Очарованные (ЛП) [Автор неизвестен] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

—…ко-чан… Незуко-чан?

Она растерянно моргнула, но затем сосредоточилась на юноше, сидящем перед ней: пушистые светлые волосы, густые брови и хаори цвета одуванчиков — ярких, жизнерадостных, тех, что цвели на пустынных полях в лунном свете.

— Незуко-чан? — карие глаза прикованы к ней, сильная хватка на ее руках собственническая и властная, — все хорошо?

— Хм, д-да, — заикаясь, ответила она, — я не уверена, правильно ли тебя расслышала, Зеницу-сан. Ты просишь меня…

— Стать моей женой? Остаться со мной навсегда? — Зеницу задорно кивнул. — Да, я прошу тебя именно об этом.

«Ой».

Глаза Зеницу сияли, выражение лица было радостным и ожидающим, казалось, словно из носа вот-вот пойдет пар.

— Я знаю, что спрашивал это каждый день, но на этот раз я серьезно. Тебе уже семнадцать. Я так долго ждал.

Семнадцать? Правда? А она помнит, как совсем недавно отмечала двенадцатилетие. Мама сшила для нее новое розовое кимоно, а Танджиро накупил сладостей в городке у подножия горы. Она отругала их за лишние траты. Зима была холодной, лучше бы купили больше теплой одежды и еды малышам.

Затем пришли демоны, и ее накрыл долгий голодный сон, где грезы и реальность переплетались в безмолвном искаженном сознании. Ночи борьбы были такими длинными. Незуко устала спать и голодать. Она не знала, выживет ли. Ведь многие не выжили.

Сейчас ей семнадцать, и она получила предложение руки и сердца от серьезно настроенного парня, который ее любит.

Это ли не счастье?

Она позволила себе улыбку (и это было несложно, ведь перед ней Зеницу — ей нравится Зеницу… ей нравился Зеницу); позволила крошечное неуверенное движение головы.

Раздавшийся крик юноши был такой громкий, что мог пронзить небеса. Жених обещал ей многое: грандиозную свадьбу, огромный дом, долгую счастливую жизнь, звезды и луну. Он, захлебываясь эмоциями, не переставая рассказывал об их безоблачном будущем, прежде чем убежать по тропинке на очередное задание. Парень был счастлив, он вновь и вновь с гордостью заявлял, что Незуко теперь официально его невеста.

Невеста…

Странное слово. Кажется, оно должно было что-то изменить в ее жизни, да только вот Незуко не чувствовала себя по-другому. Она не знала, что ей следует чувствовать. Может, в этом виновато ее прошлое? Кровь демона, что жила в ней? И пусть лекарство побороло ее демоническое начало, ей так и не удалось забыть свои острые ногти и зубы, темные лозы на коже, неутолимую жажду сладкой крови, капающей с израненной плоти через тонкие трещины в дереве…

На самом деле, воспоминания редко терзали ее, но когда это происходило, вспыхнувшие чувства еще долго не давали покоя. И хотя Незуко была не против никогда не вспоминать о своем окровавленном прошлом, одно видение она хотела сохранить в памяти навечно.

Его руки. Незуко посмотрела на свои коротенькие, будто у ребенка, ноготочки, блестящие на солнце.

«Я не могу перестать думать о его руках».

Уродливых, изувеченных и очень сильных. Настолько сильных, что было достаточно и одной, чтобы закинуть ее деревянный ящик в тень. А по второй руке стекала сладкая, благоухающая кровь, умоляющая выйти и показать демоническую сущность. Но тогда ее мир перевернулся, вытеснив из тумана то, что оставалось в ней человеческого, заставив отвернуться от вкуснейшего лакомства.

Возможно, ей следовало ненавидеть Столпа Ветра за то, что он пытался убить ее. Но, как ни странно, даже будучи демоном, она не испытывала к нему вражды. Хотя чувствовала — внутри него кипит злость, ведь он действительно презирал ее за то, что она была монстром. Но даже тогда, ощущая пренебрежение Столпа, она испытывала к нему лишь нежность, как и ко всем людям.

Но потом она проснулась и впервые почувствовала его прикосновение по-настоящему…

— Не надо, — разочарованно пробормотала Незуко себе под нос, — какой смысл думать о нем? Ты станешь женой Зеницу-сана. Забудь.

Но она не может.

— Как глупо, — продолжила Незуко с раздражением увещевать саму себя, — в нем нет ничего особенного.

Если не считать особенной теплую улыбку, которую он подарил ей, пока она несла какую-то чушь, как последняя идиотка. Как же Незуко тогда смущалась, ведь это была их первая встреча после того, как она снова стала полностью собой. И как она могла так нелепо себя вести?

Тем не менее никогда его глаза не были такими мягкими, как в тот день. Ее сердце никогда не билось так быстро.

«Он вообще не думает о тебе».

И все же он был ласков с ней в каждый из тех немногих раз, когда они встречались. Она нервничала, болтала без умолку, нагружая его бесполезной информацией, а потом извинялась с раскрасневшимся горячим лицом. Он же называл ее глупышкой и гладил по голове, позволяя чувствовать себя маленькой девочкой. Ах, как ей нравилось это чувство!

Теперь она выросла, но Незуко не сомневается, что он и сейчас мог бы поднять ее одной изуродованной рукой…

Стук в дверь прервал ход ее небезобидных мыслей.

— Иду! — крикнула она, потирая пылающие щеки. Странно, сегодня она никого не ждала. Танджиро заночует в бывшем Поместье бабочки. Иноске тоже там. Зеницу где-то в городе на задании. Гию-сан обещал навестить их, но только на следующей неделе.

Даже сквозь седзи она узнала его большой зловещий силуэт. Незуко еще не открыла дверь, а горло уже сжалось под напором бьющегося пульса. По коже пробежала невнятная дрожь, словно в ней вновь пробуждались демонические силы.

Ее глаза встретились с бледно-лиловыми.

Как будто вышедший из ее грез, Шинадзугава Санеми внезапно оказался на пороге дома Камадо. Рука, которой он стучал в дверь, зависла в воздухе, а сам мужчина выглядел таким же ошеломленным, как Незуко. Хотя это обычное дело. Теперь, когда она больше не демон, и у него нет причин ненавидеть ее, он всегда замирает так. Словно не знает, как себя вести.

— Хм. Это ты.

— Да, я, — ответила Незуко, — вы, наверное, хотели поговорить с Танджиро? Он навещает Канао в Поместье бабочки. Ой, извините, я имела в виду — ему требовалось посетить клинику. Пройти полное обследование и провести дополнительные процедуры для его руки, и, конечно же, какуши скучают по нему, так что он должен увидеть и их, поэтому…

Вопросительный взгляд Санеми заставил ее прерваться.

—… поэтому тут только я, — застенчиво закончила она.

— Только ты, — согласился Санеми с насмешливой улыбкой.

По крайней мере теперь он выглядел иначе, более расслабленным. Незуко облегченно вздохнула.

— Не хотите войти?

— Нет, это… ничего важного. Наш разговор может и подождать.

Любопытно — Санеми не из тех, кто ходит в гости без причины, и он точно не из тех, кто ждет. На нем больше одежды, чем обычно, как будто он собрался в дальний путь. Незуко обеспокоенно нахмурилась.

— Что-то случилось?

Санеми молча развернулся и хотел уйти. Но Незуко не была готова его отпустить. Она пыталась крикнуть, настоять, чтобы он остался, но единственное, что ей удалось — неуклюже дернуть парня за рукав.

— Ах, — выдохнула она, когда Санеми обернулся, удивленный ее напором, — останьтесь! Хотя бы ненадолго…

Ей было стыдно за свою наглость. Она боялась ответа Санеми. Но он вздохнул и осторожно выдернул рукав из ее пальцев.

— Хорошо, — прорычал он наигранно раздраженно, — но лучше тебе найти что-то, что я могу съесть.

— Охаги, — радостно ответила Незуко, — а к чаю я испекла блинчики. Как я счастлива, что вы их попробуете!

Окрыленная успехом, она порхала по дому. Незуко напевала приятную мелодию, накрывая стол. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, насколько тихо и пусто в доме. Она одна, если не считать человека, сидящего за чайным столом.

«Нет, нас двое».

Ее наивное сердце перешло на галоп, хотя разум пытался пристыдить его. Помолвленной девушке нельзя так радоваться тому, что другой мужчина наконец-то остался с ней наедине. Постыдные мысли.

Но вот же он, в ее доме, за ее столом, наблюдает за каждым движением и ждет, когда она присоединится. Глаза Санеми смотрели так мягко, и Незуко не могла заставить себя чувствовать вину, как бы ни пыталась.

Он слишком очаровательно ухмылялся, а она слишком мило нервничала. Незуко наивно и беспечно рассказывала о том, где делала покупки, как неожиданно получила скидку на чай, красную фасоль и сахар, а также как прилегла поспать после того, как утомилась. Ей не следовало так много говорить, но его искренняя заинтересованность уговаривала ее продолжать.

Незуко убедила себя вернуться на правильный путь, как только Санеми допил первую чашку чая.

— Итак, Шинадзугава-сан. Зачем вы хотели видеть моего брата?

— Этого засранца? — Санеми сделал большой глоток, — слышал, у него наконец-то хватило смелости просить Цуюри выйти за него замуж. Он знает, что делает? Танджиро ведь понимает, что я убью его, если он сотворит какую-нибудь глупость?

И это еще один факт о Шинадзугаве Санеми: он защищал всех девушек, оставшихся в Поместье бабочки. Поначалу это казалось неуместным, но со временем его поведение перестало кого-либо удивлять. Санеми всегда хорошо относился к детям и уважал женщин. Возможно, дружба с Шинобу и ее старшей сестрой Канаэ также заставила его чувствовать ответственность за выживших.

В любом случае это был не первый раз, когда Санеми предупреждал Танджиро.

— Он понимает. Танджиро не сделает ничего, что могло бы навредить Канао. Знаете, он действительно любит ее, — попыталась защитить брата Незуко.

Глупо думать, что Танджиро когда-либо намеренно обидит Канао. Если бы только Санеми видел, как ее брат влюблен. Он бы сразу понял, что не стоит так злиться. Тем не менее сказать, что Санеми не нравилась эта идея — значит ничего не сказать. Незуко чувствовала, как внутри него нарастает гнев. Неужели он так сильно не любит Танджиро?

— Это не так уж и важно. Он хоть понимает, через что придется пройти этой девушке? Или твой брат совсем идиот?

— Что плохого в их отношениях? Все, что Танджиро хочет — остаться с ней навсегда.

Санеми глубоко вздохнул, расслабляя стиснутые челюсти. Он смотрел на Незуко, изучая ее лицо, как будто она сказала что-то крайне смешное. И тут она поняла, что от Санеми волнами исходит не раздражение, а разочарование. Искреннее беспокойство. И боль.

— Ты не знаешь, — сказал он внезапно севшим голосом, — брат не признался тебе. Чего он ждет, чертов кретин?

Незуко заговорила, сражаясь с подкатившим к горлу комом: — Чего я не знаю? Почему вы так уверены, что Канао будет несчастлива, выйдя замуж за Танджиро? Шинадзугава-сан, что вы…

Он внезапно поднялся, напряженно застыв.

— Это чертовски… — прервал он сам себя, мысленно ругая за ненормативную лексику, — мне нужно идти. Прямо сейчас.

Будучи бывшим Столпом, Санеми мог двигаться со скоростью ветра, но Незуко не дала ему уйти, подбежав сзади и обняв.

— Не оставляй меня, пожалуйста, — умоляла она, почти плача и не замечая, что сбилась с уважительного тона, — ты что-то знаешь, правда? Что-то о Танджиро… и о том, что с ним случится?

Она почувствовала, как тело под ее руками оцепенело. Санеми осторожно оглянулся и ответил: — Да.

Боль все еще не покинула его взгляд, когда Незуко спросила: — И с тобой случится то же?

Тишина. Пауза.

— Мне плевать, если это так, — наконец ответил Санеми.

— Но мне нет! — Незуко крепче сжала его руку и нашла в себе смелость сказать то, что давно хотела: — если… если это связано с тобой, мне не все равно.

— Не надо этого дерьма. Так еще тяжелее.

Но он больше не делал попыток уйти, а позволил Незуко увести его обратно на свое место за столом. Санеми сел и долго смотрел на нее, вникая в каждую деталь миловидного лица.

А затем, глубоко вздохнув, он рассказал о проклятии меток.

Получилась длинная история, некоторые детали которой Незуко знала сама. В деревне кузнецов она видела метки и то, насколько сильнее стали истребители, получившие их. Атаки Танджиро стали гораздо мощнее, Муичиро и Мицури сражались, как никогда раньше. Ей рассказывали, что во время последней битвы некоторые из других охотников тоже получили свои знаки. Она вспомнила блеклые пятна на левой щеке Гию и на правой щеке Санеми.

Проклятие, спасшее многие жизни, но забирающее дорогих ей людей.

— Это несправедливо, — не смогла сдержать слез Незуко. Она рыдала, закрыв лицо руками, — нет, Танджиро будет жить долго! Это неправда, он не может оставить нас… он не может.

Ее брат прошел через ад, чтобы она прожила как можно дольше, и теперь должен уйти в двадцать пять? Ему сейчас девятнадцать. Шесть лет — это слишком мало. Всего через шесть лет он…

— И ты? — она недоверчиво посмотрела на Санеми, — поэтому ты уезжаешь?

Все его расплывчатые действия внезапно обрели смысл. Неожиданный визит, странная одежда, терпимость к болтовне Незуко, гнев из-за перспективы невыполненного обещания. В этом году ему двадцать четыре. Его время уходит.

— Не жалей меня, — пробормотал он, — я знал, что это случится. Просто хочу убедиться, что вы будете в порядке, когда меня не станет.

Это нечестно. Санеми так много потерял, пережил столько боли, чтобы спасти мир. Он обязан быть счастливым, делать то, что нравится, идти, куда хочет, и не чувствовать нависшую над ним тяжелую неизбежность. Он этого не заслуживает.

А она бессмысленно тратила время, мечтая о другой истории, где он — тот, кто просит ее руки. Это так эгоистично — испытывать боль оттого, что Санеми украли у нее, хотя он никогда не принадлежал ей. Но она ничего не может с собой поделать.

Ведь она… она безумно влюблена в него с того момента, как он протянул руку и прикоснулся к ней…

— Ты пришел сюда, чтобы сказать моему брату, что он умрет, — фыркнула она, — и ты… ты тоже умрешь. Ты хотел попрощаться с ним?

Санеми покачал головой, не сводя с нее острого пристального взгляда: — Я искал не твоего брата.

Она слишком давно и слишком часто мечтала об этом моменте: сильные руки, которые Незуко так любила, протянулись, чтобы обхватить ее лицо и нежно вытереть слезы в уголках глаз. Они подтолкнули ее к себе, прижали и заставили почувствовать себя маленькой. Маленькой, слабой и беспомощной.

— Незуко, — произнес Санеми, и его голос проник в самое сердце, — мне жаль. Я не увижу, как ты живешь своей жизнью.

Это неправильно, все неправильно.

— Пожалуйста, — умоляла она, трясущимися руками сжимая ткань на его груди, — останься со мной.

Мягкий, смиренный вздох. Она почувствовала, как ладонь с отсутствующими пальцами сжимает один из ее пальцев — тот самый, который обвивало обручальное кольцо Зеницу: — Ты знаешь, я не могу.

Незуко проглотила всю вину и боль, но сказала: — Хотя бы на одну ночь.

Санеми заглянул ей в глаза, запоминая каждую мелочь. Его взгляд мягкий, такой, каким он смотрел лишь на нее. Сильные руки расслабились вокруг ее рук, но не отпустили.

— На одну ночь.

Она провела вечер, обнимая его. Широко открытыми глазами запечатлела в памяти все шрамы, в том числе и самые мельчайшие; надышалась им, желая убедиться, что никогда не забудет его запах.

Он провел вечер примерно так же, хотя обращался с ней как с хрупким предметом. Словно боялся дотронуться лишний раз и сломать. Или боялся, что никогда не сможет насытиться ею.

Санеми коснулся ее губ своими нехарактерно нежно, и Незуко почувствовала, что это все, чего она когда-либо хотела. Но затем он поцеловал ее жестоко, подавляюще, так, как больше похоже на него, а ей казалось, что в ее крови и в ее сердце бушует буря, и единственное слово, которое она может повторять — это его имя. Она звала его снова и снова, пока полностью не стала принадлежать ему.

Незуко знала, что этой ночи ей будет ничтожно мало, чтобы насладиться им. Не это ли самое страшное горе? Когда все ваши искренние чувства достигают высшей точки, когда вы узнаете, что человек, которого вы так сильно желаете, чувствует к вам то же самое — достаточно ли вам будет лишь одной ночи?

Но Незуко предпочла разбить свое сердце и вечно чувствовать его осколки, чем никогда не познать такой любви.

И поэтому, когда Санеми заснул, сжимая ее в объятиях, она поцеловала его в губы и поклялась не забыть.

***

Пришло утро. Незуко проснулась на смятом футоне, руки с детскими ногтями сжимали пустое пространство, душа оплакивала пустое место в сердце. Сегодня утром ее одиночество казалось другим — слишком реальным, слишком окончательным. Если бы она могла, она бы предпочла мечтать о нем вечно.

Она пообещала Санеми не делать глупостей, когда его не станет. Пообещала жить. Стать счастливой.

Незуко поднялась с холодной постели, чтобы провести остаток своей жизни, выполняя это обещание.