Ап (СИ) [Виталий Абанов] (fb2) читать онлайн

   - Тэйлор Эберт. Девушка со способностью управлять насекомыми. Практически любым их количеством. Да, на первый взгляд способность не очень, однако насекомые очень многочисленны и могут проникнуть куда угодно. Если как она уметь слушать и видеть через органы их чувств - то для тебя не будет тайн. Кроме того, помню я читал какого-то французского писателя про управление муравьями, так он там говорит, что муравьи составляют почти четверть от живого веса всей живой массы земли. Ты представь себе это количество. А если придать этой силе вектор, то это будет ужасно. У Станислава Лема в его "Мир на Земле" есть идея о маленьких нанороботах, которые попросту собираются в критическую массу над городом, например. Или проникают в организм через естественные поры и рвут внутренние органы. Вот представь себе, сидишь ты такой, весь из себя Рэмбо, увешан оружием, здесь пулемет, тут гранаты, патроны, ножи, все на свете. И тут на тебя нападает орда насекомых. Ну вот что ты можешь сделать? Какой-то более-менее ущерб может нанести только огнемет.

   - Угу. Или дихлофос. - улыбается Виталий: - полно таких веществ, что смертельны для насекомых и безвредны для людей.

   - Ну... да. Если человечество будет знать против чего бороться, то - да. Да и вообще, в холодное время года, или на севере там насекомых вовсе нет. Так что установить мировое господство не удастся. Эта способность хороша для какого-нибудь Лос-Анжелеса. О! Я кажется знаю, какую способность я выбрал бы. Смотри, там же в "Черве" был человек, которого звали "Разбиватель Сердец", категория - Властелин. Он мог приказать любому человеку что угодно. И тот исполнял. Понятно, что в меру своих способностей, так, если ты прикажешь человеку, в жизни не видевшем рояля сыграть симфонию Баха, то результат будет не очень. Но если что-то что человек может и умеет - то без проблем. А назвали его так потому что он содержал гарем из красивых женщин, которым он приказывал любить себя.

   - Очень на тебя похоже. - сказал Виталя: - у тебя же так и есть.

   - Что за глупости. - ответил я: - вокруг меня свободные личности, самостоятельно делающие свой выбор. Неважно, хватит обо мне. Вот что я думаю - у всех супергероев проблемы с коммуникацией. Да, как правило они страдают, что их кто-то не любит, или наоборот - любит, не говоря уже об отношениях со своими заклятыми врагами. А с этой способностью все круто. Приходишь к своему заклятому врагу и - все, вы друзья на всю жизнь.

   - Значит все-таки манипуляции с сознанием. - делает вывод Виталя и откидывается на спинку стула, щуря свои глаза: - а ты опасная сволочь, Владимирович.

   Глава 3

   Жиpная кошка,

   Растянyвшись на вееpе, спит

   Сладко-пpесладко...

   (Исса)

   Существует семьдесят четыре способа созерцания кота, так гласит Великое Учение Созерцания Кота. Любой кот может быть подвергнут созерцанию. Меня часто спрашивают - почему Великое Учение ограничивает себя только котами, и нет ли тут сексизма на анималистическом, животном уровне? Отвечаю - ни в коем случае. Кот - это общее название, включающее в себя как котов-мужчин, так и кошек-женщин, а также Женщину-Кошку (в исполнении Хэлли Бэрри), котов и кошек трансгендеров, с альтернативной сексуальностью, а также кастрированных особей. В частности, когда кот или кошка, незнакомые тебе лично, на твоих глазах собираются отколоть какую-нибудь пакость - как правило ругательства, которые вы употребляете в адрес животного - мужского пола. Вы подразумеваете что он - кот. Так, один из представителей кошачьих по кличке Доктор Ливингстон, на самом деле был кошкой. И даже родил котят в свободном имении Фарнхэма, сразу после большой ядерной войны, пока его хозяева пытались оседлать эффект бабочки и избавиться от каннибализма по расовому принципу в далеком будущем. В общем - славный кот. То есть кошка. В любом случае прямо сейчас я использую двадцать третий способ созерцания кота - "Нефритовый Журавль вдевает шелковую нить в ушко алмазной иглы на горе Фун". Мой кот лежит передо мной на кровати и его шерсть переливается в свете настольной лампы, что стоит на журнальном столике рядом. Когда Чимита принесла его ко мне под теплым свитером, я сразу понял что этот малый - анархист. От него так и веяло неприятием авторитетов, грязными подъездами с надписями на стенах "Анархия - мать порядка!", песнями Виктора Цоя и прочим андеграундом. В то же время данный индивид кошачьего племени был породистым. Русская голубая, так называется. И тут все сразу стало на свои места. Кот стал князем Кропоткиным. Его светлостью. Князь. Петр Алексеевич Кропоткин. Не у каждого кота есть фамилия и имя с отчеством, а у моего есть еще и дворянский титул. Когда он в аристократической лихорадке нажрался спатифиллума и мне пришлось везти его в ветеринарную клинику через весь город на такси - в приемной милая девушка даже ухом не повела, когда на простой вопрос - "Кличка питомца?" мы выпалили титул, фамилию, имя и отчество. Князь Кропоткин Петр Алексеевич. Он лежал под капельницей, а я держал его, чтобы не сбежал с металлического стола, а на соседнем металлическом столе лежал крупный сибирский кот по кличке Синий. Это было очень философски. Аристократ ты или просто Синий - все мы в конце концов попадем на одни и те же металлические столы, и хорошо если только под капельницу. На стол с другой стороны принесли огромную немецкую овчарку, которая жалко озиралась по сторонам и скулила. Ее тоже положили на стол, ей тоже поставили капельницу, но вот держать ее пришлось уже в три пары рук. Овчарка плакала совсем как человек и ругалась матом. Хозяева пытались ее урезонить и в качестве примера показывали на Петра Алексеевича, вон, мол, видишь, кот лежит молча и ничего не боится. А по-моему у князя был шок от происходящего и он молча закрыл глаза, в надежде, что все происходящее ему просто сниться.

   Я закрываю, уставшие после сегодняшнего дня за компьютером, глаза. Но прекращать созерцать кота я не собираюсь. Я протягиваю руку и кладу ее на теплую, мохнатую спину. Эта одна из Высших Техник Созерцания Кота, "Восьмигранный Путь Ладони Божественного Ветра", она заключается в том, чтобы созерцать кота не созерцая его, а ощущая ладонью. Самые высочайшие техники же позволяют созерцать кота даже в том случае, если никакого кота рядом нет. Да, вся штука в том, что кота нет. Многие начинают тут спорить и говорить, что нет не только кота, но и ложки, смерти, страданий, недвижимости и материальных ценностей. Но эти возражения мы отметаем как неорганизованные, потому что нас интересует исключительно созерцание кота. Ведь этот диспут мы ведем в рамках заданной темы, не так ли? А кому охота созерцать ложки, страдания, закат солнца, дубовые листья и прочий материальный бред - могут создать свое учение. Созерцатели Кота не обидятся. Они знают, что все пути ведут к одной вершине, неважно, что вы созерцаете. В центре учения о Созерцании Кота одна простая истина - все на свете всего лишь иллюзия, лишь марево над истинной природой вещей. Петр Алексеевич знает это как никто другой, ведь как-никак он Кот, предназначенный для Созерцания. Весь смысл его существования сводится к тому, чтобы объяснить бестолковым людям за бренность бытия и суету сует, а также злобу дня, гневи ее. Однако как и говорил Сиддхартха - то, что вы можете выразить словами не есть истинный путь и вообще, если звезды не слова, то зачем называть их так. Да, Кот для Созерцания понимает что роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет, он понимает что Шекспиру не хватило двух-трех слов для описания истины, но опять-таки это только слова, верно? Поэтому Кот не употребляет слов. Он как Киборг и Бистбой в серии про вафли - не может произнести ни слова помимо своего "мяу". Waffles, waffles, waffles - поют зеленый с механическим, а кот напевает свой коан - мяу. Что это значит и как расшифровывается - мы не узнаем, пока не достигнем просветления, а достигнув его - забудем, ибо нам будет не до этого, потому что само понятие "мы" и "узнаем" тогда исчезнут, станут совсем иным опытом познания себя и Вселенной.

   Звонит телефон, и Кот недовольно поднимает голову и поводит ушами на источник звука. Я поднимаю черно-обсидиановый обмылок смартфона и некоторое время туплю на экран. На экране высвечивается незнакомый столичный номер. Я провожу пальцем по экрану и подношу аппарат к уху.

   - Слушаю. - говорю я в трубку.

   - Здравствуйте! - отвечает мне энергичный голос в трубке. У человека на том конце связи все в порядке, он плотно позавтракал, гладко выбрит, одет в хороший костюм от каких-то брендовых дизайнеров, а в утреннем кофе нашел путевку в Тайланд с бесплатным туром по публичным домам Паттайи. По крайней мере, так кажется, когда слышишь в трубке этот энергичный и жизнерадостный голос. Человек - существо противоречия, когда я слышу такие голоса, мне сразу охота превратиться в амебу, стечь по спинке кресла вниз, на пол и лежать там, свернувшись в эмбрион и время от времени издавая бессмысленные звуки. И наоборот, когда человек лежит амебой, так и охота подойти и потыкать его палочкой на предмет проверки жизненных функций.

   - Виталий Владимирович, вы когда-нибудь интересовались фондовым рынком? - спрашивает человек на том конце провода и я понимаю, что этот бодрый голос принадлежит существу женского пола. Бодра, сильна и независима.

   - Фондовым рынком как понятием? Конечно, интересовался, все-таки эта сторона человеческой деятельности весьма существенна. Как и все, что связано с экономикой. - говорю я и начинаю улыбаться. Когда тебе звонят во время отдыха и предлагают какие-то акции, участие в сомнительных финансовых схемах и прочее разводилово для лохов - ты, конечно, имеешь право расстроиться. Но для меня подобного рода звонки всегда были подарком с небес. Почему? Во-первых, потому что люди, которые звонят - готовы тебя выслушать. Не очень долго, после некоторого времени они понимают, что позвонили зря и бросают трубку, но какое-то время у тебя есть. Да! Поговорить с живым человеком, при этом живой человек превращен в робота этой корпорацией зла, у него уже нет чувств и желаний, он на самом деле не участвует в диалоге, а просто произносит заученные фразы. Для этого человека тебя не существует - как личности. Ты для него некая абстракция, возможность записать себе на счет галочку, получить от этого денежку. Как палач, который уже не видит людей, а записывает, сколько раз за день он взмахнул топором. Поэтому найти в этом роботе-палаче человека, поговорить с человеком, достучаться до него через стену инструкций - это бесценно. Да, попробуйте разговорить автомат для выдачи кофе в торговом центре, например.

   А во-вторых, это же роскошь человеческого общения! Когда я говорю что у меня дефицит общения, люди окружающие меня начинают фыркать и заявлять что я стебусь над ними. Ничего подобного. Да, я много и часто общаюсь, говорю речи, плюс casual conversation, плюс встречи с друзьями, плюс оргии, плюс интимные разговоры с друзьями женского пола, выступаю в суде и на телевидении, участвую в деятельности клубов и кружков, но этого как-то маловато. Я имею в виду, что любой разговор в рамках деятельности суда или дружеских отношений имеет определенные заданные роли. В суде я - защитник, прокурор - обвинитель, судья - над схваткой. В дружеском разговоре в зависимости от контекста я либо жилетка, либо дружищще, либо нытик. И так далее. А вот в таких неожиданных разговорах, когда я ничего не знаю о человеке на той стороне провода есть и своя прелесть. Да, я как-то пробовал эту чат-рулетку, но там все о сексе. Как правило. Может быть я нажимал не на те кнопки, но после третьего подряд волосатого молодого турка с членом наперевес - я удалил эту программу к такой-то матери. Понимаю, что большинство пользователей хотят найти в случайном чате молодую симпатичную девушку без комплексов и без одежды, а желательно - двух сразу, но не в моем случае. Сексуальные потребности у меня удовлетворены и без этого, а виртуальный секс практически ничем не отличается от дрочева в одиночку, черт, да мне даже в стриптиз ходить не нравиться. Потому, что смотреть и не трогать, это как сходить в ресторан и понюхать. Нет секса - какой смысл смотреть? Так мне кажется. А вот когда тебе звонят спамеры и начинают втюхивать свой товар - это классно. Раньше эти ребята стояли в подземных переходах и станциях метро с какими-то чемоданчиками, внутри которых были наборы ножей, посуды и книжки о бренности бытия. Нет, не так. Это были чемоданчики с Суперострыми и Самозатачивающимися Ножами в Подарок, Чудодейственная Непригорающая Полезная для Здоровья Посуда и конечно же ТА САМАЯ КНИГА, или ТЕ САМЫЕ КНИГИ. Ой, ребят с ТОЙ САМОЙ КНИГОЙ я просто обожал, они такие наивные, такие простые в своем искреннем желании сделать мир лучше. Я не верю в то, что мир можно сделать лучше, как и любой буддист с уклоном в дзен, дао и некромантию я верю в баланс. Нет света без тьмы, нет счастья без страданий. Если всю жизнь тебя целовали в попку и давали все что возможно - все равно ты найдешь где и как быть несчастливым. Старая легенда о принце Сиддхартхе врет, врет безбожно, прямо в душу, выстраивая примитивную линию легенды, в которую могут поверить только те, кто никогда сам не жив в полном комфорте и довольстве, то есть для нищих. И, черт, для Индии, где такая куча нищих, это в точку. Даже если у тебя есть все, ты - баловень судьбы и все тебя любят и носят на руках, ты родился с серебряной ложечкой в рту, твою попку вытирают шёлковыми платками, тебе покупают лучшие игрушки и ты в жизни не видел ни одного старого, больного или уродливого человека, не знал голода и страданий, - все равно ты будешь жаловаться на свою судьбинушку и жалеть себя и ныть и страдать от депрессии и все такое. Правда поводы у тебя будут для этого несерьезные, ну так а кого это останавливало? Ребенок плачет по поводу сломанной игрушки и для него это такое же большое горе, как и у взрослого человека, потерявшего квартиру и средства к существованию. Для того, чтобы ныть не нужны страдания, лишения и прочее хождение по мукам, для этого достаточно быть инфантильным мудаком. Именно инфантильным, потому как зрелые мудаки прекрасно понимают, что от твоих соплей ничего во вселенной не измениться и нечего тут сидеть на своей заднице и сырость разводить. Потому как пока ты спишь (ноешь) - враг качается. Поэтому я за мир со страданиями, смертью и физическим насилием. Впрочем - психологическим тоже. Вот, например, голос девушки в моем смартфоне китайского производства, явно желает учинить надо мной психическое насилие, вынудив вложить деньги в какую-нибудь хрень. Вкладывать деньги в хрень я не желаю, но в отличие от прочих жертв психологического насилия со стороны навязчивых спамеров, я следую старому совету, который гласит - если вас насилуют - расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие, человек же старается!

   И человек на том конце трубки очень старается. Речь его представляет собой сплошную рыболовную сеть с кучей острых крючков-зацепок, с острым концом и зазубриной на конце, то, что рыбаки называют жалом и бородкой, задача которых вонзиться в плоть и остаться там до самого последнего, до момента, когда тебя вытащили из воды и толстые пальцы рыбака не вывернули тебе жабры и не посадили на кукан. Каждое предложение - такой прочный крючок, который так и ждет момента, чтобы впиться в твое нёбо - вы знаете о таком явлении? - это о том, что ты дурак, верно? Дурак и неуч, ты не знаешь ничего и ни о чем, ты бездарь, читать то не умеешь, куда тебе знать что такое фондовый рынок, деревенщина. Ах, ты не деревенщина? Значит ты чего-то знаешь о фондовом рынке? О, ну тогда поговорим как профи, ведь ты же профи, верно? Мы тут все профессионалы, тертые калачи, ты ведь не желаешь чтобы мы тут узнали что ты бездарь и нищеброд, верно? Если ты не такой, вложи в нас деньги, давай, докажи что ты умный и крутой!

   - Если вы интересовались фондовыми рынками, то вы наверняка знаете, что сейчас самое выгодное время для покупки ... - начинает девушка, но я прерываю ее. Как говорят англичане, лучшая защита - это нападение.

   - Извините. - говорю я: - а какого цвета у вас трусики?

   - ... - в трубке молчание.

   - Видите ли, вы задали мне вопрос и я на него ответил, верно? Я так полагаю, что у нас с вами диалог, а не монолог.

   - По-моему вы меня не понимаете - говорит девушка в трубке.

   - Послушайте... - продолжаю я: - вам интересны фондовые рынки, а мне ваши трусики. Неправильно навязывать свою тему окружающим. Вот кстати, я на ваш вопрос ответил, а вы на мой - нет. Как мы можем продолжать общаться после этого?

   - Это не относиться к делу! - говорит неизвестная девушка в моем смартфоне: - вы же хотите стать успешным и богатым человеком?!

   - Это уже второй вопрос, девушка. И я, как человек, идущий вам навстречу отвечу и на этот вопрос. Да, я хочу быть успешным и богатым.

   - Вот! - радуются в трубке: - а значит...

   - Минуточку. - я прерываю радостные кличи победы: - вы так и не ответили на мой вопрос. Итак - какого цвета на вас сегодня трусики?

   -... - молчание в трубке.

   - Видите, девушка, у нас с вами не получается диалог. Я иду вам навстречу, а вы - нет. Вы игнорируете мои вопросы и говорите только об интересующей вас теме. Так не пойдет. Если вы хотите чтобы мы могли договориться о чем-либо, вам придется сделать шаги навстречу, ведь диалог - это разговор двоих людей.

   - Но при чем тут мои трусики? - спрашивает девушка в трубке.

   - И это уже третий вопрос с вашей стороны. - замечаю я: - и снова я могу на него ответить. Но это будет последний раз, когда я иду вам навстречу. Я отвечаю при чем здесь ваши трусики - потому что мне важно услышать что на том конце провода находится живой человек, а не робот. Что вы, девушка являетесь живым человеком и что вы мне доверяете, потому что я здесь, на этом конце провода должен доверить вам свои деньги, а вы в свою очередь не можете доверить мне такую информацию, как цвет вашего нижнего белья? У меня нет возможности проверить, правду ли вы мне скажете, верно? Значит с вашей стороны это даже не информация как таковая, а скорее жест доброй воли, показывающий что вы все еще человек, а не робот по продажам продукта. Потому что роботы не умеют смущаться. Потому что роботы не могут идти навстречу. Потому что роботам я не доверяю. Я доверяю людям. - я закончил и налил себе стакан воды. Пока я разговаривал с девушкой, мое тело прервало практику созерцания кота и оказалось на кухне, рядом с фильтром для воды, так что грех было не воспользоваться.

   - ... - - что-то прошелестело в трубке.

   - Что? - не расслышал я.

   - Красные! Красные они! - прокричала девушка в трубке: - Красные!

   - О! Как это интересно. Хорошо. А теперь следующий вопрос... - но трубка щелкнула и отключилась. Я скривил рот, как Брюс Уиллис в "Крепком Орешке", пожал плечами и положил телефон на кухонный стол. И тут телефон звонит снова.

   Глава 4

   - Да... Так они и пошли бы у меня друг за дружкой...

   - Кто, привидения? - спросил Эдди.

   - Сам ты привидение... Главы...

   Дж. Стейнбек "Благостный четверг"

   Я сидел в приемной и смотрел на носки своих ботинок, выглядывающих из-под брюк. В них можно было глядеться, как в зеркало. Как говаривал старшина учебной роты, громадный пожилой и усталый от жизни грузин - блестят как у кота яйца. Как-то раз кто-то из учебки осмелился возразить, что яйца у кота не блестят, на что старшина задумчиво отвесил спрашивающему леща и добавил, что блестят, потому, что кот постоянно их вылизывает. То есть это вопрос не повышенных единиц альбедо на поверхности кошачьих тестикул, а вопрос отношения к ним. Их надо вылизывать - говорит себе кот и в любое свободное время возвращается к этому занятию. Так и сапоги, должны блестеть от постоянного вылизывания, даже если не блестят вовсе. Парадокс армейской жизни.

   Отведя взгляд от носков своих ботинок я окинул взглядом приемную. Приёмная была что надо - без всяких шуточек. Дуб и зеленые панели - то ли малахит, то ли нефрит. За дубовым столом с элегантным изогнутым монитором на нем, сидела Леночка, я на самом деле не знаю, как ее зовут, но есть общий тип этих девушек/женщин, которые в большинстве своем отзываются именно на это имя. Иногда мне кажется, что это общий псевдоним серии гуманоидных роботов, невероятно похожих на людей и уже завоевавших мир, ведь как иначе объяснить, что в приемной у каждого большого начальника сидит такой андроид и решает, кого ему пустить к начальственному телу, а кого - нет. Никто и никогда не видел, чтобы Леночка спала или ходила в туалет, Леночка всегда на боевом посту, с трубкой возле уха, с каким-то пультом управления перед ней, настукивая по клавиатуре и ведя разговор одновременно с тремя людьми и еще одним андроидом из бухгалтерии. Глядя на то, как Леночка лихо выстукивает понятную только ей морзянку, я вдруг понял что нервничаю. Да. Я нервничаю. Потому что это большая возможность. А может быть даже Шанс. Да-да, тот самый шанс, после которого открываются двери в рай и сам апостол Павел приносит тебе ключи от яхты с двадцатью танцовщицами, с миллиардным счетом в швейцарском банке, пентхаусом в Лондоне, невинными развлечениями вроде разбрасывания купюр из своего частного вертолета, купаниями в черной икре, надписями кокаином на заднице известной актрисы с последующим употреблением и прочим свинством. Viva Las Vegas! - начинает играть в голове и кадры из светлого, ослепительного будущего мелькают перед глазами. Вот я вместе с Лапочкой и Женькой выбираю себе огромную черную машину в салоне и менеджеры салона бегают на полусогнутых перед нами, а Женька морщит свой нос от шампанского, вот мы кутим в ресторане и снимаем весь верхний этаж лучшей гостиницы нашего города, заказывает туда клубники и выпивки и еще рыженькую официантку из ресторана, а вот я на охоте на сафари и услужливый африканец ведет на поводе слона прямо под мой выстрел, а я стреляю мимо, потому что жалею этого сраного слона, а потом мы идем в отель трахать местных проституток, черных как смоль и ни хрена не понимающих на английском, и ...

   - .. . - что-то говорит Леночка и я вдруг понимаю, что она обращается ко мне.

   - Что? - переспрашиваю ее я, проверяя, как я звучу со стороны - не пересохло ли горло от волнения, все-таки тень величия от начальника ложится и на секретаря, а потому мне надо выглядеть независимым и все такое.

   - Проходите. - говорит Леночка: - Николай Иванович примет вас.

   - А. Да, конечно. - говорю я и встаю, застегивая пуговицу на пиджаке. В этот момент дверь открылась, и в приемную вошла женщина. Сразу вслед за ней зашла девушка и мужчина. Мужчина был похож на неотесанную глыбу, одетую в пиджак и брюки, при взгляде на него сразу возникало впечатление, что одежда на нем трещит по швам и вот-вот порвется на кусочки, открывая начинающую зеленеть кожу под крик "Халк крушить!". Женщина молча прошла в дверь кабинета и закрыла ее за собой. Я в недоумении взглянул на Леночку, повелительницу очереди в кабинет. Леночка вскочила на ноги, попыталась было открыть рот, но Халк нахмурил брови и слегка сдвинулся в ее направлении. Я даже не уверен, что он сдвинулся, может просто наклонился, а может просто нахмурил брови, но этого было достаточно, чтобы Леночка так и задохнулась с открытым ртом, стоя на месте. Никто ничего не сказал, но этого было достаточно. Помещение будто бы стало тесным, едва вмещая нас всех, меня, Леночку, Халка и неприметную девушку в сером костюме. Я вдохнул, собирая свою ци в районе точки дань-тян и выдохнул, сжимая диафрагму, затем прикусил язык и выдохнул еще раз. Страх, тревожность, паника - все это поднимает диафрагму, мешая вам дышать, затрудненное дыхание вызывает тревожность еще раз и так далее, по спирали вниз. Поэтому для того, чтобы перестать боятся - надо поставить диафрагму на место. Выдохнуть, потом еще и еще, сжимая ее и опуская на место, туда, куда она должна быть, разделяя грудную клетку и брюшную полость, а не сжимать горло. Затем пришла ярость. Эта реакция была выработана в армии - все, чего я боюсь, начинает вызывать у меня бешенство. Глаза сужаются, грудная клетка расширяется, я наклоняю голову вбок, разминая шею. Глупая реакция, однажды меня это погубит, знаю. Когда я был дежурным по учебному корпусу войсковой части 345677 - туда приперлись четверо ребят из очень средней азии. Узбеки или азербайджанцы? Да черт их поймет вообще, чурки и чурки. Они шли как хозяева, они и были хозяева тут, ведь они отслужили уже полтора года, а я чертов чижик, едва полгода службы, никаких прав, одни обязанности - я просто попался им на глаза. Избивали меня с легкой ленцой, им было скучно, но старательно, как выполняют всякую скучную, но необходимую работу, просто потому что "дедам" надо поддерживать свое реноме, ведь самая актуальная тема беседы в любой курилке - "духи совсем охуели". И чтобы "духи" знали свое место, как и "чижики" с "черпаками" - их надо "строить", то есть избивать и издеваться. Опускать, так сказать с небес на землю, чтобы служба медом не казалась. И вот, в какой-то момент что-то внутри лопнуло и оттуда вылез наш общий первобытный предок, тот самый Дикий Человек из Диких и Мокрых Лесов. Дикий Человек огляделся вокруг и сразу все понял, своим диким разумом и дикими рефлексами, отточенными в Диких и Мокрых лесах, мой мальчик. Он выкинул одного из представителей Средней Азии из окна учебного корпуса, другому вбил тестикулы прямо в тазовые кости ударом сапога, оторвал ножку от табуретки, захреначил этой ножкой третьему а от четвертого меня оттащил Лешка Пешков, когда я пытался проткнуть его этой ножкой насквозь. Да, Дикий Человек еще на ком-то прыгал и что-то кричал. Впрочем, я впечатлил представителей Средней Азии в рядах Вооруженных Сил СССР достаточно, чтобы некоторое время меня обходили стороной. А Дикий Человек с тех пор прочно обосновался в моей голове, периодически давая мне советы, вроде "Да чего ты его слушаешь, дай по башке!", или "А этой дай по башке и трахни! Два раза.". И в моменты, подобные этому, Дикий Человек подплывал к поверхности сознания достаточно близко, чтобы я мог слышать его глухой рык, чувствовать, как его мышцы начинают напрягаться, подготавливаясь к прыжку, как стучит его сердце - словно набат, как кровь насыщенная адреналином и тестостероном бьет в виски, как его ярость охватывает меня, в поисках выхода.

   - Извините. - говорю я Халку, глядя ему прямо в глаза: - не могли бы вы объяснить в чем дело?

   - Хм? - говорит Халк, поворачиваясь ко мне всем телом. О, я знаю эти движения, я знаю все эти ужимки и ухватки Диких и Мокрых Лесов, я такой же как и ты, брат, мы с тобой одной крови. Я прищуриваю глаза, в то же время, приоткрывая их. Знаю, знаю, звучит глупо, но как это описать я ума не приложу. Глаза прищуриваются как у собаки-подозреваки, как ты смотришь на кого-то, не заслуживающего твоего доверия, как на человека, который на твоих глазах плюнул слепому сироте в чашу для подаяния, например. А открываются они так, как если бы ты смотрел на своего сотрудника, который порет косяка прямо на твоих глазах, не подозревая, что ты все видишь. Все вместе - это и есть боевой взгляд, как будто лучи энергии проходят сквозь твои глазные яблоки и убивают к херам твоих врагов прямо на месте, выжигая им кожные покровы и оставляя умирать мучительной смертью.

   - Прошу прощения. - добавляю я немного сарказма в свою дозу цикуты: - я не расслышал вас. У вас проблемы с речью? Может быть мне... - тут меня трогают за рукав и я поворачиваю голову, готовый сжаться и врезать. В такие моменты, в моменты, когда внутри твоей головы за рычагами управления сидит старина Дикий Человек - лучше не делать резких движений рядом с носителем предка. Потому что у Дикого может быть и тугая соображалка, но у него отменная реакция. Как правило, деструктивная, но отменная, да. Тот, кто тронул меня за рукав, видимо прекрасно знал Дикого и потому движение было мягкое и спокойное, никакой агрессии, ничего, чтобы могло возбудить Дикого. Повернув голову я увидел девушку, которая зашла вместе с Халком. Она азиатка, ее раскосые глаза и монгольские скулы с веснушками не выражают абсолютно ничего. Никаких эмоций. Девушка похожа на Люси Лью и Асу Акиру, причем на последнюю - больше. В руках девушка держит небольшую табличку, раза в два больше визитной карточки. На табличке написано "Извините, мы глухонемые".

   Как только надпись была осознана, я почувствовал себя чрезвычайно глупо. Как будто воздушный шар из которого выпустили воздух. Дикий где-то там внутри еще пытался сопротивляться, но как-то вяло, без энтузиазма, дескать ну и что, все равно нехрен без очереди лезть и могли бы сказать.. ах, да...

   Я взглянула на Халка и развел руками, мол извини не сообразил сразу. Халк, как и положено Халку никак не отреагировал. В этот момент дверь в кабинет открылась и оттуда вышла давешняя женщина, посмотрела на сцену в приемной, приподняла брови в немом вопросе, видимо получила какой-то ответ от Асы Акиры и Халка, кивнула и удалилась, жестом позвав за собой свою свиту. Когда за ними закрылась дверь, я перевел взгляд на Леночку. Леночка была в ступоре. Пользуясь моментом я молча прошел в кабинет.

   Николай Иванович тоже был в ступоре. Он смотрел куда-то сквозь меня и никак не прореагировал на "Здравствуйте!" и протянутую ладонь. Сперва я воспринял это на свой счет и уже хотел удалиться, но потом понял, что его состояние очень напоминает мне Леночкино - такие же пустые глаза и легкое шевеление губами.

   - Николай Иванович! - сказал я и провел ладонью перед глазами. Ноль реакции.

   - С вами все в порядке? - зачем-то я пощелкал пальцами у него над ухом и сам же поморщился, что за бред, он не оглох. Или оглох?

   - Придите в себя! - сказал я уже громче и встряхнул его за плечи. Тот заморгал глазами и принял более осмысленный вид, напоминая краба, вынутого из родной стихии на рыболовецком судне.

   - Николай Иванович!

   - Что? Ах... да ... я заказывал два билета, пожалуйста. - сказал Николай Иванович, Большой Человек и все такое прочее, уронил голову на руки и захрапел.

   - Николай Иванович, вы меня пригласили. О чем вы хотели поговорить? - но глядя на Большого Человека, я понял, что сегодня встреча не состоится. Выйдя из кабинета я сказал Леночке чтобы та проверила состояние своего босса, а в случае необходимости предприняла меры. Какие-нибудь. У меня из головы не выходила эта странная женщина и ее двое глухонемых. Хотя, если припомнить, она и сама не произнесла не слова. И, чем таким они там занимались, что чувак вырубился как младенец? Всего за несколько минут? Конечно, дикие мысли о том, что эта женщина - глухонемая любовница Большого Человека приходили мне в голову, но ведь Леночка ее не знала. А Леночка должна знать всех любовниц своего шефа, ведь порой это она покупает им подарки и снимает номера в отелях. А значит мысли о невероятной глухонемой проститутке по кличке "Молния", успевающей за две минуты - чушь и болезненный бред моей больной головы. Но чтобы там не произошло - это помешало мне заключить мой выгодный контракт. Черт.

   Глава 5

   Предоставленные самим себе события,

   имеют тенденцию развиваться от

   плохого к худшему.

   "5-й из законов Мэрфи"

   Я сижу и смотрю на стол. Стол как стол, ничего особенного, крепкий, привинченный к полу в отделении полиции Ленинского района. На столешнице видны многочисленные царапины и пятна непонятного происхождения. Кроме того на столешнице лежит лист серой бумаги с надписью "Протокол опроса". Напротив, прикусив от старательности нижнюю губу, сидит старший лейтенант и выводит буквы синей ручкой, заполняя графы "фамилия, имя, отчество" и "дата составления протокола".

   Я смотрю на старшего лейтенанта и думаю, как меня угораздило в пятницу вечером оказаться в отделении полиции. Мент заканчивает свой труд, поднимает голову и говорит:

   - Вы можете пояснить, как именно все произошло?

   - Конечно. - говорю я, всем своим видом изображая сотрудничество со следствием и немного чистосердечного раскаяния: - В целом и общем все выглядело примерно так - сперва была пустота. Трудновато даже назвать это пустотой, и ученые до сих пор не сошлись в мнении что же было с самого начала, до Большого Взрыва. Тем не менее, есть парочка теологических теорий, что в начале было Слово, ну там Он сотворил Свет и Тьму и прочее, но мы то с вами люди современные и в меру циничные, потому лично я все-таки склоняюсь к теории Большого Взрыва, тем более последние исследования это подтверждают. Вы, кстати, читали последние публикации астрономической лаборатории в Пайтоне? Они уверяют, что благодаря исследованиям скорости разбегания галактик стало возможным вычислить дату Большого Взрыва с точностью до миллиона лет.

   - Что? - старший лейтенант смотрит на меня, сузив глаза, некоторое время катает желваки и хмыкает.

   - Виталий Владимирович. - говорит он, так, словно бы разговаривает с несмышлёным дитем: - вы, как юрист, должны понимать в какие неприятности вы попали. Устроили драку в ресторане. Покалечили уважаемого человека. У нас есть записи с камер наблюдения, свидетели. Что вы, в самом деле...

   - Ааа... - говорю я: - вы об этом досадном недоразумении? Я, признаться, позабыл, что там было.

   - Это было несколько часов назад.

   - Но я испытал невероятный моральный стресс, когда меня везли сюда к вам, вот ... - я продолжаю валять дурака. Мне сейчас только и остается что беседы вести около да рядом. Потому как прав лейтенант, кругом прав, и камеры в ресторане стояли, и свидетели там были, да и чувак этот, судя по всему непростой был. Вот только свидетельствовать против себя на первом же допросе - дурной тон. Сейчас я просто тяну время, потому что это Советское отделение полиции, а это в свою очередь означает, что скоро откроется дверь и сюда заглянет багровая физиономия товарища майора. Я поискал взглядом часы на стене, ожидаемо не нашел и пожал плечами. Часов на стене быть не должно, часы это для внешнего мира, люди, попавшие в отделение полиции должны быть потеряны во времени и пространстве. Это действует - на тех, кто попал сюда в первый раз.

   - Виталий Владимирович. - вздыхает лейтенант: - как вы не поймете ... - в этот момент в комнату заходит Костя, суровым взглядом сверлит меня, потом кивает лейтенанту, мол выйди отсюда. Лейтенант встает, забирает бумаги, качает головой и уходит. Костя садится напротив меня и некоторое время буравит меня своих взглядом, потом вздыхает и протягивает мне руку.

   - Привет. - говорит он: - ты что за цирк тут устроил? У меня, между прочим, у дочки день рождения, а ты тут.

   - Здорово, тащ майор. - говорю я: - не поверишь, начальник, срок шьют, мусора позорные, волки тряпочные.

   - Ладно, хорош юродствовать мне тут. - хмуриться Костя, напуская строгости: - Что случилось то?

   - А у тебя что за инфо? - спрашиваю в ответ я. Это не по правилам, но мы с Костей давнишние знакомые и пару раз я помогал его архаровцам высудить какие-то льготы от государства. Кроме того, если я буду знать какая у них информация - я смогу верно принять решение.

   - Да ничего хорошего. - не стал вилять Костя: - такое ощущение, что ты сыну Самого навалял, такой кипеш. Мне определенно сказали, что ты должен понести по всей строгости. И ... - он немного поколебался, наклонился поближе и уточнил: - у меня такое чувство, что говорили не только о силе закона.

   - Да ну. - сказал я. Скверно. Само по себе то, что Косте лоббируют следствие, уже означает, что этот кто-то имеет достаточно власти. Но иметь влияние не только в сфере "красных", но и за "черных" - это уже перебор.

   - Ага. - кивает он головой: - слушай, я не хочу давить на тебя, у меня все по закону будет. Где смогу - помогу. Но все-таки я тебе советую, позвони Михалычу.

   - Позвоню. - говорю я: - обязательно.

   - И там говорят, что за дело фэсы взялись, так что если им передадут по подведомственности - я ничего не смогу сделать. - говорит он. Я мысленно присвистываю. Вот те раз, сходил за хлебушком.

   - Что случилось? - переспрашивает меня тащ майор Костя и я пожимаю плечами.

   - Да, млин, ничего особенно. Сидим значит мы за столиком в "РесторХолле", никого не трогаем...

   - С кем сидел то? - уточняет Костя. Мент есть мент, и даже если он твой приятель - все равно он мысленно тебя колет, а если уж ты попал к нему в отдел, то колет по настоящему. В позапрошлом году у одного опера с Советского отдела жену убили, а у них какая установка на убийство - сперва ближний круг потрошат. Это Чикатилу какого трудно поймать, его с жертвой ничего не связывает, кроме каких-то загадочных тараканов в голове у маньяка, а вот бытовуха - она всегда начинается дома, в кругу родных и близких, так сказать. И если ты видишь труп, то как правило этот труп сделал кто-то близкий и знакомый этому трупу. Так что те, кто боятся незнакомцев на темных улицах, как правило попадаю пальцем в небо по самый локоть, боятся надо тех, кто рядом с тобой. Как там у Хайнлайна - самое опасное животное во Вселенной - это человек. А я добавлю - близкий человек, сидящий рядом с тобой и пьющий водку из одного стакана. Вот. Так что после того, как жену опера нашли дома в луже крови, первым делом взяли самого опера. И "работали" с ним его же товарищи и дружки, с которыми он не раз и на адреса выезжал и водку пил. Все ему сделали, и "слоника", и "библиотекаря" и "водные процедуры". Правда через неделю убийца нашелся сам, пришел и сознался. Неудобно вышло. А опер тот из ментовки уволился. Не смог смотреть в глаза своим дружкам бывшим. Хотя и извинились перед ним всем отделом. Так что даже мент - менту как говориться люпус эст, чего уж о нас, гражданских. Поэтому я не собираюсь раскалываться, мне надо аккуратно подать свою версию событий.

   - Я сидел с Лапочкой. - говорю я: - вдвоем сидели. Потом подошли какие-то ее знакомые девушки.

   - Имена не помнишь? - спрашивает тащ майор. Когда меня скручивали на редкость сноровистые секьюрити - я успел заметить, что ни Марины, ни Женьки поблизости не было, а потому не спешил упоминать их имена и фамилии. Я качаю головой, мол не знаю кто такие были. Конечно, ни Марина, ни Женька ничего такого не делали, но зачем лишний раз их подставлять? Кроме того, Марина у нас еще и замужем, ей-то дурной пиар совсем не нужен, это Женьке все равно.

   - Хорошо. Как так получилось то? - спрашивает тащ майор.

   - Да я же говорю - сижу, никого не трогаю, разве что примус не починяю. - продолжил я: - и тут за угловым столиком этот хмырь образовался. Ему, видите ли, что-то не понравилось в том, как я сижу, или как я дышу, а может лицом я не вышел, не знаю. - тут я немного лукавил. Я знал, что именно не понравилось хмырю, а вернее - кто понравился. Честно говоря, эти игры с тестостероном и гормонами на уровне детского сада, всегда были мне непонятны. На мой отвлеченный от реальности взгляд мышцы нужны не для того, чтобы красоваться, а исключительно в утилитарных целях - от саблезубого тигра убежать, или мамонта домой притащить. То же самое и в отношении девушек - если у тебя есть хорошая девушка со всеми необходимыми причиндалами, прикрепленными где надо и должной степени упругости - это не повод хвастаться ей перед народом. Ну, выпало тебе такое счастье, держи двумя руками и наслаждайся полетом лепестков сакуры и все такое, потому что и это не вечно, и это пройдет и как-нибудь однажды ты будешь лежать на смертном одре и воспоминания как она приятно наполняла тебе руку - будут последним, что порадует в этой жизни. И это при условии, что у тебя будет смертное .. одро? Одре? Ложе в общем. Потому как помереть можно и забавно и мгновенно и самое главное - непредсказуемо. Вот как. А, и еще - я всегда оставался и остаюсь другом своих девушек. Именно другом. А хороший друг не будет относиться к своим друзьям как к антуражу или свите для выхода в свет. И распространяться среди своих знакомых о том, "как я ей засадил" - тоже. Вообще, все эти пособия для пикаперов - это бред сивой кобылы, написанный исключительно в целях законного отъема денег у прыщавых подростков, мечтающих присунуть хоть кому-нибудь, кроме своей правой руки и носка своей старшей сестры. Эти штучки не работали еще тогда, когда они были изобретены, сразу же после первого ледникового периода, когда первобытным людям необходимо было греться друг о друга в холодных пещерах - уже тогда парни, подкатывающие с фразой "Эй, красотка, твоей мамаше зять не нужен?" - были обречены на смерть от гипотермии в гордом одиночестве. И если бы я брал падаванов в этом Великом Искусстве Соблазнения, то первым делом я было обучал их тому, что ложки нет. Что соблазнить человека не убедив его в необходимостиданного соблазнения, возможно только в том случае, если вы рабовладелец с кучей молоденьких рабынь, маньяк со старшеклассницами, запертыми в подвале дома, или на худой конец Большой Начальник и у вас в приемной сидит секретарша, которая отчетливо понимает что ее наняли не за умение заварить кофе и отредактировать колонку в Microsoft World. Во всех остальных случаях вы будете иметь дело с неприятной статьей Уголовного Кодекса. И молодой Казанова, выходящий на тропу шур и мур, (шпили-вили, трах-тибидох, и прочие жаргонные названия старого доброго сун-вын) должен помнить о том, что слабость духом и волей недопустима! Если ты хочешь секса с девушкой, ты должен отказаться от мысли иметь этот секс с этой девушкой! Вот! Это концептуальное знание укладывается в ряд с прочими парадоксами жизни, давая нам некоторое представление о том, как мыслит Парень-Который -Наверху. Да, Александр Сергеевич дал нам понять, что чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей, правда, Жека Онегин не внял наказам старших товарищей, а в результате закончил плохо. Итак, повторяю тезис, для того, чтоб соблазнить девушку - необходимо отказаться от мысли соблазнить девушку. Отказаться полностью. Как воин на поле боя - принять свою смерть и только потом у вас может что-то получиться, только отказаться от мысли о победе и принять поражение. И только тогда ваши движения обретут нужную непринужденность, вы перестанете потеть как боров и заикаться на простых фразах, научитесь смеяться над собой и может быть - может быть даже научитесь делать это смешно. А если вы сможете рассмешить женщину - это уже что-то. Так что, отбросьте сомнения и вперед - во френдзону! Туда, где горько плачут о своей судьбе сотни тысяч неудачников и девственников! Для типичного пикапера с двухнедельных курсов, френдзона - это синоним конца, смерти, поражения. Для настоящего мужчины - это только начало. Начало всего. Именно оттуда идут непростые, но уникальные отношения Настоящей Дружбы между мужчиной и женщиной. Да, да, именно так. Я пропагандирую дружбу с женщинами, довольно войн, мэйк лав, донт вор и все такое прочее. Если вы хотите секса с девушкой, вы должны сперва стать ее другом, быть рядом с ней, когда ей хорошо, быть рядом когда ей плохо, выслушивать жалобы на ее парней, ее родителей, ее свекровь, ее мужа, ее детей и так далее. Коварный план по "оставаться другом" заключается в том, что если вы в статусе любовников (парочки), то у девушки сразу появляются полномочия по разгону всех твоих подружек и наведению порядка в рядах бронетанковых войск в целом. А я не люблю порядка, меня вполне устаивает Хаос, или как его называют в народе -бардак. Да, я адепт бардака и стараюсь по мере своих скромных сил привносить его всюду, где бы я ни был. Поскольку порядок скучен и предсказуем, а в бардаке всегда можно отжать в уголок какую-нибудь сисястую суккубу и нажраться нектаром с амброзией до потери пульса. А если вы друзья, то секс между вами как-нибудь да случиться, но вам, впрочем, он уже не так уж и будет нужен. Потому что у вас уже будет нечто большее. И, более того, эти отношения - они настоящие. Когда ваше настроение будет похоже на черный, неразбавленный кофе, когда беда постучится в двери - они придут, ваши девушки, ваши друзья, ваши хранители. И помогут вам совершенно бескорыстно, просто потому что вы друзья. Настоящие друзья, понимаете? И если для излечения от черной депрессии вам срочно нужно будет заняться страстным сексом с восемнадцатью танцовщицами, а в наличии только семнадцать, то какая-нибудь из ваших фей (а может быть и все), - улыбнется и снимет с себя одежду, потому что вы настоящие друзья. И готовы помочь друг другу в трудную минуту, и уже тем более - в минуту радости.

   - .. уже? - слышу я голос и "всплываю" в реальность. Я фокусирую взгляд и вижу таща майора Костю.

   - Что? - спрашиваю я.

   - Я говорю, ты заканчивай уже про мужскую и женскую дружбу. Ты лучше скажи как у гражданина перелом челюсти случился? - говорит тащ майор.

   - Перелом? Хм... - тут я должен был бы сказать Косте, что челюсть вообще довольно легко ломается, если не считать ключицы, это кость самая легко ломаемая. Кроме того, мой прямой правой был довольно неплох, да что там, я откровенно горжусь им. Да, мои ноги не так подвижны, мне не хватает выносливости, но прямой правой я отрабатывал лет десять подряд. Конечно, бывали и лучшие времена, но приятно осознавать, что даже сейчас, когда я стал старым и больным обезьяном, даже сейчас одного хорошего прямого правой (как его называют в боксе - кросс) хватило чтобы сломать челюсть этому хмырю. А у меня даже костяшки не повредились. Да, я серьезно горжусь своим прямым правой, хотя, рассказывать об этом Косте не буду.

   - Случайно. - говорю я: - когда он вынул нож и двинулся на меня...

   - Нож? Какой еще нож? Не было там никакого ножа...

   - Не было? Ну, я не знаю, я точно видел у него в руке нож, такой, немного кривой на конце. Может он упал на пол и закатился куда? - я пожимаю плечами. В ресторане, конечно, были камеры наблюдения, они сейчас повсюду, но на этих чертовых камерах ничего толком не видно, поэтому как обычно - мое слово против его слова. Когда я выйду отсюда - а я выйду, потому что держать меня в обезьяннике нет возможности, моя личность установлена, объяснения я дал под протокол, сломанная челюсть это вам не убийство, санкцию на арест никакой суд не согласует, так вот - как только выйду, сразу же скажу Сонечке что она видела в руке у хмыря нож. И будет уже два слова против его. И самое главное, я же мог и ошибиться, да. То есть субъективно, с моей точки зрения, это была самооборона. Слабовато, но надо хвататься за все, что есть. Только уголовного процесса мне сейчас не хватало.

   - Не было там ножа. - говорит тащ маойр: - не было ни ножа, ни пистолета, ни базуки, чтобы ты там себе не придумал.

   - Вот как. - говорю я и смотрю на майора Костю в упор: - это ты мне официально заявляешь? А мы не должны сейчас протокол опроса составлять? И вообще, меня мой статус интересует...

   - Ой, ну только не начинай. - говорит он, закатывая глаза с видом утомленного путника.

   - Да. Статус. Я задержан? Нет? Тогда я домой пошел. Ах, мы тут меня опрашиваем? Так почему я не вижу чтобы мои слова записывались? Сдается мне, вы тут злоупотребляете правом, товарищ майор. - говорю я, откидываясь на спинку стула.

   - Слушай, заканчивай уже. Я же на твоей стороне, как ты не понимаешь. - говорит майор.

   - Да? Отлично, тогда я спокоен. - мне лично сразу вспоминается Ааз со своим знаменитым - "малыш, я на твоей стороне." Нет, серьезно, на это кто-то еще ловится?

   - Слушай, я не могу тебе помочь, если ты не сделаешь шаги мне навстречу, я бессилен тут. - разводит руками Костя: - пойми, старик, это уже не от меня зависит, я то что? Да я тебя сейчас же отпущу, а в протокол впишу, что по пятьдесят первой отказался свидетельствовать против себя. Да только ты же прекрасно понимаешь, что это означает, ты до дома не успеешь дойти, а фэсы на тебя ордер оформят и в СИЗО запакуют до суда. И суд задержат на полгодика, а то и на год, зачем тебе это надо? Ты лучше расскажи как все было, чтобы не так сильно расходилось с показаниями свидетелей и будет у тебя нормальный протокол, а на суде сам уже откусаешься, ты же грамотный...

   - Да... да... - говорю я и тру виски, делая усталый вид. Особенно прикидываться мне не приходится, я и вправду устал: - конечно. Извини, что взъелся на тебя.

   - Да брось, я понимаю все.

   - Конечно. Да. - киваю головой я. Доверять Косте сейчас? Это надо головой очень сильно удариться об стену, да еще кокаину сожрать два кило в одну каску. Кто же в здравом уме менту на допросе доверяет? Эти ребята хорошие практические психологи, может они не заканчивали институтов и не получали дипломы, может они не писали научные работы и не номинировались на гранты от Академии Наук, но на практике, в поле - они вытрут ноги о любого теоретика от психологии. Они умеют раскалывать, да так, что ты даже не заметишь, как уже раскололся. У молодых парней и девчонок, попавших в первый раз в ментовку, практически нет шансов, эти волки сделают из них все, что захотят. Где лопатой, где гранатой, как говориться. И вот, даже сейчас, зная меня, зная кто я и как я работаю - Костя не может удержаться и начинает использовать свое черное колдовство на мне. Втирается в доверие, показывая себя единственным другом во враждебной среде, действуя на подсознание, синхронизируя свои волны с моими, сливаясь в одно сочувствующее лицо, выведывая и следя за реакцией. Молодец. Профи, что и сказать. К сожалению, понимая это, я не смогу воспользоваться этим знанием как преимуществом. Если бы я умел быть змеей и орлом одновременно - я бы сыграл на его поле, я бы подал ему правду как ложь и ложь как правду, я бы как призрак Гамлету - поведал такую повесть, что малейший звук тебе бы душу взрыл, кровь обдал стужей, глаза, как звезды, вырвал из орбит, разъял твои заплетшиеся кудри, и каждый волос водрузил стоймя, как иглы на взъяренном дикобразе; - но вечное должно быть недоступно плотским ушам, но нет, нет у меня такого таланта, как в мертвом датском короле. Я не смогу врать, глядя в его маленькие поросячьи глазки на этом куске плоти, по недоразумению называемом лицом, я не смогу терпеть эту насмешку над моим интеллектом и играть в игры для недоразвитых детей в колонии для малолетних преступников.

   - Извини. - говорю я: - ты меня прости, вернее - это вы меня простите, Константин Иванович, товарищ начальник.

   - Что? Что ты ... - не понимает еще Костя.

   - Я просто не могу, правда. Серьезно. Давайте, товарищ майор, все делать по закону. Как там говаривали старики римляне - делай, что должен и будь что будет, нет?

   - Старик...

   - Товарищ майор, начальник. Начни уже протокол писать. И телефон мне верни для звонка. - говорю я и делаю покерфейс.

   - Ох, старик, ты сам не понимаешь, что ты делаешь. Ну смотри, потом не надо говорить, что я тебе не помог. Сам себе яму роешь. - говорит Костя и качает головой, не одобряя мои выходки. В ответ я делаю безразличное лицо. Я не могу врать мордой лица, у меня вообще вранье плохо получается, поэтому приходится играть с открытыми картами. И если мне необходимо соврать кому-то, то мне сперва нужно самому поверить в эту ложь, иначе у меня ничего не получиться. Единственное, что у меня получается делать хорошо, это сделать безразличное лицо, да. Безразличное или похотливое. Мне кажется, что именно этим я обязан такой репутации бабника, хотя на самом деле я просто люблю людей, как Иисус. Впрочем, безразличное лицо у меня получается намного лучше похотливого, я сужу по тому с какой частотой люди мне говорят что "ты не слушаешь" и "разве тебе все равно", вместо "ты хочешь меня трахнуть?!". Практически никто не говорит мне последнего. Может потому, что я говорю это раньше. Ну, я всегда полагал, что глупо скрывать что ты хочешь трахнуть человека от этого человека. Как иначе он узнает к чему ему готовиться? Ну и потом, как говаривал поручик Ржевский - "можно и по морде, но обычно впендюриваю!".

   - Ладно. Протокол. - Костя выходит в коридор, зовет лейтенанта, тот приносит папку, кладет на стол листок серой бумаги и приступает к священнодействию по написанию протокола. Я в свою очередь кладу голову на руки и начинаю придумывать свою версию событий. Как и всегда.

   Глава 6

   Рай покоится в тени сабель

   (Хасан ибн Ас Саббах)

   Ночной город лежит перед нами как на ладони, я стою на краю крыши "Президент Отеля" и смотрю вниз. Руки у меня дрожат. В горле пересохло. Я никогда не верил в Старца Горы, Хасана ибн Ас Саббаха и его гурий в наркотическом раю, в безжалостный орден и крепость Аламут, но более всего - в его бесстрашных и преданных фейдакинов. И сейчас я смотрю вниз, туда, где в свете огней "Президент Отеля" на парковке лежит изломанное тело. С высоты двадцатого этажа плохо видно, но мне кажется, что вокруг головы образуется темный ореол вытекающей крови, может быть это просто самовнушение, но остаться в живых после такого прыжка практически невозможно. С самого детства нас учат, что жизнь, это великий дар, что никто не может относиться с пренебрежением к этому дару, что даже чужая жизнь должна цениться, что уж говорить о своей. И если уж ты готов пожертвовать своим великим даром - то только за что-то действительно стоящее, за что-то не менее великое, и потому это подвиг. Но Старец Горы просто показал вниз и один из его верных фейдакинов просто ступил с края стены вниз, в пропасть. Старец повторил свой жест и следующий фейдакин ступил вниз. И если бы Старец повторил свой жест снова и снова - каждый из фейдакинов сделал бы то же самое. И я знаю, почему они сделали это - там, в далекой и старой легенде, я знаю, что их провели, поманили их, дали вкусить немного наслаждения и отняли назад, сказав, что после смерти они попадут в рай обратно - если умрут, выполняя наказы Старца. Но почему здесь, на крыше "Президент Отеля", сейчас, в двадцать первом веке, в эпоху высоких технологий и повсеместного инстаграмма, почему сейчас это возможно. Я поворачиваю голову и понимаю, что я серьезно недооценил этого человека. Я уже жалею о том, что наши пути пересеклись и понимаю, что буду жалеть об этом еще сильнее. Он смотрит на меня.

   - Хорошо. - говорю я: - хорошо. Я все понял. Надо вызвать скорую помощь. - на самом деле скорее всего нет, она скорее всего уже мертва, двадцатый этаж, гравитация, как говаривал Шелдон - бессердечная сука, и думать, что в твоем случае она сделает исключение по меньшей степени наивно. Но все же хочется верить в чудеса, в розыгрыши и в то, что все это лишь дурной сон, и я вот-вот проснусь посреди ночи в своей кровати, весь покрытый потом и с бешено колотящимся сердцем. Но я все не просыпаюсь, хотя то, что происходит больше всего напоминает какой-то фарс, какую-то фантасмагорию, что-то, даже не из дешевых боевиков, а из третьесортных ранобэ китайского происхождения, только там главный злодей может сидеть на крыше отеля в специально установленном для него кресле с позолотой, хотя после увиденного я допускаю мысль, что это кресло и в самом деле из золота, ну кому придет в голову тащить на крышу отеля золотой трон? И свита, да, я не могу назвать это иначе - именно свита. Все - девушки, все очень красивые и подтянутые, все с фанатичным блеском в глазах. И одна из них только что ступила за крышу "Президент Отеля", повинуясь жесту своего Хасана ибн Ас Саббаха. Ступила легко, словно делала это всю жизнь, она не готовилась к прыжку, не собиралась с духом и мыслями, не прощалась со своими подружками и коллегами, нет. Как только палец указал на нее и они встретились глазами - он просто сделал жест. Так, словно бы выкидывал что-то с крыши "Президент Отеля". Вон. Прочь. Ступай по воздуху. И она шагнула в пропасть. Я даже не могу вспомнить ее лица, она была так же красива, как и остальные девушки тут, просто одна из свиты, когда роз так много, еще одна роза становится просто еще одной розой. Но она шагнула вниз, так, будто это было раз плюнуть. Будто ей был не нужен великий дар жизни. И даже не это поразило меня, не то, как легко она шагнула вперед и вниз, а то, как отреагировали на это другие фейдакины из свиты. Она была одна из них и вот, через несколько секунд она уже лежит внизу, на бетонной парковке возле "Президент Отеля" изломанной куклой, и никто из этих девушек даже не моргнул глазом. Не всхлипнул. Не задержал дыхание, когда она падала. Не зажмурился, когда глухой звук удара. Это говорило о многом. Вы можете нанять себе девушек из модельного агентства для антуража, играть роль вашей свиты. Вы можете нанять профессионалов для охраны из наемников. Вы можете даже притащить чертов золотой трон на крышу отеля. Но вы не сможете сделать из молодых девушек хладнокровных ублюдков, спокойно смотрящих на смерть одной из них, для этого надо чтобы они прошли через что-то, о чем я боюсь даже думать. Или сразу же вырасти в общине религиозных фанатиков, последователей Аум Синрике, или Старца Горы. Из всего этого я могу сделать один вывод - это сон. Яркий, с красками, я вижу золотой трон и человека, сидящего на нем, вижу теплые домашние тапочки на его ногах и дорогой шелковый халат пурпурного цвета с вышивкой на нем, отчетливо вижу как отраженный свет играет на полированной поверхности пистолета, который держит одна из свиты фейдакинов, этот свет заслоняет ее как человека, заслоняет даже ее большую, наверняка очень упругую грудь, от девушки остается только функция - она держит в руке оружие. Ствол пистолета опущен вниз, ее рука расслаблена, она не тычет в меня им, не напрягается и не беспокоится. Наверняка она знает, что в любой момент сможет вскинуть его на уровень глаза и выстрелить. А может быть она стреляет с бедра, как в старых ковбойских фильмах, может быть она - Винниту, Крепкая Рука, может у нее на счету уже сотни скальпов бледнолицых, а может быть она просто не знает, что пистолет надо направлять в сторону цели и держит его в первый раз. Но я вижу, как свет играет на полированной поверхности ствола и понимаю, что это сон. Я слышу, как где-то далеко завыла сирена "скорой помощи", как с ветром донеслось несколько тактов какой-то мелодии, пробившейся сквозь шум ночного города. И я чувствую легкий запах духов, который идет от одной из фейдакинов, может быть от Винниту, а может от ее соседки справа, которая носит платок на голове, почти полностью закрывающий ее лицо, видны только глаза и эти глаза странно знакомы мне. Поэтому это сон. И штифты на челюсти нестарого Старца, отблескивают в отраженном свете огней навигации и города под нами, штифты, скрепляющие кость, поэтому Старец не может говорить и поэтому он снова машет рукой. На этот раз одна из фейдакинов, та, что рядом с Винниту, выходит вперед и крик застревает у меня в горле, потому что я хочу сказать - не надо кидаться вниз с чертовой крыши, но она просто снимает платок с лица и я замираю, глядя на ее скулы, на ее губы, на ее странно знакомые глаза. Я знаю это лицо.

   - Ты? - говорю я, понимая, что это глупо и неинформативно. Что еще за "ты"? Очень похоже на сдавленный шепот Юлия Цезаря, но тот хоть имя добавил - и ты, Брут?! Да, имя, он сказал имя, проткнутый кинжалами тридцать восемь раз, хватило бы одного точного и хладнокровного удара, но это были не наемные убийцы, это были тучные сенаторы, расслабленные десятками лет ничегонеделанья, они суетились и боялись, им надо было связать друг друга кровавой порукой, каждый должен был ударить Цезаря хотя бы раз, замараться в крови. И поэтому - тридцать восемь ударов. И сейчас я своим сердцем чувствую каждый из этих ударов, каждый из них, направленный рукой труса и подлеца, но более всего - этот. И ты, Брут. И ты.

   - Quod licet Iovi, non licet bovi. - говорит Лапочка, становясь рядом со Старцем. Сперва я не понимаю о чем, но Лапочка продолжает: - Что позволено Юпитеру - не позволено быку. Ты перешел границы приличия между миром людей и миром богов, а потому ты будешь наказан. Это... - она обвела рукой все вокруг, крышу "Президент Отеля", золотой трон со Старцем, его свиту из фейдакинов, легким жестом указала вниз, на бетонную парковку, где рядом с изломанным телом одной из фейдакинов уже собралась небольшая толпа и кто-то снимал происходящее на айфон, а кто-то набирал номер "Скорой": - это всего лишь небольшая демонстрация. Я хотел привлечь твое внимание. Чтобы ты осознал глубину пропасти между нами, человечек. - она смотрит мне прямо в глаза и я всматриваюсь в ответ, пытаясь понять что происходит и почему Лапочка ведет себя так, словно она и не знает меня, словно она одна из свиты. Она говорит от его имени, она говорит, потому, что он не может сейчас говорить, понимаю я, но как?! Почему?! Какого черта?! Спокойно, говорю я себе, спокойно, этому должно быть рациональное объяснение. Во-первых это сон. А во сне возможно что угодно. Во-вторых это параллельные вселенные, как учит Зеланд, и я попал в ту, где Лапочка - одна из фейдакинов этого фрика. Или, если ни то, ни другое, значит либо это ее идентичная сестра-близнец, либо ей промыли мозг. Последнее пугает. Кто-то настолько могущественный, что щелчком пальцами может полностью поменять самоидентификацию человека, либо заставить его двигаться и говорить по приказу - не говоря ни слова - это пугает. Есть, конечно, еще объяснения, как и всякий фокус, этот может быть мошенничеством со скрытыми от зрителей зеркалами и тросами, с согнутой в три погибели ассистенткой фокусника и зажатыми в фальшивом дне цилиндра голубями, но мысли в моей голове несутся как табун испуганных лошадей и я не успеваю заметить подделки, даже если она есть. Выводы. Надо делать выводы, кричит кто-то в моей голове, он испуган. И я испуган тоже. Что-то щелкает в голове, и я чувствую, как в кровь впрыскивается адреналин. И перестаю думать. Дикий человек из Дикого и Мокрого Леса снова поднимает голову, наклоняет ее вбок, разминая шею, готовый броситься вперед.

   - Ты. - говорю я в ответ, науськанный Диким, тыкая пальцем в Старца на троне: - если хочешь что-то сказать, скажи это мне лично, в лицо, а не прячься за бабами. Что ты за мужик вообще? - я прекрасно понимаю, что это дурная идея, злить кого-то, кто обладает такой властью, даже если предположить, что вся эта сцена всего лишь фокус с натянутыми канатами и подпольными люками, а внизу на парковке отеля лежит манекен, а вокруг него нанятые статисты, а в руке у Винниту Крепой Руки Большие Сиськи не пистолет, а игрушка, китайская подделка под "беретту-92", и все это лишь дешевый антураж из соседнего цирка - даже в этом случае этот человек могуществен. Кроме того, что он нанял весь этот цирк, он еще выдернул меня из участка, заткнув всем глотки, я даже не знаю, как он это сделал. А уж если допустить мысль, что это не цирк, хотя бы в одном месте, то идти поперек этого человека - это идиотская мысль. Но когда Дикий пляшет в моей голове на моих нервах, размахивая адреналином и тестостероном - я уже не могу себя контролировать в полной мере. Эскалация конфликта, это все что может сделать Дикий. Если в этот момент на меня выпрыгнет медведь из-за угла, клянусь своей треуголкой, я заору боевой клич и кинусь на него. Конечно, медведь сожрет меня в мгновение ока, видимо так и производится естественный отбор, всех идиотов съедали медведи. Или в моем случае - их убивали девушки с береттой в руках.

   - Что? - уже рычу я: - струсил? Давай, один на один, мужик на мужика, кулак на кулак, как и учил меня мой папочка, ты олигофрен на золотом стульчаке. - и я добавляю пару крепких ругательств на староваллийском, показывая, что я делал с его мамочкой и обстоятельно описываю его родословную. Он даже не нахмурился, его лицо выражает скуку и легкую неприязнь, что заводит меня еще больше.

   - Знаешь. - Лапочка стоит совсем близко ко мне и ее аромат дурманить мне голову, она кладет свою ладонь мне на плечо, она гладит его и улыбается мне. В этот момент Дикий человек застывает, он не понимает, что происходит, он простой парень, у него есть программа "бей-или-беги", и другая, та, что отвечает за шпили-вили в соседней пещере, но они не могут смешиваться, а то беда выйдет. Поэтому он в ступоре под Лапочкиной ладонью. И я в ступоре тоже, я не определился что вокруг меня происходит и как мне поступить, и поэтому я стою на месте и молчу, глядя в ее глаза. Ровно до того момента, как Лапочка со всей мочи бьет меня коленом в пах. Сложно описать что происходит с человеком, когда ему попадают коленкой в пах, да еще и со всей дури. Кен Кизи вложил в уста Макмерфи такие слова - как это лучше сделать, как тебя скрутить, как стреножить? А так: ударить коленом где всего больнее. Тебе в драке не давали коленом? Вырубаешься начисто, а? Хуже нет. Сил ни капли не остается. Если против тебя такой, который хочет победить, но не тем, чтобы самому быть сильнее, а тем, чтобы тебя слабее сделать, тогда следи за его коленом, будет бить по больному месту.

   Да, я вырубаюсь начисто, Макмерфи, старый ирландский бродяга, я не последовал твоему совету, я забыл следить за коленкой, я лежу на крыше отеля, скорчившись как креветка в кляре, которая ждет когда ее окунут в раскаленное масло, я лежу, не в состоянии вдохнуть воздух, а Лапочка бьет меня ногами, обутыми в тяжелые армейские ботинки с окованными металлом носками и мне больнее всего от того, что я не понимаю, как мог мой друг Брут воткнуть мне в спину кинжал. Или вернее - колено в пах. Удары сыплются как град, я чувствую, как трещат мои ребра, как звенит в ушах и все происходящее начинает казаться далеким и неважным. Последнее что я вижу, это металлический носок армейского ботинка, замазанный в чем-то темном.

   Глава 7

   - Но теперь, когда мы наконец увидели друг друга, предлагаю тебе сделку: я поверю в тебя, если ты поверишь в меня. По рукам?

   Л. Кэролл "Алиса в Стране Чудес"

   Когда мимо меня проплыла уже четвертая по счету радужная девушка-русалка в костюме Китаны, я задумался. Как там - насторожился. Да. Потому что это что-то мне напоминало, потому что одна девушка в костюме Китаны, или даже две - это еще куда ни шло, но четыре подряд? Значит что-то прогнило в Датском королевстве и Фортинбрас идет войной, и Гертруда подала кубок, клинок отравлен тоже, ну так за дело яд, пусть Гамлета к помосту отнесут как воина четыре капитана, и будь ты невинна как снег и непорочна как лед, тебе не избегнуть клеветы. Именно так я и подумал, хватая Призрака за руку. Рука Призрака была неожиданно твердой и сухой, словно ветвь старого дерева в лесу после бури.

   - Когда б не тайна... - сказал он проникновенно, глядя мне в глаза пустыми провалами в черепе.

   - Я знаю, знаю. - сказал я: - знаю. Прогнило все и брат у тебя сволочь, а сынок бесхребетный. Вот Отелло бы на его место, он бы дядьку своего на тот свет мигом оформил бы.

   - Отомсти за гнусное его убийство. - поведал призрак, отпуская руку и отступив на шаг. Я огляделся. Мы, по-видимому, стояли на площадке возле Эльсинора, над нами возвышались шпили его башен, вдалеке стояли Франциско и Бернардо со своими неизменными протазанами. Над нами всеми плавали девушки-русалки в фиолетовых бикини и масках Китаны, отблески их радужной чешуи играли на лезвиях протазанов и доспехах воинов.

   - Стой, кто идет?! - крикнул Франциско и на парапет ступили Марцелл и Горацио. Слуга царю и люди Датской службы обменялись паролями и вступили в оживленную беседу. Я обернулся к Призраку и замер. В открытом забрале его рыцарского шлема с плюмажем я увидел лицо Старца Горы. Штифты, скрепляющие его разбитую челюсть составляли с шлемом одно целое, смесь киберпанка и средневековья. Старец встретился со мной взглядом и сделал жест рукой. Люди Датской службы вдруг замерли в тех позах, в которых они были секунду назад.

   - Нет. - сказал я: - нет. - но Старец взмахнул рукой еще раз, указывая вниз, и тотчас Бернардо шагнул в пропасть, прямо с площадки возле замка Эльсинор, продолжая сжимать в руках свой протазан. За ним шагнул Франциско, он успел разжать руки перед падением и его алебарда упала на камни, зазвенело стальное лезвие, отбрасывая блики от радужных русалочьих чешуек вокруг, словно на дискотеке 80-х.

   - Стой. Что ты делаешь... - хриплю я, хватая Старца Горы за горло и сжимая его до боли в пальцах: - что ты делаешь... - он смотрит на меня, я вижу что у него нет глаз, только черные провалы глазниц. Он машет рукой, и Марцелл с Горацио ступают с обрыва вниз, потому туда же устремляются все радужные девушки-русалки и вот мы остается вдвоем в стремительно сужающемся мире. А потом его рука становиться чудовищно огромной и вот уже и я лечу куда-то вниз...

   Вздохнув я открыл глаза и тут же закашлялся от резкой боли в груди. Чья-то легкая рука легла на лоб, облегчая боль, скосив глаза вбок я увидел смутный силуэт на фоне окна.

   - Все в порядке. - сказал чей-то голос. Голос был явно женский и не лишён приятности. У меня в голове происходила обычная перезагрузка, смутные силуэты сновидений, Марцелл, Бернардо и радужные русалки на площадке замка Эльсинор, уступали место воспоминаниям - крыша "Президент Отеля", золотой трон, Старец Горы, изломанное тело на парковке далеко внизу и спокойные, стеклянные глаза Лапочки, когда она заносила ногу для следующего удара.

   - Что? Где я? - выдавил я из себя, пытаясь принять сидячее положение и проморгаться. Голова кружилась, и что-то стреляло в висках, глаза отказывались фокусироваться, но через некоторое время я все же увидел своего собеседника. Напротив меня в кресле у окна сидела женщина в красном платье. На коленях у женщины, обложкой вверх, лежала открытая книжка карманного формата, на обложке молодой человек без рубашки с необычайно рельефной мускулатурой и длинными волосами держал в своих объятьях девушку в розовом платье. За парочкой, в голубоватой дымке, виднелись замковые башни Эльсинора.

   - Ты в безопасном месте. - сказала женщина, убирая книгу с колен: - тебе здесь ничего не угрожает.

   - Безопасном месте? - повторил я. Повторить сразу за собеседником - это старый прием, позволяющий выиграть несколько секунд на обдумывание ситуации, это делает тебя немного туповатым или глуховатым в глазах собеседника, но дает возможность выбора стратегической позиции в случаях, подобных этому. Полный так сказать "туман войны". Но у нас есть исходные данные, нет? Первое - я проснулся не у себя в постели, у меня все болит, последнее что я помню, это крыша "Президент Отеля" и ... тут по сердцу резануло. Ты можешь быть удивительным циником, прагматиком и вообще полной сволочью, но у любого распоследнего гада есть какие-то "свои", кто-то, кто одобряет твои поступки и выходки, кто-то, чье мнение для тебя важно. Люди социальные животные, и предательство социума потрясает основы. Я могу сделать вид что мне все равно, что Лапочка просто одна из многих, но для меня она всегда была Священным Граалем, центром и основой моих непростых отношений с обществом и сейчас, когда последнее что я помню - это ее безразличное, неэмоциональное лицо в тот момент, когда она пинала меня на этой крыше, - мне чертовски больно. Я стискиваю зубы и издаю непонятный звук, нечто среднее между рыком и стоном. Мне стыдно, мне больно, я очень зол и очень устал одновременно. Но нет времени предаваться отчаянью, мой собеседник, женщина в красном наклоняется ко мне с выражением сочувствия на лице.

   - Как ты себя чувствуешь? - спрашивает она: - тебе больно? - вопрос дурацкий, думаю я, конечно мне больно, дура, неужели не видишь, я тут просто так валяюсь весь в бинтах.

   - Нет, не очень. - отвечаю я: - нормально. Уже лучше. - а сейчас надо быстро обдумать ситуацию. Какого черта происходит. Где я? В безопасном месте, сказала она - тут я окинул помещение взглядом. Обычная комната, кровать у окна, кресло, стол с какими-то лекарствами на нем, дверь. Слишком аккуратная для дома, больше похоже на общежитие или гостиницу. Но это не больница. Наверное. И женщина не похожа на медсестру или врача. Даже если бы она одела белый халат и перекинула через шею стетоскоп - все равно не стала бы похожей на медицинского работника. Было в ней что-то от случайной попутчицы, проходящей мимо раз в жизни, которую не увидишь больше никогда и которой можно поведать все тайны и секреты, с тем, чтобы забыть об этой встрече. Тем временем женщина нажала на какую-то кнопку возле изголовья кровати и почти мгновенно в комнату зашла молодая азиатка в зеленом ципао. Глядя на ее бесстрастное лицо я вдруг вспомнил где я ее уже видел - это та самая глухонемая Аса Акира, из приемной Большого Начальника Николая Ивановича. Я повернул голову и понял, что женщина, сидящая возле кровати - это женщина, которая зашла в кабинет и выжала Большого Начальника до состояния ступора меньше чем за минуту. От это информации мне легче не стало, только закружилась голова. Аса Акира в зеленом ципао быстро и с определенной сноровкой, показывающей что ей это не впервой, замерила мне температуру, давление, посветила фонариком в глаза, после чего повернула голову к женщине в красном и кивнула.

   - Хорошо. - сказала женщина в красном и легким жестом руки отослала Асу Акиру обратно в коридор, или откуда она там примчалась. Затем она откинулась на спинку кресла, тщательно смерила меня взглядом и принялась накручивать локон на палец.

   - Думаю, что у тебя полно вопросов. - сказала она, продолжая свое занятие: - поэтому я начну с ответов. Меня зовут Афина. Ты находишься в безопасном месте, а именно в моей квартире. Ты сильно пострадал в результате инцидента, но ты не должен был скрыться, потому что один могущественный человек с тобой не закончил.

   - Старец Горы. - пробормотал я.

   - Вот как ты его назвал. - женщина наклонила голову, ее кисть замерла, перестав накручивать золотистый локон: - это имя ему тоже пойдет, пусть на вид он молод, но его истинный возраст мы не знаем.

   - Кто он такой? - спросил я: - Кто он такой и что ему от меня надо? И как ... - я хотел спросить - как он может превращать человека в зомби щелчком пальцев, но остановился, поняв, что это будет глупо звучать. Привиделось тебе, дружище, скажут, это твоя девка давно на тебя зуб точила, чужая душа - потемки, может она с ним роман закрутила, а тебя по борту пробросила и вся недолга. А ты тут мистику развел, зомбирует он людей, этот Старец, решил, что это реинкарнация Ас Саллаха, соплей развешал. Примени Бритву Оккама, примени, отрежь по живому и честно задай себе вопрос - что более вероятно, - то, что Лапочка - сука и стерва, или то, что Хасан ибн Ас Саллах воскрес? Конечно, все бабы суки и стервы, это даже без теории вероятности ясно, они суки и стервы по Шредингеру - пока ящик не откроешь, непонятно сука или нет. Но вероятность есть всегда. А вот что в современном мире ходит Старец Горы, который подчиняет себе волю других людей меньше чем за полдня - это бред. Чушь. Ненаучная галиматья. Так что отметем в сторону все эти сказки древнего мира и народный фольклор и начнем думать рационально, да? Кто бы ни был этот человек, он влиятелен и он враждебно настроен. Поэтому - кто он?

   - Имени его мы тоже не знаем. - призналась Афина: - мы зовем его Сердцеед. Что ему от тебя надо? Ему нужно уничтожить тебя как человека, сломать твою волю, стремление к жизни, растоптать личность и превратить в животное. В конце концов, полагаю - уничтожить физически.

   - Что? Но зачем? - спросил я, нутром понимая - зачем. Почему-то я стал делом принципа для этого человека, влез ему под кожу и развернул там пикник на семьдесят пять человек с шашлыками и пьяными танцами у костров. И теперь между нами кровная вражда, а учитывая разницу в ресурсах, - скорее дикая охота. На меня. Я не понимаю, - почему? Ну да, я сломал ему челюсть, но учитывая как он похабно вел себя, в общем можно сказать что он начал первым. Да. Кроме того, мужики дерутся, иногда получают в морду, иногда дают в морду, дело в общем скорее житейское. Ну, хорошо, поймал он меня со своими федакинами, отпинал люто и ушел. Маслину там в череп послал на самый худой конец. Но чтобы прямо вот так...

   - Ты ничего не заметил? - спрашивает у меня Афина: - ничего такого ... особенного? Как он держится? Как он ведет себя с людьми, а люди с ним?

   - Думаю, что заметил. - задумчиво киваю я: - он вел себя как чертов принц. Прямо как Сиддхартха какой-то. И никто ему и слова сказать не мог. - думаю именно это и завело меня тогда, что люди перед ним прямо расстилались, а он вел себя словно испорченный ребенок в магазине игрушек. И потом, потом, во время драки - никто даже не вмешался, даже мои девчонки стояли как парализованные, пока охрана не вмешалась.

   - Хорошо. - кивает головой Афина: - ты наблюдателен. Что же, думаю хватит ходить вокруг да около. Наш Сердцеед - особенный человек. В древние времена таких называли магами, а может даже богами. Сейчас их зовут экстрасенсами, но это название лишено былой мощи, экстрасенс - это скорее про фрика, экзотическое существо в зоопарке, а Сердцеед не таков. Его сила выражена в его слове, в его голосе, в его волевом посыле. Когда он командует, приказывает или даже рекомендует - никто не в состоянии сопротивляться этому посылу. И если... - она наклоняется вперед и смотрит мне прямо в глаза: - если он скажет тебе - иди и шагни в пропасть, с высоты двадцати этажей...

   - То ты шагнешь... - прошептал я, чувствуя, как у меня внезапно пересохло горло. Все вдруг стало на свои места. И девушка-фейдакин, которая шагнула вниз и Лапочка с ее бесстрастными глазами и люди в фойе отеля, совершенно не обратившие внимания на "свиту" Сердцееда, и то, что в этой свите были одни лишь только привлекательные девушки, и то, что они совершенно открыто носили оружие и даже чертов золотой трон.

   - Именно. - говорит Афина и откидывается назад, на спинку кресла: - именно.

   Глава 8

   Бог умер: теперь хотим мы, чтобы жил сверхчеловек.

   Ф. Ницше "Так говорил Заратустра"

   Если человек всю жизнь занимается чем-нибудь, совершенствует свое умение, доводит до автоматизма и абсолюта свои навыки - как многого он сможет достичь? Человек, который стал мастером в своем деле, неважно, что это за дело - выращивать табак, заваривать чай, лечить людей, убивать их, вдохновлять на подвиг, соблазнять или писать книги - кем сможет стать этот человек? Неужели и вправду - богом? Нет, - Богом? Может даже - БОГОМ? Конечно, какому богу понравиться, что его пишут с маленькой буквы? А потом он захочет, чтобы его писали заглавными буквами - полностью. А потом потребует особого шрифта, и чтобы на это странице ничего не было, кроме его имени. Боги - похожи на газ, они занимают весь объем предоставленной им емкости. И поднимутся в небо багровые штандарты нового БОГА и на площадях городов взметнутся в небо храмы и алтари и священники новой религии придумают новые ритуалы и новые девственницы застонут на жертвенниках во славу БОГА, даже если он импотент, нет, тем более, если он импотент. Люди найдут как, найдут за что, и найдут чем оправдать свое свинство, если они захотят, а они захотят, потому что в основе своей человек - животное, и только потом - человек. И если развить эту эволюцию дальше, предположить, что следующая ступень эволюции по Стругацким будет достигнута не всеми, и не сразу, то можно в свою очередь сделать вывод о том, что кто-то из нас уже стал сверхчеловеком, люденами или богами, если по старому. Идея о сверхчеловеке вообще живуча, и даже не Ницше дал ей дорогу в умы человеческие, все началось еще раньше, с тех пор как богов стали изображать с человеческими лицами. Так думал я, сидя на кровати в комнате дешевого отеля рядом с Афиной и мысли мои скакали как кролики от древних богов Греции, Индии и Египта до современных глянцевых супергероев и суперзлодеев вселенных Марвел и ДиСи.

   - Но как? - спросил я: - как это вообще возможно? Физически?

   - Мы не знаем. - сказала Афина, пожав плечами: - но факт остается фактом. Человеку достаточно услышать его приказ и он уже не может ослушаться.

   - Но... каковы пределы этого? Нужно ли человеку знать язык, на котором ему приказывают? Если, например мне прикажут на староассирийском или китайском - буду ли я повиноваться приказу? Может ли этот приказ транслироваться по радио или телевидению? А в аудиозаписи? Это колебания воздуха или волевой посыл? И кто вы такие вообще? - не выдержал я: - кто такие загадочные "вы"? Скауты-добровольцы? Секта богоубийц? Спецслужбы? Что вообще здесь происходит?

   - О. Я обязательно отвечу на все вопросы. - сказала Афина, откинула волосы назад, достала из сумочки длинную дамскую сигарету и, не торопясь, прикурила ее от небольшой зажигалки. Выпустив дым вверх и проследив за его клубами, она перевела взгляд на меня.

   - Для начала вот. - она положила на край моего одеяла коричневый бумажный пакет: - взгляни. - я открыл пакет. Внутри было несколько фотографий. На первой была симпатичная юная девушка, с открытой улыбкой и в очках, делающих ее похожей на косплееров Гарри Поттера. На последующих было запечатлено ее тело. Я отвел взгляд. Что-то подобное с человеком могла сделать взбесившаяся сенокосилка или мясорубка. Вздохнув глубже, я стал рассматривать фотографию снова, уже внимательней. То, что на фото была одна и та же девушка, было понятно. По какой-то причине маньяк (или бешеная бензопила) практически не тронул лица девушки и даже оставил на ней ее очки, так что трудностей с опознанием тела не было. Однако что первая, что последующие фотографии не были сделаны опытным фотографом-криминалистом. Не были разложены линейки рядом с предметами и телом, нет привязки на местности и адреса, нет даты, углы съемки совершенно не давали нужной для следствия картины. Значит, фото были сделаны любителем. Может даже самим убийцей.

   - Хорошо. - сказал я, закончив рассматривать фотографии и убрав их обратно, в коричневый конверт: - хорошо. Кто эта девушка и зачем вы мне показываете эти фотографии?

   - Мое настоящее имя не Афина. - сказала женщина, потянувшись за конвертом: - у меня были фамилия, имя и отчество. У меня были дети, родители, семья, карьера и власть. Но самое главное - у меня была сестра. - она забрала конверт и очень аккуратно убрала его в сумочку. Я сжал зубы и продолжил слушать ее историю. Афина не была адептом секты богоубийц, не была она и агентомспецслужб, она была просто женщиной, у которой было все. И у которой все было отнято. У нее была власть и влияние, она могла приказать, она могла требовать, она могла вершить судьбы и разница между ее положением в обществе и моим нынешним была равна пропасти. Большой Начальник, которого я знал в своем городе, мог только мечтать попасть к ней на прием. У нее была семья, большая и счастливая, дети, родители, семья. И сестра. И вот однажды, Афина встретила Его. Чем она привлекла Его, она не знала, но могла предположить - слава, деньги, интервью прессе, имидж самостоятельной и привлекательной женщины. Сперва, она посмеялась над ним, но в ту же секунду поняла, что не может сдвинуться с места.

   - Я стояла перед ним и не могла шагнуть, не могла пошевелиться. - сказала Афина и сжала сигарету в кулак, сминая ее и не заметив ожога: - он мог пожелать чего угодно. И он пожелал...

   Я мог представить себе эту сцену в отвратительных деталях, каждый мужчина иногда хочет этого, владеть, доминировать и унижать привлекательную женщину, сделать ее своей рабыней и тут главное не ее тело, а ее душа, это мы уже проходили. У меня никогда это не получалось, как бы мы ни пробовали. Как-то раз, договорившись с Адой о том, что я буду ее безжалостно насиловать как маньяк и условившись о том, что безопасным словом будет "Желтая селедка" - я повалил ее на кровать, сорвал одежду и принялся покрывать поцелуями тело, даже не поцелуями, а такими отвратительными засосами, мерзко вывалив язык - как и положено маньяку. Она сопротивлялась, а я брал ее силой, подавляя сопротивление. И тут она говорит мне - совершенно спокойным голосом, прекратив свои крики и стоны, говорит - только в глаза не целую, косметика смажется. И я ей отвечаю - конечно, не буду. И тут она начинает хохотать совершенно диким хохотом, валяясь по кровати и держась за живот. Я, надо сказать, чувствовал себя совершенно глупо, стоя над хохочущей голой девушкой с членом наперевес. Отсмеявшись, она сказала, что вдруг поняла, - говорить такие вещи маньяку глупо, но уж ожидать от него ответа - да, конечно, какие проблемы - это просто улет и она теперь маньяка во мне просто не в состоянии видеть и давай займемся этим без игр, а то у нее живот болит от смеха. Видимо, я воспитан в традициях женопоклонников, меня учили, что женщину нельзя бить, что согласие должно быть выражено в словах четко и однозначно, недвусмысленно и скреплено печатями в двух экземплярах. И я никогда не понимал - когда уже можно. Марина всегда говорила мне что ты, Виталя, тормоз. Вот, дескать, прямо сейчас ты мог бы взять меня прямо тут, разложить на рабочем столе в моем кабинете и я бы не сказала бы тебе ни слова, но ты снова протормозил. И тогда, на мосту. И тот раз в машине. И вообще. Да, кивал я, я тормоз. Но я не вижу ваши знаки, ваши знамения, ваши намеки. Откуда мне знать, что "дрожание левой икры есть великий признак"?! Я, демоны меня побери, человек, не понимающий двусмысленностей и намеков. Хотите, так сказать в койку, скажите это словами. Ртом. Напишите на бумаге, не надо мне тут ваших двенадцати признаков, расширенных зрачков и легких касаний руки.

   Может быть поэтому, а может по другой причине я никогда не мог принять насилия по отношению к женщинам. Как-то не лежало оно на сердце. Но я могу себе представить, что именно стал бы делать человек, именно этот человек, получив себе абсолютную власть над другим человеком. Над женщиной. И ему было этого мало. Ему нужно было не тело. Ему нужна была душа. Я все понял еще до того, как Афина закончила. Чем сильней она сопротивлялась - ментально, не физически, тем сильней ему хотелось ее уничтожить, именно морально. Она видела, как ее родные забыли про нее, несколько слов и вот они уже смотрят на нее как на чужого человека. Она видела, как рушилось все, что она строила и создавала годами. Как из гордой и властной женщины она превращалась в животное, в дрессированное животное, дрожащее и следящее за рукой с кнутом. Но она все еще оставалась человеком.

   - Я не знаю, почему. - сказала Афина, ее голос звучал сухо и хрипло. В комнате наступил полумрак, мы разговаривали уже два часа подряд, но никто не включил свет, а я не хотел, да и не мог прервать ее рассказ.

   - Я не знаю почему, но я могла думать. Остальные не могли. Он не мог приказать мне забыть себя, я все равно помнила, кто я и что здесь делаю. Наверное, было бы легче, если бы я все забыла, если бы стала такой, какой он сделал всех вокруг - просто рабыней, безмерно преданной и влюбленной в него. Наверное, я бы ему надоела, и он оставил бы меня в покое. Но я могла сопротивляться ему - пусть только мысленно, но могла. И поэтому именно на мне он и сосредоточился. Я могла думать не так, как он приказывал и все. Поэтому спрашивал меня - что ты сейчас думаешь. И я не могла противиться этому приказу и выкладывала все как есть. Что я ненавижу его, что если бы я могла бы, я бы убила его самым ужасным из всех возможных способов, что тысячи смертей ему мало за то, что он сделал с моими родными, за то, что мои дети перестали меня узнавать, и что я ищу способ перестать подчиняться его приказам и добавить в его обычный вечерний бокал вина толченного стекла или провести провода от розетки к его золотому джакузи. Сперва ему это нравилось, но потом стало надоедать. И вот тогда он и задал вопрос, и если бы я могла умереть и не ответить на него - я бы так и сделала. - Афина вздохнула. Я понял, что за вопрос был задан Сердцеедом. Очень простой вопрос, тот самый, который задал бы Иван Царевич Кощею Бессмертному, который задал бы Лекс Лютор Супермену - в чем твоя слабость? Где твой криптонит, твоя игла в яйце? Кого ты любишь больше всего? Удивительно, но связь между сестрами намного сильнее, чем связь между детьми и родителями. Старшая и младшая сестры проводят вместе больше времени, чем с родителями или потом - со своими детьми. Поэтому их связь такая крепкая. Поэтому младшая сестра для Афины была как основа жизни, как стержень внутри. Вынь ее - и она упадет. И после того, как сестры не стало, не стало прямо на ее глазах, после всего этого - он спросил ее - что ты сейчас думаешь? А она хотела только одного - умереть. Прекратить существование. В ее душе не осталось даже места для мести, для ненависти, для ярости. Поэтому он ушел, оставив ее там, в подвале какого-то госпиталя, наедине с телом и инструментами. Острыми, достаточно для того, чтобы прервать жизнь.

   - Но в тот день я не ушла. - сказала Афина: - потому что я задумалась о другом. Не о мести. А о том, что пока такая сволочь ходит по свету - никто не может быть в безопасности. Ничьи дети, родители, сестры или братья. И моя цель именно в том, чтобы прекратить физическое существование этого существа. Потому что я не могу называть его человеком. - она замолчала, потянулась к графину с водой, наполнила стакан и отпила несколько глотков.

   - Почему я тебе это рассказываю. - она поставила стакан на место: - потому что сейчас мы с тобой в одной лодке. Он запомнил тебя и он к тебе еще вернется.

   - Он же оставил меня на крыше. - напомнил я: - может быть решил, что с меня довольно?

   - Вряд ли. Скорее всего решил дать тебе иллюзию побега. Он неоднократно так играл и со мной. Отпускал поводок, а потом снова дергал его. Куда ты сможешь убежать от него? Любой сотрудник любых спецслужб, вплоть до генерала - в его распоряжении. Проводники в поездах, водители автобусов, стюардессы в самолетах, обычные попутчики, да кто угодно - могут быть его людьми. И потом, после всего, что я тебе только что рассказала, ты серьёзно думаешь, что он оставит тебя в покое после небольшой взбучке на крыше? - я посмотрел на силуэт Афины в полумраке комнаты и медленно покачал головой. Я так не думал. Ее слова, словно бы забивали гвозди мне в сердце. И Лапочка. Она осталась у этого ублюдка в полной власти. Даже если бы он оставил меня в покое, этого было бы недостаточно. Мне нужно, чтобы он освободил Лапочку из-под своей власти и не трогал никого более из моего окружения. А это невозможно.

   - Стой. - сказал я: - что-то не вяжется. Когда он стал вести себя как ублюдок там, в ресторане, я забычил в ответ и он приказал мне разбить бутылку о край стола и забить себе в задницу. Тогда я подумал, что это фигура речи, но если он и вправду приказывал мне - почему на меня это не подействовало?

   - Именно. - Афина встала, подошла к двери и щелкнула выключателем. Яркий свет залил комнату и я прищурил глаза.

   - Именно. По какой-то причине на тебя его прямой приказ не подействовал. Только поэтому ты смог ударить его. Если бы он знал, что ты в состоянии сопротивляться, он бы попросту приказал другим людям избить тебя до полусмерти и все. Думаю, что он до сих пор в шоке, до сих пор не понял что произошло, иначе ты был бы уже мертв. Он слишком самоуверен. - приоткрыв глаза я увидел как Афина улыбается.

   - Так, минуточку. - говорю, привстав в кровати: - вот тут подробнее, пожалуйста. Ты что, предлагаешь мне его убить?

   - Конечно. Никто, кроме тебя не сможет этого. Только ты в состоянии противится его приказам-внушениям, один раз у тебя получилось, значит выйдет и в другой раз. А он обязательно вернется за тобой, обязательно.

   - Но в этот раз он может оградить себя толпой охранников и вообще сделать все руками своих фейдакинов, попросив записать все на видео, если уж он дрочит на такие развлечения. - сказал я: - я не ниндзя какой-то, чтобы раскидать кучу народа и влепить ему сюрекеном в глаз. Кроме того, почему не сесть на крыше с хорошей винтовкой? Думаю он не успеет сказать снайперу "не стреляй" до того, пока пуля не разбрызгает его мозги по ближайшей стенке.

   - Если бы я знала, когда и где он появится, я бы так и сделала. - сказала Афина: - Громозека неплохой стрелок, он бы смог. Но этот ублюдок параноик и кроме того, его очень сложно отследить. Ему нет необходимости регистрироваться в аэропортах или гостиницах, он может в любой момент поменять свои планы, кроме того все, кто его видели могут внезапно забыть об этом. То, что мы оказались в этом городе вместе с ним уже чудо. То, что он вернется за тобой - это возможность. Если сейчас бы упустим ее - в дальнейшем такой возможности не представится. - в ее словах был свой резон, ведь если он в состоянии приказать человеку что угодно, то уж что-то а путешествовать инкогнито для него пара пустяков. Я представил себе, как приставляю холодный ствол пистолета ко лбу Сердцееда, как искажается его лицо от понимания близкой смерти, как я улыбаюсь ему - такой же холодной улыбкой и как мой палец понемногу выбирает слабину на спусковом крючке, как сухо щелкает курок, дергается в моей руке "Беретта 92", как вырывающиеся пороховые газы освещают все вокруг и его тело безвольно падает вниз. Как меня обнимает Лапочка, и все фейдакины, солнце выходит из-за туч и все люди вокруг как будто очнулись от кошмара и зловещая тень Эльсинора на заднем плане теряет форму, начинает обваливаться вниз, погребая тело Сердцееда под своими обломками, а на обломках развевается мое знамя... наверное все же изображение пениса на пурпурно-золотом фоне, да. Это мое знамя - хуй на золоте с пурпуром.

   - Хорошо. - говорю я: - и как вы себе это представляете?

   - Самое главное - это то, что он обязательно придет за тобой - говорит Афина: - а значит нам надо подготовить тебя к этому. Громозека уже приготовил обувь...

   - Обувь? - спросил я, теряясь в догадках.

   - Да. - Афина торжественно поставила на стол потрепанные кроссовки с красной эмблемой и надписью "Найк".

   Глава 9

   Реальность, подумал я. Вот здесь-то я и останусь.

   Харуки Мураками "Дэнс, дэнс, дэнс"

   Я сижу в своей квартире и внимательно наблюдаю за Петром Алексеевичем, применяя технику Созерцания Кота. Кот спокоен и уверен, развалился на диване, задрал ногу вверх, вылизывая свои, котовьи, причиндалы. Говорят, что коты привязываются к месту, а не к человеку, поэтому Петр Алексеевич не испытал стресса из-за того, что я пропал на несколько дней, ему главное - чтобы была еда в кормушке, да вода в поилке. Это важно, а присутствие всяких двуногих и прямоходящих - второстепенно. Я беспокоился о нем, ведь еды в кормушке оставалось дня на два, не больше. Но как оказалось - беспокоился зря. Кормушка заправлена полностью, поилка тоже, в холодильнике свежие продукты, посуда вымыта, а на дверце холодильника, под большим магнитом с аляповатыми домами и надписью "Красноярск 2011" прикреплен листок из блокнота. На листке размашистым подчерком синими чернилами выведены слова - Привет! Кота покормила, прибрала твой бардак. Где ты? Позвони! - и размазанная на пол-листа подпись, словно трезубец Посейдона. На телефоне - с десяток пропущенных и несколько смс такого же содержания. Я же сижу в кресле, созерцаю Кота и думаю. Думаю о том, что я окружен сумасшедшими и фанатиками. Возможно так же маньяками и идиотами, но уже первые две категории - точно. Я, конечно, не в восторге от поведения Сердцееда, и у меня большие вопросы к поведению Лапочки, но, блядь, взрывчатка в обуви?! Афина уверила, чтобы я не беспокоился, что все произойдет мгновенно, надо только стоять в пределах трех метров от объекта, а желательно направить на него подошву дутых кроссовок, а затем потянуть за шнурок сбоку, до поры спрятанный в шве. Потом почти полкило пластиковой взрывчатки сделает "бум" и моя берцовая кость пробьет мне же грудь и я скончаюсь очень быстро и безболезненно, а с другой стороны, в подошву вмонтировано несколько десятков керамических (чтобы не звенеть на металлодетекторе) шариков, которые вылетят в противоположном направлении и превратят Сердцееда в решето. Что будет с людьми, которые будут рядом - Афина не сказала, но судя по всему ничего хорошего. Фактически это как взорвать гранату в помещении, полном людей. Фейдакины, которые будут стоять рядом - обречены. И, если с ними будет Лапочка, - она будет обречена тоже. Я не могу сказать, что я люблю Лапочку, прямо такой уж любовью из книжек и фильмов, но она мой друг и я должен сделать то, что в моих силах, чтобы выручить ее. Но, блядь, полкило взрывчатки в старых кроссовках, это перебор. Ах, да взрывчатка будет в обоих кроссовках, и в правой и в левой. Чтобы они не отличались по весу, да. И скорее всего второй кроссовок тоже детонирует в результате взрыва. Итого - килограмм пластида. Я, блядь, шахид, только у меня не пояс смертника, а кроссовки. С ума сойти. Я могу честно сказать, что я не боюсь смерти, но подобная кончина вызвала у меня закономерные вопросы. Черт, дайте мне пистолет и в следующий раз я не промахнусь. Поэтому я отказался от щедрого предложения Афины и незамедлительно покинул ее гостеприимный гостиничный номер. Я был внутренне готов, что ее глухонемой Громозека остановит меня и прикует наручниками к батарее, но нет, он просто пропустил меня, подчинившись ее жесту. В этот момент я понял, почему этот здоровяк и Аса Акира - глухонемые. В крайнем случае они не смогут услышать приказы Сердцееда, у них есть шанс. Вот, сказал я обернувшись, соберем армию глухонемых, дадим им в руки автоматы и гранаты, перебьем охрану, зачем в крайности впадать? Афина покачала головой и сказала, что она уже пробовала так и что его сила как-то преодолевает этот барьер. Как - она не знает, но факт остается фактом, ее люди, которые были отправлены на операцию, будучи совершенно глухими от рождения - стали его людьми. Мгновенно. И она еле спаслась от них, пришлось менять явки и конспиративные квартиры, обрубать хвосты и ложиться на дно на несколько лет. В любом случае, сказала она, ты наша последняя надежда, и все что тебе надо - потянуть за шнурок в нужный момент. Мы с тобой союзники, говорила она, нельзя оставлять его в живых, а ты все равно уже труп. И в этот момент я ушел. Было больно, мои ребра еще не зажили, но оставаться там я не мог. Мне надо было подумать. И вот я сижу у себя дома, созерцая кота и записку с холодильника. Женька. Я помотал головой. Все происходящее имеет под собой какое-то рациональное и простое объяснение. Не бывает людей, которые способны так влиять на других людей. А Лапочка... Лапочка наверное скрывала свой роман на стороне, с этим хмырем, потому он и подошел тогда. А потом был хитрый фокус, никто и никуда не шагал, это был трюк, фокус-покус. Гудини крал статую Свободы, заставлял исчезать слона, для современного фокусника и иллюзиониста плевое дело сделать так, чтобы я поверил, что девушка шагнула с двадцатого этажа, верно? Даже если бы я был суперзлодеем, подчиняющим себе людей, я бы стал убивать своих приспешников, только для того, чтоб произвести впечатление на третьих лиц, это бессмысленно. А значит, этого не было. Это трюк. А все остальное реально, да. Лапочка разозлилась, что я ударил ее любовника и отпинала меня на крыше, что, кстати, освобождает меня от необходимости выручать ее из лап злодея, потому что с ней все в порядке. Я открыл на смартфоне ее ленту в инстраграмме. Хорошо, подумал я, это еще ни о чем не говорит. Ну да, обычно она сразу постит фоточки с собой оттуда и отсюда и уж если собралась куда-то с хахалем - обязательно запостила бы фоточки "мы с ним в кафе", "мы с ним в аэропорту", "мы с ним выбиваем дерьмо из Витали на крыше отеля, хэштэгобманулидураканачетырекулака", но ситуация-то необычная. Если он достаточно крут, ему известность не нужна, попросил Лапочку придержать коней, пока из страны не уедут, например. Или вовсе. Говорят же, что если женщина ничего не постит в инстаграмм, то либо она умерла, либо счастлива. Я ее видел, она жива, следовательно счастлива. Вместе с ним. И все. В свою очередь, он, наслаждаясь Лапочкиными изгибами и упругостями - простил меня и уехал. Далек-далеко. И я могу жить как и прежде, вставать по утрам, пить кофе и идти на работу, встречаться с Женькой и Мариной, обсуждая, какая же Лапочка стерва, а могу замутить с этой новенькой в соседнем офисе, как ее там, или позвонить Аде, в любом случае мне нет надобности направлять подошву кроссовок в сторону Сердцееда и тянуть за шнурок, чтобы взрыв пластида вбил мне в грудную клетку мою же берцовую кость. Это хорошие новости, не так ли? Фух, можно вздохнуть свободно и вытереть пот со лба, забыть эти глупости про суперзлодеев и долг перед человечеством. Вообще, в принципе не понимаю, почему я кому-то чего-то должен? Если бы я чего-то занимал, это было бы понятно, а так? Глупости. Я встаю, иду к холодильнику, открываю его и беру банку пива. Рассматриваю стилизованные готические буквы в названии. Банка открывается с глухим "пшшт" и я делаю первый глоток. Есть только здесь и сейчас, думаю я, только сейчас и здесь. Прямо вот тут у меня есть банка пива и еще пять ей же подобных бойцов в холодильнике, положенные туда заботливой рукой Женьки. Я поднимаю листок из блокнота, смотрю на него. Она беспокоится обо мне, беспокоится о Сонечке, она сможет помочь мне понять что это было. Я представляю, как откроется дверь и Женька войдет, румяная с мороза, свеженькая как только что испеченная булочка, как она громкогласно поприветствует меня прямо из коридора, чуть-чуть задержится, чтобы скинуть сапожки и шубку, впорхнет в комнату и бросится в объятья, ошеломит ураганом хорошего настроения и позитива, как она будет сидеть за столом, курить свои вечные тонкие сигаретки и рассуждать о том, что - "давно знала, что Лапочка смотрит на сторону, но ты не принимай на свой счет, сучка она и стерва, но я ее все равно люблю, и как мне теперь быть, я за вас обоих переживаю...". И потом мы будем смеяться над этим недоразумением и какой-то чокнутой дурой с пафосными именем Афина, с ее глухонемыми последователями, а может даже заявление в полицию напишем, в конце концов она же ненормальная - взрывчатку в кроссовки засовывать. И вообще, ввести человека в заблуждение легко. Приснилось все. Как говаривал один монах, которому приснилось что она бабочка - кто же я? Монах, которому приснилось, что он бабочка, или бабочка, которой приснилось, что она - монах? Вернее, которая проснулась бабочкой. А выясняется это просто - реальность - она длится. Быть бабочкой, баобабом в штанах, или слоном на каникулах в Бомбейском борделе ты можешь быть только несколько часов, а все остальное время ты скучное серое существо в мешковатом костюме из плоти и костей, сидящее в офисе и клепающее презентации в павер пойнт. Поэтому сейчас все и выяснится, позвоню Женьке, приглашу ее в гости, увижу ее улыбку и пойму, какой же все это бред. Я протягиваю руку за смартфоном, чтобы пролистать список звонков до Женькиного номера и в этот момент раздается стук в дверь. Тук-тук-туктуктук, как обычно, тот самый секретный стук морских пехотинцев и Джеймса Бонда, для того, чтобы другие морские пехотинцы и Джеймсы Бонды распознали этот стук и не стали стрелять прямо через дверь. У меня нет в руках "старой длинной черной Салли", как у зеленых беретов, нету и элегантного пистолета с глушителем, но я все равно крадусь в прихожую, прижимаясь к стенке, чувствуя себя немного глупо, все равно же придется смотреть в глазок, тут-то они и выстрелят прямо через несколько миллиметров жести китайской двери. В глазок было видно, что на лестничной площадке стоит Женька. Несколько движений ключом и вот она уже внутри.

   - Я на всякий случай стучусь - говорит она, проходя в дверь: - а то вдруг ты дома непотребствами занимаешься. Сперва стучусь, а потом уже ключами открываю. Даю тебе время трусы натянуть.

   - Спасибо. - говорю я, принимая у нее сумку с чем-то тяжелым: - и здравствуй.

   - Привет-привет. - говорит она: - у тебя все в порядке? Вид какой-то... - она вертит пальцами в воздухе, подбирая определение: - ударенный какой-то.

   - Ударенный? - я ставлю сумку на стул, помогаю Женьке с ее шубой, мы проходим в гостиную, к Петру Алексеевичу. Женька тут же бросается к коту, погружает свои пальцы в его шесть, греясь. Петр Алексеевич не в восторге от такого поворота событий, но как настоящий аристократ он терпит вызывающее поведение простолюдинов.

   - Угу. - говорит Женька: - и вообще, где ты был? И почему у тебя физиономия вся в синяках? Боже ты мой, я только сейчас увидела, ты подрался с кем-то?

   - Да, можно и так сказать. Помнишь, мы в ресторане были и там какой-то тип к вам пристал? Ну, еще Лапочка там была. - говорю я, расставляя все по местам. Все просто, не так ли, сейчас Женька скажет свое сакраментальное "Лапочка дура, как она могла тебя бросить" и мне останется только поплакать у Женьки на плече, ну или на другой части тела, какую часть тела мне предоставят, на той и поплачу. У Женьки все изгибы совершенны, так что жаловаться не стану. Я смотрю на ее ножки в черных чулках, точенные, словно ноги статуи из мрамора, представляя, как буду поклонятся ей прямо тут, на этом диване, предварительно согнав кота и заперев его в ванной, чтобы он не сверлил нас своим взглядом, выражающем презрение к плотским радостям. Я думаю о том, как уложу ее на диван и задеру ее юбку, стащу с нее эти черные колготки, как она будет слабо сопротивляться и говорить что не сейчас, что я дурак, и что кот опять будет на нас смотреть. А я скажу что именно сейчас, что я травмирован, физически и душевно, что кот в ванной, а ее ноги та чудесно пахнут и у нее такая гладкая кожа...

   - ... - говорит Женька и я понимаю, что не слышу ее.

   - Что? - переспрашиваю я ее, возвращаясь на землю из страны своих грез.

   - Кто такая Лапочка, о которой ты говоришь? - спрашивает Женька. Я смотрю ей в глаза и понимаю, что я не проснулся. Кошмар продолжается. Она не могла забыть про Лапочку, не при каких обстоятельствах. Они давние знакомые, они друзья, они любовники в конце концов. И Женька может быть слегка легкомысленна в отношениях с мужчинами, но я совершенно точно знаю, что кроме Лапочки у не было других девушек. Она сама описывала свою сексуальную ориентацию словами - "обычно я гетеросексуалка, если не считать Лапочку". Что с ней? Может она головой ударилась - думал я, лихорадочно придумывая оправдания.

   - Вот. - говорю я, открывая фотографии на своем смартфоне: - вон она. А вот вы вместе, и даже практически без одежды.

   - Что? - она берет смарт, листает его, хмуриться, потом начинает улыбаться: - классная работа, девушка совсем как я. А вот тут... погоди-ка, это твоя квартира. О! Хороший фотомонтаж. Правда я не понимаю, зачем ты это сделал, все еще хочешь заманить меня заниматься любовью с тобой и еще одной девушкой? Ты же знаешь, что я чистая гетеросексуалка, меня возбуждают только мужчины. Впрочем не все. Хотя... - она кладет смарт на стол и потягивается всем телом, демонстрируя гибкость и хорошую физическую форму своего невероятного тела: - хотя мне импонирует, что ты приложил столько усилий для соблазнения... думаю, мне все же следует вознаградить тебя... - она поднимается, легко и грациозно, встает надо мной и ее рука начинает расстегивать пуговицы на блузке.

   - Постой. - мои мысли начинают метаться из стороны в сторону, словно испуганные рыбы в стеклянном аквариуме: - Постой, Женька, ты говоришь, что не помнишь Лапочку? Ты помнишь Марину?

   - Эту белобрысую стерву с надменным взглядом? Конечно помню. Она считает себя пупом земли. - говорит Женька, продолжая расстегивать блузку: - и если что, имей ввиду, что с этой сучкой я точно не буду заниматься ничем непотребным. И я думаю, что если ты сегодня еще раз упомянешь ее имя, то я расстроюсь. А в расстроенном виде я не смогу быть соблазнительной, если ты понимаешь меня... - она закончила расстегивать блузку и легким движением плеча скинула ее с себя вниз, на пояс, продолжив расстегивать пуговицы на рукавах.

   - А... например Аду помнишь? Она же двоюродная сестра Лапочки...

   - Аду? - хмурится Женька: - Аду помню. Закомплексованная монашка с красивой грудью и пухлыми губками. Наивная и до одури в тебя влюбленная, задурил ты голову девчонке.

   - Что? Ну вот еще, хватит об этом. Лапочка ее сестра, у них в генетическом коде прописана грудь такая. У Лапочки тоже красивая грудь, вспомни, ты же всегда ей это говорила!

   - Я, между прочим, стою тут перед тобой полуголая... - говорит Женька, стряхивая с себя остатки верхней одежды и оставаясь в чулочках и кокетливом кружевном бюстгальтере: - а ты интересуешься грудью других женщин. У меня к тебе один вопрос, Овечкин, а ты не охуел?

   - Что? Нет, ты прекрасно выглядишь, Жень, у тебя обалденное тело и все на месте, как надо. Вот только...

   - Тссс.... - Женька стряхивает с себя бюстгальтер и поворачивается из стороны в сторону, давая оценить свои формы: - не говори ничего.

   - Хорошо ... - начал было я говорить, как в этот момент в прихожей открылась дверь и послышались чьи-то шаги.

   - Кто там? - спросил я, вставая, в голове мелькнула мысль, что Женька забыла закрыть дверь и наверное соседи зашли. Соли там попросить, а тут Женька стоит в одних чулках, конечно ни мне, ни ей не стыдно за такое тело как у нее, некоторые люди могут ходить голыми как одетыми - такие у них тела, жаль что я не могу сказать этого о себе. Но лишний ажиотаж не нужен ни мне ни ей. В этот момент Женька сильно толкнула меня, и я снова упал на диван, не понимая, что происходит. В голове промелькнул вагон мыслей, хоровод образов, может быть она эксгибиционистка и хочет, чтобы соседи нас застали в недвусмысленной позе? Или может она наняла стриптизершу и хочет сделать мне сюрприз? Или может быть она просто не удержала равновесие и едва не упала сама? И среди этих мыслей была еще одна, черная, мрачная мысль, громадной тенью стоящая за всеми, словно тот самый слон, которого не заметили в кунсткамере Петра Великого, чудовищный и зловещий монстр. Я почувствовал слабость в коленях, под ложечкой противно затянуло и все пересохло во рту. Я смотрел, как в гостиную входит Винниту Блестящая Беретта, фейдакин его божественного величества Сердцееда, держа в руке пистолет с накрученным на ствол глушителем и чувствовал как земля уходит из-под ног и все вокруг внезапно становится таким далеким и неважным и звуки доносятся словно сквозь толстый слой ваты. Я видел, как за Винниту в мою гостиную заходят еще несколько девушек-фейдакинов. Они держали в руках оружие и двигались как профессионалы - уверенно и спокойно. Женька поднялась с дивана и сделала несколько шагов в сторону, даже не пытаясь закрыться или поднять свою одежду. Лицо у нее было совершенно спокойным, как будто ситуация была самой обычной. Винниту посмотрела на меня своим стеклянным взглядом куклы из игрушечного магазина и качнула пистолетом в сторону, что-то показывая.

   - Вставай. Одевайся. Ты едешь с нами. - сказала она, видя, что я не понимаю ее пантомимы. Голос у Винниту был приятный, мягкий и женственный, слегка хрипловатый. Глядя в ствол ее пистолета я вдруг понял что это - реальность. А значит все это правда, все о чем мне говорила Афина в дешевом гостиничном номере, все, что я считал горячечным бредом, весь этот набор несуразностей - правда. Я вспомнил фотографии, которые мне показала Афина и мгновенно осознал весь ужас ситуации. Из-за какой-то ерунды, ментального сопротивления, этот человек разрушил все, что было ей дорого, уничтожил ее как личность и пытал ее сестру. Что же будет со мной и моими друзьями, любимыми, знакомыми, если я сломал ему челюсть? Причинил ему боль, унизил его на глазах у всех? Все муки ада, возможно, покажутся мне легкой лаской в его руках. Я еще раз посмотрел на ствол пистолета. Смерть это легкий выход, подумал я, мне надо только не подчиниться требованиям Винниту, возможно испугать ее резким движением и тогда, тогда ее палец на спусковом крючке дрогнет, бам - и я обманул ублюдка, переиграл его. Надо только вскочить на ноги, схватить Я попытался вскочить на ноги и отобрать пистолет у Винниту, справедливо полагая, что любой в этой ситуации выстрелит. Винниту легко сделала шаг назад и ударила стволом пистолета мне по пальцам, да так, что я вскрикнул от боли.

   - Не дури. - сказала она, сделав жест в сторону кухни: - смотри сам.

   Я повернулся в указанном направлении и увидел Женьку, по-прежнему стоящую без одежды, но в ее руке был зажат столовый нож. Она поднесла его к своему глазу, втыкая под веко, держа его так, словно хотела выковырять его из глазницы. По ее подбородку стекала темно-бордовая струя крови, капли капали ей на грудь, делая ее похожей на костюм в Хэллоуин. Ее рука дрожала от напряжения. Эта картина сжала что-то у меня в груди и внезапно у меня совершенно не осталось моральных сил, я опустел внутри, был выжат как половая тряпка в центрифуге. Все кончено. Никаких резервов и ресурсов не осталось. Я поднял руки, показывая, что не буду сопротивляться и медленно прошел в прихожую, под пристальным взглядом Винниту. Уже в прихожей я развернулся к фейдакинам.

   - Пожалуйста, прекратите ... это. - попросил я их. Винниту кивнула и указала пистолетом, что мне надо обуться. Я наклонился вниз, в поисках своих ботинок и вдруг мой взгляд зацепился за поношенные кроссовки с красным логотипом "Найк". Я замер. В горле пересохло, в виски толчками ударила кровь, я вдруг почувствовал себя как проигрывающий в пух и прах игрок за покерным столом, подняв карты и обнаружив на руках фул хаус, прилагающий невероятные усилия, чтобы не выдать свой расклад выражением лица. Краем глаза посмотрел на Винниту, та ничего не заметила, по крайней мере ее лицо никак не изменилось. Ай да Афина, подумал я, ай да сукина дочь, успела, положила мне свое ультимативное оружие, свое Копье Святого Грааля, Га-Бульгу и Эскалибур в одном лице. Я взял кроссовок, явно ощущая его неестественную для обуви тяжесть и принялся одевать его на ногу. В голове мелькнула паническая мысль, что он будет мне несуразно, чудовищно мал и я не смогу натянуть его на ногу и Винниту заметит это и у меня будет отобран мой последний выбор, мой шанс. Но Афина, сделала свою домашнюю работу, кроссовок сел на ногу как влитой. И второй тоже.

   - Хорошо. - сказал я, одевшись, и как ни странно - чувствуя себя лучше, чувствуя себя уверенней. Винниту сделала жест к двери, я оглянулся назад и вышел, подталкиваемый в спину.

   Глава 10

   Они больше не были живыми людьми. Их убили на моих глазах,

   выстрелом из чековой книжки. А. Грин "Бегущая по волнам"

   Чай в чашке был отменным, терпким и с ошеломительным запахом бергамота. Стол на котором стоял поднос с чайником и чайной парой из китайского фарфора - тоже был вполне себе. Я отхлебнул чая и аккуратно поставил чашку на поднос, упредив движение мизинцем, чтобы не дай бог не звякнуть. В такие моменты ты делаешь все нарочито медленно, не суетясь, рассчитывая каждое движение. Мир все еще казался достаточно нереальным, звуки и запахи понемногу возвращались ко мне, но все было преувеличенно гулким и незнакомым. Мне надо было принять решение. И это решение относилось к разряду важных решений. При этом, как и всегда в решении скрывалась ловушка, какой-то изъян, что-то, что я не увидел, а может быть этой ловушки нет? Может быть я просто параноик и напридумывал себе глупостей? Я поднял взгляд на Лапочку, которая сидела напротив в своем любимом джинсовом пиджаке. Вот чего в Сонечке никогда не было, так это вкуса в одежде. Она красивая, обаятельная своей особой тихостью, в которой водятся здоровенные черти, она умная, а в постели она была лучше всех во все времена, пока я не нашел свой Грааль, но одежда у нее всегда такая, словно ее бросили в первый попавшийся бутик для бунтующих подростков и няшных фифочек, протянули оттуда на веревке, и все, что осталось на ее сексуальном теле - то и одели. Женька вот в этом плане совершенно другая, она может из простыни и двух шпилек изобразить что-то невероятно элегантное, причем это понимаю даже я, самец без дизайнерского образования. Поэтому многие недооценивают Лапочку, когда встречают ее в первый раз. Лахудра, дескать. Но таланты и прочие достоинства, которыми природа ее щедро одарила, проявляются именно тогда, когда она снимает свою одежду. Когда Лапочка работала официанткой в известной кофейне - вся смена девчонок сбегалась в раздевалку и хором умоляли ее показать сиськи. А после - расходились с выражением благоговения на лицах. Да, как-то раз мы с Лапочкой и Светкой играли в покер на раздевание (это была их первая встреча), и конечно, Лапочка проигрывала, и она легко и уверено скинула с плеч бретельки своего бюстгальтера, и тут Светка сказала, что сегодня она свой лифчик точно не снимет. Тогда я не понял почему. И только потом до меня дошло, что Светка поступила правильно. В этот вечер она даже сексом занималась, не сняв его - потому что все познается в сравнении. Поэтому Лапочка проигрывала в покер только до той минуты, когда она обнажала свою грудь. Потому что потом начинали проигрывать все остальные - и неважно, парни или девчонки - все таращились на эти совершенные формы. Да, некоторым людям лучше ходить без одежды, и Лапочка точно одна из них.

   - ... и это был трюк. - сказала Лапочка, изобразив руками жест фокусника, судя по всему Амаяка Акопяна с его вечным "сим-салавим".

   - Трюк. Ну конечно. - сказал я. Мне и самому хотелось в это верить. В то, что девушка из свиты Великого и Ужасного не шагала вниз с двадцатиэтажного "Президент Отеля", в то, что это какая-то фигня с зеркалами и прочим. И я, между прочим, имел право в это верить, потому что и не такие трюки проделывали. Потому что мозг имеет склонность верить во всякую ерунду и интерпретирует события так, как ему проще, как ему привычнее. Мы живем в иллюзии и это правда. Поэтому я имею право верить в то, что некоторые части этой иллюзии еще более иллюзорны, не так ли? Закутаться в эту теплую иллюзию и жить в ней, выбросив из головы глупости. И верить, и верить, и верить...

   - Хорошо. - говорю я: - хорошо. Это я понимаю. То есть зеркала и трюки, падающий манекен, ведро с кетчупом или кукурузным сиропом, это ладно. Но я вот чего я не могу понять, так это тебя. Это же мне не привиделось? Ты дала мне коленкой в пах, и это было больно, между прочим.

   - Ты не понимаешь. - говорит Лапочка: - мне пришлось. Таковы были условия розыгрыша. Но все твои, все наши с тобой издержки будут достойно оплачены и вознаграждены. Мы с тобой вытянули джек-пот, теперь до конца жизни можно не работать и даже внуки наши не будут ни в чем нуждаться.

   - Погоди. - я поднимаю ладонь: - о чем ты?

   - Все очень просто. - говорит Лапочка: - и когда я закончу, ты простишь меня и даже будешь благодарен. Но я не могу объяснить все толком, пока ты постоянно меня перебиваешь и требуешь объяснений через каждые две секунды. Пожалуйста, дай мне шанс объясниться.

   - Конечно. - говорю я, и это неправда. Я не собираюсь ничего прощать сейчас. Я зол.

   - Так вот, помолчи и послушай. - она откидывает волосы, сбившиеся ей на глаза, недовольно морщится. Глядя на нее я не могу увидеть разницы, и я не думаю, что прямо сейчас, в данную минуту ей управляет кто-то другой, что у нее нет своей воли. Та, фейдакин на крыше, - она была словно зомби. А Лапочка сидит напротив меня и в ее глазах видно, что сейчас она злится, что она что-то скрывает и что она живая. Живой человек, а не зомби. Пожалуй, если ей сказать "спрыгни с крыши" - она еще тебя самого столкнет, да. Кроме того - одежда. Если бы кто-нибудь, когда-нибудь приручил ее от слова совершенно, то думаю, что никто на свете не оставил бы ее в этом джинсовом пиджаке. Эти идиотские доводы приходят мне в голову, когда я смотрю на нее. Тем временем Лапочка рассказывает о том, что у богатых странные причуды, и что кто-то заранее срежиссировал всю эту ситуацию в ресторане и на крыше, а потом и у меня в квартире. Смысл? Она пожимает плечами, какой смысл в том, чтобы кататься на аквабайках, запускать воздушных змеев или организовывать масштабные оргии? Как и всегда - развлечение. Или пари. Она не знает. Она может сказать только что когда к ней пришел представитель этого человека - он предложил ей денег достаточно, чтобы осуществить любую мечту из тех, что она вырезала из глянцевых журналов и прикрепляла кнопками к пробковой доске над своей кроватью. Для визуализации, как сейчас модно говорить. Вообще это блядская затея, вся эта визуализация, миллионам людей сказали, что если ты вырежешь картинку с "Порше" или "Феррари", белыми пляжами где-нибудь на Бали и Моникой Беллуччи топлесс, и если ты будешь смотреть на эти картинки с упорством голодного удава, представляя, как ты фланируешь по всем этим пляжам, венским улочкам, тусовкам и картинным галереям под ручку с Моникой - то у тебя все получится. Мне кажется это бред. Потому что пока вы сидите и пялитесь на картинку - кто-то упорно работает. Пока вы спите, враг качается, старая истина РПГ. Насколько я понимаю, самыми упорными ребятами по части визуализации всегда были онанисты и мастурбаторы, уж кто-то, а эти парни и девчонки представляли себе все четко, в деталях, с звуками и запахами и конкретными людьми и ситуациями. И по опыту этих ребят (и девчат, конечно, никакого сексизма) - это не работает. Неважно, сколько раз в день ты дрочишь на классную девчонку с крепкой жопой из соседнего подъезда, пока ты не приложишь усилия в реальном мире, все твои визуализации остаются влажными фантазиями онаниста. Иногда достаточно просто подойти и спросить - эй, девчонка из соседнего подъезда с крепкой жопой, мне так хочется тебе вдуть, сил нет, давай сделаем это прямо сейчас, или я могу подождать до вечера? Потому что у девчонки такие же тараканы в голове как и у вас и вполне возможно, что она тоже дрочит ночами, в конце концов все дрочат друг на друга и это нормально. Но нет, большинство онанистов продолжат визуализировать эти моменты, не предпринимая никаких действий. Поэтому я, блядь, не верю в доски визуализации. Хотя у меня дома над рабочим столом тоже висит точно такая же. И я могу себе представить, сколько это - достаточно денег для этой доски. Да, у меня на доске есть и стальная громадина "Лексус" и апартаменты с камином и часы, которые стоят абсурдно дорого для наручного хронометра, и тугие пачки зеленых купюр в чемодане - все атрибуты доски отчаяния.

   - Поставь себя на мое место. - говорит Лапочка: - у меня была такая возможность заработать невероятно много денег, закрыть все свои долги и кредиты, помочь родителям, да и с тобой я бы поделилась. Я сперва не поверила, но эти ребята оплатили мне аванс. Сразу же. Да, я понимаю, что несуразица, понимаю, что звучит невероятно, но деньги были настоящие. И ты понимаешь ситуацию...

   Я понимал ситуацию. Сумма, которую она назвала - угнетала своей значительностью и наполненностью. Эта сумма могла убивать сама по себе, могла жить сама по себе, заказывать шампанское и клубнику в пентхаус, носить меха и бриллианты и небрежно давать чаевые швейцару. И у нее никогда не было таких денег. Не было их и у меня. И она на самом деле могла так поступить. И, наверное, даже должна была так поступить. Какие минусы здесь есть - могла подумать она и прийти к логическому выводу, что минусов почти нет. Девушка с крыши не падала, это иллюзия и обман зрения, а все остальное - сделать стеклянные глаза и отмудохать меня в хлам - несложно. И самое главное - она права в том, что я ее простил бы. Когда все логически и понятно, когда нет больше необходимости умирать под пытками, или жить в мире где существуют невероятные менталисты, способные внушать людям что угодно, когда не надо тянуться за капроновой петлей в подошве кроссовок, чтобы потом взрыв вбил тебе в грудь твою же берцовую кость, убив всех, кто стоит рядом сотнями керамических шариков, как будто с твоих плеч сняли колоссальный груз. Даже просто жить сейчас, так как и раньше, это уже невероятноеоблегчение.

   - Поэтому я прошу у тебя прощения. - говорит Лапочка своим спокойным голосом и я вижу как у нее по щеке стекает слеза: - Я переоценила свои возможности, я думала, что это будет легко. Но мне очень тяжело сейчас и все это уже не имеет смысла. Я отдам тебе половину суммы, и я сделаю все, что ты захочешь, если ты будешь готов меня простить. Спасибо, что ты меня выслушал... и я знаю, что поступила неправильно, поставив наши отношения на кон. У нас есть отношения и я дорожу ими, ты единственный мужчина в мире, способный принять меня так, как есть, со всеми моими тараканами. Я просто хотела, чтобы мы жили в достатке, мы смогли бы теперь рвануть в Таиланд, нанять там публичный дом для тебя и девки целыми днями отсасывали тебе член, а в промежутках мы бы купались, загорали и пили текилу, мы все еще можем это сделать. - говорит она, а слезы продолжают капать вниз, прямо на этот дурацкий джинсовый пиджак, начинают впитываться в ткань, оставляя темные пятна. Я вздыхаю, чувствую, как что-то ломается в груди, сажусь на диван рядом с ней и прижимаю к себе. Она начинает всхлипывать и сворачивается в клубочек у меня на коленях, бормоча что-то нечленораздельное себе под нос. Я поглаживаю ее по спине и говорю что-то вроде - "ну-ну-ну, ничего страшного, все будет хорошо." Чувство нереальности происходящего усиливается, я окончательно теряю связь с реальностью и закрываю глаза сам, устав от безумия, творящегося в этом мире. Мой друг, одна из рыцарей Круглого Стола, продалась за конкретную и определенную сумму в денежных знаках и это в то время, как я уже почти решил что Лапочка это сэр Ланселот, лучший среди равных и герой героев. Хорошо, может быть она сэр Персиваль, или даже сэр Кей, "который почти сразил в пьяной драке труса из Бристоля". Хотя нет. Нет, она определенно сэр Ланселот Озерный, непобедимый рыцарь, который и стал причиной гибели королевства, его любовь к своей королеве и стала ударом в спину сюзерену. История идет по спирали, думаю я, повторяясь в виде фарса, да. Может быть мои девы-рыцари в принципе не умеют любить, ведь все, что я взыскующа - это лишь томление плоти и прочая суета сует тысячью позициями из Кама Сутры. И вообще, чего это я тут решил что она что-то мне должна? Да, друзья, да любовники, да, много чего было хорошего, но ведь было и плохое, ведь было и отвратительное и может быть именно сейчас и всплыло все на поверхность. И я не вправе тут указывать, что и как ей делать, она сделала свой выбор, могла бы уже и на белых песчаных пляжах Бали нежиться, но вот она со своими миллионами, лежит у меня на коленях, свернувшись в клубочек, словно ободранная кошка и всхлипывает. Совершенно неожиданно и некстати я начинаю чувствовать сильнейшую эрекцию. Мой член становиться твердым как копье Ласелота, причиняя мне боль, потому что Лапочка придавливает его... чем-то. Ситуация странная, но мой организм искренне полагает что самое время для копуляции. По мнению моего организма, заплаканная самка в руках - это повод для размножения. По крайней мере, сделай попытку, парень, говорит подсознание, накачивая пещеристые тела и насыщая гормонами кровь. И тут я понимаю, что поглаживаю ее не только по спине и что всхлипывания понемногу прекращаются, и вот уже ее узкая, холодная ладошка неторопливо начинает расстегивать на мне рубашку...

   Глава 11

   Мне хочется любви, оргий, оргий и оргий,

   самых буйных, самых бесчинных, самых гнусных,

   а жизнь говорит: это не для тебя - пиши статьи

   и толкуй о литературе. В.Г. Белинский

   Я стою у окна в накинутом на плечи белом махровом халате и смотрю на город. Халат не запахнут спереди и прямо сейчас я демонстрирую ночному городу свои гениталии. Впрочем, ночному городу все равно. Мне тоже, поэтому мы с ним и пришли к такому молчаливому согласию - я показываю ему свой член, а он не обращает на это внимания. У меня за спиной, на огромной кровати смирно спит Лапочка в обнимку с Женькой и еще какой-то девушкой, с которой мы познакомились только сегодня, пока высаживались из лимузина внизу гостиницы. Издалека, в полутьме комнаты, в отсвете ночных огней города, то, что происходит на кровати немного похоже на скульптурную группу с Лаокооном и его детьми, ту, где они борются со змеями, или просто на нескольких удавов, боа-констрикторов, лежащих вместе, блики далеких рекламных плакатов и фонарей отражаются от блестящих бедер и коленей, создавая иллюзию движения. Пиршество плоти, думаю я, торжество эпикурейства и прочего прожигания жизни. У меня болит голова и бок - синяки останутся надолго, ну и черт с ними. Я смотрю на город и знаю, что за спиной, рядом с этой огромной кроватью, на которой сейчас властвуют ноги, бедра, колени и прочие атрибуты телесности, рядом с ней стоит стол. А на столе, между полупустыми бутылками с лучшим шампанским, чашей с фруктами и кроваво-алыми туфлями на длиннющих шпильках, между скомканными салфетками и пачкой сигарет, среди всего этого стоит пластиковый пакет. Обычный пакет из супермаркета с эмблемой какого-то местного производителя, что-то вроде круга и треугольника и надписью "Покупайте экологичные продукты!". А в пакете лежит тридцать миллионов рублей. Вернее - лежало, да. Сейчас там немного меньше, за вычетом оплаты пентхауса в гостинице, десяти бутылок "Кристалл", вызова трех стриптизерш и оплаты за доставку в номер. И эти деньги уже поделены, да. По десятке на брата. Стоять и смотреть на город с больной головой и ноющими ребрами неизмеримо приятнее, когда ты стал богаче на десять миллионов. Я мысленно прикидываю, что я могу купить на свою долю, куда бы я хотел поехать и что сделать. Девы-рыцари тем временем спят, утомившись от всех событий, произошедших за день и часть ночи. На душе у меня неспокойно и я не знаю почему. Наверное, это мандраж победителя, думаю я, ведь все уже позади, все всем довольны и даже в профите, вин-вин, время праздновать, ура, но ты слишком устал для того, чтобы ликовать. И даже последующая оргия не смогла расслабить меня до конца. Что-то было не так. Или я опять надумываю себе глупости? С другой стороны, весь мир иллюзия, так почему я так цепляюсь за правдоподобность именно этой иллюзии? Зачем мне это? А если бы сейчас открылась дверь и вошел инопланетянин, например, или Махатма Ганди, или Марти Макфлай - неужели я бы не поверил своим глазам и стал искать привычные объяснения, вроде "мне кажется", или "галлюцинации", "приснилось" и так далее. Сколько раз, в фильмах, книгах и комиксах меня раздражало, что главный герой не мог поверить, что с ним, или с ней происходит что-то необычное? Как бесит, когда эти утырки продолжают тереть глаза и бормотать бессмыслицу про "не может этого быть" и "это невероятно", но сейчас что-то странное произошло с тобой и ты стоишь в отупении и смотришь на ночной город в белом гостиничном халате и не веришь окружающему миру. А ведь тут даже законы физики никакие не нарушены, никто не телепортировался из параллельной вселенной, или не вернулся из будущего с просьбой зачать будущего руководителя Сопротивления, не разверзлись небесные хляби, ничего экстраординарного. Вот если бы появился говорящий динозавр, вот тут был бы удар по моему ощущению реальности, я понимаю. А тут просто деньги и странные люди. В отличие от говорящих динозавров, странные люди и деньги существуют в этой реальности. Причем и тех и других достаточно много. Поэтому, с точки зрения логики, мое поведение сейчас иррационально. То, что произошло - это реальность. Я могу потрогать эти деньги, эти нежно-розовые пачки пятитысячных купюр, я могу потрогать любую из композиции Лаокоона на кровати и их тела тоже абсолютно реальны, а у Женьки под глазом нет никакого пореза. Значит - это реальность, данная нам в ощущение, как говаривали классики марксизма. Глупо отрицать очевидное. Остается принять ее и действовать исходя из данной реальности. Дело осталось за малым - какова она, эта реальность. Сзади раздается шорох, дуновение воздуха, и чье-то тело прижимается ко мне со спины.

   - Что стоишь? - голос с легкой хрипотцой. Босая нога игриво проводит по лодыжке.

   - Да так. - отвечаю я, не оборачиваясь: - думаю.

   - И о чем же ты думаешь, о властитель моих снов? - спрашивают сзади: - наверное о том, что Кристина показала себя с наилучшей стороны? У нее шикарное тело и она действительно испорченная девчонка. Нам даже не пришлось ее портить самим.

   - Вот об этом я и думаю. Слишком уж все идеально. - говорю я: - Второй закон Чизхолма - если все идет хорошо, значит что-то непременно случится в ближайшем будущем. А знаешь, какие следствия из этого закона?

   - Да? И какие же? - рука Лапочки забирается мне под халат, приятно холодит кожу живота и начинает спускаться вниз, медленно, не торопясь.

   - Следствие номер один - если ситуация улучшилась, значит вы чего-то не заметили. - говорю я, чувствуя, что мой организм все еще в состоянии реагировать на прикосновения должным образом.

   - Это хорошо, что ты думаешь. - говорит Лапочка: - это здорово. Ты у нас мыслитель, голова. Мудрец и отшельник. Правда извращенец. О! Ты у нас Джирайя-сама. Великий отшельник с Жабьей горы Мъёбоку. Поклонник сисек Цунаде-сама, пятой хокаге деревни Скрытого Листа.

   - Угу. - киваю я, стараясь не обращать внимания на приключения левой руки Лапочки (она левша) под моим халатом. Тщетно. Я думаю о том, что жутко устал за сегодня, думаю, что же сказать, чтобы постараться избежать перевода разговора в совокупление. Невольно хихикаю от воспоминаний.

   - Что смешного? - спрашивает Лапочка, прекращая свои развратные действия под моим халатом и становясь рядом со мной. На ней, конечно же, нету ни нитки и ночной город получает редкую возможность полюбоваться обнаженной Лапочкой во весь рост.

   - Знаешь, анекдот вспомнил. - говорю я.

   - Да? Давай.

   - Значит на скотном дворе петух трахает курицу. Трахает, такой, весь в пене, старается. И тут открывается дверь, выходит старый негр и бросает горсть кукурузы. Петух бросает курицу и бежит клевать кукурузу. Негр качает головой и говорит - Не дай бог так оголодать.

   - И где же тут смеяться. - говорит Лапочка, слегка фыркнув под конец анекдота.

   - Да прямо после слова "лопата". - говорю я в ответ: - просто вспомнилось.

   - О. вспомнилось. А ты у нас случайно не голодный? - улыбается Лапочка, опускаясь передо мной на колени. Я поднимаю голову к потолку и начинаю думать на отвлеченные темы. В голове вдруг всплывает фотография сестры Афины. Афина, думаю я, точно. Никто не знает про Афину. И Лапочка, и Женька и даже Винниту Крепкая Рука Зоркий Глаз - никто не упомянул ее. Винниту выдавала нам деньги, она же проводила трансфер безналичной части средств на Лапочкину карту, она же искренне просила прощения и подписания договора о неразглашении. И они упоминали только три эпизода розыгрыша - в ресторане и на крыше, потом - в квартире. Все. Значит ли это, что Афина права? Но если бы она была права, то ... Что? Мягкие губы касаются меня там, внизу и я волевым усилием возвращаю себе способность мыслить - пока еще могу, пока еще ювелирная техника Лапочки не лишила меня такой возможности. Да, если Афина все же права, то все это может быть жестоким розыгрышем, такой игрой на нервах, игрой с сознанием и восприятием. Как кошка, поймав жертву, отпускает ее на свободу, якобы отпускает, конечно же. Жертва уже никуда не убежит, она обречена, но она еще не знает этого. Она испытывает иллюзии, ей больно, ей страшно, но самое главное - у нее еще есть надежда. И она стремиться бежать, наивно полагая, что выбралась из когтей смерти. Увы, но это не так. И если это так, то сейчас я нахожусь в положении Теона Грейджоя, который так же наивно предполагал, что может убежать от Рамси Болтона. Каждая возможность побега была просто еще одной пыткой. Я почувствовал, как мой пенис начал опускаться, при этой мысли. Да, представить себя в роли Теона, Вонючки - это оказывает отрезвляющее действие на любой пенис. Тем более, что у Теона его отрезали.

   - Что с тобой? - спросила Лапочка откуда-то снизу: - ты устал?

   - Ага. Есть немного. Почему бы нам просто не поспать и ...

   - Что же, думаю, что я приму этот вызов. - сказала Лапочка: - пришло время познакомить тебя с тайной техникой тайдзюцу деревни скрытого листа!

   - Только не "Тысячелетие Боли!". - сказал я, торопясь отодвинуться. Лапочка искренне считает, что я скромничаю и не показываю всего своего удовольствия от "Тысячелетия Боли", она утверждает, что массаж простаты - это неземная форма наслаждения для всех мужчин и способ поднять практически любой член. Возможно, что для кого-то так и есть, ведь кто-то из мужиков искренне хочет получить член в задницу, ну или на худой конец пару тонких Лапочкиных пальцев. Так вот, для меня лично это не так, и посторонних предметов в заднице я не люблю. Поэтому - никакой тайной техники сегодня!

   - Да расслабься ты. - хихикает Лапочка: - не буду я трогать твою задницу, расслабься и наслаждайся. Я научилась язык вот так сворачивать... сейчас покажу. - и она снова склоняет свою голову, а я начинаю изучать узоры на мраморной лепнине потолка...

   Когда я открываю глаза, в висках набатом стучит паровой молот, меня тошнит и крутит, а перед глазами мелькают какие-то мелкие соринки, мешая видеть. Чертово похмелье, думаю я, похмелье, или отходняк. Или что-нибудь еще, потому что человечество обязано назвать это как-то по особенному, простое слово "похмелье" слишком плоско, бесцветно и не отражает всего ужаса состояния. Когда ты одновременно испытываешь и жажду и тошноту, слабость и дрожь и боль в затекших руках. Я со стоном пытаюсь обхватить голову руками, нащупываю что-то влажное и холодное рядом и поворачиваю голову влево. Повернув голову, несколько секунд пытаюсь проморгаться, все вокруг плывет и качается, белый потолок, белая кровать с белыми простынями на ней, далекая прорезь окна, откуда льется дневной свет и что-то на кровати рядом со мной, ярко-цветное... Я закрываю глаза и внутри у меня нарастает очень нехорошее, холодное чувство. Это бред, вздор, думаю я, сон, кошмар и галлюцинация. На какую-то секунду мне показалось, что рядом со мной, совсем рядом, так, что краем глаза увидеть... ужаснуться...

   Но этого не может быть, думал я, тысячи реальностей и миллионы вселенных и какова вероятность, что я проснулся именно в этой, где рядом со мной лежит это? Нет, панически прервал я сам себя, нет, нельзя думать что это - "это". Рядом со мной лежит Лапочка, вот и все - убеждал я сам себя, просто показалось, просто надо открыть глаза снова, поцеловать ее и разбудить и все это покажется лишь сном, да. Сон разума рождает чудовищ? Откуда в моей голове этот древний бред, старик Ницше и Немийский Жрец, крадущийся под сенью деревьев, вблизи озера Нему возле святилища Дианы? Старый жрец мог быть смещен только одним способом - сталью и кровью, и сейчас мои пальцы в чем-то влажном и липком. И пусть я не открыл глаза, но по запаху, по этой гадкой липкости, по особой консистенции свернувшихся комочков я знаю, что жертва была принесена. И я даже знаю, кем была эта жертва, до тех пор, пока умелые руки жнеца не разорвали одеяние на груди и не вонзили стальной клинок между ребер. Как там у Бориса Васильева? "Удар у него был поставлен на мужика, вот и не попал сразу в сердце..." грудь помешала, да. У Лапочки была отличная грудь, просто всем грудям грудь и я лелеял ее, целовал, гладил, сжимал, щипал, вертел или и даже немного кусал, но я никогда не мог себе представить холодную сталь, прорезающую себе путь прямо сквозь эту упругую плоть. "На Питерхэдском берегу, в засаде Мак-Дугал, шесть дюймов стали в грудь врагу отмерит мой кинжал." С какого момента это перестает быть желанной и притягивающей плотью и становится просто субстанцией? Просто кровавой кашей, которая может привлечь разве что мясника - с тем, чтобы отделить мясо от костей и жил, вырезать мясо первого и высшего сорта и, аккуратно убрав салфеткой выступившую кровь, сложить все в бумажные пакеты с надписью "Чел. Мяс. Выс. Сорт". Тошнота с новой силой подступает к горлу и я борюсь с этим приступом - хотя бы потому, что если я сейчас пошевелюсь, то мне придется открыть глаза, придется увидеть, то, что я сейчас чувствую, а это значит что мне придется с этим жить. А как мне с этим жить я не представляю.

   Рядом раздается приглушенный кашель. Вежливый такой. Так бы вы кашлянули, чтобы напомнить, что вы здесь, просто "кхм" - я тут. Как если бы парочка подростков собрались обжиматься в полупустом помещении, не заметив, что тут есть еще кто-то. Вот так вот. Я имел все основания считать, что открывать сейчас глаза - глупо. Возможно не только открывать глаза, но и вообще подавать признаки жизни, как-то дышать, стучать сердцем и производить потоотделение. Но иногда неведение хуже чем знание, каким бы кошмарным оно не было, потому что разум способен самостоятельно надумать себе таких чудовищ, что легче принять реальность. Любую. Я открыл глаза и привстал на кровати, опираясь на локти. Да. Рядом лежала Лапочка. Каким-то образом было ясно, что она мертва. Некоторое время я в ступоре изучал ее глаза с застывшими зрачками и открытый рот. Придется ломать челюсть, подумал я, наверное она уже окоченела и просто подвязать подбородок полоской ткани уже не удастся, покойникам надо закрывать рот, иначе кто-то умрет в этом доме снова, это как открытая дорога для них. Да и вообще, никто не хоронит людей с открытыми глазами и ртом. Покойник с открытыми глазами - это неудобно, он как будто видит что-то важное, недоступное для еще живых, и не дай бог встретиться с ним глазами. А я сейчас смотрю прямо в ее глаза. Интересно, подумал я, отводя взгляд, а как они закрывают глаза? Веко тоже управляется мышцами, все мышцы в теле окоченели, как они это делают? Наверняка кто-то подрезает тонким лезвием скальпеля мышцы, оттягивает веко на место, а потом замазывает место среза, ведь кровь уже не вытечет, а делать что-то вроде макияжа придется все равно, ведь это девушка. Странно, что нет слова для обозначения понятия "мертвая девушка", ведь слова "покойник" и "тело" скорее имеют значение "мертвый человек". И сейчас мне придется вызывать скорую и ментов и давать пояснения что делает в моей кровати мертвая Лапочка и как мне жить без нее. Хотя второе их не заинтересует, второе это мой собственный крест, и мне сейчас придется поднять свое, ставшее совершенно неподъемным тело и начать что-то делать, а я сейчас не в состоянии ничего делать. Если бы я был чертовым страусом, то сейчас я бы засунул голову в песок до самых подмышек и не вылезал оттуда до Второго Пришествия Господа Нашего, до Рагнарека и Кали-Юги, обрушения небесных сфер на твердь земную с плечей Атлантов и тепловой смерти Вселенной.

   - Кхм. - повторился вежливый кашель, уже настойчивее и я повернул голову, чтобы увидеть источник звука.

   - Доброе утро. - сказал Старец Горы. Он сидел на кресле, прямо напротив кровати, а за его спиной стояла Верная Рука Друг Индейцев и изучала меня взглядом.

   Глава 12

   Каждое утро, что мы живы, уже достойно праздника.

   Марилла Катберт "Энн"

   У Стивена Кинга в его "Темной башне" были рассуждения о том, что всегда трудно сражаться голым, без одежды, потому что даже тонкий слой ткани дает тебе ощущение что ты защищен, пусть совсем легкое, но без него тяжелей. Намного. Трудно принять вид, полный достоинства, если ты стоишь на сцене без трусов и люди тычут пальцами в твои мудя и перешептываются. Согласно методике проведения экстремальных допросов в городских условиях (а попросту - пыток), в первую очередь допрашиваемый субъект необходимо раздеть и ослепить, то есть завязать глаза. Так субъект будет чувствовать себя уязвимым и беспомощным одновременно. Прямо сейчас я был совершенно голым и пожалуй заплатил бы за то, чтобы мне завязали глаза. Я хотел бы вернуться в свое прежнее состояние неведения, или в любое другое состояние, но подальше отсюда, от "здесь" и "сейчас". Я знал, что все, все, что было до сих пор - изощренная ловушка больного разума Старца, все сделано для того, чтобы приподнявшись, снова упасть вниз, вдавить лицом в грязь под ногами и, растерев, плюнуть сверху. Что сейчас, когда он снова показал мне свое лицо, сейчас начинается финальная стадия этой истории, и что она не будет счастливой, нет. И если бы я был в состоянии, я бы бросился на него с кулаками, с пустой бутылкой из-под шампанского, или осколком стекла, с чем угодно, только чтобы закончить это поскорей. У меня, конечно, не было бы шанса причинить ему вред, но была надежда, что Винниту закончит все это пулей в голову. Но я замер. Что-то внутри меня лопнуло и пропало, растворилось в воздухе. У меня не осталось сил, чтобы испугаться. Не осталось сил, чтобы рассердиться. Не осталось их, даже чтобы удивиться. Когда я смотрел фильмы о Второй Мировой, о том, как евреев приводят к краю рва, приказывают встать на колени и стреляют в затылок, а потом следующий человек так же встает на то же место, покорно и бездумно, словно баран на бойне - я не понимал. Даже животные начинают бороться за свою жизнь, а люди, венец творения эволюции (или Господа Бога - в зависимости от убеждений, но все равно венец, черт возьми!) - просто становились на колени, когда наступал их очередь. В очередь! За своим кусочком свинца в голову! Господи, думал я, встань, вырви ему глаза, перекуси горло, он тут один стоит, а вас в очереди несколько десятков, почему вы даете ему такую власть над вами, все равно вы умрете, умрите как люди, не на коленях у этого рва, не на коленях перед убийцей, унесите хоть одного с собой, туда, вцепившись в него как собака, так, чтобы Харон на своей лодке не смог расцепить вас своим веслом, утащите его в ад, потому что иначе и быть не может, потому что нет рая для людей, которые казнят других, и тех, кто помогает палачам, послушно вытягивая свою шею. Почему вы так покорны, люди, думал я, предполагая, что уж я-то смогу. Уж я-то так не помру. Все равно терять нечего, верно? И вот сейчас у меня просто не было сил. И если бы дело было в Бабьем Яре, над рваным краем рва, наполовину наполненного трупами - я бы встал на колени и закрыл глаза, ожидая когда выпущенная из "Парабеллума" пуля в медной оболочке разнесет мне голову. Я понял. Я понял, почему. Передо мной открывалась Вечность. Новый путь, Изменение. И перед лицом Вечности не хотелось спорить с людьми об этом бренном теле и прочих пустяках. Потому что вот тут, буквально в шаге от меня сейчас открывается дверь и я предстану перед ликом Его и может быть задам тот самый Главный Вопрос о жизни, Вселенной и прочем... и все остальное в этот момент кажется несущественным. Поэтому я молча смотрел на Старца и его свиту.

   - А вот теперь пришло время нам поговорить. - сказал Старец. У него был хрипловатый голос, словно у Чарльза Вейна на кабельном канале "Старз".

   - О чем? - спросил я, справившись с непослушным, пересохшим горлом.

   - О тебе. О твоем будущем. И о твоем выборе. - ответил Старец, устаиваясь в кресле поудобнее. Интересно, как давно он тут, мелькнула мысль в голове, как давно он и вся его свита стоят и смотрят на эту инсталляцию. Как вообще это произошло? Что будет дальше?

   - Дальше? А это зависит от тебя, мой дорогой. - сказал Старец, отвечая на мой вопрос: - здесь все зависит от тебя.

   - Да? В каких пределах? Выбор между четвертованием и повешением? - спросил я, криво усмехнувшись: - просто очуметь, какое разнообразие...

   - Хм. - сказал Старец: - если ты так торопишься на тот свет, удерживать не буду. Кто я такой чтобы вставать на пути целеустремленного человека? Как там - просите и дано вам будет, ищите и обрящете... только зачем? - он пожал плечами: - не вижу в этом необходимости. Встречая меня люди обычно просят о благах, или чудесах, а ты выбираешь между способами казни. По-моему ты пессимистичен. Надо больше радоваться жизни, знаешь ли. - он укоризненно покачал головой и скривил губы.

   - О, я радуюсь жизни, пока могу. - сказал я: - но не все могут порадоваться этому. Например... - я повернул голову, отведя взгляд от Старца, чтобы взглянуть... да, она никуда не делась. Лапочка все так же лежала рядом со мной, я чувствовал как кровать прогибалась под тяжесть ее тела.

   - Понятно. - кивнул головой Старец: - боль от утери родных и близких людей, желание заглушить эту боль и конечно же надежда на воссоединение в загробной жизни. Думаю мне все же придется сперва расставить все точки и запятые. - Старец повернулся к Винниту и покачал головой: - видишь, дорогуша, какие люди пошли недоверчивые, всем все покажи авансом... ну да ладно. - он откашлялся, сухим и хриплым кашлем курильщика и щёлкнул пальцами правой руки: - Дорогуша, хватит валятся, вставай.

   Поверхность кровати рядом со мной дернулась и я вздрогнул, вскочил на ноги и отшатнулся к стене, глядя на то, как Лапочка поднимается, откашливаясь и протирая глаза руками. Этого не может быть, подумал я, я же видел что она... и тут же в голове возникла другая мысль, сметающая все остальные - она жива! И какая разница почему, верно?

   Какая разница почему и как? Я смотрел, как она приподнимается, улыбается своей робкой улыбкой и садится, скрестив ноги по-турецки.

   - Привет. - говорит она и машет мне рукой, так как это делают дети, уезжая в деревню на каникулы - ладошкой, из стороны в сторону. Прежде чем я понимаю, что я делаю, я машу ей в ответ, так же, по-детски.

   - Привет. - шепчу я пересохшими губами. Может быть она все-таки умерла, а теперь ее подняли из мертвых, думаю я, может быть она теперь умертвие, зомби, и каждый раз, оставаясь с ней наедине мне нужно будет беречь свои мозги и яремную вену? Вздор, конечно, вздор и бред, чушь, но тут и сейчас все именно так. Осознавать реальность у меня больше нету сил, осталось только принимать ее.

   - Я рад, что ты жива. - говорю я: - мне бы тебя очень не хватало.

   - Это взаимно. - кивает Лапочка с совершенно серьезным видом: - мне тоже не понравилось умирать. При мысли, что я больше не буду трахаться у меня прямо мурашки по коже.

   - Это ... важная и безусловно страшная мысль. - подтверждаю я: - думаю, что я тоже переживал бы по этому поводу. А ты уверена, что там это невозможно?

   - Ну конечно. - говорит Лапочка: - правда я далеко не ушла, но по-моему там вообще ничего физического нельзя. Радости тела - по эту сторону. Поэтому я рада, что вернулась. У меня есть довольно обширные планы на это тело и его возможности. А для начала я бы чего-нибудь выпила.

   - Конечно, дорогая. - вмешался в наш разговор Старец и легким кивком дал понять своей свите. Одна из фейдакинь, та, которая Аса Акира и Китана, легким шагом упорхнула к бару и через пару секунд уже появилась рядом с кроватью, предложив Сонечке бокал с мартини. К этому моменту я обнаружил, что стою у стены совершенно голый и едва сдержал себя от того, чтобы не начать прикрываться как стеснительная курсистка. Если тебя уж застали голым, то орать и комплексовать по данному поводу глупо, да. Надо повернуться к вошедшим, опустить голову, так, чтобы глядеть на них поверх воображаемых очков, и спокойно сказать - "Я вас слушаю". При этом, конечно желательно иметь здоровенный черный член в сорок пять сантиметров, толщиной с докторскую колбасу, но чего бог не дал, того не дал. С другой стороны, старина Миямото Мусаси говаривал что мужчина не должен зависеть от длины своего клинка, главное, так сказать умение им пользоваться. Так что держим это в уме, не переживаем по поводу размеров, цвета кожи и не вовремя появившегося животика, в конце концов, я это зрелище не навязывал, пусть любуются.

   - Продолжая разговор. - сказал Старец, отследив взглядом следующий бокал: - Итак, ваши, сударь, инсинуации относительно темной стороны силы отметаются самой жизнью. Вот, - он сделал легкий жест ладонью в сторону Лапочки. Лапочка едва не подавилась своим мартини.

   - Очень даже живая особа. Я бы даже сказал, живет полной жизнью, не останавливаясь на поворотам. Мне даже немного завидно.

   - Кхм. - откашлялась Лапочка: - спасибо.

   - О, не за что, дорогая. Ты и вправду являешь собой удивительный сплав жизнерадостности и цинизма с неуемной энергией молодости. Я бы хотел иметь такой цветок в своем тесном коллективе. Но, увы, твоя судьба тесно сплетена с этим недалеким молодым человеком, увы и ах.

   - Послушайте. - сказал я, стараясь не обращать внимания на иронические намеки: - Может быть я не самый блестящий интеллектуал, но я не понимаю ничего из происходящего. Что вам от меня надо?

   - По крайней мере невежливо задавать такие вопросы, не познакомившись. Дорогуша - обратился он к Винниту: - не будешь ли ты столь любезна?

   - Здравствуйте. - сказала Винниту своим глубоким, хорошо поставленным голосом: - прошу меня извинить за грубость. Представляю вам господина Пономарева Виктора Геннадьевича.

   - Ээ... - сказал я, но машинально представился в ответ: - Овечкин Виталий Сергеевич.

   - Нам очень приятно. - сообщила в ответ Винниту: - благодарим за возможность воспользоваться вашим гостеприимством. - когда она говорила, возникало впечатление, что слова "Вашим" и "Нам" - она произносила с заглавной буквы, словно бы герольд в тронном зале.

   - Мармеладова Софья Николаевна. - кивнула Лапочка с кровати и помахала пустым бокалом в воздухе: - да, я знаю. Папенька любил русскую классику и ему показалось, что это замечательная шутка.

   - Замечательная фамилия. - сказал Старец Горы, он же Виктор Геннадьевич Пономарев.

   - К слову сказать, уважаемые гости. - произнес я со всей возможной куртуазностью: - я прошу у вас прощения за свой внешний вид, и мою грубость, я ведь даже не предложил вам чаю.

   - О, пустяки, любезнейший. - улыбнулся Старец: - мы взяли на себя смелость и немного похозяйничали на вашей кухне... вернее заказали завтрак в номер.

   - Ну и хорошо. - моя куртуазность исчерпала себя. Немного подумав, я нашел свои брю с трусами и, не торопясь, стал одеваться, присев на край кровати. Ситуация все равно непонятная, от того, оденусь я или буду сверкать мудями на солнце, она не изменится.

   - Замечательно что мы все друг друга теперь знаем. - сказал я, закончив одеваться. Лапочка со своей стороны не озаботилась даже накинуть покрывало на плечи, впрочем, я уже говорил, что без одежды она выглядела лучше, чем в ней. Происходящее начинало напоминать сумасшедшее чаепитие у Кэролла, особенно когда одна из амазонок Старца вкатила накрытый хромированный столик и аромат свежезаваренного кофе раздался в воздухе. Фейдакиня легким движением сняла крышки с блюд и к запаху кофе добавился запах свежей сдобы, жаренного бекона и масла.

   - Так-с. - сказал Старец, потирая руки: - поскольку теперь мы все добрые друзья и знакомые, предлагаю приступить к трапезе. Что же вы, милочка, - он укоризненно метнул взгляд на Лапочку, - к столу, к столу. В большом коллективе, так сказать, можно и не успеть.

   - Конечно. - Лапочка пересела на край кровати, поближе к столику, я в свою очередь подобрал рубашку с пола и принялся застегивать манжеты. Винниту, через плечо Старца, утащила со стола сдобную булку и принялась отщипывать от нее кусочки, по-прежнему глядя в пространство у меня над головой. Я сел за стол. Кофе пахло просто умопомрачительно. Ничто на свете не дает такой запах, такой уют и спокойствие. Если у вас дома срач, бардак, Содом и Гоморра, а вы хотите привести гостей (например скромную девушку с ее двумя скромными подругами) и уговорить на безумную оргию, то просто убрав все вещи в шкаф - недостаточно. Останется запах. Запах берлоги старого холостяка, а самое страшное заключается в том, что вы его не чувствуете. Да. Для вас это привычный фон. А вот пришедшие на сексуальную оргию скромные монашки обязательно все унюхают. О, да. Малейшие обертона, чувствительные оттенки, альфу и омегу - все. Поэтому есть два способа отбить запахи и превратить берлогу в царство похоти и раскованности, первый - это табак. Если вы курите сами, или разрешаете гостям курить дома, то все проблемы снимаются сами собой. Перебить запах табака может только аммиак, но это уже, товарищи, когда вы бухаете так сильно, что ссытитесь прямо во сне и потом спите в своей моче, а потом ходите прямо так. Да, это уровень бомжа. Либо гения. А таким людям устраивать оргии уже ни к чему, потому что бомжи, как и гении живут в другом подпространстве, чуждом нам, обычным людям. А вот второй способ - это сварить дома кофе. И нет, сублимированный кофе не пойдет и кофеварка тоже. Это не сложно, научиться варить кофе, черт возьми. Сложно - научиться варить хороший кофе, но этого от вас никто и не ожидает. На худой конец просто прокалите зерна кофе на сковороде и в вашей холостяцкой берлоге расплывается аромат уюта и доверия к ближнему, аромат маленьких тайн, которые так и хочется поведать друг другу, склониться головами поближе и обменяться понимающими улыбками, почувствовать притяжение и возможно, даже отдаться этому чувству.

   Но это только аромат. А первый глоток кофе с утра - это не только аромат. Это жидкое благословение Воина Господня, посыл для страждущих и уставших, ведь есть такие люди, что просыпаются уже уставшими и клянусь бородой Зевса, я из этой категории. Эта жидкость поднимает веки и прочие члены, усиливает дух и душу. И перед казнью, в свой последний прием пищи я обязательно попрошу чашечку хорошего кофе. Чтобы предстать на Страшный Суд бодрячком и в отличном расположении духа. Вот и сейчас, чашка кофе совершила свою обычную магию и в голове моей стало прояснятся, грозовые тучи скрылись за горизонтом и выглянуло солнышко, растудыкивая лучи по всему светушку, а старик Ромуальдыч со своей портянкой приготовился заколдобится... лучше стало в общем, да.

   - Еще кофе? - спросила наблюдательная Винниту, я отрицательно покачал головой и она успокоилась, присев на подлокотник кресла.

   - Ну вот. - сказал Старец, поставив чашку на стол и откинувшись на спинку кресла. Ладонь его правой руки легла на бедро Винниту, вместо подлокотника. Винниту и бровью не повела, продолжая отщипывать кусочки от сдобной булочки, словно бы хотела кормить голубей или уточек в пруду.

   - Теперь можно и поговорить, Виталий Сергеевич. - стоящая за его левым плечом Аса Акира извлекла откуда-то здоровенную сигару, ловко прикурила ее и аккуратно вложила в руку Старцу.

   - Спасибо, дорогуша. - сказал Старец, приложился к сигаре и выпустил клуб дыма. Я проследил взглядом за поднимающимся сигарным дымом. Интересно, здесь есть противопожарная сигнализация, подумал я, можно ли вообще курить в номере?

   - Что же ты хотел у меня спросить? Ах, да... - он выпустил еще один клуб дыма к потолку: - что мне от тебя надо. Хм. Мне от тебя ничего не надо. А вот тебе от меня нужно все.

   - Как это?

   - Думаю, что мне придется объяснить все с самого начала. - сказал Старец и поерзал в кресле, устаиваясь поудобнее: - в самом начале было Слово...

   Глава 13

   Пусть пушку закрепит человек с головой, чтобы

   Майк не вышел из туалета с одним членом в руках.

   (с) Сантино Корлеоне к/ф Крестный Отец

   На крыше здания в теплую погоду вполне комфортно. Легкий ветерок доносит шут переполненных улиц, гудков клаксонов автомобилей, далекие завывания сирен, чьи-то страстные стоны из ближайшего окна. Я сижу у края крыши, приложившись к прицелу мощной винтовки Баррета пятидесятого калибра, или как ее называют на западе - "anti material rifle". Да, а по нашей классификации это калибр двенадцать и семь, это знаменитый крупнокалиберный ДШК, это патрон, который и в ладонь-то не помещается. Несмотря на ее вес и размер, управляться с винтовкой неожиданно легко, она прикладиста и удобна, как и все, что вы покупаете за большие деньги у лучших специалистов. Все, буквально все вокруг меня именно такое - и одежда из немаркого и неброского материала, тактические перчатки, спецбоеприпасы, наушники, радиостанция-сканнер, тренога с мощным биноклем и тактическим калькулятором, девушка, которая сидит за этим биноклем, отслеживая цели в здании на противоположной стороне улицы.

   - Объект приближается к зданию. Готовность пять минут. - щелкает радио в наушниках.

   - Поняла. - отвечает Винниту Верная Рука, продолжая наблюдение. Я окидываю ее взглядом - ладная девушка, точные, уверенные действия, спокойствие удава, в корне задавливаю непристойные мысли и снова прикладываюсь к мягкой резиновой манжете оптического прицела. Я люблю, когда все просто и незатейливо. Когда вот ты, а по другую сторону прицела - твой враг. Когда все проблемы можно решить на выдохе, плавно выбирая слабину спускового крючка, когда рядом с тобой твои верные друзья и напарники, которые готовы за тобой в огонь и воду, с которыми пуд соли съели. Когда ты охотник, а жертва даже не подозревает о том, что кто-то прямо сейчас решает когда тебе умереть, здесь и сейчас, или спустя некоторое время. Власть, которую дает тебе мощный патрон пятидесятого калибра антиматериальной винтовки.

   - Поправка на ветер - два. - говорит Винниту, сверяясь с баллистическим калькулятором на запястье. Я киваю и два раза щелкаю, отменяя поправку. Глядя на окна здания напротив, на многочисленные офисные помещения, в которых сидят и работают десятки клерков, я думаю. Думаю о том, что здесь делаю я. Бывает такое ощущение, когда вдруг включается какой-то механизм в голове и - раз, и ты смотришь вокруг с недоумением, кто эти люди? Что вообще происходит? И что я тут делаю? Логика жизни неумолимо подводит тебя к этому моменту, все логично и правильно и вот ты стоишь с топором на помосте, над чьей-то послушной согнутой шеей и кто-то уже зачитал приговор и толпа одобрительно шумит внизу, выкрикивая непристойности и плоские шуточки, доски помоста слегка пружинят под твоими ногами, а над головой ослепительно синее небо, а в руках - удобная рукоять. И ты знаешь всю цепочку развития событий, знаешь, почему ты стоишь тут, знаешь, почему тебе надо это сделать, знаешь, почему это лучшее решение и ты умеешь это делать, но сейчас в голове у тебя что-то включается и спрашивает тебя - Что ты тут делаешь? Кто ты? Зачем это все?

   Ты можешь выносить приговор, снюхивать дорожки кокаина с атласной девичьей кожи, взмахом руки двигать полки вперед, красться под деревом в Немии, сжимая в руке бронзовый меч, произносить речь перед Конгрессом - это чувство подкрадывается совершенно неожиданно, унося тебя куда-то в сторону от момента.

   Вот он, этот миг. Здесь и сейчас ты сидишь на крыше и наблюдаешь в оптический прицел повышенной кратности за обычной офисной жизнью в здании напротив. И твой указательный палец вытянут и лежит на ложе винтовки, сбоку, по всем правилам техники безопасности, палец не должен ложиться на спусковой крючок, если ты не хочешь выстрелить. Это не всегда удобно, рукоятки винтовок сделаны так, что самый естественный хват - с пальцем на крючке. Когда ты берешь винтовку, пальцы сами стремятся занять такое положение. Может быть это магия оружия, но скорей всего просто дизайн. И хотя в случае снайперской винтовки ты чаще держишь палец рядом со спуском, чем на нем, все дизайнеры и разработчики оружия делают удобным именно такой хват. Потому что самым важным для винтовки является момент, когда твой палец все таки ложится на курок. Пусть даже это самый короткий миг. Этот миг.

   - Объект в здании. - шепчет мне радио. Я устраиваюсь поудобнее и выдыхаю воздух, пытаясь сосредоточиться. У меня есть несколько минут, пока объект не примет все полагающиеся ему приветствия, поднимется на лифте в переговорную комнату и сядет на свое место. На которое и направлен ствол анти-материальной винтовки Баррета.

   Что я здесь делаю? Ведь в начале было Слово. Так сказал Старец Горы. С незапамятных времен люди научились выживать стаей, коллективом, обществом. Человек обречен на смерть, если он остался один на один с природой. Какой-то механизм у нас в голове делает выживание "в одну харю" невозможным. Если ты тигр или медведь, коллектив тебе не нужен, разве что в брачный период. А вот человек... история Робинзона Крузо ложь от начала и до конца. Человек, предоставленный сам себе, одиночка - сходит с ума. Год. Два, три - максимум. А потом умирает. Пытка одиночкой - одна из самых изощренных, и самых необратимых. Разлагается сама личность. Да, коллектив, общество - это необходимая потребность человека. Даже не так. Не сам по себе коллектив, а коммуникация с ним. А коммуникация человека с коллективом осуществляется Словом. Нет, конечно, есть и невербальное общение, обнимашки и подзатыльники, но это есть и у животных, а высокий уровень коммуникации задается именно Словом. Речью. И воздействовать на других членов общества/коллектива можно именно так. Но у всего есть свои крайние стороны, верно? У любого навыка. Кто-то умеет это лучше, кто-то умеет хуже. Так было всегда. И всегдаесть люди, которые совсем не умеют это делать. Но есть люди, которые умеют делать это лучше всех. Сотня лучших из семи миллиардов. Ну, или семь сотен. Что делают люди, которые умеют делать что-то лучше других? Выносливые, гибкие или сильные идут в спорт, получают награды, медали и кубки, умные в науку, предприимчивые в бизнес. А если ты умеешь влиять на людей? Словом. Да, тебе не надо убеждать судью, что твой доверитель невиновен, или что твои требования законные, тебе не надо уговаривать клиента купить твой товар, тебе не надо ухаживать за девушкой, тебе достаточно ПРИКАЗАТЬ.

   - Это же диктатура! - сказал я в тот момент: - диктатура и рабовладельчество!

   - Хорошо. - ответил Старец: - пусть. Диктатура. Рабовладение. Но с одним нюансом - они счастливы. Вот, например... - он повернул голову к Винниту, сидящей на подлокотнике его кресла: - Дорогуша, ты счастлива?

   - Конечно. - кивнула Винниту: - у меня есть цель в жизни. Я могу изменить этот мир, могу быть полезной для вас. Я счастлива.

   - Пожалуйста. - развел руками Старец: - я сам порой не могу сказать того же для себя. Я не знаю, счастлив я или нет. А люди вокруг меня счастливы.

   - Но это не настоящее счастье. - нахмурился я: - это внушенные чувства.

   - О! А вот тут мы подходим к отличиям. Хорошо. - сказал Старец: - чем отличается настоящая любовь от ненастоящей? Чем отличается страх, настоящий от ненастоящего? Чем отличается настоящая боль от ненастоящей? Надеюсь ты помнишь об экспериментах с внушением? Нет? Я даже могу продемонстрировать... - он взмахнул рукой и одна из фейдакин вышла из общего строя.

   - Вот тут у меня... скажем монета. Да, взгляни на нее... обычная монета, не так ли? А теперь, дорогуша, возьми ее в руку. Так. - Старец подождал, пока девушка не сожмет руку в кулак, кивнул и повернулся ко мне.

   - Так вот. Эта монета ... раскаленная. - сказал он и девушка тотчас вскрикнула и разжала руку, отскочив в сторону. Монета выпала у нее из руки и подкатилась к моим ногам.

   - Иди сюда, дорогуша, покажи свою ладонь. Вот. Взгляни. Это настоящий ожог. Больно? - девушка кивнула и всхлипнула, Старец погладил ее по голове: - Ну, ну. Сейчас перестанет. - он повернулся ко мне. Я поднял монету с ковра. Обычная монета. Десять рублей. Холодная.

   - Есть ли эта разница вообще? - сказал Старец.

   - Я... понимаю, о чем вы. - сказал я с неожиданной хрипотцой в голосе. И я действительно понимал. Если ты веришь, что монета раскаленная - ты получишь ожог. Если ты веришь, что раскаленный металл не обожжёт тебя - твои ладони будут чистыми. Именно так и проверялась истинность показаний в Русской Правде - раскаленным куском металла. И если ты истово веруешь, что ты прав и что за тобой право божье, то не причинит тебе вреда металл. У монголов доставали монетку со дна котла с кипящей водой, где-то входили в клетку с разъяренным зверем, общее везде только одно. Вера. Если ты веруешь истово...

   Я поднял взгляд с монетки на Старца. Тот дул на ладонь пострадавшей девушки и что-то ласково шептал ей на ушко.

   - Все, уже не болит. - сказал он и девушка выпрямилась и заняла свое место в строю.

   - И ... какие пределы этой силы? - спросил я, откашлявшись. Быть закоренелым скептиком это глупо. Человек всегда хочет верить в то, что ему выгодно, удобно, не ставит перед ним тяжелых моральных проблем, словом в легкое счастье и прочие радуги с пони и единорогами. Но если твоя картина мира расходится с реальностью, ты можешь пострадать, поэтому время от времени необходимо сверять карту своей реальности с общепринятой нормой. И сейчас мне нужно узнать, насколько реальность отличается от того, что я знаю и помню. Пункт один - в мире есть маги. Волшебники, экстрасенсы, гипнотизеры, внушаторы, как бы я их не называл, но они умеют больше, чем это возможно в моей хрупкой реальности. Надо узнать - насколько больше.

   - Пределы? То, что может сделать человек. - улыбнулся Старец: - ведь приказ действует только на человека.

   Я вздохнул. Конечно, это ограничение. Он не сможет повернуть реки вспять, уронить небо на землю, зажарить Луну или превратить воду в вино. Но с другой стороны, человеческие возможности достаточно велики для того, чтобы повернуть реки вспять, уронить термоядерные боеголовки, устроив конец света, и зачем тебе жаренная Луна, если ты можешь приказать что угодно и кому угодно? Кроме того, человек - удивительное существо, в состоянии стресса и крайней необходимости люди показывают чудеса силы и выносливости, совершают подвиги и чудеса. И тот, кто может управлять людьми, кто может внушить абсолютную лояльность своим сторонникам и мотивировать их - тот владеет миром. Значит я сейчас смотрю на Властелина Мира? Нет, не может быть, он не похож на властелина, слишком мелко, что-то не дает мне покоя, что-то тут не так... А, да!

   - Вы единственный кто может ... отдавать такие приказы? Или? - спросил я, глядя на Старца. По его мимике невозможно было понять реакцию на такой вопрос.

   - Конечно же нет. - ответил Старец: - ведь что умеет один, умеет и другой, мы тут все-таки не боги. Но даже у богов есть конкуренты и враги. Поэтому ты мне и нужен.

   - Объект на месте. - говорит Винниту: - огонь по готовности.

   - Понял. - говорю я. Объект. Мужчина в костюме садится за дубовый стол в конференц-зале, там, в здании на противоположной стороне улицы. В сетке оптического прицела отчетливо видно яркое пятно его галстука. Палец ложится на спусковой крючок и начинает выбирать слабину, свободный ход. Вот, свободный ход выбран и сейчас надо выдохнуть - не спеша, спокойно, одновременно равномерно усиливая нагрузку на палец, так, чтобы выстрел прозвучал неожиданно даже для тебя. Этому легко научиться, пара теоретических занятий, несколько сотен сожжённых на стрельбище патронов - и ты уже можешь нажать на курок правильно. Я смотрю на человека в оптическом прицеле моей винтовки, я не испытываю к нему никаких чувств, он не мой знакомый, не друг, не приятель, просто абстракция, цветное пятно в сетке прицела. И если я нажму на курок - я не буду ворочаться по ночам, вспоминая этот миг и кусая губы, его лицо не будет являться мне в кошмарах, отравляя сон и аппетит, философские вопросы о том "тварь я дрожащая или право имею" - тоже не станут причиной моей рефлексии. Выстрелил - и забыл. Вот так. Почему же я не нажимаю на курок? Мне начинает не хватать воздуха и я вдыхаю снова, ослабляя нажим на курок.

   - Огонь по готовности. - напоминает мне Винниту, и я скашиваю глаз от прицела, осматривая ее. Крепкая, ладная девка, напоминающая плакаты советского времени со спортсменками-комсомолками-красавицами, вот только комсомолки не одевались в городской камуфляж от 5.11, но этой амазонке идет. Ей все бы пошло, интересно а как она выглядит без одежды, думаю я, конечно можно экстраполировать, можно представить как именно, на основании анализа внешнего вида в одежде, по тому, как натягивается ее одежда в определенных местах, как сгибаются ее суставы и как она поворачивает голову от своего прибора, чтобы взглянуть на меня...

   - Огонь по готовности. - повторяет Винниту, глядя мне прямо в глаза и что-то внутри меня натягивается, напрягаясь. Что-то едва ощутимое, что-то на грани сознания, что-то недовольное и ворчливое, как старый пес, которого разбудили в холодное октябрьское утро.

   - Что? - переспрашиваю я, наклоняя голову немного вбок, так делают собаки, когда хотят рассмотреть смешного человека немного получше. Так делаю я, когда хочу показать собеседнику, что я расслышал его, но лучше бы я этого не слышал и "неужели вы все еще упорствуете в своих заблуждениях, сэр или мэм?".

   - Огонь по готовности! - говорит Винниту, похожая на красивую фарфоровую куклу, одетую в стиле "милитари". Ворчливый пес внутри меня встает, со вкусом потягивается, отряхивается от всякой мелкой дряни и прочищает глотку коротким рычанием. Я уже узнал его. Это дух противоречия. Ослиного упрямства. Это "нет я буду делать по своему". И "какого черта ты тут командуешь?". Эта вот штуковина просыпается всегда не к месту. Не вовремя. Невпопад и не в такт. Когда тебе надо читать атмосферу и понимать что к чему, догонять намеки и полутона, считывать надписи невидимыми чернилами и неписанные традиции, но ты все равно включаешь слона в посудной лавке, разворачиваешь его нелепую, дурно пахнущую, покрытую редкими волосками тушу и с недоумением смотришь, как венецианский хрусталь превращается в осколки под ногами. Извините, я тут потоптался, да.

   - Какого черта. - говорю я и ставлю винтовку на предохранитель. Сзади раздаются размеренные хлопки.

   - Браво. - говорит Старец. Он стоит прямо за моей спиной.

   Глава 14

   Никаким количеством экспериментов нельзя доказать теорию,

   но достаточно одного эксперимента, чтобы ее опровергнуть.

   (с) Альберт Эйнштейн

   Это был тест. Так говорит мне Старец. Тест. Первый раз не показательный, всякое может случится, бывают осечки, но в этот раз он работал со мной в полную силу, он приказал мне убрать сомнения, забыть обо всем, кроме задачи. Убить того, на кого показал Старец. Без раздумий и колебаний. Но ты справился, да, кивает Старец и больно хлопает меня по плечу и громко смеется. Посмотрим, что ты скажешь на это, старая ты сука - кричит он куда-то в пространство, обнимая меня за плечи, хлопая по спине, словно закадычного друга. Мне немного непонятен этот энтузиазм, непонятна сама ситуация, непонятно чего следует ожидать дальше, непонятно что я тут вообще делаю. Я вообще считаю что этого сумасшедшего мудака устроил бы любой исход. Пустил пулю в лоб - молодец, слушаешься меня, все идет по плану, не пустил пулю в лоб - тоже молодец, это и был мой план...

   - Знаешь ли ты, что это означает?! - громко спрашивает меня Старец, делая безумные глаза. Он становится похож на Кристофера Ллойда, который только что открыл схему поточного конденсатора - большие глаза навыкате, волосы торчком, трясущиеся руки.

   - Чувак будет жить? - спрашиваю я. Не то, чтобы я сильно переживал за чувака в костюме и с ярким галстуком, но он все же является меткой, отметиной, зарубкой в моем решении поставить винтовку на предохранитель и послать Старца в жопу. В его собственную, костлявую и волосатую задницу. Вот только я не ожидал, что он так этому обрадуется.

   - Какой еще чувак? - удивляется Старец, потом машет рукой: - какая разница, будет он жить или нет. Дело не в нем вообще. Дело в тебе. Ты такой же как я, такой же как мы. И лично я рад, что в нашем полку прибыло.

   - Такой как ты... - говорю я, протягивая слова: - ты имеешь в виду, что я могу приказывать другим людям? - Старец Горы делает круглые глаза Кристофера Ллойда снова, я начинаю опасаться, что эти сферические штуковины будут выдавлены из орбит и повиснут у него на щеках, или скатятся вниз, к его красивым и блестящим туфлям.

   - Именно! - говорит Старец: - именно! Правда тебе нужно еще научиться кое-чему... смотри - ты у нас самородок, такие появляются нечасто, есть талант, да. Поэтому ты был в состоянии противостоять моим приказам. Однако ты не обучен, не умеешь формировать свою волю, и прочее. У каждой силы есть свои ограничения и тонкости, так сказать ноу-хау. И я готов тебя всему этому обучить. - он смотрит на меня. Я смотрю на него. Молча. Я понимаю, что здесь и сейчас что-то должно произойти. Не потому что я такой уж чтец атмосферы, не потому что за кадром вдруг заиграла нагнетающая музыка, или еще какая-нибудь мистическая хрень. Просто я знаю, если кто-то тебе что-то предлагает - и я имею в виду что-то хорошее, отпуск на Мальдивах, миллион долларов или швейцарские ножи - то скорее всего это коммерческая уловка. Поэтому я смотрю на Старца и жду когда опуститься второй сапог.

   - Хорошо. - говорит Старец: - почему бы нам не пройтись? - он поворачивается к выходу и идет. Я смотрю на Винниту. Она разбирает винтовку, ее движения чем-то напоминают движения хорошо смазанного механизма, они легкие, спокойные, несуетливые, привычные. Я задумываюсь над тем, сколько раз этой молодой девушке пришлось разобрать и собрать винтовку, чтобы сейчас двигаться именно так. Сотню? Тысячу? Винниту заканчивает разборку и укладывает части винтовки в кофр. Такими же несуетливыми движениями она собирает остальные вещи. От моей помощи она отказывается, посылает меня за Старцем, мотнув головой. Кофры на колесиках, наверное ей не будет тяжело, думаю я, спускаясь вниз по лестнице. Возле лифта стоит Старец, он выразительно поглядывает на часы, опаздываете, коллега. Я ничего не говорю, становлюсь рядом и жду лифт. Двери лифта открываются, из шахты тянет прогорклым маслом и холодным воздухом. Мы заходим внутрь, я жму на кнопку первого этажа и двери закрываются за нами.

   - Знаешь, я даже рад, что встретил тебя. - говорит Старец, не поворачиваясь. Он смотрит на двери лифта отсутствующим взглядом, словно увидел там что-то важное.

   - Да. Потому что самое главное что угнетает тебя, если ты - полубог - это одиночество. Если ты богат, то ты можешь спросить себя - почему рядом с тобой эти люди? Потому что они любят тебя таким какой ты есть, или все-таки потому что ты богат? Если ты красив, то ты спросишь себя - а останутся ли они рядом с тобой, после того, как ты потеряешь свою красоту? - Старец пожимает плечами: - но если ты в состоянии приказать человеку сделать все что угодно, любить, ненавидеть, забыть, вспомнить - то у тебя нет такой роскоши как сомнение. Ты можешь думать - а что было бы, если бы я не мог, если бы я был как все, но этот вопрос риторический. Все так как есть. И люди вокруг тебя рядом с тобой потому что ты приказал им быть рядом с тобой. И через некоторое время ты теряешь чувство... - он пошевелил в воздухе пальцами, подбирая слово: - чувство отдачи? Чувство реальности. - лифт останавливается и мы выходим в просторный холл, проходим мимо окаменевшего на ресепшене клерка, выходим на улицу и тотчас погружаемся в суету и какофонию городских звуков - гудки машин, где-то взвыла сирена, обрывки фраз, музыки и рекламы.

   - Все это. - Старец жестом обводит окружающий нас мир: - кажется нереальным. Потому что ты можешь многое. Многое, но не все. Секундочку. - он останавливается, закрывает глаза, вдыхает, поворачивается и ...

   - А ну-ка заткнулись все! - кричит он во всю силу своего голоса: - нам надо кое-то обсудить! - в тот же момент в городе наступает тишина. Она не совсем полная, слышно, как где-то что-то потрескивает, по-прежнему издалека доносится музыка, где-то чирикнул воробей, но контраст с прежним шумом просто ошеломляет. Машины встали там, где стояли. Водители заглушили моторы, пешеходы замерли там, где шли, и все замолчали разом.

   - Так-то лучше. - проворчал Старец: - через пятнадцать минут можете продолжать... что вы там все делали. - он повернулся ко мне: - так о чем это мы? Ах, да... одиночество на Олимпе...

   Я смотрю на замерший город и слова замирают у меня в глотке. Я будто бы сплю. Никто не может обладать такой силой, никто не может приказать суетливому, спешащему городу замереть. Даже на минутку. На какое-то мгновение мне показалось, что Старец сейчас повернется ко мне и спросит - "Ты меня слушаешь Нео? Или загляделся на девушку в красном?".

   Девушки в красном среди замерших пешеходов нет, есть девушка в бордовом пальто и еще одна с красным шарфом. Зато среди замерших автомобилей я вижу Женькин "Лендровер". За рулем сидит Женька, замершая как и все эти люди. Я смотрю на нее, думаю о том, что грани между реальным и нереальным уже совершенно стерлись в моей голове, и что Женька выглядит вполне живой и здоровой, вот только на ней снова темные очки и все ли в порядке с ее глазом я не вижу. Думаю я еще и о том, что если бы я умел приказывать людям, смог ли бы я приказать всем любить друг друга и прекратить вражду, отдать деньги нуждающимся, навести мир во всем мире и найти лекарство от рака? Почему Старец не может вот так же шикнуть на всех во всем мире - "А ну-ка прекратите ссориться! Хватит воевать и угнетать друг друга!". И все, сразу везде мир и порядок, все убрали за собой окурки и пустые пивные бутылки, стали любить друг друга и заботиться о старших, помогать младшим и все такое. С другой стороны - Старец что-то говорил о том, что и я могу так же. Да. Научиться этому и навести порядок в мире. Ну или хотя бы в своей жизни.

   - Удивительно. - продолжил Старец, не заметив моей отвлеченности: - но стремясь к абсолютному контролю мы недовольны, когда получаем его. Каждый из них - он кивает на застывших пешеходов: - хочет чтобы какие-то люди его любили, какие-то подчинялись, а зачастую и то и другое сразу. И людям, в большинстве своем, даже не деньги нужны. Предложи какой-нибудь бабе Маше из третьего подъезда миллион долларов за фотки с голой задницей - не возьмет. Потому что ей важнее одобрение людей, которые с ней рядом, а не деньги. И таких примеров - тьма. Самое важное для человека - это одобрение стаи, семьи, коллектива. Для любого человека. - он зажмурился, покачал головой: - до сих пор вспоминаю, как пришел первым на лыжной гонке в школе. Тогда это было просто невероятное чувство. Конечно, я могу в любой момент собрать вокруг себя толпу людей, и все они будут мной восхищаться, хвалить, превозносить, даже любить - и все это абсолютно искренне, поверь мне. Но такого чувства, как в восьмом классе, после лыжной гонки уже не будет. И это не потому что я старею. Это потому что как только я осознал свою силу - я стал одинок. Знаешь, история про Робинзона Крузо - полное вранье. Человек не может долго жить в одиночестве. Он сходит с ума. Том Хэнкс в "Изгое" разговаривал с волейбольным мячом, чтобы не сойти с ума. Как на мой взгляд, серьезно разговаривать с волейбольным мячом - уже сойти с ума. - Старец остановился и осуждающе покачал головой: - Поверить не могу, она налепила ресницы на фары автомобиля, что за ужасная мода, иногда я сомневаюсь, кто же все-таки сошел с ума, я или весь мир. - он указал на стоящий рядом автомобиль, водительница которого послушно замерла за рулем.

   - Ты! Да, ты, выйди-ка сюда. - сказал он ей и она послушно вышла из машины на тротуар.

   - Вот скажи, о чем ты думала, пока лепила это убожество на свой автомобиль? Ты вообще понимаешь, что одушевлять вещь таким образом кощунственно? Погоди, не надо отвечать, помолчи. Я знаю, все, что ты хочешь мне сказать и ничего нового в этом нет. Просто оди и отдери эти штуковины. И выбрось их подальше, чтобы я не видел этого убожества больше. Ах, да, - перестань краситься как шлюха и устройся учиться куда-нибудь. Найди черт возьми себе смысл жизни. Все, исполняй. - он сделал нетерпеливый жест пальцами, словно отгоняя назойливую муху и девушка бросилась судорожно отрывать силиконовые "реснички" с фар своего небольшого, похожего на забавного жука, автомобиля.

   - А ты иди сюда. - Старец ткнул пальцем в застывшего прохожего: - кто такой? Чем занимаешься?

   - Я менеджер, я работаю в группе компаний...

   - И как? - перебил его Старец: - работа как? Как семья? Все устраивает?

   - Платят мало, но я работаю еще меньше. - честно признался менеджер: - в семье бардак, думаю развестись и уйти к Любе, но у нее муж богатый, а директор на работе обещал что премии лишит, если проект вовремя не успею закрыть и ...

   - Понял. Значит так - идешь домой и страстно влюбляешься в свою жену снова. И на работе прекрати дурака валять, начни работать как следует. Языки какие-нибудь выучи или хобби найди. А с Любой бросай эти ваши штуки, до добра не доведут. Ясно? Исполняй. - еще один жест пальцами и окрыленный менеджер унесся выполнять поручение.

   - Как я и говорил. - сказал Старец: - статисты. Не более чем статисты. И поговорить не с кем. Поэтому каждый из нас одинок по своему. Впрочем, я не жалуюсь. Я всего лишь указываю на то, с чем тебе придется иметь дело, если ты захочешь выбрать красную таблетку. Если захочешь заглянуть в кроличью нору и все такое. Выбор твой, я не буду тебя принуждать, зачем? Приказать тебе я не могу, хотя да, приказать кому-нибудь из своих девочек убить тебя - могу. Но, веришь ты мне или нет, я не одобряю бессмысленные жертвы.

   Этот тезис был спорным. Я еще не забыл одну из его фейдакинь, ту, что шагнула в двадцатиэтажную пропасть бетонной парковки, но перечить ему здесь и сейчас по этому случаю показалось не очень мудрым. Кроме того, если верить его словам, то в этом поступке был какой-то смысл. Но главное сейчас даже не это. Главное это понять, можно ли ему верить, можно ли принять слова за чистую монету и заглотить приманку вместе с поплавком, можно ли доверять нарисованному на холсте очагу с уютным огнем и котелком над ним? Зачем ему это?

   - Поэтому - продолжил Старец: - выбор тут за тобой. Если ты хочешь, я буду тебя обучать тому, как приказывать людям. Как ты будешь применять эту силу - твое дело. Хочешь быть миллинером, плейбоем, политиком, актером - все в твоих руках. Но есть условия...

   Вот оно, подумал я, вот он крючок. Никогда и никто не предложит тебе ничего даром, да. Что же, послушаем, каковы условия контракта. Старец замолчал и посмотрел на меня. Сейчас мой выход.

   - Хорошо. - сказал я и мой голос сорвался в хриплый кашель.

   - Хорошо, - сказал я, прокашлявшись: - какие условия?

   - А ты не любишь тянуть кота за хвост. - ответил Старец, присаживаясь на скамейку автобусной остановки. Он поправил пальто, достал пачку сигарет, задумчиво покопался в ней, прикусил фильтр зубами, вытащил, прикурил от услужливо поднесенной кем-то из фейдакинь зажигалки, выдохнул дым. Повернулся ко мне. Я стоял перед ним. Сесть рядом с ним на замызганную скамейку казалось слишком фамильярным, как будто бы знакомы тысячу лет и я такой плюхнулся бы рядом, обнял его за плечи и так душевно, за жизнь... Но и стоять над ним тоже было неудобно, я просто прислонился спиной к металлической трубе, служившей опорой для навеса над скамейкой, ожидая ответа.

   - Самое главное условие - это скорее последствие. То, с чем тебе придется столкнуться при обучении. Как я уже говорил, одиночество, изолированность от мира и людей - только одно из них. Поэтому я бы попросил тебя о двух вещах. Первое - не отрицать все с порога, поверить мне. Не ходить со своим уставом в чужой монастырь. Возможно, что-то покажется тебе неприемлемым, отталкивающим и шокирующим, но не надо поддаваться первой реакции. Подожди, попробуй переварить это, дай этому шанс. Не принимай решения на горячую голову. И второе - постарайся простить людей. Не вымещать на них свою злость, не мстить обидчикам из прошлой жизни. Это дает некоторое удовлетворение, но потом будет только хуже. А вот осознание того, что ты мог бы, но не стал - греет душу всегда.

   - Два условия? - спросил я: - и все? Ты не будешь ставить условие лояльности, послушания, никогда не переходить тебе дорогу?

   - А смысл? - пожал плечами Старец: - в нашем мире нет юристов и контрактов. Если бы я заставил тебя поклясться на крови, что ты никогда не причинишь мне вред, что ты никогда не перейдешь мне дорогу и будешь всю жизнь благодарен - ты бы все равно нашел способ, ты же умный. Кроме того, ты можешь просто не сдержать свое слово - и никто тебя за это не накажет. Когда у тебя будет власть, ты можешь просто повернуться и приказать кому-нибудь из них - он обвел жестом стоящую в ожидании улицу: - убить меня. И я не успею даже рта раскрыть. Поэтому не вижу смысла в клятвах. Если ты решишь пойти против меня - значит так тому и быть.

   - Это немного странно. - сказал я: - выращивать возможного конкурента только из-за неприятия одиночества.

   - О. - ответил Старец: - вот тут я с тобой не согласен. Если ты не будешь убивать меня сразу же, потерпишь хотя бы несколько недель - ты поймешь, что я нужен тебе как вода - рыбе. Но, что я... давай к делу. - и он принялся объяснять мне, как можно отдать людям приказ. Просто что-то внутри тебя повернуть своей волей, сказать, приказать, толкнуть человека... это просто, если знать как. Не все способны, но те, у кого есть талант - им достаточно показать. После этого, пока я еще только осознавал что со мной происходит, Старец шагнул к плавно подъехавшему роскошному автомобилю, Винниту плавным движением открыла ему дверь, закрыла ее за ним и села за руль. Тонированное стекло автомобиля опустилось и показалось его лицо.

   - Потренируйся. Попробуй свои возможности. - сказал он, глядя мне в глаза: - Посмотри кто ты и на что способен. Как будешь готов - я тебя найду. - стекло поднялось и автомобиль плавно тронулся. Я остался сидеть на скамейке автобусной остановки, а через некоторое время улица ожила и привычный шум обрушился на меня.

   Глава 15

   - И давно вы в Париже?

   - Прибыл утром.

   - А много успели.

   - Терпение, к сожалению, мне несвойственно.

   (с) А. Дюма "Три мушкетера"

   Я шел по улице и смотрел на людей, идущих мимо меня и думал что теперь я могу все изменить. Если захочу. То, что сказал мне Старец, казалось настолько логичным и верным, что какая-то часть меня удивлялась, как я не знал этого раньше. Как езда на велосипеде или плавание - после того, как ты научился, кажется что ты всегда это умел. Это естественно. Это правильно. Именно так и никак иначе. Я могу приказывать людям. Могу подчинять их своей воле. Они будут делать то, что я сказал, потому что иначе и быть не может. И тут вдруг что-то внутри меня сжалось. Вдруг это неправда? Розыгрыш? Могу ли я в самом деле? Я остановился и выдохнул, пытаясь прийти в себя. Спокойно, спокойно, подумал я, все так, ты же понимаешь, что все именно так и у тебя есть эта сила, ты чувствуешь ее, она струится по твоим венам, она в твоем голосе, все в порядке. Но паника не утихала, сердце стучало как бешеное, я прикусил губу, надеясь, что боль приведет меня в чувство, трясущимися руками вытер пот со лба. Ладно, подумал я, хорошо... оглядевшись я нашел взглядом ближайшего прохожего. Обычный пешеход, каких сотни на улицах города, мужчина средних лет с одутловатым бледным лицом в темном пуховике с надписью "Northen" и шерстяной вязаной шапочке темного цвета, разговаривающий на ходу, прижимая смартфон к уху. Я шагнул ему навстречу, загораживая проход. Он запнулся, поднял взгляд, попытался шагнуть в сторону, чтобы обойти меня, но я поднял руку и собрал волю внутри себя, повернул ее по особому, как и учил Старец.

   - Стой! - сказал я. Нет - приказал я. Мужчина остановился. Это ничего не значит, подумал я, оглядывая его с ног до головы, любой остановится, если загородить ему дорогу и сказать - стой. Нет, я должен узнать, могу ли я воздействовать на людей, как говорит Старец, или это бред.

   - Подними одну ногу. - приказал я. Мужчина поднял ногу.

   - Подними руки вверх. - он послушно исполнил приказ. В таком положении он внезапно стал похож на немца под Москвой, сдающегося советским войскам после зимы 1941 года - грузный, нелепый, с двумя вытянутыми над головой руками и ногой в воздухе, как будто стоп-кадр хроники военных лет. У меня вдруг закружилась голова, и я оперся рукой о стену здания.

   Могу!

   Я - могу!

   - Все, хватит. - сказал я. Мужчина стоял на одной ноге, с вытянутыми вверх руками. Он стоял и смотрел в пространство, по его вискам прокатилась капля пота.

   - Хватит. Можешь идти дальше... Ах, да... Хватит. Опусти ногу и руки. Отправляйся по своим дела. - приказал я и тот послушно опустил ногу и руки, ошалело поводил головой по сторонам и засеменил дальше, не поднимая взгляд. В его опущенной руке верещал смартфон, но он не обратил внимания. Может быть, надо было сказать ему, чтобы он поднял телефон к уху и ответил на звонок? Я же сказал ему опустить руки, сможет ли он когда-нибудь поднять руку снова? Я повернулся назад, но мужчина уже затерялся в толпе прохожих. Ладно, подумал я, ладно, ничего страшного, я же сказал ему ступать по своим делам, делать свои дела, а значит ничего страшного. В конце концов для того чтобы делать свои дела надо поднимать руки, время от времени, верно? Я вдруг понял что у меня миллион вопросов к Старцу, что я не знаю, как именно воздействует эта сила на человека, каковы пределы воздействия, что я могу приказать а что нет, а самое главное - что происходит с людьми после этого. Если я захочу узнать это самостоятельно, то мне придется ставить опыты на людях, а я хотел бы этого избежать. Нет, не так. Это неприемлемо. Нельзя ставить опыты на людях, так и до доктора Менгеле недалеко. Но с другой стороны, если я хочу принести в этот мир добро и справедливость, если хочу мира во всем мире и немного благополучия для себя лично - я же должен знать с чем именно имею дело, верно? Я не могу пускаться во все тяжкие, если не знаю пределов своей силы, технически. Перед глазами живо встала сцена как я приказываю взводу вооруженных спецназовцев сложить оружие и все кладут его на землю, аккуратно, как в боевиках, отталкивая потом от себя ногой - все, кроме одного, а тот поднимает пистолет и издевательским тоном говорит - "Твоя сила может воздействовать только на двадцать человек одновременно. Я - двадцать первый." и стреляет. Может ему следовало бы добавить - "Очко!", не знаю, может именно этот спецназовец не играет в "двадцать одно", не знаю, почему мое подсознание выбрало именно эту цифру. Двадцать одно. И - бам! Или по времени воздействия - сколько времени действует внушение? Неужели всю жизнь? Или само сходит через некоторое время? Приходится ли Старцу время от времени обновлять заклятье на его любимой Винниту? И, да, самое важное - можно ли приказать что-то человеку, которому уже приказали? Мог ли я, например, приказать девушке на крыше отеля той ночью приказать остановиться? Или однажды отданный приказ уже не вернуть, пока не его не исполнят? Очень много вопросов и практически нет ответов. Задавать их Старцу я не могу, его уже нет рядом, может и к лучше, у меня от этого типа мурашки по коже, но вопросы остаются вопросами. И мне будут нужны ответы. Я достал из кармана смартфон и вызвал такси. Как говорится, все пути ведут в Рим. Все дороги заканчиваются дома. Открыв дверь ключом я увидел в прихожей женские сапоги. Нет, эти вот, с кокетливым белым мехом на оторочке - Женькины, те, с непонятными аляповатыми принтами - Лапочкины, но где я видел коричневые мокасины? Я зашел в гостиную и увидел их всех. Лапочка, Женька и Винниту. Сидят на моем диване. Со стороны так вообще идиллия - три подружки собрались вместе и перемывают косточки общим знакомым за кружечкой чая и бокальчиком мартини.

   - Добрый день. - говорю я: - как это неожиданно.

   - Привет. - говорит Женька: - мы тут уже давно, тебя ждем.

   - Как интересно. - мне и в самом деле интересно, что тут происходит. Внутри вдруг вспыхивает паранойя, я начинаю подозревать вселенский заговор и у меня достаточно поводов для этого, черт возьми!

   - Да, представляешь, мы познакомились с Танечкой, она такая прелесть! - говорит Лапочка. Она улыбается своей особенной, открытой улыбкой. Такой улыбкой она улыбается только в кругу самых близких, там, где ее не осудят, не сделают больно. Я знаю эту улыбку и у меня самого ушло немало времени, прежде чем я сумел ее увидеть. Но сегодня, почему-то, эта улыбка вызывает у меня еще больше подозрений и горечи. Как? Почему она улыбается этой улыбкой этой амазонке Старца? Они были знакомы раньше? Или приказы Старца проникли ей в подкорку и она уже больше не та Лапочка, которую я знал и любил? Что насчет Женьки? Что тут делает одна из фейдакинов? Какую игру опять затеял этот старикан? Что-то внутри меня натянулось как струна и я почувствовал как кровь прилила к моим вискам.

   - Прелесть? Как замечательно... - сказал я, отчетливо выговаривая каждое слово: - и где же вы познакомились?

   - Что? А... это неважно. - отмахнулась Лапочка: - главное что она так нам подходит! Я думаю, что в нашем гареме "Лапочкиных подружек и друзей" как раз осталось одно вакантное место для такой горячей штучки как она. Танечка, ты же не против? - Винниту по имени Танечка была не против, была всеми конечностями за, говорила, что она только и мечтала о том дне, когда сможет вступить в столь почетное сообщество как Лапочкин гарем, выражала надежду на плодотворное сотрудничество и взаимопонимание, уверяла что это раньше она была злой, пока у нее не было велосипеда, а как только велосипед пришел по почте, то вот сразу стала паинькой и готова к тому, чтобы ее как следует наказали за все ее предыдущие грехи и заблуждения. Лапочка хлопала в ладоши, заливалась смехом и в свою очередь уверяла Винниту в том, что она, Лапочка лично свяжет и как следует накажет заблудшую Винниту, и не только она, все мы как следует ее накажем, у нас и масло есть массажное и веревок достаточно и есть даже парочка страпонов, чтобы хорошенько оттрахать грешницу за грехи ее тяжкие. Женька кивала и добавляла, что она, Женька, вообще то исключительно гетеросексуальная девушка, но видя искреннее раскаяние и полное содействие, она не может остаться за бортом и обязательно примет посильное участие в изнасиловании Винниту. Технически это конечно не является насилием, с сожалением заметила она, но надеется, что Винниту будет отчаянно сопротивляться, потому как она, Женька, где-то в глубине души немножечко садистка и жутко от этого возбуждается. Но это только между нами, ты должна об этом молчать, у нас тут жутко секретно все - добавила Женька. Я смотрел на эту сцену со стороны, не принимая участия в общем веселье. Раньше я бы принял участие в языческих забавах наравне со всеми, да что там - впереди всех прочих. Но сегодня у меня на душе лежала огромная, холодная и противная жаба. Что из происходящего есть правда, а что приказано Старцем? Насколько велик вред, причиненный приказами этого самодура? Сможем ли мы когда-нибудь вести себя естественно, зная что за нашим поведением стоит только собственная воля? И что, черт возьми здесь делает Танечка-Винниту?

   Я выдохнул. Есть только один способ узнать и Бог тому свидетель, что я не хотел этого.

   - Всем замолчать. - сказал я, повернув свою волю. Наступила тишина. Все замерли. Я обвел присутствующих взглядом и остановился на Винниту.

   - Ты. Что ты тут делаешь? - спросил я.

   - Пью чай и разговариваю с подругами... - ответила та, внезапно задрожав всем телом.

   - Да я не про ... Почему ты здесь?

   - Я не знаю... меня пригласила Лапочка. - сказала Винниту: - вот я и пришла. В гости.

   - Кто ты такая? - спросил я.

   - Я Татьяна Штейн, художница.

   - Вот как. - сказал я и задумался. Она не помнит о том, что было, или это я задаю не те вопросы? Может надо изменить подход?

   - Что ты делала вчера вечером и сегодня утром? - спрашиваю я, задавая временной промежуток, когда она и я были вместе, сидели на крыше здания с винтовкой, в машине по дороге к Старцу.

   - Я была у себя в студии. Рисовала с натуры. - убежденно кивнула она.

   - Понятно. - ее память была заменена. Видимо, приказы Старца могут действовать таким образом. Это следовало проверить.

   - Ты не Таня Штейн. - сказал я, глядя Винниту прямо в глаза: - ты Ярослава Рубинштейн, дочь еврейских эмигрантов из Парижа. Ты любишь петь и терпеть не можешь рисовать. Ты живешь в 1942 году и помнишь, как немцы прошли парадом через Триумфальную Арку.

   - Да. - кивнула Винниту. Ее глаза на секунду, как будто бы подернулись дымкой.

   - Хорошо. Так кто ты такая?

   - Меня зовут Ярослава. - сказала Винниту: - я недавно из Парижа, такой кошмар! Нацисты захватили Францию, они прошли парадом по Елисейским полям, насиловали и убивали направо и налево, ах мон ами, я едва вырвалась оттуда. Гитлер на Эйфелевой башне лично принимал парад.

   - Вот как. - сказал я. Информацию следовало проверить, но уже сейчас стало ясно, что это не внедренная память, а скорее вытесненные воспоминания, когда мозг рационализирует происходящее и приводит в порядок - как он считает. Надо проверить, конечно надо проверить.

   - А какой сейчас год по твоему? - уточнил я, внимательно следя за ней. Ее лицо излучало легкую тревогу и сосредоточенность.

   - Одна тысяча девятьсот сорок второй от рождества Христова, товарищ комиссар. - ответила Ярослава.

   - Хорошо. А что это у тебя в руке, товарищ Ярослава?

   - Смартфон.

   - А тебя не смущает, что у тебя в руке смартфон в 1942 году?

   - ... - Винниту-Ярослава замолчала, беспомощно открывая рот.

   - Ну... - протянула она неуверенно: - возможно я - путешественница во времени?

   - Ты меня спрашиваешь?

   - Нет. Да, я уверена. Я - путешественница во времени, знаю это звучит, невероятно, но какая-то сила забросила меня из 1942 года сюда. В это трудно поверить, но это факт, у меня самой первое время голова раскалывалась, но я приняла этот факт и ...

   - Ясно. - действительно, многое стало ясно. Когда человек исполняет приказ, его мозг старается рационализировать происходящее. Даже если ошибается. Во время входа немецких войск в Париж не было зверств - французы сдались и германское командование особенно следило за "цивилизованным" поведением своих солдат. Тогда Гитлер еще испытывал иллюзии по поводу сепаратного мира с Англией и быстрой победе, тогда еще не было лагерей смерти и окончательного решения еврейского вопроса, хотя уже было Варшавское гетто, но пока туда еще поставляют еду, пусть и немного. И да, Гитлер так никогда и не поднялся на Эйфелеву башню, потому что какой-то энтузиаст сломал там лифт, а подниматься туда пешком ему было явно западло. То есть Винниту просто-напросто придумала себе это, исходя из собственного знания истории, а знала она ее не очень. Действительно, зачем красивой и молодой девушке заморачиваться над деталями? В свою очередь, это значит, что сила приказа не абсолютна, но относительна. То есть если, например, я сейчас, скажу Винниту, что она на самом деле Клеопатра, то она станет вести себя как Элизабет Тейлор, а не как настоящая царица эллинистического Египта из македонской династии. То есть так, как она себе это представляет. И вот тут затаилась главная ловушка. Потому что то, что ты имеешь в виду, отдавая приказ, не всегда то, что она имеет в виду, получая его. Например, скажешь ты ей "заруби себе на носу", а она не в курсе русских идиом и решит тюкнуть топором себя по носу. Или, там старый анекдот про "якорь мне в задницу". Хорошо, что приказы последовательны, и каждый последующий отменяет предыдущий. Заодно ясно, что я могу перебивать приказы Старца, заменяя их своими. Я откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел на Винниту. Та сидела тихой мышкой, видимо именно так представляя себе Ярославу Рубинштейн, дочь еврейских эмигрантов.

   - Ты знаешь французский язык? - спрашиваю я. Ярослава Рубинштейн, дочь еврейских эмигрантов в Париже - должна знать.

   - Конечно знаю. - говорит она: - mon français est impeccable.

   - Что? - не понимаю я. Ах, да, я не могу проверить ее французский, потому что я сам не знаю практически ничего, если не считать знаменитую фразу Кисы Воробьянинова. С другой стороны, звучит это очень даже по-французски, словно Мирей Маттье напела. Во всяком случае, человек убежденный в том, что знает французский язык и человек, знающий французский язык - это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Этот эксперимент никуда не привел меня, кроме того, что подтвердил слова Старца. Хорошо, подумал я, это ведет нас совершенно в другую сторону, в сторону плацебо, прыжков веры, горчичного зернышка и горы, вина и хлеба для пяти тысяч паломников и супа из топора. Вера, да. Внезапно я осознал, что в комнате стоит мертвая тишина. Я оглядел девушек и вздохнул. Ну конечно.

   - Вы можете говорить. - сказал я: - я бы хотел услышать ваше мнение.

   - О чем? - спросила Женька: - что тут вообще происходит?

   - Да, что это за хрень? - потребовала ответа Лапочка: - что за хрень тут твориться?

   - Qu'est-ce qui se passé? - откликнулась Винниту.

   - Так, стоп. Вы не помните, что произошло? Старца Горы помните? С тростью? С гаремом фейдакинь? Крыша отеля? Лапочка, ты там точно была, ты должна помнить, Женька, а ты пришла ко мне домой вместе с ... этой - я киваю на Винниту, не уверенный в том, как ее назвать, она у нас уже с тысячью имен и лиц.

   - Какая крыша? Мы с тобой были на крыше, помнишь. - говорит Лапочка и делает круглые глаза, намекая: - но это был не отель. И мы были только вдвоем,помнишь, когда мы экспериментировали с местами, еще в лифте и на взлетной полосе аэродрома, но ...

   - Нет, нет, это другая крыша. - я припоминаю о чем говорит Лапочка, но сейчас не время и не место вспоминать об этом. Лапочка смотрит мне в глаза, прикусывает губу, ее белоснежные зубы впиваются в плоть, она как-то по особенному поворачивает голову и ее рука скользит по бедрам и я сперва поддаюсь этому движению, прикипев взглядом к ее рукам, к ее губам и к тому, как Женька подается вперед, в поиске Лапочкиных губ... Но тут вдруг я понимаю, что эта сцена донельзя фальшива. Да, Лапочка любит секс. И она обожает Женьку. И Женька любит Лапочку и потрахаться. И я не против. Но сейчас это не к месту. Сейчас происходит что-то неправильное, словно бы все находящиеся в комнате находятся под гипнозом, словно бы что-то должно произойти и это сейчас произойдет. Неминуемо. Я гляжу, как Ярослава Рубинштейн, дочь еврейских эмигрантов, расстегивает свою блузку, как ее руки ласкают Лапочкину грудь и понимаю, что это все фарс. Игра. Пьеса.

   - Стоп. Хватит. Прекратите! - говорю я, и все замирают на своих местах. Это по своему красиво, понимаю я, словно момент, вырванный из жизни девушек, снимающихся для глянцевых журналов - ведь этим девушкам нечего делать, как только раздеваться, одеваться, принимать душ вместе и устаивать бои подушками, совершенно нагишом, и конечно же, падать на кровать вместе с подружками, разгоряченными, сжимая в руках эти самые подушки и хохоча от щекотки и этого опьяняющего чувства молодости. И сейчас эти девушки замерли в своей скульптурной композиции, замерли, потому что я так сказал. Незнакомое чувство вдруг пронзило меня пониманием. Я могу. Конечно, это важно - узнать, что тут происходит, важно узнать кто такой Старец и как с ним можно бороться, как избавить человечество от этого рабовладельца и маньяка, но ведь жизнь так коротка, а здесь и сейчас я могу все. Я могу приказать. Все может продолжаться так, как начиналось, ведь оно здорово начиналось, да? Я смотрю на Винниту-Ярославу, она успел сбросить с себя блузку и замерла, сражаясь за свободу со своим бюстгальтером. Бюстгальтер черно-красный, вызывающе кружевной и едва прикрывающий ее прелести. Я представляю, что именно находится внутри этих черно-красных кружевных чашечек и у меня твердеет в паху. Какого черта, говорит голос внутри меня, она же сама этого хочет, ты же видишь, кто ты такой, чтобы отказывать женщине в ее желаниях, прими это, устроим оргию здесь и сейчас, хорошенько накажем ее, как она и хотела, она же хотела этого! Да, возразила мне холодная жаба, сидящая у меня на душе, но она хотела этого как Винниту, фейдакиня Старца, как Танечка, знакомая Женьки, или все же как Ярослава Рубинштейн, дочь еврейских эмигрантов из Парижа, видевшая как нацисты прошли парадом под Триумфальной Аркой?

   Однажды, мы вместе с Динарой решили поиграть в изнасилование большим и грубым маньяком. Я повалил ее на кровать, срывая одежду и жадно целуя, сжимая в руках ее плоть, и тут, между жалобными стонами и "нет, не надо, пожалуйста, нет, только не это" - она говорит, совершенно обыденным голосом, таким, каким обычно говорят на улице, незнакомым людям что-то вроде "Извините, вы не подскажете как пройти туда-то?", или "Мужчина, вы перчатки уронили.", таким вот голосом она сказала - "Только в глаза не целуй, у меня косметика размажется."

   И я, конечно же, совершенно автоматически ответил - "конечно." И продолжил срывать с нее одежду и совершать прочие действия, которые обычно совершают маньяки-насильники. А Динара принялась смеяться. Даже не так - ржать. Во весь голос. С истерикой и всхлипами. Честно говоря, в этот момент маньяк был сконфужен. Насилие прекратилось и я чувствовал себя полным идиотом, потому что довольно сложно изображать из себя маньяка, когда твоя жертва ржет в голосину. Между приступами смеха Динара сказала, что ей сложно представить себе маньяка-насильника-садиста, который в ответ на предложение не целовать ее в глаза так вежливо согласится. Почему я это вспомнил. Всю свою жизнь, сколько я себя помню, я не мог принять насилие по отношению к женщинам. Эта тема почему-то особенно больная, даже расстрел на месте не трогал мои душевные струны так сильно, как сексуальное насилие. Хотя, с точки зрения логической, думаю, многие женщины выбрали бы быть изнасилованной (а определенному проценту это могло бы даже понравиться!) чем застреленной. Однако здесь, как и в прочих душевных струнах, логика была бессильна. Может быть это воспитание, может быть среда, а может быть какая-то часть была заложена и в генетическом коде, но это так. И хотя я знаю, что есть на свете и мужчины, которые получают удовольствие от такого насилия и совершенно не тяготятся этим, более того, есть и женщины, которым это нравиться, но мне сложно это принять. И каждый раз, когда я разыгрывал маньяка-насильника с девушкой - я именно играл. Я не мог выпустить своего зверя наружу, может быть потому что боялся последствий, может быть потому, что меня это не возбуждает, не знаю. Марина говорит, что в каждом мужчине есть этот зверь и я просто его отрицаю, может быть. Но у меня в мозгу на этом направлении стоит здоровенный бетонный блок, все обмотано колючей проволокой и пущен ток, вдоль забора ходят патрули с немецкими овчарками, а на вышках прильнули к прицелам пулеметчики. Поэтому я такой тормоз в общении с женщинами, я не понимаю намеков, им надо ходить с огромным плакатом "Виталя, я хочу с тобой трахнуться!" - и то не факт, что я пойму, так говорит Марина. И она права, именно потому что я не приемлю насилие в отношении женщин, я не могу "надавать посильнее" в момент, когда "она готова". Я, черт побери, не знаю, когда она готова а когда нет, мне эти ваши сигналы, там покачивание туфельки на пальчиках ноги, накручивание локона, покусывание и облизывание губ - ни хрена не говорят. Я простой человек, говорите клером - так и так, хотим перепихнуться, заняться любовью, отсосатьу тебя, проложить трубы, сделать шпили-вилли, старый добрый сун-вын, как в "Механическом Апельсине", но не надо думать, будто я пойму ваши намеки. Потому, что внутри меня лежит подсознательный страх. Ведь иначе что, иначе может возникнуть ситуация, когда кто-то из вас решить вдруг накрутить локон на палец не потому что хочет трахнуться прямо тут на столе, а просто так, ну не знаю, может быть выбился локон из прически, может девушке неловко стало, вот она и накрутила локон, случайно. А я тут как тут - "намек понял", поставил ее раков, задрал юбку и оттрахал прямо тут. Это, блядь, неприемлемо. Как там говорят - "better safe than sorry". Поэтому я лучше буду тормоз. И, да, Марина считает, что я подкаблучник - именно поэтому. Она рассказывала, что как то раз она была с каким-то Димой, что он был такой широкоплечий и обаятельный, что он возил ее везде на своей "ламбоджини", целую неделю они провели на какой-то вилле, и он был очень обходителен и внимателен, а в конце недели он пришел в ее спальню и все было просто прекрасно. Но она отметила одну деталь - когда они уже были в процессе, Дима решил войти ей в задницу. Марина, она скорее консерватор в плане секса, и в задницу ей никогда не нравилось. Поэтому, едва он начал туда входит, она сказала ему - "больно!", а он ответил ей - "терпи". И она, привыкшая к тому, что все мужики исполняют ее желания, стоит ей повести плечом, к тому, что в постели все идет так ей нравится, и столько, сколько ей нравится - она замолчала и стала терпеть. Да, сказала она, мне было больно, но в то же время это было приятно. Приятно подчиняться и терпеть, приятно, когда тобой владеет настоящий, знающий что ему нужно мужчина. А ты, Виталя, тряпка и подкаблучник, когда дело доходит до секса, у тебя нет своего собственного мнения, тебе просто важно чтобы рядом была женщина, ты боишься одиночества и готов идти на что угодно, лишь бы не остаться одному, поэтому тебе надо много девушек рядом. Учись, студент - так говорила Марина. Но я так и не научился. Поэтому сейчас я замер в ужасе, понимая, что отныне я буду сомневаться в себе и окружающих. В окружающих - потому что уже сомневаюсь. Сейчас и здесь, в присутствии полуобнаженных девушек, двое из которых мои давние подружки и друзья, а одна - таинственная Винниту, с которой связано много эмоций и чувств, она пугала меня своим безразличием и профессионализмом, она напоминает этим Аянами Рэй, я всегда хотел трахнуть Аянами, и если бы не эти многочисленные "но", я бы уже исследовал ее ложбины, холмы и долины в приятной компании с Лапочкой и Женькой, но, но, но! Как я могу быть уверен, что она этого хочет? Что это не запрограммированные действия? Что за каждым ее движением не стоит Старец с его ехидной улыбкой всезнающего? Я повернулся к девушкам.

   - Слушайте меня внимательно. Сейчас, на счет три вы полностью избавитесь от любых приказов, рекомендаций или просьб Старца или меня. Вы вспомните все, что было стерто у вас в памяти его приказами, вы станете сами собой - такими, каким были до его вмешательства. - приказал я. Да, если я могу перебить приказы Старца - я могу все исправить. Поставить все по своим местам, убрать его влияние из головы и сердца, где бы оно не оставалось.

   - Раз! - сказал я глядя на замерших девушек: - Два! Три! - и замершая скульптурная композиция "три девушки перед баней" вздрогнула и распалась. Женька всхлипнула и спрятала лицо в ладонях, Лапочка смотрела перед собой, словно сомнамбула, и только Винниту-Ярослава-Танечка среагировала стремительно, словно волчица, вырвавшаяся из клетки. Она мгновенно вздернула руку, в которой откуда-то появился ее блестящий пистолет и прежде чем я успел что-либо сделать, поднесла его к своему рту и нажала на спуск.

   Глава 16

   И они стали почитать удгидху как разум.

   И асуры поразили разум злом.

   Поэтому им размышляют о том и другом,

   Поэтому разум способен на злодеяния -

   Ведь он поражен злом...

   (с) Упанишады

   В ушах звенело после хлопка выстрела, пусть приглушенного, но в закрытом помещении этого было достаточно. В воздухе запахло порохом и чем-то терпким, свежим, нутряным. Завизжала Женька, пронзительно, надрывно, прижимая руки к ушам и мотая головой в истерике. Лапочка молчала, ее бледное лицо было похоже на вырезанное из белого мрамора, она смотрела на Винниту-Ярославу-Танечку, на ее откинувшуюся назад голову, на брызги крови и мелкие белые кусочки того, что раньше было ее затылком, на ее руку, опустившую пистолет. Женька прекратила визжать, вскочила с дивана, пошатнулась, схватилась за стенку, дрожащими руками открыла свою сумочку и принялась лихорадочно шариться там, словно пьяный крестоносец в поисках Святого Грааля. Ее лицо пошло какими-то багровыми пятнами. В моей голове мелькнула мысль, что я никогда раньше не видел Лапочку и Женьку в критической ситуации, что вот она разница между ними, что Лапочка не стала ввинчиваться в истерику, а Женька реагирует бурно, хотя еще неизвестно, кому из них хуже, ведь есть две категории людей, одни бледнеют при виде опасности, а другие - краснеют, багровеют, как Женька. И это просто физиологическая реакция, просто кровь приливает к голове, или отливает к внутренним органам. Очень трудно что-либо предпринимать, если кровь отлила от головы, ты обычно падаешь в обморок, если у тебя в голове нет крови, такие люди, словно Теннессийская коза, которую парализует, едва ее напугать, раз - и она валится набок, застывшая словно табуретка. Где-то я читал, что это разновидность защитного рефлекса, эволюция пошла тут двумя разными путями, в одном случае она дает жертве или хищнику впрыск адреналина, ускоренные рефлексы и повышенную толерантность к боли, а в другом - отбирает все нахрен и ты тупо валишься набок в надежде что тебя примут за мертвого и оставят в покое. Как у опоссума, эти твари даже вонять сразу начинают, этот то рефлекс и подводит их на трассах, они привыкли прикидываться мертвыми, чуть что сразу язык набок и вонять, но металлические монстры от "Дженерал Моторс" и "Тойота" не знают жалости ни к живым, ни к мертвым, от них надо бежать, бежать не жалея ног, пересекая асфальтовую реку поперек движения, а если ты упал, то ты труп, полторы тонны металла размажут тебя по асфальту и плевать они хотели на твой запах и артистизм, с которым ты высунул язык и закатил глаза. Но, говорят есть и ситуации, в которых рефлекс теннессийской козы тоже может быть полезен, например если на тебя нападет гигантская жаба или тираннозавр рекс - которые, якобы реагируют только на движение. В остальных случаях это бесполезно и даже опасно, но что поделать, если такие люди есть. И Лапочка - одна из них. Эти мысли промелькнули у меня в голове в мгновение ока и тотчас переключились на более подходящие моменту. Что делать с телом? Нет, постойте, а есть ли тело, вдруг Винниту еще жива, в конце концов за последние несколько суток произошло немало такого, что не укладывается в привычные рамки, может быть это розыгрыш вообще? Было бы вполне в духе Старца, жестокая шуточка о том, что не стоит лезть в его дела, отменять его приказы. Я подошел к Винниту и внимательно осмотрел ее. Потрогал ее шею в поисках пульса. Повернул голову. Бесполезно. Здоровенная дырка в затылке, сперва она была закрыта спутавшимися и слипшимися от крови волосами, но когда я откинул их, стало ясно что Винниту может быть живой только в чудесном мире с единорогами и радугами, где все может быть, где все отрицает законы физики и биологии и где человек, пустивший себе пулю в голову может радостно танцевать и шутить о бренности бытия. Но не в этом мире. Не в нашем случае. В нашем случае Винниту, или кто бы она ни была - уже мертва. Это факт. А факты - штука упрямая. Значит надо не терять времени на осознание и отрицание всей этой реальности, значит надо принимать решение, что делать дальше. Вот тут, на моем диване, в моей квартире, лежит тело Винниту, лежит, откинув голову на спинку дивана и с той стороны от спинки уже набежало немало крови. Рядом с телом сидит Лапочка, она смотрит на него своими увеличенными зрачками, словно кокаиновая наркоманка после пяти дорожек в ночном клубе, сбоку стоит, опираясь о стену и пытаясь непослушными руками прикурить сигарету - Женька. Вот у нее, наконец, получается и она отчаянно втягивает в себя никотиновый дурман, откидывая волосы назад, закашлявшись и подавившись. Надо что-то делать, думаю я.

   - Надо что-то делать. - говорит Женька, откашлявшись: - что-то делать и немедленно. Что мы будем делать? Я не могу оказаться тут, здесь, когда это все ... - она обводит рукой "это все" вокруг.

   - Да, конечно. - отвечаю я на полном автомате, соглашаясь с ней. Я давно усвоил что с Женькой лучше согласится чем спорить и сейчас старые рефлексы срабатывают безупречно, я соглашаюсь с ней еще прежде чем осознаю, что именно говорю.

   - Нужно убрать ее отсюда. И спрятать. У тебя есть куда ее спрятать? И Что мы будем делать потом? Как с этим жить? Что ты наделал?! - говорит Женька, срываясь на крик: - Что ты наделал?!

   - Да, конечно. - говорю я, но потом спохватываюсь: - хватит, Жень. Я не думал что это приведет к ... вот этому.

   - Не думал. Конечно, ты не думал. Как ты можешь думать, когда ты такой идиот, кто же тебя обвинит. Она - тут Женька тыкает рукой с зажатой в ней сигаретой в сторону дивана, в сторону Винниту, в сторону мертвого тела: - у нее даже имени своего не осталось! Кто знает, чем ее этот гнусный старикан заставлял заниматься?! Да я сама... - она задыхается, снова вставляет в рот сигарету и затягивается, дрожа всем телом.

   - Это было неизбежно. - спокойно говорит с дивана Лапочка.

   - Что? Почему? - Женька выплевывает клуб дыма, словно древний дракон или Эйяфьятлайокудль в момент извержения.

   - Я все вспомнила. - отвечает Лапочка, закрывая глаза: - все-все.

   - Что? А... но ... - Женька хмурится, но Лапочка перебивает ее: - понимаешь, Жень, я все вспомнила. - она поворачивает голову в мою сторону и кусает губы, не глядя мне в глаза.

   - Прости меня пожалуйста. - говорит она, не поднимая взгляд: - прости за то, что было на крыше... и потом...

   - Господи. - говорю я, подхожу к ней, становлюсь перед ней на колени и обнимаю: - господи, да я все понимаю, ты же не могла ничего с этим поделать.

   - Нет, ты не понимаешь. - качает головой Лапочка и по ее щекам скатываются крупные слезы: - это как будто ты сам этого очень хочешь. Как будто что-то в тебе есть, что хочет этого. Как будто ты ... - она всхлипнула и замолчала. Она была словно мягкая кукла в моих объятиях и я вдруг почувствовал себя очень неуютно от близости Винниту, тут же, рядом, на этом чертовом диване, она лежит, уставив свои мертвые глаза в потолок, словно что-то видит, недоступное для нас.

   - Вставай. - говорю я Сонечке: - не нужно здесь ... сидеть. - я обхожу молчанием факт, который вопиет сам по себе, но Лапочка мотает головой и я встаю сам, не в силах выносить присутствие тела рядом. Мне кажется, что сейчас, сию минуту и секунду мертвая Винниту медленно поднимет свою пробитую и раздробленную голову, повернет ее ко мне, уставится мне в глаза своими и улыбнется зловещей улыбкой мертвеца, на все свои зубы и в этом будет что-то настолько неправильное, что я не смогу потом жить. И я понимаю, что это бред и что, как говаривал старина Билли Бонс - мертвые не кусаются, но параноидальное чувство не проходит, заставляя стискивать кулаки и сжиматься.

   - Я останусь тут. - говорит Лапочка, поднимая свое залитое слезами лицо: - рядом с ... ней. Кто-то должен... - и я понимаю ее без слов. Я вдруг чувствую, что именно она хочет сказать. Что кто-то должен посидеть рядом с Винниту, у которой даже имени своего не осталось, жизнь которой была отобрана и выброшена за ненадобностью и неизвестно сколько лет она жила так, как ей скажут, как прикажут. И мы не знаем ни как ее зовут, ни кто она такая, ничего, буквально ничего о ней мы не знаем. Но мы знаем о ней то, что она очень боялась потерять себя - настоящую себя. До такой степени, что как только она осознала себя собой - сразу же нажала на спуск, чтобы никто больше не лишил ее - ее самой.

   - Я сваливаю отсюда к херам собачьим. - зло говорит Женька: - я не собираюсь здесь оставаться ни секунды больше и вам это же рекомендую. - она уходит, споткнувшись обо что-то в прихожей и выругавшись, хлопнув напоследок дверью. В комнате остаемся мы с Лапочкой и Винниту. К дивану подходит Петр Алексеевич и внимательно обнюхивает ноги Винниту. Кыш - говорю ему я, думая, что для кота сейчас Винниту это просто кусок плоти и сколько я слышал страшных рассказов об одиноких женщинах, которых после смерти съели их же кошки. Хотя наверняка это было от безысходности, кошек запели дома с трупом, жрать нечего, пить нечего, тут сожрешь что угодно, а у меня пока есть и корм и вода, Петр Алексеевич вряд ли станет есть Винниту, он "вискасом" то брезгует, а тут и подавно. Что за бред лезет мне в голову. Кот отходит от ног Винниту, он не собирается ее есть, или, как я боялся - лакать кровь из лужи, собравшейся на полу. Хотя, наверное, это уже и не жидкость, это уже скорее лепешка, кровяная лепешка, кровь сворачивается очень быстро. Как там у Цоя - через час уже просто земля, через два на ней цветы и трава, через три она снова жива... и согрета лучами звезды по имени Солнце. Я думаю о том, что Виктор Цой и его странная, темная музыка была бы сейчас как нельзя вовремя, сейчас, когда снаружи начинает темнеть и сумерки сгущаются в комнате, где я сижу с одной живой и одной мертвой девушкой.

   - Послушай. - говорю я Сонечке: - ты знала ее?

   - Не думаю. - говорит Лапочка. Ее лица уже почти не видно, темнота в комнате сгущается почти мгновенно, зимой это всегда так, мне надо встать и включить свет, но я с какой-то пронзительностью осознаю, что не хочу этого делать. Я не хочу вставать и включать свет, не хочу снова глядеть в открытые глаза Ярославы-Винниту, не хочу принимать решение, не хочу прятать тело, звонить в полицию, везти его за город в багажнике и стучать лопатой об промерзшую землю, не хочу ничего. Я хочу сидеть в темноте вместе с Лапочкой, пить коньяк и слушать Цоя, и чтобы Винниту была жива, кто бы она там ни была. В голове мелькает мысль о том, чтобы отдать приказ, но тотчас исчезает, испуганная - а что если получится? Что если Винниту в ответ на мой приказ - восстань! Живи! - и вправду повернет голову и посмотрит мне в глаза, и что если ... нет, я не буду думать об этом, это уже слишком, я не могу быть таким, не могу воскрешать людей, не могу изменять реальность. Но если попробовать? Чушь, подумал я, чушь и бред, Старец сказал, что приказ изменяет человека и все, на что способен человек - способен приказ. Но! Есть два но, и ты это знаешь, знаешь. Первое - кто сказал, что человек не способен восстать из мертвых, а как же король Матиуш с его отрубленной головой и прочая мистика? И, два - а почему ты должен верить Старцу? С чего ты решил, что его слова - истина? Первое правило волшебника - все лгут. Значит и он лжет тоже. Его слова близки к истине только там, где ты можешь их проверить и тогда ты принимаешь на веру и все остальное, это просто, это ловушка для мух, коричневая бумага с липкой массой сверху, стоит только сесть и завязнешь, останешься здесь навсегда. Я не муха, черт возьми, я должен попробовать.

   - Погоди. - говорю я Сонечке, не видя ее реакции в темноте: - постой. Я попробую кое-что, ладно? Ты только не пугайся.

   - Что? - спрашивает она: - что ты собрался сделать?

   - Я включу свет, хорошо? - спрашиваю я, я чувствую, что Лапочка не очень хочет чтобы я включал свет, но я уже встал на ноги и направился к выключателю. Свет заливает комнату и я жмурюсь, моргаю и смотрю. Ничего не изменилось, у меня в комнате на диване сидя две девушки, живая и мертвая. Винниту словно бы прилегла отдохнуть, в то время, как Лапочка наоборот, сидит напряженная и бледная, прикрывая глаза рукой от слепящего света, стараясь не смотреть на свою соседку.

   - Я хочу попробовать, ладно? - говорю я Сонечке своим особым, успокаивающим голосом. Голосом, которым я обычно разговариваю с маленькими детьми и большими собаками, то есть с теми, кого лучше не злить и не пугать.

   - Что ты хочешь... - начинает Лапочка и ее глаза вдруг округляются, она вскакивает на ноги: - не смей! Как ты даже подумать мог?!

   - Погоди, а вдруг получится? Вдруг ... - я не нахожу слов, чтобы объяснить, что именно сейчас это важно, что вдруг я могу, вдруг можно отменить это событие, повернуть все вспять, исправить все ...

   - Не смей! - шипит Лапочка, приблизив свое лицо к моему так, что я вижу в ее глазах свое отражение, ее трясет от ярости и она, кажется вот-вот начнет плеваться ядом.

   - Да что это с тобой? - не понимаю я: - что ты взъелась? Я же ...

   - Ты! Ты! Да ты! - она набрасывается на меня с кулаками и яростно молотит меня в грудь, не сдерживая слез: - ты - бревно! Ты ничего не понимаешь! Как ты можешь!

   - Стой! Погоди! Хорошо, хорошо... - я отступаю под ее напором, ловлю ее руки и прижимаю к себе: - хорошо, я не буду. Ничего не буду, успокойся. - мы стоим среди комнаты и молчим. Все вчетвером - я, Лапочка, мертвое тело на диване и кот. Лапочка плачет. Плачу и я. Я не знаю - отчего, но слезы наворачиваются мне на глаза и я плачу вместе с Лапочкой, оплакивая Ярославу, дочь еврейских эмигрантов, Танечку, художницу и Женькину подружку, Винниту Верную руку, хладнокровного снайпера и одну из фейдакин Старца Горы.

   - Я бы мог... - говорю я, с сумасшедшей надеждой в сердце, с неистовой верой в чудеса, оставшейся после того, как я своими глазами увидел Лапочку, восставшую из мертвых.

   - Нет - качает головой Лапочка: - нет. В тот раз это была постановка, я же все вспомнила. Я помню, как они пришли за мной, я помню, что со мной сделали, я помню, что я сделала... хотя я бы и хотела забыть. Поэтому я знаю, что это действительно был трюк. Но не в этот раз. - она смотрит на Винниту: - я не знала ее. Она пришла в мой дом с оружием в руках, это она стояла рядом, пока этот ... пока он ...

   - Дыши. - сказал я, поглаживая ее по спине, стараясь успокоить, а в груди у меня медленно разгоралось холодное, синее пламя, от которого хотелось выть.

   - Но я не держу на нее зла. - сказала Лапочка, вздохнув и выдохнув - судорожно, успокаиваясь: - не держу зла. Потому что она поступила так не по своей воле. Потому что у нее не было своей воли. И потому, что в тот момент, когда она получила свою свободу - пусть на долю секунды, - она распорядилась ей именно так. Налей мне воды, пожалуйста. - попросила она.

   - Хорошо. - сказал я, отпуская ее. Фильтр с холодной водой стоял на кухонном столе и я сделал несколько шагов, налил воды в стеклянный стакан с ярко-красным рисунком и в этот момент за спиной раздался звук, который я не мог перепутать ни с чем на свете. Знаете, оружие издает совершенно другие звуки. Лязг затвора нельзя перепутать с лязгом дверной задвижки, или с звуком проворачивающего ключа в замке, хотя и там и там просто металл скользит по металлу. Лязг затвора, загоняющего патрон в патронник - особенный. Этот звук, он словно короткая сытая усмешка бога смерти, удовлетворенно-снисходительная, презрительная и уверенная. Лязг - и патрон уже в патроннике и если внимательно посмотреть в короткий ствол, то ты увидишь маслянистое поблескивание тупоголовой пули в самом начале пути. И, один раз услышав этот звук, вы уже не перепутаете ее ни с каким другим звуком. Поэтому я обернулся, уронив стакан с водой на пол и едва заметив это.

   - СТОЙ! - крикнул я, обернувшись и Лапочка замерла на месте, не успев поднести пистолет Винниту, эту ее модную "Беретту", к своей голове.

   - Постой. - сказал я, понимая, что совершаю что-то неотвратимое: - давай поговорим. Скажи мне, зачем ты это делаешь и клянусь всеми святыми, я не стану у тебя на пути, если тебе это действительно нужно. Я не господь бог и не считаю, что имею на это право. Это твоя жизнь и это твой выбор, Лапочка, просто поговори со мной об этом. Просто поговори. И да... - отомри. - она опустила руку с пистолетом, посмотрела мне в глаза и вздохнула.

   - Хорошо. - сказала Лапочка: - поговорим. Но я хочу, чтобы ты дал мне слово.

   - Все, что угодно. - пообещал я.

   - Я хочу, чтобы ты дал мне слово, что никогда больше не применишь эту свою проклятую силу ко мне. Потому что иначе, как только я смогу, я сделаю так же как она. Я не могу обещать большего, но, клянусь, я буду тебя ненавидеть самой черной ненавистью из глубины своей души, если ты решишь что-то "исправить" во мне. - сказала Лапочка. Пистолет в ее руке снова поднялся, но на этот черное дуло было направлено мне в грудь.

   - Хорошо. - сказал я: - хорошо. - ее рука могла дрогнуть и она могла выстрелить в меня, патрон был в патроннике, чуть-чуть усилия на спусковом крючке и все. Я бы мог попросить ее отвести ствол в сторону, мог бы попросить, а мог бы приказать, но я не стал этого делать. Это доверие. Я доверяю ей, доверяю держать в своей руке заряженный пистолет, направленный на меня, а она доверяет мне, хотя знает, что я могу переписать ее жизнь несколькими словами, как это делает Старец. Как это уже сделал я - один раз.

   - Тогда - поговорим. - сказала Лапочка и пистолет в ее руке качнулся, когда она села на стул: - поговорим.

   И она стала рассказывать. О том, как в ее квартиру вошла Винниту с вот этим вот самым пистолетом и как ее привезли в "Президент Отель", и как Старец изменил ее всего несколькими словами.

   - Это было так - вот только сейчас ты это ты и вдруг - бац! - она щелкает пальцами: - и ты - уже не ты. Тебя больше нет. Ты по-прежнему думаешь, ты в состоянии решать вопросы самостоятельно, но только в рамках приказа. И у тебя нет мысли ослушаться этого приказа, это как будто истина в последней инстанции и если для выполнения его тебе нужно будет отпилить себе руку ржавой и тупой пилой - ты так и сделаешь. И это не значит, что тебе не будет больно или страшно - тебе будет и больно и страшно, но ты это сделаешь. И там, на крыше, когда я увидела, как одна из них - шагнула в пропасть, я хотела закричать, но где-то глубоко внутри, где-то у самого дна, а снаружи я оставалась бесстрастной, словно камень. А потом - снова - бац! Я все забыла, я снова была своей, но со другими воспоминаниями. Потом снова - бац! - и я уже третья. А знаешь, что самое страшное? То, что когда тебе говорят забыть - ты не забываешь на самом деле, ты просто выполняешь приказ. Ты ведешь себя так, как будто ты забыл, но на самом деле все помнишь.

   - Черт побери. - сказал я, глядя на окоченевшее тело Винниту. Лапочка проследила мой взгляд и кивнула.

   - Именно.

   - Этот ублюдок, он ... - слова застревали у меня в горле, но я должен был знать.

   - Я не хочу об этом говорить. - сказала Лапочка и отвела глаза: - не сейчас. Не сегодня.

   - Хорошо. - сказал я. Я получил свой ответ. Изнасилование по прежнему было моим красным флагом и, хотя я знал, что Лапочка не была девочкой, и что однажды, в ее далекой юности, два молодых ублюдка изнасиловали ее на съемной квартире, и этим уродам ничего не было, потому что она, конечно же никому не сказала и два года вздрагивала при случайных встречах с ними в городе, а потом все-таки переросла это и теперь скорее они вздрагивают - все равно я не собирался этого прощать. Я не собирался этого прощать и эти ребятам тоже, но Лапочка отказывалась говорить мне их имена, хотя, я думаю, что сейчас это уже не будет такой проблемой как прежде.

   - Знаешь, мне вдруг пришло в голову, что даже бог всегда оставлял человеку свободу выбора. Свободу воли. - сказала вдруг Лапочка: - боги могли отнять у человека все, - богатство, семью, детей, страну, но никто из богов во все времена и у всех народностей - никто не забирал свободу воли. И даже в самых авторитарных и жестоких верованиях и суевериях человек сам должен был выбрать свой путь. Фашисты в концлагерях, комиссары в ГУЛАГе, инквизиторы в застенках - все, абсолютно все могли убить тебя, мучить, издеваться над тобой. Но твоя воля оставалась с тобой. Твой выбор как относиться к ним, к себе, к миру - это был твой выбор. Только дьявол мог забрать у человека его волю. Поэтому эта сила - не может быть от бога.

   - Хорошо. - сказал я: - ладно. Пусть эта сила от дьявола, хотя я не понимаю, когда ты стала такой религиозной. Пусть. Но почему ты решила пойти путем Винниту? Из страха перед этой силой? Кстати, в рай самоубийц не берут, должна знать.

   - Я безбожница и ты это знаешь. - пожала плечами Лапочка: - но в самой парадигме зла и добра, бога и дьявола, тьмы и света есть что-то притягательное. Потому, когда я говорю о боге, я имею в виду абсолют. И эта сила - что-то, что не имеет права существовать во вселенной доброй воли. И вообще не имеет права существовать. Помнишь, ты рассказывал о еврейском психологе в концлагере, как его там? Виктор Франг?

   - Франкл. - автоматически поправил ее я. Она кивнула.

   - Да, Франкл. Он говорил, что когда попал в лагерь, то понял, что нацисты властны практически над всем - над его времяпровождением, что он будет есть, когда он будет спать и будет ли, над его жизнью и смертью, но есть только одно, над чем они не властны - над его отношением ко всему этому. Помнишь?

   - Да.

   - Ну так вот, вы, ты и этот ублюдок - вы хуже нацистов, потому что вы можете отобрать и это, последнее, гордое свойство человека, отнять его выбор. И за этим пределом нет ничего. И если бы я верила в бога, то сейчас я бы разочаровалась в нем, потому что бог не мог позволить такой гадости быть.

   - Вот как. - сказал я и задумался. Лапочка была права. Действительно, все, что остается человеку под давлением обстоятельств - это его собственный выбор как относиться ко всему этому. Иногда это все что есть. Но это же было и величайшей надеждой человечества во все времена. И это право, право выбора - есть единственное, что отличает нас от животных, от роботов, это то, почему мы можем называть себя человечеством. Лапочка, в свою очередь, всегда была немного не как все, однажды летом она обрилась наголо, покрасила лысину в оранжевый цвет и ходила так две недели, питаясь одними бич-пакетами и пивом. Это был рискованный эксперимент, после двух недель ее увезли на "скорой помощи" с язвой желудка, но что-то свое она себе доказала, не знаю уж что. Лапочка писала свои душераздирающие рассказы, носила черте-что и никак не заботилась о своем имидже в глазах широкой общественности. Это была ее жизнь и ее выбор. И, наверное, как она считала - единственное, что у нее есть, единственное доказательство ее жизни. Но выяснилось, что достаточно одного слова незнакомого человека и она станет как все. Или не как все. Как будет угодно этому человеку. К счастью, я не испытал ничего подобного и мне это чувство незнакомо, но ей ... я попытался поставить себя на ее место, представить как бы я себя чувствовал, если бы сперва избил ее до потери сознания, а потом подставил под этот локомотив под названием "Старец и сотня его фейдакин", а потом все вспомнил бы и ... и мне было бы дерьмово. Чувствовать себя настолько незначимым, чувствовать себя изнасилованным и вывернутым наизнанку по капризу, игрушкой, пешкой. Мы привыкли считать, что каждая пешка носит в ранце жезл ферзя, но если это не так, если это всего ли иллюзия и ты действительно пешка, которая никогда никем кроме пешки не станет? Потому что у тебя нет своей воли. А ведь Винниту Крепкая Рука испытывала это годами. Наверное. В любом случае, ей пришлось пережить больше чем Сонечке и Женьке, и кто знает, до чего дошла мрачная фантазия Старца в ее случае.

   - Афина была права. - сказал я.

   - Кто такая Афина? - спросила Лапочка без особого интереса.

   - Есть оказывается такая женщина, которая очень хочет чтобы Старец склеил ласты. - ответил я: - я ее встретил недавно.

   - Я ее понимаю. - кивнула Лапочка: - более того, поддерживаю всеми фибрами души. Будь моя воля я бы на этот извращенный балаган атомную бомбу скинула. Ты понимаешь, этот человек жалок и мелочен, ты посмотри на него. С этой силой все что он сделал - завел себе гарем и обеспечил себя комфортом. У него мышление подростка с кучей комплексов и хер у него маленький, а яиц вовсе нет. Единственный раз в жизни он получил сдачи - от тебя, и сразу истерику устроил. Поэтому он заинтересован в тебе - не только потому, что ты тоже можешь использовать приказы, но и потому, что это ваша, чертова мужская фишка - сперва подраться, потом помирится. Ему надо помирится с тобой, на его условиях, когда он сверху, мужская дружба это всегда немного соревнование, всегда силовая игра. Ты же знаешь. Поэтому он не оставит тебя в покое, ему нужно быть с тобой на связи. Думаю, что когда он получит, что он хочет, он убьет тебя, просто чтобы ты не мешался. Но до тех пор ты в безопасности, чего нельзя сказать о нас и я понимаю Женьку, если бы я могла, я бы тоже убежала отсюда куда глаза глядят, как можно дальше, в какой-нибудь Мухосранск, забилась бы в угол, прикрылась простыней и не дышала, в надежде что пронесет.

   - Что же ты не убежала? - спросил я, думая что она скажет о своем долге перед Винниту и дружбе со мной, о том, что она готова встать со мной рядом, плечом к плечу и не оставит в беде.

   - Я бы убежала. - ответила мне Лапочка, смотря в пространство остановившимся взглядом: - но в отличие от Женьки я понимаю, что бежать некуда. Если он захочет меня найти, если он захочет найти кого угодно - он найдет. Убежать можно только так как это сделала она - снова кивок на диван, на лежащую там Винниту: - можно только в страну Доброй Охоты, а у меня не хватило духу спустить курок. Знаешь, - она повернулась ко мне и положила пистолет на стол. Тот брякнул, весомо, тяжело: - знаешь, ведь ты не успел со своим - "стой!". Я уже опускала пистолет. У меня не хватило духу, как у нее. У меня было время, но не хватило смелости. Меня ужасно пугает то, что я могу снова попасть под его влияние, но мне хочется жить, смешно, верно? Я никогда особенно не ценила жизнь, всегда говорила что могу расстаться с ней в любую минуту, делала все это... - она показала предплечья с шрамами от бритвы: - но сейчас... сейчас у меня недостаточно духа, чтобы сделать этот выбор. - она помотала головой и замолчала.

   Да, когда б не это, кто бы стал терпеть гнет сильного, насмешку гордеца, боль презренной любви, судей медлительность - когда бы сам мог дать себе расчет простым кинжалом, или в нашем случае - "Береттой" Винниту - подумал я, осторожно взяв в руки пистолет. Он был тяжел, угловат и казался вещью, которая больше чем просто вещь. Словно бы в моей руке сейчас был не просто кусок оружейной стали и пластика, обработанный на фрезеровочном станке, а абсолютная истина, тот самый ответ на Самый Главный Вопрос Жизни, Вселенной и Всего Такого Прочего, тот самый сорок два. Это похоже на меч, которым разрубили Гордиев узел, Александр не стал возится с завязками, двойным шкотовым, рифовым и мертвым, он просто достал из ножен кусок стали (или скорее - бронзы, да, это было время бронзы) и рубанул наотмашь - вжик и все. И хитроумные узлы, связанные фригийским царем из кизилового лыка - распались, давая понять, что не мир он принес с собой, но меч. И "беретта" Винниту в моей руке была похожа на этот меч, обольщая душу кажущейся простотой решения всех проблем. Поднеси ее к виску и плавно надави на спуск. И у тебя не будет никаких проблем - никогда больше. Никто не будет требовать от тебя подчиняться законам и мнениям общества, уголовному кодексу, моральным нормам и правилам, одеваться в приличную одежду, чистить зубы по утрам и смывать за собой в туалете, убирать за своей собакой в парке и не хлопать незнакомых женщин по задницам. Никто не будет тебя осуждать, восхвалять, ненавидеть, ожидать от тебя чего-либо, возлагать ответственность и переживать. Вернее - даже если кто-то и будет переживать о тебе после твоей смерти, думаю, тебе это будет фиолетово. Это эгоистично, но в вопросах жизни и смерти - каждый сам за себя, так уж повелось. И да, Лапочка права, это действительно выбор каждого - самостоятельный выбор. Я нажал на кнопку сброса магазина, придерживая его другой рукой, магазин упал в руку, удивляя своей неожиданной тяжестью. Так и должно быть, подумал я, в каждом патроне - одна смерть, потенциальная смерть, конечно, не факт что какая-то из этих пуль найдет цель, но вероятность, вероятность - есть. Значит, здесь у меня около десятка смертей в жестяной коробочке магазина, подпружиненные снизу и прижатые к окошку подавателя. А десяток смертей не может быть легким, ну никак. Я положил магазин на стол и медленно отвел затвор назад, перевернув пистолет кверху рукоятью, так, чтобы патрон из патронника вылетел мне в ладонь. Подхватил патрон, заглянул в ствол, поставил патрон на край стола "на попа", аккуратно прижал курок большим пальцем. Контрольный спуск. Действия, которые вбиты в голову на подсознательном уровне. Обращайся с оружием так, будто оно заряжено. Никогда не направляй ствол туда, куда не хочешь выстрелить. Никогда не клади палец на спусковой крючок, пока ствол не направлен в сторону мишени. Убедись что патрон не находится в патроннике.

   - Знаешь. - сказал я: - я тут анекдот вспомнил. - Лапочка не отозвалась, и я продолжил: - это когда в местный Дом Офицеров при маленьком гарнизоне привезли французский фильм, ну естественно, собрались жены офицерские, смотрят. И тут кульминация фильма, героиня, хрупкая француженка, стреляет из пистолета в своего неверного любовника, он падает, кровь, все дела. Актриса поворачивается к зрителю и в ужасе произносит - Боже мой, что же мне теперь делать?! - и тут из зала раздается командирский голос - Осмотреть оружие и вернуться на исходный рубеж! - Лапочка тихонько фыркнула. Я улыбнулся.

   - Ладно. - сказал я: - это все лирика. Вопрос тут в другом, что со всем этим делать теперь?

   - Я думаю, что его надо убить. - сказала Лапочка.

   - О как. Не ожидал от тебя. - и действительно, кто-кто а уж Лапочка была крайне миролюбивым созданием. Она и драться-то не умела, из-за чего в школе была регулярно обижаема, а уж вкупе со своей непохожестью на других и постоянным "улетевшим" выражением лица - получала вдвойне. Что еще больше отвратило ее от насилия и она окончательно перешла к формуле - занимайтесь любовью а не войной. Когда в воздухе начинал сгущаться адреналин и тестостерон - Лапочка попросту лишалась сил и возможности действовать. Как там - при звуках флейты теряет волю. Поэтому изнасиловать Лапочку - плевое дело, надо просто прикрикнуть на нее погромче, а потом воспользоваться беспомощной девушкой. Попробуйте изнасиловать Женьку, или Марину, или Аду - там можно и нарваться. Поэтому всякие твари видят в ней легкую жертву, и не ошибаются. И все равно она остается чуждой насилия, хотя я постоянно твержу ей что надо уметь постоять за себя. Она таскает в своей сумочке перцовый баллончик, но даже если бы она таскала с собой "беретту" - это не помогло бы, потому что самооборона это не оружие, а твоя воля в первую очередь. У тебя должно быть звериное чувство самосохранения, ты должен стать крысой, загнанной в угол, и твой противник должен это почувствовать. А когда ты теряешь волю при звуках флейты, то даже ракетная установка в сумочке не спасет. Тем более было удивительно слышать от нее такие слова.

   - Да. Я так считаю. - серьезно сказала Лапочка: - потому что он хуже всего, что я могла себевообразить.

   - Я понимаю. - сказал я: - и, в принципе, не имею возражений. Хотя, спрашивая тебя о том, что делать, я имел в виду, что делать с ... ней. - я кивнул на лежащую на диване Винниту: - мы уже можем от нее избавиться, или ты еще не попрощалась как следует?

   Глава 17

   Зачем ты горячишься? Не дури.

   Листка довольно. Вот он наготове.

   Изволь тут расписаться каплей крови.

   Кровь, надо знать, совсем особый сок...

   Мефистофель "Фауст" И.Гете

   Утилитарные соображения всегда помогают избавиться от шока и начать вести себя хоть как то, а не сидеть в углу, пуская слюну из уголка рта. Что-то делать. Мне кажется, что похороны и все ритуалы, связанные с этим как раз предназначены для того, чтобы человек не захлебнулся своим горем, а начал что-то делать, пусть и на автомате. Из долга перед умершим, хотя умершему, то уже все равно, как именно его проводят в последний путь - на лодке с мечом, в полном доспехе, с боевым конем и парочкой наложниц, или в грязной яме в лесу, где твои кости растащат лисы и воронье, или даже прямо на дороге, во время войны, когда никто не будет трудится и откапывать яму, никто даже не потрудится оттащить тело в сторону и сотни и тысячи ног, человеческих и лошадиных, колес и гусениц проедутся по тебе, пока не превратят в часть дорожного покрытия - но тебе будет все равно. Это живым еще не все равно, и для того, чтобы вслед за одним ушедшим не выстроилась очередь - и придуманы все эти многочисленные ритуалы, сперва похороны, поминки, речи, девять дней, сорок дней... думаю, что если бы Ромео надо было хоронить Джульетту, поминать ее как следует, ждать девяти и сорока дней - он бы не покончил с собой, равно как и наоборот - Джульетта была бы слишком занята, организовывая похороны, заказывая гроб, поминальный зал (один из лучших в Вероне), и прочие формальности для последнего пути. Так что проблема этой пары была в том, что они жили на деньги родителей и все-то у них было организовано без их участия - Джульетта уже лежала в фамильном склепе, когда Ромео туда ворвался, ему не пришлось принять участие в поминках, пьяных речах, искусственных букетах из дешевого пластика и лент из нейлона, стальной оградки и памятника из мраморной крошки - если бы он встретился с современной ритуальной индустрией, я думаю, что он бы пересмотрел свое отношение к суициду. Нельзя давать этим ребятам наживаться на вечном так дешево. Что же до нашей проблемы, то, честно говоря, я не видел проблемы как таковой - по крайней мере, в сравнении с остальными нашими проблемами. Где-то в мире (возможно где-то очень рядом) прямо сейчас живет человек, который может изменить весь мир своим словом. Хотя - я не уверен, сколько именно человек одновременно может держать под контролем Старец, постоянно ли это воздействие и прочие тактико-технические характеристики его силы, но то, что я уже видел - достаточно страшно.

   - Проповедник! - сказал я, вдруг вспомнив: - есть же такой сериал, про Слово Господне, они его Генезис по-моему называют. Помнишь, мы вместе смотрели?

   - А, про церковь и мрачного чувака с револьвером? - кивает Лапочка, нахмурив лоб: - я помню. Действительно, похоже, только там по сюжету такой дар был один на всю вселенную а у нас тут уже два - ты и он.

   - Хорошо, но там речь шла о силе абсолютного подчинения... - заметил я, открыв нижнюю дверцу кухонного шкафа в поиске скотча и полиэтиленовых мешков для мусора.

   - Еще есть сериал про Джессику Джонс - заметила Лапочка: - там тоже похожая ситуация.... Что ты ищешь?

   - Скотч и пакеты для мусора. А вот... - ответил я, обнаружив искомое: - нашел. О чем ты говорила? Джессика Джонс?

   - Да, это девушка, она тоже немного героиня, частный детектив, как обычно - немного сломанная и потертая жизнь, все это "я слишком стар и слишком устал для этого дерьма". Она немного сильнее и быстрее других людей, но у них там это в порядке вещей, там вообще полно народу с супер способностями, и вот один из них...

   - Сердцеед. - говорю я: - точно. Еще в Worm был такой, отец Регента, я вспомнил.

   - А в Джессике Джонс был Киллгрейв. Или Пурпурный человек. Его тело производит особые феромоны, позволяющие ему воздействовать на разум других людей. - говорит Лапочка. Она фанатеет от всех этих комиксовых супергероев, никогда не пропускает новые фильмы от Марвел и ДиСи, знает о всех тонкостях сюжетов, сложных взаимоотношениях всех этих Суперменов, Бэтмэнов, Людей Икс, Мстителей, Чудо Женщин, Докторов Стрейндж и прочих персонажей тестостероновых глянцевых страничек, а также о их непростой личной жизни. Что, странно. Уж кто-кто а Лапочка могла бы быть только Девушкой-Обморок и Мисс Стекло - по сочетанию хрупкости тела и духа.

   - Пурпурным человеком, впрочем, он был до Джессики Джонс. - заявила она: - это когда он Сорвиголовой дрался, вот кого надо было в фильме антагонистом сделать, но этот фильм уже не спасти в любом случае. Бен Аффлек - Сорвиголова?! Даже не смешно.

   - Подержи ее ноги - попросил я, понимая, что не дотягиваюсь сам: - помоги затолкать в пакет. Ага. Спасибо.

   - Слушай, в комиксе Сорвиголова смог противостоять Киллгрейву только потому, что его воля оказалась сильнее феромонов. То есть Киллгрейв приказывал ему, а тот не слушался, хотя - хотел, но преодолел себя. Может быть у тебя... - она посмотрела на меня. Я посмотрел на нее. Она покачала головой.

   - Хотя вряд ли. По моему ты самый безвольный человек в этом отношении. - сказала она, затолкав ноги Винниту в черный мусорный пакет, выпрямилась и откинула волосы с лица назад: - ты никогда не в состоянии сказать даме "нет".

   - Ну знаешь ли. - пропыхтел я, одев другой мешок Винниту на голову, опустив края мешка до талии, где его края встретились с краями нижнего мешка: - то что я при звуках флейты теряю волю и всегда готов к сексуальным оргиям, этого я не отрицаю. Но! Это же не только мне надо. Я вообще за дружбу и все такое, мир там во всем мире и все как хиппи ходят и дарят друг другу цветы.

   - Знаешь, а ведь сейчас ты можешь и вправду это сделать. - заметила Лапочка, помогая мне заматывать скотчем темный сверток, делая его похожим на кокон какого-то огромного полиэтиленового паука, который похитил и умертвил Винниту и сейчас готовится не спеша впрыснуть внутрь кислоты и подождать, пока внутренние органы не превратятся в питательный бульон.

   - Что именно? - не понял я: - конечно я собираюсь это сделать, не оставлять же тело в моей квартире, а звонить в полицию и объяснять что произошло на мой взгляд признак невероятной глупости. Нам не поверят. Ни слову. А у меня на тарелке сейчас и так много какой хрени лежит, так что ну его нафиг. Нет тела - нет дела.

   - Нет. Я говорю, что ты и в самом деле можешь навести мир во всем мире. - сказала Лапочка: - с счастливыми хиппи и всеобщей любовью. Тебе же достаточно только приказать.

   - Так. - сказал я, оторвавшись от своего занятия: - только что я слышал от тебя что Старец хуже чем нацисты со своими концлагерями и "Циклоном Б", а сейчас ты предлагаешь мне исправить сознание всего мира.

   - Ситуационная этика. - пожала плечами Лапочка: - я думаю, что убивает не оружие а человек. В зависимости от того, что ты приказываешь и какие твои намерения...

   - Хорошо. - сказал я: - мы еще поговорим об этом, а пока я схожу вниз и подгоню машину. Ты подождешь меня здесь?

   - Я лучше пойду с тобой. Мне будет здесь как-то не по себе. - призналась Лапочка: - лучше я с тобой.

   - И то дело. - согласился я: - в последнее время как мы с тобой расстанемся, так всякая хрень происходит. - Лапочка заторопилась в прихожую, откуда через некоторое время раздалась выразительная ругань и какая-то возня.

   - Что там у тебя случилось? - спросил я, собирая со стола "Беретту" с патронами и магазином.

   - Да споткнулась о какой-то чемодан. Что это за ерунда, ты что, на контрабасе играешь?

   - Что? - я прошел в прихожую, засовывая "беретту" со снаряженным магазином за пояс. В прихожей возмущенная Лапочка боролась с большим кофром, стального цвета. Я сразу же узнал этот кофр, его особенный блеск и форму.

   - Кажется я знаю что это. - сказал я, присел на корточки, положил кофр вдоль прихожей и открыл замки. Поднял крышку.

   - Ого. Как красиво. - сказала Лапочка, заглядывая мне через плечо: - и все на своем месте.

   - Да. - ответил я, созерцая функциональную красоту разобранной крупнокалиберной снайперской винтовки Винниту. Каждая деталь лежала в специально предназначенном для этого гнезде, ствол, ложе, приклад, сошки, оптика, магазин, принадлежности для ухода, и отдельно, с какой-то особой щепетильностью - гнезда под патроны. Пять штук. Глядя на содержимое кофра я подумал, что могу сказать, какая была Винниту на самом деле. Потому что вряд ли Старец приказывал ей содержать все именно в таком порядке, скрупулезно и методично, что кофр видал виды, но все его содержимое чисто, ухожено и находится на своих местах. По крайней мере я могу сказать, что она любила порядок, находила особенно удовольствие от того, что расставляла по своим местам, была аккуратной и педантичной. И левшой - судя по потертостям на ложе и переставленной рукоятке затвора. Интересно, почему же она тогда держала пистолет в правой руке? Или левой она стреляла на дальние дистанции, а правой - на короткие?

   - Это мы тоже похороним вместе с ней? - спросила Лапочка.

   - Думаю, что это нам может пригодится. - ответил я: - хороший инструмент ни в чем ни виноват. - мне не хотелось избавляться от винтовки, внезапно во мне проснулся вездесущий хомяк-несун, готовый тащить все блестящие вещи к себе в норку. Винтовка мне нравилась, она являлась наглядным отражением мужского подхода к любой проблеме, абсолютным ultima ratio, окончательным аргументом в споре. И потом, всегда лучше иметь возможность и не воспользоваться ей, чем желать воспользоваться и не иметь такой возможности. Плохо то, что к данному инструменту всего пять патронов, но подобного рода инструмент и не должен стрелять очередями, это не пулемет. Если винтовка пристреляна ( а я уверен что она пристреляна и идеально подогнана) - то большего и не надо. Лапочка только кивнула, я закрыл кофр, отодвинул его в угол и мы вместе вышли на лестничную клетку. Достав из кармана ключи я запер дверь и мы стали спускаться по лестнице вниз. Молча. Никто из нас ничего не говорил, каждый думал о чем-то своем. Так, в молчании мы вышли на улицу. Темнело, зажглись фонари уличного освещения.

   - Думаю, что мне надо многое узнать, если мы действительно хотим изменять что-то в этом мире. - сказал я.

   - Конечно. - откликнулась Лапочка: - мы должны знать пределы твоей силы. Правда, лично я боюсь, что у нас на это нет времени.

   - Ты так думаешь? На мой взгляд пока у нас есть время. - сказал я: - пока он не проявлял явной агрессии и мы не может полагать что у него есть иные цели, чем он сам заявил.

   - А... да, его цели. - Лапочка нахмурилась и поправила свою забавную шерстяную шапочку с меховыми ушками: - какие у него цели? О чем он с тобой говорил, пока я не была рядом?

   - Насколько я помню, там была речь об одиночестве и невозможности поговорить хоть с кем-нибудь. Это странно.

   - Ни капельки. Ты попросту не понимаешь его. Это потому что ты не понимаешь себя и свою силу. - Лапочка покачала головой: - ты не можешь себе представить что такое, когда все люди вокруг тебя перестают быть людьми и становятся марионетками. Ты же не будешь разговаривать со своими куклами, верно? Это уже за гранью безумия, а кроме того это перестает быть общением. Общение имеет ценность, если у твоего собеседника есть свое мнение, а разговаривать с марионеткой так же интересно как разговаривать со шкафов. Конечно, можно разыгрывать спектакли из этих кукол, с единственным зрителем, но это быстро надоест.

   - Да ну. - усомнился я: - если ты такой всемогущий и заклял себе свиту и гарем из девушек, и все прочее - почему у тебя проблема в общении? Хорошо, я могу себе представить что тебе неинтересно общаться с своими девушками, но ты всегда можешь познакомиться с кем-нибудь, не применяя свою силу. Сделать себе такое внутреннее табу на применение силы. Записаться в клуб по интересам, там карточные игры, свидания-минутки, клуб вязания, кройки и шитья наконец. - мы наконец подошли к подземной стоянке и я открыл дверь, поприветствовав сторожа за стеклом взмахом руки.

   - Есть в конце концов виртуальное общение, там через смс и е-майлы, через сайты для общения, чат-рулетка там... не думаю, что его сила может распространятся через смс и е-мейл.

   - Ну, этого я не знаю. - сказала Лапочка, идя за мной к моей машине: - но я знаю психологию таких людей как он. Ты, Виталя - подкаблучник и дамский угодник, тебя насилие не доставляет. Тебе нужно, чтобы твои действия одобрили, поэтому ты пока не понимаешь. - она остановилась, чтобы перевести дыхание: - но ты подумай немного дальше. Что, если тебе не надо будет искать одобрения у женщин вокруг тебя? Ты же можешь попросту приказать и все они будут тебя боготворить. Я, Женька, Марина, Ада, Динара, эти твои девочки-близняшки, Яна и Тоня, эта дылда с длинными волосами, Аяна и прочие твои подружки - все будут тебя боготворить. Тебе не надо будет утруждаться, достаточно отдать приказ. Раз - и все. Нажми на кнопку - получишь результат.

   - Но это же будет все ненастоящее. - возразил я, встретился взглядом с Лапочкой. Она выглядела на редкость серьезно.

   - Кто может отличить настоящее от ненастоящего. - сказала она, глядя мне прямо в глаза: - никто не может. По крайней мере - сперва. Сперва ты будешь наслаждаться этим. Получать от своей силы все, что ты хочешь. Конечно - вернешь себе Ее. Ты же уже думал об этом, нет? Не думал? Думал. Ты вернешь Ее, заставишь признаться, что она совершила чудовищную ошибку, заставишь выпрашивать прощения за все, что она совершила, ведь стол перевернулся и сейчас все карты в твоих руках. На самом деле ты добрый до мягкотелости и вряд ли ты заставишь ее шагнуть с крыши, или изнасилуешь ее собаками, или что там еще. Ты просто присоединишь ее к своему гарему и будешь тешить свое самолюбие тем, что она будет приносить тебе кофе в постель и радовать утренним отсосом.

   - Что за бред ты несешь...

   - Нет, я права. Я права и позволь мне закончить. Пойми, я не осуждаю тебя, это просто неизбежно. В конце концов ты станешь таким же монстром как и он. Не сразу, нет. Сперва упадет один барьер, потом другой. Пока ты не можешь изнасиловать девушку, но ведь промыть ей мозг, чтобы она решила сама стянуть с себя трусики - это то же изнасилование, нет? Потом тебе перестанет интересовать их мнение и сопротивление будет казаться забавным. А закончишь ты как и он - в абсолютном одиночестве. Я думаю, что время от времени он снимает свой контроль с своих рабынь - предварительно связав их. И наслаждается их криками. Ему даже не надо ничего делать - просто возвращать память... а потом забирать ее. Власть развращает человека, абсолютная власть - развращает абсолютно.

   - Стой, Погоди. - мы подошли к моей машине и я нажал кнопку на брелоке, пикнула сигнализация, загудел двигатель, согреваясь: - погоди. Я не собираюсь стать таким как он. У меня даже не встает на изнасилование, ты же знаешь.

   - Ты еще научишься.- криво улыбнулась Лапочка: - этому быстро учатся.

   - Если ты считаешь меня таким, если полагаешь, что я стану как он - почему ты все еще рядом? Почему не убежала как Женька?

   - Я же уже говорила - потому что бежать бесполезно. Ты все равно меня найдешь, мы с тобой давно уже вместе и если ты станешь как он, то ты не оставишь меня в покое. - она пожала плечами: - поэтому я решила остаться рядом. Посмотреть, как ты будешь эволюционировать. Когда именно ты решишь сделать меня куклой, какие оправдания ты найдешь. - она вздрогнула и отвела взгляд в сторону. Я молча смотрел на нее.

   - Хорошо. - сказал я: - хорошо. Я так понимаю, что мои слова не убедят тебя. Это только слова.

   - Нет, ты скажи. - сказала она: - ты скажи, чтобы я знала. Я должна знать.

   - Ладно. - я открыл дверь и сел в машину. Лапочка открыла дверь со своей стороны и села рядом. Пусть слово не является действием, но высказанное - оно может повлечь за собой действие, оно настраивает на нужный лад.

   - Хорошо. Я скажу вот так, как говорил Голован Экселенцу, Комкону-2, и всему человечеству по поводу проблемы Льва Абалкина - я глубоко вздохнул и повернулся к ней: - Слушай внимательно, понимай правильно, запоминай надолго. Я обещаю, нет, торжественно клянусь перед лицом своих товарищей, что не буду применять эту силу ни на тебе, ни на Женьке - без вашего предварительного на то согласия. И если я нарушу эту торжественную клятву - да постигнет меня суровая кара моих товарищей и самая жаркая сковородка в аду. Если есть необходимость - могу подписаться каплей крови.

   - Я запомню эти слова.- кивнула Лапочка: - я запомню их. Надеюсь что мне никогда не придется тебе о них напоминать.

   - Я тоже на это надеюсь. А теперь - думаю нам пора ехать. Тело само собой не уберется.

   Это оказалось неожиданно легко. Иногда представляешь себя на месте преступника, которому надо спрятать тело, и каждый раз ты понимаешь что малейшая случайность может встать у тебя на пути. Казалось бы, легче легкого - положить тело в багажник, вывезти за город и закопать. Делов на две минуты. В кино. А в жизни даже спустить тело вниз в мусорных пакетах - уже сложновато. В конце концов даже такая небольшая девушка как Лапочка весит более пятидесяти килограмм, да, я понимаю, что переводить все эти изгибы, долины и упругости в килограммы и сантиметры - это свинство, но увы, такова жизнь. Гравитация, бессердечная ты сука. Винниту выше и спортивней чем Лапочка, она весит все шестьдесят а то и семьдесят килограммов, а тащить по лестнице мертвеца совсем не то, что тащить живого человека. Какие-то ученые замеряли человека в момент смерти и обнаружили, что человек становиться тяжелее - на какие-то сотые доли граммов, они считали, что это и есть вес души, отрицательная величина, пусть и небольшая. Я так не считаю, из-за Саши Полежаева. Саша сперва служил у нас на УС (узле связи) как старослужащий, он потом вернулся из Белоруссии, вернулся и подписал контракт сверхсрочника, или сверчка, как мы их тогда называли. Он прослужил в этом, новом качестве всего два месяца, а потом сорвался с балкона пятого этажа, а при падении ударился подбородком о перила балкона на третьем. Мгновенная смерть. Перелом шеи, отделение спинного мозга от головного и хотя его тело продолжало жить, сердце еще билось, а в легкие поступал кислород - он был уже мертв. И я помню, как мы валяли с ним дурака в шуточной борьбе и он казался мне очень легким, но когда я нес его на руках пьяного (отмечали его дембель) - он был значительно тяжелее. И вот, когда пришла пора нести его гроб - мы едва поднимали его вчетвером. А гроб сам по себе был довольно легким. Это Саша внутри придавал ему такую невероятную тяжесть. Поэтому я не считал что спустить тело с пятого этажа и положить его в багажник - такой себе пустяк. И если ты встретишь в подъезде кого-нибудь из соседей, это будет выглядеть очень подозрительно. Потом, сейчас на каждом доме стоят камеры. А дальше надо будет вывезти тело за город, опасаясь каждого инспектора ДПС, ковырять лопатой и ломом смёрзшуюся землю, это займет около часа как минимум - попробуйте сами, в свете фар зимой выкопать могилу, удовольствие ниже среднего, скажу вам. Поэтому я просто вызвал бригаду по оказанию ритуальных услуг. И приказал им отвезти тело в крематорий, а после - забыть об этом. Я думал, что Лапочка будет против такого радикального решения проблемы, но она лишь пожала плечами и попросилась сопроводить Винниту. Обычно так не делают, сказал мне бригадир этих ритуальных грузчиков, одетых почему-то в камуфлированные костюмы, но я опять отдал приказ и нас с почетом проводили в зал для кремации. Лапочка выбрала самых шикарный гроб и через несколько минут мы с ней уже наблюдали как гроб с телом Винниту вкатывается в жерло печи, захлопывается стеклянная дверца и пламя газовых горелок вспыхивает внутри. Мы стояли и смотрели. Я думал о том, что по иронии судьбы Винниту погибла не от руки Старца, который исковеркал ее жизнь под свои нужды, а от моей, что иногда единственная свобода, которая у нас есть, это свобода шагнуть в пропасть и что мне надо приложить усилия, чтобы эта жертва не была напрасной. А с другой стороны - никто не просит меня прилагать усилия, а если никто не просит, то идти и причинять людям добро - это и есть самое настоящее насилие. Никто не знает что именно для человека является добром, кто любит красное, а кто-то любит белое, кто-то любит не вино а пиво подгорелое... а ты тут влезаешь со своим уставом и приказываешь всем друг друга любить и прекратить воевать. Ничего хорошего из этого не выйдет, тебе придется вручную регулировать каждый конфликт, а конфликты обязательно будут, если запретить людям агрессию, она выльется в психозах, она выльется в самоуничтожение, да бог знает во что еще. Вот, например Лапочка... - я покосился на нее и вспомнил эпизод, о котором она рассказывала, что в детстве ее обижала другая девочка, в школе. А потом она встретила ее уже во взрослой жизни и эта девочка оказалась вполне себе симпатичной и без комплексов и веселой - я встретил ее в ночном клубе. И обычно Лапочка всегда поощряет такие знакомства, так мы познакомились с Женькой, но в тот раз она замкнулась в себе и уехала домой. И если допустить, что я прикажу ей перестать испытывать негативные чувства к этой девушке - я практически лишу ее индивидуальности, той основы, которая и составляет ее как личность, или нет? С другой стороны, Лапочка и сама может простить эту девушку, изменить свои взгляды на свое детство и помириться с ней, а может даже подружиться. Или переспать. Это возможно, но только если она сама примет такое решение. Опять-таки, если я вмешаюсь и прикажу - предваряя саму жизнь - разве это будет так уж намного хуже, чем ждать решения жизни и обстоятельств? Хорошо, оставим Лапочку в покое, я обещал, что не буду ничего с ней делать, предположим, что я изменю некоего абстрактного человека, который, например - испытывает неконтролируемый страх при виде устриц. Вот есть у человека такая фобия, он даже в ресторан боится пойти, чтобы под одной крышей с устрицами не быть, купаться в море боится, потому что эта вода касается устриц - пусть даже где-то за тысячи километров отсюда. Устрицефобия такая. И, естественно, эта фобия ему жизнь портит, он и карьеру сделать не может и девушку в ресторан сводить и вообще. И если я такому человеку прикажу не испытывать этой фобии - и он перестанет испытывать эту фобию, разве это не добро? Или благо. В любом случае ничего плохого я тут не вижу, разве что он пойдет жрать этих устриц от пуза и подавиться, но даже в этом случае тут не будет моей вины, а только его собственная глупость. Следовательно, исправлять людей - это хорошо, а я могу вылечить любую фобию, достаточно только приказать. Вот, карьеру психотерапевта я точно могу сделать, да. Вы хотите об этом поговорить? У вас уже нет проблемы, оставьте чек у секретаря, следующий.

   - Я хочу пояснить. - сказал я, глядя как бушует ярко-синее пламя в топке крематория: - чтобы не осталось ...

   - Да? - спросила Лапочка, глядя в огонь, как и я.

   - Пояснить, почему я сделал именно так.

   - Можешь не стараться. Я понимаю - кивнула Лапочка: - другого выхода не было.

   - Я о этической, моральной стороне вопроса. - сказал я: - чтобы ты поняла.

   - Хорошо. Говори. - сказала Лапочка тихо, так, что я едва ее услышал, скорее угадал по движению губ.

   - Ты говорила о том, что эта сила чудовищна и не имеет право на существование. Но она есть. Она существует здесь и сейчас. Это объективная реальность и мы не можем ее изменить. Можно только не пользоваться ей, запретить себе использовать ее. К сожалению, такой роскоши мы себе не можем позволить, хотя бы из-за существования Старца. Когда речь пойдет о выживании, моем, твоем, близких нам людей - я без колебаний буду применять эту силу, даже если это будет неэтично.

   - Ситуационная логика. - кивнула Лапочка: - я понимаю.

   - Именно. Хотя я скорее апеллировал бы к пирамиде Маслоу, с его слоями небезопасности и самовыражения.

   - Да. - сказала Лапочка: - я тоже эгоист и прекрасно понимаю все преимущества обладания такой силой. И я хочу жить в комфорте и богатстве, просто желательно, чтобы достигая этого мы не прошли по трупам. - она посмотрела в огонь и вздохнула: - ну или хотя бы свести количество этих трупов к минимуму.

   - Хорошо. - сказал я: - значит мы друг друга понимаем. Я боялся, что ты поставишь мне условие не использовать силу никогда.

   - Я не могу поставить такого условия. - вздохнула Лапочка: - я и сама хочу воспользоваться твоим даром, для достижения своих целей. У меня есть цели, знаешь ли.

   - Глядя на тебя это трудно представить.

   - Это так. У всех есть цели.

   - Ты никогда не говорила об этом.

   - Ты никогда и не спрашивал.

   - Туше. Это ты верно. - сказал я. Мы замолчали. Огонь в печи погас. К нам подошел бригадир, кивнул головой.

   - Закончилось все. Что делать с пеплом?

   - Давайте сюда. - я принял от него фарфоровую урну с пеплом.

   - Приношу вам свои соболезнования. - сказал он заученную фразу и удалился.

   - Поехали отсюда. - сказал я. Лапочка кивнула.

   Глава 18

   Когда я пришел в себя у меня жутко болела голова, я попытался поднять руки, чтобы сжать виски, но обнаружил, что руки связаны за спиной. Тщетно пытаясь освободить их, я открыл рот, чтобы позвать на помощь, но рот был заклеен чем-то, вместо слов я мог только мычать. Я связан, у меня заткнут рот, я сижу где-то, привязанный к стулу - понял я, перед глазами сразу же пронеслись яркие картинки из фильмов ужасов и документальных картин про пытки и концлагеря. Темнота вокруг меня. Это не потому, что здесь темно, это потому, что у меня на голове темный мешок, он не полиэтиленовый, не шуршит, не мнется, пропускает воздух, не пропускает свет. В голову вдруг пришли особо яркие картинки о трупах, которые находят в подвалах, вспомнилась сестра Афины, ее обезображенное тело, сердце забилось как бешеное, страх охватил меня и я забился, пытаясь освободиться, но тщетно. Успокоиться, надо успокоится, нельзя впадать в панику, надо сохранять ясную голову, только тогда у меня будет шанс выбраться из этой задницы, подумал я, но другой я в голове возражал мне. Он говорил, что никаких шансов уже нет, потому что если бы тебе давали шанс - у тебя не был бы заклеен рот. Кто бы это ни был, они знают о твоей силе, знают, на что ты способен, а потому и заперли тебя тут. Никто не будет с тобой разговаривать, ведь вести разговор с тобой нельзя, ты подчинишь их своей воле. В голове предстала картинка жутко секретного правительственного комитета, какая-нибудь пыточная фабрика, специально для таких как я, суровые безликие охранники, дубинки с электрошоком, пытки удушением и водой, работа на правительство до конца своих дней. И это, если повезет. Да, если это правительство, с ними можно договорится, даже не договорится, а скорее еще можно пожить некоторое время, потому что любое правительство не упустит свой шанс воспользоваться такой возможностью, просто убить меня означало бы трату драгоценных ресурсов, со мной можно договориться, можно что-нибудь придумать для гарантии, вживить имплантат под аорту с джипиэс и несколькими граммами взрывчатки, чтобы если что-то пойдет не так - бум! Если это правительство, то это только начало игры, начало ломки и тут главное выдержать и показать свою адекватность и готовность к сотрудничеству. А вот если это Старец, то все, пиши пропало, значит он следил за мной все это время и не желает допустить конкуренции, значит он знает что мы с Лапочкой хотели его убить, значит вот и все, остается принять это с достоинством. Но принимать не хотелось. Хотелось жить, а голова подкидывала мне картинки все более изощренных пыток. С человеком, привязанным к стулу, с мешком на голове можно сделать многое. Можно, например, запустить в этот мешок голодных крыс, чтобы они обгладывали лицо, пока он кричит и корчится в агонии, можно клещами отрывать ногти, поджаривать горелкой для свиней, дрелью просверлить колени и локти, содрать кожу, облить кислотой, вырезать кровавого орла на спине, все что угодно, все, на что только способна темная человеческая фантазия. Я попытался закричать снова, но только задохнулся. Легкие горели огнем. Я скрючился на стуле, пытаясь ослабить узлы, раскачать его из стороны в сторону, но стул стоял, как вкопанный в землю. Плохо, подумал я, значит они подготовились, значит это не дилетанты. Кроме того, я все еще в одежде, где-то я читал, что профессионалы в первую очередь связывают, завязывают глаза и рот и снимают одежду. Быть связанным, не видеть что вокруг происходит, не быть способным услышать даже свой собственный голос, а еще и обнаженным - это дает человеку невероятное чувство уязвимости. Но я все еще одет, судя по ощущениям это моя собственная одежда, значит они - не профи? Или все-таки профи, но не стали возиться с моими джинсами и свитером? Как вариант, им не надо с этим возиться, может здесь и сейчас будет производиться полевой допрос, с отрезанием пальцев и избиением, последующим выстрелом в голову? У меня слишком мало данных, я не знаю, где я и кто они. Минуточку, а как я сюда попал? Что я помню последнее перед тем как очнуться с мешком на голове? Мы с Лапочкой были в моей квартире... нет, мы возвращались после крематория, это я помню совершенно точно, а вот дальше все как будто в каком то тумане. Меня бросило в жар, по лбу и щекам покатились капли пота, прокладывая влажные дорожки и вызывая невероятное желание почесаться. Пот, подумал я, если я буду потеть достаточно сильно, то скотч отклеится сам собой, он не может удержаться на коже, но как сильно может потеть область вокруг рта? Пот обычно бежит сверху, откуда-то из-под волос, рот и щеки практически не потеют... но это лучше чем ничего, возможно, если я буду прикладывать достаточно усилий, вспотею сильней - дело пойдет лучше. Я попытался разжать губы и протолкнуть между ними язык. Получилось не очень. Слюна, подумал я, если я смогу как-то отслюнявить этот кусок скотча, он может отстать. Во рту пересохло. Мне было жарко и неудобно, снова начинала подступать паника. А что если они меня здесь забудут - подумал я, просто забудут, закроют подвал на ключ и выкинут его в канализационный люк? И никто не придет сюда для того, чтобы открыть дверь и развязать меня, а я так и помру с мешком на голове, так никогда и не увидев света. Эта мысль почему-то показалась мне особенно кошмарной и я забился в истерике, напрягая все свои мышцы и пытаясь освободится. Тщетно. В такой ситуации в голову лезут совершенно безумные вещи, потому что все, что я не могу сейчас увидеть - мозг компенсирует фантазиями. Надо взять себя в руки, предположить, что именно сейчас происходит, кто меня похитил, что им надо и как себя вести в любом случае. Например, если меня похитил Старец, что ему нужно? Как проводить с ним переговоры, если мне все таки дадут их провести, а не закопают прямо тут. Голова потела, дорожки, которые прокладывали себе капельки пота жутко чесались, руки, стянутые веревками начинали неметь. Или это не веревки? Может быть наручники? В фильмах главные герои невероятно ловко и легко освобождаются от пут, достаточно иметь скрепку или кусочек бритвы за щекой. Вот когда начинаешь жалеть, что не таскаешь за щекой половину лезвия от фабрики "Нева" с изображение корабля, скрепку в рукаве и не читаешь самоучитель Гудини как выбраться из оков. Если бы я был Гудини, все было намного легче, хотя, если бы я был Гудини, я бы не попал в такую ситуацию. Хорошо, хватит об этом, мне надо сосредоточиться на том, чтобы все-таки отлепить скотч от рта. И тогда, как только в комнату кто-то войдет, я смогу отдать ему приказ освободить меня, в этом разница между всеми этими Гудини и мной, мне достаточно только отлепить этот чертов скотч от губ и я смогу говорить, а значить - смогу управлять теми, кто рядом. Хотя, а кто сказал, что говорить вообще обязательно, приказ - это волевой посыл, верно же? Если я прикажу иностранцу, не владеющему нашим языком - он послушается, или ему надо будет отдать приказ на том языке, который он понимает? И, если вдруг послушается, означает ли это, что я могу приказывать и животным? Например, дельфинам, или высшим приматам? Завести свою армию шимпанзе, раз уж они не совсем разумные и поработить мир во главе обезьяньего войска? Гориллы, орангутанги, шимпанзе, дельфины, косатки, может быть собаки с кошками - они изрядно прибавили к айкью в последнюю сотню лет. И никаких угрызений по поводу угнетения людей, хотя угнетение разумных - относительно разумных, конечно - останется. Меня начал пробирать истерический смех. Сижу непонятно где с мешком на голове и планирую захват мира домашними питомцами и обитателями зоопарков. С другой стороны паника наконец ушла и я смог сделать несколько глубоких вдохов. Скотч понемногу начинал поддаваться, отклеиваясь возле губ, если так будет продолжаться, то я смогу освободить рот и отдать приказ, надеюсь, что будет кому отдать приказ, что кто-то в этот момент будет рядом, что меня не решили попросту оставить тут с этим проклятым мешком на голове. Спокойно, возьми себя в руки, подумал я, во-первых, никто не стал бы огород городить, с мешком и стулом и веревками - если надо было тебя убить, сразу там бы на месте и грохнули и то, что я все еще живу - говорит о том, что я нужен именно живым. И потом, даже если меня замуровали в тридцатиметровой толще бетона чтобы я медленно умер тут от недостатка кислорода, воды и пищи - с этим я все равно уже ничего не сделаю, так что не надо об этом пока думать, хотя эта картина внушала мне ужас. От мысли о бетонном саркофаге вокруг меня я начал испытывать клаустрофобию, дыхание стали сбиваться и легкие снова зажгло огнем. Прекратить панику, прекратить немедленно, начать думать о хорошем, о позитивном, о том, что все это либо дурацкая шутка, либо просто ошибка, или все закончится хорошо, ворвется наша кавалерия, под звонкий зов трубы -ту-туту-тутуту, хорошие парни ворвутся и спасут меня. Да, и ковер огромный, седло и телевизор в подарок сразу вручат, а может быть вручАт. В этот момент я услышал звук, который я не мог ни с чем перепутать - хлопнула дверь. Неожиданно я почувствовал облегчение - дверь, в этом каменном мешке есть дверь! Раздались шаги и что-то скрипнуло. Звуки оказались внезапно отчетливыми, хорошо различимыми и я даже мог сказать что именно скрипнуло по полу. Стул. Это отодвинули стул, чтобы сесть напротив. При отсутствии или временном блокировании основных органов чувств - остальные невероятно обостряются, так кажется? Обостренный слух, обостренное обоняние - кажется что я уловил едва заметный запах хорошего табака прямо через ткань мешка на голове, или у меня галлюцинации? Хватит об этом, достаточно того, что в комнату кто-то вошел и значит, если я успею незаметно отлепить этот чертов скотч, я смогу приказать ему освободить меня. Скотч почти поддался, уголок его вовсе отлепился, мой подбородок весь в слюнях, но мне до чистоплотности сейчас. Внезапно весь мир вспыхивает в моих глазах и на какое-то время я теряюсь во времени и пространстве, переставая понимать что происходит. Потом ко мне возвращается ощущение реальность и боль. Болит голова, скула полыхает огнем. Я вдруг понимаю, что это было - это удар, резкий удар, без замаха, в голову, такой, что ты на время выключаешься и что хуже - ты не видишь его, ты не слышишь его, ты не понимаешь откуда сейчас вдруг прилетит и куда именно, ты не можешь среагировать, как-то сжаться, как-то постараться сделать хоть что-то, задержать дыхание в конце концов. Вот сейчас, подумал я, сейчас они делают все правильно, надо бить с неравными промежутками, чтобы организм держать в напряжении, сейчас он подождет когда я расслаблюсь и ударит снова, тогда я снова начну напрягаться, пытаясь противостоять удару, но его не будет и я буду сам себя изматывать, стараясь угадать откуда и когда. Это и есть настоящая пытка, а не сам удар - ожидание его. Переиграть на этом поле палача бесполезно, надо расслабится, чтобы закончить это поскорее, чтобы потерять сознание или перейти в фазу допроса, когда они начнут допрашивать меня, хотя как они могут допрашивать меня с этим скотчем на губах? Если они снимут с меня скотч, то я ... в глазах снова вспыхивают звезды и я снова теряю ориентацию в пространстве, мне кажется что я, привязанный к стулу, вместе с этим стулом кувыркаюсь в темном космосе, набирая скорость, словно в центрифуге. Меня тошнит и мелькает мысль о том, что будет, если меня вырвет, а скотч все еще будет закрывать мне рот, о том, что я попросту захлебнусь в своей блевоте. Я пытаюсь снова вернуть себе ориентацию в пространстве, понять в каком положении я сейчас нахожусь, мысленно представляю себя в грязном подвале, с тусклой желтой лампочкой на потолке, привязанного к стулу, стоящего напротив здоровенного и волосатого типа в кожаном фартуке и с черным колпаком с прорезями для глаз на голове, типичный образ палача. Картинка размывается и плывет в голове, не желая быть устойчивой. Я выдыхаю, пытаясь выровнять дыхание после удара и вдруг понимаю, что я только что вдохнул и выдохнул через рот! Скотч почти отлепился, образовалось отверстие, через которое я могу дышать, могу выблевать рвоту, если она вдруг будет, а самое главное - могу приказать чтобы это все прекратилось. Языком я осторожно проверяю края скотча - сколько уже отлепилось. Порядка четверти, или трети - не могу сказать точно, сложно определять площади языком, но уже ясно я что могу что-то сказать. Да, это будет неясно, но тут же не звук важен, верно? Или все-таки звук? Перед глазами снова вспыхивают звездочки и я снова плыву в пространстве, боль возвращается ко мне, но на этот раз я прихожу в себя быстрее. Привыкаю к побоям? Или на этот раз ударили не так сильно? В голову вдруг приходит Хит Леджер в его последней роли Джокера, нельзя начинать с головы, жертва теряется и ... ну вот видишь... я отплевываюсь, ощущая явный привкус крови во рту. Мозг стремительно взвешивает перспективы. Если сейчас я что-то попытаюсь приказать, а скотч не даст мне нормально это произнести, то рот мне потом заклеят получше. Но и ждать пока полностью отклеится не вариант. Паника охватывает меня и я кричу сквозь наполовину приклеенный скотч: - СТОЯТЬ!

   Наступает тишина. Подействовало или нет? Надо идти дальше, надо приказать, чтобы он развязал меня и снял этот чертов мешок с головы... но в этот момент на меня обрушивается СВЕТ! Я морщусь, закрывая глаза и понимая, что с меня только что сдернули мешок и в мир вернулся свет, мне надо разглядеть, что тут происходит, и поэтому я напрягаю слезящиеся глаза, пытаясь рассмотреть хоть что-то. Проморгавшись я начинаю различать силуэт, возвышавшийся надо мной. Так, мужчина, как я и представлял, сложно представить себе девушку на месте своего палача, но в отличие от моего образа - никаких волос на полуголом торсе, кожаного фартука и колпака - обычный мужик в спортивном костюме темного цвета. На правой руке у него кожаная перчатка, надо полагать, чтобы костяшкам не было больно, или чтобы кровью не замараться.

   - Стоять. - повторяю я: - развяжи меня. Но мужчина не подчиняется моему приказу, он стоит и смотрит на меня. Его глаза выглядят как стеклянные бусинки на плющевом медведе - маленькие и бессмысленные, я вдруг понимаю, что он не слышит меня.

   - Стоять! Замри! Освободи меня! - пробую я снова, надеясь, что на этот раз подействует. Но никаких признаков что приказ подействовал на него нет, вместо того, чтобы освободить меня, он сжимает правую руку в кулак и снова бьет меня в голову, знакомые искры вспыхивают перед глазами, я успеваю подумать что сейчас мне немного легче, я хоть вижу когда и куда именно он меня ударит. Что-то брякает сбоку и я поворачиваю голову, пытаясь разглядеть что именно. Глаза привыкают к свету и я вижу что рядом на таком же стуле привязана Лапочка, ее в отличие от меня все же раздели, наверное потому, что вид поприятнее, подумал я, тут же отмахиваясь от этой мысли. Ситуация оказалось еще хуже чем я думал и не только потому что голая Лапочка привязана тут же, еще и потому, что я увидел металлический столик, такой, который катают перед собой стюардессы во время полета на самолетах, на нем обычно лежал разные закуски и сладости с напитками. Только на металлической поверхности этого столика не было шоколадок или бутылок с колой, на ней в относительном порядке были разложены инструменты. Что-то похожее вы можете увидеть у зубного врача - такой же столик, такие же инструменты и такой же звук, когда инструмент кладут на столик. Клац. Я никогда не понимал, зачем этим киношным злодеям нужны все этиих чемоданчики и столики с пыточными инструментами, зачем надо раскрадывать и перебирать их, словно чокнутый филателист со своими редкими марками. Но сейчас кровь в жилах у меня словно застыла, реальность стала стремительно отдалятся от меня. Нет, подумал я, это происходит не со мной, это не может быть правдой, это неправильно и этого не бывает. Внутри у меня что-то сжалось и улетело куда-то вдаль, я вдруг перестал чувствовать свое тело, словно они стало легким и невесомым. Горло пересохло и я не смог даже сглотнуть, хотя попытался. Мне надо было отвернуться, собрать себя, успокоится, но я просто смотрел на металлическую поверхность столика, на все эти небольшие хромированные инструменты с острыми и изогнутыми концами и удобными, рифлеными рукоятками и никак не мог отвести взгляд. Думаю, что каждый иногда представлял себя на месте героев фильмов и книг, которых поймали злобные враги и собираются пытать. Сперва, когда ты молод и уверен в себе, ты считаешь, что ты можешь выдержать пытки - по крайней мере до того момента как двери в пыточную выбьют и тяжелая кавалерия твоих друзей раскатает этот приют садизма в пепел. Потом, когда ты вырастаешь и набираешься опыта, начинаешь понимать, что помощи может и не быть, а боль - это очень сильный мотиватор. Особенно, когда ты начинаешь задумываться, а что именно ты будешь чувствовать, когда тебе вгонят иголку под ноготь, выдавят глаз, вырежут кишки, ведь человечество невероятно изобретательно в своих попытках сделать ближнему больно. Многие пытки даже не оставляют следов, та же пытка водой через мокрое полотенце, пытка электричеством, неподвижностью и депривацией. Но они не менее эффективны чем раскаленное железо. И поэтому ты понимаешь, что нет несгибаемых, есть умелые палачи и дилетанты. Наверное, можно сойти с ума, или при особом везении - умереть быстро, но у умелого палача ты так легко не отделаешься. Поэтому, если ты хоть когда-нибудь, хоть немного задумывался об этом - ты будешь надеяться, что в твоей жизни не будет такого момента. Наверное лучше сойти с ума, растворится в вымышленных личностях, найти там такую, которая будет ловить кайф от боли, или хотя бы будет достаточно толерантна к ней, или просто будет не я. Моя голова закружилась и рвотный рефлекс подступил к горлу. Надо что-то делать, надо что-то делать, панически заметались мысли, что-то сделать, пока тебя и Лапочку не распотрошили как лягушек, пока что-то еще возможно, пока еще есть силы.

   - СТОЯТЬ! - закричал я, увидев, как мой мучитель перебирает инструменты на столе и бросает оценивающий взгляд на Лапочку. Она видимо еще не пришла в себя, ее тело обмякло а веревки впились в кожу, пытать бессознательную нет никакого смысла, подумал я. Но палач, похоже был иного мнения, он смотрел на нее таким же бессмысленным, бесстрастным взглядом, как и на меня, словно на предмет, словно на кусок мяса, а в руке у него уже лежал какой-то инструмент с удобной рифленой рукоятью и острым, хитро изогнутым концом. В этот момент я мысленно взмолился чтобы все это было неправдой и чтобы все боги помогли мне и превратили все это в сон, кошмар, который прошел и я проснулся утром и Лапочка была рядом и чтобы сейчас выбили дверь и сюда ворвался взвод спецназа с их щитами и фонарями и криками -"Полиция! Всем лежать!", чтобы произошло что угодно, только не это. Но боги не слышали меня, а палач уже подошел к ней, запрокинул ей голову, оттянул веко, обнажив закатившиеся белки глаз и поднял инструмент.

   - СТОЯТЬ! ОТОЙДИ ОТ НЕЕ! ЗАСУНЬ ЭТУ ШТУКУ СЕБЕ В ЗАДНИЦУ! - закричал я, дергаясь как умалишенный, пытаясь избавиться от веревок. Если бы я сейчас был свободен, если бы я мог встать, протянуть руку, схватить один из этих инструментов и воткнуть ему в глаз, зажать рот рукой, придушить его сзади, воткнуть инструмент в шею, пах, подмышку, забить его голыми руками, но веревки держали меня крепко. Я следил за острым кончиком инструмента, постепенно сходя с ума, видя как он приближается к глазу, поэтому не сразу понял, что именно изменилось вокруг. Дверь в подвал распахнулась и в нее ворвались две фигуры в темных одеждах. Прогрохотал выстрел, оглушающий в замкнутом пространстве и голова моего палача дернулась в сторону, какие-то клочки вылетели с обратной стороны, он покачнулся и упал на пол, едва не задев меня своей рукой. Одна фигура метнулась к Сонечке, я вытянул голову, чтобы увидеть что там происходит, но другая встала передо мной и одним движением сорвала скотч с моего рта. Я непроизвольно зашипел от боли, фигура склонилась надо мной и я почувствовал, что мои руки стали свободны. Кавалерия все-таки пришла.

   Глава 19

   - Это было неизбежно. - говорит Афина. Она сидит в глубоком кресле, подтянув ноги под себя. В руках у нее чашка с горячим и крепким чаем, такая же стоит передо мной. Рядом со мной сидит Лапочка, одетая в какой-то серый рабочий комбинезон с надписью во всю спину "Строительное Управление Восточного Округа Љ 131", ничего другого у Афины и ее бойцов не нашлось, а куда делась ее собственная одежда мы так и не нашли. У Лапочки в руках тоже чашка с чаем, она просто держит ее, видимо сосредоточившись на задаче не ошпариться кипятком. Она не сделала ни глотка, просто держит чашку и смотрит в пространство. У меня болит голова, лопнула губа и в терпких оттенках чая я чувствую солоноватый привкус крови, а сам чай ошпаривает мне ранку. Наверняка завтра будут синяки, думаю я, били не торопясь, с оттяжкой, вкладываясь. Кроме синяков, может быть сотрясение, поэтому голова и болит. Поэтому я слушаю Афину с пятого на десятое, хотя это конечно невежливо, все-таки ее люди меня спасли и все такое, но организм уже на пределе своих возможностей и все что мне сейчас хочется - это выключить свет, выгнать все нахрен и отключиться прямо тут, на ковре.

   - Он не остановится пока не разрушит тебя и все, что ты любишь - говорит Афина: - теперь ты понял это? - она что-то еще говорит но я не слышу ее. Сейчас мы с Лапочкой одинаковы - оба со стеклянным взглядом в пустоту.

   - Он не оставит тебя в покое - продолжает Афина, не обращая внимания на мое состояние: - но это можно использовать как плюс, он обязательно снова придет к тебе, тебе нужно только убить его.

   Я ненадолго концентрируюсь на ее словах и качаю головой. Зачем ему приходить ко мне? И если он так заинтересован во мне - то зачем послал палача пытать меня и Лапочку? Может быть так и будет в следующий раз - он просто снова пошлет кого-нибудь чтобы завершить дело. Видимо я произношу свои мысли вслух, потому что Афина начинает яростно трясти головой и убеждает меня, что ему обязательно надо видеть меня и присутствовать при пытках, что в следующий раз он обязательно будет рядом, и сейчас они просто спугнули его. При мысли о следующем разе меня охватывает озноб. Я не собираюсь испытывать на себе следующий раз, о чем и говорю Афине. Она говорит, что этой мой долг и что в любом случае у меня нет выбора - Старец найдет меня. Я отказываюсь об этом думать, как Скарлет О"Хара, я хочу свернуться клубочком и заплакать, но не могу. Потому что я тут не один, потому что мужчины должны быть сильными и потому что я не уверен что не пролью при этом свой чай, а он горячий. Афина отстает от нас, кто-то из ее глухонемых приносит пледы, одеяла и постельное белье, помогая нам устроиться. Гаснет свет, все уходят и я понимаю, что не могу заснуть.

   - Лапочка? - спрашиваю я в темноту, надеясь что она тоже не спит.

   - Да? - в ответ раздается голос со знакомой хрипотцой.

   - Не спишь? - задаю я идиотский вопрос.

   - Нет. - отвечает она и мне кажется, что она сейчас задаст свой вопрос - А ты? Но она не задает его. Она всегда не такая как все. Не такая как должна быть. Не такая, как от нее ожидают.

   - Как ты? - спрашивает она. Я пожимаю плечами. У меня болит голова, я периодически облизываю лопнувшую губу, у меня болят ноги и руки от усилий, которые я прикладывал, пытаясь разорвать веревки, запястья и лодыжки режет от последствий связывания, скорее всего у меня сотрясение мозга и разрыв шаблона.

   - Нормально. - отвечаю я: - а ты как?

   - Тоже нормально. - отвечает она и мы замолкаем на некоторое время.

   - Я все слышала. - говорит она вдруг.

   - Что? - не понимаю я.

   - Там, во время... в подвале. Я все слышала. Я была в сознании. - уточняет она.

   - Да? Но я же видел, что ты...

   - Я не притворялась. Просто у меня как будто сил совсем не осталось. - говорит Лапочка: - я даже глаз открыть не могла. Но я слышала. И ... когда ты сказал - стой! Я слышала. Он же тебя не послушал?

   - Да. - все-таки Лапочка из породы тенессийских коз, при звуке флейты теряет волю и падает нараскоряку, из нее боец спецназа не получится. С другой стороны такое поведение, наверное оправдано, лежала она там в веревках, абсолютно голая и не привлекала внимания палачей, а стала бы дергаться и орать - выхватила бы вне очереди.

   - Почему? - говорит Лапочка.

   - Потому что так ты менее заметна. - отвечаю я искренне: - ты не переживай, это просто реакция организма, ты ни в чем невиновата, я бы и сам лежал там как мертвый опоссум, если бы додумался. - глубоко внутри я думаю, что не смог бы валятся, высунув язык, не вытерпел бы. Для меня легче корчиться и орать, чем так. Действительно разные схемы поведения.

   - Нет. - говорит она: - почему он тебя не послушался?

   - Не знаю. - говорю я: - может у него беруши в ушах были? Чтобы не слышать?

   - Не было у него ничего в ушах. - говорит Лапочка: - это я точно помню. Когда меня потом развязали, я едва на него не упала. У меня была возможность разглядеть все ... близко.

   Да, точно, она же едва носом в него не ткнулась, когда вставать начала. Может быть беруши выпали из ушей после пули в голову, башка дернулась - они выпали?

   - Ну или он глухонемой был... - говорю я: - вон, у Афины все ее бойцы глухонемые.

   - Именно. - говорит Лапочка и замолкает. Точно, думаю я, это правильно, если имеешь дело со Старцем и подобными ему, то тебе нужны такие - глухие бойцы. Которые не услышат приказа и не обратят свое оружие против друг друга, это же просто, поднял руку и сказал - ребята, убейте друг друга и все, понеслась душа в рай. Понятно, почему палач был глухим - Старец же знает о моей способности... хотя что-то тут не вязалось. Афина. Она не глухая, но у нее глухонемые бойцы, чем-то это похоже на Старца и его фейдакинов. Тоже армия, но с противодействием приказу. Интересно, а если сделать наушники, такие, чтобы не пропускали звук голоса, а все остальное - слышали? Я имею в виду, что человеческая речь имеет определенную частоту, так? Что если глушить именно эту частоту, оставляя остальное? Ну или хотя бы фильтровать речь так, чтобы она была искажена до неузнаваемости? Или в записи - ведь приказ не работает в записи? Или работает? Надо узнать.

   - Она не знает о том, что у меня тоже есть... - говорю я, избегая упоминать слова сила. Потом я понимаю, что смысла в этом нет, что если нас прослушивают, то все уже знают - из слов Лапочки про приказ палачу. И потом, тоже мне конспираторы, решили поболтать перед сном, да тут и прослушку не надо ставить, просто приложил ухо к двери и все услышал. В любом случае, что мы имеем в сухом остатке? В сухом остатке у нас Афина, которая хочет, чтобы я убил Старца, Старец, который хочет странного, какие-то неизвестные люди, которые тоже чего-то хотят. И я, которые желает для начала обеспечить себе пожрать-поспать и отдохнуть, по Маслоу, а потом - безопасности, секса и мирового господства. Хотя, пес с ним, с мировым господством, хлопот не оберешься, постоянные заморочки, а вот проживать свою жизнь в комфорте и достатке, побывав везде, где хотел, переспав со всеми, кого хотел и сделав все, о чем мечтал - скорее так. Мировое господство подразумевает такую же, всемирную ответственность за все и всех, и огромный пучок ненависти от большинства людей на планете. Даже если ты будешь самым достойным и справедливым правителем на свете - все равно люди будут тебя ненавидеть. Как там говаривал Гамлет - будь ты чиста как снег и невинна как лед, ты не избегнешь клеветы. А мне то до красавицы Офелии ой как далеко в плане невинности и чистоты. Не то, чтобы я там верил в мистическую карму и негативную психическую энергию ноосферы, но народный гнев, собравшись в кучу, имеет свойство убивать. И не самыми приятными способами, замечу. Так что нафиг, нафиг, я в сторонке постою. Вообще откуда у людей такая страсть к правлению миром? Думаю, что это из древности, когда вождю племени и еда получше и шкуры помягче и девушек красивых на пробу, а все смотрят и завидуют, думают жизнь там, на этом троне из палок и камней просто мед и патока. Ан, нет, стань вождем и узнаешь, что соседнее племя на вас зубы точит, возле трона постоянно интриги, кто-то хочет тебя отравить, а кто-то перо под ребро засунуть, а те, кто лояльны и верны - идиоты сплошь и рядом, а потом к тебе подходят гиены и ноют что воды нет, еды нет, Шрам, при Муфасе было лучше. Но с момента как вожди больше не могут казнить и миловать по своей прихоти, как появились законы и механизмы, защищающие обычных людей - быть рядовым гражданином с кучей возможностей лучше, чем быть вождем с такой же кучей возможностей. В моем случае так и вовсе. Опасаться правового беспредела и подкупленных судей мне не надо - достаточно выступить на судебном заседании и все меня слушаются и идут куда мне надо, как крысы за Гамельнским крысоловом. Так сказать, Серебряный Язык Зала Судебных Заседаний, мистер Билли Флинн! Только вместо Билли - моя скромная персона. Вышел и послал всех в жопу. И что характерно - все встали и пошли в указанном направлении, строем, соблюдая порядок и технику безопасности, с широкими улыбками и патриотическими частушками.

   - Это неспроста. - говорит Лапочка: - не верю я этой Афине.

   - Да? Чего это? - спрашиваю я, повернув голову. Глаза привыкли к темноте и я вижу неясный светлый силуэт.

   - Не знаю. - говорит она: - что-то тут не так. Не знаю. Интуиция, наверное. Женская.

   - А. - киваю я: - это серьезный аргумент, подруга. Угу. Женская интуиция. - про себя я думаю, что сейчас, когда Лапочка обратила на это внимание -есть во всем этом что-то фальшивое. Или я параноик опять? Но, стоп, тут не только я параноик, тут и она что-то заметила. Что именно? Что мне тут подозрительно? Ну во-первых, поведение гуннов и фейдакинов Старца - с какого перепугу это он стал бы меня пытать? Если бы он хотел мне кишки на кулак намотать - у него было куча времени, но зачем сперва отпускать, а потом снова ловить?! Я вспомнил предыдущие свои встречи со Старцем. Ощущение что я что-то не понимаю, не вижу, снова вернулось ко мне.

   - Девушки. - сказала вдруг Лапочка.

   - Что? - не понял я.

   - Понимаешь, у него всегда вокруг девушки. У него стиль такой. Я вот не могу припомнить ни разу, чтобы он без своих девушек появился. - Лапочка тихонько хмыкает: - и вообще, в комнату даже не он сперва входит а кто-нибудь из его этих, как ты там их называешь?

   - Фейдакины... - сказал я, а в это время у меня в голове что-то щелкнуло и все сразу встало на свои места. Ну конечно! Как говорят криминалисты, возможность поймать маньяка появляется потому, что каждый человек индивидуален, и ты не можешь быть одним сегодня, а другим завтра. Если ты аккуратен и педантичен в обычной жизни, то и выйдя на тропу войны останешься таким же. Аккуратно нанесешь удар. Вытрешь лезвие. Уберешь все следы. Ты останешься сам собой. Потому что люди, это не машины. И поэтому эти психологические комплексы юношеского и детского периода, засевшие в Старце делают его поведение узнаваемым и предсказуемым. Конечно же.

   - Ты гений! - говорю я в порыве: - ты абсолютно права! Он не стал бы так поступать, грязный подвал и здоровенный мужик с мясницким крюком это не его стиль.

   - Он вообще мужчин рядом не любит. - ответила Лапочка из темноты: - у него есть такой пунктик. С тобой он хочет найти общий язык именно потому что дружеского общения с мужчинами у него и не было никогда. А с тех пор, как он обрел силу - он и не может быть равным ни с кем. Думаю, что он типичный омега-самец, которому посчастливилось найти силу и стать Альфой. Он никогда не был в такой позиции, он относится к женщинам как к тупым самкам, а к мужчинам, что не могут сопротивляться его силе - как к низшим созданиям. Поэтому он не стал с тобой ничего делать, ты выбиваешь из общей системы координат, психологических координат.

   - Наверное ты права. - говорю я. Мне сложно судить о психологических заморочках мужиков, тут у нее больше знаний, не говоря уже о практике. Но я твердо уверен в том, что произошедшее - не его стиль. Если бы Старец хотел меня пытать, то он сидел в своем чертовом кресле-троне напротив, за его спиной стояли бы обворожительные фейдакины в платьях разной степени открытости, а то и вовсе голые, а моим мучителем была бы красотка с холодными глазами и твердой рукой. И да, сперва бы он поговорил со мной. Это для него важно, каждый раз он говорил, каждый раз он объяснял свои мотивы, встречался со мной лицом к лицу. Представить ситуацию в которой он бы действовал так топорно я попросту не могу. Вывод? Вывод - это сделал не он. Хорошо, но к чему это нас ведет? Кому еще я нужен, нет, вопрос неверный. Я нужен кому-то, только при условии если этот кто-то знает о моей силе и ее свойствах и судя по тому, что здоровяк не послушался моего приказа - они знают о силе, о ее пределах и способах нейтрализации. Может быть сила приказа действует только на определенных людей, хотя Старец и Афина говорят, что сила приказа абсолютна - но только если ты слышишь и понимаешь приказ. Верно? Значит можно надеть беруши, заглушить приказы громкой музыкой, привлечь иностранных специалистов, которые не понимают этого языка, в конце концов заклеить рот скотчем. У Лапочки не было кляпа и мешка на голове, значит ее они не боялись. И потом, если он не слышал меня, в ушах не было никаких посторонних приспособлений, значит он действительно был глухим. Может и глухонемым, не знаю. Кто кроме Старца знает о силе вообще? Насколько мне известно - я, Лапочка, Женька, и Афина с ее подручными.

   - Думаю, ты права. - говорю я тихо: - я тоже ей не доверяю. Лапочка молчит, видимо все-таки усталость взяла свое и она заснула. Я завидую ей, мне бы тоже хотелось заснуть и забыть про все это, прекратить маяться головной болью, думать о последствиях и обстоятельствах и просто задавить на массу, минут эдак на шестьсот. Но сон не идет ко мне и я тупо таращусь в смутно белеющий в полутьме потолок, ворочаюсь и тру глаза руками. Наверное, я не засну сегодня вовсе, думаю я, буду лежать так и пялить глаза в пустоту до самого рассвета, встану с кровати разбитым и усталым, а ведь с утра все начнется снова, все даже не прекращалось, каждая минута отдыха на счету, если ты не заснешь, ты будешь менее эффективным, но я не засну уже никогда. И тут мне в голову приходит еще одна мысль. Сумасшедшая, немного на грани реальности, но если вдруг получится - у нас может появится шанс. Может быть. Я сел на кровати. Придется разбудить Лапочку, у нас еще много дел.

   Глава 20

   Проснулись мы только к полудню, какой-то из подручных Афины принес нам завтрак - яичница, бекон, апельсиновый сок, какое-то хрустящее печенье в вазочке. Сонечке подручный принес одежду нейтральных тонов, джинсы, водолазку, белье и кожаную куртку, отороченную белым мехом. Приведя себя в порядок, позавтракав и спустившись в холл мы встретили там Афину, которая по всей вероятности ждала, когда мы появимся. Мы сели напротив нее, она поприветствовала нас коротким кивков и сразу взяла быка за рога.

   - Вот. - сказала она, выкладывая на стол какие-то фотографии: - думаю, что он будет скоро здесь. Его видели в аэропорту, жаль я не знала на какой именно борт он поднимается... - ее глаза прищурились, словно бы сталь блеснула между век, за ресницами.

   - Но скорее всего он будет здесь. У тебя еще есть шанс выполнить то, что необходимо. Я хочу, чтобы ты привел в действие эту бомбу. Это несложно. Потянуть за шнур.

   - Послушайте. - я наклонился к ней, испытывая некоторую неловкость. Мне всегда было неудобно отказывать людям в просьбах. Особенно, если эти люди спасли тебя с пыточного стола, да. Вернее - с пыточного стула, но разница в терминах тут не при чем. Очень трудно иногда отказывать людям. Но и участвовать в этой сумасшедшей вендетте я не собираюсь. Конечно, сама по себе мысль о том, чтобы Старец двинул свои ласты в страну Доброй Охоты не вызывает у меня отторжения. Более того, я в принципе готов и поучаствовать в этом, но только на моих условиях. И самое первое условие - это информация. Я понял, что ни черта не понимаю, что происходит вокруг меня, кто во что играет и по каким правилам, а в этой ситуации нестись куда-то очертя голову очень опасно. Потому что я могу допустить ошибку. Я посмотрел на Лапочку, испытывая легкое чувство вины за прошлую ночь. Вдохнул поглубже.

   - Послушайте, мы, очень благодарны вам за помощь. - сказал я и увидел, как Афина нахмурилась: - Но боюсь, что не смогу вам помочь в вашей маленькой вендетте. По крайней мере не таким способом. У меня очень развит инстинкт самосохранения, и я не хотел бы взрывать себя нахрен из-за чего бы там ни было. Так что извините, но я не собираюсь тянуть за шнурок или что там еще. Думаю, что нам лучше расстаться на этой мажорной ноте. - я развел руками и покачал головой, показывая, что наша встреча закончена. У меня много дел, у нее много дел. Лучше разойтись как в море корабли, пока это еще возможно.

   - Хорошо. - сказала Афина, откидываясь назад: - если таково твое решение, я не смогу тебя убедить. Это было важно для всего человечества, но раз ты так решил... - он сделала паузу: - это окончательное решение? Мы можем изменить заряд, вмонтировать туда патрон, или нервно-паралитический газ, а тебе дадим антидот.

   - Нет, спасибо, я обойдусь. - если ты уже сказал "нет" один раз, дальше тебе уже легче, дальше ты уже вошел в колею отрицания и можешь отвергать все на свете. Конечно, патрон это звучит уже лучше чем заряд взрывчатки в ботинке, но ненамного. Не говоря уже о том, что я не буду знать, вмонтировали они туда на самом деле патрон, или так и оставили, просто мне в уши меда залили и все. В свое время Толстой, говорят, пил пиво в кабаке рядом с Ясной Поляной, принесли ему новую кружку, а туда жук упал. Ну он и говорит, дражайший, голубчик, поменяйте мне кружечку, а гарсон ему - сей момент, не извольте волноваться, Лев Николаевич! А Толстой испереживался, мол унесли кружку, сейчас вынут жука и обратно принесут, надо было оставить кружку на столе. Приносят ему новую кружку, а Толстой и спрашивает - мол, голубчик, а куда ты ту кружку с пивом дел? А тот ему и отвечает - как куда, Лев Николаевич?! Выпил-с! Вот и я сейчас думаю, что кружку на столе надо было оставить, в смысле откуда я знать буду, что в этом чертовом кроссовке вмонтировано. Вообще там может быть кукушка с часами и флажком с надписью "Старец козлина", а я об этом узнаю только когда за шнур потяну. Не, не, не, меня тут втемную играют, и я сам удивляюсь, как я на всю эту ерунду повелся, не то, чтобы я действительно хотел умереть, или все-таки хотел? А может быть Афина тоже обладает силой и вправила мне мозги, пока я с ней разговаривал? В любом случае у меня лично пока есть только вопросы, но очень мало ответов. В такой ситуации бежать кого-то убивать - не самое мудрое решение. Убить человека относительно легко, а вот исправить это уже невозможно. Так что - спасибо за рыбу и пока, Афина.

   - Значит это окончательное решение. Что же... - она пожала плечами: - насильно мил не будешь. Тогда я буду вынуждена довольствоваться тем, что есть.

   - Хорошо. Тогда ... мы пойдем наверное? - сейчас наступал еще один неловкий момент. Момент, когда ты уже отказал человеку, но надо соблюсти предписанные цивилизацией формальности и сохранить лицо при расставании - одной стороне без явно выраженного облегчения, а другой - без такого явного разочарования. Показать что мы все тут хорошие добрые и старые друзья, что будем писать и помнить и вообще все нормально, никто не собирается никому припоминать, все поют и танцуют.

   - Да, конечно. - Афина махнула рукой, выпроваживая нас. Я встал, кивнул головой Сонечке, которая тоже начала вставать.

   - Спасибо за все. - сказал я: - до свидания. - Афина никак не отреагировала и мы пошли к выходу, обходя журнальный столик и какую-то огромную вазу с цветами. Я чувствовал облегчение - потому что все прошло легко, никто не орал на меня и не требовал принести себя в жертву Великой Социальной Справедливости, не угрожал, даже не выставлял счет за спасение и прочие услуги, что-то вроде "я же спасла тебя и твою девчонку, теперь ты мне должен". Все прошло гладко и нам даже не понадобилась страховка, которую мы с Лапочкой соорудили за прошлую ночь. При мысли об этом я еще раз почувствовал укол совести. Ладно, лучше иметь оружие и не нуждаться в нем, чем нуждаться и не иметь, может быть это никогда нам и не пригодится, может быть мы все забудем о том, что пришлось сделать, а значит ничего и не изменилось. У дверей стояли двое здоровяков Афины, они смотрели в пространство перед собой, загораживая проход. Что-то внутри меня екнуло.

   - Ээ... господа? - произнес я, стараясь звучать куртуазно - без обид и на позитиве, мать его: - господа. Вы загораживаете нам проход. - здоровяки даже бровью не повели. Они же глухонемые, подумал я, чтобы не слышать Старца, они понимают только язык жестов. Интересно, как жестами показать, что мы хотим выйти, а вы, два бегемота-переростка, загораживаете нам путь?

   - Ты никуда не пойдешь. - раздался голос сзади. Афина. Я повернулся к ней и в этот момент кто-то из здоровяков схватил меня за руку. Я попытался освободить руку, но это было безнадежно - такое ощущение, что мое запястье попало в тиски. В голове мелькнула мысль о том, что люди, обделенные природой в чем-либо, становятся лучше в чем-то другом, эти вот обделенные слухом и голосом, но крайне талантливы в силовых захватах кисти. Возможно не только в них, но это придется выяснить опытным путем. Я развернулся лицом к здоровяку и повел кисть вниз и в сторону, выкручивая запястье в сторону его большого пальца, чтобы вырваться из захвата, но в этот момент его товарищ схватил меня за другую руку. Нет, конечно, в учебниках по самообороне написано что делать, если тебя схватили два амбала, каждый в два раза больше тебя, а ты ни разу ни Брюс Ли, но я думаю, что основная рекомендация книг по выживанию - это не попадать в такие ситуации. Конечно, можно попытаться дать "калгана" в голову ближайшего, наступить второму на ногу и прочие фишки из мира кино, но что-то подсказывало мне, что злить этих ребят прямо сейчас будет не самым мудрым решением. Мы еще не перешли черту непоправимого насилия и сохраняли видимость культурного взаимопонимания, но лед был тонок и он уже трещал. Что же, у меня все еще оставалось мое оружие, пусть эти ребята и глухие, но сама Афина может слышать меня, а значит - может исполнить мой приказ.

   - Прикажи им отпустить меня. - сказал я, повернув свою волю надлежащим образом. Захват усилился и меня развернули лицом к Афине, стоящей за нами. Она наклонила голову, будто бы прислушиваясь.

   - Что ты сказал? - спросила она и улыбнулась краешком губ.

   - Прикажи им отпустить меня! - приказал я громче. Внутри меня что-то замерло.

   - Извини, я не слышу тебя. - сказала Афина и отбросила волосы назад. Мой взгляд прикипел к небольшой серой запятой в ее ушной раковине. Беруши. Но как? Она же слышала что я говорю! Или это не беруши, а специальные фильтры, которые не пропускают приказы? Бред. Я почувствовал боль в плечевом суставе, дернулся, пытаясь высвободится из захвата, но тщетно, один из ее амбалов ловко заклеил мне рот скотчем. Шах и мат.

   - Я не смогу получить Его, но у меня есть ты. - сказала Афина: - что же придется довольствоваться тем, что есть. - меня повалили на пол, прижали так, что я едва мог вздохнуть, коричневый ботинок одного амбала находился в прямо перед моими глазами, так, что я мог видеть царапины на его мыске и небрежно завязанные шнурки. Его голень давила мне на шею и почувствовал прикосновение металла к запястьям и знакомые щелчки - трррччч, словно застегивали короткую застежку-молнию. Наручники. Все. Я понял, что у меня есть только один шанс. Последний шанс. То, что мы сделали прошлой ночью. Я закрыл глаза, повернул волю надлежащим образом и замычал изо всех сил.

   - Мммммм!!! - я открыл глаза. Коричневый ботинок с небрежно завязанными шнурками исчез из моего поля зрения, раздались звуки ударов и падений, что-то разбилось, кто-то захрипел. Пропала тяжесть с моей спины, я мог выгнуть шею и осмотреться. Обладатель коричневых ботинок лежал на спине недалеко от меня, у него шла кровь изо рта, а в груди торчало что-то темное. Приглядевшись, я опознал в предмете ножку стула, сломанную так, чтобы образовалось острие. Кто-то помог мне подняться и сорвал скотч со рта.

   - Китана? - спросил я, встретившись взглядом с Лапочкиными глазами. Та молча кивнула, зашла за спину и сняла с меня наручники. Я огляделся еще раз. Второй амбал лежал у дверей, у него была неестественным образом повернута шея, откинутая пола пиджака открывала вид на пустую кожаную коричневую кобуру подмышкой. Афина, свернувшись в клубочек, корчилась рядом с креслом, пытаясь вздохнуть. Лапочка-Китана отступила от меня, в ее правой руке матовым блеснул металл. Ясно. Вот мы и выяснили, что страховка работает. Я вздохнул и сказал: - Китана. Акробатический слон в аквариуме.

   Она задрожала, закрыла глаза, открыла их и с недоумение осмотрелась.

   - Лапочка? - спросил я, сомневаясь. Боясь, что химера не отдаст назад свою добычу.

   - Да. - сказала она: - что происходит? Что это? - она выронила пистолет на пол, и я поспешно подобрал его.

   - Потом объясню. - сказал я: - стой там. - я наклонился к Афине, у нее был явный болевой шок, не знаю, что уж там Китана с ней сделала, но к сознательным действиям в ближайшее время она была не способна. Я вынул беруши из ее ушей, обыскал, не нашел ничего компрометирующего и пристегнул ее к креслу теми же самыми наручниками. Осмотрел лежащих на полу здоровяков, сперва того, что со сломанной шеей, потом обладателя коричневых ботинок. Оба были мертвы. Китана знает свое дело туго. Какие-то несколько секунд и все поменялось радикальным образом. Никто не воспринимал Лапочку как бойца, или просто человека, который может причинить неприятности. И они были правы. Лапочка не смогла бы ничего. Но Китана, о Китана - это другое дело. Одна из личных убийц императора Шао Кана, лучшая из ассасинов Подземного Мира, в течении 10 000 лет оттачивающая навыки убийства любыми возможными способами. Я рухнул в кресло. Ноги отказывались меня держать. Я начал смеяться.

   - Что тут смешного? - спросила меня Лапочка.

   - Оказывается люди еще верят в сказки - ответил я невпопад.

   - В сказки?

   - Да. Например в Китану.

   - Китану? Это принцесса из Мортал Комбат?

   - Именно. Нет, даже я сказал бы так... - я прищурился, изображая добрую усмешку Кристфера Ламберта в роли Бога Грома Рейдена: - Экзакли.

   - Но причем тут... - начала спрашивать Лапочка и я вздохнул. Это было крайней мерой. У меня не было другого выхода, и потом, она сама согласилась - сказал я сам себе.

   - Вспомни все, что было прошлой ночью. - приказал я ей и она замерла от неожиданности, схватилась за голову и села на пол. Она вспомнила все.

   Мы сидели напротив друг друга.

   - Поэтому я предлагаю тебе сделать именно так. - сказала Лапочка.

   - Ты была против того, чтобы я когда-либо использовал свою силу на тебе. - напомнил я.

   - И я по-прежнему против этого - вздохнула она: - но у нас нет иных возможностей. Кроме того, в данном конкретном случае я разрешаю тебе сделать это. Это даже будет немного похоже на приключение, на шпионский роман, где внутри одного человека сидят несколько личностей.

   - По-моему я читал такое где-то. - кивнул я: - там в обычном клерке при необходимости пробуждались личности шпиона и убийцы.

   - Именно. - сказала Лапочка: - я понимаю, что никто не воспринимает меня всерьез, поэтому мы можем сыграть на этом. Я хочу быть полезной.

   - Понимаю. - сказал я. И я ее понимал. Каждый раз Лапочка играла роль трофея, кубка, вещи, которая достается победителю, мнением которой можно пренебречь. В силу особенностей характера. В силу физической слабости организма. В силу всего этого она не была личностью в этой ситуации. Как там у Виктора Цоя - ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть.

   - Знаешь, там, в подвале я уже смирилась. С тем, что меня уже не будет, причем не будет прямо сейчас. Что кто-то сможет сделать все, что хочет со мной и с тобой, а я ничего не смогу этому противопоставить. Мне надоело быть беспомощной и бесполезной. - на ее глазах выступили слезы и она мотнула головой, пытаясь скрыть их, протерла глаза рукой.

   - И если такое произойдет в следующий раз, я хочу чтобы у тебя и у меня была дополнительная возможность.

   - Хорошо. Но если мне снова заткнут рот - я не смогу отдать приказ. - напомнил я.

   - Значит, мы заранее должны вложить в меня личность, которая сможет сражаться в полную силу, невзирая ни на что. И эта личность должна просыпаться либо в зависимости от обстоятельств, либо простой командой.

   - Отлично придумано. - сказал я, думая о том, что ключ-команда должна быть короткой и такой, что может быть отдана даже с кляпом во рту. Ммм?

   - И еще. - сказал я: - перед тем как мы приступим и я подсажу тебе в мозг хладнокровную убийцу. Как мы назовем ее?

   - Китана. - ответила Лапочка, ни секунды не колеблясь: - Пусть будет Китана.

   - Мортал Комбат?

   - В детстве меня часто дразнили Соней Блейд. - сказала Лапочка: - видимо потому что я ни разу не Соня Блейд. Просто ... имя. Ее зовут Соня и меня тоже.

   - У меня ты скорее ассоциируешься с Сонечкой Мармеладовой.

   - О, спасибо, - поджала губы она: - я самая известная шлюха в истории мировой литературы.

   - Сонечка не шлюха. Она удивительно духовный человек и... ну да, проститутка.

   - Если ты проститутка, то на твой удивительный духовный мир как правило всем насрать. Ты шлюха и все тут. Может быть ты удивительно духовная шлюха, но и только. - Лапочка пожала плечами.

   - Я не согласен с тобой, но спорить сейчас не буду. - сказал я: - у нас еще много дела на сегодня.

   - Извини, но было необходимо, чтобы ты забыла этот разговор и Китану, иначе мы бы не смогли провернуть все так легко. Но сейчас важнее... - я наклонился к Афине, полулежащей в кресле и пощелкал пальцами у нее перед лицом: - Спящая красавица! Подъем!

   - Сволочь. - прошипела Афина, подняв голову: - ты далеко не уйдешь. Ты заплатишь за смерть моих людей. Ты пожалеешь...

   - Молчать! - приказал я и она тут же затихла. Я посмотрел на беруши у меня в руках. Это были не простые куски резины и поролона, они были похожи на наушники, анатомически точные куски поролона с электронной начинкой. Сложные изделия. Но сейчас у меня не было времени исследовать наушники или экспериментировать с способом их воздействия. Нужно было узнать, что тут происходит, какие действия надо предпринять, кто за всем этим стоит и какого черта вообще тут делаю я.

   - Ты должна отвечать на все мои вопросы искренне и правдиво, без попыток скрыть или соврать, понятно?

   - Да. - ответила Афина. Ее глаза подернулись дымкой.

   - Кто ты такая на самом деле? - спросил я.

   - Валерия Рост, старший оперативник Ордена в регионе, личный номер вэ дэ сто тридцать семь дробь восемнадцать. - ответила она. Я посмотрел на нее и понял, что такой ответ вызывает больше вопросов, чем что-то поясняет.

   - Что за Орден?

   - Орден Великой Инквизиции. - ответила она и я непроизвольно нахмурился. Инквизиция? При этом слове в голове возникали пыточные камеры и костры, на которых сжигали ведьм в Темные Времена. Сами инквизиторы в моем воображении почему-то были одеты в белые одеяния и колпаки Ку-Клус-Клана. Нет, конечно же инквизиция не носила такие колпаки, скорее они были одеты в одеяния священнослужителей или обычную одежду, но подсознание упорно подсовывало мне именно этот образ.

   - Какие цели и задачи у вашего Ордена? - спросил я. У каждого формального образования есть свой устав, кодекс или свод законов, своя идеология, доступная каждому из членов. Конечно, эта идеология может сильно отличаться на разных ступенях посвящения, но даже так, можно узнать многое просто по идеологии. Кто вы? Чего вы хотите? Как вы этого добиваетесь?

   - Искоренить угрозы человечеству, привести человечество к процветанию и благополучию. - ответила Афина-Валерия, старший оперативник Ордена в регионе. Я кивнул. Стандартные цели для тайного общества на низах - спасаем мир и ведем за собой в райские двери, где текут молочные реки в кисельных берегах, прыгают единороги по радуге и обнаженная девственница со слитком золота в руках может пересечь страну оставшись девственницей со слитком золота. Правда путь к райским вратам скорее всего пролегает через кровь, вываленные кишки, выбитые мозги и прочие неаппетитные вещи, но все же ради благой цели, верно? Благими намерениями...

   - Какие именно угрозы вы устраняете? Искореняете? - спросил я. У меня уже были определенные подозрения, исходя из определения, которое этот Орден дал себе и его декларируемых целей. Инквизиция - значит очищение огнем и мечом, в этом слове нет мирного решения проблемы, это означает бескомпромиссная борьба с еретиками, схизматиками, язычниками, колдунами и ведьмами. И я легко могу предположить как именно мое существование и существование Старца укладываются в эту черно-белую схему "Выжечь скверну и нечестивца!". Во имя Света и Добра, разумеется.

   - Все угрозы. - прошипела Афина-Валерия: - Сестрица Моргана в Юго-Восточной Азии, Богоделы в Северной Америке, ползучая ересь в Африке, Иные в Самарканде, Кали и асуры в Пакистане... - она продолжала перечислять имена и места, а у меня опять возникло чувство нереальности окружающего мира. Я не верю в теории заговора и наличие Тайного Мира, скрытого от простых обывателей, мира, который так любят Голливудские сценаристы, с вампирами, волшебниками и сверх-людьми, о тайной борьбе Добра с большой буквы и Зла с не менее большой буквы, о неминуемом Конце Света и прочих события с Большой Буквы. Не верил. Но если вдуматься, если допустить что такие люди как Старец существуют, а они существуют, лично я сам знаю, как минимум двоих - то возможно что угодно. Как говорится, вы можете выпустить червей из банки, но тогда, чтобы собрать их обратно, вам потребуется банка большего размера. Впрочем, самое главное, даже в сумасшедшем мире не потерять головы. Выяснить правила и границы, способы и пределы, иначе можно сгинуть в этих вероятностях и даже не понять, что произошло только что.

   - Являюсь ли я такой угрозой для Ордена, которую надо искоренить? - спросил я и тут же понял, что неправильно построил предложение, в стиле мастера Йоду, но переспрашивать было поздно и неудобно, хотя какое удобство для Афины сейчас, она слушалась меня, даже если я скажу ей танцевать на столе голой под гимн Андорры с селедкой в каждом ухе - она послушается. Поэтому к черту перфекционизм, всплывающий в самое неподходящее время, послушаем что она скажет.

   - Ты и такие как ты являются непосредственными носителями прямой и явной угрозы человечеству в целом и Ордену в частности. - ответила Афина. Прямая и явная угроза, да? Учитывая возможности Старца это звучит логично, он может захватить мир, щелкнув пальцами, хорошо, что ему это не нужно, он попросту прожигает жизнь, окруженный своими фейдакинами, утопая в роскоши и комфорте. Собственно, почему я решил, что ему это не нужно? А что, если ему это нужно, но по каким-то внешним причинам он не может этого сделать? Ну, то есть все хотят контролировать как можно больше пространства, ведь верно? Хотя бы для безопасности - если ты владеешь миром, то ты можешь искоренить угрозы, или нет? На мгновение я представил мир, захваченный Старцем, огромные плакаты с его лицом и надписью "OBEY", легионы штурмовиков в черной форме с ярко-красными повязками на руках, высокую трибуну с которой Старец кричит милитаристические лозунги и помотал головой. Нет. Позиция Властелина Мира сама по себенаоборот подвергает тебя опасности, для успешного захвата всего и всех тебе пришлось бы держать под постоянным контролем абсолютно все население земли, не думаю, что сила Старца способна на такое, а даже если способна, то не думаю, что Старец решился бы на такое. Это и будет тотальным одиночеством. Все, абсолютно все люди в мире под твоим контролем. Каковы пределы его силы? Каковы пределы моей силы? Я посмотрел на Афину. Может быть она знает, в конце концов она член какого-то там Ордена, который выжигает ересь каленым железом, а каждый знает, что для победы нужно знать своего врага, беруши - наглядное тому доказательство. Она знает, как действует моя сила и знает как ей противодействовать. Эти сведения сейчас для меня на вес золота, ведь у меня нет тетради Смерти с написанными на обложке правилами, мне приходится действовать наощупь, вслепую, экспериментировать, импровизировать.

   - Сколько у тебя в подчинении людей? - спросила Лапочка, немного оправившаяся после воспоминаний о прошлой ночи и принцессе Подземного Царства. Афина не ответила ей, даже не повернула голову на звук, продолжая смотреть на меня ненавидящим взглядом. Да, я же приказал ей отвечать только на мои вопросы.

   - Отвечай ей. - я снова повернул волю, приказывая.

   - Нисколько. Ноль. Зеро.

   - Но ты же старший оперативник, почему у тебя нет подчиненных?

   - С момента как ересь запятнала меня, все люди Ордена в регионе получили сообщение о прекращении моих полномочий до момента полного очищения от скверны. - ответила Афина и волосы у меня на затылке поднялись дыбом.

   - Как они узнали, что ты под контролем? - спросил я.

   - Наушники. - она кивнула на беруши, которые я все еще держал в руках: - они блокируют все звуки, но отсылают их на станцию приема, где оператор в контрольной комнате слушает и наговаривает текст уже своим голосом, сводя возможность перехвата контроля пользователя к минимуму. Как только ты снял с меня наушники, оператор в контрольной послал сигнал тревоги.

   - Блядь. - сказал я. Мы тут сидим и лясы точим, а какой-то Орден Инквизиции в курсе происходящего, прямо сейчас сюда мчаться бронированные фургоны, внутри которых сидят хмурые инквизиторы с автоматическим оружием и в бронежилетах с алыми крестами. Наверное.

   - Надо валить отсюда. - сказал я. Лапочка приблизилась ко мне, взяла мою руку в свою и пока я гадал, что происходит и насколько это неуместно, ее хрупкие холодные пальцы вынули наушники Афины у меня из руки. Она сделала несколько шагов, открыла окно, впустив холодный утренний воздух, размахнулась и выбросила их наружу.

   - Вот теперь - пора валить. - сказала она.

   Глава 21.

   Уровень сервиса в поезде напрямую зависит от стоимости билетов, так в плацкарте тебе просто швырнут на полку целлофановый пакет с сменой белья и полотенцем, в купейном в данное действие включен дежурный вопрос "чего-нибудь еще желаете?", в а люксе и спальном вагоне вас одарит своей ослепительной улыбкой проводница, от которой в плацкарте можно добиться только хмурого взгляда исподлобья.

   - И почему мы едем в поезде? - проворчала Женька, проводив взглядом жизнерадостную проводницу, которая только что скрылась за дверью.

   - Потому что с поезда можно по крайней мере выпрыгнуть на ходу. - ответил я, садясь на спальную полку возле Афины.

   - И потому что поезда не падают с двадцати километров. - добавила Лапочка: - я лично обожаю самолеты, но сейчас не время привередничать. Потом мы купили билеты в люкс.

   - Все равно мне это не нравится. - сказала Женька: - пусть даже временно. Тем более что непонятно насколько временно. У меня между прочим личная жизнь есть и работа.

   - Нет у тебя работы. - отмахнулась Лапочка: - ты у нас дизайнер свободной жизни и иждивенец.

   - Я между прочим обещала Славочке что снимусь у него в клипе и у меня еще позирование для Павла, а это работа.

   - Работа, это когда тебе за это деньги платят. - ответила Лапочка.

   - Ну уж извините, что я не трахаюсь на камеру за деньги, как некоторые! - вспылила Женька. Лапочка только открыла рот, чтобы уязвить чем-нибудь ядовитым в ответ, но я поднял руку.

   - Так! Брейк! Хватит вам. Никто в этой ситуации не виноват, кроме меня. И Старца. И этого блядского Ордена. Вы тут обе в позиции жертвы и я постараюсь сделать все возможное, чтобы это исправить. Если это возможно.

   - Ты уж постарайся. - сказала Женька, заметно остывая: - я вовсе не планирую остаток жизни скрываться в подполье, печатая "Искру" и напевая "Вихри враждебные...", я вообще пацифист.

   - Пацифист она... - пробурчала Лапочка: - да если бы не мы тебя бы сейчас уже в пыточную Ордена тащили под белые рученьки, там бы тебе дали просраться, а ты на меня кидаешься... нет бы спасибо сказать.

   - За что спасибо?! За то, что я теперь вынуждена ехать черте куда без планов на будущее и совершенно без денег?! За то, что я путешествую в обществе этой... ебанутой древнегреческой богини?! - она кивнула на Афину.

   - Деньги у нас есть. - заметил я. И действительно, на верхней полке лежал рюкзак с сумкой, оставшейся от Старца, с упругими пачками пятитысячных купюр. Деньги и документы - это то, что нужно любому беглецу. Документы я забрал на вокзале, у случайных прохожих, в качестве компенсации всунул каждому несколько купюр. Да, спорное решение с точки зрения этики, но покупать билеты на свои паспорта, на свои реальные имена, да проще сразу уж себя запаковать в наручники и позвонить в Орден, чтобы прислали взвод паладинов. И сожгли на костре, как явную и прямую угрозу человечеству, да.

   - И она уже не Афина. - флегматично продолжила Лапочка: - она теперь Изаура. Что символично отражает ее положение в нашем обществе.

   - Не было времени придумывать что-то сложное. - сказал я: - поэтому - Изаура. Конструкт абсолютного подчинения. Не сказал бы, что я чувствую себя комфортно в этой связи, но отчаянные времена - отчаянные меры. Нам нужен источник информации об Ордене и нашем положении, поэтому мы вынуждены взять ее с собой, предварительно изменив личность.

   - Изаура. Ты старый извращенец... - сказала Женька, немного расслабившись: - она и в самом деле?

   - Попробуй. - пожала плечами Лапочка: - я уже пробовала.

   - Хорошо. - Женька повернулась к Афине-Изауре и скомандовала: - Встать! - та послушно встала. Женька осмотрела ее с ног до головы.

   - Сделай ушки на голове. Руками. А теперь танцуй. - Афина-Изаура принялась энергично исполнять какие-то замысловатые движения, в ее глазах светился энтузиазм и желание угодить.

   - Хватит. - сказал я, останавливая это: - хватит. Изаура - садись.

   - Чего это она садись? - спросила Женька требовательным голосом: - эта падла угрожала моей подружке и тебе, она устроила тут черте-что и я собираюсь устроить ей взамен.

   - Она нужна нам в качестве источника информации и ...

   - Ничего с ней не сделается, не собираюсь я ее убивать, а вот покалечить немного - это я с радостью, пусть неповадно будет. - сказала Женька, сузив глаза: - я, знаешь ли, не из джайнистов, я считаю что паразитов надо уничтожать и наказывать. Пусть знает, как связываться с нами.

   - А ты у нас оказывается садистка. - заметила Лапочка: - кто бы мог подумать.

   - Ой, да ладно, будто ты об этом не думала. - сказала Женька: - вот ты сидела в этом подвале голая, привязанная к стулу, я думаю, что как минимум...

   - Кстати, о подвале... - Лапочка повернулась к Афине-Изауре и спросила: - этот чертов подвал - это ты устроила?

   - Да! - радостно ответила та: - это было частью операции по обеспечению лояльности объекта!

   - Какого еще объекта? - нахмурился я.

   - Вас, Хозяин! Вы должны были инициировать подрыв бомбы в непосредственной близости от объекта Пурпурный Человек!

   - Хорошо. У тебя это не получилось, что ты хотела сделать с нами?

   - Стандартная процедура устранения угроз класса "А". Уничтожение объекта путем сжигания в муфельной печи, либо растворения в кислоте. При возможности с предварительным допросом крайней степени.

   - Вот ни хера себе. - сказала Женька: - эта падла собиралась вас сжечь в печи. Я ей, сука, устрою, Варфоломеевскую ночь и утро стрелецкой казни...

   - Ой, да сядь ты уже, успокойся... - поморщилась Лапочка: - все уже, остынь.

   - Давайте сперва выясним, что именно она знает, а потом будем строить планы мести. По крайней мере, это было бы логично.

   - Хорошо. - неожиданно покладисто согласилась Женька: - но если эта падла будет запираться, я ей лично на жопе нарисую британский крест. Прибором по выжиганию.

   - Ты взяла с собой прибор для выжигания? - заинтересовалась Лапочка.

   - Нет. - буркнула Женька: - это я блефую.

   - А. Я то уж подумал... - сказал я, представляя себе Женькин "тревожный чемоданчик". Она примчалась на вокзал с огромным баулом, хотя времени на сборы практически не было.

   - Ладно. - сказал я, повернувшись к Афине-Изауре: - настало время опросить нашу ... гостью. Итак - Орден. Инквизиция. Расскажи-ка мне о нем...

   И Афина начала рассказывать, преданно смотря на меня мокрыми от энтузиазма глазами и немного поёрзывая на месте от нетерпения. Орден, оказывается, существует с незапамятных времен, едва ли не с момента как первая обезьяна взяла в руки камень и решила ухайдакать им другую обезьяну, хотя тут я наверное загнул. Впрочем, как только среди наших предков появилась обезьяна с мистическими и сверхъестественными способностями - сразу же появился Орден и сжег ее на костре. Вот так вот. Потому что люди при всей своей увлеченности и восхищением сверхъестественным, запредельным и невероятным - очень расстраиваются, сталкиваясь с такими проявлениями в быту. Вот, взять например "Охотников за привидениями" - они же сразу "Охотники", даже более того, "Ghostbusters", бастерс - это не охота, это что-то вроде ликвидации путем взрывания нахрен. Никакие не "Переговорщики с привидениями", "Охрана общественного порядка привидений", нет. Никто не собирается вести переговоров со сраными привидениями, никто не собирается разбирать их вину в происходящем, у них нет никаких прав, хотя, если вдуматься, то привидения были когда-то людьми, нет? Тем не менее их жарят бластерами, загоняют в энергетические ловушки и без суда и следствия запирают в подвале своего особняка. И это еще легкий развлекательный голливудский фильм. Поэтому, едва появились люди, отличающиеся от других людей способностями, как в случае Старца и меня - "силой", сразу же появились люди, которые пожелали стереть этих людей с лица земли. Действие равно противодействию. В качестве аргументов для обоснования были указаны конечно же процветание и благополучие человечества. Тут Женька нахмурилась еще больше (а она уже была нахмурена с самого начала, поэтому ее брови едва не свились в узел) и спросила а чем Ордену мешает существование других людей, не таких как все? Почему обязательно надо их сжигать в муфельной печи, может сперва можно было поговорить с ними и договорится о совместном существовании? Я заметил, что для того, чтобы сжигать людей в муфельных печах вовсе не надо искать какие-то основания, достаточно какого-то признака, отличающего их от вас. Например, что они евреи. Или коммунисты. Или обладают способностями. Люди - сраные параноики, достаточно вспомнить Рудольфа "Странника" Сикорски, шеф КомКон-2 не стал дожидаться инициации "детонатора", хотя они сами себя накрутили, сами назвали эти непонятные штуковины "детонаторами", сами испугались и в конце концов не смогли преодолеть свой страх, закончив дело пулей в голову Льву Абалкину. Ведь это непонятно. А все непонятное - вызывает страх.

   - Это я могу понять. - кивнула Женька: - если непонятно, то страшно.

   - Вот именно. Пуля в голову - это не страшно, особенно если голова не твоя. Подумаешь убил одного, другого, третьего. А вот непонятность - это отсутствие контроля с твоей стороны, поэтому нужно остановить это любой ценой. Как там говорил Экселенц - "Нам разрешается прослыть невеждами, мистиками, суеверными дураками. Нам одного не простят: если мы недооценили опасность. И если в нашем доме вдруг завоняло серой, мы просто не имеем права пускаться в рассуждения о молекулярных флуктуациях - мы обязаны предположить, что где-то рядом объявился чёрт с рогами, и принять соответствующие меры, вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах." Обрати внимания, Женечка, никто не собирается договариваться с чертом, изначально планируется производить оружие против него.

   - Если у тебя есть оружие, то он выстрелит. Нет, как там Станиславский говорил - насчет ружья? - сказала Лапочка. Она удобно устроилась на своей полке и, пока мы разговаривали, начала распаковывать обтянутый пищевой пленкой бенто, купленный ей на привокзальной площади. Поймав наши взгляды, повела плечом.

   - Что? Я кушать хочу. Я с утра ничего не ела.

   - Не, ничего, ешь. Но ты права, если в первом акте на стене висит ружье, то оно должно выстрелить. - сказал я.

   - Нельзя ставить на сцене ружье, если никто не имеет в виду выстрелить из него. - сказала Женька: - так звучит в оригинале. И это не Станиславский, неучи. Это письмо Чехова к литератору какому-то, с грузинской фамилией. А смысл в том, что на сцене не должно быть лишнего, отвлекающего зрителя от существа пьесы. Это я на курсах актерского мастерства проходила.

   - Вот. - Лапочка взмахнула пальцем: - Я к тому, что ружье есть всегда. В первую очередь человечество озаботилось созданием ружья. В результате обе стороны стреляют друг в друга.

   - Это печально. - кивнула Женька: - это как в "Тысяча и одной ночи".

   - А? Ты хочешь сказать что мы тут как Шахерезада - сказки рассказываем, иначе нам голову отрубят? - уточнила Лапочка с набитым ртом, окончательно распаковав свой бенто и откусив кусок ролла с лососем.

   - Не, не, не. - замотала головой Женька: - есть взрослые сказки, то есть редакция этих сказок для взрослых, там все очень сексуально, у меня есть дома коллекция книг, мне профессор какой-то из Российской Академии Наук подарил, даже надпись сделал. Он такой обаятельный и так много знает, у него абсолютно седые усы и волосы, но брови при этом черные, представляешь?

   - Да, нам сейчас очень важно узнать про брови этого твоего профессора. - кивнул я с серьезным видом. Лапочка поперхнулась роллом и закашлялась. Женька похлопала ее по спине. Лапочка отпила воды из пластиковой бутылочки с надписью "Курортные Ключи. Минеральная вода" и подняла слезящиеся глаза.

   - Держу пари, что она с ним трахнулась. - сказала она.

   - Я с ним не трахалась! Он просто знакомый! - вспылила Женька: - вечно ты про меня гадости говоришь!

   - Это если считать, что сексуальные контакты - это плохо, тогда она гадости говорит. - задумчиво произнес я, внимательно изучая Афину-Изауру. Мои мысли были где-то далеко, я пытался представить себе внутреннюю структуру Ордена, принципы его существования, варианты реакции на наши действия. Получалось плохо. Из того, что уже удалось выяснить, понятно, что это огромная организация с колоссальным влиянием и ресурсами. Враждовать даже с небольшими организациями довольно проблематично, профсоюзы и местные мафии тому пример, но враждовать с такого рода гигантом... единственно что пока приходит мне в голову, это свалить куда-нибудь далеко, на какие-нибудь чертовы острова и не отсвечивать. Но сколько это может продолжаться? Неужели мы будем прятаться всю жизнь?

   - Я лично не считаю, что сексуальные контакты это плохо. Секс вообще придумали умные люди. - заявила Лапочка.

   - Боюсь тебя огорчать, но секс был придуман не людьми. Я бы сказал, что мы тут скорее пользователи. - заметил я.

   - Все равно у меня с ним ничего не было. - сказала Женька: - от него такой запах, словно нафталином пропах, брр...

   - Да и ладно. - согласилась Лапочка: - не было и не было. Это нам не интересно, если не было. Ты рассказывай там, где было.

   - Так я и рассказываю. Про Шахерезаду, то есть про книгу эту. Там одна история была, один парень был жутко влюблен в танцовщицу, а она ему отказывала, она любила другую девушку, а эта девушка была влюблена в этого парня. Такая, восточная история. В конце концов парень этот отравился от большой любви к танцовщице, узнав об этом повесилась девушка, которая была в него влюблена, а танцовщица, влюбленная в девушку утопилась.

   - Хэппи-энд. - кивнула Лапочка: - все умерли.

   - Мораль! - подняла палец Женька: - мораль сей истории такова, что если бы танцовщица знала о заморочке, она бы не отказывала парню, а просто попросила бы его пригласить еще и ту девушку. И они бы жили счастливо.

   - И трахались втроем. - зажмурилась от удовольствия Лапочка.

   - И трахались втроём. - подтвердила Женька: - а по-моему это лучше чем они все померли. Это же так глупо. Достаточно было поговорить.

   - Знаешь, чем хороший переговорщик отличается от плохого? - спросил я, Женька посмотрела на меня и убрала мою руку ото рта.

   - Ты опять кусаешь ноготь на левой руке. На большом пальце. - сказала она: - дурная привычка.

   - Извини. Когда я задумываюсь... но неважно. Так вот, хороший специалист по переговорам задает в четыре раза больше вопросов. Если бы твоя танцовщица задавала больше вопросов - она бы выжила. Что приводит нас к нашей ситуации. - я повернулся к Афине-Изауре, все это время сидевшей рядом и продолжавшей преданно есть меня глазами. Эта искренняя преданность почему-то была мне противна, я даже не понимал почему, хотелось просто убрать ее с глаз долой, но такой роскоши сейчас я не мог себе позволить. Мне нужна информация. Женька права, информация это жизнь, хотя сильно сомневаюсь, что мы сможем договориться с Орденом, в конце концов это не "Тысяча одна ночь", легкий охмуреж под сладкий лепет мандолины здесь не пройдет, столько лет вражды, столько крови между сторонами, здесь речь скорее идет о сдаче в плен на почетных условиях, с сохранением офицерских регалий и кортика - чтобы зарезаться где-нибудь в бараке. Что же, продолжим наши игры, как говаривал редактор юмористического журнала, открывая совещание и строго глядя на своих сотрудников.

   - Кто возглавляет Орден? - спросил я: - какова структура управления? - не успела Афина-Изаура открыть рот, как в дверь постучали и я сделал знак ей помолчать - неосознанно, успел подумать что она наверное проигнорирует невербальную команду, что отдавать приказ надо вслух, но она кивнула и промолчала, пока Женька встала и открыла дверь в купе.

   - Здравствуйте! - снова пахнуло добродушием и гостеприимством вагона-люкс, в дверном проеме возникла проводница с ослепительной улыбкой: - вы уж извините, порядок такой, разрешите проверить ваши билеты и паспорта.

   - Конечно. - я взял билеты, лежащие на столе и отдал их проводнице: - С документами все в порядке. - отдал приказ, повернув волю. С каждым разом это получалось у меня все легче и легче, было такое ощущение, словно бы я научился кататься на велосипеде, скользить на лыжах или плавать - что-то, что выучив раз ты уже не забудешь никогда. Просто смотришь человеку в глаза, немножко поддавливаешь своей волей, толкаешь сюда, немного вбок, обходя защиту, и отдаешь приказ. Все. Проводница кивнула головой, даже не взглянув на билеты, отдала их обратно и пожелала приятного пути, объяснила что через два вагона к концу состава есть вагон-ресторан, что в продаже у нее есть различные снэки и напитки и что мы можем обращаться по любым вопросам. Дверь за ней закрылась и мы снова остались вчетвером.

   - А кормить ее надо? - спросила Лапочка, уставившись на Афину-Изауру. Я пожал плечами.

   - В смысле - она скажет, что хочет есть, пить, или в туалет сходить? А то от ее вида мне не по себе становится... сидит и пыриться на нас.

   - Она глеганни. - сказала Женька: - точно, глеганни.

   - Когда ты начнешь выражаться понятными людям словами, люди к тебе непременно потянуться. - сказала Лапочка: - или это на французском?

   - Это я книгу такую читала... - Женька подняла глаза к потолку и задумчиво пробормотала: - что-то про глегов... там люди, которые заражались этими самыми глегами становились такими. Им не скажешь поесть - не поедят, помрут с голоду. Своей воли нет, делают, что им скажешь. Ужасная книга такая.

   - Она не глеганни. Просто я ей приказал быть такой - для безопасности. Кто его знает, что она может отколоть, если вернуть ей ее волю и личность. - сказал я.

   - Она разорвет нас на части и кишки развешает по всему вагону. - кивнула Лапочка: - как в арт-хаусном кино, помнишь, ты в нем снималась, Жень?

   - Очень смешно. - сказала Женька: - очень смешно. Она в конце концов лопнуть может. Ну в смысле мочевой пузырь у нее... когда она в последний раз в туалет ходила? - все повернулись к Афине. Та молча поедала нас глазами.

   - Ты когда в туалет ходила? - спросила у нее Лапочка, растягивая слога так, словно говорит с умственно отсталым ребенком.

   - Погоди, - перебил ее я: - лучше сделаем вот так ...

   - В семь часов двадцать пять минут. - ответила Афина.

   - Ну вот эта информация мне точно ни к чему. - сказала Женька.

   - Так. Слушай сюда и запоминай. В случае, если у тебя возникает физиологическая потребность - в еде, питье или туалете там - ты должна сказать об этом нам, ясно?

   - Да. Мне нужна еда, вода и туалет.

   - Прямо сейчас?

   - Да.

   - Черт. Женька, сходишь с ней?

   - Вот еще. Я ее боюсь.

   - Лапочка? Я и сам могу, но я стараюсь соблюдать рамки приличия, да и проводница может чего заподозрить.

   - Единственно чего она может заподозрить, что ты ее пялишь в туалете. - сказала Лапочка, вставая: - но я схожу, заодно и сама носик припудрю. На всякий случай - как Китану вызывать?

   - А тебе не надо. Я там настроил, что как ты в обморок падаешь, или опасность для жизни - так она и появляется. - сказал я: - правда, ловко?

   - На мой взгляд это скорее жутко. - сказала Женька, когда за Афиной и Лапочкой закрылась дверь: - еще одна личность внутри твоего тела.

   - Я думал об этом. Сперва мне тоже так казалось. Но потом я вспомнил Майлза Форкосигана и его двойника, знаешь, как в "Двойной звезде" Роберта Хайнлайна... и понял, что иногда тебе нужна помощь изнутри. Имя мне легион и все такое. Другое дело, что ты фактически не управляешь своим телом и не принимаешь решения в этот момент, но иногда это даже лучше. Хотя и несправедливо по отношению к другому твоему "я".

   - Несправедливо? О чем ты говоришь?

   - Ну вот смотри - ты создаешь дополнительную личность внутри себя. И ты создаешь личность для кризисных и тяжелых ситуаций - например, если тебя поймали в плен, пытают, или лайнер потерпел крушение, или маньяк, как в "Пиле" запер тебя в своей квестовой комнате. Поэтому в тяжелых ситуациях ты попросту выключаешься, даешь так сказать порулить альтернативной личности, хладнокровной, жесткой, волевой и прочее. Ну так вот, ты же не будешь призывать эту личность на праздники, каникулы и всяческие веселухи? Нет, ты будешь призывать ее только в моменты кризиса и так получается, что твоя альтернативная личность будет жить только в тяжелые минуты твоей жизни.

   - Некоторым так даже нравится. - сказала Женька: - некоторые вовсе адреналиновые наркоманы, знаю я таких. И, кроме того, эта твоя альтернативная личность - вовсе не личность. Ее не было изначально, никто не рожал не воспитывал ее, она не получала образование, у нее не было жизни! Она - это искусственный конструкт на основе воспоминаний и воображения твоей личности. Следовательно - часть тебя. Психологию читать надо, ничего не может получиться из пустоты. Альтернативная личность образуется на фундаменте основной личности, то есть просто часть тебя. Может в ней усилены какие то отдельные моменты, но в целом она может быть создана только на основе личности. Уже имеющейся.

   - Погоди. - сказал я: - но я лично видел, как Китана расправилась с двумя здоровенными мужиками в мгновение ока. И это было впечатляюще, не думаю, что у меня бы получилось так, даже если бы они не ожидали нападения, у одного мужика шея была сломана, ты знаешь какое усилие надо приложить к голове, чтобы сломать шею? Все эти фильмы, где главные герои ломают шеи налево и направо - полная чушь, сломать позвоночник очень трудно, плюс шейные мышцы, связки, сухожилия... на самом деле свернуть голову набок с переломом позвонка и отрывом спинного мозга - это очень трудная задача. Ты попробуй свернуть шею барану, даже с упором в рога, а у человека нет рогов, у него рычаг еще меньше.

   - И что? По-твоему это невозможно?

   - С учетом разницы в весе, тренированности этих амбалов и Лапочкиной абсолютной неподготовленности - возможно только в том случае, если он бы лег, подвернув голову под себя, а она прыгала бы на нем... хотя и так вряд ли. Поэтому мне кажется, что Китана - совершенно новая личность. Как и почему - непонятно, я, блин, тоже материалист, но мне все трудней оставаться таковым в этом сумасшедшем мире.

   - Мне кажется ты преувеличиваешь. - сказала Женька: - ты же сам говорил, что главное это вера. Это как эффект плацебо. Лапочка просто представила, что она Китана, что она умеет сворачивать шеи голыми руками и сила ее веры оказалась настолько велика. Как например, все эти многочисленные случаи, когда люди в состоянии аффекта совершали чудеса физической силы и выносливости, помнишь, летчик в полном зимнем обмундировании, в этих меховых унтах и куртке запрыгнул на крыло самолета, на два метра - едва увидел что за ним стоит белый медведь. Или мать ребенка подняла машину, которая наехала на ее сына? Или жена фермера вытащила всю мебель из горящего дома, включая пианино, или рояль, но что-то тяжелое. Вот и ... - на этих словах дверь в купе открылась и вошла Афина-Изаура, вслед за ней последовала Лапочка. Что-то в ее движениях было неправильно, я не успел понять что, она уже успела толкнуть Афину на полку, так, что та села, и сама устроилась напротив. Сев, Афина не стала двигаться, руки у нее были за спиной. Я наклонился и посмотрел ей за спину. Так и есть, руки были связаны куском проволоки.

   - Что это? - спросила Женька, поняв по моим глазам, что что-то тут неладно.

   - Ты зачем ей руки связала? - спросил я Лапочку, она повернула ко мне голову и в ее движении мне почудилась некая грация, так большая хищная кошка поворачивает голову, чтобы оценить добычу и расстояние до нее, потому что расстояние - это единственное, что может спасти тебя от немедленной смерти. Ее глаза встретились с моими и я понял что это не Лапочка.

   - Китана! - выдохнул я. Она улыбнулась краешком рта, едва-едва подняла уголки губ, это была даже не улыбка, а намек на нее, тень улыбки. И Лапочка никогда бы не сумела улыбнуться так. Уверено. Спокойная сила и точная оценка ситуации - вот что стояло за этим простым действием.

   - Акробатический слон в аквариуме! - выкрикнул я и Китана тотчас исчезла. Снова появилась Лапочка, недоуменно оглядывающаяся по сторонам.

   - Что произошло? - спросила она.

   - Китана сработала. - объяснил я: - наверное почувствовала опасность. Ты ничего не помнишь?

   - Помню, как мы с Афиной зашли в туалет и все. - сказала Лапочка, нахмурившись.

   - Ясно. Афина! Тьфу ты, Изаура! - та подняла голову: - что случилось в туалете?

   - Я сходила в туалет по малой нужде. Она ударила меня по голове и связала. Потом мы пришли сюда. - спокойно ответила Афина-Изаура.

   - Встань. Повернись спиной. - она послушалась и я попытался развязать ей руки. Выходило не очень, проволока была намотана со знанием дела, кожа кистей начала синеть.

   - Дать пассатижи? - спросила Женька из-за спины.

   - Что? Откуда у тебя? А, неважно, давай их сюда. - сказал я и Женька протянула мне походный мультитул leatherman.

   - Я броши мастерю из разных материалов, сейчас хорошо жучки и бабочки стали получатся из проволоки. - пояснила она: - вот и таскаю с собой везде.

   - Честно говоря от тебя не ожидал. - я перекусил мультитулом проволоку и освободил руки Афины: - разотри - приказал ей, а то с нее станется сидеть как пень. Афина принялась растирать руки, а я вернул инструмент Женьке.

   - А что за слон в аквариуме? У тебя такое серьезное лицо при этом было... - спросила Женька, убирая мультитул в свою сумочку.

   - А, это кодовое слово, чтобы вернуть обратно Лапочку и убрать Китану. - сказал я: - нужно было придумать словосочетание, но такое, чтобы не сказать его случайно, что-то вроде пароля. Ну и запоминалось чтобы хорошо.

   - То есть этот дурацкий слон это единственное что возвращает Лапочку обратно?

   - Не думаю. Полагаю, что я могу просто приказать, но именно данная фраза может вернуть ее назад даже если ты скажешь это.

   - Клево. Я запомню, на тот случай, если нам будет ее не хватать.

   - Я вообще-то тут сижу. - сказала Лапочка.

   - Не, прямо сейчас нам тебя хватает. Кстати, а ты заметил, что у Китаны даже разрез глаз другой? Я сперва не поняла, а потом присмотрелась... и двигается она по-другому.

   - Ну а что ты хотела, лучшая личная убийца императора. - сказал я: - было бы странно, если бы она была такая же неуклюжая как Лапочка

   - Я не неуклюжая.

   - Еще как неуклюжая. Ты и спортом то в жизни не занималась и танцевать толком не умеешь. А пока банку консервов откроешь - порежешься и умрешь от потери крови раз пять наверное. - сказала Женька: - но ты не переживай, ты просто прекрасно трахаешься. Я вот считаю, что у тебя такое прекрасное тело именно поэтому. Вот другие потеют в спортзалах и на диетах, а ты я вот в жизни не видела, чтобы на беговой дорожке или тренажерах.

   - Да, думаю, эти нагрузки на все тело. - закивал с умным видом я: - так сказать естественные нагрузки для человеческого организма с незапамятных времен. Если не брать во внимание остальные мероприятия, ну там, веселые старты от крокодилов и ягуаров, гонки за оленями в поисках пожрать и упражнения на подъем тяжестей с последующим разбиванием головы ближнего этими самыми тяжестями. Просто для нас из всего перечисленного осталось только поднятие ручки для подписания контракта и собственно секс.

   - Вот вечно ты все к низменному сводишь. - сказала Женька: - ты примитивист, тебе надо все упростить, свести к точке и потом признать эту точку несущественной. По-твоему, все сводится к пирамиде Маслоу, по-твоему, все, что человеку надо - это пожрать, поспать и трахнуться.

   - Не обязательно в этом порядке, но в целом - да. - кивнул я головой: - это законы природы, против которых не попрешь.

   - Да ну тебя и твои законы природы. - Женька помахала рукой в воздухе, отгоняя от себя научную ересь: - человек это звучит гордо, и сама жизнь опровергает твои глупости. Только животные живут так как ты описываешь и то у Толстого была коротенька повесть о Льве, который так любил собачку, что умер, отказываясь от еды.

   - Да, помню, мы в школе проходили. Льва было жалко. - вставила Лапочка, подняв глаза вверх и приставив указательный палец к подбородку.

   - Вот с точки зрения выживания и пирамиды Маслоу этого не объяснишь. С точки зрения этого Маслоу лев вообще должен был сожрать собачку, а не горевать по ней.

   - И собачку было жалко. - заметила Лапочка: - но льва все-таки больше жалко. Он такой ... большой.

   - Это вообще вымысел. Про льва и собачку. Наверное. - сказал я. Вышло неубедительно и я это знал. Женька только прищурилась и наклонила голову, показывая, что она все понимает и даже не будет тратить слова.

   Глава 22

   Снаружи храм был огромен и подавляющ, к багровым воротам, потрескавшимся от времени вели многочисленные каменные ступени, их количество равнялось какому-то сакральному числу, не то ста восьми, не то семидыжды семьдесят - никто так и не посчитал, но это было длинная лестница, а сами ступени были довольно высокими, так, что взбираясь вверх приходилось поднимать колени едва ли не под прямым углом. Это было довольно утомительно и Лапочка, конечно же, сразу выдохлась и нам пришлось ждать пока она отдышится и попьет водички, усевшись на ступеньки и вытирая пот со лба. Но все когда-нибудь кончается и вот наша пестрая компания стояла у ворот храм.

   - Здравствуйте. Мы пришли с миром. - сказала Женька, сложив ладони и склонив голову в поклоне. Встречающий нас монах в темно-бордовом одеянии склонил голову в ответ и улыбнулся. Улыбка была спокойная, искренняя и уверенная. Хорошая улыбка.

   - Здравствуйте. - ответил монах с едва ощутимым акцентом, дающим понять, что он говорит не на своем родном языке: - мы вас ждали. Проходите. - он отошел в сторону, открывая путь внутрь храма. Женька наклонила голову и прошла вперед, повинуясь приглашающему жесту, за ней последовала Лапочка, затем Афина-Изаура и уже после всех зашел я. Внутри храма было тихо и светло, пахло благовониями и чем-то пряным, откуда-то раздавалось напевное, размеренное бормотание мантры, у дальней стены стояли статуи божеств, из которых я узнал только Шиву и Будду, там же висело распятие и зеленое полотнище с надписью на арабском. Перед иконостасом в ряд стояли простые деревянные лавки, их поверхность блестела, отполированная сотнями тысяч задов паломников и молящихся. Встретивших нас монах куда-то исчез и мы остались одни под красно-золотыми сводами храма.

   - Афина. - спросила Женька, оглядывая скульптуру, изображающую обнаженную женщину с головой кошки: - ты уверена, что это здесь?

   - Да, это здесь. - кивнула Афина-Изаура: - Храм Всех Богов, резиденция сестрицы Морриган.

   - Интересненько у них тут. - заметила Лапочка, сев на лавочку и опустив свой рюкзак рядом: - такой ... модерновый интерьер. Вон те два божества совокупляются. Наверняка божества плодородия. Напомните мне, что мы тут вообще делаем?

   - Как заметила наш стратег и идеолог Евгения - она не собирается прятаться все время, а потому намерена предпринять меры, чтобы Орден не захватил ее в плен и не сделал секс-рабыней. - сказал я: - потому что она готова быть только твоей, Лапочка, секс-рабыней, но ничьей больше.

   - Ничего такого я не говорила! - сказала Женька: - я просто сказала, что это возможно. Возможно! Если эти фанатики и фашисты захватят меня в плен, то обязательно изнасилуют - вот, что я говорила.

   - А ты хочешь, чтобы тебя насиловала только я. Как это мило! - восхитилась Лапочка: - если бы я не была такой уставшей, я бы тебя расцеловала.

   - Я не хочу чтобы ты меня насиловала. - заявила Женька: - потому что после этой дороги я хочу только в душ и в постельку - спать! Просто спать! Извращенцы. А сюда мы пришли, потому что как я и говорила -

   - У могучих соперников - могущественные враги. - закончила Лапочка: - я помню.

   - И наш идеолог и стратег Евгения сделала вывод, что нам надо как минимум познакомится с врагами нашего врага, естественным образом полагая их нашими друзьями. - сказал я: - именно поэтому мы сейчас торчим черте-где в старом холодном храме на вершине продуваемой всеми ветрами горы, а не лежим в уютном номере в отеле.

   - Потому, что надо искать союзников. Надо выжить и победить, а не сопли разводить тут. - сказала Женька: - лично я хочу жить в безопасности и комфорте, а не дрожать из-за каждого чиха.

   - И это правильное желание, дитя мое. - раздался глубокий и чистый голос. Мы оглянулись и увидели ее. Невысокого роста, смуглая, с живыми, подвижными словно ртуть глазами, в шафрановой рясе, с многочисленными браслетами на руках. Она шагнула ближе, на ее ногах зазвенели колокольчики и я вдруг понял что она босая. Как у нее не мерзнут ноги?

   - Страх, боль, страдания - это то, что приносит нам колесо сансары. Или жизнь. Есть много путей, но вершина только одна. - сказала она и улыбнулась нам: - добро пожаловать в Нирвану, странники.

   - И вам здравствуйте. - сказала Женька. Она оглянулась на меня и я понял, что дальше беседу должен вести я. Очень по-женски, или по-Женьски? Взбаламутить воду и возглавить, вести за собой и вдохновлять, а в решающий момент скромно отступить в сторону, потупив глазки - дескать вперед, мой рыцарь и не забудьте принести мне голову дракона на блюдечке с голубой каемочкой и ключ от квартиры где деньги лежат. Я вздохнул и нагнул вперед, склонив голову в легком поклоне.

   - Здравствуйте. Мы ...

   - Я знаю кто вы. - перебила меня она, остановив свой взгляд на Афине-Изауре: - и вижу кто с вами. Вопрос только в том, хотите ли вы увидеть истину или нет?

   - Думаю, что хотим. - сказал я. Какой бы ни была эта истина - лучше все-таки знать, владеть информацией, быть в курсе, иметь возможность планировать свои дальнейшие действия, так?

   - Хорошо. Тогда - следуйте за мной. - и она развернулась на месте, одним плавным, грациозным движением, которое заставило бы древнегреческих граций удавиться от зависти, ее бедра качнулись и она словно бы поплыла над полом храма, упруго отталкиваясь каждым своим шагом, ее босые ступни едва касались мозаики на мраморных плитах. И цветы расцветали на ее следах - подумал я провожая ее взглядом. Что-то ткнуло меня в бок, и я очнулся от созерцания босых ножек сестрицы Морриган, заветного врага Ордена и нашей потенциальной союзницы, врага нашего врага.

   - Слюной подавишься. - сказала мне Женька, прищурившись: - хватит пялится, иди давай.

   - Конечно. - сказал я: - конечно. - и пошел вслед за ней. Мы прошли за иконостас, дальше, темными коридорами и какими-то большими, освещенными залами, где десятки монахов в шафрановых мантиях монотонно бубнили свое "омманипадмехумм", раскачиваясь в такт, ниже, каменными лестницами, через внутренний дворик с сидящими в позе лотоса полуголыми людьми, не смотря на холод никто из них не дрожал, и снежинки таяли на их спинах, а звезды сияли над нами и седой месяц освещал их застывшие в улыбках лица... а мы все шли, дальше, дальше...

   - Карстовые пещеры... - сказала Женька себе под нос, когда гладкие стены и деревянные ступеньки сменились неровными ходами, тускло освещенными редкими лампочками, с прокинутыми между ними проводами. Лапочка споткнулась обо что-то, незаметное в полутьме и что-то сдавленно прошипела в сторону, облегчая душу.

   - Осторожней. Смотрите под ноги. - безмятежно заметила сестрица Морриган, не замедляя хода. Я смотрел себе под ноги и волей-неволей, краем глаза, видел ее ножки, ее смуглые маленькие босые ступни, мелькающие из-под края шафрановой мантии. Как она может так ходить, думал я, ведь это холодно. Пол холодный, хотя какой пол, это уже и не пол вовсе, это поверхность пещеры, тут полно каких-то неровностей, это должно быть больно ходить тут босиком, как она тут ходит? Может быть она привыкла, думал я, может быть она всегда так ходит и у нее за все эти годы уже наросла здоровенная роговая мозоль на всю ступню, почище чем на кроссовках? Может быть, если ты соберешься делать ей массаж ступней, повернешь эту смуглую маленькую ножку и охренеешь от грубой подошвы, может у нее между пальцами дерьмо яка, дохлые тараканы и прочий малоромантический мусор, какой обычно бывает на подошвах ботинок, да. Я скосил взгляд вниз,на мелькающие в полумраке смуглые ступни. Мне не верилось что между этими пальчиками было дерьмо яка. Мне не верилось что подошва этих ступней как застывшая роговая мозоль или копыто. Почему-то мне казалось, что кожа на подошвах этих ножек нежная и чувствительная, как у младенца, а еще - что она чудесно пахнет. Я вдохнул воздух подземелья полной грудью, пытаясь уловить этот аромат и мне показалось что я действительно почувствовал легкий аромат сандалового дерева и мускуса, разлитый в воздухе. Ну надо же, подумал я, дожил, я оказывается фут-фетишист, кто бы знал, обычно я равнодушен к этим делам, меня больше интересует что там под блузкой, под бюстгальтером, под трусиками - обычно. Но сейчас вдруг мне очень захотелось узнать, что же там, какова кожа подошвы этих смуглых маленьких ступней, какой запах там, между пальцами... или это все-таки прелюдия, все-таки мне охота узнать, что под этой шафрановой мантией, носит ли она бюстгальтер и трусики и если носит, то какие? И что там, под этими, гипотетическими бюстгальтером и трусиками, и как она больше любит делать это и какое у нее лицо, когда она кончает? И кончает ли она? Мастурбирует ли сестрица Морриган и если да (а скорей всего - да, все мастурбируют) то сколько раз в день и кого она себе при этом представляет? Она верхняя или нижняя? Нравится ли ей, когда ее унижают, хватают за волосы и делают это грубо, называя сучкой и шлюхой, или она сторонница мягкого, софт-секса, на чистых простынях и в хорошо проветриваемом помещении? В моей голове внезапно всплыла картинка сестрицы Морриган, как она корчится на чистых простынях, нелепо распялив рот в крике наслаждения, как ее тело содрогается в конвульсиях подо мной и она замирает, бормоча что-то невнятное...

   - Что? - я вдруг понял, что она остановилась. Прямо передо мной.

   - Мы пришли. Что же, позволь мне открыть для тебя нирвану. - сказала сестрица Морриган и сложив руку в мудре благословения закрыла глаза. На секунду. Я смотрел на нее. Ничего не изменилось вокруг, мы по-прежнему стояли в какой-то пещере, скудно освещенной лампочками накаливания, такие в свое время называли "лампочками Ильича", хотя Владимир Ильич Ульянов-Ленин никакого отношения к изобретению лампы накаливая не имел. Нет, подумал я, там была какая-то мутная история с Теслой и Эдисоном, говорят, что Эдисон провел более десяти тысяч экспериментов, прежде чем смог найти подходящий материал для спирали накаливания. Другие говорят, что это все изобрел Тесла, а Эдисон только подмазываться мог и вообще Тесла гений, а Эдисон просто акула капитализма, обложившийся патентами и адвокатами.

   - Прошу. - сказала сестрица Морриган, открыв глаза: - закройте глаза и погрузитесь в свой самый сладкий сон...

   Глава 23

   Была когда то такая сказка. О Боге. Но он отличался от всех прочих богов и богинь, адептов реальности и твердой валюты, от всех этих воплощений материального мира - войны, любви, смерти, огня, холода и вечной загробной жизни. Это был Бог Ненастоящего. И тому, кто приходил к нему, он давал все - власть, богатство, женщин или мужчин, славу и коммерческую недвижимость в центре города. Все-все. Вот только все, что он давал - было ненастоящее. Но кто отличит настоящее от ненастоящего? Ведь это было единственное отличие - ненастоящесть. Кто отличит настоящую власть от ненастоящей? Настоящего любимого человека от ненастоящего? Настоящую мечту от ненастоящей? Поэтому люди шли к нему - ведь он давал все. Правда он брал взамен. Он брал взамен только одно - жизнь. Настоящую. Эта старая притча ни о чем. Просто так. О реальности и ее цене. О том, что мир во всем мире - возможен. Дать каждому его мечту в руки и сделать каждого человека счастливым - возможно. Материалисты, прожжённые циники и завзятые марксисты сразу же скажут, что нет, это невозможно по одной простой причине - потребности у человека бесконечны, а ресурсы планеты, нет, даже Вселенной - ограничены. Нельзя накормить пять тысяч верующих семью хлебами, нельзя дать каждому корону короля Англии и принцессу Диану в придачу, потому что корона Англии одна, а принцесса Диана уже мертва. Но это не так, мои уважаемые агностики, циники, схизматики и еретики. Все возможно. Возможно, дать каждому корону Англии, Эйфелеву башню и картину "Мона Лиза" в уборную - если это все будет ненастоящее. А если уж вам прикажут спать и видеть самый свой лучший сон... подробный, цветной, со всеми пятью чувствами, сон, в котором вы не сможете понять, что вы спите, отличить настоящее от ненастоящего, сон в котором вы будете счастливы... Сон в котором у вас все получится. Сон, в котором у вас будет все, о чем вы мечтали. Сон, имя которому - Нирвана. Рай. Валгалла. Вот оно - решение. Вот оно, то, о чем кричал герой братьев Стругацких, вот оно - счастья всем даром и пусть никто не уйдет обиженным. Конечная стадия развития человечества - стать Богом, но только в своем собственном сне. В своей собственной реальности.

   - Но это же неправда. - сказал я: - это же все будет ненастоящее... это просто сон!

   - Кто может отличить настоящее от ненастоящего? - спросила меня сестрица Морриган, улыбнувшись уголками губ: - я не могу сделать многого, но тем, кто приходит сюда с раной в сердце и отчаянием в душе - я открываю дорогу в Нирвану.

   - Но... - я осмотрелся вокруг, сейчас, когда мои глаза привыкли в полумраку пещеры, едва разгоняемому тусклым светом лампочек Эдисона - я вдруг понял, что мы стоим не в коридоре, что мы стоим на уступе скалы, а своды пещеры теряются где-то там, в высоте над нами, что эта тропа вдоль стены уходит вниз, вниз и дна тоже не видно, лишь едва мерцают откуда-то далекие огоньки. И что по всем стенам пещеры есть углубления, ниши. Их тысячи, десятки тысяч, а может больше. И в тех, что рядом с нами я увидел людей, сидящих в позе лотоса, с закрытыми глазами и едва заметной улыбкой на устах. Боже мой, подумал я, боже ты мой, как их тут много, я даже сосчитать не могу, это просто гигантское кладбище, эти люди просто высохли в этих нишах, видя свои чудесные сны.

   - Послушайте, но ведь это просто сон. Они проснуться и поймут, что все, что они видели во сне - нереальное, ненастоящее. - сказал я. Сестрица Морриган переступила своими маленькими смуглыми ножками и вот она уже совсем рядом, я чувствую исходящий от нее легкий запах сандала и благовоний.

   - В чем отличие реальности от сна... - задумчиво произнесла она: - неужели только в том, что он сна мы можем проснуться, а от реальности не проснешься? Ведь если так, то достаточно только сделать сон достаточно крепким, чтобы не проснуться и он перестанет отличаться от реальности...

   - Нет, не может быть... - ответил я, чувствуя, как у меня пересыхает горло: - нет, реальность и сон отличаются. Должны отличаться.

   - Чем? Откуда ты знаешь, что прямо сейчас ты не спишь... - она обвела окружающее нас пространство рукой: - в одной из этих ниш? Кто ты - монах, которому приснилось что он бабочка, или бабочка, которой приснилось что ты - монах? - она вдруг оказалась совсем рядом и ее дыхание пахло яблоками...

   - Разве в реальности ты бы мог стоять рядом со мной? - спросила она: - разве в реальности такие места могут существовать? Разве в реальности можно приказывать людям делать все, что угодно? Это просто сон, один из снов, а если это так, то какая разница - который из снов, так ведь?

   - Погоди... постойте... - в моей голове мелькнула мысль, что отличить сон или виртуальную реальность от настоящей действительно не так просто. Все зависит от качества сна, от того, просыпаемся мы в конце концов или нет, но если тебе в ощущение дана идеальная виртуальная реальность, от которой ты не проснешься, эдакая Матрица - то ты никогда не осознаешь эту разницу между реальностью и сном. Между настоящим и ненастоящим. После того, как я посмотрел фильм братьев Вачовски - я вдруг понял, что вот она - мечта всех коммунистов и идеалистов мира. Каждому по потребностям - от каждого по способностям. Раньше это казалось неосуществимым, но сейчас, в пору цифровой революции, сделать еще один шаг, дать каждому Матрицу в ощущение и вуаля - вот она мечта, каждому все что он только хочет. Хочешь быть принцем и магараджей с слонами, кунаками и наложницами - ради бога. Хочешь быть полубогом, потрясать небеса и землю, ввергая врагов в ужас - пожалуйста. Хочешь, чтобы тебя пытали и связывали в подвалах сексуальных подземелий - тоже за здрасьте. И я понимаю, что многим людям не нужно все просто так, что есть те, кому нужен вызов, преодоление, битва и прочее превознемогание и рост над собой. И снова - пожалуйста. Вызов и преодоление - ради бога. Вот тебе враг, могучий, страшный, сильный - как раз настолько, чтобы едва-едва победить, гадкий - чтобы не испытывать мук совести и конечно же очень-очень плохой. И это не ребенок, не старик, не женщина - чтобы все было понятно и просто - вот он враг, а вот тут мирное население, которое после победы выносит тебе ключ от города и торжественно вручает в руки, вместе с девственницей и сундуком золота. Ведь в нереальности, в ненастоящем мире возможно все, и даже больше, чем в реальном мире. Да, может так их и можно отличить? Если я увижу летающих слонов и растаявшие, словно кусок масла часы - я могу предположить что я сплю. А если нет? Если нереальность просто повторяет реальность и не более? Но зачем тогда нужна эта реальность? Я почувствовал, что запутался. Подняв глаза, я увидел, что все это время сестрица Морриган внимательно смотрела на меня.

   - Хорошо. - сказал я, отступив назад: - хорошо. Допустим, что отличить сон от реальности, находясь внутри сна - невозможно. Но если твоя задача - сделать человека счастливым, то отличить их можно исходя из задачи. Все просто - если ты счастлив, то скорей всего ты спишь.

   - Боже, боже... - сказала сестрица Морриган и улыбнулась: - нечасто я вижу людей, которые понимают, о чем я говорю. Это так приятно. Может быть, я подумаю о том, чтобы оставить тебя себе ... на некоторое время. Но - да, ты прав. Это и есть уязвимая часть любого моего сна. Если ты счастлив - то ты, скорей всего находишься внутри одного из них. В этом и есть единственное отличие от реальности.

   - Значит их все-таки можно отличить. - сказал я, понимая, что одержал моральную победу. Нашел зерно истины, вывел на чистую воду все козни и происки сестрица Морриган, эту сладкоголосую змею с маленькими и смуглыми ножками, пахнущую сандалом и благовониями.

   - Можно. - грустно сказала она, покачав головой: - можно. Если ты страдаешь, устал, у тебя разбито сердце и негде преклонить голову, если твои любимые страдают вместе с тобой, если они мертвы или покалечены, если мир жесток и несправедлив, полон боли и горя - то ты можешь быть уверен, что ты в реальном мире. Но... зачем нужен такой мир? И если бы ты мог создать другой мир - без страданий и боли, без несчастья и раздора - разве бы ты не воспользовался этим? - она пожала плечами: - думаю что именно в этом цель существования человека - обрести мир без страданий.

   - Но это будет ненастоящее! Цель человека в том, чтобы сделать такой мир в настоящем! В реальности, а не в снах! - прокричал я: - в реальности!

   - Ты повторяешься. - сказала сестрица Морриган: - мы же уже установили что нет разницы между реальностью и сном, в который я погружаю страждущих нирваны. Кроме одного - в реальном мире ты несчастлив. А значит и достижение мечты невозможно. Я же даю решение.

   - Это скорее побег от реальности. - сказал я.

   - Может быть это побег. - согласилась сестрица Морриган: - но разве можно осуждать людей за то, что они осмелились бежать? Не все могут остаться и бороться с миром в безнадежной борьбе, некоторые просто заслужили покоя и счастья. Пойми меня правильно, младший братец, я не осуждаю тех, кто хочет остаться в реальном мире и бросить вызов страданиям и горю, прокладывая свой собственный путь. Я никого не заставляю идти за мной в нирвану, нет. Только те, кто желают обрести покой и счастье и отрешиться от реального мира - только те обретают место здесь. Поэтому я не вмешиваюсь в дела внешнего мира и в ваши свары там, наверху. Если те, кто готов обрести покой приходят ко мне сами - я устраиваю их здесь. И те, кто попал сюда, знают, что никто и никогда не потревожит их покой ни здесь, в реальном мире, ни там, в мире грез.

   - Что же ... - сказал я, все еще пребывая в ступоре. Мне было о чем задуматься. С одной стороны, все мои аргументы были в силе, реальность есть реальность, а когда ты просто грезишь о нирване и благости, сидя в пыльной нише в темной пещере - это похоже на опиумный притон в чайнатауне. А с другой стороны - счастье - это сильный довод. Все мы хотим счастья, верно? И если ты не знаешь, спишь ты или нет, то твои победы и успехи приносят тебе радость, пусть даже ненастоящие.

   - Вот что... - сказал я, нащупав мысль: - счастье оно не в покое. Счастье - в борьбе и победах. Если тебе дать сразу все, это тебя только испортит, как там? Дай человеку все и ты погубишь его. Кто-то из древних греков сказал.

   - Это Эрнест Хемингуэй. - поправила меня Женька откуда-то из-за спины: - и он сказал так - Дайте человеку необходимое - и он захочет удобств. Обеспечьте его удобствами - он будет стремиться к роскоши. Осыпьте его роскошью - он начнет вздыхать по изысканному. Позвольте ему получать изысканное - он возжаждет безумств. Одарите его всем, что он пожелает - он будет жаловаться, что его обманули, и что он получил не то, что хотел.

   - Вот! Вот. Невозможно дать человеку все, он всегда будет несчастен. Разве что не под какими-нибудь веществами, или хирургическое вживление электродов в центр удовольствия - вот как то так. Даже в самом счастливом мире человек устанет и соскучится от счастья. И вообще, определение счастья мне пожалуйста... я вот не вижу что это такое и как этого добиться.

   - Это, конечно так. - кивнула сестрица Морриган: - но я думаю, что любое описание никогда не заменит собственного опыта. Поэтому сделаем проще - не будем спорить об определениях и запятых. Я предлагаю вам попробовать самим и сделать вывод самостоятельно. Считайте это пробой, демонстрацией. Ознакомительной экскурсией по Нирване, Вальгалле, Раю... а когда вы вернетесь обратно - мы продолжим нашу дискуссию.

   - И как ты предлагаешь это устроить? - прищурился я.

   - Садитесь на пол и устраивайтесь поудобнее. Я погружу вас в сон, ровно на час - после этого вы проснетесь и мы пойдем ужинать, потому что время уже позднее и у меня еще много дел. - сказала сестрица Морриган, садясь на пол и сложив свои маленькие ножки в позе лотоса.

   - Ну нет. - сказал я: - нет и ...

   - А я думаю попробовать. - сказала Лапочка: - а что, не каждый день тебя в Рай приглашают.

   - Меня тоже считайте. - добавила Женька: - почему бы и нет?

   - Да вы с ума сошли. - сказал я: - какая нирвана, какой рай? Это все опиум для народа и вообще. Это же нереальное все.

   - Пффф. - сказала Лапочка: - мне вот сон снился про то, как Брэд Питт меня вместе с Анжелиной Джоли. Очень даже ... впечатляющий сон такой. Я бы в этом сне осталась. Потому как в реальности мы тут прячемся от каких-то фанатиков в пыльных пещерах. Если уж выбирать.

   - Кроме того сестрица Морриган права - не попробуешь - не узнаешь. - сказала Женька: - я вот хочу попробовать.

   - Но... - я хотел сказать что нет никаких гарантий, что нас разбудят, что нас могут попросту забыть и поставить в такие же уютные и пыльные ниши в стене этой огромной пещеры и ближайшие сто лет никто не побеспокоит наш покой - до тех пор, пока мы не рассыплемся в серую пыль, которой покрыто все вокруг. Потому что мы только встретили эту сестрицу Морриган и совершенно не знаем ее мотивов, планов и образа действия. Может быть она сдаст нас Ордену как только мы заснем, спеленает в мокрые простыни, закатает в эпоксидную смолу или просто наденет наручники и наберет знакомый номер инквизитора Ордена. "Добрый день, магистр, тут ко мне попались простофили, я их усыпила и жду приказаний". И - вперед, на дыбу и костер, зря что ли эти ребята зовут себя Орденом? Или, да, попросту уйдет и оставит нас тут, досматривать вечные сны на этом пыльном полу.

   - Хорошо. - сказал я: - тогда мы будет пробовать рай по очереди. Первая пойдет Лапочка, раз уж она у нас так хочет Брэда Питта. И не по часу - по пятнадцать минут.

   - Пятнадцать минут? - подняла бровь сестрица Морриган: - вы не успеете рассмотреть самого главного... впрочем вам решать. - она пожала плечами: - садись поудобнее... как тебя зовут?

   - Это Лапочка. - сказала Женька: - мы ее зовем именно так.

   - Хорошо... Лапочка. Садись и закрой глаза. А сейчас - начни свой путь в нирвану, в царство где нет боли и несчастья, где есть только счастье и покой. - сказала она и я почувствовал толчок воли сестрицы Морриган.

   - А пока ваша подруга начинает свой спуск в нирвану - мы можем продолжить наш разговор... - она опустила глаза и кто-то из монахов поставил перед ней столик, на котором появился пузатый чайник из потускневшего от времени серебра и такие же чашки причудливой формы, на трех ножках, напоминающие слонов из картины Сальвадора Дали - такие же несуразные пузатые формы на длинных конечностях. Поколебавшись, я сел напротив нее, рядом со мной опустилась на пыльный пол Женька. Сзади присела Афина-Изаура - не в позу портного или лотоса, скрестив ноги, но опустившись на пятки, как это делают скромные и покорные японские девушки.

   - Хорошо. - сказал я, чувствуя, как в воздухе разливается терпкий аромат чая: - поговорим.

  Значение слов недооценивают, да. В начале было Слово - так сказано в древней книге, сама книга состоит из слов, все состоит из слов, а то, для чего еще не придумали слова - не существует. Все очень просто. Старый буддийский пример про огонь или коан про хлопок одной ладонью - это все правда. Так говорила сестрица Морриган, а чай приготовленный монахами ее культа был просто чудесен.

  - Как так может быть? - спросил я, чувствуя какое-то приятное обалдение от всей ситуации - от того, что мы сидим посредине огромной пещеры и из ниш на нас пялятся то ли живые, то ли мертвые люди, ушедшие в грезы, от аромата чая и сандала, от совершенных ножек, пальчиков, ступней сестрицы Морриган, от того, что она села на шелковую подушку, услужливо предоставленную каким-то из монахов, подвернув под себя ноги в совершенной позе лотоса и я мог видеть что подошвы ее ступней были совершенно чисты. И наверняка пахли сандалом. И лотосом. Как бы ни пах лотос, да, я уверен, что лотос пахнет так, как ступни и ножки сестрицы Морриган. Уверен, что есть целые поля, где расцветают лотосы по утрам и из каждого цветка, в самой его глубине, слегка высовывается нежным пестиков пальчики сестрицы Морриган.

  - Ой. - сказал я, чувствуя, как чей-то острый локоть ткнулся мне в бок: - Ты чего?

  - Хватит пялится. - Женька. Да, точно, Женька.

  - Я и не пялился вовсе. - ответил я, отводя глаза от сестрицы Морриган и ее ножек: - я переговоры веду.

  - Хм. - сказала Женька. Она не верила мне. Она считает, что я кобель и мне дай только повод повалять сестрицу Морриган прямо на полу пещеры, как я тут же начну... валять. Слов нет, если сестрица Морриган будет не против такого развития событий, то я обязательно начну валять ее прямо сейчас и тут, и вообще, было бы неплохо, если бы и Женька скинула с себя одежду и присоединилась. А тут у нас и рабыня есть... неплохое начало для оргии, а? Скажем так - утренние оргии в пещерах сестрицы Морриган... или сейчас вечер?

  - Ой - сказал я снова: - ну хватит уже! Сколько можно... все, все, я уже все...

  - Это хорошо. - сказала Женька: - тебе вообще стыдно должно быть. Сестрице Морриган должно быть возрасту лет сто или двести, а ты тут со своими пубертатными мечтами.

  - Да. Я прошу прощения. - сказал я, обращаясь к сестрице Морриган, наслаждающейся чаем и ситуацией: - и я понимаю, что это может быть не совсем своевременно, но у вас необыкновенно красивые ноги. Ступни. Пальчики на них. Я восхищен и раздавлен. Вы просто великолепны. Как статуя.

  - Вот как? - в глазах у сестрицы Морриган промелькнуло что-то, уголки рта приподнялись. Она улыбнулась?

  - Да. Великолепны. И я понимаю разницу в статусах, взглядах, и прочих объективных причинах, но я очень хочу приласкать ваши ножки, целовать и делать прочий романтический бред. Прямо тут и сейчас. Понимаю, что это неприемлемо и аморально, но надеюсь на взаимопонимание.

  - О. Интересный объект для разговора. - сестрица Морриган ловким движением расплела свои ноги, разрушив совершенный "лотос" и уселась на подушку. Пошевелила пальчиками на ногах.

  - У каждого свои фетиши. - продолжила она: - у каждого свои желания. И невыносимо больно, если они не сбываются. Не так ли?

  - Не слушайте вы его, ради бога - вмешалась Женька: - он совсем уже с глузду съехал. Мы не хотели вас оскорбить...

  - Оскорбить? - сестрица Морриган подняла бровь. Легкая улыбка не сходила с ее губ: - вы не можете меня оскорбить. Оскорбление - это то, что каждый выбирает - принять или отвергнуть. В его словах - восхищение и желание. Я принимаю восхищение. Что же мне делать с желанием? Пойти навстречу и удовлетворить его? Принять последствия его желания и сплестись в узел любви, страсти и сексуального вожделения прямо тут, на пыльном полу моего убежища? Присовокупить к узлу всех желающих? Тебя, которая не знает своего места в жизни и ту, которая больше не имеет своих желаний? - в воздухе казалось, повисла тонкая нота, едва слышимый звук, напряжение и плотность воздуха, казалось достигли того предела, где я еле мог вздохнуть полной грудью.

  - Извините еще раз. - сказала Женька: - даже если мы вас не можем оскорбить, все равно поведение этого...

  - Это интересно. - сказала сестрица Морриган и повернулась ко мне, не замечая Женьку, выключив ее из разговора простым поворотом головы. Женька, где-то там, все поля зрения, вне разговора и значимости, поперхнулась и замолчала. Нет, даже скорее заткнулась. В этот момент я понял несколько важных вещей. Первое - сестрица Морриган tough girl, несмотря на этот антураж свойской и простой девчули. И второе - она говорит со мной. Только со мной. Здесь и сейчас есть разговор двух человек. Никто более не имеет значения, все эти монахи, возникающие у нее за спиной, приносящие чай и подушки, подкладывающие сладости в чашу рядом с чайником, все мои девчонки - это все антураж. И я могу попросить "помощь зала" или "звонок другу", но это останется моей ответственностью.

  - Итак, Говорящий. - сестрица Морриган аккуратно поставила чашку из голубого фарфора на столик и улыбнулась своей особенной улыбкой: - что же мне с тобой делать?

  Несмотря на серьёзность ситуации в моей голове всплыла фраза "понять и простить". Я сдержал желание фыркнуть или даже заржать. Что прощать и чего тут понимать? Нет, вопрос не стоит так. Вопрос стоит - что ей, сестрице Морриган, делать со мной? Да.

  - А какие у нас опции? Варианты? - спросил я.

  - Истинно Говорящий. - сказала Морриган: - на этот раз Дар попал в нужные руки. Ты сутяжник и жонглер словами, не так ли?

  Я открыл было рот, чтобы продолжить играть в эту вечную детскую игру, с ответами на вопрос, с вопросами вместо ответов, но именно в этот момент Лапочка открыла глаза и заплакала.

  Глава 24

  Ты всегда знаешь, что нужно женщине, если она попросит тебя о чем-то. Словами. Ртом и на русском языке. Но как правило, женщины говорят, о чем угодно, только не о том, что в действительности их волнует. О чем на самом деле идет речь, мужик должен догадываться по косвенным признакам, прищуривая глаз на погоду и форму облаков, обслюнявив палец и проверяя розу ветров, азимут настроения и прочее неочевидную хрень. И пусть, я привык к этим эфирным намекам, к этой мистической зодиакальной мутотени, типа "стрелец в доме Юпитера, а потому я тебе сегодня не дам, да еще и настроение испорчу", но, когда женщина плачет - вот тут я теряюсь. Не так, как в фильмах или на глянцевых обложках, сохраняя красоту и достоинство, краем глаза посматривая в зеркало на свой идеальный макияж, нет. Лапочка рыдала взахлеб, размазывая косметику по лицу и содрогаясь всем телом. Женька тотчас бросилась к ней и словно курица-наседка склонилась, полуобняла, прижала к себе, убаюкивая и бормоча что-то ей на ухо.

  - Что с ней? - спросил я, чтобы сделать хоть что-то. Стоять и ничего не делать было мучительно неловко, а приближаться и обнимать тоже как-то не с руки, Женька обнимала Лапочку так, словно бы защищая ее от всего остального мира, включая меня, сестрицу Морриган с ее сандаловым ароматом, эту пещеру и десять тысяч монахов в скальных нишах. И придвигаться к ним означало бы нарушить эту хрупкую гармонию, ведь Лапочка продолжала всхлипывать, но уже тише, уткнувшись в Женьку и что-то говоря ей в грудь, а Женька гладила ее по голове и в этот момент можно было принять ее за старшую сестру. Или даже мать. Было в этом что-то материнское.

  - Что с ней? - эхом откликнулась сестрица Морриган: - Да ничего. С ней - все в порядке.

  - Но... - естественное умозаключение о том, что человек, так рыдающий не может быть в порядке так и не вырвалось из моего рта, потому что Морриган подняла палец вверх, предупреждая мои слова.

  - С ней - все в порядке. - повторила она, смотря прямо в глаза: - Это с миром что-то случилось.

  - Но... - мысли опережали слова, и я не успел сказать ничего, не успел выдавить свое беспомощное "я не понимаю", не успел, потому что понял. Как там у Стругацких - "может ли идеальный попугай жить в реальном мире?". И следующий вопрос - может ли человек, побывавший в идеальном мире - вернуться в реальный и продолжать жить? Даже если он физически в порядке, что будет с его психикой? Каково быть - испытав идеальный мир на себе? Боже, подумал я, боже какой я кретин, ведь понятно было что это ловушка, кто за так, задаром дает тебе рай, за все надо платить, а тут за идеальную жизнь ты расплачиваешься реальной, и назад нет ходу, она и была там всего ничего, но уже не может жить тут, с нами...

  - Извините... - выдавила Лапочка из себя, не глядя ни на меня, ни на Женьку: - извините, я не могу... не могу больше здесь... пожалуйста отпустите меня...

  - Что ты такое говоришь?! - Женка встряхнула Лапочку так, что у нее клацнули зубы: - ты что такое несешь, дура! Посмотри на них, на эти дырки в стенах, они же уже померли все тут!

  - Это не так. - возразила Морриган: - они все живы. Я не держу мертвяков у себя дома, этим у нас Город пробавляется, я намного скромнее.

  - Даже если! - продолжала бушевать Женька: - да чем они лучше мертвяков?! Еще хуже! Лапочка!

  - Женечка. - сказала Лапочка и столько в этом слове было любви и пронзительной жалости, что Женька опешила и замерла на месте, держа Лапочку в объятиях.

  - Женечка... я тебя люблю, и ты классная, я всегда хотела так как ты... уверенной и красивой, и ты так чудесно пахнешь, и вы ребята всегда обо мне заботились, и я благодарна, но сейчас. Сейчас дайте мне уйти, пожалуйста, ненадолго, ну может год-два, давайте все вместе уйдем на годик, все равно нас ищут, а тут нас никто не найдет, верно же? - и сестрица Морриган кивнула, никто и никогда не найдет вас здесь, здесь вы в безопасности, под защитой сестрицы и ее десяти тысяч живых мертвецов. Все, кто приходил сюда, здесь и оставались и остаться тут все равно что уйти из этого мира, никто не будет вас здесь искать или догонять. Потому что все знают, что тут ты остаешься навсегда, уходишь из этого мира в настоящий мир. Идеальны мир. Твой мир.

  - Да. - всхлипнула Лапочка: - да, я хочу обратно. Там... хорошо. Ну правда, Женька, не плачь, там хорошо, там будет лучше, вот увидишь... - Женька и вправду плачет, ревет, размазывая по лицу слезы и потекшую тушь.

  - Сделай что-нибудь! - бросает она мне, продолжая обнимать Лапочку, содрогающуюся в рыданиях: - что ты стоишь!

  - Да что я могу... - начинаю я и тут сестрица Морриган улыбается.

  - Ты можешь все. - говорит она: - тебе достаточно приказать, верно? - она смотрит на меня, и я понимаю, что только что вступил в невероятное дерьмо. Да, я могу. Достаточно приказать. Встать, щелкнуть пальцами, выдрать волос из бороды, трах-тибидох-тибидох и приказать. Лапочка - все забудь. Все, что видела в этом идеальном мире забудь и будь как прежде, да. Будь той Лапочкой, которая нравится нам с Женькой. Делай так как нам нравится. Как мне нравится. Потому что при чем тут Женька, потому что потом надо будет исправить и Женьку. И всех вообще. И жить как ебаный старец. Когда не с кем даже словом перекинуться. Я сглотнул, почувствовав, что у меня пересохло в горле. И я ведь обещал, я обещал Лапчоке что не буду использовать это на ней, против нее, даже для ее, млять, блага... не прошло и двух дней, а я вот так вот насру на свое обещание, на желание быть вместе с ней, с Женькой, с другими людьми и начну делать из них марионеток?

  - Неверно. - говорю я и мой голос звучит так, словно в сложный часовой механизм на городской башне насыпали мешок песка и огромные медные шестеренки с трудом проворачиваются, скрипя и норовя развалится. Я глотаю. Слюны нет и не предвидится, надо выпить чаю, но кружка как назло опустела и тянутся за чайником я сейчас не могу, не знаю даже почему. Потому что легко попросить, нет, - приказать! Да, приказать этой маленькой смуглой женщине с сандаловыми ступнями - пусть нальет чая. Пусть нальет его как следует - встанет на колени, аккуратно придерживая крышечку, наклонив голову в покорном поклоне, а потом - потом ответит мне на все вопросы - честно и прямо. Да, приказать и смотреть в ее глаза, зная, что она отныне в моей власти, приказать чтобы она сняла с себя все это и склонилась передо мной голая и беззащитная, чтобы умоляла и валялась в коленях, чтобы почувствовала на себе - что такое боль, чтобы рыдала как Лапочка, чтобы - все...

  - Не-вер-но... - повторяю я голосом скрипучего механизма: - но я могу приказать не только ей. - и тут я поднимаю взгляд от пустой чашки, смотрю прямо в глаза сестрицы Морриган и не вижу там страха.

  - Можешь. - говорит она и поднимает чайник, чтобы наполнить мою пустую чашку: - конечно можешь. - тоненькая струйка чая протягивается от носика, ловким движением она поддергивает чайник в сторону, налив до краев.

  - Можешь. Вот только - будешь ли. - она улыбается и меня вдруг отпускает. Потому что в этой улыбке нет злорадства над Лапочкой, нет надменной иронии, нет морального превосходства, нет даже жалости. Это была спокойная, все понимающая улыбка. И внезапно, вдруг, сестрица Морриган стала выглядеть старше. Как будто сама древность сидит с нами, едва освещенная тусклыми лампами пещеры.

  - Не буду. - говорю я и мне вдруг становится легче: - я не просил эту силу и я приложу усилия чтобы не использовать ее во вред.

  - Хорошая формулировка. - говорит сестрица и кивает своим мыслям. Она снова улыбается и снова выглядит как двадцатилетняя девчушка.

  - Приложишь усилия, говоришь...

  - Я не могу вам приказать, но я прошу... - говорю я и она нетерпеливо мотает головой:

  - Не переживай за нее. С ней все в порядке. После нирваны всегда трудно возвращаться, но это пройдет. Сперва воспоминания яркие, а потом они тускнеют, начинают стираться... человек ко всему может привыкнуть, даже жить в этом мире... - она пожимает плечами.

  - Вы, люди странные. Вам предлагают исполнения всех ваших желаний и мечтаний, причем даже тех, о которых вы и не задумывались, вам предлагают идеальный мир. Рай, если назвать это вашими словами... а вы... - она улыбается снова - на этот раз грустно.

  - Значит мы еще на заслужили рая. - говорю я и мне тоже становится грустно. Нет, мне становится тоскливо и страшно. Тоскливо, потому что я только что отказался от чего-то, что лучше этого мира и этой реальности. Страшно - потому что я еще могу согласиться.

  - Все заслужили рай. - качает головой сестрица Морриган, - просто у всего свое время.

  - Значит оно еще не настало. - говорю я.

  - Значит еще не настало. - вторит мне эхом сестрица Морриган и наливает ароматного чая в чашку.

  КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

  Книга вторая

<p align="right">

 </p>