Заживляя раны (СИ) [marisaugolkova] (fb2) читать онлайн

========== Глава 1. Хико. Возвращение блудного сына. ==========

Битва на полях Тобу и Фушими закончилась, началась новая эпоха и, хотя он не приложил для этого никаких усилий, это было хорошо. Это можно было бы даже отпраздновать, распив бутылку сакэ. Только праздновать не хотелось.

Поля сражений еще были пропитаны кровью и, что хуже, сражения еще будут продолжаться, хотя исход их уже предрешен. Но Хико волновало не это, его волновало, что, даже попытавшись выяснить это специально, а не собирая слухи в городе, он не смог найти никаких следов своего глупого ученика.

Если бы он умер в сражении, размышлял Хико, об этом бы знали. Кеншин был слишком приметным, чтобы его тело не узнали среди других. Но разговоры шли лишь о том, что Баттосай исчез, а не о том, что он мертв. Исчез? Как, во имя всего святого, рыжеволосый хитокири со шрамом на лице мог просто исчезнуть? Или, возможно, он мертв, просто убили его по приказу своих. Хико знал, что так бывает — путь хитокири так обычно и заканчивался.

Одна эта мысль будила в Хико первобытную ярость. Он большим глотком допил сакэ и швырнул кувшин в стену.

Кеншин сидел на сундуке и барабанил по нему ногами.

— А ну слезь оттуда, — проворчал Хико, наливая себе сакэ.

— Почему?

Мальчишка забарабанил сильнее.

— Потому что у меня от тебя болит голова.

— Тогда перестаньте пить, — бить ногами по сундуку он перестал, но не слез.

Хико посмотрел на него, приподняв бровь.

— У вас от этого каждый раз болит голова. Так что почему я должен переставать, раз она у вас всё равно будет болеть?

Нет, дома находиться решительно невозможно, подумал Хико и вышел из хижины, захлопывая за собой дверь с такой силой, что голова действительно заболела.

Он отлично помнил, что сделал потом. Выволок мальчишку за шиворот на улицу и заставил повторять ката, пока не село солнце. «Раз у тебя так много энергии, что хватает со мной спорить», сказал он, кидая ему шинай. Мальчик злился, а он сидел на крыльце, пил сакэ и посмеивался над своим учеником.

— Как ты расставил ноги? Думаешь, тебе можно будет доверить настоящий меч с такими ката?

— Я устал, — судя по голосу, он действительно устал. Что ж, в следующий раз подумает, прежде чем шуметь в доме.

— А я устал слушать твое нытье, — ухмыльнулся Хико, — Начинай заново, это никуда не годится.

Действительно, почему твой ученик ушел, Хико? Или ему нужно было поступить как ты и молча ненавидеть своего учителя? Мальчик хотел защищать людей и подарить им мир, а всё, что ты смог ему предложить — ежедневные тренировки ради редких стычек с бандитами, которые даже не стоят того, чтобы использовать против них меч Хитен Мицурюги. Впрочем, это всё, что ты мог предложить самому себе.

Он достал меч. Лучи закатного солнца отражались от лезвия.

Да пошло оно всё.

Он швырнул меч в ближайшее дерево, тот вошел в массивный ствол почти на треть.

Отлично, Хико. Так держать. Помнишь, мальчишка делал также, когда ему было тринадцать? Он поморщился. Голова, принявшая изрядную порцию сакэ, отказывалась подчиняться его желаниям — с того момента, как он узнал о победе патриотов, все его мысли рано или поздно сводились к этому глупцу. Независимо от его желания. И скорее рано.

А поговорил бы ты с ним нормально, Хико, парень, возможно, и услышал бы тебя. Но ты ведь кладезь педагогического таланта — вместо того, чтобы поговорить со своим учеником и учить его, ты предпочитал вести себя… как Хико Сейджуро Двенадцатый.

— Я сказал, — голос его был холоднее льда, — Пойди и подними меч. Посмеешь пискнуть — пожалеешь.

Кеншин не двигался. Хико чувствовал, что парню страшно, но черт бы его побрал, лучше бы он подчинился. Хотя бы угрозу воспринял всерьез и молчал, а то, честное слово, пришлось бы его выдрать.

Хико уже подумал, что пора с этим заканчивать, когда парень наконец глубоко вздохнул и пошел за своим мечом. Так глубоко, будто все горести мира обрушились на его плечи, а он — самый несправедливо обиженный ребенок в мире. Забыл, наверное, что значит быть действительно несправедливо обиженным.

— К бою.

Кеншин не заметил, как округлились в удивлении глаза его учителя, когда мальчик напал первым. Удар был хорош, Хико увернулся и контратаковал. Кеншин блокировал, а потом вынужденно занял глухую оборону.

— Ну же, глупый ученик, — поддразнивал его Хико, — выходи из своего панциря, пока я его не разбил.

Кеншин улыбнулся слишком хитро. Что-то замышляет.

Пригнувшись почти к самой земле, он сделал резкий выпад вперед. Маневр был таким быстрым, что Хико едва успел отреагировать — скорость паршивца его удивила. Мощным ударом он выбил меч у него из рук, а сам мальчик упал на спину, пролетев пару метров.

Тем не менее, это было впечатляюще. Правда, парень, кажется, еле сдерживает слезы от того, что не получилось. Еще бы — сначала кричал на своего учителя, а потом еще и не смог отстоять свои слова в бою.

— На рассвете соберешь вещи, — он насладился ужасом в глазах мальчика, — Утром зайдем в город купить еды, а потом отправимся в Хиросиму.

Кеншин просто кивнул, видимо, пребывая в замешательстве. Через пару секунд лицо его натурально светилось, а украшала эту физиономию совершенно счастливая и дурацкая улыбка. Как справляться с такими эмоциональными перепадами, Хико не знал.

— А теперь иди за водой. До вечера будешь драить полы в доме — и так, чтобы к вечеру я видел в них свое отражение.

— Зачем мыть полы, если утром мы уходим?

Боги милосердные, за что ему это всё.

— А ну живо вскочил, — рявкнул Хико, спугнув стайку птиц с соседних деревьев, — И начал делать, что я говорю, пока я не потерял терпение и не выдрал тебя. Ясно выражаюсь?

— Да, учитель, — он действительно вскочил, убрал меч в ножны и побежал в сторону ручья.

Надо же, действительно испугался.

Хико всегда считал, что держат людей в страхе те, кто больше не способен ни на что, кроме как пугать более слабых. В детстве такие взрослые раздражали его, а потом он сам стал таким.

С тех пор, как он узнал о том, что патриоты выиграли битву, а мальчишка пропал, он мог думать только о том, что именно сделал не так или вспоминать те времена, когда его глупый ученик еще был в этом доме. Если мальчик умрет, если он уже мертв, то виноват в этом будет Хико. Он должен был знать, что мальчик еще не готов идти выбранным путем.

Он вытащил из ствола свой меч. За такое обращение с оружием, его прежний учитель спустил бы с него шкуру, да и он сам своему ученику не дал бы спуска. Меч — душа мечника. Почему тогда его меч в идеальном состоянии? Был бы он покрыт ржавчиной и погнут, это больше соответствовало бы действительности.

За размышлениями и разглядыванием своего меча он не сразу заметил, что его одиночество было нарушено. Еще до того, как повернуться, он знал, что это был Кеншин, его присутствие сложно было перепутать с чьим-то еще. Соблазн просто зайти в дом и захлопнуть дверь перед его носом был слишком велик — куда-то вдруг исчезли все сожаления, которые переполняли его минуту назад.

Нужно развернуться и посмотреть, в каком парень состоянии.

Кеншин явно был ранен, причем неоднократно. Из-под порванного в нескольких местах ги виднелись бинты. Лицо было вымазано в грязи вперемешку с кровью. Он шел босиком, поэтому Хико едва сдержал гримасу боли, глядя на его ноги — горная дорога к хижине состояла по большей части из острых камней. Идти по ней без обуви было, должно быть, больно.

— Учитель, я… мне… — он говорил с явным трудом, — мне некуда было пойти.

Он не опустился, а рухнул на колени, как мешок с рисом. Руки настолько не слушались, что ему потребовалось около минуты, чтобы достать меч и положить перед собой. Наконец он поклонился.

Хико просто стоял, скрестив руки на груди.

— Значит, возвращение блудного сына?

— Я не заслуживаю прощения, но… я…

— Заткнись и иди в дом, — он развернулся и пошел вперед. Не хватало еще слушать его извинения на ночь глядя.

Когда Кеншин дошел до дома, Хико уже поставил на жаровню кипятиться воду. Будто бы не обращая внимания на ученика, он достал полотенца, бинты и всё, что хотя бы издалека напоминало лекарства.

Кеншин, оказавшись в доме, почти упал. Он сполз по стене, абсолютно обессиленный, явно морщась от боли — наверняка, на спине у него тоже рана и хорошо, если одна. Пока Хико отвлекал себя нахождением в доме необходимых ему вещей, краем глаза он поглядывал на ученика. Неизвестно еще, как он сюда добрался, но, судя по всему, несколько дней он был в пути. Видимо, силы его наконец закончились.

— Говори, сколько ранений и где.

Его взгляд приобрел подобие концентрации и он начал отвечать.

========== Глава 2. Кеншин. Снова мальчишка. ==========

Боги, как трудно было говорить. Даже просто вспомнить, куда его ранили, было тяжело — тело болело всё от пальцев ног до головы. Да, голова, его определенно ударили по голове, а еще стреляли в плечо. И, кажется, правое бедро было тяжелее всего.

Он с трудом перечислил учителю те ранения, о которых мог вспомнить и попытался сказать спасибо, но на это сил уже не осталось — вышло только бессвязное бормотание.

— Заткнись, — прервал его Хико, — будешь отвечать на вопросы, когда я спрошу. Ни звука больше.

Кеншин попытался кивнуть, но даже сделать уже не смог. Голова просто упала на грудь и он устало закрыл глаза. Наконец можно было просто уснуть.

— Кеншин! — учитель рявкнул так, что удивительно, как устояли стены, — Держи глаза открытыми, идиот.

Хико был зол. Нет, он был просто в ярости, она чувствовалась также остро, как и его собственные ранения. Однако, он его не выставил, а пустил в дом и явно собирается что-то делать.

Впрочем, Кеншина мало волновало, что случится после того, как он доберется до горы. Ему было некуда идти. Он был ранен и с трудом держался на ногах — на то, чтобы добраться сюда, он потратил все свои силы.

Он не собирался возвращаться к Хико, хотел уйти странствовать по стране, но оказалось, что сделать это, когда буквально любая собака знала, как выглядит хитокири Баттосай, довольно сложно. А в его состоянии невозможно. Один врач попытался ему помочь, а в итоге всё закончилось тем, что его узнали — и обезумевшие односельчане избили не только его, к тому моменту неспособного и не желающего сопротивляться, но и самого врача.

Меньше всего на свете ему хотелось возвращаться. Точнее, он не испытывал иллюзий насчет того, как отреагирует его учитель. Какой смысл возвращаться, если тебя тут же выставят вон.

Реальность оказалась немного лучше, чем он ожидал. Правда, думал он, пока Хико грел воду и рылся в шкафах, всё это лишь потому, что в своем текущем состоянии он ничего, кроме жалости, не вызывал.

От размышлений его оторвал голос Хико.

— Ты сможешь раздеться сам?

Он посмотрел на него удивленно — слова доходили до сознания с некоторым опозданием.

— Да, — говорить было просто невыносимо сложно.

— Тогда не говори, а делай.

Хико вышел за дверь. Кеншин не знал, сколько его не было, но когда тот вернулся, ему удалось только вытащить из рукава одну руку, и то с большим трудом. Он тяжело дышал и изо всех сил пытался поднять правую руку, чтобы стащить с себя второй рукав, но почему-то не мог ей пошевелить.

— Убери руки, — скомандовал Хико.

Когда он вернулся? Почему-то Кеншин этого не заметил. Сейчас, сейчас он сможет поднять руку и сам снимет это чертово кимоно.

Хико ударил его по локтю. Он в удивлении поднял на него глаза и хотел что-то сказать, возмутиться, но даже просто чувствовать злость было тяжело.

— Делай, что я говорю.

Спорить сил не было. Кеншин убрал руки и позволил себя раздеть — как будто у него был какой-то выбор.

— Каким идиотом надо быть, — Хико его отчитывает? — чтобы так ходить.

Он открыл было рот, чтобы ответить, но учитель прервал его попытки.

— Я кому сказал молчать? — рявкнул он, — Предположил бы, что ты действительно ударился головой, раз не понимаешь с первого раза, но ты всегда таким был.

Кеншин вздохнул. Его клонило в сон и спорить не было никаких сил, поэтому он решил, что если немного вздремнет, пока Хико что-то там ищет одной рукой, это будет не так уж плохо.

Стоило ему подумать об этом, как его голова оказалась под струями водопада. Стоп, что?

С огромным трудом он открыл глаза и увидел Хико, который, судя по всему, продолжал одной рукой держать его под спину, а во второй держал пустое ведро с водой. Он с грохотом поставил ведро на пол.

— Я говорил тебе держать глаза открытыми?

Из-за воды, попавшей в глаза, Кеншину было плохо видно лицо Хико, но интонации было достаточно.

Учителя буквально трясло от необходимости терпеть его присутствие. Видимо, у Хико были какие-то принципы, которые заставляли его помогать раненому бывшему ученику, но тон, которым он говорил, его вздохи, рычание и ярость в глазах говорили о том, насколько сильно он это ненавидит.

Это его расстраивало, чего он сам от себя не ожидал. В глубине души он надеялся, что Хико хоть немного обрадуется тому, что он жив. Что хоть кто-то в мире обрадуется тому, что он выжил, хотя и не должен был. Эта надежда поддерживала его по пути сюда. Когда ее не стало, он обнаружил, что его силы полностью истощены. Тело буквально отказывалось его слушаться.

Хико приказывал ему, будто он всё ещё был мальчишкой. Ему почти хотелось заплакать. Особенно трудно не делать этого было, когда Хико начал его раздевать, а затем и мыть — кроме того, что это было унизительно, это было и просто больно.

Но он пообещал себе терпеть всё, что придется, пока ему не станет лучше. Потому что других вариантов у него, в любом случае, не было. Если бы он не пришел сюда, то, скорее всего, умер бы, а Томоэ просила его жить.

Комментарий к Глава 2. Кеншин. Снова мальчишка.

Буду рада, если вы оставите свой комментарий.

========== Глава 3. Хико. Обещание смерти. ==========

На жалкие попытки его ученика раздеться Хико смотреть не стал и вышел во двор, тем более, что нужно было принести еще воды, таз и дров. Это дало ему время передохнуть и собраться с мыслями.

В доме были какие-то лекарства, оказалось, что он по инерции пополнял свои запасы, хотя самому ему ни мази от ранений, ни бинты были без надобности. Но с тех пор, как в доме завелся ребенок, держать лекарства под рукой было необходимостью. Видимо, вошло в привычку настолько, что он даже перестал это замечать. То, что держать в доме лекарства необходимо, он усвоил в конце первого года жизни мальчика в доме — мелкие царапины его не волновали, но ночь, когда у мальчишки началась лихорадка, была, пожалуй, худшей ночью в его жизни.

Он был уверен, что его ученик этого не помнил. А вот сам Хико помнил очень хорошо — и как мальчик казался вялым весь предыдущий день и он думал, будто тот просто устал и слишком ленив, чтобы продолжать тренировки. И как в конечном итоге догадался потрогать его лоб, когда тот пожаловаться, что ему холодно — и это весной, когда солнце уже грело и на улице было тепло. И как делал сложнейший выбор, когда ночью тот забился в лихорадке — оставаться с ним или бежать за врачом. К утру выбор уже не стоял — Кеншину становилось хуже. Ему пришлось оставить мальчика одного на несколько часов, пока он бежал вниз и до ближайшего селения так быстро, что ему казалось, будто его легкие сгорали заживо.

Когда он вернулся в дом, Кеншин едва справился с одним рукавом своего кимоно.

Какого черта он вообще был в таком состоянии? Появился только сейчас, когда между Осакой и Киото — день пути, даже если ты нежная столичная барышня. Хико подумал, что очень хотел бы добраться до сукиных детей, которые сделали это с его учеником. О, он бы показал им, что значит Хико Сейджуро в гневе.

— Убери руки, — скомандовал он, опускаясь рядом с мальчишкой.

Тот еще попытался что-то сделать и только мысль о том, что у него, возможно, ушиблен череп, удержала Хико от желания дать ему подзатыльник. Вместо этого он ударил его по локтю — кажется, тот был цел. Кеншин округлил глаза и во взгляде его читалось возмущение. Хико не был сторонником рукоприкладства, но желание надавать идиоту по шее перевешивало буквально всё. С огромным трудом, он взял себя в руки.

Звук, который Хико издал, когда увидел спину ученика, напугал бы и его самого. Тело его ученика было буквально изрезано. Хико во второй раз пообещал себе найти каждого, кто к этому причастен, и убить его лично. Но это потом.

Он осторожно продолжал свои манипуляции. В некоторых местах из-за крови ткань прилипла к телу намертво и ее приходилось буквально отдирать. Он пытался делать это аккуратно, но звуки, которые издавал его ученик, говорили о том, что получается у него плохо.

Позволив раздражению взять верх, Хико почувствовал себя заметно лучше. Привычные язвительные комментарии относительно умственного развития его ученика лились рекой, словно копились все эти годы и теперь плотину наконец прорвало.

Работать стало легче. Мальчишка наконец понял, что ему велели замолчать и покорно принимал все язвительные комментарии, на которые Хико был способен.

— Ладно, юноша, здесь мы закончили, — сказал он, спустя несколько минут.

Когда реакции не последовало, Хико подумал было, что его глупый ученик слишком близко к сердцу воспринял команду не разговаривать, а потом Хико охватила паника. Кеншин отключился.

Не долго думая, он схватил ближайшее ведро с водой и вылил мальчику на голову. Когда тот приподнял голову, пытаясь разлепить глаза, Хико готов был поверить в каких-нибудь богов, которым молился в эти секунды.

— Я говорил тебе держать глаза открытыми? — он пытался не сорваться на крик, пока его ученик отплевывался от воды и смотрел на него, хлопая ресницами.

Не дождавшись ответа, Хико накинул ему на плечи полотенце и прислонил назад к стене. Прежде, чем что-то делать, нужно было отмыть его от крови и грязи.

Полотенца заканчивались быстрее, чем грязь смывалась с тела. Он снова прервался, открыл сундук и достал пару своих рубашек. Эти можно порвать. В принципе, если понадобится, он пустит на лоскуты всё, что найдет в доме.

Когда с мытьем было покончено, пришло время промыть раны. Хико решил начать с тех, что помельче и уже не кровоточили — из пары нужно было выпустить гной, но в остальном ничего страшного не было.

— Сейчас будет больно.

— Хорошо.

Захотелось дать ему пощечину только за то, каким тоном он это сказал. Ничего хорошего в этом нет.

Хико решил действовать быстро. Он схватил лежащий на полу нож и быстрым движением вскрыл одну из ран, которая явно была наполнена гноем.

В ту же секунду, когда нож коснулся спины Кеншина, тот дернулся, явно пытаясь выхватить рукой катану. Рефлексы военного, которые воспроизводил его ученик, вызвали в нем ужас. Он выругался и пригрозил привязать мальчика к скамейке, если он дернется еще раз. Должно сработать.

Дальше работа пошла легче — он вскрывал и обрабатывал неглубокие, но загноившиеся раны, пока глупый ученик скулил от боли. Скулит, значит, в сознании. Уже неплохо.

Когда он размотал бинты на плече, картина была безрадостной. В плече словно кто-то намеренно ковырялся кинжалом. Перед тем, как вынимать из раны кусочки бинтов, он спросил:

— Предпочитаешь кричать или тряпку в зубы?

Кеншин явно держался из последних сил. Говорить он, кажется, уже не мог, но судя по тому, как он открыл рот, выбрал он второй вариант.

Хико скрутил жгут, Кеншин перехватил его зубами. Было бы неплохо, если бы у него был обезболивающий порошок, но чего не было, того не было. Ничего, раз в таком состоянии он смог идти, значит и это как-нибудь потерпит.

Комментарий к Глава 3. Хико. Обещание смерти.

Буду рада, если вы оставите свой комментарий к этой части.

========== Глава 4. Кеншин. Кошмары. ==========

Держать глаза открытыми было действительно трудно, пришлось сконцентрироваться на этой задаче настолько, что Кеншин просто перестал замечать всё, что происходит вокруг.

Кажется, Хико ничего не говорил, а просто молча его мыл. Из-за этого он чувствовал себя некомфортно, а еще чувствовал себя на удивление маленьким. Странно, что у него еще осталась способность чувствовать себя так после всех этих лет.

В какой-то момент он понял, что еще пара минут и он не справится с задачей не засыпать и именно в этот момент он услышал, как учитель сказал, что сейчас будет больно. Это его почти обрадовало — если будет больно, не засыпать будет гораздо проще. Если он отключится еще раз, то Хико точно решит, что он слабый мальчишка, а не мужчина, которым он стал. Впрочем, мало надежды, что однажды учитель действительно признает в нем мужчину.

В следующее мгновение все мысли исчезли, потому что Хико вскрыл ножом одну из ран. От прикосновения стали к телу Кеншин тут же стремительным движением попытался выхватить катану, которой у него не было. Странно, что ему хватило сил на это движение.

— Твою мать, идиот! — запах крови, смешанный с гноем, был невыносим.

Кеншин услышал, как тяжело дышит рядом с ним учитель.

— Сиди смирно, — сказал он, — или я принесу лавку и привяжу тебя к ней.

Оставалось только терпеть. Но, по крайней мере, не закрывать глаза стало действительно легче. Хико поливал раны сакэ или вскрывал их ножом и потом поливал всё равно. Он скулил, должно быть, как побитая собака, но на это было уже плевать.

— Предпочитаешь кричать или тряпку в зубы?

Кеншин открыл было рот, чтобы попросить развести ему обезболивающий порошок, но, не дожидаясь ответа, учитель просто затолкал ему в рот полотенце.

Хико действовал быстро, этого у него не отнять, но боль всё равно была ужасной. Не в силах терпеть, он изогнулся — тяжелая рука учителя тут же легла ему на грудь, буквально вжимая его в пол.

— Рана уже не кровоточит, — сказал он, — начинай молиться, чтобы не было заражения крови. Но сейчас я полью ее сакэ и будет еще больнее. Кивни, когда будешь готов.

Он кивнул сразу же, зачем тянуть. Струя сакэ, казалось, прожгла его насквозь.

А потом всё закончилось.

Кеншину снились длинные и путанные сны, в которых битва при Тобу и Фушими сменяла собой резню каравана, а та внезапно заканчивалась смертью Томоэ вместо Касуми.

Было жарко, но не было никаких сил сбросить с себя одеяло, оно словно было железным и придавливало его к земле, затрудняя дыхание. Слыша шаги, он открывал глаза и пытался найти на поясе меч, но его не было, а глаза открывались с огромным трудом и то только затем, чтобы увидеть яркий свет пламени рядом, который его ослеплял. Всё было в огне. Дом горел, его дом, где он жил с Томоэ свои счастливые полгода, горел, а он горел вместе с ним.

Чья-то рука вытаскивала его из череды кошмаров, приподнимая ему голову, но он не мог разглядеть, кто это был. Чей-то голос требовал от него сделать глоток и он делал, только потом понимая, что ему предлагают яд. Он пьет яд с чьей-то руки. Яд растекается по всему его телу и оно горит изнутри. Нужно открыть глаза и встать, только бы получилось встать и тогда он обязательно доберется до дома. Но дом сгорел. Он сам его поджег и в этом огне сейчас погибает. Он поджег один дом и горит в нем, а в другом доме его продают в рабство, а в третьем… в третьем его никто не ждет и тогда, наверное, лучше было бы сгореть. По крайней мере рядом будет Томоэ и они будут вместе.

Время от времени чья-то холодная рука опускалась ему на лоб и огонь отступал. Потом голос говорил ему пить и он пил, потому что не мог сопротивляться, но это уже был не яд. Но мгновения отдыха давались ему только затем, чтобы потом стало еще хуже..

И он снова горел и снова убивал и снова все вокруг умирали. Мертвецы пробирались сквозь землю и хватали его за руки, давили своими руками на грудь, пытаясь затянуть его к ним под землю. Все его мертвецы приходили за ним, а он никак не мог скинуть их с себя и дотянуться до меча, чтобы спастись.

— Тихо, — голос доносился откуда-то издалека, — успокойся, всё хорошо. Уже всё хорошо.

Комментарий к Глава 4. Кеншин. Кошмары.

Буду рада, если вы оставите свой комментарий к этой части.

========== Глава 5. Хико. Тяжелая ночь. ==========

Когда Хико заметил, что Кеншин отключился, останавливаться и приводить его в чувство было уже поздно. Тем более, что так было проще его зашить.

Когда всё закончилось, Кеншин лежал на полу, забинтованный с ног до головы. Все его раны были приведены в подобие порядка, зато сам Хико в порядке не был. Разложив в единственной комнате футон, он уложил на него Кеншина и накрыл его одеялом.

Впереди была вся ночь.

Прислушиваясь к каждому шороху из комнаты, он снова поставил воду. Нужно было заварить несколько трав и дать им настояться. Мальчик к этому моменту как раз должен очнуться.

С дальнейшим лечением было понятно, а вот что делать с едой, уже не совсем. Не то чтобы в его доме не было еды, но рис и сушеное мясо, даже если его размягчить, было явно не тем, что надо. Рис еще куда ни шло, но хорошо бы сварить паршивцу суп. Возможно, если порыться в шкафу, то можно будет даже найти всё необходимое для мисо.

Хико устало потер переносицу. За последнее время он несколько раз спускался в ближайшую деревню, но ничего кроме сакэ и сушеной рыбы оттуда не приносил. К этой зиме он вообще не был особенно готов — какие-то деньги у него были, но большую часть, как ни стыдно было признаваться самому себе, он спустил на сакэ. На продажу было готово несколько урн, возможно, если удастся их продать, то вырученных денег хватит еще на какое-то время, а там посмотрим.

Он ухмыльнулся, вспоминая первый год, когда у него появился мальчик. Кто знал, что дети это настолько затратно? К тому же, за ним приходилось постоянно приглядывать, потому что нормальных человеческих указаний вроде «не ходи туда» дети не понимают. Или только его ребенок не понимал.

И вот снова — сначала не понял простого «не ходи на эту войну», а теперь нужно думать о том, где достать еды и, кстати, снова о том, что парню нужна одежда. Какое-то старое кимоно еще валялось на дне сундука, но нужно достать ему зимнее хаори. Если он еще и простудится в этом состоянии, то придется делать новую погребальную урну уже для него.

Через несколько часов у мальчика началась лихорадка. В какой-то момент Хико подумал, что сказки про ночных демонов, которые приходят за своими жертвами, пока те спят, имеют под собой некоторую долю истины. Не то чтобы у него возникали проблемы с тем, чтобы удержать мальчика на месте, но его крики оглушали. Но, по крайней мере, это лучше, чем если бы он просто лежал, не приходя в сознание, думал Хико. Рано или поздно это закончится.

Кеншин успокоился только к полудню. Лихорадка начала отступать и Хико, сменив очередной компресс у него на лбу, наконец выдохнул. Какой бы тяжелой он не представлял эту ночь, реальность превзошла все его ожидания.

Боясь спугнуть сон своего ученика, он откинулся к стене и закрыл глаза. Пара часов сна — ровно то, что ему сейчас нужно.

Проснулся он от чужого стона. Пара секунд ему потребовались для того, чтобы вспомнить вчерашний день и последующую за ним ночь, а потом, наконец, сфокусировать свой взгляд на источнике звука.

Источник звука явно не пришел в себя. Хико помог ему сделать еще пару глотков настойки женьшеня, сменил компресс и подкинул в хибати еще полено. По крайней мере, подумал Хико, он не кричит, не вырывается и не пытается разрубить его несуществующим мечом. Можно сказать, наметился прогресс.

Следующие два дня мало чем отличались от первого. Ночи были сущим адом, но днем удавалось пару часов поспать, а в остальное время он менял компрессы и бинты, кипятил воду, рубил дрова и готовил — делал настойки или варил суп из остатков продуктов, которые у него были. К концу третьего дня пребывания Кеншина в доме, Хико понял, что у него остался только мешок риса.

Что ж, если к утру он очнется, то будет есть рисовую кашу. Если нет, то придется спуститься в деревню. В любом случае, у него заканчивались бинты.

Утро не принесло внезапного пробуждения. Убедившись, что затишье наступило, он взял меч и быстрым шагом, плавно переходящим в бег, направился в деревню.

Комментарий к Глава 5. Хико. Тяжелая ночь.

Буду рада, если вы оставите свой комментарий к этой части.

========== Глава 6. Кеншин. Решение. ==========

Когда Кеншин открыл глаза, то не сразу понял, где находится, а когда спустя пару минут опознал помещение, то закрыл их снова. Несколько минут он просто лежал и вслушивался в звуки вокруг, но тишину нарушало только потрескивание углей.

Он снова открыл глаза. Да, это всё ещё был дом его учителя. Как он здесь оказался? Напрягая память, он попытался вспомнить прошедшие дни.

Трехдневная битва без права на сон, в конце которой они всё же каким-то чудом победили. Кеншин помнил, что несколько раз его ранили, но к концу он определенно все еще стоял на ногах. После была неудавшаяся попытка расстрела. Кто-то вышел перед ним, он даже не мог вспомнить, кто это был. Сначала защитник был один, а потом — трое или четверо и все кричали, что не позволят этому случиться. В него всё же выстрелили. Он попытался пошевелить плечом — определенно, рана была на месте.

Размышления давались с трудом. Он прикрыл глаза, но как бы ни хотелось спать, гораздо больше хотелось вспомнить, как он вообще здесь оказался.

Потом… потом он долго бежал, но остановился, потому что нужно было достать пулю. Кажется, он попытался сделать это самостоятельно, а потом были какие-то лица. Много лиц. Его узнали и он бежал дальше. Врач, который пытался ему помочь и кто-то кричит, узнавая в нем Баттосая, от чего людей становится больше. Что случилось потом, можно было не вспоминать, но, судя по всему, там его ранили тоже.

От сна на улице или, может быть, из-за ранения, у него началась лихорадка. Да, еще был ледяной пруд, в котором он пытался отмыть свои вещи от крови, промыть раны и как-то успокоить жар по всему телу. Кто-то дал ему бинты? Да, кажется, в одной деревне ему помогли. Пока его снова не узнали. Он не мог вспомнить, сколько времени это всё заняло — один день, два или неделю. Впрочем, это уже не имеет значения.

Кажется, из хитокири Баттосая получился отличный зверь для травли. И как любой затравленный зверь, он побежал, поджав хвост, в ближайшее безопасное место — к более опасному хищнику под крыло. Похоже, выбор был удачный. По крайней мере, он не умер от холода и потери крови на улице, а лежит в тепле перебинтованный. Неужели Хико сделал это для него?

Как он добрался до дома Хико, он не помнил. Должно быть, эта мысль просто пришла ему в голову и он держался за нее, пока, наконец, не дошел и не отключился. Хотя нет, отключился он не сразу, но смог вспомнить только урывки — как Хико выливает на него ведро холодной воды, кричит, называет идиотом и очищает раны, вставив в рот кляп. По крайней мере, подумал Кеншин, очищает и перебинтовывает, а не выставляет на улицу.

Отчего-то, сердце его всё же болезненно сжалось. Неужели, идя сюда, он надеялся на ласковый прием? Тот факт, что он лежит в постели у горячего хибати, уже говорит о том, что он получил то, чего не заслужил.

Еще через полчаса Кеншин начал чувствовать себя так, будто умрет от обезвоживания. Ему потребовались все силы, чтобы сесть, к счастью, рядом была миска с чем-то, что можно было пить. Женьшень. Надо думать, у него была лихорадка.

Почувствовав себя так, будто он может встать, Кеншин вскарабкался по стене. Дом выглядел ровно таким, каким он его помнил. Словно он никуда не уходил.

На сундуке лежало кимоно — определённо то самое, что он не стал забирать с собой пять лет назад. Медленно, стараясь экономить силы, он оделся, не переставая думать о том, почему он здесь один. Хико куда-то ушел? Куда он мог пойти? Что сказать ему, когда он вернется? Спасибо, что спасли мою жизнь, учитель. Опять. Судя по тому, что он помнил о пребывании в этом доме с тех пор, как появился здесь снова, ему предстоит выслушать о себе много приятного. Что ж, вряд ли учитель сможет сказать что-то хуже того, что он сам о себе думает.

Надо придумать, что сказать ему, когда он вернется. Хотя, для начала следует решить, как его называть. Учитель? Помнится, последнее, что он услышал перед своим уходом, что он ему больше не учитель. Вряд ли он устоит перед тем, чтобы это припомнить. Хотя, какой бы суффикс он не выбрал, Хико найдет повод оскорбиться, а после всего, что он сделал, назвать его, к примеру, Хико-сан, было бы оскорблением для обеих сторон.

Хико не появился и через час. Совершив прогулку до туалета и сделав еще пару глотков остывшей настойки женьшеня, Кеншин снова сел на сундук. В детстве это было его любимым местом в этом доме — сундук был достаточно большим, чтобы стать с учителем, который сидел на полу, примерно одного роста. И по нему весело было бить ногами. Кеншин улыбнулся, вспомнив, как заявил, что не перестанет бить ногами по сундуку, пока учитель не перестанет пить сакэ. Он получил взбучку после этого, но оно определенно того стоило.

Воспоминания о том, как он покинул этот дом, пришли сами собой. Он так же сидел на этом сундуке, ожидая, как Хико войдет в дом и они поговорят. Сколько Кеншин мог вспомнить их ссор, они почти всегда заканчивались так — взбешенный Хико уходил, а он сидел на этом сундуке и ждал его возвращения. В тот раз учитель так и не вернулся, а наутро он собрал вещи и ушел.

Что, если… Нет. Кеншин даже встряхнул головой, отгоняя эти мысли, но всё выглядело именно так. Хико помог ему, потому что он буквально вынудил его себе помочь, заявившись на порог с такими ранениями. А потом учитель ушел, дожидаясь, пока Кеншин покинет дом снова. В конце концов, в их последний разговор Хико уже сказал ему всё, что хотел сказать и если бы ему было, что добавить, он бы был здесь. Хотя, наверняка, есть, что — и про поджатый хвост подбитой собаки, и про то, что он был прав, говоря, что патриоты сделают из него убийцу и он предаст учение Хитен Мицурюги. Всё, что угодно лучше, чем слушать это.

В конце концов, Хико не мог просто случайно положить его вещи именно на этот чертов сундук.

Кеншин нашел и прицепил к поясу свой меч, взял немного сушеной рыбы и самый маленький из котелков, чтобы было в чем топить снег. Завернув всё это в узел, он обулся в найденные в этом же сундуке свои старые варадзи, надел соломенную шляпу и вышел из дома.

Сборы отняли у него почти все силы и каждый шаг давался ему с огромным трудом. Во дворе он нашел длинную палку, чтобы было, на что опереться, и отправился в путь.

Комментарий к Глава 6. Кеншин. Решение.

Буду рада комментариям :)

========== Глава 7. Хико. Размышления. ==========

Все три урны, которые Хико взял с собой на продажу в деревню — скорее на удачу, чем реально на что-то надеясь — были распроданы. Всё-таки, иногда надо помнить, что кругом идет война и почаще спускаться, так сказать, с небес на землю. Тем не менее, возвращался он с еще двумя заказами, эскизы которых пришлось рисовать прямо на улице, едой, лекарствами и бинтами, одеждой для его глупого ученика и бочонком сакэ, который, он надеялся, ему удастся распить хотя бы под утро, когда очередная ночь изгнания демонов завершится.

На самом деле, отметил Хико, его настроение заметно улучшилось за эти несколько часов. Возможно, это произошло и раньше, но во время постоянного ухода за глупцом, занявшим его постель, не было времени об этом подумать. Не то чтобы он ждал его возвращения все пять лет, но всё же исправно наведывался в город, чтобы собрать слухи о Баттосае, а после окончания битвы Тобу и Фушими, когда вести о ней долетели до пригородов Киото, не находил себе места. Все пять лет сомнений в собственном решении отпустить ребенка на войну нахлынули на него с новой силой, умещаясь в несколько коротких дней, пока паршивец не оказался на его пороге.

Он ведь вернулся. На самом деле Хико не думал, что мальчик когда-нибудь вернется — слишком гордым он был, чтобы признавать, что путь, который он выбрал, был ошибкой. Хико знал об этом с того самого разговора. Он мог бы силой удержать его еще на несколько дней, может быть, на неделю или даже месяц, но Кеншин ушел бы всё равно. Он был, а может, и есть, слишком восприимчив к чужим страданиям. В конце концов, он взял в руки меч впервые, чтобы защитить трех бедных девушек, проданных в рабство, как и он. Как он мог не пойти сражаться за Исин Сиши с таким началом.

Может быть, эти пять лет сомнений и сожалений нужны были и ему, чтобы подумать о своем собственном пути и о том, какие ошибки он совершил. За эти пять лет он много раз думал, что стоило быть добрее к ребенку, а не держать его в страхе, как делал его собственный учитель. Разговаривать с ним, а не упрекать, ожидая, что мальчик сам всё поймет. На что он вообще надеялся, когда в двадцать три года взял себе ученика? Но судьба сама привела его к этому мальчику. А теперь она свела их во второй раз.

По крайней мере, он может позаботиться о своем ученике, пока призраки войны еще так явно витают над его головой. И, может быть, помочь ему оправиться от тех жертв, которые он принес во благо этой страны. Вряд ли у судьбы есть другие кандидаты на эту должность.

У подножия лестницы Хико почувствовал, что что-то не так. Его не было слишком долго. Уже почти полдень, и пока он принимал комплименты своим изделиям и предавался философским размышлениям, что-то случилось.

Он взлетел по лестнице, перелетая через несколько ступеней разом.

Кеншин лежал в снегу. На голове — соломенная шляпа, меч на поясе, узел с какими-то вещами, а рука сжимает палку, явно предназначавшуюся для помощи при ходьбе.

На секунду в голове Хико промелькнула мысль, не убить ли паршивца самому, просто из милосердия к идиоту.

========== Глава 8. Кеншин. Осознание. ==========

Когда Кеншин открыл глаза, то понял, где находится, сразу. На этот раз. Снова прикрыв глаза, он подумал, что наверняка его всё же расстреляли и теперь он застрял в своем личном аду, переживая один и тот же кошмар. Странный выбор кошмара. Хико Сейджуро определенно не худшее, что с ним случалось в жизни. С другой стороны, может быть, правила ада таковы, что события прошлого переживать уже нельзя. Оно, впрочем, к лучшему.

Он сделал глубокий вздох и закашлялся. С трудом отдышавшись, Кеншин попытался приподняться и только теперь заметил Хико. Тот сидел, прислонившись спиной к стене, скрестив на груди руки, и смотрел прямо на него.

Нет, кошмар определенно другой.

— Ты неблагодарная свинья, — сказал он абсолютно бесцветным голосом. — Честно говоря, я даже поражен масштабом личности великого Баттосая. Поздравляю, ты наконец смог меня действительно удивить.

Он говорил так, будто каждое слово было ругательством.

— Знаешь, — он продолжил, не меняя интонации, — за то, что я четыре дня выхаживал тебя, я ожидал хотя бы услышать «спасибо». Я, понимаешь ли, не ожидал, что полумертвый хитокири появится у меня на пороге и определенно этого не просил. И вместо того, чтобы получить хотя бы уважение к своему труду, я возвращаюсь с бинтами для тебя, идиота, и наблюдаю неудавшуюся попытку бегства, закончившуюся тем, что я спасаю тебе жизнь во второй раз за неделю. Надеюсь не получить за это хотя бы нож в спину, уж будь добр хотя бы на этот раз нападать открыто.

Закончив свою пламенную речь, он встал.

— Учитель… — Кеншин попытался что-то добавить, но приступ кашля заставил его снова упасть на кровать.

— Я сыт тобой по горло, — отрезал он. — За пять лет ты не только не набрался ума, но и окончательно превратился в идиота.

Не имея возможности и не зная, что на это ответить, он просто закрыл глаза снова. В эту минуту ему казалось, что лучше бы его действительно расстреляли.

Он поклялся, что исправит свои ошибки и проживет остаток жизни так, чтобы хоть как-то загладить свою вину. Не то чтобы он действительно верил, что то, что он сделал, возможно исправить, но он хотел бы жить по-другому. Защищая людей и помогая им, а не причиняя новые страдания.

Возможно, Хико был прав и он действительно превратился в идиота, а может быть, он просто никогда не переставал им быть. Но почему-то именно рядом с учителем он превращался снова в того четырнадцатилетнего мальчика, которым ушел из этого дома.

Хорошо. Путь его ошибок пять лет назад начался здесь, может быть, у него просто появился шанс начать путь их исправления с того же места.

Он задумался над тем, что помнил и знал о проведенных здесь четырех — или уже больше — днях.

Хико не закрыл перед ним дверь, когда он явился к нему на порог полумертвый. Он позаботился обо всех ранениях и даже если это было больше похоже на пытку, сопровождающуюся уничижительными комментариями, это всё же было помощью. Хико оставил ему свою постель, единственную в доме печь и, судя по состоянию бинтов и тому, что он здесь уже четыре дня, несколько раз менял повязки. А судя посостоянию его желудка, пока Кеншина лихорадило, он чем-то его кормил.

— Тихо, успокойся, всё хорошо. Уже всё хорошо.

Как можно было быть таким глупцом?

Хико вернулся через час, молча поставив рядом с кроватью миску с рисовой кашей. Убедившись, что Кеншин может самостоятельно сесть, он так же молча вышел. Кеншин не был уверен, как ему реагировать и что делать. Неопределенность его положения определенно была частью наказания.

Доев, он решил, что надо отнести миску назад и всё же заговорить. Подняться было даже труднее, чем в прошлый раз — он не знал точно, сколько пролежал в снегу, но от этого у него определенно поднялась температура.

— Оставь миску и вернись в постель, — Хико даже не повернулся к нему. Не только тон его голоса был холодным, просто находиться с ним в одной комнате было пыткой, но Кеншин не собирался сдаваться.

— Учитель, я хотел сказать…

— Ты слышал, что я сказал тебе?

— Да, учитель.

— Тогда, раз ты меня слышишь, постарайся воспринять своими куриными мозгами полученную информацию. Я не желаю с тобой разговаривать и хочу, чтобы мне не приходилось повторять дважды, что нужно делать, даже такому кретину, как ты. Это ясно?

По крайней мере, на этот раз оскорбления действительно были заслуженными.

— Да, учитель.

— Теперь сделай, что я сказал, если мои инструкции достаточно понятны для идиотов.

До наступления темноты Хико заходил дважды. Один раз — с миской лекарства, которую потребовал выпить, а во второй раз, чтобы сменить повязки. Оба раза всё, что говорил Кеншин, сводилось к «да, учитель» и «нет, учитель».

Казалось, Хико это более, чем устраивает.

К ночи все кости ломило, а грудь сдавливало так, что было больно дышать — он попытался лечь удобнее, но удобной позы, кажется, не было вообще. Надо попытаться уснуть, всё равно от его бодрствовании никакого толку, а с Хико в таком настроении пытаться разговаривать было бесполезно. Примерно через час безуспешных попыток лечь так, чтобы можно было уснуть, ему начало казаться, что он заживо горит. Ничего, это можно терпеть, нужно только закрыть глаза и избавиться от этого одеяла.

Попытка приподнять одеяло закончилась приступом кашля — он закрыл обеими руками рот, чтобы приглушить звук.

После избавления от одеяла стало немного легче. Наконец он смог уснуть.

========== Глава 9. Хико. Безмозглый идиот. ==========

С момента, когда он увидел в снегу тело безмозглого идиота и до момента, когда тот очнулся, Хико Сейджуро испытал гамму эмоций, доселе ему недоступную. В конечном итоге, когда мальчишка открыл глаза, ему пришлось призвать на помощь всё свое самообладание, чтобы не убить его на месте.

Это продолжалось до вечера. Всё их общение сводилось к коротким инструкциям вперемешку с оскорблениями с его стороны и ответам «да, учитель» или «нет, учитель» со стороны безмозглого идиота.

По правде сказать, Хико было в какой-то степени интересно услышать, как он пришел к решению уйти снова. Он надеялся, что в его словах будет хотя бы крупица логики, но проведя час наедине с собой понял, что действительно балансирует на грани того, чтобы убить парня, поэтому всем будет лучше, если их общение будет сведено к минимуму. Дошло до того, что он даже снял катану и оставил ее у входа, боясь, что всё же не удержится от соблазна. Почему-то он не запретил идиоту называть себя учителем, хотя действительно собирался сказать, что никак кроме как «Хико-сан» он называть себя больше не позволяет.

Безмозглый идиот больше не показывал носа из комнаты и Хико это более чем устраивало. После достаточного количества моральных терзаний, может быть, он с ним поговорит.

Пытаясь отвлечься от тяжелых мыслей, он нарубил еще дров и устроился у печи на улице с бочонком сакэ. Уже наступила ночь, а в доме было тихо — кажется, ночные демоны наконец решили обойти его глупого ученика стороной. Отлично. Не желая возвращаться в дом, он устроился прямо на крыльце, обернувшись в плащ. Ну хотя бы так впервые за несколько ночей он сможет поспать.

Проснулся он, когда уже занимался рассвет. Не потому что выспался, но чувство тревоги заставило его открыть глаза и встать. Надо проверить этого идиота.

Одеяло было отброшено в сторону, а сам Кеншин свернулся на футоне, поджав ноги и дрожал. В хибати дотлевали угли — еще бы, он не положил туда дров перед тем, как уснуть и в комнате теперь было едва теплее, чем на улице. Хико тяжело вздохнул и дотронулся до его лба в надежде, что тот просто замерз. Кеншин горел.

Лежание в снегу не могло пройти бесследно, да еще в таком состоянии. Если к утру чертов маленький ублюдок не умрет, это будет просто чудом.

От любой манипуляции с ним, Кеншин заходился в таком диком приступе кашля, что Хико оставалась только надеяться, что тот не задохнется. Он переодел его, закинул в хибати еще дров, вскипятил воду, чтобы заварить еще трав и остался рядом, меняя на лбу ученика компрессы. Тот не пытался вырваться, но явно бредил, вспоминая всё и всех без разбору. Некоторые имена были знакомы, например, имя самого Хико, Кацуры Когоро или Такасуги. Других он не знал. Чаще других он звал какую-то девушку по имени Томоэ. Должно быть, за этим именем скрывается драматичная история, подумал Хико. От предположений, что именно его ученик пережил за пять лет, ему стало не по себе.

Комментарий к Глава 9. Хико. Безмозглый идиот.

Буду рада комментариям :)

========== Глава 10. Кеншин. Рис. ==========

Кеншин проснулся к обеду, но не смог ни встать, ни заговорить. Тело было ватным, а держать глаза открытыми слишком трудно. Очень хотелось пить и скинуть одеяло, чтобы хоть немного ослабить жар. Но хуже всего было, что грудь ему будто сдавили цепями — воздух поступал в легкие тонкой струей, а всё горло чесалось.

Он попытался сделать вдох и закашлялся, от чего тело заболело ещё сильнее. Хватая ртом воздух, он попытался перевернуться на бок, забыв о ранении в плечо. Боль была такой сильной, что у него потемнело в глазах.

Вот черт.

Наверное, он слишком шумел, потому что в комнату зашел Хико. Учитель приподнял его, как тряпичную куклу и помог сесть, облокотившись о сундук, который, видимо, ночью сюда перенес.

— Вот что бывает с безмозглыми идиотами, которые решают поваляться в снегу, — ему кажется или тон Хико смягчился? — и не уважают чужой труд. У тебя началась болезнь легких. Снова.

Снова? Он вспомнил — действительно, он уже болел, когда ему было семь или восемь.

Говорить с учителем ему всё ещё было не только запрещено, но и просто не хотелось, потому что все силы уходили на попытки дышать. Кашель был такой сильный, что, кажется, раздирал легкие.

Тяжело было не только сесть, но и даже держать палочки в руках. Он пытался поесть, но руки тряслись и до рта он доносил крупицы еды. Решив, что затрачиваемые усилия этого не стоят, он просто оставлял еду нетронутой.

— Доедай это, — сказал Хико, взглянув на очередную нетронутую тарелку, — даже если не хочешь есть.

Он попытался возразить, но учитель не дал ему начать, снова сказав, что не будет повторять дважды.

Руки его едва слушались. Когда Хико вышел, он собрал в кулак последнюю волю, чтобы поднести к себе миску. Решив, что без палочек разберется быстрее, Кеншин попробовал есть руками. Руки дрожали, но ему хотя бы что-то удавалось донести до рта. Это неплохо, подумал Кеншин, и как будто всех его мучений было недостаточно, рука его дернулась и миска перевернулась на него.

Он потратил, кажется, целую вечность, пытаясь собрать с себя рис и сложить его в миску. Каждое движение рукой сейчас было тяжелее, чем сделать любой удар мечом. Из-за усталости постоянно закрывались глаза и хотелось передохнуть, в какой-то момент все его мысли были только том, что надо полежать, но он продолжал упорно собирать чертов рис. Снова и снова. Одна рисовая крупинка за другой.

За этим занятием его застал Хико. Он молча забрал у него тарелку и вышел. Хотя бы молча.

Комментарий к Глава 10. Кеншин. Рис.

Буду рада вашим комментариям :)

========== Глава 11. Хико. Водопад. ==========

Безмозглый идиот, кажется, решил объявить голодовку. Может, он так сильно ударился головой, что впал в детство? Или отморозил ее.

В детстве Кеншин пару раз выкидывал подобное — устраивал голодовку, когда Хико отказывался с ним разговаривать. Хотя вряд ли безмозглый идиот глуп настолько, чтобы устраивать показательную голодовку в восемнадцать лет. Скорее всего, из-за болезни у него пропал аппетит и он просто не хочет есть и не думает о том, что в его состоянии есть необходимо. Когда в очередной раз Хико обнаружил полную миску, то велел доедать и, отмахнувшись от возражений, ушел.

Оказалось, что безмозглый идиот не может есть, а не просто не хочет. Глядя, как он трясущимися руками пытается собрать рассыпавшийся рис, Хико решил, что куриные мозги здесь и у него тоже. Он забрал миску молча — может быть, сейчас паршивец и не вызывал у Хико никаких чувств, кроме злости и раздражения, но всё же это уже напоминало намеренное издевательство над больным.

«На больных, детей и дураков обижаться нельзя» — так сказал ему как-то старик в деревне, когда он отчитывал маленького Кеншина посреди улицы. В принципе, на данном этапе своей жизни его глупый ученик подходил под все три категории.

Он вернулся с супом. Удачно, что безмозглый идиот не спал, только ворочался.

— Я помогу тебе поесть, — объявил он, наблюдая, как расширяются от удивления глаза Кеншина. Мысль о том, что глупец думал, что он оставит его голодным, была неожиданно неприятной.

Глупый ученик вырос, думал Хико, пока тот глотал суп. Он быстро уставал — даже просто пить, держа его за руку только для того, чтобы управлять наклоном чашки, ему было тяжело. Через несколько минут его руки начали дрожать сильнее, а дыхание, и без того рваное, сбилось. Но он продолжал пить — судя по всему, голод был всё же сильнее усталости. И несмотря на это, он не попросил помочь ему еще утром! Глупец. Или он боялся? Может быть, думал, что это бессмысленно, потому что Хико не станет? Браво, мастер, браво. Вы поистине великий учитель.

— Позови меня, если захочешь поесть, — сказал он, забирая пустую миску, — Или если тебе станет хуже. Я не желаю наблюдать, как ты драматично умираешь в моем доме. Ясно?

Кеншин издал звук, который можно было расценить только как попытку сказать «да, учитель» и Хико кивнул.

— Спи. Когда проснешься, я сменю твои бинты.

Вместо ответа глупый ученик просто закрыл глаза.

Следующие три дня он почти не спал, наблюдая, как Кеншин мучается от лихорадки и непроходящих приступов кашля. Ему не только не стало лучше, ему стало хуже. Приходилось буквально вливать в него еду и лекарства, потому что он с трудом мог даже просто поднять руку. Менять повязки, укрывать, подкладывать дрова в печь, кипятить воду, варить супы и менять компрессы на голове, когда ему становилось совсем плохо.

На третью ночь Хико действительно испугался, что парень просто задохнется. Какие бы конструкции Хико не пытался соорудить, чтобы Кеншин мог сидеть, но из-за приступов кашля он постоянно падал. В конце концов Хико передвинул его постель к стене, сел и подтащил своего ученика к себе, чтобы тот мог сидеть, оперевшись на него. Он надеялся, что к утру ему станет легче — к утру ему всегда становилось легче и он даже немного приходил в себя, но не на этот раз.

Нужно было отнести паршивца к врачу. Пусть бы в нем узнали Баттосая, но он заставил бы оказать мальчику помощь. Еще лучше было бы привести врача сюда, тогда по крайней мере было бы понятно, что с этим делать.

К полудню его дыхание стало таким слабым, что Хико подумал, что это конец.

— Кеншин, ты меня слышишь? — он никак не отреагировал, но, возможно, он просто был слишком слаб, что реагировать, — Живи, Кенни, давай, дыши. Не смей умирать у меня на руках, слышишь ты?

Он лихорадочно перебирал в голове все способы борьбы с болезнью легких, какие мог вспомнить. Черт возьми, он так давно сталкивался с этим в последний раз. Влажный воздух? Или наоборот, никакого влажного воздуха? Если бы он сам болел этим хоть раз в сознательном возрасте, то смог бы вспомнить.

Когда Кеншин издал очередной хрип вместо того, чтобы сделать нормальный человеческий вздох, он накрыл его хакаме, подхватил вместе с футоном на руки и понес к водопаду.

Это были самые мучительные полчаса в его жизни.

— Спасибо.

Да, это определенно было именно тем, что он хотел услышать.

========== Глава 12. Кеншин. Меч. ==========

Прошло три недели, прежде чем Кеншин смог самостоятельно встать с кровати. От постоянного лежания всё его тело затекло, а из-за слабости ноги немного дрожали. Он попробовал пройтись по комнате — каждый шаг давался с трудом, но ходить он всё же мог. Правая нога до сих пор давала о себе знать, если на нее наступить, но всё же по большей части раны уже затянулись. Хико продолжал менять повязки, ворча, что потратил все бинты на безмозглого идиота. «Безмозглый идиот» стало его постоянным обращением, надо полагать, он был окончательно понижен до этого звания. «Глупым учеником» или, тем более, по имени, Хико к нему большее не обращался. Не считая того момента, когда отнес его к водопаду.

Он ожидал, что самым приятным, что услышит от учителя будет что-то вроде «я не желаю наблюдать, как ты драматично умираешь в моем доме». Но когда он действительно чуть не умер, в голосе Хико слышалась настоящая паника.

Самыми болезненными были слова о том, что он был неблагодарной свиньей и вся речь, последовавшая за этим. Худшее в том, что это было правдой. Кеншин никогда не благодарил Хико за то, что тот для него сделал — даже не с тех пор, как он явился сюда полумертвый, но и задолго до этого. Вообще никогда. Он просто воспользовался всем, что ему дали и ушел, чтобы через пять лет вернуться и воспользоваться снова. И… снова попытался уйти.

Он сел посреди комнаты и посмотрел на дверь.

Хико пришел через полчаса. Кеншин опустил руки на пол и медленно поклонился, изо всех сил стараясь не закашляться.

— Спасибо за всё, — сказал он, ожидая какого-либо комментария, но его не последовало, — Я умоляю простить меня, учитель.

— Вставай и поешь, — он обошел его и поставил тарелку с рисом на сундук.

Это… всё? Кеншин встал и всё-таки закашлялся. Пошатнувшись, он почти упал, но Хико подхватил его и помог удержать равновесие. Убедившись, что его ученик способен стоять самостоятельно, он направился к двери.

— Одного «простите» мне мало, глупый ученик, — сказал он, не оборачиваясь, — Но начало хорошее.

Кеншин улыбнулся. Это определенно был прогресс.

Когда через неделю ему не стало лучше, он был готов взвыть. Он был снова повышен до «глупого ученика», но в остальном всё оставалось по-прежнему. Кеншин заметил круги под глазами учителя и понял, что весь предыдущий месяц практически не давал ему спать, поэтому старался не беспокоить его вообще. Помогать он всё равно не мог. Его досуг ограничивался лежанием в кровати и хождением кругами по комнате, правда, не больше одного за раз.

— Если тебе совсем нечем заняться, — как будто были какие-то варианты, — разбери хлам в сундуке.

В сундуке обнаружились все его вещи, которые он оставил перед тем, как уйти. Это едва не заставило его прослезиться. Вооружившись кистями и чернилами оттуда, он мог хотя бы практиковаться в каллиграфии — это занимало его досуг. На длительную активность его по-прежнему не хватало, но он мог, по крайней мере, чем-то себя занять, пока бодрствовал.

— Я и забыл, насколько ты плох в каллиграфии, — хмыкнул Хико, мельком взглянув на итог его трудов, проходя мимо, — Думаю, у меня и в шесть лет получалось лучше.

— В шесть у меня получалось вспахивать поле, — ответил Кеншин, — уверен, что вы до сих пор не умеете.

— Снова дерзишь мне?

Хико ухмылялся.

— Виноват, учитель, — Кеншин склонил голову, пряча улыбку.

— Напишешь это десять раз и так, чтобы сошел хотя бы за пятилетку, — судя по тону, он не злился и Кеншин позволил себе страдальчески закатить глаза.

К середине марта единственным желанием Кеншина было выйти на улицу. Он чувствовал, что окреп достаточно, чтобы прогуляться, поэтому проснувшись и позавтракав, он оделся. Меч казался неожиданно тяжелым с непривычки и Кеншин удивился этой мысли — пять лет он почти не расставался с ним, не считая полугода жизни с Томоэ. Он встряхнул головой, отгоняя воспоминания.

— И зачем тебе меч, позволь узнать? — спросил Хико, которого он встретил сразу же, как вышел на улицу.

— Я всегда хожу с ним, — ответил Кеншин.

— Я спросил, зачем он тебе сейчас, а не как ты ведешь себя обычно, глупый ученик.

— Ну, я полагаю, что меня еще могут искать, — попытался объяснить он.

— И?

Хико сидел, скрестив ноги и явно наслаждался допросом. Кеншин не понимал, что он делает не так, тем более что это учитель приучил его всегда ходить с мечом.

— Ну, — снова неуверенно начал он, — многие знают, что мой стиль — Хитен Мицурюги, а вы мастер Хитен Мицурюги и живете здесь, если мне не изменяет память, с семи лет, а до этого здесь жил ваш учитель. Поэтому было бы логично поискать меня здесь.

— Это не объясняет того, зачем тебе меч.

— Логично носить при себе меч, если ожидаешь, что на тебя могут напасть.

Кеншин заводился, а учитель явно этим наслаждался.

— Потому что меня ты считаешь неспособным сражаться в принципе или ты решил, что горстка каких-то отморозков — непосильная для меня задача?

Такого поворота разговора он не ожидал.

— Они же придут не за вами.

— То есть, — учитель сменил тон с насмешливого на серьезный, — ты всерьез предполагаешь, что если в мой дом придут отморозки, которые собираются тебя убить, я открою им дверь и пропущу в комнату, где ты спишь?

— Я…

На самом деле, он не знал, что ответить на это. Хико всерьез собрался его защищать? Но отвечать и не пришлось.

— Не вынуждай меня снова называть тебя идиотом, глупый ученик, — сказал Хико, — Мой дом — самое безопасное место во всей Японии. И если ты не кричал на каждом углу Киото, на какой горе я живу, то вряд ли кто-то сюда придет. Даже если и да, у меня давно не было хорошей драки. Среди твоих предполагаемых убийц есть хотя бы парочка способных сделать мне такой подарок?

— Может быть, парочка, — ответил он.

— Врешь. Была бы там парочка, способных сражаться со мной, от тебя не осталось бы уже и мокрого места, — боги, насколько же Хико был высокомерен, — Иди в дом, сними свой меч и можешь прогуляться. Снова решишь поспать на земле, я оставлю тебя валяться там, где лежишь.

— Хорошо, учитель.

— И если ты окреп достаточно, чтобы совершать прогулки, можешь начать мыть за собой посуду, здесь тебе не гостиница.

Он смущенно кивнул и пошел в дом.

Комментарий к Глава 12. Кеншин. Меч.

Буду рада комментариям :)

========== Глава 13. Хико. Извинения. ==========

Весной Кеншин начал наконец вставать и вообще походил на человека. Хико боялся, что это произойдет гораздо позже. В целом, подумал он, отделались легким испугом.

Легким. То есть твои панические вопли и пробежка до водопада уже считаются легким испугом? Что же тогда реальный испуг?

Но к середине марта больше, чем легкие Кеншина, Хико волновало общее состояние его организма. Он был истощен. Ощущение, что за пять лет он ни разу не выспался, если вообще спал глубоким сном, почти не ел и при этом работал на пределе своих возможностей. Вполне вероятно, что так оно и было.

И еще ночные кошмары.

Чем лучше становилось Кеншину днем, тем хуже всё было ночью. В одну из ночей Хико действительно испугался, что на них напали и он каким-то образом смог это пропустить. Но мальчик просто кричал по ночам, будто находится в самом центре войны.

Если он внезапно заходил в комнату, рука Кеншина дергалась в сторону меча. Сам по себе рефлекс не был странным — Хико делал точно также, если находился в незнакомом месте и кто-то внезапно появлялся со спины. Но здесь? Когда единственными, кто находится на горе, были они двое, это было неправильным. Парень либо разучился различать чужое присутствие и ориентировался на слух, что вряд ли — с такими навыками он был бы уже трупом, либо больше не умел различать намерения присутствующих. Скорее всего, за время войны он просто привык считать опасностью вообще всех. И еще его взгляд. Внезапный треск полена, всколыхнувшиеся птицы за окном — любой внезапный звук и его глаза сужались, будто он готовился убить. Неприятное, подумал Хико, зрелище для его противников перед смертью.

Если не обращать внимания на это, то медленно, но Кеншин восстанавливался. После нескольких недель, когда Хико разве что не начал молиться богам о его выздоровлении, злиться он перестал. По крайней мере, ему не хотелось постоянно навешать мальчишке подзатыльников или спустить его с лестницы — за время болезни тот научился приемлемо себя вести. Видимо, решил не кусать руку, которая его кормит — тем более, что довольно долгое время Хико приходилось в прямом смысле кормить его с рук.

Когда он в очередной раз зашел к нему в комнату, ученик встретил его на коленях. Хико был слишком рад тому, что парень может самостоятельно встать, так что не отпустил никаких комментариев касательно того, сколько раз ему следует повторить этот ритуал, чтобы что-то исправить. Почти не отпустил.

Когда парень начал явно изнывать от скуки в своем заточении, Хико отдал ему на растерзание сундук и был рад тому, что парень вцепился в кисти и бумагу. В деревне он даже купил ему еще пачку, чтобы тот не скучал. Почерк Кеншина всегда был отвратительным и он не упустил случая ему об этом напомнить.

— В шесть у меня получалось вспахивать поле, уверен, что вы до сих пор не умеете.

Вот уж чего он не ожидал услышать так быстро, так это такой дерзости. На секунду ему показалось, что он вернулся лет на семь назад, а мальчишка еще и улыбался. В принципе, это было неплохо, по крайней мере лучше, чем попытки выхватить несуществующий меч или его тяжелая задумчивость, так что Хико просто из принципа велел ему десять раз написать «виноват, учитель» и удалился почти довольный. Будут приятные сувениры на память.

На самом деле, поле было неплохой идеей. Он не собирался держать тут парня вечно, но и до осени выпускать его тоже не планировал.

От размышлений о будущих сельскохозяйственных угодьях его оторвал, собственно, сам будущий фермер, еще не знающий об этом. В первую секунду ему показалось, что он снова собрался уходить, но потом понял, что из вещей у него только меч и тот надет по привычке. Что ж, эту привычку, к сожалению, на время придется искоренить. Вот уж никогда бы не подумал, удивился сам себе Хико, что буду отучать ученика ходить везде с мечом.

Было забавно наблюдать, как расширились глаза Кеншина, когда он буквально сказал, пусть и в своей манере, что защитит его, если за ним придут. На человека, который пять лет ждал опасности буквально отовсюду и мог полагаться только на себя, подобное заявление, надо думать, произвело сильное впечатление. Хотя когда его глупый ученик сказал, что мифические убийцы придут не за ним, а за Баттосаем Сокрушителем, Хико едва удержался от того, чтобы дать ему подзатыльник. Он всерьез думал, что Хико просто отойдет в сторону? После того, как собственноручно его выходил? Да даже если бы и нет — он никому в принципе не дал бы тронуть своего ученика в его присутствии. Он надеялся, что Кеншин просто забыл, что это так, а не что он никогда так и не думал.

К началу лета Кеншин выполнял уже основную часть работы по дому. Хико следил за тем, чтобы его ученик не перетруждался, поэтому как только замечал подрагивающие руки, немедленно отправлял его отдыхать. Тем не менее, если бы даже теоретически Хико рассматривал такую мысль, то именно в этот момент он уже начал бы тренировки.

— Учитель, — обычно молчаливый за едой Кеншин смотрел на него решительно, явно собираясь ляпнуть очередную глупость, — я не хочу больше быть нахлебником в вашем доме.

Да, так и думал. Сейчас он поблагодарит за гостеприимство и скажет, что хочет уйти, куда бы он там не хотел уйти. Можно хотя бы позлить его перед этим.

— О, я думал, ты и не заметишь, — насмешливо протянул Хико, отправляя себе в рот очередной онигири.

Глаза Кеншина вспыхнули негодованием. Боги, он бы мог выигрывать деньги на предсказаниях эмоций и реплик этого мальчишки.

— Я бы хотел помогать вам больше, чем просто работой по дому, — сказал он, — если вы, конечно, не хотите, чтобы я ушел.

Вот как. Ладно, этот раунд был бы определенно не за ним. Кеншин оставил за ним право решать, уйти ему или остаться и предложил работать, чтобы как-то компенсировать свое здесь проживание. Хорошо, очень хорошо.

— А что ты умеешь, кроме того, как убивать? В услугах хитокири я, слава богам, не нуждаюсь.

— Тогда, я думаю, мне следует уйти.

Голос его стал ледяным. Если бы Хико мог, он бы врезал сам себе, хотя, если подумать, не самая невыполнимая задача. Можно заняться на досуге. Явно все проблемы из-за того, что никто вот уже многие годы не мог врезать ему, когда он говорит черт знает что.

Пока Хико предавался самобичеванию, его ученик собрал свои тарелки и собирался выходить из комнаты. Не вылетать, истерично хлопая дверью, а именно что выходить, держась так спокойно, как мог.

Браво, просто браво. У тебя была одна задача, Хико — помочь парню пережить то, что с ним случилось, а ты делаешь всё ровно наоборот.

— Кеншин, — он попытался говорить мягко, — прошу, вернись и доешь со мной. А я воздержусь от неуместных и несправедливых комментариев.

Спокойствие его ученика в момент улетучилось. Хико подумал, что надо это запомнить — иногда, когда ему кажется, что будет произнесена глупость, ее автором может быть он сам.

Комментарий к Глава 13. Хико. Извинения.

Буду рада комментариям :)

========== Глава 14. Кеншин. Откровения. ==========

К разговору о том, что он хочет делать что-то кроме работы по дому, Кеншин готовился всю неделю. Он на самом деле нервничал, когда готовил ужин — достаточно хороший, чтобы считаться в этих обстоятельствах торжественным. Весь день он думал, как начать разговор и как вообще спросить, может ли он остаться. Несмотря на общую слабость, скоро он будет здоров достаточно для того, чтобы уйти и оба об этом знали.

Ему не хотелось уходить. Хико был человеком — если он, конечно, может считаться человеком — с самым тяжелым характером на свете, но они хорошо уживались. С другой стороны, было бы удивительно, если бы они не могли жить в одном доме после того, как делали это на протяжении шести лет.

Он не знал ни о чем, что происходило за пределами горы и более того, не хотел. Очевидно, что битва Тоби и Фушими была не последней, но она определила исход и всё остальное его уже не волновало. Он сделал то, что обещал и ушел. Было бы неплохо, думал он, заранее решить, куда он пойдет — с другой стороны, если бы он продумал это заранее, то не оказался бы здесь.

Убираться, стирать, готовить и мыть посуду было даже приятно после того, как на протяжении пяти лет всё, чем он занимался это убийства других людей. Ему нравилось ходить без меча — на самом деле, он почувствовал облегчение, когда Хико велел его снять и оставить дома. Он даже убрал его подальше и доставал на видное место только когда Хико уходил в деревню.

Несмотря на то, что по ночам ему снились кошмары, он высыпался. Хико следил за тем, чтобы он не перенапрягался и отправлял его отдыхать еще до того, как сам Кеншин понимает, что устал. Единственное, что ему не нравилось — периодическое безделье. Когда было нечем заняться, он старался заняться хоть чем-нибудь, чтобы не оставаться наедине со своими мыслями. Ни на секунду он не забывал о том, что поклялся искупить свои грехи, но сейчас ему хотелось только немного спокойствия. Хико, казалось, был готов ему его предоставить.

Поэтому, когда учитель насмешливо спросил, что он умеет кроме того, как убивать и заметил, что не нуждается в услугах хитокири, Кеншин почувствовал, как земля уходит из-под ног. Призвав на помощь всё свое хладнокровие, он постарался уйти спокойно. Этого следовало ожидать, думал Кеншин на пути к спасительной двери, но почему тогда ему настолько больно было это услышать.

А потом произошло то, чему он не ожидал стать свидетелем никогда в своей жизни.

Хико Сейджуро Тринадцатый извинился.

То есть он, конечно, не сказал слова «прости», но слова «я воздержусь от неуместных и несправедливых комментариев» от этого человека, иначе как извинения расценивать было нельзя. И он попросил его вернуться.

Но Кеншин просто застыл на месте. Даже Кацура Когоро, думал он, человек, который является эталоном умения держать лицо, в этой ситуации бы сломался. Да кто угодно во всей Японии, нет, во всём мире, проведя с Хико больше месяца и услышав это, сломался бы.

— Если ты собрался превратиться в каменную статую, то хотелось бы донести до твоего сведения, что место ты выбрал неудачное.

Насмешливый тон учителя вернул ему почву под ногами, выбитую за последние пять минут дважды. Он вернулся на место и поставил перед собой тарелки, но от спокойствия не осталось и следа. Хико, казалось, наслаждался произведенным эффектом.

— Ты недавно хвалился тем, что в шесть лет вспахивал поле, — сказал он. — Готов отвечать за свои слова?

Кеншин улыбнулся. Это было вполне в духе его учителя — Хико был ужасно злопамятным.

— Да, готов, — кивнул он.

— Уверен? — с сомнением спросил Хико, — Всё-таки много лет прошло.

— На самом деле, я делал это несколько лет назад. Вышло неплохо.

Судя по выражению лица Хико, ему удалось отомстить за свое удивление.

— То есть пока я каждый день боялся, что услышу о том, как моего глупого ученика порезали на куски, ты решил стать фермером и не удосужился даже прислать мне свой гнилой дайкон?

Кеншин решил, что всё это ему определенно снится, потому что не может быть реальностью день, когда Хико Сейджуро сначала извиняется, а потом признается, что беспокоился о нем.

— Так и будешь хлопать глазами или расскажешь мне, за каким хреном ты выращивал овощи вместо того, чтобы резать врагов Исин Сиши?

Он злился. Кеншин не мог в это поверить, но сидящий напротив него Хико отчитывал его за то, что он не давал о себе знать. Более того, теперь он требовал рассказать ему, что с ним было. Кеншин жил здесь уже почти полгода и за всё это время Хико ни разу не спросил его о пяти годах его отсутствия и, на самом деле, Кеншин надеялся, что и не спросит. Но рассказывать было на удивление легко.

Это было больше похоже на исповедь. Он не знал, что именно было бы интересно услышать учителю, поэтому рассказывал ему всё. Изредка, тот вставлял свои комментарии, но они не были ни насмешливыми, ни жестокими — просто комментариями внимательного слушателя, доброжелательно настроенного к рассказчику.

Кеншин не собирался рассказывать о Томоэ ни учителю, ни кому-либо еще, но после рассказа о Киотском пожаре, который Хико так не понравился, он потерял контроль над тем, что говорит.

— И мы с моей женой остались жить в Оцу.

Хико поперхнулся. Тут же Кеншин понял, что сказал и замолчал.

Они просто просидели так некоторое время, пока учитель, наконец, не заговорил.

— Можешь не рассказывать мне об этом, — сказал он, — но сейчас я в любом случае принесу сюда сакэ и заставлю тебя выпить со мной.

Кеншин кивнул, но сказать ничего не смог. Мысли, от которых он прятался столько времени, снова заполонили собой всё в его сознании.

— Кеншин, — он почувствовал, как Хико сжимает его плечо, — тебе нужно с кем-то об этом поговорить. Я не лучшая кандидатура для таких бесед, но сомневаюсь, что у тебя есть любая другая.

Это, в общем-то, было правдой.

Комментарий к Глава 14. Кеншин. Откровения.

Буду рада комментариям :)

========== Глава 15. Хико. Детали. ==========

По дороге за сакэ, которая, надо сказать, занимала не так уж много времени, Хико пытался обработать всю полученную информацию. Он догадывался, что рано или поздно это случится, но то, что это случилось сегодня, стало для него полной неожиданностью. По правде сказать, он давно настолько ничему не удивлялся.

Для начала, он действительно взбесился, узнав, что Кеншин какое-то время где-то спокойно жил. Этому следовало обрадоваться, но черт возьми, сначала мальчик уходит на войну, а потом пять лет не дает о себе знать. Даром, что становится самым известный убийцей в Японии и собирать сведения о нем не то чтобы непосильная задача. Он даже не дал себе труда сдерживаться в выражении своих чувств по этому поводу.

А потом Кеншин начал выкладывать ему все, как на смертном одре. Хико думал, что рассказ о этих пяти годах придется вытаскивать из него клещами весь последующий год и был удивлен, получив в свое распоряжение такое количество информации.

Когда он впервые услышал о хитокири Баттосае, то думал, что найдет и убьет того, кто заставил четырнадцатилетнего ребенка убивать по заказу. Ладно бы еще в бою, с этим мальчик, возможно, справился бы, но заказные убийства — ничего хуже не придумаешь даже для взрослого человека. А для мальчика с таким чистым сердцем и высокими идеалами и подавно. Но услышав часть истории про Кацуру Когоро, он решил, что на его месте и с чужим ребенком он бы поступил также. Проблема была только в том, что это был не чужой ребенок, это был его ребенок. Поэтому Хико пообещал себе, что если правительство Мейдзи предаст высокие идеалы его ученика, он покажет им, что значит мастер Хитен Мицурюги в гневе.

Но никакое удивление от любой части его рассказа ни шло ни в какое сравнение с тем, что он испытал когда услышал фразу «мы с моей женой». И тут же осознание пришло к нему во всей своей полноте — стоило взглянуть на парня и не надо гадать, как закончилась эта история. Какие бы детали он ему не поведал, Хико и так уже всё знал — девушка мертва, а мальчик винит себя в ее смерти.

Наконец он вернулся с сакэ и двумя чашами. На Кеншина было больно смотреть. На него и до этого периодически было больно смотреть, когда он уходил в свои мысли, но сейчас, казалось, вся тяжесть прожитых лет обрушилась на него с новой силой.

Хико понял, что он ошибался, думая, что детали этой истории не имеют значения, потому что отпив немного сакэ, Кеншин продолжил рассказ.

— Она выбежала перед ним, — его голос дрожал, — и я не успел остановиться. Я ничего не видел и даже не понял, что произошло, пока она не упала на землю. Просто не видел, понимаете?

Твою мать.

Кеншин смотрел на него со слезами на глазах. Жизнь, подумал Хико, была не просто несправедлива к его ученику, она пыталась его уничтожить. Сначала вся семья погибает у него на глазах, потом эти девушки, которых он похоронил — как их звали? — и та среди них, которая предложила ему быть его второй мамой. Потом, ладно, это меньшее из зол, но его подбирает мечник с самым паскудным характером в Японии. Политик делает из мальчишки наемного убийцу, а в конце всего этого — он попадает в ловушку и убивает собственную жену.

И это еще не конец, подумал он. В обоих смыслах — не конец его жизни и впереди его еще ждут испытания и не конец истории, потому что, если он не запутался в хронологии, от этого момента и до сегодняшнего дня его отделяют еще три с половиной года.

Что бы он ни сказал, Хико знал, что последует за этим. Он может произнести абсолютно любую фразу, но потом Кеншин начнет кричать, что он убийца, что это он должен был умереть, что Томоэ не заслужила всего того, что с ней случилось и в этом виноват только он один. По сути, это было правдой, за исключением последней части.

— Это было ее решение, — решил он начать с главного, — и ты не мог ее остановить. Она знала, что умрет, выбежав туда.

И Кеншин практически слово в слово повторил всё то, что предполагал Хико. Оставалось только слушать и оставаться спокойным, потому что если Хико хоть что-то понимал в людях, так это то, что людям в таком состоянии, как его ученик, просто нужно опереться на кого-то, кто остается спокойным.

Когда поток самоуничижительных реплик иссяк, Хико налил еще сакэ и они выпили. Потом он повторил.

— За кем Томоэ была замужем? — спросил он, — За Кеншином Химурой или хитокири Баттосаем?

Кеншин явно опешил. Это хорошо — удивленный человек не может быть одновременно человеком, который хочет себя убить.

— Она ненавидела Баттосая, — сказал он, последнее слово выплюнув, как ругательство, — И была замужем за Кеншином Химурой.

— Тогда я уверен, что для начала она хотела бы, чтобы Кеншин вернулся в мир живых. Потому что то, что я наблюдаю в последние полгода, похоже на тебя в той же степени, в которой твой До-Рю-Сен похож на мой. Неплохо, чтобы пустить пыль в глаза, но до настоящего пока далеко.

За этот пассаж Хико был готов собственноручно воздвигнуть себе памятник. Потому что так изящно одновременно поддержать, выразить понимание и сочувствие, придать жизни хотя бы подобие смысла и поддразнить ровно настолько, чтобы мальчик пришел в себя, ему не удавалось никогда.

Кеншина явно разрывало от желания кинуться ему на шею, снова зарыдать и побежать за мечом, чтобы немедленно наглядно продемонстрировать, куда именно Хико следует засунуть свое мнение относительно его удара.

Очень хотелось продолжать дразнить его, но время было мягко говоря неподходящее. Тем более, что Хико собирался держать его подальше от меча как можно дольше.

— Рассказывай дальше, — сказал он, — вряд ли ты еще раз в ближайшее время снова будешь в настроении начать это делать, так что лучше не останавливайся.

Комментарий к Глава 15. Хико. Детали.

Буду рада комментариям :)

========== Глава 16. Кеншин. Гатоцу. ==========

Если бы не боль в плече, которое ныло весь день из-за того, что он лег на него ночью, Кеншин никогда бы не поверил, что всё, что происходит, действительно происходит. Разговор, которого он намеревался избегать всю оставшуюся жизнь, приносил не боль, которой он так боялся, а облегчение.

Он думал, что учитель разберет каждый его промах и, на самом деле, считал, что именно этого он заслужил. Чтобы Хико сказал ему, что всё случившееся — только его вина и логичное последствие того, что он покинул этот дом пять лет назад. Потому что, в конечном итоге, именно так оно и было. Томоэ умерла, потому что он не смог ее защитить. Томоэ умерла, потому что он убил ее. Позволил заманить себя в ловушку и сделал всё ровно так, как и планировали те, кто его туда заманил.

Хико не сделал ничего из того, что Кеншин от него ожидал. Человек, который отчитывал его за каждый промах, который неделями называл его глупым учеником за каждую сказанную глупость, который месяц звал его безмозглым идиотом за то, что он потерял сознание на улице, не сказал ничего о том, что он виновен в смерти Томоэ. Всю свою жизнь он думал, что его учитель если не лишен сострадания в принципе, то по крайней мере не считает это уважительной причиной не упрекать его каждой совершенной ошибкой.

А потом Хико подарил ему если не смысл жизни, то что-то очень близкое к этому. Томоэ просила его жить и он жил — он ел, спал и не давал себя убить. Он не представлял как и почему это заняло так много времени, но добрался до единственного безопасного места, когда любой другой умер бы на улице. И только когда Хико сказал, что она хотела бы, чтобы Кеншин вернулся в мир живых, он понял, что именно она имела в виду, когда говорила, что он должен жить.

Это открытие привело его в чувство настолько, что когда Хико сказал про его До-Рю-Сен, он едва поборол желание достать меч и показать, что его удар годится на большее, чем простое пускание пыли в глаза.

Из остального рассказа учитель особенно заинтересовался Сайто Хаджиме. Кеншин рассказал всё, что знал и мог вспомнить и, судя по лицу Хико, девиз Шинсенгуми и лично Сайто вызвали у него особенное одобрение.

— Подожди, — прервал Хико, когда он попытался продолжить, — то есть ты не смог победить человека, который просто использует все доступные миру варианты Гатоцу?

Ну конечно.

— Слава богам, это всё же вы, — не смог сдержать сарказм Кеншин, — а то я уже начал сомневаться, что вы мне не привиделись.

— Я серьезно, Кеншин. Гатоцу? Я настолько плохо тебя учил?

Пришлось сделать глубокий вздох, чтобы побороть желание немедленно отправиться искать Сайто с единственной целью связать его и доставить к учителю. Чтобы капитан Шинсенгуми наглядно продемонстрировал, что драться против него не тоже самое, что по вечерам сидеть в обнимку с бутылкой сакэ.

— Вы так говорите, будто бы он меня победил, — Кеншин старался, чтобы это не прозвучало обиженно, но и сам знал, что получалось довольно плохо.

— Вот уж спасибо, что не дал убить себя Гатоцу, — не унимался Хико, — чтобы отмыться оттакого позора, мне пришлось бы совершить сеппуку. Пока можно ограничиться ритуальным употреблением сакэ.

— Помню что-то про «неуместные и несправедливые комментарии», которых вы обещали не делать, — в тон ему проворчал Кеншин.

— Неуместных и несправедливых комментариев я пока и не делал, — отрезал он, — И помнится, один мой глупый ученик обещал не дерзить мне больше.

— Когда я такое обещал?!

— Когда разнылся на внеочередной тренировке после того, как барабанил по сундуку весь вечер и примерно сотню раз до и после этого, — Кеншин не удержался и закатил глаза, — Погоди. Это он тот мифический убийца, с которым ты обещал мне хороший бой?

Кеншин кивнул, ожидая еще вал саркастических замечаний насчет его способностей.

— Он настолько хорош?

— Да. Думаю, его бы хватило минуты на две.

Хико в удивлении приподнял бровь.

— Ладно, неуместные и несправедливые комментарии окончены. Продолжай, а то я устал гадать всё это время, как вы умудрились разобраться с кораблями сёгуна.

Комментарий к Глава 16. Кеншин. Гатоцу.

Буду рада комментариям :)

========== Глава 17. Хико. Гордость. ==========

Всё же боги милостивы к нему, поэтому за свое терпение он был вознагражден возможностью дразнить ученика за неудачи с одним из Волков Мибу. Заодно выдался хороший способ проверить, насколько тот пришел в себя после пересказа, пожалуй, самой драматичной истории из всех, что Хико слышал за свою жизнь.

Пришел в себя он отлично. Настолько, чтобы начать препираться, ворчать, подражая тону учителя, страдальчески закатывать глаза и дерзить. Ладно уж, подумал Хико, пусть радуется тому, что сегодня из кнута и вагаси можно использовать только второе.

Кеншин, который выдает десять разных эмоций в минуту устраивал его больше, чем та жалкая пародия на него, обществом которой он был вынужден наслаждаться последние полгода. Когда он взвыл на весь дом «Когда я такое обещал?» Хико готов был рассмеяться. За такой театр одного актера было не жалко извиниться еще раз.

Не то чтобы он надеялся, что эффект будет долгосрочным, но по крайней мере можно порадоваться, что парень в принципе способен на такие эмоции. Да еще, судя по всему, забыл на время о грузе вины за все совершенные убийства и почти хвастается тем, насколько он хорош.

Когда Хико признался, что ему было интересно, что случилось с кораблями, а это на самом деле было так, то понял, что сейчас услышит историю про звездный час своего ученика. Это надо было так попасть, а ведь с тем количеством информации, которое у него было, он действовал почти вслепую.

Во время рассказа Кеншин разве что не вскочил, чтобы продемонстрировать, насколько он был великолепен. На самом деле, отметил Хико, он ведь впервые осознает это сейчас вместе с ним. Наверняка, во время свершения всех этих подвигов во имя будущего страны, он либо упивался ненавистью к себе, либо просто не отдавал себе отчета в том, что делает.

Слушая историю про высадку и захват поочередно всех пяти кораблей сёгуна, Хико пытался придумать, что сказать, когда его ученик закончит свой рассказ. Нужно выбрать что-то среднее между «я бы так не смог», потому что, конечно, смог бы еще и не так и «ты молодец», как будто парень не армию спас, а просто выполнил неплохой удар на тренировке. Решив разыграть удивление, Хико продолжил слушать, нужно было только выбрать подходящий момент.

Но разыгрывать ничего не пришлось, потому что когда Кеншин дошел до захвата последнего корабля, Хико был уверен, что в его глазах читалось неподдельное искреннее изумление.

— Никогда не сомневался, что учителем мужчины, который будет способен на такое, буду я.

Двойное попадание. Даже если бы Хико ничего не сказал за весь вечер, одного того, что он впервые назвал его мужчиной, Кеншину хватило бы, чтобы надуться от гордости. Но сейчас он натурально сиял, как только что начищенное лезвие.

Хико не боялся его перехвалить. Он понимал, что был первым, кому Кеншин рассказывает всё, что случилось с ним на этой войне, а потом будут и другие — те, кто ненавидят его просто за тот факт, что он выбрал сторону Исин Сиши и те, кто пожелают отомстить ему за смерть каких-нибудь близких, как тот мальчик, брат Томоэ. В его жизни будут толпы тех, кто будут упрекать его за всё то, о чем он рассказывает и, что самое страшное, худшим из всех угнетателей будет он сам. Поэтому Хико изо всех сил старался положить как можно больше на вторую чашу весов, чтобы сохранить хотя бы подобие баланса. На его стороне играло то, что он был первым, чью реакцию мальчик видит.

Глядя на то, каким счастливым в эту минуту выглядел Кеншин, несмотря на всё то, что рассказал и как сильно он на самом деле ненавидел эту часть своей жизни, Хико подумал две вещи. Во-первых, нужно высечь где-нибудь у себя на лбу, что у него есть власть над этим ребенком, а он несомненно был еще ребенком. И во-вторых, что он никому не позволит уничтожать собственного ученика, даже если этим собралась заняться сама жизнь. В конце концов, не для того он вложил в эти руки меч, чтобы получить на выходе сломанное нечто.

Комментарий к Глава 17. Хико. Гордость.

Буду рада комментариям :)

========== Глава 18. Кеншин. Расстрел. ==========

На волне эмоций Кеншин дошел до рассказа про Тоби и Фушими. Трехдневная битва не отличалась ничем примечательным, кроме момента поднятия императорского флага, когда Кеншин понял, что для него всё закончилось и тем моментом, когда он понял, как именно всё закончится.

— Я был ранен несколько раз и даже не обратил внимания, когда меня окружили, — на этих словах Хико явно собирался вставить комментарий, поэтому Кеншин продолжил быстрее, — после первого выстрела всё понеслось быстро. Предо мной выскочили несколько ребят и пока они кричали Нагасуки, что не дадут меня расстрелять, мне удалось сбежать.

— Не дадут сделать что?

И тут Кеншин понял, что всё веселье закончилось.

Такой холодной ярости в голосе учителя Кеншин не слышал никогда.

— Расстрелять, — тупо повторил Кеншин, не зная, что еще сказать.

Хико молча потянулся за бочонком сакэ и, кажется, допил его одним глотком, а потом швырнул прямо в стену. Кеншин закрыл глаза и сжался, когда кувшин пролетал мимо его головы. Можно быть сколько угодно храбрым, но Хико Сейджуро в ярости это то зрелище, которое действительно вызывает ужас. Дело даже не в том, как он при этом выглядел и что делал, просто в этот момент он был самой смертью.

У правительства Мэйдзи есть все шансы закончить свое существование, едва оно началось.

— Иди спать, — сказал Хико тоном, который не предполагал никаких возражений, — Я постараюсь побороть желание уничтожить плод твоих трудов сегодня ночью.

— Плод моих трудов? — переспросил он.

— Твоих, конечно, чьих еще. Это ведь ты преподнес им победу на блюдце.

Это звучало красиво, но только звучало. Даже если он принес Исин Сиши победу, то только ценой бесконечного количества убийств, которые совершил. Его руки были по локоть в крови и этим никак нельзя было гордиться. А он… он почти хвастался этим последние несколько часов.

— Не уверен, что это можно так назвать.

— А как еще это прикажешь это называть? — учитель, казалось, с трудом сдерживается от того, чтобы сорваться на крик, — Ублюдки выменяли победу в этом безумии в обмен на твои страдания и теперь сидят в своих теплых креслах, пока ты упиваешься ненавистью к себе.

— Это был мой выбор, — возразил Кеншин, — Никто не заставлял меня это делать — я пришел к ним сам и попросил дать мне шанс и возможность что-то изменить.

— А мой выбор был тебя туда отпустить, — раздраженно сказал он, — чтобы потом узнать, что они сделали из ребенка хитокири, используя, как пожелают, то, чему я его научил. И как будто этого было мало, чтобы мне стало тошно, так они еще и решили избавиться от моего ученика, как от ненужного хлама, когда он сыграл свою роль очередной пешки. Так что поясни мне, будь добр, почему я не должен желать смерти людей, которые сначала надругались над моим искусством, а потом попытались убить моего ученика?

— Потому что, — сказал Кеншин, — начать следует с ученика, который предал то, чему вы его учили. Мне было не пять лет, чтобы я не мог отвечать за то, что сделал.

Он поклонился и остался так, ожидая, что скажет учитель.

— Иди спать.

Хико встал, явно ожидая, что у разговора не будет продолжения.

— Учитель…

— Я разве не говорил о том, что не собираюсь повторять дважды? Или ты думаешь, что если тебе уже не пять, то я не смогу уложить тебя в постель силой?

Кеншин выпрямился, но с места не сдвинулся и чтобы показать серьезность своих намерений никуда не идти, скрестил руки на груди. Он не даст Хико проигнорировать себя сейчас.

========== Глава 19. Хико. Кнут. ==========

Расстрелять. Парень сказал это так буднично, что это разозлило его еще сильнее. А что им оставалось делать, действительно, с хитокири ведь только так и поступают. Убивают, как убивают всех бешеных псов.

Его ученик не был бешеным псом.

Он вырежет всё правительство Мейдзи и дальше страна может гореть в огне войны, раздираемая любыми внешними врагами, междоусобными войнами, и утонуть в крови, но он не оставит в живых ни одного из тех, кто хоть как-то к этому причастен. Надо было, должно быть, лучше запоминать имена, но это легко поправимое упущение — если даже Кеншина перекосило в его присутствии, любой из этих жалких шавок начнет просто сыпать именами, как отцветшая сакура лепестками.

Они боялись получить бешеную собаку из Баттосая? Получат разъяренного тигра из его учителя. Тигра, который собирается порвать их всех, а не просто того, кто первый попадется под руку.

Подавив желание встать и пойти в Киото прямо сейчас, он посмотрел на своего ученика и понял, что все приступы радости в его исполнении на сегодня закончены.

— Иди спать, — он решил закончить разговор прямо сейчас, чтобы не сорваться на парня, — Я постараюсь побороть желание уничтожить плод твоих трудов сегодня ночью.

А потом случилось то, чего, в общем-то, следовало ожидать. Мальчик, обнаружив, что кто-то таскает камни, которые лежат у него на плечах, немедленно взвалил на себя еще больше. Все надежды на то, что он повременит с этим хотя бы до утра, тут же рухнули.

И что прикажете делать? Проблема была в том, что говорил он, в принципе, правильные вещи. Сам пришел, попросил, получил ровно то, что хотел, Кацура не виноват, зато сам Кеншин вот — снова на коленях, голову опустил к полу и ждет. И чего, интересно, он ждет? Не убедишь же паршивца, что он был слишком юн, чтобы быть единственным ответственным за то, что произошло. Что тот, кто принимал решение сделать из него хитокири должен был понимать, что делает это с ребенком. А ребенок, которым он был, виноват только в том, что был слишком глуп и идеалистичен. Хотя, не мог не отметить Хико, если бы его ученик пытался переложить ответственность за свои поступки на других, он был бы разочарован куда больше. В конце концов на то, что касается «предал то, чему его учили», у него возражений не было. В этом он был действительно виноват и Хико не собирался делать ему поблажек из-за возраста, идеализма и чистого сердца. Просто он не собирался говорить об этом сегодня.

Момент педагогического триумфа был окончен, так что Хико решил просто уйти, отправив ученика спать, но тот явно хотел продолжить разговор. Решив, что настало время всё же использовать кнут, Хико рявкнул и пригрозил использовать силу. Если он его сейчас не послушает, придется надрать паршивцу уши.

Причин, по которым он во многом обращался с ним как с ребенком, было две. Во-первых, он им и являлся, что бы он сам по этому поводу ни думал. Во-вторых, потому что верил, что если он будет вести себя, как и пять лет назад, парню легче будет снова обрести землю под ногами. По крайней мере это была знакомая ему обстановка и Хико искренне считал, что менять свою с ним линию поведения значит лишний раз подчеркивать, что перед ним уже не Кеншин, а самый известный убийца в Японии. В конце концов, никто не будет выкручивать ухо Баттосаю Сокрушителю, а вот нерадивому ученику — пожалуйста.

Кеншин явно этого не ожидал и даже не пискнул, когда Хико, схватив его за ухо, потащил в комнату, выговаривая за то, что приходится повторять дважды, хотя казалось бы, нет на свете указания проще, чем «иди спать».

— Завтра начнешь с мытья туалета, а потом вымоешь все полы в доме, — сказал он, — Пока не закончишь, никакого завтрака. Это ясно?

— Да.

Препираться он передумал. Посмотрим, сколько он пробудет таким шелковым.

— Ты вспомнил, как себя следует вести или мне добавить?

— Вспомнил.

Его глупый ученик явно был зол. Зол, оскорблен, готов драться и при этом явно прикладывал усилия, чтобы не сорваться и не высказать всё, что думает о таком с ним обращении. Хико это устраивало. Человек, который злится и думает, как бы свернуть тебе шею, не может жалеть себя.

— Что ты должен делать сейчас?

— Лечь спать.

О том, что он заставил парня работать голодным, он пожалел почти сразу же. Ну да, подумал Хико, глядя, как его ученик моет пол, едва держась на ногах, он же устал еще к вчерашнему вечеру, а ночь выдалась мягко говоря не спокойной. Но мальчик сам полез под горячую руку, так что пусть теперь расплачивается.

— Это у тебя называется мытьем пола? — спросил он, заметив, как ученик на него поглядывает, — То есть ты забыл не только как себя вести, но и как выполнять элементарную работу? Будешь так халтурить, я заставлю тебя всё перемывать.

Это сработало. По крайней мере, парень перестал вилять головой и бросать недовольные взгляды на учителя, а сконцентрировался на работе.

В голове его глупого ученика было еще слишком много дури, которая требовала того, чтобы ее оттуда выбить.

Комментарий к Глава 19. Хико. Кнут.

Буду рада комментариям :)

========== Глава 20. Кеншин. Дерзость. ==========

Больше реальность сомнений в своей подлинности не вызывала, потому что только реальный Хико Сейджуро мог быть такой сволочью. Кеншин даже начал думать, не приснился ли ему их разговор о войне, в котором учитель так явно им гордился, хвалил, называл мужчиной и они вместе смеялись? Только тот факт, что это был тот же вечер, когда Хико оттаскал его за уши, помогал Кеншину поверить в то, что разговор был реальностью.

От мыслей про убийство Хико его отделяло воспоминание о том, как тот взбесился в конце рассказа про Тобу и Фушими. Он много раз видел учителя рассерженным, но ни один из разов не шел ни в какое сравнение с этим. Всё это приводило его в замешательство.

Постоянные поручения выматывали его, так что он просто падал в кровать и спал беспробудным сном. Днем ему не удавалось даже спокойно подумать — Хико не оставлял его в покое ни на минуту, продолжая дразнить, критиковать и поучать. Кеншин решил не реагировать на учителя, но каждый раз неизбежно взрывался.

К концу недели Кеншин подумал, что, если поразмыслить, всё не так плохо. Он уставал ровно настолько, чтобы к вечеру добраться до кровати и сразу же уснуть, но утром просыпался довольно бодрым. У него не было времени предаваться воспоминаниям и размышлениям, а каждый раз, когда он садился и вся тяжесть его жизни, казалось, опускалась ему на плечи, приходил Хико и выводил его из себя.

Если подумать, он даже был ему благодарен. Нет, он определенно был благодарен за тот разговор, он не снял с него груз, но, кажется, немного его облегчил. Кеншин и не думал, что учитель может быть таким… понимающим. Не иначе, как звезды сошлись в каком-то особенном месте. Он ведь действительно слушал его с интересом, радовался, задавал вопросы, просил рассказать о чем-то подробнее, восхищался, удивлялся и, Кеншин мог поклясться, он им гордился. А потом он просто разозлился. Но не на него! Кеншин просто попал под горячую руку, когда стал оправдывать и защищать других людей, и когда решил взять на себя ответственность за всё произошедшее. Ну вот взял.

За завтраком Хико спросил его, готов ли он всё ещё заниматься садоводством. По правде, Кеншин успел об этом забыть — столько всего они обсудили после. Но поспешно кивнул.

— И что тебе для этого нужно?

— Кирка или мотыга и семена. Всё остальное упростит работу, но я справлюсь и без этого, — Хико, кажется, был удивлен тому, что нужно так немногое. Он действительно ничего в этом не понимал, с детской радостью подумал Кеншин.

— Отлично. Сегодня пойдем в деревню. Тем более, что еда всё равно заканчивается.

Что? Пойдем куда?

— Ты что, испугался? — ухмыльнулся Хико, увидев его выражение лица.. Он словно ждал, что тот скажет да. Пусть подавится.

В конце концов, можно надеть шляпу и скрыть шрам. В прошлый раз он был неосторожен, но больше этого не повторится.

Когда он вышел, Хико встретил его насмешливым взглядом.

— Ты действительно думаешь, что это сработает?

— Что?

— Твоя маскировка.

— А что с ней?

— Ты выглядишь, как мечник, который знает, что его могут раскрыть — тебя выдает взгляд, напряженность, а когда мы спустимся, начнут выдавать жесты. Только увидев тебя, люди уже начнут подозревать, что ты что-то скрываешь. А дальше всё просто — одна прядь рыжих волос, которую видео под шляпой, неуместный шарф, который закрывает именно левую щеку и больше ни для чего не нужен.

— Но… что тогда делать?

— Убери эту нелепую шляпу, она не скроет твои волосы, а только покажет, что ты их скрываешь. Шрам можно заклеить, но не прятать под это убожество. И оставь меч.

— Оставить меч? Я не могу оставить меч, это самоубийство!

— У Баттосая есть три приметы — рыжие волосы, шрам на левой щеке и он искусный мечник. От первой тебе не избавиться, если только мы не покрасим тебе волосы. Наличие шрама скрыть нельзя, но пластырь может скрыть его форму, делай так первое время, пока люди не забудут Баттосая. Единственная примета, от которой ты можешь избавиться сейчас — перестать выглядеть как готовый к бою самурай. Никто не увидит опасности в человеке без меча и никто не будет искать в нем Баттосая. Люди просто не поверят, что Баттосай мог появиться в городе без меча.

— Но я и не могу! На меня могут напасть и мне придется себя защищать. Меня всё равно могут узнать, например, потому что я иду рядом с вами, а рыжий мужчина рядом с мастером Хитен Мицурюги вряд ли может быть кем-то кроме меня.

— Если кто-нибудь решит найти тебя через меня, зная, кто я такой и решит напасть в моем присутствии… Честно говоря, даже звучит даже не смешно.

— Но…

— Ты знаешь, почему в море акулы спят, где захотят, тогда как остальные стремятся укрыться в тени?

— Потому что акулам некого бояться?

— Именно.

— Но… я не… вы…

— Пока ты ведешь себя как раненый и загнанный в угол зверь. Обычные люди не умеют осознанно читать ки, но сейчас ты у каждого будешь вызывать подозрения. Поэтому сейчас твоя главная задача — расслабиться и запомнить, что ты акула, глупый ученик, а не побитая собака, которая готовится дорого продать свою жизнь. Ты сможешь это сделать?

— Не уверен, что смогу.

— Давай поговорим начистоту. Чего ты боишься?

Сколько можно это повторять? Чего учитель от него хочет?

— Что на меня нападут.

— Почему? Ты боишься, что тебя убьют?

Кеншин задумался. Боялся ли он, что его убьют? Да, наверное. Но больше всего ему просто не хотелось больше сражаться. Немного побыть в мире — нет, он определенно не заслужил этого, но можно было хотя бы об этом мечтать.

— Нет, — признался он честно, — Я боюсь, что я убью. Того, что за мной будут приходить снова и снова. Тогда я не смогу здесь остаться и мне придется уйти туда, где всë повторится опять.

— Никто тебя не тронет, Кеншин, — серьезно сказал Хико, — Я не предлагаю тебе прятаться за моей спиной вечность, но сейчас ты слаб. В этом море я — самая опасная акула, поэтому тебе не придется никуда убегать против своей воли.

Это звучало впечатляюще. В мастерстве владения мечом с учителем действительно не мог сравниться никто и если он говорит, что ему нечего бояться… что ж, значит, действительно нечего.

— Всего одна просьба, учитель. Можно?

Хико приподнял бровь.

— Я бы хотел убедиться, что вы не растеряли навыки. Даже акулы стареют…

Он знал, что учителя это по крайней мере повеселит. А еще Хико, насколько он его помнил, любил наглядно демонстрировать свое мастерство.

— Неслыханная дерзость, — он встал в стойку, — сейчас я научу тебя проявлять уважение к учителю.

Комментарий к Глава 20. Кеншин. Дерзость.

Буду рада комментариям :)

========== Глава 21. Хико. Патриоты. ==========

Всю неделю Хико не давал покоя своему глупому ученику, гоняя его и в хвост, и в гриву. К середине недели Кеншин смотрел на него волком и скрипел зубами от бессильной ярости, а Хико подумал, что он как никогда близок к тому, чтобы однажды утром не проснуться из-за того, что ночью парень перережет ему горло.

Ему приходилось проявлять изобретательность, потому что в отсутствии тренировок занять парня чем-то на весь день было сложно. К счастью, Кеншин всё ещё достаточно быстро уставал, чтобы всё равно к вечеру валиться с ног от усталости. К концу недели ученик, казалось, принял свою судьбу как данность, а у Хико закончились идеи, чем еще его занять. Ладно, по крайней мере, впадая в задумчивость, он уже переставал выглядеть настолько мрачно, так что это был удачный момент, чтобы спуститься в деревню.

Когда он объявил об этом Кеншину, тот явно удивился. Уж не думал ли он, что Хико даст ему просто отсиживаться здесь до старости?

— Ты что, испугался?

То, насколько стремительно парень вскинул голову, его позабавило. Дразнить Кеншина было так легко, что могло бы стать скучным— если бы только не то, насколько смешно он на это реагировал.

Хико не надеялся, что его глупый ученик выйдет из дома без меча или хотя бы похожим на самого себя. Он всё ещё дергался даже будучи здесь, словно ждал, что Хико вот-вот наконец решит его убить, просто почему-то выжидает нужного момента. Но когда Кеншин вышел, Хико не сдержал усталого вздоха. Несмотря на шляпу и какой-то нелепый шарф тот выглядел так, будто он собрался вырезать всю деревню, не пощадив ни женщин, ни детей.

Парень явно паниковал и при этом не знал, чего именно он боится. Ни дать, ни взять — затравленный зверь, который боится всего и при этом не осознает, что он, вообще-то, сильнее всех тех, кто за ним якобы гонится. Хико даже удивился — разве глупый ученик не стал известным как раз благодаря тому, что никто так и не смог его победить? Надо бы ему об этом напомнить.

Хико говорил спокойно и старался подавить в себе желание начать издеваться над мальчиком. Нет, это определенно был не тот случай, когда это было бы полезным или хотя бы безвредным — мальчик паниковал и нужно было его успокоить. Большинство его подозрений, Хико был в этом уверен, были беспочвенны, но всегда оставался шанс, что он просто не знал о реальном положении дел. Кеншин провел вне пределов этой горы последние пять лет, так что Хико решил воспринять все его слова всерьез. Правда, глупому ученику знать об этом было необязательно.

Судя по откровенности, с которой мальчик говорил, разговор шел неплохо, хотя произнести что-то вроде «я здесь самая опасная акула» и при этом сохранить серьезность было сложно. Практически на грани возможного. Это было правдой, но такой глупой бравады Хико не произносил с тех пор, как сам был в возрасте своего ученика.

А потом мальчишка, хитро улыбаясь, заявил, что даже акулы стареют. Такой наглости Хико не ожидал — вот она награда за то, что он полчаса разговаривал с паршивцем серьезно и по-доброму, с заботой о его чувствах и что еще там делают приличные учителя со своими учениками.

То, что Кеншин дерзит — верный признак того, что он пришел в себя. Он знал, что предложение проверить его навыки Хико понравится, так что Хико не стал сдерживать себя в проявлении эмоций.

— Неслыханная дерзость, — это действительно было фантастическое нахальство, — сейчас я научу тебя проявлять уважение к учителю.

Хико собирался напасть первым, чтобы закончить этот балаган быстро, но Кеншин кинулся вперед раньше. Отсутствие тренировок на протяжении почти полугода дало о себе знать — он был немного медленнее, чем раньше. Хико увернулся, не доставая меча.

— По крайней мере, про этого твоего волка с Гатоцу становится понятно, — поддразнил он ученика.

Кеншин кинулся вперед снова. Рю-Кан-Сэн — Хико узнал удар даже слишком быстро, потому что глупец слишком рано выставил ногу и к тому же слишком растопырил локти. Он ударил, Хико парировал, Кеншин попытался контратаковать и оказался на земле. Как бы ни хотелось Хико посмотреть, какой удар он попытался бы нанести следующим и что там с его До-Рю-Сен и правда ли он годится на большее, чем пускание пыли в глаза, мальчику нельзя было перенапрягаться. И, к тому же, тренироваться с мечом Хико ему позволять не собирался, по крайней мере не в ближайшее время, так что он решил не спускать на него всех собак за такие позорные удары.

— Пять лет назад я бы за это, — он легко ударил его по локтю, держа лезвие плашмя, — и вот за это, — ударил по второму, — оторвал бы тебе голову. А сейчас радуйся чудесному спасению и приведи себя в порядок, хотелось бы вернуться назад до ночи.

Кеншин кивнул и выглядел при этом слишком довольным для человека, который показал довольно посредственный удар и при этом оказался на земле.

В деревне до мальчика без меча никому действительно не было никакого дела. На них оглядывались, но было бы удивительно, если бы этого не происходило — Хико в своем плаще всегда привлекал внимание, как и рыжие волосы его глупого ученика. Хико приложил все усилия, чтобы выглядеть спокойным и расслабленным, надеясь, что его настроение повлияет и на парня, хотя сам не терял бдительности ни на секунду.

Кеншин, естественно, запаниковал — он не дергался, но был настолько напряжен и осторожен, что это бросалось в глаза. Весь его вид буквально кричал о том, что он ожидает нападения и готов защищаться, словно бы Хико не потратил всё утро на то, чтобы этого избежать. Так и должно быть, думал Хико, глядя на своего глупого ученика, в последний раз, когда он был среди людей, на него действительно могли напасть в любой момент. От этого не избавиться за один раз.

Когда они проходили мимо ресторана, оттуда вывалились пьяные самураи, практически им под ноги. То ли из-за того, что это было внезапно, то ли просто увидев мечи, Кеншин мгновенно встал в стойку — рука потянулась туда, где должен висеть меч, и сразу же привлек к себе внимание. Хико схватил его за плечо и оттащил за угол дома, молясь всем богам, чтобы пьяные увальни не пошли за ними. Кем вообще надо быть, чтобы так напиваться к полудню.

— Успокойся, — он положил руку ученику на плечо и слегка сжал, — это не Киото в Бакумацу, чтобы так себя вести.

Кеншин пытался отдышаться и смотрел в пол. Отлично, подумал Хико, глупцу стыдно, а сейчас он ему еще и добавит. Может хотя бы чувство стыда отобьет у него желание так себя вести.

Но он не успел ничего сказать — пьяницы выбрали худший из возможных путей, чтобы отправиться по домам.

— Ба, смотрите, — заголосил один из них, указывания на Кеншина, — это же та нервная дамочка. Вы когда-нибудь видели таких рыжих уродцев?

Руку с плеча Кеншина Хико не убрал.

— Идите, куда шли, — угрожающе сказал он, — никому здесь не нужны проблемы.

— А это его мамочка, надо думать?

— Это вам не нужны проблемы. Вы вообще знаете, кто мы? — пьяница голосил так, что вот-вот сюда должна была сбежаться вся деревня. — Понимаете, с кем разговариваете? Мы дзюнъи армии Императора! Патриоты!

— Да хоть дайсё, — раздраженно сказал Хико, — Идите мимо.

Он взмолился всем богам, чтобы эти так называемые патриоты оказались достаточно бестолковыми. К счастью, он закрывал от них мальчика почти полностью.

Это всё было паршиво и совсем не по плану. Он надеялся на спокойную прогулку до рынка, а не на разборки с пьяными патриотами. Его рука до сих пор держала плечо Кеншина, а тот явно боролся с собой, пытаясь успокоиться, но получалось у него откровенно плохо. Он наклонился к ученику и тихо сказал, чтобы тот перестал дергаться и что всё в порядке.

Ситуация, тем временем, явно накалялась, принимая всё более серьезный оборот — патриоты продолжали что-то выкрикивать, а вокруг собралась небольшая толпа слушателей. Хико терпеть не мог таких людей. После очередного раунда словесной перепалки, все трое обнажили мечи. Звук вылетающих из ножен мечей довел ситуацию до апогея — парень начал задыхаться, безуспешно хватая ртом воздух.

Дальше всё было быстро — Хико оттолкнул парня на землю, обезоружил всех троих и почти сразу увидел, как из-за угла выбегают полицейские. Видимо, кто-то позвал их, когда патриоты только начали орать. Что ж, это даже удачно.

Объяснения не заняли много времени — один человек в толпе был тем, кому Хико недавно продал урну. Приняв благодарность за помощь и поблагодарив старика, который помог объясниться с полицией, Хико, не особенно церемонясь, схватил ученика под руку, словно он был тряпичной куклой, и оттащил его подальше от чужих глаз.

Комментарий к Глава 21. Хико. Патриоты.

Буду рада комментариям :)

========== Глава 22. Кеншин. Смена концепции. ==========

Всё шло неплохо ровно до того момента, как к ним не прицепились пьяные патриоты, явно нарывающиеся на драку. И дальше Кеншин потерял над собой всякий контроль — вместо широких улиц деревни ему виделись узкие переулки Киото, а пьяные самураи стали солдатами Шинсенгуми. Хуже всего, что он был безоружен, а Шинсенгуми не оставят его в живых и тогда он не сможет сдержать обещание, данное Томоэ или еще хуже — перед тем, как убить, его будут пытать и тогда он подведет своего командира и всё дело Исин Сиши. А значит, вся кровь, которую он пролил, всё было зря.

Только рука Хико, вцепившаяся ему в плечо, помогала удержать хоть какую-то связь с реальностью. Но потом он услышал характерный звук трения лезвия о ножны и… всё. Он перестал существовать.

Он очнулся от пощечины и сразу за первой — вторая, после которой он уже открыл глаза и отшатнулся, но кто-то — Хико — крепко держал его за локоть.

— Пришел в себя или мне продолжить? — строго спросил он и Кеншин уставился в пол, не желая встречаться с учителем взглядом.

— Всё в порядке, учитель.

Хико хмыкнул. На порядок всё это походило действительно очень слабо, чтобы не сказать никак.

Кеншину было стыдно. Так потерять самообладание и запаниковать из-за трех пьяниц, которые не представляют для них вообще никакой угрозы, было нелепо. Он дрался с таким количеством противников, в том числе одновременно, что такие столкновения вообще не должны вызывать у него не то что паники, а даже легкого волнения. Однако, они вызывали.

— Это просто позор, — учитель явно не собирался щадить его чувства, — У тебя минута, чтобы привести себя в порядок и чтобы я больше такого не видел.

Когда они снова двинулись, Кеншин только спустя пару минут понял, что они идут не домой, а в противоположную сторону. В ответ на его невысказанное удивление, учитель сказал, что не собирается менять свои планы только из-за того, что кое-кто ведет себя как маленький ребенок.

На рынке было ужасно. Он понял, что снова начинает паниковать и не может держаться спокойно, сколько бы усилий не прикладывал.

— Если ты не способен взять себя в руки и расслабиться, — прошипел Хико ему в ухо, — то хотя бы начни вести себя так, будто опасность действительно есть. Меча у тебя нет, но мозги-то должны остаться. Осматривайся, прислушивайся — ты что, никогда в Киото не оказывался в мирной толпе? Главное помни, что нельзя вызывать подозрений и держись ближе ко мне.

Эта смена концепции на удивление помогла — в первую очередь помогла не видеть опасность в каждом из людей, которых они встречали. Хико начал поглядывать на него менее неодобрительно и они даже смогли — наконец-то — купить всё необходимое для того, чтобы устроить огород, немного еды и сакэ.

— Вот почему сакэ-то я должен нести? — не удержался Кеншин, — Пить его всё равно будете вы.

Хико только ухмыльнулся, не считая необходимым реагировать.

А потом мир стал настолько реальным, что Кеншин даже забыл, что вслушивался в разговоры всех вокруг и собирался не упускать из виду никого, кто проходил бы рядом — какой-то продавец, разговорившись с Хико, спросил, почему Кеншин так угрюм. Тот ответил, что юноша наказан за свое поведение и Кеншин был вынужден целую вечность выслушивать, как они обсуждают, до чего невоспитанная нынче молодежь и что необходимо держать их в строгости, особенно таких, как сам Кеншин, потому что иначе у страны нет будущего. Для продавца, кажется, это была больная тема, а Хико просто веселился и, видимо, ждал, пока у объекта обсуждения лопнет терпение.

Наконец продавец, высказавшись обо всех недостатках нерадивой молодежи, предложил Хико купить сакэ по очень выгодной цене.

— Я купил уже два кувшина, — с сожалением в голосе сказал Хико, показывая на Кеншина, который нес покупки.

— Но учитель, — почтительным тоном начал тот, — если вы купите еще два, то, возможно, нам не придется приходить завтра.

В подзатыльник Хико вложил достаточно сил, чтобы в ушах зазвенело, но повеселевший Кеншин решил продолжать — он поклонился и засеменил спиной назад, бормоча, но довольно громко, чтобы учитель не гневался на своего нерадивого ученика и как он виноват, преуменьшая способности своего великого учителя в распитии сакэ.

Наблюдать за тем, как Хико пытается сдержать смех, было весело. По дороге домой Хико со злорадством отметил, что с завтрашнего дня веселиться у него времени не будет.

Кеншин занимался огородом большую часть времени. Хико не понимал в земледелии буквально ничего, поэтому не мог сопровождать его работу своими комментариями. Всё лето он провел в работе в поле, по дому и, если не считать ночных кошмаров, всё действительно было хорошо. По вечерам они часто сидели и разговаривали — обо всём на свете и эти разговоры были Кеншину особенно дороги. От походов в деревню было не отвертеться, но со временем и они стали вполне приемлемыми — особенно когда учитель заметил, что чем большим идиотом он выглядит, тем меньше у людей к нему вопросов, вот хотя бы как когда он дурачился у продавца, который хотел продать им сакэ. К концу лета ему уже удавалось держаться уверенно и никто ни разу не узнал в нем хитокири Баттосая.

========== Глава 23. Хико. Правда. ==========

Хико был доволен тем, как складывается их жизнь с Кеншином всё лето — парень наконец перестал походить на свое жалкое подобие и стал напоминать человека. Он всё ещё сидел временами в глубокой задумчивости, но вряд ли он когда-нибудь вообще избавится от этого. Главной задачей было научиться с этим справляться и жить дальше. Пока получалось довольно неплохо. Ученик был занят своим развлечением с огородом, а Хико принялся наконец за гончарное дело нормально, а не в перерывах между уходом за больным.

Хико нравилось гончарное мастерство, он находил в нем какое-то успокоение и не мог не отметить иронии — большую часть жизни он зарабатывал, убивая людей, а теперь, делая для них погребальные урны. В очередной раз выслушав про нежелание больше убивать от Кеншина, Хико сказал, что мальчику нужно перестать бояться собственного меча.

— В конце концов, не будь идиотом, — раздраженно сказал он, — хочешь ты этого или нет, но ты мастер меча и можешь скрываться здесь сколько тебе угодно, но этого не изменить.

— Я не хочу больше быть таким человеком.

Хико с трудом удержался от того, чтобы закатить глаза.

— Это часть тебя. И отказываться от нее не только глупо, но и не решит твоей проблемы — ты совершил ошибки, владея мечом, и только владея им дальше, можешь всё исправить. Без меча ты только половина себя.

— То есть я должен снова убивать?

Парень решительно не понимал, о чем речь, и нес чепуху.

— Я не собираюсь говорить тебе, что ты должен делать, а чего не должен и как тебе всё исправить, — он даже не скрывал своего раздражения. — А тебе пора перестать ждать указаний от других людей. Я, как ты мог заметить, убиваю, не превращаясь при этом в развалину, но у меня нет универсального рецепта для тебя.

— Но почему?

Странно, что мальчик задался этим вопросом только сейчас. На его пути должно было встречаться немало людей, которые не мучаются душевными терзаниями от того, что убивали.

— Полагаю, потому что я никому не позволял распоряжаться силой, которая мне была дана и не вступал в противоречие со своей собственной душой, — он отпил сакэ, поражаясь тому, насколько пафосны его речи, — В общем, жил в мире с самим собой. И несмотря на то, какими бы высокими не были твои идеалы, твоему сердцу явно было этого недостаточно.

Кеншин задумчиво кивнул, судя по всему, он и сам думал о чем-то таком.

— Вы предупреждали меня об этом, — сказал он упавшим голосом.

— Да, предупреждал.

— Я не понимаю, — о, это же снова тон, которыми его ученик говорит глупости, — почему вы приняли меня снова? Я ведь ушел и… Вы должны быть разочарованы и злиться на меня, но вы только помогаете и заботитесь. На самом деле, я не знаю, что бы делал без вас.

— Полагаю, помер бы от потери крови, заражения или лихорадки.

Это явно не тот ответ, на который Кеншин рассчитывал, поэтому он продолжил.

— Боги, почему тебе всё время приходится объяснять очевидные вещи? — ученик смотрел на него удивленно, потому что никаких очевидных вещей для него не было, — Если ребенок истерично хлопает дверью, обвиняя тебя во всех своих бедах и страданиях, а потом идет и выбрасывает в канаву всё, чему ты пытался его научить, то ты можешь быть зол и разочарован, но это ничего не меняет. Даже если бы ты пришел сюда без драматичных попыток умереть на моем пороге, не выгонять же тебя.

Последнее предложение его явно потрясло, хотя в целом глупому ученику этот разговор явно давался нелегко. Хико ухмыльнулся — Кеншин всё время сначала выдумывал себе страшные ужасы о том, как люди к нему относятся, а столкнувшись с куда более приятной реальностью всё равно оставался недоволен. Вот сейчас, Хико готов был спорить, он сначала придумал себе, что учитель в тайне его ненавидит или в лучшем случае считает пустым местом, а в итоге услышал, что его всегда примут, но обиделся на описание того, как он поступил. Очень мягкого, между прочим, щадящего. Этим он тоже наверняка недоволен — не дает поводов ненавидеть себя, но и прощения ему никто не давал.

— Так вы всё же были злы и разочарованы во мне?

— Конечно, я был зол, — хмыкнул Хико, — и я был зол, когда ты вернулся и еще долго после этого. А разочарован? Я не говорил, что я перестал быть разочарованным в тебе. Ты подвел меня и всё учение Хитен Мицурюги, конечно, я в тебе разочарован.

Кажется, этим он выбил у парня почву из-под ног. Ничего, устоит. В конце концов, он больше полугода берег его как мог от любых эмоциональных потрясений и был уверен, что с этим он справится. Тем более, что для него это не должно быть неожиданностью, с чего бы.

— Я не буду учить тебя дальше, — Хико решил, что Кеншин в состоянии и дальше воспринимать информацию, а лучше бы покончить с этим за один раз, — Если ты захочешь, я соглашусь тренироваться с тобой в спаррингах, чтобы ты не заржавел. Это даже доставит мне удовольствие. Но тайные приемы нашего стиля я тебе не передам и мастером Хитен Мицурюги ты не станешь. По крайней мере, пока не исправишь то, что сделал.

Сколько раз Хико представлял себе этот разговор за пять лет отсутствия его ученика и ни один из придуманных им сценариев не соответствовал действительности.

— Я не понимаю…

— На тебя что, никогда в детстве не обижались родители? Или ты был примерным ребенком? Вот уж ни за что не поверю.

Кеншин неожиданно рассмеялся. Вспомнил что-то из детства? Нет, хорошо, конечно, что он смеётся, всё лучше грустного молчания, но только с чего. Нервы не выдержали серьезного разговора?

— Вы же понимаете, что только что практически назвали себя моим родителем?

— Что ты несешь?

Хико, ты попался.

Хотя бы себе не ври — ты уже десять лет говоришь о нем, как о своем ребенке. Неудивительно, что парень это заметил.

— Можете даже не пытаться, — он так счастливо улыбался, что это даже трогало, — да я по вашему лицу вижу, что я прав. Но вообще я давно догадался, — он очень хитро улыбнулся, — я ведь был в сознании, когда вы отнесли меня к водопаду, хоть и задыхался. Но такое разве забудешь! И вы часто называете меня ребенком, но не чтобы оскорбить. То есть я сначала обижался, а потом понял, что вы просто не произносите нужные местоимения.

Наэто было нечего ответить.

— По-моему, — заметил Хико, — ты стал слишком наглым.

— Воспитание такое, — улыбнулся Кеншин и как будто бы виновато потупил взор.

Хико не выдержал и кинул в него лежащую рядом тряпку.

Комментарий к Глава 23. Хико. Правда.

Буду рада комментариям :)

========== Глава 25. Кеншин. Страх. ==========

Хико всё же сказал, что он в нем разочарован, но это почему-то не стало трагедией. Наверное, думал Кеншин, это потому что это и без его слов было понятно, хотя услышать всё же было больно. Больно, но выносимо.

Он вообще удивлялся, как в самые серьезные моменты Хико вдруг переставал быть сволочью, которой он был большую часть времени и разговаривал, как нормальный человек. Ему нравились такие разговоры, даже если они как сейчас были тяжелыми. Они как будто помогали ему разобраться в том, что с ним происходит. В последний такой разговор его поражало, как спокойно Хико говорит о том, что он совершил столько ошибок. Сам Кеншин не мог думать об этом спокойно — груз вины придавливал его к земле. Но вот теперь… учитель, конечно, не избавил его от этого груза совсем, но он не сказал, что этого нельзя было исправить.

А потом он практически назвал себя отцом. И когда Кеншин это заметил, тот не сказал, что это не так, только что Кеншин слишком наглый.

— Воспитание такое.

Он пытался выглядеть виноватым, но знал, что с такой улыбкой невозможно изобразить раскаяние. Хико швырнул в него тряпку, и Кеншин даже не успел увернуться.

Учитель, видимо, открыл для себя всю прелесть рукоприкладства, поэтому Кеншину пришлось уворачивался от разных вещей, которые Хико кидал, приговаривая «я тебе покажу воспитание» и «я тебя отучу дерзить».

— Да перестаньте! Ай!

— А по-моему, в тебе еще недостаточно почтения к старшим, — ответил Хико и кинул в него чем-то тяжелым.

— Ладно, ладно! Я прошу прощения, учитель. Ай! И обещаю, что впредь не буду вам дерзить.

— Врешь, — заключил Хико, — если бы за каждое твое вранье мне давали один рë, я мог бы больше никогда не работать.

— Вы и без этого не особенно много работаете.

По тому, как сузились глаза Хико, он подумал, что всё же перегнул палку.

— Меньше минуты. Пошел вон с глаз моих, сил нет на тебя смотреть.

Кеншин исчез за домом в мгновение ока, но остался доволен.

К вечеру он решил, что в словах Хико была доля правды. Нужно начать с того, что перестать бояться собственного меча.

Идею о том, что Кеншин хочет меч, которым нельзя убить, учитель воспринял весьма скептически, но согласился по дороге в Киото зайти к Араи Шакку.

— Я не хочу использовать свой старый меч, потому что им можно убить, — сказал Кеншин, — но вряд ли я могу убить вас, поэтому я думаю, что мог бы пока использовать его для тренировок.

— Вряд ли можешь? — учитель ухмыльнулся, — Я тебе больше скажу, глупый ученик. У тебя это не получится, даже если ты начнешь пытаться.

Хико, в общем-то, всего лишь повторил его слова и сказал чистую правду, но то, каким тоном он это сказал, Кеншина всё равно разозлило. Самомнение Хико было таких размеров, что ему стало тесно в комнате.

О том, что согласился на идею с тренировками, Кеншин пожалел на следующий день. Потому что Хико, у которого не было особенных поводов его критиковать уже несколько месяцев, был невыносим.

— Это ты называешь ударом? — кричал Хико, — Выпрями спину! Ты забыл всё, чему я тебя учил?

— Я полгода не тренировался!

На самом деле, даже дольше, подумал Кеншин. Он не тренировался последние три или даже четыре года, а большинство его боев ничем кроме как избиением младенцев назвать было нельзя. По большому счету, в форме его держали несколько бойцов Шинсенгуми и всё, но встречи с ними были не то чтобы очень частыми. Но признаваться в этом Хико он не собирался.

— А кто в этом виноват? Это что? — он ударил его плашмя лезвием по ноге, Кеншин тут же поставил ее ближе к левой, — Ты доиграешься, я поставлю тебя выполнять ката до ночи.

Кеншин был уверен, что он не шутит.

— Нападай.

Он кинулся вперед и тут же оказался на земле.

— Еще раз!

Кеншин нападал еще и еще, и к обеду уже не чувствовал ног. Они тренировались по паре часов в день с утра и только к концу месяца Кеншин начал чувствовать, что приходит в форму. Хико же перестал мучать его повторами ударов и тренировки превратились в спарринги, после которых иногда даже учитель тяжело дышал.

Они дрались возле водопада, когда Кеншин сначала почувствовал запах крови и только потом увидел, что учитель порезал ему плечо. Так, что это больше походило на царапину, но он тут же замер в оцепенении и попытался справиться с нарастающей паникой. Это царапина, всего лишь царапина, у него были десятки куда более тяжелых ранений. Запах крови был таким сильным, каким просто не мог быть от такого количества, но он вспомнил сразу всё — и бандитов, вырезавших караван, и Томоэ у себя на руках и десятки десятков трупов, которые он оставлял после себя.

Хико тоже остановился и внимательно на него смотрел. Он сделал это специально? Конечно, он сделал это специально, он не мог ранить его случайно. Хотел проверить, как он отреагирует?

— Эта царапина не требует такого уровня драматизма, — он оказался рядом с Кеншином и осмотрел плечо, — готов продолжать?

Во второй раз учитель ранил ему руку через три недели.

— Вы это специально! — закричал он.

— Конечно, специально, глупый ученик, — Хико ничего, казалось, не смущало, — Нечего размахивать руками в бою.

— Вы понимаете, о чем я.

Кеншин пытался справиться с приступом тошноты. Крови на этот раз было больше, она стекала по руке прямо на меч. Зрелище его ужаснуло.

Хико напал на него, не обращая внимания на то, что Кеншин явно забыл про бой. В последнюю секунду он успел выставить меч и блокировать удар.

— Зачем вы это делаете? — возмутился он, отражая следующий, всё ещё с трудом концентрируясь на происходящем, а не на запахе крови.

— Предлагаешь мне подождать, пока тебя ранят в реальном бою и ты встанешь, как вкопанный?

— Нет, — он хотел что-то возразить, но не нашел, что.

— Тогда перестань ныть как девчонка и дерись.

Злость помогла и Кеншин прыгнул в Рю Цуй Цэн, мечтая попасть учителю по голове.

Комментарий к Глава 25. Кеншин. Страх.

Буду рада комментариям :)

Следующая глава — последняя.

========== Глава 26. Хико. Последний урок. ==========

Подозревать, что от вида крови его ученику станет плохо, Хико начал к концу второй недели тренировок. К концу третьей он был в этом абсолютно уверен, хотя и не смог бы точно объяснить, откуда взялась эта уверенность. Но это определенно нужно было проверить. Если он прав, то это огромная проблема — мечник, который боится вида крови — это просто смешно.

Выбрав удачный момент во время одной из тренировок, он слегка задел лезвием его плечо. В глазах Кеншина читался ужас, причем, понял Хико, ужас не от того, что его ранили сейчас. Хорошо, если у парня не начались галлюцинации, потому что вид у него был такой, будто он увидел убийство родной матери. Впрочем, вполне возможно, что что-то такое он и вспомнил.

Во второй раз Кеншин уже понял, что происходит, и немедленно начал возмущаться. Это неплохо — злость лучше, чем немедленное превращение в каменное изваяние, и на этот раз Хико не стал спрашивать, в порядке ли он и готов ли продолжать, а сказал перестать ныть. Это сработало — его глупый ученик разозлился и тренировка продолжилась.

Хико не нравилась мысль, что придется ранить собственного ученика, пусть это были и всего лишь царапины, но другого выбора не было. Поэтому пару раз в неделю он наносил ему небольшие ранения и каждый раз Кеншин хоть и злился, но заторможенность пропадала.

— Если не хочешь, чтобы я тебя ранил, не давай мне возможности, — отвечал Хико на постоянные возмущения, — А то пока ты дерешься, как ребенок.

Это было несправедливо, потому что Кеншин дрался хорошо. Не сильно лучше, чем пять лет назад, но всё же весьма неплохо. Но приходилось постоянно его злить, иначе, увидев кровь, он с трудом справлялся с собой.

Со временем он стал справляться гораздо лучше. Правда, такие тренировки не пошли на пользу их отношениям. Кеншин и стыдился того, что с ним происходит, и злился, что учитель это заметил и, хуже всего, он никак не мог остановить Хико, потому что не дать себя ранить у него просто не получалось.

Хико почти скучал по спокойному лету, когда они могли вечерами выпить сакэ и поговорить, а Кеншин был обычным веселым молодым мужчиной, не превращаясь в истеричного подростка. Такие перепады Хико не нравились, но он по крайней мере понимал их причину — его ученик ушел сражаться за Исин Сиши еще ребенком и не то чтобы у него была возможность набраться жизненного опыта с тех пор, потому что война не дает, по сути, никакого опыта кроме опыта убийств. Так что в какой-то степени, глупый ученик до сих пор был просто подростком. В очень большой степени, на самом деле.

Неприятная правда заключалась в том, что чтобы стать взрослым, он должен был уйти. Ему придется найти свой собственный путь, задача учителя только в том, чтобы убедиться, что он сможет этот путь пройти. Хико знал, что он сможет. Осталось только преподнести ему последний урок.

Во время очередного их боя он чуть медленнее отреагировал, чуть в сторону увел лезвие и этого едва заметного маневра хватило, чтобы клинок Кеншина достал его. Тот не успел остановиться вовремя — лезвие вошло в тело на сантиметр или чуть больше прежде, чем Хико выбил его в сторону, отчего рана открылась от ключицы до середины груди.

Осталось только убедительно сыграть.

— Неплохой удар.

Лицо Кеншина было белее белого.

— Да пошел ты к черту.

Он кинул клинок под ноги Хико, обошел его и, не говоря ни слова, ушел в сторону дома.

Хико поднял катану, заткнул себе за пояс и пожалел, что не курит. Возможно, стоило бы начать, говорят, это успокаивает нервы.

Кеншин тысячу раз злился на него — за то, что он был слишком строг или слишком жесток. Хико дразнил его, наказывал, заставлял есть овощи, запрещал играть у водопада в конце осени, отчитывал, когда мальчик всё же промочил ноги и заболел, заставлял тренироваться, быть вежливым и, в общем, всё то, что делают наставники. Кеншин обижался, кричал, хлопал дверью, уходил воевать, но всё же знал, что по большому счету учитель был прав.

Но не сейчас.

Возможно, когда-нибудь он поймет и этот урок.

Хико уже знал, что когда вернется, то нигде не найдет своего глупого ученика. Это было правильным, но чувство отчего-то всё равно было паршивым. Хорошо, что он заранее запасся сакэ.

***

Звук меча, вылетающего из ножен, он услышал за мгновение до того момента, как лезвие пронеслось над бревном, на котором он сидел.

Давно на него никто не нападал. Может быть, это даже развеет скуку этого вечера.

— Как подло атаковать простого гончара.

— Хико Сейджуро не простой гончар.

Не может быть, чтобы он не узнал присутствие Кеншина, но голос определенно был его.

— Не может быть, — сказал он уже вслух.

Скуку появление его глупого ученика определенно развеет.

— Давно не виделись, учитель.

Кеншин изменился. Действительно изменился. Хико не мог подобрать слово, которым можно было бы охарактеризовать эти изменения, но в итоге остановился на «успокоился».

— Уходить, не прощаясь и приходить без приглашения это в твоем стиле.

— В прошлый раз вы говорили, что оно мне не нужно.

Да, что-то такое он, кажется, действительно говорил.

— Надеюсь, на этот раз ты хотя бы не ранен?

Не дожидаясь ответа, Хико пошел в дом.

Когда Кеншин ушел в последний раз, Хико знал, что он не вернется, но всё равно ловил себя на том, что ждет этого. Поэтому он переехал — не то чтобы в этом была насущная необходимость, но раз за разом смотреть на дорогу, ожидая чего-то и зная, что этого не случится, было неприятно.

И вот он явился. Сразу дал показать, что не забыл, как закончилась их предыдущая встреча, а теперь явно боится о чем-то попросить. Глупый ученик стоял в начале очередного пути и ему нужна была помощь.

Судя по всему, настроен он был решительно. Осталось только убедиться, что выбранный путь ему по силам и отпустить снова.

Может быть, однажды он зайдет просто ради того, чтобы увидеться.