Порт-Судан [Оливье Ролен] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ОЛИВЬЕ РОЛЕН ПОРТ-СУДАН РОМАН

РАНЕЕ ОПУБЛИКОВАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ТОГО ЖЕ АВТОРА

Phénomène futur

Seuil, 1983


Bar des flots noirs

Seuil, 1987

“Points Roman”, 1988


En Russie

Quai Voltaire, 1987

Seuil, 1997


Sept Villes

Rivages, 1988


La Havane

Quai Voltaire, 1989


Voyage à l’Est

Balland, 1990


Semaines de Suzanne

Edition de minuit, 1991


L’Invention du monde

Seuil, 1993


Mon galurin gris

Seuil, 1997


Méroé

Seuil, 1998


Paysages originels

Seuil, 1999


La langue

Verdier, 2000

Оливье Ролен ПОРТ-СУДАН роман

«Порт-Судан — единственный порт Судана, способный принимать крупные корабли длиной до 277 м, осадкой 11,3 м у нефтеналивных судов и 10,5 м у прочих кораблей […] С июля по сентябрь неожиданные и сильные порывы ветра, дующего между юго-востоком и западом, могут достигать 8 баллов по шкале Бофорта. Порывы ветра с юго-западного сектора, называемые «Хабуб», несут с собой пыль и песок; видимость уменьшается до 100 м; температура воздуха может достигать 52 °C. В это время стоящим на рейде кораблям следует воспользоваться причальной банкой, а не оставаться на якоре».

Навигационные инструкции, западное побережье Красного моря от Джазаира до Рас Казара

1

Именно в Порт-Судане я и узнал о смерти А. Почтовые оказии в этих странах таковы, что известие это дошло до меня уже намного позже того, как мой друг ушел из жизни. Служащий в лохмотьях, с обезображенным проказой лицом, обладатель большого черного револьвера, привязанного к ремню плетеным хлыстом из буйволовой кожи, вручил мне письмо в конце дня. Его безгубое лицо с петушиными гребнями ушей носило печать вечной усмешки. Казалось, тело его вытесано из сардонического древа пляски смерти. Как почти у всех, кто выжил в этом городе, основным его занятием были рэкет и убийства. Как он сумел добыть конверт, я не знаю. Может, выкрал его у самой Смерти.


С дрожью пишу эти строки. На плохой бумаге из тетради, купленной в Хартуме, в день, когда банда полицейских вызвала меня к себе для бесконечных придирок и угроз; буквы убегают из-под руки и выдают зигзаги, вместо того чтобы занять приличествующее им положение. Капли пота со лба оставляют мутные пятна на бумаге, в них, обретая форму звезд, растекаются чернила, затем они разветвляются, как вырванный нерв, и сливаются в нежные голубоватые облака. Удастся ли мне все это прочесть, не знаю. Я пишу эти строки, чтобы хоть как-то выжить. И думаю, что другого повода писать нет. Говорю, пишу это и ничего не знаю; да и кто знает?


Красное, дрожащее, как моя рука, солнце опускалось на громадное трепетное тело Африки. Лучезарная дымка окутывала крыши Порт-Судана, железные и каменные, унизанные пиками водонапорных башен. Из-за этих башенок, черные силуэты которых выделялись в темно-фиолетовых сумерках, вечером город был похож на древнеримский лагерь, забытый на берегах Красного моря рухнувшей империей, или на исправительную колонию, окруженную сторожевыми вышками. Задыхаясь от скуки, я пил анисовую водку, жуткую отраву, контрабанду с одного из редких греческих судов, уж давно проплывших мимо засыпанных песком волнорезов порта, как раз под моей верандой. Я должен признать, что это письмо сразу стало для меня отдушиной, с ним что-то заканчивалось в моей жизни.


Мы познакомились, А. и я, лет двадцать пять назад. Мы делились великими и призрачными надеждами. К ожиданию жизни, полной приключений, примешивалась идея изменения мира. Я никогда не буду презирать то время и не примкну к тем, кто над ним смеется. Многое важное и ощутимое, то, в чем мы научились разбираться позже, тогда нам было неведомо: страх, зависть, подлость. Мы не верили ни в Бога, ни в черта с его смехотворными буржуазными перевоплощениями. Мы были до крайности дерзкими и нежными. И этого достаточно, чтобы не оскорблять нашу молодость. А потом с этим надо было кончать. Инерция мира затягивала нас, юношеская сила уже иссякала перед ней, мистика, как и в иные времена, преобразовалась в политику, и зрители аплодировали ставшему очевидным исходу битвы. Я хорошо помню последнюю встречу с А. однажды осенью. Мы выпили пива — когда молоды, именно так пьют пиво — в буфете на Пон-Кардине. Ветер швырял в черные лужи окровавленные ладони опавших листьев. Кажется, мы всплакнули. Позднее он выбрал литературу, я — навигацию. Нам обоим казалось, что эти случайные и побочные занятия не отвлекут нас от великой мечты, владевшей нами так долго. Тут мы были правы. Это был плохой выбор, занятия без будущего. Мы так и не поправились.


Годы я провел за перевозкой гнилья вдоль берегов Африки, а потом на меня обрушились напасти со здоровьем. Я очутился в Порт-Судане, где череда случайностей сыграла свою роль, предоставив мне должность harbour master[1]. Когда порт, если можно так выразиться, исчез в пучинах всеобщего крушения в стране, я