогда не видит солнца, но даже ночью здесь сохраняется память о нем, захваченном вечными облаками.



Воздух цвета индиго светится сам по себе — тускло и немощно. Хит лежал и наблюдал, как горячий ветер медленно наносит свет вокруг деревьев лайя, жарким сиянием касается грязной гавани и постепенно рассыпается бесконечными огоньками Моря Утренних Опалов. В полумиле к югу река Омаз медленно стекает в низину, вся пропитанная вонью Голубых Болот.

Море и небо — страсть и погибель Дэвида Хита.

Тяжелый пар клубился в его мозгу.

Дыхание его стало медленнее и глубже, веки начали тяжелеть.

Хит закрыл глаза.

Но в этот миг сердце его кольнула игла острой тоски и смутная печаль овладела им. Судорожно скорчившись, он тихонько захныкал. Кожаная маска приглушала звук.

Маленький дракон поднял голову и застыл, подобно деревянной фигурке.

Полуголое тело Хита, прикрытое лишь короткой туземной юбочкой, начали сотрясать конвульсии. Печаль в душе его росла, превратилась в безысходное горе и наконец обернулась смертным ужасом.

Жилы на шее вздулись и натянулись, как проволока. Он попытался крикнуть, но не мог. Пот крупными каплями стекал по его коже.

Маленький дракон вдруг поднял крылья и издал долгий шипящий звук, постепенно перешедший в визг.

Хита обступили неясные призраки, в ушах стоялскрежет, гул и грохот. Хит обезумел от страха, он умирал. Широко шагающие монстры толпой выходили к нему из сияющего тумана. Его тело тряслось, трещало, хрупкие кости разлетались пылью, сердце выскакивало, мозг стал частью залившего всю планету тусклого марева.

Он сорвал с лица маску и выкрикнул:

— Этна!

Потом он сел, широко раскрыв невидящие глаза.

Откуда-то издалека послышался гром. Постепенно этот гром превратился в человеческую речь. Из-под самых небес летящие раскаты повторяли его имя.

Сквозь фантомы пьяного бреда проступило живое человеческое лицо и на миг заслонило ужасные видения.

Лицо незнакомца с Высокого Плато. Хит видел каждую черточку этого лица, огнем нарисованную в его воспаленном мозгу.

Квадратная челюсть, твердый изгиб рта, нос с горбинкой, точно ястребиный клюв, белый шрам на белой коже, глаза, как лунные камни, только жгучие, блестящие, длинные серебряные волосы, связанные узлом и скрепленные золотыми цепочками воина.

Руки трясли Хита, ладони били по щекам.

Дракон вопил и хлопал крыльями, но не мог вырвать глаза у незнакомца, поскольку был накрепко привязан к изголовью кровати.

Хит отдышался, содрогнулся в последний раз, всхлипнул и пришел в себя.

Он убил бы этого человека, укравшего у него драгоценные минуты покоя. Он уже изготовился для удара, ибо все посетители Дворца делали вид, что их это не касается, и лишь искоса, со страхом и ненавистью, поглядывали в его сторону. Но заводить драку не стоило: горец был крупным, сильным мужчиной, куда более сильным, чем Хит в свои лучшие дни. Следовательно, оставалось только упасть на койку и покорно наблюдать, как уходят последние силы.

Незнакомец сказал:

— Говорят, ты нашел Лунный Огонь?

Хит удивленно смотрел на него одурманенными глазами и молчал.

— Говорят, что ты — Дэвид Хит, землянин, капитан «Этны».

Хит опять не ответил, внимательно рассматривая причудливую игру света и, тени на стене возле горящего факела.

Хит всегда был тощим и жилистым, а теперь он и вовсе исхудал. Кости его лица страшно выдавались под натянувшейся кожей. В черных волосах и неухоженной бороде пробивалась седина.

Горец внимательно и задумчиво посмотрел на Хита и наконец произнес:

— Я думаю, врут. Никакой ты не Хит.

Хит невесело улыбнулся.

— Очень немногие добрались до Лунного Огня, — продолжал венерианец, — то были люди сильные, бесстрашные.

После долгого молчания Хит прошептал:

— Они были глупцами.

Он обращался не к горцу. Он забыл о нем.

Его темный безумный взгляд был устремлен на что-то, видимое ему одному.

— Их корабли гниют в зарослях травы Верхних Морей. Маленькие драконы склевали их тела.

Хит говорил хрипло, монотонно, рассеянно.

— За Морем Утренних Опалов, за травами и Стражами, за Драконьим Горлом и еще дальше — я видел ЭТО, поднимавшееся из туманов, из Океана-Не-Из-Воды.

Судорога прошла по его телу, исказила изможденное лицо. Он поднял голову, как человек, силящийся вздохнуть, свет факелов заплясал на его лице. Во всей громадной комнате не было слышно ни звука, ни шороха, только тяжелое сопение притихших людей раздавалось тут.

— Одни боги знают, где они теперь, эти сильные, храбрые люди, прошедшие через Лунный Огонь. Только боги знают, кто они теперь. Они теперь не люди, если вообще живы.

Хит помолчал. Глубокая дрожь пробежала по его телу. Он опустил голову.

— Я смог дойти только до окраины.

В полной тишине горец засмеялся.

— Я думаю, ты врешь.

Хит не шевельнулся и не поднял головы.

Венерианец наклонился над ним и сказал громко, чтобы землянин услышал его через расстояние, созданное наркотиками и безумием:

— Ты похож на других, на тех немногих, которые вернулись. Только они не прожили и месяца: они умерли или покончили с собой. А ты, я вижу, зажился!.

Он схватил землянина за плечи и резко встряхнул его.

— Сколько времени ты живешь? — закричал он.

Маленький дракон завизжал, дергаясь на привязи.

Хит застонал.

— В аду, — прошептал он, — вечно.

— Три сезона, — сказал венерианец, — и часть четвертого.

Он выпустил Хита и отступил назад.

— Ты никогда не видел Лунного Огня. Ты просто знал, что нарушавшие табу живут на всем готовом до тех пор, пока их не настигнет кара богов!

Он бросил чашу, разбил ее, и пузырящаяся золотистая жидкость разлилась по полу лужей с тяжелым запахом.

— Ты этого хотел! Ты знал, как скрасить остаток своей тупой жизни!

Во Дворце Всевозможных Наслаждений послышалось тихое злобное ворчание.

Затуманенные глаза Хита различили квадратную жирную тушу приближавшегося Карлуны. Больше чем три сезона Карлуна повиновался традиционному закону — кормил и поил парию, который был посвящен гневу богов, ревностно хранящих тайну Лунного Огня. Теперь Карлуна был полон сомнений и очень зол.

Хит громко захохотал. Он слишком мало выпил сегодня, и это сделало его безрассудным и истеричным. Сидя на койке, он смеялся им в лицо.

— Я был только на краю, — сказал он. — Я еще не бог. Но я уже не человек. А если вам угодно получить доказательства — пожалуйста!

Он встал, привычным, как дыхание, движением отвязал маленького дракона и посадил его к себе на голое плечо.

Минуту он стоял покачиваясь, а затем двинулся через комнату — медленно, неуверенно, но с упрямо поднятой головой. Толпа расступилась, освобождая ему проход, и он шел в полной тишине, кутаясь в те немногие обрывки достоинства, что еще имел, пока не подошел к перилам, где и остановился.

— Погасите факелы, — приказал он, — все, кроме одного.

— Не надо, — нерешительно возразил Карлуна. — Я верю тебе.

Теперь всех присутствующих охватил страх и невесть откуда взявшееся, почти болезненное любопытство. Люди поглядывали по сторонам, размышляя, куда бы убежать, но никто не покинул зал.

— Погасите факелы, — повторил Хит.

Незнакомец протянул руку к ближайшему факелу и окунул его в ведро. Вскоре все огромное помещение погрузилось в темноту, лишь в дальнем углу чадил один-единственный факел.

Хит облокотился на перила и уставился в жаркую индиговую ночь.

Густой туман поднимался из Моря Утренних Опалов. Он полз над грязью и перемешивался с болотными испарениями. Хит жадно вглядывался в туман. Голова его запрокинулась ввысь, тело напряглось. В страстном порыве к чему-то невидимому он возвел руки.

— Этна, — шептал он. — Этна!

С ним произошла почти неуловимая перемена. Куда девалась эта пьяная, изможденная развалина? Он стоял прямо и твердо, мускулы на его тощем костяке красиво напряглись.

Лицо его тоже изменилось. Теперь оно дышало мощью. Темные глаза горели таким глубоким огнем, пылали таким нечеловеческим светом, что присутствующие могли бы поклясться, будто видят нимб над его головой.

Па один миг лицо Дэвида Хита стало лицом бога.

— Этна, — сказал он.

И она пришла.

Из синей тьмы, из тумана она, изгибаясь, плыла к землянину. Тело ее состояло из сверкающего воздуха, мягких капель росы, созданное и переполненное той же силой, которая была в Хите. Она казалась совсем юной, лет девятнадцати, не больше, с розовым румянцем земного солнца на щеках, глаза ее были большими и блестящими, как у ребенка, тело гладкое, с нежной девичьей угловатостью.

«Я познакомился с ней, когда она спускалась по трапу, чтобы в первый раз увидеть Венеру, и ветер трепетал в ее волосах и играл с ними, и шла она легко и весело, как жеребенок весенним утром. Всегда легко, всегда весело, даже в тот миг, когда впереди ее ждала смерть».

Туманная фигура улыбалась и протягивала к нему руки. Лицо ее было лицом женщины, нашедшей любовь и с нею весь мир.

Все ближе подплывала она к Хиту, и землянин протянул руки, чтобы коснуться ее.

Мгновение — и девушка исчезла.

Хит упал на перила, и тело его обмякло. Теперь в нем не было ни бога, ни силы. Точно пламя, внезапно вспыхнувшее и тут же погасшее, оставив после себя лишь горку пепла.

Веки его устало сомкнулись, по щекам бежали слезы.

В сырой темноте комнаты никто не шевелился.

— Я не смог идти дальше, в Лунный Огонь, — сказал Хит.

Через некоторое время он заставил себя выпрямиться и пошел к крыльцу, опираясь о перила и ощупывая путь, как слепой. Его непослушные ноги с трудом одолели четыре ступеньки и по самые лодыжки погрузились в теплую, жидкую грязь. Он прошел между рядами плетеных, обмазанных грязью хижин — сломанное чучело человека, бредущее в ночи чуждого мира.

Хит свернул на тропу, ведущую в гавань.

Его ноги разъехались в глубокой жиже, он упал лицом вниз, безуспешно попытался встать и замер, с каждой секундой все глубже погружаясь в черную, липкую грязь. Маленький дракон впился когтями в плечо своего хозяина, клевал его, пронзительно вопил, однако Хит уже ничего не слышал.

Он не почувствовал, как через несколько секунд чужак с Высоких Плато вытащил из грязи его и дракона, и понес вниз, к темневшему в ночи морю.

Глава 2 ИЗУМРУДНЫЙ ПАРУС

Женский голос произнес:

— Дай мне чашку.

Хит почувствовал, что его голову подняли, а затем в глотку к нему полилась огненная жидкость с резким привкусом венерианского кофе. Как всегда борясь со страхом и реальностью, он проснулся, судорожно вздохнул и открыл глаза.

Он лежал на собственной койке в своей кабине на борту «Этны». Напротив него на резном сундучке сидел высокий венерианец, затылком упираясь в тяжелую красную палубную балку. Рядом с Хитом стояла женщина и внимательно разглядывала его.

Ночь еще не кончилась. Грязь, облепившая тело Хита, не успела высохнуть. «Как видно, они работали быстро, — подумал он, — в один миг дотащили до корабля».

Маленький дракон улегся на своем насесте — на плече Хита — и, вытянув чешуйчатую шею, следил за посетителями.

— Теперь ты можешь разговаривать? — спросил незнакомец.

Хит пожал плечами. Он внимательно рассматривал женщину. Она была высока, но не слишком, молода, но не очень. Фигура ее мало отличалась от всех фигур уроженок Венеры: широкие плечи, длинные ноги, естественная грация. Одета она была в короткую тунику из шелка бессмертного паука, очень шедшую к ее мягким кудрявым волосам, ниспадавшим на спину, — блестящее чистое серебро с неким трудноуловимым оттенком.

Что же касается ее лица… Такое лицо мужчина забудет не скоро. Его лепили из теплого податливого материала — таинственной смеси страха, веселья и нежности. Но сейчас в этот раствор — как капля дегтя — попало немного горечи и уныния, а может быть — затаенной обиды и непреклонной решимости. Ко всему прочему, лицо это украшали сжатые в патетическом нетерпении губы и огромные перепуганные глаза.

Хит был бы не прочь поломать голову над загадкой этого противоречивого лица, но не сейчас, а прежде, в тот далекий день, когда он еще не знал, кто такая Этна.

Обращаясь к обоим, он спросил:

— Кто вы и что вам от меня нужно?

Взгляд его, обращенный на мужчину, исполнился черной ненависти.

— Мало ты издевался надо мной у Карлуна?!

— Я хотел проверить тебя, — ответил незнакомец. — Убедиться, что ты не солгал, говоря о Лунном Огне.

Он наклонился вперед, прищурился и еще раз с ног до головы осмотрел Хита. Его напряженное тело изогнулось, как лук, а на красивом, покрытом шрамами лице заплясали тени от фонаря.

«Ужик спешит, — подумал Хит. — Что-то покалывает ему бока».

— А что тебе до этого? — спросил он.

Это был глупый вопрос. Хит давно понял, чего от него хотят. Все его существо звало к отступлению.

Незнакомец не ответил прямо. Он сказал:

— Ты слышал о культе, который называется стражей Лунных Тайн?

— Это древнейший культ Венеры и один из самых влиятельных и, несомненно, самый удивительный на этой безлунной планете, — произнес Хит, ни к кому не обращаясь. — Лунный Огонь — символ их божества.

Женщина невесело засмеялась:

— Хотя они никогда не видели его!

Незнакомец продолжал:

— Вся Венера знает о тебе, Дэвид Хит. Слово бежит далеко. Жрецы тоже знают. Дети Луны. У них особый интерес к тебе.

Хит молча ждал.

— Ты подлежишь мести богов. Но месть не настигла тебя до сих пор. Возможно, потому что ты землянин и Боги Венеры — не твои боги. Как бы то ни было, Дети Луны устали ждать. Чем дольше ты живешь, тем больше у людей искушения совершить святотатство, тем меньше веры в неотвратимость божьей кары.

Тон его граничил с сарказмом.

— Итак, — закончил он. — Дети Луны присмотрят за тем, чтобы ты умер.

Хит улыбнулся.

— Я вижу, жрецы делятся с тобой своими секретами?

Человек повернул голову и коротко бросил:

— Алер!

Женщина встала перед Хитом и спустила с плеч тунику.

— Вот, — сказала она с яростью, — смотри!

Злилась она не на Хита, а на то, что скрывалось между ее белыми грудями: клеймо-татуировка — перечеркнутый крут, символ Луны.

Хит глубоко вздохнул.

— Храмовая прислужница, — усмехнулся он.

Он снова взглянул в ее лицо. Женские глаза смотрели на него, серебряно-холодные, спокойные.

— Мы проданы с колыбели, — сказала она. — У нас нет выбора. А наши родители страшно гордятся тем, что их дочери выбраны для храма.

Горечь, и гордость, и тлеющая ярость рабыни звучали в ее словах.

— Брока сказал Правду.

Хит насторожился. Он оглядел их поочередно, ничего не говоря, и сердце его забилось, гулко и быстро ударяясь о ребра.

— Они убьют тебя, — продолжала Алер, — и смерть твоя будет нелегкой. Я знаю. Я слышала, как люди кричали по многу ночей, а их грех был меньше твоего.

С трудом шевеля непослушными губами, Хит произнес:

— Беглянка из храмовых садов и метатель копий. Их грех тоже велик. Вряд ли они прошли половину Венеры только для того, чтобы предупредить меня об опасности. Я думаю, они лгут. Я думаю, жрецы идут и за ними.

— Мы все трое вне закона, — подтвердил Брока. — Но Алер и я можем удрать. А вот тебя они выследят, где бы ты ни был. Есть, правда, одно надежное, укромное местечко..

— Где же оно? — спросил Хит.

— В Лунном Огне.

После долгого молчания Хит издал хриплый, скрежещущий звук, который должен был изображать смех.

— Уходите, — сказал он. — Убирайтесь.

Он поднялся, дрожа от слабости и злости.

— Оба вы врете, я единственный оставшийся в живых из тех, кто видел Лунный Огонь, и вы хотите заставить меня вести вас туда. Вы верите в легенды. Вы думаете, что Лунный Огонь превратит вас в богов. Все вы, как последние идиоты, сходите с ума по власти и славе. Все вы воображаете, будто Лунный Огонь осуществит ваши мечты. Ну, так послушайте меня: не даст он вам ничего, кроме страданий и смерти.

Он заговорил громче:

— Уходите, лгите кому-нибудь другому. Напутайте Стражей Верхних Морей. Подкупите самих богов, чтобы они доставили вас туда. Но убирайтесь от меня!

Венерианец медленно встал. Каюта была мала для него, балки палубы уперлись в его плечи. Он отшвыр-вуп в сторону маленького дракона, схватил Хита обеими руками и сказал:

— Я дойду до Лунного Огня, и ты отведешь меня туда.

Хит ударил его в лицо. Брока на мгновение опешил, а Хит прошипел:

— Ты пока еще не бог!

Венерианец оскалился. Кулаки его крепко сжались.

— Брока! — резко крикнула женщина.

Шагнув ближе, она вцепилась в запястье венерианца.

— Не убивай его, дурак!

Брока тяжело выдохнул сквозь стиснутые зубы. Руки его постепенно разжались.

Лицо Хита налилось темной кровью. Он упал бы, если бы женщина не подхватила его. Она снова повернулась к Броке:

— Ударь его, но не сильно.

Брока поднял кулак и осторожно стукнул Хита в определенную точку на челюсти.

Прошло не менее двух долгих венерианских часов, прежде чем Хит пришел в себя. Процесс этот, как всегда, происходил медленно — постепенный переход от неопределенного существования к резкому осознанию всего, что случилось. Ему показалось, что голову его надвое разрубили топором.

С какой стати он вообще проснулся? Наркотика было достаточно для нескольких часов тяжелого сна. Небо за дверью кабины посерело: ночь кончалась. Хит полежал, размышляя, не болен ли он, и вдруг понял, что именно разбудило его.

«Этна» была на ходу.

Злость нахлынула на него с такой силой, что он даже не смог выругаться. Кое-как Хит поднялся на ноги и пересек кабину. Он сразу почувствовал, что «Энта» идет не так, как надо, что утренний ветер силен, а она рыскает по сторонам. Он пинком распахнул дверь и вышел на палубу.

Большой треугольный парус из шелка золотого паука, чуть видимый в синем воздухе, бился о реи, сброшенный ветром.

Хит бросился к нему, обретая силу в страхе за судно.

Брока пытался удержать равновесие на рискованно пляшущей корме.

Кильватер, белый на черной воде, извивался, как змея.

Женщина Алер стояла у поручней, глядя на низкий берег, оставшийся далеко позади.

Брока не протестовал, когда Хит отшвырнул его и взял кормовое весло. Алер внимательно следила за ними, но ничего не говорила.

«Этна» была маленьким, с простой оснасткой судном, им легко мог управлять один человек. Хит установил парус, и через несколько минут судно пошло так же легко и изящно, как его крестная мать, а кильватерная линия вытянулась словно по струнке.

Сделав это, Хит повернулся к Броке и Алер и набросился на них с такой яростью, что тигрица, защищающая своего детеныша, показалась бы в сравнении с ним домашней кошкой.

Брока даже бровью не повел. Он стоял и смотрел на берег и на светлевшее небо.

Когда Хит выдохся, женщина сказала:

— Мы должны были отплыть. Может быть, мы уже опоздали. А ты не хотел нам помочь.

Хит махнул рукой и замолчал. Запас его ругательств кончился. Он повернул штурвал.

Брока одним прыжком оказался возле и поднял руку. Внезапно Алер закричала:

— Погоди!

Что-то в ее голосе заставило мужчин оглянуться. Она стояла у поручней лицом к ветру, трепавшему ее волосы, короткая туника натянулась на бедрах. Рука ее была вытянута в указующем жесте.

Наступал рассвет. На секунду Хит потерял всякое чувство времени. Палуба, чуть покачивавшаяся под его ногами, низкий туман, заря над Морем Утренних Опалов, заря, давшая морю это название. Казалось, никогда не было Лунного Огня, не было ни прошлого, ни будущего, только Дэвид Хит и его корабль, и свет над поверхностью воды.

Свет струился медленно, просеиваясь, как дождь драгоценных камней, сквозь многомильное жемчужно-серое облако. Холодный и медлительный вначале, он становился теплее, набирал силу, превращая туманный воздух в капли розового огня, сиявшего так низко над водой, что казалось, будто маленькое суденышко плывет через опаловое пламя, обширное, как Вселенная.

Море меняет свои оттенки от черного до синего, перечерченного молочно-белыми полосами. Маленькие драконы взлетали со своих грязных постелей, разбросанных по поверхности воды, сверкали пурпуром, охрой и киноварью, и сами водоросли шевелились в смутной радости бытия, протягивая к свету свои усики.

В это короткое мгновение Дэвид Хит был совершенно счастлив.

Затем он увидел, что Брока выхватил из-под гакаборта лук. Хит понял, что они перенесли все свои пожитки на борт корабля еще тогда, когда он сидел у Карлуны.

Это был большой лук горных варваров. Брока согнул его массивную дугу так, словно это был тонкий прутик, и наложил на тетиву стрелу с костяным наконечником.

Между тем к «Этне» приближалось изящное, как жемчужина, летящая сквозь мягко горящую завесу тумана, легкое судно. Парус его сверкал изумрудно-зеленым огнем. Судно было еще довольно далеко, но ветер подгонял его весьма шустро, и оно неслось, словно пикирующий дракон.

— Это «Лахаль», — сказал Хит, — зачем это Джахор забрался в наши воды?

И тут он с ужасом, не веря своим глазам, увидел, что на носу приближавшегося корабля торчит громадный таран с шипами.

Пока мозг Хита силился понять, почему Джахор, обычный торговый шкипер обычного корабля, хочет утопить его, Алер произнесла только два слова:

— Дети Луны.

Теперь Хит различил на палубе четыре фигуры в черном.

Длинный блестящий таран склонился и засиял в свете зари.

Хит бросился к кормовому веслу. Золотой парус «Этны» трещал от напряжения.

Хит угрюмо оценил расстояние и сбавил ход. Брока яростно обернулся к нему.

— Ты спятил? Они налетят на нас! Отверни в сторону!

— Здесь нет другой стороны. Меня прижмет к подветренному берегу.

Хита внезапно наполнила слепая злоба к Джахору и к четырем одетым в черное жрецам.

Теперь оставалось только ждать и надеяться. Дэвид Хит еще жив и пока не собирается умирать.

«А если не повезет, — подумал он, — я утащу «Лахаль» с собой на дно».

Брока и Алер стояли рядом у поручней, следя за быстро приближавшимся зеленым парусом. Они молчали. О чем сейчас говорить? Хит видел, что женщина время от времени оглядывается на пего.

Теперь Хит ясно видел Джахора, капитана судна. Он видел команду, скучившуюся на шкафуте — испуганных матросов, согнанных по приказу жрецов. Они были вооружены и держали в руках крюки.

На передней палубе стояли Дети Луны.

Это были высокие мужчины. На их черных кольчугах сверкал выложенный драгоценными камнями символ Луны. Они ходили по качавшейся палубе, их серебряные волосы раздувал ветер, и тела их были похожи на тела волков, догоняющих жертву и пожирающих ее.

Хит боролся с кормовым веслом, стараясь выровнять курс, боролся с ветром и морем. Женщина Алер не сводила с Хита своих ожесточенных, дерзких глаз, и Хит ненавидел ее не меньше, чем жрецов, ненавидел остро и мучительно, поскольку понимал, как он выглядит со стороны: тощий, изможденный, дрожащий, из последних сил воюющий с непослушным веслом.

Изумрудный парус подходил все ближе, округлившийся и блестящий, как грудь павлина. Жемчуг и изумруд, пурпур и золото на темно-синем фоне моря, украшенный драгоценностями таран — два пестрых дракона мчались навстречу друг другу, навстречу смерти.

Ближе, еще ближе. Священные символы горели огнем на груди Детей Луны Женщина Алер высоко подняла голову к ветру и издала долгий, звенящий крик. Хит разобрал только последнее слово, которое она произнесла как ругательство:

— Бакор!

На голове одного из жрецов красовалась украшенная камнями повязка — знак власти. Он поднял руки, и слова его проклятия, горячие и едкие, понеслись по ветру.

Тетива лука Броки зазвенела, как гигантская арфа. Стрела не долетела, и Бакор засмеялся.

Жрецы перешли на корму, чтобы уберечься от сгибавшегося шпангоута и не видеть полные страха лица матросов.

Хит предостерегающе крикнул, и Брока с Алер распластались на палубе. Он видел их лица — лица мужчины и женщины, встречающих смерть без радости, но и без страха.

Брока прикрыл женщину собой.

Хит развернул «Этну» против ветра и остановил ее.

«Лахаль» проскочила мимо не более чем в трех ярдах, бессильная что-либо сделать.

Дернувшееся весло сбило Хита в шпигаты и чуть не ослепило его. Он услышал громоподобное хлопанье паруса, почувствовал дрожь, сотрясавшую «Этну», и молился, чтобы уцелела мачта. Поднявшись, он увидел, как жрец Бакор прыгает на высокой корме «Лахали». С такого расстояния Хит отчетливо видел его лицо.

Глаза Бакора были блестящими дикими глазами фанатика. Жрец не был стар. Тело его еще не потеряло величавой осанки, а полные чувственные губы придавали лицу горделивое выражение.

Жрец дрожал от ярости, и крик его летел против ветра, как звериный рев:

— Мы последуем за тобой! И боги убьют тебя!

«Лахаль» летела как птица, и вскоре Хит не смог разобрать ничего, кроме последнего, слабого отголоска его проклятий:

— Алер!

Собрав последние силы, Хит успокоил свой поруганный корабль и дал полный назад с правого борта. Брока и Алер медленно встали на ноги. Воин сказал:

— Я думал, ты погубишь судно.

Алер прошла на корму и наблюдала, как судорожно борется с волнами «Лахаль», пытаясь остановить свой смертельный бег.

— Бакор! — прошептала она и плюнула в море.

— Они пойдут за нами, — сказал Брока. — Алер мне сказала, что у них есть карта, единственная, которая показывает путь к Лунному Огню.

Хит, слишком усталый, чтобы бояться, пожал плечами и указал вправо:

— Там сильное морское течение — настоящая река в море. Большая часть шкиперов боится его, но их корабли не чета «Этне». Мы пойдем там. А потом нам останется только верить в удачу.

Алер резко обернулась:

— Значит, ты пойдешь к Лунному Огню?

— Я не сказал этого. Брока, принеси мне бутылку из шкафчика в кабине.

Но пошел не Брока, а женщина. Она принесла Хиту бутылку и, пока он пил, внимательно разглядывала его, а потом спросила:

— С тобой все в порядке?

— Я умираю, а она спрашивает, — усмехнулся Хит.

Она посмотрела ему в глаза и произнесла — без насмешки, но напротив, с уважением:

— Ты не умрешь.

И отошла в сторону.

Через несколько минут течение подхватило «Этну» и понесло ее назад на север.

«Лахаль» исчезла в тумане. Она была капризна, не любила придерживаться точного курса, и Хит знал, что Джахор не рискнет кружиться в течении.

Почти три часа Хит стоял на вахте и вел корабль. Когда течение свернуло на восток, он вышел из него в спокойную воду. Затем он упал на палубу и уснул.

Высокий варвар опять поднял его и отнес на койку.

Весь остаток дня и всю долгую венерианскую ночь Брока вел судно, а Хит спал тяжелым сном. Алер сидела возле него, следила за тенями кошмаров, пробегавшими по его лицу, слушала, как он стонет и бормочет, и усмиряла дрожь, пробегавшую по его телу.

Он все время повторял имя Этны, и странное тоскливое недоумение появилось в глазах Алер.

Когда на заре Хит проснулся и вышел на палубу, Брока с варварской грубостью спросил:

— Ты решился?

Хит не ответил, а Алер сказала.

— Бакор будет охотиться за тобой. Слух о тебе прошел по всей Венере, ты не спрячешься нигде, кроме…

Хит невесело улыбнулся, вернее — оскалился.

— Кроме Лунного Огня. По-твоему, все так просто.

Однако он понимал, что она права. Дети Луны никогда не бросят его след. Хит был крысой в ловушке, и все выходы из нее вели к смерти.

Но смерть бывает разная. Если он умрет, то не так, как хотелось бы Бакору, а с Этной. Этна, более реальная, чем призрак, снова окажется в его объятиях.

Сейчас он понял то, что всегда знал в глубине души: он нисколько не дорожил своей жизнью, но все три сезона лихорадочно цеплялся за нее лишь потому, что был уверен — когда-нибудь он вернется сюда.

— Мы пойдем к Лунному Огню, — заявил Хит, — и, может быть, станем богами.

— Ты слаб, землянин, у тебя нет мужества, — пожал плечами Брока.

Хит же сказал только одно слово:

— Посмотрим.

Глава 3 ЧЕРЕЗ БАРЬЕР

Шли дни и ночи. По морю Утренних Опалов «Этна» шла на север к экватору. Курс их лежал далеко от торговых путей.

Все виденные ими берега были дикими и необитаемыми, даже рыбачьи хижины не ютились на. них.

Большие крутые утесы вздымались из воды, и на них нельзя было найти опору для ноги. По другую сторону Драконьего Горла притаились только смертельные ловушки Верхних Морей.

«Этна» бежала так легко, словно спешила как можно дальше уйти от грязной гавани и цепей. Перемена коснулась и Хита. Он снова стал человеком. Он стоял на своей палубе прямо, чисто выбритый, довольный тем, что не надо больше принимать решений, мучаться сомнениями. Дни страха, дни беспамятства миновали, и теперь он был счастлив на своем горьком пути.

«Лахали» они больше не видели, но Хит отлично знал, что она продолжает следовать за ними. Она не так легка и быстроходна, как «Этна», но зато крепка, а Джахор хороший моряк. Кроме того, там был жрец Бакор, а он потащит «Лахаль» и по горам Белого Облака, лишь бы поймать беглецов.

Однажды Хит сказал Алер:

— Похоже, Бакор ненавидит тебя не только за побег.

Лицо ее скривилось от отвращения и стыда.

— Он зверь, — прошипела женщина, — змея, ящерица, возомнившая себя королем.

Затем она добавила:

— Он очень рад, что мы все трое здесь.

Управляя рулем, Хит смотрел на Алер с некоторым любопытством. Длинноногая, с детским ртом, она стояла и рассматривала белую пену, крутившуюся за кормой.

— Ты, видно, очень любила Броку, — сказал он, — если нарушила свой обет ради него. Это примут во внимание, если поймают тебя.

Алер взглянула на него и невесело усмехнулась.

— Я ушла бы с любым мужчиной, достаточно сильным, чтобы вытащить меня из храма. А Брока силен и преклоняется предо мной.

Хит был искренне поражен.

— Ты не любила его?

Она пожала плечами.

— Он приятен на вид. Он вождь воинов, он мужчина, а не жрец. Но любовь».

И вдруг Алер спросила:

— Какая она, эта любовь? Как ты любил свою Этну?

Хит дернулся.

— Что ты знаешь об Этне? — резко спросил он.

— Ты говорил о ней во сне. И Брока рассказывал, как ты вызывал ее тень у Карлуны. Ты рискнул пойти к Лунному Огню, чтобы вернуть ее назад.

Она бросила взгляд на костяную фигуру на костяном носу корабля — изображение молодой, стройной, улыбающейся женщины.

— Я думаю, ты дурак, — неожиданно закончила она. — Только дурак может любить призрак.

Она ушла в кабину раньше, чем он успел подобрать нужные слова, раньше, чем он собрался схватить ее за белую шею и сломать…

Этна!

Он проклял женщину из храмовых садов.

Он все еще находился в состоянии ярости, когда Брока вышел из кабины, чтобы сменить его.

— Я останусь тут на некоторое время, — коротко сказал Хит. — Думаю, погода переменится.

На юге кипели облака, наступала ночь. По морю, как всегда, бежала легкая зыбь, но что-то в море изменилось: странная дрожь сотрясала киль корабля, и доски палубы жалобно скрипели.

Брока, распрямив широченные плечи, посмотрел на юг, а затем перевел взгляд на Хита.

— Я думаю, ты слишком много болтаешь с моей женщиной, — сказал он.

Не дожидаясь ответа, он положил руку на плечо Хита и слегка сжал его. В этой руке хватило бы силы, чтобы переломать все кости взрослому мужчине.

— Не разговаривай так много с Алер.

— Я не ищу ее, — разъяренно рявкнул Хит. — Она твоя женщина, ты и заботься о ней.

— Я забочусь не о ней, — спокойно возразил Брока, — а о вас обоих.

Он смотрел на Хита сверху вниз, и Хит знал, какой контраст они представляли: его тощее тело против великолепной мощи крупного варвара.

— Однако она вечно с тобой на палубе и слушает твои россказни о море, — продолжал Брока. — Не разговаривай с ней так много.

На этот раз он повторил это резким тоном.

— О господи! — насмешливо сказал Хит. — Неужели я такой придурок, как ты? Тот, кто ищет Лунный Огонь и верит храмовой девке, — безнадежный тупица. А ты еще ревнуешь!

В этот момент он остро ненавидел обоих, и ненависть заставила его продолжить:

— Подожди, пока тебя коснется Лунный Огонь. Он сломает твою силу и твою гордость. После этого тебя не будет тревожить, кто и где болтает с твоей женщиной.

Брока бросил на него холодный, задумчивый взгляд и отвернулся, разглядывая темневшее море.

Через некоторое время до Хита дошла смешная сторона всего происходившего, и он захохотал.

Они шли к смерти втроем. Откуда-то с юга, как черный пастух, надвигался Бакор и подгонял их к смерти. Мечты об империи, о славе, путешествие, влекущее за собой месть богов, — ив такое время варварский вождь вздумал ревновать!

Неожиданно Хит с удивлением осознал, как много времени проводила с ним Алер. По привычке и по старому, как море, обычаю, он помогал ей проводить долгие тревожные часы ожидания матросскими байками. Оглядываясь назад, он видел лицо Алер, внимающей его рассказам, удивительно молодое и радостное, вспоминал, как она задавала вопросы, желая научиться управлять судном.

Он вспомнил теперь, как красива она была, когда ветер путался в ее волосах, вспоминал ее крепкое, сильное тело, когда она удерживала «Этну» в равновесии при повороте.

Гроза собиралась долго и наконец разразилась.

Хит знал, что Море Утренних Опалов не пропустит их без борьбы. Оно будет донимать суденышко мелями, острыми рифами, мертвым штилем, грохочущими приливами, всеми Хитростями течения, туманом и дрейфующей травой. Он должен со всем этим бороться. Теперь они подошли совсем близко к Драконьему Горлу, воротам Верхних Морей, и если сейчас налетит южный ветер, он принесет с собой смерть.

Ночь стала черной. В море переливались белые сполохи — кипящий котел ведьмина огня. Устрашающе заревел ветер. «Этна» со спущенным парусом ныряла в высокие волны, тряслась, и Хит еще раз порадовался силе Брони, когда они вместе боролись с непослушным кормовым веслом.

Он почувствовал, что рядом с ним кто-то есть, и понял, что это Алер.

— Иди вниз! — крикнул он.

Он услышал только эхо ее ответа. Она не ушла, а навалилась всем своим весом на весло.

Стрелы молний, широкие, как хвост кометы, проносились так стремительно и яростно, словно стартовали с другой звезды и набирали скорость, проходя через половину Галактики. Они покрыли Море Утренних Опалов пурпурным Огнем, пока ветер не нагнал мрак и не смел их.

Затем хлынули потоки дождя.

Сердце Хита обливалось кровью. Ветер и бурное море зажали между собой маленький кораблик и насильно тащили его вперед. С такой скоростью «Этна» должна подойти к Драконьему Горлу на заре и на полном ходу удариться в него, беспомощная, как дрейфующая щепка.

Вспышка молнии высветила громадное напряженное тело варвара, мокрое и блестящее, его разметавшиеся длинные волосы, освободившиеся от узлов и цепочек, растрепанные водой и ветром. Их руки и плечи соприкасались в совместном усилии.

Казалось, борьба эта продолжалась целые столетия, но затем дождь резко прекратился, ветер стих, и над морем повисла глубокая тишина. В этой тишине в уши Хита громко ударил голос Алер.

— Кончилось?

— Нет, — так же громко отозвался он. — Слушай!

Они услышали доносящийся с севера ровный 1ул — грохот прибоя.

Шторм начинался снова.

Пришла заря — немногим светлее ночи.

Сквозь разлетавшиеся водоросли Хит увидел две горные гряды, почти вплотную соприкасавшиеся друг с другом, втягивая Море Утренних Опалов в пролив под названием Драконье Горло.

Вода высоко вздымалась между маячившими впереди утесами, осыпая черные камни белым жемчугом пены.

«Этну» несло туда, как листок к мельничной запруде.

Утесы сходились все больше, и наконец пространство между ними стало не шире мили.

Черные каменные титаны, а между ними узкая полоса яростно бурлящей белой воды, изорванной и раздробленной похожими на клыки скалами.

Это и называлось Драконьим Горлом.

Когда Хит проходил здесь раньше, стояла хорошая погода, а корабль шел не под парусом, а на веслах.

Но и тогда это было нелегко. Сейчас он пытался вспомнить фарватер, пытался повернуть корабль к тому месту, которое служило водной тропой между камней.

«Этна» набрала скорость и ринулась в Драконье Горло.

Ее нес безумный поток, бешеный ветер и яростный грохот волн. Время от времени Хит видел перед собой вздымающуюся скалу и поворачивая корабль в сторону, старался уберечься от смерти, которая пряталась прямо под бурлившей поверхностью воды. Два или три раза «Этна» вздрагивала, издавая скрежещущий звук, и Хит думал, что все кончено.

Один раз, когда казалось, что всякая надежда потеряна, Хит почувствовал, как пальцы Алер стиснули его руку.

Высокая вода спасла их, захватила в собственное стремительное течение, пронесла над скалами и протащила через барьер, подстерегающий в конце узкого пролива.

Покачиваясь, «Этна» вышла в относительно спокойные воды Верхних Морей, где утомленные волны показались воплощением самой нежности. Долгое время все трое стояли над кормовым веслом, не в силах осознать, что все уже позади, а они еще живы.

Шторм выдохся. Ветер стал ровным. Хит поставил парус, сел, опустил голову на колени и задумался о том, почему Алер схватила его за руку.

Глава 4 Я БУДУ ЖДАТЬ!

Несмотря на ранний час, солнце припекало изо всех сил. Верхние Моря шли вдоль экватора. Мелкая, оцепленная скалами вода задыхалась от водорослей и была наполнена плавучими рифами грязи.

Каменные мысы разрезали ее на лабиринты озер и слепые протоки.

Ветер был таю слаб, что почти не отличался от штиля. Открытая вода осталась позади, там, где ее разметали течения Моря Утренних Опалов. Плывущие травы собирались вокруг «Этны», их пятнистая желтая равнина шевелилась, точно огромное, бессмысленное животное. В воздухе пахло гнилью.

Под руководством Хита люди размахивали ножами-траворезами — большими лезвиями на скобах, укрепленных над носом судна. Затем, используя тяжелое кормовое весло как гребное, они толкали «Этну» вперед силой своих вспотевших спин.

Тучи маленьких драконов с яркой чешуей, потревоженные кораблем, с визгом летали вокруг. Эти места были их родиной. Здесь они сражались, здесь гнездились среди водорослей, и душный влажный воздух был полон шумом их крыльев. Они садились на поручни и на снасти, поглядывая на пришельцев своими красными глазами. Дракон, который сидел на плече Хита, испускал резкие возбужденные крики. Хит подкинул его в воздух, и дракон взлетел к своим собратьям.

Под водорослями кишела жизнь, плодившаяся в горячей застойной воде, принимавшая самые различные формы и даже вовсе бесформенная, скученная, вечно голодная. Маленькие рептилии скользили в траве, пожирая драконьи яйца. То тут, то там из воды высовывалась крошечная черная головка, хватала яйцо, хрустела скорлупой, безразлично поглядывала на «Этну», жевала и глотала.

Хит не терял бдительности.

Солнце высоко поднялось над вечными облаками. Удушливая жара растекалась над морем.

Весло ходило взад и вперед, нож резал, трава подтягивалась к корпусу судна, а за кормой разрез медленно стягивался и водоросли вновь свивались друг с другом.

Хит старался не поворачиваться к Алер.

Он не хотел смотреть на нее, не хотел вспоминать прикосновение ее руки. Он хотел думать только об Этне, помнить агонию Лунного Света и мечтать о награде, которая лежит за Лунным Огнем. Что значит какая-то храмовая девка но сравнению с тем, что его ждет?

Все-таки он, но украдкой, поглядывал на нее. Бе руки блестели от пота, вокруг алых губ обозначились усталые морщинки. Но даже сейчас она обладала огромной, странной и дикой красотой. Время от времени она бросала на него быстрый голодный взгляд из-под пушистых ресниц, и глаза ее не были похожи на глаза храмовой девки. Хит мысленно проклинал Броку за то, что тот заставил его думать об Алер, и себя за то, что теперь не мог не думать о ней.

Они работали до тех пор, пока усталость не свалила их, а затем легли на палубе отдохнуть.

Брока притянул Алер к себе.

— Скоро это кончится, — сказал он. — Скоро мы достигнем Лунного Огня. Тебе понравится это, Алер. Ты будешь подругой бога!

Отвернув голову, Алер безразлично застыла в кольце его рук и ничего не ответила ему.

Брока засмеялся.

— Бог и богиня, похожие на нас с тобой. Мы построим себе такие высокие троны, что их увидит солнце.

Он положил голову женщины к себе на плечо и внимательно взглянул в ее лицо.

— Власть, Алер, сила! У нас будет и то, и другое!

Он закрыл ее рот своими губами, его рука ласкала ее развязным, хозяйским жестом.

Алер оттолкнула его.

— Оставь. Слишком жарко, и я устала.

Она встала и отошла в сторону, повернувшись к Броке спиной.

Брока посмотрел на нее, затем повернулся и взглянул на Хита. Темная волна нахлынувшей крови окрасила его лицо.

Он медленно произнес:

— Слишком жарко, и ты устала, да к тому же землянин стоит рядом.

Он вскочил, схватил Алер за волосы и пригнул ее к палубе. Хит тоже вскочил и резко бросил:

— Оставь ее в покое!

— Она моя подруга! Почему бы мне и не побить ее?!

Он свирепо взглянул в горящие глаза Алер.

— Моя она подруга или нет?

Он отшвырнул ее и в бешенстве начал мотать головой, ничего не видя перед собой.

— Ты думаешь, я слепой? Вы целыми днями глазеете друг на друга.

— Ты спятил, — спокойно ответил Хит.

— Да, — согласился Брока, — спятил. — Он сделал два шага к Хиту. — Я настолько спятил, что сейчас убью тебя.

— Если ты это сделаешь, ты никогда не дойдешь до Лунного Огня, — сказала Алер.

Брока остановился. Ревность и мечта раздирали его душу на две части. Он стоял лицом к корме. Вдруг что-то заставило его отвернуться от Хита. Постепенно выражение его лица изменилось. Хит быстро обернулся, а Алер приглушенно вскрикнула.

Далеко позади них, слабо различимый в насыщенном испарениями воздухе, виднелся изумрудный парус.

Видимо, «Лахаль» прошла через Драконье Горло сразу же, как только кончился шторм.

На «Лахали» были гребцы и, во время штиля, это давало ей большие преимущества. Теперь она тоже застряла в водорослях, весла оказались бесполезны, но зато имелись люди, чтобы резать траву, так что корабль жрецов шел быстрее «Этны» и без остановок. А Хиту, Броке и женщине отдыхать почти не приходилось.

Они надрывались над Кормовым веслом весь оставшийся день и всю душную ночь, впав в исступление, наполовину загипнотизированные ритмом своих движений, как те животные, которые вечно ходят вокруг водяного колеса. Они работали по двое, в то время как третий отдыхал. Брока не сводил глаз с Алер.

Благодаря своим чудовищным силам, он не спал, и в те минуты, когда Хит и Алер работали на весле, не позволял им обменяться ни словом, ни взглядом.

На заре они увидели, что «Лахаль» подошла ближе.

Брока сидел на палубе и смотрел на зеленый парус. Хит видел, как сверкали глаза Броки и как несмотря на жару дрожало его тело.

Сердце Хита упало. Верхние Моря были рассадником лихорадки, и, похоже, варвар-гигант имел несчастье подхватить ее.

Сам Хит был невосприимчив к болезни, но Брока привык к чистому воздуху Высоких Плато, и яд быстро проник в его кровь.

Брока прикинул скорость обоих судов и сказал:

— Ничего не выйдет. Нам придется остановиться и сражаться.

— Я думал, что ты хочешь найти Лунный Огонь, — раздраженно ответил Хит. — Я думал, что ты сильный мужчина и можешь победить там, где всякий другой потерпит неудачу. Я думал, что ты собираешься стать богом.

Брока встал.

— Пусть у меня лихорадка, но я все равно лучший мужчина на этом корабле.

— Тогда работай. Если нам удастсяудержаться впереди до тех пор, пока мы не расчистим траву…

— Лунный Огонь?

— Да.

— Удержимся впереди, — твердо сказал Брока.

Он согнулся над веслом, и «Этна» поползла вперед через водоросли Ее золотой парус безжизненно повис в страшном безветрии. Жара так давила на Верхние Моря, словно само солнце падало сюда сквозь марево водяных паров.

«Лахаль» медленно, но верно догоняла их.

Лихорадка Броки усиливалась. Время от времени он поворачивал голову в сторону изумрудного паруса и осыпал Бакора проклятиями.

— Не поймать тебе нас, жрец! — вопил он. — Я, Брока из племени Сари, уйду от тебя и достигну Лунного Огня! Ты будешь лежать на брюхе, жрец, и лизать мои сандалии, прежде чем сдохнешь!

Потом сверкая глазами, он повернулся к Алер.

— Ты знаешь легенды, женщина! Человек, искупавшийся в сердце Лунного Огня, приобретает силу богов. Он может построить собственный мир, он может стать королем, лордом, мастером. Он может подарить своей божественной супруге дворец из бриллиантов с золотым пологом. Это правда, Алер? Ты слышала, как об этом говорили жрецы в храме?

— Да, правда, — ответила Алер.

— Новый мир, Алер, мир, принадлежащий только нам!

Брока с неистовой силой заработал веслом, и тайна Лунного Огня снова захватила Хита. Раз уж жрецы знали дорогу туда, почему они сами не стали богами? Почему никто из людей не возвращался оттуда, чтобы каждый убедился в их божественности? Вернулись только те, кто, подобно Хиту, прошли не весь путь.

А божественность была. Хит знал это, потому что сам носил в своей душе ее тень.

День тянулся бесконечно. Изумрудный парус подошел ближе.

К вечеру послышался треск перепончатых драконьих крыльев, и вся жизнь в водорослях замерла. Рептилии неподвижно застыли с неразгрызенными яйцами драконов в пастях.

Ни одна голова не высунулась на поверхность в поисках пищи. Шумная стая драконов спешила к своим гнездам. Внизу царила тишина.

Хит схватился за весло и остановил его.

— Тихо, — сказал он. — Смотрите туда.

Они повернулись. Далеко впереди по траве прошла рябь, такая рябь, словно все дно Верхних Морей пришло в движение.

— Что это? — прошептала Алер.

Увидев лицо Хита, она замолчала.

Рябь приближалась к «Этне» — лениво, нехотя, но очень быстро. Хит достал из кормового ящика гарпун.

Движение водорослей постепенно замедлялось, а затем и вовсе исчезло, как бы в замешательстве. Он швырнул гарпун настолько далеко, насколько позволяли его силы.

Вода заволновалась снова. Полоса ряби обогнула корабль и заторопилась туда, где упал гарпун, за корму «Этны».

— Они атакуют только то, что движется, — сказал он. — Они оставили нас, потому что мы стоим. Следите.

Травяной покров горбом выгнулся над водой и лопнул, лохмотья водорослей повисли на огромной чешуйчатой спине. Создание, по-видимому, не имело формы, голову его нельзя было различить. Это была просто громадная голодная чернота, распространявшаяся вверх и в стороны. Живность, не успевшая скрыться, была тут же проглочена.

— Что это? — снова зашептала Алер.

— Один из Стражей, — ответил Хит, — Стражей Верхних Морей. Идущий корабль они раздавят в щепки, а команду сожрут.

Он оглянулся на «Лахаль». Она не двигалась. Хитрый Бакор тоже почуял опасность.

— Мы должны ждать, пока Страж не уйдет.

Брока глядел на Хита. Лихорадка полностью овладела его телом, и теперь глаза варвара светились безумием. Он бормотал что-то бессвязное, можно было разобрать только «Алер» и «Лунный Огонь».

Внезапно он отчетливо сказал:

— Лунный Огонь без Алер — ничто!

Он повторил слово «ничто» несколько раз, стуча кулаками по коленям, затем стал озираться по сторонам, словно выискивая кого-то.

— Она ушла. Алер ушла. Она ушла к землянину.

Алер заговорила с ним, коснулась его тела, но он отталкивал ее. В его обезумевшей от лихорадки голове жила только одна мысль.

Он встал и пошел к Дэвиду Хиту.

Хит встал.

— Брока, — сказал он, — Алер рядом с тобой. Она не ушла.

Брока не услышал и не остановился.

— Брока! — закричала Алер.

— Нет, — сказал Брока. — Ты любишь его. Ты больше не моя. Ты смотришь на меня, как на пустое место. В твоих губах нет тепла.

Он тянулся к Дэвиду Хиту, он хотел лишь одного: рвать, топтать и уничтожать.

На тесной палубе места для маневра не оставалось, а драться Хит не хотел Он пытался увернуться от больного, но Брока прижал его к поручням. Волей-неволей Хиту пришлось защищаться, но от этого было мало проку. В бреду Брока не чувствовал боль.

Всем своим весом он придавил Хита к поручням, так, что чуть не переломил ему спину, и руки варвара потянулись к горлу Хита. Хит бил и отпихивал Броку, с отчаянием понимая, как глупо умереть в бессмысленной ссоре из-за женщины.

Вдруг он почувствовал, что Брока, выпустил его и сползает на палубу. Затуманенные глаза Дэвида увидели Алер, стоявшую рядом с поднятым шкворнем. Он вздрогнул — то ли от неожиданности, то ли от злости — злости на себя самого, которому в драке потребовалась помощь женщины. Брока неподвижно лежал на палубе и тяжело дышал.

— Спасибо, — коротко сказал Хит. — Плохо, что ты его ударила. Он не соображал, что делал.

— Разве? — невозмутимо спросила Алер.

Хит не ответил. Он хотел отойти, но она схватила его за плечо, вынуждая взглянуть на нее.

— Вполне возможно, что я умру в Лунном Огне, — сказала она, — у меня нет такой веры в свои силы, как у Брока Поэтому я скажу тебе сейчас: я люблю тебя, Дэвид Хит. Мне все равно, что ты подумаешь об этом и нужно ли тебе это, но я люблю тебя.

Она пристально вглядывалась в его лицо, как будто хотела запомнить каждую черточку.

Затем она поцеловала его. Губы ее были нежными и очень сладкими.

Она отступила и спокойно сказала:

— Мне кажется, что Страж исчез. «Лахаль» снова на ходу.

Хит молча последовал за ней на корму. Ее поцелуй горел в нем, как сладкий огонь.

Хит дрожал и был совершенно растерян.

Пока Брока спал, они напряженно трудились и не решались сделать передышку.

Хит уже мог различить людей на борту «Лаха-ли» — маленькие, сгорбленные фигурки гребцов, которых непрерывно меняли, давая уставшим набраться сил. Он видел черную одежду Детей Луны, стоявших на передней палубе.

«Этна» плыла все медленнее, и расстояние между кораблями все время уменьшалось. Настала ночь, и из кромешного мрака до беглецов доносились только пронзительные проклятья Бакора.

Брока проснулся около полуночи. Лихорадка оставила его, но он был угрюм и молчалив. Грубо оттолкнув Алер, варвар взялся за весло. «Этна» прибавила скорость.

— Далеко еще? — спросил он.

Хит, задыхаясь от усталости, ответил:

— Теперь уже близко.

Пришел рассвет, а они все еще не избавились от водорослей. «Лахаль» была так близко, что Хит уже видел драгоценную повязку на лбу Бакора. Тот стоял один на верхнем креплении ножа-травореза, смотрел на них и смеялся.

— Работайте! — кричал он. — Трудитесь и потейте! Эй, Алер, женщина еадов! Здесь лучше, чем в храме? Брока, вор и нарушитель закона, растягивает твои мышцы. А ты, землянин, вторично бросаешь вызов богам!

Он наклонился над травой, будто желая дотянуться до «Этны» и схватить ее голыми руками.

— Потейте, собаки, надрывайте животы! Все равно не уйдете!

Они надрывались и потели, а на весла «Лахали» села свежая смена, и судно побежало все быстрее и быстрее. Сидя на своем насесте, Бакор хохотал над тщетными стараниями «Этны».

Но Хит смотрел вдаль угрюмыми, горящими глазами. Он видел, как на севере собирается в тучи туман, как меняется цвет травы, и подгонял своих спутников. Теперь в душе его загорелась ярость.

Она пылала ярче и сильнее, чем ярость Броки. Это была та железная яроеть, которой даже сами боги не могли бы преградить доро1у к Лунному Огню.

Теперь их отделяло от «Лахали» расстояние, равное полету стрелы. Но вот водоросли поредели и мало-помалу «Этна» начала увеличивать скорость. И вдруг беглецы обнаружили, что вышли в открытую воду.

Они что есть силы заработали веслом, и Хит вел «Этну» туда, где, как он помнил, проходило северное течение, тянувшееся в Океан-Не-Из-Воды. После страшной, напряженной работы с водорослями им казалось, что они летят. Но когда их стал обволакивать туман, «Лахаль» также освободилась из травяного плена и, посадив на весла всех людей, помчалась как стрела.

Туман сгущался. В черной воде сверкнули редкие золотые искры.

Здесь начиналась полоса маленьких, плоских, заросших необычной растительностью островов. Тут не было ни летающих драконов, ни Стражей, ни маленьких извивающихся рептилий. Было очень жарко и очень тихо.

Сквозь тишину прорывался истошный визг Бакора, ругавшего нерадивых гребцов.

Течение понесло корабли быстрее, и золотые блестки на воде закружились в хороводе. На лице Хита застыло странное, нечеловеческое выражение. Весла «Лахали» бешено вспенивали воду, и лучники уже высыпали на переднюю палубу, готовые стрелять, как только это позволит расстояние.

Но случилось невероятное: Бакор издал долгий пронзительный вопль, взмахнул рукой, и весла остановились. Жрец поднял над головой сжатые кулаки, бессильно потряс ими в воздухе и прокричал одно, но самое страшное проклятие.

— Я буду ждать, богохульники! — продолжал орать он. — Пока вы живы, я буду здесь ждать!

Изумрудный парус уменьшился, потускнел и пропал в тумане.

— Они же почти взяли нас. Почему они остановились? — спросил Брока.

Хит указал рукой на север. Туман вверху окрасился дыханием пылающего золота.

— Лунный Огонь!

Глава 5 В ЛУННОМ ОГНЕ

Хита вели безумные мечты, навязчивые воспоминания, сны, видения.

Они упорно вели его сюда, хотя все существо землянина противилось этому, Предвидя неминуемую гибель. И вот он снова здесь, и с этим уже ничего не поделаешь.

Он внимательно следил за тем, как меняется океан, пока вокруг «Этны» не заплескалась уже не вода, а мягкие, огненные волны золотистой жидкости. Его опять опутал туман, яркий, сверкающий.

Первая слабая покалывающая дрожь пробежала по его нервам, и он знал, что будет дальше — обманчивое чувство удовольствия, которое вырастет до экстаза, а потом превратится в нестерпимую боль. Он видел смутные силуэты островов, лабиринт невысоких скал, в котором корабль может блуждать вечно, так и не найдя источник удивительного живого света. Он видел остовы кораблей, погибших в этих бесплодных поисках. Они лежали на отмелях, и туман укрывал их блестящим саваном. Некоторые из них были такими древними, что даже раса, построившая их, исчезла из памяти Венеры.

Тихая сверхъестественная красота щемящей тоской ударила в сердце Хита. Тело его боялось смерти, но душа жаждала чуда.

Брока так глубоко втянул в себя воздух, будто хотел вдохнуть силу Лунного Огня.

— Ты найдешь его? — спросил он. — Самое сердце?

— Найду.

Алер молчала и не двигалась. Таинственные лучи, разлитые здесь повсюду, посеребрили ее кожу и осыпали волосы золотой пылью.

— Ты боишься нарушить табу? — спросил Хит.

— Привычки ломать трудно.

Она повернулась к нему.

— Что такое Лунный Огонь?

— Разве жрецы тебе не объяснили это?

— Они говорили, что у Венеры когда-то была Луна. Она ходила в облаках огненным диском, и бог, живший в ней, был самым главным из всех богов. Он следил за поверхностью планеты и за всем, что на ней делается. Но меньшие боги завидовали, и однажды им удалось разрушить дворец Лунного бога. Все небо Венеры вспыхнуло, когда дворец был разрушен. Горы падали, моря выходили из берегов, вымирали целые народы. Лунный бог был убит, и его сверкающее тело упало через облака, как метеор. Но бог не может умереть по-настоящему, он только спит и ждет. Золотой туман — это пар от его дыхания, а сияние его тела — Лунный Огонь. Человек может получить божественность из сердца спящего бога, но все боги Венеры проклянут его, потому что человек не имеет права посягать на их власть.

— И ты не поверила этой истории, — сказал Хит.

Алер пожала плечами.

— Ты видел Лунный Огонь, а жрецы не видели.

— Я не был в его сердце, — сказал Хит. — Я видел только край кратера и свет, исходящий из него, адский свет.

Он вздрогнул и помолчал, не в первый раз задумавшись о том, что в действительности лежит за тайной Лунного Огня.

— Луна когда-то была, это ясно, иначе не было бы такого понятия в фольклоре. Я уверен, что здесь есть неизвестное науке излучение, какой-то радиоактивный элемент. Его еще не открыли, а может быть, на Земле и на Марсе такого и вовсе нет.

— Я ничего не поняла, — сказала Алер. — «Излучение», «радиоактивный элемент». О чем ты?

В венерианском языке не существовало таких слов, и она с трудом повторяла за Хитом незнакомые земные выражения.

— Радиоактивность — это особый вид огня, который горит в некоторых элементах. Он съедает их, питаясь их атомами, и излучение от этого огня очень мощное.

Он полузакрыл глаза.

— Вы чувствуете его — маленький огонек в вашей крови?

— Да, — прошептала Алер, — я чувствую.

— Это как вино, — откликнулся Брока.

Хит продолжал, облекая в слова очень старые мысли.

— Луна была разрушена, но не завистливыми богами, а столкновением с другим телом, может быть с астероидом. А возможно, взорвалась от собственной энергии. Я думаю, один из осколков Луны уцелел, упал сюда, и его излучение распространилось по поверхности, изменив море и окружающий воздух. Тем же способом оно изменяет людей. Похоже, оно меняет электрическую структуру мозга, расширяя его возможности далеко за пределы обычного человеческого разума. Оно дает мозгу силу, достаточную для того, чтобы управлять свободными электронами — творить…

Он сделал паузу и быстро закончил:

— В моем случае — творить только призраки. А когда произойдет мутация, человеку плевать на проклятия богов Венеры. Я получил очень немного, но и этого достаточно.

— Стоит потерпеть боль, чтобы стать богом, — сказал Брока. — У тебя не было силы.

Хит криво усмехнулся.

— Много ли богов вернулось из Лунного Огня?

— Скоро ты увидишь одного из них, — ответил Брока.

Он схватил Алер за плечи и притянул к себе, заглядывая ей в лицо.

— Нет, — сказала она, — не один, а двое.

— Возможно, что и трое, — сказал Хит.

Брока повернулся и бросил на него спокойный холодный взгляд.

— Не думаю, — сказал он, — что у тебя прибавилось силы.

После этого они долгое время не разговаривали. «Этна» шла, утомленно скользя по течению междо островами. Иногда они гребли кормовым веслом, и его большая лопасть скрывалась в огненной пене.

Золотой блеск усиливался, и с ним усиливался звенящий огонь в крови людей.

Хит стоял у штурвала, прямой, сильный, прежний Хит, который смеясь проходил пролив Лхила в зубах летнего шторма.

Усталость, слабость, боль — все ушло.

То же самое происходило и с другими: Алер гордо выпрямилась, а Брока вскочил на носовое украшение и громко выкрикивал вызов всем богам, которые захотят остановить его.

Хит смотрел в глаза Алер. Она улыбалась нежно и приветливо.

— Я думаю, никто из нас не останется в живых, — прошептала она. — Но может быть, ты найдешь свою тень, Дэвид прежде чем умрешь.

Но Брока снова повернулся к ним, и момент для ответа был упущен.

Под Вуалью Лунного Огня не было ни дня, ни ночи, не существовало времени.

Хит не имел представления, долго ли пурпурный нос «Этны» бороздил золотой поток. Звенящая сила наполнила его тело. Она пульсировала в нем и пьянила его. Острова беззвучно проплывали мимо, и ничто не двигалось в этом торжественном море, кроме легко скользящей по огненным волнам «Этны».

Наконец в глаза им ударили лучи невообразимого света, льющегося из сердца Лунного Огня, живого ядра сияющего тумана. Он увидел землю, темную и неопределенную, тонувшую в пылающей дымке, и пошел туда знакомой дорогой. Теперь в нем не было страха. Он перешагнул его.

— Корабль! — вдруг закричал Брока.

Хит кивнул.

— Он и раньше был здесь и будет здесь, когда следующий человек найдет путь сюда.

С острова протянулись два длинных мыса, образовав удобную бухту с изрезанными берегами. «Этна» вошла в нее. Они миновали брошенное судно, терпеливо дрейфовавшее, недосягаемое ни для ветра, ни для течения, ни для океанского гниения. Его голубой парус был свернут, снасти чистые, готовые. Судно ожидало возвращения домой. Оно ждало очень долго.

Подойдя к земле, они увидели другие корабли. Они не сдвинулись, не изменились с тех пор, как Хит впервые увидел их три года назад.

Их было очень немного — тех, кто нашел Драконье Горло, прошел через него, остался в живых в Верхних Морях, в лабиринте островов Лунного Огня и добрался до цели.

Некоторые корабли все еще плавали, хотя команда давно покинула их, грязные паруса этих вечных скитальцев безвольно повисли на реях. Здесь были странные плоскодонные суда, каких не существовало на Венере уже тысячу лет. Золотой туман сохранил их, и они, как свора псов, ждали возвращения своих хозяев.

Хит подвел «Этну» к берегу в том самом месте, где сажал ее на мель в прошлый раз.

«Этна» мягко вздрогнула. Они перелезли через борт. Землянин помнил странный хруст угольно-черной почвы под ногами. Волна силы, прокатившаяся по жилам, заставила его вздрогнуть. Как и в прошлый раз, она билась на границе боли.

Они молча шагали в глубь острова. Туман сгустился вокруг них, наполнился танцующими искорками света. Бухта скрылась за его призрачным занавесом. Они шли вперед, и дорога стала медленно подниматься. Они шли как во сне, свет и тишина порождали в их душах благоговейный страх.

Они набрели на мертвеца. Он лежал лицом вниз, вытянув руки вперед, к тайне, до которой оставалось несколько шагов. Они все еще тянулись к славе, которой этот человек так и не достиг. Люди прошли мимо.

Давящий туман, яркий свет, золотые точки, блики, кружащиеся и мерцающие в безумном танце. Хит прислушивался к голосу боли, говорившему в нем. Этот голос поднимался с каждым его шагом, доходя до беззвучного вопля.

«Я помню! Кости, плоть, мозг, каждый атом их — полны пламенем, взрывающимся, рвущимся к свободе. Я не могу идти дальше, я не могу вынести этого! Я скоро проснусь, живой и невредимый, в грязи, на задворках заведения Карлуны».

Но Хит не проснулся, а земля равномерно поднималась под его ногами, и в душе его бушевали безумие, страсть и страдание, какие человек не в силах вынести.

Однако он вынес.

Кружащиеся точки начали собираться в неопределенные фигуры, в бесформенных гигантов, которые шагали рядом с людьми.

Хит услышал, как Алер застонала от ужаса, и вынудил себя сказать:

— Они — ничто. Призраки из нашего сознания. Начало власти.

Путники шли все дальше и дальше. Наконец Хит остановился и, взглянув на Броку, показал рукой.

— Твоя божественность лежит там. Иди и возьми ее.

Глаза варвара, ошеломленные, дикие, устремились на темные туманные очертания кратера вдали, на немыслимый свет, сиявший на горизонте.

— Оно бьется, — прошептал он, — как сердце.

Алер, не сводя глаз с огня, отступила назад.

— Я боюсь. Я не пойду.

Хит видел, что ее лицо исказилось, а тело сотрясала та же дрожь, что мучила его самого. Ее голос поднялся до рыдания.

— Я не могу идти! Я не могу остаться здесь. Я умираю!

Она схватила Хита за руки.

— Дэвид, забери меня отсюда, уведи меня обратно!

Раньше, чем он успел подумать или сказать что-нибудь, Брока оторвал от него Алер и нанес ему сокрушительный удар. Хит упал, и последнее, что он слышал, это пронзительный голос женщины, выкрикивавшей его имя.

Глава 6 КОНЕЦ МЕЧТЫ

Видимо, Хит недолго лежал без сознания, потому что, придя в себя, он еще увидел удаляющиеся силуэты мужчины и женщины. Брока бежал, как безумный, по склону кратера, неся на руках Алер. Вот он встал на край, а затем прыгнул вниз и исчез.

Хит остался один.

Он все еще лежал и старался сохранить ясность ума, борясь с муками плоти.

— Этна, — шептал он, — это конец мечты.

Медленно, дюйм за дюймом, он пополз к сердцу Лунного Огня.

Теперь он был ближе к нему, чем в прошлый раз. Странная грубая земля царапала его кожу. Из ран текла кровь, но эта боль казалась булавочным засолом по сравнению с космической агонией Лунного Огня. Брока, наверное, тоже страдал, но все-таки бежал к своей судьбе. Возможно, его нервная система была более грубой, нечувствительной к шоку. А может быть, жажда власти овладела всем его существом.

Хит не нуждался в ней. Он не хотел становиться богом. Он хотел только умереть и знал, что это случится очень скоро. Но прежде чем умереть, он хотел сделать то, что не сумел в прошлый раз: вернуть Этну. Он хотел снова услышать ее голос, посмотреть в ее глаза и вместе с ней ожидать прихода могильной тьмы.

Смерть разрушит его мозг, а вместе с ним и призрак, созданный памятью. Но он не увидит, как жизнь уходит из нее. Она будет с ним до конца, нежная, любящая и веселая, такая, какой была всегда.

Он полз к кратеру и повторял ее имя. Он пытался не думать ни о чем другом, чтобы забыть о страшных, нечеловеческих видениях, рожденных его мозгом.

— Этна! Этна! — шептал он.

Его руки хватали землю, колени были разбиты в кровь, блеск Лунного Огня окутывал его золотыми знаменами. Но он не останавливался, хотя душа готова была покинуть его.

Он добрался до края кратера и заглянул вниз, в сердце Лунного Огня.

Он увидел море сверкающего пара, такого плотного, что по нему пробегали мелкие волны, покрытые искрящейся пеной. Посреди этого моря возвышался остров, напоминавший по форме упавшую гору. Он пылал так яростно, что смотреть на него могли только глаза бога.

«Она плыла в облаках, как огненный диск».

Хит знал, что его гипотеза оказалась правильной. Но теперь это не имело значения. Тело спящего бога или обломок упавшей луны — оно могло вернуть ему Этну, а Хит хотел только этого.

Он подтянулся, перевалился через край и покатился вниз по склону. Когда пар сомкнулся над ним, Хит вскрикнул.

После этого наступили настоящие чудеса.

Казалось, некая сила разделила атомы организма, называемого Дэвидом Хитом, и собрала их в новые, неведомые комбинации. Потом вспыхнула боль, равной которой он никогда не испытывал. Он скорчился в мучительной судороге и вдруг почувствовал, что его тело стало здоровым и сильным, мозг — ясным, трепещущим, чистым, готовым к новому знанию.

Он оглядел себя, поднес руки к лицу.

Он не изменился, но знал, что стал другим.

На этот раз Хит получил полную силу радиации, и она, по-видимому, докончила перемену, начавшуюся три года назад. Возможно, он уже не был прежним Дэвидом Хитом, но не был он и тем промежуточным, средним звеном между человеком и богом, в обличил которого он жил последние месяцы.

Он больше не чувствовал, что идет к смерти, и уже не желал этого. Он был полон огромной животворной силы и великой радости. Он вернет из небытия свою Этну, и они будут жить здесь, в золотом саду Лунного Огня.

Надо жить здесь, Хит был уверен в этом.

В прошлый раз он достиг только окраин Лунного Огня, но не это было причиной несовершенства его творений. Вне Лунного Огня нет достаточной концентрации лучевой энергии, при которой может работать телекинетическая сила мозга. Вероятно, даже в окрестных туманах Лунного Огня нет нужного количества свободных электронов. Но здесь, возле источника, воздух дробился на них, он был пропитан ими. Сырая материя, из которой можно создавать.

Дэвид Хит встал, поднял голову и со страстным желанием протянул руки. Прямой, сияющий, сильный, стоял он в живом свете, и его смуглое лицо было лицом счастливого бога.

— Этна, — шептал он, — это не конец мечты, а начало!

И она пришла.

Чудесная власть, торжествующая сила, которая была заложена в нем, вызвала ее из Лунного Огня.

Этна, скользящая и улыбающаяся, неопределенная, как тень в тумане, но постепенно обретающая четкие контуры, подошла к нему. Он видел ее белые руки, бледное пламя волос, алые губы, задумчивые глаза.



И вдруг Хит с криком отступил. Это была не Этна, а Алер.

Некоторое время он не мог пошевелиться, а только смотрел на свое создание.

Видение улыбалось ему, и лицо ее было лицом женщины, нашедшей любовь и с нею весь мир.

— Нет, — сказал он, — я хочу не тебя, а Этну!

Он выкинул из своего мозга мысль об Алер. Изображение уняло, и он снова звал Этну.

И на этот раз к нему явилась Алер.

Он разрушил видение. Злоба и разочарование были так сильны, что он готов был броситься вперед и заблудиться в тумане. Алер! Зачем эта храмовая шлюха навязывается ему?

Он ненавидел ее, но имя этой женщины пело в его сердце и не хотело умолкать. Он не мог забыть, как она поцеловала его, как смотрела на него, и ее последний крик был обращен к нему.

Душу его переполнял образ Алер, а имя Этны хранил только разум.

Он сел, склонил голову на колени и заплакал, зная теперь, что это был конец мечты. Он навеки потерял старую любовь. Эта мысль была жестокой, но в ней заключалась правда, и он не мог примириться с ней.

«А Алер, может быть, уже умерла».

Эта мысль оборвала его отчаяние. Он вскочил, полный смертельного страха, и оглянулся. Пар, точно золотая вода, скрывал все окружающее. Хит побежал, выкрикивая имя Алер.

Он бежал, может быть, целые столетия в этом безвременном мире и искал ее. Никто не отвечал на его крики. Иногда в тумане он замечал чью-то фигуру и думал, что нашел Алер, но всякий раз это оказывалось телом мужчины, умершего бог знает как давно. Все они были одинаковые: истощенные и улыбающиеся. Казалось, их открытые глаза все еще видят созданные ими призраки.

Это были боги Лунного Огня — горсточка людей всех веков, которые нашли свой путь к последней границе жизни.

Жестокая шутка. Человек мог обрести божественность в золотом озере. Он мог сотворить в нем собственный мир, но не мог уйти, потому что в этом случае пришлось бы оставить тот мир, где он был королем. Они, эти люди, наверное, узнали это, когда пошли обратно к гавани, прочь от источника, а может, они никогда и не пытались уйти.

Хит шел через прекрасный, неподвижный туман и звал Алер, но ответа не было.

Он сознавал, что в этих поисках ему становится все тяжелее сохранять разум. Вокруг него мерцали полусформировавшиеся образы. Возбуждение его росло, и с ним росла настоятельная потребность остановиться, чтобы строить и творить.

Хит боролся с искушением, но настало время, когда пришлось остановиться, потому что не осталось сил идти дальше. Он сел, и безнадежность его поисков навалилась на него. Алер пропала, и он никогда не найдет ее. Он закрыл лицо руками, вспомнил о ней и вдруг услышал голос, звавший его по имени. Он вскочил; она стояла рядом и протягивала к нему руки.

Хит привлек ее к себе и целовал, чуть не рыдая от радости, но вдруг ему пришла в голову страшная мысль. Он отступил на шаг и спросил:

— Ты настоящая Алер или только призрак, созданный мной?

Она не ответила, но потянулась поцеловать его. Хит отвернулся, слишком усталый и разочарованный, чтобы уничтожить видение, а затем подумал: «Зачем разрушать ее? Бели женщина для меня потеряна, почему не сохранить сон?» Он вновь взглянул на нее, и это была Алер с ее теплым телом и ласковыми глазами.

Искушение снова взметнулось над ним, и на этот раз он не боролся. Он был богом, хотел он этого или нет. Он мог творить.

Он бросил всю силу своего мозга в золотой туман, и отравление властью опьянило его, наполнило безумной радостью.

Сверкающее облако спустилось к его ногам. Перед Хитом рос остров теплой приятной земли, богатой травами и цветами, рай, затерянный в сияющем море. Мелкие волны шептались на широких отмелях. Склоняющиеся ветки лита-деревьев лениво шевелились на ветру, с пением проносились яркие птицы. В аккуратной маленькой бухточке покачивалось судно, подобное которому могли построить только ангелы.

Идеал, недостижимое желание души, и Алер была с ним, чтобы разделить это.

Теперь он понял, почему никто не уходил от Лунного Огня.

Он взял за руку двойника Алер. Они бродили по берегу, и тут Хит заметил, что чего-то не хватает. Он улыбнулся, и снова на его плечо уселся маленький дракон, и теперь в этом раю не было никакого изъяна. Дэвид Хит обрел божественность…

Но какой-то упрямый утолок в сердце Хита предал его. Он говорил:

«Все это ложь, и Алер ждет тебя. Если ты замешкаешься, она умрет, как умирает здесь каждый, улыбаясь Лунному Огню».

Он не желал слушать. Он был счастлив, но что-то не давало ему покоя Он понимал: пока реальная Алер жива, он не может по-настоящему радоваться мечте. Он знал, что должен разрушить этот рай, пока рай не разрушил его. Он знал, что Лунный Огонь смертоносен, люди не могут получать власть богов и остаться в здравом уме.

Но не мог же он уничтожить созданный им остров!

Ужас переполнил Хита. Он так сильно поддался искушению, что потерял контроль над собственной волей. И он разрушил остров, и море, и любимый корабль, и это было куда больнее, чем срывать с костей собственную плоть.

Двойника Алер он тоже разрушил.

Он понимал, что если хочет спастись от безумия и смерти Лунного Огня, то не должен творить ни единой травинки, потому что иначе у него не останется сил противиться нечестивой радости творения.

Глава 7 БОЖЕСТВЕННАЯ ПОСТУПЬ

Он снова бежал через золотой туман, бежал и кричал. Спустя много лет, а может через минуту, он услышал слабый, далекий голос Алер, называвший его имя. Он откликнулся, но больше не услышал ее. Затем он увидел замок, величественно маячивший сквозь туман. Такие постройки часто встречались на Высоких Плато, но эта была куда больше любого замка варварских королей и была возведена из громадного малинового драгоценного камня, похожего на тот, что называется Драконьей Кровью. Хит сообразил, что видит часть мечты Броки.

Ступени золотой лестницы вели к огромной, массивной двери. Два рослых воина в усыпанных самоцветами доспехах охраняли ее.

Хит прошел между ними, но они схватили его и вырваться из их рук не смог бы никто. Ненависть Броки к землянину была вложена в тех, кого сотворил его мозг.

Хит попытался освободиться, но их сила превосходила человеческую. Они повели его по фантастическим коридорам, по полам, инкрустированным жемчугом, хрусталем и драгоценными металлами.

Вдоль стен стояли открытые сундуки, наполненные всеми сокровищами, какие только мог вообразить варварский мозг.

Бесшумно скользили рабы, выполняя приказы, воздух был тяжелым от благоуханий и пряностей.

«Как странно идти в коридорах чужого сна», — подумал Хит.

Его привели в огромную комнату, где пировало множество людей. Там были арфисты, певцы, и танцовщицы, и толпа рабов, и борцы, и танцоры на мечах.

Мужчины и женщины за длинными столами походили на вождей и их жен, только одеты были в простые кожаные костюмы без всяких украшений.

Стражники Броки и даже рабы были более нарядны, чем гости.

Над криками и шумным весельем восседал Брока. Его высокий трон был сделан в виде серебряного дракона с распростертыми крыльями и украшен драгоценными камнями. На Броке были великолепные доспехи, а на лбу между бровями висел огромный бриллиант, какой мог носить только верховный властитель.

Он пил вино из золотой чаши и следил за пировавшими. В его глазах не светилось ни одной человеческой искры. Бог или демон — но человеком Брока уже не был.

Одетая как королева, Алер неподвижно сидела рядом с ним и отрешенно прикрывала лицо ладонями.

Крик Хита пролетел сквозь шум пира.

Брока вскочил на ноги, и все затихло.

Стражники, вожди, рабы — все повернулись и смотрели, как Хит идет к трону, и все ненавидели Хита, как ненавидел его Брока.

Алер подняла голову, взглянула Хиту в глаза и спросила его же словами:

— Ты настоящий Дэвид Хит или только призрак, рожденный моим воображением?

— Я Дэвид, — ответил он и порадовался тому, что разрушил свой рай.

Безумный взгляд Броки остановился на Хите.

— Я не думал, что у тебя хватит силы, — сказал он, смеясь. — Но ты не бог! Ты стоишь здесь как пленник и не имеешь власти.

Хит знал, что может победить даже в его владениях, но не решался.

Один раз он уже решился попробовать и в результате чуть не погиб. Если он попробует еще раз, они будут бросать друг на друга свои призрачные армии, пока не умрут, и он станет таким же безумным, как и Брока.

Хит оглядел толпу грозных призраков, достаточно крепких и реальных, чтобы убить его по первому слову Броки, и спросил Алер:

— Ты хочешь остаться здесь?

— Я хочу уйти отсюда и, если можно, с тобой, Дэвид. Если нет — я хочу умереть.

Яд еще не коснулся ее. Она пришла сюда не по своему желанию. Даже омывшись в Лунном Огне, она все еще оставалась человеком.

Хит повернулся к Броке.

— Ты видишь, она не дорожит тобой.

Лицо Броки потемнело от ярости. Он схватил Алер своими громадными лапами и сказал:

— Ты останешься со мной. Ты — часть меня. Послушай, Алер, нет ничего, что я не смог бы дать тебе. Я построю другие замки, создам другие племена, покорю их и положу к твоим ногам. Бог и богиня будут вместе, Алер! Мы будем править миром!

— Я не богиня, — ответила Алер. — Отпусти меня.

— Сначала я убью тебя, — сказал Брока.

Он кинул бешеный взгляд на Хита.

— Я убью вас обоих.

— Разве высшие боги унижаются до того, чтобы раздавить муравья или червя? — сказал Хит. — Мы не достойны такой чести, ни она, ни я. Мы слабы, и даже Лунный Огонь не может дать нам силу.

Он заметил искру мысли в глазах Броки и продолжал:

— Ты всемогущ, для тебя нет ничего невозможного. Она слишком слаба, она будет обузой тебе. Сотвори другую Алер, Брока! Сотвори богиню, достойную тебя!

— Сотвори женщину, которая будет любить тебя, Брока, — добавила Алер, — а нас отпусти.

Тишина сгустилась. Глаза гостей-фантомов засверкали еще ярче. Затем Брока кивнул.

— Ладно. Встань, Алер.

Она встала. Варвар вдруг понял, что в его власти осуществить свою мечту и без этой своенравной, упрямой женщины. Радость творчества охватила его. Из золотого воздуха он вылепил новую Алер. Это была не просто женщина, а смесь снега, пламени и чуда, рядом с ней настоящая Алер выглядела бесцветной и некрасивой. Новая Алер поднялась на трон, села рядом со своим создателем, взяла его за руку и улыбнулась.

Брока велел стражникам отпустить Хита.

Дэвид подошел к Алер, и Брока сказал презрительно:

— Убирайтесь с моих глаз!

Сквозь толпу они прошли к той двери, из которой Хит вошел в зал. За столом по-прежнему царила тишина, никто не шевельнулся.

Но когда они подошли к двери, та вдруг исчезла. Осталась сплошная стена. Брока засмеялся, и вся его компания взорвалась диким хохотом.

Хит крепче обнял Алер и пошел к другой двери, но и она тоже исчезла, а издевательский смех снова зазвучал, отражаясь от свода.

— Думаете, я выпущу вас отсюда? — гремел Брока. — Вы оба предали меня, когда я был человеком! Даже бог может помнить!

Хит увидел, что стражники и другие создания приближаются, увидел их горящие глаза. Черный страх наполнил его существо, и он загородил собой Алер.

— Слабак! — кричал Брока. — Даже для спасения своей жизни ты не можешь творить!

Это была правда. Хит не решался Люди-призраки не сводили с него своих оловянных, бездушных глаз и хищно скалились в предвкушении убийства.

Решение пришло само собой.

«Я не буду творить, я буду разрушать!»

Руки людей-призраков оттащили его от Алер. Он слышал их вопли и знал, что если промахнется, то их обоих разорвут на куски. Он призвал всю обретенную здесь силу, всю свою волю и любовь.

Лица призраков начали медленно таять, точно восковые фигурки над огнем, руки их ослабели, и вскоре толпа гостей превратилась в бесформенное облако, колыхающееся во тьме.

Богиня Брони растаяла вместе с драконовым троном, королевские доспехи варвара стали прозрачными, точно тонкая корка льда, едва заметная на его коже.

Брока вскочил и дико, точно в приступе удушья, захрипел.

Хит почувствовал, как столкнулись и переплелись в смертельной схватке их враждебные волевые импульсы. Брока старался удержать свои видения, объединяя частицы энергии в подобие материи, но Хит, в свою очередь, стремился разорвать, рассеять их. В результате призраки находились в промежуточном состоянии между бытием и небытием.

Стены замка зашатались, потекли, как красная вода, и исчезла Богиня Алер, танцовщицы, рабы и вожди исчезли, остался только золотой туман, рослый варвар, лишенный своих грез, мужчина Хит и женщина Алер.

Хит посмотрел на Броку и сказал:

— Я сильнее тебя, потому что я отказался от своей божественности.

— Я снова построю, — выкрикнул Брока, задыхаясь.

— Строй, — ответил Хит.

Брока начал строить. Глаза его горели, массивное тело дрожало от напряжения.

Все вернулось на свое место: замок, драгоценности, толпа пирующих. Брока крикнул своим подданным-призракам:

— Убить!

Но не успели фантомы ступить и шага, как снова начали слабеть и таять.

Хит крикнул:

— Если ты хочешь сохранить свое королевство, Брока, отпусти нас!

Теперь замок был не более чем призрачным контуром. Лицо Броки взмокло от пота, руки его хватали воздух, ноги дрожали и подгибались. Темные глаза Хита были холодны и суровы. Если сейчас он и напоминал бога, то бога безжалостного и непоколебимого, как судьба.

Видения рассыпались и исчезли.

Брока опустил голову. Он не хотел смотреть на Хита, стыдясь своего бессилия.

— Уходите, — прошептал он, — и пусть Бакор встретит вас.

— Та смерть чище, чем то, что ждет тебя здесь, — сказал Хит.

Алер взяла его за руку, и они пошли прочь, пробираясь сквозь золотой туман.

— Он будет счастлив, пока не умрет, — произнес Хит. Алер пожала плечами.

Они уходили все дальше от пульсировавшего сердца Лунного Огня, сначала по склону кратера, затем по длинному спуску к гавани.

Наконец они снова оказались на борту «Этны».

Пока корабль плавно скользил в лабиринте островов, Хит держал Алер в своих объятиях. Они молчали. Губы их часто встречались в мучительно коротком поцелуе. Золотой туман редел, и огонь в их крови слабел, но они этого не замечали, и им было все равно.

Вскоре корабль вышел из Вуали Лунного Огня и впереди показался зеленый парус «Лахали». Бакор все еще ждал.

— Прощай, любовь моя, прощай, Дэвид! — прошептала Алер.

Два корабля спокойно покачивались на тихих волнах. Бакор дождался, пока Хит и Алер подойдут к борту, а потом махнул матросам рукой.

— Взять их!

Но люди в страхе остановились. Хит увидел их испуганные лица и удивился, но, взглянув на Алер, понял, что она уже не та, какой была раньше. В ней было что-то чистое и сияющее, новая глубина и новая спокойная сила, а глаза ее светились нездешней, таинственной красотой.

Он понял, что и сам изменился. Богами они больше не были, но те, кто омылся в Лунном Огне, никогда уже не станут прежними.

Он без страха встретил взгляд Бакора.

Жестокое, волчье лицо жреца утратило свою уверенность и властность, глубокое недоумение отразилось на нем.

— Где Брока? — спросил Бакор.

— Мы оставили его там. Он строит свою призрачную империю.

— В сердце Лунного Огня?

— Да.

— Ты лжешь! — закричал жрец. — Вы не могли вернуться из сердца спящего бога. Никто оттуда не возвращался.

Хит пожал плечами.

— Поверишь ты или нет — что нам до того?..

Настало долгое, томительное молчание.

Четверо высоких жрецов в черном обратились к Бакору:

— Мы должны поверить. Посмотри в их глаза.

Сделав торжественный ритуальный жест, они отошли, оставив Бакора одного.

— Это не может быть правдой, — прошептал Бакор. — Закон, табу построены на этом камне. Люди возвращались от окраины, как вернулся ты, Хит, но возвращались разрушенными и проклятыми за свое святотатство. Однако никто и никогда не возвращался из самого Лунного Огня. Вот поэтому и был создан закон, иначе вся Венера умерла бы в грезах.

Алер спокойно сказала:

— Все другие жаждали власти, а мы искали только любовь. Нам больше ничего не надо.

Снова наступило молчание. Бакор смотрел на них и боролся с собой. Наконец он медленно выговорил:

— Вы вне моей власти. Спящий бог принял вас и позволил вам уйти невредимыми. Я только Дитя Луны. Я не могу судить.

Он закрыл лицо руками и отвернулся.

Один из младших жрецов сказал Джахору.

— Дай им людей на весла.

Хит и Алер поняли, что они свободны.

* * *
Через несколько недель Хит и Алер встречали рассвет на берегу Моря Утренних Опалов. Ветер дул с берега. Он наполнил золотой парус «Этны», и корабль натянул причальные канаты, словно хотел один, без экипажа, отправиться в плавание. Хит наклонился и развязал швартовы.

Они стояли и смотрели, как маленький кораблик, набирая скорость, легко и изящно устремился навстречу солнцу. Костяное изображение на носу поднимало руки к заре и улыбалось, и Хит ждал, когда исчезнет последний яркий отблеск паруса, а с ним все, что оставалось от его прошлой жизни, воспоминаний и грез.

Алер ласково коснулась его. Он повернулся и обнял ее, и они пошли в тень лита-деревьев, а в небе разгорался молодой день.

Они думали о том, насколько свет солнца, которого они никогда не видели, прекраснее и заманчивее, чем все холодные чудеса Лунного Огня, которые они когда-то держали в руках.

ЖЕНЩИНА С АЛЬТАИРА

Глава 1 ЭРИАН

День, когда Дэвид вернулся домой из глубокого космоса, стал великим днем для каждого землянина.

И долго будет этот день отмечен красным в календаре семьи Мак-Квари.

Мы поехали в космопорт встречать его: я, Бэт, наша с Дэвидом сестра, только что окончившая колледж, и невеста Дэвида мисс Люишем. У мисс Люишем были хорошие родители, но не было денег, а у Дэвида было и то и другое. Мисс была из тех красивых пустоглазых бэби, коих отлично делают из бакелитовых чурок — в точности, как человек. Но Бэт находила ее потрясающей и часами насиловала свою внешность, пытаясь хоть отчасти приблизиться к этому недосягаемому идеалу. Однако все усилия оставались тщетными Впрочем, несмотря ни на что, волосы Бэт все еще вели себя как настоящие волосы, и дажераздувались ветром.

Космопорт был переполнен. Люди давно отвыкли изумленно раскрывать рты, услышав очередное сообщение о межпланетных перелетах, но звездные корабли все еще будоражили воображение, а люди, летающие на них, повсеместно считались героями. Говорили, что «Энсон-Мак-Квари» побывал где-то в районе Плеяд, а потому встречать его собрались тысячи зевак. Мне вспоминаются трепещущие на ветру флаги и взволнованный голос какого-то оратора.

— Ну разве это не чудо? — сказала Бэт, безуспешно борясь с комком в горле. — И все это ради Дэвида!

— На этом корабле есть еще несколько человек, — заметил я.

— Ах, ты всегда такой противный! — огрызнулась она. — Дэвид — капитан и владелец корабля, он заслуживает такого приема.

— Вот оно что!.. — парировал я. — Впрочем, Дэвид наверняка думает то же самое.

Администрация пропустила нас через заграждения, я подтолкнул Бэт и мисс Люишем, которая поплыла вперед, как домашняя утка, норовя подойти поближе к телекамерам. В этот момент нас остановил женский голос, и Бэт, быстро повернувшись, крикнула:

— Марта!

От группы репортеров отделилась на редкость привлекательная молодая особа и подошла к нам.

— Я совсем обнаглела и злоупотребляю старой школьной дружбой, — заявила она.

Это нарочитое нахальство мне понравилось. Она явно напрашивалась на то, чтобы ее прогнали, и я должен был бы это сделать. К сожалению, в ту пору я не знал, какую роль суждено сыграть Марте Уолтерс во всей этой истории. Подумать только: одно грубое слово, один толчок — и все могло бы быть совсем иным.

Но откуда человеку знать все наперед?

Бэт пустилась в объяснения.

— Марта была на последнем курсе, когда я поступала, Раф. Помнишь, когда я хотела стать журналисткой?

Информация введена, рычажки памяти усиленно защелкали, и вот я уже говорю:

— Ах, так вы — та самая Марта Уолтерс, которая пишет портретные очерки для «Паблик»?

— Да. Это моя работа и хобби одновременно.

— Так вы напали на богатую жилу. С моего брата только очерки и писать.

Она склонила голову набок и внимательно оглядела меня.

— Думаю, это относится не только к нему. Подумать только, я никогда не слышала о вас.

— Я забытый Мак-Квари, тот, что не был в космосе.

Мы стояли на том месте площади, которое было специально забронировано для нашей семьи. Бэт болтала, мисс Люишем стояла как статуя, величавая и гордая, и эта светлоглазая подхалимка и втирушка Марта обдумывала вопросы и пыталась подыскать достойный повод чтобы задать их.

— Вы — старше Дэвида?

— О! На тысячу лет.

— Вы Мак-Квари, и вы не были в космосе?

Она недоверчиво покачала головой.

— Это все равно что быть рыбой и отказываться плавать.

— Но он же не виноват, — вступилась за меня сердобольная Бэт. — Когда же появится корабль, Раф? Я просто не в силах ждать!

Я попытался понять, какого же все-таки цвета глаза у Марты.

Я, было, определил их как голубые, но вдруг — то ли от света, то ли еще от чего — они стали зелеными, как морская вода.

— Не может же быть, чтобы вас признали негодным к полетам, — посочувствовала она.

— Нет, дело не в этом: я разбился при посадке. Самолет был легкий, но грохнулся весьма тяжело.

— Раф был на полпути из Академии в космопорт, — печально сообщила Бэт. — У него уже имелись бумаги и все такое, и он был назначен в свое первое путешествие младшим офицером. Отец чуть не умер от разочарования. Раф — он же старший, и все такое… Но у него оставался Дэвид.

— Понятно, — сказала Марта.

Она улыбнулась мне, но уже не нахально, а, скорее, заинтересованно.

— Я думала, что трость у вас для шика.

— Так оно и есть, — рассмеялся я.

— Думаю, мою семью больше всего раздражает, что здоровый, как лошадь, парень всюду таскает с собой эту штуку, намекая, что внешность обманчива и неизвестно, что будет со мной завтра.

С «Энсоном-Мак-Квари» поддерживалась связь по радио. Приходили сообщения о курсе, и репродуктор выкрикивал их. Люди толпились вокруг, как свора гончих, трещали миллионы голосов, вытягивались шеи, напряжение росло. Башни Манхэттена мощно сияли вдали. Марта и я мирно разговаривали. По-моему, мы говорили о ней.

И тут поднялся страшный рев. Бэт взвизгнула мне в ухо. Несколько секунд пронзительный звук неистовствовал, а затем все смолкло, и небо треснуло, как разорвавшийся шелк. Из трещины со свистом вылетело серебряное пятнышко. Оно быстро увеличивалось, превращаясь в громадное, элегантное создание с потускневшими боками и звездной пылью на носу. Каждая заклепка дышала гордостью. Ах, какое оно было прекрасное, это творение рук человеческих! Оно сияло, как полная луна, и отбрасывала блики на посадочное поле, очищенное от всей межпланетной мелкоты. «Энсон-Мак-Квари» вернулся домой.

Я заметил, что Марта даже не взглянула на корабль. Она наблюдала за мной.

— Вы довольно-таки непонятная личность, — сказала она наконец.

— Вам это не нравится? — спросил я и заметил — Терпеть не могу книг, где все ясно с первой страницы.

— Вот как? Значит, вы не похожи на Дэвида. Что ж… Ах да, вы хотели сказать что-то о вашем чтении…

— Вот он! — взвизгнула Бэт. — Вот Дэвид.

Ограда сдерживала толпу, а служащие спешно организовали вторую линию защиты от армии настырных репортеров. Нам, родственникам, разрешалось первыми приветствовать прибывших.

Открылся нижний люк, и до изнеможения медленно из него выползла платформа. На ней красовалась высокая фигура в абсолютно безупречной униформе.

Грянул оркестр. В воздух понеслись тысячи приветствий, торопливо застрекотали телекамеры, а Дэвид поднял руку и улыбнулся. Красивый парень, мой брат, — он вобрал в себя все лучшие черты племени Мак-Квари. Я думаю, он был слегка раздосадован, когда Бэт влетела по ступенькам наверх и бросилась ему на шею: она помяла его воротничок. Мисс Люишем поднялась на платформу с тщательно отрепетированной грацией, демонстрируя свои роскошные ноги. Она изящно протянула руки, готовясь приветствовать Дэвида приличным случаю поцелуем, какой истинному герою естественно ожидать от будущей жены, но Дэвид бросил на нее такой ошарашенный взгляд, словно он увидел бедняжку впервые в жизни, и лицо его прошло через шесть разных оттенков красного.

Но он великолепно справился. Он схватил эти протянутые руки, тепло, даже с жаром, потряс их и одновременно так ловко отодвинул мисс Люишем в сторону, что та почти не заметила этого. Прежде чем она успела что-нибудь сказать, он заговорил — громко, с мальчишеской гордостью:

— В чужих мирах я видел много удивительных и драгоценных вещей. И самую удивительную драгоценность я привез с собой. Я хочу, чтобы вы приветствовали ее на Земле.

Он повернулся и поманил к себе того, кто ждал по другую сторону люка внутри корабля.

Не думаю, чтобы кто-то из нас, и мисс Люишем меньше всех, поняли, в чем тут дело. Все мы — и родственники, и зрители — были слишком заворожены торжественностью встречи, чтобы как следует рассмотреть маленькое существо, вцепившееся в руку Дэвида.

Она казалась невероятно миниатюрной и хрупкой для взрослой женщины, но, бесспорно, была ею. На ней было очень оригинальное платье из какой-то легкой ткани, блестевшей на солнце, и то, что под ним, имело удивительно привлекательную форму.

Кожа ее была идеально белой, как тонкий фарфор, на маленьком заостренном личике застыло обреченное выражение. Брови поднимались к вискам, как два изящных крыла.

Густые волосы аметистового цвета были уложены в высокую, замысловатую прическу и сияли всеми мыслимыми оттенками этого драгоценного камня, и каждый такой оттенок смешивался с другими в невообразимой гамме, одновременно существуя и сам по себе. Глаза под разлетающимися бровями были того же цвета, но более глубокого, ближе к пурпурному. Она с превеликим замешательством смотрела на этот чужой шумный мир.

— Она с Альтаира, — сказал Дэвид. — Ее зовут Эриан. Она моя жена.

Реакция на это последнее заявление была бурной, но смущенной и довольно деликатной. Прежде чем крики смолкли, прежде чем Бэт отвела изумленный взгляд от своей неожиданной невестки, мисс Люишем достойно удалилась. Ни один волосок ее замысловатой прически не сбился с определенного ему места. Что же творилось в ее душе — этого я не знаю.

Репортеры, предприняв отчаянный штурм, сокрушили живую цепь охраны и рассыпались вокруг платформы. Телевизионщикам тут же досталась неплохая пожива: Дэвид наклонился и поцеловал свою маленькую новобрачную с Альтаира.

— Полагаю, что теперь вас отсюда и силком не увести? — сказал я, взглянув на Марту.

Она молча кивнула, и я увидел, что журналистка слегка дрожит, как волк, увидевший спящую перед самым его носом жирную овцу.

— Женщина с Альтаира, — шептала она. — Это не заурядный очерк, это сенсация. Какой сюрприз для семьи! Бедное маленькое существо! Она, кажется, Перепугана до смерти. Пожалуйста, не показывайте ей своих чувств, какими бы они ни были…



И тут, осененная внезапной догадкой, Марта обернулась ко мне:

— Кстати, а как у вашего брата с головой? Все в порядке?

— Начинаю сомневаться, — заметил я.

На платформе в фокусе всеобщего возбужденного внимания новоявленная миссис Мак-Квари дрожала возле своего осчастливленного мужа и смотрела загадочными пурпуровыми глазами на неведомых хозяев чужого ей мира.

Глава 2 ЧУЖАЯ НА ЗЕМЛЕ

В мрачном настроении отправились мы домой. Я ухитрился оттащить Бэт в сторону и пригрозил ей, что отлуплю ее, если она не будет держать рот на замке. Дэвид в экзальтации от возвращения и сенсации, которую произвел своим драматическим извещением о межзвездном браке, парил в облаках и не обращал на нас внимания. Он обнял Эриан за плечи, словно ребенка, болтал с ней, успокаивая и показывая на те или иные примечательные объекты вдоль дороги.

Когда она смотрела на дома и деревья, на холмы и долины, на солнце и небо, я не мог удержаться от жалости и сострадания к ней. В дни своей юности я ходил как суперкарго на отцовском корабле на Венеру и Марс, а также за пояс Астероидов. Я знал, что значит ходить по чужой земле. А она оказалась так далеко от своего дома, что даже ее родное солнце исчезло в пучине космоса.

Время от времени она поглядывала на нас с каким-то затаенным ужасом. Бэт дулась и краснела. Я старался улыбаться, а Марта гладила руку Эриан. Дэвид научил ее говорить по-английски, и она довольно сносно болтала, хотя и не без своеобразного акцента, который превращал наш родной английский язык в некое экзотическое наречие.

Голос у нее был мягкий, тихий и очень приятный, но говорила она мало. И мы тоже.

Дэвид почти не обратил внимания на присутствие в нашей машине посторонней девушки. Я туманно пояснил, что Марта моя приятельница, он понимающе кивнул и тут же забыл о ней, а я был даже рад, что Марта находилась рядом. Бывают случаи, когда родственникам противопоказано оставаться наедине друг с другом.

Жилище Мак-Квари стояло на вершине холма. Дом был большой, построенный почти двести лет назад, когда старый Энсон Мак-Квари только-только успел заложить основы будущего состояния, сорвав первый куш на перевозках лунной руды.

Вокруг дома росли старые деревья, и имелась тысяча акров земли. Все вокруг — и земля, и деревья, и дом — насквозь пропахло деньгами.

Эриан взглянула на дом и покорно произнесла:

— Он очень красив.

— Не очень-то похоже на альтаирские жилища, — заметил Дэвид, — но она полюбит его.

Я в этом не сомневался.

Мы вышли из машины, и Марта замешкалась.

Она настолько погрузилась в изучение Эриан, что вряд ли задумывалась о собственном положении, но теперь вид нашего родового замка, похоже, привел ее в чувство и несколько смутил.

— Мне, наверное, лучше уйти, — заметила она. — Я и так надоела вам, а у меня еще куча дел. Я очень хотела бы взять у вас обоих настоящее интервью, но сейчас не время для этого.

— Ну нет, — ответил я многозначительно, — вы останетесь. — Бэт непременно захочет обсудить с кем-нибудь создавшуюся ситуацию, а я для этого — кандидатура неподходящая. Вы ее дальняя школьная подруга, ведь так?

Марта поглядела на разъяренное лицо Бэт и нерешительно кивнула.

Эриан, державшаяся несколько позади, вдруг вскрикнула. Дэвид злобно окликнул меня.

Я отправился узнать, в чем дело.

— Это только Бек, — сообщил я.

— Ну-ка, убери его отсюда. Он напугал Эриан.

— Ей придется привыкнуть к Лему, — заявил я и схватил Беса за ошейник. Это был крупный дог, один из лучших, какой у меня когда-либо жил. Ему не понравилась Эриан. Я чувствовал, как он дрожит, ощетинившись под моей рукой.

Дэвид принялся было брюзжать, попрекая меня чрезмерной любовью к собакам, но Эриан сказала:

— Я никогда не видела такого создания. Он не собирается вредить. Он просто встревожен.

Она заговорила с Беком на своем родном, мягко лившемся языке. Постепенно мускулы собаки расслабились, шерсть улеглась, уши обмякли. Он осторожно подошел к Эриан и положил морду прямо в ее руки, глаза его смотрели с недоумением. Эриан засмеялась.

— Видите? Вот мы и подружились.

Я посмотрел на собаку и не заметил радости в ее глазах. Как только Эриан убрала руку, Бек резко развернулся и поспешно умчался.

— Мне надо многому учиться, — мягко заметила Эриан.

— А ты будь осторожен со своей проклятой скотиной, — обернулся ко мне Дэвид.

Дверь была открыта, и Дэвид сделал то, что, по его мнению, полагалось сделать в данной ситуации: поднял Эриан на руки и торжественно внес в дом.

— Скажу только одно, — проворчала Бэт. — Надеюсь, что они не смогут… Я хочу сказать, что не вынесу племянника с лавандовыми волосами!

Она решительно последовала за братом, но споткнулась и едва не упала. Я взял Марту под руку.

— Не беспокойтесь. Бэт подберет вам подходящий наряд.

— Наряд? С какой стати?

— Сегодня у нас обед в честь Дэвида, официальный, разумеется. Будет много народу.

— Замечательно!

Тяжко вздохнув, она побрела к дому.

Не знаю, насколько замечательным вышел этот обед, но уж скучать на нем не пришлось никому. Обширные помещения были заполнены теми, кого Дэйзи Эшферд назвала бы ценными людьми. Все они пребывали в полной растерянности. Эриан, сидевшая за изысканным столом на месте мисс Люишем, казалась статуэткой дрезденского фарфора. На ней было платье бледно-золотого цвета, а ее волосы — воистину неземной красоты — казались огромной причудливой короной.

Растерявшиеся женщины не знали, как себя вести с ней. Мужчины были очарованы, но тоже чувствовали себя не в своей тарелке. Дэвид не замечал общего замешательства и даже счел уместным попросить свою жену спеть. У нее нашелся любопытный музыкальный инструмент, и под его тихую музыку она исполнила песни своего родного мира, очень нежные и очень странные. Они рассказывали о том, что лежит за горами, о тайном знании океанов, о долгих спокойных думах пустынь. Но эти горы, океаны и пустыни не были земными. Под конец на глазах Эриан выступили слезы.

Вскоре я заметил, что она исчезла. Дэвид слишком увлекся рассказом о своих приключениях, и присматривать за Эриан, похоже, должен был я.

Наконец я нашел ее. Она печально стояла на ступенях террасы, ведущей в сад. В саду было много теней, кусты раскачивались на ветру, поэтому это место, вероятно, казалось ей страшным. И небо к тому же было затянуто тучами.

Она повернулась и взглянула на меня.

— Зачем вы следите за мной?

— Я подумал, что вы, быть может, чувствуете себя одиноко.

— Здесь Дэвид. Как я могу быть одинокой?

Я не видел ее лица. В темноте оно казалось маленьким белым пятном.

— Да, — сказал я, — у вас есть Дэвид. Но мне кажется, вы печальны.

— Я не печальна, — ответила она.

Особой грусти в ее голосе и в самом деле не чувствовалось, но уловить ее настроение мне так и не удалось.

— Эриан, постарайтесь понять нас. Мы растерялись сегодня, потому что не ожидали вас и…

Я пытался объяснить суть дела — довольно коряво и в общем-то безуспешно.

— Не принимайте это близко к сердцу. Вы теперь член нашей семьи, и мы сделаем все, что сможем, чтобы вам было хорошо.

— Малышка полна злобы.

— Она еще девочка. Дайте ей время. Через месяц она захочет выкрасить себе волосы под цвет ваших.

Я протянул ей руку.

— У нас принято пожимать руки в знак дружбы. Вы принимаете мою дружбу, Эриан?

Она долго колебалась и наконец серьезно, почти по слогам, точно стараясь, чтобы до меня лучше дошел смысл ее слов, произнесла:

— Я не буду ненавидеть вас, Раф.

Она положила свою руку на мою. Прикосновение было мягким и прохладным, даже холодным, словно ладонь мою облепили хлопья снега. Затем она вздрогнула.

— В вашем мире холодно, когда наступает тьма.

— А в вашем мире всегда тепло?

Мы повернули к дому, и, приглядевшись, я наконец понял, почему Дэвид не отпустил ее от себя. Она тихо ответила:

— Да, у нас тепло, и луны на небе, как яркие лампы. Шпили и крыши сверкают, а здесь темные листья дрожат и не пахнут…

Она замолчала.

— Вы, видимо, очень сильно и глубоко полюбили Дэвида, если решились на такой долгий путь с ним.

— Любовь и вправду великая сила, — прошептала она.

Мы вошли в дом, и Дэвид снова позвал ее.


Несколько дней я не видел Эриан. Я управлял финансами Мак-Квари — не потому, что мне это нравилось, а потому, что хотел хоть как-то оправдать деньги, которые тратил. Дэвид привез из своего путешествия бесценный груз, и я прикинул, что за вычетом издержек перелета нам причитается около миллиона долларов.

Я был так занят, что едва находил время встречаться с Мартой. Просто удивительно, насколько это стало для меня важным — видеть Марту. Это случилось очень скоро и без лишних слов. Она покинула наш дом в приподнятом настроении, потому что собрала неплохой материал для своих статей. Я спросил:

— Когда я увижу вас снова?

— Когда угодно, — ответила она.

И мы начали встречаться: всякий раз, когда нам это было угодно.

Однажды вечером, когда мы случайно собрались за обедом всей семьей, Эриан застенчиво сказала:

— Дэвид, я подумала…

Он тут же весь превратился в слух. Нет сомнений, он обожал ее. Признаться, я был несколько озадачен. У Дэвида за его жизнь было всего три увлечения: звездные корабли, он сам и династия Мак-Квари, причем именно в таком порядке. Но его обращение с Эриан свидетельствовало о том, что появилось и четвертое.

— Дома у меня была маленькая комнатка, — продолжала Эриан, — она принадлежала только мне, и иногда я запиралась в ней, чтобы сделать подарки своим родным. Я очень люблю мастерить всякие безделушки. Говорят, у меня неплохо получалось это. Дэвид, ты не мог бы и здесь устроить для меня маленькую мастерскую?

Дэвид улыбнулся и сказал, что даст ей все, чего она только ни попросит, кроме, разве что, здешней одежды, которая, может быть и сгодится таким уродам, как земляне, но ей будет явно не к лицу. Эриан улыбнулась в ответ и все так же робко попросила немного недорогих камней и тонкой золотой и платиновой проволоки.

— Бриллианты, — сказал Дэвид, — изумруды, все, что захочешь.

— Нет, я хотела бы хрусталь или циркон. Неограненный, пожалуйста. Я хочу огранить их сама.

— Этими крошечными ручками? Прекрасно, дорогая, завтра же доставлю.

Эриан серьезно поблагодарила и взглянула на меня.

— Я очень быстро учусь, Раф. Я видела всех ваших лошадей. Они такие большие и красивые!.

— Если захотите, — сказал я, — я научу вас ездить верхом.

— О! Я надеюсь, вы подберете для меня самую маленькую лошадку?

Я засмеялся и объяснил ей, что на трехнедельном жеребенке далеко не уедешь, но тут вмешался Дэвид. Он сердито заявил, что мои неуклюжие кобылы до смерти залягают Эриан и поэтому он запрещает подобные развлечения.

После обеда я отвел Бэт в сторону и спросил, что она думает об Эриан.

— Ох, наверное, это не ее вина, Раф, но у меня от нее мурашки бегут по коже. Она бродит по комнатам, как чудный маленький призрак, и иной раз так посмотрит… У меня создается впечатление, что она изучает меня — изнутри, я хочу сказать. Мне это не нравится. И сама она мне не нравится.

— Ладно, но все-таки постарайся быть с ней милой. Бедняжке, наверное, тяжело. Пе забывай, что мы для нее чужаки…

— Она сама захотела приехать, — безжалостно отрезала Бэт.

Я оставил ее и пошел на свидание с Мартой.

Глава 3 ПОДАРКИ ОТ ДУШИ

Дэвид сделал для Эриан чудесную мастерскую, где она могла сутки напролет делать свои милые безделушки. Эриан сидела там целыми днями и не позволяла никому, даже Дэвиду, смотреть, чем она там занимается. Несколько недель она работала не покладая рук и однажды пришла к обеденному столу с видом пай-девочки, ожидающей заслуженных похвал. При этом она что-то прятала в складках платья — я не разглядел, что именно.

На ее голове красовалось нечто вроде тиары, которая очень шла к ее аметистовым волосам и маленькому личику: изящная вещица, из причудливо переплетенных платиновых и золотых проволочек, напоминающая изысканный венок и украшенная безупречным кристаллом, который она сама отшлифовала. Я никогда не видел такого типа огранки.

Она высыпала свой блестящий груз на скатерть.

— Смотрите, я сделала подарок для каждого. Вы должны носить их, иначе я буду очень огорчена.

Перед нами лежали очень красивые вещи.

Дэвиду и мне она сделала кольца: на ее родной планете мужчины любят украшения не меньше женщин, но пуританские нравы Земли требовали снисхождения.

Моей сестре предназначалось ожерелье — такое, от которого не отказалась бы ни одна девушка, даже если бы его предлагал сам дьявол.

Присутствующие изумленно ахнули.

Дэвид выразил сожаление, что не знал об этом таланте своей жены: с помощью таких штучек можно сколотить неплохое состояние, — но Эриан только покачала головой:

— Нет. Они для подарка и должны делаться от души. Иначе я не могла бы их изготовить.

Все камни имели одну и ту же огранку, весьма необычную, на мой взгляд.

Это случилось ровно через восемь дней после раздачи подарков. Дэвид отправился по делам в город, а Марта и я решили провести уик-энд в лесу, неподалеку от дома.

Вдруг из усадьбы раздался крик, и мы со всех ног бросились туда. Нельзя было установить, кто кричал, но я почему-то был уверен, что это Бэт. Затем к этим отчаянным воплям примешались другие звуки. Я бежал как угорелый. Вскоре из леса мы попали в старый, заброшенный яблоневый сад. Яблони здесь давно перестали плодоносить и теперь разрослись, как настоящие лесные деревья.

Бэт взобралась на одного из этих сучковатых ветеранов. Платье ее было изодрано и окровавлено, на лице тоже виднелась кровь. Ее крики уже не имели никакого смысла: еще минута — и она упадет.

Под деревом стоял мой породистый дог-гигант Бек. Он прыгал, его зубы сверкали на солнце, словно ножи, и щелкали в каком-нибудь дюйме от ног Бэт, прижавшейся к стволу яблони. Прыгая, животное издавало странные, душераздирающие стоны. Похоже, что он испытывал величайшие муки и всеми силами умолял невидимых мучителей отпустить его.

Я окликнул Бека. Он повернул голову, жалобно взглянул на меня, а затем снова вернулся к упорным попыткам прикончить мою сестру. Со мной была тяжелая трость, с которой я обычно гулял по окрестностям, и я ударил собаку массивным набалдашником. Бедный Бек! Он испустил дух через одну или две минуты и даже не пытался защищаться. Я подхватил рухнувшую с дерева Бэт, и мы с Мартой потащили ее на руках домой.

Эриан была дома. Она вскрикнула от ужаса и наклонила голову. Я помню, как в полутемном холле на лбу ее блеснул кристалл.

Прибежали перепуганные служанки и взяли Бэт, а я позвонил в город Дэвиду и доктору.

Потом я занялся бренди и тонизирующим.

Скоро появилась Бэт, больше испуганная, чем раненная. Она рассказала, что смотрела на нас с Мартой и вдруг невесть откуда выскочил Бек и безо всяких причин попытался перегрызть ей горло.

— Я никогда не делала ему ничего плохого, — всхлипывала она. — Я любила его, и он любил меня. Наверное, он взбесился.

На мое счастье, вскоре приехал доктор и занялся Бэт. Бека увезли на вскрытие.

Пес оказался не бешеным, но были обнаружены признаки какой-то другой болезни. Я сжег свою трость. Я не мог забыть, как стонал Бек, как он смотрел на меня, умирая. Дэвид бросил мне несколько злых слов, и я чуть не ударил его, что было бы некрасиво в данных обстоятельствах.

Как бы то ни было, но собака умерла.

Бэт поправилась. Со временем нервы у всех успокоились, и даже Бэт устала говорить об этом случае. Наступал день рождения Дэвида. Эриан усиленно готовилась к празднеству, непрерывно задавая нам вопросы относительно того, что должно быть сделано по нашим обычаям, и дополняя кое-что свое.

Дэвид любил пышность, так что снова был организован большой обед и созвана куча народу. Теперь Эриан завоевала признание. К этому времени все уже успели пошушукаться с ней. Успех ее был куда более значительным, чем в первый раз.

Некоторые женщины даже решили, что с такой милой и несчастной крошкой не стоит быть чересчур суровыми.

Марта и я удалились в библиотеку, чтобы поцеловаться на свободе. Через закрытую дверь мы слышали, как поет Эриан.

Она пела не то, что прежде, не те, полные страстной тоски мелодии, а что-то веселое и озорное. Когда она замолчала, из гостиной вновь послышалась беспечная болтовня гостей.

Так прошло около часа. И вдруг веселый шум праздника прорезали чьи-то отчаянные крики. Я вообразил, что начался пожар, и помчался к выходу. Гости столпились на веранде и с любопытством вглядывались в темноту, пытаясь понять, по какому случаю поднялась такая суматоха.

Среди собравшихся была и Эриан.

Конюшни и большие открытые загоны располагались довольно далеко от дома. На полпути я встретил бежавшего ко мне Джемиссона, моего старшего грума.

— Мисс Бэт! — кричал он.

Лицо его было белым, как мука.

— Скорее!

Я прибавил ходу, но страшное предчувствие — не предчувствие даже, а холодная уверенность, от которой мышцы цепенели и к горлу подкатывался тошнотворный комок — овладело всем моим существом: зачем так спешить? Теперь уже поздно.

В той конюшне жила старая, чистых кровей кобыла, ласковая, как котенок. Она уже давно не работала и доживала свой век, так сказать, на пенсии. Бэт обожала ее. Как только моя сестра появлялась там, старая Хейзл начинала перебирать негнущимися ногами и обнюхивать ее руки в ожидании сахара.

Теперь здесь горели прожекторы, и в их лучах силуэты людей и лошадей сливались в одну серую, бурлящую массу, а человеческие крики и конское ржание сплетались в тревожный, настойчивый гул. Хейзл прижалась к ограде загона Каждый мускул ее тела дрожал, темная шкура покрылась потом. На копытах кобылы алели пятна крови.

Бэт была мертва. Она прибежала сюда в загон в белом вечернем платье и в серебряных туфельках, а старая кобыла убила ее. Это было совершенно непостижимо и бессмысленно. Циркониевое ожерелье, подарок Эриан, сверкало среди брызг крови.

Люди накинули на обезумевшую кобылу веревки. Она яростно забилась, отчаянно завизжала. Кто-то сунул мне в руки пистолет, и я немедленно пустил его в ход, отчетливо понимая, что ни эта несчастная кляча, ни старина Бек никогда в жизни не решились бы на убийство своей хозяйки.

Дикость какая-то. Однако Бэт погибла.

Так закончился веселый вечер.

Вот, значит, каково бывает тому, кто теряет свою младшую сестру.

Иной раз она была надоедлива, иногда смешна и всегда нестерпимо болтлива… И теперь этому пришел конец. Как страшно!

Прибежал рассвирепевший Дэвид и хотел перестрелять всех лошадей. Я остановил его, и тогда он бросился на меня. Произошла скверная сцена. Это были мои лошади, и одну из них уже пришлось пристрелить, а теперь погибла и вторая.

С тех пор между мной и братом встала стена, и его ненависть ко мне росла с каждым днем. Я не мог понять почему.

Он словно обезумел, но какие бы недостатки ни имел Дэвид, сумасшествия среди них не было.

Мы похоронили Бэт, и Эриан плакала больше всех. Она была преданной утешительницей Дэвида, и я впервые порадовался тому, что она здесь.

Глава 4 ЗВЕЗДНЫЕ СНЫ

В первую же ночь после похорон я начал видеть сны. Сначала они были короткими и смутными, потом длиннее и яснее, и в конце концов мои дни стали кошмарами, а ночи — невыносимым адом. Не было для меня большей муки, чем сон. Я видел во сне космос.

Все Мак-Квари — космолетчики. Начиная со старого Энсона, все наши мужчины летали на кораблях, а девушки выходили замуж за космолетчиков. Знамя Мак-Квари не раз покрывало себя славой. Никаких грехов, кроме стремления быть первыми, за нами не водилось. И корабли Мак-Квари выигрывали, мы снимали сливки с межпланетной торговли, а теперь даже пробились к звездам.

Я был Мак-Квари и старший сын вдобавок.

Я был изначально предназначен для космоса.

Это так же неизбежно, как восход солнца или детские болезни. И я был принят.

Теперь я видел космос во сне. Я висел в пустоте между мраком и ослепительным светом, и ни сверху, ни снизу, ни вокруг не было ничего, кроме жестокого излучения далеких солнц, наблюдающих за моим падением. Я падал через миллионы безмолвных миль, безгласый, беспомощный, а звезды выглядели все такими же, и я вроде бы и не двигался. Я знал, что буду падать вечно, и мне никогда не позволят умереть, и звезды не изменятся до конца вечности.

Это были ужасные сны. Снотворное делало их еще хуже. Я целыми днями ездил верхом и выматывался достаточно, чтобы крепко спать, но ничего хорошего мои изнурительные прогулки не приносили. Я пытался пить, но и выпивка не помогала.

В этих снах был заложен комплекс вины.

Одна часть их все время повторялась: я сам, зная об ожидавшей меня участи, бежал от нее, как преследуемый разъяренными гончими заяц.

Везде, куда бы я ни повернулся, был мой отец. Раскинув руки, он загораживал мне дорогу. Глаза его были опущены, но я знал, что однажды он поднимет их, посмотрит на меня и узнает правду. Я с ужасом ждал этого момента, и этот страх был не меньше страха перед космосом. Спрятаться было негде, и я падал в безвременный мир.

С Мартой я не виделся. У меня не хватало духу на разговоры с людьми. Я начал подумывать о смерти. Она казалась мне предпочтительнее обитой войлоком камеры в психиатрической больнице.

Дэвид по-прежнему был невыносим. Эриан нежно порхала надо мной. Я, конечно, ничего не рассказывал им, кроме того, что плохо сплю.

Затем каким-то удивительным образом в мои сны вмешалась Эриан. Не сама она, а ее мир, планета у Альтаира, которую она оставила ради Дэвида.

Это было очень странно, потому что она мало рассказывала о своем мире. В сущности, она даже отказывалась говорить о нем, Дэвид тоже не распространялся на эту тему, разве что говорил о состоянии тамошней торговли. Но во сне я бывал там, я отчетливо видел этот мир, и в моем ужасном падении сквозь космическое пространство появлялись неожиданные светлые проблески. Я видел каждый лист, каждый цветок, каждую башенку в сияющем городе, улицы которого я знал, как собственный лес. Я видел причудливые изгибы крыш, украшенных затейливой резьбой, широкие равнины перистой травы, что, как дим от костра, стелилась по земле и сливалась с мерцавшими опалами морских волн. По цвету разливающегося над горизонтом сияния я узнавал, какая из лун взойдет сейчас на небе, а по запаху трав, внезапно заполнившему воздух, я догадывался, из каких краев прилетел утренний ветер.

Впрочем, самым странным было то, что я рассказал об этом Эриан, не о кошмарах, а о ее планете. Она быстро взглянула на меня и сказала:

— Да, удивительно!

Я начал было рассказывать подробности, но она вдруг засмеялась.

— Ну, конечно! Ничего странного тут нет. Я же сама вам об этом рассказывала.

— Когда?

— Несколько дней назад. Вы тогда выпили лишнего, Раф, поэтому и не помните. Я хотела, чтобы вы поскорее уснули, и не нашла ничего лучшего, как рассказать о своем мире.

Это объяснение было не хуже любого другого, а ничего более убедительного мне придумать не удалось, так что я счел за лучшее выбросить это из головы. Но с тех пор мир Эриан мне больше не снился.

Я чувствовал себя подлецом по отношению к Марте, но в такие вещи нельзя впутывать другого, особенно если этот другой близок и дорог. С каждым даем мы все больше и больше отдалялись друг от друга; и, поглощенный своими переживаниями, я даже не пытался найти благовидный предлог для своих отлучек. Между тем провалы сознания усилились и стали посещать меня даже в часы бодрствования. Однажды я обнаружил, что моя лошадь стоит на краю обрыва и земля уже осыпается под ее ногами. В другой раз я поймал себя на том, что держу в руке острый перочинный нож и задумчиво царапаю им свое запястье.

Я перестал ездить верхом. Я прекратил водить машину. Я запер все мои ружья и отдал ключи Джемиссону. Я знал, что должен умереть, но свыкнуться с этой мыслью не мог.

Однажды, незваная и нежданная, ко мне пришла Марта. Она вошла в дом, отыскала меня и вежливо закрыла дверь перед носом у моих домочадцев. Мы остались наедине.

— Я хочу знать правду, Раф. Что случилось?

Я путано объяснил ей, что не очень хорошо себя чувствую, но вообще-то со мной как будто все в порядке, поблагодарил ее за визит и постарался избавиться от нее, но она не сдавалась.

— Посмотри на меня, Раф. Ты разлюбил меня?

Я взглянул на нее, и она улыбнулась. Во всяком случае, мне так показалось.

Я молча прижал ее к себе. Через некоторое время она прошептала:

— В этом доме таится какое-то зло. Я почувствовала его, как только переступила ваш порог. Что-то очень скверное…

— Глупости, — нахмурился я.

Но она упорствовала в своем убеждении и, слегка повысив голос, принялась ругать меня за то, что я заставляю ее страдать. Излив свои чувства, она успокоилась, взглянула мне в лицо и заметила:

— Ты чертовски скверно выглядишь, Раф. В чем дело?

— Сам не знаю.

Внезапно мне захотелось выбраться из этого дома, и как можно скорее. Кажется, я поверил ее речам. Нелогично? Я и не хотел быть логичным.

— Пойдем погуляем. Может, на свежем воздухе моя голова будет лучше соображать.

Мы не стали уходить слишком далеко. Последние несколько недель страшно истощили и вымотали меня, и каждое движение давалось мне с трудом. Мы дошли до поросшего травой бугра позади дома, присели на него. Марта не пыталась скрыть свой испуг.

Откровенничать с ней я не собирался.

Я твердо решил, что не скажу ни слова, и, конечно, все выболтал. Не знаю, что ей удалось понять, потому что рассказывал я не очень связно, но когда я закончил, она сильно побледнела и обхватила меня руками.

— Тебе нужен психиатр. И хороший доктор.

— Доктор у меня есть, а психиатр нужен только тем, кто не хочет в чем-то признаться самому себе. Но я-то не из их числа.

— Откуда же у тебя эти сны?

— Думаешь, меня мучит комплекс вины? Послушай, Марта, я расскажу тебе кое-что, чего не знает никто, кроме меня. Может быть, это уронит меня в твоих глазах, но я хочу все рассказать тебе, и лучше сделать это сейчас. Помнишь, я говорил тебе о той аварии, из-за которой меня не пустили в экспедицию? Так вот, я сам разбил свой самолет, я сделал это намеренно.

Ее глаза широко раскрылись. Прежде чем она успела что-то сказать, я поспешно продолжил:

— Я никогда не хотел уходить в космос. Когда я был маленьким, мой отец часто пытался соблазнить меня рассказами о космических путешествиях, но так ничего и не добился. Я любил Землю. Я любил собак, лошадей и прогулки по лесу. Мне вовсе не хотелось идти по протоптанной поколениями Мак-Квари дорожке. Когда я был мальчишкой, мы с отцом часто ссорились из-за этого. С возрастом мое отвращение к космосу не уменьшилось, но я обнаружил, что всякая борьба бесполезна. Кроме того, я любил отца. Ты знаешь, как некоторые люди гордятся семейными традициями. Космос был его жизнью. И его желание сделать меня космолетчиком оказалось сильнее моего упрямства. Итак, я пошел. Мне не нравилось это дело. Я, прямо скажем, ненавидел его, но помалкивал. Однажды мы возвращались с Марса и один человек из нашей команды погиб. Он вышел наружу, чтобы проверить обшивку, и магнитные защелки не сработали. Его отнесло от корабля. Через экран я видел, как он становился все меньше и меньше, пока не исчез совсем. Ты знаешь, как быстро идет корабль на полном ускорении? Мы тотчас послали за ним бот, но было уже поздно. Этот человек все еще там. Он всегда будет там. После этого случая одна мысль о космосе приводила меня в ужас. Точно так же некоторые люди боятся моря. Дело тут не в страхе смерти. Нет. Меня пугала пустота, тьма, холод и ожидание. Я не хотел сидеть взаперти, а корабль — это тот же гроб. Я пытался бороться с этим чувством. Я совершил еще два путешествия и после второго слег на несколько месяцев. Я никому не говорил о причинах этой болезни и, выздоровев, отправился в Академию получать назначение. Мой отец был горд и безмерно счастлив. Еще бы! Ведь дети просто обязаны любить то, что любят их родители! Он дал мне должность на своем флагманском корабле. Я не мог сказать ему правду, но не мог и идти в полет. И кто дал мне право делать вид, будто в трудную минуту на меня можно положиться, а на самом деле… И я разбил свой самолет. «Если я умру, — думал я, — я сделаю это прилично и в одиночку, если останусь жить, то буду настолько искалечен, что физически не смогу отправиться в космос, и честь дома таким образом будет спасена». Я полагал, что Бог на моей стороне, и в любом случае считал катастрофу самолета правильным выбором. После аварии эстафетный факел принял Дэвид, и мой отец умер счастливым.

Некоторое время мы молчали. Я сидел и вертел на пальце кольцо, подаренное мне Эриан. Наконец Марта сказала:

— Вот и объяснение.

— Чему?

— Тому, как ты встречал корабль Дэвида. В твоем взгляде не было ни зависти, ни сожаления. Ты не хотел быть на его месте, но гордился им так же, как Бэт.

— Дэвид чуточку задается, — сказал я, — но вообще-то он толковый парень. Я говорил с его людьми… Так что насчет меня?

— Раф, ты начал было что-то рассказывать об Эриан. Как она связана с этим делом?

— Ах да, я забыл.

Я рассказал о своих снах.

— Не исключено, что она описывала мне свой мир, а мое воображение сделало остальное.

— Сомневаюсь.

Некоторое время Марта сосредоточенно молчала, а затем принялась расспрашивать меня о том, что говорила Эриан, что ответил я, что и как я вспоминал. В конце концов мне захотелось узнать, к чему она ведет.

— Тебе не приходило в голову, Раф, что все эти беды навалились на вас с тех пор, как появилась Эриан? Все происшедшее не имеет реального объяснения: Бек, старая кобыла, сама Бэт, прибежавшая в загон в вечернем платье, да еще ночью, чего ни одна женщина в здравом уме не сделает! А теперь эти кошмары, которые ведут тебя к… Ох, да я вижу, что ты рассказал мне только часть!.. Послушай, Раф, все это слишком неправдоподобно! Так не бывает.

— Но какое отношение имеет к этому Эриан? Сдается мне, Марта, что ты порешь чушь!

— Так ли? Откуда мы знаем, какими силами они обладают, на что способны существа ее мира?

— Но она любит Дэвида! С какой стати она станет уничтожать его родных?

— Откуда ты знаешь, что она его любит? Она сама тебе это говорила?

— Да.

Но тут я вспомнил слова Эриан и поправился:

— Нет, если быть точным. Она лишь сказала, что любовь — великая сила. Но тогда за каким же чертом она согласилась приехать сюда?

Почему-то наш разговор глубоко встревожил меня. Место, где мы сидели, было открытым и пустынным, но меня не покидало ощущение, что нас кто-то подслушивает, а Марте, проявляющей неуместное любопытство, грозит серьезная опасность.

— Все это вздор, — резко сказал я. — Мы не автоматы с дистанционным управлением. Никто не может насылать на нас сны, заставлять нас делать то, чего мы не хотим, а тем более подталкивать к гибели.

— Земные люди не могут. Но Эриан не земная. Внутренне она чужда нам, хотя внешнее сходство очень сильное. И Бэт говорила то же самое.

— Женская болтовня.

— Возможно. Но возможно также, что мы иногда бываем ближе к истине, чем мужчины. Мы не стыдимся доверять инстинктам и интуиции, дарованным нам Господом. Эта женщина — зло. Она наполнила дом смертью.

Марта вздрогнула, словно от холодного ветра, внезапно протянула руку, сорвала с моего пальца кольцо и забросила его далеко в густую траву.

— Я не хочу, чтобы ты носил сделанные ею вещи!

Настала моя очередь содрогнуться. Как только кольцо исчезло, пропало и давление на мой разум, исчез неопределенный страх, и мои растрепанные нервы снова начали приходить в норму, но я все-таки не мог поверить ее словам.

— И все-таки я считаю, что ты говоришь глупости. Откуда у Эриан такое могущество? Она всегда мила, дружелюбна и ходит за Дэвидом, как преданный спаниель. Я не думаю, чтобы она питала к нам ненависть.

— Я знаю, как можно разгадать эту загадку.

— Как?

Я с удивлением воззрился на нее.

— Возьмем твои сны о мире Эриан. Даже если она рассказывала тебе о своей родине, вряд ли она делала это так подробно. Ты мог просто выдумать эти подробности, но как узнать, выдумал ты их или нет? Это может знать только тот, кто побывал там. Если твои сны ошибочны, значит, Эриан сказала тебе правду, и это были просто сны, капризы утомленного сознания. Но если они правильны во всех деталях, тогда это не сны, а воспоминания самой Эриан, смешанные с теми страшными видениями, которые она насылает, чтобы мучить тебя.

— Пусть так. Но как она узнала о моем отношении к космосу? Как она могла… А впрочем… Спросим Дэвида.

— Нет, не Дэвида! Никого, кто имеет хоть какое-то отношение к ней. К тому же, если у нее есть причины ненавидеть Дэвида, она вряд ли захочет рассказывать нам о них, так?

— Так-то так. А ты не думаешь, что твои репортерские замашки в данном случае несколько неуместны?

— Я пытаюсь спасти твою шкуру, упрямый ты осел! — рявкнула она, не то злясь, не то плача.

Я встал.

— Тогда пошли. Есть такой Гриффит, наблюдатель на «Энсон-Мак-Квари». Я близко знаком с ним.

Мне внезапно пришло в голову, что Гриффит ни разу не был здесь после приземления «Энсон-Мак-Квари». Почему? Я не мог найти ответа. Они с Дэвидом всегда были друзьями. Я почувствовал себя крайне заинтригованным — я, который всегда считал,что любопытство это чисто женская черта.

Машина Марты стояла на подъездной дорожке. С террасы нас окликнула Эриан.

В своих легких юбках, разлетавшихся вокруг ее ног, с пурпурной, сверкающей на солнце башней прически она выглядела очень мило. Марта сказала, что хочет заставить меня вести машину. Эриан ответила, что мне это полезно. Они обе дружелюбно улыбнулись, и мы уехали.

— Она всегда носит эту тиару? — спросила Марта.

— Не знаю. Кажется, да. А что?

— Драгоценности днем — это дурной вкус.

— Очевидно, так принято у нее на родине.

— Когда она прилетела, на ней тоже была тиара?

— Нет. Она ее сделала… Да не все ли равно?

Тут меня одолела внезапная дремота, я начал зевать и быстро уснул. Спал я, как младенец, и никаких снов не видел. Когда Марта приехала по данному мной адресу, я все еще спал и проснулся уже наполовину вытащенным из машины.

Глава 5 ОБ АЛЬТАИРЕ

Гриффит оказался на месте. В промежутках между рейсами космолетчики обычно сидят дома, предаются ничегонеделанию и знакомятся со своими женами и детьми. Кажется, он был рад видеть меня, но бурного восторга не проявил. Он спросил, как дела, я ответил, что все отлично, он сказал, что все собирался зайти, но был очень занят, и оба мы знали, что ни одно из этих утверждений не было правдой. Затем он неловко пробормотал, что очень сожалеет о смерти Бэт, и я поблагодарил его за сочувствие. Не в силах придумать ничего лучше, он спросил, чем может быть полезен.

— Понимаешь, — сказал я, — моя невеста с ума сходит от желания посмотреть снимки, которые вы привезли из своего последнего путешествия. Новые миры и все такое.

Я объяснил ему, кто она по профессии.

— Она хочет написать статью о том, как работают космические наблюдатели, каким образом сведения передаются правительству и ученым, и тому подобное. Я надеюсь, что вы, в виде особой милости, покажете ей свои фильмы.

— О, — сказал он с видимым облегчением, — конечно, я буду рад.

Он провел нас в маленький флигель, спрятавшийся за домом, где размещалась его фотолаборатория и комната с проектором. Он искал нужные катушки и попутно болтал о каком-то прекрасном астрономическом материале, за который его удостоили высокой награды. Марта задавала ему вопросы, какие только могла придумать; о его работе, интересах и деловито записывала. Зажужжал проектор. Мы смотрели.

Фильмы были великолепны. Гриффит знал свое дело. Межзвездное пространство прошло мимо нас, как настоящее. Новые звезды, созвездия, неизвестные солнца, яркие звездные потоки бежали по трехмерному экрану в превосходной цветовой репродукции.

Мы наблюдали чужую солнечную систему, вынырнувшую перед нами, а затем принялись изучать отдельные планеты, по мере того как «Энсон-Мак-Квари» подходил к ним.

Некоторые из них были мертвыми и голыми, другие — наполненные бурной растительностью, третьи населены, но не всегда гуманоидами. Для каждой из планет был сделан спектральный анализ, дан исчерпывающий список руд и минералов, которые можно там найти, а также указывались сведения о составе атмосферы, гравитации, типах местной флоры и фауны.

Очарованный увиденным, я почти забыл, для чего пришел, но тут…

Вот он, мир моих снов, мир Эриан, каждый листок, каждый стебелек травы, каждый оттенок, и этот сияющий город с удивительными крышами, спускающийся к морю, чьи волны сверкали, словно огромные опалы.

И тут странная дурнота овладела мной. Не знаю, что случилось вслед за этим, но я снова оказался в доме Гриффита, и Марта отпаивала меня бренди.

Я встал и, покачиваясь, повернулся к расстроенному и встревоженному Гриффиту.

— Это была вторая планета Альтаира, не так ли? — спросил я. — Родной мир жены моего брата?

— Да, — ответил он.

— Что там случилось?

Я шагнул к нему, и он чуть подался назад.

— Что произошло между моим братом и Эриан?

— Спросите Дэвида, — пробормотал Гриффит.

Он попытался уйти, но я удержал его.

— Расскажите мне все, — попросил я. — Бэт уже нет в живых, ей уже ничто не поможет, но остались Дэвид и я. Ради бога, Гриф, вы же были его другом!

— Да, — задумчиво кивнул Гриффит, — я был его другом. Я говорил ему, чтобы он не делал этого, но ведь вы знаете Дэвида.

Он сделал сердитый, неопределенный жест и взглянул на меня.

— Она такая маленькая. Как она… Я имею в виду..

— Не имею понятия. Скажите мне точно, что Дэвид сделал с ней. Ведь она полетела сюда не по доброй воле, верно?

— Верно. Он попытался доказать нам, что она сама захотела на Землю, но все понимали, что это не так. Я точно не знаю, в чем заключалась сделка, но народ этот нуждался не то в химикалиях, не то в лекарствах, и, видимо, здорово в них нуждался. Наш корабль, разумеется, был набит подобными препаратами. Вы сами знаете, как щедро раздавал их Дэвид для установления хороших отношений с другими расами. Для чего бы ни требовались эти вещи — для людей, для скота, против вредителей урожая или загрязнения воды, — за них всегда благодарны, особенно примитивные расы. Ну а народ Эриан весьма далек от примитивности, но я уверен, он бросится к источнику, каков бы этот источник ни был. Дэвид очень не любил рассказывать про эти переговоры.

Гриффит замялся, и я подтолкнул его:

— Вы хотите сказать, что Дэвид дал им химикаты или лекарства в обмен на Эриан, иначе говоря, купил ее?

Гриффит кивнул. Он, казалось, сам стыдился этого, словно служба под началом Дэвида делала его соучастником преступления.

— Шантажировал ее, это будет ближе к истине, — сказал он. — Самое гнусное в этой истории то, что Эриан уже была заложницей. По крайней мере, так я слышал. Во всяком случае, поехала она не по своей воле.

Я полагаю, что если бы мне в тот момент попала в руки шея Дэвида, я бы сломал ее Сколько зла может совершить человек! И куда пойдешь за справедливостью?

Марта спросила Гриффита:

— У этого народа есть какие-нибудь особые способности? Нам очень важно это знать, мистер Гриффит.

— Их культура отличается очень сложной структурой, а мы находились там не столь долго, чтобы изучить ее достаточно подробно. К тому же — языковой барьер. Но я вполне уверен, что они телепаты, — как вы знаете, многие расы обладают этой способностью, — но в какой степени, я не могу сказать.

— Телепаты, — тихо повторила Марта.

Она посмотрела на меня.

— Мистер Гриффит, носят ли там женщины тиары вот такого вида?

Она детально описала украшение Эриан, включая странно ограненный камень.

— Я имею в виду — носят ли их повседневно?

Он, очевидно, подумал, что только женщина может беспокоиться о безделушках в такое время.

— Честно говоря, мисс Уолтерс, я не обращал внимания на их украшения. Драгоценности там носят и мужчины, и женщины, и почти все делают их сами. — Он остановился, вспоминая что-то. — Да, я видел свадебную церемонию. Там обменивались маленькими коронами, как мы кольцами, и, насколько я понял, молились некоему Создавшему Все.

— Большое-пребольшое вам спасибо, — улыбнулась Марта. — А теперь, я думаю, пора везти Рафа домой.

Я что-то сказал Гриффиту — не помню, что именно, — мы подали друг другу руки, и он, кажется, облегченно вздохнул. Я сел в автомобиль и задумался, а Марта повела машину, но не к моему дому, а туда, где жила она сама. Она сказала, что на минутку забежит домой, и взяла с собой ключи от машины. Я размышлял, и мысли мои были не веселы. Марта вернулась с маленьким чемоданчиком.

— Зачем это? — спросил я.

— Я останусь с тобой.

— Черта с два!

Она посмотрела на меня, и взгляд ее был холоден и непреклонен, как стальное лезвие.

— Когда речь идет о тебе, мне наплевать не только на общественное мнение, но и на собственную шкуру. Ясно? Я останусь с тобой, пока это дело не закончится.

Я ругался, умолял, объяснял, но Марта выехала из города, непоколебимая, безрассудная и удивительная. В конце концов я сдался. Не мог же я выкинуть ее из машины. Впрочем, это тоже не помогло бы избавиться от нее.

Наконец она сказала:

— Ты, конечно, знаешь самое простое, логичное и безопасное решение для всего происходящего.

— Какое?

— Уйти за пределы досягаемости Эриан, и пусть Дэвид отвечает за последствия собственных грехов.

— Он вполне заслуживает этого! — взъярился я.

— Но ты же не захочешь уйти.

— Как я могу, Марта?

И я снова начал кричать на нее, говоря, что ей самой следует уходить из нашего дома.

— Ладно, все устроится. А теперь давай подумаем. Я полагаю, что обратиться в полицию мы не можем.

— Вряд ли. Даже подумать страшно — предложить тупоголовому копу забрать женщину с лавандовыми волосами, занимающуюся колдовством. Ты думаешь, что тиара Эриан помогает ей… ну, воздействовать на чужое сознание?

— Точно не знаю. А раз мы этого не знаем, Раф, мы можем подозревать все.

Я вспомнил необъяснимое облегчение, появившееся у меня, когда Марта выбросила мое кольцо. Ее могло ли кольцо быть контактной антенной, фокусной точкой для концентрации энергии Эриан, которая усиливалась и целеустремленно направлялась пучком золотух и платиновых проволочек и кристаллом с причудливыми гранями? Вспомнил я и сверкающее ожерелье на шее Бэт в ночь ее смерти.

«Эти подарки должны быть сделаны от души».

— Как же быть, Раф? Я просто ума не приложу. А ты?

— Я полагаю, нам нужно встретиться с ними лицом к лицу и поговорить начистоту.

Марта вздохнула, и мы погрузились в унылое молчание.

Глава 6 ПОСЛЕДНЯЯ МАГИЯ

Когда мы вернулись домой, было уже совсем темно.

Эриан радостно приветствовала нас.

— Я так счастлива, что вы снова привезли с собой Марту, Раф. Мы очень давно не видели ее.

— Она останется здесь на некоторое время, — сказал я.

— Очень приятно. С тех пор как малышка умерла, мне не с кем и поболтать по-женски. Пойдемте, я посмотрю, все ли в порядке в комнате для гостей.

— Где Дэвид? — спросил я.

— Он уехал в город и вернется только ночью. Мое сердце полно печали; я думаю, что он уехал договариваться о следующей экспедиции.

Она увела Марту. Я пошел следом, якобы для того чтобы убедиться, что у Марты есть все необходимое, и оставался в ее комнате, пока не пришла горничная. Затем я отправился переодеться к обеду, проклиная исчезнувшего Дэвида.

Прежде чем мы спустились вниз, мне удалось перекинуться с Мартой двумя словами.

— Нам лучше подождать, — сказал я. — Надо взяться за обоих сразу. Это единственный способ насторожить Дэвида.

— Он рассказывал тебе о новом полете?

Я покачал головой.

— Он вообще редко разговаривает со мной.

— Вот как? Эриан и тут успела поработать.

В этом, похоже, можно было не сомневаться. Конечно, мы с Дэвидом никогда не пылали страстью друг к другу, но и ссор между нами не случалось.

После смерти Бэт все изменилось.

Эриан была очень приветлива с Мартой.

В прежние времена такой вечер показался бы нам просто восхитительным. Но сегодня… Наши подозрения не шли у меня из головы. Хотелось бы знать, догадывается ли об этом Эриан, если да, то каковы будут ее ответные действия?

Не успел я об этом подумать, как она воскликнула:

— О Раф, вы потеряли свое кольцо.

Я спешно сочинил более или менее убедительное оправдание.

— Мне страшно жаль, Эриан. Когда-нибудь вы сделаете мне другое.

Она улыбнулась.

— Это не потребуется. Подождите!

Она убежала. Мы с Мартой выразительно переглянулись. Эриан вернулась из своей мастерской с шелковой подушечкой в руках.

— Смотрите: к вашей помолвке я приготовила небольшой подарок.

На подушечке лежали два кольца с одинаковым рисунком, одно большое, другое маленькое. Циркониевые камни слабо поблескивали, словно злобные, следящие за нами глазки.

— Вы не поменяетесь ими сейчас? Я была бы так счастлива!

Марта хотела сказать что-то резкое, но я удержал ее взглядом и рассыпался в благодарностях. Если она знает, что мы питаем недоверие к ее подаркам, — ничего не поделаешь, если не знает — не стоит наводить ее на эту мысль сразу же.

— О Эриан, — сказал я, — но они слишком красивы для простого подарка. Надо сберечь их до свадьбы. Мы все равно планировали церемонию обмена кольцами, так что они будут очень кстати. Правда, Марта?

— Да, разумеется.

Эриан сияла, как счастливый ребенок, и без конца повторяла, что ее маленькие безделушки недостойны такой чести. В эту минуту я снова начал сомневаться.

Выглядеть невинным как младенец и при этом таить в душе такие ужасные замыслы — нет, на это никто не может быть способен.

Марта, видимо, заметила мои колебания и сказала:

— Раф, дорогой, спрячь их хорошенько. Я не хочу, чтобы с ними что-нибудь случилось до нашей свадьбы.

Я унес кольца в свою комнату и спрятал в самый дальний угол комода под стопку рубашек. Пока я находился в комнате, у меня возникло страшное искушение надеть большое кольцо на палец, просто посмотреть, полюбоваться необычной огранкой этого камня и филигранной работой его оправы. Какой вред может принести кольцо?

Спасло меня то, что желание это показалось мне слишком сильным. Я испугался. Я быстро задвинул ящик на место, запер его и выбросил ключ в окно. Повернувшись, я увидел на пороге Марту.

— Я не дала бы тебе надеть его, — прошептала она. — Но ты видишь, Раф, насколько мы были правы?

Я даже затрясся. Мы снова пошли вниз, и Марта украдкой шепнула мне:

— Я уверена, что она знает.

Я согласно кивнул, и мне стало страшно.

Стыдно, конечно, бояться такого хрупкого маленького существа, но я боялся.

Когда настало время идти спать, мы с Мартой облегченно вздохнули. Это избавляло нас от тяжкой необходимости разговаривать с Эриан. Спать я не собирался, но рад был находиться подальше от нее.

Комната Марты располагалась невдалеке от моей — дальше, чем мне бы хотелось, однако достаточно близко, чтобы я услышал, если Марта позовет меня. Я велел ей оставить дверь открытой и орать во всю глотку, если что-нибудь — все равно, что — покажется ей не так. Свою дверь я тоже оставил открытой и уселся в кресло, откуда мне был виден освещенный коридор. Я пожалел, что у меня нет оружия, но для этого надо было идти к Джемиссону за ключами, а я отчаянно боялся оставить Марту одну.

В доме стояла полная тишина. Огромные старинные часы на лестничной площадке монотонно и мирно отбивали каждые четверть часа, а каждый новый час отсчитывался ударами глубокого, низкого тона. Кажется, последний бой я слышал в половине второго. Я не собирался спать и нарочно ничего не пил вечером, кроме черного кофе. Но меня так долго мучила бессонница!

Я помню, что вышел в коридор и заглянул в комнату Марты. Марта лежала, свернувшись клубочком. Что было потом, я помню смутно. Не думаю, что я спал очень крепко или очень долго, но и этого было достаточно. Я увидел живой и очень страшный сон. Я видел Марту, стоявшую в саду в клетчатом купальном халате. Ей грозила какая-то опасность, и я должен был спасти ее.

Я вскочил с кресла и прислушался.

Царящую в доме тишину нарушало только негромкое тиканье часов на площадке. Я побежал в комнату Марты. Сначала мне показалось, что она спит, но потом я разглядел на постели только скомканное одеяло. Я окликнул Марту, но ответа не было. Продолжая звать ее, я торопливо сбежал вниз. Повсюду стояла глубокая тишина, и так продолжалось до тех пор, пока я не выскочил на террасу над темным садом: там до меня долетел ее зов.

Полная луна ярко освещала ее клетчатый купальный халат и белое, как у мертвеца лицо. Еще минута — и я уже обнимал ее, а она рыдала и не могла поверить тому, что я жив.

— Наверное, мне это приснилось, Раф, но я была уверена, что ты лежишь где-то здесь — раненый, а может, и умирающий.

Она была ужасно испугана, и я тоже.

Я знал, кто послал эти сны — их не трудно было послать даже без помощи телепатии. Мы так боялись друг за друга, повсюду нам мерещились опасности, и во сне наша тревога не хотела покидать нас.

Мы поднялись по ступеням на широкую террасу, залитую этим проклятым ярким лунным светом. Из дверей библиотеки вышел Дэвид и преградил нам путь. В руках он сжимал двустволку и на таком расстоянии не мог промахнуться.

Дэвид!

Он не ездил в город. Он все время был в своей комнате и ждал. Глаза его были широко раскрыты и пусты, холодные блики лунного света плавали в его зрачках.

Рядом стояла Эриан.

В отчаянии я попытался загородить собой Марту и крикнул:

— Дэвид!

Он слегка повернул голову, словно услышал какой-то далекий, очень далекий звук, нахмурил брови, однако не сказал ни единого слова.

Эриан тихо произнесла:

— Мне очень жаль, Раф и Марта, что так получилось. Мне не в чем упрекнуть вас, вы были добры ко мне. Если бы Марта не разгадала моих замыслов… Однако теперь не время каяться. Все должно кончиться здесь, в эту ночь.

— Эриан… — начал я.

Два черных ствола охотничьего ружья угрюмо уставились на меня. На руке Дэвида, на протянутом к курку пальце сверкало блестящее кольцо.

— Эриан, Дэвид совершил серьезный проступок. Мы знаем об этом, но разве это дает вам право убивать всех нас — Бэт, Марту…

— Я дала обет своим богам, — прошептала Эриан. — У меня тоже были отец и мать, брат и сестра. Я очень любила их. И был еще кое-кто, кто мог бы стать моей второй половиной…

— Я отправлю вас обратно, — сказал я. — Я пошлю корабль к Альтаиру. Только отпустите Марту.

— Как я могу вернуться после того, что он со мной сделал? Как я могу начать новую жизнь с той кровью, которая уже лежит на мне? Нет. Я возьму у Дэвида все, что он любит, даже сам космос, и только тогда расскажу ему, в чем его вина.

— Понятно, Эриан. Но почему Марта? Она не может остановить вас. Если Дэвид убьет меня, этого будет достаточно. Его будут судить за совершенное убийство, все всплывет наружу, и это будет его концом, независимо от того, что решит суд.

С невыразимой печалью Эриан улыбнулась.

— Вы должны знать, что думает Марта. Ее тело очень хочет жить, однако сердце говорит: «Без Рафа — нет!», а сердце сильнее тела. Нет, Раф, если она останется жива, она вытащит Дэвида из клетки, только для того, чтобы отомстить мне. А теперь давайте прекратим мучить друг друга.

И она болезненно поморщилась.

Существо, стоящее рядом с нею, почувствовало ее безмолвный приказ. Ружье поднялось, и я понял, что это конец.

Я еще раз яростно выкрикнул его имя. Дэвид находился в двадцати пяти или в тридцати футах от меня.

Я оттолкнул Марту в сторону и, пригнувшись, бросился к Дэвиду. Это было бессмысленно, но ничего лучшего я придумать не мог.

Целую вечность спустя до меня долетел его стон. Он стонал так же, как старый Бек в тот день. Я понял, что он не хотел убивать меня.

Эрнан что-то шептала. Кристалл в ее тиаре сверкал, лицо было исполнено страшной, нечеловеческой силы. Дэвид испустил низкий предсмертный вой. На его руках и шее набухли вены. Глаза женщины с Альтаира горели, как пурпурные звезды. Стволы ружья все еще целились в меня, и палец Дэвида напряженно согнулся на спусковом крючке.

Кто-то, словно ветер, метнулся мимо меня.

Кто-то в клетчатом бросился — не на Дэвида — на Эриан. Раздался вопль — не знаю чей, может быть, мой. Ружье грохнуло из обоих стволов, раскаленный вихрь пронесся над моим плечом, и горячий металл обжег мне руку, когда я в последний момент отбил ружье вверх Выстрелы никого не задели, пули только сшибли верхушки деревьев.

Дэвид с протяжным стоном выронил ружье.

Я оглянулся. Марта склонилась над каменной балюстрадой, дрожащая, рыдающая и торжествующая. В руке ее сверкала хрустальная тиара…

* * *
Я перенес обмякшее тело Эриан в дом — легкое, хрупкое, птичье тело с переломанными костями. Она упала с террасы на утрамбованную землю сада и тяжело ударилась. Волосы ее распустились и свисали через мою руку плотным пурпурно-багряным покровом, переливающимся в лунном свете.

Я бережно положил ее на диван. Она посмотрела на меня подернутыми туманом глазами и отчетливо сказала:

— Животных я могла принудить поступать против их воли. Человеческий мозг неизмеримо сложнее, а значит и сильнее. С человеком мне не справиться.

Она замолчала. Через несколько трагических минут вновь раздался ее шепот.

— Как жаль, Раф, что приходится умирать так далеко от родного дома.

Вот и все.

Грохот выстрелов разбудил слуг. Они сбежались к нам со всего дома.

Я сказал им, что Дэвиду показалось, будто в сад проникли грабители, и он выстрелил, а Эриан от неожиданности упала с террасы. Они поверили. Они обязаны были поверить. Почему бы и нет? Дэвид ошеломленно сидел, сгорбившись на холодном камне, и смотрел в никуда. Я не мог заговорить с ним, не мог дотронуться до него. Я велел слугам увести его в дом и позвонить кому следует в город. Затем я увел Марту в ее комнату.

— Все будет в порядке, — успокаивал я ее… — Несчастный случай. Говорить буду я сам. Ты не будешь даже упомянута.

— Мне наплевать, — заявила она охрипшим голосом, — мне на все, абсолютно на все, наплевать, лишь бы только ты был жив и здоров.

Она судорожно обняла меня, крепко, до боли.

— Мне жаль, что я убила ее. Я вовсе не хотела ее убивать. Но я сделала бы это снова, не задумываясь, Раф, сделала бы еще раз, потому что она хотела убить тебя!

Она перевела дух, стиснула меня еще крепче и перешла на крик.

— Ты дурак, ох, какой же ты дурак! Зачем ты бросился к Дэвиду? Ты хотел, чтобы он выстрелил в тебя, а не в меня!

Она еще много чего говорила, однако в конце концов устала и затихла. Я уложил ее в постель, дал снотворного, и она немедленно уснула.

Оставив с ней пришедшую на вызов горничную, я спустился вниз. Мне было что сказать Дэвиду,

* * *
Вот каким образом традиции семьи Мак-Квари, которые лелеяли более двухсот лет, были нарушены. Даже дом пропал, потому что никто из нас не захотел в нем оставаться. Дэвид никогда больше не пойдет в космос.

Я рад, но не удовлетворен. Что выиграли мы от случившегося? Что выиграли люди? Разве без звезд они стали счастливее?

Конечно, теперь уже поздно раскаиваться. Поздно было уже тогда, когда одетый в шкуры варвар глядел на луну и желал добраться до нее. Если у нас с Мартой родится сын, я боюсь, что Мак-Квари снова отправятся в космос.

ТВИННЕР

Из-за утла вывернуло такси и медленно покатило по улице.

— Приехали! — пронзительно завизжали дети.

Белая калитка широко распахнулась.

— Папа! Мама! Дядя Фред приехал!

Мэтт Уинслоу вышел на крыльцо. Через минуту появилась и Люсиль, занимавшаяся чисткой кухни к празднику. Такси остановилось перед домом. Джо и Барби, как расшалившиеся тигрята, с воплями бросились к нему, а с обоих концов улицы бесшумно продвигалась соседняя мелюзга, соображавшая, что мешать Уинслоу сейчас нельзя, но быть поближе очень желательно, ведь сегодня тут можно увидеть такие чудеса!..

— Поглядите-ка!

Мэтт хихикнул.

— Можно подумать, что Фред — Тарзан, Санта-Клаус и Супермен в одном лице.

— Ну и что? — гордо сказала Люсиль. — Не так уж много людей побывало там, где был он.

И она побежала по дорожке. Мэтт пустился следом.

В глубине души он ревновал. Не так чтобы очень, но… Он любил брата Люсиль и уважал его, но дело в том, что Джо и Барби никогда не смотрели на отца такими глазами. Это была тайная ревность, и Мэтт не признавался в ней даже себе самому.

Элегантный и подтянутый, в ладно сшитом мундире, с кадуцеями на петлицах, Фред вышел из машины. Он, возможно, хотел немного пустить пыль в глаза, но от этой затеи тут же пришлось отказаться: нельзя же, не роняя достоинства, делать три вещи сразу — обнимать радостно скачущих ребятишек, и целовать сестру, и пожимать руку Мэтту.

— Я возьму твой багаж. — предложил Мэтт.

Соседские дети смотрели на гостя во все глаза и шепотом передавали друг другу слово «Марс».

— Осторожнее, — сказал Фред. — Вот это, с ручкой наверху, я возьму сам.

И он поднял небольшой сундучок, сделанный из деталей упаковочного ящика, на которых еще сохранились армейские серийные номера. По бокам и на крышке сундучка были проделаны маленькие отверстия. Фред отстранил ребятишек.

— Не толкните его. Тут редкая марсианская ваза. Я привез ее для вашей матери и не хочу разбить. Подарок для вас? Еу что ты скажешь! Начисто забыл! К тому же там мало такого, что пришлось бы вам по душе.

— Даже камешка нет? — спросил Джо.

Фред покачал головой.

— Ни одного голыша.

Мэтт поднял чемодан Фреда.

«Нисколько не изменился, — подумал он. — Похудел немного, морщин прибавилось, но с ребятами он такой же и ведет себя как мальчишка».

Потом он с недоумением взглянул на отверстие в сундучке.

Тут что-то необыкновенное…

— Господи, как жарко! — вздохнул Фред.

Он жмурил глаза, словно они болели от солнца.

— После десяти месяцев на Марсе нелегко переносить земное лето. Барби, не виси на дяде, он уже совсем старик, ему и так тяжело!

Он поглядел на Мэтта и Люсиль, грустно улыбнулся и сделал вид, что у него подгибаются ноги.

— Я завяз в этом воздухе, как муха в клею!

— Сядь на крыльцо, — предложила Люсиль. — Здесь ветерок…

— Через минуту. Но сначала — не хочешь ли взглянуть на подарок?

Он поставил сундучок в тени клена.

— Фред, что там? — подозрительно спросила сестра. — В самом деле марсианская ваза?

— Ну, не совсем так. Это больше похоже на… Я сам открою, а ты, Джо, отойди. Это тебя не касается.

— Ой, дядя Фред! — ныла Барби.

Ояа подпрыгивала, как кукла на веревочке.

— Открой его, пожалуйста!

Мэтт поставил чемодан за дверь и тоже подошел в сундучку.

Фред открыл крышку и присел на корточки, наблюдал за детскими лицами. Мэтт подумал:

«Он целый год предвкушал это мгновение… Ему бы жениться и своих ребят завести…»

Джо и Барби одновременно вскрикнули и тут же на секунду замолчали.

— Он и вправду живой?

— Можно его погладить?

— Он кусается?

Вдоль изгороди мальчишки и девчонки насаживали тощие животики на колья, стараясь увидеть, что происходит. Мэтт и Люсиль заглянули в сундучок. Там на подстилке из красного песка и сухого лишайника сидело что-то мохнатое размером с крупного кролика, но не похожее на него по очертаниям, с большими круглыми ушами и крапчатой шкуркой той же расцветки, что и ржаво-красный песок и серовато-зеленый лишайник. Существо смотрело на незнакомые лица кротким безразличным взглядом, слегка щурясь от непривычно яркого солнца, и не шевелилось.

— Где же такие водятся? — спросила Люсиль.

— На Земле — нигде, — ответил Фред, — а на Марсе это основная форма жизни… была, пока не появились мы. Это единственное выжившее млекопитающее и почти единственное позвоночное. У него еще нет официального названия Пройдут годы, прежде чем зоологи решат, как классифицировать его. Наши парни называют их твиннерами.

— Как? — спросила Люсиль.

— Твиннер. Потому что он такой промежуточный. Понимаешь, если тебя спросят, на что он похож, ты скажешь, что он что-то среднее между кроликом и сурком или между обезьяной и белкой. Иди сюда, Барби, вытащи его.

— Минутку, — сказал Мэтт. И отодвинул Барби.

— Подожди, Фред. Ты уверен, что он не опасен? Я не хочу, чтобы ребятишки были искусаны или оцарапаны.

— По сравнению с ним кролик — настоящий хищник, — рассмеялся Фред. — У твиннеров так давно нет естественных врагов, что они разучились защищаться и не испытывают никакого страха перед человеком. Я доставал их из нор голыми руками.

Он бережно вынул зверька из сундука.

— Этот, во всяком случае, был домашним всю свою жизнь. Именно поэтому я и взял его с собой. Он привык к теплу и нормальной земной атмосфере, поскольку жил на Базе, и я подумал, что он легко перенесет переезд.

Он протянул твиннера супругам:

— Ну, возьми его, Мэтт, или ты, Люсиль. И не беспокойтесь.

Мэтт нерешительно принял твиннера на руки. На ощупь это было животное, как и всякое другое, которое можно взять в руки: теплое, очень мохнатое, может быть более легкое и хрупкое, чем казалось на первый взгляд.

Хвоста у зверька не было, задние ноги вовсе не походили на кроличьи, а передние были длиннее, чем думал Мэтт.

Зверек положил на его руку свою лапку — с тремя сильными короткими пальцами и одним побольше — и поднял голову, принюхиваясь. Солнечный свет яркими стрелами пробивался сквозь ветви, и твиниер совсем зажмурился. Мэтт неумело похлопал его, и твиннер вытянул мордочку на его руке. Мэтт вздрогнул.

— Какой мягкий мех, — сказал он. — Щекотно. Хочешь подержать его, Люсиль?

Она строго взглянула на Фреда.

— Никаких микробов?

— Никаких.

— Ну ладно.

Она взяла твиннера под передние лапки, как кошку, посмотрела, как он мягко и терпеливо висит, и наконец улыбнулась.

— Он милый. Я думаю, что он будет любить меня.

Она осторожно поставила зверька на траву.

— Ладно, ребятки. Будьте осторожны, не сделайте ему больно.

Джо и Барби словно онемели. Они легли на землю, трогали, гладили и неотрывно рассматривали твиннера, а бахрома маленьких тел на изгороди незаметно и тихо просочилась внутрь, и скоро весь двор был заполнен ребятишками, так что пришельца с Марса не было видно.

Фред счастливо засмеялся.

— Приятно снова увидеть ребятишек и нормальных людей.

— То есть как — нормальных?

— Я же врач и психиатр. Все долгих десять месяцев я возился с ксенофобами.

— Ксено… чего? — спросила Люсиль.

— Двойное слово, обозначающее людей, которые боятся незнакомого. Когда кое-кто из моих коллег начинал чересчур тревожно вглядываться вдаль, он тотчас попадал ко мне в лапы… Ну да, к чертям это. Дайте мне чего-нибудь холодненького, утопите меня в пиве.

Долгий жаркий день и долгий теплый вечер были целиком посвящены Фреду. Ребятишки, казалось, выросли на десять футов и сияли отраженным светом героя. Соседи то и дело забегали к ним в дом, чтобы поприветствовать необычного гостя и своими глазами взглянуть на человека, посетившего такие края, в существование которых они и верили-то с трудом.

Притихшая орда окрестных малышей расселась вокруг вытащенных в тень стульев.

— Дядя Фред, а Марс, он такой, как его в книжках рисуют, да?

Фред вздохнул и указал на твиннера, возлежавшего на руках Барби.

— Пусть он тебе расскажет. Он это знает лучше меня.

— Конечно, — кивнула Барби. — Джон Картер знает все. Но…

— Кто-кто? — переспросил Фред.

— Джон Картер с Марса.

Фред засмеялся. Здорово! Отличное имя!

Ему вспомнились удивительные романы Эдгара Райса Берроуза — «Владыка Марса», «Меченосцы Марса», «Боги Марса».

— Это точно, — поморщился Мэтт. — Ребята только их и читают. Как же — Джон Картер! Герой с большой буквы!.

Он повернулся к детям.

— Но ведь Джон Картер был землянином, прилетевшим на Марс.

— Ну и что? — сказал Джо, удивляясь нелогичности взрослых. — А он — марсианин, приехавший на Землю. Так что разницы никакой, правда, дядя Фред?

— Ты мог бы сказать, что он, как и тот Джон Картер, гражданин двух миров.

— Да, — согласилась было Барби, — но дело в том, что мы пока не понимаем его языка, так что рассказывать нам о Марсе придется тебе.

— Ну, тут возразить нечего, — подтвердил Фред.

Он начал рассказывать о Марсе, о темных каналах и разрушенных городах, о древних белых башнях, одиноко стоящих под двумя лунами, о прекрасных принцессах, о злых королях и могучих меченосцах. Когда ребятня наконец-то насытилась и убежала играть с Джоном Картером, Мэтт покачал головой и заметил:

— Не стыдно тебе забивать им головы подобным вздором?

Фред ухмыльнулся.

— Успеют еще узнать правду… На их век хватит.

Было уже поздно. Надвигалась ночь.

Соседи приходили и уходили. Посторонние ребятишки исчезли. Стало спокойнее.

Наконец остались только чета Уинслоу и Фред. Мэтт пошел на кухню за новой порцией пива.

Откуда-то из темноты раздался вопль Барби.

Банка с пивом выпала из рук Мэтта и образовала на полу пенный гейзер.

— Неужели малышка…

Не договорив, он выбежал из кухни.

Фред и Люсиль вскочили. Визг Барби несся из того утла, где стоял гараж. Вскоре к ней присоединился я Джо. Мэтт, задыхаясь несся через лужайки. Люсиль бежала позади, громко окликая детей:

— Барби! Джо! Что случилось?

В тусклом свете, лившемся из кухонных окон, Мэтт увидел маленькую фигурку Джо, отчаянно дергавшего ручку туго закрывшейся двери.

— Помогите! — кричал он. — Дверь, кажется, заклинило!..

Мэтт оттолкнул его. В темном гараже все еще визжала Барби. Мэтт рванул дверь и влетел внутрь.

Там стояла его дочь, раскрыв рот для нового вопля. По ее щекам бежали потоки слез.

Джон Картер был рядом с ней. Он стоял на задних лапках почти прямо, крепко держа Барби за большой палец. Глаза его были широко открыты: ночью земное солнце не досаждало ему.

Они оказались зеленовато-золотыми и очень блестящими. Что-то сжало горло Мэтта.

Он протянул руки, и Барби, вырвав свой палец из лапки Джона Картера, бросилась в объятия отца.

— Ох, папа, здесь было так темно, а Джо не мог открыть дверь…

Джо вошел и поднял на руки Джона Картера.

— Все девчонки — трусихи, — сказал он, полный презрения, ведь опасность уже миновала. — Подумаешь, на несколько минут оказалась закрытой в гараже и уже впала в истерику!

— А что вам тут понадобилось? — спросила Люсиль. Убедившись, что с Барби ничего не случилось, она успокоилась.

— Мы просто играли, — хмуро сказал Джо. — Откуда я знал, что старая дверь не сработает?

— Все о’кей, — заметил Фред. — Она только испугалась.

Люсиль глубоко вздохнула.

— А еще удивляются, почему матери так рано седеют. Ну, ладно, вы оба — марш в постель. Быстро!

Джо направился к дому с Барби и Джоном Картером.

— Э, нет, — сказал Мэтт, — вы не возьмете с собой в кровать эту штуку.

Он взял Джона Картера за загривок и выхватил его из рук сына.

Джо повернулся, уже готовый устроить по этому поводу страшный шум, но Фред мягко сказал:

— Я возьму его.

Он взял животное, куда более нежно, чем Мэтт.

— Твой отец прав, Джо. Домашним животным не место в спальне. Во всяком случае, Джону Картеру там будет не очень-то уютно. Он лк>бит прохладу, он, скорее всего, захочет выкопать себе норку и сделать в ней подходящую комнату.

— Вроде катакомб? — спросила Барби все еще дрожащим голосом.

— Или пещеры? — спросил Джо.

— Точно. Ну, теперь бегите, а мы с вашим отцом устроим его.

— Ладно, — сказал Джо. — Идет.

Он протянул палец, и Джон Картер схватил его. Джо торжественно качнул рукой.

— Спокойной ночи. А если он роется в земле, как лесной сурок, почему у него передние лапы, как у обезьяны?

— Потому, — сказал Фред, — что он не собирался стать землекопом. Он скорее обезьянка, чем сурок. Но там, откуда он родом, уже давно нет никаких деревьев, и, чтобы спастись от жары, он вынужден зарываться в землю. Мы называем это адаптацией.

Он повернулся к Мэтту.

— Как насчет старого погреба? Это было бы для него идеальным местом, если ты не используешь этот погреб для чего-нибудь еще.

— Нет, — хмуро протянул Мэтт. — Я им не пользуюсь.

Он бросил взгляд на Джона Картера, и тот посмотрел на него блестящими нездешними глазами. Затем, чувствуя начинающуюся боль, Мэтт поднес руку к голове.

— Мой синус лягается. Наверное, к дождю. Пожалуй, я пойду к себе, если ты не против.

— Иди, милый, — сказала Люсиль, — я помогу Фреду устроить твиннера.

Мэтт запил пивом две таблетки аспирина, которые ему ничуть не помогли, и забылся тяжелым сном, в который прокрались темные непривычные видения, не желавшие показывать своих лиц.

На следующий день было воскресенье.

Дождя не было, но голова Мэтта разболелась еще сильнее.

— Ты уверен, что это твой синус? — спросила Люсиль.

— Да. Болит вся правая сторона, лоб и верхняя челюсть, даже в зубы отдает.

— Гм, — сказал Фред. — Вот тебе-то точно нечего делать на Марсе. Там синусит — профессиональное заболевание, несмотря на кислородные маски. Разница в давлении творит с земными внутренностями черт знает что. Ну, да ты знаешь…

— Нет, — недовольно ответил Мэтт, — не знаю и знать не хочу. Прибереги свои страшные истории для медицинской конференции.

Фред поморщился.

— Лучше бы ты не упоминал об этом. В такую жару тошно думать о Нью-Йорке. Черт побери, это просто жестокость по отношению к животным.

Он повернулся к Джо и Барби.

— Да, кстати, держите Джона Картера в погребе, пока не спадет жара. Там, по крайней мере, прохладно. Не забывайте, что он создан не для этого климата и не для этой планеты. Дайте ему привыкнуть.

— О, конечно, — радостно сказала Барби — К тому же он занят, строит себе замок. Ты только погляди, какие стены он возводит.

Работая медленно и часто отдыхая, Джон Картер начал строительство хитроумной норы в мягком земляном полу старого погреба.

Дети время от времени спускались туда и наблюдали, как твинвер насыпает землю и хлопает по ней своими ловкими лапками, придавая ей вид крепостного вала, защищавшего передний вход норы.

— Это чтобы отклонить ветер и песок, — пояснил Фред.

Барби, следя зачарованными глазами за работой твиннера, пробормотала:

— Держу пари, что он мог бы построить все что угодно, если бы был достаточно большим.

— Возможно. Давным-давно, когда жизнь на Марсе была полегче, чем теперь, эти зверьки, наверное, отличались ростом. Но…

— Выше меня? — спросил Джо.

— Возможно. Но, если он и строил тогда что-нибудь, нам не удалось обнаружить это. И вообще никаких построек, конечно, не считая тех городов, о которых я вам рассказывал.

В эту ночь гроза, жуткая и устрашающая, сменила жару.

«Так вот на что жаловалась моя голова», — подумал Мэтт.

Он проснулся от яркой вспышки молнии.

Затем он снова заснул и видел туманные грустные сны, сны расставания и тоски.

Утром его голова все еще болела.

* * *
Фред уехал в Нью-Йорк на конференцию.

Мэтт отправился в свою контору, огорчаясь, что ему трудно сосредоточиться из-за тупо ноющей боли, охватившей половину черепа. Он почему-то стал беспокоиться. Ему казалось, что день никогда не кончится. Он нервничал все больше и больше и, когда пришла пора уходить, поспешил домой с безотчетной тревогой, для которой вроде бы не было никаких оснований.

Вернувшись домой, он спросил Люсиль:

— Все в порядке?

— В порядке? — повторила она. — Конечно, все в порядке. А в чем дело?

— Сам не знаю. А дети?

— Они весь день играют в марсиан. Я никогда не видела, чтобы они чем-нибудь увлекались так же, как сейчас увлечены этой зверюшкой. А он, надо признаться, так мил и терпелив. Зайди-ка на минутку.

Она повела его к двери детской. Джо и Барби, наряженные в пляжные полотенца и старые платья Люсиль, участвовали в сложном ритуале, включавшем в себя позирование и размахивание деревянными мечами.



В центре комнаты восседал на кресле Джон Картер, обернутый в блестящую ткань и с золотым браслетом на шее Он сидел абсолютно неподвижно и смотрел на детей полуприкрытыми, как обычно, глазами.

— Тут что-то не так! — резко сказал Мэтт.

— А именно?

— Ни одно обычное животное не будет так сидеть. Ты посмотри, оно сидит, как..

Мэтт тщательно подыскивал сравнение.

— Гравитация, — ответила Люсиль. — Ему вообще тяжело двигаться, бедняге. И, мне кажется, дышать тоже трудно.

Джо и Барби встали на колени по бокам трона и подняли мечи в воздух.

— Куар! — крикнули они Джону Картеру.

Затем Джо встал и произнес какую-то тарабарщину, но почтительно, словно обращался к самому королю.

— Марсиане, — сказала Люсиль и подмигнула мужу. — Иной раз можно поклясться, что они действительно говорят на другом языке. Пойди полежи пока на диване, милый. У тебя усталый вид.

— Я устал. — Мэтт кивнул.

— И я…

— Что?

— Ничего. Так.

Нет, вовсе не ничего. Он лег на диван.

Люсиль отправилась на кухню. Он слышал, как она там возится. Слабо, как бы издалека, до него долетали голоса детей.

Иной раз можно было поклясться, что они действительно говорят на другом языке… Иной раз можно поклясться…

Нет, нельзя. Знаешь, что есть и чего нет. Даже дети знают.

Он задремал, и детские голоса вползли в его сон. Они звучали сквозь пронзительный ледяной ветер, бормотали в пыли, поднимавшейся под порывами ветра, и было совершенно ясно, что говорят они на языке, знакомом им и понятном. Он звал детей, но они не отвечали ему, их скрывали от него гребни красного песка, текущие и изменчивые, вечно плывущие и не оставляющие ни следов, ни отметин. Он бежал между дюнами, выкрикивая имена детей, и вдруг увидел нагромождение древних камней — остатки умершей горы — и впадину внизу со следами зелени вокруг хилого озерца. Он знал, что дети в этой впадине. Он бросился туда, а ночь сгущалась, на потемневшем небе уже мерцали звезды.

Перед ним выросла неясная фигура и загородила ему дорогу. В правой руке ее был стебель травы — дат, меч. Лицо незнакомца скрывала густая тень, но глаза смотрели на Мэтта, зеленовато-золотые и яркие, каких на Земле не бывает…

— Ради Бога, Мэтт, проснись!

Люсиль трясла его. Он сел, все еще во власти сна, к увидел Джо и Барби в другом конце комнаты. Они были одеты, как обычно, и смеялись.

— Как ты мог увидеть страшный сон средь бела дня? — спросила Барби.

— Да, удивительно, — заметила Люсиль, — но кошмар, похоже, был первоклассным. Пошли, Мэтт, обедать, а то соседи подумают, что я тебя бью.

— Чужие кошмары всегда смешны для других, — проворчал Мэтт. — Где Джон Картер?

— Мы унесли его обратно в погреб, — беззаботно сказал Джо. — Мам, ты дашь нам завтра побольше салата-латук? Он увлекся им.

Пристыженный и с легким головокружением, Мэтт сел обедать. Ел он без удовольствия и плохо спал в эту ночь, несколько раз просыпаясь от страшных снов. На следующий день стало еще жарче. Его головная боль не прекращалась. Мэтт пошел к своему врачу. Тот не нашел никаких признаков инфекции, Во на всякий случай сделал ему какой-то засол. Мэтт пришел в контору. Но это был только жест, работать он не мог. К полудню он вернулся домой с двухдневным освобождением по болезни.

Температура воздуха подползла к тридцати двум градусам Цельсия.

— Представляю себе страдания Фреда в Нью-Йорке, — сказала Люсиль. — А бедный Джон Картер! Я не позволила детям вообще вытаскивать его изпогреба.

— Ты знаешь, что он сделал, пап? — сказала Барби. — Джо обнаружил это сегодня утром, когда ты ушел.

— Что? — с раздражением спросил Мэтт.

— Дыру, — сказал Джо. — Он, видимо, прорыл туннель прямо под фундаментом. Дыра на лужайке точно напротив погреба. Я думаю, он хотел иметь в своем замке заднюю дверь, но я завалил дыру, хорошо засыпал и сверху положил большой камень.

— Он выкопает другую, — заметил Мэтт с некоторым облегчением.

Барби покачала головой.

— Нет. Я ему сказала, что может случиться. Его может убить большая собака или он заблудится и не найдет дороги домой.

— Бедный зверек, — усмехнулась Люсиль. — Он никогда уже не найдет дороги домой.

— Ах, да черт с ним, — злобно сказал Мэтт. — Если тебе так хочется пожалеть кого-то, обрати внимание на меня. Я чувствую себя до крайности паршиво.

Он поднялся к себе и хотел лечь, но в спальне было душно, как в парной бане. Он метался, стонал и наконец сошел вниз, и Люсиль дала ему ледяного лимонада. Он сел в тени на задней веранде и выпил его. Желудок скрутило от холодной, кисло-сладкой жидкости, и Мэтт встал, чтобы пройтись по лужайке. Жара давила на него, в голове стучало, колени подгибались. Он прошел мимо того места, где Джо завалил туннель, и услышал доносившиеся из окна погреба детские голоса. Он повернулся и пошел к погребу.

— Что вы там делаете? — крикнул он в открытую дверь погреба.

Из темноты внизу голос Барби ответил:

— Мы принесли Джону Картеру немного льда — полизать. Но он не хочет выходить.

И она заговорила с твиннером совсем другим тоном — ласковым, уговаривающим.

— Вылезайте оттуда, пока не простудились, — сказал Мэтт.

— Сейчас, — отозвался Джо.

Мэтт спустился по ступенькам. Дети не включили свет, а маленькое пыльное окошко едва освещало темную пещеру погреба. Мэтт стукнулся о балку и выругался, а Барби нетерпеливо выкрикнула:

— Мы же сказали, что сейчас выйдем.

— В чем дело? — спросил Мэтт. — Он пытался разглядеть хоть что-нибудь. — Мне уже и спускаться сюда нельзя?

— Тсс, — прошептал Джо. — Он как раз выходит. Не спугни его!

Дети сидели на корточках у земляного вала, который с таким трудом выстроил Джон Картер. В середине вала темнело отверстие, и из него очень медленно вылезал Джон Картер. Глаза его сверкали в темноте.

Барби положила перед ним два кубика льда.

Он прижал к ним мордочку и тяжело дышал.

Его бока ходили в частом, мелком и неровном ритме.

— Ты поправишься, — сказал ему Джо.

Он погладил его голову, потом повернулся к Мэтту.

— Ты не понимаешь, как это важно. Нигде в округе нет ребят, у кого жил бы дома самый настоящий марсианин!

— Уходите! — резко сказал Мэтт. — Поднимайтесь наверх!

Дети неохотно встали и прошли мимо него. Джон Картер не шевелился. Он смотрел на Мэтта. Мэтт, вздрагивая от холодного воздуха, поднялся наверх и захлопнул дверь.

Он шел за детьми, но мысленно все еще видел, как Джон Картер лежит за своей стенкой в темноте, страдая от чужого мира, слишком большого, слишком жаркого и слишком тяжелого.

Он лежит за стенкой в темноте и думает.

Нет, животные не думают. Они только чувствуют. Они могут быть растерянными, испуганными, страдающими или еще какими-нибудь, но все это — ощущения, а не мысли. Думают только люди. На Земле.

Мэтт снова вышел во двор. В дальнем конце двора, где вдоль аллеи тянулась изгородь, Мэтт остановился и, крепко держась обеими руками за торчавшие колья, смотрел на соседский забор, на гаражи и мусорные баки, но ничего не видел. Смутная догадка понемногу росла в его голове, с каждой минутой принимая все более ясные очертания, и Мэтт чувствовал, что вскоре он уже не сможет отмахнуться от этой мысли.

— Нет, — сказал он себе. — Неужели Фред не знает об этом? А ученые? Не может быть, чтобы не знали.

Хотя… Откуда им знать? Как измерить возможности другого мира?

Фред сказал, что это единственное млекопитающее и почти единственное позвоночное. Почему именно этот вид выжил, уцелел, когда все остальные погибли? Разве он имел какие-либо преимущества перед остальными?

Предположим, это разумная раса, и разум ее такого рода, что люди, земляне, не могут его постичь.

Раса и умирающий мир. Предположим, раса должна измениться, выродиться, адаптироваться, утратить свои города, изобретения, письменность и так далее, но не разум, только не разум, потому что разум — единственный барьер против уничтожения.

Допустим, раса, физически измененная, лишенная привычного окружения, замыкается в собственных мыслях, в собственном сознании.

Разве это не может высвободить такие душевные силы, о которых землянин и не подозревает? Мы не видим их, потому что судим обо всем с точки зрения своего ограниченного земного опыта. Не станет ли такая раса скрывать свой разум, свое последнее оружие от чужаков, захвативших их мир?

Мэтт вздрогнул и взглянул на небо. Оно стало другим. Оно не было больше твердым панцирем, покрывающим мир. Оно было распахнуто настежь, изборождено и прорвано прожорливыми космическими кораблями, несущими прожорливых людей, которым не хватало того, что они имели. Через эти прорехи проскальзывало чужое, и мир никогда уже не будет прежним. Никогда не будет знакомой, безопасной Земли, содержащей только то, что принадлежит ей, только то, что люди могут понять.

Хлынул дождь. Мэтт промок до нитки, но не замечал этого.

— Нет, — сказал он снова, — я не хочу верить в такой бред. Я не ребенок, чтобы верить, будто игрушки могут ожить.

Но о игрушках ли шла тут речь?

Он вздрогнул, услышав голос Люсиль, зовущей его. Чувствовалось, что его жена чем-то встревожена. Он зашагал к дому. Она встретила его на полпути и спросила, что он делает под дождем. Он пытался успокоить ее, но она откровенно тревожилась и не хотела слушать никаких объяснений.

— Ложись, — сказала она и, укрыв его пледом, сошла вниз к телефону. Мэтт несколько минут лежал спокойно, пытаясь взять себя в руки, борясь со своими нервами и стыдясь этой неожиданной паники. С него покатился пот, и он отшвырнул плед.

Воздух в комнате был влажным, тяжелым и спертым. Мэтт чувствовал, что страдает, как..

Черт побери, разве можно спать в такой духоте?!

Он встал и пошел вниз.

Люсиль только что отошла от телефона.

— Кому ты звонила? — спросил он.

— Фреду, — ответила жена. — И пристально взглянула на него, как бывало всегда, когда Люсиль твердо решила что-то сделать. — Он сказал, что приедет завтра утром. Пусть он определит, что с тобой.

— Но мой доктор… — раздраженно начал Мэтт.

— Твой доктор не знает тебя так хорошо, как Фред, да и плевать ему на тебя.

Мэтт заворчал, но было уже поздно что-либо предпринимать. Затем он подумал, что у Фреда, возможно, найдется хоть какой-нибудь ответ. Может, если рассказать ему…

О чем?

Правильно: вытащить все это, изложить словами. «Я думаю, что Джон Картер не просто безвредный зверек. Я думаю, что он разумен. И думаю, что он ненавидит меня, ненавидит Землю, куда его случайно завезли, словно домашнее животное. Я думаю, что он что-то делает с моими детьми».

Сможет ли он сказать все это Фреду?

Люсиль позвала детей ужинать.

— О Господи, опять они в этом сыром погребе! Джо, Барби, выходите сию минуту!

Мэтт обхватил голову руками. Боль разрывала его виски.

* * *
Он спал в эту ночь внизу на диване в гостиной. Он делал так и раньше в жаркое время. Тут вроде бы казалось прохладней.

Он щедро отмерил себе аспирину и на некоторое время погрузился в тяжелый сон, полный темных фигур, преследовавших его на местности, которую он не мог разглядеть, но знал, что она чуждая и угрожающая. Затем в тяжелые часы между полуночью и рассветом он ударился в панику: ему почудилось, что он вот-вот задохнется. Воздух был плотным, как вода, и вес его горой лежал на груди Мэтта, на его плечах, на бедрах.

Он включил свет и начал поднимать и опускать отяжелевшие, непослушные руки. Цепенящий ужас волной прокатился по его телу и укутал его, как мокрый снег облепляет дерево.

Гостиная выглядела чужой, привычные вещи скрывал налет страха, все следы Джо, Барби, Люсиль и его самого вдруг стали резкими и символическими указателями, как на картинах Дали. Библиотечный роман в коричневом переплете, статуэтки на камине смотрят на Мэтта своими неподвижными белыми лицами. Бутылка из-под газировки — нет, две — виновато выглядывают из-за дивана, голубой жакетик с порванным карманом под лампой, куча комиксов, его собственное кресло с продавленным сидением, обои, линолеум, коврик — все окрасилось в какие-то грубые, кричащие цвета. Он нащупал пол ногой. Пол был тонкий, как ледок на луже, он вот-вот треснет, и Мэтт провалится туда, где лежит чужак, лежит, думает и ждет.

Все они на Марсе лежат под землей и ждут. Они думают ночи напролет и ненавидят людей, которые вытаскивают их из нор, убивают, расчленяют и с любопытством разглядывают их мозг, кости, нервную систему или же берут на поводок, сажают в клетки, но не подумают заглянуть им в глаза и увидеть, что прячется там, в зеленовато-золотой глубине.

Ненависть и ожидание — вот их внутренний мир, ненависть и спокойное, расчетливое подталкивание людей к безумию.

«Вот как меня, например, — думал Мэтт. — Он сам страдает, его давит наша гравитация, он задыхается в этом воздухе, и он заставляет страдать меня. Он знает, что умрет. Как далеко простирается его сила? Он может только заставить меня почувствовать то, что чувствует сам, или может». Допустим, может. Допустим, он знает, что я хочу рассказать Фреду, и он остановит меня. А что дальше? Джо? Барби? Люсиль?»

Мэтт стоял посреди комнаты.

«Он убьет меня, — думал он. — Он знает».

Его качнуло. Комната завертелась перед его глазами. Какой-то странный паралич сковал его мышцы, связал их в узлы.

Но Мэтт повернулся и пошел. Бежать он не мог, но с каждым шагом он шел быстрее, напряженный и задыхавшийся. Он открыл дверь в погреб и спустился вниз, не забыв включить свет.

Джон Картер издал звук, единственный звук, который Мэтт от него слышал, слабый тонкий визг, совершенно животный и абсолютно бездумный.

* * *
С первым утренним поездом приехал Фред.

Все стояли на лужайке у задней изгороди и смотрели вниз. Дети плакали.

— Наверное, его схватила собака, — сказал Мэтт.

Он говорил это и раньше, но его голосу не хватало убедительности, которая происходит от знания и уверенности. Он хотел бы отвести глаза от того, что лежало на земле у его ног, но не мог. Фред смотрел на него.

— Бедный маленький зверек, — сказала Люсиль. — Наверное, это все-таки собака. Как по-твоему, Фред?

Фред наклонился. Мэтт уставился на свои ноги. Руки в карманах сжались в кулаки.

Он хотел сказать. Искушение, страстное желание рассказать были почти непреодолимы.

Он прикусил зубами кончик языка.

Через минуту Фред сказал:

— Это сделала собака.

Мэтт взглянул на него, но теперь Фред смотрел на свои ноги.

— Надеюсь, что она не мучила его, — сказала Люсиль.

— Думаю, что нет, — ответил Фред.

Жалобно всхлипывая, Джо простонал:

— Я взял самый большой камень, какой мог найти. Я никак не думал, что он сдвинет.

— Что поделаешь? — сказала Люсиль.

Обняв детей, она повела их к дому, оживленно произнося обычную смесь вздора, какую родители призывают на помощь в таких случаях.

Мэтт тоже хотел уйти, но Фред не двигался, и Мэтт понял, что нужно остаться. Он стоял, опустив голову, и чувствовал, что солнечные лучи бьют ему в спину, как молоты по наковальне. Он хотел, чтобы Фред сказал что-нибудь, но тот молчал.

Наконец Мэтт выговорил:

— Спасибо.

— Я не видел оснований говорить им. Они не поймут.

— А ты понял? — закричал Мэтт. — Я не понял. Зачем я сделал такое? Как я мог сделать такое?

— Это страх. Я, кажется, говорил тебе как-то. Это ксенофобия.

— Нет, вряд ли. Я не понимаю, как ее можно тут приложить.

— Это не только страх к незнакомым местам, но и к незнакомым вещам, ко всему, что странно и непривычно.



Он покачал головой — Признаться, я не предполагал найти это дома, но мне следовало бы подумать о такой возможности, кое-что вспомнить.

— Я был так уверен, — сказал Мэтт. — Абсолютно все сходилось.

— Человеческое воображение — удивительная вещь. Я знаю, я ведь десять месяцев варился в этом. У тебя, конечно, были симптомы?

— О Боже, да. — Мэтт перечислил их. — В последнюю ночь мне было так плохо, что я подумал… — Он взглянул на маленькое тело у своих ног. — Как только я это сделал, все прошло, даже головная боль. Как это называется? Психо…

— Психосоматическое, да. А у наших парней все начиналось с ангины.

— Мне очень стыдно, — сказал Мэтт. — Я чувствую…

— Ладно, — сказал Фред. — Это всего лишь животное. Вероятно, он и так не прожил бы долго. Не надо было мне привозить его.

Из дома снова вышли Джо и Барби. Джо нес сундучок, а Барби — охапку цветов и лопату. Они прошли мимо того места на лужайке, где большой камень был сдвинут и нора снова открыта — только слегка, снаружи, но Мэтт надеялся, что дети этого не заметили. Он надеялся, что они никогда не узнают.

Он пошел к ним навстречу, встал на колени и обнял их.

— Не горюйте, — сказал он. — Знаете, что мы сделаем? Мы найдем самое лучшее место, где продают щенков. Как вам понравится — иметь собственного замечательного щеночка?

СТРАННЫЕ

Под проливным дождем, неся на руках маленького мальчика, спускался я с Оленьего Рога. Зеленые молнии хлестали по деревьям. Грозы над Оленьим Рогом нередки, но тут было совсем другое дело. Они летели медленно, обшаривая заросли и поросшие кустарником овраги, полные ежевики и ядовитого плюща. Они выходили не из туч, и раскаты грома не сопровождали их. Они чем-то напоминали толстых зеленых голодных змей. Они искали мальчика, с которого все и началось.

Он смотрел на меня, вцепившись, как лемур, в мой плащ, пока я двигался вниз по склону горы. Глаза его были цвета меди. Много видели эти глаза за два с половиной года, прошедшие с тех пор как открылись в этом мире. Теперь они были испуганными, но куда меньше, чем можно было ожидать от ребенка его возраста, испуганными и разумными. Удивительно приятным, тонким голосом он спросил меня:

— Почему они хотят убить нас?

— Не имею понятия, — ответил я.

Я бежал по горному склону, а зеленые молнии преследовали нас.

Меня втравил в это дело док Келлендер, главный врач округа. Я, Хэнк Темпл, владелец, основной репортер и главный подсобный рабочий газеты «Ньюжейл Ньюс», которая обслуживает Ньюжейл и все его окрестности. Док Келлендер, шериф Эд Биггс и я были старыми друзьями и работали сообща, помогая друг другу чем могли. И вот в одно жаркое июльское утро зазвонил мой телефон, и я услышал ошеломленный голос дока.

— Хэнк? Я в госпитале. Не забежишь ли на минутку?

— Кто-то пострадал?

— Никто. Просто у меня есть кое-что для тебя.

Док всегда скрытничал, потому что все, говорившееся в Ньюжейле по телефону, становилось общественным достоянием. Но сейчас он недоговаривал больше, чем обычно, а от его тона у меня просто мурашки по коже побежали. Это было вовсе не похоже на дока.

— Конечно, — ответил я. — Сейчас же приду.

Ньюжейл — центр графства, маленький, крепкий городок. Он расположен в нагорной впадине Аппалачей. Старые кирпичные здания с верандами на тонких деревянных столбах, с дворовыми постройками, когда-то белыми, а теперь серебристо-серыми, окружающими унылые дворы. Очень шумный, широкий ручей разрезает город пополам. Главная промышленность — кожевенная и мукомольная, есть еще несколько рудников поблизости. Над всем этим возвышается величественный бугор горы Олений Рог, зеленый по гребням и темно-синий в складках, по большей части окутанный туманом облаков.

В Ньюжейле нельзя надеяться ни на большие деньги, ни на громкую славу, но у меня были другие причины жить там. Девушка, на которой я хотел жениться, никак не могла их понять, а женщине нелегко объяснить, почему предпочитаешь шесть страниц местной газетенки, которая принадлежит тебе, всему «Нью-Йорк таймс», где ты — лишь один из наемных работников.

Я отказался от попытки втолковать все это своей девушке, и она вышла замуж за серый фланелевый костюм. Каждый раз, когда я беру в руки удочку или охотничье ружье, я радуюсь за нее.

Госпиталь был больше, чем можно было ожидать, потому что он обслуживал большую часть графства. Это было старое здание, к которому пристроили два новых крыла, и располагалось оно на вершине Козьего Холма. Я нашел дока Келлендера в его кабинете. Там был и Босерт, местный врач, молодой парень, который, по старинному выражению, знал больше, чем осел может снести вниз по холму.

Сегодня он выглядел так, словно не был уверен в собственных знаниях.

— Вчера, — сказал док, — одна из дочерей Тейта принесла сюда своего малыша. Меня не было, я уезжал в Пайнкрат, чтобы проверить кое-какие анализы. Но я видел его раньше. Это замечательный ребенок, настоящий красавец.

— Он преждевременно развит, — нервно сказал Джим Босерт, — очень скороспелый для своего возраста. И физически тоже. У него прекрасная координация движений и мускулатура. А цвет волос…

— Какой же? — спросил я.

— Странный. Не знаю. Я заметил это, а потом забыл. Когда его принесли, ребенок выглядел так, словно его пропустили через мясорубку. Мать сказала, что другие дети напали на него и избили. Он болел несколько дней, и она решила принести его сюда. Ей и самой-то не больше девятнадцати. Я сделал несколько рентгеновских снимков.

Босерт взял со стола пару пленок и показал мне.

— Я сам не мог поверить им и решил подождать Келлендера.

Я рассматривал снимки. На них отчетливо белели контуры маленького, хрупкого Костяка и смутные пятна внутренних органов. Мне пришлось приглядеться к ним, прежде чем я начал понимать, что здесь есть нечто своеобразное: похоже, слишком мало ребер, сочленения выглядели необычно даже для моих непрофессиональных глаз, а органы были безнадежно перепутаны.

— Кое-какие внутренние органы, — сказал док, — нам вообще непонятны. Мы таких никогда не видели.

— Однако ребенок выглядит нормальным, да к тому же он настоящий красавец, — сказал Босерт. — И вот что замечательно; от побоев, которые он получил, у него должны были остаться серьезные повреждения, но он был просто болен. По-видимому, тело его гибко и прочно, как стальная пружина.

Я положил снимки на стол.

— Разве у вас нет достаточно полной литературы об аномалиях?

— Есть, — отозвался док. — Двойные сердца, вывернутые желудки, лишние руки, ноги, головы, всевозможные искривления и вариации — все как вам будет угодно, но такого — нет.

Он наклонился и постучал пальцем по снимкам.

— Это не искажение, не аномалия. Это просто другое. И это еще не все.

Он протянул мне слайд, сделанный с помощью микроскопа.

— Это только кровь, Хэнк. Джим пытался определить ее группу. Я тоже. Ничего не получилось. Такой группы не существует.

Я смотрел на них. Лица обоих врачей покраснели, глаза блестели, а сами они дрожали от возбуждения.

Внезапно их волнение передалось и мне.

— Минутку, — произнес я. — Не хотите ли вы сказать…

— Это нам кое-что даст, — перебил меня док Келлендер.

В его глазах светилась мечта.

Я увидел десятифутового Келлендера на пьедестале из медицинских журналов. Я увидел его, вещающего с огромной университетской кафедры, а внизу — затаившую дыхание аудиторию. Те же мечты мелькали и в глазах Босерта.

У меня тоже была своя мечта: «Ньюжейл Ньюс», чье название не сходит с уст миллионов читателей. Перед моими глазами возник некий Хэнк Темпл, скромно, но с достоинством кланяющийся комиссии, которая собралась, чтобы вручить ему пуллитцеровскую премию по журналистике.

— Колоссально! — тихо сказал Босерт. — Мальчик не просто необычный, он — нечто новое, новая порода, вид. Один тип крови…

Кое-что занимало и меня, и я прервал его:

— Послушайте, а вы уверены, что не ошиблись? Как может кровь ребенка так отличаться от материнской?

Я подыскивал подходящее слово.

— Это несовместимость. Он просто не смог бы родиться.

— Тем не менее, — спокойно ответствовал док Келлендер, — он родился. И это при том, что крови такого типа просто не существует. Мы проверили и так, и этак, вместе и порознь. Уж позволь нам отвечать за свои слова, Хэнк. Кровь мальчика явно должна совмещаться с материнской. Возможно, это улучшенная группа 0 универсальной совместимости. Это единственное, что мы можем сейчас сказать.

Он поднял снимки и еще раз вгляделся в них. В глазах его застыл молитвенный экстаз. Я закурил вторую сигарету.

Теперь руки дрожали и у меня.

— Хорошо, — сказал я. — С чего начнем?

Фургон дома с надписью «Медицинская служба графства» на борту фыркал на поворотах крутой пыльной улицы. Джим Босерт остался в госпитале, а я сел рядом с доком, потея от нетерпения. Дорога поднималась вверх, огибая гребень Танкхеннок.

Направо от нас толстые темные деревья поднимались вверх, налево толстые темные деревья спускались вниз. Олений Рог нависал на севере, как занавес, прикрывающий небо.

— Нам надо быть осторожными, — сказал док. — Я хорошо знаю здешний народ. Если им взбредет в голову, что мы пытаемся что-то вытянуть из них, то мальчишки нам не видать, как своих ушей.

— Ты и веди это дело, — сказал я. — Кстати, никто не упоминал об отце мальчика. Наверное, был все-таки такой?

— Ты что, не знаешь девчонок Тейта?

— Нет. Я как-то проезжал через Поссум Крик, но и только.

— Ты, видно, быстро проехал.

Док засмеялся.

— Ответ: физиологически — да, а юридически — это еще как сказать. Но вообще-то девчонки неплохие. Я тебе больше скажу, мне они нравятся. Две из них даже вышли замуж.

Мы мчались через жаркие зеленые тени.

Великие центры цивилизации вроде Ньюжейла остались далеко позади. Затем мы нырнули в небольшой карман как раз под гребнем и наконец оказались в поселке Поссум Крик.

Вдоль потока было разбросано четыре старинных дома. Один из них именовался «Главным магазином», и перед ним стояла бензоколонка. На крыльце сидели два старика. Док не снизил скорости.

— Тейты, — сказал он — Они живут почти в центре поселка.

Еще два поворота по дороге, которая теперь стала едва ли не двухколейной, и мы подъехали к сельскому почтовому ящику с надписью «Тейт».

Дом позади него здорово покосился, но в большинстве окон все еще были стекла, а в каминной трубе не хватало всего лишь половины кирпичей. Дом был ржаво-коричневый, кое-где залатанный обрывками грязного толя. Во дворе стоял старый пятнистый оцинкованный бак на подставке. Женщина стирала белье. На островерхой крыше дома возвышалась телевизионная антенна.

Неподалеку от двери в небольшом загончике возлежала свинья, рядом с ней копошился ее выводок, а чуть позади стоял сарай на подпорках, качавшийся, как старая лошадь. Сквозь стволы деревьев виднелась хижина из толя и там же — разбитый трейлер: видимо, это были жилища замужних дочерей. На веранде в древней качалке сидел древний старик и глазел на нас. Древняя собака, лежавшая рядом с креслом-качалкой, тяжело встала и залаяла.

Я знавал множество семей, подобных Тейтам. Зерно им нужно для поросят и для перегонного куба, а для себя хватает и огорода. Молодые люда подрабатывают, служа проводниками заезжим охотникам, а старики торгуют самогоном. Теперь у них есть электричество, и они могут себе позволить иметь радио и даже телевизор.

Городской народ называет их лодырями и бездельниками. В действительности же им так нравится простая жизнь, что у них просто руки не поднимаются осквернить эту радость тяжелой работой.

Док загнал свой фургон во двор и остановился. Откуда ни возьмись, появилась толпа собак, детей и взрослых.

— Он здесь, — сказал мне док, перекрикивая удивленные возгласы, хриплый лай и хлопанье дверей, — тоненький парнишка с рыжими волосами. Вон он спускается с крыльца.

Я взглянул на крыльцо и увидел мальчика. Он действительно был необычным. Все остальное племя тейтов имело прямые волосы от светло-коричневого до медово-желтого цвета, а у него были пышные локоны, и я понял, что Джим Босерт имел в виду, говоря об их цвете. В рыжем цвете его волос были Зкакие-то трудноразличимые полутона, и один из них При свете солнечных лучей казался серебряным. У рейтов были голубые глаза, а у этого — медные. $ейты были белокожие и загорелые, и он тоже, но белизна его кожи казалась совсем другой, и загар имел иной оттенок.

Он был маленьким, а дети Тейтов — мускулистыми и ширококостными. Он шел между ними легко, Как газель среди молодых коз, и движения его отличались недетской грацией и уверенностью. У него была узкая голова с высоким сводом черепа, глаза серьезные, не по возрасту мудрые и задумчивые. Только рот его казался по-настоящему детским, мягким И застенчивым.

Мы вышли из фургона. Дети — не меньше десятка — все, как по команде, остановились и стали рассматривать свои босые ноги. Женщина отошла от стирального бака, на ходу вытирая руки о юбку. Кое-кто вернулся в дом.

Мальчик остановился неподалеку от крыльца. Теперь его держала за руку крепкая девушка. Если судить по описанию Босерта, она, очевидно, и являлась матерью мальчика. На вид этой мамаше можно было дать не больше девятнадцати: этакая красивая, полногрудая, крутобедрая деревенская девчонка. На ней были туго обтягивающие джинсы и мальчишеская рубашка, босые ноги всунуты в сандалии, копна желтых волос свисала на спину.

Док заговорил со всеми, представив меня как своего друга из города. Тейты были вежливы, но сдержанны.

— Я бы хотел поговорить с Салли, — сказал док. Мы двинулись к крыльцу.

Я пытался не смотреть на мальчика, чтобы блеск моих любопытствующих глаз не выдал меня. Док же был до отвращения простым и искренним. Когда я подошел к ребенку, иглы любопытства так и впились мне в кожу. Частью это было обычной журналистской реакцией, частью — результатом осознания того факта, что передо мной стоит существо, не имеющее ничего общего с обычными людьми. На лбу мальчика темнел синяк, и я вспомнил, что его били другие дети. Не это ли отличие лежало в основе их недоброжелательности?

Может быть, они чувствовали его чуждость без анализа крови и без рентгена?

Мутант. Странное слово, удивительное.

Еще удивительнее найти его здесь, в знакомых с детства холмах. Ребенок взглянул в мои глаза, и, несмотря на палящее июльское солнце, у меня прошел мороз по коже.

Док разговаривал с Салли, и она улыбалась честной, дружелюбной улыбкой. У нее был большой пухлый рот — откровенно чувственный, но без кокетства, большие голубые глаза, загорелые, налитые здоровьем щеки.

Она казалась такой же несложной, теплой и влекущей к себе, как летний луг. Хотел бы я знать, какой генетический фокус сделал ее родоначальницей абсолютно новой расы.

— Это тот самый мальчик, которого вы приносили в госпиталь? — спросил док.

— Да, но теперь ему лучше.

Док наклонился и заговорил с ребенком.

— Ну и как же тебя зовут, молодой человек?

— Билли Тейт, — сказал мальчик.

В его голосе слышались перезвоны далеких колокольчиков.

Женщина, прекратившая стирку, сказала с нескрываемой неприязнью:

— Кто бы он там ни был, но он не Тейт.

Ее представили нам как миссис Тейт, и она явно была матерью и бабушкой этого многочисленного семейства. Она давно потеряла большую часть зубов, ее полуседые волосы торчали из головы, как щетина из видавшей виды щетки. Док не обратил внимания на ее слова.

— Как живешь, Билли Тейт? — спросил он. — Где ты взял такие замечательные рыжие волосы?

— От своего папеньки, — фыркнула миссис Тейт. — И свою змеиную походку он взял там же, и |велтые, как у больной собаки, глаза. Доктор, если вы увидите человека с такими глазами, как у этого ребенка, то скажите ему, пусть вернется и заберет свое имущество!

Банальным, но очень подходящим к ее словам контрапунктом явился удар грома, прокатившийся по покрытому тучами Оленьему Рогу, как зловещий смех бога.

Салли схватила мальчика на руки.

Гром утонул в жарком неподвижном воздухе. Мы с доктором переглянулись, а Салли Тейт крикнула матери:

— Держи свой поганый рот подальше от малыша!

— Нельзя так разговаривать с матерью, — сказала ей одна из старших сестер. — К тому же она права.

— А, вот как, — сказала Салли, — ты так думаешь?

Она повернулась к доку. Щеки ее побелели, глаза засверкали.

— Они натравливают своих ребят на моего малыша, доктор, и знаете почему? Они завидуют. У них живот болит от зависти, потому что сами-то они только на то и способны, что приваживать к себе неуклюжих толстозадых мужиков, которые обращаются с ними как со свиньями, да рожать от этих мужиков неуклюжих толстозадых карапузов, которые ни о чем, кроме жратвы, не думают.

Она так быстро дошла до пика своей ярости, что было очевидно: все это зрело в ней давно, вероятно с самого рождения ребенка, а может и раньше, если судить по ее последним словам.

— Завидуете, — повторила она и хищно усмехнулась.

— Все вы выплясывали перед ним и так, и этак, а он позвал на сеновал меня! И если он когда-нибудь вернется, он снова будет иметь меня — где угодно и когда угодно. И я не желаю слышать плохое ни о нем, ни о малыше!

Я выслушал все это и понял, но лишь частью мозга. Основная его часть работала над другим, и это другое никак не увязывалось с услышанным, боязливо прячась от меня.

Док облек эту мысль в слова.

— Вы хотите сказать, что мальчик очень похож на отца? — спросил он, не обращаясь ни к кому в отдельности.

— Вылитый, — нежно сказала Салли.

И она ласково поцеловала рыжие локоны со странным серебряным отблеском.

— Я очень хотела бы увидеть того мужчину снова, и мне плевать на то, что тут скажут. Он прямо красавец, доктор!

— Красив-то он красив, — согласилась миссис Тейт, — но добрым его не назовешь, я увидела это с первого взгляда.

— Брось, мать, — встрял мистер Тейт. — У него такие приятные манеры, что ты ела из его руте.

Он засмеялся и повернулся к доку.

— Она сама бы пошла с ним на сеновал, если бы он ее повел, это факт. Верно, Гарри?

Гарри подтвердил, и все захохотали.

Миссис Тейт злобно прошипела:

— Вы бы, мужики, чем зубоскалить перед посторонними, лучше бы разыскали его отца и вытрясли из него какую-нибудь помощь своему отродью.

— По-моему, ты первая начала, — заметил мистер Тейт. — Нечего было перемывать наше грязное белье перед людьми, которых это не касается.

Затем он вежливо обратился к доку:

— У вас, наверное, была причина приехать сюда. Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?

— Ну… — неопределенно протянул док.

Он взглянул на мальчика.

— Значит, вы говорите, он копия отца?

«Если это так, — подумал я, — то как он может быть мутантом? Мутант — это нечто совершенно новое, отличное от родителей. Если внешне он — точная копия, значит, строение и цвет волос — врожденные, и значит, тип крови и внутренние органы…»

Над Оленьим Рогом снова прогремел гром.

«Итак, его отец — тоже мутант», — подумал я.

Но док спросил:

— А кто этот мужчина, Салли? В этих холмах я знаю каждого, но никогда не видел никого, кто соответствовал бы такому описанию.

— Его зовут Билл, — ответила она, — как и малыша. Билл Джонс. По крайней мере, он так назвался.

— Вранье, — не утерпела миссис Тейт. — Он такой же Джонс, как и я. Мы узнали.

— А как он очутился тут? — спросил док. — Он говорил, откуда он?

— Он вел грузовик, — ответила миссис Тейт, — для какого-то магазина приборов, кажется Гроверса, в Ньюжейле. Он сказал, что по новым местам будут проверять телевизоры, и предложил посмотреть наш. Он провозился с ним чуть ли не час и не взял с меня ни цента. С тех пор телевизор работает очень хорошо. Тут бы и конец делу, но Салли все время вертелась под ногами и понравилась ему. Ворон они считать не стали, и вот сами видите, что получилось.

— Но в Ньюжейле нет никакого магазина Гроверса, — сказал я, — и никогда не было.

— Мы узнавали, — кивнула миссис Тейт. — Когда стало ясно, что должен родиться ребенок, мы стали искать мистера Джонса, но он, похоже, навешал нам лапши на уши.

— Он говорил мне, — задумчиво сказала Салли, — откуда он.

— Откуда? — жадно повернулся к ней док.

Изогнув рот, чтобы изобразить незнакомые звуки, Салли ответила:

— Хрилльянну.

Док вытаращил глаза.

— Что за черт? Где это?

— Нет такого места, — вмешалась миссис Тейт. — Даже школьный учитель не смог найти его в атласе. Еще одно вранье.

— Хрилльянну, — снова пробормотала Салли. — Он говорил о нем, как о самом прекрасном месте в мире.

Туча над Оленьим Рогом увеличилась, и ее края закрыли солнце. Блеснули молнии, прокатился гром.

— Нельзя ли взглянуть на ваш телевизор? — спросил я.

— Я так и знала, — сказала миссис Тейт. — Ладно, только не сбейте его настройку. Чего бы он там ни сделал, но телевизор работает просто замечательно.

— Не собью, — заверил ее я.

Я пошел по скрипучим ступеням, через веранду, мимо старика и жирного старого пса и попал в неопрятную и захламленную гостиную, где из софы вылезали пружины, а в углу на старой медной кровати спали шестеро ребятишек.

Телевизору, вероятно, стукнуло лет пять, но он был лучше и больше тех, которые выпускали в нынешнем году. Он стоял в конце комнаты, как святыня, и был покрыт куском красной ткани.

Я снял заднюю стенку и заглянул внутрь.

Не знаю, что я надеялся увидеть, но мне казалось странным, что человек наплел о себе какой-то чепухи и возился с телевизором просто так. Впрочем, похоже, не просто так. Я не понял того, что увидел, но даже для моих непросвещенных глаз было ясно, что мистер Джонс сделал с внутренней проводкой нечто совершенно необычное.

На стенке ящика крепилась абсолютно незнакомая деталь — маленький приборчик, немногим больше двух моих ногтей.

Я поставил заднюю стенку обратно и включил телевизор. Как и говорила миссис Тейт, работал он отлично, лучше, чем всякий другой. У меня появилось странное подозрение, что мистер Джонс так отремонтировал его, чтобы других мастеров не приглашали как можно дольше. Еще я подозревал, что эта деталь была чем-то очень важным для мистера Джонса.

Интересно, много ли таких деталей поставлено в телевизоры этого района и зачем они?

Я выключил телевизор и вышел.

Док все еще разговаривал с Салли.

— …хотел сделать еще несколько анализов, — услышал я. — Я могу отвезти вас и Билли прямо сейчас.

Салли хотела что-то сказать, но решение было принято без нас.

— Нет! — дико закричал мальчик.

С яростной силой молодого животного он вырвался из рук матери, упал на землю и так быстро улизнул в кусты, что никто и опомниться не успел.

Салли улыбнулась.

— Его напугали ваши блестящие машины и странный запах в госпитале, вот он и не хочет ехать туда снова. Но ведь с ним все в порядке? Тот доктор сказал, что ничего страшного нет.

— Не совсем, — неохотно протянул доктор. — Как раз по поводу рентгена он хотел кое-что уточнить. В дальнейшем это может оказаться важным. Давайте решим так, Салли: вы уговорите мальчика, а я через день-два приеду снова.

— Ладно, — ответила она, — идет.

Док поколебался, а затем сказал:

— Вы не хотите, чтобы я поговорил с шерифом насчет того, чтобы найти этого человека? Если это его ребенок, он должен что-то давать на его содержание.

В глазах ее появилась грусть.

— Я всегда думала, что если бы он знал о малыше…

Миссис Тейт не дала ей договорить.

— Да, конечно, — сказала она, — поговорите с шерифом. Давно пора кому-то что-то сделать, пока это отродье не выросло само собой.

— Хорошо. — Док кивнул. — Попытаемся.

Он бросил последний взгляд на кустарник, в котором исчез малыш, мы распрощались со всеми, сели в фургон и поехали восвояси.

Небо сильно потемнело, в воздухе пахло дождем.

— Ну, что ты об этом думаешь? — спросил я.

Док покачал головой.

— Будь я проклят, если хоть что-нибудь понимаю. По-видимому, внешние характеристики унаследованы точно. Если и внутренние тоже…

— Значит, отец тоже мутант. Мы продвинулись еще на одно поколение.

— Это простейшее объяснение.

— А есть и другие?

Док не ответил. Мы проехали Поссум Крик, и начался дождь.

— Так что там с телевизором?

Я рассказал.

— Ты бы послал туда Джуда или кого-нибудь из ребят «Ньюжейл Приборс», пусть посмотрят и скажут, что это такое, — добавил я.

— Подозрительно пахнет это дело, — сказал док. — Прямо воняет!

Молния пронеслась так быстро и ударила так близко, что я не осознал ничего, кроме страшной ярко-зеленой вспышки. Док вскрикнул. На скользкой дороге, покрытой теперь тонкой пленкой грязи, фургон занесло, и я увидел, что деревья устремились к нам. Их вершины наклонились от внезапного порыва ветра. Грома не было, это я почему-то запомнил.

Фургон опрокинулся и ударился о стволы деревьев. Раздался сухой треск вперемешку с металлическим визгом и скрежетом. Дверца распахнулась, и я вылетел в куну мокрых ветвей, а потом рухнул вниз на покатую землю. Я катился по склону, пока глубокая рытвина не остановила меня. Я лежал в ней и ошалело пялился на фургон, висевший над моей головой. Из открытой дверцы торчали ноги дока. Он не пострадал и сам выбрался на землю. И тут молния появилась снова.

Она мгновенно окутала фургон, деревья и дока шаром зеленого огня. Когда она исчезла, деревья были обожжены, краска на искалеченном фургоне вспучилась пузырями, а док катился по грязному склону так медленно, словно устал и не желал торопиться. Футах в трех от меня он все же решил затормозить. Волосы и одежда его тлели, но это его не тревожило. Грома не было и на этот раз.

Дождь тяжелыми струями лился на дока и гасил тлевший огонь.


Джим Босерт, больной и смертельно усталый, только что привез тело дока Келлендера в больницу. Я подвинул Джиму бутылку. Он глотнул из нее, закурил и продолжал сидеть, время от времени вздрагивая.

— Это молния. Вне всяких сомнений.

— Хэнк настаивает, — сказал Эд Биггс, — что там было что-то ненормальное.

Босерт покачал головой.

— Молния.

— Или мощный электрический разряд, — сказал я. — Это ведь одно и то же, не так ли?

— Но ты сказал, что она ударила, Хэнк.

— Дважды, — ответил я.

Мы сидели в кабинете Босерта в госпитале. Вечерело. Я снова потянулся за бутылкой, а Эд быстро сказал:

— Видишь ли, молния выделывает такие штуки.

— В первый раз она промахнулась, — сказал я. — Это точно. А второй раз — нет. Если бы меня не выкинуло от удара, я тоже был бы покойником. И не было никакого грома.

— Ты был оглушен, — сказал Босерт. — Первый удар ошеломил тебя.

— Она была зеленая, — твердил я. — Шаровые молнии часто бывают зелеными?

— Да.

— Но обычная не бывает.

— Капризы атмосферы, — развел руками Эд.

Он повернулся к Босерту.

— Дай-ка ему что-нибудь и отправь домой.

Босерт кивнул и встал, но я заявил:

— Мне ничего не надо. Я должен написать статью о доке для завтрашней газеты.

Разговаривать дальше не имело никакого смысла.

Я вышел, сел в свою машину и, чувствуя себя не в своей тарелке, поехал домой, в город.

Пустота, холод, пелена над мозгом не давали мне ни ясно рассмотреть окружающее, ни ясно думать. Пришлось остановиться у магазина и взять еще одну бутылку на ночь.

Я чувствовал в себе холодную злость и думал о зеленой бесшумной молнии, о маленьких приборчиках, не входящих в комплект телевизоров, о серьезном мудром лице ребенка, который был не вполне человеком. Потом это лицо поплыло и стало лицом мужчины из Хрилльянну.

Я приехал домой, в старый дом, где не жил никто, кроме меня, написал статью о доке, и к этому времени стало уже совсем темно, а бутылка наполовину опустела. Пришла пора ложиться спать.

Мне снилось, что док Келлендер позвонил мне и сказал:

— Я нашел его, но ты поторопись.

Я ответил:

— Но ты же умер. Не звони мне, док, пожалуйста.

Но телефон все звонил и звонил, и через какое-то время я проснулся и понял, что он и в самом деле звонит.

Было два сорок девять ночи. Звонил Эд Биггс.

— В госпитале пожар, Хэнк. Я подумал, что тебе это будет интересно. Южное крыло. Пожарники уже едут.

Он повесил трубку, а я начал напяливать одежду на свинцовый манекен, в каковой превратилось мое несчастное, усталое тело.

«Южное крыло, — думал я, и сирены выли, поднимаясь к Козьему Холму, — Южное Крыло. Там, где рентгеновская установка, где хранятся снимки внутренних органов мальчика. Интересное совпадение».

Вслед за сиренами сквозь чистую прохладу ночи я ехал к Козьему Холму. Лунный свет серебрил гребни гор. Олений Рог, спокойный, невозмутимый и безмятежный, был занят своими собственными возвышенными мыслями, которые, наверное, свойственны горам.

Южное крыло госпиталя ярко пылало в ночи красивым оранжевым светом.

Я свернул с дороги, остановил машину в стороне от суетящейся толпы и решил пройти остаток пути пешком.

Из главного здания больные были эвакуированы. Вытаскивали различные вещи.

Пожарники кричали, орудуя шлангами, потоки воды крутыми дугами выгибались над пламенем. Я подумал, что вряд ли им удастся спасти южное крыло больницы, но сам госпиталь, возможно, уцелеет.

Позади меня с грохотом и воем сирен мчалась вторая бригада пожарных. Я подался в сторону, глядя себе под ноги, чтобы не оступиться. И тут мое внимание привлек смутный призрак, мелькнувший футах в десяти ниже по склону.

В отсветах пламени я увидел девушку.

Она скользила между деревьями легко, как газель.

Короткие курчавые волосы, плотно прилегавшие к голове, казались темными, но я знал, что на солнце они будут рыжими с серебряным блеском. Она либо увидела, либо услышала меня и на секунду остановилась, испуганно оглядываясь. На бледном лице медным блеском сверкнули глаза.

Потом повернулась и побежала.

Я бросился за ней. Она бежала быстро, а я был в паршивой форме, но я думал о доке, и я поймал ее, чуть не поскользнувшись на мокрой траве.

Кругом под деревьями было темно, но полянку, на которой мы очутились, освещали луна и отблески пожара. Девушка не вырывалась, не дрожала, она только повернулась ко мне лицом, стараясь отодвинуться подальше, в то время как я крепко сжимал ее руки выше локтей.

— Чего вы от меня хотите? — спросила она почти беззвучно с нежным, каким-то птичьим акцентом. — Отпустите меня.

— Какое отношение вы имеете к мальчику? — задыхаясь, спросил я.

Это ее испугало. Глаза ее расширились, затем она повернула голову и посмотрела в темноту.

— Пожалуйста, отпустите меня, — сказала она.

Мне показалось, что не только я внушил ей такой страх.

Я встряхнул ее. Мне хотелось сломать эти маленькие хрупкие руки, причинить ей боль, отомстить за дока.

— Как был убит док? — грубо спросил я. — Кто это сделал и как?

Девушка уставилась на меня.

— Док? Я не понимаю.

Вдруг она стала вырываться.

— Пустите меня! Вы делаете мне больно!

— Сегодня утром зеленая молния убила человека, — бросил я, — моего друга. Рассказывайте все, что вы об этом знаете.

— Убит? — прошептала она. — Нет, никто не был убит.

— А вы подожгли госпиталь, не так ли? Выходит, те снимки являются угрозой для вас? Кто вы? Где…

— Тише. Слышите?

Я прислушался. Тихий, осторожный шорох приближался к нам по склону холма.

— За мной следят, — шепнула она. — Пожалуйста, отпустите меня. Я ничего не знаю о вашем друге, а пожар… Это необходимость. Я не хочу никому вредить, но если вас обнаружат…

Я оттащил ее назад, в тень. Там рос громадный раскидистый старый клен с искривленным сучковатым стволом. Мы спрятались за ним.

Теперь я одной рукой держал ее за талию, так что затылок девушки прижался к моему плечу, а другой рукой закрывал ей рот.

— Откуда вы явились? — прошептал я ей на ухо. — Где этот Хрилльянну?

Ее тело напряглось. Это было ладное тело, в некотором смысле похожее на мальчишечье, изящное, но крепкое, с великолепной координацией движений. Но на этом сходство с мальчиком кончалось. Я считал ее врагом, но просто невозможно было не думать о ней, как о женщине.

Ее губы прошептали под моей рукой:

— Где вы слышали это название?

— Неважно. Отвечайте.

Она не ответила.

— Где вы живете сейчас? Где-нибудь поблизости?

Она попыталась вырваться.

— Ладно, — сказал я, — пошли обратно к госпиталю. Шериф будет рад повидаться с вами.

Я хотел потянуть ее назад к холму, но на освещенную поляну вышли двое мужчин.

Один был стройный и кудрявый — к такому типу внешности я уже начал привыкать. Он выглядел радостным и возбужденным, как будто собирался заняться интересной игрой. В глазах его, отливавших медью, плясали блики огня.

Другой мужчина был самым обычным: смуглый, высокий, довольно грузный, брюхо его нависало над брюками цвета хаки. Лицо этого человека не выражало ни возбуждения, ни интереса.

Все происходящее вовсе не казалось ему игрой. Он нес тяжелый автомат, и я подумал, что этот громила отлично умеет пользоваться им.

Мне стало страшно.

— …посылать даму, — донеслось с его стороны.

— Это говорят твои предрассудки, — отвечал кудрявый. — Именно ее и надо было посылать.

Он показал на пламя.

— Как ты можешь сомневаться?

— Ее захватили.

— Только не Веди.

И молодой человек окликнул:

— Веди! Веди!

Губы девушки шевельнулись под моей рукой. Я наклонился, и она сказала чуть слышно:

— Если вы хотите остаться в живых, отпустите меня к ним.

Смуглый угрюмо произнес:

— Ее захватили. Надо что-то предпринять, и побыстрее.

Он пошел через поляну.

Губы девушки шепнули:

— Прошу вас!

Сжимая свое оружие, смуглый тяжело двигался вперед, кудрявый шагал чуть сзади, ступая на цыпочках, мягко, как крадущийся кот. Если я потяну девушку назад, они услышат. Если я останусь на месте, они выйдут прямо на меня. В любом случае мне оставалось одно: отправиться вслед за доком под мраморную плиту.

И я выпустил девушку.

Она побежала к ним. Я напряженно стоял за кленом и ждал, когда она обернется и скажет слово, которое выдаст меня.

Она не обернулась и не сказала этого слова. Кудрявый обнял ее, и они с полминуты быстро о чем-то говорили. Потом я услышал, как она объясняет смуглому причину своей отлучки: она просто хотела убедиться, что пожар не погасят слишком быстро. Затем все трое повернулись и скрылись среди деревьев.

Я постоял с минуту, тяжело дыша и пытаясь обдумать происшедшее, а затем отправился искать шерифа.

Когда я нашел Эда Биггса, было, конечно, уже поздно, но он все равно послал кар.

На той дороге, которую я указал, никого не нашли.

— Не обижайся, Хэнк, но ты уверен, что и в самом деле видел этих людей?

— Уверен, — сказал я.

Закрыв глаза, я еще мог почувствовать упругое тело девушки в своих руках.

— Ее зовут Веди. А теперь я хочу поговорить с Крофтом.

Крофт был начальником пожарных. Я смотрел, как парни льют воду на остатки южного крыла, от которого ничего не осталось, кроме кучи золы и нескольких кусков стены.

К нам подошел Джим Босерт, угрюмый и измученный. Он так устал, что даже не смог ругаться, а только слабо пожаловался, что погибло все его замечательное рентгеновское оборудование, все снимки.

— Я встретил девушку, которая это сделала, — сказал я. — А вот Эд не верит мне.

— Девушку? — ошеломленно спросил Босерт.

— Девушку. Видимо, она эксперт в такого рода делах.

Про себя я подумал: «Интересно, кем ей приходится тот кудрявый?», а вслух спросил:

— Никто не пострадал?

— Слава Богу, нет, — ответил Босерт.

— Как это началось?

— Не знаю. Я неожиданно проснулся и увидел, что из всех окон южного крыла хлещет пламя.

Я глянул на Эда. Тот пожал плечами.

— Может, в этих высоковольтных приборах произошло короткое замыкание?

— Что за девушка? Помешанная? — спросил Босерт.

— Еще одна, похожая на маленького Тейта. С ней мужчина, очевидно, отец мальчика. Третий был самым обычным человеком, ублюдок с автоматом. Она сказала, что пожар был необходим.

— Только затем, чтобы уничтожить несколько снимков?

— Видимо, для них это очень важно, — предположил я. — Они уже убили дока и пытались прикончить меня, так что, подумаешь, важность — пожар!

Эд Биггс выругался. Он не мог поверить моим россказням, но что-то заставило его быть настороже.

Тут подошел Крофт, и Эд спросил его:

— Отчего произошел пожар?

Крофт покачал головой.

— Еще рано что-либо говорить. Подождем, пока все остынет. Но я мог бы поспорить на что хотите, что причина всему — химикаты.

— Преднамеренно.

— Возможно, — сказал Крофт и снова отошел.

Я посмотрел на небо. Близился рассвет. Самое прекрасное время, когда небо не темное и не светлое, а горы кажутся плоскими, вырезанными из черного картона.

— Я поеду к Тейтам, — сказал я. — Мне почему-то страшно за мальчика.

— Идет, — быстро отозвался Эд. — Я поеду с тобой. В моей машине. В городе остановимся и захватим Джуда. Пусть он посмотрит на тот телевизор!

— К дьяволу Джуда! — махнул я рукой.

Кажется, пришло время поспешить. Я вдруг страшно испугался за этого мальчишку с серьезным лицом, который явно был ключом к тайне, настолько важной, что в глазах тех, кто хотел сохранить ее, она оправдывала и поджог, и убийство.

Эд буквально затолкал меня в свою машину. На дверце ее было написано: «ШЕРИФ ГРАФСТВА». Я подумал о фургоне дока с надписью: «МЕДИЦИНСКАЯ СЛУЖБА ГРАФСТВА», и это показалось мне дурным предзнаменованием. Но с этим, как и с вынужденной остановкой, ничего нельзя было поделать. Эд отправился вытаскивать из постели Джуда и прихватил с собой ключи от машины. Я сидел, курил и смотрел на горы.

Наконец появился недовольно ворчавший Джуд, худощавый молодой парень в синем комбинезоне с красной эмблемой Компании Электроприборов Ньюжейла на кармане, и плюхнулся на заднее сиденье. Его маленькая жена выглядывала из дверей дома, придерживая полы розового халата.

Мы поехали. Над госпиталем все еще висел черный дым, а над Оленьим Рогом небо было чистое и яркое.


Салли Тейт и ее мальчика мы не нашли.

Миссис Тейт рассказала нам о случившемся, пока мы сидели на дырявой софе в гостиной, а жирный старый пес сперва следил за нами из-за деревьев, а потом осмелел и перебрался через порог. Сестры Салли, по крайней мере некоторые из них, подслушивали из кухни.

— Ничему я так не удивлялась за всю свою жизнь, — повествовала миссис Тейт. — Па пошел в коровник с Гарри и Дж. П. Это мужья старших дочерей. Я с девочками мыла посуду после завтрака и вдруг услышала, что во двор въезжает машина, похоже, его. Я выскочила на крыльцо.

— Какая машина? — спросил шериф.

— Тот же грузовик, который он водил раньше, только название фирмы было закрашено синей краской. «Ну, — сказала я ему, — я и не надеялась увидеть здесь ваше лицо». А он говорит…

Если сократить ее рассказ до разумных объемов, то вышло, что человек сказал, будто он всегда имел намерение вернуться за Салли и если бы он знал о ребенке, то приехал бы раньше. Он был в деловой поездке, а вернувшись, услышал, что Салли приходила в госпиталь с ребенком, и понял, что ребенок этот, похоже, от него.

Он вошел в дом, сияющая Салли бросилась к нему в объятия, и они вместе пошли к ребенку. Билл Джонс был ласков с мальчиком, называл его сыночком, а мальчишка смотрел на него сонным, совершенно равнодушным взглядом.

— Они поговорили между собой, — рассказывала миссис Тейт, — а затем Салли вышла и сказала, что он увезет ее, женится и узаконит ребенка, и попросила чтобы я помогла собрать ей вещи. Я это сделала, и они уехали втроем.

Она покачала головой, приглаживая волосы узловатыми пальцами.

— Просто не знаю… — сказала она.

— Что не знаете? — спросил я. — Вас что-то насторожило?

Я-то знал, в чем тут дело, но хотел услышать это от нее.

— Да как вам сказать… Руками этого не пощупать… — ответила она. — Салли была так счастлива. Она прямо лопалась от радости. И он был по-настоящему любезен, по-настоящему вежлив с нами. Мы спросили, зачем он нам тогда наврал, а он ответил, что собирался открыть в Ньюжейле магазин, но заболел, и его планы рухнули. Он сказал, что его зовут Билл Джонс, и показал нам в доказательство какие-то бумаги. Он сказал, что назвал Салли место, откуда он родом, но она плохо поняла, потому что он дал его в старинном испанском произношении.

— А он сказал, как это место называется теперь? — спросил Эд.

На ее лице появилось удивленное выражение.

— Нет, по-моему, не сказал.

— А где он собирается жить с Салли?

— Он еще не устроился. Он высказал два или три предположения, все в разных местах. Она была так счастлива. Да и мне остается только радоваться, потому что, видит Бог, как часто я молилась, чтобы он приехал и забрал свое чахлое отродье, да и Салли в придачу, если она не против. Но я вовсе не радуюсь и сама не знаю почему.

— Это естественная реакция, — сочувственно сказал Эд. — Вы скучаете по дочери, а может и по внуку тоже, больше, чем думаете.

— Я и раньше выдавала дочерей замуж. Есть в этом человеке что-то…

Миссис Тейт долго мялась, подыскивая выражение.

— Странный он, — сказала она наконец, — неправильный какой-то, как тот мальчик, только еще необычнее. У мальчика есть что-то от Салли, а этот…

Она махнула рукой.

— Ох, наверное, я сама себе придумываю беспокойства.

— Я тоже так думаю, миссис Тейт, — заявил Эд. — А теперь разрешите этому молодому человеку посмотреть на ваш телевизор.

Джуд, напряженно сидевший во время разговора, вскочил и, без лишних слов, кинулся на телевизор. Миссис Тейт хотела протестовать, но Эд твердо сказал:

— Это может оказаться важным, миссис Тейт. Джуд хороший мастер, он ничего не испортит.

— Надеюсь, — глубокомысленно кивнула миссис Тейт. — Телевизор работает прекрасно.

Джуд включил телевизор и с минуту смотрел в экран.

— Да, работает отлично, да еще в этой местности!

Он снял заднюю стенку, заглянул туда и через минуту тихо присвистнул.

— Что там? — спросил Эд, подходя ближе.

— Черт знает что! — сказал Джуд. — Вы только взгляните на проводку! Он исковеркал всю схему, и тут еще пара ламп, каких я отроду не видел.

Он возбужденно взмахнул руками.

— Я бы выдрал все внутренности, чтобы посмотреть, что же, в сущности, он сделал. Но он каким-то образом повысил напряжение и чувствительность. Этот парень прямо клоун.

Миссис Тейт ринулась к нему:



— Вы ничего не вырвете, молодой человек! Вы оставите все, как есть!

— А это что за штуковина на стенке? — спросил я.

— Откровенно говоря, — почесал Джуд в затылке, — это и меня ставит в тупик. К ней идут провода, но не похоже, чтобы они где-нибудь присоединялись к телевизору.

Он развернул телевизор и начал осторожно ощупывать корпус.

— Видите, эта тоненькая проволочка идет вниз и тянется под всем шасси. Она врубается здесь в шнур и получает энергию независимо от того, включен телевизор или нет. Но я не понимаю, какое отношение она имеет к работе телевизора.

— Ну, так сними ее, — посоветовал Эд. — Возьмем ее в магазин и посмотрим что к чему.

— О’кей, — согласился Джуд.

Игнорируя протесты миссис Тейт, он протянул руку и в первый раз дотронулся до загадочного прибора, пытаясь определить, чем прикреплен он к стенке ящика.

Раздался резкий хлопок, яркая вспышка ослепила нас, и Джуд с воем отскочил. Он сунул обожженные пальцы в рот, и на глазах его выступили слезы. Миссис Тейт закричала:

— Все-таки вы добились своего, испортили мой телевизор!

В комнате пахло горелым. Девушки выскочили из кухни. Старый пес залаял и начал царапать дверь.

— Что случилось? — спросила одна из девушек.

— Не знаю, — ответил Джуд. — Проклятая штуковина взорвалась, как бомба, когда я до нее дотронулся.

Остался холмик чего-то серого — не то пыли, не то пепла, вот и все. Даже проволочка расплавилась.

— Похоже, мистер Джонс не хотел, чтобы кто-нибудь видел его технические достижения, — сказал я.

Эд выглядел ошеломленным и растерянным.

— Аппарат пострадал? — спросил он.

— Ни черта с ним не случилось, — ответил Джуд и включил телевизор.

Тот работал так же прекрасно, как и раньше.

— Ну, — сказала миссис Тейт, — слава Господу!

— Да-а-а, — протянул Эд. — В таком случае больше вопросов не имею. Как ты считаешь, Хэнк? Можем мы ехать?

Я кивнул. Мы сели в машину Эда и поехали обратно по Гребню.

Джуд все еще сосал пальцы и вслух размышлял, взорвались бы или нет те диковинные лампы в телевизоре, если бы он до них дотронулся. Я сказал:

— Вероятно.

Эд не сказал ничего. Он глубоко задумался. Я спросил его, о чем он думает.

— Я пытаюсь оценить наше положение, — ответил он. — Что Билл Джонс имел от этого? Чего он добивался? Я имею в виду телевизор. Обычно люди хотят платы за такую работу.

Джуд высказал предположение, что этот парень — псих.

— Чокнутые типы в фильмах всегда изобретают штучки, которые потом приносят неприятности. Но я очень хотел бы знать, что он сделал с этим телевизором.

— Ну, — пожал плечами Эд, — кажется, наши полномочия тут кончаются. Он же вернулся за девушкой, да и вообще не нарушал никаких законов.

— Не нарушал? — переспросил я.

Мы проезжали как раз над тем местом, где был убит док.

От сегодняшней грозы не осталось и следа.

Все было яркое, безмятежное и мирное.

Но меня не покидало ощущение слежки. Кто-то знал обо мне, следил, куда я еду и что делаю, и решал, послать ли зеленую молнию, чтобы убить меня или пока подождать. Я осознал это внезапно, подобно тому, как юноша вдруг начинает понимать, что Бог следит за каждым его шагом. Меня затрясло. Мне хотелось уползти под сиденье и затаиться там.

Но я остался на месте, подавил свой ужас и принялся поглядывать на небо, однако ничего достойного внимания там не обнаружил.

Эд Биггс помалкивал и все прибавлял да прибавлял газу, так что я подумал, что скоро нам не потребуется никакой зеленой молнии. Он не снижал скорости, пока мы не въехали в долину. Я думал, что он рад избавиться от такого беспокойного типа, как я, но он привез меня обратно на Козий Холм, туда, где стояла моя машина.

Там он высадил меня и грубовато сказал:

— Я не намерен слушать тебя, пока ты не проспишь по крайней мере двенадцать часов. Да и самому мне требуется то же самое. Так что — до скорого.

Я поехал домой, но не спать. Я сказал моему помощнику и правой руке Джо Стрикфузу, что газета сегодня целиком на нем, а затем засел за телефон. Вскоре телефонная станция готова была проклясть меня, но к пяти часам дня я имел всю необходимую мне информацию.

Я начал с карты района, лежащей на моем столе, на которой был изображен не только Ньюжейл, но и все его окрестности, а посередине темнело бесформенное пятно Оленьего Рога. К пяти часам карта была покрыта красными чернильными точками.

Связанные общей линией, они составляли расползающийся круг, непрерывное кольцо вокруг Оленьего Рога, каждая точка которого находилась на равном расстоянии от горного пика.

Каждая красная точка обозначала телевизор, который за последние три года обслуживал, причем бесплатно, рыжеволосый мужчина. Я долго смотрел на карту, затем вышел во двор и посмотрел на Олений Рог.

Он показался мне очень высоким, выше, чем я помнил. По бокам он зарос лесом. Зимой там охотились на медведей и оленей, и я знал, что на его нижних склонах есть несколько охотничьих хижин.

Летом охотники ими не пользовались, потому что никому не хотелось лезть по почти перпендикулярному, обрывистому склону, повисая на деревьях вместо лестницы, только затем, чтобы оказаться в самом брюхе грозовой тучи.

Тучи окружали вершину и сейчас. Олений Рог, казалось, натягивает их на голову, как плащ с капюшоном, пока их серые края не покроют его почти до подножия. Я вздрогнул, вошел в дом, плотно прикрыл за собой дверь, вычистил свой автоматический пистолет и полностью зарядил обойму. Потом я сделал себе сандвич и допил то, что оставалось в бутылке, оставшейся с ночи, снял обувь, грубые местные штаны и рубашку хаки, завел будильник и лег в постель. Дневной свет еще не угас.


Будильник разбудил меня в половине двенадцатого ночи. Я не стал зажигать свет, — сам не знаю почему. Возможно, у меня все еще оставалось ощущение слежки.

Мне вполне хватало света от перемещавшихся вспышек в небе. На западе тихо рокотал гром. Я сунул пистолет в наплечную кобуру под рубашку — не потому, что хотел его спрятать, просто так было удобнее. Одевшись, я вышел через заднюю дверь, открывавшуюся в гараж.

Все было тихо, как всегда в маленьком городке ночью, слышно было, как бежит по камням ручей, тихие песни кузнечиков и клокотанье лягушек звучали сейчас почти пронзительно.

Затем все стало затихать. Сначала замолчали лягушки, потом сверчки и кузнечики.

Я тоже остановился в темноте у клумбы рододендронов, которыми моя мать всегда так гордилась. По моей спине пробежал холодок, и волосы на затылке ощетинились. Я услышал тихие шаги и еще более тихое дыхание.

Два человека перебрались через ручей и вошли в мой двор.

При вспышке молнии я разглядел их.

Они стояли на траве и смотрели на неосвещенный дом.

Одним человеком была Веди, сжимавшая что-то в руках, другим — тяжеловесный смуглый человек с автоматом.

— Все в порядке, — сказал смуглый. — Он спит. Принимайся за дело.

Я достал пистолет и раскрыл было рот, чтобы возмутиться во весь голос, но услышал ее слова.

— Ты не дашь ему возможности убежать?

По ее тону было ясно, что вопрос задается не в первый раз и ответ на него она знает. Он ядовито ответил:

— Ну, конечно, а потом зови шерифа и объясняй, зачем ты сожгла дом и госпиталь. О Господи, я же говорил Эрнику, чтобы он не доверял тебе! — Он грубо толкнул ее. — Давай.

Веди осторожно отошла от него на несколько шагов и быстро бросила в двух направлениях то, что было у нее в руках. Я услышал, как два предмета упали в траву и кусты, где их не скоро найдешь даже при дневном свете. Затем она повернулась и сказала вызывающе:

— Ну, что ты теперь будешь делать?

Наступила минута абсолютной тишины, настолько полной ожиданием убийства, что казалось, будто далекие зарницы побледнели из сострадания. Затем смуглый сказал:

— Ладно, пошли отсюда.

Веди направилась к нему. Он ждал, пока она подойдет совсем близко, и тогда ударил ее. Она слабо вскрикнула и упала. Он начал бить ее ногами. Я быстро выскочил из укрытия и ударил его в ухо рукояткой пистолета. От удара он развернулся и упал.

Веди приподнялась на колени и взглянула на меня, чуть слышно всхлипывая от злости и боли. Из уголка ее рта текла струйка крови. Я забрал у громилы автомат и зашвырнул его в ручей, а затем наклонился над девушкой.

— Возьмите-ка мой носовой платок.

Она взяла платок и приложила его к губам.

— Вы появились как нельзя более кстати, — сказала она почти злобно.

— Так уж получилось. Я обязан поблагодарить вас за свою жизнь и за свой дом. К госпиталю вы отнеслись не так снисходительно.

— Там никто не погиб. Я проверила. Здание всегда можно отстроить, а жизнь — дело другое.

Она посмотрела на лежавшего без сознания мужчину. Глаза ее горели, как у кошки.

— Вот его бы я с удовольствием убила.

— Кто он?

— Партнер моего брата.

Она бросила быстрый взгляд на Олений Рог, и свет в ее глазах погас, а голова склонилась.

— Ваш брат послал вас расправиться со мной?

— Он не говорил..

— Но вы знали?

— Поняла, когда Мартин пошел со мной.

— Вы специализируетесь на поджогах?

— Поджоги? А, установка огня. Нет. Я химик. Я хочу…

Она резко одернула себя и не докончила фразу.

— Значит, те штуки — подслушивающие устройства, — сказал я.

Она спросила, что я имею в виду.

— Маленькие приборчики, которые ваш брат поставил в телевизоры, — сказал я. — Я догадывался, что это такое, когда увидел, как они размещены. Ряд караульных постов вокруг оперативного центра, уши, чтобы улавливать каждое слово, потому что если кто-то из жителей что-нибудь заподозрит, то будет болтать об этом и тем самым даст предупреждение. Он слышал мои телефонные разговоры сегодня вечером, не так ли? Вот почему он и послал вас. Он слышал и дока, а потому…

С неожиданной скоростью метнувшись в сторону, она бросилась бежать. Все повторялось; она быстро бежала, я нагонял.

Веди шлепала через поток, обдавая брызгами мое лицо и одежду. На другом берегу я опять поймал ее. Но на этот раз она стала отбиваться.

— Отпустите меня! — Она шипела, молотя меня кулаками. — Знаете ли вы, что я сделала ради вас? Я сама напросилась на нож. Отпустите меня, неуклюжий дурак!..

Я прижал ее крепче. Шелковистые волосы девушки касались моей щеки. Ее гибкое тело боролось, и оно было не мягким, а возбуждающе упругим.

— Пока я не пожалела об этом, — докончила она.

Я поцеловал ее, и тут случилось странное.

Я целовал девушек, которые не хотели этого, я целовал девушек, которым не особенно нравился, целовал недотрог, которые визжат от любого прикосновения, и бывало, получал по морде, но я никогда не видел девушку, которая была бы так отстранена от меня, как эта. Она даже не шевельнулась. Она вообще прекратила всякое движение. Мои руки обнимали ее, мои губы прижимались к ее губам, а от нее исходил такой холод, такое неприятие, что я даже не мог рассердиться.

Я был ошеломлен и растерян. Но ведь нельзя же сердиться на вещь за то, что она не твоя. Тут было что-то гораздо более глубокое. Я вдруг вспомнил о мальчике.

— Разное племя, — сказал я, — разные миры Не правда ли?

— Да, — спокойно ответила она. — Разные миры.

Холод пробежал по моей коже. Теплой ночью я стоял на берегу ручья, где стоял тысячу раз и мальчиком, и мужчиной, видел страшный блеск ее глаз, и мне было не только холодно, но и страшно. Я немного отодвинулся, но все еще держал ее, хотя уже по-другому.

— Но между вашим братом и Салли Тейт было не так.

Эта статуя соизволила разжать губы:

— Мой брат Эрник — развратник.

— Веди, где находится Хрилльянну?

Статуя посмотрела через мое плечо и произнесла:

— Мартин убегает.

Я оглянулся. Так и было. Видно, его голова была крепче, чем я думал. Направляясь к улице, он неуклюже бежал вдоль стены моего дома.

— Что ж, — констатировал я, — теперь он ушел. Вы, наверное, приехали в машине?

Она кивнула.

— Это хорошо, — сказал я. — Часовые окликнут ее не так скоро, как мою. На ней мы и поедем.

— Куда? — спросила она, задохнувшись.

— Туда, куда я собирался, когда вы остановили меня. На Олений Рог.

— Ох, нет! Вы не можете, вы не должны…



Теперь она стала человеком, и человеком испуганным.

— Я спасла вам жизнь. Вам этого мало? Вы не подниметесь живым на Олений Рог, и я тоже, если…

— А Салли и мальчик поднялись живыми? — спросил я. — Она кивнула. — Тогда вы увидите, что мы сделаем.

— Только не сегодня! — закричала Веди. — Она была в панике. — Не в эту ночь!

— А чем эта ночь отличается от всех прочих? — Она не ответила, и я встряхнул ее. — Что там происходит?

Вместо ответа она выкрикнула:

— Ладно, поезжайте, лезьте на Олений Рог, а когда будете умирать, вспомните, что я пыталась остановить вас.

Она замолчала и, не протестуя больше, повела меня к машине, припаркованной на пыльной улице. Это был грузовик. Днем он был грязно-синим.

— Он собирается убить их? — спросил я. — Он убил дока. Вы признали, что он хотел убить и меня. Как спасти Салли и ребенка?

— Вы мучаете меня, — ответила Веди. — Это мир мучений. Поезжайте, и будь что будет.

Я завел грузовик. Как и телевизор, он работал куда лучше всякого другого. С непостижимой скоростью и силой он летел по пыльным дорогам Оленьего Рога, мягко, как облако, пружинивший на ухабах, беззвучный, как призрак.

— Печальный факт, — заметил я, — но ваш брат — гений.

Она горько рассмеялась.

— Он не смог перейти на второй год технического обучения. Вот поэтому он здесь.

Она смотрела на Олений Рог так, словно ненавидела его, а Олений Рог, невидимый за грозовой завесой, отвечал ей угрюмым проклятием громовых раскатов.

Я остановился у последней бензоколонки, вытащил хозяина из постели и наказал ему сообщить шерифу Эду Биггсу, куда я поехал. Я не решился звонить сам, боясь, как бы Веди не удрала.

Хозяин был очень недоволен тем, что его разбудили. Я надеялся, что его недовольство не дойдет до того, что он забудет позвонить, но добавил:

— Вы находитесь очень близко к Оленьему Рогу и, возможно, спасете этим звонком и собственную шкуру, и бензоколонку.

Я оставил его переваривать сказанное и заторопился к горе, ведя эту проклятую диковинную машину, в которой я чувствовал себя, как в брюхе чудовища. А рядом со мной сидела эта проклятая, диковинная, жутковатая девица, и никто не мог поручиться за то, что она — человек.

Дорога шла вверх. Мы поднимались к подножью горы. Веди указывала, где мне поворачивать. Вскоре дорога стала тропой и уперлась в толстые стволы деревьев, за которыми скрывалась покосившаяся хижина размером с рояль и гараж. Гараж только снаружи выглядел хилым: фары показали, что внутри он совсем новый, выстроенный из прочного леса.

Я выключил мотор и фары и потянулся к ручному тормозу. Веди, наверное, ожидала этого момента. Я услышал ее движение и затем щелчок, как будто она выдернула что-то из-под приборной доски.

Дверца с ее стороны распахнулась.

Я заорал и выпрыгнул из грузовика следом за ней.

Она уже выбежала из гаража и поджидала меня. Стоило мне показаться в дверях, как я увидел рядом с рукой Веди маленькую зеленую молнию.

Она тянулась ко мне. Я смутно разглядел Веди и догадался, что она вызвала молнию из той штуки, которую держала в руке. Затем молния ударила меня, и все кончилось.


Придя в себя, я обнаружил, что еще жив, но Веди исчезла.

Я долго ползал кругами и наконец ухитрился встать. Чувствовал я себя отяжелевшим и развинтившимся. Руки и ноги не слушались меня, будто координационное управление перегорело. Укрываясь от дождя, я стоял в гараже, растирал онемевшие суставы и думал.

Весь пар из меня вышел. Я уже не хотел взбираться на Олений Рог. Отсюда он казался слишком черным, слишком зловещим, и один только Господь бог знал, что пряталось там под завесой плотных, свинцовых туч. Вспышки настоящих небесных молний освещали тянувшуюся вверх полосу деревьев, ветер яростно раскачивал их верхушки, а от ударов грома трещали мои барабанные перепонки. Дождь хлестал, и я подумал, что подниматься одному — безумие.

Затем я вспомнил о Салли Тейт и о маленьком рыжеволосом пацане, подумал о том, что Эд Биггс, наверное, уже пробирается между этими деревьями и разыскивает меня. Я не знал, долго ли я пролежал тут без сознания.

Я проверил, со мной ли еще мой пистолет. Он оказался на месте. Я пожалел, что нет выпивки, но об этом нечего было и думать. Итак, я вышел из гаража, но не пошел прямо на гору. Мне казалось, что девушка, по всей вероятности, уже добралась до своего братца, предупредила его, и теперь он может следить за мной. Я свернул к востоку, в сторону оврага, который мог послужить мне неплохим убежищем. Мне и раньше приходилось подниматься на Олений Рог, но это было днем, шел снег, со мной шли двое моих друзей, и ничего более зловещего, чем медведь, встретиться нам не могло.

Я лез по крутому склону горы, ползком продираясь между деревьями и густыми кустами. Я промок насквозь. Гром оглушил меня, молнии походили на гигантские факелы, которые кто-то расшвыривал в разные стороны, так что иной раз видны были прожилки на листьях, а иногда наваливалась мрачная темнота, словно солнце и звезды еще не были изобретены. Я потерял овраг. Я осознавал только, что все еще поднимаюсь наверх, в этом не было никаких сомнений. Через какое-то время дождь ослабел и почти прекратился.

В интервалах между раскатистыми ударами грома я услышал голоса. Они были приглушенными и отдаленными. Я попытался определить, откуда они доносятся, и, когда мне показалось, что я их засек, я двинулся в том направлении.

Толстый слой почвы под моими ногами сполз в головокружительную пропасть, и я почти влетел в длинную впадину, темную и густо заросшую. То, что творилось здесь, могла бы увидеть лишь птица, пролетавшая над этим оврагом. Я спустился и осторожно пошел вперед, надеясь, что гроза скроет шум моих шагов.

Голоса стали громче, и теперь к ним примешивался другой звук — скрежет и звон металла.

Я очутился на поляне раньше, чем понял это. Поляна была не больше десяти футов в поперечине. Неподалеку от меня стояли две палатки, так хитро замаскированные между деревьями, что заметить их можно было, лишь подойдя к ним вплотную.

Из одной доносился сонный плач ребенка.

На поляне Веди и Эрник следили за металлической мачтой, медленно тянущейся из глубокой шахты. Вершина ее уже скрывалась в тумане и была значительно выше самых высоких деревьев. На земле рядом с шахтой стояла лампа.

Лица Веди и ее брата были злые, напряженные и упрямые. Похоже, эта взаимная злость сделала их менее людьми или более нелюдьми, чем обычно: она подчеркнула особую структуру скул и челюстей, удлинила голову, ощетинила рыжие с серебром волосы, придала медным глазам зеленый кошачий блеск. Они ссорились, но говорили не по-английски. Эрник шипел и трещал, как гремучая змея.


Веди, как мне показалось, была испугана. Она поглядывала па палатки, и через минуту из одной из них вышел человек — Мартин. Голова его была перевязана, он выглядел усталым, промокшим и крайне раздраженным. Видимо, ему нелегко было добраться до базы.

Он шел прямо к Веди и грубо ругал ее за то, что она сделала.

Эрник сказал по-английски:

— Я не просил сестру ехать сюда и сегодня же отошлю ее домой.

— Вот и прекрасно, — проворчал Мартин. — А базу все равно придется перенести в другое место.

— Может быть, и нет, — ответил Эрник.

Он следил за гибкой мачтой, которая по-прежнему, мягко пощелкивая своими соединениями, тянулась вверх.

— Ты дурак, — сказал Мартин холодно и презрительно. — Из-за тебя все у нас пошло кувырком. Надо было тебе играть с этой девчонкой и сделать пацана всем напоказ! А с парнями в фургоне ты отколол только половину трюка — одного убил, а другого нет. А она испохабила единственный шанс, который у нас оставался. Ты знаешь, каких трудов нам будет стоить найти место наполовину такое же хорошее, как это? Ты знаешь, что я должен был сделать?

Эрник ответил резко, но не очень уверенно:

— Да ладно, хватит собачиться, займись сканнерами. Час-два — и они дадут сигнал. Здесь же полно гор!

— Горы-то есть, — махнул рукой Мартин.

Он снова взглянул на Веди.

— Как ты думаешь, долго ли она будет держать пасть закрытой на вашем конце?

Он повернулся и пошел в палатку.

Эрник неуверенно посмотрел на Веди, а затем снова сосредоточился на мачте. Лицо Веди побелело. Она шагнула было к палатке, но Эрник грубо схватил ее, прошипел что-то, и девушка осталась.

Я неслышно проскользнул к той палатке, где находился Мартин. Оттуда слышалось жужжание и противный скрип. Я опустился на мокрую землю и осторожно пополз ко входу в эту палатку.

Мачта выдвинула свой последний сустав, остановилась в росте, а Эрник и Веди склонились над тем, что показалось мне закопанной в землю контрольной панелью. Я положился на удачу и отодвинул полог палатки.

Изнутри она была заполнена чем-то вроде электронного оборудования. Мартин сидел, сгорбившись перед большой панелью с десятком маленьких экранов, похожих на миниатюрные телевизионные мониторы. Экраны, пока я на них смотрел, показывали широкий ассортимент видов Оленьего Рога и его окрестностей, и Мартин, видимо, с помощью дистанционного управления, включал один за другим далекие передатчики, которые посылали изображения на мерцавшие экраны. Наводка, как видимо, была исключительно точной, потому что помехи почти не искажали изображения. Теперь я понял, чьи глаза следили за мной и домом на Гребне.

Я еще не знал, каким образом появились молнии, но был совершенно уверен, что если машина Эда Биггса появится на одном из этих экранов, то наш шериф непременно познакомится с действием этого таинственного оружия. Бедняга Эд разделит судьбу старого дока, но никто не увидит здесь ничего странного: ведь нынче летом страшные грозы!

Мартин оглянулся, увидел, что вошел не Эрник, и вскочил быстрее, чем я мог предполагать. Он схватил легкий стул, на котором только что сидел, резко швырнул его в меня, а сам тут же нырнул в угол. За ту секунду, в течение которой я уворачивался от стула, он успел схватить автомат.

Воспользоваться им Мартин не успел: я первый дал по нему два выстрела. Он упал — не знаю, раненый или мертвый. Я вышиб ногой автомат из его рук и отпрыгнул к брезентовой стенке рядом с передним полотнищем, не прижимаясь к ней. Палатка была высокая, а маленькие лампы над контрольной панелью не отбрасывали тени.

Эрник не появлялся. Через одну-две секунды меня начала бить нервная дрожь. Я слышал, как он кричит:

— Мартин! Мартин!

Я забежал в узкое пространство за приборами, стараясь ни до чего не дотрагиваться. Никаких проводов я не видел.

Тут меня осенило, что металлический стержень в виде мачты вышел из шахты в земле и что генератор должен быть здесь, внизу. Пол в палатке был сделан не из брезента, и приборы были прикреплены к нему.

Я достал свой нож и прорезал брезент в тыльной части палатки. Внезапно вся палатка наполнилась зеленым огнем. Он брызнул из всех металлических предметов, встряхнул пистолет в моей руке и чуть не сбил меня с ног. К счастью, приборы заслонили меня от полной мощи разряда. Я протиснулся сквозь разрез, а затем наугад три или четыре раза выстрелил в оборудование — просто так, на всякий случай.

Затем я обежал палатку и схватил Эрника как раз в тот момент, когда он решал, входить ли ему в палатку. В руках он сжимал маленький прибор — такой же, как тот, что использовала против меня Веди. Я выдохнул:

— Бросай оружие!

Он замешкался, глядя на меня с опаской и откровенной злобой.

— Бросай! — повторил я.

Он бросил.

— Теперь ступай назад, — сказал я. — Иди к своей сестре, и шагай медленно, один шаг в секунду.

Он подчинился. Я поднял его оружие и усмехнулся:

— Вот и хорошо. Теперь можно расслабиться. — Потом я окликнул Салли Тейт, говоря ей, что теперь она спокойно может выйти.

Все это время Веди стояла, прижав руки ко рту, и смотрела в туман.

Салли Тейт выбралась из другой палатки, держа мальчика на руках. Лида обоих были бледные, распухшие и заплаканные.

— Теперь все в порядке, — сказал я. — Можете идти…

Я хотел сказать «домой», но с неба послышался звук — не ветра, не грома, а чего-то, напоминающего громкий вздох. Воздух навалился на метя, ветви деревьев согнулись. Туман кружился, кипел, рвался в клочья, рассыпался в пыль.

Что-то село на верхушку мачты. Эрник побежал к Веди, и я не остановил его. Я подошел к Салли Тейт, которая вытаращила глаза и раскрыла рот.

Мачта стала сокращаться, неся с собой предмет.

Полагаю, что я уже тогда понял, что это за штука. Понял, но не поверил сам себе. Это был узкий цилиндр футов пятьдесят в высоту. Никаких крыльев, никаких двигателей. Он медленно и плавно спускался к земле, удерживаемый на острие мачты магнитными захватами. Суставчатая мачта действовала как автоматический гид или стабилизатор, опуская корабль в просвет между высокими деревьями, такой узкий, что вся эта картина напоминала погружение ломтика хлеба в отверстие тостера.

Тяжелый, непреодолимый страх сковал меня. Разрозненные кусочки мозаики встали на свое место, и я понял, что уже давно знаю ответ, но просто отказывался видеть его.

В боку корабля открылась дверь, и последние сомнения исчезли. Я почувствовал, что родное, всегда защищавшее меня небо рвется на части, как рвется под порывами бури пелена серых, нависших над землей облаков. Небо лопнуло, и в черные бреши на меня хлынул межзвездный холод, а вслед за ним — жесткое космическое излучение. Я был никем и ничем, бесконечно малая пылинка в огромном, безбрежном космосе.

Звезды подошли совсем близко. Мне хотелось упасть и завыть по-собачьи.

Ничего удивительного в том, что Эрник, Веди и мальчик были такими странными. Они не были мутантами, они даже не были землянами.

Они пришли из другого мира.

Из двери сам собой опустился трап. По нему быстро спустился какой-то мужчина и заговорил с Эрником. Он очень походил на Эрника, только одет был во что-то вроде плотно облегающего комбинезона. Эрник быстро ответил ему и указал на меня. Человек обернулся и внимательно оглядел мою персону. Тело его сильно напряглось. Я чувствовал себя глупым мальчишкой, а оружие, сжатое в моих руках, показалось мне грубо выструганной рогаткой. Если же выражаться более красиво, — я был одиноким спартанцем, преградившим эти космические Фермопилы, вставшим на пути мощной, многочисленной армии..

Пока Эрник и незнакомец разговаривали, события продолжали разворачиваться.

Открылся люк в корме, и из обоих проемов начал поспешно выходить народ: очень похожие на землян мужчины и женщины. Несколько необычные, может чуть странные, но все же люди.

Они были разных типов, разного цвета кожи, разного роста и телосложения, но все они походили на нас. Прибывшие выглядели возбужденно и немного испуганно, их заметно смущало место, в котором они оказались, женщины даже вскрикивали.

Их было всего человек двадцать.

Вот тут-то я наконец понял, что затеяли Эрник и Мартин, и эта затея показалась мне столь неуместно банальной, что я засмеялся.

— Бетбека*["5], — сказал я, — вот кто вы. Контрабандная рабочая сила!

Потом, когда я как следует подумал, эта мысль уже не показалась мне такой смешной. Незнакомец повернулся и выкрикнул приказ. Все прибывшие остановились, даже те, кто не успел слезть с трапа.

Кто-то закричал. Затем те, кто стоял на трапе, подались в стороны, пропуская выскочивших из корабля восьмерых вооруженных в униформе.

Салли Тейт дико завизжала. Ребенок выпал из ее рук. Он сел на мокрую землю, ветер хлестал его, а он не мог даже кричать, ослепленный и потрясенный ужасом.

Салли тряслась мелкой дрожью. Ее крупное, сильное, здоровое тело как-то опустилось и обвисло, каждый мускул безвольно обмяк. Она повернулась, заковыляла к палатке, упала в проходе и поползла дальше, как пришибленная собака. Так она и осталась лежать там, и над ее головой хлопало полотнище.

Я не порицал ее. Я и сейчас не знаю, какая непонятная сила удержала меня и почему я не последовал ее примеру.

Из этих восьмерых пятеро не были людьми. У двоих не было даже отдаленного сходства с землянами.

Я не могу описать их, не могу отчетливо вспомнить, на что же они были похожи.

Если честно, я и не хочу вспоминать.

Полагаю, что, если привыкнуть к такого рода существам и общаться с ними всю жизнь, — это дело другое.

А я не привык и вряд ли когда-нибудь привыкну, даже если мы сами завтра осуществим космические полеты. Я уже слишком стар, слишком закостенел в привычном образе существования. Возможно, другие более эластичны. Дай им Бог!

Я поднял мальчика и побежал.

Снова начался дождь. Я спустился по Оленьему Рогу и нес мальчика на руках.

Зеленые молнии летели за нами вдоль крутого склона.


Мальчик наконец отдышался. Он спросил, почему нас хотят убить. Я ответил, что не имею об этом никакого понятия, и прибавил ходу.

Мы кубарем скатились на дно глубокой рытвины и залегли там в мокром кустарнике на скользкой глине, наблюдая, как молнии прорезают черное небо над нами.

Через некоторое время они исчезла Я снова взял мальчика и тихо пополз по рытвине, а затем вниз по склону.

Рядом раздался выстрел Эда Биггса и осторожный шорох поднимавшегося в гору полицейского отряда.

Один из людей принял ребенка из моих рук.

Я повис на Эде и бессмысленно твердил:

— Они высадили шайку бетбеков.

— Наверху?

— Там их корабль, — сказал я. — Это иноземцы, Эд, понимаешь, иноземцы!..

Я снова засмеялся, хотя и не хотел этого. Просто в тот момент игра слов показалась мне такой блестящей, что я не смог удержаться.

Внезапно над нами вспыхнуло пламя.

Секундой позже до нас, сотрясая воздух, долетел грохот взрыва.

— Видимо, они разрушают свои установки, снимаются. Мартин говорил, что они это сделают. О Господи, а Салли все еще там!

Я снова бросился вверх по горе, продираясь между стволами деревьев, как медведь.

Остальные следовали за мной.

Раздался еще один взрыв. Я как раз вышел на край поляны. Эд был тут же, за моей спиной. Не думаю, чтобы кто-то увидел нас. Все вокруг заволок густой, удушливый дым. Палатки исчезли.

Обугленные деревья медленно клонились к краям большого кратера в глинистой земле.

От приборов, которые раньше стояли впалатке, не осталось и следа.

Корабль был еще здесь. Команда — человекообразные и нелюди — заталкивали в корабль последних пассажиров. Веди обнимала одной рукой Салли Тейт. Она явно пыталась провести ее на борт. Я подумал: «Так вот почему Салли и ее ребенок остались в живых. Вероятно, Веди настаивала, чтобы ее брат отправил их туда, где они не будут представлять для него опасности, а у него не хватило духу перечить ей». Теперь он растерянно стоял рядом, а раздраженный офицер пытался преградить путь Веди. Сама Салли, казалось, пребывала в состоянии столбняка.

Наконец Веди оттолкнула офицера и повела девушку на борт. Салли шла за ней добровольно.

Хочу надеяться, что с ней все будет в порядке. Она моложе и проще меня, она привыкнет. И потом, я думаю, что она любит Билла Джонса — Эрника — достаточно сильно, чтобы, потеряв ребенка, семью и свой мир, быть все-таки счастливой с ним.

Мы с Эдом бросились через поляну. Эд не вымолвил ни слова, но его лицо кое-что выражало.

Они увидели нас, но даже не потрудились стрелять. Похоже, у них просто не оставалось на это времени.

Веди закричала что-то — уверен, что по-английски, но я не расслышал ее слов. Она скрылась в корабле, за ней последовал Эрник, а затем офицеры и члены экипажа. Трап взлетел вверх, и люки закрылись.

Якорная мачта стала подниматься, унося на своей верхушке корабль, и деревья склонялись от этого подъема.

Тут я понял, о чем меня предупреждала Веди. Я схватил Эда поперек талии и поволок назад. Кораблю необязательно подниматься очень высоко, достаточно подняться над деревьями. Я оттащил Эда так далеко, как подсказывал мне мой инстинкт, а затем заорал:

— Ложись!

Я обращался ко всем, кто находился на расстоянии крика, и яростно размахивал руками.

Все это заняло секунд тридцать. До Эда дошло. Мы лежали и плотно вжимались в глину.

Мачта взорвалась. Земля, камни, куски дерева посыпались вокруг нас. Ударная волна заложила нам уши. Через несколько секунд по небосводу пронесся протяжный свистящий вой, затем он ослабел и исчез совсем.

Через некоторое время мы встали, собрали грязный испуганный отряд и пошли посмотреть, что осталось от поляны. Там не осталось ничего. Салли Тейт исчезла, будто вовсе не существовала. Не сохранилось ни щепки, ни обломка в доказательство того, что мы с Эдом видели собственными глазами.

Мы сочинили историю о громадном вертолете и иностранной ракете. Она была не так уж хороша, но все же лучше, чем правда.

Потом, несколько успокоившись, мы с Эдом попытались объяснить происшедшее для себя, понять, как это было сделано и зачем.

Как — это довольно просто, если учесть их возможности. Необходимая технология у них есть. Найти удаленное, но не чрезмерно недоступное место, вроде вершины Оленьего Рога. Сделать там тайную базу, простую, настолько компактную и тщательно укрытую, чтобы охотники случайно не натолкнулись на нее. По ночам, в благоприятных условиях, иначе говоря, когда возможность наблюдения близка к нулю, можно привезти и высадить груз. Понятно, что корабль, который мы видели, не настолько велик, чтобы везти издалека такую большую группу. Видимо, это был только посадочный аппарат, переправлявший пассажиров с более мощного корабля, находившегося на орбите.

Звездный корабль. Звучит невероятно, но мы видели членов его команды. Теперь чуть ли не каждый знает, что на других планетах нашей Солнечной системы нет разумной жизни земного типа. Значит, они пришли издалека.

Зачем? Это решить труднее. Мы могли только догадываться.

— Там, наверное, чертовски высокоразвитая цивилизация, — сказал Эд, — если строят такие корабли и путешествуют в них. Там явно знают о нас.

Это была неприятная мысль.

— Почему же они ничего не рассказали нам о себе? — недоумевал Эд. — Ввели бы нас в курс дела.

— Дело, наверное, в том, — сказал я, — что они ждут, пока мы сами не разовьем космические полеты. Может, это было вроде проверки, прежде чем допустить нас к своей цивилизациа А может, они думают, что мы так отстали с нашими вечными войнами, что им не хочется иметь ничего общего с нами.

— Ладно, — сказал Эд, — но зачем куча ихнего народа свалилась на нас? И как сюда впутался Мартин, один из наших, земных?

— Та куча, как ты говоришь, народу, — ответил я, — наверное, выехала оттуда нелегально. Помнишь, Мартин сказал насчет Веди: «Долго ли она будет держать пасть закрытой на вашем конце?» Я думаю, ее брат обанкротился у себя дома и впутался в грязный рэкет, а она пыталась спасти его от этого. Наверное, есть и другие миры вроде Земли, иначе рэкет не был бы финансово оправдан. Не было бы достаточного размаха.

— А бетбеки? — не унимался Эд. — Они тоже потерпели неудачу, не смогли обосноваться в своем обществе? Как ты думаешь, много ли их уже явилось к нам?

Я сам об этом задумывался.

Много ли чужаков знают Мартина и ему подобных, которые принимают их со звездных кораблей, одевают, инструктируют, снабжают фальшивыми документами в обмен на то ценное, что имеют эти бедняги?

Много ли вокруг людей, которые выглядят чуточку необычно, и иной раз думаешь, что они и на людей-то не похожи, странных людей, которых заметишь, а потом забудешь? Много ли их, этих нелюдей, в том смысле, какой мы вкладываем в это слово?

Семья Салли Тейт ничуть не мечтала получить мальчика обратно, так что я был назначен его законным опекуном и нам хорошо вместе.

Он отличный парнишка. Отец его, возможно, и неудачник в своем мире, но в нашем его сын-полукровка имеет такой коэффициент умственного развития, что прямо страшно делается.

Он добрый парень. Я думаю, он похож на свою тетку.

Я стал подумывать о женитьбе, чтобы устроить лучший дом для мальчишки и заполнить вакуум в собственной жизни, но пока не тороплюсь с этим. Вдруг Веди приедет обратно и спустится с Оленьего Рога?

Я не думаю, что это возможно, но все-таки полностью изгнать эту мысль не могу. Я вспоминаю холодное отчуждение, возникшее тогда между нами, а потом думаю, что это чувство могло бы и пройти со временем.

Досадно, что Веди испортила мне обычный подход к женщинам.

Хотел бы я знать, как ей живется на Хрилльянну и где это. В морозные ночи, когда небо прозрачное и чистое и Млечный Путь сверкает, как распахнутые ворота в ад, я смотрю на звезды и гадаю, которая из них — ее родина, а старый Олений Рог стоит черный и молчаливый. Глубокие раны на его плечах залечиваются и становятся травяными рубцами. Он угрюмо молчит, и даже гром теперь звучит глуше.

Но, как сказал Эрник, гор здесь полно.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Два писателя, живущие и работающие вместе, даже если не сотрудничают, все равно неизбежно влияют на работу друг друга. Вы пишете одному только вам известным способом, поскольку дело это сугубо личное и одиночное. Но если вам постоянно показывают другой, часть его перенимается волей-неволей.

Эд всегда знал последнюю строку своего рассказа, нацеливаясь на нее как в мишень, даже не найдя первой. Я пользовалась противоположным методом. Наметить участок — все равно что убить его для меня. Я начинала, и рассказ складывался как бы сам по себе. Но если этого не получалось, я оказывалась в закрытом каньоне, из которого невозможно выбраться, а прекрасная идея уходила пылиться в папки.

Поняв в конце концов, что этот метод отнюдь не артистическая добродетель, а то, что я им пользуюсь, означает лишь то, что я не умею построить рассказ, как это делает Эд, со временем я узнала от него целую кучу всего насчет искусства композиции.

Однако я никогда не затруднялась с построением загадочных рассказов. Для меня это было чем-то вроде уравнения: даешь определенные события, за ними неизбежно следуют другие, а варианты ограничиваются пространством и временем. В научной фантастике все наоборот — там пространственно-временные рамки задают возможные варианты событий. Тема, к примеру, загадочного убийства, конечно же, имеет свои особые прелести, но научная фантастика для меня куда интереснее.

Упоминание Эда о приключениях с ремонтом нашей древней развалюхи принесло мне множество воспоминаний. Все-таки, чтобы получить то, что у нас сейчас есть, было потрачено двадцать шесть лет. На этом зеленом и плодородном Юго-Западе мне недоставало только одного — океана. Он был естественным окружением моей жизни в течение многих лет, и бухта, где находился наш домик, была удивительным местом для подростка. Теперь песок там почти пропал, отступив перед натиском сплошного ряда жилых домов, и я никогда не поеду больше туда. Но в те далекие дни там было лишь несколько маленьких домишек, ослепительно яркие солнце и небо, а в небе чайки, и я любила все это.

Зимой там бывали штормы, каких не увидишь нигде больше, и такие плотные туманы, что их можно было кусать и чувствовать привкус соли на губах. Это было место, где мне хорошо было быть одной. Я проходила по длинному молу и усаживалась на балку, свесив ноги в океан. Я чувствовала его дыхание, смотрела, как он несет свои волны по краю мира, и мечтала. Но самое главное, я познала, что значит быть самим собой. Я никогда не понимала людей, которые говорят, что не знают, кто они на самом деле Может быть, они никогда не были достаточно долго наедине с собой, чтобы обнаружить это.

Моя работа в Голливуде была не совсем обычна. Она то начиналась, то обрывалась. Наверное, из-за того, что я наполовину шотландка и склонна работать не торопясь, я рассматривала статьи контракта как оплачиваемое путешествие, которое в конце пути делает меня Рокфеллером младшего ранга. Однако на третий год из семи положенных оплата растворилась в налогах, а вместе с ней и я, так и не добравшаяся до своего первого миллиона. Затем я сделала два сценария для другой фирмы. Один имел успех, а второй провалился, и я заодно с ним. Не думаю, что он был так уж плох. Он был необычен, а они там не любят ничего необычного, но работы не было вообще, и мне пришлось забыть о кинематографической карьере.

Начиная с 1959 года я написала кучу сценариев для кино и телевидения, однако никогда особенно не рассчитывала только на это. Приходится все время ждать, пока тебя попросят что-то сделать, в то время как рассказы можно писать когда и как пожелаешь. И если ты умеешь это делать, то можешь быть уверен, что где-нибудь их пристроишь. Наверное, потому мне никогда не хотелось променять свою свободу выбора на сказочное богатство, которое сулит Голливуд. Оно, разумеется, не помешало бы, но если его нет, я предпочитаю мою рабочую комнату в Кинсмене.

К тому же мне нравится писать фантастику. Кроме радости от любимой работы, она дала мне нечто большее, чем деньги: замечательных друзей и семью, известную на весь мир, а наша совместная с Эдом жизнь продолжается почти тридцать лет. И никакие сказочные богатства не заменят этого.

Ли Брэкетт.
Кинемеи. Огайо
3 июля, 1976 г.




Ли Бреккет ПРИШЕСТВИЕ ЗЕМЛЯН

ПРЕДИСЛОВИЕ

Для некоторых из нас Марс извечно был краем света, золотым садом Гесперид, вечно манящей прекрасной мечтой. Путешественники — люди и роботы — постепенно превратили эту мечту в холодную, суровую, сокрушительную действительность. И все же, как известно, в отношениях, сложившихся между людьми и обитателями Марса, простой факт равнозначен Истине, которая всемогуща и пребудет вечно. А посему примите эти легенды старого Марса как подлинные истории, забыв на время о мрачной реальности.

Я готов подписаться под всем, что рассказано в этой книге. В конце концов, я сам видел все это.

ХРОНОЛОГИЯ

1998: Звериная драгоценность Шанги

2016: Марс минус Биша

2024: Последние дни Шандакора

2031: Багровая жрица Безумной Луны

2038: Дорога на Синхарат

1998: ЗВЕРИНАЯ ДРАГОЦЕННОСТЬ ШАНГИ

Глава 1

Берк Уинтерз оставался в пассажирском отсеке до самого последнего момента, когда «Старфлайт» опустился в космопорте Кахоры. Он просто не мог ни на кого смотреть — даже на Джонни Найлза, хотя тот был всегда ему симпатичен, — не мог управлять кораблем, своим кораблем, который так долго водил через космические просторы.

Он бы и не попрощался с Джонни, но избежать этого оказалось невозможно. Тот ждал Берка внизу, пока Уинтерз спускался по аппарели, и за его широкой ухмылкой таилась глубокая тревога.

Джонни протянул Уинтерзу руку:

— Пока, Берк. Ты заслужил этот отпуск. Развлекись на всю катушку.

Берк Уинтерз обвел взглядом огромную площадку космопорта, растянувшегося на несколько миль посреди оранжевой пустыни. Ревущий муравейник, скопище грузовиков, платформ, людей и космических кораблей — рудовозов, грузовых судов, лоснящихся красавцев-лайнеров типа «Старфлайта» — с цветами трех планет и дюжины колоний, но все равно вызывающе земных по стилю и формам.

Джонни проследил за его взглядом:

— Сколько раз видишь, а все равно дух захватывает, верно?

Уинтерз не ответил. Вдалеке, за много миль от грохочущих взрывов ракетных двигателей, посреди красных песков пустыни виднелся похожий на драгоценный камень гласситовый купол Кахоры — торгового центра Марса. Крошечное солнце устало глядело вниз, на него, и древние горы тоже взирали на купол, и дряхлый блуждающий ветер пролетал над Кахорой, и казалось, что планета просто терпеливо ждет, когда же город исчезнет с ее лица вместе со своим космопортом — как маленькая локальная инфекция, которая должна излечиться сама собой.

Уинтерз уже забыл про Джонни Найлза. Он был поглощен мрачными мыслями. Молодой офицер наблюдал за ним с тайной жалостью, и Уинтерз знал это.

Берк Уинтерз был мужчина крупный, сильный, закаленный годами полетов в открытом космосе. Тот же беспощадный, неистовый свет, опаливший его кожу до черноты, выбелил ему волосы, так что они казались почти седыми, а в последние несколько месяцев отблеск этого света поселился и в серых глазах Уинтерза. Природное добродушие ушло из них, и морщинки у рта, прорезанные веселым смехом, превратились в глубокие горькие шрамы.

Крупный мужчина, сильный мужчина, однако мужчина, больше не владеющий собой. На протяжении всего полета он буквально не выпускал изо рта маленькие венерианские сигареты с седативным эффектом. Он курил и теперь, и все равно руки его дрожали, а правая щека подергивалась в безостановочном тике.

— Берк. — Голос Джонни донесся словно издалека. — Послушай, Берк, это не мое дело, но… — Джонни помедлил, потом выпалил: — Не думаю, что Марс — самое для тебя подходящее место сейчас.

Уинтерз оборвал его тираду:

— Береги «Старфлайт», Джонни. Всего хорошего.

Он повернулся и зашагал вниз. Джонни проводил его взглядом.

К нему подошел второй пилот:

— Парень в полном раздрызге.

Джонни кивнул. Он злился, потому что любил Уинтерза. Джонни возмужал и дослужился до пилота под его началом.

— Дурак чертов. Ему нельзя было лететь сюда. — Он посмотрел на издевательски бескрайние просторы Марса и добавил: — У него здесь девчонка пропала. Ее тело так и не нашли.

Такси домчало Берка Уинтерза от космопорта до Кахоры — и Марс словно испарился. Уинтерз снова оказался в замкнутом мирке торговых городов, одинаковых и одинаково чуждых на всех планетах. Виа на Венере, Нью-Йорк на Земле, Солнечный город в Сумеречном Поясе Меркурия, гласситовые убежища на Внешних мирах — все похожие друг на друга, как близнецы. Полный бурлящей смеси богатства и алчности маленький рай, где с легкостью делались и проматывались огромные состояния, где мужчины и женщины Солнечной системы могли жить своей лихорадочной жизнью, не отвлекаясь на такие раздражающие пустяки, как непогода или гравитация.

Но в торговых городах не только делали деньги. Прелестные пластиковые дома, террасы и сады, сверкающая паутина движущихся тротуаров, сплетавшая здания в единый организм, — все здесь сулило немыслимое наслаждение и разврат. Здесь был доступен любой порок, который только существовал на открытых для цивилизации планетах.

Уинтерз ненавидел торговые города. Он привык к природной честности космоса. Здесь же все было фальшивым, ненатуральным — речь, одежда, даже сам воздух. Была и еще одна, более веская причина для ненависти.

И все же Уинтерз улетал из Нью-Йорка в полубезумной горячке — скорее попасть в Кахору, и теперь, когда он почти достиг своей цели, он просто не мог больше ждать: его бесила любая задержка, даже поездка через город. Он сидел на краю сиденья, оцепенев от чудовищного напряжения, и щека его дергалась все сильней и сильней.

Когда наконец Уинтерз добрался до места, он даже не смог держать в руках деньги — просто бросил банкноты на пол, предоставив шоферу ползать на коленях, собирая их.

Несколько секунд Уинтерз стоял неподвижно, глядя на отделанный слоновой костью фасад здания. Архитектура его отличалась простотой — той изысканной простотой, что олицетворяет богатство. Над входом красовалась надпись. Буквы из зеленоватого серебра складывались в одно-единственное марсианское слово: «Шанга».

«Возвращение, — перевел он. — Путь назад». Странная, жутковатая улыбка проскользнула у него на лице. Уинтерз отворил дверь и вошел.

Приглушенный свет, удобные кресла, негромкая музыка… Идеальная комната ожидания. В гостиной сидели человек шесть землян — мужчин и женщин. Все в традиционных одеяниях торговых городов — подчеркнуто незатейливых белых туниках, чья простота только акцентировала блистательную роскошь украшений и замысловатость причесок. Лица у землян были мертвенно-бледные и измученные, отмеченные печатью сверхнового времени с его изматывающим ритмом жизни.

В нише за гласситовым столом сидела марсианка, очень смуглая и изысканно-красивая. Она была одета в короткое платье древнего Марса, искусно усовершенствованное для современной жизни. Ее раскосые топазовые глаза смотрели на Берка Уинтерза с профессиональной приветливостью, но в глубине их таилось презрение и гордость расы столь древней, что по сравнению с марсианкой даже самые утонченные земные обитатели торговых городов казались неотесанными грубиянами.

— Приятно снова видеть вас здесь, капитан Уинтерз, — проговорила девушка.

Но Уинтерзу было не до светских любезностей.

— Мне нужен Кор Хал, — буркнул он. — Прямо сейчас.

— Боюсь, что… — начала марсианка, однако, взглянув на лицо Уинтерза, осеклась и повернулась к интеркому. — Вы можете войти, — заключила она.

Уинтерз толкнул дверь и вошел.

Почти всю внутреннюю часть помещения занимал огромный солярий, огороженный гласситовыми стенами. Вдоль стен тянулся ряд маленьких кабинок, в которых стояли только обитые мягкой тканью столы. Потолки в кабинках были кварцевые и представляли собой нечто вроде огромных линз.

Пока Уинтерз шел вдоль стены солярия к кабинету Кор Хала, на лице его появилась презрительная улыбка.

За прозрачным гласситом буйно зеленел экзотический лес. Деревья, папоротники, яркие цветы, мягкая зеленая трава, мириады щебечущих птиц… По этой псевдопервобытной площадке для игр разгуливали приверженцы Шанги.

Поначалу они лежали на обитых тканью столах, и радиация проникала в их тела. Уинтерз знал, что это такое. Нейрофизиотерапия — по терминологии врачей. Остатки утраченной мудрости древнего Марса. Специально для истощенной нервной системы перегруженного эмоциями современного человека, живущего чересчур напряженной и стремительной жизнью в сложной среде обитания.

Ты лежишь, и радиация просачивается сквозь тебя. Железы начинают работать иначе. Мозг замедляет ритм. Внутри организма происходят странные, но приятные перемены, пока лучи Шанги играют с твоими нервами и рефлексами, творят что-то с обменом веществ. И очень скоро ты снова дитя — в эволюционном смысле.

Шанга, возврат. Путь назад. Ментально и в какой-то степени даже физически — обратно к первобытному человеку, на тот период, пока действует эффект облучения, пока организм не придет в норму. Но даже тогда, пусть и недолго, ты здоровее и счастливее, потому что Шанга — чертовски хорошая встряска, передышка, уход от всяческих проблем и волнений.

Уинтерз рассматривал белые изнеженные тела любителей Шанги, прикрытые нелепыми шкурами или кусками разноцветной материи. Земляне Кахоры играли и дрались среди экзотической зелени, и заботы их были просты и безыскусны, как сама природа, — пища, любовь, украшения из аляповатых бусин.

Неподалеку, в зарослях, прятались бдительные охранники с шокерами. Бывало, что некоторые приверженцы Шанги заходили чересчур далеко по ведущей назад дороге. Уинтерз знал, как это бывает. Он сам испробовал действие шокеров на собственной шкуре — в прошлый визит сюда. Он знал, что пытался убить человека. Впрочем, скорее, не знал, а верил тому, что ему рассказали потом. Придя в себя, человек мало что помнит из того, что происходит с ним в Шанге. Но как раз это и нравилось, возбуждало — свобода от всяческих табу и запретов.

Шанга была изысканным, светским пороком, прикрытым благопристойной вуалью научности. Новый, неизведанный способ ухода от сложностей жизни, новые захватывающие переживания. Земляне просто с ума сходили по Шанге.

Но только земляне. Варвары Венеры были и так еще слишком близки к первобытной дикости, чтобы прельститься Шангой, а марсиане — слишком стары и искушены в грехе.

«К тому же, — подумал Уинтерз, — это они изобрели Шангу. Они знают, что это такое».

Когда он открывал дверь в кабинет директора Кор Хала, его просто трясло.

Кор Хал посетителя ждал — гибкий, темнокожий, неопределенных лет, в обычной белой тунике. Такие туники носили представители всех рас Галактики, так что невозможно было сказать, откуда он родом. Но Уинтерз знал, что Кор Хал — марсианин и что эта светскость — всего лишь бархатный чехол ножен, под которым таится смертоносная сталь закаленного клинка.

— Приветствую вас, капитан Уинтерз, — проговорил Кор Хал. — Располагайтесь.

Уинтерз сел.

Хозяин кабинета молча изучал гостя.

— Вы в плохом состоянии, капитан. Но я опасаюсь продолжать курс лечения. Дело в том, что первобытное в вас лежит слишком близко к поверхности. — Кор Хал пожал плечами. — Вы же помните, что было с вами в прошлый раз.

Уинтерз кивнул:

— То же самое случилось в Нью-Йорке. — Уинтерз подался вперед. — Послушайте. Я не нуждаюсь больше в вашем лечении. Все, что вы имеете здесь, уже недостаточно для меня. Сар Кри сказал мне об этом в Нью-Йорке. Он рекомендовал мне лететь на Марс.

— Он связался со мной, — невозмутимо заметил Кор Хал.

— Тогда вы должны… — Уинтерз умолк, потому что не мог подобрать нужные слова, чтобы закончить фразу.

Кор Хал молчал. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, красивый, невозмутимый, безразличный к страданиям Уинтерза. Только его глаза, зеленые и зловещие, горели скрытой насмешкой. В них светилось удовольствие — удовольствие кошки, играющей с покалеченной мышью.

— Вы уверены, — спросил он наконец, — что отдаете себе отчет?..

Уинтерз кивнул.

— Люди бывают разные. Эти бездушные куклы… — Кор Хал показал на солярий, — у них нет сердца, нет крови. Искусственные порождения искусственной среды обитания. Но вы и подобные вам, Уинтерз… Вы играете с огнем, когда развлекаетесь Шангой.

— Послушайте, Кор Хал, — прервал его Уинтерз. — Девушка, которая была моей невестой, улетела в пустыню — и не вернулась. Бог знает, что случилось там с ней. Вам лучше известно, что происходитх людьми на дне мертвых морей. Я нашел ее искореженный флаер — там, где он рухнул. Но я не нашел ее саму. После этого я хочу одного: забыть обо всем.

Кор Хал наклонил свою темную, удлиненную голову:

— Я помню. Да, это трагедия, капитан Уинтерз. Я был знаком с мисс Леланд. Красивая молодая женщина. Она частенько захаживала к нам.

— Знаю. Она совсем не такая, как эти манекены из торгового города, но у нее было слишком много денег и слишком много свободного времени. Во всяком случае, я не боюсь играть с вашим огнем, Кор Хал. Я уже слишком далеко зашел. Вы сами сказали, люди бывают разные. Эти лилии в ваших игрушечных джунглях просто не хотят идти дальше по дороге назад. У них недостанет для этого мужества и пыла. Но у меня-то достанет. — Глаза Уинтерза вспыхнули странным волчьим огнем. — Я хочу идти дальше, назад, Кор Хал. Так далеко, как только может завести меня Шанга.

— Порой, — качнул головой марсианин, — это бывает долгий путь.

— Мне наплевать.

Кор Хал внимательно посмотрел на Уинтерза:

— Иные не возвращаются.

— Мне не к кому возвращаться.

— Это требует мужества, капитан. Шанга — настоящая Шанга, а не ее бледная копия в виде солярия с кварцевыми линзами — была запрещена много веков назад Городскими Штатами Марса. Риск и трудности могут дорого вам обойтись.

— У меня есть деньги. — Уинтерз резко вскочил, не в силах больше сдерживать себя. — Подите к черту с вашими проповедями. Вы же лжете! Ведь вам видно с самого первого раза, кто пристрастится к Шанге, а кто — нет… И вы вынуждаете этих бедняг приходить сюда еще и еще — до тех пор, пока они не становятся законченными наркоманами, которые уже не соображают, что делают. Но вы все равно даете им то, что им хочется, как только они суют деньги в вашу грязную руку!

Уинтерз швырнул на стол чековую книжку. Верхний листок был не заполнен, но подписан.

— Возьмите, — сказал он. — Любая сумма в пределах ста тысяч кредиток.

— Я бы предпочел, — вкрадчиво промурлыкал Кор Хал, — наличные. А не чек. — Он вернул чековую книжку Уинтерзу. — И всю сумму сразу, авансом.

Ответ Берка Уинтерза был краток:

— Когда?

— Сегодня вечером, если вам угодно. Где вы остановились?

— В «Трех планетах».

— Поужинайте, как обычно. А затем оставайтесь в баре. Ваш проводник сам найдет вас в течение вечера.

— Я буду ждать, — ответил Уинтерз и вышел из кабинета.

Кор Хал улыбнулся. У него были очень белые, очень острые зубы. Как клыки у голодного хищного зверя.

Глава 2

Только когда взошел Фобос, Уинтерз смог определить, где они находятся и вкакую сторону направляются.

Они тихо выскользнули из Кахоры — Уинтерз и его проводник, юный худой марсианин, незаметно присоединившийся к нему в баре «Трех планет». Флаер уже ждал на частной площадке. Кор Хал тоже ждал там. Четвертым был огромный марсианин, похожий на варвара с северных отрогов Кеша. Кор Хал поднял флаер в воздух.

Уинтерз был абсолютно уверен, что они летят к Нижним Каналам, к древним каналам с древними городами, где гнездился порок, — к Джеккаре, Валкису, Барракешу, не подчинявшимся законам разрозненных Городских Штатов. Землянам рекомендовалось держаться от них подальше.

Мили мелькали одна за другой. Безлюдность, заброшенность здешних мест начинала действовать Уинтерзу на нервы. Они летели в полном молчании, и молчание становилось невыносимым. Было в нем что-то зловещее, угрожающее. Казалось, все трое — Кор Хал, огромный кеши и худенький проводник — затаили одну и ту же мысль, доставляющую им особое, злобное Удовольствие. Тень их тайной думы отражалась порой на лицах.

Наконец Уинтерз не выдержал.

— Мы летим в ваш штаб? — спросил он.

Ему никто не ответил.

— Не понимаю, к чему эти тайны, — раздраженно заметил Уинтерз. — В конце концов, теперь я один из вас.

— Разве звери спят в одной постели с хозяевами? — с неожиданной резкостью бросил ему проводник.

Уинтерз сжал кулаки, готовый броситься на обидчика, но варвар положил руку на маленький зловещий нож, висевший у него на поясе.

Кор Хал холодно добавил:

— Вы хотели испробовать Шангу в ее истинном виде, капитан Уинтерз. Вы заплатили за это. И вы это получите. Все остальное не имеет значения.

Уинтерз мрачно пожал плечами. Он сел и закурил свою венерианскую сигарету. И больше не проронил ни слова.

Спустя долгое, очень долгое время пустыня под ними, казавшаяся беспредельной, начала наконец меняться. Из песка выросли голые невысокие отроги, затем пошли горные хребты, которые время обглодало до полированных скал.

За горной грядой оказалось мертвое море. Вернее, сухое морское дно. Оно тянулось к горизонту, освещенное лунным светом, уходя вниз, в глубь земли — все ниже и ниже, постепенно превращаясь в огромную яму, полную тьмы. Меловые и коралловые кольца светились то здесь, то там, выпирая из дна, словно кости скелета из истлевшей кожи давно умершего человека.

Между холмами и морем Уинтерз заметил город.

Веками он сползал вниз, упорно следуя за все отступающим морем. С высоты Уинтерзу были хорошо видны очертания пяти гаваней, которые люди бросали, когда уходило море. Огромные каменные доки стояли по-прежнему несокрушимо. Горожане строили вокруг дома, заполняя зияющие пустоты, но потом оставляли и их, спускаясь все ниже и ниже.

Теперь борющийся за жизнь город вытянулся вдоль канала с водой, которую еще давали подземные ключи на дне иссохшего моря. Что-то невыразимо печальное сквозило в этой тонкой темной полоске воды, оставшейся от некогда огромного и ревущего синего океана.

Флаер описал круг и пошел вниз. Кеши быстро выпалил фразу на своем диалекте. Уинтерз понял лишь одно слово — Валкис. Кор Хал что-то ответил, затем повернулся к Уинтерзу:

— Нам недалеко. Не отходите от меня.

Они выбрались из флаера. Уинтерз понял, что его взяли под стражу — и не только ради его безопасности.

Подул ветер, слабый и иссушающий. Под ногами клубами поднималась пыль. Впереди лежал Валкис — темная груда камней, расползшаяся до самых горных отрогов, — безжизненно-холодный в зловещем свете двух лун. На вершине гребня темнели разрушенные башни дворца.

Они шли вдоль канала со стоячей, неподвижной черной водой, по камням мостовой, истертым до дыр сандалиями бесчисленных поколений горожан. Даже в столь поздний час Валкис не спал. Во мраке ярким желтым пламенем горели факелы. Издалека доносились странные звуки марсианской арфы с двойной декой. На улицах, в проходах между домами, на плоских крышах домов кипела жизнь.

Гибкие худощавые мужчины и грациозные, как кошки, женщины следили за чужаками молча, с горящими глазами. В воздухе стоял монотонный тихий непрекращающийся звон — это перешептывались крошечные колокольчики, которыми украшали себя местные женщины. Колокольчики висели у них в волосах, в ушах, на щиколотках.

Этот город — воплощение зла, подумал Уинтерз. Древний и очень порочный, но не уставший. Уинтерз кожей чувствовал биение жизни, горячей и бурной. Ему было страшно. Его одежда, равно как и белые туники спутников, слишком бросалась в глаза среди обнаженных грудей, коротких ярких юбок в складку, украшенных драгоценными камнями поясов.

Никто не приветствовал их. Уинтерз вздохнул с облегчением, когда Кор Хал привел спутников в большой дом и плотно закрыл за собой истертую бронзовую Дверь.

Уинтерз обернулся к Кор Халу.

— Когда? — спросил он, тщетно пытаясь скрыть дрожь в руках.

— Все готово. Халк, проводи его.

Кеши кивнул и пошел вперед. Уинтерз следовал за ним по пятам.

То, что предстало его глазам, разительно отличалось от зала Шанги в Кахоре. В этих каменных стенах некогда жили, любили и умирали, причем не всегда своей смертью, мужчины и женщины. В щелях между плитами оставались их слезы и кровь, копились веками. Ковры, гобелены, мебель стоили целое состояние — произведения искусства, предметы старины. Их красота износилась от времени, но все же оставалась красотой, великолепной и яркой.

В конце прохода была бронзовая дверь с узкой решеткой.

Халк остановился и велел Уинтерзу снять с себя все.

Уинтерз замер в нерешительности. Ему очень не хотелось расставаться с оружием.

— Почему здесь? — спросил он недовольно. — Я хочу взять одежду с собой.

Но Халк повторил:

— Разденься здесь. Таковы правила.

И Уинтерз повиновался.

Обнаженный, он вошел в тесную комнатку. В ней не было удобного стола — только несколько шкур, брошенных прямо на голый пол. В противоположной стене зиял огороженный проход.

Бронзовая дверь с визгом захлопнулась за Уинтерзом, и он услышал, как лязгнула щеколда. В комнате царил полный мрак. Теперь ему стало уже по-настоящему страшно. Страх был дикий, неукротимый. Но Уинтерз не мог ничего изменить. Слишком поздно. Причем давно. С того самого дня, когда пропала Джилл Леланд.

Уинтерз опустился на шкуры. Высоко над его головой, под самым сводом, что-то смутно мерцало. Постепенно мерцание стало усиливаться, разгораться. Наконец Уинтерз смог разглядеть призму, вделанную в камень, — большую, вырезанную из какого-то ярко-огненного кристалла.

Из-за решетки на двери донесся голос Кор Хала:

— Эй, землянин!

— Что? — откликнулся Уинтерз.

— Видишь призму? Это и есть Драгоценность Шанги. Мудрецы Кара-Дху вырезали ее миллион лет назад Только им была ведома тайна кристалла и секреты его огранки. Таких камней сейчас осталось всего три.

На стенах вспыхнули сполохи света — вернее, сгустки чистой энергии. Золотые, оранжевые, зеленовато-синие. Маленькие огоньки пламени, огонь Шанги, сжигающий душу.

Пытаясь совладать со страхом, Уинтерз спросил:

— Ну а радиация? Лучи, которые проходят сквозь призму, — они те же, что в Кахоре?

— Да. Тайну лучей Кара-Дху тоже унесли с собой. Возможно, это космические лучи. Используя в качестве призм обычный кварц, мы можем ослабить уровень радиации до потребностей торгового города.

— Кто это «мы», Кор Хал?

Смех, негромкий и злобный:

— Мы — это Марс, землянин!

Танцующее пламя, все сильнее и ярче, пляшущее на его теле, проникающее в кровь, в мозг… Не такое, как в солярии с хорошенькими игрушечными деревьями. Там было удовольствие — дразнящее, опьяняющее наслаждение. Странное, захватывающее. Но здесь…

Тело Уинтерза вдруг дернулось и выгнулось дугой, затем скрутилось кольцом. Он забился в корчах. Мука была невыносимой — сладкая, невыразимо сладкая боль.

Голос Кор Хала прогремел откуда-то издалека, оглушительный и роковой:

— Мудрецы Кара-Дху не были мудры. Они разгадали тайну Шанги и решили покончить с войнами и проблемами, уходя назад, к истокам. Но знаешь, что стало с ними? Они погибли. Вымерли, землянин! Кара-Дху исчез с лица планеты в течение жизни одного поколения!

Уинтерзу становилось все трудней отвечать, трудней думать.

— Какое это имеет значение? — хрипло сказал он. — Они были счастливы, пока жили.

— А ты счастлив, землянин?

— Да! — задыхаясь, выкрикнул он. — Да!

Вместо слов у него вырвалось невнятное мычание. Берк Уинтерз извивался, катаясь на сбитых шкурах в невыразимой, почти нечестивой истоме, в сладостной муке, о которой прежде не мог даже мечтать, — и был счастлив. Огонь Шанги плавил его тело, подобно раскаленному металлу, и Уинтерз уже не испытывал ничего, кроме всепоглощающего ощущения счастья.

До него снова донесся смех Кор Хала.

После этого все сделалось как в тумане. Сознание время от времени туманилось, и он проваливался в черноту. Приходя в себя, Уинтерз чувствовал себя странно. Его собственное тело было каким-то чужим, незнакомым. Только одно он помнил довольно отчетливо — по крайней мере один отрезок пути по зловещей дороге назад.

Во время очередного просветления, длившегося очень недолго — может, с минуту или две, — ему показалось, что плита в стене вдруг отодвинулась, открыв кварцевое окошко, и в нем возникло чье-то лицо. Уинтерз чувствовал, как чужие глаза внимательно разглядывают его обнаженное тело, плавающее в восхитительном пламени.

То было лицо женщины. Марсианки. Очень породистое, с четко очерченными скулами и надменными дугами бровей; алый рот так и манил к поцелую, обещая блаженство и муку.

По-видимому, в стене таился микрофон, поскольку женщина говорила с ним, и он слышал ее голос, полный упоительно-жестокой магии. Она окликнула его по имени.

Уинтерз не смог подняться, но ухитрился подползти! С окошку, и в его воспаленном мозгу женщина стала частью видений, проявлением тех неземных сил, что играли с его организмом Разрушение и восторг, неодолимые, как сама смерть.

По меркам чужеземца, она была не так красива, как Джилл. Но в ней чувствовалась сила. И ее алый рот дразнил его, насмехаясь, а изгиб обнаженных плеч доводил до исступления.

— Ты сильный, — проговорила она. — Ты будешь жить, до самого конца. И это хорошо, Берк Уинтерз.

Он попытался что-то сказать, но понял, что уже не в состоянии произносить слова.

Она улыбнулась:

— Ты бросил мне вызов, землянин. Я знаю. Ты бросил вызов Шанге. Ты храбр, а мне нравятся храбрые мужчины. Но ты также глуп, а я люблю глупцов, потому что они развлекают меня. Я подожду, землянин, когда ты достигнешь конца пути!

Он снова попытался ответить, и опять у него ничего не вышло… А потом навалились ночь и безмолвие. Он унес с собой во мрак отзвук ее издевательского смеха.

Он больше не был капитаном Берком Уинтерзом. Его звали коротко — Берк. Он лежал на твердых и холодных камнях. Вокруг царила кромешная тьма, но его глаза и уши верно служили ему. По звуку собственного дыхания он догадался, что находится в замкнутом пространстве, и это ему не понравилось.

Он негромко зарычал. Волосы на затылке встали Дыбом. Он попытался вспомнить, как попал сюда. Что-то случилось с ним, что-то связанное с огнем, с пламенем, вот только не вспомнить, что именно и почему.

Одно он знал твердо: он что-то искал. Это «что-то» пропало, и он хотел его вернуть Желание причиняло ему мучительную боль. Он не мог вспомнить, чего именно он так желал, но жажда вернуть потерянное была сильнее страха смерти.

Он встал и принялся обследовать свою темницу.

Отверстие он обнаружил почти сразу. Внимательно обследовав его, он пришел к выводу, что лаз ведет наружу. Он ничего не видел, однако сильный сквозняк, тянувший из дыры, нес с собой множество незнакомых и странных запахов. Берк припал к земле, и руки его инстинктивно сжались и разжались, хватая воздух в поисках оружия. Но оружия не было. Тогда он пополз по проходу, совершенно бесшумно.

Он полз долго, задевая плечами каменные своды. Потом увидел впереди себя свет, красный и мерцающий, и сквозняк донес до него привкус дыма, запах мужчин.

Медленно, очень медленно существо по имени Берк поползло к источнику света. Он уже добрался до конца туннеля, как вдруг за его спиной с лязганьем упала решетка. Конец. Западня.

Он не мог вернуться назад — но и не хотел возвращаться. Враги были впереди, и он жаждал сразиться с ними. Теперь он знал, что ему не удастся подкрасться к ним незамеченным. Выгнув могучую грудь, Берк бесстрашно выпрыгнул из отверстия лаза — наружу.

Мечущееся пламя факелов ослепило его, уши заложило от дикого воя толпы. Он стоял на огромном камне — жертвенном камне старого Валкиса, хотя и не ведал этого. Толпа, улюлюкая, разглядывала землянина, осмелившегося вкусить запретного плода, который боялись трогать даже обитатели Нижних Каналов.

Существо по имени Берк все еще оставалось человеком, но обезьянье уже отчетливо проступало в нем. Много часов он провел в пламени Шанги, и это пламя преобразило его физически. Кости и мышцы изменились под воздействием ускорившегося метаболизма и переродившихся желез.

Он и так был крупным и сильным мужчиной, а теперь совсем загрубел и налился животной силой. Челюсть и надбровные дуги отяжелели, выпятились вперед. Густая шерсть покрыла грудь и конечности, образовав на затылке рудиментарную гриву. В глубоко посаженных глазках светились хитрость и ум, однако то был разум первобытного человека, едва-едва выучившегося говорить, разводить огонь и мастерить копья — но больше ничего.

Пригнувшись к земле, Берк разглядывал толпу, стоявшую под ним. Он не знал, кто эти люди, и тем не менее ненавидел их. Они были из другого племени и пахли незнакомо. Они тоже пылали к нему ненавистью. Воздух казался тяжелым, колючим от их враждебности.

Один из мужчин легко и горделиво выступил вперед, на открытое пространство. Берк не помнил, что этого человека звали Кор Хал. Он не заметил, что Кор Хал сменил белую тунику торгового города на юбку-кильт и пояс Нижних Каналов и что в его ушах болтались просверленные золотые кольца Барракеша. Теперь Кор Хал стал тем, кем и был на самом деле, — бандитом и разбойником, рожденным и выросшим среди народа бандитов, столь долго шлифовавшегося цивилизацией, что они уже могли позволить себе забыть о бандитском прошлом своей расы.

Берк помнил только одно: этот человек — самый ярый его враг.

— Капитан Берк Уинтерз, — сказал Кор Хал. — Человек из племени землян — хозяев космических путей, строителей торговых городов, алчных и неуемных грабителей.

Голос разнесся над запруженной людьми площадью, хотя Кор Хал не напрягал его. Берк следил за противником, слегка покачиваясь и опустив длинные алчущие руки. Глаза его горели красными огоньками, отражая пламя факелов. Он не понял смысла слов, но почувствовал угрозу и насмешку. Человек оскорблял его.

— Взгляните на него, о народ Валкиса! — воскликнул Кор Хал. — Теперь он наш господин. Его народ правит Городскими Штатами Марса. Наша честь поругана, наше богатство утеряно. Что осталось нам, о дети умирающего мира?

Ответ, отразившийся от стен Валкиса, не имел слов — начальный аккорд гимна, написанного в аду.

Кто-то кинул камень.

Берк легким движением спрыгнул с жертвенника и бросился через площадь, метясь прямо в горло Кор Хала.

Раздался смех, больше похожий на свирепый кошачий вопль. Толпа гибко подалась вперед, как единое живое существо. Пламя факелов отражалось от лезвий ножей, от драгоценных камней, плясало в топазово-зеленых глазах, сверкало на поверхности бормочущих, позвякивающих колокольчиков, на остриях шипов убийственно острых кастетов. Длинные черные языки плеток лизнули воздух с шипением и щелканьем.

Кор Хал дождался, когда Берк подбежит поближе, почти вплотную. Тогда он наклонился и описал разворот, ударив Берка ногой — грациозным приемом марсианского бокса. Удар пришелся Берку под подбородок и отшвырнул его, сбил с ног.

Пока полуоглушенный Берк катался в пыли, Кор Хал вырвал из рук стоящего рядом мужчины плеть.

— Вот так-то, землянин! — крикнул он. — А теперь ползи! Брюхом к земле — и лижи камни, которые были здесь еще до того, как обезьяны на вашей Землевыучились говорить!

Длинная плеть запела, заныла, жаля тело Берка вновь и вновь, оставляя на коже красные рубцы, и толпа завопила:

— Ату его! Ату чудовище Шанги! Погоним его, как гнали когда-то наши отцы всех чужеземцев!

И они погнали чужака вперед, своими плетями, ножами, шипованными кастетами по улицам Валкиса, под уходящими лунами. Они гнали его с визгом и улюлюканьем.

Он попытался драться. Обезумев от ярости, он кинулся на обидчиков, но не смог добраться до них, чтобы схватить. Как только он бросался вперед, толпа словно таяла перед ним, расступаясь, и его настигали жалящие плети, острые ножи или убийственные удары кастетов. Кровь заливала его, но то была его собственная кровь, и громкий пронзительный женский смех преследовал Берка по пятам.

Он жаждал убивать. Жажда убийства захлестнула его, накрыла красной пеленой — еще более горячей и красной, чем кровь, струившаяся из тела. Но его шатало от боли, в глазах плыл туман, и, не успев схватить и растерзать столь близкую и вожделенную плоть врага, он успевал получить возмездие: длинные плети терзали его, обвиваясь вокруг его шеи, и бросали на землю.

Наконец в нем остались лишь страх и желание убежать.

И ему позволили бежать. По разрушающимся каменным улицам Валкиса, по переулкам, смердящим древними преступлениями… Но далеко его не отпустили. Они отрезали его от канала и свободы, которую сулило морское дно. Снова и снова они заворачивали задыхающееся, спотыкающееся существо, которое некогда было Берком Уинтерзом, капитаном «Старфлайта», и гнали его вперед, вверх по холму.

Теперь Берк двигался медленно. Он хрипел и инстинктивно, ничего не видя перед собой, вертел головой, тщетно пытаясь защититься от подступающих врагов. Кровь горячими каплями капала на камни мостовой. Но безжалостные жала плетей продолжали впиваться в кожу. Плети гнали Берка вперед.

Все выше и выше. Мимо огромных, смутно маячащих в темноте доков, испещренных выбоинами от когда-то пришвартовывавшихся кораблей, окруженных грудами щебня и пыли — продуктами собственного распада. Четыре уровня над каналом. Четыре гавани, четыре города, четыре эпохи, чья история записана разрушающимися каменными иероглифами. Даже первобытный человек Берк был подавлен и напуган.

Здесь не было жизни. Здесь не было жизни уже Давно, даже на низшем, четвертом уровне. Ветер рыскал в пустых жилищах, вылизывая их стены, стирая углы у домов, превращая в дыры окна и двери, пока совсем не стирал следы рук человеческих Оставались только странные, причудливые фигуры, будто вырезанные самим неугомонным ветром из горных вершин.

Теперь люди Валкиса шли молча. Они гнали зверя, и ненависть их не только не остыла, а, напротив, возросла.

Они шли наверх по костям их собственного мира. Земля была зеленой звездой, молодой и богатой. Здесь же марсиане шли мимо мраморной пристани, к которой давным-давно причаливали галеры королей Валкиса, но ныне даже сам мрамор уже раскрошился под тяжелой пятой веков.

На горном хребте, возвышавшемся над самым старым городом, стоял королевский дворец, равнодушно взирая на избиение пришельца. Во всем Валкисе стояла мертвая тишина, и нарушало ее только бормотание маленьких колокольчиков, похожее на жалобу ветра, горюющего об ином мире — где женщины бегали на своих маленьких ножках, увязая по щиколотку в пыли.

Берк взбирался вверх по живой истории Марса с ловкостью обезьяны. Он до смерти боялся этих пустых руин, которые не пахли ничем, даже смертью.

Он миновал коралловый риф с домами внутри кольца, вскарабкался вверх и увидел склон, проеденный морем до зияющих дыр Но продолжал упорно двигаться дальше Берк не понимал, что это такое, и не хотел понимать. Выбравшись на ровное место, он пробежал мимо разрушенного пирса, некогда служившего пристанью для кораблей, заходивших в залив, и, остановившись, оглянулся назад.

Преследователи не отстали.

Бока Берка тяжело вздымались, в глазах плескалось отчаяние Он снова устремился вперед, вверх по крутым узким улочкам с выбитыми плитами мостовой и превратившимися в бесформенные груды щебня домами Его руки и ноги оставляли на камнях кровавые следы, похожие на цветки.

Наконец он взобрался на гребень.

Огромная махина дворца смутно чернела впереди, заслоняя небо. Первобытная мудрость подсказывала Берку, что это опасное место Он обогнул высокую мраморную стену, окружавшую дворец, и неожиданно его раздувающиеся ноздри почуяли запах воды.

Распухший язык уже не умещался во рту, горло забила пыль. Он так нуждался в воде, истекая соленой кровью, струившейся из ран, что на мгновение даже забыл о своих врагах и об угрозе каменной громады, возвышавшейся за спиной.

Вприпрыжку беглец помчался к вершине, вскоре уперся в ворота, не раздумывая влетел в них — и тут же почувствовал под ногами свежий дерн, прохладный и мягкий. Там рос кустарник, и цветы смутно белели в лунном свете, и тяжелые чудные темные ветви деревьев вырисовывались на фоне ночного неба.

Ворота позади него бесшумно затворились. Берк не заметил этого. Он бежал по заросшей травой аллее между причудливо подстриженными деревьями, влекомый запахом воды. То здесь, то там во мраке светились статуи, вырезанные из мрамора и полудрагоценных камней. От ощущения близкой опасности по спине Бер-ка побежали мурашки, но он слишком устал и слишком хотел пить, чтобы остановиться.

Аллея кончилась. За ней было открытое пространство, в центре которого стоял огромный, врытый в землю резервуар, высеченный из камня и украшенный орнаментом из драгоценных камней Вода в нем походила на полированный черный янтарь.

Впереди все было спокойно, не шевелилась ни одна травинка. Крыло дворца поднималось за резервуаром мрачной стеной, с виду совершенно безжизненной, но обостренное чутье Берка говорило ему обратное. Он замер в тени деревьев, принюхиваясь и прислушиваясь.

Ничего. Тьма и тишина. Берк взглянул на манившую его воду. И это возобладало над всеми остальными чувствами беглеца. Он сорвался с места и устремился вперед.

Бросившись животом на плиты из бирюзы, которыми был облицован резервуар, Берк погрузил лицо в ледяную воду и стал жадно пить. Потом просто лежал без сил, тяжело дыша.

По-прежнему тишина. Никакого движения.

И вдруг ночь прорезал долгий, протяжный вой, донесшийся откуда-то из-за дворца.

Берк напрягся. Он встал на четвереньки, и каждый волосок на его теле ощетинился от страха.

За воем последовал странный визг какой-то рептилии.

Теперь, когда жажда не мучила его, Берк смог уловить в ночи множество запахов. Они были слишком многочисленны и перемешаны, но среди них выделялся один — сильнейшая мускусная вонь, вызывавшая инстинктивное отвращение. У Берка даже мурашки по коже побежали. Он представить не мог, что за тварь способна испускать такую омерзительную вонь, но содрогнулся от ужаса, ибо ему показалось, что он почти знает, — а Берк не хотел знать.

Он хотел одного — унести ноги, убраться как можно скорее из этого места, наполненного некоей тайной жизнью, тишиной и скрытой угрозой.

Он двинулся назад, к деревьям — по своим следам. Очень медленно, потому что был весь изранен и очень слаб. А потом вдруг увидел ее.

Она возникла на поляне внезапно, совершенно беззвучно, явившись из тени огромных цветущих кустов. Она стояла неподалеку, освещенная изменчивым сиянием двух маленьких плывущих над головой лун, и глядела на него большими глазами. Было видно, что она готова обратиться в бегство при любом его неосторожном движении. Волосы, струившиеся по спине, и пушок, покрывавший все ее тело, были серебристо-лунного цвета.

Берк остановился. Чувство безвозвратной потери и отчаянное желание вернуть утраченное с новой силой нахлынули на него, и он почувствовал неодолимое желание быть рядом с этой хрупкой серебристой самочкой.

Имя всплыло само собой из сумеречных недр его души.

— Джилл?

Она вздрогнула. Берку показалось, что она сейчас убежит, и он снова позвал:

— Джилл!

И тогда она стала подходить к нему, неуверенно, шаг за шагом, все ближе, ближе, прелестная, как олениха весной.

Она издала какой-то звук, подразумевавший вопрос, и он ответил ей:

— Берк.

Она постояла, повторяя имя, а потом, всхлипнув, побежала к нему.

Берка затопила волна счастья. Он засмеялся, повторяя ее имя снова и снова, и глаза его были полны слез. Он протянул к ней руки.

И тут просвистело копье. Дрожа, оно вонзилось в землю между ними.

Джилл издала предостерегающий крик и исчезла в кустах. Берк хотел последовать за ней, но колени его подогнулись, и он обернулся назад с рычанием.

Из-за деревьев вышли огромные стражники-кеши и окружили его кольцом. В руках у них были копья и сети. Берк и опомниться не успел. Острия копий упирались в его спину, пока сети опутали по рукам и ногам. Берк упал, беспомощно барахтаясь.

Два звука раздались в ночи: вопль серебристой самки и женский издевательский смех — где-то совсем рядом.

Он уже слышал этот смех. Он не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах, но он помнил его с такой яростью, что стражам пришлось ударить пленника Древком копья по голове, чтобы Берк угомонился.

Глава 3

Берк пришел в себя в комнате, поразительно похожей на ту, где он находился перед тем, как потерять сознание. Разве только стены здесь были другие — темно-зеленого камня, и на потолке не было призмы.

Уинтерз не мог вспомнить, что приключилось с ним после того, как он побывал в той комнате; он только знал, что пережил какое-то потрясение. Имя Джилл заслоняло все в его мозгу, и Берка затрясло от волнения.

Он вскочил на ноги и лишь тогда заметил, что закован в кандалы. Цепи соединяли браслеты на его запястьях с браслетами на щиколотках, проходя через металлический пояс на талии. Кроме кандалов, на нем не было ничего. Он также обратил внимание, что все его тело покрыто свежими шрамами.

Тяжелая дверь распахнулась прежде, чем он начал барабанить в нее. Четверо высоких варваров в изукрашенных великолепными каменьями кованых доспехах окружили его и повели куда-то. Впереди шагал офицер. Они не разговаривали с Уинтерзом, и он понял, что это бесполезно — пытаться что-то выудить из них.

Он совершенно не представлял, где находится и как он сюда попал; он только смутно помнил боль и бесконечный бег, но все это случилось будто во сне.

Но там же, в этом же сне он видел Джилл, он говорил с ней. Он был уверен, что она так же реальна, как кандалы на его ногах.

Уинтерз споткнулся, потому что глаза его застилали слезы. До того момента он не был уверен. Он видел покореженный остов ее флаера и, хотя не поверил в случившееся, все же допускал мысль, что Джилл и вправду мертва и потеряна безвозвратно.

Но теперь он знал. Она жива, и будь Уинтерз один, то заплакал бы, как ребенок.

Но он не заплакал, а принялся внимательно изучать коридоры и огромные залы, по которым его вели стражники. Из масштабов здания и красоты убранства Уинтерз заключил, что находится во дворце, и предположил, что это тот самый дворец, который он видел на утесе, над Валкисом. Он понял, что не ошибся, когда разглядел сквозь амбразуру город, лежащий внизу.

Дворец был древнее, чем все старые замки, которые Берк видел на Марсе, — кроме разве руин Лхаки в северной пустыне. Но здесь были отнюдь не руины. Этот дворец, состарившись, сохранил свою мрачную красоту. Мозаичные узоры на полу потеряли четкость, драгоценные камни истерлись, истончились, словно фарфор. Гобелены, сохранившиеся до сего времени благодаря утерянному много веков назад секрету производства (как и многое на Марсе), стали хрупкими и ломкими, краски потеряли первозданную яркость и едва-едва светились, но гобелены все равно были бесконечно прекрасными — и рождали бесконечную печаль.

На стенах и на высоких сводах потолка пестрели фрески — великолепные свидетельства утраченного величия и славы, смутные и неясные, как память глубокого старца. Они изображали бездонные синие моря, корабли с высокими мачтами, воинов в доспехах, украшенных драгоценными каменьями, и плененных принцесс, чудесных, как темные жемчужины.

Величественная архитектура, сочетавшая в себе красоту и силу, выразила ту причудливую смесь высокой культуры и варварства, что вообще типична для Марса. Уинтерз задумался о том, как давно были высечены в каменоломнях камни этого дворца, и пришел к заключению, что в те времена первая цивилизация Марса уже уничтожила себя в атомных войнах и гордые короли Валкиса были всего-навсего разбойничьими главарями в погружавшемся во мрак вечной ночи мире.

Наконец они подошли к золотой двери высотой в два человеческих роста. Стражи-кеши, стоявшие в карауле, распахнули створки, и глазам Берка предстала Тронная зала.

Лучи клонившегося к закату солнца проникали сквозь узкое окошко, падая на колонны и на украшенный мозаикой пол. Слабый отсвет лежал на сверкающих щитах и мечах покойных королей, окрашивал в теплые тона дряхлые знамена, ненадолго возрождая их к жизни. Все остальное в зале было погружено в полумрак, наполненный шорохом, шепотом и слабым умирающим эхом.

Холодный золотой луч падал прямо на трон, стоявший в дальнем конце залы.

Сиденье трона было высечено в цельной глыбе черного базальта, и, когда Уинтерз подошел ближе, гремя цепями, он заметил, что глыба сильно обкатана морем. Бока ее были очень ровные и гладкие, терпеливо отполированные песком во время бесчисленных приливов и отливов; на подлокотниках, где лежали бесчисленные руки, тоже образовались глубокие впадины. Впадины были и на базальтовой ступеньке для ног.

На троне восседала старуха. В черном свободном одеянии, волосы уложены серебристой короной и оплетены жемчугами. Она уставилась подслеповатыми глазами на землянина и вдруг заговорила на звучном верхнемарсианском — столь же древнем, как санскрит на Земле. Уинтерз не понял ни слова, однако по выражению ее лица догадался, что старуха безумна.

Кто-то сидел у ее ног, скрытый густой тенью, за пределами золотого столба солнечного света, невидимый для Уинтерза. Он смог разглядеть лишь смутную бледность кожи цвета слоновой кости — и в его душе зародилось дурное предчувствие.

Когда он приблизился к трону, старуха поднялась и простерла к нему руку — морщинистая Кассандра, накликающая несчастье. Дикое эхо ее истошного вопля заметалось по зале, отразившись от высокого свода; в глазах старухи горела обжигающая ненависть.

Стражи толкнули Уинтерза вперед древками копий, и он рухнул лицом вниз перед базальтовыми ступенями.

Низкий, мелодичный, издевательский смех послышался из густой тени — и чья-то маленькая ножка, обутая в сандалию, надавила на шею Уинтерза.

Он узнал этот голос.

— Капитан Уинтерз! Королева Валкиса приветствует тебя.

Обладательница голоса сняла ногу. Он встал. Старуха уже полулежала на троне. Теперь она бормотала что-то вроде молитвы, и ее лицо, обращенное кверху, светилось благоговейным восторгом.

И снова из тени донесся знакомый голос:

— Моя мать повторяет речь, которую она произнесла при коронации. Сейчас она потребует дань от Внешних островов и прибрежных племен. Время и действительность не имеют для нее смысла, ей нравится играть в королеву. А потому, как ты видишь, я, Фэнд, правлю Валкисом, находясь в тени трона.

— Иногда, — заметил Уинтерз, — тебе следовало бы выбираться на свет.

— Да.

Мягкий, быстрый шелест — и она уже стояла перед Уинтерзом в луче солнца.

Ее волосы были черны, как ночь после захода луны, и завиты в затейливые локоны. Фэнд одевалась по странной, вызывающей моде разбойничьего королевства: длинная пышная юбка, подобранная до пояса по бокам, так что при ходьбе были видны обнаженные бедра, широкий, украшенный драгоценными камнями пояс, воротник из золотых пластинок-кружочков. Маленькие прелестные обнаженные груди упруго выступали вперед, тонкое тело гибко извивалось с кошачьей грацией.

Лицо было именно таким, каким он его запомнил. Горделивое и утонченное, с золотыми глазами и ртом, похожим на алую ягоду, сладким, как мед, и горьким, как яд. Под изысканной прелестью Фэнд таилась ленивая и дремотная сила, убийственное очарование разящей, как смерть, красоты.

Она взглянула на Уинтерза и улыбнулась:

— Что ж, наконец-то ты достиг конца пути.

Он перевел взгляд на свои кандалы и обнаженное тело.

— Довольно странный конец. Я хорошо заплатил Кор Халу за это. — Он испытующе посмотрел на Фэнд: — Это ты правишь Шангой? Не только Валки-сом? В таком случае, должен заметить, что ты не слишком гостеприимна.

— Напротив, я очень забочусь о своих гостях. Впрочем, ты все увидишь сам. — Ее золотые глаза дразнили Уинтерза. — Но ты пришел сюда не для того, чтобы заниматься Шангой.

— Зачем же?

— Чтобы найти Джилл Леланд.

Уинтерз даже не особенно удивился. Подсознательно он понимал, что Фэнд знает это. Однако он попытался изобразить удивление.

— Джилл Леланд мертва.

— Разве? Ты же видел ее в саду и даже разговаривал с ней, — Фэнд рассмеялась. — Ты думаешь, мы столь глупы? Каждый, кто является в зал Шанги в торговом городе, проходит тщательную проверку и тест. Мы были особенно внимательны с тобой, капитан Уинтерз, потому что твой физический тип не склонен к практике Шанги. Такие мужчины слишком сильны, чтобы бежать от действительности. Ты, конечно же, знал, что твоя невеста пристрастилась к Шанге. Тебе это не нравилось, и ты попытался остановить ее. Кор Хал рассказывал, что она была весьма удручена твоим поведением и жаловалась ему не раз.

Но Джилл зашла слишком далеко. Она умоляла нас подарить ей настоящую Шангу, в полную силу. Она помогла нам инсценировать ее гибель на дне моря. Впрочем, мы бы и сами сделали то же самое, ради собственной безопасности, ведь у Джилл очень влиятельные друзья. К чему нам такие осложнения — чтобы наших клиентов разыскивали ищейки. Но она хотела, чтобы именно ты поверил в ее смерть, чтобы ты забыл ее. Она сказала, что не вправе выйти за тебя замуж, что она разобьет твою жизнь. Правда, трогательно, капитан Уинтерз? Почему ты не плачешь?

Уинтерзу хотелось не только заплакать. Ему страстно захотелось стиснуть, сжать своими ручищами это дьявольски прекрасное тело, сломать его, а потом растоптать, размазать по полу.

Но его кандалы успели лишь коротко звякнуть, как острые копья взвились в воздух, оставив на обнаженной спине пленника следы злых поцелуев. И Уинтерз послушно остался стоять на месте.

— Зачем ты сделала это? Из ненависти — или ради денег?

— И то и другое, землянин. И еще по одной причине, куда более важной, чем и то и другое. — Губы Фэнд скривились в мимолетной усмешке. — А кроме того, я не сделала ничего дурного твоему народу. Да, я построила Залы Шанги. Но земные мужчины и женщины деградируют по своей собственной воле. Подойди сюда.

Она жестом позвала его за собой, к окну. Проходя по огромной зале, она закончила:

— Ты видел лишь часть дворца. Мы отремонтировали и перестроили дом моих предков на земные деньги. На деньги обезьян, которые желают вернуться к своему изначальному состоянию, потому что цивилизация, которую они взвалили на свои плечи, оказалась слишком тяжким для них бременем. Посмотри туда. Это тоже сделано на деньги землян.

Уинтерз выглянул из окна и увидел то, что практически исчезло с лица планеты Марс, — сад. Многоцветный, сверкающий, словно драгоценный камень, сад, по-видимому, точно такой же, какой цвел здесь много веков назад и какой должен быть при дворце. Просторные лужайки с бронзовато-зеленой травой, идеально подстриженные, ухоженные кусты и деревья, статуи…

Отчего-то — он не мог вспомнить отчего — при виде этого сада его зазнобило.

Но сад был лишь частью того, что предстало глазам Уинтерза. Малой частью.

Склоны холма под окном уходили вниз, образуя углубление в форме широкой чаши глубиной в четверть мили. Уинтерз заглянул на самое дно. Даже разрушенный временем, амфитеатр поражал своей красотой: секторы сидений поднимались вверх подобно вырубленным в камне ступеням, ведя к краям чаши. Уинтерз попытался представить себе, как это все выглядело в те далекие времена, когда в амфитеатре проводились бои и игры и все скамейки были заполнены тысячами зрителей.

Но теперь на месте арены раскинулся сад — еще один сад. Дикий, переплетшийся ветвями, закрытый отвесными стенами, ограждавшими зрителей от зверей. Там были заросли и открытые лужайки, и Уинтерзу было видно, как среди зарослей движутся какие-то тени — странных, причудливых очертаний. Издалека, в косых лучах заходящего солнца, он не мог толком рассмотреть, что это такое, но его пронзил леденящий страх, предчувствие какого-то кошмара.

В самом центре арены голубело озеро. Не очень большое и, похоже, не очень глубокое, но там плескались какие-то твари, и Уинтерзу почудилось слабое эхо вопля неведомой рептилии. Того самого вопля…

Фэнд смотрела на амфитеатр со странной, неторопливой усмешкой. Уинтерз заметил, что нижние ряды амфитеатра уже заняты, и зрители подходили еще и еще.

— Что же это такое, что важнее денег и ненависти к землянам? — спросил он.

Гордость древней расы, родовая гордость засветились в глазах Фэнд, когда она ответила ему. Уинтерз даже забыл о своем отвращении к ней, потрясенный ее искренностью.

Она произнесла одно только слово:

— Марс.

Старуха услыхала ее и что-то крикнула. Потом набросила на голову край своей черной мантии и затихла.

— Марс, — негромко повторила Фэнд. — Планета, которой не дано было даже умереть достойно, сохранив свою честь, потому что слетелись стервятники, чтобы расклевать мертвое тело, и жадные крысы выпили из нее остатки крови и гордости.

— Не понимаю, — пожал плечами Уинтерз, — какое отношение имеет к Марсу Шанга?

— Увидишь. — Она внезапно переключила свое внимание на него. — Ты бросил вызов Шанге, землянин, подобно тому, как твой народ бросил вызов Марсу. Но мы посмотрим, кто сильнее!

Она дала знак офицеру, и он удалился. Потом Фэнд повернулась к Уинтерзу:

— Ты хотел вернуть свою девушку. Ради нее ты был согласен пройти сквозь огонь Шанги, несмотря на то, что питал к нему отвращение. Ты не испугался опасности потерять самого себя под воздействием радиации, хотя через определенное время перемены в живом организме становятся необратимыми. И все это ради Джилл Леланд. Ты все еще хочешь получить ее обратно?

— Да.

— Ты так уверен?

— Да.

— Очень хорошо. — Фэнд оглянулась через плечо и закончила: — Она здесь.

Уинтерз не сразу заставил себя обернуться.

Фэнд отошла в сторонку, наблюдая за ним с жестокой улыбкой. Спина у Уинтерза онемела. Затем он все-таки повернулся.

В солнечном свете стояла она — растерянное, испуганное, дикое и сверкающее существо зари человечества. На шее у нее болталась веревка. Стражи смеялись.

«Она не так уж переменилась, — с отчаянием подумал Уинтерз. — Назад, к первобытному человеку, но все же не к обезьяне. В ее глазах еще светятся душа и огонь разума. Джилл, Джилл, как ты могла это сделать?»

Но теперь-то он хорошо понимал, как. Он вспомнил их жестокие ссоры из-за Шанги. Прежде он считал Шангу глупой ребяческой забавой, не достойной интеллекта Джилл, хотя и разрушительной, как любой наркотик. Теперь же он понимал.

Теперь он знал. И его терзал страх, дикий страх, потому что он слишком хорошо понимал.

Ибо теперь он и сам был среди зверей Шанги. И несмотря на весь ужас, с которым Уинтерз взирал на это создание, бывшее Джилл — и в то же время не Джилл, — в нем тлело еще одно чувство — вожделение к самке, казавшейся Уинтерзу еще более привлекательной, более соблазнительной, нежели прежняя Джилл. Эта новая Джилл была свободна от всех запретов и условностей мира, и сильное тело ее жило свободной жизнью. Она походила на быстроногую олениху, дрожащую чувственной дрожью.

«Нас будет двое. Первобытная женщина, первобытный мужчина. Сильные мускулы, сильные чувства, мужество, отнятое городами…»

— Ее еще можно спасти, — заметила Фэнд. — Если ты найдешь способ, как сделать это. Впрочем, тебе самому понадобится кто-то, кто спасет тебя, капитан Уинтерз! — неожиданно закончила она.

Его замутило от отвращения, а в глазах по-прежнему горели странные огоньки.

Серебряная самка приближалась. Ее глаза неотрывно смотрели на него. Он понял, что ее неукротимо влечет к нему, и попытался понять почему. Самка не произнесла ни звука, и мучительный спазм перехватил его горло, лишив дара речи.

Стражник слегка отпустил веревку, чтобы она могла двигаться свободно. Джилл подошла к Уинтерзу, очень нерешительно, осторожно, как зверь. Потом остановилась и заглянула ему в лицо. Ее большие темные глаза наполнились слезами. Она тихонько всхлипнула и опустилась на колени у его ног.

Старуха издала каркающий смешок. Глаза у Фэнд были как две чаши расплавленного золота.

Уинтерз нагнулся и обнял Джилл. Затем поднял ее с пола и прижал к себе в яростном порыве защитить.

Очень тихо он спросил у Фэнд:

— Ты увидела все, что хотела. Мы можем идти?

Та кивнула.

— Отведите их в сад Шанги, — приказала она и добавила: — Почти самое время.

Стражники повели их, Берка Уинтерза и женщину, которую он потерял, а теперь вновь обрел, через огромные, гулкие залы дворца, затем вниз, по пологим склонам холма, — в амфитеатр.

Тяжелая металлическая решетка закрывала вход в туннель. Стражники отомкнули замок и, сняв с Уинтерза кандалы, швырнули его и Джилл внутрь. Дверь с лязганьем захлопнулась.

Крепко держа Джилл за руку, Уинтерз миновал туннель и вышел на арену — в сад Шанги.

Он остановился, щурясь от яркого света. Пальцы Джилл еще крепче вцепились в него. Она все дрожала в томительном ожидании чего-то и напряженно прислушивалась, склонив набок голову.

Не успел Уинтерз опомниться, как прозвучал первый удар гонга, звучный и мелодичный, словно зовущий служителей темных сил к черным молитвам. У него было только несколько секунд, чтобы успеть оглядеться и увидеть бродящих на четвереньках человекоподобных существ, почуять в воздухе резкий звериный запах, услышать плеск воды и шипение в озерце.

Но этих секунд оказалось достаточно, чтобы понять — и содрогнуться от ужаса и леденящего страха. Уинтерзу на мгновение почудилось, что все это только снится ему, и он возжелал ослепнуть, оглохнуть, а лучше всего — умереть.

Над стеной, отгораживавшей амфитеатр от зрителей, виднелись лица марсиан. Они смотрели вниз с любопытством, словно разглядывали в зоопарке редких доисторических животных — ужасных и злобных, к которым они, марсиане, испытывали личную ненависть и отвращение.

Потом снова зазвонил гонг, и Джилл рванулась в сторону, таща Берка за руку. В саду воцарилась напряженная тишина. Почти сразу же в воздух взмыл дружный вой, рев и визг, отвратительный, жуткий. В нем слышались человеческие нотки, но еще больше было звериного. Уинтерз услышал рядом с собой вопль Джилл, повторявшей снова и снова только одно слово:

— Шанга! Шанга!

Тут Уинтерз вдруг понял, что имела в виду Фэнд, когда говорила о Марсе. Это пришло, как озарение. Пока Джилл тащила его между деревьями к лужайке в центре амфитеатра, он постиг, что этот сад Шанги — просто зверинец, куда приходят жители Марса, чтобы полюбоваться на зверей, которые покорили их мир.

Горячий, жаркий стыд затопил его. Обезьяноподобные существа, разгуливавшие голыми среди деревьев, были рабами пламени Шанги!

Не помня себя, он заорал на Джилл, пытаясь остановить ее.

Но она с удвоенной силой поволокла его за собой, так что Уинтерзу пришлось упереться пятками в землю, чтобы затормозить. Джилл повернулась к нему и прохрипела:

— Шанга!

Огромный первобытный мужчина вылетел из кустов прямо на них. Он уже разучился даже говорить и только издавал какие-то странные восторженные звуки. За ним бежали другие — мужчины, женщины, подростки, возвратившиеся в свое изначальное, первобытное состояние. Этот поток окружил, повлек за собой Уинтерза и серебристую самку, некогда бывшую Джилл. Уинтерз попытался выбраться из него, но тщетно.

Чем они ближе подвигались к центру площадки, тем многочисленней становилась толпа. Все спешили на призыв гонга.

Уинтерз вдруг почувствовал приступ неукротимой тошноты. Это была настоящая Вальпургиева ночь, шабаш нечисти. И сам он тоже был невольным его участником, обреченным на разрушение.

Те, что, подобно Джилл, ушли не слишком далеко по дороге, ведущей назад, не пробуждали особого ужаса. Они еще оставались людьми. Уинтерз помнил, что сам был таким же. Но попадались и иные. Ниже уровня первобытного человека, ниже неандертальца, ниже питекантропа, ниже недостающего звена между человеком и обезьяной — к нашему общему доисторическому предку.

Бесформенные, волосатые твари со скошенными черепами и маленькими, горящими красным огнем глазками, с острыми желтыми клыками… Такого не видели даже антропологи. Не люди и не обезьяны — вообще непонятно кто.

Все черные тайны эволюции жизни на Земле стали явью и были представлены в этом саду для обозрения марсиан. Даже Уинтерз, сам житель Земли, содрогнулся, увидев, от кого он в конечном счете произошел. Какие чувства могли испытывать марсиане к землянам, стоявшим так близко к собственным истокам?

Но Уинтерзу было дано увидеть и то, что лежало за этой гранью…

Гонг прозвонил в последний раз. Поток сгорбленных волосатых тварей с широкими плечами и низкими надбровными дугами, уродливых существ, ходивших на четырех лапах, вынес Джилл и Уинтерза на середину площадки, где, как он смог разглядеть из окна дворца, располагалось озеро.

Острая мускусная вонь витала в воздухе. Запах был, как в террариуме. Поверхность воды пошла рябью, вспенилась: твари, обитавшие в озере, пытались ответить на зов гонга.

Назад, к общему предку, а потом еще дальше. Минуя млекопитающих, к рептилиям — к жабрам и чешуе, к яйцам, отложенным в теплой болотной жиже, к шипению и ползанию, далеко-далеко!

— Шанга! Шанга! — задыхалась Джилл, глядя куда-то вверх, и черная волна ярости захлестнула Уинтерза. Какая-то влажная черная тварь проскользнула между ногами, и его качнуло от отвращения. Поверхность озера снова пошла рябью, но Уинтерз даже не повернулся в ту сторону. Он просто не мог смотреть.

Схватив Джилл за руку, он попытался протиснуться сквозь толпу… Тщетно. Он был в западне, в ловушке.

Взглянув вверх, Уинтерз увидел призмы, подвешенные на длинных стрелах. Призмы уже разогревались, наполнялись знакомым красным свечением.

Вот теперь он точно дошел до конца пути. До конца поисков Джилл, до конца всего. Первые лучи Шанги, убийственные и сладостные, вонзились в его плоть. Он ощутил в себе разгорающееся желание, неутолимую жажду — и шевеление зверя, который был так близко к человеческой оболочке. Он вдруг подумал об озере и попытался представить, каково это — лежать во влажной грязи, дыша через жаберные щели, словно эмбрион в утробе матери.

«Потому что там мое место, — подумал он. — В озере. Мое и Джилл. А дальше? Амеба, а что потом?..»

Тут его взгляд упал на королевскую ложу, откуда бывшие правители Валкиса наблюдали бои гладиаторов, смотрели, как льется кровь. Теперь там сидела Фэнд.

Она оперлась своими изящными локотками о камень барьера, и Уинтерзу показалось, что даже на таком расстоянии он различает усмешку и презрение в ее золотых глазах. Рядом был Кор Хал и старуха, закутанная в черную мантию.

Огни Шанги разгорались все ярче. Теперь на лужайке царила тишина. Лишь изредка слышался тихий стон или всхлип, но это не нарушало молчания, только делало его еще глубже. Теплый отсвет плясал на обращенных вверх лицах, горел в широко раскрытых глазах. Вокруг каждого тела — даже тех, что были покрыты чешуей, — светился нимб красоты. Джилл тоже стояла там, обратив лицо к двойному солнцу, к тонкому лучу серебряного пламени.

Безумие уже проникло в ее кровь. Мускулы и сухожилия напряглись, тело скорчилось, потом выгнулось дугой. Мягкая вуаль забвения, всепрощающего, всеотпускающего. Джилл и Берк, первобытный мужчина и первобытная женщина. Они счастливы моментом, они не знают ничего, кроме своей любви, кроме собственного удовольствия. Почему нет? В конце концов, они теперь оба здесь, отмеченные одной печатью.

Потом Уинтерз услышал смех и улюлюканье марсиан, которые собрались полюбоваться на срам завоевателей. С усилием он оторвал глаза от греховного пламени и опять посмотрел на Фэнд, повелительницу Валкиса, на Кор Хала и на тысячи незнакомых лиц. В его глазах вспыхнула холодная страшная ярость.

Толпа на лужайке поредела. Твари лежали на траве, извиваясь от наслаждения. Джилл стояла на коленях. Уинтерз вдруг почувствовал, как силы оставляют его. Это восхитительная боль, прекрасная, безумная, ликующая боль…

Он схватил Джилл и поволок ее к деревьям, прочь из круга света.

Она не хотела идти. Она визжала, царапала его лицо ногтями, пинала ногами. Уинтерзу пришлось ударить ее. После этого Джилл сразу обмякла и покорно повисла у него на руках.

Он продолжал идти, спотыкаясь об извивающиеся тела, падая и поднимаясь. Последние метры Уинтерз преодолел ползком, на четвереньках. Одна мысль гнала его вперед. Одно желание заставило его пройти через муки ада — борьбу с пламенем Шанги.

Он должен стереть эту презрительную улыбку с лица Фэнд.

Лучи становились все слабее и наконец совсем пропали. Теперь Уинтерз был в безопасности, за пределами круга. Он оттащил Джилл подальше в кусты и повернулся спиной к лужайке, ибо ему нестерпимо хотелось обратно, так хотелось, что он даже не смел обернуться.

Он не вернулся. Он заставил себя выпрямиться и встать лицом к королевской ложе. Его поддерживало только одно — гордость. Уинтерз посмотрел в далекие глаза Фэнд, и до него донесся ее серебристый голос:

— Ты все равно вернешься к Шанге, землянин. Завтра или послезавтра — но ты вернешься.

В ее голосе звучала уверенность — уверенность человека, знающего, что солнце непременно взойдет на востоке.

Берк Уинтерз не ответил ей. Он постоял еще мгновение, глядя в глаза Фэнд. Потом силы покинули его, и даже гордость не помогла. Он рухнул как подкошенный.

Но успел подумать о Фэнд. Фэнд и Марс бросили вызов Земле, и теперь Уинтерз боролся не только за спасение Джилл.

Глава 4

Когда он пришел в себя, стояла глубокая ночь. Джилл терпеливо сидела рядом. Она дала ему пищи, а пока он жадно ел, принесла воды в широком вогнутом листе.

Он попытался разговаривать с ней, однако пропасть между ними была слишком велика. Джилл казалась мрачной и подавленной и старалась держаться подальше. Ведь Уинтерз лишил ее пламени Шанги, и Джилл не забыла об этом.

Уинтерз понял, что вместе с ней ему не спастись. Тогда он встал и пошел. Она не двинулась с места.

Две луны все еще освещали сад, хотя стояли уже совсем низко. Звери Шанги спали, как спали по ночам их обезьяньи предки.

Стараясь двигаться неслышно, Уинтерз обследовал арену в поисках выхода. В его голове созрел план. Не самый надежный план — и вообще, скорее всего, он будет мертв еще до утра, — но ничего другого не оставалось. К тому же смерть не страшила Уинтерза. Он был человек, землянин; его ярость превосходила страх.

Стены арены были высокими и гладкими. Даже обезьяна не смогла бы вскарабкаться по ним. Все туннели оказались закрыты, кроме одного — того, через который он попал сюда. Уинтерз подполз поближе и потрогал решетку: заперто. К тому же неподалеку горел костер, у костра сидели двое стражников.

Уинтерз вернулся на арену.

Амфитеатр был абсолютно пуст: он не заметил там ни одного караульного. Просто некого было караулить. В сущности, стены амфитеатра служили надежной тюрьмой, да и обитатели сада не помышляли о бегстве от радостей Шанги.

Потерпев поражение, не успев даже начать борьбу, Уинтерз стоял, с отчаянием разглядывая сверкающие стены. Потом вдруг взгляд его упал на стрелы, к которым крепились призмы Шанги.

Он подошел поближе и внимательно оглядел ближайшую стрелу. Она была высоко, не дотянуться — металлический шест, закрепленный другим концом в амфитеатре и нависающий над стеной. Две призмы улавливали лучи Шанги и фокусировали их, направляя на лужайку.

Высоко, слишком высоко. Но будь у него веревка…

Уинтерз вернулся к деревьям. Он оторвал несколько лиан и связал их друг с другом. Потом прикрепил к концу получившегося каната обломок увесистого сухого сука — в качестве груза. И возвратился к стреле.

Третья попытка увенчалась успехом. Он перекинул через стрелу свою ненадежную веревку и для верности скрутил концы. Осторожно, пядь за пядью, пополз вверх, моля Бога о том, чтобы канат не оборвался под его весом.

Ему показалось, что он полз неимоверно долго. Уинтерз ощущал себя голым и беззащитным в ярком лунном свете.

Лианы выдержали, стражники не заметили его, никто не закричал оглушительным голосом. Прижавшись к стреле, он бросил вниз предательскую веревку и осторожно пополз вперед. Вскоре он был в безопасности амфитеатра.

Избежав встречи с караульными у входа туннеля, Уинтерз незамеченным выбрался из амфитеатра и обогнул холм. Изменчивые тени, отбрасываемые предметами под лучами двойных лун, сослужили ему добрую службу, делая реальное нереальным.

Дворец уже возвышался над ним, огромный и темный.

Только два окна светились там. Одно — на первом этаже, где, скорее всего, размещалась стража, и другое — на третьем, и свет в нем был тусклый-тусклый, как от единственного факела. Уинтерз надеялся, что именно там находятся апартаменты Фэнд.

Он взобрался по склону, нырнул в спасительную сень сада, затем крадучись вошел во дворец. Полуразрушенная громадина вряд ли тщательно охранялась, даже если бы на то имелись причины. Бесшумно переступая босыми ногами, Уинтерз прошел через огромный пустой холл, стараясь держать в голове план дворца.

Его глаза уже привыкли к темноте, к тому же сквозь амбразуры проникал лунный свет, так что он видел, куда идет. Комната, зала, коридор, пропахшие пылью и смертью, грезящие и скорбящие над своими полинявшими от времени флагами и поломанными трофеями, вспоминающие о былой славе…

Уинтерза била дрожь. Холодное дыхание вечности коснулось его.

Он нашел лестницу, потом еще одну и наконец на третьем этаже увидел свет — тоненькую полоску света, пробивавшегося через щель в двери.

У двери не было ни души. Настоящая удача! Не только потому, что отсутствие стражников избавляло Уинтерза от лишних забот, но еще потому, что подтверждало правильность некоторых догадок в отношении Фэнд. Да, Фэнд не терпела контроля над собой, она уходила и приходила, когда ей вздумается. Фэнд здесь на своей территории, в полной безопасности, и караульные — только излишняя роскошь. Здесь у нее не могло быть врагов.

Кроме одного.

Уинтерз беззвучно открыл дверь. На низкой кушетке спала служанка. Она даже не пошевелилась, когда он прошел мимо. За высокой аркой, занавешенной тяжелыми портьерами, он нашел леди Фэнд.

Она лежала на огромной, украшенной резьбой кровати королей Вал киса. Фэнд казалась в ней маленькой, как ребенок. Она была невероятно красива. Очень порочная, но дьявольски красивая.

Уинтерз безжалостно ударил ее. Фэнд потеряла сознание, не успев проснуться, даже не вскрикнула. Он связал ее шелковыми юбками и кушаками, которые нашел в комнате, и заткнул рот кляпом. Взвалив Фэнд на плечо, молча ушел назад тем же путем, что пришел.

Все оказалось очень просто. Уинтерз даже не предполагал, что это будет так просто. Видимо, люди редко защищаются от того, что им кажется невозможным.

Фобос ушел с небосвода, продолжая свой бег вокруг Марса, и Деймос был уже слишком низко и почти не давал света. Уинтерз пробирался назад в амфитеатр, то неся бесчувственную Фэнд на плече, то волоча ее за собой по земле через открытое пространство. Наконец он донес ее до стены, отделявшей амфитеатр от площадки.

Высота была футов двадцать, и Уинтерз постарался причинить пленнице как можно меньше вреда. Она была не нужна ему мертвая. Потом он сам перекинул ноги за стену, на мгновение повис на руках — и упал в мягкий кустарник.

Поднявшись, он первым делом бросился к Фэнд — убедиться, что та не пострадала. Тогда он быстро оттащил ее в глубь сада. Неподалеку от лужайки заросли были особенно густыми, и Уинтерз направился именно туда, таща за собой наследницу королей Валкиса.

Потом принялся ждать.

Ее глаза глядели на него в полумраке, яркое золото над алым пятном шелкового кляпа.

— Да, — сказал он, — ты в саду Шанги. Это я принес тебя сюда. Мы должны кое-что обсудить, Фэнд. Я предлагаю тебе сделку.

Он вытащил кляп, но не убрал от ее рта руку, опасаясь, что она закричит.

— Между нами не может быть сделок, землянин, — ответила Фэнд.

— Твоя жизнь, Фэнд. Твоя жизнь в обмен на мою и Джилл, и всех тех, кого еще можно спасти. Вели уничтожить призмы, останови безумие, и ты будешь жить долго, как твоя безумная мать.

Но в глазах Фэнд не было страха. Непреклонная гордость и ненависть, но не страх. Она рассмеялась.

Уинтерз протянул руку, и его пальцы железной хваткой сомкнулись вокруг ее горла.

— Очень тонкая шея, — заметил он, — мягкая и нежная. Я сломаю ее двумя пальцами.

— Так ломай же, землянин. Шанга проживет и без меня. Кор Хал займет мое место. А ты — Берк Уинтерз — ты не сможешь освободиться от Шанги.

Уинтерз кивнул.

— Я знаю, — спокойно сказал он. — А потому я должен уничтожить Шангу до того, как она уничтожит меня.

Фэнд взглянула на него, слабая и безоружная. И вновь рассмеялась.

Он пожал плечами:

— Возможно, мне не удастся этого сделать. Я пойму это, когда будет уже слишком поздно. Но я забочусь не о себе, Фэнд. Я был бы вполне счастлив, бегая по твоему саду на четвереньках. Возможно, я был бы счастлив, даже барахтаясь в озере. Сейчас я не могу думать об этом без содрогания, но после дозы лучей Шанги все воспринимается по-другому. Так что дело совсем не во мне.

— В чем же?

— У Земли тоже есть гордость, — произнес он очень серьезно. — Более юная и незрелая, чем у Марса. Мы можем быть жестокими и несносными, я не спорю. Но в целом Земля — хорошая планета, ее люди — хорошие люди, и мы сделали для развития Солнечной системы больше, чем все остальные миры, вместе взятые. Я землянин и не потерплю позора собственной расы. — Он обвел взглядом амфитеатр. — Думаю, что люди Земли и Марса могли бы многому научиться друг у друга, если бы им не мешали фанатики с обеихсторон. Ты — самая страшная из всех, о ком я только слышал, Фэнд. Ты даже хуже, опасней фанатика. — Он изучающе посмотрел на нее. — Мне кажется, что ты такая же сумасшедшая, как твоя мать.

Фэнд не вспыхнула от его слов, и он убедился, что она отнюдь не безумна — лишь изуродована своим образом жизни и воспитанием.

— Что ты собираешься делать?

— Ждать до рассвета, может, дольше. Во всяком случае, пока у тебя есть время подумать. Тогда я дам тебе последний шанс. После этого я убью тебя.

Она улыбалась, когда он засовывал ей обратно кляп, и глаза ее оставались невозмутимыми.

Время шло. Тьма сменилась рассветным сумраком, потом наступил день. Уинтерз сидел без движения. Вокруг него, за густой стеной кустарника, слышались мягкие шаги и рычание зверей Шанги. Потом закричали твари, живущие в озере, и ветер донес их мускусный запах. Уинтерз задрожал, как в лихорадке, и в его глазах появилось загнанное выражение.

Вскоре появилась Джилл. Она нашла товарища звериным чутьем и, как зверь, беззвучно прокралась сквозь заросли. Она едва не вскрикнула, увидев Фэнд, но Уинтерз зажал ей рот. Тогда Джилл села на корточки рядом, не сводя с него глаз. Она боялась его, но не могла оторваться. Он погладил ее по плечу. Плечо было крепкое, гладкое и дрожало под пальцами. Джилл смотрела на него оленьими глазами, полными печали и удивленной тоски.

Лицо у Уинтерза стало холодным и безжалостным, как голые звезды, которые он видел в открытом космосе.

Времени оставалось в обрез. Джилл уже начинала поглядывать вверх, на призмы. Уинтерз кожей почувствовал ее все возрастающую нервозность.

Он потряс Фэнд. Открыв глаза, женщина взглянула на него — и он понял ответ, не успев задать вопрос.

— Ну?

Она покачала головой.

И тут Уинтерз улыбнулся — в первый раз за все это время.

— Я решил: я не буду тебя убивать.

То, что было сделано после, было сделано быстро и эффективно, и никто не увидел этого, кроме самой Фэнд и Джилл. Джилл не поняла; наследница королей Валкиса поняла прекрасно.

Зрители уже стекались в амфитеатр. Марсиане шли посмотреть представление и научиться ненависти и презрению к людям Земли. Уинтерз следил за ними. Он все еще улыбался.

Внезапно он повернулся к Джилл. Через несколько минут он встал, задыхающийся и исцарапанный. Джилл осталась лежать на земле, связанная шелковыми полосками, оторванными от пут Фэнд. На сей раз ей не суждено беспомощно барахтаться в огне Шанги.

Наконец марсиане расселись. В королевскую ложу вошел Кор Хал, поддерживая под руку старуху.

Прогремел гонг.

Глава 5

И снова Уинтерз наблюдал, как собираются звери Шанги. Спрятавшись в зарослях, вне досягаемости лучей, он смотрел на волосатые тела, которые мчались, отпихивая друг друга, к центральной поляне. Он видел, как горят их опьяненные глаза. Он слышал их стоны и всхлипы, шепот, наполнивший сад:

— Шанга! Шанга!

Джилл извивалась и металась, сгорая от желания, но ее крики заглушал шелковый кляп. Уинтерз был не в силах смотреть на девушку. Он знал, как она страдает. Потому что и сам страдал.

Он заметил, что Кор Хал перегнулся через барьер, пристально оглядывая сад, и понял, кого ищет марсианин.

Отзвучали последние удары гонга. Площадку накрыла тишина. Волосатые звери, ходившие на четвереньках, безымянные твари, опустившиеся ниже обезьяны по лестнице эволюции, ползающие создания с мокрой сверкающей чешуей — все замерли в ожидании.

Призмы начали светиться. Невыразимо прекрасное и злое пламя Шанги заполнило воздух. Берк Уинтерз сжал зубами руку и прокусил ее до крови.

Ему почудился слабый тоненький вскрик, донесшийся из цветущих прибрежных кустов. Невысокие густые стебли росли как раз в том месте, куда падали прямые лучи призм.

— Шанга! Шанга!

Он должен идти на поляну, под обжигающий огонь, он не выдержит этой муки. Он должен еще хоть раз испытать обжигающее прикосновение адского пламени на своем теле, ощутить безумие и счастье. Он не может оставаться в стороне.

В отчаянии Уинтерз бросился ничком на землю рядом с Джилл и прижался к ней, содрогаясь от муки.

Он услышал голос Кор Хала, выкликающего его имя.

Он заставил себя встать во весь рост и выйти к королевской ложе. Марсиане следили за ним с интересом, мгновенно забыв о зверях Шанги.

— Я здесь, Кор Хал!

Кор Хал посмотрел на него и засмеялся:

— Зачем ты сопротивляешься, Уинтерз? Ты не можешь жить без Шанги.

— А где ваша высшая жрица? — спросил Уинтерз. — Она что, устала от этой забавы?

Кор Хал пожал плечами:

— Кто может знать, где находится госпожа Фэнд? Она приходит и уходит, когда захочет. — Он наклонился вперед. — Ну же, Уинтерз! Огонь Шанги ждет тебя. Поглядите, как он старается быть человеком! Ну, иди же, обезьяна, присоединись к своим братьям!

Зрители захохотали, заулюлюкали. Их смешки ранили Уинтерза, как острые копья.

Он стоял голый в ярком солнечном свете, гордо подняв голову и не двигаясь с места. Он не мог унять дрожь, дыхание с хрипом вырывалось из груди. Пот заливал глаза, он уже ничего не видел, а пламя Шанги плясало на дергающихся телах, и Уинтерзу казалось, что сейчас он сойдет с ума от нестерпимой муки, и все же он не двинулся с места. Он был готов умереть, но не сделать ни шага.

Марсиане следили за ним.

— Что ж, возможно, это произойдет завтра. Или послезавтра — но ты все равно пойдешь туда, землянин.

Уинтерз понимал, что Кор Хал прав. Больше он не вынесет такого. Если он еще будет жив, когда снова прозвенит гонг, он пойдет со своими собратьями.

Призмы Шанги погасли, а порождения адского пламени все еще лежали на земле. Марсиане вздохнули. Некоторые поднялись, собираясь покинуть амфитеатр.

— Постойте! — крикнул Берк Уинтерз.

Его крик отразился от пустующих верхних рядов, и все обернулись. В голосе землянина звучало отчаяние и торжество, и ярость человека, переступившего границы разумного.

— Подождите, люди Марса! Вы пришли посмотреть представление. Хорошо, я устрою вам это. Ты, Кор Хал! Помнишь, что ты сказал мне в Валкисе? Ты сказал, что люди Кара-Дху, изобретшие Шангу, вымерли в течение жизни одного поколения. Одного!

Уинтерз замолчал, наслаждаясь скрытой угрозой, таившейся в его словах. Она давала выход накопившейся в нем ярости.

— Мы, земляне, молодая раса. Мы стоим еще очень близко к своим истокам, и за это вы ненавидите нас и смеетесь над нами, обзывая нас обезьянами. Но наша молодость дает нам силу. Мы идем очень медленно по пути Шанги. Марс же стар. Вы почти завершили свой круг времен, а конец всегда близок к началу. Жители Кара-Дху исчезли с лица планеты очень быстро. Наша воля крепка, как железо; их была слаба, как солома. Вот почему ни один марсианин не посмеет заняться Шангой, вот почему она была запрещена Городскими Штатами Марса. Вы страшитесь Шанги, потому что боитесь прийти к своему концу — или к началу, кто знает?

Ответом ему был неистовый, злобный вой.

— Слушайте, что говорит эта обезьяна! Слушайте зверя, которого мы прогнали по улицам Валкиса! — закричал Кор Хал.

— Да, слушайте его! — подхватил Уинтерз. — Ибо леди Фэнд исчезла, и только обезьяне ведомо, где она!

Внезапно наступила тишина. Уинтерз засмеялся:

— Возможно, вы не верите мне. Хотите, я расскажу, как проделал это?

И он рассказал им, а когда он закончил, они назвали его лжецом, и Уинтерз снова расхохотался в лицо Кор Халу:

— Обождите, обождите. Я принесу ее вам.

Он повернулся и пошел вперед, через лужайку. Очень быстро, потому что звери уже начали подниматься, опомнившись от оцепенения. Он знал по собственному опыту, что, перед тем как вернется сознание, испытавший Шангу непременно впадает в буйство. Именно поэтому даже в соляриях торговых городов пациентов не отпускали сразу же после сеанса.

Уинтерз шел, расталкивая волосатых зверей и стараясь не наступать на чешуйчатых тварей, пока не достиг зарослей усыпанного цветами кустарника на берегу, а потом нырнул в них.

Он не ожидал увидеть того, что увидел. Он понял из слов Кор Хала, что превращения происходят стремительно быстро, но не подозревал, что настолько. Иные вещи человеку не дано представить.

Невольно он закричал. Он не мог смотреть на то, что лежало у его ног, он даже не желал знать, что существовали — или могут существовать — и такие формы жизни. Но ему приходилось смотреть. Более того, ему пришлось подойти и развязать шелковые путы, которыми существо было привязано к веткам. Ему пришлось прикоснуться к нему. Взять в руки это теплое тело, ощутить его тяжесть, почувствовать на себе прикосновение скользких, извивающихся колец.

У существа были глаза. И это было хуже всего У существа были глаза, и они смотрели на Уинтерза.

Он побрел обратно сквозь заросли, держа на руках свою ношу. Назад, к лужайке, где два огромных самца уже дрались за самку, к королевской ложе — чтобы видели все.

Он поднял существо над головой, к солнечному свету.

— Смотрите все! Вы узнаете ее? Это же леди Фэнд — последняя из королевского дома Валкиса!

Вокруг уродливого отростка, который был некогда тонкой женской шеей, топорщился, сверкая в лучах солнца, воротник из золотых пластинок-кружочков.

Лица марсиан застыли, словно посмертные маски Кор Хал вскочил и вцепился руками в край каменного барьера Уинтерз положил свою ношу на траву и отступил назад. Тварь омерзительно задергалась.

— Посмотрите сюда, марсиане, — продолжил он. — Это ваше начало.

В полной тишине поднялась старуха. Мгновение она стояла, глядя вниз. Уинтерз ждал, что она что-то крикнет или скажет, но та не издала ни звука. Рухнула молча, через барьер — вниз, на арену. Она даже не дернулась.

И следом поднялись все. С диким истошным воем марсиане последовали за ней. Не за смертью, а за отмщеньем.

Уинтерз побежал. В какую-то долю секунды он развязал Джилл и потащил ее за собой в густую чащу. Вход в туннель был совсем рядом.

Марсиане заполнили лужайку. Но тут их заметили звери Шанги. С рычанием и визгом они бросились на незваных гостей.

Нож, кинжал и медный кастет против когтя, клыка и сильных звериных мышц… Чешуйчатые твари с шипением метались между дерущихся, вонзая в плоть свои острые, как бритва, зубы. Огромные лапищи мяли и рвали, ломая кости словно спички, проламывая черепа. И тонкие лезвия вспыхивали на солнце — сверкающие острые языки смерти.

В тот день возмездие свершилось в саду Шанги. Земля мстила Марсу, люди мстили за позор своих потомков.

Уинтерз увидел, как Кор Хал разил мечом кошмарную ползучую тварь, которая прежде была Фэнд, — раз за разом, до тех пор, пока та не затихла. Тогда он выкрикнул имя Уинтерза.

Уинтерз подошел.

Никто из них не сказал ни слова. Говорить было нечего. Уинтерз пошел на марсианский меч с голыми руками Они сошлись один на один — среди кипевшего вокруг кровавого побоища. У них были свои особые счеты.

Уинтерз успел получить сильный удар, меч едва миновал сердце. После этого он схватил и сломал руку Кор Халу. Марсианин даже не застонал. Левой рукой он потянулся к ножу, висевшему у него на поясе, однако не успел вытащить его из ножен. Уинтерз бросил Кор Хала через колено, наступив ногой ему на живот и зажав шею локтем. Спустя мгновение он отбросил сломанное бездыханное тело и пошел прочь, прихватив меч Кор Хала.

Из туннеля к арене бежали стражники.

Битва кипела уже в глубине сада. Марсиане и звери Шанги, сплетясь клубками, убивали друг друга. Волны в озере окрасились красным, и какая-то обитавшая под водой тварь уже волокла труп марсианина на глубину, прочь от грязного берега. Она не могла бороться на суше — и только ждала в засаде, подкарауливая добычу.

Наконец подоспели солдаты с длинными копьями, и Уинтерз понял, что скоро в саду не останется ни одной живой твари. Но это было хорошо.

Он взял Джилл за руку и потащил ее через туннель, к спасительным зарослям деревьев. Их никто не заметил, все были слишком заняты схваткой. Зверей Шанги было не так-то легко одолеть, и они дрались с упоением. Туннель никто не караулил, ворота были открыты, стражники на арене занимались иным делом. Уинтерз и Джилл проскочили через ворота, успев скрыться прежде, чем из дворца подоспел новый отряд солдат.

Потом они очень быстро, хотя и осторожно, стараясь держаться в тени, спустились с горы, через четыре разрушенных города Валкиса, и вышли в пустыню, обойдя живой город по берегу канала. Флаер Кор Хала стоял там, где они его оставили.

Уинтерз втолкнул Джилл в машину, прыгнул следом. Обернувшись, он увидел, как из Валкиса хлынула разъяренная толпа: видимо, слух о его преступлении и побеге уже разнесся по городу — но было поздно.

Уинтерз поднял флаер в воздух и взял курс на Кахору. Теперь, когда все было кончено, он ощутил невероятную, чудовищную усталость и всеподавляющее желание забыть само это слово — Шанга.

Однако он знал, что ему не дано забыть. Слишком глубоко проник в кровь золотой огонь. Он знал, что прекрасное лицо Фэнд будет вечно стоять у него перед глазами — ее глаза, смотревшие на него, когда он привязывал ее к веткам, ее тоненький вскрик, когда лучи Шанги полились на ее тело. Он не сможет забыть такого, даже если совсем потеряет рассудок.

Отныне правительства Земли и Марса запретят Шангу навсегда и будут строго следить за выполнением запрета. Уинтерз был счастлив и немного горд, потому что этого добился он. И все-таки…

Он посмотрел на Джилл. Он молил Бога, чтобы когда-нибудь она стала такой же, как прежде. Яд Шанги выйдет из нее, и она снова будет той самой Джилл Леланд, которую он любил.

Но выйдет ли он весь?

Ему почудился издевательский голос Фэнд: «А уйдет ли он и из тебя, Берк Уинтерз? Сможет ли существо, бегавшее среди зверей Шанги, снова стать человеком?»

Он не знал. Оглянувшись, он увидел, как над садом Шанги поднимается густой столб дыма, — и еще раз усомнился в своих надеждах.

2016: МАРС МИНУС БИША

Время близилось к полуночи. Луны еще не взошли, и мир разделился на две части — беспросветную тьму внизу и божественное сияние звезд вверху; между ними был только ветер, старый и дряхлый, медленно волочащий свой хвост в пыли.

Дом был сам по себе. Он стоял примерно в миле от берега канала и города, выросшего на канале. Фрэзер посмотрел на него и подумал, насколько чужды, чужеродны в этих края оба они — сам Фрэзер и его металлический Дом. Интересно, выдержит ли он оставшиеся четыре с половиной месяца?

Город спал. Помощи оттуда ждать нечего. У Фрэзера было официальное разрешение, поэтому его терпели — но и только. И это не означало, что ему рады. За пределами торговых городов землян не слишком жаловали на Марсе. Так что Фрэзеру оставалось полагаться только на себя.

Он снова зашагал вперед Ночами Фрэзер подолгу гулял. Днем тут было тоскливо и мрачно, так что в дневное время Фрэзер работал, не высовывая носа из Дома. Но ночи были просто великолепны. Даже в самой сухой пустыне Земли не увидишь такого чудного неба, как здесь, где тонкая атмосфера не может скрыть ослепительный блеск звезд. Пожалуй, это единственное, чего ему будет недоставать на Земле.

Царил лютый мороз, и Фрэзер оделся как следует Он смотрел на звезды, погруженный в мрачные мысли. Он думал о том, что виски у него на исходе и что сто сорок шесть веков написанной истории Марса обратились в пыль, которую теперь носит ветер и которая забивает ему нос, — и тут он вдруг заметил вдали тень, отчетливую тень, молча, быстро и упорно приближавшуюся к нему. Тень плыла против ветра.

Кто-то ехал верхом, из северной пустыни.

Секунды три Фрэзер стоял в оцепенении, похолодев от невольного страха, вглядывался в темноту и звездный свет, пытаясь разглядеть приближающуюся тень Потом повернулся и бросился к Дому. У него нет разрешения на оружие, так что, если кому из фанатиков северных племен вздумается пожаловать сюда, дабы очистить пустыню от его оскверняющего присутствия, он ничего не сможет поделать. Остается только запереть дверь и молиться Господу Богу.

Однако он не зашел, а остановился на пороге, выжидая. Не следует выказывать страх — во всяком случае, без особых оснований. Фрэзер стоял у открытой двери, в круге яркого света, лившегося из комнаты. Он ждал, готовый метнуться в Дом в любую секунду.

Это был одинокий ездок на огромном чешуйчатом звере, которых кочевники Марса использовали для передвижения по пустыне, как на Земле используют верблюдов. Фрэзер слегка расслабился — но не совсем. И одного кочевника с копьем будет достаточно.

Путник медленно въехал в круг света и натянул поводья, укрощая шипящего и шарахающегося монстра, напуганного незнакомыми запахами. Ездок был закутан с ног до головы в просторный балахон, защищающий от холода ночи. Фрэзер подался вперед, разглядывая незнакомца, и испытал вдруг слабость внезапного облегчения. Это был не мужчина, а женщина, и в седле перед ней сидел ребенок, почти незаметный среди складок ее свободной одежды.

Фрэзер приветствовал наездницу учтивой марсианской фразой. Она метнула на него взгляд, полный ярости, ненависти и какого-то непонятного отчаяния и сказала:

— Ты — землянин, доктор.

— Да, — согласился Фрэзер.

Ребенок спал, и его откинутая голова лежала на груди у женщины. В чересчур крепком сне малыша было что-то неестественное: он не проснулся даже от громких голосов и от резкого света.

— Я здесь для того, чтобы помогать людям, — мягко сказал Фрэзер.

Женщина крепко стиснула ребенка. Она посмотрела на Фрэзера, потом заглянула в распахнутую дверь, на незнакомые, диковинные вещи. Ее не знавшее слез горделивое лицо, суровое и заострившееся от голода и долгого перехода через пустыню, неожиданно исказилось. Она отпустила поводья и рывком послала зверя вперед, но тут же круто повернула обратно. Когда она снова предстала перед Фрэзером, лицо ее уже было как каменное.

— Мой ребенок… болен, — сказала незнакомка невозмутимо, слегка запнувшись на последнем слове.

Фрэзер протянул руки:

— Я попытаюсь ему помочь.

Девочка. Теперь Фрэзер рассмотрел ее. Лет семи. Она даже не пошевелилась, когда мать сняла ее с подушки. Фрэзер понес малышку в дом, на ходу разговаривая с женщиной:

— Я должен задать вам несколько вопросов. Вы можете быть рядом, пока я буду осматривать…

Дикий гортанный крик и грохот подбитых копыт заглушили его последние слова. Доктор резко обернулся и бросился вслед, что-то крича, с ребенком на руках, но это было бессмысленно. Женщина скакала во весь опор, низко пригнувшись к седлу, посылая зверя вперед истошными криками, вонзая в его бока острые шпоры. И спустя минуту она уже исчезла из виду, скрытая мраком пустыни.

Фрэзер стоял, оторопело глядя во мрак и раскрыв рот. Пот струился по его лицу. Он беспомощно посмотрел на девочку. Что-то было невероятно зловещее в том, как сбежала ее мать. Почему? Матери следовало подождать, даже если ребенок на грани смерти. Даже если болезнь заразна, зачем было мчаться через пустыню за столько миль, чтобы потом бросить дитя и исчезнуть?

Ответа на эти вопросы не было. Отчаявшись разгадать загадку, Фрэзер вернулся к Дому, распахнул ногой дверь и вошел. Дверь сама захлопнулась за ним.

Пройдя через комнату, служившую ему жильем и приемной, он попал в изолятор, к которому примыкала такая же маленькая, но прекрасно оборудованная лаборатория. Здесь еще не бывало ни одного посетителя, ни одного пациента — ни в приемной, ни в изоляторе. Марсиане предпочитали лечиться своими способами и у своих целителей. Впрочем, Фрэзер и не был местным практикующим врачом. Медицинский Фонд выделил ему стипендию и получил разрешение на его пребывание здесь у марсианских властей совершенно для иных целей: Фрэзер занимался исследованием некоторых вирусов. И нежелание местного населения сотрудничать изрядно осложняло его работу.

Во Фрэзере вдруг забрезжила надежда. Возможно, ему удастся спасти малышку.

Спустя два часа он положил все еще спавшую девочку на белую опрятную кровать и сел в кресло в соседней комнате, так, чтобы через открытую дверь видеть ребенка. Он налил себе стакан виски, потом еще один, затем закурил. Руки так тряслись, что он не сразу сумел поднести горящую зажигалку к сигарете.

Девочка была совершенно здорова. Худенькая, слегка недоразвита физически и немного истощена, как большинство марсианских детей, но совершенно здорова. С ней все в порядке — за исключением разве того, что ее от души накачали снотворным.

Фрэзер встал и распахнул дверь на улицу. Он вышел и с какой-то странной тоской посмотрел на север, прислушиваясь, не раздастся ли вдалеке стук копыт. Уже светало. Ветер крепчал, наполняя воздух пылью, застилавшей звезды. Никого. Пустыня была мертва — ни тени, ни звука.

Остаток ночи и почти все утро Фрэзер провел у постели ребенка, дожидаясь, когда девочка проснется.

Она проснулась очень тихо. Только что ее лицо было далеким, погруженным в сон — а в следующую секунду она открыла глаза. Ее маленькое тельце напряглось и потянулось, она зевнула и посмотрела на Фрэзера очень серьезно, хотя без особого удивления.

Он улыбнулся и сказал:

— Привет!

Девочка села. Волосы у нее были черные и взлохмаченные, а глаза — цвета топаза, со странной смесью ребячливости и мудрости, как у детей всей Вселенной.

— Мама?.. — спросила она нерешительно.

— Ей пришлось отлучиться ненадолго, — солгал Фрэзер и добавил с фальшивой бодростью: — Она вернется.

Он скорее пытался успокоить себя, нежели малышку.

Однако девочка не взяла брошенный ей спасательный круг.

— Нет, — сказал она, — мама никогда не придет.

Девочка положила голову на колени и заплакала, очень тихо и сдержанно. Фрэзер обнял ее за плечи:

— Не надо плакать. Ну, перестань. Конечно же, она придет за тобой, ведь она твоя мать.

— Она не может.

— Но почему? Зачем она привезла тебя сюда? Ты не больна, тебе не нужен доктор.

Ответ был прост:

— Меня собирались убить.

Фрэзер даже онемел. Ему показалось, что он ослышался.

— Что ты сказала? — переспросил он.

Худенькие плечи затряслись под его ладонью.

— Они заявили, что это я принесла в племя болезнь. Пришли старейшины, все вместе, и заявили маме и папе, что меня нужно убить. Они искусные колдуны, но они не смогли меня очистить. — Из ее груди вырвалось рыдание. — Мама сказала, что это ее право — убить меня, и увезла меня в пустыню. Она плакала. Прежде она никогда не плакала. Я испугалась, но она сказала, что не сделает мне ничего плохого, просто отвезет меня в безопасное место. Она дала мне выпить какой-то горькой воды и велела ничего не бояться. Она разговаривала со мной, пока я не заснула.

Девочка подняла взгляд на Фрэзера — напуганный и растерянный ребенок. И все-таки в ней была гордость.

— Моя мать сказала, что наши боги прокляли меня и я никогда не смогу жить со своим народом. Но у землян другие боги, которые не знают меня. Она сказала, что ты не станешь меня убивать. Это правда?

Фрэзер тихонько выругался, потом ответил:

— Да, это правда. Твоя мать — мудрая женщина. Она поступила правильно. — Лицо у него побелело. Он отошел от постели и спросил: — Как тебя зовут?

— Биша.

— Ты хочешь есть, Биша?

Девочка задумалась, все еще давясь рыданиями.

— Не знаю.

— А ты подумай. Одевайся. Вон твое платье. А я пока приготовлю завтрак.

Он вышел в соседнюю комнату, совершенно не в себе от бешенства. Его еще никогда так не трясло. Предрассудки, невежество, ханжеская жестокость! У них эпидемия, и когда колдовство не помогает, проще всего найти козла отпущения. Скажи, что ребенок проклят богами, а потом отправь его собственную мать убить его!

Мысленно Фрэзер склонил голову перед этой женщиной с яростными глазами, которая оказалась слишком крепким орешком для старых трусов. Бедняжка. Только выбор между жизнью и смертью собственного ребенка мог заставить ее отдать девочку в руки землянина — чужого и странного существа, но общающегося с иными богами…

— За что они меня прокляли? — спросила у него за спиной Биша. — Я имею в виду наших богов.

Девочка уже оделась, что было совсем нетрудно — натянуть через голову бесформенный балахон и сунуть ноги в сандалии. Волосы ее свисали на лицо, глаза еще не просохли, а из носа лило ручьем, и Фрэзер даже не знал, смеяться ему или плакать.

— Они и не думали тебя проклинать. Это просто чушь, предрассудки…

Он осекся. Нет, так не пойдет. Ей уже семь, и нельзя за секунду стереть из ее сознания все то, чему ее учили и во что она верит. Тем более, кто поверит на слово чужеземцу?

Фрэзер постоял, нахмурившись, мучительно соображая, как бы получше все объяснить, и вдруг заметил, что девочка смотрит на него настороженно и удивленно. Тельце ее так все и напряглось.

— Ты боишься меня? — спросил он.

— Я… я никогда не видела таких, как ты.

— Гм-м. И ты, конечно же, никогда не видела такого дома, верно?

Она огляделась и покачала головой:

— Нет. Он такой… такой… — У нее не хватило слов, чтобы выразить благоговение, переполнявшее ее.

Фрэзер улыбнулся:

— Биша, ты сказала, что старейшины вашего племени очень искушены в магии.

— Да, да!

Он спустил ее с колен и крепко взял за руку:

— Сейчас я покажу тебе кое-что. Пошли.

Он не был уверен, что детские психологи одобрили бы его методы, но ничего другого ему просто в голову не пришло. Напустив на себя таинственный вид, словно волшебник, он провел это дитя пустыни и палаток кочевников по Дому, показывая одно за другим чудеса современной цивилизации — начиная с водопроводного крана и кончая музыкальными записями и микрокнигами. В завершение экскурсии он позволил девочке заглянуть в лабораторию, полюбоваться на загадочные предметы, сверкающие стеклом и хромом.

— Ну как? Кто из нас могущественней — я или твои старейшины?

— Ты. — Она отодвинулась от него, обняв себя руками за плечи, словно боялась ненароком дотронуться до чего-либо. За ее спиной в жилой комнате гремела и журчала музыка Вагнера, струившаяся из крохотной проволочной катушки.

Неожиданно Биша встала на колени и склонила голову как бы в знак полной покорности.

— Ты — самый великий доктор мира.

Слово «доктор» прозвучало в ее устах как «шаман». Фрэзер ощутил стыд и раскаяние. Недостойно так морочить голову ребенку. Но он уцепился и за эту соломинку.

— Очень хорошо. Раз ты это понимаешь, Биша, — произнес он торжественно, — то слушай меня: проклятия твоих богов не имеют силы в этом доме, и я не желаю больше знать об этом.

Она выслушала его, но головы не подняла.

— Здесь ты в безопасности. Тебе не надо бояться. Посмотри на меня, Биша. Ты обещаешь не бояться?

Девочка поглядела на него снизу вверх. Он улыбнулся, и она тоже улыбнулась ему — краешками губ:

— Обещаю.

— Ну вот и славно, — сказал он и протянул ей руку. — Давай завтракать.

И только тут до него дошло, что ребенок связал его по рукам и ногам. Целых четыре с половиной месяца, которые ему еще предстоит провести здесь, он должен кормить ее, ухаживать за ней и прятать от людей. Люди города вряд ли дадут малышке приют — ведь мать Биши не доверилась им, — а если и дадут, то кочевники все равно найдут ее, когда явятся осенью на торги.

Единственный выход — отвезти девочку в Караппу, где никому не придет в голову совершать ритуальное убийство. Но Караппа в трех сотнях миль от Дома. У Фрэзера есть гусеничный вездеход, однако работа в лаборатории не станет ждать, пока он проползет шесть сотен миль туда и обратно через пустыню. Бросать лабораторию нельзя.

Так что четыре с половиной месяца… Он взглянул на малышку, тараторившую о чем-то своем, и задумался: что он будет с ней делать все это время.

К концу недели Фрэзер понял, что сошел бы с ума от тоски без нее. Чудовищного одиночества как не бывало. С ним рядом находилось еще одно существо, еще один человеческий голос. Она сидела с ним за столом, она разговаривала с ним. Биша не была обузой. Ее так вырастили и воспитали — чтобы не быть обузой. Это был главный предмет в ее суровой школе выживания, и та же школа научила девочку недетской мудрости и умению находить хорошее в самом плохом. С ней вообще не было никаких хлопот. Фрэзер наслаждался ее обществом, ведь он прожил здесь в одиночестве почти Целых девять месяцев. Она нравилась ему.

По большей части Биша была весела и бодра, слишком поглощена чудесами нового мира, чтобы грустить о прошлом. Но порой на нее находило. Однажды Фрэзер обнаружил ее в дальнем углу, печальную и подавленную, в такой глубокой депрессии, что она не могла даже плакать. Он решил, что знает, в чем дело.

— Тебе тоскливо, Биша?

— Да, — прошептала она.

Он попытался разговорить ее. Но это было все равно что говорить со стеной. Наконец он сдался:

— Постарайся не очень скучать по ним, Биша. Я знаю, я — не такой, как твои родители, да и все здесь чуждо тебе, но все равно постарайся.

— Ты хороший, — пробормотала девочка. — Ты мне нравишься. Дело не в этом. Со мной и раньше такое бывало, иногда. Я тосковала.

— Тосковала? О чем?

— Я не знаю. Просто — тосковала.

«Странный ребенок, — подумал Фрезер. — Впрочем, все дети кажутся взрослым странными, ведь они не знают, как справиться со своими эмоциями и новыми переживаниями. Неудивительно, что бедняжка так подавлена. А кто бы чувствовал себя иначе на ее месте?»

Он уложил ее пораньше, а потом, чувствуя странную истому и усталость после напряженной работы, прилег сам.

Проснулся Фрэзер от того, что Биша с рыданиями трясла его, повторяя его имя. Все его тело было словно свинцом налито. Выплывая из сна, как сквозь туман, ничего не понимая, он испуганно спросил ее, в чем дело, и она прошептала:

— Мне было страшно. Ты не просыпался.

— Что ты хочешь этим сказать? — Фрэзер едва не заорал на нее. Он откинулся на подушку, вновь погружаясь в глубины сна, но случайно взгляд его упал на часы.

Он проспал больше четырнадцати часов.

Машинально он потрепал Бишу по плечу и попросил прощения. Он попытался собрать свои мысли, однако его голова была словно ватой забита — полузабвение, летаргическая дрема. Он немного выпил перед сном, но не столько, чтобы проспать даже четыре часа — не то что четырнадцать. Он не делал никакой тяжелой работы. Да, он устал, но обычных восьми часов сна вполне хватило бы, чтобы восстановить силы.

Что-то было не так, и крохотная иголка страха кольнула его.

— И давно ты пытаешься меня разбудить? — спросил Фрэзер.

Девочка показала на стул, стоявший у окна.

— Когда я начала, тень была там. А теперь она здесь.

Около двух часов. Значит, это не сон. Полукома. Иголка страха выросла и превратилась в острый, пугающий кинжал.

— Это та же болезнь, что была в нашем племени, — тихо проговорила Биша, так тихо, что он едва расслышал. — Я принесла ее к тебе.

— Возможно, — пробормотал Фрэзер. Его затрясло, накатил панический ужас. Здесь ему никто не поможет. Он так далеко, он отрезан пустыней. Здесь так легко умереть.

Биша чуть отодвинулась.

— Видишь, проклятье последовало за мной.

Сделав над собой усилие, Фрэзер взял себя в руки.

— Проклятия здесь ни при чем. Есть люди — мы их называем бациллоносителями… Послушай, Биша, ты должна помочь мне. Скажи… Люди твоего племени умирали от этой болезни?

— Нет, но…

Фрэзера снова затрясло — на сей раз от облегчения.

— Ну, тогда это не так страшно, правда? А как же.

— Старейшины говорили, что они непременно умрут, если не убить меня. — Девочка отодвинулась еще дальше, к противоположной стене, потом к двери. Внезапно она вскочила и бросилась бежать.

До затуманенного сознания Фрэзера не сразу дошло, что случилось. Потом он, пошатываясь, поднялся и выскочил вдогонку, на пыльный и холодный солнечный свет.

Он бежал, выкликая ее имя. Он видел ее крошечную фигурку, бегущую вперед между синевато-черным небом и тусклыми оранжевыми песками, и тоже бежал, борясь с невероятной слабостью и апатией, навалившимися на него. Ему казалось, что он бежит уже много часов — сквозь пыль и пронизывающую стужу, но наконец он настиг ее. Биша брыкалась и вырывалась, умоляя его отпустить ее, и ему пришлось ударить девочку. После этого она затихла. Он поднял ее с земли.

— Я не хочу, чтобы ты умер! — прорыдала она.

Фрэзер оглядел безжалостную пустыню и крепко прижал малышку к себе.

— Ты так любишь меня, Биша?

— Я ела твой хлеб, и твой дом укрывал меня от непогоды… — Церемонные фразы, которым она научилась от старших, звучали довольно странно в детских устах, но очень искренне. — Теперь ты — моя семья, мой отец и моя мать, и я не хочу, чтобы на твою голову пало проклятье.

Фрэзер помолчал, не зная, что ответить. Потом мягко проговорил:

— Биша, как ты считаешь: ты мудрее меня?

Она яростно потрясла головой.

— Ты имеешь право сомневаться в этом?

— Нет.

— Какие права у детей в твоем племени, Биша?

— Повиноваться.

— Так вот: больше ты никогда не сделаешь этого. Никогда, слышишь? Независимо ни от чего. Запомни: ты никогда не должна убегать от меня. Ты слышишь меня, Биша?

Она подняла на него глаза:

— И ты не боишься проклятья, даже сейчас?

— Ни сейчас, ни после.

— Ты в самом деле хочешь, чтобы я осталась?

— Ну конечно же, да, дурья твоя башка!

Девочка улыбнулась, очень печально, с тем невероятным достоинством, которое он уже не раз подмечал в ней.

— Ты великий доктор, — сказала она. — Ты найдешь способ снять заклятье. Мне теперь тоже не страшно.

Она лежала у него на руках, легонькая и теплая, и Фрэзер отнес ее обратно в Дом, идя очень медленно, и говорил, говорил, не умолкая. То была очень странная беседа — для такого времени и такого места. Он рассказывал ей о далеком городе под названием Сан-Франциско и о белом доме, глядящем с горы на огромный синий залив, полный воды. О деревьях, птицах, рыбах и зеленых холмах — и о всех тех приятных и восхитительных занятиях, которые делают маленьких девочек счастливыми.

В итоге Фрэзер начисто забыл о Караппе и о марсианских властях. В итоге Фрэзер обрел семью.

Вернувшись в Дом, он прошел в лабораторию и принялся лихорадочно работать. Сначала подробно расспросил Бишу о болезни, которой болели люди ее племени. Было очевидно, что приступы начинались через неравные промежутки времени, и все ограничивалось лишь коматозным сном, однако периоды бессознательного состояния были короче, не более нескольких минут. Возможно, марсианский организм был менее подвержен инфекции. У самой Биши, разумеется, таких приступов никогда не случалось, и Фрэзер пришел к выводу, что именно из-за врожденного иммунитета она и стала козлом отпущения.

Но его собственное состояние было ему непонятно. Странные симптомы. Никакой повышенной температуры, боли, никаких физических расстройств — только слабость и вялость. К тому же буквально наутро без следа исчезли и они.

Фрэзер внимательно просмотрел все свои справочники по марсианским болезням, но не нашел ничего похожего. Он провел целую серию изнурительных тестов, даже взял пункцию спинномозговой жидкости у Биши, что та восприняла как чрезвычайно действенный ритуал изгнания бесов. Он предпочел бы проделать такое над самим собой, но это было физически невозможно, так что пришлось помучить Бишу, в чьем организме могли оказаться какие-то признаки латентной инфекции.

Но и тут результат был отрицательным. Результаты всех анализов были отрицательными. Фрэзер и Биша были совершенно здоровы.

Фрэзер не знал, что и подумать, и в то же время словно тяжелый камень свалился с его плеч. Он принялся искать иные объяснения собственному недомоганию. Раз это не болезнь, тогда, возможно, это какая-то странная реакция организма на природные явления, например низкую гравитацию или повышенное атмосферное давление. Или дурное самочувствие связано с разреженностью воздуха… а может, здесь все разом — и то, и другое, и третье. Это воздействует и на марсиан, и на землян… Однако в душе Фрэзера жил крохотный червячок сомнения: почему же подобное не наблюдается повсеместно?

Он нервно ждал рецидива. Но его все не было и не было, а работа в лаборатории отнимала все больше и больше внимания, и в конце концов болезнь как-то вылетела у Фрэзера из головы. Тот случай, когда он очнулся в кресле перед нетронутым стаканом с виски на столе — и без малейшего воспоминания, что собирался вздремнуть, — Фрэзер решительно списал на счет усталости: последнее время он явно загнал себя, Биши поблизости не было, с ней опять случился приступ хандры, и девочка забилась где-то в угол, так что не видела, что случилось с Фрэзером, а он даже не стал ничего ей говорить Похоже, она постепенно начала избавляться от своего пунктика — заклятия, — и Фрэзер не собирался портить все дело.

Время шло. Биша учила английский, уже помнила названия всех деревьев, что росли вокруг дома в Сан-Франциско. Одиночество замкнутого мирка Дома тяготило ее не меньше Фрэзера, и она так же страстно мечтала вырваться отсюда — но это было единственное, что омрачало их жизнь.

А потом из пустыни пришли кочевники, направлявшиеся на осенние торги в город.

Фрэзер закрыл изнутри дверь на щеколду и опустил жалюзи. Три дня и три ночи, пока продолжалась ярмарка, они с Бишой не высовывали носа наружу, и только откуда-то издалека до них доносились приглушенные, но живые звуки дудок, гортанные крики, музыка. Там, среди этих людей, была и семья Биши.

То были очень тяжкие дни. В конце концов Биша сломалась и вновь погрузилась в пучину тоски, и Фрэзер решил дать ей выплакаться На четвертое утро кочевники ушли.

Фрэзер возблагодарил всех богов — если они и в самом деле существовали. Совершенно без сил, он протащился в лабораторию, испытывая ненависть к работе, которая отнимала теперь у него так много здоровья и сил. Ему хотелось поскорее закончить ее. Он сделал шаг по направлению к окну, чтобы поднять жалюзи…

Он лежал на полу. За окном была глубокая ночь, и в Доме горел свет. Биша сидела рядом. У нее было такое лицо, словно она сидит так уже целую вечность.

Руку у него саднило Она была неумело обмотана какими-то тряпками, пропитавшимися кровью Острые осколки стекла сверкали на лабораторной подставке, усеивали пол. Знакомая свинцовая тяжесть переполняла все тело. Фрэзер не мог пошевелиться, не мог о чем-либо даже подумать. Биша подползла к нему и положила голову ему на грудь, как собачонка.

Медленно, очень медленно Фрэзер пришел в себя и попытался собрать свои мысли.

«Должно быть, я упал прямо на стеллаж Господи Иисусе, а если бы я разбил пробирки с культурами вирусов? Тогда не только мы, а весь город… Я же мог истечь кровью, что сталось бы с Бишой? Что было бы с ней, если бы я умер?»

На сей раз ему потребовалось больше времени, чтобы прийти в норму. Он наложил швы на глубокие порезы и остался недоволен своей работой: стежки вышли грубые, кривые. Ему стало страшно. Фрэзер боялся встать с кресла, боялся закурить, включить печь.

Время медленно ползло — остаток ночи, следующий день, потом вечер… Ему уже было гораздо лучше, но страх перерос в депрессию. Ведь это только Биша говорит, что болезнь не смертельна. Фрэзер уже начинал сомневаться в результатах собственных анализов. Кто знает, может, приборы, которыми он располагает, не способны распознать чуждые микроорганизмы?

Он боялся сам себя. Он панически боялся за Бишу.

Фрэзер вдруг встал и коротко сказал:

— Я отправляюсь в город.

— Я пойду с тобой.

— Нет. Ты останешься здесь. Со мной ничего не случится. В городе есть врач, марсианский целитель. Возможно, он знает…

Фрэзер распахнул дверь и вышел. Его встретили кромешная тьма и ослепительное сверкание звезд. Дорога до города показалась ему бесконечной.

Он миновал голые поля, освобожденные от урожая, и вошел в лабиринт узеньких улочек. Город был не столь древен, как большинство городов на Марсе, но грязные камни стен были латаны-перелатаны: камень безнадежно проигрывал непрекращающуюся битву с сухим ветром и всепроникающей, всеразъедающей пылью. Улицы были почти безлюдны. Прохожие кидали на Фрэзера недружелюбные взгляды и спешили мимо, смуглые, с пылающими, как угли, глазами, в которых застыло бесконечное, безысходное отчаяние. Канал был их божеством, их отцом и матерью, их женой и ребенком. Они черпали свою жизнь из его черного лона, высасывали ее мучительно, каплю по капле. Они уже не помнили, кто высек в камне этот канал, тянувшийся на многие мили от ледяной полярной шапки через дно иссохшего мертвого моря, через пустыню и туннели, пробитые в недрах гор. Они только знали, что канал здесь, с ними, и не было хуже греха, чем пренебречь своим долгом блюсти чистоту канала. Жестокая, трудная жизнь — и все-таки они жили и радовались.

Факелов на улицах не было, но Фрэзер и так знал, где искать нужный ему дом. Изъеденная коррозией металлическая дверь неохотно отворилась в ответ на стук и мгновенно захлопнулась за его спиной, как только Фрэзер вошел.

Комнатка была крохотная, едва освещенная тусклым светом коптящей лампы. Несколько сучьев пылало в очаге, почти не давая тепла, но на стенах висели бесценные гобелены незапамятных времен и эпох.

Целитель Тор-Эш, без сомнения, процветал. Несмотря на изношенное платье, он был сытым и довольным; огромное брюхо и отвисшие щеки нечасто встретишь среди худых, изможденных марсиан. Он был колдун, прорицатель и знахарь и, пожалуй, единственный обитатель города, который выказывал хоть какой-то интерес к работе Фрэзера, правда, нельзя сказать, что дружеский.

После традиционного обмена приветствиями Фрэзер сказал, как в омут прыгнул:

— Мне нужна твоя помощь. Я подцепил какую-то болезнь…

Тор-Эш слушал. Глаза его смотрели внимательно и пронзительно, а улыбка, привычно игравшая на губах, словно жила своей собственной жизнью, не задевая лица. Потом исчезло даже ее жалкое подобие.

Когда Фрэзер закончил, Тор-Эш попросил:

— Повтори еще раз, медленней. Я не всегда понимаю твой марсианский.

— Но тебе известно, что это такое? Ты можешь сказать…

— Еще раз! — отчеканил Тор-Эш.

Фрэзер повторил все с самого начала, пытаясь не показать пожирающего его страха. Тор-Эш задавал вопросы. Четкие и конкретные вопросы. Фрэзер отвечал на них. Потом Тор-Эш умолк, и лицо его стало мрачным, тяжелым в пляшущих отблесках пламени.

Фрэзер ждал и чувствовал, как неистово бьется в груди сердце.

Наконец Тор-Эш медленно проговорил:

— Ты не болен. Но если не сделать одной вещи, ты непременно умрешь.

— Но это же просто бессмыслица! — взорвался Фрэзер. — Здоровый человек не теряет сознание ни с тогони с сего. И здоровый человек не умирает — разве что от несчастного случая.

— В некоторым смысле, — очень мягко и вкрадчиво ответил Тор-Эш, — мы невежественные люди. Но не потому, что мы не учились. А потому, что забыли уроки.

— Извини, я не хотел… Слушай, я пришел к тебе за помощью. Дело в том, что я не могу понять, не могу справиться с этим сам.

— Да. — Тор-Эш отодвинулся к окну, черневшему смутным пятном на фоне камня стены. — Ты размышлял когда-нибудь о канале? Не только об этом — о том великом множестве каналов, что опутывают наш Марс, словно гигантская сеть? Ты думал о том, как им удалось сделать это? Выстроить их? Сколько потребовалось машин, какие чудовищные силы ушли на то, чтобы продлить еще хоть немного жизнь умирающего мира? Мы — дети, потомки тех людей, которые спроектировали и выстроили эти каналы, но ничего не осталось нам от тех дальних предков, кроме конечного результата их труда, и теперь мы вынуждены рыться в канале голыми руками, выгребая оттуда песок, который наносит ветер.

— Я знаю, — нетерпеливо сказал Фрэзер. — Я изучал историю Марса. Но какое это…

— Много веков прошло, — продолжал Тор-Эш, как будто не слыша. — Народы и империи, войны и эпидемии и бесчисленные правители… Ученье. Наука. Рос и величие — а потом усталость и разрушение. Океаны ушли, схлынули, обратившись в пыль, горы обрушились, все ресурсы энергии истощены, высосаны до последней капли. Можете ли вы постичь, люди, явившиеся из молодого мира, сколько цивилизаций возникло и погибло на Марсе? — Он повернул лицо к землянину, — Вы явились сюда со своими грохочущими кораблями, своими диковинными машинами и наукой, ниспровергая наших богов, которые, как мы считали, сотворили лишь одну разумную расу во всей Вселенной — нас, марсиан. Вы смотрели на нас с презрением, свысока, как на отсталых и слабоумных, невежественных созданий, и все же вы тоже невежественны. Но не потому, что вы забыли то, что когда-то учили, а потому что еще не дошли до этой страницы учебника жизни.

Существует много разных наук, много разных видов знаний. Некоторые цивилизации Марса умели строить каналы. Были и другие, которые могли видеть без глаз и слышать без ушей, которые властвовали над стихиями и могли заставить любого умереть или жить по их воле. Они были столь могущественны, что люди Марса уничтожили их, стерли с лица планеты из страха перед ними. Теперь никто не помнит о той расе, но кровь-то их течет в наших жилах. И иногда рождается ребенок…

Фрэзер напрягся.

Тор-Эш невозмутимо закончил:

— Кочевники говорили о каком-то ребенке.

Фрэзер похолодел от ужаса. От напряжения спина у него покрылась холодной липкой испариной. Он даже не упоминал про Бишу! Как же Тор-Эш смог…

— Меня не интересует фольклор. Скажи мне только…

— В одном из племен поселилось зло. Несчастье. Когда ребенка увезли, зло тоже ушло. Теперь оно в твоем доме. Похоже, мать солгала. Дитя не умерло. Девочка у тебя.

— Колдовство и магия, — презрительно фыркнул Фрэзер. — Проклятия и трусость. Я думал, что ты умнее, Тор-Эш. — Фрэзер направился к двери. — Дурак я, что пришел сюда.

Тор-Эш стремительно подскочил и положил руку на щеколду так, чтобы Фрэзер не мог поднять ее, пока Тор-Эш не закончит.

— Мы невежественные люди, но мы не убиваем детей просто так, ради удовольствия. Что же до магии и колдовства… Слова — это просто слова; только факты имеют значение. Если ты хочешь умереть, это твое личное дело. Но когда ты умрешь и ребенок явится в город — это будет наше дело. Я пошлю кочевникам весть. Девчонка их, они сами должны выполнить долг, нам это совершенно не нужно. Однако пока они не прибудут на место, я велю взять твой дом в кольцо. Похоже, ты очень скоро умрешь. В племени были двадцать человек, которые разделили между собой твою болезнь, но ты — один, так что мы не можем рисковать.

На лице Фрэзера, вероятно, выразился панический, совершенно животный ужас, потому что Тор-Эш добавил:

— Это будет проделано гуманно. Мы ведь не испытываем к ребенку ненависти.

Он поднял щеколду и выпустил земного врача на узкую улочку.

Фрэзер повернулся и пошел в сторону пустыни. Достигнув распаханного поля, он вдруг бросился бежать. Он бежал быстро, но всадник все равно обогнал его, торопясь в пустыню, вдогонку за караваном.

Биша ждала его, сонная и встревоженная.

— Ты знаешь, где у нас запасы еды, — сказал Фрэзер. — Упакуй в вездеход столько, сколько влезет. И не забудь одеяла. Поторопись, мы выезжаем немедленно.

Он прошел в лабораторию Лихорадочно, но с предельной осторожностью, методично уничтожил результаты работы последних нескольких месяцев. Он с трудом поборол искушение отбросить этические соображения и выпустить вирусы в город. Зло. Суеверие. Легендарные колдуны, сказки о могущественных волшебниках-мудрецах. Ему доводилось читать старые фантастические книжки, написанные до эры космических полетов; на их обложках суровые безжалостные земляне попирали ногами невинных поверженных марсиан. Логика и логистика показали несостоятельность подобных фантазий. Реальность оказалась куда менее романтической. А жаль, со злостью подумал Фрэзер. Ему до чертиков вдруг захотелось попрать ногой какого-нибудь поверженного марсианина.

Когда с вирусами было покончено, он побросал свои записи в стальной сейф и отнес его в пыленепроницаемый ангар за Домом, где стоял вездеход; Биша, молчаливая и заплаканная, терпеливо упаковывала припасы. Фрэзер быстро проверил их, добавил кое-что еще, затем подсадил малышку в кабину. Девочка посмотрела на него расширенными глазами, и он понял, что она до смерти напугана.

— Ничего, — сказал он. — Не бойся. Все будет хорошо.

— Ты хочешь отвезти меня обратно?

— Я хочу отвезти тебя в земное консульство в Караппе, а потом я заберу тебя в Сан-Франциско! — взбешенно рявкнул Фрэзер. — И пусть только кто-нибудь попробует остановить меня!

Он распахнул дверь ангара и взобрался на сиденье рядом с Бишой. Вездеход с лязганьем рванулся вперед, по песку. Впереди уже мелькали ряды светящихся точек — факелы. Точки сливались в единый поток, выливавшийся из ворот города, преграждая путь вперед.

— Сядь на пол, Биша, и не высовывай носа, — велел Фрэзер. — Тогда тебя не заденет.

Он включил полный ход. Вездеход дернулся и рванулся вперед, храпя и вздымая клубы пыли. Фрэзер вел его прямо на колышущуюся линию огней, инстинктивно пригибая голову к самому рулю. Кабина была металлическая, и ветровые стекла теоретически невозможно пробить, но в свете факелов его глаза различили бумеранги горожан, острые и стремительные: они могли снести голову почище любого меча.

Что-то ударилось о стекло рядом с его головой, и оно мгновенно покрылось сеточкой трещин. Град камней обрушился на кузов машины, камни барабанили о металл. Но цепь факелов распалась, и Фрэзер успел рассмотреть изумленные темные лица расступившихся преследователей.

Они прорвались. Впереди была открытая, свободная пустыня. Три сотни миль, Караппа — и цивилизация.

Если он обгонит кочевников. Обведет их вокруг пальца.

Иного выхода просто не оставалось. Иначе ему конец — и Бише тоже. Он нуждался в медицинской помощи. Как можно скорее, причем от тех, кто не верит в заклятия.

Наконец забрезжила заря — холодный, призрачный свет в темном небе, затянутом пеленой пыли. Ничто не отделяло их от Караппы — ни канал, ни город, ничего, кроме тонкого сухого песка, который тек подобно воде под ветром.

— Слушай меня внимательно, — сказал он Бише. — Если я вдруг усну… — Фрэзер показал девочке, как остановить вездеход. — Сделай это немедленно, Биша. И не выходи из кабины до тех пор, пока я не проснусь.

Она кивнула, сжав губы в ниточку от усердия и внимания. Он заставил ее повторить все несколько раз, пока не убедился, что она запомнила.

Вокруг была пустыня — на много-много миль вперед и назад, налево и направо. Неизменная, одинаковая. Сколько времени потребуется всаднику, чтобы догнать нагруженный караван? Сколько времени потребуется кочевникам, чтобы отыскать их след на своих быстрых зверях? Песок был мягкий, сыпучий, и лязгающие гусеницы вязли в нем, так что как ни старайся, ты все равно не сможешь двигаться быстрее, чем пустыня позволит тебе.

Биша о чем-то напряженно размышляла. Потом вдруг промолвила:

— Они вышлют погоню.

Да, девчонка была умна, слишком умна — на свою же беду.

— Кочевники? — невинно переспросил Фрэзер. — Мы запросто можем их обогнать. Они скоро отстанут.

— Нет, они не отстанут от нас. Им нужен не ты, а я. Но они убьют нас обоих.

— Мы улетим на Землю, — ответил Фрэзер. — Люди Марса, боги Марса — они не могут дотянуться до Земли.

— Но они очень могущественны… Ты уверен?

— Совершенно уверен. Ты будешь счастлива на Земле, Биша.

Она прижалась к нему и вскоре уснула.

В приборную доску был вмонтирован компас. Крайне необходимый предмет в таком месте, где нет ни вех, ни дорог. Фрэзер держал стрелку по центру, прокладывая курс, словно в открытом море. Время текло, и песок тек, и все неотвратимее наваливалась усталость.

Усталость.

Похоже, ты очень скоро умрешь — ведь в ее племени проклятие разделили двадцать человек…

Пустыня перешептывалась. Ухо уже привыкло к лязганью гусениц и не воспринимало его, зато слышало шепот песков, скользких, текучих, журчащих под ветром. Зрение Фрэзера туманилось, контуры предметов расплывались, все плыло перед глазами. Зря он так надрывался на работе, он просто загнал себя, форменным образом. Усталость — благодатная почва для всяких болезней. Отсутствие сопротивляемости. Вот почему кочевники переносили инфекцию так легко, в отличие от него, чужеземца, к тому же изнуренного месяцами перенапряжения и добровольного заточения. Да, конечно, все дело в этом.

— …Двадцать человек в ее племени разделяли бремя проклятия — но ты один…

Проклятый Тор-Эш!

— Биша, проснись! Нам нужно поесть. И подай мне скорей вон ту бутылку.

Выпив и немного перекусив, Фрэзер почувствовал себя значительно лучше.

— Мы будем ехать всю ночь. Так что к утру будем уже в Караппе. Если кочевники и гонятся за нами, они не успеют схватить нас.

К середине дня он вел вездеход в каком-то полузабытьи. Он не понимал, каким образом сбился с курса. Когда Фрэзер заметил это, он уже отмахал крюк на много миль. Он посидел, мучительно пытаясь припомнить координаты и весь дрожа, как в ознобе. Биша молча смотрела на него.

— Ну что ты так трясешься?! — взорвался он. — Со мной все в порядке! Мы доедем, куда нам надо.

Биша печально опустила голову и отвернулась.

— И нечего реветь, черт бы тебя побрал! Слышишь? У меня и так хлопот полон рот — и без твоего нытья.

— Это все из-за меня, — прошептала она. — Тебе нужно было поверить тому, что говорили старейшины.

Он ударил ее. Впервые ударил ее со злостью.

— Я не желаю больше слушать эти бредни! Если ты до сих пор так ничего и не поняла…

Биша молча отодвинулась на дальний конец сиденья.

Фрэзер снова включил мотор, возвращаясь на правильный курс, но не отъехал далеко. У него просто не было сил. Нужно отдохнуть. Поспать хотя бы часок — это освежит.

Он остановил машину и посмотрел на Бишу. Недавняя пощечина вспомнилась словно сквозь туман, как будто это было много-много лет назад.

— Моя маленькая бедняжка, — сказал он. — Ты ведь не виновата в этом. Ты простишь меня?

Она кивнула. Фрэзер поцеловал ее, Биша еще немного поплакала — и потом он уснул, велев ей разбудить его, когда стрелка на циферблате панельных часов дойдет до цифры пять.

Он просыпался с большим трудом, и когда вездеход, накренившись, начал выползать, выгребая из засыпавшего его песка, на пустыню спустилась глухая ночь. Сон не принес Фрэзеру облегчения. Он чувствовал себя еще более скверно, как будто кто-то выпил из него последние силы, и голова была совершено пустая, словно перевернутое ведро.

Он вел вездеход вперед.

Но опять сбился с курса. Наверное, он задремал на ходу, и машина сделала крюк. Фрэзер со злостью повернулся к Бише:

— Почему ты не остановила машину? Я же велел тебе…

В слабом свете приборного щитка он вдруг увидел ее лицо, обращенное к пустыне, — и все понял. Она опять впала в этот свой транс — отрешенности и меланхолии. Биша не ответила.

Фрэзер выругался. Нашла время распускать сопли, когда он так нуждался в ней! Конечно, ей досталось в жизни, бедняжке, но это уже стало входить у нее в привычку! Сейчас же она просто не имеет права раскисать! Это уже стоило им многих бесценных часов, бесценных миль!.. Он взял ее за плечо и потряс.

Тело девочки было безвольным и мягким, как у тряпичной куклы. Он прикрикнул на нее. Она словно не слышала. В конце концов Фрэзер выключил мотор, вне себя от ярости, и рывком повернул Бишу к себе. Потом он снова ударил ее — во второй раз.

Она не заплакала, только прошептала чуть слышно:

— Я ничего не могу с собой сделать… Они тоже наказывали меня, но это не помогало.

Было очевидно, что ей все безразлично. Он не мог достучаться до нее, не мог проникнуть в ее душу. Прежде Фрэзер никогда не пытался вывести девочку из подобного состояния. Теперь же он попытался и обнаружил, что бессилен. Он отпустил Бишу, и она опять заползла в угол. Фрэзер взглянул на нее — и вдруг страх, разъедающий страх начал завладевать им, ибо он вспомнил, что происходило всякий раз после того, как Биша начинала хандрить.

После этого он мгновенно терял сознание, впадая в летаргический сон.

Система. Каждый раз одно и то же, без изменений.

Но это же бессмыслица! Простое совпадение!

Совпадение три раза подряд? А как догадался Тор-Эш, что ребенок у Фрэзера? Он ведь знал это наверняка.

Три раза подряд, образец, схема. Если это повторится в четвертый раз… Тогда он будет знать наверняка.

Но может ли он позволить себе этот четвертый раз?

Безумие, бред. Ну каким образом настроение маленького ребенка способно влиять на взрослого мужчину?

Фрэзер снова схватил Бишу за плечи. На него накатило отчаяние. Он был с ней груб; он даже не подозревал, что может быть таким грубым с ребенком. Но это не помогло. Она посмотрела на него словно издалека — без возмущения, без интереса.

Значит, это не простая хандра. Что-то другое.

Что же?

…Иногда рождается ребенок…

Фрэзер рывком бросил вездеход вперед — по дорожке света его же фар. Яркая щель в черной незапамятной тьме ночи.

Ему было жутко. Он боялся Биши. И все же он не мог поверить.

В Караппу! Что бы там ни было, в Караппе найдется кто-то, кто знает, что это такое, кто сможет помочь. Не спи: не давай занавесу упасть снова.

Думай. Ясно, что это не проклятие, это исключено. Ясно, что это не болезнь. И не воздействие окружающей среды или каких-то атмосферных явлений — ничего подобного прежде не наблюдалось. А кроме того, Тор-Эш: он понял, в чем дело.

Что он там говорил про древние расы? Что говорили о них преподаватели колледжей? Слишком много и слишком мало. Слишком мало учебного времени на такое огромное количество рас.

…Они могли видеть без глаз и слышать без ушей, они властвовали над стихиями…

Фрэзер напрягся, мучительно вспоминая. Он взглянул на ребенка. Древние расы. Рецессивные гены, старые семена, до сих пор дающие всходы. Что это за гены? Какие особенности организма заложены в них? Экстрасенсорные таланты? Да, многие марсиане обладают паранормальными способностями, но тут что-то другое. Что же, что?!

Какие-то остатки, клочки разрушенного, разрозненного…

По кому или чему она так тоскует, сама того не сознавая?

Разгадка пришла к нему внезапно — ясная, как дневной свет. Страница забытого учебника, хранившаяся все эти годы в глубинах подсознания, смутное воспоминание о людях, которые пытались сублимировать жизнь в умирающем мире путем создания некоего ментально-психического симбиоза, организации жизни в тесных общинах, с единым коллективным разумом, единым коллективным потенциалом. Общими усилиями эти общины сумели достичь такого могущества, такой силы контроля над разумом, что в течение нескольких веков правили почти четвертой частью Марса, оставив после себя бесчисленные легенды.

И вот теперь этот ребенок.

Нормальный и здоровый во всех отношениях — кроме одного. Мозг девочки не был самодостаточным. Наследственность сыграла с беднягой скверную шутку — она явилась на свет как часть того самого коллективного разума, сообщества сверхвзаимозависимых интеллектов и душ, которого — увы! — больше не существовало на Марсе. Мозг Биши действовал подобно батарее, расходуя свою энергию в процессе жизнедеятельности и мышления, и когда энергия иссякала, батарее требовалась подзарядка извне, поскольку в ней отсутствовала способность к регенерации. А потому мозг Биши отсасывал, крал энергию у других, ничего не подозревающих людей — этакий невинный бессознательный вампир, опустошающий чужие умы и души, когда ему нужно.

Как раз сейчас Биша была занята именно этим. В своем племени она отнимала жизнь у двадцати человек, так что никто из них пока что не умер. Но Фрззер был один. Он уже не мог полностью удовлетворить ее потребности — вот почему промежутки между обмороками так сократились.

Невежественные марсиане оказались правы. А мудрый землянин Фрэзер фатально ошибся.

Если он высадит ее сейчас здесь, прямо посреди пустыни, то останется жить.

Он остановил вездеход и посмотрел на Бишу. Она казалась такой маленькой и беспомощной, и он любил ее. В конце концов, Биша не виновата. Что-то нужно делать, как-то помочь ей — и в большом многолюдном городе она не будет столь смертоносна.

Переживет ли он еще одно погружение в бездны мрака?

Фрэзер не знал. Но однажды Биша уже убежала от него, по собственной воле, чтобы спасти ему жизнь. Он был обязан хотя бы попытаться помочь ей.

Он обнял ее.

Занавес рухнул.

Фрэзер медленно открыл глаза. Вокруг стояла полная, мертвая тишина — и сияло медное солнце. Он проснулся — словно медленно отползая от края бездонной пропасти — и вдруг понял, что в машине очень тихо. Он был один. Фрэзер окликнул Бишу, но ему никто не ответил.

Он вылез из вездехода. Он шел вперед, зовя ее… А потом увидел следы. Следы зверей, на которых ездят кочевники. Они подходили к машине сзади. Цепочка маленьких следов от ножек Биши тянулись навстречу к ним.

Он перестал звать. Его крик был слишком громким, слишком ужасным. Он побежал вперед, по следам маленьких ножек. В конце цепочки лежала маленькая бесформенная груда тряпья, в которой больше не было жизни.

Она нарушила свое обещание. Она ослушалась и оставила его, сонного, в безопасности, чтобы в одиночку встретиться с наездниками, которым была нужна она, а не он.

Такую крохотную могилу Фрэзер выкопал очень быстро.

Потом сел в вездеход и поехал вперед. Больше ему ничего не угрожало, но он гнал машину как одержимый, видя все, как в тумане. Он мечтал об одном — скорее попасть на Землю. Лишь бы не возвращаться в тот белый дом на холме, в котором отныне вечно будет жить призрак маленькой девочки.

2024: ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ШАНДАКОРА

Глава 1

В винный погребок вошел незнакомец в темно-красном плаще, лицо его было скрыто низко надвинутым капюшоном. В дверях он на миг остановился, и одна из изящных темных хищниц, что всегда обитают в подобных местах, подошла к нему, позвякивая серебряными колокольчиками, — кроме них, на ней почти ничего не было.

Я видел, как женщина улыбнулась человеку в плаще. И вдруг улыбка застыла на ее лице, а с глазами как будто что-то случилось. Она больше не смотрела на незнакомца, она смотрела сквозь него, причем возникало странное впечатление, что он просто стал невидим.

Женщина прошла мимо. Я не заметил, подала ли она какой-нибудь знак окружающим, но вокруг незнакомца мгновенно образовалось пустое пространство. И никто на него не смотрел. Люди не отворачивались, они просто не замечали вошедшего.

Незнакомец начал пробираться сквозь толпу. Он был очень высоким и двигался с плавной и мощной грацией. Люди как бы случайно отходили с его пути. Воздух казался густым от резких запахов и пронзительного смеха женщин.

Два высоких, сильно захмелевших варвара затеяли драку, вспомнив о какой-то давней межплеменной вражде, и ревущая толпа расступилась, чтобы очистить для них место. Серебряная свирель, барабан и местная арфа наполняли комнату древней дикой музыкой. Гибкие коричневые тела мелькали и кружились среди смеха, криков и дыма.

Незнакомец шел, не обращая внимания на шум, не касаясь никого, невидимый, одинокий. Проходя мимо, он взглянул в мою сторону — быть может, потому, что я один из всей толпы не просто видел его, а смотрел, не отрывая глаз. Его черные глаза сверкнули из-под капюшона, как горящие угли. В них читались страдание и гнев.

Я мельком увидел скрытое капюшоном лицо. Только мельком, однако этого было достаточно. Зачем ему понадобилось показывать мне свое лицо в барракешском винном погребке?

Незнакомец прошел дальше. В темном углу, куда он направлялся, не было места, но оно немедленно образовалось: целое кольцо свободного места, отделяющее незнакомца от толпы, — ров вокруг замка. Я видел, как он сел и положил монетку на край стола. Подошла служанка, взяла монетку и поставила на стол кружку вина. Выглядело это так, будто она обслуживала пустой стол.

Я повернулся к Кардаку, своему главному погонщику, типичному шани с массивными плечами и гривой нестриженых волос, завязанных замысловатым узлом — знаком его племени.

— Что все это значит?

Кардак пожал плечами:

— Кто знает? — Он встал, приглашая меня последовать своему примеру. — Пойдем, Джонросс. Пора возвращаться в караван-сарай.

— У нас еще куча времени до выхода. И не лги мне, я не первый день на Марсе. Кто этот человек? Откуда он?

Барракеш — ворота между севером и югом. Давным-давно, когда на южном и экваториальном Марсе еще существовали океаны, когда Валкис и Джеккара были оплотом империи, а не воровскими притонами, через Барракеш, лежащий на краю Пустынных земель, шли и шли в обе стороны огромные бесчисленные караваны, и так в течение многих тысячелетий. Барракеш всегда переполняли чужеземцы.

На изъеденных временем каменных улочках можно встретить высоких келшиан — жителей холмов, кочевников с высоких равнин Верхнего Шана, темнокожих поджарых южан, выменивающих сокровища разграбленных храмов, прожженных бродяг космоса из Кахоры и торговых городов, где есть космопорты и прочие блага современной цивилизации.

Незнакомец в красном плаще не был похож ни на кого из них.

Лишь на миг он показал мне свое лицо, но я — планетарный антрополог. Предполагалось, что я составляю этнологическую карту Марса. Я действительно этим занимался и даже чудом сумел получить грант от земного университета, где никто не сообразил, как безнадежна эта задача на Марсе с его необозримой историей.

В Барракеше я готовился к годичной экспедиции по изучению племен Верхнего Шана. И тут мимо меня проходит человек с золотистой кожей и не по-марсиански черными глазами, человек, лицо которого не принадлежит ни к одному из известных мне типов. Оно немного напоминало каменные лица фавнов.

— Время идти, Джонросс, — повторил Кардак.

Я посмотрел на незнакомца, пьющего вино в молчаливом одиночестве.

— Очень хорошо, я спрошу у него.

Кардак вздохнул:

— Земляне обделены мудростью…

Он повернулся и ушел, оставив меня одного.

Я пересек комнату и подошел к незнакомцу. Очень учтиво на древнем марсианском языке, которым пользуются во всех городах Нижних Каналов, я спросил у него разрешения присесть.

Незнакомец посмотрел мне прямо в глаза своим гневным страдающим взглядом. В нем горели ненависть, презрение и стыд.

— Какого ты племени, человек?

— Я землянин.

Он повторил это слово с таким видом, будто слышал его раньше и пытается вспомнить, что же оно значит.

— Землянин… Тогда правду разносят ветры пустыни — о том, что Марс мертв и люди других миров оставляют следы в его пыли.

Чужак оглядел винный погребок и всех тех, кто не признавал его существования.

— Перемены, — прошептал он. — Смерть и перемены. Ничто не вечно.

Мускулы на лице незнакомца напряглись. Он выпил, и теперь я заметил, что пьет он уже давно — несколько дней, а быть может, и недель. Тихое безумие владело им.

— Почему люди избегают вас?

Он засмеялся сухо и горько:

— Только человек с Земли может не знать ответа.

«Новая, неизвестная раса!» — думал я. Я думал о славе, которая ждет человека, открывшего что-то новое, о кресле заведующего кафедрой, которое станет моим, если я добавлю еще одну яркую страницу в призрачную мозаику марсианской истории. К тому времени я уже немного перебрал. Кресло мне виделось высотой в милю и из чистого золота.

— Я побывал, наверное, во всех трактирах, какие есть в этой пыльной дыре под названием Барракеш. Везде одно и то же — меня больше нет.

Под тенью капюшона блеснули белые зубы.

— Мой народ… они были мудрее. Когда умрет Шандакор, мы все умрем, и неважно, живы ли наши тела.

— Шандакор? — спросил я. Это имя прозвучало, как звон дальних колоколов.

— Откуда землянину знать? Да, Шандакор! Спроси у людей из Кеша и Шана! Спроси королей Мекха, там, за полсвета отсюда! Спроси у всех людей на Марсе — они не забыли Шандакор! Но тебе они ничего не скажут. Это имя для них — горечь и стыд.

Он смотрел поверх толпы, клубящейся в тесной комнате и выплескивавшейся на шумную улицу.

— И вот я здесь, среди них — погибший.

— Шандакор мертв?

— Умирает. Нас было трое — тех, кто не хотел умирать. Мы пошли на юг через пустыню. Один повернул назад, один погиб в песках, а я пришел сюда, в Барракеш.

Металлический кубок согнулся в руках незнакомца.

— И вы жалеете, что пришли, — произнес я.

— Мне надо было остаться и умереть вместе с Шандакором. Теперь я знаю. Но вернуться я не могу.

— Почему?

Я все думал, как будет смотреться имя Джона Росса среди начертанных золотом имен первооткрывателей.

— Пустыня велика, землянин. Слишком велика для одиночки.

И тогда я сказал:

— Мой караван сегодня ночью уходит на север.

Глаза чужака полыхнули странным смертельным огнем, таким, что я даже испугался.

— Нет, — прошептал он. — Нет!

Я сидел молча, глядя на толпу, забывшую обо мне, потому что я сел рядом с незнакомцем. «Новая раса, — Думал я, — неизвестный город». И я был пьян.

После долгого молчания незнакомец спросил меня:

— Что нужно землянину в Шандакоре?

Я рассказал ему, и он рассмеялся.

— Ты изучаешь людей! — воскликнул незнакомец и снова засмеялся, да так, что красный плащ пошел рябью.

— Если вы хотите вернуться, я возьму вас с собой. Если нет — скажите мне, где находится Шандакор, и я найду его. Ваша раса и ваш город должны занять свое место в истории.

Он ничего не ответил, но вино сделало меня проницательным, и я мог видеть, что творится у него в душе. Я поднялся с места.

— Имейте в виду. Вы можете найти меня в караван-сарае у северных ворот до восхода малой луны.

— Подожди! — Незнакомец схватил меня за руку и больно стиснул. Я взглянул на его лицо, и мне не понравилось то, что я там увидел. Но, как сказал Кардак, я обделен мудростью. — Твои люди, — сказал незнакомец, — не пойдут дальше Колодцев Картедона.

— Тогда мы пойдем без них.

Долгая, долгая пауза. Затем он промолвил:

— Да будет так.

Я знал, о чем думает незнакомец, так же ясно, как если бы он произнес это вслух. Он думал, что я всего лишь землянин и что он убьет меня, как только покажется Шандакор.

Глава 2

Колодцев Картедона караванные пути разветвлялись. Один шел на запад, в Шан, другой — на север, в ущелья Дальнего Кеша. Но был еще и третий, самый древний; он шел на восток и был совершенно заброшен. Глубокие вырубленные в скалах колодцы высохли. Исчезли, поглощенные дюнами, каменные навесы. Задолго до того, как дорога достигала подножия гор, пропадали всякие воспоминания о воде.

Кардак вежливо отказался идти за Колодцы. Он подождет меня здесь, сказал погонщик, подождет достаточно долго, и, если я вернусь, мы пойдем в Шан. Если нет — что ж, причитающаяся ему плата находится у местного вождя; он заберет деньги и отправится домой. Кардаку не понравилось, что мы берем с собой незнакомца. Он удвоил цену.

За весь долгий путь от Барракеша до Колодцев я не смог вытянуть ни слова о Шандакоре ни из Кардака, ни из его людей. Незнакомец тоже молчал. Он сообщил мне только свое имя — Корин — и ничего больше. Завернувшись в свой плащ с капюшоном, чужак ехал один и размышлял. Душу его терзали все те же страсти, к ним лишь прибавилась еще одна — нетерпение. Он загнал бы нас всех до смерти, если бы я это позволил.

Итак, мы с Корином вдвоем поехали на восток от Картедона, ведя в поводу двух марсианских мулов и столько воды, сколько могли унести. И теперь я уже был не вправе его сдерживать.

— У нас нет времени останавливаться, — говорил Корин. — Остались считанные дни. Время не ждет.

Когда мы достигли гор, из четырех мулов у нас оставалось только три, а первый гребень мы пересекли уже пешком, и весь оставшийся у нас запас воды легко нес последний мул.

Теперь мы шли по дороге. Местами прорубленная в скалах, местами протоптанная, она вела все дальше и дальше, через нагие безмолвные горы. И никого вокруг — только красные скалы, которые ветер сделал похожими на лица.

— Здесь проходили великие армии, — сказал Корин. — Короли и караваны, нищие и рабы из людских племен, певцы, танцовщицы и княжеские посольства. Дорога в Шандакор.

Мы мчались вперед, как сумасшедшие.

Последний мул сломал себе шею, оступившись на скользких камнях. Единственный оставшийся мех с водой мы понесли сами. Это была не слишком тяжелая ноша, и чем дальше, тем легче она становилась. Под конец воды оставалось лишь несколько капель.

Однажды днем, задолго до заката, Корин внезапно сказал:

— Остановимся здесь.

Дорога перед нами круто поднималась вверх. Вокруг царило все то же безмолвие. Корин уселся на занесенный пылью дорожный камень. Я тоже присел, стараясь держаться подальше от него. Я внимательно следил за ним, но он молчал, и лицо его было скрыто плащом.

В узком глубоком ущелье постепенно сгущались тени. Полоска неба над головой засветилась сначала шафраном, потом багрянцем, а потом на небе показались яркие холодные звезды. Ветер продолжал точить и полировать камень, бормоча про себя свои жалобы, — стародавний одряхлевший ветер, вечно недовольный собой. Едва слышалось сухое щелканье падающих камешков.

Моя рука под плащом сжимала холодную сталь пистолета. Стрелять мне не хотелось. Но не хотелось и умирать здесь, на безмолвной дороге, по которой в незапамятные годы проходили армии, короли и караваны.

Луч зеленоватого лунного света пополз по стенам ущелья. Корин поднялся:

— Я дважды ошибся. Теперь, наконец, я понял, в чем правда.

— Ты о чем?

— Я думал, что смогу убежать от смерти. Это была ошибка. Потом решил, что смогу вернуться и разделить общую участь. Но и тут я ошибался. Теперь я вижу правду. Шандакор умирает. Я бежал от смерти, которая ожидает город и весь мой народ. Это бегство покрыло меня вечным позором — я никогда не смогу вернуться назад.

— Что же ты будешь делать?

— Я умру здесь.

— А я?

— Не думал же ты, — произнес Корин тихо, — что я позволю чужестранцу прийти и смотреть, как умирает Шандакор?

Я рванулся с места первым и бросился ничком на пыльные камни дороги, не зная, какое оружие он может прятать в складках своего темно-красного плаща. Что-то полыхнуло светом и пролетело над моей головой с шипением и грохотом, а в следующий момент я уже бросился Корину под ноги. Он упал, а я навалился на него сверху.

Корин упорно сопротивлялся — мне пришлось дважды стукнуть его головой о камень, прежде чем я смог отобрать у него маленькую смертоносную игрушку из металлических стержней и отбросить ее подальше. Больше никакого оружия у него не было.

— Я отнесу тебя в Шандакор.

Корин лежал тихо — неподвижная фигура, завернутая в разорванный плащ. Дыхание со свистом вырывалось из его груди.

— Да будет так, — прошептал он. А потом попросил воды.

Я подошел к меху с водой и встряхнул его, надеясь, что там осталось хотя бы с чашку. Я не слышал, как Корин пошевелился. Все было проделано беззвучно, с помощью какого-то острого украшения. Я принес воду — нашу последнюю воду — и попытался приподнять его. Он встретил меня удивительным сияющим взглядом и прошептал три слова на неизвестном мне языке. И умер.

Я опустил тело на камни. Кровь Корина стекала в Дорожную пыль. И даже в свете луны было заметно, что это не человеческая кровь.

Я долго сидел неподвижно, охваченный какой-то странной слабостью. Потом откинул с головы Корина темно-красный капюшон. Она была очень красивая, его голова. Я никогда не видел раньше таких голов — иначе не пошел бы вдвоем с ним в горы. Я многое понял бы, если бы мне хоть раз довелось увидеть этот череп. Ни за какую славу и ни за какие богатства я не пошел бы в Шандакор.

Череп был узким и куполообразным, очень изящно слепленным. Сверху он был покрыт короткими вьющимися волокнами, отливавшими металлом в ярком серебряном свете луны. Они пошевелились под моей рукой, реагируя на прикосновения чужака, — маленькие, шелковистые, похожие на электрические провода. А когда я отнял руку, блеск угас и фактура волокон изменилась.

Я вновь прикоснулся к голове Корина, но на этот раз волокна уже не шевелились. Уши у него были острые, с маленькими серебристыми кисточками на концах. Уши, руки и грудь были покрыты чем-то вроде чешуек — сияющая пыльца на золотистой коже. Я осмотрел его зубы — они тоже не были человеческими.

Теперь-то я понял, почему Корин рассмеялся, когда услышал, что я изучаю людей.

Было очень тихо. Я слышал, как катятся с утесов маленькие камешки, как шуршит пыль, стекая вниз по трещинам. Колодцы Картедона остались далеко позади. Слишком далеко для пешего путника с единственной чашкой воды.

Я посмотрел на узкую крутую дорогу впереди. Посмотрел на Корина. Поднялся холодный ветер, лунный луч угасал. Мне не хотелось оставаться в темноте наедине с Кориной.

Тогда я встал и пошел по дороге, ведущей в Шандакор.

Подъем был крутым, но не длинным. Наверху дорога прошла между двумя скальными выступами; за этими естественными воротами, далеко внизу, в свете двух маленьких, быстро бегущих по небу марсианских лун лежала горная долина.

Когда-то вокруг высились покрытые снегом вершины. В черных и красных скалах гнездились летающие красноглазые ящеры, похожие на ястребов. Чуть ниже горы были покрыты лесом — багряным, зеленым и золотистым, а внизу, на дне долины, лежало черное озеро. Но то, что открылось моему взору, было мертвой долиной. Пики обрушились, леса исчезли, а озеро превратилось в черную яму в голой скале.

И среди этого запустения стоял город-крепость, сияя мягкими разноцветными огнями.

Черные массивные стены не давали прохода наползающей пыли, а внутри их был оазис — остров жизни. Ни одна из высоких башен не была разрушена. Между ними горели огни, а на улицах города кипела жизнь.

Живой город — а Корин сказал, что Шандакор умирает.

Богатый, полный жизни город.

Я ничего не понимал. Но я знал одно: те, кто ходят сейчас по далеким улицам Шандакора, — не люди.

Я стоял и глядел вниз, дрожа на холодном ветру. Яркие огни города манили к себе, хотя было что-то неестественное в этой освещенной ярким светом жизни среди мертвой долины. А потом я подумал, что, люди они или нет, обитатели Шандакора могут продать мне воды и мула, чтобы нести эту воду, и тогда я выберусь отсюда и вернусь назад, к Колодцам.

На спуске дорога стала шире. Я беззаботно шагал по самой ее середине. Внезапно откуда-то появились двое и преградили мне путь.

Я вскрикнул и отпрыгнул назад. Меня прошиб холодный пот, сердце отчаянно заколотилось. В лунном свете блеснули мечи, а загородившие мне путь рассмеялись.

Один был высоким рыжеволосым варваром из Мекха — чтобы попасть в его родные края, следует пройти на восток почти полпланеты. Другой — смуглый и худощавый — был жителем Таарака, который находится еще дальше.

Я был напуган, разозлен и потрясен, поэтому задал им глупейший вопрос:

— Что вы тут делаете?

— Мы ждем, — ответил человек из Таарака. Он сделал плавный жест рукой, указывая на темные склоны долины. — Из Кеша и Шана, из всех стран Норланда и с Границ собрались люди и ждут. А ты?

— Я заблудился, — сказал я. — Я — землянин, и не хочу ни с кем ссориться.

Меня все еще трясло, но теперь уже от облегчения. Мне не придется идти в Шандакор! Раз здесь собралась целая армия, значит, есть и припасы, а стало быть, можно приобрести все необходимое у варваров.

Я рассказал им, что мне нужно.

— Я заплачу за все, хорошо заплачу!

Они переглянулись.

— Хорошо. Пойдем, ты сможешь поторговаться с вождем.

Мы пошли: я в середине, они — по краям. Но не сделали мы и нескольких шагов, как я уже лежал лицом в пыли, а оба варвара набросились на меня, как дикие коты. Когда они закончили обыск, к ним перешло все, чем я владел, не считая нескольких предметов одежды, которые им были не нужны. Я встал, выплевывая кровь изо рта.

— Для пришельца, — сказал человек из Мекха, — ты дерешься неплохо.

Он несколько раз подбросил на ладони мой кошелек, прикидывая вес, потом протянул мне кожаную фляжку со своего пояса.

— Пей. В этой малости я не могу тебе отказать. Но нашу воду приходится привозить сюда из-за гор, и у нас нет излишков, чтобы тратить их на землянина.

Я был не гордым и осушил фляжку, раз уж ему так этого хотелось. А человек из Таарака произнес, улыбаясь:

— Ступай в Шандакор. Может быть, они дадут тебе воды.

— Но вы забрали мои деньги!

— Они все богачи там, в Шандакоре. Им не нужны деньги. Пойди, попроси у них воды!

Варвары стояли и смеялись над своей непонятной шуткой, и мне не понравился этот смех. Я готов был убить обоих и сплясать на их останках, но они не оставили мне никакого оружия, а что я мог сделать голыми руками? Поэтому я повернулся и ушел, оставив их скалиться надо мной в темноте.

Дорога вела вниз и дальше, по дну долины. Я чувствовал на себе взгляды часовых, наблюдавших за мной со всех склонов в слабом свете лун. Стены города становились выше и выше, они скрыли все, кроме вершины самой высокой башни, увенчанной странным приплюснутым шаром. Во все стороны из него торчали какие-то кристаллические стержни. Шар медленно вращался, и кристаллы поблескивали чуть заметными белыми искрами.

Мощеная дорожка стала подниматься к Западным воротам. Я шел вперед медленно и неохотно. Теперь было видно, что ворота открыты. Открыты — в осажденном-то городе!

Некоторое время я простоял, пытаясь решить эту загадку — армия, которая не атакует, и город с распахнутыми воротами. Но так ничего и не понял. На стенах было полно солдат, сидевших, лениво развалясь, под яркими знаменами. Внутри, за воротами, бродило множество людей, но все они были заняты своими собственными делами. Их голосов не было слышно.

Я заставил себя приблизиться к воротам. Ничего не произошло. Часовые не окликнули меня, никто не заговорил.

Вы знаете, как нужда заставляет человека поступать против собственной воли и здравого смысла?

Я вошел в Шандакор.

Глава 3

За воротами оказалась квадратная площадь — открытое пространство, способное вместить целую армию. Со всех сторон ее окружали палатки купцов с навесами из дорогих тканей, а таких товаров на Марсе не видали уже много веков.

Там были фрукты, вина и пряности, редкие меха и неблекнущие краски, секрет которых давно утерян, изысканные ткани и мебель, сделанная из древесины исчезнувших деревьев. В одной из палаток торговец с дальнего юга продавал церемониальный коврик, сплетенный из блестящих длинных волос девственниц — и совершенно новый!

Все купцы были людьми. Одни принадлежали к известным мне народам, о других я хотя бы слыхал. Об остальных понятия не имел.

В толпе, клубившейся вокруг палаток, тоже были люди: купцы, пришедшие заключить сделки, рабы, которых вели на аукцион. Но людей было немного. А остальные…

Я стоял, вжавшись в темный угол ворот, и холод пронизывал меня с головы до ног — холод, причиной которому был не только ночной ветер.

Лордов Шандакора с золотистой кожей и серебряным гребнем на голове я теперь знал благодаря Корину. Я говорю «лордов», потому что они держали себя, как лорды, гордо проходя по своему городу в окружении рабов человеческой расы. А те люди, которые не были рабами, почтительно уступали им дорогу. Они знали, какую честь им оказали, позволив войти в город.

Все женщины Шандакора были очень красивы — изящные золотистые эльфы с лучистыми глазами и острыми ушками. Но встречались и другие — какие-то стройные создания с огромными крыльями. Были среди них гибкие и пушистые, были, наоборот, лысые и безобразные — они даже летали как-то неровно, зигзагами, а были такие странные формы, что об их эволюции я и предположить ничего не мог.

Вот они — давно исчезнувшие с лица планеты народы. Древние расы, чья гордость и сила остались лишь в полузабытых легендах, в рассказах стариков марсианских захолустий. Даже я, специалист по антропологической истории, слышал об этих народах только обрывки легенд и сказаний — так на Земле помнят гигантов и сатиров.

Однако все они были здесь. Причудливые тела их были увешаны роскошными украшениями, им прислуживали обнаженные рабы-люди в кандалах из драгоценных металлов. И купцы склонялись перед этими созданиями так же низко, как перед соплеменниками Корина.

Кругом горели разноцветные огни — но не факелы, к которым я уже успел привыкнуть на Марсе: холодным светом сияли хрустальные шары. Стены окружавших торговую Площадь зданий были облицованы редкими сортами мрамора, а венчавшие их башенки инкрустированы бирюзой и киноварью, янтарем, нефритом и удивительными кораллами южных морей.

Обладатели великолепных нарядов и обнаженные рабы кружились в пестром водовороте торговых рядов. Они покупали и продавали, и я видел, как раскрываются их рты, видел, как смеются женщины, однако на всей огромной площади не было слышно ни единого звука. Ни голоса, ни шарканья ног, ни звона доспехов. Стояла мертвая тишина, тишина покинутого города.

Я начал понимать, почему не было нужды закрывать ворота. Ни один суеверный варвар неотважится войти в город призраков.

А я… я цивилизованный человек. Я ученый. И все же, если бы не жестокая нужда в воде и провизии, я стремглав убежал бы прочь. Но бежать мне было некуда, поэтому я остался, цепенея от липкого страха.

Кто они, эти не издающие звуков создания? Призраки? Отражения? Люди и не-люди, древние, горделивые, давно забытые существа… что означает их присутствие здесь? Может, это какая-то странная форма жизни, о которой я ничего не знаю? Способны ли они видеть меня так же ясно, как я вижу их? Есть ли у них собственная воля, собственные мысли?

В пользу их существования говорило то прозаическое занятие, которому они с таким пылом предавались. Призраки не торгуют. Они не дарят своим женщинам драгоценные ожерелья, не спорят о цене кованых доспехов.

Такое основательное занятие — и мертвая тишина. Это было ужасно. Если бы я услышал хоть один живой звук…

«Город умирает, — сказал Корин. — Остались считанные дни». А что, если их уже не осталось? Что, если город умер и я один среди каменных стен, в лабиринте незнакомых улиц и переходов, один среди всех этих огней и призраков?

Скверная штука — ужас в чистом виде. Его-то я и испытывал.

Медленно и осторожно я начал продвигаться вдоль стены. Мне хотелось уйти подальше от оживленной площади. Вот лысое летучее создание покупает девочку-рабыню — рот девочки раскрылся в беззвучном крике. Я отчетливо видел каждый мускул на ее лице, видел, как судорожно дергается горло. И ни единого звука.

Я нашел улицу, ведущую параллельно городской стене, и двинулся вдоль нее. В освещенных окнах мелькали человеческие фигуры. Иногда кто-нибудь проходил мимо, и я прятался. По-прежнему стояла полная тишина. Я осторожно передвигал ноги, стараясь не шуметь. Почему-то мне пришло в голову, что если я наделаю шума, то случится что-то ужасное.

Навстречу прошла компания купцов. Я отступил назад, в проем арки, и внезапно из-за моей спины появились три увешанные блестящими побрякушками женщины из караван-сараев. Я попал в ловушку.

Мне очень не хотелось, чтобы ко мне прикасались эти безмолвные смеющиеся женщины, поэтому отскочил назад, на улицу, и все купцы повернули головы в мою сторону. Я решил, что они заметили меня, и остановился. Женщины подошли ближе. Тела их были расписаны узорами, блестели красные губы, сверкали накрашенные глаза. Они прошли сквозь меня.

Я закричал — во всю силу своих легких. А женщины пошли дальше. Они заговорили с купцами, купцы рассмеялись, и все вместе двинулись куда-то вдоль по улице. Они меня не видели и не слышали. А когда я оказался у них на пути, они меня не заметили — я был для них не плотнее облака.

Я сел прямо на каменную мостовую и долго сидел, пытаясь собраться с мыслями. Мужчины и женщины проходили сквозь меня, как будто я был бесплотной тенью. Я пытался вспомнить ощущение внезапной боли, которая могла бы послужить причиной моей смерти — так мгновенно и незаметно убивает попавшая в спину стрела. Ибо из всего следовало, что призрак — это я.

Но вспомнить не удавалось. Мое тело было так же материально, как камни, на которых я сидел. Это были очень холодные камни, и именно холод согнал меня наконец с места. Больше не было причины прятаться, поэтому я шел по самой середине улицы и постепенно привыкал не уступать никому дороги.

Снова передо мной выросла стена — она шла под прямым углом к первой обратно в город. Я зашагал вдоль нее, и вскоре стена плавно повернула и снова вывела меня на торговую площадь — к дальнему от входа концу. Там были еще одни ворота, отделявшие торговую площадь от остального города. Древние свободно проходили внутрь, но ни один человек не приближался к воротам — только рабы. Я понял, что нахожусь в гетто — районе, отведенном для людей, прибывших в Шандакор с караванами.

Я вспомнил, как относился ко мне Корин, и подумал, что жители города вряд ли придут в восторг от моего вторжения, при условии, конечно, что я все еще жив, а в Шандакоре есть жители, для которых я — не призрак.

Посреди площади стоял фонтан. Струи воды рассыпались брызгами в свете разноцветных огней и падали вниз, в широкий каменный бассейн. Мужчины и женщины подходили и пили эту воду. Я тоже подошел, но когда опустил руки в бассейн, то почувствовал, что он давно высох и наполнен пылью. Когда я поднял руку, пыль вытекла между пальцами. Я видел ее очень отчетливо — но воду я тоже видел. Какой-то ребенок подбежал и начал брызгать водой в прохожих. Сорванца наказали, он заплакал, и все это — без единого звука.

Я покинул площадь и прошел через запретные для людей ворота.

Там были широкие улицы. Там были деревья и цветы, просторные парки и окруженные садами виллы, высокие и великолепные. Там был гордый, прекрасный город, древний, но не разрушенный, красивый, как Афины в пору расцвета, только гораздо богаче и совсем непохожий на земные города. Вы можете себе представить, каково это — бродить в безмолвной толпе, где нет ни единого человека, и видеть совершенно чужой город во всей его славе?

Башни из нефрита и киновари, золотые минареты, огни и цветные шелка, радость и сила. О, народ Шандакора! Как бы далеко ни были сейчас их души, они никогда не простят меня.

Не знаю, как долго я бродил. Мой страх почти исчез, уступив место восхищению тем, что я видел вокруг. А потом внезапно среди мертвой тишины я услышал звук — тихое шарканье обутых в сандалии ног.

Глава 4

Я остановился, где был, на середине площади. Высокие лорды с серебряными гребнями пили вино в тени темных деревьев; несколько крылатых девушек, прекрасных, как лебеди, исполняли какой-то странный танец, больше похожий на полет. Я огляделся — вокруг полно народу. Как же узнать, кто из них издавал шум?

Тишина.

Я повернулся и побежал по мраморной мостовой. Я бежал со всех ног, потом остановился, прислушиваясь. Снова раздалось тихое шарканье, не более чем шепот, легкий и еле заметный. Я завертелся на месте, однако звук затих. Все те же призраки беззвучно бродили по площади, танцоры кружились и раскачивались, простирая белые крылья.

Кто-то наблюдал за мной. Одна из безразличных теней на самом деле не была тенью.

Я попробовал идти, меняя скорость. Дважды или трижды мне удавалось услышать эхо чьих-то чужих шагов. В какой-то момент я понял, что шумели нарочно. Кто бы за мной ни шел, он делал это беззвучно, смешавшись с толпой молчаливых призраков, полностью скрытый толпой, и шум издавал лишь затем, чтобы я знал о его присутствии.

Я попытался заговорить с ним, но в ответ услышал лишь гулкое эхо своего собственного голоса, отражавшегося от каменных стен. Все вокруг были заняты своими делами, никто и не думал мне отвечать.

Разведя руки в стороны, я стал бросаться на прохожих — каждый раз в моих объятиях оставался один только воздух. Я хотел спрятаться, но не мог найти укрытия.

Улица оказалась очень длинной, однако таинственный преследователь не отставал. В окнах домов горел свет, мелькали чьи-то лица… Стояла могильная тишина. Можно было, конечно, спрятаться в одном из зданий, но я не мог заставить себя остаться в замкнутом пространстве стен наедине с безмолвными призраками.

Улица вывела меня на круглую площадь с огромной башней в центре. К ней стекались несколько таких же широких улиц. Эту башню с огромным вращающимся шаром на самом верху я уже видел. Куда теперь идти?.. Кто-то всхлипывал, и я понял, что этот кто-то — я сам. Я задыхался. Пот стекал по моему лицу и попадал в уголки рта, холодный и горький.

К моим ногам упал камешек, тихо щелкнув о мостовую.

Я бросился бежать. Меня гнал беспричинный ужас, как кролика, застигнутого на открытом месте. Раз пять я менял направление, потом остановился, прижавшись спиной к резной колонне. Откуда-то донесся смех.

Я закричал. Не помню, что было потом, но когда я замолчал, то опять остался один среди безмолвной призрачной толпы. Только теперь мне казалось, будто вокруг звучит неразличимый для уха шепот.

Второй камешек стукнулся о колонну над моей головой. Третий попал в меня. Снова раздался смех, и я побежал.

И опять — множество улиц, огней, лиц. Это были странные лица странных существ, и ночной ветер развевал их одежды и алые занавеси носилок. Проезжали красивые экипажи, похожие на колесницы, — их везли животные. Все это проходило через меня, как туман, как дым, беззвучно и неосязаемо. Смех преследовал меня всюду, и я бежал.

Четверо жителей Шандакора загородили мне дорогу. Я продолжал бежать, однако их тела сопротивлялись, их руки схватили меня…

Я пытался сопротивляться, но внезапно стало очень темно.

Тьма окутала меня и повлекла куда-то. Вдали слышались голоса. Один из них был звенящим и молодым, очень похожим на тот смех, который гнал меня по улицам. Я возненавидел звук этого голоса, так возненавидел, что попытался вырваться из тащившей меня черной реки. Яркий свет, звук и не желающая уступать тьма вихрем закружились вокруг, а потом все успокоилось, и мне стало стыдно за свою слабость.

Я находился в комнате. Она была большая, очень красивая и очень древняя — первое увиденное мной в Шандакоре место, имевшее по-настоящему древний вид. По-марсиански древний — эта комната существовала уже тогда, когда земная история еще не начиналась. И пол, выложенный неизвестным мне великолепным камнем цвета безлунной ночи, и бледные тонкие колонны, поддерживавшие сводчатый потолок, — все было отшлифовано временем. Роспись на стенах потемнела и потускнела, а ковры, яркими пятнами выделявшиеся на темном полу, были истерты до толщины шелка.

В комнате стояли и сидели мужчины и женщины древнего народа Шандакора. Но, в отличие от уличных прохожих, эти дышали, разговаривали и были живыми. Одна из них, девочка-подросток со стройными ногами и маленькими острыми грудками, прислонилась к колонне недалеко от меня. Ее черные глаза, полные пляшущих огоньков, не отрывались от моего лица. Увидев, что я очнулся, она с улыбкой бросила мне под ноги камешек.

Я поднялся с пола. Мне хотелось встряхнуть это золотистое тело, хотелось заставить ее кричать от боли. А девочка сказала на древнемарсианском языке:

— Ты — человек? Никогда раньше не видела человека так близко!

— Тихо, Дуани, — сделал ей замечание мужчина в темном плаще.

Он подошел и встал рядом со мной. Оружия у него, похоже, не было, но оно было у остальных, и, вспомнив смертоносную игрушку Корина, я взял себя в руки и не стал ничего предпринимать.

— Что ты здесь делаешь? — спросил мужчина в темном.

Я рассказал о себе и о Корине, умолчав только о той стычке, которая предшествовала его смерти. Рассказал, как меня ограбили варвары.

— Они послали меня сюда, — закончил я, — просить у вас воду.

Кто-то безрадостно засмеялся. Мужчина сказал:

— Над тобой зло пошутили.

— Но вы же можете выделить мне немного воды и мула!

— Все наши животные давно убиты. А что касается воды…

Он помолчал и горько спросил:

— Разве ты не понял? Мы все здесь умираем от жажды!

Я взглянул на него, потом на лукавого бесенка по имени Дуани и на остальных мужчин и женщин, которые были в комнате.

— По виду не скажешь!

— Ты видел людские племена, собравшиеся подобно волкам на склонах холмов. Как ты думаешь, чего они ждут? Год назад они нашли и перерезали подземный водопровод, снабжавший Шандакор водой с полярной шапки. Теперь все, что им нужно, — это терпение. И их время почти пришло. Запас воды в наших цистернах подходит к концу.

Я разозлился на эту покорность:

— Почему же вы остаетесь здесь умирать, как мыши в мышеловке? Вы могли бы сражаться, могли бы выйти отсюда! Я видел ваше оружие!

— Наше оружие очень старое, а нас самих — лишь малая горстка. Но пусть даже кто-нибудь и выживет — напомни мне еще раз, землянин, как жил Корин в мире людей? — Мужчина покачал головой, — Когда-то, во времена своего расцвета, Шандакор был великим городом. Людские племена со всего света платили нам дань. Мы — лишь тень великой расы, но мы ничего не станем просить у людей!

— Кроме того, — тихо сказала Дуани, — где же еще нам жить, если не в Шандакоре?

— А кто эти, другие? — спросил я. — Те, что молчат?

— Они — прошлое, — ответил мужчина в темном, и его голос прозвучал, как далекие трубы.

Яснее не стало — я вообще ничего не понимал. Однако не успел я задать следующий вопрос, как вперед выступил другой мужчина:

— Рул, он должен умереть.

У Дуани задрожали кисточки на ушах, а серебристые кудри встали дыбом.

— Нет, Рул! — закричала она. — Ну хотя бы не сейчас!

Остальные зашумели; я услышал звуки непонятной скачущей речи, которая существовала еще тогда, когда людских наречий не было и в помине.

Тот, кто подошел к Рулу, повторил:

— Он должен умереть. Ему нет места здесь. И мы не можем тратить на него воду.

— Я могу поделиться с ним своей, — сказала Дуани. — Пока.

Я не хотел принимать ее подачек, о чем немедленно сообщил.

— Я пришел сюда за необходимыми мне припасами. У вас их нет, поэтому я уйду. Все очень просто!

Да, варвары отказались продать мне воду и мула, но всегда можно попытаться украсть. Рул покачал головой:

— Боюсь, что все совсем не просто. Нас здесь только горстка. Уже многие годы единственной защитой нам служат живые тени прошлого, которые бродят по улицам и стоят на стенах. Варвары верят этим чарам. Но если ты войдешь в Шандакор и выйдешь отсюда, варвары поймут, что тени не могут убивать. Тогда им незачем будет ждать.

Я был испуган и ответил почти сердито:

— А какая вам разница? Вы же все равно собираетесь умереть в ближайшее время!

— Но мы умрем так, как хотим, землянин, и тогда, когда захотим. Возможно, тебе, человеку, не понять. Это вопрос гордости. Закат древнейшей расы Марса будет таким же прекрасным, каким был рассвет.

Он отвернулся и кивнул головой. И без слов ясно: это означало «убейте его».

Я увидел, как они поднимают свое странное оружие.

Глава 5

Следующая секунда показалась мне вечностью. Я успел подумать о многом, но ничего хорошего в голову не приходило. Умереть в этом проклятом месте, где нет ни единого человека, где даже похоронить меня будет некому!..

И тут Дуани кинулась ко мне и обвила меня руками.

— Вы все только и думаете о смерти и великих вещах! — закричала она. — У всех у вас есть пары, кроме самых старых! А каково мне? Даже поговорить не с кем! Я так устала бродить в одиночестве по улицам и думать о том, что скоро умру! Можно я возьму его себе хоть ненадолго? Я разделю с ним свою воду, я же говорила!

Так на Земле дети просят за беспризорную собаку. А как сказано в одной древней книге, «живой пес лучше мертвого льва». Я надеялся, что они позволят ей сохранить мне жизнь.

Так они и поступили. Рул бросил на Дуани взгляд, исполненный усталого сочувствия, и поднял руку.

— Подождите! — обратился он к тем, кто поднял оружие. — Я придумал, чем этот человек может быть нам полезен. У нас осталось так мало времени, что жаль терять даже малые его крохи, а мы постоянно должны следить за машиной. Пусть чужак выполняет за нас эту работу. К тому же человеку для жизни нужно очень мало воды.

Они обдумали это. Некоторые начали спорить — их волновало даже не то, что мне достанется их вода, а то, что человек вторгся в Шандакор в его последние дни. Корин говорил то же самое. Но Рул был очень стар. Кисточки на его ушах стали бесцветными, как стеклянные нити, время изрезало лицо многочисленными морщинами и оставило в награду горькую мудрость.

— Да, если это человек из нашего мира. Но этот человек — землянин, а люди с Земли станут новыми правителями Марса, такими же, как мы когда-то. И на Марсе их будут любить не больше, чем нас, потому что они такие же чужаки.

Это их удовлетворило. Думаю, они подошли так близко к концу, что им все уже было безразлично. По одному и по двое все стали покидать комнату. Они и так уже потеряли слишком много времени и спешили вернуться к тем чудесам, которые ждали на улицах. Несколько мужчин продолжали держать меня под прицелом, пока другие принесли драгоценные цепи, вроде тех, что носили все рабы в этом городе. Они надели оковы на меня, и Дуани рассмеялась.

— Пойдем, — сказал Рул. — Я покажу тебе машину.

Мы вышли из комнаты и начали подниматься вверх по винтовой лестнице. В стенах зияли узкие амбразуры; выглянув в одну из них, я понял, что нахожусь на нижнем этаже той самой башни с шаром наверху. Должно быть, меня отнесли обратно в башню, когда я сбежал от Дуани с ее смехом и камешками.

Я взглянул на ярко освещенные улицы, безмолвные и великолепные, и спросил у Рула, почему нет призраков в башне.

— Ты видел наверху шар с кристаллическими стержнями?

— Да.

— Мы находимся в тени его ядра. Должно быть какое-нибудь убежище, где мы могли бы взглянуть в глаза реальности. Иначе пропадет смысл грез.

Крутая лестница шла все вверх и вверх. Цепь на моих лодыжках музыкально позвякивала. Несколько раз я спотыкался об нее и падал.

— Ничего, — сказала Дуани. — Ты скоро привыкнешь.

Наконец мы поднялись в круглую комнату, где-то на самом верху башни. Я остановился и замер, уставившись на открывшуюся моим глазам картину.

Большую часть комнаты занимало хитросплетение металлических балок, поддерживавших огромную светящуюся ось. Ось выходила куда-то наверх через отверстие в потолке. Она была недлинной, но очень массивной и вращалась плавно и бесшумно. Еще несколько отверстий служили для дополнительных осей и вращавших их зубчатых колес. Через одно из них вела наверх приставная лесенка.

На металлических поверхностях не было видимых следов коррозии. Я не смог понять, что это за сплав, и спросил об этом Рула, но он лишь печально улыбнулся в ответ:

— Знаниями овладевают лишь затем, чтобы вновь их утратить. Даже мы, в Шандакоре, забыли.

Почти все марсианские народы обрабатывают металл. У них к этому особый талант, а поскольку они никогда не были и, по-видимому, не будут технической цивилизацией, вроде той, что сложилась у нас, на Земле, марсиане находят металлу такие применения, какие бы нам и в голову не пришли.

Но сооружение, которое я видел перед собой, было вершиной искусства металлообработки. А когда я осмотрел нижнюю часть машины — маленькую, очень простенькую силовую установку и систему передачи вращения с гораздо меньшим количеством движущихся частей, чем это, на мой взгляд, возможно, я проникся еще большим уважением к ее создателям.

— Сколько же ей лет?

И опять Рул покачал головой:

— Первой записи о ежегодном Посещении Призраков уже несколько тысячелетий, но это было не первое Посещение.

Он жестом велел мне подниматься по лесенке вслед за ним и строго приказал Дуани оставаться внизу. Впрочем, она не послушалась.

Наверху была открытая огороженная платформа, прямо над которой и висел огромный шар с непонятными светящимися кристаллами. Под ногами у нас лежал яркий многоцветный ковер Шандакора, а на темных склонах долины расположилась многоплеменная армия — они ждали, когда погаснет свет.

— Когда не останется никого, чтобы следить за машиной, она остановится сама, и люди, которые ненавидели нас так долго, войдут в Шандакор и возьмут себе все, что хотят. Их сдерживает только страх. Богатства всего мира стекались к нашему городу…

Рул посмотрел на шар.

— Да, — сказал он. — Мы владели знанием. У нас, наверное, было больше знаний, чем у всех народов Марса, вместе взятых.

— Но вы ими не поделились.

Рул улыбнулся:

— А ты отдал бы детям оружие, которым они могут тебя уничтожить? Мы подарили людям более совершенные плуги и более яркие краски. Когда они изобретали свои машины, мы не препятствовали им. Но мы не стали искушать людей грузом чуждых знаний. Им вполне хватает мечей и копий — и удовольствия от битвы больше, и убитых меньше. Да и мир остался цел.

— А вы — как вы воевали?

— Мы защищали свой город. У людских племен нет ничего, чему мы могли бы позавидовать, поэтому нам незачем было на них нападать. А когда нападали они, мы побеждали.

Рул помолчал.

— Другие древние расы оказались более глупыми — или менее удачливыми. Они давным-давно погибли.

Он снова заговорил о машине:

— Она получает энергию прямо от солнца. Часть солнечной энергии преобразуется в свет и сохраняется внутри Шара. Другая часть передается вниз и используется для вращения оси.

— Что, если Шар остановится, пока мы все еще живы? — спросила Дуани. Девочка вздрогнула, глядя вниз, на освещенные улицы.

— Не остановится, если землянин хочет жить.

— А чего я добьюсь, если остановлю его? — спросил я.

— Ничего. Именно поэтому я тебе доверяю. Пока Шар вращается, варвары не доберутся до тебя. А когда мы уйдем, у тебя будет ключ к богатствам Шандакора.

Рул не сказал, как же я выберусь отсюда со всем этим богатством. Он снова указал мне на лестницу, но я спросил:

— А что такое Шар? Как он создает… Призраков?

Рул нахмурился:

— Боюсь, то, что я могу рассказать тебе, — не истинное знание, а всего лишь предание. Наши мудрецы глубоко проникли в тайну природы света. Они узнали, что свет оказывает определенное влияние на твердую материю, и решили, что в силу этого эффекта камень, металл и кристаллические структуры должны сохранять «память» о том, что когда-то «видели». Почему это так, я не знаю.

Я не сделал попытки объяснить ему, что такое квантовая теория и фотоэффект, не стал рассказывать об опытах Эйнштейна, Милликена и их последователей. Во-первых, я сам в этом плохо разбирался, а во-вторых, в древнемарсианском языке отсутствует необходимая терминология. Я только сказал:

— Мудрецы моего мира тоже знают, что свет, падая на поверхность, выбивает из нее маленькие частицы.

Я начал понимать, в чем тут дело. В электронной структуре металла «записаны» световые картинки, так же, как на пластинках, которые мы изготовляем, записан звук — и нужно лишь подобрать правильную «иголку», чтобы прочитать эту запись.

— Они изготовили Шар, — сказал Рул. — Я не знаю, сколько поколений трудилось над ним, не знаю, сколько было проведено неудачных опытов. Но им удалось найти невидимый свет, который заставляет камни отдать свои воспоминания.

Иначе говоря, они нашли свою иголку. У меня не было способа узнать длины волн света, испускаемого кристаллами Шара. Но там, где этот свет падал на каменные стены и мостовые Шандакора, появлялись запечатленные в камнях образы — так считывающая игла может извлечь целую симфонию из маленького диска. Интересно, как им удалось достичь выборочности и последовательности образов. Рул сказал что-то на тему о том, что «воспоминания» имеют разную глубину. Может, он имел в виду глубину проникновения. Камням Шандакора исполнилось уже много веков, верхние слои, должно быть, истерлись, и ранние «записи» могли перемешаться или превратиться в едва различимые обрывки.

Возможно, сканирующие лучи разделяли перекрывающиеся изображения по этой ничтожной разнице в их глубине… Как бы там ни было, призраки золотого прошлого бродили по улицам Шандакора, а последние представители его народа спокойно ждали смерти, вспоминая былую славу.

Рул снова отвел меня вниз и показал, в чем состоит моя задача, — что и как смазывать какой-то странной смазкой и как следить за силовыми кабелями. Я должен был находиться около машины большую часть своего времени, но не постоянно. В свободные часы Дуани могла брать меня с собой, куда пожелает.

Старик ушел. Дуани прислонилась к балке и рассматривала меня с живым интересом.

— Как тебя звать? — спросила девочка.

— Джон Росс.

— Джонросс, — повторила она и улыбнулась. Она обошла вокруг меня, прикасаясь то к моим волосам, то к рукам и груди, радуясь, как ребенок, когда обнаруживала очередное отличие между ней самой и тем, что мы зовем человеком.

И потекли дни моего плена.

Глава 6

И были дни и ночи, скудная пища и еще меньше воды. И была Дуани. И был Шандакор.

Страх я потерял. Доживу я до того, чтобы занять свое вожделенное кресло, или нет, в любом случае здесь было на что посмотреть. Дуани повсюду меня сопровождала. Я с уважением относился к своим обязанностям — еще бы, ведь от этого зависела моя шея! — однако оставалось время и для того, чтобы просто побродить по улицам, поглядеть на пышный карнавал жизни, которой не было, и почувствовать тишину и запустение, столь ужасающе реальные.

Я начинал понимать, что это была за культура и как они смогли покорить весь мир, не прибегая к силе оружия.

Мы заходили в Зал Правительства — здание из белого мрамора с великолепными строгими фризами, — и я видел там церемонии выборов и коронации правителя. Мы посещали учебные заведения. Я видел молодых людей, обученных военному делу не хуже, чем мирным искусствам. Я видел прекрасные сады и места развлечений театры, форумы, спортивные площадки, видел кузницы и ткацкие станки, где мужчины и женщины Шандакора творили красоту, чтобы потом обменять ее на необходимые им вещи из мира людей.

Рабов людской расы продавали в Шандакор такие же люди С ними хорошо обращались — как обращаются с полезным животным, которое стоит денег. Рабы выполняли свою работу, но это была лишь малая часть всех трудов Шандакора.

В Шандакоре делали вещи, каких не встретишь на всем остальном Марсе, — инструменты, ткани, украшения из металла и драгоценных камней, стекло и тонкий фарфор, — и народ Шандакора гордился своим искусством. Научные достижения они оставляли для себя — кроме тех, которые касались медицины, сельского хозяйства или архитектуры.

Они были законодателями и учителями. Люди брали то, что им давали, и ненавидели дающих. Как долго развивалась эта цивилизация, чтобы достичь такого расцвета, Дуани не могла мне сказать. Не знал и старый Рул.

— Известно, что у нас были правительство, письменность и система счета задолго до того, как они появились у людей. Мы унаследовали все это у другой, более древней расы.

В дни своего расцвета Шандакор был огромным процветающим городом, насчитывавшим десятки тысяч жителей. И никаких признаков нищеты и преступности. Во всем городе я не смог найти ни одной тюрьмы.

— За убийство карали смертью, — объяснил Рул, — но случались убийства крайне редко. А воровали только рабы — мы до такого не унижались.

Он взглянул на мое лицо и снисходительно улыбнулся:

— Удивляешься — огромный город, где нет ни преступников, ни потерпевших, ни тюрем?

Я должен был признать, что действительно поражен.

— Хоть вы и древняя раса, мне все равно непонятно, как вам это удалось. Я изучаю культуру — здесь и в своем родном мире. Я знаю все теории развития цивилизации, я видел образцы, подтверждающие эти теории, однако вы не подходите ни под одну из них!

Улыбка Рула стала шире.

— Хочешь знать правду, человек?

— Конечно!

— Тогда я скажу тебе. Мы развили способность мыслить.

Сначала мне показалось, что он шутит.

— Постойте! — возразил я. — Человек — мыслящее существо, на Земле — даже единственное разумное существо.

— Не знаю, как на Земле, — вежливо ответил Рул, — но здесь, на Марсе, человек всегда говорит: «Я мыслю, я высшее существо, я обладаю разумом». И очень гордится собой, потому что он мыслит Это знак его избранности. Находясь в убеждении, что разум действует в нем автоматически, он позволяет управлять собой эмоциям и суевериям. Человек верит, ненавидит и боится, руководствуясь не разумом, а словами других людей или традициями. Он говорит одно, а делает другое, и его разум не объясняет ему, чем факты отличаются от вымысла. Он ввязывается в кровопролитные войны, подчиняясь чьим-то пустым прихотям, — вот почему мы не даем человеку оружия. Величайшие глупости кажутся ему проявлениями высшего разума, подлейшие предательства он считает благородными поступками — вот почему мы не учим его правосудию. Мы научились мыслить. А человек научился только болтать.

Теперь я понимал, почему людские племена так ненавидят народ Шандакора. Я ответил сердито:

— Возможно, на Марсе это и так. Но только мыслящие существа способны развить высокие технологии, и мы, земляне, намного вас обогнали. Да, конечно, вы знаете некоторые вещи, до которых мы еще не додумались: кое-что из оптики, электроники, да, может, еще несколько отраслей металлургии. Однако… — Я начал перечислять известные нам вещи, которых не было в Шандакоре: — Вы пользуетесь лишь вьючными животными и колесницами. А мы давно уже изобрели летательные аппараты. Мы покорили космос и планеты. Скоро мы завоюем звезды!

— Быть может, мы были не правы, — кивнул Рул. — Мы оставались здесь и завоевали самих себя.

Он взглянул на склоны холмов, на ожидающую армию варваров и вздохнул:

— В конце концов, уже все равно.

Так проходили дни и ночи. Дуани приносила мне пищу, делилась своей порцией воды, задавала вопросы и водила меня по городу. Единственное, что она мне не показывала, это какое-то место под названием Дом Сна.

— Скоро я буду там, — как-то сказала девочка и поежилась.

— Скоро? — переспросил я.

— Рул следит за уровнем воды в цистернах, и когда придет время… — Она сделала рукой неопределенный жест. — Пойдем на стену.

Мы поднялись на стену, пройдя между призрачных солдат и знамен. Снаружи царили тьма, смерть и ожидание смерти. Внутри сиял огнями Шандакор в своем последнем гордом великолепии, как будто не чувствуя надвигающейся тени гибели. Жутковатая магия действовала мне на нервы. Я смотрел на Дуани. Она перегнулась через парапет и глядела наружу. Ветер шевелил ее серебристый гребешок, прижимал к телу легкие одежды. В глазах Дуани отражался лунный свет, и я не мог прочесть ее мыслей. Потом я увидел, что глаза девочки полны слез.

Я обнял ее за плечи. Она была только ребенком, ребенком чуждой мне расы, такой непохожей на мою…

— Джонросс…

— Да?

— Так много осталось вещей, о которых я никогда не узнаю.

Я впервые прикасался к ней. Ее странные кудри шевелились под моими пальцами — живые и теплые. Кончики острых ушей были мягкими, как у котенка.

— Дуани!

— Что?

— Я не знаю…

Я поцеловал ее. Она отстранилась и испуганно посмотрела на меня своими сияющими черными глазами. Внезапно я перестал считать ее ребенком, забыл, что она не человек, — это было неважно.

— Дуани, послушай! Тебе не надо уходить в Дом Сна!

Она смотрела мне прямо в глаза. Плащ ее распахнулся от ночного ветра, руки упирались мне в грудь.

— Там, снаружи, целый мир, в котором ты сможешь жить. А если он тебе не понравится, я возьму тебя с собой на Землю. Тебе незачем умирать!

Она продолжала молча смотреть на меня. Внизу, на улицах, горели яркие огни и бродили безмолвные толпы. Дуани перевела взгляд на мертвую долину за стенами города и холодные враждебные скалы.

— Нет.

— Но почему? Из-за Рула и всей этой болтовни о гордости расы?

— Такова правда. Корин понял это.

Я не хотел думать о Корине.

— Он был один, а ты — нет. Ты никогда не будешь одинока.

Дуани подняла руки и ласково провела ладонями по моему лицу.

— Вот он твой мир — та зеленая звезда. Представь себе, что он должен исчезнуть, и ты останешься последним человеком Земли. Представь, что ты вечно будешь жить со мной в Шандакоре — разве тебе не будет одиноко?

— Это неважно, если рядом будешь ты!

— Это очень важно. Наши расы так же далеки друг от друга, как звезды. У нас нет ничего общего.

Я вспомнил все доводы старого Рула, разозлился и наговорил ей гадостей. Она дала мне выговориться, потом улыбнулась:

— Все не так, Джонросс. — Дуани повернулась, чтобы взглянуть на город. — Это мой мир, и другого не будет. Когда он умрет, я умру с ним.

И тогда я возненавидел Шандакор.

После этого разговора я потерял сон. Каждый раз, когда Дуани уходила, я боялся, что она уже не вернется. Рул ничего не говорил, а я не осмеливался спрашивать. Часы летели, как секунды, и Дуани была счастлива, а я — нет. Мои оковы запирались на магнитный замок. Я не мог открыть его и не мог порвать цепи.

Однажды вечером Дуани пришла ко мне с таким лицом, что я понял правду еще до того, как заставил ее рассказать, в чем дело. Она уцепилась за меня и не хотела разговаривать, но в конце концов произнесла:

— Сегодня мы бросали жребий, и первая сотня ушла в Дом Сна.

— Это только начало.

Дуани кивнула:

— Каждый день будет забирать с собой следующую сотню, и так пока все не уйдут.

Не в силах больше выносить эту пытку, я оттолкнул от себя Дуани и вскочил на ноги:

— Ты знаешь, как отпереть замок. Сними с меня цепи!

Она покачала головой:

— Давай не будем сейчас ссориться, Джонросс. Пойдем. Я хочу побродить по городу.

Но мы все же поссорились и ссорились этой ночью еще много раз. Она не хотела покидать Шандакор, а я не мог увезти ее силой, потому что был скован цепями. Освободиться же от них я смогу лишь тогда, когда все, кроме старого Рула, уйдут в Дом Сна, достойно завершив долгую историю Шандакора.

Мы с Дуани проходили мимо танцоров, рабов и князей в ярких плащах… В Шандакоре не было храмов. Если этот древний народ и поклонялся чему-то, то только красоте, и весь город был их святыней. В глазах Дуани светилось восхищение. Мысленно она теперь была очень далеко от меня.

Я держал ее за руку и смотрел на башни, украшенные бирюзой и киноварью, на мостовые из розового кварца и мрамора, на розовые, белые и алые коралловые стены, и все они казались мне безобразными. Призрачные толпы были только пародией на жизнь, роскошные миражи были ужасны, это был наркотик, западня.

А все эта их «способность мыслить», подумал я — и не увидел разума в этих словах.

Я взглянул на огромный шар, медленно поворачивавшийся в небе. Шар, который поддерживал иллюзии.

— Ты видела когда-нибудь город таким, какой он на самом деле — без Призраков?

— Нет. По-моему, только Рул, старший из нас, помнит, как это выглядело. Думаю, им было очень одиноко тогда — ведь даже в те времена нас оставалось меньше трех тысяч.

Да, им должно было быть одиноко. Наверное, Призраки требовались для того, чтобы заполнить пустые улицы, а не только чтобы отпугнуть суеверных врагов.

Мы долго шли молча. Я продолжал смотреть на Шар. Потом сказал:

— Мне пора возвращаться в башню.

Дуани нежно улыбнулась:

— Скоро ты избавишься от работы в башне и от этого. — Она прикоснулась к моим цепям. — Не надо, не грусти, Джонросс. Ты будешь вспоминать меня и Шандакор, вспоминать, как сон.

Она подняла вверх лицо — такое милое и такое не похожее на лица земных женщин, и глаза ее светились темным огнем. Я поцеловал ее, а потом подхватил на руки и отнес обратно в башню.

В той комнате, где вращалась большая ось, я опустил ее на пол и сказал:

— Мне надо проверить, как дела внизу. Иди наверх, на платформу, Дуани, оттуда видно весь Шандакор. Я скоро поднимусь к тебе.

Не знаю, поняла ли Дуани, что у меня на уме, или это неизбежность скорой разлуки заставила ее взглянуть на меня так, как она взглянула. Я думал, она что-нибудь скажет, но она промолчала и послушно направилась к лесенке. Я смотрел, как ее золотистая фигурка исчезает в открытом люке. Потом спустился вниз.

Там был тяжелый металлический брус — деталь системы ручного управления скоростью вращения. Я вытащил его из гнезда. Потом повернул выключатели на силовой установке. Я вырвал все провода, разбил брусом все соединения, сокрушил все зубчатые колеса и малые оси, стараясь проделать это как можно быстрее. Потом снова поднялся в комнатку с большой осью. Она все еще вращалась, но медленнее, гораздо медленнее.

Сверху раздался крик, и я увидел Дуани. Я подскочил к лесенке и заставил ее подняться обратно на платформу. Шар еще вращался, однако вот-вот должен был остановиться. Белые огоньки поблескивали на кристаллических выступах. Я вскарабкался на перила, цепляясь за стойки. Цепи на запястьях и лодыжках мешали мне, но до Шара я все же смог дотянуться. Дуани пыталась стащить меня вниз. По-моему, она кричала. Я подтянулся и разбил столько кристаллов, сколько смог.

Больше не было ни движения, ни света. Я спрыгнул обратно на платформу и уронил брус. Дуани забыла обо мне — она смотрела на город.

Разноцветные огни еще горели — темно и тускло, как тлеющие угли. Башни из бирюзы и нефрита все так же возвышались в свете лун, но теперь было видно, что они растрескались и потемнели от времени, и все их великолепие пропало. Они выглядели покинутыми и очень печальными. Ночь сгущалась у их подножия. Улицы, площади и торговые ряды опустели, мраморные мостовые лежали безжизненные и заброшенные. Со стен города исчезли все солдаты и знамена, и никакого движения не было видно у ворот.

Рот Дуани открылся в беззвучном крике. И, как будто в ответ, со всех окрестных холмов раздался протяжный вой, похожий на волчий.

— Зачем? — прошептала Дуани. — Зачем?

Она повернулась ко мне, и на лице ее была жалость. Я привлек ее к себе:

— Я не мог позволить тебе умереть! Умереть за видения, за тени, ни за что! Посмотри, Дуани! Посмотри на Шандакор!

Я хотел заставить ее понять.

— Шандакор разрушен, безобразен и пуст. Это мертвый город, а ты — живая! Городов на свете много, а жизнь у тебя только одна!

Дуани продолжала смотреть на меня, но я не мог заглянуть ей в глаза. Она сказала:

— Все это мы знали, Джонросс.

— Дуани, ты только ребенок и рассуждаешь, как ребенок. Забудь о прошлом, думай о завтрашнем дне! Мы сможем пройти мимо варваров. Корин же смог. А потом…

— А потом ты останешься человеком — а я никогда им не буду.

Снизу, с темных пустых улиц донесся плач. Я пытался удержать Дуани, но она выскользнула у меня из рук.

— Я даже рада, что ты человек… Ты никогда не поймешь, что ты наделал.

И она убежала вниз по лестнице — убежала прежде, чем я успел ее остановить.

Я спускался следом за ней, звеня своими цепями, вниз, по бесконечным лестницам. Я выкрикивал ее имя, но изящная золотистая фигурка мелькала далеко впереди на темных пустых улицах — все дальше и дальше… Цепи волочились за мной по земле и мешали идти. Ночь поглотила ее.

Я остановился. Гнетущая тишина пустого города обрушилась на меня, и я испугался этого незнакомого мертвого Шандакора. Я звал Дуани и искал ее повсюду на темных разрушенных улицах. Теперь я понимаю, как долго я ее искал.

Потому что когда я нашел ее, она была уже вместе с остальными. Последние обитатели Шандакора, мужчины и женщины, молча шли, растянувшись длинной цепочкой по направлению к зданию с плоской крышей — очевидно, это и был Дом Сна. Женщины шли впереди.

Они шли умирать, и на их лицах больше не было гордости. Там была боль, боль и усталость, и они шли медленно, не глядя по сторонам, не желая смотреть на жалкие полуразрушенные улицы, которые я лишил славы и великолепия.

— Дуани! — закричал я и рванулся вперед, но она не обернулась и не покинула свое место в цепочке. Я увидел, что она плачет.

Рул обратился ко мне с выражением усталого презрения на лице, и это было хуже самых страшных проклятий:

— К чему нам убивать тебя теперь?

— Но это я сделал все это! Я!

— Ты всего лишь человек.

Длинная очередь подвинулась еще немного, и маленькие ножки Дуани оказались на целый шаг ближе к последней двери.

Рул поднял голову и взглянул на небо:

— До рассвета еще есть время. По крайней мере, женщины будут избавлены от копий варваров.

— Позвольте мне пойти с ней!

Я попытался последовать за Дуани, найти себе место в цепочке, и тогда поднялась рука Рула с оружием. А потом осталась только боль. Я лежал, как лежал когда-то Корин, а они молча уходили в свой Дом Сна.

Меня нашли варвары, когда пришли в город после восхода солнца, все еще не веря своим глазам. Думаю, они боялись меня. Скорее всего, они сочли меня колдуном, который неизвестно как сумел уничтожить весь народ Шандакора.

Потому что они разбили мои цепи, залечили раны и даже дали мне потом ту единственную вещь из всей их добычи, которую я хотел получить, — фарфоровую головку молодой девушки.

Я сижу в своем кресле в Университете, в том, которого я так жаждал, и мое имя занесено в списки первооткрывателей. Я знаменит, меня уважают — меня, человека, уничтожившего величие целой расы!

Почему я не пошел за Дуани в Дом Сна? Я мог бы вползти туда! Я мог подтащить свое тело к двери!.. И, о Боже, как бы мне хотелось, чтобы я это сделал!

Я хотел бы умереть вместе с Шандакором.

2031: БАГРОВАЯ ЖРИЦА БЕЗУМНОЙ ЛУНЫ

Из обзорного «пузыря» двухтурбинного «Годдарда» Харви Селден наблюдал, как постепенно увеличивается, приближаясь, желтовато-коричневое лицо планеты. Он уже мог различить красные пятна пустынь, где гуляли песчаные смерчи, темные участки растительности, похожие на сморщенный шелк, пару раз поймал яркий блик воды, сверкнувший на каком-то канале. Он сидел неподвижно, в блаженном восхищении. Он очень боялся, что эта встреча разочарует его: миллион раз с самого детства он наблюдал картину посадки на Марс на трехмерном экране, что давало почти реальные ощущения. Но настоящая реальность имела несколько иной, неповторимый привкус опасности, волнующий и будоражащий.

В конце концов, это чужая планета…

Наконец-то, Марс…

Он даже немного рассердился, когда заметил, что в обзорную кабину вошел Бентам. Бентам был третьим пилотом, а в его возрасте это равносильно признанию в том, что ты неудачник. Причина же неудач со всей очевидностью отпечаталась на его физиономии, и Харви от души сочувствовал Бентаму, как сочувствовал бы любому человеку, страдающему алкоголизмом. С другой стороны, Бентам был приятен в общении и с большим уважением относился к обширным познаниям Селдена в марсианской истории. Так что Селден кивнул и улыбнулся.

— Потрясающе, — сказал он.

Бентам посмотрел на стремительно несущуюся навстречу планету.

— Это всегда производит впечатление. У вас есть знакомые на Марсе?

— Пока нет. Но когда я зарегистрируюсь в Бюро…

— А когда вы это сделаете?

— Завтра. Я имею в виду, отсчитывая от момента посадки, разумеется… Ужасно странная штука этот провал во времени, правда?

Они раза три — четыре облетели вокруг планеты, сужая орбиту, что было равносильно трем-четырем земным суткам.

— Значит, на данный момент вы здесь никого не знаете, — подытожил Бентам.

Селден покачал головой.

— Отлично, — сказал Бентам. — Сегодня я ужинаю у своих марсианских друзей. Почему бы вам не пойти со мной?

— Да я бы с удовольствием, — с воодушевлением началСелден. — Но вы уверены, что ваши друзья не будут против? Ну, сами понимаете, незваный гость, да еще в последний момент…

— Они не будут против, — заверил его Бентам. — Я успею их подготовить. Где вы остановитесь?

— В «Кахора-Хилтоне».

— Отлично. Заеду за вами около семи. — Бентам улыбнулся. — По кахорскому времени.

Он вышел, оставив Селдена терзаться запоздалыми сомнениями.

Пожалуй, Бентам не тот человек, который должен ввести Селдена в марсианское общество. И все же он офицер и с некоторой натяжкой сойдет за джентльмена. К тому же давно болтается на Марсе. Конечно, у него куча знакомых, и какое это негаданное везение — оказаться сразу после прилета в марсианском доме и познакомиться с марсианской семьей!

Селден уже стыдился своей нерешительности и постарался найти объяснение в виде чувства незащищенности, возникшего на основе совершенно чужого окружения. Найдя причину своих страхов, он без труда устранил проблему. Минут через пятнадцать активного самовнушения он был в полном порядке и с трудом дождался наступления вечера.

Кахора выросла за пятьдесят лет. Первоначально она была обычным торговым городом в рамках весьма непопулярного Зонтичного договора, прозванного так потому, что им можно было прикрыть какое угодно безобразие. Договор этот был заключен между Всемирным правительством Земли и марсианской обнищавшей Федерацией Городских Штатов. В те времена весь город умещался под одним куполом с искусственным климатом; там останавливались заезжие торговцы со всех миров и политики, не привычные к пронизывающему холоду и разреженному воздуху Марса. Но торговые города славились не только искусственным климатом, а и высокоразвитой индустрией порочных развлечений, за что их порой сравнивали с некоторыми библейскими городами. Там процветала преступность и случались весьма неприятные вещи — вплоть до убийств.

Но все это — или, во всяком случае, почти все — было в старые скверные дни попустительства, теперь же Кахора была административным центром Марса, и укрывал ее комплекс из восьми сверкающих сфер. Из космопорта, расположенного в пятнадцати милях от Кахоры, город казался Селдену скопищем бледно сияющих клочьев осенней паутины, тронутых лучами заходящего солнца. Пока флаер, который он взял в космопорте, летел над милями красного песка и темно-зеленых лишайников, в быстро сгустившихся сумерках под куполами зажглись огни, и здания внутри их обрели очертания — дома поднимались вверх чистые, изящные, окутанные сиянием. Селден подумал, что никогда еще не видел такой красоты.

На посадочной площадке, расположенной прямо в одной из сфер, его подобрал бесшумный, работающий на батареях кэб и повез в гостиницу по изысканным улицам, где сияли огни и неспешно прогуливались люди различных рас. Весь этот отрезок пути — от момента высадки с космического корабля до гостиничного вестибюля — прошел в комфорте, поддерживаемом кондиционерами, за что Селден возблагодарил судьбу: вид за окном был ужасно мрачный, и было понятно, что там ужасно холодно. Перед тем как зайти в шлюз, флаер пересек канал Кахоры, в котором вода сверкала, как черный лед. Селден понимал, что ему придется смириться и принять все это, но пока он не спешил.

Комната в отеле оказалась по-домашнему уютной, а вид из окна превосходным. Селден принял душ и побрился, надел свое лучшее платье из темного шелка, а потом немного посидел на маленьком балкончике, выходящем на Треугольник, где изваяния Трех Миров украшали вершину.

В теплом воздухе витал какой-то слабый приятный аромат. Городской шум, доносящийся снизу, был неназойливым, мягким. Селден снова и снова перебирал в памяти правила местного этикета, которые он специально изучил на случай посещения марсианского дома, — традиционные церемонные фразы и жесты. Интересно, подумал он, на каком языке говорят друзья Бентама — на верхнемарсианском или на нижнемарсианском? Скорее, на нижнемарсианском, потому что марсиане предпочитают общаться с пришельцами из других миров именно на нем. Селден надеялся, что у него не слишком ужасный акцент. В целом он чувствовал себя уверенно.

Селден откинулся на спинку удобного кресла и посмотрел на небо.

Там было две луны. Они быстро перемещались над куполом. Почему-то именно это — хотя Селден прекрасно знал, что у Марса две луны, — потрясло его. Только теперь он по-настоящему осознал, ощутил не разумом, но всем своим существом, что он в чужом, неизвестном мире, далеко-далеко от дома.

Селден спустился в бар и принялся ждать Бентама.

Тот приехал вовремя, сменив форму на свежий костюм из шелка, и — что было особенно приятно — совершенно трезвый. Селден угостил его выпивкой, и потом они вместе сели в кэб, который не спеша повез их из центрального купола в другой, стоящий в отдалении.

— Это самый первый, — пояснил Бентам. — Сейчас здесь расположены исключительно жилые дома. Здания более старые, но очень комфортабельные.

Кэб остановился на площади, на перекрестке, ожидая, пока пройдет поток машин, и Бентам показал на крышу купола:

— Видели луны? Сейчас они обе на небе. Именно это больше всего бросается в глаза, когда прилетаешь сюда впервые.

— Да, — кивнул Селден. — Я видел их. Это… это ошеломляюще.

— Та, которую мы называем Деймосом — во-он та… ее марсианское название — Вашна… это та самая, которую в определенных ее фазах называли Безумной Луной.

— О нет, — возразил Селден. — Это был Фобос. Дендерон.

Бентам покосился на него, и Селден слегка покраснел.

— Во всяком случае, я так считал. — Селден совершенно не сомневался, но все же… — Конечно, вы бывали здесь столько раз, а я вполне могу ошибаться…

Бентам пожал плечами:

— Это можно легко проверить. Спросим у Мака.

— У кого?

— У Фирсы Мака. Нашего хозяина.

— Не надо, — смутился Селден, — я не…

Но кэб тронулся дальше, и Бентам уже показывал на что-то за окошком, так что Селден не успел договорить.

Машина остановилась у здания бледно-золотого цвета, расположенного почти у самой стены купола. Спустя несколько минут Селдена представили Фирсе Маку.

Ему доводилось видеть марсиан, но редко и никогда в домашней обстановке. Это был темнокожий, невысокий, худощавый, вкрадчивый, как кошка, человек с удивительными желтыми глазами. На нем была традиционная белая туника торговых городов — экзотичная и очень изысканная. В левом ухе висело золотое кольцо — бесценная древность, как определил Селден. Хозяин был совсем не похож на тех плотных и мягкотелых марсиан, которых Селден встречал на Земле. Он даже вздрогнул под его взглядом, и заготовленные приветствия застряли у него в горле. Впрочем, в пышных приветствиях никто и не нуждался. Фирса Мак протянул руку и сказал:

— Привет. Добро пожаловать на Марс. Заходите.

Хозяин весьма дружелюбно показал ему в сторону комнаты с низким потолком и стеклянной стеной, сквозь которую была видна омытая лунным светом пустыня, простиравшаяся за куполом. Мебель была современная, простая и очень удобная. Комнаты оживляли редкостные вещицы: статуэтки, тарелочки на стене — красивые, однако ничем не отличающиеся от обычных марсианских поделок, которые продаются в специализированных магазинах Нью-Йорка.

На одном из диванов расположился длинноногий землянин — что-то пил из стакана и дымил как паровоз. Его звали Альтман. Кожа на лице у него была выдублена солнцем, и он посмотрел на Селдена словно из заоблачных высей. Подле него калачиком свернулась молодая девушка или женщина… Селден так и не разобрал, потому что кожа на лице у нее была гладкая-гладкая, а глаза такие же желтые и немигающие, как у Фирсы Мака, слишком мудрые и всезнающие.

— Моя сестра, — представил Фирса Мак. — Миссис Альтман. А это Лелла.

Он не уточнил, кто это — Лелла, но в тот момент Селдену было не до того.

Девушка как раз вошла в комнату из кухни, неся поднос с каким-то угощением, одетая по-марсиански. Селден часто читал о таких нарядах, но никогда не видел воочию. Полотнище сверкающего шелка — не то красного, не то темно-оранжевого — было обернуто вокруг ее бедер и захвачено на талии широким кушаком. Из-под юбки виднелись тонкие смуглые лодыжки, с ножными браслетами в виде маленьких золотых колокольчиков, которые слабо позвякивали при ходьбе. Кроме юбки на девушке не было ничего — обнаженное, великолепно вылепленное тело представало во всей красе. Ожерелье из золотых кружочков, затейливо просверленных и украшенных чеканкой, обвивало шею, и еще два маленьких колокольчика висели в ушах. Волосы у нее были черные, как ночь, и длинные, а глаза — зеленые, с очаровательной раскосинкой.

Она улыбнулась Селдену и отошла, издавая волшебную музыку, а он остался стоять, глупо глядя ей вслед и даже не сознавая, что взял у нее с подноса бокал с темным ликером.

Вскоре Селден уже сидел на кушетке между Альтманом и Фирсой Маком, Бентам устроился напротив. Лелла все входила и выходила, отвлекая его внимание, вновь и вновь наполняя бокалы странным, пахнущим дымом и обжигающим, словно адское пламя, напитком.

— Бентам сказал, что вы связаны с Бюро межпланетных культурных связей, — заметил Фирса Мак.

— Да, — кивнул Селден.

Альтман продолжал изучать его все с тем же странным выражением отрешенности на лице, от чего Селдену сделалось как-то неуютно.

— Ясно… А чем вы, в частности, занимаетесь?

— Ремеслами. Ручной работой по металлу. Э-э… старинные вещи, например, как вот это… — Селден показал на ожерелье Леллы, и она улыбнулась ему.

— Оно очень старое, — подтвердила девушка; ее голос был сладок, как перезвон колокольчиков. — Я даже не берусь сказать, какой оно эпохи.

— Узоры, — определил Селден, — типичны для семнадцатой династии халидских королей Джеккары, чье правление длилось примерно две тысячи лет. В тот период Джеккара утрачивала свои позиции морской державы. Море существенно отступило, м-м… примерно четырнадцать-шестнадцать тысячелетий назад.

— Оно такое древнее? — удивилась Лелла, с изумлением притронувшись к ожерелью.

— Как сказать, — возразил Бентам. — Ожерелье настоящее, Лелла, или это копия?

Лелла опустилась на колени рядом с Селденом.

— Вы наверняка сможете определить.

Они все ждали. Селдена прошиб пот. Он изучал сотни таких ожерелий, но никогда в подобной ситуации — в марсианском доме. Внезапно его стали одолевать сомнения в том, что эта чертова штука действительно подлинная, и он понял, что они-то все точно знают, только нарочно дразнят его.

Кружочки медленно поднимались и опускались на груди Леллы в такт ее дыханию. Слабый суховатый, но острый аромат щекотал его ноздри. Селден потрогал золото, приподнял один из кружочков и пощупал его, еще теплый от кожи Леллы… и страстно возжелал заглянуть в какой-нибудь немудреный справочник, в котором есть диаграммы и иллюстрации — и больше ничего такого, что отвлекает внимание от предмета.

Его так и подмывало послать их ко всем чертям. Они же явно ждали, когда он совершит ошибку. А потом Селден вдруг разозлился и грубо просунул всю пятерню под воротник, отрывая ожерелье от шеи и пробуя его на вес. Золото было тонким, изношенным и легким, как бумага, а с обратной стороны виднелись следы древней чеканки, выполненной в манере халидских мастеров.

Это был весьма поверхностный осмотр, но кровь в нем взыграла, и, взглянув в раскосые зеленые глаза, он важно произнес:

— Ожерелье подлинное.

— Вот хорошо, что вы смогли это определить! — Лелла взяла его руку в свои, сжала ее и радостно засмеялась. — Вы долго учились?

— Очень долго.

Селден был доволен собой. Он не позволил им уложить себя на лопатки. Адский ликер ударил ему в голову, и она слегка гудела, а близость Леллы действовала еще более опьяняюще.

— Ну и что вы намереваетесь делать теперь с вашим знанием? — спросила девушка.

— Ну-у… — задумался он, — вы же знаете, что многие древние ремесла забыты, секреты утеряны, а ваш народ нуждается в развитии экономики, так что Бюро надеется запустить программу возрождения ремесел, заново научить людей работать по металлу в таких местах, как Джеккара и Валкис…

— О Господи Всемогущий, черт бы тебя подрал, — непонятно пробормотал Альтман.

— Простите, что вы сказали? — переспросил Селден.

— Да нет, ничего, — ответил Альтман. — Ровным счетом ничего.

Бентам повернулся к Фирсе Маку:

— Кстати, у нас с Селденом по дороге сюда возникло некоторое разногласие. Возможно, он прав, но я обещал уточнить…

— Не надо об этом, Бентам, — торопливо вставил Селден.

Однако Бентам уперся.

— Мы поспорили о Безумной Луне, Фирса Мак. Я сказал, что это Вашна, а Селден уверяет, что Денде-рон.

— Конечно, Дендерон, — отозвался Фирса Мак и посмотрел на Селдена. — Значит, вам и об этом известно.

— О! — сконфузился Селден, злясь на Бентама за его беспардонность. — Пустяки. Мы же прекрасно понимаем, что все это было ошибкой.

Альтман так и подался вперед:

— Ошибкой?!

— Ну разумеется. Первые отчеты… — Селден взглянул на Фирсу Мака, его сестру и Леллу. Они все так и ждали продолжения, и он неловко закончил: — Я хочу сказать, что все эти истории — результат фольклорных напластований и искажений, неправильное истолкование местных обычаев, наконец, просто невежество… А в некоторых случаях и заведомая ложь, фальсификация. — Он неодобрительно махнул рукой. — Мы не верим в обряд Багровой жрицы и прочую подобную ерунду. Другими словами, мы не думаем, что подобное вообще когда-либо имело место.

Он надеялся, что на этом тема будет исчерпана, но Бентам был твердо намерен довести дело до конца.

— Я читал показания свидетелей, Селден.

— Все это липа. Байки путешественников. В конце концов, те первопроходцы, что стояли у истоков изучения Марса, принадлежали к типу пиратов-авантюристов. Среди них не было исследователей, на чьи суждения можно положиться…

— Мы им больше не нужны, — негромко произнес Альтман, глядя сквозь Селдена и словно не видя его. — Они совсем не нуждаются в нас. — И он пробормотал что-то насчет метания бисера и менял в храме.

Селден вдруг с ужасом понял, что Альтман как раз относил себя именно к тем самым пиратам-авантюристам, о которых Селден столь неодобрительно отозвался.

А потом Фирса Мак спросил у него с серьезным любопытством:

— Скажите, почему вы, молодежь Земли, всегда готовы растоптать то, чего достигли ваши же люди?

Селден почувствовал на себе взгляд Альтмана, но уже так увяз во всем этом дерьме, что отступать было просто некуда. А потому он ответил со спокойным достоинством:

— Потому что мы понимаем, что наши люди наделали ошибок и нужно честно признать их.

— Весьма благородно, — кивнул Фирса Мак. — Однако касательно Багровой жрицы…

— Смею заверить вас, — поспешно сказал Селден, — что про эту утку уже никто и не вспоминает. Серьезные, более образованные исследователи, антропологи и социологи, пришедшие вслед за… э-э… искателями приключений, могли правильно оценить данные. Они совершенно отвергли теорию, что этот ритуал был связан с человеческими жертвоприношениями, и, разумеется, чудовищный Повелитель Мрака, которому служила жрица, являл собой рудиментарную память о каком-то чрезвычайно древнем марсианском божестве. Я имею в виду примитивную веру в силы природы, стихии — например, небеса или ветер…

— Но ритуал существовал… — негромко произнес Фирса Мак.

— Да-да, — нетерпеливо прервал его Селден. — Несомненно… Однако эксперты доказали, что это было нечто рудиментарное… как… ну, например, как танцы наших земных девушек вокруг майского дерева.

— Обитатели Нижних Каналов, — мрачно изрек Альтман, — никогда не плясали вокруг майских деревьев.

Он медленно встал, и Селден увидел, что тот как бы растет и растет над ним. У него самого рост был не меньше чем шесть футов шесть дюймов, но даже при этом Селден чувствовал, как глаза Альтмана буравят его.

— Сколько ваших хваленых наблюдателей побывало в горах за Джеккарой?

Селден уже начинал злиться. Похоже, его заманивают в какую-то ловушку.

— Вы же знаете, что до недавнего времени города Нижних Каналов были закрыты для землян…

— Кроме горсточки искателей приключений.

— Которые оставили после себя чрезвычайно сомнительные записи! Но даже теперь, чтобы попасть туда, необходимо извести горы бумаги и пройти через чиновничью волокиту для получения диппаспорта, и все равно, даже когда ты все-таки попадаешь на место, тебя почти никуда не пускают. И все же это начало, во всяком случае, мы надеемся, и мы сумеем убедить жителей Нижних Каналов в нашей дружественности и желании помочь. Очень жаль, что их скрытность создала такое дурное впечатление о них же самих. Многие десятилетия мы черпали сведения о Нижних Каналах лишь из сенсационных рассказов первых путешественников и чрезвычайно предвзятых — как мы поняли позже — оценках Городских Штатов. Мы привыкли считать Джеккару и Валкис, гм-м, настоящими вертепами, средоточиями порока…

Альтман глядел на него с улыбкой:

— Мой дорогой мальчик, они такие и есть. Именно такие.

Селден попытался вырвать руку из ладоней Леллы. Но обнаружил, что не в состоянии этого сделать, и тогда он впервые немножечко испугался.

— Я не понимаю, — жалобно проговорил он. — Зачем вы меня пригласили? Чтобы дразнить? Если да, то мне кажется, это не… Бентам, вы куда?

Бентам стоял на пороге. Теперь дверь казалась гораздо дальше, чем помнилось Селдену, и между ним и Бентамом сгустился какой-то туман, так что фигура пилота плыла и колебалась. Тем не менее Селден разглядел, как тот поднял руку в знак приветствия и помахал ему. Потом он исчез, и Селден, чувствуя себя покинутым и совсем одиноким, заглянул Лелле в глаза:

— Я не понимаю… Я не понимаю.

Глаза у нее были зеленые, огромные и совершенно бездонные. Он почувствовал, что куда-то падает — и в голове у него все завертелось. Он полетел в бездонную пропасть — а потом бояться было уже поздно.

Сначала к нему вернулся слух, и Селден услышал мерный гул двигателей. Потом он ощутил, — что летит через воздушное пространство и его время от времени слегка потряхивает. Он открыл глаза в паническом страхе.

Несколько минут он видел только густой туман. Наконец туман рассеялся. Селден узрел прямо перед своим носом золотое ожерелье Леллы и с отчетливостью припомнил, как напыщенно и велеречиво рассказывал о нем присутствовавшим. Простая и очевидная правда выкристаллизовалась в его мозгу.

— Вы из Джеккары, — сказал он и только тогда ощутил, что рот у него заткнут кляпом.

Лелла вздрогнула и посмотрела на него:

— Он проснулся.

Фирса Мак поднялся и наклонился над пленником, обследуя кляп и старинные наручники у него на запястьях. И снова Селден поежился под взглядом этих свирепых сверкающих глаз. Фирса Мак стоял в нерешительности, явно колеблясь, убрать или оставить кляп, и Селден прочистил горло и собрал все свое мужество, намереваясь потребовать объяснений. Но из кабины послышался звонок, вероятно, сигнал пилота, и в тот же момент курс изменился. Фирса Мак покачал головой:

— Позже, Селден. Пока потерпите. Я не могу довериться вам, и все мы в смертельной опасности, не только вы… Хотя вы — более чем кто бы то ни был. — Он наклонился вперед. — Так нужно, Селден. Поверьте.

— Не просто нужно, — добавил Альтман, согнувшийся крючком под потолком кабины, — а жизненно необходимо. Потом вы поймете, позже.

— Не знаю, поймет ли, — резко сказала Лелла.

— Если не поймет… — проговорил Альтман, — да поможет им всем Бог. Всем, ибо тогда не поймет никто.

В кабину вошла миссис Альтман с ворохом тяжелых плащей. Все они переоделись после того, как Селден потерял сознание; все, кроме Леллы, которая только набросила сверху накидку из натуральной шерсти. Миссис Альтман теперь была в наряде жительницы Нижних Каналов, Фирса Мак облачился в алую тунику, схваченную на бедрах широким поясом. Альтман же словно родился в своем кожаном костюме кочевника. Наверное, он слишком высок, догадался Селден, чтобы сойти за жителя Джеккары. Альтман носил свой наряд пустыни с такой естественностью, словно давно сроднился с ним.

Селдена поставили на ноги и завернули в плащ. Тут он заметил, что его тоже успели переодеть в охряно-желтую тунику, а голые руки и ноги натерли чем-то черным. Потом они опять привязали пленника к креслу и принялись ждать, пока вертолет совершит посадку.

Спина у Селдена затекла от напряжения и страха. Он все перебирал и перебирал в уме подробности событий, пытаясь понять, как случилось, что он оказался здесь. Но никакого смысла во всем этом не было. Одно лишь очевидно: Бентам нарочно заманил его в ловушку. Но зачем? Куда его везут, что намерены с ним сделать?

Он попытался заняться психотерапией, однако это было нелегко — вспомнить все те мудрые вещи, которые казались действительно мудрыми, только когда он слышал их, — и пленник все смотрел и смотрел на лица Альтмана и Фирсы Мака.

Что-то странное чувствовалось теперь в них обоих, чего прежде Селден не замечал. Он попытался понять, что именно. Их лица стали суше, подтянутей, чем прежде, а мускулы — жилистей и рельефней, и вообще в их движениях, их повадках сквозила ленивая грация крупных хищников. Но было в них что-то еще, более разящее, пугающее — что-то в выражении глаз, в складках у рта — и Селден понял, что это жестокие люди, которые способны ударить, ранить и, возможно, даже убить. Он боялся их. И в то же время ощущал свое превосходство.

Небо посветлело. Селден уже мог разглядеть мчащуюся под ними пустыню. Вертолет совершил посадку, взвихрив огромный столб песка и пыли. Альтман и Фирса Мак выволокли пленника из машины. Сила их устрашала.

Вертолет улетел.

У Селдена перехватило дыхание от мороза и разреженного воздуха. Кости у него как будто стали хрупкие, а легкие словно ножами кололо. Остальные, казалось, даже не заметили неудобства. Селден закутался в плащ, помогая себе скованными руками, и зубы его лязгали через тряпку кляпа. Неожиданно Лелла протянула к нему руку и резко надвинула капюшон почти до самого подбородка. В нем оказались прорези для глаз, так что капюшон, вероятно, спасал от песчаных бурь, но он натирал лицо и неприятно пахнул. Селден никогда еще не чувствовал себя таким несчастным.

Рассвет заливал пустыню ржаво-красной краской. Цепь изъеденных временем гор, голых, как окаменевшие позвонки доисторического чудовища, тянулась вдоль горизонта на севере. А совсем рядом находилась беспорядочная груда скалистых валунов самых фантастических очертаний, которые выточили ветер и песок. Из-за скал появился караван.

Селден услышал звон колокольчиков и тяжелые шаги косолапых лап. Этих зверей он видал на картинках. В своем истинном виде, покрытые чешуей, шагающие по красному песку со всадниками на спинах, они казались настоящими привидениями из каких-то древних и страшных времен. Монстры подошли ближе и остановились, шипя и переступая лапами и выкатывая на Селдена круглые глаза. Им явно не нравился его запах, несмотря на весь марсианский маскарад. К Альтману они отнеслись спокойно. Возможно, он прожил с марсианами так долго, что уже пахнул, как они.

Фирса Мак обменялся короткими фразами с погонщиком каравана. Встреча была явно запланированной, так как в караване нашлись свободные звери. Женщины легко взобрались на их спины. Селдена едва не стошнило при одной только мысли, что ему придется ехать верхом на такой твари. Однако в данный момент его гораздо больше страшила перспектива быть брошенным в пустыне. Так что он не стал возражать, когда Фирса Мак и Альтман взгромоздили его на седельную подушку. Караван тронулся с места, направляясь к горам на севере.

Спустя час Селдена терзали уже три напасти — холод, жажда и боль в ягодицах от непривычных движений. К полудню, когда путники остановились на привал, он был уже почти в полубессознательном состоянии. Альтман и Фирса Мак помогли ему спешиться, а потом отнесли к скалам, где вытащили кляп изо рта и дали напиться. Солнце теперь стояло высоко, пронзая тонкий слой атмосферы, как пылающий скальпель хирурга. Оно обожгло щеки Селдену, но по крайней мере он согрелся — вернее, почти согрелся. Ему хотелось остаться там, где он есть, и умереть. Но Альтман не ведал жалости.

— Вы же мечтали попасть в Джеккару, — сказал он. — Ну вот, вы и идете… правда, немного раньше, чем планировали, только и всего. Какого черта, мальчик, ты думал, что это будет прогулка — как в Кахору?

И он снова взвалил Селдена, как тюк, на седло, и караван тронулся.

В полдень поднялся ветер. Вообще-то ветер дул постоянно, не прекращаясь ни на мгновение, но очень тихо, как-то устало, бродя в песках, поднимая то там, то здесь горсточку пыли и тут же роняя ее обратно. Он легонько лизал вздымавшиеся утесы, подправляя прорезавшиеся бороздки на их поверхности и немного изменяя узор. Но теперь… Теперь ветер, словно взбесившись от недовольства плодами собственного труда, вознамерился стереть все, что было, и начать заново. Он собрался с силами и с визгом понесся над землей.

Селдену показалось, что вся пустыня снялась с места и полетела подобно блуждающему красному облаку. Солнце исчезло. Альтман и Фирса Мак, которые держали поводья его зверя, пропали из виду. В жалком паническом страхе пленник прижался к седельной подушке, не отрывая глаз от видневшегося кусочка повода: он знал, что, когда тот ослабнет, всему конец. Значит, он безвозвратно заблудился в пустыне.

А потом ветер стих, так же внезапно, как и поднялся, и песок снова неторопливо покатил вперед свои вечные волны.

Вскоре после этого освещенный длинной красной полосой заката караван спустился в лощину — к темной воде, сверкавшей среди одиночества. Вокруг водоема зеленели клочки растительности. В воздухе стоял запах сырости и живых растений, и старинный мост вел через канал в город, за которым вздымались голые горы.

Селден знал, что это Джеккара. Пленника объял благоговейный ужас. Даже теперь мало кому из землян Удавалось увидеть Джеккару. Он глядел сквозь прорези в капюшоне, различая сначала только розово-красные скопления камней, а потом солнце спустилось, и тени сместились, и стало ясно, что это дома, враставшие все глубже и глубже в скалу.

Вдалеке Селден различил руины большого замка, окруженного стенами, в котором, как он знал, жили пресловутые халидские короли, и Бог знает, сколько династий правителей обитало там до них, когда пустыня была еще дном синего моря, ведь и по сей день сохранился маяк на бывшем уровне океана: он стоял одиноко, возвышаясь над мертвой гаванью — теперь уже посреди гор.

Селден вздрогнул, ощутив немыслимый груз истории, в которой ему и таким, как он, не было места, и подумал, что, наверное, глупо и самонадеянно пытаться лезть к этим людям со своими дурацкими советами.

Это чувство неотвязно преследовало его, пока он шел по мосту. До середины моста. К тому моменту свет на западе погас, и улицы Джеккары, сотрясаемой пустынным ветром, осветились факелами.

Внимание Селдена переключилось с древней истории на современную жизнь, и он опять задрожал, хотя теперь по иной причине. Верхний город был мертв, нижний — еще жив, и что-то в его виде, шуме и запахе буквально потрясло Селдена. Потому что все было именно так, как описывали первые путешественники-авантюристы в своих крайне сомнительных дневниках.

Караван подошел к широкой площади, выходившей на канал; звери осторожно и недовольно ступали, выбирая место, куда поставить лапу среди покосившихся, вросших в землю каменных плит. Навстречу вышли люди. Селден даже и не заметил, как Альтман и Фирса Мак тихонько переместили его в самый конец каравана; он опомнился только тогда, когда его отвязали и осторожно повели вверх по узенькой лестнице между низкими каменными домами с глубокими дверными проемами и крохотными оконцами. Все углы у этих домов были стесаны, слизаны, как голыши на дне ручья, от времени и от прикосновений бесчисленных пальцев и плеч.

В городе явно что-то происходило, догадался Сел-ден, потому что он слышал множество голосов, доносившихся сзади. Такое впечатление, что все люди собрались в каком-то одном месте. Воздух был холоден и пропитан пылью, в нос ударяли незнакомые резкие запахи и что-то еще, совсем уже непонятное.

Альтман и Фирса Мак опустили Селдена на землю и дали постоять, пока ноги его не обрели хоть какую-то чувствительность. Фирса Мак все поглядывал на небо. Альтман нагнулся прямо к уху Селдена и прошептал:

— Делай, что мы тебе велим, или не доживешь до утра.

— Как и мы, впрочем, — пробормотал Фирса Мак, проверяя кляп во рту Селдена и еще глубже надвигая на его лицо капюшон. — Почти время.

Потом Селдена быстро потащили вверх по еще одной крутой улочке. В воздухе витал острый, сладковатый запах, мерцали странного цвета огни, вспыхивавшие порой с такой неистовой, фантастической яростью и в таком завораживающем ритме, что у Селдена глаза вылезали из орбит, даже под капюшоном, и он с какой-то истеричной отчетливостью припомнил семинары по марсианской культуре. Потом они вышли на широкую площадь.

Она была запружена людьми, закутанными в плащи от пронзительного ночного ветра. Смуглые лица, видневшиеся в тусклом свете факелов, не выражали никаких чувств. Казалось, все смотрели на небо. Фирса Мак и Альтман, крепко сжав Селдена между собой, втиснулись в толпу. И тоже принялись ждать.

А люди все подходили и подходили, стекаясь из примыкавших к площади улочек. Они возникали совершенно бесшумно, если не считать едва слышного шороха сандалий и тихого позвякивания волшебных колокольчиков женщин. Селден тоже неотрывно смотрел на небо, хотя не понимал, почему он это делает.

Стало еще более тихо, все замерли, затаили дыхание, а потом на востоке над крышами вдруг возникла низкая и кровавая луна — Дендерон.

— А-а-а! — взвыла толпа.

То был даже не вопль, а какая-то протяжная песня без слов, исполненная безысходной тоски и отчаяния, которая потрясла Селдена до глубины души. В тот же момент арфисты, прятавшиеся в густой тени полуразрушенного портика, ударили по струнам арф, и вопль перерос в речитатив, в какое-то заклинание — полужалобу, полуугрозу неумирающей ненависти. Толпа двинулась: арфисты шли впереди, факельщики освещали путь, высоко подняв свои факелы. И Селден тоже шел со всеми, вверх — в горы, поднимавшиеся за Джеккарой.

Это была очень длинная дорога, освещаемая струящимся светом Дендерона. Селден чувствовал, как хрустит и скрежещет под его сандалиями пыль веков, и призраки городов мелькали слева и справа от него: разрушенные стены, пустые базарные площади, причалы, где пришвартовывались корабли морских королей… От дикой неистовой мелодии арф Селден впал в полузабытье. Длинная цепочка поющих людей растянулась на многие мили, и в размеренном ритме их движения было что-то невероятно странное, подобное маршу к смертельной плахе.

Следы деятельности рук человеческих уже давно остались позади. Голые горы поднимались, заслоняя звезды, залитые слабым лунным светом — воплощением зла, сатанинскими чарами. Селден сам себе удивлялся — его страх куда-то пропал. Вероятно, он просто уже достиг высшей точки нервного напряжения. Во всяком случае, он видел и понимал все отчетливо, но как бы со стороны.

Он не испугался даже тогда, когда увидел, что арфисты и факельщики вошли в устье огромной пещеры. Пещера оказалась такой огромной, что люди в ней могли свободно шагать по десять человек в ряд. Арфы звучали теперь приглушенно, едва слышно, и голоса запели на низких нотах. Селден почувствовал, что процессия спускается куда-то вниз. Странное и ужасное нетерпение вдруг проснулось в нем, и это он уже не мог объяснить никак.

Остальные, по-видимому, испытывали те же чувства, поскольку шаг толпы немного ускорился и струны зазвучали более энергично.

И вдруг стены исчезли. Все вышли на открытую холодную площадку, совершенно, непроницаемо темную — настолько темную, что горящие факелы казались просто светящимися булавочными головками.

Песнопение прекратилось. Толпа встала, образовав полукруг, и замерла. Впереди стояли арфисты, а еще дальше — сама по себе, небольшая группа людей.

Кто-то из них скинул с себя накидку, и Селден увидел женщину в багровом. Странно, почему-то он был абсолютно уверен, что это Лелла, хотя в свете факелов была видна только серебряная маска, скрывавшая лицо, — очень древняя, с невероятно странным выражением жестокости и сострадания. Женщина взяла в руки слабо светящуюся круглую лампу и подняла ее вверх, и арфисты вновь ударили по струнам. Остальные шестеро тоже скинули плащи. Трое мужчин и три женщины, все обнаженные и улыбающиеся.

Теперь арфы заиграли какой-то бодренький мотивчик, и женщина в багровом принялась раскачиваться в такт мелодии. Голые начали танцевать, глаза их были совершенно стеклянные, светящиеся безумным счастьем, и было видно, что люди находятся в сильном наркотическом опьянении. Женщина в багровом повела их за собой во тьму, издав долгий, мелодичный, сладостный призывный клич.

Арфы умолкли. Только голос женщины звучал в темноте, и ее лампа светилась где-то вдали, как туманная путеводная звезда.

Вдруг за лампой возник глаз: посмотрел на собравшихся и исчез.

Селден видел толпу, жрицу и шестерых танцоров. На какую-то долю секунды они вырисовались тенями на фоне небесного глаза, как вырисовываются силуэты на фоне взошедшей луны. Потом в Селдене что-то надломилось, и он упал, цепляясь за спасительное забвение и бесчувствие.

Остаток ночи и следующий день они провели в доме Фирсы Мака, стоявшем у черного канала, а на улицах кипело безумное веселье, настоящий разгул страстей. Селден сидел, высоко подняв голову, и время от времени по его телу пробегала судорога.

— Это неправда, — повторял он снова и снова. — Такого просто не может быть.

— Допустим, не может, — возразил Альтман, — но оно есть. Это факт, и против факта вам нечего возразить. Теперь вы понимаете, зачем мы привезли вас сюда?

— Вы хотите, чтобы я рассказал об этом в Бюро… об этом?..

— Да. Расскажите в Бюро и всем тем, кто захочет выслушать вас.

— Но почему именно я? Почему вы не выбрали кого-нибудь поважнее — например, какого-нибудь дипломата?

— Мы уже пытались сделать это. Помните Лафлина Херерта?

— Но он умер от сердечной… О!

— Когда Бентам рассказал нам о вас, — проговорил Фирса Мак, — мы подумали, что вы достаточно молоды и сильны, чтобы пережить подобное потрясение. Мы сделали все, что могли, Селден. Мы пытаемся сделать это уже многие годы — я и Альтман…

— Но они не желают нас слушать, — добавил Альтман. — Просто не желают. И продолжают посылать сюда детей, хороших, славных детей, желающих добра, с их нудными няньками, которые даже не подозревают… Я просто не отвечаю за последствия. — Он посмотрел на Селдена с высоты своего гигантского роста.

— Это тяжелая ноша. Большая ответственность, Селден, — негромко сказал Фирса Мак. — Мы даже гордимся, что нам выпала такая доля. — Он кивнул в сторону невидимых гор. — Это — невероятная, разрушительная сила. В первую очередь Джеккара, потом, возможно, Валкис и Барракеш — и вообще я говорю о тех, чья жизнь зависит от канала. Такое способно уничтожить, смести. Мы знаем. Это наше внутреннее дело, оно касается только Марса, и нам вовсе не хочется впутывать сюда пришельцев. Но Альтман мой брат, и я обязан заботиться о его соплеменниках, так что я говорю вам: жрица предпочитает выбирать жертв для жертвоприношения среди чужеземцев…

— И как часто? — слабо прошептал Селден.

— Дважды в год, когда встает Безумная Луна. В остальное время она спит.

— Луна спит, — повторил Альтман, — но если ее пробудить, или напугать, или разъярить… Ради всех святых, Селден, скажите им, чтобы они хотя бы понимали, куда лезут!

— Как вы можете жить здесь, среди такого… — в бешенстве начал Селден.

Фирса Мак изумленно посмотрел на него, не понимая, как вообще можно задать такой глупый вопрос.

— Потому что мы всегда жили среди такого. Селден умолк, молча уставившись на него.

Он так и не уснул, а когда Лелла неслышно вошла в его комнату, в ужасе закричал.

На второй день путники выскользнули из Джеккары и отправились назад через пустыню к скоплению камней, где их ждал вертолет. С Селденом летел только Альтман. Они молча сидели в кабине. Селден был погружен в раздумья, но краешком глаза видел, как Альтман время от времени поглядывает на него, и в глазах его явственно читались горечь и понимание поражения.

В сумерках всплыли сверкающие купола Кахоры, и луна Дендерон повисла на небе.

— Вы не собираетесь ничего им говорить, — констатировал Альтман.

— Я не знаю, — прошептал Селден, — не знаю…

Альтман ушел, оставив гостя на посадочной площадке. Больше Селден не видел его. Он нанял кэб, вернулся в отель и немедленно запер за собой дверь номера.

Его окружили привычные, нормальные вещи — и к нему, наконец, вернулся рассудок. Он уже был способен более спокойно разобраться в своих мыслях.

Если он поверит в подлинность того, что видел, значит, он просто обязан рассказать об этом — даже если никто не захочет его слушать. Даже если его руководители, учителя, спонсоры, те, перед которыми он благоговел и чьего расположения искал, будут в шоке и станут презирать его. Они покачают головой и навсегда закроют перед ним свои двери. Даже если он будет навечно приговорен принадлежать той внешней тьме, которую населяют люди, подобные Альтману и Фирсе Маку. Даже при этом условии он должен сказать.

Но если он не поверит в реальность случившегося, а поймет, что все это было только иллюзией, галлюцинацией, рожденной наркотическим опьянением и Бог знает какой древней техникой марсианского гипноза…

Да, его опоили, это-то не вызывает сомнений. А Лелла и в самом деле применила против него какой-то гипноз…

Если он не поверит…

О Боже, как это славно — не верить и быть снова свободным, в безопасности правды!

Селден сидел и думал в тепле и уюте гостиничной комнаты, и чем дольше он думал, тем больше убеждал себя, тем решительней освобождался от субъективности восприятия, тем глубже и спокойнее становилось его видение мира. К утру он был все еще изнурен и диковат, но — полностью исцелен.

Он отправился в Бюро и сказал, что заболел сразу же после прилета, а потому никак не мог связаться с ними. Он также сказал, что получил из дома срочный вызов и должен вылететь прямо сейчас. Им очень не хотелось терять его, но они отнеслись к ситуации с пониманием и забронировали для Селдена место на ближайший рейс.

Только несколько шрамов осталось в душе Селдена. Странностей психики. Он не мог слышать звуков арфы и не выносил вида женщин в багровом. Пустяки, с которыми вполне можно жить… но ночные кошмары были похуже. Они изводили его.

Вернувшись на Землю, Селден сходил к психоаналитику и рассказал о виденном без утайки, а психоаналитик с легкостью объяснил ему все, что с ним произошло. Все это было сексуальной фантазией на почве наркотического опьянения, в которой жрица представлялась ему собственной матерью. Глаз, который смотрел на него и который продолжал немигающе следить за Селденом в навязчивых снах-кошмарах, — символ женского детородного органа, а чувство ужаса, который он вызывал у Селдена, объясняется чувством вины, возникавшей из-за того, что сам Селден — скрытый гомосексуалист.

После этого Селден почувствовал колоссальное облегчение.

Психоаналитик заверил его, что теперь, когда причина установлена, вторичные признаки заболевания постепенно будут сходить на нет. Возможно, так бы оно и случилось, если бы Селдену не пришло письмо. Он получил его через шесть марсианских месяцев после того ужасного ужина, подстроенного Бентамом. Письмо было не подписано. Оно гласило:

«Лелла ждет тебя на восходе луны».

Внизу был рисунок — знакомый огромный чудовищный глаз, нарисованный очень четко и аккуратно.

2038: ДОРОГА НА СИНХАРАТ

Глава 1

Дверь была низкая, глубоко утопленная в толщу стены. Кэри постучал, потом принялся ждать, сгорбившись под узким навесом, как будто и впрямь мог спрятаться в его крохотной гени. Через несколько ярдов, за растрескавшимися и покосившимися камнями мостовой, катил свои спокойные черные воды под спокойным черным небом Нижний Канал Джеккары, и в обоих плавали звезды.

Вокруг все замерло. Город был наглухо заперт — каждый дом, каждая дверь, и это было так непривычно, что Кэри даже мороз пробрал. В городах Нижних Каналов безраздельно царствовали разнообразные пороки — в том или ином виде, и «работа» не прекращалась ни на минуту, круглые сутки. Можно было вообразить, что все куда-то уехали, но Кэри отлично знал, что это не так. Ни один его шаг не остался незамеченным. Даже не верилось, что они позволили ему зайти так далеко и не убили. Почему? Возможно, потому, что помнили его.

За дверью послышался какой-то звук.

— Я прошу убежища, право гостя, — произнес он на древнем верхнемарсианском. А потом добавил на местном нижнемарсианском, который был для него легче: — Пусти меня, Дерек. Ты обязан мне кровью.

Дверь слегка приоткрылась, и Кэри скользнул в образовавшуюся щель — в свет, отбрасываемый лампой, и в относительное тепло.

Дерек закрыл дверь и заложил ее на засов, ворча:

— Будь ты проклят, Кэри. Я так и знал, что ты припрешься сюда со своими дурацкими разговорами о кровных долгах. Я поклялся, что не пущу тебя в дом.

Типичный обитатель Нижних Каналов, худой и низкорослый, смуглый и хищный. В левом ухе у него сверкал красный драгоценный камень, а одет он был в совершенно нелепый для здешних мест, но чрезвычайно удобный теплоизолирующий костюм из земного синтетического материала, спасавшего и от жары, и от холода.

Кэри улыбнулся.

— Шестнадцать лет тому назад, — сказал он, — ты скорее бы умер, чем надел такое.

— Что поделать, комфорт развращает. Ничто не портит нас так сильно, как удобство, — разве что доброта. — Дерек вздохнул: — Я знал, что совершаю ошибку, когда позволил тебе спасти мою шкуру в тот раз. Рано или поздно ты должен был попросить награды. Что ж, теперь я впустил тебя в дом, так что можешь сесть.

Он налил вина в алебастровую чашу, истончившуюся от времени, как яичная скорлупа, и протянул ее Кэри. Приятели выпили в мрачном молчании. Мерцающий свет лампы высветил тени и глубокие складки на лице Кэри.

— Давно не спал? — спросил Дерек.

— Я могу спать на ходу, — сказал Кэри, и Дерек с холодной задумчивостью посмотрел на него своими янтарнымикошачьими глазами.

Комната была большая, богато обставленная потускневшими, полинявшими старинными вещами, принадлежавшими миру, который уже не мог дать роскоши и комфорта. Некоторые предметы, правда, были совсем новые, выполненные в традиционной манере марсианскими ремесленниками, однако практически не отличались от вещей, которые были древними уже тогда, когда первые фараоны играли в свои детские игры на берегу Нила.

— А что будет, — спросил Дерек, — если они поймают тебя?

— О, — сказал Кэри, — сначала меня вышлют с Марса. Потом я предстану перед судом Объединенных Миров, и уж, конечно, меня признают виновным и выдадут Земле для вынесения наказания. Будут новое расследование, и штрафы, и взыскания… А когда они кончат все это, я буду сломленным человеком, несчастным и жалким. Хотя, думаю, что в конечном итоге им всем будет еще хуже.

— Но тебе это не поможет, — заметил Дерек.

— Угу.

— Почему тебя не хотят выслушать?

— Потому что они считают, что правы.

Дерек грязно выругался.

— Но они действительно правы! Я же саботировал Реабилитационный проект, как только мог. Я переправил в другие каналы все фонды и вложения и перепутал все приказы, так что теперь идет чуть ли не двухлетнее отставание от графика. Именно за это они и собираются меня судить. Но самая моя главная вина, мое главное преступление заключается в том, что я вообще подверг сомнению концепцию Доброты, а стало быть, целесообразность всех работ. Мне простили бы убийство — но только не это.

— Решайся поскорее, — устало добавил он. — Парни из Объединенных Миров работают в контакте с Советом Городских Штатов, и Джеккара уже не является закрытым городом, как когда-то. Думаю, в первую очередь они заявятся именно сюда.

— Я подозревал что-то в таком роде. — Дерек нахмурился. — Все это меня не тревожит. Меня заботит другое — я знаю, куда ты намерен двинуться дальше. Мы ведь пытались однажды, помнишь? Мы бежали через эту сволочную пустыню, спасая свои шкуры. Четыре дня и четыре ночи. — Он вздрогнул.

— Переправь меня в Барракеш. Там я растворюсь, исчезну, присоединюсь к каравану, который идет на юг.

— Если ты намерен убить себя, то почему не сделать это прямо здесь, в тепле и комфорте, в окружении друзей?.. Дай мне подумать, — сказал Дерек. — Дай взвесить мои года и мое богатство и каждую пядь песка — и поглядеть, что перетянет на чаше весов.

В жаровне на раскаленных углях негромко шипели язычки пламени. За окном вновь завыл ветер и принялся за свой обычный труд — сглаживать и обтирать стены дома крупицами пыли, обкатывая углы, делая дырами окна. На всем Марсе ветер творит то же самое с хижинами и дворцами, с горами и норами животных, терпеливо трудясь день за днем, и когда-нибудь вся поверхность планеты станет ровной и гладкой — одно сплошное море пыли. Только в последнее время рядом со старыми городами стали возникать строения из пластика и металла. Они выдерживали атаки ветра, словно готовые стоять вечно. И Кэри показалось, что он услышал, как смеется, пролетая мимо, этот старый дряхлый ветер.

По закрытой шторке, висевшей на задней стене, поскребли ногтями, потом резко забарабанили. Дерек встал, на лице его выразилась тревога. Он дважды стукнул по шторе в знак того, что понял сигнал, и повернулся к Кэри:

— Допивай быстрей.

Затем взял чашу гостя и ушел с ней в другую комнату.

Кэри поднялся. Среди шума ветра он явственно различил мягкое урчание моторов, уже совсем низко и близко.

Вернулся Дерек и быстро подтолкнул Кэри ко внутренней стене. Кэри вспомнил, что здесь есть вращающийся камень, а за ним тайник. Он вполз в образовавшееся отверстие.

— И не вздумай возиться там или чихать, — предупредил Дерек. — Камни едва держатся, тебя услышат.

Он повернул камень.

Кэрри устроился поудобней — насколько это было возможно — в неровной дыре, отполированной прятавшимися здесь многие и многие поколения бесчисленными телами и вещами. Через кладку, делавшуюся без раствора, как и все каменные строения на Марсе, просачивались воздух и слабый свет. Даже виднелся небольшой узкий кусочек комнаты.

Когда раздался громкий стук в дверь, Кэри обнаружил, что и слышит прекрасно.

Перед его глазами прошел Дерек. Дверь открылась. Мужской голос потребовал впустить — именем Объединенных Миров и Совета Городских Штатов Марса.

— Прошу вас, — ответил Дерек.

Кэри мог разглядеть, хотя и весьма обрывочно, четверых. Трое из них были марсианами в традиционных одинаковых костюмах Городских Штатов. Эти парни выполняли здесь ту же работу, что ФБР на Земле. Четвертый был землянин, и Кэри даже польщенно улыбнулся: надо же, какое значение придают его персоне! Сухощавый симпатичный блондин с загорелым лицом и дружелюбными голубыми глазами вполне мог быть артистом, теннисистом, каким-нибудь начальником невысокого ранга на отдыхе. Однако это был Говард Уэйлз, лучший землянин в Интерполе.

Пока марсиане беседовали с Дереком, он вразвалочку прошелся по комнате, заглядывая в двери, прислушиваясь, принюхиваясь, ощущая. Кэри смотрел на него словно завороженный — как кролик на удава. В какой-то момент Уэйлз подошел прямо к убежищу Кэри и остановился у трещины в стене. Кэри боялся вздохнуть, у него вдруг возникло ужасное чувство, что вот сейчас Уэйлз неожиданно обернется и заглянет в трещину.

Старший из марсиан, человек средних лет со значительным лицом, рассказывал Дереку, какое его ждет наказание за укрывательство дезертира или сокрытие информации о нем. Кэри подумал, что парень чересчур разошелся. Еще пять лет назад полицейский и носа бы не рискнул сунуть в Джеккару.

Он представил себе, как Дерек, прислонившись к стене и поигрывая камнем в ухе, уважительно слушает чиновника. Наконец хозяину дома надоело, и он сказал довольно спокойно:

— Вследствие особого географического положения наш город включили в сферу Новой Культуры. — Он сделал ударение на «новой культуре». — Мы внесли некоторые коррективы. Тем не менее это все же Джеккара, и ваше присутствие здесь всего-навсего терпят — не более. Прошу не забывать об этом.

Тут заговорил Уэйлз, предвосхищая комментарии со стороны представителя Городских Штатов:

— Вы ведь были другом Кэри довольно долгое время?

— Когда-то мы вместе грабили гробницы.

— Мне кажется, «занимались археологическими изысканиями» звучит лучше.

— В моей очень древней и весьма почетной гильдии никогда не употребляли такие слова. Сейчас, однако, я честный торговец, и Кэри сюда не заходит.

Он мог бы добавить «не часто» — не часто заходит, но не добавил.

— Ну, теперь-то он наверняка зайдет, — с усмешкой заметил представитель Штатов. — Если уже не зашел.

— Почему? — невинно поинтересовался Дерек.

— Ему нужна помощь. А где еще он может ее получить?

— Где угодно. У него много друзей. И он знает Марс гораздо лучше большинства марсиан, думаю, что даже лучше, чем вы, черт возьми.

— И все же, — спокойно сказал Уэйлз, — за пределами Городских Штатов землян травят как кроликов, если они имеют глупость там остановиться. Ради жизни Кэри, скажи нам, где он — если ты знаешь, где твой друг. Иначе он погибнет. Непременно.

— Он взрослый человек, — ответил Дерек. — И сам должен нести свою ношу.

— Он что-то слишком много на себя взял, — пробормотал Уэйлз, но тут же осекся.

Неожиданно послышался хор голосов — в комнате и снаружи, за дверью. Все куда-то исчезли из поля зрения Кэри, за исключением Дерека, который встал как раз около щели. Вид у него был расслабленный, апатичный и в то же время самоуверенный до омерзения. Кэри не расслышал, что именно побудило всех остальных так спешно выскочить из комнаты, но догадался, что прилетел еще один флаер.

Через несколько минут Уэйлз и компания вернулись и с ними несколько незнакомых людей. Кэри скорчился и изогнулся, прильнув поближе к щели, и смог рассмотреть Алана Вудторпа, своего начальника, руководителя Реабилитационного проекта на Марсе — возможно, самого влиятельного человека на планете. Кэри знал, что тому пришлось пролететь через пустыню тысячи миль из штаб-квартиры в Кахоре, чтобы попасть сюда именно в этот момент.

Кэри был польщен и глубоко тронут.

Вудторп обезоруживающе просто и дружелюбно представился Дереку. Он был загружен и заморочен тысячей важных дел, но никогда не забывал о том, что нужно быть приветливым, учтивым и человечным. И самое поразительное, что он действительно был таким, каким казался. Потому-то Кэри пришлось с ним неимоверно трудно.

Дерек улыбнулся краешками губ:

— Не отходите далеко от ваших охранников.

— Но почему? — удивился Вудторп. — Зачем такая враждебность? Если бы только ваш народ смог понять, что мы пытаемся помочь…

— Это-то они прекрасно понимают, — сказал Дерек. — Они не понимают другого: почему вы по-прежнему не желаете оставить их в покое, даже после того как они вежливо поблагодарили вас и объяснили, что не хотят и не нуждаются в этой вашей помощи?

— Да потому что мы знаем, как им помочь! Они же бедствуют. Мы можем сделать их богатыми, можем дать им воду, пахотные земли, энергию — изменить их жизнь! Примитивные народы всегда сопротивляются переменам, но со временем они понимают…

— Примитивные? — переспросил Дерек.

— О, я не имел в виду жителей Нижних Каналов, — торопливо поправился Вудторп. — У вас был высокий уровень культуры, когда наш проконсул еще раздумывал, слезть или не слезть ему с дерева. Тем более удивительно, что вы держите сторону кочевников в этом вопросе.

— Марс — старый, расшатанный, иссушенный мир, однако мы понимаем его. Мы заключили с ним сделку. Мы не требуем от него слишком многого, и он дает нам то, что требуется. Нам хватает. Мы можем на него положиться. Мы не желаем попасть в зависимость от других людей.

— Но сейчас новый век, — возразил Вудторп. — Высокая технология творит чудеса. Старые предрассудки, узкий подход — все это больше не…

— Вы говорили что-то о примитивных народах.

— Я имел в виду племена Пустынных земель. Мы рассчитывали на доктора Кэри, потому что он обладает уникальным опытом и познаниями, мы думали, что он поможет нам понять эти племена. А он вместо этого разжег в них желание воевать. Наши изыскательские отряды столкнулись с вопиющим насилием. Если Кэри доберется до Пустынных земель, не знаю, что может случиться. Уверен, вы же не хотите, чтобы…..

— Примитивные, — задумчиво повторил Дерек с ногкой жестокой нетерпеливости в голосе. — Узкий подход. Боги посылают нам, скорее, подлеца, а не услужливого дурака. Мистер Вудторп, кочевникам Пустынных земель вовсе не нужен доктор Кэри, чтобы разжечь пламя войны. То же самое касается нас. Мы не желаем, чтобы вы ковырялись в наших колодцах и поворачивали в другом направлении каналы. Мы не хотим, чтобы наше население возросло. Нам не нужны ресурсы, которых, возможно, хватит на тысячи лет — если они не протухнут, не иссякнут и не кончатся за несколько веков. Мы находимся в гармонии с природой, мы сохраняем баланс и хотим и впредь жить так, как жили. И мы будем бороться, мистер Вудторп. Сейчас вы имеете дело не с теориями. Вы затронули наши жизни. И мы не собираемся отдавать их в ваши руки.

Дерек повернулся к Уэйлзу и марсианам:

— Обыщите дом. Можете обыскать весь город, если вам угодно. Но долго все это я терпеть не намерен.

Вудторп постоял немного с оскорбленным и обиженным видом, потом покачал головой и вышел. Кэри услышал голос Дерека:

— А вы что же, мистер Уэйлз? Почему не с ними?

— Я не люблю тратить свое время попусту, — любезно ответил Уэйлз. Пожелав Дереку доброй ночи, он вышел, и Кэри вздохнул с облегчением.

Через несколько минут ушли и марсиане. Дерек запер дверь и сел допивать свое вино. Он даже пальцем не пошевелил, чтобы вызволить Кэри из плена, он словно забыл о нем — и Кэри с трудом подавил желание окликнуть его. Ему уже становилось невыносимо в каменном мешке.

Дерек медленно потягивал вино. Допив, он снова налил себе. Когда он допил и этот бокал, сзади к нему подошла девушка.

Она была в традиционном наряде Нижних Каналов, чему Кэри был очень рад, потому что не любил, когда женщины начинали одеваться в бесформенные и безликие одежды, в которых все выглядели одинаково. Он считал старую моду просто очаровательной. Юбка девушки представляла собой широкое полотнище тяжелого оранжевого шелка, стянутого на талии широким поясом. Больше на ней не было ничего, если не считать ожерелья, но ее тело было тонким и гибким, как тростник под ветром. Вокруг щиколоток и в волосах звенели маленькие колокольчики, так что, когда она двигалась, звучала тихая волшебная музыка, сладкая и в то же время порочная.

— Вот теперь все ушли, — сказала она Дереку. Дерек встал и быстро подошел к тайнику Кэри.

— Кто-то следил за нами через щели в шторах, — сказал он, помогая Кэри выбраться наружу. — Надеялись, что я сам себя выдам, подумав, что они вправду ушли. Это был землянин, да? — спросил он у девушки.

— Нет.

Она плеснула себе немного вина и устроилась с бокалом на гостевой кушетке, покрытой шелками и теплыми мехами. Кэри заметил, что глаза у нее цвета изумруда, слегка поднятые к вискам, яркие, любопытные и безжалостные. Он вдруг застеснялся своего небритого подбородка и уже заметной редины на висках, своего грязного и усталого тела.

— Мне не понравился этот Уэйлз, — сказал Дерек. — Он почти так же умен, как я. Нам придется держать ухо востро.

— Нам? — переспросил Кэри. — Так ты уже взвесил каждый ярд песка?

Дерек уныло пожал плечами:

— Тебе, наверное, было слышно, как я сам себя уговаривал. Впрочем, мне что-то поднадоела оседлая тихая жизнь. — Он улыбнулся той самой улыбкой, которую Кэри запомнил еще с той поры, когда они обчищали гробницы. В тех местах даже убийство было более безопасным занятием. — Меня всегда злило, что нам пришлось бросить это дело. Хочется снова заняться чем-то таким… Кстати, это Аррин. Она пойдет с нами до Барракеша.

— О! Кэри поклонился, и девушка улыбнулась ему из своего уютного мехового гнездышка на кушетке. Потом взглянула на Дерека:

— А что за Барракешем?

— Кеш, — сказал Дерек. — И Шан.

— Но ты не торгуешь с Пустынными землями, — нетерпеливо сказала она. — А если будешь, почему я должна идти с вами только до Барракеша?

— Мы идем в Синхарат, — сказал Дерек. — Вечно живой Синхарат.

— Синхарат? — потрясенно прошептала Аррин. Последовало долгое молчание, потом она перевела взгляд на Кэри. — Если бы я знала, непременно сказала бы им, где вы. Лучше бы они вас забрали. — Девушка задрожала и наклонила голову.

— Это было бы глупо, — ответил Дерек, лаская ее. — Ты бы упустила свой шанс быть любовницей одного из спасителей Марса.

— Если вы останетесь живы, — возразила она.

— Но, мое дорогое дитя, а можешь ли ты, сидя здесь, гарантировать мне, что не умрешь завтра?

— Нужно признать, — тихо сказал Кэри, — что ее шансы все же несколько выше.

Глава 2

Баржа была длинная и узкая и стояла на понтонных подушках, так что держалась высоко над водой даже при полной загрузке. Понтоны, корпус и палуба были из металла; на Марсе уже давно не строили кораблей из дерева. Посреди палубы помещалась низенькая кабинка, где могли спать несколько человек, а ближе к тупому носу прямо в палубе был устроен очаг, на котором готовили еду. Движение барже обеспечивали монстры — четверо злобных чешуйчатых шипящих марсианских зверей шли по берегу и тянули баржу на бечеве. Баржа двигалась очень медленно. Кэри хотел отправиться в Барракеш по суше, кратчайшим путем, но Дерек запретил ему это.

— Я не могу снарядить караван. Моя торговля проходит на каналах, все это знают. Так что нам с тобой придется ехать одним, по ночам, а днем прятаться и пережидать. Мы только потеряем время. — Он показал большим пальцем в небо: — Уэйлз свалится тебе на голову, когда ты будешь меньше всего ожидать его. В самый неподходящий момент. На барже тебе есть где укрыться, и к тому же у меня достаточно людей, чтобы отбить у него охоту совать нос в дела честного торговца, занимающегося легальным бизнесом, если он начнет очень уж наседать.

— Он не пойдет на такое, — мрачно сказал Кэри.

— Пойдет, если совсем отчается. Но это будет несколько позже.

Так что баржа легко скользила на юг по тонкой полоске темной воды — последней открытой водной артерии, которая некогда была большим океаном. Теперь она несла талую воду с полярных ледниковых шапок.

По берегам канала стояли деревни, редкие оазисы жизни и культуры, длинные клинья полей выделялись удивительными зелеными заплатами на фоне желто-красного запустения. Но попадались места, где песок одержал победу над людьми, засыпав поля, погребя под собой дома, и только по круглым холмикам можно было догадаться, что прежде здесь жили и трудились люди. Берега канала соединяли мосты, некоторые совсем целые и служащие людям, другие — похожие на сломанные радуги, висящие в небе. Днем солнце жарило невыносимо, от него не было никакого спасения, зато ночью две луны окутывали всю землю изменчивым очарованием. Если бы Кэри не грызло острое нетерпение, наверное, он был бы счастлив.

Но все это уйдет безвозвратно, если Вудторп и его Реабилитационный проект победят. Каналы перекроют плотинами и устроят запруды-водохранилища далеко на севере, а малочисленное население депортируют и расселят на новых землях. Глубокое бурение, вплоть до подземных водоносных слоев, восполнит дефицит воды в зимнее время, когда полярные шапки замерзают. Пустыня превратится — во всяком случае, на какое-то время — в цветущий сад. Кто откажется от такого ради жалкого, захолустного существования? Кто станет отрицать, что прежняя жизнь была плохой и что Реабилитационный проект хорош? Никто — кроме народа Марса и доктора Мэтью Кэри. Но никто не станет их слушать.

В Синхарате оставалось единственное средство, единственная надежда заставить выслушать это особое мнение.

Небо было пустым. Аррин сидела на палубе среди наваленных кипами тюков с товаром. Кэри видел, что она почти неотрывно наблюдает за ним, однако не испытывал восторга. Ему казалось, что девушка терпеть его не может, потому что он впутал Дерека в эту опасную авантюру. Жаль, что Дерек не оставил ее дома.

На четвертые сутки на рассвете ветер неожиданно стих. Солнце палило немилосердно, от раскаленного песка и камней струилось дрожащее марево. Вода в канале стала похожа на полированное стекло, а на востоке линия горизонта окуталась туманной желтоватой дымкой.

Дерек долго принюхивался, как собака, втягивая ноздрями стоячий воздух, и около полудня приказал стать на якорь. Десятеро из команды вскочили с тюков и принялись лихорадочно работать, прикрепляя стальными якорями канаты, мастеря укрытие для зверей, проверяя крепления грузов на палубе. Кэри и Дерек работали вместе со всеми, и когда Кэри случайно поднял глаза, то увидел, что Аррин сидит на корточках у очага, лихорадочно что-то помешивая в горшке.

Небо на востоке вздыбилось стеной, волна заклубилась до самого зенита, внизу охряная с черными подпалинами, вверху цвета огненной раскаленной меди. Потом все это обрушилось на землю и с ревом понеслось на людей.

Поддерживая друг друга, они заползли в кабину и стали на колени, плечо к плечу, — двенадцать мужчин и Аррин. Баржа брыкалась и перекатывалась с боку на бок, погружалась и подпрыгивала, борясь, сопротивляясь, словно живая, под порывами ураганного ветра. Пыль и песок проникали в каждую щель, в каждое вентиляционное отверстие, наполняя воздух горьковатым привкусом. Тьма запахла горящей серой, и раздался оглушительный грохот.

Кэри доводилось попадать в песчаные бури, и он жалел, что находится сейчас не на открытом пространстве, как бывало раньше, а на барже, которая вот-вот перевернется, и он пойдет ко дну, как самый последний дурак, на самой сухой планете во всей Солнечной системе. И все это время Аррин мрачно и стоически оберегала свой горшок с едой.

Наконец дикие порывы ветра сменились ровным штормом. Когда стало ясно, что баржа не перевернется, а останется стоять как надо, все поели пищи из горшка Аррин, и это было весьма кстати. Затем команда отправилась вниз, в трюм — поспать, потому что там было больше места.

Аррин накрыла горшок крышкой, чтобы не попал песок, и вдруг спокойно сказала:

— А почему вы должны идти туда — куда идете?

— Потому что доктор Кэри считает, что там сохранились записи, которые убедят сторонников Реабилитационного проекта в том, что наш «примитивный» народ знает, о чем говорит.

Кэри не мог как следует разглядеть выражение ее лица в полумраке, но ему показалось, что девушка хмурится, о чем-то напряженно думая.

— Вы так считаете, — сказала она наконец, обращаясь к Кэри. — А вы уверены?

— Я точно знаю, что эти записи существовали. Когда-то хроники были, это бесспорно. На них есть ссылка в других хрониках. Сохранились ли они по сей день или нет — другой вопрос. Но, учитывая особенность места и его жителей, думаю, что это возможно.

Он ощутил, как Аррин дрожит.

— Но Рамы жили так давно…

Она прошептала это слово едва слышно. Оно означало «Бессмертные» и вселяло ужас столько веков, что никакое время не могло стереть память о них. Рамы Достигли своего бессмертия при помощи системы ин-Дукции, что можно сравнить с переливанием старого вина в новые бутыли, и хотя сам принцип трансплантации сознания из тела носителя в другое тело был чисто научным, реакцию людей, из которых Рамы выбирали себе подходящие тела, можно было охарактеризовать как животный ужас.

Рамы — это вампиры, считали в народе. Их родина, древний город Синхарат, расположенный на острове, находился в дальних пределах Шана, полузабытый и заброшенный; обитатели Пустынных земель считали его святыней и запретным местом. Они нарушили табу только один раз, когда Кайнон из Шана поднял свое знамя, провозгласив, что заново раскрыл тайну Бессмертных, и посулил племенам Пустынных земель и обитателям Нижних Каналов вечную жизнь и всю добычу, которую они в состоянии унести. Увы, он дал им лишь смерть и горе, и с тех пор запрет неукоснительно соблюдался — с еще большим фанатическим рвением.

— Их город никогда не грабили, — сказал Кэри. — Вот почему у меня есть надежда.

— Но, — возразила Аррин, — они не были людьми. Они были воплощение зла.

— Напротив. Они были самыми что ни на есть настоящими людьми. И однажды они сделали великую попытку искупить свою вину.

Девушка вновь повернулась к Дереку:

— Шани убьют вас.

— Это весьма вероятно.

— Но вы все равно должны идти, — язвительно сказала она, — хотя бы для того, чтобы посмотреть, сможете ли пройти.

— Именно так, — рассмеялся Дерек.

— Тогда я пойду с вами. Лучше я увижу, как вас убьют, чем буду ждать и гадать, что с вами случилось, и никогда не узнаю.

И, словно давая понять, что разговор закончен, Аррин свернулась калачиком на своей койке и уснула.

Кэри тоже уснул, и сон его был тревожен, неспокоен, наполнен какими-то смутными видениями и мечтами о Синхарате. Он просыпался в пыльной, душной темноте с чувством безнадежности и отчаяния — нет, никогда ему не увидеть древнего города.

Утром буря стихла, зато возникло новое препятствие. Вал песка в сорок футов длиной перегородил канал.

Монстров впрягли в специальные черпаки, которые извлекли из трюма, и они начали чистить фарватер, и каждый человек из команды тоже взялся за лопату.

Кэри копал сырой песок; высокий рост и светлая кожа резко выделяли его на фоне более мелких и темных жителей Нижних Каналов. Он чувствовал себя незащищенным, почти голым и все время поглядывал на небо. Когда они доберутся до кочевников, Уэйлзу будет нелегко отыскать его. В Валкисе, который торгует с людьми из пустыни, Дерек сможет добыть Кэри подходящий наряд, и Кэри въедет в Барракеш уже в обличье странствующего кочевника. Но до той поры ему придется соблюдать осторожность, опасаясь как Уэйлза, так и местных жителей — они в такой же степени ненавидели землян, как и кочевников, которые совершали набеги на их поля и крали их женщин.

Тем не менее опасность заметил не Кэри, а Дерек. Около полудня он вдруг окликнул Кэри. Тот, уже плохо соображавший от жары и усталости, поднял голову и увидел, что Дерек показывает на небо. Кэри бросил лопату и прыгнул в воду. Баржа была совсем близко, но флаер приближался гораздо быстрее, чем двигался Кэри. Было ясно, что к тому моменту, когда он доберется до поручней трапа, его непременно заметят сверху.

— Поднырни под днище, — раздался над его головой спокойный голос Аррин. — Там есть место.

Кэри втянул в грудь воздух и нырнул. Вода была ледяная и мутная после бури, даже солнечный свет не мог пробиться сквозь нее. Но баржа отбрасывала огромную черную тень. Туда-то и поплыл Кэри. Полагая, что уже миновал понтоны, Кэри вынырнул на поверхность, от души надеясь, что Аррин сказала правду. Она оказалась права. Между днищем и водой действительно был промежуток, и Кэри мог дышать. В промежуток между понтонами ему было видно, как флаер снизился и завис на роторах над каналом, высматривая, вынюхивая. Потом он сел. В кабине было несколько человек, но вылез только один — Говард Уэйлз.

К нему вышел Дерек — поговорить. Остальные продолжали работать, и Кэри заметил, как лишняя лопата быстро исчезла в мутной воде. Уэйлз не отрывал глаз от баржи. Дерек играл с ним. А Кэри ругался про себя. Пронизывающий холод воды достал его уже до костей. В конце концов, к вящему изумлению Уэйлза, Дерек пригласил гостя на баржу.

Кэри осторожно плавал взад и вперед в свободном пространстве под брюхом судна, пытаясь хоть как-то разогнать кровь. Ему показалось, что прошла целая вечность, пока Уэйлз не убрался в свой флаер. Еще одна вечность прошла, пока тот не взлетел. Кэри выбрался из-под баржи на солнечный свет, но конечности у него так занемели от холода, что он не смог вскарабкаться по лестнице. Аррин с Дереком пришлось втащить его наверх.

— Любой другой человек, — сказал Дерек, — уже отступился бы, убедившись, что тебя здесь нет. Но не этот. Уэйлз никогда не считает своего противника ниже себя по уму и хитрости.

Он влил немного спиртного между стиснутыми зубами Кэри, завернул промерзшего насквозь товарища в толстые одеяла и уложил в постель. Потом спросил:

— Уэйлз может догадаться, куда мы направляемся?

Кэри нахмурился:

— Вообще-то да. Если он не поленился хорошенько порыться в моих книгах и бумагах.

— Не сомневаюсь, что он это сделал.

— Там есть все, что ему нужно, — мрачно сказал Кэри. — Как мы пытались однажды, но потерпели неудачу — и что я надеюсь там найти, хотя тогда еще не существовало никакого Реабилитационного проекта и все это было из чисто археологического интереса. И я упоминал Бессмертных в разговоре с Вудторпом, во время спора о целесообразности и разумности таких проектов, равнозначных землетрясению… вернее, мар-сотрясению. А что? Уэйлз говорил что-то об этом?

— Он сказал: «Барракеш все расставит по местам».

— Вот как? — злобно ощерился Кэри. — Дай-ка мне ту бутылку. — Он сделал долгий глоток, и спиртное влилось в него, как огонь в кристаллический лед. — Черт, хорошо бы украсть у них флаер!

Дерек покачал головой:

— Скажи спасибо, что ты этого не сделал. Они бы сбили тебя за час.

— Да, ты прав. Просто я так спешу…

Кэри снова глотнул из бутылки, затем улыбнулся. Улыбка у него вышла довольно странная, отнюдь не подобающая известному ученому.

— Если боги будут милостивы ко мне, однажды я сверну мистеру Уэйлзу голову.

Местные явились в тот же вечер — человек сто с лопатами и инструментами. Они уже отработали весь день, прочищая соседний сектор, но без звука подключились к команде Дерека и проработали еще ночь и половину следующего дня, урывая несколько часов для сна по очереди, когда совсем не было сил держаться на ногах. В канале заключалась вся их жизнь, и он был превыше всего — жены, ребенка, брата, отца, его самого, — и это было логично.

Кэри оставался в кабине, прячась от посторонних глаз и испытывая угрызения совести, хотя и не слишком сильные. Работа была просто адова.

Ближе к полудню канал наконец расчистили, и баржа поплыла дальше на юг.

Спустя три дня на востоке возникла далекая горная гряда. Она постепенно приближалась, пока совсем не подошла вплотную к воде. Горы были высокие и крутые, окрашенные в мягкие оттенки красного и золотого; волны, плескавшиеся о них миллион лет, и ветер, дувший десять тысячелетий, оставили на скалах глубокие следы. Впереди Кэри заметил дрожащую полоску тумана среди пустыни — там проходил еще один канал. Они приближались к Валкису.

Баржа вошла в него на заходе солнца Низкое светило посылало свои почти горизонтальные лучи на утесы Порой лучи простреливали насквозь пустые глазницы окон и дыры дверей пяти городов, что растянулись по уступам красно-золотых гор. И казалось, что в домах горят очаги и светятся лампы, встречая усталого рыбака, возвращающегося с моря. Но на улицах, площадях и на длинных пролетах вырубленных в камне лестниц двигались только медленные тени, отбрасываемые заходящим солнцем. Старинные причалы стояли величественные и голые, как надгробные камни, показывая, где были выстроены новые гавани взамен старых, которые тоже были покинуты после того, как вода ушла и отсюда.

Только нижний город жил, причем лишь малая часть его, но она жила яростной и кипящей жизнью, не повинуясь навалившимся холодным столетиям. С палубы баржи Кэри видел факелы, горящие в сумерках подобно желтым звездам, слышал голоса, а также дикую, но прекрасную музыку арф с двойной декой. Сухой ветер нес запах пыли, острых пряных ароматов и чего-то совсем непонятного. Новая культура еще не успела коснуться древнего города, и Кэри был только рад, хотя Валкис, пожалуй, неплохо было бы малость почистить, не причинив ему при этом вреда. Тут царили такие пороки, что уши отказывались верить.

— Не высовывай носа, — велел ему Дерек, — пока я не вернусь.

Уже совсем стемнело Баржа стояла у древнего каменного причала, выходящего на широкую площадь, с трех сторон окруженную обшарпанными зданиями Дерек отправился в город, за ним последовала вся команда — правда, совсем для других целей Аррин осталась на палубе и лежала на животе, на тюках с товаром, подперев подбородок кулаками. Она смотрела на звезды и прислушивалась к звукам с видом обиженного ребенка, которому запретили играть в опасную, но увлекательную игру. Дерек не разрешил ей ходить по улицам одной.

От скуки Кэри решил вздремнуть.

Он не знал, сколько проспал — несколько минут или несколько часов, — когда его разбудил истошный кошачий вопль Аррин. Он подскочил как ужаленный.

Глава 3

На палубе были какие-то мужчины Кэри слышал шум возни и проклятия в адрес Аррин. Незнакомцы что-то кричали про землянина.

Кэри скатился с койки. Он все еще был в земном костюме, который намеревался сменить на то, что принесет ему Дерек. В отчаянии Кэри сорвал с себя все и засунул в какой-то угол, под скомканные меха. Аррин больше не визжала, зато донесся приглушенный вопль — ей явно заткнули рот. Ученый весь дрожал на пронизывающем холоде ночи.

Шаги по палубе, легкие и быстрые… Кэри потянулся и снял с крючка на стене топор с длинной рукоятью, которым в случае опасности рубили крепления на палубе. И тут же ему в голову пришла мысль — как будто сам топор подсказал, что надо делать.

Тени мужчин возникли в проеме, темные силуэты на фоне тусклого света палубных огней.

Кэри издал боевой клич кочевников, разорвавший ночную тишину, и прыгнул вперед, размахивая топором.

Мужчины тут же исчезли из проема, как будто их дернули за веревочки. Кэри выскочил из кабины на палубу, в круг света факелов, и принялся крутить топором вокруг головы. Этому приему он научился много лет назад, когда понял, как полезно уметь прикидываться марсианином. Естественно, его угораздило вляпаться в кое-какие истории, не подобающие великому ученому-археологу, вроде межплеменных войн и набегов, зато он приобрел весьма странные, но бесценные навыки. Вот и теперь Кэри отогнал своим свистящим топором совершенно опешивших бандитов. С диким визгом он теснил их все дальше и дальше, а они взирали на незнакомца в немом изумлении — пятеро мужчин с серебряными серьгами в ушах и очень острыми ножами на поясе.

Потом Кэри присовокупил кое-что из того, что кочевники говорят о жителях Нижних Каналов, и кровь бросилась бандитам в лицо. А потом он наконец поинтересовался, какого черта им здесь нужно.

Один из нападавших, в ярко-желтой юбке, сказал:

— Нам сказали, что здесь прячется землянин.

«Интересно, кто бы это мог сказать?» — задумался Кэри. Мистер Уэйлз, через какого-нибудь марсианского шпиона? Ну конечно, кто же еще! Он уже начинал люто ненавидеть мистера Уэйлза. Но заставил себя деланно рассмеяться и спросил:

— Разве я похож на землянина?

Топор снова сверкнул в ночи. Кэри успел отрастить волосы, и они спутались в всклокоченную гриву великолепного цвета, рыжевато-коричневую гриву кочевника. Его обнаженное тело было сухощавым и вытянутым, как у обитателей Пустынных земель, и он все время упражнял свои мышцы, держа их в форме.

Аррин подошла, потирая разбитый рот и глядя на него с таким же немым изумлением, как и визитеры из Валкиса.

— Нам сказали, что… — снова завел человек в желтой юбке.

На площади перед причалом начали собираться зеваки — мужчины и женщины, праздные, любопытные, жестокие.

— Меня зовут Марах, — оборвал Кэри. — Я покинул Колодцы Тамбоины потому, что убил человека, и за мою голову назначена награда.

Колодцы были слишком далеко, и он мог не опасаться, что именно здесь его смогут уличить во лжи.

— Ну что, кто-нибудь желает получить эту награду?

Люди осторожно наблюдали за ним. Пламя факелов металось на сухом ветру, рассеивая свет на поднятых кверху лицах. Кэри становилось не по себе.

Рядом послышался шепот Аррин:

— А вас не узнают?

— Нет. — Он бывал здесь трижды с бандами кочевников, однако вряд ли кто-нибудь запомнил именно ею из сотен и сотен наездников.

— Тогда стойте насмерть, — посоветовала Аррин.

Он так и сделал. Люди продолжали изучать его, улыбаясь и перешептываясь. Наконец человек в желтой юбке произнес:

— Не знаю, кто ты — землянин или кочевник, но мне отвратительна твоя физиономия.

Толпа заржала и подалась вперед. Кэри слышал мелодичное позвякивание аленьких колокольчиков женщин. Он схватил топор и велел Аррин отойти подальше.

— Если ты знаешь, где Дерек, то беги за ним. Я постараюсь сдерживать их, сколько смогу.

Он не заметил, ушла девушка или нет. Он был занят: он наблюдал за толпой, за сверкающими острыми клинками. Это было поистине смехотворно — сражаться ножом и топором в век космических полетов и атомной энергии!.. Но у Марса долгое время не было ничего другого, а парни из Департамента Разоружения Объединенных Миров мечтали отнять когда-нибудь даже это.

На Земле, вспомнил Кэри, еще существуют племена, которые закаливают копья на костре и едят мясо своих врагов. Ножи, во всяком случае, убивали достаточно эффективно.

Он немного отступил от поручней, давая топору простор. Ему уже не было холодно, кровь бурлила в жилах, обжигая натянутые нервы.

Но тут раздался вопль Дерека, пронесшийся над всей площадью.

Толпа расступилась. Сверху Кэри было видно, как Дерек вместе с доброй половиной команды в ярости пробивается через толпу.

— Я убью любого, кто сунется сюда! — заорал он.

— А кто он тебе? — вежливо осведомился человек в желтой юбке.

— Это мои деньги, болван! Деньги за провоз, которые я не получу до Барракеша — и то если доставлю его живым, чтобы он мог принести их мне. А вот если он мне не заплатит, то я сам с ним разберусь. — Дерек вспрыгнул на палубу баржи. — А теперь убирайтесь. Или прольется немного больше крови, чем требуется для развлечения.

Люди Дерека встали рядом, плечом к плечу, вдоль поручней; вдалеке показались уже и остальные члены команды, спешащие на подмогу. Двенадцать крепких вооруженных мужчин — это уже не похоже на развлечение. Толпа медленно потянулась назад, и пятеро парней нехотя последовали за всеми.

Дерек выставил часового и увел Кэри в кабину.

— Надень вот это, — сказал он, кинув Кэри какой-то сверток.

Кэри отложил топор. Теперь его била крупная дрожь, и пальцы никак не могли справиться с узлами.

Сверху в свертке оказался толстый плащ кочевника. В него были завернуты кожаная юбка, хорошо поношенная и обмятая, украшенная побрякивающими бронзовыми застежками, широкий бронзовый воротник и кожаные доспехи — почерневшие и засаленные от долгого употребления.

— Мы сняли это с мертвого тела, — сообщил Дерек. — Там внизу еще есть сандалии. — Он бросил Кэри длинный нож кочевников. — Возьми. А теперь, мой дорогой друг, могу сказать тебе, что у нас крупные неприятности.

— Мне показалось, что я отлично сыграл, — произнес Кэри, примеривая обнову. Возможно, когда-нибудь, если он останется жив, он снова станет примерным почетным доктором археологии — но не сейчас. — Кто-то сказал им, что здесь прячется землянин.

Дерек кивнул:

— У меня здесь друзья, люди, которые мне доверяют и которым доверяю я. Они-то и предупредили меня. Поэтому я вытащил своих парней из борделей, ну и… Наслушался же я от них!

Кэри рассмеялся, накинул на себя накидку и застегнул бронзовый крючок на горле. Грубая ткань приятно согревала.

— Теперь Уэйлз точно знает, что я с тобой. Это он пытался так выяснить истину. Чтобы наверняка.

— Но вас могли убить, — сказала Аррин.

Кэри пожал плечами:

— Они готовы скорее убить меня, нежели упустить, хотя, разумеется, никто этого вслух не говорит. Вся загвоздка в том, что Уэйлза не проведешь этим маскарадом и он не станет ждать до Барракеша. Он появится на барже, как только ты выйдешь из Валкиса, — и уж не сомневайся, с ним будет достаточно вооруженных людей, чтобы он получил свое.

— Все верно, — согласился Дерек. — Тогда так. Пусть получит себе баржу. — Он повернулся к Аррин: — Если ты все еще горишь желанием идти с нами, собирайся. И учти, тебе придется долго ехать верхом.

Потом он повернулся к Кэри:

— Лучше прямо сейчас убраться из города. Звери и припасы у меня будут к восходу Фобоса. Где мы встретимся?

— У маяка, — ответил Кэри.

Дерек кивнул и вышел. Кэри тоже вышел и подождал на палубе, пока Аррин переоденется.

Через несколько минут она появилась, закутанная в длинную накидку с капюшоном. Девушка вынула колокольчики из волос и сняла их со щиколоток, так что теперь двигалась совершенно бесшумно, легко и проворно, как гибкий мальчик-подросток.

— Пошли, житель пустыни, — ухмыльнулась она ему. — Как, ты сказал, твое имя?

— Марах.

— Не забудь топор.

Они спустились с баржи. На палубе горел одинокий факел. Огни на площади тоже почти все погасли. Тут не было ни души, зато на примыкавших улицах наблюдалось изрядное оживление и слышалась музыка. Кэри повел Аррин налево, вдоль канала. Он оглянулся: никто не шел за ними, никто не следил. Звуки и огни постепенно стали слабеть, тускнеть. Здания, мимо которых они проходили, были пустыми, окна и двери распахнуты всем ветрам. Деймос плыл по небу, и через провалы в крышах виднелось лунное сияние — серебряные лучи проникали в дома и ложились на нанесенную ветром пыль, плотным слоем покрывавшую пол.

Кэри несколько раз останавливался, прислушиваясь, но ничего не услышал, кроме завывания ветра. Он начинал успокаиваться и торопливо вел Аррин, широко шагая своими длинными ногами. Теперь они уже отошли от канала и поднимались по разбитой улочке в гору.

Вскоре улочка перешла в лестницу, вырубленную в скале. По обеим сторонам стояли дома без крыш, прилепившиеся к поверхности утеса, словно покинутые птичьи гнезда. Воображение Кэри, как всегда, населило их людьми, наполнило сетями и утварью, оживило голосами, огнями и запахами.

На самом верху он остановился, чтобы дать Аррин передышку, и посмотрел вниз — через века — на пылающие по берегу канала факелы.

— О чем ты думаешь? — спросила Аррин.

— Я думаю о том, что ничто и никто не должен умирать — ни люди, ни океаны.

— Рамы жили вечно.

— Слишком долго, пожалуй. И это было плохо, насколько я знаю. Все же мне грустно думать о людях, которые строили эти дома, трудились здесь, рожали детей, мечтали о будущем…

— Ты очень странный, — заметила, — Аррин. — Когда я впервые увидела тебя, я никак не могла понять, за что Дерек полюбил тебя. Ты был такой… тихий. Сегодня я видела, каким ты можешь быть. Но сейчас ты опять несешь чепуху и снова нерешительный и мягкий. Какое тебе дело до всех этих костей и пыли?

— Это только любопытство. Я никогда не узнаю конца истории, но по крайней мере я могу узнать ее начало.

Они снова двинулись вперед. Теперь они шли вдоль берега бывшей гавани, с нависающими громадами пирсов, изгрызенными и обкатанными ветрами. Перед рассыпающимся мысом поднималась к небу разрушенная башенка маяка. Путники подошли прямо к ней, туда, где некогда проходили корабли, — и почти тут же Кэри услышал позвякивание сбруи и шаги животных. Это был Дерек.

Они вышли еще до восхода Фобоса.

— Это твои владения, — сказал Дерек. — Теперь я простой путешественник.

— Тогда вы с Аррин ведите вьючных животных, — сказал Кэри, выезжая вперед.

Они оставили город далеко позади, поднимаясь все выше и выше в гору. Отсюда канал казался стальной лентой, сверкавшей в свете луны, однако лента эта становилась все уже и дальше, а потом и совсем пропала из виду. Здесь горная гряда подходила прямо к морю, образуя длинный изогнутый полуостров. Но от гор сохранились лишь голые остовы, и Кэри повел свой отряд через каменный лес скалистых костей и отростков по тропе, которой ходил лишь однажды, от души надеясь, что не забыл дорогу.

Они шли ночами, а днем отдыхали в укрытиях под скалами, и трижды над ними пролетал флаер, похожий на хищного ястреба, выслеживающего добычу. Кэри уже не раз прошибал холодный пот при мысли, что он сбился с тропы, но каково же было его изумление и восторг, когда он увидел морское дно именно там, где и рассчитывал его увидеть, — по другую сторону хребта, с бродом через канал.

Они перешли канал при лунном свете, остановившись только затем, чтобы наполнить бурдюки. К рассвету путники уже были в горах над Барракешем.

Посмотрев вниз,Дерек сказал:

— Думаю, нам следует забыть о караване, идущем на юг.

Торговлей люди Кеша и Шана занимались в мирное время; теперь же они готовились к войне. И, как и предсказывал Дерек, без всякой помощи и поддержки доктора Кэри.

Они толпились на улицах. Они сидели в караван-сараях. Они собирались толпами у ворот, и на берегах канала, и около илистого озерца, которым заканчивался канал. Табуны животных ломали дамбы, разбивали ирригационные каналы, травили посевы на полях. А из пустыни все скакали и скакали всадники, прибывали новые воины с развевающимися флажками и копьями, сверкавшими в свете утренней зари. Где-то вдалеке слышалось дикое завывание труб.

— Если только мы спустимся вниз, — сказал Кэри, — нас немедленно втянет в круговорот войны. Всякий, кто осмелится теперь повернуться спиной к Барракешу, получит в спину копье за трусость.

От бешенства лицо у него потемнело и исказилось гримасой жестокости. Скоро вся эта орда устремится на север, собрав новые силы на Нижних Каналах, соединяясь на ходу с другими племенами, которые вольются в наступающую армию из восточных пределов Пустынных земель. Люди Городских Штатов будут гибнуть, как овцы с перерезанным горлом, и, возможно, даже купол Кахоры будет повержен. Однако рано или поздно привезут пушки, и тогда уже смерть пойдет косить самих кочевников. А все из-за того, что хорошие люди вроде Вудторпа хотят только добра.

— Я иду в Синхарат, — сказал Кэри. — Но вам известно, как ничтожны шансы у маленькой партии, без каравана и без колодцев.

— Да, — ответил Дерек.

— И ты знаешь, что мы навряд ли избежим встречи с Уэйлзом без прикрытия каравана.

— Скажи, как мне попасть домой.

— Ты можешь дождаться своей баржи и возвратиться в Валкис.

— Не могу, — серьезно ответил Дерек. — Мои люди будут смеяться надо мной. Хватит тратить время на болтовню. Пустыня перед нами, а время — это вода.

— Кстати, о воде, — сказала Аррин. — А когда мы вообще доберемся до места? И как вернемся обратно?

— Доктор Кэри слышал, что в Синхарате есть роскошный колодец, — произнес Дерек.

— Он слышал, — съязвила Аррин. — Но точно не знает. В точности как с хрониками. — Она полупрезрительно посмотрела на Кэри.

Кэри коротко улыбнулся:

— О колодце мне известно доподлинно, из надежного источника. Он находится в коралловом рифе, глубоко под городом, так что его можно использовать, не нарушая табу Шани не подходят близко к нему, если не испытывают крайней нужды, но я разговаривал с человеком, который пил из него.

Кэри повел их вниз, в долину — прочь от Барракеша. Дерек нервно посматривал на небо.

— Думаю, что Уэйлз приготовил для нас хорошенькую ловушку. И теперь поджидает нас около нее.

Полеты флаеров над территорией племен были строжайше запрещены, на то требовалось особое разрешение, которое в такой ситуации было теперь не достать. Но оба они понимали, что Уэйлза это не остановит.

— Кто знает, — мрачно сказал Кэри, — возможно, придет час, когда мы будем рады видеть его…

Он сделал большой крюк на север, чтобы избежать встречи с воинственными кочевниками, спешащими в Барракеш. Потом маленький отряд направился по дну мертвого моря прямым курсом на Синхарат.

Очень скоро Кэри уже потерял счет дням. Дни сливались в единый однообразный ад, в котором трое людей и их спотыкающиеся животные перебирались через кучи камней, поднимающихся к солнцу, или ползли под рифами полусгнившего коралла, окруженного таким тонким песком, что он сверкал на свету, словно толченое стекло. По ночам был лунный свет и пронизывающий холод, но холод не утолял жажду. Только одно было хорошо, хотя именно это и тревожило Кэри больше всего: в пустом и жестоком небе ни разу не появился флаер.

— Пустыня велика, — сказала Аррин с надеждой. — Возможно, он просто не может найти нас. А может, он утомился и плюнул.

— Только не он, — отозвался Кэри.

— Возможно, он думает, что мы уже умерли, так что нечего тратить время.

Возможно, подумал Кэри. Возможно. Но временами он клял Уэйлза последними словами. Что задумал этот подонок? Однако ответа не было.

Наконец была выпита последняя капля воды. И Кэри забыл про Уэйлза и стал думать лишь о колодцах Синхарата, прохладных и чистых в своем коралловом лоне.

Он все еще думал о них, вяло посылая вперед зверя, который теперь был почти так же слаб, как и он сам Видение колодца, полного воды, настолько помрачило рассудок Кэри, что он заметил опасность в самый последний момент. Его опаленные солнцем, подслеповатые глаза уловили что-то странное и послали сигнал мозгу. Кэри резко остановился в дикой тревоге.

Они ехали не по гладкому песку, а по многочисленным следам, оставленным отрядом наездников, ^ и ехали уже довольно долго.

Глава 4

Остальные вышли из своего оцепенения, когда Кэри показал им на дорогу, призывая к тишине. Широкая дорога сворачивала в сторону и исчезала из виду за огромным белым коралловым рифом. Следы были совсем свежие, ветер успел лишь слегка размыть их очертания.

Нещадно нахлестывая измученных животных, они поскакали по дороге. Риф поднимался высоко в небо, словно стена. По всей его поверхности зияли огромные дыры — каверны, и они нашли достаточно большую, что могла укрыть всех троих вместе со зверями. Кэри пошел один к изгибу рифа, за которым скрылись всадники, и ветер погнался за ним, дудя и гуляя в просторных сотах коралла.

Археолог подполз к уступу и понял, где он находится.

На противоположной стороне рифового кольца была широкая сухая лагуна. Она простиралась примерно на полмили — прямо до кораллового острова, поднимавшегося вверх в резком и ярком солнечном свете. Голые коралловые скалы красиво переплетали в себе полосы темно-розового, белого и нежно-розового цветов. Изысканная лестница вела от пустыни в город, окруженный стенами и башнями столь безупречной архитектуры, выстроенными из такого многоцветного мрамора и так изысканно мягко обкатанными временем, что было невозможно определить, где кончается работа рук человеческих и начинается работа самой природы. Кэри видел все это сквозь дымку усталости и изумления Он понял, это и есть Синхарат! Вечно Живой!

Следы воинов Шана вели в лагуну. Копыта взрыхлили песок возле покореженных обломков, бывших некогда припаркованным флаером, потом следы шли дальше, оставив за собой груду железа и две темные бесформенные тени, распростертые на песке. Следы обрывались у подножия утеса, где Кэри заметил организованное скопление людей и животных. Воинов было двадцать пять — тридцать, насколько он мог сосчитать. Они стояли лагерем.

Кэри знал, что все это значит. Кто-то чужой пробрался в город.

Некоторое время Кэри лежал неподвижно. Он любовался прекрасным мраморным городом, сверкавшим на чудном коралловом пьедестале. Ему хотелось заплакать, но в его теле осталось слишком мало влаги, к тому же отчаяние очень быстро сменилось дикой злобой. «Ну ладно, подонки, — подумал он. — Погодите!»

Археолог вернулся к Дереку и Аррин и рассказал им о том, что видел.

— Уэйлз прилетел как раз перед нами и стал поджидать. Зачем суетиться и обыскивать всю пустыню, если в итоге мы все равно придем сюда? На сей раз он счел, что мы у него в кармане. Вода! Мы не могли убежать без воды. — Кэри улыбнулся ужасной улыбкой: губы его потрескались, язык распух. — Только шани нашли его быстрее, чем он нас. Партия войны. Наверное, они заметили, как пролетел флаер, и прискакали проверить, не села ли машина здесь. Они поймали двоих. Но остальные ушли в Синхарат.

— Откуда ты знаешь? — спросил Дерек.

— Шани никогда не пойдут в город, если на то нет особой причины. Если они застигли нарушителя границ, то просто будут караулить колодец и ждать. Рано или поздно он все равно явится к ним сам.

— А сколько можем ждать мы? — спросила Аррин. — Мы не пили ни кайли уже два дня.

— Ждать, черт возьми!.. — выругался Кэри. — Мы не можем ждать. Я иду туда.

Сейчас, именно сейчас, пока у них еще есть какие-то силы. Завтра будет уже поздно.

— По-моему, смерть от копья легче, чем от жажды, — заметил Дерек.

— Мы сумеем избежать и того и другого, если будем очень осторожны. И если нам повезет.

И он рассказал им свой план.

Спустя час Кэри вышел на дорогу, по которой воины проследовали через лагуну. Он шел, а вернее, тащился, держа под уздцы спотыкающееся животное. На монстре сидела Аррин, черная накидка полностью скрывала ее лицо в знак скорби. Между двумя оставшимися зверями на импровизированных носилках, сделанных из одеял и веревок, лежал Дерек, завернутый с ног до головы в свой плащ, — пожалуй, слишком убедительно изображая труп.

Кэри услышал крики и увидел, как издалека к ним скачут всадники. Внезапно на него напал страх. Малейшая ошибка, неточность — и тогда ничто на Марсе не спасет их. Но жажда была куда хуже страха.

Была и еще одна причина. Проходя мимо трупов на песке, лежащих возле разбитого флаера, Кэри заметил, что оба убитых — марсиане, и тогда он с какой-то звериной злобой уставился на башенки Синхарата. Уэйлз был там, в безопасности, по-прежнему живой, по-прежнему стоящий между Кэри и тем, чего ученый так страстно желал. Рука Кэри судорожно сжала топор. Он уже слегка повредился в рассудке на почве Говарда Уэйлза и хроник Бессмертных.

Когда всадники приблизились на расстояние броска копья, археолог остановился, поднял топор и воткнул его в песок как знак мира. Выждав минуту, он негромко произнес:

— Ради всех богов, будьте осторожны.

Всадники натянули поводья, из-под копыт полетел песок.

— Я требую выполнить мою последнюю просьбу, — сказал Кэри.

Он стоял, раскачиваясь над своим топором, пока всадники изучали его, закутанную женщину и запыленный труп. Их было шестеро, высоких, крепких мужчин с дикими глазами и длинными копьями наготове. Наконец один из них спросил:

— Как вы сюда попали?

— Муж моей сестры, — сказал Кэри, показывая на Дерека, — умер во время похода на Барракеш. Законы нашего племени повелевают похоронить его там, где он родился. Но сейчас караваны не ходят. Вот нам и пришлось отправиться в одиночку, и во время песчаной бури мы сбились с пути. Не знаю, сколько дней мы блуждали в пустыне, пока не наткнулись на ваши следы.

— А вы знаете, где находитесь? — спросили кочевники.

Кэри отвел глаза от города:

— Теперь я понял. Но если человек умирает, ему дозволено воспользоваться колодцем. Мы умираем.

— Тогда воспользуйтесь, — сказал кочевник. — Только держитесь подальше от нашего лагеря. Это дурное предзнаменование. Мы отправляемся на войну, лишь закончим здесь одно дело. Мы не желаем, чтобы всякие трупы отбрасывали на нас свою тень.

— Пришельцы? — спросил Кэри, показав на трупы в песке и останки флаера.

— Пришельцы. Какой еще дурак осмелится будить призраков запретного города?

Кэри покачал головой:

— Во всяком случае, не я. Я даже смотреть на него не желаю.

Всадники ускакали обратно в лагерь. Кэри медленно потащился к утесам. Ему было ясно, где может находиться колодец. В розовом коралле виднелся огромный арочный вход, люди входили и выходили оттуда, чтобы напиться и напоить своих зверей. Кэри, добравшись до места, монотонно завел церемонную речь, речитативом твердя традиционные фразы, которых требовал этикет. Он просил дать дорогу мертвому, так, чтобы воины, и беременные женщины, и лица, проходящие обряд очищения, отошли подальше. Воины расступились.

Кэри вошел с жестокого солнца в благотворную тень извилистого прохода, достаточно высокого и широкого, поднимающегося вверх и вверх — сначала едва заметно, а потом все круче и круче — и наконец обрывавшегося в огромной, гулкой, как собор, зале, тускло освещенной факелами. Их свет выхватывал из мрака причудливые коралловые формы. В центре залы помещался колодец, имевший форму широкой чаши.

И тут Аррин впервые издала короткий мучительный вскрик. Семь или восемь воинов, охранявших колодец, как один отпрянули в стороны, и Кэри с Аррин и «покойником» смогли подойти к воде в одиночестве. Несколько человек поили своих зверей; Кэри словно из уважения к запрету обошел их стороной как можно дальше. В полумраке он поднялся по истертым ступеням, вырубленным в коралле. И остановился.

Он помог Аррин спешиться и усадил ее, потом стащил Дерека с носилок и положил на твердый коралловый пол. Звери кинулись к воде, и он не сделал никаких попыток остановить их. Археолог наполнил один бурдюк для Аррин, а потом сам бросился навзничь между пьющих животных и окунул голову в чудную чистую холодную воду. После этого он несколько минут стоял на коленях в каком-то полузабытьи, пока не вспомнил, что Дереку тоже нужна вода.

Он наполнил еще два бурдюка и отнес их к Аррин, встав подле нее на колени, словно в знак нежного утешения, пока она рыдала над «мертвым». Его распахнутая накидка надежно скрывала то, чем занималась девушка, — поила Дерека из бурдюка. Кэри что-то сказал, тихо и быстро, затем вернулся к животным. Он погнал их прочь от воды, чтобы они не подхватили воспаление копыт и не охромели. Вся эта суета была призвана скрыть то, что происходило за его спиной.

Кэри повел шипящих и спотыкающихся зверей туда, где прежде были Аррин и Дерек, все еще прикрываясь Животными на тот случай, если стражники наблюдают. Он схватил свой топор и последний бурдюк с водой и погнал зверей вверх по лестнице, так быстро, как только Мог. Лестница была винтовая, и он в кромешной тьме уже повернул за второй поворот, когда стражники наконец опомнились и издали яростный вопль.

Он не знал, будет ли за ним погоня. Кто-то пошарил во тьме, ощупывая его лицо, и голос Дерека что-то быстро произнес. Он слышал, как задыхается Аррин — словно загнанная собака. У него самого колени тряслись от слабости. «Какой мощный ударный отряд против Уэйлза с его людьми и тридцати разъяренных воинов шани», — с сарказмом подумал археолог.

Внизу, у первого поворота, вспыхнуло пламя факелов и послышались голоса. Кэри с Аррин и Дереком ринулись вверх, помогая друг другу, однако шани не последовали за ними, а остановились. Факелы и голоса исчезли. Кэри с друзьями поднялись еще выше, потом без сил рухнули на вытертые ступени.

— Почему они не погнались за нами? — спросила Аррин.

— А зачем? Наших запасов воды надолго не хватит. Они могут позволить себе подождать.

— Да, — согласилась девушка. — Но как мы выберемся отсюда?

— Это будет зависеть от Уэйлза, — ответил Кэри.

— Не понимаю.

— Рано или поздно кто-нибудь должен послать сюда флаер, чтобы выяснить, что случилось. Весь вопрос в том, как скоро. — Он похлопал по бурдюкам с водой. — Вот почему они так важны для нас. Это дает нам выигрыш во времени.

Маленький отряд вновь двинулся по лестнице вверх, по протертым множеством ног камням. Бессмертные ходили сюда за водой долгое-долгое время. Вскоре впереди мелькнул дневной свет, просочившийся через щель, и мужской голос, полный ужаса, закричал откуда-то сверху:

— Я слышу их! Они идут сюда…

Но ему ответил резкий голос Говарда Уэйлза:

— Подожди!

Потом он спросил по-английски:

— Кэри? Доктор Кэри, это вы?

— Я! — прокричал в ответ Кэри.

— Слава Богу, — сказал Уэйлз. — Я видел вас, но не был уверен… Поднимайтесь сюда, добро пожаловать. Мы все теперь в одной ловушке.

Глава 5

Синхарат был городом без людей, но мертвым городом он не был. У него была память, был голос. Ветер давал ему дыхание, и он пел, пел бесчисленным множеством крохотных органных трубок из коралла, пел пустыми мраморными проемами и узкими глотками улочек. Тонкие минареты выступали в нем флейтами, а ветер не стихал никогда. Порой голос Синхарата звучал мягко и мелодично, что-то рассказывая о вечной молодости, весне жизни и неиссякающих удовольствиях. А порой он был мощным и яростным, исполненным гордыни. Он кричал: «Ты умрешь, я — никогда!» Бывало, он впадал в безумие, насмешливый и ненавидящий. Но песнь его всегда была воплощением зла.

Теперь Кэри понимал, почему Синхарат стал запретным городом. Причина таилась не только в древнем ужасе перед его обитателями. Дело было в самом городе — под ярким ли солнцем или под скользящими лунами. Город был крошечный. В нем всегда жили немногие; самое большее — тысячи три Бессмертных, и остров давал им достаточно простора и покоя. Но они строили тесно и высоко. Улицы представляли собой глубокие туннели между стенами, а башни тянулись ввысь, немыслимо тонкие и высокие, вонзаясь в самое небо. У некоторых обрушились верхушки, иные развалились до основания, однако в целом город был по-прежнему прекрасен.

Цвета и оттенки мрамора восхищали глаз. Многие дома сохранились и были как новые, разве что ветер стер резьбу на фасадах, так что лишь при определенном освещении на стене возникал вдруг узор или тень прекрасного лика — горделивого, с надменной улыбкой на устах, а порой целая процессия торжественно выступала, направляясь на забытое богослужение.

Возможно, все дело было в ветре и в ощущении чьего-то невидимого присутствия, это-то и придавало городу зловещее и злое очарование. Но Кэри думал иначе. Рамы сделали с городом что-то особенное, вселили в него что-то такое, что духом напоминало загадочную женщину Бессмертных — прелестную и манящую, но с какими-то странными, пугающими глазами. Даже трезвомыслящий Говард Уэйлз чувствовал себя здесь не в своей тарелке, а уж остальные… Спасшиеся жители Городских Штатов Марса ходили по улицам, как собаки, поджавши хвост. Дерек утратил часть своей привычной самоуверенности, а Аррин просто не отлипала от него.

Внутри зданий это чувство обострялось. Там были залы и комнаты, где жили Рамы. Вещи, которые им принадлежали, резьба и выцветшие фрески, которыми они любовались. Вечно юные, вечно живущие Бессмертные, кравшие чужие жизни, они ходили по этим коридорам и видели свои отражения в отполированном до зеркального блеска мраморе, и нервы Кэри все время чувствовали их незримое присутствие — после стольких веков.

Кэри обнаружил следы высокоразвитой технологии, равноценной, если не превосходящей все то, что он видел на Марсе. Неизбежный возврат к примитивной жизни пришел с истощением природных ресурсов. В одной маленькой комнатке Кэри обнаружил сломанное оборудование, лежавшее среди стеклянных осколков и пыли; он догадался, что именно здесь Рамы обменивали свои устаревшие тела на новые. Из некоторых фресок, выполненных поистине с садистским юмором, было ясно, что жертвы, как правило, убивались — хотя и не сразу, после того как завершалось «переселение».

Но ему никак не удавалось обнаружить архивы. На улице Уэйлз и его люди с помощью Дерека (Аррин выступала в роли часового) расчищали место для посадки флаера. Уэйлз как раз связался с Кахорой перед неожиданным нападением кочевников. Так что там знали, где он находится; как только они поймут, что Уэйлз подозрительно долго не выходит на связь, то непременно пошлют связного. Если у них будет посадочная площадка и хотя бы немного воды, расходуемой под строжайшим контролем, и шани не озвереют от нетерпения, сохранялся шанс благополучного исхода.

— Но только, — сказал Кэри, — если флаер действительно прилетит, приготовьтесь прыгнуть в кабину как можно быстрее. Шани атакуют стремительно.

Никаких трений с Говардом Уэйлзом у него не возникло. Вообще-то он ждал осложнений и последние марши лестницы преодолел с топором наготове. Однако Уэйлз лишь покачал головой.

— У меня тяжелый служебный шокер, — сообщил он. — Но я не собираюсь стрелять в вас. Так что можете убрать свой топор, доктор.

Марсиане тоже были вооружены. Кэри знал, что они легко могли бы скрутить его. Возможно, пока они берегли боеприпасы для шани, которые продолжали играть в войну.

— Я сделаю то, ради чего я пришел сюда, — сказал Кэри.

Уэйлз пожал плечами:

— Мое задание заключалось в том, чтобы найти вас. Полагаю, больше у нас не возникнет проблем — если мы все унесем отсюда ноги. Кстати, я видел, что творится в Барракеше, и могу подтвердить, что вы не имеете к этому ровным счетом никакого отношения. Я лично считаю, что многие мои начальники просто безмозглые идиоты, но в этом нет ничего нового. Так что ступайте и занимайтесь своим делом. Я не буду вам мешать.

Кэри ушел вперед, взяв с собой минимум воды, одеяло и сухие концентраты, которые он положил в карман пояса. Прошло два с половиной дня; ученый все отчетливее чувствовал горечь поражения. А потом совершенно случайно он перелез через огромный упавший мраморный блок в длинную комнату со множеством хранилищ по обеим сторонам — и горячая волна возбуждения смыла всю его усталость.

Щеколда из какого-то нержавеющего сплава легко скользнула под его рукой. Кэри вошел и в буквальном смысле был оглушен невероятным богатством — сокровищницей знаний, которая предстала его глазам. Археолога тотчас же пронзила острая мучительная боль утраты: ведь он может унести с собой лишь малую толику этого богатства! Остальное он, возможно, больше никогда не увидит.

Бессмертные расположили свои архивы по простому и стройному принципу хронологии. Ему не потребовалось много времени, чтобы найти то, что он искал, но даже это оказалось слишком долго.

Дерек прибежал за ним, что-то крича на ходу. Кэри закрыл дверь в хранилище и стал карабкаться по мраморному блоку, прижимая к груди бесценные реликвии.

— Флаер! — вопил Дерек. — Скорее!

Вдалеке Кэри услышал разъяренные вопли шани.

Он последовал за Дереком, однако вопли приближались — воины Шана тоже заметили флаер и поняли, что тот сядет в городе. Кэри мчался по узким изгибающимся улочкам, которые вели к площади. Когда он добежал, то увидел, что флаер завис в воздухе примерно в тридцати футах над землей, едва не задевая загроможденную камнями площадку. Уэйлз и марсиане отчаянно махали ему.

Шани нахлынули двумя волнами: первая со стороны колодца, вторая — сверху, с утеса. Кэри поднял свой топор. Затрещали шокеры.

Археолог надеялся, что шани просто постараются удержать кочевников на расстоянии, потому что не хотел ничьей смерти, тем более ему не хотелось умирать самому, особенно сейчас.

— Скорее во флаер! — завопил Уэйлз.

И Кэри заметил, что машина пошла вниз, поднимая столб пыли и песка.

Воины в передних рядах теряли равновесие, когда в них попадали парализующие разряды. Они падали, сверкая остроконечными копьями и металлическими украшениями. Первый шокер уже разрядился, но никто не собирался задерживаться ни на секунду.

Дерек подсаживал Аррин в кабину. Оттуда протянулись руки, и кто-то некстати завопил, что надо поторапливаться. Кэри отшвырнул свой топор и прыгнул в люк. На него навалились марсиане, потом Уэйлз; пилот рванул вверх так резко, что ноги Уэйлза остались болтаться в воздухе. Кэри ухватил его за шиворот и втянул в кабину. Уэйлз засмеялся каким-то диковатым смехом, и флаер взмыл вверх, над минаретами Синхарата. Копья забарабанили по его броне.

Техникам пришлось повозиться, адаптируя свое оборудование к микропленкам Бессмертных. Результаты были далеки от совершенства, но Комитет планетарной помощи Объединенных Миров, срочно созванный на совещание в Кахоре, такие мелочи не беспокоили. Собравшиеся были начальниками над Аланом Вудторпом, и им надлежало принять решение; времени уже было в обрез. Огромная волна бунта катилась с севера от Пустынных земель, передвигаясь со скоростью несущихся зверей, на которых скакали кочевники. И теперь уже Вудторп не мог свалить все на доктора Кэри.

Подавленный и довольно испуганный, Вудторп сидел рядом с Кэри в зале заседаний, где проводились слушания. Дерек тоже был там, и Уэйлз, а также некоторые высокопоставленные чиновники из Городских Штатов и двое вождей из Пустынных земель, которые знали Кэри как Кэри, а не как кочевника, и доверились его честному слову, явившись на эту встречу.

Жаль, что так поздно, с горечью подумал Кэри Только один Комитет не понял, не оценил потенциальной взрывоопасности ситуации. Им говорили об этом прямо и откровенно. Но они предпочитали верить балбесам типа Вудторпа, у которого есть некоторые специальные знания, но нет способности оценить ситуацию в целом.

Теперь же члены Комитета дисциплинированно сидели и слушали шепот привезенных Кэри пленок, лившийся из проекторов. Они видели остров в синем море. По улицам ходили люди, в гаванях стояли корабли Город полнился звуками жизни. Только море опустилось, схлынуло с вершин коралловых рифов. Лагуна стала мелкой лужей, окаймленной широкими пляжами, а внешний риф стоял голый над слабым прибоем. Мужской голос говорил что-то на древнем верхнемарсианском, слегка искажаемом воспроизведением и заглушаемым голосом переводчика на эсперанто. Кэри постарался отвлечься от всего, кроме этого голоса, дошедшего через века.

— Природа насмехается над нами в эти дни, напоминая о том, что даже планеты умирают. Мы, которые настолько сильно любили жизнь, что ради этого отнимали ее у бесчисленного множества других людей, лишь бы сохранить свою… теперь мы видим начало нашего неизбежного конца. И хотя впереди еще могут быть тысячелетия, осознание грядущего конца рождает странные мысли. Впервые за все это время некоторые из нас сознательно избирают смерть. Другие начинают менять тела, находя себе все более и более юных носителей жизни, и меняют их безостановочно. Все мы стали испытывать угрызения совести — не из-за нашего бессмертия, а из-за методов, которыми оно достигается.

…Одно убийство врезается в память, и в нем можно раскаиваться всю жизнь. Десять тысяч убийств становятся бессмыслицей, так же как десять тысяч совокуплений или десять тысяч партий в шахматы. Время и повторяемость перемалывают их в единообразную пыль. И все же теперь мы сожалеем, и наивная пылкая мечта посетила нас: мы хотим прощения. Прощения, скорее, не со стороны наших жертв, а от нас самих…

…Мы начали наш грандиозный проект. Люди Харифы пострадали от нас больше, чем любой другой народ, потому что их побережья доступны, а их юноши и девушки очень красивы и здоровы. Мы постараемся как-то компенсировать свою вину перед ними.

Вместо оживленных улиц Синхарата возникло изображение покинутого и унылого прибрежного участка пустыни. Некогда эти края были многолюдными. В них еще сохранились руины больших и малых городов, соединенных между собой мощеными дорогами. Когда-то здесь стояли заводы и энергостанции, построенные на базе развитой технологии; теперь все это ржавело, и ветер приносил охряную пыль, засыпая останки.

— Сотню лет, — продолжал голос Бессмертного, — не было ни одного дождя.

Вон там был оазис, с колодцами, полными прохладной воды. Высокие темноволосые мужчины и женщины черпали из них, поливая огромные поля. А здесь была деревушка в тысячу человек, с опрятными хижинами.

— Марс убил больше детей, чем убили мы. «Счастливчики», которые выжили, живут теперь вот в таких «городах»… Те, кому повезло меньше…

Длинная цепочка животных и людей в плащах с капюшонами двигалась по бесплодной пустой равнине. И вожди Пустынных земель кричали: «Наш народ!»

— Мы снова дадим им воду, — произнес голос Бессмертного.

Бобина кончилась. Во время перерыва, пока ставили следующую, Вудторп неловко кашлянул и пробормотал:

— Но это было так давно, Кэри… Ветры перемен…

— Приносят настоящую бурю, — закончил Кэри.

Снова на экране замелькали кадры. Теперь на берегу моря стоял большой завод, перегонявший пресную воду из морской. Рядом с ним возник поселок, зазеленели поля и плантации молодых деревьев.

— Все хорошо, — сказал голос Бессмертного — И со временем будет еще лучше, поскольку поколения у них сменяются быстрее.

Поселок превратился в город. Население возросло, расползлось. Новые города, новые поля. Земля процветала.

— Многие тысячи новых жизней, — продолжал Бессмертный, — которые никогда не появились бы, если бы не наши усилия. Мы компенсировали свои убийства.

Бобина кончилась. Вудторп пожал плечами:

— Но нам-то нет нужды ничего искупать! Мы…

— Если мой дом сгорит, — сказал Кэри, — то мне все равно, от чего он сгорел — от молнии, от умышленного поджога или от небрежности ребенка, игравшего со спичками. Дома-то все равно нет.

Закрутилась третья бобина.

Теперь говорил совсем другой голос; то ли первый диктор добровольно ушел из жизни, то ли у него просто не хватило мужества дочитать текст до конца.

Завод по перегонке воды захирел, металлических деталей на ремонт не хватало, и найти их было невозможно. Солнечные батареи, оказалось, нельзя заменить. Запасы воды сократились. Урожай погиб. Наступила паника и голод, и насосы прекратили работу, и города встали, как мертвые суда в мертвых гаванях.

Голос Бессмертного произнес:

— Таковы последствия наших актов милосердия, которые мы совершаем. Теперь те тысячи людей, которых мы возродили к жизни, должны умереть, как умирали их предки. Жестокие законы выживания, которые мы заставили их забыть, невозможно постигнуть заново. Однажды они уже прошли через страдания, и справились с этим, и смирились. Теперь же мы ничем не в силах им помочь. Мы можем только стоять и смотреть.

— Выключите это! — закричал Вудторп.

— Нет, — сказал Кэри, — досмотрите до конца.

И они досмотрели до конца.

— А теперь, — сказал Кэри, — я хотел бы напомнить вам, что Хариф — это прародина практически всех кочевых племен Пустынных земель. — Он обращался не к Вудторпу, а к представителям Комитета. — Так называемые примитивные народы прошли через весь этот ужас не один раз, и у них сохранились некоторые воспоминания. Племенные легенды рассказывают им, что случилось с их народом в прошлый раз, когда они поверили в ненадежные перемены, которые принесли им люди. Теперь вы понимаете, почему они так настроены воевать?

Вудторп посмотрел на нахмуренные и озабоченные лица представителей Комитета.

— Однако, — начал он, — теперь все будет не так. Наши ресурсы…

— Наши ресурсы находятся за миллионы миль отсюда, на другой планете. Каков по гарантии срок работы ваших насосов? У Бессмертных по крайней мере были естественные источники воды — для тех, кто выживал после подобных экспериментов. Вы же хотите уничтожить последнее — чтобы у них вообще ничего не осталось.

Кэри посмотрел на представителей Городских Штатов:

— И ваши Штаты дорого заплатят за это. С таким огромным населением смерть от голода и жажды… — Его передернуло. — Есть другие способы помочь: еда, медикаменты. Образование, возможности для молодых марсиан увидеть, поработать в других, более зеленых местах — если они захотят. А пока на нас движется армия. Нужно во что бы то ни стало остановить ее. Мы сказали вам все. Теперь вожди слушают, что скажете им вы.

Председатель Комитета пошептался с коллегами. Конференция была предельно краткой.

— Передайте вождям, — сказал председатель, — что мы не хотим войны. Пусть идут домой с миром Скажите им, что Реабилитационный проект отменяется.

Огромная армия медленно отхлынула назад в Пустынные земли и растворилась в песках. Кэри прошел через слушания по делу о его халатности, получил взыскание и принял отставку с легким сердцем Он пожал руку Говарду Уэйлзу и вернулся в Джеккару — выпить с Дереком и побродить у канала, который теперь не исчезнет с этого места, пока не умрет планета.

И это было славно.

Но в конце канала стоял Барракеш. Оттуда караваны отправлялись на юг, и оттуда начиналась долгая дорога на Синхарат. Кэри помнил о хранилищах за поверженным мраморным блоком и знал: когда-нибудь он непременно отправится но этой дороге снова.

Ли Брекетт Шпага Рианона



ШПАГА РИАНОНА Глава 1
ДВЕРЬ В БЕСКОНЕЧНОСТЬ

Мэт Карс понял, что его преследуют почти тотчас, как вышел от мадам Кан. Смех маленькой темной женщины все еще звучал в его ушах, а пары тика застилали его взор подобно горячему туману, однако все это не помешало ему расслышать шорох обутых в сандалии ног, нарушающих тишину холодной марсианской ночи.

Карс спокойно вынул из кобуры протоновый пистолет, но не сделал никакой попытки оторваться от преследования. Он не замедлил и не ускорил шагов и все также спокойно продолжал идти по Джеккере.

«Старый город, — подумал он. — Там будет лучше всего. Здесь слишком людно.»

Несмотря на поздний час, Джеккера не спала. Дома Лоу Кэнэл никогда не спят, ибо находятся за чертой закона и время ничего для них не значит. В Джеккере, и в Валкисе, и в Барракеше ночь — всего лишь темный день.

Карс шел вдоль кромки спокойной черной воды, текущей по древнему руслу, выдолбленному в дне мертвого моря. Он наблюдал за тем, как сухой ветер качает никогда не гаснущие фонари и слушал надтреснутую мелодию никогда не умолкающих фор. По улицам сновали худые и гибкие фигурки мужчин и женщин. Они двигались бесшумно, как кошки, лишь тонкие пояса женщин тихонько позванивали, и звук этот был вкрадчивым, как шелест дождя, пропущенного через все сладкое зло мира.

Они не обращали внимания на Карса, потому что несмотря на марсианскую одежду, в нем легко можно было разглядеть землянина, и хотя жизнь землянина значила обычно меньше, чем свет фонарей на Лоу Кэнэл, он был одним из них. Люди Джеккеры, Валкиса и Барракеша — аристократы воровского мира, они восхищаются способностями и уважают знания, и могут распознать джентльмена, когда видят его.

Вот почему Мэтью Карс, бывший сотрудник «Межпланетного общества археологов», бывший помощник председателя «Марсианских древностей» в Кахоре, проведший на Марсе тридцать из своих тридцати пяти лет, был допущен в их более чем избранное общество и принес нерушимую клятву в вечной дружбе.

И все же теперь по улицам Джеккеры за Карсом крался один из его «друзей», крался со всей хитростью песчаного кота. На мгновение он полюбопытствовал, мог ли «Земной полицейский контроль» заслать сюда агента для слежки за ним, но тут же отверг подобную возможность. Ни один полицейский агент не будет жить в Джеккере. Нет, просто один из обитателей Лоу Кэнэл занимался своим делом.

Карс свернул в сторону от канала. Теперь он находился спиной к каналу и лицом к тому, что когда-то было островом. Почва стремительно поднялась до уровня верхних склонов, источенных и побитых временем и вечным ветром.

Здесь витала тень старого города, древней цитадели Морского королевства Джеккеры, чья слава исчезла вместе с засохшим морем.

Новый город Джеккера, чьи жилые кварталы расположены вдоль канала, был уже старым, когда Ур Шальдиз был еще лишь небольшой деревушкой. Старая Джеккера с ее каменными и мраморными домами, спокойно стоящими в сухой, засыпанной песком гавани, была настолько старой, что для определения этой старости не подходило ни одно земное понимание этого слова. Даже Карс, знавший о ней больше, чем любой из живых людей, испытывал вечное благоговение перед ее древностью.

Сейчас он избрал этот путь, потому что он был совершенно безлюден и пустынен, и человек, оказавшийся в этом месте, мог без помех поговорить с другим.

Пустые дома пускали ночь в открытые двери. Время и бесконечные ветры съели их углы и косяки дверей, приблизили их к пятнистой измученной земле.

Маленькие низкие луны отбрасывали на них неровные угловатые тени. Без всякого усилия высокий землянин в длинном плаще нырнул в тень и исчез.

Прижавшись к стене, он прислушивался к звуку шагов преследовавшего человека. Шаги становились все более громкими и торопливыми, потом они вдруг замедлились и снова ускорились. Человек прошел мимо, и Карс скользящей кошачьей походкой устремился на улицу, и маленькое гибкое тело забилось в его руках. Человек захныкал от страха, ощутив холод протонового пистолета, висевшего на боку у схватившего его.

— Нет! — пискнул он. — Нет! У меня нет оружия. Я не собирался причинять вреда. Я только хотел поговорить с тобой. — Даже страх не мог скрыть хитрую нотку в его голосе. — У меня есть подарок.

Карс удостоверился в том, что человек не вооружен и ослабил хватку. В свете луны он мог видеть марсианина довольно ясно — маленький, с крысиной мордочкой воришки, причем незадачливый, судя по поношенному пальто, убогому и лишенному украшений.

Дно Лоу Кэнэл давало подобных субъектов, и они являлись братьями жалящих червей. Карс не стал убирать пистолета.

— Давай, — сказал он. — Говори.

— Прежде всего, — сказал марсианин, — я, Пенкавр из Барракеша. Может быть, ты обо мне слышал. — При звуке собственного имени он напыжился, как бойцовый петух.

— Нет, — сказал Карс. — Не слышал.

Тон его был как пощечина. Пенкавр криво усмехнулся.

— Неважно. Я слышал о тебе, Карс. Как я уже сказал, у меня есть для тебя подарок. Очень редкий и ценный подарок.

— Такой редкий и ценный, что ты решился преследовать меня в темноте, чтобы сказать мне об этом, даже в таком месте, как Джеккера. — Карс хмуро посмотрел на Пенкавра, стараясь понять его двойную игру. — Ну, так что это?

— Идем, и я тебе покажу.

— Где он?

— Спрятан. Хорошо спрятан неподалеку от дворцовой набережной.

Карс кивнул.

— Нечто такое редкое и ценное, что его нельзя показать в воровских кварталах. Ты меня заинтриговал, Пенкавр. Пойдем и посмотрим на твой подарок.

Пенкавр оскалился, и в свете луны мелькнули его острые зубы. Он пошел вперед. Карс двинулся за ним следом. Он шагал легко, избегая лишних движений. Пистолет он держал наготове. Он гадал, какую цену Пенкавр из Барракеша рассчитывал получить за свой «подарок».

Пока они карабкались наверх, к дворцу, пробирались между изъеденными ветрами рифами и скользили вдоль стен хребтов, еще хранивших на себе отметины, оставленные морем, Карс, как всегда, испытывал чувство, как будто он карабкается в прошлое по какой-то таинственной лестнице. Вид огромных камней с отметинами от исчезнувших якорей вызывал в нем странную дрожь. В призрачном лунном свете можно было почти ясно представить себе…

— Здесь, — сказал Пенкавр.

Карс последовал за ним под темный полуобвалившийся свод. Он вытащил из поясного кармана маленький криптоновый фонарь и включил его. Пенкавр опустился на колени и шарил среди обломков камня до тех пор, пока в руках его не очутился длинный тонкий предмет, завернутый в обрывок ковра.

Со странным почтением, почти страхом, начал он разворачивать сверток.

Карс осознал, что сдерживает дыхание, следя за тем, как мелькают худые темные руки марсианина. Нечто в манере марсианина тоже заставило его настроиться на торжественный лад.

В тусклом свете лампы костром искр запылали драгоценные камни, потом чистым блеском засветился металл. Карс подался вперед. Глаза Пенкавра — волчьи глаза, желтые, как топазы, метнулись на землянина и встретились с твердым взглядом его голубых глаз. Мгновение двое смотрели друг на друга.

Потом марсианин отвел взгляд и поспешно сдернул с предмета остатки упаковки.

Карс не шевельнулся. Предмет лежал между ними, пылая жарким светом, и ни один из них не шевельнулся и даже, казалось, не дышал. Свет лампы окрасил красным их лица и черты их резко выступали среди окружающей тьмы.

Глаза Метью Карса были глазами человека, увидевшего чудо.

Прошло время, прежде чем он протянул руку и поднял предмет.

Прекрасная и смертоносная тонкость, превосходная пропорциональность, черная рукоять, великолепно гармонирующая с его широкой ладонью, подернутые пленкой драгоценности, которые, казалось, наблюдали за ним с мудростью живого существа, начертанный на эфесе самый редкий и древний символ. Он заговорил и горло его оказалось способным лишь на шепот.

— Шпага Рианона!

Пенкавр глубоко вздохнул.

— Я ее нашел, — сказал он. — Я ее нашел.

Карс сказал:

— Где?

— Неважно где. Я ее нашел. Она твоя — за маленькую цену.

— За маленькую цену, — улыбнулся Карс. — Маленькая цена за божью шпагу.

— Дьявольского бога, — пробормотал Пенкавр. — Ибо более чем миллион лет назад Марс называл его Проклятым.

— Я знаю, — кивнул Карс. — Рианон, Проклятый, Павший, один из восставших богов прошлого. Да, я знаю легенду. Легенду о том, как старые боги захватили Рианона и запрятали его в неведомую могилу.

Пенкавр смотрел в сторону. Он сказал:

— Я ничего ни о какой могиле не знаю.

— Ты лжешь, — спокойно возразил ему Карс. — Ты нашел могилу Рианона, иначе ты не смог бы найти шпагу. Каким-то путем тебе удалось найти ключ к самой старой проклятой легенде Марса. Сами камни этого места имеют цену золота для тех людей, кто их понимает.

— Я не находил никакой могилы, — с яростным упорством настаивал Пенкавр. Он быстро продолжал:

— Но сама шпага стоит состояние. Я не осмеливался ее продавать — эти джеккериане вырвали бы ее у меня, как волки, если бы только увидели. Но ты можешь ее продать, Карс. — Воришка вздрогнул от обуревавшей его алчности. — Ты можешь переправить ее в Кахору и продать какому-нибудь землянину за целое состояние.

— Я так и сделаю, — кивнул Карс. — Но вначале мы добудем из этой могилы другие вещи.

Лицо Пенкавра перекосилось. Через некоторое время он прошептал:

— Остановись на шпаге, Карс. Этого достаточно.

Карс подумал, что чувствами, изменившими лицо Пенкавра, были алчность, смешанная со страхом. И вовсе не страх перед джеккерианами или кем-то еще подавлял алчность Пенкавра, но существовало нечто такое, что вызывало в нем подлинное благоговение.

Карс с презрением сказал:

— Ты боишься Проклятого? Боишься простой легенды, которой время окружило старого короля, обратившегося в прах миллион лет назад?

Он засмеялся, качнул шпагой и она вспыхнула в свете лампы.

— Не беспокойся, малыш. Я отгоню духов. Подумай о деньгах. У тебя может быть собственный дворец с сотней очаровательных рабынь, которые сделают тебя счастливым.

Он проследил за тем, как на лице марсианина вновь отразилась борьба страха с алчностью.

— Я кое-что там видел, Карс. Что-то такое, что напугало меня, сам не знаю почему.

Алчность отступила. Пенкавр облизнул сухие губы.

— Но, возможно, как ты говоришь, это всего лишь легенда. И там есть сокровища — и даже половина их могла бы дать мне такое богатство, о котором я даже не смел мечтать.

— Половина? — повторил Карс. — Ты ошибаешься, Пенкавр. Твоя доля составит одну треть.

Лицо Пенкавра исказилосьяростью, и он подался вперед.

— Но могилу нашел я! Это мое открытие!

Карс пожал плечами.

— Если такой дележ тебя не устраивает, тогда держи свою тайну при себе. Держи… До тех пор, пока твои «братья» из Джеккеры не вырвут ее у тебя раскаленными щипцами после того, как я расскажу им, что ты нашел.

— Ты не сделаешь это? — выдавил Пенкавр. — Ты расскажешь им и позволишь убить меня?

Воришка в бессильном гневе смотрел на Карса. Тот стоял, выпрямившись во весь свой рост со шпагой в руке, с плащом, свисающим с обнаженных плеч.

В Карсе не было никакой мягкости, никакого снисхождения. Пески и солнце Марса, его холод, жара и голод вытравили из него все это, сделав непроницаемым, как металл.

Пенкавр вздрогнул.

— Хорошо, Карс. Я отведу тебя за одну треть доли.

Карс кивнул и улыбнулся.

— Я так и думал.

Двумя часами позже они скакали по темным, изъеденным временем холмам, громоздившимся за Джеккерой и мертвым морем.

Теперь было уже поздно. Карс любил это время за то, что Марс был в эти часы хорош, как в никакие другие, и напоминал ему об очень древних воинах, завернутых в черные плащи и держащих сломанные шпаги, о таинственных временах, закрытых для настоящего, о звуках барабанов, смехе и силе…

Песок на древних холмах тихо шелестел под вечным светом Фобоса, а звезды казались холодными бриллиантами. Огни Джеккеры и громадная слепая чернота мертвого марсианского дна лежали теперь гораздо дальше и ниже их.

Пенкавр поднимался все выше и выше по сужающимся расщелинам, чьи стены умели подстраивать ловушки с удивительной ловкостью.

— Вот так я и нашел это место, — сказал Пенкавр. — На уступе моя скотина сломала себе ногу в одной и таких дыр, а песок, хлынув в нее, расширил эту дыру и там оказалась могила, выдолбленная прямо в камне утеса. Но вход был забит, когда я ее нашел.

Он обернулся и бросил на Карса злобный подозрительный взгляд.

— Я нашел ее, — повторил он. — И я все еще не понимаю, почему должен отдать тебе львиную долю.

— Потому что я — лев, — весело ответил Карс.

Он несколько раз взмахнул шпагой, глядя, как блестит клинок в свете звезд. Сердце его учащенно билось от волнения, и это было волнением как археолога, так и грабителя.

Он лучше Пенкавра осознавал важность находки. Марсианская история настолько обширна, что корни ее уходят в полный мрак, из которого до настоящего дошли лишь неясные легенды о человеческой и получеловеческой расах, о забытых войнах, о исчезнувших богах.

Самыми великими из этих богов были Куири, боги-герои. Они были людьми, но не простыми, а суперлюдьми, обладавшими гигантской мудростью и силой. Но среди богов оказался повстанец — темный Рианон, Проклятый, чья греховная гордость стала причиной нескольких таинственных катастроф.

Куири, говорят легенды, решили за эти грехи поймать Рианона и запереть его в спрятанной могиле. И более миллиона лет люди искали могилу Рианона, ибо верили, что в ней таится секрет силы Рианона.

Карс слишком хорошо разбирался в археологии для того, чтобы всерьез принимать старые легенды. Но он верил в то, что действительно существовала какая-то невероятно древняя могила — источник всех этих легенд. И это самая старая на Марсе реликвия и то, что в ней находилось, должно было сделать Мэтью Карса самым богатым человеком трех миров, если он выживет.

— Сюда, — резко бросил Пенкавр. Он долго ехал молча, о чем-то размышляя.

Они находились на одном из самых высоких холмов Джеккеры. Карс следовал за воришкой вдоль узкого уступа крутого холма.

Пенкавр спешился и откатил большой камень, открыв за ним дыру, которая была настолько большой, что в нее мог пролезть человек.

— Ты — первый, — сказал Карс. — Бери лампу.

Пенкавр неохотно повиновался, а Карс последовал за ним.

Вначале вокруг не было ничего, кроме полной темноты за тем кругом света, который давала криптоновая лампа. Пенкавр дрожал и трясся как испуганный шакал.

Карс отобрал у него лампу и поднял ее высоко над головой. По узкому проходу они выбрались в коридор, уходивший в глубину скалы. Стены его были гладкими, без всяких украшений, но прекрасно отполированными. Он пошел по коридору. Пенкавр следовал теперь за ним.

Коридор оканчивался большой комнатой. Она была квадратной и очень скромно отделанной, насколько мог видеть Карс. В одном ее конце находилось возвышение с мраморным алтарем и над ним были выгравированы те же самые символы, что на эфесе шпаги — уборос в форме крылатой змеи. Но кольцо было разомкнуто, и голова змеи поднималась, как будто смотрела куда-то в бесконечность.

Голос Пенкавра за спиной прошептал:

— Вот здесь я и нашел шпагу. В комнате есть и другие вещи, но я их не трогал.

Карс уже и сам увидел, что вдоль стен большой комнаты стоят какие-то предметы, тускло мерцая во мраке. Он прикрепил лампу к поясу и принялся их изучать.

Да, это действительно были сокровища! Здесь были кольчуги прекрасной работы, разукрашенные неведомыми драгоценными камнями. Здесь были странной формы шлемы, сделанные из незнакомого металла. Тяжелый, наподобие трона, золотой стул, инкрустированный темным металлом со множеством рыжевато-коричневых камней, сверкающих в каждой ручке.

Все эти вещи, как понял Карс, были невероятно древними. Они, должно быть, пришли сюда из самых древних времен Марса.

— Поторопимся же! — взмолился Пенкавр.

Карс перевел дыхание и усмехнулся собственной забывчивости. В это мгновение ученый возобладал в нем над авантюристом.

— Мы возьмем столько мелких вещей, сколько сможем унести, — сказал он. — Даже один улов обогатит нас.

— Но ты будешь богаче меня вдвое, — кисло сказал Пенкавр. — Я мог бы нанять в Барракеше землянина, который продал бы для меня эти вещи всего лишь за половину доли.

Карс рассмеялся.

— Так тебе и нужно было сделать, Пенкавр. Когда просишь помощи у крупного специалиста, то платить надо по-крупному.

Он обошел комнату и вновь оказался у алтаря. Теперь он заметил за алтарем дверь. Он вошел в нее. Пенкавр следовал за ним по пятам.

За дверью находился короткий коридор, заканчивающийся дверцей, маленькой, зарешеченной. Засовы были подняты, а дверцы приоткрыты на дюйм-два. Над нею виднелась надпись, сделанная древними неизменными марсианскими иероглифами, которые Карс, благодаря богатой практике, легко читал.

«Приговор Рианону навсегда вынесли Куири — властители пространства и времени!»

Карс распахнул металлическую дверцу и прошел в нее. И сразу остановился, озираясь.

За дверью открывался вид на огромную каменную комнату, такую же большую, как та, что осталась за его спиной.

Но в этой комнате была всего лишь только одна вещь.

Это был темный пузырь, сфера, наполненная пульсирующей чернотой, сквозь которую просвечивали блестящие частицы, подобные падающим звездам, видимым из другого мира. И свет лампы съежился и исчез, словно испуганный этой таинственной чернотой.

Что-то благоговейное, суеверие или чисто физическая сила, холодной и мощной струей пронзили тело Карса. Он почувствовал, как его волосы встали дыбом, а плоть словно отделилась от костей. Он попытался заговорить и не смог. В его горле стоял ком от беспокойства и напряжения.

— Вот об этом я и говорил тебе, — прошептал Пенкавр. — Вот это я и видел.

Карс едва слышал его. Предположение было настолько невероятным, что он был потрясен до глубины души. Им овладел экстаз ученого, экстаз открытия — чувство сродни безумию.

Этот пузырь с пульсирующей чернотой — до чего он похож на черноту тех густо-черных пятен, находящихся далеко-далеко на краю Галактики, которые некоторые ученые считают отверстиями в саму бесконечность, окнами в бесконечное «Вне» нашей Вселенной!

Невероятно, конечно, и все же эта загадочная надпись Куири.

Очарованный шаром, несмотря на излучаемую им опасность, Карс сделал два шага по направлению к нему.

Он услышал шарканье сандалий по каменному полу за своей спиной — торопливые шаги Пенкавра. Карс мгновенно понял, что поступил опрометчиво, подставив спину этому рассерженному воришке. Он начал поворачиваться, поднимая шпагу.

Вытянутые руки Пенкавра толкнули его в спину раньше, чем он успел закончить свое движение. Карс почувствовал, что летит в движущуюся черноту.

Каждая клеточка его тела ощущала страшнейший шок, а потом мир стал словно удаляться от него.

— Отправляйся делить судьбу Рианона, землянин! Я же сказал тебе, что смогу найти другого партнера!

Насмешливый крик Пенкавра долетел до него из невероятного далека, пока он все падал и падал в черную бесконечность.

Глава 2 ЧУЖОЙ МИР

Карс летел в бездонную пропасть, овеваемый всеми пронзительными ветрами пространства. Бесконечное, бесконечное падение, сопровождаемое чувством вневременности и холодным ужасом кошмара.

Он изо всех сил боролся с паническим страхом животного, пойманного в капкан. Борьба его не была физической — в этом слепом и кричащем «ничто» тело его было бесполезно. Это была мысленная борьба, когда о себе заявляет сам мозг, борьба, вызванная страстным желанием прекратить кошмар падения в черноту.

По мере того, как он продолжал падать, его потрясло чувство еще более ужасное, чувство того, что он не один в своем кошмарном падении в бесконечность, что нечто темное, сильное и пульсирующее совсем рядом с ним, что оно хватает его, трогает жаждущими руками его мозг.

Карс сделал последнюю отчаянную попытку всем своим разумом, чувство падения внезапно ослабело и потом он почувствовал у себя под ногами твердый камень. Как безумный, он начал рваться вперед, и на этот раз его усилия были чисто физическими.

И внезапно он обнаружил себя возле темного пузыря на полу внутренней комнаты гробницы.

— Девять чертей… — начал было он дрожащим голосом, но тут же осекся, потому что его богохульство уж очень не подходило к происшедшему.

Маленькая криптоновая лампа на его поясе все еще излучала красноватый свет, шпага Рианона все еще сияла в его руке.

И темный пузырь по-прежнему громоздился и двигался в футе от него, поблескивая вертящимися алмазными точками.

Карс понял, что весь этот кошмар падения сквозь пространство длился то мгновение, которое он находился внутри пузыря. Что же это за дьявольский трюк древней науки? Какой-то странный перпетуум-вихрь, давным-давно установленный таинственным Куири, решил он.

Но почему, находясь внутри этой штуки, он испытывал чувство падения в бесконечность?

И откуда взялось это ужасное ощущение присутствия чьих-то сильных пальцев, вожделенно тянущихся к его мозгу, возникшее при падении?

— Фокус старой науки Куири, — прошептал он нетвердым голосом. — А суеверный Пенкавр решил, что может убить меня, толкнув на эту штуку.

Пенкавр? Карс поднялся на ноги и шпага Рианона блеснула в его руке.

— Проклятая воровская душонка!

Пенкавра поблизости не было. Но он не мог уйти далеко. Улыбка на лице Карса, когда он шел к дверце, была далеко не из приятных.

Очутившись в первой комнате, он внезапно остановился, как вкопанный.

Там теперь находились вещи — большие странные блестящие предметы, которых раньше не было.

Откуда они взялись? Пробыл ли он в темном пузыре дольше, чем думал?

Нашел ли Пенкавр эти вещи в склепе и оставил их здесь до следующего возвращения?

Любопытство Карса возрастало по мере того, как он осматривал предметы, неясно вырисовывающиеся среди кольчуг и прочих реликвий, уже виденных им раньше. Эти предметы не походили на обычные произведения искусства; они казались заботливо выполненными, сложными инструментами непонятного назначения.

Самым большим из них был кристаллический круг, размером с маленький стол, горизонтально положенный на простую металлическую сферу. Ободок круга блестел драгоценностями, врезанными так, что они образовывали одинаковые многогранники. Кроме этого в комнате находились другие, более мелкие изобретения: скрепленные металлические призмы, состоящие из металлических колец и короткие свернутые трубки из массивного металла.

Могли ли эти блестящие предметы быть непонятными изобретениями древней чужой марсианской науки?

Подобное предположение казалось невероятным. Марс далекого прошлого, как было известно ученым, являлся миром лишь зачатков науки, миром постоянно находящихся в битвах воинов-мореходов, чьи галеры и каравеллы сталкивались между собой в водах давно исчезнувших океанов.

Но, возможно, на Марсе еще более далекого прошлого существовала наука, чьи приборы были незнакомы и неузнаваемы?

«Но где же Пенкавр мог их найти, если раньше мы их не видели? И почему он не взял с собой ни один из них, хотя бы самый легкий?»

Мысль о Пенкавре заставило вспомнить о том, что с каждым мгновением этот воришка удаляется все дальше и дальше. Потверже сжав рукоять шпаги, Карс повернулся и поспешил по коридору к отверстию наружу.

Шагая, Карс обратил внимание на то, что воздух в гробнице сделался странно сырым. Капли влаги блестели на стенах. Раньше он подобной сырости не замечал, и это его насторожило.

«Может быть, испарение от каких-нибудь подземных источников, питающих каналы, — подумал он. — Но раньше их здесь не было.»

Взгляд его упал на пол коридора. Песок лежал на нем плотным ковром, как и тогда, когда они только пришли. Но теперь на нем не было других следов, кроме тех, которые он сейчас оставлял.

Ужасное сомнение, чувство нереальности обрушилось на Карса.

Немарсианская сырость, исчезновение следов — что произошло с того момента, как он исчез внутри пузыря?

Он подошел к концу каменного коридора. Проход был закрыт. Он был закрыт массивным камнем, единой глыбой.

Карс остановился, глядя на это чудо, борясь со все возрастающим чувством сверхъестественной нереальности и пытаясь как-то объяснить происходящее.

«Была, должно быть, каменная дверь, которую я не видел, и Пенкавр закрыл ее, чтобы запереть меня.»

Он попытался сдвинуть плиту. В ней не было видно никакой скважины, никаких следов ключа или петли.

В конце концов Карс отступил и вытащил свой протоновый пистолет.

Свистящая струя атомного пламени ударила в каменную плиту, опаляя ее и расщепляя.

Плита оказалась толстой. Раз за разом он нажимал на спуск пистолета.

Потом с недовольным вздохом куски отделились и упали под ноги.

Но за плитой вместо открытого пространства оказалась большая масса темно-красной почвы.

«Сама могила Рианона — то место, в котором он был погребен; должно быть, Пенкавр проделал в ней дыру.»

Карс не верил в это. Он совсем в это не верил, но заставлял себя верить, потому что пугался все больше и больше. И то, чего он пугался, было невозможным.

В слепой ярости он направил луч на массу земли, преграждавшую ему путь. Он стрелял до тех пор, пока луч внезапно не погас — кончился заряд.

Тогда он отбросил бесполезное орудие и ринулся на горячую дымящуюся массу со шпагой.

Объятый пугающим подозрением, он копал и копал до тех пор, пока в проделанной им дыре не засверкала полоса дневного света.

Дневной свет? Значит, он пробыл в темноте таинственного пузыря дольше, чем предполагал.

Порыв ветра ударил ему в лицо сквозь прорытое им отверстие. И ветер был теплым. Теплый и сырой ветер, каких никогда не бывает в пустынях Марса.

Карс выбрался наружу и остановился, глядя в ярком свете дня на открывшуюся перед ним картину.

Бывают мгновения, когда человек не способен ни на эмоции, ни на какую-либо реакцию. Мгновения, когда хотя все чувства действуют, глаза видят и уши слышат, но в мозг не поступает никаких сигналов — такова защита от безумия.

В конце концов он попытался рассмеяться над увиденным, но вместо смеха у него вырвалось какое-то сухое карканье.

— Мираж, конечно, — прошептал он. — Огромный мираж. Огромный, как Марс.

Теплый бриз взъерошил рыжевато-каштановые волосы Карса, пузырем вздул его плащ. Солнце скрылось за облаком и резко крикнула какая-то птица. Он не шелохнулся.

Он смотрел на океан.

Океан простирался до самого горизонта, огромная масса воды, молочно-белая и фосфоресцирующая даже при дневном свете.

— Мираж, — упрямо повторил он, отчаянным усилием цепляясь за последнюю возможность разумного объяснения, — так должно быть. Ведь это все тот же Марс.

Все тот же Марс, та же планета. Те же высокие холмы, по которым Пенкавр вел его ночью.

Или не те? Раньше дыра — вход в гробницу Рианона — была передней частью крутого уступа. Сейчас же он стоял на покрытом травой склоне высокого холма.

И повсюду вздымались зеленые холмы, а внизу, где раньше была пустыня, виднелся темный лес. Зеленые холмы, зеленый лес и яркая река, бегущая к тому, что было раньше дном мертвого моря, а теперь — морем.

Карс обвел взглядом далекое побережье. И там, у этого залитого солнечным светом побережья сверкал белый город, и он знал, что это была Джеккера.

Джеккера, яркая и сильная, лежала между зеленью холмов и могучим океаном, океаном, которого не видели на Марсе уже миллион лет.

И тогда Мэтью Карс понял, что это не мираж. Он сел и спрятал лицо в ладони. Тело его сотряслось от сильной дрожи, ногти вонзились в плоть так глубоко, что по щекам потекла кровь.

Теперь он знал, что случилось с ним в этом черном пузыре, и ему показалось, что холодный голос, подобно отдаленному грому повторяет грозное предупреждение:

«Куири — владыки пространства и времени… времени… ВРЕМЕНИ!»

Карс посмотрел на зеленые холмы и молочный океан, делая над собой чудовищное усилие примириться с невероятным.

«Я попал в прошлое Марса. Всю свою жизнь я изучал это прошлое и мечтал о нем. Теперь я в нем. Я, Мэтью Карс, археолог, ренегат, расхититель могил.»

Куири по собственным причинам построили этот путь, и я прошел по нему. Для нас время — неизвестное измерение, но Куири им владеют!

Карс изучал науку. Необходимо знать элементы полудюжины наук, чтобы быть планетным археологом. Теперь он лихорадочно рылся в памяти в поисках объяснения.

Была ли правильной его первая догадка о пузыре? Был ли он действительно отверстием в континуум Вселенной? Если это было так, то он мог, хотя и смутно, понять что с ним произошло.

Ведь продолжительность пространственного времени Вселенной была ограничена. Эйнштейн и Риман доказали это давным-давно. И он явно выпал из этого континиума, а потом снова в него вернулся, но в другую систему времени, а не в свою.

Что это однажды написал Кауфман? «Прошлое — это настоящее, которое существует на расстоянии.» И он вернулся в это отдаленное настоящее, вот и все. И нет никаких причин для страха.

Однако он был испуган. Ужас кошмарного перехода к зеленому улыбающемуся Марсу далекого прошлого исторг резкий крик из его груди.

Слепо, все еще сжимая изукрашенную драгоценностями шпагу, он встал и повернулся к выходу.

«Я могу вернуться тем же путем, которым пришел, через дыру в континууме.»

Внезапно он остановился. Дрожь пробежала по его телу. Он не мог заставить себя снова оказаться лицом к лицу с этим пузырем, наполненным сверкающим мраком, вновь ринуться в неизмеримую бесконечность.

Он не посмел этого сделать. Он не обладал мудростью Куири.

Совершенное им путешествие во времени лишь волей случая забросило его в прошлое. Он не мог рассчитывать на то, что такой же случай вернет его в собственное будущее.

«Я — здесь», — сказал он. — «Я — здесь, в далеком прошлом Марса, и здесь я и останусь.»

Он снова повернулся и посмотрел на расстилавшуюся перед ним картину.

Он долго стоял так не двигаясь. Пролетела морская птица. Она посмотрела на него, и улетела прочь, резко взмахивая белыми крыльями. Тени уменьшились.

Он вновь обратил взгляд на белые башни Джеккеры, видные в отдалении, горделиво возвышающиеся над гаванью в лучах солнца. Это не была та Джеккера, которую он знал — воровской город Лоу Кэнэл, утопающий в песке, но все же она являла собой знакомое звено, а Карс отчаянно нуждался в таком звене.

Он пойдет в Джеккеру. И он попытается не думать. Он не должен, совсем не должен думать, иначе разум его не выдержит.

Карс покрепче ухватился за эфес шпаги и направился вниз по поросшему травой склону.

Глава 3 ГОРОД ПРОШЛОГО

Путь до города оказался нелегким и долгим, Карс шел твердыми большими шагами. Он не пытался найти поблизости дороги, но уверенно шагал через все препятствия и не сворачивал с прямой линии, которая вела к Джеккере. Плащ мешал ему и он сорвал его. Лицо его было лишено какого-либо выражения, но пот ручьями бежал по щекам, смешиваясь с соленой влагой слез.

Он шел между двумя мирами. Он шел по долине утопающей в жаре летнего дня, и ветви старинных деревьев касались его лица, а сок примятой им травы ложился пятнами на его сандалии. Жизнь — крылатая, бегающая и ползающая — была насыщена и интенсивна. И все же он видел лишь огромную мертвую равнину, где песок волнами вздымался среди сухих рифов. Правду тридцатилетней жизни забыть нелегко.

Солнце медленно склонялось к горизонту. Преодолев последний уступ к городу, он зашагал вниз, залитый пылающим светом. Море горело, и фосфоресцирование приняло цвет облаков. Карс с удивлением наблюдал за тем, как золотые, багровые и пурпурные сполохи отражались в воде.

Теперь гавань была хорошо ему видна. Мраморные доки, так хорошо ему знакомые, те, что изъеденные годами, полузасыпанные песком, одиноко стояли под лунным светом. Это были те же доки, но, как при мираже, гавань сверкала водой.

Торговые корабли стояли на якорях, и во влажном воздухе до него донеслись крики портовых грузчиков. А вдали он увидел рыбацкие суда, возвращающиеся в Джеккеру. Паруса их казались темными на фоне неба.

У дворцовой набережной, неподалеку от того самого места, откуда он отправился вместе с Пенкавром за шпагой Рианона, стояла длинная, темная и тонкая военная галера, похожая на готовую к прыжку пантеру. За ней стояли другие галеры. И над всем этим высокие и величественные, возвышались белые башни дворца.

«Да, я, действительно, вернулся в прошлое Марса! Ибо это — та картина Марса, каким он был миллион лет назад, как ее всегда рисуют археологи!»

Планета ссорящихся цивилизаций, на которой еще очень мало развилась наука, но которая хранила тайну о супернауке великих Куири, существовавших еще раньше этих времен.

«Планета затерянных веков, которую Бог не должен был показывать никому из людей моего времени!»

Мэтью Карс вздохнул, как будто ему стало очень холодно. Медленно, очень медленно он углубился в улицы Джеккеры, и ему показалось в свете заходящего солнца, что весь город запятнан кровью.

Стены сомкнулись за ним, перед его глазами стоял туман, и в ушах у него шумело, но он осознал присутствие людей. Худые, гибкие мужчины и женщины, встречавшиеся с ним в узких проулках, вначале просто проходили мимо него, а потом поворачивались и глядели ему вслед. Темные, подвижные как кошки, люди Джеккеры. Джеккеры Лоу Кэнэл и этого времени.

Он слышал музыку арф и шелестящий шепот маленьких поясов, которые носили женщины. Ветер коснулся его лица, но это был влажный и теплый ветер, тяжелый от дыхания моря, и это было сверх того, что мог выдержать человек.

Карс продолжал идти, но он понятия не имел о том, куда он идет и что собирается делать. Он шел лишь для того, чтобы идти и не останавливаться.

Шаг за шагом, бесстрастный, слепой ко всему, как заколдованный шел он по улицам среди темных джеккериан, высокий, светлоголовый человек с обнаженной шпагой.

Горожане наблюдали за ним. Люди из гавани, со склонов виноградников и из извилистых улиц. Вначале они пропускали его, потом поворачивались и шли за ним, разглядывая его.

Между ними лежала пропасть столетий. Кильт его был сделан из странной, неизвестной им материи. Орнамент на нем изображал нечто, никогда ими не виденное. И лицо его было чужим.

Эта полнейшая чужеродность заставляла их некоторое время держаться на расстоянии. Дыхание чего-то невероятного, исходящего от него, пугало их.

Потом кто-то произнес слово, кто-то другой повторил его, и через несколько секунд не осталось больше ни таинственности, ни страха — только ненависть.

Карс услышал это слово. Смутно, как из далекого далека он услышал его, когда из шепота оно переросло в бурю, прокатившуюся вдоль улиц.

— Кхонд! Кхонд! Шпион Кхондора! — А потом другое слово:

— Слей!

Слово «кхонд» ничего не значило для Карса, но он догадался, что оно означает ругательство и угрозу. Голос толпы предупреждал его и угрожал смертью, и он попытался вызвать в себе инстинкт самосохранения. Но мозг его не желал пробуждаться к жизни.

Камень ударил его в щеку. Физический шок немного привел его в себя.

Кровь пробежала по его губам. Солоновато-сладкий вкус ее сообщил ему о том, что разрушение уже началось. Он попытался прогнать черную пелену хотя бы настолько. чтобы увидеть угрожавшего ему врага.

Он вышел на открытое пространство возле доков. Теперь, в сумеречном свете, море светилось холодным белым огнем. Силуэты кораблей высились над ним темными массами. Поднялся Фобос и в его таинственном свете Карс увидел, что по снастям кораблей снуют какие-то существа и что они покрыты шерстью и не очень-то похожи на людей.

А на пристани он увидел двоих стройных белокожих людей с крыльями. На них были набедренные повязки рабов, а крылья их были сломаны.

Площадь была полна людей и они продолжали вливаться в толпу из жерл узких улиц, привлеченные криком «шпион!». Слово это эхом отдавалось от стен зданий и кличка «кхондор» звенела у него в ушах.

И крылатые рабы на пристани, и существа на кораблях, закованные в цепи, обратили на него свои взоры. Он услышал их громкие крики:

— Слава Кхондору! Бейся, человек!

Женщины визжали, как гарпии. Толпа напирала и угрожала, но те, кто находился за спиной Карса, держались поодаль, опасаясь огромной сверкающей шпаги с обнаженным клинком.

Карс закричал. Он сделал выпад по направлению к окружавшим его джеккерианам, шпаги которых были более короткими, и те отпрянули назад.

И снова с пристани послышалось:

— Слава Кхондору! Долой Змею, долой Сарка! Бейся, кхонд!

Он знал, что рабы помогли бы ему, если бы могли.

Теперь часть его мозга начала активно действовать — та часть, которая обладала богатым опытом спасения его головы. Он находился лишь в нескольких шагах от зданий за его спиной. Внезапно он круто повернулся и прыгнул, сверкнув шпагой.

Он дважды попал в чью-то плоть, прежде чем ему удалось пробить себе путь к дверям в корабельный склад, так что нападать на него теперь могли только спереди. Небольшое преимущество, но каждая секунда жизни зарабатывалась секундным преимуществом.

Сделав несколько ловких выпадов, он крикнул на наречии этих марсиан (а знал он их достаточно).

— Подождите, я не кхонд!

Толпа разразилась издевательским смехом.

— Он говорит, что он не кхонд!

— Твои собственные друзья приветствуют тебя, кхонд! Послушай Пловцов и Людей Неба!

Карс крикнул:

— Нет! Я не кхонд! Я не… — он резко осекся. Он едва не сказал, что он не марсианин.

Зеленоглазая девушка ростом не больше земного ребенка пробилась в очерченный им смертоносный круг и остановилась прямо перед ним. Ее оскаленные белые зубы блестели, как крысиные.

— Трус! — закричала она. — Дурак! Где как не в Кхонде мог родиться человек, подобный тебе, с бледными волосами и шелковистой кожей? Откуда бы еще мог взяться ты, неуклюжее существо с варварской речью?

Странное выражение вновь вернулось на лицо Карса и он сказал:

— Я из Джеккеры.

Они засмеялись. Смех становился все громче и громче, пока вся площадь не заполнилась его раскатами. Теперь они окончательно потеряли то чувство суеверного ужаса, которое испытывали перед ним поначалу. Слова, которые сказала девушка, почти прилипли к нему — трус и дурак. Почти с презрением они перешли в нападение.

Это было для Карса слишком большой реальностью — масса перекошенных ненавистью лиц, лес направленных на него коротких шпаг. Он принялся яростно работать длинным клинком шпаги Рианона, сокрушая не столько это стадо убийц, сколько судьбу, забросившую его в этот мир.

Некоторые из них умерли, пораженные острием блестящей шпаги, остальные подались назад. Они стояли и смотрели на него как шакалы, поймавшие в капкан волка. Потом их шипение прорезал ликующий крик:

— Идут солдаты Сарка! Они повергнут для нас этого шпиона Кхонда!

Карс, прижавшись спиной к запертой двери, тяжело дышал. Он увидел, что сквозь толпу, как корабль сквозь гряду волн, пробирается небольшой отряд воинов в черных туниках и с черными шлемами на головах.

Они шли прямо к нему, и джеккериане уже вопили, предвкушая предстоящее убийство.

Глава 4 ОПАСНАЯ ТАЙНА

Дверь, к которой Карс прижался спиной, внезапно отворилась внутрь.

Так же спиной он влетел в образовавшееся отверстие.

Едва он вернул себе устойчивость, как дверь внезапно снова захлопнулась. Он услышал, как упал засов. Потом рядом с ним кто-то хрипло рассмеялся.

— Это удержит их на некоторое время. Но нам лучше поскорее уйти отсюда, Кхонд. Эти солдаты Сарка выломают дверь.

Карс повернулся не опуская шпаги, но темнота комнаты мешала ему видеть. Он чувствовал запах канатов, дегтя и пыли, но видеть не мог ничего.

В дверь заколотили с сумасшедшей яростью. Глаза Карса, начавшие уже привыкать к темноте, различили очертание фигуры грузного человека, стоявшего рядом с ним.

Человек был большим, тучным и безобидным с виду. Марсианин в кильте, выглядевшим до смешного маленьким на его громоздком теле. У него было лунообразное лицо, освещенное ободряющей улыбкой, а маленькие глазки без всякого страха смотрели на поднятую шпагу Карса.

— Я не джеккерианин и не сарк, — сказал он успокаивающе. — Я — Богхаз Хой из Валкиса, и у меня есть свои причины помогать человеку Кхонда. Но нам нужно скорее уходить.

— Куда уходить?

Карсу удалось выдавить эти слова, но дышал он еще с трудом.

— В безопасное место. — В дверь заколотили еще громче. — Это Сарки. Я ухожу. Идем или оставайся, Кхонд, как хочешь.

Он повернулся и пошел прочь из темной комнаты, двигаясь с удивительной для его сложения легкостью. Он не оглянулся посмотреть, идет ли за ним Карс или нет.

Но у Карса не было выбора. В том состоянии полузабытья, в котором он находился, он не был способен противостоять натиску солдат в туниках и джеккерианской шайке. Он последовал за Богхазом Хой.

Валкисианин усмехнулся, пролезая в маленькое окошечко в глубине комнаты.

— Я знаю каждую дыру в этой гавани. Поэтому-то я, когда увидел, как ты стоишь у дверей старого Тарас Тхур, просто обошел его кругом и впустил тебя. Дал тебе возможность ускользнуть у них из-под носа.

— Но почему? — снова спросил Карс.

— Я же сказал тебе — я питаю к кхондам симпатию. Они такие люди, что могут наложить руку и на Сарка и на проклятую Змею. Когда я вижу кхонда, я всегда ему помогаю.

Для Карса все это не имело смысла. Да и что тут удивительного? Разве мог он что-то знать о ненавистях и страстях этого Марса давно прошедших лет?

Он был пойман в ловушку этого странного Марса далекого прошлого и должен был продолжать свой жизненный путь подобно невежественному ребенку.

Ясно одно: эта шайка пыталась его убить.

Его принимали за кхонда. И не только джеккерианская чернь, но и те странные рабы-полулюди со сломанными крыльями, существа, покрытые мехом и закованные в цепи, что подбадривали его с галер.

Карс вздрогнул. Он до сих пор находился в таком полубодрствовании, что не мог думать о странностях этих рабов, не очень похожих на людей.

И кто такие кхонды?

— Сюда, — сказал Богхаз Хой, прерывая течение его мыслей.

Они углубились в тень запутанных вонючих улочек, и толстый валкисианин привел Карса к узкой двери в темную маленькую хижину.

Карс вошел в хижину следом за ним. В темноте он услышал свист какого-то предмета над своей головой и хотел отпрянуть, но не успел.

В голове его как будто разорвалась бомба, полная ярких искр, и он ощутил лицом грубую поверхность пола.

Очнулся он от того, что свет бил ему прямо в глаза. На табурете, стоящем рядом с ним, горела маленькая бронзовая лампа. Он находился в хижине и лежал на грязной кровати. Он попытался пошевелиться и обнаружил, что кисти его рук и лодыжки связаны.

Мучительная боль пронзила его голову, и он снова застыл в неподвижности. Послышался звук шагов и над ним наклонился Богхаз Хой.

Лунообразное лицо валкисианина выражало симпатию. Он поднес к губам глиняную чашку, полную воды.

— Боюсь, я слишком сильно ударил. Но ведь когда остаешься в темноте один на один с вооруженным человеком, нужно быть осторожным. Не хочешь ли ты начать говорить?

Карс посмотрел на него и, повинуясь старой привычке, сдержал обуревавший его гнев.

— О чем? — спросил он.

Богхаз сказал:

— Я — человек открытый и прямой. Я спас тебя от банды, потому что хотел тебя ограбить.

Карс увидел, что его украшенные драгоценностями пояс и воротник перешли к Богхазу, нацепившему на шею и то и другое. Валкисианин поднял руку и с любовью их погладил.

— Потом, — продолжал он, — я повнимательнее присмотрелся… вот к этому. — Он кивнул в сторону шпаги, что стояла прислоненная к табурету, блестя в свете лампы. — Многие люди, глядя на нее, сказали бы только, что это красивая шпага. Но я, Богхаз, человек образованный. Я узнал символы над лезвием.

Он подался вперед.

— Где ты ее взял?

Осторожность быстро подсказала Карсу ложный ответ.

— Я купил ее у торговца.

Богхаз покачал головой.

— Нет, это не так. На лезвии заметны следы коррозии, а в резные впадины набилась пыль. Эфес не полировался. В таком виде ее не стал бы продавать ни один торговец. Нет, мой друг, эта шпага долгое время пролежала в темноте в могиле того, кто ею владел — в гробнице Рианона.

Карс лежал неподвижно, глядя на Богхаза. То, что он видел не нравилось ему.

Лицо у валкисианина было доброе и веселое. С таким хорошо было посидеть за бутылкой вина. Он мог любить человека, как брата, и искренне сожалеть о том, что тому нужно вырезать сердце из груди.

Карс скрыл свое впечатление за угрюмым безразличием.

— Насколько мне известно, эта шпага могла бы принадлежать Рианону. Но я купил ее у торговца.

Рот Богхаза, маленький и розовый, скривился и он покачал головой.

Протянув руку, он потеребил Карса по щеке.

— Пожалуйста, не надо мне лгать, друг мой. Я очень расстраиваюсь, когда слышу ложь.

— Я не лгу, — сказал Карс. — Послушай… У тебя шпага. У тебя мои украшения. Ты получил все, что мог у меня забрать. Так будь же доволен.

Богхаз вздохнул и с упреком посмотрел на Карса.

— Неужели ты не чувствуешь ко мне никакой благодарности? Разве я не спас тебе жизнь?

Карс сардонически заметил:

— Это был благородный жест.

— Да, верно. Так оно и было. Если бы меня схватили, то моя жизнь не стоила бы ничего. — Он щелкнул пальцами. — Я лишил шайку минутного удовольствия и для них было бы безразлично узнать, что ты вовсе не Кхонд.

Он произнес последнюю фразу как бы между прочим, но сам при этом зорко следил за Карсом из-под тяжелых век.

Карс в ответ бросил на него пристальный взгляд. Его лицо было совершенно невыразительным.

— Почему ты так думаешь?

Богхаз рассмеялся.

— Начнем с того, что среди Кхондов нет такого осла, который согласился бы показать свое лицо в Джеккере. А особенно если он при этом нашел затерянную тайну Марса, за которой охотятся годы — тайну гробницы Рианона.

На лице Карса не шевельнулся ни один мускул, но мозг его усиленно работал. Значит, гробница была такой же потерянной тайной этого времени, как и его собственного будущего?

Он пожал плечами.

— Я ничего не знаю о Рианоне и его гробнице.

Богхаз опустился на пол возле Карса и улыбнулся ему, как взрослый улыбается ребенку, играющему в умную игру.

— Друг мой, ты со мной нечестен. На Марсе нет человека, который бы не знал, что Куири давным-давно оставили наш мир из-за того, что сделал Рианон. Проклятый среди них. И все знают, что прежде, чем уйти, построили гробницу, в которую заперли Рианона и его могущество. Разве не прекрасно, если люди смогут обладать могуществом богов? Разве странно, что они не перестают искать затерянную могилу? А теперь, когда ты ее нашел, неужели я, Богхаз, должен обвинять тебя в том, что ты хочешь удержать эту тайну при себе?

Он потрепал Карса по плечу и просиял.

— С твоей стороны такое поведение естественно. Но тайна гробницы слишком велика, чтобы ты смог владеть ею один. Тебе нужны в помощь мои мозги. Если вместе мы будем владеть этой тайной, то сможем взять от Марса все, что захотим.

Карс без всякого выражения сказал:

— Ты безумен. У меня нет никакой тайны. Я купил шпагу у торговца.

Богхаз посмотрел на него долгим взглядом. Взгляд его был очень печальным. Потом он тяжело вздохнул.

— Подумай, друг мой. Не лучше ли тебе будет оказать мне, а не заставлять меня вырвать у тебя признание силой?

— Мне нечего говорить, — хрипло ответил Карс.

Ему совсем не хотелось, чтобы его мучили. Но старый инстинкт, призывающий к осторожности, был силен в нем, как никогда. Нечто, сидящее в самой глубине его сознания, предупреждало его: не выдавай тайну гробницы!

И, во всяком случае, даже и выдай он ее, толстый валкисианин скорее убил бы его, нежели пошел на риск дальнейшего распространения тайны.

Богхаз мрачно пожал толстыми плечами.

— Ты вынуждаешь меня к крайним мерам. А я их ненавижу. Для них у меня слишком мягкое сердце. Но раз уж это необходимо…

Он полез за чем-то в поясной карман, когда внезапно они оба услышали звуки голосов на улице и шум тяжелых шагов.

Чей-то голос крикнул:

— Здесь! Вот он, хлев Богхаза!

В дверь начали барабанить с такой силой, что комната загудела, как барабан.

— Открывай, жирный подонок из Валкиса!

Сильные плечи нажимали на дверь.

— Боги Марса! — застонал Богхаз. — Нас выследила шайка Сарка!

Он схватил шпагу Рианона и собирался спрятать ее в кровать, когда запоры затрещали, поддавшись дикому натиску, и в комнату ворвалась группа вооруженных людей.

Глава 5 РАБ САРКА

Богхаз нашелся удивительно быстро. Он низко поклонился предводителю отряда, огромному, чернобородому, с ястребиным носом человеку в такой же черной тунике, какую Карс видел на солдатах Сарка на площади.

— Господин мой, Скайлд! — сказал Богхаз. — Мне очень жаль, что я так тучен и поэтому медлителен в движениях. Ни за что на свете я не доставил бы вашему величеству труда ломать мою бедную дверь, особенно, — тут его лицо озарилось светом чистой невинности, — особенно потому, что я сам собирался идти искать вас.

Он указал на Карса.

— Вы видите, я поймал его для вас, — сказал он. — И я сохранил его в безопасности.

Скайлд уперся кулаками в бока, откинув голову назад и расхохотался.

Солдаты отряда, стоявшие за его спиной, держали себя так же, как толпа джеккериан, надеющихся получить удовольствие.

— Он сохранил его в безопасности, — сказал Скайлд, — для нас.

И опять разразился смехом.

Скайлд шагнул поближе к Богхазу.

— Полагаю, — сказал он, — что именно эта твоя преданность дала возможность собаке-кхонду ускользнуть от моих людей.

— Мой господин, — запротестовал Богхаз, — шайка убила бы его.

— Поэтому-то мои люди и пришли — он нужен нам живой. Мертвый кхонд для нас бесполезен. Но тут пришел на помощь ты, Богхаз. К счастью, тебя заметили. — Он протянул руку и указал на украденные драгоценности, которые Богхаз нацепил на шею. — Да, — сказал он, — очень удачно получилось.

Он снял воротник и пояс, повернул их на свету, восхищаясь игрой камней, и опустил в собственный поясной карман. Потом он подошел к кровати, на которой полускрытая простынями лежала шпага. Он схватил ее, оглядел рукоять и лезвие и улыбнулся.

— Вот это настоящее оружие, — сказал он. — Прекрасное, как сама Госпожа, и такое же смертоносное.

Острием шпаги он освободил Карса от пут.

— Вставай, кхонд, — сказал он, помогая ему носком тяжелой сандалии.

Карс, шатаясь, поднялся на ноги и покачал головой, разгоняя остатки дурноты. Потом, раньше, чем солдаты успели его схватить он изо всех сил ударил по объемистому животу Богхаза.

Скайлд рассмеялся. Смех его был громким и чистосердечным. Он все еще смеялся, пока его солдаты оттаскивали Карса от хватающего воздух ртом валкисианина.

— В этом нет пока необходимости, — сказал ему Скайлд. — Времени впереди достаточно. Вам двоим предстоит еще как следует друг на друга наглядеться.

Карс увидел, как на толстом лице Богхаза отразился ужас понимания.

— Мой господин, — взмолился валкисианин, все еще задыхаясь, — я преданный вам человек. Я хотел лишь охранить интересы Сарка и ее величества госпожи Иваин.

Он поклонился.

— Естественно, — сказал Скайлд. — И как ты можешь послужить лучше Сарку и госпоже Иваин, чем работая веслами на ее военной галере?

В одну секунду все краски исчезли с лица Богхаза.

— Но господин мой…

— Что? — с яростью крикнул Скайлд. — Ты противишься? Где же твоя преданность, Богхаз? — Он поднял шпагу. — Тебе известно, каково наказание за предательство.

Стоявшие рядом солдаты захихикали.

— Нет, — хрипло сказал Богхаз. — Я — человек преданный. Никто не может обвинить меня в предательстве. Я лишь хочу служить… — внезапно он замолчал, сообразив, что собственный язык завел его в ловушку.

Скайлд с силой шлепнул Богхаза шпагой по огромным ягодицам.

— Так иди и служи! — крикнул он.

Богхаз, подвывая, качнулся вперед. Несколько солдат схватили его.

Мгновение — и он оказался скованным вместе с Карсом.

Скайлд с довольным видом сунул шпагу Рианона в собственные ножны, а свою шпагу велел нести солдату. С важным видом он возглавил отряд.

И снова Карс совершил паломничество по улицам Джеккеры, но на этот раз ночью и в цепях, лишенный украшений и шпаги.

Они пришли на дворцовые набережные и холодная дрожь нереальности вновь завладела всем существом Карса, когда он увидел высокие башни, пылающие светом, и мягкое белое свечение моря в темноте.

Квартал у самого дворца кишел рабами, тяжеловооруженными всадниками в траурных туниках Сарка, придворными, женщинами и жонглерами. Музыка и звуки пиршества доносились из самого дворца, когда они проходили мимо него.

Богхаз пробормотал Карсу быстрым шепотом:

— Дураки, не узнали шпагу. Молчи о своей тайне, иначе онизаберут нас обоих в Кару-Дху для допроса, а ты знаешь, что это значит?! — Он содрогнулся всем своим большим телом.

Карс был слишком поражен для того, чтобы отвечать. Сказывалось действие этого невероятного мира и физическая усталость.

Богхаз продолжал, теперь уже громко и в расчете на реакцию их охраны.

— Все это великолепие в честь госпожи Иваин Сарк! Принцесса так же величественна, как и ее отец король Горах! Служить на ее галере — огромная честь.

Скайлд расхохотался.

— Хорошо сказано, валкисианин. И твоя пылкая преданность будет вознаграждена. Эта честь будет твоею долгое время.

Цель их путешествия — черная военная галера оказалась совсем рядом с ними. Карс увидел, что она длинная и быстроходная, с рядами весел посредине и низкой кормой.

На нижнем полуюте горели факелы, а из окон кают под ним струился красноватый свет. Оттуда раздавались громкие голоса солдат Сарка.

Но длинный темный ряд гребцов хранил горькое молчание.

Скайлд возвысил голос:

— Хо, Каллас!

Из темноты неслышной походкой выступил высокий человек. В правой руке он сжимал кожаную бутыль, а в левой — черный хлыст, длинный, стершийся от длительного употребления.

— Мясо для весел, — сказал Скайлд. — Забирай их. — Он усмехнулся. — И проследи за тем, чтобы их приковали к одному веслу.

Каллас посмотрел на Карса и Богхаза, потом лениво улыбнулся и махнул бутылью.

— Давайте на корму, падаль, — проворчал он и взмахнул бичом.

Карс глянул на него уголком покрасневших глаз и засопел. Богхаз схватил землянина за плечо и потряс его.

— Идем, дурак! — сказал он. — Ты и так получишь достаточно тумаков, если даже не будешь на них напрашиваться.

Он потянул Карса за собой к рядам гребцов, а потом вдоль скамьи.

Землянин, измученный всем происходящим, лишь смутно воспринимал ряды повернутых к нему лиц, звук бряцанья цепей и запах трюма. Лишь половина его чувств воспринимала странность на удивление круглых голов двоих мохнатых существ, которые спали сидя и шевельнулись, давая им возможность пройти.

На последней скамье у борта, стоящей лицом к полуюту, находился лишь один спящий человек, прикованный к веслу, два же остальных места были пусты. Охрана стояла рядом до тех пор, пока Карс и Богхаз не были прикованы.

Потом они ушли вместе со Скайлдом. Каллас щелкнул бичом так, что тот издал звук, подобный пистолетному выстрелу, и пошел вперед.

Богхаз толкнул Карса под ребро. Потом, подавшись вперед, он потряс его. Но Карса не интересовало то, что собирался сказать Богхаз. Он спал, склонившись над веслом.

Карсу снился сон. Ему снилось, что он вновь витает в пузыре кричащей бесконечности черного кошмара в гробнице Рианона. Он падал и падал…

И снова у него было ощущение сильного, живого присутствия рядом с ним, ощущение того, что нечто темное и жаждущее ощупывает его мозг.

— Нет, — прошептал во сне Карс. — Нет!

Он снова повторил свой отказ — отказ в чем-то, о чем просило его темное присутствие, в чем-то нелепом и пугающем.

Но мольба сделалась более уверенной, более настойчивой, чем в гробнице Рианона. Карс испустил резкий крик:

— Нет, Рианон!

Внезапно он проснулся и непонимающе посмотрел на залитую лунным светом скамью.

Каллас и его приближенные шли по проходу, толкая по дороге рабов.

Богхаз смотрел на Карса со странным выражением лица.

— Ты звал Проклятого! — сказал он.

Остальные рабы и два существа, покрытые мехом, тоже смотрели на него со своих мест.

— Плохой сон, — пробормотал Карс, — вот и все.

Он был прерван свистом бича, звуком его падения и болью в спине.

— Встать, падаль! — прогремел голос Калласа за его спиной.

Карс хотел было испустить звериное рычание, но Богхаз немедленно закрыл ему рот ладонью.

— Будь тверд! — предупредил он. — Будь тверд!

Карс овладел собой, но успел до этого получить еще один удар бичом.

Каллас стоял и улыбался ему.

— Будешь знать, — сказал он. — Знать и смотреть.

Потом он вскинул голову и закричал:

— Ну вы, подонки, вы, падаль! Сесть! Мы начинаем труд во имя Сарков, и я кожу сдеру с того, кто собьется с ритма!

Наверху моряки были вовсю заняты парусами. Паруса поползли вверх, темные в свете луны.

На корабле стояла тишина, если не считать шума напряженного дыхания.

На помосте в конце прохода застыл раб с барабаном наготове.

Приказ был отдан. Рука барабанщика опустилась.

Все весла пришли в движение и заработали в ритме барабана. Каким-то образом Карсу с Богхазом удалось сделать то, что они должны были сделать.

Гребцы сидели слишком низко для того, чтобы можно было разглядеть все, что делается в порту. Но Карс слышал веселый крик толпы на набережной, когда военная галера Иваин Сарк выпрямилась и заскользила к выходу из гавани.

Ночной бриз был легким и паруса едва трепетали. Барабан продолжал свою дробь, убыстрив ее, руководя длинными глубокими взмахами, заставляя покрытые шрамами, потные спины рабов сгибаться и разгибаться.

Карс почувствовал, как качнуло корабль, когда он вышел в открытое море. Сквозь мельканье весел он поймал взглядом видение молочно-белого океана. Он работал для Сарка на Белом море Марса.

Глава 6 НА МАРСИАНСКОМ МОРЕ

Наконец галера попала в полосу бриза и рабам было позволено отдохнуть. Карс снова уснул. Когда он проснулся во второй раз, светало.

Сквозь ряды весел он следил за тем, как море изменяло свой цвет с восходом солнца. Он никогда не видел зрелища более прекрасного. Вода поймала первые бледные отсветы солнца и утеплила их собственными фосфоресцирующими — огненно-аметистовым и жемчужным, розовым и сапфировым.

Потом, когда солнце поднялось выше, море превратилось в один огромный слиток расплавленного золота.

Карс наблюдал за этим зрелищем до тех пор, пока последние краски не исчезли, вернув воде ее прежний белый цвет. Ему было жаль, когда все кончилось. Зрелище было таким нереальным, и он мог представить себе, будто снова уснул у мадам Кан на Лоу Кэнэл, и ему снился сон, вызванный слишком большим количеством тхила.

Богхаз беззаботно посапывал рядом с ним. Барабанщик спал подле своего барабана. Рабы отдыхали, склонившись над веслами.

Карс посмотрел на них. Все они были грязны и хранили следы перенесенных побоев — большей частью осужденные преступники, — решил он.

Он подумал, что мог бы узнать среди них джеккериан, валкисиан и кесхийцев.

Но некоторые из них, например, третий человек на их весле, были иного племени. Кхонды, заключил он, и не удивительно, что его по ошибке приняли за одного из них. Это были крупные ширококостные мужчины со светлыми глазами и белокурыми или рыжеватыми волосами того варварского вида, который нравился Карсу.

Он посмотрел туда, где лежали раньше два существа. Эти явно принадлежали к тому же племени, что и те, что приветствовали его накануне с корабля.

Они не были людьми. Не в полном смысле этого слова. Они походили одновременно и на тюленя и на дельфина. Тела их были покрыты короткой темной шерстью. Черты их лиц были тонкими и красивыми. Они отдыхали, но не спали и глаза их были открыты — большие, темные и очень умные.

Они, догадался он, были теми, кого джеккериане называли пловцами.

Интересно, подумал он, какую же роль они выполняют на корабле.

Одно из существ было женского, другое — мужского пола. Почему-то он не мог подумать о них, как о животных — самке и самце.

Он обнаружил, что они изучают его внимательно и с любопытством.

Легкая дрожь пробежала по его телу. В их глазах было что-то необычное, как будто взору их было доступно нечто такое, что недоступно взгляду человека.

Женщина мягким голосом сказала:

— Добро пожаловать в братство бича.

Тон ее был дружелюбным. И все же он чувствовал в нем какую-то сдержанность, нотку замешательства.

Карс улыбнулся ей:

— Спасибо.

И снова он осознал, что говорит на старом марсианском наречии с акцентом. Ему было трудно объяснить к какой расе он принадлежит. Он не сомневался, что сами кхонды не сделают той ошибки, которую сделали джеккериане.

Следующие слова пловца подтвердили его уверенность.

— Ты не кхонд, — сказала женщина, — хотя и похож на этот народ. Где твоя страна?

Вмешался грубый мужской голос:

— Да, где она, чужеземец?

Карс обернулся посмотреть на крупного раба-кхонда, третьего на весле, и встретил взгляд, полный враждебного подозрения.

Человек продолжал:

— Кое-кто болтал, будто ты — пойманный шпион-кхонд, но это ложь. Ты больше похож на джеккерианина, замаскированного под кхонда и присланного сюда сарками.

Волна шепота пробежала по рядам гребцов.

Карс и раньше понял, что ему придется кое-что о себе рассказать, и немного приготовился к этому рассказу. Теперь он заговорил:

— Я не джеккерианин, я принадлежу к племени, которое живет за Схуном.

Это так далеко, что здесь мне все кажется новым и непонятным.

— Может быть, — недовольно проворчал большой кхонд. — У тебя странный вид и говоришь ты странно. Что привело сюда тебя и этого толстого валкисианина?

Богхаз уже проснулся к тому времени и сам ответил на вопрос:

— Мы с моим другом были ловко обвинены сарками в воровстве! — мрачно сказал он. — Какой позор… Я, Богхаз из Валкиса, обвинен в мелком жульничестве! Какая ужасная несправедливость!

Кхонд презрительно сплюнул и отвернулся.

— Еще бы.

Теперь Богхаз решился прошептать Карсу:

— Они будут считать нас парой осужденных воров. Пусть они лучше думаю так, мой друг.

— А разве для тебя это не так? — сердито бросил Карс. Богхаз посмотрел на него внимательным взглядом острых маленьких глаз.

— А для тебя, друг?

— Ты меня слышал… Я пришел из мест за Схуном.

«Из-за Схуна и из-за всего этого мира», — мрачно подумал он. Но ведь не мог же он рассказать этим людям невероятную правду о себе.

Толстый валкисианин пожал плечами.

— Если тебе хочется упорствовать, то пусть будет так. Я согласен. Я тебе доверяю. Разве мы не партнеры?

Карс кисло улыбнулся на этот искусный вопрос. В наглости этого вора было нечто такое, что забавляло его.

Богхаз заметил его улыбку.

— А, ты думаешь о той злосчастной жестокости, которую я проявил прошлой ночью. Но это был всего лишь порыв. Забудем об этом. Я, Богхаз, уже забыл, — добавил он великодушно. — Но остается тот факт, что ты, мой друг, владеешь тайной… — он понизил голос до шепота, — гробницы Рианона.

Счастье, что Скайлд слишком невежественен для того, чтобы опознать шпагу!

Эта тайна, если верно взяться за дело, может сделать нас самыми великими людьми на Марсе!

Карс спросил его:

— Чем же так важна гробница Рианона?

Этот вопрос вывел Богхаза из состояния равновесия.

— Ты хочешь сделать вид, будто не знаешь об этом?

Карс напомнил ему:

— Я же сказал тебе, что пришел из такого далека, что этот мир совсем нов для меня.

На толстом лице Богхаза отразилось недоверие и замешательство одновременно. Наконец он сказал:

— Не могу решить, действительно ли ты тот, за кого себя выдаешь, или притворяешься невежественным для собственной цели.

Он пожал плечами.

— В любом случае ты так или иначе смог бы услышать историю от других.

А я должен тебе доверять.

Он быстро забарабанил пальцами, внимательно глядя на Карса.

— Даже последний варвар должен был бы слышать о сверхлюдях Куири, давным-давно владевших всей властью и мудростью ученых. И о том, как Проклятый среди них Рианон совершил грех, научив слишком большой мудрости Дхувиан.

Это привело к тому, что Куири оставили наш мир, уйдя неизвестно куда.

Но прежде чем уйти, они измерили грех Рианона и спрятали его в тайной гробнице, заперли его там вместе с приборами и ужасной силой.

И разве не удивительно, что весь Марс не перестает искать эту гробницу? Разве странно, что и империя Сарк и Морские королевства отдадут все, чтобы только завладеть потерянной властью Рианона? И теперь, когда ты нашел гробницу, должен ли я, Богхаз, винить тебя за то, что ты так осторожен со своей тайной?

Последнюю фразу Карс оставил без внимания. Теперь он вспомнил…

Вспомнил те страшные приспособления, составленные из драгоценностей, призм и металла, что стояли в гробнице Рианона.

Существовали ли действительно тайны древности, великая наука — наука, исчезнувшая на варварском Сарке этих времен?

Он спросил:

— А кто такие эти Морские королевства? Я понимаю так, что они — враги сарков?

Богхаз кивнул.

— Сарк правит землями, находящимися к востоку, северу и югу от Белого моря. Но на западе от него есть маленькие свободные королевства свирепых морских пиратов, таких как кхонды, и их морские короли не признают власти Сарков.

Он добавил:

— Таких людей всегда много и даже в землях моего Валкиса есть такие, что тайно ненавидят Сарка из-за Дхувиан.

— Дхувиан? — повторил Карс. — Ты уже упоминал о них раньше, кто они?

Богхаз фыркнул.

— Послушай, друг, прекрасно претворяться невеждой, но это уже чересчур! Даже в самых далеких племенах нет человека, который не знал бы и не боялся проклятой Змеи!

«Значит, Змея была общим названием таинственных Дхувиан? Почему же их так назвали?» — подумал Карс.

Внезапно Карс осознал, что на него внимательно смотрит женщина-пловец. Одно мгновение ему даже показалось, что она читает его мысли.

«Если это так, — мрачно подумал Карс, — то Шаллах-пловец должна была быть крайне удивлена ходом моих мыслей.»

Он был заброшен на совершенно незнакомый Марс, большая часть которого все еще оставалась для него тайной.

Но если Богхаз говорит правду, если эти странные предметы из гробницы Рианона были приборами, имеющими отношение к великой затерянной науке, то даже несмотря на то, что он был рабом, он обладал ключом к тайне, разыскиваемой всем этим миром.

Но эта тайна могла привести его к смерти. Он должен ревниво хранить ее до тех пор, пока не сможет сбросить с себя эти мерзкие путы.

Необходимость освободиться и мрачная, растущая ненависть к надменным саркам — вот все, в чем он был сейчас уверен.

Солнце поднялось уже высоко, поливая жаром лучей ничем не защищенных гребцов. Ветер, игравший парусами, совсем не чувствовался внизу, где сидели рабы. Люди дышали как рыбы, выброшенные на берег, и до сих пор им еще не дали ни еды, ни питья.

Воспаленными глазами Карс наблюдал за тем, как солдаты Сарка с угрожающим видом расхаживали по палубе над рядами гребцов. В средней части этой палубы находилась низкая главная кабина, дверь в которую была открыта. На ее плоской крыше стоял рулевой, мрачного вида матрос-сарк. Он держал большой румпель и слушал приказы Скайлда.

Сам Скайлд тоже стоял там, его борода, похожая на лопату, торчала вверх, когда он глядел на отдаленный горизонт поверх голов несчастных гребцов. Время от времени он подавал рулевому короткие слова команды.

Наконец появилась и еда — черный хлеб и жестяные кружки с водой. Их принес один из странных крылатых рабов, замеченных Карсом в Джеккере накануне. Люди Неба, так называла их толпа.

Этого Карс изучал с интересом. Он походил на ангела своими блестящими, жестоко переломанными крыльями и прекрасным страдающим лицом.

Он двигался между скамей медленно, словно нес непосильную ношу. Он не улыбался и не говорил, и его взгляд был как будто подернут дымкой.

Шаллах поблагодарила его за еду. Он не посмотрел на нее, а просто пошел прочь, неся пустую корзину. Она повернулась к Карсу.

— Большинство их, — сказала она, — умирают, если у них перебивают крылья.

Он понял, что она имела в виду духовную смерть. И вид этого существа со сломанными крыльями вызвал у Карса даже более сильный прилив ненависти к Саркам, чем его собственные бедствия.

— Будь прокляты твари, делающие такое! — пробормотал он.

— И будь прокляты те, кто продался дьяволу вместе со Змеей! — отозвался Джахарт, большой кхонд, сидящий у их весла. — Проклят будь их король и его дьявольская дочь Иваин! Если бы я мог, я утопил бы этот корабль вместе с ней и ее дьяволами из Джеккеры.

— Почему она не показывается? — спросил Карс. — Неужели она такая нежная, что будет сидеть в каюте в течении всего пути?

— Эта чертова кошка — нежная? — Джахарт с отвращением сплюнул и сказал:

— Она резвится в каюте со своим тайным любовником. Он пробрался на борт, закутанный в плащ, и с тех пор не показывался. Но мы его видели.

Шаллах внимательно посмотрела в сторону кормы и пробормотала:

— Она прячет не любовника, а проклятого дьявола. Я почувствовала его присутствие, когда он поднялся на борт.

Она обратила на Карса взгляд встревоженных светящихся глаз:

— Я думаю, на тебе тоже лежит проклятие, чужестранец. Я могу его чувствовать, но не могу понять.

По телу Карса вновь пробежала легкая дрожь. Эти халфлинги с их сверхчувствительностью могли смутно чувствовать его невероятную чужеродность. Он был рад, когда Шаллах и Нерам, ее самец, отвернулись от него.

В последующие часы Карс часто ловил себя на том, что его взгляд устремлен на ту часть палубы. Он испытывал какое-то мрачное желание увидеть Иваин Сарк, чьим рабом теперь был.

В середине дня ветер, дувший часы, начал спадать и наконец совсем пропал.

Забил барабан. И вновь Карс потел над незнакомой работой, вздрагивая от удара бичом по спине.

Лишь Богхаз казался счастливым.

— Я не из тех, кто боится моря, — говорил он, покачивая головой. — Для такого кхонда, как ты, Джахарт, гребля самое естественное занятие. Но я был в юности слабым и вынужден был жить тихо. Проклятое спокойствие!

Даже тяжелая работа лучше, чем такая жизнь, словно тебя несет, как щепку по волнам.

Эта патетическая речь производила на Карса впечатление до тех пор, пока он не обнаружил, что Богхаз получил хороший повод не работать всерьез — он лишь наклонялся и разгибался для вида, а Карс и Джахарт гребли. Карс нанес ему такой удар, что тот едва не слетел со скамьи, и после этого с жалобными стонами выполнял свою долю работы.

День, горячий и бесконечный, безжалостный к усталым гребцам, начал клониться к вечеру.

На ладонях Карса вздулись волдыри, потом они лопнули, и ладони начали кровоточить. Он был очень сильным человеком, но даже несмотря на это, сила начала уходить от него, как вода, и он чувствовал себя как на дыбе. Он завидовал Джахарту, который вел себя так, будто был рожден на скамье под веслом.

Потом его мучения несколько ослабли. Он впал в состояние какой-то заторможенности, а тело его продолжало механически действовать.

Потом, в последних золотых лучах дневного света он поднял голову, ловя ртом воздух и сквозь застилавшую его глаза дымку увидел, что на палубе над ним стоит женщина и смотрит на море.

Глава 7 ШПАГА

Она могла быть одновременно и Сарк и дьяволом, как говорили другие.

Но кем бы она не была, она заставляла Карса затаить дыхание и смотреть на нее не отрываясь.

Она стояла, подобно темному пламени, окруженная нимбом уходящего солнечного света. Она была одета как юный воин: черная кольчуга на короткой пурпурной тунике, короткая шпага на боку.

Ноги ее были босы. Стриженые черные волосы с челкой над глазами, падали ей на плечи. Глаза огнем сверкали под темными бровями. Она стояла, слегка расставив длинные стройные ноги и смотрела на море.

Карс почувствовал прилив какого-то горького восхищения. Эта женщина владела им, и он ненавидел ее и всю ее расу, но он не мог отрицать вместе с тем ее блестящей красоты и силы.

— Ровнее, ты, падаль!

Крик и удар бичом вывели его из состояния оцепенения. Он сбился с ритма, нарушив работу всей их скамьи, и теперь Джахарт ругался, а Каллас орудовал бичом.

Досталось им всем и толстый Богхаз взвыл:

— Милосердия, о, госпожа Иваин! Милосердия, милосердия!

— Заткнись, падаль! — рявкнул Каллас и продолжал избивать их, пока не полилась кровь.

Иваин посмотрела вниз на гребцов.

— Каллас! — крикнула она.

Капитан поклонился ей.

— Да, ваше высочество.

— Бей сильнее, — сказала она. — Быстрее, я хочу быть у Черной отмели до рассвета. — Она посмотрела прямо на Карса и Богхаза и добавила:

— Секи каждого, кто нарушит ритм.

Она отвернулась. Барабан забил быстрее. Карс с горечью посмотрел на спину Иваин. Хорошо было бы проучить эту женщину. Хорошо было бы полностью сломить ее сопротивление, вырвать ее гордость с корнями и растоптать.

Бич опять упал на его незащищенную спину. Оставалось только грести.

Джахарт усмехнулся волчьей усмешкой. Между двумя взмахами он выдохнул:

— Сарки правят Белым морем. Но морские короли еще сильнее. Даже Иваин не смеет появиться у них на пути!

— Если враг может появиться так внезапно, то почему галера не сопровождается эскортом кораблей? — спросил Карс, тяжело дыша.

Джахарт покачал головой.

— Этого я и сам понять не могу. Я слышал, что Горах посылал свою дочь для того, чтобы припугнуть подчиненного им короля Джеккеры, который стал слишком спесивым. Но вот почему она отправилась без эскорта?

Богхаз предположил:

— Может быть, Дхувианы снабдили ее каким-то таинственным оружием?

Большой кхонд фыркнул.

— Дхувианы слишком хитры для этого! Да, они иногда помогают своим союзникам саркам их странным оружием. Потому-то союз и существует. Но какая им польза в том, чтобы давать саркам оружие, учить сарков как им пользоваться? Они не такие дураки!

Карс начал уже лучше разбираться в этом древнем Марсе. Все эти люди были полуварварами, все, кроме таинственных Дхувиан. Те, очевидно, владели по крайней мере частью науки этого мира, ревниво оберегали свои секреты и использовали их для своих целей и для целей своих союзников Сарков.

Настала ночь. Иваин по-прежнему стояла на палубе, число наблюдателей было удвоено. Нерам и Шаллах, двое пловцов, все так же сидели, закованные в цепи. Их огромные мрачные глаза горели каким-то тайным волнением.

У Карса не было ни силы, ни желания оценивать восхитительное зрелище горящего в лунном свете моря. В довершение всех бед подул встречный ветер, волны били прямо в нос корабля и гребцам пришлось удвоить усилия. Барабан был неутомим.

Ярость все больше обуревала Карсом. Все тело его болело невыносимо.

Спина его была исполосована яростными ударами бича, из ран сочилась кровь.

Весло было тяжелым. Оно было тяжелее, чем весь Марс, и оно брыкалось и боролось с ним, как живое существо.

Что-то произошло с его лицом. Оно сделалось странно каменным, и краска сошла с его глаз. Они стали блеклыми, как лед, и взгляд их не был взглядом психически здорового человека. Стук барабана сливался с биением его собственного сердца, становясь все более громким с каждым ударом весла.

Набежала волна, высокая и хищная. Карса ударило веслом в грудь так, что у него перехватило дыхание. Джахарт, обладавший опытом, и Богхаз, тяжелый и плотный, почти сразу же овладели собой, не раньше, впрочем чем надсмотрщик успел обругать их ленивой падалью — своим любимым словечком — и схватился за бич.

Карс бросил весло. Движения его были так быстры, несмотря на замедляющие их цепи, что надсмотрщик не успел понять, что произошло, как оказался лежащим на коленях землянина, пытаясь защитить свою голову от яростных ударов наручников.

Ряд гребцов мгновенно пришел в движение. Ритм был безнадежно потерян.

Подскочил Каллас и ударил Карса по голове рукоятью бича. Тот упал почти без сознания, надсмотрщик поднялся на ноги, избегнув крепких рук Джахарта.

Богхаз сжался в комок и сидел, замерев.

С палубы послышался голос Иваин.

— Каллас!

Капитан, дрожа, опустился на колени.

— Да, ваше высочество?

— Пори их до тех пор, пока они не вспомнят, что они больше не люди, а рабы. — Ее сердитый непроницаемый взгляд упал на Карса. — А этот… Он новичок, не так ли?

— Да, ваше высочество.

— Научи его, — сказала она.

Они учили его. Его учили Каллас и надсмотрщик вместе. Карс пригнул голову к коленям и обхватил ее руками. Богхаз то и дело вскрикивал, когда бич падал в сторону и ложился не на Карса, а на него. Карс видел, как под ноги ему текли красные струйки, смешиваясь с водой. Гнев, горевший в нем, остыл и принял иную форму, подобно железу под ударами молота.

Наконец избиение прекратилось. Карс поднял голову. Ему пришлось для этого сделать над собой невероятнейшее усилие, но медленно и упрямо он все же поднял ее и посмотрел прямо в глаза Иваин.

— Ты усвоил урок, раб? — спросила она.

Прошло долгое время, прежде чем он смог подобрать слова для ответа.

Теперь ему было безразлично, будет ли он жить или умрет. Вся его вселенная была сосредоточена на этой женщине, что стояла над ним, угрожающая и неприступная.

— Спускайся сама и учи меня, если можешь, — хрипло ответил он и назвал ее словом, которое используется в самых низкопробных притонах, словом, которое говорит о том, что она ничему научить мужчину не может.

Мгновение-другое никто не мог ни двинуться, ни заговорить. Карс увидел, что ее лицо побелело, и расхохотался, и грубый, ужасный звук его смеха нарушил тишину. Скайлд выхватил шпагу и спрыгнул сверху в ряд гребцов.

Лезвие шпаги ярко вспыхнуло в свете факелов, Карс подумал о том, как же далеко ему пришлось забраться за собственной смертью. Он ждал удара, но его не последовало, и тогда он осознал, что Иваин велит Скайлду остановиться.

Скайлд нерешительно опустил шпагу, потом усмехнулся и с озадаченным видом посмотрел наверх.

— Но, ваше высочество…

— Иди сюда, — сказала она, и Карс увидел, что она смотрит на шпагу в руке Скайлда, на шпагу Рианона.

Скайлд взобрался по лестнице на палубу. На его лице с густыми черными бровями застыл испуг. Иваин шагнула ему навстречу.

— Дай мне ее, — сказала она. И видя его колебание, крикнула:

— Шпагу, дурак!

Он вложил ее в протянутые руки Иваин, и она внимательно оглядела ее в свете факелов, изучая работу, строение эфеса с дымчатым камнем, символы, выгравированные на лезвии.

— Где ты взял ее, Скайлд?

— Я… — он медлил, не желая сознаваться, и руки его инстинктивно скользнули к украденному воротнику.

Иваин фыркнула:

— Твои воровские дела меня не интересуют. Где ты ее взял?

Он указал на Карса и Богхаза.

— У них, ваше высочество, когда поймал их.

Она кивнула.

— Отведи их в мои покои.

Она исчезла внутри каюты. Скайлд, несчастный и сбитый с толку, отправился выполнять приказ, а Богхаз застонал:

— О! Милостивые боги! — прошептал он. — Свершилось! Он поплотнее придвинулся к Карсу и быстро, пока еще была возможность, проговорил:

— Лги, как никогда раньше не лгал. Если она подумает, что тебе известна тайна гробницы, они или Дхувиане силой вырвут ее у тебя!

Карс ничего не ответил. Он делал все возможное чтобы вернуть себе ясность ума. Скайлд с руганью потребовал вина, и оно было принесено. Он насильно влил его в горло Карса, потом отвязал его и Богхаза от весла и повел их на палубу.

Вино и морской ветер настолько освежили Карса, что он сам смог держаться на ногах. Скайлд грубо втолкнул его в освещенную факелами каюту Иваин. Иваин сидела у резного стола и шпага Рианона лежала перед ней.

В противоположной переборке находилась низкая дверь, ведущая во вторую комнату. Карс увидел, что она едва заметно приоткрыта. Никакого света за ней не было, но ему показалось что кто-то или что-то притаилось за дверью, слушая. Это заставило его вспомнить слова Джахарта и Шаллах.

В воздухе чувствовалось какое-то сгущение, слабый запах мускуса, сухой и тошнотворный. Он, казалось, шел из второй двери. Запах подействовал на Карса как-то странно. Не зная еще, чем он вызван, он уже ненавидел того, от кого он исходил.

Он подумал, что там, должно быть, скрывается любовник Иваин, причем очень странный любовник. Иваин перевела его мысли в другое русло. Она устремила на него пристальный взгляд, и он еще раз подумал, что никогда еще не видел таких глаз. Потом она сказала Скайлду:

— Расскажи мне… Все расскажи.

С неохотой, отрывистыми фразами, он рассказал ей все. Иваин посмотрела на Богхаза.

— А ты, толстяк. Ты где взял шпагу?

Богхаз вздохнул и кивнул на Карса.

— Спросите у него, ваше высочество. Это красивое оружие, а я человек торговый.

— И только из-за этого ты хотел ее получить?

Лицо Богхаза являло собой образец невинного удивления.

— Какая же еще может быть причина? Я не боец. Кроме того, был еще пояс и воротник. Вы сами, ваше высочество, можете видеть, насколько они ценны.

По выражению ее лица невозможно было понять, верит она ему или нет.

Она повернулась к Карсу.

— Значит, шпага принадлежит тебе?

— Да.

— Где ты ее взял?

— Купил у торговца.

— Где?

— В северной стране, за Схуном.

Иваин улыбнулась.

— Ты лжешь.

Карс быстро проговорил:

— Я честно добыл оружие, — так оно некоторым образом и было, — и мне все равно, веришь ли ты в это или нет.

Скрип двери, ведущей во вторую комнату, заставил Карса насторожиться.

Ему захотелось распахнуть ее и посмотреть, что притаилось там, в темноте, слушая и наблюдая. Ему захотелось увидеть то, что вызывало этот невыносимый запах.

И в то же время в этом вроде бы и не было нужды. В то же время он вроде бы знал это и так.

Скайлд не мог больше сдерживаться.

— Прошу прощение, ваше высочество, но зачем весь этот шум насчет шпаги?!

— Ты хороший солдат, Скайлд, — задумчиво ответила она, — но во многом другом ты бываешь туп. Ты чистил лезвие?

— Конечно. Да оно было в плохом состоянии. — Он с отвращением посмотрел на Карса. — Похоже, что он годами к нему не притрагивался.

Иваин протянула руку и положила ее на украшенный драгоценностями эфес. Карс увидел, что рука ее дрожит. Она мягко сказала:

— Ты прав, Скайлд. К ней не притрагивались годами. С тех самых пор как Рианона, который ее сделал, упрятали в гробницу, чтобы он расплатился за свои грехи.

Лицо Скайлда выражало полнейшее изумление. Челюсть его отвисла. По прошествии долгого времени он сумел вымолить лишь одно слово:

— Рианон!

Глава 8 ТЕНЬ В ТЕМНОТЕ

Взгляд Иваин устремился на Карса.

— Он знает тайну гробницы Рианона, Скайлд. Он должен знать, раз у него эта шпага.

Она помолчала, а когда заговорила снова, слова ее были едва различимы, словно это был голос ее мыслей.

— Опасная тайна. Такая опасная, что я почти жалею…

Она замолкла, как будто считая, что и без того уже слишком много сказала. Не бросила ли она быстрый взгляд на дверь во вторую комнату?

Прежним надменным тоном она сказала, обращаясь к Карсу.

— У тебя есть еще одна возможность, раб. Где находится гробница Рианона?

Карс покачал головой.

— Я ничего не знаю, — сказал он и схватился за плечо Богхаза, чтобы не упасть. Маленькие алые капельки упали на ковер у его ног. Лицо Иваин казалось очень далеким.

Скайлд хрипло сказал:

— Отдайте его мне, ваше высочество.

— Нет. Для твоих методов он уже слишком плох. Пока я еще не хочу его убивать. Я должна… подумать об этом.

Она нахмурилась, переводя взгляд с Карса на Богхаза.

— Они должны грести, так я думаю. Хорошо. Забери от их весла третьего. Пусть эти двое работают без помощи всю ночь. И вели Калласу отпускать толстяку по два удара хлыстом с каждым ударом склянок.

Богхаз взвыл.

— Ваше высочество, умоляю вас! Я бы сказал, но я ничего не знаю.

Клянусь!

Она пожала плечами.

— Может быть и так. В таком случае, ты захочешь убедить своего товарища начать говорить.

Она снова повернулась к Скайлду.

— Вели также Калласу поить высокого морской водой, каждый раз, как ему захочется пить. — Ее белые зубы сверкнули. — Это хорошее лекарство.

Скайлд рассмеялся.

Иваин знаком велела ему удалиться.

— Следи за тем, чтобы мой приказ выполнялся. Но никаких других мер.

Они должны жить. Когда они будут готовы говорить — приведешь их ко мне.

Скайлд отсалютовал и повел своих пленников вниз, к веслам. Джахарта забрали и для Карса продолжался кошмар ночных часов.

Богхаз был сломлен и все время дрожал. Получив свои удары, он жалобно закричал, а потом простонал, обращаясь к Карсу:

— Хоть бы мне никогда не видеть твою кровавую шпагу! Она приведет нас в Кару-Дху — и да сжалятся тогда над нами боги.

Карс скривил губы в подобии улыбки.

— В Джеккере ты говорил по другому.

— Тогда я был свободным человеком и Дхувианы были далеко.

Карс почувствовал, как все в нем напряглось. Странным голосом он произнес:

— Богхаз, что это был за запах в каюте?

— Запах? Я не почувствовал никакого запаха.

«Странно, — подумал Карс, — ведь он довел меня почти до безумия. А возможно, я уже безумен!»

— Джахарт был прав, Богхаз. Во второй комнате кто-то спрятан.

С некоторым раздражением Богхаз ответил:

— Меня не интересует распутство Иваин.

Некоторое время они трудились в молчании. Потом Карс резко бросил:

— Кто такие Дхувианы?

Богхаз воззрился на него.

— Да откуда ты явился такой?

— Я же тебе сказал — из-за Схуна.

— Должно быть, твои края и вправду очень далеко, если ты не слышал ни о Кару-Дху, ни о Змее.

Богхаз, не переставая грести, пожал жирными плечами.

— Ты, я думаю, ведешь какую-то сложную игру. Все это притворство невеждой… Но я не собираюсь играть с тобой в эту игру.

Он продолжал:

— Ты знаешь, по крайней мере, что давным-давно в нашем мире жили люди и не совсем люди — халфлинги. Из людей самыми великими были Куири, которые ушли. У них было столько знаний и мудрости, что их до сих пор почитают, как сверхлюдей.

Но были еще и халфлинги — раса, похожая на людей, но совсем с другой кровью. Пловцы, ведущие начало от морских существ, Люди неба, которые происходят от крылатых существ и Дхувианы, которые происходят от змеи.

Карса прошиб пот. Почему все это казалось ему таким знакомым? Ведь раньше он не слышал ни о чем подобном.

Да, раньше он никогда не слышал этой истории о древней марсианской эволюции, о развитии пород высших существ, псевдолюдей, но не людей.

Раньше он об этом не слышал, или слышал?

— Дхувианы всегда были хитрыми и умными, как породившая их змея, — продолжал Богхаз. — Такими хитрыми, что смогли убедить Рианона из рода Куири научить их началам его знаний.

Но не всем знаниям. И все же этого было достаточно для того, чтобы они смогли создать свой черный город Кару-Дху непроницаемым и временами прибегали к помощи своего научного оружия, чтобы сделать своего союзника Сарка владыкой над человеческим родом.

— Это и был грех Рианона? — спросил Карс.

— Да, это и был грех Проклятого, ибо в своей гордыне он бросил вызов другим Куири, которые не велели ему дарить Дхувианам такую силу. За этот грех остальные Куири приговорили Рианона и погребли его в тайном месте прежде чем покинуть наш мир. По крайней мере, так говорит легенда.

— Но сами Дхувианы больше не легенда?

— Нет, будь они прокляты, — пробормотал Богхаз. — Они — причина, по которой все свободные люди ненавидят Сарков, заключивших союз со Змеей.

Их разговор был прерван появлением раба с переломанными крыльями, Лорна. Его послали за кувшином с морской водой и теперь он принес его.

Крылатый человек заговорил, и теперь в голосе его звучала музыка.

— Тебе может быть больно, чужестранец. Вынеси боль, если сможешь — это тебе поможет. — Он поднял кувшин. Из него, покрывая тело Карса светящимся футляром, хлынула вода.

Карс понял, почему Иваин улыбалась. Может быть то, что давало свечение морю и было целебным, но лечение было более болезненным, чем сами раны. Ему показалось, что плоть отходит от его костей.

Ночь продолжалась и через некоторое время Карс почувствовал, что боль стала меньше. Раны его больше не кровоточили и вода начала освежать его. К своему собственному удивлению он встретил блики второй зари над Белым морем.

Вскоре после восхода солнца раздался крик впередсмотрящего. Впереди лежала черная отмель.

Карс увидел мель, тянущуюся на мили. Рифы и банки, здесь и там из-под воды выступали огромные камни.

— И они не пытались привести в порядок это безобразие? — воскликнул он.

— Это самый короткий путь к Сарку, — сказал Богхаз. — А что касается порядка на отмели… Как ты думаешь, для чего каждая галера Сарка берет с собой пленных пловцов?

— Я сам бы хотел это знать.

— Скоро узнаешь.

На палубу вышла Иваин. За ней шел Скайлд. Они даже не взглянули на двух измученных гребцов, обливающихся потом у весла.

Богхаз мгновенно перестроился на жалобный лад.

— Милосердия, ваше высочество!

Иваин не обратила на его слова никакого внимания. Она сказала Скайлду:

— Замедлить ход и выслать пловцов!

С Нерам и Шаллах сняли кандалы и пустили их в воду. Тела их были заперты в металлические обручи. От них отходили длинные металлические цепи, каждая из которых была прикреплена к вделанным в палубу металлическим кольцам.

Двое пловцов бесстрашно нырнули в пенящуюся воду. Цепи натянулись.

Головы плывущих то и дело мелькали над водой. Они продолжали плыть по ревущей воде отмели впереди галеры.

— Видишь? — сказал Богхаз. — Они чувствуют проход. Они могут провести галеру через любое место.

Волосы Иваин трепало ветром, кольчуга ее играла под лучами солнца.

Они со Скайлдом пристально смотрели вперед. Киль корабля разбивал свистящую и шипящую воду, а однажды весло скользнуло по камню, но его удалось благополучно обогнуть.

Путешествие было долгим, медленным и изнурительным. Солнце поднялось в зенит. Казалось, сам корабль излучает сгустившееся до боли напряжение.

Карс лишь смутно воспринимал шум всплесков воды, когда она соприкасалась с их веслом. Толстый валкисианин стонал теперь безостановочно. Карсу казалось, что руки его были налиты свинцом, а голова закована в стальной каркас.

Наконец, галера выбралась в спокойные воды, где не было отмелей. Рев порогов остался теперь позади. Пловцов втащили на борт.

В первый раз Иваин бросила взгляд на выбившихся из сил гребцов.

— Дать им короткий отдых, — велела она. — Скоро поднимется ветер.

Она скользнула взглядом по Карсу и Богхазу.

— И, Скайлд, я хочу снова увидеть этих двоих.

Карс наблюдал за тем, как Скайлд идет по палубе и опускается по лестнице. Им овладели дурные предчувствия.

Он не хотел снова идти в каюту. Он не хотел снова видеть чуть приоткрытую дверь и чувствовать тяжелый дьявольский запах.

Но его с Богхазом вновь отвязали от скамьи и повели на палубу и сделать тут уже ничего было невозможно.

Дверь за ними захлопнулась. Скайлд, Иваин за резным столом, шпага Рианона сверкает перед ней, сгущение в воздухе и низкая, не совсем прикрытая дверь.

Заговорила Иваин.

— Первую порцию того, что я хочу с вами сделать, вы получили! Хотите получить вторую? Или расскажете мне, где находится гробница Рианона и что вы там нашли?

Карс монотонным голосом ответил:

— Я уже сказал тебе раньше, что не знаю где.

Он не смотрел на Иваин. Дверь в другую комнату заворожила его, он не мог отвести от нее взгляда. В глубине его сознания что-то как-будто пробудилось и зашевелилось. Предвидение, ненависть, ужас, которые он не мог понять.

Но он хорошо понимал, что скоро должна наступить развязка. Сильная дрожь пробежала по его телу, отдаваясь напряжением в каждом нерве.

Что же это такое, чего я не знаю, но почему-то почти что помню?

Иваин подалась вперед.

— Ты — сильный. Ты этим гордишься. Ты чувствуешь, что можешь вынести физическое наказание, большее, чем то, которому я осмелюсь тебя подвергнуть. Ты его вынесешь, я думаю. Но есть другие способы. Более быстрые и верные способы, и даже у сильного мужчины нет против них защиты.

Она перехватила направление его взгляда.

— Возможно, — тихо сказала она, — ты догадываешься, о чем я говорю.

Сейчас лицо Карса было абсолютно лишено всякого выражения. Мускусный запах тяжелым комом застыл в его горле. Он чувствовал, как этот запах сгущается и движется внутри него, наполняя легкие, проникая в кровь.

Отравляюще вкрадчивый, жестокий, холодный первобытным холодом. Его качало, но он не мог отвести взгляда от двери.

Он хрипло сказал:

— Я догадываюсь.

— Хорошо. Тогда говори, и дверь не отворится.

Карс рассмеялся. Звук его смеха был тихим и хриплым. Взгляд его был тусклым и странным.

— Зачем мне говорить? Ты все равно уничтожишь меня, чтобы сохранить тайну.

Он шагнул вперед. Он осознавал, что движется. Он осознавал, что говорит, хотя звук собственного голоса был едва различимым для него самого.

Он ощущал в себе странное напряжение. Жилы на его висках вздулись, как завязанные узлом веревки, кровь молотом стучала в голове. Раздался треск, как будто вышла наружу и взорвалась созревшая в нем до этого момента сила.

Он не знал, почему идет вперед, почему шагает к этой двери. Он не знал, почему кричит совершенно чужим голосом:

— Открывай, сын Змеи!

Богхаз испустил пронзительный вопль и скорчился в углу, закрыв лицо руками. Иваин, удивленная, смотрела на происходящее широко открытыми глазами. Лицо ее сделалось внезапно белым. Дверь медленно открылась.

За ней не было ничего, кроме темноты и тени. Тень в плаще с капюшоном, застывшая в темноте каюты, казалась даже не тенью, а призраком тени.

Но «оно» было там. И человек Карс, пойманный в ловушку своей странной судьбой, знал, что это было такое.

Это был страх, древний дьявол, что скрывался вначале в зарослях травы, в стороне от жизни, но наблюдал за ней с холодной мудростью, смеясь беззвучным смехом, не давая ничего, кроме горькой смерти.

Это была Змея.

То первобытное, что таилось в Карсе, стремилось убежать, спрятаться.

Каждая клетка его плоти взывала к разуму, все инстинкты молили о бегстве.

Но он не убежал и в нем был гнев, что зрел и зрел, пока не одолел страх, Иваин и остальных, оставив лишь одно желание: уничтожить то, что притаилось за границей света.

Его собственный гнев или что-то большее? Нечто, рожденное из стыда и отчаяния, никогда ему не ведомых?

Голос, мягкий и свистящий, сказал ему из темноты:

— Ты этого хотел. Пусть будет так.

В каюте царила полная тишина. Скайлд сжался в комок. Даже Иваин крепко вцепилась в край стола. Богхаз едва дышал в своем углу.

Тень шевельнулась со слабым сухим шелестом. Появилось тускло блестящее пятно, поддерживаемое невидимыми руками — сияние, не распространяющее света. Оно показалось Карсу похожим на кольцо маленьких, невероятно далеких звезд.

Звезды пришли в движение, закружились по скрытойорбите, все быстрее и быстрее, пока не слились в один, странно-расплывчатый круг. Теперь от него исходил высокий звук, чистый и четкий, подобный бесконечности, не имеющий ни начала, ни конца.

Песня, зов, предназначался ли он лишь для его слуха? Или ему это чудилось? Этого он сказать не мог. Возможно, он слышал его своей плотью, своими натянутыми нервами. Остальные — Иваин, Скайлд и Богхаз ничего, казалось, не слышали.

Карс почувствовал, как холод медленно овладевает его существом. Как будто эти крошечные поющие звезды взывали к нему через Вселенную, заманивая его в глубины пространства, где пустота космоса должна была высосать из него все тепло жизни.

Напряжение его мускулов ослабло. Он чувствовал, как сила его тает и исчезает в ледяном молоке. Он чувствовал, как растворяется его разум.

Он медленно опустился на колени. Маленькие звездочки все пели и пели.

Теперь он понимал их. Они задавали ему вопрос. Он знал, что когда ответит на него, то сможет уснуть. Он никогда больше не проснется, но это не важно. Он боялся сейчас, а если он заснет, то сможет забыть о своем страхе.

Страх… страх! Старый, старый расовый страх, берущий душу в плен, ужас, уходящий в спокойствие тьмы. Во сне и в смерти он мог бы забыть этот страх. Нужно лишь ответить на вопрос, задаваемый гипнотическим шепотом.

— Где гробница?

— Отвечай, говори.

Но что-то все еще связывало его язык. Алое пламя гнева еще искрилось в нем, борясь с яркостью поющих звезд.

Он сопротивлялся, но звездопение было слишком сильным. Он услышал медленный шелест своих сухих губ.

— Гробница, место, где Рианон…

«Рианон! Темный отец, научивший тебя силе, ты, порождение змеиного яйца!»

Этот крик подстегнул его, как клич боевой трубы. Гнев вновь ожил в нем. Дымчатый драгоценный камень в эфесе лежавшей на столе шпаги, казалось, взывал к его руке. Он перегнулся и схватил ее.

Иваин, со слабым криком, подалась вперед, но было уже поздно.

Огромный камень вспыхнул, как будто поймал силу поющих сверкающих звезд и отшвырнул ее прочь.

Кристальная песня споткнулась и исчезла. Исчезло и свечение.

Прекратился страшный гипноз.

Кровь вновь хлынула в вены Карса. Шпага ожила в его руке. Он выкрикнул имя Рианона и ринулся вперед в темноту.

Он услышал шипящий вскрик, когда его длинное лезвие вошло в сердце тени.

Глава 9 ГАЛЕРА СМЕРТИ

Карс медленно выпрямился и повернулся к двери спиной, к существу, которое он чувствовал, но не видел. Он не желал его видеть. Он был потрясен и чувствовал себя очень странно, полный той пульсирующей силы, что граничит с безумием.

«Истерика, — подумал он, — которая бывает, когда случившегося хватает для тебя с избытком, когда вокруг тебя смыкаются стены и не остается ничего другого, как бороться до конца.»

Каюта была погружена в полную тишину. У Скайлда был остановившийся взгляд идиота, рот открыт. Иваин держалась рукой за край стола, и это маленькое проявление слабости казалось таким странным для нее. Она не сводила глаз с Карса.

Она хрипло сказала:

— Ты человек или демон, что можешь выстоять против Кару-Дху?

Карс не ответил. Он не мог говорить. Ее лицо плавало перед ним, как серебряная маска. Он вспомнил боль, позорную работу, пот, шрамы от ударов бичом, оставшиеся на теле. Он вспомнил голос, сказавший Калласу:

— Проучи его!

Он убил Змею. Убить после этого королеву казалось совсем легким делом.

Он шевельнулся, сделал несколько коротких шагов по направлению к ней.

В этом медленном целенаправленном движении было что-то ужасное — уязвленный раб в кандалах тащит огромную, сверкающую темной человеческой кровью, шпагу.

Иваин подалась назад. Ее рука легла на эфес собственной шпаги. Она не боялась смерти. Она боялась того, что видела в Карсе, света, который блестел в его глазах. Это был страх души, а не тела.

Скайлд испустил хриплый крик. Выхватив шпагу, он устремился вперед.

Все они забыли о Богхазе, притихшем в своем углу. Теперь валкисианин вскочил на ноги, двигаясь с невероятной для его грузного тела скоростью.

Когда Скайлд пробегал мимо него, он, подняв обе руки, обрушил на его голову удар кандалов, вложив в этот удар всю свою силу.

Скайлд рухнул, как подкошенный.

И теперь к Иваин вновь вернулась ее гордость. Шпага Рианона взвилась над ней для смертельного удара, и движением, быстрым, как свет, она взмахнула собственной шпагой и парировала этот удар.

Сила удара выбила оружие из ее руки. Карсу осталось лишь нанести повторный удар. Но казалось с этим усилием что-то ушло от него. Он увидел, что она открывает рот, чтобы позвать на помощь, и ударил ее по лицу тыльной стороной эфеса, так что она упала на пол набок.

И тут Богхаз вцепился ему в спину, крича:

— Не убивай ее! Она поможет нам купить себе жизнь!

Карс наблюдал за тем, как Богхаз связывает ее, затыкает ей рот и вытаскивает кинжал из ножен на ее поясе.

Он подумал о том, что они, два раба, которые одолели Иваин Сарк и убили ее капитана, и что, как только об этом узнают, за жизнь Мэтью Карса и Богхаза из Валкиса нельзя будет дать и ломаного гроша.

Но пока они были в безопасности. Шума почти не было и с палубы не было слышно следов тревоги.

Богхаз захлопнул дверь во вторую комнату, словно отрезал даже память о том, что лежало за ней. Потом он пристально посмотрел на полумертвого Скайлда. Подняв шпагу капитана, он некоторое время стоял неподвижно, вслушиваясь в дыхание последнего.

На Карса он смотрел теперь с особым уважением, к которому примешивался страх. Глядя на закрытую дверь, он пробормотал:

— Никогда бы не поверил, что такое возможно. Но я ведь видел это своими глазами. — Он снова повернулся к Карсу. — Прежде чем напасть, ты выкрикнул имя Рианона. Почему?

Карс нетерпеливо ответил:

— Как может человек знать, почему он делает то или иное в такое время?

По правде говоря, он и сам не знал, почему выкрикнул имя Проклятого, если не считать того, что оно так часто повторялось в его сознании, что стало для него навязчивой идеей. Дхувианский гипноз нарушил весь ход его сознания и выбил его из колеи. Теперь он помнил лишь непереносимый гнев — видят боги, у него были причины для такого гнева.

Возможно, не было ничего странного в том, что гипнотическая наука Дхувиан не смогла полностью подчинить его себе. В конце концов он же был землянином и при том пришельцем из другого времени. И все же она едва не овладела им… едва. Ему не хотелось больше об этом думать.

— С этим покончено. Забудем об этом. Сейчас нужно думать о том, как выбраться из переделки.

Смелость Богхаза, казалось, улетучилась. Он мрачно сказал:

— Лучше уж нам убить себя и разом со всем покончить.

Он говорил вполне серьезно. Карс возразил:

— Если ты так настроен, зачем тебе нужно было спасать мне жизнь?

— Не знаю. Инстинкт, должно быть.

— Вот и прекрасно. А мой инстинкт — жить так долго, как только возможно.

Однако, длительной возможности что-то не предвиделось. Но он не собирался внимать совету Богхаза и опустил шпагу Рианона. Посмотрев на нее в задумчивости, он перевел взгляд на свои оковы.

Внезапно он сказал:

— Если бы мы смогли освободить гребцов, они бы кинулись в бой. Все они приговорены пожизненно, так что терять им нечего. Мы могли бы захватить корабль.

Глаза Богхаза расширились, потом резко сузились. Обдумав услышанное, он пожал плечами.

— Думаю, умереть никогда не поздно. Стоит попытаться. Всегда стоит попытаться.

Он попробовал лезвие кинжала Иваин. Оно было тонким и прочным.

Удивительно умело орудуя им, он принялся вскрывать замок на кандалах землянина.

— У тебя есть план? — спросил он.

Карс проворчал:

— Я не волшебник. Могу лишь попытаться. — Он посмотрел на Иваин. — Ты останешься здесь, Богхаз. Забаррикадируйся. Стереги ее. Если дела пойдут не так, как нужно, она останется нашей последней и единственной надеждой.

Кандалы на его запястьях и лодыжках были разомкнуты, он неохотно отложил шпагу. Кинжал понадобится Богхазу для защиты, но на теле Скайлда была еще одна шпага. Карс взял ее и спрятал под кильт. Делая это, он давал Богхазу краткие наставления.

Мгновение спустя Карс приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы выбраться наружу. Из-за его спины раздался голос — великолепная имитация голоса Скайлда — зовущий охранника. Появился солдат.

— Отведи этого раба назад, к гребцам, — приказал голос, якобы принадлежащий Скайлду. — И проследи за тем, чтобы люди не тревожили Иваин.

Солдат отдал честь и повел пошатывающегося Карса. Дверь каюты захлопнулась, и Карс услышал звук опускающегося засова.

Они прошли по палубе, опустились по лестнице.

«Считай солдат, думай, как лучше сделать!»

«Нет. Но нужно думать. Не думай, иначе не осмелишься.»

Барабанщик — он тоже раб. Двое пловцов. Надсмотрщик, расхаживающий туда-сюда, ряды гребцов. Ряды плеч, склоненных над веслами и движущихся туда-сюда. Ряды лиц над ними. Лица крысиные, шакальи, волчьи. Скрипы и стоны уключин, запах пота и трюмной воды, и непрекращающаяся дробь барабана.

Солдат подвел Карса к Калласу и ушел. Джахарт снова сидел у весла, а рядом с ним худой сарк, каторжник с клеймом на лице. Они посмотрели на Карса и отвели взгляды.

Каллас грубо пихнул землянина на скамью, где он сразу низко наклонился над веслами. Каллас наклонился, прикрепляя его ножные кандалы к общей цепи и ворча при этом:

— Надеюсь, что Иваин позволит мне заняться тобой, когда ты ей не будешь нужен, падаль! Вот будет забавно, когда ты…

Внезапно Каллас замолк и ему не удастся сказать больше ни слова когда-либо. Карс пронзил его сердце с такой точностью и быстротой, что Каллас даже не успел ничего понять.

— Держите равнение! — выдохнул Карс, обращаясь к Джахарту.

Большой кхонд повиновался. В глазах его заплясали огоньки. Человек с клеймом тихо рассмеялся. На лице его читалась ужасающая готовность.

Карс снял с пояса Калласа ключ от главного замка общей цепи и осторожно опустил его тело на дно трюма.

Человек, сидевший на веслах через проход, заметил происходящее.

— Держать равнение! — повторил Карс и одного взгляда Джахарта было достаточно, чтобы ритм был сохранен. Но тут барабан споткнулся, а потом совсем умолк.

Карс стряхнул с себя наручники. Он встретился взглядом с глазами барабанщика и барабанщик забил вновь, но надсмотрщик уже спешил к нему с криком:

— Что случилось, свинья?

— У меня ослабли руки, — дрожащим голосом проговорил барабанщик.

— Вот как, ослабли? Если это случится еще раз, я тебе и спину ослаблю!

Человек, сидевший на левом весле, кхонд, небрежно бросил:

— Скоро случится много всякого, сарковый ублюдок, — и он снял руки с весла.

Надсмотрщик кинулся к нему.

— Что такое? Эта грязь еще будет тут пророчествовать!

Бич его поднялся и упал, но тут его настиг Карс. Одна рука его закрыла рот надсмотрщика, другая всадила в его тело кинжал. Быстро и ловко он отправил на дно трюма и этого.

Громкий животный вопль поднялся над рядами гребцов и тут же умолк, когда Карс приподнял руку в предупреждающем жесте, глядя наверх, на палубу. Никто пока не появился.

Ритм работы гребцов, конечно, нарушился, но это было неважно теперь, когда не было надсмотрщика. Главное, чтобы корабль не останавливался. Если удача будет сопутствовать им и дальше…

Барабанщик продолжал выбивать дробь — то ли сообразив, что это необходимо, то ли повинуясь привычке. Пригнувшись, Карс отпирал замки.

Людей не нужно было предупреждать, чтобы они были осторожны с цепями — они понимали это сами и один за другим тихо освобождались от своих оков.

Но все же даже половина их не была свободна к тому времени, когда какой-то солдат подошел к поручню палубы и посмотрел вниз.

Карс как раз кончил освобождать Пловцов. Он увидел, как выражение лица человека изменилось от скучающего к крайне взволнованному и, схватив бич надсмотрщика, метнул его вверх. Солдат успел заорать, прежде чем бич обвился вокруг его шеи и увлек его вниз, в яму.

Карс вскочил на лестницу.

— Ну, падаль, сброд, слушайте все! — закричал он. — Пришло ваше время!

И все они, как один человек, устремились за ним, издавая яростные животные вопли существ, жаждущих возмездия и крови. Они мчались вверх по лестнице, размахивая цепями, а те, кто еще был прикован к скамьям, с безумной яростью пытались освободиться.

У них было небольшое преимущество во времени, ибо нападение было таким внезапным, что солдаты не успели еще вытащить шпаги. Но такое положение не могло продлиться долго. Карс прекрасно понимал, как ценно для них каждое мгновение.

— Держитесь! Держитесь изо всех сил!

С болтами, с кандалами и просто с кулаками рабы обрушились на солдат.

Карс орудовал кинжалом и шпагой, Джахарт выкрикивал слово «Кхондор» как боевой клич. Сверкали обнаженные тела. Пловцы сновали среди них, как коричневые тени, а раб со сломанными крыльями каким-то образом раздобыл себе шпагу.

На помощь солдатам подоспели матросы, но снизу все продолжали бежать рабы.

Лучники открыли было стрельбу с полубака и мостика, но схватки были такими тесными, что им пришлось прекратить стрельбу из-за страха попасть в своих. Воздух был насыщен солено-сладким запахом крови. И постепенно солдаты, которых было больше, начали одерживать верх. Карс видел, что рабы отброшены назад, и число мертвых растет.

Яростно борясь, он проложил себе путь к каюте. Должно быть, саркам показалось странным, что Иваин и Скайлд не появились, но у них было слишком мало времени на то, чтобы выяснить в чем дело. Карс забарабанил в дверь каюты, выкрикивая имя Богхаза.

Валкисианин отодвинул засов, и Карс влетел в каюту.

— Тащи девку на мостик, — выдавил он, задыхаясь. — Я тебя прикрою.

Он схватил шпагу Рианона и снова выскочил на палубу. Валкисианин, неся на руках Иваин, бежал за ним.

Лестница находилась лишь в двух маленьких шагах от двери. Лучники сражались на палубе, а на мостике не было никого, кроме испуганного моряка-сарка, вцепившегося в румпель. Карс, очистив путь, прикрывал вход на лестницу, пока Богхаз карабкался наверх и ставил Иваин так, чтобы все могли ее видеть.

— Смотрите! — закричал он. — Мы захватили Иваин!

Он мог бы этого и не говорить. Вид ее, связанной, с кляпом во рту, в руках раба, подействовал на солдат как удар грома и оказал магическое действие на восставших. Стон первых смешался с веселым воплем вторых.

Кто-то нашел тело Скайлда и вытащил его на палубу. Оказавшись без обоих лидеров, сарки дрогнули. Исход битвы повернулся в другую сторону, и рабы все больше укрепляли свои позиции.

Шпага Рианона вела их в бой. Она сверкнула на фале, и флаг сарков слетел с топ-мачты. И от ее удара погиб последний солдат-сарк.

Внезапно все стихло, движение прекратилось. Черная галера плыла, гонимая свежим ветром. Солнце клонилось к горизонту. Карс устало поднялся на мостик.

Иваин, все еще в крепких руках Богхаза, следила за ним взглядом, полным адской ненависти.

Карс подошел к краю мостика и, облокотившись на шпагу, посмотрел вниз. Рабы, измученные дракой и опьяненные победой, собрались на палубе внизу, напоминая кольцо тяжело дышащих волков.

Из каюты появился Джахарт. Указав мокрым лезвием на Иваин, он прокричал:

— Хорошенького любовника она прятала у себя в каюте! Отродье Кара-Дху, вонючую змею!

Рабы мгновенно пришли в движение. Они снова были напряжены и ощетинились, испуганные, несмотря даже на численное преимущество. С трудом перекрывая шум их голосов, Карс крикнул:

— Оно мертво. Джахарт… Очисти корабль.

Джахарт помедлил, прежде чем повиноваться.

— Откуда ты знаешь, что он мертво?

Карс ответил:

— Я его убил.

Все воззрились на него, словно он был не человек, а нечто большее.

— Он одолел Змею! — послышался благоговейный шепот.

Джахарт вместе с другим рабом вернулся в каюту и вытащил тело. Никто не произнес ни слова. Люди расступились, давая дорогу к поручням, и по открывшемуся проходу пронесли нечто бесформенное, укутанное в плащ с капюшоном, даже в смерти символ бесконечно дьявольского.

И вновь Карс ощутил холод давнего страха и прилив непонятного гнева.

Он силой заставил себя наблюдать за происходящим.

Всплеск показался пугающе громким среди полной тишины. Искры огня устремились вверх и исчезли.

Среди людей снова поднялся шум. Они выкрикивали имя Иваин, насмехаясь над ней. Кто-то потребовал крови и некоторые уже устремились к лестнице, но Карс угрожающе поднял огромную шпагу.

— Нет! Она — наша заложница и стоит дороже золота.

Он не стал объяснять подробнее. Он знал, что этот довод удовлетворит их на некоторое время. И как бы он не ненавидел Иваин, он почему-то не желал видеть ее разорванной на куски этим сборищем диких зверей.

Он подумал о другом.

— Теперь нам нужно выбрать лидера. Кого вы выберете?

Ответ на этот вопрос был только один. Они выкрикивали его имя с такой яростью, что едва не оглушили его, и Карс испытывал какое-то дикое удовольствие, слыша свое имя. После дней учения хорошо было бы узнать, что он снова человек, хотя и в чужом мире.

Когда они немного успокоились, он сказал:

— Хорошо. Теперь слушайте. Сарки придумают нам страшную казнь за то, что мы сделали, если они нас схватят. Так вот мой план. Мы пойдем к свободным пиратам, к морским королям, которые правят кхондами!

Все они до последнего человека согласились на это, и слово «кхонд» полетело к вечернему небу.

Те кхонды, что были среди рабов, чуть не сошли с ума от радости. Один из них оторвал от туники мертвого солдата кусок черной материи и прикрепил его на том месте, где раньше находился флаг сарков.

По приказу Карса Джахарт возглавил уборку на корабле, а Богхаз отвел Иваин вниз и запер ее в каюте.

Люди разошлись, полные желания избавиться от своих оков, снять с тел одежду и оружие и добраться до винных бочек. Остались лишь Нерам и Шаллах.

Они сидели и смотрели на Карса.

— Вы не согласны со мной? — спросил он их.

Глаза Шаллах вспыхнули тем глубоким светом, который ему уже приходилось в них наблюдать.

— Ты — чужой, — мягко сказала она. — Чужой для нас, чужой для нашего мира. И я еще раз повторяю, что чувствую в тебе какую-то темную тень, которая пугает меня, ибо ты понесешь ее с собой повсюду.

Она повернулась к Нераму и сказала:

— Теперь мы отправляемся домой.

Мгновение двое пловцов помедлили у края палубы. Теперь они были свободны, свободны от своих цепей, и их тела, наполненные радостью, выпрямились — гордые, уверенные. Потом они исчезли под водой.

Через некоторое время Карс увидел их снова, играющими и прыгающими, как дельфины, обгоняющие друг друга, перекликающиеся мягкими голосами.

Деймос уже стоял высоко. Вечерняя заря рассеялась, и на востоке быстро вынырнул Фобос. Море стало серебряным. Пловцы плыли к западу, оставляя за собой светящийся след. Потом они исчезли.

Черная галера плыла к кхондорам и ее паруса чернели на фоне неба. И Карс остался стоять там, где стоял, держа в руках шпагу Рианона.

Глава 10 МОРСКИЕ КОРОЛИ

Облокотившись о борт, Карс смотрел на море, когда появились люди неба. Время и расстояние оставались за бортом. Карс отдыхал. На нем был чистый кильт, он был вымыт и выбрит, раны его были залечены. Украшения снова вернулись к нему, и над его левым бедром блестело длинное лезвие шпаги.

Рядом с ним стоял Богхаз. Богхаз всегда был рядом с ним и сейчас, указав на западную часть неба, он сказал:

— Смотри туда.

Карс увидел то, что издали принял за стаю птиц. Но птицы быстро увеличивались в размере и, наконец, он понял, что это люди или полулюди, подобные рабу со сломанными крыльями.

Эти не были рабами, и крылья их были широко распростерты и сверкали на солнце. Их тонкие тела, совершенно обнаженные, сверкали как слоновая кость. Невероятно прекрасные, они как стрелы неслись по голубому небу.

Они были сродни Пловцам. Пловцы — великолепные дети моря, а эти были братьями ветру и облакам и чистой необъятности неба. Как будто рука неведомого творца создала их одновременно, но из разных элементов, снабдила силой и грацией, освободив их от тех пут, что связывали человека, наполнив радостью их души.

Джахарт, стоявший у руля, крикнул вниз:

— Посланцы от Кхондора!

Карс поднялся на мостик. Люди собрались на палубе, наблюдая за тем, как четверо людей неба с головокружительной быстротой несутся вниз.

Карс посмотрел в сторону носовой части корабля. Лорн, крылатый раб, все время стоял там один, погруженный в мрачное раздумье, ни с кем не разговаривая. Теперь он стоял гордо выпрямившись и один из четверых направился к нему.

Остальные опустились на мостике, сложив свои яркие крылья с легким шелестом.

Они приветствовали Джахарта, назвав его по имени и теперь с любопытством оглядывали черную галеру и ее разношерстную команду. Но особым их вниманием пользовался Карс. В их изучающих взглядах было нечто такое, что вызвало в землянине тревожное воспоминание о Шаллах.

— Наш командир, — сказал им Джахарт. — Варвар с окраин Марса, но человек действия и, к тому же, не дурак. Пловцы, должно быть, рассказали вам, как он овладел кораблем и Иваин Сарк.

— Айя, — они приветствовали Карса с серьезной торжественностью.

Землянин сказал:

— Джахарт сказал мне, что все, кто борется против сарков, могут получить свободу у Кхондора. Я поверил ему.

— С тобой будет говорить Рольд. Он возглавляет совет морских королей.

Тут кхонды, находящиеся на палубе, стали выкрикивать собственные вопросы, вопросы людей, бывших долго оторванными от дома. Люди неба ответили им ясными нежными голосами и снова взвились в небо. Крылья их трепетали в голубом воздухе, и они уходили все дальше и дальше, пока не исчезли совсем из виду.

Лорн смотрел им вслед до тех пор, пока небо над ним не опустело.

— Скоро будем у Кхондора, — сказал Джахарт и Карс обернулся к нему.

Но какой-то инстинкт заставил его вновь посмотреть в прежнем направлении и он увидел, что Лорн исчез.

В воде не было видно никаких следов падения. Он исчез под водой без звука и, должно быть, утонул сразу, как птица, влекомая на дно тяжестью бесполезных крыльев.

Джахарт проворчал:

— Такова была его воля и так для него будет лучше. — Он выругал сарков и Карс криво усмехнулся.

— Мужайся, — сказал он, — может быть нам еще удастся их победить. Как это Кхондору удалось удержаться, когда пали Джеккера и Валкис?

— Потому что даже таинственное оружие дьявольских союзников сарков, Дхувиан, не может нас там достать. Ты сам поймешь почему, когда увидишь Кхондор.

Еще до полудня они увидели землю, скалистое непривлекательное побережье. Скалы возвышались над морем, а за ними, подобно гигантской стене, громоздились поросшие лесом горы. Узкий фиорд дал прибежище рыболовецкой деревне, а там и сям, среди трав высокогорных пастбищ, что сверкали среди скал как белое пламя, одиноко темнели хижины.

Карс послал Богхаза в каюту за Иваин. Она все время оставалась там под стражей и после мятежа он видел ее только раз.

Это случилось в первую ночь после мятежа. Вместе с Богхазом и Джахартом он изучал странные приспособления, найденные ими в каюте Дхувианина.

— Это — оружие Дхувиан, которое только они умеют использовать, — объявил Богхаз. — Теперь мы знаем, почему Иваин не нужен был сопровождающий эскорт. На борту галеры находился Дхувианин со своим оружием.

Джахарт посмотрел на предметы с ненавистью и страхом.

— Наука проклятой Змеи! Нам нужно было выкинуть их вслед за телом.

— Нет, — сказал Карс, изучая предметы. — Если бы можно было узнать, как действуют эти приспособления…

Вскоре он понял, что это невозможно без длительного изучения. Да, он прекрасно разбирался в науке. Но то была наука его собственного мира.

Эти приспособления были построены на основе знаний, почти каждая деталь которых отличалась от его собственных. А оружие Дхувиан было лишь малой частью науки Рианона!

Карсу следовало бы узнать гипнотическую машину, которую Дхувианин использовал в темноте. Маленький металлический круг, усеянный кристаллическими звездами, начинающий вращаться при легком нажатии пальца.

А когда он повернул круг, раздался тихий поющий звук, холодной дрожью отозвавшийся в его теле, так что он поспешно отложил прибор.

Остальные приборы Дхувиан были еще более непонятными. Один состоял из больших линз, окруженных странно асимметричными кристаллами. У другого было тяжелое металлическое основание, на котором был укреплен плоский металлический вибратор. Он мог лишь догадываться, что действие этих орудий основывается на законах чуждых и утонченных сонических наук.

— Ни один человек не способен понять науку Дхувиан, — пробормотал Джахарт. — Даже Сарки, состоящие в союзе со Змеей.

Он смотрел на приборы с тем суеверным ужасом, что присущ народу, не имеющему связей с наукой и обходящемуся лишь механическим оружием.

— Но возможно Иваин, дочь короля сарков, все же знает, — предположил Карс. — Стоит попробовать.

С этим намерением он прошел в каюту, в которой под охраной находилась Иваин. Она сидела там, закованная в те самые кандалы, которые были прежде на нем.

Он вошел внезапно и застал ее сидящей с низко склоненной головой и устало опущенными плечами. Но при звуке отворяемой двери она выпрямилась и посмотрела на него. Он увидел, как бледно ее лицо, как глубоко запали ее глаза.

Долгое время он молчал. Он не испытывал к ней жалости. Он просто смотрел на нее, наслаждаясь вкусом победы, наслаждаясь мыслью о том, что может сделать с ней все, что угодно.

Когда он спросил ее об оружии Дхувиан, Иваин горько усмехнулась.

— Должно быть ты и впрямь невежественный варвар, если думаешь, что Дхувиане стали бы обучать меня своей науке. Один из них поехал со мной, чтобы показать эти предметы правителю Джеккеры, который стал слишком непокорен. Но Ссан не позволял мне даже дотрагиваться до них.

Карс поверил ей. Ее слова подтвердили то, что сказал Джахарт:

Дхувиане ревниво охраняют свое оружие даже от своих союзников, сарков.

— Кроме того, — насмешливо продолжала Иваин, — зачем тебе интересоваться наукой Дхувиан, если у тебя есть ключ от куда более великой науки, спрятанной в гробнице Рианона?

— У меня, действительно, есть ключ от этой тайны, — сказал ей Карс, и ответ этот стер с ее лица выражение насмешливости.

— Что ты собираешься делать с этим? — спросила она.

— Тут мой ответ ясен, — мрачно сказал Карс. — Какую бы силу мне не дала гробница, я использую ее против Сарка и Кара-Дху и, надеюсь, ее будет достаточно, чтобы разрушить твой город до последнего камня!

Иваин кивнула.

— Хороший ответ. А теперь, как насчет меня? Закуешь меня в цепи и привяжешь к веслу? Или убьешь меня здесь?

Он медленно покачал головой, отвечая на ее последний вопрос.

— Если бы я хотел убить тебя, я бы давно позволил своим волкам разорвать тебя на мелкие клочки.

Ее зубы сверкнули в подобии улыбки.

— В этом мало удовольствия и нет удовлетворения, не то что убить собственными руками.

— И это я тоже мог бы сделать. Здесь, в этой самой каюте.

— Ты пытался, но не убил меня. Так что же тогда?

Карс не отвечал. Он подумал о том, что чтобы он с ней не сделал, она все равно до конца будет над ним насмехаться. В этой женщине жила удивительная гордость.

Он глубоко проник в ее мысли. Рана на ее щеке может зажить и зарасти, но полностью она не исчезнет никогда. И она никогда не забудет о нем, сколько бы ни жила. Он был рад, что оставил свой след на ее лице.

— Не отвечаешь? — насмешливо сказала она. — Ты слишком нерешителен для победителя.

Мягкой кошачьей походкой Карс обошел стол. Он все еще не отвечал. Он не знал, что ответить. Он знал лишь, что ненавидит ее такой ненавистью, какую ему еще никогда не приходилось испытывать. Он наклонился к ней и протянул руки. Лицо его было смертельно бледно.

Быстрым движением она впилась ему в горло. Пальцы ее были крепкими, как сталь, а ногти остры.

Он поймал ее за руки и отвел их. Она была так сильна, что от усилия на его руках вздыбились бугры мускулов. Она билась в молчаливой ярости, потом вдруг замерла и глубоко вздохнула. Губы ее раскрылись, и Карс ощутил поцелуй.

В этом поцелуе не было ни любви, ни нежности. Он был выражением мужского презрения, грубости и ненависти. Это продолжалось одно мгновение, а потом своими острыми зубами она укусила его за губу, и рот наполнился кровью, а она засмеялась.

— Ты, грязный варвар, — прошептала она. — Теперь тебе носить на себе мое клеймо.

Он выпрямился, глядя на нее. Потом он схватил ее за плечо и с грохотом сдернул со стула.

— Давай, давай, — сказала она. — Если тебе это нравится.

Ему захотелось раздавить ее своими руками. Ему захотелось…

Он оттолкнул ее от себя, вышел и с тех пор не подходил к этой двери.

Теперь, поглаживая свежий шрам на губе, он наблюдал за тем, как она идет с Богхазом по палубе. Она держалась очень прямо в своей украшенной драгоценностями тунике, но вокруг ее рта грубо обрисовались морщины, а глаза, несмотря на искрящийся в них горделивый огонек, были мрачными.

Он не пошел за ней. Она шла одна, со своим охранником, и Карс краем глаза посматривал на нее. Легко было догадаться, что у нее на уме. Она думала о том, что значило пленницей стоять на палубе собственного корабля.

Она думала о том, что берег, маячивший вдали — последнее ее пристанище.

Она думала о том, что должна умереть.

Впередсмотрящий крикнул:

— Кхондор!

Вначале Карс увидел лишь огромную отвесную скалу, которая высилась над волнами прибоя, короткий тупой мыс между двумя фиордами. Потом, над этим кажущимся бесплодным и пустынным местом поднялись люди неба и полетели, рассекая воздух взмахами крыльев. Появились и пловцы, подобно маленьким кометам оставляя в воде огненный след. А из глубины фиорда возникли корабли, меньше чем галера, но быстрые как осы.

Путешествие было окончено. Черная галера, с криками и веселыми возгласами была препровождена в Кхондор.

Карс понял, что имел в виду Джахарт. Природа создала из скал неприступную крепость, окружив ее непроходимыми горами с суши, защитив гладкими утесами с моря, и оставив лишь один узкий проход — извилистый фиорд с северной стороны. А он находился под защитой баллист, которые могут сделать фиорд смертельной ловушкой для вошедшего в него корабля.

Извилистый канал в своем конце расширялся в гавань, напасть на которую не могли даже ветры. Корабли кхондов, рыбачьи лодки и скопления чужеземных судов наполняли гавань, и черная галера сверкала среди них, как королева.

Набережные и головокружительные пролеты лестниц, ведущих к вершине горы, соединяли верхние уровни с галереями-туннелями и были заполнены людьми Кхондора и других кланов, что нашли здесь убежище.

Карсу понравился их здоровый и смелый вид. Скалы и горные пики эхом отвечали их веселым голосам.

Пользуясь общим шумом, Богхаз в сотый раз посоветовал Карсу:

— Поручи мне заключить с ними сделку в обмен на тайну! Я могу заполучить для нас по королевству, даже больше, если захочешь!

И в сотый раз Карс ответил:

— Я не говорил, что обладаю тайной. А если и да, то она моя.

Распаленный Богхаз выругался и обратился к богам, спрашивая, что он сделал такого, что с ним обходятся так безжалостно.

Иваин один раз взглянула на землянина и отвела глаза.

Сверкающие пловцы, люди неба со сложенными крыльями — в первый раз Карс увидел их женщин, таких не правдоподобно прекрасных, что на них было больно смотреть — высокие красивые кхонды и прочий народ, калейдоскоп цветов и сверкание стали. Галера пришвартовалась.

Карс и его команда сошли на берег. Иваин, гордо выпрямившись, шла рядом с ним. Она несла свои кандалы так, словно это были золотые украшения, которые она сама для себя выбрала.

На набережной застыла в ожидании группа людей. Группа свирепого вида мужчин, которые выглядели так, будто в их венах вместо крови текла морская вода, вероятно, ветераны многих битв. У некоторых из них были насупленные темные лица, — У некоторых — веселые. У одного щека и руки были изрезаны страшными шрамами.

Среди них стоял высокий кхонд в воинских доспехах, с волосами цвета сверкающей меди. Рядом с ним стояла девушка в голубой тунике.

Ее прямые белокурые волосы были отброшены на спину и поддерживались золотым ободком. На открытой груди мерцала таинственно-темным светом черная жемчужина. Левая рука ее покоилась на плече Шаллах.

Подобно остальным, основное внимание девушки было обращено на Иваин.

С некоторой горечью он обнаружил, что вся эта толпа собралась не столько для того, чтобы посмотреть на незнакомого варвара, сколько для того, чтобы увидеть в кандалах дочь Гораха Сарка.

Рыжеволосый кхонд помнил о своих обязанностях. С выражающим миролюбие жестом он сказал:

— Я Рольд из Кхондора. Мы, морские короли, рады тебя принять.

Карс ответил, хотя и видел, что человек почти забыл о нем, охваченный дикой радостью при виде плененного врага.

Им много что было сказать друг другу — Иваин и морским королям.

Карс снова посмотрел на девушку. Он слышал как Джахарт пылко приветствовал ее и знал теперь, что это Эмер, сестра Рольда.

Ему еще никогда не приходилось видеть существа, подобно ей. В ней было нечто от феи, от эльфа, хотя она и жила в человеческом мире.

Глаза ее были серыми и печальными, но рот нежным и созданным для смеха. Тело ее хранило черты той же грации, которую он заметил в халфлингах, и в то же время это было очень человеческое прелестное тело.

Она тоже обладала гордостью, равной гордости Иваин, но они были такими разными; Иваин вся состояла из блеска, огня и страсти — роза с кроваво-красными лепестками. Карс понимал ее. Он мог играть в ее же игру и победить ее.

Но он знал, что никогда не поймет Эмер. Она была частью того, что давно уже осталось за пределами его жизни. Она была потерянной музыкой и забытыми мечтами, жалостью и нежностью, тем миром, в котором он жил когда-то в детстве, но с тех пор никогда.

Внезапно она перевела взгляд и увидела его. Глаза их встретились, взгляды скрестились в ожидании. Он увидел, как последняя тень краски сбежала с ее лица и оно сделалось подобным снежной маске. Он услышал ее слова:

— Кто ты?

— Госпожа Эмер, я — Карс, варвар.

Он увидел, как ее пальцы зарылись в мех Шаллах, а потом почувствовал на себе взгляд последней. Голос Эмер, едва различимый, ответил ему:

— У тебя нет имени. Ты тот, кем считает тебя Шаллах — чужой.

Что-то в тоне, которым она произнесла последнее слово, заставило его ощутить едва уловимую угрозу. И слова ее были так близки к правде.

Он почувствовал внезапно, что эта девушка обладает той же сверхчувствительной силой, что и халфлинги, но в ее человеческом сознании она получила еще большее развитие.

И все же он заставил себя рассмеяться.

— У вас в Кхондоре теперь, должно быть, бывает много чужих. — Он посмотрел на Пловца. — Шаллах мне не доверяет, не знаю уж почему. Говорила ли она тебе еще и о том, что я повсюду ношу с собой темную тень?

— Ей нет нужды говорить мне это, — прошептала Эмер, — твое лицо — лишь маска, а за ним темнота желаний… И они не принадлежат нашему миру.

Она приблизилась к нему медленными шагами, словно ее влекло к нему помимо ее воли. Он мог видеть капли пота на ее лице, и внезапно задрожал сам. Дрожь шла откуда-то изнутри, не подвластная телу.

— Я вижу… Я почти вижу…

Он не хотел, чтобы она говорила дальше. Он не хотел это слышать.

— Нет! — крикнул он. — Нет!

Внезапно она упала вперед, прямо на него. Он подхватил ее и отнес к серой скале, где она осталась лежать в глубоком обмороке.

Он беспомощно опустился перед ней на колени, но Шаллах спокойно сказала:

— Я о ней позабочусь.

Он встал, и Рольд с морскими королями окружили его, как стая встревоженных орлов.

— Ею овладело видение, — сказала им Шаллах.

— Но раньше оно никогда вот так к ней не приходило, — встревоженно сказал Рольд. — Что случилось? Я думал только об Иваин.

— Случившееся касается только госпожи Эмер и незнакомца, — ответила Шаллах. Сильными руками она подняла девушку и унесла ее.

Странный внутренний страх все еще холодил грудь Карса. Они называли это «видением». Действительно, видение, не сверхъестественные, не сверхчувствительные возможности, что проникали в глубину его разума.

Во внезапным приступе гнева Карс сказал:

— Прекрасная встреча! Вначале вы все уходите, чтобы посмотреть на Иваин, потом твоя сестра падает в обморок при взгляде на меня!

— Боги! — простонал Рольд. — Прости… мы не хотели тебя обидеть. Что же до моей сестры, то она слишком похожа на халфлингов и временами впадает вот в такое забытье.

Он повысил голос:

— Эй, сюда, железнобородый, вспомним-ка о своих манерах.

Самый высокий из морских королей, седой гигант, чей смех походил на вой северного ветра, вышел вперед и прежде чем Карс осознал его намерения, его схватили за плечи и повели на набережную, откуда каждый мог его видеть.

— Слушайте все! — крикнул Рольд. — Слушайте!

При звуке его голоса толпа умолкла.

— Это Карс, варвар. Он захватил галеру, он взял в плен Иваин, он убил Змею! Как вы станете его приветствовать?

Их приветствие едва не обрушило скалы. Двое огромных людей на руках вознесли Карса по лестнице. Люди Кхондора устремились за ним, обнимая как братьев членов экипажа галеры. Богхаз с расплывшимся в улыбке лицом, обнимал каждой рукой по хихикающей девице.

Иваин шла одна среди солдат морского королевства. Человек, иссеченный шрамами, неотрывно следил за ней. В глазах его застыло мрачное безумие.

Рольд и железнобородый, тяжело дыша, поставили Карса на ноги на вершине.

— И тяжел же ты, мой друг, — улыбаясь выдавил Рольд. — Ну…

Понравились тебе наши почести?

Карс улыбнулся, лицо его было смущенным. Потом он с любопытством принялся рассматривать город Кхондор.

Монолитный город, часть самой скалы. Вершина была раздроблена, очевидно, во время землетрясения, случившегося в отдаленные века. Вдоль всей внутренней поверхности скал находились проемы и отверстия, ведущие в галереи, подняться и спуститься к которым можно было по многочисленным головокружительным лестницам.

Те, которые были слишком стары или не способны спускаться к Гавани, приветствовали их теперь с галерей или узких улиц и площадей.

Морской ветер был на этой высоте резким и холодным, поэтому улицы Кхондора были наполнены гудением, смешивающимся с гулом голосов и биением моря внизу. С верхних утесов без конца взлетали и садились люди неба, которые, казалось, любили высокие места, хотя на улицах их было много. Их дети носились по ветру, играя в одни им ведомые игры, и смех их походил на смех эльфов.

Карс посмотрел вниз на зеленые поля и пастбища, надежно запертые в крепких объятиях гор. Это место казалось крепостью, неподвластной самому времени.

Они шли по узким улицам, обрамленным скалами и за ними бежали толпы людей, наполняя город-гнездо криками и смехом. Они вышли на широкую площадь с двумя большими входами в галереи, расположенными друг напротив друга. Возле одного из них стоял столб, посвященный богу воды и богу четырех ветров. Перед другим развевалось золотистое знамя с вышитым на нем орлом — символом Кхондора.

На пороге железнобородый хлопнул землянина по плечу.

— Сегодня на Совете будет долгий разговор а потом пир. Но у нас еще достаточно времени для хорошей выпивки. Ты как?

И Карс сказал:

— Пошли!

Глава 11 СМЕРТЕЛЬНОЕ ОБВИНЕНИЕ

Этим вечером факелы озарили банкетный зал дымным светом. Огонь запылал в круглых очагах, расположенных между колоннами, украшенными щитами и флагами многих кораблей. Вся эта большая комната была выдолблена в огромной скале вместе с галереями, смотревшими на море.

Вдоль зала были расставлены столы. Между ними бегали слуги с кувшинами вина и блюдами дымящейся, прямо с очага, дичи. Весь этот день Карс провел с железнобородым и сейчас он с некоторой тревогой отметил, что весь Кхондор празднует здесь под дикую музыку арф и пение скальдов.

Он сидел с морскими королями и предводителями пловцов и людей неба на возвышении в северном конце холла. Иваин тоже была здесь. Ее заставили стоять, и она в продолжении всего времени стояла неподвижно, с высоко поднятой головой, не выказывая никаких признаков слабости. Карс восхищался ею. Ему нравилось в ней то, что она по-прежнему была гордой Иваин.

Резные стены были украшены изображениями кораблей, захваченных в качестве трофеев во время боевых действий, и Карсу казалось, будто он окружен тенями мрачных чудовищ, внезапно оживающих в свете факелов.

Эмер нигде не было видно.

Голова Карса кружилась от вина и болтовни, и он чувствовал в себе все нарастающее волнение. Он нащупал эфес шпаги Рианона, стоявшей между его коленями. Сейчас, сейчас наступит время.

Рольд со звоном поставил кубок.

— А теперь, — сказал он, — перейдем к делу. — У него, как и у всех них, слегка заплетался язык, но он прекрасно владел собой. — А какое же у нас дело? Дело очень приятное. — Он рассмеялся. — То, о котором мы столько раз говорили — смерть Иваин Сарк!

Карс окаменел. Он ждал этого.

— Подождите! Она же моя пленница.

Все они поздравили его с этим обстоятельством и снова выпили за его здоровье, все, кроме Торна из Тарака, человека с бесполезными руками и искривленной щекой. Он весь вечер просидел молча. Он пил много, но не пьянел.

— Конечно, — сказал Рольд. — Значит выбор твой. — Он обернулся и смерил Иваин довольным взглядом. — Как она умрет?

— Умрет? — Карс встал. — Кто говорит о смерти Иваин?

Они все смотрели на него и вид у них был довольно глупый. В первый момент они были настолько удивлены, что отказались верить своим ушам.

Иваин мрачно улыбнулась.

— Но за чем другим ты стал бы привозить ее сюда? — спросил железнобородый. — Смерть от шпаги слишком легка, иначе ты убил бы ее на галере. Разве не ради мщения ты привез ее к нам?

— Я никому ее не отдам! — выкрикнул Карс. — Я сказал, что она моя, и я говорю, что она не будет убита.

Наступила мертвая тишина. Глаза Иваин встретились взглядом с глазами землянина. В них блестела насмешка. Потом Торн из Тарака произнес одно слово:

— Почему?

Теперь он смотрел своими темными безумными глазами прямо в лицо Карсу, и землянин понял, что на этот вопрос он должен ответить.

— Потому что жизнь ее, какзаложницы, слишком ценна. Разве вы — дети, что не можете этого понять? Ведь вы сможете добиться освобождения всех рабов-кхондов… Может быть, даже, сможете диктовать Сарку свои условия.

Они рассмеялись, и этот смех не был приятен.

Предводитель пловцов сказал:

— Мои люди этого не хотят.

— Мои — тоже, — сказал крылатый человек.

— И мои! — Рольд тоже вскочил на ноги. Он весь пылал от гнева. — Ты — чужеземец, Карс. Ты, возможно, не понимаешь нас!

— Нет, — сказал Торн из Тарака. — Верни ее назад. Ее, которая выучилась доброте на коленях Гораха, а мудрости — у своих учителей из Кару-Дху. Освободи ее снова, пусть она ставит свое клеймо на других, как ставила его на мне, когда подожгли мой корабль! — Он посмотрел в упор на землянина своими горящими глазами. — Пусть она живет, потому что варвар любит ее.

Карс тоже смотрел на него. Он смутно сознавал, что морские короли подались вперед, наблюдая за ним — девять военных предводителей с глазами тигров, с руками, уже сжимающими эфесы шпаг. Он знал, что губы Иваин сложились, готовые к усмешке. И он расхохотался.

— Смотрите, вы! — прогремел он, и повернулся к ним спиной, чтобы они смогли увидеть на ней шрамы от бича. — Похожи ли они на любовные письма Иваин? И Дхувианин, когда я его убивал, пел не любовную песню!

Он снова повернулся к ним лицом, разгоряченный вином, опьяненный силой, которую сознавал в себе.

— Пусть кто-нибудь из вас повторит это, и я сниму ему голову с плеч.

Посмотрите на себя. Сколько болтовни и страсти из-за жизни какой-то девки!

Почему бы лучше вам всем не собраться и не поговорить о том, как низложить Сарка!

Все зашумели, повскакивали с мест, ругая его упрямство, потрясая кулаками.

— И о чем ты только думаешь, песочная голова? — вопил Рольд. — Неужели ты никогда не слышал о Дхувианах и их оружии? А ведь они — союзники Сарка! Как ты думаешь, сколько кхондов умерло за эти годы, пытаясь выстоять против этого оружия?

— Но предположим, — сказал Карс, — у вас появилось бы свое оружие?

В его голосе было нечто такое, что даже Рольд насторожился.

— Если у тебя есть что-то на уме, говори прямо!

— Сарк не смог бы выстоять против вас, — сказал Карс, — если бы вы овладели оружием Рианона.

Железнобородый фыркнул.

— Ох, айя, Проклятого! Найди его гробницу, передай нам его силу, и мы пойдем за тобой на Сарка.

— Значит, вы связали себя обещанием, — сказал Карс и поднял шпагу. — Смотрите сюда! Смотрите как следует! Есть среди вас хоть кто-нибудь настолько знающий, чтобы узнать эту шпагу?

Торн из Тарака протянул неизувеченную руку и взял шпагу, чтобы рассмотреть ее поближе. Потом рука его задрожала. Он посмотрел на остальных и сказал со странным благоговением в голосе:

— Это шпага Рианона.

Комната погрузилась в благоговейную тишину, а потом Карс заговорил:

— Это и есть мое доказательство. Я знаю тайну гробницы.

Тишина. Потом у железнобородого вырвалось сдавленное восклицание и остальные, как по команде, разразились громкими выкриками. Шум разгорался как пламя.

— Он знает тайну!

— Согласились бы вы противостоять оружию Дхувиан, если бы обладали великой силой Рианона? — спросил Карс.

Шум был так силен, что Рольд не сразу смог заговорить. Лицо высокого кхонда выражало сомнение.

— А сможем ли мы использовать оружие Рианона, если получим его? Мы ведь не можем понять, как действует оружие Дхувиан, находящееся в этой галере.

— Дайте мне время на то, чтобы изучить и испытать его, и я узнаю, как использовать орудия власти Рианона, — уверенно ответил Карс.

Он был уверен, что ему это под силу. Ему, конечно, понадобится время, но он был уверен, что его знаний достаточно, чтобы понять принцип действия хотя бы части приборов, порожденных другой наукой.

Он высоко поднял огромную шпагу, заблестевшую в свете факелов, и возвысил голос.

— И если я справлюсь с этим, согласитесь ли вы улучшить этот мир?

Пойдете ли за мной на Сарк?

Все сомнения были отброшены. Возможность драться с сарками, по крайней мере на равных условиях, решила все.

Ответ морских королей был дружным и единым.

— Пойдем!

И тогда Карс увидел Эмер. Она вошла на помост из какого-то внутреннего прохода, и теперь стояла между двумя гигантскими изображениями кораблей, не сводя с Карса широко раскрытых и полных ужаса глаз.

Даже в такой момент всеобщего возбуждения что-то в ее облике привлекало внимание воинов. Повернувшись к ней, они посмотрели на нее внимательнее. Она вышла на открытое пространство перед столом. На ней было лишь свободное белое одеяние, волосы неубраны. Она выглядела так, как будто только что встала ото сна и пришла сюда в полудреме.

Но дремота эта должна была быть ужасной, тяжесть ее как будто пригибала девушку к полу. Шаги ее были медленны, дыхание тяжело, и даже эти отважные бойцы ощутили в своем сердце их тяжесть.

Эмер заговорила, и каждое ее слово было ясным и весомым.

— Я видела это раньше, когда чужестранец возник передо мною впервые, но силы покинули меня, и я не могла говорить. Теперь я скажу вам. Вы должны уничтожить этого человека. Он — опасность, он — темнота, он — смерть для всех нас!

Иваин насторожилась, глаза ее сузились. Карс почувствовал на себе ее взгляд, полный жгучего интереса. Но все его внимание было приковано к Эмер. Вновь, как тогда на набережной, душа его наполнилась странным ужасом, не имевшим ничего общего с тем, что он испытывал перед необычной сверхчувствительностью этой девушки.

Вмешался Рольд, и Карс овладел собой.

«Дурак, — подумал он, — принимать всерьез женскую болтовню, женское воображение…»

— …тайну гробницы! — говорил между тем Рольд. — Разве ты не слышала? Он может дать нам могущество Рианона!

— Айя, — мрачно сказала Эмер. — Я слышала и верю в это. Он хорошо знает место, где скрыта гробница и знает оружие, которое там находится.

Она подошла ближе к Карсу, посмотрела на него, стоящего при свете факелов со шпагой в руке. Теперь она обращалась прямо к нему:

— Почему бы не знать об этом тебе, кто так долго просидел там в темноте? Почему бы не знать об этом тебе, кто собственными руками создал эту дьявольскую силу?

Была ли жара и вино причиной того, что каменные стены закружились и холод их ударил ему в грудь. Он попытался заговорить, но слов не получилось — лишь хриплый непонятный звук. Голос Эмер возвысился, безжалостный, уверенный.

— Почему бы не знать об этом тебе — тебе, Проклятому, Рианону!

Каменные стены вернули слово и повторяли его до тех пор, пока зал не наполнился призрачным именем — Рианон! Карсу показалось, что корабли шевельнулись при этом звуке и затрепетали знамена. А девушка стояла неподвижно, ожидая его слов, но во рту у него было сухо и пусто.

Все они смотрели на него, и Иваин, и морские короли — и эта пугающая тишина поглотила собой все, и выпитое вино, и забытое празднество.

Словно он был павшим Люцифером, коронованным всей злобой мира.

Потом Иваин рассмеялась, и в ее смехе слышалась нотка торжества.

— Так вот почему! Теперь я понимаю, почему ты выкрикнул имя Проклятого там, в каюте, когда восстал против власти Кару-Дху, сопротивляться которой не может ни один человек, и убил Ссана.

Голос ее звенел насмешкой.

— Приветствую тебя, господин Рианон!

Он вновь обрел способность говорить.

— Ты лжешь, мегера! Ты тешишь этим свою гордость. Ни один человек не может одолеть Иваин Сарк, но бог — другое дело.

Он закричал на всех них:

— Вы что — дураки или дети, что слушаете это безумие? Ты, Джахарт, ты ведь сидел рядом со мной у весла. Разве не текла моя кровь под ударами бича, как у обыкновенного раба?

Джахарт задумчиво сказал:

— В первую ночь на галере я слышал, как ты выкрикнул имя Рианона.

Карс выругался. Он повернулся к морским королям.

— Вы же воины, а не девки-служанки. Пошевелите мозгами. Разве я похож на разгуливающего мертвеца?

Уголком глаза он увидел, что Богхаз идет к помосту, а там и здесь полупьяные воины с галеры вытаскивают шпаги, вскакивают и устремляются за ним.

Рольд положил руки на плечи Эмер и строго сказал:

— Что заставило тебя сказать это, сестра?

— Я говорю не о теле, — сказала Эмер, — а только о духе. Дух могущественного Проклятого может жить и жить. Он продолжал жить и теперь каким-то образом вошел в этого варвара и спрятался в клетках мозга.

Она вновь повернулась к Карсу.

— Ты и сам чужой и странный, и за одно это я стала бы бояться тебя, ибо не понимаю тебя. Но за одно это я не стала бы желать тебе смерти. Но я говорю, что Рианон смотрит сквозь твои глаза и говорит твоим языком, и в твоих руках его шпага и скипетр. И из-за этого я требую твоей смерти.

Карс хрипло сказал:

— И вы хотите слушать это безумное дитя?

Но он видел облако глубокого сомнения на их лицах. Суеверные дураки!

В этом настоящая опасность.

Карс оглядел своих людей, соображая, есть ли у него шансы на победу, если дело дойдет до драки. Про себя он выругал желтоволосую девку, произносившую эти невероятные, невозможные, безумные слова.

Да, безумные. И все же дрожащее пламя страха в его собственном сердце превратилось в один сильный жаркий луч.

— Если мною овладели, — рявкнул он, — разве я не узнал бы об этом первым?

«Разве не узнал бы?» — эхом отозвался этот вопрос в мозгу Карса. И он вернулся памятью к прошлому кошмару темной гробницы, где ему почудилось присутствие чего-то чужого и жаждущего, снам и полузабытым воспоминаниям, которые не были его собственными.

Нет, не правда. Это не могло быть правдой. Он не позволил бы существовать такой правде.

Богхаз поднялся на помост. Он бросил на Карса лишь один странный и острый взгляд, но когда он обратился к морским королям, речь его была искусной и дипломатичной.

— Нет сомнения в том, что мудрость госпожи Эмер не сравнима с моей, и я не собираюсь вести себя неуважительно по отношению к ней. Но этот варвар — мой друг, и говорю я о том, что знаю сам. Он тот, за кого себя выдает, не больше и не меньше.

При этих словах люди с галеры разразились угрожающими возгласами.

Богхаз продолжал:

— Подумайте, господа мои. Стал бы Рианон убивать Дхувианина и объявлять войну саркам? Стал бы он предлагать победу Кхондору?

— Нет! — сказал железнобородый. — О, боги, конечно не стал бы. Он стоял бы за отродье Змеи.

Эмер заговорила, привлекая их внимание.

— Господа мои, лгала ли я когда-нибудь вам? Давала вам неверные советы?

Они покачали головами, и Рольд сказал:

— Нет. Но сейчас одного твоего слова недостаточно.

— Хорошо, забудьте о моем слове. Есть способ доказать — Рианон он или нет. Пусть пройдет испытание перед Мудрыми.

Рольд, нахмурившись, подвергал себя за бороду. Потом он кивнул.

— Мудро сказано, — согласился он, и остальные присоединились к его словам.

— Айя… Пусть будет доказано.

Рольд посмотрел на Карса:

— Ты подчинишься?

— Нет, — сердито бросил Карс. — Не подчинюсь. К черту всю эту суеверную чушь! Если моего предложения показать вам гробницу недостаточно для того, чтобы вас убедить, что ж, действуйте сами, без меня.

Лицо Рольда напряглось.

— Ничего дурного с тобой не случится. Если ты не Рианон, то бояться тебе нечего. Еще раз спрашиваю: ты подчинишься?

— Нет.

Он начал отступать к столу, к своим людям, которые, по-волчьи ощерившись, уже приготовились к драке. Но Торн из Тарака схватил его за лодыжку, когда он проходил мимо него, и люди Кхондора налетели на людей с галеры и обезоружили их прежде, чем успела пролиться кровь.

Карс дрался с морскими королями, как дикое животное. Его припадок ярости длился до тех пор, пока железнобородый не ударил его, с сожалением, рогом для вина по голове.

Глава 12 ПРОКЛЯТЫЙ

Темнота отступала медленно. Вначале Карс воспринял звуки — шум струящейся поблизости воды, биение прибоя за каменной стеной. Если не считать этих звуков, мир был погружен в тишину.

Потом появился свет, неяркое мягкое свечение. Открыв глаза, он увидел высоко над собой хоровод звезд, а ниже — арковидную скалу, блестевшую кристаллами, которые светились мягким светом.

Он находился в пещере у моря, гроте, получающем свет от бассейна, наполненного молочным пламенем. Когда способность ясно видеть вернулась к нему, он увидел, что на противоположной стороне бассейна имеется возвышение с ведущими к нему ступенями. Морские короли стояли там, а рядом с ними — Иваин в кандалах, Богхаз и предводители пловцов и людей неба. Все наблюдали за ним, не произнося ни слова.

Карс обнаружил, что привязан к тонкому каменному шпилю, одиноко возвышающемуся в этом месте. Перед ним, по пояс в бассейне, стояла Эмер.

Черная жемчужина блестела у нее на груди, капли воды, подобно алмазам, блестели на ее волосах. В руках она держала огромный необработанный драгоценный камень скучно-серого цвета, тусклый, словно спящий.

Увидев, что он открыл глаза, она ясным голосом сказала:

— Придите, о хозяева мои! Время настало.

Шепот сожаления наполнил грот. Поверхность бассейна всколыхнулась, фосфоресцирующая рябь прошла по ней, вода мягко разошлась и три фигуры медленно возникли из глубины рядом с Эмер. Это были головы трех пловцов, убеленных годами.

Глаза их были самым ужасным, что когда-либо приходилось видеть Карсу, ибо они были молоды чужеродной молодостью, молодостью, которой не было в их телах, и в них была мудрость и сила, напугавшие его.

Он выпрямился, насколько это позволяли ему эти узы, все еще не совсем пришедший в себя от удара, нанесенного железнобородым, и услышал над собой шум, как будто огромные птицы вылетели из своего гнезда.

Посмотрев наверх, он увидел на прячущихся в тени выступах три темные фигуры старых-старых существ — людей неба, с устало сложенными крыльями, и на их лицах тоже застыл свет отторгнутой от плоти мудрости.

Он наконец обрел дар речи. Он принялся рваться и бороться, пытаясь освободиться, но огромный спокойный свод поглотил его голос, а узы были слишком крепки.

В конце концов он понял, что его усилия бесполезны. Усталый и потрясенный, он снова прислонился к стене.

Тогда из-за выступа наверху послышался хриплый шепот.

— Маленькая сестра, подними камень мысли.

Эмер подняла затуманенную драгоценность, которую держала в руке.

Наблюдать за этим было удивительно. Вначале Карс ничего не понял.

Потом он увидел, что по мере того, как глаза Эмер и Мудрых тускнели и застилались туманом, драгоценный камень становился все более ясным и сверкающим.

Казалось, будто вся сила их разумов вливалась в определенную точку кристалла, прорезала его единым сильным лучом. И он почувствовал, как этот общий разум воздействует на его мозг!

Карс смутно ощущал их действия. Мысли сознания являлись электрическими пульсациями, передающиеся нервами. Электрическая пульсация может быть заторможена, нейтрализована более сильным противоимпульсом, подобным тому, который они создавали, фокусируя свои мысли на электрочувствительном кристалле.

Самим им было неведомо научное объяснение их натиска на его сознание!

Эти халфлинги, обладающие сверхчувствительными органами, возможно, уже давно обнаружили, что кристаллы могут собирать их разумы воедино, и использовали это открытие, не зная его научного объяснения.

— Но я смогу отразить их, — прошептал Карс сам себе. — Я смогу всех их отразить!

Его привело в ярость это спокойное, безличное нападение на его сознание. Он сопротивлялся ему изо всех сил, но сил этих было недостаточно.

А потом, как бы раньше, перед тем, как он увидел поющие звезды Дхувианина, какая-то сила в нем, казалось вовсе не принадлежащая ему, пришла на помощь.

Она выстроила барьер против мудрых и держала его, пока Карс не застонал в агонии. Пот градом катился по его лицу, тело его корчилось, и он смутно сознавал, что сейчас умрет, что он не может дальше этого выдержать.

Его разум походил на запертую комнату, дверь в которой распахнулась внезапно, под порывами бешеного ветра, поднявшего тучу воспоминаний и всколыхнувшего подернутые пылью мечты, проникнувшего повсюду, даже в самые темные уголки сознания.

Во все, исключая один. В одно место, где тень была крепкой и непроницаемой, и не могла быть развеянной.

Драгоценность блестела в руках Эмер. И спокойствие, похожее на молчание, установилось в пространстве между звездами.

Ясно прозвучал голос Эмер:

— Рианон, говори!

Темная тень, которую Карс ощущал в своем сознании, вздрогнула, пошевелилась, но не подала никаких сигналов. Он чувствовал, что она ждет и наблюдает.

Тишина пульсировала. По другую сторону бассейна наблюдатели тревожно зашевелились на выступе.

Послышался дрожащий голос Богхаза:

— Это безумие! Как может этот варвар быть Проклятым, жившим давным-давно?

Но Эмер не обратила на его слова никакого внимания, поднимая драгоценность все выше и выше.

— Мудрые обладают силой, Рианон! Они могут разрушить разум этого человека. Они разрушат его, если ты не заговоришь! — Теперь в голосе ее звучала кровожадная радость.

— Что ты тогда будешь делать? Вползешь в мозг и тело другого человека? Ты не можешь этого, Рианон! Ибо если бы ты мог еще это сделать, то ты бы уже сделал это!

Железнобородый хрипло сказал с той стороны бассейна:

— Мне это не нравится!

Но Эмер была безжалостна, и теперь ее голос заполнил для Карса весь мир — неумолимый и ужасный.

— Разум человека гибнет, Рианон. Еще минута-другая, и единственное твое орудие превратится в беспомощного идиота. Говори, если хочешь спасти его!

Ее голос возвысился, эхом отдаваясь от свода пещеры, и драгоценность в ее руке казалась воплощением пламени и силы.

Карс почувствовал, как задвигалась тень в его сознании — в сомнении, страхе…

А потом эта тень внезапно словно овладела мозгом и телом Карса, завладела каждым его атомом. И он услышал свой голос, чужой по тону и тембру, выкрикивающий:

— Пусть разум человека живет! Я буду говорить!

Громовое эхо этого ужасного крика медленно умерло, а Эмер сделала один нетвердый шаг назад, потом другой, как будто ноги отказались держать ее.

Драгоценность в ее руке внезапно потускнела. Круги пошли по воде от движений Пловцов, ушедших в глубину. Люди Неба взвились вверх. И в глазах их всех был свет осознания и страха.

У застывших в неподвижности людей, у Рольда и морских королей вырвался единый крик:

— Рианон! Проклятый!

Карсу показалось, что даже Эмер, которая осмелилась вызвать то, что было глубоко скрыто, на открытый поединок, боится теперь того, что разбудила.

Мечты, иллюзии, видения в воспаленном мозгу — вот чему он пытался приписать то странное, что жило в нем. Но не теперь! Не теперь! Он знал правду, и знание это было ужасно.

— Это ничего не доказывает! — взвился Богхаз. — Вы его загипнотизировали, заставили признать невозможное.

— Это Рианон, — прошептала одна из Пловцов. Она высунула из воды покрытый белой шерстью лоб. — Это Рианон в тебе, чужеземец.

А потом резко крикнула:

— Убейте этого человека, прежде чем Проклятый использует его для того, чтобы всех нас уничтожить.

И стены закричали в ответ на все голоса:

— Убить его! Убить!

Карс беспомощный в руках того, что владело им, чувствовал дикое беспокойство этого «нечто». Он услышал звенящий голос, который не был его собственным.

— Подождите! Вы боитесь, потому что я — Рианон. Но я вернулся не для того, чтобы причинить вам зло.

— А для чего же ты тогда вернулся? — прошептала Эмер.

Она смотрела в лицо Карса. И по выражению ее расширившихся глаз Карс понял, что лицо его должно быть странно и страшно.

Губами Карса Рианон ответил:

— Я пришел искупить свой грех.

Белое, полное ужаса лицо Эмер вспыхнуло от ненависти.

— О, король лжецов! Рианон, который принес в наш мир дьявола, дав силу Змее, который был приговорен и наказан за свое преступление — Рианон, Проклятый, превращается в святого.

Она рассмеялась, и этот горький смех, в котором совмещались ненависть и страх, был подхвачен Пловцами и Людьми Неба.

— Ради собственных интересов вы должны мне поверить! — в голосе Рианона зазвучал гнев. — Неужели вы не хотите даже выслушать меня?

Карс почувствовал всю страстность того неведомого, что использовало его столь нечестным образом. Он был один с этим чужим сердцем, наполненным чужой страстью и горечью, но в то же время таким одиноким, что никто другой не мог понять ужаса этого одиночества.

— Слушать Рианона? — крикнула Эмер. — Разве тогда, давным-давно, Куири слушали его? Они судили его за грех!

— Неужели вы лишите меня возможности искупить свою вину? — голос Проклятого звучал теперь почти умоляюще. — Неужели вы не понимаете, что этот человек Карс, моя единственная возможность исправить то, что я наделал.

Голос его возвышался, сильный, полный страсти.

— Годы и годы я лежал, неподвижный и думающий в том заключении, которое не под силу даже гордому Рианону. Я осознал свой грех. Я желал исправить его, но не мог.

Потом в мою гробницу и тюрьму пришел извне человек, Карс. Я впустил в его мозг нематериальную электрическую паутину своего сознания. Я не мог возобладать над ним, ибо разум его был чужим и иным. Но я мог немного влиять на него, и решил, что смогу действовать через него.

Но его тело не принадлежало этому миру. И чувствуя это, я не осмеливался дать ему понять, что я нахожусь в его мозгу.

Я думал, что через него смогу найти способ уничтожить Змею, которую я, к моей величайшей скорби, поднял из пыли много лет назад.

Страстная исповедь, срывавшаяся с губ Карса, была прервана дрожащим голосом Рольда. Взгляд Рольда был совершенно диким.

— Эмер, пусть Проклятый замолчит! Снимите с человека свои чары!

— Снимите чары! — эхом отозвался железнобородый.

— Да, — прошептала Эмер. — Да.

Снова драгоценный камень был поднят, и теперь Мудрые собрали свою силу, увеличенную тем ужасом, что жил в них. Электрочувствительный кристалл вспыхнул и показался Карсу лучом света, пронизывающим его мозг.

Рианон боролся с ним изо всех сил, боролся в безумном отчаянии.

— Вы должны слушать! Вы должны верить!

— Нет! — сказала Эмер. — Молчи! Освободи человека, или он умрет!

Еще один дикий протест, прерванный яростным нажимом Мудрых. Мгновение колебания… укол боли, слишком глубокий для того, чтобы ее мог понять человек — и барьер исчез.

Чужое присутствие, ощущение захвата плоти исчезло, и сознание Мэтью Карса поглотило тень и скрыло ее. Голос Рианона умолк.

Тело Карса обмякло, как неживое. Кристалл излучал свет. Руки Эмер упали. Голова ее склонилась к груди так, что яркие волосы упали ей на лицо. Мудрые тоже скрыли свои лица и застыли в неподвижности. Морские короли, Иваин, даже Богхаз остались безмолвными, подобно людям, только что избежавшими уничтожения и лишь теперь осознавшими, как близко они находились к смертельной черте.

Карс застонал. В течении долгого времени этот хриплый звук был единственным, нарушавшим общую тишину.

Наконец Эмер сказала:

— Этот человек должен умереть.

Теперь все его существо не выражало ничего, кроме бесконечной усталости и мрачной убежденности. Карс услышал угрюмый ответ Рольда.

— Айя. Другого выхода нет.

Богхаз начал было говорить, но ему не дали.

Карс с трудом произнес:

— Это не правда. Такого не бывает.

Эмер подняла голову и посмотрела на него. Ее отношение к нему теперь изменилось. Она, казалось, не боялась больше Карса, а лишь жалела его.

— Но ты же знаешь, что это правда.

Карс молчал. Он знал.

— Ты ничего дурного не сделал, чужеземец, — сказала она. — В твоем сознании я вижу многое, что кажется мне странным, чего я не могу понять, но дьявола в нем нет. И все же в тебе живет Рианон, а мы не смеем позволить ему жить.

— Но он не может управлять мною! — Карс сделал усилие встать, подняв голову, чтобы всем было слышно, но голос его, как и тело, был лишен силы.

— Вы слышали, как он сам это признал. Он не может возобладать надо мной.

Моя воля — это моя воля.

Иваин медленно проговорила:

— А как насчет Ссана и шпаги? Тогда тобой руководил не разум варвара Карса.

— Он не может руководить тобой, — сказала Эмер, — кроме тех случаев, когда границы твоего собственного сознания ослаблены сильным потрясением.

Огромный страх, может даже беспамятство, вызванное сном или вином, и Проклятый получит эту возможность, и тогда будет уже слишком поздно.

Рольд сказал:

— Мы не можем идти на риск.

— Но я же могу выдать вам тайну гробницы Рианона! — крикнул Карс.

Он видел, что это обещание подействовало на них, и продолжал:

— И вы называете это справедливостью, вы, люди Кхондора, бросившие вызов саркам? И вы приговорите меня, зная, что я не виновен? И вы окажетесь такими трусами, что обречете свой народ на бесконечную жизнь под вечной угрозой из-за какой-то тени из прошлого? Позвольте мне отвести вас к гробнице. Позвольте мне добиться победы. Это докажет вам, что я не имею с Рианоном ничего общего.

Рот Богхаза в ужасе раскрылся:

— Нет, Карс, нет! Не выдавай им ее!

Рольд закричал:

— Молчать!

Железнобородый угрюмо рассмеялся:

— Позволить Проклятому захватить собственное оружие? Это было бы настоящим безумием!

— Хорошо, — сказал Карс. — пусть идет Рольд. Я нарисую для него карту. Держите меня здесь. Это будет достаточно безопасно. Вы сможете быстро убить меня, если мною завладеет Рианон.

На это они пошли. Единственным более сильным чувством, чем ненависть к Проклятому, было горячее желание получить легендарное мощное оружие, с помощью которого можно было добиться победы и свободы для Кхондора.

Они еще медлили в нерешительности. Но их решение было ясно Карсу еще до того, как Рольд обернулся к нему и сказал:

— Мы согласны, Карс. Убить тебя было бы безопаснее, но нам нужно это оружие.

Карс почувствовал, как признак неминуемой смерти отступил.

— Дело будет нелегким. Гробница находится неподалеку от Джеккеры, — предупредил он.

Железнобородый спросил:

— Что будем делать с Иваин?

— Убить и немедленно! — хрипло отозвался Торн из Тарака.

Иваин молчала, глядя на них с холодной отрешенностью.

Но вмешалась Эмер.

— Рольд будет в опасности. Пока он не вернется, Иваин должна оставаться у нас как заложница.

И только тут Карс обратил внимание на то, что Богхаз стоит в стороне, горестно качая головой, и слезы струятся по его толстым щекам.

— Он выдал им тайну, которая стоит королевства! — причитал Богхаз. — Я ограблен.

Глава 13 КАТАСТРОФА

Дни, последовавшие за описанным выше, были для Карса долгими и странными. Он начертил по памяти план расположения холмов за Джеккерой и указал местонахождение гробницы. Рольд изучал план до тех пор, пока не изучил его, как собственный дом. Потом папирус был сожжен.

Рольд взял один корабль, подобрал команду и ночью покинул Кхондор.

Джахарт отправился с ним. Каждый понимал опасность этого путешествия. Но один быстроходный корабль с пловцами, показывающими путь, мог избежать патрулей сарков. Корабль надлежало затем скрыть в тайной пещере, находящейся западнее Джеккеры — эта пещера была известна Джахарту — остальной же путь предстояло проделать по суше.

— Если при возвращении дела наши сложатся плохо, — мрачно сказал Рольд, — мы немедленно потопим корабль.

После того, как корабль отплыл, всем остальным осталось только ждать.

Карс никогда не оставался один. Ему были предоставлены три маленькие комнатки в отдаленной части дворца, и с ним все время находилась охрана.

Отравляющий душу страх все время присутствовал в его мозгу, как бы он с ним ни боролся. Он ловил себя на том, чтоб без конца прислушивается, не заговорит ли в нем внутренний голос, следит за проявлением знака или жеста, но принадлежащих ему самому. Ужас происшедшего в убежище Мудрых оставил свои следы. Теперь он знал. А зная, он ни на мгновение не мог забыть о том, что знал.

Не страх смерти так тяжко воздействовал на него, хотя он был человеком и не хотел умирать. Ужасно было жить в постоянном ожидании того момента, когда перестанешь быть самим собой, когда сила извне полностью завладеет твоим мозгом и телом. Это сознание присутствия Рианона было страшнее, нежели угроза безумия.

Эмер снова и снова приходила, чтобы беседовать с ним и изучать его.

Он понимал, что она ищет в нем следы присутствия Рианона. Но он также понимал, что пока она улыбается, он в безопасности.

Больше она не пыталась заглянуть в его сознание. Но однажды она заговорила о том, что видела в нем раньше.

— Ты пришел из другого мира, — сказала она со спокойной уверенностью.

— Думаю, я поняла это сразу, как только тебя увидела. Воспоминания о нем жили в твоей памяти — отверженное пустынное место, очень страшное и печальное.

Карс кивнул.

— Да, в нем много горечи. Но есть в нем и своя красота.

— Красота есть даже в смерти, — сказала Эмер, — но я рада, что живу.

— Тогда забудем об этом другом мире. Расскажи мне об этом, таком живом. Рольд сказал, что ты очень похожа на халфлингов.

Она рассмеялась.

— Он иногда упрекает меня, говоря, что я — другая, и вообще не человек.

— Сейчас, когда лицо твое купается в лунном свете и волосы пронизаны им, ты и впрямь похожа на человека, — сказал он ей.

— Иногда я жалею, что эта была правда. Ты никогда не был на «островах людей неба»?

— Нет.

— У них есть нечто вроде замков, выступающих из моря, и эти замки высотой почти такие, как Кхондор. Когда люди неба брали меня туда, я сожалела о том, что у меня нет крыльев, ибо я должна была пользоваться чьей-то помощью или же оставаться на поверхности, тогда как они летали и кружились вокруг меня. Тогда мне подумалось, что умение летать — самое прекрасное, что есть в мире, и я плакала от того, что оно мне недоступно.

Но когда я с пловцами, я чувствую себя более счастливой. Тело мое очень похоже на их тела, хотя и не такое ловкое. И это удивительно, до чего же удивительно — погружаться в сверкающую воду и видеть сады, которые они разводят, со странными морскими цветами, растущими на клумбах, и немногими яркими рыбками, что носятся среди этих цветов, как птицы.

А их города, серебряные шары во впадинах океана. Небеса, пылающие огнем, похожие на расплавленное золото, когда сияет солнце, и серебристые ночью. Там всегда тепло и там есть маленькие бассейны для детей. Дети учатся в них, закаляются для открытого моря.

Я многое узнала от халфлингов, — закончила она.

— Но ведь и Дхувианы — тоже халфлинги? — спросил Карс.

Эмер вздрогнула.

— Дхувианы — самая старшая раса из халфлингов. Их осталось немного, а те, кто остался, все живут в Кару-Дху.

Карс внезапно спросил:

— Ты обладаешь мудростью халфлингов. Скажи мне, есть ли способ избавиться от того чудовищного, что сидит во мне?

Она мрачно ответила:

— Даже Мудрым неведомо так много.

Землянин в ярости ударил сжатыми в кулаки руками по каменной стене.

— Лучше бы вы убили меня там, в пещере!

Эмер накрыла его руку своей мягкой ладонью и сказала:

— Всегда есть время для смерти.

После ее ухода Карс в течении нескольких часов мерил шагами пол, желая найти забвение в вине и не решаясь его выпить, боясь сна. Когда наконец усталость взяла свое, охранники окружили его постель, а один пристально следил за его лицом со шпагой наготове и наблюдал, готовый мгновенно разбудить его, если он уснет достаточно крепко.

И он действительно засыпал. Иногда его сны были ничем иным, как кошмарами, порожденными его состоянием, но иногда темный шепот вползал в его сознание, говоря:

«Не бойся. Позволь мне говорить, ибо я должен рассказать тебе…»

Много раз Карс просыпался от звука собственного крика, и острие шпаги оказывалось у самого его горла.

«Я не собираюсь делать ничего плохого или злобного. Я могу прекратить твои страхи, если ты согласишься слушать!»

Карс думал, к чему он придет раньше: сойдет ли он с ума или бросится с балкона в море.

Богхаз был к нему ближе, чем когда-либо. Его, казалось, очаровывало то, что проникло в Карса. Он тоже испытывал суеверный ужас, но недостаточно сильный, чтобы забыть о том, что гробница будет найдена.

— Я же просил тебя взять меня в долю! — без конца повторял он. — Самый главный источник силы на Марсе, и ты выдал его тайну! Выдал, не добившись от них обещания, что они хотя бы не станут тебя убивать, когда воспользуются тайной.

В безнадежности он взмахнул толстой рукой.

— Я снова повторяю: ты ограбил меня, Карс. Лишил меня королевства.

А Карс впервые радовался жадности валкисианина, потому что благодаря ей не оставался один. Богхаз сидел, выпивая огромное количество вина, кидал время от времени взгляд на Карса и посмеивался.

— Люди всегда говорили, что во мне сидит дьявол. Но в тебе, Карс — вот это дьявол!

«Позволь мне говорить, Карс, и ты непременно поймешь!»

Карс сжимался в комок. Глаза его суживались, руки начинали дрожать.

Потом крылатый человек принес в Кхондор новости.

Карсу о случившимся сообщила Эмер. Да она могла и не говорить. Увидев ее лицо, белое как смерть, он все понял.

— Рольд так и не достиг гробницы, — сказала она. — Патруль Сарка схватил их. Говорят, что Рольд пытался убить себя, чтобы спасти тайну, но ему не дали. Его забрали в Сарк.

— Но сарки ведь не знают о том, что он обладает тайной, — запротестовал Карс, цепляясь за эту надежду, как за соломинку. Но Эмер покачала головой.

— Они не дураки. Они захотят узнать планы Кхондора и причины, по которым он пустился в Джеккеру с одним лишь кораблем. Его будет допрашивать Дхувианин.

Карс сразу понял, что это означает. Гипнотическая наука Дхувиан почти возобладала над его собственным, совершенно чуждым этому миру сознанием.

Секреты Рольда они узнают мгновенно.

— Значит, никакой надежда?

— Никакой, — сказала Эмер. — Ни теперь, ни когда-либо.

Некоторое время они сидели молча. Ветер выл в галерее, а волны с мрачным гулом разбивались о скалы внизу.

Карс спросил:

— Что же теперь будет?

— Морские короли послали сообщение во все свободные побережья и острова. Скоро здесь соберутся все корабли и люди, и железнобородый поведет их на Сарк. Есть еще немного времени. Даже когда Дхувиане узнают тайну, им понадобится время на то, чтобы добраться до гробницы, перевезти оружие и узнать как им пользоваться. Если мы сможем до тех пор сокрушить Сарк…

— Вы сможете победить темных?

Она честно ответила:

— Нет. Дхувианы вмешиваются и даже то оружие, что у них уже есть, будет использоваться против нас. Но мы должны попытаться и умереть, если попытка не удастся, ибо эта смерть будет лучше, чем та, которая ждет нас, если Кхондор сравняют с землей.

Он стоял, глядя на нее, и ему казалось, что в него жизни не было более горькой минуты.

— Морские короли возьмут меня с собой?

Глупый вопрос. Он знал, какой получит ответ раньше, чем она дала его ему.

— Сейчас они считают, что все это придумал Рианон — обмануть Рольда, чтобы секрет достался Кару-Дху. Я говорила им, что это не так, но…

Она устало махнула рукой и отвернулась.

— Железнобородый, думаю, верит мне. Он позаботится о том, чтобы твоя смерть была быстрой и безболезненной.

Через некоторое время Карс спросил:

— А Иваин?

— Этим занимается Торн из Тарака. Ее они возьмут с собой, когда пойдут на Сарк, заковав.

Снова установилась тишина. Карсу показалось, что даже воздух сгустился и давит ему на сердце.

Он обнаружил, что Эмер незаметно ушла. Он повернулся и вышел на галерею, где остановился, глядя на море.

— Рианон, — прошептал он, — я проклинаю тебя. Я проклинаю ту ночь, когда увидел шпагу и я проклинаю тот день, когда пришел в Кхондор с обещанием показать твою гробницу.

Свет померк. Море походило на ванну, полную крови при свете заходящего солнца. Ветер донес до него крики из города и с кораблей, стоящих в фиорде.

Карс беззвучно рассмеялся.

— Ты получил то, что хотел, — сказал он тому, что сидело в нем, — но долго ты этим наслаждаться не будешь.

Но триумф этот был невелик.

Напряжение последних нескольких дней и этот конечный удар были слишком непосильным грузом для любого человека. Карс сел на резную скамью, положил голову на руки и долго сидел так, слишком усталый, чтобы что-то испытывать.

Голос из темноты что-то зашептал в его мозгу, и в первый раз Карс не в силах был ему сопротивляться.

«Я мог бы спасти тебя, если бы ты слушал. Все вы дураки, потому что вы не хотите меня слушать!»

— Очень хорошо… Говори, — прошептал Карс угрюмо. — Зло совершилось, и железнобородый скоро будет здесь. Входи, Рианон. Говори.

И он начал говорить, наполняя сознание Карса голосом мыслей, бушуя и умоляя в отчаянии.

«Если бы ты поверил мне, Карс, я все еще смог бы спасти Кхондор.

Отдай мне свое тело, позволь мне использовать его…»

— Даже и сейчас я не слишком далеко для этого зашел. «Боги милостивые! — мысли Рианона были наполнены гневом. — И времени так мало…»

Карс почувствовал, как он борется со своей яростью, взяв себя в руки ужасным усилием воли.

«В гроте я сказал правду. Ты был в моей гробнице, Карс, как ты думаешь, сколько времени я смог пролежать один в ужасной черноте, вне пространства и времени, прежде чем совершенно изменился? Я не бог! Как бы вы ни называли нас, Куири никогда не были богами — мы лишь раса людей, пришедшая раньше, чем все другие.

Меня называют дьяволом, Проклятым — но я никогда им не был!

Тщеславным и гордым — да, и еще дураком, но злоба была чужда моим намерениям. Я обучил народ Змеи, потому что он был достаточно умен и обманул меня, а когда он использовал полученные от меня знания на дьявольские цели, я пытался помешать ему и не смог, ибо они уже знали от меня, как защищаться, и даже моя сила не могла их настичь в Кару-Дху.

И все равно мои братья Куири судили меня, они приговорили меня к заключению вне пространства и времени в месте, приготовленном ими, и заключение это должно было длиться до тех пор, пока плоды моего греха будут ощущаться в этом мире. Потом они оставили меня. Мы были последними потомками нашей расы. Их ничто здесь не удерживало, они ничего не могли сделать. Они желали только мира и познания. Поэтому они пошли по дороге, выбранной ими. А я ждал. Знаешь ли ты, чем может стать ожидание?»

— Думаю, ты его заслужил, — хриплым голосом сказал Карс. Внезапно он насторожился. Тень, начало надежды…

Рианон продолжал:

«Да, заслужил. Но если бы ты дал мне возможность искупить свой грех, освободиться и последовать за своими братьями!»

Голос мысли возвысился, и страстность его была сильна, опасно сильна.

«Одолжи мне свое тело, Карс! Одолжи мне свое тело и я все сделаю!»

— Нет! — закричал Карс. — Нет!

Он встрепенулся, сознавая теперь опасность, борясь изо всех сил с настойчивостью просьбы. Он отбросил то, что стучалось в его мозг, закрыл перед ним свой разум.

— Ты не можешь овладеть мною, — прошептал он. — Не можешь!

«Нет, — горько вздохнул Рианон, — не могу!»

И внутренний голос пропал.

Карс прислонился к каменной стене, мокрый и потрясенный, но озаренный последней отчаянной победой и надеждой. Собственно, пока это была лишь искра надежды, но и ее было достаточно, чтобы вдохновить его. Что угодно лучше, чем ждать смерти подобно мыши, попавшей в западню.

Если бы боги удачи дали ему хоть немного времени…

Он услышал скрип отворяемой двери, слова команды, и сердце его заныло. Затаив дыхание, он стоял и слушал, думая, что сейчас раздастся голос железнобородого.

Глава 14 ОТВАЖНОЕ РЕШЕНИЕ

Но это был не железнобородый. Это был Богхаз. Он пришел один и выглядел измученным и печальным.

— Меня прислала Эмер, — сказал он. — Она сообщила мне трагическую новость, и я пришел попрощаться.

Он взял Карса за руку.

— Морские короли держат свой последний совет перед тем, как идти на Сарк, но он продлится недолго. Друг мой, мы столько пережили вместе. Ты стал мне как родной брат, и это расставание раздирает мое сердце.

Толстый валкисианин казался искренне взволнованным. Когда он посмотрел на Карса, в глазах его блестели слезы.

— Да, как родной брат, — повторил он дрожащим голосом. — Нам, как и братьям приходилось ссориться, но приходилось и вместе проливать кровь.

Такое не забывается.

Он тяжело вздохнул.

— Мне бы хотелось сохранить что-нибудь на память о тебе, друг.

Какой-нибудь пустячок, который напоминал бы мне о тебе. Твой воротник или твой пояс, например. Я бы хранил их до конца своих дней.

Он вытер слезы, а Карс, не слишком осторожно, схватил его за горло.

— Ах ты, хитрый обманщик! — рявкнул он в самое ухо валкисианину. — Пустячок. Ведь тебе, Боги великие, на какое-то время удалось меня одурачить!

— Но, друг мой… — заныл Богхаз.

Карс встряхнул его и выпустил. Торопливым шепотом он сказал:

— У меня нет желания разбивать твое сердце, если бы я только мог что-нибудь сделать. Послушай, Богхаз, хотел бы ты узнать тайну гробницы?

У Богхаза отвалилась челюсть.

— Безумец, — прошептал он. — Бедняга сошел с ума от потрясения.

Карс заглянул в зал. Стража находилась вне пределов слышимости. Их не беспокоило то, что происходило на балконе. Их было трое, в кольчугах, вооруженных. При Богхазе, конечно, не было оружия, и Карс не мог убежать, если бы только у него вдруг не выросли крылья.

Землянин быстро заговорил.

— То, что затевают морские короли, не имеет смысла. Дхувиане будут помогать Сарку, и Кхондор падет. А это означает и твое падение, Богхаз.

Сарки придут сюда, и если ты переживешь их штурм, что вызывает сомнение, тебя возьмут живым и то, что от тебя останется, отдадут Дхувианам.

Богхаз задумался, обдумывая эту возможность и она явно ему не понравилась.

— Но, — заикаясь проговорил он, — вернуть сейчас оружие Рианона невозможно! Даже если бы ты мог убежать отсюда, ни один человек не может пробраться мимо Сарка и из-под носа Гораха утащить это оружие!

— Ни один человек, — сказал Карс, — но я ведь не просто человек, ты это помнишь? И, главное, чьим оружием пользуются они?

Глаза валкисианина засветились пониманием. Его луноподобное лицо озарилось улыбкой. Едва удержавшись от крика, он пришел в себя только тогда, когда Карс накрыл ему рот рукой.

— Я приветствую тебя, Карс! — прошептал он. Сам король лжецов не мог бы действовать лучше. — Он был вне себя от восторга. — Грандиозный план.

Он стоит…Богхаза!

Потом он помрачнел и покачал головой.

— Но ведь это тоже страшное безумие.

Карс взял его за плечо.

— Сейчас, как тогда на галере, терять нечего, можно только выиграть.

Ты остаешься со мной?

Валкисианин прикрыл глаза.

— Меня искушают, — пробормотал он, — как воин, как актер, я бы хотел видеть произведение этого великого обмана.

Он вздрогнул всем телом.

— Шкуру сдерут заживо. И эти Дхувианы. Да, ты, я думаю, прав. Все равно умирать. — его глаза расширились. — Подожди-ка! Рианон может поладить с сарками, а Богхаз ведь выступил против Иваин. О нет! Мне лучше уйти из Кхондора.

— Да подумай же ты! — Карс потряс его за плечо. — Толстый дурак! Я защищу тебя. Как Рианон я могу это сделать. Получив это оружие, мы могли бы стать спасителями Кхондора и тогда нашим возможностям не было бы конца.

Хотел бы ты стать королем Валкиса?

— Ну… — Богхаз вздохнул. — Ты бы смог искусить самого дьявола. А говоря о дьяволе… — сузив глаза, он посмотрел на Карса. — Сможешь ли ты укротить себя? Страшно, когда в твоем друге сидит демон.

Карс ответил.

— Смогу. Ты же слышал, как сам Рианон говорил об этом. — Тогда, — сказал Богхаз, — нам лучше поскорее отправится, пока идет совет морских королей. — Он хихикнул. — Старина железнобородый нам помогал, хотя и с насмешкой. Сейчас все собираются исполнить приказ и наша команда ждет на борту галеры — и она не очень-то довольна!

Через мгновение охрана в зале услышала дикий вопль Богхаза:

— Помогите! Быстрее… Карс бросился в море!

Они бросились на балкон, где Богхаз стоял, наклонившись над бушующими водами.

Один из охранников хмыкнул.

— Невелика потеря, — сказал он, и тогда Карс выступил из тени у стены и нанес ему удар такой силы, что тот сразу упал, а Богхаз, круто повернувшись, уложил второго часового ударом по спине.

Третьего они уложили на месте, прежде чем он успел выхватить шпагу.

Двое остальных быстро оправились, собираясь вступить в борьбу, но Карс и валкисианин не могли терять времени и знали это. Кулаки их в течении нескольких минут работали безостановочно, с убийственной точностью, пока трое впавших в бессознательное состояние людей не были связаны и им не заткнули рты.

Карс начал снимать с одного из них шпагу, а Богхаз кашлянул с некоторым изумлением.

— Тебе бы лучше вернуть назад свою, — сказал он.

— Где она?

— К счастью, всего лишь там, за дверью, где меня заставили ее оставить.

Карс кивнул. Хорошо было бы снова получить в свое владение шпагу Рианона.

Пройдя по комнате, Карс наклонился над одним из охранников и стал снимать с него плащ. Он искоса посмотрел на Богхаза.

— Как это тебе удалось получить мою шпагу? — спросил он.

— Ну как же, ведь я твой лучший друг и второй по важности, вот я и потребовал ее, — валкисианин нежно улыбнулся. — Ты же собирался умирать, и я знал, что тебе было бы приятно, чтобы я получил ее.

— Богхаз, — сказал Карс, — удивительное это чувство — твоя любовь ко мне.

— Я всегда был сентиментален. — У двери валкисианин отстранил его. — Позволь мне первому.

Он вышел в коридор, потом кивнул Карсу, чтобы он следовал за ним.

Длинная шпага стояла, прислоненная к стене. Карс взял ее и улыбнулся.

— А теперь, — сказал он, — запомни: я — Рианон!

В этой части дворца люди ходили редко. В коридорах было темно, факелы были укреплены на стенах через неравные промежутки. Богхаз усмехнулся.

— Я знаю здесь все пути, — сказал он. — Знаю их даже лучше, чем сами кхонды.

— Хорошо, — сказал Карс. — Тогда веди. Вначале мы должны найти Иваин.

— Иваин? — Богхаз в изумлении уставился на Карса. — Ты что, Карс, сошел с ума? Сейчас не время заводить игры с этой ведьмой.

Карс нахмурился.

— Она должна быть с нами, должна подтвердить в Сарке, что я — Рианон.

В противном случае вся затея рухнет. Так идем?

Он сознавал, что Иваин — краеугольный камень во всей его отчаянной игре. Главный его козырь — то, что она видела, как Рианон овладевал его существом.

— В твоих словах есть правда, — согласился Богхаз и недовольно добавил:

— Но мне это не нравится. Вначале дьявол, потом эта чертова кошка с ядовитыми когтями — путешествие прямо для сумасшедшего!

Иваин была заперта на том же верхнем этаже. Богхаз быстро вел его вперед. Они никого не встретили за углом, где скрещивались два коридора.

Карс увидел зарешеченную дверь, освещенную факелом. В верхней ее половине имелась маленькая дверца. Сонный страж дремал, облокотившись на копье.

Богхаз глубоко вздохнул.

— Иваин сможет убедить сарков, но сможешь ли ты убедить ее?

— Я должен, — мрачно ответил Карс.

— Что ж, тогда желаю удачи!

Согласно плану, составленному ими по пути, Богхаз прошел вперед и заговорил с охранником, который рад был узнать новости о происходящем.

Потом, в середине предложения Богхаз внезапно осекся. С открытым ртом он смотрел на что-то, находящееся за спиной охранника.

Удивленный человек круто обернулся.

Карс шел по коридору. Он шел так, словно ему принадлежал весь мир. На его плечи был накинут плащ, голова гордо поднята, глаза горели.

Свет факела играл на его драгоценностях, рукоять шпаги Рианона серебром отливала в его руке.

Он заговорил тем звенящим голосом, который запомнился ему по гроту:

— Ложись лицом вниз, ты, подонок из Кхондора, иначе умрешь!

Человек замер в нерешительности. Богхаз за его спиной испуганно прошептал:

— Господи, в него снова вселился дьявол. Это Рианон, вырвавшийся на свободу!

Похожий на бога в тусклом свете факела, Карс поднял шпагу не как оружие, а как символ власти. На лице его возникла улыбка.

— Итак, ты узнал меня. Это хорошо! — Он устремил взгляд на побелевшее лицо охранника. — Может быть, ты сомневаешься? Может быть, тебе доказать?

— Нет! — хрипло ответил охранник. — Нет, господин!

Он упал на колени. Шпага его ударилась о каменный пол. Потом он склонил голову и спрятал лицо в руках.

Богхаз снова прошептал:

— Рианон.

— Свяжи его, — велел Карс, — и отвори дверь.

Сделав так, как ему велели, Богхаз отодвинул три тяжелых запора.

Дверь отворилась внутрь, и Карс вступил за порог.

Она застыла в полутьме в напряженном молчании и ожидании. Воздух был душным и спертым от наполнявшего его запаха соломенного тюфяка, единственной мебели камеры. И на ней все еще были кандалы.

Карс держался твердо. «Интересно, — подумал он, — наблюдает ли за ним Проклятый из глубин его сознания.» Ему даже показалось, что до него донеслось эхо мрачного смеха — насмешка над человеком, играющем роль бога.

Иваин спросила:

— Ты действительно — Рианон?!

«Голос должен быть глубоким и гордым, а взгляд должен метать пламя.»

— Ты видела меня раньше, — сказал Карс, — что скажешь теперь?

Он ждал, а она пытливо следила за ним из темноты. Потом она медленно склонила голову — даже в присутствии Рианона она оставалась Иваин Сарк.

— Господин, — сказала она.

Карс коротко рассмеялся и повернулся к согнутому в раболепном поклоне Богхазу.

— Заверни ее в простыню с постели. Ты понесешь ее — и неси осторожно, свинья!

Богхаз поспешил повиноваться. Иваин была явно рассержена, но при данных обстоятельствах сдержались от возражений.

— Так мы убегаем? — спросила она.

— Мы предоставляем Кхондор его судьбе. — Карс покрепче ухватился за эфес шпаги. — Я буду в Сарке, когда морские короли придут туда, и сам уничтожу их моим собственным оружием!

Богхаз скрыл ее лицо под рогожей. Кандалы были сняты с ее ног и рук.

Валкисианин поднял на свои массивные плечи то, что производило впечатление обычного грязного тюка. Обернувшись, он хитро подмигнул Карсу.

Сам Карс не ощущал особой уверенности. В такое время, когда для нее открывалась возможность освобождения, Иваин не должна была быть чересчур разборчивой. Но путь до Сарка был не близок.

Показалось ли ему, что в том, как она наклонила голову, сквозила легкая насмешка?

Глава 15 ПОД ДВУМЯ ЛУНАМИ

Богхаз, благодаря своей деятельной натуре, изучил в Кхондоре каждую дыру. Он вывел их из дворца такими забытыми путями, что на полу там лежал толстый слой пыли, а дверь почти сгнила. Потом, карабкаясь по лестницам и пробираясь по крутым проулкам, похожим больше на обычные трещины в скалах, они пересекли город.

Кхондор бурлил. Ночной ветер разносил эхо шагов и голосов, наверху свистел воздух, рассекаемый крыльями Людей Неба, чьи силуэты казались темными пятнами на фоне звезд.

Паники не было. Но Карс чувствовал злость города и угрюмую напряженность людей, готовую обрушиться на то, что стояло у них на пути.

Издалека, из храма, доносились голоса женщин, возносящих молитву богам.

Те озабоченные люди, которые попадались им навстречу, не обратили на них никакого внимания. Для них они были лишь толстым моряком с узлом на плечах и высоким человеком в плаще, направляющимися в гавань. Разве такое зрелище стоит внимания?

Очень долго они спускались вниз, к гавани, но, хотя на этом пути им встретилось много народу, они и здесь остались незамеченными. Каждый кхонд был слишком занят своими заботами, чтобы обращать внимание на соседа.

И все равно сердце Карса стучало, а в ушах звенело от напряжения, с которым он прислушивался к сигналу тревоги, что неминуемо должен был быть дан, как только железнобородый обнаружит пропажу пленников.

Они достигли набережной. Карс увидел силуэт галеры, выделяющийся на фоне других кораблей и поспешил к ней. Богхаз следовал за ним по пятам.

Здесь пылали сотни факелов. В их свете на борта кораблей поднималось снаряжение. Вооруженные люди сновали туда-сюда. Каменные стены гулом отвечали на всю эту суету. Между причалами сновало маленькое суденышко.

Карс, низко наклонив голову, прокладывал себе путь сквозь толпу. Вода казалась живой — столько в ней было пловцов, а на берегу стояли женщины с застывшими белыми лицами — они пришли прощаться со своими мужьями.

Когда они приблизились к галере, Карс позволил пройти вперед Богхазу.

Он остановился за грудой бочонков, сделав вид, будто поправляет сандалий, а валкисианин в это время поднялся со своей ношей на борт галеры. Карс слышал, как члены команды, мрачные и нервничающие накинулись на Богхаза с расспросами.

Богхаз избавился от Иваин, внеся ее в каюту, а потом созвал всех за огромную винную бочку на совет.

— Новости? — услышал Карс его слова. — Сообщу я вам новости! С тех пор, как поймали Рольда, настроение в городе переменилось. Вчера мы были их братьями. Сегодня мы — чужие и снова враги. Я слышал их разговоры в винном погребке, и вот что я вам скажу: этого наши жизни не стоят!

Пока члены команды тревожно переговаривались, Карс быстро пробрался на галеру. Прежде, чем скрыться за дверью каюты, он услышал заключительные слова Богхаза.

— Когда я уходил, уже собралась толпа. Если мы хотим сохранить свои жизни, нам лучше отплыть сразу, пока не поздно!

Карс почти не сомневался в том, какова будет реакция команды на это сообщение; не сомневался он и в том, что Богхаз почти не преувеличивал. Он был знаком с нравами толпы и понимал, что его команде, состоящей из приговоренных жителей Сарка, Джеккеры и прочих мест, неминуемо придется попасть в скверный переплет.

Теперь, закрыв и заперев дверь каюты, он прислонился к ней, прислушиваясь. Он слышал звук шлепающих босых ног по палубе, быстрые возгласы приказов, скрип блоков. Швартовые были подняты. Загромыхали весла. Галера была свободна.

— Приказ железнобородого! — крикнул Богхаз кому-то на берегу. — Выполняем поручение Кхондора!

Галера дрогнула и под бой барабана начала набирать скорость, и потом, перекрывая все остальные звуки, послышался тот сигнал, которого Карс все время ждал — отдаленный грохот с вершины скалы, рев тревоги, прокатившийся по всему пути до гавани.

Он застыл в страхе, что остальные, услышав этот звук, сразу же поймут его смысл. Но он быстро потонул в общей суете гавани, а к тому времени, когда гонцы с сообщением появились на берегу, черная галера на полной скорости приближалась к устью фиорда.

Из темноты каюты донесся спокойный голос Иваин:

— Повелитель мой Рианон, можно ли мне дышать?

Он встал на колени, развязал ее путы и она села.

— Спасибо. Что ж, мы избежали опасностей дворца и гавани, но остается еще фиорд. Я слышу крики.

— Айя, — сказал Карс, — и Люди Неба успеют раньше нас. — Он рассмеялся. — посмотрим, смогут ли они остановить Рианона, кидая камни со скалы!

Потом, приказав ей оставаться там, где она есть, он оставил ее и вышел на палубу.

Теперь они плыли по каналу. Гребцы трудились изо всех сил. Паруса уже начали раздуваться под реющим между скалами ветром. Он напряг память, припоминая расположение защиты у входа в фиорд, и решил, что она расположена так, чтобы держать под контролем входящие корабли, а не выходящие.

— Главное — скорость. Если галера будет плыть достаточно быстро, значит у нас есть шанс.

В слабом свете Деймоса никто его не заметил. Но когда Фобос поднялся над вершинами скал, посылая вниз свой зеленоватый свет, люди увидели его, стоящего с длинной шпагой в руке и в развевающемся на ветру плаще.

У всех вырвался единый странный крик, в котором приветствие к тому Карсу, которого все они знали, смешалось со страхом, вызванным тем, что они слышали о нем в Кхондоре.

Он не дал им времени на размышление. Высоко подняв шпагу, он загремел:

— Скорее же, дураки! Скорее, иначе нас потопят!

Человек или дьявол — они знали, что он говорит правду, и заработали изо всех сил.

Карс поднялся на мостик. Богхаз уже был там. Он с готовностью посторонился, давая Карсу дорогу, но человек у румпеля бросил на него свирепый взгляд. Это был тот человек, что сидел на одном весле с Джахартом в день мятежа.

— Теперь я капитан, — сказал он Карсу, — я не желаю, чтобы ты проклял мой корабль!

Карс ледяным тоном, предельно ясно выговаривая каждое слово, проговорил:

— Я вижу, ты не знаешь меня. Скажи ему, человек из Валкиса!

Но Богхаз мог и не говорить. Наверху послышался свист крыльев, и крылатый человек, кружа над галерой, прокричал:

— Возвращайтесь! Возвращайтесь! На вашем корабле Рианон!

— Айя, — крикнул в ответ Карс. — Рианон в ярости, Рианон в силе!

Он высоко поднял шпагу, и в свете Фобоса драгоценность в рукояти засверкала дьявольским светом.

— Вы выстоите против меня? Вы осмелитесь?

Человек Неба метнулся назад и исчез из виду. Карс повернулся к рулевому.

— А ты, — сказал он, — что ты теперь скажешь?

Он увидел, как тот метнул быстрый взгляд на драгоценность в эфесе, потом перевел взгляд на лицо Карса. Потом в глазах его появилось выражение ужаса и он опустил их.

— Я не осмеливаюсь выступить против Рианона, — хрипло сказал человек.

— Дай мне место, — сказал Карс, и человек отступил, давая ему место у румпеля. Клеймо казалось живым на его побелевших щеках.

— Скорее, — приказал Карс, — если хотите жить.

И гребцы заработали еще быстрее, так что галера с пугающей скоростью промчалась между скалами — черный корабль-призрак в горящем белым огнем фиорде под холодным зеленым светом Фобоса. Карс увидел впереди открытое море. Все в нем просило: скорей, скорей.

Раздался грохот первого выстрела, и скалы ответили ему воющим эхом.

Перед носом галеры взвился фонтан воды, галера вздрогнула и скакнула вперед.

Согнувшись над румпелем, в развевающемся плаще, объятый чудовищным напряжением, Карс вел корабль к устью фиорда.

Загремел второй выстрел. Огромные камни обрушились в воду, так что им пришлось пробираться среди облака брызг. Но именно на это Карс и надеялся.

Защита, несокрушимая с моря, была слаба, когда речь касалась тыла.

Преграда у входа в канал была очень несовершенной, а их быстро движущийся корабль являлся непривычной и слишком трудной целью. Все это вместе взятое спасло галеру.

Они вышли в открытое море. Последний камень упал далеко в стороне.

Они были свободны. Преследование не заставит себя ждать, Карс это знал. Но пока что они были свободны.

Только теперь Карс начал понимать, до чего же трудно быть богом. Ему хотелось сесть на палубу и осушить кружку с вином, чтобы прийти в себя. Но вместо этого ему пришлось силой заставить себя раскатисто расхохотаться, как будто его забавляла эта история и вид этих людишек, так серьезно относящихся к пустяку.

— Эй ты, тот, кто называл себя капитаном! Возьми руль и веди корабль к Сарку!

— К Сарку? — события этой ночи были явно немилостивы к бедняге. — Господин мой Рианон, будь милостив! В Сарке нас осудили!

— Рианон защитит вас, — сказал Богхаз.

— Молчать! — прогремел Карс. — Кто ты такой, чтобы говорить за Рианона? — Богхаз испуганно съежился, и Карс добавил:

— Приведи ко мне госпожу Иваин, но вначале сними с нее цепи.

Он остановился на палубе в ожидании, спустившись по лестнице. За своей спиной он услышал стон человека с клеймом и его шепот:

— Иваин! Боги милостивые, лучше бы было умереть в Кхондоре!

Карс стоял неподвижно, и люди наблюдали за ним, не осмеливаясь заговорить, желая убить его, но боясь к нему подойти. Боясь неизвестного, дрожа при мысли о том могуществе, которое мог обрушить на них Проклятый.

Иваин подошла к нему, свободная теперь от своих пут, и поклонилась.

Он повернулся к команде и сказал:

— Однажды вы восстали против нее, следуя за варваром. Теперь того варвара, которого вы знали, больше нет, и вы снова будете служить Иваин.

Служите ей хорошо и она забудет о вашем преступлении.

Он увидел, как вспыхнули ее глаза. Она начала было протестовать, но он так посмотрел на нее, что слова застряли у нее в горле.

— Веди их, — приказал он. — На славу Сарка.

Она повиновалась. Но Карсу снова показалось, что она все еще не полностью верит в то, что он — Рианон.

Она прошла за ним в каюту и спросила, чем может быть полезна. Он покачал головой и послал Богхаза за вином. Пока тот ходил, Карс попытался утихомирить учащенное биение сердца, а она наблюдала за ним сквозь опущенные ресницы.

Вино было принесено. После некоторого колебания Богхаз вышел, оставив их одних.

— Сядь, — сказал Карс, — и выпей.

Иваин придвинула низкий табурет и села, подтянув длинные ноги, стройная, как юноша, в своей черной кольчуге. Она пила и молчала.

Карс резко бросил:

— Ты все еще сомневаешься во мне?

Она вздрогнула:

— Нет, господин!

Карс рассмеялся.

— Не вздумай мне лгать. Ты, Иваин, гордая, высокомерная и умная девушка. Прекрасный сын для Сарка, несмотря на твой пол.

Ее рот скривился в горькой усмешке.

— Мой отец Горах сделал меня такой. Слабый человек без сына — должен же кто-то носить шпагу, пока он забавляется со скипетром.

— Я думаю, — сказал Карс, — что тебе это не так уж и противно.

Она улыбнулась.

— Нет. Меня никогда не тянуло к шелковым подушкам. — Внезапно она сказала:

— Но давай больше не будем говорить о моих сомнениях, господин Рианон. Я видела тебя раньше: один раз в этой каюте, когда ты убил Ссана, а другой — в пещере Мудрых, и я узнала тебя теперь.

— Не важно, сомневаешься ты или нет, Иваин. Даже варвар смог взять над тобою верх и, думаю, Рианону это удастся без труда.

Она сердито вспыхнула. Теперь ее подозрения сделались непреложным фактом — гнев выдал ее.

— Варвар не одержал надо мной победы! Он поцеловал меня, и я позволила ему насладиться поцелуем, чтобы навсегда оставить ему след на лице!

Карс кивнул, улыбаясь ей.

— И мгновение ты тоже наслаждалась им. Ведь ты женщина, Иваин, несмотря на тунику и кольчугу. А женщина всегда узнает того мужчину, который может стать ее властелином.

— Ты так думаешь? — прошептала она.

Теперь она подошла к нему, и ее красные губы были приоткрыты, как когда-то — искушающе, намеренно вызывающе.

— Я знаю, — сказал он.

— Если бы ты был только варваром и никем другим, — прошептала она, — то и могла бы я это узнать.

Ловушка не вызывала сомнений. Карс подождал, пока молчание не сделалось из напряженного тягучим. Тогда он холодно сказал:

— Вполне возможно. Но теперь я не варвар, а Рианон. И тебе пора спать.

С мрачным удовольствием он наблюдал за тем, как она отпрянула, растерянная — впервые в своей жизни.

Он сказал:

— Можешь расположиться во второй комнате.

— Да, господин, — сказала она, и на этот раз в ее голосе не было насмешки.

Она повернулась и медленно пошла к двери в комнату. Открыв ее, она замерла на пороге, и он увидел на ее лице отвращение.

— Почему ты колеблешься? — спросил он.

— Это комната-порченная, там была Змея, — сказала она. — Я бы предпочла спать на палубе.

— Странные речи, Иваин. Ссан был твоим советником, твоим другом. Я был вынужден убить его, чтобы спасти жизнь варвара, но Иваин Сарк не должна питать неприязни к своему союзнику.

— Не к моему, а к союзнику Гораха. — Она обернулась и посмотрела ему прямо в лицо, и он понял, что гнев овладел ею настолько, что она забыла об осторожности.

— Рианон ты, или не Рианон, — крикнула она, — я все равно выскажу тебе все, что было у меня все эти годы на уме. Я ненавижу твоих учеников из Кару-Дху! Я страшно ненавижу их, они мне омерзительны, а теперь — убивай меня, если хочешь!

И она вышла на палубу, хлопнув дверью.

Карс остался сидеть за столом. От нервного напряжения он дрожал с головы до ног и теперь налил себе вина, чтобы хоть немного успокоиться. С удивлением он обнаружил, что счастлив от сознания того, что Иваин так ненавидит Кару-Дху.

К полуночи ветер упал, и в течении нескольких часов галера плыла, повинуясь лишь усилиям гребцов. Она шла медленнее, чем обычно, ибо ряды гребцов поредели: среди них не было кхондов.

А на рассвете, когда горизонт заискрился крошечными золотистыми искрами, появились силуэты кораблей посланцев кхондов. Погоня приближалась.

Глава 16 ГОЛОС ЗМЕИ

Карс стоял с Богхазом на корме. Была середина утра. Все еще был штиль, и корабли были теперь настолько близко, что их можно было видеть с палубы.

Богхаз сказал:

— Если они будут идти с такой же скоростью, к полудню они нас догонят.

— Да, — Карс был обеспокоен. При том количестве людей, которое было на галере, трудно было надеяться только на весла. А Карсу меньше всего хотелось сражаться против людей Железнобородого. Он знал, что его люди не смогут выстоять.

— Они сделают все, чтобы захватить нас, — сказал он. — И это только начало. Весь флот морских королей должен был ринуться за нами.

Богхаз посмотрел на виднеющиеся вдали корабли.

— Думаешь нам удастся достичь Сарка?

— Если не поднимется ветер, то — нет, — угрюмо ответил Карс. — Да если он даже и поднимется, надежда невелика. Ты знаешь молитвы?

— Меня учили в детстве, — сказал Богхаз с благоговением в голосе.

— Тогда молись!

Но в течении всего долгого очень жаркого дня даже легкий ветерок не трепал паруса галеры. Люди выбивались из сил. Оказавшись между двумя опасностями, они не знали, какая грозит им худшими последствиями, и не испытывали особого подъема сил.

Корабли кхондов приближались медленно, но неуклонно. Вечером, когда лучи заходящего солнца превратили воздух в увеличительное стекло, впередсмотрящий сообщил, что вдалеке видны другие корабли. Много кораблей — армада морских королей.

Карс посмотрел в пустое небо. Сердце его было наполнено горечью.

Начал подниматься ветер. По мере того, как раздувались паруса, гребцы ощущали большую уверенность и действовали энергичнее. Галера набрала скорость, и теперь корабли могли лишь сохранять дистанцию.

Карсу была известна скорость галеры. Она была достаточно быстроходной, и могла уйти от преследования, если будет дуть ветер.

Если будет дуть ветер…

Следующие несколько дней вполне могли свести человека с ума. Карс немилосердно погонял гребцов, и каждый раз, когда те принимались за дело, движения их были все более медленными, ибо силы их были уже на исходе.

Лишь чудом галере удавалось удерживаться впереди. Однажды, когда их, казалось, должны были вот-вот схватить, внезапно налетевшая буря разбросала более легкие корабли, но они собрались снова. И теперь весь горизонт был испещрен точками вражеских парусников.

Число кораблей, шедших близко к галере, увеличилось сначала с четырех до пяти, потом с пяти до семи. Карс вспомнил присказку о том, что настоящая охота всегда бывает долгой, но эта, казалось, должна была уже скоро закончиться.

Потом снова наступило время полного затишья. Гребцы, склонившись над веслами, теряли последние силы. Их удерживал страх, перед кхондами, помогая им кое-как удерживаться в ритме.

Карс стоял у мачты, и лицо его было мрачным и серым от усталости.

Они проигрывали. Передний корабль набирал скорость, собираясь обойти галеру сбоку.

Внезапно раздался громкий крик впередсмотрящего:

— Впереди парус!

Карс круто повернулся, следуя взглядом за указывающей рукой.

— Корабли Сарка!

Он увидел их впереди, три быстро плывущие большие галеры.

Перегнувшись вниз, он закричал гребцам:

— Быстрее, вы, собаки! Приналягте! Помощь близка!

И гребцы налегли на весла в последнем отчаянном порыве. Галера рванулась вперед. К Карсу подошла Иваин.

— Теперь мы близки к Сарку, господин Рианон. Если бы мы могли еще немного продержаться впереди…

Кхонды в ярости, что добыча уходит, рванулись за ними, в последней попытке обойти галеру раньше, чем до нее доплывут Сарки. Но было уже слишком поздно.

Патрульные корабли были уже здесь. Они врезались в ряды кораблей кхондов, и воздух наполнился криками, звоном натягиваемых тетив и ужасным звуком крошащихся весел, когда целый их ряд был смят при столкновении.

Потом началась битва, длившаяся весь остаток дня. Кхонды отчаянно наступали. Корабли Сарка сгрудились вокруг черной галеры, создав защитную стену. Кхонды атаковали снова и снова, и их легкие корабли летели, как стрелы, но каждый раз их отбрасывали. На бортах кораблей Сарка были баллисты, и Карс видел, как два корабля кхондов получили пробоины и затонули под градом камней.

Задул легкий бриз. Галера набрала скорость. Теперь полетела туча стрел, нацеленных в раздувшиеся паруса. Паруса двух патрульных кораблей безнадежно повисли, но и кхонды тоже пострадали. Лишь три их корабля уцелели, а галера теперь была довольно далеко от них.

Вдали, низкой темной линией, показалось побережье Сарка. И тогда, к величайшему облегчению Карса, навстречу им вышли другие корабли, и три оставшихся корабля кхондов повернули и поспешили прочь.

После этого все сразу сделалось легким. Иваин снова заняла свое прежнее место. С других кораблей на борт галеры сгрузили свежих гребцов, а одно быстроходное судно поспешило вперед с известием о приближении Иваин.

Но дым горящего корабля вдали ел сердце Карса. Он посмотрел на маячившие на горизонте паруса морских королей, и неизбежность грядущей битвы тяжелым комом легла на его грудь. В этот момент ему показалось, что нет никакой надежды.

В гавань Сарка они вошли уже вечером. Широкое устье реки было заполнено кораблями, а по обе стороны ее громоздился безжалостный в своей силе город.

Это был город, чья мрачная внушительность шла к построившим его людям. Карс увидел огромные храмы, великолепный дворец, возвышающийся на самом высоком холме. Здания казались почти уродливыми в своей непререкаемой силе, громоздясь на фоне неба, они сверкали резкими красками.

Теперь вся гавань кипела деятельностью. Пришло сообщение о приближении эскадры морских королей, и все готовились к бою.

Богхаз, стоя рядом с ним, прошептал:

— Мы с ума сошли, что сами полезли волку в пасть. Если ты не сможешь взяться за дело, как Рианон, если сделаешь хоть один неверный шаг…

Карс сказал:

— Это невозможно. Я научился играть в Проклятого.

Но про себя он думал по-другому. Перед лицом мрачного могущества Сарка его игра в бога казалась нелепой и безумной.

Толпа, собравшаяся на набережной, дикими воплями приветствовала сходящую по трапу Иваин. И в некотором замешательстве взирала она на высокого человека, похожего на кхонда, с огромной шпагой в руке.

Солдаты окружили их плотным кольцом и прокладывали им путь сквозь толпу. Веселые возгласы людей сопровождали их на всем пути во дворец.

Залы дворца встретили их прохладой. Карс шагал по гулким комнатам с блестящими полами и массивными портиками, поддерживаемыми золочеными колоннами. Он заметил, что в орнаменте часто повторялось изображение Змеи.

Он жалел, что с ними не было Богхаза. Продолжая игру, он вынужден был на время расстаться с толстяком-вором и сейчас чувствовал себя страшно одиноким.

У серебряных дверей, ведущих в тронный зал, стража остановилась.

Камергер в кольчуге под бархатным одеянием выступил вперед, приветствуя Иваин.

— Твой отец, всемогущий король Горах, полон радости и желает приветствовать тебя. Но он просит тебя подождать: он занят с господином Хишахом, посланцем Кару-Дху…

Губы Иваин скривились.

— Значит, он уже просит помощи у Змеи. — Она презрительно кивнула в сторону закрытой двери. — Скажи королю, что я желаю его видеть немедленно.

Камергер запротестовал:

— Но, ваше высочество…

— Скажи ему, — продолжала Иваин, — или я войду без предупреждения.

Скажи, что со мной тот, кто не потерпит задержек, кого не смеют ослушаться ни Горах, ни Кару-Дху.

Камергер с нескрываемым удивлением и недоумением посмотрел на Карса.

Поколебавшись, он отвесил поклон и исчез за серебряными дверями.

Карс отметил нотку горечи в голосе Иваин, когда она говорила о Змее.

Он спросил, почему это так.

— Нет, господин, — сказала она. — Однажды я уже говорила, и ты слушал. Сейчас не время для повторных слов. А кроме того… — она пожала плечами, — ты же видишь, как отстраняет меня отец, как лишает меня доверия, хотя драться за него должна я.

— Ты не желаешь помощи от Кару-Дху даже сейчас?

Она помолчала и Карс сказал:

— Я велю тебе говорить!

— Что ж, хорошо. Ничего нет странного в том, когда два сильных народа борются за владычество, за каждый кусок побережья одного и того же моря.

Ничего нет странного в том, что человек жаждет власти. Я была бы счастлива ринуться в эту битву, я была бы счастлива одержать победу над Кхондором.

Но…

— Продолжай.

Теперь она говорила, не сдерживая свои чувства.

— Но я хочу, чтобы Сарк стал великим благодаря мощи своего оружия, чтобы человек сражался с человеком, как это было в старые времена, до того как Горах заключил союз с Кару-Дху! А в такой победе славы нет.

— А твои люди? — спросил Карс. — Разделяют ли они твои мысли?

— Да, господин. Но другие поддались искушению легкой власти…

Она замолкла, глядя Карсу прямо в лицо.

— Я и так уже сказала достаточно, чтобы навлечь на себя твой гнев.

Скажу еще только, что Сарк обречен даже в своей победе. Змея дает нам помощь не ради нас самих, а ради своих собственных целей. Мы — лишь орудие, с помощью которого Кару-Дху идет к своей цели. А теперь, когда ты вернулся, чтобы повести Дхувиан…

Она замолчала. В ее словах больше не было надобности… Дверь отворилась, и это спасло Карса от необходимости давать ей ответ.

Камергер извиняющимся тоном сказал:

— Ваше высочество, ваш отец посылает вам ответ, он не понимает ваших слов и вновь просит вас подождать, пока он сможет иметь удовольствие лицезреть вас.

Иваин сердито оттолкнула его в сторону, шагнула к высоким дверям и распахнула их. Отступив, она обратилась к Карсу:

— Не желаешь ли войти, господин?

Глубоко вздохнув, он прошел к двери и твердыми шагами, как подобает богу, прошел в длинный полутемный тронный зал. Иваин следовала за ним.

Казалось, в зале никого не было, кроме Гораха, стоявшего в дальнем конце зала на возвышении. На нем было черное бархатное одеяние, расшитое золотом, и он обладал той же стройностью и красотой черт, что и Иваин. Но в нем не чувствовалось ни ее нескрываемой силы, ни ее гордости, ни ее достоинства. Хотя борода его была седа, очертания его рта были как у капризного ребенка.

Но возле него, полускрытый тенью зала, стоял еще кто-то. Темная фигура, закутанная в плащ со скрытым под капюшоном лицом и скрывающимися в складках плаща руками.

— Что это значит? — сердито спросил Горах. — Дочь ты мне, Иваин, или нет, я не потерплю такой бесцеремонности.

Иваин опустилась на колени.

— Отец мой, — ясным голосом сказала она, — я привела к вам господина Рианона из рода Куири, вернувшегося из мертвых.

Лицо Гораха побледнело, потом приняло пепельный оттенок. Рот его открылся, но он не смог выдавить ни слова. Он посмотрел на Карса, потом на Иваин и, наконец, на закутанного в плащ Дхувианина.

— Это безумие, — промямлил он наконец.

— Но у меня есть доказательство тому, что это правда, — сказала Иваин. — В теле этого варвара живет дух Рианона. Он говорил с мудрыми в Кхондоре, а позже говорил со мной. Перед тобой стоит Рианон.

Снова установилась тишина. Горах переводил взгляд с одного лица на другое и дрожал. Карс стоял, высокий и гордый, храбро презрев все сомнения, ожидая дальнейшего.

Но старый холодный страх жил внутри него. Он понимал, что змеиные глаза наблюдают за ним из-под капюшона; ему казалось даже, что он чувствует, как холод этого взгляда проникает сквозь его тело, как лезвие ножа сквозь бумагу.

Халфлинги умеют читать в сознании других. Они обладают сверхчувствительностью, позволяющей им видеть то, что происходит внутри человека. А Дхувиане, несмотря на свои дьявольские качества, тоже были халфлингами.

В это мгновение Карсу страстно захотелось бросить все и убежать. Но он силой заставил себя играть роль бога, угрожающего и самоуверенного, улыбающегося ужасу Гораха.

Глубоко в мозгу, в том его уголке, который не принадлежал больше ему, он чувствовал странное и полное спокойствие. Ощущение было таким, будто Проклятый исчез.

Карс заставил себя заговорить, возвысив голос так, что стены ответили ему громким эхом.

— Должно быть память детей действительно коротка, если даже любимые ученики не помнят своего учителя.

И он устремил взгляд на Хишаха из Дхувиан.

— И ты тоже сомневаешься во мне, сын Змеи? Должен ли я и тебя проучить, как проучил Ссана?

Он поднял огромную шпагу, и взгляд Гораха устремился на Иваин.

— Господин Рианон убил Ссана на борту галеры.

Горах опустился на колени.

— Господин, — сказал он дрожащим голосом, — какова будет твоя воля?

Карс, не обращая на него внимания, продолжал смотреть на Дхувианина.

И закутанная фигура двинулась вперед странно-скользящим шагом и проговорила мягким ненавистным голосом:

— Господин, и я спрашиваю, какова будет ваша воля?

Черное одеяние колыхнулось, должно быть существо тоже опустилось на колени.

— Флот морских королей скоро пойдет в атаку. Я хочу, чтобы мне было принесено мое древнее оружие, и тогда я смогу сокрушить врагов Сарка и Кару-Дху, которые являются и моими врагами.

В глазах Гораха засветилась надежда. Было очевидно, что его раздирает множество страхов, но сейчас, — подумал Карс, — самый свирепый из них — это страх перед морскими королями. Он перевел взгляд на Хишаха, и сгорбленное существо проговорило:

— Господин, твое оружие было перенесено в Кару-Дху.

Сердце землянина заныло. Потом он вспомнил о Рольде из Кхондора, о том, что с ним должны были сделать, и слепая ярость овладела им. Гнев, прозвучавший в его голосе, не был поддельным, когда он закричал:

— Вы осмелились играть с тем, что принадлежит Рианону? — он шагнул к Дхувианину. — Может быть, ученики надеются превзойти даже своего учителя?

— Нет, господин! — закутанная голова склонилась. — Мы сохраним оружие для тебя.

Карс позволил своим чертам немного разгладиться.

— Тогда хорошо. Вели немедленно вернуть его мне!

Хишах поднялся на ноги.

— Да, господин. Я немедленно отправлюсь в Кару-Дху исполнять твою волю.

Дхувианин скользнул к двери и исчез, позволив Карсу испытать огромное облегчение.

Глава 17 КАРУ-ДХУ

Следующие несколько часов принесли Карсу почти невероятное напряжение воли и разума.

Он потребовал, чтобы ему отвели покои внизу, с тем, чтобы он мог спокойно обдумать свои планы. И там он долго шагал взад и вперед, совсем не похожий на бога.

Казалось, все шло успешно. Дхувианин признал его. «Возможно, — думал он, — они лишены той чувствительности, которая присуща Пловцам и Людям Неба»

Казалось, теперь ему не оставалось ничего другого, как ждать возвращения Дхувианина с оружием, а когда тот прибудет, погрузить оружие на корабль и увезти. Он сможет это сделать, ибо никто не осмелится расспрашивать Рианона о его планах, и время у него будет. Флот морских королей стоит неподалеку, ожидая подхода остальных сил. Раньше рассвета он не нападет, а если ему удастся выполнить задуманное, то битвы вообще не будет. Но какой-то жалкий, не внемлющий голосу разума нерв все время предупреждал его об опасности, заставляя Карса испытывать болезненные уколы страха.

Под предлогом отдачи распоряжений насчет галеры, он послал за Богхазом. Настоящей же причиной этому было то, что он не мог больше выносить одиночества. Услышав новости, толстяк-вор пришел в восхищение.

— Тебе удалось, — восторженно хихикал он, потирая руки. — Я всегда говорил, Карс, что настоящая наглость никогда не подведет. Даже я, Богхаз, не смог бы справиться с делом лучше.

Карс с сомнением в голосе сказал:

— Надеюсь, ты прав.

Богхаз искоса посмотрел на него.

— Карс…

— Да?

— А что сам Проклятый?

— Ничего. Никакого знака. Это беспокоит меня, Богхаз. У меня такое чувство, будто он ждет.

— Когда ты получишь в руки оружие, — сказал Богхаз, — я буду стоять рядом с тобой с палкой наготове.

Мягко шагающий камергер принес известие о том, что Хишах вернулся из Кару-Дху и ждет встречи.

— Хорошо, — сказал Карс и кивнул в сторону Богхаза. — Этот человек пойдет со мной. Он будет нести оружие.

Пухлые щеки валкисианина поменяли несколько оттенков, но он последовал за Карсом.

В тронном зале находились Иваин, Горах и закутанное в черное существо из Кару-Дху. При появлении Карса все поклонились.

— Ну что, — повелительно обратился он к Дхувианину, — ты выполнил мое приказание?

— Господин, — мягко проговорил Хишах, — я посоветовался со старшими, которые вот что просили тебе передать. Если бы они знали, что господин Рианон вернулся, они не посмели бы трогать то, что принадлежит ему. И теперь они боятся касаться этих вещей из страха, что их невежество может стать причиной порчи или разрушения. И поэтому, господин, они просят тебя самого решить это дело. Они не забыли о своей любви к Рианону, чья наука подняла их из пыли. Они желают приветствовать тебя в твоем старом королевстве Кару-Дху, ибо твои дети так долго пробыли во тьме и хотят вновь узреть свет мудрости Рианона и его силу.

Хишах низко поклонился.

— Согласишься ли ты на это, господин?

Карс промолчал, в отчаянии борясь со своим страхом. Он не мог ехать в Кару-Дху. Он не смел этого делать! Как долго он сможет обманывать хитрых детей Змеи?

Если только ему вообще удалось их обмануть. И мягкие слова Хишаха таили в себе ловушку.

Он сказал:

— Я рад выполнить их просьбу.

В знак благодарности Хишах поклонился.

— Все приготовления сделаны. Король Горах и его дочь будут сопровождать тебя и смогут окружить тебя заботой. Твои дети понимают, что нужно торопиться, судно ждет.

— Хорошо, — Карс повернулся на каблуках, бросив при этом на Богхаза твердый взгляд. — Ты тоже будешь сопровождать меня, человек из Валкиса. Ты можешь понадобиться в деле, касающемся оружия.

Богхаз понял, что он имеет в виду. Хотя он и побелел, как смерть, но вслух не сказал ни слова. С видом осужденного он вслед за Карсом двинулся к выходу из тронного зала.

Ночь уже окутала Марс тяжелой густой пеленой, когда они спустились к тому месту, где ждало их черное судно без паруса и без весел. Существа, закутанные в плащи с капюшонами, наподобие Хишаха, опустили в воду длинные багры, и баржа устремилась в устье реки, отходящей от моря.

Горах сжался в комок на груде диванных подушек, совсем не царственная фигура с трясущимися руками и щеками цвета слоновой кости. Было ясно, что он отнюдь не радуется этому визиту к своим союзникам.

Иваин стояла на дальнем конце баржи, глядя на темный силуэт берега.

Карс подумал, что она выглядит более удрученной, чем тогда, когда была пленницей, закованной в цепи.

Он тоже сидел поодаль, внешне гордый и надменный, внутренне — потрясенный и опустошенный. Богхаз скорчился неподалеку. Глаза его были глазами больного человека.

А Проклятый, настоящий Рианон, был спокоен. Слишком спокоен. В том уголке сознания Карса, в котором он притаился, не ощущалось ни движения, ни волнения. Как будто таинственный Куири затаился и ждет.

Они долго плыли по устью. Вода, рассекаемая баржой, что-то бормотала странным мистическим шепотом. Черные фигуры с баграми то наклонялись, то выпрямлялись. То и дело с болотистого берега доносился крик птицы, и ночной воздух был тяжелым и плотным.

Потом в свете низких лун Карс увидел впереди каменные стены и валы города, возникшего из тумана, древнего, древнего города, окруженного стеной, как замок. Обе боковые части его лежали в руинах, и лишь центральная часть была целой.

Воздух вокруг него светился, прорезаемый мелкими искорками. Карс подумал, что это игра его воображения, обман зрения, причиной которого служит лунный свет, мерцание воды и бледная дымка тумана.

Баржа направилась к полуразрушенной набережной. Она причалила и Хишах вышел на берег, с поклоном ожидая, пока выйдет Рианон.

Карс пошел вдоль набережной. За ним следовал Горах, Иваин и дрожащий Богхаз. Последним, тихим, скользящим шагом двигался Хишах.

Тропинка из черного камня, несущая на себе отпечаток времени, привела их к крепости. Карс шагал твердым уверенным шагом. Теперь он был уверен в том, что видит слабую пульсирующую паутину света вокруг Кару-Дху. Она окутала весь город, мерцая сквозь туман как звезды.

Ему все это не понравилось. И по мере того, как они все дальше шли по тропинке, ведущей к этой паутине, она нравилась ему все меньше и меньше.

Никто не заговорил, никто не попытался его обогнать. Все как будто ожидали от него, что он будет делать впереди, и он не осмеливался выдать свое невежество. Он шагал и шагал, заставляясебя выглядеть сильным и уверенным.

Он был достаточно близок к сияющей паутине, когда почувствовал, что от нее исходит странное ощущение силы. Еще шаг и он оказался бы совсем рядом с ней. Но тут Хишах прошептал ему в самое ухо:

— Господин! Неужели ты забыл о завесе, прикосновение к которой смертельно?

Карс остановился. Волна страха пробежала по его телу, и в то же время он осознавал, что сыграл плохо.

Он быстро проговорил:

— Конечно, я не забыл!

— Нет, господин, — пробормотал Хишах. — Как ты мог забыть, когда именно ты подарил нам тайну завесы, которая смогла защитить Кару-Дху от любой силы?

Теперь Карс понимал, что сияющая паутина представляет собой защитный энергетический барьер, причем барьер такой силы, что ему удается сохранить полную непроницаемость.

Такое казалось невероятным. Но наука Куири была всеобъемлющей, и Рианон подарил часть ее предкам сегодняшних Дхувиан.

— Да, как ты мог забыть? — повторил Хишах.

В его словах не было и тени насмешки и все же Карс почувствовал ее присутствие.

Дхувианин выступил вперед и поднял прятавшиеся в рукавах руки, подавая сигнал какому-то наблюдателю, находившемуся за воротами. В месте прохода свечение исчезло, открывая путь вперед.

Прежде чем войти, Карс оглянулся и увидел, что Иваин смотрит на него с изумлением и в ее взгляде ясно читается сомнение. Отворились огромные ворота и Господь Рианон из рода Куири вступил в Кару-Дху.

Древние залы были полуосвещены шарами, в которых мерцало нечто вроде огня. Шары укрепленные на треногах стояли на большем расстоянии друг от друга и распространяли холодное зеленоватое свечение. Воздух был теплым и отдавал змеиным запахом, от которого горло Карса сжималось в отвратительной тошноте.

Теперь Хишах шел впереди, и это был плохой знак, ибо Рианон должен был знать путь. Но Хишах сказал, что сочтет за счастье для себя объявить о прибытии господина, и Карсу не оставалось ничего другого, как скрыть свой растущий ужас и следовать за ним.

Они вошли в огромный центральный зал, с высокими стенами из черного камня и куполообразным потолком, теряющимся в темноте наверху. Зал был тускло освещен и по углам лежали длинные тени.

Для человеческого глаза света было слишком мало. Но в таком месте даже это малое количество казалось излишним.

Ибо здесь собрались дети Змеи, чтобы приветствовать своего господина.

И здесь, у себя дома, они не носили тех покровов, без которых не появлялись у людей.

Пловцы принадлежали морю, Люди Неба — воздуху, и они были великолепны и прекрасны, как та среда, частью которой они являлись. Теперь Карс увидел воочию представителей третьей расы Марса, халфлингов — детей укромных мест, чье пугающее обличье великолепно подходило их мрачной среде.

Шок первого впечатления был настолько велик, что до сознания Рианона едва дошел голос Хишаха, произносящего имя Рианона, и мягкое шипящее приветствие, нереальное, как в кошмарном сне.

Они приветствовали его из всех укромных мест огромного зала, с открытой галереи наверху. Их узкие змеиные головы покорно кивали.

Извивающиеся тела, что двигались с удивительной легкостью, казалось, скорее струились, нежели шли. Руки с бескостными пальцами, ноги, шагов которых не было слышно, безгубые рты, казавшиеся постоянно открытыми в молчаливом, бесконечно жестоком смехе. И отовсюду несся сухой шелест, повсюду тускло сверкала кожа, потерявшая прежнюю чешуйчатость, но сохранившая змеиную твердость.

Карс поднял в знак приветствия шпагу Рианона и заставил себя заговорить.

— Рианон приветствует своих детей.

Ему казалось, будто по огромному залу пронеслось, как вздох, легкое шипение. Но он не был уверен в том, слышал ли его в действительности.

Хишах сказал:

— Господин мой, вот твое древнее оружие.

Оно стояло в центре очищенного пространства. Здесь были все те странные приборы, которые он видел в гробнице: огромное плоское кристаллическое колесо, нагромождение металлических колец и остальные приборы, блестящие в тусклом свете.

Сердце Карса заныло, потом бешено заколотилось.

— Хорошо, — сказал он. — Времени мало, грузите его на баржу, чтобы я мог немедленно вернуться в Сарк.

— Конечно, господин, — сказал Хишах. — Но не пожелаешь ли ты вначале проверить его, чтобы удостовериться, что все в порядке. Наши невежественные руки…

Карс подошел к приборам и быстро осмотрел их. Он кивнул.

— Все в порядке. А теперь…

Хишах невежливо, но очень вежливым голосом перебил его:

— Не объясните ли вы нам, прежде чем уйти, устройство этих приборов?

Дети твои изголодались по знаниям.

— На это нет времени, — сердито ответил Карс. — И потом, вы — дети, как и сами это признали. Вы не поймете.

— А возможно ли, господин, — все тем же мягким, вкрадчивым голосом продолжал Хишах, — что ты сам не понимаешь?

Мгновение стояла полная тишина. Холодная уверенность сжала горла Карса. Он увидел, что Дхувианы сомкнулись кругом него, отрезая для него всякую надежду на побег.

В образовавшемся кругу рядом с ним стояли Горах, Иваин и Богхаз. На лице Гораха застыло выражение полного непонимания. Валкисианин вздрагивал от ужаса — он-то понимал все. Одна Иваин не казалось ни изумленной, ни испуганной. Она смотрела на Карса глазами женщины, которая боится, но по-другому. Карсу показалось, что она не хочет, чтобы он умирал.

В последней отчаянной попытке спастись, Карс в ярости крикнул:

— Что значит эта наглость? Вы хотите, чтобы я использовал свое оружие против вас?

— Используй, если можешь, — мягко проговорил Хишах. — Используй же, о фальшивый Рианон, ибо в противном случае тебе никогда не удастся покинуть пределов Кару-Дху!

Глава 18 ГНЕВ РИАНОНА

Карс остался стоять среди приборов, чье назначение было непонятно для него. С ужасающей ясностью он понял, что окончательно проиграл. А шипящий смех слышался теперь со всех сторон — бесконечно жестокий и глумливый.

Горах протянул к Хишаху дрожащую руку.

— Что же, — пробормотал он, заикаясь, — это не Рианон?

— Даже твой человеческий разум уже способен это понять, — с презрением ответил Хишах. Он отбросил с головы капюшон и двигался теперь к Карсу, и его змеиные глаза были полны насмешки. — Одним прикосновением к твоему сознанию я мог узнать правду, но мне не нужно было даже этого, ты, Рианон! Рианон из рода Куири, с миром пришедший приветствовать своих детей из Кару-Дху!

Из горла каждого Дхувианина вырвалось насмешливое дьявольское шипение, а Хишах откинул голову, и кожа на его шее задрожала от смеха.

— Посмотрите на него, Братья! Слава Рианону, ничего не знающему ни о завесе, ни о том, почему она охраняет Кару-Дху.

И они приветствовали его, низко склонив головы.

Карс стоял очень спокойный, на мгновение он даже забыл о своем страхе.

— Ты, глупец, — сказал Хишах. — В конце всего Рианон ненавидел нас. В конце он узнал о том, что одурачен, узнал о том, что его ученики, которым он преподал зачатки знаний, выросли и стали слишком умными. С завесой, тайне которой ты научил нас, мы сделали наш город непроницаемым даже для его могущественного оружия, так что когда он пошел против нас, было уже поздно.

Очень медленно Карс спросил:

— Почему он пошел против вас?

Хишах рассмеялся.

— Он понял, какую пользу мы извлекаем из полученных от него знаний.

Иваин выступила вперед и спросила:

— Какую же?

— Думаю, ты уже знаешь сама, — ответил Хишах. — Поэтому-то вы с Горахом и очутились тут, не только для того, чтобы посмотреть, как с самозванца будет сорвана кожа, но и для того, чтобы раз и навсегда понять свое место в этой игре.

В его мягком голосе ощущался сейчас оттенок высокомерия.

— С тех пор, как Рианон был сокрыт в гробнице, мы завоевали власть по всему побережью Белого моря. Нас слишком мало для того, чтобы объявить открытую войну. Поэтому мы действуем через людей. Используем их инстинкты, как собственное оружие. Теперь у нас есть оружие Рианона. Вскоре мы научимся им пользоваться и тогда люди-инструменты не будут нам больше нужны. Дети Змеи станут правителями в каждом дворце, а от остальных мы будем требовать полного уважения и послушания. Что думаешь об этом ты, гордая Иваин, всегда ненавидевшая и презиравшая нас?

— Я думаю, — ответила Иваин, — что я скорее паду от собственной шпаги.

Хишах пожал плечами.

— Тогда пади. — Он повернулся к Гораху. — А ты?

Но Горах лишь рухнул на каменный пол в глубоком обмороке.

Хишах снова обратился к Карсу.

— А теперь, — сказал он, — ты увидишь, как мы приветствуем своего повелителя!

Богхаз застонал и закрыл лицо руками. Карс крепко сжал эфес бесполезной шпаги и спросил странным тихим голосом:

— И никто так никогда и не узнал, что Рианон в конце концов пошел против Дхувиан?

Хишах мягко ответил:

— Куири знали, но все равно приговорили Рианона, потому что он слишком поздно прозрел. А кроме них знали только мы. Но зачем нам было оповещать об этом мир, если нас веселила та ненависть, с которой Рианон проклинался как наш друг?

Карс закрыл глаза. Весь мир качнулся под его ногами: в ушах его шумело, в груди бушевал огонь.

Рианон говорил правду в пещере Мудрых. Он говорил правду, когда уверял в своей ненависти к Дхувианам!

Зал наполнился звуками, похожими на шелест сухой листвы, когда Дхувианы, не размыкая рядов, медленно двинулись к Карсу.

С усилием почти нечеловеческим Карс открыл все каналы своего сознания, в отчаянии пытаясь в этот последний момент проникнуть в его тайный, странно тихий угол.

Он громко крикнул:

— Рианон!

Приступ шипящего смеха заставил Дхувиан остановиться. Они просто задыхались от смеха!

Хишах крикнул:

— Айя, зови Рианона! Может быть, он придет из могилы помочь тебе!

И полными насмешки бездонными глазами они смотрели на мучающегося Карса.

Но Иваин поняла. Она быстро подошла к Карсу, выхватила из ножен кинжал и приготовилась защищать Карса до последней возможности.

Хишах опять рассмеялся.

— Прекрасная пара — принцесса без царства и фальшивый бог!

Карс снова сказал, на этот раз шепотом:

— Рианон!

И Рианон ответил.

Из глубины сознания Карса, где он скрывался, Проклятый поднялся и мгновенно овладел каждой клеткой, каждым атомом мозга землянина, завладев полностью теперь, когда Карс открыл ему путь.

И теперь, как и раньше в пещере Мудрых, сознание Мэтью Карса отступило и наблюдало и слушало со стороны.

Он слышал голос Рианона — настоящий голос бога, который он мог только копировать, и этот голос срывался с его собственных губ, звеня от нечеловеческого гнева.

— Встречайте же своего господина, о вы, ползучие дети Змеи!

Встречайте и умрите!

Издевательский смех утих, уступив место молчанию. Хишах отшатнулся назад, и страх зажегся в его глазах.

А голос Рианона все возвышался, и стены отвечали ему эхом. Сила и ярость Рианона отражались на лице землянина, и теперь его тело как утес возвышалось над Дхувианами, а шпага в руках казалась лучиком света.

— Ну, как насчет чтения в сознании теперь, Хишах? Проникай глубже — туда, куда ты не мог проникнуть раньше, не способный перешагнуть тот психический барьер, который я поставил на твоем пути!

Хишах громко вскрикнул. Он в ужасе бросился назад. Кольцо Дхувиан распалось. Они бросились к своему оружию, в ужасе раскрыв свои беззубые рты.

Рианон расхохотался, и смех его был ужасен, смех того, кто долгие годы ждал мести и наконец дождался ее.

— Бегите! Бегите и прячьтесь, ибо, забывшись в своей великой мудрости, вы провели Рианона сквозь завесу, и смерть вошла в Кару-Дху!

И Дхувиане побежали, хватая оружие, которое не могло им пригодиться.

Зеленый свет мерцал на блестящих трубках и призмах.

Но рука Карса, ведомая теперь твердым знанием Рианона, метнулась к самому большому из древних приборов — ободку колеса, большого, плоского и кристаллического. Он тронул колесо, и оно начало вращаться.

Должно быть в металлическом шаре был заключен регулятор источника силы, некий скрытый контрольный щиток, которого коснулись его пальцы. Карс так никогда и не узнал в точности, что это было. Он лишь увидел странный темный нимб, возникший в тусклом воздухе, обняв, как оболочкой его, Иваин, дрожащего Богхаза и Гораха, который встал по-собачьи на четвереньки и наблюдал за происходящим глазами, в которых не светилось и искры разума.

Древнее оружие тоже оказалось в кольце темной силы, и кристаллические стержни начали испускать слабый мелодичный звук.

Темное кольцо начало расширяться, отступая наподобие волны.

Оружие Дхувиан было бессильно против него. Блики света, холодное пламя и свечение устремились к нему и вспыхнув, исчезли. Мощный электрический разрядник, кольцом окруживший Рианона, поглотил их.

А темное кольцо Рианона все ширилось и ширилось, и когда оно касалось холодного тела Дхувианина, то тело сворачивалось, сморщивалось и куском кожи падало на камни. Больше Рианон не говорил, поющее колесо вертелось все быстрее и быстрее на своем стержне, и сознание Карса отворачивалось от того, что он читал в сознании Рианона.

Ибо он мог смутно ощущать природу ужасного оружия Проклятого. Оно являлось тем смертельным сгустком ультрафиолетовых солнечных лучей, что могли уничтожить все живое, не преграждай озон им путь в атмосфере. Но если ультрафиолетовое излучение, известное земной науке Карса, легко поглощалось, то излучение древней и чужой науки Рианона лежало неизмеримо выше 400А° и способно было производить распространяющийся нимб, поглотить который было невозможно. И там, где этот нимб соприкасался с живой плотью, он убивал.

Карс ненавидел Дхувиан, но нигде в мире он не встречался с такой ненавистью, что владела сейчас Рианоном.

Горах заскулил. Скуля, он пополз прочь от горящих глаз человека, что башней возвышался над ним. Полуползком, полубегом, со странным смехом он вырвался из круга.

И как только он оказался вне темного кольца, смерть настигла его и молча накрыла своим покрывалом.

Молчаливая сила распространялась все дальше и дальше. Она проходила через металл, плоть и камень, и проходя, убивала, охотясь за каждым сыном Змеи, что прятались в коридорах Кару-Дху. Никакое оружие не противодействовало ей больше. Не было руки, способной его поднять.

Наконец оружие разрушило все и дошло до завесы. Карс почувствовал слабый толчок, когда Рианон остановил колесо.

Наступила мертвая тишина. Трое оставшихся в живых стояли неподвижно, почти не дыша.

Наконец раздался голос Рианона.

— Змея мертва. Пусть город и мое оружие, служившее этому дьявольскому миру, уйдет вместе с Дхувианами.

Он отвернулся от кристаллического колеса и взялся за другой инструмент, одно из нагромождений металлических стержней.

Подняв маленький и черный предмет, он нажал тайную пружину, и из главной его трубки вырвались мелкие искры, такие яркие, что на них было невозможно смотреть.

Лишь крошечные искорки света упали на камень. Но они начали разгораться. Казалось, они поедали атомы камня, как пламя поедает дерево.

Они коснулись металлического колеса, и орудие, уничтожившее Змею, тоже разрушилось.

Это была цепная реакция, такая, какую не наблюдал ни один земной ученый-ядерщик. Атомы металла, кристаллов и камня делались под ее влиянием нестабильными, как радиоактивные элементы.

Рианон сказал:

— Идемте.

Они шли по пустым коридорам в молчании, а за их спинами страшный огонь продолжал поедать каменные стены, и огромный центральный зал был уже почти разрушен.

Они вышли из крепости и пошли по полуразрушенной тропе к набережной, где стояла черная баржа.

Там они остановились и стали смотреть на разрушенный город.

Им пришлось прикрыть руками глаза, ибо странное и ужасное свечение напоминало чем-то солнечный пожар. Оно жадно пожирало руины, а центр их превратился в факел, чье пламя уходило вверх, к звездам и бледным низким лунам.

Загорелась тропа.

Рианон снова поднял трубку. Маленький шар тусклого света столкнулся с ближайшим языком пламени.

И пламя, заколебавшись, начало тухнуть, а потом исчезло…

Странная цепная реакция, вызванная Рианоном, была приостановлена неким ограничивающим прибором, чьей природы Карс не мог себе даже вообразить.

Они зашли на баржу и отплыли. Свечение умерло окончательно. снова стало темно. От Кару-Дху не осталось ничего, кроме столба дыма.

И вновь послышался голос Рианона.

— Свершилось, — сказал он. — Я искупил свой грех.

Землянин ощутил страшную усталость того, кто завладел его мозгом и телом.

И потом он снова стал лишь Мэтью Карсом.

Глава 19 СУД КУИРИ

Весь мир казался притихшим и изумленным, когда на рассвете их баржа плыла к Сарку. Никто из них не заговорил, но столб белого дыма, что продолжал мрачно тянуться к небу, не располагал к разговорам.

Карс чувствовал полное опустошение. Он позволил гневу Рианона овладеть им, и до сих пор не мог полностью избавиться от него. Он чувствовал, что на лице его остались следы пережитого, по тому как двое других избегали его взгляда и по их молчанию.

Огромная толпа, собравшаяся на набережной Сарка, тоже молчала.

Казалось, люди уже очень давно стоят там, глядя на Кару-Дху, но даже теперь, когда следы его полного разрушения бесследно исчезли, лица их были бледными и испуганными.

Карс посмотрел туда, где стояли парусники кхондов, и понял, что благоговейный ужас заставил их ждать.

Черная баржа подошла к дворцовой лестнице. Толпа подалась вперед, когда Иваин вышла на берег, люди приветствовали ее странно-тихими голосами. И Иваин сказала им:

— Кару-Дху и Змея больше не существуют, господин Рианон уничтожил их.

Инстинктивно она обернулась к Карсу. И глаза всех собравшихся тоже устремились на него. Сначала тихо, потом все громче и громче зазвучали слова:

— Рианон! Рианон-избавитель!

Он не был больше Проклятым, по крайней мере, для Сарков. И в первый раз Карс осознал, как велика была ненависть к навязанным им Горахом союзникам.

Он пошел по дворцу с Иваин и Богхазом. Теперь он понимал, что такое быть богом. Они прошли полутемными прохладными переходами. У двери в тронный зал Иваин остановилась, как будто только сейчас вспомнив, что теперь она правительница во дворце Гораха.

— Если морские короли все же нападут… — сказала она, обернувшись к Карсу.

— Они не нападут… Во всяком случае пока не узнают, что же произошло. А теперь мы должны найти Рольда, если он жив.

— Он жив, — сказала Иваин. — После того, как Дхувиане извлекли из него все, мой отец оставил его у себя заложником чтобы обменять на меня.

Наконец, они пришли вниз и нашли правителя Кхондора в подземелье дворца, закованного в цепи. Он был измучен до предела, и все же у него хватило сил поднять рыжеволосую голову и с презрением посмотреть на Карса и Иваин.

— Дьявол, — сказал он. — Предатель. Что, пришли убить меня?

Карс рассказал ему историю Кару-Дху и Рианона, следя за тем, как выражение лица Рольда медленно изменялось от дикого отчаяния до столь же дикой радости.

— Твой флот, ведомый железнобородым, стоит под Сарком, — закончил он.

— Ты согласен передать услышанное морским королям и привезти их на переговоры?

— Айя, — сказал Рольд. — Видят боги, согласен. — Глядя на Карса, он покачал головой. — Все, что случилось за последние дни, походит на страшный сон. А теперь… И подумать только, что в пещере Мудрых я готов был убить тебя собственными руками!

Все это произошло вскоре после рассвета. К девяти в тронном зале собрался совет. На него прибыли морские короли, Рольд и Эмер, отказавшаяся остаться в Кхондоре.

Все они расселись вокруг длинного стола. Иваин сидела на троне. Карс стоял поодаль. Его суровое измученное лицо все еще хранило в себе нечто странное.

Он твердо сказал:

— Никакой войны быть больше не должно. Змея уничтожена, а без ее поддержки Сарк не станет больше притеснять соседей. Подчиненные ему города, такие как Джеккера и Валкис, получат свободу. Империя Сарка больше не существует!

Железнобородый вскочил на ноги и в ярости крикнул:

— Значит, у нас есть возможность навечно разрушить Сарк!

Другие морские короли тоже повскакали со своих мест. Торн из Тарака кричал громче всех, требуя возмездия. Рука Иваин крепче сжала эфес шпаги.

Карс выступил вперед. Глаза его горели.

— Я же сказал: будет мир! Неужели я снова должен вызвать Рианона, чтобы он подкрепил мои слова делом?

Они успокоились, испуганные этой угрозой, а Рольд велел им сесть и придержать языки.

— Хватит боев и крови, — сурово сказал он им. — А в будущем мы сможем встречаться с Сарком на равных. Я правитель Кхондора, и я говорю: Кхондор заключит мир!

Под натиском угрозы Карса и решения Рольда, морские короли один за другим согласились. Потом заговорила Эмер.

— Все рабы должны получить свободу и люди и халфлинги.

Карс кивнул.

— Это будет сделано.

— И еще одно условие, — сказал Рольд. Его лицо, обращенное к Карсу, выражало безграничную решимость. — Я сказал, что заключу мир с Сарком, но этого не будет, напусти ты на нас хоть пятьдесят Рианонов, пока Сарком правит Иваин!

— Айя, — гремели морские короли, кровожадно глядя на Иваин. — Мы говорим тоже самое.

За их словами последовала тишина. Потом Иваин поднялась с трона. Лицо ее было гордым и мрачным.

— Условие принято, — сказала она. — Я не имею желания править выдрессированным народом и выпотрошенной империей Сарка. Я ненавидела Змею не меньше вашего, но для меня слишком поздно быть королевой рыбацкой деревушки. Люди могут выбрать другого правителя.

Она сошла с помоста, отошла к окну в дальнем конце зала и отвернулась, глядя на гавань.

Карс обратился к морским королям:

— Тогда решено.

И они ответили:

— Решено.

Эмер, не сводившая с Карса светящегося взгляда с самого начала совета, подошла к нему и накрыла его руку своей.

— И каково же во всем этом твое место? — мягко спросила она.

Карс посмотрел на нее. Взгляд его был неуверенным.

— У меня не было времени подумать.

Но теперь это время настало. И он растерялся.

Пока он будет носить с собой тень Рианона, этот мир никогда не примет его как человека. Как бы не прославляли Рианона, благоговейный страх перед Проклятым в течении многих столетий окружил это имя ненавистью.

Рианон искупил свой грех, и все равно, сколько бы не жил Марс, его будут вспоминать как Проклятого. И, как бы в ответ его мыслям, впервые со времени Кару-Дху, тень в его сознании шевельнулась, и голос мысленно прошептал:

«Возвращайся в гробницу, и я оставлю тебя, ибо хочу последовать за моими братьями. После этого ты будешь свободен. Я могу провести тебя по тропе времени назад, в твое время, если ты пожелаешь. Или же ты можешь остаться здесь.»

Но Карс по-прежнему не знал.

Ему нравился этот зеленый и смеющийся Марс. Но когда он посмотрел на морских королей, ожидавших его ответа, а потом на видневшееся в окне Белое море и болота, то подумал о том, что это все же не его мир, что он не принадлежит ему по-настоящему.

Наконец он заговорил и едва он это сделал, как Иваин отвернулась от окна, устремив взгляд на Карса.

— Эмер знает и халфлинги тоже, что я не из вашего мира. Я пришел через пространство и время по пути, скрытому в гробнице Рианона.

Он помолчал, давая им возможность придти в себя от услышанного. И они действительно удивились, хотя и не слишком: после того, что случилось, они поверили бы в любое известие о нем, даже такое, понять которое они не могли.

Карс продолжал:

— Человек рождается в своем мире, и он принадлежит этому миру. Я возвращаюсь в свой собственный мир.

Он чувствовал за вежливым протестом королей явное облегчение.

— Да снизойдет на тебя благословение богов, чужеземец, — прошептала Эмер и мягко поцеловала его в губы.

Потом она вышла, а за ней — ликующие морские короли. Богхаз тоже потихоньку выскользнул, и Карс с Иваин остались одни в огромной пустой комнате.

Он подошел к ней и посмотрел ей в глаза, даже теперь не потерявшие прежнего огня.

— А ты куда пойдешь? — спросил он.

Она спокойно ответила:

— Если ты позволишь, я пойду с тобой.

Он положил руки ей на плечи, спрятанные под кольчугой.

— Ты не понимаешь. Я пришел из отдаленного времени… За миллион лет от нынешнего. — Он помолчал, не зная толком, как ей объяснить. — Посмотри туда. Подумай, как все будет, когда Белое море превратится в пустыню шевелящихся песков, когда растительность исчезнет с холмов, белые города рухнут и реки высохнут.

Иваин поняла и вздохнула.

— Старость и смерть приходят, в конце концов, ко всему. И ко мне смерть придет очень быстро, если я здесь останусь. На мне лежит клеймо, и мое имя так же ненавистно, как имя Рианона.

Он знал, что она не боится смерти, а просто использует этот довод, чтобы убедить его.

— Сможешь ли ты быть счастлива, — спросил он ее, — если воспоминания о твоем собственном мире будут подстерегать тебя на каждом шагу?

— Я никогда не была счастлива, — ответила она, — так что терять мне нечего. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Я согласна рискнуть. А ты?

Он крепче сжал ее плечи.

— Да, — хрипло сказал он. — Да, я тоже.

Он взял ее за руку и поцеловал. И когда он, наконец, выпустил ее, она прошептала с новой для нее застенчивостью:

— Господин Рианон говорил правду, когда говорил со мной о варваре, — она немного помолчала, потом добавила. — Я думаю, что пока мы вместе, нам будет хорошо в любом мире.

Через несколько дней черная галера вошла в гавань Джеккеры: окончилось ее последнее путешествие под командой Иваин из Сарка.

Она и Карс получили странный прием: город собрался посмотреть на чужеземца, который был еще и Проклятым, и на госпожу правительницу из Сарка, которая не была больше правительницей. Толпа держалась на почтительном расстоянии и прославляла разрушение Кару-Дху и смерть Змеи.

Но Иваин она не славила.

Лишь один человек вышел им навстречу. Это был Богхаз, великолепный Богхаз, в бархатном одеянии, украшенный драгоценностями, с золотым обручем на голове.

Он исчез из Сарка в день совета и отправился по каким-то собственным делам. Казалось, он преуспел в них.

Он поклонился Карсу и Иваин с высокопарной вежливостью.

— Я был в Валкисе, — сказал он. — Этот город снова стал свободным. И за неслыханный героизм, проявленный мною при разрушении Кару-Дху, я был избран королем.

Он просиял и добавил с доверчивой улыбкой:

— Я всегда мечтал о королевской сокровищнице!

— Но, — напомнил ему Карс, — ведь сокровища теперь твои!

Богхаз вздохнул.

— Видят боги, да! — внезапно он стал серьезным. — Думаю, мне придется быть очень суровым с ворами из Валкиса. За любое преступление против собственности, особенно королевской, их будет ждать тяжкое наказание!

— И к счастью, — серьезно сказал Карс, — ты знаком со всеми хитрыми воровскими фокусами.

— Верно, — поучительным тоном сказал Богхаз. — Я ведь всегда говорил, что знания — очень ценная вещь. Вот увидите, как мое пристальное и глубокое изучение бесчисленных наук поможет мне сохранить спокойствие моего народа.

Он сопровождал его по Джеккере, пока они не вышли на открытую местность за городом. Тогда он стал прощаться с ними. Сняв с пальца кольцо, он вложил его в руку Карса. Слезы струились по его толстым щекам.

— Носи его, старый друг, и помни Богхаза, который так мудро направлял твои шаги в чужом мире.

Он повернулся и побрел прочь, и Карс смотрел ему вслед до тех пор, пока его массивная фигура не исчезла в путанице улиц города, в котором они когда-то встретились.

Оставшись одни, Карс и Иваин поднялись на холмы, что возвышались за Джеккерой, и разыскали вход в гробницу. Остановившись на каменном уступе, они посмотрели на лесистые холмы, на сверкающее море, на башни города, белеющие вдали в лучах солнца.

— Ты все еще уверена, — спросил ее Карс, — что хочешь все это оставить?

— Для меня здесь нет больше места, — печально ответила она. — Я должна избавиться от этого мира, как он должен избавиться от меня.

Она повернулась и без колебаний вошла в темный туннель. Гордая Иваин, которую даже боги не могли привести в смятение. Карс пошел следом за ней, держа в руке зажженный фонарь.

Они прошли под наполненным эхом сводом и через двери, на которых было написано проклятие Рианону, вошли во внутреннее помещение, где их встретила чернота — безграничная чернота странного отверстия в пространственно-временную бесконечность Вселенной.

В это последнее мгновение страх отразился на лице Иваин, и она схватила землянина за руку. Крошечные искорки заплясали и заискрили перед ними во мраке самого времени. И когда Карс, держа за руку Иваин, шагнул вперед, в черноту, с ним заговорил голос Рианона.

На этот раз не было ощущения беспомощного барахтанья в темноте.

Мудрость Рианона вела их и ободряла. Факел погас. Карс бросил его. Сердце его колотилось, и он был слеп и глух в беззвучном водовороте времени.

Снова заговорил голос Рианона:

— Смотрите теперь моим сознанием то, что не удавалось видеть еще ни одному человеку!

Пульсирующая темнота как-то странно прояснилась. Ясность ее не имела ничего общего с обычным светом.

Карс увидел Рианона.

Тело его лежало в гробу из темного кристалла и казалось навечно заключенным в его оболочку, как драгоценность — в темную оправу.

Сквозь дымчатое вещество гробницы Карсу видны были очертания обнаженного тела, нечеловечески сильного и прекрасного. В нем было столько мощи и силы, что казалось бесчеловечным держать его здесь, в такой темноте. Лицо тоже было прекрасным. Темное и властное, оно казалось мягким даже сейчас, несмотря на закрытые, как будто в смерти, глаза.

Но смерти в этом месте не ощущалось. Оно лежало вне времени, а вне времени нет разрушения, и Рианон обречен был лежать здесь бесконечно, вспоминая свой грех.

Когда Рианон открыл глаза, Карс понял, что чужое присутствие покинуло его, но сделано это было так нежно и осторожно, что Карс ничего не почувствовал. Сознание его все еще было связано с сознанием Рианона, но чувство собственной раздвоенности исчезло. Проклятый освободил его.

И все же та симпатия, что еще существовала между этими двумя разумами, что так тесно были связаны друг с другом долгое время, позволяла Карсу слышать страстный зов Рианона — внутренний крик, что полетел по тропе сквозь пространство и время.

— Братья мои, Куири! Услышьте меня! Я искупил свое древнее преступление.

И он снова ощутил всю дикую силу его воли. Наступил период молчания, полный пустоты, а потом Карс с облегчением ощутил присутствие чужих разумов, серьезных, мощных и суровых.

Он никогда не сможет узнать, из какого мира они пришли. Давным-давно Куири ушли по этой дороге, проложенной через Вселенную, ушли в космические просторы, недоступные его сознанию. И теперь они вернулись в ответ на зов Рианона.

Карс увидел неясные фигуры богов, возникшие во мраке светлыми силуэтами.

— Позвольте мне уйти с вами, братья! Я уничтожил Змею, и грех мой искуплен!

Казалось, что Куири внимательно изучают Рианона в поисках правды.

Потом, наконец, один выступил вперед и положил руку на гробницу. Свечение внутри нее исчезло.

— Мы решили, что Рианон может быть освобожден.

У Карса закружилась голова. Сцена начала тускнеть перед его глазами.

Он увидел, что Рианон встает и подходит к своим братьям Куири, и тело его по мере того, как он идет, становится все более затененным.

Один раз он обернулся на Карса и теперь глаза его были открыты и светились страстным, непонятным человеку счастьем.

— Держи мою шпагу, землянин, носи ее с гордостью, ибо без нее я никогда бы не уничтожил Кару-Дху.

Карс полубессознательно повиновался последнему приказу. И, пробираясь с Иваин сквозь темный водоворот, с кошмарной скоростью падая во мрак, он услышал последнее звенящее эхо прощальных слов Рианона.

Глава 20 ВОЗВРАЩЕНИЕ

Наконец они снова ощутили у себя под ногами твердый камень. Шатаясь, они отошли от водоворота, и лица их были бледными и потрясенными. Они не сказали друг другу ни слова и хотели только одного: побыстрее вырваться из темного склепа.

Карс нашел тоннель. Но дойдя до его конца, он ощутил страшный испуг: вдруг он снова ошибся во времени.

Но боялся он напрасно. Рианон привел их правильно. Карс снова стоял среди холмов своего собственного Марса. Солнце садилось, и огромные впадины мертвого моря были наполнены кровавым светом. Ветер, холодный и сухой, дул из пустыни, поднимая пыль, а в отдалении виднелась Джеккера — его собственная Джеккера Лоу Кэнэл.

Он с беспокойством повернулся к Иваин, следя за тем, какое впечатление произвел на нее этот мир. Он увидел, что губы ее свело, как от глубокой боли.

Потом она распрямила плечи, улыбнулась и убрала свою шпагу в ножны.

— Пойдем, — сказала она и взяла его за руку.

Они долго шли по голому песку и призраки прошлого маячили перед их глазами. Теперь Карс видел ту свежую живую плоть, в которую некогда были облачены кости нынешнего Марса. Они видели великолепные краски, высокие деревья, богатую землю и знали, что никогда этого не забудут.

Он смотрел на мертвое дно моря и знал, что сколько бы ни было ему назначено жить, он всегда будет слышать биение прибоя о берега светящегося океана.

На Марс опустилась темнота. Маленькие низкие луны поднялись в безоблачном небе. Рука Иваин была твердой и сильной в его руке. И Карс ощущал глубокую радость в своем сердце. Шаги его убыстрились.

Они вступили на улицы Джеккеры, извилистые улочки, бегущие по сторонам Лоу Кэнэл. Сухой ветер колыхал пламя фонарей и звуки арф были такими, какими он помнил их, а маленькие темные женщины, проходя, тихо позванивали поясами.

Иваин улыбнулась.

— Это все же Марс, — сказала она.

Они бок о бок шли по извилистым улицам — человек, который все еще носил на лице темную печать бога, и женщина, некогда бывшая королевой.

Люди отступали, давая им путь, и в удивлении смотрели им вслед, и шпага Рианона в руке Карса походила на скипетр.


ЛЮДИ ТАЛИСМАНА ГЛАВА 1

В течение долгих часов холодной марсианской ночи он ни разу не пошевелился и не заговорил. Накануне, еще в сумерках, Эрих Джон Старк принес этого марсианина в разрушенную башню и положил его, завернутого в одеяло, на снег. Из сухого лишайника он развел костер, и с тех пор двое мужчин ждали, затерянные среди огромной равнины, что опоясывала северный полюс Марса.Теперь, перед рассветом, марсианин по имени Камар заговорил:

— Старк.

— Да.

— Я умираю.

— Да.

— Я не вижу Кушата.

— Нет.

Камар кивнул и снова умолк.

Подул ледяной северный ветер, но полуразрушенные стены преградили ему путь — мрачные, огромные, похожие на гранитные утесы. Если бы не Камар, Старк не подошел бы к ним и на пушечный выстрел. Что-то в них было не так: здесь ощущалось нечто дьявольское и полузабытое.

Высокий землянин посмотрел на марсианина. Лицо Камара было очень печально.

— Человек хочет умереть у себя дома, — коротко бросил он.

— Мне очень жаль тебя.

— Хозяин тишины всемогущ, — ответил Камар. — Он не назначает встреч. Нет. Я не для этого вернулся в Северные земли, — черты лица марсианина исказились душевной мукой. — Но я не вижу Кушата.

Пользуясь высшим марсианским языком почти так же свободно, как и Камар, Старк спокойно ответил:

— Мне известно, что на душе моего брата лежит груз более тяжелый, чем гнет смерти.

Подавшись вперед, он положил свою большую ладонь на плечо марсианина.

— Мой брат отдал свою жизнь за мою. А теперь я, если смогу, возьму его груз на свои плечи.

Он не желал груза Камара, каким бы он ни был, но марсианин дрался с ним плечом к плечу на юге во время долгой партизанской кампании среди племен у границы Сухих Земель. Он был хорошим человеком и в конце концов принял пулю, предназначенную Старку, сделав это сознательно. Они были друзьями.

Вот почему Старк принес Камара в этот суровый край, пытаясь добраться до города, где тот родился. Марсианин был чем-то взволнован и боялся умереть раньше, чем они достигнут Кушата. Теперь времени у него не оставалось.

— На мне грех, Старк, — тихо произнес марсианин. — Я украл священную вещь.

— Какую вещь? — склонился над ним Старк.

— Ты пришел извне и тебе ничего неизвестно о Ване Круачо и о талисмане, который он оставил, когда навсегда ушел за Врата Смерти. Я был рожден и взращен в Воровском Квартале за стеной, — Камар отбросил одеяло и сел. Голос его окреп. — Я гордился своим умением, а талисман был вызовом. Он был столь ценным, что со времен Вана Круачо вряд ли кому удалось к нему прикоснуться. Все это происходило в те дни, когда люди еще чувствовали тягу к подобным вещам перед тем, как забыть богов.

«Берегите Врата Смерти, — сказал он, — это охрана городами всегда храните талисман, ибо может прийти день, когда вам понадобится его сила. Ни один враг не сможет проникнуть в Кушат, пока талисман остается в нем».

Но я был вором и был тщеславен — я украл талисман.

Рука Камара двинулась к поношенному поясу, он пытался нащупать выступ на нем, но пальцы плохо повиновались ему.

— Возьми его, Старк. Нажми здесь, с левой стороны, где выгравирована голова животного.

Старк взял у Камара пояс и нажал скрытую пружину. Круглая крышка отскочила, и внутри стал виден какой то предмет, завернутый в лоскут шелка.

— Мне пришлось уйти из Кушата, — прошептал Камар, — я не мог рассчитывать на возвращение. Но это была не слишком высокая плата за то, что я получил.

Со смешанным чувством благоговения, гордости и раскаяния он смотрел, как Старк разворачивает лоскут.

Большую часть сказанного всерьез Старк не воспринял, но все равно ожидал зрелища более внушительного, чем-то, что предстало его взору.

Это был кристалл дюйма четыре в окружности, тщательно обработанный. И все же это был лишь кусочек хрусталя.

Старк повертел его, нахмурившись. Кристалл был не простым. Он являл собой сплетение многих фасеток, сплетение невероятно сложное. Слишком сложное для того уровня техники, который должен был существовать при Ване Круачо. Старк обнаружил, что кристаллик, если долго на него смотреть, обладает гипнотическим действием.

— Как им пользоваться? — спросил он у Камара.

— Мы — как дети. Мы забыли, что в нем заключена большая сила. Ты увидишь, Старк. Некоторые верят, что если бы Кушату угрожала опасность, камень бы вырвал Вана Круачо из Врат Смерти, и он снова возглавил бы нас.

— Люди редко возвращаются с той стороны Врат Смерти, как бы нужны они ни были, — сухо проговорил Старк. Может, у вас в Кушате эти слова имеют другое значение?

— Так называется проход, что открывается за Кушатом в темных горах. Город стоит перед ним, как охрана. Ни один человек не помнит, почему. Знают только, что это — великая тайна.

Во взгляде, устремленном на талисман, смешались гордость и боль.

— Ты хочешь, чтобы я отнес его в Кушат? — спросил Старк.

— Да! Да! — воскликнул марсианин. Но потом его взгляд омрачился, и он покачал головой. — Нет. На севере нет дорог для чужих. Со мной ты был бы в безопасности, а один… Нет, Старк. Ты и так подвергался риску. Лучше уходи с Северных Земель, пока еще можно.

Он снова лег на одеяло, и Старк увидел, что на его запавших висках появились голубоватые тени.

— Камар, — позвал он марсианина, — Камар, иди в мир. Я отнесу талисман в Кушат.

Марсианин вздохнул, улыбнулся, а Старк почувствовал радость от того, что пообещал ему это.

— Наездники Мекха — волки, — внезапно сказал Камар. — Они охотятся в этих ущельях. Будь осторожен.

Знание Старком географии этой части Марса было довольно смутным, но все таки ему было известно, что горные долины лежат дальше к северу, между тем местом, где они сейчас находятся, и Кушатом. Камар рассказывал ему о горных войнах, и Старк был полон желания выполнить совет марсианина об осторожности.

Камар не мог больше говорить, и Старк понял, что ждать ему осталось недолго. Голос ветра напоминал звуки громадного органа. Луна скрылась, и в башне было очень темно, лишь слабо светился снег.

Старк взглянул на мрачные стены и содрогнулся. В воздухе уже витал запах смерти.

Отгоняя от себя мрачные мысли, он наклонился к огню и принялся изучать кристалл. Орнамент представлял собой ряд символов. Странный орнамент для короля варваров, жившего на заре развития Марса. Отблески огня играли на внутренних фасетках. Казалось, кристаллик вбирает в себя свет. Потом он запылал белым дьявольским огнем и как будто ожил.

Старка захлестнула волна непонятного древнего ужаса, он отбросил кристалл прочь. Та часть его души, которая с болью познала путь цивилизации, заставила его сесть и обдумать, что делать с кристаллом, в то время как другая часть жаждала зашвырнуть кристалл в снег как можно дальше.

Талисман! Обещание давным-давно умершего короля о безопасности города. Кусок кристалла, украшенный легендой и мифической верой, — вот и все, что он собой представляет. Свет костра, смешанный с бредом Камара и приближением смерти, повлияли на его воображение. Всего лишь кусок кристалла…

И все же он все ярче разгорался в его руке, теплый и живой. Он приковывал к себе внимание и завораживал. Ветер бормотал в каменной впадине, и скоро Старку стало казаться, что он слышит голоса, очень слабые и отдаленные, вкрадчиво и незаметно проникающие в его сознание. Старк вздрогнул, охваченный суеверным страхом, и поднял голову. Он вслушивался и вслушивался в тишину, но смог уловить лишь вой ветра, сухой шорох снега и слабое дыхание Камара.

Старк посмотрел на кристалл, заставляя себя не отводить взгляд, но при этом он отвернулся от костра, загораживая его от света.

— Воображение, — сказал он себе. — В подобном месте можно что угодно услышать и увидеть.

Но кристалл продолжал пылать, как будто теперь, когда свет от костра стал недосягаемым для него, он питался теплом рук человека. Внутреннее свечение фасеток приковывало внимание Старка к темным глубинам, что тянулись где-то вне пространства и, возможно, вне времени.

Тихие голоса заговорили снова — зовущие звуки из неправдоподобного далека, за миллион миль отсюда, такого далека, что ни одно ухо не должно было слышать их.

Но Старк слышал. И на этот раз он слушал их достаточно долго, чтобы кое что о них узнать,а когда это случилось, он закричал и отшвырнул кристалл от себя. Отшвырнул в животном страхе, потому что понял внезапно; откуда бы ни шел этот голос, как бы ни был связан он с Кушатом, принадлежать человеческому существу он не мог.

Кристалл упал в снег у дверного проема и исчез в нем без звука. Старк поднялся, дрожа всем телом и ругая себя за глупость. Голоса снова исчезли, и он пытался поймать их, убеждая себя при этом, что они были порождением его сверхчувствительности, стремлением найти что то дьявольское во всем этом… Примитивный абориген был в нем все еще силен. Распознавая в себе эти черты, он часто считал их проклятием и лишь иногда благословением. Обнаженный мальчик, который бегал с Тиком среди острых скал на краю Темной Земли, все еще продолжал трюки с Эрихом Джоном Старком.

Он стоял неподвижно, вслушиваясь в вой ветра, шелест снега, дыхание Камара.

Но дыхание Камара замерло.

Старк приблизился к нему и опустился перед ним на колени, страстно желая взять назад свое обещание, и понимая, что сделать это уже невозможно. Он сложил руки Камара на груди в ритуальном жесте и накрыл его лицо краем плаща.

Поднявшись, он сделал над Камаром прощальный жест и пошел к тому месту, куда бросил талисман. Встав на колени, Старк принялся разгребать снег, но одно из животных, привязанное к стене с внешней стороны башни, пробудилось и зашипело. Застыв, он услышал ответный крик другого.

Работая с отчаянной поспешностью, Старк выкопал дыру и почувствовал гладкую поверхность талисмана. Вытащив его, он уложил кристалл в пояс, разыскал фляжку около костра и сделал из нее большой глоток.

Потом он принялся ждать.

Они подходили, осторожно ступая, мускулистые горные животные, изящно двигаясь среди обломков и руин. Всадники, высокие мужчины с полными ярости глазами и красновато коричневыми волосами, не проронили ни звука. На них были кожаные плащи, в руках прямые длинные копья.

Их силуэты маячили вокруг башни, и их было много. Старк и не подумал доставать пистолет. Еще очень юным он понял разницу между отвагой и идиотизмом.

Он пошел им навстречу, двигаясь медленно, чтобы ни один из них не метнул в него копье, но и не так, чтобы выказать страх. В знак приветствия он поднял правую руку. Всадники не ответили ему. Они сидели на животных и смотрели на него. Старк понял, что Камар говорил правду.

Это были наездники Мекха, и они были волками!

ГЛАВА 2

Старк ждал, пока они устанут от собственного молчания, и наконец один из них требовательно спросил:

— Из какого ты края?

— Я зовусь Н'Чака, человек без племени, — ответил Старк.

Такое имя дали ему его воспитатели — аборигены, подобравшие его, осиротевшего после землетрясения, разрушившего общину, которая была его домом. Люди, которые вырастили его среди яркого света, грома и горьких туманов Тусклого Пояса Меркурия. Это имя казалось Старку его настоящим именем.

— Чужой, — сказал главарь и улыбнулся. Он указал на тело Камара. — Ты убил его?

— Он был моим другом. Я вел его домой, чтобы он мог умереть там.

Двое всадников спешились и осмотрели тело. Потом один из них обратился к главарю:

— Он был из Кушата, если я только понимаю в племенах, Тхорд! И он не ограблен, — он тут же постарался исправить это упущение. — Чужой, — снова заговорил главарь, — направлялся в Кушат с человеком из Кушата. Что ж, чужестранец, я думаю, ты пойдешь с нами.

Старк пожал плечами и, поскольку копья были направлены на него, не стал возражать, когда высокий Тхорд отобрал у него все, кроме одежды и пояса.

Пистолет Старка Тхорд с презрением швырнул в снег.

Один из людей привел животных Старка и Камара, и землянин взобрался на свое животное, преодолевая его яростное сопротивление, так как оно не любило запаха Старка.

Они двинулись от защитных стен в неприкрытую ярость ветра.

Всю оставшуюся ночь, следующие день и ночь они скакали к востоку, останавливаясь только для того, чтобы дать отдохнуть животным и съесть немного вяленого мяса. Старк, ехавший пленником среди них, с полной силой осознавал, что это Северная страна, на полмира удаленная от Марса, космических кораблей и гостей с других планет.

Будущее так и не коснулось этих диких гор и суровых равнин. Их не коснулось даже настоящее. Прошлое крепко держало их в своих руках.

Далеко к северу над линией горизонта сверкала над бледным небом глыба полярного льда, а ночью холодный свет отражался в ней цветными сполохами. Ледяной, никогда не утихающий ветер все мел и мел по горным ущельям и равнинам. То здесь, то там поднимался столб или загадочная башня, чья история была неизвестна, а цель появления оставалась загадкой. Люди Мекха ничего не могли рассказать о них Старку, хотя, казалось, стремились избегать их.

Тхорд ни слова не сказал Старку о том, куда его везут и почему, а Старк не стал интересоваться этим. Это было бы проявлением страха с его стороны. Поскольку ничего другого ему не оставалось, он запасся терпением пойманного животного и ждал. Но временами становилось особенно трудно. Он чувствовал себя очень неуютно в поясе Камара. Он не переставал думать о талисмане и гадал, какая часть странностей кристалла была подсказана его воображением, а какая была на самом деле. Ему сейчас хотелось только одного: быстрее добраться до Кушата и избавиться от этой вещи.

Он ругал Тхорда и наездников про себя, но яростно.

В середине второго дня они въехали в ущелье, заметенное снегом. Под ним лежала узкая долина. Посмотрев вниз, Старк обнаружил, что в долине, насколько хватает взгляда, снуют люди и животные, горят костры. Людей было несколько тысяч. Разбившись на группы, они устроили себе лагеря под скалами. Голоса их сливались в прозрачном воздухе в сплошной гул. Армия, собирающаяся перед началом оттепели — Старк улыбнулся. Интересно бы встретиться с предводителем всей этой армады.

Они спустились вниз по узкой каменной гряде. Внезапно ветер утих: путь ему преградили каменные стены равнины. Отряд поехал вдоль лагеря.

Снег здесь уже подтаял и смешался с землей. Женщин в лагере видно не было, не было и следов той веселой толпы, что обычно следует за армией варваров.

Здесь были только мужчины, — жители гор и воины убийцы, у которых не дрогнет рука, не помышляющие ни о чем, кроме битвы.

Они выходили из укрытий и приветствовали Тхорда и его людей, смотрели на незнакомца. Тхорд был доволен тем, что его так встречают и даже покраснел от сознания собственной значимости.

— У меня нет для вас времени! — крикнул он. Мне надо поговорить с вождем Сиараном!

Старк следовал за ними с каменным лицом. Время от времени он заставлял свое животное делать кульбит и внутренне смеялся этому.

Наконец Тхорд спешился и кивком головы предложил Старку сделать то же самое. Объявляя о своем прибытии, он постучал рукоятью сабли по щиту.

— Вождь Сиаран! Это Тхорд с пленником!

Голос, монотонный и приглушенный, ответил ему из убежища, расположенного чуть поодаль и отличающегося от других размерами. Возле входа было воткнуто в снег копье, и с него свисало черное полотнище с серебряной полосой, светящейся в темноте. Рядом стоял щит, охраны не было.

— Входи, Тхорд! — сказал голос.

Тот отодвинул занавеску и вошел. Старк двинулся за ним. Тусклый свет не проникал в помещение. Кольцо света от пылающего факела. Каменный пол устлан шкурами, такими потертыми, что в некоторых местах меха не было вообще. Из мебели стояли стул и стол, тоже потемневшие от времени и употребления. В одном из дальних углов — куча шкур с накинутым на них ковром.

На стуле сидел человек.

В коварном свете факела он казался очень высоким. Его худое тело было облачено в кольчугу, под которой была видна кожаная туника, выкрашенная в тот же черный цвет, что и кольчуга. На коленях человека лежал огромный топор, но руки его держали оружие так, будто это была игрушка, которая ему нравилась.

Голову и лицо его покрывало приспособление, известное Старку лишь по картинкам. Это была военная маска королей Внутренних Территорий Марса. Сделанная из черной сверкающей стали с прорезями для глаз и рта, она превращала человека в совершенно дьявольское существо.

На макушке и затылке от нее отходили тонкие витые металлические прутья, похожие на распростертые крылья.

Внимание Старка было приковано к маске, а не к Тхорду. Из под маски снова послышался глухой голос:

— Итак?

— Мы охотились в ущельях на юге. — сказал Тхорд. — Мы увидели огонь. — и он рассказал о том, как они нашли незнакомца и тело человека из Кушата.

— Кушат! — тихо сказал Сиаран. — Так, и для чего, незнакомец, ты ехал туда?

— Меня зовут Эрих Джон Старк. Я землянин с Меркурия. — Он устал от того, что вся эта история затянулась и, кроме того его раздражала маска. — Но почему бы мне не ехать в Кушат? Что, это нарушает какой то закон? Человек не может проехать туда спокойно и без допроса? Причем здесь люди Мекха? Они не имеют с этим городом ничего общего.

Тхорд слушал его, затаив дыхание.

Руки человека застыли на топоре. Это были нежные руки, гладкие и тонкие, они казались слишком хрупкими для топора, который лежал на коленях вождя.

— Наше дело то, что мы считаем своим делом, Эрих Джон Старк, — голос был странно мягким. — Я задал тебе вопрос: почему ты едешь в Кушат?

— Потому, — с той же сдержанностью ответил Старк, — что мой друг хотел умереть дома.

— Странно отправляться за смертью в столь долгий путь, — черная маска подалась вперед, как бы охваченная какой то мыслью. — Лишь приговоренные или изгнанные оставляют свои города. Почему твой друг ушел из Кушата?

Внезапно из кучи шкур внизу послышался голос. Голос хриплый и глубокий, отмеченный то ли возрастом, то ли безумием.

— За все эти годы лишь трое, не считая меня, Отара, покинули Кушат. Один из них утонул во время наводнения, другой попал зимой в движущиеся льды и погиб, а третий остался в живых. Это вор по имени Камар, укравший талисман.

— Моего друга звали Граши, — ответил Старк.

Пояс Камара висел на нем тяжелым грузом, а железная коробка огнем жгла кожу. Теперь он начал испытывать страх.

Не обращая внимания на Старка, снова заговорил вождь:

— Это был священный талисман Кушата. Город без него подобен человеку без души.

«Как завеса Таним для Картага», — подумал Старк, вспоминая судьбу города после того, как завеса была украдена.

— Знать боялась собственного народа, — сказал вождь, — она не осмелилась сказать ему, что талисман исчез, но нам известно об этом.

— И вы нападете на Кушат? — спросил Старк. — Нападете до оттепели, когда вас меньше всего ожидают?

— У тебя острый ум, незнакомец. Да, но даже в этом случае Великую Стену нелегко будет преодолеть. Если бы я пришел туда с талисманом Вана Круача в руке…

Он не закончил фразы и повернулся к Тхорду.

— Что ты нашел, когда обыскал тело мертвого человека?

— Ничего особенного, вождь. Несколько монет и нож. Все едва стоило того, чтобы брать.

— А ты, Эрих Джон Старк? Что взял с тела ты?

— Ничего, — твердо ответил Старк.

— Тхорд, — обратился к варвару вождь. — Обыщи его.

Улыбаясь, Тхорд приблизился к Старку и распахнул на нем куртку.

Землянин устремился вперед с поразительной быстротой. Ребром широкой ладони он ударил Тхорда по шее и прежде, чем его колени успели подогнуться, ухитрился схватить Тхорда за руки. Потом он мягко опустил тело варвара на пол.

Старк выпрямился. Глаза его сверкали.

— Этот человек уже один раз обобрал меня. Хватит!

Он слышал топот людей Тхорда. Трое пытались одновременно проникнуть в помещение, и в руках одного было копье. Старк вышиб его из рук нападающего, перехватил копье и некоторое время молча работал Люди талисмана толстым концом оружия, не слыша никаких других звуков, кроме стука дерева о кость. Очистив дверной проем, он с презрением швырнул копье вслед полумертвым варварам.

— А теперь, — сказал он вождю, — может, мы поговорим как мужчины?

Человек в маске рассмеялся, и смех его казался смехом человека, получившего искреннее удовольствие. Он под прикрытием маски изучал лицо Старка, потом перевел взгляд на мрачного Тхорда, поднимавшегося с пола.

— Уходи, — сказал ему вождь. — Мы будем разговаривать с незнакомцем.

Тхорд вытащил саблю, он был полон желания пустить ее в ход.

— Но, вождь… это небезопасно…

— Моя черная подруга позаботится обо мне, — сказал Сиаран, похлопав по лежащему на коленях топору. — Я сделаю это лучше, чем ты. Уходи!

Тхорд вышел.

Человек в броне молчал, повернув маску к Старку, смотревшему на нее не отрываясь и тоже молчавшему. В это время узел тряпья у стены медленно выпрямился и превратился в высокого старика с косматыми волосами и бородой, сквозь которые просвечивали кости, туго обтянутые желтой кожей. Глаза его, похожие на точки огня, горели, подогреваемые внутренним пламенем.

Он приблизился и клубком свернулся у ног Сиарана, наблюдая за землянином. Человек в броне подался вперед.

— Я скажу тебе кое что, Эрих Джон Старк. Я — незаконнорожденный, но в жилах моих течет королевская кровь. Я вынужден был добывать себе имя и положение собственными руками, но я подниму их высоко, и имя мое прогремит по всей Северной Земле. Я возьму Кушат. Тот, кто овладеет Кушатом, овладеет властью и богатством, что лежит за Вратами Смерти.

Сиаран помолчал, как бы погрузившись в мечты, потом добавил:

— Ван Круачо вышел из ниоткуда и сделал себя полубогом. Я поступлю также.

Старик издал кудахтающий звук:

— Я сказал им в Кушате, я сказал им, что пришла пора подняться и вернуть свою силу. Когда у них еще был талисман, они легко могли это сделать. Сейчас город умирает, и я сказал им, что есть шанс выжить, но они были полны презрения. Они только посмеялись и заковали меня! Теперь они будут смеяться по другому. Ха! Как они будут смеяться!

А Скаран сказал:

— Теперь город оголен, и я возьму его. С талисманом или без него, выйду за Врата Смерти, и тогда посмотрим, что там может быть.

Он снова замолчал, устремив на Старка взгляд из под черной каски.

— Поедем со мной, — бросил он. — достань талисман, если ты действительно способен это сделать, и стань моей защитой. Никому другому я не предлагал такой чести, — Почему ты выбрал меня? — медленно спросил Старк.

— Мы одной крови, Старк, хотя ты и чужеземец.

Холодные глаза Старка сузились.

— А что скажут на это твои красные волки? Что скажет Отар? Взгляни на него, он и так уже окаменел от ревности и со страхом ждет моего согласия.

— Не думаю, чтобы ты их боялся.

— Наоборот. Я человек благоразумный и настолько, что не заключаю ни одной сделки ни с одним человеком, пока я не загляну ему в глаза. Сними свой шлем, Сиаран. Потом, возможно, мы и поговорим.

— Нет, — прошептал вождь. — Этого я никогда не смогу сделать.

Отар поднялся в полный рост, и Старк впервые ощутил, какая сила кроется в теле этого старика.

— Ты хочешь посмотреть в лицо уничтожению? — загремел его голос. — Ты просишь смерти? Неужели ни думаешь, что если лицо скрыто под маской, то этому нет причины, и ты можешь требовать убрать ее?

Он оглянулся.

— Мой господин, — сказал он, — завтра к нам подойдет последний клан, и мы сможем выступить, как было задумано, но я считаю, что этот человек лжет. Он может знать, где талисман! Отдай его Тхорду на оставшееся время!

Слепая черная маска была неподвижна, но Старку показалось, что из за нее послышался вздох.

— Потом…

— Тхорд! — воскликнул вождь и поднял топор.

ГЛАВА 3

Пламя костра высоко поднималось в защищенной от ветра долине. Вокруг сгрудились воины. Дикие наездники горных долин Мекха походили на волков, что дрожа пожирают глазами умирающую добычу. Взгляд их был хищным, зубы время от времени оскаливались в молчаливой усмешке.

— Он силен, — шептали они друг другу.

— Он наверняка переживет эту ночь.

На выступе скалы сидел Сиаран, завернувшись в черный плащ. Свой топор он держал в руках. Рядом на снегу скорчился Отар.

Возле них в землю был воткнут ряд длинных копий, скрепленных между собой так, что образовали подобие эшафота, в центре которого висел человек. Высокий человек с железными мускулами, очень тонкий. Его широкие плечи заполняли пространство между копьями. Это был Эрих Джон Старк, землянин, прибывший с Меркурия.

Его уже немилосердно отхлестали плетями. Повиснув между рядами копий, он дышал тяжело, с хрипом, снег под ним был запятнан кровью.

Тхорд держал в руках плеть. Он сбросил свой плащ, и тело его, несмотря на холод, блестело от пота. Варвар бил свою жертву, вкладывая в это занятие всю душу. Длинный бич пел в его руках. Тхорд гордился своим умением.

За все время экзекуции Старк даже не вскрикнул. Теперь Тхорд отступил. Вытирая со лба пот, он посмотрел на вождя. Черная маска кивнула ему.

Тхорд отбросил бич. Он подошел к высокому темноволосому человеку и схватил его за волосы, приподняв голову.

— Старк! — крикнул он, яростно дергая голову жертвы. — Чужеземец!

Глаза Старка открылись и уставились на него. Тхорд не мог удержать легкой дрожи от этого взгляда. Казалось, боль и унижение влили в этого человека что то дьявольское. Взгляд был как у большого снежного кота, попавшего в ловушку. И Тхорд понял, что обращается не к человеку, а к хищному животному.

— Старк, — повторил он, — где талисман Вана Круачо?

Землянин молчал.

Тхорд рассмеялся. Он посмотрел в небо, в котором плавали низкие облака.

— Ночь прошла лишь наполовину. Ты надеешься ее пережить?

Жесткий, холодный, терпеливый взгляд был устремлен на варвара. Ответа не последовало.

Гордость этого взгляда рассердила палача, ему почудилась в нем насмешка, насмешка над ним, таким уверенным в своей способности развязывать языки. Она, казалось, говорила: однажды я тебя посрамил перед хозяином, и снова тебя посрамлю.

— Ты думаешь, я не смогу тебя заставить говорить? — вкрадчиво начал Тхорд. — Ты меня еще не знаешь, чужеземец. Я могу заставить говорить даже скалу!

Свободной рукой он ударил Старка по лицу.

Казалось невозможным, что человек может двигаться с такой быстротой. Сверкнули зубы, и рука Тхорда оказалась укушенной за сустав большого пальца. Тот заорал, но зубы вонзились до самой кости.

Внезапно Тхорд вскрикнул еще громче, но уже не от боли, а от страха. Ряды зрителей подались вперед. Встал даже вождь.

— Слушайте, — пробежал шепот по рядам, — слушайте, как он рычит.

Тхорд выпустил волосы Старка и бил его теперь по голове, лицо варвара побелело.

— Оборотень! — орал он в ужасе, — Зверь! Пусти меня!

Но темноволосый человек продолжал, сопя, рвать зубами кисть руки Тхорда. Вскоре послышался хруст сломанной кости.

Старк разомкнул челюсти, и Тхорд перестал бить его. Он медленно отшатнулся, глядя на порванную руку.

Здоровой рукой варвар вытащил нож. В это время вождь шагнул вперед.

— Подожди, Тхорд!

— Да это сам дьявол, — шептал тот, — Колдун, оборотень, зверь!

Он бросился на Старка.

Человек в маске мгновенно метнулся вперед. Топор его блеснул и вонзился в шею варвара у самых плеч.

Долина погрузилась в молчание. Сиаран медленно прошел по утоптанному снегу и поднял топор.

— Мне следует повиноваться! — громко обратился он к толпе. — Я не выношу страха ни перед богом, ни перед дьяволом, ни, тем более, перед человеком! — Он указал на Старка. — Развяжите его и проследите, чтобы чужеземец не умер.

Он отошел, а Старк засмеялся. Самому Старку казалось, что резкий хохот доносится до него откуда то издалека. Рот его был полон крови, и его сводила с ума холодная ярость.

Но его движениями руководила чисто животная хитрость. Голова его упала на грудь, а тело безжизненно повисло. Можно было подумать, что он мертв.

К нему подбежали несколько человек. Старк прислушивался к их приближению. Люди колебались.

Потом, так как он не двигался, они подошли ближе, и один из них ткнул его острием копья.

— Давай посильнее, — посоветовал другой. — Надо убедиться.

Острие вонзилось глубже и несколько капель крови выступило на теле. Старк не шевельнулся.

Человек с копьем проворчал:

— Теперь он достаточно безопасен.

Старк почувствовал, что его путы начали перерезать. Наконец его освободили. Но он не упал. Он не упал бы даже в том случае, если бы его раны были смертельными. Подобравшись, он вскочил на ноги и в первом же броске схватил человека с пикой и швырнул его в костер. Потом, оставляя за собой кровавый след, побежал туда, где виднелась гряда холмов.

Кто то кинулся ему наперерез. Старк увидел тень копья и вильнул в сторону, обеими руками вырвал его у нападавшего и побежал дальше. Он услышал за собой крики и топот.

Вождь оглянулся и отступил назад. Теперь перед Старком оказалось много людей. Круг наблюдателей разорвался, ибо наблюдать было больше не за чем. Старк плотнее сжал рукоятку копья. Оружие было лучше, чем та палка, которой он в детстве убил гигантскую ящерицу.

Он действовал копьем с удивительной ловкостью. Варвары не ожидали атаки, большая их часть была вооружена ножами, и они были застигнуты врасплох. Кроме того, они боялись Старка. Он почти физически ощущал их страх — не перед человеком, а перед существом, более ничтожным и более великим, чем человек.

Старк убивал их и был счастлив.

Варвары убегали от него. Теперь они были уверены, что он демон. Землянин носился среди них с копьем в руках, и они слышали звуки, которые человеческое горло издать не может. Ужас варваров все возрастал, заставляя их отступать с его пути так поспешно, что они сталкивались друг с другом.

Старк вырвался из круга, и теперь перед ним и свободой были только двое верховых, стерегущих табун.

Поскольку те были верхом, они были смелее. Они чувствовали, что оборотень не может устоять перед ними, и бросились к нему. Копыта животных звонко цокали по подмерзшему снегу.

Не замедляя бега, Старк метнул копье, и оно попало в одного из всадников, сбило его, и тот упал под ноги животному. Животное споткнулось, зашипело, а Старк проскочил мимо.

Старк быстро взглянул через плечо. В суетящейся толпе он разглядел человека в черной кольчуге. Тот мчался вперед огромными скачками, держа наготове топор.

Теперь Старк был близок к табуну, и животные почуяли его.

Животные Северной Земли не любили его запаха, а теперь он к тому же пропах кровью, и этого было достаточно, чтобы они пришли в ярость. Животные начали тревожно шипеть и фыркать, сбились в кучу и смотрели на Старка блестящими глазами. Он налетел на них прежде, чем они бросились бежать, Старк был достаточно проворен, чтобы схватить одно из животных за ту часть тела, откуда у него рос рог и, не обращая внимания на яростное сопротивление, вскочить ему на спину. Потом пришпорил животное, и оно понеслось, издавая такие дикие вопли, что все остальное стадо замерло от ужаса.

Старк помчался вперед, низко пригнувшись к чешуйчатой спине животного. Оглянувшись, он увидел, что варвары разбегаются, теснимые испуганными животными. Некоторые падали. Животные мчались по лагерю, ломая и круша все на своем пути, и с ними мчался Старк. На ходу он сорвал плащ с одного из варваров потом, жестоко теребя рог животного, заставил его свернуть вниз, в долину.

Краем глаза он увидел, что после долгой борьбы Сиаран сумел оседлать одно из животных, но тут на него налетел клубок катящихся тел и увлек за собой.

Животное Старка мчалось во весь опор. Казалось, оно надеялось убежать от неприятного запаха. Последние строения лагеря исчезли, и перед Старком открылась снежная равнина. Животное продолжало нестись вперед, тряся брюхом.

Тело Старка обвисло. Безумная битва унесла последние его силы. Он сознавал, что ему очень плохо, что раны его кровоточат, а все тело пронзает жестокая боль.

В это время он острее, чем в течение всех прошедших часов, ненавидел черного вождя людей Мекха.

Старк смутно замечал, что мимо проносятся какие то каменные строения, потом они внезапно исчезли, и неведомо откуда, подобно гигантскому молоту, ударил порыв ветра.

Он снова был на открытом месте. Животное стало замедлять бег, перешло на шаг и наконец остановилось.

Старку хотелось упасть на землю и умереть, но после того, что он сделал, такой конец казался ему глупостью. Кроме того, Сиаран мог найти здесь его тело и был бы рад этому.

Старку удалось зачерпнуть горсть снега, и он приложил его к ранам. Сознание едва не покинуло его при этом, но кровотечение вскоре прекратилось. Потом и боль стала не такой острой.

Он завернулся в плащ и направил животное вперед, говоря с ним на этот раз ласковее. Животное, вздохнув, повиновалось. Теперь оно бежало рысцой. Таким темпом оно могло идти довольно долго.

Три дня они ехали по вересковой долине. Часть времени он провел в забытьи, часть — в лихорадочных размышлениях, наблюдая за линией горизонта и стараясь ехать так, чтобы его след был как можно запутаннее, хотя снегом его заметало почти тут же. Часто он принимал выступы скал за всадников и прятался, дока не убеждался в своей ошибке. Оторвав полоски от плаща, он сделал поводок для животного, конец которого привязал к поясу Камара, по прежнему опоясывающему его талию.

Теперь, если он падал или спешивался, животное не могло убежать от него. Это был один из постоянно терзавших его страхов. Другим страхом было навязчивое видение вождя варваров Сиарана с топором наготове.

Полуразрушенные башни, рассеянные вокруг, казалось, следили за ним, и Старк не приближался к ним.

Он знал, что давно уже сбился с пути, но ничего поделать не мог. Возможно, именно в этом и крылось его спасение. Дважды он видел вдалеке верховых, они могли быть людьми Сиарана, но оба раза они проезжали мимо, не заметив его, так как он с животным прятался в укрытии.

Но однажды вечером перед заходом солнца Старк оказался на равнине, заканчивающейся крутым откосом, по которому шла лишь узкая тропа.

Заходящее солнце заливало все кроваво красным светом, и казалось, что в конце тропы горят дьявольские костры. Старку, чье мышление сейчас было лишено какой либо логики, этот узкий проход показался дверью в убежище дьявола.

Он посмотрел на Врата Смерти, и в памяти зашевелились воспоминания. Воспоминания о том кошмарном времени, когда талисман принес ему эхо нечеловеческих голосов и ощущение прикосновения нечеловеческих рук.

Усталое животное споткнулось, и Старк как во сне увидел город, обнесенный огромной стеной, что стоял на страже перед Вратами Смерти. Старк наблюдал, как город скользит к нему сквозь дымку.

Он положил руку на пояс Камара, заскорузлый от крови, и почувствовал, как волна ненавистного жара, мягкого и жесткого одновременно, захлестнула его.

— Я уничтожу тебя, — прошептал он, обращаясь к равнине и тому всаднику в черной кольчуге, что скакал где то там вдали. Он снова посмотрел на тропу и на сей раз не испытал страха. Пальцы его сомкнулись на кристалле.

— Я уничтожу тебя, Сиаран.

Старк ехал, дрожа от нетерпения и думая о той силе, что лежала за Вратами Смерти.

ГЛАВА 4

Старк стоял на широкой площади, окруженной многочисленными лавками и кабачками. Дальше виднелись здания, улицы. У него создалось впечатление, что вокруг много больших мрачных домов из черного камня, громоздившихся на фоне гор. Все они казались очень древними, и многие из них были разрушены.

Он толком не помнил, как попал сюда. Сохранились воспоминания о городских воротах. Они были открыты, и Старк вошел в них, как ему показалось, за группой охотников, возвращающихся с добычей. Больше ничего он не помнил.

Но сейчас он стоял на площади, и кто то вливал ему в рот вино, кислое на вкус, и Старк жадно глотал его. Вокруг были люди. Они яростно жестикулировали, болтали, задавали вопросы. Девичий голос крикнул:

— Пустите его! Разве вы не видите, что он ранен? Он же едва стоит на ногах!

Старк посмотрел вниз. Видения воспаленного воображения, рисующие ему почти божественную власть, полностью оставили его. Реальность подступила к нему вплотную, и этой реальностью была худенькая, плохо одетая девушка с черными волосами и большими, как у кошки, глазами. Она держала в руках бурдюк. Улыбнувшись ему, она сказала:

— Я — Танис. Хочешь еще вина?

Старк отпил еще немного и заставил себя сказать:

— Спасибо, Танис.

Чтобы не упасть, он положил ей руку на плечо. Оно оказалось удивительно крепким. У Старка кружилась голова, и все казалось каким то странным. Однако вино вернуло ему жизнерадостность.

Толпа все еще бурлила вокруг него, разрастаясь и множась, а потом он услышал топот нескольких пар ног. Маленький отряд вооруженных людей прокладывал себе дорогу через толпу.

Очень молодой офицер, чей щит блестел так, что больно было смотреть, немедленно хотел узнать, кто такой Старк и зачем сюда явился.

— Никто не ходит через пустыни зимой без цели, заявил он таким тоном, будто это нарушение скрывало дьявольский замысел.

— Клан Мекхов ходит, — ответил Старк. — Через день или два сюда подойдет армия, которая хочет взять Кушат.

Толпа тут же подхватила эту новость. Взволнованные голоса передавали ее задним рядам и требовали подробностей.

— Я должен немедленно увидеть вашего капитана!

— Скорее всего ты увидишь его в тюрьме! Что это за чепуха насчет мекхов? — отрезал офицер.

Старк молча смотрел на него. Он смотрел так долго и с таким любопытством, что в толпе послышались смешки, а лицо офицера залилось краской.

— Я сражался во многих битвах, — спокойно ответил ему Старк. — И давно уже познал истину: нужно слушать того, кто предупреждает о нападении.

— Отведите его лучше к капитану, Лу! — крикнула Танис, — Если будет война, нам тоже достанется!

В толпе послышались крики. Кричали бедные люди, закутанные в лохмотья. Они не питали любви к охране. Будет война или не будет, зима для них все равно останется долгой и скучной.

— Веди его к капитану, Лу! Веди! Пусть он расскажет все капитану!

Юный офицер моргнул, И вдруг кто то, невидимый в толпе, крикнул:

— Пусть он предупредит знать! Пусть они поломают головы, как спасти город теперь, когда исчез талисман!

Толпа ответила на эти слова ревом. Лу обернулся и крикнул что то своим солдатам. Лицо его внезапно омрачилось. Весьма неохотно, как показалось Старку, солдаты подняли копья и двинулись на толпу. Толпа подалась немного назад и умолкла. Зазвенел голос Лу, пронзительный и резкий.

— Талисман на месте, и все могут его видеть! Вам известно, какое наказание ожидает того, кто распускает лживые слухи!

Должно быть, девушка почувствовала удивление Старка, ибо он ощутил на себе ее пристальный взгляд. Взгляд был тревожным.

Тут Лу круто повернулся и указал на Старка.

— Посмотрите, вооружен ли он.

Один солдат шагнул вперед, но Старк оказался проворнее. Он расстегнул ремень, и плащ сполз с его плеч, открыв верхнюю часть тела.

— Люди Мекха отобрали у меня все, чем я владел. Зато они дали мне кое что взамен!

Люди смотрели на полосы бича, покрывающие тело Старка, и по толпе прошел удивленный ропот.

Солдат поднял плащ и накинул на плечи Старка. Лу сказал угрюмо:

— Ну, пошли. Я отведу тебя к капитану.

Девушка приблизилась к Старку, помогая застегнуть плащ, и Старк услышал ее быстрый горячий шепот:

— Ничего не говори о талисмане. От этого зависит твоя жизнь.

Солдаты снова построились, а девушка отошла в сторону.

Однако Старк не дал ей уйти.

— Спасибо тебе, Танис! — сказал он. — Не хочешь ли ты пойти со мной? Мне трудно идти одному.

Она подошла поближе, улыбнулась и позволила опереться о свое плечо.

Старк задумался. Камар явно не лгал. И Отар, и Сиаран были уверены, что талисман исчез, и все же юный хлыщ утверждал, что талисман на месте и каждый может его увидеть. Он угрожал наказанием тому, кто станет это отрицать.

Он вспомнил: Сиаран говорил о том, что знать в Кушате боится, как бы люди не узнали правду. Видимо, камень подменили, и Старк решил следовать совету девушки.

Он думал, как исключить из своего рассказа не только упоминание о Камаре, но так же и об Отаре, и об утверждении Сиарана о беспомощности Кушата. Он был теперь уверен, что талисман, попавший по иронии судьбы в Кушат, таит в себе больше опасности для него здесь, чем в лагере Сиарана.

Капитан охраны оказался толстым человеком. От него исходил запах вина. Лицо его было испещрено морщинами, хотя волосы еще не изменили своего цвета. Он сидел в сторожевой башне, что возвышалась над пропастью. Старка он оглядел без особого интереса.

— Ты хотел что то рассказать капитану, — сказал Лу. — Так давай, рассказывай.

Старк начал говорить, тщательно взвешивая каждое слово. Капитан выслушал его сообщение о сборе кланов Мекха, и взгляд его сделался внимательным и острым.

— У тебя, конечно, есть доказательства?

— Ничего, кроме моих ран. Их вождь Сиаран сам руководил расправой.

Капитан вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Любая шайка охотников бродяг могла бы тебя отделать не хуже. Неизвестный бродяга, появившийся неизвестно откуда, человек, как я могу судить, не подчиняющийся законам, ты просто мог все это выдумать.

Он потянулся к бутылке с вином и улыбнулся.

— Послушай, чужестранец. В Северных Землях не воюют зимой, и никто никогда не слышал о Сиаране. Если ты надеялся получить от города вознаграждение, то твой замысел не удался.

— Вождь Сиаран, — ответил Старк, с трудом сдерживая гнев, — будет у твоих ворот через два дня. Тогда ты о нем услышишь.

— Возможно. Можешь подождать его прибытия в тюрьме. А после наступления оттепели ты покинешь Кушат с первым же караваном. У нас здесь и без тебя достаточно сброда.

— Сир! — воскликнула девушка, стоявшая рядом со Старком. — Я поручусь за незнакомца!

— Ты? — удивленно посмотрел на нее капитан.

— Да. Я свободная гражданка Кушата и согласно закону могу за него поручиться.

— Если бы ты, Отродье Воровского Квартала, чтила законы хотя бы наполовину так же хорошо, как ты их знаешь, у нас было бы куда меньше неприятностей, проворчал капитан. — Ладно, бери его, если он тебе нужен. Тебе, я думаю, терять нечего.

Глаза Танис сверкнули, но она не ответила капитану. Лу рассмеялся.

— Имя и местожительство? — капитан записал адрес. — И помни: он не должен покидать пределов квартала.

Танис кивнула.

— Идем, — сказала она Старку.

Тот не шевельнулся, и она посмотрела на него. Взгляд землянина был прикован к капитану. За последние дни у Старка отросла борода, лицо его, все еще хранившее следы бича Тхорда, казалось измученным и диким. И теперь с этой дьявольской маски, не отрываясь, со странной настойчивостью смотрели глаза на человека с мягким брюшком, что сидел здесь и усмехался.

Танис снова взяла его за руку.

— Идем, — повторила она, — тебе нужно отдохнуть.

Мягким движением она повернула к себе его голову. Он качнулся, она обвила его спину рукой и осторожно повела к выходу.

Дойдя до двери, она остановилась и обернулась.

— Сир, — кротко сказала она, — новость о возможном нападении передается сейчас по всему городу. Если случится так, как он говорил, станет известно, что вы знали о нападении и никому не сказали… — Она выразительно покачала головой.

Лу с тревогой посмотрел на капитана.

— Она права, сир. Если окажется, что этот человек говорит правду…

Капитан выругался.

— Крыса! Басни бродяг! И все же… — Он нахмурился, потом пожал плечами и потянулся за бумагой. — В конце концов, что может быть проще. Запишем эту историю, отдадим бумагу, куда нужно, и пусть знать сама ломает себе голову.

Перо его заскрипело по бумаге.

Танис вела Старка по узким улочкам, уже погружающимся во мрак. Город здесь то карабкался вверх, то опускался вниз неровными уступами.

Старк ощущал тяжелый запах специй и незнакомой еды, слышал звуки движения многочисленных обитателей каменных домов. Один из домов стоял в тени огромной стены, и к нему вела извилистая каменная лестница с истертыми ступенями. Войдя в этот дом, они очутились в комнате с низким потолком. В комнате находился стройный человек по имени Валин, брат Танис. Он с удивлением посмотрел на Старка. Его длинные пальцы вора играли красным драгоценным камнем, который он носил в левом ухе.

На полу лежала постель из шкур и вороха одежды. Ноги сами понесли туда Старка. Но, борясь с подступающей дремотой, он сидел на краю постели, пока Танис принесла ему вино и чашку с едой, объясняя на ходу все брату. Старк слишком устал, чтоб есть, но вино выпил. Мысли его немного прояснились, и появилась некоторая способность соображать.

— Почему опасно говорить о талисмане? — спросил он у Танис.

— Ты ведь слышал, как Лу отвечал толпе, — сказала она. — Они положили в раку какую то стекляшку и называют ее талисманом, а тем, кто называет их лгунами, приходится сожалеть об этом.

Послышался голос Валина:

— Когда талисман исчез, в Кушате чуть не началась революция. Люди не могли примириться с его потерей и винили жителей Королевского Города, где находится рака, в том, что они не сберегли талисман. Наррабар и знать почувствовали, что кресла под ними зашатались и устроили подмену.

— Но, — сказал Старк, — если люди не верят…

— Об этом наверняка известно только в Воровском Квартале. Талисман взял один из нас. — В тоне Валина смешались гордость и осуждение. — Остальные — ремесленники и торговцы, которым вечно приходится подтягивать животы — предпочитают верить в ложь.

Глядя Старку прямо в глаза, Танис сказала:

— Ты чужой, но тебе все же известно о талисмане, и ты знаешь, что он исчез. Откуда?

В Старке проснулся инстинкт самосохранения. Теперь он понял, что обладание талисманом может оказаться для него смертельным приговором. Поэтому он ответил:

— Об этом сказал мне вождь Сиаран из Мекха. С ним был старик, человек из Кушата. Звали его Отар.

— Отар! — повторил Валин. — Отар? Мы считали, что он мертв.

— Он рассказал Сиарану, что талисман украден из города, и теперь Кушат можно захватить. — Старк вспомнил слова Сиарана и повторил их. — Он подобен человеку без души. — Старк помолчал и спросил: — Неужели какой то кусочек стекла обладает такой силой?

— Люди в это верят, — сказал Валин. — Вот что важно!

Старк кивнул. Короткий период просветления кончился, и темнота снова навалилась на него. Он посмотрел на Танис, потом на Валина, и взгляд его был пустым, но в то же время острым, как у животного, что себе на уме. Глубоко вздохнув и решив что со всеми опасностями покончено, Старк упал на спину и мгновенно заснул.

Руки и голоса тащили его в сон, и во сне они его долго тревожили, пока он не ощутил, что другие руки сильно трясут его и знакомый голос повторяет его имя. Он открыл глаза. В окна уже лился солнечный свет.

— Старк, — говорила Танис, — пришли солдаты.

ГЛАВА 5

Старк приподнял голову и застонал от боли, пронзившей его тело.

— Солдаты?

С улицы доносились звуки ритмичных шагов и звяканье металла. Сознание быстро вернулось к нему. Он обвел взглядом комнату: окно, дверь, ход но вторую комнату, и приготовился к прыжку. Валин схватил его за плечо.

— Нет, ты не можешь бежать! К тому же в этом нет необходимости. Я думаю, что старина Соубелли представил отчет, и тебя отведут к королю города, чтобы ты ответил на несколько вопросов.

Пристально посмотрев на Старка, он продолжал:

— А теперь слушай меня. Не упоминай о том, что Отар и Сиаран говорили о городе. Это им не понравится, и тебе могут отрубить голову. Ты же сможешь повторить это и другим. Скажи только то, что говорил капитану. Понял?

— Понятно, — кивнул Старк.

Холодная струя воздуха из окна заставила его поежиться, и он с удивлением осознал, что раздет, побрит и вымыт, а раны его перевязаны. Танис протянула ему одежду, тоже выстиранную, и еще одно одеяние, незнакомое ему — тунику из золотого меха, мягкую, как шелк.

— Валин украл ее из бани, куда ходит знать. Он сказал, что у тебя должна быть самая лучшая одежда.

— Мне пришлось здорово повозиться, чтобы найти тебе впору. — Валин посмотрел на окно. — Они уже близко. Надо спешить.

Старк натянул на себя одежду и стал искать глазами пояс, не увидев его, почувствовал резкий приступ страха. В дверь забарабанили и грубый голос, в котором Старк узнал голос Лу, закричал, веля открыть. Валин открыл дверь, и комната наполнилась солдатами.

— Доброе утро, — весело сказал им Валин. Лу ничего не ответил ему. Он был полон важности, как человек, выполняющий особое задание, — Тебя будет допрашивать король, чужестранец, сказал он и кивнул в сторону двери.

Танис сняла с крюка плащ Старка, под которым оказался и пояс. Она протянула их Старку.

— Ты не должен заставлять ждать господина, серьезно сказала она. На ней было красное платье, металлическое ожерелье, тщательно причесанные волосы блестели в лучах солнца.

Старк улыбнулся ей в ответ и надел пояс. Потом накинул на плечи плащ и вышел на улицу.

Там уже собрались люди, следившие за тем, как Старк спускался по лестнице, конвоируемый солдатами и Лу, похожим на молодого петушка. Одного человека сопровождали восемь солдат и офицер. Старк подумал, что лучше бы они с таким рвением охраняли городскую стену. Толпа предусмотрительно держалась поодаль от процессии. Старк видел взволнованные лица, следящие за ним глаза, слышал шепот и понимал, что известие о приближении Сиарана уже ходит по городу.

Лу больше не разговаривал с ним. Они прошагали по улицам города, потом оказались на более широких и еще более заполненных народом, где мастерские ткачей и оружейников, ювелиров и гончаров, кузнецов и каменщиков, вероятно, всех, кто производил в городе товары, как вехи, указывали путь ко дворцу. Прохожие останавливались и с любопытством рассматривали Старка, он тоже смотрел на них и, вспоминая наемников Мекха, думал, на что будут похожи эти красивые аккуратные домики через день-два.

Кушат был построен по образцу древних марсианских городов и представлял собой нечто вроде растянутого, неправильной формы колеса, обнесенного стеной вдоль внешнего обода, с Королевским Городом на месте втулки — город в городе, со своей защитной стеной, с высокими башнями и прекрасными домами знати.

Темные башенки, частично разрушенные, указывали, что стена была очень старой.

Старк вздрогнул, но не от холода. Он ненавидел города, они были ловушками; лишающими человека свободы, сковывающими его сознание и волю своими стенами и властью богатых людей.

И все же ему доводилось бывать вгородах, которые, хоть и не уступали Кушату в древности, казались полными жизни. Может, это холод покрывал улицы такой мертвенной пеленой?

Старк посмотрел на скалы и ущелья. Может, дело в близости Врат Смерти и страха перед тем, что было за ними?

Они прошли в Королевский Город сквозь узкие ворота, охраняемые большим отрядом. Здесь дома из разного камня стояли в отдалении друг от друга. Между ними небольшие площади. Некоторые представляли собой только жалкие остатки с потемневшими арками и обвалившимися крышами, но на окнах других домов висели богатые шторы, а во дворах кипела жизнь.

Лу шагал очень важно, держась прямо, выпятив подбородок. То и дело он отдавал команды.

Наконец они вышли прямо на широкую площадь перед дворцом и Старк, умерив шаги, раскрыл глаза.

Людям, шедшим позади, пришлось отступить в сторону, чтобы не налететь на него. Лу обернулся, чтобы узнать, в чем дело, но увидев, что Старк просто засмотрелся, решил просветить варвара.

— Это, — сказал он, — рака с талисманом и статуя Вана Круачо, основателя Кушата.

Статуя возвышалась над пьедесталом на высоту в рост трех мужчин. Она была массивной и просто изваянной. Природа и время сгладили ряд прекрасных деталей, и все же сохранилось впечатление силы и власти и нечто неуловимое, что оставило в душе Старка уверенность в том, что именно так и выглядел Ван Круачо в своих старинных доспехах, когда стоял, оперевшись на эфес огромной шпаги с высоко поднятой головой. Такое лицо могло быть только у человека, созданного для власти — худощавое, сильное, с резкими чертами и гордым ртом, суровым, но не жестоким. Бесстрашный человек — сказал бы о нем любой. Но Старку почудилось, что он видит на этом каменном лице тень какого то родственного страху чувства: то ли благоговения, то ли сомнения, а может быть, чего то более тонкого, чему нет названия. Можно было подумать, что он стоит на пороге некоего тайного мира, проникнуть в который дано лишь ему одному.

— Ван Круачо, — тихо, как будто ему не приходилось слышать этого имени раньше, сказал Старк, — И рака. Ты говоришь о талисмане?

Лу знаком велел подойти к статуе ближе. Пьедестал, на котором она стояла, являл собой кусок цельного камня, квадратное строение с маленьким зарешеченным окошечком на каждой стороне. В нем не было ничего, что напоминало бы дверцу. Должно быть, внутрь вел какой то подземный ход.

— Талисман, — продолжал Лу, — был даром Вана Круачо городу. Пока он здесь, Кушат никогда не падет перед врагом.

— Почему? — спросил Старк.

— Из за силы талисмана.

— В чем же она заключается? — спросил Старк, как мог бы спросить грубый варвар, простодушный и любопытный.

Лу ответил с непререкаемой уверенностью:

— Она заключается в том, что в талисмане заперта сила, лежащая за Вратами Смерти.

— О! — произнес Старк и наклонился к маленькому окошечку. — Должно быть, это и правда великая вещь!

— Настолько великая, — подхватил Лу, — что ни один враг не осмелился ни разу напасть на нас и не осмелится, пока талисман здесь.

Голос Лу был уверенным, даже слишком уверенным.

Голос Лу был уверенным, даже слишком уверенным. Действительно ли он верил в то, что перед ним талисман, или же пытался изо всех сил поверить?

— Мне показалось, что вчера на рыночной площади кто то сказал…

— Возмутительные слухи! Ты сам можешь в этом убедиться! Он здесь!

Что то там явно лежало. Что то, похожее на кусочек полированного камня. Овальный кусок хрусталя, очень похожий по форме на талисман, с той лишь разницей, что он был бездушен.

Вспомнив сверхъестественное сияние талисмана, Старк внутренне улыбнулся и с удивлением подумал: как же Камару удалось украсть такую вещь?

— Да. Я вижу, что он здесь, — сказал Старк. — А скоро придут те, кто хочет испытать его и вашу силу. Он посмотрел на Лу. — А как же высвободить ту силу, что заключена в талисмане?

— Когда придет время, мы сделаем это, — высокомерно ответил Лу. — Идем! Господин Рогайн уже ждет.

«Другими словами, ты знаешь не больше моего», — подумал Старк.

Снова, становясь во главе солдат, Лу решительно прибавил:

— Я не верю в твою варварскую армию — так же, как и капитан.

Он шагал впереди, сопровождаемый солдатами. Они пересекли площадь и вошли во двор массивного строения, находившегося на восточной стороне площади. Перед зданием стояли статуи людей в старинных одеждах. Некоторые с отбитыми руками или головами. Здесь Лу остановил солдат и повел Старка по длинным коридорам, увешанным выцветшими тканями через многочисленные сторожевые пункты, где их останавливали вооруженные люди и спрашивали у Лу его имя, звание и поручение, с которым он направляется. Наконец последний охранник распахнул перед ними дверь, и Старк оказался в удивительно маленькой комнате, тщательно задрапированной коврами, наполненной дымом двух жаровен.

В комнате находилось много вооруженных людей.

Среди них Старк узнал капитана охраны.

За широким столом сидел человек в разукрашенном драгоценностями мундире. У него было приятное, доброе лицо, седые волосы, умные глаза и мягкие щеки.

«Прекрасный человек, — подумал Старк, — но в окружении солдат выглядит нелепо».

Лу отдал честь.

— Вот этот человек, сир, — сказал он.

Рогайн кивнул, поблагодарил его, и отпустил взмахом руки. Старк остался спокойно стоять. Рогайн изучал его, задумчиво и внимательно глядя на него.

— Как вас зовут? — спросил он.

Старк назвал свое имя.

— Вы не с Северных Земель?

— Нет, я вообще не с Марса. Мои родители прилетели с другой планеты. Я родился в мире, намного ближе расположенному к Солнцу, — он помолчал, спокойно глядя в глаза Рогайну. — Я говорю это для того, чтобы вы поняли: и по рождению, и по природе я человек извне.

Рогайн кивнул и едва заметно улыбнулся.

— Иными словами, мне не следует спрашивать вас о том, какое дело привело вас зимой в Северные Земли, и обо всем прочем тоже?

Капитан охраны пробормотал что то насчет воровских и тому подобных дел.

Старк сказал Рогайну:

— Спрашивайте все, что вам угодно. Я был на юге, где должен был сражаться вместе с жителями Сухих Земель против Пограничных государств, но дела пошли не так, как должны были, и война так и не началась, Делать в тех краях мне было больше нечего, а в вашей части Марса я никогда не видел, вот и направился на север.

— Так значит, вы — наемник, — сказал Рогайн и один из присутствующих, человек с тяжелым подбородком и глупыми глазами, довольно кивнул: — Вы сами дали ответ, Рогайн. Он принес нам сказку о войне в надежде получить за нее вознаграждение, — Что вы ответите на это, Старк? — холодно спросил Рогайн.

— Скажу, что получить подтверждение моей истории довольно легко, — пожал плечами Старк. — Подождите несколько дней. — Он оглядел по очереди окружающих его людей и нашел их безнадежными. Все они были цивилизованными людьми — хорошими, плохими, безразличными — настолько цивилизованными, что источник происхождения их культуры был забыт задолго до того, как был заложен первый камень Кушата, Они были слишком цивилизованными и слишком долго жившими под эгидой подаренного им Ваном Круачо мира, с течением времени их клыки если не атрофировались, то довольно сильно притупились, когти обломались.

— Вы можете защищать Кушат, можете не защищать, — сказал Старк, — но в любом случае я свои услуги не продаю!

— Вот как? — удивился Рогайн. — Почему же?

— У меня личные счеты с Сиараном из Мекха, — мягко ответил Старк.

Человек, говоривший раньше, язвительно рассмеялся. Рогайн обернулся и посмотрел на смеявшегося с подчеркнутым интересом.

— Неужели вы потеряли способность понимать стоящего перед вами человека? — спросил он, покачав головой.

Тот сделался багровым, а у остальных был озадаченный вид. Рогайн снова повернулся к Старку.

— Садитесь, — предложил он, указывая на стул, стоящий у стола. — Теперь вот что я хотел бы узнать у вас: расскажите мне всю вашу историю.

Старк рассказал ему то, что рассказывал и капитану. Когда он кончил, Рогайн стал задавать ему вопросы.

Сколько людей? Каковы точные слова Сиарана и кто он такой? Почему он велел мучить Старка?

Старк нашел на все вопросы правдоподобные ответы, но не упомянул ни об Отаре, ни о талисмане. Некоторое время Рогайн сидел, погруженный в свои мысли, остальные почтительно молчали, не решаясь высказать собственное мнение.

Старк наблюдал за тем, как рука Рогайна бесцельно движется среди разложенных на столе предметов. Наконец тот вздохнул и сказал:

— Я вооружу город, и, если нападение произойдет, Кушат будет вам благодарен за предупреждение, Старк. — В глазах его зажегся на удивление неприятный огонек. — Если же его не будет, то мы обсудим это дело позже?

Старк улыбнулся, и улыбка у него была жесткой.

— Вы еще надеетесь на то, что я лгу?

— Эта часть мира имеет собственные законы, которых вы никогда не знали и не понимаете теперь. Это обстоятельство еще больше увеличивает вероятность того, что вы могли ошибиться. Во первых…

— Зимой никто не воюет! — подхватил Старк. — Именно на это и надеется Сиаран.

— Вполне возможно, — согласился Рогайн. — Но есть еще одно обстоятельство. Наш город охраняет сила. Она безотказно действовала все время и действует поныне, — голос Рогайна был спокойным и намеренно беспристрастным.

— Почему же варвары внезапно потеряли страх перед талисманом?

В комнате вдруг наступила такал тишина, что стало слышно дыхание присутствующих. Каждый быстро кидал на Старка взгляд и так же быстро отводил его, боясь выдать то напряжение, которое им владело. Даже человек куда менее опытный, чем Старк мог бы почувствовать ловушку.

Старк же и вида не подал, что понимает это, хотя великолепно знал, что любое его правдивое слово о талисмане или о возвращении им самим талисмана, означает для него смерть. Он был у края ловушки, но эти люди сами давно попали в другую. Они солгали своему народу ради спасения собственной шкуры и не могли признаться в этом.

Если бы он сказал им, что Сиарану известно об исчезновении талисмана, они тут же убили бы его, чтобы пресечь дальнейшие слухи. Если бы он отдал им настоящий талисман, они прослезились бы от облегчения и радости и убили бы его еще быстрее.

Самой нежелательной для них была правда: город не должен знать о возвращении настоящего талисмана.

Поэтому Старк сказал:

— Вождь Сиаран не простой варвар! Он человек жаждущий, и жажда его так велика, что заглушает страх. Если ваш талисман обладает таким могуществом, как вы говорите, то он намерен, я думаю, забрать его себе.

Тишина стояла такая, что у Старка звенело в ушах. Он сел с бьющимся сердцем, обливаясь потом, но добавил как бы случайно:

— Рано или поздно появляется кто то, нарушающий традицию.

Казалось, все присутствующие перевели дух и обрели дар речи. Рогайн кивнул и сказал:

— Посмотрим. Пока все.

Старк встал и вышел. Лу ждал его у дверей. Он вывел Старка на площадь.

ГЛАВА 6

У подножия лестницы Лу остановился и посмотрел на Старка. Во взгляде его читалась горечь.

— Спи спокойно, — сказал он, — пока люди, которые лучше тебя, будут мерзнуть на крепостных стенах, Он повел своих людей прочь, а Старк смотрел им вслед и слушал, как стучат по мостовой их подбитые железом сапоги. Он ощущал в своем сердце жалость к молодому человеку, чья великолепная форма могла быть вскоре запятнанной кровью.

Потом он повернулся и принялся карабкаться вверх по лестнице. Он одолевал подъем с таким трудом, что его даже испугало это. Дважды ему пришлось останавливаться и хвататься за что-нибудь, чтобы не упасть.

Частичным виновником этой слабости был голод, Он понял это, когда вошел в комнату и увидел, как Танис склонилась над жаровней и мешает какое то варево в горшке. Валин с довольным видом развалился на скамье, стоявшей вдоль одной из покосившихся стен. Увидев Старка, он приподнялся, подал руку и помог ему сесть.

Старк пробормотал что то насчет еды. Он не мог вспомнить, когда в последний раз ел. Танис с радостью принялась его кормить. Они молча поели, и Старк почувствовал себя настолько сильным, что вновь обрел способность думать.

Тут Валин спросил:

— Что случилось?

— Город будут вооружать, — ответил Старк, — Его смогут удержать?

— Конечно, смогут, — сказала Танис, — ведь у нас же есть Стена.

— Стены не сильнее людей, — проворчал Валин, — Тех людей, которые их защищают!

Старк покачал головой.

— Попытаются. Некоторые из этих людей даже умрут. Таково мое мнение.

Он резко встал и, подойдя к окну, взглянул на ряды неровных крыш, на башни Королевского Города, что возвышались в отдалении, и на черную гряду хребтов, высившуюся за ними. Холодный ветерок коснулся его лица. Старк вздрогнул и сказал:

— Валин, смогли бы вы удержать город, если бы у вас был талисман?

Не услышав ответа, Старк обернулся. Валин смотрел на него лукавыми, как у кота, глазами. Тело его было напряжено, как тетива лука.

— Это твой город, Валин. Ты же знаешь. Я могу лишь строить догадки. Могли бы они удержать его?

Валин заговорил медленно и тихо, в то время как Танис сидела бледная как слоновая кость, и смотрела на них.

— Да, они овцы, Старк, и не простые овцы, а хуже. Они — лжецы. Эти люди утеряли те знания, которые были им переданы. Они не помнят, как пользоваться талисманом, не знают, каким образом он связан с тем, что лежит по ту сторону Врат Смерти. Будь у них хоть десять талисманов, они и тогда бы не смогли удержать город. — Помолчав, он добавил. — Почему ты об этом спрашиваешь?

— А потому, — ответил Старк мрачно. — Потому, что я решил доверить свою жизнь вам. Я сделаю то, что обещал, — продолжал Старк, отстегивая пояс. — Я закончил путешествие ради друга, человека, по имени Камар, человека, на чьей душе лежала огромная тяжесть.

Старк увидел, как вздохнула Танис при упоминании этого имени. Валин, однако, не шелохнулся и продолжал внимательно смотреть на Старка. Молчание воцарилось в воздухе, нервы Старка были напряжены до предела, пальцы его нащупали тайник.

— Талисман принадлежит Кушату, ко после того путешествия, которое я совершил, и я получил на него некоторое право. Я завоевал это право своей кровью, Валин. И Отар, и Сиаран были уверены в том, что я выдам его, и сделали все, чтобы добиться своей цели. Теперь я говорю: если город все равно падет перед Сиараном, он не должен получить талисман. Кто то из нас, ты или я, должны жить, чтобы использовать талисман против Сиарана. Если за Вратами Смерти действительно есть силы.

— Для чужеземца твоя любовь к Кушату слишком сильна, — перебил его Валин.

Старк покачал головой.

— Кушат может выстоять или пасть, это не разобьет моего сердца. Но с Сиараном у меня личные счеты, и если для того, чтобы одолеть его, мне придется вытащить черта из ада, я сделаю это!

— Ну что ж, — Валин улыбнулся. — В таком случае наши пути настолько близки, что мы можем идти по ним плечом к плечу. — Небрежным жестом он откинул одеяло, лежащее на кушетке, и в тусклом свете сверкнуло лезвие ножа, лежавшего под ним. Валин взял нож и сунул его за пояс.

— О! — сказал он, — не слишком заботься о том, Старк, чтобы вручить мне свою жизнь. — Он порылся под туникой, вытащил что то и держал теперь на вытянутой руке кристалл, горящий внутренним дьявольским огнем.

— Валин! — крикнула Танис и замерла. — Что это?

— Я тоже знал Камара, — сказал Валин. — Однажды он показал мне секрет этого тайника, так что я держу твою жизнь в своих руках уже с прошлого вечера.

Танис прошептала:

— И ты… не сказал мне…

— Конечно, нет, — ответил Валин. — Может, мне пришлось бы убить его, а я уже видел огоньки в твоих глазах, сестричка. Такие вещи достаточно неприятны. Подавшись вперед, он положил кристалл на низкий столик и посмотрел на Старка.

— Как ты сказал, Кушат — мой город.

Старк медленно проговорил:

— Да, будь я проклят. — Он смотрел на Валина так, будто перед ним был кто то совершенно другой. Потом рассмеявшись, он бросился на кушетку, стараясь не смотреть на талисман. — Отлично, друг! Каков же наш план?

— Если Стена выдержит и город выстоит, то план достаточно прост, но если город падет. — Валин глотнул вина. — Мы здесь, в Квартале похожи больше на крыс, чем на овец. Может быть, в бедности есть своя польза — это она делает наши зубы острее. Я думаю, что должны выжить именно мы, Старк.

Он бросил взгляд на талисман и добавил со странным благоговением, почти с испугом в голосе:

— Мы те, кто понесет его за Врата Смерти, Ты нам нужен, — просто сказал Валин. — Мы воры по ремеслу, а убийцы лишь по случаю. Сам я никогда не проливал крови понапрасну. Ты должен сделать из нас воинов.

— Если у вас есть воля, то сделать это вовсе нетрудно.

— Воля у нас есть.

— Хорошо, — сказал Старк и лег на мягкие шкуры, — времени у нас мало. То, что мы должны сделать, надо сделать очень быстро. Поговори со своими людьми, Валин, с лучшими людьми. Уверь их в том, что Стена будет разрушена, назначь место для сбора и, если это возможно, составь план выхода из города. Нам понадобится снаряжение, еда и теплая одежда. Все, что мы сможем унести без особых трудов, и, по возможности, никаких женщин и детей. В горах они погибнут намного скорее, чем здесь, а идти нам придется очень быстро.

Валин встал и, посмотрев на Старка, сказал:

— Друг, я думаю об этом с тех пор, как нашел талисман.

— Тем лучше. — проворчал Старк и выругался. — Что касается пути от Кушата до Врат Смерти, здесь мне все ясно, но дальше — темнота. Возможно ли, Валин, чтобы никто не ходил по этой тропе? Даже Отар не говорил, что ходил по ней.

Валин пожал плечами.

— Время от времени люди пытались это сделать, несмотря на запрет. Иногда весеннее половодье возвращало нам их тела, но большей частью не случалось даже этого. И закон, и легенда о Ване Круачо говорят, что Кушат был построен для того, чтобы охранять тропу, и лишь человек с талисманом может пройти по ней, оставшись в живых.

— Говорится ли в легенде о том, почему Кушат охраняет тропу?

— Разве Камар тебе не сказал?

— Он сказал мне, что никто не помнит почему, известно лишь, что это огромная честь.

— Так оно и есть. Но можно догадаться, что сила, скрытая по ту сторону тропы, слишком велика для того, чтобы оставить ее на волю случая. В начале, конечно, Ван Круачо каким то образом заполучил эту силу для себя и использовал для своей славы в Северных Землях…

— И Сиаран надеется на это. Отар заразил его этим желанием.

— Отар, — повторил Валин и покачал головой. — Он всегда был сумасшедшим. Вечно произносил речи в местах сборищ, везде, где люди соглашались его слушать, и говорил, что Кушат умирает и настало время забрать из за Врат Смерти силу, чтобы достичь былого величия. Он сеял такую смуту, что Рогайн дважды сажал его на цепь, после чего он исчез.

— Он нашел того, кто согласился его слушать, — сказал Старк. — В легенде говорится еще что-нибудь интересное?

— Существует вера, что постройка Кушата явилась частью сделки, на которую был вынужден пойти Ван Круачо, какой бы она ни была…

— Сделка? С кем?

— С кем или с чем… Никому это не известно, и вряд ли мы узнаем. Знал только Ван Круачо. Впрочем, вся эта история происходила так давно, что наверняка сказать ничего нельзя. Может, вообще никакой сделки не было. Боги ли, дьяволы ли будут ждать нас за Вратами Смерти, и без того достаточно опасностей; пропасти, ледники, туманы, обвалы, голод и холод.

— Ну что ж, — сказал Старк. — Сиарана это не остановит. Есть там что или нет, об этом мы узнаем, когда придем туда, а до тех пор не надо и думать об этом.

— Во всяком случае, у нас есть талисман, — сказал Валин. — Так что, если легенда не врет… Старк!

Ответом было молчание.

— Он уснул, — сказала Танис.

Валин пробормотал длинное замысловатое ругательство, принятое в Северных Землях, и криво усмехнулся.

— Не уверен, что обычному человеку место во всей этой истории, но рад, что он на нашей стороне, — Ты правда собирался его убить?

Он посмотрел на спящего Старка и покачал головой:

— Ужасно рад, что не сделал этого.

Танис снова посмотрела на талисман. Она не стала подходить ближе, а лишь стояла и смотрела на него, крепко стиснув руки за спиной. Взгляд ее был суровым и печальным. Внезапно она сказала:

— Я боюсь, Валин.

— Я тоже боюсь, — нежно погладив ее по плечу, ответил тот. — Он не сам пришел к нам в дом, боги передали его нам в руки, и поэтому мы должны сделать все, что сможем.

Он осторожно повертел кристалл в пальцах, затем положил в тайник на поясе и тщательно закрыл его.

Танис не шевельнулась, лишь руки ее беспомощно упали вдоль тела. Теперь, когда талисман был убран, она подняла руку и медленно сбросила с лица прядь волос. В этом извечно женском движении сквозила бесконечная усталость.

— Значит, все погибло, да?

Эта короткая фраза вмещала в себя и город, и квартал, и этот дом, и комнату, и их самих.

Валин начал было объяснять что то насчет ненависти Старка к ублюдкам из племени Мекха, которые являются причинами всех бед. Он хотел успокоить сестру, но лгать было бессмысленно, и он не стал лгать.

— Боюсь, что это так. На время. По крайней мере, на время.

Он набросил на плечи плащ и вышел. Холодный ветер ударил ему в лицо, и в нем были обычные запахи мороза и дыма. Крыши блестели в лучах солнца, и за ними виднелась Стена, поднимавшаяся с тех пор, как он впервые открыл глаза в этом мире, — массивная, дающая ощущение уверенности.

Валин побрел вниз по избитым ступеням, касаясь рукой обшарпанных камней по бокам лестницы. Он шел медленно, он шел как человек, в сердце которого вонзили нож.

ГЛАВА 7

Когда Старк проснулся, был уже вечер. Он потянулся, и мышцы вновь ответили ему болью, он опять почувствовал сильный голод, но все же сейчас он чувствовал себя гораздо лучше, чем раньше. Потом до его сознания донеслись звуки, которых раньше не было: шаги людей по Стене за домом, выкрики часовых.

Танис услышала, что он проснулся, и подошла к нему, отойдя от открытых дверей, где стояла, глядя в сумерки.

— Все еще никаких следов нападения, — сказала она.

— Они придут, — сказал Старк и сел.

В комнате что то изменилось. Немного погодя он понял, что все мелкие вещи исчезли, все те вещицы, что превращают комнату во что то большее, чем простое убежище. Возможно, Танис куда то их спрятала. Вещи нужные: одежда и тому подобное — были сложены в углу в две маленькие кучи, откуда их можно было легко забрать. Рядом лежала еда. Комната была совсем пустой, никто в ней больше не жил. Люди лишь разбили в ней лагерь и ждали сигнала уходить.

Старк посмотрел на Танис, и его поразили глаза девушки, огромные и полные слез.

— Мне так жаль! — сказал он.

— Напрасно! — сказала она с неожиданной яростью, и глаза ее блеснули. — Скажи мне только, что я должна делать в предстоящей драке.

— Неплохое начало! — усмехнулся Старк. — Можно что-нибудь поесть такого, что не надо готовить?

— О, да! Сегодня и мне повезло!

Девушка принесла мясо, вино и хлеб. Минуту другую она наблюдала за тем, как он ест, а потом и сама с жадностью занялась тем же. Старк снова улыбнулся,

— Вижу, клубок начинает разматываться.

— Как ты догадался? — удивилась она.

— У меня в жизни была пара моментов, когда еда комом стояла в горле. — Выпей-ка вина. Оно согреет и развеселит, — он налил ей полный стакан, и Танис выпила, улыбнулась, и настроение ее сразу поднялось.

— Где Валин?

— Он разговаривает с людьми. Скоро придет.

— Я должен поблагодарить вас обоих за то, что вы меня приняли, но тебя — особенно, за то, что ты помогла мне тогда на рыночной площади.

Она внимательно посмотрела на Старка и ответила:

— Благодари, если хочешь. Скоро в жизни останется мало доброты. — Она посмотрела в сторону Стены, откуда слышался стук подкованных сапог и хриплые голоса часовых.

Старк потянулся к Танис, привлек ее к себе и поцеловал, ощутив нежность и силу ее тела. Он чувствовал, как бьется под его пальцами жилка на ее шее, как поднимается и опускается ее грудь, чувствовал все ее существо, особое и неповторимое.

Танис прижалась к нему почти в отчаянии, молча, и он подумал, что держит в руках маленького испуганного ребенка, нуждающегося в защите.

Должно быть, при этом что то в его поведении изменилось, она отпрянула от него и улыбнулась, покачав головой.

— Выпью, пожалуй, еще вина, — она подняла стакан и вдруг замерла, прислушиваясь. — Как бы там ни было, пришел мой брат.

Валин выглядел веселым и оживленным. Вначале он подсел было к ним, собираясь поесть, но потом вскочил и принялся шагать по комнате. Глаза его были чересчур блестящими, а голос звенел, когда он рассказывал обо всем, что видел.

— Мне приходилось действовать очень осторожно, Старк. Лишь четверым известно о талисмане, и я доверяю им, как самому себе. Одно слово, влетевшее не в то ухо, и ни один из нас не доживет до того времени, когда будет ясно, что станет с Кушатом.

— Ты назначил место встречи?

— Да. У Праздничных Камней. Они находятся за городом… — Валин сел возле Старка, обмакнул палец в вино и принялся рисовать карту на столе. — Это здесь, к северу, примерно в двух милях. Там каждую весну устраивают праздники, теперь же это делают главным образом для детей.

Старк кивнул. Солнце встает и садится на всех планетах, и на каждой из них поклонение могущественному богу является таким же девизом, как и сама жизнь.

— Все знают, где они находятся, — говорил Валин, — а оттуда прямой путь к тропе. Все обговорено. Каждый из них найдет дорогу из города. Есть сотни дорог, и все они известны каждому вору.

Старк снова кивнул. Таким был каждый известный ему марсианский город.

Со стороны Стены послышался шум смены караула. В комнате стало внезапно душно.

— Я хотел бы выйти, — сказал Старк. — Это можно?

— Да, до тех пор, пока мы в квартале. — Валин вскочил с мыслью снова бежать, — Пойдем, покажись людям, чтобы они знали тебя.

Накидывая плащ, Старк холодно проговорил:

— Ты сможешь показать мне одну из тех лазеек, о которых знают все твои воры, на тот случай, если в пылу битвы нас разбросает в разные стороны?

— Я же сказал тебе, — весело ответил Валин. — Я не солдат. Идем. — Он взял Танис за плечо. — Попытайся немного поспать, малышка. Тебе это нужно.

Танис неуверенно улыбнулась, и они вышли из дома, оставив ее одну. Обе луны были в небе, и крыши домов заливал зеленовато серебряный свет. Башни королевского дворца тянулись к небу так, будто хотели схватить ближайшую луну, а та насмешливо лила на них свой призрачный свет, обнажая все бреши и проломы.

Улицы были погружены в темноту, лишь часовые сигналили друг другу фонариками, да кое где из незашторенных окон падал свет.

Старк заметил, что Валин спускается с лестницы быстро, не оглядываясь. Он понимающе улыбнулся и последовал за ним.

— Кажется, город очень спокоен, — сказал Старк, двигаясь за Валином по извилистой улочке.

— Да, люди еще не верят, даже здесь, в квартале. Никто еще не был свидетелем нападения, и никто не думал, что оно может произойти в зимнее время. Зима — время безопасное, и мастеровые зимой слишком заняты тем, чтобы заработать на жизнь. Летом, правда, пытаются грабить те караваны, что снабжаются для торговли с южными городами и нападают на охотничьи отряды. Но на этом все и кончается. Большей частью люди в Купите похожи на Танис и не думают о талисмане, считая, что Великая Стена по прежнему защищает их, — он посмотрел на Стену. — Да и я сам, когда смотрю на Стену, что ни говорил бы мне разум, верю, что она способна выдержать любое нападение.

— Все равно, — сказал Старк. — Покажи мне тайные тропы.

Валин показал ему несколько троп. В самой Стене было место, где одна из плит открывалась в темный тоннель, было другое место, где одна из плит мостовой переворачивалась, а за ней открывалась железная лестница, чьи ступени, как сказал Валин, вели к старинной системе канализационных труб, несущих под Кушатом потоки весенних вод.

— Отлично, — одобрил Старк. — Но мы можем оказаться вне Квартала. Что делать тогда?

— В таком случае лучше всего скрыться через Квартал Тайных Могил. Так его называем только мы. Ремесленники называют его Кварталом Благословенных. Это место захоронения.

Он провел Старка по крышам и указал путь, как мог, а потом описал, как найти дорогу в тот скрытый лабиринт, что тянулся под землей на нескольких уровнях:

— Придерживайся главного тоннеля, и он выведет тебя под Стеной прочь из города.

Он помолчал и добавил:

— Туннель проходит под Королевским Городом. Именно этот путь избрал Камар для побега из Кушата, Он мог бы и вернуться тем же путем. Конечно, люди, пользующиеся трубами, делают это главным образом для встречи с чужеземцами торговцами. Летом, когда подходят караваны, сделки проходят быстро… Бедный Камар. Грех гордыни. Но, возможно, он в конце концов сослужил городу великую службу!

— Скоро мы это узнаем, — сказал Старк, ощущая тяжесть пояса на своей талии. — И, без сомнения, раньше, чем этого хотим.

Потом они ходили по бедным тавернам, где воздух был густым от дыма, пота и старой кожаной одежды.

Они посидели понемногу в каждой, попивая кислое вино, прибывшее из мест более теплых. Каждое из худых темных лиц, которые замечал Старк, было обращено к нему, но ни один не произнес ни слова. Когда они шли домой, одна из лун висела над самой Стеной, и черные фигуры часовых плавали в ее свете.

Танис спала, и они улеглись тихо, чтобы не беспокоить девушку.

Очень поздно, когда дальняя луна склонилась к западу, Танис проснулась и поняла, что заснуть больше ей не удасться. В комнате стояла тишина, если не считать дыхания спящих мужчин. Шагов дозорных не было слышно. Танис встала, подошла к окну и отдернула шторы. Ветер и лунный свет проникали в комнату. Она стояла, завернувшись в меховой плащ, облокотившись на подоконник, и смотрела в ночное небо.

Старк тревожно зашевелился, перевернулся на бок. Движения его становились все более беспокойными. Танис подошла к нему и коснулась его плеча.

Он мгновенно проснулся.

— Тебе что то снится, — тихо прошептала Танис.

Старк покачал головой. Глаза его были все еще закрыты, хотя причиной был вовсе не сон.

— В воздухе пахнет кровью, — тревожно прошептал он.

— Я ничего не чувствую, кроме запаха гари.

Старк встал.

— Разбуди Валина. Я иду к Стене.

Он снял с вешалки свой плащ, и распахнув дверь, вышел на ступеньки лестницы. Лунный свет, отразившийся в его глазах, сделал их бледными, будто покрытыми пеленой тумана. Танис вздрогнула и повернулась к Валину.

— Вставай, — потрясла она брата за плечо.

Тот уже проснулся, и вместе они последовали за Старком по крутой лестнице, ведущей к верху Стены.

Старк смотрел сверху вниз туда, где вниз от гор убегала равнина. На равнине не было видно никаких следов движения. Ничто не нарушало тишины.

— Они нападут на рассвете, — сказал Старк.

ГЛАВА 8

Они ждали. Поодаль склонились над маленькими жаровнями дозорные, соорудив из плащей что то вроде палаток, чтобы скрыть свет. Они равнодушно смотрели на троих штатских.

Ветер со свистом гулял над Вратами Смерти, а внизу, на улицах, вздрагивали и ежились от него часовые,

Они ждали, но все оставалось по прежнему.

Наконец Валин сказал:

— Как ты можешь знать, что они придут?

Старк вздрогнул, но не от холода. Каждый мускул его пришел в движение. Дальняя луна склонилась к горизонту. Лунный свет потускнел и изменился, а равнина была все еще чистой и спокойной.

— Они будут ждать темноты. Подождут еще час другой, пока не наступит промежуток между заходом луны и восходом солнца.

Он обернулся и посмотрел на скалы, высившиеся над Кушатом. В этом месте они почти смыкались, образуя один причудливо изогнутый массив, похожий на последний всплеск убегающей вселенной, белый гребень ее казался посыпанным пеплом погибших миров.

Он смотрел на узкий зев Врат Смерти, и то, что было в нем первобытного, сжалось и застонало, удрученное предчувствием судьбы. Ибо получалось, что он прошел полмира для того, чтобы здесь, сейчас, дрожа всем телом, держать талисман давно умершего короля.

Если и дальше все будет складываться так, как он предполагал, то вскоре ему придется последовать по пути этого короля в Неведомое, что лежит за этим проходом, может быть, в то Неведомое, что говорило с ним тогда обволакивающими, как паутина, словами.

Он вздрогнул при воспоминании об этих голосах и подавил в себе желание сорвать сейчас же пояс с талисманом и швырнуть его за Стену.

Старк напомнил себе, как, подъезжая к Кушату, он глядел вверх на тропу и страстно жаждал той силы, что могла там находиться, что была способна уничтожить Сиарана и мекхов. Он рассмеялся, но не потому, что стало весело, а от собственной непоследовательности.

Он сказал Валину:

— Камар рассказал мне, что люди считают, будто в конце Ван Круачо ушел за Врата Смерти. Это так?

— Так говорит легенда, — пожал плечами Валин. — По крайней мере, в Кушате он не похоронен. А почему ты спросил об этом?

— Не знаю, — ответил Старк и отвернулся.

Луна коснулась горизонта, последний луч красного ее света тронул снег и погас.

Танис теснее прижалась к Валину и тревожно смотрела на Старка. В нем ощущалось какое то нетерпение. Валин тоже чувствовал это и завидовал ему. Самому ему хотелось вернуться туда, где тепло и уютно, но ему было стыдно признаться в этом. В душе у него было сомнение, но он не уходил.

Шло время, сотканное из бесконечных минут. Часовые дремали над своими жаровнями, равнина быта погружена в полную темноту. В небе мерцали лишь далекие звезды.

— Вы слышите их? — спросил Старк.

— Нет.

— Они идут.

Его слух, куда более тонкий, чем слух Валина, уловил легкие шорохи, следы движения в темноте огромной армии. Легко вооруженные воины, охотники, привыкшие водить животных по снегу, умели делать это бесшумно. И все же звуки их дыхания, шевеления, шепота, можно было отличить от шума ветра.

— Я ничего не слышу, — сказал Валин.

Покачала головой и Танис.

И опять они ждали. Западные звезды показались над горизонтом, а на востоке появилась тусклая полоска.

Равнина по прежнему была темна, но Старк различал уже призрачные силуэты высоких башен Королевского города и думал о том, кто будет королем Кушата к тому времени, когда сядет еще не взошедшее солнце.

— Ты ошибся, — сказал Валин, пристально вглядываясь вдаль. — В долине никого нет.

— Иди, растолкай того дозорного, — сказал Старк, а сам направился к другому. Воин заворчал на него, но Старк грубо поставил его на ноги и сбросил жаровню на улицу. — Появилось нечто такое, что тебе следует видеть, — сказал он дозорному.

В прозрачном марсианском воздухе заря разгоралась быстро, и теперь она уже осветила равнину, с жестокой беспощадностью озарив клинки сабель, острия копий, заиграла на шлемах и кольчугах, на броне животных. Она заиграла на рыжих волосах, на кожаных плащах, зажгла стяги кланов алым, золотым и зеленым на фоне снега.

Мертвая тишина длилась столько, сколько люди способны сдерживать дыхание, потом дозорный побежал, громко топая ногами, схватил молот и принялся выбивать сигнал тревоги, звук этот был подхвачен другими.

Армия варваров ответила им диким воплем, заиграли охотничьи рога, свирели, застучали барабаны, и Стена эхом ответила этим звукам, как будто подавая сигнал к началу битвы.

Люди Мекха пришли в движение.

Вначале они двигались медленно и осторожно, потом передние ряды перешли на бег, который убыстрялся под напором последующих рядов, и вскоре вся армия понеслась вперед. Варвары ринулись на город, подобно воде из прорванной дамбы.

Они приближались. Множество высоких людей, мчавшихся с быстротой оленей, кричащих и размахивающих огромными мечами. Никаких приказов не было слышно, но армия двигалась вперед, как по команде. Появлялись все новые и новые ряды. Все это превратилось в единую кричащую массу, от движения которой дрожала земля.

Тут Старк осознал, что он слишком перегнулся через парапет и Валин старается оттащить его назад.

— Ты, неверное, хочешь драться с ними один, упрекнул его Валин, но Старк так посмотрел на него, что тот подался назад и добавил. — Полегче, друг, мои нервы такого не выдержат. Твоя встреча с Сиараном еще впереди.

Он указал рукой в сторону, откуда к ним бежали солдаты, крича, чтобы они немедленно слезали со стены.

Старк пожал плечами и последовал за Валином вниз, а затем по другой лестнице на крышу здания. Танис шла за ними, и они устроились так, чтобы можно было видеть происходящее.

И снова Старк погрузился в каменное молчание, не отрывая взгляда от черного шлема Сиарана.

Кушат ожил мгновенно. Все еще звенели гонги тревоги, но солдаты были уже на Стене. Их было очень много и, казалось, их количество сравнялось с армией варваров. Толпы людей заполнили улицы, крыши зданий, сидели в окнах. Подошел отряд знати, выглядевшей очень храбро в своих красивых доспехах.

— Что ты теперь думаешь? — спросил Валин, но Старк покачал головой: — Первая атака будет неудачной, но потом все будет зависеть от того, достаточно ли тверд их предводитель, чтобы выдержать и удержать своих людей под Стеной… Мне кажется, достаточно…

В течение последующего времени они молча наблюдали.

Загремели огромные баллистары, посылая булыжники в атакующих. Затрещали кости, полилась кровь.

Запела тетива луков, тысячи стрел полетели во все стороны. Война здесь, в Северных Землях, была примитивной, как и на всем Марсе, исключая те места, куда было завезено земное оружие. Причиной тому был недостаток мыслей, металла, энергии и химических элементов.

Люди падали, их товарищи оттаскивали или отпихивали павших в сторону, а внизу, как подкошенные, падали варвары. В морозном воздухе звенели, не прекращаясь, крики людей, уланов, и Старк слышал, как царапают камень крючья лестниц. Он было подумал, что ошибся, и уже первая атака увенчалась успехом.

Солдаты Кушата сражались храбро, но эта битва была для них первой и единственной. Они походили на стадо овец, загнанных в горы убийцами.

Однако Стена еще держалась, и к полудню натиск варваров потерял свою силу. Люди Мекха утихли и угрюмо оставили поле боя, отойдя на равнину.

— Ты видишь, Старк? — сказала Танис. — Стена нас защищает. — Лицо ее было измученным, но горело надеждой. — Ты видишь? Они ушли! — Они оставили своих мертвых! Судя по обычаям известных мне племен, это залог того, что они еще вернутся. Посмотри-ка сюда. — Он показал на равнину. — Черное знамя со светлой полосой. Это знак Сиарана. Посмотри, к нему собираются главари.

Глядя на поредевшие ряды защитников, Валин сказал:

— Если это не победа, то другой нам не добиться.

Однако город ликовал. Люди бежали по улицам, чтобы обнять солдат, знать скакала вдоль Стены и вид у нее был очень важным, а над самой высокой башней Королевского Города трепетал на ветру алый стяг.

— Принеси немного поесть, — попросил Старк Танис — Еще есть время.

— Я не верю тебе, Старк! — с яростью бросила она. — Враги разбиты!

Все же она сходила за едой.

Солнце поднялось высоко, и они продолжали ждать.

Вскоре после полудня армия варваров вновь пришла в движение. Она распалась на три потока, а четверти остался в резерве. Два потока с разных сторон устремились к Стене, а третий просто ждал.

И Старк сказал:

— Вот с этого Сиарану и следовало бы начать. Но варвары независимы, и их нужно было поколотить, чтобы они начали слушаться. Теперь посмотрим. Кстати, знати не мешало бы вызвать подкрепление под Стену.

Подкрепление подоспело мгновенно. Силы защитников разделились и устремились к двум точкам Стены, находящимся под угрозой, так как нападавшие уже лезли на Стену. Оставшиеся участки Стены теперь едва закреплялись.

Третья группа варваров тучей устремилась к воротам.

— Что это за звуки? Как гром… — с тревогой спросила Танис.

— Таран, — коротко ответил Старк. — Они бьют им по воротам.

Сделавшись вдруг очень беспокойным, он следил, как офицеры пытаются справиться с этой новой опасностью, хотя число нападающих значительно превышало их силы. Та часть, что атаковала ворота, была хорошо организована. Вспотевшие рыжеволосые гиганты, орудующие тараном, были защищены щитами. Воины сомкнули щиты над их головами, образовав подобие крыши. Другие воины защищали их с боков. На равнине под черным знаменем Сиарана несколько предводителей и отряд резерва нетерпеливо ожидали своей очереди.

— Теперь тебе лучше уйти, — сказал Старк Валину. — Возьми талисман, собери своих людей и уходи.

Валин сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

— Ни один человек не покинет Кушака, прежде чем вступит за него в битву, — он сердито посмотрел на Старка.

Тот пожал плечами.

— Их черед приближается — Он кивнул в сторону толпы, собирающейся вступить в сражение. — Что ж, иди, встречай их. — Он встал и повернулся к Танис. — Прошлой ночью ты спрашивала меня, как ты сможешь помочь в сражении за город, — он снял с себя пояс и надел на нее. — Береги его, а также ту часть одежды и еды, что сможешь унести. Иди и жди нас у Праздничных Камней.

Она, казалось, собралась возразить, но он мягко добавил:

— У тебя талисман. Ты должна сберечь его!

Танис смотрела на него широко раскрытыми глазами, а Валин нетерпеливо проговорил:

— Ну что, так и будешь стоять?

Он поцеловал ее в щеку и подтолкнул к лестнице. Они спустились с крыши и, когда проходили мимо двери, ведущей в комнату, он добавил:

— Жди нас. Кто-нибудь придет.

Он начал спускаться, а Старк улыбнулся ей.

— Будь осторожна, не забывай, что ты хранишь, и стал спускаться вслед за Валином.

Дойдя до подножия лестницы, он оглянулся, Танис не было видно, она ушла в комнату, унеся с собой пояс Камара и талисман. Старк почувствовал себя легко и свободно, как будто с него свалился невообразимо тяжелый груз.

Они присоединились ко все растущей толпе мужчин, которые шли оборонять свой город. Валин бежал подле Старка, и лицо его было таким напряженным и бледным, что Старк сказал:

— Когда ты нанесешь первый удар, и он закричит, у тебя проснется жалость к нему. Тогда вспомни, что он пришел сюда сам и никто его не звал, что он пришел убить тебя.

— Спасибо! — сердито фыркнул Валин. — Но думаю, что ничего такого не почувствую!

— Зря! — сказал Старк. — Почувствуешь!

Оружие мертвых и раненых солдат складывалось вкучу, чтобы горожане могли вооружиться. Они тоже выбрали себе оружие и поднялись на Стену.

ГЛАВА 9

Это была пустая трата времени, и Старк это понимал. Он подумал, что, возможно, некоторые из тех людей, что суетятся рядом с ним, тоже сознают это, а уж ворам вообще можно было улизнуть из Кушата, а не ждать неведомого, и в нем начало расти уважение к людям этого города. Сам он мыслил просто: человек, который не хочет защищать то, что имеет, не достоин это иметь.

Некоторые считают капитуляцию шагом великодушным, но для Старка это была лишь попытка перекрасить трусость в добродетель.

Как бы там ни было, эти люди сражались. Воры и ткачи, мясники и оружейники, каменщики и трактирщики. Не очень то хорошо они умели это делать, и офицеры командовали ими, делая свое дело немногим лучше.

Зловещий грохот тарана у ворот не умолкал, варвары, атакующие Стену, прибегали к различным уловкам. Затевали драку в одном месте, а потом переносили всю силу удара в другую точку. Играют с нами, подумал Старк, заметив, что запас стрел как будто сокращается и что все большее количество защитников бросают свои луки.

Он посмотрел на черное знамя, развевающееся над равниной.

И тут ожидание кончилось.

Тот, кто держал знамя, поднял его выше и поскакал, возглавив резервные силы. Мелькнула черная кольчуга Сиарана. Вся масса варваров пришла в движение и дико вопя ринулась на Кушат.

— Не нужно слишком тянуть, друг, — сказал Старк Валину. — Помни, что впереди еще битва.

— Я знаю, — ответил Валин. — Я знаю.

Лицо его было искажено болью. Он видел, как умирает его город. Ему еще не представилось случая пустить в ход клинок.

Но и эта минута приближалась, Крюк лестницы лязгнул о камень лишь в нескольких футах от него. Люди карабкались по ней вверх. Глаза их горели, и они были полны кровожадного желания отомстить за павших братьев, снять с себя позор утреннего поражения. Старк ждал их у конца лестницы со шпагой в руке. Дождавшись, он проткнул двоих, и второй рухнул вниз со шпагой Старка в груди. Третий карабкался наверх, и Старк встретил его с голыми руками.

Валин стоял, как прикованный, и видел, как Старк сбросил со Стены тело врага, слышал, как тот кричал, падая. Он видел лицо Старка, когда он срывал лестницу и швырял ее вниз, и вслед за этим он слышал новые крики.

Потом появились другие лестницы и другие рыжеволосые головы. Старк нашел себе еще шпагу и вовсю ею орудовал. Валин слышал запах крови, и тут его потрясла неминуемость происходящего, физическая близость врага, явившегося, чтобы убить его и уничтожить все, что он любил.

Дикая ярость охватила Валина, он рванулся вперед и принялся молотить по головам, возникавшим над Стеной. Но случилось то, о чем предупреждал его Старк, и вначале ему показалось, что легче было бы действовать, не видя лиц врагов.

Битва была теперь такой жаркой, что все смешалось, и офицеры потеряли контроль над людьми. Все дрались, как могли и где хотели. Битва была жаркой, но длилась недолго.

Варвары овладели Стеной в трех местах, потерпели поражение в двух и снова выиграли в одном. С этих захваченных позиций они устремились вниз, снимая защитников, отбрасывая их, увлекая вниз. Битва перенеслась на улицы, и вдруг все пути, ведущие к центральным частям города, оказались заполненными женщинами и детьми.

Старк потерял из виду Валина. Он надеялся, что тот еще жив и сохранил достаточно благоразумия, чтобы уйти. Но как бы там ни было, теперь все зависело от него самого, и Старк ничего уже не мог поделать. Он перестал о нем думать. Огромные ворота Кушата все еще сопротивлялись напору варваров, и Старк силой прокладывал путь через площадь. Ларьки мелких торговцев были опрокинуты, кувшины с вином разбиты, и красная жидкость пенилась, растекаясь ручьями.

Привязанные животные кричали и бились, пытаясь избавиться от груза. Они пьянели от запаха крови. Убитые громоздились грудами. Все оставшиеся в живых защитники города были здесь. Они инстинктивно образовали квадрат и пытались защитить свои теснимые к лобовой части ворот фланги. Каждый камешек у них под ногами сотрясался от ударов тарана. Обшитые железом бревна отвечали ему жалобным стоном.

Знать сошла со Стены. Сидя верхом, они ждали.

Теперь их осталось совсем мало. Яркие мундиры были порваны и испачканы, лица грязны. Но они по прежнему держались прямо и гордо. Старк увидел Рогайна. Руки его были белы, но не дрожали.

Последний раз ударил таран. С горьким криком провисли ослабевшие болты, и ворота распахнулись.

Знать Кушата бросилась в атаку. Как подобает солдатам, они ринулись на всадников Мекха и удерживали их, пока не пали под ударами их мечей. Оставшиеся в живых были смяты животными. Первым в ворота ворвался Сиаран, Много животных пустыни мчалось без седоков. Старк воспользовался одним и пустил животное в галоп. Там, где гуще завязывалась драка, мелькал силуэт в черной броне, и топор его без устали рубил противника. Глаза Старка затмились холодным радостным огнем. Он забыл о талисмане и судьбе Кушата. Старк был свободным человеком. Он вонзил каблуки в чешуйчатые бока животного, и оно рванулось вперед.

Чувство, овладевшее Старком, было таким сильным и ярким, что заглушало страх. Все в нем вилось и трепетало. Прокладывая себе путь через толпу длинной шпагой, он закричал:

— Сиаран!

Черная маска повернулось в его сторону.

— Старк!

Землянин снова пришпорил животное:

— У моей шпаги пока есть право, ублюдок!

Из отверстия в маске послышался хорошо знакомый голос:

— Тогда пользуйся им! — Черный топор описал дугу, предупреждая друзей и врагов, что это личный бой.

Внезапно они оказались в маленьком круге, в самом центре битвы. Их животные полетели друг на друга, топор описал кривую и шпага, блеснув, рванулась ему навстречу.

Раздался звук металла, и топор упал на землю. Из глоток варваров вырвался единый вопль. Старк не обратил на него внимания и снова пришпорил животное.

Сиаран потянулся за шпагой, но его рука, ослабленная силой предыдущего удара, оказалась не такой быстрой, как раньше. Эфесом своей шпаги Старк нанес удар по черному шлему так, что металл зазвенел как колокол. Сиаран покачнулся в седле. Это длилось мгновение, но его оказалось достаточно. Старк сорвал с противника маску, отбросил ее и впился руками в незащищенное горло.

Он не свернул эту шею, как рассчитывал это сделать, но все люди кланов замерли не шевелясь.

Теперь Старк понял, почему вождь Сиаран никогда не показывал своего лица.

Шея, которую он сжимал, оказалась белого-белого цвета, а руки его скрывались в гриве черных волос, упавших из под маски на кольчугу. Алые губы были перекошены яростью, удивительная линия щек и подбородка, глаза, горящие злобой и гордостью, как у молодого орла. Прекрасное лицо, но ни в одном мире, ни мужчины.

В это мгновение всеобщего замешательства она оказалась более быстрой, чем Старк. Ни малейшее изменение в ее лице не послужило ему предупреждением. Два ее кулака взлетели над его протянутыми руками и ударили в челюсть с такой силой, что его шея чудом не оказалась сломанной. Старк вылетел из седла и оказался на залитых кровью камнях. На мгновение свет померк перед его глазами.

Женщина повернула свое животное. Нагнувшись, подняла топор и посмотрела на своих приближенных и воинов, не сводящих глаз со Старка.

— Я вела вас с честью, — сказала она. — Я взяла для вас Кушат. Пойдет ли кто-нибудь из вас против меня?

Они знали этот топор, но не знали ее. Они тревожно переглядывались, совершенно сбитые с толку. Старк, лежа на камнях, видел ее через застилавшую глаза пелену. Она казалась величественной на фоне неба в своей черной кольчуге, с развевающимися по ветру волосами. Он почувствовал странную боль в душе, нечто вроде холода предвидения, а запах крови, поднимавшийся с камней, дополнил впечатление.

Знать Кушата выбрала этот момент для нападения. Это странное превращение повелителя Мекхов дало им возможность собрать людей, и теперь они считали, что боги послали им чудо, чтобы спасти их. Там, где не осталось ничего, кроме смелости, они нашли надежду.

— Женщина! — закричали они. — Проститутка! Лагерная проститутка!

С этим словом, как с заклинанием, они кинулись на врага.

Та, что была вождем Сиараном, так глубоко вонзила шпоры в бока животному, что оно закричало дурным голосом и полетело вперед. Не глядя, следуют ли за ней ее люди, она врезалась в гущу людей Кушата. Она носилась среди них, отчаянно работая топором.

Она зарубила троих, двоих оставила истекать кровью на камнях, по прежнему не оглядываясь на своих.

Люди кланов обрели дар речи.

— Сиаран! Сиаран! Сиаран!

Крики эти потонули в шуме битвы. Все как один последовали за ней. У этих дикарей оставалось только две возможности: сразить ее или повиноваться ей, и они выбрали вторую. Отныне они будут следовать за ней всюду, куда бы она не повела их. Преданность их будет иной, более сильной, чем испытали бы они к мужчине. Так будет до тех пор, пока она не разрушит этот образ, созданный ею самой — образ богини.

Старк едва удержался от смеха. Вместо того, чтобы убить Сиаран, он дал ей такую власть, о которой она, может быть, и не мечтала. Теперь ее не могло остановить ничто, кроме смерти.

«Отлично — мелькнула мысль в каком то уголке его сознания — отлично!»

Мимо него проносились ноги. Они толкали его, переступали через него. Люди дрались над ним, животные едва не наступали на него своими копытами. Страх смерти прояснил его мысли.

Старк встал на колени, но это движение привлекло внимание воина, считавшего его мертвым. Он закричал и поднял пращу, намереваясь сразить Старка, как вдруг упал на землю, и чей то голос с горечью сказал Старку:

— Хватай его шпагу, черт возьми! Я не могу удержать их один!

Это был Лу — усталый, грязный, окровавленный, постаревший на сто лет с того времени, как Старк видел его в последний раз. Старк схватил шпагу и встал рядом с ним.

Они дрались бок о бок, прокладывая себе путь в толпе дерущихся. Но драка очень скоро превратилась в бегство, и прежде, чем они это осознали, они оказались вне площади. Здесь, на узких улочках, натиск врагов сделался сильнее. Развернуться было негде, люди сбивались в кучи и варвары легко расправлялись с ними.

— В этом нет смысла, — хмыкнул Старк. — Мы можем отсюда выбраться?

— А какая разница? — спросил Лу. — Какая разница, где умирать?

— Если ты предпочитаешь драку смерти, — сказал Старк, — то знай, что предстоит еще одна битва.

Лу бросил на него измученный взгляд.

— Где, Старк? Где? Город потерян!

— Удалось кое что найти, — ответил Старк, оглядываясь. Варвары запрудили всю улицу, и к тем местам, которые показал ему Валин, пройти было невозможно. Он схватил Лу за плечо. — Если ты выведешь нас к Кварталу Благословенных, я покажу тебе эту вещь!

Лу пристально всмотрелся в него. Они были зажаты людьми, прижаты к холодным камням домов. Лу покачал головой.

— Я покажу дорогу, но мы должны пробиться сквозь толпу.

Старк кивнул:

— Будем пробиваться. Держись ближе.

Старк начал прокладывать путь с особой яростью, ибо понимал, что скоро Сиаран бросится на его поиски. Она — было все еще странно думать, что вождь Сиаран — женщина — хотела убить его, потому что ни один вождь не может нарушить обычая битвы один на один.

Нельзя было забывать о талисмане. Лишь удивление, вызванное сорванной маской, и внезапность начавшегося столкновения спасли его на площади. Думая об этом, Старк пробивался вперед все быстрее. Люди ругали его, били, но он был выше и сильнее большинства и охвачен большим отчаянием, чем остальные, а поскольку сзади еще помогал Лу, то вскоре они оказались по другую сторону затора, где толпа распадалась на ручейки слепо бегущих людей.

Старк тоже побежал. Его направлял бежавший сзади Лу. Они пробежали через ворота Воровского Квартала. Здесь суета только начиналась. Большая часть лавочек была заперта, в домах царила тишина.

У Лу вырвалось рыдание — хриплый резкий звук:

— Они предали нас! Они солгали!

— Насчет талисмана? Да?

— Они солгали! Но страшно не это! Мы были дураками! Идиотами!

— Дураков хватает везде, — на бегу успокаивал его Старк. — Человек должен учиться сам думать.

— Они умерли! — сказал Лу мстительно. — Они заплатили за свою глупость.

— Они хорошо встретили смерть?

— Большинство да. Даже старина Соубелл. Но какая польза от их смелости, проявленной в последнюю минуту!

— Каждый человек должен ответить на этот вопрос сам, — сказал Старк, оглядываясь. — В ворота Воровского Квартала вбегали люди, над ними высились несколько всадников, прокладывавших себе дорогу среди бегущих. Их было человек десять и, судя по всему, они кого то искали.

— Вчера твои начальники тебя вполне удовлетворяли, так что можно сказать, что ты их заслужил. А теперь оставим эти глупости и подумаем, как нам выжить. Он подтолкнул Лу к поперечной улице, — Как идти к Кварталу Благочестивых?

Лу открыл было рот, но потом закрыл его и устало махнул рукой.

— Что зря спорить, — сказал он и показал рукой: — Сюда.

— Быстрее, — поторопил его Старк, — наездники Сиаран ищут нас.

Они побежали оглядываясь.

— Она тебе этого не простит, — сказал Лу и выругался. — Какой позор для нас — потерпеть поражение от женщины!

— Неправда! Кушат был захвачен военными, — возразил Старк. — Не забывай об этом.

Дорога была неровной и извилистой, и скоро главная улица скрылась из виду, но чуткое ухо Старка слышало мягкие звуки топота животных. Он схватил Лу за руку и увлек в переулок между домами. Там они, сориентировавшись, продолжали двигаться задворками, и Старк увидел, что большей частью эти дома были покинуты давным давно.

Окна зданий зияли пустыми глазницами, стены были в глубоких трещинах. Звуки войны и смерти сделались вдруг очень далекими.

— Далеко еще? — спросил Старк.

— Не знаю… не очень… думаю.

Они продолжали продвигаться вперед, спотыкаясь и оскальзываясь на камнях. Потом развалины кончились темной стеной высотой футов восемь. Лу сказал:

— Здесь, на другой стороне.

ГЛАВА 10

Старк вскарабкался на стену, сел и, тяжело дыша, стал смотреть на Квартал Благословенных.

Зрелище было не из радостных. Кушат был очень старым городом, и большая часть умерших была похоронена здесь. Территория этого квартала превышала территорию, занятую жилыми домами. Каменные надгробья со временем обволакивались землей и прямо на них возводились новые, а потом еще. Так что некоторые походили теперь на высокие стены.

Куда ни глянь, везде виднелись эти стены, а над всем этим веял холодный ветер.

Еще выше надо всем громоздились мрачные скалы с проходами в них.

Старк. втянул в себя холодный воздух, и все, что было в нем первобытного, шевельнулось, дрожа.

Он обернулся назад, туда, откуда доносились звуки борьбы и насилия. Столбы дыма и огня поднимались тут и там, крики женщин сливались в один пронзительный вопль. Толпа варваров приблизилась к Королевскому дворцу. Алый стяг исчез с высокой башни.

Лу взобрался на стену и сел рядом со Старком С любопытством глядя на него, он спросил:

— В чем дело?

— Я думаю о том, что предпочел бы быть сейчас там, где битва жарче всего, а не сидеть здесь, в этом тихом месте.

— Так почему мы не идем туда?

— Потому что Валин рассказал мне, каким путем ходят те, кто грабит могилы…

Лу кивнул, глядя на Старка, и криво усмехнулся.

— Но ты боишься?

Старк нервно пожал плечами.

— Я ненавижу тебя, Старк, — продолжал Лу, — ненавижу за то, что ты так чертовски силен и заставил меня почувствовать себя ребенком. Но за завесой этих мускулов ты и сам ребенок. — Он спрыгнул со стены. — Идем. Я помогу тебе сохранить безопасность среди пыли и сухих костей.

Старк пристально посмотрел на него, потом рассмеялся и последовал за Лу, хотя все еще неохотно. Они пошли между могилами и высокими стенами, не забывая о всадниках Сиаран и двигаясь поэтому тихо. Лу остановился, поглядел Старку в лицо, спросил:

— Что ты имел в виду, когда сказал мне, что нашлось кое что еще?

— Талисман!

Порыв ветра ударил Лу в лицо, а он стоял и смотрел на Старка безумными глазами.

— Откуда ты знаешь о нем, чужестранец?

— Я сам принес его сюда, взяв из рук вашего человека по имени Камар, он был моим другом и не дожил до того часа, когда смог бы вернуть его.

— Понимаю, — кивнул Лу. — Значит, тогда утром, у памятника Вана Круачо…

— Да. Я знал, что ты лжешь.

— Неважно. Где он, Старк? Я хочу его видеть!

— Он в надежных руках и давно вынесен из города. — Старк в мыслях надеялся, что это так. — Он должен быть у Праздничных Камней.

— Мы идем туда?

— Да.

— Хорошо, — сказал Лу. — Хорошо. Где вход в эту крысиную нору?

Старк указал на арку ворот в конце улицы, по которой они шли.

— Я должен посчитать оттуда. Смотри, не появятся ли люди Сиаран.

Всадников не было видно. Они, может быть, повернули назад, но, возможно, проникли сюда раньше и сейчас прячутся среди гробниц.

Подойдя к арке, Старк начал считать стеллы, как учил его Валин. Он прошел мимо той, что раскололась пополам, мимо той, что упала, мимо той, на которой было выгравировано имя женщины.

— Здесь! — сказал он и остановился у гробницы, рядом с которой высился большой камень. Больше она ничем от остальных не отличалась.

Старк начал ощупывать камень сверху, Лу ощупывал внизу,

— Старк, — резко спросил Лу. — Что, если ты сосчитал неправильно?

— Вернемся и начнем сначала.

Вдруг Старк, насторожившись, посмотрел влево. Там среди гробниц что то шевельнулось, и Старк заметил, как меж камней мелькнула рыжеволосая голова. Потом еще и еще несколько. За ними показался отряд наездников. Они, видимо, приблизились к месту захоронения, пока Старк и Лу возились с плитой, и теперь развернулись цепью, собираясь захватить добычу.

Один из них понял, что их заметили, и закричал. Старк начал лихорадочно ощупывать плиту.

Если он действительно ошибся в счете. Тут он нашел то, что искал. Положил обе руки на плиту, как учил Валин, и толкнул ее.

Несколько мгновений плита не шевелилась, зато рыжеволосые всадники мчались к ним во весь опор. Потом плита подалась с хриплым стоном, в лицо ему ударил холод подземелья, Он пропустил Лу вперед и оглянулся на всадников. Не совсем поняв, что происходит, те подняли луки.

Старк нырнул в подземелье, и одновременно полетели стрелы. Одна попала ему в ногу.

— Закрой ее, — крикнул Лу, — Не то эти ублюдки полезут за нами!

Они налегли на плиту, и она лязгнув, вернулась на место, отрезав их от света и шума.

Некоторое время они молча приходили в себя. Снаружи донеслись крики врагов.

— Они смогут открыть ее? — спросил Лу.

— Вряд ли. Устройство очень хитрое.

В камень сердито заколотили, а потом послышались новые звуки: люди взобрались на плиту и с помощью острых пик искали возможную трещину.

— Так они далеко не уедут, — сказал Старк, — но им ничего не стоит послать за подкреплением с молотами и кувалдами. Нужно уходить.

— А как насчет света?

Старк завозился в темноте, вспоминая наставления Валина.

— Даже расхитителям могил нужен свет для их ремесла. Здесь, если я смогу найти…

Он нашел фонарь, аккуратно поставленный в углу, его маленькое пламя дало достаточно света. Старк вставил в фонарь еще одну свечу, а остальные убрал вместе с запалом под тунику. Пусть люди Сиаран сами ищут себе свет.

Стук снаружи становился все сильнее. Старк осмотрел рану на ноге. Она была неглубокой, но сильно кровоточила. Лу перевязал ему рану тряпкой, оторванной от одежды. При свете фонаря они изучали внутренность гробницы. Она была довольно большой и Почти пустой. Уступы камней использовались лишь для хранения добычи.

— Хорошо, — сказал он, когда Лу закончил с перевязкой. — Вон тот камень с кольцом, он вынимается.

Под камнем оказался узкий спуск с вырезанными по краям выемками для рук и ног. Старк заглянул в лицо настороженно вглядывавшегося вглубь Лу и спросил:

— Куда девалась твоя смелость, Лу?

— Меня беспокоит не прах и не высохшие кости. Я думаю о том, что будет, если я оступлюсь.

— Я полезу с фонарем первым, — сказал Старк. Он опустился на колени перед отверстием и прикрепил фонарь к груди; нащупав зарубки, он начал спускаться.

Старк посмотрел вверх на Лу и сказал:

— Не оступись.

Лу, ничего не ответив, медленно и осторожно последовал за ним.

Они опускались довольно долго. Верхняя часть шахты создавалась в течение многих столетий. В данный момент Старка не интересовала археология, но невозможно было не заметить смены пластов, когда они проходили мимо них. Потом шахта расширилась, каменные стены стали более крепкими, и Старк понял, что попал в основную шахту, чей возраст был известен одному лишь Богу. Они сделали ее глубокой, эти давно исчезнувшие строители, и Старк проклинал их с каждым шагом, ибо каждый шаг был таким трудным, что пот выступил у него на лбу, мышцы болели, а неуверенные шаги Лу скребли камень над его головой.

Наконец он оказался на полу комнаты с прекрасным высоким сводом. Старк остановился, подождав, пока Лу перестанет дрожать. В свете фонаря линии стен были такими же ясными и чистыми, как и в тот день, когда их построили.

Комната была пустой, если не считать нескольких обрывков чего то и пыли в углу, как будто ее убрала нерадивая хозяйка. Воздух был пыльным и душным, но свеча горела хорошо.

Старк взял себя в руки. В одной из стен комнаты была грубо вырезанная дверь. Старк открыл ее и вошел в тоннель с грубыми стенами.

Он и понятия не имел, насколько древним мог быть этот тоннель. Больше того, он и понятия не имел, для чего нужно было идти на такой огромный труд, создавая его, если каждая гробница, соединявшаяся с ним, не была сказочно богата.

Они прошли через целую анфиладу комнат, и все они были пусты, лишь кое где лежали кучки костей или черепки. Боковые тоннели вели, должно быть, к другим могилам.

Старк заподозрил, что этот тоннель был заложен тогда, когда в Кушате появилась первая могила, и что для дальнейшего его расширения времени было вполне достаточно.

— Ты знал о нем? — спросил Лу. — Насчет подземных ходов под городом рассказывали много историй. Но мы никогда не обращали на них внимания. Впрочем, это не самая страшная ошибка, которую мы совершили.

Голоса в тоннеле казались тусклыми и приглушенными, а боковые проходы отвечали негромким унылым эхом.

Через некоторое время Старк подумал, что последняя гробница осталась далеко позади, и они находятся примерно под Королевским Городом.

Тоннель расширился и перешел в более обширное помещение. Старк поднял фонарь и вгляделся в полумрак. Теперь он понял причину постройки этого тоннеля.

— Катакомбы, — прошептал Лу. — Гробницы королей Кушата.

Темнота быстро поглотила его слова. Лу схватил Старка за руку.

— Зажги свечу.

Старк отдал ему то, что оставалось в фонаре, а туда вставил новую свечу. Лицо Лу выражало глубокое потрясение.

— Но их ведь так тщательно закрывали. Здесь три уровня, и каждая галерея закрывалась, чтобы никто не мог туда проникнуть.

— Проникнуть сверху, — сказал Старк. — Так же, видимо, похитили и талисман.

— О! — произнес потрясенный Лу. — Но посмотри, что они сделали!

Королей Кушата хоронили по-королевски, тщательно бальзамируя каждого и сажая на погребальный трон. Украшали их при этом всеми королевскими регалиями, окружая их оружием, кубками с вином и прочими драгоценностями.

На прекрасно отполированных стенах и потолках были выгравированы картины, изображающие сцены из жизни этих правителей, сидевших вдоль этого длинного и широкого зала, каждый в специально отведенной для него части. Остатки крюков на потолке указывали на то, что некогда висели здесь драпировки, отделявшие эти тронные комнаты одну от другой. Старк мог представить себе богатые ковры, в стенах виднелись отверстия для канделябров, и он подумал о том, какое это, должно быть, было удивительное зрелище, когда пылали факелы, освещая длинную процессию священников и скорбящих женщин, следовавших за королем, которого несли на щитах к месту его вечного покоя.

В задней части каждой комнаты находилось специальное помещение, прекрасное каждое на свой лад, предназначенное для королевы и прочих членов королевской семьи.

Воры Кушата растащили все это неописуемое великолепие до последней крошки. Даже металлические канделябры были вытащены из стен. Не осталось ничего, кроме каменных тронов, недоступных для переноса, и самих королей, лишенных всех регалий.

Брошенные без своих нарядов, оружия и украшений, голые тела застыли на тронах. Непочтительные воры посадили тех из них, чьи тела были еще крепкими, другие беспорядочной грудой громоздились на полу.

— И так было все время, — бормотал Лу, — а мы ничего не знали.

— Теперь я думаю, что Каррибара в том же состоянии, — сказал Старк и добавил: — Пойдем отсюда.

Он погасил свечу и пошел прочь, наступая на королевские останки.

От катакомб пролегал довольно прямой путь. Лишь два тоннеля отходили от него в стороны, возможно, они вели к другим катакомбам, о которых говорил Лу.

Старк шел так быстро, как только мог. Ему хотелось как можно быстрее выбраться наружу. В то же время он подсчитывал, сколько времени понадобится людям Сиаран, чтобы сломать плиту и пуститься в погоню, а также сколько времени потребуется на принятие решения о расстановке часовых вокруг города. В любом случае, чем раньше они с Лу выберутся из этой ловушки, тем для них будет лучше.

Старк дошел до конца быстрее, чем осознал это. Он ожидал увидеть дневной свет, но его не было, или же было так мало, что он просто не заметил. Предупреждением конца пути послужила перемена воздуха — он сделался свежим и чистым.

Старк погасил свечу и тогда различил впереди нечто менее темное, чем густая чернота, что окружала их. Он тронул Лу за руку, призывая к осторожности, и тихо направился к выходу из тоннеля.

Выход упирался в дно глубокой расщелины, где уже залегли глубокие тени. Он увидел небо, освещенное лучами заходящего солнца. Старк не заметил и не услышал чего то такого, что говорило бы о присутствии человека. Он вылез из тоннеля, глубоко дыша, и вдруг покрылся холодным потом, как будто только что избежал смертельной опасности.

— Вот она, тропа, — сказал Лу, указывая на узкий проход, поднимающийся к краю расщелины.

Они вскарабкались по тропе и приблизились к тому месту, откуда к Кушату опускалась равнина.

В этом месте в течение тысячи лет встречались вор и торговец, чтобы совершить сделку по продаже королевской мебели и золотых заколок королевских жен.

Теперь Лу и Старк взглянули со скалы и увидели столб черного дыма, поднимающегося над городом, услышали отдаленные голоса. У Лу, как у ребенка, задрожал подбородок.

— Праздничные Камни там, — сказал он, преодолев себя, и зашагал в указанном направлении.

Старк повернулся, чтобы последовать за ним. Справа, высоко над ними и так близко теперь, высились Врата Смерти.

ГЛАВА 11

Праздничные Камни занимали обширное пространство под тропой, и место это было таким ровным и глубоким, что, как понял Старк, создано могло быть лишь искусственно. И еще он понял, что какова бы ни была изначальная цель установки здесь камней, она не имела ничего общего с поклонением солнцу. Он распознал их, как только смог ясно увидеть, и мурашки забегали по его спине. Камни эти служили основанием башни, подобной той, в которой умер Камар. Башня была, как видно, разрушена очень давно, во время какой то катастрофы, и лежала, разбитая, за камнями. Время сгладило их форму, и обломки башни можно было принять за случайную россыпь валунов.

В кругу находилось много людей, а другие продолжали подходить по узкой тропе. Почти все они молчали, но молчание их было горьким и печальным.

Лу огляделся, считая, сколько среди собравшихся мужчин, а сколько женщин и детей.

— Не велика армия, — пробормотал он.

— Этого будет достаточно, — возразил Старк.

Он пошел вдоль группы людей, ища Танис и, не находя, начал уж было впадать в панику, когда вдруг увидел ее. Девушка помогала женщинам перевязывать раненых. Лицо ее было очень усталым и сосредоточенным. Старк окликнул ее.

Танис подняла голову, увидела Старка и бросилась Люди талисмана к нему. Она молча обняла Старка, и он ощутил, как сильная дрожь сотрясала ее тело. Он крепко прижал ее к себе, и они стояли так долго, пока она, глубоко вздохнув, не отстранилась, едва заметно улыбаясь. Торопливо она начала расстегивать пояс.

— Держи, — протянула она пояс Старку. — Для меня он слишком велик.

Старк взял его, чувствуя на себе взгляды многих людей.

— Где Валин?

— Собирает беженцев. Некоторые из пришедших сюда не из нашего квартала, но он думает, что и они будут полезны.

— Каждый может быть нам полезен. — Он улыбнулся. — Даже он, — сказал Старк, увидев, как она смотрит на Лу.

Лу перенес ее взгляд терпеливо, без возмущения, и в конце концов Танис пожала плечами и отвела глаза.

— Думаю, ты прав, — согласилась она, снова пожав плечами. — Теперь мы все вместе.

Старк положил руку на пояс Камара, повернул его и посмотрел на людей, собравшихся в огромном кругу, потом перевел взгляд на тропу, пролегшую высоко над ними. Бледные лучи солнца касались обледенелых камней, и те казались горящими, как тогда, когда он коснулся их взглядом в первый раз. Казалось, будто вся тропа сияет адским огнем.

Старку почудилось, что даже ветер, дующий с той стороны, несет в себе нечто странное, будоражит нервы. Внезапно он с удивительной ясностью вспомнил, как горел талисман в его руке и как говорили далекие голоса, тихие и нечеловеческие.

Он тверже сжал выступ на поясе и вышел в центр круга, где из нескольких камней образовалось возвышение. Взобравшись на него, Старк подозвал к себе людей, и пока они подходили, собираясь выслушать его, он смотрел на дым, плывущий над городом, и думал о Сиаран, о биче и черном топоре, почти не вспоминая о ее черных волосах и прекрасном белом лице. Когда люди подошли, он начал говорить:

— Большинству из нас известно, что талисман Вана Круачо был украден человеком по имени Камар.

Они знали его, и многие подтвердили, послав проклятия в его адрес. Некоторые мрачно спросили:

— Кто ты такой, чужестранец? Почему ты говоришь о талисмане?

Двое людей, которых Старк видел накануне в таверне, взобрались на возвышение и встали рядом с ним.

— Валин поручился за него, — сказал один. — У него есть что сказать нам, так что вы должны его слушать.

Они сели рядом с ним, держа в руках ножи.

— Я был другом Камара, — продолжал Старк. — Он умер по пути сюда. Он хотел вернуться в Кушат, чтобы возвратить то, что взял. Я был его должником, поэтому и согласился закончить путешествие за него.

Он открыл тайник и достал завернутый в шелк кристалл.

— Большинству из вас известно, или же вы догадались, что так называемый талисман, лежащий в раке, всего лишь подделка. Знать положила его туда, чтобы скрыть пропажу. — Он переждал, пока утихнет сердитый шум, а потом поднял руку с кристаллом.

— Теперь смотрите на ваш талисман!

Старк снял с кристалла шелк, и лучи солнца заиграли на его поверхности. Кристалл поглотил этот свет, стал распределять его по своим фасеткам так, что каждая засветилась по своему.

Старк затаив дыхание наблюдал, как кристалл засверкал в его руке, подобно маленькому солнцу. Теперь он был теплым и слепил глаза.

Тут заговорили голоса прямо ему в ухо, они раздавались за его спиной, совсем близко…

— Старк!

Это был голос Валина. Он заглушил все остальное и вернул Старка в реальный мир. Он увидел, что люди застыли в немом порыве и взгляды их полны благоговения. Они смотрели, затаив дыхание, на него и талисман.

Старк завернул его снова в шелк и спрятал в тайник. Все это время Валин пробирался к нему сквозь толпу. За толпой в той стороне, откуда шел Валин, стояла группа беженцев, и среди них был Рогайн.

Валин остановился подле него и сказал:

— Старк, от Кушата едут всадники.

— Что ж, — ответил Старк. — Тогда нам лучше всего отправиться в путь.

Он наклонился, все еще не полностью осознавая происходящее и, скорее повинуясь инстинкту, чем сознанию, подал Валину руку, и тот стал рядом с ним:

— Вы знаете Валина, верите ему. Так слушайте его!

— Мы со Старком понесем талисман через Врата Смерти и посмотрим, какую силу он сможет нам дать. Поможет ли она выгнать варваров из Кушата? Пусть все, кто желает, идут с нами.

Они вместе спрыгнули с камней и направились к проходу в каменном кольце. Громовой крик потряс воздух, и люди, до того неуверенно державшиеся группами, устремились друг за другом, образовав вскоре единую шеренгу.

Кто то крикнул:

— Ван Круачо!

Крик этот был подобен воинскому кличу. Лу возник рядом со Старком, крича:

— Талисман! Следуйте за талисманом!

Люди устремились в проход, ведущий из круга. Старк передал Лу фонарь и свечи.

— Иди вперед, — сказал он. — Первое же место, где можно укрепиться, пусть станет вашей крепостью. Пусть его обороняют все, кто на это способен. Даже дети могут бросать камни!

— Я хотел бы пойти с вами, — раздался голос за их спиной.

Это был Рогайн. Этот день сильно состарил его. Он был ранен, и руки его были в крови, но держался он гордо и ответил Старку взглядом на взгляд без какого либо волнения. Старк кивнул, и тот, шагая с заметным усилием, присоединился к Лу.

— Хороший человек, — сказал Старк. — Жаль, он был плохим полководцем.

Потом он закричал:

— Пусть женщины и молодежь идут первыми, мужчины пусть держатся сзади. Возможно, нам придется сражаться! Валин, веди их! Скорее!

В красноватом свете гаснущего солнца все устремились к тропе, что запылала теперь более ярким светом. Старк и Валин покинули последними это место. Они оглянулись на Кушат и увидели отряд всадников человек из пятидесяти: они пробирались между обломков камней. Впереди маячила фигура в черной тунике.

— Неужели их ведет Сиаран? — изумлено спросил Валин.

— Почему бы и нет?

— Она же только что взяла город. Любой другой вождь… — начал было Валин.

— …ринулся бы за добычей и женщинами? Ей не нужно ни того, ни другого. Все, что для нее важно, это ее собственное тщеславие, — закончил за него Старк.

Они полезли вверх по голому склону и Старк подумал: «Какова же должна быть сила Сиаран, если она нашла полсотни добровольцев, отказавшихся от грабежа. Возможно, это вожди кланов, и люди все равно отдадут им часть добычи. А может быть, она внушила им мысль, что главное — это захватить талисман».

Валин нерешительно сказал:

— Старк, когда ты стоял там, с талисманом в руке, перед тем, как я тебя окликнул…

— Да?

— У тебя было странное лицо. В нем было что то безумное, или божественное.

— Да, что то творилось со мной, — согласился Старк. — Как будто со мной кто то говорил.

Валин непонимающе посмотрел на него, и Старк покачал головой.

— Кто то, голоса. Но мне показалось, будто я знаю, что они там, за тропой.

— А, — произнес Валин, глаза его заблестели. — Значит, мы можем надеяться на помощь.

— Боги знают, — сказал Старк. — На мгновение, как раз перед тем, как ты заговорил, мне показалось, будто я понимаю… — Он умолк непроизвольно вздрогнув. — Для этих разговоров еще будет время, когда мы пройдем по тропе. — Он оглянулся на всадников. — Они нас догоняют.

— Посмотри на Праздничные Камни, — сказал Валин.

На равнине появились люди, как будто ниоткуда, Старк кивнул.

— Я ожидал их. Они прошли через тоннель.

Они увидели, что люди поднялись на тропу и побежали. Они бежали быстро, но те, кто их догонял, были еще проворнее. Старк прикинул и понял, что обе группы достигнут тропы одновременно и что это случится гораздо раньше, чем он рассчитывал.

— Что будем делать? — спросил Валин.

— Будем готовы к прикрытию. Но пока сможем, постараемся держаться впереди. — Они побежали по склону, подгоняя людей.

Нижняя часть равнины казалась теперь совершенно темной. Наверху было еще светло, вся тропа была залита красным светом и люди двигались как по кровавой реке. Какими же маленькими они казались на фоне громадных скал, и как быстро они исчезали во Вратах Смерти.

Старк оставил Валина и устремился вперед, мимо шеренги идущих. Ему не терпелось увидеть это место прежде, чем дневной свет окончательно исчезнет.

То было дьявольское место — трещина в горной стене с башнеподобными глыбами по бокам, а между ними дико свистел ветер. Старк ненавидел это место, ненавидел бессознательно, чувствуя в нем что то неведомое, неестественное, и полное рабского страха, И он ненавидел его осознанно, так как оно было смертельной ловушкой.

Валин говорил, что это место возникло в результате обвала, так что в его появлении никакой мистики не было.

Сама тропа была усеяна обломками дитрита и Старк, хорошо знавший горы, понимал, что камень окружавших их скал был непрочным и мог рухнуть в любой момент.

Он нашел Лу и Рогайна и предупредил их об осторожности. Те передали это остальным. Старк остался стоять за кучей валунов, глядя вверх на скалу.

Люди торопливо проходили мимо него. Женщины несли вещи, старшие дети несли младших, поскольку те так устали, что идти сами не могли. Шествие замыкали мужчины, последним шел Валин. Увидев Старка, он остановился.

— Они идут за нами по пятам, — сообщил он. — Не лучше ли нам приготовиться к сражению?

— Я думаю, — сказал Старк, — можно обойтись и без него. Дай-ка мне копье.

Валин взял копье у одного из мужчин и протянул его Старку. Положив копье рядом с собой, Старк отстегнул пояс и передал его Валину вместе с остальными своими вещами. Потом с помощью ремня укрепил копье за плечами. Готовясь, он объяснял Валину свою мысль.

Валин окинул взглядом скалу и вздрогнул.

— Я ведь ничем не могу тебе помочь.

— И не надо, — спокойно ответил Старк. — Уводи скорее людей. Надо, чтобы у того изгиба никого не было. — Он указал туда, где тропа делала поворот вокруг выступающего вперед уступа.

— Среди вас есть метатели пращи?

— Думаю, что есть. Они пришли с Рогайном.

— Поставь их там, за уступом, только так, чтобы их не было видно.

Валин кивнул, бормоча что то насчет силы, которой боги наградили Старка, потом добавил:

— Ну, счастливо, — и побежал.

Старк пересек тропу и начал взбираться на скалу. Аборигены научили его лазить по скалам еще в детстве. Он обнаружил, что подъем оказался менее трудным, чем он предполагал. Скала была более шероховатой, чем казалось снизу, а внутренний склон ее — более обширным.

Старк тщательно ощупывал камень, выбирая те места, где он был звонкий и не крошился под рукой.

Он довольно быстро добрался до узкого уступа, пролегшего через хребет. Свет гас очень быстро, обгоняя его, ускользая по мере того, как он поднимался. Старк подумал, что ему все таки хватит того света, что еще оставался. Хуже обстояло со временем.

Он карабкался почти безрассудно, припав к скале, срастаясь с ней, работая руками и ногами так, как его учили: в подражание большой ящерице. Он и сам был похож сейчас на большую бесхвостую ящерицу. Достигнув уступа, он взобрался на него и распластался на камне, пытаясь унять дыхание.

Снизу, с тропы, послышалось бряцанье оружия, и он глянул туда. Тени в том месте сгустились, но света было еще достаточно, чтобы разглядеть всадников. Узость тропы заставила их выстроиться в одну линию, а неровность вынудила двигаться медленнее. Пешие воины, должно быть, шли за ними.

Первой ехала Сиаран в черной кольчуге, и до Старка донесся ее голос. Он не разобрал слов, но было очевидно, что она торопила остальных. Старк улыбнулся. Она наверняка считала, что талисман уже у нее в руках.

Он встал и прошел по выступу. Сиаран была как раз под ним, за ней следовали вожди кланов. У некоторых были фонари, и они остановились, чтобы зажечь их, борясь с ветром.

Теперь Старк не торопился. Он подошел туда, где путь преграждали упавшие камни, остановился, снял ремень, удерживающий копье.

Ветер, налетев на него, прижал к скале. Старк пригнулся, вставил длинный конец копья между камнями и поставил ногу на короткий конец. Получился неплохой рычаг.

Дальше того места, на котором он стоял, наружная часть стены была изъедена туманами и ветрами. Камень там опадал, громоздился, скользил вниз и снова громоздился. Теперь там были бесчисленные тонны камней, готовые соскользнуть вниз. Надо было им только помочь.

Старк налег на копье, и освобожденные валуны устремились вниз с ужасающим грохотом.

ГЛАВА 12

Снизу донеслись крики испуга и все стихло. Старк представил себе, как они застыли в седлах, насторожились, прислушиваясь. Камни ударились о тропу, и движение прекратилось, несколько мгновений слышался лишь вой ветра. Потом вниз обрушился целый водопад камней. Они гремели и бились друг о друга, шум все нарастал.

Старку показалось, что он снова слышит голоса, на этот раз громкие. Он бросился на камни ничком и прижался к ним. Все слилось в сплошном грохоте. Огромная скала рухнула вниз и исчезла в темноте.

Старк приник к уступу, обхватив его руками, прижавшись лицом к камням. Из горла его вырвался торжествующий смех, но ни он сам, ни кто либо другой этого смеха не услышали. Все получилось намного лучше, чем он ожидал. За первым камнепадом последовало еще три, каждый сильнее предыдущего.

Затем наступила пугающая тишина, нарушаемая лишь шорохом запоздалого камня да слабыми вскриками.

Старк поднялся на ноги и посмотрел вниз. Пыль висела в воздухе, как завеса, но ветер рвал ее в клочья. Огромная груда камней совершенно закрыла проход по тропе, решеткой опустилась между Сиаран и ее людьми, оставив с ней лишь горстку воинов, с которыми могли справиться люди Валина.

Старк рассмеялся и начал спускаться.

Он спускался в полной темноте, так что все внимание было поглощено этим спуском, но он слышал крики боли и гнева и, как ему показалось, голос Валина, резко отдающего приказы. Были и другие нестройные звуки, но сейчас они его не интересовали. Появилась ближняя луна, и двигаться в ее свете стало легче, хотя не так легко, как при подъеме. И когда его коснулся свет фонаря, и чьи то руки облегчили его спуск, он был рад этой помощи.

В свете фонаря он увидел Валина, лицо которого было искажено волнением.

— Мы схватили ее! Она в наших руках! Путь перекрыт!

— Пока, — сказал Старк, — Пока!

Он принялся растирать онемевшие ноги. Он настолько устал, что вот-вот мог рухнуть.

— Есть у кого-нибудь вино? Мне необходимо выпить.

— Бери, — кто то протянул ему бурдюк с вином, и он жадно припал к горлышку. Валин все говорил, рассказывая, как Сиаран и семь восемь всадников пытались вернуться назад при звуке первого камнепада, и как трое из них попали в обвал.

Прежде чем остальные пришли в себя, люди Валина выбили их из седел. Сиаран пыталась обороняться своим топором, но они сбросили и ее. Валин думал, что она умерла. Потом из за поворота выбежало много людей Кушата. Они добивали раненых. Хотели убить и Сиаран, когда увидели, что она еще дышит.

— Мне пришлось выставить людей для ее охраны, сказал Валин. — Тогда они собрались убить меня. Мне понадобилась уйма времени, чтобы успокоить и убедить их.

— Она может нам понадобиться, — одобрил его Старк. — Как только рассветет, ее люди начнут растаскивать камни. Но рано или поздно они расчистят путь, и когда справятся с этой задачей, нам не помешает иметь при себе то, что поможет нам уничтожить эту свору, иначе нам придется плохо.

Собралась целая толпа. Люди приветствовали Старка, но слышались и возгласы недовольства. Тогда Старк сказал:

— Не надо быть такими нетерпеливыми! Может, наступит такой момент, когда она окажется нам нужна. Потом вы можете ее убить.

К нему пробилась Танис.

— Старк, почему ты не продашь им ее в обмен на Кушат? Они отдали бы город в обмен на нее.

Старк покачал головой.

— Да, отдали бы, и Кушат был бы в наших руках ровно столько времени, сколько понадобилось бы для того, чтобы она снова бросила своих людей на город. И тогда вы пожалели бы, что не убили ее.

Танис согласилась с ним, и они вместе с Валином пошли сквозь толпу.

— Неужели вы не понимаете! С теми людьми и с тем оружием, которым мы располагаем, мы не сможем удержать Кушат. Вы потеряли Кушат и не вернете его, если талисман не даст вам силу! — продолжал втолковывать Старк.

Они молчали, напуганные его гневом.

— Если не получится с талисманом, мы сможем купить себе жизнь в обмен на жизнь Сиаран. Но не больше! Не надейтесь!

Он устремился вперед, и люди расступились перед ним. Даже Танис держалась поодаль от него. Они прошли то место, где встретили Старка, дошли до убитых вождей и повернули за выступ.

С этой стороны выступа имелось углубление, проделанное водой, которая обильно попадала сюда весной. Здесь можно было укрыться от ледяного ветра. В наскоро разбитом лагере скрывались женщины и дети, деля скудные запасы пищи. Костер разжигать было нечем, и горело только два-три фонаря.

Старк увидел тусклый свет и пошел на него. Там стояли Лу и Рогайн. Между ними, опираясь спиной о скалу, стояла Сиаран.

Воинские доспехи с нее сняли и оставили в коротком кожаном одеянии, плотно прилегающем к телу. Кто то набросил ей на плечи изодранный плащ. Лоб ее был иссечен глубокими порезами, на щеках и белой шее засохла кровь. И все равно она держалась, как королева.

Старк посмотрел на нее. Она прямо встретила его взгляд, и он не прочел в ее взгляде ни жалобы, ни смущения, ни мольбы о пощаде. Она молчала.

Старк прошел мимо нее. Лу протянул ему плащ, и он, завернувшись в него, лег на холодные камни и мгновенно заснул.

Когда он проснулся, окоченевший от холода предрассветных часов, Сиаран была все в том же положении, и Старк удивился, спала ли она вообще и какие сны видела. Он не спросил ее об этом.

— Пусть она идет вместе с ними, — сказал он Лу. — Только ее надо хорошо охранять.

Они съели скудный завтрак и тронулись в путь. Старк не видел раньше столь оборванной и несчастной армии, так слепо шедшей навстречу своей судьбе. Он шел во главе этой армии, рядом с ним Валин, Лу, Рогайн, сзади вели Сиаран, а дальше шли его люди. Они шагали, как попало, потому что им больше не грозила опасность с тыла.

Для Старка это было началом тяжких испытаний.

Солнце взошло, но теперь тропа пролегала среди высоких скал, и света сюда доходило мало. Ветер выл и бился о стены ущелья. Камень отвечал разноголосо, и Старку казалось, что он снова слышит те странные голоса. Валин вернул ему его плащ и пояс, сказав, что не достоин чести носить его.

Старк подумал, что Валин старается избавиться от этой вещи. Теперь талисман снова стал его тяжкой ношей, и он ненавидел его. В этом месте он сильнее, чем когда бы то ни было, ощущал присутствие той силы, что жила в кусочке кристалла. И тот факт, что ответ на загадку талисмана лежал впереди, где то близко, означал, что именно он должен будет взглянуть в лицо этим силам, хочет он этого или нет.

Он не хотел.

Он пытался образумить себя, силясь приковать свое внимание к окружающему: к тропе, к скалам. Но все равно ноздри его шевелились, чувствуя присутствие чего то дьявольского, древнего, пропыленного, старого, но все еще живого, ощущая в дуновении ветра запах, тонкий, едва ощутимый, различить его могли лишь животные или существа, стоящие очень близко к животным.

Каждый нерв Старка был напряжен, как струна. И как он ни цеплялся за то, что было в нем от цивилизованного мира, это его «Я» ускользало все больше и больше. Чем дальше он шел, тем больше изменялось и его тело, он становился все ближе к животному.

Самым худшим было то, что Сиаран наблюдала за ним и — он знал это — понимала, что с ним происходит. Все это утро она шла рядом с ним со связанными за спиной руками. Она ни разу не заговорила, но он постоянно чувствовал на себе ее взгляд.

Когда они остановились, чтобы отдохнуть и поесть, Старк подошел к тому месту, где сидела Сиаран. Ей не дали ни еды, ни питья, и она ничего не просила.

Старк отломил от своего ломтя половину и протянул Сиаран. Она не отказалась и, взяв кусок, начала неторопливо жевать, изо всех сил стараясь не показать, как она голодна.

Старк сел на камни лицом к ней и кивнул Лу и Рогайну, отпуская их. Те были рады передышке и быстренько удалились. У Старка была бутылка с остатками вина, которым он тоже поделился с Сиаран.

— Ты думаешь о том, что могла бы убить меня, — спросил Старк.

— Да! — ветер швырнул на ее лицо прядь волос, и она нетерпеливо отбросила ее. — Ты, Старк, для меня, как проклятье! Я не из тех, кто прощает.

— И они тоже? — кивнул Старк на людей из Кушата.

— У них нет выбора. А у тебя был, — она посмотрела на Старка с искренним любопытством. — Твои обязательства по отношению к этим людям не больше моих. Почему ты отказал мне?

— По двум причинам. Я обещал…

— Мертвому?

— Другу.

— Это одна причина. Вторая?

— Мы с тобой похожи, — сказал Старк. — Мы слишком похожи, чтобы терпеть друг друга. Кроме того, у меня не было желания брать Кушат.

Он снова протянул ей сосуд с вином.

— Ты могла бы сказать, что я лишен честолюбия. Но у тебя его слишком много. Ты стала госпожой Мекха. Неужели тебе не хватает этого?

— Удовольствоваться этим?! А ты? Ты всегда собой доволен?

— Да. Не часто и не подолгу, но я не так тщеславен, как ты.

— Ветер и огонь, — сказала Сиаран. — Один расходует силы на бесцельное брожение, другой на то, чтобы все прожирать. Что ж, посмотрим, кто из нас мудрее, когда кончится битва. Но не говори со мной о довольстве.

Ее бледное лицо хранило выражение силы и несокрушимой гордости. Он изучал ее — высокую, с гордой осанкой и длинными ногами, прекрасными плечами и красивыми руками, которые без топора казались какими то несчастными.

— Хотел бы я знать, что сделало тебя такой, какая ты есть.

Она нетерпеливо проговорила:

— Мужчина волен быть тем, кем захочет, и никто не будет задавать ему вопросов. Женщина же остается женщиной и больше никем. От этих объяснений так устаешь. — она прислонилась спиной к скале, и в глазах ее зажегся торжествующий огонек триумфа. — Я не просила снисхождения к своему полу и не буду к нему привязана. И если умру сегодня, то ни о чем не пожалею перед смертью. Что сделано, то сделано. Но если мне суждено будет жить, я сделаю больше, чем успела до сих пор. Кушат был только началом.

Ее взгляд был таким, будто она видела что то вдали, — то, чего не видел никто.

— Началом чего? — спросил Старк.

— Пути к Наррисану, — теперь она говорила совсем тихо. — Этот город окружен стеной, Старк. Он похож на Кушат, но более богатый и сильный.

Мой дед был королем Наррисана. И к тому времени, когда я научилась ходить, я стала служанкой у него в доме, но не думаю, что он знал об этом. К чему? У меня не было имени. Мой отец знал. Однажды в переходе он подошел к моей матери и посмотрел так, как человек может смотреть на свое изображение. «Так вот оно, это отродье» — сказал он. Моя мать лепетала какие то извинения, но я едва слышала ее слова, а он, не дослушав ее, оборвал: «Будь довольна, что это девочка, иначе бы она не дожила до зрелости. Она слишком похожа на меня».

После этого он забыл обо мне. Но когда я стала достаточно взрослой, я перестала заниматься уборкой ради тренировок в военном искусстве. Меня били за это каждый день, но я каждый день убегала снова.

Я постигла это искусство и отправилась сколачивать состояние. Вот этими руками, Старк, — она вытянула вперед свои прекрасные руки. — Так что я могу гордиться тем, что я умею, а не тем, что могла бы выколотить из мужчин с помощью древних альковных уловок.

— Для этого ты и желала получить талисман, он помог бы тебе захватить город твоего деда?

— Захватить Наррисан. Мой отец умер три года назад, а я была его единственным ребенком. Надеюсь, боги помогут мне и ему в его забавах… — Она покачала головой, глядя на Старка. — Если бы ты сражался со мной, а не против… Что ж, что прошло, то прошло. Но кто знает, что ждет вас впереди?

Она внимательно посмотрела на него.

— Мне кажется, ты догадываешься, и тебя это угнетает.

— Скоро узнаем, — ответил Старк.

Он встал и снова занял место впереди колонны. Он не стал говорить Сиаран, что если им придется встретиться лицом к лицу снова, то они снова встретятся как мужчина с мужчиной, без всяких скидок на пол. Она это и так понимала.

Тропа опускалась все ниже. Кругом не было, ничего, кроме камня и льда. Чувство опасности нарастало, и Старк шел, как идет человек против течения. И подавлен он был не один. Валин, Лу, Рогайн, Танис и все остальные шли, погруженные в молчание. Даже в лице Сиаран проглядывало понимание.

Внезапно каменные стены расширились и влились в широкую долину, запертую между горами. Ветер, который так нападал на них в ущелье, затих, и долина казалась пугающе спокойной.

Они долго стояли так. Танис, плотно завернулась в плащ, подошла и стала между Старком и Валином. Глаза ее стали большими и настороженными.

— Что это значит? — спросила она наконец.

— Я не знаю, — ответил Старк.

ГЛАВА 13

В долине стояли три башни. Две из них были без крыши по видимому, давно заброшенные. Кругом руины, покрытые льдом, и это были самые страшные руины, которые когда либо видел Старк.

Можно было различить следы улиц, рынков, площадей. Стояли остовы домов. Они походили на какие то морские раковины с выеденной серединой. Корка льда делала все цвета яркими и искрящимися, добавляя глянец парящим изгибам и пустым аркам в тех местах, где их касалось солнце.

— Они что, строили из шпаг и шпилей? — спросил Валин, глядя на город широко открытыми глазами.

— Нечто в этом духе, — ответил Старк.

В этом месте, где единственным строительным материалом был камень, из него были построены высокие башни. Весь легкий и грациозный каркас города был сделан из металла, окрашенного так, что мрачная каменная долина окунулась в мягкие зеленые, желтые, голубые и розовые тона.

Высокие строения обвалились, а низкие были еще целы. Здесь ничто не жило долго.

Третья башня была еще крепкой.

Старк смотрел на нее и чувствовал, как в груди его нарастает дикий животный страх. Он не сомневался в том, что именно так выглядела в дни своей силы и эта башня, и все остальные Она была чужой и угрожающей, массивной и очень высокой. Камень, из которого она была построена, был разноцветным, а на самом ее верху блестело что то незнакомое, похожее на звезду, только эта звезда не давала света. Она распространяла облачное мерцание, ощутимое, почти как дрожание воздуха. Горные пики за ним, казалось, вибрировали.

Под этим мерцанием, наполняющим почти треть долины, расстилалась неразрушенная часть города. Очевидно, раньше все это было одним комплексом, и мертвая часть города была тоже когда то покрыта такой же дымкой, создаваемой покинутыми ныне башнями. Линия раздела была очень ясной. Территория, покрытая льдом и разрушенными зданиями, заканчивалась у края поля. Дальше начинались свободные улицы. Арки вздымались ввысь, прямые и свободные. Там не было и следа холода или упадка.

Но жизни тоже не было видно. Ничто не двигалось на этих длинных улицах, не было слышно ни звука кроме тех, что принесли с собой жители Кушата.

Старк услышал смех Сиаран и обернулся к ней. Она смотрела мимо него на пустынные поля.

— Кажется, — произнесла она, — легенда умирает так же, как и люди!

Старк поднял голову, как животное, услышавшее незнакомый звук. Нет! Жизнь здесь еще была!

Он положил руку на пояс, и почувствовал, как горит под ней талисман.

— Здесь должна быть жизнь! — подтвердил Валин. — Посмотрите на башню. Нет, не знаю для чего, но она еще действует. Должно быть, кто то… что то… занимается ею.

Остальные подхватили его слова. Они так были измучены, что готовы были верить всему. Указывая на башню, Валин продолжал:

— В ней, конечно, заключена какая то сила. Возможно, та самая, которую унес с собой Ван Круачо. Что ты думаешь об этом, Старк?

— Я думаю, что это защита ото льда и холода. — ответил медленно Старк. — Посмотри, каким теплым кажется город.

— И каким спокойным, — пробормотал Лу. — К чему обманывать друг друга. Город мертв. Мертв, как Ван Круачо!

Но его слова слышал только Старк. Остальные люди пришли в движение. Наиболее нетерпеливые направились вниз по склону. То была их последняя надежда. Сила, которую они должны были здесь найти, могла помочь им вернуть все то, что осталось в Кушате: дом, семью. Без нее, даже если бы они смогли купить себе жизнь в обмен на жизнь Сиаран, то могли рассчитывать лишь на участь бродяг, заброшенных и несчастных.

— Было бы лучше, если бы они немного подождали, сказал Старк.

Валин только покачал головой, и Старк не стал настаивать. Возможно, люди лучше знали, чего они хотят.

Старк открыл тайник, достал талисман, завернутый в шелковый лоскуток, и протянул его Валину.

— Это принадлежит Кушату, а не мне, — сказал он.

— Правильно, — согласился с ним Валин. — И я благодарю тебя за честь, но я не Ван Круачо. Если я уроню его, то поднимешь ты.

Он держал талисман неуверенно и не снимал шелка.

Они шли рядом, и люди последовали за ними. Все чувства Старка были обострены, он слышал самые незначительные звуки, Он сознавал, что Сиаран идет за ним, а Танис рядом.

Но было что то еще, чему он не мог дать названия и что было более могучим, чем все остальное. Он все еще шел против страха, как против течения, так же, как тогда, когда шел по тропе. И то, что здесь было много света и воздуха, совсем ему не помогало.

Разноцветные, фантастических форм руины, громоздились; вокруг, а впереди блестели улицы, как стеклянные ленты.

— Этот народ никогда не был частью нашего прошлого, — сказал Валин.

Голос его был приглушен, словно он не хотел разбудить эхо. Он шел, крепко сжав в руке талисман.

— Даже тогда, когда наш мир был молодым и сильным, мы не могли строить ничего подобного.

— Да, ни одна марсианская раса не строила ничего подобного, — подумав, согласился с ним Старк. — Я видел старые-старые города. Уверен, что все они были построены людьми, но ни один человек не смог бы изваять эти изогнутые стены, эти огромные арки. Ни одна человеческая рука не открывала эти странные узкие двери. Ни один человек не мог владеть подобным понятием в геометрии.

«Может, я мог бы и предположить обратное, — сказал он про себя, — но я знаю, что этого не было, я слышал голоса».

Вслух он сказал:

— Когда то им принадлежала вся территория за Вратами Смерти. Праздничные Камни тоже были когда то такой же башней. А руины этих башен можно видеть по всей Северной Земле.

Валин хмыкнул, — должно быть, металл растащили и употребили в дело, так что даже самая мельчайшая частица их исчезла годы назад.

Колонна людей теперь двигалась значительно медленнее, люди старались держаться ближе друг к другу. Матери крепко прижимали к себе детей, мужья держались поближе к женам. Все молчали. Улица, по которой они шли, вела к краю той части города, что лежала под мерцающими облаками. Линия раздела находилась теперь близко, не далее, чем в ста шагах.

Валин бросил на Старка странно безнадежный взгляд. Он протянул талисман таким жестом, как будто собирался передать его Старку или швырнуть подальше, потом он пробормотал что то и снял с кристалла шелковое покрывало.

Люди вздохнули, а Танис с гордостью за брата оглядела всех.

— Веди нас, — сказала она.

Держа талисман перед собой на сложенных ладонях, Валин зашагал вперед, Старк молча наблюдал за ним, потом его внимание сосредоточилось на том, что лежало перед ними. Тело его напряглось, как пружина. Он попытался увидеть сквозь стену, услышать молчание, почувствовать непостижимое.

Валин замедлил шаги у края облака. Ничего не случилось, кроме того, что он, сделав несколько шагов в облако, остановился и с детским изумлением, обернувшись, сказал:

— Тепло!

Старк кивнул, он все еще был в напряжении, но ничего не смог увидеть. Город простирался перед ним подобно летнему сну, полный ярких красок и мягких теней, погруженный в глубокий покой. Небо над ним пряталось за дрожащими струями воздуха.

Было тепло, слишком тепло после суровой стужи, и было ощущение какого то приятного томления. Люди начали расстегивать плащи, потом, пройдя еще немного вперед, стали снимать с плеч все то, что несли. Аккуратно сложив вещи, они решили забрать это по возвращении.

Улица была широкой, и вдоль каждой стороны ее стояли дома. Иногда дома отступали, образуя причудливой формы площадь. Здесь, где они стояли, свободные ото льда, особенно живо бросалась в глаза их странность. Дома создавали ощущение высоты, хотя на самом деле высокими не были. Некоторые строения казались совсем бессмысленными. Часть их представляла собой скопление изогнутых шпилей, другая часть — причудливые разветвления, создающие впечатление гигантского кактуса, были еще нагроможденные друг на друга спирали.

Одни из них согнулись вбок, другие были направлены вверх, некоторые вообще лежали, сверкая розовым и золотым.

Украшения, подумал Старк, или памятники, связанные с религией. А потом его вдруг поразила мысль о том, что они напоминают ему принадлежности какой то странной игры. Мысль эта была неприятной. Он сам не понимал, почему она пришла ему в голову. Он обнаружил, что странные формы повторяются, разбросанные по шахматным улицам города согласно какому то неизвестному, но определенному плану.

Проходя мимо одного из таких кактусов и присмотревшись к нему, Старк заметил, что металлические ветви очень остры и длинны и что на них есть какие то темные полосы, очень, тонкие.

Тревожный голос Танис позвал:

— Валин. Валин…

Талисман в его руке озарился теплым светом. Под неестественным небом свет этот казался удивительно мягким. Валин остановился. Лицо его было пепельным, он походил на человека, впавшего в транс. Из груди его вырвался сдавленный стон, потом, повинуясь какому то порыву, он отшвырнул кристалл от себя, точно так же, как сделал это Старк когда то у башни. Кристалл откатился в сторону и лежал там, сияя.

Пораженные люди застыли, Танис положила руку на плечо Старку, испуганно глядя на него. Сиаран, стоявшая между двумя стражами, наблюдала за всем этим внимательно, как настороженная хищная птица.

Старк спросил у Валина:

— Ты слышал голоса?

— Да, — Валин перевел дыхание, лицо его было все еще бескровным. — Слышал ясно, как тебя. Вот здесь. Он прикоснулся пальцем ко лбу. — Они звучали все громче и громче, и внезапно я их понял! Я их понял, Старк! — Он оглядел ряды домов, полный нечеловеческого страха и закричал:

— Прочь отсюда! Прочь! Это дьявольское место!

Он побежал, но Старк перехватил его и остановил.

Люди в ужасе топтались у пограничной черты, и Старк сказал им:

— Подождите здесь.

Толпа зашумела. Задние ряды хотели знать, что случилось. Они не видели происшедшего, лишь поняли: что то не так. Какая то женщина громко закричала, и голос ее был звенящим от страха. В отчаянии Старк крикнул Лу и Рогайну:

— Не позволяйте им разбегаться! Если мы побежим, все погибло!

Они оставили Сиаран и кинулись к толпе. Старк посмотрел на Сиаран.

— У тебя есть шанс. Воспользуйся им, если можешь.

Она покачала головой и улыбнулась, показав связанные руки. Потом она перевела взгляд на город.

Старк тряхнул Валина за плечо и грубо крикнул:

— Пришел в себя?

— Да, — прошептал тот. — Но, Старк, мы должны уйти!

— Хорошо, уйдем, только подождем немного.

Старк подошел к талисману. Теперь он знал, что это такое, и не испытывал перед ним ужаса, но все же руки его дрожали, когда он поднимал кристалл. Если бы от этой вещи не зависело столько жизней, он оставил бы его здесь до судного дня.

Талисман играл всеми цветами радуги в его руках. Старк посмотрел на него, и волна голосов ударила ему в голову.

То есть не совсем голосов. Возможно, эти существа и обладали физическими голосами, но талисман их не передавал. Он передавал только мысли. Вначале они были сверхъестественным бормотанием, собранием тех обрывочных шептаний, которые он слышал у башни. Их нечеловеческая сущность заставила его в ужасе прервать связь. Они звучали ошеломляюще громко.

Старк понимал, что и его, и чужие жизни зависят от этого контакта. Он собрал всю силу воли, поборов отвращение и ужас, слушал… слушал… Потом он начал понимать голоса с удивительной ясностью.

Он понял их частично. Ни одно человеческое существо не постигло бы их до конца. Старк понял достаточно. Кристалл действовал не выборочно. Он вбирал в себя отрывки в радиусе своего действия.

Разум Старка превратился в подобие скрытого глаза, обращенного на кошмар. Короткая вспышка света: перед ним склеп с потерявшим разум созданием, светившимся фосфоренцией распада, потом еще одно, и еще. Каждое из них ликует, и это хуже всего. Смех. Смех. Они счастливы, эти существа: но их счастье вызывает ужас.

Так почти со всеми. Некоторые начинают даже понимать, что происходит.

Опять обрыв связи. На этот раз его причина — тревога. Старк барахтался, как утопающий, стараясь утвердиться в реальности. Но это было нелегко, ибо мир, который окружал Старка, был также их миром. Потом перед ним возникло белое пятно, казавшееся знакомым. Вскоре оно превратилось в Танис.

— Уходить поздно, — сказал он. — Они знают, что мы здесь. — Он повернулся к людям.

Женщина, стоявшая в конце шеренги, вдруг дико закричала, взволнованно заговорили мужчины. Прибежал Лу.

— Старк! — говорил он, указывая куда то, — Старк!…

Старк отошел в сторону, чтобы была видна дорога за линией границы.

Там, из за розово золотого сооружения, с запятнанными кровью шпилями, появились пятеро. Трое из них держали длинные трубки с шарами на концах. Возможно, это было оружие. Они были очень высокими, гораздо выше людей Кушата, гораздо выше Старка, но удивительно худыми, так что их тела колебались под дуновением ветра.

На них были странные одеяния и высокие шапки, удлиняющие и без того длинные лица. Кожа их была бледно золотой, очень туго натянутой. Огромные глаза светились, как темные луны.

Они шли молча, потом так же молча остановились и уставились на людей из Кушата.

Танис со свистом втянула в себя воздух. Старк оглянулся. С другой стороны появились еще шестеро существ в одеянии всех цветов радуги. Четверо из них держали трубки.

Один из них заговорил. Голос его был высоким, музыкальным, похожим на зов какой то птицы. Талисман ясно передал Старку значение слов:

— Наше оружие несокрушимо! Мы можем вас всех уничтожить! Ван Круачо защищает нас! Своим обещанием и талисманом!

Секундная пауза, последовавшая за его словами, показалась Старку длиной в несколько лет.

Потом он крикнул и зашагал к ним, держа на вытянутой руке талисман.

ГЛАВА 14

Стены ответили ему металлическим эхом. Существа, клонясь во все стороны, потянулись назад. Они не отводили глаз от талисмана, и, подойдя к ним, Старк заметил у них совсем маленькие носы, едва заметные рты и маленькие ровные зубы.

— Ван Круачо! — повторил он.

Они сбились в кучу и заговорили между собой. Талисман сверкал на ладонях Старка, и мысли существ звенели у него в голове.

— Он знает Слово Силы!

— Талисман! Он держит Талисман!

— Что это за существа? Чего они хотят?

— Он похож на него, может, это его люди?

Некоторые из них тут же подхватили последнюю мысль и испугались.

Старк отрицательно покачал головой. Они перестали колыхаться и уставились на него.

Старк подошел к ним еще ближе, настолько близко, что мог услышать их дыхание и почувствовать их запах, странный сухой запах, похожий на запах опавших листьев. Существа ужасали его, но не в силу своего отличия, а потому, что он уловил обрывки их разговора и знал, хотя бы частично, на что они способны.

Существо, первым упомянувшее Вана Круачо, было украшено голубыми и зелеными лентами, привязанными к его рукам и ногам и обмотанными вокруг его тела. Казалось, что эти ленты являются ни чем иным, как украшением. Его конической формы шапочка была розового цвета.

Старк заставил себя подойти еще ближе и знаком показал, чтобы тот коснулся талисмана.

Существо протянуло свои четыре пальца, длинные и золотистые. Большой палец походил на петушиную шпору и заканчивался острым как бритва когтем.

— Теперь вы меня понимаете? — спросил у него Старк.

Существо посмотрело на Старка пугающе умными глазами, в которых, однако, понимания не было.

— Чего он добивается? — спросил один из чужих.

Этот носил на голове зеленый колпак, а на теле множество лент, коралловых впереди и аметистово-голубых сзади. Они потоком струились вниз от шеи и были завязаны у лодыжек бантами и украшены блестящими камнями.

Внезапно до Старка дошло, что существо это женского пола. Оно несколько отличалось от остальных. Его тонкое золотистое тело покачивалось с угловатой грацией, а руки двигались как у танцовщицы, пытающейся передать чувство страха.

— Убей его! — проговорило третье существо, чья одежда была красновато коричневой. — Пусти в ход свои шпоры, Хриллин. Отбери у него Силу!

Старк быстро отступил назад и вытащил шпагу из ножен. Тот, которого звали Хриллин, посмотрел на Старка, и во взгляде его зажглось понимание.

— Я догадался! Когда мы говорили, он слышал нас через талисман, — проговорил Хриллин, жестами призывая спутников к молчанию. — Если я прав, — обратился он уже к Старку, — подними три раза руку.

Старк повиновался.

— А, — произнес Хриллин. Он все смотрел и смотрел на Старка. Потом, кажется, рассмеялся. — И это — истинное назначение талисмана?

Его изумление передалось остальным. Вернее, это было не изумление, а испуг. Существо женского пола, кажется, даже зашаталось от ужаса.

— Но если это правда…

— Посмотрим, — сказал Хриллин, — пока ясно одно: он понимает, что мы говорим.

— Его талисман говорит за нас, — возразил другой, завернутый в огромный лоскут огненно красного цвета, скрывавший все его тело. — Может быть, наш талисман будет говорить за него?

«Непременно, — подумал Старк. — Один настроен на ваши звуковые волны, другой — на наши. Надо было догадаться об этом раньше, в противном случае в моей голове звучала бы человеческая болтовня».

Хриллин наблюдал за ним. Старк снова поднял руку. Хриллин кивнул и сказал.

— Тогда идем.

Старк в свою очередь кивнул Валину и всем остальным.

— Нет, — возразил Хриллин. — Пойдешь только ты. Остальные будут здесь.

Старк отрицательно покачал головой. Он насмешливо улыбнулся и сделал несколько движений, которые запомнил, когда слушал через талисман голоса жителей этого города.

Хриллин и его спутники рассмеялись. Смех их был похож на звуки падающей воды, но Старк не счел его приятным.

Они повернулись и двинулись по улице своей раскачивающейся, подпрыгивающей походкой. Хриллин крикнул своим спутникам, стоявшим дальше, чтобы они позволили пройти людям.

— Помни, — сказал он Старку. — Если мы захотим, то сможем уничтожить вас мгновенно.

Старк показал жестом, что понял его, но Валину сказал:

— Вполне возможно, что они могут нас уничтожить. Передай остальным, чтобы держались вместе. Никакой паники, тем более провокаций. Но здесь что то не так. Они испуганы.

Тонкие руки золотой женщины повисли, и этот жест был жестом отчаяния.

Они шли по улице длинной чередой. Старк повторил все то, что слышал от существ Валину и остальным.

— Ван Круачо защищает их? — сказал Валин. — У них есть талисман? — Он, казалось, не способен был поверить в это, как и все остальные, которые стояли достаточно близко, чтобы слышать его слова.

Лишь Сиаран сказала:

— Похоже, Ван Круачо был очень умным человеком. Будем надеяться, что он сдержит свое обещание, данное вам и этим существам.

Старк предупредил остальных, чтобы все молчали, когда чужие возьмут свой талисман.

Темнело. В тени боковых улиц и площадей, мимо которых они проходили, собиралось все больше тонких фигур. Некоторые примкнули к шествию. Вдруг по всему городу вспыхнули огни.

Танис ахнула.

— Как может быть все таким отвратительным и прекрасным одновременно!

Теперь улицы светились разноцветными красками. Высокие тонкие фигуры в развевающихся одеяниях двигались сквозь оазисы золотого, зеленого, голубого, фиолетового, оранжевого и кроваво красного цвета. Окна зданий казались серебристо белыми на фоне остальных красок.

Люди шли и шли вперед, отражаясь в многочисленных окнах высоких зданий со множеством колонн странной формы, жилых домов, совершенно пустых.

Старк вслушался в обрывки разговоров существ, которые вели их.

— Их немного.

— Я думаю, что не так много, как нас.

«Похоже, у них нет постоянного вождя. — подумал Старк. — Хриллин просто увидел нас первым, а поэтому его, видимо, и выбрали главным для этого дела. Главное их слово — игра. Дикая беспорядочность их речи просто ужасает. Все их существование — одна огромная, беспорядочная игра. Они убивают ради забавы. И не просто убивают. Ради забавы они способны совершить все, что угодно, в том числе и пойти на физические муки. Они развращали себя в течение тысячелетий».

— Я их слышал, — сказал Валин, — и этого мне достаточно.

— Но если у них нет вождя, — сказал Лу, — если их так мало, то как же им удается заставлять жертвы…

— Им это не нужно, — ответил Старк. — Жертвы получают больше удовольствия, чем остальные. Для них это мгновения полного удовлетворения.

Танис с яростью бросила:

— Ван Круачо никогда бы не согласился помогать таким чудовищам.

— Это было очень давно, — сказал Старк. — Они тогда не были чудовищами. — Он оглядел город, массивную башню, возвышающуюся над ними. — Они жили в тюрьме. Они умирали в течение многих тысяч лет и неудивительно, что все это свело их с ума.

— Мне их жаль, — сказал Валин. — Как можно так жить!

— Мне тоже, — сказал Старк, — но я испытываю к ним не больше жалости, чем они испытывали бы ко мне, видя мою смерть.

Они вышли на огромный круг. В центре его стоял павильон с резной крышей, украшенный многочисленными пиками и колоннами. Хриллин пригласил Старка и остальных войти. Чужие теперь подходили со всех сторон. Широкие золотые полосы, похожие на лучи солнца, вели к центру павильона, где на небольшом возвышении лежал кристалл.

В хрустале было заключено тело старого человека в доспехах, и Старк узнал его. Он уже видел раньше это лицо высеченным из камня и обращенным к Вратам Смерти. Это был Ван Круачо.

Вздох благоговения пронесся над толпой людей Кушата, Они двигались осторожно, с почтением, как будто находились в храме. Все окружили хрустальный саркофаг. Задние ряды тоже хотели увидеть его своими глазами, поэтому люди постоянно менялись местами.

Хриллин достал талисман и поднял его, кристалл заблестел, заиграл красками у него в руках.

— Теперь ты понимаешь меня, Хриллин? — спросил Старк.

Хриллин содрогнулся, будто первое соприкосновение с человеческой речью было для него таким же отвратительным, как и для Старка соприкосновение с речью людей его расы.

— Да, понимаю.

— Так пожелал Ван Круачо и наши с вами предки. Ваши люди создали то, что мы называем талисманом, чтобы мы могли говорить друг с другом.

Хриллин бросил взгляд на Вана Круачо, спокойно возлежащего на своем ложе.

— Он обещал защищать нас, — сказал Хриллин. Он обещал охранять Врата Смерти, чтобы пути его и нашего миров никогда не пересеклись.

Журчание голосов чужих поднялось к крыше павильона:

— Он обещал! Силой талисмана!

— Он и держал обещание, пока народ владел Кушатом, — ответил Старк.

Хриллин вздрогнул и посмотрел на него пристально.

— Кушат? Кушат пал?

Чужие дико закричали. Они теснее сгрудились вокруг Хриллина. Некоторые, очевидно, в диком приступе возбуждения вонзили свои длинные ногти в тела так, что показалась кровь.

— Вчера, — сказал Старк.

— Вчера, — повторил Хриллин. — Вчера пал Кушат, внезапно он подался вперед и закричал: — Вы не имели права! Вы не имели права позволить ему пасть!

Голоса флейты были полны гнева и истерического страха. Старк подумал, что они собираются напасть на людей. Возможно, так оно и было, но люди Кушата инстинктивно выхватили оружие, и те подались назад, продолжая раскачиваться.

Все большее и большее число их наносило себе раны. Игра оказалась совсем не такой, как они задумали. Чужие возбуждались все сильнее.

Старк сказал Хриллину:

— Многие люди Кушата умерли, защищая город. Большего они сделать не могли. — Он не мог скрыть всего, что думал. Слова сами формулировались в его голове, и Хриллин читал их раньше, чем Старк осознавал.

Глаза Хриллина загорелись какой то мыслью.

— Мы не любим друг друга. Пусть все так и останется.

— Хорошо, — согласился Старк, — но мы пришли к вам потому, что Ван Круачо обещал нас защитить.

— Обещал? Обещал? — Хриллин был мрачен. — Он обещал это и нам. Мы дали ему оружие, чтобы он мог побеждать в войнах, а он взамен дал нам мир, — он положил руку на саркофаг. — Когда он состарился, то оставил своих людей и пришел к нам. Тогда наш город был великим. Все его улицы были теплыми и населенными. Он ходил по ним и беседовал с нашими философами.

Говорят, он написал историю на вашем языке, хотя никто не знает, правда это или нет. Мы — самая старая раса на Марсе. Мы знали вас раньше, чем вы научились стоять на ногах. Мы построили свои города тогда, когда вы жили в каменных норах и едва познали огонь.

Чужие закачались, воздев к небу руки.

— Но, — продолжал Хриллин, — вы быстро осваивались, а мы старели. Вы строили свои дома в холодных краях и длительное время не тревожили нас. Потом вы появились повсюду, и мы стали оставлять свои города. Потому что жить в них стало невозможно. Эта долина — наше последнее укрытие.

— Больше она не укрытие, — сказал Старк. — Сюда скоро придут люди, взявшие Кушат. Кроме того, было и такое обещание, вторая часть сделки: в случае крайней необходимости мы должны были пронести талисман через Врата Смерти.

Он высоко поднял кристалл.

— Дайте нам эту силу. Тогда мы уведем отсюда людей, которые являются вашими и нашими врагами. Кушат снова будет охранять Врата Смерти. В противном случае…

Он опустил руки.

— В противном случае вам придется бороться с ними самим.

— Бороться! — повторили голоса флейты. Раздался взрыв смеха, странного и жесткого.

— Дай им Силу, Хриллин! Почему бы нет?!

— Дай им Силу! Пусть они будут сильными, как Ван Круачо! Пусть они сражаются с миром за нас!

— Дать? — спросил Хриллин, раскачиваясь, танцуя на месте и размахивая руками. — И вы уйдете?

— Дай нам оружие, Хриллин, и мы уйдем!

— Хорошо, — сказал он и повернулся к своим людям. — Дайте им оружие. Принесите им все, что у нас есть. Это сыны Вана Круачо! Дайте им оружие!

Остальные стали нараспев повторять:

— Дайте им оружие!

Те, у кого были трубки, стали отдавать их в руки людей. Остальные разбежались и вернулись с трубками. Через несколько минут у мужчин Кушата было около сорока трубок с шарами на концах.

— Теперь вы довольны? — спросил Хриллин и передал Старку последнюю трубку. — Смотрите, нажимать надо здесь и здесь, но надо быть осторожными. Их сила больше, чем вы думаете.

Он отошел от Старка, и все другие тоже отошли от людей. Валин держал в руках трубку, лицо его горело триумфом. Потом он повернулся к хрустальному саркофагу, в котором лежал Ван Круачо.

— Он сделал это, Старк! Он сдержал обещание, на глазах у него блестели слезы. — Благодарю вас! — сказал он чужим. — Весь Кушат благодарит вас!

Внезапно он повернулся к Сиаран:

— Теперь можешь посмотреть, как будут умирать твои красные волки!

— Теперь у нас есть Сила! — крикнул он людям. — Сила Вана Круачо. Пойдемте брать Кушат!

Ответом ему был рев голосов. Люди устремились на улицу, ведомые Валином. Они кричали:

— Кушат! Кушат! — И через некоторое. время весь город наполнился звенящим эхом, похожим на колокольный звон.

Люди пустились в обратный путь. Теперь Старк шел вместе с Сиаран в хвосте колонны. С ним были Лу и Рогайн. Танис была вместе с Валяном.

Люди торопливо шли вперед через разноцветье города. Старк все время озирался. Он заметил, что Сиаран делает то же самое. Ему не удалось ничего заметить. Казалось, не было никаких причин для тревоги, и все же ему было не по себе. Однако талисман был у него, и он не доносил до него ни звука.

В его мозгу отпечаталась ужасная картина того, как тела чужих раскачивались в разные стороны, их глаза блестели в предвкушении игры, о которой никому не велено было говорить. Люди продолжали идти вперед, и по прежнему все было спокойно.

Они дошли до того места, где оставили свои вещи, и стали их собирать. Они надевали плащи, взваливали на плечи узлы и спешили к границе теплой зоны. Все они были в приподнятом настроении, все предвкушали полную победу.

Сиаран шла, высоко подняв голову, лицо ее не выражало ничего. Лу и Рогайн поглаживали странное оружие. Старк, нетерпеливый и нервничавший, без конца оглядывался, но ничего подозрительного так и не заметил. Он всей душой рвался вперед, к чистому холодному воздуху.

Возможно, половина людей вышла из города, когда талисман донес до Старка слова быстрые и торопливые: «Теперь, теперь!»

В них звучала такая кровожадная алчность, что больше Старк ждать не стал. Он закричал, чтобы все бросали вещи и бежали из города. Подтолкнув в сторону границы Сиаран, Старк велел Лу и Рогайну держать наготове оружие. И тут погас свет.

Старк налетел на кого то и сразу остановился. Ему показалось, что он ослеп. Он взглянул на небо, но звезды были скрыты мерцающим облаком.

Люди остановились, крича, объятые ужасом.

Потом крики перешли в один общий вопль.

Старк почувствовал рядом что то чужое, запахло сухими листьями, и внезапно он понял, что все они здесь. Неслышно двигаясь, они сновали между людьми. Должно быть, им были известны какие то тайные пути, ад его головой раздался сдавленный смешок, ужасающе похожий на детское хихиканье. Тонкий палец коснулся его лица.

Закричав, он в ярости замахнулся оружием. Стрелять он не мог — вокруг было много своих. Острый коготь палец уже уколол его в шею. Какой бы ни был в нем наркотик, действовал он быстро. Старк не узнал, попал ли он в цель. Длинные руки обвились вокруг его тела и потащили в беспамятство, и лишь очень смутно донеслись до него звуки панического бегства людей Кушата сквозь тьму.

ГЛАВА 15

Огни зажглись снова.

Старк лежал, утопая в волнах света. Свет был насыщенно оранжевым, пронзительным, бьющим по нервах. В нем перемещались высокие фигуры, за которыми струились разноцветные потоки.

— Он проснулся, — сказали они.

Талисман лежал у него на груди между скрещенных рук.

— Видите, — говорили они, — у него глаза открыты.

Старк неуверенно сел. Наркотик все еще туманил мозг. Он был наг и разоружен. Оставлен был лишь талисман. Старк смотрел на них и ненавидел их бессильной ненавистью — и одновременно боялся их до сумасшествия. Тело его было покрыто крошечными порезами. Старк, пошевелившись, ощутил жжение и тяжесть в этих местах.

Хриллин подошел и наклонился над ним. Он держал в руке талисман.

— Вы потеряли Кушат, — сказал он, и Старк понял, что он обращается не к нему одному. — Вы потеряли Кушат, и мир движется на вас. — Он ударил себя свободной рукой, и кровь заструилась по его груди. Глаза его горели. Он клонился и гнулся, полный какой то безумной радости.

— Ты чувствуешь величие этого мира? — спросил он. — Это конец наш! Все эти долгие, долгие годы, и мы терпели их во тьме! Фигуры за его спиной быстро кружили, крича без слов.

— Но вы же дали нам оружие, — возразил Старк.

— Оружие? — Хриллин повернулся и взял у одного из своих спутников трубку, может ту самую, что была раньше у Старка. Он ткнул Старку под ребра шар на конце ствола и нажал на спуск. Он все нажимал и нажимал, смеясь при этом.

— Я сказал, что их сила больше, чем вы думаете. Да, они убивают, но не врагов, — он перестал нажимать на спуск и держал теперь оружие как дубинку.

— Ван Круачо обещал вам Силу, но у нас нет ее! Город дает нам тепло и свет, потому что он был построен так. Кроме этого, у нас нет ничего. Все остальное мертво, изношено и изъедено. Теперь городу конец, а значит, и конец всему.

Он поднял оружие и ударил по бесполезному талисману. Кристалл развалился на куски.

— Конец! — воскликнул снова Хриллин. — Это наша праздничная ночь! Будем танцевать до забвения, смеясь и выкрикивая имя Вана Круачо!

Он выхватил талисман у Старка, разбил его, и связь их прервалась навсегда.

Они сгрудились вокруг него в оранжевом свете и, образовав полукруг, принялись колоть его своими шпорами. И, как сказал Хриллин, они смеялись.

Старк вскочил и побежал. Он бежал по пустынным улицам, пока не очутился в разрушенной части города, лежащей в стороне отглавной улицы. Огромная каменная башня возвышалась над крышами с одной стороны, а с другой, где, как думал Старк, должна была находиться, граница города, было темно, как будто чужие поставили барьер темноты между собой и людьми Кушата.

Теперь люди должны были уже знать, что ценное оружие бесполезно. Какое их число осмелилось вернуться в город и пройти сквозь полную темноту — он не знал. Он не думал, что подобных смельчаков оказалось много, что они могли бы ему помочь, да и времени явно было маловато.

Ярко освещенные улицы были полны волнения, радости и убийства.

Старк не был единственным человеком, принуждаемым к смертоносному бегу. До него донеслись крики с других улиц. Он увидел человека, который спотыкаясь, вырвался на свободное пространство.

Преследователи намеренно вели его к определенному месту. А там, где соединялись две улицы, стоял розовый кактус с женщиной.

Старк был быстрым бегуном, но понимал, что его могут легко обойти, и очень скоро получил подтверждение этой догадки. Он бежал, пытаясь вырваться на длинную дорогу, которая, должна была вывести его из города.

И когда он ступил на эту дорогу, никаких преследователей не было, но на втором перекрестке они оказались все. Они смеялись и протягивали к нему свои шпоры, блестевшие голубым светом. Старк повернулся, и они позволили ему бежать, но одно существо — он признал в нем женщину — царапнуло его по ягодицам просто так, чтобы показать, что он в ее власти. Потом, пританцовывая, оно быстро отскочило.

А он бежал опять и знал, что бег его бесполезен. Он озирался по сторонам, и его пустые руки искали оружие.

Они вели его. Вначале Старк этого не сознавал, потому что они иногда исчезали, и он думал, что, может быть, они переключились на другого.

Потом он сворачивал за угол или выбегал на какую то площадь, и они вдруг оказывались тут, и ему приводилось выбирать другой путь.

Старк начал терять контроль над собой. Ему хотелось наброситься на них и рвать их зубами, голыми руками, но он знал, что они могут убить его в любой момент и будут лишь наслаждаться его яростью. И он бежал дальше.

Потом ему стали попадаться тела. Некоторые из них принадлежали людям, некоторые — нет. На широкой лестнице одного из зданий, бронзового с серым, он увидел две фигуры с яркими веревками на шеях и лодыжках. Они душили друг друга, а остальные наблюдали за происходящим, раскачиваясь, как деревья на ветру.

В центре пустынной площади он увидел тело Рогайна. Он узнал его по прекрасным белым рукам, запятнанным кровью. Поперек его тела лежала шпага.

Старк выпрямился и огляделся. Никого не было видно, но он знал, что за ним наблюдают. Он знал, что его завели сюда намеренно. Шпага была чистой — и лезвие и эфес. Рогайн ею не воспользовался. Она была положена сюда, чтобы именно Старк ее нашел.

— Хорошо, — пробормотал он, присовокупив к своим словам непристойное выражение. — Я сделаю это.

Он поднял шпагу, она пришлась как раз по руке, и подумал, что, возможно, они сделали ошибку.

Старк снова направился к границе. От площади вел туда только один путь.

Старк прошел по нему, двигаясь среди разноцветных огней. Внезапно из высокого павильона появилась группа мужчин. Они тащили двух своих женщин, то ли мертвых, то ли умирающих. Тела их кровоточили от нанесенных ими самими многочисленных ран.

Старк подумал, не находятся ли они под действием какого то наркотика. Они смеялись, указывая на него, а некоторые направились к нему.

Теперь у Старка было оружие, и прежняя осмотрительность покинула его. Он кинулся к ним. как больное животное, и сделался таким же безумным, как и они. Старк прыгал и метался среди них, размахивая шпагой. Несмотря на свою ловкость, он не смог избежать прикосновения их когтей. Плечи его кровоточили, но он не замечал этого, а продолжал наступать, и они отбежали от него, довольные возможностью оттянуть конец.

Он оглянулся. Они уходили прочь, волоча за собой раненых.

Потом вокруг стало тихо и спокойно.

Улица пролегала между высоких стен. Менялся свет: голубой, золотистый, фиолетовый, нежно розовый. Потом впереди показалась другая площадь, обнесенная резной оградой.

Фрагменты резьбы имели форму листьев, напоминающих, возможно, о другом месте и давно прошедших временах.

От площади отходила улица, над которой возвышались своды продолговатых арок, рядами уходящих вдаль. Улица была залита красным светом, и в этом кровавом свете двигалась фигура высокой белокожей женщины с длинными черными волосами, падающими на плечи. В руках у нее была шпага.

— Сиаран!

Старк остановился. Она обернулась и увидела его. Выйдя на площадь, она тоже окликнула его.

— Теперь я, кажется понимаю, зачем они дали мне это, — она подняла свою шпагу.

— Да. И мне тоже, — ответил Старк.

— Но как они узнали?

— Ты ведь пленница, и они слышали, что сказал Валин насчет твоих красных волков. Они поняли, что ты имеешь отношение к захвату Кушата.

Старк оглядел площадь. За отверстиями в ограде виднелись глаза чужих, огромные, блестящие глаза. Потом он посмотрел на ряды арок.

— Они за тобой теперь, — сказал он.

— И за тобой, — кивнула Сиаран. — Они ждут нашей битвы.

Они посмотрели друг на друга, двое обнаженных людей со шпагами в руках, оказавшиеся одни в странном далеком мире.

— Будешь со мной драться? — спросил он.

Сиаран покачала годовой:

— Нет. Ради того, чтобы доставить им удовольствие, не буду!

— Будешь тогда сражаться вместе со мной? Будешь щитом за моей спиной?

Она улыбнулась.

— Нет, пока могу, буду сражаться рядом с тобой, и мы будем щитами друг для друга. — Она посмотрела на высокое, глазеющее на них существо и добавила: — Никогда у меня еще не было такого желания убивать. — Ее белая кожа, как и у него, была отмечена множеством царапин.

— Хорошо, — сказал он. — Тогда нас уже двое. — Он поднял шпагу, чувствуя, что и в его душе поднимается надежда и жажда мщения. — Давай начнем, а потом будет видно, что делать.

Они обменялись традиционными приветствиями и шпаги их скрестились. Они двигались быстро, и их гибкие тела казались особенно близкими в кровавом свете.

Старк увидел, как вспыхнули и загорелись ее глаза.

— Помни, что это игра, — сказал он, и Сиаран засмеялась.

— Я буду помнить, Старк.

Они кружили около друг друга, и головы в ярких колпаках поворачивались вслед за ними. Журчали голоса, сильно пахло сухой листвой.

— Думаю, что внешняя граница находится там, сказала Сиаран, указывая шпагой. Мы можем попробовать пробиться в том направлении.

Они продолжали кружить, и глаза Старка остановились на уступах камней башни. Сиаран тоже посмотрела на нее.

— До внешней границы далеко, — сказал Старк. Вряд ли нам удастся туда добраться. Пойми, они ожидают смерти. У них достаточно способов нас успокоить. Он парировал ее удар, и шпага зазвенела. — Но если нам удастся застать их врасплох, то башня гораздо ближе. Можно попытаться добраться до нее.

— Башня? Что она нам дает?

— Она — сердце города. Если она умрет, все остальное тоже умрет. — Сиаран проделала еще ряд осторожных выпадов. Он почти жалел, что они не дерутся всерьез. Это было бы интересно. — Сомневаюсь, чтобы эти твари хорошо переносили холод.

— Ладно, — согласилась Сиаран. — Нам все равно не пережить этой ночи. Почему бы не попробовать?

— А теперь быстрее, — сказал он.

Они повернули от изгороди и устремились на существ, заполнивших проход на улицу. И едва не погибли.

Существа стояли так близко друг к другу, они были высокими, и руки их длинными. Даже умирая, они не теряли способности тянуться и достигать цели.

Они кричали своими птичьими голосами, и Старку казалось, что на него и Сиаран напали чудовищные птицы. Он не переставая работал шпагой, прокладывая себе путь.

Он был рад, что может ощущать рядом плечо Сиаран. Потом они вырвались из толпы и побежали изо всех сил, а чужие гнались за ними, крича что то.

Старк вслушался и сказал, вздохнув:

— Они в восторге. Игра оказалась интересней, чем они предполагали.

Теперь, когда они пытались ее достичь, башня, казавшаяся такой близкой, стала далекой, как луна. Старк бежал не прямо, а петлял, чтобы чужие не разгадали раньше времени их намерения.

Очевидно, вначале так и случилось. Существа играли с ними как и раньше, то настигая их, то отпуская. Но теперь их было гораздо больше.

Он позволил вести себя до тех пор, пока они не оказались на одной линии с башней. Тогда Старк сказал:

— Теперь идем.

Они резко повернули к башне и оказались рядом с ней. Из последних сил они бежали к башне, существа, быстро перебирая длинными ногами, устремились по боковым улицам, чтобы преградить им путь.

За своей спиной Старк услышал топот шагов. Сиаран тоже услышала их.

Она сказала:

— Будем пробиваться, — крикнул на бегу Старк. Другой возможности у нас не будет.

Если бы руки у них не были такими длинными! Старк крутил над головой шпагой. Этот трюк оказался успешным. Сиаран последовала его примеру, пригнувшись как можно ниже, чтобы защищать сухожилия. Они пробивались сквозь ряд золотистых качающихся тел, но подбегали все новые и опять загораживали им путь.

Они прижались друг к другу спинами и выбрались на открытое пространство, охраняемое смертоносным кругом, который описывали лезвия их шпаг.

Тогда они перестали убивать. Они хотели добраться до башни.

— Ищи дверь, — сказал Старк Сиаран. — Я вижу одну. Сюда!

Они пробились к стене и обогнули ее. Теперь им было легче, ибо существа могли подобраться к ним только с трех сторон. Да и их, способных драться, стало намного меньше. Но теперь они поняли, чего добиваются люди, и в течение нескольких минут слышались громкие крики, как будто зов о помощи.

Они добрались до двери, высокой и узкой, глубоко врезанной в камень.

— Попробуй-ка открыть ее, — сказал Старк, защищаясь от нападающих. Тут он увидел удивительную вещь — существа отступали назад. Все большее их количество собиралось в огромный полукруг. Видимо, все, кто остался, — решил Старк.

Им овладело внезапное спокойствие.

Существа тихо покачивались, и по их телам струились ручейки крови. Те, кто притащил с собой добычу, теперь бросили ее.

За спиной Старка пыхтела и ругалась Сиаран, — открывавшая дверь. Наконец она сказала:

— Готово!

— Готово? — переспросил Старк и вдруг заметил высокое существо в развевающемся голубом с зеленым одеянии, которое брело среди толпы. Руки его были воздеты к небу и оно, вероятно, что-то пело. Все остальные были неподвижны и погружены в молчание.

Старк вслушался. Молчал весь яркий город.

Он резко повернулся и прошел через дверь в башню.

— Я покараулю, — сказала Сиаран.

Он покачал головой.

— Не стоит. Игра окончена!


Валин и еще человек двадцать пробирались по внешней, темной окраине города. Они держали наготове шпаги, вздрагивая при звуке собственных шагов, дрожа от страха, кляня свою гордость, что не позволила им оставить все, как есть. Вдалеке блестели и переливались огни.

Не слышно было ни звука. Теперь казалось, что их вообще никогда не было.

Валин прошептал, остановившись:

— Стон…

Они остановились. Мир был объят тишиной. Несмотря на угнетающий его страх, Валину казалось, будто он ощутил какое то ожидание, паузу перед наступлением чего то окончательного и бесповоротного.

Огни впереди мигнули и начали гаснуть, а потом глубокий тоскливый вздох, скорее предчувствованный, чем услышанный. Высоко вверху сильно что то вспыхнуло, и звезды ярко засияли в чистом небе.


Было утро. Они стояли на склоне у начала тропы. Старк и Сиаран, одетые в одолженную одежду. За ними спокойно лежал под солнцем город, белый от инея.

— Для нас всех было бы лучше, если бы мы забыли о Ване Круачо, — сказал Валин, — о нем и его талисмане, и взялись за дело своими руками.

— Надежда на миф всегда приводит к несчастью, согласился Старк и посмотрел на Сиаран. Сейчас ее руки не были связаны, на этом настоял Старк. — Теперь, когда ты знаешь, что находится за Вратами Смерти, и когда твои красные волки насытились добычей, согласна ли ты увести их и оставить Кушат в мире?

Сиаран посмотрела на него. Холодный ветер трепал волосы.

— Я могла бы это сделать, но при одном условии. Теперь, когда я не могу рассчитывать на талисман, мне нужна помощь. Поедем со мной в Наррисан и будем там щитами друг для друга, как прошлой ночью. Или же ты давал другие обещания?

— Нет, — ответил Старк. Он вспомнил, как вспыхнули ее глаза, когда они скрестили шпаги, и глубокое волнение охватило его. — На этот раз я поеду с тобой.

Танис вышла вперед, и Старк, крепко обняв, поцеловал ее, предупреждая поток сердитых слов, готовых сорваться с ее губ.

— Я вручил тебе свою жизнь, малышка. Я сделаю это ради тебя и твоего Кушата. Стройте новый город, и стройте его в реальном мире, чтобы люди его никогда не кончали так, как вот эти. — Он кивнул в сторону того города, что лежал в инее под солнцем, мертвый и сверкающий.

Старк отпустил ее и взял Валина за руку.

— Мы пойдем впереди. К тому времени, когда вы подойдете, Кушат будет освобожден от племен.

Он задержал руку Валина в своей руке.

Потом резко повернулся назад и зашагал рядом с Сиаран через Врата Смерти.


ТАЙНА СИНХАРАТА Глава 1

Много часов подряд непрерывно подгоняемое верховое животное несло по марсианской пустыне своего смуглого всадника.

Теперь оно истратило все силы. Животное запиналось и пошатывалось, а когда всадник выругался и вонзил пятки в его чешуйчатые бока, рептилия лишь повернула голову и зашипела на него. Сделав еще несколько неуверенных шагов, добралась до подветренной стороны песчаной дюны, остановилась и легла на песок.

Всадник спешился. Глаза животного горели, как зеленые фонари, в них отражались маленькие луны. Подгонять теперь бесполезно. Человек посмотрел назад, туда, откуда пришел.

Вдали виднелись четыре темные фигуры, державшиеся вместе в пустом пространстве. Двигались они быстро. Через несколько минут будут здесь.

Человек стоял неподвижно, думая, что делать дальше.

Впереди, далеко впереди, виднелся невысокий хребет, за ним — Валкис и безопасность, но туда ему не добраться. Справа из песка выдавался одинокий прямоугольный блок. У его основания нагромождение обломков скал.

— Они постараются выгнать меня на открытое место, — подумал человек. — Но здесь, у Девяти Адов, им придется потрудиться.

Он побежал к скалам с невероятной легкостью и быстротой.

Так бегают звери и дикари. Предки бегущего происходили с Земли, он был высок и массивен; впрочем худоба делала его массивность незаметной. Пустынный ветер обжигал холодом, но человек, казалось, не замечал этого, хотя на нем была лишь порванная рубашка из шелка венерианского паука, открытая на груди. Кожа его почти так же темна, как черные волосы; ее обожгли годы пребывания под ужасным солнцем. Глаза удивительно светлые, в них отражался блеск бледных лун.

С привычной легкостью ящерицы человек скользнул мимо неустойчивых предательских скал. Найдя удобное место, где спину защищал блок, он скорчился в укрытии.

После этого он ничего не делал, только вытащил оружие.

Было что-то сверхъестественное в его полной неподвижности, в терпении, таком же нечеловеческом, как терпение скал, скрывавших его.

Темные фигуры приблизились и превратились в четырех всадников.

Вот они остановились — обнаружили лежавшее верховое животное. Линия следов человека, уже слегка стертых ветром, но все же достаточно различимых, указывала, куда он пошел.

Предводитель двинулся по следу. Остальные спешились Действуя быстро, с солдатской четкостью, они извлекли из седельных сумок оборудование и начали собирать его.

Человек, прижавшийся за скалой, видел, что они собирают.

Аппарат Баннинга. Из этой ловушки ему не выбраться.

Преследователи находятся за пределами досягаемости его оружия.

И там и останутся. Аппарат Баннинга своим мощным лучом достанет его. Он умрет или потеряет сознание — как они захотят.

Человек сунул бесполезный пистолет обратно за пояс. Он знал, кто эти люди и чего они хотят от него. Это полицейская служба Земли, и они несут ему приговор — двадцать лет заключения в лунных темницах.

Двадцать лет в серых катакомбах, в молчании и вечном мраке.

Человек узнал неизбежное. Он привык к неизбежности — неизбежности голода, боли, одиночества, пустоты снов. Он принимал все это. Однако не сделал ни движения, чтобы сдаться.

Смотрел на пустыню, на ночное небо, и глаза его сверкали — отчаянные, странно прекрасные глаза существа, близкого к корням жизни, одновременно большего и меньшего, чем человек. Руки нащупали выступ скалы и обломили его.

Предводитель медленно приближался, подняв правую руку.

Голос его ясно прозвучал на ветру. «Эрик Джон Старк!» — крикнул он, и плечи смуглого человека напряглись.

Всадник остановился. Он заговорил, но на этот раз на другом языке. Это не язык Земли, Марса или Венеры, — странная речь, резкая и полная жизни, как горящие долины Меркурия, породившие ее.

— О НэЧака, о человек без племени, тебя я зову!

Последовала долгая тишина. Всадник неподвижно ждал под низкими лунами.

Эрик Джон Старк медленно выступил из бассейна черноты у основания блока.

— Кто называет меня НэЧакой?

Всадник заметно расслабился. Ответил он на английском: «Ты хорошо меня знаешь, Эрик. Можем ли мы встретиться мирно?»

Старк пожал плечами. «Конечно».

Он пошел навстречу всаднику, который между тем спешился, оставив животное за собой. Худой жилистый человек, этот полицейский офицер, и вид у него грубоватый, как у обитателя необжитых планет. Впрочем, эти планеты, сестры Земли, не так уж страшны, как кажутся, когда смотришь на них с расстояния в миллионы миль; у них свое население — потомки людей, давно рассеявшихся по всей Системе. И все же это жестокие миры, и если они оставили свой след на Старке, то оставили его и на этом человеке, на его поседевших волосах и обожженной солнцем коже, на твердом жестком лице и проницательных темных глазах.

— Давно мы не виделись, Эрик, — сказал он.

Старк кивнул. «Шестнадцать лет. — Двое мужчин молча смотрели друг на друга, потом Старк сказал:

— Я думал, вы все еще на Меркурии, Эштон».

— Всех опытных работников вызвали на Марс, — ответил Эштон.

Он достал сигареты. — Куришь?

Старк взял одну. Оба склонились к зажигалке Эштона и постояли, затягиваясь; ветер вздымал красный песок у их ног, а три солдата терпеливо ждали у аппарата Баннинга.

Наконец Эштон сказал: «Мне придется быть грубым, Эрик. Я должен кое о чем напомнить тебе».

— Не нужно, — возразил Старк. — Вы меня взяли. И говорить больше не о чем.

— Да, — согласился Эштон, — я взял тебя, и сделать это было чертовски трудно. Поэтому я и хочу поговорить с тобой.

Его темные глаза встретили холодный взгляд Старка и выдержали его.

— Вспомни, кто я такой — Саймон Эштон. Вспомни, как я появился, когда шахтеры в той долине Меркурия хотели прикончить дикого мальчишку в клетке, как прикончили они все вырастившее его племя. И вспомни все последующие годы, когда я старался превратить этого мальчишку в цивилизованное существо.

Старк рассмеялся. «Нужно было оставить меня в клетке.

Когда меня поймали, я уже был слишком велик для цивилизации».

— Может быть. Но я так не думаю. Во всяком случае я напомнил тебе об этом.

Старк ответил без всякой горечи: «Не нужно сентиментальностей. Я знаю: ваша работа в том, чтобы взять меня».

— Я не возьму тебя, Эрик, если только ты не вынудишь меня.

— Эштон быстро, прежде чем Старк успел что-нибудь сказать, продолжал:

— Над тобой висит двадцатилетний срок за доставку оружия племенам Срединных Болот, когда они подняли восстание против компании «Металлы. Земля — Венера», и еще кое за что. Я знаю, почему ты сделал это, и могу сказать, что согласен с тобой. Но ты поставил себя вне закона, и в этом все дело.

Теперь ты направляешься в Валкис. Хочешь вмешаться в историю, которая принесет тебе пожизненное заключение, когда тебя поймают в следующий раз.

— И на этот раз вы не согласны со мной.

— Да. Как ты думаешь, зачем я с риском сломать себе шею пытаюсь поговорить с тобой? — Эштон наклонился, лицо его напряглось. — У тебя есть дела с Дельганом Валкисским? Он послал за тобой?

— Он послал за мной, но дел пока еще не было. Я получил письмо Дельгана: в Сухих Землях готовится небольшое столкновение, он заплатит мне за помощь. В конце концов это моя работа.

Эштон покачал головой. «Это не просто столкновение, Эрик.

Гораздо хуже и отвратительней. Марсианский Совет городов-государств и Комиссия Земли в холодном поту, и никто точно не знает, что происходит. Ты знаешь города Низкого Канала — Валкис, Джеккара, Барракеш. Ни один законопослушный марсианин, не говоря уже о землянине, не проживет в них и пяти минут. Все выходы оттуда абсолютно мукищеут. Поэтому мы питаемся одними слухами.

Ходят фантастические слухи о вожде варваров Кайноне, который пообещал небо и землю племенам кеш и шан, слухи о возобновившемся древнем культе рамасов, который все считали умершим тысячу лет назад. Мы знаем, что Кайнон как-то связан с хорошо известным разбойником Дельганом, знаем, что преступники со всей Системы собираются присоединиться к нему. Найтон и Уолш с Земли, Темис с Меркурия, Аррод из колонии Каллисто, да и твой старый друг венерианец Лухар».

Старк вздрогнул, и Эштон слегка улыбнулся.

— О да, — сказал он, — я знаю об этом. — Лицо его стало тверже. — Можешь сам представить себе остальное, Эрик. Варвары будут вести священную войну, чтобы удовлетворить совсем не святые желания Дельгана и ему подобных. Полмира разграбят, кровь рекой польется в Сухих Землях, а хищные вороны Валкиса разжиреют. Если нам не удастся предотвратить это.

Он помолчал, потом спокойно продолжал: «Я хочу, чтобы ты отправился в Валкис, Эрик, — но как мой агент. Я хочу, чтобы ты послужил цивилизации. Я знаю, ты ничем ей не обязан. Но ты можешь помешать массовым убийствам, спасти жителей пограничных городов, которым предстоит первыми испытать топор Кайнона.

К тому же ты получишь отмену двадцатилетнего срока, а может, заслужишь уважение как человек, а не как тигр, блуждающий от убийства к убийству».

Старк медленно ответил: «Вы умны, Эштон. Вы знаете, что у меня особые чувства к примитивным племенам: одно из них воспитало меня. И вы этим пользуетесь».

— Да, — согласился Эштон. — Я умен. Но я не лжец. Все сказанное мной — правда.

Старк тщательно зарыл сигарету в песок. Потом поднял голову. «Допустим, я соглашусь стать вашим агентом в этом деле и отправлюсь в Валкис. Что помешает мне тут же забыть о вас?»

Эштон коротко ответил: «Твое слово, Эрик. Когда знаком с человеком с детства, узнаешь его очень хорошо. Твоего слова достаточно».

Наступило молчание. Затем Старк протянул руку. «Хорошо, Саймон, но только на одно это дело. После — никаких обязательств».

— Отлично! — Они пожали руки.

— Не могу помочь тебе никакими советами, — сказал Эштон. — Действуешь абсолютно самостоятельно. Связь со мной через отделение Земной Комиссии в Тараке. Знаешь, где это?

Старк кивнул. «На границе Сухих Земель».

— Удачи тебе, Эрик!

Эштон повернулся и пошел к ожидавшим солдатам. Кивнул, и они тотчас принялись разбирать аппарат Баннинга. Уезжая, ни они, ни Эштон не оглянулись.

Старк подождал, пока они уедут. Глубоко вдохнул холодный воздух, потянулся. Потом подошел к своему животному. Оно отдохнуло и снова могло нести его. Старк двинулся вперед.

Хребет приближался, постепенно превращаясь в низкую горную цепь, выветрившуюся за прошедшие века. Открылась тропа, извивающаяся между скалами.

Старк пересек хребет и оказался на дне мертвого моря.

Безжизненная пустыня простиралась перед ним, уходя во тьму. А у подножия отдаленных холмов виднелись огни Валкиса.

Глава 2

Их было множество, огней далеко внизу. Цепочка факелов, горевших на улицах вдоль Низкого Канала — ленты черной воды, единственного остатка забытого океана.

Старк никогда не был здесь раньше. Он смотрел на город, расстилавшийся на склоне под низкими лунами, и вздрагивал первобытной нервной дрожью животного, чующего смерть.

Ибо улицы, освещенные факелами, составляли лишь ничтожную часть Валкиса. Город тянулся от подножия утесов, следуя за понижающимся уровнем моря. Не один, а целых пять городов, в старейшем из которых с трудом можно было узнать жилище человека. Пять гаваней с доками и причалами, погруженными в песок.

Пять эпох марсианской истории, достигшей высшего уровня в разрушенном теперь дворце старых пиратских королей Валкиса.

Башни дворца по-прежнему возвышались, разбитые, но неукротимые, и в лунном свете они казались спящими, и снилась им голубая вода, шелест волн и высокие корабли, доверху нагруженные сокровищами.

Старк медленно спускался по склону. Что-то зачаровывало его в каменных домах без крыш, молчащих в ночи. На камнях мостовой еще видны колеи. Здесь грузчики катили на рынок тачки с товарами, здесь проезжали принцы в позолоченных колесницах.

Причалы избиты носами кораблей, поднимавшихся и опускавшихся с приливом.

Чувства Старка развивались в необычной школе, и тонкий покров цивилизации не притупил их. Ему показалось, что ветер несет с собой эхо голосов, запах специй и свежепролитой крови.

Он не удивился, когда на последнем уровне перед живым городом из тени выступили вооруженные люди и окружили его.

Стройные темнокожие воины, жилистые и легкие на ногу, с лицами, похожими на волчьи морды, — не примитивных волков, а хищников, живших в условиях цивилизации уже столько тысяч лет, что они могли и забыть о своей волчьей природе.

Они были вежливы, и Старк ответил на их вопросы.

Он назвал себя. «За мной послал Дельган».

Предводитель валкисцев кивнул узкой головой. «Тебя ждут».

Его острые глаза разглядывали каждую черточку землянина, и Старк знал, что его внешность навсегда сохранится в памяти этого солдата. Валкис тщательно охранял свой вход.

— Спроси в городе, — сказал часовой. — Любой покажет тебе дворец.

Старк кивнул и молча пошел по освещенной лунным светом мертвой улице.

С поразительной внезапностью он оказался в городе живых.

Было уже очень поздно, но Валкис не спал. Напротив, он бурлил. Узкие извивающиеся улочки заполнены толпами. С плоских крыш долетал женский смех. Золотом и алым цветом пылали факелы, освещая винные лавки, делая более темными входы в переулки.

Старк оставил свое животное в сарае у подножия холма.

Загоны были все заняты. Старк узнал длинноногих животных из Сухих Земель; когда он выходил, мимо прошел караван, наполнив воздух звяканьем бронзовых колокольчиков, шипением, топотом и облаками пыли.

Старк решил, что всадники — высокие варвары — принадлежат к племени кеш, — по тому, как они заплетают свои красновато-коричневые волосы. Всадники одеты в кожу, а их женщины держатся как королевы.

Валкис был полон варварами. Много дней, должно быть, прибывали они по дну мертвого моря из отдаленных оазисов и далеких пустынь. Храбрые воины кеш и шан пировали у Низкого Канала, где было больше воды, чем они видели в жизни.

Все они находились в Валкисе, эти варвары, но они не принадлежали Валкису. Прокладывая путь по улицам, Старк разглядывал город, который, как он решил, никогда не подвергался изменениям.

На площади под звуки арфы и барабана танцевала девушка.

Воздух был тяжел от запаха вина, горящей смолы и ладана. Гибкий смуглый валкисец в яркой одежде и украшенном драгоценными камнями поясе выскочил из толпы и начал танцевать с девушкой, зубы его сверкали, он прыгал и изгибался. В конце танца он со смехом унес девушку, ее черные волосы разметались по его спине.

Женщины оглядывались на Старка. Грациозные, как кошки, обнаженные до талии, с юбками, разрезанными по бедрам, не носящие никаких украшений, кроме крошечных золотых колокольчиков — непременной принадлежности жителей городов Низкого Канала, так что воздух здесь всегда полон тонким прозрачным звоном.

Злобная душа Валкиса смеялась. Старк бывал во многих местах за свою жизнь, но никогда не чувствовал такого биения зла, невероятно древнего, сильного и веселого.

Он отыскал нужное место — большое старинное здание из прямоугольных каменных блоков, с избитыми бронзовыми дверьми и ставнями, закрытыми от пыли и постоянного ветра. Старк назвался, и его впустили внутрь и повели через залы, увешанные древними гобеленами; мощеные полы были выбиты бесчисленными поколениями обутых в сандалии ног.

И вновь звериные чувства подсказали Старку, что жизнь в этих стенах совсем не безмятежна. Даже камни шептали о вековой ярости, тени густели от затаившихся призраков страстей.

Его привели к повелителю Валкиса Дельгану в большой центральный зал дворца — мозг всего города.

Дельган был гибок и напоминал кошку — как и все люди его расы. Черные волосы перехвачены серебряной лентой, жесткая красота лица давным давно лишилась мягкости юношеского возраста. Он великолепно одет, а глаза под прекрасными темными бровями похожи на капли расплавленного золота.

Он бросил на вошедшего землянина быстрый проницательный взгляд. Потом сказал: «Ты Старк».

Что-то странное было в этих желтых глазах, ярких и острых, как у убийцы-коршуна, но в то же время таинственных, будто подлинные мысли никогда не просвечивались сквозь них. Старку инстинктивно не понравился этот человек.

Но он кивнул в ответ и подошел к большому столу, рассматривая других присутствующих в зале. Группа марсиан, жителей Низкого Канала, вождей и военачальников, судя по их украшениям и гордому виду, и несколько чужаков, чья будничная одежда казалась неуместной в этом помещении.

Старк знал всех этих чужаков: Найтон и Уолш с Земли, Темис с Меркурия, Аррод с колонии Каллисто — и Лухар с Венеры.

Пираты, воры, предатели, — и каждый совершенство в своем роде.

Эштон прав. Что-то значительное, значительное и отвратительное готовится меж Валкисом и Сухими Землями.

Но это была лишь мимолетная мысль. Все внимание Старка сосредоточилось на Лухаре. Горькие воспоминания и ненависть пробудили в нем дикаря, как только он увидел венерианина.

Этот человек красив. Уволенный офицер знаменитой венерианской гвардии, стройный, элегантный, с коротко подстриженными вьющимися светлыми волосами; одежда на нем сидит как вторая кожа.

Он сказал: «Дикарь! Я думал, у нас тут достаточно варваров, незачем посылать за другими».

Старк ничего не ответил, он двинулся к Лухару.

Тот резко заявил: «Нечего сердиться, Старк! Прошлые раны принадлежат прошлому. Теперь мы по одну сторону».

Тогда с изысканной вежливостью заговорил землянин: «Мы и раньше были по одну сторону. Против «Металлы. Земля — Венера».

Помнишь?»

— Конечно, помню. — Теперь Лухар обращался не только к Старку, но и ко всем собравшимся. Помню, как твои невинные друзья-варвары привязали меня к камню в болоте, а ты смотрел на это с искренним удовольствием. Если бы не подоспели люди компании, я до сих пор кричал бы там.

— Ты продал нас, — сказал Старк. — Это была расплата.

Он продолжал двигаться к Лухару.

Заговорил Дельган. Голоса он не повышал, но в тоне его Старк уловил непреклонную волю.

— Никаких стычек. Вы оба наемники, и пока получаете плату от меня, должны забыть прежние распри. Понятно?

Лухар кивнул и сел, уголком рта улыбаясь Старку. А тот суженными глазами смотрел на Дельгана. Он все еще был ослеплен гневом. Руки ныли от желания убить. Но даже в таком состоянии он понял силу Дельгана.

Звук, поразительно похожий на рычание зверя, вырвался из горла Старка. Но постепенно напряжение схлынуло. Конечно, он может не послушаться Дельгана, но это значит погубить дело, порученное Эштоном.

Старк пожал плечами и присоединился к сидящим за столом.

Неожиданно вскочил Уолш и начал расхаживать взад и вперед.

«Долго мы еще будем ждать?» — спросил он.

Дельган налил вина в бронзовый кубок. «Не знаю!» — резко ответил он и передвинул кувшин с вином в направлении Старка.

Тот налил себе. Вино оказалось сладким и тепловатым. Старк пил медленно, сидел терпеливо и непринужденно, остальные нервно курили и вскакивали с мест.

Кого или чего они ждут, думал Старк. Но ни о чем не спрашивал.

Время шло.

— Что это? — Старк поднял голову, прислушиваясь. Остальные еще ничего не слышали, но Дельган встал и распахнул окно.

Марсианский рассвет, яркий и чистый, залил мертвое море своим резким сиянием. За темной линией канала в облаке пыли к Валкису приближался караван.

Это был необычный караван. Впереди и сзади двигались воины, наконечники их копий сверкали в лучах солнца. Красочные накидки верховых животных, носилки с ярко-алыми занавесями, варварское великолепие. В чистом утреннем воздухе отчетливо слышалась дикая музыка труб и низкий угрожающий рокот барабанов.

Старк догадался, кто прибывает из глубины пустыни как король.

Дельган издал резкий звук: «Наконец! Это Кайнон! — сказал он и отпрянул от окна. Глаза его блестели скрытой радостью. — Идемте встречать Подателя Жизни!»

Старк вместе со всеми вышел на переполненные улицы.

Молчание опустилось на город. Валкисцы и варвары в одинаковом возбуждении устремились к каналу.

Старк оказался рядом с Дельганом в центре большого невольничьего рынка. Они стояли на торговом помосте над головами толпы. Тишина и напряженное ожидание…

Под гром барабанов и дикие вопли пустынных труб Кайнон Шанский прибыл в Валкис.

Глава 3

Караван двигался прямо на невольничий рынок, и народ прижался к стенам, чтобы дать ему путь. Удары копыт о камни, звон и бряканье упряжи, блеск копий и больших двуручных мечей Сухих Земель. Барабанный бой потрясал сердца, а варварский вопль труб леденил кровь. Старк не мог сдержать дрожи.

Передовой отряд достиг центрального помоста. С ошеломляющей внезапностью барабанщики скрестили свои палочки, трубачи опустили трубы, и на площади наступила полная тишина.

Она длилась целую минуту, затем из всех варварских глоток вырвалось: «Кайнон!», и крик отразили скалы вокруг города.

Всадник соскочил со спины своего животного, поднялся на помост, встал на краю и поднял руки.

— Приветствую вас, братья!

Снова оглушительные крики.

Старк смотрел на Кайнона, пораженный его молодостью. Он ожидал увидеть седобородого пророка, вместо этого — широкоплечий воин, такой же высокий, как и он сам.

У Кайнона поразительно голубые глаза, а лицо — лицо молодого орла. В голосе таилась глубокая музыка — такой голос способен привести толпу в безумие. Старк перевел взгляд на восхищенные лица — даже валкисцев захватил этот порыв — и подумал, что опаснее Кайнона он людей не встречал. Этот рыжеволосый варвар в кожаной одежде с бронзовыми украшениями — полубог.

Кайнон крикнул начальнику воинов: «Приведите мальчика и старика!» — Затем снова повернулся к толпе, требуя тишины.

Когда наконец площадь стихла, голос Кайнона вызывающе прозвенел над ней.

— Здесь все еще есть сомневающиеся! Поэтому я пришел в Валкис. Сегодня я докажу, что не лгу!

Гомон и бормотание в толпе. Воины Кайнона ввели на помост дрожащего старика, согнувшегося от возраста, так что он едва мог стоять, и юного землянина. Мальчик был в цепях. Глаза старика горели, он с ужасающей радостью смотрел на мальчика.

Старк продолжал наблюдать. Носилки с алыми занавесями теперь стояли рядом с помостом. А около них — девушка-валкиска.

Старку показалось, что ее пылающие гневом глаза устремлены на Кайнона. Он отвел взгляд от служанки и заметил, как приподнялся занавес носилок. Внутри на подушках лежала женщина. Старк успел разглядеть лишь ее черные волосы; она улыбалась, глядя на старика и обнаженного мальчика. Затем перевела взгляд, и, следуя за ним, Старк увидел Дельгана. Каждая мышца тела Дельгана была напряжена, он, казалось, не мог отвести взгляда от женщины в носилках.

Старк слегка улыбнулся. Присутствующие были поглощены происходящим. Толпа замерла в молчаливом напряжении. Солнце сверкало на чистом небе. Дул ветер, полный пыли и резкого запаха живой плоти.

Старик протянул руку и коснулся гладкого плеча мальчика; он рассмеялся, обнажая синеватые десны.

Снова прозвучал голос Кайнона.

— Я говорю: до сих пор есть сомневающиеся во мне! Те, кто фыркает, когда я утверждаю, что владею древней тайной рамасов и умею переселять разум человека в другое тело. Но после сегодняшнего никто из вас не усомнится, что я владею этой тайной!

Сам я не рамас. — Он взглянул на свое стройное тело, напряг мышцы и рассмеялся. — Зачем мне быть рамасом? Мне не нужно переселять свой мозг!

В ответ чуть-чуть непристойный смех из толпы.

— Нет, я не рамас, — повторил Кайнон. — Я человек, как и вы.

Подобно вам, я не хочу состариться и умереть.

Он резко повернулся к старику.

— Ну, дед! Хочешь снова стать молодым, сражаться в битвах, обладать женщинами?

Старик взвыл: «Да, да! — и его голодный взгляд устремился к мальчику.

— Ты будешь молод! — Божественная сила звенела в голосе Кайнона. Он снова повернулся к толпе и воскликнул:

— Много лет одиноко страдал я в пустыне, отыскивая утраченную тайну рамасов. И я нашел ее, братья! Я держу ее в этих руках, и с этого мгновения начинается новая эра Сухих Земель!

Да, будут сражения. Будет литься кровь. Но когда все кончится, когда люди кеша и шана освободятся от древних пут жажды, когда народы Низкого Канала вернут свою собственность, тогда я дам новую жизнь, бесконечную жизнь тем, кто последует за мной. Старики, калеки, раненые смогут выбрать себе новое тело среди пленных. Больше не будет старости, не будет болезней, не будет смерти!

Рвущийся, дрожащий вздох толпы. Глаза горят, рты раскрыты.

— Пусть тот, кто не верит в мои обещания, смотрит! Смотрите все — я покажу вам!

Все смотрели. Не шевелились, почти не дышали. Только смотрели.

Медленно и торжественно забили барабаны. Начальник стражи в сопровождении шести воинов подошел к носилкам и взял из рук женщины сверток, завернутый в шелк. Неся его так, будто это величайшая драгоценность, он поднялся на помост и передал его Кайнону.

Шелковая оболочка отброшена. В руках Кайнона две хрустальные короны и сверкающий жезл. Кайнон высоко поднял их, и солнечный луч холодным блеском отразился в хрустале.

— Смотрите! — прозвучал голос Кайнона. — Короны рамасов!

Толпа затаила дыхание, затем послышалось общее: ах!

Торжественный бой барабанов продолжался. Как будто гремел пульс всего мира. Кайнон обернулся. Старик начал дрожать. Одну корону Кайнон надел на его сморщенный череп; старик взвизгнул, как от боли, лицо его исказилось в экстазе. Вторую корону Кайнон безжалостно надел на голову испуганного мальчика.

— На колени! — приказал он.

Они опустились на колени. Возвышаясь над ними, Кайнон поместил жезл между коронами.

Жезл засветился. Но это не отражение солнца. Голубой огонь пробежал по жезлу и вызвал ответную вспышку в коронах: старик и мальчик были охвачены холодным сверхъестественным пламенем.

Бой барабанов стих. Старик закричал. Руками он схватился за голову, потом за грудь. Неожиданно он упал лицом вниз. По телу его пробежала дрожь, и он замер.

Мальчик покачнулся и тоже упал, звеня цепями.

Короны погасли. Кайнон стоял, неподвижный, как статуя, держа жезл, все еще горевший голубоватым пламенем. Затем и этот свет исчез.

Кайнон опустил жезл. Звенящим голосом он воскликнул:

«Встань, старик!»

Мальчик зашевелился. Медленно, очень медленно он встал.

Вытянув руки, принялся рассматривать их, потом коснулся бедер, плоского живота, изгиба груди. Его блуждающие пальцы поднялись к юной шее, к гладким щекам, к густой шевелюре над короной.

Крик вырвался из его горла.

Земной мальчишка кричал на марсианском языке с акцентом Сухих Земель: «Я молод! Я снова молод!»

В толпе послышались крики, вопли экстаза. Она качнулась, как гигантское животное, лица людей побледнели. Мальчик упал и обнял колени Кайнона.

Эрик Джон Старк обнаружил, что сам слегка дрожит. Он взглянул на Дельгана и иноземцев. Под внешним благоговением валкисца читалось глубокое удовлетворение. У остальных такие же восхищенные лица и раскрытые рты, как и у всех в толпе.

Старк слегка повернул голову и взглянул на носилки. Белая рука придерживала занавес, шелк сотрясался от молчаливого хохота. Служанка рядом с носилками не двигалась. Она по-прежнему смотрела на Кайнона, в глазах ее горела ненависть.

Началась суматоха, рев и рокот толпы, бой барабанов, вопли труб, оглушающий гул. Короны и жезл снова завернули в шелк и унесли. Кайнон поднял мальчика и снял с него цепи. Он сел верхом, посадив за собой мальчика. Дельган и чужеземцы пошли за ним по улицам.

На тело старика не обращали внимания. Несколько воинов Кайнона завернули его в плащ и унесли.

Кайнон Шанский с триумфом въехал во дворец Дельгана.

Подойдя к носилкам, он подал руку женщине; та вышла, и вдвоем они прошли в бронзовые ворота.

Шанские женщины высоки и сильны, их назначение — быть рядом с мужчинами и в войне, и в любви; эта рыжеволосая дочь Сухих Земель останавливала сердце любого мужчины своей гордой походкой, белыми плечами, дымчатого цвета глазами. Взгляд Старка следовал за ней.

Вскоре в зале совета собрались иноземцы, а также Дельган, Кайнон и его ярковолосая королева. Кроме этих троих, марсиан не было.

Кайнон сидел в высоком кресле во главе стола. Лицо его сияло. Он вытер с него пот, наполнил вином свой кубок и осмотрел комнату яркими голубыми глазами.

— Наполните кубки, господа! У меня есть тост. — Он поднял кубок. — За тайну рамасов, за секрет вечной жизни!

Старк опустил свой кубок. Он смотрел прямо на Кайнона.

— Никакого секрета у тебя нет, — равнодушно заметил он.

Кайнон оставался неподвижен, только очень медленно начал опускать свой кубок. Никто не двигался.

В этой неподвижности громко звучал голос Старка:

— Вся эта демонстрация на площади с начала и до конца — ложь!

Глава 4

Слова Старка произвели на слушателей впечатление электрического удара. Дельган поднял черные брови, женщина наклонилась и с глубоким интересом взглянула на землянина.

Не обращаясь ни к кому непосредственно, Кайнон спросил:

«Кто эта большаячерная обезьяна?»

Дельган ответил.

— А, да, — сказал Кайнон. — Эрик Джон Старк, дикарь с Меркурия. — Он презрительно нахмурился. — Хорошо. Объясни, как я солгал на площади!

— Земной мальчишка — пленник. Ему обещали, что он может спасти себе жизнь, и тщательно объяснили, что он должен делать.

Во-вторых, жезл и корона — фальшивка. Ты использовал элемент Парселла, чтобы вызвать электрический разряд. Отсюда синий цвет. В-третьих, ты дал старику яд, вероятно, в остром выступе короны. Я видел, как он вздрогнул, когда ты надел на него корону.

Старк помолчал. «Старик мертв. Мальчик умело притворился.

Вот и все».

Снова наступила тишина. Лухар скорчился у стола, лицо его озарилось надеждой. Женщина не сводила глаз со Старка.

Неожиданно Кайнон рассмеялся. Он хохотал, пока на глазах его не выступили слезы.

— Хорошее было представление! — сказал он наконец. — Чертовски хорошее! Вы должны признать это. Толпа проглотила с рогами, шкурой и копытами.

Он подошел к Старку и хлопнул его по плечу. Таким ударом можно свалить человека с ног.

— Ты мне нравишься, дикарь! Никто не осмелился сказать, но готов поклясться чем угодно, думали то же самое все.

Старк ответил: «Где же ты был, Кайнон, когда, по всеобщему мнению, страдал одиноко в пустыне?»

— Любопытствуешь? Что ж, посвящу тебя в тайну. — Кайнон неожиданно заговорил без малейшего акцента по-английски. — Я был на Земле, изучал там разные штуки, вроде элементов Парселла. — Наклонившись, он налил Старку вина. — Теперь ты знаешь. Теперь вы все знаете. Поэтому промойте пыль в глотках и перейдем к делу.

— Нет, — сказал Старк.

Кайнон взглянул на него. «Что еще?»

— Ты лгал своим людям, — спокойно продолжал Старк. — Ты давал лживые обещания, чтобы повести их на войну.

Кайнон искренне удивился. «Ну и что? Разве в этом есть что-то новое и удивительное?»

Заговорил Лухар. Голос его был едок от ненависти: «Следи за ним, Кайнон. Он продаст тебя, перережет тебе глотку, если решит, что это выгодно его возлюбленным варварам».

Вмешался Дельган: «Репутация Старка известна всей Системе.

Не нужно снова говорить о ней».

— Да, — Кайнон покачал головой, глядя прямо в глаза Старку.

— Мы послали за тобой, зная все это. Отлично.

Он шагнул назад, как бы включая всех в то, что собирался сказать.

— У моих людей есть причина для войны. Они страдают от голода и жажды, а города-государства вдоль границы Сухих Земель захватили все источники воды и жиреют. Знаете ли вы, каково смотреть, когда твой ребенок умирает от жажды во время долгого перехода? Каково прийти к оазису и увидеть, что источник засыпан песком во время последней бури и нужно идти дальше, чтобы спасти людей и стада? Я знаю это! Я родился и вырос в Сухих Землях и много раз проклинал пограничные города языком, сухим, как наждак.

Старк, ты так же хорошо, как и я, должен понимать варваров. Племена кеша и шана традиционно враждуют. Они ссорятся из-за воды и травы, они нападают друг на друга и грабят. Мне нужна цель, чтобы объединить их, цель достаточно заманчивая. Единственная надежда — на оживление древних легенд рамасов. И она сработала. Племена теперь составляют единый народ. Они могут взять то, что принадлежит им, — право жить. Я не так уж обманул их своими обещаниями. Теперь ты понимаешь?

Старк изучал его своими холодными кошачьими глазами. «И к чему же придет народ Валкиса, народ Джеккары и Барракеша? К чему придем мы, наемники?»

Кайнон улыбнулся. Улыбнулся искренне, в его улыбке не было веселья, только великая гордость и жестокость.

— Мы придем к империи, — ответил он. — Города-государства слишком разобщены, их жители слишком голодны или, наоборот, слишком сыты, чтобы сражаться. Земля побеждает нас. Вскоре Марс превратится в нечто вроде второй Луны. Мы покончим с этим.

Жители Сухих Земель и Низкого Канала, мы вместе создадим государство на пыли и крови. А добычи хватит на всех.

— Поэтому мы участвуем в деле, — сказал Дельган и рассмеялся. — Мы, люди Низкого Канала, живем грабежом.

— А вы, — продолжал Кайнон, — вы, наемники, поможете нам в этом. Вы нужны мне, чтобы обучить моих людей, планировать операции, передать нам все, что вы знаете о партизанской войне.

У Найтона есть быстрый крейсер. Он доставит нам вооружение.

Уолш, как говорили мне, гениально владеет любым оружием. Темис механик, а также самый опытный вор по эту сторону ада — разумеется, кроме тебя, Дельган! Аррод организовал и возглавил братство малых миров, которое уже много лет сводит с ума Патруль. Он может то же самое сделать и для нас. Что скажешь теперь, Старк?

Землянин медленно ответил: «Я иду с вами до тех пор, пока племенам не причиняют вред».

Кайнон засмеялся. «Об этом нечего беспокоиться».

— Есть еще вопрос, — сказал Старк. — Что произойдет, когда твои люди узнают, что короны рамасов — подделка?

— Они не узнают, — ответил Кайнон. — Короны будут уничтожены в битве — трагично, но безвозвратно. Никто не знает, как изготовить их снова. О, я умею держать людей в руках! Они и так будут счастливы, получив хорошую землю и воду.

Он огляделся и почти жалобно спросил: «Можем мы наконец сесть и выпить как цивилизованные люди?»

Все сели. Вино пошло по кругу, и хищники Валкиса пили за удачу и добычу. Старк узнал имя женщины — Берилд. Кайнон был счастлив. Он со всеми договорился и теперь праздновал. Впрочем Старк заметил: Кайнон хоть и запинается, но зря не болтает.

Лухар становился все более мрачным и молчаливым; искоса он поглядывал на Старка. Дельган играл своим кубком, и взгляд его непрестанно переходил от Старка к Берилд и обратно.

Берилд совсем не пила. Она сидела в стороне, лицо в тени, красный рот улыбался. Мысли ее — для всех тайна. Но Старк знал, что она по-прежнему следит за ним, и знал, что Дельган об этом знает.

Вскоре Кайнон сказал: «Нам нужно с Дельгадом поговорить, поэтому я сейчас прощаюсь с вами, господа. Сегодня ночью я возвращаюсь в пустыню. Вы, Старк и Лухор, отправитесь со мной, поэтому сейчас лучше ложитесь спать».

Старк кивнул. Все встали и вышли из зала. Служитель показал Старку его комнату в северном крыле дворца. Старк не отдыхал уже двадцать четыре часа и был рад возможности поспать.

Он лег. Вино шумело в голове, насмешливо улыбалась Берилд.

Затем мысли Старка обратились к Эштону и данному ему обещанию.

Старк уснул и увидел сон.

Он снова мальчик на Меркурии. Бежит по тропе, которая ведет от входа в пещеру вниз, в долину, одну из глубоких перекрещивающихся горных долин. Над ним вздымаются горы, теряясь в разреженной атмосфере. Скалы дрожат от ужасной жары, но подошвы его ног тверды, как железо, и легко несут его. Он совершенно обнажен.

Блеск солнца между стен долины как пылающее сердце ада.

Мальчику НэЧака кажется, что холода никогда не бывает, но он знает, что когда наступит тьма, мелкий ручей превратится в лед.

Боги постоянно ведут войну друг с другом.

Он бежит мимо места, разрушенного землетрясением. Тут была шахта, и НэЧака помнит, что был очень маленьким, когда жил здесь с несколькими белокожими существами, похожими на него. Он пробегает мимо, не взглянув вторично.

Он ищет Тику. Когда вырастет, Тика будет его самкой.

Сейчас он хочет поохотиться с ней, потому что она быстра и остроглаза, как и он, и умеет вынюхивать больших ящериц. Он слышит, как она зовет его. В голосе Тики звучит ужас, и НэЧака бежит еще быстрее. Он видит Тику, скорчившуюся между камней, светлые волосы ее в крови.

Большая чернокрылая тень скользит к нему сверху. Она смотрит на него желтыми глазами, угрожающе целится клювом.

НэЧака бьет копьем, но когти впиваются ему в плечо, золотые глаза рядом, яркие, полные смерти.

Он знает эти глаза. Тика кричит, но голос ее гаснет, все гаснет, кроме этих глаз. Он подпрыгивает, схватывается с крылатым существом…

Чей-то голос звал его, чьи-то руки трясли. Сон рассеялся.

Старк вернулся к реальности, отпустив испуганного служителя, который пришел будить его.

Служитель отскочил. «Меня послал Дельган, он ждет тебя в зале советов». — Он повернулся и убежал.

Сон был ужасающе реален. Старк встряхнулся и пошел в зал советов. Уже наступили сумерки, во дворце зажгли факелы.

Дельган ждал его, рядом с ним за столом сидела Берилд. Они были одни. Дельган взглянул на Старка своими золотыми глазами.

— У меня для тебя задание, Старк, — сказал он. — Помнишь начальника стражи Кайнона сегодня на площади?

— Да.

— Его зовут капитан Фрека. Хороший человек, но подвержен одному пороку. Сейчас он в нем по уши, и кто-то должен вытянуть его до ухода Кайнона. Попробуешь?

Старк взглянул на Берилд. Ему показалось, что она забавляется, но им или Дельганом, он не мог сказать.

— Где я его найду?

— Есть лишь одно место, где он может найти отраву, — у Калы, на самой окраине Валкиса. В старом городе, за нижними причалами. — Дельгад улыбнулся. — Приготовь кулаки, Старк.

Фрека не захочет идти с тобой.

Старк колебался. Затем сказал: «Попробую», — и вышел на сумеречные улицы Валкиса.

Он пересек площадь, удаляясь от дворца. Перед ним протянулась извивающаяся улица. Неожиданно кто-то взял его за руку и сказал: «Улыбнись мне и сверни в переулок».

Рука в его ладони маленькая, коричневая, голос сопровождается позвякиванием колокольчиков. Старк улыбнулся, как она просила, и свернул в переулок — всего лишь щель между двумя рядами домов.

Расставив руки, он прижал их к стене; девушка оказалась заключенной между ними. Зеленоглазая девушка с золотыми колокольчиками в черных волосах, с бесстыдно обнаженной грудью над драгоценным поясом. Красивая девушка.

Служанка, которая стояла на площади у носилок и с черной ненавистью смотрела на Кайнона.

— Ну, и чего же ты хочешь от меня, малышка? — спросил Старк.

— Меня зовут Фианна, и я не хочу, чтобы тебя убили.

Старк опустил руки. «Ты шла за мной следом, Фианна?»

— Да. Дворец Дельгана полон потайных ходов, и я все их знаю. Я слушала за панелью в зале советов. Слышала, как ты выступил против Кайнона, слышала и приказ Дельгана.

— Ну и что?

— А то, что ты если правда так думаешь о племенах, тебе лучше уйти сейчас, пока есть возможность. Кайнон солгал тебе.

Он использует тебя, а потом убьет; так же он поступает и со своими людьми. — Голос ее дрожал от ярости.

Старк медленно улыбнулся. Может означать что угодно или вообще ничего.

— Ты валкисианка, Фианна. Что тебе за дело до варваров?

Она презрительно взглянула на него своими слегка раскосыми зелеными глазами.

— Я не стараюсь соблазнить тебя, землянин. Я ненавижу Кайнона. И моя мать была женщиной пустыни.

Она помолчала и продолжала: «Я служу госпоже Берилд и многое знаю. Приближаются большие несчастья, гораздо большие, чем считает Кайнон. — Неожиданно она спросила:

— Что ты знаешь о рамасах?»

— Ничего, — ответил Старк, кроме того, что когда-то они существовали, а сейчас их нет.

Фианна странно взглянула на него. «Может, и не существовали. Ты будешь слушать меня, землянин с Меркурия?

Уйдешь или хочешь остаться и погибнуть?»

— Не буду.

— Даже если я скажу, что Дельган подготовил тебе ловушку у Калы?

— Нет. Но благодарю за предупреждение, Фианна.

Он нагнулся и поцеловал ее. Потом повернулся и пошел дальше.

Глава 5

Быстро наступила ночь. Старк, оставив за собой факелы, смех и звуки арф, оказался на улицах старого города, где не было ничего, кроме тишины и света двух лун.

Он увидел нижние причалы — большие мраморные прямоугольники, источенные временем, — пошел к ним и вскоре убедился, что идет по еле заметной тропе между древними домами.

Было очень тихо, так тихо, что слышался сухой шелест от переносимого ветром песка.

Старк миновал причалы и повернул на широкую дорогу, которая когда-то вела к гавани. Немного впереди на другой стороне он увидел высокое, наполовину разрушенное здание. Окна его закрыты ставнями, сквозь которые пробивался свет. Изнутри доносились голоса и музыка.

Старк приблизился, скользя в тени, будто весил не больше облачка дыма. Хлопнула дверь, от Калы вышел человек и направился к Валкису. Старк рассмотрел его освещенное луной лицо. Это было не лицо человека, а морда зверя. Человек что-то бормотал, один раз рассмеялся; Старк почувствовал, как в нем растет отвращение.

Он подошел, когда звуки шагов стихли вдали. В разрушенных домах ни следа опасности. Ящерица скользнула меж камней, и все.

Лунный свет ярко озарял вход к Кале.

Старк подобрал обломок камня и бросил в стену. Раздался резкий звук. Старк затаил дыхание, прислушиваясь.

Ничто не шевельнулось. Только сухой ветер шелестел в пустых домах.

Старк пересек открытое пространство — ничего не случилось.

Он распахнул дверь притона.

Его охватила волна горячего затхлого воздуха, в глаза ударил желтый свет. За кварцевыми линзами светили высоко подвешенные лампы, каждая бросала вниз столб дрожащего оранжево-золотого света. В пятнах этого света на грязных шкурах и подушках на полу лежали мужчины и женщины с расслабленными звериными лицами.

Старк понял, какому тайному пороку предавались у Калы.

Лучи Шанги вызывали временный атавизм и превращали человека в животное. Предполагалось, что эти лучи уже много лет как уничтожены. Но они сохранились в таких беззаконных местах, как это.

Старк поискал Фреку и увидел высокого варвара. Тот лежал под одной из ламп Шанги, закрыв глаза, с звериным выражением, ворча и дергаясь во сне, как хищник, которым он на время стал.

Сзади послышался голос: «Я Кала. Чего ты хочешь, чужеземец?»

Старк повернулся. Может, Кала когда-то и была прекрасна, но с тех пор прошло не меньше тысячи лет. В волосах она по-прежнему носила колокольчики, и Старк вспомнил Фианну.

Опустошенное лицо женщины поразило его. Но глаза у нее проницательные, и он знал, что она не упустила его ищущий взгляд, заметила его интерес к Фреке. В ее голосе звучало предупреждение.

Он не хотел неприятностей — пока. Пока не поймет, о какой западне говорила Фианна.

— Принеси мне вина.

— Хочешь попробовать лампы возврата, чужеземец? Они приносят много радости.

— Может быть, позже. Сейчас я хочу вина.

Кала ушла, хлопком ладоней подозвав неряшливую женщину.

Та, обходя лежащих, принесла глиняный кувшин. Старк сел за стол спиной к стене, так, чтобы видеть дверь и все помещение. Кала вернулась к своей груде шкур у входа, но глаза ее не отрывались от Старка.

Старк сделал вид, что пьет; мозг его работал напряженно и холодно.

Возможно, само по себе это ловушка. Фрека временно превратился в зверя. Он будет сопротивляться, Кала закричит, и все эти животные с пустыми глазами накинутся на него.

Но об этом не нужно было его предупреждать — предупредил сам Дельган.

Нет. Должно быть что-то еще.

Старк продолжал рассматривать помещение. Большое, за занавесями еще комнаты. Он видел посетителей, распростертых под лампами Шанги; некоторые так далеко ушли от человека, что на них противно смотреть. Но никаких следов опасности для него.

Только одно странно. Ближайшее к Фреке помещение не занято, занавес его задернут лишь частично.

Старк стал обдумывать, что это значит.

Он подозвал Калу. «Попробую лампу. Но мне нужно уединение.

Пусть лампу принесут вот туда».

— Помещение занято.

— Но там никого нет!

— Оно занято, за него заплатили, и никто не должен входить туда. Я велю принести лампу сюда.

— Нет! — сказал Старк. — К дьяволу! Я ухожу.

Он бросил монету и пошел. Выйдя, быстро прильнул глазом к щели в стене и стал ждать.

Из пустого помещения вышел Лухар. На лице беспокойство;

Старк улыбнулся. Он отошел и прижался к стене у двери.

Через мгновение дверь открылась, вышел венерианин, доставая пистолет.

Старк прыгнул на него.

Лухар гневно крикнул. Из его пистолета ударил луч пламени, и тут же рука Старка сжала его запястье так, что он выронил пистолет, который зазвенел о камни. Венерианин повернулся, царапая лицо Старка ногтями и стараясь добраться до глаз. Старк ударил его. Лухар упал, перевернулся, и прежде чем он смог встать, Старк схватил пистолет и бросил его в развалины через улицу.

Лухар, как кошка, прыгнул с мостовой. Старк упал вместе с ним, спиной распахнул дверь притона, и они покатились среди грязных шкур и подушек. Лухар был сделан из прочного материала, в нем не было никакой мягкости, и его длинные пальцы искали горло Старка.

Кала яростно крикнула. Она вытащила из-под подушек хлыст — традиционное оружие Низкого Канала — и начала стегать обоих поровну, волосы ее спутанными космами летали вокруг лица.

Звериные фигуры под лампами начали с рычанием вставать.

Длинный хлыст разорвал рубашку Старка и кожу на спине.

Старк огрызнулся и встал с повисшим на нем Лухаром. Обеими руками схватил голову Лухара и ударил о стол.

Пальцы венерианина разжались. Старк развел его руки; наклонившись, поднял Лухара и швырнул прямо в воющую толпу людей-зверей.

Кала с проклятием набросилась на Старка, орудуя своим хлыстом. Он обернулся. Тонкий покров цивилизации при первом же признаке схватки слетел с него. Глаза его холодно блестели. Он вырвал у Калы хлыст, положил руку на ее злобное лица; она упала и застыла.

Старк осмотрел круг звероподобных, отравленных лучами Шанги людей, отделявших его от Фреки. Все вокруг приобрело красноватый оттенок — от крови и гнева. Старк видел стоящего в углу Фреку, голова его качалась из стороны в сторону.

Старк поднял хлыст и двинулся на кольцо людей, переставших быть людьми.

Руки цеплялись за него. Тела разлетались в стороны. Пустые глаза блестели, из красных ртов сочилась слюна. В ушах смешивался рев и звериный смех. Кровожадность охватила эти существа. Они окружили Старка и свалили его весом своих тел.

Они били его и кусали, но он снова вырвался, стряхнул их со своих широких плеч, топтал башмаками. Хлыст свистел и звенел, в воздухе стоял запах крови.

Перед Старком мелькнуло одурманенное звериное лицо Фреки.

Марсианин зарычал и бросился вперед. Старк взмахнул тяжелой рукоятью хлыста. Она ударила шана в висок, и тот упал на руки Старка.

Краем глаза Старк заметил Лухара. Тот встал и подбирался сбоку. Теперь он находился сзади, и в руке у него блестел нож.

Сгибаясь под тяжестью Фреки, Старк не мог отпрыгнуть.

Когда Лухар прыгнул, Старк присел, ударив венерианца головой в живот. Почувствовал горячий поцелуй ножа, но рана скользящая; прежде чем Лухар смог напасть снова, Старк изогнулся, как огромная кошка, и ударил снизу. Голова Лухара ударилась о пол.

Кулак землянина дважды поднимался и опускался. После этого Лухар не двигался.

Старк встал. Колени у него были согнуты, плечи обвисли, он смотрел из стороны в сторону, и из его горла вырывался свирепый рев.

Полуобнаженный, окровавленный, он сделал шаг вперед, возвышаясь темным великаном над стройными марсианами, и озверевшая толпа расступилась. Они получили больше ударов, чем им нравилось, и чувствовали даже своим затуманенным лучами Шанги умом, что этот землянин сейчас может разорвать их на части.

Кала села на полу и проворчала: «Убирайся!»

Старк постоял еще несколько мгновений, глядя на них. Потом поднял Фреку, взвалил его на плечи, как мешок муки, и вышел, двигаясь не быстро и не медленно, но прямо, и все расступились перед ним.

Он пронес Фреку по молчаливым улицам и пришел на извивающиеся переполненные дороги Валкиса. Здесь люди тоже смотрели на него и расступались. Старк прошел во дворец Дельгана. Охрана не остановила его.

Дельган находился в зале советов, и Берилд по-прежнему с ним. Казалось, занятые вином и разговором, они просто чего-то ждут. Когда вошел Старк, Дельган так резко встал, что кубок его упал и пролил красную лужу вина у ног.

Старк опустил шана на пол.

— Я принес Фреку. Лухар еще у Калы.

Он посмотрел в глаза Дельгана, золотые и жестокие глаза из своего сна. Трудно не убить.

Неожиданно женщина рассмеялась ясно и звонко, и смех ее был адресован Дельгану.

— Хорошо сделано, дикарь! — сказала она Старку. — Кайнон счастлив, что у него такие воины. Впрочем, одно слово на будущее — присматривай за Фрекой. Он не простит тебе этого.

Старк хрипло ответил, глядя на Дельгана: «Такая ночь не для прощений. — И добавил:

— Я справлюсь с Фрекой».

— Ты мне нравишься, дикарь. — Глаза Берилд с любопытством и одобрением остановились на лице Старка. — Поезжай рядом со мной, когда мы выступим. Я хочу больше знать о тебе.

И она улыбнулась.

Лицо Дельгана потемнело. Голосом, полным ярости, он произнес: «Ты забываешься, Берилд! Что для тебя этот варвар, это существо на час?»

Он в гневе сказал бы и больше, но Берилд резко оборвала:

«Не будем говорить о времени! Иди, Старк! Будь готов к полуночи».

Старк вышел. На лице его отразилось глубокое раздумье.

Глава 6

В полночь на большой площади невольничьего рынка вновь собрался караван Кайнона и вышел из Валкиса под бой барабанов и рев труб. Дельган провожал его, и приветственные возгласы звенели на пустынном ветру.

Старк ехал один. Он был задумчив и не хотел общества, и меньше всего общества Берилд. Она прекрасна, но опасна и принадлежит Кайнону или Дельгану, а может, обоим сразу. По опыту Старк знал, что такие женщины угрожают внезапной гибелью, и не хотел связываться с ней. Во всяком случае — пока не хотел.

Лухар ехал впереди рядом с Кайноном. Он притащился на площадь перед отправлением с избитым, распухшим лицом с отвратительным выражением. Кайнон быстро перевел взгляд с него на Старка, у которого тоже было немало ссадин, и резко сказал:

— Дельган рассказал мне о вашей кровавой вражде. Я этого не хочу, понятно? Когда перестану вам платить, можете убить друг друга, но только тогда, ясно?

Старк кивнул, не раскрывая рта. Лухар что-то пробормотал в знак согласия, с тех пор они не смотрели друг на друга.

Фрека ехал на своем обычном месте рядом с Кайноном, то есть вместе с Лухаром. Старку казалось, что их животные сближаются чаще, чем вынуждают неровности дороги.

Высокий капитан варваров сидел в седле прямо, но Старк в свете факелов видел его болезненное потное лицо. В глазах по-прежнему звериное выражение. На виске багровый ушиб, но и без этого Старк знал, что Берилд сказала правду: Фрека не простит ни оскорбления, ни похмелья от прерванного наслаждения под лампами Шанги.

Дно мертвого моря расширялось под черным небом. Они оставили позади огни Валкиса и извивающейся цепочкой двинулись по песку среди коралловых рифов, которые с каждой милей становились все ниже. Трудно поверить, что жизнь где-нибудь в мире может произвести такую космическую пустоту.

Маленькие луны бежали по небу, протягивая сверхъестественные тени от скальных формаций, принявших под действием ветра и воды невероятные формы, заглядывая в ущелья, у которых, казалось, нет дна, делая песок белым, как кость.

Звезды сверкали так низко, что ветер, казалось, приносил с собой их морозный свет. Во всем бесконечном пространстве ничего не двигалось, тишина была так глубока, что кашляющий вой песчаного кота далеко на востоке заставил Старка подпрыгнуть от неожиданно громкого звука.

Однако Старка эта дикость не угнетала. Рожденный и выросший в диких безлюдных местах, он чувствовал, что эта пустыня ближе ему, чем переполненные людьми города.

Спустя некоторое время за ним послышалось звяканье колец и появилась Фианна. Старк улыбнулся ей, а она неожиданно мрачно сказала: «Меня послала госпожа Берилд, чтобы напомнить о ее желании».

Старк взглянул в сторону алых носилок, и глаза его сверкнули.

— Она не из тех, кто упускает свое, а?

— Нет. — Фианна видела, что поблизости никого нет, и торопливо спросила:

— У Калы было так, как я сказала?

Старк кивнул. «Думаю, малышка, что обязан тебе жизнью.

Лухар убил бы меня, как только я занялся Фрекой».

Он протянул руку и коснулся ее руки, лежавшей на седле.

Фианна улыбнулась. В лунном свете ее улыбка казалась искренней и дружеской.

Старк спросил: «Почему Дельган хотел убить меня?»

— Он не указал причины, когда говорил с венерианином. Но я, может быть, догадываюсь. Он знает, что ты так же силен, как он, и потому боится тебя. К тому же госпожа Берилд смотрит на тебя с вполне определенным выражением.

— Я думал, Берилд — женщина Кайнона.

— Возможно — на время, — загадочно ответила Фианна. Потом покачала головой и в страхе оглянулась. — Я слишком рискую.

Никто не должен знать, что я говорила с тобой. Я лишь передала то, что мне велели.

Глаза ее умоляюще смотрели на него, и Старк неожиданно понял, что Фианна тоже на краю пропасти.

— Не бойся, — сказал он.

Она резко повернула свое животное, прошептав при этом:

«Будь осторожен, Эрик Джон Старк!»

Старк кивнул. Он поехал за ней, думая о том, что ему нравится, как Фианна произносит его имя.

Берилд сидела среди мехов и подушек, но даже в таком положении в ней не было и следа вялости. Она отдыхала, как кошка, спокойно и в то же время полная жизни. В тени носилок кожа ее казалась серебряно-белой, а распущенные волосы сладко темнели.

— Ты упрям, дикарь? — спросила она. — Или я тебе не нравлюсь?

До этого он не осознавал, как богат и мягок ее голос. Старк взглянул на ее прекрасное тело и сказал: «Ты дьявольски привлекательна. Поэтому я и упрямился».

— Боишься?

Я беру у Кайнона деньги. Неужели нужно взять у него и женщину?

Она презрительно рассмеялась. «Честолюбие Кайнона не оставляет для меня места. Мы заключили соглашение: у короля должна быть королева. К тому же он считает мои советы полезными. Видишь ли, я тоже честолюбива!»

Старк посмотрел на нее, стараясь разобраться в выражении дымчатых глазах. «А Дельган?»

— Он хочет меня, но… — она помолчала и продолжила совсем другим тоном, низким и дрожащим голосом:

— Я никому не принадлежу. Я сама по себе.

Старк понял, что на мгновение она о нем забыла. Некоторое время он ехал молча, потом медленно повторил слова Дельгана:

«Ты забываешься, Берилд. Что для тебя я, существо на час?»

Она вздрогнула, глаза ее блеснули, дыхание стало прерывистым. Затем она рассмеялась и сказала: «Дикарь к тому же и попугай. А час может быть долгим, целой вечностью, если захотеть».

— Да, — согласился Старк. — Я часто думал так же, ожидая приближения смерти в скальной расщелине. Большая ящерица жалит, и укус ее смертелен.

Он наклонился из седла, обнаженные на резком ветру плечи нависли над ней.

— Мои часы с женщинами коротки. Они наступают после сражений, когда для таких вещей есть время. Возможно, тогда мы с тобой и увидимся.

И, не взглянув на нее, Старк повернул животное. Спина его напряглась в ожидании удара брошеного ножа. Но сзади послышался лишь беззаботный хохот.

Наступил рассвет. Кайнон подозвал к себе Старка и указал на обширное и пустое печальное пространство; лишь кое-где торчали коралловые рифы и базальтовые скалы.

— По этой стране вы поведете людей. Изучайте ее, — он говорил, обращаясь и к Лухару. — Изучайте каждый источник, каждую высоту, каждый след, ведущий к границе. Нет в мире лучших бойцов, чем жители Сухих Земель, если ими правильно руководят, и вы должны доказать, что умеете руководить. Будете действовать совместно с вождями — Фрекой и другими, которых встретите в Синхарате.

— Синхарат? — переспросил Лухар.

— Моя штаб-квартира. В семи днях перехода. Город на острове, старый, как луны. В нем был силен культ рамасов, сохранилось множество легенд о них, для всех племен это место — табу. Поэтому я его и выбрал.

Он глубоко вздохнул и улыбнулся, глядя через мертвое море песка в сторону границ. В глазах его блеснул тот же безжалостный свет, что и в ослепительном солнце пустыни.

— Очень скоро, — сказал он скорее себе, чем слушателям, через несколько дней мы потопим пограничные города в их собственной крови. А после этого…

Он засмеялся и замолчал. Старк подумал, что Берилд сказала ему правду: в Кайноне горел такой огонь честолюбия, что ни для чего другого не оставалось места. Он оценил силу высокого варвара, орлиное выражение его лица и сталь, скрывавшуюся под покровом веселости. Потом тоже посмотрел в сторону границ и подумал, увидит ли когда-нибудь Тарак и услышит ли голос Саймона Эштона.

Три дня двигались они без всяких происшествий. В полдень останавливались и самые жаркие часы спали, потом двигались дальше под темнеющим небом — длинная цепочка людей и мускулистых животных, с алыми носилками в центре, похожими на странный цветок. Звон колокольчиков, пыль, копыта, топчущие дно моря и движущиеся к островному городу Синхарату.

Старк больше не разговаривал с Берилд, и она не посылала за ним. Фианна проходила мимо него в лагере, исподтишка улыбалась ему. Ради ее безопасности он с ней не заговаривал.

Ни Лухар, ни Фрека тоже не подходили к Старку. Они явно его избегали и встречались, лишь когда Кайнон собирал всех на совет. Но эти двое как будто подружились и пили из одной бутылки.

Старк всегда спал рядом со своим животным, защитив спину и приготовив пистолет. Жестокие уроки детства многому научили его, и от малейшего шума он просыпался раньше, чем его животное.

На четвертое утро никогда не прекращающийся ветер начал стихать. На рассвете все затихло, и восходящее солнце окрасилось в цвет крови. Пыль, поднятая ногами животных, падала на то же место, с которого поднялась.

Старк принюхался. Все чаще и чаще поглядывал он на север, куда уходил длинный, плоский, как ладонь, склон. В нем нарастало беспокойство. Наконец он подъехал к Кайнону.

— Приближается буря, — сказал он и посмотрел на север.

Кайнон с любопытством взглянул на него.

— Даже направление определил верно, — ответил он. — Можно подумать, что ты местный. — И тоже с задумчивым выражением посмотрел в пустоту. — Я бы хотел быть ближе к городу. Но под ударами бури любое место так же плохо, как все остальные.

Остается только двигаться. Остановишься — умрешь. — Он выругался на причудливой смеси английского и марсианского, как будто буря была его личным врагом.

— Передай всем, чтобы облегчили груз и закопали все лишнее.

Пусть Берилд выйдет из носилок. Держись около нее, Старк. Я должен быть здесь, в голове колонны. И не разделяйтесь. Прежде всего не разделяйтесь!

Старк кивнул и поехал назад. Берилд уже вышла из носилок и ехала верхом. Носилки остались позади на песке — алое пятно на желтом, их занавеси обвисли в неподвижном воздухе.

Никто не разговаривал. Животные пошли быстрее. Они нервничали, беспокоились, готовы были нарушить строй и убежать.

Солнце поднялось выше.

Час.

Безветренный воздух мерцал. Тишина жестокой рукой сжимала караван. Старк проехал вдоль линии, подбадривая потных погонщиков вьючных животных, которые несли теперь только мехи с водой и скудный запас продовольствия. Фианна ехала рядом с Берилд.

Два часа.

Впервые за день в пустыне послышался звук.

Он донесся издалека, стонущий вопль, как крик рожающей великанши. Он все приближался, превращаясь в сухой резкий треск, заполнил все небо, потряс его, разорвал и выпустил из ада все ветры.

Буря ударила. Мгновение назад воздух был ясен и неподвижен. В следующее мгновение он заполнился пылью, он ревел, сметая с дьявольской яростью все на своем пути.

Старк бросился к женщинам, которые находились от него в нескольких шагах, но уже скрылись за завесой песка и пыли.

Кто-то наткнулся на него в полумраке. Длинные волосы разметались по его лицу, он убрал их с криком «Фианна! Фианна!»

Женская рука схватилась за него, и голос ему ответил, но слов он не мог разобрать.

И вдруг его животное столкнулось с другим. Женская рука исчезла. Старк почувствовал удар сильных рук и смутно различил две мужские фигуры.

Лухар и Фрека.

Его животное сделало неожиданный скачок и устремилось вперед. Старка выбросило из седла, и он упал на песок.

Глава 7

Несколько мгновений Старк лежал полуоглушенный. Сквозь вой ветра послышался крик верховых рептилий. Мимо промелькнули фигуры животных; дважды они чуть не наступили на него.

Лухар и Фрека дождались возможности. Все очень просто.

Оставить Старка одного, без животного, а буря и пустыня довершат дело. И обвинить никого нельзя.

Старк встал, но что-то ударило его под колени, и он опять упал. С рычанием сжал человека, но тут же понял, что тело слишком мягкое, к тому же одето в шелка. Он держал в руках Берилд.

— Это была я, — выдохнула она, — а не Фианна.

Слова были едва слышны, хотя он видел, что она кричит изо всех сил. Должно быть, когда Лухар втиснулся между ними, ее тоже выбросило из седла.

Крепче сжимая ее, чтобы не унесло ветром, Старк снова поднялся. Он напрягал все силы, но стоять было почти невозможно.

Ослепленный, оглушенный, глубоко погружаясь в песок, он сделал несколько шагов и неожиданно увидел бегущее с криком вьючное животное.

Старк успел схватиться за груз — спасибо Провидению и мгновенной реакции! — и держался за него с цепкостью человека, обреченного на смерть. Животное тащило их за собой, пока Берилд не умудрилась поймать узду. Вдвоем они заставили животное лечь.

Старк удерживал животное за голову, а женщина прижималась к его спине, вцепившись обеими руками в тюки. Берилд протянула Старку клок шелка. Он обвязал им голову животного, так, чтобы оно могло дышать. Животное немного успокоилось.

В воющем аду ничего не было видно. Определить направление невозможно. Караван, казалось, унесло ветром, как осенние листья. За те несколько мгновений, что он стоял неподвижно.

Старка выше колен занесло песком. Песок прибывал, как вода.

Старк выбрался и попытался идти, помня слова Кайнона.

Берилд разорвала свое тонкое платье и дала ему еще один кусок шелка. Старк завязал нос и глаза: удушье и слепота немного отступили.

Шатаясь, спотыкаясь, избиваемый ветром, как ребенок, которого бьет сильный человек, Старк двигался вперед, отчаянно пытаясь отыскать караван и зная в то же время, что его надежда тщетна.

Последовали часы кошмара. Старк замкнул мозг, как не смог бы сделать цивилизованный человек. Во времена детства бывали дни и ночи, когда перед ним была лишь одна проблема — дожить до следующего дня или ночи. Одна проблема, одна опасность в одно время.

И теперь оставалась только одна необходимость. Продолжать двигаться. Забыть о завтрашнем дне, о караване, о том, где сейчас может быть маленькая Фианна с ее яркими глазами. Забыть жажду, забыть боль при каждом вдохе, яростные удары ветра по обнаженной коже. Только не останавливаться.

Темнело. Животное запнулось о выступ скалы и вывихнуло ногу. Старк дал ему быструю милосердную смерть. Они сняли узду и привязались друг к другу. Каждый захватил столько еды, сколько мог унести, а Старк взвалил на плечи единственный мех с водой, которым удостоила их фортуна.

Они побрели дальше, и Берилд не жаловалась.

Наступила ночь, буря продолжалась. Старк поражался силе женщины: он помогал ей, только когда она падала. Он и сам почти терял сознание. Тело продолжало двигаться только потому, что ему приказано было не останавливаться.

Туман в мозгу стал таким же густым, как чернота ночи.

Берилд весь день ехала в носилках, а он верхом, и даже его силам наступал конец. Он приближался к этому концу и слишком устал, чтобы бояться.

Спустя какое-то время он понял, что Берилд упала и он тянет ее за собой за узду. Он слепо повернулся, чтобы помочь ей. Она что-то говорила, выкрикивала его имя, била его, чтобы он услышал и понял.

Наконец он понял. Снял покрывало с лица и вдохнул чистый воздух. Ветер стих. Небо снова ясное.

Старк упал на свои следы и мгновенно уснул рядом с истощенной, полумертвой женщиной.

Жажда подняла их на рассвете. Они немного попили и сидели некоторое время, глядя на пустыню и друг на друга и думая о том, что ждет их впереди.

— Знаешь, где мы? — спросил Старк.

— Примерно. — Лицо Берилд подернулось тенью усталости. Оно изменилось и, по мнению Старка, стало еще прекраснее: в нем не осталось ни следа слабости.

Она с минуту подумала, глядя на солнце. «Ветер дул с севера. Поэтому мы сошли с пути на юг. Синхарат вон там, за пустыней, которую называют Каменным Животом», — и она показала на северо-восток.

— Далеко?

— Семь — восемь дней пешком.

Старк проверил запасы воды и покачал головой: «Путь будет суховат».

Он встал и поднял мех. Берилд, ни слова не говоря, пошла за ним. Рыжие волосы падали ей на плечи. Обрывки шелкового платья унес ветер, оставив коротенькую юбку жительницы пустыни, пояс и драгоценное ожерелье.

Она шла прямо — ровной, чуть раскачивающейся походкой, и Старку казалось невероятным, что совсем недавно эта же женщина, как ленивая королева, возлежала в алых носилках.

Невозможно защититься от полуденного солнца. Солнце Марса, однако, и в самые яркие часы — всего лишь бледная свеча рядом с солнцем Меркурия, и оно не беспокоило Старка. Он заставил Берилд лечь в тени его тела и смотрел на ее лицо, расслабленное и незнакомое во сне.

Впервые уловил он в ней какую-то странность. Но он так мало видел ее раньше — в Валкисе и в пути. Теперь она вряд ли может что-то скрыть от него в голове или в сердце.

Или все же может? Мгновениями тень странных снов набегала на ее лицо. Иногда, в моменты пробуждения, когда она не контролировала себя, он ловил в ее взгляде выражение, которого не мог понять, и его первобытные чувства ощущали смутную угрозу.

Однако все эти сверкающие дни и морозные ночи, измученная жаждой и усталая до изнеможения, Берилд была великолепна. Ее белая кожа потемнела на солнце, волосы превратились в дикую рыжую гриву, но она улыбалась и решительно шагала рядом с ним, и Старк решил, что никого прекраснее он не видел.

На четвертый день они взобрались на известняковый утес, многие века назад сглаженный морем: перед ними расстилалась пустыня, называемая Каменным Животом.

Морское дно изгибалось под ними, как гигантский бассейн, дальний край которого терялся в мерцающей дали. Старк подумал, что никогда, даже на Меркурии, не встречал такого жестокого, забытого богами и людьми места.

Когда-то, на туманном рассвете Марса, первобытный ледник встретил здесь смерть, выкопав собственную могилу. Тело ледника растаяло, но кости остались. Кости из базальта и гранита, мрамора и порфирита — всех возможных форм, цветов, размеров, подобранные льдом на его пути на юг с полюса и брошенные здесь, как надгробный памятник.

Каменный Живот. Старк подумал, что правильнее было бы назвать Каменной Смертью.

Впервые Берилд дрогнула. Она села и обхватила руками голову.

— Я устала, — сказала она. — И боюсь.

Старк спросил: «Пересекали его когда-нибудь?»

— Один раз, насколько мне известно. Но то был военный отряд, верхом и хорошо подготовленный.

Старк смотрел на камни. «Мы пройдем,» — сказал он.

Берилд подняла голову. «Почему-то я тебе верю». Она медленно встала и прижала ладони к его груди, ощутив сильные удары сердца.

— Дай мне твою силу, дикарь, — прошептала она. — Она мне понадобится.

Он прижал ее к себе и поцеловал. Это был странный и болезненный поцелуй, губы их потрескались и кровоточили от ужасной жажды. Затем они вместе начали спускаться в пустыню, называемую Каменным Животом.

Глава 8

Пройденные мили казались такими приятными и добрыми. Старк с тоской оглянулся. Однако этот ад голых скал впереди был так похож на долины его детства, что ему даже в голову не пришло просто лечь и умереть.

Они немного отдохнули в тени под большой плитой кроваво-красного камня, смочив распухшие языки несколькими каплями затхлой воды из меха. К ночи они выпили остатки, но Берилд не позволила ему выбросить мех.

Тьма и тишина. Холодный воздух высасывал жар дня из скал, начинался мороз; Старк и рыжеволосая женщина должны были двигаться, чтобы не замерзнуть.

Мозг Старка снова затуманился. Время от времени он хриплым шепотом начинал говорить, перейдя на родной язык Сумеречного Пояса. Ему казалось, что он охотится, как бывало много раз, охотится в безводных местах за большой ящерицей, чья кровь спасет его от жажды.

Но ничто не живет в Каменном Животе. Ничто. Лишь они двое, спотыкаясь, брели под низкими лунами.

Берилд упала и не смогла встать. Старк скорчился рядом с ней. Лицо ее, белое в лунном свете, было обращено к нему, глаза горели странным огнем.

— Я не умру! — прошептала она, обращаясь не к нему, а к каким-то богам. — Я не умру!

Цепляясь за песок и скалы, она поползла. С невероятным упорством держалась она за жизнь.

Старк поднял ее и понес. Дыхание со свистом вырывалось из его груди. Через некоторое время он тоже упал. Как зверь, пополз на четвереньках, таща за собой женщину.

Он смутно сознавал, что куда-то карабкается. На небе мерцал рассвет. Руки Старки сорвались, и он покатился по гладкому склону. Наконец остановился и лежал на спине, как мертвец.

Солнце стояло высоко, когда к нему вернулось сознание. Он увидел рядом с собой Берилд, подполз к ней и тряс, пока она не открыла глаза. Руки ее слабо двигались, рот неслышно произнес те же слова: «Я не умру!»

Старк взглянул на горизонт, надеясь увидеть Синхарат. Но ничего не увидел, только пустоту, песок и камни. С огромным трудом поставил женщину на ноги и некоторое время поддерживал ее.

Он пытался сказать ей, что они должны идти, но не смог произнести ни слова. Только жестом указал в сторону города.

Но она отказалась идти. «Слишком… далеко… умрем… без воды».

Он знал, что она права, но не хотел сдаваться.

Берилд двинулась на юг, и Старк решил, что она сошла с ума. Но потом увидел, что она напряженно всматривается в линию скал, образующую стену Каменного Живота. Эта линия вздымалась высоким хребтом, зазубренным, как позвоночник кита, и примерно в трех милях от них поднимался длинный спинной плавник из красноватого камня, изгибавшийся в сторону пустыни.

С хриплыми стонами Берилд двинулась туда.

Старк пошел за ней. Он пытался остановить ее, но она бросила на него яростный взгляд.

— Вода! — прохрипела она, указывая вперед.

Теперь он был уверен, что она сошла с ума. Он сказал ей об этом, с болью выталкивая слова из горла, напомнил ей о Синхарате и о том, что она удаляется от возможной помощи.

Она снова сказала: «Слишком далеко. Два-три дня без воды. — Показала вперед. — Очень старый колодец. Возможно…»

Старк колебался. Голова его кружилась. Он не мог ясно рассуждать. Но подумал, что у них лишь одиншанс из ста, если это вообще не галлюцинация, рожденная обезумевшим от жажды рассудком Берилд.

Но они ничего не теряют, используя этот шанс. Он теперь знает, что они не дойдут до Синхарата. Старк медленно кивнул и пошел за Берилд к изгибу скал.

Три мили могли быть и тремя сотнями. Каждый раз, как кто-нибудь из них падал, они лежали все дольше и дольше, потом с трудом поднимались на ноги. Каждый раз Старк думал, что это конец. Но каждый раз Берилд все-таки вставала и тащилась дальше, а он шел за ней, с трудом заставляя свое тело сделать еще одну попытку.

Солнце садилось, когда они наконец добрались до неровной стены. Его длинные лучи безжалостно проникали повсюду.

Колодца не было. Был резной столб, наполовину погруженный в песок, и развалины невероятно древнего строения, от которого остались лишь основание и несколько колонн.

Берилд упала и лежала неподвижно. Старк стоял и смотрел, зная, что это конец; он не был способен думать, даже вспоминать. Опустился на колени рядом с женщиной, и тьма сомкнулась над его разумом.

Когда он очнулся, стояла холодная ночь. Старк смутно удивился, что вообще пришел в себя, и несколько минут лежал неподвижно, не поднимая головы. Две маленькие луны посылали свой яркий свет. Он поискал рядом с собой Берилд.

Ее не было.

Старк уставился на то место, где она лежала, затем с трудом встал. Он огляделся и увидел Берилд.

Она находилась ниже его. Он совершенно отчетливо видел, как она стоит рядом с резным столбом у руин. Берилд опиралась на столб, голова ее опущена, как будто она не может ее поднять.

Старк подивился, какой последний источник сил позволил ей встать и спуститься туда.

Но вот Берилд выпрямилась. Поворачивая голову, она медленно осматривала руины. У Старка появилось странное чувство, будто женщина пытается представить себе, каким было это место тысячу лет назад.

Берилд двинулась. Медленно и осторожно она углубилась в руины, потом подняла руку, будто нащупывая дверь, которая не существует уже много веков. Повернула направо и снова осторожно пошла по прямой, затем снова свернула, на этот раз налево.

Старку все время казалось, что она видит исчезнувшие стены и идет вдоль них. Он следил за белой тенью, которая двигалась в лунном свете, время от времени останавливаясь, чтобы набраться сил, но упрямо и уверенно продолжала идти через древние развалины.

Наконец она остановилась на широком ровном месте, где раньше мог находиться центральный двор. Берилд опустилась на колени и начала копать песок.

Туман, окутывавший мозг, рассеялся, тело Старка устремилось вперед. Только одно могла Берилд отыскивать, тратя остатки сил. Старк с трудом спустился по склону и подошел к ней.

— Копай… — выдохнула Берилд.

Они, как собаки, начали копать песок. Ногти Старка скользнули по чему-то твердому, и лунный свет сверкнул на металле под пылью. Через несколько минут обнажилась золотая крышка шести футов диаметром, очень массивная и украшенная удивительными символами забытых марсианских богов.

Старк попытался поднять крышку. Но не смог ее сдвинуть.

Тогда Берилд нажала скрытый рычаг, крышка скользнула в сторону.

Под ней, сладкая и холодная, все эти века защищенная от песка, среди массивных камней блестела вода.

Час спустя Старк и Берилд спали, наполненные водой до самой кожи, благословенная влага капала с их волос.

На следующий вечер, когда низкие луны снова повисли над горизонтом, они сидели у колодца, сонные от звериного чувства отдыха и пресыщения. Старк посмотрел на женщину и спросил: «Кто ты, Берилд?»

— Ты знаешь. Шанская женщина и королева Кайнона.

— А на самом деле? Я думаю, ты ведьма. Только ведьма может найти скрытый много веков источник, здесь, в месте, где ты никогда не была раньше.

Берилд застыла. Но когда ответила, в голосе ее слышался смех.

— Никакого колдовства, дикарь. Я говорила, что однажды военный отряд пересек Каменный Живот. Он следовал древним легендам и нашел колодец. Мой отец был в том отряде.

Возможно, подумал Старк. Тайна колодца — бесценное сокровище в Сухих Землях и вполне может передаваться от отца к сыну.

— Я не знала, что мы близко от этого места, — добавила Берилд, — пока не увидела каменный плавник, выступающий из большого хребта. Но я боялась, что мы умрем раньше, чем доберемся до колодца.

Да, подумал Старк, может быть и так, как она говорит.

Но почему она шла по этому месту, будто видела его стены такими, какими они были тысячу лет назад? Она не знает, что я следил за ней и видел, как она привычно двигалась по руинам, словно когда-то жила здесь.

— О чем задумался, дикарь? В твоих глазах луна.

— Не знаю.

Сны, иллюзии, подозрения, проникшие в мозг. Может, он слишком наслушался старых марсианских легенд в этой дикой местности, где темная память о рамасах висит над человеческим сознанием?

— Забудь свои сны, дикарь, реальность лучше.

Старк взглянул на нее: она молода, прекрасна, и губы ее улыбаются.

Он нагнул голову. Руки ее обвились вокруг него. Волосы мягко коснулись щек. И вдруг она впилась зубами ему в руку. Он вскрикнул и оттолкнул ее. Она села, посмеиваясь.

Старк выругался. Во рту он ощущал привкус крови. Он схватил ее, она снова засмеялась, звук смеха был одновременно сладким и злым.

— Это за то, что ты выкрикнул не мое имя, а имя Фианны, когда началась буря.

Ветер со вздохом шелестел над ними, пустыня была неподвижна.

Два дня оставались они среди руин. На второй вечер Старк наполнил мех водой, и Берилд опустила на место золотую крышку.

Они начали последний долгий переход к Синхарату.

Глава 9

Старк видел, как он встает на фоне утреннего неба — мраморный город на высоком коралловом острове давно исчезнувшего моря. Солнце озаряло остров, его коралловые утесы окрасились в белые, красные и розовые тона. И с этого прекрасного пьедестала вздымались стены и башни такой совершенной работы, так мягко отделанные временем, что трудно было сказать, где начинается и где кончается работа людей.

Синхарат, Вечно Живущий…

И все же он умер. Подойдя ближе, с трудом бредя по песку рядом с Берилд, Старк увидел, что город — всего лишь прекрасный труп; многие башни обрушились, дворцы без крыш. Признаки жизни видны вне города, под ним, на окружающей его сухой лагуне.

Здесь животные, шатры, люди, казавшиеся маленькими и незначительными под сенью мертвого города.

— Караван, — сказала Берилд. — Кайнон… и все… они здесь.

— Почему они разместились не в городе?

Берилд искоса насмешливо взглянула на него. «Это старый город рамасов, а их имя все еще сохраняет свою власть. Жители Сухих Земель не любят заходить сюда. Когда племена соберутся, увидишь. Все разместятся снаружи».

— Из страха перед рамасами? Но ведь они давно исчезли.

— Конечно… Но старые страхи умирают медленно. — Берилд рассмеялась. — Кайнон лишен таких суеверий. Он должен быть в городе.

Когда они подошли ближе, их увидели. Из лагеря к ним направились всадники, между шатрами забегали люди. Вскоре они были уже достаточно близки, чтобы расслышать возбужденные голоса.

Старк шел, глядя прямо перед собой. Ему показалось, что сверкающая дымка вокруг потемнела. В висках застучало.

К ним подскакали шанские всадники, послышались крики.

Берилд ответила, но Старк ничего не сказал. Он шел, не отрывая взгляда от города.

Берилд схватила его за руку, несколько раз назвала по имени, наконец он услышал.

— Старк! Я знаю, о чем ты думаешь, но так нельзя. Ты должен подождать…

Он продолжал идти не отвечая, не взглянув на нее. Теперь они находились около лагеря, вокруг собрались кочевники, возбужденные голоса выкрикивали имя Берилд, несколько человек побежали к высеченной в коралле лестнице, что вела в Синхарат.

Лагерь располагался под самой лестницей, рядом виднелся вход в пещеру в коралловом основании острова. Оттуда с тяжелыми, полными воды мехами выходили люди. Ясно, что там колодец. Но Старк видел только ведущую вверх большую лестницу.

Когда он подошел к ней, возбужденные голоса смолкли. Кочевники замолчали, увидев лицо Старка, и расступились перед ним.

— Слушай! — вцепившись в него, прямо ему в ухо кричала Берилд откуда-то из сгущавшегося тумана. — Кайнон убьет тебя, если ты это сделаешь! Я знаю его, Старк!

Но Старка больше не существовало. Был НэЧака. Враги хотели убить НэЧаку, но ему удалось спастись, он не умер, и теперь наступила его очередь. Враги наверху, на утесах, куда даже большая ящерица не взберется, они считают, что он им не опасен, но он взберется, взберется и убьет…

Он поднимался, а тьма вокруг все сгущалась, и вдруг все прояснилось — он стоял на залитой солнцем большой площади Синхарата.

Вокруг возвышались скульптурные фронтоны зданий, туманные в утреннем свете. На них двигались ряды фигур в древних марсианских одеждах, солнце сверкало в драгоценных каменьях их глаз, рельефно выделяло резкие линии лиц: казалось, что вся слава, гордость и жестокость рамасов все еще сохраняются здесь.

Но глаза Старка искали только живых. Из самого большого дворца вышел Кайнон с пистолетом в руке, рядом с ним шел Лухар. Лухар!

— Старк, стой! — прозвенел голос Кайнона.

Старк даже не взглянул на него. Он видел только Лухара, который, видимо, только что проснувшись, стоял с взъерошенными волосами и сонными глазами, из которых, однако, быстро исчезла сонная дымка.

— Если не остановишься, застрелю, Старк! — предупредил Кайнон.

Откуда-то до Старка донесся крик Берилд: «Кайнон, без него я погибла бы в пустыне!»

— Если он тебя спас, я отблагодарю его. Но трогать Лухара он не должен. Иди сюда, Берилд.

Берилд подбежала к Кайнону, который стоял, держа пистолет.

Старк продолжал идти.

Он видел, как выражение тревоги на лице Лухара сменилось триумфальной насмешливой улыбкой. Человек, убитый Лухаром, ожил, но сейчас он будет убит вторично, и на этот раз окончательно. Улыбка. Лухара стала шире.

Берилд, пробегая рядом с Лухаром, казалось, споткнулась, оперлась на него, затем отскочила.

Триумфальная усмешка Лухара внезапно померкла. На лице его отразилось невероятное изумление. Он стоял, глядя на разрез в своей одежде, из которого хлынула кровь, потом рухнул на мостовую.

Старк остановился. Он не понял. Но понял Кайнон. Он гневно крикнул:

— Берилд!

Берилд спокойно отбросила маленький кинжал. Лезвие блеснуло на солнце, кинжал со звоном покатился по камням мостовой. Берилд стояла спиной к Старку, и он не видел ее лица, но слышал страстный голос: «Он чуть не убил меня! Понимаешь? Он хотел кончить меня! — Она произнесла это как невероятное святотатство. — Что ж, Кайнон! Застрелишь меня?»

Наступило молчание. НэЧака исчез, и Эрик Джон Старк молча смотрел на мертвого венерианина. Он больше не думал о Лухаре.

Он думал о том, что кинжал все время был в складках пояса Берилд, и размышлял, насколько близко находился к смерти.

И почему с такой затаенной страстью проклинала она Лухара в странных выражениях — «кончить меня»?

Старк подошел к Кайнону. Увидел гнев в его глазах и подумал, что тот все же выстрелит. Теперь в Кайноне не было ничего добродушного и веселого. Он выглядел так же дружески, как разъяренный тигр.

— Черт возьми, Берилд, — сказал он, — мне нужен был этот человек.

Глаза Берилд блеснули. «Почему бы тебе тогда не заплакать, закрывая голову? В своем стремлении убить Старка он не остановился и перед тем, чтобы убить меня. Неужели я должна его простить?»

Кайнон, казалось, хочет ударить ее. Но тут заговорил Старк. Он спросил: «Где Фрека?»

Кайнон повернулся к нему, лицо у него было темное и угрожающее. «Слушай, Старк, ты был бы уже мертв, как камень, как Лухар, если бы Берилд не вздумалось мстить! Ты жив, тебе повезло. Не рискуй больше!»

Старк просто ждал. Кайнон продолжал голосом, холодным, как ветер с полюса.

— Фрека не здесь. Он поднимает жителей Сухих Земель, которые должны присоединиться к нам. Когда он вернется, того из вас, кто первым сделает шаг к другому, я убью. Слышишь?

— Старк ответил: «Слышу».

Взгляд Кайнона, казалось, пронзил его, но, очевидно, Кайнон решил не обострять ситуацию и проворчал: «Дьявол побрал бы таких союзников! Старая ненависть, старая вражда, всегда готовы вцепиться друг другу в глотки».

— Я думал, тебе нужны крепкие бойцы, — сказал Старк. — Если ищешь любящие сердца и нежную дружбу, ты не туда обратился.

— Я тоже начинаю так считать, — ответил Кайнон, нахмурившись. — Ну, что ж, сделанного не воротишь. Но все это не к добру. Лухар был близок к Дельгану, и тот потребует крови, узнав о происшедшем. С ним и его проклятыми людьми и так нелегко управляться.

Он гневно повернулся и направился к зданию, из которого вышел. Берилд бросила на Старка загадочный взгляд, когда они пошли следом.

Послышался звук, от которого волосы на затылке Старка встали дыбом. Бормотание, казалось, шло отовсюду в мертвом городе вокруг них. Звук походил на отдаленные голоса. Подул утренний ветер, бормотание усилилось. Старку это совсем не понравилось.

Они вошли за Кайноном в комнату из полированного мрамора с выцветшими фресками с изображением тех же фигур, что и на наружных барельефах. Фрески во многих местах поблекли, лишь кое-где выделялось лицо, гордое, с насмешливо улыбающимися губами, или виднелась процессия какого-то древнего культа.

Здесь стоял раскладной деревянный стол Кайнона с разбросанными по нему бумагами. Стол казался абсолютно неуместным в этой комнате.

— Я послал на поиски вас всадников, — резко сказал Кайнон. — Вас не нашли. Вблизи от Синхарата вас не было. И вдруг вы выскочили ниоткуда.

Берилд ответила: «Твои всадники и не могли нас найти. Мы прошли через Каменный Живот».

— С одним мехом воды? Невозможно!

Берилд кивнула. «Но у нас было три меха. Мы нашли их на вьючном животном. В них была вся наша жизнь».

Итак, у Берилд есть тайны от Кайнона, и одна из них — скрытый колодец. Старк не удивился. У такой женщины должны быть тайны.

Но у меня тоже есть тайны, Берилд. И даже сейчас я не скажу тебе, что видел, как ты шла в лунном свете с уверенностью и знанием мертвых веков.

— Путешествие не было приятным, — говорила между тем Берилд Кайнону. — Мне нужно отдохнуть. Спаслась ли Фианна?

Кайнон, оторвавшись от каких-то размышлений, ответил с кивком: «Да, и она, и большая часть твоих вещей».

Берилд ушла. Кайнон следил за ней взглядом; когда она вышла, он взглянул на Старка.

— Даже с водой только дикарь смог бы сделать это, — сказал он. — Снова предупреждаю тебя, Старк: умерь свою дикость.

Особенно когда приедет Дельган.

Старк ответил: «Долго ли ты сумеешь удерживать жителей Сухих Земель, Низкого Канала и иноземцев, чтобы они не вцепились друг другу в горло?»

— Клянусь всеми богами, я сделаю это, даже если придется разрезать собственное горло! — яростно сказал Кайнон. — Мы сумеем захватить весь мир, и только одно может помешать нам — старая вражда, которая уже уничтожила много смелых планов в прошлом.

Но мои планы не уничтожить!

Старк подумал, что так и будет, если он не помешает. С того самого момента, как Эштон дал ему задание, Старк знал, что единственное средство, способное помешать войне, — это использовать древнюю рознь Марса; единственный шанс в том, чтобы натравить старых врагов друг на друга. Но как это сделать, он не знал.

Он пошатнулся. Кайнон увидел это и сказал: «Иди поспи, а не то упадешь прямо здесь. Может, ты и дикарь, но ты настоящий мужчина, если сумел пройти через пустыню».

Он подошел ближе и спокойно продолжал: «И помни, что я сумею проследить за человеком, таким же сильным, как я сам.

Иди!»

Старк пошел туда, куда указал Кайнон, и оказался в широком коридоре. Заглянув в первую же комнату, он обнаружил в углу кровать. И не лег на нее, а упал.

Но, даже засыпая, он слышал слабый шепот снаружи, бесконечное бормотание, переходящее в странное пульсирующее пение. Казалось, мертвый город поет погребальную песню.

Глава 10

Проснувшись, Старк увидел полумрак; в узкое окошко под потолком пробивался красный луч заходящего солнца. Разбудило Старка чье-то присутствие. На резной каменной скамье сидела Фианна. Она смотрела на Старка серьезными темными глазами.

— Ты рычал перед пробуждением, — сказала она. — Как большой зверь.

— Возможно, такой я и есть, — ответил он.

— Возможно, — согласилась Фианна и кивнула. — Но если это так, я говорю тебе, зверь: ты в западне.

Старк встал, каждый нерв его был напряжен. Подошел к ней, взглянул сверху вниз.

— О чем это ты, малышка?

— Не называй меня малышкой! — вспыхнула она. — Не я глупа, как младенец, а ты! Иначе не пришел бы в Синхарат.

— Но ты тоже здесь, Фианна.

Она вздохнула. «Знаю. Это не то место, где я хотела бы быть. Но я служу госпоже Берилд и должна идти туда же, куда она».

Старк проницательно взглянул на нее. «Ты ей служишь. И все же ты ее ненавидишь».

Она колебалась. «Я не ненавижу ее. Иногда, несмотря на всю ее злобу, я ей завидую. Она живет такой полной и страстной жизнью. Но я боюсь ее — боюсь того, что она и Кайнон могут сделать с моим народом».

Эрик Джон Старк боялся того же, но не стал об этом говорить. Наоборот, он сказал: «Как зверь я озабочен своей безопасностью. Ты что-то говорила о западне?»

— Так оно и есть, — ответила Фианна. — Ты нужен Кайнону, чтобы обучить его орды, когда они соберутся, иноземному искусству войны. Но Дельган и его поддержка Кайнону гораздо нужнее. Если Дельган потребует твоей смерти за смерть Лухара…

Она не кончила, это сделал за нее Старк. «Кайнон с сожалением пожертвует одним специалистом по партизанской войне, чтобы сохранить дружбу с жителями Низкого Канала. Благодарю за предупреждение. Но я и сам это знаю».

Фианна с надеждой сказала: «Ты можешь ускользнуть до прихода Дельгана. Если украдешь животное и захватишь воду, спасешься».

Нет, подумал Старк. Если бы я хотел спасти шкуру, это было бы самое разумное. Но Саймон Эштон ждет в Тараке, и я не могу явиться к нему и заявить, что вышел из дела, потому что оно слишком опасно.

К тому же, подумал он, есть здесь что-то такое, чего я не понимаю. А должен понять. Что-то…

Фианна, следившая за выражением его лица, вдруг сказала:

«Остаешься. Не объясняй, почему. Сейчас как раз ты придумываешь причину. Ты остаешься из-за Берилд».

Старк улыбнулся. «Женщины всегда считают, что в них причины поступков мужчин».

— А все мужчины отрицают, хотя это правда. Скажи, вы с Берилд стали любовниками в пустыне?

— Ревность, Фианна?

Он ожидал вспышки негодования, но ее не было. Напротив, в глазах Фианны появилось загадочное, почти сожалеющее выражение, и она мягко сказала: «Нет, не ревность, Эрик Джон Старк.

Сожаление».

Она неожиданно встала. «Меня прислали отвести тебя к госпоже Берилд».

Глаза Старка слегка сузились. «При Кайноне? Понравится ли ему это?»

Фианна невесело улыбнулась. «Ты разумный и осторожный зверь, раз подумал об этом. Но Кайнон внизу, в лагере под городом. И госпожа Берилд не любит это здание. Она в другом месте. Я отведу тебя».

Они вышли на большую площадь. На ней никого не было; украшенные скульптурами стены и башни поднимались к пылающему красному закату, окутанные угнетающим молчанием. Шаги громко звучали на старинной мостовой, и Старку показалось, что камни древнего Синхарата слушают и смотрят.

Вечерний ветер коснулся его лица. Неожиданно Старк остановился. Он услышал звук, который начинался как еле различимая вибрация и вкрадчиво усиливался. Шепот, смутное бормотание, которое доносилось отовсюду и ниоткуда; теперь уже казалось, что Синхарат не только слушает и смотрит, но и сам говорит.

Шепот перешел в музыкальные звуки — звуки органа. Они исходили как будто из самого коралла, на котором стоял город.

Звуки флейт — от высоких башен, ловивших последние красные лучи. Резкие отдаленные голоса пустынных труб — от резных карнизов зданий по всему городу.

Старк схватил Фианну за руку. «Что это?»

— Голоса рамасов.

Он грубо сказал: «Не болтай вздор!»

Она пожала плечами. «Так считают все жители Сухих Земель. Поэтому они и не любят приходить сюда. Но это просто ветер гудит в пустотах коралла».

Старк понял. Массивный коралловый пьедестал, на котором стоял город, представлял собой обширный улей с тончайшими проходами, и ветер, попадая в них, создавал причудливый эффект.

— Неудивительно, что ваши варвары этого не любят, пробормотал он. — Я сам варвар. И мне это тоже не нравится.

Они шли по улицам, которые, как туннели без крыш, извивались меж стенами и башнями, невероятно тонкими и высокими в вечернем небе. Некоторые башни утратили верхние этажи, другие полностью разрушились, но сохранившиеся были прекрасны. Когда менялся ветер, певучие голоса Синхарата тоже менялись. Иногда они были мягкими и приятными, бормотали о вечной молодости и удовольствиях. А потом становились сильными и свирепыми, полными ярости и гордости, они кричали: «Ты умрешь, а я нет!»

Иногда они звучали страшно, с безумным смехом. Но всегда в звучании было что-то злое.

Во всем мире, даже в Валкисе, рамасы были только легендой, туманной традицией, которую хитрый варвар использовал, чтобы придать блеск своему господству. Но здесь, в Синхарате, они по-прежнему казались реальностью, и Старк начал понимать, почему в древности весь мир боялся их, ненавидел их и завидовал им.

Фианна привела его к западному укреплению города, недалеко от большой лестницы. Она ввела его в здание, которое возвышалось в сгущающихся сумерках, как белый замок из сна. Они прошли по коридору; в нем факелы бросали дрожащие отсветы на танцующих на стенах девушек. В их неверном свете девушки казались живыми. Фианна открыла дверь и отступила, давая дорогу Старку.

Низкая и длинная комната. Мягкое свечение ламп с алебастровыми абажурами, тонкими, как бумага. Навстречу шла Берилд, но не Берилд из пустыни. На ней расшитый пояс, драгоценное ожерелье, с плеч свисает белая накидка.

— Ненавижу мрачные развалины, в которых совещается Кайнон, — сказала она. — Здесь лучше. Как ты думаешь, здесь жила королева?

— Она и сейчас здесь, — ответил Старк.

Глаза Берилд смягчились. Он взял ее за плечи, блеснула ее насмешливая улыбка, и она сказала: «Если я и королева, то не твоя, дикарь».

Неожиданно улыбка покинула ее лицо, Берилд отвела его руки. «Сейчас не время, — сказала она. — Я послала за тобой, чтобы поговорить об опасности. Ты можешь не пережить этой ночи».

— Такое со мной бывало не раз, — заметил Старк.

Выражение лица Берилд не изменилось. Она взяла Старка за руку и подвела к открытому окну.

Западный фасад здания находился на самом краю кораллового утеса. За окнами простиралась марсианская ночь, лун не было, и лишь обширный звездный полог навис над пустыней. Немного слева, у основания, утеса виднелись факелы лагеря, колеблемые на ветру. Снизу доносились бормочущие, свистящие, воющие звуки ветра в пустотах коралла. Но слышны были и голоса лагеря — крики животных, резкие приказы, сигнальные трубы.

— Кайнон там, — сказала Берилд. — Он хочет встретить Дельгана, который прибывает сегодня вечером.

Кожа между плечами Старка слегка напряглась. Кризис ближе, чем он предполагал.

Он пожал плечами. «Значит, приезжает Дельган. Я не испугался его в Валкисе, не побоюсь и здесь».

Берилд украдкой взглянула на него. «Бойся, — ответила она.

— Я знаю Дельгана».

Лица их были рядом, и Старк увидел в лице Берилд нечто такое, чего не замечал раньше.

— Откуда ты его так хорошо знаешь? — спросил он. — Ты шанская женщина, а он из Валкиса.

— Ты думаешь, Кайнон не вел переговоры с Дельганом уже много месяцев? — нетерпеливо возразила она. — Думаешь, я могу столько времени смотреть на человека и не понять, как он опасен?

— Твоя забота трогательна, Берилд, — сказал Старк. — Если она искренна.

Он ожидал вспышки — ничего подобного. Берилд спокойно взглянула на него и сказала: «Ты силен. Может так случиться, что мне понадобится помощь сильного человека».

— Чтобы защитить тебя? Но ведь у тебя есть Кайнон.

Берилд нетерпеливо ответила: «Для защиты мне никто не нужен. Что касается Кайнона, то для него я всегда на втором месте, на первом — честолюбие. Он, не задумываясь, отбросит меня в сторону, если это поможет осуществлению его планов».

— А ты не собираешься быть отброшенной в сторону, — заметил Старк.

Ее глаза сверкнули. «Не собираюсь!»

— Значит, дикарь может быть полезен. Скажу тебе, Берилд: по-своему ты честна. Я восхищаюсь этим.

Она зло улыбнулась. «Это лишь последнее из моих привлекательных качеств». Старк с минуту размышлял. «Когда прибудет Дельган, кочевники поднимутся сюда, в Синхарат, с ним и с Кайноном?»

Берилд кивнула. «Да, этой ночью Кайнон поднимает свое знамя. Из-за этого они и прибывают, хотя суеверно боятся этих мест».

Старк с любопытством смотрел на нее. «Ты говоришь о суевериях кочевников. Но ты ведь сама из племени шан».

— Да. Но я не верю в то, во что верят они. Кайнон научил меня. Он сам учился на других планетах.

— Честолюбию ты научилась не у него.

— Нет. Я устала быть просто женщиной. Я тоже хочу держать мир в ладонях.

Глядя на нее, Старк подумал, что Эштону нужно насторожиться вдвойне: эта женщина представляла не меньшую угрозу для мира на Марсе, чем Кайнон и Дельган.

Неожиданно холодный ночной ветер принес из лагеря под утесом звуки возбужденных голосов.

— Это Дельган, — сказала Берилд.

— Я должен идти, — отозвался Старк.

Он повернулся и вышел из комнаты. В коридоре с танцующими девушками он лицом к лицу столкнулся с Фианной.

— Подслушивала.

Она не отрицала. «Ненавижу смотреть, как глупый зверь бежит прямо на нож, которым ему перережут горло. Я хочу сказать тебе, Эрик Джон Старк».

— Да?

— Не верь Берилд. Она не та, кем кажется.

Фианна помолчала и шепотом добавила: «Думал ли ты когда-нибудь, что не все древние рамасы могли умереть?»

Все неоформившиеся смутные подозрения, посещавшие Старка, вдруг встали перед ним. «Что ты имеешь в виду?»

Но Фианна увернулась и исчезла как тень. Старк повернулся и вышел на темную молчаливую улицу.

Барабаны продолжали бить у Синхарата, но, идя по улицам, Старк громче, чем раньше, слышал насмешливые звуки, вопли, игру флейт, шепот, доносившиеся как эхо из прошлого.

Глава 11

По большой лестнице Синхарата, сотрясая ночь, вздымалась волна света и звука. Впереди шли мощные факелоносцы, высоко поднимая пылающие факелы. Дальше — Кайнон и его новые союзники, а за ними — все остальные кочевники.

Когда процессия поднялась, темная западная часть города озарилась дрожащими огнями. Древние резные изображения, которые столетиями видели только тьму, молчание и пустыню, теперь триумфально сверкали в дрожащих красных лучах. Несмотря на громовой гул барабанов и труб, в глазах поднимающихся кочевников отражался страх, когда они смотрели на старые каменные лица рамасов.

Старк слышал приближающийся гул и терпеливо ждал у входа в здание, где размещался Кайнон. Он видел, как на большой площади появились факелоносцы, барабанщики, трубачи, воины, и подумал, что Кайнон затевает грандиозное представление, чтобы поразить племена кеша и шана и жителей Низкого Канала, своих новых друзей и союзников.

Кайнон поднялся на ступени перед старым зданием всего лишь в двух десятках метров от того места, где в тени стоял Старк.

Вождь варваров повернулся и посмотрел на факелы, сверкающие наконечники копий и яростные лица.

— Принесите знамя! — воскликнул он громовым голосом.

Быстро прибежал высокий варвар со свернутым черным шелковым знаменем. Чрезвычайно театрально и вместе с тем впечатляюще Кайнон развернул знамя, шелк затрепетал на ветру.

— Я поднимаю Знамя Смерти и Жизни! — воскликнул Кайнон. — Смерть для наших врагов, а жизнь — бесконечная жизнь — для нас, которые будут править миром!

На шелковом знамени, развернувшемся на ветру, видны были две короны, а под ними — красный жезл на черном фоне.

Крики толпы стали подобны лаю большой стаи.

Старк всматривался в освещенные факелами лица; вот он увидел небольшую группу людей в чужеземной одежде — Уолш, Темис, Аррод, — а перед ними — Дельган.

— Я даю вам не только знамя, но и сильных союзников! — ревел Кайнон. — В начинающейся новой эре забыта старая вражда.

Дельган Валкисский стоит плечом к плечу с нами, а с ним — все жители Низкого Канала!

Дельган подошел к Кайнону, осмотрел толпу и поднял руку.

Послышались приветствия, но не очень дружные.

Проницательный Кайнон не дал толпе времени на размышления.

«А когда кеш и шан, Валкис и Джеккара двинутся против пограничных городов, рядом с нами будут сражаться храбрые люди с других планет».

Уолш и его товарищи услышали это и стали подниматься по ступеням. В этот момент Старк вышел из тьмы, встал между Дельганом и Кайноном, посмотрел на них и улыбнулся. Он сказал громко, так, чтобы слышала толпа: «Я иду под вашим знаменем и приветствую моего брата и товарища по оружию Дельгана Валкисского!»

И традиционным жестом положил руку на плечо Дельгана.

Золотые глаза валкисца сверкнули, и он сунул руку под плащ.

— Ты, ублюдок… — начал он.

— Ты хочешь все разрушить? — тихо спросил Кайнон, в голосе его звучали гнев и боль. — Отвечай на приветствие!

Медленно — охотнее он вырвал бы руку из плеча — Дельган положил ее на плечо Старка. Лицо его покрылось потом.

Старк сардонически улыбнулся ему. Он подумал, что это приветствие сослужит ему хорошую службу. Дельган, конечно, попытается его убить, но не осмелится теперь сделать это открыто. Братство по оружию священно для варваров.

— Сегодня вечером прискакали всадники из Сухих Земель! — кричал толпе Кайнон. — Воины всех племен скоро соберутся здесь. Возвращайтесь в лагерь и готовьтесь к их приему. И помните… — Он драматично помолчал, потом продолжал:

— Помните, что мы идем не только за добычей, но за вечной жизнью!

В толпе послышался приветственный гул. Но Старку показалось, что резные лица рамасов смотрят сверху со скрытым весельем.

Кайнон резко повернулся и пошел в зал советов. Все последовали за ним. В освещенной факелами комнате он взглянул на них, как разъяренный лев.

— С этим нужно покончить! — сказал он сквозь зубы. — Старк, ты принес с собой только разлад.

Старк спокойно ответил: «Старый враг пытался убить меня.

Выжив, я попытался убить его. Ты поступил бы по-другому?»

Потом он взглянул на Дельгана. «Лухар был моим врагом. Но почему Дельган меня ненавидит, я не знаю. Дельган, если у тебя есть причина для гнева, говори! Выскажи ее!»

Золотые глаза сверкнули на ставшем мертвенно бледном лице.

Губы Дельгана шевельнулись, но он ничего не сказал.

Черт возьми, он не может сказать, подумал Старк. Он ревнует меня к Берилд, но не осмеливается сказать об этом.

Наконец Дельган пробормотал: «Я мог и ошибиться. Лухар настроил меня против Старка».

— Тогда с этим покончено, — сказал Кайнон.

Он подошел к столу, сел и обвел мрачным взглядом лица собравшихся.

— Воины начнут прибывать сегодня ночью, — сказал он. — Я хочу, чтобы они обучались в лагере. Аррод, ты поможешь в этом Старку. Через два дня прилетит крейсер Найтона с оружием. Мы должны выступить из Синхарата спустя две недели, не позже.

Огонь вспыхнул в орлиных глазах Кайнона, хотя голос его оставался твердым и резким.

— Для первого удара из пограничных городов я выбираю Варл и Катуум. Они близко к границе, но успеют закрыть ворота. Мои воины устроят видимость осады. Затем мы немного отступим, и к осажденным подойдет помощь дружественных городов.

Медленная улыбка искривила губы Дельгана. «Да, помощь из Валкиса и Джеккары. Мои воины благородно придут на помощь пограничным городам. А когда те радостно откроют нам ворота — мы войдем вместе».

— Мудро! — восхищенно заметил Уолш с улыбкой на грубом лице.

Кайнон предупреждающе поднял руку. «Падение Варла и Катуума пробьет брешь во всей линии пограничных городов. Мы прокатимся по этой линии и через шесть месяцев будем в Кахоре».

Темис, человек со смуглым лицом сатира, обычно мало говоривший, спросил: «А как насчет правительства Земли?»

Кайнон улыбнулся. «Принцип невмешательства в дела Марса — уже давно его политика. Конечно, они выразят протест, осудят нас, но ничего больше, а мы возьмем мир за горло».

Старк похолодел. Этот план не мог сорваться. Он сработает, и красная смерть пробежит по всей границе, как пламя. Люди будут умирать в городах, но больше всего погибнет кочевников Сухих Земель, чтобы хитрые воры Низкого Канала могли поживиться.

Старк решил собственными руками убить Кайнона, но не дать его планам осуществиться.

Кайнон встал. «На сегодня все. Всем нам предстоит работа, и нелегкая. Приступайте к ней с первым светом утра».

Все направились к выходу, но голос Кайнона их остановил.

«Еще одно. Душа всей войны — стремление к вечной жизни, к тайне рамасов. Если кто-нибудь из вас скажет, что у меня нет этой тайны, если даже просто улыбнется при упоминании о пересадке разумов…»

Он не кончил. Ему и не нужно было кончать. В лице Кайнона была смертельная угроза, словами ее лучше не выразишь.

Старк подумал, что если его подозрения справедливы, то с Кайноном сыграют шутку, угрюмую и жестокую. Если Берилд…

Он не позволил себе закончить мысль. Это невозможно.

Считать, что старые, темные тайны Марса уцелели, что рамасы выжили только потому, что он видел, как женщина шла в лунном свете, и слышал глупые рассуждения служанки, — это слишком фантастично. Нужно забыть об этом.

Но все последующие дни Старк не мог об этом забыть. Он проводил дни в пыли и блеске пустыни, обучая технике современной партизанской войны людей кеша и шана, которые все время прибывали. Он слышал разговоры этих воинов: больше, чем добыча, их влекла вечная жизнь. Он видел, как их глаза следят за большим черным знаменем с коронами над алым жезлом, когда в лагере появлялся Кайнон.

Прибыл маленький крейсер Найтона, оружие выгрузили, и он отправился за новой партией. Прибывали посыльные из Валкиса, Джеккары и Барракеша, с ними долго совещались Кайнон и Дельган, планируя удар по пограничным городам. Потом посыльные отправлялись обратно.

Появился Фрека с последними воинами шана. Старк видел, как высокий вождь варваров ехал со своими людьми по разросшемуся лагерю, и слышал приветственные крики. Немного позже Старк пришел с докладом к Кайнону; Фрека был уже там.

Старк чувствовал, как глаза шана следили за ним сквозь прищуренные ресницы; Фрека не двинулся.

— Вы оба предупреждены, — коротко сказал Кайнон. — Помните об этом. Я повторять не буду.

Старк сообщил о готовности воинов и, уходя, чувствовал, как взгляд Фреки буравил ему спину.

В эти дни труда и спешки он не видел Берилд. Однажды вечером, когда Кайнон и Дельгад были в лагере, он поднялся по лестнице в город и свернул к дому, в котором жила Берилд. Старк чувствовал, что должен разрешить свои темные, невероятные подозрения.

Ветер звучал в пустотах коралла; улицы Синхарата вибрировали от бормочущих голосов, которые постепенно усиливались: темнело, и ветер крепчал. С мраморных стен на Старка с таинственными улыбками смотрели каменные лица рамасов.

Старк вышел на нужную ему улицу и неожиданно остановился.

В дальнем конце ее он увидел, как мелькнул и исчез белый плащ.

Он решил, что это Берилд, и последовал за ней. Не сознавая этого, он двигался все бесшумней и бесшумней; по молчаливым запыленным улицам он шел, как охотящийся песчаный кот.

На повороте он ее потерял.

Старк стоял, не зная, куда свернуть, а шепчущиеся голоса издевались над ним.

Узкий проход перед ним вел на широкую улицу, на которой возвышалось большое здание, увенчанное белым куполом. В принесенном ветром песке виднелись следы. Старк пошел по ним, добрался до раскрытой двери здания и осторожно заглянул.

Внутри было ненамного темнее, чем на сумеречной улице.

Свет пробивался сквозь высокие окна над галереей, окружавшей высокий купол. Его было достаточно, чтобы разглядеть круглый, абсолютно пустой зал, единственной отличительной чертой которого были обвалившиеся надписи, покрывавшие одну из стен.

Спиной к входу стояла Берилд и читала надпись.

Она молчала, но Старк знал, что она читает: голова ее слегка поворачивалась вслед за каждой новой строчкой. Старк почувствовал, как его охватывает космический холод.

Ибо надпись была сделана на древнем языке рамасов, который уже несколько тысячелетий никто не знал.

— Ведьма, — говорил инстинкт. — Не человек, подобие человека.

Беги!

Он заставил себя молча стоять в тени у двери. Через несколько минут Берилд как бы в отчаянии опустила голову.

Потом резко отвернулась от надписи, и ее сандалии застучали по каменному полу. По спиральной лестнице она поднялась на галерею. Старк видел, как она остановилась у одного из высоких окон по-прежнему спиной к нему.

Ветер хихикал и бормотал в раскрытых дверях и окнах, он заглушил звук шагов Старка, когда тот поднимался по лестнице.

Старк остановился в десяти шагах от молчащей женщины.

— Все не так, как ты помнишь, а, Берилд? Как оно было тогда, с океаном и кораблями на нем?

Глава 12

Берилд не обернулась. Будто и не слышала. Стояла абсолютно неподвижно — слишком неподвижно.

Старк подошел к окну и стал рядом с Берилд. Умирающий свет пустыни падал на ее лицо с насмешливой улыбкой.

— Что тебе сейчас снится, дикарь?

Старку показалось, что в ее насмешливости скользнула тень беспокойства.

— Ты рамас, — спокойно ответил он.

— Но рамасы жили так давно. Если я из них, то должна быть ужасно старой. Сколько же мне лет?

Не обращая внимания на насмешку в ее голосе, он сказал:

«Это я и хочу узнать, Берилд. Сколько тебе лет? Тысяча… десять тысяч? Сколько тел ты сменила?»

Когда он выразил свою мысль в словах, она показалась еще ужаснее. Должно быть, этот ужас отразился на его лице, потому что у Берилд опасно вспыхнули глаза.

— Ты сошел с ума, — сказала она. — Кто вбил тебе в голову эту мысль?

— Женщина, идущая в лунном свете, — пробормотал он.

— Женщина, идущая вдоль стен и дверей, которые не существуют уже столетия.

Напряжение слегка спало с Берилд. Она нетерпеливо сказала:

«Вот оно что! В Каменном Животе — ты не спал, когда я искала колодец».

Затем рассмеялась. «Почему же сразу не сказал, почему держал в себе? Я тогда же объяснила бы, что отец передал мне тайну — идти сюда, сделать столько-то шагов, повернуть сюда и так далее, пока не окажусь у погребенного колодца. А ты подумал…» — и она снова рассмеялась.

— Я тебе не верю, — сказал Старк. — Ты не считала шаги, ты ощупывала, вспоминала. — Тени сгущались. Он сделал шаг, всматриваясь в ее лицо. — Ты все время смеешься над Кайноном.

Настоящий рамас смеется над тем, кто выдает себя за рамаса.

Берилд ответила медленно, голосом, в котором уже не было смеха: «Забудь об этом, Эрик Джон Старк. Это безумие, и в нем может быть твоя смерть».

— Сколько вас, Берилд? Сколько вас прошло через века, тайно похищая тела, смеясь над миром, считающим, что вы давно исчезли?

Шепотом, полным скрытой угрозы, Берилд ответила: «Еще раз говорю тебе: забудь об этом!»

— Вас должно быть по крайней мере двое, чтобы один мог переселять мозг другого. Кто же этот второй? Конечно, тот, кто сказал: «Что тебе в этом существе на час». Дельган?

Свистящим голосом Берилд сказала: «Не желаю больше слушать твои вымыслы. Не ходи за мной — мне не нужен сумасшедший в сопровождающих!»

Она быстро повернулась, почти сбежала по лестнице и вышла из здания.

Старк остался стоять, голова его кружилась. Руки, обнимавшие его той ночью, были теплыми и живыми, но в дрожащем теле шанской женщины — женщина-рамас далекого прошлого?

Он повернулся и посмотрел в открытое окно. Взошли луны и смутно осветили пустыню. Под утесами Синхарата во мраке мерцали огни лагеря кочевников, доносились голоса животных, ругань, крики. Он бредит, у него навязчивая идея. Но в глубине души Старк знал, что это не так.

И пока он смотрел вниз, в голове его родилась новая мысль. Если это правда, если Берилд и Дельган — рамасы древности, значит поход варваров за добычей направляется разумом, таким же древним и злобным, как Синхарат. Но ведь завоевателем, правителем будет Кайнон, а он не рамас. Может, поэтому Берилд стала женщиной Кайнона, чтобы направлять каждый его шаг, чтобы свести его с Дельганом?

Он резко отвернулся от окна. Большой древний зал был теперь темным колодцем, а ветер, свистевший и стонавший в нем, казалось, нес с собой холод мертвых веков. Отвращение к этому месту охватило Старка, он спустился по лестнице и вышел из здания. Ему все время казалось, что чьи-то глаза следят за ним.

Идя по молчаливым, освещенным лунами улицам Синхарата, Старк напряженно думал. Он обязан помешать Кайнону в его планах захвата Марса — тем более обязан, если за ним стоит древнее зло. Может, рассказать Кайнону и всем остальным о Дельгане и Берилд?

Его поднимут на смех. У него нет никаких доказательств.

Но должен быть какой-то путь. Он…

Старк неожиданно остановился, прислушиваясь.

Никаких звуков, только ветер. Ничего не двигалось на темных улицах мертвого города.

Но Старк не успокаивался. Чувства говорили ему, что за ним кто-то крадется.

Через несколько мгновений он двинулся дальше к дворцу Кайнона на большой площади. Но через десять шагов снова замер.

На этот раз он услышал. Шорох шагов в тени на узкой улице.

Старк положил руку на пистолет, и голос его зазвенел:

«Выходи!»

К нему из тени двинулась согнутая фигура. Сначала Старк даже не узнал в этом пригнувшемся человеке высокого вождя варваров Фреку.

Когда Фрека оказался на освещенном луной месте, Старк увидел его лицо, отвисшую челюсть, отвратительное выражение.

Фрека, тайно предававшийся древнему пороку, далеко отступил назад в лучах Шанги и теперь даже не думал о глядевшем на него пистолете. Он помнил только о своей ненависти.

— Уходи, — сказал Старк. — Или я тебя убью!

Но он знал, что не может этого себе позволить, что это лишь пустая угроза. Если он убьет Фреку, его самого ждет смерть.

Старк понял, что он угодил в ловушку. Подготовил ее, конечно, Дельган — кто еще мог привезти Фреке лампу Шанги? Кто бы из них ни победил, он умрет по приказу Кайнона. Дельган не мог ошибиться.

Старк побежал. Он бежал на свет факелов. Если бы кто-нибудь увидел, что Фрека за ним гонится, что нападает не он…

Ему не удалось добраться туда. Фрека, наполовину животное, мог бежать так же быстро, как он, и еще быстрее. С звериным рычанием он схватил Старка своими длинными руками за голову и впился зубами в шею.

Старк, чувствуя, что падает, нырнул к мостовой, чтобы облегчить падение. Головой он ударился о булыжник. Удар оглушил его, но Старк, покатившись, перевернулся, чтобы сбросить противника со спины. Пистолет выпал у него из руки. Он вскочил на ноги.

Фрека, рыча, приподнялся, длинными руками снова схватил Старка — на этот раз за ноги — и снова повалил.

Старк почувствовал нечто вроде ужаса. Всю жизнь его называли полузверем, но существо, с которым он сражался, было настоящим зверем.

Фрека зубами пытался добраться до горла. Старк схватил варвара за длинные волосы и оттянул голову назад. По-прежнему держа за волосы, он ударил его головой о камни.

Фрека продолжал рычать и мяукать, и Старк почувствовал, что это существо неуязвимо. Откуда-то он услышал смутные голоса. В припадке истерической ярости он бил и бил Фреку головой о камни.

Рядом взревел Кайнон. Старка поставили на ноги, и он замигал от света факелов.

— Он убил Фреку — дайте мне копье! — кричал какой-то шанский воин.

Старк увидел яростные лица кочевников, испуганного Уолша, затем все закрыла голова Кайнона.

— Я предупреждал тебя, Старк — Он был под лучами Шанги, он, как зверь, напал на меня, — выдохнул Старк. — И я знаю, кто послал его. Дельган…

Огромная ладонь Кайнона закрыла ему рот. Чьи-то сильные руки схватили сзади.

— Смерть за смерть Фреки! — кричали шанские воины. — Пока мы не увидим этого человека мертвым, мы не пойдем с тобой!

— Увидите! — ответил Кайнон. — Все увидят!

Старк гневно крикнул Кайнону: «Идиот! Делаешь вид, что обладаешь знаниями рамасов, а на самом деле ты марионетка, которым…»

Старка ударили толстым концом копья по голове, и он погрузился во тьму.

Очнулся он на холодном каменном полу. На шее железный ошейник, от которого пятифутовая цепь вела к кольцу в стене.

Камера маленькая. Дверь из нескольких брусьев закрывала единственный вход.

Комнату освещал факел. Других заключенных не было. Но был охранник, толстоплечий варвар, с мечом, с кувшином вина, сидевший на каменной скамье. Это был тот самый шанский воин, который просил копье. Он смотрел на Старка и улыбался.

— Мог бы поспать и подольше, иноземец, — сказал он. — До утра целых три часа. А когда наступит утро, ты умрешь на большой лестнице: там все люди шана смогут увидеть тебя.

Он отпил из кувшина, поставил его и снова улыбнулся.

— Смерть легка, если удар точен, — сказал он. — Но если меч дрогнет, смерть медленная и очень мучительная. Я думаю, твоя смерть будет медленной.

Старк не ответил. Он ждал с тем же нечеловеческим терпением, с каким ожидал солдат среди камней в пустыне.

Воин засмеялся и снова поднял кувшин.

Глаза Старка слегка сузились. Он увидел в тени за пьющим человеком какое-то движение.

И подумал, что знает, кто пробирается сюда украдкой.

Дельган хочет быть абсолютно уверен, что Старк не будет стоять на большой лестнице и выкрикивать перед смертью безумные обвинения.

Он подумал, что у него нет даже трех часов.

Глава 13

За шаном, как будто возникнув ниоткуда, стояла Фианна. Ее юное лицо было очень бледно, но рука, державшая маленький пистолет, не дрожала.

Пистолет кашлянул, шанский воин качнулся вперед, лег и замер, а меч его со звоном упал на камень. Кувшин, опрокинувшись, пролил яркую красную полосу.

Фианна перешагнула через тело и ключом со своего пояса разомкнула железный ошейник.

Старк сжал ее хрупкие плечи. «Слушай, Фианна! Если станет известно, что ты это сделала, тебя ждет смерть!»

Она бросила на него странный взгляд. В тусклом свете ее гордое юное лицо казалось незнакомым, обреченным и печальным.

Он хотел бы более ясно видеть ее глаза.

— Я думаю, смерть близка ко многим, — ответила она. — Эта ночь — черное и злое время в Синхарате, знавшем немало черноты и зла. Я рискнула освободить тебя, потому что ты моя единственная надежда, может быть, единственная надежда Марса.

Он прижал ее к себе, поцеловал и погладил по голове. «Ты слишком молода, чтобы заботиться о судьбе мира».

Он чувствовал, как она дрожит. «Юность тела — лишь иллюзия, когда мозг стар».

— И твой стар, Фианна?

— Да, — прошептала она, — как и мозг Берилд.

Наступила тишина. Старку показалось, что между ним и девушкой внезапно разверзлась бездонная пропасть.

— Ты тоже? — шепотом спросил он.

— Да, я рамас, дважды рожденная. Как и те, кого ты знаешь под именами Берилд и Дельган.

Он не мог опомниться. Долго молча смотрел на нее, потом спросил: «Но сколько же вас тогда?»

Фианна покачала головой. «Не уверена, но думаю, что остались только мы трое. И теперь ты знаешь, почему я следую за Берилд и служу ей. Она и Дельган владеют тайной передачи мозга, подлинной тайной. Они знают, где спрятаны короны рамасов, где-то здесь, в Синхарате, но где точно, не знаю. Они дают мне жизнь лишь по своему капризу. И это продолжается долго, долго…»

Не осознавая этого, Старк опустил руки и сделал шаг назад.

Фианна посмотрела на него и печально сказала: «Я тебя не осуждаю. Я знаю, кто мы такие. Вечно юные, вечно живущие — бессмертные похитители чужих жизней. Это было не правильно, не правильно — то, что началось так давно в Синхарате. Я знала, что это не правильно, знала все эти долгие годы. Но говорю тебе — страшнее всех пороков привязанность к жизни!»

Старк сделал шаг вперед и взял ее голову в ладони. «Кем бы ты ни была, Фианна, ты мой друг».

— Твой друг и друг всех кочевников Сухих Земель, от которых я — настоящая я — происхожу. Они не должны выступить, не должны потопить в крови себя и Марс. Ты поможешь мне?

— Для этого я здесь, — ответил Старк.

— Тогда иди со мной, — сказала Фианна и толкнула носком тело шана. — Возьми это. Его не должны найти здесь.

Старк взвалил тело на плечо и пошел за девушкой по запутанному лабиринту коридоров, иногда абсолютно темных, иногда слабо освещенных лунами. Фианна двигалась так уверенно, будто находилась на главной площади в полдень. В холодных проходах царила тишина смерти и сухой, слабый запах вечности.

Наконец Фианна прошептала: «Сюда! Осторожнее!»

Она взяла его за руку, но Старк видел во тьме, как кошка.

Он отыскал место, где скальные плиты, которыми древние строители выложили стены туннеля, обвалились.

Здесь в коралле виднелся вход в какие-то катакомбы внизу.

Старк бросил туда тело, оставив себе меч, которым шанский воин собирался убить его.

— Тебе он понадобится, — сказала Фианна.

Старк прислушался к слабому эху падения и вздрогнул. Он едва не попал туда сам. И был рад, когда Фианна увела его из этого места молчания и смерти.

Он остановил ее там, где луч света пробивался через большую щель в крыше туннеля. И сказал: «Ты хочешь моей помощи в предотвращении войны. Но этого можно достичь, только убив Кайнона».

— Сегодня ночью Кайнон в опасности, большей, чем смерть, — ответила она. — Мы должны спасти его.

Старк грубо схватил ее за руку. «Спасти Кайнона? Но он замыслил кровавое дело… он поведет варваров!»

Фианна покачала головой. «Не он поведет варваров, хотя все будут считать так. И не он замыслил это. Дельган и Берилд вложили этот план ему в голову».

— Всюду ложь, — сказал Старк. — Я увяз во лжи. Расскажи мне правду.

— Правда в том, что Дельган и Берилд устали тайно переходить из тела в тело многие века. Даже Берилд устала жить только для удовольствий и жаждет власти. Они, дважды рожденные, должны править короткоживущими людьми. Поэтому они и разработали план создания империи.

Именно Берилд подсказала Кайнону мысль использовать легенду о пересадке разума, использовать стремление к бессмертию как приманку. Кайнон, честолюбивый, стремящийся к власти, ухватился за это. Он все подготовил и, пообещав бессмертие, объединил племена. Дельган посоветовал пригласить иноземцев и использовать их оружие. Придут и другие иноземные хищники, привлеченные запахом добычи, если первое нападение увенчается удачей. А Дельган и Берилд используют их, чтобы сохранять власть над марсианскими племенами и осуществлять свое злое правление.

Старк вспомнил о Найтоне и Уолше с Земли, о Темисе и Арроде с Меркурия и из колонии Каллисто, подумал о других таких же и о том, как они вонзят свои когти в сердце Марса. Он вспомнил желтые глаза Дельгана.

И сказал: «Ты говоришь, что править будут Дельган и Берилд. Но неужели они осмелятся избавиться от Кайнона, которого приветствуют все кочевники и за которым они идут?»

Фианна с сожалением взглянула на него. «Не понимаешь? Они не избавятся от Кайнона физически. Это по-прежнему будет Кайнон, которого приветствуют все кочевники и за которым они идут».

Старк все еще не мог сообразить. «Как же это? На Кайнона можно влиять, но он не из тех, кто пляшет под чужую дудку».

— Я говорю, что физически они от Кайнона не избавятся, — повторила Фианна.

Старк начал понимать, и холодное отвращение нарастало в нем. «Ты хочешь… передача разума?»

Он почувствовал жгучую ненависть к древнему злому миру и к темным созданиям, пробравшимся из прошлого.

— Теперь понимаешь, зачем мне нужна твоя помощь? Этого нельзя допустить. Если Дельган займет тело Кайнона, он поведет кочевников в кровавый поход. Ты должен помочь мне предотвратить это.

Старк взглянул на нее и хрипло спросил: «Где?»

— В апартаментах Берилд. Кайнон теперь там, в ловушке.

Дельган отправился за коронами рамасов.

Старк схватил меч шана и сказал: «Веди меня туда кратчайшим путем»

— Не кратчайшим, а самым безопасным. Идем!

Она провела его по подземному лабиринту, по коридорам, изгибавшимся и поворачивавшим. Казалось, они никогда не кончатся. И по пути он видел такое, о чем и подумать не мог, что оно существует под мертвым Синхаратом.

Одна большая пещера была тускло освещена холодным зеленым шаром, стоявшим на пьедестале в углу. Шар бросал мертвенный свет на груды невообразимых и непонятных предметов. Здесь были массивные серебряные колеса и щиты, дикое сплетение пыльных металлических прутьев, бронзовые клювы, когда-то украшавшие носы кораблей, в древние дни, когда Синхарат был островом, высокомерно вздымавшимся над волнующимся океаном.

Имущество, а может, добыча — они принадлежали некогда рамасам и тоже, казалось, ожили. Волосы у Старка встали дыбом, он крепче сжал меч, но Фианна даже не взглянула на них.

Темный лестничный пролет привел их в коридор, в котором ощущался приток свежего воздуха. Вокруг поднялось бормотание, хихиканье, дудение — те звуки, что он слышал и раньше. Старку стало жутко: звуки, которые называли голосом рамасов, для него превратились в настоящий голос. Как будто вечно живущие насмехались над ним.

— Ветер усиливается. Скоро рассвет, — сказала Фианна. — Нужно торопиться.

Холодный воздух ударил в лицо Старка, когда они поднялись еще по одной лестнице и оказались в комнате, пропускавшей сквозь окно лунный свет.

— Мы на месте, — прошептала Фианна. — Теперь будь очень осторожен. Вначале я должна узнать, вернулся ли Дельган.

Она велела ему ждать и неслышно двинулась по коридору.

Через мгновение в коридоре в абсолютной тишине появилась светлая щелка, Фианна застыла возле нее.

В голове у Старка застучало: он узнал серебряный голос Берилд. Темный силуэт Фианны шевельнулся. Она манила его к себе.

Он подошел, Фианна отступила, чтобы он мог посмотреть. Он заглянул в щель.

Кайнон кожаными ремнями был привязан к одному из массивных каменных стульев. На виске у него был кровоподтек, а на резком властном лице такое выражение, какого Старк никогда раньше не видел у человека.

Рядом с ним стоял Дельган, но Кайнон, не обращая на него внимания, пристально смотрел на Берилд.

— Смотри хорошенько, Кайнон, — говорила она. — Ты в последний раз видишь Берилд, свою покорную и терпеливую женщину. Ты, большой варварский бык! За тысячу лет я не соскучилась так, как с тобой, с твоей громкой похвальбой и детскими замыслами.

— Время уходит! — резко сказал Дельган. — Пора начинать.

Берилд кивнула и подошла к маленькому золотому ящику, стоявшему на столе. Она нажала несколько выступов в сложной последовательности, послышался резкий щелчок, и крышка открылась. Дрожь пробежала по спине Старка, когда он увидел, что Берилд сунула руку в ящик.

На невольничьем рынке в Валкисе Кайнон показывал две хрустальные короны и пламенный жезл. Но как стекло перед бриллиантом, как бледная луна перед солнцем, таковы были они по сравнению с настоящими.

Берилд держала в руках древние короны рамасов, податели жизни. Два огненных кольца, затмившие свет ламп, окружили одетую в белое женщину нимбом: она шла, как богиня в звездном сиянии.

Насмешливо она показала их Кайнону. «Ты изобразил их на своем знамени перед всем миром, не отказывайся же от них сейчас!»

— Я говорю, мы тратим зря время, — раздался резкий голос Дельгана.

Дельган встал за связанным Кайноном, прижавшись спиной к столбу. Берилд подняла сверкающие короны.

Фианна шепнула на ухо Старку: «Пора!»

Глава 14

Старк с поднятым мечом ворвался в комнату и бросился к Дельгану. Он всегда чувствовал в этом человеке смертельную опасность. Теперь же, когда он знал, что ему противостоит опыт и хитрость бесчисленных жизней, он думал, что шансов на успех у него мало.

В желтых глазах Дельгана вспыхнуло изумление, но действовал он со сверхъестественной быстротой. Отбежав в угол комнаты, извлек из-под брошенного плаща пистолет.

Прыгая, Старк успел подумать: «Конечно, он не мог оставить у себя пистолет, меняясь телами с Кайноном».

Он никогда не видел такой скорости, с какой Дельган наводил пистолет. Но прежде чем он успел повернуться, лезвие меча достигло цели. Дельган упал. От толчка при ударе лезвие вылетело из рук Старка.

Старк, наклонившись за мечом, услыхал, как что-то яркое пролетело рядом с ним. Это была одна из хрустальных корон, но, конечно, сделаны они были не из хрусталя: корона от удара не разбилась. Все еще наклоняясь за мечом, Старк быстро обернулся.

Берилд уронила короны и достала маленький кинжал. На лице ее был ужас. Потому что Кайнон освободился, его путы перерезала Фианна, и огромный варвар приближался к Берилд. Лицо его было ужасно когда он своими голодными руками схватил женщину.

Дважды сверкнул кинжал Берилд, и руки Кайнона сомкнулись вокруг нее. Она, задыхаясь, крикнула. Лица Кайнона было так же красно, как кровь, струившаяся из его бока, его могучие мышцы напряглись, и к тому времени, когда Старк поднялся, Берилд была уже мертва.

Кайнон отбросил ее обвисшее тело, как ненужную грязную куклу. Он медленно повернулся и схватился рукой за рану в боку.

Хрипло сказал: «Рамасская ведьма убила меня. Жизнь моя уходит…»

Он стоял, качаясь, с удивленным лицом, будто сам не мог в это поверить. Старк поддержал его.

— Кайнон!

Кайнон, казалось, его не слышал. Глаза его были устремлены на неподвижные тела Дельгана и Берилд.

— Ведьма и колдун, — пробормотал он. — Все время обманывали, насмехались, использовали меня как свое орудие. Хорошо, что ты и его убил.

Старк настойчиво говорил: «Кайнон, их зло будет жить и действовать, если люди Сухих Земель выступят! Не Берилд и Дельган, так кто-нибудь другой прольет кровь племен в борьбе за власть».

Кайнон, казалось, его не слышал, но потом глаза его сверкнули.

— Власть, которая должна была быть моей… Нет, клянусь богами! Помоги мне, Старк. Я должен говорить с племенами!

Он крепился, как дуб перед падением. Опираясь на Старка, он вышел на площадь. Фианна осталась; она, дрожа, стояла у столба и смотрела им вслед.

Рассвет осветил улицы Синхарата, утренний ветер усилился.

Громче слышались звуки лагеря. Кайнон, прижав левую руку к боку, посмотрел на каменные лица рамасов, поднял кулак и погрозил им.

Они подошли к большой лестнице и двинулись по ней. Под ними в лучах восходящего солнца простирался просыпающийся лагерь. Послышался крик, кто-то из кочевников указывал на медленно спускающихся Кайнона и Старка, и с гулом возбужденных голосов ожил весь лагерь. Люди кеша и шана сотнями, потом тысячами сбегались к лестнице. Лица их казались странными и яростными, когда они снизу смотрели на шатающегося Кайнона и поддерживающего его Старка.

Кайнон некоторое время молча смотрел на них. Потом собрал силы, и его бычий голос загремел почти так же громко, как на невольничьем рынке в Валкисе.

— Меня и всех вас обманули и предали! Дельган и Берилд решили использовать нас, как свой меч, для своей же выгоды!

Потребовалось несколько мгновений, чтобы до всех дошел смысл его слов. Снизу донесся рев многих тысяч глоток.

Кешский воин поднялся на несколько ступеней и, потрясая оружием, закричал: «Смерть им!»

И толпа яростно подхватила этот крик.

Кайнон поднял руку. «Они мертвы… Дельган убит Старком, который пытался спасти меня. Но змея Берилд ужалила меня, и я умираю».

Он покачнулся, и Старк вынужден был обеими руками подхватить его массивное тело. Кайнон вновь собрался с силами.

— Я лгал вам, когда говорил, что владею тайной рамасов.

Теперь я знаю, что эта тайна приносит только зло. Забудьте о ней и забудьте войну, которую вы должны были вести ради выгоды других.

Он пытался сказать еще что-то, но сил уже не было. Старк почувствовал, как отяжелел Кайнон, хотел удержать его, но тот хрипло прошептал: «Пусти…»

Кайнон, все еще держась за бок, опустился и сел на ступеньку. Он сидел, а солнце за ним освещало стены и укрепления Синхарата, внизу тысячи людей молча смотрели на него, а дальше во все стороны простиралась пустыня. И какие мысли отражались на его лице, Старк, стоявший сзади, не мог сказать.

Кайнон молчал. Плечи его обвисли. Он лег и замер.

Некоторое время ничего не происходило. Старк ждал, выше его по лестнице стояли, неподвижные и потрясенные, Найтон, Уолш, Темис и Аррод.

Затем на лестницу молча поднялись четверо шанских вождей.

Они даже не взглянули на Старка. Подняв тело Кайнона, они понесли его вниз, и толпа воинов расступилась перед ними.

Старк поднялся туда, где стояли обеспокоенные чужеземцы.

— Шар лопнул, — сказал он. — Не будет ни войны, ни добычи.

Уолш выругался. «Что случилось?»

Старк пожал плечами. «Вы слышали Кайнона».

Они не были удовлетворены, но ничего не могли сделать.

Стояли, угрюмо глядя вниз, а внизу разбирали шатры, грузили поклажу на животных, большой лагерь начал распадаться. Наконец Найтон сказал: «Я ухожу. И вам всем советую убираться, и не в Валкис, а куда-нибудь подальше».

Все согласились с ним. Офицеры Дельгана ждут в Валкисе.

Узнав о том, что войны не будет, они не обрадуются.

Старк сказал: «Я не пойду с вами. Мне нужно в Тарак». Он подумал о ждущем его Эштоне, о том, как тот обрадуется рассказу Старка. Войны не будет.

Уолш, недружелюбно глядя на Старка, сказал: «Что-то здесь не так. Мне кажется, ты, Старк, виноват в нашей неудаче. Но теперь ничего не поделаешь. За дворцом Кайнона есть верховые животные».

Они ушли. Старк с лестницы смотрел в пустыню.

Огромный лагерь исчезал, как по волшебству. Он разделился на ручейки людей и животных, образовавших длинные караваны и уходивших во многих направлениях назад, в отдаленные районы Сухих Земель.

Одна колонна двигалась под бой барабанов и звуки труб.

Кайнон Шанский возвращался домой, как подобает вождю.

Старк пошел назад по молчаливым улицам Синхарата в комнату, где умерли Дельган и Берилд. Их тел уже не было. Но Фианна сидела у окна, глядя на уход племен.

Старк быстро осмотрелся. Фианна повернулась и сказала: «Их здесь нет. Ты ведь ищешь короны рамасов? Я их спрятала».

— Я думал уничтожить их.

Фианна кивнула. «Я тоже. И уже почти сделала это. Но…»

— Но страсть к жизни сильнее, — сказал Старк. — Помнишь, ты так сказала?

Фианна встала, подошла к нему; на лице ее было сомнение.

— Я это знаю, — сказала она. — У меня было так много жизней, я больше их не хочу. Не хочу сейчас. Но когда это тело состарится, когда подступит смерть, все может показаться другим.

Никогда не поздно уничтожить короны.

— Время на это будет, — возразил Старк, — но будет ли желание?

Фианна придвинулась ближе, бросила на него яростный взгляд. «Не будь так самоуверен! Ты не знаешь, что испытывает человек, когда уходит жизнь, а я испытала это много раз! Может, когда почувствуешь, будешь рад присоединиться ко мне в пересадке разума».

Старк помолчал, потом покачал головой. «Не думаю. Жизнь не настолько сладка, чтобы я захотел повторения».

— Не отказывайся сразу. Ответишь через тридцать лет. И если ответишь «да», возвращайся в Синхарат. Рано или поздно я тоже вернусь сюда.

— Я не вернусь, — ровно ответил Старк.

Она взглянула на него и прошептала: «Может, и не вернешься. Но не будь так уверен».

Гром погребальных барабанов Кайнона теперь долетал слабым эхом, далеко в пустыне поднималась пыль от уходящих караванов.

Старк повернулся. «Я ухожу, как только буду готов. Пойдешь со мной?»

Фианна покачала головой. «Я задержусь здесь. Я последняя из своего народа, мое место здесь».

Старк поколебался, повернулся и вышел.

Когда наступила ночь, он был уже далеко в пустыне.

Поднялся ветер, бормоча и шепча в одиночестве, но Старк знал, что это лишь иллюзия: никакие голоса мертвого города сюда не доносились.

Неужели он когда-нибудь вернется сюда в поисках новой жизни, в поисках Фианны, чтобы они вдвоем странствовали через века, как Дельган и Берилд?

Нет! И все же…

Старк повернулся в седле и посмотрел назад, на белые башни Синхарата, поднимающиеся на фоне большей луны.


ЛЮДИ ТАЛИСМАНА Роман Перевод с английского Н. Потапенко

Leigh Brackett
PEOPLE OF THE TALISMAN
New-York
1964

Глава 1

В течение долгах часов холодной марсианской ночи он ни разу не пошевелился и не заговорил. Накануне, еще в сумерках, Эрих Джон Старк принес этого марсианина в разрушенную башню и положил его, завернутого в одеяло, на снег. Из сухого лишайника он развел костер, и с тех пор двое мужчин ждали, затерянные среди огромной равнины, что опоясывала северный полюс Марса.

Теперь, перед рассветом, марсианин по имени Камар заговорил:

— Старк.

— Да.

— Я умираю.

— Да.

— Я не вижу Кушата.

— Нет.

Камар кивнул и снова умолк.

Подул ледяной северный ветер, но полуразрушенные стены преградили ему путь — мрачные, огромные, похожие на гранитные утесы. Если бы не Камар, Старк не подошел бы к ним и на пушечный выстрел. Что-то в них было не так: здесь ощущалось нечто дьявольское и полузабытое.

Высокий землянин посмотрел на марсианина. Лицо Камара было очень печально.

— Человек хочет умереть у себя дома, — коротко бросил он.

— Мне очень жаль тебя.

— Хозяин тишины всемогущ, — ответил Камар. — Он не назначает встреч. Нет. Я не для этого вернулся в Северные земли, — черты лица марсианина исказились душевной мукой. — Но я не вижу Кушата.

Пользуясь высшим марсианским языком почти так же свободно, как и Камар, Старк спокойно ответил:

— Мне известно, что на душе моего брата лежит груз более тяжелый, чем гнет смерти.

Подавшись вперед, он положил свою большую ладонь на плечо марсианина.

— Мой брат отдал свою жизнь за мою. А теперь я, если смогу, возьму его груз на свои плечи.

Он не желал груза Камара, каким бы он ни был, но марсианин дрался с ним плечом к плечу на юге во время долгой партизанской кампании среди племен у границы Сухих Земель. Он был хорошим человеком и в конце концов принял пулю, предназначенную Старку, сделав это сознательно. Они были друзьями.

Вот почему Старк принес Камара в этот суровый край, пытаясь добраться до города, где тот родился. Марсианин был чем-то взволнован и боялся умереть раньше, чем они достигнут Кушата. Теперь времени у него не оставалось.

— На мне грех, Старк, — тихо произнес марсианин. — Я украл священную вещь.

— Какую вещь? — склонился над ним Старк.

— Ты пришел извне и тебе ничего неизвестно о Ване Круачо и о талисмане, который он оставил, когда навсегда ушел за Врата Смерти. Я был рожден и взращен в Воровском Квартале за стеной. — Камар отбросил одеяло и сел. Голос его окреп. — Я гордился своим умением, а талисман был вызовом. Он был столь ценным, что со времен Вана Круачо вряд ли кому удалось к нему прикоснуться. Все это происходило в те дни, когда люди еще чувствовали тягу к подобным вещам перед тем, как забыть богов.

«Берегите Врата Смерти, — сказал он, — это охрана города, и всегда храните талисман, ибо может прийти день, когда вам понадобится его сила. Ни один враг не сможет проникнуть в Кушат, пока талисман остается в нем».

Но я был вором и был тщеславен — я украл талисман.

Рука Камара двинулась к поношенному поясу, он пытался нащупать выступ на нем, но пальцы плохо повиновались ему.

— Возьми его, Старк. Нажми здесь, с левой стороны, где выгравирована голова животного.

Старк взял у Камара пояс и нажал скрытую пружину. Круглая крышка отскочила, и внутри стал виден какой-то предмет, завернутый в лоскут шелка.

— Мне пришлось уйти из Кушата, — прошептал Камар, — я не мог рассчитывать на возвращение. Но это была не слишком высокая плата за то, что я получил.

Со смешанным чувством благоговения, гордости и раскаяния он смотрел, как Старк разворачивает лоскут.

Большую часть сказанного всерьез Старк не воспринял, но все равно ожидал зрелища более внушительного, чем то, что предстало его взору.

Это был кристалл дюйма четыре в окружности, тщательно обработанный. И все же это был лишь кусочек хрусталя.

Старк повертел его, нахмурившись. Кристалл был не простым. Он являл собой сплетение многих фасеток, сплетение невероятно сложное. Слишком сложное для того уровня техники, который должен был существовать при Ване Круачо. Старк обнаружил, что кристаллик, если долго на него смотреть, обладает гипнотическим действием.

— Как им пользоваться? — спросил он у Камара.

— Мы — как дети. Мы забыли, что в нем заключена большая сила. Ты увидишь, Старк. Некоторые верят, что если бы Кушату угрожала опасность, камень бы вырвал Вана Круачо из Врат Смерти, и он снова возглавил бы нас.

— Люди редко возвращаются с той стороны Врат Смерти, как бы нужны они ни были, — сухо проговорил Старк. — Может, у вас в Кушате эти слова имеют другое значение?

— Так называется проход, что открывается за Кушатом в темных горах. Город стоит перед ним, как охрана. Ни один человек не помнит, почему. Знают только, что это — великая тайна.

Во взгляде, устремленном на талисман, смешались гордость и боль.

— Ты хочешь, чтобы я отнес его в Кушат? — спросил Старк.

— Да! Да! — воскликнул марсианин. Но потом его взгляд омрачился, и он покачал головой. — Нет. На севере нет дорог для чужих. Со мной ты был бы в безопасности, а один… Нет, Старк. Ты и так подвергался риску. Лучше уходи с Северных Земель, пока еще можно.

Он снова лег на одеяло, и Старк увидел, что на его запавших висках появились голубоватые тени.

— Камар, — позвал он марсианина. — Камар, иди в мир. Я отнесу талисман в Кушат.

Марсианин вздохнул, улыбнулся, а Старк почувствовал радость от того, что пообещал ему это.

— Наездники Мекха — волки, — внезапно сказал Камар. — Они охотятся в этих ущельях. Будь осторожен.

Знание Старком географии этой части Марса было довольно смутным, но все-таки ему было известно, что горные долины лежат дальше к северу, между тем местом, где они сейчас находятся, и Кушатом. Камар рассказывал ему о горных войнах, и Старк был полон желания выполнить совет марсианина об осторожности.

Камар не мог больше говорить, и Старк понял, что ждать ему осталось недолго. Голос ветра напоминал звуки громадного органа. Луна скрылась, и в башне было очень темно, лишь слабо светился снег.

Старк взглянул на мрачные стены и содрогнулся. В воздухе уже витал запах смерти.

Отгоняя от себя мрачные мысли, он наклонился к огню и принялся изучать кристалл. Орнамент представлял собой ряд символов. Странный орнамент для короля варваров, жившего на заре развития Марса. Отблески огня играли на внутренних фасетках. Казалось, кристаллик вбирает в себя свет. Потом он запылал белым дьявольским огнем и как будто ожил.

Старка захлестнула волна непонятного древнего ужаса, он отбросил кристалл прочь. Та часть его души, которая с болью познала путь цивилизации, заставила его сесть и обдумать, что делать с кристаллом, в то время как другая часть жаждала зашвырнуть кристалл в снег как можно дальше.

Талисман! Обещание давным-давно умершего короля о безопасности города. Кусок кристалла, украшенный легендой и мифической верой, — вот и все, что он собой представляет. Свет костра, смешанный с бредом Камара и приближением смерти, повлияли на его воображение. Всего лишь кусок кристалла…

И все же он все ярче разгорался в его руке, теплый и живой. Он приковывал к себе внимание и завораживал. Ветер бормотал в каменной впадине, и скоро Старку стало казаться, что он слышит голоса, очень слабые и отдаленные, вкрадчиво и незаметно проникающие в его сознание. Старк вздрогнул, охваченный суеверным страхом, и поднял голову. Он вслушивался и вслушивался в тишину, но смог уловить лишь вой ветра, сухой шорох снега и слабое дыхание Камара.

Старк посмотрел на кристалл, заставляя себя не отводить взгляд, но при этом он отвернулся от костра, загораживая его от света.

— Воображение, — сказал он себе. — В подобном месте можно что угодно услышать и увидеть.

Но кристалл продолжал пылать, как будто теперь, когда свет от костра стал недосягаемым для него, он питался теплом рук человека. Внутреннее свечение фасеток приковывало внимание Старка к темным глубинам, что тянулись где-то вне пространства и, возможно, вне времени.

Тихие голоса заговорили снова — зовущие звуки из неправдоподобного далека, за миллион миль отсюда, такого далека, что ни одно ухо не должно было слышать их.

Но Старк слышал… И на этот раз он слушал их достаточно долго, чтобы кое-что о них узнать, а когда это случилось, он закричал и отшвырнул кристалл от себя. Отшвырнул в животном страхе, потому что понял внезапно: откуда бы ни шел этот голос, как бы ни был связан он с Кушатом, принадлежать человеческому существу он не мог.

Кристалл упал в снег у дверного проема и исчез в нем без звука. Старк поднялся, дрожа всем телом и ругая себя за глупость. Голоса снова исчезли, и он пытался поймать их, убеждая себя при этом, что они были порождением его сверхчувствительности, стремлением найти что-то дьявольское во всем этом… Примитивный абориген был в нем все еще силен. Распознавая в себе эти черты, он часто считал их проклятием и лишь иногда благословением. Обнаженный мальчик, который бегал с Тиком среди острых скал на краю Темной Земли, все еще продолжал трюки с Эрихом Джоном Старком.

Он стоял неподвижно, вслушиваясь в вой ветра, шелест снега, дыхание Камара…

Но дыхание Камара замерло.

Старк приблизился к нему и опустился перед ним на колени, страстно желая взять назад свое обещание, и понимая, что сделать это уже невозможно. Он сложил руки Камара на груди в ритуальном жесте и накрыл его лицо краем плаща.

Поднявшись, он сделал над Камаром прощальный жест и пошел к тому месту, куда бросил талисман. Встав на колени, Старк принялся разгребать снег, но одно из животных, привязанное к стене с внешней стороны башни, пробудилось и зашипело. Застыв, он услышал ответный крик другого.

Работая с отчаянной поспешностью, Старк выкопал дыру и почувствовал гладкую поверхность талисмана. Вытащив его, он уложил кристалл в пояс, разыскал фляжку около костра и сделал из нее большой глоток.

Потом он принялся ждать.

Они подходили, осторожно ступая, мускулистые горные животные, изящно двигаясь среди обломков и руин. Всадники, высокие мужчины с полными ярости глазами и красновато-коричневыми волосами, не проронили ни звука. На них были кожаные плащи, в руках прямые длинные копья.

Их силуэты маячили вокруг башни, и их было много. Старк и не подумал доставать пистолет. Еще очень юным он понял разницу между отвагой и идиотизмом.

Он пошел им навстречу, двигаясь медленно, чтобы ни один из них не метнул в него копье, но и не так, чтобы выказать страх. В знак приветствия он поднял правую руку. Всадники не ответили ему. Они сидели на животных и смотрели на него. Старк понял, что Камар говорил правду.

Это были наездники Мекха, и они были волками!

Глава 2

Старк ждал, пока они устанут от собственного молчания, и наконец один из них требовательно спросил:

— Из какого ты края?

— Я зовусь Н’Чака, человек без племени, — ответил Старк.

Такое имя дали ему его воспитатели — аборигены, подобравшие его, осиротевшего после землетрясения, разрушившего общину, которая была его домом. Люди, которые вырастили его среди яркого света, грома и горьких туманов Тусклого Пояса Меркурия. Это имя казалось Старку его настоящим именем.

— Чужой, — сказал главарь и улыбнулся. Он указал на тело Камара. — Ты убил его?

— Он был моим другом. Я вел его домой, чтобы он мог умереть там.

Двое всадников спешились и осмотрели тело. Потом один из них обратился к главарю:

— Он был из Кушата, если я только понимаю в племенах, Тхорд! И он не ограблен, — он тут же постарался исправить это упущение.

— Чужой, — снова заговорил главарь, — направлялся в Кушат с человеком из Кушата. Что ж, чужестранец, я думаю, ты пойдешь с нами.

Старк пожал плечами и, поскольку копья были направлены на него, не стал возражать, когда высокий Тхорд отобрал у него все, кроме одежды и пояса. Пистолет Старка Тхорд с презрением швырнул в снег.

Один из людей привел животных Старка и Камара, и землянин взобрался на свое животное, преодолевая его яростное сопротивление, так как оно не любило запаха Старка.

Они двинулись от защитных стен в неприкрытую ярость ветра.

Всю оставшуюся ночь, следующие день и ночь они скакали к востоку, останавливаясь только для того, чтобы дать отдохнуть животным и съесть немного вяленого мяса. Старк, ехавший пленником среди них, с полной силой осознавал, что это Северная страна, на полмира удаленная от Марса, космических кораблей и гостей с других планет.

Будущее так и не коснулось этих диких гор и суровых равнин. Их не коснулось даже настоящее. Прошлое крепко держало их в своих руках.

Далеко к северу над линией горизонта сверкала над бледным небом глыба полярного льда, а ночью холодный свет отражался в ней цветными сполохами. Ледяной, никогда не утихающий ветер все мел и мел по горным ущельям и равнинам. То здесь, то там поднимался столб или загадочная башня, чья история была неизвестна, а цель появления оставалась загадкой. Люди Мекха ничего не могли рассказать о них Старку, хотя, казалось, стремились избегать их.

Тхорд ни слова не сказал Старку о том, куда его везут и почему, а Старк не стал интересоваться этим. Это было бы проявлением страха с его стороны. Поскольку ничего другого ему не оставалось, он запасся терпением пойманного животного и ждал. Но временами становилось особенно трудно. Он чувствовал себя очень неуютно в поясе Камара. Он не переставал думать о талисмане и гадал, какая часть странностей кристалла была подсказана его воображением, а какая была на самом деле. Ему сейчас хотелось только одного: быстрее добраться до Кушата и избавиться от этой вещи.

Он ругал Тхорда и наездников про себя, но яростно.

В середине второго дня они въехали в ущелье, заметенное снегом. Под ним лежала узкая долина. Посмотрев вниз, Старк обнаружил, что в долине, насколько хватает взгляда, снуют люди и животные, горят костры. Людей было несколько тысяч. Разбившись на группы, они устроили себе лагеря под скалами. Голоса их сливались в прозрачном воздухе в оплошной гул.

Армия, собирающаяся перед началом оттепели — Старк улыбнулся. Интересно бы встретиться с предводителем всей этой армады.

Они спустились вниз по узкой каменной гряде. Внезапно ветер утих: путь ему преградили каменные стены равнины. Отряд поехал вдоль лагеря.

Снег здесь уже подтаял и смешался с землей. Женщин в лагере видно не было, не было и следов той веселой толпы, что обычно следует за армией варваров.

Здесь были только мужчины, — жители гор и воины-убийцы, у которых не дрогнет рука, не помышляющие ни о чем, кроме битвы.

Они выходили из укрытий и приветствовали Тхорда и его людей, смотрели на незнакомца. Тхорд был доволен тем, что его так встречают и даже покраснел от сознания собственной значимости.

— У меня нет для вас времени! — крикнул он. — Мне надо поговорить с вождем Сиараном!

Старк следовал за ними с каменным лицом. Время от времени он заставлял свое животное делать кульбит и внутренне смеялся этому.

Наконец Тхорд спешился и кивком головы предложил Старку сделать то же самое. Объявляя о своем прибытии, он постучал рукоятью сабли по щиту.

— Вождь Сиаран! Это Тхорд с пленником!

Голос, монотонный и приглушенный, ответил ему из убежища, расположенного чуть поодаль и отличающегося от других размерами. Возле входа было воткнуто в снег копье, и с него свисало черное полотнище с серебряной полосой, светящейся в темноте. Рядом стоял щит, охраны не было.

— Входи, Тхорд! — сказал голос.

Тот отодвинул занавеску и вошел. Старк двинулся за ним. Тусклый свет не проникал в помещение. Кольцо света от пылающего факела. Каменный пол устлан шкурами, такими потертыми, что в некоторых местах меха не было вообще. Из мебели стояли стул и стол, тоже потемневшие от времени и употребления. В одном из дальних углов — куча шкур с накинутым на них ковром.

На стуле сидел человек.

В коварном свете факела он казался очень высоким. Его худое тело было облачено в кольчугу, под которой была видна кожаная туника, выкрашенная в тот же черный цвет, что и кольчуга. На коленях человека лежал огромный топор, но руки его держали оружие так, будто это была игрушка, которая ему нравилась.

Голову и лицо его покрывало приспособление, известное Старку лишь по картинкам. Это была военная маска королей Внутренних Территорий Марса. Сделанная из черной сверкающей стали с прорезями для глаз и рта, она превращала человека в совершенно дьявольское существо.

На макушке и затылке от нее отходили тонкие витые металлические прутья, похожие на распростертые крылья.

Внимание Старка было приковано к маске, а не к Тхорду. Из-под маски снова послышался глухой голос:

— Итак?

— Мы охотились в ущельях на юге… — сказал Тхорд. — Мы увидели огонь… — и он рассказал о том, как они нашли незнакомца и тело человека из Кушата.

— Кушат! — тихо сказал Сиаран. — Так, и для чего, незнакомец, ты ехал туда?

— Меня зовут Эрих Джон Старк. Я землянин с Меркурия. — Он устал от того, что вся эта история затянулась и, кроме того его раздражала маска. — Но почему бы мне не ехать в Кушат? Что, это нарушает какой-то закон? Человек не может проехать туда спокойно и без допроса? Причем здесь люди Мекха? Они не имеют с этим городом ничего общего.

Тхорд слушал его, затаив дыхание.

Руки человека застыли на топоре. Это были нежные руки, гладкие и тонкие, они казались слишком хрупкими для топора, который лежал на коленях вождя.

— Наше дело то, что мы считаем своим делом, Эрих Джон Старк, — голос был странно мягким. — Я задал тебе вопрос: почему ты едешь в Кушат?

— Потому, — с той же сдержанностью ответил Старк, — что мой друг хотел умереть дома.

— Странно отправляться за смертью в столь долгий путь, — черная маска подалась вперед, как бы охваченная какой-то мыслью. — Лишь приговоренные или изгнанные оставляют свои города. Почему твой друг ушел из Кушата?

Внезапно из кучи шкур внизу послышался голос. Голос хриплый и глубокий, отмеченный то ли возрастом, то ли безумием.

— За все эти годы лишь трое, не считая меня, Отара, покинули Кушат. Один из них утонул во время наводнения, другой попал зимой в движущиеся льды и погиб, а третий остался в живых. Это вор по имени Камар, укравший талисман.

— Моего друга звали Граши, — ответил Старк.

Пояс Камара висел на нем тяжелым грузом, а железная коробка огнем жгла кожу. Теперь он начал испытывать страх.

Не обращая внимания на Старка, снова заговорил вождь:

— Это был священный талисман Кушата. Город без него подобен человеку без души.

«Как завеса Таним для Картага», — подумал Старк, вспоминая судьбу города после того, как завеса была украдена.

— Знать боялась собственного народа, — сказал вождь, — она не осмелилась сказать ему, что талисман исчез, но нам известно об этом.

— И вы нападете на Кушат? — спросил Старк. — Нападете до оттепели, когда вас меньше всего ожидают?

— У тебя острый ум, незнакомец. Да, но даже в этом случае Великую Стену нелегко будет преодолеть. Если бы я пришел туда с талисманом Вана Круача в руке…

Он не закончил фразы и повернулся к Тхорду.

— Что ты нашел, когда обыскал тело мертвого человека?

— Ничего особенного, вождь. Несколько монет и нож. Все едва стоило того, чтобы брать.

— А ты, Эрих Джон Старк? Что взял с тела ты?

— Ничего, — твердо ответил Старк.

— Тхорд, — обратился к варвару вождь. — Обыщи его.

Улыбаясь, Тхорд приблизился к Старку и распахнул на нем куртку.

Землянин устремился вперед с поразительной быстротой. Ребром широкой ладони он ударил Тхорда по шее и прежде, чем его колени успели подогнуться, ухитрился схватить Тхорда за руки. Потом он мягко опустил тело варвара на пол.

Старк выпрямился. Глаза его сверкали.

— Этот человек уже один раз обобрал меня. Хватит!

Он слышал топот людей Тхорда. Трое пытались одновременно проникнуть в помещение, и в руках одного было копье. Старк вышиб его из рук нападающего, перехватил копье и некоторое время молча работал толстым концом оружия, не слыша никаких других звуков, кроме стука дерева о кость. Очистив дверной проем, он спрезрением швырнул копье вслед полумертвым варварам.

— А теперь, — сказал он вождю, — может, мы поговорим как мужчины?

Человек в маске рассмеялся, и смех его казался смехом человека, получившего искреннее удовольствие. Он под прикрытием маски изучал лицо Старка, потом перевел взгляд на мрачного Тхорда, поднимавшегося с пола.

— Уходи, — сказал ему вождь. — Мы будем разговаривать с незнакомцем.

Тхорд вытащил саблю, он был полон желания пустить ее в ход.

— Но, вождь… это небезопасно…

— Моя черная подруга позаботится обо мне, — сказал Сиаран, похлопав по лежащему на коленях топору. — Я сделаю это лучше, чем ты. Уходи!

Тхорд вышел.

Человек в броне молчал, повернув маску к Старку, смотревшему на нее не отрываясь и тоже молчавшему. В это время узел тряпья у стены медленно выпрямился и превратился в высокого старика с косматыми волосами и бородой, сквозь которые просвечивали кости, туго обтянутые желтой кожей. Глаза его, похожие на точки огня, горели, подогреваемые внутренним пламенем.

Он приблизился и клубком свернулся у ног Сиарана, наблюдая за землянином. Человек в броне подался вперед.

— Я скажу тебе кое-что, Эрих Джон Старк. Я — незаконнорожденный, но в жилах моих течет королевская кровь. Я вынужден был добывать себе имя и положение собственными руками, но я подниму их высоко, и имя мое прогремит по всей Северной Земле.

Я возьму Кушат. Тот, кто овладеет Кушатом, овладеет властью и богатством, что лежит за Вратами Смерти.

Сиаран помолчал, как бы погрузившись в мечты, потом добавил:

— Ван Круачо вышел из ниоткуда и сделал себя полубогом. Я поступлю так же.

Старик издал кудахтающий звук:

— Я сказал им в Кушате, я сказал им, что пришла пора подняться и вернуть свою силу. Когда у них еще был талисман, они легко могли это сделать. Сейчас город умирает, и я сказал им, что есть шанс выжить, но они были полны презрения. Они только посмеялись и заковали меня! Теперь они будут смеяться по-другому. Ха! Как они будут смеяться!

А Сиаран сказал:

— Теперь город оголен, и я возьму его. С талисманом или без него, выйду за Врата Смерти, и тогда посмотрим, что там может быть.

Он снова замолчал, устремив на Старка взгляд из-под черной каски.

— Поедем со мной, — бросил он. — Достань талисман, если ты действительно способен это сделать, и стань моей защитой. Никому другому я не предлагал такой чести.

— Почему ты выбрал меня? — медленно спросил Старк.

— Мы одной крови, Старк, хотя ты и чужеземец.

Холодные глаза Старка сузились.

— А что скажут на это твои красные волки? Что скажет Отар? Взгляни на него, он и так уже окаменел от ревности и со страхом ждет моего согласия.

— Не думаю, чтобы ты их боялся.

— Наоборот. Я человек благоразумный и настолько, что не заключаю ни одной сделки ни с одним человеком, пока я не загляну ему в глаза. Сними свой шлем, Сиаран. Потом, возможно, мы и поговорим.

— Нет, — прошептал вождь. — Этого я никогда не смогу сделать.

Отар поднялся в полный рост, и Старк впервые ощутил, какая сила кроется в теле этого старика.

— Ты хочешь посмотреть в лицо уничтожению? — загремел его голос. — Ты просишь смерти? Неужели ты думаешь, что если лицо скрыто под маской, то этому нет причины, и ты можешь требовать убрать ее?

Он оглянулся.

— Мой господин, — сказал он, — завтра к нам подойдет последний клан, и мы сможем выступить, как было задумано, но я считаю, что этот человек лжет. Он может знать, где талисман! Отдай его Тхорду на оставшееся время!

Слепая черная маска была неподвижна, но Старку показалось, что из-за нее послышался вздох.

— Потом…

— Тхорд! — воскликнул вождь и поднял топор.

Глава 3

Пламя костра высоко поднималось в защищенной от ветра долине. Вокруг сгрудились воины. Дикие наездники горных долин Мекха походили на волков, что дрожа пожирают глазами умирающую добычу. Взгляд их был хищным, зубы время от времени оскаливались в молчаливой усмешке.

— Он силен, — шептали они друг другу.

— Он наверняка переживет эту ночь.

На выступе скалы сидел Сиаран, завернувшись в черный плащ. Свой топор он держал в руках. Рядом на снегу скорчился Отар.

Возле них в землю был воткнут ряд длинных копий, скрепленных между собой так, что образовали подобие эшафота, в центре которого висел человек. Высокий человек с железными мускулами, очень тонкий. Его широкие плечи заполняли пространство между копьями. Это был Эрих Джон Старк, землянин, прибывший с Меркурия.

Его уже немилосердно отхлестали плетями. Повиснув между рядами копий, он дышал тяжело, с хрипом, и снег под ним был запятнан кровью.

Тхорд держал в руках плеть. Он сбросил свой плащ, и тело его, несмотря на холод, блестело от пота. Варвар бил свою жертву, вкладывая в это занятие всю душу. Длинный бич пел в его руках. Тхорд гордился своим умением.

За все время экзекуции Старк даже не вскрикнул. Теперь Тхорд отступил. Вытирая со лба пот, он посмотрел на вождя. Черная маска кивнула ему.

Тхорд отбросил бич. Он подошел к высокому темноволосому человеку и схватил его за волосы, приподняв голову.

— Старк! — крикнул он, яростно дергая голову жертвы. — Чужеземец!

Глаза Старка открылись и уставились на него. Тхорд не мог удержать легкой дрожи от этого взгляда. Казалось, боль и унижение влили в этого человека что-то дьявольское. Взгляд был как у большого снежного кота, попавшего в ловушку. И Тхорд понял, что обращается не к человеку, а к хищному животному.

— Старк, — повторил он, — где талисман Вана Круачо?

Землянин молчал.

Тхорд рассмеялся. Он посмотрел в небо, в котором плавали низкие облака.

— Ночь прошла лишь наполовину. Ты надеешься ее пережить?

Жесткий, холодный, терпеливый взгляд был устремлен на варвара. Ответа не последовало.

Гордость этого взгляда рассердила палача, ему почудилась в нем насмешка, насмешка над ним, таким уверенным в своей способности развязывать языки. Она, казалось, говорила: однажды я тебя посрамил перед хозяином, и снова тебя посрамлю.

— Ты думаешь, я не смогу тебя заставить говорить? — вкрадчиво начал Тхорд. — Ты меня еще не знаешь, чужеземец. Я могу заставить говорить даже скалу!

Свободной рукой он ударил Старка по лицу.

Казалось невозможным, что человек может двигаться с такой быстротой. Сверкнули зубы, и рука Тхорда оказалась укушенной за сустав большого пальца. Тот заорал, но зубы вонзились до самой кости.

Внезапно Тхорд вскрикнул еще громче, но уже не от боли, а от страха. Ряды зрителей подались вперед. Встал даже вождь.

— Слушайте, — пробежал шепот по рядам, — слушайте, как он рычит.

Тхорд выпустил волосы Старка и бил его теперь по голове, лицо варвара побелело.

— Оборотень! — орал он в ужасе. — Зверь! Пусти меня!

Но темноволосый человек продолжал, сопя, рвать зубами кисть руки Тхорда. Вскоре послышался хруст сломанной кости.

Старк разомкнул челюсти, и Тхорд перестал бить его. Он медленно отшатнулся, глядя на порванную руку.

Здоровой рукой варвар вытащил нож. В это время вождь шагнул вперед.

— Подожди, Тхорд!

— Да это сам дьявол, — шептал тот. — Колдун, оборотень, зверь!

Он бросился на Старка.

Человек в маске мгновенно метнулся вперед. Топор его блеснул и вонзился в шею варвара у самых плеч.

Долина погрузилась в молчание. Сиаран медленно прошел по утоптанному снегу и поднял топор.

— Мне следует повиноваться! — громко обратился он к толпе. — Я не выношу страха ни перед богом, ни перед дьяволом, ни, тем более, перед человеком! — Он указал на Старка. — Развяжите его и проследите, чтобы чужеземец не умер.

Он отошел, а Старк засмеялся. Самому Старку казалось, что резкий хохот доносится до него откуда-то издалека. Рот его был полон крови, и его сводила с ума холодная ярость.

Но его движениями руководила чисто животная хитрость. Голова его упала на грудь, а тело безжизненно повисло. Можно было подумать, что он мертв.

К нему подбежали несколько человек. Старк прислушивался к их приближению. Люди колебались.

Потом, так как он не двигался, они подошли ближе, и один из них ткнул его острием копья.

— Давай посильнее, — посоветовал другой. — Надо убедиться.

Острие вонзилось глубже и несколько капель крови выступило на теле. Старк не шевельнулся.

Человек с копьем проворчал:

— Теперь он достаточно безопасен.

Старк почувствовал, что его путы начали перерезать. Наконец его освободили. Но он не упал. Он не упал бы даже в том случае, если бы его раны были смертельными. Подобравшись, он вскочил на ноги и в первом же броске схватил человека с пикой и швырнул его в костер. Потом, оставляя за собой кровавый след, побежал туда, где виднелась гряда холмов.

Кто-то кинулся ему наперерез. Старк увидел тень копья и вильнул в сторону, обеими руками вырвал его у нападавшего и побежал дальше. Он услышал за собой крики и топот.

Вождь оглянулся и отступил назад. Теперь перед Старком оказалось много людей. Круг наблюдателей разорвался, ибо наблюдать было больше не за чем. Старк плотнее сжал рукоятку копья. Оружие было лучше, чем та палка, которой он в детстве убил гигантскую ящерицу.

Он действовал копьем с удивительной ловкостью. Варвары не ожидали атаки, большая их часть была вооружена ножами, и они были застигнуты врасплох. Кроме того, они боялись Старка. Он почти физически ощущал их страх — не перед человеком, а перед существом, более ничтожным и более великим, чем человек.

Старк убивал их и был счастлив.

Варвары убегали от него. Теперь они были уверены, что он демон. Землянин носился среди них с копьем в руках, и они слышали звуки, которые человеческое горло издать не может. Ужас варваров все возрастал, заставляя их отступать с его пути так поспешно, что они сталкивались друг с другом.

Старк вырвался из круга, и теперь перед ним и свободой были только двое верховых, стерегущих табун.

Поскольку те были верхом, они были смелее. Они чувствовали, что оборотень не может устоять перед ними, и бросились к нему. Копыта животных звонко цокали по подмерзшему снегу.

Не замедляя бега, Старк метнул копье, и оно попало в одного из всадников, сбило его, и тот упал под ноги животному. Животное споткнулось, зашипело, а Старк проскочил мимо.

Старк быстро взглянул через плечо. В суетящейся толпе он разглядел человека в черной кольчуге. Тот мчался вперед огромными скачками, держа наготове топор.

Теперь Старк был близок к табуну, и животные почуяли его.

Животные Северной Земли не любили его запаха, а теперь он к тому же пропах кровью, и этого было достаточно, чтобы они пришли в ярость. Животные начали тревожно шипеть и фыркать, сбились в кучу и смотрели на Старка блестящими глазами. Он налетел на них прежде, чем они бросились бежать.

Старк был достаточно проворен, чтобы схватить одно из животных за ту часть тела, откуда у него рос рог и, не обращая внимания на яростное сопротивление, вскочить ему на спину. Потом пришпорил животное, и оно понеслось, издавая такие дикие вопли, что все остальное стадо замерло от ужаса.

Старк помчался вперед, низко пригнувшись к чешуйчатой спине животного. Оглянувшись, он увидел, что варвары разбегаются, теснимые испуганными животными. Некоторые падали. Животные мчались по лагерю, ломая и круша все на своем пути, и с ними мчался Старк. На ходу он сорвал плащ с одного из варваров а потом, жестоко теребя рог животного, заставил его свернуть вниз, в долину.

Краем глаза он увидел, что после долгой борьбы Сиаран сумел оседлать одно из животных, но тут на него налетел клубок катящихся тел и увлек за собой.

Животное Старка мчалось во весь опор. Казалось, оно надеялось убежать от неприятного запаха. Последние строения лагеря исчезли, и перед Старком открылась снежная равнина. Животное продолжало нестись вперед, тряся брюхом.

Тело Старка обвисло. Безумная битва унесла последние его силы. Он сознавал, что ему очень плохо, что раны его кровоточат, а все тело пронзает жестокая боль.

В это время он острее, чем в течение всех прошедших часов, ненавидел черного вождя людей Мекха.

Старк смутно замечал, что мимо проносятся какие-то каменные строения, потом они внезапно исчезли, и неведомо откуда, подобно гигантскому молоту, ударил порыв ветра.

Он снова был на открытом месте. Животное стало замедлять бег, перешло на шаг и наконец остановилось.

Старку хотелось упасть на землю и умереть, но после того, что он сделал, такой конец казался ему глупостью. Кроме того, Сиаран мог найти здесь его тело и был бы рад этому.

Старку удалось зачерпнуть горсть снега, и он приложил его к ранам. Сознание едва не покинуло его при этом, но кровотечение вскоре прекратилось. Потом и боль стала не такой острой.

Он завернулся в плащ и направил животное вперед, говоря с ним на этот раз ласковее. Животное, вздохнув, повиновалось. Теперь оно бежало рысцой. Таким темпом оно могло идти довольно долго.

Три дня они ехали по вересковой долине. Часть времени он провел в забытьи, часть — в лихорадочных размышлениях, наблюдая за линией горизонта и стараясь ехать так, чтобы его след был как можно запутаннее, хотя снегом его заметало почти тут же. Часто он принимал выступы скал за всадников и прятался, пока не убеждался в своей ошибке. Оторвав полоски от плаща, он сделал поводок для животного, конец которого привязал к поясу Камара, по-прежнему опоясывающему его талию.

Теперь, если он падал или спешивался, животное не могло убежать от него. Это был один из постоянно терзавших его страхов. Другим страхом было навязчивое видение вождя варваров Сиарана с топором наготове.

Полуразрушенные башни, рассеянные вокруг, казалось, следили за ним, и Старк не приближался к ним.

Он знал, что давно уже сбился с пути, но ничего поделать не мог. Возможно, именно в этом и крылось его спасение. Дважды он видел вдалеке верховых, они могли быть людьми Сиарана, но оба раза они проезжали мимо, не заметив его, так как он с животным прятался в укрытии.

Но однажды вечером перед заходом солнца Старк оказался на равнине, заканчивающейся крутым откосом, по которому шла лишь узкая тропа.

Заходящее солнце заливало все кроваво-красным светом, и казалось, что в конце тропы горят дьявольские костры. Старку, чье мышление сейчас было лишено какой-либо логики, этот узкий проход показался дверью в убежище дьявола.

Он посмотрел на Врата Смерти, и в памяти зашевелились воспоминания. Воспоминания о том кошмарном времени, когда талисман принес ему эхо нечеловеческих голосов и ощущение прикосновения нечеловеческих рук.

Усталое животное споткнулось, и Старк как во сне увидел город, обнесенный огромной стеной, что стоял на страже перед Вратами Смерти. Старк наблюдал, как город скользит к нему сквозь дымку.

Он положил руку на пояс Камара, заскорузлый от крови, и почувствовал, как волна ненавистного жара, мягкого и жесткого одновременно, захлестнула его.

— Я уничтожу тебя, — прошептал он, обращаясь к равнине и тому всаднику в черной кольчуге, что скакал где-то там вдали. Он снова посмотрел на тропу и на сей раз не испытал страха. Пальцы его сомкнулись на кристалле.

— Я уничтожу тебя, Сиаран.

Старк ехал, дрожа от нетерпения и думая о той силе, что лежала за Вратами Смерти.

Глава 4

Старк стоял на широкой площади, окруженной многочисленными лавками и кабачками. Дальше виднелись здания, улицы. У него создалось впечатление, что вокруг много больших мрачных домов из черного камня, громоздившихся на фоне гор. Все они казались очень древними, и многие из них были разрушены.

Он толком не помнил, как попал сюда. Сохранились воспоминания о городских воротах. Они были открыты, и Старк вошел в них, как ему показалось, за группой охотников, возвращающихся с добычей. Больше ничего он не помнил.

Но сейчас он стоял на площади, и кто-то вливал ему в рот вино, кислое на вкус, и Старк жадно глотал его. Вокруг были люди. Они яростно жестикулировали, болтали, задавали вопросы. Девичий голос крикнул:

— Пустите его! Разве вы не видите, что он ранен? Он же едва стоит на ногах!

Старк посмотрел вниз. Видения воспаленного воображения, рисующие ему почти божественную власть, полностью оставили его. Реальность подступила к нему вплотную, и этой реальностью была худенькая, плохо одетая девушка с черными волосами и большими, как у кошки, глазами. Она держала в руках бурдюк. Улыбнувшись ему, она сказала:

— Я — Танис. Хочешь еще вина?

Старк отпил еще немного и заставил себя сказать:

— Спасибо, Танис.

Чтобы не упасть, он положил ей руку на плечо. Оно оказалось удивительно крепким. У Старка кружилась голова, и все казалось каким-то странным. Однако вино вернуло ему жизнерадостность.

Толпа все еще бурлила вокруг него, разрастаясь и множась, а потом он услышал топот нескольких пар ног. Маленький отряд вооруженных людей прокладывал себе дорогу через толпу.

Очень молодой офицер, чей щит блестел так, что больно было смотреть, немедленно хотел узнать, кто такой Старк и зачем сюда явился.

— Никто не ходит через пустыни зимой без цели, — заявил он таким тоном, будто это нарушение скрывало дьявольский замысел.

— Клан Мекхов ходит, — ответил Старк. — Через день или два сюда подойдет армия, которая хочет взять Кушат.

Толпа тут же подхватила эту новость. Взволнованные голоса передавали ее задним рядам и требовали подробностей.

— Я должен немедленно увидеть вашего капитана!

— Скорее всего ты увидишь его в тюрьме! Что это за чепуха насчет мекхов? — отрезал офицер.

Старк молча смотрел на него. Он смотрел так долго и с таким любопытством, что в толпе послышались смешки, а лицо офицера залилось краской.

— Я сражался во многих битвах, — спокойно ответил ему Старк. — И давно уже познал истину: нужно слушать того, кто предупреждает о нападении.

— Отведите его лучше к капитану, Лу! — крикнула Танис. — Если будет война, нам тоже достанется!

В толпе послышались крики. Кричали бедные люди, закутанные в лохмотья. Они не питали любви к охране. Будет война или не будет, зима для них все равно останется долгой и скучной.

— Веди его к капитану, Лу! Веди! Пусть он расскажет все капитану!

Юный офицер моргнул. И вдруг кто-то, невидимый в толпе, крикнул:

— Пусть он предупредит знать! Пусть они поломают головы, как спасти город теперь, когда исчез талисман!

Толпа ответила на эти слова ревом. Лу обернулся и крикнул что-то своим солдатам. Лицо его внезапно омрачилось. Весьма неохотно, как показалось Старку, солдаты подняли копья и двинулись на толпу. Толпа подалась немного назад и умолкла. Зазвенел голос Лу, пронзительный и резкий.

— Талисман на месте, и все могут его видеть! Вам известно, какое наказание ожидает того, кто распускает лживые слухи!

Должно быть, девушка почувствовала удивление Старка, ибо он ощутил на себе ее пристальный взгляд. Взгляд был тревожным.

Тут Лу круто повернулся и указал на Старка.

— Посмотрите, вооружен ли он.

Один солдат шагнул вперед, но Старк оказался проворнее. Он расстегнул ремень, и плащ сполз с его плеч, открыв верхнюю часть тела.

— Люди Мекха отобрали у меня все, чем я владел. Зато они дали мне кое-что взамен!

Люди смотрели на полосы бича, покрывающие тело Старка, и по толпе прошел удивленный ропот.

Солдат поднял плащ и накинул на плечи Старка. Лу сказал угрюмо:

— Ну, пошли. Я отведу тебя к капитану.

Девушка приблизилась к Старку, помогая застегнуть плащ, и Старк услышал ее быстрый горячий шепот:

— Ничего не говори о талисмане. От этого зависит твоя жизнь.

Солдаты снова построились, а девушка отошла в сторону.

Однако Старк не дал ей уйти.

— Спасибо тебе, Танис! — сказал он. — Не хочешь ли ты пойти со мной? Мне трудно идти одному.

Она подошла поближе, улыбнулась и позволила опереться о свое плечо.

Старк задумался. Камар явно не лгал. И Отар, и Сиаран были уверены, что талисман исчез, и все же юный хлыщ утверждал, что талисман на месте и каждый может его увидеть. Он угрожал наказанием тому, кто станет это отрицать.

Он вспомнил: Сиаран говорил о том, что знать в Кушате боится, как бы люди не узнали правду. Видимо, камень подменили, и Старк решил следовать совету девушки.

Он думал, как исключить из своего рассказа не только упоминание о Камаре, но так же и об Отаре, и об утверждении Сиарана о беспомощности Кушата. Он был теперь уверен, что талисман, попавший по иронии судьбы в Кушат, таит в себе больше опасности для него здесь, чем в лагере Сиарана.

Капитан охраны оказался толстым человеком. От него исходил запах вина. Лицо его было испещрено морщинами, хотя волосы еще не изменили своего цвета. Он сидел в сторожевой башне, что возвышалась над пропастью. Старка он оглядел без особого интереса.

— Ты хотел что-то рассказать капитану, — сказал Лу. — Так давай, рассказывай.

Старк начал говорить, тщательно взвешивая каждое слово. Капитан выслушал его сообщение о сборе кланов Мекха, и взгляд его сделался внимательным и острым.

— У тебя, конечно, есть доказательства?

— Ничего, кроме моих ран. Их вождь Сиаран сам руководил расправой.

Капитан вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Любая шайка охотников-бродяг могла бы тебя отделать не хуже. Неизвестный бродяга, появившийся неизвестно откуда, человек, как я могу судить, не подчиняющийся законам, ты просто мог все это выдумать.

Он потянулся к бутылке с вином и улыбнулся.

— Послушай, чужестранец. В Северных Землях не воюют зимой, и никто никогда не слышал о Сиаране. Если ты надеялся получить от города вознаграждение, то твой замысел не удался.

— Вождь Сиаран, — ответил Старк, с трудом сдерживая гнев, — будет у твоих ворот через два дня. Тогда ты о нем услышишь.

— Возможно. Можешь подождать его прибытия в тюрьме. А после наступления оттепели ты покинешь Кушат с первым же караваном. У нас здесь и без тебя достаточно сброда.

— Сир! — воскликнула девушка, стоявшая рядом со Старком. — Я поручусь за незнакомца!

— Ты? — удивленно посмотрел на нее капитан.

— Да. Я свободная гражданка Кушата и согласно закону могу за него поручиться.

— Если бы ты, Отродье Воровского Квартала, чтила законы хотя бы наполовину так же хорошо, как ты их знаешь, у нас было бы куда меньше неприятностей, — проворчал капитан. — Ладно, бери его, если он тебе нужен. Тебе, я думаю, терять нечего.

Глаза Танис сверкнули, но она не ответила капитану. Лу рассмеялся.

— Имя и местожительство? — капитан записал адрес. — И помни: он не должен покидать пределов квартала.

Танис кивнула.

— Идем, — сказала она Старку.

Тот не шевельнулся, и она посмотрела на него. Взгляд землянина был прикован к капитану. За последние дни у Старка отросла борода, лицо его, все еще хранившее следы бича Тхорда, казалось измученным и диким. И теперь с этой дьявольской маски, не отрываясь, со странной настойчивостью смотрели глаза на человека с мягким брюшком, что сидел здесь и усмехался.

Танис снова взяла его за руку.

— Идем, — повторила она, — тебе нужно отдохнуть.

Мягким движением она повернула к себе его голову.

Он качнулся, она обвила его спину рукой и осторожно повела к выходу.

Дойдя до двери, она остановилась и обернулась.

— Сир, — кротко сказала она, — новость о возможном нападении передается сейчас по всему городу. Если случится так, как он говорил, станет известно, что вы знали о нападении и никому не сказали… — Она выразительно покачала головой.

Лу с тревогой посмотрел на капитана.

— Она права, сир. Если окажется, что этот человек говорит правду…

Капитан выругался.

— Крыса! Басни бродяг! И все же… — Он нахмурился, потом пожал плечами и потянулся за бумагой. — В конце концов, что может быть проще. Запишем эту историю, отдадим бумагу, куда нужно, и пусть знать сама ломает себе голову.

Перо его заскрипело по бумаге.

Танис вела Старка по узким улочкам, уже погружающимся во мрак. Город здесь то карабкался вверх, то опускался вниз неровными уступами.

Старк ощущал тяжелый запах специй и незнакомой еды, слышал звуки движения многочисленных обитателей каменных домов.

Один из домов стоял в тени огромной стены, и к нему вела извилистая каменная лестница с истертыми ступенями. Войдя в этот дом, они очутились в комнате с низким потолком. В комнате находился стройный человек по имени Валин, брат Танис. Он с удивлением посмотрел на Старка. Его длинные пальцы вора играли красным драгоценным камнем, который он носил в левом ухе.

На полу лежала постель из шкур и вороха одежды. Ноги сами понесли туда Старка. Но, борясь с подступающей дремотой, он сидел на краю постели, пока Танис принесла ему вино и чашку с едой, объясняя на ходу все брату. Старк слишком устал, чтоб есть, но вино выпил. Мысли его немного прояснились, и появилась некоторая способность соображать.

— Почему опасно говорить о талисмане? — спросил он у Танис.

— Ты ведь слышал, как Лу отвечал толпе, — сказала она. — Они положили в раку какую-то стекляшку и называют ее талисманом, а тем, кто называет их лгунами, приходится сожалеть об этом.

Послышался голос Валина:

— Когда талисман исчез, в Кушате чуть не началась революция. Люди не могли примириться с его потерей и винили жителей Королевского Города, где находится рака, в том, что они не сберегли талисман. Наррабар и знать почувствовали, что кресла под ними зашатались и устроили подмену.

— Но, — сказал Старк, — если люди не верят…

— Об этом наверняка известно только в Воровском Квартале. Талисман взял один из нас. — В тоне Валина смешались гордость и осуждение. — Остальные — ремесленники и торговцы, которым вечно приходится подтягивать животы — предпочитают верить в ложь.

Глядя Старку прямо в глаза, Танис сказала:

— Ты чужой, но тебе все же известно о талисмане, и ты знаешь, что он исчез. Откуда?

В Старке проснулся инстинкт самосохранения. Теперь он понял, что обладание талисманом может оказаться для него смертельным приговором. Поэтому он ответил:

— Об этом сказал мне вождь Сиаран из Мекха. С ним был старик, человек из Кушата. Звали его Отар…

— Отар! — повторил Валин. — Отар? Мы считали, что он мертв.

— Он рассказал Сиарану, что талисман украден из города, и теперь Кушат можно захватить. — Старк вспомнил слова Сиарана и повторил их. — Он подобен человеку без души. — Старк помолчал и спросил: — Неужели какой-то кусочек стекла обладает такой силой?

— Люди в это верят, — сказал Валин. — Вот что важно!

Старк кивнул. Короткий период просветления кончился, и темнота снова навалилась на него. Он посмотрел на Танис, потом на Валина, и взгляд его был пустым, но в то же время острым, как у животного, что себе на уме. Глубоко вздохнув и решив что со всеми опасностями покончено, Старк упал на спину и мгновенно заснул.

Руки и голоса тащили его в сон, и во сне они его долго тревожили, пока он не ощутил, что другие руки сильно трясут его и знакомый голос повторяет его имя. Он открыл глаза. В окна уже лился солнечный свет.

— Старк, — говорила Танис, — пришли солдаты.

Глава 5

Старк приподнял голову и застонал от боли, пронзившей его тело.

— Солдаты?

С улицы доносились звуки ритмичных шагов и звяканье металла. Сознание быстро вернулось к нему. Он обвел взглядом комнату: окно, дверь, ход во вторую комнату, и приготовился к прыжку. Валин схватил его за плечо.

— Нет, ты не можешь бежать! К тому же в этом нет необходимости. Я думаю, что старина Соубелли представил отчет, и тебя отведут к королю города, чтобы ты ответил на несколько вопросов.

Пристально посмотрев на Старка, он продолжал:

— А теперь слушай меня. Не упоминай о том, что Отар и Сиаран говорили о городе. Это им не понравится, и тебе могут отрубить голову. Ты же сможешь повторить это и другим. Скажи только то, что говорил капитану. Понял?

— Понятно, — кивнул Старк.

Холодная струя воздуха из окна заставила его поежиться, и он с удивлением осознал, что раздет, побрит и вымыт, а раны его перевязаны. Танис протянула ему одежду, тоже выстиранную, и еще одно одеяние, незнакомое ему — тунику из золотого меха, мягкую, как шелк.

— Валин украл ее из бани, куда ходит знать. Он сказал, что у тебя должна быть самая лучшая одежда.

— Мне пришлось здорово повозиться, чтобы найти тебе впору. — Валин посмотрел на окно. — Они уже близко. Надо спешить.

Старк натянул на себя одежду и стал искать глазами пояс, не увидев его, почувствовал резкий приступ страха. В дверь забарабанили и грубый голос, в котором Старк узнал голос Лу, закричал, веля открыть. Валин открыл дверь, и комната наполнилась солдатами.

— Доброе утро, — весело сказал им Валин. Лу ничего не ответил ему. Он был полон важности, как человек, выполняющий особое задание.

— Тебя будет допрашивать король, чужестранец, — сказал он и кивнул в сторону двери.

Танис сняла с крюка плащ Старка, под которым оказался и пояс. Она протянула их Старку.

— Ты не должен заставлять ждать господина, — серьезно сказала она. На ней было красное платье, металлическое ожерелье, тщательно причесанные волосы блестели в лучах солнца.

Старк улыбнулся ей в ответ и надел пояс. Потом накинул на плечи плащ и вышел на улицу.

Там уже собрались люди, следившие за тем, как Старк спускался по лестнице, конвоируемый солдатами и Лу, похожим на молодого петушка. Одного человека сопровождали восемь солдат и офицер. Старк подумал, что лучше бы они с таким рвением охраняли городскую стену. Толпа предусмотрительно держалась поодаль от процессии. Старк видел взволнованные лица, следящие за ним глаза, слышал шепот и понимал, что известие о приближении Сиарана уже ходит по городу.

Лу больше не разговаривал с ним. Они прошагали по улицам города, потом оказались на более широких и еще более заполненных народом, где мастерские ткачей и оружейников, ювелиров и гончаров, кузнецов и каменщиков, вероятно, всех, кто производил в городе товары, как вехи, указывали путь ко дворцу. Прохожие останавливались и с любопытством рассматривали Старка, он тоже смотрел на них и, вспоминая наемников Мекха, думал, на что будут похожи эти красивые аккуратные домики через день-два.

Кушат был построен по образцу древних марсианских городов и представлял собой нечто вроде растянутого, неправильной формы колеса, обнесенного стеной вдоль внешнего обода, с Королевским Городом на месте втулки — город в городе, со своей защитной стеной, с высокими башнями и прекрасными домами знати.

Темные башенки, частично разрушенные, указывали, что стена была очень старой.

Старк вздрогнул, но не от холода. Он ненавидел города, они были ловушками, лишающими человека свободы, сковывающими его сознание и волю своими стенами и властью богатых людей.

И все же ему доводилось бывать в городах, которые, хоть и не уступали Кушату в древности, казались полными жизни. Может, это холод покрывал улицы такой мертвенной пеленой?

Старк посмотрел на скалы и ущелья. Может, дело в близости Врат Смерти и страха перед тем, что было за ними?

Они прошли в Королевский Город сквозь узкие ворота, охраняемые большим отрядом. Здесь дома из разного камня стояли в отдалении друг от друга. Между ними небольшие площади. Некоторые представляли собой только жалкие остатки с потемневшими арками и обвалившимися крышами, но на окнах других домов висели богатые шторы, а во дворах кипела жизнь.

Лу шагал очень важно, держась прямо, выпятив подбородок. То и дело он отдавал команды.

Наконец они вышли прямо на широкую площадь перед дворцом и Старк, умерив шаги, раскрыл глаза.

Людям, шедшим позади, пришлось отступить в сторону, чтобы не налететь на него. Лу обернулся, чтобы узнать, в чем дело, готовый излить свое негодование, но увидев, что Старк просто засмотрелся, решил просветить варвара.

— Это, — сказал он, — рака с талисманом и статуя Вана Круачо, основателя Кушата.

Статуя возвышалась над пьедесталом на высоту в рост трех мужчин. Она была массивной и просто изваянной. Природа и время сгладили ряд прекрасных деталей, и все же сохранилось впечатление силы и власти и нечто неуловимое, что оставило в душе Старка уверенность в том, что именно так и выглядел Ван Круачо в своих старинных доспехах, когда стоял, оперевшись на эфес огромной шпаги с высоко поднятой головой. Такое лицо могло быть только у человека, созданного для власти — худощавое, сильное, с резкими чертами и гордым ртом, суровым, но не жестоким. Бесстрашный человек — сказал бы о нем любой.

Но Старку почудилось, что он видит на этом каменном лице тень какого-то родственного страху чувства: то ли благоговения, то ли сомнения, а может быть, чего-то более тонкого, чему нет названия. Можно было подумать, что он стоит на пороге некоего тайного мира, проникнуть в который дано лишь ему одному.

— Ван Круачо, — тихо, как будто ему не приходилось слышать этого имени раньше, сказал Старк. — И рака. Ты говоришь о талисмане?

Лу знаком велел подойти к статуе ближе. Пьедестал, на котором она стояла, являл собой кусок цельного камня, квадратное строение с маленьким зарешетчатым окошечком на каждой стороне. В нем не было ничего, что напоминало бы дверцу. Должно быть, внутрь вел какой-то подземный ход.

— Талисман, — продолжал Лу, — был даром Вана Круачо городу. Пока он здесь, Кушат никогда не падет перед врагом.

— Почему? — спросил Старк.

— Из-за силы талисмана.

— В чем же она заключается? — спросил Старк, как мог бы спросить грубый варвар, простодушный и любопытный.

Лу ответил с непререкаемой уверенностью:

— Она заключается в том, что в талисмане заперта сила, лежащая за Вратами Смерти.

— О! — произнес Старк и наклонился к маленькому окошечку. — Должно быть, это и правда великая вещь!

— Настолько великая, — подхватил Лу, — что ни один враг не осмелился ни разу напасть на нас и не осмелится, пока талисман здесь.

Голос Лу был уверенным, даже слишком уверенным. Действительно ли он верил в то, что перед ним талисман, или же пытался изо всех сил поверить?

— Мне показалось, что вчера на рыночной площади кто-то сказал…

— Возмутительные слухи! Ты сам можешь в этом убедиться! Он здесь!

Что-то там явно лежало. Что-то, похожее на кусочек полированного камня. Овальный кусок хрусталя, очень похожий по форме на талисман, с той лишь разницей, что он был бездушен.

Вспомнив сверхъестественное сияние талисмана, Старк внутренне улыбнулся и с удивлением подумал: как же Камару удалось украсть такую вещь?

— Да. Я вижу, что он здесь, — сказал Старк. — А скоро придут те, кто хочет испытать его и вашу силу. — Он посмотрел на Лу. — А как же высвободить ту силу, что заключена в талисмане?

— Когда придет время, мы сделаем это, — высокомерно ответил Лу. — Идем! Господин Рогайн уже ждет.

«Другими словами, ты знаешь не больше моего», — подумал Старк.

Снова становясь во главе солдат, Лу решительно прибавил:

— Я не верю в твою варварскую армию — так же, как и капитан.

Он шагал впереди, сопровождаемый солдатами. Они пересекли площадь и вошли во двор массивного строения, находившегося на восточной стороне площади. Перед зданием стояли статуи людей в старинных одеждах. Некоторые с отбитыми руками или головами.

Здесь Лу остановил солдат и повел Старка по длинным коридорам, увешанным выцветшими тканями через многочисленные сторожевые пункты, где их останавливали вооруженные люди и спрашивали у Лу его имя, звание и поручение, с которым он направляется. Наконец последний охранник распахнул перед ними дверь, и Старк оказался в удивительно маленькой комнате, тщательно задрапированной коврами, наполненной дымом двух жаровен.

В комнате находилось много вооруженных людей.

Среди них Старк узнал капитана охраны.

За широким столом сидел человек в разукрашенном драгоценностями мундире. У него было приятное, доброе лицо, седые волосы, умные глаза и мягкие щеки.

«Прекрасный человек, — подумал Старк, — но в окружении солдат выглядит нелепо».

Лу отдал честь.

— Вот этот человек, сир, — сказал он.

Рогайн кивнул, поблагодарил его, и отпустил взмахом руки. Старк остался спокойно стоять. Рогайн изучал его, задумчиво и внимательно глядя на него.

— Как вас зовут? — спросил он.

Старк назвал свое имя.

— Вы не с Северных Земель?

— Нет, я вообще не с Марса. Мои родители прилетели с другой планеты. Я родился в мире, намного ближе расположенному к Солнцу, — он помолчал, спокойно глядя в глаза Рогайну. — Я говорю это для того, чтобы вы поняли: и по рождению, и по природе я человек извне.

Рогайн кивнул и едва заметно улыбнулся.

— Иными словами, мне не следует спрашивать вас о том, какое дело привело вас зимой в Северные Земли, и обо всем прочем тоже?

Капитан охраны пробормотал что-то насчет воровских и тому подобных дел.

Старк сказал Рогайну:

— Спрашивайте все, что вам угодно. Я был на юге, где должен был сражаться вместе с жителями Сухих Земель против Пограничных государств, но дела пошли не так, как должны были, и война так и не началась. Делать в тех краях мне было больше нечего, а вашей части Марса я никогда не видел, вот и направился на север.

— Так значит, вы — наемник, — сказал Рогайн и один из присутствующих, человек с тяжелым подбородком и глупыми глазами, довольно кивнул:

— Вы сами дали ответ, Рогайн. Он принес нам сказку о войне в надежде получить за нее вознаграждение.

— Что вы ответите на это, Старк? — холодно спросил Рогайн.

— Скажу, что получить подтверждение моей истории довольно легко, — пожал плечами Старк. — Подождите несколько дней. — Он оглядел по очереди окружающих его людей и нашел их безнадежными. Все они были цивилизованными людьми — хорошими, плохими, безразличными — настолько цивилизованными, что источник происхождения их культуры был забыт задолго до того, как был заложен первый камень Кушата.

Они были слишком цивилизованными и слишком долго жившими под эгидой подаренного им Ваном Круачо мира, с течением времени их клыки если не атрофировались, то довольно сильно притупились, когти обломались.

— Вы можете защищать Кушат, можете не защищать, — сказал Старк, — но в любом случае я свои услуги не продаю!

— Вот как? — удивился Рогайн. — Почему же?

— У меня личные счеты с Сиараном из Мекха, — мягко ответил Старк.

Человек, говоривший раньше, язвительно рассмеялся. Рогайн обернулся и посмотрел на смеявшегося с подчеркнутым интересом.

— Неужели вы потеряли способность понимать стоящего перед вами человека? — спросил он, покачав головой.

Тот сделался багровым, а у остальных был озадаченный вид. Рогайн снова повернулся к Старку.

— Садитесь, — предложил он, указывая на стул, стоящий у стола. — Теперь вот что я хотел бы узнать у вас: расскажите мне всю вашу историю.

Старк рассказал ему то, что рассказывал и капитану. Когда он кончил, Рогайн стал задавать ему вопросы.

Сколько людей? Каковы точные слова Сиарана и кто он такой? Почему он велел мучить Старка?

Старк нашел на все вопросы правдоподобные ответы, но не упомянул ни об Отаре, ни о талисмане. Некоторое время Рогайн сидел, погруженный в свои мысли, остальные почтительно молчали, не решаясь высказать собственное мнение.

Старк наблюдал за тем, как рука Рогайна бесцельно движется среди разложенных на столе предметов. Наконец тот вздохнул и сказал:

— Я вооружу город, и, если нападение произойдет, Кушат будет вам благодарен за предупреждение, Старк. — В глазах его зажегся на удивление неприятный огонек. — Если же его не будет, то мы обсудим это дело позже!

Старк улыбнулся, и улыбка у него была жесткой.

— Вы еще надеетесь на то, что я лгу?

— Эта часть мира имеет собственные законы, которых вы никогда не знали и не понимаете теперь. Это обстоятельство еще больше увеличивает вероятность того, что вы могли ошибиться. Во-первых…

— Зимой никто не воюет! — подхватил Старк. — Именно на это и надеется Сиаран.

— Вполне возможно, — согласился Рогайн. — Но есть еще одно обстоятельство. Наш город охраняет сила. Она безотказно действовала все время и действует поныне, — голос Рогайна был спокойным и намеренно беспристрастным.

— Почему же варвары внезапно потеряли страх перед талисманом?

В комнате вдруг наступила такая тишина, что стало слышно дыхание присутствующих. Каждый быстро кидал на Старка взгляд и так же быстро отводил его, боясь выдать то напряжение, которое им владело. Даже человек куда менее опытный, чем Старк мог бы почувствовать ловушку.

Старк же и вида не подал, что понимает это, хотя великолепно знал, что любое его правдивое слово о талисмане или о возвращении им самим талисмана, означает для него смерть. Он был у края ловушки, но эти люди сами давно попали в другую. Они солгали своему народу ради спасения собственной шкуры и не могли признаться в этом.

Если бы он сказал им, что Сиарану известно об исчезновении талисмана, они тут же убили бы его, чтобы пресечь дальнейшие слухи. Если бы он отдал им настоящий талисман, они прослезились бы от облегчения и радости и убили бы его еще быстрее.

Самой нежелательной для них была правда: город не должен знать о возвращении настоящего талисмана.

Поэтому Старк сказал:

— Вождь Сиаран не простой варвар! Он человек жаждущий, и жажда его так велика, что заглушает страх. Если ваш талисман обладает таким могуществом, как вы говорите, то он намерен, я думаю, забрать его себе.

Тишина стояла такая, что у Старка звенело в ушах. Он сел с бьющимся сердцем, обливаясь потом, но добавил как бы случайно:

— Рано или поздно появляется кто-то, нарушающий традицию.

Казалось, все присутствующие перевели дух и обрели дар речи. Рогайн кивнул и сказал:

— Посмотрим. Пока все.

Старк встал и вышел. Лу ждал его у дверей. Он вывел Старка на площадь.

Глава 6

У подножия лестницы Лу остановился и посмотрел на Старка. Во взгляде его читалась горечь.

— Спи спокойно, — сказал он, — пока люди, которые лучше тебя, будут мерзнуть на крепостных стенах.

Он повел своих людей прочь, а Старк смотрел им вслед и слушал, как стучат по мостовой их подбитые железом сапоги. Он ощущал в своем сердце жалость к молодому человеку, чья великолепная форма могла быть вскоре запятнанной кровью.

Потом он повернулся и принялсякарабкаться вверх по лестнице. Он одолевал подъем с таким трудом, что его даже испугало это. Дважды ему пришлось останавливаться и хвататься за что-нибудь, чтобы не упасть.

Частичным виновником этой слабости был голод. Он понял это, когда вошел в комнату и увидел, как Танис склонилась над жаровней и мешает какое-то варево в горшке. Валин с довольным видом развалился на скамье, стоявшей вдоль одной из покосившихся стен. Увидев Старка, он приподнялся, подал руку и помог ему сесть.

Старк пробормотал что-то насчет еды. Он не мог вспомнить, когда в последний раз ел. Танис с радостью принялась его кормить. Они молча поели, и Старк почувствовал себя настолько сильным, что вновь обрел способность думать.

Тут Валин спросил:

— Что случилось?

— Город будут вооружать, — ответил Старк.

— Его смогут удержать?

— Конечно, смогут, — сказала Танис, — ведь у нас же есть Стена.

— Стены не сильнее людей, — проворчал Валин. — Тех людей, которые их защищают!

Старк покачал головой.

— Попытаются. Некоторые из этих людей даже умрут с честью, но они овцы, и волки разорвут их! Таково мое мнение.

Он резко встал и, подойдя к окну, взглянул на ряды неровных крыш, на башни Королевского Города, что возвышались в отдалении, и на черную гряду хребтов, высившуюся за ними. Холодный ветерок коснулся его лица. Старк вздрогнул и сказал:

— Валин, смогли бы вы удержать город, если бы у вас был талисман?

Не услышав ответа, Старк обернулся. Валин смотрел на него лукавыми, как у кота, глазами. Тело его было напряжено, как тетива лука.

— Это твой город, Валин. Ты же знаешь. Я могу лишь строить догадки. Могли бы они удержать его?

Валин заговорил медленно и тихо, в то время как Танис сидела бледная как слоновая кость, и смотрела на них.

— Да, они овцы, Старк, и не простые овцы, а хуже. Они — лжецы. Эти люди утеряли те знания, которые были им переданы. Они не помнят, как пользоваться талисманом, не знают, каким образом он связан с тем, что лежит по ту сторону Врат Смерти. Будь у них хоть десять талисманов, они и тогда бы не смогли удержать город. — Помолчав, он добавил. — Почему ты об этом спрашиваешь?

— А потому, — ответил Старк мрачно. — Потому, что я решил доверить свою жизнь вам. Я сделаю то, что обещал, — продолжал Старк, отстегивая пояс. — Я закончил путешествие ради друга, человека, по имени Камар, человека, на чьей душе лежала огромная тяжесть.

Старк увидел, как вздохнула Танис при упоминании этого имени. Валин, однако, не шелохнулся и продолжал внимательно смотреть на Старка. Молчание воцарилось в воздухе, нервы Старка были напряжены до предела, пальцы его нащупали тайник.

— Талисман принадлежит Кушату, но после того путешествия, которое я совершил, и я получил на него некоторое право. Я завоевал это право своей кровью, Валин. И Отар, и Сиаран были уверены в том, что я выдам его, и сделали все, чтобы добиться своей цели. Теперь я говорю: если город все равно падет перед Сиараном, он не должен получить талисман. Кто-то из нас, ты или я, должны жить, чтобы использовать талисман против Сиарана. Если за Вратами Смерти действительно есть силы…

— Для чужеземца твоя любовь к Кушату слишком сильна, — перебил его Валин.

Старк покачал головой.

— Кушат может выстоять или пасть, это не разобьет моего сердца. Но с Сиараном у меня личные счеты, и если для того, чтобы одолеть его, мне придется вытащить черта из ада, я сделаю это!

— Ну что ж, — Валин улыбнулся. — В таком случае наши пути настолько близки, что мы можем идти по ним плечом к плечу. — Небрежным жестом он откинул одеяло, лежащее на кушетке, и в тусклом свете сверкнуло лезвие ножа, лежавшего под ним. Валин взял нож и сунул его за пояс.

— О! — сказал он, — не слишком заботься о том, Старк, чтобы вручить мне свою жизнь. — Он порылся под туникой, вытащил что-то и держал теперь на вытянутой руке кристалл, горящий внутренним дьявольским огнем.

— Валин! — крикнула Танис и замерла. — Что это?

— Я тоже знал Камара, — сказал Валин. — Однажды он показал мне секрет этого тайника, так что я держу твою жизнь в своих руках уже с прошлого вечера.

Танис прошептала:

— И ты… не сказал мне…

— Конечно, нет, — ответил Валин. — Может, мне пришлось бы убить его, а я уже видел огоньки в твоих глазах, сестричка. Такие вещи достаточно неприятны. — Подавшись вперед, он положил кристалл на низкий столик и посмотрел на Старка.

— Как ты сказал, Кушат — мой город.

Старк медленно проговорил:

— Да, будь я проклят. — Он смотрел на Валина так, будто перед ним был кто-то совершенно другой. Потом рассмеявшись, он бросился на кушетку, стараясь не смотреть на талисман. — Отлично, друг! Каков же наш план?

— Если Стена выдержит и город выстоит, то план достаточно прост, но если город падет… — Валин глотнул вина. — Мы здесь, в Квартале похожи больше на крыс, чем на овец. Может быть, в бедности есть своя польза — это она делает наши зубы острее. Я думаю, что должны выжить именно мы, Старк.

Он бросил взгляд на талисман и добавил со странным благоговением, почти с испугом в голосе:

— Мы те, кто понесет его за Врата Смерти. Ты нам нужен, — просто сказал Валин. — Мы воры по ремеслу, а убийцы лишь по случаю. Сам я никогда не проливал крови понапрасну. Ты должен сделать из нас воинов.

— Если у вас есть воля, то сделать это вовсе нетрудно.

— Воля у нас есть.

— Хорошо, — сказал Старк и лег на мягкие шкуры, — времени у нас мало. То, что мы должны сделать, надо сделать очень быстро. Поговори со своими людьми, Валин, с лучшими людьми. Уверь их в том, что Стена будет разрушена, назначь место для сбора и, если это возможно, составь план выхода из города. Нам понадобится снаряжение, еда и теплая одежда. Все, что мы сможем унести без особых трудов, и, по возможности, никаких женщин и детей. В горах они погибнут намного скорее, чем здесь, а идти нам придется очень быстро.

Валин встал и, посмотрев на Старка, сказал:

— Друг, я думаю об этом с тех пор, как нашел талисман.

— Тем лучше, — проворчал Старк и выругался. — Что касается пути от Кушата до Врат Смерти, здесь мне все ясно, но дальше — темнота. Возможно ли, Валин, чтобы никто не ходил по этой тропе? Даже Отар не говорил, что ходил по ней.

Валин пожал плечами.

— Время от времени люди пытались это сделать, несмотря на запрет. Иногда весеннее половодье возвращало нам их тела, но большей частью не случалось даже этого. И закон, и легенда о Ване Круачо говорят, что Кушат был построен для того, чтобы охранять тропу, и лишь человек с талисманом может пройти по ней, оставшись в живых.

— Говорится ли в легенде о том, почему Кушат охраняет тропу?

— Разве Камар тебе не сказал?

— Он сказал мне, что никто не помнит почему, известно лишь, что это огромная честь.

— Так оно и есть. Но можно догадаться, что сила, скрытая по ту сторону тропы, слишком велика для того, чтобы оставить ее на волю случая. Вначале, конечно, Ван Круачо каким-то образом заполучил эту силу для себя и использовал для своей славы в Северных Землях…

— И Сиаран надеется на это. Отар заразил его этим желанием.

— Отар, — повторил Валин и покачал головой. — Он всегда был сумасшедшим. Вечно произносил речи в местах сборищ, везде, где люди соглашались его слушать, и говорил, что Кушат умирает и настало время забрать из-за Врат Смерти силу, чтобы достичь былого величия. Он сеял такую смуту, что Рогайн дважды сажал его на цепь, после чего он исчез.

— Он нашел того, кто согласился его слушать, — сказал Старк. — В легенде говорится еще что-нибудь интересное?

— Существует вера, что постройка Кушата явилась частью сделки, на которую был вынужден пойти Ван Круачо, какой бы она ни была…

— Сделка? С кем?

— С кем или с чем… Никому это не известно, и вряд ли мы узнаем. Знал только Ван Круачо. Впрочем, вся эта история происходила так давно, что наверняка сказать ничего нельзя. Может, вообще никакой сделки не было. Боги ли, дьяволы ли будут ждать нас за Вратами Смерти, и без того достаточно опасностей: пропасти, ледники, туманы, обвалы, голод и холод.

— Ну что ж, — сказал Старк. — Сиарана это не остановит. Есть там что или нет, об этом мы узнаем, когда придем туда, а до тех пор не надо и думать об этом.

— Во всяком случае, у нас есть талисман, — сказал Валин. — Так что, если легенда не врет… Старк!

Ответом было молчание.

— Он уснул, — сказала Танис.

Валин пробормотал длинное замысловатое ругательство, принятое в Северных Землях, и криво усмехнулся.

— Не уверен, что обычному человеку место во всей этой истории, но рад, что он на нашей стороне.

— Ты правда собирался его убить?

Он посмотрел на спящего Старка и покачал головой:

— Ужасно рад, что не сделал этого.

Танис снова посмотрела на талисман. Она не стала подходить ближе, а лишь стояла и смотрела на него, крепко стиснув руки за спиной. Взгляд ее был суровым и печальным. Внезапно она сказала:

— Я боюсь, Валин.

— Я тоже боюсь, — нежно погладив ее по плечу, ответил тот. — Он не сам пришел к нам в дом, боги передали его нам в руки, и поэтому мы должны сделать все, что сможем.

Он осторожно повертел кристалл в пальцах, затем положил в тайник на поясе и тщательно закрыл его.

Танис не шевельнулась, лишь руки ее беспомощно упали вдоль тела. Теперь, когда талисман был убран, она подняла руку и медленно сбросила с лица прядь волос. В этом извечно женском движении сквозила бесконечная усталость.

— Значит, все погибло, да?

Эта короткая фраза вмещала в себя и город, и квартал, и этот дом, и комнату, и их самих.

Валин начал было объяснять что-то насчет ненависти Старка к ублюдкам из племени Мекха, которые являются причинами всех бед. Он хотел успокоить сестру, но лгать было бессмысленно, и он не стал лгать.

— Боюсь, что это так. На время. По крайней мере, на время.

Он набросил на плечи плащ и вышел. Холодный ветер ударил ему в лицо, и в нем были обычные запахи мороза и дыма. Крыши блестели в лучах солнца, и за ними виднелась Стена, поднимавшаяся с тех пор, как он впервые открыл глаза в этом мире, — массивная, дающая ощущение уверенности.

Валин побрел вниз по избитым ступеням, касаясь рукой обшарпанных камней по бокам лестницы. Он шел медленно, он шел как человек, в сердце которого вонзили нож.

Глава 7

Когда Старк проснулся, был уже вечер. Он потянулся, и мышцы вновь ответили ему болью, он опять почувствовал сильный голод, но все же сейчас он чувствовал себя гораздо лучше, чем раньше. Потом до его сознания донеслись звуки, которых раньше не было: шаги людей по Стене за домом, выкрики часовых.

Танис услышала, что он проснулся, и подошла к нему, отойдя от открытых дверей, где стояла, глядя в сумерки.

— Все еще никаких следов нападения, — сказала она.

— Они придут, — сказал Старк и сел.

В комнате что-то изменилось. Немного погодя он понял, что все мелкие вещи исчезли, все те вещицы, что превращают комнату во что-то большее, чем простое убежище. Возможно, Танис куда-то их спрятала. Вещи нужные: одежда и тому подобное — были сложены в углу в две маленькие кучи, откуда их можно было легко забрать. Рядом лежала еда. Комната была совсем пустой, никто в ней больше не жил. Люди лишь разбили в ней лагерь и ждали сигнала уходить.

Старк посмотрел на Танис, и его поразили глаза девушки, огромные и полные слез.

— Мне так жаль! — сказал он.

— Напрасно! — сказала она с неожиданной яростью, и глаза ее блеснули. — Скажи мне только, что я должна делать в предстоящей драке.

— Неплохое начало! — усмехнулся Старк. — Можно что-нибудь поесть такого, что не надо готовить?

— О, да! Сегодня и мне повезло!

Девушка принесла мясо, вино и хлеб. Минуту-другую она наблюдала за тем, как он ест, а потом и сама с жадностью занялась тем же. Старк снова улыбнулся.

— Вижу, клубок начинает разматываться.

— Как ты догадался? — удивилась она.

— У меня в жизни была пара моментов, когда еда комом стояла в горле. Выпей-ка вина. Оно согреет и развеселит, — он налил ей полный стакан, и Танис выпила, улыбнулась, и настроение ее сразу поднялось.

— Где Валин?

— Он разговаривает с людьми. Скоро придет.

— Я должен поблагодарить вас обоих за то, что вы меня приняли, но тебя — особенно, за то, что ты помогла мне тогда на рыночной площади.

Она внимательно посмотрела на Старка и ответила:

— Благодари, если хочешь. Скоро в жизни останется мало доброты. — Она посмотрела в сторону Стены, откуда слышался стук подкованных сапог и хриплые голоса часовых.

Старк потянулся к Танис, привлек ее к себе и поцеловал, ощутив нежность и силу ее тела. Он чувствовал, как бьется под его пальцами жилка на ее шее, как поднимается и опускается ее грудь, чувствовал все ее существо, особое и неповторимое.

Танис прижалась к нему почти в отчаянии, молча, и он подумал, что держит в руках маленького испуганного ребенка, нуждающегося в защите.

Должно быть, при этом что-то в его поведении изменилось, она отпрянула от него и улыбнулась, покачав головой.

— Выпью, пожалуй, еще вина, — она подняла стакан и вдруг замерла, прислушиваясь. — Как бы там ни было, пришел мой брат.

Валин выглядел веселым и оживленным. Вначале он подсел было к ним, собираясь поесть, но потом вскочил и принялся шагать по комнате. Глаза его были чересчур блестящими, а голос звенел, когда он рассказывал обо всем, что видел.

— Мне приходилось действовать очень осторожно, Старк. Лишь четверым известно о талисмане, и я доверяю им, как самому себе. Одно слово, влетевшее не в то ухо, и ни один из нас не доживет до того времени, когда будет ясно, что станет с Кушатом.

— Ты назначил место встречи?

— Да. У Праздничных Камней. Они находятся за городом… — Валин сел возле Старка, обмакнул палец в вино и принялся рисовать карту на столе. — Это здесь, к северу, примерно в двух милях. Там каждую весну устраивают праздники, теперь же это делают главным образом для детей.

Старк кивнул. Солнце встает и садится на всех планетах, и на каждой из них поклонение могущественному богу является таким же девизом, как и сама жизнь.

— Все знают, где они находятся, — говорил Валин, — а оттуда прямой путь к тропе. Все обговорено. Каждый из них найдет дорогу из города. Есть сотни дорог, и все они известны каждому вору.

Старк снова кивнул. Таким был каждый известный ему марсианский город.

Со стороны Стены послышался шум смены караула. В комнате стало внезапно душно.

— Я хотел бы выйти, — сказал Старк. — Это можно?

— Да, до тех пор, пока мы в квартале. — Валин вскочил с мыслью снова бежать. — Пойдем, покажись людям, чтобы они знали тебя.

Накидывая плащ, Старк холодно проговорил:

— Ты сможешь показать мне одну из тех лазеек, о которых знают все твои воры, на тот случай, если в пылу битвы нас разбросает в разные стороны?

— Я же сказал тебе, — весело ответил Валин. — Я не солдат. Идем. — Он взял Танис за плечо. — Попытайся немного поспать, малышка. Тебе это нужно.

Танис неуверенно улыбнулась, и они вышли из дома, оставив ее одну. Обе луны были в небе, и крыши домов заливал зеленовато-серебряный свет. Башни королевского дворца тянулись к небу так, будто хотели схватить ближайшую луну, а та насмешливо лила на них свой призрачный свет, обнажая все бреши и проломы.

Улицы были погружены в темноту, лишь часовые сигналили друг другу фонариками, да кое-где из незашторенных окон падал свет.

Старк заметил, что Валин спускается с лестницы быстро, не оглядываясь. Он понимающе улыбнулся и последовал за ним.

— Кажется, город очень спокоен, — сказал Старк, двигаясь за Валином по извилистой улочке.

— Да, люди еще не верят, даже здесь, в квартале. Никто еще не был свидетелем нападения, и никто не думал, что оно может произойти в зимнее время. Зима — время безопасное, и мастеровые зимой слишком заняты тем, чтобы заработать на жизнь. Летом, правда, пытаются грабить те караваны, что снабжаются для торговли с южными городами и нападают на охотничьи отряды. Но на этом все и кончается. Большей частью люди в Кушате похожи на Танис и не думают о талисмане, считая, что Великая Стена по-прежнему защищает их, — он посмотрел на Стену. — Да и я сам, когда смотрю на Стену, что ни говорил бы мне разум, верю, что она способна выдержать любое нападение.

— Все равно, — сказал Старк. — Покажи мне тайные тропы.

Валин показал ему несколько троп. В самой Стене было место, где одна из плит открывалась в темный тоннель, было другое место, где одна из плит мостовой переворачивалась, а за ней открывалась железная лестница, чьи ступени, как сказал Валин, вели к старинной системе канализационных труб, несущих под Кушатом потоки весенних вод.

— Отлично, — одобрил Старк. — Но мы можем оказаться вне Квартала. Что делать тогда?

— В таком случае лучше всего скрыться через Квартал Тайных Могил. Так его называем только мы. Ремесленники называют его Кварталом Благословенных. Это место захоронения.

Он провел Старка по крышам и указал путь, как мог, а потом описал, как найти дорогу в тот скрытый лабиринт, что тянулся под землей на нескольких уровнях:

— Придерживайся главного тоннеля, и он выведет тебя под Стеной прочь из города.

Он помолчал и добавил:

— Туннель проходит под Королевским Городом. Именно этот путь избрал Камар для побега из Кушата. Он мог бы и вернуться тем же путем… Конечно, люди, пользующиеся трубами, делают это главным образом для встречи с чужеземцами-торговцами. Летом, когда подходят караваны, сделки проходят быстро… Бедный Камар. Грех гордыни. Но, возможно, он в конце концов сослужил городу великую службу!

— Скоро мы это узнаем, — сказал Старк, ощущая тяжесть пояса на своей талии. — И, без сомнения, раньше, чем этого хотим.

Потом они ходили по бедным тавернам, где воздух был густым от дыма, пота и старой кожаной одежды. Они посидели понемногу в каждой, попивая кислое вино, прибывшее из мест более теплых. Каждое из худых темных лиц, которые замечал Старк, было обращено к нему, но ни один не произнес ни слова. Когда они шли домой, одна из лун висела над самой Стеной, и черные фигуры часовых плавали в ее свете.

Танис спала, и они улеглись тихо, чтобы не беспокоить девушку.

Очень поздно, когда дальняя луна склонилась к западу, Танис проснулась и поняла, что заснуть больше ей не удасться. В комнате стояла тишина, если не считать дыхания спящих мужчин. Шагов дозорных не было слышно. Танис встала, подошла к окну и отдернула шторы. Ветер и лунный свет проникали в комнату. Она стояла, завернувшись в меховой плащ, облокотившись на подоконник, и смотрела в ночное небо.

Старк тревожно зашевелился, перевернулся на бок. Движения его становились все более беспокойными. Танис подошла к нему и коснулась его плеча.

Он мгновенно проснулся.

— Тебе что-то снится, — тихо прошептала Танис.

Старк покачал головой. Глаза его были все еще закрыты, хотя причиной был вовсе не сон.

— В воздухе пахнет кровью, — тревожно прошептал он.

— Я ничего не чувствую, кроме запаха гари.

Старк встал.

— Разбуди Валина. Я иду к Стене.

Он снял с вешалки свой плащ, и распахнув дверь, вышел на ступеньки лестницы. Лунный свет, отразившийся в его глазах, сделал их бледными, будто покрытыми пеленой тумана. Танис вздрогнула и повернулась к Валину.

— Вставай, — потрясла она брата за плечо.

Тот уже проснулся, и вместе они последовали за Старком по крутой лестнице, ведущей к верху Стены.

Старк смотрел сверху вниз туда, где вниз от гор убегала равнина. На равнине не было видно никаких следов движения. Ничто не нарушало тишины.

— Они нападут на рассвете, — сказал Старк.

Глава 8

Они ждали. Поодаль склонились над маленькими жаровнями дозорные, соорудив из плащей что-то вроде палаток, чтобы скрыть свет. Они равнодушно смотрели на троих штатских.

Ветер со свистом гулял над Вратами Смерти, а внизу, на улицах, вздрагивали и ежились от него часовые.

Они ждали, но все оставалось по-прежнему.

Наконец Валин сказал:

— Как ты можешь знать, что они придут?

Старк вздрогнул, но не от холода. Каждый мускул его пришел в движение. Дальняя луна склонилась к горизонту. Лунный свет потускнел и изменился, а равнина была все еще чистой и спокойной.

— Они будут ждать темноты. Подождут еще час-другой, пока не наступит промежуток между заходом луны и восходом солнца.

Он обернулся и посмотрел на скалы, высившиеся над Кушатом. В этом месте они почти смыкались, образуя один причудливо изогнутый массив, похожий на последний всплеск убегающей вселенной, белый гребень ее казался посыпанным пеплом погибших миров.

Он смотрел на узкий зев Врат Смерти, и то, что было в нем первобытного, сжалось и застонало, удрученное предчувствием судьбы. Ибо получалось, что он прошел полмира для того, чтобы здесь, сейчас, дрожа всем телом, держать талисман давно умершего короля.

Если и дальше все будет складываться так, как он предполагал, то вскоре ему придется последовать по пути этого короля в Неведомое, что лежит за этим проходом, может быть, в то Неведомое, что говорило с ним тогда обволакивающими, как паутина, словами.

Он вздрогнул при воспоминании об этих голосах и подавил в себе желание сорвать сейчас же пояс с талисманом и швырнуть его за Стену.

Старк напомнил себе, как, подъезжая к Кушату, он глядел вверх на тропу и страстно жаждал той силы, что могла там находиться, что была способна уничтожить Сиарана и мекхов. Он рассмеялся, но не потому, что стало весело, а от собственной непоследовательности.

Он сказал Валину:

— Камар рассказал мне, что люди считают, будто в конце Ван Круачо ушел за Врата Смерти. Это так?

— Так говорит легенда, — пожал плечами Валин. — По крайней мере, в Кушате он не похоронен. А почему ты спросил об этом?

— Не знаю, — ответил Старк и отвернулся.

Луна коснулась горизонта, последний луч красного ее света тронул снег и погас.

Танис теснее прижалась к Валину и тревожно смотрела на Старка. В нем ощущалось какое-то нетерпение. Валин тоже чувствовал это и завидовал ему. Самому ему хотелось вернуться туда, где тепло и уютно, но ему было стыдно признаться в этом… В душе у него было сомнение, но он не уходил.

Шло время, сотканное из бесконечных минут. Часовые дремали над своими жаровнями, равнина быта погружена в полную темноту. В небе мерцали лишь далекие звезды.

— Вы слышите их? — спросил Старк.

— Нет.

— Они идут.

Его слух, куда более тонкий, чем слух Валина, уловил легкие шорохи, следы движения в темноте огромной армии. Легко вооруженные воины, охотники, привыкшие водить животных по снегу, умели делать это бесшумно. И все же звуки их дыхания, шевеления, шепота, можно было отличить от шума ветра.

— Я ничего не слышу, — сказал Валин.

Покачала головой и Танис.

И опять они ждали. Западные звезды показались над горизонтом, а на востоке появилась тусклая полоска.

Равнина по-прежнему была темна, но Старк различал уже призрачные силуэты высоких башен Королевского города и думал о том, кто будет королем Кушата к тому времени, когда сядет еще не взошедшее солнце.

— Ты ошибся, — сказал Валин, пристально вглядываясь вдаль. — В долине никого нет.

— Иди, растолкай того дозорного, — сказал Старк, а сам направился к другому. Воин заворчал на него, но Старк грубо поставил его на ноги и сбросил жаровню на улицу. — Появилось нечто такое, что тебе следует видеть, — сказал он дозорному.

В прозрачном марсианском воздухе заря разгоралась быстро, и теперь она уже осветила равнину, с жестокой беспощадностью озарив клинки сабель, острия копий, заиграла на шлемах и кольчугах, на броне животных. Она заиграла на рыжих волосах, на кожаных плащах, зажгла стяги кланов алым, золотым и зеленым на фоне снега.

Мертвая тишина длилась столько, сколько люди способны сдерживать дыхание, потом дозорный побежал, громко топая ногами, схватил молот и принялся выбивать сигнал тревоги, звук этот был подхвачен другими.

Армия варваров ответила им диким воплем, заиграли охотничьи рога, свирели, застучали барабаны, и Стена эхом ответила этим звукам, как будто подавая сигнал к началу битвы.

Люди Мекха пришли в движение.

Вначале они двигались медленно и осторожно, потом передние ряды перешли на бег, который убыстрялся под напором последующих рядов, и вскоре вся армия понеслась вперед. Варвары ринулись на город, подобно воде из прорванной дамбы.

Они приближались. Множество высоких людей, мчавшихся с быстротой оленей, кричащих и размахивающих огромными мечами. Наездники погоняли своих животных с такой силой, что у них из-под рогов текла кровь. Никаких приказов не было слышно, но армия двигалась вперед, как по команде. Появлялись все новые и новые ряды. Все это превратилось в единую кричащую массу, от движения которой дрожала земля.

Тут Старк осознал, что он слишком перегнулся через парапет и Валин старается оттащить его назад.

— Ты, наверное, хочешь драться с ними один, — упрекнул его Валин, но Старк так посмотрел на него, что тот подался назад и добавил: — Полегче, друг, мои нервы такого не выдержат. Твоя встреча с Сиараном еще впереди.

Он указал рукой в сторону, откуда к ним бежали солдаты, крича, чтобы они немедленно слезали со стены.

Старк пожал плечами и последовал за Валином вниз, а затем по другой лестнице на крышу здания. Танис шла за ними, и они устроились так, чтобы можно было видеть происходящее.

И снова Старк погрузился в каменное молчание, не отрывая взгляда от черного шлема Сиарана.

Кушат ожил мгновенно. Все еще звенели гонги тревоги, но солдаты были уже на Стене. Их было очень много и, казалось, их количество сравнялось с армией варваров. Толпы людей заполнили улицы, крыши зданий, сидели в окнах. Подошел отряд знати, выглядевшей очень храбро в своих красивых доспехах.

— Что ты теперь думаешь? — спросил Валин, но Старк покачал головой:

— Первая атака будет неудачной, но потом все будет зависеть от того, достаточно ли тверд их предводитель, чтобы выдержать и удержать своих людей под Стеной… Мне кажется, достаточно…

В течение последующего времени они молча наблюдали.

Загремели огромные баллистары, посылая булыжники в атакующих. Затрещали кости, полилась кровь. Запела тетива луков, тысячи стрел полетели во все стороны. Война здесь, в Северных Землях, была примитивной, как и на всем Марсе, исключая те места, куда было завезено земное оружие. Причиной тому был недостаток мыслей, металла, энергии и химических элементов.

Люди падали, их товарищи оттаскивали или отпихивали павших в сторону, а внизу, как подкошенные, падали варвары. В морозном воздухе звенели, не прекращаясь, крики людей, уланов, и Старк слышал, как царапают камень крючья лестниц. Он было подумал, что ошибся, и уже первая атака увенчалась успехом.

Солдаты Кушата сражались храбро, но эта битва была для них первой и единственной. Они походили на стадо овец, загнанных в горы убийцами.

Однако Стена еще держалась, и к полудню натиск варваров потерял свою силу. Люди Мекха утихли и угрюмо оставили поле боя, отойдя на равнину.

— Ты видишь, Старк? — сказала Танис. — Стена нас защищает. — Лицо ее было измученным, но горело надеждой. — Ты видишь? Они ушли!

— Они оставили своих мертвых! Судя по обычаям известных мне племен, это залог того, что они еще вернутся. Посмотри-ка сюда. — Он показал на равнину. — Черное знамя со светлой полосой. Это знак Сиарана. Посмотри, к нему собираются главари.

Глядя на поредевшие ряды защитников, Валин сказал:

— Если это не победа, то другой нам не добиться.

Однако город ликовал. Люди бежали по улицам, чтобы обнять солдат, знать скакала вдоль Стены и вид у нее был очень важным, а над самой высокой башней Королевского Города трепетал на ветру алый стяг.

— Принеси немного поесть, — попросил Старк Танис. — Еще есть время.

— Я не верю тебе, Старк! — с яростью бросила она. — Враги разбиты!

Все же она сходила за едой.

Солнце поднялось высоко, и они продолжали ждать.

Вскоре после полудня армия варваров вновь пришла в движение. Она распалась на три потока, а четвертый остался в резерве. Два потока с разных сторон устремились к Стене, а третий просто ждал.

И Старк сказал:

— Вот с этого Сиарану и следовало бы начать. Но варвары независимы, и их нужно было поколотить, чтобы они начали слушаться. Теперь посмотрим. Кстати, знати не мешало бы вызвать подкрепление под Стену.

Подкрепление подоспело мгновенно. Силы защитников разделились и устремились к двум точкам Стены, находящимся под угрозой, так как нападавшие уже лезли на Стену. Оставшиеся участки Стены теперь едва закреплялись.

Третья группа варваров тучей устремилась к воротам.

— Что это за звуки? Как гром… — с тревогой спросила Танис.

— Таран, — коротко ответил Старк. — Они бьют им по воротам.

Сделавшись вдруг очень беспокойным, он следил, как офицеры пытаются справиться с этой новой опасностью, хотя число нападающих значительно превышало их силы. Та часть, что атаковала ворота, была хорошо организована. Вспотевшие рыжеволосые гиганты, орудующие тараном, были защищены щитами. Воины сомкнули щиты над их головами, образовав подобие крыши. Другие воины защищали их с боков. На равнине под черным знаменем Сиарана несколько предводителей и отряд резерва нетерпеливо ожидали своей очереди.

— Теперь тебе лучше уйти, — сказал Старк Валину. — Возьми талисман, собери своих людей и уходи.

Валин сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

— Ни один человек не покинет Кушака, прежде чем вступит за него в битву, — он сердито посмотрел на Старка.

Тот пожал плечами.

— Их черед приближается. — Он кивнул в сторону толпы, собирающейся вступить в сражение. — Что ж, иди, встречай их. — Он встал и повернулся к Танис. — Прошлой ночью ты спрашивала меня, как ты сможешь помочь в сражении за город, — он снял с себя пояс и надел на нее. — Береги его, а также ту часть одежды и еды, что сможешь унести. Иди и жди нас у Праздничных Камней.

Она, казалось, собралась возразить, но он мягко добавил:

— У тебя талисман. Ты должна сберечь его!

Танис смотрела на него широко раскрытыми глазами, а Валин нетерпеливо проговорил:

— Ну что, так и будешь стоять?

Он поцеловал ее в щеку и подтолкнул к лестнице. Они спустились с крыши и, когда проходили мимо двери, ведущей в комнату, он добавил:

— Жди нас. Кто-нибудь придет.

Он начал спускаться, а Старк улыбнулся ей.

— Будь осторожна, не забывай, что ты хранишь, — и стал спускаться вслед за Валином.

Дойдя до подножия лестницы, он оглянулся. Танис не было видно, она ушла в комнату, унеся с собой пояс Камара и талисман. Старк почувствовал себя легко и свободно, как будто с него свалился невообразимо тяжелый груз.

Они присоединились ко все растущей толпе мужчин, которые шли оборонять свой город. Валин бежал подле Старка, и лицо его было таким напряженным и бледным, что Старк сказал:

— Когда ты нанесешь первый удар, и он закричит, у тебя проснется жалость к нему. Тогда вспомни, что он пришел сюда сам и никто его не звал, что он пришел убить тебя.

— Спасибо! — сердито фыркнул Валин. — Но думаю, что ничего такого не почувствую!

— Зря! — сказал Старк. — Почувствуешь!

Оружие мертвых и раненых солдат складывалось в кучу, чтобы горожане могли вооружиться. Они тоже выбрали себе оружие и поднялись на Стену.

Глава 9

Это была пустая трата времени, и Старк это понимал. Он подумал, что, возможно, некоторые из тех людей, что суетятся рядом с ним, тоже сознают это, а уж ворам вообще можно было улизнуть из Кушата, а не ждать неведомого, и в нем начало расти уважение к людям этого города. Сам он мыслил просто: человек, который не хочет защищать то, что имеет, не достоин это иметь.

Некоторые считают капитуляцию шагом великодушным, но для Старка это была лишь попытка перекрасить трусость в добродетель.

Как бы там ни было, эти люди сражались. Воры и ткачи, мясники и оружейники, каменщики и трактирщики. Не очень-то хорошо они умели это делать, и офицеры командовали ими, делая свое дело немногим лучше.

Зловещий грохот тарана у ворот не умолкал, варвары, атакующие Стену, прибегали к различным уловкам. Затевали драку в одном месте, а потом переносили всю силу удара в другую точку. Играют с нами, подумал Старк, заметив, что запас стрел как будто сокращается и что все большее количество защитников бросают свои луки.

Он посмотрел на черное знамя, развевающееся над равниной.

И тут ожидание кончилось.

Тот, кто держал знамя, поднял его выше и поскакал, возглавив резервные силы. Мелькнула черная кольчуга Сиарана. Вся масса варваров пришла в движение и дико вопя ринулась на Кушат.

— Не нужно слишком тянуть, друг, — сказал Старк Валину. — Помни, что впереди еще битва.

— Я знаю, — ответил Валин. — Я знаю.

Лицо его было искажено болью. Он видел, как умирает его город. Ему еще не предоставилось случая пустить в ход клинок.

Но и эта минута приближалась.

Крюк лестницы лязгнул о камень лишь в нескольких футах от него. Люди карабкались по ней вверх. Глаза их горели, и они были полны кровожадного желания отомстить за павших братьев, снять с себя позор утреннего поражения. Старк ждал их у конца лестницы со шпагой в руке. Дождавшись, он проткнул двоих, и второй рухнул вниз со шпагой Старка в груди. Третий карабкался наверх, и Старк встретил его с голыми руками.

Валин стоял, как прикованный, и видел, как Старк сбросил со Стены тело врага, слышал, как тот кричал, падая. Он видел лицо Старка, когда он срывал лестницу и швырял ее вниз, и вслед за этим он слышал новые крики.

Потом появились другие лестницы и другие рыжеволосые головы. Старк нашел себе еще шпагу и вовсю ею орудовал. Валин слышал запах крови, и тут его потрясла неминуемость происходящего, физическая близость врага, явившегося, чтобы убить его и уничтожить все, что он любил.

Дикая ярость охватила Валина, он рванулся вперед и принялся молотить по головам, возникавшим над Стеной. Но случилось то, о чем предупреждал его Старк, и вначале ему показалось, что легче было бы действовать, не видя лиц врагов.

Битва была теперь такой жаркой, что все смешалось, и офицеры потеряли контроль над людьми. Все дрались, как могли и где хотели. Битва была жаркой, но длилась недолго.

Варвары овладели Стеной в трех местах, потерпели поражение в двух и снова выиграли в одном. С этих захваченных позиций они устремились вниз, сминая защитников, отбрасывая их, увлекая вниз. Битва перенеслась на улицы, и вдруг все пути, ведущие к центральным частям города, оказались заполненными женщинами и детьми.

Старк потерял из виду Валина. Он надеялся, что тот еще жив и сохранил достаточно благоразумия, чтобы уйти. Но как бы там ни было, теперь все зависело от него самого, и Старк ничего уже не мог поделать. Он перестал о нем думать.

Огромные ворота Кушата все еще сопротивлялись напору варваров, и Старк силой прокладывал путь через площадь. Ларьки мелких торговцев были опрокинуты, кувшины с вином разбиты, и красная жидкость пенилась, растекаясь ручьями.

Привязанные животные кричали и бились, пытаясь избавиться от груза. Они пьянели от запаха крови. Убитые громоздились грудами. Все оставшиеся в живых защитники города были здесь. Они инстинктивно образовали квадрат и пытались защитить свои теснимые к лобовой части ворот фланги. Каждый камешек у них под ногами сотрясался от ударов тарана. Обшитые железом бревна отвечали ему жалобным стоном.

Знать сошла со Стены. Сидя верхом, они ждали.

Теперь их осталось совсем мало. Яркие мундиры были порваны и испачканы, лица грязны. Но они по-прежнему держались прямо и гордо. Старк увидел Рогайна. Руки его были белы, но не дрожали.

Последний раз ударил таран. С горьким криком провисли ослабевшие болты, и ворота распахнулись.

Знать Кушата бросилась в атаку. Как подобает солдатам, они ринулись на всадников Мекха и удерживали их, пока не пали под ударами их мечей. Оставшиеся в живых были смяты животными. Первым в ворота ворвался Сиаран.

Много животных пустыни мчалось без седоков. Старк воспользовался одним и пустил животное в галоп. Там, где гуще завязывалась драка, мелькал силуэт в черной броне, и топор его без устали рубил противника. Глаза Старка затмились холодным радостным огнем. Он забыл о талисмане и судьбе Кушата. Старк был свободным человеком. Он вонзил каблуки в чешуйчатые бока животного, и оно рванулось вперед.

Чувство, овладевшее Старком, было таким сильным и ярким, что заглушало страх. Все в нем билось и трепетало. Прокладывая себе путь через толпу длинной шпагой, он закричал:

— Сиаран!

Черная маска повернулось в его сторону.

— Старк!

Землянин снова пришпорил животное:

— У моей шпаги пока есть право, ублюдок!

Из отверстия в маске послышался хорошо знакомый голос:

— Тогда пользуйся им! — Черный топор описал дугу, предупреждая друзей и врагов, что это личный бой.

Внезапно они оказались в маленьком круге, в самом центре битвы. Их животные полетели друг на друга, топор описал кривую и шпага, блеснув, рванулась ему навстречу.

Раздался звук металла, и топор упал на землю. Из глоток варваров вырвался единый вопль. Старк не обратил на него внимания и снова пришпорил животное.

Сиаран потянулся за шпагой, но его рука, ослабленная силой предыдущего удара, оказалась не такой быстрой, как раньше. Эфесом своей шпаги Старк нанес удар по черному шлему так, что металл зазвенел как колокол. Сиаран покачнулся в седле. Это длилось мгновение, но его оказалось достаточно. Старк сорвал с противника маску, отбросил ее и впился руками в незащищенное горло.

Он не свернул эту шею, как рассчитывал это сделать, но все люди кланов замерли не шевелясь.

Теперь Старк понял, почему вождь Сиаран никогда не показывал своего лица.

Шея, которую он сжимал, оказалась белого-белого цвета, а руки его скрывались в гриве черных волос, упавших из-под маски на кольчугу. Алые губы были перекошены яростью, удивительная линия щек и подбородка, глаза, горящие злобой и гордостью, как у молодого орла. Прекрасное лицо, но ни в одном мире, ни под одним солнцем его не приняли бы за лицо мужчины.

В это мгновение всеобщего замешательства она оказалась более быстрой, чем Старк. Ни малейшее изменение в ее лице не послужило ему предупреждением. Два ее кулака взлетели над его протянутыми руками и ударили в челюсть с такой силой, что его шея чудом не оказалась сломанной. Старк вылетел из седла и оказался на залитых кровью камнях. На мгновение свет померк перед его глазами.

Женщина повернула свое животное. Нагнувшись, подняла топор и посмотрела на своих приближенных и воинов, не сводящих глаз со Старка.

— Я вела вас с честью, — сказала она. — Я взяла для вас Кушат. Пойдет ли кто-нибудь из вас против меня?

Они знали этот топор, но не знали ее. Они тревожно переглядывались, совершенно сбитые с толку. Старк, лежа на камнях, видел ее через застилавшую глаза пелену. Она казалась величественной на фоне неба в своей черной кольчуге, с развевающимися по ветру волосами. Он почувствовал странную боль в душе, нечто вроде холода предвидения, а запах крови, поднимавшийся с камней, дополнил впечатление.

Знать Кушата выбрала этот момент для нападения. Это странное превращение повелителя Мекхов дало им возможность собрать людей, и теперь они считали, что боги послали им чудо, чтобы спасти их. Там, где не осталось ничего, кроме смелости, они нашли надежду.

— Женщина! — закричали они. — Проститутка! Лагерная проститутка!

С этим словом, как с заклинанием, они кинулись на врага.

Та, что была вождем Сиараном, так глубоко вонзила шпоры в бока животному, что оно закричало дурным голосом и полетело вперед. Не глядя, следуют ли за ней ее люди, она врезалась в гущу людей Кушата. Она носилась среди них, отчаянно работая топором.

Она зарубила троих, двоих оставила истекать кровью на камнях, по-прежнему не оглядываясь на своих.

Люди кланов обрели дар речи.

— Сиаран! Сиаран! Сиаран!

Крики эти потонули в шуме битвы. Все как один последовали за ней. У этих дикарей оставалось только две возможности: сразить ее или повиноваться ей, и они выбрали вторую. Отныне они будут следовать за ней всюду, куда бы она не повела их. Преданность их будет иной, более сильной, чем испытали бы они к мужчине. Так будет до тех пор, пока она не разрушит этот образ, созданный ею самой — образ богини.

Старк едва удержался от смеха. Вместо того, чтобы убить Сиаран, он дал ей такую власть, о которой она, может быть, и не мечтала. Теперь ее не могло остановить ничто, кроме смерти.

«Отлично — мелькнула мысль в каком-то уголке его сознания — отлично!»

Мимо него проносились ноги. Они толкали его, переступали через него. Люди дрались над ним, животные едва не наступали на него своими копытами. Страх смерти прояснил его мысли.

Старк встал на колени, но это движение привлекло внимание воина, считавшего его мертвым. Он закричал и поднял пращу, намереваясь сразить Старка, как вдруг упал на землю, и чей-то голос с горечью сказал Старку:

— Хватай его шпагу, черт возьми! Я не могу удержать их один!

Это был Лу — усталый, грязный, окровавленный, постаревший на сто лет с того времени, как Старк видел его в последний раз. Старк схватил шпагу и встал рядом с ним.

Они дрались бок о бок, прокладывая себе путь в толпе дерущихся. Но драка очень скоро превратилась в бегство, и прежде, чем они это осознали, они оказались вне площади. Здесь, на узких улочках, натиск врагов сделался сильнее. Развернуться было негде, люди сбивались в кучи и варвары легко расправлялись с ними.

— В этом нет смысла, — хмыкнул Старк. — Мы можем отсюда выбраться?

— А какая разница? — спросил Лу. — Какая разница, где умирать?

— Если ты предпочитаешь драку смерти, — сказал Старк, — то знай, что предстоит еще одна битва.

Лу бросил на него измученный взгляд.

— Где, Старк? Где? Город потерян!

— Удалось кое-что найти, — ответил Старк, оглядываясь. Варвары запрудили всю улицу, и к тем местам, которые показал ему Валин, пройти было невозможно. Он схватил Лу за плечо. — Если ты выведешь нас к Кварталу Благословенных, я покажу тебе эту вещь!

Лу пристально всмотрелся в него. Они были зажаты людьми, прижаты к холодным камням домов. Лу покачал головой.

— Я покажу дорогу, но мы должны пробиться сквозь толпу.

Старккивнул:

— Будем пробиваться. Держись ближе.

Старк начал прокладывать путь с особой яростью, ибо понимал, что скоро Сиаран бросится на его поиски. Она — было все еще странно думать, что вождь Сиаран — женщина — хотела убить его, потому что ни один вождь не может нарушить обычая битвы один на один.

Нельзя было забывать о талисмане. Лишь удивление, вызванное сорванной маской, и внезапность начавшегося столкновения спасли его на площади. Думая об этом, Старк пробивался вперед все быстрее. Люди ругали его, били, но он был выше и сильнее большинства и охвачен большим отчаянием, чем остальные, а поскольку сзади еще помогал Лу, то вскоре они оказались по другую сторону затора, где толпа распадалась на ручейки слепо бегущих людей.

Старк тоже побежал. Его направлял бежавший сзади Лу. Они пробежали через ворота Воровского Квартала. Здесь суета только начиналась. Большая часть лавочек была заперта, в домах царила тишина.

У Лу вырвалось рыдание — хриплый резкий звук:

— Они предали нас! Они солгали!

— Насчет талисмана? Да?

— Они солгали! Но страшно не это! Мы были дураками! Идиотами!

— Дураков хватает везде, — на бегу успокаивал его Старк. — Человек должен учиться сам думать.

— Они умерли! — сказал Лу мстительно. — Они заплатили за свою глупость.

— Они хорошо встретили смерть?

— Большинство да. Даже старина Соубелл. Но какая польза от их смелости, проявленной в последнюю минуту!

— Каждый человек должен ответить на этот вопрос сам, — сказал Старк, оглядываясь. — В ворота Воровского Квартала вбегали люди, над ними высились несколько всадников, прокладывавших себе дорогу среди бегущих. Их было человек десять и, судя по всему, они кого-то искали.

— Вчера твои начальники тебя вполне удовлетворяли, так что можно сказать, что ты их заслужил. А теперь оставим эти глупости и подумаем, как нам выжить. — Он подтолкнул Лу к поперечной улице. — Как идти к Кварталу Благочестивых?

Лу открыл было рот, но потом закрыл его и устало махнул рукой.

— Что зря спорить, — сказал он и показал рукой: — Сюда.

— Быстрее, — поторопил его Старк, — наездники Сиаран ищут нас.

Они побежали оглядываясь.

— Она тебе этого не простит, — сказал Лу и выругался. — Какой позор для нас — потерпеть поражение от женщины!

— Неправда! Кушат был захвачен военными, — возразил Старк. — Не забывай об этом.

Дорога была неровной и извилистой, и скоро главная улица скрылась из виду, но чуткое ухо Старка слышало мягкие звуки топота животных. Он схватил Лу за руку и увлек в переулок между домами. Там они, сориентировавшись, продолжали двигаться к цели задворками, и Старк увидел, что большей частью эти дома были покинуты давным-давно.

Окна зданий зияли пустыми глазницами, стены были в глубоких трещинах. Звуки войны и смерти сделались вдруг очень далекими.

— Далеко еще? — спросил Старк.

— Не знаю… не очень… думаю.

Они продолжали продвигаться вперед, спотыкаясь и оскальзываясь на камнях. Потом развалины кончились темной стеной высотой футов восемь. Лу сказал:

— Здесь, на другой стороне.

Глава 10

Старк вскарабкался на стену, сел и, тяжело дыша, стал смотреть на Квартал Благословенных.

Зрелище было не из радостных. Кушат был очень старым городом, и большая часть умерших была похоронена здесь. Территория этого квартала превышала территорию, занятую жилыми домами. Каменные надгробья со временем обволакивались землей и прямо на них возводились новые, а потом еще. Так что некоторые походили теперь на высокие стены.

Куда ни глянь, везде виднелись эти стены, а над всем этим веял холодный ветер.

Еще выше надо всем громоздились мрачные скалы с проходами в них.

Старк втянул в себя холодный воздух, и все, что было в нем первобытного, шевельнулось, дрожа.

Он обернулся назад, туда, откуда доносились звуки борьбы и насилия. Столбы дыма и огня поднимались тут и там, крики женщин сливались в один пронзительный вопль. Толпа варваров приблизилась к Королевскому дворцу. Алый стяг исчез с высокой башни.

Лу взобрался на стену и сел рядом со Старком. С любопытством глядя на него, он спросил:

— В чем дело?

— Я думаю о том, что предпочел бы быть сейчас там, где битва жарче всего, а не сидеть здесь, в этом тихом месте.

— Так почему мы не идем туда?

— Потому что Валин рассказал мне, каким путем ходят те, кто грабит могилы…

Лу кивнул, глядя на Старка, и криво усмехнулся.

— Но ты боишься?

Старк нервно пожал плечами.

— Я ненавижу тебя, Старк, — продолжал Лу, — ненавижу за то, что ты так чертовски силен и заставил меня почувствовать себя ребенком. Но за завесой этих мускулов ты и сам ребенок. — Он спрыгнул со стены. — Идем. Я помогу тебе сохранить безопасность среди пыли и сухих костей.

Старк пристально посмотрел на него, потом рассмеялся и последовал за Лу, хотя все еще неохотно. Они пошли между могилами и высокими стенами, не забывая о всадниках Сиаран и двигаясь поэтому тихо. Лу остановился, поглядел Старку в лицо, спросил:

— Что ты имел в виду, когда сказал мне, что нашлось кое-что еще?

— Талисман!

Порыв ветра ударил Лу в лицо, а он стоял и смотрел на Старка безумными глазами.

— Откуда ты знаешь о нем, чужестранец?

— Я сам принес его сюда, взяв из рук вашего человека по имени Камар, он был моим другом и не дожил до того часа, когда смог бы вернуть его.

— Понимаю, — кивнул Лу. — Значит, тогда утром, у памятника Вана Круачо…

— Да. Я знал, что ты лжешь.

— Неважно. Где он, Старк? Я хочу его видеть!

— Он в надежных руках и давно вынесен из города. — Старк в мыслях надеялся, что это так. — Он должен быть у Праздничных Камней.

— Мы идем туда?

— Да.

— Хорошо, — сказал Лу. — Хорошо. Где вход в эту крысиную нору?

Старк указал на арку ворот в конце улицы, по которой они шли.

— Я должен посчитать оттуда. Смотри, не появятся ли люди Сиаран.

Всадников не было видно. Они, может быть, повернули назад, но, возможно, проникли сюда раньше и сейчас прячутся среди гробниц.

Подойдя к арке, Старк начал считать стеллы, как учил его Валин. Он прошел мимо той, что раскололась пополам, мимо той, что упала, мимо той, на которой было выгравировано имя женщины.

— Здесь! — сказал он и остановился у гробницы, рядом с которой высился большой камень. Больше она ничем от остальных не отличалась.

Старк начал ощупывать камень сверху, Лу ощупывал внизу.

— Старк, — резко спросил Лу. — Что, если ты сосчитал неправильно?

— Вернемся и начнем сначала.

Вдруг Старк, насторожившись, посмотрел влево. Там среди гробниц что-то шевельнулось, и Старк заметил, как меж камней мелькнула рыжеволосая голова. Потом еще и еще несколько. За ними показался отряд наездников. Они, видимо, приблизились к месту захоронения, пока Старк и Лу возились с плитой, и теперь развернулись цепью, собираясь захватить добычу.

Один из них понял, что их заметили, и закричал. Старк начал лихорадочно ощупывать плиту.

Если он действительно ошибся в счете… Тут он нашел то, что искал. Положил обе руки на плиту, как учил Валин, и толкнул ее.

Несколько мгновений плита не шевелилась, зато рыжеволосые всадники мчались к ним во весь опор. Потом плита подалась с хриплым стоном, в лицо ему ударил холод подземелья, и боковая часть могилы открылась. Он пропустил Лу вперед и оглянулся на всадников. Не совсем поняв, что происходит, те подняли луки.

Старк нырнул в подземелье, и одновременно полетели стрелы. Одна попала ему в ногу.

— Закрой ее, — крикнул Лу. — Не то эти ублюдки полезут за нами!

Они налегли на плиту, и она лязгнув, вернулась на место, отрезав их от света и шума.

Некоторое время они молча приходили в себя. Снаружи донеслись крики врагов.

— Они смогут открыть ее? — спросил Лу.

— Вряд ли. Устройство очень хитрое.

В камень сердито заколотили, а потом послышались новые звуки: люди взобрались на плиту и с помощью острых пик искали возможную трещину.

— Так они далеко не уедут, — сказал Старк, — но им ничего не стоит послать за подкреплением с молотами и кувалдами. Нужно уходить.

— А как насчет света?

Старк завозился в темноте, вспоминая наставления Валина.

— Даже расхитителям могил нужен свет для их ремесла. Здесь… если я смогу найти…

Он нашел фонарь, аккуратно поставленный в углу, его маленькое пламя дало достаточно света. Старк вставил в фонарь еще одну свечу, а остальные убрал вместе с запалом под тунику. Пусть люди Сиаран сами ищут себе свет.

Стук снаружи становился все сильнее. Старк осмотрел рану на ноге. Она была неглубокой, но сильно кровоточила. Лу перевязал ему рану тряпкой, оторванной от одежды. При свете фонаря они изучали внутренность гробницы. Она была довольно большой и почти пустой. Уступы камней использовались лишь для хранения добычи.

— Хорошо, — сказал он, когда Лу закончил с перевязкой. — Вон тот камень с кольцом, он вынимается.

Под камнем оказался узкий спуск с вырезанными по краям выемками для рук и ног. Старк заглянул в лицо настороженно вглядывавшегося вглубь Лу и спросил:

— Куда девалась твоя смелость, Лу?

— Меня беспокоит не прах и не высохшие кости. Я думаю о том, что будет, если я оступлюсь.

— Я полезу с фонарем первым, — сказал Старк. Он опустился на колени перед отверстием и прикрепил фонарь к груди; нащупав зарубки, он начал спускаться.

Старк посмотрел вверх на Лу и сказал:

— Не оступись.

Лу, ничего не ответив, медленно и осторожно последовал за ним.

Они опускались довольно долго. Верхняя часть шахты создавалась в течение многих столетий. В данный момент Старка не интересовала археология, но невозможно было не заметить смены пластов, когда они проходили мимо них. Потом шахта расширилась, каменные стены стали более крепкими, и Старк понял, что попал в основную шахту, чей возраст был известен одному лишь Богу. Они сделали ее глубокой, эти давно исчезнувшие строители, и Старк проклинал их с каждым шагом, ибо каждый шаг был таким трудным, что пот выступил у него на лбу, мышцы болели, а неуверенные шаги Лу скребли камень над его головой.

Наконец он оказался на полу комнаты с прекрасным высоким сводом. Старк остановился, подождав, пока Лу перестанет дрожать. В свете фонаря линии стен были такими же ясными и чистыми, как и в тот день, когда их построили.

Комната была пустой, если не считать нескольких обрывков чего-то и пыли в углу, как будто ее убрала нерадивая хозяйка. Воздух был пыльным и душным, но свеча горела хорошо.

Старк взял себя в руки. В одной из стен комнаты была грубо вырезанная дверь. Старк открыл ее и вошел в тоннель с грубыми стенами.

Он и понятия не имел, насколько древним мог быть этот тоннель. Больше того, он и понятия не имел, для чего нужно было идти на такой огромный труд, создавая его, если каждая гробница, соединявшаяся с ним, не была сказочно богата.

Они прошли через целую анфиладу комнат, и все они были пусты, лишь кое-где лежали кучки костей или черепки. Боковые тоннели вели, должно быть, к другим могилам.

Старк заподозрил, что этот тоннель был заложен тогда, когда в Кушате появилась первая могила, и что для дальнейшего его расширения времени было вполне достаточно.

— Ты знал о нем? — спросил Лу. — Насчет подземных ходов под городом рассказывали много историй. Но мы никогда не обращали на них внимания. Впрочем, это не самая страшная ошибка, которую мы совершили.

Голоса в тоннеле казались тусклыми и приглушенными, а боковые проходы отвечали негромким унылым эхом.

Через некоторое время Старк подумал, что последняя гробница осталась далеко позади, и они находятся примерно под Королевским Городом.

Тоннель расширился и перешел в более обширное помещение. Старк поднял фонарь и вгляделся в полумрак. Теперь он понял причину постройки этого тоннеля.

— Катакомбы, — прошептал Лу. — Гробницы королей Кушата.

Темнота быстро поглотила его слова. Лу схватил Старка за руку.

— Зажги свечу.

Старк отдал ему то, что оставалось в фонаре, а туда вставил новую свечу. Лицо Лу выражало глубокое потрясение.

— Но их ведь так тщательно закрывали. Здесь три уровня, и каждая галерея закрывалась, чтобы никто не мог туда проникнуть.

— Проникнуть сверху, — сказал Старк. — Так же, видимо, похитили и талисман.

— О! — произнес потрясенный Лу. — Но посмотри, что они сделали!

Королей Кушата хоронили по-королевски, тщательно бальзамируя каждого и сажая на погребальный трон. Украшали их при этом всеми королевскими регалиями, окружая их оружием, кубками с вином и прочими драгоценностями.

На прекрасно отполированных стенах и потолках были выгравированы картины, изображающие сцены из жизни этих правителей, сидевших вдоль этого длинного и широкого зала, каждый в специально отведенной для него части. Остатки крюков на потолке указывали на то, что некогда висели здесь драпировки, отделявшие эти тронные комнаты одну от другой. Старк мог представить себе богатые ковры, в стенах виднелись отверстия для канделябров, и он подумал о том, какое это, должно быть, было удивительное зрелище, когда пылали факелы, освещая длинную процессию священников и скорбящих женщин, следовавших за королем, которого несли на щитах к месту его вечного покоя.

В задней части каждой комнаты находилось специальное помещение, прекрасное каждое на свой лад, предназначенное для королевы и прочих членов королевской семьи.

Воры Кушата растащили все это неописуемое великолепие до последней крошки. Даже металлические канделябры были вытащены из стен. Не осталось ничего, кроме каменных тронов, недоступных для переноса, и самих королей, лишенных всех регалий.

Брошенные без своих нарядов, оружия и украшений, голые тела застыли на тронах. Непочтительные воры посадили тех из них, чьи тела были еще крепкими, другие беспорядочной грудой громоздились на полу.

— И так было все время, — бормотал Лу, — а мы ничего не знали.

— Теперь я думаю, что Каррибара в том же состоянии, — сказал Старк и добавил: — Пойдем отсюда.

Он погасил свечу и пошел прочь, наступая на королевские останки.

От катакомб пролегал довольно прямой путь. Лишь два тоннеля отходили от него в стороны, возможно, они вели к другим катакомбам, о которых говорил Лу.

Старк шел так быстро, как только мог. Ему хотелось как можно быстрее выбраться наружу. В то же время он подсчитывал, сколько времени понадобится людям Сиаран, чтобы сломать плиту и пуститься в погоню, а также сколько времени потребуется на принятие решения о расстановке часовых вокруг города. В любом случае, чем раньше они с Лу выберутся из этой ловушки, тем для них будет лучше.

Старк дошел до конца быстрее, чем осознал это. Он ожидал увидеть дневной свет, но его не было, или же было так мало, что он просто не заметил. Предупреждением конца пути послужила перемена воздуха — он сделался свежим и чистым.

Старк погасил свечу и тогда различил впереди нечто менее темное, чем густая чернота, что окружала их. Он тронул Лу за руку, призывая к осторожности, и тихо направился к выходу из тоннеля.

Выход упирался в дно глубокой расщелины, где уже залегли глубокие тени. Он увидел небо, освещенное лучами заходящего солнца. Старк не заметил и не услышал чего-то такого, что говорило бы о присутствии человека. Он вылез из тоннеля, глубоко дыша, и вдруг покрылся холодным потом, как будто только что избежал смертельной опасности.

— Вот она, тропа, — сказал Лу, указывая на узкий проход, поднимающийся к краю расщелины.

Они вскарабкались по тропе и приблизились к тому месту, откуда к Кушату опускалась равнина.

В этом месте в течение тысячи лет встречались вор и торговец, чтобы совершить сделку по продаже королевской мебели и золотых заколок королевских жен.

Теперь Лу и Старк взглянули со скалы и увидели столб черного дыма, поднимающегося над городом, услышали отдаленные голоса. У Лу, как у ребенка, задрожал подбородок.

— Праздничные Камни там, — сказал он, преодолев себя, и зашагал в указанном направлении.

Старк повернулся, чтобы последовать за ним. Справа, высоко над ними и так близко теперь, высились Врата Смерти.

Глава 11

Праздничные Камни занимали обширное пространство под тропой, и место это было таким ровным и глубоким, что, как понял Старк, создано могло быть лишь искусственно. И еще он понял, что какова бы ни была изначальная цель установки здесь камней, она не имела ничего общего с поклонением солнцу. Он распознал их, как только смог ясно увидеть, и мурашки забегали по его спине. Камни эти служили основанием башни, подобной той, в которой умер Камар. Башня была, как видно, разрушена очень давно, во время какой-то катастрофы, и лежала, разбитая, за камнями. Время сгладило их форму, и обломки башни можно было принять за случайную россыпь валунов.

В кругу находилось много людей, а другие продолжали подходить по узкой тропе. Почти все они молчали, но молчание их было горьким и печальным.

Лу огляделся, считая, сколько среди собравшихся мужчин, а сколько женщин и детей.

— Не велика армия, — пробормотал он.

— Этого будет достаточно, — возразил Старк.

Он пошел вдоль группы людей, ища Танис и, не находя, начал уж было впадать в панику, когда вдруг увидел ее. Девушка помогала женщинам перевязывать раненых. Лицо ее было очень усталым и сосредоточенным. Старк окликнул ее.

Танис подняла голову, увидела Старка и бросилась к нему. Она молча обняла Старка, и он ощутил, как сильная дрожь сотрясала ее тело. Он крепко прижал ее к себе, и они стояли так долго, пока она, глубоко вздохнув, не отстранилась, едва заметно улыбаясь. Торопливо она начала расстегивать пояс.

— Держи, — протянула она пояс Старку. — Для меня он слишком велик.

Старк взял его, чувствуя на себе взгляды многих людей.

— Где Валин?

— Собирает беженцев. Некоторые из пришедших сюда не из нашего квартала, но он думает, что и они будут полезны.

— Каждый может быть нам полезен. — Он улыбнулся. — Даже он, — сказал Старк, увидев, как она смотрит на Лу.

Лу перенес ее взгляд терпеливо, без возмущения, и в конце концов Танис пожала плечами и отвела глаза.

— Думаю, ты прав, — согласилась она, снова пожав плечами. — Теперь мы все вместе.

Старк положил руку на пояс Камара, повернул его и посмотрел на людей, собравшихся в огромном кругу, потом перевел взгляд на тропу, пролегшую высоко над ними. Бледные лучи солнца касались обледенелых камней, и те казались горящими, как тогда, когда он коснулся их взглядом в первый раз. Казалось, будто вся тропа сияет адским огнем.

Старку почудилось, что даже ветер, дующий с той стороны, несет в себе нечто странное, будоражит нервы. Внезапно он с удивительной ясностью вспомнил, как горел талисман в его руке и как говорили далекие голоса, тихие и нечеловеческие.

Он тверже сжал выступ на поясе и вышел в центр круга, где из нескольких камней образовалось возвышение. Взобравшись на него, Старк подозвал к себе людей, и пока они подходили, собираясь выслушать его, он смотрел на дым, плывущий над городом, и думал о Сиаран, о биче и черном топоре, почти не вспоминая о ее черных волосах и прекрасном белом лице.

Когда люди подошли, он начал говорить:

— Большинству из нас известно, что талисман Вана Круачо был украден человеком по имени Камар.

Они знали его, и многие подтвердили, послав проклятия в его адрес. Некоторые мрачно спросили:

— Кто ты такой, чужестранец? Почему ты говоришь о талисмане?

Двое людей, которых Старк видел накануне в таверне, взобрались на возвышение и встали рядом с ним.

— Валин поручился за него, — сказал один. — У него есть что сказать нам, так что вы должны его слушать.

Они сели рядом с ним, держа в руках ножи.

— Я был другом Камара, — продолжал Старк. — Он умер по пути сюда. Он хотел вернуться в Кушат, чтобы возвратить то, что взял. Я был его должником, поэтому и согласился закончить путешествие за него.

Он открыл тайник и достал завернутый в шелк кристалл.

— Большинству из вас известно, или же вы догадались, что так называемый талисман, лежащий в раке, всего лишь подделка. Знать положила его туда, чтобы скрыть пропажу. — Он переждал, пока утихнет сердитый шум, а потом поднял руку с кристаллом.

— Теперь смотрите на ваш талисман!

Старк снял с кристалла шелк, и лучи солнца заиграли на его поверхности. Кристалл поглотил этот свет, стал распределять его по своим фасеткам так, что каждая засветилась по-своему.

Старк затаив дыхание наблюдал, как кристалл засверкал в его руке, подобно маленькому солнцу. Теперь он был теплым и слепил глаза.

Тут заговорили голоса прямо ему в ухо, они раздавались за его спиной, совсем близко…

— Старк!

Это был голос Валина. Он заглушил все остальное и вернул Старка в реальный мир. Он увидел, что люди застыли в немом порыве и взгляды их полны благоговения. Они смотрели, затаив дыхание, на него и талисман.

Старк завернул его снова в шелк и спрятал в тайник. Все это время Валин пробирался к нему сквозь толпу. За толпой в той стороне, откуда шел Валин, стояла группа беженцев, и среди них был Рогайн.

Валин остановился подле него и сказал:

— Старк, от Кушата едут всадники.

— Что ж, — ответил Старк. — Тогда нам лучше всего отправиться в путь.

Он наклонился, все еще не полностью осознавая происходящее и, скорее повинуясь инстинкту, чем сознанию, подал Валину руку, и тот стал рядом с ним:

— Вы знаете Валина, верите ему. Так слушайте его!

— Мы со Старком понесем талисман через Врата Смерти и посмотрим, какую силу он сможет нам дать. Поможет ли она выгнать варваров из Кушата? Пусть все, кто желает, идут с нами.

Они вместе спрыгнули с камней и направились к проходу в каменном кольце. Громовой крик потряс воздух, и люди, до того неуверенно державшиеся группами, устремились друг за другом, образовав вскоре единую шеренгу.

Кто-то крикнул:

— Ван Круачо!

Крик этот был подобен воинскому кличу. Лу возник рядом со Старком, крича:

— Талисман! Следуйте за талисманом!

Люди устремились в проход, ведущий из круга. Старк передал Лу фонарь и свечи.

— Иди вперед, — сказал он. — Первое же место, где можно укрепиться, пусть станет вашей крепостью. Пусть его обороняют все, кто на это способен. Даже дети могут бросать камни!

— Я хотел бы пойти с вами, — раздался голос за их спиной.

Это был Рогайн. Этот день сильно состарил его. Он был ранен, и руки его были в крови, но держался он гордо и ответил Старку взглядом на взгляд без какого-либо волнения. Старк кивнул, и тот, шагая с заметным усилием, присоединился к Лу.

— Хороший человек, — сказал Старк. — Жаль, он был плохим полководцем.

Потом он закричал:

— Пусть женщины и молодежь идут первыми, мужчины пусть держатся сзади. Возможно, нам придется сражаться! Валин, веди их! Скорее!

В красноватом свете гаснущего солнца все устремились к тропе, что запылала теперь более ярким светом. Старк и Валин покинули последними это место. Они оглянулись на Кушат и увидели отряд всадников человек из пятидесяти: они пробирались между обломков камней. Впереди маячила фигура в черной тунике.

— Неужели их ведет Сиаран? — изумлено спросил Валин.

— Почему бы и нет?

— Она же только что взяла город. Любой другой вождь… — начал было Валин.

— …ринулся бы за добычей и женщинами? Ей не нужно ни того, ни другого. Все, что для нее важно, это ее собственное тщеславие, — закончил за него Старк.

Они полезли вверх по голому склону и Старк подумал: «Какова же должна быть сила Сиаран, если она нашла полсотни добровольцев, отказавшихся от грабежа. Возможно, это вожди кланов, и люди все равно отдадут им часть добычи. А может быть, она внушила им мысль, что главное — это захватить талисман».

Валин нерешительно сказал:

— Старк, когда ты стоял там, с талисманом в руке, перед тем, как я тебя окликнул…

— Да?

— У тебя было странное лицо. В нем было что-то безумное, или божественное.

— Да, что-то творилось со мной, — согласился Старк. — Как будто со мной кто-то говорил.

Валин непонимающе посмотрел на него, и Старк покачал головой.

— Кто-то, голоса. Но мне показалось, будто я знаю, что они там, за тропой.

— А, — произнес Валин, глаза его заблестели. — Значит, мы можем надеяться на помощь.

— Боги знают, — сказал Старк. — На мгновение, как раз перед тем, как ты заговорил, мне показалось, будто я понимаю… — Он умолк непроизвольно вздрогнув. — Для этих разговоров еще будет время, когда мы пройдем по тропе. — Он оглянулся на всадников. — Они нас догоняют.

— Посмотри на Праздничные Камни, — сказал Валин.

На равнине появились люди, как будто ниоткуда.

Старк кивнул.

— Я ожидал их. Они прошли через тоннель.

Они увидели, что люди поднялись на тропу и побежали. Они бежали быстро, но те, кто их догонял, были еще проворнее. Старк прикинул и понял, что обе группы достигнут тропы одновременно и что это случится гораздо раньше, чем он рассчитывал.

— Что будем делать? — спросил Валин.

— Будем готовы к прикрытию. Но пока сможем, постараемся держаться впереди. — Они побежали по склону, подгоняя людей.

Нижняя часть равнины казалась теперь совершенно темной. Наверху было еще светло, вся тропа была залита красным светом и люди двигались как по кровавой реке. Какими же маленькими они казались на фоне громадных скал, и как быстро они исчезали во Вратах Смерти.

Старк оставил Валина и устремился вперед, мимо шеренги идущих. Ему нетерпелось увидеть это место прежде, чем дневной свет окончательно исчезнет.

То было дьявольское место — трещина в горной стене с башнеподобными глыбами по бокам, а между ними дико свистел ветер. Старк ненавидел это место, ненавидел бессознательно, чувствуя в нем что-то неведомое, неестественное, и полное рабского страха. И он ненавидел его осознанно, так как оно было смертельной ловушкой.

Валин говорил, что это место возникло в результате обвала, так что в его появлении никакой мистики не было.

Сама тропа была усеяна обломками дитрита и Старк, хорошо знавший горы, понимал, что камень окружавших их скал был непрочным и мог рухнуть в любой момент.

Он нашел Лу и Рогайна и предупредил их об осторожности. Те передали это остальным. Старк остался стоять за кучей валунов, глядя вверх на скалу.

Люди торопливо проходили мимо него. Женщины несли вещи, старшие дети несли младших, поскольку те так устали, что идти сами не могли. Шествие замыкали мужчины, последним шел Валин. Увидев Старка, он остановился.

— Они идут за нами по пятам, — сообщил он. — Не лучше ли нам приготовиться к сражению?

— Я думаю, — сказал Старк, — можно обойтись и без него. Дай-ка мне копье.

Валин взял копье у одного из мужчин и протянул его Старку. Положив копье рядом с собой, Старк отстегнул пояс и передал его Валину вместе с остальными своими вещами. Потом с помощью ремня укрепил копье за плечами. Готовясь, он объяснял Валину свою мысль.

Валин окинул взглядом скалу и вздрогнул.

— Я ведь ничем не могу тебе помочь.

— И не надо, — спокойно ответил Старк. — Уводи скорее людей. Надо, чтобы у того изгиба никого не было. — Он указал туда, где тропа делала поворот вокруг выступающего вперед уступа.

— Среди вас есть метатели пращи?

— Думаю, что есть. Они пришли с Рогайном.

— Поставь их там, за уступом, только так, чтобы их не было видно.

Валин кивнул, бормоча что-то насчет силы, которой боги наградили Старка, потом добавил:

— Ну, счастливо, — и побежал.

Старк пересек тропу и начал взбираться на скалу. Аборигены научили его лазить по скалам еще в детстве. Он обнаружил, что подъем оказался менее трудным, чем он предполагал. Скала была более шероховатой, чем казалось снизу, а внутренний склон ее — более обширным.

Старк тщательно ощупывал камень, выбирая те места, где он был звонкий и не крошился под рукой.

Он довольно быстро добрался до узкого уступа, пролегшего через хребет. Свет гас очень быстро, обгоняя его, ускользая по мере того, как он поднимался. Старк подумал, что ему все-таки хватит того света, что еще оставался. Хуже обстояло со временем.

Он карабкался почти безрассудно, припав к скале, срастаясь с ней, работая руками и ногами так, как его учили: в подражание большой ящерице. Он и сам был похож сейчас на большую бесхвостую ящерицу. Достигнув уступа, он взобрался на него и распластался на камне, пытаясь унять дыхание.

Снизу, с тропы, послышалось бряцанье оружия, и он глянул туда. Тени в том месте сгустились, но света было еще достаточно, чтобы разглядеть всадников. Узость тропы заставила их выстроиться в одну линию, а неровность вынудила двигаться медленнее. Пешие воины, должно быть, шли за ними.

Первой ехала Сиаран в черной кольчуге, и до Старка донесся ее голос. Он не разобрал слов, но было очевидно, что она торопила остальных. Старк улыбнулся. Она наверняка считала, что талисман уже у нее в руках.

Он встал и прошел по выступу. Сиаран была как раз под ним, за ней следовали вожди кланов. У некоторых были фонари, и они остановились, чтобы зажечь их, борясь с ветром.

Теперь Старк не торопился. Он подошел туда, где путь преграждали упавшие камни, остановился, снял ремень, удерживающий копье.

Ветер, налетев на него, прижал к скале. Старк пригнулся, вставил длинный конец копья между камнями и поставил ногу на короткий конец. Получился неплохой рычаг.

Дальше того места, на котором он стоял, наружная часть стены была изъедена туманами и ветрами. Камень там опадал, громоздился, скользил вниз и снова громоздился. Теперь там были бесчисленные тонны камней, готовые соскользнуть вниз. Надо было им только помочь.

Старк налег на копье, и освобожденные валуны устремились вниз с ужасающим грохотом.

Глава 12

Снизу донеслись крики испуга и все стихло. Старк представил себе, как они застыли в седлах, насторожились, прислушиваясь. Камни ударились о тропу, и движение прекратилось, несколько мгновений слышался лишь вой ветра. Потом вниз обрушился целый водопад камней. Они гремели и бились друг о друга, шум все нарастал.

Старку показалось, что он снова слышит голоса, на этот раз громкие. Он бросился на камни ничком и прижался к ним. Все слилось в сплошном грохоте. Огромная скала рухнула вниз и исчезла в темноте.

Старк приник к уступу, обхватив его руками, прижавшись лицом к камням. Из горла его вырвался торжествующий смех, но ни он сам, ни кто-либо другой этого смеха не услышали. Все получилось намного лучше, чем он ожидал. За первым камнепадом последовало еще три, каждый сильнее предыдущего.

Затем наступила пугающая тишина, нарушаемая лишь шорохом запоздалого камня да слабыми вскриками.

Старк поднялся на ноги и посмотрел вниз. Пыль висела в воздухе, как завеса, но ветер рвал ее в клочья. Огромная груда камней совершенно закрыла проход по тропе, решеткой опустилась между Сиаран и ее людьми, оставив с ней лишь горстку воинов, с которыми могли справиться люди Валина.

Старк рассмеялся и начал спускаться.

Он спускался в полной темноте, так что все внимание было поглощено этим спуском, но он слышал крики боли и гнева и, как ему показалось, голос Валина, резко отдающего приказы. Были и другие нестройные звуки, но сейчас они его не интересовали. Появилась ближняя луна, и двигаться в ее свете стало легче, хотя не так легко, как при подъеме. И когда его коснулся свет фонаря, и чьи-то руки облегчили его спуск, он был рад этой помощи.

В свете фонаря он увидел Валина, лицо которого было искажено волнением.

— Мы схватили ее! Она в наших руках! Путь перекрыт!

— Пока, — сказал Старк. — Пока!

Он принялся растирать онемевшие ноги. Он настолько устал, что вот-вот мог рухнуть.

— Есть у кого-нибудь вино? Мне необходимо выпить.

— Бери, — кто-то протянул ему бурдюк с вином, и он жадно припал к горлышку. Валин все говорил, рассказывая, как Сиаран и семь-восемь всадников пытались вернуться назад при звуке первого камнепада, и как трое из них попали в обвал.

Прежде чем остальные пришли в себя, люди Валина выбили их из седел. Сиаран пыталась обороняться своим топором, но они сбросили и ее. Валин думал, что она умерла. Потом из-за поворота выбежало много людей Кушата. Они добивали раненых. Хотели убить и Сиаран, когда увидели, что она еще дышит.

— Мне пришлось выставить людей для ее охраны, — сказал Валин. — Тогда они собрались убить меня. Мне понадобилась уйма времени, чтобы успокоить и убедить их.

— Она может нам понадобиться, — одобрил его Старк. — Как только рассветет, ее люди начнут растаскивать камни. Я думаю, что между этим местом и тропой произошло еще три обвала, хотя и не таких больших, так что времени им понадобится немало. Но рано или поздно они расчистят путь, и когда справятся с этой задачей, нам не помешает иметь при себе то, что поможет нам уничтожить эту свору, иначе нам придется плохо.

Собралась целая толпа. Люди приветствовали Старка, но слышались и возгласы недовольства. Тогда Старк сказал:

— Не надо быть такими нетерпеливыми! Может, наступит такой момент, когда она окажется нам нужна. Потом вы можете ее убить.

К нему пробилась Танис.

— Старк, почему ты не продашь им ее в обмен на Кушат? Они отдали бы город в обмен на нее.

Старк покачал головой.

— Да, отдали бы, и Кушат был бы в наших руках ровно столько времени, сколько понадобилось бы для того, чтобы она снова бросила своих людей на город. И тогда вы пожалели бы, что не убили ее.

Танис согласилась с ним, и они вместе с Валином пошли сквозь толпу.

— Неужели вы не понимаете! С теми людьми и с тем оружием, которым мы располагаем, мы не сможем удержать Кушат. Вы потеряли Кушат и не вернете его, если талисман не даст вам силу! — продолжал втолковывать Старк.

Они молчали, напуганные его гневом.

— Если не получится с талисманом, мы сможем купить себе жизнь в обмен на жизнь Сиаран. Но не больше! Не надейтесь!

Он устремился вперед, и люди расступились перед ним. Даже Танис держалась поодаль от него. Они прошли то место, где встретили Старка, дошли до убитых вождей и повернули за выступ.

С этой стороны выступа имелось углубление, проделанное водой, которая обильно попадала сюда весною. Здесь можно было укрыться от ледяного ветра. В наскоро разбитом лагере скрывались женщины и дети, деля скудные запасы пищи. Костер разжигать было нечем, и горело только два-три фонаря.

Старк увидел тусклый свет и пошел на него. Там стояли Лу и Рогайн. Между ними, опираясь спиной о скалу, стояла Сиаран.

Воинские доспехи с нее сняли и оставили в коротком кожаном одеянии, плотно прилегающем к телу. Кто-то набросил ей на плечи изодранный плащ. Лоб ее был иссечен глубокими порезами, на щеках и белой шее засохла кровь. И все равно она держалась, как королева.

Старк посмотрел на нее. Она прямо встретила его взгляд, и он не прочел в ее взгляде ни жалобы, ни смущения, ни мольбы о пощаде. Она молчала.

Старк прошел мимо нее. Лу протянул ему плащ, и он, завернувшись в него, лег на холодные камни и мгновенно заснул.

Когда он проснулся, окоченевший от холода предрассветных часов, Сиаран была все в том же положении, и Старк удивился, спала ли она вообще и какие сны видела. Он не спросил ее об этом.

— Пусть она идет вместе с ними, — сказал он Лу. — Только ее надо хорошо охранять.

Они съели скудный завтрак и тронулись в путь. Старк не видел раньше столь оборванной и несчастной армии, так слепо шедшей навстречу своей судьбе. Он шел во главе этой армии, рядом с ним Валин, Лу, Рогайн, сзади вели Сиаран, а дальше шли его люди. Они шагали, как попало, потому что им больше не грозила опасность с тыла.

Для Старка это было началом тяжких испытаний.

Солнце взошло, но теперь тропа пролегала среди высоких скал, и света сюда доходило мало. Ветер выл и бился о стены ущелья. Камень отвечал разноголосо, и Старку казалось, что он снова слышит те странные голоса. Валин вернул ему его плащ и пояс, сказав, что не достоин чести носить его.

Старк подумал, что Валин старается избавиться от этой вещи. Теперь талисман снова стал его тяжкой ношей, и он ненавидел его. В этом месте он сильнее, чем когда бы то ни было, ощущал присутствие той силы, что жила в кусочке кристалла. И тот факт, что ответ на загадку талисмана лежал впереди, где-то близко, означал, что именно он должен будет взглянуть в лицо этим силам, хочет он этого или нет.

Он не хотел.

Он пытался образумить себя, силясь приковать свое внимание к окружающему: к тропе, к скалам. Но все равно ноздри его шевелились, чувствуя присутствие чего-то дьявольского, древнего, пропыленного, старого, но все еще живого, ощущая в дуновении ветра запах, тонкий, едва ощутимый, различить его могли лишь животные или существа, стоящие очень близко к животным.

Каждый нерв Старка был напряжен, как струна. И как он ни цеплялся за то, что было в нем от цивилизованного мира, это его «Я» ускользало все больше и больше. Чем дальше он шел, тем больше изменялось и его тело, он становился все ближе к животному.

Самым худшим было то, что Сиаран наблюдала за ним и — он знал это — понимала, что с ним происходит. Все это утро она шла рядом с ним со связанными за спиной руками. Она ни разу не заговорила, но он постоянно чувствовал на себе ее взгляд.

Когда они остановились, чтобы отдохнуть и поесть, Старк подошел к тому месту, где сидела Сиаран. Ей не дали ни еды, ни питья, и она ничего не просила.

Старк отломил от своего ломтя половину и протянул Сиаран. Она не отказалась и, взяв кусок, начала неторопливо жевать, изо всех сил стараясь не показать, как она голодна.

Старк сел на камни лицом к ней и кивнул Лу и Рогайну, отпуская их. Те были рады передышке и быстренько удалились. У Старка была бутылка с остатками вина, которым он тоже поделился с Сиаран.

— Ты думаешь о том, что могла бы убить меня, — спросил Старк.

— Да! — ветер швырнул на ее лицо прядь волос, и она нетерпеливо отбросила ее. — Ты, Старк, для меня, как проклятье! Я не из тех, кто прощает.

— И они тоже? — кивнул Старк на людей из Кушата.

— У них нет выбора. А у тебя был, — она посмотрела на Старка с искренним любопытством. — Твои обязательства по отношению к этим людям не больше моих. Почему ты отказал мне?

— По двум причинам. Я обещал…

— Мертвому?

— Другу.

— Это одна причина. Вторая?

— Мы с тобой похожи, — сказал Старк. — Мы слишком похожи, чтобы терпеть друг друга. Кроме того, у меня не было желания брать Кушат.

Он снова протянул ей сосуд с вином.

— Ты могла бы сказать, что я лишен честолюбия. Но у тебя его слишком много. Ты стала госпожой Мекха. Неужели тебе не хватает этого?

— Удовольствоваться этим?! А ты? Ты всегда собой доволен?

— Да. Не часто и не подолгу, но я не так тщеславен, как ты.

— Ветер и огонь, — сказала Сиаран. — Один расходует силы на бесцельное брожение, другой на то, чтобы все прожирать. Что ж, посмотрим, кто из нас мудрее, когда кончится битва. Но не говори со мной о довольстве.

Ее бледное лицо хранило выражение силы и несокрушимой гордости. Он изучал ее — высокую, с гордой осанкой и длинными ногами, прекрасными плечами и красивыми руками, которые без топора казались какими-то несчастными.

— Хотел бы я знать, что сделало тебя такой, какая ты есть.

Она нетерпеливо проговорила:

— Мужчина волен быть тем, кем захочет, и никто не будет задавать ему вопросов. Женщина же остается женщиной и больше никем. От этих объяснений так устаешь… — она прислонилась спиной к скале, и в глазах ее зажегся торжествующий огонек триумфа. — Я не просила снисхождения к своему полу и не буду к нему привязана. И если умру сегодня, то ни о чем не пожалею перед смертью. Что сделано, то сделано. Но если мне суждено будет жить, я сделаю больше, чем успела до сих пор. Кушат был только началом.

Ее взгляд был таким, будто она видела что-то вдали, — то, чего не видел никто.

— Началом чего? — спросил Старк.

— Пути к Наррисану, — теперь она говорила совсем тихо. — Этот город окружен стеной, Старк. Он похож на Кушат, но более богатый и сильный.

Мой дед был королем Наррисана. И к тому времени, когда я научилась ходить, я стала служанкой у него в доме, но не думаю, что он знал об этом. К чему? У меня не было имени. Мой отец знал. Однажды в переходе он подошел к моей матери и посмотрел так, как человек может смотреть на свое изображение. «Так вот оно, это отродье» — сказал он. Моя мать лепетала какие-то извинения, но я едва слышала ее слова, а он, не дослушав ее, оборвал: «Будь довольна, что это девочка, иначе бы она не дожила до зрелости. Она слишком похожа на меня».

После этого он забыл обо мне. Но когда я стала достаточно взрослой, я перестала заниматься уборкой ради тренировок в военном искусстве. Меня били за это каждый день, но я каждый день убегала снова.

Я постигла это искусство и отправилась сколачивать состояние. Вот этими руками, Старк, — она вытянула вперед свои прекрасные руки. — Так что я могу гордиться тем, что я умею, а не тем, что могла бы выколотить из мужчин с помощью древних альковных уловок.

— Для этого ты и желала получить талисман, он помог бы тебе захватить город твоего деда?

— Захватить Наррисан. Мой отец умер три года назад, а я была его единственным ребенком. Надеюсь, боги помогут мне и ему в его забавах… — Она покачала головой, глядя на Старка. — Если бы ты сражался со мной, а не против… Что ж, что прошло, то прошло. Но кто знает, что ждет вас впереди?

Она внимательно посмотрела на него.

— Мне кажется, ты догадываешься, и тебя это угнетает.

— Скоро узнаем, — ответил Старк.

Он встал и снова занял место впереди колонны. Он не стал говорить Сиаран, что если им придется встретиться лицом к лицу снова, то они снова встретятся как мужчина с мужчиной, без всяких скидок на пол. Она это и так понимала.

Тропа опускалась все ниже. Кругом не было ничего, кроме камня и льда. Чувство опасности нарастало, и Старк шел, как идет человек против течения. И подавлен он был не один. Валин, Лу, Рогайн, Танис и все остальные шли, погруженные в молчание. Даже в лице Сиаран проглядывало понимание.

Внезапно каменные стены расширились и влились в широкую долину, запертую между горами. Ветер, который так нападал на них в ущелье, затих, и долина казалась пугающе спокойной.

Они долго стояли так. Танис, плотно завернулась в плащ, подошла и стала между Старком и Валином. Глаза ее сталибольшими и настороженными.

— Что это значит? — спросила она наконец.

— Я не знаю, — ответил Старк.

Глава 13

В долине стояли три башни. Две из них были без крыши по-видимому, давно заброшенные. Кругом руины, покрытые льдом, и это были самые страшные руины, которые когда-либо видел Старк.

Можно было различить следы улиц, рынков, площадей. Стояли остовы домов. Они походили на какие-то морские раковины с выеденной серединой. Корка льда делала все цвета яркими и искрящимися, добавляя глянец парящим изгибам и пустым аркам в тех местах, где их касалось солнце.

— Они что, строили из шпаг и шпилей? — спросил Валин, глядя на город широко открытыми глазами.

— Нечто в этом духе, — ответил Старк.

В этом месте, где единственным строительным материалом был камень, из него были построены высокие башни. Весь легкий и грациозный каркас города был сделан из металла, окрашенного так, что мрачная каменная долина окунулась в мягкие зеленые, желтые, голубые и розовые тона.

Высокие строения обвалились, а низкие были еще целы. Здесь ничто не жило долго.

Третья башня была еще крепкой.

Старк смотрел на нее и чувствовал, как в груди его нарастает дикий животный страх. Он не сомневался в том, что именно так выглядела в дни своей силы и эта башня, и все остальные. Она была чужой и угрожающей, массивной и очень высокой. Камень, из которого она была построена, был разноцветным, а на самом ее верху блестело что-то незнакомое, похожее на звезду, только эта звезда не давала света. Она распространяла облачное мерцание, ощутимое, почти как дрожание воздуха. Горные пики за ним, казалось, вибрировали.

Под этим мерцанием, наполняющим почти треть долины, расстилалась неразрушенная часть города. Очевидно, раньше все это было одним комплексом, и мертвая часть города была тоже когда-то покрыта такой же дымкой, создаваемой покинутыми ныне башнями. Линия раздела была очень ясной. Территория, покрытая льдом и разрушенными зданиями, заканчивалась у края поля. Дальше начинались свободные улицы. Арки вздымались ввысь, прямые и свободные. Там не было и следа холода или упадка.

Но жизни тоже не было видно. Ничто не двигалось на этих длинных улицах, не было слышно ни звука кроме тех, что принесли с собой жители Кушата.

Старк услышал смех Сиаран и обернулся к ней. Она смотрела мимо него на пустынные поля.

— Кажется, — произнесла она, — легенда умирает так же, как и люди!

Старк поднял голову, как животное, услышавшее незнакомый звук. Нет! Жизнь здесь еще была!

Он положил руку на пояс, и почувствовал, как горит под ней талисман.

— Здесь должна быть жизнь! — подтвердил Валин. — Посмотрите на башню. Нет, не знаю для чего, но она еще действует. Должно быть, кто-то… что-то… занимается ею.

Остальные подхватили его слова. Они так были измучены, что готовы были верить всему. Указывая на башню, Валин продолжал:

— В ней, конечно, заключена какая-то сила. Возможно, та самая, которую унес с собой Ван Круачо. Что ты думаешь об этом, Старк?

— Я думаю, что это защита ото льда и холода, — ответил медленно Старк. — Посмотри, каким теплым кажется город.

— И каким спокойным, — пробормотал Лу. — К чему обманывать друг друга. Город мертв. Мертв, как Ван Круачо!

Но его слова слышал только Старк. Остальные люди пришли в движение. Наиболее нетерпеливые направились вниз по склону. То была их последняя надежда. Сила, которую они должны были здесь найти, могла помочь им вернуть все то, что осталось в Кушате: дом, семью. Без нее, даже если бы они смогли купить себе жизнь в обмен на жизнь Сиаран, то могли рассчитывать лишь на участь бродяг, заброшенных и несчастных.

— Было бы лучше, если бы они немного подождали, — сказал Старк.

Валин только покачал головой, и Старк не стал настаивать. Возможно, люди лучше знали, чего они хотят.

Старк открыл тайник, достал талисман, завернутый в шелковый лоскуток, и протянул его Валину.

— Это принадлежит Кушату, а не мне, — сказал он.

— Правильно, — согласился с ним Валин. — И я благодарю тебя за честь, но я не Ван Круачо. Если я уроню его, то поднимешь ты.

Он держал талисман неуверенно и не снимал шелка.

Они шли рядом, и люди последовали за ними. Все чувства Старка были обострены, он слышал самые незначительные звуки. Он сознавал, что Сиаран идет за ним, а Танис рядом.

Но было что-то еще, чему он не мог дать названия и что было более могучим, чем все остальное. Он все еще шел против страха, как против течения, так же, как тогда, когда шел по тропе. И то, что здесь было много света и воздуха, совсем ему не помогало.

Разноцветные, фантастических форм руины, громоздились вокруг, а впереди блестели улицы, как стеклянные ленты.

— Этот народ никогда не был частью нашего прошлого, — сказал Валин.

Голос его был приглушен, словно он не хотел разбудить эхо. Он шел, крепко сжав в руке талисман.

— Даже тогда, когда наш мир был молодым и сильным, мы не могли строить ничего подобного.

— Да, ни одна марсианская раса не строила ничего подобного, — подумав, согласился с ним Старк. — Я видел старые-старые города. Уверен, что все они были построены людьми, но ни один человек не смог бы изваять эти изогнутые стены, эти огромные арки. Ни одна человеческая рука не открывала эти странные узкие двери. Ни один человек не мог владеть подобным понятием в геометрии.

«Может, я мог бы и предположить обратное, — сказал он про себя, — но я знаю, что этого не было, я слышал голоса».

Вслух он сказал:

— Когда-то им принадлежала вся территория за Вратами Смерти. Праздничные Камни тоже были когда-то такой же башней. А руины этих башен можно видеть по всей Северной Земле.

Валин хмыкнул, — должно быть, металл растащили и употребили в дело, так что даже самая мельчайшая частица их исчезла годы назад.

Колонна людей теперь двигалась значительно медленнее, люди старались держаться ближе друг к другу. Матери крепко прижимали к себе детей, мужья держались поближе к женам. Все молчали. Улица, по которой они шли, вела к краю той части города, что лежала под мерцающими облаками. Линия раздела находилась теперь близко, не далее, чем в ста шагах.

Валин бросил на Старка странно безнадежный взгляд. Он протянул талисман таким жестом, как будто собирался передать его Старку или швырнуть подальше, потом он пробормотал что-то и снял с кристалла шелковое покрывало.

Люди вздохнули, а Танис с гордостью за брата оглядела всех.

— Веди нас, — сказала она.

Держа талисман перед собой на сложенных ладонях, Валин зашагал вперед. Старк молча наблюдал за ним, потом его внимание сосредоточилось на том, что лежало перед ними. Тело его напряглось, как пружина. Он попытался увидеть сквозь стену, услышать молчание, почувствовать непостижимое.

Валин замедлил шаги у края облака. Ничего не случилось, кроме того, что он, сделав несколько шагов в облако, остановился и с детским изумлением, обернувшись, сказал:

— Тепло!

Старк кивнул, он все еще был в напряжении, но ничего не смог увидеть. Город простирался перед ним подобно летнему сну, полный ярких красок и мягких теней, погруженный в глубокий покой. Небо над ним пряталось за дрожащими струями воздуха.

Было тепло, слишком тепло после суровой стужи, и было ощущение какого-то приятного томления. Люди начали расстегивать плащи, потом, пройдя еще немного вперед, стали снимать с плеч все то, что несли. Аккуратно сложив вещи, они решили забрать это по возвращении.

Улица была широкой, и вдоль каждой стороны ее стояли дома. Иногда дома отступали, образуя причудливой формы площадь. Здесь, где они стояли, свободные ото льда, особенно живо бросалась в глаза их странность. Дома создавали ощущение высоты, хотя на самом деле высокими не были. Некоторые строения казались совсем бессмысленными. Часть их представляла собой скопление изогнутых шпилей, другая часть — причудливые разветвления, создающие впечатление гигантского кактуса, были еще нагроможденные друг на друга спирали.

Одни из них согнулись вбок, другие были направлены вверх, некоторые вообще лежали, сверкая розовым и золотым.

Украшения, подумал Старк, или памятники, связанные с религией. А потом его вдруг поразила мысль о том, что они напоминают ему принадлежности какой-то странной игры. Мысль эта была неприятной. Он сам не понимал, почему она пришла ему в голову. Он обнаружил, что странные формы повторяются, разбросанные по шахматным улицам города согласно какому-то неизвестному, но определенному плану.

Проходя мимо одного из таких кактусов и присмотревшись к нему, Старк заметил, что металлические ветви очень остры и длинны и что на них есть какие-то темные полосы, очень тонкие.

Тревожный голос Танис позвал:

— Валин… Валин…

Талисман в его руке озарился теплым светом. Под неестественным небом свет этот казался удивительно мягким. Валин остановился. Лицо его было пепельным, он походил на человека, впавшего в транс. Из груди его вырвался сдавленный стон, потом, повинуясь какому-то порыву, он отшвырнул кристалл от себя, точно так же, как сделал это Старк когда-то у башни. Кристалл откатился в сторону и лежал там, сияя.

Пораженные люди застыли, Танис положила руку на плечо Старку, испуганно глядя на него. Сиаран, стоявшая между двумя стражами, наблюдала за всем этим внимательно, как настороженная хищная птица.

Старк спросил у Валина:

— Ты слышал голоса?

— Да, — Валин перевел дыхание, лицо его было все еще бескровным. — Слышал ясно, как тебя. Вот здесь. — Он прикоснулся пальцем ко лбу. — Они звучали все громче и громче, и внезапно я их понял! Я их понял, Старк! — Он оглядел ряды домов, полный нечеловеческого страха и закричал:

— Прочь отсюда! Прочь! Это дьявольское место!

Он побежал, но Старк перехватил его и остановил. Люди в ужасе топтались у пограничной черты, и Старк сказал им:

— Подождите здесь.

Толпа зашумела. Задние ряды хотели знать, что случилось. Они не видели происшедшего, лишь поняли: что-то не так. Какая-то женщина громко закричала, и голос ее был звенящим от страха. В отчаянии Старк крикнул Лу и Рогайну:

— Не позволяйте им разбегаться! Если мы побежим, все погибло!

Они оставили Сиаран и кинулись к толпе. Старк посмотрел на Сиаран.

— У тебя есть шанс. Воспользуйся им, если можешь.

Она покачала головой и улыбнулась, показав связанные руки. Потом она перевела взгляд на город.

Старк тряхнул Валина за плечо и грубо крикнул:

— Пришел в себя?

— Да, — прошептал тот. — Но, Старк, мы должны уйти!

— Хорошо, уйдем, только подождем немного.

Старк подошел к талисману. Теперь он знал, что это такое, и не испытывал перед ним ужаса, но все же руки его дрожали, когда он поднимал кристалл. Если бы от этой вещи не зависело столько жизней, он оставил бы его здесь до судного дня.

Талисман играл всеми цветами радуги в его руках. Старк посмотрел на него, и волна голосов ударила ему в голову.

То есть не совсем голосов. Возможно, эти существа и обладали физическими голосами, но талисман их не передавал. Он передавал только мысли. Вначале они были сверхъестественным бормотанием, собранием тех обрывочных шептаний, которые он слышал у башни. Их нечеловеческая сущность заставила его в ужасе прервать связь. Они звучали ошеломляюще громко.

Старк понимал, что и его, и чужие жизни зависят от этого контакта. Он собрал всю силу воли, поборов отвращение и ужас, слушал… слушал… Потом он начал понимать голоса с удивительной ясностью.

Он понял их частично. Ни одно человеческое существо не постигло бы их до конца. Старк понял достаточно. Кристалл действовал не выборочно. Он вбирал в себя отрывки в радиусе своего действия.

Разум Старка превратился в подобие скрытого глаза, обращенного на кошмар. Короткая вспышка света: перед ним склеп с потерявшим разум созданием, светившимся фосфоренцией распада, потом еще одно, и еще. Каждое из них ликует, и это хуже всего. Смех. Смех. Они счастливы, эти существа: но их счастье вызывает ужас.

Так почти со всеми. Некоторые начинают даже понимать, что происходит.

Опять обрыв связи. На этот раз его причина — тревога. Старк барахтался, как утопающий, стараясь утвердиться в реальности. Но это было нелегко, ибо мир, который окружал Старка, был также их миром. Потом перед ним возникло белое пятно, казавшееся знакомым. Вскоре оно превратилось в Танис.

— Уходить поздно, — сказал он. — Они знают, что мы здесь. — Он повернулся к людям.

Женщина, стоявшая в конце шеренги, вдруг дико закричала, взволнованно заговорили мужчины. Прибежал Лу.

— Старк! — говорил он, указывая куда-то. — Старк!..

Старк отошел в сторону, чтобы была видна дорога за линией границы.

Там, из-за розово-золотого сооружения, с запятнанными кровью шпилями, появились пятеро. Трое из них держали длинные трубки с шарами на концах. Возможно, это было оружие. Они были очень высокими, гораздо выше людей Кушата, гораздо выше Старка, но удивительно худыми, так что их тела колебались под дуновением ветра.

На них были странные одеяния и высокие шапки, удлиняющие и без того длинные лица. Кожа их была бледно-золотой, очень туго натянутой. Огромные глаза светились, как темные луны.

Они шли молча, потом так же молча остановились и уставились на людей из Кушата.

Танис со свистом втянула в себя воздух. Старк оглянулся. С другой стороны появились еще шестеро существ в одеянии всех цветов радуги. Четверо из них держали трубки.

Один из них заговорил. Голос его был высоким, музыкальным, похожим на зов какой-то птицы. Талисман ясно передал Старку значение слов:

— Наше оружие несокрушимо! Мы можем вас всех уничтожить! Ван Круачо защищает нас! Своим обещанием и талисманом!

Секундная пауза, последовавшая за его словами, показалась Старку длиной в несколько лет.

Потом он крикнул и зашагал к ним, держа на вытянутой руке талисман.

Глава 14

Стены ответили ему металлическим эхом. Существа, клонясь во все стороны, потянулись назад. Они не отводили глаз от талисмана, и, подойдя к ним, Старк заметил у них совсем маленькие носы, едва заметные рты и маленькие ровные зубы.

— Ван Круачо! — повторил он.

Они сбились в кучу и заговорили между собой. Талисман сверкал на ладонях Старка, и мысли существ звенели у него в голове.

— Он знает Слово Силы!

— Талисман! Он держит Талисман!

— Что это за существа? Чего они хотят?

— Он похож на него, может, это его люди?

Некоторые из них тут же подхватили последнюю мысль и испугались.

Старк отрицательно покачал головой. Они перестали колыхаться и уставились на него.

Старк подошел к ним еще ближе, настолько близко, что мог услышать их дыхание и почувствовать их запах, странный сухой запах, похожий на запах опавших листьев. Существа ужасали его, но не в силу своего отличия, а потому, что он уловил обрывки их разговора и знал, хотя бы частично, на что они способны.

Существо, первым упомянувшее Вана Краучо, было украшено голубыми и зелеными лентами, привязанными к его рукам и ногам и обмотанными вокруг его тела. Казалось, что эти ленты являются ни чем иным, как украшением. Его конической формы шапочка была розового цвета.

Старк заставил себя подойти еще ближе и знаком показал, чтобы тот коснулся талисмана.

Существо протянуло свои четыре пальца, длинные и золотистые. Большой палец походил на петушиную шпору и заканчивался острым как бритва когтем.

— Теперь вы меня понимаете? — спросил у него Старк.

Существо посмотрело на Старка пугающе умными глазами, в которых, однако, понимания не было.

— Чего он добивается? — спросил один из чужих.

Этот носил на голове зеленый колпак, а на теле множество лент, коралловых впереди и аметистово-голубых сзади. Они потоком струились вниз от шеи и были завязаны у лодыжек бантами и украшены блестящими камнями.

Внезапно до Старка дошло, что существо это женского пола. Оно несколько отличалось от остальных. Его тонкое золотистое тело покачивалось с угловатой грацией, а руки двигались как у танцовщицы, пытающейся передать чувство страха.

— Убей его! — проговорило третье существо, чья одежда была красновато-коричневой. — Пусти в ход свои шпоры, Хриллин. Отбери у него Силу!

Старк быстро отступил назад и вытащил шпагу из ножен. Тот, которого звали Хриллин, посмотрел на Старка, и во взгляде его зажглось понимание.

— Я догадался! Когда мы говорили, он слышал нас через талисман, — проговорил Хриллин, жестами призывая спутников к молчанию. — Если я прав, — обратился он уже к Старку, — подними три раза руку.

Старк повиновался.

— А, — произнес Хриллин. Он все смотрел и смотрел на Старка. Потом, кажется, рассмеялся. — И это — истинное назначение талисмана?

Его изумление передалось остальным. Вернее, это было не изумление, а испуг. Существо женского пола, кажется, даже зашаталось от ужаса.

— Но если это правда…

— Посмотрим, — сказал Хриллин, — пока ясно одно: он понимает, что мы говорим.

— Его талисман говорит за нас, — возразил другой, завернутый в огромный лоскут огненно-красного цвета, скрывавший все его тело. — Может быть, наш талисман будет говорить за него?

«Непременно, — подумал Старк. — Один настроен на ваши звуковые волны, другой — на наши. Надо было догадаться об этом раньше, в противном случае в моей голове звучала бы человеческая болтовня».

Хриллин наблюдал за ним. Старк снова поднял руку. Хриллин кивнул и сказал.

— Тогда идем.

Старк в свою очередь кивнул Валину и всем остальным.

— Нет, — возразил Хриллин. — Пойдешь только ты. Остальные будут здесь.

Старк отрицательно покачал головой. Он насмешливо улыбнулся и сделал несколько движений, которые запомнил, когда слушал через талисман голоса жителей этого города.

Хриллин и его спутники рассмеялись. Смех их был похож на звуки падающей воды, но Старк не счел его приятным.

Они повернулись и двинулись по улице своей раскачивающейся, подпрыгивающей походкой. Хриллин крикнул своим спутникам, стоявшим дальше, чтобы они позволили пройти людям.

— Помни, — сказал он Старку. — Если мы захотим, то сможем уничтожить вас мгновенно.

Старк показал жестом, что понял его, но Валину сказал:

— Вполне возможно, что они могут нас уничтожить. Передай остальным, чтобы держались вместе. Никакой паники, тем более провокаций. Но здесь что-то не так. Они испуганы.

Тонкие руки золотой женщины повисли, и этот жест был жестом отчаяния.

Они шли по улице длинной чередой. Старк повторил все то, что слышал от существ Валину и остальным.

— Ван Круачо защищает их? — сказал Валин. — У них есть талисман? — Он, казалось, не способен был поверить в это, как и все остальные, которые стояли достаточно близко, чтобы слышать его слова.

Лишь Сиаран сказала:

— Похоже, Ван Круачо был очень умным человеком. Будем надеяться, что он сдержит свое обещание, данное вам и этим существам.

Старк предупредил остальных, чтобы все молчали, когда чужие возьмут свой талисман.

Темнело. В тени боковых улиц и площадей, мимо которых они проходили, собиралось все больше тонких фигур. Некоторые примкнули к шествию. Вдруг по всему городу вспыхнули огни.

Танис ахнула.

— Как может быть все таким отвратительным и прекрасным одновременно!

Теперь улицы светились разноцветными красками. Высокие тонкие фигуры в развевающихся одеяниях двигались сквозь оазисы золотого, зеленого, голубого, фиолетового, оранжевого и кроваво-красного цвета. Окна зданий казались серебристо-белыми на фоне остальных красок.

Люди шли и шли вперед, отражаясь в многочисленных окнах высоких зданий со множеством колонн странной формы, жилых домов, совершенно пустых.

Старк вслушался в обрывки разговоров существ, которые вели их.

— Их немного.

— Я думаю, что не так много, как нас.

«Похоже, у них нет постоянного вождя, — подумал Старк. — Хриллин просто увидел нас первым, а поэтому его, видимо, и выбрали главным для этого дела. Главное их слово — игра. Дикая беспорядочность их речи просто ужасает. Все их существование — одна огромная, беспорядочная игра. Они убивают ради забавы. И не просто убивают. Ради забавы они способны совершить все, что угодно, в том числе и пойти на физические муки. Они развращали себя в течение тысячелетий».

— Я их слышал, — сказал Валин, — и этого мне достаточно.

— Но если у них нет вождя, — сказал Лу, — если их так мало, то как же им удается заставлять жертвы…

— Им это не нужно, — ответил Старк. — Жертвы получают больше удовольствия, чем остальные. Для них это мгновения полного удовлетворения.

Танис с яростью бросила:

— Ван Круачо никогда бы не согласился помогать таким чудовищам.

— Это было очень давно, — сказал Старк. — Они тогда не были чудовищами. — Он оглядел город, массивную башню, возвышающуюся над ними. — Они жили в тюрьме. Они умирали в течение многих тысяч лет и неудивительно, что все это свело их с ума.

— Мне их жаль, — сказал Валин. — Как можно так жить!

— Мне тоже, — сказал Старк, — но я испытываю к ним не больше жалости, чем они испытывали бы ко мне, видя мою смерть.

Они вышли на огромный круг. В центре его стоял павильон с резной крышей, украшенный многочисленными пиками и колоннами. Хриллин пригласил Старка и остальных войти. Чужие теперь подходили со всех сторон. Широкие золотые полосы, похожие на лучи солнца, вели к центру павильона, где на небольшом возвышении лежал кристалл.

В хрустале было заключено тело старого человека в доспехах, и Старк узнал его. Он уже видел раньше это лицо высеченным из камня и обращенным к Вратам Смерти. Это был Ван Круачо.

Вздох благоговения пронесся над толпой людей Кушата. Они двигались осторожно, с почтением, как будто находились в храме. Все окружили хрустальный саркофаг. Задние ряды тоже хотели увидеть его своими глазами, поэтому люди постоянно менялись местами.

Хриллин достал талисман и поднял его, кристалл заблестел, заиграл красками у него в руках.

— Теперь ты понимаешь меня, Хриллин? — спросил Старк.

Хриллин содрогнулся, будто первое соприкосновение с человеческой речью было для него таким же отвратительным, как и для Старка соприкосновение с речью людей его расы.

— Да, понимаю.

— Так пожелал Ван Круачо и наши с вами предки. Ваши люди создали то, что мы называем талисманом, чтобы мы могли говорить друг с другом.

Хриллин бросил взгляд на Вана Круачо, спокойно возлежащего на своем ложе.

— Он обещал защищать нас, — сказал Хриллин. — Он обещал охранять Врата Смерти, чтобы пути его и нашего миров никогда не пересеклись.

Журчание голосов чужих поднялось к крыше павильона:

— Он обещал! Силой талисмана!

— Он и держал обещание, пока народ владел Кушатом, — ответил Старк.

Хриллин вздрогнул и посмотрел на него пристально.

— Кушат? Кушат пал?

Чужие дико закричали. Они теснее сгрудились вокруг Хриллина. Некоторые, очевидно, в диком приступе возбуждения вонзили свои длинные ногти в тела так, что показалась кровь.

— Вчера, — сказал Старк.

— Вчера, — повторил Хриллин. — Вчера пал Кушат, — внезапно он подался вперед и закричал: — Вы не имели права! Вы не имели права позволить ему пасть!

Голоса-флейты были полны гнева и истерического страха. Старк подумал, что они собираются напасть на людей. Возможно, так оно и было, но люди Кушата инстинктивно выхватили оружие, и те подались назад, продолжая раскачиваться.

Все большее и большее число их наносило себе раны. Игра оказалась совсем не такой, как они задумали. Чужие возбуждались все сильнее.

Старк сказал Хриллину:

— Многие люди Кушата умерли, защищая город. Большего они сделать не могли. — Он не мог скрыть всего, что думал. Слова сами формулировались в его голове, и Хриллин читал их раньше, чем Старк осознавал.

Глаза Хриллина загорелись какой-то мыслью.

— Мы не любим друг друга. Пусть все так и останется.

— Хорошо, — согласился Старк, — но мы пришли к вам потому, что Ван Круачо обещал нас защитить.

— Обещал? Обещал? — Хриллин был мрачен. — Он обещал это и нам. Мы дали ему оружие, чтобы он мог побеждать в войнах, а он взамен дал нам мир, — он положил руку на саркофаг. — Когда он состарился, то оставил своих людей и пришел к нам. Тогда наш город был великим. Все его улицы были теплыми и населенными. Он ходил по ним и беседовал с нашими философами.

Говорят, он написал историю на вашем языке, хотя никто не знает, правда это или нет. Мы — самая старая раса на Марсе. Мы знали вас раньше, чем вы научились стоять на ногах. Мы построили свои города тогда, когда вы жили в каменных норах и едва познали огонь.

Чужие закачались, воздев к небу руки.

— Но, — продолжал Хриллин, — вы быстро осваивались, а мы старели. Вы строили свои дома в холодных краях и длительное время не тревожили нас. Потом вы появились повсюду, и мы стали оставлять свои города. Потому что жить в них стало невозможно. Эта долина — наше последнее укрытие.

— Больше она не укрытие, — сказал Старк. — Сюда скоро придут люди, взявшие Кушат. Кроме того, было и такое обещание, вторая часть сделки: в случае крайней необходимости мы должны были пронести талисман через Врата Смерти.

Он высоко поднял кристалл.

— Дайте нам эту силу. Тогда мы уведем отсюда людей, которые являются вашими и нашими врагами. Кушат снова будет охранять Врата Смерти. В противном случае…

Он опустил руки.

— В противном случае вам придется бороться с ними самим.

— Бороться! — повторили голоса-флейты. Раздался взрыв смеха, странного и жесткого.

— Дай им Силу, Хриллин! Почему бы нет?!

— Дай им Силу! Пусть они будут сильными, как Ван Круачо! Пусть они сражаются с миром за нас!

— Дать? — спросил Хриллин, раскачиваясь, танцуя на месте и размахивая руками. — И вы уйдете?

— Дай нам оружие, Хриллин, и мы уйдем!

— Хорошо, — сказал он и повернулся к своим людям. — Дайте им оружие. Принесите им все, что у нас есть. Это сыны Вана Круачо! Дайте им оружие!

Остальные стали нараспев повторять:

— Дайте им оружие!

Те, у кого были трубки, стали отдавать их в руки людей. Остальные разбежались и вернулись с трубками. Через несколько минут у мужчин Кушата было около сорока трубок с шарами на концах.

— Теперь вы довольны? — спросил Хриллин и передал Старку последнюю трубку. — Смотрите, нажимать надо здесь и здесь, но надо быть осторожными. Их сила больше, чем вы думаете.

Он отошел от Старка, и все другие тоже отошли от людей. Валин держал в руках трубку, лицо его горело триумфом. Потом он повернулся к хрустальному саркофагу, в котором лежал Ван Круачо.

— Он сделал это, Старк! Он сдержал обещание, — на глазах у него блестели слезы. — Благодарю вас! — сказал он чужим. — Весь Кушат благодарит вас!

Внезапно он повернулся к Сиаран:

— Теперь можешь посмотреть, как будут умирать твои красные волки!

— Теперь у нас есть Сила! — крикнул он людям. — Сила Вана Круачо. Пойдемте брать Кушат!

Ответом ему был рев голосов. Люди устремились на улицу, ведомые Валином. Они кричали:

— Кушат! Кушат! — И через некоторое время весь город наполнился звенящим эхом, похожим на колокольный звон.

Люди пустились в обратный путь. Теперь Старк шел вместе с Сиаран в хвосте колонны. С ним были Лу и Рогайн. Танис была вместе с Валином.

Люди торопливо шли вперед через разноцветье города. Старк все время озирался. Он заметил, что Сиаран делает то же самое.

Ему не удалось ничего заметить. Казалось, не было никаких причин для тревоги, и все же ему было не по себе. Однако талисман был у него, и он не доносил до него ни звука.

В его мозгу отпечаталась ужасная картина того, как тела чужих раскачивались в разные стороны, их глаза блестели в предвкушении игры, о которой никому не велено было говорить. Люди продолжали идти вперед, и по-прежнему все было спокойно.

Они дошли до того места, где оставили свои вещи, и стали их собирать. Они надевали плащи, взваливали на плечи узлы и спешили к границе теплой зоны. Все они были в приподнятом настроении, все предвкушали полную победу.

Сиаран шла, высоко подняв голову, лицо ее не выражало ничего. Лу и Рогайн поглаживали странное оружие. Старк, нетерпеливый и нервничавший, без конца оглядывался, но ничего подозрительного так и не заметил. Он всей душой рвался вперед, к чистому холодному воздуху.

Возможно, половина людей вышла из города, когда талисман донес до Старка слова быстрые и торопливые: «Теперь, теперь!»

В них звучала такая кровожадная алчность, что больше Старк ждать не стал. Он закричал, чтобы все бросали вещи и бежали из города. Подтолкнув в сторону границы Сиаран, Старк велел Лу и Рогайну держать наготове оружие. И тут погас свет.

Старк налетел на кого-то и сразу остановился. Ему показалось, что он ослеп. Он взглянул на небо, но звезды были скрыты мерцающим облаком.

Люди остановились, крича, объятые ужасом.

Потом крики перешли в один общий вопль.

Старк почувствовал рядом что-то чужое, запахло сухими листьями, и внезапно он понял, что все они здесь. Неслышно двигаясь, они сновали между людьми. Должно быть, им были известны какие-то тайные пути. Над его головой раздался сдавленный смешок, ужасающе похожий на детское хихиканье. Тонкий палец коснулся его лица.

Закричав, он в ярости замахнулся оружием. Стрелять он не мог — вокруг было много своих. Острый коготь-палец уже уколол его в шею. Какой бы ни был в нем наркотик, действовал он быстро. Старк не узнал, попал ли он в цель. Длинные руки обвились вокруг его тела и потащили в беспамятство, и лишь очень смутно донеслись до него звуки панического бегства людей Кушата сквозь тьму.

Глава 15

Огни зажглись снова.

Старк лежал, утопая в волнах света. Свет был насыщенно-оранжевым, пронзительным, бьющим по нервах. В нем перемещались высокие фигуры, за которыми струились разноцветные потоки.

— Он проснулся, — сказали они.

Талисман лежал у него на груди между скрещенных рук.

— Видите, — говорили они, — у него глаза открыты.

Старк неуверенно сел. Наркотик все еще туманил мозг.

Он был наг и разоружен. Оставлен был лишь талисман. Старк смотрел на них и ненавидел их бессильной ненавистью — и одновременно боялся их до сумасшествия. Тело его было покрыто крошечными порезами. Старк, пошевелившись, ощутил жжение и тяжесть в этих местах.

Хриллин подошел и наклонился над ним. Он держал в руке талисман.

— Вы потеряли Кушат, — сказал он, и Старк понял, что он обращается не к нему одному. — Вы потеряли Кушат, и мир движется на вас. — Он ударил себя свободной рукой, и кровь заструилась по его груди. Глаза его горели. Он клонился и гнулся, полный какой-то безумной радости.

— Ты чувствуешь величие этого мира? — спросил он. — Это конец наш! Все эти долгие, долгие годы, и мы терпели их во тьме!

Фигуры за его спиной быстро кружили, крича без слов.

— Но вы же дали нам оружие, — возразил Старк.

— Оружие? — Хриллин повернулся и взял у одного из своих спутников трубку, может ту самую, что была раньше у Старка. Он ткнул Старку под ребра шар на конце ствола и нажал на спуск. Он все нажимал и нажимал, смеясь при этом.

— Я сказал, что их сила больше, чем вы думаете. Да, они убивают, но не врагов, — он перестал нажимать на спуск и держал теперь оружие как дубинку.

— Ван Круачо обещал вам Силу, но у нас нет ее! Город дает нам тепло и свет, потому что он был построен так. Кроме этого, у нас нет ничего. Все остальное мертво, изношено и изъедено. Теперь городу конец, а значит, и конец всему…

Он поднял оружие и ударил по бесполезному талисману. Кристалл развалился на куски.

— Конец! — воскликнул снова Хриллин. — Это наша праздничная ночь! Будем танцевать до забвения, смеясь и выкрикивая имя Вана Круачо!

Он выхватил талисман у Старка, разбил его, и связь их прервалась навсегда.

Они сгрудились вокруг него в оранжевом свете и, образовав полукруг, принялись колоть его своими шпорами. И, как сказал Хриллин, они смеялись.

Старк вскочил и побежал. Он бежал по пустынным улицам, пока не очутился в разрушенной части города, лежащей в стороне от главной улицы. Огромная каменная башня возвышалась над крышами с одной стороны, а с другой, где, как думал Старк, должна была находиться граница города, было темно, как будто чужие поставили барьер темноты между собой и людьми Кушата.

Теперь люди должны были уже знать, что ценное оружие бесполезно. Какое их число осмелилось вернуться в город и пройти сквозь полную темноту — он не знал. Он не думал, что подобных смельчаков оказалось много, что они могли бы ему помочь, да и времени явно было маловато.

Ярко освещенные улицы были полны волнения, радости и убийства.

Старк не был единственным человеком, принуждаемым к смертоносному бегу. До него донеслись крики с других улиц. Он увидел человека, который спотыкаясь, вырвался на свободное пространство.

Преследователи намеренно вели его к определенному месту. А там, где соединялись две улицы, стоял розовый кактус с женщиной.

Старк был быстрым бегуном, но понимал, что его могут легко обойти, и очень скоро получил подтверждение этой догадки. Он бежал, пытаясь вырваться на длинную дорогу, которая должна была вывести его из города.

И когда он ступил на эту дорогу, никаких преследователей не было, но на втором перекрестке они оказались все. Они смеялись и протягивали к нему свои шпоры, блестевшие голубым светом. Старк повернулся, и они позволили ему бежать, но одно существо — он признал в нем женщину — царапнуло его по ягодицам просто так, чтобы показать, что он в ее власти. Потом, пританцовывая, оно быстро отскочило.

А он бежал опять и знал, что бег его бесполезен. Он озирался по сторонам, и его пустые руки искали оружие.

Они вели его. Вначале Старк этого не сознавал, потому что они иногда исчезали, и он думал, что, может быть, они переключились на другого.

Потом он сворачивал за угол или выбегал на какую-то площадь, и они вдруг оказывались тут, и ему приходилось выбирать другой путь.

Старк начал терять контроль над собой. Ему хотелось наброситься на них и рвать их зубами, голыми руками, но он знал, что они могут убить его в любой момент и будут лишь наслаждаться его яростью. И он бежал дальше.

Потом ему стали попадаться тела. Некоторые из них принадлежали людям, некоторые — нет. На широкой лестнице одного из зданий, бронзового с серым, он увидел две фигуры с яркими веревками на шеях и лодыжках. Они душили друг друга, а остальные наблюдали за происходящим, раскачиваясь, как деревья на ветру.

В центре пустынной площади он увидел тело Рогайна. Он узнал его по прекрасным белым рукам, запятнанным кровью. Поперек его тела лежала шпага.

Старк выпрямился и огляделся. Никого не было видно, но он знал, что за ним наблюдают. Он знал, что его завели сюда намеренно. Шпага была чистой — и лезвие и эфес. Рогайн ею не воспользовался. Она была положена сюда, чтобы именно Старк ее нашел.

— Хорошо, — пробормотал он, присовокупив к своим словам непристойное выражение. — Я сделаю это.

Он поднял шпагу, она пришлась как раз по руке, и подумал, что, возможно, они сделали ошибку.

Старк снова направился к границе. От площади вел туда только один путь.

Старк прошел по нему, двигаясь среди разноцветных огней. Внезапно из высокого павильона появилась группа мужчин. Они тащили двух своих женщин, то ли мертвых, то ли умирающих. Тела их кровоточили от нанесенных ими самими многочисленных ран.

Старк подумал, не находятся ли они под действием какого-то наркотика. Они смеялись, указывая на него, а некоторые направились к нему.

Теперь у Старка было оружие, и прежняя осмотрительность покинула его. Он кинулся к ним, как больное животное, и сделался таким же безумным, как и они. Старк прыгал и метался среди них, размахивая шпагой. Несмотря на свою ловкость, он не смог избежать прикосновения их когтей. Плечи его кровоточили, но он не замечал этого, а продолжал наступать, и они отбежали от него, довольные возможностью оттянуть конец.

Он оглянулся. Они уходили прочь, волоча за собой раненых.

Потом вокруг стало тихо и спокойно.

Улица пролегала между высоких стен. Менялся свет: голубой, золотистый, фиолетовый, нежно-розовый. Потом впереди показалась другая площадь, обнесенная резной оградой.

Фрагменты резьбы имели форму листьев, напоминающих, возможно, о другом месте и давно прошедших временах.

От площади отходила улица, над которой возвышались своды продолговатых арок, рядами уходящих вдаль. Улица была залита красным светом, и в этом кровавом свете двигалась фигура высокой белокожей женщины с длинными черными волосами, падающими на плечи. В руках у нее была шпага.

— Сиаран!

Старк остановился. Она обернулась и увидела его. Выйдя на площадь, она тоже окликнула его.

— Теперь я, кажется понимаю, зачем они дали мне это, — она подняла свою шпагу.

— Да. И мне тоже, — ответил Старк.

— Но как они узнали?

— Ты ведь пленница, и они слышали, что сказал Валин насчет твоих красных волков. Они поняли, что ты имеешь отношение к захвату Кушата.

Старк оглядел площадь. За отверстиями в ограде виднелись глаза чужих, огромные, блестящие глаза. Потом он посмотрел на ряды арок.

— Они за тобой теперь, — сказал он.

— И за тобой, — кивнула Сиаран. — Они ждут нашей битвы.

Они посмотрели друг на друга, двое обнаженных людей со шпагами в руках, оказавшиеся одни в странном далеком мире.

— Будешь со мной драться? — спросил он.

Сиаран покачала годовой:

— Нет. Ради того, чтобы доставить им удовольствие, не буду!

— Будешь тогда сражаться вместе со мной? Будешь щитом за моей спиной?

Она улыбнулась.

— Нет, пока могу, буду сражаться рядом с тобой, и мы будем щитами друг для друга. — Она посмотрела на высокое, глазеющее на них существо и добавила: — Никогда у меня еще не было такого желания убивать. — Ее белая кожа, как и у него, была отмечена множеством царапин.

— Хорошо, — сказал он. — Тогда нас уже двое. — Он поднял шпагу, чувствуя, что и в его душе поднимается надежда и жажда мщения. — Давай начнем, а потом будет видно, что делать.

Они обменялись традиционными приветствиями и шпаги их скрестились. Они двигались быстро, и их гибкие тела казались особенно близкими в кровавом свете.

Старк увидел, как вспыхнули и загорелись ее глаза.

— Помни, что это игра, — сказал он, и Сиаран засмеялась.

— Я буду помнить, Старк.

Они кружили около друг друга, и головы в ярких колпаках поворачивались вслед за ними. Журчали голоса, сильно пахло сухой листвой.

— Думаю, что внешняя граница находится там, — сказала Сиаран, указывая шпагой. Мы можем попробовать пробиться в том направлении.

Они продолжали кружить, и глаза Старка остановились на уступах камней башни. Сиаран тоже посмотрела на нее.

— До внешней границы далеко, — сказал Старк. — Вряд ли нам удастся туда добраться. Пойми, они ожидают смерти. У них достаточно способов нас успокоить. — Он парировал ее удар, и шпага зазвенела. — Но если нам удастся застать их врасплох, то башня гораздо ближе. Можно попытаться добраться до нее.

— Башня? Что она нам даст?

— Она — сердце города. Если она умрет, все остальное тоже умрет. — Сиаран проделала еще ряд осторожных выпадов. Он почти жалел, что они не дерутся всерьез. Это было бы интересно. — Сомневаюсь, чтобы эти твари хорошо переносили холод.

— Ладно, — согласилась Сиаран. — Нам все равно не пережить этой ночи. Почему бы не попробовать?

— А теперь быстрее, — сказал он.

Они повернули от изгороди и устремились на существ, заполнивших проход на улицу.

И едва не погибли.

Существа стояли так близко друг к другу, они были высокими, и руки их длинными. Даже умирая, они не теряли способности тянуться и достигать цели.

Они кричали своими птичьими голосами, и Старку казалось, что на него и Сиаран напали чудовищные птицы. Он не переставая работал шпагой, прокладывая себе путь.

Он был рад, что может ощущать рядом плечо Сиаран. Потом они вырвались из толпы и побежали изо всех сил, а чужие гнались за ними, крича что-то.

Старк вслушался и сказал, вздохнув:

— Они в восторге. Игра оказалась интересней, чем они предполагали.

Теперь, когда они пытались ее достичь, башня, казавшаяся такой близкой, стала далекой, как луна. Старк бежал не прямо, а петлял, чтобы чужие не разгадали раньше времени их намерения.

Очевидно, вначале так и случилось. Существа играли с ними как и раньше, то настигая их, то отпуская. Но теперь их было гораздо больше.

Он позволил вести себя до тех пор, пока они не оказались на одной линии с башней. Тогда Старк сказал:

— Теперь идем.

Они резко повернули к башне и оказались рядом с ней. Из последних сил они бежали к башне, существа, быстро перебирая длинными ногами, устремились по боковым улицам, чтобы преградить им путь.

За своей спиной Старк услышал топот шагов. Сиаран тоже услышала их.

Она сказала:

— Будем пробиваться, — крикнул на бегу Старк. — Другой возможности у нас не будет.

Если бы руки у них не были такими длинными! Старк крутил над головой шпагой. Этот трюк оказался успешным. Сиаран последовала его примеру, пригнувшись как можно ниже, чтобы защищать сухожилия. Они пробивались сквозь ряд золотистых качающихся тел, но подбегали все новые и опять загораживали им путь.

Они прижались друг к другу спинами и выбрались на открытое пространство, охраняемое смертоносным кругом, который описывали лезвия их шпаг.

Тогда они перестали убивать. Они хотели добраться до башни.

— Ищи дверь, — сказал Старк Сиаран. — Я вижу одну. Сюда!

Они пробились к стене и обогнули ее. Теперь им было легче, ибо существа могли подобраться к ним только с трех сторон. Да и их, способных драться, стало намного меньше. Но теперь они поняли, чего добиваются люди, и в течение нескольких минут слышались громкие крики, как будто зов о помощи.

Они добрались до двери, высокой и узкой, глубоко врезанной в камень.

— Попробуй-ка открыть ее, — сказал Старк, защищаясь от нападающих. Тут он увидел удивительную вещь — существа отступали назад. Все большее их количество собиралось в огромный полукруг. Видимо, все, кто остался, — решил Старк.

Им овладело внезапное спокойствие.

Существа тихо покачивались, и по их телам струились ручейки крови. Те, кто притащил с собой добычу, теперь бросили ее.

За спиной Старка пыхтела и ругаласьСиаран, открывавшая дверь. Наконец она сказала:

— Готово!

— Готово? — переспросил Старк и вдруг заметил высокое существо в развевающемся голубом с зеленым одеянии, которое брело среди толпы. Руки его были воздеты к небу и оно, вероятно, что-то пело. Все остальные были неподвижны и погружены в молчание.

Старк вслушался. Молчал весь яркий город.

Он резко повернулся и прошел через дверь в башню.

— Я покараулю, — сказала Сиаран.

Он покачал головой.

— Не стоит. Игра окончена!

* * *
Валин и еще человек двадцать пробирались по внешней, темной окраине города. Они держали наготове шпаги, вздрагивая при звуке собственных шагов, дрожа от страха, кляня свою гордость, что не позволила им оставить все, как есть. Вдалеке блестели и переливались огни.

Не слышно было ни звука. Теперь казалось, что их вообще никогда не было.

Валин прошептал, остановившись:

— Стон…

Они остановились. Мир был объят тишиной. Несмотря на угнетающий его страх, Валину казалось, будто он ощутил какое-то ожидание, паузу перед наступлением чего-то окончательного и бесповоротного.

Огни впереди мигнули и начали гаснуть, а потом глубокий тоскливый вздох, скорее предчувствованный, чем услышанный. Высоко вверху сильно что-то вспыхнуло, и звезды ярко засияли в чистом небе.

* * *
Было утро. Они стояли на склоне у начала тропы. Старк и Сиаран, одетые в одолженную одежду. За ними спокойно лежал под солнцем город, белый от инея.

— Для нас всех было бы лучше, если бы мы забыли о Ване Круачо, — сказал Валин, — о нем и его талисмане, и взялись за дело своими руками.

— Надежда на миф всегда приводит к несчастью, — согласился Старк и посмотрел на Сиаран. Сейчас ее руки не были связаны, на этом настоял Старк. — Теперь, когда ты знаешь, что находится за Вратами Смерти, и когда твои красные волки насытились добычей, согласна ли ты увести их и оставить Кушат в мире?

Сиаран посмотрела на него. Холодный ветер трепал волосы.

— Я могла бы это сделать, но при одном условии. Теперь, когда я не могу рассчитывать на талисман, мне нужна помощь. Поедем со мной в Наррисан и будем там щитами друг для друга, как прошлой ночью. Или же ты давал другие обещания?

— Нет, — ответил Старк. Он вспомнил, как вспыхнули ее глаза, когда они скрестили шпаги, и глубокое волнение охватило его. — На этот раз я поеду с тобой.

Танис вышла вперед, и Старк, крепко обняв, поцеловал ее, предупреждая поток сердитых слов, готовых сорваться с ее губ.

— Я вручил тебе свою жизнь, малышка. Я сделаю это ради тебя и твоего Кушата. Стройте новый город, и стройте его в реальном мире, чтобы люди его никогда не кончали так, как вот эти. — Он кивнул в сторону того города, что лежал в инее под солнцем, мертвый и сверкающий.

Старк отпустил ее и взял Валина за руку.

— Мы пойдем впереди. К тому времени, когда вы подойдете, Кушат будет освобожден от племен.

Он задержал руку Валина в своей руке.

Потом резко повернулся назад и зашагал рядом с Сиаран через Врата Смерти.

ТАЙНА СИНХАРАТА Роман Перевод с английского Н. Потапенко

Leigh Brackett
THE SECRET OF SINHARAT
New-York
1964

Глава 1

Животное, понукаемое темнокожим седоком, уже много часов неслось по марсианской пустыне и совсем выбилось из сил. Теперь оно поминутно спотыкалось и, когда всадник ругал его и всаживал каблуки в чешуйчатые бока, лишь поворачивало голову и шипело. Проковыляв еще немного по направлению к песчаному холму, оно остановилось и опустилось на песок.

Человек спешился. Глаза животного горели в свете маленьких лун, как два зеленых фонаря. Всадник знал, что большего от животного не добьешься.

Он оглянулся, окидывая взором путь, которым примчался сюда.

Вдали виднелись четыре темных силуэта — одинокая группа среди пустыни. Они быстро приближались. Через несколько минут они будут здесь.

Всадник постоял немного, раздумывая, что ему предпринять. Далеко впереди маячила низкая гряда, а за грядой лежал Валкис и была безопасность. Но теперь они недосягаемы для него. Справа поднималась к небу высокая скала с разбросанными у подножия валунами.

«Они пытались схватить меня на открытом пространстве, — подумал он. — Но здесь, у девятого ада, им придется попотеть».

Он помчался к скале с быстротой, доступной лишь для животного или дикаря. Сложением он был чистый землянин, высокий и более плотный, чем казалось с виду. Его хлестал ветер пустыни, резкий и холодный, но путник, казалось, не замечал его, хотя на нем была лишь поношенная рубашка из венерианского шелка, открытая на груди.

Кожа его была так же темна, как и волосы. Ее сделали такой годы, проведенные под беспощадным солнцем. Но глаза его были удивительно светлыми и сейчас ярко блестели, как будто вбирая в себя бледный свет луны.

С легкостью ящерицы он заскользил по неровным обломкам валунов. Найдя место под прикрытием скалы, он сел на корточки и опустил голову.

Потом вытащил из кармана револьвер и замер. В его абсолютной неподвижности было что-то сверхъестественное, нечеловеческое терпение, родственное каменному терпению окружающих его валунов.

Приближающиеся темные силуэты стали превращаться в фигуры всадников. Они обнаружили лежащее на песке животное и остановились. Цепочка следов, хотя уже и занесенная песком, но еще достаточно ясная, показывала, в какую сторону пошел человек.

Главный дал знак, и остальные всадники спешились. С быстротой, свойственной солдатам, они вытащили из сумок оборудование и принялись его монтировать.

Человек, притаившийся за скалой, узнал обретающий форму предмет. Это был беннинг. И все равно он не собирался покидать своего укрытия.

Он не мог достать их своим оружием, а ближе они не подойдут. Беннинг же, обладающий мощным энергетическим лучом, достанет его и сделает мертвым или бесчувственным, — как им захочется.

Он положил бесполезный револьвер в кобуру, так как знал, кто эти люди и чего они хотят от него. Это офицеры Земного полицейского контроля, и они несли ему награду — двадцать лет в лунных камерах-блоках.

Двадцать лет в серых катакомбах среди молчания и вечной темноты.

Он сознавал неизбежность наступающего: голод, боль, одиночество. В свое время он познал большую часть перечисленных лишений и все же не собирался сдаваться на милость победителя. Он посмотрел на пустыню, на ночное небо, и глаза его наполнились отчаянием. Странно прекрасные глаза существа, стоявшего у черты жизни, одновременно и менее и более великого, чем человек.

Предводитель отряда медленно направился к скале и, подняв руку, крикнул:

— Эрих Джон Старк!

Ветер ясно донес его слова, и темноволосый сжался в своем укрытии.

Всадник остановился и заговорил снова, на этот раз на другом языке. Это был не земной, марсианский или венерианский язык, а незнакомый и такой же резкий и полный жизни, как и залитые лунным светом марсианские равнины, что его породили.

— О, Н’Чака, я взываю к тебе!

Последовало долгое молчание. Всадник и животное под ним застыли в ожидании.

Эрих Джон Старк вышел из тени.

— Кто называет меня Н’Чакой?

Всадник явно почувствовал облегчение и ответил по-английски:

— Ты прекрасно знаешь, кто я такой, и мы можем мирно поговорить.

— Конечно, можем, — пожал плечами Старк.

Всадник спешился и направился к скале, Старк в свою очередь пошел навстречу. Он был небольшим и жилистым, этот офицер из ЗПК, но в нем ощущалась та железная воля, что отмечала всех жителей планетных границ. Эти планеты-сестры не были запретными мирами, какими казались когда-то с расстояния в миллионы миль. На них тоже жили люди, потомки тех, кто когда-то организовал эту систему. Но все эти миры были жестокими.

— Давно это было, Эрих, — сказал подошедший.

— Да, пятнадцать лет назад, — кивнул головой Старк.

Еще несколько мгновений мужчины изучали друг друга, потом Старк сказал:

— Я думал, что ты все еще на Меркурии, Энтон.

— Нас всех отозвали на Марс, — он вытащил пачку сигарет. — Закуришь?

Старк взял сигарету. Они молча курили, ветер крутил у их ног песок, а трое патрульных ждали у собранного беннинга. Энтон ничем не рисковал. Электролуч оглушал мгновенно. Потом он сказал:

— Я буду жесток, Эрих. Я хочу тебе кое-что напомнить.

— Оставь свои слова при себе, — возразил Старк. — Ты меня схватил. Больше разговаривать не о чем.

— Да, — согласился Энтон. — Я тебя схватил, и мне понадобилась для этого чертова уйма времени. Вот почему я и хочу поговорить с тобой.

Взгляд его темных глаз встретился с холодными глазами Старка.

— Вспомни, кто я такой, Эрих Старк! Вспомни, кто пришел, когда шахтеры той долины на Меркурии посадили мальчика-дикаря в клетку и собирались прикончить его подобно тому, как прикончили они все вырастившее его племя. Вспомни все последующие годы, в течение которых я делал из дикаря цивилизованного человека.

Старк не без юмора рассмеялся.

— Тебе следовало бы оставить меня в клетке. Наверное, уже тогда, когда меня поймали, я был потерян для цивилизации.

— Может быть. Я этого не думал. Во всяком случае, я тебе напоминаю.

— Ни к чему нам вдаваться в сантименты, — не без горечи сказал Старк. — Я знаю, что взять меня — твоя работа.

Энтон подчеркнуто сказал:

— Я не заберу тебя, Эрих, если ты сам не заставишь меня сделать это. — И быстро, пока Старк не успел ответить, продолжил: — Ты осужден к двадцати годам за то, что снабдил оружием племена Средних Болот, когда они восстали против Земляно-Венерианского союза, и еще за пару подобных дел. Хорошо. Я знаю, почему ты это сделал, и не стану говорить, что не согласен с тобой. Но ты поставил себя вне закона, это несомненно. Теперь ты направляешься в Валкис и собираешься впутаться в такое дело, что, поймай я тебя после этого, мне пришлось бы отвезти тебя на Луну на всю жизнь.

— И на этот раз ты со мной не согласишься?

— Нет. Почему, ты думаешь, я едва не сломал себе шею, пытаясь найти тебя раньше, чем ты туда доберешься? — Энтон подался вперед, и лицо его стало серьезным. — Ты заключил какую-нибудь сделку с Делгауном из Валкиса? Он за тобой посылал?

— Он за мной посылал, но сделка пока не заключена. Я на перепутье. Я получил сообщение от Делгауна, кем бы он там ни был, что на Сухих Землях будет частная война и что он заплатит мне за помощь в ней. В конце концов, это же мое дело.

Энтон покачал головой.

— Это не частная война, Эрих. Это нечто гораздо большее и неизвестное. Марсианский совет Городов-Штатов и земная комиссия обливаются холодным потом, но не могут точно узнать, что происходит.

— Ты знаешь, что собой представляют города Лау-Кенао-Валкис, Джекарра, Барракен?

— Фантастические истории о варварском главаре Киноне, который, кажется, обещал и землю и небо племенам Кена и Шуна. Нечто, связанное с культом Рама, который считается исчезнувшим тысячи лет назад. Мы знаем, что Кинон каким-то образом связан с Делгауном, самым удачливым из всех бандитов, и мы знаем также, что некоторые из главарей преступного мира проходят фильтровку ради того, чтобы примкнуть к этим людям. Клихтон и Уэлз с Земли, Томми с Меркурия, Эррод из колонии Калисто и твой, насколько мне известно, старый товарищ по оружию Лухар — венерианец.

Старк слегка вздрогнул, а Энтон едва заметно улыбнулся.

— О, да, — сказал он. — Я об этом слышал, — он помрачнел и добавил: — Сам можешь догадаться, Эрих. Варвары собираются, подняться на борьбу. Нечто вроде священной войны, отвечающей отнюдь не священным интересам Делгауна и его компании. В нее окажется втянутой половина мира. Крови будет столько, что хватит даже на Сухие Земли, — все это будет кровь варваров, и прольется она ради ложных обещаний, а вся мразь Валкиса разжиреет на ней, если только мы каким-то образом не сможем помешать этому.

Он помолчал и сказал тусклым голосом:

— Я хочу, чтобы ты шел в Валкис, но как мой агент. Не желаю козырять тем, что ты окажешь услугу цивилизации, — небесам известно, что цивилизации ты ничем не обязан. Но ты мог бы спасти много людей, подобных тебе самому, от кровавой резни, не говоря уже о жителях пограничных районов Марса, которые падут под топором Кинона. Кроме того, ты сможешь снять с себя угрозу двадцатилетнего заключения на Луне и, может быть, даже вызвать в себе желание стать человеком, а не тигром, блуждающим от одного убийства к другому… Если ты выживешь.

— Ты умен, Энтон, — медленно проговорил Старк. — Ты знаешь, какие чувства я испытываю ко всем планетным аборигенам, подобным тем, кто вырастил меня, и поэтому взываешь к ним.

— Да, — согласился Энтон. — Я умен, но не лжец. Все, что я сказал тебе, — чистая правда.

Старк старательно втер окурок в песок.

— Предположим, что я соглашусь стать твоим агентом на этих условиях и отправлюсь в Валкис. Что же потом удержит меня от нарушения договора?

— Твое слово, Эрих, — мягко проговорил Энтон. — Когда знаешь человека с детства, хорошо его понимаешь. Твоего слова будет для меня достаточно.

Они помолчали. Потом Старк протянул руку.

— Ладно, Симон, но договор только об этой сделке. Никаких дальнейших обещаний не будет.

Они пожали, друг другу руки.

— Я ничего не могу тебе предложить. Ты должен положиться только на себя, — сказал Энтон. — Связаться со мной ты сможешь через бюро Земной Комиссии в Тираке. Знаешь, где это?

Старк кивнул.

— Да, на границе Сухих Земель.

— Удачи тебе, Эрих!

Энтон повернулся и пошел к тому месту, где его ждали трое спутников. Он дал им знак, и солдаты начали демонтировать беннинг. Потом они поскакали прочь. Ни Энтон, ни его спутники ни разу не оглянулись.

Старк следил за ними, пока они не исчезли из виду, затем глубоко вздохнул и распрямил плечи.

Он подошел к своему животному, которое уже отдохнуло и могло нести его на себе.

Горная гряда все росла и росла по мере того, как Эрих к ней приближался. Наконец она превратилась в цепочку низких, побитых временем гор. Перед ним открылась тропа, извивавшаяся между безжизненными песчаными холмиками. Эрих пересек ее и оказался на берегу мертвого моря. Безжизненная пустыня простиралась в темноте, огромная и одинокая, как космос. А между дном моря и холмами Старк увидел сияние огней Валкиса.

Глава 2

Огней было много. Они сверкали далеко внизу и казались с высоты крошечными, как булавочные головки, — пламя фонарей, окаймляющих Лау-канал, точку черной воды, оставшуюся от канувшего в Лету океана.

Старк никогда не бывал здесь раньше. Теперь, посмотрев на город, растянувшийся вдоль склона под мягкими лунами, он вздрогнул, как вздрагивает животное, почуявшее запах смерти.

Освещенные фонарями улицы — лишь незначительная часть Валкиса. Основная жизнь города протекала в нижней его части, расположенной на уровне моря. Пять городов, в самом старом из которых едва ли можно было узнать место, где жили люди. Пять гаваней еще хранили свои доки, наполовину засыпанные песком.

Пять эпох марсианской истории, увенчанных руинами дворцов старых пиратских королей Валкиса. Башни еще стояли, разбитые, но неукротимые. В свете лун они казались спящими, будто грезили о голубой воде и шуме волн, о кораблях с тяжелым ценным грузом.

Старк начал медленно спускаться по крутому склону. Каменные дома без крыш, застывшие в ночи, таили в себе что-то настораживающее. Плиты мостовых еще хранили на себе отпечатки колес повозок, направлявшихся к базарам, и золоченых княжеских карет. Причалы были отмечены шрамами в тех местах, где о них бились корабли, волнуемые прибоем.

Все чувства Старка странно обострились. Их не мог притупить даже тонкий налет цивилизации, который он приобрел. Теперь ему казалось, что ветер несет с собой эхо голосов, запах специй и свежей крови.

Он совсем не удивился, когда на последней террасе перед жилой частью города из тени здания выступили вооруженные люди и остановили его.

Это были худые темнокожие люди, очень жилистые, шагающие бесшумно, с лицами, похожими на лица волков, но не примитивных, а цивилизовавшихся столько веков назад, что память об этом успела стереться в их мозгу.

Они вели себя в высшей степени почтительно, и Старк без особых раздумий подчинился им.

Он назвал свое имя и сказал:

— Меня позвал сюда Делгаун.

Предводитель отряда кивнул головой:

— Тебя ждут.

Его острый взгляд как бы вобрал в себя каждую черту землянина, и Старк понял, что человек запомнил описание его внешности до мельчайших подробностей.

Валкис не спешил раскрывать свои ворота.

— В городе спросишь, — сказал предводитель отряда. — И каждый укажет тебе дорогу во дворец.

Старк кивнул и двинулся дальше.

Вскоре он очутился в нижней части города. Хотя было поздно, Валкис не спал и был полон жизни, но жизни довольно странной.

Узкие извивающиеся улочки были заполнены народом. С плоских крыш доносился женский смех. Фонари у винных погребов заливали землю золотистым и алым светом, и вход в узкие улочки из-за этого освещения казался еще более темным.

Старк остановил свое животное у сарая. Загон был закрыт, внутри он разглядел длинноногих животных с Сухих Земель. Когда он вышел на улицу, мимо прошел караван, наполняя воздух звоном браслетов, шипением и шорохом песка. Наездниками были молодые варвары.

«Каши, — решил Старк, — судя по манере заплетать рыжеватые волосы в косы».

На них были простые кожаные одежды, а их голубоглазые женщины держались в седлах с достоинством королев.

Валкис был буквально заполнен этим людом. Казалось, много дней они шли и шли по дну моря из дальних оазисов пустынь. Коричневые воины Кеша и Шуна, отдыхавшие у Лау-канала, где воды было больше, чем в любой из их стран.

Они были в Валкисе, эти варвары, но они не были частью города. Прокладывая себе путь через толпу, Старк ощущал особый аромат, который, как он догадывался, никогда не менялся.

На площади под быстрый ритм барабана танцевала девушка.

Воздух был тяжелым от запаха вина, смолы и ладана. Худой ловкий валкисянин в ярком кильте, украшенном драгоценностями, танцевал с девушкой.

Когда он поворачивался и резко менял позу, зубы его сверкали на улыбающемся лице. В конце концов он схватил девушку и перекинул ее через плечо так, что волосы ее заструились по его спине.

Женщины смотрели на Старка, как грациозные кошки. Они были лишь в разрезанных до бедер юбках, украшенных тоненькими золотыми поясами, обязательными на Лау-канале, и воздух был наполнен нежным и чувственным их позвякиваньем.

Душа Валкиса была веселой и бесшабашной. За свою жизнь Старк побывал во многих местах, но нигде не видел такого дьявольского ритма, невероятно древнего, но отчетливого и веселого.

Наконец он отыскал дворец — огромное беспорядочное сооружение из добытого в карьерах камня, чьи двери и стены, обитые бронзой, были закрыты от пыли и непрестанно дующего ветра. Он назвал свое имя охране и был пропущен внутрь. Его провели по залам, стены которых были украшены древними коврами, а полы истоптаны бесчисленным количеством ног, обутых в сандалии.

И снова шестое чувство Старка подсказало ему, что жизнь за этими стенами не была мирной. Сами камни стен шептали о насилии.

Его ввели в большую центральную комнату, служившую штаб-квартирой Делгауна, повелителя Валкиса.

Он оказался худым человеком с быстрыми, как у кота, движениями — типичный представитель своей расы. В его черных волосах пролегли седые нити, лицо, отмеченное суровой красотой, было сильным и жестоким. Юношеская мягкость черт уже давно исчезла. Одет он был в великолепную кольчугу, а глаза под тонкими бровями были похожи на капли расплавленного золота.

При появлении Старка он поднял голову. Один вопрошающий взгляд и вопрос:

— Ты Старк?

Что-то страшное было в этих глазах, ярко-желтых и умных, как у ястреба, но скрывающих нечто большее, как будто они не позволяли выйти наружу истинным мыслям и намерениям.

Инстинктивно Старк сразу же невзлюбил этого человека. Однако он кивнул и подошел к длинному столу, перенеся внимание на прочих обитателей комнаты. Горстка марсиан — главари и воины, судя по украшениям и осанке, и несколько чужеземцев в нелепой для этих мест одежде.

Старк знал их всех. Книхтон и Уэлш с Земли, Томми с Меркурия, Эррод из колонии Каллисто и Лухар с Венеры. Пираты, воры, перебежчики, и каждый в своей роли.

Внимание его было сосредоточено на Лухаре. Горькое воспоминание и ненависть закипали в душе Старка при виде этого мерзавца.

Он был красив. Уволенный из венерианской армии офицер, очень стройный и элегантный, с коротко подстриженными светлыми волосами. Темная туника, как вторая кожа, облегала его тело.

— Абориген! — произнес он громко. — А я думал, что нам и так хватает варваров.

Старк ничего не ответил, а молча двинулся в его сторону.

Лухар быстро заговорил:

— Не стоит сердиться, Старк. Былые счеты остаются в прошлом. Теперь мы вместе.

Землянин заговорил, и в голосе его была странная мягкость.

— Однажды мы уже были на одной стороне против Земляно-Венерианского союза. Помнишь?

— Прекрасно помню, — теперь Лухар обращался не только к Старку, но и ко всем присутствующим в комнате. — Я помню, как твои друзья-варвары привязали меня к камню на болоте, а ты наблюдал за происходившим с откровенным удовольствием. Если бы не люди из компании, подоспевшие вовремя, я бы сгнил там.

— Ты нас предал и заслужил такую смерть.

Заговорил Делгаун. Он не повышал голоса, но все же Старк понял, что это приказ.

— Здесь драки не будет. Вы оба мои наемники, и пока я вам плачу, должны забыть о личных счетах! Вы поняли меня?

Лухар кивнул и сел, улыбаясь уголками рта Старку. Руки, того еще сводило от желания нанести смертельный удар, но даже в таком состоянии он ощутил силу Делгауна. Звук, похожий на рычание животного, вырвался у него из груди. Старк с трудом овладел собой. Уступи он своему гневу, он бросил бы вызов Делгауну и не смог бы тогда выполнить то, что поручил ему Энтон.

Старк пожал плечами и сел рядом с остальными.

Посланец с Земли вскочил и, покачиваясь всем корпусом, спросил:

— Сколько нам еще ждать?

Делгаун налил вина в бронзовый кубок.

— Не жди моего ответа, — сказал он и протянул кубок Старку.

Старк отпил немного. Вино было теплым и сладким. Он пил медленно, сидя в свободной позе, в то время как остальные курили, нервно вскакивали и расхаживали по комнате.

«Интересно, — подумал Старк, — кого или чего они ждут?» — однако проявлять любопытство не стал.

Время шло. Но вот Старк поднял голову и прислушался. Что это?

Менее чуткие уши остальных ничего еще не слышали, но Делгаун встал и распахнул ставни ближайшего окна.

Марсианская заря, сверкающая и яркая, заливала дно мертвого моря. За черной линией канала по вздымаемому ветром песку к Валкису двигался караван.

Это был необычный караван. Перед ним и позади него ехали воины, острия их копий сверкали в лучах восходящего солнца. Конские сбруи были усыпаны драгоценными камнями, носилки с покрывалами из алого шелка производили впечатление варварской пышности.

Дикий свист дудок и рокот барабанов наполнили воздух.

Старк уже и сам начал догадываться, кто это выходит из пустыни, подобно королю.

Делгаун издал хриплый вздох.

— Это Кинон, — наконец сказал он и отошел от окна. В глазах его светилась какая-то забавляющая его мысль.

— Идемте приветствовать Властителя Жизни.

Вместе со всеми Старк вышел на запруженные людьми улицы. На город опустилась тишина. Как валкисяне, так и варвары были охвачены единым безмолвным восторгом. Они шли к каналу узкими длинными улицами. На большой площади рынка рабов Старк оказался возле Делгауна. Тот стоял на огромном камне, возвышавшимся над толпой. Молчаливое ожидание не могло обмануть никого.

Под стук барабанов и визг дудок в Валкис входил Кинон из племени Шун.

Глава 3

Караван вышел прямо на площадь рынка рабов, и люди прижались к стенам, освобождая ему путь. Цоканье копыт по плитам, звон и лязг кольчуг, блеск копий и широких, с двумя лезвиями мечей, характерных для Сухих Земель, и при этом стук барабанов, от которого замирало сердце, и визг дудок, от которых стыла кровь в жилах. Даже Старк ощущал это действие на себе.

Стража, шагающая впереди, достигла рынка рабов, барабанщики одновременно опустили палочки, дудки умолкли, и над площадью повисла тишина.

Она длилась почти минуту, а потом имя Кинона, выкрикнутое всеми варварами одновременно, заставило городские камни ответить эхом.

Человек соскочил с животного и взобрался на высокий камень, где все могли его видеть. Руки его взметнулись в приветствии.

— Я приветствую вас, братья мои!

И снова по площади прокатились крики.

Старк изучал Кинона и удивлялся его молодости. Он ожидал увидеть седобородого пророка, а перед ним был человек с хорошо развитой мускулатурой и загорелыми плечами. Это был воин, почти такой же высокий, как и он сам.

Глаза Кинона были ясными и невероятно синими, лицо, как у молодого орла, голос таил в себе мелодичность, которая взвинчивает толпу до безумия.

Старк перевел взгляд на восхищенные лица людей.

Даже валкисяне поддались общему настроению. Видимо, Кинон — самый опасный человек из всех ранее виденных им людей. Этот рыжеволосый варвар в кильте из узорчатой, цвета бронзы, кожи уже при жизни был полубогом.

Кинон крикнул капитану своей охраны:

— Приведите пленного и старика!

Потом снова повернулся к толпе и призвал ее к молчанию. Когда на площади все стихло, он заговорил:

— Есть еще люди, сомневающиеся во мне, и сегодня, прямо сейчас я предоставлю вам доказательства своей правдивости!

Вздох пронесся над толпой. Люди Кинона вытаскивали на камень древнего старика, настолько согнутого годами, что он едва мог стоять, и юного землянина. Мальчик был закован в цепи. Глаза старика горели безумным огнем, и он смотрел на мальчика с ужасающей решимостью.

Старк, отойдя в сторону, стал наблюдать за ними.

Носилки с алыми занавесками стояли теперь возле камня. Девушка-валкисянка, стоявшая рядом, смотрела вверх. Старку показалось, что глаза ее смотрят на Кинона с тщательно скрываемой ненавистью.

Он перевел взгляд на носилки и заметил, что занавески слегка раздвинулись. За ними виднелось лицо женщины, лежавшей на подушках. Разглядеть ее как следует Старк не мог, лишь видел, что волосы ее подобны темному пламени, а сама она улыбается, глядя на старца и обнаженного мальчика. Потом взгляд ее глаз, казавшихся очень темными в полумраке носилок, устремился в другом направлении, и, следуя ему, Старк увидел Делгауна. Каждый мускул тела правителя был напряжен, а сам он не отрываясь смотрел в сторону носилок.

Старк едва заметно улыбнулся. Чужеземцы наблюдали за происходящим с циничным любопытством. Толпа вновь погрузилась в молчание, полное напряженного ожидания. Солнце светило с синего неба, ветер вздымал пыль, и остро пахло живой плотью.

Старец протянул руку и коснулся оголенного плеча мальчика, обнажив в беззвучном смехе синеватые десны.

Кинон заговорил снова:

— Есть еще такие, кто во мне сомневается, я это знаю! Такие, кто усмехается, когда я говорю, что владею древней тайной Рамаса. Но после сегодняшнего дня не останется никого, кто стал бы в этом сомневаться. Сам я не Рамас, — он окинул взглядом свое тело, непроизвольно напряг мышцы и рассмеялся. — Зачем мне им быть? Мне пока ничья помощь не нужна.

Толпа ответила ему непристойным смехом.

— Нет, — продолжал Кинон. — Я такой же человек, как и вы! И так же, как и вы, я не желаю стареть и в конце концов умереть.

Он резко повернулся к старику.

— А ты, дед, хотел бы снова стать молодым? Блистать в битвах и выбирать женщин по своему вкусу?

— Да! Да! — прошепелявил старик, продолжая жадно всматриваться в мальчика.

— Ты им будешь! — Голос Кинона звенел божественной силой. Он вновь обратился к толпе: — Я провел годы в пустыне в поисках тайны Рама, и я узнал ее, братья мои! Я один! Я держу ее вот этими руками! Ими я и начну новую эру для падших Сухих Земель!

Да, нам предстоит сражаться, нам предстоят кровавые битвы, а когда все будет кончено и люди Кена и Шуна освободятся от своих пут, а люди Лау вернут свою прежнюю силу, тогда я вам дам новую жизнь. Всем, кто следовал за мной. Старые, увечные, раненые смогут выбрать себе новые тела, взяв их у пленных. Не будет больше ни старости, ни болезней, ни смертей!

Единый вздох вырвался из глоток присутствующих. Глаза их горели кровожадным огнем, а рты были раскрыты в приступе внезапного голода, что так легко охватывает человека.

— Если еще кто-то сомневается в моем обещании, — сказал Кинон, — смотрите, я покажу вам!

Все замерли едва дыша.

Медленно и мрачно забили барабаны. Капитан охраны с эскортом воинов из шести человек подошел к носилкам и взял из рук женщины, находящейся там, что-то завернутое в шелк. Придерживая свою ношу так, будто это была необыкновенная ценность, он подошел к камню и взобрался на него. Кинон принял у него из рук сверток.

Шелковые покрывала полетели в стороны, и в руках Кинона заблестели две хрустальные короны Он высоко поднял их, и они загорелись под лучами солнца холодным пламенем.

— Смотрите! — воскликнул он. — Корона Рама!

И толпа выдохнула единое:

— Ах!

Барабанщики по-прежнему выбивали зловещую дробь, как будто вбирая в себя пульс всего мира. Одну корону Кинон опустил на голову старика, который согнулся под ее тяжестью еще больше, однако лицо его выражало экстаз. Вторая корона увенчала голову испуганного мальчика.

— На колени! — приказал Кинон. И они оба опустились на колени. Стоя перед ними, Кинон держал между коронами жезл.

Вдруг жезл испустил яркий свет, который не был отражением солнечного. Ослепительно голубой, он растекся по всему жезлу и переливался на короны. Над головами старика и мальчика возникло божественное сияние.

Барабаны умолкли. Старик закричал, руки его дернулись к голове, потом к груди и там застыли. Внезапно он упал вперед, по телу его прошла дрожь, и он застыл в неподвижности. Мальчик вздрогнул и тоже упал на колени, цепи его звякнули.

Свет в коронах потух. Кинон, неподвижный, как изваяние, постоял еще некоторое время, пока сверкал жезл. Потом и жезл потух. Тогда Кинон, опустив жезл, крикнул звенящим голосом:

— Старик, поднимись!

Мальчик зашевелился. Медленно, очень медленно он поднялся на ноги, поднес руки к лицу, оглядел их, потом коснулся своих бедер, плоского живота, сильной груди. С крепкой юношеской шеи пальцы передвинулись к гладким щекам и белокурым вьющимся волосам. Он испустил громкий крик.

Земной мальчик кричал с марсианским акцентом, с акцентом Сухих Земель.

— Я в юном теле! Я снова молод!

Этот вопль экстаза потряс толпу. Она зашевелилась, как огромное животное. Мальчик упал на колени и обхватил ноги Кинона. В этот момент Старк обнаружил, что и сам дрожит от волнения. Он бросил взгляд на Делгауна и чужеземцев. Валкисянин скрывал за маской благочестия полную удовлетворенность. Прочие были полны восхищения и восторга.

Старк слегка повернул голову и посмотрел на носилки. Занавески были уже задернуты, и алый шелк слегка колыхался от тихого смеха той, что пряталась за ним. Служанка, стоящая рядом с носилками, не шевельнулась, но во взгляде ее все еще таилась ненависть к Кинону. Потом начался сплошной бедлам. Кричали люди, били барабаны, визжали дудки. Короны и жезл снова были завернуты в шелк и унесены. Кинон велел поднять мальчика и снять с него цепи. Он вскочил в седло и, посадив его рядом с собой, двинулся по улице. Делгаун и чужеземцы сопровождали его. На тело старика никто не обращал внимания. Несколько варваров Кинона завернули его в белое покрывало и унесли.

Кинон из племени Шун с триумфом вошел во дворец Делгауна. Стоя возле носилок, он откинул закрывавший выход шелк и протянул женщине руку. Она вышла и вместе с Киноном направилась к бронзовой двери.

Женщины племени Шун были высокими и сильными, могли делить наравне с мужчинами не только радости любви, но и тяжести военных походов. И эта рыжеволосая дочь Сухих Земель была так хороша, что ее гордые поступь и плечи, дымчатые глаза могли заставить сдаться не одно мужское сердце. Старк издали следил за ней.

Теперь в зале Совета собрались все: Делгаун, чужеземцы и Кинон со своей рыжеволосой спутницей. Марсиан было только трое. Кинон опустился на высокое сиденье во главе стола. Лицо его сияло, он вытер пот и, наполнив кубок вином, оглядел собравшихся.

— Выпьем, господа! Я произнесу тост! — Он поднял кубок. — За тайну Рама, за дар жизни!

Старк опустил кубок, так и оставшийся пустым, и посмотрел прямо в глаза Кинону.

— Ты не знаешь никакой тайны, — небрежно бросил он.

Кинон сидел очень прямо. Медленно он опустил кубок и поставил его на стол. Никто из присутствующих в зале не шелохнулся, а голос Старка прозвучал, как гром.

— Более того, — продолжал он. — Демонстрация на площади была ложью от начала и до конца.

Слова Старка подействовали на присутствующих, подобно взрыву бомбы. Черные брови Делгауна взлетели вверх, а женщина подалась вперед и посмотрела на землянина с интересом.

Кинон спросил, ни к кому не обращаясь:

— Это еще что за черная обезьяна?

Делгаун объяснил ему.

— Ах, да, — сказал Кинон. — Эрих Джон Старк, дикарь с Меркурия. — Он угрожающе нахмурился. — Так… А теперь объясни, как это мне удалось солгать на площади?

— Пожалуйста. Во-первых, мальчик-землянин на площади был пленником. Ему было сказано, что именно надо сделать, чтобы спасти свою шкуру, и он честно сыграл свою роль. Во-вторых, кристаллический жезл и короны. С помощью простого соединения Парседла ты получил электронный разряд, в результате чего возникло свечение. В-третьих, ты ввел старику яд, вероятно, с помощью острия на короне, которую надел ему на голову… — Старк помолчал. — Старик умер, а мальчик остался и сыграл свою роль. Дело было сделано.

Снова воцарилась тишина. Лухар пригнулся над столом. Лицо его светилось надеждой. Женщина смотрела на Старка не отрываясь.

А Кинон внезапно рассмеялся. Он хохотал, пока слезы не выступили у него на глазах.

— Но представление было отличным! Не правда ли? Ты должен со мной согласиться. Толпа попалась на крючок!

Он встал, подошел к Старку и ударил его по плечу. Человека менее сильного такой удар заставил бы присесть.

— Ты мне нравишься, дикарь! Ни у кого не хватило бы смелости заговорить об этом, хотя, даю голову на отсечение, все думают то же.

Старк спросил:

— А где ты, Кинон, был все это время? Все годы твоих предполагаемых одиноких страданий в пустыне?

— Хорошо, я открою тайну. — Внезапно Кинон перешел на великолепный английский язык. — Я был на Земле и обретал знания о вещах, подобных электронному разряду. — Он налил в кубок вина и протянул его Старку. — Теперь ты знаешь. Теперь мы все знаем. Так удалим же пыль из своих глоток и приступим к делу.

— Нет, — отрезал Старк.

— Почему? — Удивленно спросил Кинон.

— Ты лжешь своим людям, — спокойно произнес Старк. — Ты даешь им лживые обещания, чтобы втянуть в войну.

Кинон был искренне озадачен отказом Старка.

— Ну, конечно, — промолвил он. — Разве в этом есть что-то новое или странное?

— Следи за ним, Кинон, — заговорил Лухар голосом, полным ненависти. — Он предаст тебя, перережет тебе горло, если решит, что так будет лучше для варваров.

— Репутация Старка известна на всей планете, — произнес Делгаун. — И нечего говорить об этом снова.

— Нет, — Кинон покачал головой, глядя Старку в лицо. — Мы ведь послали за тобой, зная все, не так ли? Хорошо…

Он немного помолчал, чтобы остальные приготовились слушать, что он будет говорить.

— У моих людей есть причина для войны. Они голодают и испытывают жажду в то время, как города-штаты, находящиеся у границ Сухих Земель, владеют всеми источниками дохода и беспрерывно богатеют. А ты знаешь, что такое смотреть, как твои дети умирают, умоляя о глотке воды во время долгого перехода? Что такое идти к оазису и, найдя свой источник занесенным песком, снова идти, пытаясь спасти людей и животных? А я знаю это! Я рожден и вырос в Сухих Землях и много раз проклинал Пограничные города языком, который был подобен высохшей деревяшке.

Старк, ты должен не хуже моего понимать направление моих мыслей. Люди Кена и Шуна — враги по традиции. Угоны и воровство, жестокие ссоры из-за воды и травы. Я вынужден был им дать нечто похожее на веру, достаточно сильную, чтобы она могла их объединить. Старая легенда Рама была единственной моей надеждой, и она себя оправдала. Теперь племена — единый народ. Он может идти и брать то, что ему принадлежит, — право на жизнь. Так что в этом я не слишком отступаюсь от своего обещания, понимаешь?

Старк внимательно изучал его холодными глазами.

— Куда идут люди Валкиса, люди Джаккара и Барракеша? Куда идем мы?

Кинон улыбнулся. Его улыбка была совершенно искренней, но в ней не было ни намека на веселье — лишь гордость и уверенная в себе сила.

— Мы создадим империю, — тихо сказал он. — Города-штаты слишком неорганизованны, слишком истощены и слишком разжирели, чтобы с нами бороться. А Земля берет над ними верх. Еще немного — и мы будем стоить меньше, чем Луна. Мы добудем власть из песка и крови, и добычи будет вдоволь.

— Вот за этим и идут люди, — сказал Делгаун и рассмеялся. — Мы, жители Лау-канала, живем награбленным.

— А вы, — продолжал Кинон, — наемники, должны помочь. Мне нужен ты и венерианин, чтобы тренировать моих людей, создавать планы битв и сообщать мне все, что вам известно о партизанской войне. У Киктона быстроходный корабль. Он будет доставлять нам боеприпасы из других миров. Уэлш, как мне сказали, — непревзойденный специалист по оружию. Томми — механик и самый искусный вор из тех, кто существует по эту сторону ада, не считая тебя, Делгаун! Эррод — создатель Братства Малых Миров, которое много лет сводило с ума патруль. Он может сделать то же самое и для нас. Вот как обстоят дела. Что ты теперь скажешь, Старк?

Землянин медленно проговорил:

— Я пойду с вами, пока от этого не будет вреда племенам.

— Вот уж чего не надо бояться, — рассмеялся Кинон.

— У меня только один вопрос, — сказал Старк. — Что будет, когда люди узнают, что твоя тайна Рама — просто фокус?

— Они не узнают, — ответил Кинон. — Короны окажутся разбитыми во время битвы, это будет большой трагедией, и на этом все кончится. Никому не известно, как создать подобное устройство. О, я умею управлять людьми! С хорошей землей и обилием воды они и так будут счастливы. — Он оглядел собравшихся и вдруг жалобно произнес: — Так мы можем наконец сесть и выпить, как полагается цивилизованным людям?

Все сели. Бутыль с вином пошла по кругу. Хищники Валкиса пили за удачу и добычу каждого. Старк узнал, что женщину зовут Берильд. Кинон был счастлив: он сумел убедить людей и теперь праздновал свою победу. Однако в ходе пира Старк заметил, что хоть язык Кинона и тяжел, но не развязывается.

Лухар делался все сумрачнее и молчаливее, тайком поглядывал на Старка. Делгаун играл своим кубком, а взгляд его желтых, все замечающих глаз переходил с Берильд на Старка и обратно.

Берильд вообще не пила. Она сидела немного в стороне, и лицо ее пряталось в тени, а красные губы улыбались. О чем она думала, было ее тайной, но Старк чувствовал, что Берильд по-прежнему наблюдает за ним, и понимал, что это известно и Делгауну.

— Нам с Делгауном надо кое о чем поговорить, — наконец нарушил тишину Кинон. — Поэтому, господа, я вас оставлю на время. В полночь я собираюсь в пустыню. Старк и Лухар пойдут со мной, так что вам сейчас лучше поспать.

Старк согласно кивнул, встал и вышел. Слуга провел его в комнату, находившуюся в северном крыле. Старк не спал уже сутки, и теперь был рад возможности отдохнуть.

Он лег. Голова была тяжелой от усталости и выпитого вина, и Берильд дразнила его усмешкой, лицо ее так и стояло перед глазами. Потом он вспомнил об обещании, данном Энтону. С мыслями об этом он уснул.

Ему приснился сон: он снова был мальчиком, жил на Меркурии. Он бежал по тропе, что вела от входа в пещеру по дну одной из самых глубоких долин. Над ним поднимались к небу горы, и пики их терялись в густых облаках. От палящего зноя силуэты гор казались расплывчатыми. Ему было жарко, хотя он был совершенно обнажен.

Жар солнца между каменными стенами напоминал жар адской сковороды, и ему казалось, что больше никогда не будет прохладно. Все же он сознавал, что придет ночь и ручей в долине покроется льдом. Боги огня и мрака постоянно воевали.

Он пробежал мимо того места, где лежали оставшиеся после землетрясения руины. Это была шахта, и Н’Чака, так звали мальчика, понимал, что, когда он был маленьким, он жил здесь с несколькими белокожими существами, сложенными подобно ему. Он пробежал мимо, не оглядываясь.

Он искал Тику. Когда он станет достаточно взрослым, то будет мужчиной Тики. Теперь же ему хотелось поохотиться вместе с ней, ибо она была такой же ловкой и проворной в ловле больших ящериц, как и он сам. Он услышал ее, она звала его, и в голосе ее был ужас. Н’Чака побежал что было сил. Он увидел ее скорчившейся между двумя огромными валунами. Светлый мех был запятнан кровью, а над ней нависла огромная черная тень. Крылатая тварь сидела, не сводя своих желтых глаз с Тики и нацелив свой длинный клюв на нее.

Н’Чака ударил по чудовищу длинной палкой, когти твари впились ему в плечо, а золотые глаза, излучавшие смерть, оказались совсем рядом.

Ему были знакомы эти глаза. Тика вскрикнула, но крик ее был словно эхо. Все ушло, остались только эти глаза. Увлекаемый существом, мальчик взмыл в небо.

Кто-то крикнул, чьи-то руки оттащили его. Сон рассеялся. Старк вернулся к действительности и оттолкнул испуганного слугу, который пришел будить его.

Держась поодаль, человек пробормотал:

— Меня прислал Делгаун… Он ждет в зале Совета, — и, повернувшись, выскочил из комнаты.

Старк тряхнул головой. Ужасный сон был отчетлив, как явь. Он спустился в комнату Совета. На улице было тихо и темно, горели фонари.

Делгаун его ждал. Рядомс ним за столом сидела Берильд. Они были одни.

— У меня есть для тебя работа, — сказал Делгаун, поднимая глаза. — Помнишь капитана Кинона, того, что был сегодня на площади?

— Да.

— Его зовут Фрека, он хороший человек, но подвержен одному пороку. Сейчас он нагрузился по уши, и надо, чтобы ко времени ухода Кинона его кто-то доставил сюда. Приглядишь за этим?

Старк посмотрел на Берильд. Ему показалось, что что-то забавляет ее. Он ли, Делгаун ли — трудно было сказать.

— Где я его найду? — спросил.

— Здесь есть только одно местечко, в котором он может достать свой яд. Это у Калы, на окраине Валкиса. В старом городе, за нижними Причалами. — Делгаун улыбнулся. — Держи наготове кулаки, Старк. Фрека может не захотеть вернуться.

— Сделаю, — ответил Старк, поколебавшись.

С этими словами он вышел на улицу.

Он пересек улицу и углубился в путаницу переулков. Внезапно кто-то схватил его за руку и тихо проговорил:

— Улыбнись мне и сразу сверни в боковую улицу.

Рука была маленькой и коричневой, а голос очень приятный. Ему вторило позвякивание пояса. Он улыбнулся, и девушка приглашающим жестом позвала его за собой.

Старк положил руки на стену, и девушка оказалась заключенной между ними. Она была темноволосой, с золотыми колокольчиками, вплетенными в темные волосы, с пышной грудью над украшенным драгоценностями поясом. Девушка была красива, и взгляд ее выражал гордость.

Это была та самая девушка, которая стояла возле носилок на площади и наблюдала за Киноном ненавидящим взглядом.

— Итак, — сказал Старк, — что ты хочешь от меня?

— Меня зовут Фианна, и я не собираюсь ни убивать тебя, ни убегать.

— Ты шла за мной, Фианна? — спросил Старк, опуская руки.

— Да. Дворец Делгауна полон потайных ходов, я их знаю. Я подслушала за каменной плитой ваш разговор с Советом. Я слышала, как ты выступил против Кинона, а только что слышала приказ Делгауна.

— И что?

— А то, что если ты и вправду имел в виду то, что говорил о племенах, то тебе лучше уйти сейчас, пока это возможно. Кинон тебе солгал. Он использует тебя, а потом убьет. Так же, как использует, а затем убивает свой народ.

Голос девушки, казалось, кипел от ненависти.

Старк улыбнулся ей, и его улыбка могла означать все, что угодно, и ничего…

— Ты валкисянка, Фианна. Какое тебе дело до того, что случится с дикими варварами?

Взгляд ее слегка раскосых глаз был мрачен.

— Поверь, я не пытаюсь заманить тебя в ловушку, землянин. Я ненавижу Кинона, а мать моя — женщина пустыни. — Помолчав, она добавила: — Я служу госпоже Берильд, поэтому знаю многое. Близится беда, более страшная, чем об этом думает Кинон.

Внезапно она спросила:

— Что тебе известно о Рама?

— Ничего, кроме того, что они не существуют, если вообще когда-то существовали.

Фианна метнула на него быстрый взгляд.

— Может быть, и нет. Будешь ли ты меня слушать, землянин? Уйдешь ли теперь, когда знаешь, что тебя ждет смерть?

— Нет!

— Даже если я скажу тебе, что у Калы Делгаун расставил тебе ловушки?

— Даже тогда, но благодарю тебя за предостережение, Фианна.

Он наклонился и поцеловал ее, потому что она была молодая и честная.

Потом он ушел.

Глава 4

Ночь наступила быстро, и Старк, оставив за собой огни, смех и звуки арф, вступил в старый город, где не было ничего, кроме тишины и света низких лун.

Он увидел нижние причалы — огромные мраморные строения — и направился к ним. Вскоре он обнаружил, что идет по едва заметной, но все же различимой тропе, которая извивалась среди полуразрушенных домов.

Было очень тихо, и шелест сухого песка был едва слышен.

Миновав тени причалов, Старк свернул на широкую дорогу, что вела когда-то к гавани. Немного дальше, в стороне от домов он увидел полуразрушенное строение. Окна его были закрыты ставнями, сквозь узкие щели которых пробивались полоски света. Оттуда доносился шум голосов и пронзительная музыка.

Старк приблизился к строению, двигаясь среди развалин так легко, как будто весу в нем было не больше, чем у тени, и притаился, выжидая. Через некоторое время хлопнула дверь, из дома вышел человек и побрел по направлению к Валкису. Старк увидел в лунном свете его лицо, в котором было больше животного, чем человеческого. Что-то бормоча, он прошел мимо Старка и подался прочь. Старк содрогнулся от отвращения. Он подождал, пока шум шагов не замер вдали.

В разрушенном доме, казалось, не таилось никакой опасности, лишь ящерица метнулась среди камней.

Лунный свет ярким неподвижным пятном лежал у дверей обители Калы.

Старк нашел острый обломок камня, поднял его и бросил в стену дома. Он ударился с глухим стуком. Затаив дыхание, Старк прислушался.

Никакого ответного движения, лишь сухой ветер шевелился в пустых домах.

Старк вышел из своего укрытия и пересек открытое пространство. Подойдя к двери, он открыл ее, и в лицо ему ударила волна желтого света, духоты и жара. В помещении горели высокие кварцевые фонари, каждый из которых давал луч оранжево-золотистого цвета. В этом маленьком бассейне света лежали на старых мехах и подушках мужчины и женщины с нечеловеческими лицами.

Теперь Старк понял, что за снадобье продается здесь. Шанга… старинное средство… свечение, вызывающее искусственный атавизм и на время возвращающее человека к его звериному прошлому. Считалось, что это средство давным-давно предано забвению, но на самом деле оно существовало вне закона в таких местах, как это.

Он поискал глазами Фреку. Тот лежал, распростершись под одной из ламп Шанга. Глаза его были закрыты, а выражение лица зверское. Во сне он ворочался, как животное, в которое превратился на время.

За спиной Старка послышался голос:

— Я — Кала. Что ты хочешь, чужеземец?

Старк обернулся. Возможно Кала когда-то и была красива. Она все еще носила в волосах звенящие колокольчики, и Старк, глядя на нее, подумал о Фианне. Отупевшее лицо женщины вызывало у него тошноту. Оно напоминало извращенную музыку дудок, исходящую, казалось, из самого сердца дьявола. И все же взгляд ее был внимательным и острым, он давал понять, что от нее не укрылось ни то внимание, с которым Старк осматривал комнату, ни его интерес к Фреке.

Он не хотел осложнений. До тех пор, пока не обнаружит хотя бы намека на ловушку, о которой сказала ему Фианна.

— Принеси мне вина, — сказал Старк.

— Хочешь лампу возврата, чужеземец? Она приносит много радости.

— Может быть, позже. Сейчас я хочу вина.

Она ушла, хлопком в ладоши позвала неряшливого вида старуху, которая, осторожно двигаясь среди распростертых тел, принесла кувшин с вином.

Старк сел спиной к стене так, чтобы были видны и входная дверь, и вся комната. Кала вернулась и вновь уселась у двери, в птичьих глазах ее была тревога.

Старк сделал вид, что пьет вино, но мозг его работал спокойно и ясно.

Возможно, и сама обстановка являлась ловушкой. Фрека был сейчас настоящим животным. Он станет сопротивляться, начнется драка, Кала закричит, и остальные пустоголовые скоты тоже кинутся в драку.

Но в том, чтобы предупредить его о подобной возможности, не было необходимости. Делгаун сам сказал, что могут быть неприятности.

Нет, здесь крылось еще что-то. Он внимательно осмотрел комнату: она была большая и круглая. Из нее вели в другие помещения ходы, завешенные коврами. Прорехи в них позволяли видеть других посетителей Калы, лежавших под лампами, причем некоторые из них настолько далеко ушли от человеческого облика, что их уродство было просто невыносимым. Никаких признаков опасности пока не было заметно.

Странным было лишь одно: комната, ближайшая к тому месту, где лежал Фрека, пустовала, и занавески на входе были задернуты лишь частично.

Пустота этой комнаты стала беспокоить Старка. Он подозвал к себе Калу.

— Я возьму себе лампу, — сказал он, — но я хочу быть один. Пусть ее принесут в ту комнату.

— Эта комната занята.

— Но ведь там никого нет!

— Она занята, за нее заплачено, и туда нельзя входить. Я велю принести лампу сюда.

— Нет, — ответил Старк решительно. — Я ухожу.

Он швырнул на стол монету и вышел. Оказавшись на улице, он, двигаясь легко и неслышно, приблизился к ближайшему окну и посмотрел в щель между ставнями.

Из пустой комнаты вышел Лухар с озабоченным лицом. Старк улыбнулся. Он вернулся к двери и стал за ней, прижавшись к стене. Через минуту дверь открылась и, вытаскивая на ходу револьвер, из нее вышел венерианец.

Старк прыгнул на него.

Лухар от неожиданности вскрикнул. Его револьвер сверкнул в лунном свете и зарылся в песок, а в следующее мгновение Старк схватил Лухара за кисти и сжал с такой силой, что тот содрогнулся. Извернувшись, Лухар вырвал руки и вцепился ногтями в лицо Старка, метя в глаза. Старк ударил его. Лухар покатился по земле, и, прежде чем он успел подняться, Старк схватил револьвер и забросил его далеко в развалины. Лухар поднялся с кошачьей быстротой и бросился на Старка. Сцепившись, они влетели в комнату Калы и покатились по полу среди меховых шкур и подушек. Тело Лухара как будто состояло из стальных пружин без какого-то намека на мягкость. Его длинные пальцы сомкнулись на горле Старка. Кала громко вскрикнула, и крик ее был полон ярости. Вытащив из-под подушек длинный кнут, традиционное на Лау-канале оружие, она принялась стегать катавшихся по полу мужчин. Волосы ее растрепались и косматыми прядями висели вдоль лица. Звероподобные фигуры, ворча, стали подниматься на ноги.

Длинный хлыст рассек рубашку Старка и кожу под ней. Зарычав, он с трудом поднялся на ноги с висящим на нем Лухаром, так и не разжавшим пальцев. Обеими руками он схватил Лухара за лицо и бросил вперед на стол себя так, что Лухар буквально расплющился об него. Из горла венерианина вырвался крик, и пальцы его разжались. Склонившись над Лухаром, Старк поставил его на ноги и стиснул так, что венерианец побелел от боли. Потом он поднял его над головой и швырнул прямо на звероподобных существ, приближавшихся к нему.

Ругаясь и размахивая хлыстом, Кала кинулась на Старка. Он обернулся. Тоненькая ниточка, связывающая его с цивилизацией, оборвалась при первом же рывке. Выхватив хлыст из рук Калы, Старк с такой силой ударил ее по лицу, что она упала и не двигалась.

Он оглядел круг начиненных Шанга людей. Они преграждали ему дорогу к тому, что он должен был сделать. Глаза его застилал багрово-красный туман, сотканный частично из крови, частично из ненависти.

Сквозь него он разглядел Фреку, стоящего в углу. Голова его раскачивалась из стороны в сторону. Старк поднял хлыст и начал стегать им по кольцу окруживших его людей.

Чьи-то руки цеплялись за него, чьи-то пальцы царапали его, чьи-то тела качались и падали. Сверкали безумные глаза, зияли раскрытые пасти, в ушах Старка звучали звериные вопли и хохот. Чудовища закружились вокруг Старка и общими усилиями повалили его на пол.

Они били и кусали его за что попало, и он снова был вынужден драться, стряхивая их со своих могучих плеч, топча ногами. Хлыст со свистом рассекал воздух, одежду, кожу. Из-под него вырывались красные струйки, наполняя воздух запахом крови.

Одурманенные глаза Фреки встретили взгляд Старка. Марсианин зарычал и бросился вперед. Старк ударил его в висок рукояткой хлыста… Она раскололась, а Фрека рухнул на руки Старка.

Краем глаза Старк увидел Лухара, который поднялся на ноги и под прикрытием клубка опутанных тел прокрался очень близко, оставаясь незамеченным. Сейчас он находился за спиной Старка. В руке венерианца был нож.

Тело Фреки помешало Старку отскочить в сторону, когда Лухар, пригнувшись, бросился на него. Старк развернулся и изо всех сил ударил Лухара головой в живот.

Он почувствовал, что лезвие ножа обожгло его тело, но рана была неглубокая, и прежде чем Лухар успел нанести еще один удар, Старк изогнулся, как огромный кот, и ударил сам. Голова Лухара дернулась. Дважды поднимался кулак землянина, и Лухар после второго удара неподвижно застыл на полу.

Старк выпрямился. Он стоял, расслабив плечи и слегка согнув колени, изучая обстановку вокруг. Он сделал шаг, затем другой. Полуобнаженный гигант, весь в крови. Подобно темной башне возвышался он над худосочным марсианином, и звероподобные существа расступились перед ним. На их долю выпало больше побоев, чем им хотелось, а желание гиганта разметать их было настолько сильным, что проникло даже в их затуманенные Шанга мозги.

Кала, очнувшаяся после потрясения, села и рявкнула:

— Убирайся!

Старк постоял мгновение, глядя на нее, потом поднял на плечи Фреку и пошел к выходу. Он не спешил, но и не замедлял шага. Он шел так, как привык, и все расступались перед ним.

Так он пронес марсианина по тихим улочкам, потом по извилистым людным улицам Валкиса. Там люди тоже уступали ему дорогу.

Он пришел во двор Делгауна. Охранники закрыли за ним дверь, не спрашивая его ни о чем.

Делгаун все еще был в комнате Совета, и Берильд была с ним.

Казалось, что они ждут кого-то или чего-то, коротая время за вином и беседой. При появлении Старка с ношей на плече Делгаун встал так резко, что кубок упал, оросив брызгами пол у его ног.

Старк опустил Фреку на пол.

— Я принес Фреку. Лухар все еще у Калы. — Старк посмотрел прямо в желтые глаза Делгауна, на дне которых появилась какая-то мысль. Он с трудом сдерживал себя.

Внезапно женщина рассмеялась, и смех ее, чистый и звенящий, относился к Делгауну.

— Молодец, дикарь! — сказала она. — Кинону повезло с таким капитаном. Но тебе совет на будущее: остерегайся Фреки. Он тебе этого не простит!

Глядя на Делгауна, Старк тихим голосом произнес:

— Эта ночь не подходит для прощений, — и добавил, обращаясь к женщине: — С Фрекой я справлюсь.

— Ты мне нравишься, дикарь, — сказала Берильд, смотря на Старка с прежним любопытством и что-то обдумывая. — Когда мы выступим, скачи рядом со мной. Я хочу узнать тебя больше.

И она улыбнулась.

Как будто темное пламя вспыхнуло на щеках Делгауна. Напряженным от ярости голосом он сказал:

— Ты, наверное, кое-что забыла, Берильд! Тебе нет дела до этого варвара, до этого существа на час!

В своей запальчивости он высказал бы еще что-нибудь, но Берильд остановила его резким ответом:

— Не будем говорить о времени! Иди же, Старк! И будь готов к полуночи!

Старк вышел, и, пока он шел, странное сомнение еще больше охватило душу.

Глава 5

В полночь на огромной площади рынка рабов караван Кинона собирался вновь, чтобы выйти из Валкиса под грохот барабанов и дудок.

Делгаун тоже был здесь, провожая уходящих. Веселые возгласы людей звенели им вслед и неслись над пустыней.

Старк скакал немного в стороне от остальных. Он был погружен в свои мысли и не желал ничьего общества, и меньше всего общества Берильд.

Она была красива и опасна. Она принадлежала Кинону или Делгауну, а может быть, им обоим. По опыту Старк знал, что подобная женщина означает внезапную смерть, и он не хотел иметь с ней дела, по крайней мере, сейчас.

Лухар скакал впереди, рядом с Киноном. Он появился на площади в полночь, пошатываясь, со следами побоев на лице, со злой искрой в глазах. Кинон бросил беглый взгляд на него, потом на Старка, чье лицо тоже хранило следы драки, и хрипло сказал:

— Делгаун сообщил мне, что у вас есть какие-то кровавые счеты. Я не желаю больше об этом слышать! Понятно? После того, как мы с вами рассчитаемся, убивайте друг друга на здоровье, но не раньше.

Старк молча кивнул, Лухар пробормотал что-то похожее на согласие, и с тех пор они друг на друга не смотрели.

Фрека, как обычно, скакал рядом с Киноном, а значит, и с Лухаром тоже. Старк заметил, что их животные оказывались совсем близко гораздо чаще, чем это было необходимо.

Огромный капитан-варвар сидел в своем седле прямо, но в свете факелов Старк видел, что лицо его выглядит больным и измученным, а глаза все еще хранят звериный блеск. На его виске алела ссадина. Старк был уверен, что Берильд говорила правду — Фрека не простит ему неуважения к своей особе и прерванного удовольствия.

Дно мертвого моря стало шире. Когда огни Валкиса остались позади, а кругом не было ничего, кроме вздымаемого ветром песка, стало трудно верить, что где-то в этом мире, полном космического одиночества, могла существовать жизнь.

Маленькие луны постепенно уплывали, таща вслед за собой по камням свои жуткие тени, и высвечивали песок так, что он становился похожим на слоновую кость. Сверкающие металлическим светом звезды висели так низко, что даже ветер, казалось, доставал их краем своего крыла. Все в этом пространстве казалось неподвижным, и тишина была такой глубокой, что кашляющий вой песчаного кота где-то далеко на востоке заставил Старка вздрогнуть — столько было в нем одиночества.

И все же Старк не испытывал тоски. Рожденный и взращенный в диких бесплодных местах, он чувствовал себя в такой вот пустыне свободнее, чем в городе, полном людей.

Через некоторое время за его спиной послышался нежный металлический звон, и к нему подскакала Фианна. Он улыбнулся девушке, а она довольно мрачно произнесла:

— Меня послала госпожа Берильд, чтобы я напомнила тебе о ее желании.

Старк посмотрел туда, где колыхались занавески на носилках, и глаза его блеснули.

— Она не из тех, кто забывает, да?

— Да, — и увидев, что поблизости никого нет, Фианна быстро спросила:

— У Калы было так, как я сказала?

Старк кивнул.

— Мне кажется, малышка, что я тебе обязан жизнью. Лухар бы убил меня.

Он перегнулся в седле и положил свою руку на ее.

Она улыбнулась улыбкой юной девушки, которая кажется такой чудесной в свете луны, улыбкой честной и дружелюбной.

Странно было, беседуя с хорошенькой девушкой при луне, говорить о смерти.

— Почему Делгаун хочет меня убить?

— Не знаю. Когда он говорил с человеком с Венеры, то не назвал причин. Но, кажется, я догадываюсь. Он знает, что ты такой же сильный, как и он, и поэтому боится тебя. К тому же госпожа Берильд смотрела на тебя по-особому.

— Я думал, Берильд — женщина Кинона.

— Может быть, на время, — загадочно ответила Фианна, потом покачала головой и испуганно огляделась вокруг. — Я и так пошла на слишком большой риск. Пожалуйста, не говори никому о нашем разговоре.

Она смотрела на него умоляюще, и Старк понял, что положение очень шатко.

— Не бойся, — сказал он совершенно искренне. — А теперь нам лучше разъехаться.

Она повернула свое животное, и до него донесся шепот:

— Будь осторожен, Эрих Джон Старк.

Старк кивнул ей с благодарностью. Потом он повернул и поскакал вслед за девушкой, думая, что ему нравится то, как она произносит его имя.

Госпожа Берильд лежала среди меховых шкур и подушек. Она походила на грациозную кошку, одновременно отдыхающую и полную жизни. В полутьме кожа ее казалась серебристо-белой, а распущенные волосы более темными, чем на самом деле.

— Ты сердишься, дикарь? — спросила она. — Или я не отвечаю твоему вкусу?

До сих пор он не подозревал, как мягок и богат красками ее голос. Посмотрев на ее великолепную фигуру, Старк ответил:

— Я нахожу тебя чертовски привлекательной, поэтому и сержусь.

— Боишься?

— Я играю роль в спектакле Кинона. Должен ли я еще взять его женщину?

Она довольно громко рассмеялась.

— В желаниях Кинона нет для меня места! Мы договорились поскольку королю нужна королева, я буду с ним, а кроме того, его устраивают мои советы. А больше между нами ничего нет.

Старк смотрел на нее, пытаясь разглядеть в полутьме выражение ее дымчатых глаз.

— А Делгаун?

— Он похож на меня, но…

Поколебавшись, она продолжила другим тоном, и голос ее теперь был тихим и звенел от тайного удовольствия, такого же огромного, как усыпанное звездами небо:

— Я никому не принадлежу, я сама по себе.

Старк понял, что на мгновение она о нем забыла. Некоторое время он ехал молча, потом, повторяя слова Делгауна, произнес:

— Возможно, ты кое о чем забыла, Берильд. Во мне, существе на час, для тебя ничего нет.

Он почувствовал, как Берильд насторожилась. Глаза ее заблестели, а дыхание стало более слышным. Потом она, рассмеявшись, проговорила:

— Дикарь, к тому же ты еще и попугай. Час может длиться очень долго, целую вечность, если кто-то пожелает.

— Да, — согласился Старк. — Часто и я так думал, ожидая, когда ко мне придет смерть из-за скал. Огненная ящерица подползает неслышно, но укус ее смертелен.

Он подался вперед так, что его плечи, овеваемые ветром, нависли над ее плечами.

— Мои часы, проводимые с женщинами, коротки. Они наступают после битвы, когда есть время для подобных вещей. Возможно, в такое время я и приду навестить тебя.

С этими словами он пришпорил животное и поскакал прочь, ни разу не оглянувшись: кожа его спины напряглась в ожидании ножа, но единственное, что его преследовало, это эхо безмятежного смеха, подхваченное ветром.

Пришло время рассвета. Кинон подозвал Старка к себе и указал на запад, где среди песчаной равнины маячили черные базальтовые рифы.

— Вот край, в который ты поведешь своих людей. Изучай его. — Одновременно он обратился к Лухару: — Изучай каждую дыру с водой, каждый удобный выступ, каждый след, который может привести к границе. Нет лучших бойцов, чем воины Сухих Земель, когда у них хороший вождь, и ты должен доказать им, что можешь повести их в бой. Будешь работать со своими вождями: Фрекой и остальными. Ты встретишься с ними после того, как достигнешь Синхарата.

— Синхарата? — переспросил Лухар.

— Да, моей штаб-квартиры. До него около семи дней пути. Этот город на острове старый, как луны Марса. Согласно легенде там был культ Рама. Поэтому для людей этих мест он священный, вроде табу. Поэтому-то я его и выбрал.

Кинон глубоко вздохнул и улыбнулся, глядя на дно мертвого моря, ведущего к границе, и в глазах его был тот же сверкающий блеск, что бывает у солнца, испепеляющего пустыню.

— Теперь уже очень скоро, — сказал он самому себе. — Еще немного, и мы зальем пограничные штаты их собственной кровью. И тогда…

Он рассмеялся очень мягко и больше ничего не сказал. Старк мог поверить, что Берильд говорила правду. В нем горел великий огонь тщеславия, и для других чувств не оставалось места. Он измерил взглядом силу и мощь высокого варвара, толщу стальной непреклонности, которая скрывалась за внешним зубоскальством.

Затем Старк тоже уставился в сторону границы и подумал о том, увидит ли когда-нибудь Тарак, услышит ли голос Энтона.

Три дня двигались они безо всяких происшествий. В полдень разбивали лагерь и пережидали жаркие часы, а потом снова шли под темным небосводом — длинная череда высоких людей и мускулистых животных, в центре которых, подобно диковинному цветку, колыхались носилки. Облако пыли и цоканье копыт по дну мертвого моря отмечали их путь к городу на острове, к Синхарату.

Старк больше не говорил с Берильд, и она не посылала за ним. Он иногда сталкивался с Фианной, и легкая улыбка появлялась на ее лице, но девушка проходила мимо. Ради ее безопасности Старк так и не заговорил с ней.

Ни Лухар, ни Фрека не приближались к нему. Они намеренно избегали случаев, когда Кинон собирал их вместе, чтобы обсудить какой-то стратегический вопрос. Между собой, однако, они подружились и пили вино из одной бутылки.

Старк всегда спал возле своего животного, чтобы спина его была защищена; револьвер находился рядом. Трудные уроки, полученные в детстве, не прошли даром, и стоило только шевельнуться песчинке, как он просыпался раньше, чем успевало проснуться его животное.

К утру четвертой ночи ветер, который до этого не переставал дуть, утих. На рассвете безветрие стало полным, а восходящее солнце хранило в себе кровавый оттенок. Пыль, вздымаемая копытами животных, тут же опадала.

Старк начал принюхиваться, все чаще и чаще смотрел на север, где тянулось уходящее вдаль длинное плоскогорье, похожее на ладонь.

Тревожное чувство все больше овладевало им. Наконец он подскакал к Кинону.

— Надвигается буря, — сказал он и снова посмотрел на север.

Кинон взглянул на него с любопытством.

— Ты даже верное направление выбрал. Можно подумать, что ты местный.

Он и сам со злостью смотрел на ширящуюся пустоту.

— Хотел бы я, чтобы мы были поближе к городу. Но когда ветер начинает дуть, везде одинаково плохо, и единственное, что лучше сделать, это двигаться вперед. Если ты остановишься, ты умер, умер и похоронен.

Он выругался, и ругательство его было забавное — смесь англосаксонских и марсианских проклятий.

— Пусть Берильд слезет с этих проклятых носилок. Ты присмотри за ней, Старк, хорошо? Мне нужно оставаться здесь, во главе колонны. Не раздумывай! Главное — не разделяться.

Старк кивнул и повернул назад. Он усадил Берильд на животное, а носилки, как яркий красный цветок, остались лежать на песке.

Говорили мало. Животные мчались так быстро, как только могли. Они нервничали и стремились к тому, чтобы разрушить строй и бежать куда глаза глядят.

Солнце поднималось выше, воздух становился густым. Старк метался вдоль строя, помогая выбившимся из сил гуртовщикам. Животные несли только бурдюки с водой и мешки с продовольствием. Фианна держалась возле Берильд.

Через два часа, впервые за это время, в пустыне послышался звук. Он пришел издалека, воющий стон, похожий на крик изнемогающего от непосильной ноши великана. Он все рос, возвышаясь от сухого горьковатого вопля, пока не заполнил все небо и не разорвал его надвое, дав дорогу всем ветрам ада.

Все произошло очень быстро. Только что воздух был ясным и неподвижным, и вот уже он полон пыли и воплей, раздираемый демонической яростью.

Старк кинулся к женщинам, находившимся всего в нескольких футах, но уже невидимых. Кто-то налетел на него во мраке, длинные волосы хлестнули его по лицу, и он протянул руки, крича:

— Фианна! Фианна!

Женская рука схватила его, и голос что-то ответил, но что — разобрать было невозможно.

Потом его животное оказалось в других руках, пальцы женщины разжались, его схватила мужская рука. Он смутно различил двух мужчин, стоявших рядом: Лухар и Фрека. Его животное пошатнулось и кинулось прочь. Старка стащили с седла, и он упал на песок.

Глава 6

Мгновение он лежал почти окаменев, едва способный дышать. Сквозь грохот ветра доносились какие-то нечеловеческие вопли, смутные тени пролетали мимо него, и однажды он чуть не оказался под копытами животного.

Лухар и Фрека, должно быть, ждали своего часа. Это было на удивление легко — оставить Старка одного пешим, и буря в пустыне поделит между собой и песком остальную работу. Никого винить не придется.

Старк поднялся, но на ноги ему упало чье-то тело, и он снова оказался на песке. Он схватил упавшего и ощупывал до тех пор, пока не убедился, что плоть, находившаяся под его руками, закутана в шелковые одежды, потом он обнаружил, что сжимает в руках Берильд.

— Это была я, а не Фианна, — выдохнула она в самое ухо Старка.

Должно быть, она упала со своего животного в тот момент, когда Лухар врезался между ними.

Крепко обхватив Берильд, чтобы ее не унесло ветром, Старк снова с трудом поднялся на ноги. Несмотря на все свое старание, он едва удерживался на ногах. Ослепший, оглохший, полузадохнувшийся, он сделал несколько шагов, когда одно из вьючных животных оказалось возле него.

Он вцепился во вьючные веревки с силой человека, решившего выжить во что бы то ни стало. Некоторое время животное тащило его, пока Берильд не удалось ухватиться за узду. Вдвоем они заставили животное лечь.

Старк держал его за голову, пока женщина взбиралась на животное и привязывалась к нему. Над их головами пролетел шелковый шарф. Старк ухитрился поймать его и перевязать голову животного, дав ему возможность дышать, этого было достаточно, чтобы успокоить животное.

В воющем ветре невозможно было рассмотреть ни направления, ни вообще чего бы то ни было. Караван раскидало, как кучу сухих листьев. За те несколько мгновений, пока Старк стоял, ноги его погрузились в песок по колено. Он с трудом вытащил их и, помня слова Кинона, наугад двинулся вперед.

Берильд разорвала свое покрывало и протянула полоску шелка Старку. Он завязал ею нос и глаза. Сразу стало легче.

Спотыкаясь, увязая в песке, шатаясь под ударами ветра, Старк продолжал двигаться в надежде наткнуться на остальную часть каравана.

Следующие часы были настоящим кошмаром. Он закрыл перед ним свой разум, сделав то, что не удалось бы сделать цивилизованному человеку. В детстве у него были дни и ночи, когда перед ним стояла проблема, как пережить короткий светлый период, чтобы потом бороться за возможность пережить темное время суток.

Теперь было то же самое. Забыть обо всем: о себе, о Берильд, о завтрашнем дне, забыть о том, что трудно дышать, о том, где сейчас маленькая Фианна, — только не останавливаться.

Уже стемнело, когда животное споткнулось о скрытый в песке валун и сломало ногу. Старк подарил ему быструю и милосердную смерть. Затем они с Берильд отвязали груз и привязались друг к другу. Каждый взял столько воды и еды, сколько мог унести.

Они брели, спотыкаясь; Берильд стойко переносила все тяготы и не жаловалась.

Пришла ночь, но буря не утихала. Старк дивился силе женщины. Ему приходилось помогать ей только тогда, когда она падала. Сам он растерял все свои чувства. Тело его было вещью, продолжавшей двигаться только потому, что было приказано не останавливаться.

Туман в его голове сгущался так же быстро, как и ночная тьма. Берильд весь день скакала верхом, он же тащился пешком. У него тоже был предел, теперь, по-видимому, он приблизился к этому пределу, но усталость была так велика, что его уже ничего не пугало.

В какой-то отрезок времени до него дошло, что Берильд упала, и он волочит ее за собой. Он слепо повернулся, чтобы поднять ее, она что-то говорила, называла его имя, выкрикивала одни и те же слова, но он не мог ее понять.

Наконец он понял. Он сдернул шелк со своего лица и вдохнул свежий воздух. Ветер стихал, небо прояснялось и становилось все ярче и ярче.

Сбросив свою ношу, Старк моментально уснул, а женщина затихла рядом с ним в полуобмороке-полусне.

На рассвете их разбудила жажда. Он развязал бурдюк, и они напились, посидели некоторое время, приходя в себя и размышляя о том, что ждет их впереди.

— Ты знаешь, где мы находимся?

— Не совсем, — на лице Берильд лежала тень усталости. Оно изменилось, но для Старка стало еще более прекрасным, потому что на нем не было следов слабости.

Она немного подумала, глядя на звезды, тающие в лучах восходящего солнца.

— Ветер дует с севера, мы шли на юг. Синхарат лежит там, за равниной, которую называют Каменным животом, — она указала на северо-восток.

— Как далеко?

— Если пешком, то семь-восемь суток пути.

Старк посмотрел на их запасы и покачал головой.

— Это будет безводный путь, — он встал и поднял груз. Берильд поднялась без всякого звука. Ее рыжие волосы рассыпались по плечам, шелковый плащ был порван во многих местах. На ней оставались только юбка женщины пустыни, пояс и воротник из драгоценных камней. Она держалась очень прямо, и походка ее была уверенной и горделивой. Старку было трудно поверить, что эта самая женщина недавно, подобно ленивой королеве, нежилась на подушках.

Укрыться от солнца было некуда, но даже в самые тяжелые часы марсианское солнце было лишь слабой тенью меркурианского, так что Старка оно не очень беспокоило. Он заставил Берильд лечь в тень своего тела и наблюдал за ее лицом, кажущимся у спящей таким незнакомым.

И тут он впервые осознал всю ее странность. Раньше в Валкисе он мало сталкивался с ней. Теперь она не могла скрыть от него почти ничего из того, что творилось в ее мыслях и в ее сердце.

Или могла? Пока она спала, были мгновения, когда тени странных снов набегали на ее лицо. Иногда во время перехода, когда она забывала о нем и Старк вдруг замечал в ее глазах выражение, которое не мог прочесть, интуиция приказывала ему обратить особое внимание на Берильд.

И все же в течение всех этих обжигающих дней и ледяных ночей, насыщенных жаждой и муками усталости, Берильд была великолепна. Белая кожа ее потемнела от солнца, а волосы стали медно-красными. Она улыбалась и решительно шла с ним, не отставая.

На четвертый день пути, вскарабкавшись на известковую глыбу, источенную временем, они увидели то, что называется Каменным животом.

Плоское дно под ними образовывало нечто вроде гигантского бассейна, противоположный край которого терялся вдали. Старк подумал, что никогда, даже на Меркурии, не доводилось ему видеть места, более забытого богом и людьми. Словно какой-то древний ледник встретил здесь свою смерть на самой заре существования Марса, и сам же вырыл себе могилу. Тело его давно растаяло, но остов остался. Остов из базальта, гранита, мрамора и порфира, заключающий в себе все возможные формы, цвета и размеры, подобранные им по пути с севера на юг и брошенные здесь, как пирамида-памятник его приходу.

Каменный живот.

Старк подумал, что есть и другое, более точное название — смерть.

В первый раз за все время пути Берильд пала духом. Она села и опустила голову на руки.

— Я устала, — сказала она. — И еще я боюсь.

Старк спросил:

— Здесь кому-нибудь удавалось пройти?

— Насколько мне известно, да. Но то был воинский отряд, путешествующий верхом с продовольствием и водой.

Старк посмотрел на камни.

— Мы пройдем, — сказал он.

— Я почему-то не верю, — подняла голову Берильд. Она медленно встала, положила руки ему на грудь, на то место, где сильными толчками отдавались удары его сердца.

— Дай мне твою силу, дикарь. Она мне нужна.

Он привлек ее к себе и поцеловал. Поцелуй этот был странным и болезненным, потому что их губы кровоточили, потрескавшись от жажды и страшной жары.

Потом они направились к месту, называвшемуся Каменным животом.

Глава 7

Пустыня была приятным и добрым местом. Старк оглянулся и с тоской поглядел на нее. И все же это адское нагромождение пылающих камней так походило на долины его родины, что ему и в голову не пришло лечь здесь и умереть.

Некоторое время они отдыхали под огромным выступом кроваво-красного камня. Они выпили по несколько капель вонючей воды из бурдюка, остатки которой Берильд допила с наступлением ночи. Она не позволила выбрасывать мешки.

Темнота и молчание луны. Прохладный воздух выгнал из камней дневной жар, взамен пришел леденящий холод, так что Старку и рыжеволосой женщине ничего не оставалось больше, как двигаться, чтобы не замерзнуть.

Липкий туман окутал сознание Старка. Время от времени он хриплым голосом ронял слово, возвращаясь к родному языку мерцающего пояса.

Ему чудилось, что он охотится, как делал это много раз, ибо только кровь огромной ящерицы могла спасти его от жажды.

Но на Каменном животе не было ничего живого. Ничего, кроме двух существ, едва передвигавших ноги под низкими лунами.

Берильд упала и уже не смогла подняться. Старк скорчился возле нее. Лицо ее, ослепительно белое в свете луны, было обращено к нему. В глазах застыло странное выражение.

— Я не умру, — шептала она, но не ему, его она не видела, она шептала богам. — Я не умру.

Она цеплялась за песок и бесчувственный камень, пытаясь встать. Ее сумасшедшее желание было таким бесхитростным.

Старк помог ей подняться и потащил вперед. Она дышала тяжело, со всхлипами. Через некоторое время упал и он. Однако собрав силы, Старк продолжал ползти на четвереньках, как животное, волоча за собой женщину.

Он смутно сознавал, что карабкается вверх. В небе блеснула заря. Руки его заскользили, и он покатился вниз по гладкому склону. Внизу он остался лежать, как что-то неживое.

Когда сознание вернулось к Старку, солнце стояло уже высоко. Он увидел, что Берильд лежит рядом, подполз к ней, потряс ее за плечо. Она приоткрыла глаза. Руки ее слабо шевельнулись и по беззвучному шевелению губ можно было прочитать слова: «Я не умру».

Старк до рези в глазах всматривался в линию горизонта, пытаясь увидеть там следы Синхарата, но не видел ничего, кроме пустоты и камня. С огромными усилиями он встал, поставил на ноги Берильд и некоторое время поддерживал ее.

Он пытался объяснить ей, что надо идти, но слова не слетали с губ. Он лишь смог указать рукой туда, где должен был лежать город. Она отказалась идти.

— Слишком далеко… умрем… без воды…

Он знал, что она права, но не хотел так просто сдаваться.

Берильд вдруг побежала прочь от него, и он подумал, что она сошла с ума. Потом понял, что она пытается достичь остатков стены, окружавшей Каменный живот. Они представляли собой груду камней, разделенную на части, как хребет кита, а милями тремя дальше изгибались, подобно плавнику, — огромное красноватое ответвление.

Берильд издала короткий рычащий звук и потащилась к этому выступу. Старк направился за ней, пытаясь остановить ее, но это оказалось невозможным.

Бросив на Старка яростный взгляд, она прошептала:

— Вода, — и указала в сторону.

Теперь он точно был уверен, что она сошла с ума. Он сказал ей об этом, с усилием выдавливая слова из горла. Он напомнил ей о Синхарате и о том, что она уходит от любой возможной помощи.

Она снова твердила:

— Слишком далеко… дня три без воды… Старый источник… может быть…

Старк стоял в нерешительности. Голова его кружилась, как у пьяного, мысли путались, но все же он подумал, что существует один шанс из тысячи, что происходившее не было лишь порождением смутившегося разума Берильл.

Терять было нечего. Старк понимал, что до Синхарата им все равно без воды не дойти. Он медленно кивнул и побрел вслед за ней.

Три мили могли быть для них тремястами. Когда один из них падал, другой помогал ему подняться. Каждый раз Старк думал, что для Берильд это конец, но она поднималась и продолжала двигаться, а он шел за ней из последних сил, увлекая свое изнуренное тело к этой единственной надежде.

Когда они добрались до полуразрушенного гребня, солнце уже садилось. Длинная блестящая полоса освещала все кругом. Никакого источника видно не было. Сохранилась резная колонна, полузасыпанная песком, и это было все.

Берильд упала лицом вниз и так осталась лежать. Старк стоял и смотрел на нее, зная, что это конец. Он опустился на колени возле женщины, и сознание его поглотила тьма.

Спустя некоторое время он очнулся. Была ночь, холод пробирал до костей. Его удивило то, что он очнулся, и некоторое время он лежал неподвижно, прежде чем попытался поднять голову. Он увидел звезды, сверкающие в темном небе, потом посмотрел на то место, где лежала Берильд. Ее не было.

Старк тупо смотрел на вмятину в песке, оставленную ее телом, потом с огромным трудом поднялся на ноги. Оглядевшись, он увидел ее.

Берильд была внизу под тем небольшим гребнем, на котором стоял он. В свете луны он видел женщину очень ясно. Берильд стояла на руинах возле полузасыпанной колонны, потом наклонилась над ней; рука ее была протянута вперед. Старк удивился, какой последний проблеск силы мог заставить ее прийти туда. Он продолжал наблюдать.

Берильд медленно подняла голову и осмотрела руины. Она как будто восстанавливала в памяти картину большой давности.

Берильд шевельнулась, осторожно ступила на заваленное бесформенными обломками место, протянула руку, как бы касаясь исчезнувшей стены, словно чувствуя, что где-то здесь должна находиться дверца, исчезнувшая много веков назад. Потом она повернула направо и снова осторожно пошла по прямой, затем свернула, но уже налево.

Берильд медленно передвигалась, какое-то время стояла, чтобы немного передохнуть, потом снова шла.

Наконец она остановилась на широкой плоской площадке, которая могла быть когда-то центральным двором. Здесь она опустилась и начала с трудом разбирать обломки.

Туман в голове Старка рассеялся, и тело сжалось от предчувствия. Он сполз вниз и оказался возле нее.

— Источник, — еле выдавила Берильд. — Надо копать…

Подобно паре собак, они принялись скрести визжащий песок. Ногти Старка заскользили по чему-то твердому, сверкающему в лунном свете металлическим блеском. Через несколько минут он откопал золотую крышку шириной в шесть футов, очень массивную и удивительно красивую. На ней были нанесены символы, относящиеся к каким-то исчезнувшим богам.

Старк попытался поднять ее, но не смог даже пошевелить. Тогда Берильд, подумав, нажала тайную пружину, и крышка сама отошла в сторону. Под ней оказалась вода, находившаяся под надежным прикрытием все эти годы.

Через час Старк и Берильд спали. Тела их пропитались водой и даже с волос капала благословенная жидкость. На следующую ночь, когда низкие луны вновь засияли над пустыней, они опять сидели у источника, испытывая чувство глубокого успокоения.

Старк посмотрел на Берильд и спросил:

— Кто ты, Берильд?

— Ты знаешь это и сам. Я женщина из племени Шуна и должна стать королевой Кинона.

— Так ли это? Я думал, что ты ведьма. Только ведьма могла бы найти источник, скрытый столетия назад. Ты же никогда не бывала здесь раньше.

Они сидели очень тихо, но когда она заговорила, снова зазвучал ее серебристый смех.

— Здесь нет никакого колдовства, дикарь. Я же говорила тебе, что воинский отряд пересек однажды Каменный живот. Он следовал старым традициям и в конце концов нашел воду. В этом отряде был мой отец. Тайна источника — бесценное сокровище на Сухих Землях, и она передается из поколения в поколение. Я не знала, что мы находимся вблизи от этого места, пока не увидела выступ, отходящий от большой гряды, но я испугалась, что мы умрем раньше, чем доберемся до источника.

«Да, — решил Старк. — Все могло быть так, как она сказала. Но почему она шла по этому месту, как будто знала и видела стены такими, какими они были тысячу лет назад? Она не знала, что я наблюдаю за ней, когда искала источник».

— О чем ты мечтаешь, дикарь? В твоих глазах отражается луна.

— Не знаю, — ответил Старк.

Мечты, видения или неясные подозрения бродили в душе Старка. Может быть, он наслушался слишком много болтовни и старых марсианских легенд. Услышанное повлияло на него в этих мрачных местах, где живы воспоминания о том, как Рама охотился за душами людей.

— Забудь свои мечты, дикарь, реальностьлучше.

Он посмотрел на Берильд, озаренную лунным светом.

Она была молода и прекрасна.

Старк наклонился к ней, и руки ее обвили его шею. Потом она внезапно с силой укусила его за губу. Старк вскрикнул и оттолкнул ее. Берильд, смеясь, упала на спину.

Он выругал ее, ощущая во рту привкус крови. Потянувшись, Старк привлек ее к себе, и она снова рассмеялась странным вкрадчивым смехом.

— Это тебе за то, что ты назвал имя Фианны, а не мое, когда началась буря.

Ветер пронесся над ними, что-то напевая, потом снова все стихло.

Два дня они прожили среди руин. Вечером второго дня Старк наполнил бурдюк водой, а Берильд закрыла источник крышкой, и они снова двинулись в путь.

Глава 8

Старк увидел, как поднимается на фоне утреннего неба город из мрамора на коралловом острове, лежавшим на дне исчезнувшего моря. Сам остров был залит солнцем, и его обнаженные скалы тянулись к небу, переливаясь белым и нежно-розовым цветом.

На этом прекрасном пьедестале застыли стены и башни, так тонко сработанные из разноцветного мрамора и так чисто отточенные временем, что трудно было сказать, где начинается и где кончается работа человека. Это и был Синхарат — город Вечно Живущих.

И все же он был мертв. Когда они приблизились, медленно шагая по песку, то увидели, что это лишь прекрасные останки. Многие из изумительных башен были разрушены, многие дворцы лишены крыш. Жизнь наблюдалась лишь за городом, внизу, в окружающей его высохшей лагуне.

Там были животные, люди, палатки — крошечная горстка, выглядевшая такой маленькой и ненужной на фоне огромного мертвого города.

— Караван, — сказала Берильд.

— Кинон и остальные… Они здесь. Но почему они раскинули лагерь за городом, а не в нем?

Она искоса кинула на него насмешливый взгляд.

— Это старый город Рама, и его название все еще обладает властью. Люди Сухих Земель не любят в него входить. Посмотришь, что будет, когда соберутся все орды. Они будут разбивать лагеря за городом.

— Из страха перед Рама? Но ведь Рама давно исчезли.

— Конечно, но старые страхи умирают медленно, — Берильд рассмеялась своим странным смехом. — Кинон не суеверен, он должен быть в городе.

Когда они подошли ближе, их заметили.

Всадники пустили своих животных вскачь, а среди палаток показались фигурки людей, явно взволнованных их появлением.

Старк уверенно шел вперед. Лицо его застыло. Ему казалось, что мерцающая впереди дымка потемнела. На виске его пульсировала жилка.

Всадники Шуни подскакали к ним и окликнули. Берильд ответила, но Старк ничего не сказал. Он шел прямо, не сводя глаз с города. Берильд схватила его за руку и несколько раз тревожно окликнула:

— Старк! Я знаю, что у тебя на уме! Но не нужно. Ты должен подождать!

Он продолжал идти, не отвечая ей и вообще не обращая на нее внимания. Теперь они находились рядом с лагерем, и одни люди бежали им навстречу, выкрикивая имя Берильд, а другие спешили к коралловой лестнице, ведущей в город.

Лагерь каравана расположился у подножья этой лестницы, вырезанной в коралловом пьедестале, а неподалеку в коралле виднелось широкое углубление — вход в естественную пещеру. Люди выходили из нее с большими, наполненными водой бурдюками. Очевидно, в пещере находился источник.

Старк видел только огромную лестницу, ведущую вверх, и по мере того, как он к ней приближался, люди вокруг него замолкали. Они стояли и смотрели в лицо черного великана, а когда он поставил ногу на нижнюю ступеньку, то те, кто стоял поблизости, отошли подальше.

— Ты должен слушать! — Берильд находилась где-то там, по ту сторону пелены, окружавшей его. Она схватила его за руку и говорила ему прямо в ухо.

Взгляд Старка был прикован к Лухару, свежему после сна, с растрепанными светлыми волосами, с еще сонным, но быстро оживающим взглядом острых глаз.

— Я убью тебя, Старк, — сказал стоящий рядом с ним Кинон. — Я убью тебя, если ты не остановишься!

До Старка смутно донесся крик Берильд.

— Если б не он, я умерла бы в пустыне, Кинон!

— Если он спас тебя, — решительно взмахнул рукой Кинон, — я его отблагодарю. Но Лухара он трогать не должен! Иди сюда, Беридьд.

Голоса. Но что голоса для Н’Чака, когда пришло время мести!

Берильд приостановила его и торопливо пробежала мимо Лухара к Кинону, который держал револьвер наготове.

Он увидел, что выражение тревоги на лице Лухара сменилось торжествующей насмешкой. Человек, которого он пытался убить, вернулся живым, но сейчас он будет убит прямо здесь, и все будет кончено. Улыбка Лухара стала еще шире.

Берильд, пробегая мимо Лухара, будто на мгновение поскользнулась, но быстро восстановила равновесие.

Триумфальная улыбка на его лице внезапно потухла и сменилась выражением величайшего удивления.

Он стоял, глядя на прорезь в своей тунике, из которой текла кровь, а потом рухнул на камни.

И тогда Старк остановился. Он настороженно смотрел на упавшего Лухара, не понимая, что произошло, но Кинон понял все, и голос его прогремел:

— Берильд!

Она спокойно отбросила в сторону маленький кинжал. Его тонкое лезвие сияло на солнце, и красные капли стекали на каменные плиты. Берильд стояла спиной к Старку, и он не мог видеть выражения ее лица, но слышал горькую страстность в ее голосе, когда она обратилась к Кинону:

— Я была на краю смерти! Ты это понимаешь! Он мог бы меня прикончить. — Она проговорила последнее слово так, будто это было самое страшное слово в мире. — Так что же, Кинон? Будешь стрелять в меня?

Стояла мертвая тишина. Н’Чака исчез, а Эрих Джон Старк стоял и смотрел на мертвого венерианца. Сейчас он думал не о Лухаре. Он думал о том, что Берильд, должно быть, прятала кинжал все это время, и еще о том, сколько раз его спина была близка к тому, чтобы почувствовать его острие. И почему она произнесла странное слово, обвиняя Лухара в том, что он едва не прикончил ее?

Старк подошел к Кинону. Он увидел гневное выражение на его лице и подумал, что Кинон действительно был намерен стрелять.

Теперь ничто в облике Кинона не напоминало о жизнерадостном и фамильярном в обращении варваре. Вид у него был не дружелюбнее, чем у тигра.

— Черт тебя побери, Берильд! Этот человек был мне нужен! — резко бросил он.

Глаза Берильд блеснули.

— Так что же ты не падешь перед ним на колени и не покроешь его голову поцелуями? В своем желании убить Старка он не остановился перед тем, чтобы оставить в пустыне и меня. А ты хочешь, чтобы я ему простила.

У Кинона был такой вид, будто ему хотелось ее ударить. Но тут заговорил Старк:

— Где Фрека?

Кинон сразу же повернулся к нему, лицо его оставалось темным и опасным.

— Слушай, Старк! Ты, а не Лухар лежал бы сейчас мертвым на камнях, если бы Берильд не воспылала жаждой мщения. Ты жив, и тебе повезло. Не начинай все сначала!

Старк, ничего не говоря, ждал, что Кинон скажет еще. Холодным голосом, как тот ветер, что дует уже с полчаса, Кинон продолжал:

— Фрека вместе с остальными уехал принимать воинов Сухих Земель в войско и готовиться к битве. Скоро они будут здесь. Когда он появится, я убью первого из вас двоих, кто сделает неверное движение. Ты слышал, Старк?

— Я слышу, — безучастно ответил Старк.

Кинон посмотрел на него в упор, стараясь вызвать мысли в его голове, и, видимо, решил не продолжать. Он проворчал:

— Черт бы побрал таких союзников. Застарелая ненависть, затаенная вражда! Вечно норовят вцепиться друг другу в горло.

— Я думал, что тебе нужны крепкие воины, — сказал Старк. — Если же тебе нужны нежные сердца, любящие братья и все такое, то ты не там искал.

— Я начинаю думать, что так оно и есть, — нахмурился Кинон и добавил: — Ладно, что сделано, то сделано. Но ничего хорошего из этого не выйдет! Делгаун был в дружеских отношениях с Лухаром, и он захочет крови, когда узнает о случившемся. В таких случаях с ним трудно справиться.

Сердито повернувшись, Кинон направился к тому зданию, из которого вышел недавно. Берильд пошла за ним, на ходу бросив быстрый взгляд на Старка.

Тут послышался звук, от которого по коже Старка пробежали мурашки. Это было что-то вроде бормотания, пришедшего из тишины, окружающей город. Звук, нечеловеческий по своему тону, то взмывающий, то опадающий, как отдаленный голос. Задул утренний ветер, и вот этот звук пришел, казалось, вместе с ним. Старку все это не понравилось.

Вслед за Киноном он прошел в комнату, стены которой были сделаны из гладкого мрамора и украшены выцветшими фресками, изображавшими все те же фигуры в древних одеяниях, что украшали фасад дворца. Выцвели они неравномерно, и поэтому на одних вдруг выступало из тени лицо, гордое и насмешливое, с улыбкой на губах, или несколько фигур — на других.

Кинон подошел к деревянному столу, заваленному бумагами и удивительно не подходящему к окружающей обстановке.

— Я послал всадников отыскать вас, — резко бросил он. — Они вас не нашли. В окрестностях Синхарата вас не было. И вдруг вы появились неизвестно откуда.

Берильд сказала:

— Твои всадники не могли нас найти. Мы прошли через Каменный живот.

— С одним бурдюком воды? Это невозможно!

— Но у нас было три бурдюка. Мы сняли два со спины вьючного животного, которое удалось поймать Старку. Они-то и спасли нам жизнь.

Итак, Берильд имела секреты от Кинона, и один из них — тайна источника в развалинах. Старк не удивился. Она была из тех женщин, что знают много тайн.

«Но и у меня тоже есть тайна, Берильд. И я даже тебе не скажу, что видел тебя бредущей в лунном свете так, будто ты была у этих развалин много лет назад, когда они еще не были развалинами».

— Путешествие наше приятным не назовешь, — продолжала тем временем Берильд. — Мне нужен отдых. Фианна спаслась?

Кинон, углубившийся в свои мысли, утвердительно кивнул ей.

— Да, спаслась и она, и большая часть твоих вещей.

Берильд ушла. Кинон проследил за ней взглядом и, когда она скрылась, обратился к Старку:

— Даже если есть вода, такое под силу только дикарю. Но я еще раз тебя предупреждаю: умерь свой пыл! Особенно с Делгауном!

— Жители Сухих Земель, Лау-канала — чужеземцы. Сможешь ли ты помешать им вцепиться друг другу в горло?

— Клянусь всеми богами, я это сделаю, даже если мне самому придется рвать глотки! — с яростью крикнул Кинон. — Мы можем захватить весь мир, и помешать этому могут только старые счеты, из-за которых в прошлом летело в тартарары много блестящих планов. Но мои планы из-за этого не рухнут!

«Еще как, если мне это удастся», — подумал Старк. С той самой минуты, как Энтон дал ему поручение, он понял, что единственной опорой задуманного могут быть старые марсианские распри. Единственный его шанс на успех — возможность натравить друг на друга старых врагов. Но как это сделать, он пока еще не знал.

— Иди же, отдохни, — мрачно сказал Кинон, заметив, что Старка покачивает от усталости. — Потом придешь сюда. Ты, конечно, можешь быть дикарем, но все же ты настоящий человек, если сделал то, что сделал.

Он подошел ближе к Старку и добавил:

— И должен тебе сказать, что я не люблю людей, которые сильны так же или почти так же как я!

Старк пошел в указанном, ему направлении по широкому мраморному коридору. В углу первой же комнаты, куда он заглянул, находилась постель. Он рухнул на нее и забылся тяжелым сном.

Но даже окунаясь в сон, он слышал слабый, отдающий эхом шепот снаружи, бесхитростное бормотание, возвышающее теперь до странности пульсирующий и поющий звук. Как погребальная песнь древнего Марса, он проплыл над мертвым городом.

Глава 9

Когда Старк проснулся, в комнату проникал слабый красный луч заходящего солнца. Проснулся он от чьего-то присутствия и увидел Фианну, сидящую у стены напротив. Она смотрела на Старка, и ее темные глаза были серьезны.

— Ты так стонал во сне, — сказала она, печально улыбаясь, — как огромное животное.

— Может быть, я и есть такое животное, — ответил он.

— Может быть, — согласилась она. — Но в таком случае я вот что тебе скажу: ты попал в ловушку!

Она встала, и каждая клеточка ее прекрасного тела выражала тревогу. Подойдя вплотную к постели, Фианна посмотрела ему в лицо.

— Что ты имеешь в виду, детка?

— Не называй меня так, — вспыхнула она. — Глупа и наивна не я, а ты! Если бы это было не так, то тебя не было бы в Синхарате.

— Но ты же здесь, Фианна.

Она вздохнула.

— Знаю. Это совсем не то место, где я хотела бы быть. Но я служу госпоже Берильд и вынуждена идти туда, куда она меня везет.

Мгновение он смотрел на нее острым взглядом.

— Ты ей служишь, но ты ее ненавидишь!

Фианна поколебалась.

— Я ненавижу ее. Иногда я ей завидую. Она живет так полно, и жизнь ее — сплошная радость. Но я боюсь ее. Боюсь того, что она и Кинон могут сделать с моим народом.

— Будучи животным, я озабочен тем, где бы мне укрыться. Ты говорила о ловушке.

— Дело в том, что ты нужен Кинону, чтобы натренировать его людей, когда они соберутся, но Делгаун и его наемники нужны Кинону еще больше. Если Делгаун попросит твоей смерти за смерть Лухара…

— Тогда Кинон, хоть и с сожалением, но пожертвует своим воином, чтобы ублажить жителей Лау-канала, — продолжил за нее Старк. — Спасибо. Но это я уже и так знаю.

— Ты можешь скрыться отсюда до прихода Делгауна, — с надеждой сказала Фианна. — Если ты украдешь животное и воду, то сможешь бежать.

«Нет, — подумал Старк. — Если бы я хотел спасти свою шкуру, я, может быть, так и поступил бы. Но Энтон будет ждать меня в Тараке, а я не смогу подойти к нему и сказать, что пришлось все бросить из-за слишком большой опасности для меня. Кроме того, здесь есть нечто такое, чего я не могу понять, но непременно должен это сделать».

Фианна, наблюдавшая за выражением его лица, внезапно сказала:

— Ты собираешься остаться. Только не выдумывай ложных причин. Ты остаешься здесь из-за Берильд!

Старк улыбнулся.

— Все женщины думают, что у мужчины не может быть другой причины, кроме женщины.

— А мужчины отрицают, даже когда это правда, — сказала девушка. — Скажи мне, вы с Берильд любили друг друга в пустыне?

— Ты ревнуешь, Фианна?

Он ожидал, что она с жаром станет отрицать подобную возможность, но ничего подобного не произошло. В ее глазах появилось жалобное выражение, и она тихо сказала:

— Нет, не ревную, Эрих Джон Старк, мне просто грустно.

Внезапно она встала и сухо произнесла:

— Я пришла для того, чтобы отвести тебя к госпоже Берильд.

Глаза Старка сузились.

— Сейчас, когда здесь Кинон? Понравится ли это ему?

— Хорошо, что ты об этом думаешь, — улыбнулась Фианна. — Кинон внизу, в лагере, а госпожа хочет жить здесь и ни в каком ином месте. Пошли, я отведу тебя.

Старк вышел вместе с девушкой на большую площадь. Площадь была пустынна. Украшенные скульптурами стены и башни, окутанные молчанием, вздымались вверх. Шаги Старка и Фианны отдавались в тишине гулким эхом.

Вечерний ветер освежил его лицо своим дыханием. Внезапно Старк остановился. Он снова услышал звук, начавшийся, как едва слышная вибрация и сделавшийся потом невнятным бормотанием, приходящим ниоткуда. Казалось, что Синхарат не только слушает и наблюдает, но и говорит.

Потом этот шепот разбился на отдельные музыкальные голоса, идущие будто из самой коралловой скалы, на которой покоился город. Голоса флейт из высоких башен, ловящих последние лучи заходящего солнца, резкие, отдаленно похожие на дудки пустыни голоса из тех домов, что стоят на краю города.

Старк схватил Фианну за руку.

— Что это?

— Голоса Рама.

— Не дури, — грубо оборвал он ее.

— Все жители Сухих Земель верят в это, — пожала плечами Фианна. — Они не хотят входить сюда. Другие говорят, что это ветер воет в углублениях и расщелинах.

Старк понял. Массивный коралловый пьедестал, на котором стоял город, представлял собой гигантскую раковину, пронизанную множеством крохотных отверстий, и ветер, проникая в них, действительно мог породить подобные сверхъестественные звуки.

— Не удивительно, что варвары его не любят, — пробормотал он. — Я варвар, и мне он тоже не нравится.

Они шли по улицам, что, подобно тоннелям, лишенным крыш, вились между стен и башен, невероятно тонких и высоких на фоне вечернего неба. Некоторые из них потеряли свои верхние этажи, у других вообще обваливалась вся сердцевина, но стены продолжали стоять и были прекрасны. По мере изменения ветра менялись и голоса Синхарата. Иногда они были мягкими и нежными, бормотали что-то о вечной юности и наваждениях, иногда становились сильными и яростными, наполненными гордыми криками, иногда делались безумными, полными хохота и ненависти, но всегда в их пении присутствовало что-то дьявольское.

Для внешнего мира, даже для Валкиса, Рама были не только легендой, которую варвар сумел использовать, чтобы придать ореол своему существованию; здесь же, в Синхарате Рама казались очень реальными. Старк начал понимать, почему мир так долго боялся их, ненавидя их и завидуя им.

Фианна провела его в запертую часть города, наиболее удаленную от огромной лестницы, и ввела в здание, которое громоздилось в темноте, подобно волшебному замку. Они прошли по широкому коридору, где факелы, горящие на стенах, роняли дрожащие пятна света на изображенных под ними танцующих девушек, так что они казались живыми. Фианна открыла дверь и отступила, пропуская Старка.

Комната была низкой и длинной, ее заливал мягкий свет, идущий из ламп, одетых в тонкое, как бумага, алебастровое покрытие. Берильд шла ему навстречу. Это была не Берильд пустыни. На ней был украшенный драгоценностями пояс, широкий воротник, составленный из зеленых камней, сверкал на ее шее, опускаясь на прекрасную грудь, а с плеч спадал белый плащ.

— Я ненавижу развалины, которые Кинон выбрал для себя, — сказала она. — Здесь гораздо лучше. Как ты думаешь, здесь жила королева?

— Она живет здесь теперь, — ответил Старк.

Взгляд ее смягчился. Старк взял ее за плечи, и на губах ее заиграла насмешливая улыбка.

— Но если я королева, то не для тебя?

Улыбка с лица Берильд внезапно исчезла, и она отбросила его руки.

— Для этого нет времени, — сказала она. — Я послала за тобой, чтобы поговорить об опасности. Ты можешь не пережить сегодняшнюю ночь.

— Если ты намеревалась отвлечь от себя мое внимание, — заметил Старк, — ты выбрала верный путь!

Его мрачная шутка не вызвала ответной улыбки Берильд. Она взяла его за руку и подвела к окну.

Эта часть здания высилась прямо над краем коралловой скалы. За окном открывался вид на бездонную пустыню марсианской ночи. Было время, когда луна еще не появилась, но небесный свод был уже усеян звездами.

У подножия скалы мерцали огни лагеря. Слышны были голоса поющего ветра, гуляющего по скале. Доносились и звуки лагеря.

— Кинон там, — сказала Берильд. — Он ждет Делгауна и остальных. Они должны появиться сегодня ночью.

Мускулы Старка напряглись Развязка приближалась быстрее, чем он этого ожидал.

Он пожал плечами.

— Значит, подходит Делгаун? Я не боялся его в Валкисе, не испугаюсь и в Синхарате.

— Бойся его, — сказала Берильд, пристально глядя на Старка. — Я хорошо знаю Делгауна.

Их лица были рядом, и на лице Берильд Старк увидел то выражение, которое уже доводилось видеть ему раньше.

— Откуда ты можешь его хорошо знать? Ты женщина из племени Шуна, а он из Валкиса.

— Неужели ты не понимаешь, что Кинон уже много месяцев ведет дела с Делгауном? — нетерпеливо проговорила Берильд. — Ты думаешь, что за это время я не смогла бы изучить человека и понять, что он опасен?

— Меня трогает твоя заботливость. Если только… если только она искренна.

Старк ожидал, что Берильд рассердится за такие слова, но этого не произошло. Она продолжала пристально смотреть на него, потом сказала:

— Ты сильный, а мне может понадобиться сильный союзник.

— Чтобы тебя защищать? Но у тебя есть Кинон!

— Для защиты мне не нужен никто! — надменно проговорила она. — Что же касается Кинона, я стою у него на втором месте. На первом у него честолюбие! Он без особых раздумий отбросил бы меня как ненужную вещь, если бы это потребовалось для осуществления его планов.

— А ты не любишь, когда тебя отбрасывают в сторону, — заметил Старк.

— Не люблю, — вспыхнули ее глаза.

— Итак, дикарь может оказаться полезным. Знаешь, Берильд, твоя честность просто восхищает.

Она насмешливо улыбнулась.

— Это лишь малая часть того, что есть во мне восхитительного.

— Когда приедет Делгаун? Поднимутся ли люди племен в Синхарате вместе с ним и Киноном?

— Да, потому что сегодня Кинон собирается поднять свои знамена. Для этого они и придут сюда, хотя испытывают некоторый трепет перед этим местом.

Старк с любопытством посмотрел на нее и сказал:

— Ты говоришь о суеверии племен, но ведь ты сама из Шуна.

— Это так, но я не верю в то, во что верят они. Кинон научил меня. Он сам многому научился в чужих мирах, а я узнала это от него.

— Ты научилась от него и честолюбию, — сказал Старк.

— Да, научилась. Я устала быть только женщиной. Я хочу держать мир в своих ладонях.

Старк смотрел на нее и думал, что опасения Энтона усилились бы, если бы он узнал, что эта женщина может представлять для Марса такую же угрозу, как Делгаун и Кинон. Внезапно порыв ветра донес до них взрывы торжественных возгласов.

Вдали в пустыне показалась вереница огней. Это был караван Делгауна, движущийся к Синхарату.

Внизу под скалой забили барабаны, завизжали дудки, вспыхнули факелы.

— Я должен идти, — сказал Старк.

Он вышел из комнаты и лицом к лицу столкнулся с Фианной.

— Ты подслушивала?

Девушка не стала отрицать.

— Я не могу видеть, как глупое животное подставляет свою шею под нож. И я хочу тебе кое-что сказать, Эрих Джон Старк.

— Да?

— Не доверяйся чересчур Берильд. Она не совсем такая, какой кажется. Думал ли ты о том, что Рама прошлых лет не все вымерли?

Неясные подозрения, с которыми Старк вышел из пустыни, нахлынули на него с новой силой.

— Что ты имеешь в виду?

Но Фианна оставила его, ускользнув, как тень. Старк вышел на молчаливую улицу.

Бой барабанов эхом плыл над Синхаратом.

Глава 10

Свет и звуки разорвали тишину большой лестницы Синхарата. Первыми шли факельщики, высоко подняв горящие факелы. За ними — Кинон с прибывшими союзниками, и наконец люди племени.

По мере того, как процессия поднималась по лестнице, темная западная часть города все больше освещалась. Древний камень, столетиями не видевший ничего, кроме темноты, в триумфе поглощал красные лучи. Но, несмотря на торжественность, громкий бой барабанов и визг дудок, глаза людей, поднимавшихся по лестнице, наполнялись беспокойством.

Старк терпеливо ждал процессию в глубине дверного проема того здания, где размещался штаб Кинона.

Он увидел, как факельщики, барабанщики, дудочники и воины вышли на огромную площадь и двинулись по ней. Кинон устроил по-настоящему хорошее представление, подумал он, оно могло кого угодно убедить, что люди Кеша и Шуна, а также Лау-канала теперь друзья и союзники.

Кинон поднялся по ступеням, ведущим к старому зданию, и остановился в нескольких ярдах от того места, где притаился Старк. Он повернулся к факелам, к блестящим шпагам и яростным лицам.

— Принесите знамя! — крикнул он.

Вперед с решительным лицом вышел высокий варвар с черным шелковистым знаменем на длинной веревке. Полным театральности, но от этого не менее внушительным жестом Кинон встряхнул полотнище так, что оно затрепетало на холодном ветру.

— Я вздымаю знамя Смерти и Жизни. Смерть врагам, жизнь, бесконечная жизнь всем нам!

Шелковое знамя развернулось на ветру, показывая всем две белые короны и красную шпагу под ними.

Крик толпы был подобен реву огромного животного… При свете факелов Старк внимательно вглядывался в лица людей, одетых в чужеземные одежды. Впереди всех стоял Делгаун.

— С нами не только знамя, но и сильный союзник, — продолжал говорить Кинон. — В этой новой эре, что начинается сейчас, старые распри должны быть забыты! Делгаун из Валкиса будет плечом к плечу стоять с нами в этой битве, а рядом и люди из Лау-канала!

Делгаун подошел к Кинону и стал рядом с ним. Он обернулся и поднял руку. Толпа закричала, но крик был не очень радостным.

Кинон действовал хитро. Он не дал людям времени на обсуждение и громко заявил:

— А когда Кеш, Шуни, Валкис и Джакар вместе поднимут против Пограничных Штатов оружие, с нами будут драться храбрые люди и из других миров!

Уэлш и еще двое услышали сигнал к своему выходу и тоже поднялись по ступеням к Кинону. Тут вышел и Старк и стал рядом с Делгауном, с улыбкой глядя на него. Громко, так, чтобы все слышали, он сказал:

— Я тоже приветствую моего брата и товарища по оружию Делгауна из Валкиса. Ведь мы вместе встаем под ваше знамя!

Он традиционным жестом положил руку на плечо Делгауна. Золотистые глаза валкисянина вспыхнули ярко, как у орла, а рука под плащом шевельнулась. Он хрипло произнес:

— Ты, ублюдок…

— Хочешь все испортить? — тихо, голосом дрожащим от страха и злости проговорил Кинон. — Скажи ответное приветствие.

Медленно, будто рука его весила неимоверно много, Делгаун поднял ее и положил на плечо Старка. На лице его выступил пот.

Старк весело подмигнул ему. Он неплохо сыграл свою роль. Делгаун попытается его прикончить, это несомненно, но не сможет сделать это теперь в открытую. Товарищество по оружию — святое дело для варваров.

— Всадники скачут в эту ночь по Сухим Землям! — выкрикнул Кинон, обращаясь к толпе. — Воины всех племен скоро соберутся здесь! Идите вниз и готовьтесь их встречать! И помните…

Он сделал драматическую паузу и продолжал:

— Помните, что не только за самой лучшей в мире добычей, но и за бесконечной жизнью, которую нам дадут передающие души!

Толпа разразилась воплями, но Старку показалось, что каменные лица Рама, взиравшие сверху, полны насмешки.

Кинон резко повернулся и направился в зал Совета, все последовали за ним.

В комнате, освещенной огнями факелов, он обернулся. Вид у него был свирепым, как у разъяренного льва.

— Старк, с тех пор как ты у нас, пошли сплошные раздоры, — процедил он сквозь зубы.

Старк спокойно ответил:

— Старый враг хотел меня убить, а я, выжив, пытался убить его. Разве на моем месте ты поступил бы иначе?

Он пристально посмотрел на Делгауна.

— Лухар был моим врагом, но я не понимаю, почему меня должен ненавидеть Делгаун! Давайте все выясним. Есть у тебя причины ненавидеть меня, Делгаун? Если есть, то скажи сейчас, здесь.

Золотистые глаза смотрели на него в упор с помертвевшего лица. Губы Делгауна шевелились, но он молчал.

«Черт возьми, он не может даже говорить», — подумал Старк.

— Ты ненавидишь меня из-за ревности к Берильд, но не осмеливаешься в этом признаться!

Наконец Делгаун пробормотал:

— Должно быть, я неправ. Наверное, против Старка меня настроил Лухар.

— Тогда все решено, — сказал Кинон.

Он подошел к столу и сел. Прежде чем заговорить, внимательно осмотрел всех присутствующих.

— Завтра начнут подходить воины. Я хочу, чтобы из них начали формировать отряды и принялись их обучать. Эррод, ты поможешь в этом Старку. Через два дня здесь должен быть корабль Кинхтона с необходимым нам оружием. Я хочу, чтобы наши войска вышли из Синхарата не позже чем через две недели.

Хотя голос Кинона оставался твердым и решительным, взгляд его стал мрачным.

— Мы нападем прежде всего на Варл и Катуун. Они получили достаточно предупреждений и держат ворота на запоре. Мои люди сделают вид, что начинают осаду. Потом мы ненадолго отступим, потому что в это время подоспеет помощь из двух соседних городов.

Мрачная улыбка скривила губы Делгауна.

— Да, помощь из Валкиса и Джакара. Мои люди с Лау-канала поспешат на помощь Пограничным Штатам. А когда ворота распахнутся, мы вместе войдем в них.

— Умно, — сказал Уэлш с восхищением, и на его грубом лице появилась улыбка.

Кинон поднял руку, призывая к вниманию.

— Падение Варла и Катууна прорвет цепь Пограничных Штатов. Мы двинемся по этой цепи дальше и через шесть месяцев будем в Кахоре.

Темис, молчаливый темнолицый человек, спросил:

— Как насчет правительства Земли?

— Принцип невмешательства в марсианские дела долгое время был ее политикой. Будет, конечно, крик, будут протесты, но ничего более. Мы получим власть и самую лучшую добычу в мире.

Старк похолодел. Он не мог найти в этом плане ни одной ошибки. План должен был сработать. В Пограничных городах будут умирать люди, и большей частью это будут воины Сухих Земель. Так что умные воры Лау-канала загребут жар чужими руками.

Необходимо было действовать, чтобы не случилось непоправимое.

— Вот так! У вас есть работа, и она будет нелегкой. Приступайте к ней с первыми лучами солнца.

Все присутствующие направились к двери, но голос Кинона остановил их.

— Еще одно. Душой этой войны является жажда бессмертия, жажда узнать тайну Рама. — Если кто-то из вас пустит слух, что я не знаю тайны Рама, позволит себе улыбнуться при упоминании о Передающих душу…

Он не закончил, да и в этом и не было нужды. На лице Кинона была написана такая угроза, передать которую словами было невозможно.

Старк подумал, что если его подозрения верны, то шутку сыграли с самим Киноном, причем шутку мрачную, ужасную. Если Берильд…

Он не позволил себе закончить эту мысль. Такое было невозможным. Считать, что старая темная тайна Марса жива только потому, что он увидел, как женщина бродит в лунном свете и слышал мрачные намеки девушки, подсказанные ей ревностью, слишком фантастично. Нужно об этом забыть.

Но забыть об этом Старк не мог. Каждый день он проводил внизу в пустыне, обучая военному делу людей Кеша и Шуна, прибывающих сюда из далеких оазисов. Он слышал разговоры этих воинов. Больше они говорили о бесконечной жизни, чем о добыче. Они впивались глазами в черное знамя с белыми коронами над алой шпагой, когда вслед за Киноном его проносили по полю.

Вскоре прибыл корабль Книхтона с оружием. Его быстро разгрузили и он в тот же день вновь улетел за оружием. Приходили люди из Валкиса, Джаккары, Каракеша. С ними Кинон и Делгаун вели беседы, устанавливая время и место главного удара по Границе. Потом эти люди снова уходили.

С остатком воинов Шуна подошел Фрека. Старк видел, как высокий вождь варваров скакал со своими людьми по лагерю, выросшему теперь до размеров целого города, слышал крики приветствий. Немного позже он отправился с отчетом к Кинону, и Фрека стоял перед знаменем вместе с ним.

Старк чувствовал на себе его взгляд, но все же Фрека не сделал к нему ни одного движения.

— Вы оба предупреждены, — коротко бросил Кинон. — Повторять я не буду.

Старк сдал рапорт о готовности воинов и пошел прочь, провожаемый горящим взглядом Фреки.

В эти дни, заполненные делами и суетой, Старк не видел Берильд. Однажды вечером, оставив Кинона и Делгауна в лагере и поднявшись по огромной, залитой светом лестнице, он направился к тому месту, где находился дом, выбранный Берильд.

Необходимо было наконец пролить свет на то смутное и странное сомнение, что столько времени не давало ему покоя.

Ветер гулял в расщелинах коралла. Улицы Синхарата вибрировали от бормотания, усилившегося по мере того, как тускнел свет и увеличивался ветер.

С мраморных стен на него с тайной усмешкой на лицах смотрели люди Рама.

Старк уже вступил на ту улицу, которая была ему нужна, но внезапно остановился. В дальнем конце погруженной во мрак улицы он увидел закутанную в плащ фигуру. При его появлении фигура исчезла. Старк подумал, что это Берильд, и последовал за ней. Но, сам того не замечая, умерил свои шаги и уже крался очень тихо и осторожно, как песчаный кот на охоте.

Когда улица сделала поворот, он потерял фигуру из виду.

Старк постоял, не зная, в какую сторону ему податься; шепчущие голоса издевались, смеялись над ним.

Узкий переулок, начинавшийся рядом с тем местом, где он стоял, вел к более широкой улице, на которой высилось великолепное белое здание. На песке и пыли, покрывавших мостовую, виднелась цепочка следов. Он пошел по следам и так же, по следам, вошел осторожно в здание.

Внутри было немного темнее, чем на улице. Свет проникал через высокие окна над галереей, что опоясывала огромный купол высоко над полом. Света было, однако, достаточно, чтобы осветить большой круглый и абсолютно пустой зал. На стенах были надписи. Фигура стояла у одной из стен и читала эти надписи.

Старк почувствовал, как на него вдруг пахнуло холодом неведомого мира.

Надписи были сделаны на древнем языке Рама, который был недоступен людям уже тысячи лет!

«Эта женщина — ведьма, — предупредил его инстинкт. — Она не совсем человек. Боги!» Огромным усилием воли он заставил себя остаться в тени у двери. Он увидел, что, немного почитав еще, Берильд поникла головой, будто терзаемая мучительной болью.

Потом она резко отвернулась от надписи, и сандалии ее застучали по пыльным плитам. Она подошла к подножию винтовой лестницы, ведущей на галерею, и поднялась по ней. Там она приблизилась к одному из высоких окон и остановилась, глядя в пространство.

Ветер шумел и свистел в дверях и окнах, и шум его заглушил шаги Старка, когда он тоже поднялся по лестнице. Наверху он остановился в дюжине шагов от молчаливой женской фигуры.

— Картина не такая, какой ты ее помнишь, да, Берильд? — тихо сказал он. — Тогда вокруг играла вода океана и плавали корабли?

Глава 11

Берильд не оглянулась.

Она вела себя так, будто не слышала его слов, стояла абсолютно спокойно, слишком спокойно. Старк подошел к окну и стал рядом с ней. Умирающий свет пустыни освещал насмешливую улыбку на ее губах.

— Что тебе приснилось на этот раз, дикарь?

Для чуткого слуха Старка ее насмешка прозвучала слегка нарочито.

— Ты — Рама, — сказал он без всякого выражения.

— Но ведь Рама жили давным-давно, — возразила она. — Если бы я принадлежала к их числу, я была бы очень старой. Сколько же мне было бы лет?

Ее тон не мог его обмануть.

— Вот это и я хотел бы знать, Берильд. Сколько тебе лет? Тысяча… десять тысяч? Во скольких телах ты жила?

И в ту же минуту, когда Старк облек в слова свою давнюю мысль, она показалась ему еще более ужасной, чем раньше. Должно быть, часть этого ужаса отразилась на его лице, ибо он увидел, что в глазах Берильд загорелся опасный огонек.

— То, что ты сейчас сказал, безумие. Кто вложил в твою голову такие мысли?

— Женщина, бродящая среди лунного света, — пробормотал он. — Женщина, прокладывающая себе путь среди стен и дверей, исчезнувших столетия назад. Она могла знать о них только потому, что помнила их.

Казалось, что Берильд почувствовала некоторое облегчение. Она неторопливо проговорила:

— Почему ты об этом не спросил? Почему держал свои сомнения при себе? Я бы могла тебе рассказать, что эту тайну доверил мне отец: по какому пути идти, сколько шагов делать в одном направлении, сколько в другом. А ты подумал…

Она снова рассмеялась.

— Я тебе не верю, — сказал Старк. — Ты не отмеряла шаги, ты просто брела, вспоминая.

Он шагнул к Берильд и заглянул ей в лицо.

— Ты все время смеялась над Киноном, не так ли? Настоящая Рама, смеющаяся над тем, кто им прикидывается.

Медленно, голосом, в котором не было и тени смеха, Берильд проговорила:

— Забудь обо всем, Эрих Джон Старк. То, что ты говоришь — безумно! Оно может стоить тебе жизни!

— Сколько вас, Берильд? Сколько вас прошло через века, тайно скрываясь в чужих телах, смеясь над миром, который думает, что вы совсем исчезли.

— Говорю тебе еще раз, — шепотом, полным угрозы, произнесла Берильд. — Забудь об этом!

— Вас должно быть, по крайней мере, двое, чтобы один мог использовать на другом действие Передающих Душу, — сказал Старк. — И кто может быть этим другим, как не ревнивец, сказавший: «Что тебе в этом существе на час». Это он, не так ли Берильд?

Голосом, дрожащим от ярости, Берильд крикнула:

— Я не желаю больше слушать твой бред! Не ходи за мной! Мне психи не нужны!

Круто повернувшись, она пошла, почти побежала вниз по ступеням и дальше на улицу.

Старк остался стоять. Мысли вихрем проносились в его голове. Берильд была такой живой и теплой, и руки ее обвивались вокруг его шеи. Так неужели в этом полном страсти теле женщины Шуна живет женщина Рама?

Он посмотрел в открытое окно. Всходили луны, и свет разливался по пустыне. Внизу под скалой, на которой покоился Синхарат, мерцали огни лагеря. Ветер доносил до Старка шум голосов, крики животных — звуки нормального, здорового мира.

Старк сказал себе, что воображение обмануло его, но понимал, что это не так.

Пока он стоял, в голову пришла одна мысль. Если это было правдой, и Берильд с Делгауном действительно Рама, то значит, поход варваров за добычей и властью направлен умом таким же старым и дьявольским, как сам Синхарат. И все же победителем должен быть Кинон, а не Рама. Не потому ли Берильд стала его женщиной, чтобы направлять его?

Он отвернулся от окна. Уже совсем стемнело, и зал был погружен во мрак. Ужас охватил Старка, он сбежал по лестнице и вышел на улицу.

Он шел по молчаливым улицам Синхарата, думая о том, что ему делать дальше. Он должен помешать планам Кинона. Теперь, когда он узнал, что за планами его стоят дьявольские силы, эта необходимость еще больше возросла. Следует ли рассказать Кинону о Делгауне и Берильд? Он только посмеется над ним. Ведь у него нет доказательств.

Вдруг Старк остановился, его интуиция подсказывала, что появилась какая-то опасность. Он прислушался. Все тихо, на улицах не заметно никакого движения.

Он снова двинулся, но, пройдя дюжину шагов, остановился. Каждая клеточка его тела говорила, что за ним кто-то наблюдает.

На этот раз он услышал шорох осторожных шагов в тени узкой улицы. Старк положил руку на пистолет, и голос его прогремел на всю улицу:

— Выходи!

Из тени выступила согнутая фигура и направилась к нему.

Вначале он не узнал высокого вождя варваров Фреку в этой горбатой фигуре. Потом Фрека вышел в полосу лунного света, и Старк увидел его лицо, напряженное и ухмыляющееся. Старк понял, что Фрека находится под сильным действием Шанга и в настоящее время больше животное, чем человек. Его не волновал направленный на него пистолет. Единственное, что его занимало, — звериная ненависть.

— Назад, — тихо сказал Старк, — или я убью тебя.

Но он знал, что не сможет этого сделать, что угроза его пустая. Если он убьет Фреку, то тем самым подпишет себе смертный приговор.

Во внезапном озарении Старк осознал искусность ловушки. Без сомнения, ее расставил Делгаун. Никто другой не достал бы для Фреки Шанга. Делгуан играл беспроигрышно.

Тогда Старк повернулся и побежал. Он бежал в направлении видневшегося огонька. Если бы он мог добежать до такого места, где остальные увидели бы, что Фрека преследует его и хочет напасть…

Это ему не удалось. Фрека мог бежать под действием Шанга быстрее его. С рычанием он настиг Старка, и руки его обвились вокруг его головы, а зубы впились Старку в шею.

Старк почувствовал, что падает, и сделал движение, пытаясь смягчить падение. Он проехался головой по камням мостовой, едва не потеряв сознание от удара. Попытавшись избавиться от повисшего на нем существа, потерял пистолет. Старк с трудом поднялся на ноги.

Фрека снова повис на нем, и Старка обуял непреодолимый ужас. Он схватил варвара за длинные волосы и оттянул голову Фреки от своего горла. Скоро держать его на расстоянии стало невозможно, и Старк, зажав волосы в руках, ударил Фреку головой о камни. Тот продолжал выть и цепляться за Старка, и ему показалось, что это существо неуязвимо.

Старк начал впадать в панику. Смутно он слышал чьи-то крики, но, объятый истерической яростью, все бил Фреку головой о камни.

Голос Делгауна прозвучал совсем рядом, и Старк поднялся на ноги, моргая от яркого света факелов.

— Он убил Фреку… Копье мне!

Старк видел других людей, и у всех лица были перекошены от ярости. Он увидел также полное ужаса лицо Уэлша, а потом все эти лица заслонило лицо Кинона.

— Я предупреждал тебя, Старк!

— Этот человек был под действием Шанга. Он был животным, напавшим на меня, — с трудом выдавил Старк. — Я знаю, что его натравил на меня Делгаун…

Огромный кулак Кинона ударил Старка по губам, и он откачнулся назад. Тотчас его подхватило несколько крепких рук.

— Кровь за кровь Фреки! — крикнул один из воинов Шуна. — Пока все люди нашего племени не увидят смерти этого человека, мы за тобой не пойдем!

— Вы ее увидите, — сказал Кинон. — Все ее увидят. И вы, братья, будете тем оружием, что отомстит за кровь Фреки!

— Ты, идиот! — крикнул объятый яростью Старк. — Ты делаешь вид, что знаешь тайну Рама, а сам настоящая игрушка в руках…

Тут Старк получил удар рукояткой копья по затылку и провалился в темноту.

Очнулся он на холодных сухих камнях. Вокруг его шеи обвивался железный воротник, от которого к кольцу в стене тянулась железная цепь. Камера была маленькой, дверью служила железная решетка, а за ней виднелась шахта с расположенными по кругу дверями в такие же камеры. Вместо потолка была каменная стена. Старк догадался, что это место находилось под одним из внутренних дворов здания.

Горел чадящий факел. Других пленников не было, зато был охранник — широкоплечий варвар. Он сидел на камне в центре шахты, рядом стоял кувшин с вином и лежало копье. Это тот самый воин Шуна, который требовал смерти Старка. Сейчас он смотрел на него, улыбаясь.

— Зря ты так долго спал, чужеземец. У тебя ведь осталось только три часа до утра. А когда придет утро, ты умрешь на большой лестнице, чтобы все люди Шуна видели это!

Он отпил из кувшина и снова улыбнулся.

— Смерть наступает быстро, если точен удар. Но если удар неточен, то она приходит нескоро и несет в себе невыносимую боль. Думаю, что вторая, медленная, будет твоей.

Старк ничего не ответил. Он ждал с нечеловеческим терпением, с каким ждал в свое время преследователей за камнями.

Стражник снова рассмеялся и поднял кувшин. Глаза Старка сузились. Онувидел, как чья-то тень метнулась из темноты за спиной пьющего человека. Старк подумал, что знает, кто это крадется.

Делгаун наверняка хочет обставить дело так, чтобы он не вышел на большую лестницу и не выкрикнул перед смертью своих безумных обвинений.

Он подумал, что у него не осталось даже и трех часов.

Глава 12

Потом, внезапно обретя форму, тень возникла за спиной воина. Это была Фианна! Ее юное лицо было бледным, но рука, державшая револьвер, не дрожала.

Револьвер выстрелил, и страж упал головой вперед, кувшин покатился, оставляя за собой красную дорожку.

Переступив через безжизненное тело, Фианна подошла к Старку, разомкнула железный воротник ключом, снятым с пояса часового.

— Я тебе очень благодарен, Фианна, но если кто-то узнает о том, что ты сделала, ты умрешь.

Она бросила на него странный пристальный взгляд. Факел освещал ее лицо, казавшееся совершенно незнакомым. Ему захотелось получше рассмотреть, что таится в глубине ее глаз.

— Я думаю, что скоро должны умереть очень многие, — отозвалась она. — Для Синхарата наступили тяжелые времена, черные, и никому не ведомо, насколько они черные. Я пошла на риск ради тебя потому, что считаю тебя единственной своей надеждой — может быть, даже единственной надеждой мира.

Старк привлек ее к себе и поцеловал, погладил по темно-рыжей головке.

— Ты слишком молода, чтобы решать судьбу мира.

Он почувствовал, как она задрожала.

— Молодость тела — только иллюзия, когда разум стар.

— А твой разум стар, Фианна?

— Да, так же, как и разум Берильд.

Слова ее прозвучали, и все вокруг погрузилось в тишину. Но Старку показалось, что между ним и девушкой есть что-то вроде огромной пропасти.

— Так ты тоже? — прошептал он.

— Я тоже, — шепотом ответила она. — Я одна из Дважды Рожденных Рама, как и те, кого ты знаешь под именами Берильд и Делгауна.

Он не мог осознать услышанное до конца.

— Но сколько же вас здесь тогда?

— Я не уверена, но думаю, что нас осталось только трое. Теперь ты знаешь, почему я следую за Берильд и служу ей. Она и Делгаун владеют этой тайной. Они знают, где спрятаны короны Рама. Это где-то здесь, в Синхарате, а я не знаю этого. Они дают мне жизнь от одного срока к другому, так что я живу только по их милости. И так продолжается очень, очень давно.

Повинуясь безотчетному чувству, Старк снял руки с ее плеч и отступил назад. Фианна посмотрела на него и сказала печально, но без упрека:

— Я не виню тебя. Я понимаю, кто мы есть. Вечно юные, вечно живущие похитители чужих жизней. То, что началось давным давно в Синхарате, было неверным, неверным с самого начала. Я понимала это, хотя и меняла жизни. Но вот что я тебе скажу: самый дьявольский изо всех приговоров — приговор к жизни!

Старк снова приблизился к ней и положил руки ей на плечи.

— Кем бы ты ни была в прошлом и настоящем, Фианна, я считаю тебя своим другом.

— Я буду твоим другом и другом всех племен, живущих на Сухих Землях. Они не должны идти по Марсу, захлебываясь в собственной крови. Ты мне поможешь это сделать?

— Ради этого я здесь и нахожусь!

— Тогда идем со мной — сказала она, и, тронув ногой тело воина, добавила: — Возьми его. Не нужно, чтобы его здесь нашли.

Взвалив тело часового на плечи, Старк вслед за девушкой направился по извилистым коридорам, погруженным в тьму. Она шла так уверенно, будто ее путь лежал через центральную площадь.

— Это здесь, будь осторожен, — наконец прошептала Фианна. Она протянула руку, желая помочь Старку, но тот видел в темноте, как кошка. Они вышли к тому месту, от которого начинались подземные пути.

Черные дыры, как безумные рты, зияли в коралловой стене. Это были входы в неведомые катакомбы. Старк опустил тело в ближайшее отверстие, а копье оставил себе.

Прислушиваясь к тому, как затихает эхо от падения тела в глубине шурфа, Старк вздрогнул. Он едва сам не кончил подобным образом.

Поэтому с радостью последовал за Фианной прочь от этого места, где пряталась в темноте молчаливая смерть.

Там, где сквозь мрак тоннеля пробивался лучик света, Старк остановился и сказал:

— Ты хочешь, чтобы я помог тебе предотвратить начало войны, но только смерть Кинона может сделать это.

— Сегодня Кинону грозит опасность еще большая, чем смерть. Мы идем спасать его.

Старк схватил ее за руку.

— Спасать Кинона? Но ведь это он придумал этот кровавый поход… Это же его планы!

Фианна покачала головой.

— Не он будет возглавлять поход, хотя и будет так казаться. Да и план не его. Делгаун все это придумал. Делгаун и Берильд! План вложен в голову Кинона, хотя он об этом не подозревает.

— Всюду ложь! — сказал Старк. — Я тону в этой лжи! Расскажи мне правду, Фианна.

— Хорошо. Вот тебе правда о Делгауне и Берильд. Они устали тайно рыскать по векам. Даже Берильд надоело жить только ради удовольствия, и она захотела власти. Они — Дважды Рожденные — хотят править обычными людьми. Они решили создать империю. Именно Берильд подала Кинону мысль о том, чтобы использовать легенду о Синхарате и Передающих Душу, дабы объединить жителей Сухих Земель и жителей Лау-канала. Кинон, который всегда был честолюбив, всеми путями стремился к власти, ухватился за эту идею обеими руками. Делгаун предложил призвать на помощь чужеземцев с их оружием. При первых же успехах к ним присоединились бы и другие авантюристы. Делгаун и Берильд использовали бы их для того, чтобы держать под контролем племена для своих дьявольских замыслов.

Старк подумал о Книхтоне и Уэлше с Земли, Томми и Эрроде с Меркурия и о колонии Каллисто. Он подумал об остальных, подобных им, о том, как хищно они могли бы вцепиться в самое сердце Марса. И он подумал о желтых глазах Делгауна.

— Фианна, ты говоришь, что Берильд и Делгаун хотят править, но как они посмеют убить Кинона, которого все племена считают своим вождем?

Фианна посмотрела на него с жалостью.

— Ты не понимаешь? Они не станут избавляться от Кинона! Для людей племени он так и останется их вождем.

Но Старк не понимал.

— Что ты имеешь в виду? Может быть, и на Кинона можно влиять, но он не из тех, кто может согласиться плясать под чужую дудку.

— Они не собираются избавляться от него физически!

— Ты имеешь в виду… Передающих Душу?

При этом Старка охватило болезненное отвращение. Ему казалось, что все происходит в кошмарном сне. А потом в нем вспыхнула ненависть к этому дьявольскому миру, ко всему темному, что показывало свой лик оттуда, из туманного прошлого.

— Теперь-то ты понимаешь, почему мне нужна твоя помощь? Этого нельзя допустить. Если Делгаун овладеет телом Кинона, он использует его для того, чтобы повести жителей Сухих Земель на кровавую битву.

Старк посмотрел на нее и спросил:

— Где?

— В покоях Берильд. Кинон сейчас там, и он в ловушке! Делгаун отправился в тайник, где хранятся короны.

Старк вцепился в древко копья.

— Отведи меня туда.

— Идем.

Фианна повела его по лабиринту коридоров, казавшихся бесконечными. Старк увидел такое, о существовании чего даже не подозревал.

Огромная пещера, куда они попали, была скупо освещена зеленоватым светом, исходящим от светильника в углу.

У стен стояли странные, непонятные приборы и инструменты. Здесь были массивные серебряные колеса и диски, причудливое нагромождение металлических прутьев, бронзовые предметы — память о днях величия Синхарата.

Реликвии, чья-то собственность или добыча, являлись частью Рама и того прошлого, что хоть и мертво, но все же напоминает о себе.

Ряд ступеней привел их в коридор, где воздух был так же чист, как и на поверхности. Теперь кругом были слышны шепот, бормотание, повизгивание, слышанные им раньше. Старку показалось, что эти звуки и на самом деле были голосами Рама.

— Поднимается ветер, скоро рассветет, — сказала Фианна. — Мы должны спешить.

Наконец они пришли в комнату, залитую лунным светом.

— Мы на месте, — прошептала Фианна. — А теперь быстрее. Вначале я должна узнать, не вернулся ли Делгаун.

Фианна тихо пошла по коридору. Через несколько шагов она остановилась и приоткрыла дверь. Луч света, падающий из открытой двери, осветил Фианну, стоящую спиной к стене. Доносившийся из-за двери сердитый возглас заставил Старка вздрогнуть. Он узнал голос Берильд. Темный силуэт Фианны шевельнулся. Движение ее руки не оставляло сомнений. Старк двинулся к ней.

Фианна отступила назад, чтобы Старк смог посмотреть в щель.

Он увидел Кинона, лежащего на огромном полированном камне. Тело его опутывали кожаные ремни, а на виске краснела большая ссадина. На жестком и властном лице застыло выражение, какого Старку не приходилось видеть ни на одном человеческом лице.

Делгаун стоял рядом, но Кинон не обращал на него внимания. Взгляд его был устремлен на Берильд.

— Смотри, Кинон, смотри внимательно, — говорила она. — Ты последний раз видишь Берильд, свою покорную и терпеливую женщину. Ах ты варварский ублюдок! За тысячу лет никто не надоедал мне так, как ты, со своим ревом и детскими фокусами.

— На болтовню нет времени, Берильд, — сказал Делгаун. — Давай-ка приниматься за дело.

Берильд кивнула и направилась к столу, на котором стоял маленький сундучок. Она нажала на какие-то выступы, раздался щелчок, и крышка отскочила. Дрожь прошла по телу Старка, когда он смотрел, как она погружает руки в сундучок. В Валкисе, в квартале рабов, Кинон показывал две короны из сверкающего хрусталя и жезл, горящий, как пламя. Но как осколок стекла отличается от бриллианта, так и эти предметы были подобием того, что предстало перед взором Старка.

Берильд держала в руках древние короны Рама, дающие жизнь. Двойные их обручи горели величественным пламенем, окружая белые руки женщины, так что она стала похожа на богиню, движущуюся среди хоровода звезд. Продолжая глумиться, она поднесла короны к самому лицу Кинона.

— Ты же украсил ими свое знамя, чтобы их видел весь свет. Так смотри же на них теперь, смотри!

— Еще раз говорю тебе, Берильд, не трать зря времени!

Делгаун подошел к связанному Кинону и стал рядом с ним, спиной к камню. А Берильд подняла над головой сверкающие короны и шагнула вперед.

Фианна прошептала Старку:

— Иди.

Старк перехватил копье удобнее, ворвался в комнату и сразу же бросился к Делгауну. Он всегда чувствовал в этом человеке непредвиденную опасность, а теперь, когда знал, что за его спиной стоит хитрость и опыт бесчисленных лет, понимал, что его шансы на победу невелики. Желтые глаза Делгауна вспыхнули удивлением, но действовал он с молниеносной быстротой. Он отскочил в угол комнаты и схватил там револьвер из-под лежащего на столе плаща.

В голове Старка мелькнула мысль, что при нем не должно было быть револьвера, когда он хотел обмениваться телами с Киноном. Старк не видел еще человека, обращавшегося с револьвером так умело, как сейчас это делал Делгаун. Но все же лезвие копья мелькнуло раньше, и прежде чем Делгаун успел повернуться, оно пронзило его. Делгаун рухнул на пол, выбив оружие из рук Старка.

Старк наклонился над телом Делгауна и услышал дикий крик. В тот же момент мимо его уха просвистело что-то. Это была одна из корон. Однако удар о стену совсем не повредил короны. Схватив копье, Старк быстро обернулся. Берильд бросила вторую корону в сторону, и в руках ее появился кинжал. На лице ее был ужас, ибо Кинон, освобожденный Фианной, шел прямо на нее. Лицо правителя было перекошено гневом, а огромные руки тянулись к горлу женщины.

Дважды сверкало лезвие кинжала, но руки великана сомкнулись на ее горле. Кровь струилась по груди Кинона, мышцы его рук напряглись, и к тому времени, когда Старк был готов действовать, Берильд была уже мертва.

Кинон отшвырнул ее тело прочь, как старую грязную куклу. Затем он медленно повернулся, и руки его поднялись к ранам на груди.

— Ведьма Рама убила меня, — прохрипел он. — Моя жизнь уходит.

Он стоял, качаясь, и на лице его сменилась целая гамма чувств. Старк бросился к нему и поддержал.

— Кинон, послушай!

Но Кинон, казалось, ничего не слышал. Взгляд его вернулся к телам Берильд и Делгауна.

— Ведьма и колдун, — пробормотал он. — Все это время они обманывали меня, смеялись надо мной, играли мной. Хорошо, что ты убил его.

Старк проговорил тревожно:

— Кинон, их дьявольский план будет жить и сбудется, если люди Сухих Земель выступят в поход. Не они, так кто-то другой использует кровь племен в своих интересах.

Казалось, что услышанное медленно проникает в сознание Кинона. Потом глаза его сверкнули.

— Власть, которая должна была стать моей… Нет, видят боги… Помоги мне, Старк… И я скажу своим людям…

Он зашатался, и даже Старк, с его недюжинной силой, с трудом поддерживал его, когда они выходили из зала. Фианна осталась у камня.

Свет утренней зари заливал улицы Синхарата. Ветер крепчал. Шелест и свист над городом сделались громче. Кинон, прижав к груди правую руку, посмотрел на лица каменных Рама и погрозил им кулаком.

Они подошли к большой лестнице и начали спускаться вниз. Лагерь просыпался. Кто-то закричал, и люди кинулись к лестнице. Через мгновение ожил весь лагерь. Толпа у подножия лестницы все росла. Лица людей, полные ярости и удивления, были обращены туда, где, покачиваясь, стоял Кинон, поддерживаемый Старком.

Несколько мгновений Кинон молчал, собираясь с силами. Потом он заговорил, и голос его был таким же громким, как всегда.

— Я был обманут и предан, как и все вы! Делгаун и Берильд хотели использовать вас, жители Сухих Земель, для своих целей!

Люди не сразу осознали услышанное, а когда это поняли, громкий крик пронесся над толпой.

Вождь племени Кеша выбежал вперед и закричал, потрясая копьем:

— Смерть им!

Толпа, как эхо, подхватила этот крик. Кинон поднял руку.

— Они уже мертвы… Старк заколол Делгауна и пытался спасти меня, но змея Берильд ранила меня, и теперь я умираю.

Он покачнулся, но Старк поддержал его. Кинон вновь овладел собой.

— Я лгал вам, когда говорил, что владею тайной Рама. Но теперь знаю, что эта тайна лишь вызовет к жизни дьявола. Забудьте о ней! Забудьте о войне, к которой я вас призывал, которую вы вели бы ради чужой добычи!

Он попытался сказать еще кое-что, но не смог. Старк почувствовал, как тяжелеет тело Кинона, и пытался его держать, но тот проговорил:

— Отпусти…

Все еще держась за рану, он соскользнул вниз и опустился на ступени. И когда солнце поднялось выше, он все еще сидел в этой позе, а за его спиной поднимались башни Синхарата, и люди Сухих Земель молча смотрели на него. Старк не видел выражения его лица, потому что стоял за его спиной.

Больше Кинон не произнес ни слова. Он сидел ссутулившись, потом его тело подалось вперед и застыло.

Некоторое время все ждали. Четверо вождей из племени Шуна молча поднялись по ступеням и, даже не взглянув на Старка, подняли тело Кинона и понесли по лестнице. Толпа расступалась перед ними.

Старк поднялся выше, где застыла группа чужеземцев.

— Все кончено, — сказал он. — Никакой войны не будет, и добычи, естественно, тоже.

Уэлш выругался и спросил:

— Как это случилось?

Старк пожал плечами.

— Ты слышал Кинона.

Это их не удовлетворило, но делать было нечего, и они продолжали стоять, мрачно наблюдая за тем, как сворачиваются шатры и палатки. Потом Кинхтон мрачно произнес:

— Я исчезаю, и вам всем тоже лучше уйти со мной, не возвращаясь в Валкис. И вообще не показываясь в этих краях.

Остальные думали так же. Люди в Валкисе ждут, чтобы выступить на Пограничные Города, и, узнав о случившемся, они явно не придут в восторг.

Старк сказал:

— Я с вами не поеду. Я еду в Тарак.

Он подумал об Энтоне, как тот обрадуется, узнав, что войны не будет.

Уэлш, глядя на Старка без всякой любви к нему, сказал:

— Так, так. Думаю, парень, что ты сам все это устроил. Да вот только не знаю, как. В загоне за дворцом есть животные?

И, повернувшись, все они зашагали прочь.

Старк не стал спускаться вниз. Огромный лагерь исчез, как по волшебству. Он превратился в поток людей и животных, который длинными караванами растекался по пустыне во всех направлениях. Люди возвращались к своим местам, на Сухие Земли.

Один из караванов шел под звуки дудок и барабанов. Кинон из племени Шуна возвращался домой с положенными вождю почестями.

Старк вернулся в тихие улочки Синхарата и направился в ту комнату, где умерли Берильд и Делгаун. Их там уже не было. Фианна стояла у окна и смотрела вслед уходящему каравану.

Она обернулась к вошедшему Старку и сказала:

— Если ты ищешь короны, то их здесь нет. Я их спрятала.

— Я хотел их уничтожить.

Она кивнула.

— Я тоже едва не сделала этого, но…

— Но приговор к жизни действительно самый суровый. Ты так сказала. Помнишь это?

Фианна приблизилась к нему.

— Да. Я, которая знала так много жизней, не хочу еще одной. Не хочу теперь. Но когда тело совсем отказывает, а смерть подступает так близко, все может измениться. Уничтожить же короны всегда можно.

— Да, всегда, — согласился Старк.

— Но они никогда не будут уничтожены.

Внезапно глаза Фианны загорелись яростью.

— Не хвались так своей силой! Ты никогда не чувствовал, как из тебя уходит жизнь… как это чувствовала я! Когда-нибудь ты это почувствуешь и, может быть, будешь рад разделить со мной силу Передающих Душу.

— Не думаю, — покачал головой Старк. — Жизнь была не слишком добра ко мне. И вряд ли я захочу еще раз пройтись по ней.

— Не надо отвечать сейчас, — сказала Фианна, — ответишь мне через тридцать лет. И если ты этого захочешь, ты всегда сможешь найти меня в Синхарате.

— Я не приду, — монотонным голосом ответил Старк.

— Может быть, — прошептала она. — А возможно, ты и вернешься. Не надо отвечать сразу «нет».

К этому времени уходящий караван превратился в облако пыли, исчезающее вдали. Старк посмотрел ему вслед и сказал:

— Я уеду, как только буду готов. Поедешь со мной?

— Нет, я останусь здесь. По крайней мере, на некоторое время. Я последняя дочь своего народа, и мое место здесь.

Поколебавшись, Старк вышел, оставив Фианну одну. А когда наступила ночь, он уже ехал по пустыне, нахлестывая животное.

Ветер крепчал, наполняя пространство шепотом и криками одиночества. Но Старк знал, что это только иллюзия, что именно она заставляет слышать его отдаленные голоса, голоса оставшегося за спиной города.

Вернется ли он когда-нибудь сюда в поисках другой жизни, попытается ли разыскать Фианну, чтобы вдвоем ринуться сквозь века, как это делали Берильд и Делгаун?

— Нет, — говорил сам себе Старк.

Но все же…

Старк обернулся и посмотрел на белые камни Синхарата, вырисовывающиеся в свете большей из лун.

ВЕНЕРИАНСКАЯ КОЛДУНЬЯ Роман Перевод с английского Н. Несмеловой

Leigh Brackett
ENCHHANTRESS OF VENUS
New-York
1949

Глава 1

Корабль медленно шел по Красному Морю сквозь пелену тумана; парус едва наполняли ленивые толчки ветра. Его корпус из тонкого легкого металла шел беззвучно, поверхность странного моря расходилась перед его носом тихо струящимся потоком огня.

Ночь сгущалась над кораблем, как индиговая река, наплывающая с запада. Человек, по имени Старк, стоял в одиночестве у задних поручней и смотрел, как наступает ночь. Он был полон нетерпения и чувства опасности. Даже от горячего ветра, казалось, пахло опасностью.

Рулевой сонно склонился над веслом. Это был рослый человек с молочно-белыми волосами и кожей. Он молчал, но Старк чувствовал, что глаза рулевого время от времени оборачиваются к нему, бледные, расчетливые, под полуопущенными веками, с тайной жадностью.

Капитан и два других члена команды маленького прибрежного суденышка сидели впереди за ужином. Раза два Старк слышал взрывы приглушенного смеха. Казалось, что все четверо участвовали в какой-то личной шутке, из которой сам Старк резко, исключался.

Жара угнетала. На смуглом лице Старка выступил пот. Рубашка прилипла к его спине. Воздух был тяжел от влаги и частичек суши, лежавшей к западу за вечным туманом.

В самом море было что-то зловещее. Даже на собственной планете Красное Море было почти легендарным. Оно лежит за Облачными Горами — гигантским барьером, скрывающим половину планеты. Очень немногие ушли за этот барьер, в тайну Внутренней Венеры. А вернулись еще меньше.

Старк был одним из этих немногих. Он три раза пересекал горы, а один раз оставался там почти на год, но так и не привык к Красному Морю.

Оно состояло не из воды, а из газа, достаточно плотного, чтобы по нему могли плыть металлические корпуса кораблей, и вечно горящего глубоким внутренним огнем. Туман, окутывающий его, был окрашен кровавым румянцем. Под поверхностью, там, где шли ленивые течения, Старк видел наносы пламени и маленькие вспышки искр, поднимающиеся вверх, распространявшиеся в стороны и смешивающиеся с другими вспышками, так что поверхность моря напоминала космос с малиновыми звездами.

Это было очень красиво и ярко в сияющей и блестящей темноте ночи. Красиво и странно.

Шаги босых мог. Капитан Мельфор подошел к Старку; в этом сиянии его контуры казались прозрачными.

— Подходим к Шараану.

— Хорошо, — кивнул Старк.

Путешествие, казалось, длилось бесконечно, и тесное пространство узкой палубы действовало Старку на нервы.

— Тебе понравится Шараан, — радостным тоном сказал капитан. — Наше вино, наша пища и наши женщины — все отличное. У нас бывает мало посетителей. Мы держимся особняком, ты увидишь. Но те, кто приходит… — он засмеялся и хлопнул Старка по плечу. — Да, ты будешь счастлив в Шараане!

Старку показалось, что он слышит эхо смеха невидимой команды, словно бы она подслушивала и нашла скрытый смысл в словах Мельфора.

— Прекрасно, — согласился Старк.

— Вероятно, — сказал Мельфор, — тебе понравится жить у меня. Я возьму с тебя по-доброму.

Он взял со Старка по-доброму за проезд с побережья. Непомерно по-доброму.

— Нет, — возразил Старк.

— Тебе нечего будет бояться, — настаивал венерианец доверительно. — У чужаков, приезжающих в Шараан, всегда одна и та же причина. Это хорошее место, чтобы скрыться. До нас никто не дотянется. — Он сделал паузу, но Старк не поддался на приманку… Мельфор хихикнул и продолжал: — В сущности, это настолько безопасное место, что большинство иноземцев решило остаться там. В моем доме я дам тебе…

— Нет, — равнодушно повторил Старк.

Капитан пожал плечами.

— Ладно. Но ты все-таки подумай об этом… — Он взглянул вперед в красные завитки тумана. — Ага, видишь? — Он указал на тени утесов. — Мы уже входим в пролив.

Мельфор повернулся и взялся сам за рулевое колесо, а помощник пошел к остальным. Судно начало набирать скорость. Старк увидел, что оно подхвачено течением, несущимся к утесам, а река огня еще быстрей бежала в глубины моря.

Перед ним как бы вынырнула темная стена. Сначала Старк не видел в ней прохода. Затем неожиданно возникла узкая малиновая полоса, расширилась, превратилась в кишку бурлящего пламени, мчащегося вокруг разбитых скал. Красный туман поднялся, как дым. Корабль дрожал, несясь вперед, и рвался, как безумный, в сердце ада.

Руки Старка невольно сжались на поручне. Клочья тумана проносились мимо. Море, воздух и сам корабль, казалось, пропитались кровью. Не было ни звука на всем этом диком течении через пролив. Только зловещие огни вспыхивали и разгорались.

Отраженный блеск показал Старку, что проливы Шараана охранялись. На утесах расположились приземистые укрепления. Были там баллисты и большие лебедки, чтобы натягивать сети через узкую горловину. Люди Шараана, вероятно, издали закон, который отгонял все иностранные торговые суда от их пролива. У них были причины для издания такого закона и подобной защиты. Официальная торговля Шараана состояла из вина и замечательной красоты кружев из паутины шелкового паука. В действительности же город жил пиратством, искусством вызывать крушения и контрабандной торговлей перегнанного сока мака вила.

Глядя на скалы и укрепления, Старк понял, почему Шараан много лет, даже столетий, нападал на торговый флот в Красном Море и давал убежище ворам, убийцам и нарушителям табу.

С ошеломляющей легкостью они прошли через узкий пролив и поплыли по спокойной поверхности того, что было, по существу, закрытым заливом Красного Моря.

Из-за укутывавшего все вокруг тумана Старк не видел земли, но запах ее стал сильнее — запах прелой земли, тяжелый и слегка гнилостный запах полуджунглевой и полуболотной растительности. Один раз ему казалось, что он видит сквозь пар темный остров, но тот тут же исчез в тумане.

После ужасающей стремительности пролива Старку казалось, что судно их едва движется. Нетерпение и чувство опасности усилилось. Старк стал ходить по палубе нервным, бархатным шагом бродячего кота. Влажный, насыщенный паром воздух был тяжел для движения после чистой сухости Марса, откуда так недавно прибыл Старк.

Внезапно он остановился и, откинув голову, прислушался.

Медленный ветер принес слабый звук. Он шел отовсюду и ниоткуда — нечто смутное, без источника и направления. Казалось, говорит сама ночь, жаркая синяя ночь Венеры, кричит сквозь туман языком бесконечного горя.

Звук стих и умер, едва услышанный, оставив после себя чувство боли и печали, словно бы все муки и печали, нужды и желания мира обрели голос в этом безнадежном плаче.

Старк вздрогнул. С минуту была тишина, а затем звук повторился, его поддержали причуды тяжелого воздуха, и он превратился в пение, поднимающееся и понижающееся. Реальности словно не было, да это и нельзя было выразить словами. Потом он тоже исчез. Старк повернулся к Мельфору:

— Что это?

Тот с удивлением взглянул на Старка. Он ничего, видимо, не слышал.

— Плачущий звук, — нетерпеливо пояснил Старк.

— Ах, это! — венерианец пожал плечами, — фокусы ветра. Он ударяет в поле камни вокруг пролива…

Он зевнул, снова уступил свое место у рулевого весла помощнику, а сам подошел к Старку. Землянин игнорировал его. По каким-то причинам тот звук, едва слышный в тумане, резко усилил его тревогу.

Цивилизация лишь слегка коснулась Старка. С детства воспитанный полулюдьми, он сохранил в своих восприятиях нечто варварское, дикарское. Слух у него был превосходный.

Мельфор врал. Никакой ветер не создаст крик боли.

— Я знал несколько землян, — сказал Мельфор, меняя тему, хоть и не слишком ловко. — Они не похожи на тебя.

— Я не с Земли, — сказал Старк, — а с Меркурия.

Мельфор вытаращил глаза. Венера — облачный мир, где жители никогда не видели Солнца и мало что знают о планетах. Капитан же кое-что слышал о них. Он знал о существовании Земли и Марса, но о Меркурии не слыхивал. Старк объяснил:

— Это ближайшая к Солнцу планета. И там очень жарко. Солнце пылает, как гигантский костер, а облаков, чтобы прикрыть его, нет.

— А! Вот почему у тебя такая темная кожа. — Мельфор вытянул свою бледную руку рядом с рукой Старка и покачал головой. — Я никогда не видел у людей такой кожи… и таких мускулов, — добавил он с восхищением. Наглядевшись, он продолжал в совершенно дружелюбном тоне: — Я хочу, чтобы ты остановился у меня. Лучшего жилья не найти во всей Шараане. И я предупреждаю тебя: люди в городе рады поживиться за счет иноземцев — грабят их, даже убивают. А меня все знают как честного человека. Под моей крышей ты можешь спать спокойно. — Он помолчал и с улыбкой добавил: — К тому же… у меня есть дочь. Отличная кухарка… и очень красивая.

Горестное пение началось снова; далекое и приглушенное ветром, оно как бы предупреждало против какого-то немыслимого рока.

— Нет, — в третий раз сказал Старк.

Не нужна была интуиция, чтобы держаться подальше от капитана: он был явным и не слишком хитрым мошенником.

В глазах Мельфора на миг мелькнула злоба.

— А ты упрямый. Шараан же — не место для упрямых людей.

Он повернулся и отошел. Старк остался на месте. Корабль шел через медленную вечность времени, все дальше по спокойному заливу Красного Моря, сквозь жару и туман. Призрачная песня преследовала Старка, как плач погибших душ в забытом аду.

Наконец курс корабля изменился. Мельфор снова вышел на заднюю палубу, отдав несколько спокойных команд. Старк увидел впереди землю — темное пятно в ночи, а затем различил контуры города.

На набережных и на улицах горели факелы, а низкие здания получали красноватый отсвет от самого моря. Приземистый и безобразный город Шараан скорчился, как ведьма на скалистом берегу, макающая в кровь рваные юбки.

Корабль шел к набережной. Старк услышал за собой легкое движение, умышленно приглушенные шаги босых ног. Он повернулся с ошеломляющей быстротой животного, чувствующего угрозу, и положил руку на пистолет.

Нагель, брошенный помощником капитана, с оглушающей силой ударил Старка по голове. Шатающийся, полуослепленный, он смутно увидел приближающихся людей. Низко и резко прозвучал голос Мельфора. В воздухе просвистел второй нагель и ударил в плечо Старка.

Руки схватили его. Тяжелые крепкие тела старались повалить его. Мельфор захохотал.

Белые зубы Старка блеснули в оскале: чья-то щека оказалась рядом, и его зубы вонзились в нее. Старк издал рычание, какое никогда не выходило из человеческой глотки. Похоже, венерианцы испугались, что человек, на которого они насели, колдовским образом превратился в зверя, как только до него дотронулись чужие руки.

Человек с разодранной щекой выл. Шарканье ног, страшная интенсивность движения — и вот громадное смуглое тело выпуталось из кучи других, поднялось и исчезло за поручнями, оставив в руках Мельфора лишь обрывки шелковой юбки.

Поверхность Красного Моря без всплеска сомкнулась над Старком. Только вспышка из малиновых искр, минутный след огня ушел вниз, как затонувшая комета. И все.

Глава 2

Старк медленно погружался вниз в странный мир. С дыханием не было никаких затруднений, не то что в море с нормальной водой. Газы Красного Моря прекрасно поддерживали жизнь, и создания, жившие в нем, имели почти нормальные легкие.

Старк не сразу обратил на это внимание, а только автоматически держал равновесие. Он еще чувствовал себя ошеломленным после удара и был вне себя от злости и боли.

Дикарь в нем, которого звали не Старк, а Н’Чака, и который сражался, голодал и охотился в кипящих долинах Сумеречного Пояса Меркурия, научился многому, чего никогда не забывал; ему хотелось вернуться и убить Мельфора и его людей. Он сожалел, что не перервал им всем глотки, потому что теперь они никогда не оставят его след.

Но человек Старк, который получил несколько более горькие уроки от так называемой цивилизации, сознавал неблагоразумие подобных желаний. Он рычал, несмотря на боль в голове, и проклинал венерианцев на грубом примитивном наречии своей матери, но не вернулся обратно. Еще будет время посчитаться с Мельфором.

Тут он заметил, что залив очень глубок. Успокоив свою ярость, Старк поплыл к берегу. Признаков преследования не было, и он рассудил, что Мельфор оставил его в покое. Старк не понимал причин нападения. Вряд ли это была попытка грабежа, поскольку у него просто ничего не было, кроме одежды на себе и очень незначительной суммы денег.

Нет, причина была глубже. Она была в настойчивом желании Мельфора, чтобы Старк жил у него. Старк улыбнулся неприятной улыбкой. Он подумал о Шараане и о том, что рассказывали об этом городе по всему побережью Красного Моря.

Затем лицо его омрачилось. Туман свивающихся огней, по которому он плыл, напомнил ему о том времени, когда он уходил в глубины Красного Моря.

Он ходил туда не один: с ним был Хильви — высокий парень, сын варварского царька с верхнего побережья Ярелла. Они охотились на удивительных животных в хрустальных лесах морского дна и купались в оздоровляющем пламени, что выбивалось из недр Венеры. А теперь Хильви исчез в Шараане и не вернулся.

Старк плыл. Вдруг он увидел перед собой в красном сиянии нечто такое, что заставило его опуститься ниже. Он с удивлением нахмурился.

Под ним были деревья. Громадные лесные гиганты, поднимающиеся к ненастоящему небу; их ветви слабо шевелились в медленном течении.

Старк был поражен. Леса, где охотился он и Хильви, были чисто кристаллические без всякого намека на жизнь. Те «деревья» были не больше деревьями, чем ветвящиеся кораллы в южных океанах Земли.

Но эти-то — настоящие, или были таковыми, по крайней мере. Сначала Старк подумал, что они все еще живы, потому что у них были зеленые листья и местами их обвивали лианы с большими поникшими цветами: золотыми, пурпурными и восково-белыми. Но когда он подошел ближе и коснулся их, он понял, что все это мертво: и деревья, и лианы, и цветы.

Они не мумифицировались, не обратились в камень: нет, они остались гибкими и с яркими красками. Они просто перестали жить, а газы моря сохранили их какой-то химической магией, да так, что ни один лист с них не опал.

Старк не рискнул плыть в темную гущу верхних ветвей: странный ужас овладел им при виде этого громадного леса, спящего в глубинах залива, затонувшего и забытого и словно бы удивлявшегося тому, куда делись птицы, теплые дожди и дневной свет. Он поднялся наверх и поплыл над ветвями, как большая темная птица. Переполненный стремлением уйти из этого неземного места, он плыл вперед, его полудикие чувства вздрагивали от ощущения зла, такого большого, что он должен был призвать весь свой здравый смысл и убедить себя, что его не преследуют демоны.

Наконец он всплыл на поверхность и обнаружил, что потерял направление в красной глубине и дал большой круг, оказавшись теперь много ниже Шараана. Он не спеша поплыл обратно и наконец выбрался на черные скалы.

Он встал на край грязной тропы, ведущей к городу, и пошел по ней не быстро и не медленно, но с большой осторожностью.

Вскоре из тумана показались хижины-мазанки, затем увеличились в числе и наконец образовали улицу. Кое-где сквозь узкие окна пробивался свет. В низкой двери стояли мужчина и женщина. Увидев его, они бросились в стороны, а женщина вскрикнула. Но Старк прошел мимо. Он не оглядывался, но чувствовал, что они неподалеку и идут за ним.

Тропа извивалась точно змея и ползла теперь между тесно стоящими домами. Стало больше света, больше народу — высоких белокожих людей болотных окраин, с бледными глазами, кудельными волосами и волчьими лицами.

Старк шел мимо них, чужой, странный со своими черными волосами и загорелой кожей. Люди ничего не говорили и не пытались его остановить. Они только смотрели из красного тумана с любопытной смесью интереса и страха. Кое-кто пошел за ним на почтительном расстоянии. Откуда-то появилась стайка ребятишек, совершенно голых; они с криками побежали в ряд с ним, не слишком приближаясь, пока один мальчик не закричал что-то непонятное: Старк ухватил только одно слово — Лхари. Все ребята в ужасе остановились, а затем бросились наутек.

Старк прошел через весь квартал плетельщиков кружев. Инстинкт вел его к пристаням. Свет Красного Моря заполнял весь воздух, так что он казался туманом, усыпанным капельками крови. Запах вокруг не нравился Старку: пахло грязью, скоплением тел, вином и дыханием мака. Шараан был нечистым городом, и от него пахло злом.

И было что-то еще — нечто неуловимое и касавшееся холодными пальцами нервов Старка: страх. Он видел тень этого страха в глазах людей, слышал его оттенок в их голосах. Волки Шараана даже в собственном логове не чувствовали себя в безопасности. По мере того, как это ощущение росло, Старк бессознательно становился все более настороженным, а глаза его стали холоднее и тверже.

Он вышел на широкую площадь против гавани. Он видел призрачные корабли, пришвартованные у набережных, груды винных бочонков, путаницу мачт и снастей на фоне пылающего залива.

Горело множество факелов. Вокруг площади стояли широкие низкие строения. Оттуда с темных веранд слышались смех и голоса, а где-то женщина пела под унылые звуки камышовой дудки.

Яркая вспышка света вдали ударила в глаза Старка. Здесь улицы поднимались вверх, и, глядя сквозь туман, Старк смутно разглядел контуры замка, построенного на низких утесах и глядевшего яркими глазами окон в ночь, на улицы Шараана. Старк поколебался, а затем пошел через площадь к большой таверне.

На площади было много народу, в основном матросы и их женщины. Все были развязны и глупы от вина, но, тем не менее, они останавливались и смотрели на смуглого чужака, а затем обходили его, продолжая разглядывать.

Те, кто шел за Старком, тоже вышли на площадь, остановились, а затем, перешептываясь, разошлись по другим группам.

Поющая женщина замолкла на середине фразы. На площади стало удивительно тихо. Но нервное шушуканье кружилось под этой тишиной, и отовсюду — с веранд, из винных погребов — медленно выходили люди. Внезапно растрепанная женщина указала на Старка и засмеялась.

Три молодых человека с жестокими ртами и коварными глазами загородили Старку дорогу, улыбаясь, как улыбаются собаки перед убийством.

— Иноземец, — сказали они. — Землянин.

— И вне закона, — ответил Старк, солгав лишь наполовину.

Один из парней шагнул вперед.

— Ты перелетел, как дракон, через Облачные Горы? Иди упал с неба?

— Я приехал на корабле Мельфора.

По площади прокатился вздох и имя Мельфора. Жадные лица юношей выразили разочарование. Их лидер резко сказал:

— Я был на набережной, когда Мельфор швартовался. Тебя на борту не было.

Настал черед Старка улыбнуться. И при свете факелов его глаза казались холодными и искрящимися, как льдинки на солнце.

— О причинах этого спроси у Мельфора, — сказал он. — Спроси у человека с прокушенной щекой из его команды. А может, — мягко добавил он, — ты захочешь узнать на себе?

Парень хмуро взглянул на него со странной нерешительностью. Старк весь подобрался, готовя мускулы. Женщина, что смеялась, подошла ближе, разглядывая Старка через свои спутанные волосы и обдавая его запахом макового вина. Она громко сказала:

— Он пришел из моря. Вот откуда он. Он…

Один из молодых людей ударил ее по губам и она упала в грязь. Плотный моряк подбежал к ней и, схватив за волосы, рывком поднял на ноги. Лицо его было испуганное и страшно злобное. Он потащил женщину прочь, колотя ее и ругая за глупость. Она сплевывала кровь, но больше ничего не говорила.

— Ну, — сказал Старк парням, — наладили свои мозги?

— Мозги? — раздался голос позади парней, грубый и скрежещущий, неумело управляющийся с плавным произношением венерианской речи… — Нет у них никаких мозгов, у этих щенков! Кабы были, они бы занимались делом, а не торчали бы тут и не приставали к иноземцам!

Молодые люди обернулись, и в просвете между ними Старк увидел говорившего. Тот стоял на ступеньках таверны. Это был землянин, и в первую минуту Старк принял его за старика, потому что волосы, его были совсем белыми, а лицо в глубоких морщинах. Тело человека было истощено лихорадкой, а мускулы остались веревочными узлами на костях. Он тяжело опирался на палку, одна нога его была скрючена и вся в шрамах. Он ухмыльнулся и сказал на разговорном английском:

— Гляди, как я их сейчас отделаю! — и начал высказываться: назвал парней идиотами, ублюдками, потомками болотных жаб, полностью лишенными всякого воспитания; и сказал еще, что если они не верят иноземцу, пусть обратятся, как он советовал, к Мельфору. Наконец он затряс палкой и закричал: — А теперь пошли вон! Убирайтесь!

Парни неуверенно бросили взгляд на дикие глаза Старка, переглянулись, пожали плечами и пошли через площадь, несколько смущенные, как пойманные на каком-то проступке ребятишки.

Беловолосый землянин поманил Старка и, когда Старк подошел, сказал ему чуть слышно и почти сердито:

— Ты в западне.

Старк оглянулся через плечо. На краю площади три парня встретили четвертого, у которого лицо было обвязано тряпкой. Они почти тотчас же исчезли в боковой улочке, но Старк успел узнать в четвертом Мельфора.

Значит, он поставил свое клеймо на самом капитане.

Громко и радостно хромой сказал по-венериански:

— Пойдем выпьем со мной, брат, и поговорим о Земле.

Глава 3

Это была обычная венерианская таверна низшего разряда — одна большая комната, но под голой крышей, стены наполовину открытые, с тростниковыми шторами, свернутыми наверху, со щелястым бревенчатым полом, подпертым сваями. Вдоль низкой стойки маленькие столики, на полу вокруг них грязные шкуры и груды подозрительных подушечек; в одном конце комнаты увеселение: два старика с барабаном и камышовой дудкой и две хмурые истасканные девицы.

Хромой подвел Старка к угловому столику, велел подать вина и уселся; его глаза, темные, затаившие давнюю боль, горели от возбуждения, руки тряслись. Он заговорил, и, прежде чем Старк успел сесть, зазвучали его слова с запинкой, как будто он не мог их выпускать достаточно быстро.

— Как там теперь? Изменилось что-нибудь? Расскажи мне о Земле, о городах, о мощеных улицах, об освещении, о женщинах, о солнце. Господи, я отдал бы все, чтобы снова увидеть солнце, темноволосых женщин и их наряды! — он наклонился, жадно вглядываясь в лицо Старка; словно надеялся в нем увидеть, точно в зеркале, все эти вещи. — Ради бога, говори, говори по-английски и расскажи мне о Земле.

— Ты давно здесь? — спросил Старк.

— Не знаю. Как считать время без солнца и без единой распроклятой звездочки? Десять лет, сто лет — откуда я знаю? Вечность. Рассказывай о Земле.

Старк криво усмехнулся:

— Я был там очень давно. Полиция была бы рада приветствовать меня. Но когда я в последний раз видел Землю, она была такая же, как всегда.

Хромой вздрогнул. Он смотрел не на Старка, а куда-то мимо него вдаль.

— Осенние деревья. Красные и золотые на коричневых холмах. Снег. Я помню, что такое холод Воздух кусает, когда его вдыхаешь. Женщины носят туфли на высоких каблуках. Небольшие голые ноги шлепают по траве, а острые каблучки стучат по чистой мостовой. — Он взглянул на Старка; глаза его были яростными и блестели слезами. — Какого дьявола ты явился сюда и заставил меня вспоминать? Я — Ларраби. Я живу в Шараане. Я жил здесь вечность и буду жить здесь,пока не умру. Нет никакой Земли… Она пропала. Нигде ничего нет, кроме облаков, Венеры и грязи.

Он трясся и вертел головой по сторонам. Слуга подошел с вином, поставил его на стол перед ними и отошел. В таверне было тихо. Вокруг обоих землян было широкое пространство, а за ним люди лежали на подушках и выжидающе смотрели, потягивая маковое вино.

Ларраби вдруг хрипло захохотал с искренней радостью:

— Не понимаю, с чего я стал так сентиментален по отношению к Земле за последнее время. Когда я был там, я мало о ней думал.

Однако он отводил глаза и, когда поднял чашу с вином, рука его дрогнула, и он пролил немного вина. Старк смотрел на него, не веря глазам.

— Ларраби, — проговорил он. — Так ты Майк Ларраби. Ты тот, кто взял полмиллиона кредитов из запертого помещения «Королевской Венеры«?

Ларраби кивнул.

— Я ушел с ними прямо через Облачные Горы, хотя говорят, что через них нельзя перебраться. А знаешь, где теперь эти полмиллиона? На дне Красного Моря, вместе с моим кораблем и моей командой. Один бог знает, почему я остался жив. — Он пожал плечами. — Как бы то ни было, я шел в Шараан, когда разбился, и добрался сюда, так что жаловаться нечего.

Он снова сделал большой глоток. Старк покачал головой:

— Ты здесь девять лет по земному времени.

Он никогда не встречался с Ларраби, но помнил его изображения, которые передавались через космос на частотах полиции. И Ларраби был тогда молодым человеком, гордым и красивым.

Ларраби угадал его мысли.

— Я изменился, верно?

— Все думали, что ты умер, — уклончиво ответил Старк.

Ларраби засмеялся. Уши Старка ловили какой-нибудь звук снаружи, но ничего такого не было. Старк резко спросил:

— Что там насчет западни, в которую я попал?

— Скажу тебе только одно, — ответил Ларраби. — Из нее не выбраться. Я не могу помочь тебе. Честно говоря, и не стал бы, если бы и мог. Но я не могу в любом случае.

— Спасибо, — кисло сказал Старк, — но ты можешь хотя бы сказать, что меня ожидает?

— Слушай, — сказал Ларраби, — я калека, старик, а Шараан не самое лучшее место в солнечной системе. Но я живу. У меня есть жена, неряшливая шлюха, признаться, но, в сущности, не такая уж плохая. Может, ты и заметил нескольких маленьких черноволосых щенков, катающихся в грязи? Это тоже мои. Я еще сохранил некоторую ловкость по вправлению костей и тому подобному, так что я могу пить бесплатно, как только захочу, а это значит — часто. К тому же, из-за этой сволочной ноги я абсолютно безопасен. Так что не спрашивай меня, что случится. Я бы предпочел не знать.

— Кто такие Лхари? — спросил Старк.

— Не хочешь ли встретиться с ними? — Ларраби, казалось, нашел эту мысль забавной. — Тогда иди наверх, в замок. Они живут там. Это лорды Шараана, и они всегда рады иноземцам. — Он вдруг наклонился вперед. — Кто ты такой? Как тебя зовут и какой дьявол привел тебя сюда?

— Меня зовут Старк. А пришел я сюда по тем же причинам, что и ты.

— Старк, — медленно повторил Ларраби, пристально глядя на него. — Звучит, как слабый колокольчик. Мне кажется, я однажды видел изображение какого-то идиота, руководившего местным восстанием где-то в юпитерианских колониях, — рослый такой тупарь с холодными глазами, которого колоритно именовали дикарем с Меркурия. — Он кивнул, довольный собой. — Дикарь, а? Ну, а в Шараане тебя выдрессируют!

— Возможно! — сказал Старк. Его глаза непрерывно двигались, следя за Ларраби, за дверью, за темной верандой и за людьми, пьющими, но не разговаривающими между собой… — Кстати, об иноземцах: один пришел сюда во время последних дождей. Он венерианец, с верхнего побережья. Крупный парень. Я знал его. Может, он окажет мне помощь.

Ларраби фыркнул: к этому времени он уже выпил свое вино и вино Старка.

— Никто тебе не поможет. А что касается твоего друга, то я никогда его не видел. Я начинаю думать, что лучше бы мне и тебя не видеть. — Он схватил свою палку и с некоторым трудом встал. Не глядя на Старка, он грубо сказал: — Тебе лучше проваливать отсюда… — Затем повернулся и заковылял к бару.

Старк встал, глянул вслед Ларраби, и снова его ноздри дернул запах страха. Затем он вышел из таверны, как и вошел, через переднюю дверь. Никто не остановил его. Площадь была пуста. Начинался дождь.

Старк по щиколотки утонул в мокрой, теплой грязи. Ему пришла идея, и он улыбнулся и пошел, теперь уже с определенной целью, по краю площади.

Дождь усилился. Он дымился на голых плечах Старка, бил по соломенным крышам и по грязи с шипением и треском. Гавань скрылась за бурлящими облаками, где вода ударялась о поверхность Красного Моря и химическим взаимодействием тут же превращалась в пар. Набережные и смежные с ними улицы были поглощены непроницаемым туманом. Жуткими синеватыми вспышками проносились молнии, следом за ними прокатывался гром.

Старк свернул на узкую дорогу, ведущую к замку. Освещенные окна замка гасли одно за другим, стираемые наползающим туманом. На мгновение молнии выгравировали на фоне ночи темную груду замка, и сквозь грохот ударившего затем грома Старку послышался окрик.

Он остановился и пригнулся, положив руку на оружие. Окрик раздался снова — девичий голос, тонкий, как плач морской птицы сквозь пелену дождя. Затем он увидел на улице позади себя маленькое белое пятно; девушка бежала к Старку, и даже при беглом взгляде на нее в каждой линии ее тела чувствовался страх.

Старк прислонился к стене и ждал. С ней не было, похоже, никого, но в грозу и в темноте об этом судить трудно.

Она подбежала и остановилась прямо перед ним, глядя то на него, то назад с болезненной нерешительностью. В очередной яркой вспышке молнии он отчетливо разглядел ее. Она была очень молода, едва вышла из подросткового возраста и — довольно привлекательна. Но сейчас ее губы дрожали, испуганные глаза широко раскрылись. Юбка облепила длинные бедра, а выше юбки голое тело едва оформившейся женщины блестело, как мокрый снег. Светлые волосы падали ей на плечи.

— Чего тебе надо от меня! — ласково спросил Старк.

Она посмотрела на него с таким несчастным видом мокрой куклы, что он невольно улыбнулся. И словно эта улыбка отняла у девушки ее последнюю решимость, она упала на колени и зарыдала…

— Я не могу этого сделать, — причитала она. — Он убьет меня, но я все равно не могу этого сделать!

— Что сделать? — поинтересовался Старк.

Она подняла на него глаза.

— Беги! — проговорила она. — Беги сейчас же! Ты умрешь в болотах, но это все же лучше, чем быть с Потерянными Душами! — Она протянула к нему тонкие руки. — Беги!

Глава 4

Улица была пуста. Никого не было видно, ничто нигде не шевелилось. Старк наклонился, поднял девушку с колен и потащил ее под навес крыши.

— Ну, давай, перестань кричать и объясни мне, в чем дело.

Он услышал ее рассказ, перемежающийся всхлипываниями.

— Я — Зерит, — сказала она, — дочь Мельфора. Он боится тебя… после того, что ты сделал с ним на корабле, и он приказал мне караулить на площади, когда ты выйдешь из таверны. Затем я должна была идти за тобой и… — она замолчала, и Старк ласково похлопал ее по плечу.

— Давай дальше.

— Если я скажу, то ты обещай, что не будешь бить меня… — Она посмотрела на его оружие и вздрогнула.

— Обещаю.

Она смотрела в его лицо, насколько могла рассмотреть в темноте, и, кажется, утратила часть своего страха.

— Я должна была остановить тебя и сказать то, что он велел привести тебя в засаду, а я якобы хочу помочь тебе избежать этого, потому что ненавижу Мельфора и все это дело с Потерянными Душами. И если бы ты поверил мне и пошел со мной, я привела бы тебя к засаде. — Она покачала головой и снова заплакала, на этот раз потише, и теперь в ней не было ничего от взрослой женщины. Теперь это был жалкий, испуганный ребенок. Старк порадовался, что заклеймил Мельфора. — Но я не могу вести тебя в засаду. И я действительно ненавижу Мельфора, хоть он и мой отец, потому что он бьет меня. А Потерянные Души… — она сделала паузу. — Иногда ночью я слышу их, как они поют где-то далеко в тумане. Это очень страшно.

— Да, — сказал Старк, — я тоже слышал их. А кто такие Потерянные Души, Зерит?

— Я не могу сказать тебе этого, — ответила девушка. — Запрещено даже упоминать о них. Во всяком случае, — добавила она честно, — я просто ничего о них не знаю. Люди исчезают, вот и все. Не наши люди из Шараана — эти редко. В основном это иноземцы, вроде тебя. И я уверена, что когда мой отец ходит в болото охотиться с тамошними племенами, он не приносит никакой иной добычи, кроме людей с какого-нибудь захваченного судна. Зачем это — я не знаю. Да и вообще ничего не знаю, я только слышала пение.

— Эти Потерянные Души живут в заливе!

— Наверное. Там много островов.

— А что Лхари, Лорды Шараана? Разве они не знают, что делается? Или они сами участвуют в этом?

Она вздрогнула.

— Не наше дело — спрашивать Лхари, или даже думать, что они делают. Люди исчезают из Шараана, и никто не знает — куда.

Старк кивнул и задумался. Маленькая рука Зерит коснулась его плеча.

— Уходи. Затеряйся в болотах. Ты сильный, и в тебе есть что-то отличающее тебя от других людей. Ты можешь выжить и найти свой путь.

— Нет. Прежде чем уйти из Шараана, я должен кое-что сделать. — Он взял влажную головку Зерит в руки и поцеловал ее в лоб. — Ты милая девочка, Зерит, и очень храбрая. Скажи Мельфору, что ты сделала все, что он тебе велел, и уж не твоя вина, что я не пошел за тобой.

— Он в любом случае изобьет меня, — философски заметила Зерит, — но может, быть, не очень сильно.

— У него вообще не будет причины бить тебя, если ты скажешь ему правду — что я не пошел с тобой, поскольку имел намерение идти в замок Лхари.

Последовало долгое-долгое молчание; глаза Зерит медленно наливались ужасом, дождик стучал по крыше, туман и гром вместе неслись по Шараану.

— В замок, — прошептала она. — Ох, не надо! Иди в болото и дай Мельфору захватить себя, но не ходи в замок! — Она схватила его за руку. Ее пальцы плотно впились в его плоть. — Ты иноземец, ты просто не знаешь… Прошу тебя, не ходи туда!

— А почему? — спросил Старк. — Разве Лхари — демоны? Они пожирают людей? — Он мягко снял с себя ее руки. — Тебе пора идти… Скажи отцу, где я. Пусть идет за мной, если хочет.

Зерит медленно отступила и смотрела на Старка, как на человека, стоявшего на краю ада, — живого, но хуже, чем мертвого. В ее лице было удивление и великая острая жалость. Она хотела было сказать что-то, но только покачала головой; отвернулась и пустилась бежать, как будто ей не под силу было больше смотреть на Старка. Через мгновение ее уже не было.

Старк посмотрел ей вслед, странно тронутый, а затем вышел на дождь и пошел вверх по ступеням к замку Лордов Шараана.

Туман слепил. Старк ощупывал дорогу и, пока поднимался выше, над уровнем города, совсем потерялся в угрюмой красноте. Подул горячий ветер, и каждая вспышка молнии превращала малиновый туман в ало-пурпурный. Ночь была полна шипения дождя, льющего в залив. Старк остановился и спрятал свое оружие в расщелину между скалами.

Наконец он наткнулся на резной столб из черного камня и обнаружил массивные ворота, окованные металлом. Он постучал, но его кулаки производили очень слабый шум.

Затем он увидел рядом с воротами гонг — громадный диск кованого золота. Он схватил лежавший тут же молоток, и глубокий голос гонга прокатился между ударами грома.

Открылась щель, и на Старка глянули человеческие глаза. Он опустил молоток.

— Откройте! Я хочу поговорить с Лхари!

Изнутри послышался смех. Ветер донес обрывки голосов и снова смех, а затем тяжелые створки ворот медленно открылись настолько, чтобы Старк мог пройти. Он прошел и ворота с лязгом закрылись.

Он оказался в громадном дворе. Там была деревня соломенных хижин с открытыми навесами для стряпни, а за ними — загоны для животных — бескрылых болотных драконов.

Люди, что вели Старка, столпились вокруг него и подталкивали вперед, к свету, струившемуся из хижин.

— Он хочет говорить с Лхари! — крикнул один из них женщинам и детям, столпившимся в дверях. Слова его были подхвачены и переданы по всему двору, и тут же раздался взрыв хохота.

Старк молча оглядел их. Непонятное племя. Мужчины явно были солдатами и стражниками Лхари, поскольку носили военные доспехи. Прочие были столь же явно их женами и детьми, и все они жили в ограде замка и не имели отношения и Шараану. Но их расовые характеристики удивили Старка. Они, конечно, скрещивались с племенами болотных окраин, населяющих Шараан, и многие здесь имели молочно-белые волосы и дикие лица. Но на всех была печать чуждости. Старк был в недоумении: раса, которую он мог бы назвать, была неизвестна здесь, за Облачными Горами, и почти неизвестна на Венере уровня моря, среди жарких болот и вечных туманов.

Они смотрели на него с неменьшим любопытством, обратив внимание на его смуглую кожу, черные волосы и незнакомую им форму лица. Женщины подталкивали друг друга локтями, перешептывались, хихикали, а одна из них сказала громко:

— Для ошейника на эту шею понадобится обод от бочонка.

Стражники сомкнулись теснее.

— Ну, раз ты хочешь увидеть Лхари, то увидишь, — сказал их начальник, — но сначала мы тебя проверим.

Его окружили острия копий. Старк не сопротивлялся, когда с него сорвали все, что на нем было, оставив только шорты и сандалии. Он так и предполагал, и это его позабавило, потому что взять с него было почти нечего.

— Ладно, — сказал начальник, — пошли.

Вся деревня вышла под дождь и провожала Старка до дверей замка. Люди смотрели с тем же зловещим интересом, что и жители Шараана, но с одним различием — эти знали, что произойдет с ним, знали все и поэтому вдвойне оценивали забаву.

Громадные двери имели простую четырехугольную форму, но не казались грубыми или некрасивыми. Сам замок был из черного камня: каждый блок кладки был идеально вырезан и подогнан к другому, а двери были сбиты тем же металлом, что и ворота, потемневшим, но не поржавевшим.

Начальник стражи крикнул охраннику:

— Здесь тип, желающий говорить с Лхари!

Охранник замка захохотал:

— Ну и поговорит! Ночь долгая, и им довольно скучно.

Он открыл тяжелые ворота и крикнул что-то в холл. Тут же из темноты вышли слуги в шелках и украшенных драгоценными каменьями ошейниках, и по гортанному звуку их смеха Старк догадался, что у них нет языков.

Только тут Старк дрогнул. Перед ним находилась дверь, за которой — как он чувствовал — лежало зло, и Зерит, видимо, была умнее Старка, когда предупреждала его против Лхари. Но затем он подумал о Хильви, о многом другом, и его страх сменился злобой. Молнии по-прежнему жгли небо. Последний крик умирающей грозы потряс землю под ногами Старка. Он оттолкнул ухмыляющегося охранника и вошел в замок, неся с собой вуаль красного тумана, и не слышал, как дверь за ним закрылась тихо и бесшумно, как поступь приближающейся смерти.

Вдоль стен замка горели факелы. В их дымном пламени он увидел, что холл был вроде коридора — четырехугольный, безо всяких украшений, облицованный черным камнем. Он был высок и широк, и в его архитектуре чувствовалось спокойное обдуманное достоинство, и внутренняя красота его давала, пожалуй, больше впечатления, чем эстетические красоты разрушенных дворцов Марса.

Здесь не было ни картин, ни резьбы, ни фресок. Казалось, строители чувствовали, что холл прекрасен сам по себе — массивностью, изысканностью линий и темным блеском полированного камня.

Украшены были только оконные амбразуры. Сейчас они были открыты в небо, и красный туман затянул их, но остатки драгоценного витража в резных рамах показывали, какими эти окна были когда-то.

Странное ощущение охватило Старка. Благодаря своему дикому воспитанию, он был необычайно чувствителен к тем впечатлениям, какие большинство нормальных людей воспринимают слабо, а то и вовсе не воспринимают.

Идя по холлу в сопровождении безъязычных созданий в ярких шелках и сверкающих ошейниках, он был поражен неуловимой чуждостью этого места. Сам замок был только развитием мысли его строителей, мечтой, воплощенной в реальность, но эта темная, холодная, удивительно безвременная мечта не могла бы зародиться в мозгу, подобному его собственному, или вообще в человеческом мозгу.

Холл заканчивался низкими широкими дверями из золота, сделанными в той же целомудренной простоте.

Мягкие быстрые шаги слуг, неопределенное их хихиканье, злобные и насмешливые взгляды. Золотые двери распахнулись. Старк предстал перед Лхари.

Глава 5

С первого взгляда они казались созданиями, мелькающими в горячечном сне, яркими и далекими, облаченными в туманный свет, который создавал иллюзию неземной красоты.

Помещение, в котором стоял сейчас землянин, по своим размерам напоминало собор. Большая часть его находилась в темноте, и из-за этого казалось безграничным как вверх, так и по сторонам, будто стены были лишь призраками самой ночи. Сквозь черный полированный камень под ногами просвечивал тусклый свет, и пол казался бездонным.

Далеко в темной глубине комнаты горела группа ламп, как галактика маленьких звезд, и бросала серебряный свет на Лордов Шараана.

Когда Старк вошел, в комнате была тишина, потому что открытые золотые двери привлекли внимание Лордов к незнакомцу. Старк приблизился к ним в этой полной тишине.

Где-то справа, в непроницаемом мраке, раздалось резкое шуршание и царапанье когтей рептилии, шипение и что-то вроде бормотания; все это искажалось и усиливалось сводами, превращаясь в демонический шепот, слышимый со всех сторон сразу.

Старк крутанулся пригнувшись, глаза его сверкнули, а тело покрылось холодным потом. Шум усилился, понесся к нему. От далекого света ламп донесся звенящий женский смех, разбившийся под сводами, как тонкий хрусталь. Шипение и рычание предельно усилились, и Старк увидел что-то неопределенное, видимо, готовое прыгнуть.

Он протянул руки, чтобы перехватить нападающего, но ничего не случилось: странная фигура оказалась мальчиком лет десяти, тащившем за собой на обрывке веревки молодого дракона, еще беззубого, недавно вылупившегося, который упирался и протестовал изо всех сил.

Старк выпрямился, чувствуя себя разочарованным, злым и… спокойным. Мальчик же хмуро глядел на него сквозь серебряные локоны, затем бросил грязное слово и побежал обратно, пиная маленькое животное, пока оно не разъярилось, как и любой представитель их вида и не заорало соответственно.

Заговорил голос. Медленный, хриплый, бесполый, тонким звоном прокатившийся под сводом. Он говорил безжалостно, и слово его было окончательным:

— Иди сюда. К свету.

Старк повиновался. Когда он подошел к лампам, внешность Лхари изменилась и стала устойчивой. Красота их осталась, но стала другой. Они выглядели точно ангелы. Теперь, увидев их так ясно, Старк подумал, что они могли быть детьми самого Люцифера.

Их было шестеро, включая мальчика. Двое мужчин примерно того же возраста, что и Старк, сидели за какой-то сложной игрой: женщина, красавица, одетая в белый шелк, сидела, сложив руки на коленях; женщина помоложе, пожалуй, менее красивая, с горьким и яростным взглядом, на ней была короткая малиновая туника, на левой руке кожаная перчатка, на которой сидела хищная птица с колпачком на свирепых глазах.

Мальчик стоял возле мужчин, надменно подняв голову. Время от времени он шлепал дракончика, и тот хватал его руку бессильными челюстями. И мальчик гордился, делая это. Интересно, — подумал Старк, — как будет вести себя мальчик, когда у животного вырастут клыки.

Напротив Старка, скорчившись на груде подушек, сидел третий мужчина. Он был уродлив, с тщедушным телом и длинными паучьими руками; на коленях его лежали острый нож и кусок дерева, из которого он вырезал тучное существо — наполовину женщину, наполовину чистое зло. Старк с удивлением заметил, что лицо молодого урода, как и все лица здесь, было поистине человеческим и поистине прекрасным. На мальчишеском лице стариковские, мудрые и очень грустные глаза. Он улыбнулся Старку, и его улыбка была более сострадательной, чем слезы.

Все они смотрели на Старка беспокойными голодными глазами. Они были чистой крови, — которая оставила печать чуждости на бледноволосых людях болот — рабах, живущих в хижинах снаружи. Они происходили от Облачного Народа, жившего на Высоких Плато, королей страны на дальних склонах Облачных Гор. Странно было видеть их здесь, на темной стороне барьера, однако же они были тут. Как они пришли и почему оставили свои богатые холодные равнины ради зловония чужих болот, — он не мог догадаться. Но они явно оттуда — ошибки не могло быть — гордая изящная форма тел, алебастровая кожа, глаза, имевшие все цвета, как заря на небе, волосы чистого теплого серебра.

Они молчали. Они как бы ждали разрешения заговорить, и Старк задумался, у кого это из них такой властный и суровый голос.

И этот голос сказал снова:

— Иди сюда. Подойди ближе!

Старк посмотрел на них, за круг ламп, в тень, и увидел говорившего, вернее говорившую. Она лежала на низкой постели, опираясь головой на шелковые подушки; невероятно огромное тело было покрыто шелковым одеялом. Открыты были только руки — две бесформенные массы белой плоти, заканчивавшиеся крошечными кистями. Время от времени она протягивала одну руку и брала кусочки пищи из запаса, лежавшего рядом с ней, и, сопя и отдуваясь, глотала со страшной жадностью. Черты лица ее давно расплылись в трясущееся желе, за исключением носа, который поднимался из жира, тощий и горбатый, жесткий, как клюв птицы, сидевшей на запястье девушки и видевшей кровавые сны под своим колпачком. А глаза женщины…

Старк посмотрел в ее глаза и вздрогнул. Затем бросил взгляд на незаконченную резьбу, лежавшую на коленях калеки, понял, какая мысль вела нож.

Наполовину женщина, наполовину чистое зло. И сильная, очень сильная. Ее сила открыто светилась в ее глазах, и сила эта была скверной: она могла снести горы, но ничего не могла построить.

Ее глаза сверлили его, как бы желая видеть его насквозь, и он понял, что она хочет заставить его отвернуться под действием ее взгляда. Но он не отвернулся, а улыбнулся и сказал:

— Я мерился взглядом с каменной ящерицей, чтобы определить, кто из нас съест другого, и сам становился камнем, пока следил за ящерицей.

Она поняла, что он говорит правду. Старк думал, что она разозлится, но нет. Какая-то рябь прошла по ее телу и вызвала беззвучный смех.

— Видали? — обратилась она к другим. — Вы — отродье Лхари, но никто из вас не смеет глядеть мне в глаза, а вот это темное создание, бог знает откуда явившееся, может устоять и пристыдить вас. — Она спокойно глядела на Старка. — Кровь каких демонов течет в тебе, если ты не научился ни осторожности, ни страху!

— Я научился тому и другому еще до того, как стал ходить. Но я выучился также и другой вещи: она зовется злобой.

— И кто ты такой? Ты такой злой?

— Спроси Мельфора, злой ли я, и почему?

Двое мужчин чуть подались вперед, а по губам девушки прошла улыбка.

— Мельфор? — переспросила туша на кровати, набивая рот жареным мясом и капая жиром. — Это интересно. Но тебя привела сюда не злоба на Мельфора. Я любопытна, пришелец. Скажи.

— Хорошо. — Старк огляделся вокруг. Это место было могилой, западней… В самом воздухе пахло опасностью. Младшие молча следили за Старком. Никто из них не раскрыл рта с тех пор, как он вошел, если не считать выругавшего его мальчишку. И это само по себе было неестественно. Девушка наклонилась вперед, лениво похлопывая птицу, та шевельнулась и с чувством удовольствия выпустила из костяных ножен острые когти. Девушка смотрела на Старка самоуверенно и холодно, с каким-то странным вызовом. Из всех них только она видела в нем человека, мужчину, развлечение и нечто меньшее, чем человек.

— Один человек пришел в Шараан в сезон последних дождей. Его имя Хильви, он сын маленького царька в Ярелле. Он пришел сюда разыскивать брата, который нарушил табу и бежал, спасая жизнь. Хильви пришел сказать ему, что проклятие с него снято, и он может вернуться. Но ни тот, ни другой не вернулся.

Маленькие глазки в жирных складках заморгали:

— И что же?

— Я пришел за Хильви, потому что он мой друг.

Глыба жира снова заколыхалась от взрыва смеха, прокатившегося под сводами змеиным шипением.

— Сильна, видно, в тебе дружба, иноземец. Ну, ладно, Лхари — народ добрый. И ты найдешь своего друга.

Это было как бы сигналом прекратить молчание: молодые тоже захохотали; громадный зал гремел от их смеха, и эхо возвращало его звуками, похожими на смех демонов из ада.

Не смеялся только калека: он склонился над своей резьбой и вздохнул.

— Не сразу, бабушка! — воскликнула девушка. — Оставим его на некоторое время.

Холодные жестокие глаза повернулись к ней:

— А что ты будешь делать с ним, Варра? Таскать на веревке, как Бор таскает этого жалкого зверя?

— Может быть… хотя я думаю, что понадобится крепкая цепь, чтобы удержать его. — Варра повернулась к Старку, прикидывая его рост и вес, вглядываясь в его могучие гладкие мышцы, в железную линию челюсти. Она улыбалась. Рот ее был очень привлекателен, как красный плод болотного дерева, несущий смерть в своей пикантной сладости.

— Это мужчина, — продолжала она, — первый мужчина, которого я видела, как умер мой отец.

Мужчины за игорным столом встали, покраснев от гнева. Один из них шагнул вперед, грубо схватив девушку за руку.

— Значит, я, по-твоему, не мужчина? — сказал он удивительно мягко. — Печально… поскольку я буду твоим мужем. Нам лучше уладить это теперь же, до свадьбы.

Варра кивнула, Старк увидел, как пальцы мужчины яростно впились в крепкую мышцу ее руки, но девушка не дрогнула.

— Давно пора все это уладить, Эджил. Ты достаточно помучился со мной. Но времена дрессировки прошли. Теперь я должна уметь склонять шею и признавать своего господина.

Старк не сразу понял смысл: насмешливая нотка в ее голосе была еле заметна. Затем женщина в белом, которая до сих пор не двигалась и не изменяла выражения лица, засмеялась тонким звенящим смехом, уже слышанным Старком. По этому смеху и темной волне крови, хлынувшей в лицо Эджила, Старк понял, что Варра просто повторила Эджилу его собственные слова. Мальчик издал насмешливый звук и замер. Варра посмотрела на Старка:

— Ты будешь драться за меня?

Старк неожиданно засмеялся.

— Нет.

Варра пожала плечами:

— Ну что ж, тогда я буду драться сама.

— Мужчина! — рявкнул Эджил. — Я покажу тебе, кто мужчина, глупая маленькая мегера!

Он сдернул с себя ремень, одновременно наклоняя девушку свободной рукой, чтобы нанести ей хороший удар. Хищная птица, вцепившаяся в ее запястье, забила крыльями и закричала, дергая закрытой головой. Молниеносным движением девушка сдернула колпачок с головы птицы и бросила ее прямо в лицо Эджилу.

Эджил выпустил девушку и взмахнул руками, защищаясь от когтей и разящего клюва. Широкие крылья били его. Эджил взвыл. Мальчик Бор выскочил из ряда и заплясал вокруг, визжа от радости.

Варра спокойно стояла. На ее руке чернели синяки, но она не соблаговолила даже посмотреть на них. Эджил ударился об игорный столик и скинул с него фигурки из кости. Затем он зацепился за подушку и упал ничком, а злобные когти рвали в клочья его тунику.

Варра повелительно свистнула. Птица в последний раз клюнула Эджила в затылок и недовольно взлетела на свой насест — на руку девушки. Держа ее, Варра повернулась к Старку. По ее виду он предположил, что она готова спустить своего любимца и на него. Но та лишь внимательно осмотрела Старка и покачала головой.

— Нет, — сказала она, надевая на голову птицы колпачок, — ты мог бы убить ее.

Эджил встал и ушел в темноту, облизывая рану на руке. Лицо его было черным от ярости. Второй мужчина взглянул на Варру.

— Если бы ты предназначалась мне, я бы выбил из тебя характер!

— Подойди и попробуй, — предложила Варра.

Мужчина пожал плечами и сел.

— Это не мое дело. В своем собственном доме я поддерживаю мир. — Он глянул на женщину в белом, и Старк увидел, что ее лицо, до этого ничего не выражавшее, теперь показывало униженный страх.

— Ты поддержишь, — сказала Варра. — Я на мосте Эйрил зарезала бы тебя сонного. Но тебе нечего бояться: у нее просто не хватит на это духу.

Эйрил вздрогнула и посмотрела на свои руки. Мужчина начал собирать разбросанные фигурки и небрежно сказал:

— В один прекрасный день Эджил свернет тебе шею, и я от этого не заплачу.

Все это время старая женщина ела и следила, следила и ела, глаза ее блестели интересом.

— Приятная семейка, а? — обратилась она к Старку. — В полном разуме, а ссорятся, как ястребята в гнезде. Поэтому я и держу их около себя, чтобы они были осторожнее в подобном споре. Все, кроме Треона, — и она указала на уродливого юношу. — Он ничего не делает. Тупой и мягкотелый, хуже Эйрил. Не внук, а проклятие! Зато у его сестры огня на двоих! — и она снова принялась жевать, гордо ворча.

Треон поднял голову и заговорил. Голос его звучал точно музыка:

— Может я и туп, бабушка, и слаб телом и не имею надежд. Однако я буду последним Лхари. Смерть сидит в ожидании на башнях, и она возьмет всех вас раньше, чем меня. Я знаю это, мне сказали ветры, — он перевел страдающие глаза на Старка и улыбнулся с такой болью и покорностью, что у землянина сжалось сердце. Но в этой улыбке была также и благодарность, словно какое-то долгое ожидание наконец пришло к концу. — Ты, — сказал он мягче, — незнакомец с неистовыми глазами. Я видел, как ты выходишь из мрака; и там, где ты ставил ноги, оставались кровавые отпечатки. Твои руки красны до локтей, твоя грудь забрызгана красным, и на твоем челе символ смерти. Затем я узнал, и ветер шептал мне в ухо: «Так и должно быть. Этот человек разрушит замок, камни же его придавят Шараан; он освободит Потерянные Души. — Затем он спокойно засмеялся. — Смотрите на него, все смотрите! Он станет вашим концом!

Наступила минута молчания, и Старк со всем суеверием дикой расы, сидевшим в нем, похолодел до корней волос. Старуха с отвращением сказала:

— Значит, тебе об этом сказали ветры, о, несчастный идиот, — и с удивительной силой и меткостью швырнула в Треона спелым плодом. — Заткни этим свою пасть: я до смерти устала от твоих пророчеств.

Треон посмотрел на малиновый сок, медленно стекавший по его груди и капавший на его работу. Наполовину законченная головка была вся покрыта соком. Треон трясся от дикой радости.

— Ну, — сказала Варра, подходя к Старку, — что же ты думаешь о Лхари? О гордых Лхари, не унизившихся до того, чтобы смешивать свою кровь со скотом болот? О моем полоумном братце, о моих ничего не стоящих кузинах, о маленьком чудовище Боре, последнем отпрыске нашего древа? Тебя не удивило, что я напустила своего сокола на Эджила?

Она ждала ответа, откинув голову; серебряные локоны обрамляли ее лицо, как клочья грозового облака. В нем было самодовольство, которое одновременно раздражало и восхищало Старка. Адская кошка, — думал он, — но очаровательная кошка и нахальная. Нахальная и — честная! Ее губы были полуоткрыты — не то в ярости, не то в улыбке.

Старк неожиданно схватил ее и поцеловал. Он держал в руках ее гладкое сильное тело как куклу, и не спешил отпускать. Наконец он выпустил ее и ухмыльнулся:

— Ты этого хотела?

— Да, — ответила Варра, — именно этого. — Она повернулась, челюсти ее опасно затвердели. — Бабушка…

Она не успела закончить. Старк увидел, что старая женщина пытается сесть, лицо ее побагровело от усилия, глаза выражали страшную ярость.

— Ты… — начала она и задохнулась от злости.

Неслышно появился Эджил, держа а руке какой-то странный тупорылый предмет из черного металла.

— Ляг, бабушка, — сказал он. — Я хотел воспользоваться этим для Варры… — Говоря это, он нажал кнопку, и Старк, отпрыгнув в спасительную темноту, упал и остался лежать, как мертвый. Не было ни звука, ни вспышки, но громадная рука погрузила Старка в забвение, — но нашел лучшую цель, — закончил Эджил.

Глава 6

Красное. Красное. Красное. Цвет крови. Кровь в его глазах. Он стал вспоминать… Добыча бросилась на него, и они сражались на голых пузырчатых камнях.

Н’Чака не убил. Лорд Скал был огромен — гигант среди ящериц, а Н’Чака маленький. Лорд Скал навалился на голову Н’Чаки прежде, чем деревянное копье успело хотя бы оцарапать его бок.

Странно, что Н’Чака еще жив. Видно, Лорд Скал был доверху сыт. Только это и спасло Н’Чаку.

Н’Чака застонал — не от боли, а от стыда. Он промахнулся. Рассчитывая на великий триумф, он нарушил закон племени, запрещающий мальчику охотиться на добычу мужчин, но потерпел неудачу. Старейшина не наградит его поясом и кремневым копьем мужчины; он отдаст Н’Чаку женщинам для наказания маленькими кнутами. Тика будет смеяться над ним, и пройдет много сезонов, прежде чем старейшина дарует ему разрешение на Охоту Мужчин.

Кровь в глазах. Он заморгал. В нем пробудился инстинкт самосохранения. Он должен как-то подняться и отползти, пока Лорд Скал не вернулся сожрать его.

Но краснота на уходила. Он снова заморгал, попытался поднять голову, но не смог, и страх навалился на него, как ночной мороз на скалы долины.

Все было не так. Время, пространство и вселенная потемнели и закружились.

Голос заговорил с ним. Девичий голос, но не Тики. И речь была чужой.

Тика умерла. Воспоминания пронеслись через его мозг, горькие, жестокие. И Старейшина умер, и все остальные…

Голос снова заговорил и назвал его по имени, но это было не его имя.

Старк.

Воспоминания рассыпались в калейдоскопе разбитых изображений, фрагментов… они бежали, кружились. Он плыл среди них. Он затерялся в них, и ужас этого вырвал вопль из его горла.

Мягкие руки коснулись его лица. Послышались быстрые слова, ласковые, успокаивающие. Краснота просветлела и выровнялась, хотя и не исчезла, и внезапно он снова стал самим собой, и вся его память вернулась к нему.

Он лежал на спине, и Зерит, дочь Мельфора, стояла над ним. Теперь он понял, что это была за краснота. Он видел ее слишком часто раньше, чтобы не понять. Он был где-то на дне Красного Моря, этого жуткого океана, в котором человек может дышать.

И он не мог шевелиться. Это не изменилось и не ушло… Его тело было мертвым.

Ужас, который он чувствовал раньше, был пустяком по сравнению с той агонией, что охватила его сейчас. Он лежал, похороненный в собственном теле, и смотрел на Зерит, ожидая ответа на вопрос, который он боялся задать.

Она поняла.

— Все в порядке, — сказала она и улыбнулась. — Это пройдет. Ты будешь здоров. Это оружие Лхари. Оно каким-то образом усыпляет тело, которое затем снова просыпается.

Старк вспомнил черный предмет, который держал в руках Эджил. Излучатель какого-то типа, лучевой поток высокочастотной вибрации, парализующий нервные центры. Удивительно, Облачные люди были варварами, хоть и стояли на более высокой ступени, чем болотные племена, и, конечно, не имели таких научных знаний. Интересно, где Лхари могли добыть такое оружие?

Но это, в сущности, не важно. По крайней мере, сейчас. Доверие захлестнуло его и принесло опасную близость слез. Видимо, эффект слабости. В данный момент Старка беспокоило только это.

Он снова посмотрел на Зерит. Ее светлые волосы плыли от медленного движения моря — молочное облако на малиновом фоне, прострелянном искрами. Теперь он увидел, что лицо ее осунулось и затуманилось, а в ее глазах была отчаянная безнадежность. Она была живой в их первую встречу — испуганной, не слишком веселой, но полной эмоций и какого-то упорного мужества. Теперь искра в ней погасла.

На ее белой шее был ошейник — кольцо из темного металла с навечно запаянными концами.

— Где мы? — спросил Старк.

— В месте Потерянных Душ.

Старк вгляделся вдаль насколько мог, так как голова не поворачивалась, и очень удивился.

Черные стены, черный свод. Громадный холл, полный морских волн, которые вливались в высокие амбразуры шипящими потоками огня. Холл был двойником того, где он повстречался с Лхари.

— Здесь город, — угрюмо сказала Зерит. — Ты скоро увидишь его… и больше не увидишь ничего до самой смерти.

— Как ты попала сюда, малышка? — очень мягко спросил Старк.

— Из-за отца. Я расскажу тебе все, что знаю, то есть очень немногое. Мельфор был с давних пор работорговцем у Лхари. Таких очень много среди капитанов судов в Шараане, но об этом никто никогда не говорит, так что даже я, его дочь, могла только догадываться. Я удостоверилась в этом, когда он послал меня за тобой. — Она горько засмеялась. — Теперь я здесь с ошейником Потерянных Душ на шее. Но и Мельфор тоже здесь, — она снова засмеялась, и этот злой смех так не шел этому юному существу. Она посмотрела на Старка, ее руки застенчиво, почти ласково коснулись его волос. Глаза ее были широко раскрыты и полны слез. — Почему ты не ушел в болота? Я же предупреждала тебя!

— Теперь поздно жалеть об этом, — флегматично ответил он. — Ты говоришь, Мельфор здесь… и тоже раб?

— Да. — В ее глазах снова появилось удивление и восхищение. — Я не знаю, что ты сказал или сделал Лхари, но Лорд Эджил был в черной ярости и ругал моего отца за глупость и скверную работу, потому что отец не сумел схватить тебя. Отец скулил и просил прощения, и все было бы хорошо, но его подмывало любопытство, и он спросил Лорда Эджила, что же случилось, поскольку по ранам Лорда можно было предположить, что были неприятности. Ты вроде дикого зверя, как говорил Мельфор, но он надеется, что ты не причинил вреда Леди Варре. Лорд Эджил стал прямо пурпурным. Я думала, с ним будет какой-нибудь припадок.

— Да, — сказал Старк, — спрашивать об этом было ошибкой. — Он вдруг громко рассмеялся. — Мельфору стоило бы держать пасть закрытой!

— Лорд Эджил крикнул стражников и приказал взять Мельфора. Когда до Мельфора дошло, он тут же свалил все на меня — это была моя вина, что я упустила тебя.

Старк прекратил смех. Девушка тихо продолжала:

— Эджил, похоже, совсем взбесился от злости. Говорят, что Лхари сумасшедшие, и так оно и есть, наверное. Во всяком случае, он приказал взять и меня тоже, чтобы семя Мельфора было навеки втоптано в грязь. Вот так мы и очутились здесь.

Наступило долгое молчание. Старк не мог придумать слова утешения, а что касается надежды, то ему придется обождать пока он не будет уверен, что сможет хотя бы поднять голову. Эджил от злости мог повредить его надолго. Старк вообще удивлялся тому, что еще жив. Он снова глянул на ошейник Зерит. Рабыня. Рабыня Лхари в городе Потерянных душ.

Но какого дьявола им рабы на дне моря!

Тяжелые газы донесли знакомый звук: шум приближающихся голосов. Зерит повернула голову Старка, чтобы он мог тоже видеть.

Потерянные Души возвращались откуда-то: с работы, как они сказали. Они медленно вплывали из тусклой красной темноты. За их белыми телами тянулось угрюмое пламя. Толпа проклятых, волочащаяся через красный ад, усталых, потерявших надежду. Один за другим падали они на тюфяки, лежавшие рядами на черном каменном полу. Они полностью выдохлись. Их светлые волосы плыли в медленных водоворотах моря. И на каждом был ошейник. Один из них не лег, а двинулся к Старку, и Старк узнал его.

— Хильви?

— Брат!

Хильви присел на корточки рядом. Когда Старк видел его в последний раз, это был красивый юноша; теперь же это был мужчина. Его веселый смех превратился в мрачный, и глубокие морщины пролегли вокруг рта, кости лица выдавались, как гранитные выступы.

— Брат, — повторил он, не стыдясь слез. — Ох и дурак же ты! — Он выругал Старка за то, что тот пришел в Шараан увидеть идиота, поступившего точно так же и ставшего теперь почти мертвецом.

— А ты не пошел бы за мной? — спросил Старк.

— Ну, я всего лишь невежественное дитя болот, — сказал Хильви, — а ты пришел из космоса, ты видел другие миры, ты умеешь читать и писать — ты должен был сообразить получше.

Старк хмыкнул:

— А я все еще невежественное дитя скал. Так что мы оба дураки. Где Тобал?

Тобал был братом Хильви, нарушившим табу и бежавшим в Шараан. Видимо, теперь он обрел покой, потому что Хильви покачал головой:

— Человек не может долго жить на дне моря. Дышать и есть — это еще не все. Тобал прожил свой срок, и конец моего тоже близок. — Он поднял руку и резко опустил, наблюдая за танцующими вдоль руки огнями.

— Мозг гибнет раньше тела, — добавил он небрежно, будто речь шла о пустяках.

— Хильви охранял тебя, пока другие спали, — сказала Зерит.

— Не я один, — возразил Хильви. — Малышка тоже была со мной.

— А зачем меня охранять? — спросил Старк.

Вместо ответа Хильви показал рукой на тюфяк неподалеку. Там лежал Мельфор; его полузакрытые глаза были полны злобой, и на его щеке красовался свежий шрам.

— Он чувствует, что ты не на его корабле, — добавил Хильви.

Старк похолодел от ужаса. Беспомощно лежать и ждать, когда Мельфор подойдет и протянет растопыренные пальцы к его беззащитному горлу.

Он сделал отчаянное усилие двинуться, но только задохнулся. Хильви усмехнулся:

— Теперь мне самое время бороться с тобой, поскольку раньше мне ни разу не удавалось повалить тебя! — Он потрепал Старка по голове, очень нежно, хотя с виду этот жест мог показаться грубым. — Но ты снова повалишь меня. А теперь спи и не беспокойся!

И он уселся на страже. Старк против своей воли заснул, а Зерит свернулась у его ног, как собачка.

На дне Красного Моря не было времени. И не было ни дня, ни рассвета, ни периода темноты. Не было ни ветра, ни дождя, ни гроз, которые нарушали бы вечную тишину. Лишь ленивые течения шептались на своем пути в никуда, танцевали красные искры, и громадный холл ждал, вспоминая прошлое.

Старк тоже ждал. Долго ли — он не знал, но он привык ждать. Он научился терпению на коленях великих гор, которые гордо поднимались в космос, чтобы увидеть солнце, и усвоил их презрение к времени.

Жизнь понемногу возвращалась в тело Старка. Ублюдок-стражник время от времени приходил осматривать Старка и покалывал ножом его тело, проверяя реакцию, чтобы Старк при этом не сплутовал. Но стражник не учел выдержки Старка. Землянин выносил уколы, не моргнув глазом, пока члены полностью не стали подчиняться ему. Тогда он вскочил и швырнул стражника почти насередину холла, где тот крутился и вопил от страха и злости.

В следующий период наступления рабочего времени Старк пошел вместе со всеми в город Потерянных Душ.

Глава 7

Старку случалось бывать в таких местах, которые подавляли его своей чуждостью или злобностью: Синхарат — прекрасные коралловые и золотые развалины, затерянные в марсианских пустынях Джеккара, Вашкис — города Лау-Канала, пахнущие кровью и вином; утесы-пещеры Аркандора на Краю Темной Стороны; пылающие гробницы-города Каллисто. Но здесь… это был кошмар.

Старк смотрел на него, пока шел в длинной цепи рабов, и чувствовал такие холодные спазмы в животе, каких ни разу не испытывал.

Широкие улицы, вымощенные полированными каменными плитами, походили на черные зеркала. Здания, высокие, величественные, чистые и ровные, со спокойной силой, которая могла противостоять веками… Черные, все черные, без единой чешуйки краски или резьбы, которая могла бы смягчить их; только местами встречались оконные стекла, блестевшие в красоте, как затонувшие драгоценные камни.

Виноградные лозы, как снежные наносы, спускались вниз. Сады с коротко подстриженной травой, цветы поднимаются на длинных стеблях, их венчики раскрыты вслед уходящему дню. Их головки склоняются как бы под забытым ветром. Все чисто, ухожено, ветви подрезаны, земля, вскопанная сегодня утром, — чьими руками?

Старк вспомнил гигантский лес, спящий в заливе, и поежился. Не хотелось думать, как давно эти цветы раскрыты в последний раз на видимом свете. Потому что они были мертвыми, как тот лес, как этот город. Вечно цветущие… и мертвы.

Старк подумал, что это был, наверное, тихий город. Трудно было представить тут толпы, стекающиеся на рыночную площадь по этим огромным улицам. Черные стены не отражали ни звука слов, ни смеха. Даже дети, наверняка, тихо ходили по садовым дорожкам — маленькие мудрые создания с врожденными древним достоинством.

Теперь он начал понимать значение жуткого леса. Залив Шараана не всегда был заливом. Он был богатой, плодородной долиной с громадным городом, а кое-где на верхних склонах были убежища каких-нибудь знатных людей или философов… И от этих убежищ уцелел только замок Лхари.

Каменная стена не пускала Красное Море в долину. Потом она каким-то образом треснула, и зловещий поток медленно вплывал в плодородные низины, поднимался все выше, лизал башни и верхушки деревьев крутящимся пламенем и затопил страну навеки. Знал ли народ о наступлении бедствия? Может, он ушел, позаботившись в последний раз о своих садах, чтобы они остались прекрасными в бальзамирующих газах моря?

Колонны рабов под руководством надсмотрщиков, вооруженных маленькими черными предметами вроде того, каким пользовался Эджил, вышли на широкую площадь, дальний конец которой скрывался в красной тьме. И Старк увидел развалины.

В центре площади упало громадное здание. Только богам известно, какая сила взорвала стены и швырнула тяжелые плиты, точно это были маленькие камешки, в кучу. Единственная неопрятная вещь в городе — гора обломков.

Больше ничего поврежденного не было. Тут, похоже, было место храмов, и они стояли целехонькие вокруг всей площади; тусклые огни мерцали в их открытых портиках. Старку показалось, что внутри, в тени, он видит изображения, какие-то гигантские фигуры. Но ему не удалось рассмотреть их. Надсмотрщики ругались, и теперь Старк увидел, для чего здесь рабы: они расчищали место от обломков упавшего здания.

— Шестнадцать лет люди работают и умирают здесь, — шепнул Хильви, — а работа и наполовину не сделана. И зачем она вообще нужна Лхари? Я тебе скажу: потому что они безумны!

Это и впрямь казалось безумием: работать над этой кучей камней в мертвом городе на дне моря. Безумие. Но пусть Лхари и не в своем уме, но они не были дураками. Значит, для этого была причина, и причина достаточная — для Лхари, разумеется.

Надсмотрщик подошел к Старку и грубо толкнул его к саням, уже частично нагруженным битым камнем. Глаза Старка злобно сверкнули, но Хильви сказал:

— Иди, дурак! Уж не хочешь ли ты снова лежать без движения на спине?

Старк глянул на маленькое черное оружие и неохотно пошел. Так началась его работа.

Он вел странную жизнь. Он пытался отсчитывать время по периодам работы и сна, но сбился со счета и в конце концов решил, что это все ни к чему.

Он работал вместе с другими, перетаскивая громадные блоки, очищая подвалы, частично уже открытые, подпирая непрочные стены подземелий. Рабы держались старой привычки называть рабочий период «днем», а период сна — «ночью».

Каждый «день» Эджил или его брат Конд приходили посмотреть, что сделано, и уходили насупленные и недовольные, приказывали ускорить работу. Треон также проводил здесь много времени. Он приходил медленно, передвигаясь по-крабьи неуклюже, усаживался на камни и молча смотрел своими красивыми глазами. Он возбуждал в Старке смутные предчувствия. В молчаливом терпении Треона было что-то странное, словно он ждал появления черной гибели, задерживающейся, но неминуемой. И Старк вспоминал пророчество Треона и вздрагивал.

Через некоторое время Старку стало ясно, что Лхари хотели добраться до подвалов. Много громадных черных пещер было уже расчищено, в них ничего не обнаружено, но братья все надеялись. Эджил и Конд снова и снова простукивали стены и полы и злились на задержку раскопок подземного лабиринта. Что они хотели найти — никто не знал.

Варра приходила тоже. Она часто дрейфовала в тусклых туманных огнях и наблюдала, улыбаясь загадочной улыбкой. Течения играли ее серебряными волосами. С Эджилом она почти не разговаривала, но не сводила глаз с высокого смуглого землянина, и было что-то в ее взгляде, что тревожило его кровь. Эджил не был слеп, и ее взгляды тревожили его тоже, но в другом плане.

Зерит видела эти взгляды. Она держалась как можно ближе к Старку, ничего не требуя, только следуя всюду за ним с какой-то спокойной преданностью; ей было достаточно того, что он был рядом.

Однажды «ночью» в бараке рабов она присела у его тюфяка и положила руку на его голое колено. Она молчала, ее лицо скрывала плывущая масса волос.

Старк повернулся к ней и осторожно отвел светлое облако волос с ее лица.

— Что тебя тревожит, сестренка?

Ее глаза были широко раскрыты и затемнены смутной болью. Но она только сказала:

— Не мое дело говорить.

— Почему?

— Потому… — ее губы дрогнули. — Ох, я понимаю, это глупо. Но женщина Лхари…

— Что?

— Следит за тобой. Все время следит! А Лорд Эджил взбешен. У нее есть что-то на уме, и это принесет тебе только зло. И я знаю это!

— Мне кажется, — искренне сказал Старк, — что Лхари уже сделали нам всем столько зла, сколько могли.

— Нет, — ответила Зерит со странной мудростью, — наши сердца еще чисты.

Старк улыбнулся и поцеловал Зерит.

— Я буду осторожен, сестренка.

Она вдруг крепко обхватила руками его шею. Лицо Старка стало серьезным. Он неловко погладил Зерит по волосам. Она отодвинулась и свернулась на своем тюфяке и спрятала голову в руки.

Старк лег. Сердце его было печальным, а глаза щипало.

Красная вечность высасывала. Теперь уж Старк знал, что имел в виду Хильви, когда сказал, что мозг гибнет раньше тела. Морское дно — не место для созданий воздуха. Он узнал также и назначение металлического ошейника, и о том, как умер Тобал.

— Здесь есть границы, — объяснил Хильви, — внутри них мы можем ходить, если после работы у нас останется еще сила и желание, но выйти за них мы не можем. Пробиться через барьер нельзя. Как это сделано, я не понимаю, но это так, и ошейники — ключи к этому. Когда раб приближается к барьеру, ошейник его начинает сверкать, как огонь, и раб падает. Я сам попытался, так что знаю. Наполовину парализованный, отползешь назад, в безопасность. Но если спятишь, как Тобал, и лезешь дальше, заряд барьера усиливается… — Он сделал руками рубящее движение.

Старк кивнул. Он стал объяснять Хильви электрические и электронные колебания, но самому ему было ясно, что Лхари не держит своих рабов чем-то в этом роде. Ошейники действуют в качестве проводников, возможно, тех же самых лучей, что генерировались и в ручном оружии. Когда металл пересекает невидимую пограничную линию, то включается силовой луч на центральной энергетической станции, как, скажем, послушный электрический глаз открывает двери, и дает сигнальный звонок. Первое предупреждение — затем смерть.

Границы были достаточно широкими и шли вокруг города и захватывали порядочный кусок леса за ним. Раб не мог спрятаться и среди деревьев, потому что его ошейник мог быть выслежен все тем же лучом, поставленным на низшую мощность, а наказание пойманного было таким, что лишь у весьма немногих хватало мужества рискнуть на такую игру.

Поверхность, разумеется, была полностью под запретом. Единственным неохраняемым местом был остров, на котором располагалась центральная энергетическая станция. И рабам иногда разрешалось бывать там ночами. Лхари заметили, что рабы живут дольше и работают лучше, если иной раз подышат воздухом и посмотрят на небо.

Старк не раз совершал такое паломничество с другими рабами. Они должны были подняться из красных глубин, через полосы огня, где проходили течения, через облака малиновых искр и через мрачные штилевые пятна, похожие на лужи крови. Компания белых призраков, обернутых в пламя, поднималась из своих могил, чтобы вкусить из утраченного ими мира кусочек.

Они так уставали на работе, что у них едва хватало силы вернуться в барак и лечь спать, но, тем не менее, они находили силы подняться, снова пройти по земле, избавиться от вечной малиновой тьмы и давления на грудную клетку, увидеть жаркую синюю ночь Шараана, вдохнуть аромат цветов, принесенный ветром… На это они находили в себе силы.

Они пели там, сидя на камнях, и смотрели сквозь туман в сторону берега, которого они больше никогда не увидят. Это их пение и слышал Старк, когда входил на корабле Мельфора в залив, — бессловесный крик скорби и утраты. А теперь он сам был тут, устраивая поудобнее Зерит и присоединяя свой низкий голос к примитивному упреку богам.

Пока он сидел, завывая точно дикарь, каковым он и был на самом деле, он изучал энергетическую установку — приземистый блокгауз. В те ночи, когда приходили рабы, стражники размещались снаружи. Кроме этого, блокгауз охраняли шоковым лучом. В ту ночь попытка захватить блокгауз означала верную смерть для всех, имеющих к нему отношение.

Старк сразу же отказался от всей этой идеи. Не было ни секунды, когда бы он не думал о побеге, он был тогда еще достаточно искушен в игре, чтобы биться головой о каменную стену. Как и Мельфор, он предпочитал ждать.

С появлением Старка Зерит и Хильви заметно изменились. Хотя они никогда не говорили об освобождении, но свой безнадежный вид утратили. Старк ничего им не обещал, но Хильви давно знал его, а у девушки было тонкое чутье и понимание, поэтому они оба подняли головы.

Однажды «днем», когда работа была окончена, из красной тьмы появилась улыбающаяся Варра и поманила к себе Старка. Сердце его подпрыгнуло. Не оглядываясь, он отошел от Хильви и Зерит и пошел к Варре по тихой широкой улице, ведущей к лесу.

Глава 8

Они оставили далеко за собой величественные здания и шли уже среди деревьев. Старку страшно не нравился лес. Город тоже был плох, но он был мертвым, честно мертвым, если не считать кошмарных садов. А в этих громадных деревьях было что-то страшное. У всех них была масса зеленых листьев, их обвивали цветущие лианы, внизу пышно разрослась поросль, и они стояли, как куча трупов, украшенных с помощью погребального искусства. Они качались и шелестели под взмахами свивающихся огней, их ветви склонились под этой ужасной порослью и пародией на ветер. Старк все время чувствовал себя здесь пойманным в ловушку и задушенным местными жесткими листьями и лианами.

Но он шел, и Варра скользила меж громадных стволов, как серебряная птица, и была, видимо, счастлива.

— Я часто приходила сюда, как только подросла. Этот лес — чудо. Здесь я могу летать, как мои соколы.

Она засмеялась, воткнула в волосы золотой цветок и снова побежала, сверкая белыми ногами.

Старк следовал за ней. Он понимал, что она имела в виду. Здесь, в этом странном мире, достаточно было одного движения, чтобы взлететь — всплыть, потому что давление уравновешивало вес тела. Было что-то захватывающее в том, чтобы подняться над вершинами деревьев, пронестись вниз сквозь перепутанные лианы и вновь взлететь вверх.

Варра играла со Старком, он это понимал. Кровь его бунтовала. Он легко мог бы схватить Варру, но не делал этого; он только обгонял ее время от времени, показывая ей свою силу.

Они увеличили скорость, оставляя за собой пламенеющие следы: черный сокол охотился за серебряной голубкой в лесах грез.

Но голубка выросла в орлином гнезде. А Старк наконец устал от игры. Он схватил Варру, и они медленно поплыли по инерции в этом удивительном полете невесомости.

Ее первый поцелуй был ленивым, поддразнивающим, любопытствующим. Затем он изменился. Вся тлеющая в Старке ярость перекинулась на другой вид пламени. Он сжимал Варру грубо и жестко, а она беззвучно смеялась, и так же сжимала его, и он даже подумал, что ее губы — горький плод, причиняющий человеку боль.

Наконец, она оторвалась от него и села отдохнуть на широкой ветке, прислонясь к стволу. Она смеялась, и глаза ее были яркими и жесткими, как у самого Старка. Он сел у ее ног.

— Чего ты хочешь от меня? — спросил он.

Она улыбнулась. В ней не было ни уклончивости, ни пугливости. Она была крепка, как новый клинок.

— Я скажу тебе, дикий человек.

Он с изумлением взглянул на нее:

— Где ты подхватила это название?

— Я спрашивала о тебе землянина Ларраби. И это название отлично подошло к тебе. Вот что я хочу от тебя: убей Эджила и его брата Конда. И Бора тоже — он подрастет и будет еще хуже этих. Впрочем, последнее я могу сделать и сама, если тебе претит убивать ребенка. Хотя Бор не столько ребенок, сколько чудовище. Бабушка не вечна, да и без моих кузенов она мне не угроза. Треси вообще не в счет.

— А если я это сделаю — что тогда?

— Свобода. И я. Ты вместе со мной будешь править Шарааном.

Старк насмешливо прищурился:

— Надолго ли, Варра!

— Кто знает? Да это и неважно… Время покажет. — Она пожала плечами. — Кровь Лхари истощилась, пора влить в нее свежую струю. Наши дети будут править после нас и они будут людьми.

Старк громко захохотал.

— Мало того, что я раб Лхари. Я должен быть палачом и племенным быком! — Он резко взглянул на нее. — А почему все же я нужен тебе, Варра? Почему ты выбрала меня?

— Потому что, как я уже говорила, ты первый мужчина, которого я увидела с тех пор, как умер мой отец. Кроме того, в тебе есть что-то… — Она лениво потянулась, мазнув его губами. — Не думаешь ли ты, что это так уж плохо — жить со мной, дикий человек?

Она привлекала и раздражала, эта серебряная ведьма, сверкающая в тусклых огнях моря, полная злобы и смеха. Старк притянул ее и себе.

— Не плохо, — пробормотал он, — а опасно.

Он поцеловал ее. Она шепнула:

— Но я думаю, ты не боишься опасности?

— Напротив, я человек осторожный. — Он оттолкнул ее и заглянул ей в глаза. — А с Эджилом у меня свои счеты, но я не убийца. Бой должен быть честным, и Конд пусть позаботится о себе.

— Честный бой! А Эджил был честным с тобой… или со мной?

Он пожал плечами.

— Только по-моему, или никак.

Она задумалась, потом кивнула:

— Ладно. А что касается Конда, ты навяжешь ему долг крови, и гордость заставит его драться. Все Лхари гордые, — добавила она горько. — Это наше проклятие. Оно вошло в нашу плоть и кровь. Ты сам увидишь.

— Еще одно: Зерит и Хильви тоже должны быть освобождены. И вообще, нужно положить конец рабству.

Она посмотрела на него:

— Ты ставишь жесткие условия, дикарь.

— Да или нет?

— И да и нет. Зерит и Хильви ты получишь, если так настаиваешь, хотя одним богам известно, что ты нашел в этой бледной девчонке. Что же касается других… — Она насмешливо улыбнулась. — Я не дура, Старк. Ты хочешь обойти меня, а двое должны играть честно.

Он засмеялся:

— Справедливо. Теперь скажи мне, ведьма с серебряными локонами, как мне добраться до Эджила, чтобы я мог убить его?

— Я это устрою, — сказала она с такой злой уверенностью, что Старк не сомневался: она устроит. Он помолчал и спросил:

— Варра, что Лхари ищут на дне моря?

Она неторопливо ответила:

— Я тебе говорила, что мы гордый клан. Из-за своей гордости мы ушли с Высоких Плато много столетий назад. Теперь это все, что у нас осталось, но эта вещь большой силы. — Она помолчала. — Думаю, мы давно знали о городе, но он не имел для нас никакого значения, пока он не очаровал моего отца. Отец проводил в нем целые дни; изучая его, и именно он нашел оружие и машину силы на острове. Затем он нашел карту, спрятанную в тайном месте, а с нею и металлическую книгу. Эта книга была записана пиктограммами, как бы предназначенными для расшифровки, а карта показывала площадь с храмами и разрушенными зданиями и отдельный план подземных катакомб.

В книге говорилось о тайне — удивительной и страшной вещи. И мой отец был уверен, что разрушенное здание завалило вход в катакомбы, где хранится эта тайна. И он решил найти его.

Шестнадцать лет человеческих жизней, — подумал Старк и содрогнулся.

— Что это за тайна, Варра?

— Способ управлять жизнью. Как это делается, я не знаю, но якобы можно создать расу гигантов, чудовищ или богов. Ты понимаешь, что это значит для гордого и умирающего клана?

— Да, — задумчиво ответил Старк. — Я это понимаю.

Величие идеи потрясло его. Строители города воистину были мудры в своих научных исследованиях, если развили такую чудовищную силу. Переделывать живые клетки тела по своей воле, творить, если ни саму жизнь, то ее форму.

Раса гигантов или богов. Лхари могли бы стать ею. Переделать свою дегенеративную плоть во что-то превосходящее человеческую расу, развить своих помощников и бойцов, чтобы никто не мог противостоять им, увидеть, как их дети превосходят всех человеческих детей… Старк пришел в ужас, представив себе, сколько зла они сделают, если завтра завладеют этим секретом.

— В книге было предупреждение, — сказала далее Варра, — значение которого не вполне понятно. Но, похоже, древние сознавали, что согрешили перед богами и будут наказаны за это чем-то вроде чумы. Это была чужая раса, не человеческая. Во всяком случае они разрушили громадное здание, чтобы это было барьером для тех, кто придет после них. И выпустили Красное Море, чтобы навеки скрыть свой город. Видно, они были суеверны, как дети, несмотря на все свои знания.

— Значит, вы плюнули на предупреждение, и вас не беспокоило, что для подтверждения его умер целый город?

Она пожала плечами.

— Треон много лет бормочет пророчества насчет этого, но его никто не слушает. Что касается меня, то мне плевать: откроют они секрет или нет. Я уверена, что тайна погибла вместе со зданием, а кроме того, я вообще не верю в подобные вещи.

— Кроме того, — с жесткой насмешкой сказал Старк, — тебе наплевать, что Эджил и Канд рассядутся на небесах Венеры, и весьма сомнительно, что тебе найдется место в этом новом пантеоне.

Она оскалилась.

— Ты чересчур умен для собственного блага. А теперь — до свидания. — Она быстро и крепко поцеловала его и исчезла, поднявшись вверх, над вершинами деревьев, куда он не рисковал идти за ней.

Старк медленно направился обратно к городу, расстроенный и очень задумчивый.

Когда он вышел на центральную площадь, направляясь к баракам, он вдруг остановился; каждый нерв его натянулся.

Где-то в одном из темных храмов качался от удара обрядовый колокольчик, посылая в тишину свою глубокую дрожащую ноту. Звук шел медленно, как биение умирающего сердца, и смешивался с голосом Зерит, называющим имя Старка.

Глава 9

Старк осторожно перешел площадь и вскоре увидел Зерит.

Найти ее на представляло труда. Один из храмов был большой. Старк подумал, что когда-то этот храм стоял напротив входа в разрушенное здание, и громадная фигура внутри храма была поставлена, чтобы наблюдать за учеными и философами, приходившими грезить о великом, а иногда и ужасном.

Философы исчезли, ученые уничтожили сами себя. Но статуя все еще следит за потонувшим городом, ее руки подняты в предупреждении и в благословении.

На коленях статуи-рептилии лежала Зерит. Храм был открыт со всех сторон, и Старк ясно видел ее — маленькую белую частицу человечества на черной нечеловеческой фигуре.

Рядом с ней стоял Мельфор. Он и звонил в обрядовый колокольчик. Теперь колокольчик смолк, и слова Зерит отчетливо донеслись до Старка:

— Уходи! Уходи! Они ждут тебя! Не подходи сюда!

— Я жду тебя, Старк, — со смехом крикнул Мельфор. — Ты боишься подойти? — Он схватил Зерит за волосы и медленно с расчетом ударил ее дважды по лицу.

Всякое выражение исчезло с лица Старка, только глаза его загорелись мрачным огнем. Он не спеша двинулся к храму, но шел так, что казалось: даже великая армия не сможет остановить его.

Зерит вырвалась из рук отца. Возможно, так и предполагалось, чтобы она освободилась.

— Это ловушка, — вскричала она. — Эджил.

Мельфор снова схватил ее и ударил уже сильнее, так что она рухнула на колени статуи, что смотрела на все добрыми глазами и ничего не видела.

— Она боится за тебя, — сказал Мельфор. — Она знает, что я убью тебя, если смогу… Ну да, возможно, Эджил здесь. Я здорово избил ее и еще буду бить, пока она жива за то, что она предала меня. Боишься?

Старк боялся. Мелифор и Зерит были в храме одни. Колоннада была пуста. Однако Старк боялся, потому что инстинкт, более древний, чем речь, предупреждал его.

Но это не имело значения. Белая кожа Зерит была испещрена черными кровоподтеками. Мельфор улыбался, и это тоже не имело значения.

Он быстро прошел под тенью крыши, оставляя за собой полоску огня. Мельфор увидел его глаза, и его улыбка дрогнула и исчезла. Он пригнулся и в последний момент, когда смуглое тело бросилось на него, он выхватил спрятанный в поясе нож и ударил.

Старк не ожидал этого. Рабов обыскивали ежедневно на предмет возможного оружия, и даже осколок камня был под запретом. Значит, кто-то дал Мельфору нож, кто-то…

Пока он пытался увернуться от смертельного удара, в нем молнией пронеслась мысль: слишком поздно… слишком поздно, потому что его же собственное движение несет его на острие…

Рефлексы, более быстрые, чем у любого человека, — спусковой крючок реакций дикого существа. Мускулы напряглись, центр равновесия переместился в ужасающе болезненном усилии, руки сжались в простреленный огнями красноте, словно стараясь укрепить ее вопреки ее собственным законам.

Лезвие сделало длинный разрез по всей груди Старка. Но не вошло. Он отклонился на долю дюйма, и оно не вошло.

Старк еще не успел обрести равновесия, как Мельфор бросился на него. Они схватились. Лезвие ножа блестело красным — голодный язык, жаждущий вкусить жизнь Старка. Мужчины катались, вспенивая море искрами, а статуя следила, ее спокойные черты рептилии оставались неизменно добрыми и мудрыми. Лезвие более темного цвета тянулось через танцующие огни. Старк прижимал руку Мельфора и крепко держал ее обеими руками. Теперь он оказался спиной к Мельфору. Тот пинал Старка и царапал его ногами, а левая рука его пыталась захватить горло землянина, но Старк прижал подбородок к груди. Тогда Мельфор стал рвать лицо Старка, подбираясь к его глазам.

Старк издал низкий звериный вой, неожиданно дернул головой и поймал челюстями руку Мельфора. Зубы впились в сочленение большого пальца и не выпускали его. Мельфор завизжал, но Старк переключил уже все свое внимание на ту руку Мельфора, что держала нож. Глаза Старка изменились: теперь это были глаза хищника-убийцы.

Раздался глубокий треск, и рука прекратила борьбу. Она склонилась в обратную сторону и выронила нож. Мельфор уже не мог даже кричать. Когда же Старк отпустил его, он попытался отползти, но не мог, и Старк сломал ему шею.

Землянин оттолкнул от себя тело, и оно медленно поплыло по течению через колоннаду, задевая черные столбы и наконец выплыло на площадь. Мельфор не спешил: теперь перед ним была вся вечность.

Старк осторожно отошел подальше от девушки, которая теперь пыталась встать и сесть. Старк чувствовал чье-то невидимое присутствие в тени и крикнул:

— Мельфор звал тебя, Эджил. Что же ты не пришел?

Искра движения в густой тьме выступила над колоннами.

— А зачем? — спросил Лорд Эджил Лхари. — Я обещал ему свободу, если он убьет тебя, но, похоже, он не смог, несмотря на то, что я дал ему нож и наркотик для твоего друга Хильви, чтобы тот не сунулся сюда. — Он вышел из темноты, красивый в желтой тунике и с черным тупорылым оружием в руке. — Самое главное было — заманить тебя в ловушку. Ты не подошел бы ко мне из-за этого, — он поднял оружие. — Конечно, я мог бы убить тебя за работой, но моя семья много чего наговорила бы по этому поводу — ты же исключительно хороший раб.

— Они сказали бы что-нибудь вроде слова «трус», — мягко проговорил Старк, — а Варра с удовольствием выпустила бы на тебя свою птицу.

Эджил кивнул. Губы его жестко искривились.

— Именно. Тебя это, кажется, забавляет? Теперь моя милая кузина тренирует другого сокола, чтобы снова кинуть его на меня. Она ведь накрыла тебя колпачком сегодня, не так ли, иноземец? — Он засмеялся. — Прекрасно. Я не стану убивать тебя открыто, поскольку есть лучший способ. Я не хочу, чтобы по всему Красному Морю болтали, как моя кузина променяла меня на чужеземного раба. Я не хочу, чтобы знали, как я ненавижу тебя и за что: нет, я убил бы Мельфора в любом случае, если бы этого не сделал ты, — потому что он тоже знал. А когда я убью тебя и девчонку, я унесу ваши тела к барьеру и оставлю там, и тогда всем, даже Варре, будет ясно, что вы погибли при попытке к бегству.

Оружие было направлено прямо на Старка, пальцы Эджила задрожали на спусковой кнопке. На этот раз полный заряд. Не паралич, а смерть. Старк прикинул расстояние между собой и Эджилом. Возможно, он умрет раньше, чем ударит, но инерция его удара может опрокинуть Эджила и дать возможность Зерит убежать. Он напряг мышцы.

— А будет ли очевидно, как и почему умер я, — раздался голос. — Ведь если ты убьешь их, тебе придется убить и меня.

Откуда возник Треон, Старк не знал. Но тот был здесь. Голос его звучал, как громкая музыка, глаза сияли светом обреченности.

Эджил яростно выругался:

— Идиот! Кривой урод! Как ты здесь оказался?

— Как приходит ветер или дождь? Я же не такой, как другие. — Он грустно засмеялся. — Я здесь, Эджил, это главное. И ты не убьешь этого чужака, который больше зверь, чем человек, и больше человек, чем любой из нас. Им пользуются боги. — Он встал между Старком и Эджилом.

— Уйди с дороги, — сказал Эджил.

Треон покачал головой.

— Отлично, — сказал Эджил. — Если ты хочешь умереть — пожалуйста.

Глаза Треона вспыхнули.

— Это день смерти, — сказал он тихо, — но не его и не мой…

Эджил бросил короткое грязное слово и снова поднял оружие.

Все произошло очень быстро. Старк прыгнул, изогнулся над головой Треона и пронесся через горящие красные газы, как горящая стрела. Эджил отступил и нажал кнопку.

Что-то белое бросилось между Старком и Эджилом и приняло всю силу удара.

Что-то белое. Тело девушки, увенчанное струящимися волосами, с ярко блестящим металлическим ошейником на красивой шее.

Зерит.

Они забыли о ней, о избитой девочке, что скорчилась на коленях статуи. Старк старался держать ее подальше от опасности, а для мощи Эджила она не представляла угрозы, а мысли Треона были заняты лишь им самим и ветрами, что говорили с ним. Она же незамеченная сползла со статуи, и один последний рывок поставил ее между Старком и смертью.

Прыжок Старка перенес его через нее и бросил на Эджила, и это произошло так быстро, что Лорд Лхари не успел выпустить второй заряд.

Старк вырвал оружие из его рук. Он был холоден, как лед, и странная слепота овладела им, так что он не видел ничего, кроме лица Эджила. Он закричал ужасным смертельным воплем дикой кошки, находящейся за пределами разума и страха.

Треон наблюдал. Наблюдал, как кровь струится в море, услышал, как наступила тишина, увидел, как то, что было раньше его кузеном, медленно поплыло по течению, и не удивился, как будто видел все это и раньше.

Старк подошел к телу Зерит. Девушка еще слабо дышала. Ее глаза посмотрели на Старка, и она улыбнулась.

Теперь Старк ослеп уже от слез. Вся его ярость ушла с кровью Эджила, осталась только горькая жалость, печаль и благоговение. Он нежно поднял Зерит и держал на руках. Его слезы падали на ее уже неподвижное лицо. Он понял, что она умерла.

Через какое-то время к нему подошел Треон.

— Она была рождена для такого конца, — сказал он тихо. — Она знала это и была по-своему счастлива. Даже сейчас она улыбается. И будет улыбаться, потому что смерть ее была лучше, чем будет у многих из нас. — Он положил руку на плечо Старка. — Пойдем, я покажу тебе, где положить ее. Там она будет в безопасности, а завтра ты похоронишь ее там, где она хотела бы.

Старк пошел за ним, к пьедесталу статуи, нажал в определенном порядке серию скрытых кнопок, и секция площади бесшумно отошла, показав каменные ступеньки, идущие вниз.

Глава 10

Треон повел Старка вниз, в темницу, которая освещалась только теми тусклыми огнями, которые они сами внесли за собой. Течений здесь не было. Красный газ лежал плотно и спокойно, запертый стенами из черного камня.

— Катакомбы, — сказал Треон. — Лабиринт показан на карте, которую нашел мой отец. — И он рассказал Старку еще раз о том, о чем говорила ему Варра.

Треон шел уверенно, его искалеченное тело двигалось без колебаний мимо боковых коридоров и дверей, за которыми прятался мрак.

— Здесь вся история города. Все книги, все знания, уничтожить которые у них не хватило духу. Оружия здесь нет, это был не воинственный народ, и я думаю, что сила, которую мы, Лхари, использовали по-другому, была лишь оборонной, защищая их от хищных животных и набегов диких племен болот.

С большим трудом Старк отвлек свои мысли от своей белой ноши.

— Я думал, — глухо сказал он, — что лабиринт находится под разрушенным зданием.

— Мы все так думали. Нас заставили так думать: для этого и разрушили здание. А мы, Лхари, шестнадцать лет убивали мужчин и женщин, чтобы расчистить развалины. Храм тоже был обозначен на карте, но мы думали, что это просто ориентир для определения здания. Но я начал размышлять…

— Давно ты узнал?

— Недавно. Много сезонов я искал секрет этого прохода. Я приходил сюда по ночам в то время, когда остальные спали.

— И ты им не сказал?

— Нет! Ты думаешь, что если бы я рассказал, это положило бы конец рабству и смертям. Ну, а потом? Моя семья повернула бы силу на разрушение мира, как был разрушен этот город. Нет, для рабов лучше умирать. — Он потянул Старка в сторону, между открытыми золотыми дверями, в огромное помещение. — Это место захоронения королей. Оставь малышку здесь.

Старк огляделся вокруг, слишком оцепеневший, чтобы чувствовать страх, но все же влияние места сказалось.

Ровными рядами стояли ложа из черного мрамора, и ряды эти были так длинны, что им, казалось, не было конца. На ложах спали старые короли. Их тела, чудесно забальзамированные, были покрыты шелковыми покрывалами, руки сложены на груди, мудрые, нечеловеческие лица отмечены печатью мира и покоя.

Старк осторожно опустил Зерит на мраморное ложе, покрыл ее шелком, закрыл ей глаза и сложил ее руки, и ему показалось, что ее лицо тоже выражало мир и покой. Он вышел с Треоном, подумав, что никто из них там не заслужил места в зале королей, как Зерит.

— Треон!

— Да?

— Ты произнес пророчество, когда я пришел в замок: я должен выполнить его?

Треон кивнул:

— Таков путь пророчества.

Он не свернул к храму, а повел Старка в глубь катакомб. Страшное возбуждение горело в нем, и этот свет и ужас передавались Старку. Треон неожиданно принял облик судьбы, и у землянина возникло ощущение, что его схватил какой-то поток, неумолимо тащит, смахивая все со своего пути. И плоть Старка вздрагивала.

Наконец они достигли конца коридора. И там, в красной тьме, перед черной и закрытой на засов дверью сидела фигура. Гротескная, невероятно уродливая, так странно искаженная, что, по сравнению с ней, тело Треона казалось почти прекрасным. Но лицо фигуры было таким же, как и у статуи в храме, и у старой королевы. Глубоко ввалившиеся глаза все еще хранили мудрость. Одна из семипалых рук все еще казалась гладкой и нежной.

Старк отшатнулся. Эта фигура вызывала в нем физическую тошноту. Он хотел повернуть обратно, но Треон удержал его.

— Подойди ближе. Он мертв, забальзамирован, но у него есть сообщение для нас. Все это время он ждал, чтобы передать его.

Старк неохотно шагнул вперед. И вдруг фигура заговорила:

— Посмотри на меня. Посмотри и подумай, прежде чем захватить ту силу, что лежит за дверью!

Старк вскрикнул и отскочил назад. Треон улыбнулся.

— Так было и со мной. Но затем я выслушал это много раз. Он говорит не голосом, а внутри мозга и только в том случае, если человек перейдет запредельную границу.

Разумная часть мозга Старка обдумывала это. Мысль-сообщение явно включалась электрическим лучом. Древние хорошо позаботились, чтобы их предупреждение было услышано и понято любым существом, решившим загадку катакомб. Мысль-образ, переданная непосредственно в мозг, не знает границ времени и языка.

Старк снова шагнул вперед, и телепатический голос заговорил опять:

— Мы вмешались в тайны богов. Мы не хотели зла. Мы любили совершенство и хотели сделать все живые существа такими же безупречными, как наши дома и сады. Мы не знали, что нарушаем закон…

Я был одним из тех, кто нашел способ изменять живые клетки. Мы пользовались невидимой силой, пришедшей из Страны Богов из-за неба, и так приспособили ее, что могли строить из живой плоти, как гончар из глины. Мы излечивали хромых и увечных, восстанавливали рост, выпрямляли тех, кто выходил из яйца согнутым, и какое-то время были как бы братьями самих богов. И я сам, даже я познал радость совершенства. А затем пришла расплата.

Клетка, измененная однажды, не останавливается в своем изменении. Увеличение шло медленно, и сначала мы просто не замечали его, а когда заметили, было уже поздно. Мы стали городом чудовищ. И сила, которой мы пользовались, принесла нам только вред, потому что чем больше мы старались привести чудовищную плоть к ее нормальному состоянию, тем больше стимулировали клетки к росту, пока, наконец, тела, с которыми мы работали, не стали похожи на сырую глину, расползавшуюся прямо на глазах.

Жители города, один за другим, убивали себя. А те, кто остался, осознали кару богов и свой долг. Мы все приготовили и впустили Красное Море, чтобы оно навеки скрыло нас от нашего рода и от тех, кто придет потом.

Но мы не уничтожили наши знания. Может быть, нам не позволяла наша гордость, но мы просто не в силах были сделать это сами… Может, другие боги, другие расы, более мудрые, смогут отбросить зло и оставить только благо. Потому что это благо для всех созданий — стать, если не совершенством, то по крайней мере, сильными и здоровыми.

Но ты, кто бы ты ни был, выслушай внимательно это предупреждение: если твои боги ревнивы, если твой народ не имеет такой мудрости и знаний, чтобы успеть там, где мы потерпели неудачу, — в контроле над этой силой — тогда не касайся ее! Иначе ты и весь твой народ станет такими же, как и я.

Голос умолк. Старк снова отступил назад и недоверчиво спросил Треона:

— И твоя семья игнорировала бы это предупреждение?

Треон засмеялся.

— Они глупцы. Они жестоки, жадны и горды без меры. Они скажут, что это придумано для отпугивания дураков, что человеческая плоть не подчиняется тем законам, что управляют плотью рептилий… или еще что-нибудь в этом роде. Они скажут что угодно, потому что они грезили об этом слишком долго, чтобы теперь отказаться.

Старк пожал плечами и взглянул на черную дверь.

— Эту вещь надо уничтожить.

— Да, — тихо сказал Треон.

Глаза его сияли, глядя на какую-то личную мечту. Он шагнул вперед. Старк хотел идти за ним, но Треон отодвинул землянина и проговорил:

— Нет. Ты в этом не участвуешь…

Он покачал головой.

— Я ждал, — прошептал он как бы про себя. — Ветры приказали мне ждать, пока не созреет нужный день, чтобы упасть с дерева смерти… Я ждал, и сегодня на рассвете ветер сказал мне: «Настало время взять плод в руки». — Он взглянул на Старка, и в его глазах светился чистый разум. — Ты слышал, Старк: «Мы восстанавливали рост и выпрямляли тех, кто выходил из яйца согнутым». Настал мой час. Я буду стоять как человек хотя бы на то малое время, что осталось.

Он повернулся, и Старк не пошел за ним. Он смотрел, как удаляется скрюченное тело Треона, пока оно не миновало чудовищного стража и не подошло к черной двери. Потянулись его длинные руки и отодвинули на двери засов. Дверь медленно качнулась, и Старк медленно и мельком увидел комнату. Там стояло сооружение из хрустальных дисков и стержней, стоявшее на металлическом основании; все оно сияло и сверкало тревожным синеватым светом, который тускнел и вновь загорался, как бы отражая какой-то пульсирующий луч. Были там и другие аппараты — замысловатые нагромождения трубок и конденсаторов, но то, первое, сооружение было сердцем всего, и сердце все еще жило.

Треон вошел и закрыл за собой дверь.

Старк отошел подальше от двери и ее стража и присел на корточки у стены. Он размышлял насчет аппаратуры. Невидимая сила, пришедшая из-за неба — видимо, космические лучи. Даже теперь все их потенциальные возможности еще не изучены. Однако некоторые неудачливые космолетчики обнаружили, что при определенных условиях эти лучи могут делать поразительные вещи с человеческой тканью. И эта мысль Старку вовсе не нравилась. Он попытался полностью отвлечь мысли от Треона. Он пытался вовсе не думать. В коридоре было темно и очень тихо, бесформенный ужас спокойно сидел у двери и ждал вместе со Старком.

Старк ждал. Через какое-то время он подумал, что Треон умер, но не двинулся. Ему не хотелось идти в эту комнату и смотреть.

Он ждал.

Внезапно он вскочил, обливаясь холодным потом. По коридору прокатился треск. Звук разбитого хрусталя на высокой звенящей ноте.

Дверь открылась. Вышел мужчина, высокий и сильный, красивый, как ангел. Крепко сложенный мужчина с лицом Треона с его трагическими глазами. Комната за ним была темной. Пульсирующее сердце энергии остановилось.

Дверь закрылась, засов задвинулся. Голос Треона произнес:

— Остались пленки и много аппаратуры, так что секрет полностью утерян. Но он недосягаем. — Он подошел к Старку и протянул ему руку. — Давай сражаться вместе, как мужчины. И не бойся: я умру задолго до того, как это тело начнет изменяться. — Он улыбнулся знакомой улыбкой, полной жалости ко всему живому. — Я это знаю. Ветры мне сказали…

Старк взял протянутую руку и пожал ее.

— Хорошо, — продолжал Треон, — а теперь веди, иноземец с неистовыми глазами. Потому что пророчество о тебе, и этот день твой, а я, всю жизнь ползавший, как улитка, мало что знаю о битвах. Веди, и я пойду за тобой.

Старк потрогал свой ошейник:

— Ты можешь избавить меня от этого!

Треон кивнул:

— В одной из комнат здесь есть инструменты и кислота.

Он быстро нашел все необходимое и принялся за работу. А Старк в этом время думал и улыбался — но в его улыбке вовсе не было жалости.

Наконец они вернулись в храм, и Треон закрыл вход в катакомбы. Все еще была ночь, потому что рабов на площади не было. Старк нашел оружие Эджила.

— Нам надо спешить, — сказал он. — Идем.

Глава 11

Остров был плотно окутан туманом и синей тьмой ночи. Старк и Треон тихо пробирались меж камней, пока не увидели свет факелов, пробивающихся сквозь узкие окна энергетической станции.

Там было семь стражников — пятеро внутри, а двое патрулировали снаружи.

Продвигаясь ближе, Старк скользил точно тень; ни один камешек не сдвинулся под его босыми ногами. Наконец он нашел подходящее место и скорчился там. Часовой находился не далее чем в трех футах: он позевывал и с надеждой глядел на небо, ожидая первых признаков рассвета.

Прозвучал голос Треона, приятный, хорошо знакомый:

— Эй, стража!

Часовой обернулся. Вдоль каменной стены бежал второй стражник, шлепая сандалиями по мягкой земле.

— Кто говорит? — спросил первый. — Лорд Треон! — Он вглядывался в темноту. И Треон ответил.

— Да. — Он был достаточно далеко, так что они смутно видели его лицо, но тело его скрывалось за камнями и кустарником.

— Быстро, — приказал он, — велите открыть мне ворота. — Он говорил прерывисто, как будто очень спешил. — Трагедия! Беда! Велите же им открыть!

Один из стражников бросился выполнять приказ и замолотил в массивную дверь, запертую изнутри. Другой стоял вытаращив глаза. Дверь открылась, и красный туман залился потоком желтого света факелов.

— В чем дело? — кричали люди изнутри. — Что там случилось?

— Выходите! — задыхаясь, выкрикнул Треон. — Мой кузен, Лорд Эджил умер… убит рабом.

Трое или четверо стражников вышли наружу, в круг света, с испуганными лицами, словно они боялись, что их сочтут ответственными за это убийство.

— Вы знаете этого раба, — продолжал Треон, — высокий, черноволосый землянин. Он убил Лорда Эджила и бежал в лес, и нам нужны дополнительные стражники, чтобы ловить его, поскольку вполне возможно, что его охраняют другие мятежные рабы. Вот ты… и ты… — Он ткнул пальцем в четырех самых крепких стражников, — сейчас же идите и присоединитесь к поисковому отряду, а я с остальными останусь здесь.

Это почти сработало. Четверо неуверенно сделали несколько шагов, но затем один остановился и с сомнением проговорил:

— Милорд, ведь нам запрещено оставлять свой пост по каким бы то ни было причинам. Лорд Конд убьет нас, если мы уйдем.

— А вы боитесь лорда Конда больше, чем меня, — философски заметил Треон. — Ну ладно, я понял. — И он шагнул вперед, в полныйсвет.

Приглушенный вздох, затем испуганный вопль. Люди, вышедшие со станции, были вооружены только мечами, но часовые снаружи имели парализаторы. Один из этих часовых заверещал:

— Это Демон с голосом Лорда Треона!

И оба черных оружия уставились на Треона. Старк, находящийся позади часовых, в быстрой последовательности выпустил два бесшумных заряда, и часовые упали, на много часов очистив путь. Старк бросился к двери.

Два стражника сделали то же самое и столкнулись со Старком, в то время как третий повернулся к Треону, чтобы удержать его мечом, пока остальные не убегут в здание энергостанции.

Увидев, что безоружный Треон в опасности, Старк выпустил заряд между двумя сбившими его с ног стражниками и уложил того, что угрожал Треону. Затем образовалась куча бьющихся рук и ног, и ловкий удар выбил оружие из руки Старка. Треон добавил к потасовке и себя. Радуясь своей новой силе, он схватил одного стражника за шею и отшвырнул его. Стражники были крупными и мощными и сражались отлично. Старк был избит и окровавлен, прежде чем сам сумел нанести решающий удар.

Кто-то бросился мимо него к двери. Треон взвыл. Уголком глаза Старк увидел, что Лхари сидит на земле, а дверь закрылась.

Старк бросился к двери и ударил тяжелую панель плечом с такой силой, что чуть не задохнулся от усилия. Дверь распахнулась, и оттуда послышался крик боли и звук падения. Старк ворвался внутрь и увидел, что последний стражник катил к двери все, что только можно было, но что-то отскочило обратно и упало ему на ноги. Стражник не успел вытащить меч. Старк, не останавливаясь, нырнул в человека головой, сбил его с ног и покончил с ним с оперативностью дикаря.

Затем он поднялся на ноги, отдышался, сплюнул кровь и огляделся. Один из стражников сбежал явно для того, чтобы поднять тревогу.

Механизм был простой. Он состоял из большого черного металлического предмета, размером и формой напоминавшего гроб и снабженного решетками, линзами и циферблатами. Механизм мягко жужжал, но каков был источник его энергии, Старк не знал. Может, те самые космические лучи, приспособленные для другого использования.

Старк повернул то, что выглядело главным выключателем; жужжание прекратилось, и мерцающий свет в линзах умер. Он поднял меч убитого стражника и тщательно переломал все, что только можно было сломать. А затем вышел.

Треон уже стоял, тряся головой и печально улыбаясь.

— Похоже, что одной силы явно не достаточно, — сказал он. — Нужно иметь еще и ловкость.

— Барьеры сняты, — сказал Старк. — И путь свободен.

Треон кивнул, и они пошли обратно в море. На этот раз оба несли парализаторы, взятые у стражников — шесть, считая и оружие Эджила. Полное вооружение для войны.

Пока они быстро погружались в красные глубины, Старк спросил:

— А как насчет народа Шараана? Как они будут сражаться?

— Люди выводка Мельфора будут стоять за Лхари. Это их единственная надежда. Другие будут ждать и смотреть, на чьей стороне перевес. Они поднялись бы против Лхари, если бы осмелились, потому что мы принесли им только страх. Но они, я думаю, будут выжидать.

Старк кивнул и больше не заговаривал. Они проплыли над молчаливым городом. Старк подумал об Эджиле и Мельфоре, которые составляют часть этой тишины, медленно проплывая по пустынным улицам, где их подхватывают медленные течения и обертывают в саван тусклых огней. Он подумал о Зерит, спящей в зале королей, и глаза его горели холодным жестким светом.

Они спустились к баракам рабов. Треон остался на страже снаружи, а Старк пошел, взяв с собой лишнее оружие.

Рабы спали. Одни стонали во сне, других вообще можно было принять за мертвых по их впалым бледным лицам. Рабы. Сто четыре, считая женщин.

Старк закричал, и они проснулись, глядя на него полными ужаса глазами. Затем они узнали его, увидели, что он без ошейника, а также вооружен, и подняли такой гвалт, что Старку пришлось еще раз крикнуть, призывая к тишине. Затем подал голос Хильви, очнувшийся от наркотического сна.

Старк рассказал вкратце всем о случившемся.

— Теперь вы свободны, — сказал он, — и можете сегодня выжить или умереть как люди, а не как рабы. — Он сделал паузу. — Кто пойдет со мной в Шараан?

Они все ответили одним голосом Потерянных Душ, увидевших, что красное покрывало смерти начинает отходить от них, Потерянных Душ, которые вновь обрели надежду.

Старк засмеялся. Он был счастлив. И он раздал оружие: Хильви и трем другим — по особому своему выбору. Хильви посмотрел ему в глаза и тоже засмеялся.

Треон сказал в открытую дверь:

— Идут.

Старк быстро проинструктировал Хильви и выскочил, взяв с собой одного из мужчин. Они вместе с Треоном спрятались в аллее сада рядом с бараком.

Подошло двадцать стражников, высоких и вооруженных людей, чтобы гнать рабов на работу — таскать бесполезные камни.

Спрятанное оружие заговорило своим молчаливым языком. Восемь стражников упали внутри барака, девять снаружи. Десять рабов умерло, прежде чем были перебиты и остальные три стражника.

Теперь у них стало двадцать мечей на девяносто четыре раба, включая женщин. И рабы прошли через город, поднялись над спящим лесом и вышли из красной тьмы и тишины, чтобы снова обрести свет.

Первый бледный свет зари просеивался сквозь облака, когда они поднялись на скалы под замком Лхари. Старк отделился от рабов и скользнул тенью к тому месту, где был спрятан его пистолет. Ничто нигде не шевелилось. С моря поднимался кровавый туман, а лицо Венеры все еще было темным. Только облака были слегка тронуты перламутром.

Старк вернулся к остальным. Один из парализаторов он отдал жителю болот с холодным безумием в глазах. Затем он сказал несколько слов Хильви и пошел с Треоном назад, под поверхность моря.

Треон прошел вдоль выступающего из моря утеса, коснулся руки Старка и указал на круглое отверстие.

— Оно сделано очень давно, чтобы Лхари и их рабы могли входить и выходить незаметно. Идем — только очень тихо.

Они поплыли по туннелю вниз, в темноту, пока подъем пола не вынес их над поверхностью моря. Затем они бесшумно пошли, время от времени останавливаясь и прислушиваясь.

Их единственной надеждой была внезапность появления. Треон сказал, что двое могут пройти, а большее число людей наверняка будет замечено, и люди просто встретят быстрый конец от рук стражников.

Старк целиком полагался в этом на Треона и не напрасно.

Они подошли к гладкой стене из полированного камня. Треон нажал плечом с одной стороны, и громадный блок медленно повернулся на центральном стержне. В отверстии появился свет факелов, но в помещении никого не было.

Они шагнули туда, и как раз в это время в комнату вошел слуга в ярких шелках; он собирался заменить угасающий факел на новый. Увидев их, слуга выронил факел. Рот его закрылся, но ни одного звука из него не вышло. Старк вспомнил, что у здешних слуг нет языков, — чтобы не болтали о том, что видят и слышат в замке. Треон заговорил. Человек повернулся и пустился бежать по длинному, тускло освещенному коридору. Старк без труда догнал его и ударил рукояткой пистолета. Слуга упал и затих.

Треон поспешил наверх. Лицо его выглядело экзальтированным, странный блеск глаз заставлял Старка вздрагивать. Они прошли по ряду пустых темных комнат, никого не встретив. Наконец Треон остановился у маленькой дверцы полированного золота, взглянул на Старка, кивнул, толкнул дверь и вошел.

Глава 12

Они стояли в громадном зале, конец которого исчезал в темноте. Как и раньше, горела гроздь серебряных ламп, и в круге света Лхари смотрели на чужих, вошедших в их личную дверь.

Конд, Эйрил, сложившая руки на коленях; Бор колотил маленького дракона, чтобы заставить его шипеть и щелкать челюстями и смеялся над его бессилием; Варра, держа птицу на запястье, пробовала белыми пальцами остроту его клюва… и старуха, не успевшая донести до рта кусочек жирного мяса.

Все они застыли на месте. А Треон медленно подошел к свету.

— Узнаете меня? — спросил он.

По всем ним пробежала странная дрожь… Как и тогда, старуха заговорила первой, и глаза ее жадно заблестели.

— Ты Треон, — сказала она, и все ее громадное тело всколыхнулось.

От черных стен отразился крик и шепот:

— Треон! Треон! Треон!

Конд бросился вперед и коснулся дрожащими пальцами прямого и сильного тела своего кузена:

— Ты нашел секрет?

— Да. — Треон поднял свою серебряную голову и засмеялся красивым мелодичным звоном далекого колокольчика. — Да, я нашел его, но секрет исчез, уничтожен, и вам вовек не получить его. Эджил умер, и дни Лхари сочтены.

Наступило долгое молчание. Затем старшая женщина прошептала:

— Ты лжешь!

Треон повернулся к Старку, отвечая:

— Спроси его, иноземца, который принес на своем челе знамение смерти. Спроси его — лгу ли я.

Лицо Конда стало каким-то нечеловеческим. Он издал странный, безумный вопль и кинулся к горлу Треона.

Бор вдруг закричал. Его одного не интересовала находка или утрата тайны и, кажется, только он один понял значение присутствия Старка. Он вопил, глядя на крупного смуглого мужчину, и вдруг бросился вон из зала, на бегу созывая стражу. Он распахнул большие двери и выбежал, и в это время со двора донеслись звуки битвы.

Рабы с мечами, дубинами, копьями и просто камнями перебрались через стену с утесов.

Старк двинулся вперед, но Треон не нуждался в его помощи: он держал Конда за горло и улыбался. Старк не стал мешать.

Старуха задыхалась, говорила, ругалась, приказывала. Эйрил вдруг засмеялась. Она не двинулась с места, руки ее по-прежнему праздно лежали на коленях. Она смеялась и смеялась, а Варра с ненавистью смотрела на Старка.

— Ты дурак, дикий человек, — сказала она и добавила. — Ты не хотел взять то, что я тебе предлагала, так теперь не получишь ничего, кроме смерти.

Она сдернула колпачок с головы птицы и бросила ее прямо в Старка. Затем выхватила из-за пояса нож и вонзила его в бок Треону.

Треон покачнулся. Рука его, державшая горло Конда, ослабла, и Конд вырвался, полузадушенный, разъяренный, с пеной на губах. Он вытащил свой короткий меч и взмахнул им над Треоном.

Яростные крылья птицы били и грохотали над головой Старка, когти целились в его глаза. Старк взмахнул левой рукой, схватил птицу за ноги и держал ее — недолго, но достаточно для того, чтобы выстрелить в Конда. Затем он свернул птице шею.

Он швырнул сокола к ногам Варры и снова поднял пистолет. С дальнего конца зала бежали стражники, и Старк стал стрелять в них. Треон сидел на полу. Кровь непрерывно текла из его бока, но он держал в руках шоковое оружие и по-прежнему улыбался.

Снаружи доносился страшный шум и рев. Люди дрались там, убивали, умирали, кричали от радости или от боли. В зале бушевало эхо, а шум от пистолета Старка напоминал шипящий гром. Стражники, вооруженные только мечами, падали, как колосья под серпом, но их было много, слишком много, чтобы Старк и Треон могли долго сдерживать их.

Старуха вопила и визжала и вдруг затихла.

Сквозь стражников пробился Хильви с кучкой рабов в ошейниках. Все растворилось в крутящемся хаосе.

Старк отбросил свой разряженный пистолет, схватил меч мертвого стражника и стал прорубать себе дорогу к Хильви.

Внезапно Треон выкрикнул его имя. Старк отскочил от человека, с которым сражался, и увидел как падает Варра с кинжалом в руке. Она собиралась ударить им в спину Старка, но Треон увидел это и успел нажать на спуск. И в первый раз на глазах Треона выступили слезы.

Старка замутило. Было что-то ужасное в этом зрелище семейного самоуничтожения. В нем было много от дикаря, чтобы испытывать какие-либо сентиментальные чувства к Варре, но все-таки он некоторое время не мог смотреть на Треона.

Теперь он оказался спина к спине с Хильви, и они размахивали мечами — парализаторы были разряжены, как и пистолет Старка. Хильви говорил, задыхаясь:

— Хороший был бой, брат! Мы не можем победить, но зато у нас будет приличная смерть, а это лучше рабства!

Казалось, что Хильви был прав: рабы, истощенные долгим затворничеством на дне Красного Моря и непосильной работой, были отброшены. Поток их повернулся, и Старк был вынесен этим потоком во двор, но и там он упорно продолжал биться.

Громадные ворота были открыты. За ними стоял народ Шараана и смотрел. Смотрел и пятился. Треон так и предполагал: они будут смотреть и ждать. Впереди, опираясь на палку, стоял Ларраби, землянин.

Старк пробил себе путь к стене, прижался к ней спиной и стоял, тяжело дыша, покрытый потом и кровью. С его меча капала кровь. Он взмахнул им и крикнул людям Шараана:

— Чего вы ждете, трусливые бабы? Лхари мертвы. Потерянные Души освобождены. Так неужели мы, земляне, должны делать всю работу за вас? — и он взглянул прямо на Ларраби.

Ларраби встретил его взгляд; его темные страдающие глаза были полны горькой радости.

— Ну, конечно, — сказал он по-английски. — А почему бы и нет! — Он вскинул голову — уже без горечи. Затем он издал высокий пронзительный мятежный вопль и, подняв в руке палку точно дубину, заковылял к воротам. Люди Шараана обрели языки и пошли за Ларраби…

Очень скоро все было кончено.

Тело Бора нашли в стойле, где он спрятался, когда начался бой. Драконы, очумевшие от запаха крови, убили его.

Хильви не пострадал. Ларраби — тоже. Он осторожно держался в стороне, после того, как толкнул людей Шараана в атаку. Почти половина рабов погибли, остальные были ранены. Из тех, кто служил Лхари, уцелели лишь единицы.

Старк вернулся в большой зал. Он шел медленно, потому что страшно устал. Ноги его оставляли кровавые следы, и руки были красны до локтей, и грудь была забрызгана красным. Треон смотрел на него и кивал с улыбкой.

— Все так, как я говорил! И я пережил их всех.

Эйрил наконец перестала смеяться. Она не пыталась бежать, и волна битвы прокатилась над ней, невзначай утопив и ее. Старуха лежала на своей постели неподвижной горой плоти. Руки ее все еще держали спелый плод; она конвульсивно сжала его в момент смерти, и красный сок стекал по ее пальцам.

— Теперь и я ухожу, — сказал Треон, — и я очень доволен. Со мной уходят последние остатки нашей гнилой крови, и Венера станет чище. Похорони мое тело поглубже, иноземец с неистовыми глазами. Я не хочу, чтобы оно видело дальнейшее. — Он взмахнул и упал.

Маленький дракон Бора с плачем выполз из-под старухиной постели и заковылял из зала прочь, волоча за собой веревку.

* * *
Старк склонился над гакабортом; глядя на темную массу Шараана, уходящую в Красный туман.

Палуба была заполнена неместными рабами, едущими домой. С Лхари покончено, Потерянные Души освобождены навеки, и Шараан теперь всего лишь порт на Красном Море. Его люди по-прежнему останутся разбойниками и пиратами, но это естественно, и так оно и должно быть. Но черное зло ушло.

Старк был рад увидеть конец этого зла. И он также был бы рад увидеть конец Красного Моря.

Береговой ветер быстро нес корабль по заливу. Старк подумал о Ларраби, который остался позади со своими мечтами о земном снеге, о городских земных улицах и о женщинах с изящными ножками. Он так долго прожил в Шараане, что у него не хватило духу уехать.

— Бедняга Ларраби, — сказал он Хильви, стоявшему рядом. — Он умрет в грязи, проклиная ее.

Позади кто-то хихикнул. Старк увидел волочащиеся ноги и, повернувшись, увидел подходящего Ларраби.

— В последнюю минуту передумал, — сказал Ларраби. — Я был внизу, чтобы мой грязный выводок не увидел меня и не уговорил передумать еще раз. — Он наклонился к Старку и покачал головой. — Ничего, они прекрасно обойдутся и без меня. Я старик и имею право умереть, где хочу. Я поеду с тобой на Землю.

Старк глянул на него.

— Я не еду на Землю.

Ларраби вздохнул.

— Нет… я так и думал. В конце концов ты не настоящий землянин, если не считать несчастной случайности крови. Куда же ты держишь путь?

— Не знаю. С Венеры уеду, но еще точно не знаю, куда.

Темные глаза Ларраби пронзительно смотрели на него.

Беспокойный, холодноглазый тигр в образе человека, как говорила Варра. Он что-то потерял, говорила она, и он ищет это всю жизнь, но не находит.

Долгое время стояла тишина. Красный туман окутал их, усилившийся ветер стремительно понес судно вперед.

Издалека пришел слабый стонущий плач, похожий на прерывающееся пение, и у Старка мороз прошел по коже. Все на борту слышали это. Все слушали в полном молчании, и вдруг одна из женщин заплакала.

Старк тряхнул головой.

— Это только ветер, — резко сказал он. — Это ветер в скалах пролива.

Звук поднимался и падал, усталый и бесконечно тоскливый, и та часть Старка, что была Н’Чакой, уверяла, что Старк солгал. Это не ветер завывал так печально: это были голоса Потерянных Душ, оставшихся на дне навсегда — Зерит, спящей в Зале Королей, и всех тех, кто уж никогда не оставит спящий город и лес, никогда вновь не обретет света.

Старк вздрогнул и отвернулся и стал следить за пляшущими огнями пролива впереди судна.

ДРАГОЦЕННОСТЬ БАСА Повесть Перевод с английского Н. Несмеловой

Leigh Brackett
THE JEWEL OF BAS
New-York
1944

Глава 1

Маус помешивала жаркое в маленьком железном котелке. Жаркого было маловато. И она, фыркнув, сказала:

— Ты мог бы спереть кусок побольше. Мы проголодаемся до следующего городка.

— Ох-ох! — лениво вздохнул Сиран.

В глазах Маус заклубился гнев:

— Тебе, видно, все равно, что мы останемся без еды?

Сиран удобно прислонился к замшелому камню и смотрел на Маус ленивыми серыми глазами. Он любил наблюдать за ней. Она была маленькая, на голову ниже его, и худенькая, как девочка. Черные волосы ее были в беспорядке, словно их причесывал только ветер. Глаза у нее тоже были черные и очень блестящие, а между ними было маленькое красное клеймо воровки. На ней была обтрепанная туника из шелка; голые руки и ноги ее были такими же загорелыми, как и у Сирана.

Сиран ухмыльнулся. У него был рубец на губе и во рту не хватало одного зуба.

— Так оно и есть, — сказал он. — Я не хочу, чтобы ты стала жирной и ленивой.

Маус, чувствительная к намекам насчет своей худобы, сказала что-то едкое и швырнула в него деревянной тарелкой. Сиран отклонил косматую голову, так что тарелка пролетела мимо, и тронул струны арфы, лежавшей на его голых загорелых коленях. Арфа мягко замурлыкала.

Сирану было хорошо. Жар солнечных шаров, всегда медленно плывущих в красноватом небе, доставлял ему сонливое удовольствие. И после шума и толчеи рыночных площадей в пограничных городах полнейшая тишина этого места казалась удивительной.

Он и Маус разбили лагерь на узкой гряде, идущей от Фригийских холмов вниз, в прибрежную равнину Атланты. Этот путь был короче, но ходили по нему только бродяги, вроде них. Слева от Сирана, далеко внизу, тянулось угрюмое горящее море, скрытое красноватым туманом. Направо, тоже далеко внизу, шли Запретные Равнины. Плоские, унылые, идущие дальше закругляющегося вверх края мира, где острые глаза Сирана различали блеск золота громадного пика, уходящего в небо.

Маус неожиданно спросила:

— Это она, Кири? Бен Бита, Гора Жизни?

Сиран извлек из арфы дрожащий звук:

— Она самая.

— Давай поедим, — сказала Маус.

— Боишься?

— Не хочешь ли ты прогнать меня? Может, ты думаешь, что клейменная воровка недостаточно хороша для тебя? Я не виновата, что родилась от таких родителей… И ты тоже имел бы клеймо на своей безобразной роже, если бы тебе не повезло! — И она швырнула в него черпаком.

На этот раз она прицелилась лучше, и Сиран не успел уклониться. Черпак задел его по уху. Он сердито поймал его и бросил обратно. Маус отшатнулась, споткнулась и упала, и вдруг из ее глаз покатились слезы.

— Ну, и, правильно, боюсь! Я никогда еще на выходила из города, и, кроме того… — она взглянула на молчаливую равнину, на далекий блеск Бен Биты. — Кроме того, — она перешла на шепот, — я все время думаю о том, что рассказывают насчет Баса Бессмертного, его андроидов и серых зверей, что служат им. И о Камне Судьбы…

Сиран скорчил презрительную улыбку.

— Легенды. Бабьи сказки. Ими только ребятишек пугают. А вот Камень Судьбы, — в его глазах блеснул слабый свет жадности, — это интересное дело. Это драгоценность такой силы, что владеющий ею человек может править миром. — Он взглянул на голую равнину. — Может, я когда-нибудь проверю, правда ли это?

— Ох, Кири! — Маус схватила его запястья в свои маленькие сильные руки. — Не надо! Это запрещено… и тот, кто уходил в Запретную Равнину, никогда не возвращался.

— Все всегда бывает впервые, — ухмыльнулся Сиран. — Но ведь я не сейчас иду, Мауси. Сейчас я слишком голоден.

Она молча подняла тарелку, положила в нее мясо и поставила перед ним. Сиран отложил арфу и выпрямился — крепкий, жилистый маленький человечек, слегка кривоногий, с добродушным грубоватым лицом. Его желтая туника была еще более истрепана, чем у Маус.

Они сели. Сиран ел с помощью пальцев. Маус выудила кусок мяса и угрюмо отгрызала понемножку. Поднялся ветер, чуть сдвинул солнечные шары и стал ощупывать красный туман над морем. Через некоторое время Маус сказала:

— Ты слышал, о чем говорят на рыночных площадях, Кири?

Он пожал плечами:

— Мало ли что болтают. Я не трачу на это своего времени.

— Во всех пограничных деревнях говорят одно и то же. Люди, живущие или работающие на краю Запретной Равнины, исчезают. Иногда целыми городками.

— Один человек упал в звериную яму, — нетерпеливо сказал Сиран, — а через две недели заговорили, что исчез целый город. Забудь об этом.

— Но это случалось и раньше, Кири. Только очень давно…

— Очень давно на Равнине жили дикие племена. Они нападали и убивали, вот и все! — Сиран вытер руки о траву и недовольно добавил: — Если ты будешь все время болтать о всяких трусливых слухах…

Он вовремя успел выхватить у нее из рук тарелку. Маус свирепо смотрела на него и тяжело дышала. По виду она соответствовала своему имени (Маус — мышь) и была чертовски умна. Сиран засмеялся:

— Иди сюда.

Она сердито подошла. Он посадил ее рядом с собой, поцеловал и взял арфу. Маус прислонилась к его плечу.

Сиран вдруг почувствовал себя счастливым и начал извлекать из арфы музыку. Вокруг него было большое свободное пространство, и он пытался заполнить его музыкой, что нежным потоком выходила из дрожащих струн. Потом он запел. У него был прекрасный голос: чистый, сочный и точный, как новое лезвие, но мягкий. Он пел простую песню о двух любящих. И ему самому нравилась его песня.

Через некоторое время Маус вытянулась, повернула его голову к себе и поцеловала рубец на его губе, чтобы заставить Сирана замолчать. Она больше не злилась. Он наклонил голову. Глаза его были закрыты, но он почувствовал, как напряглось его тело и губы ее оторвались от его рта.

— Кири, Кири, смотри!

Он гневно откинул голову назад и открыл глаза. Гнев его тут же стих.

Свет стал совсем другим. Тот теплый и дружелюбный красноватый солнечный свет, который никогда не затуманивался, не ослабевал.

В небе над Бен Битой появилась тень. Она росла и ширилась: солнечные шары скрылись один за другим, тьма над Запретной Равниной тянулась к людям.

Маус и Сиран скорчились, вцепившись друг в друга, не разговаривая и не дыша. Тревожный ветер, вздыхающий над ними, исчез. После продолжительного промежутка времени солнечные шары загорелись снова, а тень ушла.

Сиран глубоко вздохнул. Он был покрыт потом, но когда его и Маус руки встретились, они были холодны, как смерть.

— Что это было, Кири?

— Не знаю.

Он встал, повесил арфу за спину, даже не думая, что делает. Он внезапно почувствовал себя голым на этой гряде, ограбленным и в опасности. Он рывком поднял Маус на ноги. Никто из них не произнес ни слова. Глаза их смотрели потрясенно.

Сиран вдруг остановился, держа в руках котелок с жарким, и уставился на что-то позади Маус. Он бросил котелок, дернул Маус к себе за спину и выхватил нож. Последнее, что он услышал, был дикий вопль Маус.

Но увидеть он успел. Какие-то существа влезали на гряду рядом с ними, крепкие, молчаливые, ухмыляющиеся, окружили их, прикасаясь к ним жезлами с опаловыми головками, похожими на крошечные солнечные шары. Существа были не выше Маус, но толстые и мускулистые, как мужчины. Серый звериный мех рос на них, как волосы на теле волосатого мужчины, переходя в грубую гриву на голове. Проглядывавшая местами кожа была серой, морщинистой и грубой.

Лица их были плоскими, с черным звериным носом-пуговицей. Острые блестящие серые зубы, кроваво-красные глаза без белков и видимых зрачков.

Глаза были хуже всего.

Сиран взвыл и бросился на них с ножом. Один из серых зверей легко уклонился, сделал быстрый шаг и коснулся своим жезлом затылка Сирана.

В голове Сирана взорвалось пламя, затем наступила тьма, прорезаемая лишь криком Маус. Падая в темноту, он подумал:

«Это Калды. Легендарные звери, служащие Басу Бессмертному и его андроидам. Калды, которые охраняют Запретную Равнину от людей!»

Когда Сиран очнулся, оказалось, что он на ногах и идет. По самочувствию похоже было, что идет он давно, но воспоминания его были смутными и расплывчатыми. От ножа его освободили, но арфа была при нем.

Маус шла рядом с ним. Ее черные волосы падали на лицо, глаза смотрели сквозь них угрюмо и недоверчиво.

Серые звери окружали их, держа жезлы наготове.

С еще более неприятным шоком Сиран осознал, что они зашли далеко в Запретную Равнину Он слегка придвинулся к Маус.

— Хэлло!

Она взглянула на него.

— Черт бы побрал тебя и твой короткий путь! Значит, все, что говорят в пограничных городах, — брехня, да?

— Я же и виноват! Вот уже совсем по-женски… — Он сделал нетерпеливый жест. — Ну, ладно, ладно! Теперь это не имеет значения. Важно, куда мы идем и зачем?

— Откуда мне… погоди-ка, мы останавливаемся.

Калды жезлами велели им стоять на месте. Один из них вроде бы к чему-то прислушивался. Хотя Сиран ничего не слышал. Затем калд сделал жест, и отряд двинулся снова, чуть изменив направление.

Минуты через две перед ними оказался глубокий овраг. Если смотреть на Запретную Равнину с края, она казалась совершенно ровной: однако овраги, весьма широкие, четко, как мечом прорезанные, скрывались за легким подъемом местности.

И снова Сиран почувствовал неприятную тошноту, поняв, что они направляются к Бен Бите.

Старые легенды постепенно пропадают в потоке времени, но всегда есть люди, хранящие такие вещи или распевающие их, как Сиран, например, чтобы заработать на жизнь. Но Бен Бита была табу.

Главная причина была физической. Равнина, все еще называемая Запретной, окружала гору как бы защитной стеной, и было совершенно бесспорным фактом, что человек, зашедший в нее, никогда не возвращался… Голод, жажда, дикие звери или дьяволы были тому причиной — только люди не возвращались, и это отпугивало желающих.

Кроме того, единственной причиной для желания добраться до Бен Бита была легенда о Камне Судьбы, а люди уже с давних пор утратили веру в нее. Никто не видел Камня, никто не видел ни Баса Бессмертного, который был богом Камня и его хранителем, ни его слуг — андроидов, ни Калдов, которые служили ему и им.

Предполагалось, что очень-очень давно люди видели их. Сначала, согласно легендам, Бас Бессмертный жил далеко — в зеленом мире, где только один солнечный шар, регулярно восходящий и заходящий, где небо то голубое, то черное с серебром, и где горизонт заворачивается выше. Все это было явной глупостью, но она веселила людей и им нравилось говорить и слушать песни именно об этом.

Где-то на этой зеленой планете Бас приобрел пылающий камень, который дал ему власть над жизнью, смертью и судьбой. Существовало множество сумбурных и противоречивых рассказов насчет трений между Басом и обитателями этого смехотворного мира, где небо менялось, как женские капризы. В конце концов Бас, как предполагают, собрал кучу жителей под власть Камня и перенес их через громадное пространство в тот мир, где они теперь живут.

Сиран заметил, что эти сказки особенно любят дети. Их воображение было достаточно гибко, и они не замечали смешной стороны. И Сиран всегда выдавал Дальний Цикл.

Итак, после того, как Бас Бессмертный с помощью Камня Судьбы устроил всех этих людей в новом мире, он создал андроидов Кафра и Стьюда, и привел откуда-то — может, из другого мира — Калдов. Началась война, восстания, набеги и тяжелые сражения за власть между Басом и людьми, но Бас всегда побеждал, благодаря Камню. Тут был бездонный колодец материала для баллад, и Сиран постоянно пользовался им.

Но одна легенда сохранила свою первоначальную форму: легенда о Бен Бите, Горе Жизни — жилище Баса Бессмертного, его андроидов и Калдов. И где-то под Бен Битой находится Камень, обладание которым может дать человеку вечную жизнь и власть над любым богом, в которого верит человек.

Сиран заигрывал с этой легендой, несмотря на свой скептицизм. Похоже, теперь он идет, чтобы увидать все своими глазами.

Он взглянул на Калдов — созданий, которые не должны существовать, — и его скептицизм заколебался, да так сильно, что Сирану стало плохо, как человеку, который проснулся от пинков одевшегося в плоть кошмарного сна.

Если Калды реальны, то должны быть реальными и андроиды, а значит, и Бас, и Камень Судьбы.

Сиран даже вспотел от возбуждения.

Маус неожиданно вздернула голову:

— Кири, слушай!

Откуда-то издалека, справа от них, доносилось ритмичное позвякивание металла и шарканье голых и обутых в мягкие сандалии ног.

Калды стали подгонять людей жезлами. Горячая опалесцирующая головка жезла один раз уже ударила Сирана. Огненная драгоценность могла одним прикосновением привести человека в бессознательное состояние, как ударом кулака.

Власть Камня, возможно. Камня Судьбы, — спящего под Бен Битой.

Шарканье и звяканье стали громче. Совсем неожиданно отряд оказался а таком месте, где овраг встречается с другим почти под прямым углом. Остановились. Уши Калдов нервно двигались.

Маус съежилась возле Сирана и смотрела вниз, в новый овраг. Сиран тоже взглянул.

К ним шло примерно сорок Калдов с жезлами. Между их охранными рядами было человек сто — мужчин и женщин, связанных вместе цепями, продетыми в петли железных ошейников. Они были прикованы так близко друг к другу, что это мешало им идти, и поэтому любая попытка напасть на стражей повалила бы на землю всю колонну.

Маус ядовито заметила:

— Один человек попал в звериную яму, а через две недели сказали, что исчез целый город. Ха!

Сиран скривил губу:

— Продолжай, Мауси, не останавливайся. — Он хмуро взглянул на отряд рабов: — Что, черт побери, все это значит! Чего они хотят от нас?

— Узнаешь, — сказала Маус. — Все твой короткий путь…

Сиран замахнулся. Маус отшатнулась. Два Калда подошли к ним и очень осторожно коснулись их жезлами. На этот раз они не хотели нокаутировать пленников. Достаточно местного онемения.

Сиран от злости хотел хоть что-нибудь сделать, но второе прикосновение жезла к его шее отбило у него всякую охоту. Как раз в это время рабы подошли и остановились. Сирана толкнули в строй и надели ошейник. Перед ним стоял высокий человек с рыжей гривой волос и толстыми канатами мышц на спине. Веснушчатая, поросшая рыжими волосами кожа его была скользкой от пота. Сиран, прижатый к нему, плотно сжал губы и отвернул лицо, насколько мог.

Маус приковали прямо за Сираном. Она обхватила его талию, и он сжал ее руки.

Глава 2

Калды снова погнали рабов, подгоняя их жезлами. Все прошаркали вниз, в овраг, и еще более углубились в Запретную Равнину.

Очень тихо, так что никто, кроме Сирана, не слышал, Маус прошептала:

— Застежки ерундовые. Я их в два счета открою.

Сиран снова сжал ее руки. Ну и ловкая же девушка!

Через некоторое время Маус спросила:

— Кири, а та тень… мы ее видели?

— Видели. — Он невольно вздрогнул.

— Что это было?

— Откуда мне знать? Ты лучше береги дыхание. Похоже, нам еще далеко идти.

Так оно и было. Они пробивались сквозь лабиринт трещин в равнине, и эти трещины становились все глубже. Сиран вдруг заметил, что все время поглядывает на солнца: сияют ли они еще? Жаль — Маус напомнила о тени. Он никогда не был так близко к панике, как в тот момент на гряде.

Остальной отряд рабов явно был в дороге уже давно. Рабы устали, но Калды подгоняли их, и только, когда примерно треть людей стала падать на впереди идущих или же на задних, была объявлена остановка.

Они остановились в месте, где сошлись три оврага. Калды собрали всех пленников в плотный круг, так что люди сидели почти на коленях друг у друга, а сами остались на страже. Их языки облизывали блестящие серые зубы, жезлы вспыхивали в их руках в угасающем свете.

Сиран откинул голову и плечи к Маус. Ее руки заработали над его ошейником, скрытым под волосами и арфой, висевшей на спине Сирана. Она орудовала замечательной металлической брошкой, функции которой заключались не только в застегивании туники, и Маус умела ею пользоваться.

Замок тихо щелкнул. Под прикрытием широкой спины Сирана и ее густых волос она принялась за свой ошейник. Скоро и тот поддался ее усилиям. Ошейники остались на месте, но Сиран знал, что в любой момент они смогут от них освободиться.

Высокий рыжеволосый мужчина навалился на Си-рана. Он еле слышно зашептал, но отнюдь не от слабости:

— Теперь меня!

Сиран дернулся и выругался, но тяжелый груз тела вынудил его замолчать.

— Я — охотник. Я слышу дыхание кролика в норке. Я слышал, что сказала женщина. Освободи меня, не то я подниму шум.

Сиран покорно вздохнул, и Маус принялась за работу.

Сиран оглядел измученных людей. Угольщики, охотники, бондари — тощие, жилистые и упорные отбросы пограничных мест. Даже женщины были грубы. Сиран задумался.

Человек, навалившийся на него сзади, был до сих пор главой колонны. Он был высок и жилист, как голодный кот; он сгорбился, опустил голову на колени. Железно-серые лохмы падали по его плечам.

Сиран подтолкнул его локтем:

— Эй! Только не подавай вида. Хочешь получить шанс?

Лохматая голова чуть-чуть повернулась, ровно настолько, чтобы взглянуть одним глазом. Сиран внезапно пожалел, что открыл рот. Глаз был бледный, почти белый, со странным нечеловеческим выражением, словно он видел только богов или демонов, и ничего больше.

В своих странствиях Сиран встречал отшельников и знал их признаки. Обычно они ему даже нравились, но от этого его мутило.

Человек потянул странным грубым голосом:

— Нас поработили демоны. Только чистый может пересилить их. Ты чистый?

Сиран чуть не задохнулся.

— Как птенчик в гнезде, — ответил он. — Как только что вылупившийся птенчик, еще в скорлупе…

Холодный бледный глаз смотрел на него не мигая.

Сиран превозмог желание двинуть его кулаком и сказал:

— Мы можем освободиться и, когда настанет время, смять Калдов.

— Только чистый может выступить против демонов.

Сиран состроил невинную улыбку. Рубец и нехватка зуба несколько портили эффект, но глаза его поднялись вверх нежно и сладостно.

— Ты поведешь нас, Отец, — проворковал он. — С твоей чистотой мы не можем проиграть.

Отшельник подумал и сказал:

— Отдаю приказ: дай мне фик.

Челюсть Сирана отвисла, глаза остекленели.

— Фик, — терпеливо повторил отшельник и пояснил. — Фомку.

Сиран закрыл глаза и устало сказал:

— Маус, дай джентльмену отмычку.

— Не лучше ли мне сделать самой? — спросила она чуть напыщенно.

Отшельник холодно взглянул на нее, наклонил голову и зажал руки в коленях. Затем он повернулся к напарнику с другой стороны и побил время Маус на добрую треть.

Сиран захохотал. Он лег на колени Маус в тихой истерике. Она же яростно колотила его по спине и шее, — но даже это не могло его остановить. Наконец он поднял голову, посмотрел слезящимися глазами на сердитое личико Маус и прикусил пальцы, чтобы снова не засмеяться.

Отшельник уже спокойно работал над следующим.

Калды еще ничего не заметили. Маус и отшельник работали гладко. Сиран снял арфу и взял несколько звучных аккордов. Калды повернули к нему свои красные глаза, но, похоже, не думали, что арфа может призывать к каким-либо действиям.

Сиран успокоился и заиграл громче.

Под покровом музыки он объяснил свой план большому рыжему охотнику. Тот кивнул и зашептался с соседом. Сиран запел.

Он выдал им плач черных дикарей Киммери у гроба вождя, очень подходящий к данному случаю. Калды сидели, наслаждаясь отдыхом. Они не видели, как Сиран послал по кругу слово надежды.

Цивилизованные люди, вероятно, показали бы это, но тут были пограничные жители, осторожные и замкнутые, как животные. Только по их глазам было заметно, что они уяснили ситуацию. Под прикрытием сгрудившихся тел, длинных волос, склоненных голов они стали действовать всеми заколками и пряжками, какие у них нашлись.

Маус и отшельник послали по линии инструкции, и, поскольку этот народ умел пользоваться своими руками, значительное количество замков ошейников было открыто, но ошейники предусмотрительно были оставлены на месте.

Сиран закончил погребальную песню и начал новую, когда Калды решили, что пора идти.

Они снова стали сгонять людей в линию. Арфа Сирана неожиданно щелкнула в злобном вызове, и плотный людской круг беспорядочно рассыпался. Сиран повесил арфу на плечо и, сбросив ошейник, вскочил. Вокруг него слышался звон металлической цепи по камню, шарканье ног, выкрики и тяжелое дыхание разозленных людей. Калды метнулись к ним с горящими жезлами. Кто-то взвыл. Сиран левой рукой ухватил Маус за тунику и стал пробираться сквозь толпу. Он потерял из виду охотника и отшельника.

И вдруг стало темно.

В овраг спустилась тишина. Черная застывшая тишина: не было слышно даже дыхания. Сиран стоял, глядя в темное небо. Он даже не вздрогнул. Он был за пределами страха.

Темная тьма в стране вечного света! Где-то в безумном страхе завизжала женщина. И начался ад.

Сиран побежал. Он не думал, куда бежит — лишь бы уйти. Он продолжал крепко держать Маус. Тела сталкивались и орали в темноте. Сирана и Маус дважды сбивали с ног, но это не остановило их.

Наконец они выбрались на свободное пространство. Снова стал появляться свет, бледный и слабый вначале, а потом нормальный. Они оказались на краю оврага и спустились в него.

Через какое-то время Маус упала. Сиран тоже упал рядом. Они лежали, тяжело дыша, вздрагивая и трясясь, как охваченные паникой животные. Когда появился свет, Сиран слегка вскрикнул. Маус крепко прижалась к нему, как будто хотела раствориться в его теле. Ее била дрожь.

— Кири, — шептала она. — Кири, что это?

Сиран прижал ее голову к своему плечу и погладил.

— Не знаю, милочка. Но теперь все в порядке. Оно ушло.

Уйти-то ушло, но может вернуться. Ведь однажды уж так было. В следующий раз оно может остаться.

Тьма и внезапный холод.

В мозгу Сирана стали возникать старые легенды. Если Бас Бессмертный существует и Камень Судьбы тоже, и этот Камень дает Басу власть над жизнью и смертью во всем мире… что тогда?

Может, Басу надоел мир, и он хочет уничтожить его?

Рациональное упрямство человека, говорящее, что такого нет, потому что никогда и не было раньше, помогло Сирану успокоиться. Но он не мог уверить себя, что мрака не было, поскольку его никогда не было и раньше.

Он тряхнул головой и стал поднимать Маус, когда его чуткие уши уловили звук. Бежали. Несколько человек.

Спрятаться здесь было негде. Сиран поставил Маус позади себя и ждал, пригнувшись.

Это был охотник, за ним отшельник, прихрамывающий, как большой кот, а позади — третий человек. Все они выглядели слегка спятившими и, похоже, не собирались останавливаться.

— Эй! — крикнул им Сиран.

Они одновременно замедлили ход, глядя на Сирана странно-пустынными глазами. Сиран рассердился, потому что сам-то он уж пришел в себя.

— Все уже прошло. Чего вы испугались… Все ушло. — Он выругал их, больше от чувства, чем по справедливости. — Что там с Калдами? Что вообще произошло там?

Охотник провел своей громадной лапой по лицу и рыжей бороде:

— Там все спятили. Есть убитые и раненые. Некоторые убежали, как вы. Остальных захватили снова. — Он дернул головой. — Они идут сюда. Охотятся за нами. Эти серые звери идут по запаху.

— Тогда нам надо бежать. — Сиран повернулся. — Маус! Эй, Мауси! Встряхнись, милая. Теперь все в порядка.

Она вздрогнула и глубоко вздохнула. Отшельник уставился на них бледными безумными глазами.

— Это было предупреждение, — сказал он. — Знамение суда, где спасется только чистый, — он указал костлявым пальцем на Сирана. — Я говорил тебе, что зло не может победить демонов!

Это задело Маус. Ее черные глаза вновь стали осмысленными. Она шагнула к отшельнику.

— Не называй его злом — и меня тоже! Мы никогда и никому не сделали вреда, разве что брали немного еды и выпивки. А кроме того, кому бы, черт побери, об этом говорить!.. Ты так ловко управлялся с отмычкой, что, видать, у тебя было немало практики…

Маус остановилась перевести дух. Сиран взглянул в лицо отшельника, и у него свело живот. Он попытался остановить Маус, но та уже чувствовала себя лучше и вошла во вкус. Она пустилась в детальный анализ физических данных и похождений отшельника. У нее был живой и изобретательный ум.

В конце концов Сиран зажал ей рот рукой осторожно, чтобы не получилось хуже.

— Хорошее выступление, — сказал он, — но нам пора уходить отсюда. Закончишь позже.

Она начала было колотить его пятками по коленям, но тут же остановилась и вся напряглась под его руками. Она смотрела на отшельника. Сиран тоже взглянул. Его внутренности стали завязываться узлами и замерзать.

Отшельник спокойно сказал:

— Ты закончила? — Его бледные глаза не отрывались от нее; в его взгляде, в спокойном холодном голосе не было ничего человеческого. — Вы — зло. Вы — воры, и я это знаю, потому что сам был вором. Вы носите на себе грязь мира и не желаете очиститься… — Он двинулся к ним. Это был даже не шаг, а едва ли больше, чем наклон тела, но Сиран отступил. — Я убил человека. И отнял жизнь в грехе и злобе, а теперь ясоздал в себе мир и покой. А в вас нет мира. И не будет. А я убью снова, если понадобится, и без особых угрызений совести!

И он мог бы, это верно. Теперь в нем не было ничего смехотворного. Он констатировал факт, и в нем было устрашающее достоинство. Сиран хмуро уставился в землю.

— Черт побери, — сказал он, — мы извинимся. Отец, Маус быстра на язык и мы оба были напуганы. Она не имела в виду ничего плохого. Мы уважаем всякое человеческое сознание.

Холодное, тяжелое молчание. Затем третий человек закричал с подавленной яростью.

— Бежим! Вы хотите, чтобы нас взяли снова?

Это был угловатый, невысокий сильный человек с седеющими волосами. На нем была юбка из шкур. Его кожа была темной и грубой, карие глаза выглядывали из гнезд морщин.

Охотник повернулся и двинулся вниз по оврагу. Остальные молча пошли за ним.

Сиран задумался. Ко всем их бедам прибавлялся еще сумасшедший отшельник. Он чувствовал холод между лопатками, и это не проходило, даже когда он вспотел от напряжения.

Овраг, по-видимому, был основным путем Куда-то. Было множество признаков недавнего прохождения множества людей: в числе этих признаков были и трупы людей, отброшенных в сторону и оставленных так.

Узловатый человек — охотник по имени Рэм — осмотрел тела страшными каменными глазами.

— Пока меня не было дома, — сказал он, — серые бестии увели мою жену и старшего сына.

Он угрюмо отвернулся от трупов. Сиран порадовался, что тела не те.

Рэм и рыжий охотник взобрались на растрескавшиеся стены для обозрения. Маус сказала что-то насчет того, чтобы идти по Равнине, где их нельзя будет незаметно окружить. Охотники утрюмо посмотрели на нее.

— Серые звери идут по верху, — сказали они, — идут по нашим флангам. Если мы выйдем наверх, им останется только посадить нас на цепь снова.

Сердце Сирана заколотилось:

— Иными словами, они пасут нас. Мы идем туда, куда они хотят, так что им нечего трудиться окружать нас?

Охотник кивнул и заметил профессионально:

— Это хороший план.

— Да, хитро! — рявкнул Сиран. — Но я хотел бы знать, нет ли какой-нибудь дороги назад.

— Я в любом случае пойду туда, — сказал Рэм. — Мои жена и сын…

Сиран подумал о Камне Судьбы и был даже рад, что не надо принимать решения.

Они шли легко и довольно медленным шагом. Сиран кусок за куском воссоздавал картину: шайка Калдов спокойно приходит в отдаленную пограничную деревню, прочесывает лес и кустарник, чтобы никто не скрывался. Куда они ведут людей и зачем — никто не знает.

Рыжий охотник замер на месте. Остальные остановились вслед за ним, инстинктивно сдерживая дыхание.

— Люди. Много, — прошептал охотник. Его ладонь выразительно призывала к тишине.

По коже Сирана побежали мурашки. Он взял руку Маус и сильно сжал. Отшельник внезапно рассмеялся, тихо, как дуновение ветерка.

— Суд, — прошептал он. — Идут великие, — его бледные глаза загорелись. — Гибель и разрушение, тень через весь мир, смерть и тьма. — Он оглядел всех по очереди. Откинул голову и снова беззвучно засмеялся. — Из всех вас только я один не боюсь!

Они двинулись дальше медленно и бесшумно. Сиран оказался впереди, рядом с рыжим охотником.

Они дошли до расщелины в стене. В десяти футах над ними расщелина уходила под землю через отверстие с хорошим креплением. Перед расщелиной сидели два Калда и следили за своими разгорающимися жезлами.

Пятеро остановились. Калды неторопливо двинулись к ним, облизывая зубы. Кроваво-красные глаза их радостно сверкали.

Сиран застонал.

— Будем ли мы храбрыми или только проворными?

Охотник сжал огромные кулаки. Рэм издал странный звериный крик, промчался мимо Сирана и упал на колени перед чем-то, чего Сиран сначала не заметил.

У основания утеса лежала женщина, смуглая, худая, не очень молодая и с простым, но добрым лицом. Приземистый широкоплечий мальчик лежал почти на ней. На его шее был виден сильный ожог. И мальчик, и женщина были мертвы.

Сиран подумал, что женщина, вероятно, не вынесла тягот пути, а мальчик умер, защищая ее.

Рэм провел рукой по мертвым лицам. Его собственное лицо было застывшим и совершенно пустым. После своего первого крика он не издал ни звука. Он встал и бросился на ближайшего к нему Калда.

Глава 3

Он кинулся точно зверь, быстро и бездумно. Но Калд тоже был проворным. Он ткнул в Рэма жезлом, но маленький загорелый человек несся так быстро, что удар жезла не остановил его. Вероятно, он умер на середине прыжка, но его тело ударило Калда и сбило его с ног.

Быстрым кошачьим прыжком Сиран бросился за Рэмом. Он слышал, как охотник позади него рычал и бил Калда голыми ногами. Сиран не видел второго Калда; он не видел ничего, кроме мускулистой серой руки, пытавшейся вытащить жезл из-под тела Рэма… Отвратительно воняло горелой плотью.

Сиран схватил серое запястье, взялся за жезл второй рукой и стал выкручивать его из руки Калда. Кость треснула. Сиран яростно продолжал выкручивать. Плоть лопнула и осколки серой кости вылезли наружу. Руки Сирана скользили в крови. Серый зверь раскрыл рот, но не издал ни звука… Сиран решил, что зверь просто немой.

Сиран схватил жезл.

Серая лапа второго Калда потянулась к горлу Сирана через труп Рэма, и Сиран ударил лапу жезлом. Лапа отдернулась, а Сиран воткнул головку жезла в горло Калда.

Через некоторое время откуда-то донесся голос Маус:

— Он готов, Кири. Не пережаривай его.

От Калда пахло горелым, это верно. Сиран встал, посмотрел на жезл, который держал на отлете, и присвистнул.

Маус сказала:

— Хватит самолюбования. Пошли. Охотник сказал, что слышит звон цепей.

Сиран оглянулся. Первый Калд лежал на земле, вроде бы со сломанной шеей. На нем лежал темнокожий мальчик. Охотник сказал:

— Я думаю, он был бы рад, что послужил дубиной для убийства Калда, если бы узнал об этом.

— Да, — согласился Сиран и посмотрел на Маус. Она, казалось, была в полном здравии. — Говорят, женщины падают в обморок от такого зрелища.

Маус фыркнула:

— Я родилась в воровском квартале. И мы катали черепа вместо монеток. Черепов было больше.

— Когда я в следующий раз буду жениться, — сказал Сиран, — я, пожалуй, задам невесте больше вопросов. Пошли.

Они спустились по скату под Запретную Долину. Охотник вел их, как осторожное животное. Сиран замыкал шествие. И у обоих было по отнятому жезлу.

Отшельник не проронил ни слова и пальцем не пошевельнул, чтобы помочь им.

В подземелье было очень темно, но вовсе не холодно, пожалуй, даже жарче, чем снаружи, и по мере того, как они спускались, становилось хуже.

Сиран слышал звуки, как будто сотни вооруженных людей бьют по щитам. Даже, пожалуй, громче. Было ощущение, что вокруг много людей, ходящих рядом, но не разговаривающих. Иногда слышался треск, скрежет металла, и Сиран не мог подобрать никакого объяснения этому, но это ему не нравилось.

Они шли по хорошей дороге с легким уклоном. Появился свет. Охотник призвал к осторожности и замедлил движение. Они прошли, точно четыре духа, через арку и сияние чистого голубоватого света. Остановились на узком выступе. Выступ в этом месте был гладким, обработанным человеческими руками, а по обе стороны его шли природные грубые стены и нагромождения сталактитов. Над выступом в темноте было высокое перекрытие арки, а впереди — свободное пространство, в конце которого Сиран разглядел каменную стену.

Внизу была шахта в виде бочки, и очень глубокая. Настолько глубокая, что Сирану пришлось вытянуть шею, чтобы увидеть дно. Яркий бело-голубой свет на дне освещал две трети высоты шахты.

И там, в ослепительном свете работали люди. На такой глубине они казались не крупнее муравьев. Цепей на них не было, и даже стражей Сиран не видел. Но он тут же и забыл думать об этом: все его внимание приковала вещь, растущая там.

Она строилась из металла, поднимаясь и раскидываясь в стороны замысловатыми кривыми сверкающей белизны, заполняя всю нижнюю часть шахты. Сиран уставился на нее в странном оцепенении.

Вещь эта не была закончена. Сиран и не мог себе представить, для чего она, но ему вдруг стало страшно. Его пугали потрясающе огромные размеры вещи, непонятность ее металлической конструкции, не похожей ни на что — пугала вещь сама по себе.

Это была власть. Это была сила. Титан, растущий во чреве мира, готовый выйти, схватить мир и играть с ним, как Маус играла в детстве пустыми черепами.

Сиран, глядя на эту вещь, знал, что ни один человеческий мозг в этом месте и времени не поймет это сверкающее чудовище и ни единой крохой не участвует в нем.

Рыжий охотник сказал просто:

— Я боюсь. Это пахнет западней.

Сиран проглотил что-то — может, собственное сердце.

— Нравится нам или не нравится, друг, но мы здесь. И не лучше ли нам убраться с глаз долой, пока тот закованный отряд не наткнулся на нас.

В стороне, вдоль грубой части выступа, в тени с углублениями и каменными столбами, наверное, будет спокойнее. Здесь был спуск на дно пещеры — головокружительный зигзаг выступов, висячих лестниц, ступеней. Но спускаться по ним пришлось бы на виду.

Они шли по краю. Лицо Маус так побледнело, что клеймо между бровями казалось каплей крови.

Отшельник шел вроде как по собственному дому. Зрелище сияющего гиганта вызывало в его глазах странный блеск. Сирану это не понравилось, хотя он не понимал почему. В других отношениях отшельник был все равно что мертвый. Он не сказал ни слова после своих проклятий в овраге.

Они укрылись среди сталактитов. Сиран смотрел на выступ.

— Они охотятся по запаху! — прошептал он.

Охотник кивнул:

— Думаю, что другие люди перебьют наш запах. Здесь слишком много запахов. Но как случилось, что те двое ждали нас у входа в туннель?

Сиран пожал плечами.

— Телепатия. Передача мыслей. За морем много людей владеют этим. Почему бы не владеть этой способностью и Калдам?

— Ты что же, думаешь, что у них человеческий мозг?

— Не обманывайся. Они мыслят — это ясно, но у них не человеческий мозг и не мозг обычного животного.

— И они придумали это? — охотник указал на шахту.

— Нет, — медленно возразил Сиран. — Это придумали не они.

— А кто же? — охотник не закончил. — Тихо! Идут сюда!

Сиран затаил дыхание, выглядывая одним глазом из-за сталактита. Отряд рабов с серыми стражниками потянулся из туннеля и стал спускаться на дно. Ни в ком из этих людей не было заметно никакой тревоги. Было несколько пустых ошейников, и Калдов было мало. Видимо, некоторые из них остались снаружи, чтобы выследить четырех проклятых беглецов, и это означало, что назад хода нет.

Сирану пришла в голову идея. Когда последний с цепочке и стражи спустились за край, он шепнул:

— Пошли. Спустимся следом за ними.

Маус испуганно взглянула на него. Он же нетерпеливо пояснил:

— Они не станут оглядываться… я надеюсь. А пока они спускаются, никто другой не будет подниматься снизу. Но если у тебя есть лучшая идея, как сойти с этого проклятого насеста, то давай выкладывай.

У Маус идей не было, и охотник кивнул:

— Неплохо. Пошли.

И они стали спускаться, как настоящие демоны. Поскольку все они были профессионалами в своих областях, они производили не больше шума, чем падающие листья. Отшельник спускался беззвучно. Его глаза при всяком удобном случае поворачивались к сияющему монстру. В его косматой голове явно зрела какая-то идея. Сиран подозревал, что самым лучшим и надежным было бы скинуть отшельника с лестницы в пространство, но он противился этому просто потому, что одно дело — ударить человека ножом в уличной драке, и совсем другое — хладнокровно убить ничего не подозревающего старика. Потом он торжественно поклялся отбросить неуместный в данном случае гуманизм, но было уже поздно.

Никто их не видел. Калды и люди внизу были слишком заняты медленным своим спуском и не выламывали шеи, чтобы смотреть на что-то другое. За ними тоже никто не спускался — эта опасность миновала их. И они предусмотрительно сохраняли дистанцию в целую секцию между собой и отрядом рабов.

Спуск был адски долгим. Металлическое чудовище росло и росло, поднималось рядом с ними, а затем выше их, восходя к своду. Оно было прекрасным: Сиран сознавал его красоту, хотя ненавидел и боялся его силы.

Затем он заметил, что на этом сооружении работают люди, ползающие, подобно мухам, по его перекладинам и аркам. Некоторые работали жезлами, не слишком отличающимися от того, что держал Сиран в своей руке: они сваривали металл в искрах жаркого света. Другие ставили на место громадные металлические детали, поднимая их с пола пещеры на длинных веревках, и аккуратно прилаживали к нужным местам своего сооружения. Со странным чувством головокружения Сиран понял, что металл здесь весит не больше пера.

Он молился, чтобы им удалось пройти мимо рабочих незамеченными. Они уже проползли мимо двух или трех групп рабочих; но вот один, работавший совсем рядом, поднял голову и в упор взглянул на них.

Сиран стал делать отчаянные знаки, но человек не обращал на его жесты никакого внимания. Сиран вгляделся в его глаза и опустил руки.

— Он не видит нас? — прошептала Маус. — Он же слепой.

Человек снова вернулся к работе. Он искусно прилаживал мелкие детали к отверстиям основы. Такой работы Сиран никогда в своих странствиях не видел. Он вздрогнул:

— Нет. Он просто не видит нас.

Охотник нервно облизнул губы. Отшельник беззвучно рассмеялся. Они двинулись дальше.

На всем их пути вниз было то же самое — женщины и мужчины смотрели на них, но не видели. В одном месте они остановились, чтобы дать отряду рабов уйти подальше. Неподалеку от них работала женщина. Она походила на изголодавшуюся кошку: сквозь рваные лохмотья проглядывали ребра. Лицо ее кривилось от тех усилий, что приходилось делать женщине, чтобы дышать, но глаза ничего не выражали.

Внезапно, не закончив движения, она съежилась, как мокрая кожа, и упала. Сиран понял, что она умерла до того, как соскользнула с балки.

Они увидели подобное еще два раза. Сами работавшие не обращали на подобное никакого внимания.

Маус смахнула пот со лба и поглядывала на Сирана.

— Хорошенькое местечко для медового месяца! Черт бы побрал тебя и твой короткий путь!

На этот раз у Сирана не возникло желания стукнуть Маус.

Последняя часть спуска шла позади металлических навесов, полных жара и грохота. Четверо соскользнули в густую тень между двумя навесами и скорчились за громадной кучей обрезков металла. Они хорошо видели, что происходило с отрядом пленников.

Калды поставили рабов между массивными столбами из белого металла, поддерживающих гигантскую паутину наверху. У подножья утеса пробегали огни. Жаркий бело-голубой свет шел снизу, частично из какого-то незнакомого источника, укрепленного на брусьях, частично из отверстий раскаленных печей.

Мужчины и женщины трудились в дыму и ослепительном свете; никто не взглянул на вновь прибывших рабов. Стражи не было.

Калды отошли и ждали. Все они смотрели в одну сторону, выкатив красные глаза и оскалив серые зубы. Сиран проследовал за их взглядом и вдруг застыл, и пот на его теле сразу стал холодным, как роса на жабьей спине.

Сначала ему показалось, что между столбами шел человек — высокий, стройный, плотно завернутый от макушки до пяток в белую металлическую сетку, сверкающую, как освещенная солнцем вода.

Но когда он подошел ближе, Сиран понял, что ошибся. Животный инстинкт почувствовал это раньше, чем мозг. Сирану хотелось зарычать, ощетиниться, поджать хвост и бежать.

Создание было бесполым. Плоть на его руках и лице имела странную, ненастоящую фактуру и темно-желтый оттенок, какого никогда не бывает у живого тела.

Лицо его было человеческим по форме — худое, с легкими узловатыми костями, но такое правильное и совершенное, как тщательно изготовленное изделие из мрамора, без каких-либо неправильностей, без человеческой мягкости. Губы были бескровными. Не было ни волос, ни ресниц.

Глаза его показались Сирану гнездом холодных змей, так что у него стянуло внутренности. Эти глаза даже приблизительно не напоминали человеческие: они казались масляными лужами под веками без ресниц — черные, глубокие, непроницаемые, бессердечные, бездушные и ледяные.

Но мудрые, мудрые знанием, далеко превосходящим человеческое, и сильные холодной и ужасной силой. И старые. Собственно, обычных признаков возраста не было, но было нечто большее: психическое и нечеловеческое ощущение древности; время отходило все дальше и дальше от первоисточников, столь же неестественных, сколь и тело, которое оно породило.

И Сиран понял, кто это. Он сочинял песни про это существо и пел их на переполненных народом рыночных площадях и в продымленных винных погребках. Он пугал ими детей и заставлял смеющихся взрослых вздрагивать.

Но сейчас он не пел. И не смеялся. Он смотрел на одного из андроидов Баса Бессмертного, на создание, рожденное таинственной мощью Камня, не имевшее ни телом, ни мозгом никакой связи с человечеством.

Тогда Сиран понял, чей разум сотворил поднимающееся рядом сверкающее чудовище. И отчетливо уяснил, что это чудовище — зло.

Андроид поднялся на платформу напротив отряда рабов и остановился там, где все они могли его видеть. В правой руке андроид держал жезл из белого металла с шариком на конце. В ослепительном свете и жезл, и металлическая сетка, сидящая на андроиде, как футляр, засияли еще ярче.

Скованные люди подняли голову. Сиран уловил испуганный блеск в их глазах, услышал их тяжелое дыхание и звяканье их цепей.

Калды сделали предупреждающие жесты своими жезлами, но люди и так не сводили с андроида глаз.

Тот внезапно поднял жезл над головой, и круглый шарик на конце жезла скрылся за балкой из поля зрения Сирана. Свет потускнел, а затем и вовсе исчез.

На секунду воцарилась тьма, только от печей и горнов шел слабый свет. Затем из-за балки, скрывшей верх жезла, брызнул яркий матовый свет, заполнил все пространство между гигантскими столбами и заколыхался в гуманном воздухе знаменами синего пламени.

Калды почтительно и благоговейно склонились, красные глаза их горели, точно угли. По линии рабов прошел трепет, будто ветер всколыхнул пшеницу. Некоторые вскрикнули, но вскоре все замолкло. Рабы стояли и смотрели. Андроид не шевелился, не говорил, а только стоял, как серебряное копье.

Сиран встал. Он смутно сознавал, что с ним рядом Маус ловит воздух раскрытым ртом и не сводит глаз с молочных искр. Рядом еще кто-то двинулся, но Сиран не обратил внимания.

Ему хотелось подойти поближе к свету. Он хотел видеть, откуда исходит этот свет. И кровь его заискрилась, заиграла. Ему хотелось убежать, но желание подойти пересиливало страх. Да и сам страх был почти неприятен.

Он начал было перебираться через кучу обрезков металла, когда андроид заговорил чистым, ясным и звучным голосом, в котором не было ничего угрожающего. Но что-то остановило Сирана, как удар в лицо, проникло в его дурманное желание света.

Он понимал звук. Он понимал настроение. Он был восприимчив к ним, как его арфа, кормившая его. Он почувствовал, что есть в этом голосе, вернее, чего в нем нет, и остановился в мертвой неподвижности.

В этом голосе не было эмоций, которые существуют с тех пор, как человек познал слово. Этот голос шел от мозга, столь же чуждого и непостижимого, как тьма в мире вечного света; нечеловеческого мозга можно коснуться и даже понять, но ощущение холодного давления его силы заставляет сжиматься, как сжимаются животные перед страшной тайной огня.

— Спите, — говорил андроид, — спите и слушайте мой голос. Откройте свой мозг и воспринимайте.

Глава 4

Сквозь сверкающую радужную дымку Сиран видел расслабленные и тупые лица рабов.

— Вы ничто. Вы никто. Вы существуете только для рабства, для работы, для повиновения. Вы слышите? Вы понимаете?

Строй людей качнулся и слабо простонал. В этом стоне-выдохе было только удивление и желание. Люди повторили литанию непослушными губами.

— Ваш мозг открыт моему мозгу. Вы услышите мои мысли и сказанное мною однажды не забудете. Вы не будете чувствовать ни голода, ни жажды, ни усталости. Вы не будете нуждаться ни в отдыхе, ни в сне.

Снова литания. Сиран провел рукой по лицу. Лицо было потное. Помимо его воли свет и бездушный гипнотизирующий голос захватили его. Он закусил пальцы, благодаря неведомых богов, что не видит источник света: тогда он не смог бы противиться ему. Может, это тоже власть Камня Судьбы?

Резкий хруст привлек его внимание к куче останков. Отшельник уже наполовину перебрался через кучу.

А Маус шла по его пятам.

Сиран бросился за ней. Он скользил по обломкам и уже не успевал перехватить Маус. В отчаянии он окликнул ее. Но она не слышала. Она жаждала света.

Сиран забрался на кучу отбросов производства. Отшельник бежал на четвереньках, как огромный серый кот.

Малиновая туника Маус была вне досягаемости Сирана. Он схватил горсть обломков и запустил ей в спину. Она повернула голову и оскалилась на него, бросив почти рефлекторно ему в лицо какое-то ругательство, но было ясно, что она не сознавала присутствия Сирана. Отшельник странно завизжал.

Громадная рука ухватила Сирана за лодыжку и поволокла его обратно. Он отбивался и размахивал жезлом, который все еще держал в руке. Вторая безжалостная рука схватила его запястье.

Рыжий охотник бесстрастно проговорил:

— Пусть идет, мы же уходим.

— Маус! Вернись, черт побери! Маус!

— Тебе не удержать ее. Пошли быстрее!

Сиран продолжал лягаться и отбиваться. Тогда охотник нанес ему точно рассчитанный удар в ухо, взял жезл из его ослабевшей руки и взвалил самого Сирана на свои широкие плечи.

Свет мало повлиял на охотника: он был в более глубокой тени, чем остальные, и его полузвериные нервы предупредили его об опасности раньше, чем даже Сирана. Обладая мудростью дикаря, он вовремя закрыл глаза.

Охотник обогнул кучу металлолома и побежал в густую тень.

Сиран чувствовал и слышал все как бы из туманной дали. Он слышал, как снова взвизгнул отшельник в диком обете поклонения, как один раз вскрикнула Маус, чувствовал болезненную тряску своего тела и грубый звериный запах охотника.

Он попытался двинуться, бежать, что-то сделать, но охотник крепко хлопнул его по пояснице и спустил с плеча. Сирану показалось, что свет вернулся снова, но затем стало очень темно и тихо.

Охотник дохнул ему в ухо:

— Тихо! Не шевелись!

У Сирана не оставалось никакого шанса что-либо сделать. Охотник положил на него свою веснушчатую лапу, закрыл ему почти все лицо. Сиран задыхался и таращил глаза.

Они лежали в нише грубой стены. Верхний выступ ее бросал на них густую тень, но перед ними горел голубой свет. Иногда он тускнел и мигал, но затем выравнивался.

Высоко над головой сверкающее металлическое чудовище поднималось к потолку пещеры. Оно росло. Росло странно быстро, и механизм внутри него стал принимать форму — лабиринт изящных стержней и хрустальных призм, колесиков, балансиров и еще каких-то штук, назначения которых Сиран не знал.

Затем он вспомнил о Маус, и все остальное потеряло смысл.

Охотник навалился на него, принуждая к молчанию. Голубые глаза Сирана горели. Он убил бы охотника, будь у него какая-то возможность. Но ее не было, и Сиран прекратил борьбу.

Рыжий гигант шепнул ему в ухо:

— Взгляни через край.

Он убрал руку. Сиран с величайшей осторожностью приподнял голову на несколько дюймов и выглянул.

Их ниша была приподнята над полом шахты. Внизу направо был вход в низкий туннель. Под ним были кузница и мастерские, где люди скопились, как муравьи после дождя. У входа в туннель стояли двое в сверкающих металлических футлярах — андроиды Баса Бессмертного. Их чистые ясные голоса долетали до места, где лежали охотник и Сиран.

— Ты не нашел?

— Не удалось — как мы и предполагали. Но все равно ничего не изменится.

— Ничего не изменится… — один из нелюдей повернул голову и посмотрел черными непроницаемыми глазами на стремящегося ввысь металлического гиганта, — если мы успеем закончить вовремя.

— Успеем, Кафр, — ответил второй. — Должны успеть.

Кафр сделал быстрый нетерпеливый жест:

— Нам нужны еще рабы! Этот человеческий скот очень хрупок. Они переутомляются и мрут.

— Калды…

— …делают, что могут. Только что прибыли еще две цепи. Но ведь этого мало! Я говорил зверям, чтобы они шли с рейсами дальше, даже в города.

— Это не поможет, если люди нападут на нас до того, как мы закончим.

Кафр засмеялся — без радости, без юмора.

— Если они пойдут по следу Калдов так далеко, мы легко справимся с ними. А когда мы закончим, они будут порабощены в любом случае.

Второй кивнул и сказал слегка недовольно:

— Если закончим вовремя. Если же нет…

— Если не кончим, — сказал Кафр, — тогда ничто не будет иметь значения — ни они, ни мы, ни Бас Бессмертный… — Что-то вроде дрожи прошло по его блестящему телу, но он откинул голову назад и снова громко рассмеялся. — Мы закончим это, Стьюд! Мы единственные в мире, и ничто не может нас остановить. И это значит — конец скуке, рабству и плену. Когда этот мир будет в наших руках, нас ничто не остановит!

— Ничто! — прошептал Стьюд. И они ушли и исчезли в кипящем грохоте.

— О чем они говорили! — спросил охотник.

Сиран покачал головой. Глаза его смотрели отрешенно.

— Не знаю.

— Мне не нравится запах этого дела, парень. Скверное дело.

— Ну, — ровным голосом ответил Сиран. — А что случилось с Маус?

— Ее взяли с другими. Поверь мне, парень, я сделал все, что мог, иначе и тебя взяли бы тоже. Ты ничем не можешь помочь ей.

— Она… она пошла на свет?

— Думаю, да. А я успел убежать.

Глаза Сирана заволокло туманом. Он спросил без большого интереса:

— Как же мы ушли? Мне кажется, я видел, как вспыхнул яркий свет.

— Да, а затем неожиданно погас. И я заторопился. Серые звери выслеживают по запаху, но в этом котелке для жаркого запахов слишком много. Они потеряли нас, ну, а когда свет снова вспыхнул, я увидел эту нишу и вполз в нее. — Он взглянул вниз, почесывая бороду. — Я думаю, они слишком заняты, чтобы беспокоиться о двух людях, нет, о трех. — Он хихикнул. — Отшельник тоже удрал. Он пробежал мимо меня в темноте, визжа, как обезьяна, насчет Откровения и Света. Может, теперь они снова поймали его.

Сирану было плевать на отшельника.

— Порабощение, — сказал он медленно. — Если этот мир будет в их руках, их ничто не остановит. — Он оглядел пол шахты. Стражей не было. Да и зачем стражи при таком оружии, как этот свет. Хрупкий человеческий скот перенапрягается, пока не умрет, и не знает сам об этом.

Мир в их руках. Пустая раковина, с которой можно играть. Не будет больше рыночных площадей, таверен, песен. Не будет больше маленьких людей, живущих своей маленькой жизнью так, как им хочется. Останутся только рабы с пустыми лицами, выпасаемые серыми зверями с огненными жезлами и удерживаемые светом андроидов.

Сиран не знал, зачем андроидам планета и что они с ней будут делать. Он понимал только, что все это причиняет ему такую боль, какой он никогда не испытывал.

То, что он собирался делать, было безнадежным и безумным, но это его не беспокоило. Он думал только о том, что где-то в этом логове для рабов надрывается Маус с невидящими глазами и открытым для приказов мозгом. И очень скоро она, как и та женщина, дойдет до грани выносливости и умрет. Он резко спросил:

— Если ты, охотник, хочешь убить змею, что ты сделаешь?

— Отрублю ей голову, конечно.

— Камень Судьбы, — прошептал Сиран. — Власть над жизнью и смертью. Ты веришь в легенды?

Охотник пожал плечами:

— Я верю в свои руки. Кроме них, я ничего не знаю.

— Мне нужны твои руки, чтобы они помогли мне разрушить одну легенду и создать другую.

— Они в твоем распоряжении, парень. Куда мы пойдем?

— Вниз, в тот туннель. Потому что, насколько я понимаю, он ведет в Бен Биту, к Басу Бессмертному… и к Камню.

Как будто давая сигнал, голубой свет потускнел и замигал. В полутьме Сиран и охотник выскочили из ниши вниз и вошли в туннель.

Он был темным, и только через большие интервалы на стенах появлялись пятнышка голубого свечения. Они прошли порядочное расстояние, прежде чем это свечение усилилось до нормального, но даже и тогда в туннеле было довольно темно. Туннель выглядел заброшенным.

Охотник время от времени останавливался и прислушивался. Когда Сиран раздраженно спросил, в чем дело, охотник ответил:

— По-моему, за нами кто-то идет. Но я не вполне уверен.

— Ну, дашь ему жезлом, если он подойдет слишком близко. Давай поторопимся!

Туннель вел прямо к Бен Бите, если ориентироваться по шахте. Сиран почти бежал, когда охотник резко схватил его за плечо.

— Стой! Впереди какое-то движение…

Он пригнул Сирана, и они поползли на четвереньках, держа жезлы наготове.

Легкий уклон туннеля привел их к развилке. Один рукав вел прямо, а другой резко поворачивал вверх, к поверхности земли.

На этой развилке сидели на камне четыре Калда и играли в какую-то игру костями из человеческих пальцев. Сиран поднялся и быстро пошел на цыпочках. Охотник шел рядом. Они шли бесшумно, а Калды были увлечены и не ожидали никакого нападения. Мужчины вдвоем могли бы выйти из положения, но внезапно позади них кто-то завыл, точно рассерженный кот. Сиран быстро повернул голову и увидел стоящего в туннеле отшельника с поднятыми руками и вздыбившимися волосами; глаза его горели полным безумием.

— Зло! — визжал он. — Вы — зло, вы не верите Свету и Слугам Света!

Похоже, что он забыл, что совсем недавно он называл Калдов демонами.

Серые звери вскочили, хватаясь за жезлы. Сиран яростно взвыл и бросился на них.

Он не очень ясно помнил, что случилось затем. Было много движения, серые тела прыгали и размахивали пылающими жезлами. Что-то оглушающее задело его по виску. Он бился в монолитном тумане, где все расплывалось и удалялось. Отшельник все завывал насчет Зла и Света. Охотник орал, все сталкивались и с грохотом падали, и один раз Сирану удалось ткнуть жезлом прямо в кровавый красный глаз.

Вскоре он смутно услышал топот ног, бегущих в туннеле. Охотник лежал. А Сиран вдруг обнаружил, что бежит по проходу вверх, поскольку другой путь оказался забит Калдами. Он убежал. Как — он не помнил. Возможно, что инстинкт велел ему убраться вовремя, прежде чем появившееся подкрепление увидело его. Трое из первых четырех Калдов лежали, а четвертый занимался отшельником… Как бы то ни было, Сиран сумел убежать.

Когда он, задыхаясь и в поту, вышел к отверстию, он снова оказался на Запретной Равнине, и Бен Бита возвышалась над ним — громадный золотистый титан, уходящий в красное небо.

Осыпающийся желтый камень ступенчатых склонов был лишен всякой растительности. Не было и признака чего-либо построенного руками — человеческими или иными. Высоко вверху, почти на вершине треугольного пика, виднелось квадратное отверстие с балконом-выступом, но это могло быть просто нишей, проделанной эрозией и ветрами.

Сиран стоял, широко расставив ноги и изучая гору угрюмыми и упрямыми глазами. Теперь он полностью поверил в легенду, что где-то под золотистым пиком находится Камень Судьбы и его хозяин-полубог.

Позади Сирана были творения этого полубога и чудовище, которое они строили… и маленькая черноволосая Маус, которая умрет, если что-то не будет сделано.

И много других людей умрет тоже. Весь тот здоровый, удобный мир… Но сейчас первым делом следует позаботиться о Маус.

Теперь Сиран уже не был Бардом. Он не относился к нормальному человеческому миру. Он шел по чужой стране богов и демонов, где все было диким, как в страшном сне, и только Маус связывала его с жизнью, где мужчины и женщины сражаются, смеются, любят.

Он сжал губы и начал подниматься на крутой голый склон Бен Биты — крепкий, кривоногий маленький мужчина в желтых лохмотьях, с загорелым невыразительным лицом и забытой за спиной арфой.

Ветер свистел над Запретной Равниной и катал солнечные шары в красном небе. А с вершины Бен Биты спускалась тьма.

На этот раз Сиран не испугался ее. В нем не осталось ничего, что могло бояться. Он вспомнил слова отшельника: «Суд. Ждут великие. Гибель и разрушение. Тень через весь мир. Мрак и смерть». Что-то из прежних ощущений пришло к нему, он не был больше человеком. Он переступил через страх. Судьба надвигалась, и он был частью ее.

Камни и сланец играли с ним шутки в темноте. Повсюду над Запретной Равниной были ночь, жалующийся ветер и резкий холод Далеко-далеко позади в небе горел слабый красный свет — отблеск моря, горящего собственным огнем.

Сиран поднимался выше.

Затем солнечные шары замигали. Слабая рябь света пошла от них, освещая пустошь жутким колдовским светом. Мерцание было еще хуже, чем темнота, потому что напоминало последнее биение умирающего сердца. Холод внутри Сирана был сильнее внешнего холода. «Тень через весь мир, мрак и смерть».

Он поднимался на Бен Биту.

Глава 5

Камень был грубый и растрескавшийся, а Сиран лазил по горам и раньше. Он полз вверх через тошнотворный свет и холодный ветер, завывающий и бьющий его тем сильнее, чем выше он поднимался. В памяти Сирана плохо сохранился этот подъем. Он помнил только, что очень-очень долго добирался до балкона.

Он в кровь изодрал свое тело о камни, и сердце его лягалось, как злая лошадь. Но его это не тревожило. Балкон был творение рук человеческих, проход за ним вел куда-то… И свет в небе появился снова. Правда, не совсем обычный: более слабый, менее горячий.

Когда Сиран смог встать, он вошел в проход, в квадрат, прорубленный в камне Бен Биты, Горы жизни.

Проход вел прямо и освещался мягким опаловым светом из невидимого источника. Затем коридор повернул под прямым утлом и пошел спиральным скатом вниз.

От него отходили коридоры на разные уровни, но Сиран не обращал на них внимания — все они были темные и пыль веков лежала на их полах.

Все ниже и ниже — долгий, долгий путь. И тишина. Глубокое непотревоженное молчание смерти и вечный камень — темные титаны, что следили за маленьким простым суетливым муравьем-человеком и никогда-никогда до сего времени не проклинали.

Затем скат выровнялся в широкий высокий коридор, глубоко врезавшийся в чрево горы. Он закончился золотой дверью в двенадцать футов высотой, которая была искусно гравирована и инкрустирована символами, о которых Сиран слышал только в легендах: Хан — Лахан — Михан — Змея, Круг и Крест, сияющие огнем драгоценных камней.

А над ними, подавляя обе створки громадной двери, был изображен КРЕСТ АНСАТА, символ вечной жизни, вырезанный из матового черного камня.

Сиран вздрогнул и задохнулся. На короткий момент им овладел чисто человеческий страх. Но затем он положил обе руки на дверь и распахнул ее.

Он вошел в маленькую комнату, увешанную гобеленами и тускло освещенную тем же матовым светом, что и коридор. Слабо заметные рисунки гобеленов показывали людей, животных и сражения. Рисунки казались дразняще знакомыми и одновременно пугающе чуждыми.

На полу лежал ковер из шкуры с головой существа, о котором Сиран никогда на слышал — что-то вроде гигантского темно-желтого кота с темной гривой и большими сверкающими клыками.

Сиран осторожно прошел по нему и отдернул тяжелый занавес в другом конце комнаты.

Сначала там была только тьма. Похоже, она заполняла широкое пространство; у Сирана было инстинктивное чувство объема. Он шагнул внутрь, очень осторожно, а затем его глаза заметили впереди свет, бледный, словно кто-то держал в пальцах жемчужину, помахивая ею в темноте.

Цыган и вор, Сиран производил не больше шума, чем струйка дыма, когда он двинулся вперед. Его ноги коснулись широкой и невысокой ступени, затем второй. Он поднялся по ним; жемчужный свет стал сильнее и превратился в изогнутую стену излучения.

Коснувшись этой стены, он резко остановился и застыл перед этой изогнутой молочной толщиной, пытаясь разглядеть, что за ней.

На ложе из мехов и пестрых шелков спал мальчик, свет окутывал его и защищал. Он лежал нагой, небрежно раскинувшись. Кожа его была белой, как молоко, чуть окрашенной палевой теплотой света.

Он крепко спал. Можно было подумать, что он мертв, если бы не легкие движения груди при дыхании. Его голова была повернута к Сирану, одна рука подложена под щеку.

Густые кудрявые волосы, черные до синевы, падали ниже плеч на белый мех постели. Ногти на его пальцах рук — в дюйм длины.

Лицо было совсем мальчишеским. Хорошее лицо, пожалуй, даже красивое. Щеки его были еще мягкими, как у девочки, ресницы длинные и темные.

Он выглядел спокойным, даже счастливым. Рот его чуть заметно улыбался приятному сну. Но все-таки было что-то…

Тень. Нечто невидимое, неосязаемое, хрупкое, как нота пастушьего рожка, принесенная бродягой-ветром. Нечто неописуемое, как смерть, как нависающая сила. Сиран чувствовал это, и его нервы внезапно задрожали, как струны арфы.

Затем он увидел, что ложе, на котором спал мальчик, представляет собой КРЕСТ АНСАТА, вырезанный из черного камня; его перекладины тянулись из-под плеч спящего, а завиток приходился над его головой, как громадный нимб.

В голове Сирана зашептали легенды, песни, сказки, фольклор. Символы и рисунки-образы.

Бас Бессмертный всегда считался гигантом, вроде горы, в которой он жил, и старым, поскольку бессмертие подразумевает века. Благоговение, страх и неверие проходили через эти легенды и детское желание сочинить сказку. Но была и более старая легенда.

Сиран, цыган и вор, носивший в себе музыку, как пьяница вино, слышал ее в глубинах горных лесов Гипербореи, куда даже цыгане редко захаживали. Самая старая легенда из всех — сказка о Сияющем Юноше Откуда-то, который идет в красоте и силе, никогда не старится и несет в своем сердце такой мрак, какого человек и понять не может.

Сияющий Юноша Откуда-то. Спящий улыбающийся мальчик, окруженный живым светом.

Сиран неподвижно стоял и смотрел. Лицо его было потерянным и почти пустым. Биение сердца замедлилось, дыхание с шумом выходило из его открытого рта.

Постояв, он шагнул вперед, в свет.

Свет оттолкнул его назад, испуганного и растерянного. Думая о Маус, он сделал попытку еще и еще, пока не убедился в тщетности своих усилий. Он закричал. Его голос отскакивал обратно к нему от невидимых стен, но спящий не пошевельнулся, даже ритм дыхания его не изменился.

Сиран скорчился в ужасающей слабости бессилия и, думая о Маус, заплакал.

И вдруг стена света исчезла.

Он не поверил своим глазам, но еще раз протянул руку и не встретил преграды. Тогда он бросился вперед, в темноту, пока не наткнулся на каменную ручку кресла. А за ним и вокруг него снова вспыхнул свет.

Только теперь свет изменился: он тускнел и мигал, и дергался, как будто боролся за свою жизнь…

Как солнечные шары. Как свет в небе, означающий жизнь для мира. Мигающее и стареющее сердце старика, последний взмах крыльев умирающей птицы…

Ужас схватил Сирана за горло, остановил его дыхание и сделал его тело более холодным, чем труп. Сиран смотрел…

Свет разгорался, пульсировал и как бы завернул Сирана в себя, но все-таки был слабее, чем раньше.

Странное ощущение необходимости сошло на Сирана, нужда и срочность. Вспомнились слова андроидов: «Если не закончим вовремя… Если не закончим, ничто не будет иметь значения».

Тень через весь мир, мрак и смерть. Порабощенная Маус с пустыми глазами строит сияющее чудище, которое станет уздой для мира по воле нечеловеческого мозга.

Это не вязалось со здравым смыслом, но оно что-то означало. Что-то смертельно важное. И ключ ко всей этой дикой смеси был здесь — черноволосый мальчик, спящий на каменном кресте.

Сиран подошел ближе. Мальчик чуть заметно шевельнулся, и лицо его стало встревоженным, как будто изменение света обеспокоило его. Но затем мальчик вздохнул, снова улыбнулся и уткнул головку глубже в сгиб руки.

— Бас, — сказал Сиран. — Лорд Бас! — Голос его звучал хрипло и необычно.

Мальчик не слышал. Сиран окликнул его громче. Затем положил руку на гладкое белое плечо и потряс спящего, сначала осторожно, а потом сильнее. Мальчик Бас даже не моргнул.

Сиран потряс кулаками в воздухе и беззвучно выругался. Затем почти инстинктивно присел на каменную платформу и взял в руки арфу.

Он ни на что не надеялся. Просто игра на арфе была для него естественной, как дыхание, и то, что было внутри него, выходило наружу этим путем. Он не думал о музыке, он думал о Маус, и это было одно и то же.

Первые случайные аккорды зажурчали по стенам молочного света. Затем — скорбь Сирана передалась от его пальцев струнам, и он послал ее кружиться в неподвижном воздухе. Струны пели неистово и дико, но из-за этой дикости выходили звуки рвущегося сердца Сирана и его недавних слез.

Время исчезло. И Сиран — тоже. Здесь была только арфа, певшая погребальную песнь черноволосой Маус и миру, в котором она жила. Все остальное не имело значения. Важно было только это.

Наконец не осталось ничего, о чем могла бы кричать арфа. Последний трепет струн ушел в пустоту, и остался только маленький человек в желтых лохмотьях, молча скорчившийся у каменного креста, закрывший лицо руками.

Затем послышалось слабо и отдаленно как бы эхо слов, сказанных в другом месте и времени:

— Не опускай завесу, Марсали! Не…

Сиран насторожился. Губы мальчика шевелились. Лицо с закрытыми глазами исказилось в мольбе. Руки тянулись, пытаясь удержать что-то, ускользавшее, точно туман.

Темный туман. Туман снов. Он еще был в глазах мальчика, когда тот открыл их. Серые глаза, затуманенные сном. Затем туман сгустился в слезы…

Он вскрикнул: «Марсали!», как будто его сердце рвалось вместе с дыханием. Он лежал неподвижно, устремив невидящие глаза на молочный свет. Из глаз его бежали слезы.

— Лорд Бас, — тихо сказал Сиран.

— Проснулся! — прошептал мальчик. — Я снова проснулся. Музыка… арфа звучала… Я не хотел просыпаться! Боже, как я не хотел!

Внезапно он сел. Ярость, слепая злоба в юношеском лице поразили Сирана, как удар кулаком.

— Кто разбудил меня? Кто посмел разбудить меня?

Бежать было некуда. Свет держал Сирана. И мысль о Маус. Сиран сказал:

— Это сделал я, Лорд Бас. Но это было необходимо.

Серые глаза мальчикамедленно сфокусировались на лице Сирана. Сердце Сирана дернулось и перестало биться. Великий холод дохнул на него откуда-то из-за пределов мира и обволок его сильнее и крепче, чем молочный свет. Тяжело и плотно, как могильная земля.

Лицо мальчика, круглое и гладкое, никаких теней. Розовые девичьи губы. Длинные темные ресницы, а под ними серые глаза, старые от страданий, от боли, от возраста, превосходящее человеческое понимание. Глаза, видевшие рождение, жизни и смерть в бесконечном потоке, текущем вне досягаемости, за пределами слышимости. Глаза, выглядывавшие из решетки личного ада, какой никогда не создавался для человека.

Сильная юношеская рука скользнула по меху и шелкам и взяла что-то: Сиран понял сразу же, что это смерть.

И вдруг он разозлился. Он взял грубый и рычащий аккорд, думая о Маус. Он изливал свою злобу в горьких, едких словах жаргона цыганских кварталов, а в это время Бас неумело вертел в руках оружие.

Его длинные ногти спасли жизнь Сирану: они мешали Басу сжать пальцы, а за это время в него проникло что-то из вибрирующей ярости Сирана.

Бас прошептал:

— Ты любишь женщину?

— Ну, — промычал Сиран. — Угу!

— И я тоже. Я сотворил женщину и поселил ее в свои сны. Знаешь ли ты, что ты сделал, разбудив меня?

— Может быть, я спас мир. Если легенды справедливы, ты создал его и не имеешь никакого права дать ему умереть, проводя во сне все свое время.

— Я построил другой мир, человек, Мир Марсали. И не хочу оставлять его. — Он наклонился к Сирану. — Я счастлив в том мире. Я создал его подходящим для себя. Я там свой. И знаешь, почему? Потому что он создан по моим мечтам, он такой, каким я хотел его видеть. И людей тоже. И Марсали. И себя тоже…

Меня выгнали из одного мира, и я построил другой, но… он оказался таким же, как и первый. Я не человек. Я не принадлежу ни к людям, ни к миру, в котором они живут. И вот я научился спать и видеть сны.

Он снова лег. Он выглядел таким трогательным, когда открывались его глаза с длинными ресницами.

— Уходи. Пусть трещит твой маленький мир. Рано или поздно он должен погибнуть. Что значит несколько витков жизни против вечности! Оставь меня спать.

Сиран снова дернул струны:

— Нет! Слушай…

Он рассказал Басу об отряде рабов, об андроидах, о сверкающем чудовище в шахте, о тьме, опустившейся на мир. Последнее привлекло внимание мальчика.

Он медленно сел.

— Тьма? Да что ты! Как же ты добрался до меня без света?

Сиран рассказал.

— Камень Судьбы, — прошептал Бас Бессмертный и вдруг засмеялся. Его смех заполнил все темное пространство по ту сторону света. Страшный смех, полный ненависти и странно извращенного торжества.

Он прекратил смеяться так же неожиданно, как и начал, и вытянул руки на пестрых шелках; длинные ногти сверкали, как ножи, глаза широко раскрылись — окна и глубокий ад, а голос стал тихим, как дыхание.

— Значит ли это, что и я тоже умру?

Сиран скривил рот:

— Камень Судьбы…

Мальчик спрыгнул с ложа. Рука его взметнулась над какой-то потайной кнопкой, скрытой в плече каменного креста, и молочный свет умер. В то же время все помещение залил опаловый свет.

Бас Бессмертный сбежал по ступеням. Грациозный черноволосый мальчик, нагишом бегущий в опале.

Сиран пошел за ним следом.

Они вошли в полое сердце Бен Биты — широкое пирамидальное пространство, вырубленное в желтом камне. Бас остановился, и Сиран встал позади него.

Все пространство было хрусталем. Хрустальные стержни, экраны, сети. Сияющая спираль поднималась вверх, к шпилю, который, похоже, выходил прямо в открытый воздух.

В кристалле пульсировал свет, как кровь в человеческих венах. Такого света Сиран еще никогда не видел. Он имел все цвета и вроде бы никакого; он палил глаза жаром, но был холоден и чист, как неподвижная вода. Он бился и пульсировал. Он был живым.

Сиран спускался по хрустальному лабиринту все ниже и ниже, к его основанию. Там, в самой середине, в центре сияющей паутины, лежало нечто.

Как черная рука, приложенная к глазам, упала тьма.

Сиран на мгновение ослеп, и через слепоту пришел мягкий шепот движения. Затем свет появился снова: неопределенно размытое пятно света на черной заплате.

Свет загорался, тускнел и вспыхивал снова. Ржавый луч скользнул по согнутому телу Баса, отразился от хрустальной паутины и ударил в глаза Баса, так что они засверкали, как глаза зверя в темной пещере.

Искры адского огня в лице мальчика, уставившегося на Камень Судьбы.

Камень был не больше человеческого сердца, и в нем была энергия. Даже умирая, он имел ее. Власть построить мир или уничтожить его. Эта энергия не родилась на планете Сирана или на какой-либо другой, это было нагое и совершенное яйцо из чрева самого космоса.

Камень боролся за жизнь, лежа в своей хрустальной паутине. Он был как ожидающее сердце, извлеченное из тела и старающееся биться. В нем мерцало и разгоралось пламя, посылая белые лучи света по хрустальному лабиринту.

Сиран знал, что снаружи во всем мире солнечные шары пульсировали и мерцали в такт умирающему биению Камня.

— Он кончается, — прошептал Бас.

Не зная почему, Сиран коснулся струн арфы, и они задрожали.

— Значит, легенды правы. Камень Судьбы хранит жизнь мира.

— Да. Он дал ему свет и тепло, а до этого дал энергию кораблю, который доставил меня сюда через космос, — с третьей планеты нашего солнца на десятую. Он закрыл бреши в коре планеты и пустил в ход машины, наполнившие атмосферой полую атмосферу внутри. Она построила мой мир, мой мир, где меня должны были любить и почитать, да, и поклоняться мне! — Он горько засмеялся. — Я был ребенком. После стольких веков я все еще ребенок, играющий в игрушки. — Голос его стал громче. Голос мальчика, чистый и нежный. Бас говорил не Сирану и даже не себе, а Судьбе и… проклинал ее. — Однажды утром я пошел погулять. Больше мне нечего было делать. Я был сыном рыбака, гулял по зеленым холмам Атлантиды над океаном. И я был доволен: я сын рыбака, со временем сам стану рыбаком и буду иметь своих сыновей. И вот, неизвестно как, с неба упал метеорит, был страшный удар грома, ослепительная молния, а потом тьма. А когда я очнулся, я стал богом.

Я взял «камень судьбы» из его разбитой раковины. Свет его горел во мне, и я был богом. И я был счастлив. Я не знал.

Я был слишком молод, чтобы быть богом… Мальчик, который никогда не вырастет. Мальчик, который хочет играть с другими мальчиками, но не может. Мальчик, желающий стать взрослым, отрастить бороду, иметь мужской голос, найти любовь женщины. Первое возбуждение миновало, настал ад. И что всего хуже, мозг и сердце выросли, а тело — нет.

И стали говорить, что я не бог, а урод. Жрецы Дагона во всех храмах Атлантиды выступили против меня. И я бежал. Я скитался по всей Земле до Потопа и нес Камень.

Иногда я правил несколько столетий как бог-король, но всегда случалось так, что народ уставал от меня и восставал. Люди ненавидели меня за то, что я жил вечно и не старел. Мужчину они приняли бы, но не мальчика! Мозг мой со всей мудростью, какую он мог получить от прожитого, вырос настолько выше их мозга, что мне трудно было говорить с людьми, а для развлечения взрослых я был слишком юн…

Сиран вздрагивал от ада в агонизирующем голосе мальчика-бога.

— Итак, я стал ненавидеть их, и, когда они выгоняли меня, я пользовался силой Камня и уничтожал их. Я знаю, что случилось в городах Гоби, Ангкора и в храмах Майарана! Чем больше народ боялся меня, тем сильнее ненавидел, и я в конце концов остался один. Никто никогда не был более одиноким, чем я. И вот я построил свой собственный мир в сердце мертвой планеты. Но, в конце концов, он оставался таким же, потому что его населяли люди, а я не был человеком. Я сотворил андроидов — уродов вроде меня самого — и поставил их между собой и моим народом, потому что они были моими созданиями, и я мог доверять им. А потом я создал третий мир в моих грезах.

А теперь вот сила Камня Судьбы подходит к концу. Его атомы съедаются его же собственным огнем. Мир, который зависел от его силы, умрет. А что будет со мной! Буду ли я жить, когда мое тело замерзнет в холодной темноте?..

Наступила тишина. Пульсирующее биение света в хрустальных стержнях. Сердце мира на смертном ложе.

Арфа Сирана упала с хрустальным звоном. Сиран сказал:

— Бас! Теперь я понимаю, что за чудовище строят твои андроиды в шахте! Они знают, что Камень умирает, и хотят иметь собственную энергию, чтобы захватить мир. Не позволяй им этого, Бас! Ты привез нас сюда. Мы — твой народ. Ты не можешь позволить андроидам взять нас!

Мальчик засмеялся тихо и горько:

— Какое мне дело до твоего мира и твоего народа! Я хочу только спать…

Он вздохнул и обернулся, как будто думал, что вернулся обратно к каменному кресту.

Глава 6

— Подожди… — Сиран ударил по струнам поднятой им арфы. Все человечество кричало через его арфу. Маленькие люди, потерянные, испуганные, умоляющие о помощи. Голос не мог сказать того, что говорила арфа. Она была самим Сираном, каналом для немыслимой боли, переполнявшей Сирана. — Подожди… Ты когда-то был человеком. Ты был молод, ты смеялся и ссорился, ел и спал… и ты был свободен. Мы просим только этого. Именно этого. Вспомни. Баса… вспомни сына рыбака и помоги нам!

Серые глаза взглянули на Сирана.

— Как я могу помочь вам, даже если бы я захотел этого?

— В Камне Судьбы еще осталась какая-то сила. А андроиды — твои создания. Ты их изготовил, ты можешь разрушить их. Сделай это раньше, чем они кончат свою постройку. Судя по их словам, они собираются уничтожить тебя с ее помощью.

Бас засмеялся и тяжело сказал:

— Они возьмут энергию от гравитационной силы планеты и передадут ее тем же способом. И это не остановится до тех пор, пока планета вертится. Если они кончат свое строительство вовремя — мир будет жить. Если нет… — Он пожал плечами. — Какая разница?

— Итак, — прошептал Сиран, — у нас выбор: быстрая смерть или смерть медленная. Мы можем умереть свободными, на своих ногах, или же умрем рабами. — Его голос поднялся до крика. — Бас! Нет, ты не бог! Ты эгоистичный мальчишка, надувшийся в углу. Ладно, убирайся к своей Марсали! А я сыграю роль бога! — Он сжал крепче арфу. — Я сыграю роль бога и выкину андроидов оттуда!

Он размахнулся, чтобы ударить по хрустальной паутине. И тут, по слепой случайности, свет загорелся снова.

Они застыли, моргая в опаловом жару. А затем их глаза повернулись к хрустальной паутине.

Камень Судьбы все еще трепетал, как умирающее сердце, а хрустальные стержни потускнели.

— Поздно, — прошептал Сиран. — Они закончили.

Снова тишина. Они стояли, будто ожидая чего-то. Сиран держал в руке молчащую арфу.

Слабо, очень слабо звякнули струны под его пальцами.

Вибрация. Сиран услышал ее в кристалле. Она была похожа на далекое жужжание насекомых.

— Что это?

Мальчик слышал хуже, чем Сиран. Но вот он улыбнулся и сказал:

— Так вот что они хотят сделать. Вибрация превратит Бен Биту в облако пыли, и меня вместе с ней. Они уверены, что я все еще сплю. — Он пожал плечами. — Какая важность? Это смерть.

Сиран повесил арфу за спину. Вот и кончено действие.

— Отсюда есть путь в шахту. Где он?

Бас указал нужное направление. Сиран не сказал ни слова и двинулся туда.

— Куда ты? — спросил Бас.

— Назад к Маус, — просто ответил Сиран.

— Умереть с ней. — Хрустальный лабиринт мрачно жужжал. — Я хотел бы снова увидеть Марсали.

Сиран остановился и равнодушно бросил через плечо:

— Смерть Камня означает и твою смерть?

— Нет. Первый взрыв его света, когда он приземлился, загоревшись от трения, изменил клеточную структуру моего тела. Я не завишу от Камня, как андроиды не зависят от чана с культурой, в котором они выросли.

— А новый источник энергии будет работать, когда Камень перестанет давать свою энергию?

— Да. Даже лучевая стена, защищающая и питающая мое тело, пока я сплю, может продолжаться. Энергия Камня передавалась в нее и солнечные шары. Это не механическая передача.

Сиран мягко сказал:

— А ты любишь эту Марсали? Ты счастлив в том сонном мире, который ты создал? Ты можешь уйти туда?

— Да, — прошептал Бас. — Да. Да!

— Тогда помоги мне уничтожить андроидов. Отдай нам наш мир, и мы отдадим тебе твой. Если не получится — что ж, нам нечего терять.

Молчание. Хрустальная паутина зажужжала и запела — шепчущая смерть. Камень Судьбы забился, как грудка умирающей птицы.

Серые глаза мальчика затуманились и смотрели куда-то вдаль. Можно было подумать, что он засыпает. Потом он улыбнулся неловкой радостной улыбкой, как улыбался, когда Сиран видел его спящим на каменном кресте.

— Марсали, — шептал он. — Марсали!

Он шагнул вперед и потянулся через хрустальную паутину. Длинные ногти зацепили Камень Судьбы и укрыли его ладонью.

— Пошли, человек, — сказал Бас Бессмертный.

Сиран ничего не сказал. Он смотрел на Баса. Глаза его увлажнились. Затем он снова взял арфу в руки и ударил по струнам, и громовые аккорды вызвали ответную музыку в хрустальном лабиринте. Эта музыка затопила слабый шепот смерти. Затем, попав между двумя вибрациями, сверкающие стержни треснули и упали с дрожащим звуком далеких колокольчиков. Сиран повернулся и пошел вниз к шахте. За ним шел черноволосый мальчик с Камнем Судьбы в руках.

Они дошли до развилки, где Сиран и рыжий охотник сражались с Калдами. Здесь по-прежнему сидели на страже четыре серых зверя. Сиран выхватил из-за пояса жезл. Калды вскочили, и Сиран готов был биться с ними. Но Бас сказал ему:

— Подожди.

Он шагнул вперед. Калды смотрели на него своими красными глазами. Мрачный взгляд мальчика вспыхнул. Серые звери задрожали, съежились от страха и пали ниц.

— Они телепаты, — сказал Бас Сирану, — и повинуются более сильному мозгу. Андроиды знают это. Калды поставлены здесь не для того, чтобы задерживать меня физически, а лишь для того, чтобы послать предупреждение андроидам, если я появлюсь.

Сиран вздрогнул:

— Значит, они ждут.

Они прошли по длинному туннелю и остановились на полу шахты. Там царила странная тишина. Огонь в горнах умер. Не звучали молоты, не было движения. Только слепящий свет и великое безмолвие. Никого не было видно.

Металлическое чудовище поднялось из шахты. Оно было завершено. Хитроумная путаница решеток и балансиров в его брюхе бормотала энергией, которая шла через машину из ядра планеты. Чудовище напоминало громадного паука, раскинувшего невидимые нити энергии, чтобы схватить ими мир я высосать его.

Из-за экранированных навесов и машин выступила армия Калдов. Со стороны аидроидов это было несерьезно: просто пристрелка, не ослабел ли Бас Бессмертный после векового сна. Но Бас не ослабел. Калды посмотрели на Камень Судьбы, потом в серые глаза Баса, раболепно склонились, повизгивая, и легли ничком.

— Их мозг закрыт для меня, — прошептал Бас, — но я все же чувствую, что андроиды работают, готовят какую-то ловушку… — Его глаза закрылись, юношеское лицо застыло в сосредоточенности. — Они не хотят, чтобы я видел… но мой мозг старше их мозга и я лучше тренирован, к тому же у меня есть энергия Камня, так что я вижу контрольную панель, которая управляет силой их машины…

Он быстро побежал, не открывая глаз. Похоже, он видел и без них.

Из-за навесов и остывших кузниц стали выходить люди, бессмысленные лица, пустые глаза. Рабы толпой встали перед Басом.

— Маус? — вскричал Сиран.

Она была здесь. Точнее, здесь было ее тело. Худое, прямое, в малиновой тунике. Растрепанные черные волосы падали вокруг маленького загорелого лица; и той Маус, которую знал Сиран, не было за пустыми черными глазами.

— Маус, — прошептал еще раз Сиран.

Рабы сплотились массой нереагирующих тел вокруг Баса и Сирана.

— Ты не можешь освободить их, Бас?

— Пока нет. Потом…

— А нельзя поступить с ними, как с Калдами?

— Андроиды управляют их мозгом под гипнозом. Если я буду бороться с этим контролем, люди либо умрут, либо станут идиотами. И сейчас не время для этого. — На лице Баса выступил пот. — Я должен пройти через них, но мне не хотелось бы убивать их.

— Нет, не надо, — хрипло сказал Сиран, глядя на Маус.

— Но это может случиться, если… Постой! Я могу пропустить энергию Камня через свой собственный мозг, поскольку между нами родство. Вибрация, клетка за клеткой… Андроиды не смогут дать определенную команду против музыки. Может, мне удастся приоткрыть мозг рабов настолько, чтобы ты разбудил их своей музыкой, как вызвал меня. — Почти болезненная дрожь прошла по телу мальчика. — Уведи их, Сиран. Уведи их как можно дальше, иначе многие из них погибнут. Торопись! — Бас поднял Камень Судьбы в сложенных ладонях и поднес ко лбу, а Сиран взял в руки арфу. Он смотрел на Маус, когда заставил струны петь. Ему было легко играть, поскольку что-то шло от него к Маус. Мольба. Обещание. Он протягивал ей в песне свое сердце.

Музыка рябью прошла по плотной человеческой массе. Сначала рабы не слышали ее. Затем — легкое движение, вздох, тупая и слепая связь. Сквозь затянутый тьмой мозг что-то прошло — какое-то сообщение. Сообщение о надежде. Воспоминание о солнечном свете на холмах, о смехе, о доме, о любви.

Сиран понизил звуки музыки до шепота, и люди двинулись вперед, желая слышать. Он стал медленно отходить назад, и люди шли следом. Раза два-три он останавливался, пока вся масса не хлынула, точно вода, за ним.

Стройное юношеское тело Баса быстро заскользило сквозь сломанные ряды толпы.

Сиран уловил взгляд Маус, прежде чем она затерялась среди других рабов. Она вскрикнула, не зная и не понимая почему.

Если Бас умрет, если Бас потерпит неудачу, Маус никогда не узнает и не вспомнит.

Сиран увел их так далеко, как мог — к стене шахты, и перестал играть. Люди остановились и стояли, как скот, глядя внутрь себя, в свои затуманенные сны. Сиран оставил их там и побежал по пустому туннелю.

Он бежал в том направлении, куда ушел Бас. Сиран торопился, он бежал, как в страшном сне, когда человек бежит и бежит и никуда не прибегает. Сиял свет, металлическое чудовище вздыхало и шуршало высоко над головой Сирана, но никаких звуков не было; не было и никакого движения, кроме движения самого Сирана.

И вдруг свет погас.

Сиран споткнулся, жестоко ударился о невидимый столб, упал и закопошился в обрезках металла. Спустя целую вечность он снова увидел свет вдали. Тот самый свет, который Сиран уже видел здесь в шахте. Молочный свет, что притягивал человеческий мозг и держал его как цепями. Сиран подполз ближе.

На каменном возвышении находилась контрольная панель — непонятная смесь шкал и проводов. Перед панелью управления стояли андроиды. Один склонился над панелью, его желтые руки осторожно работали с ручками настройки. Другой стоял рядом и держал жезл; металлический шарик на головке жезла был открыт, и из него в темноту выплескивалось молочно-белое пламя.

Сиран скорчился за столбами, прикрывая глаза. Даже теперь ему хотелось пойти в этот свет и стать его рабом.

Андроид с жезлом резко сказал:

— Неужели ты не можешь нащупать длину волны? Теперь он уже умер, вероятно.

Склонившийся над панелью андроид выпрямился. Черные бездонные глаза казались самим Злом, они ничем не напоминали человеческие.

— Нашел, — проговорил он.

Свет из жезла стал сильнее, он крутился опасной яростью.

Сиран едва дышал. Источник света, каков бы он ни был, являлся частью Камня Судьбы. Длина волны ничего не означала для Сирана, но он понял, что Камню грозит опасность, а ведь Бас несет его.

Андроид коснулся жезла. Свет умер, задохнулся, когда металлический шарик закрылся.

— Если в Камне осталась какая-то энергия, — прошептал андроид, — наша энергетическая волна взорвет его субатомный резерв, а заодно и Баса Бессмертного!

Тишина. Затем в угольной тьме шахты появился свет. Он становился ярче, и пятнистое отражение позади него и над ним превратилось в голову и плечи Баса Бессмертного.

— Сильнее! Торопись! — шепнул андроид.

Желтая рука сделала быструю поправку на пульте.

Камень Судьбы загорелся ярче. Он взорвался светом. Он был точно солнечный шар и бросал в темноту свою жаркую ярость.

— Больше, — подсказывал андроид.

Бас остановился, глядя на платформу, и ухмыльнулся. Серые глаза прекрасного в своей юности нагого мальчика затуманились под темными ресницами.

Он швырнул Камень Судьбы на помост, как дети бросают камни на верхушку дерева.

Свет. Взрыв света, без звука, без физической силы. Сиран упал вниз лицом за столбами. Спустя долгое время он вновь поднял голову. Свет лился сверху, а Бас стоял на платформе рядом с двумя глыбами бездушных искусственных людей. Плоть андроидов коробилась, изгибалась и чернела от излучения, как кожа в огне.

— Бедные уродцы, — тихо проговорил Бас. — Они, как и я, не имели во всей вселенной места, которое принадлежало бы им. Поэтому они тоже грезили… только их грезы были злом.

Он поднял что-то — округлый черный камень, в котором было не больше жизни и света, чем в обычной, обкатанной водой гальке.

Бас вздохнул, покатал его в ладонях и уронил.

— Если бы у них было время изучить свою машину получше, я никогда не добрался бы до них живым… — Он посмотрел на Сирана, растерянно стоявшего внизу. — Только благодаря тебе, человек, им не хватило времени. — Он взмахнул жезлом. — Неси это, и я освобожу твою Маус.

Глава 7

Спустя долгое время Маус, Сиран и Бас Бессмертный стояли в опаловом свете большой комнаты КРЕСТА АНСАТА. Снаружи снова был нормальный, спокойный мир. Бас оставил подробные инструкции, как управлять и обращаться с энергетической установкой.

Освобожденные рабы пошли по домам через Запретную Равнину — теперь она больше не была запретной. Калды были милосердно усыплены глубоким сном, от которого они никогда не проснутся. Мир стал свободным, чтобы человечество сделало его хорошим или плохим под собственную ответственность.

Маус стояла вплотную к Сирану, обняв его за талию; его рука обвила ее плечи. Малиновые лохмотья смешивались с желтыми… Бас улыбался им обоим.

— Теперь, — сказал он, — я могу быть счастлив, пока планета не умрет сама.

— Ты не хочешь остаться с нами? Наша благодарность, наша любовь…

— …уйдут со следующими поколениями… Нет, маленький человек. Я построил для себя мир, где я свой… единственный мир, где я всегда буду своим. И я буду счастливее в нем, чем вы в своем, потому что это мой мир, где нет ни раздоров, ни безобразия, ни страданий. Прекрасный мир для меня и Марсали.

Его окружало сияние, о котором Сиран когда-нибудь споет, хотя он лишь наполовину понимал его природу.

— Я не завидую вам, — улыбаясь, прошептал Бас, — а вы когда-нибудь подумаете о нас и позавидуете.

Он повернулся, легко прошелся по широкому каменному полу и поднялся по ступеням возвышения, Сиран тронул струну арфы. Он послал мелодию к высокому своду, наполнив все пространство в скале звенящей мелодией.

Он запел ту песню, которую пел для Маус на гребне над горным уступом и горящим морем. Простую песню о двух любящих.

Бас лег на ложе из мехов и цветных шелков, смягчающих каменный крест. Он еще раз с улыбкой оглянулся на Сирана и Маус. Гладкая белая рука поднялась в жесте прощания и опустилась на черный камень.

Молочный свет окутал платформу. Он шел волнами, кружился и утолщался в стену цвета теплой жемчужины. Еще с минуту люди видели сквозь эту стену черноволосую голову Баса, лежащую на сгибе руки, его тело, раскинувшееся в небрежной угловатой грации. Затем осталась только теплая и мягкая оболочка света.

Туннель в шахту был заделан. Сиран и Маус вышли в золоченые двери и плотно закрыли их. Эти двери не должны были открываться, пока жив мир. Затем они обнялись и поцеловались. Грубые крепкие руки вокруг живой плоти, смешавшееся дыхание, губы, согретые жизнью. Зажигательность и страсть, пустые желудки и арфа, что поет на переполненных народом рыночных площадях и над головой вместо крыши — только открытое небо.

И Сиран не завидовал черноволосому мальчику, грезящему в своем вечном сне на каменном кресте.

ВУАЛЬ АСТЕЛЛАРА Повесть Перевод с английского Н. Несмеловой

Leigh Brackett
The Veil of Astellar
New-York
1944

Пролог

Чуть больше года назад — по условному Солнечному Времени почтовая ракета упала у штаб-квартиры Управления Межзвездного Пространства на Марсе.

В ней была рукопись, рассказывающая о такой удивительной и ужасной истории, что трудно было поверить, как человек в здравом уме мог оказаться виновным в подобных преступлениях.

Однако после года тщательного расследования рассказ был признан подлинным вне всякого сомнения, и теперь УМП разрешило опубликовать ее точно в таком виде, в каком она была взята из разбиравшейся ракеты.

Вуаль — свет, который появлялся неизвестно откуда, чтобы поглощать корабли, — исчезла. Все космолетчики Солнечной системы, бродяги-торговцы и капитаны роскошных лайнеров вздохнули с облегчением, как сделал бы всякий, живший до этого в постоянной опасности. Вуаль исчезла, а вместе с ней — и часть сокрушающего ужаса Чуждого Далека. Теперь мы знаем ее полное имя: Вуаль Астеллара. Мы знаем место ее происхождения — мир, выброшенный из пространства и времени.

Мы знаем причины ее существования. Мы это знаем из рассказа, написанного агонией человеческой души, и мы знаем, как была разрушена Вуаль.

Глава 1. Труп на канале

У Мадам Кэнс, на Лоу-Канале Джеккары, начался скандал. Какой-то маленький марсианин слишком приналег на фил, и очень скоро заговорили шипастые кастеты, бывшие тут в ходу повсюду. Маленькому марсианину выбили последний пищевой клапан.

То, что осталось от марсианина, выбросили на каменную набережную, почти к моим ногам. Думаю, поэтому я и остановился — я чуть не споткнулся о него. А затем всмотрелся.

Тонкий красный луч солнца падал с чистого зеленого неба. Красный песок шептал в пустыне за городской стеной, красно-коричневая вода медленно и угрюмо бежала по каналу. Марсианин лежал на спине, из его разорванного горла брызгало на пыльные камни что-то красное.

Он был мертв. У него были зеленые, широко раскрытые глаза, и он был мертв.

Я стоял над ним. Не знаю, долго ли. Время не существовало. Не было солнечного света, не замечались прохожие, не было звуков — ничего не было!

Ничего, кроме мертвого тела… мертвого лица, глядевшего на меня; зеленые глаза и оттянутые с белых зубов губы.

Я не знал его. Живой, он был просто марсианским ничтожеством. Мертвый, он был просто мясом.

Мертвый марсианский мусор!

Времени не существовало. Только мертвое улыбающееся лицо.

А затем что-то коснулось меня. Мысль, внезапно всколыхнувшееся пламя мысли ударилось в мой мозг и притянуло его, как магнит притягивает железо. Чья-то мысль, направленная мне. Болезненный ужас, страх и сострадание, такое глубокое, что оно резко потрясло мое сердце… Один резкий, прямой толчок слова-образа пришел ко мне:

«Он как Люцифер, взывающий к небесам, — сказала мысль. — Какие у него глаза! О, Темный Ангел, какие у него глаза!».

Я закрыл эти самые свои глаза. Холодный пот выступил на мне, я пошатнулся, и затем мир снова вернулся в фокус. Солнце, песок, шум, вонь и толпа, грохот ракет в космопорте в двух марсианских милях отсюда. Все было в фокусе.

Я открыл глаза и увидел девушку. Она стояла как раз позади мертвого, почти касаясь его. С ней был молодой парень. Я не обратил на него внимания, он не имел значения. Ничто не имело значения. На ней было голубое платье, и она смотрела на меня дымчато-серыми глазами. Лицо ее было белым, как кость.

Солнце, шум и люди снова ушли, оставив меня наедине с ней. Я чувствовал, как медальон под моей черной одеждой космолетчика жжет меня, а сердце мое, казалось, перестало биться.

«Мисси, — подумал я. — Мисси!».

«Похож на Люцифера, но Люцифера, ставшего святым», — сказала мне ее мысль.

Я неожиданно рассмеялся, грубо и резко. Мир снова вернулся на место и остался тут. И я остался.

«Мисси, Мисси — глупости! Мисси давным-давно умерла».

Меня сбили с толку рыжие волосы. Те же темно-рыжие волосы, длинные и тяжелые, как конский хвост, завивающиеся на белой шее, и такие же, как у Мисси, дымчато-серые глаза. И еще что-то — веснушки, манера кривить рот как бы для того, чтобы удержать улыбку.

В других отношениях она не так уж сильно походила на Мисси. Она была выше и шире в кости. Жизнь нередко била ее, и это было заметно. У Мисси никогда не было такого усталого и угрюмого взгляда. Не знаю: может быть, она и развила в себе такой упрямый и несгибаемый характер, как у девушки, стоящей передо мной; но тогда я не умел читать мысли.

У этой девушки, смотревшей на меня, было множество мыслей, и вряд ли она хотела, чтобы о них знали. Мне не понравилось одна ее идея, изредка ухватываемая мной.

— Какие младенческие мысли привели вас сюда! — спросил я.

Мне ответил молодой человек. Он был весьма похож на нее — прямой, простой, внутри себя грубый, более грубый, чем выглядел, — мальчик, знающий, как нагрубить и ввязаться в драку. Сейчас он был болен, зол и немного напуган.

— Мы думали, что днем это безопасно, — сказал он.

— В этой дыре день или ночь — все одинаково. Я ухожу.

Девушка, не двигаясь, все еще смотрела на меня, не понимая, что делает.

«Седые волосы, — думала она, — а ведь он не старый. Не старше Брэда, несмотря на морщины. Они от переживаний, а не от возраста».

— Вы с «Королевы Юпитера», не так ли? — спросил я их. Я знал, что они оттуда, так как «Королева» была единственным кораблем в Джеккаре. Я спросил потому только, что она напоминала Мисси. Но Мисси давным-давно умерла.

Молодой человек, которого она в мыслях назвала Брэдом, ответил:

— Да. Мы с Юпитера, из колоний. — Он мягко потянул девушку. — Пошли, Вирджи. Нам лучше вернуться на корабль.

Я был покрыт потом, который был холоднее, чем труп у моих ног.

— Да, — сказал я, — возвращайтесь на корабль. Там безопаснее.

Девушка не шевельнулась, не отвела от меня глаз. Она все еще думала обо мне, со страхом, но уже с меньшим состраданием.

«У него глаза горят, — думала она. — Какого они цвета? В сущности никакого. Просто темные, холодные и горящие. Они смотрят в ужас — и в небо…».

Я позволил ей смотреть мне в глаза. Через некоторое время она покраснела, и я улыбнулся. Она злилась, но не могла отвести глаз: я не отпускал ее и улыбался, пока молодой человек не потянул ее снова настойчивей:

— Пошли, Вирджи.

Я освободил ее, и она повернулась с угловатой грацией жеребенка. Меня словно ударили в живот: ее манера держать голову…

Она внезапно оглянулась, не желая этого.

— Вы мне кого-то напоминаете, — сказала она. — Вы тоже с «Королевы Юпитера«?

Голос ее был похож на голос Мисси. Может, чуть глубже, более гортанный, но все равно похож.

— Угу. Космолетчик первого класса.

— Тогда, значит я там и видела вас. — Она рассеянно повертела обручальное кольцо на пальце. — Как вас зовут?

— Гаут. Дж. Гаут.

— Джей Гаут, — повторила она. — Странное имя. Хотя ничего необычного в нем нет. А странно, что оно меня так заинтересовало.

— Пошли, Вирджи, — сердито сказал Брэд.

Я не оказал ей никакой помощи. Я смотрел на нее до тех пор, пока она не стала малиновой и не отвернулась. Я читал ее мысли. Они стоили того.

Она и Брэд, прижавшись друг к другу, пошли к космопорту, на «Королеву Юпитера», а я перешагнул через мертвого марсианина.

Серые тени поползли на его лицо. Зеленые глаза остекленели и уже ввалились, его кровь на камнях мостовой потемнела. Еще один труп.

Я засмеялся. Я подсунул свой черный сапог под изгиб его спины и скинул труп в угрюмую красно-коричневую воду. А засмеялся я тому, что моя собственная кровь еще горяча и бьется во мне даже сильнее, чем полезно.

Он умер, и я выкинул его из головы.

Я улыбнулся всплеску и расходящейся ряби. «Она ошиблась, — подумал я. — Не Джей, а просто Дж… Я — Иуда» (Иуда пишется через «джей»).

Надо было убить примерно десять марсианских часов до взлета «Королевы Юпитера». Я дошел до столиков у Мадам Кэнс. Она нашла для меня немного особого бренди из кактуса и венерианскую девушку со шкуркой полированного изумруда и золотыми глазами.

Девушка танцевала для меня, и она умела это делать. Это были неплохие десять часов для кабачка Джеккары.

Мисси, мертвый марсианин и девушка по имени Вирджи ушли в мое подсознание, где им полагалось быть, и даже ряби не оставили. Теперь воспоминание о них будет подобно старой ране, которая ноет лишь иногда. Они уже не имеют значения.

Все меняется. Прикованные к планете люди строят себе четыре стенки мысли, покрывают их условностями и думают, что это все. Но космос огромен, есть другие миры и другие пути. Их можно узнать. Любой может. Попробуйте и увидите.

Закончив огненный зеленый бренди, я заполнил ложбинку между грудями венерианской танцовщицы марсианским серебром, поцеловал девушку и пошел со слабым привкусом рыбы на губах обратно к космопорту.

Я не спешил. Была ночь, слабый холодный ветер шелестел песком, низкие луны бросали серебро и странно черные тени на дюны. Я видел, как моя аура сияла бледным золотом на фоне серебра.

Я чувствовал волнение. Единственное, что я думал о «Королеве Юпитера» — что очень скоро моя работа закончится, и мне заплатят.

Я потянулся от удовольствия, о котором вы ничего не знаете — как удивительно быть живым.

На залитой лунным светом пустыне в миле от космопорта никого не было, когда Гэлери вышел из-за разрушенной башни, которая, вероятно, была маяком в те времена, когда пустыня была морем.

Гзлери был королем щупачей в этой богоспасаемой дыре. Он был зол, умеренно пьян и его экстрасенсорное восприятие дрожало в нем, как чувствительная диафрагма. И я знал, что он может увидеть мою ауру. Очень слабо и не глазами, но все равно… Я знал, что он увидел ее в первую же нашу встречу, когда я нанимался на борт «Королевы Юпитера» на Венере.

Такие люди иногда встречаются. Среди кельтской и романской рас на Земле, среди марсиан, в некоторых племенах Венеры. Экстрасенсорное восприятие у них врожденное. По большей части оно не разработано, но это может быть вам на пользу.

Это как раз и было мне на пользу. Гэлери был на четыре дюйма выше меня и фунтов на тридцать тяжелее, и выпитое им сделало его проворным, упорным и опасным. И кулаки у него были здоровые.

— Ты не человек, — мягко сказал он. Он улыбался. По его улыбке и мягкому голосу можно было подумать, что он очень любит меня. Пот делал его лицо, похожим на полированное дерево.

— Нет, Гэлери, — ответил я. — Ни в коей мере. И уже давно.

Он слегка качнулся на согнутых коленях. Я увидел его глаза. Лунный свет смыл с них голубизну, остался только страх, твердость и блеск.

Голос его все еще был мягким и певучим:

— Кто же ты тогда? И зачем тебе корабль?

— Корабль мне ни к чему, Гэлери. Нужны только люди на нем. А кто я — не все ли равно?

— Все равно, — сказал он. — Все равно, потому что я сейчас тебя убью.

Я беззвучно засмеялся. Он медленно кивнул своей черной головой:

— Пожалуйста, скаль зубы, если хочешь… Скоро ты будешь скалить их в небо с обглоданного черепа.

Он разжал кулаки. Я увидел в каждой его ладони по серебряному кресту.

— Нет, Гэлери, — ласково сказал я, — ты, вероятно, считаешь меня вампиром, но я не из их породы.

Он снова сжал в руках распятия и медленно пошел вперед. Я слышал хруст его сапог по песку. Я не двигался.

— Ты не можешь меня убить, Гэлери.

Он не остановился. И ничего не сказал. Пот стекал по его лицу. Он боялся, но не останавливался.

— Ты умрешь здесь, Гэлери, и умрешь без священника.

Он не остановился.

— Иди в город, Гэлери. Спрячься, пока «Королева Юпитера» не стартует. Ты спасешь свою жизнь. Неужели ты так сильно любишь других, что готов умереть за них?

Он остановился и нахмурился, как сбитый с толку мальчишка. Эта мысль была новой для него.

Я получил ответ до того, как он высказал его:

«При чем тут любовь? Они — люди».

Он снова двинулся ко мне, и я широко раскрыл глаза.

— Гэлери.

Он подошел близко. Достаточно близко, чтобы я почувствовал запах виски. Я посмотрел ему в лицо. Я захватил его взгляд и держал его, и он остановился, медленно подтягивая ноги, как будто они внезапно отяжелели.

Я держал его глаза. Я слышал его мысли. Они были теми же. Они всегда одинаковы.

Он поднял кулаки, но так медленно, точно в каждом из них было по человеку. Губы его оттянулись, так что я видел влажный блеск его зубов, слышал, как из них вырывается хриплое, тяжелое дыхание.

Я улыбнулся, продолжая удерживать его глаза своими.

Он опустился на колени. Дюйм за дюймом, борясь со мной, но опустился. Крупный мужчина с потным лбом и голубыми глазами, которые не могли оторваться от моих глаз.

Руки его разжались. Серебряные кресты упали и блестели на песке.

Его голова опустилась Жилы на шее набухли и дергались. Внезапно он упал на бок и застыл в неподвижности.

— Ты остановил мое сердце, — прошептал он.

Это единственный способ. Они чувствуют нас инстинктивно, и даже Психохирургия не поможет тут. К тому же, обычно нет времени.

Теперь он не мог дышать Не мог говорить, но я слышал его мысли. Я поднял распятия и сомкнул его пальцы на них.

Ему удалось чуть-чуть повернуть голову и взглянуть на меня. Он пытался заговорить, и я ответил на его мысль:

— Гэлери, я отведу «Королеву» в Вуаль. — Его глаза широко раскрылись и застыли, и его последней мыслью было:

«Вот уж никогда не думал!..»

Я оттащил его обратно в развалины башни, где его, вероятно, не скоро найдут, и снова направился в космопорт. Но затем остановился.

Он опять уронил кресты. Они лежали на тропе под лунным светом, и я поднял их, подумав, что брошу их в рыхлый песок, где их никто не увидит.

Но я не сделал этого. Я стоял и держал их. Они не жгли мою плоть. Я засмеялся.

Да, я смеялся. Но я не мог смотреть на них.

Я вернулся к башне, положил Гэлери на спину, скрестил ему руки на груди и закрыл ему глаза. Распятия я положил на его веки и ушел, на этот раз окончательно.

Ширана однажды сказала, что понять человеческий мозг невозможно, как хорошо не изучить его. Иногда в него входит страдание. Чувствуешь себя прекрасно, все идет отлично, и вдруг в мозгу открывается какая-то дверца — и начинаешь вспоминать.

Это бывает не часто, и привыкаешь быстро захлопывать дверцы. Но все равно Флэйк — единственный из нас, у которого все еще черные волосы, но у него, прежде всего, нет души.

Итак, я захлопнул дверцу с Гэлери и его крестами, а через полчаса «Королева» стартует к юпитерианским колониям, где она никогда не приземлится.

Глава 2. Путешествие к смерти

Ничего не происходило, пока мы не прошли окраину Пояса Астероидов. Я следил за мыслями экипажа и знал, что Гэлери никому не говорил обо мне. Кто станет рассказывать людям, что от парня на соседней койке исходит желтое свечение, и что он не человек? Влезешь в смирительную рубашку — только и всего. Тем более, когда речь идет о вещах, которые чувствуешь, но не видишь — вроде электричества.

Когда мы попали в опасную зону внутри Пояса, из предосторожности были установлены вахты у выходных люков на пассажирских палубах, и я был назначен на одну из них. Я стал подниматься на свое место.

Как раз на вершине трапа я почувствовал первую слабую реакцию на коже, и моя аура заблестела и стала пульсировать.

Я подошел к люку два и сел.

Я еще не бывал на пассажирской палубе… «Королева Юпитера» была старым торговым кораблем, переделанным для перевозок в глубоком космосе. На нем был большой груз продуктов, семян, одежды, фермерского оборудования и около пятисот семей, переселявшихся в юпитерианские колонии.

Я вспомнил, как впервые увидел Юпитер. Тогда еще ни один человек Земли не видел его. Это было очень давно.

Теперь палуба была загромождена. Мужчины, женщины, дети, прислуга, тюки, узлы и всякое такое. Марсиане, венерианцы, земляне — все сгрудились, поднимая страшный шум. Из-за жары и скученности стоял тяжелый запах.

Мою кожу пощипывало. Аура стала ярче.

Я увидел девушку. Девушку по имени Вирджи с густыми рыжими волосами, ее манерой двигаться. Она и ее муж нянчились с крепким зеленоглазым марсианским младенцем, в то время как его мать пыталась уснуть, и у них была одна и та же мысль:

«Может быть, у нас когда-нибудь будет свой».

Я подумал, что Мисси тоже так же смотрела бы на нашего малыша, если бы он у нас был.

Моя аура пульсировала и пылала.

Я наблюдал, как сверкали маленькие миры, еще очень далекие от корабля, всех размеров — от камешков до обитаемых планетоидов — блестящих с освещаемой солнцем стороны и черных, точно космос, с теневой. А люди столпились у экранов, и я увидел старика, стоявшего почти рядом со мной.

Штамп космоса стоял на всей его фигуре, его лице, в его взгляде голодной собаки, когда он смотрел на Пояс Астероидов. Старик космолетчик, который немало сделал в свое время и обо всем этом помнил.

Затем появилась Вирджи с младенцем на руках; Брэд был с ней. Она стояла спиной ко мне.

— Просто чудо, — тихо сказала она. — Ох, Брэд, ты только посмотри!

— Чудо, и смертельное, — сам себе сказал старый космолетчик, огляделся вокруг и улыбнулся Вирджи. — Это ваше первое путешествие?

— Да, первое для нас обоих. Может, мы чересчур таращим глаза на все, но это так необычно. — Она беспомощно развела руками.

— Я понимаю. Для этого нет слов. — Космолетчик вновь повернулся к экрану. Его лицо и голос ничего не выражали, но я читал его мысли:

«И я, бывало, оставлял корабельный груз в первом поселении… пятьдесят лет назад. Нас было десять человек. Остался только я один».

— До появления дефлекторов Рассона Пояс был опасен, — сказал Брэд.

— Пояс получил только три дефлектора, — тихо сказал старик.

Вирджи подняла рыжую голову:

— Значит…

Старик не слышал ее. Его мысли были далеко:

«Шесть лучших людей космоса, а потом… семнадцать лет назад — мой сын!» — Он сказал это чуть слышно, почти про себя, ни к кому необращаясь.

Женщина, стоявшая рядом с ним, повернула голову. Я увидел ужас в ее глазах и окаменелость губ.

— Вуаль? — прошептала она. — Вы ее имеете в виду?

Старик попытался заставить ее замолчать, но вмешалась Вирджи:

— Что такое Вуаль? Я слышала о ней, но очень уж неопределенно.

Марсианский бэби занялся серебряной цепочкой, висевшей на шее Вирджи. Мне эта цепочка показалась знакомой. Вероятно, она была на Вирджи в нашу первую встречу. Моя аура пылала жарким золотым светом.

Женщина отошла, и ее слова прозвучали как эхо, когда она ответила:

— Никто не знает. Ее нельзя найти, выследить или вообще определить. Мой брат, космолетчик, видел ее однажды с далекого расстояния; она появляется неизвестно откуда и поглощает корабли. Потом свет ее тускнеет, а корабль исчезает! Мой брат видел ее здесь, возле Пояса.

— Она может быть как здесь, так и в любом другом месте, — резко возразил старик. — Она берет корабли и в глубоком космосе, и на земной орбите. Так что нет причин бояться.

Аура горела вокруг меня, как облако золотистого света.

Зеленоглазый марсианчик внезапно выдернул цепочку и возликовал, поднял ее кверху. То, что висело на ней и раньше было спрятано под платьем Вирджи, теперь медленно кружилось, притягивая мой взгляд.

Видимо, я издал какой-то звук, потому что Вирджи обернулась и увидела меня. Не знаю, что она подумала. Я долгое время не соображал ничего, только чувствовал холод, точно мертвый черный космос каким-то образом прошел сквозь экран и коснулся меня.

Блестящая вещь крутилась на серебряной цепочке, и марсианчик следил за ней. И я тоже.

Затем настала тьма, и я стоял в ней, неподвижный и холодный!

Голос Вирджи пробился сквозь мрак, спокойный, обыкновенный, словно ничего не случилось.

— Я вспомнила на кого вы похожи, мистер Гаут. Боюсь, что я была невежлива в тот день на Марсе, но меня ошеломило сходство. Смотрите…

В мою темную ледяную оболочку вошел белый предмет: крепкая белая рука с покрасневшими от работы суставами держала что-то в ладони. Что-то, что горело чистым, страшным собственным светом. Голос все так же спокойно продолжал:

— Это медальон, мистер Гаут. Старинный. Ему больше трехсот лет. Он принадлежал моей далекой прабабке, и семья хранила его с тех пор. Это, в сущности, любовная история. Прабабка вышла замуж за молодого космолетчика. В те времена космические полеты были еще внове и довольно опасными, и этот молодой космолетчик любил полеты так же, как любил свою жену. Его звали Стивен Вэнс. Здесь его портрет. Поэтому я и подумала, что где-то видела вас, вот и спросила о вашем имени. Сходство потрясающее.

— Да, — согласился я.

— А эта девушка — его жена и, конечно, первоначальная владелица медальона. Муж звал ее Мисси. Это имя выгравировано на обороте медальона. И вот ему представилась возможность сделать первый перелет с Марса на Юпитер, и Мисси знала, что какая-то часть его умрет, если он не полетит, и она отпустила его. Он даже не знал, что на свет должен появиться ребенок, которого оба очень хотели: она ему не сказала, потому что тогда он отказался бы от полета.

Стивен заказал два медальона, совершенно одинаковых. Он сказал ей, что медальоны будут связью между ними, которую ничто не нарушит. Что бы ни случилось, он вернется к ней. Он улетел на Юпитер и не вернулся. Его корабль так и не нашли.

Но Мисси носила медальон и молилась. А умирая, она отдала его своей дочери. Это стало семейной традицией. Поэтому теперь он у меня.

Голос ее стал тягучим, сонным, со слабой ноткой удивления. Рука с медальоном опустилась. Вокруг меня наступило великое спокойствие, великий мир.

Я закрыл лицо руками. Я старался что-то сказать, сказать те слова, которые я говорил много-много лет назад. Но слова не приходили. Их не бывает, когда попадаешь туда.

Я опустил руки и снова смог видеть. Я не тронул медальона на своей шее. Я чувствовал его на своей груди, как опаляющий холод космоса.

Вирджи лежала у моих ног. Она все еще держала ребенка на сгибе руки. Его круглое коричневое лицо было повернуто к ней. Брэд лежал рядом с ними, обхватив их рукой.

Медальон лежал на округлости груди Вирджи, открытый изображением вверх, медленно поднимаясь и опускаясь в такт ее дыханию.

Они не страдали. Не забывайте этого. Они не страдали. Они спали и видели счастливые сны. Пожалуйста, помните это! Никто из них не страдал и не мучился.

Я один стоял на этом молчаливом корабле. На экранах не было ни звезд, ни маленьких миров Пояса. Была лишь Вуаль света, плотно обернувшая корабль, мягкая сетка из зеленых, пурпурных, золотых и синих витков, прикрепленных ярко-алыми нитями к блестящей основе, не имеющей никакого цвета.

Как всегда, электрическое освещение потускнело. Люди спали на широкой палубе. Я слышал их медленное, спокойное дыхание. А моя аура горела, как золотое облако, и мое тело в ней пульсировало жизнью.

Я посмотрел вниз на медальон, на лицо Мисси. Если бы ты сказала мне! О, Мисси, если бы ты мне сказала, я мог бы спастись. Рыжие волосы Вирджи тяжело лежали на белой шее. Дымчато-серые глаза, полузакрытые, спящие. Волосы Мисси. Глаза Мисси.

Моя. Часть моей плоти, часть моей кости, часть моей крови. Часть жизни, которая все еще билась и трепетала во мне.

Триста лет!

О, если бы я мог хотя бы молиться!

Я встал возле Вирджи на колени. Я протянул руку. Золотой свет вышел из плоти и закрыл ее лицо. Я убрал руку и медленно встал. Гораздо медленнее, чем падал умирающий Гэлери.

Сияние Вуали прошло через весь корабль. Через воздух, через каждый атом дерева и металла. Я двигался, сверкающий золотом, живой и молодой, в молчащем спящем мире.

Триста лет, и Мисси мертва, а ее медальон вернулся обратно.

Не так ли чувствовал себя Иуда, когда веревка оборвала его жизнь?

Но Иуда умер.

Я шел в тишине, завернутый в свое золотое облако, и биение моего сердца сотрясало меня, как удары кулака. Сильное сердце. Молодое, сильное сердце.

Корабль медленно отклонялся от своей дуги свободного падения на Юпитер. Вспомогательные механизмы для Пояса еще не были включены. Вуаль сомкнулась вокруг корпуса и легко потянула его.

Это и было приложение силы воли. Телепортация, энергия мозга и мысли, усиленная кристаллами и направляемая как по радиолучу. Высвобожденная энергия между силой мысли и силой гравитации дает свет, тот самый видимый свет, который космолетчики зовут Вуалью. Гипнотический сон-импульс посылается тем же путем через X-кристаллы на Астелларе.

Ширана говорила, что это очень просто… детская забава в ее пространственно-временной среде. Требуется только фокусная точка для наводки, ее особая вибрация, как факел в пустоте, так же, как аура вокруг плоти человека или нечеловека, который омылся в Облаке.

Коза Иуды ведет корабль на бойню.

Я шел в своем золотом свете. Едва уловимая энергия наслаждения пощипывала и грела мою кожу. Я шел домой.

И Мисси еще жива. Прошло триста лет, а она жива. Ее и моя кровь живут в девушке по имени Вирджи.

И я веду ее на Астеллар, в мир другого измерения, помимо своей воли.

Наверное это и остановило поток через мою кожу, разбудило меня спустя половину вечности. Моя аура побледнела до обычного состояния. Я услышал слабое звяканье металла о камень: «Королева Юпитера» совершила свою последнюю посадку. Я был дома.

Я сел на край своей койки. Не знаю, долго ли я сидел. Я опустил голову на сжатые кулаки, а затем раскрыл их; мой собственный медальон выскользнул. Мои ладони были в крови.

Я встал и пошел через тишину, через грубый, безличный электрический свет к люку и вышел наружу.

«Королева Юпитера» лежала в округлой каменной колыбели. За вершиной скалы скрылись двери, и последнее эхо воздушных насосов угасло под низкой крышей пещеры. Камень был прозрачный, бледно-зеленый, резной и полированный; от его красоты захватывало дух, сколько бы раз на него не смотрели.

Астеллар — маленький мир, вполовину меньше Весты. Со стороны он выглядел всего лишь черным шлаком, без каких-либо следов минералов, которые могли бы привлечь внимание отряда рудокопов. При желании можно было искривить свет вокруг него, так что его не обнаружит самый лучший телескоп, и та сила мысли, что создает Вуаль, может увести Астеллар, если понадобится.

Поскольку движение через Пояс растет довольно медленно, Астеллар мало передвигается. Не требуется.

Я прошел через пещеру в бледно-зеленом свете. Там был широкий трап, поднимающийся от пола, подобно взмаху ангельского крыла. Флейк ждал меня у трапа, вытянувшись в слабом золоте своей ауры.

— Привет, Стив, — сказал он и взглянул в сторону «Королевы Юпитера» своими странными серыми глазами. Черные волосы, потемневшая и загрубевшая в космосе кожа. Глаза, как бледные пятна лунного света, слабо блестящие, бездушные.

Я знал Флейка еще до того, как он стал одним из нас, и думал тогда, что он менее человек, чем астелларцы.

— Хороший рейс, Стив? — спросил он.

— Угу. — Я попытался пройти мимо, но он схватил меня за руку.

— Эй… что тебя гложет? — спросил он.

— Ничего. — Я оттолкнул его руку. Он улыбнулся и загородил мне дорогу. Крупный мужчина, вроде Гэлери, только много крепче, и мозг его мог встретиться с моим на равных.

— Не отвертишься, Стиви. Что-то… Эй! — Он резко дернул мой подбородок, его бледные глаза сузились. — Что это? Слезы?

Он с минуту смотрел на меня, разинув рот, а затем захохотал. Я ударил его.

Глава 3. Плата за зло

Флейк неуклюже упал на прозрачный камень. Я прошел мимо него по изгибу трапа. Я шел быстро, но было уже поздно. Люки «Королевы Юпитера» открылись позади меня.

Я остановился. Остановился как Гзлери на марсианском песке, медленно подтягивая отяжелевшие ноги. Я не хотел этого. Я не хотел поворачиваться, но ничего не мог с собой поделать. Мое тело повернулось само.

Флейк уже встал на ноги, прислонился к зеленой резной стене и смотрел на меня. Кровь из разбитой губы капала на его подбородок. Он достал платок и прижал его ко рту, но глаза его не покидали меня, бледные, спокойные, горящие. Золотая аура собралась нимбом вокруг его черной головы, как на изображении святого.

Перед ним были открытые люки корабля, и из них выходили люди. Они выходили спокойно, без спешки. Они построились в колонну и шли по зеленому прозрачному полу и трапу. Шли они легко, дышали глубоко и ровно, полузакрытые глаза полны грез.

Вверх по взвивающейся ленте бледно-зеленого камня, мимо Флейка, мимо меня, вперед, в холл. Они не видели ничего, кроме своих снов. Они чуть заметно улыбались. И они были счастливы и вовсе не испуганы.

Вирджи все еще держала бэби, спящего на ее руках, и Брэд шел рядом. Медальон повернулся при ее движении, спрятал свое изображение и показал мне только свою серебряную изнанку.

Я наблюдал за их прохождением. Холл перед трапом был вырезан из молочно-белого хрусталя, инкрустированного металлом, привезенным из другого измерения, радиоактивным металлом, который наполнял хрустальные стены и воздух мягким туманным огнем.

Они медленно вошла в вуаль тумана и огня и исчезли.

Флейк мягко окликнул.

— Стив!

Я повернулся на звук его голоса. Все было странно расплывчатым, но я видел желтый свет его ауры, темную силу его очертаний на фоне бледно-зеленого камня. Он не двинулся с места. Он не спускал с меня своих холодных серых глаз.

Я оставил свой мозг голым и неохраняемым и понял, что Флейк прочел мои мысли.

Он заговорил распухшими губами:

— Ты думаешь, что не пойдешь снова в Облако из-за этой девушки. Ты думаешь, что есть какой-то способ спасти ее. Но такого способа нет, да ты и не спас бы ее, даже если бы мог. И ты снова пойдешь в Облако, Стиви. Через двенадцать часов, когда настанет время, ты пойдешь с нами в Облако. И знаешь, почему? — Его голос становился все мягче, но под этой мягкостью слышалась насмешка. — Потому что ты не хочешь умирать, Стиви, как и все мы. Даже я, Флейк, парень, никогда не имевший души. Я никогда не верил ни в какого бога, а только в себя, и я люблю жизнь. Но иногда я смотрю на труп, лежащий на улице какой-нибудь человеческой дыры, и проклинаю его от всего сердца за то, что ему уже нечего бояться.

Ты пойдешь в Облако, потому что только оно хранит тебя живым. И ты не побеспокоишься о рыжеволосой девушке, Стиви. Ты не стал бы беспокоиться, даже если бы это была сама Мисси, отдавшая тебе свою жизнь, потому что ты боишься. Мы больше не люди, Стив. Мы ушли дальше их. Мы грешили, а здесь в этом измерении, нет даже такого слова. Однако верим мы или отрицаем — мы боимся.

Боишься умереть, Стиви. Все мы. Боишься умереть!

Его слова напугали меня. Я не мог забыть их. Я помнил о них, даже когда увидел Ширану.

— Я нашла новое измерение, Стиви, — лениво сказала Ширана. — Маленькое… между Восьмым и Девятым. Оно так мало, что сначала мы пропустили его. После Облака мы исследуем его.

Она повела меня в нашу любимую комнату, которая была вырублена в кристалле, таком черном, что комната была как бы в другом пространстве, и если смотреть подальше, то можно было увидеть далеко-далеко странные туманности и галактики, существующие не только в грезах.

— Много ли времени осталось? — спросил я.

— Час, может меньше. Бедный Стиви. Это будет скоро и ты забудешь.

Ее мозг нежно коснулся моего с такой интимной лаской, какой не могут дать прикосновения рук. Она делала это долго, стирая из моих мыслей жар и боль. Я лежал не шевелясь, на мягком, как облако, ложе. Я видел мерцающий свет Шираны в темноте.

Не знаю, как описать Ширану. Физически она очень близка к человеку. Различие в структуре было более неуловимо, чем в форме. В общем, она была, что надо: экзотична и прекрасна настолько, что не выразить словами.

Она и ее раса не нуждались в одежде. Их ленивые, волнистые тела покрывал не мех, не перья, не щупальца, а нечто среднее между всем этим. У них не было настоящего цвета, они меняли его в зависимости от освещения в бесконечном спектре очарования, далеко превосходившем известную человечеству цветовую гамму.

Сейчас в темноте аура Шираны светилась, точно темная жемчужина. Я видел ее лицо — странные остроконечные треугольные кости, покрытые кожей более мягкой, чем птичья грудка. Мертвенно черные бездонные глаза. Хохолок из изящных усиков-антенн увенчивался крошечными шариками света, горящего бриллиантами.

Ее мысли нежно обволакивали меня.

«Не печалься, Стиви, — думала она, — девушка пойдет последней. Все устроено. Ты войдешь в Облако самым первым, так что самая малая ее вибрация не коснется тебя».

— Но она коснется кого-нибудь другого, Ширана, — протестовал я. — Все это почему-то совсем другое дело. Она… Она все равно, что моя дочь.

Ширана торопливо ответила вслух:

— Но она тебе не дочь. Твоя дочь родилась триста лет тому назад. Триста лет — это для твоего тела, поскольку здесь нет никакого счета времени. В каждом измерении время различно. В каком-нибудь измерении мы можем провести тысячу лет, а то и больше.

Да. Я помню эти чудные годы. Стены измерений не являются барьером для мысли. Лежишь под X-кристаллами и наблюдаешь их пульс из тумана черных глубин. Мозг высасывается и проецируется вдоль тугого луча тщательно выбранной вибрации; и вот ты уже в другом пространстве, в другом времени.

Можно взять любое тело и радоваться ему, пока не надоест. Можно пролететь между планетами, между солнцами, между галактиками, стоит только подумать об этом. Можно видеть вещи, делать вещи, вкусить такой опыт, для которого все языки нашего пространства-времени не найдут слов.

Ширана и я много бродили, много видели, многое испробовали, а вселенная бесконечна.

— Я не могу не печалиться, Ширана. Я не хотел бы чувствовать себя так, но ничего не могу поделать. Я снова человек. Снова простой Стив Вэнс из Беверли Хил, Калифорния, на планете Земля. Я не могу уничтожить свои воспоминания.

У меня сжалось горло. Я покрылся холодным потом и был ближе к безумию, чем когда-либо за все черт-знает-сколькие годы.

Из темноты пришел голос Шираны:

— Ты больше не человек. Ты перестал быть человеком с тех пор, как впервые вошел в Облако. У тебя не больше связи с людьми, чем у них с теми животными, которых они истребляют.

— Но я не могу не помнить.

— Понятно. Что ж, вспоминай. Вспомни, что с самого рождения ты отличался от других людей; что ты бывал там и видел то, чего не видел ни один человек до тебя; что ты сражался с самим космосом своим сердцем, своим кораблем и своими двумя руками.

Я помнил это. Первый человек, рискнувший пройти Пояс; первый человек, увидевший Юпитер… как он блистает в рое своих лун.

— Вот почему, когда мы захватили тебя в Вуаль и привезли на Астеллар, мы спасли тебя из Облака. У тебя было кое-что редкое — сила, размах видения и желания. Ты мог дать нам то, чего мы желали — свободный контакт с человеческими кораблями. И за это мы тебе дали жизнь и свободу. — Она помолчала и добавила: — И меня, Стиви.

— Ширана!

Множество вещей встретилось и смешалось в наших мыслях. Эмоции, рожденные чуждыми телами, мы разделили. Воспоминания о битве и красоте, ужасе и любви под солнцами, что никогда более не загорятся даже во сне. Я не могу объяснить это. Нет для этого слов.

— Ширана, помоги мне!

Мозг Шираны баюкал меня, как материнские руки:

— Тебе не за что винить себя, Стиви. Мы сначала делали это под гипнозом, так что твой мозг привыкал к перемене постепенно, без шока. Я сама вводила тебя в наш мир, как ведут ребенка, и когда, наконец, ты стал свободным, прошло уже много времени. Ты шагнул гораздо дальше человечества. Много дальше.

— Я мог бы остановиться. Я мог бы отказаться и остановиться, снова идти в Облако, когда узнал, что это такое. Я мог бы отказаться быть иудой, ведущим корабли на гибель.

— Почему же ты этого не сделал?

— Потому что я имел то, чего хотел, — медленно сказал я. — То, о чем я всегда мечтал, даже не умея выразить это словами. Власть и свобода, каких не имел ни один человек. Я имел их, и это мне нравилось. Когда я думал о тебе и о том, что мы можем сделать вместе, и о том, что я могу сделать и один, я готов был привести в Вуаль всю Солнечную систему. — Я тяжело с хрипом вздохнул и вытер потные ладони. — К тому же я больше не чувствовал себя человеком. Я вредил людям так же, как мог ударить собаку, когда был еще человеком. Я не принадлежал им больше.

— Что же изменилось сейчас?

— Не знаю. Но изменилось. Когда я думаю о том, что Вирджи пойдет под кристаллы, а я — в Облако, — это для меня слишком.

— Ты видел их тела после этого, — мягко сказала Ширана. — Ни один атом не сдвинулся, и они улыбались. Смерть в Мироздании не легче и не милосердней.

— Я знаю. Знаю. Но Вирджи моя…

Она пойдет под X-кристаллы, улыбаясь: ее темно-рыжие волосы будут блестеть, а дымчато-серые глаза будут полузакрыты и полны грез. Она будет держать ребенка, и Брэд будет стоять рядом. А X-кристаллы будут пульсировать и гореть странными черными огнями, и Вирджи с улыбкой упадет, и все будет кончено.

Кончено навеки для Вирджи и для Брэда, и для зеленоглазого марсианчика.

Но жизнь, что была в их телах, сила, для которой у человека нет названия, сила, что дает дыхание, кровь и жар живой плоти, высшая вибрация человеческой души — эта жизненная сила поднимается от кристаллов вверх, в комнату Облака, и Ширана, ее народ и четыре человека, которые, как и я, больше не люди, войдут в Облако, чтобы иметь возможность жить.

Раньше это меня не трогало. Нет. В первый раз об этом думаешь, но не придаешь значения. Тут нет семантической связи с «думой», «эго» или «жизненной силой». Ничего не видишь, не имеешь никакого контакта с мертвыми. И о смерти даже не думаешь.

Всем понятно, что если входишь в радиацию Облака и чувствуешь себя вроде бога, то, конечно, не смотришь на это с человеческой точки зрения, поскольку ты больше не человек.

— Не удивительно, что вас выкинули из вашего измерения! — закричал я.

Ширана улыбнулась.

— Нас называли вампирами, паразитами и сибаритскими чудовищами, живущими только для ощущений и удовольствия. И они загнали нас во мрак. Возможно, они были правы, не знаю. Однако мы никому не вредили и никого не пугали, и когда я думаю, что они сделали со своим собственным народом в крови, страхе и ненависти, мне страшно.

Она встала надо мной, сияя, как теплая жемчужина. Крошечные бриллиантовые огоньки горели на ее антеннах, а глаза были, как черные звезды.

Я протянул к ней руки. Прикосновение к ее рукам сломало мой контроль. Я вдруг беззвучно закричал.

— Хорошо это или плохо, но ты теперь один из нас, Стиви, — тихо сказала она. — Я очень огорчена тем, что случилось. Я могла бы помочь тебе, если бы ты позволил мне усыпить твой мозг, пока все не будет кончено. Но ты должен понять одно: ты оставил людей позади и никогда, пойми, никогда не вернешься обратно.

После долгого молчания я сказал.

— Я знаю. Я понимаю.

Я почувствовал ее вздох и дрожь, а затем она отступила, не убирая своих рук из моих:

— Пора, Стиви.

Я медленно встал и остановился. Ширана вдруг охнула:

— Стиви, отпусти мои руки! Мне больно!

Я выпустил ее руки и сказал:

— Флейк никому не расскажет. Он мою слабость знает. В сущности, чтобы я ни болтал, все равно пойду в Облако, потому что боюсь. Я всегда буду входить в Облако, когда настанет время, потому что я глубоко увяз в грехе и боюсь умереть.

— Что такое грех? — спросила Ширана.

— Бог знает. Только Бог…

Я обнял ее мягкое, как оперенье птицы, тело и поцеловал блестящие щеки и маленький малиновый рот. В этом поцелуе был слабый горький привкус моих слез, а затем я тихо рассмеялся.

Я сдернул с шеи цепочку с медальоном и бросил на пол. Мы с Шираной пошли к Облаку.

Глава 4. Занавес тьмы

Мы шли по холлам Астеллара, как в многоцветном драгоценном камне. Холлы были янтарные, аметистовые и цвета киновари, драконье-зеленые и цвета утреннего тумана, и многих других цветов, которые есть только в этом измерении.

К нам подходили другие, вышедшие из хрустальных келий, где они проводят время. Народ Шираны изящный, с бархатными глазами, с короной из огненных шариков на верхушках антенн. Они были похожи на живую радугу в свете холлов.

Флейк, я и еще трое — всего пятеро людей за все то время, пока Астеллар бывал в нашем измерении, с таким типом мозга, какой был желателен народу Шираны — были в черных космических костюмах и шли в окружении нашей золотой ауры.

Я заметил, что Флейк поглядывает на меня, но я не встретился с ним взглядом.

И вот мы пришли к месту Облака, в центре Астеллара. Гладкая черная дверь была распахнута. Внутри был туман, как свернувшийся солнечный свет: мушки чистого, яркого, направленного излучения сливались и танцевали в облаке живого света.

Ширана взяла меня за руку. Я понимал, что она хочет отвлечь мои мысли от происходящего внизу, где мужчины, женщины и дети с «Королевы Юпитера» шли под гипнотическим приказом под X-кристаллы навстречу своему последнему сну.

Я сжал ее руку, и мы шагнули в Облако. Свет окутал нас. Мы встали на что-то, что не было камнем и вообще не было материальным; вибрация силы X-кристаллов держала нас на пощипывающей плавучей паутине. И золотой живой свет держал нас, ласково пробегая по нашей коже крошечными волнами огня.

Я жаждал этого. Мое тело вытянулось, выпрямилось. Под моими ногами вибрировала паутина энергии, голова моя была поднята, дыхание замерло; каждый отдельный атом моей плоти возобновился, трепетал и пульсировал жизнью.

Жизнь!

И вдруг что-то ударило меня.

Я не хотел этого. Я думал, что изгнал это вниз, глубоко вниз, чтобы оно не докучало мне больше. Я думал, что я в мире со своей душой, какой бы она ни была и есть ли она или утрачена. Я не хотел думать.

Но я думал. Это ударило меня неожиданно. Как метеор, расплющивающий корабль в космосе, как первое голое пламя солнца омывает пики на темной стороне Меркурия. Как смерть, важнейшая, последняя вещь, которую нельзя ни обмануть, ни обойти.

Я знал, что это за жизнь, откуда пришла и как изменила меня.

Это была Вирджи с ее рыжими волосами и дымчато-серыми глазами: Вирджи, в которой жизнь Мисси и моя. Зачем Вирджи была послана? Зачем я встретил ее возле мертвого марсианина на Лоу-Канале Джеккары?

Но я ее встретил. И вдруг я понял. Понял!

Не помню, что я сделал. Наверное, вырвал свою руку из руки Шираны. Я почувствовал, как моего мозга коснулась ее испуганная мысль и отпрянула, а я побежал через Золотое Облако к дальнему выходу. Я бежал, не размышляя, на максимальной скорости.

Наверное, я кричал. Не знаю. Я совсем обезумел. Но помню, чувствовал, что кто-то бежит рядом со мной.

Я выскочил в дальний холл. Он был голубой, как спокойная глубокая вода, и пустой. Я бежал. Я не хотел бежать. Каким-то здравомыслящим уголком своего сознания я звал Ширану на помощь, но она не могла пробиться через визжащий хаос остальных частей мозга. Я бежал.

И кто-то бежал позади. Я не оглядывался. Не до того было. Да я едва и осознавал это. Но кто-то бежал за мной длинными летящими ногами.

Вниз по глубокому коридору в другой, цвета пламени с серыми точками, и вниз по извилистому скату из темного янтаря, спускавшемуся на нижний уровень.

На тот уровень, где были X-кристаллы.

Я сбежал по янтарной тропе, прыгая как олень, преследуемый по пятам собаками. Через хрустальную тишину, бросавшую мне обратно звук моего дыхания, тяжелого и прерывистого. Внизу ската была круглая площадка, куда выходили четыре коридора. Площадка была темно-пурпурная, драгоценной огранки.

Я вступил на нее, и из прохода навстречу мне вышли трое. Люди с молодыми лицами и снежно-белыми волосами; их нагие тела горели золотом на пурпурном фоне.

Я остановился в центре площадки. Я слышал, как босые ноги быстро сбегают по трапу позади меня, и, даже не оглядываясь назад, я знал, кто это.

Флейк. Он обежал кругом и уставился на меня своими холодными странными глазами. Он где-то раздобыл бластер и целился им в меня. Не в голову, не в сердце, а в живот.

— Я подумал, что ты можешь наломать дров, Стиви, — сказал он. — Так что мы постоим тут… на случай, если ты попробуешь что-нибудь сделать.

Я стоял неподвижно. Я ничего не ощущал. Я был вне этого. Я был безумцем и думал о времени и о кристаллах, пульсирующих за пределами моей досягаемости.

— Уйди с дороги, — сказал я Флейку.

Он улыбнулся. Трое мужчин чуть двинулись позади него. Они смотрели на Флейка и на меня и боялись.

Флейк сказал мне терпеливо, как капризному ребенку:

— Ты пойдешь с нами обратно, Стиви, или я выпущу из тебя кишки. Ну?

Я взглянул в его холодные странные глаза:

— Это на тебя похоже.

— Угу. — Он облизнул губы. — Угу. Но я предоставил тебе выбор.

— Ладно, — сказал я. — Я выбрал.

Я был вне себя. Я ударил его… Я его ударил первым своим мозгом. Флейк был сильным, но я был на пятьдесят лет дольше его в Облаке, да и Ширана научила меня за это время многому. Я собрал всю свою силу и послал в него, а он выстроил свою мыслесилу, чтобы бороться с моей, так что в эту секунду он не мог сознательно управлять бластером в своей руке.

Его инстинктивное побуждение послало малиновый поток смертельной энергии мимо меня, потому что я отклонился. Мне опалило кожу, только и всего.

Мы упали, молотя друг друга, упали на пурпурный камень. Флейк был сильным. Он был выше и тяжелее меня. Он избил меня до бесчувствия, но я схватил его руку с оружием и не выпускал. Трое других попятились к коридору, боясь, что бластер может выстрелить и задеть их.

Они думали, что Флейк легко справится со мной, и теперь боялись. Поэтому они отступили и пустили в ход свой мозг, чтобы бить меня.

Я так и не знаю, почему им это удалось. Наверняка, тому было много причин: уроки Шираны, мой более старый возраст и даже тот факт, что я не мог мыслить сознательно. Я был просто вещью, которая стартовала с какого-то места и проскочила через него.

Иногда я жалею, что они не сломили меня. Иногда жалею, что Флейк не сжег меня на пурпурном камне.

Я стряхнул их мысленный удар. Затем принял удар громадного кулака Флейка и яростные действия его ступней и коленей, а сам направил всю свою силу на то, чтобы согнуть его руку с оружием. Я дернул ее на себя и вверх и повернул куда хотел.

Я выиграл. Он сыграл свою последнюю игру. Он сломался на ней, и она не принесла ему ничего хорошего. Я видел широко раскрытые глаза на его темном лице. Я до сих пор вижу их.

Я протянул к бластеру палец и надавил на огненную кнопку…

Я встал и пошел через площадку, держа в руке бластер. Трое посторонились, осторожно обходя меня. Они сияли золотом, в их глазах был жестокий звериный блеск страха.

Я выстрелил одному из них в голову как раз в тот момент, когда мышцы его напряглись для прыжка. Другие проворно подскочили и сбили меня с ног… а время шло, и люди медленно шли под кристаллы, и глаза их видели сны.

Я лягнул одного в челюсть и сломал ему шею, а другой все пытался вырвать у меня оружие. Я только что вышел из Облака, а он еще не был там. Я был полон жизни, поднимавшейся от X-кристаллов, так что я оттолкнул его руку и снова нажал на кнопку, стараясь на видеть его глаз.

А ведь они были моими друзьями. Людьми, с которыми я выпивал и смеялся и иногда посещал с ними далекие миры.

Я пошел дальше по холлу цвета марсианской зари. Я был опустошен. Я не думал и не чувствовал. Откуда-то шла боль, во рту была кровь, но все это не имело значения.

Я дошел до места, где были кристаллы, и остановился. Многие уже прошли под ними. Почти половина из пятисот семей с «Королевы Юпитера». Они все еще лежали на черном полу, но здесь еще оставалось достаточно места. Пришедшие после них не толпились, а шли медленным спокойным потоком.

Кристаллы висели широким кругом, слегка склоняясь внутрь. Они пульсировали чернотой, которая далеко превосходила обычную черноту. Угол наклона и настройка граней по отношению к другим кристаллам давали различные результаты: для наведения Вуали, для движения энергии, для гипноза, для создания ворот в любое другое пространство — время.

И для высасывания жизненной силы из человеческих тел.

Я видел бледное сияние энергии в центре — нечто вроде вихря между бесконечными горящими черными гранями, который поднимался от спокойных тел в комнату Облака наверху.

Я видел лица мертвых. Они улыбались.

Управление кристаллами было на другой стороне. Я был мертв внутри, так же мертв, как и тела на полу, но я побежал. Помню, я подумал, что смешно бежать, коли ты уже умер. Я держался подальше от кристаллов и изо всех сил бежал к управлению.

Я увидел Вирджи. Она была в конце процессии и, как я и предполагал, рядом с Брэдом и со спящим марсианским младенцем на руках.

Вирджи, с ее рыжими волосами и глазами Мисси!

Я схватился за рукоятки управления и дернул их вверх. Сияющий вихрь исчез. А я повернул громадное шестиугольное колесо на полную гипнотическую энергию и побежал между мертвыми.

Я сказал живым, что они должны делать. Я не будил их. Они повернулись и пошли обратно тем же путем назад, к «Королеве Юпитера». Они шли быстро и твердо, все еще улыбаясь и по-прежнему без страха…

Я же вернулся к колесу и снова повернул до отметки опасности, а затем пошел за людьми в холл. В дверях я обернулся и поднял бластер.

Я увидел Ширану, стоявшую под излучающей чернотой кристаллов на полпути от изгиба стены.

Я почувствовал как ее мозг коснулся моего и затем медленно оттянулся назад, как человек убирает руку от любимого, который только что умер. Я посмотрел ей в глаза. И увидел…

Почему я так поступил? Почему я заботился о рыжих волосах и дымчато-серых глазах и разбавленной тремя столетиями крови женщины по имени Мисси? Я не был больше человеком. О чем же я беспокоился?

Мы с Шираной оказались на разных сторонах. Мы отделились друг от друга и не могли соприкоснуться даже для прощания. И я уловил слабое эхо ее мысли:

«О, Стиви, сколько еще можно было бы сделать!».

В ее громадных ярких глазах блеснули слезы, драгоценные капельки на антеннах потускнели и опустились. Я уже знал, что она собирается сделать.

Я внезапно перестал видеть кристаллы. Я вообще ничего не видел. Я знал, что здесь нет ничего, что я хотел бы увидеть снова. Я поднял бластер и послал наугад полный заряд в висящие кристаллы, а затем убежал.

Я почувствовал, как последний заслон умирающей мысли Шираны ударился о мой мозг и рассыпался, разрушился где-то в ее мозгу, его источнике. Я бежал, мертвец на несущих его ногах, бежал в ореоле золотого цвета.

X-кристаллы, поврежденные ударом бластера в своей полной силой энергии, начали трескаться, лопаться и рвать в кусочки мир Астеллара.

Я мало представлял, что случилось. Я бежал и бежал за людьми, которые все еще были живы, но ничего не думал, ничего не ощущал. Я смутно помню коридоры с хрустальными кельями, янтарный, аметистовый и киноварный холлы, драконово-зеленый и цвета утреннего тумана и других цветов, которые в нашем измерении не имеют названий.

Коридоры трещали и распадались позади меня, обрушиваясь осколками радуги. И над всем этим лился поток энергии X-кристаллов, калеча и раздирая Астеллар.

Потом я что-то услышал — мозгом, а не ушами. Народ Шираны умирал в обломках.

Мой мозг был оглушен, но недостаточно: я еще мог слышать мысли. Я все еще слышал.

«Королева Юпитера» была цела. Надвигающиеся снаружи вибрации еще не дошли сюда. Мы взошли на борт, я открыл двери в пространство и сам поднял корабль, потому что шкипер и оба старших офицера навеки уснули на Астелларе.

Я не смотрел на смерть Астеллара. Только очень нескоро я оглянулся, а Астеллар уже исчез; осталось только облако яркой пыли, сверкавшее не обнаженном солнце.

Я включил «Железного Майка» для штаб-квартиры Космического Управления на Марсе и поставил корабль на автоуправление по направляющему лучу, а затем покинул «Королеву Юпитера» на спасательной шлюпке.

И вот теперь я пишу это где-то между Марсом и Поясом. Я не видел Вирджи перед уходом. Я никого не хотел видеть, тем более Вирджи… Теперь они, наверное, проснулись. Надеюсь, что все они живы и здоровы.

Астеллар исчез. Вуаль исчезла. Теперь вам нечего бояться. Я собираюсь положить эту рукопись в почтовую ракету и послать ее, чтобы вы знали, что вам больше нечего бояться. Не знаю, почему это меня волнует.

Я не знаю, зачем я пишу это, разве что… О, господи, знаю! Зачем лгать?

Я жив. Я молод. Но Облако, которое хранило меня таким, исчезло, и теперь я буду стареть, сильно и быстро, и умру. Я же боюсь умереть.

Где-нибудь в Солнечной системе должен найтись кто-то, кто хочет помолиться за меня. Когда я был ребенком, меня учили, что молитва помогает. Я хочу, чтобы кто-нибудь помолился за мою душу, потому что я сам не могу за себя молиться.

Если бы я радовался тому, что сделал, и если бы я изменился, тогда, возможно, я мог бы помолиться.

Но я ушел слишком далеко от человечества и не могу вернуться.

Может статься, молитва и не нужна. Может быть, после смерти нет ничего, кроме забвения. Я так надеюсь на это! Если бы я только перестал существовать, перестал думать и вспоминать.

Я надеюсь на всех богов всех мирозданий, чтобы смерть была концом. Но я не знаю, и я боюсь…

Боюсь, Иуда… Иуда… Иуда! Я предал два мира, и не может быть глубже ада, чем тот, в котором я сейчас живу. И все-таки я боюсь.

Почему? Почему беспокоюсь о том, что случится со мной?

Я разрушил Астеллар, я уничтожил Ширану, которую любил больше всего во Вселенной. Я убил своих друзей, своих товарищей… И я убил себя.

И вы не стоите этого! Все человеческое стадо, плодящееся в Солнечной системе, не стоит Астеллара и Шираны и всего того, что мы делали вместе в другом пространстве и времени.

Зачем я дал Мисси этот медальон?

Зачем я встретил Вирджи с ее рыжими волосами?

Зачем я вспомнил? Зачем тревожился?

Зачем я вообще родился?

ШЕННЕЧ — ПОСЛЕДНИЙ Повесть Перевод с английского Н. Несмеловой

Leigh Brackett
SHAUNACH — THE LAST
New-York
1952

Глава 1

В пещерах Меркурия было темно, жарко и не было ни звука, кроме тяжелых шагов Тревера.

Тревер уже давно блуждал в этом лабиринте, где еще не бывало ни одно человеческое существо. И Тревер был зол. Не по своей вине и не по собственному желанию он приближался к смерти, и он не был готов к ней. Больше того, ему казалось отвратительным подойти к этому финальному моменту здесь, в давящем мраке, под чужими, высокими как Эверест горами. Он хотел бы остаться в долине. Голод и жажда привели бы его к такому концу, но по крайней мере он умер бы на открытом месте, как человек, а не как крыса в канализации.

Впрочем, какая разница, где умереть? Уж задолго до землетрясения голая адская дыра долины ничего не давала человеку, кроме надежды найти солнечные камни, один или два из которых могли превратить изыскателя в плутократа.

Тревер не нашел солнечных камней. Землетрясение сбросило целую горную стену на его корабль, оставив его, Тревера, с карманным фонариком, горстью пищевых таблеток, фляжкой воды и весьма скудной одеждой.

Он посмотрел на голые скалы, на ручеек зеленой пены от ядовитых химикалий и пошел в туннели, древние пузыри охлаждавшейся по ночам планеты, надеясь, что найдет через них выход из долины.

Сумеречный Пояс Меркурия изрезан тысячью скалистых карманов, как пчелиные соты. И здесь нет путей через горы, потому что зубчатые пики поднимаются в безвоздушное пространство. Тревер знал, что между ним и открытыми равнинами лежит только один карман… Если он сумеет добраться до этого кармана и пересечь его, то он…

Но теперь он понимал, что не дойдет… От страшной жары у него уже облезла кожа. Вес его шахтерских сапог стал слишком велик для его сил; он снял их и пошел босиком по грубому камню. Теперь у него остался только фонарик. Когда его свет погаснет, с ним исчезнет и последняя надежда Тревера…

И это произошло довольно скоро. Полнейший мрак могилы захлопнулся над ним. Тревер постоял, слушая биение своей крови в тишине и глядя на то, что человек видит и без света. Затем выкинул фонарик и пошел вперед, борясь со страхом, который был сильнее, чем его слабость.

Дважды он натыкался на изгиб стены и падал, но снова вставал. В третий раз он не мог подняться и пополз на коленях.

Он полз — крошечное создание, захороненное в кишках планеты. Проход становился все меньше, все туже смыкался вокруг него. Время от времени он терял сознание и невероятно болезненно приходил в себя, возвращался к жаре и молчанию давящего камня.

После одного подобного периода забвения он услышал тупой ровный гул. Проход сузился до трещины, едва достаточной, чтобы проползти в нее на животе подобно червяку. Тревер почувствовал сильную вибрацию камня. Вибрация становилась все сильнее, и в тесном пространстве это было страшно. Воздух стал душным от пара. Рев и вибрация дошли до невыносимых пределов. Тревер был почти задушен паром. Он боялся ползти вперед, но другого пути не было. И вдруг его руки оказались в пустоте.

Каменный пол, видимо, разъеден эрозией. Он подался под весом Тревера и сбросил его головой вперед в грохочущий поток воды, пузырящийся от жара и несущийся в великой спешке куда-то в темноту.

После этого Тревер мало что помнил. Было обжигающе горячо, была борьба за то, чтобы держать голову над водой, и еще страшная скорость подземной реки, бегущей по своему назначению.

Он несколько раз ударялся о скалы и однажды целую вечность сдерживал дыхание, пока поток туннеля не поднялся снова.

Он смутно сознавал свое скользящее падение. Стало много холоднее. Он снова бултыхался, потому что мозг не приказал ему остановиться, а вода уже не тащила.

Его руки и колени зацепили крепкое дно. Он забарахтался. Вода исчезла. Он сделал попытку встать, но так и остался лежать.

Настала ночь, а с ней и жестокая гроза и дождь. Тревер не знал этого: он спал, а когда проснулся, заря зажгла высокие утесы белым светом.

Что-то кричало над его головой. Больной и истощенный Тревер приподнялся и огляделся. Он увидел бледно-серую песчаную отмель. Под ногами лежала тень серо-зеленого озера, наполнявшего каменный бассейн около полумили шириной. Слева от него подземная река разливалась вширь, покрытая веером пены. Справа вода переливалась через край бассейна и где-то внизу снова превращалась в реку, а за краем, скрытая туманом и тенью горной стены, начиналась долина.

Позади Тревера, на краю песка, росли деревья, папоротники и цветы незнакомой формы и цвета, но торжествующе живые. Насколько он мог видеть, широкая долина была полна зеленой растительности, и вода была чистая, воздух ароматен, и до Тревера дошло, что он все-таки сумел пробиться. Он еще поживет.

Забыв об усталости, он вскочил, и то, что шипело и верещало над ними, бросилось вниз, едва не оцарапав его острыми зубцами кожистых крыльев. Тревер вскрикнул и отскочил, а создание взлетело по спирали и снова понеслось вниз.

Тревер увидел что-то вроде летающей ящерицы, агатово-черной с шафрановым брюшком. Он поднял руки, чтобы отогнать ящерку, но она и не нападала на него. Когда она проносилась мимо, он увидел нечто, разбудившее в нем изумление, жадность, и главным образом, неприятный холодок страха.

На шее ящерицы был золотой ошейник, а в чешуйчатую плоть ее головы — вроде бы прямо в кость — был вставлен солнечный камень.

Нельзя было ошибиться в этой маленькой злой вспышке радиации. Тревер так долго грезил о солнечных камнях, что не мог обознаться. Он следил, как животное снова взлетело в насыщенное паром небо, и удивлялся, кто и зачем вставил столь бесценную вещь в череп летающей ящерицы. Больше всего его мучило — зачем?

Солнечный камень — не обычное украшение для богатых леди; это редкий радиоактивный кристалл, имеющий период полураспада на треть больше, чем у радия, и используется исключительно для самых чувствительных приборов, имеющих дело с частотами выше первой октавы.

Большая часть этого сравнительно редко употребляемого суперспектра пока что оставалась тайной. И странно украшенное камнем и ошейником создание, кружившееся над Тревером, вызывало у него тревогу.

Животное не охотилось, оно не хотело убивать Тревера, но улетать не собиралось.

Далеко в долине прозвучала приглушенная расстоянием звонкая нота и прокатилась междускалами. Звук большого гонга.

Внезапное желание спрятаться послало его в гущу деревьев. Он пошел вдоль берега озера. Взглянув сквозь ветви, он увидел, что черные крылья летят за ним.

Ящерица следила за ним острыми яркими глазами. Животное замечало тропу, которую Тревер прокладывал через цветы и папоротники, как сокол выслеживает кролика.

Тревер дошел до края бассейна, где вода выливалась водопадом в несколько сотен футов высотой. Поднявшись на край каменного бассейна, Тревер впервые как следует разглядел долину.

Часть ее все еще оставалась в тумане, но было видно, что она широкая и глубокая, с равниной и рощами, туго стиснутая барьерами гор. И по мере того, как он рассматривал детали, изумление его росло беспредельно.

Земля была обработана. Среди полей стояли группы тростниковых хижин, а дальше располагался город каменной застройки — бесспорный город, громадный, сверкавший в утренней дымке.

Тревер удивленно вглядывался, а крылатая ящерица лениво кружила над ним и следила — следила, пока он пытался обдумать увиденное.

Такая плодородная долина была сама по себе редкостью. Но обнаружить поля и город за ними казалось просто невероятным. Он видел местные племена, населявшие некоторые замкнутые в скалах миры Сумеречного Пояса — примитивные полулюди жили среди голых скал и кипящих источников и охотились для еды на крупных ящериц. Они не строили ничего, подобного этому. Разве что здесь они вышли из каменного века.

Гонг снова прозвучал глубоким вызывающим тоном. Тревер увидел крошечные фигурки всадников; на таком расстоянии они казались не больше муравьев; они ехали из города через равнину.

Вера и радость вытеснили из головы Тревера все размышления. Он был измучен и голоден, затерян в чужом мире, и приближение людей и цивилизации было такой удачей, о какой он не мог и мечтать. Кроме того, здесь были солнечные камни. Он жадно поглядел на голову описывавшего круги разведчика и начал спускаться вниз. Черные крылья бесшумно скользнули за ним с неба.

Тревер дошел до выступа футах в ста от низа долины. Спуска никакого не было: можно только прыгать. Он схватился за куст, прыгнул как можно дальше и прокатился несколько ярдов по упругой почве склона. Пока он лежал, пытаясь отдышаться, в нем зашевелились холодные сомнения.

Теперь он совершенно четко видел долину. Там ничего не шевелилось, кроме группы всадников. На полях ни души, деревеньки точно вымершие. А над деревьями у реки он увидел вторую чернокрылую ящерицу. Следящую.

Деревья были недалеко. Всадники направлялись к ним и к Треверу. И теперь ему показалось, что эти люди были охотничьим отрядом, только было что-то тревожное в полном отсутствии всякой другой жизни. Как будто гонг предупредил, чтобы все скрылись, пока идет охота. Остроглазых ящериц послали, как собак, вперед — находить и вспугивать дичь. Взглянув на зловещего часового над своей головой, Тревер страшно захотел увидеть, какая дичь прячется в рощице.

Вернуться к относительной безопасности бассейна нечего было и думать: выступ отрезал Тревера от озера. Бесполезность попыток спрятаться была тоже очевидной, но он все же заполз в малиновый папоротник. Город был слева от него, а справа — плодородная долина переходила в участок лавы и битого камня, сужающийся и исчезающий за краем пурпурного базальта. Это ущелье еще оставалось в глубокой тени.

Всадники были еще далеко. Крошечные фигурки переходили реку вброд, поднимая тучу брызг.

Часовой над деревьями неожиданно спикировал вниз. Добыча вышла наружу.

Подозрения Тревера выкристаллизовались в скверную уверенность. Застыв от ужаса, он смотрел, как из яркой зелени выскочила бронзовая полуголая девушка и бросилась бежать к бесплодному участку.

Ящерица взлетела в воздух, метнулась молнией вниз и ударила.

Девушка отскочила в сторону. В ее руках была длинная дубинка с большими шипами, она ударила черное животное и побежала дальше. Ящерица сделала круг и снова бросилась на девушку сзади.

Девушка повернулась. Минута яростного столкновения, когда кожистые крылья окутали ее точно плащом, — и девушка снова побежала, но уже медленнее. Тревер видел кровь на ее теле.

Летающий демон летел за ней. Он пытался заставить жертву повернуть обратно, к охотникам, но она не желала возвращаться. Она била ящерицу палкой и бежала, падала и снова бежала. Треввр знал, что она проиграет. Ящерица убьет ее раньше, чем она доберется до скал.

Чувство осторожности говорило Треверу, чтобы он не вмешивался. Что бы ни происходило — это явно местные обычаи, и это не его дело. Единственное, что он хотел, — взять один из этих солнечных камней и уйти из долины. Это и так было достаточно трудным. Но ярость, поднявшаяся в нем, затупила всякую осторожность, когда он увидел, как ящерица снова налетела на девушку, выпустив когти. Он вскочил, крикнул девушке и со всех ног бросился к ней.

Она повернула к нему лицо такой дикой и гордой красоты, какой он еще никогда не видел. Ее темные испуганные глаза были полны страшной решимости. Она крикнула на его языке:

— Оглянись!

Тревер забыл о собственной судьбе. Черные крылья, чешуйчатый хлещущий хвост и когти налетели на него, как вихрь. Тревер упал и покатился, покрывая землю пятнами крови.

Издалека он услышал голоса охотников, пронзительные, скрипучие, сливающиеся в дикое завывание.

Глава 2

По каким-то причинам штурм приостановился. Тревер поднялся на ноги, взял из рук девушки дубину, только пожалел о пистолете, похороненном под тоннами камня по ту сторону гор, и сказал девушке:

— Держись позади меня и следи за моей спиной.

Она странно взглянула на него, но на разговоры не было времени. Они вместе побежали к каменистому участку. Он был довольно далеко. Ящерицы визжали и шипели над ними. Тревер поднял дубинку. Она была по размеру и весу с бейсбольную биту. Он когда-то был неплохим игроком в бейсбол.

— Спускаемся, — крикнула девушка.

— Ложись, — сказал он, замедляя шаг. Она упала позади него в траву, зажав в руке обломок камня. Широкие крылья со свистом снижались.

Тревер встал потверже. Он видел злые ее глаза, желтые и блестящие, как золотые ошейники, и яркие вспышки солнечных камней в черной чешуе голов. Ящерицы падали одновременно, но с разных сторон, так что он не мог повернуться к ним обеим сразу.

Он выбрал одну, подлетавшую чуть первой и ждал. Он подпустил ее близко, очень близко. Она быстро пикировала, высунув красный язык из шипящей пасти, и приготовила острые когти. Затем Тревер со всей силы взмахнул дубинкой.

Удар. Тревер чувствовал, как что-то треснуло. Животное завизжало. Сила падения бросила его на Тревера. Человек потерял равновесие под ударами крыльев и бьющегося тела и упал. На него тут же бросилась вторая ящерица.

Девушка вскочила, в три прыжка оказалась рядом и упала на чешуйчатую спину твари, терзавшей Тревера. Девушка пыталась прижать ящерицу к земле, методично колотя ее по голове камнем.

Тревер отбил ногой раненую ящерицу. Она не спешила умирать, хотя у нее была сломана шея. Тревер поднял дубинку и убил вторую, а затем без большого труда извлек из ее головы солнечный камень.

Он держал его в руке, странный темно-желтый кристалл, похожий на драгоценность с приставшим к нему осколком кости. Камень сиял внутренним огнем, глубоким и трепетным, и ответная искра сильного возбуждения вспыхнула в Тревере от прикосновения к камню. Он даже на мгновение забыл, где он и что тут делает, забыл обо всем, кроме яркого кристалла, сияющего в его ладони. Он держал нечто большее, чем драгоценность, больше, чем просто богатство; и были это надежда и удача, и новая жизнь. Он потратил много лет на исследования жестоких меркурианских пустынь. Это его путешествие было последней авантюрой Тревера, и она закончилась гибелью его корабля; его поиск пришел к концу, и впереди не было ничего, даже если бы ему и удалось вернуться домой. Он стал бы нищим планетным бродягой, каких он всегда жалел.

Теперь же все изменилось. Этот единственный камень даст ему возможность вернуться на Землю победителем, оплатит все его страшные, одинокие и опасные годы риска. Этот камень…

Этот камень может сделать очень многое, если только Треверу удастся убраться с ним из этой богом забытой долины. Если…

Девушка снова обрела дыхание и настойчиво сказала:

— Пошли. Они приближаются!

Чувства Тревера, смущенные солнечным камнем, лишь очень смутно реагировали на извечные раздражители зрения и слуха. Всадники подъезжали. Животные, на которых они ехали, были выше и тоньше лошадей, вместо копыт у них были когти. Они имели узкие злобные морды с шипастым гребнем, стоящим на голове прямо и надменно. Животные бежали быстро, легко неся своих наездников.

Все же они были еще достаточно далеко, чтобы можно было разглядеть их лица, но и на таком расстоянии Тревер почувствовал в них что-то странное, что-то неестественное. Бронзовые тела, несколько светлее, чем у девушки, были облачены в роскошные доспехи.

Девушка яростно затрясла Тревера, пробуждая от задумчивости.

— Ты хочешь, чтобы тебя взяли живым! Звери разорвали бы нас на куски, и очень быстро. Но мы убили соколов, неужели ты не понимаешь? Теперь нас возьмут живыми!

Он не понял сути, но то, что она явно предпочитала отвратительную смерть плену, заставило его искать резервы сил, которые он считал потерянными. Да к тому же — солнечный камень. Если всадники захватят их, то они отнимут у него камень.

Крепко зажав драгоценную вещь, Тревер побежал к скалам вместе с девушкой.

Участок лавы теперь освещался солнцем. Расщепившаяся скала выглядела мрачной и безобразной. Вся эта местность и ущелье за ней казались воротами в ад, но все же предлагала какое-то укрытие, если до него удастся добраться.

Топот мягких ног громко звучал в ушах Тревера. Он оглянулся и увидел лица охотников. Теперь было ясно, почему они сначала показались Треверу неестественными: у каждого из них в центре лба был вставлен прямо в кость солнечный камень.

Сначала соколы-ящерицы, теперь эти… И острая боль сжала сердце Тревера. Это были люди, такие же как он, но вместе с тем они не были людьми. Они были чуждыми, злобными, страшными, и Тревер начал понимать, почему девушка так не хотела попасть живой в их руки.

Быстрые неутомимые животные со своими удивительными всадниками неслись на двух беглецов. Предводитель взял с седла изогнутую палку и поднял ее как копье. Солнечный камень во лбу его горел точно третий злобный глаз.

Разбитые камни мерцали на солнце. Тревер бежал к ним; девушка, бежавшая впереди, казалось, тоже мерцала. Дышать стало трудно. Треверу казалось, что он не может больше бежать, но, тем не менее, он бежал, и, когда девушка споткнулась, он удержал ее от падения…

Время от времени он оглядывался. Он заметил, как изогнутая палка предводителя полетела к нему, и сумел увернуться. Остальные охотники выстроились в ряд. Треверу показалось, что они в основном интересуются им, и в своем стремлении захватить чужака они почти забыли о девушке.

Его босые ноги бежали по уже горячим от солнца камням. Базальтовый уступ прикрывал его как щитом от бросаемых врагами палок. Минуты через две Тревер и девушка укрылись в таких разломах, какие человек редко увидит. Словно демонический гигант сбивал мутовкой расплавленную лаву, свободной рукой разламывая горы и разбрасывая куски. Теперь Треверу стало ясно, почему девушка ждала дневного света для побега: пройти через это ущелье в темноте было равносильно самоубийству.

Он нервно прислушивался, но звуков преследователей не слышал. Тревога его не проходила, и когда девушка опустилась отдыхать, он спросил:

— Не пойти ли нам дальше? Ведь они сюда могут прийти.

Она не сразу ответила, а смотрела на него так же внимательно, как смотрели всадники. У нее это была первая возможность разглядеть его, и она воспользовалась ею. Она внимательно рассматривала его волосы, давно не бритую щетину, цвет кожи, рваные шорты — единственную его одежду. Затем она сказала странно медленно, как будто думала о чем-то другом:

— Верхом Корины ничего не боятся. Но пешими и в подобном месте… они боятся засады. Раньше такое бывало. Понимаешь, они так же могут умирать, как и мы.

Ее лицо, хотя и совсем юное, не было девичьим. На Тревера смотрела женщина, познавшая счастье, страсть и горечь, женщина, живущая с болью и страхом и не доверяющая никому, кроме себя.

— Ты не наш, — сказала она.

— Нет. Я пришел из-за гор. А кто такие Корины?

— Лорды Корита, — ответила она и стала отрывать полоски от белой ткани, обернутой вокруг ее талии. — Поговорим потом, нам еще далеко идти. А сейчас надо остановить кровь.

Они молча перевязали друг друга и пошли снова. Если бы Тревер не был таким невыразимо усталым, а путь — таким трудным, он, наверное, злился бы на девушку. Впрочем, злиться было не на что, потому что она ни в чем не подозревала его.

Много раз они останавливались и отдыхали. Однажды он спросил:

— Почему эти самые Корины охотятся за тобой?

— Я убежала. А вот почему они охотятся за тобой?

— Будь я проклят, если знаю. Случайность, наверное. Я оказался тут как раз в то время, когда летели их соколы.

На шее девушки была железная цепь без застежки, слишком маленькая, чтобы быть надетой через голову. На цепочке висела бляшка с выдавленным на ней словом. Тревер взял бляшку в руки.

— Гелт, — прочел он. — Это твое имя?

— Меня зовут Джин. Гелт — Корин, которому я принадлежу. Он ведет охоту. — Она бросила на Тревера свирепый и вызывающе гордый взгляд и сказала, как будто выдавала тайну графского дома: — Я рабыня.

— Ты давно в долине, Джин? Мы с тобой одного племени, говорим на одном языке… Земное племя. Как получилось, что никто не слышал о земной колонии такого размера.

— После Приземления прошло почти триста лет, — ответила она. — Я слышала, что мой народ много поколений жил надеждой, что прилетит корабль с Земли и освободит нас от Коринов. Но этого так и не случилось. А кроме корабля, нет возможности ни войти в долину, ни выйти из нее.

Тревер резко глянул на нее.

— Я нашел путь сюда и теперь начинаю об этом жалеть. Но если нет пути, то куда же мы идем?

— Сама не знаю, — сказала Джин, вставая. — Но мой муж пришел этим путем, и другие до него. — Она пошла вперед, и Тревер за ней. Больше некуда было идти.

Жара была невыносимая, и они ползли в тени скал, где только могли. Они страдали от жажды, но воды тут не было. Перед ними маячил невозможно высокий угол пурпурного базальта, но он, казалось, никогда к ним не приблизится.

Большую часть дня они шли по застывшей лаве, но наконец все-таки обогнули угол и вышли в узкий каньон. С обеих сторон поднимались каменные стены, грубые, растрескивающиеся, с малиновыми и белыми прожилками.

Джин и Тревер упали возле ручья. Пока они ползали по мокрому гравию и по-собачьи лакали воду, из-за скал вышли тихо люди и встали за ними, держа в руках каменные топоры.

Тревер медленно поднялся, увидев шестерых вооруженных мужчин. На них, как и на Джин, были белые набедренные повязки, сильно потрепанные, и тела их также загорели чуть ли не дочерна на жестоком солнце. Все они были молоды, крепки и мускулисты от тяжелой работы, лица их были не по возрасту угрюмы. У всех на телах были шрамы и рубцы от когтей. И все эти люди смотрели на Тревера странным холодным взглядом.

Они знали Джин. Она радостно назвала их по имени и спросила:

— А где Хьюго?

Один из них кивнул в сторону стены:

— Наверху, в пещере. С ним все в порядке. Кто этот человек, Джин?

— Не знаю. За ним тоже охотились. И он пришел мне на помощь. Без него мне не удалось бы убежать. Он убил соколов. Но… — Она замялась, осторожно подбирая слова. — Он сказал, что пришел из-за гор. Он знает о Земле и говорит на нашем языке. А когда он убил сокола, он разбил ему голову и взял солнечный камень.

Все шестеро вздрогнули. Самый высокий, с лицом холодным и резким, как окружающие их скалы, шагнул к Треверу.

— Зачем ты взял солнечный камень? — грубо спросил он.

Тревер уставился на него:

— А ты как думаешь?.. Да потому, что он ценный.

Человек протянул руку:

— Отдай.

— Черта лысого! — злобно закричал Тревер и чуть отступил назад.

Молодой человек пошел на него. Лицо его было мрачным и опасным.

— Сол, подожди, — закричала Джин.

Но Сол не стал ждать. Тревер подпустил его близко, а потом размахнулся, вложив в удар всю свою силу.

Кулак угодил Солу в живот, и тот отлетел назад, согнувшись вдвое. Тревер стоял, сгорбившись, тяжело дыша, и дикими глазами следил за остальными.

— Кто вы? — зарычал он. — Банда воров? Ну давай, подходите! Мне нелегко достался этот камень, и я намерен сохранить его!

Большие слова. Большая ярость. И большой страх за ними. Люди окружили его. Не было ни одного шанса прорваться, да и в любом случае они через минуту схватят его. Камень оттягивал его карман: он был тяжел многолетним потом, голодом и тяжелой работой на скалах Меркурия.

Сол поднялся. Лицо его было серым, но он наклонился и поднял остро наточенное каменное оружие, которое уронил при падении. Он шагнул вперед. Одновременно и тоже молча шагнули все остальные.

Тревер ждал их с горьким вкусом во рту. Наконец-то он нашел солнечный камень, и теперь бросить его и, вероятно, свою жизнь тоже этой кучке дикарей! Это было выше его сил.

— Сол, подожди! — снова закричала Джин и протолкнулась к нему. — Он же спас мне жизнь! Ты не можешь…

— Он — Корин. Шпион…

— Не может этого быть! У него нет камня во лбу. И даже шрама нет.

Сол сказал ровно и безжалостно.

— Он взял солнечный камень. Только Корин хочет коснуться проклятой вещи.

— Но он же сказал, что он с другой стороны долины! Он с Земли, Сол, с Земли. А там все может быть по-другому.

Настойчивость Джин временно остановила людей. И Тревер, глядя а лицо Сола, вдруг начал кое-что понимать.

— Ты думаешь, что солнечные камни — это зло? — сказал он.

Сол хмуро взглянул на него.

— Они и есть зло. И тот, что сейчас у тебя, должен быть немедленно уничтожен.

Тревер проглотил горький комок, душивший его, и задумался. Если солнечные камни имели суеверное значение в этом благословенном кармане Меркурия — и было ясно почему, если учесть окаянных неестественных соколов, летающих повсюду, и столь же неестественных Коринов, — это бросает совсем другой свет на поведение этих людей. По их лицам было совершенно ясно: «Отдай солнечный камень или умри!» Умирать от кучки диких варварских фанатиков не имело смысла. Лучше отдать им камень, а позднее сыграть так, чтобы получить его обратно или достать другой. Камней этих, видимо, в долине предостаточно.

Отдать, конечно, тяжело. Отдать надежду всей жизни в грубые руки дикаря и не жалеть об этом… Отдать… ах, к дьяволу все!

— Ладно, — сказал он, — возьми…

Ох и больно было! Словно сердце вырвал.

Сол взял камень, не поблагодарив, положил его на плоскую скалу и стал колотить по сияющему кристаллу каменным топором, ранее предназначавшимся для головы Тревера. Молодое лицо Сола выглядело так, как будто он убивал живое существо, к которому питал ненависть и страх.

Тревер вздрогнул. Он знал, что солнечные камни не поддаются ничему, кроме атомной бомбардировки, но ему больно было видеть, как столь драгоценную вещь бьют каменной дубиной.

— Он не ломается, — сказал он, — ты мог бы и остановиться.

Сол с размаха опустил свое оружие так близко от голой ноги Тревера, что землянин отскочил, а затем взял солнечный камень и швырнул его далеко через ущелье. Он слышал, как камень слабо звякнул, падая в груду обломков скал примерно в футе от противоположного утеса, и постарался запомнить это место.

— Идиот! — сказал он Солу. — Вы выбросили целое состояние. Богатство, на поиски которого я потратил чуть ли не всю свою жизнь. Чем он тебе помешал, этот камень? И имеешь ли ты хоть какое-то представление, насколько он ценен?

Сол, не обращая на него внимания, заговорил со своими товарищами.

— Ни одному человеку с солнечным камнем доверять нельзя. Я убью его!

— Нет, — упрямо сказала Джин, — нет, Сол. Я обязана ему жизнью.

— Но он, может быть, раб, наемник, работающий на Коринов.

— Посмотри на его одежду, — сказала Джин. — И посмотри на его кожу. Утром она была белая, а сейчас красная. Ты видел когда-нибудь раба такого цвета? Или Корина? И видел ли ты подобное раньше в долине? Нас не так уж много, чтобы не заметить.

— Мы не можем рисковать, — сказал Сол.

— Ты всегда успеешь убить его. Но если он и вправду из-за гор, а может даже с Земли, — последнее слово она произнесла с запинкой, будто не была уверена в том, что такое место действительно существует, — мы можем узнать от него некоторые вещи, о которых забыли. Он может помочь нам. К тому же, другие тоже имеют право высказать свое мнение, прежде чем ты его убьешь.

Сол покачал головой.

— Мне это не нравится. Но… — он помолчал, задумчиво хмурясь. — Ладно. Мы уладим это в пещере. Пошли. — Он повернулся к Треверу. — Пойдешь в середине. И если вздумаешь подать какой-нибудь сигнал…

— Какому дьяволу я буду сигналить? — огрызнулся Тревер. — Я страшно жалею, что вообще попал в вашу проклятую долину.

Но он не жалел. Не совсем так.

Все его чувства были насторожены, и он старался заметить каждый поворот пути, чтобы иметь возможность вернуться потом к солнечному камню… Ущелье то сужалось, то расширялось, изгибалось и выпрямлялось, но доступная тропа была только одна и шла рядом с руслом ручья. Через какое-то время ущелье разделилось чудовищным утесом, отклонившимся назад, словно бы остановленным в падении. Ручей выходил из левого ответвления. Сол пошел вправо.

Они не спускали глаз с Тревера, когда он лез, оскальзывался и забирался вместе с ними. Обломки первобытного катаклизма, образовавшего этот проем в горах, лежали там же, где упали первоначально, становясь грубее и опаснее с каждой разъедающей их грозой и заставлявшим трескаться морозом.

С обеих сторон над Тревером вершины гор поднимались за пределы атмосферы. Ниже были выступы. На них среди груды камней находились люди. Они кричали, и Сол отвечал им. В этой узкой горловине ни один человек не прошел бы живым, если бы они решили остановить его.

Через некоторое время люди спустились в ущелье и вместе с остальными стали подниматься по тропе, частично естественной, а частично прорубленной, но так грубо, что она казалась естественной. Тревер поднимался на утес, заканчивающийся узкой норой. Сол пошел через нее. Остальные по одному следовали за ним, и Тревер услышал, как голос Джин зовет Хьюга.

Внутри была пещера, очень большая, с темными закоулками и впадинами по стенам. Солнечные лучи проникали сквозь трещины в утесах, а в заднем конце пещеры, где пол резко опускался, горел огонь. Тревер видел раньше на Меркурии такое пламя, когда вулканические газы пробивались сквозь трещины и воспламенялись от случайных искр. Голубоватый столбик, изгибающийся вверх к потолку пещеры и злобно ревущий, производил сильное впечатление. Тревер чувствовал поток воздуха, проносившийся мимо него, когда горящий столбик втягивал воздух в себя.

В пещере были люди. «Меньше сотни, — подумал Тревер, — если не считать немногих детей и подростков». Женщин было меньше трети. На всех была одна и та же безошибочная печать: как ни тяжела была жизнь в пещере, раньше им было еще труднее.

Ноги Тревера подгибались от слабости, и он тяжело привалился к грубой стене.

Стройный молодой человек с узловатыми плечами и мышцами держал в объятиях Джин. Видимо, это и был Хьюго. Он и все остальные возбужденно кричали, задавая друг другу вопросы и отвечая на них. Затем они один за другим стали оглядываться на Тревера, и вскоре в пещере настала тишина.

— Ну, — грубо сказал Сол, глядя на Тревера, — давайте улаживать дело.

— Сам улаживай, — сказал Тревер. — Я устал. — Он поглядел на Сола и враждебно глядевшую на него толпу, и ему показалось, что все они поплыли перед его глазами. — Я землянин. Я вовсе не хотел попасть в вашу проклятую долину, но я здесь уже сутки и еще ни минуты не спал. Я хочу спать.

Сол начал что-то говорить, но муж Джин встал перед ним.

— Он спас жизнь Джин, — сказал он. — Пусть он поспит.

Он отвел Тревера к тому месту, где были навалены сухие виноградные лозы и горные лианы, колючие и полные пыли, но все же более мягкие, чем просто каменный пол. И Тревер, произнеся несколько слов благодарности, уснул едва ли не раньше, чем они вышли из его рта.

Через час, неделю, а может, и всего через несколько минут его разбудило сильное и настойчивое потряхивание. Над ним склонились лица. Он видел их, как в тумане, и их вопросы проникали в него медленно и мало что означали.

— Зачем ты хотел иметь солнечный камень?

— А почему бы мне и не хотеть? Я отвез бы его на Землю за большую цену.

— Что делают на Земле с солнечными камнями?

— Строят электронные приборы, чтобы изучать разные вещи. В некоторых случаях длинные волны слишком коротки. И даже мили-волны… А вам-то что?

— На Земле носят во лбу солнечные камни?

— Нет… — протянул он, и голоса или их призраки оставили его.

Был все еще день, когда он проснулся, на этот раз сам. Он сел, чувствуя себя скованным и больным, но все же отдохнувшим. К нему подошла улыбающаяся Джин, держа в руках кусок чего-то, в чем Тревер признал род горных ящериц. Он с жадностью вгрызался в мясо, а Джин между тем сообщила, что он проспал почти сутки.

— Они решили оставить тебе жизнь.

— Уверен, в этом немалая твоя заслуга. Спасибо, Джин.

Она пожала голыми плечами со свежими ранами там, где ее плечи рвали соколы-ящерицы. У нее был измученный и усталый взгляд, какой бывает после тяжелейшего стресса, и глаза ее, даже когда она разговаривала с Тревером, непрерывно следили за Хьюго, который что-то делал.

— Я не могла бы ничего сделать, если бы они не поверили твоему рассказу. Они спрашивали тебя в то время, когда ты так устал, что не мог лгать. Ты очень смутно об этом помнил. И они не поняли твоих ответов, но знали, что они правдивы. И они осмотрели твою одежду. Такой ткани не делают в долине. И та штука, что соединяет ее, — он догадался, что она имела в виду застежку-молнию, — нам не известна. Так что ты, видимо, и вправду пришел из-за гор. И они хотят знать точно, как ты пришел и можешь ли ты уйти обратно тем же путем.

— Нет, — сказал Тревер и объяснил Джин, почему не может. — Я волен ходить здесь, куда хочу?

Она некоторое время смотрела на него, а потом ответила:

— Ты чужой. Ты не наш. Ты легко можешь выдать нас Коринам.

— Зачем я стану это делать? Они же и за мной охотились.

— Из-за солнечных камней, может быть… Ты чужой. Они хотели взять тебя живым. Во всяком случае, будь осторожен. Будь очень осторожен, чем бы ты не занимался.

Снаружи послышался крик:

— Соколы! Прячьтесь, соколы летят!

Глава 3

Все в пещере тут же замолчали и стали следить за местами, где сквозь трещины в скале пробивался солнечный свет. Тревер представил себе, как соколы кружат по ущелью и ищут. Снаружи грубый камень выглядел весь одинаково. Тревер подумал, что в этом множестве трещин нелегко найти несколько маленьких скважин, которые ведут в пещеру. Но он тоже непрерывно следил с ощущением опасности.

Из ущелья не доносилось ни звука. В полнейшей тишине испуганное хныканье ребенка прозвучало, как громкий крик, но тут же прекратилось. Стрелы солнечных лучей медленно ползли по стенам. Джин, казалось, не дышала. Глаза ее горели, как у зверя.

Черная тень стремительно пересекла солнечный луч и исчезла. Сердце Тревера екнуло. Он ждал, что тень вернется, закроет этот луч, пройдет по нему и превратится в жирно-красного демона с солнечным камнем во лбу. Он ждал целую вечность, но тень не вернулась, а затем во входное отверстие вполз человек и сказал:

— Улетели.

Джин опустила голову на колени. Она вся дрожала. Хьюго обнял ее и что-то говорил, успокаивая. Она рыдала, и Хьюго через плечо взглянул на Тревера.

— Ей здорово досталось.

— Да, — согласился Тревер, глядя на солнечные лучи. — Соколы часто прилетают?

— Их часто посылают в надежде захватить нас врасплох. Если бы они нашли пещеру, они бы выкурили нас отсюда и отвели бы обратно в долину. Но пока что не нашли.

Джин успокоилась. Хьюго похлопал ее по плечу своей огромной рукой.

— Она, наверное, говорила тебе насчет тебя самого. Будь очень осторожен.

— Да, — сказал Тревер, — говорила. Послушай, я еще ничего не знаю о том, как твой народ очутился здесь, и вообще ничего о нем не знаю. Когда мы бежали от Коринов, Джин что-то говорила насчет приземления трехсотлетней давности. Триста земных лет.

— Примерно. Кое-кто помнил достаточно хорошо, чтобы найти след.

— Примерно тогда первые колонисты с Земли стартовали на Меркурий в две или три самые большие долины — шахтерские колонии. Это одна из них?

— Нет, — покачал головой Хьюго. — Рассказывали, что пришел большой корабль с переселенцами с Земли. Это правда, потому что корабль все еще здесь. Так мы и появились. Часть людей на корабле была переселенцами, а часть — каторжниками.

Он произнес последнее слово с той же ненавистью и презрением, какие всегда сопровождали название «Корин». Тревер быстро сказал:

— Когда-то так делалось. Осужденных использовали в рудниках. Но произошло так много беспорядков, что такое использование пришлось прекратить. Значит, Корины…

— Были каторжниками. Большой корабль разбился в долине, но большинство людей осталось в живых. После аварии каторжники убили команду и заставили переселенцев им повиноваться. Так все началось. Вот почему мы гордимся тем, что мы рабы, — потому что мы потомки переселенцев.

Тревер отчетливо видел всю эту картину, тем более, что подобное случалось и раньше. Корабль с эмигрантами шел к одной из колоний и был сбит с курса чудовищными магнитными завихрениями, которые и теперь делают Меркурий кошмаром для космолетчиков.

Они не могли даже позвать на помощь или дать знать о себе: страшная близость Солнца делает невозможной любую форму дальней радиосвязи. А потом каторжники обрели свободу, перебили офицеров и неожиданно почувствовали себя почти в раю с прислуживающими им рабами — переселенцами. И рай этот был довольно-таки безопасным. На Меркурии великое множество долин; все они из космоса выглядят более или менее одинаково, полускрытые темными воздушными одеялами, и только очень немногие из них доступны и безошибочно определены по размеру их постоянных колоний. Вверх и вниз на космическом корабле — вот единственный способ войти и выйти, и если по какому-то случаю корабль не приземлится прямо на эти долины, первоначальные пленники никогда не будут обнаружены.

— А солнечные камни? — спросил Тревер, касаясь лба. — Как насчет них и соколов? И каторжники ведь не пользовались ими, когда приземлились сюда.

— Нет, это произошло позднее, — Хьюго тревожно огляделся. — Видишь ли, Тревер… Это такая вещь, о которой мы почти не говорим. Сам поймешь, почему, если подумаешь, что это сделало с нами. А ты вообще и не должен говорить об этом.

— Но как они вставили эти камни в голову? И зачем? И самое главное — зачем они тратят камни на соколов?

Джин сумрачно глянула на него.

— Мы не знаем точно. Но соколы — глаза и уши Коринов. И с тех пор, как Корины впервые воспользовались солнечными камнями, у нас не стало надежды на свободу.

То, что таилось в подсознании Тревера с ночных вопросов, вдруг всплыло на поверхность.

— Мысли-волны — вот что это такое! Ну, конечно! — Он в возбуждении наклонился вперед, и Джин сердито велела ему понизить голос. — Будь я проклят! С тех пор, как солнечные камни были обнаружены, с ними экспериментировали на Земле, но ученые никогда не подозревали о…

— На Земле тоже есть эти камни? — с отвращением спросила Джин.

— Нет. Только те, что привезены с Меркурия. Близость Меркурия к Солнцу, сверхдозы солнечного излучения и перепады жары, холода и давления создали этот особый вид кристаллов. Наверное, поэтому их и назвали солнечными камнями. — Он кивнул. — Да. Вот, значит, как они работают — прямая мысленная связь между Коринами и соколами через камень. Довольно просто. Вставить их в череп, почти в контакт с мозгом, — и не нужно никаких сложных машин, приемников и передатчиков, с которыми с давних пор столько путаются лаборатории. Но, признаться, — он вздрогнул, — мне эта идея не нравится; в ней есть что-то отталкивающее.

Хьюго сказал с горечью:

— Когда они были просто людьми, каторжниками, мы могли в один прекрасный день надеяться побить их, хотя у всех у них было оружие. Но когда они стали Коринами… — Он указал на темные альковы пещер, — это вот единственная свобода, какую мы теперь можем иметь.

Глядя на Хьюго и Джин, Тревер испытывал глубокую жалость к ним и ко всем так далеко залетевшим детям Земли, ставшим теперь преследуемыми рабами, для которых эта каменная нора означала свободу. Он с ненавистью думал о Коринах, охотившихся за ними с жуткими соколами, что были глазами, ушами и оружием для своих хозяев. Хотел бы он всыпать им…

Он резко одернул себя. Излишние эмоции не приведут к добру. Единственное, что его касается, — это взять назад свой солнечный камень и уйти из этого дьявольского кармана. Он потратил полжизни на отыскание этого камня, и не его дело беспокоиться о незнакомцах, отвлекающих его теперь.

Первым делом надо выйти из пещеры. Это нужно сделать ночью. Не будет часовых на выступах скал, потому что соколы в темноте не летают, а Корины без соколов не ходят. Большая часть народа будет занята в эти короткие безопасные часы: женщины собирают съедобный мох и лишайники, а мужчины носят воду из ручья у развилки и охотятся с каменными топорами и грубыми копьями на горных ящериц, цепенеющих ночью от холода и спящих в расщелинах.

Тревер ждал три ночи. На четвертую, когда отряд Сола собирался за водой, он тоже пошел к выходу.

— Я, пожалуй, спущусь к выходу, — сказал он Джин и Хьюго, — я не выходил с тех пор, как очутился здесь.

Они вроде бы ничего не заподозрили. Джин сказала только:

— Держись поближе к ребятам. В скалах легко заблудиться.

Он вышел в темноту следом за отрядом. Дошел с ними до развилки и затем скользнул в сторону среди наваленных камней и медленно и бесшумно пошел вдоль ручья.

Проведя несколько дней в полумраке пещеры, он обнаружил, что света звезд ему достаточно, чтобы различать путь. Дорога была трудной, и к тому времени, когда он дошел до того места, где Сол хотел убить его, он был уже весь в синяках и ссадинах и изрядно устал. Тем не менее, он тщательно отыскал место, перебрался через ручей и начал поиски.

Холод усиливался. Скалы, недавно бывшие горячими, теперь покрылись инеем. Тревер дрожал, ругался и ползал, борясь с оцепенением и молясь, чтобы на него не свалился какой-нибудь камень.

Он нашел солнечный камень даже легче, чем если искал бы днем без детектора, потому что увидел во тьме его холодный бледный свет у темного скола скалы.

Он поднял солнечный камень.

Он покачивал его на ладони, гладил его кончиками пальцев. В камне была какая-то холодная отталкивающая красота, сияющая в темноте, — причудливый побочный продукт родовых мук Меркурия, единственный в Солнечной системе. Его радиоактивность была по типу и мощности безвредна для живой ткани, а его удивительная чувствительность позволяла физикам использовать его понемногу в неизвестных областях над первой октавой.

Из чистого любопытства он поднял камень и крепко прижал его ко лбу между бровями. Вряд ли он сработает подобным образом. Наверное, его надо вставлять глубже, в кость…

Он работал, о боже, он работал, и что-то схватило обнаженный мозг Тревера и не отпускало.

Тревер закричал. Тонкий слабый звук потерялся в темной пустоте; он сделал вторую попытку, но никакого звука не получилось. Что-то запрещало ему кричать. Что-то было внутри, перелистывало страницы его мозга, как детскую книжку, и это не было ни соколом, ни Корином, и вообще ни одним человеком или животным, которых Тревер когда-либо знал. Это было что-то спокойное, одинокое и далекое, такое же чужое, как горячие пики, поднимающиеся к звездам, такое же мощное и такое же абсолютно безжалостное.

Тело Тревера конвульсивно дергалось, все физические инстинкты приказывали ему бежать, спасаться, а он не мог. Из его горла вырывался слабый плачущий стон. Он пытался снять солнечный камень, но это ему запрещалось. За страхом пришла ярость, слепой протест против непристойного вторжения в его личный мозг. Стон поднялся до кошачьего воя, он громко и совершенно беззвучно прозвучал в узком ущелье. Свободной рукой Тревер вцепился в другую руку, прижавшую к бровям солнечный камень.

И оторвал камень.

Мозг его чуть не разорвался пополам. И вспышка удивления как перед тем, как был нарушен контакт, затем затухающая искра гнева — и больше ничего.

Тревер упал. Он не полностью потерял сознание, но его сильно тошнило и все его кости как бы размякли. Прошло довольно много времени, прежде чем удалось с трудом встать. Его качало.

В этой проклятой долине было что-то или кто-то, могущее добраться через солнечный камень до человеческого мозга и держать его. Так было сделано с Коринами и соколами, так на минуту было сделано и с ним, и ужас этого чуждого захвата все еще кричал в Тревере.

— Но кто же это? — хрипло прошептал Тревер.

Это явно не человек. Это не мужчина и не женщина и не зверь. Что-то другое, но что именно — Тревер и не хотел знать. Ему бы только уйти…

Тревер обнаружил, что бежит, стукаясь коленями о камни. Он овладел собой, заставил себя остановиться и отдышаться.

Он все еще сжимал в потной ладони солнечный камень, и у него было почти непреодолимое желание выбросить его как можно дальше. Но даже в когтях древнего и чуждого ужаса человек не может выкинуть цель своей жизни, поэтому Тревер держал камень, хоть и с отвращением.

Он говорил себе, что тот, кто добрался до него через солнечный камень, не может сделать этого, пока камень не прижат ко лбу, близко к мозгу. Сам по себе камень и не может повредить ему, если его держать подальше от головы.

Страшная мысль вновь залила Тревера ужасом. Он подумал о Коринах, о людях с навечно вставленными в голову камнями. Значит, они всегда… всегда в чужой власти?

И они хозяева народа Джин.

Он старался прогнать эту мысль. Он хотел забыть все и выбраться отсюда.

Он снова пошел, все еще вздрагивая. Он не мог уйти далеко до наступления дня, и ему придется пролежать в скалах весь день и только на следующую ночь попытаться перелезть через стену долины. Он обрадовался, когда прошел день и первые лучи солнца коснулись пиков гор.

И как раз в этот момент мелькнула тень. Тревер взглянул вверх и завидел соколов.

Их было множество. Они не видели Тревера и не обращали внимания на скалы, в которых он укрылся. Они летели прямо в ущелье, не кружась, не ища, а с уверенной целеустремленностью по тому пути, который только что прошел Тревер.

Он с тревогой следил за ними. Их было куда больше, чем обычно. Они влетели в ущелье и скрылись.

«Они не видели меня», — подумал он… и он был рад поверить этому, но не мог. Тревога его росла, исходя из неизбежного вывода: соколы летели в пещеру. Летели по прямой, не сворачивая ни влево, ни вправо, и у них не было никаких сомнений. Они, или тот, кто управлял ими, теперь знали точно, где найти беглецов.

«Но этого не может быть, — пытался уговорить себя Тревер. — Откуда им вдруг стал точно известен маршрут в пещеру?»

Откуда?

В тревожные мысли Тревера насильно втиснулось понимание того, что он не хотел видеть. И это понимание не уходило, не переставало мучить его, и он внезапно выкрикнул с болью и чувством вины:

— Нет! Не может быть, чтобы они увидели через меня!

Перед ним неумолимо встало воспоминание о страшной минуте, когда что-то схватило его через солнечный камень и как бы перелистывало страницы его мозга.

Мощный чуждый мозг, войдя с ним в этот ужасный контакт, легко читал в мозгу Тревера и нашел в нем секрет пещеры.

Тревер застонал в агонии вины. Он выполз из своего убежища и бросился обратно к ущелью следом за соколами. Может быть, он успеет предупредить…

Он миновал развилку и теперь услышал в глубине каньона звуки, которых страшился: женский визг и хриплые крики ярости и отчаяния мужчин. Перескакивая через камни, падая, задыхаясь, он добежал до отверстия пещеры и замер от ужаса.

Соколы ворвались в пещеру и вытащили из нее рабов. Собрав их в каньоне, они пытались конвоировать их к выходу из ущелья, но рабы пробивались назад.

Черные крылья бились и грохотали в узкой горловине между каменными стенами. Мелькали когти, хвосты били точно кнуты. Люди отбивались, отталкивая и топча друг друга. Некоторые уже лежали мертвыми. Несколько соколов — тоже. И все-таки, под неумолимым натиском соколов, люди вынуждены были идти по каньону.

Чуть в стороне от других Тревер увидел Джин, Хьюго затолкал ее во впадину в стене и, загородив ее собой, с ожесточением размахивал обломком камня, пытаясь сбить сокола. Хьюго был тяжело ранен, так что это ему удавалось плохо.

Тревер испустил дикий вопль болезненной ярости и побежал по склону к ним.

— Хьюго, оглянись! — заорал он. Сокол взлетел, развернулся и ринулся вниз прямо на спину Хьюго.

Хьюго обернулся, но недостаточно быстро. Когти сокола глубоко впились в его тело, Хьюго упал.

Джин закричала, когда Тревер добежал к ним. Он не остановился, чтобы схватить камень, а просто бросился всем телом на сокола, державшегося на спине Хьюго. Под Тревером дико бились крылья, а чешуйчатая шея страшно сопротивлялась рукам Тревера. Но сопротивление оказалось недостаточным: Тревер сломал эту шею.

Но было уже поздно. Джин дико смотрела на человека и сокола, лежавших вместе в пыли. Когда Тревер коснулся ее, она слегка оттолкнула его — не потому, что это был именно он, а потому, что не видела ничего, кроме белых ребер Хьюго, выступивших наружу.

— Джин, ради бога, он же умер! — Тревер пытался оттащить ее. — Надо уходить отсюда.

Была слабая возможность. Черные соколы гнали людей по каньону, и если Треверу и Джин удастся спрятаться за поваленными под утесом камнями, у них будет шанс на спасение.

Глава 4

Он потянул Джин за собой. Лицо ее было совершенно пустым.

Через минуту стало ясно, что им не добраться до камней и никакого шанса у них не будет. От крылатого вихря, гнавшего людей, отделились два сокола и вернулись назад.

Тревер быстро толкнул Джин за себя и молился, чтобы ему в руки попалась еще одна шея, прежде чем его собьют с ног.

Черные тени метнулись вниз, сверкая солнечными камнями. Соколы падали прямо на Тревера, но в последний момент отвернули в сторону.

Тревер ждал. Они снова налетели, но не на него, а на Джин.

Он успел заслонить ее. И опять соколы воздержались от удара.

Перед Тревером забрезжила истина. Соколы сознательно не наносили ему вреда.

«Кто бы не отдал этот приказ — Корины или Тот — мне не хотят вредить», — подумал он, подхватил Джин на руки и опять побежал к камням.

Соколы тут же напали на Джин. Но он и сейчас смог вовремя увернуться, но не совсем, и кровь потекла из длинных царапин, оставленных когтями ящериц на ее гладких смуглых плечах.

Джин вскрикнула. Тревер снова попытался бежать, но проворная чешуйчатая голова схватила Джин за шею.

— Вот оно как! — злобно прошептал Тревер. — Меня не велено трогать, так они действуют на меня через Джин!

Да, так оно и есть. Ему не донести Джин живой. Он должен идти туда, куда ему велят, или они обдерут ее, как и Хьюго.

— Ладно! — закричал он кружащим над ним демонам. — Оставьте ее в покое! Я пойду, куда вы хотите.

Он повернулся с Джин на руках и медленно пошел вслед за рабами, которых гнали по каньону.

Их вели целый день вдоль ручья, вокруг базальтового утеса и по голой выжженной солнцем лаве. Некоторые люди упали и так и остались лежать, несмотря на все усилия соколов заставить их идти дальше. Большую часть времени Тревер нес Джин, но иногда просто волочил ее за собой. А какое-то время он вообще не знал, что делал.

Он был как в бреду. Ненависть его ожила, когда он почувствовал, что Джин вырывают из его рук. Он пытался удержать ее — и тут увидел вокруг себя всадников. Корины на своих зверях, с солнечными камнями между бровями.

Они оглядывали Тревера с любопытством и враждебностью. Их обычно невыразительные лица казались странно злыми и инопланетными из-за мерцающих во лбу камней.

— Пойдешь с нами в город, — коротко сказал один из них. — Женщина пойдет с другими рабами.

Тревер с удивлением уставился на него:

— Зачем мне в город?

Корин угрожающе поднял шипастый хлыст:

— Делай, как приказано! Садись!

Раб подвел к нему оседланное животное и держал на поводу, не глядя ни на Тревера, ни на Коринов.

— Ладно, — согласился Тревер, — поеду.

Он сел в седло и ждал. Глаза его горели точно раскаленные угли от сжигавшей его ненависти. Корины сомкнулись вокруг него. Предводитель отдал приказ, и они поскакали к далекому городу.

Тревер, видимо, по дороге задремал, потому что вдруг оказалось, что солнце уже село, и они подъезжают к городу.

Когда он впервые видел этот город издалека и не мог соразмерить его ни с чем за исключением высоченных горных ликов, он решил, что это просто город, выстроенный из камня… Теперь же он видел его вблизи… Черные тени легли на город и на долину, но на противоположной горной стене на половине ее высоты был еще свет и бросал отблески на темное небо, так что все, казалось, плыло в каком-то странном измерении между ночью и днем. Тревер смотрел, закрывал глаза и снова смотрел. С размерами было что-то не так.

Он быстро взглянул на Коринов с жутким ощущением, что он съежился до размеров ребенка. Но Корины не изменились, по крайней мере по сравнению с ним. Он снова повернулся к городу, стараясь представить в перспективе его картину.

Город поднимался прямо из развалин. Не было ни постепенного перехода к предместьям, ни окруженных садами вилл, ни рядов коттеджей. Город поднялся, как утес, и возник торжественный, массивный, приземистый и безобразный. Дома были квадратные и стояли плотным строем, невысокие, в основном одноэтажные. Но Тревер чувствовал себя перед ними карликом, хотя никогда не испытывал такого перед земными небоскребами. Это ощущение было странным и почему-то пугающим.

Не было ни оград, ни ворот, ни дорог, ведущих в город, верховые животные только что шли по траве равнины, и вот уже их когти стучат по каменной мостовой, и здания окружают их, неуклюжие, неизящные, кажущиеся печальными и одинокими в призрачном свете.

В домах стояла тишина, не было света в черных амбразурах дверей. Последний свет заходящего солнца просочился через высокие пики и лизнул верхнюю часть стен домов — они были древними. «Почти такими же древними, — подумал Тревер, — как сами пики».

И глядя на оконные амбразуры, на двери, ведущие к ним ступени, Тревер вдруг понял, что в них не так, и скрытый доселе страх взыграл в нем с полной силой. Город и дома в нем, двери и ступени, высота окон — все было совершенно пропорционально, вполне нормально… если люди, жившие тут когда-то, были ростом в двадцать футов.

Он повернулся к Коринам, спрашивая:

— Вы не строили этот город. Кто строил этот город?

Корин по имени Гелт рявкнул:

— Заткнись, раб!

Тревер посмотрел на него, на других Коринов. Что-то в их лицах и манере, с какой они ехали по темнеющим пустым улицам, говорило ему, что они тоже боятся.

— Вы, Корины, — сказал он, — надменные полубоги, ездящие вокруг и посылающие своих соколов охотиться и убивать, — вы больше боитесь своего хозяина, чем рабы вас!

Они повернули к нему мертвенно-бледные лица, горящие ненавистью. Он вспомнил, как Тот захватил его мозг, и какое это было ощущение. Теперь он многое понял.

— Ну, и каково быть в рабстве, Корины? — спросил он. — Быть в рабстве не только телом, но мозгом и душой?

Гелт повернулся, как разящая змея. Но удара не последовало. Рука, поднявшая тяжелый хлыст, внезапно остановилась, а затем упала. Глаза Корина пылали беспомощной злобой под мерцающим солнечным камнем.

Тревер невольно рассмеялся:

— Оно желает видеть меня живым. Значит, я пока в безопасности и могу высказать вам все, что я о вас думаю. Вы все еще каторжники, не так ли? И это после трехсот лет! Ну, неудивительно, что вы ненавидите рабов.

Конечно, не те каторжники. Солнечные камни не дают долголетия. Тревер знал как размножаются Корины: они крадут женщин из числа рабов, родившихся мальчиков оставляют, а девочек убивают. Он снова засмеялся.

— В сущности, не так уж и хорошо быть Корином, а? Вы даже не можете почувствовать вкуса охоты и убийства… Неудивительно, что вы ненавидите всех! Люди порабощены, это верно, но они — не ваша собственность!

Вероятно, им очень хотелось убить его, но они не могли. Это было хозяином запрещено. Тревер смотрел на них в последних искрах света. Драгоценности и роскошные доспехи, тяжелые от золота уздечки животных, оружие — все это выглядело теперь глупым, как бумажные короны и травяные бороды, которые надевают дети, играя в королей. Здесь не было лордов или хозяев. Были только мелкие людишки и рабы. И солнечные камни были эмблемой позора.

Кавалькада ехала дальше. Пустые улицы, пустые дома, холодные окна, слишком огромные, чтобы через них смотрели человеческие глаза, ступеньки, слишком высокие, чтобы по ним взбирались человеческие ноги. Полная тьма, первый удар грома, первый блеск молнии между утесами. Теперь животные торопились и неслись почти галопом, подгоняемые разрядами молний и едким дождем.

Всадники выехали на большую площадь. Вокруг нее стояли плотные ряды домов, освещенные факелами; в безмерно огромных домовых дверях там и сям стояли маленькие фигурки Коринов.

В самой середине площади стояло низкое каменное здание, без окон, с единственной дверью. Корины спешились и привязали своих животных перед этим неосвещенным входом.

— Слезай, — сказал Треверу Гелт.

Красноватая вспышка в небе показала землянину лицо Корина. Тот улыбался, как волк, готовящийся убить. Ударил гром, и дождь превратился в ливень, и Тревера втолкнули в дверь.

Он спотыкался на продавленных плитах в полной темноте, а Корины шли уверенно, как кошки. Тревер понял, что они часто были здесь, и понял также их ненависть к этому месту. Он чувствовал, как их тела источают эту ненависть и страх. Они не хотели идти сюда, но шли. Им было приказано.

Он чуть не упал с неожиданно возникшей перед ним лестницы, но кто-то удержал его, схватив за локоть. Ступени были страшно высокие: спускаться по ним приходилось, как спускается малый ребенок, приседая и вытягивая ногу. От стены шел поток горячего воздуха, но Тревера знобило. Он чувствовал, что твердый камень ступеней стерт до глубоких впадин. Чьи ноги ходили тут? И когда?

Сквозь тьму наползал серо-желтый свет. Они спускались и спускались, казалось, бесконечно долго. Свет стал ярче, и Тревер снова различал лица Коринов. Жара стала невыносимой, но в сердце Тревера все еще царил лед.

Лестница привела их в длинный низкий коридор, такой длинный, что дальний его конец терялся в тени пара. Тревер подумал, что коридор, наверное, пробит в естественной пещере, потому что то тут, то там в каменном полу горели и пузырились мелкие выделения газов, давая мрачный свет и запах серы.

По обеим сторонам коридора шли ряды статуй, сидящих в каменных креслах. Тревер пригляделся к тем, и по его спине поползли мурашки. Статуи мужчин и женщин, а вернее сказать, человекоподобных созданий мужского и женского пола сидели торжественно, нагие, сложив руки на коленях: их глаза, сделанные из тускло-красноватого камня, смотрели прямо вперед; лица спокойные и сосредоточенные, со странной терпеливой грустью, с глубокими морщинами вокруг рта и щек. Статуи были бы, вероятно, футов двадцати вышиной, если бы стояли. И были они мастерски вырезаны из какого-то материала, вроде алебастра.

Гелт схватил его за руку.

— Нет, ты не уйдешь обратно. Ты смеялся, не так ли? И дальше я посмотрю, как ты засмеешься снова.

Его погнали дальше между рядами статуй. Спокойные статуи с удивительно призрачным задумчивым взглядом. Мысли и чувства давно исчезли, но они были когда-то, — пусть отличные от человеческих, но такие же сильные. Здесь не было двух одинаковых лицом или телом. Тревер обратил внимание на детали, редко встречающиеся у статуй: искалеченная рука или нога, деформированное или полностью неописуемое лицо, которое не могло предложить художнику подчеркнуть красоту или уродство. И все они, похоже, были стариками, хотя Тревер не мог бы сказать, почему он так думал.

Из главного коридора отходили другие, и насколько они были длинные, Тревер не мог сказать, но видел в них тоже ряды сидячих статуй.

Статуи. Бесчисленное число статуй в темном подземном городе…

Тревер вдруг остановился.

— Это катакомбы, — сказал он. — И это не статуи, а тела умерших.

— Иди, иди, — заметил Гелт. — Иди и смейся!

Они схватили его, и их было слишком много, чтобы с ними драться. К тому же Тревер понимал, что драться надо не с ними…

Кто-то ждал его в этих катакомбах. Тот, кто один раз захватывал его мозг.

Они дошли до конца длинного коридора, и противный свет от пробивающихся газов покрывал последнюю из сидящих фигур. Интересно, они что, так и умирали сидя, или же их приносили потом? Ряды с обеих сторон заканчивались одинаково — последнее кресло против последнего в другом ряду.

Но в глухом конце коридора стояло особняком каменное кресло, повернутое фасадом к мрачному громадному коридору, и на нем сидела человекоподобная алебастровая фигура; каменные руки тяжело сложены на каменных коленях. Фигура не отличалась от других ничем, кроме…

Кроме своих живых глаз.

Корины чуть отступили. Все, кроме Гелта. Он остался стоять рядом с Тревером, склонив голову, угрюмо и мерзко сжав рот и не поднимая глаз. А Тревер пристально смотрел в далекие темные глаза, похожие на два кусочка сердолика на этом алебастровом лице, но они были живыми, чувствующими и полными глубокой, чуждой печали.

В катакомбах было очень тихо. И ужасные глаза изучали Тревера, и ненависть Тревера сменилась странной жалостью, когда он подумал о том, что мозг и разум за этими глазами уже погребены и сознают это.

— Долгая жизнь и долгое умирание. Благословение и проклятие моего народа…

Слова не имели звука, а слышались прямо в мозгу Тревера. Тревер вздрогнул. Он хотел повернуться и бежать, поскольку вспомнил мучительный миг в каньоне, но тут же обнаружил, что та самая сила, мягко и крадучись, как скользящая тень, уже вошла в него, и бежать было запрещено.

— В этом радиусе действия не нуждаюсь я в солнечных камнях, — сказал молчаливый голос внутри Тревера. — Когда-то я в них вообще не нуждался. Но теперь я стар.

Тревер смотрел на каменное существо, наблюдавшее за ним, и думал о Джин, о мертвом Хьюго, лежавшем с мертвым соколом в пыли, и ожесточение вновь загорелось в нем.

— Ты ненавидишь меня так же сильно, как и боишься, маленький человек? Ты хотел бы уничтожить меня? — мягкий смех раздался в мозгу Тревера. — Я наблюдал за многими поколениями людей, которые умирают так быстро. И я все еще здесь, как был еще до их появления.

— Ты не будешь здесь вечно, — огрызнулся Тревер. — Такие как ты, умерли… И ты тоже умрешь.

— Да. Но это медленное умирание, маленький человек. Химия твоего тела, как у растений и животных, основана на углероде. И вы быстро растете, быстро увядаете. А мы — другие. Мы как горы, родственные нам; и клетки нашего тела состоят из силикена, как и у них. И наша плоть растет медленно как горы, и твердеет с возрастом. И мы должны так же долго, очень долго ждать смерти.

Что-то от истины этого долгого ожидания вошло и в Тревера, и он почувствовал трепет благодарности за хрупкость человеческой плоти.

— Я последний, — прошептал молчаливый голос. — Было время, когда я мысленно мог общаться с друзьями, но все они ушли раньше меня, очень давно.

У Тревера возникло страшное видение Меркурия в каком-то неисчислимо далеком будущем; застывший мир совершает свой последний нырок в сгоревшее солнце, унося с собой бесконечные ряды алебастровых фигур, сидящих в каменных креслах, прямо в мертвую черноту, в лед.

Он силился вернуться к реальности, цепляясь за свою ненависть, как пловец за доску, и голос его хрипел жаром и горечью в крике:

— Да, я уничтожил бы тебя, если бы мог! Чего ты еще ждешь после того, что сделал?

— Нет, маленький человек, ты не уничтожишь меня. Ты будешь помогать мне.

Тревер изумился:

— Помогать тебе? Ты же убьешь меня!

— Убийства не будет. Только живым ты можешь мне служить. Поэтому ты пощажен.

— Служить тебе — за эти? — он повернулся, чтобы показать, но Корины уже ждали в стороне рядком и протягивали руки.

Тревер бросился на них. На мгновение мелькнула мысль, как, наверное, дико выглядит это сражение с Коринами в глазах этого каменного наблюдателя.

Но едва появилась эта мысль, как битва уже кончилась. Повелительная команда ударила в мозг, и черное забвение упало на него, как от удара кулаком.

Глава 5

Тьма. Он затерялся в ней и уже не был самим собой. Он летел сквозь мрак, нащупывая и окликая нечто исчезнувшее. И голос отвечал ему, голос, которого он не хотел слышать…

Тьма. Сны.

Заря. Он стоит в городе и наблюдает, как свет становится ярким и безжалостным, загорается на верхушках стен и медленно сползает на улицы, загоняя тяжелые тени в открытые окна и двери, так что дома кажутся черепами с пустыми глазницами и зияющими ртами. Здания уже не выглядят такими большими. Он проходит между ними, легко поднимается по ступеням, и выступы окон — не выше его головы. Он знает эти дома, и он смотрит на каждый, проходя мимо, называет его и вспоминает давнее, очень давнее…

Соколы спускаются к нему, вернее слуги с солнечными камнями в головах. Он похлопывает их по склоненным шеям, и соколы тихо шипят от удовольствия, но их пустой мозг не имеет ничего, кроме смутных ощущений. Он проходит по знакомым улицам, и там ничего не движется. Весь день от зари до заката и в наступающей затем темноте ничто не шелохнется, и меж камней — тишина.

Он не мог больше выносить город; время его еще не настало, хотя первые слабые признаки возраста коснулись его, но он спустился в катакомбы и занял свое место рядом с теми, кто ждал и еще мог говорить с ним мысленно, так что здесь он не был одинок.

Годы проходили, не оставляя следа в неизменном мраке погребального коридора.

Последние немногие мозги один за другим застывали, пока не исчезли все. И к этому времени возраст приковал и его к месту, так что он уже не мог встать и снова выйти в город, где он когда-то был молодым, моложе всех… Шеннеч, как его звали, Последний.

И он ждал в одиночестве. И только тот, кто родственник горам, мог вынести это ожидание в месте мертвых.

Затем, в грохоте и пламени, в долине появилась новая жизнь. Человеческая жизнь… Слабая, хрупкая, восприимчивая жизнь, разумная, незащищенная, обладающая жестокими и смущающими страстями. Очень осторожно, без спешки, мозг Шеннеча дотянулся до них и вобрал в себя.

Некоторые люди были более жестоки, чем другие. Шеннеч видел их эмоции как алые рисунки на темном фоне его мозга. Они уже сами стали хозяевами, и множество хрупких чувствительных мозгов огрубело из-за них. «Я возьму этих для себя, — подумал Шеннеч. — Рисунок их мозга примитивный, но крепкий и мне интересно».

На корабле был хирург, но он умер. Впрочем, для того, что было сделано, хирург не понадобился. Когда Шеннеч закончил беседу с выбранными им людьми, рассказав им о солнечном камне — не все, разумеется, — то они с восторгом согласились на то, что обещало власть. Шеннеч полностью взял их под контроль. И неуклюжие руки каторжников с удивительной ловкостью управлялись теперь с инструментами покойного хирурга, производя круглые вырезы и аккуратно углубляя камни в кости.

Кто тот человек, который лежит здесь спокойно под ножом? Кто те, что склонились над ним, со странными камнями между бровей? Имена. И я знаю их. Идите. Еще ближе. Я знаю человека, который лежит тут… и по лицу которого бежит кровь… Тревер закричал. Кто-то хлестнул его по лицу, намеренно, жестоко. Он снова закричал, стал отбиваться, все еще ослепленный видением и темным туманом, и голос, которого он так боялся, ласково заговорил с ним мыслью:

— Все прошло, Тревер. Все сделано.

Рука снова хлестнула его, и грубый человеческий голос хрипло сказал:

— Очнись! Очнись, черт тебя побери!

Тревер очнулся. Он стоял в громадной комнате, пригнувшись в позе бойца, вспотевший, хватающий руками пустоту. Видимо, он бросился сюда а полуобморочном состоянии с кучи шкур у стены. Гелт наблюдал за ним.

— Привет, землянин. Ну, каково чувствовать себя хозяином?

Тревер с удивлением воззрился на него. Яркий поток света падал через высокие окна и освещал солнечный камень между хмурыми бровями Корина. Взгляд Тревера сосредоточился на этой блестящей точке.

— Ну да, — подтвердил Гелт, — это правда.

Тревер был страшно поражен тем, что губы Гелта не двигались и слышимых звуков не было.

— Камни наделяют нас некоторыми способностями, — продолжал Гелт так же беззвучно. — Конечно, не такими, как у Него, но мы можем управлять соколами и обмениваться мыслями между собой, если расстояние не слишком велико. Естественно, наш мозг открыт Ему в любое время, когда Он пожелает.

— Боли нет, — прошептал Тревер, отчаянно надеясь, что ничего этого вообще не было и голова не болит.

— Конечно, нет. Он заботится об этом.

«Шеннеч! Если этого не было, откуда знаю я это имя? И этот сон, этот бесконечный кошмар в катакомбах…»

Гелт вздрогнул.

— Мы не употребляем это имя. Он этого не любит. — Он взглянул на Тревера. — В чем дело, землянин? Что ты такой бледный? Ты ведь смеялся, помнишь? Где же твое чувство юмора?

Он резко схватил Тревера за плечо и повернул лицом к громадному диску полированного стекла, вставленному в стену. Зеркало для гигантов, отражающее всю эту огромную комнату и карликовые фигурки людей.

— Иди, — сказал Гелт, подталкивая Тревера к зеркалу. — Иди, полюбуйся.

Тревер стряхнул с себя руки Гелта и подошел к зеркалу. Он положил руки на его холодную поверхность и вгляделся. Да, это было правдой.

Между его бровями мерцал солнечный камень. И это лицо, знакомое, обычное, не такое уж безобразное, к которому он привык за свою жизнь, стало теперь каким-то чудовищным, неестественным, маской гоблина со злобным третьим глазом.

Холод вполз в его сердце и кости. Он попятился, его руки слепо и медленно потянулись к камню, рот скривился, как у ребенка, и две слезы скатились по щекам.

Пальцы его коснулись камня, и на него нахлынула злоба. Он вонзил когти в лоб и царапал камень, не думая о том, что может умереть, если вырвет его.

Гелт побледнел и наблюдал. Губы его улыбались, но глаза были полны ненависти.

Кровь бежала по обеим сторонам носа Тревера. Солнечный камень все еще сидел на месте Тревер застонал и глубоко вонзил ногти, и Шеннеч позволил ему это делать, покуда страшная боль чуть не разломила пополам его голову и едва не бросила Тревера на пол. Тогда Шеннеч послал полную силу своего мозга. Не в ярости, потому что Шеннеч не чувствовал, не из жестокости, потому что он был не более жесток, чем его кузены-горы, а просто по необходимости.

Тревер почувствовал эту холодную силу, которая прокатилась по нему, как лавина. Он старался достойнее встретить ее, но она сломала его защиту, разломала, превратила в ничто и вошла в обессиленную цитадель его мозга.

В этой пошатнувшейся темной крепости все, что было собственностью Тревера, корчилось и цеплялось за оружие ярости, за смутное воспоминание о том, как в узком каньоне это оружие помогло ему отогнать врага и вырваться на свободу. А затем какой-то животный инстинкт, находящийся глубоко под уровнем сознательной мысли, посоветовал ему не спешить, схоронить свое малое вооружение и ждать, пока то немногое, чем он располагает, пройдет нетронутым и, быть может, незамеченным для захватчиков.

Тревер вяло опустил руки, и мозг его расслабился. Холодная черная волна силы остановилась, а затем откатилась назад. Шеннеч сказал:

— Твой мозг крепче, чем у этих выведенных в долине Коринов. Они вполне кондиционны, а ты — ты помнишь, что однажды противостоял мне. Тогда контакт был несовершенным. Теперь — другое дело. Не забывай этого, Тревер.

Тревер глубоко вздохнул и прошептал:

— Чего ты от меня хочешь?

— Пойди и посмотри корабль. Твой мозг сказал мне, что ты разбираешься в таких вещах. Посмотри, сможет ли корабль взлететь снова.

Этот приказ полностью поверг Тревера в изумление:

— Корабль! Но зачем…

Шеннеч не привык, чтобы спрашивали о его желаниях, но терпеливо ответил:

— Я еще проживу некоторое время. Несколько ваших коротких поколений. Хватит с меня этой долины и катакомб. Я хочу оставить их.

Тревер понимал это. Поскольку в том кошмарном сне он заглянул в мозг Шеннеча, он понимал. На мгновение он почувствовал острую жалость к этому пойманному в ловушку существу, одинокому, единственному во всей вселенной. А затем удивился:

— А что ты будешь делать, если уедешь отсюда? Что тебе делать в другом поселении людей?

— Кто знает? У меня осталось только одно любопытство.

— Ты возьмешь с собой Коринов и соколов.

— Некоторых. Это мои глаза и уши, мои руки и ноги. Тебе это не нравится, Тревер?

— Какое это имеет значение? — горько ответил Тревер. — Пойду, взгляну на корабль.

— Пойдем, — сказал Гелт, забирая охапку факелов, — я покажу тебе дорогу.

Они вышли через высокую дверь на улицы между огромными кварталами пустых домов. Эти улицы и дома Тревер видел во сне. Он обратил внимание, что Гелт повел его в другой конец города, в ту часть долины, где он ни разу не был. А затем его мозг повернулся к тому, чего не мог выбить из его сознания даже шок пробуждения.

Джин.

Его вдруг охватила паника. Сколько времени прошло с тех пор, как в катакомбах на него упала тьма! Много или мало — за это время могло многое случиться. Ему представилась мертвая Джин, разорванная соколами, как и Хьюго, и он шагнул к Гелту, владельцу этих двоих, но Шеннеч резко заговорил с ним тем же молчаливым способом, к которому Тревер уже начал привыкать.

— Женщина в безопасности. Смотри сам.

Мозг Тревера был крепко взят и направлен в русло, совершенно новое для него. И Тревер почувствовал странный легкий толчок в контакте и вдруг взглянул из какой-то точки в небе вниз, в загон с многочисленными крошечными фигурками. Своими глазами он увидел бы их такими, какие они есть, но те глаза, какими он пользовался сейчас, хоть и были зоркими, как у орла, но не различали цвета, а видели только черное и белое и их оттенки. В одной из фигур он узнал Джин. Он хотел подойти поближе, как можно ближе, и точка, откуда он смотрел, начала снижаться кругами. Джин смотрела вверх. Тревер увидел прошедшую по ней тень широких крыльев и понял, что видит глазами сокола. Он потянул сокола вверх, чтобы не пугать, но сначала разглядел лицо. Каменное, застывшее выражение исчезло и сменилось видом раненной тигрицы.

— Я хочу иметь ее, — сказал он Шеннечу.

— Она принадлежит Гелту. Я в это не вмешиваюсь.

Гелт пожал плечами.

— Бери, пожалуйста. Но держи ее на цепи. Она теперь слишком опасна и годится только на корм соколам.

Корабль находился недалеко от города. Он лежал на боку рядом с низким отрогом каменного барьера. Он упал тяжело, и некоторые из основных плоскостей прогнулись, но снаружи повреждения не казались непоправимыми, если есть знания и инструменты для выполнения работ. Триста лет назад его можно было заставить летать снова, но те, у кого были знания и желание, умерли, ну а каторжники хотели остаться здесь.

Прочный металл внешней оболочки неплохо продержался три столетия в меркурианском климате. Он проржавел, и там, где были в нем пробоины, внутреннюю оболочку проела ржавчина, но все же корпус сохранил сходство с кораблем.

— Будет он летать? — нетерпеливо спросил Шеннеч.

— Пока не знаю, — ответил Тревер.

Гелт сжег один факел, зажег другой и протянул его Треверу:

— Я останусь тут.

Тревер засмеялся:

— Как же ты полетишь над горами?

— Там видно будет, — пробормотал Гелт. — Возьми и остальные факелы. Там темно.

Тревер влез внутрь через зияющий люк и с большой осторожностью ступил на наклонную, рыжую от ржавчины палубу. Внутри корабль был сильно разрушен. Все, что могло пригодиться колонистам на новом месте, было сорвано, остались только голые каюты с облупившейся эмалью на стенах и раскиданным мусором. В отдалении перед воздушным шлюзом Тревер нашел множество скафандров. Материал сгнил, но некоторые шлемы были еще исправны и уцелело несколько кислородных баллонов.

Шеннеч в нетерпении понукал Тревера:

— Займись главным, Тревер.

Рубка была не тронута, хотя многослойный глассит в больших экранах носил паутинообразные трещины. Тревер осмотрел управление. Он был строго планетарным космолетчиком и привык летать на своей маленькой машине на расстояние плевка от расследуемого мира, а здесь было несколько приборов, которые он не знал, хотя представлял управление довольно хорошо.

— Лететь недалеко, Тревер. Только через горы. Я знаю из твоего мозга и из мозга тех, кто умер уже после посадки, что за горами лежит мертвая каменная равнина, более сотни миль по вашему счету, потом гребень, а за ним плодородная долина раз в двадцать больше Корина, и там живут земляне.

— Только часть ее плодородна, и там рудники, уже здорово выработанные землянами. Но некоторые корабли еще приземляются и там кое-кто из землян остался.

— Это лучше. Начинать на малом месте…

— Что начинать?

— Наперед и не скажешь. Ты не понимаешь, Тревер. Сотни лет я точно знал, что буду делать. В познании есть что-то от нового рождения.

Тревер вздрогнул и пошел обратно изучать приборы. Электропроводка, защищенная слоями непроницаемой пластиковой изоляции и трубами, казалось, была в отличном состоянии. Помещение для генератора внизу было разбито, но не окончательно. Имелись запасные батареи. Поржавевшие, конечно, но если с ними поработать, они некоторое время продержатся.

— Полетит он?

— Я же сказал, что пока не знаю. Тут куча работы.

— Для этого есть рабы.

— Да, но без горючего все бесполезно.

— Посмотри, есть ли оно.

Очертания того, что было спрятано в недоступном месте мозга Тревера, стали теперь проясняться. Он не хотел вытаскивать их на свет, где Шеннеч их тоже увидит, и поэтому думал о генераторах, батареях и о монтаже.

Он полз в темных потрохах мертвого корабля, пробираясь к хвостовой части. Факел бросал красный дымный свет на то, что лежало в опустевших офицерских каютах и разграбленных трюмах. У одного большого отсека была дверь с тяжелыми засовами и болтами, выгнувшаяся при крушении, как оловянная. «Вот откуда они вырвались, — подумал Тревер, — как волки из западни».

В нижних трюмах, больше всего пострадавших при падении, было множество шахтного оборудования и сельскохозяйственных машин. Все было непоправимо разломано, тем не менее выглядело внушительно с их ржавыми лезвиями и зубьями и странной неуклюжей формой. Они наводили на мысль об оружии, и Тревер продолжал эту мысль, украсив ее мысленным изображением людей, падающих под крутящимися катками. Шеннеч уловил это:

— Оружие?

— Можно использовать как таковое. Но металл надо очистить.

Он обнаружил бункеры с горючим. Основной запас был израсходован до последней крошки, но в запасных бункерах, судя по показателям шкал, кое-что осталось. Не много, но может хватить.

Глава 6

В Тревере зашевелилось возбуждение, слишком большое, чтобы его можно было спрятать в тайный уголок мозга. Он не пытался. Он выпустил его на свободу, и Шеннеч пробормотал:

— Ты доволен. Корабль полетит, и ты думаешь, что добравшись до другой долины и очутившись среди своих, ты найдешь средство уничтожить меня. Возможно, но мы еще посмотрим.

Глядя вниз из перекошенного люка, Тревер улыбался. Лгать можно не только словами, но и мыслью. А Шеннеч, как ни говори, был всего лишь человеком.

— Мне нужна помощь. Вся, какая есть.

— Будет.

— Потребуется время. Не торопи и не отвлекай меня. Не забывай, что я не меньше тебя хочу перебраться через горы.

Шеннеч засмеялся.

Тревер взял еще факелов и пошел работать к генератору. Он чувствовал, что Шеннечу сейчас не до него: он занят тем, что сгоняет Коринов и рабов. Однако Тревер и не ослабил своей осторожности. Открытая область его мозга была занята мыслями о мщении по прилете в другую долину.

Постепенно настойчивая борьба с антикварками и частично поломанными механизмами отогнала все посторонние мысли в сторону. Прошли день, ночь и половина второго дня, прежде чем вся проводка была соединена так, как он хотел, а один скрипучий генератор заработал в четверть своей нормальной мощности и батареи были заменены лучшими из запасных.

Тревер вышел из освещенной факелами темноты в рубку, моргая на свету, как крот, и увидел сидящего там Гелта.

— Он доверяет тебе, — сказал Корин, — но не чрезмерно.

Тревер нахмурился. Усталость, возбуждение и ощущение рока вели его в нереальное состояние: когда его мозг действовал более или менее самостоятельно. Прочная защитная оболочка создала вокруг мозга маленькую внутреннюю крепость, так что мозг его был скрыт даже от самого Тревера, и он почти поверил, что улетит на этом корабле в другую долину и будет сражаться там с Шеннечем. Так что он не удивился, услышав мысль Шеннеча:

— Ты, вероятно, попытаешься улететь один. Я бы не хотел этого, Тревер.

— Ты контролируешь меня настолько, — ворчливо сказал Тревер, — что я не могу и плюнуть, если ты запретишь это.

— Здесь я имею дело со многим, чего не понимаю. У нас никогда не было механической культуры. Во всяком случае, многие из твоих мыслей, которые я отчетливо читаю, не имеют для меня реального смысла. Я могу управлять тобой, Тревер, но не кораблем.

— Не беспокойся, — сказал Тревер, — вряд ли я смог бы поднять корабль в воздух, пока его корпус не починен.

Это было правдой, он говорил честно.

— Тем не менее, — сказал Шеннеч, — Гелт будет там, как мои руки и ноги, дополнительным стражем у того предмета, который ты называешь приборной доской и которая является, как мне сказал твой мозг, ключом к кораблю. Тебе запрещено касаться ее, пока не настанет время лететь. — Тревер услышал молчаливый смех Шеннеча. — В твоем мозгу таится измена, Тревер. Но у меня хватит времени. Импульс идет быстро и не может быть просчитан заранее, но между импульсом и его реализацией есть интервал. Пусть он длится долю секунды — мне его хватит, чтобы остановить тебя.

Тревер не спорил. Он дрожал от усилий скрыть жалкие остатки своей индивидуальности и твердо направил свои мысли на следующий шаг к тому, чего желал Шеннеч, и не отклонялся от этого пути ни вправо, ни влево. Он провел рукой по лицу, вздрогнул от прикосновения к чуждому уродству на своем лбу и угрюмо сказал:

— Трюмы должны быть очищены. Корабль не поднимет еще раз такую тяжесть, да и металл понадобится для ремонта. — Он снова и настойчиво подумал об оружии. — Пришли сюда рабов.

— Нет, — твердо сказал Шеннеч, — это все сделают Корины. Не дам в руки рабов никакого потенциального оружия.

Тревер пустил через свой мозг волну разочарования и пожал плечами:

— Ладно. Тогда давай их сюда.

Он стоял у большого экрана и смотрел на равнину перед городом. Рабы были собраны на безопасном расстоянии от корабля и ждали, как стадо, когда понадобится их сила. Их охраняли несколько всадников-Коринов и соколы.

Двигаясь медленно от возмущения, маленькая армия Коринов подошла к кораблю. И Тревер ясно чувствовал их мысли. За всю свою жизнь они ни разу не испачкали своих рук работой и теперь злились, что их заставляют делать работу рабов.

Вонзив ногти в ладони, Тревер пошел к хвостовой части, чтобы показать Коринам, что делать. Он не сможет больше хранить то, что с таким трудом скрывал под наслоениями полуправды и хитрости. Рано или поздно это выйдет наружу, и Шеннеч узнает.

При свете факелов Корины начали сражаться с ржавыми машинами в задних трюмах.

— Пошли сюда еще рабов, — сказал Тревер Шеннечу. — Это очень тяжелые вещи.

— Но тут все, кроме только тех, кто охраняет рабов. Их нельзя брать.

— Ну что ж, — сказал Тревер, — тогда заставь работать этих.

Он пошел назад по нижним палубам и коридорам сначала медленно, потом все быстрее; его босые ноги царапались о чешуйки ржавчины, лицо с третьим сверхъестественно жутким глазом побелело и странно застыло. Его мозг выталкивал мутные потоки мыслей, неопределенных и ничего не значащих, чтобы до последней секунды скрывать подспудное.

— Тревер! — Шеннеч был встревожен.

Щель вышла на свет. Она вышла, ее уже нельзя было прятать. Она вырвалась из укромного места, как сильное красное пламя в темноте, и Шеннеч увидел ее и послал всю холодную мощь своего мозга.

Тревер пулей влетел в рубку.

Первая черная волна силы ударила его, и рубка вытянулась в каком-то диком, бредовом измерении. В дальнем конце ее ждал Гелт. Позади Гелта находился один маленький ключик, которого нужно было коснуться сейчас же.

Возросшая сила Шеннеча оттолкнула Тревера назад, запрещая ему думать, двигаться, существовать. Но под этой осажденной частью мозга Тревера стены еще держались, и в них горел яркий факел решимости.

Было самое время бороться, и Тревер выковал оружие ярости, которое он на время похоронил. Он высвободил эту ярость и крикнул чуждой силе:

— Я убью тебя когда-нибудь! Я убью тебя.

Палуба поплыла под его ногами. Облупленные переборки колыхались, как туман, Тревер не знал, двигается он или нет, но все же держался на ногах, в то время как страшная тяжесть обрушилась на его трепещущий мозг, стараясь сгладить, придавить ярость, которая была его единственным оружием.

Ярость за себя, оскверненного, униженного. Ярость за Джин с кровавыми рубцами на плечах. Ярость за Хьюго, лежавшего мертвым под своим отвратительным убийцей, и ярость за все поколения высадившихся тут людей, которые жили и умирали в работе для того, чтобы облегчить Шеннечу время ожидания.

Он увидел рядом с собой странно-огромное лицо Гелта, потрясенное и испуганное… Тревер оскалился.

— Я убью его когда-нибудь, — сказал он Корину.

На поясе Гелта висел нож, но Гелту не было приказано пользоваться им. Только один Тревер мог заставить корабль лететь. Гелт схватил Тревера, протянув руки, но сделал это очень неуверенно, и мозг Корина кричал Шеннечу:

— Ты не можешь его остановить! Не можешь!

Тревер, теперь только частично слитый с Шеннечем, услышал этот крик и засмеялся. Что-то взорвалось в нем от физического прикосновения Гелта. Теперь его не контролировали, неистовые мысли ушли, остались только два сильнейших желания, одним из которых было уничтожение чудовища, державшего его.

— Убей его! — неожиданно сказал Шеннеч. — Он безумен, и никто не может управляться с сумасшедшим.

Гелт старался, но руки Тревера уже схватили горло Корина. Пальцы его глубоко погрузились в плоть Гелта. Затем раздался хруст сломавшихся позвонков.

Тревер отбросил труп. Он ничего не видел, кроме одной крошечной точки света в темноте. В центре этой светлой точки была красная кнопка. Тревер подскочил к ней и нажал. Это было его второе желание.

В первый момент ничего не произошло. Тревер упал поперек Гелта. Шеннеч выкрикивал предупреждения, которые уже опоздали: Тревер имел время торжествующе вздохнуть и встать.

Корабль тронулся под ним. Раздался глухой рев, потом еще один, когда бункеры с остатками горючего заработали. Рубка закружилась и остановилась со скрипом и дрожью, все проходы распахнулись, мир наполнился лязгом и грохотом отрывающегося и разлетающегося металла. Затем все успокоилось. Настала тишина.

Тревер прополз по новому склону пола и через разбитый люк в безжалостный солнечный свет. Теперь он ясно видел, что наделал. Сделано все было хорошо. Последнего запаса горючего хватило…

Вся задняя часть корпуса исчезла, и с ней все Корины, бывшие в задних трюмах.

Затем в мозгу Тревера заговорил удивленный голос Шеннеча:

— Я и в самом деле состарился! Я недооценил силу и тайны свежего крепкого мозга. Я слишком привык к повиновению со стороны Коринов.

— Ты видишь, что происходит с последними Коринами? — спросил Тревер. — Ты можешь видеть?

Последние Корины, которые оставались с рабами снаружи, были потрясены крушением их привычного мира. А рабы тут же поднялись против остатков своих ненавидимых хозяев. Они долго ждали, очень долго, и теперь Корины и соколы подлежат смерти.

— Ты видишь это, Шеннеч?

— Вижу, Тревер. А теперь… они идут на тебя!

Да, они шли. Шли, обезумев от крови, шли против всех, кто носил солнечный камень. Впереди шли Джин и Сол.

Тревер знал, что ему осталось меньше полминуты на разговор о своей жизни. И он знал, что Шеннеч следит с интересом.

Тревер резко сказал Солу и другим:

— Я дал вам свободу, а вы хотите убить меня за это?

— Ты выдал нас в пещере, — прорычал Сол, — и вот теперь…

— Я выдал вас, но сделал это не намеренно. Здесь есть кое-кто посильнее Коринов, а вы даже не знали об этом. Откуда же было знать мне?

Тревер быстро рассказал им о Шеннече и о том, как сами Корины попали в рабство.

— Вранье все это, — сказал Сол.

— Посмотрите сами в подземелье под городом. Только будьте осторожны.

Он смотрел не на Сола, а на Джин. Подумав, она медленно произнесла:

— Возможно, там и вправду есть Шеннеч… Может, поэтому нам никогда не позволяли входить в город, и Корины могли уверять, что они боги.

— А я говорю — вранье!

Джин повернулась к Солу:

— Пойди и посмотри, Сол. А мы его пока покараулим.

Сол поколебался, он и шестеро других рабов пошли к городу.

Тревер сел на горячую выжженную траву. Он страшно устал. И ему не нравилось, что сосредоточенная тень Шеннеча покрывает его мозг.

Горы отклонились от солнца, и по нижним склонам поползли тени. Сол и другие вернулись. Тревер взглянул на их лица и невесело рассмеялся:

— Все правда, не так ли?

— Да, — сказал Сол, вздрогнув. — Да…

— Он говорил с вами?

— Начал, но… мы убежали… — и Сол неожиданно закричал, но уже не от ненависти, а от страха: — Мы не сможем убить его. Это его долина. И мы, о боже, заперты с ним и не можем уйти!..

— Можем, — возразил Тревер.

Глава 7

Сол тяжело уставился на него:

— Но пути через горы нет. Там же нет воздуха…

— Есть способ. Я нашел его в корабле. — Тревер встал и продолжал с неожиданной резкостью: — Пусть не для всех и не сразу, но если пойдут двое или четверо, один из них сможет выжить… и он приведет сюда людей с кораблями, чтобы забрать и остальных. — Он посмотрел на Сола. — Рискнешь пойти со мной?

Мрачный человек хрипло ответил:

— Я все еще не доверяю тебе, Тревер! Но все-таки… уйти от этого…

— Я тоже пойду, — неожиданно сказала Джин. — Я так же сильна и вынослива, как Сол.

Это было правдой, и Тревер знал это. Он долго смотрел на нее, но ничего не мог прочесть на ее лице… Сол пожал плечами:

— Идет!

— Но ведь это безумие! — пробормотал чей-то голос. — Вы не сможете дышать там, на гребне. Там нет воздуха.

Тревер тяжело вполз в остатки корабля и вынес шлемы и кислородные баллоны, уцелевшие как будто специально для этого.

— Мы будем дышать, — сказал он. — Эти… — Он подыскивал слова, чтобы объяснить, что эти контейнеры содержат самую главную составную часть воздуха. — Мы возьмем их с собой.

— А холод?

— У вас же есть отличные теплые шкуры. И клей. Я покажу вам, как делается защитная одежда. Или — оставайтесь здесь с Шеннечем.

Сол содрогнулся:

— Нет, уж лучше я попытаюсь.

Все последующие часы, пока женщины работали с мягкими шкурами и резиновым клеем, а сам Тревер трудился над неуклюжими шлемами, Шеннеч молчал.

Молчал, но не ушел. Тревер ощущал тень на своем мозге и понимал, что Шеннеч следит. Хотя Последний не делал никаких попыток покушения на него.

Рабы тоже следили за Тревером. Он видел страх и ненависть в их глазах, когда они смотрели на солнечный камень между его бровями.

И Джин следила за ним, ничего не говоря. И по ее лицу он ничего не мог определить. О чем она думала? ОХьюго, о соколах?

Часам к трем дня все было готово. Трое начали медленный подъем к проходам, ведущим за пределы атмосферы. Все трое выглядели бесформенными и гротескными в трехслойной клеенной меховой одежде и в неуклюжих шлемах, набитых тряпками, потому что застегивающийся опорный воротник отсутствовал. Лица были плотно обмотаны, и концы кислородных трубок пришлось держать во рту, поскольку не было возможности сделать шлемы герметичными.

Вечерние тени потянулись из долины, когда провожавшие спустились снова, а трое пошли дальше: Сол впереди, Тревер — замыкающим.

А Шеннеч все еще молчал.

Атмосфера осталась позади. Теперь они поднимались в космос — крошечные создания в бесконечности девственных скал, в полной темноте между спящими ликами наверху и яркими молниями вечерней грозы внизу.

Все выше и выше к проходу тащились они, помогая друг другу там, где одному было не под силу, в леденящем холоде и тишине. Три неуклюжие фигуры, бредущие над самым небом, в страхе перед бесконечностью, где не было ни звука, ни света.

Тревер знал, что они уже доходят к проходу, потому что теперь с обеих сторон поднимались склоны, которых никогда не касались ни ветер, ни дожди, ни живые корни. Он пошатнулся, потому что грунт пошел под уклон, но идти стало гораздо легче. Они прошли гребень. И кислород кончался. Теперь вниз, спотыкаясь и скользя… вниз, к воздуху. И они вышли по ту сторону горы, над каменной равниной, ведущей к…

И тут наконец Шеннеч рассмеялся.

— Разумно, — сказал он, — очень разумно бежать без корабля! Но вы вернетесь обратно с кораблем и возьмете меня на другую сторону мира. И я щедро вознагражу вас.

— Нет, — мысленно возразил Тревер, — нет, Шеннеч. Если мы доберемся туда, солнечный камень у меня извлекут, и мы вернемся за рабами, но не за тобой!

— Нет, Тревер, — с пугающе холодным спокойствием возразил Шеннеч, — ты теперь иной. Ты удивил и обманул меня однажды, но теперь я помню обман. Весь твой мозг открыт мне, и ты не сможешь больше мне противиться.

Холод вошел в душу Тревера и заморозил ее.

Сол и Джин сейчас были под ним, спускаясь вдоль усеянного камнями края пропасти к воздуху, звукам и жизни. Он видел, как они бросили шлемы, и пошел следом, хватая холодный воздух изголодавшимися легкими. Шеннеч спокойно заметил:

— Мы в них больше не нуждаемся. Они могут быть опасными, когда ты доберешься до других людей. Распорядись ими, Тревер.

Тревер ответил яростным отказом, но тут же его мозг был схвачен как бы железной рукой, которая трясла его, вертела и изменяла. И его злоба ушла в пустоту.

«Ну, конечно, — подумал он, — здесь множество булыжников. Совсем не трудно столкнуть людей в пропасть…» — он шагнул к большому камню.

— Хороший способ, Тревер. Торопись…

Шеннеч говорил правду: на этот раз он полностью завоевал Тревера, и Тревер понимал это.

— Нет, не буду! — крикнул он себе, но это было лишь эхо слабеющей воли, умирающего «я».

— Будешь, Тревер. И немедленно! Они подозревают…

Сол и Джин вернулись. Лицо Тревера, открытое теперь цепенеющему холоду, которого сам Тревер почти не ощущал, видимо, рассказало им обо всем. Они стали подниматься к нему. Расстояние очень небольшое, но они могли опоздать.

Тревер тонко завизжал:

— Берегитесь… Шеннеч… — и положил на камень руку, на камень, который должен был раздавить людей.

Но ведь есть и другой способ! Он, Тревер, принадлежит Шеннечу, пока жив, но и у него есть способ избежать нового предательства народа Джин — просто не жить больше.

Он собрал последние остатки своей воли и покатился к краю пропасти. Упав с высоты ста футов, человек, конечно, останется спокойно лежать на камнях.

— Нет, Тревер! Нет!

Мощный приказ Шеннеча остановил Тревера на самом краю обрыва. А затем руки Джин оттащили его от края.

Он слышал, как тонко и хрипло прозвучал голос Сола:

— Оттолкни! Оттолкни его! Он — Корин. Ты видела его лицо!

— Нет! — ответила Джин. — Он ведь хотел убить себя ради нас!

— Но им владеет Шеннеч! — снова выкрикнул Сол.

Шеннеч и в самом деле владел Тревером. Он подавил последнюю искру его возмущения и грубо скомандовал:

— Убей женщину и мужчину!

И Тревер попытался это сделать. Он был теперь полностью во власти Шеннеча, но Сол и Джин крепко держали его. Вдвоем они были много сильнее его, и он не мог выполнить приказ Шеннеча-Последнего, как бы тот не желал этого.

— Свяжи ему руки! — крикнула Джин. — Мы поведем его, и он не сможет нанести нам никакого вреда!

Злоба Шеннеча хлынула через мозг Тревера. Он отбивался, но все тщетно: ему стянули руки кожаным ремнем и потащили выше и он не мог повиноваться мысленному приказу Шеннеча.

Затем он почувствовал, что злоба Шеннеча угасла в страшной безнадежности. К Треверу вернулось собственное сознание, и в темноте своего усталого мозга он услышал отголосок последнего горького крика:

— Я стар… Слишком стар…

Глава 8

Тревер медленно просыпался, то поднимаясь над черным океаном беспамятства, то погружаясь в него снова, и в короткие интервалы сознания понял, что лежит в постели и у него болит голова.

Наконец настало время, когда он поднялся из забвения и не погружался в него больше. Открыв глаза, он увидел металлический потолок.

— Значит, мы это сделали, — сказал он.

— Да, сделали, — ответил дружелюбный голос. — Это Солнечный Город, и вы здесь уже порядочное время.

Тревер повернул голову на голос к стоявшему у кровати доктору в белом халате и не узнал ни его, ни комнаты. Сначала, по крайней мере. Он видел только поднос на тумбочке, и в нем — темно-желтый глаз, мерцающий и сияющий.

Солнечный камень!

Рука Тревера слабо поднялась к лицу, но доктор опередил его:

— Не беспокойтесь, его извлекли. Деликатная была работа! Некоторое время у вас поболит голова, но любой согласился бы на это ради солнечного камня!

Тревер не ответил. Неожиданно он спросил:

— А Джин и Сол?

— Они здесь. Тоже весьма странный народ. Ни с кем не разговаривают. Все вы — сплошная тайна, знаете ли.

Доктор вышел и вскоре вернулся с Джин и Солом. Они были теперь в современной синтетической одежде. На Джин она выглядела так же неуместно, как шелковое платье на леопарде.

Джин увидела улыбку в глазах Тревера и воскликнула:

— Не смейтесь надо мной никогда… никогда!

Тревер подумал, что цивилизовывать ее — дело долгое. Сомнительно даже, что это вообще возможно. Но его это не огорчало.

Она постояла, серьезно глядя на него, а затем сообщила:

— Сказали, что завтра ты сможешь встать.

— Это хорошо, — обрадовался Тревер.

— Но ты должен быть осторожен некоторое время…

— Я буду осторожен.

Они больше не говорили, но по ее твердому серьезному взгляду Тревер понял, что Хьюго и соколы прощены ему. Не забыты, но прощены. И что Джин и Тревер встретились и больше не расстанутся.

Сол вскричал с тревогой:

— Мы ждем столько дней! Когда мы вернемся в Долину за остальными?

Тревер повернулся к доктору с любопытством наблюдавшему за всем этим:

— Могу ли я нанять здесь корабль?

— Человек, имеющий солнечный камень, может получить почти все, что захочет, Тревер! Я поговорю насчет этого.

Зафрахтованный корабль, который нес их обратно в долину, имел минимум команды и двух техников минеров, нанятых Тревером.

Они высадились за пределами древнего города, и рабы хлынули к ним, наполовину обрадованные, наполовину испуганные воплощением древней и седой легенды.

Тревер объяснил Солу, что надо сделать. В черепах убитых Коринов остались солнечные камни баснословной ценности. Надо пойти туда с рабами и взять камни.

— Но эти камни — зло, зло! — вскричал на это Сол.

— В других мирах — нет, — ответил ему Тревер. — А твоему народу нужно будет куда-то ехать.

Когда это было сделано, все собрались в корабле. Тревер кивнул техникам.

— Пора, — сказал он, — вход в катакомбы вон там, наверху.

Техники ушли, взяв с собой тяжелый груз, который они несли с собой вдвоем. Вскоре они вернулись, уже без груза.

Тревер достал из кармана свой солнечный камень. Джин вцепилась в его руку:

— Не надо, Тревер!

— Теперь это не опасно, Джин, — успокоил он. — У него не хватит времени сделать со мной что-либо. А я чувствую, что должен сказать ему.

Он приложил солнечный камень ко лбу и мысленно позвал:

— Шеннеч!

И в его мозг вошло холодное и ужасное присутствие Последнего. Мысли Тревера были прочтены в один миг.

— Значит, это конец, Тревер?

— Да, — подтвердил Тревер, — для тебя это конец.

Он ожидал дикой реакции тревоги и эмоций, попытки захватить его мозг, предотвратить свою гибель.

Но этого не произошло. Наоборот, от него пришел потрясающий импульс радости.

— Как… Значит, ты хочешь, чтобы я это сделал? — удивился Тревер.

— Да, Тревер! Да! Я подумал, что ждать смерти еще столетие — слишком долго и скучно. А ЭТО освободит меня сразу!

Вне себя от удивления, Тревер сделал жест, и корабль взмыл к небу. Второй жест — и техники потянулись к кнопке радиодетонатора.

В этот момент Тревер услышал голос Шеннеча, как широко разлившуюся музыку — смесь радостного хора освобождения с аккордами космической печали о том, что было и никогда уже не возвратится, о величайшей древней расе, которой пришел конец.

Кнопку нажали — и город внизу взорвался огнем и камнем вокруг входа в катакомбы.

И песня Шеннеча угасла в тишине, когда последние дети гор навеки ушли в ночь.

МАРСИАНСКИЙ ГЛАДИАТОР Повесть Перевод с английского Г. Старина

Leigh Brackett
MARTIAN QEUST
New-York
1944

1

Бэрк Винтерс вышел из пассажирского купе звездолета «Старлайт», когда тот произвел посадку на космодроме Кахора-Порт. Бэрк не мог смотреть, как другой человек — пусть даже его ближайший друг Джонни Нильс — командует кораблем, который так долго был его, Бэрка, кораблем.

Бэрку даже расхотелось прощаться с этим блестящим молодым офицером, но Нильс уже ожидал его внизу у трапа. Бэрк улыбнулся, но не смог скрыть раздражения.

— До скорого, старик! — Нильс протянул ему руку. — Отдыхай. Ты заслужил эту пенсию.

Бэрк осмотрел огромный космодром, тянувшийся долгими километрами по красно-охряной пустыне. Машины, грузовики, переполненные платформы, звездолеты всех типов — рудничные транспорты, товарняки и элегантные пассажирские, вроде «Старлайта» — все это на первый взгляд громоздилось на космодроме в полном беспорядке под всевозможными флагами трех планет и десятка колоний, трепетавшими на марсианском ветру.

— Этот космодром производит впечатление, — сказал Нильс, проследив за его взглядом.

— Скорее, вгоняет в шок, — ответил Бэрк Винтерс.

За много километров отсюда, укрытый от оглушительных взлетов и посадок, поднимался гласситовый купол Кахоры — торговые ворота Марса, как драгоценное украшение, брошенное в груду красных песков. Маленькое солнце устало висело над городом и древними холмами, пылевые ветры лениво проносились над ними — казалось, что старая планета терпеливо переносит присутствие Кахора и этого космопорта, как какую-то местную и не очень зловредную лихорадку, которая скоро пройдет, исчезнет.

Бэрк Винтерс был высоким, сильным и твердым человеком; его характер сформировался долгими годами полетов в открытом космосе. Жесткая радиация окрасила его кожу в стойкий темный цвет и добела обесцветила его волосы. Даже серые глаза Винтерса, казалось, взяли что-то жестокое от этого безжалостного излучения; легкого и сговорчивого нрава — как не бывало; а смешливые морщинки у глаз превратились в глубокие грустные складки много повидавшего человека. Сейчас он беспрерывно курил короткие венерианские сигаретки, но это неплохое успокаивающее средство не спасало от дрожанья рук и нервного тика в правой щеке.

Голос Нильса вернул Бэрка к реальности:

— Конечно, это не мое дело, Бэрк… Извини, но зачем тебе понадобился этот Марс?.. Не лучше ли тебе…

— Это мои проблемы, дружок, — перебил его Винтерс. — Лучше заботься о нашем «Старлайте», Джонни, и не суй свой нос в чужие дела.

Он ушел в космопорт, а Нильс еще долго смотрел ему в след.

— Старик сильно сдал, — сказал помощник командира, спускаясь по трапу. — Боюсь, он сейчас упадет.

Нильс кивнул. Он обожал Винтерса, поднялся в чинах под его командой и стал командиром «Старлайта» — и теперь чувствовал себя не в своей тарелке.

— Ему не надо возвращаться сюда, — объяснил он помощнику, оглядывая Марс, который презирал от всей души. — Здесь пропала его возлюбленная — даже тела не нашли.

2

Такси космопорта умчало Бэрка в Кахор, и поверхность Марса наконец-то исчезла с глаз долой. Он снова вернулся в привычный мир космополитических Коммерческих Городов, которые принадлежали или сразу всем цивилизациям или никакой.

Виа на Венере, Нью-Йорк на Земле, Сан-Сан на сумеречной стороне Меркурия, гласситовые убежища Внешних Миров — все они были одинаковы, слеплены из одного теста — каждый из них был маленьким раем для обогащения и наживы, где с легким сердцем выигрывались, проигрывались, прожигались миллионные состояния, где мужчины и женщины из всех закутков Солнечной системы могли тратить свою лихорадочную энергию, ни о чем не заботясь — города предлагали им все удовольствия и пороки всех известных миров.

Винтерс презирал коммерческие города, он привык к простой честности Космоса — здесь же все казалось искусственным, ненастоящим, фальшивым… Но у него было еще одно, более веское основание для презрения…

Он с такой поспешностью покинул Нью-Йорк и прибыл в Кахор, что теперь не мог вытерпеть и минуты задержки. Он выкуривал короткие сигаретки одну за другой прямо в такси и поспешно выскочил из машины, оставив шофера подбирать пластиковые жетоны с пола кабины.

Он на секунду остановился перед знакомым фасадом; над дверью мелкими буквами зеленоватым серебром было написано одно слово:

«ШАНГА»
«Возврат, — перевел Винтерс. — Ход назад».

Он толкнул дверь и вошел с застывшей улыбкой на лице.

Рассеянный свет, удобные диваны, тихая музыка… В приемной «Шанга» находилось пять-шесть землян, мужчин и женщин, с экзотическими прическами; одетые в простые и элегантные туники Коммерческих Городов с драгоценными лунными украшениями. Их лица, бледные и изнеженные, несли на себе отпечатки жизни в постоянном напряжении эпохи ультра-модерн.

За гласситовым письменным столом сидела секретарша-марсианка. Матовое лицо, поддельная красота; в коротком марсианском платье, старинном, но искусно подогнанным под современную моду, без всякого орнамента. Она взглянула на Бэрка Винтерса, ее топазовые глаза выразили только профессиональную любезность, но хорошо чувствовались такие древние презрение и надменность, что рядом с ней утонченные земляне Коммерческих Городов выглядели неотесанными детьми.

— Рада видеть вас, капитан Винтерс! — сказала она.

— Я хочу повидать Кор Хала, — ответил тот. — И немедленно!

— Боюсь, что… — хотела отказать секретарша, но снова взглянула в лицо Винтерсу, передумала и пригласила: — Входите Бэрк!

Винтерс вошел в огромный солярий со множеством маленьких пещер по бокам, с кварцевыми потолками, излучавшими, как гигантские луны. Проходя вдоль прозрачных стен, Бэрк с презрительной гримасой разглядывал экзотический лес — деревья, папоротники, лианы, яркие цветы, зеленые лужайки со множеством птиц и с резвящимися фанатиками Шанга.

Сначала эти люди растягивались на мягких столах в камерах и отдавались радиации… Винтерс был в курсе дела: нейропсихическая термованна — так называли врачи это излучение. Наследство утерянной древней мудрости Марса — специальное лечение издерганной нервной системы современного человека, перевозбужденного слишком быстрым жизненным ритмом и хаосом взаимоотношений.

Вы лежите в камере, и радиация пронизывает все ваше тело. Равновесие желез чуть-чуть изменяется, ритм жизнедеятельности мозга замедляется. В то время, как излучение приводит с порядок вашу нервную систему, рефлексы и метаболиям, в вашем теле происходят странные и удивительные метаморфозы — вы постепенно превращаетесь в РЕБЕНКА — если можно так выразиться с точки зрения эволюции.

ШАНГА — возврат к прошлому. Умственно и чуть-чуть физически возвращение к примитивной жизни — до тех пор, пока не прекратится влияние радиации, и человек не почувствует себя лучше и счастливее, и пока не восстановится равновесие, когда вы будете пользоваться священным отдыхом.

Новые ухоженные тела, одетые в звериные шкуры и в нелепые пестрые ткани — земляне Кахора играли здесь среди деревьев, и их заботы ограничивались пищей, любовью и разноцветными жемчужными побрякушками.

Но за ними тайно следили невидимые охранники с парализующим оружием — нередко случалось, что кто-нибудь слишком далеко заходил по эволюционной дороге «назад к обезьяне». Винтерс испытал это на себе в свой последний визит к Шанге и получил серьезное предупреждение: он пытался убить человека. По крайней мере, так ему сказали служители Шанга — обычно, в состоянии расторможенности человек почти ничего не помнил, что происходило с ним в периоде Шанга; тем она и ценилась — элегантный порок, одетый наукой в видимость респектабельности, возбуждение нового рода, новейший способ убежать от сложностей жизни…

Люди были без ума от Шанга — но только они, земляне. Венерианские варвары сами еще не вышли из состояния дикости, чтобы нуждаться в Шанга, а марсиане принадлежали к слишком древней цивилизации и слишком уж были изощрены в грехе, чтобы поддаться искушению воспользоваться Шанга.

«Кроме того, — вспомнил Винтерс, — они, марсиане, сотворили Шанга и знают его слишком хорошо».

Он вошел в кабинет с табличкой:

ДИРЕКТОР
КОР ХАЛ
Кор Хал был тонким смуглым существом неопределенного возраста, его происхождение маскировала анонимная белоснежная туника — но можно предположить, что он был марсианином, и его вежливость была всего лишь бархатным футляром, ножнами, скрывающими ледяную сталь.

— Я помню вас, капитан Винтерс, — произнес он. — Садитесь, пожалуйста.

Винтерс сел. Кор Хал изучал его, пытаясь заглянуть в саму душу…

— Вы нервничаете, капитан… Хотите повторить курс лечения? Это опасно. Ваш атавизм рвется наружу. Вы ведь помните, что происходило в последний раз?

Винтерс кивнул.

— Со мной то же случилось в Нью-Йорке, — Винтерс доверительно наклонился к марсианину. — Я не хочу, чтобы меня лечили. Ваши методы недостаточны и не приводят к цели. Сэр Кэри сказал мне это в Нью-Йорке и посоветовал вернуться на Марс.

— Он поставил меня в известность, — ответил Кор Хал.

— Значит, вы заранее знали о моем возвращении? И уже подготовились к нему?

Кор Хал не ответил и откинулся в кресле. Полное спокойствие на лице — только зеленые глаза таят чуть заметную жесткую усмешку кота, который играет с парализованной страхом мышью. Наконец он спросил:

— Вы уверены в том, что делаете, Винтерс?

— Да.

— Люди очень разные, капитан. Эти марионетки, — Кор Хал указал на стены солярия, — не имеют ни сердца, ни настоящей крови. Они — искусственный продукт искусственного окружения. Настоящие люди — как вы, Винтерс, — играют с огнем, если играют с Шанга.

Винтерс закурил очередную венерианскую сигаретку, но руки продолжали дрожать.

— Послушайте, — сказал он. — Женщина, которую я любил, однажды летела над пустыней… Один бог знает, что с ней случилось. Я нашел геликоптер там, где он разбился — но что стало с ней?.. Никаких следов. И теперь для меня все неважно — кроме собственного забвения.

— Я понимаю. Трагедия, капитан Винтерс. Я знал мисс Леланд, очаровательную молодую женщину. Она часто бывала у нас… Здесь.

— Я знаю, — ответил Винтерс. — Но по правде сказать, Леланд происходила не из Коммерческого Города, у нее водилось слишком много денег и слишком много свободного времени. В любом случае, я не боюсь играть в ваши игры, Кор Хал. Я уже обжегся и чересчур жестоко. Как вы сказали, «люди разные». Эти создания идут в свои джунгли только для развлечения, у них нет никакого желания идти дальше по Шанге, по дороге назад. Для этого у них нет ни храбрости, ни даже простого желания, — голос Винтерса задрожал. — Я хочу вернуться назад, Кор Хал. Хочу уйти так далеко, как Шанга сможет меня увести.

— Дорога окажется длинной, — ответил Кор Хал.

— Это мне безразлично.

— Для таких как вы возврата не бывает, — с угрозой напомнил Кор Хал.

— Мне ничего не надо. Нет ничего, что я желал бы обрести снова.

— Это нелегко устроить, Винтерс. Шанга — настоящая Шанга, а не эти солярии и кварцевые луны — уже много веков запрещена… Тут риск и всякие другие проблемы…

— Это будет дорого стоить? — усмехнулся Винтерс.

— Да.

— У меня есть деньги. Подите вы к черту вместе со своими аргументами! Они — не более, чем лицемерие. Вы прекрасно знаете, чего я хочу от Шанга. Как только люди кладут деньги в ваши грязные лапы, вы даете им все, что они пожелают. Сколько вам?.. Ладно, заполните сами…

Винтерс положил на стол чековую книжку. Первый чек был пуст, но подписан.

— Я предпочитаю наличными, — сказал Кор Хал, возвращая книжку Винтерсу. — Все сразу и вперед. Сумму я заполнил.

— Когда? — спросил Винтерс, прочитав сумму прописью.

— Сегодня вечером, если сможете.

— Смогу… Где?

— А где вы остановились?

— На «Перекрестке Трех Орбит».

— Пообедайте там и останьтесь в баре до вечера. Вечером к вам подойдет проводник… Ваш проводник.

— А если не подойдет?

Кор Хал улыбнулся, обнажив длинные и острые зубы, напоминавшие клыки волка.

3

Только когда взошел Фобос, Бэрк Винтерс наконец установил место, где он находится, и угадал, куда они направлялись с проводником.

Он и молодой марсианин, который подошел к нему в баре «На Перекрестке Трех Орбит», вышли из Кахора к частной стоянке, где их уже ожидал потрепанный геликоптер. В нем находились Кор Хал и еще один марсианин — по виду из тех, что живут на севере Кеши.

Управлял геликоптером сам Кор Хал.

Винтерс был уверен, что геликоптер направляется к Нижним Каналам. Древние водные пути и древние города Дебеша не подчинялись законам городов-государств и были понемногу рассеяны повсюду: в Джаккаре, Волкисе, Варокеше, где занимались торговлей — краденным, рабами, женщинами, наркотой и всем на свете — землянам советовали держаться от них подальше, что земляне и делали.

Внизу проносился бесконечно унылый пейзаж из камней и красных барханов, а молчание внутри геликоптера становилось нестерпимым. Кор Хал, высокий кеши и худощавый молодой марсианин, казалось затаили какую-то одну мысль, доставлявшую им порочное наслаждение. Винтерс не выдержал и недовольно проговорил:

— Далеко еще до вашей штаб-квартиры?

Ответа не последовало.

— Зачем эти тайны? — с раздражением сказал Винтерс. — В конце концов, сейчас мы все заодно, а я — один из вас.

— Животные не ночуют вместе с хозяевами, — отвечал молодой марсианин.

Винтерс уже был готов вспылить, но варвар взялся за кинжал, торчавший у него за поясом, а Кор Хал сказал ледяным голосом:

— Вы хотите практиковать Шанга в ее истинной форме — верно, капитан Винтерс? Вы заплатили за Это и вы Это получите. Все остальное неважно.

Винтерс угрюмо пожал плечами, и стал посасывать свою венерианскую сигаретку, ни о чем больше не спрашивая.

Время тянулось медленно, но вот пустыня, казавшаяся бесконечной, стала изменяться — чуть возвышающиеся над песком и лишенные растительности холмики выросли в горную цепь, за которой простиралось дно высохшего моря. При свете Фобоса морское дно выглядело постепенно углубляющимся до гигантской черной воронки-шахты; меловые и коралловые прожилки поблескивали тут и там, пробиваясь сквозь рыжий лишайник, как кости мертвеца сквозь иссохшую кожу.

Но вот Винтерс увидел город, раскинувшийся между горной грядой и высохшим морем, город будто следовал вдоль холмов за исчезнувшей водой. Винтерс увидел следы пяти портов, покинутых один за другим по мере того, как отступало море. Широкие каменные набережные странно выглядели в этой пустыне… Сохранились и полузасыпанные жилые дома — они покидались марсианами и строились заново на более низком месте, а теперь сгруппировались вдоль канала, самого глубокого, где сохранилось немного растительности.

Было что-то бесконечно печальное в этой тонкой темной линии, в этом остатке когда-то бурного голубого океана…

Геликоптер сделал круг над каналом и опустился. Кеши что-то протараторил на своем диалекте, Винтерс понял только одно слово: «Валкис». Кор Хал ответил ему и сказал Винтерсу:

— Нам отсюда недалеко. Держитесь возле меня.

Они вышли из геликоптера. Винтерс чувствовал, что Кеши следит за ним, и что это делается не только ради его собственной безопасности.

Дул сухой порывистый ветер, из-под ног поднимались облака пыли. Перед ними лежал Валкис — масса темных камней громоздилась на берегу, холодных в слабом свете обеих марсианских лун. Поднявшись на гребень, Винтерс увидел разрушенные башни дворца. Они прошли мимо черной стоячей воды по мостовой, выглаженной сандалиями бесчисленных поколений. Даже в этот поздний час Валкис не спал. Желтый свет факелов пробивал темноту ночи, была слышна странная музыка — улицы, переулки, плоские кровли домов кишели жизнью.

Гибкие худощавые мужчины, изящные женщины с искрами в глазах, молча следили за чужаками; а над всем Валкисом слышались характерные звуки городов Нижнего Канала — звон колокольчиков, которые носили женщины-марсианки, вплетая в свои серые косы и подвешивая к ушам и щиколоткам.

Колдовским был этот древний город — колдовским и зловредным, но не уставшим как другие города. Винтерс чувствовал здесь горячую и мощную пульсацию жизни. Ему стало страшно. Его городская одежда и белые туники его спутников бросались в глаза среди обнаженных грудей, коротких блестящих юбок и поясов с драгоценными камнями.

Но, казалось, никто не обращал на них внимания, и они вслед за Кар Халом вошли в бронзовую дверь в стене.

4

— Скоро? — спросил Винтерс с нетерпением, тщетно пытаясь унять дрожь в руках.

— Все готово, — ответил Кор Хал. — Холк, проводи нашего друга.

Кеши, которого оказывается звали Холком, поклонился, и Винтерс последовал за ним.

Дом был совершенно не похож на резиденцию Шанга в Кахоре. Между этими стенами из тесанного камня мужчины и женщины жили, любили и умирали насильственной смертью, а кровь и слезы, собиравшиеся веками, высыхали в трещинах между плитами.

Древние ковры, шторы и мебель стоили миллионное состояние — время их изрядно подпортило, но древняя таинственная красота все еще существовала — даже усиливалась…

Холк внезапно остановился:

— Раздевайтесь, — приказал он.

В другом конце коридора находилась бронзовая дверь с узким «тюремным» отверстием, забранным решеткой.

Винтерс заколебался — он не хотел расставаться с револьвером…

— Почему именно здесь?.. Я хочу сохранить одежду.

— Раздевайтесь здесь, — повторил Холк. — Таково правило для всех.

Винтерс повиновался.

Он голым вошел в узкую камеру. Здесь не было обитого мехами стола, только несколько звериных шкур брошено на голый пол. На противоположной стене — еще одно отверстие с решеткой.

Внезапно за ним закрылась бронзовая дверь, и Винтерс услышал, как загремел тяжелый засов. Стало абсолютно темно. На этот раз он по-настоящему испугался.

Но вот глаза привыкли к темноте, и Винтерс увидел — скорее, почувствовал — что над ним в своде потолка что-то отсвечивает. Он лег на шкуры. Свет в потолке разгорался. Это светилась призма, оправленная в камень, вырезанная из цельного кристалла огненного цвета.

Через решетку послышался голос Кор Хала:

— Землянин!

— Да, — ответил Винтерс, не вставая со шкур.

— Эта призма — одна из оставшихся драгоценностей Шанга. Ее резали мудрецы Каер Ду пол-миллиона лет назад, когда твои прародичи еще не дошли до Космоса. Наши мудрецы унесли с собой секрет и умение резки граней. В мире осталось всего три таких драгоценности…

Искры — они были скорее энергией, чем светом — потрескивали на стенах камеры. Красные, оранжевые, зеленовато-голубые. Маленькие огоньки Шанга, сжигающие сердца. Винтерсу опять сделалось страшно…

— А радиация? — спросил он. — Эти лучи в призме — той же природы, что и в Кахоре?

— Да, природа та же. Но тайна их возникновения исчезла вместе с мудростью Каер Ду. Наверно, они использовали космические лучи, а мы употребляем обыкновенный кварц — он подходит для тех целей, которые мы преследуем в Коммерческих Городах, радиация получается достаточно слабой.

— Кто это «мы«? — поинтересовался Винтерс.

— Землянин, мы — это Марс! — ухмыльнулся Кор Хал.

Разгорающийся свет от призмы, казалось, пронизывал тело Винтерса, горячил кровь, заполнял мозг — это состояние не походило на бурное наслаждение в солярии Шанга в Кахоре — Винтерс корчился и извивался в судорогах от невыносимой, но сладкой боли… Голос Кор Хала звучал бесконечно далеко:

— Мудрецы Каер Ду оказались не такими уж мудрыми. Обнаружив секреты Шанга, они ушли, а попросту, удрали Туда, спасаясь от жизненной скуки и суеты… прошли обратный путь эволюции и… все исчезли с поверхности Марса в одно поколение! Не нашли ничего лучшего!

— Они погибли? — спросил Винтерс. Становилось трудно отвечать, трудно думать.

— Исчезли.

— Какая разница? — прохрипел Винтерс. — Пока они жили, они были счастливы.

— Ты еще жив, землянин! Ты — счастлив?

— Да!

Винтерс едва выговорил это «да». Он извивался на меховой подстилке, испытывая колдовской огонь Шанга, все его печали и неприятности исчезли в каком-то бесконечном блаженстве.

Кор Хал опять рассмеялся. Винтерс уже шел по пути Шанга. Его рассудок помутился, были периоды полной тьмы. Когда Винтерс приходил в себя, то испытывал ощущение необычности происходящего. У него даже сохранилось воспоминание об одной части этого поразительного пути. В какой-то момент прояснения Винтерсу показалось, что призма Шанга отошла в сторону и приоткрыла кварцевый экран. С экрана на него смотрело гордое аристократическое лицо марсианки с зелеными, как огонь Шанга, глазами и спелыми искушающими губами. Винтерс услышал ее низкий голос — она назвала его по имени. Винтерс не мог подняться, но ему удалось показать глазами, что эта гордая марсианка уже стала частью его возбужденного состояния, уже вошла в него, и он готов ее слушать.

— Ты силен, Бэрк Винтерс, — сказала марсианка. — Ты силен — это хорошо. Значит, ты будешь жить до конца пути. Ты выдержишь весь путь.

Винтерс не мог ответить.

Марсианка улыбнулась:

— Молчи. Я — в тебе. Я все знаю. Ты бросил вызов Шанга, швырнул нам перчатку. Ты храбр, а я люблю храбрых мужчин. Ты безумен, а я уважаю безумцев, потому что игра с ними возбуждает. Я с нетерпением жду, землянин, когда ты подойдешь к концу пути…

И на Винтерса опять упали ночь и безмолвие.

5

Капитан Винтерс очнулся. Впрочем, капитана Винтерса уже не было, как не было и человека по имени Бэрк Винтерс. Вместо него на голых и холодных камнях лежало существо со звериной рычащей кличкой Брр. Существо было настороже, оно понимало, что находится в закрытом помещении, и это ему не нравилось. Оно зарычало. Волосы на затылке ощетинились. Существо не помнило, как оно угодило в этот холодный колодец. С ним что-то произошло, что-то связанное с огнем — Брр что-то искал, что-то очень хотел найти, он так сильно нуждался в Этом, что шел через все препятствия, не боясь даже смерти…

Брр поднялся и стал изучать свою тюрьму. Он тут же обнаружил вход в туннель и нерешительно присел на корточки. Воздух в туннеле был насыщен незнакомыми запахами, инстинкт подсказывал: пахнет ловушкой. Брр тут же решил вооружиться, но в колодце не было ничего похожего на камень или дубину.

Но вот он решился войти в туннель.

Брр шел недолго, касаясь головой свода, медленно, со звериной опаской выбираясь из этой пещеры. Он различал впереди слабый свет и улавливал запахи дыма, смолы, человека…

Позади него с грохотом упала решетка…

Дороги назад не было, но Брр и не хотел возвращаться. Его враги были перед ним, он знал, что не сможет напасть неожиданно, но все же, зарычав и выпятив широкую грудь, Брр выскочил из пещеры.

Его ослепил огонь факелов. Брр стоял на плоском каменном блоке в центре амфитеатра, где обычно выставлялись рабы Валкиса, но он этого не знал. Марсианская толпа разглядывала его со всех сторон и хохотала над землянином, вкусившим запретного плода, к которому не прикасались даже бездушные существа Нижних Каналов.

Существо по прозвищу Брр было еще человеком, но уже изменилось физически — начали выдаваться челюсти и надбровные дуги, густая шерсть покрывала все тело, на затылке ощетинилась грива. Глаза светились первобытным умом и звериной хитростью — существо, умеющее подавать сигналы, разжигать огонь, делать примитивные орудия — обезьяночеловек, питекантроп, не более того…

Сгорбившись на арене, он разглядывал исподлобья толпу. Он впервые видел людей, но уже ненавидел их. Эти существа принадлежали к другому виду, даже их запах был чужд, враждебен ему. Брр чувствовал, что и они ненавидели его, сам воздух был заражен их враждебностью.

Его взгляд остановился на человеке, который вышел к нему на каменную арену. Это был Кор Хал, но Брр не помнил его имени, но знал, что откуда-то знает его. Кор Хал сменил белую тунику Коммерческих Городов на юбку и пояс Нижних Каналов, а в уши продел золотые кольца Барракеша, и стал тем, кем был в действительности — авантюристом, рожденным и воспитанным расой авантюристов, которая была цивилизована так давно, что могла позволить себе сделаться поголовно авантюристами.

Брр сознавал только одно: это существо было его личным врагом.

— Перед вами капитан Бэрк Винтерс! — громко сказал Кор Хал, представляя благородному собранию авантюристов новоявленного обезьяно-человека. — Бэрк Винтерс, бывший человек из племени землян, хозяев космических путей, строителей Коммерческих Городов, торгашей, мастеров наживы и грабежа…

Кор Хал не кричал, но его голос был слышен во всем амфитеатре. Брр пристально наблюдал за ним, готовый при малейшей опасности схватить и загрызть. Его глаза, отражая свет факелов, казались двумя красными тлеющими искорками. Он не понимал слов, но чувствовал угрозы и оскорбления.

— Смотрите на него, люди Валкиса! — вскричал Кор Хал. — Это наш новый наместник! Земляне управляют нашими марсианскими городами-государствами. У нас отняли все — нашу гордость, наши богатства, нашу планету… Что осталось нам, детям умирающего мира?

Толпа взвыла, на арену полетели факелы и камни, засверкали лезвия ножей…

Брр бросился на Кор Хала, пытаясь вцепиться в горло, но тот отступил на шаг и в полуобороте изящным приемом марсианской кан-бо опрокинул Брр на спину и выхватил бич.

— Ты будешь ползать на брюхе и лизать камни, землянин! — крикнул Кор Хал. — Эти камни лежали тут еще до того, как земные обезьяны научились ходить на своих двух ногах!

В толпе заорали:

— Пусть ползет!

— Гони!

— Ату его!

— Гнать, как гнали наши предки диких зверей!

И они погнали Брр бичами и рогатинами по улицам Валкиса, освещаемых факелами и марсианскими лунами.

Брр полз, осыпаемый ударами и насмешками, обезумев от боли и ярости, и не мог добраться до своих мучителей. Он бросался на них, но его встречали ударами бичей, пинками ног, уколами ножей. Он хотел убивать, но лишь корчился от боли и полз в пыли, потом шел по вонючим улицам Валкиса, потом побежал…

6

Они разрешили ему бежать, но убежать не дали. Они погнали его по длинным кружным улицам Валкиса, преграждая путь к Каналу и высохшему морю, которое обещало свободу. Они гнали перед собой это дрожащее задыхающееся животное, которое было совсем недавно Бэрком Винтерсом, капитаном знаменитого «Старлайта».

Его заставляли подняться на холм. Брр не упирался, но теперь уже шел медленно — выше, выше, еще выше, мимо больших доков со столбами для причалов с остовами заброшенных морских судов — четыре уровня выше Канала, четыре порта, четыре эпохи, записанные в камне.

Там, наверху, уже не было никаких следов жизни. Марсианские ветры сорвали кровли с пустых домов, округлили углы, исковеркали оконные проемы — строения обветрились так, что уже не походили на дело рук человеческих.

Люди Валкиса молча преследовали это земное животное, их ненависть не уменьшалась, но и они устали.

Теперь они шли по ископаемому праху своей некогда могущественной цивилизации. Для них Земля была вожделенной голубой звездой в небесах — молодой и богатой; а здесь марсиане ходили по мертвым мраморным набережным, где древние короли Валкиса бросали якоря своих галер, но и мрамор уже рассыпался, превращаясь в прах.

Мертвый королевский дворец, казалось, наблюдал сверху за бичеванием этого чужака. Этот дворец видел и тот, другой мир, где грациозные марсианские женщины, звеня колокольчиками, погружались обнаженными в зеленые волны настоящих марсианских морей.

Брр поднимался на холм, как некогда поднимались сюда обезьяны Марса. Он миновал коралловый риф и пошел по скалистому склону с тремя впадинами, пробитыми морем, оказался на плато с якорной стоянкой в бухте, пересек мраморную набережную…

Его по-прежнему преследовали. Бока Брр впали, за ним тянулись кровавые следы. Но вот он добрался до вершины холма, перед ним возвышался дворец Королей Валкиса. Он задыхался от пыли, язык распух от жажды. Стены дворца нависали над головой, дворец был полон опасностей, но Брр уже учуял запах воды.

Он косолапо побежал вдоль обрыва, перелез через решетку и почувствовал под ногами мягкий свежий газон… Брр побежал по траве между кустами, деревьями и мраморными статуями к врытой в землю бирюзовой чаше величиной в бассейн. Его преследователи куда-то исчезли… Он остановился как загнанный зверь, принюхиваясь и прислушиваясь…

Его загнали?..

Или оставили в покое?..

Ничто, вроде бы, не предвещало опасности — и это было опаснее всего…

Ничто не шевелилось. Крыло дворца поднималось над бассейном черной стеной. Казалось дворец был необитаем…

Брр упал на бирюзовую плиту, окунул голову в ледяную воду бассейна и жадно стал пить. Сейчас он был совсем беззащитным.

7

Внезапно из дворца раздался звериный вой, будто марсианский волк выл на Фобос.

Брр зарычал и встал на четвереньки…

В ответ на волчий вой раздался оглушительный крик рептилии Никсолимпик.

У Брр было единственное желание — уйти, убежать отсюда. Он наконец почувствовал запахи, принесенные ночным ветерком — их было много, но выделялся один, отвратительный мускусный запах вспотевшего зверя, и Брр опять ощетинился. Он не знал этого зверя, но чувствовал, что почти узнает его, но не хотел узнавать.

Брр решился уйти, как вдруг увидел ее…

Женщина, бесшумно проходившая мимо бассейна с букетом цветов под цвет маленьких лун, с испугом разглядывала его и уже готова была убежать; а Брр внезапно осенило то чисто человеческое чувство потери, которое он так мучительно испытывал в шкуре капитана Винтерса. Из тьмы подсознания выплыло имя:

— Лнн…

Женщина вздрогнула. Брр испугался, что она убежит и сказал снова:

— Лнн…

Она медленно, шаг за шагом, стала приближаться к нему. В ее взгляде Брр увидел вопрос, и он ответил:

— Брр.

Женщина закричала:

— Бэрк!!!

Они побежали друг к другу, смеясь и плача, — но сверкнул дротик и вонзился в газон между ними…

Леланд предостерегающе крикнула и побежала к роще, а Бэрк с ворчанием обернулся — его уже окружали стражники-кеши в сверкающей броне, с дротиками и ловчими сетями. Сопротивление было коротким: уколы дротиков, наброшенная сеть, и Бэрк в беспомощной злобе катается по траве.

Когда его уносили в Королевский Дворец, он услышал жалобный стон Леланд и глумливый смех женщины со знакомым низким голосом. Он не мог вспомнить, где и когда слышал этот смех, но пришел в такую ярость, что стражникам пришлось успокоить его ударом рукоятки дротика по голове.

8

С мыслью о Леланд он пришел в себя, закованный в наручники с тяжелыми цепями и металлическим поясом, — он, капитан Бэрк Винтерс очнулся в комнате, напоминавшей палату Шанга в Кахоре, но без призмы в потолке.

Он не имел представления о том, где находится и как попал сюда, но, как в смутном сне, вспоминал свои страдания и бегство; в этом сне он даже видел Леланд и даже говорил с ней.

Загремел засов, открылась тяжелая дверь, и четверо стражников вывели Бэрка в коридор. Только сейчас он понял, что скован. Его вели по коридорам дворца по стершемуся мозаичному полу. На стенках и на сводчатых потолках кое-где сохранились фрески, свидетели ушедшей марсианской славы, изображавшие морские бури, вздыбленные на волнах суда, воинов в драгоценных кольчугах… Гордая варварская архитектура, великое искусство. «А ведь в ту эпоху цивилизация уже гибла, — подумал Винтерс, — и короли Валкиса были капитанами авантюристов в мире, готовом погрузиться в ночь».

Его подвели к дверям из чеканного золота, стражники распахнули их, и Винтерс увидел тронный зал. Из высоких амбразур заходящее солнце бросало косые лучи на колонны и мозаичный пол. Отраженный свет играл на древних знаменах, на щитах и оружии покойных королей, в глубине зала холодный золотой луч освещал трон.

На троне, вытесанном из цельного куска черного базальта, восседала старуха в черном плаще, с седыми косами, заплетенными в корону — золотая корона королей Валкиса, по преданиям, была украдена землянами. Старуха посмотрела на ненавистного землянина подслеповатыми глазами и вдруг заговорила быстро идлинно на древнемарсианском диалекте. Винтерс не понял ни единого слова, но по интонациям старухи стало ясно, что она совершенно безумна.

Когда Бэрк, гремя цепями, приблизился к трону, старуха вскочила и театрально вытянула руку — морщинистая Касандра, изрыгающая проклятья на голову врага.

Стражники заставили его упасть лицом вниз перед базальтовым троном. Старуха продолжала свои безумные речи, а на голову Бэрка наступила маленькая нога в сандалии и раздался знакомый издевательский голос:

— Добро пожаловать, капитан Винтерс! Трон Валкиса рад приветствовать вас!

9

Стражники подняли его с колен. Старуха уже упала на свой трон и что-то напевала, устремив глаза к потолку. Все тот же знакомый голос сказал из-за спины старухи:

— Не удивляйтесь, капитан. Сейчас моя мать повторяет ритуал коронации. Она собирается требовать дань с Внешних островов и берегового народа. Она не ощущает времени, витает в облаках. Ей нравится играть роль Королевы.

— Кто же настоящая Королева? — спросил Бэрк.

— Она — в тени трона. Валкисом правлю я, Таид!

— Но вы иногда выходите на свет Божий… — предположил Бэрк.

— Вы догадливы, капитан…

Таид появилась из-за трона в длинной юбке с разрезами по бокам до самой талии — при малейшем движении оголялись ее ноги и бедра; высокие маленькие груди были обнажены, кошачье тело — грациозно и обольстительно. В ней чувствовалась пренебрежительная сила — ленивая и смертоносная одновременно. Она подмигнула Бэрку:

— Итак, ваши поиски собственного «Я» увенчались успехом. Вы удовлетворены?

Винтерс оглядел свои цепи — он стоял перед Таид полностью обнаженным, цепи можно было не принимать во внимание…

— Я себя никогда не терял, — ответил он. — Значит, вы правите не только Валкисом, но и Шанга… Кор Хал — подставное лицо?

— Он — исполнитель. Вы правы — собственного «Я» вы никогда не теряли. Вы пришли к нам совсем не за этим.

— За чем же?

— Вы явились сюда, капитан Винтерс, в поисках своего второго «Я»!

Бэрк промолчал.

— Чтобы найти свою Леланд, — объяснила Таид.

Бэрк, пожалуй, не удивился. Он догадывался, что они знают все… Но он ответил:

— Леланд погибла.

— Разве вы с мертвой Леланд говорили ночью в саду? — засмеялась Таид. — Мы не так глупы, как вы думаете. Каждый умник, приходящий в зал Шанга, у нас заранее под контролем. Он еще не собрался в Шанга, а мы о нем знаем все. Но к вам, капитан, особое внимание! Вы что-то задумали… Зачем вы пришли?.. Вы слишком сильны, чтобы нуждаться в Шанга… Да, вы знали, что Леланд обращалась к нам, и не хотели этого. Кор Хал доносил, что ваша невеста была не в себе после общения с вами, но зашла слишком далеко и уже не могла остановиться. Она хотела полную власть, предельную Шанга и согласилась на мнимую смерть. Мы пошли на это, мы не могли позволить, чтобы кто-то мешал нашим клиентам. Ну и Леланд боялась выходить за вас замуж, боялась испортить вашу жизнь. Вас не трогает это, капитан Винтерс?

Бэрку захотелось задушить это дьявольское создание, он уже сделал шаг к трону, но копья стражников остановили его.

— Зачем вам все это? — спросил Бэрк. — Из ненависти к землянам? Или королевская казна опустела?

— А ты как думаешь, землянин?

— И то, и другое.

— Верно. Но есть и третья причина, самая главная. Да, я построила залы Шанга, но земляне добровольно унижают себя. Все для Шанга созданы на деньги Земли. Вы видели только часть дворца…

Таид сделала стражникам знак, те подвели его к окну, и Винтерс увидел сад и амфитеатр с другой стороны.

Сад дикий и неухоженный под высокой стеной, защищавшей зрителей от разъяренных хищников. В сумеречном саду бродили какие-то фигуры, но Бэрк не смог разглядеть их. Амфитеатр, арена с неглубоким озером, где тоже шевелились создания, похожие на рептилий — Бэрк вспомнил вчерашний ночной вопль, от которого кровь застывала в жилах… На нижних ступенях амфитеатра уже располагались марсиане. Зрители прибывали, занимая лучшие места…

— Какая же третья причина — важнее денег и ненависти? — спросил он.

Ответ был неожиданным и коротким:

— Марс, — ответила Таид.

— Не понимаю…

— Марс. На карту поставлена судьба Марса.

— Объясните! Какая связь между Шанга и судьбой Марса?

— Вы не поймете, — с ненавистью отвечала Таид. — Марс — это мир, который не смог спокойно умереть, и до сих пор даже не захоронен — крысы и грифы растаскивают его кости. Его надо захоронить. Вы бросили вызов Шангу, а я бросила вызов Марсу. Поглядим, кто сильнее!

Таид сделала знак старшему стражнику, и тот удалился.

— Вы хотели найти свою подругу, капитан Винтерс, — продолжала она. — Пройти огонь Шанга ради чего?.. Ради любви? — с презрительной расстановкой сказала она. — Вы готовы рискнуть собственным драгоценным «Я» — ради чего? Ради какой-то Леланд? Вы все еще хотите, чтобы она вернулась?

— Да.

— Прекрасно. Вот она — ваша Леланд!

Винтерс обернулся.

10

Леланд стояла перед троном со старухой — сумасшедшая старуха в черном плаще и дикая обнаженная женщина с веревкой на шее… Даже стражники улыбались при виде этого зрелища… «Она не изменилась, — лихорадочно думал Бэрк. — Нет: она стала лучше!»

Он понял, куда и за чем стремилась Леланд — понял потому, что сам побывал в шкуре животного Шанга.

Теперь ее нужно спасти…

— Спасатель нужен сейчас вам, а не ей, капитан Винтерс, — многозначительно сказала Таид, будто читала мысли.

Леланд направилась к Бэрку. Старуха на троне закудахтала. Стражники напряглись, но Таид подала знак, и стражники отпустили веревку.

Леланд зарыдала и упала к ногам Бэрка. Бэрк поднял ее и прижал к себе как малого ребенка. Он нашел ее. Теперь они навсегда были вместе…

Навсегда ли?

— Пора… Отведите их в сад Шанга! — приказала теневая королева Валкиса.

11

Они стояли, обнявшись на арене амфитеатра. На ступенях выше защитной стены волновались посетители этого странного зоопарка, где водились первобытные звери, бывшие когда-то разумными существами.

Ударил гонг, начинавший представление и вызывавший на арену…

Кого?..

Что еще придумала для них Таид?..

И сразу же с ударом гонга, как по рефлексу, в саду появились первобытные антропоиды всевозможных мастей и направились к арене амфитеатра. Эти твари шли осторожно, источая зловоние, с опаской обходя бирюзовые плиты бассейна. Над ними закружились встревоженные птерозавры, в бассейне шевелилась какая-то нечисть.

Леланд в ужасе схватила Бэрка за руку и потащила с арены. Он догадывался, а она знала, что сейчас должно произойти.

Толпа марсиан на ступенях заорала и засвистела, приветствуя участников состязания, как на каком-нибудь спортивном зрелище, но ор и свист вскоре сменился звериными воплями и рычанием — звериными и человеческими одновременно.

— Шанга! Шанга! Шанга! — приветствовали участников марсиане.

— Шанга! — в ужасе повторила Леланд.

Их преследовали… Леланд тащила Бэрка в какие-то только ей известные закутки этих дворцовых дебрей, чтобы спасти от… Бэрк наконец-то понял, что подготовила напоследок марсианская королева: теперь их преследовали не марсиане, а дегенерировавшие в обезьян ЗЕМЛЯНЕ — их соотечественники, покорные рабы Шанга!

Бэрк зарычал, призывая Леланд остановиться, но она ускорила бег, беспрерывно повторяя:

— Шанга! Шанга!

За ними гнался мохнатый дриопитек на ранней стадии эволюции, следом неслась стая или свора близких и дальних сородичей из всех остальных стадий; удрать от них не было никакой возможности, спрятаться — негде, и Бэрк силой остановил Леланд, чтобы не дразнить этих зверей.

Их немедленно настигли, схватили и поволокли на арену. Бэрка чуть не стошнило. Вроде бы, в этой своре он мог отличить неандертальца от питекантропа, он кое-что слышал про хомоэректуса и австралопитека, и хотя эти представители рода человеческого были совсем уже в скотском состоянии, но не к этим Бэрк испытывал отвращение.

Другие… Бесформенные скоты, не-люди, не-гоминиды, бегающие на четвереньках, мохнатые, грязные, с неоформленными приплюснутыми крокодильими черепами с костяными черепами на макушке, клыкастые, хвостастые, с красными неподвижными глазками… Все темные силы земной человеческой эволюции — наоборот были представлены в этом марсианском зоопарке для воспитания вырождающихся марсиан.

Бэрка тошнило при мысли, что и он в конце концов происходит от этих кошмарных тел. Какое уважение могли питать марсиане к подобной расе?

Раздался новый удар гонга, и орава скошенных лбов поволокла Бэрка и Леланд к бассейну с мускусным запахом земноводных рептилий — вода была взбаламучена этими существами, они с нетерпением ожидали добычи…

Вот в чем дело, подумал Бэрк:

Дойти до общего предка и дальше, дальше, дальше, к предку млекопитающих, до чешуи, до жабер, до яйца, снесенного в горячую вулканическую грязь, до самого последнего червяка, до самой последней пиявки, до самой последней (или первой) ступеньки — дрожащей и слизеобразной…

Крик:

— Шанга! Шанга!

Нечто холодное дрожащее и слизеобразное скользнуло по ногам Бэрка, и его стошнило на спину какого-то гоминида… Его уже не держали… Вся эволюционная свора антропоидов стояла на арене у бассейна, подняв глаза к небу. Там, над толпой, зависли призмы Шанга, начиная медленно пламенеть.

Бэрк сразу понял опасность, схватил Леланд, чтобы вывести ее из толпы, но было поздно — первый смертоносный и нежный луч коснулся его кожи…

Он опять почувствовал трепет зверя. Он подумал об Озере — приятно ли постоянно жить в такой влажности? Он подсознательно вспомнил себя в эмбриональном состоянии — получалось, приятно!

А из Озера на берег уже выползали и спешили в лучи Шанга обаятельные земноводные рептилии…

«Стану ли я таким крокодилом? — размышлял Бэрк. — Интересно, в кого превратится Леланд? В амебу?..»

12

Двойное солнце Шанга обжигало Бэрка.

Он видел королевскую ложу, откуда древние короли Валкиса наблюдали за боями гладиаторов. Сейчас там находилась Таид, рядом с ней сидели Кор Хал и сумасшедшая старуха в своем неизменном черном плаще.

Огни Шанга сияли и жгли. На арене наступила тишина, нарушаемая звериным сладострастным рычанием; энергия Шанга превращалась в нимб-полусферу и обволакивала арену; Леланд вытянула руки к двойному солнцу и сама казалась тонким пучком золотистой энергии; а Бэрк опять почувствовал, что впадает в детство и счастлив уже тем, что просто живет, существует, безразличный ко всему, кроме Леланд.

Он все дальше и дальше уходил в Шанга — казалось, возврата не было, но его спасла Любовь к Леланд и насмешливый рев марсиан. Он сделал последнее усилие, отвел глаза от проклятого солнца Шанга и взглянул в лица Таид, Кор Хала, сумасшедшей черной старухи — все они сейчас были на одно Лицо: Лицо Толпы, беснующейся на трибунах амфитеатра, и походили на зверье, сладострастно извивающееся на арене, ничем не отличались от этих скотов.

Леланд стояла на четвереньках у его ног, как преданная собака… Бэрк вдруг с ликованием понял, что лучи его не берут! Шанге не взять его! Наверно, небольшая доза энергии в кабинете Кор Хала сработала наподобие вакцины, и организм Бэрка, переболев, получил иммунитет против Шанга…

Бэрк схватил Леланд и потащил ее прочь из этой адской полусферы. Леланд рычала, пинала его ногами, царапала ему лицо; тогда Бэрк ударил ее, и она бессильно повисла у него на плече. Он пинал, переступал через извивающееся зверье, спотыкался, падал, вставал, снова падал, чувствуя на себе презрительный наблюдающий взгляд королевы Марса.

Жжение лучей ослабло и совсем исчезло. Бэрк был жив, здоров и силен, он выбрался из круга. Он уносил Леланд в рощу и уже не боялся лучей Шанга, хотя и не хотел оглядываться на притягивающий наркотический свет.

Но все же он оглянулся и горделиво посмотрел на королевскую ложу прямо в глаза Таид. Он встретил ее уверенный взгляд и прочитал в нем:

«Браво, капитан! Но вы все равно вернетесь к Шанга, капитан! Завтра же и вернетесь — я не прощаюсь с вами, капитан! До встречи!»

Ее взгляд говорил это с полнейшей уверенностью. Возвращение Бэрка было столь же непреложным, как то, что поутру на Марсе взойдет солнце.

И Бэрк, унося Леланд отсюда, подумал о том, что дело сейчас не в спасении Леланд… Таид бросила вызов всем: и Земле, и Марсу, и всей Вселенной… и самому Бэрку.

Пожалуй, ему следовало вернуться…

13

Когда Бэрк проснулся, уже наступила ночь, но Деймос еще не взошел — значит, ночь наступила недавно. Леланд терпеливо сидела рядом. Пока он спал, Леланд принесла воды и нарвала съедобных марсианских плодов, вроде яблок. Он грыз марсианские яблоки и пытался разговаривать с ней, но эволюционная пропасть между ними была еще слишком велика — как между первыми кроманьонцами, владеющими не речью, а сигналами, и утонченными эллинами, хотя и те, и те относились к одному роду хомо сапиенс.

Эта первая кроманьонка была покорна, задумчива и благодарна своему спасителю, она понимала, что Бэрк вырвал ее из смертельного круга и готова была на все для своего спасителя.

«Бежать с ней сейчас? Бесполезно», — подумал Бэрк.

Он встал и жестом приказал ей сидеть.

Леланд не пошла за ним.

Взошел наконец-то Деймос и затеял на небе с Фобосом орбитальные игры. В этом диком райском лесу спали дикие звери Шанга. Наверно, спали. Бэрк отбросил огрызок яблока и отправился к центру леса, к арене, в поисках выхода.

«Нет, отсюда не убежать… — подумал Бэрк. — Да и надо ли убегать?»

Ему не хотелось убегать. Он уже чувствовал, что принял внутреннее решение, но еще не сформулировал его для себя. Планы Бэрка сейчас, пожалуй, и невозможно было сформулировать, потому что развитие событий не зависели от Бэрка — вернее, зависели не только от него… Бэрк уже знал, что, вполне вероятно, погибнет еще до восхода солнца, но ему нечего было терять. Он был сильным землянином, человеком, и разум пересиливал в нем страх.

Вот и стены амфитеатра, высокие и гладкие, — даже обезьяны не смогли бы взобраться наверх. Все туннели заблокированы, кроме того, по которому Бэрк пришел сюда. Бэрк вошел в «свой» туннель и добрел до решетки, где спали два стражника с факелами.

Бэрк вернулся на арену.

Провал еще до попытки… Слишком высоко…

Его внимание привлекли металлические столбы с призмами Шанга. Они примыкали вплотную к стене и возвышались над ней… Слишком высоко, чтобы взобраться. Но для человека с воображением и, главное, с веревкой…

Бэрк опять отправился в лес, нашел подходящие лианы и сплел и связал их в крепкий канат, к канату привязал разлапистую корягу.

Метать лассо он не умел и прошел, наверное, целый час, пока после десятков неудач, коряга не зацепилась за стену и металлический столб.

Подъем показался Бэрку очень легким, хотя при свете двух лун он чувствовал себя совсем беззащитным. Деревянная «кошка» выдержала его вес. Бэрк сбросил лиановый канат вниз и запрыгал вниз по ступеням амфитеатра.

Вскоре перед ним опять стоял Королевский Дворец, огромный, темный, придавленный грузом тысячелетий. Свет из дворца пробивался в двух местах — внизу, в комнате для стражи, и наверху — свет одинокого факела.

Там, наверху, и была Таид, — одна и без стражи — врагов здесь не было; никто из хищников Шанга не мог взобраться сюда; ни один марсианский варвар не посмел бы сделать это — такое могло прийти только в голову человека. Где-то там, в глубине Дворца обитали Кор Хал и сумасшедшая псевдо-королева Валкиса, но они не представляли для Бэрка опасности — он уже шел по залам дворца, глаза привыкали к темноте, он крался между разбитыми трофеями, штандартами, статуями и гобеленами к одинокому факелу на третьем этаже.

Одинокий сторожевой пост остался внизу. Здесь, как он и предполагал, стражи не было, хотя с точки зрения королевской безопасности, стражник был бы не бесполезной деталью на этом месте.

Но у Таид здесь не было врагов.

Кроме одного.

14

Бэрк бесшумно открыл дверь.

Таид спала в огромной постели королей Валкиса при свете одинокого факела. В этой постели Таид казалась совсем ребенком — очень красивым, очень злым и очень опасным ребенком.

Бэрк, не долго думая, безжалостно оглушил ее ударом кулака; она и проснуться не успела. Он связал ее поясами, заткнул ей рот носовым платком, взвалил Таид на плечо и унес из дворца.

На удивление, все пока шло по плану — на удивление, легко… То, что казалось ему невозможным, легко исполнялось…

«В сущности, — подумал Бэрк, — люди редко защищаются от невозможного».

Яркий Фобос ушел путешествовать над той стороной Марса, стало совсем темно. Ему это было на руку. Бэрк вернулся в амфитеатр, поднялся с Таид на плече до края стены. Теперь ему предстоял жуткий прыжок с высоты на мягкий лесной газон. Но Бэрк уже верил в свою везучую судьбу… Он взял Таид на руки и полетел вниз, пытаясь приземлиться на спину…

Все обошлось, если не считать расцарапанной спины и чувствительных ушибов.

Таид еще не пришла в себя. Бэрк отнес ее в лес и спрятал в траве и лианах невдалеке от спящей Леланд; потом хотел было принести воды для Таид, как вдруг почувствовал, что наследница королей Валкиса лишь симулирует обморок…

— Вы не во дворце, Таид, — сказал Бэрк. — Вы правильно поняли. Я перетащил вас в райский сад Шанга.

Таид не подавала признаков жизни.

— Нам надо сторговаться.

Глаза Таид вспыхнули в темноте.

— Кричать не надо, а то прибегут не стражники, а зверье, — предупредил Бэрк и вытащил кляп изо рта королевы. Отдышавшись, Таид прошептала:

— Мы не сторгуемся.

— Почему же? Ваша жизнь, Таид, дорого стоит. Одна ваша жизнь против моей жизни и жизни Леланд, и жизней всех тех, кого еще можно спасти в этом райском уголке. Велите разбить призмы, уничтожьте Дворец и все подпольные кабинеты Шанга, потом уничтожьте сад, Леланд и меня, напоследок. Я не буду сопротивляться. Сделайте это — и живите себе до глубокой старости, как ваша тронутая мать.

— Не дождетесь!

Страха в ней не было. Разума — тоже. Только гордость и ненависть.

Бэрк сжал ее шею двумя пальцами…

— Тонкая шейка, — сказал он. — Нежная. Одно небольшое усилие…

Он слегка сжал пальцы.

— Душите! — Таид даже усмехнулась. — Шанга все равно будет продолжаться и без меня.

— Как?

— Так сразу вам и скажи! — она уже смеялась над ним. — Впрочем, почему бы не сказать?.. Скажу, только отпустите и дайте сказать, — она села в траве, растирая горло. — Кор Хал возьмет все на себя, конечно. А вы, дорогой мой капитан Винтерс, не сможете убежать. Вы присоединитесь к этому стаду скотов. Ни один землянин не выйдет из Шанга!

— Знаю, — ответил Бэрк. — Я разрушу, уничтожу Шанга, чтобы она не уничтожила меня.

Таид посмотрела на него, голого, безоружного, сидящего на корточках перед ней и опять засмеялась.

— Я беспокоюсь не о себе, Таид, — продолжал Бэрк. — Без сомнения, я буду абсолютно счастлив, бегая на четвереньках и кушая яблоки в вашем раю. Нет, Таид, дело не во мне и даже не в Леланд…

— Продолжайте! Давайте свою «мораль»! — насмешливо подбодрила она.

— У Земли тоже есть гордость, — серьезно отвечал Бэрк. — Земная гордость не уступает марсианской, и даже иногда превращается в гордыню. Мы, земляне, тоже бываем безжалостными и отвратительными. Но, в основном, Земля — добрая планета и населена существами, вышедшими в Космос не для зла и войны. Земляне сделали больше, чем другие миры, для эволюции Солнечной системы вперед, а не назад. Вперед, Таид! Я — землянин; я не могу допустить, чтобы мой мир обесчестили — тем более, обесчестили у меня на глазах. Я убежден, что Земля и Марс смогли бы многому научиться друг у друга, если бы авантюристы и фанатики с обеих сторон прекратили распространять вражду. Придушить бы их всех!

— Так вот всех и придушить? — насмехалась Таид. — Взять и придушить?..

— Вы не разумное существо, Таид. Вы так же безумны, как и ваша мать. Вы безумней любого животного… Нет, вы даже не животное! Вы самый отвратительный зоологический объект, который я когда-либо видел! Я бы с величайшим наслаждением придушил!

— Действуйте!

— Не могу — к сожалению! Придется ждать до утра…

Проснулась Леланд и вскрикнула, увидев Таид, но Бэрк сделал ей знак молчать. Леланд села рядом с ним, не отводя преданного взгляда. Утро близилось… Бэрк опустил голову на колени, пытаясь хоть ненадолго вздремнуть. Таид закрыла глаза и, казалось, спала.

При свете солнца сад ожил. На ступенях амфитеатра начали собираться марсиане, приходившие сюда задолго до начала представления, как в клуб.

Леланд поглядывала в сторону двойных призм. Бэрк видел, как ее охватывает нетерпение. Он разбудил Таид и увидел в ее глазах ответ на еще не заданный вопрос — она не изменилась, она была все той же спесивой и беспощадной наследницей королей Валкиса.

— Я не буду вас убивать, — успокоил ее Бэрк.

Она и не беспокоилась…

Внезапно Бэрк повалил Леланд на траву и связал ее лианами, чтобы она не смогла выбежать на арену под огни Шанга во время представления.

И время настало. Зрители собрались. В королевскую ложу вошел Кор Хал, ведя под руку старую сумасшедшую королеву.

Ударил гонг, и утреннее представление началось.

15

Бэрк опять увидел пляску Шанга.

Мохнатое антропоидное зверье с остановившимися глазами наркоманов, опять спешило к освещенному кругу со всех концов райского сада, а трибуны орали, подзывая артистов:

— Шанга! Шанга! Шанга!

Ленанд извивалась в судорогах и каталась по траве. Бэрк понимал, как она страдает, но сейчас ей мог помочь только огонь Шанга.

Бэрк наблюдал за Кор Халом. Тот в смятении ходил в королевской ложе и разглядывал райский сад… Бэрк знал, что или кого ищет марсианин.

Призмы разгорались. Зловредные лучи Шанга опять пронизывали воздух.

— Шанга! Шанга!

Бэрку хотелось пойти туда, его неудержимо тянуло на арену, ему необходимо было опять испытать этот жар и безумие — даже ему было трудно удержаться. Он упал рядом с Леланд, терпевшей немыслимые страдания, и обнял ее.

— Капитан Винтерс!

Кор Хал звал его с верхотуры амфитеатра…

Бэрк овладел собой и вышел из рощи, помахав Кор Халу рукой, как старому знакомому:

— Я здесь, доктор!

Марсиане отвлеклись от зрелища на арене и разглядывали это странное существо, не принимавшее участие в оргии животных Шанга. Кор Хал засмеялся и с удовлетворением помахал Бэрку рукой.

— Идите к нам, Винтерс! — крикнул он.

— Мне и здесь хорошо! — отвечал Бэрк.

Кор Хал перестал улыбаться и задумчиво разглядывал Бэрка — поведение этого пациента-животного не соответствовало теории Шанга.

— Идите к нам! — опять крикнул Кор Хал. — Не надо бороться с собственным «Я», Винтерс! Это бесполезно — все равно вы не сможете противостоять огню Шанга!

— А где ваша главная жрица Таид? — спросил Бэрк. — Ей что, надоел этот спорт?

— Наверно, скоро придет, — пожал плечами Кор Хал. — Она приходит и уходит, когда вздумается. Вы соскучились по леди Таид?.. Идите к нам, она скоро придет!

— Я подожду ее здесь!

Марсиане заорали:

— Эй, обезьяна! Иди сюда!

— Эта обезьяна изображает из себя человека!

— Иди к своим собратьям, огонь Шанга ждет не дождется тебя!

Насмешки марсиан не трогали Бэрка. Он стоял на солнцепеке — но не под лучами Шанга; и виду не подавал, что испытывает мучения.

— Что ж, тогда завтра, — согласился Кор Хал. — А может, и послезавтра… Но ты все равно вернешься и войдешь в этот круг, землянин!

Бэрк знал, что Кор Хал прав. Если он останется в этом райском саду, то рано или поздно присоединится к своим собратьям…

Но сегодняшнее представление заканчивалось, и призмы затухали. Зверье разбрелось по саду, марсиане начали расходиться, и Бэрк понял, что время настало:

— Подождите! — заорал он.

Все с интересом оглянулись на Бэрка. Его обезумевший вид предвещал новое зрелище.

— Вы не досмотрели спектакль! — кричал Бэрк. — Сейчас состоится продолжение спектакля!

Бэрк приблизился к арене.

— Эй, Кор Хал!.. Помните, вы говорили мне о мудрецах Каер Ду, создавших Шанга? О том, что они погибли всего за одно поколение?.. Мы, земляне, — молодая раса. Мы еще близки к истоку, и за это вы называете нас «обезьянами». Пусть так. Но в нашей молодости наша сила. Да, мы медленно опускаемся по дороге Шанга. Но вы, марсиане, стары. Вы прошли больший путь по кругу времени, а конец смыкается с началом. Мудрецы Каер Ду исчезли за одно поколение. Наши нервы стальные, а у них были соломенные. Вот почему марсиане не практикуют Шанга, вот почему даже безопасная целебная Шанга запрещена в городах-государствах. Вы не смеете практиковать Шанга из-за того, что она стремительно приблизит марсиан к самому концу круга!

— О чем рассуждает эта обезьяна?!! — заорал кто-то сверху.

— Заткните ей глотку!

— Включите Шангу!

— Ату его!!!

— Слушайте, слушайте обезьяну! — вскричал обеспокоенный Кор Хал. — Пусть говорит!

— Верно! Слушайте обезьяну! — ответил Бэрк. — Только обезьяна знает, где найти леди Таид — вашу настоящую марсианскую королеву, а не эту старую вешалку!

— Обезьяна оскорбила королеву! — взвыли марсиане.

— Сейчас я вам покажу вашу настоящую королеву! — пообещал Бэрк.

16

Он направился к поляне, где оставил Таид. Он шел, не таясь от животных, и это зверье, бывшее когда-то людьми, уже принимало Бэрка за «своего». Он и был своим.

Бэрк не знал, что именно он увидит, он только догадывался, что метаморфоза должна быть чрезвычайно быстрой, путь Шанга уже должен быть пройден, и эволюция сработает до конца. Но он не мог знать и не мог угадать то, что увидит.

Он осторожно приблизился, боясь смотреть на то, что сейчас было Таид…

Он заставил себя смотреть, хотя его чуть не стошнило. Бэрк не знал, что такая форма жизни существовала… Бэрк даже не подозревал, что такая форма жизни могла существовать…

Громадный лоснящийся червяк величиной с Таид… Глист? Пиявка?.. Но больше всего на свете это существо напоминало морскую миногу, хотя было сухопутным… земноводным?..

Эта земноводная минога, бывшая когда-то Таид, ползла прямо на Бэрка, конвульсивно сгибая и разгибая тело, она выпуталась, выползла из лиан, но на ней еще висело золотое ожерелье и пояс из золотых пластин, а там где у Таид были мочки ушей в кожу миноги вонзались маленькие золотые сережки. Но главным в этом существе, конечно, был рот — круглый, сосущий незакрывающийся рот с присосками и зубами — точь в точь, как у миноги или пиявки. Это животное состояло из одного большого рта и волочащимся за ртом желудком с анальным отверстием.

И еще: у этого создания еще оставались глаза Таид, глаза уже заплывали и уходили под кожу в процессе эволюции «наоборот», но они еще видели мир, и последнее, на что с ненавистью смотрела Таид, было капитаном Винтерсом.

Бэрк не знал, как ухватить ее, чтобы отнести на арену — минога была отвратительна и небезопасна, но она ползла и ползла на него, и Бэрк просто пошел на арену, а минога ползла, ползла, ползла за ним, на запах своего врага.

Два крупных питекантропа перестали драться за самку и с ужасом уставились на миногу.

Она выползла на арену вслед за Винтерсом, теряя золотое ожерелье…

— Узнаете? — закричал Бэрк. — Наследница королевского рода Валкиса!

Минога извивалась, качалась, ползла и блестела на солнце…

— Вот оно — ваше начало! — орал Бэрк.

Лица марсиан помертвели. Кор Хал стоял, вцепившись в край арены. Старуха-королева поднялась. Потрясение было так велико, что сознание, как видно, вернулось к ней… Она узнала дочь… Хотела крикнуть или что-то сказать, но закрыла глаза, бросилась со стены и разбилась на арене.

Марсиане оцепенели при виде этого зрелища… Потом, как загипнотизированные сомнамбулы посыпались вниз, — мстить за свою королеву. Те, кто остался жив, бросались с ножами на Бэрка, но их уже встретили животные Шанга, сбежавшиеся со всех концов райского сада. Трудно назвать «битвой» то, что происходило на арене; ножи, шпаги и кастеты против клыков, когтей и звериной силы; в этой кровавой свалке земляне и марсиане мстили друг другу за поруганную честь обеих планет, двух соседей по дому. Слепая минога Таид беспомощно извивалась под ногами толпы, а Кор Хал в беспамятстве вонзал и вонзал в нее шпагу и никак не мог прикончить; наконец ее растоптали и размазали черную кровь по арене…

Из дворцовых туннелей на арену бежали стражники. Сражение уже растянулось по всему лесу. Вода в озере покраснела от крови, а падавшие в воду трупы пожирались на глубине никому не ведомыми существами Шанга.

Бэрк не участвовал в битве. Он освободил Леланд от пут и бежал с ней к пустому туннелю, как вдруг услышал зовущий голос Кор Хала:

— Бэрк Винтерс!..

К туннелю из последних сил брел сам Кор Хал, волоча по траве шпагу с черной кровью Таид. Можно было бы уйти от него, но голос и взгляд Кор Хала были такими просящими: «Убей меня!», что не принять вызов было бы подлостью…

Говорить уже было не о чем. Бэрк стоял безоружный, открыв грудь и ожидая нападения. Они сводили личные счеты. Кор Хал поднял шпагу и с дрожащим клинком с черной кровью Таид пошел на Бэрка. Бэрк с брезгливостью пальцем отвел клинок и сделал то, что не сделал с Таид — двумя пальцами задушил Кор Хала… С Шангой было покончено. Бэрк в последний раз оглядел райский лес… Теперь, пожалуй, с Шангой было покончено. Еще поубивают друг друга, устанут и разбегутся в ужасе, и живых тут никого не останется, кроме неведомого создания в глубине озера.

Бэрк и Леланд пробежали туннель и по развалинам Валкиса спустились к Каналу. К вечеру, пройдя пустыню вдоль этого ручейка, они обнаружили пустой геликоптер Кор Хала. Бэрк поднял геликоптер в воздух, и они полетели в космопорт Кахора.

Бэрку хотелось обо всем забыть, но он понимал, что золотой огонь Шанга прожег его насквозь, и знал, что ему во сне будет являться не прекрасное лицо Таид, а ее золотистые глаза над черным круглым ртом с присосками и зубами.

Бэрк оглянулся на свою прекрасную кроманьонку… Скоро, скоро она вернется к Себе, пятно Шанга сотрется, и она станет прежней Леланд, которую он любил…

«Но вернешься ли ты в себя, капитан Винтерс? — услышал он голос леди Таид. — Может ли дикое животное Шанга стать когда-нибудь самим собой?..» Капитан Винтерс не знал ответа.

17

Миноги — надкласс 1. БЕСЧЕЛЮСТНЫЕ, самые примитивные из известных позвоночных. Класс КРУГЛОРОТЫЕ — наиболее примитивная группа позвоночных. Рот сосущего типа, подвижные челюсти отсутствуют. Ведут паразитический образ жизни. Они не только присасываются к жертве, но и часто въедаются в ее тело, проникая глубоко внутрь, становясь временными внутренними паразитами. Строение упрощенное, кожа голая, глаза недоразвиты, во внутреннем ухе имеется полукружный канал. Промышленного значения не имеют.

Конец.

ТАНЦОВЩИЦА С ГАНИМЕДА Повесть Перевод с английского Г. Старина

Leigh Brackett
DANCER OF GANYMEDE
New-York
1952

Глава 1. Ганимед, любимец Юпитера

Веня О’Хара, землянин ирландского происхождения, забрел на Овощной рынок Ганимеда в поисках куда-то запропастившегося Игроцкого переулка. Переулков здесь было, как собак нерезаных, и О’Хара никак не мог вспомнить — который из них Игроцкий? Тот — Воровской, этот — Аптекарский, следующий — вообще без названия…

Венин мочевой пузырь был переполнен кислым дрянным винцом, не в пример пустым и дырявым карманам. Собственно, Веня родился не на Земле, а в земной колонии на Марсе от русской колонистки и отца-ирландца. На Земле он, конечно, бывал, и не раз… Посещал. Пролетал, как фанера над Парижем, над своей голубой прародиной. А среда его постоянного обитания простиралась от Системы Юпитера до Колец Сатурна — дальше, к Плутону, лень было забираться.

Пятый, десятый, двадцать пятый переулок… Который из них Игроцкий?

В общем, если честно, Землю Веня О’Хара хорошо знал лишь по рекламным проспектам.

Он не спешил. Выиграешь или проиграешь — спешить не следует. Сейчас он был на мели, вроде марсианского корабля в песках усохшего моря. Спеши не спеши, а весной море вернется, и опять поплывем.

Итак, Ганимед. Давненько он не бывал на Ганимеде. Запах серы и серные факела, бьющие прямо из вулканического сердца юпитерианского спутника — ничего не изменилось. Сам Юпитер в пол-неба — громаднейший диск с живым Красным Пятном, гонящим, как пастух, ядовитые облака. Где-то Солнце спряталось среди лун, среди звезд — ночь ли, день, не разберешь.

Предположим, день, — решил О’Хара.

И был недалёк от истины — близился вечер, он весь день проспал в притоне на спутнике Ио.

О’Хара решил пройтись по Аптекарскому переулку к Девственной улице, пройтись, подумать, определиться… Но только тронулся в путь, как обнаружил слежку — какая-то тень кралась за ним вдоль домов с открытыми кровлями.

Точно — вечер! Кровли открыты, воздуха не хватает…

Тень не отставала.

О’Хара нащупал в заднем кармане нож — отличная марсианская самоделка из цейсовской стали; как вдруг тень позвала его:

— Мистера Хара, мистера Хара! Стой-подожди!

— Слоп-стоп! — узнал и обрадовался О’Хара.

Это был Слоп-стоп, абориген Ганимеда, давний друг, названный брат, лесовик с круглыми глазами лемура, бесконечно преданное О’Хара существо — было за что, не раз спасали друг другу жизнь.

О’Хара распростер объятия, но Слоп-стоп не любил этих человеческих нежностей. Он просто помахал лапкой, дернул друга за рубашку и сказал:

— Мистера Хара, стой-подожди! Не ходяй туда!

— Куда же мне ходить, Слоп-стоп? — удивился О’Хара.

— Сичас понюхаю!

— Понюхай, понюхай, брат.

Туземец стал посреди Аптекарского переулка — аптек тут давно впомине не было, а были тут какие-то барахольные лавки и магазинчики, торговавшие шмотьем со всех планет Солнечной системы — так широко открыл глаза, что на его мордочке одни глаза и остались, и принялся глазами же принюхиваться; всем ли известно, что глаза у ганимедских лемуров служат локаторами слуха, нюха и зрения одновременно?

Пока Слоп-стоп принюхивался, О’Хара переложил цейсовский ножик из заднего кармана в левый рукав. Если Слоп был похож на лемура, то Веня О’Хара — на «смесь бульдога с носорогом», как говаривала его русская мамаша. Её сын был приземист, с кривоватыми ногами и крючковатыми руками, с широкой грудью, саженными плечами, с бульдожьей челюстью и носорожьим характером — если его раздразнить и вывести из себя, то удержать невозможно.

— Ходяй обратно! — объявил Слоп.

Он прикрыл глаза громадными веками, оставив лишь узенькие тонкие щелки, и сделался похожим на ганимендянца с Овощного рынка. Всем известно, что узкие глаза означают у лемуров высшую степень страха.

Короче. Слоп-стоп намекал: драпать надо!

— С чего бы это ходить обратно! — удивился О’Хара. — Куда хочу, туда иду.

Аптекарский переулок вел на площадь Галилея, с памятником бородатому мужику, открывшему когда-то в телескоп Ганимед. Хороший памятник, из нержавейки, ни время его не берет, ни туманы из серы. Сто лет здесь простоял и еще простоит.

— Пойду, поклонюсь Галилею, — решил О’Хара.

— Не ходяй!

Но О’Хара уже решил: будь что будет! Советам Слопа не следовало пренебрегать, но решение уже принято: он поклонится Галилею! Здравствуй, Галилей, давно не виделись! Вот, пришел, вернулся, отсидел, а ты все здесь стоишь под Юпитером и спутниками, которые ты открыл… Пусть порадуется старик.

На площади в самом деле что-то происходило — доносилась музыка — О’Хара различил флейту, барабан и двойную арфу — музыка грубая, варварская, но разгонявшая кровь; а навстречу О’Харе с площади в панике убегали ганимедянцы, пасифиане, элариоты, амальтейцы и жители других окрестных и многочисленных лун и миров.

Интересно, кто их так напугал?

— Ходяй обратно, мистера Хара! Ветер пахнет, смерть пахнет!

Мимо них пробежали выпученные ледианцы, лиситияне, синописты, еще какие-то с дикими идиотскими воплями:

— Демоны!!!

— Сумрачные демоны!!!

— Демоны с сумрачными глазами!

Они были так перепуганы, что О’Хара тем более решил пойти и взглянуть на сумрачных демонов. Слоп-стоп очень трусил, но все же пошел за ним.

— В чем дело, Слоп? — спросил О’Хара. — Не вижу никаких демонов… Там песни играют и пляски поют…

— Пляска не поют, а пляшут, — поправил Слоп. — А песни не играют, а поют. Моя не пойдет, моя боится.

— Тогда я пойду один. А ты пока укради что-нибудь поесть и промочить горло. — О’Хара полез в задний карман за динарами — в этом кармане, кроме ножа, всегда что-нибудь водилось, даже динары — не мог же О’Хара ходить по улицам Ганимеда совсем уж без гроша в кармане. Динары всегда водились. — А не украдешь — купи.

Получив динар, Слоп-стоп повеселел и заспешил на Овощной рынок: «Слоп украдет, можна не беспокоица, мистера Хара!», а О’Хара отправился на площадь Галилея, расталкивая толпу аборигенов.

У памятника бородатому старику из нержавейки он увидел такую картину: под звуки арфы, флейты и барабана танцевала полуголая девица, принадлежавшая, с первого взгляда, к бродячему племени межпланетных цыган, — но это «с первого взгляда», судя по пестрым лохмотьям и навешанным, как на елку, серьгам, браслетам и ожерельям. Со второго, внимательного взгляда, О’Хара обнаружил подвох — танцовщица не была никакой цыганкой, а лишь под цыганку подделывалась. Эта блондинка в короткой мужской стрижке, с белым-белым личиком, ангельской улыбкой и синими-синими глазами напоминала скорее земную аристократку или, еще точнее, аристократическую проститутку с рекламных земных проспектов — настоящих аристократок О’Хара, честно признаться, никогда не видел.

А кто играл на арфе, флейте и бил в барабан? Три здоровенных цыгана — опять же, на первый взгляд. У одного в ухе росла серьга, у второго — серьга и перстни на пальцах, у третьего — и серьга, и перстни, и высокая обувь (так называемые сапоги), но и они не были цыганами — такие же белокурые, бледнолицые и синеглазые бестии, что и сестрица.

«Семейка» — решил О’Хара.

Его не проведешь! Тут совершался какой-то непонятный маскарад… Аборигены отчаянно трусили…

Вот уже в руках танцовщицы появился бубен, а братец-барабанщик заиграл на губной гармошке. Не хватает еще кастаньет, гитары и чего-нибудь этакого…

«Не хватает полицейского свистка!» — внезапно догадался О’Хара.

Фараоны зачем-то устроили маскарад и кого-то выслеживают? О’Хара отмел это подозрение. Очень уж хорошо для фараонов играет и танцует семейка. Музыка была слишком чувственной и брала за живое — казалось, нержавеющий Галилей запляшет сейчас, и танец живота девица исполняла как надо… О’Хара не очень-то разбирался в музыке, но попеть-поплясать-послушать любил, и сейчас душой понимал: девица танцует как надо, а братья играют на этом стандартном цыганском наборе по-настоящему и не халтурят, как проезжие гастролеры.

А в общем, музыка была нехорошая, дьявольская, тревожная, но она притягивала О’Хару, притягивала, как притягивает пьяницу бутылка с вонючим виски — и горько, и тошно, но пьет… О’Хара даже забыл про голод, неустройство и безденежье…

Как вдруг он поймал взгляд танцовщицы. Она выделила О’Хару в толпе и взглянула на него с такой ненавистью, что ее синие глаза почернели от злобы.

«Почему она так меня ненавидит?» — поразился О’Хара.

Его внешний вид, вроде бы, не подавал повода к подобной злобе — предположим, О’Хара не первый красавец на Ганимеде и на конкурсе красоты уступит конечно ее братцам, но бульдожья челюсть и своеобразная фигура еще не повод так его ненавидеть с первого взгляда…

В чем тут дело?..

— Брысь! — сказал О’Хара и пнул своим десантным ботинком рыжую дворняжку, которая вдруг под музыку начала мочиться на этот самый ботинок.

Рыжая дворняжка зарычала на него с такой злобой, что О’Хара совсем опешил. Что за день такой? Или вечер уже?.. За что его так возненавидели собачка и танцовщица?!

— Сволотч! — ответил О’Хара дворняжке крепким ругательством, которое так умела употреблять его русская мама, и наподдал собачке под ребра.

Все в этот вечер было удивительным. Рыжая собачка не сделала то, что должны делать нормальные собачки в подобных обстоятельствах — она не удрала, трусливо поджав хвост, а завыла, как ганимедский шакал на Красное Пятно Юпитера. В ответ ей завыли другие собаки из всех трущоб Ганимеда…

Собаки Ганимеда… Земные собаки в других мирах! Привезенные с Земли, потерянные, брошенные, заблудившиеся, ночующие в сточных серных канавах и на свалках за городом, сожравшие всю мелкую фауну — даже крыс, за что им большое спасибо от мэра города, — казалось, все собаки Ганимеда ответили на этот вой и рванулись на площадь Галилея на защиту рыженькой лохматенькой, никому не нужной сучки.

Музыка ли на них так подействовала?

Собаки со всех сторон врывались на площадь из узких переулков, и, оскалив клыки, бросались на толпу. Аборигены тоже взвыли и начали разбегаться; на О’Хару набросилась худая, как глист, борзая полукровка; а вот маленькая дворняжка опять удивила — она коротко взвизгнула и прыгнула, но не на своего обидчика, а на обнаженную грудь танцовщицы.

Братья-близнецы побросали музыкальные инструменты под памятник Галилею и устремились на помощь сестре, но на них набросилась свора каких-то безумных помесей волкодавов с сенбернарами…

Глава 2. Фараоны и аристократка с Рекламного проспекта

Борзая мертвой хваткой вцепилась в левый рукав О’Хара, но он стряхнул с себя борзую вместе с рукавом. Он еще видел, как танцовщица поймала на лету шкодливую рыжую собачонку и отбросила ее в сточную канаву, и как братья-близнецы отбивались гитарой, флейтой и барабаном от бросающихся волкодавов.

На площади продолжалось безумие. Собаки висели на людях, люди отбивалисьот собак, все рычало, стонало, выло и глубокими водоворотами вертелось вокруг Галилея, который когда-то (как помнил О’Хара со школы, но смутно) сказал что-то очень умное по теории вращения — что-то, вроде: «И все-таки она вертится вокруг меня!»

Галилей, как всегда, был прав: вокруг него развернулось целое сражение, собаки совсем обезумели и рвали и кусали всех, кто попадался в зубы, но в первую очередь выбирали землян — по вкусу, что ли? Лилась кровь, сверкали лезвия ножей, кто отбивался от разъяренных собак, кто пытался бежать, но из этой давки нельзя было выбраться.

Толпа понесла О’Хара и вынесла его в относительно безопасное место у пьедестала памятника — теперь О’Хара мог бы взобраться на плечи великому ученому, где ни одна собака его не достанет, взобраться на плечи и сделать собственное научное открытие в его нержавеющий телескоп. Хорошо бы, например, открыть какой-то там сто…надцатый спутник Юпитера и назвать его своим именем: «Охара». О’Хара, спутник Юпитера, — это звучит.

А можно ничего и не открывать, а просто отсидеться на памятнике и понаблюдать оттуда за редкостной массовой дракой людей и собак.

О’Хара решил так и сделать, как вдруг увидел в толпе неподалеку от пьедестала белокурую танцовщицу, которую несло мимо в водовороте тел. Эта аристократка с рекламного проспекта опять бросила на О’Хару ненавидящий взгляд и исчезла под ногами толпы.

«Черт с ней», — подумал О’Хара.

Подумал и передумал:

«Но почему, почему она так ненавидит меня?!»

В самом деле: загадка. Почему эта незнакомка так ненавидит О’Хару? Он не сделал ей ничего плохого… Что ж, этот вопрос следовало задать ей…

И О’Хара, включив в себе зажигательную смесь бульдога с носорогом, бросился в толпу.

Локти, кулаки, ноги, а где надо и челюсть — в морду, в бок, в загривок, поддых — толпа смята, отодвинута. О’Хара поднимает с окровавленной и заплеванной мостовой полузадушенную танцовщицу, вскидывает ее на плечо и предоставляет толпе нести его по течению, куда ей, толпе, заблагорассудится.

В этом собачье-человеческом водовороте сладкие грезы посещают О’Хара: танцовщица — его законная добыча, теперь он всю ночь при деле, а утром отдает с рук на руки благодарным братьям-близнецам спасенную сестрицу…

Вместе с разъяренными людьми и собаками их наконец выносит в тот самый, Игроцкий переулок, который О’Хара тщетно искал. Что ж, сегодня можно и не играть, сегодня он уже выиграл. Теперь бы найти местечко поудобней, привести танцовщицу в чувство и немного перевести дух…

О’Хара прижался к стенам и, когда толпа поредела, втиснулся в закуток между лавочкой старьевщика и обувной мастерской. От мастерской крепко пахло столярным клеем, а от лавочки — дрянным помидорным виски. Танцовщица уже пришла в себя, сползла с О’Хара, прижалась к стене мастерской и в третий раз за этот вечер с ненавистью взглянула на него.

— Ты что, больная?! — поразился О’Хара. — Что я тебе сделал плохого?!

— Сволотч! — ответила танцовщица по-русски, точь-в-точь как мамаша О’Хара; это было для него верхом шика.

— Ну, сволотч, — с удовольствием согласился О’Хара. — Сволотч, коззел и дундук, — просветил он танцовщицу. — Это ничего не означает. Это всего лишь русский мат.

— Фараон! — сказала танцовщица сквозь зубы.

— Кто «фараон»? — обиделся О’Хара.

— Ты — фараон! — последовал решительный ответ.

— Дурра, — опять выругался О’Хара. — Дурра по-русски означает, что ты не в своем уме. Откуда ты взяла, что я похож на фараона?

— Ты не похож. Ты и есть фараон!

Танцовщица называла его «фараоном» так естественно и убежденно, что О’Хара даже засомневался: может быть, в самом деле, в нем есть что-то фараонское?

Кем только не был О’Хара — бродягой, волонтером, водителем фотонного грузовика, санитаром психбольницы; за кого только не принимали О’Хара — за профессионального боксера, спившегося артиста, ресторанного вышибалу — и все это было правдой, если О’Хара и не был профессиональным боксером, то мог бы им стать.

Вот только фараоном, полицейским, шпиком, тайным агентом он никогда не был и, главное, не мог быть…

Обидно.

Но если эта аристократическая проститутка определила в нем фараона, значит, что-то фараонье в нем сидит! Проститутки — они такие, они хорошо чуют фараонов!

Наверно, последнюю фразу О’Хара сказал вслух, потому что тут же получил пощечину:

— Я не проститутка!

— А я не фараон! — О’Хара схватил ее за руку. — Еще раз сделаешь это — руки оборву!

И едва успел отскочить от выхваченного из-под цыганских лохмотьев финского ножа… Финка была что надо! Не хуже его цейсовского ножа.

О’Хара молниеносным движением выхватил из левого рукава цейсовский нож… Какой там левый рукав, и где тот цейсовский нож — они были утеряны в собачьей свалке. О’Хара осмотрел себя… Весь в своей и в чужой крови, одежда изодрана, а задний карман — его любимый задний карман, в котором еще водились динары, оторван с мясом.

О’Хара почувствовал себя неуютно.

— Спрячь нож, — приказал он. — Или отдай мне.

Танцовщица подумала и спрятала нож на бедре, раздвинув лохмотья.

При виде обнаженной ноги и бедра у О’Хары дух захватило. В последние времена — так уж получилось — ему не приходилось наблюдать вблизи обнаженных женских ног и бедер.

— Что, слюни потекли? — ухмыльнулась танцовщица.

Пусть ухмыляется, но хоть волком не смотрит, — отметил О’Хара.

— Вроде, потише стало, — сказала танцовщица. — Посторонись, дай пройти.

— Куда ты пойдешь?

— Искать братьев, — танцовщица смотрела за спину О’Хара в Игроцкий переулок.

Крупная зловредная псина, пробегавшая по переулку в поисках кого бы цапнуть, заглянула к ним в закуток и зарычала, оскалив клыки. О’Хара дал ей пинка, псина отступила, но не убежала, продолжая рычать и уставясь на танцовщицу налитыми кровью глазами.

О’Хара был благодарен псине…

— Куда ты пойдешь?.. Собаки тебя сожрут, девочка, — наставительно, как старший брат, разъяснял О’Хара. — Собаки тебя почему-то не любят.

— Ты на себя посмотри. Они тебя чуть не сожрали, — улыбнулась танцовщица.

Улыбается — это уже хорошо.

— С чего это они взбесились? — спросил О’Хара.

— Кто? Собаки? Или люди?

— Собаки.

— Со страху. Везде страх. Всегда страх. Вот они и взбесились. Прогони ее!

— С дороги! — приказал О’Хара псине. — Пшла вон!

Но собака не уходила. Она отчаянно боялась танцовщицы, но чувствовала, что О’Хара не гонит ее по-настоящему. О’Хара был благодарен псине — ее следовало бы прикормить.

— Не уходит, — сказала танцовщица, теряя терпение.

— Куда тебе торопиться? Я спас твою жизнь, красотка. Разве твоя жизнь ничего не стоит?

О’Хара осторожно положил руку ей на плечо, ожидая очередного истеричного взбрыка, но на этот раз танцовщица не выхватила финский нож и не попыталась его продырявить; а лишь напряглась, будто к ней никогда не прикасалась мужская рука — ишь, недотрога! Корчит из себя недотрогу…

«А может, в самом деле, еще недотрога?!» — поразился О’Хара такому невероятному, дивному предположению.

Не может такого быть! В этом мире под Красным Пятном Юпитера с его кольцами и сто…надцатью лунами принципиально не могло существовать ни одной недотроги. Он проверил это на собственном опыте. Даже ему, Вене-бабнику, за всю жизнь не попалось ни одной недотроги. Все, все, все девушки, с которыми он имел Это Дело, были тронутыми. Вот так.

О’Хара сжал плечо танцовщицы… Ее белая кожа наощупь казалась свежей и упругой — и Веня опять крепко задумался.

Наконец-то он понял, что танцовщица не могла быть земной аристократкой, удравшей с любовником из графского дворца в поисках приключений, она вообще не землянка… Сразу и не поймешь, какая сложная расовая смесь лежит в основе этого обольстительного и грозного существа…

О’Хара чувствовал, что надо бы отпустить ее с миром и не связываться, она была чуждой ему и этому миру, который он так хорошо знал… Но Веню уже понесло.

— Хочешь, научу тебя русскому мату? — спросил он. Это была высшая степень доверия с его стороны.

— Боулван ты! — миролюбиво ответила танцовщица.

О’Хара наклонился и испуганно поцеловал танцовщицу в лоб. Испуганно целовать женщину — с ним такое случалось впервые. Он даже не поцеловал, а чмокнул и тут же отскочил… Нет, он не боялся ни ее финского ножа, ни удара, ни пощечины — О’Хара вообще ничего не боялся, кроме неизвестности, — впрочем, неизвестности он тоже не боялся, но чувствовал себя неуверенно.

— Как тебя зовут, малышка? — спросил он.

— Моррит.

Она назвала свое имя — это была почти победа. Но О’Хара слишком хорошо знал лингву воровских притонов и позволил себе усомниться:

— Почему тебя зовут «смертельной»?

Танцовщица сумрачно взглянула на О’Хара. Он должен был сам догадаться: всех «моррит» нельзя трогать; овладев «моррит», мужчина погибает.

«Легенды и мифы заколдованного мира Юпитера», — усмехнулся О’Хара.

— Ты в самом деле недотрога?!

— Ни один мужчина не может меня иметь, — сумрачно объяснила она.

— Любить? — уточнил О’Хара.

— Это одно и то же.

Но «иметь» и «любить» означали все-таки не одно и то же — даже греховоднику О’Хара было понятно различие в этих глаголах — «иметь» и «любить».

— Значит, ты не хочешь пойти ко мне домой, Моррит… — вздохнул О’Хара.

— У тебя даже дом есть?

— А ты с юмором! — засмеялся О’Хара и уже уверенней приобнял танцовщицу. — Пойдем ко мне, Моррит. Почему ты так меня ненавидишь?.. Ты еще дите, а дети не умеют ненавидеть. Я накуплю тебе красивых кукол, буду целовать тебя в лоб и научу настоящему русскому мату. «Сволотч», «дурра», «коззел» и «боулван» это еще не все, только начало. Знаешь ли ты, например, что означает слово «японамать»!

Моррит не сразу ответила, будто прислушиваясь к себе или к кому-то издалека.

— Хорошо, я пойду с тобой. Ночевать все равно где-то надо. Ты спас меня, землянин… Но помни: я несу смерть. Не притрагивайся ко мне — так будет лучше.

— Помню, помню, помню! — заторопился О’Хара.

Он торопился переспать с самой смертью — это конечно страшновато, но такого случая нельзя упускать; такой оплошности О’Хара никогда бы себе не простил.

Он шуганул караулившую их псину, и они выбрались из-закутка. Уже наступила ночь. Юпитер совсем разбушевался и навис над Ганимедом в своем астрономическом зените — неба на Ганимеде уже не было, все небо закрыл Юпитер, а его живое Красное Пятно окрасило ганимедскую ночь в черно-кровавый цвет, как в мастерской фотографа.

Они шли по Игроцкому переулку через площадь Галилея домой к О’Харе. Толпа попряталась по домам и трущобам, но О’Хара чувствовал на себе взгляды, взгляды и взгляды… На них смотрели со всех сторон. Смотрел красным глазом Юпитер, смотрел нержавеющий Галилей, смотрели собаки из подворотен… Пусть смотрят. О’Хара обнимал Моррит за плечи, потом совсем осмелел и обнял за талию. Дурное предвечернее настроение испарилось, играть в карты и прожигать время не требовалось, безденежье не пугало — пусть смотрят и видят: он гуляет по Ганимеду в обнимку с самой «моррит», он ведет к себе в дом саму моррит — пусть смотрят, завидуют и боятся. Конечно, сомнения и даже страх сжимали, как говорится, его сердце; О’Хара не понимал, все же, кого обнимает — ребенка, женщину или какое-то по-настоящему чуждое создание?..

Он вспомнил Слоп-стопа — тот не советовал ему ходить на площадь. «Не ходяй, мистера О’Хара, тама пахнет смертью». Вспомнил удирающих во все лопатки аборигенов, вопящих что-то о сумрачных демонах… А собаки почему все разом взбесились?..

Кто эти братья-близнецы с сестричкой, откуда взялась на Ганимеде эта семейка?..

Белые ножки танцовщицы так легко ступали по серной пыли переулков рядом с его десантными ботинками, что О’Хара, чувствуя опасность, уже не мог отпустить ее.

Они подходили к Овощному рынку. Еще немного, еще поворот, перелезть через забор в проходной двор — и там, в подвале его квартирка: сразу две комнатки с двумя окнами под потолком. В одной живет О’Хара, во второй тоже кто-нибудь обитает — друзей в сто…надцати лунах у него предостаточно, не квартирка, а продолжение проходного двора…

О’Хара так был занят своими мыслями, что даже не обратил внимания, как из черно-кровавой подворотни в конце переулка выскользнули две тени и преградили им путь к Овощному рынку. Моррит замедлила шаг, вопросительно на него взглянула, и О’Хара, наконец, пришел в себя. Ему преградили путь, а он не к добру размечтался…

Ему, О’Хара, преградили путь на Овощной рынок!.. Он шел домой и ему преградили путь! Он шел не просто через Овощной рынок домой, он шел домой со своей подругой!.. Завтра об этом узнает весь Ганимед — фараоны преградили путь Вене О’Хара, когда он возвращался домой со своей подругой!..

О’Хара остановился, прикрывая Моррит плечом — прикрывать ее грудью еще не было надобности. Фараоны, конечно, ошиблись. Они его с кем-то спутали. О’Хара частенько с кем-нибудь путают… Сейчас фараоны принесут свои извинения, пожелают О’Хара «доброй ночи» и уступят дорогу.

Но это были не фараоны.

Во всяком случае, не ганимедские фараоны. Первый был высоченным и широкоплечим землянином с шеей шире головы, второй — тонкий изящный венерианец — то, что называется, отборные представители своих рас; такие на все годятся — в особенности на интеркосмические фараонские операции по наведению порядка.

Если они из Интеркоса — это меняло дело. Интеркосовских фараонов О’Хара не любил всеми фибрами своей широкой души. Местных фараонов он терпел за то, что те заняты своими делами, а пришлых терпеть не мог именно за то, что те всегда лезли не в свои дела. Но все же он миролюбиво спросил:

— В чем дело, ребята?

— Нам нужна она, а не ты, — объяснил высоченный землянин, признав в О’Хара землянина — пусть и бродячего, но все же собрата. С аборигеном он и говорить бы не стал.

— Ты можешь идти, — добавил венерианец тонким голоском сутенера — такие уж у венерианцев голоса.

— Сзади еще один, — испуганно предупредила Моррит и схватила О’Хара за руку.

О’Хара оглянулся. От площади Галилея к ним приближался третий — марсианин с кошачьими повадками и зелеными глазами; с такими глазами в такси работать…

— Не отдавай меня им, — зашептала Моррит. Она дрожала, как затравленное животное.

Конечно, это была засада, а не случайное нападение. За ним и Моррит следили и устроили ловушку.

— Ты знаешь этих людей? — спросил О’Хара.

Моррит кивнула:

— Да… Но не знаю имен.

Она была перепугана.

— От вас пахнет фараонами, — засмеялся О’Хара. — Вы не понимаете, где находитесь. Это Ганимед. Здесь фараонов не любят. Это вам не Земля.

— Мы не из полиции, парень, — миролюбиво ответил высокий землянин. — У нас к ней личное дело.

— Не затевай истории, — посоветовал сзади марсианин. — Против тебя мы ничего не имеем.

Грациозный венерианец стал приближаться к О’Харе — так с опаской подходят к дикому мустангу, боясь получить удар копытом.

— Осторожно! Сзади подходит… — предупредила Моррит, прижимаясь к плечу О’Хара.

— Дай нож! Быстрее! — потребовал О’Хара и с нетерпением запустил руку под юбку Моррит за ножом.

Но О’Хара не успел вооружиться. Сзади прямо над ухом раздались два оглушительных выстрела. Марсианин выстрелил в воздух и в мостовую, пуля отрекошетировала от булыжника и вонзилась в бедро О’Хара. Его оглушило и скособочило, а жестокий удар рукояткой в висок уложил О’Хара на мостовую.

Послышался отчаянный крик Моррит, и русский мат полицейских:

— Кусается, стерва!..

— Давай мешок!

О’Хара пытался подняться, но лишь извивался на мостовой. Тем временем фараоны скрутили Моррит, связали руки, а марсианин накинул ей на голову мешок из блестящей металлоидной ткани. Все было кончено. Моррит уводили от него…

Он пополз вдогонку за ними, но переулок опять уже стал бесшумным и пустым.

— Моррит! — закричал О’Хара.

Потом он потерял сознание, и когда открыл глаза, увидел над собой братьев Моррит. Их бледные суровые лица не предвещали для О’Хара ничего хорошего.

Глава 3. Японская вишня за овощным базаром

Один из братьев, с серьгой в ухе, наклонился, схватил О’Хара за рубашку и без всяких усилий поставил на ноги.

— Осторожно, я ранен, — сказал О’Хара.

Он чувствовал пулю в бедре, она сидела неглубоко.

— Где она? — со злобой спросил братец.

— В бедре, — ответил О’Хара, думая о пуле. Можно было попробовать выдавить ее пальцами.

— В каком-таком «бедре»? — совсем обозлился братец. — Где сестра?

Так… Сестрицу потерял, теперь приходилось объясняться с братцами…

— Не знаю… Ее увели какие-то нездешние фараоны, — О’Хара обнаружил, что может самостоятельно держаться на ногах, и попытался высвободиться из цепких рук музыканта. Не тут-то было…

— Где она? — музыкант стал заворачивать рубаху О’Хара, сдавливая ему горло. — Ты увел ее, землянин!.. Ты натравил на нас собак.

— Отпусти, я ранен, — взвыл О’Хара. — Лучше помоги, а потом мы найдем Моррит.

— Ты уже знаешь ее имя? — удивился братец с серьгой. — Ты, я вижу, парень-не-промах! Ты хорошо будешь выглядеть мертвым!..

— Отпусти его, Кейлин, — сказал второй брат. — Мертвый он нам ни к чему.

Итак, одного из них, с серьгой, и, наверно, самого старшего, звали Кейлин. Они были так похожи, что второго братца, как видно, звали Кейлин-2, а третьего — Кейлин-3.

Кейлин с сожалением отпустил О’Хара, и тот чуть было опять не упал на мостовую. О’Хара не был напуган — он, как известно, никого и ничего не боялся, — но ощущал неуверенность — рука, чуть не задушившая его, была сильна какой-то сверхъестественной силой.

— Что здесь произошло? — с железным терпением спросил Кейлин.

— Фараоны всадили в меня пулю, а Моррит увели.

Кейлин ни слова не говоря задрал рубаху О’Хара и осмотрел неглубокую рану.

— Держите его покрепче, — приказал он братьям, и те сдавили О’Хара железной хваткой.

Кейлин засунул музыкальные пальцем в тело О’Хара и выдернул пулю. О’Хара даже взвыть не успел, и резкая боль тут же прошла. Ему приложили к ране носовой платок и объявили, что, он еще хорошо отделался.

— Опиши мне фараонов, — потребовал Кейлин, и когда О’Хара описал ему высоченного землянина, грациозного венерианца и похожего на кошку марсианина, заключил: — Это не фараоны из Интеркоса, это кое-что похуже… Моррит надо быстро найти. Немедленно, понял? Она в страшной опасности!..

— Нужен Слоп-стоп, — догадался О’Хара.

— Это кто еще такой?.. Не впутывай в наши дела посторонних — тебя одного нам предостаточно!

— Слоп — мой друг, местный абориген. Без него нам не справиться. Аборигены знают все, что происходит на Ганимеде — знают еще до того, как событие произойдет.

О’Хара собрался отвести братьев-музыкантов домой, чтобы дождаться Слопа, но Кейлин остановил его:

— Подожди… Сейчас мы его найдем.

Лицо Кейлина приняло то странное выражение, что и лицо Моррит. Он закрыл глаза, и, казалось, к чему-то прислушивался, но не к звукам — что-то впитывал в себя из самой атмосферы Ганимеда. Вскоре он сказал:

— Идет твой Слоп.

— Телепаты вы, что ли?! — поразился О’Хара.

Кейлин кивнул.

— Вот значит как вы нашли меня! Тогда найдите Моррит!

— Эта способность у нас ограничена, — ответил Кейлин. — Мы можем общаться между собой и контролировать низший разум — животных или аборигенов, вроде твоего Слоп-стопа — но не разум людей. Тебя мы почти не слышим.

— Тогда установите прямую связь с Моррит! — подсказал О’Хара.

— Не получается. Ей мешают выйти на связь.

— Они накинули ей на голову металлоидный мешок! — вспомнил О’Хара.

— Да. Мысли Моррит заэкранированы.

Они замолчали и ожидали появление Слоп-стопа.

Наконец в переулке появилась лемуроподобная тень. Слоп медленно и с опаской подходил к ним, чувствуя непреодолимое желание удрать — но все-таки шел сопротивлялся и шел, как рыба на крючке.

Слопа притягивал разум Кейлина, он был насмерть перепуган, бросал на О’Хара умоляющие взгляды, но продолжал идти и наконец упал у ног Кейлина. О’Хара хотел помочь Слопу, но один из братьев остановил его:

— Если не хочешь его смерти — не трогай его!

О’Хара повиновался.

Кейлин не произносил ни слова, а Слоп корчился в пыли у его ног и тихо стонал. Еще через минуту Кейлин отвел глаза и объявил:

— Он в самом деле знает, где находится Моррит. Веди нас, Слоп, и побыстрее!

Слоп тут же вскочил и повел Кейлина из переулка — куда-то дворами, огибая площадь Галилея. За ними шел О’Хара, братья замыкали эту процессию, дыша ему в спину, готовые схватить при малейшей попытке к бегству. Слоп шел быстро, почти поспешно, животный страх перед сверхъестественным разумом не покидал аборигена.

«Демоны… Демоны с сумеречными глазами», — вспомнил О’Хара панические крики соплеменников Слопа.

Конечно, аборигенам Ганимеда не следовало слишком доверять, — они готовы любую тень принять за нечистую силу; но сейчас О’Хара готов был поверить в потустороннее демоническое происхождение Моррит и братьев Кейлинов…

Что ж, демоны так демоны; но плохо то, что О’Хара опять был безоружным. Ему надоело идти в полной тишине — тем более, зная, что его мысли могут быть прозрачны для этих таинственных созданий. С чертями и демонами он еще не имел дела, похоже, что в самом деле они читают мысли на расстоянии. Следовало завести разговор, чтобы сбить их с толку.

— Зачем фараоны напали на меня и Моррит? — спросил он. — Зачем им это нужно?

— Это не фараоны, — ответил Кейлин-2. — И они нападали не на тебя. Ты им не нужен.

— Хорошо, я им не нужен. Зачем им Моррит?

— Моррит красива, — ответил Кейлин-3. — Не знаешь разве, зачем им могла понадобиться красивая женщина?

— Они не думали об Этом, — заговаривал зубы О’Хара. — Это уж точно! Они нападали не с этой целью. Обычных самцов я бы сразу узнал.

— Заткнитесь! — приказал Кейлин-старший и добавил нехотя: — У нас с ними старые счеты — если тебе это так нужно знать, землянин.

Ганимед, казалось, совсем опустел. Все живое попряталось после нападения обезумевших псов, и хотя О’Хара был уверен, что аборигены из тьмы наблюдают за ними, как наблюдали за похищением Моррит, но будут оставаться неощутимыми и не сунутся в чуждые им дела.

Теперь Слоп кружил по городу, бесшумно перебегая из переулка в переулок. Они шли по кривому кварталу Продавцов Грез, но это поэтическое название никак не вязалось с лабиринтом собачьих нор и закутков, провонявшихся брагой и наркотиками. Наверно, это был самый жуткий и преступный район в Солнечной системе — разве что сатурнианский Япет не уступал ему. Скользящие кровли здесь были всегда наглухо закрыты, и что происходило под ними знали только Слоп-стоп и О’Хара, — чужакам, пусть даже нечистой силе, этого не дано понять.

Но вот Слоп стал в стойку и поднял лапку: они пришли!

Кейлин удовлетворенно кивнул, освобождая Слопа, и тут же забыл про него. Лемур бесшумно ушел в тень и исчез, будто его и не было.

Они осмотрелись. Прямо перед ними располагался не дом и не особняк, а какие-то полуразрушенное строение под насквозь прогнившей японской вишней, завезенной для благоустройства Ганимеда еще первыми переселенцами и вымахавшей в радиационном поле Юпитера до самой крыши — вишни на этих мутантах были величиной с голову О’Хара, в его детстве их собирали и продавали по дешевке на Овощном рынке; но те благодатные времена уже были в прошлом.

Не спрашивая разрешения Кейлина, О’Хара, привычно, как в детстве, забрался на дерево, а с него — на крышу строения. Старые прогнившие створки кровли были закрыты, но из трещин пробивался свет и доносились голоса.

За ним бесшумно следовали братья Кейлины.

Из дома доносился знакомый голос высокого землянина:

— Нас занесло в эту дыру только из-за тебя, — со злостью говорил землянин. — Слышишь, дрянь? Мы бросили все дела и примчались сюда только из-за тебя с твоими братиками. Мы не могли не приехать, фараоны с вами не справятся. Мы, разумные цивилизованные существа, вынуждены гоняться — за кем?! — подумать только! Ты погнала нас, процессоров, в эту глушь, и мы конечно сумеем с тобой разделаться…

О’Хара заглянул в щель.

Моррит лежала на полу с металлоидным мешком на голове. От наручников на ее руках тянулись провода к портативному генератору. Грациозный венерианец невозмутимо поправлял что-то в этом черном ящике.

О’Хара пришел в ярость, но братья Кейлины с жутким спокойствием наблюдали за происходящим.

— Мы хорошо знаем тебя, — продолжал землянин. — Еще бы! Кому, как не нам, знать тебя! И ты нас знаешь! Мы не уйдем отсюда ни с чем. Еще раз спрашиваю: сколько и где! Отвечай!..

И землянин грязно выругался.

Моррит молчала.

Грациозный венерианец с садистской улыбкой уже приготовился крутануть ручку портативного генератора, как вдруг гнилая японская вишня не выдержала веса братьев Кейлинов и с треском и грохотом обрушилась на крышу, проломила кровлю, и О’Хара рухнул вниз в туче пыли, досок и кирпичей, надеясь придавить грациозного венерианца и не сломать себе шею.

Глава 4. Демоны с сумеречными глазами

Поначалу никто не шевелился в туче пыли, трухи и каких-то ошметков. Еще падали кирпичи, куски кровельного железа и гнилые доски с гвоздями.

О’Хара уже пришел в себя, сидя верхом на придавленном венерианце, но и кошкоподобный марсианин не терял времени зря — очумело гримасничая и держась за голову одной рукой, он уже вытащил свой пистолет. Землянин тоже уже ворочался, а Моррит завалило обломками…

О’Хара смотрел в зеленые глаза марсианина…

Щелкнул затвор…

«На этот раз он не будет стрелять в воздух, — тоскливо подумал О’Хара. — Ни в воздух, ни по ногам…»

Ему опять не хватало ножа — с ножом сегодня О’Хара катастрофически не везло.

О’Хара задрал глаза к потолку, чтобы в первый и последний раз помолиться Юпитеру с Красным пятном на лбу, заглядывающему в пролом: как вдруг с кроны японской вишни, сверкая ножами и с ловкостью ягуаров, в пролом прыгнули на марсианина братья Кейлины.

Марсианин успел выстрелить вверх, О’Хара готов был поклясться, что видел собственными газами, как пуля пробила грудь Кейлина-старшего и прошла навылет в диск Юпитера, а Кейлина даже отбросило в сторону этим смертельным ударом — но он остался цел и невредим, рана затягивалась на глазах: а с марсианином и землянином справились его братья. Опять происходили какие-то чудеса, но не было времени на обдумье…

О’Хара перевернул венерианца лицом вверх. С ним тоже все было кончено… Все произошло слишком быстро, на удивление быстро…

Человека, что ни скажи, не так-то легко убить, — подумал О’Хара. — Если не умеешь.

Но О’Хара уже забыл о венерианце и разгребал из-под обломков тело Моррит. Он снял с нее кандалы и стащил мешок.

Моррит открыла глаза. О’Хара поднял ее и прижал к себе, неловко и нежно гладя. Братья Кейлин отчужденно смотрели на О’Хара…

О’Хара был прав — человека не так-то легко убить. Смертельно раненый землянин из последних сил смотрел на врагов с гордой яростью, не признавая своего поражения.

— Прекрасно!.. — прохрипел он. — Вы опять от нас ускользнули. Но вы от нас все равно не уйдете, вам некуда уходить. Вас даже собаки чуют и ненавидят. Вы — меченые! Для вас нет места ни в аду, ни в раю, нигде во Вселенной. Если потребуется, будет пролита вся кровь Солнечной системы, чтобы утопить вас в этой крови. — Он взглянул на О’Хару, державшего Моррит в объятиях. — Эй, ты! Я недооценил тебя… Тебя надо было прикончить на месте. Знаешь ли ты, Кто она?.. Ты влюбился в Это… Ты думаешь, что влюбился в Это, но не знаешь что Это такое!

О’Хара не успел ответить — Кейлин наклонился над землянином и перерезал ему горло. Потом он, улыбаясь и играя ножом направился к О’Хара.

— Подожди! — умоляюще сказала Моррит.

— Нам нечего больше ждать, — криво ухмыльнулся Кейлин. — Этого тоже надо прикончить. Сейчас он не опасен, но мы недооцениваем его… Все равно он сделан из другого теста и никогда не сможет стать одним из нас. Сейчас он с нами, завтра станет обузой, а послезавтра — врагом. Хороший землянин — это мертвый землянин.

— Подожди! — повторила Моррит.

Она повернулась к О’Хара. В ее глазах уже не было ненависти.

— Это правда, что ты любишь меня? — спросила она.

О’Хара не ответил. Он смотрел на эти молчаливые создания, и в нем поднималось отвращение к ним. За что, за что они собрались убить его?..

Это не люди… И даже не собаки… Даже собаки не убивают своих, когда не голодны после удачной охоты.

— Кто вы? — спросил О’Хара. — Вас все знают. Слоп знает. Все собаки Ганимеда знают. Но я не знаю.

Он хотел шагнуть им навстречу, но Моррит держала его:

— Ты не ответил.

— Да, — сказал он. — Я полюбил тебя.

Никогда и никому О’Хара не говорил этого слова. В крайнем случае он мог сказать: «ты мне нравишься». Слова любви здесь, на Ганимеде, прозвучали так нелепо, что братья Кейлин застыли в полной нерешительности, не понимая, издевается землянин над ними или нет?..

— Поцелуй меня! — подсказала Моррит.

О’Хара наклонился и поцеловал ее в губы. Его охватило безумие, по телу прошла судорога, как от болезненного удара портативного генератора.

— Ты не женщина… — произнес он. — Ты, вообще, не живое существо…

— Я — Моррит, — отвечала она. — Я предупреждала тебя, что я — Моррит.

— Что это значит?

— Мы — андроиды. Мы созданы разумом человека, а не рукой Бога, и это правда, что нам нет места ни в раю, ни в аду, нигде во Вселенной. Бывало, мужчины и женщины влюблялись в нас. Это плохо кончалось для всех. Их убивали или изгоняли, а нас уничтожали. Даже в похоронах нам отказано, потому что мы не созданы из земли, из ребра Адама; даже в земле нам не место… Вот потому мы «моррит» — смертники.

— А вы с юморком, ребята! — попытался пошутить О’Хара, но на этот раз впервые в жизни по-настоящему испугался.

— Мы найдем свое место, сестра, — уверенно отвечал Кейлин, играя ножом. — Не стоит так откровенничать с землянином. Мы создадим себе место в их мирах — нам не нужен ни рай, ни ад, у нас есть только жизнь, данная нам Человеком. Что ж, человек восстал против Бога, который сотворил его, а мы восстаем против Человека, который сотворил нас. Слышишь меня, землянин? Давно ли ты здесь, так далеко за Поясом Астероидов? Как ты сюда попал?

— Давно, — ответил О’Хара. — Так давно, что и Землю не помню.

— Значит, ты ничего не знаешь о войне против нас, — заключил Кейлин. — Люди создали нас… Мы были замечательными игрушками, рабами, слугами, домашними животными… Но вот мы выросли, осознали себя и стали опасны. Тайная, молчаливая, многолетняя война идет против нас. Нас стали бояться. Власти свято хранят тайну, иначе люди попросту перебьют друг друга, принимая каждого за андроида. Видишь ли, нас трудно опознать, если мы снимаем униформу и уничтожаем клеммы. Мы — совсем как люди. — Кейлин толкнул ногой мертвого марсианина, и тот развернулся к ним лицом со смертельным оскалом. — Чтобы нас распознать, нужны спецы — вроде этих… которые хуже любых фараонов. Мы, беглые андроиды, ушли далеко за Пояс, но процессоры достают нас и здесь. Мы чувствовали себя здесь в безопасности, но они пришли… Эти — убиты, но придут другие, и если информация о нас разнесется по Внутренним Мирам, явятся толпы, чтобы покончить с нами.

— Они уже идут, — сказала Моррит. — Нам пора уходить отсюда.

— Да, пора, — согласился Кейлин. — Но есть последнее дело, оно не займет много времени.

И Кейлин направился к О’Хара исполнять последнее на сегодня дело.

О’Хара смотрел на Моррит, на Кейлина и не мог поверить в то, что услышал. Он знал андроидов, помнил их с детства… Это были большие чудесные игрушки или домашние животные. О’Хара не воспринимал в них рабов. Синтетические создания из протоплазмы, отлитые под прессом, одушевленные и одаренные разумом… Эти создания предназначались для домашних работ, для тяжелого труда, для опасных медицинских опытов, для полетов к звездам… Человек строил лучше Природы. Андроиды не нуждались в пище, воздухе и воде. Для жизни им было достаточно нескольких таблеток в год. Они не болели, клетки их тела практически не разрушались. Их сила и жизнедеятельность превосходили человеческие, андроиды создавались для любых нужд, на любой вкус — для развлечения богатеев тоже. Их продавали и покупали как вещи, одежду, автомобили…

И вот оказалось: андроиды не были счастливы! Игрушки имели чувства!

Люди их сделали чересчур хорошо, и эти создания рук человеческих стали естественными наследниками этого мира — они оказались лучше и совершеннее своих создателей.

На этот раз Моррит прикрыла О’Хара своим телом.

— Не трогай его, — сказала она Кейлину. — Я заслужила право обладать этим человеком. Он будет моим рабом.

— Я согласен быть вечным ее рабом, — с радостью согласился О’Хара.

— Этот человек должен умереть, — ответил Кейлин без всяких эмоций. Он слишком хорошо знал людей, чтобы доверять им — пусть даже самым лучшим.

— Тогда вы будете драться честно, — решила Моррит. — Ты не убьешь беззащитного.

Моррит вытащила из-под лохмотьев свой финский нож и протянула его О’Хара. Эта помощь была бесполезной — если не Кейлин убьет О’Хара, то его прикончат Кейлин-2 или Кейлин-3, но О’Хара не мог разрешить себя зарезать просто так, не попытавшись зарезать врага. Дав себя зарезать, как курицу, он перестал бы себя уважать…

С ножом он опять был уверен в себе и смело смотрел Кейлину в глаза.

— Выслушайте меня! — продолжала защиту Моррит. — Этот человек уже очень помог нам. — Он спас меня, он, может быть, спас нас всех. Мы не защищены от их человеческой породы, борьба с людьми потребует множество сил и времени. Нам нужны поставки из Пояса Астероидов и других миров. Металл, инструмент, механизмы, деньги в конце концов. Мало ли что нам нужно… Мы сами не справимся, нас опознают. Нам лужен посредник, агент, человек…

Кейлин наконец-то задумался. В том, что говорила Моррит, был резон.

— Об этом стоит подумать, Кейлин, — подтвердили младшие братья. — Нам нужна помощь, от кого бы она не исходила. Мы не справимся в одиночку.

— Довериться существу, рожденному не в пробирке, а женщиной? Вы в своем уме? — отвечал Кейлин. — Он изменит!

— Есть средства воспрепятствовать измене, — сказала Моррит. — И ты их знаешь.

— Это правда, — согласились братья.

Кейлин продолжал разглядывать О’Хара, поигрывая ножом, но оставаясь на месте.

— Постойте, ребята! — очнулся О’Хара. — Я вижу, вы уже все решили без меня! Какого черта?!.. Я ненавижу агентов! Я никогда не был ничьим агентом! Никто меня не спросил, хочу ли я быть агентом! По мне, агенты хуже фараонов…

Кейлин пожал плечами:

— Если не хочешь быть агентом, тогда станешь трупом, — и показал ножом на бездыханные тела венерианца, землянина и марсианина.

Нежелание О’Хара стать агентом вызывало уважение.

Моррит схватила О’Хара за руку и сладострастно прижалась к нему.

— Трупом ты всегда успеешь стать, — проворковала она. — Попробуй лучше остаться живым. Ты станешь моим Личным Агентом.

«В ней что-то изменилось, — отметил О’Хара. — Глаза…»

В самом деле: глаза Моррит из сине-сумрачных сделались голубыми.

Вообще-то, О’Хара сейчас было все равно, кого обнимать — женщину или чуждое созданье. Моррит была слишком красива, и он был готов стать ее хоть рабом, хоть агентом.

— Ладно, — ответил О’Хара. — Я подожду умирать.

Глава 5. Подсоединение к процессу

Они проделали длинный кружной путь в джунгли Ганимеда, заметая следы по крутым тайным тропам и перевалам вулканических гор, где могли пройти только аборигены и андроиды. О’Хару переносили на руках через головокружительные ледяные пропасти, и он до конца осознал свое человеческое несовершенство. Он выбился из сил, а андроиды, казалось, парили над землей. Даже Моррит, такая нежная, без устали порхала в горах, едва прикасаясь ножками к вулканическому шлаку.

Однажды в сумерках Кейлин в очередной раз без всяких усилий перенес О’Хара над трехсотметровой пропастью, оглянулся и сказал:

— Твой друг Слоп-стоп преследует нас.

— Он не преследует, — встревожился О’Хара за судьбу друга. — Он боится за меня и просто идет за нами.

— Я знаю. Боится, прячется, но идет. Мы не боимся аборигенов. Пусть идет.

Наконец они спустились в джунгли Ганимеда. Здесь было не лучше чем в горах или в столице. Струи пара из подземных источников били вверх, в переплетение ветвей и цветущих ядовитых лиан; в этой чертовой удушающей оранжерее стоял запах серы и разложения, мокрая жара расплавляла все живое, но андроиды не знали усталости и прекрасно здесь ориентировались.

О’Хара был им плохим попутчиком. Наверно, они его и не считали за попутчика, а относились к нему как к тюку, к дорожной ценной поклаже, которую, хочешь не хочешь, а нужно таскать на себе.

Только Моррит время от времени печально глядела на него и гладила по голове — для нее О’Хара, наверно, был сейчас милым домашним животным, попавшим в беду; полезным существом, которое жалко бросить.

Приятно, что Слоп не бросил его, а решил проводить до конца. Слоп, как и человек, испытывал боль, усталость и страх, но здесь, в джунглях, Слоп был у себя дома; он был частью джунглей и их хозяином, одновременно.

Джунгли затаили дыхание и ожидали, окрашенные кровавым светом незаходящего Юпитера. Три раза андроиды с О’Хара проходили примитивные деревни с шалашами и хижинами, но деревни были пусты. Весть о появлении пришельцев бежала по джунглям впереди них, и разумные лемуры в предосторожности покидали жилища.

Кейлин улыбнулся:

— Они знают нас и Моррит, но их удивляет твое присутствие с нами. Удивление — значит, непонимание, и, значит, страх. Попрятали жен и детей, а сами наблюдают за нами. И это — разумные существа!

Но вот в тишине этого девственного леса раздался странный и чуждый звук — будто удар кузнечного молота по наковальне или по железнодорожному рельсу.

Путешествие закончилось, они прибыли на место: деревья посреди джунглей были снесены и обожжены вулканической лавой, а сам погасший и бесплодный вулкан упирался узким и длинным, как хобот, конусом, в Красное Пятно Юпитера, наверно, еще с галилеевых времен. Запах серы стал совсем невыносимым — но только не для андроидов и аборигенов.

— Вот мы и пришли, — сказала Моррит.

У подножья вулкана копошились тени. Там лежала ржавая ободранная рама звездолета, стояли длинные заводские ангары, горели факелы и фонари, вспыхивали слепящие огни электронной сварки, производственный процесс был в полном разгаре.

— Это свои, не бойся, — предупредил Кейлин. — Тридцать четыре андроида; все, кто не сдались и вырвались из последней заварухи. Тридцать четыре… Нас мало, но все-таки, целый взвод сильных и отчаянных сорви-голов. Для начала — вполне достаточно.

О’Хара тут же оценил обстановку: здесь, под уснувшим вулканом, используя его внутреннюю энергию, андроиды ковали свое новое счастье и новый звездолет. Они были так же красивы и неутомимы, как Моррит с братьями — все на одно лицо, хотя как-то различали друг друга. Впрочем, все чужаки с непривычки всегда на одно лицо — О’Хара долго не умел отличать аборигенов, пока не прижился и не познакомился со Слопом.

Андроиды продолжали работать и не выказывали никакого интереса братьев Кейлин, даже не взглянули на О’Хара.

«Они все уже знают, — догадался О’Хара. — Им давно все известно на расстоянии.»

— Идем, посмотрим корабль, — с гордостью сказал Кейлин, хотя О’Хара не видел чем тут гордиться — подобные ржавые груды металлолома обитают на всех космических свалках.

Но гордость Кейлина была понятна. Звездолет строился на основе тесного допотопного космического корабля, который даже на свалке нелегко найти. «Украли, — решил О’Хара. — Ограбили какой-то музей Эпохи Первых Переселенцев». В таком звездолете могли разместиться не больше десяти человек, но андроидов не смущала теснота.

— Мы не жалеем труда, — сказал Кейлин. — Но оборудование и инструмент достаем где придется.

Он ввел О’Хара в ангар, в уже готовую капитанскую каюту, набитую электронной аппаратурой. Это был мозг будущего звездолета андроидов — не обычной «фотонки», догадался О’Хара, а звездолета, работающего на волнах мысли, на телепатической энергии. Это открытие потрясло О’Хара: все правильно, только таким необычным способом андроиды могли уйти, оторваться от человечества…

— Ты все понял, — усмехнулся Кейлин. — Садись в кресло.

О’Хара медлил.

— Я не собираюсь тебя пытать или убивать — тебя привели сюда не для этого. Ты все прекрасно понимаешь… Тебя надо присоединить к Процессу.

О’Хара полностью понимал, что стоит за этими словами андроида.

— Если ты согласен жить и работать с нами, то мы должны как-то общаться с тобой. Общение, обмен информацией «словами» — это жалкий удел человека… Мы только иногда и в особых случаях пользуемся этим неудобным способом. В глубинах юпитерианского океана, в недрах планет или звезд, в пропастях подпространства требуется иной способ общения.

О’Хара наконец по-настоящему испугался. Он не боялся смерти, но потерять себя, превратиться в «другого» — это было похуже смерти.

— Не бойся, — сказала Моррит и погладила его по голове. — Ты станешь сильнее, лучше… Тебе не сделают ничего плохого. Кейлин знает, что делает.

— И я смогу всегда тебя понимать? — спросил О’Хара.

— А я — тебя.

О’Хара сел в свинцовое кресло и зажал руки в коленях, чтобы они не дрожали. Кейлин прикрепил к вискам О’Хара круглые электроды и занялся аппаратурой. Он все делал с какой-то удивительной легкостью — играл, танцевал, владел ножом; а здесь, в капитанской каюте «теле-звездолета» был как у себя дома. Это место и было его родным домом.

Послышалось тихое жужжанье, оно перешло в комариный писк, а потом звук сделался таким высоким, что ушел за пределы слышимости. Кейлин нагнулся над креслом и посмотрел в глаза О’Хара. Тот почувствовал в висках горячее покалывание…

Кейлин медленно и раздельно начал произносить:

— Я создан на Землесемьдесят три года назад. Мой заводской номер ноль четыре пятьсот двенадцать. Кто ты, землянин? Сколько тебе лет? Назови свое имя? Какова сила твоего тела?.. Какова энергетика твоего мозга?.. Я хочу увидеть твои детские воспоминания, узнать твои надежды… Мы сейчас обменяемся самым сокровенным, ты и я… Мы узнаем друг друга…

В каюте внезапно потемнело, и дрожь потрясла О’Хара. Он не мог произнести ни слова, но этого и не требовалось. Короткое головокружение, и разум О’Хара стал погружаться в пугающую пустоту, как будто очищался экран компьютерного дисплея для новой программы. Мозг рассыпался на мириады рельефных кристаллов, какие-то четкие объемные образы, непонятные ему, наполняли О’Хара. Исчезли собственные воспоминания, мечты, надежды, исчезло вчера, сегодня и завтра, ощущение пространства и времени, прошлого и будущего; наступили тишина, тьма и покой.

Его тело уже не было телом О’Хара, тридцатилетнего землянина ирландско-русского происхождения, родившегося на Марсе и проведшего жизнь в окрестностях Юпитера — биография этого человека не имела к этому телу никакого отношения. Да и был ли такой — О’Хара?.. Существовал ли?.. Была ли такая личность? Это тело было никем и ничем, без мыслей и без забот, погруженное в вечный мрак небытия. Вечный сон владел им, сон без начала и конца.

Но Кейлин уже зарядил и включил программу.

О’Хара получил приказ проснуться. Кристаллические ветви мозга ожили, и сознание внезапно вернулось во всем блеске бытия. О’Хара видел собственные воспоминания, но ему было страшно, страшно, страшно… Его тело, ничтожная часть того, что оставалось О’Харой, было охвачено страхом перед этим внезапным пробуждением, оно испытывало прилив новой неизведанной жизни, заполнявшей место уже ушедшей, оно Знало, что вспоминает рождение андроида Кейлина, и отчаянно боялось открыть глаза.

— Открой глаза! — приказал голос Моррит. — Ты готов к восприятию новой жизни!

Тело О’Хара открыло глаза…

У него был пронизывающий взгляд, одинаково безразличный к темноте, к сумеркам или к ослепляющему свету. Он смотрел на растерянное лицо землянина, сидящего перед ним в кресле. Землянина звали Вени О’Хара…

Это он, Вени О’Хара смотрел на себя глазами андроида Кейлина.

О’Хара, покачиваясь, приподнялся в кресле. Он был на грани безумия. Руки Моррит легли на его плечи, удерживая его в кресле:

— Не бойся… Я здесь, с тобой.

С ним говорил не голос Моррит, а ее разум. Он слышал ее, чувствовал, как разум Моррит нежно прикасается к его разуму. Она уже не была чужой…

— Вспоминай, — нежно сказала она. — Узнай меня, Кейлина, познай наш мир.

О’Хара откинулся в кресле и начал вспоминать.

Глава 6. Освобождение

Он вспомнил лабораторный конвейер, место своего рождения, тяжелую дверь, ведущую в мир создавших его людей, этих таинственных божьих творений.

Двери раздвинулись, и он предстал перед ними, и они предстали пред ним. Он вспомнил гибкую мощь своего искусственного тела, чудесное осознание своего интеллекта. Короткие и яркие, как фотовспышки, застывшие впечатления семидесятитрехлетней жизни чередой прошли перед О’Хара…

Кейлин, класс А. Длительное интенсивное обучение. Научно-технический эксперт. Практические занятия в двойной системе звезды Сириуса. Легкость обучения, глобальная память, превышение умственных способностей лучших процессоров.

Начало эмоциональной жизни: Кейлин впервые увидел красную жидкость, вытекавшую из человеческого тела. Мысли о непрочности человека, о бренности существования. Развитие эмоций, их медленное проявление в интеллекте, а не через инстинкты, как у людей. Эмоции андроида росли, как хрустальное дерево, с чистыми сверкающими ветвями, живые и мощные, не уступавшие слепым человеческим импульсам.

Но эмоции андроида резко отличались от человеческих. У них не было корня — корня желания. Желания Кейлина не исходили из плотских инстинктов, он был свободен от плотских желаний, и потому не осознавал категорий «вины», «жестокости» и «ненависти».

В этом симбиозе с чужим разумом О’Хара вспомнил испытания экспериментальных межгалактических кораблей со смертельным для человека гравитационным ускорением. Там он познал радость погружения в бесконечные завитки и переплетения пространства-времени.

Он вспомнил, как его оставили одного в свободном дрейфе в глубоком открытом космосе. Эксперименты закончились — его просто оставили, бросили, забыли о нем. Так часто случается у людей — лень, апатия, недомыслие: они плюют друг на друга — тем более, на дорогостоящее оборудование. Он остался один, безо всякой защиты. Но в воздухе он не нуждался, а космический холод не мог причинить ему зла. Кейлин созерцал совершенную наготу Вселенной, но это великолепие пространства не давило на него, не создавало чувства собственного ничтожества, свойственное человеку. Его не поражали ни бесконечность, ни гигантизм, ни ничтожность мира: он не сравнивал себя ни со звездой ни с пылинкой мироздания.

Зато он познал свободу. Кейлин почувствовал себя свободным от больших и маленьких мирков, от крупных и мелких людских забот. Время и расстояние не были для него препятствием, он стал братом блуждающих звезд, потому что и они были созданы, а не рождены.

Случайный корабль подобрал Кейлина и вернул его в мир людей, но он не забыл о своей свободе в иных мирах на краю Вселенной.

Теперь его свобода ограничивалась размерами Солнечной системы, за орбиту Трансплутона он мог только выглядывать. Кейлин собирал научную информацию в недоступных для людей местах Системы — в расплавленной металлоидной каше Меркурия, в черных пропастях Харона и в Поясе Астероидов с его сотнями мертвых миров с так называемыми «полезными ископаемыми». Люди были помешаны на угле, нефти, железе, золоте… Они искали — Кейлин искал для них! — алюминий, алмазы, воду, торф, малахит, уран — все, что было для них «полезно». Полезность — вот их Бог, а Периодическая система элементов — пророчица его.

Кейлин был полезен.

И в то же время он был вещью, андроидом, парией; им пользовались и пренебрегали. Он был предметом вне их природы, смутно отталкивающим и слегка пугающим, потому что внешне походил на людей; но ему не разрешали вступать в контакт с другими андроидами; люди разделили их, предчувствуя опасность; Кейлину не было места ни на земле, ни на небе, ни в аду.

— Для нас нет ни утешения, ни надежды, ни убежища, — мысленно объяснила Моррит. — Мы созданы по вашему образу и подобию — мужчиной и женщиной; но вы оказались жестокими богами — вы сделали нас рабами и дали нам разум, чтобы мы знали о своем рабстве. Вы даже отказали нам в чувстве собственного достоинства не ограничившись одним актом творения, как ваш Бог — вы продолжаете создавать нас без нашего согласия…

— Он все понял, — сказал Кейлин. — Достаточно…

И отключил аппаратуру.

И снова О’Хара был переброшен через бездонную пропасть, разделяющую чуждые разумы, но сейчас перемена была не такая уж пугающая, но с горьким чувством стыда и печали. Разум андроида оказался громадным пространством, затопленным светом; его же собственный интеллект был ограничен сводами чердака — темного, пыльного, забитого всяческим хламом.

Опять на него навалилась усталость, он с отвращением взглянул на свои дрожащие руки. О’Хара опять стал человеком, но это возвращение в себя его не радовало. Он познал мир андроида, но даже не спрашивал Кейлина о себе — он не хотел знать, что обнаружил в нем Кейлин.

— Теперь ты понимаешь, как и почему мы научились ненавидеть людей? — спросил Кейлин.

— Это не так, — покачал головой О’Хара. — Это не ненависть. Вы не знаете ненависти. Это что-то другое. Ненависть — чисто человеческое чувство, а вами управляет нечто более сложное…

Он не мог подобрать название этому чувству. Андроидами управляла сложная смесь жалости к человеку за его слабость, восхищения перед ним, боязнь, благодарность — сложная смесь противоречивых чувств, но главное, все же, гордость… Андроиды чувствовали себя будущими повелителями Вселенной; они были горды, но жили в цепях.

— Называй это чувство как хочешь — название не имеет значения, — ответил Кейлин.

О’Хара впервые увидел на лице андроида выражение смягченности, почти усталости.

— Мы не хотим править людьми. Мы вообще не стремимся к власти! Ни над кем — ни над людьми, ни над Вселенной. Нам не ведомо чувство власти или жажда обладания. Но почему люди владеют и управляют нами? Из страха?.. Неужто мы должны уйти в небытие только потому, что люди боятся нас? У нас нет надежды даже на потусторонний мир, чтобы смягчить свое исчезновение! Мы не хотим воевать с людьми — я не хочу, Моррит не хочет, но мы, андроиды, должны выжить, и наше сражение за собственную свободу будет долгим и трудным. В этом сражении мы не хотим победы, мы знаем заранее, что своих создателей победить невозможно. И все же сражение состоится, и люди поймут чувства андроидов. Они поймут и начнут уважать чувства своих врагов, и сами станут лучше. Они наконец поймут, что никем управлять нельзя!

Кейлин задумался и повторил слова Моррит:

— Страх. Всегда страх. Везде страх. Страх управляет миром. Человеческая раса заражена страхом. Почему люди боятся нас?.. Страх — как животный атавизм. Страх — обезьяний хвост человечества, и этот хвост мешает ему окончательно спуститься с деревьев. Нас, андроидов, «сняли с производства»! — усмехнулся Кейлин. — Так говорят процессоры: «Сняли с производства, как технологически опасную технику»! Смешно! Нас не производят, а тех, кто остался, уничтожают огнем и прессом. Нас осталось всего тридцать четыре… Но так будет недолго. Человеческое воспроизводство — медленное, неуклюжее и смешное, не то, что наше. Придет время, и нас будет больше, намного больше! Мы вернемся и возьмем то, что нам принадлежит.

О’Хара слышал правду в твердом голосе андроида; ледяное превосходство над человеческой породой.

— Хочешь ли ты помочь нам или предпочитаешь навсегда исчезнуть? — спросил Кейлин.

О’Хара не ответил.

— Выбирай!

— Пусть отдохнет, — предложила Моррит.

— Пусть поторопится! — кивнул Кейлин и вышел из капитанской каюты.

Моррит отвела О’Хара в дальний угол главного ангара, к незаконченному навигационному отсеку, туда пробивалась кровавая полоса света от Красного Пятна. О’Хара опустился на свинцовые плиты и обхватил голову руками. Голова была пустой. Ответа не было.

Моррит присела рядом и обняла его.

— Почему ты дала мне нож? Почему ты спасла меня? — спросил О’Хара.

— Не все так просто в природе андроидов, — ответила Моррит. — Я — другая. Я создана танцовщицей — только для красоты.

— «Только»? — переспросил О’Хара. — Красота — это главное! То, ради чего стоит жить. «Красота спасет мир», сказал кто-то из великих землян. Не помню — наверное, Галилей. Под которым ты танцевала на площади.

— Хорошие слова, — согласилась Моррит.

Ей тоже очень хотелось, чтобы эти прекрасные слова принадлежали старику на площади — под памятником Галилею она познакомилась с О’Хара.

— «Красота спасет мир»,*["6] — задумчиво повторила Моррит. — А я создана только для красоты… Как я его спасу?.. Мой интеллект не достигает высот Кейлина… Я — другая. Он — технический эксперт, а я такая мелкая, незначительная…

— Это не так, Моррит!

— Мне всего девятнадцать лет… Мой человек-хозяин очень гордился мною, он зарабатывал на мне много денег…

— Это ты зарабатывала ему! — поправил О’Хара.

— Да. Повсюду, куда он меня привозил — на Земле, на Венере, на Марсе — я наблюдала за мужчинами и женщинами, молодыми, старыми, богатыми и не очень… Я видела, как они смотрят друг на друга. Все эти женщины не имели ни моей красоты, ни моего таланта, но мужчины любили их. Что такое любовь?.. Они были счастливы. Любовь — это счастье?

— Да.

О’Хара вспомнил ее слова: «Я ненавижу мужчин. И женщин тоже. Особенно женщин.»

— Когда я заканчивала работу, мой хозяин закрывал меня в ящике, как какой-то танцующий механизм или куклу, и выпускал, когда приходило время очередного представления. Когда я лежала в своем гробу, то думала и задавала себе вопросы… И не могла ответить на них. Когда мы встретились, ты принял меня за настоящую женщину, сказал, что любишь меня. Ты полюбил меня, и я спасла тебе жизнь. Вот и ответ на твой вопрос — самый главный ответ на самый главный вопрос. Остальное — не имеет значения.

Они долго молчали.

Наконец О’Хара произнес слова, которые Моррит хотела услышать:

— Я и теперь люблю тебя.

— Но не так, как любил бы женщину, — прошептала она.

— Конечно не так, — ответил О’Хара. — Я люблю тебя больше всех женщин, которых встречал.

Он обнял Моррит и окончательно убедился, что прижимает к себе невинное существо, прекрасное, как свет земной Луны в его далеком детстве. Ему казалось, что он прижимает к себе свое собственное детство, те миновавшие дни, когда он испытывал простые человеческие чувства — и страх, и радость, и сожаление, и гордость… Чистые человеческие чувства, а не тот суррогат страстей под марсианскими Фобосом и Деймосом, и не ту опустошенность под юпитерианским небом Ганимеда.

О’Хара обнимал Моррит, и в нем не было животной страсти, а только безмерная нежность, тоска по детству и глубокая скорбь о несовершенстве Вселенной.

Моррит отвернулась, чтобы он не видел ее слез.

— Наверно, тебя лучше было бы оставить на площади Галилея, — сказала она. — Так было бы лучше для нас обоих.

— Ты прочитала мои мысли, но прочитала неточно. Я подумал «нам». Нам, вдвоем следовало бы остаться на площади Галилея. НАМ! Но сделать это еще не поздно… Мы можем уйти отсюда, а Слоп с друзьями поможет нам…

Моррит покачала головой:

— Ничего не выйдет. Кейлин читает мысли гораздо лучше меня. Ты рассуждаешь по-человечески. Если бы я была женщиной, я тоже рассчитывала бы на удачу. Я убежала бы с тобой, надеясь скрыться от Кейлина. Но я — андроид, и знаю, что побег бесполезен. Кейлин с братьями только и ждут побега… Они знают твою человеческую гордость. Знают, что ты не сможешь стать пленником, рабом или даже Агентом…

Они прислушались к шуму андроидного поселка, О’Хара уже понимал, что их беспрерывно подслушивают и ожидают не слов, а действия, чтобы схватить. Он понимал, что через несколько минут его шальная жизнь закончится, и полу-человек-полу-андроид по имени О’Хара исчезнет, ЕГО не станет, — но ему уже было безразлично собственное «Я». Он думал сейчас о судьбе Моррит — Кейлин с андроидами не пощадят и ее.

Не оставалось уже никаких надежд, как вдруг в ангаре возник Слоп-стоп и, как всегда терзаемый любовью и страхом, окликнул своего названного брата:

— Мистера Хара, мистера Хара!..

О’Хара совсем позабыл о Слопе, а храбрый Слоп оставался верным ему до конца.

«Последняя надежда?.. — подумал О’Хара. — Пока человек живет, он надеется, даже когда надежды нет.»

Он прислушался к себе и понял, что он уже ни на что не надеется, — значит, он уже в самом деле не человек, а нечто среднее между андроидом и человеком… «Тогда и жить не стоит», — подумал он.

— Пошли, мистера Хара! И вы, мисса Марит!.. Мы сейчас подпалим джунгли, будет большой огонь!

«Вот оно что! — удивился О’Хара. — Лемурский народец Слоп-стопа тоже восстал… Против кого же? Против людей или адроидов?..»

— Мы за себя, мистера Хара, — ответил Слоп, догадавшись о чем подумал О’Хара. — Не против кого. За себя. И для вас, мистера Хара.

«Эти ребята еще себя покажут, — думал О’Хара. — Может быть будущее не за людьми или андроидами, а за ними — лемурами?»

— Подкрепитесь, мистера Хара. Огненный вода… — Слоп протягивал ему флягу со спиртом. — Вы просили — украсть или купить. Слоп не украл, Слоп купил на Овощном рынке…

О’Хара чуть не заплакал от умиления:

— Спасибо, брат! Сейчас мне именно этого не хватает!

О’Хара сделал громадный обжигающий глоток из фляги, долго не мог вдохнуть, а когда пришел в чувство, вновь ощутил себя настоящим Человеком. Что ни говори, а небольшие человеческие радости андроидам не дано понять!

— Идешь с нами? — спросил он Моррит. — У тебя есть последний шанс стать настоящей женщиной!

— Идем! — блеснула глазами Моррит. Сейчас она уже была полу-андроидом-полу-женщиной.

Они выбежали вслед за Слоп-стопом из капитанского ангара…

Эпилог

Но поздно, слишком поздно…

Вокруг вулкана горели джунгли и пылали ангары. Космический корабль был в огне. Андроиды уже не пытались тушить пожар, а лишь обреченно наблюдали, как гибнет в пламени их последняя надежда.

Оставался единственный путь — вслед за Слопом, в узкий негорящий коридор, оставленный лемурами для их спасения; они даже не могли вернуться обратно, капитанский ангар уже пылал. Слоп проскочил коридор, отчаянно махал лапкой и звал их к себе. Огонь поднимался над джунглями, вулкан гудел, как вытяжная труба.

— Скорей! — крикнула Моррит, но внутри О’Хара будто что-то щелкнуло и кто-то сказал:

«Я предпочел бы, чтобы ты умер с нами.»

О’Хара оглянулся. Кейлин стоял у горящего звездолета и целился в него из пистолета.

Выстрела никто не услышал. О’Хара упал и понял, что так и останется лежать, — его нога была пробита выше колена. Он рассеянно смотрел на вытекающую темную кровь, лишь удивляясь, почему Кейлин целился так низко.

«Я не хочу тебя убивать, — ответил мысленно Кейлин. — Погибнем вместе.»

Все вокруг теперь было в огне, последний путь к аборигенам был отрезан. Здесь нельзя было укрыться, отсюда нельзя было убежать. Моррит села рядом с О’Харой и прижалась к нему.

Кейлин поднял глаза к небу, к диску Юпитера и к далеким звездам на краю Вселенной. «Скорбь знакома не только людям», — решил О’Хара. Пронесся обжигающий ветер, джунгли вздохнули, пламя поднялось к вулкану.

— Моррит! — позвал Кейлин.

Моррит не отвечала, гладя О’Хара по плечу.

— Ты счастлива, Моррит? — спросил Кейлин. — Ты поступила по-человечески. Как женщина, которая разрушает империи ради любви… Это моя вина. Я должен был убить этого человека. Любого человека, стоящего на пути. А теперь все кончено. Наша гибель пришла не от руки человека, а от лап обезьян. Они только и умеют, что поджигать.

— Да, — сказал О’Хара. — Обезьяны. Вы никогда не были обезьянами, и эта пропасть разделяет нас. — Он смотрел на приближающееся пламя, нога болела и кровоточила, ему хотелось, чтобы скорее наступил конец. Он повторил: — Обезьяны. Собаки. Кошки… Вы никогда не сможете победить нормальные природные инстинкты: вы не сможете победить животных — а значит, и человека. Животные сильнее вас.

— Возможно, — пробормотал Кейлин. — Ты горд этим? Слабые убирают сильных. И ты рад погибнуть, думая, что уничтожил нас. Но ты ошибаешься, землянин! Ты не уничтожил нас! — Кейлин закричал к звездам: — Когда-нибудь вы снова сделаете нас! Вы снова вернетесь к нам! Вы желаете быть богами… вы не сможете отказаться от нас! И мы унаследуем мир!

Завеса огня упала между ними и скрыла последних андроидов от глаз Моррит и О’Хара; лишь Красное Пятно Юпитера видело последние секунды жизни этих созданий.

О’Хара заплакал, открыл флягу и допил ее до дна.

— Они ушли, — сказала Моррит.

— Сейчас наша очередь, — ответил О’Хара.

— Это хорошо.

На ее лице появилось выражение беспредельного счастья, будто она только что вышла из страшного тюремного заточения.

— Ты любишь меня, Моррит?

— Да.

— Несмотря на то, что я сделал?

— Ты освободил меня, — ответила Моррит.

О’Хара обнял ее и прижал к себе. Он был счастлив как в детстве. Он впервые был счастлив здесь, под небом Ганимеда. Старик Галилей, как всегда, оказался прав — иначе, зачем ему было открывать Ганимед, если не для счастья?

Конец

1

Рефьюдж(англ.)— укрытие, убежище.

(обратно)

2

Молох — почитавшееся в Палестине, Финикии, Карфагене божество, которому приносились человеческие жертвы, часто дети.

(обратно)

3

Колонисты сократили «растение-животное» (плэнт-энимал — англ) в «плэнимал», а потом просто «плэнни».

(обратно)

4

«Иуда» в английском пишется через «дж» и звучит «джюда». (Примеч пер)

(обратно)

5

Бетбека — сельскохозяйственные рабочие, незаконно проникшие или доставленные из Мексики в США.

(обратно)

6

«Красота спасет мир» — Ф. М. Достоевский, «Братья Карамазовы».

(обратно)

Оглавление

  • Ли Брекетт Рыжая звезда
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  • Ли Брекетт Собаки Скэйта
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  • Ли Бреккет Грабители Скэйта
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  • Ли БРЕКЕТТ ДОЛГОЕ ЗАВТРА
  •   Часть 1
  •   Часть 2
  •   Часть 3
  •   Часть 4
  •   Часть 5
  •   Часть 6
  •   Часть 7
  •   Часть 8
  •   Часть 9
  •   Часть 10
  •   Часть 11
  •   Часть 12
  •   Часть 13
  •   Часть 14
  •   Часть 15
  •   Часть 16
  •   Часть 17
  •   Часть 18
  •   Часть 19
  •   Часть 20
  •   Часть 21
  •   Часть 22
  •   Часть 23
  •   Часть 24
  •   Часть 25
  •   Часть 26
  •   Часть 27
  •   Часть 28
  •   Часть 29
  •   Часть 30
  • Брэкетт Ли ИСЧЕЗНУВШАЯ ЛУНА * Драгоценность Баса Исчезновение венерианцев Вуаль Астеллара Исчезнувшая Луна Венерианская колдунья Женщина с Альтаира Шеннеч Последний Твиннер Странные
  •   РАССКАЗЫ О МНОГИХ МИРАХ
  •   ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ВЕНЕРИАНЦЕВ
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •   ВУАЛЬ АСТЕЛЛАРА
  •     ПРОЛОГ
  •     Глава 1 ТРУП НА БЕРЕГУ КАНАЛА
  •     Глава 2 ПУТЕШЕСТВИЕ К СМЕРТИ
  •     Глава 3 ПЛАТА ЗА ЗЛО
  •     Глава 4 ЗАНАВЕС ТЬМЫ
  •   ИСЧЕЗНУВШАЯ ЛУНА
  •     Глава 1 ПО ТЕМНЕЮЩЕМУ МОРЮ
  •     Глава 2 ИЗУМРУДНЫЙ ПАРУС
  •     Глава 3 ЧЕРЕЗ БАРЬЕР
  •     Глава 4 Я БУДУ ЖДАТЬ!
  •     Глава 5 В ЛУННОМ ОГНЕ
  •     Глава 6 КОНЕЦ МЕЧТЫ
  •     Глава 7 БОЖЕСТВЕННАЯ ПОСТУПЬ
  •   ЖЕНЩИНА С АЛЬТАИРА
  •     Глава 1 ЭРИАН
  •     Глава 2 ЧУЖАЯ НА ЗЕМЛЕ
  •     Глава 3 ПОДАРКИ ОТ ДУШИ
  •     Глава 4 ЗВЕЗДНЫЕ СНЫ
  •     Глава 5 ОБ АЛЬТАИРЕ
  •     Глава 6 ПОСЛЕДНЯЯ МАГИЯ
  •   ТВИННЕР
  •   СТРАННЫЕ
  •   ПОСЛЕСЛОВИЕ
  • Ли Бреккет ПРИШЕСТВИЕ ЗЕМЛЯН
  •   ПРЕДИСЛОВИЕ
  •   ХРОНОЛОГИЯ
  •   1998: ЗВЕРИНАЯ ДРАГОЦЕННОСТЬ ШАНГИ
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •   2016: МАРС МИНУС БИША
  •   2024: ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ШАНДАКОРА
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •   2031: БАГРОВАЯ ЖРИЦА БЕЗУМНОЙ ЛУНЫ
  •   2038: ДОРОГА НА СИНХАРАТ
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  • Ли Брекетт Шпага Рианона
  •   ШПАГА РИАНОНА Глава 1 ДВЕРЬ В БЕСКОНЕЧНОСТЬ
  •   Глава 2 ЧУЖОЙ МИР
  •   Глава 3 ГОРОД ПРОШЛОГО
  •   Глава 4 ОПАСНАЯ ТАЙНА
  •   Глава 5 РАБ САРКА
  •   Глава 6 НА МАРСИАНСКОМ МОРЕ
  •   Глава 7 ШПАГА
  •   Глава 8 ТЕНЬ В ТЕМНОТЕ
  •   Глава 9 ГАЛЕРА СМЕРТИ
  •   Глава 10 МОРСКИЕ КОРОЛИ
  •   Глава 11 СМЕРТЕЛЬНОЕ ОБВИНЕНИЕ
  •   Глава 12 ПРОКЛЯТЫЙ
  •   Глава 13 КАТАСТРОФА
  •   Глава 14 ОТВАЖНОЕ РЕШЕНИЕ
  •   Глава 15 ПОД ДВУМЯ ЛУНАМИ
  •   Глава 16 ГОЛОС ЗМЕИ
  •   Глава 17 КАРУ-ДХУ
  •   Глава 18 ГНЕВ РИАНОНА
  •   Глава 19 СУД КУИРИ
  •   Глава 20 ВОЗВРАЩЕНИЕ
  •   ЛЮДИ ТАЛИСМАНА ГЛАВА 1
  •   ГЛАВА 2
  •   ГЛАВА 3
  •   ГЛАВА 4
  •   ГЛАВА 5
  •   ГЛАВА 6
  •   ГЛАВА 7
  •   ГЛАВА 8
  •   ГЛАВА 9
  •   ГЛАВА 10
  •   ГЛАВА 11
  •   ГЛАВА 12
  •   ГЛАВА 13
  •   ГЛАВА 14
  •   ГЛАВА 15
  •   ТАЙНА СИНХАРАТА Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   ЛЮДИ ТАЛИСМАНА Роман Перевод с английского Н. Потапенко
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  •     Глава 9
  •     Глава 10
  •     Глава 11
  •     Глава 12
  •     Глава 13
  •     Глава 14
  •     Глава 15
  •   ТАЙНА СИНХАРАТА Роман Перевод с английского Н. Потапенко
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  •     Глава 9
  •     Глава 10
  •     Глава 11
  •     Глава 12
  •   ВЕНЕРИАНСКАЯ КОЛДУНЬЯ Роман Перевод с английского Н. Несмеловой
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  •     Глава 9
  •     Глава 10
  •     Глава 11
  •     Глава 12
  •   ДРАГОЦЕННОСТЬ БАСА Повесть Перевод с английского Н. Несмеловой
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •   ВУАЛЬ АСТЕЛЛАРА Повесть Перевод с английского Н. Несмеловой
  •     Пролог
  •     Глава 1. Труп на канале
  •     Глава 2. Путешествие к смерти
  •     Глава 3. Плата за зло
  •     Глава 4. Занавес тьмы
  •   ШЕННЕЧ — ПОСЛЕДНИЙ Повесть Перевод с английского Н. Несмеловой
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  •   МАРСИАНСКИЙ ГЛАДИАТОР Повесть Перевод с английского Г. Старина
  •     1
  •     2
  •     3
  •     4
  •     5
  •     6
  •     7
  •     8
  •     9
  •     10
  •     11
  •     12
  •     13
  •     14
  •     15
  •     16
  •     17
  •   ТАНЦОВЩИЦА С ГАНИМЕДА Повесть Перевод с английского Г. Старина
  •     Глава 1. Ганимед, любимец Юпитера
  •     Глава 2. Фараоны и аристократка с Рекламного проспекта
  •     Глава 3. Японская вишня за овощным базаром
  •     Глава 4. Демоны с сумеречными глазами
  •     Глава 5. Подсоединение к процессу
  •     Глава 6. Освобождение
  •     Эпилог
  • *** Примечания ***