Охотники (СИ) [Elle D. / Alix_ElleD] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Глава первая ==========


— Бинго! Я только что заработал нам ещё двести баксов!

— Вот и славно, — сказал Сэм, подсыпая сахару в чашку с кофе. — Только совершенно незачем орать об этом на всё кафе.

— Но это же двести баксов, Сэмми!

— Да, да. Двести виртуальных долларов, Дин — это ровно двадцать центов наличкой, — Сэм помешал сахар ложечкой и аккуратно отложил её на салфетку, напряжённо улыбаясь официантке, проходившей мимо и посмотревшей на Дина не без лёгкого осуждения. Дину было, впрочем, до лампочки.

— О, у них есть ещё и покер. Ставки от полтинника и выше. Так, ну-ка… вау!

— Что опять?

— Я десятитысячный посетитель покер-комнаты за этот месяц! И мне полагается бонус.

— Господи, Дин, ты как будто впервые в жизни в Интернет вышел, — Сэм вздохнул и обречённо закрылся газетой. Попытки отодрать Дина от ноутбука и вырвать его из тенет виртуального казино он оставил часа полтора назад, осознав, наконец, их полную бесперспективность. Дин же, случайно кликнув на баннер, всплывший поверх страницы новостей, потерял счёт не только времени, но и смазливеньким официанткам, которых в этом придорожном баре был целый выводок и которых он успел насчитать четыре штук — прежде, чем оказался потерян для общества. Сэм вздыхал, возмущался и говорил гадости, но Дин его игнорировал. Он уже обставил интернет-рулетку на полторы тысячи виртуальных президентов и не собирался останавливаться на достигнутом. А тут ещё покер — и, как он понял в первые же минуты игры, полные дилетанты в соперниках. Дин предвкушающе ощерился, засучивая рукава.

— Только клавиатуру не раздолбай.

— Спокойно, Сэмми.

— И кофе… чёрт!.. поставь кружку чуть подальше от ноута, ладно?!

— Спокойно, Сэмми, — повторил Дин, и Сэм пробормотал что-то себе под нос, дескать, сегодня им придётся здесь заночевать. Дин не отреагировал ни на эту реплику, ни на восемь последующих, хотя как минимум одна из них содержала в себе фразу «хочешь пирога». Но даже пирог привлекал Дина меньше, чем первая сдача, развёрнутая на мониторе ноутбука и вновь подтвердившая диново подозрение, что сегодня — его счастливый день. Подошедшая официантка освежила ему кофе, качнув бёдрышками на уровне его лица, и ушла обиженная. Дин прикинул расклад, решил, что незачем мелочиться, и сходу поставил четыре сотни.

— Дин…

— Не сейчас, Сэмми, похоже, у меня складывается флэш-рояль.

— Дин.

Что-то в голосе Сэма заставило его поднять глаза. Он не собирался отвлекаться: секундомер, отмеряющий время его хода, был беспощаден, но, кинув раздражённый взгляд на Сэма и увидев его лицо, Дин забыл о секундомере.

— В чём дело?

— Не оборачивайся.

— Что…

— Я же сказал, не оборачивайся! — прошипел Сэм, когда Дин дёрнулся было взглянуть туда, куда Сэм неотрывно смотрел поверх его плеча. — Там сидит какой-то парень и…

— Какой парень?

— Не знаю, но я его уже видел. В Хайдене, позавчера. И он точно так же на нас зыркал. Да не оборачивайся же ты, чёрт!

На противоположной стене, ярдах в десяти от них, над барной стойкой висело зеркало. Стойка отражалась в нём, множа бутылки, бокалы и посетителей, вдвое увеличивая тесное пространство забегаловки и создавая иллюзию простора и изобилия. Время было раннее, народу в баре тусовалось совсем немного: парочка у самой стены, кучка байкеров, заливавшихся пивом, невзирая на время суток — и ещё какой-то мужик, сидевший за угловым столиком и смотревший на них.

Он смотрел на них, и Дин встретился с ним взглядом в зеркале. На секунду, не больше — мужик ухмыльнулся и тут же опустил голову, спрятав глаза под козырьком бейсболки. У него была заросшая рожа хронического алкоголика, нижние веки вспухли и обвисали складками, носовая перегородка искривлялась чуть ли не под прямым углом — чуваку явно кто-то в своё время от души наподдал по морде. Брезентовая куртка, ботинки на толстой подошве, торчащие из-под стола, грязные пальцы, как будто он только что сменил колесо и не удосужился вымыть руки. Что не помешало ему взять этими самыми руками с тарелки гамбургер и с демонстративным чавканьем отправить его в рот.

— Да ну, — сказал Дин. — Отморозок какой-то.

— Я и говорю — отморозок. И он нас пасёт.

— Брось, Сэм, что ему может быть от нас нужно? Или ты за моей спиной связался с дурной компанией?

— Я тебе говорю, Дин: я уже видел его в Хайдене. Он тогда тоже сидел в углу и пялился на нас.

— А я что делал? Почему ты мне тогда не сказал?

— Ты клеил официантку, что ты ещё мог делать? Да и я тогда не придал этому значения, мало ли придурков мотается по хайвэям…

Он умолк. Дин снова кинул быстрый взгляд в зеркало: чёрт, так и есть, урод в бейсболке и брезентовой куртке жрал свой гамбургер, хитро щурясь на них. Вид у него был такой мерзкий и потасканный, что нельзя было даже сказать, сколько ему может быть лет — с одинаковой вероятностью Дин дал бы ему и двадцать пять, и сорок. От этой мысли что-то в нём шевельнулось — что-то, похожее на тень узнавания. Он совершенно точно никогда раньше не видел этого мужика, но… часть его думала иначе.

Секундомер на мониторе ноутбука оттикал, четыре нуля помигали немного и погасли. Дин отодвинул ноут и приподнялся с места.

— Ты куда?

— Пойду поболтаю с этим парнем.

— С ума сошёл? Он не должен знать, что мы его засекли. Сядь сейчас же!

Сэм шипел так возмущённо и так убедительно, что Дин невольно подчинился. Запоздало понял, что выглядело это так, будто у него отошли газы — и это не вызвало одобрения у вновь прошедшей мимо официантки, которую Дин, как назло, именно в эту секунду заметил наконец и зафиксировал как привлекательный объект. Чёрт… похоже, квота везения на сегодня исчерпалась двумя баксами выигрыша в интернет-казино.

— Кем он может быть, как думаешь?

— Понятия не имею, — проворчал Дин. Мужик продолжал жрать гамбургер, но уже не смотрел на них, и Дин мог, не таясь, в открытую любоваться неэстетичностью этого процесса. — На охотника не похож, на федерала тем более. На нечисть… не знаю даже. Может, брызнуть на него святой водой незаметно?

Сэм хотел ответить, но осёкся на полуслове. Дин, не выдержав наконец, обернулся. Мужик в бейсболке уже стоял на ногах. Он бросил смятую банкноту прямо в тарелку, усыпанную крошками, и кинул сальный взгляд на официантку, протиравшую соседний столик. Та обратила на это внимания не больше, чем на ухаживания мебели, и даже не подняла голову. Мужик ухмыльнулся ей и вразвалочку вышел из бара. Сквозь стеклянную дверь было видно, как он сворачивает к парковке.

— Видел когда-нибудь такого мерзкого типа? — с отвращением спросил Сэм.

— Не уверен, — сказал Дин, по-прежнему глядя на дверь. — Может быть.

— Ты его вспомнил?

— Нет, но…

Он замолчал, не до конца уверенный в том, что собирался сказать. Сэм напряжённо посмотрел на него, потом на дверь.

— Может, стоит за ним проследить?

Дин моргнул. Смутное дежа вю пришло и ушло, а вместе с ним — мгновение замешательства.

— Да ладно, Сэмми, наверное, просто совпадение. Это же единственное здесь шоссе на Денвер, может, ему с нами просто по дороге.

— Но ты ведь тоже заметил, как он смотрел… правда?

— Да мало ли придурков мотается по хайвэям? Забей. Вон, видишь, он уже уехал…

Тёмно-синий додж неторопливо проехал мимо окна, возле которого они сидели. Дин умолк, вновь увидев небритую морду, скалящуюся на них поверх опущенного стекла. Ему показалось, мужик нарочно вытянул шею, чтоб дать им получше себя рассмотреть. А потом ударил по газам и через несколько мгновений скрылся из виду.

Дин смотрел в окно ещё какое-то время, прежде чем понял, что Сэм тоже молча смотрит вслед пикапу, оставившему за собой пелену пыли.

— Блин, ну вот, — сказал Дин. — Я пропустил ход, и меня вышвырнули из покер-комнаты.

— Зайди в порно-чат и утешься, — мрачно ответил Сэм, снова вскидывая газету.

Они не охотились уже почти три недели, и в поисках дела он читал все газеты, какие только попадались ему на глаза.


Второй раз Дин увидел того человека ночью. Может, дело было именно в этом. Ночь была его временем почти в той же степени, что и временем нечисти. Иногда Дин даже чувствовал какое-то подобие сроднённости с демонами — именно к ночи в нём просыпался инстинкт охотника, в той же мере, что и в них. В ночи всё казалось не таким — не совсем таким — как при свете дня.

Как ни странно, ночью, во тьме, иногда было видно лучше.

Они всё ещё ехали по Сороковому федеральному шоссе, прорезавшему Колорадо с запада на восток. Большая часть шоссе поменьше ответвлялись от Сорокового, но Дин с Сэмом ехали прямо — они всегда так делали, когда у них не было определённо цели, и обычно находили дело на первой же сотне миль пути. Дин не мог знать, что ищет на этом хайвэе небритый мужик в бейсболке и брезентовой куртке, рассекавший Колорадо на синем додже. Но, видит бог, Дину с Сэмом случалось путешествовать в куда более приятной компании.

Когда на датчике бензина замигало красным и стало ясно, что до ближайшего городка они не дотянут, Дин свернул с Сорокового на Сто Тридцать Первое — там стоял указатель, обещавший автозаправку в пределах пяти миль. Было заполночь, Сэм спал, привалившись к боковой дверце и свесив локоть из открытого окна. Дин не стал его будить и, зарулив на заправку и выйдя из машины, закрыл дверцу Импалы мягко и почти беззвучно. В здании было темно, но над баками горела лампа, прицепленная к алюминиевой плошке; она дёргалась и грохотала на крепнущем ветру, и этот звук был единственным звуком, и дёрганый белый свет высоко над головой — единственным светом. Дин поднял воротник куртки, впихнул в автомат банкноту и снял с держателя шланг.

Он повернулся, чтобы откинуть крышку бензобака Импалы, и тогда опять увидкл этого типа.

Синий додж стоял рядом с Импалой, возле второй полосы автоматов с бензином. То ли он подъехал так тихо, что Дин не услышал, то ли уже стоял, когда они подъехали — но Дин мог поклясться, что, когда Импала зарулила на заправку, на площадке перед автоматами не было других машин. Было темно, но Дин ясно видел, до чего жалкая тачка у чувака в бейсболке. Не в том дело, что старьё, Импала тоже не только что с конвейера сошла, но надо быть последним мудачьём, чтобы довести собственную тачку до такого состояния. Краска облезла, на багажнике — отчётливые вмятины, длинная царапина на передней дверце, заметная даже в темноте, паутина трещин, разбегающаяся от верхнего угла на лобовом стекле. И дурацкая наклейка: «Догони меня, мудила» на бампере. Почему-то именно эта наклейка взбесила Дина сильнее всего. Сам он никогда не уродовал Импалу подобными сомнительными средствами самовыражения, и презирал тех водил, которые приписывали своим машинам собственные мелочные желаньица. Так что он заочно презирал владельца синего доджа, ещё до того, как его внезапно осенило, что это тот самый синий додж. Тот, мать его, самый.

И рожа, выглядывавшая из него, была той же самой, только, кажется, ещё более небритой, хотя вроде бы нельзя так зарасти за полутора суток, которые отделяли эту ночь от утра в придорожной забегаловке. Дин даже усомнился на миг — но нет, та же кепка с круто закруглённым козырьком, та же тачка, и, главное, та же самая гнусная ухмылка, свидетельствовашая о нелюбви её обладателя к дантистам. И всё вместе, всё сразу, создавало мерзкое, гнетущее, тревожное ощущение чего-то смутно знакомого — чего-то, что Дин пытался и никак не мог вспомнить.

Лампа грохотала на ветру, странный мужик ухмылялся, сидя в пяти ярдах от безмятежно спящего Сэма, а Дин стоял перед бензобаком со шлангом, из которого потихоньку капал бензин, и пытался понять, где же он раньше видел этого человека.

Он уже почти вспомнил, когда мужик вдруг поднял руку, сжатую в кулак, оттопырил большой палец и недвусмысленным жестом провёл ногтем по собственному горлу. Дину показалось, он слышит скрежет обломанного ногтя о недельную щетину — как будто провели тупым лезвием по наждаку. Мужик перехватил его взгляд, и ухмылка стала ещё шире и ещё гаже, хотя минуту назад Дин мог поклясться, что это совершенно невозможно.

Он не успел ничего сказать, даже шевельнуться не успел. Взвыл мотор, додж попятился, давая задний ход, круто вырулил с заправки и, вихляя задом, унёсся во мрак. Дин развернулся и смотрел ему вслед, пока не почувствовал, что под ногами стало мокро — и не увидел, что струящийся из забытого шланга бензин уже натёк в лужу ценностью баксов в двадцать. Выругавшись, Дин отступил, с досадой глядя на свои изгаженные кроссовки.

Сэм заворочался в машине.

— Дин? Что такое?..

— Ничего. Бензин на нуле, сейчас подолью и дальше поедем… Спи, — сказал Дин. Сэм что-то пробормотал и затих.

Засовывая шланг в бак, Дин думал, не совершил ли ошибку, когда стоял и смотрел на уезжающий додж вместо того, чтобы прыгнуть в Импалу и кинуться за ним. Но у них всё равно бензин был почти на нуле. И он не хотел будить Сэма.

Наполнив бак, Дин сел за руль и выехал с заправки. Сэм снова уснул, отвернувшись от него и откинув голову на подголовник сидения. Дин сжимал руль руками, липкими от бензина, и из головы у него не шёл жест, который сделал человек на синем додже, проведя пальцам по своему горлу и глядя на Дина с ухмылкой, которую он уже где-то видел…

Он точно её уже где-то видел, и потому слишком хорошо понимал, что означал этот жест.


— Я потерял часы, — сказал Сэм. — Ты их не видел?

Дин не отозвался — он был слишком занят и, главное, слишком сосредоточен.

— Дин?

— Слышу. Не видел. Посмотри в ванной.

— Их уже не было, когда я собрался в душ.

— Тогда в Импале.

— Нету, я искал. Чёрт, — сказал Сэм и вздохнул. Он был расстроен, сильно расстроен — насколько Дин помнил, это были те самые часы, которые были на нём, когда Дин приехал за ним в Стэнфорд год назад. Наверное, ему их подарила Джессика. Наверное, они были ему дороги, и всё это было чертовски трогательно, только сейчас Дину было ещё меньше дела до всякой душещипательной фигни, чем в любое другое время.

— Чем ты там так увлёкся? Опять казино?

— Нет. Полицейский архив. Кстати, ты бы попробовал как-нибудь сломать базу данных ФБР, нам бы очень пригодилось.

— Сам ломай, раз такой умный. Что ищешь?

— Да так, — пробормотал Дин и моргнул несколько раз. За последний час он просмотрел больше сотни личных дел, заведённых на лиц, хотя бы единожды задержанных в Колорадо. Сто с гаком непривлекательных рож давно слились в одну, и хотя почти каждая из них была чем-то похожа на того мужика в синем додже, ни одна из них ему не принадлежала.

— Что, ты нашёл для нас дело? — Сэм задал этот вопрос без оживления — то ли был слишком расстроен своей потерей, то ли его вполне устраивало расслабленное состояние, в котором они колесили по западным штатам последние три недели. Дин не стал уточнять, только промычал в ответ что-то невразумительное, что при желании можно было трактовать как «типа того».

Сэм снова вздохнул и сдёрнул куртку со спинки стула.

— Ладно, раз ты завис, схожу, что ли, за ужином.

— Возьми мне два двойных чизбургера с брюссельской капустой, — машинально сказал Дин, пролистывая очередной файл.

— Вредно так обжираться на ночь.

— Угу.

— Растолстеешь, девушки станут шарахаться.

— Угу.

— Дин носит женские трусы.

— Угу. Сэм тоже.

Сэм хмыкнул и ушёл.

Больше всего на свете — после Желтоглазого Демона, конечно, — Дин ненавидел монотонную работу. Куда как сподручнее было бы усадить за просмотр архивов Сэма — у него это куда лучше получалось, он никогда не пропускал мелочей и сохранял ясный и незамыленный взгляд гораздо дольше, чем Дин. К тому же он ведь первый заметил этого парня на додже, и узнал бы его на фото с неменьшим успехом, чем сам Дин, но… почему-то Дину не хотелось впутывать в этом Сэма. Глупо звучит, конечно — впутывать… Они либо уже впутались в это вместе, либо у Дина разыгралась паранойя — третьего не дано, и в любом случае скрывать что-либо от Сэма бессмысленно. Но Дин так и не сказал ему, что видел того человека на заправке прошлой ночью. А теперь поздно было говорить, потому что пришлось бы объяснять, отчего не сказал сразу… а этого Дин и сам не знал.

Он понял, что уже не отличит мужскую фотографию от женской, и, откинувшись от ноутбука, остервенело потёр пальцами глаза. На самом деле он сомневался, что найдёт в полицейских архивах зацепку, но его гложила настоятельная потребность хоть что-нибудь сделать. И охоты никакой, как назло… хотя, может быть, он вовсе не соврал Сэму, и это-то как раз и есть охота.

Мотель, в котором они остановились, был такой же старой развалюхой, как синий додж чувака в бейсболке. Окна выходили прямо на хайвэй, и на них сохранились внешние ставни — здоровенные алюминиевые болванки, кое-как закреплённые стальными стержнями и дребезжавшие на ветру почти так же противно, как лампа на вчерашней заправке. Таких домов в Центральной Америке не строят уже лет двадцать, и, в общем-то, слава богу. Дин встал и тут же почувствовал прострел в спине — чёрт, сколько же он просидел за ноутом? И как только Сэмми выдерживает день и ночь, сгорбившись возле монитора? Академик, чтоб его… Дин упёр руки в поясницу и, страдальчески постанывая, подошёл к окну, за которым уже совсем стемнело, с твёрдым намерением посмотреть, можно ли как-то приладить эти чёртовы ставни, чтоб перестали тарахтеть.

И тогда увидел этого человека в третий раз.

Мотель примыкал к шоссе почти вплотную. С южного фасада к нему прибивалась заправка, магазинчик и ресторан, куда Сэм пошёл за ужином. Окна номера выходили на север, и других зданий с этой стороны не было видно — только шоссе, вытекавшее из ниоткуда и утекавшее в никуда. Ночь обещала быть ясной, отблеск только что взошедшей луны холодно поблескивал на дороге, лоснящейся от прошедшего днём небольшого дождя.

И посреди этой лоснящейся чёрно-серой полосы стоял синий додж. Стоял, мать его, как будто нарочно для того, чтобы Дин, подойдя к окну, его увидел. Его — и мужика, о котором Дин думал в последние дни почти безостановочно. И, кажется, потихоньку ехал мозгами. Потому что хотя мужик ковырялся в багажнике, оттопырив задницу, он как будто почувствовал взгляд Дина и почти сразу выпрямился, оглядываясь…

Он не мог, никак не мог увидеть Дина с такого расстояния в полутёмном отельном номере. Но повернулся вдруг прямо к нему и…

И, возможно, собирался опять осклабиться в своей поганой усмешке или сделать похабный жест — этого Дин уже не узнал. Он позволил этому парню уйти три дня назад, он упустил его вчера ночью — в третий раз повторять свою ошибку он не собирался.

Он слетел на первый этаж, едва не сбив по дороге горничную с ворохом простыней — та грязно выругалась, когда Дина занесло на повороте перед лестницей. Дин бросил «простите» на бегу, даже не сбавив шаг. Парковка, по счастью, была с северной стороны мотеля. Когда Дин влетел на неё, на ходу нашаривая в кармане ключи, додж всё так же стоял посреди дороги. Фары проехавшей мимо него машины на пару секунд выхватили из тьмы помятый бампер и «Догони меня, мудила». Чёртов хозяин чёртовой тачки всё ещё стоял возле багажника, но, увидев Дина, резво запрыгнул внутрь.

— Стой, сукин ты сын! — заорал Дин, безотчётно кидаясь вперёд. Мотор доджа взревел, обдав его облаком выхлопных газов, и Дин, опомнившись, бросился к Импале. На свои-то двух он за доджем не угонится, хоть бы тот ронял запчасти на ходу.

Ключ зажигания как-то особенно громко щёлкнул, поворачиваясь — и щелчок слился с рёвом мотора, когда Дин дал по газам, рванув с парковки на шоссе, следом за доджем, уже исчезающим в темноте.

— Нет уж, теперь не уйдёшь, — процедил Дин, вдавливая педаль газа в пол. Мотель, оставшийся позади, за считанные секунды исчез из зеркала заднего вида. Если ему чуточку повезёт, ну, хотя бы как тогда в интернет-казино, он догонит этого ублюдка и проведёт с ним разъяснительную беседу ещё прежде, чем Сэм вернётся в их номер с ужином.

Старушка Импала не подвела, как обычно — очень скоро тающие во тьме огни задних фар доджа начали становиться всё больше и ярче. Шоссе было пустым, чёрным и скользким, Импала летела по нему, как чемпионка фигурного катания — по льду олимпийского стадиона. Дин упорно давил педаль газа, зная, что ещё немного, ещё чуть-чуть — и он (…вспомнит, где же видел этого человека…) увидит наклейку «Догони меня, мудила» — и догонит, и посмотрим тогда, кто из нас двоих мудила.

И он (…вспомнил…) увидел, почти увидел эту наклейку, когда додж вдруг вильнул задом, будто уличная шлюха — и пропал.

А вместо него в жёлтом свете фар Импалы выросло и рванулось вперёд что-то, совершенно точно не бывшее ни мужиком в кепке, ни синим доджем.

Дин ударил по тормозам и едва не оглох от визга, с которым Импала пыталась сохранить жизнь ему и себе. Машину тряхнуло на развороте, крутануло, Дина швырнуло вперёд с такой силой, что на миг ему почудилось — сейчас он пробьёт башкой стекло или как минимум оставит на нём такую же паутину трещин, как та, которой щеголяет додж. Но обошлось: его болтнуло ещё раз, шины заскрипели, скользя по мокрой трассе, и машина остановилась.

Дин сидел несколько секунд, минут или, может быть, часов, вцепившись в руль так, будто ничего родней и дороже у него никогда не было и не будет. И оно почти так и было — молодчина, девочка, всё-таки не позволила нас угробить этому… кому-то там. Дин понял, что всё это время почти не дышал, и шумно выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. Импала стояла посреди шоссе, развернувшись почти на сто восемьдесят градусов по направлению движения. Кругом была такая темень, что хоть глаз выколи, и ни следа красных задних огней — ни спереди, ни позади.

Но что-то лежало посреди дороги, что-то, бросающее бесформенную тень в треугольник света от фар Импалы.

Дин вылез из машины, оставив, на всякий случай, открытой дверцу. Правой рукой он нащупал под курткой ствол, но не успел его вытащить — рука застыла, взявшись за приклад, когда он шагнул вперёд и понял, что именно лежало посреди дороги и во что он только чудом не врезался.

Это был олень. Именно что был, и, судя по запаху, довольно давно — как минимум несколько дней. Очень вряд ли он лежал тут всё это время — Сороковое шоссе достаточно оживлённое, хотя, пожалуй, на этом участке дороги оно поспокойней, чем на любом другом, особенно ночью. Но всё равно, этот олень, пахнущий, как разрытая могила, не мог валяться тут с тех пор, как в буквальном смысле откинул копыта. Дин всё же вынул пистолет, а другой рукой — карманный фонарик, и, направив то и другое на труп животного и подойдя ещё на шаг, скривился. Трупная вонь ударила ему в нос с удвоенной силой, беглое пятнышко света высветлило развороченное пятнистое брюхо: кишки наружу, их уже успели облепить мухи… но совсем нет крови. Похоже, она успела вытечь — явно не здесь, и даже не вчера. Какая-то сука выволокла на шоссе разлагающийся труп убитого ею животного и швырнула этот труп Дину под колёса… и Дин даже мог бы дать детальный словесный портрет этой суки, если б его кто спросил.

— Твою мать, — сказал он, водя лучом фонарика по развороченным внутренностям оленя. — Твою мать, сукин сын, где ты?! Эй! Я здесь, ну, чего надо? Может, поболтаем? Ну, выходи, тварь! Где же ты?

Он поорал ещё немного, шаря фонариком по зарослям, стеной стоявшим по обе стороны дороги. Шоссе пересекало лесной массив Колорадо — Дин чувствовал себя как будто в огромном, длинном, тёмном коридоре без дверей, без начала и конца, с ковровой дорожкой цвета асфальта на полу. Он не получил никакого ответа на свой крик, и в конце концов, выругавшись ещё раз, убрал пистолет за пояс. Надо было стащить труп оленя с трассы, пока какой-нибудь бедняга не налетел на него в темноте и не убился — но Дин почему-то не мог заставить себя прикоснуться к гниющей плоти, хотя никогда не отличался повышенной брезгливостью. Движимый каким-то странным мазохистским чувством, смешанным с гадливым любопытством, он снова поводил лучом фонарика по телу бедной животины, высветляя остекленевший глаз и — Дин только теперь это заметил — обломанные рога. «Надо будет хоть местному шерифу настучать, что ли», — подумал Дин и уже собирался отключить фонарик, как вдруг что-то блеснуло в желтоватом свете — какой-то металл, мелькнувший в месиве развороченных кишок оленя. Преодолев отвращение, Дин наклонился ближе, мысленно повторяя себе, что его не вырвет, точно не вырвет, он ведь видал ещё и не такое и уж точно не такое нюхал — его собственные носки, случалось, источали и более внушительный аромат…

Так он повторял про себя, почти улыбаясь, но когда он наклонился достаточно низко и понял, что это за металлическая хрень, блестевшая среди месива крови и плоти — улыбка вмёрзла в его лицо.


— Где ты был?! Я пришёл, а тебя и след простыл, и Импалы нет, и мобильник ты не взял, я уже не знал, что мне…

— Спокойно, — сказал Дин. — Я здесь. Я снова с тобой, Сэмми.

Сэм смотрел на него с возмущением, обидой и без малейшей тревоги. Боже, подумал Дин, какого чёрта, я же вообще не собирался тебе говорить, ты и сам уже успел забыть о том, что мы видели его в баре три дня назад…

— Где ты был?

Дин вынул из кармана то, что сжимал сквозь ткань куртки всю дорогу от Импалы к номеру, и положил кусочек металла на прикроватный столик.

— Вот. Я нашёл твои часы.

Сэм просиял. Что-то внутри у Дина сжалось, когда он увидел это — и, ещё сильней, через секунду, когда Сэм схватил часы с тумбочки и разом сошёл с лица.

— Как ты… О… боже… Дин, почему они в крови?!

— Потому что я вытащил их из распоротого брюха мёртвого оленя.

Сэм молчал несколько секунд, глядя на него во все глаза. Потом переспросил:

— Что?

— Они были в кишках оленя. Олень сдох пару дней назад, в муках, судя по состоянию трупа.

— Я не понимаю… что… какого чёрта?!

И Дин рассказал ему всё — начиная вчерашней встречей с синим доджем на заправке и заканчивая не менее впечатляющей встречей с оленем на шоссе. Сэм слушал молча, не перебивая, и уже на середине рассказа отложил вымазанные в тёмной крови часы на стол. Дин подумал, что вряд ли он когда-нибудь снова их наденет.

— Так, — сказал Сэм после паузы, когда Дин умолк. — Погоди. Ещё раз по порядку. Ты видел этого человека вчера ночью? И он тебе угрожал?

— Да… нет. Чёрт, я не знаю, Сэмми, я не воспринял это как серьёзную угрозу. Хотя если бы бак был полный, наверное, я бы сразу за ним рванул. Не нравится мне его рожа.

— Почему ты мне сразу не сказал?

— Решил сперва всё разузнать.

— Мы разузнали бы вместе. Дин, в чём дело? Ты что, скрываешь от меня что-то? Ты его знаешь?

— Не знаю. То есть… не знаю, знаю ли! Мне кажется, я его уже видел где-то, но чтоб мне сдохнуть, если я помню, где.

— Да, — сказал Сэм тихо. — У меня очень похожее ощущение.

Они немного помолчали. Дину страшно хотелось пойти вымыть руки — он уже мыл их в питьевом фонтанчике перед мотелем, до того, как поднялся наверх, но хотелось вымыть снова. И всему вымыться, с ног до головы. Но он не двинулся с места, просто стоял молча и ждал, что теперь скажет Сэм.

— Так, ладно. Значит, говоришь, ты его увидел, когда я ушёл…

— Да.

— …и кинулся за ним. И почти догнал.

— Да.

— Куда же он пропал?

— Откуда мне знать, Сэм? — раздражённо спросил Дин. — Я тебе говорю, он просто вильнул и сгинул, как будто… не знаю, растаял или сквозь землю провалился! Как та адская тачка в «Автомобиле-убийце» с Рональдом Хауком…

— А может, он просто свернул на боковое шоссе? Там рядом не было никаких ответвлений от Сорокового?

Дин посмотрел на брата с лёгким удивлением. Потом почесал затылок.

— Ну… я не проверил, вообще-то. Я так охренел от этого оленя, что…

— Кстати, насчёт оленя. Говоришь, он просто лежал на дороге?

— Ага, я чуть прямо в него не въехал. И тот додж… тот додж вильнул, объезжая его! — внезапно осенило Дина. Блин, а ведь и правда, как он сразу не понял?! — Да, точно, он его увидел и…

— Или заранее знал, что он там, — мрачно закончил Сэм. — Он же заманивал тебя в ловушку, Дин. Ты мог разбиться там.

— Не мог. Ты же знаешь, как я вожу, Сэмми — круче меня только Шумахер.

— Бери выше — круче тебя только варёные яйца. Но ты всё равно мог разбиться. Дин, тебе не следовало ехать за ним одному.

— А что, я должен был бежать, искать тебя и волочь к Импале? Он бы сто раз успел удрать!

— Он и так удрал. И, — упрямо повторил Сэм, — ты не должен был ехать один.

Дин мрачно взглянул на него. На самом деле, конечно, он понимал, о чём говорит Сэм. Но также он понимал, что даже если бы Сэм сидел в Импале в тот момент, Дин сперва вышвырнул бы его из машины, а потом только рванул в погоню за чёртовым мужиком на додже. Потому что нечего Сэму связываться со всякими отморозками. Это всегда было прерогативой Дина.

— Что? — резко спросил Дин, вдруг заметив, что Сэм слегка улыбается.

Тот покачал головой.

— Да так. Вспомнил, как ты отметелил Керка Даггена, когда я учился в пятом классе. Он тебя после этого называл «бычара». «Эй, твой братец — сущий бычара», — так он мне потом всё время говорил.

— Ему же надо было как-то объяснить своим дружкам, почему он больше не может тебя доставать, — сказал Дин и невольно тоже ухмыльнулся. С чего это Сэм сейчас вспомнил об этом?

Впрочем, мимолётное воспоминание из детства — не самое приятное, но и теперь приносившее Дину свирепое удовлетворение, — не развеяло напряжённости нынешнего момента. Дин подцепил с тумбочки часы, вымазанные в оленьей крови. Улыбка сбежала с губ Сэма. Дин посмотрел ему в глаза.

— Я не знаю, что значит вся эта хрень, Сэмми, но она мне совершенно точно не нравится. Это чертовски похоже на долбанные игры маньяков, вроде Ганнибала Лектора или ещё там какой Пилы… Теперь только посылочки с чьими-нибудь отрезанными ушами не хватало.

— Мы выясним, что происходит, Дин.

— Это уж точно. И быстрее, чем думает этот мудак.

— Когда он успел украсть мои часы? — вдруг спросил Сэм.

— А?

— Когда? И как? Я же всё время был с тобой… и не видел его с того самого дня в баре.

— Наверное, ты просто уронил их, а он подобрал, — сказал Дин, а сам обмер. Ночь на заправке, дёрганый свет лампы над головой, додж, неслышно материализовавшийся за спиной… Когда Дин заметил того человека, он сидел в машине — и дверца доджа была едва ли не на расстоянии вытянутой руки от дверцы пассажирского сидения Импалы. Если Дин не слышал, как он подъехал, он мог не услышать и того, как он выходит из машины, наклоняется над опущенным стеклом Импалы и снимает часы с руки Сэма…

И от этой мысли — от одной только мысли, что эта мразь прикасалась к Сэму, или только могла, возможно, прикоснуться к Сэму, Дин ощутил, как волосы на его затылке встают дыбом, а руки сами собой сжимаются в кулаки.

Сэм смотрел на него почти испуганно.

— Дин?..

— Да. Наверное, ты их просто уронил, — сказал Дин и разжал пальцы. Потом бросил часы Сэма обратно на столик. — Впредь приглядывай получше за своими шмотками, я не буду мотаться за ними каждый раз.

— Тот олень, Дин… — без улыбки сказал Сэм.

— Ну, что?

— Ты говорил, он был здоровенный?

— Как мамонт. Не думаю, что смог бы сдвинуть его с места водиночку.

— А тот мужик… думаешь, он бы смог?

Они одновременно уставились друг на друга.

— У него не было времени, — медленно проговорил Дин. — Даже если бы и смог… у него не было времени, я всё время висел у него на хвосте. А если бы он вытащил труп на дорогу раньше, в него мог врезаться кто-нибудь другой. Да и как он мог знать, что я…

— Он знал. Откуда-то он это знал, Дин. Что ты поедешь за ним.

— Я пойду помою руки, — сказал Дин и, повернувшись, пошёл в ванную. У самого порога остановился и добавил:

— Может это и нечисть, Сэмми, но когда это мы пасовали перед нечистью? Тем лучше! Долбанём по нему солью или экзорцизмом, или ещё чего-нибудь придумаем. Как бы там ни было, попомнишь моё слово — если я ещё хоть раз увижу этого урода…

Он не договорил, сцепив зубы от полноты чувств. Сэм смотрел на него слегка насмешливо.

— Ладно. Я пороюсь пока в сети, может, тут есть какие-то местные легенды с похожим персонажем. А ты иди в душ. От тебя несёт за полмили.

— Для тебя, между прочим, старался, — обиделся Дин, но в душ пошёл с радостью, на ходу стаскивая куртку. Он нарочно старался не смотреть на Сэма, но всё равно заметил краем глаза взгляд, который его младший бросил на свои наручные часы, по-прежнему лежащие на столике. Дину показалось, что Сэм мимолётно прикоснулся к ним кончиками пальцев и сразу отдёрнул руку. Но уверен он не был.


— Вот смотри, например, Киллиндайк… Там пропадают люди, покупающие дома в пределах одного района. Все — новосёлы. Пять исчезновений за прошедший месяц.

— Маньяк. Или секта. Или турне Джастина Тимберлейка. Не наш случай, Сэм, хотя, согласен, Тимберлейк — та ещё адская тварь…

— Ну ладно. Тогда вот это: семь странных смертей в отеле «Плезант-Хаус» в Ричардстоне, Оклахома. Все погибшие селились в одном и том же номере. Ни крови, ни следов борьбы, комната была заперта изнутри… Это-то уж точно наш случай!

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что Оклахома.

— Ну и что, что Оклахома? Отсюда часов пять до границы штата, если свернём, будем там к вечеру…

— Мы не свернём, — сказал Дин, глядя прямо перед собой. Его ладони лежали на руле Импалы спокойно и твёрдо. Машина не шла — летела, легко и плавно. Ей явно нравилось рассекать по прямой.

Сэм в раздражении захлопнул ноутбук.

— Дин, какого чёрта, а? Ты что, собираешься до второго пришествия мотаться по этому шоссе?

— Если понадобится.

— Слушай, ну хватит уже, ладно? Прошло четыре дня! Похоже, этот парень просто решил оставить нас в покое — так и давай мы тоже оставим в покое его.

— Я бы с радостью, Сэмми, но только что-то мне слабо верится, что он дал по тормозам. Поэтому я и сам не собираюсь расслабляться, и тебе не советую.

— Расслабишься тут с тобой, когда ты таскаешь меня туда-сюда по этому чёртовому хайвэю четвёртый день, — проворчал Сэм и бросил ноут на заднее сидение. Дин пожал плечами — прости, мол, Сэмми, работа такая. Хотя, чего уж там, ему не больше Сэма нравилось патрулировать Сороковое шоссе. И хоть бы одна инфернальная тварь объявилась и скрасила тоску — но нет, хайвэй был чист, как жертвенная кровь девственницы, используемая в обрядах сатанистами из Нью-Орлеана.

Они пытались найти то место, где Дин едва не наехал на мёртвого оленя. Это оказалось трудней, чем ожидал Дин: труп животного исчез, а поскольку не было крови, то обнаружить следы его пребывания на грязном от осенних дождей асфальте оказалось нетривиальной задачкой. Датчик ЭМП молчал, будто партизан под пыткой. Сэм был ненамного разговорчивей датчика — он изначально был против того, чтобы они ехали на поиски синего доджа, не узнав о нём хотя бы что-нибудь. Но никаких данных ни из интернета, ни их архивов, ни из Эша они не вытянули. В Америке не было легенд, повествующих о небритом человеке в брезентовой куртке, рассекающем Колорадо на помятой тачке с вульгарной наклейкой на бампере. Дин, говоря по правде, был бы разочарован, окажись иначе: этот тип был слишком неприятным даже для персонажа городской страшилки.

Но он чувствовал, что что-то тут не так, на этом Сороковом шоссе. Оно казалось куда более пустынным, чем положено одному из главных хайвэев штата: попутки встречались хорошо если раз в час, а голосовальщиков на обочине не было видно вовсе. На промежутке между Хайденом и Креммлингом от шоссе отходил с десяток боковых дорог, уводивших в разные уголки штата, и пара грунтовок. На том участке пути, который отделял последний мотель от места, где пропал додж, грунтовок было три. По настоянию Дина они обследовали все три, и ни одна из них никуда не вела — они лишь связывали Сороковое шоссе с его ответвлениями, позволяя срезать путь через поля.

Дин злился, упрямился и злился снова. Сэм сперва старался помочь, потом стал злиться тоже. Посему последние три часа, проведённые в Импале, никак нельзя было назвать приятными для обоих.

— Если тебя это так достало, поспи, — хмуро сказал Дин, вглядываясь в сизую дымку, колышущуюся на горизонте между почти сходящимися стенами леса. Лес в Колорадо уже облетел, и на скорости восемьдесят миль в час даже при свете дня казался сплошной грязно-коричневой стеной.

— Спасибо, я как-то обхожусь без послеобеденного сна с тех пор, как мне стукнуло шесть, — раздражённо ответил Сэм.

— Ну ладно. Тогда я включу музыку, — сказал Дин и ударил по клавише. Их динамика рванул надсадный вой Брайана Джонсона.

— Боже, Дин, только не AC/DC опять!

— А чего?

— Пятый раз за сегодня, сколько можно?!

— Ну ладно, — сказал Дин и снова ударил по клавише. Брайан Джонсон, захлебнувшись собственным воплем, смолк.

Они ехали ещё минут десять в полном молчании. Сэм насуплено смотрел в окно. На лобовое стекло Импалы очень медленно, очень неохотно падали первые капли дождя.

— И как долго, хотелось бы знать, ты собираешься нас… — заговорил вдруг Сэм, но прежде. чем он успел довести мысль до конца, из леса на дорогу вынырнула машина.

Синий додж, который Дин никогда ни с чем бы не спутал.

Оба, и Дин, и Сэм, подались вперёд резко и одновременно, не сговариваясь, будто надеялись выскочить из машины прямо сквозь капот. Додж фыркнул на них мутным облаком из выхлопной трубы, отрывисто посигналил и рванул вперёд. Дин едва успел заметить его номер — впервые за всё время, прежде было слишком темно. Табличка была из Айовы, новенькая и блестящая, слепившая глаза белизной на фоне замызганного бампера. Свежекраденная, кто бы сомневался.

Дин вдавил педаль газа до упора. Импала рванула так, что Сэм от неожиданности повалился на спинку сидения.

— Полегче, Дин!

— Где уж тут полегче, — процедил тот, не сводя глаз с машины, маячившей впереди. — Попался, сволочь. Теперь-то точно попался.

— Если ты сейчас нас угробишь, некому будет праздновать победу! — сказал Сэм, но Дин только сцепил зубы крепче. Невероятно, но додж снова отдалялся, отрывался от них, неумолимо увеличивая расстояние. Дождь никак не начинался, не разреживал сгущающийся туман. Додж зажёг задние огни, и они насмешливо мигнули пару раз, прежде чем синяя тачка слилась с сырой пеленой, спустившейся на шоссе.

— Держись, — сказал Дин, переключая передачу.

— Что?.. Дин, бога ради…

— Заткнись и держись, — повторил Дин и добавил мысленно: «Ну, старушка, не подведи».

Они никогда не ездили быстрей, чем необходимо — незачем было лишний раз приманивать копов. К тому же Дин, относясь к своей машине с трепетной заботой, так, как относился бы к любимой лошади, старался не изматывать её сверх необходимого. Однажды чисто ради эксперимента он выжал из неё сто шестьдесят миль, и подозревал, что можно рискнуть накинуть ещё десятку. Но никогда не было случая проверить это.

До сегодня — никогда.

Импала шла под двести, и Дин чувствовал, как у него закладывает уши — от непривычки, а может, от резкого выброса адреналина в кровь. Их несколько раз здорово тряхнуло на ухабах, и Сэм сидел, вжавшись спиной в сидение, как юный лётчик-испытатель на своём первом учебном полёте — но цель была достигнута, расстояние между Импалой и доджем сокращалось. Дин недоумевал, как эта развалина смогла оторваться от них и держать дистанцию, но теперь это не имело значения. Минуты три-четыре, максимум пять — и они догонят этого мудака, и Дин с невыразимым наслаждением выволочет его из машины и приложит мордой об асфальт, чтоб не смел, сволочь, не смел больше приближаться к нему и его брату…

Сэм что-то сказал, но Дин был чересчур занят дорогой и предвкушением, чтобы расслышать и отозваться. Сэм повторил сказанное ещё раз, потом вдруг крикнул: «Дин!» и схватил его за плечо… и Дин наконец очнулся, но слишком поздно, чтобы вовремя среагировать.

Страшный удар сзади подбросил Импалу вверх — Дин мог поклясться, что задние колёса оторвались от асфальта и тяжело рухнули обратно. Сэм снова что-то закричал, но визг тормозов заглушил его голос. Дин навалился на руль всем телом, сдирая ладони в попытке удержать управление, и тут удар повторился снова — уже не так неожиданно, но с гораздо большей силой, потому что Импала резко сбросила скорость, а тот, кто таранил её сзади, удобно примостился прямо за ними. Дин бросил взгляд в зеркало заднего вида. Чёрный джип-чероки с тонированными стёклами, новенький, сверкающий, сидел у них на хвосте, и Дин отчётливо увидел у него на капоте вмятины, оставшиеся от поцелуя сИмпалой.

— Твою мать, — прохрипел Дин. — Какого… откуда…

— Потом, Дин, стой, сворачивай! — закричал Сэм, и Дин понял, что именно это он пытался сказать ему последние несколько секунд. Стой, сворачивай…

Дин хотел остановиться, правда хотел, но если бы он сделал это, джип протаранил бы Импалу насквозь и превратил бы её в груду мятого железа.

Впрочем, он и так явно намеревался сделать это. Джип чуть сбавил скорость, увеличивая расстояние для нового удара, и Дин успел увидеть в зеркале, как отрывается и со стуком улетает прочь передняя планка с номерным знаком. Тоже наверняка краденная, и тоже — Айова…

«А додж, скотина, снова ушёл», — успел подумать Дин за секунду до того, как охота закончилось.


Он вырубился ненадолго — на минуту или две, не больше. Последний удар джипа швырнул его вперёд и приложил лбом о приборочную панель. Впрочем, не так сильно, как мог бы — спас ремень безопасности. В ушах гудело, как будто Дин стоял на вертолётной площадке. Со стоном откинувшись назад, он поднёс руку к лицу и машинально подставил ладонь для крови, которая, он был уверен, должна была хлестать вовсю. Но рука, прижатая к голове, осталась сухой. Дин с трудом разлепил веки. На лобовом стекле — ни трещинки. Да уж, хорошо, что папа в своё время привил ему полезную привычку пристёгиваться за рулём…. Иначе лежать бы Дину сейчас на дороге, могло статься, что и без башки. А так — только дикая головная боль, такая сильная, что, стоило ему повернуться, в глазах взорвались белые фейерверки. Он только и смог понять, что их вынесло с дороги на обочину, и машина чудом не перевернулась. Второй раз за несколько дней Дину с Импалой чертовски везло.

— Сэм, — прохрипел Дин. — Сэмми?

Ни звука в ответ.

Он всё-таки развернулся, хотя это стоило ему немалого труда, и посмотрел на Сэма.

Тот лежал, откинувшись затылком на подголовник, как будто всё-таки внял совету брата и решил немного вздремнуть. Стекло рядом с сидением было забрызгано кровью. Дин отчётливо видел рваную рану у Сэма на лбу, кровь из неё залила ему щеку, шею и воротник рубашки. Дин застонал, сперва тихо и отчаянно, потом — громко и со всей яростью, какую только мог вместить стон.

— Сэм!

Он потянулся к брату, но ему мешал ремень безопасности. Дин попытался отцепить его, но что-то заклинило, захват никак не поддавался. Дин возился с ремнём, напрочь забыв об армейском ноже, с которым никогда не расставался, и даже не услышал шагов, и не увидел тени, упавшей на него слева.

Только когда дверца распахнулась, Дин обернулся.

Человек, которого он увидел, не был гнусным типом в бейсболке. Они были похожи с тем типом, очень похожи, но этот выглядел не в пример приличнее — так, как ворованный чероки выглядел приличнее раздолбанного доджа, хотя и не становился от этого привлекательнее. Мужчина улыбнулся, показав ряд ровных белых зубов.

И тогда Дин наконец вспомнил, откуда это мучительное чувство дежа вю, преследовавшее их с Сэмом всю последнюю неделю.

— Привет, — сказал человек, которого Дин видел впервые в жизни. — Классная у вас тачка, парни. Сто восемьдесят выжимает, как родная. Пожалуй, я возьму её себе. Если вы не против.


========== Глава вторая ==========


Второй нокаут оказался гораздо глубже первого, и продлился заметно дольше. Приходя в себя, Дин всё ещё чувствовал на темени отпечаток чугунного кулака, приложившего его не менее, а то и более чувствительно, чем приборная панель Импалы. Он мотнул головой и мучительно выдохнул сквозь стиснутые зубы. Ощущение было такое, как будто в самом центре черепа образовалась солидная вмятина. Жаль, поднять руку и убедиться было нельзя…

Он сидел на полу, прислонённый спиной к деревянному столбу, поддерживающему стропила. Руки были вывернуты назад и туго обмотаны скотчем в запястьях. Это было, пожалуй, хорошо, потому что, насколько знал Дин, скотч растягивается. Так или иначе, рано или поздно, при должном усилии он растягивается. Это исключительно вопрос времени.

Пятна перед глазами понемногу рассеялись, давая возможность оглядеться. В первую минуту Дин не увидел Сэма — и тупая отрешённость, охватившая его после второго подряд удара по голове, разом схлынула, уступив место панике. Дин дёрнулся, ошалело оглядываясь, набрал было в грудь воздуху для крика — но так и не окликнул Сэма, потому что через секунду увидел его слева от себя, на расстоянии нескольких ярдов, в глубине помещения, в котором они оказались. Сэм был подвешен за руки на стропилах: верёвка, стягивающая его запястья, была перекинута через балку, соединявшую стены под покатой крышей здания. Его ноги едва доходили до дощатого пола, голова свешивалась на грудь — он всё ещё был без сознания. Дин попытался окликнуть его и обнаружил, что в горле не осталось ни капли слюны. Ему пришлось сглотнуть несколько раз, чтобы выдавить наконец членораздельную речь.

— Сэм! Эй, Сэм! СЭМ!

Это было жутко, мать его, охренеть как страшно — смотреть на него вот так и не знать даже, жив ли он. Хотя что за бред, конечно, жив — иначе они не притащили бы его сюда вместе с Дином…

Они. Да, они. Чтоб их…

— Сэм!

Слава богу, он наконец услышал. Голова Сэма дёрнулась, как будто от удара, он перебрал ногами, пытаясь нащупать опору — и Дин увидел наконец его лицо, залитое кровью и бледное, как свежевыстиранная простыня.

— Д-дин…

— Сэмми, слава богу. Ты как?

— Н-не… знаю. Чёрт… — Сэм беспомощно дёрнулся, вскинул голову, чтобы посмотреть на задранные кверху руки, и тут же скривился — видимо, от прострела в голове. — Чёрт… Где мы? Что случилось?

— Эта сука нас протаранила, вот что, — мрачно ответил Дин, безуспешно пытаясь отодрать скотч, плотно облепивший кожу на запястьях. — Три раза до того, как я вырубился… твою мать…

— Протаранила? — переспросил Сэм. — Как? Какая сука?

— Да этот чёртов чероки!

— Какой чероки?

Дин перестал дёргаться и встревоженно взглянул на брата. Тот стоял, зацепив пальцами верёвку, и растерянно смотрел на Дина, моргая в попытке стряхнуть капавшую в глаза кровь.

— Сэмми, не пугай меня. Что ты последнее помнишь?

— Ты поставил AC/DC, — неуверенно отозвался Сэм. — А я спросил, сколько можно…

— И всё? — спросил Дин, когда он смолк.

Сэм виновато кивнул.

— Ладно, могло быть и хуже. Тебя, похоже, здорово приложило, когда нас вынесло с трассы. Ты как вообще?

— Нормально… только голова кружится, — Сэм поморщился и снова посмотрел вверх. — Дин, нам надо выбираться отсюда.

— Согласен. Есть предложения? — спросил Дин резче, чем следовало. На самом деле он просто волновался — то, что Сэму отшибло память, встревожило его. Не исключено, что у мелкого сотрясение мозга, так что им и впрямь надо побыстрей выбираться отсюда…

— Кто это был, Дин? Тот мужик в додже?

— Это был не он, — отозвался Дин, сосредоточенно вращая запястьями.

— А кто?

— Кто-то ещё. Их двое, Сэм. Они с самого начала действовали заодно. Ты был прав, тот чувак на додже нас заманивал.

— Так это не нечисть? Просто… люди?

И как ни паршиво всё складывалось, Дин криво улыбнулся краем рта.

— Да. Просто люди.

И хотел добавить, какие именно люди, но не успел.

На самом деле даже странно, что их оставили одних так надолго. Должно быть, не думали, что они быстро очухаются, и вернулись на шоссе, чтобы замести следы. «Если они дотронулись до Импалы…» — подумал Дин и заскрежетал зубами, вспомнив, что сказал водила чероки, прежде чем вырубил его. Конечно, они дотронулись до Импалы. И он поотрывает им за это руки, как только сумеет освободиться.

Дом, в который их приволокли, напоминал сторожку лесничего — бревенчатые стены, одна-единственная тесная комнатка с минимумом грубой мебели, одно окно, забранное досками так плотно, что почти не пропускало света, люк погреба в полу и низкая дверь в стене прямо напротив Дина. Эта-то дверь и открылась, не дав ему времени объяснить Сэму, во что они вляпались. Через неё вошли двое: тип в бейсболке и тот, второй — в кожаной куртке и добротных джинсах, Levis, судя по покрою. Он был очень коротко стрижен, вернее, совсем недавно обрился наголо, и правильной формы череп покрывала короткая щетинка начинавших отрастать волос. Щетина была и на лице, хотя почему-то она не придавала мужчине такого запущенно-алкоголического вида, как тот, которым отличался его напарник… вернее сказать, его родственник.

— Гляди-ка, оклемались, — сказал мужик в бейсболке, и Дин, впервые услышав его голос, скривился — чрезмерно высокий, писклявый голосишко вполне дополнял общий гнусный облик обладателя доджа, хотя и не очень вязался с его бандитской мордой.

— Вижу, — ответил его дружок приятным, хорошо поставленным баритоном. — Дай-ка света, Зак. Разговор предстоит долгий, нечего нам толковать в темноте.

Зак — так, значит, звали этого урода — подчинился с почти трогательной покорностью. Вспыхнул огонёк спички, потом — фитилёк масляной лампы. Здесь, похоже, не было электропроводки, или она не работала. Зак подкрутил рычажок допотопного светильника, добившись ровного и довольно яркого света, и поставил его на высокий ящик, стоявший возле громоздкого, покрытого пылью и паутиной буфета. Свет дрогнул на уровне лица Сэма, нервно перебравшего ногами, когда мужчина, командовавший тем, за кем они бездумно гонялись четыре дня, повернулся к нему. Дин не мог видеть его взгляда, но по выражению лица Сэма понял, что ничего приятного он не сулит. Мужчина разглядывал Сэма не дольше нескольких секунд, потом повернулся к Дину и посмотрел на него, чуть склонив голову набок.

А потом усмехнулся.

— Ну, здравствуйте, что ли, мальчики Винчестер.

Сэм сглотнул и бросил на Дина быстрый взгляд. Дин презрительно усмехнулся..

— И вы, что ли, здравствуйте, мальчики Бендер, — ответил он с должной, как он надеялся, степенью язвительности.

Сэм беззвучно ахнул и рванулся, как будто это могло помочь ему освободиться. Тоже, наверное, вспомнил наконец незабываемые фамильные черты семейки, которая чуть было не отправила на тот свет их обоих.

Бендер-старший посмотрел на Дина с любопытством. Потом наклонился вперёд, уперев ладонь левой руки в колено, и с крайне довольным видом погрозил Дину пальцем.

— Ка-акой смышлёный мальчик. Это хорошо. Значит, будет весело.

— Вообще-то из нас двоих быстрей соображает он, — сказал Дин, небрежно кивнув на Сэма. — Просто из-за тебя, сука, он крепко приложился головой.

«Дин, что ты несёшь?! Зачем ты…» — взглядом крикнул ему Сэм.

«Спокойно, Сэмми», — ответил Дин ему так же взглядом. Время, ему нужно только время, чтобы продолжать незаметно вращать запястьями, потихоньку отлепляя скотч. Так что в их интересах, чтоб разговор затянулся.

— Следи за языком, блядь, — посоветовал Зак, видимо, задетый тем, что Дин обозвал его родственничка сукой. Дин мгновенно повернулся к нему.

— Я же не знаю, как зовут твоего дружка. Говорю то, что у него на лице написано. Я, знаешь ли, умею читать людей…

Он ждал удара всё это время, и всё равно клацнул зубами от неожиданности, когда знакомый уже чугунный кулак приложил его по челюсти. Поднимая голову, Дин краем глаза увидел лицо Сэма с гуляющими на скулах желваками. Спокойно, Сэмми… только спокойно.

— Меня зовут Митч, — дружелюбно сказал мужик, только что заехавший Дину по физиономии. — Митч Бендер. А это мой дорогой племянник Зак, с ним вы, ребята, уже встречались.

— Страсть как приятно познакомиться, — хрипловато сказал Дин. — Ну что, теперь, может, раздавим по пивку и перекинемся в картишки?

— Знаешь, ты мне нравишься, — неожиданно заявил Митч Бендер, выпрямляясь. — Не только смышлёный, но и языкатый. Правда, это, скорее, недостаток. Но, надеюсь, твоя башковитость поможет тебе разобраться, что стоит болтать, а что нет.

— Чего вы хотите? — спросил Сэм. Его можно было понять: Митч Бендер начисто его игнорировал, сосредоточив всё внимание на Дине, и Сэму не могло это нравиться. Дину бы тоже не нравилось, если бы кто-то из этих уродов бил его брата.

Митч Бендер обернулся и посмотрел на него, будто и не подозревал до этой минуты, что Сэм умеет говорить. Потом отступил от Дина на шаг и задумчиво перевёл взгляд с одного на другого.

— Это непростой вопрос, малыш. Если рассуждать глобально, то мы — я и Зак — хотим, чтобы вы оба сдохли. Медленно, мучительно, что и произойдёт в достаточно скором будущем. Но это глобально. А если остановиться и немного порассуждать, потянуть удовольствие, то…

Он без малейшего предупреждения шагнул вперёд и, сплетя пальцы в кулак, врезал Сэму в живот. Сэм, задохнувшись, согнулся, насколько позволяла выкручивающая руки верёвка. Зак заржал, явно наслаждаясь его беспомощностью.

Кровь ударила Дину в виски.

— Сукины дети, оставьте его в покое!

— Тихо, мальчик. Не надо шуметь, — не оборачиваясь, сказал Митч. — Мы ведь пока что просто разговариваем. Кричать ты будешь немного позже.

Сэм выпрямился, тяжело дыша и сжигая чёртова уёбка ненавидящим взглядом из-под слипшихся волос. Кровь больше не текла из раны на его лбу, и Дин попытался извлечь из этого открытия хоть какое-то подобие облегчения.

— Поймите меня правильно, парни, — продолжал Митч Бендер, обращаясь к ним обоим одновременно и переводя взгляд с одного на другого. — Вы оба, может быть, и неплохие ребята. Ты, — он посмотрел на Дина, — так вообще мне нравишься, чувак, есть в тебе что-то, что вызывает во мне невольную симпатию. Но симпатия симпатией, а вы, суки, убили моего брата. И двое моих дорогих племянников из-за вас загремели в тюрягу. Где они и просидят до самого светопреставления, потому что, помилуй их Господь, они пошли в отца не только широтой души, но и мозгами, так что хрена с два им хватит ума оттуда свалить.

— Эй, Митч… — обиженно протянул Зак, и Митч улыбнулся ему с теплотой, поразившей Дина.

— Прости, Закки, но ты в курсе, что это правда. Зак из них самый смышлёный, — объяснил он Дину. — Ты это уже и сам понял, верно? Ну как, ловко он вас наебал, заставив валандаться по шоссе?

На это Дину при всём желании было нечего возразить. Поэтому он промолчал.

— Мы не убивали твоего брата… и твоего отца, — проговорил вдруг Сэм, глянув сперва на Митча, а потом на Зака. Те одновременно повернулись к нему, и Дин испытал непреодолимое желание отвлечь их внимание на себя, но не успел. Митч Бендер задумчиво посмотрел на Сэма, будто овзвешивая услышанное, а потом схватил его за волосы и снова ударил кулаком в живот.

— Да? Правда, что ли? А почему же он тогда сейчас МЁРТВ, ЁБ ТВОЮ СРАНУЮ МАТЬ?! — заорал он, всё ещё держа Сэма за волосы и тряхнув его так, что дрогнула балка, к которой Сэм был привязан.

Дину казалось, что его самого приложили этой балкой по башке и колотят, колотят изо всех сил.

— Слушай, полегче там, а?! Он ничего не делал, ясно? Это я убил мудака, который похитил его и собирался пустить в расход. Так что иди сюда, Митч, давай потолкуем как мужчины!

— Дин, не на… — прохрипел Сэм и осёкся, когда Митч рывком отпустил его и повернулся к Дину. Зак, с удовлетворением наблюдавший, как его дядя избивает Сэма, недоумённо заморгал.

— Че-его? — протянул он. — Но Мисси сказала…

— Тихо, — не оборачиваясь на него, сказал Митч. Зак послушно умолк. Митч Бендер смотрел на Дина, и Дин смотрел на него, с каждым мгновением всё яснее осознавая, в какое же чертовски глубокое дерьмо они с Сэмом попали на этот раз.

— Врать некрасиво, — после длинной паузы, во время которой тишину нарушало лишь прерывистое дыхание Сэма, укоризненно сказал Бендер. — И особенно некрасиво врать старшим. Я знаю, как всё было на самом деле, малыш. Моя маленькая племянница Мисси, которую по вашей милости запроторили в сиротский приют, всё мне рассказала. Рассказала, как ты припёрся в наш дом и привёл с собой ту сучку из окружной полиции, Кэйтлин Хьюдак… до неё мы ещё доберёмся. Она застрелила Абрахама, а твой брат оглушил и запер в клетке Ли и Джареда.

— Моих братьев, — счёл нужным уточнить Зак, с ненавистью глядя на Дина.

— Да, — продолжал Митч, — технически говоря, вы не убивали старину Аба… дорогого, любимого моего братишку. Но если б не вы, он был бы жив.

— Поправка: он был бы жив, если бы не поднял руку на Сэма, — прохрипел Дин. — Твой брат и его сыновья, Митч, были грёбаными уёбками, охотившимися на людей. Они решили поохотиться на моего брата, и если поплатились за это — что ж, ты меня извинишь, если я не стану пускать слезу?

Он был уверен, что снова схлопочет по зубам, но нарочно провоцировал Митча, отвлекая его от Сэма. Почти удалось: Зак сцепил кулаки, утробно рыча и явно собираясь приступить к кровной мести прямо сейчас, но Митч остановил его, спокойно подняв ладонь. Зак тут же опустил руки: он реагировал на слова и движения Митча, как хорошо натасканный пёс на команды хозяина.

— В целом ты прав, — сказал Митч. — И я, пожалуй, даже могу тебя понять. Ты хотел защитить своего брата. Ты не хотел, чтоб он умер, хотел снова увидеть его и обнять… Да, мне это понятно… Дин. И должно быть тем более понятно тебе.

Дин почувствовал на себе взгляд Сэма. Почувствовал мольбу, нарастающую панику в этом взгляде. Боже, Дин, только молчи, не зли его! — кричал этот взгляд, но Дин не собирался, не мог молчать. Он слегка поёрзал, пытаясь принять более удобное положение и заодно незаметно растянув скотч на запястьях ещё чуть-чуть сильнее.

— Да. Мне это понятно. Но знаешь что, Митч? Я пришёл в ваше чёртово логово и забрал своего брата оттуда. А вот где был ты, пока леди-коп выносила мозги твоему братишке? А? Что тебе мешало быть тогда с ним рядом и пришибить нас, пока не было поздно? Ты, я вижу, тоже мужик башковитый, так пораскинь мозгами — кого тебе на самом деле надо винить?

По выражению лица Зака было видно, что диново умозаключение слишком длинно и сложно для его понимания. Он вопросительно посмотрел на Митча, который слушал Дина с видом чуть более напряжённым, чем до того. Дин подумал, что, пожалуй, наконец заработал для них с Сэмом очко.

Радость была, впрочем, преждевременной.

— Резонный вопрос, парень. Я тебе за него благодарен. Понимаешь, какое дело: последние четыре года мы с Заком провели в окружной тюрьме штата Техас. Так уж сложилось. Видишь ли, мы с Абрахамом всегда были слишком разными. Чересчур разными, я бы сказал. Он сперва стрелял, а потом думал, да и вообще был скор на руку, чего б это не касалось — хоть пальбы, хоть дрочилова…

Зак подобострастно заржал, оценив дядин каламбур и, похоже, не заметив неуважительности по отношению к почившему родителю. Митч улыбнулся, снисходительно и почти мечтательно.

— Да, старина Аб не был лишён недостатков, как и любой из нас. И да, ему и его сынкам, — он отвесил Заку дружеский подзатыльник, и Зак с довольным оскалом почесал башку поверх кепки, — решительно не хватало образования. А я был другой, я хотел ходить в колледж… даже ходил целых полгода, но потом одна сука подала на меня в суд за то, что немного распустил руки на свидании. Так вот и накрылся мой колледж.

Если бы Дин мог, он бы сейчас рассмеялся. Но он сидел лицом к Сэму, он видел Сэма, видел кровь на его лице и одежде. И он только молча скрипел зубами, глядя в безмятежное лицо Митча Бендера.

— Я давно не видел Аба, это правда. И мы не слишком ладили последние годы. Но кое-что объединяло нас. И знаешь, Дин, что это было?

Дин знал. Ох, чёрт, он дьявольски хорошо это знал, но не проронил ни звука.

— Охота. Вот что нас роднило с моим братом, и не думаю, что ты можешь это понять… Ты-то не охотник, малыш, чтоб ты там о себе ни воображал.

Дин увидел, как криво усмехнулся Сэм. И сказал:

— Да, твою мать, когда доходит до стрельбы по людям, я не охотник, тут ты прав.

— Но это же самое интересное! Охота на зверя, на любую тварь, не обладающую человеческим разумом и чувствами — скучно, Дин! Ты, мне кажется, должен это понимать, ты ведь, похоже, не любишь дураков так же, как я. Охотиться — значит раздразнить, заманить и загнать. Сделать всё это с глупым зверем — просто, достаточно всего лишь пощекотать его инстинкт. Пальнёшь из пушки, вот олень уже и выскочил из своего укрытия, дурень… А человек — нет, человек только глубже забьётся в нору, да ещё начнёт названивать копам. А может, сам возьмёт пушку и пальнёт в ответ. А может, залезет в свою офигенную шевроле-импалу и погонится за тобой, чтоб узнать, за каким хреном ты в него стреляешь… Бездна вариантов, Дин — это дьявольски интересно, особенно когда не знаешь точно, как поведёт себя жертва. Она всегда держит тебя в напряжении, не даёт расслабиться. И самое забавное при этом то, что она сама считает себя охотником.

— Да ты, блядь, настоящий философ, Митч, — сказал Дин. — Жаль, что тебя выперли из колледжа, ты стал бы первым профессором в вашей безмозглой семейке.

Митч ласково улыбнулся ему.

— Это забавно, Дин. Ты всё ещё считаешь себя охотником, хотя я тебя стреножил и подвесил на вертеле над костерком. Пытаешься раздразнить меня? Хорошая попытка. Но я слишком долго искал вас, мальчики Винчестер, слишком давно. Представляешь, выходим мы с Заком из тюряги, летим на всех порах домой — ну, Зак-то домой, он отца не видел четыре года, а я и того дольше… А там — всё заколочено и опечатано сраными этими жёлтыми ленточками. И вместо Аба приходится обнимать могильный камень на местном погосте. Я же отсидел из-за него, Дин, такие дела. Четыре года тому один прыткий федерал накопал на него столько, что смог бы наконец получить ордер на обыск. Я же не мог позволить ему получить этот ордер, ты меня понимаешь?

— Ты его убил, — сказал Сэм. Дин мысленно взвыл: чёрт, Сэмми, ну зачем ты опять привлекаешь к себе их внимание! Но Митч даже не обернулся.

— Верно. Я на него охотился. Теперь я редко это делаю. У меня хорошая работа, хороший трейлер, хорошие девочки после вечерней смены… Но Абрахам был моим братом. И я раздразнил, заманил и загнал эту федеральную шваль, которая ему угрожала. Правда, кое в чём просчитался, так что меня таки упекли за это дело в каталажку. И, не поверишь, я встретил там Зака. Зак тоже белая ворона в нашей семье, он плохо умеет прятаться. Его трудно не заметить, вечно ему надо лезть вперёд, мозолить глаза… Но иногда это можно даже использовать с толком. Это паршивое качество в охоте на зверя, но если надо раздразнить и заманить парочку самоуверенных пацанов — оно самое то.

Зак довольно ощерился до боли знакомым Дину оскалом. Да уж, с последним утверждением Митча спорить было трудно.

— Вот так-то. Я отсидел, чтобы защитить свою семью, а тут припёрлись вы и пустили всё насмарку. У Мисси сохранилась фотография твоего братишки, которую ей показала сучка Хьюдак. Ваших имён она не знала, но для хорошего охотника достаточно и такого следа.

— Знаешь, если б я мог, я бы тебе сейчас поаплодировал, — почти искренне сказал Дин. — Что, впрочем, не отменяет факта, что ты такой же грёбаный псих, каким был твой брат, а твой племянничек Зак — такой же тупой урод, как и его братья. Вы все семейка сраных извращенцев, и я теперь правда желаю, что не прибил твоего братца своими руками.

— Ты всё-таки решил меня разозлить, — хладнокровно заметил Митч. — Что ж, хорошо. Считай, тебе удалось. Всё равно надо будет приступать рано или поздно, не стоит оттягивать удовольствие до бесконечности…

— Знаешь, что я думаю, Митч? — всё сильнее заводясь и начисто игнорируя умоляющий взгляд Сэма, продолжал Дин. — Я думаю, что вся эта ботва, которую ты тут нагородил, про охоту и всё остальное — это просто хрень, которой ты себя утешаешь, чтоб избавиться от чувства вины. Ты не уберёг своего брата, и всё, это факт, с которым тебе придётся теперь жить до гробовой доски. Убьёшь ты нас или нет, и как долго ты будешь нас убивать — это ничего не изменит, и ты сам это знаешь. По-хорошему, тебе бы надо было самого себя долго и мучительно убить, ты сам так думаешь, ты этого даже хочешь. Но ты не наложишь на себя руки, нет, Митч — потому что ты трус. Ага, трус, и знаешь, с чего я это взял? Ты не напал на нас в открытую. Тренди себе про эстетику охоты на человека, валяй — но я-то знаю, что ты просто струсил, Митч. Я умею читать людей, и я это вижу по тому, как ты на меня сейчас смотришь… Вас было двое и нас двое, и если ты в самом деле такой хороший охотник и узнал, кто мы такие, то ты знаешь тогда, чем мы занимаемся и чего стоим. Вы с Заком могли напасть на нас в любой момент, попробовать взять нас, раз уж вы так круты. Но ты не был уверен, что вы справитесь с нами в честной драке. И поэтому ты решил нас запутать, разозлить, чтобы мы потеряли ориентацию в происходящем… а потом Зак выманил нас на шоссе — кстати, клёвая у тебя тачка, Зак, я её по внешнему виду недооценил. А потом ты устроил нам аварию, потому что знал, что голыми руками вам нас не взять. И знаешь, ты был в этом чертовски прав.

Митч Бендер слушал его, не перебивая, скрестив на груди руки и неотрывно глядя Дину в лицо. Когда Дин кончил и смолк, переводя дыхание и чувствуя себя победителем, он молчал ещё какое-то время под встревоженными взглядами мало что понявшего Зака и слишком много понявшего Сэма. Дин видел, что Сэм в полном отчаянии, он бессильно цеплялся пальцами за верёвку на руках и явно с трудом сдерживал стон. Ох и отчитает же он меня, когда всё это кончится, подумал Дин…

— Хорошо, — наконец сказал Митч Бендер, и Дин вздрогнул — впервые с того мгновения, как очнулся в этом месте. — Хорошо. По правде, я толком не знал, что с вами сделаю, когда поймаю. Не было времени разузнать о вас побольше — что вы за ребята, как вас можно поприжать… Теперь мне это ясно.

Продолжая говорить и ничуть не меняя тона, он подошёл к Сэму и вынул из-за пояса нож — здоровенный мачете с круглым навершием на рукоятке. Сэм шарахнулся от него, Дин напрягся, но Митч на этот раз не стал бить Сэма. Он провёл пальцем по лезвию, проверяя остроту, и спокойный, будничным жестом приложил нож к промежности Сэма.

— Начнём, пожалуй, с того, что я отрежу яйца твоему брату.

И шевельнул клинком.

Следующая секунда была, наверное, самой чудовищной в жизни Дина. Хотя нет, тот миг, когда он плеснул святой водой на Сэма и увидел в его глазах чёрную тень овладевшей им демонической твари, был хуже… но ненамного.

— Не трогай его, чёртов грёбаный ублюдок, не смей трогать его!!!

Голос Дина сорвался на последнем звуке. Сэм рванулся, но Зак Бендер схватил его сзади, не давая отпрянуть.

Митч не обернулся на крик Дина, только снова чуть заметно шевельнул лезвием ножа.

— Тихо-тихо, пока что я ничего не делаю… но сделаю совсем ненарочно, если ты, малыш, будешь так дрыгаться. Дин, скажи ему, чтоб стоял спокойно, а то мало ли что.

Дин, конечно, ничего не сказал — он не мог выдавить ни звука, и только вращал и вращал запястьями, сдирая огнём горящую кожу о клейкую ленту, которая никак не хотела поддаваться.

Но говорить ничего и не надо было — Сэм застыл, растянутый между полом и потолком, судорожно стиснув колени и высоко вскинув подбородок. Волосатые руки Зака были стиснуты в замок на его груди, не давая вырваться, но Сэм и не пытался. Он не закрыл глаза — хотя Дин, наверное, зажмурился бы на его месте, — и с лютой яростью смотрел в лицо Митча Бендера, который надрезал его джинсы, пропорол трусы и теперь прижимал лезвие мачете плашмя к его члену.

— Что, не боишься? — с лёгким удивлением спросил Митч. — Надо же… а ты крепче, чем мне сперва показалось. Ещё один приятный сюрприз. Ладно, а вот так — тоже не страшно?

Звякнула, расползаясь, молния. Зак помог сзади, прихватив сэмовы джинсы с боков и стащив их ему на бёдра, а потом на колени. Митч удовлетворённо посмотрел на обнажившуюся сэмову промежность, хотя тот инстинктивно пытался отодвинуться, но руки Зака его не пускали. Митч задумчиво прикоснулся кончиком ножа к члену Сэма, и Дин вдруг совершенно некстати подумал, что в последний раз видел его обнажённым ниже пояса в далёком детстве, когда случайно вошёл в ванную как раз в тот момент, когда Сэм выходил из душевой кабинки. И тот тогда сразу зашипел и схватил полотенце, чтобы прикрыться.

— Пусти его, — сказал Дин. — Делай что угодно со мной, только оставь его в покое.

Митч кинул на него взгляд, исполненный сожаления — и безумия, которое Дин видел в этих близко посаженных серых глазах с самого начала, с первой минуты, ещё когда сидел в Импале.

— Не могу, Дин. Сперва так и собирался, а теперь нет. Не после твоей проникновенной речи. Ты хотел разозлить меня — и разозлил, хотя ты всё ещё нравишься мне, парень, да, нравишься… потому что ты, как и я, очень любишь своего брата. Ведь любишь?

Он схватил Сэма за мошонку и стиснул её так, что Сэм взвыл сквозь зубы. Дин рванулся вперёд, ему казалось, что столб за его спиной раскалён добела и трясётся, готовясь вот-вот выскочить из пола, о, чёрт, о, господи, он должен их остановить…

— Отпусти его, чёрт тебя… отпусти его!

— Так что теперь мне придётся сделать с ним что-то такое, что тебе очень не понравится, Дин. Да, увы, так и есть. Я хочу, чтобы ты страдал, а ты, я вижу, страдаешь, когда я делаю Сэму больно. И я чертовски хорошо понимаю тебя, малыш… Ну, что мне сделать с твоим младшеньким? Расскажи мне, я хочу послушать.

— Отпусти его, боже, убери от него свои грязные лапы, сукин ты…

— Я убью тебя, — сказал вдруг Сэм, и Дин задохнулся. — Убью тебя, понял? Я своими руками убью тебя.

Митч Бендер просиял, лучезарно улыбнулся ему и провёл лезвием ножа по его щеке, очертив вздрагивающие желваки.

— И ты, — сказал он почти нежно, — тоже любишь своего брата, Сэм. До чего же вы мне нравитесь, мальчики, словами не передать. Это очень здорово. Зак?

— Да, Митч? — радостно спросил Зак, довольный, что о нём наконец вспомнили.

— Напомни мне, что мы делали в тюряге с такими славными симпатичными мальчиками?

Сэм вздрогнул так, что Зак расцепил руки — но тут же сомкнул их на его груди снова и отрывисто захохотал. Отвратительней этого смеха нельзя было представить.

— Ну, Митч, обычно мы давали им отсосать.

— И как оно нам — нравилось, Зак?

— Да уж, это было весело!

— Весело, — задумчиво сказал Митч, поглаживая ножом подбородок Сэма. — Но ты погляди на этого парнишку — ты бы рискнул засунуть свой хрен ему в рот?

— Ну… — Зак слегка растерялся, перестав улавливать нить дядиных рассуждений. — Сам не знаю… а ты?

— Я — нет. Мой хрен мне очень и очень дорог. К счастью, в человеческом теле существует множество отверстий, куда его можно приспособить с меньшим риском, но не меньшим удовольствием. Что ты об этом думаешь, Зак?

— Как скажешь, Митч, так и будет, вот что я думаю.

— Слыхали, мальчики? Будет так, как я скажу. А ну-ка снимай его, Закки, повеселимся немного.

Когда-то Дин читал в каком-то научно-популярном журнале об одной штуке, называемой «белое пятно сознания». Это вроде как провал в восприятии окружающей действительности, наступающий, когда человек видит или слышит что-то, с чем его рассудок не может справиться. Ты вроде бы всё видишь и даже понимаешь, что к чему, но осознать не можешь. Так разум защищает сам себя в моменты, когда оказывается опасно близок к безумию. Ведь куда как проще смотреть на то, чего ты не в состоянии видеть, и убеждать себя, будто бредишь, спишь, будто так быть не может.

Что-то вроде вот такого провала случилось с Дином, когда Митч Бендер перерезал верёвку, соединяющую руки Сэма с потолочной балкой. Он видел, как Сэм пошатнулся и повалился на Митча, и тот придержал его за плечи совсем не грубо, почти нежно. А потом они вместе с Заком подтащили его к столу, стоявшему посреди комнаты, и повалили лицом вниз. Обрезком верёвки Зак притянул связанные руки Сэма к ножке стола, так, что верхняя часть сэмова тела, до пояса, оказалась на столешнице, хотя ногами он стоял на полу, и грубо отёсанный край стола врезался ему в живот. Дин смотрел на всё это и вроде как понимал, что они собираются сделать — Митч сказал об этом достаточно недвусмысленно, — но всё равно никак не мог поверить. «Белое пятно» в его сознании было и впрямь белым, мучнисто-белым и пустым, ничем не заполненным. Не может быть, думал Дин тупо и беспомощно, замерев, перестав даже пытаться вырвать руки из мерзкой хватки клейкой ленты. Просто не может быть, это… не то, что я думаю… это просто не может быть то, что я думаю!

Сэм, конечно, сопротивлялся. Может быть, он сумел бы вырваться и раскидать этих ублюдков, если б обстоятельства сложились иначе. Руки ему связали спереди, а не за спиной, это давало ему какой-никакой шанс — но этот же шанс отнимал удар по голове, который он получил в Импале. Ему отшибло не только память о предшествующих аварии минутах — он был попросту оглушён и всё ещё не до конца пришёл в себя. Когда Зак перерезал верёвку, он довольно неловко попытался заехать Митчу по челюсти сцепленными в замок руками, но тот без труда уклонился. К тому же ноги у Сэма были спутаны спущенными до колен джинсами, что ещё больше ограничивало его движения. И в действительности у него, связанного, оглушённого, не было никаких шансов против двух мордоворотов, один из которых только что тыкал ножом в его промежность.

Сэм ничего не мог сделать, так же как и Дин, бессильный ему помочь.

И он смотрел, просто смотрел, как Митч Бендер поглаживает лезвием мачете обнажённую ягодицу его брата. Острие слегка пропороло кожу, и по бедру Сэма побежала струйка крови. Сэм рванулся так, что стол под ним затрясся, и Митч недовольно покачал головой.

— Придержи его, Зак. Тихо, парень, будет не так уж и больно… по крайней мере, в начале.

Его широкие руки с грубыми, расширяющимися в костяшках пальцами легли на ремень и потянули его из пряжки.

Белое пятно в сознании Дина стало красным, а потом чёрным.

— Не прикасайся к нему, боже, ну послушай же ты меня, не смей, твою мать, господи боже, оставь его в покое!..

— Заткни его, Зак, — ровно сказал Митч. Он уже расстегнул ремень и молнию и чуть приспустил свои Levis на бёдра, Дин видел его чёрные боксы с лейбой Calvin Clain, выглядывающие из ширинки.

Зак ухмыльнулся в ответ, но вместо того, чтобы подойти к Дину, вынул из-за пояса пистолет и, передёрнув предохранитель, приставил пушку к затылку Сэма.

— Ещё раз вякнешь — и я вышибу ему мозги. Понял?

— Молодец, Закки, — похвалил племянника Митч, и Дин внезапно понял, что забыл, как шевелить языком. Вся слюна изо рта разом куда-то делать. Он знать, мать их, знал, что это не блеф, что они действительно это сделают… и, боже, как это ни дико, но сейчас он почти хотел, чтобы Зак выполнил угрозу и всё кончилось, не начавшись…

Но ещё через секунду он увидел глаза Сэма. И понял, что Сэм намного лучше него понимает, что происходит. Сэм шевельнул губами, чуть заметно и совершенно беззвучно, и Дин чуть было не переспросил: «Что?» — но тут же понял, что сказал Сэм, хотя никогда не учился читать по губам.

Не смотри, сказал ему Сэм, его Сэмми, которого он клялся всегда защищать.

Не смотри.

Митч Бендер сложил вместе два пальца, поплевал на них и с размаху вогнал в Сэма.

Сэм издал звук, похожий одновременно на рычание и на всхлип, и резко отвернул голову, так что Дин видел теперь только его затылок и взъерошенные волосы, слипшиеся от крови.

— Ну ты, не дёргайся, сука, — рявкнул Зак, крепче вжимая ствол Сэму в темя. Сэм застыл. Дин видел, как вздрагивают его плечи, как сокращаются мышцы, как стискиваются пальцы, которыми он безуспешно пытается достать узел на запястьях. Не потому, что и вправду надеется освободиться — просто не может он смирно лежать, пока с ним вытворяют это, нужно делать хоть что-нибудь, что угодно…

Что-нибудь, что угодно, боже, сделай же ты что угодно!!!

— Тесный какой, — сказал Митч, вытаскивая руку из Сэма и приспуская трусы, чтобы высвободить свой член — здоровенный, крепко стоящий. — Ты у нас ещё девочка, да? Братишка тебя никогда не ебал? Ну да теперь хоть посмотрит.

Не смотри, Дин, бога ради, не смотри… не смотри.

Митч Бендер раздвинул руками ягодицы Сэма и толкнулся в него, и Дин — не Сэм — Дин закричал.

Он не помнил, что именно кричал. Не помнил, что Зак Бендер пригрозил пристрелить Сэма, если он будет кричать. Он не помнил, кто такой Зак Бендер, не помнил, кто такой он сам. Он сидел, привязанный к столбу, а в пяти шагах от него сумасшедший ублюдок насиловал его младшего брата, вгоняя в его тело свой член мерными, ритмичными и глубокими толчками. Сэма бросало вперёд от каждого удара, Зак Бендер держал его за волосы, другой рукой упирая ствол пистолета ему в темя. Сэм не издал ни звука, ни одного звука, или, может, Дин просто не услышал. Он ничего не слышал, он быстро оглох от собственного крика, он сошёл с ума, потому что не было таких белых пятен, которые могли бы защитить его рассудок от того, что видели его глаза.

И только одна мысль вилась и вопила в его раскалывающейся голове: убью вас, убью вас, убью вас, убью…

Митч Бендер утробно вздохнул и вынул свой член из Сэма. У того моментально подкосились колени, он обвис на столешнице, не шевелясь. Наверное, потерял сознание, а может быть, умер. Дин смотрел на него, на своего мелкого, и на член Бендера, вымазанный в его крови, и думал, что это был вопрос времени, всего-навсего вопрос времени… но иногда время значит чертовски много, время значит всё.

Звонкий шлепок пронзил тишину, залившую уши Дина. Это Митч с размаху приложился ладонью по ягодице Сэма, а потом сказал:

— Хорошо, но мало. Давай теперь ты, Зак, а потом я ещё разок, у этого парня и впрямь сладкая задница.

Вопрос времени. И всё.

Клей отошёл, лента растянулась, Дин высвободил левое запястье и в две секунды сорвал остатки скотча с правого.

И вскочил, но время — оно такая поганая штука, его назад не повернёшь, не отмотаешь, даже если прошло всего-то несколько минут, которых ему никогда в жизни теперь не забыть.

Позже он думал — когда смог думать снова и вспоминать этот день без судороги в горле, — что ему, с определённой стороны, повезло, что он сумел освободиться именно в этот момент, а не немного раньше. Митч был расслаблен оргазмом и держал свой хрен в руке, стряхивая остатки спермы на пол, а Зак, облизываясь, собирался занять его место и убрал наконец ствол от затылка Сэма. Не просто убрал — он опустил руку с пистолетом. И ни один из них не смотрел на Дина. Если и был наименее рискованный и наиболее удачный момент для атаки, то именно этот.

И Дин сполна им воспользовался.

Митч поднял голову, только когда Дин уже оказался возле стола. Зак — и того позже. Дин перехватил его сзади за шею и рванул на себя, выбивая землю у него из-под ног. Зак неловко взмахнул руками, выронил пушку — и Дин подхватил её прежде, чем она успела упасть на пол. Ощутив холодок ствола в ладони, он тут же выпустил Зака и развернулся, одновременно уходя из-под удара Митча, метившего ему в лицо. Вскинул локоть, врезавшись им в небритую челюсть, услышал, как клацнули митчевы зубы. В любое другое время Дин мысленно пожелал бы ему откусить себе язык, но сейчас он не думал об этом, не думал вообще ни о чём, кроме того, что он должен убить этих людей. Митч выхватил нож и полоснул им перед грудью Дина, но через секунду получил ещё один удар по челюсти снизу вверх и завалился навзничь, а Дин наклонился, подхватил с пола выроненный Митчем нож и швырнул его в поднимающегося на ноги Зака. Дьявол, промазал — Зак с рёвом кинулся на него, но драться он, как Дин и ожидал, не умел. Дин легко уклонился от удара и, перехватив пистолет за ствол, без замаха ударил Зака по переносице. Тот захрипел и мешком свалился на пол. Дин успел заметить, как откинулась его голова и с неё слетела бейсболка, обнажив ранние проплешины надо лбом. И обернулся, еле успев выставить локоть и парировать удар, от которого рука у него загудела от запястья до плеча. Митч успел подобрать какую-то палку и намеревался проломить ей Дину череп, но промазал совсем чуть-чуть, и удар пришёлся ниже плеча. Руку пронзила боль, пальцы непроизвольно разжались, и пистолет упал на пол.

Что было дальше, Дин помнил смутно. Они дрались — он и Митч Бендер, и оба, кажется, показали класс, потому что очень долго Дин не слышал ничего, кроме надсадного прерывистого хрипа, в который превратилось его собственное дыхание. Он знал, что должен поднять ствол прежде, чем Митч до него дотянется, но тот, как ни странно, как будто вовсе не стремился завладеть оружием. Он стремился убить Дина. Его пальцы тянулись не к стволу, а к глотке врага, его ни в малой степени не интересовал Зак, валяющийся у них под ногами — они пару раз наступили на него в пылу драки и оба отметили это как досадную преграду, не больше. Митч Бендер не хотел стрелять в Дина, он хотел вырвать ему сердце голыми руками. Что ни говори, он не был охотником. Он был зверем.

И всё бы хорошо, победа осталась бы за кем надо, если бы только Дин в эти минуты тоже не перестал быть охотником и не превратился в зверя, жаждущего крови. Он не думал о пистолете, он даже о Сэме не думал. Он просто хотел убить эту тварь.

Он очнулся — вернее, ощутил неожиданный проблеск в сознании — и обнаружил, чтосогнулся перед каким-то ящиком, а Митч Бендер стоит перед этим ящиком на коленях и воет почти как Брайан Джонсон, даже лучше. Руки Дина, крепко держа Митча за шиворот, раз за разом впечатывали его лицом в крышку ящика, снова, и снова, и снова, и Дин смутно слышал, как Митч захлёбывается криком, но обращал на это внимания не больше, чем на боль в собственной онемевшей руке. В конце концов он понял, что Митч повторяет какое-то слово, одно и то же, каждый раз, когда Дин впечатывает его мордой в крышку и поднимает для следующего удара. Ещё через три периода этого монотонного действия он понял, что это было за слово. И едва не засмеялся.

Митч повторял: «Шващит, шващит!» Что означало «хватит», но точёную дикцию Митчу подпортило отсутствие нескольких передних зубов.

Дин отшвырнул его в сторону. Митч повалился на спину, дрыгая широко раскинутыми ногами, между которыми болтался обвисший член — Бендер так и не успел его заправить. Родная мама теперь не узнала бы Митча — его лицо стараниями Дина превратилось в месиво, нос был сворочен набок, что, без сомнения, добавляло ему фамильного сходства с племянничком. Вспомнив о Заке, Дин обернулся. Тот всё ещё лежал неподвижно, и пистолет валялся на полу возле его руки, так, что он смог бы дотянуться до него, если бы пришёл в себя.

Дин наклонился и поднял пистолет. На секунду ему показалось, что в руке у него — тяжёлый кусок какой-то непонятной массы инопланетного происхождения, с которой он совершенно не знал, что делать. Но это длилось мгновенье и тут же прошло. Митч всё ещё скулил «шващит, шващит», елозя ногами в шаге от Дина, в шаге от Сэма, который по-прежнему лежал ничком, привязанный к столу.

Дин повернулся, направил ствол Митчу в промежность и спустил курок.

От грохота выстрела ему заложило уши, в носу защипало от пороха. Вопль Митча сотряс стены, но тут же сорвался на визг — так выла бы подстреленная собака. Забыв о расквашенном лице и вцепившись обеими руками в то, что осталось от его хрена, брат Абрахама Бендера катался по полу, сипя и подвывая, и меньше, чем когда-либо, походил на человека. Дин поднял руку снова, целя на сей раз в голову, но потом вдруг опустил ствол.

Он сделал то, что был должен, сделал самое главное… кроме одного. Остальное могло подождать.

Он сунул пистолет за пояс, машинально передвинув предохранитель — рефлексы, как обычно, не подводили, — и наклонился к Сэму. Во время драки с Митчем он несколько раз видел, как тот шевелился, пытаясь освободиться. Теперь Дин мог ему с этим помочь. Он развязал верёвку, и Сэм подгрёб руки под себя, опёрся на ладони, пытаясь приподняться. Дин обхватил его поперёк груди, почувствовав, как Сэм вздрогнул всем телом, и помог встать на ноги.

Идиотский, кретинский вопрос: «Ты в порядке?» так и вертелся на языке, но Дину хватило остатков разума, ещё не залитых кровавой пеной, чтобы вовремя удержать его при себе.

Сэм выпрямился, опираясь Дину на плечо. Его шатало, из раны на лбу снова текла кровь. Дин бросил взгляд на его лицо — и тут же отвернулся, чувствуя, что просто сдохнет, если посмотрит сейчас ему в глаза. Сэм стиснул его плечо крепче, как будто безотчётно — и вдруг отстранился. Дин ощутил при этом физический дискомфорт, потерю, как если бы его собственная нога вдруг взяла и отошла от него на шаг.

Это было то, о чём Дин мечтал с той минуты, как они оба очнулись в этом проклятом месте — оказаться рядом с Сэмом, подставить ему плечо. Теперь они стояли рядом, и это было так тяжело, так мучительно неловко, что Дин отдал бы что угодно, лишь бы оказаться за тысячу миль отсюда. Он вдруг увидел Сэма словно впервые, увидел его рассечённую губу, вмятину от доски на щеке, мятую рубашку, длинную царапину на бедре, спущенные джинсы.

И ему стало так стыдно, так больно, что захотелось плакать.

В это мгновенье Зак Бендер совершил первый и последний поступок, за который Дин был ему благодарен. Он дёрнулся, приходя в сознание — и это позволило Дину отвернуться от Сэма, потому что иначе он не знал, как смог бы отвернуться, в то же время зная, что это совершенно необходимо. А так у него появился законный повод. Дин выхватил из-за пояса пистолет и всадил пулю в плешивую башку Зака Бендера, и не испытал ни злорадства, ни гнева, ни облегчения, когда она с гулким стуком откинулась назад, брызнув кровью на дощатый пол.

Дядя покойного, только что благополучно отправившегося в ад, всё ещё поскуливал в стороне, призывая попеременно то дьявола, то Мадонну. Дин повернулся к нему, шагнул вперёд и остановился.

— Ты заплатишь, — сказал он очень медленно и очень чётко, так, чтобы даже человек, мучимый сильной болью, смог его услышать и понять. — Ты заплатишь за то, что сделал. Ты… сука… заплатишь мне. Я тебя… я…

Он смолк, не зная, что именно хочет сказать. И выстрелил снова — на этот раз в ногу, раздробив Митчу щиколотку. Митч издал вопль, похожий на лай, и снова принялся ныть — в самом деле, подумал Дин, он только что лишился хрена, что по сравнению с этим какая-то щиколотка.

— Ты не умрёшь быстро, ты… тварь. И не надейся! Даже не…

— Дин.

Голос Сэма был как выстрел в спину.

— Отойди. Отдай мне пистолет.

Он говорил тихо, очень тихо, голосом, которого Дин от него никогда прежде не слышал. Хотя нет, слышал однажды… когда погибла Джессика. Впрочем, там было всё-таки что-то другое… не то.

— Иди к машине, Сэм.

— Дин…

— Я сказал, иди к машине!

На миг ему показалось, что они будут теперь вечность стоять вот так, Сэм будет просить его успокоиться и отдать пистолет, а Дин будет говорить, чтобы он шёл к машине. Но Сэм больше ничего не сказал. Дин услышал его удаляющиеся шаги, тяжёлые, шаркающие. Я кричал на него, подумал Дин, я только что на него накричал. Господи, за что? Разве ему мало досталось? Боже… что происходит? Что тут случилось, боже, что теперь будет?

И тут у него наконец окончательно прояснилось в голове. Он посмотрел на Митча Бендера, жалкого, отвратительного безумца, которому минуту назад выдумывал страшную смерть и никак не мог выдумать, потому что всё казалось недостаточным. «Дин, — сказал голос Сэма в его голове почти так же ясно, как наяву. — Отдай мне пистолет. Отдай мне пистолет».

— Ладно, Сэм, — прошептал Дин, и Митч Бендер, услышав это и увидев его лицо, завопил:

— Неш, неш, пошалушта, не убифай меня, не…

Дин выстрелил ему в голову, бросил пистолет на пол и вышел из дома прочь, следом за Сэмом.


Был всё ещё день, по-прежнему пасмурный, хотя туман начал рассеиваться. Кругом были сосны, источавшие свежий, глубокий аромат хвои, и Дин несколько раз вдохнул его, прежде чем отойти от двери. Дом стоял на куцей полянке в окружении рыжих стволов, почти от самого порога вела старая дорога, заросшая травой — не дорога даже, так, колея со следами колёс, едва различимыми на земле. Справа от дома стояла кормушка для лосей с треугольным козырьком, покрытым давно облупившейся зелёной краской. Заброшенный домик лесника, или что-то вроде того…

Дин медленно осмотрелся, потом пошёл вперёд, к машинам и к Сэму.

Три тачки — додж, чероки, Импала, — стояли в ряд, будто на парковке. Дин подумал, что стоило бы поблагодарить Бендеров за то, что они не бросили Импалу на обочине и пригнали сюда — это было очень любезно с их стороны. Было что-то дико забавное в этих трёх машинах: семейном реликте Бендеров, семейном реликте Винчестеров и надменно возвышавшейся над ними пижонской тачке какого-то адвоката из Спрингфилд-Сити. Каждая из машин — воистину, лицо её владельца. Лицо, да. Дин увидел своё лицо, отражённое в лобовом стекле Импалы.

«О чём я думаю, боже? О чём я думаю?»

На самом деле он ни о чём не думал. Не о чем было тут думать.

Сэм стоял возле Импалы, положив локти на крышу, и смотрел прямо перед собой. Услышав шаги Дина, оглянулся через плечо — и тут же отвернулся снова. Дин посмотрел ему в спину и подумал, что, наверное, ничего сейчас говорить не надо.

Но зачем-то всё равно сказал:

— Садись, Сэмми… поехали отсюда.

Ключ зажигания торчал под рулём, дожидаясь хозяина. Дин сел в машину, взялся за него — и снова посмотрел на Сэма, по-прежнему стоящего возле дверцы Импалы. Дин видел через окно его рубашку, чересчур туго заправленную в джинсы, пропоротые на промежности, ремень, затянутый на максимум, широко расставленные ноги. Видел и чувствовал, как щёки понемногу заливает краска. К чёрту. К чёрту, Господи, к чёртовой матери всё!! Он не будет об этом думать. Не о чем думать.

— Сэм? Эй…

Сэм отстранился наконец от крыши Импалы и сел в машину. По тому, как он хлопнул дверцей, Дин внезапно понял, что он собирается что-то сказать или сделать, и невольно отпустил ключ зажигания.

— Мы должны их похоронить.

Это он сказал. Сэм. Дин уставился на него, пытаясь понять, у кого из них слуховые галлюцинации, а у кого — расстройство вменяемой речи.

Сэм повернул голову и посмотрел ему в глаза. Взгляд и лицо у него были совершенно спокойные.

— Мы должны их…

— Ни хрена мы не должны! — чёрт, подумал Дин, ну вот, я опять на него кричу, что ж это такое творится сегодня? — Кончай дурить, мы уезжаем отсюда.

— Там повсюду наши отпечатки. Особенно твои. И два изуродованных трупа.

— Мне плевать! Пусть сгниют там, туда им и дорога!

Его трясло, пальцы дрожали, когда он попытался снова схватить ключ зажигания, но тот удирал, выскальзывал, будто вздумал поиграть в догонялки.

— Они не сгниют, Дин. Их найдут рано или поздно. И в досье ФБР на нас появится ещё один пункт, которому очень обрадуется Хендриксон.

«Да что с тобой, Сэм, как ты можешь так об этом говорить?!» — хотел заорать Дин, но тут он снова встретил взгляд Сэма. Чёрт… спокойный?… Какого хрена он решил, что это спокойный взгляд? Он просто был совершенно пустым. Пустым и мёртвым, будто Дин сидел рядом с зомби. Дин представил, как они сейчас выходят из машины и возвращаются в этот дом. И Сэм смотрит снова на этот стол, и Дин смотрит… И тогда, помилуй их, боже, Дин не знал, просто не знал, что сделают они оба.

Он наконец повернул ключ в зажигании. Давай, малышка… не подкачай.

Мотор заурчал, Импала плавно двинулась с места.

— Дин…

— Мне плевать, Сэмми, — сказал Дин, глядя на дорогу перед собой. — На мне и так уже висит несколько убийств. Двумя больше, двумя меньше — без разницы.

Он чувствовал взгляд Сэма на себе ещё несколько секунд. Потом перестал чувствовать.

Палая хвоя хрустела под колёсами Импалы.


Они съехали с Сорокового шоссе на Тринадцатое, ведущее к Гринчестеру и границе с Оклахомой. Дин затормозил возле первого же мотеля, попавшегося на пути. Портье ахнул, увидев двух мужчин с разбитыми лицами, оставлявших кровавые следы на ковровой дорожке от двери к стойке рецепшена. Сейчас предложит вызвать копов, устало подумал Дин. И тогда мне придётся убить и его тоже.

А потом услышал голос Сэма:

— Мы попали в аварию. Пожалуйста, нам нужен номер на двоих с горячей водой и любые медикаменты, какие у вас найдутся.

— Святая дева! — всплеснул руками портье; ему было на вид под пятьдесят, и Дин, умевший читать людей, сразу признал в нём последователя методистской церкви, смотрящего по вечерам «CSI» и «Скорую помощь». — Я сейчас же позвоню в 911!

— Не надо… У нас нет страховки. И… в общем, мы сами виноваты в этой аварии. Больше никто не пострадал, так что… — Сэм вытащил из внутреннего кармана куртки бумажник. Спасибо вам, честные, немеркантильные Бендеры, равнодушные к презренному металлу. — Мы будем признательны, если вы просто дадите нам номер.

Портье с сомнением сгрёб со стойки стодолларовую бумажку.

— Есть комната на втором этаже… но это будет сто пятьдесят за ночь. С двоих. В ванной есть аптечка.

«Слушай, ты, сука, перед тобой двое окровавленных людей, а ты гроши считаешь, блядь!» — заорал Дин. Или… нет, не заорал. Он собирался, но почувствовал вдруг такую усталость, что не смог раскрыть рта. Тем более что Сэм уже сделал всё, что требовалось — молча добавил к взятке полтинник. И что бы они делали без Сэма…

Номер, впрочем, попался хороший, просторный и чистый. Внутри было темно, потому что шторы оказались задёрнуты. Дин сразу же направился к окну и отдёрнул их, чтобы впустить свет. Потом повернулся к Сэму, неподвижно стоящему у порога.

— Тебе надо промыть рану на голове, — сказал Дин.

Не дожидаясь ответа — да он и не дождался бы, Сэм на него даже не посмотрел, — Дин прошёл мимо него в ванную и отыскал аптечку. Там было всё, что надо — спирт, пластырь и капсулы парацетамола. Неплохо для царапин, но у Сэма, похоже, сотрясение. В такие минуты Дин ненавидел их работу и правительство США, не предусмотревшее программу социального страхования для охотников за нечистью.

— Эй, чувак, иди-ка сюда.

Сэм вошёл.

— На вот, умойся, — сказал Дин, отвинчивая кран. Сэм посмотрел на умывальник так, будто никогда в жизни не видел подобного приспособления. Потом наклонился и подставил сложенные ладони под струю. Горячая вода с шумом полилась по его запястьям вниз, мгновенно окрасившись алым. Дин снова ощутил эту жуткую, вышибающую дух неловкость, как будто Сэм опять был перед ним полуголым и… И ничего, всё это фигня, ну-ка, поглядим, не найдётся ли в местной аптечке чего-нибудь посущественней парацетамола…

— Так, теперь иди сюда. Сядь вот тут. Сейчас посмотрим…

Сэм выпрямился, потом покорно сел на бортик ванной. Дин быстро вымыл руки движением опытного хирурга. Из зеркала, висящего над раковиной, на него мельком глянул какой-то кошмарный тип с помятой мордой, но Дин решил, что знакомство с ним можно отложить.

Он заставил Сэма приподнять голову и, убрав влажные волосы с его лба, осмотрел рану. Она кровоточила, но не сильно — больше по краям, чем в центре, где уже успела запечься тонкая плёнка.

— Так, потерпи, — сказал Дин, беря пузырёк со спиртом.

Он старался поменьше думать о том, как всё это странно. Они редко обрабатывали раны друг друга — и теперь Дин подумал, что не знает, почему так сложилось. Ведь ещё совсем недавно он мазал зелёнкой разбитые коленки Сэма, когда тот учился ездить на велосипеде, и держал его за локоть сломанной руки, отвлекая болтовнёй и не давая смотреть на страшно белеющую кость, пока папа на предельно допустимой скорости вёз их в больницу. А потом вдруг всё это прекратилось, и хотя раны, которые они получали, стали посерьёзнее разбитых коленок, они предпочитали справляться с ними сами. Но тут, Дин почему-то это знал, они не справятся сами, по одиночке, никак.

Сэм дёрнулся и зашипел, когда рану ошпарило спиртом, и Дин выдохнул с облегчением — отрешённое спокойствие брата начинало его по-настоящему пугать.

— Спокойно, ковбой, прими это как мужчина, — сказал Дин — и Сэм вдруг бросил на него раздражённый взгляд. Ох, чёрт, я говорю с ним так, как будто ему опять десять лет, подумал Дин. И ему это не нравится.

— Сейчас будет жечь, — сказал он, и почти ждал в ответ язвительного: «Я знаю» или «Подуй мне на ранку», но Сэм по-прежнему ничего не сказал, только раздражение в его взгляде стало глуше, а потом совсем погасло. Дин разломал капсулу с парацетамолом, присыпал рану белым порошком из неё и залепил пластырем. Потом отстранился, притворяясь, будто любуется своей работой. Он думал, ему станет легче, когда он сделает хоть что-нибудь, но легче не стало. Он хотел сказать что-нибудь бодрое, подначивающее, что-нибудь, что всегда говорил в таких случаях — и не смог придумать ничего, вообще ничего. На самом деле его мучил только один вопрос, который так и вертелся на языке: «Ну ты как, Сэмми? Как ты, в порядке?»

Но этот вопрос нельзя было задавать.

— Я приму душ, — сказал Сэм. Он всё ещё сидел на бортике ванной, вцепившись в него обеими руками, как делал в детстве, нашкодив и получив за это по мозгам. Костяшки пальцев у него при этом почему-то не белели, как у нормальных людей, а краснели, и на них отчётливо выделялись вены.

— Ага. Ладно, — сказал Дин и вышел, закрыв за собой дверь.

И только тогда позволил себе сесть на кровать, потому что у него тряслись ноги.

Дверь в ванную была наполовину пластиковой, наполовину стеклянной. Сквозь мутную матовую перегородку Дин видел неподвижный силуэт Сэма, по-прежнему сидящего на бортике. Это хорошо, что дверь прозрачная, подумал Дин. Я увижу, если он… если он вдруг… ну, если что-то пойдёт не так. Он не знал, что именно может сейчас пойти не так, но если вдруг… словом, он успеет.

Сэм наконец встал и задвигался, стягивая одежду. Наверняка он захочет её выбросить, подумал Дин. Или сжечь, предварительно посыпав солью. Мысль была, наверное, смешной. А может, и нет, потому что смеяться вовсе не хотелось. Дин услышал, как Сэм отворачивает кран, как об дно ванны с шумом ударяет струя воды. Чересчур громко, как показалось Дину, и он напрягся, пытаясь распознать за этим гулом какие-то звуки… он сам не знал, какие. Но ничего не было, только шумела вода. Сэм забрался в ванную. Дин видел его расплывающийся силуэт, его тень, прижавшуюся к стенке ванной ладонью и лбом. «Чёрт, я подглядываю за ним… я подглядываю за ним, зачем я это делаю?» — подумал Дин и заставил себя встать.

Надо было сказать что-нибудь вроде: «Эй, чувак, постарайся пластырь не намочить!» или «Воду выключи, когда закончишь!» Что-нибудь, что позволило бы ему притвориться, будто он таки задал Сэму мучающий его вопрос — и получил на него долгожданный ответ. Да, чувак; со мной всё в порядке, чувак; ерунда, заживёт.

— Я… — сказал Дин, перекрывая шум душа. Ему показалось, что тень Сэма дрогнула за стеклом. Дин откашлялся. Ох, лучше было молчать… но теперь уже поздно. — Я, в общем, схожу возьму нам чего-нибудь перекусить. Ты там… в общем, не торопись.

Чёрт, глупо получилось. Ну да что уж… Дин снова кашлянул и поспешно вышел из номера.

Закрывая за собой дверь, он чувствовал себя так, будто его выпустили из газовой камеры.

Он поднял голову и увидел своё лицо в зеркальной панели напротив. Когда он мыл руки, то и лицо заодно ополоснул, просто чтобы взгляд прояснился — а следовало выдраить рожу с мылом. На лбу и щеке остались разводы крови, на куртку вообще смотреть было страшно… Дин колебался ещё несколько секунд, потом на цыпочках вернулся в номер и переоделся. Из ванной доносилось какое-то движение — Сэм всё же перестал стоять столбом и смывал наконец с себя всё, что можно было смыть. Дин слегка приободрился от этой мысли. Ему и самому ох как не помешало бы вымыться, но он ограничился пока чистой футболкой и джинсами, а куртку сгрёб подмышку, решив навестить портье и спросить, не согласится ли горничная простирнуть её за разумную плату. Это была уже какая-то цель, и Дин уцепился за неё, как утопающий за плывущий по воде сигаретный окурок.

Портье встретил его гораздо любезней, чем полчаса назад — чистая одежда явно этому способствовала. Он с готовностью согласился передать куртку Дина горничной (это обошлось в двадцать баксов — сущая обдираловка, но у Дина не было сил возмутиться) и заодно сообщил, что неподалёку есть ресторанчик, где можно пообедать по вполне божеским ценам.

— Как там ваш друг? — спросил портье напоследок, и Дин сказал:

— Брат. Он мой брат.

Он не ответил на вопрос. Что тут отвечать?

Было не очень поздно, ресторан — а точнее, обычный фаст-фуд — ещё работал. Дин поймал себя на мысли, что совершенно не хочет есть, хотя завтракали они сегодня довольно рано. Сегодня… чёрт, надо же, ещё только сегодня утром они выехали на это грёбаное Сороковое шоссе в поисках синего доджа… И Дин этим утром был полон кровожадной решимости, куража, азарта… он не сомневался, что рано или поздно им повезёт.

Да уж, блядь. Рано или поздно им повезло.

«Ты виноват во всём этом, это всё из-за тебя, ты это понимаешь?» — сказал он себе и со всей дури врезал кулаком в стену ресторана рядом с окошком быстрого заказа

Девица, сидевшая на кассе, высунула нос из окошка и возмущённо повела им из стороны в сторону.

— Эй, мистер! Нечего так колотить, я всё слышу. Что будете заказывать?

Это всё ты виноват, Дин. Ты, ты один втянул в это Сэма. Из-за твоего чёртова упрямства и самонадеянности вы остались здесь, продолжили охоту… то, что тебе, придурок, казалось охотой и что на самом деле было охотой на вас. Митч Бендер сказал чистую правду: всё так и было, мать его. Раздразнить, заманить, загнать — и ты только помог ему в этом, невовремя дав разыграться охотничьему азарту, отмахнувшись от чувства опасности… оно же было, Дин, оно с самого начала было, ты его чувствовал. Но сказал себе: нет ничего, с чем не могли бы справиться мы с Сэмми. И пока Сэмми со мной, под боком, в Импале, я сумею за ним присмотреть.

— Мистер, вы будете делать заказ или нет? — раздражённо спросила кассирша.

— Буду, — сказал Дин. — У вас тушь размазалась.

— Я знаю. — «Нахал!» — добавила она пылающим взглядом. — И хочу сбегать в уборную поправить её, а вы тут торчите столбом. Ну?!

Да, Дин, что-то сегодня девушки не столь милы с тобой, как обычно. Интересно, почему?

— Дайте кофе.

— Просто кофе?

— Да. Два простых кофе.

Он понял, что не сможет сегодня ничего съесть. И, наверное, Сэм тоже.

Дин возвращался в номер медленно и неохотно, изо всех сил оттягивая момент, когда ему придётся переступить порог и снова оказаться наедине с Сэмом. Снова придётся смотреть на него и сглатывать невыносимо глупый вопрос, разрываясь между желанием отпустить идиотскую шутку и упасть перед ним на колени, вымаливая прощение. И то и другое было — хуже не придумаешь. Но ничего другого Дин придумать не мог, и это сводило его с ума.

Он ещё раз напомнил портье про куртку, спросил, нет ли сегодняшних газет, нашёл горничную и попросил свежие полотенца. Та посмотрела на него с возмущением, явно негодуя, как это он успел загадить полотенца за час пребывания в номере, и надменно пообещала посмотреть, что можно сделать. Дин поблагодарил её. Она взглянула на него слегка настороженно, сбитая с толку его реакцией на её грубость. Дин подумал, что она вообще-то недурна — блестящие тёмные волосы, веснушки на скулах, длинные ресницы, — и, поблагодарив ещё раз, пошёл по коридору дальше.

И оказался наконец перед дверью номера.

«Ладно… ладно. Не могу я тут стоять… ну, глупо тут стоять», — подумал Дин и коленом постучал в дверь.

— Сэм, открой, это я. У меня руки заняты.

Тишина в ответ. Никакого движения за дверью.

Дин поставил стаканчики с кофе на пол и повернул ручку двери, автоматически потянувшись рукой к пистолету за поясом. Пистолета там, впрочем, не было — Бендеры забрали его пушку, а ствол Зака он выбросил ещё в доме лесника. Дверь качнулась вперёд.

— Сэм… ты здесь?

В комнате было пусто. В ванной тоже. Окровавленная одежда была свалена в мусорную корзину под умывальником. Дверца душевой кабинки отодвинута, шланг, аккуратно свёрнутый, висит на крючке. Из неплотно прикрытого крана капала вода.

Дин вернулся в комнату, ничего не понимая. Потом увидел расстёгнутую сумку на полу — он сам вытащил её, когда переодевался. Он присел и перетряхнул вещи — пропала одна из рубашек Сэма и пара его любимых джинсов. И ноутбук… ноутбука нигде не было.

Дин растерянно осмотрелся, всё так же сидя на корточках — и вдруг заметил клочок бумаги, лежащий на тумбочке возле кровати и придавленный карандашом.

Дин поднялся и взял его. Это была рекламка авиалиний «American Airways», забытая предыдущим постояльцем. В центре листка была дырка, будто кто-то надорвал бумагу. Дин несколько секунд смотрел на белый самолёт, парящий в ярко-синем небе, и стюардессу с голливудской улыбкой на переднем плане. Потом перевернул листок и прочёл:

«Я уехал. Прости».

Бумага была пропорота по линии буквы «я». Как будто Сэм очень сильно надавил на грифель, когда писал.

Я уехал, прости, и всё.


========== Глава третья ==========


Он совершенно отвык быть один. Вернее, не так: он не привык быть один. Некогда было привыкать. Первые двадцать четыре года своей жизни Дин прожил с отцом и братом, ещё два года — только с отцом, ещё год — только с братом. Кто-то из них, а чаще оба они, всегда были рядом. У Дина не было нормального детства, и того, что обычно бывает в нормальном детстве: скаутских лагерей, уик-энда с подружкой на озере, затяжных побегов из дома в компании отвязных дружков-байкеров. Хотя нет, на уик-энд с подружкой он однажды всё-таки сбежал. Папа даже не сильно ругал его за это. Дину было тогда шестнадцать, он жаждал свободы, видимости свободы, и должен был попробовать её хоть самую малость, чтобы понять, что она на самом деле ему не нужна. В тот уик-энд он звонил домой каждые два часа и совершенно достал этим ту девчонку… как же её звали?.. Этого он теперь не помнил, но помнил, что она ему сказала. «Ты псих, Дин Винчестер, ты помешан на своём брате, вот своего брата и трахай». Своего брата и трахай. Тогда это, наверное, показалось ему смешным. Может, он даже рассказал об этом Сэму, не слишком расстроенный тем, что его бросила девушка — мало ли у него ещё будет девушек… Может, они с Сэмом даже посмеялись над этим. Да, наверняка.

Теперь Дин был один, без папы, без Сэма. Папа умер, а Сэм уехал. И вокруг был вакуум, такой плотный, что Дин, кажется, мог пощупать его рукой.

Он мог злиться, беситься, напиваться, снимать в барах потасканных шлюх по пять баксов за отсос и по пятнадцать — за час сомнительного качества ебли, но поделать с этим вакуумом не мог ничего. Ничего. И не спасала даже охота, потому что не было охоты. Дина блевать тянуло теперь от одного этого слова — «охота».

Конечно, он позвонил Сэму. Сразу же позвонил, как только флаер американских авиалиний выпал из его онемевших пальцев и скользнул за стенку тумбочки. Дин выхватил мобильник так, будто это был пистолет, набрал номер… гудки. Гудки, гудки. Он знал, почти видел, как Сэм, шагающий пешком по обочине трассы, останавливается, вынимает мобильник и смотрит на экран, видел это как наяву и знал, что на звонок он не ответит. Но не звонить не мог. В конце концов, Сэм ведь сказал на прощанье «я уехал», а вовсе не «не звони».

Импала была, конечно, на месте, да Дин и не сомневался, что Сэм её оставит. Он к ней, судя по всему, вообще не подходил. Дин спустился вниз, пропустив мимо ушей окрик портье — что-то насчёт куртки, которую Дин ему доверил. Импала стояла там, где Дин её припарковал; на приборной панели и стекле переднего сидения остались пятна крови. Дин вытер их, отогнал машину на заправку, вымыл, вычистил изнутри средством для сведения пятен, который купил тут же в маркете за доллар семьдесят, потом отъехал на две мили, остановил машину и включил радио.

В Гринчестере обещали туман и дождь.

Дин заночевал там, на обочине, за рулём. Он не спал — клевал носом под бормотание ночного ди-джея, вскидываясь время от времени. Можно было вернуться в мотель и поспать по-человечески в постели, но Дин не хотел туда возвращаться.

Хотя утром заехал всё-таки — за вещами Сэма.

Он звонил ему весь следующий день, и ещё через день — с регулярностью раз в полчаса. Он гнал из воображения картинки, на которых Сэм лежал на асфальте, раздавленный колёсами грузовика, или всплывал раздутым трупом на поверхности мелкой речки, тёкшей, если верить карте, в пяти милях южнее Сорокового, или качался на суку, повесившийся на собственном ремне. Это всё ерунда, твердил себе Дин, Сэм не такой, Сэм никогда этого с собой не сделает. И чем упорней он твердил себе это, тем абсурдней и ярче становились картинки.

Боже, если б хотя бы знать, куда он пошёл!

На третий день Сэм ответил на звонок.

— Привет, Дин.

— Эй!..

«Ты как?.. чёрт, не то… Ты в порядке?.. твою мать!!»

— Эй… Сэмми… ты ушёл…

«Конечно, он ушёл, кретин. По-твоему, он этого не знает?»

Сэм молчал в трубку. Дин тоже молчал, изо всех сил пытаясь не дышать в микрофон, как подросток, занявшийся сталкингом первой школьной красотки. Дыхание Сэма он слышал, оно было быстрым и лёгким. Дину показалось, что Сэм тоже отодвигает трубку от губ, пытаясь скрыть от него этот звук.

— Где ты, Сэм?

Молчание. Конечно, не ответит. Если б он хотел дать тебе знать, где он, сам бы позвонил и сказал, верно? Ты идиот, Дин, ты долбанный…

— В Баффоло. Это на границе с Небраской.

— Ты там…

— Дин, не надо мне звонить. Я хочу… хочу побыть один. Просто дай мне немного времени, ладно? Я тебе потом позвоню.

Он замолчал, но трубку не положил. Дин слышал его дыхание в динамке, кожей ощущал его напряжённое ожидание. Ну, Дин, подчинишься или нет? Пойдёшь навстречу просьбе брата или начнёшь втирать ему, что на самом деле для мелкого будет лучше?.. Дин вдруг почувствовал злость, страшную, иссушающую злость. Но она тут же прошла.

— Ладно, — сказал он.

— Ладно, — повторил Сэм и оборвал звонок.

Короткое такое «ладно-ладно», двойной чертой отсёкшее их друг от друга.

Дин думал, что хреновей ему быть уже просто не может. Как будто жизнь не научила его, что всегда может быть ещё хреновее.

Конечно, он нарушил обещание. Сэмово «немного» одновременно и вдохновляло, и ввергало Дина в отчаяние. Что за «немного»? Сколько продлится это «немного»? И, самое главное, нужно ли Сэму сейчас на самом деле быть одному? Дин чертовски в этом сомневался. Но сказать Сэму об этом он не мог. Не по телефону, во всяком случае.

Поэтому в конце концов он всё-таки повёл себя как пятнадцатилетний прыщеватый сталкер.

Он поехал в Баффоло.

Это оказался небольшой чистенький городок с населением в сорок тысяч, с аккуратными газонами, на которых воспрещалось выгуливать собак, с кукольного вида ратушей, возведённой в пятидесятых, тремя супермаркетами, общественным бассейном и полем для гольфа. Теоретически, Дин представлял, что Сэму могло бы здесь понравиться; практически, он не думал, что Сэм выбирал сейчас город по внешнему виду. Сэм искал что-то — Дин нутром это чуял, слышал это в его голосе за время того короткого телефонного разговора. Может быть, он хотел остаться один не просто так, а потому что в одиночку ему было сподручней это искать. Дин понял это слишком поздно, уже стоя в холле отеля, значившегося первым в «Жёлтых страницах», и читая список постояльцев, пока портье отсчитывал под столом банкноты.

Пятьдесят баксов ушли впустую — никакой Джим Рокфорд не вселялся в этот мотель за последние дни.

Эй, Дин, а ты чего ждал, вообще говоря? Вы делали так, чтобы найти друг друга. Сэм не хочет, чтобы ты его искал.

Но Дин не мог не искать. Охота, мать её, была у него в крови.

Искать человека в маленьком городе на самом деле ничуть не проще, чем в мегаполисе. В мегаполисе немного мест, одновременно уютных и безопасных — Дин наведался бы туда первым делом. Но Баффоло был уютен и безопасен весь; чёрт, даже местный полицейский участок был очаровательным беленьким зданьицем с цветочными клумбами перед фасадом. Дин туда и направился — его тянуло в полицейские участки, как муху на мёд, даже если этим мёдом вымазана мухобойка.

Он представился федеральным агентом из отдела по защите свидетелей и показал местному шерифу фотографию Сэма. Запоздало понял, что выбор был не самым удачным — в таких тихих, уютных местечках федералов не любят особенно сильно. Один только вид удостоверения с тремя заветными буквами сулит заварушку и угрожает сонному спокойствию местных обитателей. Нет, ответил шериф Роббинс, он не припомнит, чтобы видел тут в последние дни этого парня. А что он натворил? Что, есть риск, что сюда налетят федералы?

— Нет-нет, ничего особенного. Просто я должен задать ему несколько вопросов. И, поймите меня правильно, шериф, в таком тонком деле, как адаптация свидетеля, важно его не спугнуть, вы понимаете, о чём я? Словом, если вы его увидите, просто перезвоните мне, хорошо?

Хорошо, сказал шериф Роббинс, провожая его недоброжелательным взглядом и плотно прикрывая дверь свого кабинет за спиной агента Форда Харрисона.

Дин был почти уверен, что шериф не позвонит ему. Но он позвонил.

— Вы ещё ищете вашего парня? Он приходил ко мне сегодня. И, вы не поверите, — представился федеральным агентом.

Шёл двенадцатый день пребывания Дина в Баффоло, Колорадо, где единственным развлечением был встроенный вибромассажёр на кровати в мотеле. Две недели понадобилось Сэму, чтобы начать охоту. Дин не знал, много это или мало, так же как понятия не имел, с чего вдруг Сэму вздумалось охотиться, и на кого он охотится, и что всё это вообще означает.

Но то, что Сэм не сидел безвылазно в гостиничном номере, заливая депрессию пивом, было, наверное, скорее хорошим знаком, чем плохим.

С этого дня начался один из самых странных периодов в жизни Дина. Он выяснил, в каком отеле поселился Сэм, и приезжал туда каждое утро к шести часам. Не на Импале — Импалу он поставил в платном гараже на окраине и проведывал время от времени, стереть пыль с сидений и ностальгическо погладить по приборной доске. Дин страдал в разлуке со своей девочкой, но риск, что Сэм засечёт его, был слишком велик. Поэтому он взял напрокат машину, и менял её каждые три дня, чтобы не успела примелькаться. Сэм выходил из отеля около семи и отправлялся по каким-то таинственным делам — каким именно, Дину оставалось только догадываться. Он мог, конечно, пробежаться по горячим следам, расспросить тех людей, с которыми разговаривал Сэм, прочесть в местном архиве те документы, которые он читал, да, в конце концов, просто залезть ночью в его номер и взломать его ноут — но малейшая ошибка привела бы к тому, что Сэм обо всём узнал бы. И, Дин опасался, следствием стало бы неизбежно превращение «немного» в «довольно-таки долго».

Поэтому он сдерживал в себе охотничьи порывы и просто планомерно, неотрывно, маниакально следил за своим братом. Он знал, где Сэм завтракает, с кем разговаривает по дороге в фаст-фуд, какие газеты покупает раз в неделю, а какие — ежедневно, кому звонит… Впрочем, он мало кому звонил, и разговоры не длились дольше нескольких минут, достаточных, чтобы назначить встречу. Вечера он всегда проводил в номере, и Дин, сидя в машине на другой стороне улицы, видел его силуэт, склонившийся над ноутбуком, и даже тень руки, которой он подпирал подбородок.

Десятки, нет, сотни раз ему хотелось плюнуть на всё, выйти из машины, пройти разделяющие их полсотни шагов и постучать в запертую дверью. Но он слишком боялся, что дверь так и останется запертой. И ещё боялся, что Сэм не простит его…

Да, Дин боялся, что Сэм теперь никогда его не простит.

Сэм пробыл в Баффоло почти месяц. Пару раз заезжал к шерифу, и тот сообщил агенту Форду Харрисону, что парень интересовался исчезновением местных жителей, о котором недавно писали в газетах. Пропала парочка, брат и сестра, укатившие на рок-концерт в Нью-Мексико. До места они, судя по всему, не доехали. Связь с ними исчезла, они не звонили родным и друзьям, в больницах и моргах пока что не обнаружилось никого, подходившего под описания — словом, эти двое будто испарились, растаяли в воздухе. Или, добавил шериф, неодобрительно качая головой, зависли в каком-нибудь наркоманском притоне — знает он этих рокеров… Объявятся через пару недель, как миленькие, получат ремня — шериф Роббинс знал их отца и не сомневался, что наказание будет строгим.

Дин не мог знать, почему Сэм решил, что с этим исчезновением что-то нечисто. И тем более не знал, зачем Сэм взялся за это дело теперь, и почему так упорно действовал один, оставив Дина за бортом. Он надеялся, что сможет когда-нибудь задать ему эти вопросы.

Дин с неприятным изумлением понял, что начал расслабляться и привыкать к своей унылой, однообразной жизни тихого шпиона, когда Сэм вдруг собрал вещи и смотался из Баффоло. Дин едва успел сдать машину обратно в прокат, выписаться из отеля и забрать Импалу. На автобусной станции он выяснил, что Сэм купил билет до Риксон-Рока.

Автобус следовал по Сороковому шоссе.

Дин не ездил по нему с того самого дня. До Баффоло добирался кружными путями, делая крюки в двадцать миль. Он шарахался от этого шоссе, как от чумного, ему казалось, даже Импала начала как-то странно поскрипывать, когда её шины снова коснулись этого асфальта, и два или три раза Дин выворачивал руль и слетал в кювет, потому что ему мерещились валяющиеся посреди трассы мёртвые олени. Автобус неторопливо пыхтел по дороге со скоростью не выше шестидесяти миль, и лишь через восемь часов свернул на шоссе Триста Восемнадцать, уводившее к границе с Вайомингом. Дин посмотрел на карте: Риксон-Рок был в сорока пяти милях севернее по этой дороге.

Этот гордишко оказался далеко не столь миленьким и уютным, как Баффоло. Всего три мотеля-клоповника, один паршивей другого, и единственный в городе бар со стриптизом — такие городки просто созданы для того, чтобы спиться здесь и сдохнуть от тоски. Дин испугался, что Сэм, державшийся первое время, наконец-то сдал под тяжестью свалившейся на него беды. Но Сэм вроде бы не собирался спиваться. Он проигнорировал бар и отправился сразу в местный магазинчик оружия. Дин испугался ещё сильнее. Он сидел в Импале, надёжно спрятанной в густой тени, и с гулко бьющимся сердцем ждал воплей и выстрелов. Ограбить оружейный магазин — страннейший способ самоубийства, если задуматься, но они и не такое повидали на своём веку. Когда Сэм вышел из магазина, Дин почувствовал слабость в кишечнике. И подумал, что, мать его, так не может больше продолжаться. Он медленно, но неотвратимо превращался в параноика, и это нравилось ему не больше, чем то, что происходило с Сэмом…

Только вот что, чёрт возьми, происходило с Сэмом?

Он задержался в Риксон-Роке всего на одну ночь и поехал дальше. Риббинг, Стоунвилл, Хэлби — один городок сменялся другим, потом неожиданно Сэм поехал в Аспен, где Дин едва не потерял его из виду, а оттуда — в Монтроу. Прошло уже почти два месяца, и, по меркам Дина, это выходило очень далеко за рамки того «немного», которым успокоил его Сэм. Немного — это неделя, две… ну, месяц. На месяц Дин был ещё, скрепя сердце, согласен. Но не восемь же грёбаных недель.

Часть его, впрочем, радовалась происходящему. Хорошо, что Сэм охотится — это совершенно точно поможет ему развеяться и отвлечься. Да вот только «развеяться» и «отвлечься» — это вовсе не то, что требуется человеку, пережившему тот кошмар, который выпал на его долю по вине Дина. И Дин метался от радости к отчаянию, от облегчения к выматывающим приступам паники, когда ему казалось, что он безнадёжно потерял след Сэма и упустил его, перебирающегося с места на место безо всякой логики и системы.

Порой Дину казалось, что Сэм знает о брате, сидящем у него на хвосте, и просто бежит от него куда глаза глядят. И от этой мысли ему хотелось выть.

Он не знал, сколько ещё смог бы выдерживать это, и что сделал бы, когда понял бы, что больше не может. Но тут Сэм отправился в Лаггоси, что всего в десяти милях от проклятого Сорокового шоссе и в трёх — от заброшенного домика лесника. И Дин поехал за ним следом, и всё закончилось именно там.


Дин сидел на своём посту, жуя гамбургер и рассеяно барабаня пальцами по импалиному рулю. Мотель, в котором остановился Сэм, находился через дорогу. Дин удачно замаскировал Импалу на местной стоянке среди других автомобилей — за последние два месяца он стал настоящим асом конспирации и теперь понимал, что как человеку легко затеряться в толпе, так и машину лучше всего прятать среди других машин. Мотель был перед ним как на ладони, неоновая вывеска над парадным входом неврастенично мигала — видно, где-то отходил контакт. Дин поглядывал то на эту вывеску, то на прямоугольник света в окне номера, который занимал Сэм. Штора была задёрнута до середины, Дин видел край стола и откинутую крышку ноутбука. Было заполночь, Сэм работал с десяти — и, насколько Дин успел выучить его привычки, уже через полчаса захлопнет ноут, потянется и погасит свет. А там и Дину можно будет вздремнуть пару часиков до рассвета — утром, он нутром чуял, Сэмми снова куда-то понесёт нелёгкая, и Дин понесётся за ним…

Мигающая вывеска определённо раздражала. К тому же там совсем погасла буква M, и вместо МОТЕЛЬ получалось ОТЕЛЬ — ха, отель, как же, таких гадюшников ещё поискать… Дин медленно откусил от гамбургера, с сожалением понимая, что бутерброд вот-вот закончится, и стремясь отдалить расставанье. Он не мог включить радио, чтобы не отсвечивать, но с мотельной парковки неслась какая-то почти сносная музыка. Дин жевал, отбивая такт на руле Импалы.

— Дин, какого чёрта?

Гамбургер вывалился из руки и обсыпал джинсы молотой петрушкой. Ладонь непроизвольно шибанула по гудку, Импала издала надрывный рёв, от которого Дин подскочил, а Сэм отпрянул — и, кажется, засмеялся. Сэм…

Да, Сэм. Сэм стоял возле машины, заглядывая через окно, и спрашивал у Дина, какого чёрта.

— Чувак, нельзя же так подкрадываться! — возмущённо воскликнул Дин, беспомощно глядя на свои руки, одна из которых всё ещё сжимала салфетку. Чёрт, вымазал манжет в майонезе. — Так же и заикой можно остаться!

— Ох, прости, пожалуйста. Я ведь тебя так просил, чтобы ты за мной шпионил, просто на коленях умолял.

class="book">Сэм говорил отрывисто и холодно, без улыбки. И с чего это Дину почудилось, будто он смеётся?.. Он стоял в шаге от Импалы, сунув руки в карманы, сгорбив плечи. Дин бросил взгляд на окно его номера. Ноутбук всё так же открыт на столе, и штора задёрнута до середины.

Вот ведь… сучка.

— Тебе не надоело?

Дин посмотрел на брата самым невинным взглядом, который совесть позволила ему изобразить.

— Надоело что?

— Валять дурака. Ты следишь за мной с самого Хэлби. И это уже даже не смешно.

Хэлби?.. Что ж, могло быть и хуже. Дину следовало гордиться, что он смог оставаться незамеченным до самого Хэлби.

— Да ладно, чувак, — сказал он, бросая салфетку на сидение и отряхивая крошки с ладоней. — Я просто решил немножко присмотреть за тобой…

— Я тебя об этом не просил.

Чёрт… чёрт, чёрт, всё шло не так. А чего ты, спрашивается, ждал? Что он кинется к тебе в объятия и разрыдается на твоей груди? Сам же вечно твердишь: никаких душещипательных моментов.

— Мне уехать?

Дин задал этот вопрос нарочито небрежным тоном, почти грубо, в самом деле готовый, в случае утвердительного ответа, повернуть ключ в зажигании и свалить отсюда к чёртовой матери. Но какая-то часть его при этом холодела от страха, ожидая ответ.

Сэм молчал долго, так долго, что у Дина начало стучать в висках. Потом сказал:

— Не знаю. Как хочешь.

Дин выдохнул, не сумев скрыть облегчения. И, на сей раз он был почти уверен, уголки сэмовых губ чуть-чуть приподнялись — правда, всего на миг, и тут же опустились снова. Впервые за два месяца Дин видел его так близко, и поразился тому, как побледнел и осунулся его мелкий, какие жуткие синяки залегли под его глазами, как резко на лице выделялись скулы. Издалека всё это было незаметно.

— Холодноватый вечерок выдался, — неестественно весело сказал Дин. — Может, в машину сядешь?

Сэм помолчал снова. Потом тихо сказал:

— Нет.

Неискренняя улыбка застыла у Дина на губах. Чёрт, он почему-то думал, что стоит им встретиться — и будет легче, всё станет, как прежде. Они перебросятся парой подначек, Сэм сядет в машину и они поедут дальше, поедут охотиться, всё будет, как всегда… Просто Сэму нужно было время, и Дин честно ему это время дал.

И только теперь он внезапно понял, что ни разу за эти два месяца не думал, а для чего Сэму было нужно это время.

— У меня номер с одной кроватью, — сказал Сэм, и Дин вздрогнул. — Но можно ещё сдвинуть кресла. Это лучше, чем ночевать в машине. Пойдём.

Дин выбрался из Импалы и потратил целую минуту на то, чтобы запереть дверь — так у него дрожали руки. Не от волнения — скорее, от нетерпения. Сэм прошёл по парковке несколько ярдов и остановился, глядя на него с расстояния, как будто хотел рассмотреть со стороны. Дин спиной чувствовал его взгляд, и поэтому у него так дрожали руки. Справившись наконец, он догнал Сэма. и они пошли рядом, в полном молчании, по растрескавшемуся тротуару, сквозь который пучками пробивалась жухлая трава.

Коридорный в мотеле заворчал было, увидев, что его постоялец ведёт к себе гостя в такое время (он, правда. сказал не «гостя», а «дармоеда», как будто Дин требовал у него ужин из четырёх блюд), но Сэм молча сунул ему банкноту, и коридорный тут же угомонился. В номере горел ночник и монитор ноутбука — всё вместе давало не слишком много света. Дин подумал, что оно в самый раз для… он не знал, для чего; он понятия не имел, что будет дальше.

— Пива нет, — сказал Сэм, открывая холодильник. — Только лимонад.

— Что, объявили сухой закон? Как это я пропустил?

— Вроде того. Я стараюсь не пить, — спокойно сказал Сэм, и дурацкая ухмылка вновь прилипла к лицу Дина. Чёрт, ну вы видали второго такого придурка, а? Конечно, Сэм старается не пить. Потому что если он начнёт, ему чертовски трудно будет остановиться, и тебе, Дин, могло бы хватить твоих небогатых мозгов, чтоб догадаться об этом, прежде чем чесать языком!!

— Зато есть гамбургеры. Правда, холодные… тут нет микроволновки. Ты, наверное, есть хочешь.

— Да нет, не очень…

Чёрт, что же это такое? Сэм стоял перед открытым холодильником с видом радушного хозяина, немного растерянного внезапным визитом дорогого гостя, и голос его был таким спокойным… точно таким же спокойным, как в тот день в мотеле, когда сука-портье затребовал с них сто пятьдесят баксов за номер и Сэм просил, чтобы он не вызывал копов.

— Я бы выпил, наверное, лимонада, — сказал Дин, и Сэм, коротко усмехнувшись, вытащил из морозилки бутылку. Дин протянул руку, обвивая пальцами горлышко, и Сэм тут же разжал ладонь, прежде, чем их пальцы успели соприкоснуться.

Дин снова ощутил омерзительную слабость в кишечнике, как тогда, когда решил, что Сэм пошёл грабить оружейный магазин. К счастью, бутылка в руке дала ему законное право опуститься на стул, потому что теперь у него подрагивали ещё и ноги.

Сэм закрыл холодильник и сел на край стола, за которым работал несколько минут назад. Его спина загораживала ноут, Дин не видел, что на мониторе. Руки Сэм опять сунул в карманы, как будто ему было холодно. Оно и правда — комнатушка почти не протапливалась.

Повисла пауза. Дин сжимал в руках ледяной запотевший пластик и думал, что надо срочно сказать что-нибудь, пока оба они не почувствовали себя конченными идиотами. Он ведь столько всего хотел сказать Сэму. Столько всего говорил ему — мысленно, когда провожал взглядом, пока Сэм, не видя его, шёл вдоль улицы по каким-то своим делам. Эти монологи в голове Дина могли длиться часами, и куда же вы теперь подевались, ребята, эй?..

— Как твоя голова?

Он услышал свой голос и поразился, потому что вроде бы собирался сказать что-то совсем другое. Но слово не воробей. Сэм моргнул, будто не понимая, потом его взгляд прояснился, и он машинально поднёс руку ко лбу. Пластыря на нём давно не было, на месте раны, которую Дин обрабатывал два месяца назад, остался едва заметный красноватый рубец. Сэм рассеяно потёр его.

— А, это… Нормально. Зажило, как на кошке. Обычное дело.

— Да, у нас это семейное, — сказал Дин, и Сэм опять улыбнулся краем рта. Дину не нравилась эта улыбка; чёрт, ему не нравился Сэм. Он не прогонял Дина, даже позвал к себе ночевать и спросил, не голоден ли он; это всё ещё был его брат, и он, кажется, не злился, но что-то лежало между ними. Какая-то огромная, холодная дыра, расширявшаяся с мёрзлым хрустом. И Дин вдруг понял, что не важно, рядом он с Сэмом или нет — если он немедленно не сделает что-нибудь, прямо сейчас, края этой дыры окончательно порвутся, и она поглотит их обоих. И уже никогда ничего не будет так, как прежде.

На самом деле вряд ли он верил в тот миг, что всё в принципе может стать, как прежде. Но упрямо гнал эту мысль от себя. Тогда, в том проклятом доме, Дин не спас его, не сделал всё, что мог. Но он должен попытаться хотя бы сейчас.

— Сэм, — сказал Дин, стискивая обеими руками ледяную бутылку с лимонадом. — Я собираюсь тебе кое-что сказать. Только ты, я прошу, не ори и выслушай меня. Ладно?

Сэм смотрел на него исподлобья, напряжённо и холодно, почти враждебно. Кажется, он засунул руки в карманы ещё глубже, и переступил с ноги на ногу, как делал в детстве, когда знал, что сейчас получит втык. Он как побитая собака, подумал Дин. Как собака, которую долго и жестоко пинали ногами, и которая теперь готова рычать и кидаться на любого, кто подойдёт к ней на расстояние пинка. От этой мысли горло у него сжалось так, что он несколько секунд не мог вдохнуть.

— Слушай, Сэм… Сэмми… Ты ни в чём не виноват. Слышишь? Ты же, чёрт возьми, совершенно ни в чём не виноват! Ты ничего не мог сделать, понимаешь, ничего! Это я виноват, если уж на то пошло, из-за меня мы там оказались, а ты же хотел, ты помнишь? — ты хотел, чтобы мы оттуда уехали. Ты говорил, чтоб мы оставили в покое того мужика на додже, а я…

— Дин, да ты что? — удивлённо спросил Сэм, и Дин, задохнувшись, смолк на полуслове. — Ты же не мог знать, что… чем это всё обернется. Да и я не мог. Если б мы знали, мы бы, наверное, как-то получше подготовились.

Он странно, болезненно улыбался, говоря это, и глубже засовывал руки в карманы, и сутулил плечи, глядя на Дина с мольбой, почти заискивающе.

— Ты не виноват, что ты, — сказал Сэм мягко. — И, я знаю, ты не стал… ну… не стал относиться ко мне иначе. Мы же и правда не могли ничего сделать тогда, мы оба. Хотя, в общем-то, всё могло кончиться ещё хуже, они бы просто убили нас, если бы не ты. У меня в мыслях не было тебя винить. Это всё те… те уёбки, — закончил он неожиданно жёстко. — Они это сделали… со мной, и ты их убил. И я тебе за это благодарен.

— Сэмми, богом клянусь, если бы я мог…

— Дин, не надо. Ты всё ещё мой брат. А я — твой. Думаю, это не худшая из передряг, в которых мы бывали. Ну… ладно, может, худшая, но я не думаю, что это может… может изменить что-то между нами.

Дин смотрел на него, не чувствуя, что пальцы давно онемели от холода и вот-вот вмёрзнут в пластик. Он смотрел на Сэма во все глаза, на Сэма, так спокойно и разумно рассуждающего о том, о чём Дин даже думать не мог последние месяцы! И ведь всё, что он говорил сейчас, было правдой. Так и есть, не важно, что Сэма изнасиловали у Дина на глазах — это ничего не меняет, это кончилось, а они вместе, вот что важно, вот что имеет значение, и Сэм понимает это так же, как и Дин…

Но если всё это так, и если они это понимают оба, то откуда же эта дыра, эта пропасть между ними, которая не стала меньше, а, наоборот, только больше и ещё холоднее? И это из-за неё Дин не чувствовал, как ему отмораживает пальцы. Это было не самым холодным, что он ощущал сейчас, сидя напротив Сэма в полутёмном номере паршивого мотеля в трёх милях от того места, где не смог его защитить.

— Всё так, — сказал Дин. — Всё так, Сэмми, но, господи боже, если ты сам это понимаешь, почему ты уехал?!

Сэм отвёл взгляд. Вынул руки из карманов, повернулся к Дину спиной и тяжело опёрся о стол. Дин содрогнулся, увидев его в этой позе, и как наяву увидел Митча Бендера, бьющего Сэма по спине и заваливающего на этот стол лицом вниз… Дин в ярости тряхнул головой, будто пёс, пытающийся избавиться от строгого ошейника, плотно сидящего на горле.

— Сэм?

Пальцы Сэма сжали край столешницы крепче. Дин увидел, как краснеют у него костяшки пальцев, и, несмотря на темноту — прожилки вен под резко натянувшейся кожей.

— Я представлял, что это ты.

Он сказал это и умолк, и молчание было тяжким и вызывающим, как будто этого было больше чем достаточно, и из него теперь ни слова не вытянешь, хоть клещами тащи.

Дин заморгал, ничего не понимая.

— В смысле?

— Я представлял, что это ты, — повторил Сэм. — Когда он делал это со мной, я представлял себе, что это ты! Представлял на его месте тебя!

Он почти кричал. Нет, не почти — он кричал, стоя к Дину спиной, судорожно цепляясь за столешницу обеими руками, как будто это было последнее, что помогало ему устоять на ногах. Дин был так потрясён, что ничего не сказал и не двинулся с места. И тогда Сэм круто повернулся к нему, и в его сузившихся глазах больше не было льда и мертвенной пустоты.

Но то, что Дин увидел вместо них, понравилось ему ещё меньше.

— Если б не это, — сказал Сэм, глядя ему прямо в лицо, и желваки так и гуляли по его заострившимся скулам, — если б не это, я, может, смог бы притвориться, будто ничего не было. Может, даже получилось бы. Мы бы про это никогда не вспоминали — это было бы не первое, о чём мы никогда не вспоминаем, правда? Может, я бы даже сумел убедить себя… со временем… что это просто был очередной из моих кошмаров, ну, может, немного ярче остальных. Ты бы мне в этом помог, Дин, я знаю. Ты же мой брат, ты меня любишь, ты позаботишься, чтобы мне было хорошо.

В последних словах было столько яда, он выплюнул их с такой ненавистью, что Дин наконец очнулся от ступора, в котором просидел последнюю минуту, и встал. Бутылка с лимонадом упала в кресло.

— Сэм. Послушай…

— Нет, теперь ты будешь слушать меня! Ты припёрся сюда, ты таскался за мной повсюду, хотя я просил оставить меня в покое, я ведь тебя просил! Но нет, ты припёрся и хочешь разговора по душам — ладно, Дин, ты получишь разговор под душам, так что заткнись и слушай, твою мать!

Он одержим, подумал Дин и чуть не засмеялся этой мысли. Только одержимый демоном Сэм мог так кричать на него, так на него смотреть… казалось, ещё миг — и из его сузившихся глаз выглянет чёрная тварь, которая в эту минуту владеет его разумом и его языком, заставляя его говорить что-то… что-то, чего Дин не хотел слышать.

Но не важно, хотел или нет — он слушал.

— Ну, говори. Говори, — тихо сказал Дин.

Чёрная тварь пропала из глаз Сэма. Зрачки расширились, как будто от них убрали источник слепящего света. Сэм оттолкнулся обеими руками от стола и прошёлся по комнате.

— Я бы сделал вид, что ничего не было, — повторил он снова, лихорадочно вытирая ладони друг о друга и старательно избегая смотреть на Дина. — Но когда Митч… трахал меня, я думал о тебе. Я думал, что это ты стоишь там, держишь меня и… делаешь это со мной. Мне так было легче. В тот момент было легче, я подумал, что смогу это выдержать и не свихнуться. И, знаешь, я не свихнулся, — он улыбнулся безумной улыбкой, начисто опровергающей эти слова. — А потом ты подоспел… почти вовремя. И когда мы уехали оттуда, я… я думал…. но ничего не вышло. Стоило мне на тебя посмотреть, и я сразу вспоминал, как представлял тебя там… у меня за спиной, и твои руки у меня на бёдрах. Любое твоё прикосновение, даже случайное, опять заставляло меня думать об этом. И я старался тебя не касаться, но потом ты обработал мне рану и… я понял, что не могу. Что не смогу так, понимаешь? Это просто невозможно было терпеть.

Он умолк, стоя лицом к холодильнику, сжимая и разжимая кулаки. Дин стоял в трёх шагах от него, не зная, что сказать…

Надо было сказать: «Сэм, это нормально, ты пытался защитить свой рассудок от того, что на тебя свалилось, в такой ситуации все средства хороши». Но, мать его, что-то вроде этого могла сказать Опра Уинфри сморкающемуся в платочек толстяку, хлопая его по жирному колену на глазах у пяти миллионов зрителей. Дин Винчестер не мог сказать такого своему брату. Это было… не то, что надо.

А что надо, он не знал, и чувствовал, что у него понемногу начинает ехать крыша.

Но Сэм, видимо, принял его молчание за ответ и обернулся. Его улыбка была чудовищно горькой.

— Странно всё это слышать, наверное, да? Скажешь — какое тебе дело до того, о чём я тогда думал, кто угодно бы на моём месте двинулся мозгами. Но я не двинулся, Дин, не тогда. Я и раньше думал об этом. О тебе… о тебе и обо мне. О нас с тобой.

— О нас с тобой? — тупо переспросил Дин, и до него дошло, что это были первые его слова с самого начала сэмовой истерики. Точно, истерики… у Сэма просто истерика. Это пройдёт, это можно исправить, это…

— Ага, мы с тобой. Я фантазирую об этом время от времени. В основном когда дрочу, но иногда просто так. Редко. Про девушек я думаю чаще, уж не взыщи, — он криво улыбнулся. Выражение лица Дина его как будто забавляло. — Но иногда и об этом тоже. Мне не то чтобы… не то чтобы хотелось, чтобы мы это сделали. Чтобы ты меня трахнул, — пояснил он твёрдо и внятно, безжалостно глядя Дину в глаза и лишая того последнего шанса притвориться, будто он не понимает, о чём речь. — Просто бывают, знаешь, такие фантазии — ты их не хочешь всерьёз, на самом деле, но когда об этом думаешь, это заводит.

— Да, — сказал Дин, совершенно не соображая, что несёт. — Мне когда-то хотелось трахнуть миссис Уоттер. Ту толстуху, которая приходила сидеть с тобой, когда мы жили в Орегоне и я только начинал ходить с папой на охоту.

— Вот видишь, — с абсолютно серьёзным видом кивнул Сэм. — Ты меня понимаешь. Мы с тобой оба грёбаные извращенцы, Дин: ты хотел секса с немолодой толстой тёткой, а я хотел секса с тобой.

— Ты меньший извращенец, чем я, Сэмми. Та Уоттер была страшней атомной войны, а я — красавчик, какого поискать. Так что тебя понять можно.

— Дин. Я не шучу.

— Я понимаю.

Сэм посмотрел на него пытливо и напряжённо, будто не веря. Дин и сам не знал, верить себе или нет, верить ли Сэму, верить ли в то, что всё это реальность, а не сон или белая горячка.

Он не знал, что там такое Сэм разглядел в его лице, но ему как будто слегка полегчало. Лоб разгладился, и Сэм продолжал уже спокойнее и без истеричных ноток в голосе:

— Я, конечно, знал, что ничего такого у нас не будет. Мы братья, и оба мужчины, и вообще… это неправильно. Мне достаточно было изредка думать об этом. Помнишь… когда мне было тринадцать, ты пристал ко мне с расспросами, научился ли я уже дрочить? И предложить показать пару практических приёмов?

— Ага, — сказал Дин. — Я был пьяный в жопу, и у меня тогда даже не стоял.

— Но у меня стоял. Ты сказал, что нужен какой-то допинг, притащил порножурнал и раскрыл передо мной — там была Памела Андерсон со своими сиськами, ты приказал мне на неё смотреть, расстегнул мои штаны и положил мою ладонь мне на член. Ты правда был пьяный, Дин, я вижу, ты это всё не очень хорошо помнишь. А я помню, как твоя ладонь лежала на моей руке. И ты водил моей рукой, и шептал мне на ухо про свою подружку, такую горячую штучку, и как она у тебя только что отсосала за углом, прямо под окнами, так, что выгляни папа — и он мог бы увидеть.

— Я не помню, — сказал Дин пересохшими губами. Он в самом деле смутно припоминал, что как-то пытался преподать Сэмми пару уроков самоудовлетворения, но был уверен, что они не дошли до практических занятий.

— А я, — не слыша его, продолжал Сэм, — подумал тогда, что если папа сейчас заглянет в комнату и увидит, что мы делаем — он тебя выпорет так, что ты неделю сидеть не сможешь… Ты говорил, чтоб я не отвлекался от сисек Памелы, но я закрыл глаза, мне не надо было смотреть на её сиськи, мне достаточно было твоей руки и твоих губ возле моего уха… Я ведь и правда никогда до этого не пробовал дрочить, Дин. Это был у меня первый раз.

— Твою мать! — сказал Дин.

— Ага, вот так вот оно в первый раз и бывает.

— Тринадцать лет — это как-то совсем поздно, Сэмми.

— Дай мне договорить… чёрт… мне не очень легко рассказывать тебе всё это.

— Я понимаю, — искренне сказал Дин.

Сэм бросил на него взгляд исподлобья. Всё ещё тот, собачий.

— Не думаю, что понимаешь. Я и потом иногда представлял, как ты берёшь мою руку и помогаешь мне сдрочнуть, или даже делаешь это сам… дальше эти фантазии обычно не шли. Ну, разве что пару раз. Но, — продолжал он совершенно тем же тоном, ничуть не запнувшись, — когда Митч Бендер завалил меня и стал натягивать, я понял, что именно это себе и представлял раньше, с тобой. Те пару раз, в моих фантазиях — они были довольно грубыми. Не настолько, конечно, но ты не особенно со мной церемонился. И поэтому… оно получилось легко. Слишком легко было представить тебя на его месте, понимаешь, Дин? Как будто… как будто я сам только этого и хотел.

— Прекрати, — резко сказал Дин. Сэм моргнул от неожиданности. — Перестань пороть чушь, ничего ты не хотел!

— Но почему он тогда решил сделать это со мной? И почему заставил тебя смотреть? Дин, подумай сам: он знал о нас всё. Он охотник. Мы ведь тоже узнаём о нечисти как можно больше, прежде чем взяться за неё. Он знал, что ты клюнешь на приманку, которую для нас устроил Зак, начнёшь мотаться за ним. И знал, что у меня совесть нечиста, раз решил не палец мне отрезать или что там ещё психи обычно делают, а…

— Сэм, клянусь богом, если ты не заткнёшься, я сам тебя заткну!!!

Сэм осёкся и умолк, обиженно глядя на Дина. Впрочем, это детское выражение из его глаз тут же пропало.

— Дин, я могу представить, каково тебе всё это слышать. Но теперь ты понимаешь, почему я уехал и почему всё не может быть так, как раньше. Ты не виноват ни в чём, виноват я. Бендер просто прочитал во мне то, чего сам я хотел, и я заслужил всё, что он со мной…

Дин шагнул вперёд и схватил его за воротник.

Это был первый раз, когда они прикоснулись друг к другу, с того самого вечера в мотеле. Они поняли это оба, одновременно, и одновременно вздрогнули. Но Дин не разжал пальцы, только стиснул их крепче, притянув Сэма к себе ещё ближе. Сэм откинул голову, пытаясь высвободиться, Дин толкнул его вперёд, посадив на край стола и отрезав путь к отступлению.

Дина трясло от чёрной, лютой ярости, почти что ненависти к этому безмозглому тупоголовому щенку.

— Ты, по-моему, чересчур сильно ударился головой в Импале, — цедя слова, проговорил он. — Куда как сильнее, чем мне сперва показалось. Ты хоть сам понимаешь, что за невъебенную хрень ты несёшь?! Митч Бендер был больным на всю голову грёбаным извращенцем! Он хотел свести меня с ума, хотел, чтоб я ползал у него в ногах, поэтому сделал с тобой самое мерзкое, худшее, что только мог придумать! Он ни хрена о тебе не знал, ни о тебе, ни обо мне, он был больным придурком, и если ты ещё хоть раз заикнёшься о том, что ты что-то там заслужил, я тебя долбану об Импалу ещё разок, чтоб мозги встали на место, ты меня понял?!

Сэм смотрел на него по-прежнему напряжённым, но неуловимо изменившимся взглядом. Их лица были очень близко. Дин тяжело дышал ему в лицо, обжигая своим дыханием его кожу. И всё ещё сминал его воротник, очень крепко, готовясь отразить любую попытку вырваться, которую предпримет Сэм.

Но Сэм не стал вырываться. Он вдруг закинул правую руку Дину на шею, крепко обхватив его затылок, притянул к себе и поцеловал в губы.

Рот у него был тёплый и мягкий, он чем-то неуловимо отличался от губ тех женщин, которые целовали Дина прежде. То ли дело в том, что это были мужские губы — нечто принципиально новое в его биографии, — или в том, что это были губы Сэма — Дину некогда было разбиратьсяь. Просто это было приятно, и всё. Он сам изумился, насколько это было приятно.

Всё кончилось так же внезапно, как началось. Сэм резко оттолкнул его, и Дин разочарованно выдохнул. Тут-то бы ему и задуматься о том, что происходит, и окончательно прифигеть, но Сэм не дал ему такой возможности.

— Видишь, — с презрением сказал он, откидываясь назад и отстраняясь от Дина так далеко, как позволяло положение, в котором они стояли. — Я так и знал. Ты и сам считаешь это извращением, и ты не…

Дин не дал ему говорить. Чёрт с ним, чёрт со всем, он и так уже выслушал достаточно.

Поэтому он перехватил братов воротник поудобнее, рывком притянул Сэма к себе и поцеловал сам, жёстко и нетерпеливо, потому что это был единственный способ его заткнуть.

Сэм задохнулся от изумления, что-то протестующе замычал, но Дин только вжался в него крепче, затыкая ему рот своим языком. Нет, хватит уже, наболтались. Он толкнулся коленом вперёд, безотчётно раздвигая Сэму ноги — и тот поддался так легко, как будто только этого и ждал. Его рука снова сгребла Дина за шею, Дин выпустил его рубашку и перехватил за плечи — так было удобнее, и они остервенело целовались, навалившись на стол рядом с мигающим ноутбуком, напротив наполовину задёрнутой шторы, и любой, кто проходил бы мимо мотеля, смог бы увидеть их через окно.

Сэм снова оттолкнул его первым. Но на этот раз не для того, чтобы обдать презрением — а чтобы вцепиться обеими руками в динов ремень и рвануть его, высвобождая из пряжки. И тут у Дина у голове как будто ударил колокол.

— Сэмми… — кажется, никогда ещё в жизни его голос не звучал так испуганно. — Ты… ты точно уверен, что…

— Нет, не уверен, — пробормотал Сэм, дёргая его ремень, и прижался лбом к его лбу. Дин сцепил зубы и сглотнул, потом снова и снова, он беспрестанно сглатывал, потому что не знал, о боже, он не знал, не станет ли от всего этого ещё хуже, не запутается ли всё ещё больше… И только когда Сэм рванул с него джинсы, Дин опомнился и подумал, что разумнее всего послать всё на свете нахер.

Сэм расстегнул свою ширинку. Даже сквозь ткань трусов Дин видел, что у него стоит. У Сэма были ужасно смешные трусы, строгие белые «семейники» из плотного хлопка. Если бы Дин не знал Сэма с пелёнок, он бы засмеялся и отпустил похабную шуточку. Но он знал Сэма лучше, чем себя, и ещё он знал, что когда Сэму было десять, он застудил яички, перекупавшись в озере, и с тех пор должен был по возможности держать свои мужские причиндалы в тепле. И не было в этом ничего смешного. Дин помнил, как он плакал от боли во время обострений, когда мог только валяться на диване с грелкой между ног и тихонько постанывать, не видя и не слыша ничего вокруг. Это не было смешно, это было страшно и стыдно, и Дин знал о нём эту постыдную вещь, и то, что он узнал сегодня, было всего лишь ещё одним дополнением в длинной череде того, что больше никто в мире не знал о его брате. И не будет знать. Потому что это принадлежит только им.

Сэм обхватил его за ягодицы, притягивая ближе к себе, и прижался к нему тазом. Их члены касались друг друга, разделённые только тканью трусов Сэма — плавки с Дина он стащил вместе с джинсами. У Дина тоже стоял, крепко, почти до боли, он сам не заметил, когда успел так возбудиться. И в другое время, в других обстоятельствах схватился бы за голову — как, почему у него встаёт на собственного брата?! Ну, встаёт и встаёт… Дин почувствовал, как Сэм сжал его ягодицы, у него были сильные руки, прикосновение было грубым, и у Дина перехватило дыхание. Он понял вдруг, что до сих пор ничего не сделал сам, не считая одного поцелуя: всё остальное делал Сэм, полностью захвативший инициативу. Это покоробило его — кто тут старший, в конце концов? — и он потянулся было рукой к резинке сэмовых трусов, но получил болезненный шлепок по внутренней стороне запястья, когда Сэм ловко отбил его руку.

— Эй! Полегче!

— Где уж тут полегче, — прошептал Сэм и, наклонившись, впился губами в его шею, так резко, что Дин вздрогнул от неожиданности. От того места, к которому прикоснулись губы Сэма, стали толчками растекаться волны жара, как валы ударной волны после взрыва. Сэм двинулся ниже, от шеи к ключице, прихватывая кожу зубами, продолжая мять ягодицы Дина и вжиматься своим членом в его. Дин пожалел, что сам не стоит, опираясь задницей на стол — земля поплыла под ногами, будто он выдул бутылку джина за раз.

— Ч-чёрт, Сэмми, — прохрипел Дин, и Сэм, резко вскинув руку, прижал ладонь к его губам, недвусмысленно предлагая заткнуться. Дин безотчётно прихватил губами его указательный палец, втягивая его в рот. Сэм хрипло выдохнул ему в шею.

Вынести всё это было не проще, чем предыдущие восемь недель.

Улучив момент, Дин стащил трусы Сэму на бёдра. Тот на этот раз не попытался его оттолкнуть, так как был занят, обследуя его грудь языком — и Дин поразился, как так получилось, что он оказался без куртки и рубашки и даже не заметил это. Дин обвил ладонью его член, не очень большой, но, он помнил, прямой и красивый, хотя прямо сейчас фотографируй — и на порносайт. Сэм слегка вздрогнул, хотел отстраниться, но Дин ему не позволил. Он стал водить рукой по члену Сэма, сперва медленно, не очень умело — он никогда не дрочил другому мужчине, и, так сказать, ракурс был слегка непривычным и не то чтоб удобным. Но он освоился быстрей, чем ждал от себя, и уже очень скоро Сэм перестал целовать его и замер, уронив голову ему на плечо, тяжело и громко дыша, конвульсивно сжимая бёдра, пока Дин сосредоточенно дрочил его, чувствуя, как дико и стремительно нарастает его собственное возбуждение.

Оставалось совсем немного, когда Сэм вдруг его снова оттолкнул. Дин чуть было не разозлился — да сколько ж можно-то?! — но через секунду понял, в чём дело. Сэм не хотел кончать так. Он высвободился из-под Дина, всё это время прижимавшего его бёдрами к столу, отступил на шаг, перехватил брата за плечи и, развернув к себе спиной, подтолкнул вперёд.

И тогда до Дина наконец-то дошло.

Был ли он к этому готов? Вряд ли. Хотел ли этого? Чёрт, ещё час назад последнее, о чём он мог думать — это о сексе с Сэмом. Он, в общем-то, и теперь не думал о сексе с Сэмом, но, кажется, уже им занимался. А раз так, всё остальное шло побоку. Одно он знал точно: это было то, чего хочет Сэм. То, что измучило Сэма и отдалило их друг от друга. Это было то, в чём нуждался Сэм, а Дин нуждался в искуплении своей вины перед ним. И мысль о том, что он всё-таки может сделать что-то, что принесёт Сэму облегчение, была такой радостной, что Дин не колебался ни секунды, опираясь ладонями о стол рядом с ноутбуком и ставя ноги чуть шире.

Ему было скорее любопытно, чем неловко или тревожно. Он был очень возбуждён и подозревал, что новые ощущения подогреют его ещё больше. Он не ждал, не допускал мысли, что будет больно — хотя ведь видел, своими глазами видел, как это бывает… И когда Сэм раздвинул руками его ягодицы и вогнал в него член практически безо всякой подготовки, без смазки, чёрт, даже без предупреждения — Дин дёрнулся, почти как Сэм там, в лесном доме, когда… Но не было никакого «когда», время и пространство сжались до одной крошечной точки, пульсировавшей в мозгу у Дина, когда он с глухим стоном раздвинул ноги шире, помогая одновременно себе и Сэму, и подался назад, насаживаясь на него, обхватив ладонью теперь уже собственный член и подбадривая его быстрыми яростными движениями.

Сэм был грубым. Сэм был злым. Сэм двигал бёдрами, уперевшись в столешницу обеими руками, с глухими шлепками входя и выходя из Дина, и это было больно почти всё время, хотя уже очень скоро боль отошла куда-то на второй план, похороненная под чудовищно острым возбуждением. Сэм был жарким, нетерпеливым, ненасытным, нежным, Сэм обхватывал руками его плечи и целовал его стриженый затылок, и почему-то раз за разом просил прощения. А потом это проходило, как сон, и он снова становился грубым, хватал Дина за волосы и запрокидывал ему голову, и сжимал рукой его горло, напирая на кадык, а потом опять целовал. Дин кончил раз, потом другой, потом пошёл на третий заход — всё без перерыва, без передышки на глоток пива или хотя бы вдох. С ним никогда в жизни не было ничего подобного. Боже, Сэмми, если бы я знал, что ты так хорош в постели, я бы давным-давно дал отставку всем своим подружкам. Боже, Сэмми…

И когда Дин был уже за полшага до того, чтобы кончить в третий раз, Сэм внезапно схватил его руку, остервенело дрочившую собственный член, и резко завёл её назад, ему за спину. Дин выдохнул от неожиданности, потерял равновесие и повалился на стол. Сэм лёг сверху, всё ещё сжимая его руку, положил подбородок ему на плечо. И прошептал Дину почти в самое ухо, с любовью и ненавистью, которые были совершенно одинаковой силы:

— Я сказал, чтобы ты отдал мне пистолет. Я просил, чтоб ты мне его отдал, Дин… это я должен был убить его, я. Я должен был выпустить обойму ему в башку, я, а не ты! А ты, ты опять всё решил за меня, ты…

— Сэмми… — прохрипел Дин. — Сэм, дай мне… дай…

— Что? Дать тебе кончить?

— Сэм… ох, Сэм! — закричал Дин, когда Сэм снова толкнулся в него, разом входя на всю глубину, и Дин выстрелил семенем прямо на стол, на крышку сэмова ноута, и рухнул, едва успев подставить руки, потому что Сэм как раз в этот миг его отпустил. Дин ткнулся лбом в сцепленные пальцы, чувствуя, как по бёдрам течёт сперма Сэма. Дыхание с хрипом вырывалось из лёгких, обжигая горло.

Он почувствовал лёгкое прикосновение к спине, передёрнулся и со стоном перекатился на бок, сползая на пол. Сэм сел рядом; они сидели на потёртом коврике, привалившись друг к другу, всё ещё не в силах отдышаться. Дин сморщился и поёрзал — в задний проход, казалось, засунули пивную банку, и там она, судя по всему, намеревалась остаться. Но он был доволен. Чёрт, он давно не был так доволен, как сейчас.

— Ну? — услышал он голос Сэма, как из тумана.

— Чего — ну?

— Ну… не знаю… скажи что-нибудь.

Дин повернул голову, пытаясь его рассмотреть. Но увидел только взъерошенную макушку и локоть, подрагивающий, покрытый блёстками пота.

— Что тут скажешь… Выходи за меня!

Он ляпнул это — и обмер. Нет, Дин, тебе точно надо отчикрыжить некий особенно длинный орган… и это не член! Член, как выяснилось, ещё пригодится. В отличие от языка, который только и горазд, что всё портить. Дин понятия не имел, что означает произошедшее между ними, и, тем более, что это означает для Сэма…

И потому ушам своим не поверил, услышав смех. Без горечи, без сарказма, без истерических ноток. Попросту мерзкий, глумливый смешок своего несносного младшего брата.

— Придурок, — сказал Сэм, поворачиваясь и утыкаясь ему в плечо. — Какой же ты всё-таки придурок.


========== Глава четвертая ==========


Они не стали сдвигать кресла и в ту ночь спали в одной постели. Не потому, что Дин жаждал забыться сном в объятиях Сэма — вот уж что нет, то нет, до таких соплей он даже с женщинами никогда не опускался. Просто Сэм показал ему те кресла, и Дин предрёк, что, стоит ему улечься на них, эта шаткая конструкция проломится, и им придётся платить владельцу мотеля за испоганенную мебель. Сэм с сомнением взглянул на кресла, одно из которых шаталось, а у другого крайне слабо держалась передняя ножка, и вынужден был согласиться. Дин сказал, что пойдёт всё-таки спать в машину, на что Сэм ответил ему: «Не дури».

И Дин не стал дурить.

Они не спали вместе с детства. Им тогда часто не хватало денег — отец не слишком разумно распределял блага с поддельных кредиток, и порой спускал всю наличность на новую навороченную пушку, забывая оставить заначку на нормальный мотель. А иногда в местах, где они останавливались, попросту не было двухкомнатных номеров, и Дину волей-неволей приходилось делить постель с младшим братом. Он ворчал в таких ситуациях, возмущённый покушением на своё личное пространство, но Сэм рядом с ним засыпал всегда очень быстро, свернувшись клубком у брата под боком, и, по большому счёту, мешал не больше, чем крупная собака. Правда, тогда Сэм был раза в четыре меньше, чем теперь. Убедившись, что он крепко спит, Дин обычно приобнимал его за плечо и тогда только засыпал сам.

На сей раз идиллии не получилось: они оба чересчур отвыкли делить постель с кем-то и оба отчаянно пинали друг друга, чертыхаясь сквозь сон. Когда Дин открыл глаза, как ему казалось, в пятидесятый раз за ночь, и увидел наконец за окном розоватую тень рассвета, он испытал нешуточное облегчение. И тут же почувствовал, что в кровати стало заметно свободнее.

Внутри жёстко, болезненно ёкнуло. Чёрт, если он снова сбежал…

Но Сэм не сбежал. Он сидел за столом в футболке и трусах, водя пальцами по сенсорной панели ноутбука.

— Ранняя пташка, — пробормотал Дин.

Сэм бросил на него быстрый взгляд и сказал:

— Спи, рано ещё.

Дин перевернулся на живот, сгрёб подушку обеими руками и послушно уснул.

Когда он проснулся в следующий раз, в нос ему ударило крепким запахом кофе. Он поднял голову от подушки и втянул это запах, раздувая ноздри. Потом лениво приоткрыл один глаз и увидел прямо перед собой дымящуюся кружку с фото горной цепи и виньеточной надписью АСПЕН.

— Встань и свети, солнышко, — сказал Сэм, бросая на тумбочку пакетик сахарина. — Запах кофе по-прежнему действует на тебя лучше всякого будильника.

— И ты бессовестно этим пользуешься, — проворчал Дин, приподнимаясь на руках и переворачиваясь. Движение отозвалось каким-то странным дискомфортом в заднице. Интересно, с чего бы это…

Он вспомнил, с чего, и замер, успев спустить с кровати только одну ногу. Вашу мать… вашу мать, если эти странные ощущения не врут, то вчера ночью он переспал с собственным братом. И ведь даже пьян при этом не был! Они провели вместе эту ночь. Вместе и рядом, и это была первая ночь рядом с Сэмом с… тех самых пор. Первая и не последняя — он надеялся на это, разглядывая кружку с надписью АСПЕН и свои джинсы, аккуратно сложенные и свисавшие со спинки стула, на который сел Сэм, снова вернувшись к ноутбуку.

Они снова рядом и вместе, и можно не волноваться за Сэма, а какой ценой и что будет дальше — Дину было всё равно.

Он свесил с кровати вторую ногу и взялся за кофе. Надо было, наверное, сперва почистить зубы, но ему страшно хотелось кофе, к тому же он не отказался бы согреться — в комнате была жуткая холодрыга. Чёртов скряга, владеющий этим заведением, явно экономил на газе…

Мысль об экономии неожиданно навела Дина на вопрос, бывший очевидным, но до сих пор не приходивший ему в голову.

— Сэм.

— М-м?

— На что ты жил всё это время?

Сэм бросил на него взгляд. Дин перехватил его, пытаясь понять, изменилось ли в нём что-то со вчерашнего вечера. На это ответ был, без сомнения, утвердительный. Но вот что именно изменилось, и в какую сторону — Дин бы скорее удавился, чем ответил.

— Ты же мотался из города в город, и ездил автобусами, а не попутками. И в сносных местах селился, не в таких клоповниках, как этот… Где ты брал деньги?

— А ты думал, я до седых волос буду у тебя на шее сидеть?

— Да не то чтобы я был против, но я рад, что ты наконец постиг искусство подделки кредиток.

— Не постиг. Я использовал свою заначку, — помолчав, ответил Сэм.

Дин отставил кружку. За прошедшие сутки он узнал о своём брате больше нового, чем за весь предыдущий год.

— Какую заначку?

— Я откладывал часть стипендии во время Стэнфорда. И подрабатывал немного в те времена, писал статьи для университетского вестника. Я думал… ну, что это пригодится нам с Джессикой.

Он говорил неохотно, и Дин понимал, почему. Чёрт… ну конечно, как он мог подумать, что его Сэмми раз и навсегда отринет независимость, которой добился в своё время с таким трудом. Конечно, он откладывал — это вполне в его духе. И истратил, кажется, почти всё, судя по тому, что сейчас они сидят в подобном месте.

— Сэм, чем ты занимался?

— Допивай кофе, Дин.

— Успею, скажи, чем ты занимался эти два месяца?

Сэм посмотрел на него взглядом, вместившим всю глубину его разочарования умственными способностями брата.

— Ну как же чем, Дин? Я охотился.

Дин кивнул. Охотился, ага. Ну в самом деле, чем ещё он мог заниматься? Чем ещё заниматься парню, пережившему кромешный кошмар и кинувшемуся куда глаза глядят почти что без гроша в кармане? Привычным своим делом, будто ничего не случилось, чем же ещё…

Ох, чёрт, было тут что-то не так, что-то очень не так.

Дин встал с кровати, так и не допив кофе, молча нашёл и натянул свои шмотки. Рубашка пропахла потом — его и Сэма, причём второй ощущался заметно сильнее. Дин много бы отдал, чтобы знать наверняка, надо заговаривать сейчас о случившемся или нет. Сэм вёл себя как ни в чём не бывало, ни словом, ни взглядом не намекнув на вчерашнее и на то, о чём рассказал Дину. Но чёрной мёрзлой дыры между ними как будто больше не было. Ну… почти не было. Вернее сказать, Дин по-прежнему ощущал в Сэме напряжение — как будто внутри у него притаилась туго свёрнутая пружина, только и ждавшая момента, чтоб распрямиться. Но это напряжение больше не было направлено на Дина. Не было враждебности к Дину, страха, стыда перед Дином. А раз так, подумал Дин, теперь он позволит мне ему помочь. Всё сделать, что надо, всё, что он захочет.

Он одёрнул рубашку, повёл плечами, затёкшими со сна, и, оседлав кресло рядом с Сэмом, сказал:

— Ну, рассказывай.

Он ждал возражений и упрямых отнекиваний, но, к его удивлению, Сэм беспрекословно перешёл на рабочий стол ноутбука и щёлкнул по иконке, открывая файл, пестревший таблицами, картами и фотографиями.

— Первая пара пропала в Баффоло, — стал рассказывать он, сопровождая свои слова прокруткой страниц. — Брат и сестра, семнадцать и девятнадцать лет. Проблемные ребятки, жили с родителями, конфликтовали, но раньше никогда не ударялись в бега. Они поехали автостопом на концерт в сторону Нью-Мексико, по Сороковому шоссе. В последний раз их видели на заправке вот здесь. — Сэм почти коснулся пальцем монитора, указывая место на карте. — Парень, который их подвозил, высадил их там, потому что дальше ему надо было сворачивать на Денвер.

Дин молча смотрел на экран ноутбука. Всё, что он мог сказать, комом стало в горле.

Это была та самая заправка, где он второй раз увидел синий додж.

— Следующими были мальчишки из Риксон-Рока. Сыновья продавца из оружейной лавки. Тоже бедовые ребята, приторговывали травкой и папиными стволами. Удрали после скандала, который он им закатил. У них были какие-то дружки в Гранд-Джанктоне, судя по всему, туда они и направлялись. Их тоже видели на Сороковом шоссе в последний раз.

— Сэм… — начал Дин, но Сэм невозмутимо продолжал:

— Были ещё другие, из Риббинга, Стоунвилла, Хэлби. И в Лаггоси тоже. Всего — шестнадцать человек. Просмотришь потом файл, если захочешь, я собрал информацию о каждом, пока сидел в Баффоло. Когда я понял, что это всё складывается в систему, решил выяснить на местах, что к чему. Некоторые жертвы были из более крупных городов, из Монтроу и Аспена. Но в основном — из мелких. Тех, что так или иначе связаны с Сороковым шоссе.

— И ты решил…

— Дин, все они были братьями или сёстрами. Единоутробными родственниками. Все они путешествовали вдвоём. И все пропали на Сороковом шоссе примерно вот в этом районе.

Сэм щёлкнул энтером, выводя на монитор увеличенную карту, на которой красным пятиугольником был выделен участокдороги. И ровно в центре этого пятиугольника, немного в стороне от трассы, жирнела красная точка.

Дин знал, какое место она обозначает.

— Сэм, мы же их убили. Мы же убили этих грёбаных отморозков.

— Ты убил, — холодно поправил Сэм. — И что, ты на все сто уверен, что это их остановило? Что таких, как они, можно остановить, просто вышибив им мозги?

Нет, это был бред, просто какой-то бред… Дин тупо смотрел на карту. Красный пятиугольник казался кровавой раной, а точка в нём — следом от пули. Пули, которую он всадил Митчу Бендеру в башку собственными руками.

— Кстати, — сказал Сэм, — я забыл упомянуть, что первое исчезновение зафиксировано восьмого октября.

Дин вскинул голову. Сэм смотрел на него с тем самым вымораживающим душу спокойствием, что и тогда, в мотеле на Тринадцатом шоссе, когда Дин усадил его на бортик ванной.

— На девятый день после того, — тихо закончил Сэм, хотя этого и не требовалось — Дин уже всё понял сам.

Он откинулся назад и выпустил спинку кресла, которую стискивал обеими руками во время рассказа Сэма.

— Ясно. Что ж. Дерьмо случается. Но это не наше дело.

— Это наше дело, Дин. И куда больше, чем когда бы то ни было. Неужели ты не понимаешь? Это Бендеры. И теперь они не люди, а призраки. Они убивают всех, кто проезжает мимо их логова… на том самом участке, где они нас тогда схватили. Дин, они убивают нас. Ты же сам знаешь, как работает поведение призраков: они как роботы, действуют по чёткой схеме, начисто игнорируя частности. Они убивают всех единоутробных родственников, которые вдвоём путешествуют по Сороковому шоссе, потому что для Бендеров все эти люди — это мы с тобой. Они раз за разом убивают нас с тобой. Это наше дело, чёрт побери.

Дин слушал его, слушал этот жёсткий, напористый голос и думал, что вот оно — наконец-то он понял, откуда это чудовищное, непреходящее напряжение в Сэме. Он считает себя виноватым в смерти всех этих людей. Потому что Дин, как и Сэм, знал, что они мертвы. И, говоря начистоту, не мог с совершенно чистой совестью отринуть обвинение в их гибели.

Ведь Сэм сказал тогда, что они должны похоронить тела. Он не из жалости и человеколюбия это сказал, как померещилось вконец ошалевшему Дину — о нет. Просто Сэм — умный парень, и даже в самой экстремальной ситуации мыслит трезво. Он боялся, что тела, оставленные на съеденье лесным тварям, ещё принесут им неприятности — не меньше, чем живые Бендеры. Но Дин послал его к чёрту. И тогда, и раньше, когда Сэм просил отдать ему пистолет. Просил не потому, что пытался спасти от расправы Митча Бендера, а потому, что хотел убить его сам.

Дин, если бы ты хоть иногда думал над тем, что говорит твой брат. Если бы хоть иногда верил ему так, как он верит тебе. Не сидели бы вы сейчас перед ноутом и не говорили бы снова обо всей этой херне.

— Ты был прав, Сэмми, — сказал Дин наконец. — Ты был прав, а я был придурком. Нам и правда надо было их похоронить или сжечь.

— Я забыл сказать самое интересное. Как я и предполагал, тела Бендеров нашли. Причём почти сразу — окружной шериф совершал объезд на предмет заброшенных строений и набрёл на этот дом. Их опознали по отпечаткам… и их, и нас, кстати, тоже.

— Надо же, какая неожиданность.

Сэм пожал плечами.

— Я тебя предупреждал. Поскольку у Зака с Митчем не оказалось живых и не сидящих в тюрьме родственников, тела передали в муниципальный морг и кремировали, судя по записям, десятого ноября.

— Ага. Кремировали… но уже после того, как начались исчезновения.

— Да, но ведь они не прекратились, Дин. Наоборот, люди стали пропадать чаще. Я уверен, что смог отследить не все случаи, возможно, их намного больше. Ведь в основном исчезали довольно проблемные парочки, которых либо не станут искать сразу, либо вовсе никто не хватится.

— Вроде нас с тобой.

— Да. Об этом я и говорю.

Дин напряжённо смотрел на монитор.

Потом внезапно сказал:

— Зубы.

— Что?

— Зубы! Я колотил Митча башкой об ящик и расквасил ему морду, прежде чем пристрелил. Наверное, я выбил ему тогда пару-тройку зубов, и они до сих пор валяются где-то там, связывая его дух с этим миром!

— Точно, — кивнул Сэм, и его лицо прояснилось так, как Дин и не чаял надеяться. — Господи, ну конечно! Теперь всё ясно. Мы вернёмся туда и сожжём там всё, с митчевыми зубами вместе. Поехали, — сказал он и вскочил.

Дин, почти не задумываясь, выбросил руку вперёд и схватил его за запястье.

Сэм замер, в изумлении глядя на него сверху вниз. Дин подумал, что никогда раньше не пытался удерживать его — ни физически, ни морально. Может, потому, что не смел, просто не смел прикасаться к нему без надобности… как в прямом, так и в переносном смысле. Но теперь, после прошлой ночи, упала одна из стен, которую, Дин вдруг понял и это тоже, они бессознательно строили между собой последние десять лет. Верней, стену строил Сэм, до смерти боявшийся своих желаний, а Дин, пребывая в блаженном неведении о происходящем, заботливо подносил ему кирпичи и извёстку.

— Не так шустро, Сэм, — проговорил Дин. — Никуда мы не поедем.

— Но ты же сам сказал…

— Сказал. Но мы туда не вернёмся. Ты туда не вернёшься. Тебе нечего там делать. Я поеду сам и всё сделаю.

— Да? — сказал Сэм. — Правда, что ли?

Его глаза снова сузились, зрачки превратились в игольные острия. Дин ощутил замешательство, чуть ослабил хватку, но не выпустил руку Сэма. Сэм, впрочем, и не пытался вырваться. Он смотрел на Дина в упор, до тех пор, пока тот не отвёл взгляд.

— Знаешь, Дин, — заговорил вдруг Сэм тихо и очень зло, — ты ведь на самом деле хороший старший брат. Ты очень хороший старший брат, лучшего и пожелать нельзя. Ты всегда так заботишься обо мне. Всегда готов быть рядом, присмотреть за мной, сделать за меня всю грязную работу, подтереть мне сопли и сменить подгузник. Но я скажу тебе, братишка, кое-что, что может тебя ошеломить, так что соберись с духом, хорошо? И слушай: мне уже не три года, твою мать!

— Сэмми…

— И вот это твоё вечное Сэмми, боже, как же оно меня достаёт временами! Я понимаю, что ты не можешь по-другому. Я знаю, что отец тебя к этому приучил, и… я не хочу ничего плохого сказать о папе, но если бы я мог, Дин, я бы ему за это…

— Сэм, — Дин выпустил его руку и тоже встал, слыша угрозу в собственном голосе.

Сэм вскинул подбородок.

— Давай, можешь меня ударить. Я это, наверное, заслужил. Но ты тоже не весь в белом, Дин, ты не можешь и дальше вести себя так! Ты должен иногда давать мне право решать самому, понимаешь?!

— А я разве не давал тебе это право, Сэм? — спросил Дин, чувствуя, что тоже начинает злиться, злиться по-настоящему. — Я разве пытался тебя удержать, когда ты решил свалить в Стэнфорд? И потом, когда папа запретил нам искать его, а ты решил поехать за ним один? Я хоть раз ставил тебе палки в колёса, хоть раз навязывал тебе свой выбор, хотя, видит бог, иногда мне очень хотелось выдрать твою маленькую упрямую задницу?!

Он смолк и понял, что Сэм тоже молчит и с удивлением смотрит на него. Он как будто не ждал от Дина такой вспышки. Ждал, наверное, что Дин, как обычно, начнёт бормотать и оправдываться, или, может быть, шутить… Но нет, Дину меньше всего на свете хотелось шутить сейчас.

— Сэм, я просто хочу, чтобы с тобой всё было в порядке. Да, может, иногда я перегибаю палку. Но я делаю это только тогда, когда боюсь за тебя. Когда мне страшно за то, что может случиться с тобой. Прости, если я бываю в этом… чересчур груб. Но я правда не знаю, как можно по-другому. Прости, старик, я боюсь, мне уже поздно в этом смысле меняться.

— Я понимаю, — внезапно сказал Сэм. Дин вдруг понял, что взгляд у него точно такой же. какой был вчера ночью, перед тем, как Сэм обхватил его за шею и поцеловал. Если он сделает это сейчас… если он снова сделает это сейчас, подумал Дин, я забуду обо всём, я позволю ему всё, что он хочет, боже, пожалуйста…

— Я понимаю, Дин. Прости… прости, я наговорил лишнего. Просто… это дело… мы должны довести его до конца. Я должен довести его до конца. Ты убил этих тварей, но я должен убить их ещё раз, сам, чтобы это всё закончилось наконец. Понимаешь? Понимаешь, Дин?

Последние слова прозвучали так умоляюще, и Сэм так на него смотрел, что… ох, век бы не видеть этих щенячьих глаз, что ж ты, твою мать, делаешь со мной, вьёшь из меня верёвки и не стесняешься!

Дин злился, Дин ругался, Дин готов был швырять мебель и палить по бутылкам, чтобы дать злости хоть какой-нибудь выход, но в глубине души Дин знал, что Сэм прав. Что Дин отнял у него право выстрелить в тот день, и не должен был отнимать это право теперь, хотя внутри всё у него стягивалось в тугой холодный узел при мысли о том, что им снова придётся перешагнуть порог того дома.

— Ладно, — сказал Дин наконец. — Нам понадобится бензин. Много бензина, если мы хотим спалить там всё.

Он думал, Сэм скажет «спасибо», и ему была неприятна эта мысль, он готовился зло отмахнуться от благодарности.

Но Сэм ничего не сказал, только на долю мгновения коснулся ладонью его плеча и тут же убрал руку.


Они выехали на Сороковое шоссе около часа пополудни и поехали на северо-восток, в том самом направлении, что и два месяца назад, когда колесили в поисках дела. Только на этот раз за рулём был Сэм. Он попросил, и Дин не стал спорить. Он нервничал, выезжая на это шоссе, что скрывать — не было смысла рисковать лишний раз. К тому же он понимал, что это значит для Сэма. Или думал, что понимает, но и этого было достаточно.

Сперва дорога была оживлённой, мимо них то и дело проносились машины. Но в какой-то момент всё изменилось: впереди снова расстелилась пустая трасса с дымчатым силуэтом холмов далеко на горизонте. И туман колыхался далеко впереди, неумолимо наползая на них по мере того, как они продвигались всё дальше на север.

— Странно, да? — напряжённо улыбаясь, сказал Сэм. — То же самое было и в прошлый раз: мало машин, туман… а ведь тогда они ещё не были призраками.

— Может, и не были, — сказал Дин, и они опять замолчали.

Они вообще не особенно много разговаривали. Сэм смотрел перед собой с сосредоточенностью гонщика Формулы-1, и Дин решил, что будет лучше не отвлекать его сейчас болтовнёй. Только один раз Сэм попросил его свериться с картой. Дин развернул её — и подтвердил, что они только что пересекли грань условного пятиугольника, который нарисовал Сэм и в пределах которого вот уже почти два месяца исчезали люди.

— Ясно, — сказал Сэм, как показалось Дину, слегка побледнев. Он держался очень спокойно — не отмороженно, как тогда, а просто спокойно, — но Дин видел, как ему не по себе, и, чёрт возьми, вполне разделял его чувства. — Всё ясно, значит, оно…

— Сэм, осторожно! — заорал Дин, и Сэм ударил по тормозам.

Импала дёрнулась, швырнув их обоих вперёд, и остановилась. Несколько секунд оба сидели, тяжело дыша, в тишине, нарушаемой лишь недовольным ворчанием мотора — и внезапным стрёкотом датчика ЭМП с заднего сидения.

— Чёрт, — хрипло сказал Сэм. — Это он, да?

Дин деревянно кивнул, хотя, конечно, не мог знать наверняка. Потом вынул из-за пояса заряжённый солью ствол и вышел из машины. Сэм последовал его примеру. Они обошли капот Импалы с двух сторон и одновременно остановились над тушей оленя, выброшенной на дорогу и преградившей им путь.

— Это тот самый?

Дин снова кивнул. Обломанный рог и глаза-стекляшки он запомнил, наверное, на всю жизнь. Ему казалось, что даже кишки были вывалены точно так же, как когда он чуть не наехал на труп ночью, и мухи, облепившие их, сидели в точно тех самых местах.

Он окончательно убедился в этом, когда среди крови увидел кусочек металла.

— Сэм… — Дин указал вперёд. Сэм посмотрел, и его лицо чуть дрогнуло. Он поднял руку, накрыл ладонью левое запястье — и Дин заметил внезапно на нём те самые часы. Сэм по-прежнему их носил, несмотря ни на что.

Они стояли там, среди тишины, сырости и тумана, дольше, чем можно было предполагать.

— Понятно, — наконец проговорил Сэм почти совсем нормальным голосом. — Поехали.

Дин всё ещё смотрел на оленя, вспоминая, как разглядывал его в первый раз в мутном свете фонарика. Потом вдруг почувствовал, как Сэм взял его за предплечье и тянет за собой. Ох, чёрт. Кажется, всё это будет немного трудней, чем он ожидал.

Когда они снова оказались в машине, Сэм сказал: «Пристегнись» и переключил передачу. Дин резко повернулся к нему.

— Что ты делаешь?

— Пристегнись и держись, — сквозь зубы ответил Сэм и со всей дури газанул вперёд. Дин даже заорать не успел, когда Импала сорвалась с места, на долю секунды столкнулась с чем-то, будто под колёса попал закатившийся с соседнего поля кукурузный початок, — и уже через миг свободно летела по шоссе дальше, в сырость и туман.

Дин круто обернулся назад — дорога была чистой. Никаких гниющих оленьих трупов.

Дин издал победный клич — просто не смог удержаться — и радостно пихнул Сэма в плечо.

— Ты сделал это, чувак! Ты его протаранил!

— Не всё ж ему нас таранить, — сказал Сэм и сдержанно улыбнулся, но Дин видел, как много значила для него эта маленькая победа. Чёрт, мы сделаем это, подумал он. Сделаем это, и всё останется позади, теперь на самом деле останется позади, и всё будет, как прежде.

Импала летела вперёд, не сбавляя скорость, и минут пять Дин сохранял отличное настроение. До тех пор, пока поля вокруг них не стали переходить в пролески, и они не оказали в конце концов в нескончаемом коридоре сосен.

Вокруг сразу как будто потемнело, и воздух стал плотным и душным.

— Это здесь, — сказал Сэм, понемногу сбрасывая скорость. — Вот на этом повороте.

Дин ничего не сказал, только ещё раз проверил, как передёргивается затвор на заряженной солью «беретте».

На заброшенной дороге виднелась чёткая колея — оно и понятно, не так давно здесь побывали копы с катафалком впридачу, а дождей в последнее время не было, и следы не успело размыть. Дом, в котором всё это случилось, по-прежнему стоял в окружении рыжих сосен, только теперь казался нарядным и чуть ли не весёленьким в обрамлении красных и жёлтых лент с метками ФБР.

Сэм притормозил в полусотне ярдов от дома. Несколько минут они сидели в машине, молча глядя на дом сквозь лобовое стекло.

А потом одновременно, не сговариваясь, вышли и направились к дому.

Это были нелёгкие пятьдесят ярдов. Всё в Дине вопило: «Хватай Сэма под мышку и вали отсюда, пока не поздно!», но он быстро заткнул эту часть своего «я». Не то чтобы слишком трусливую, но явно недостаточно доверяющую Сэму, разуму, силе и потребностям Сэма. Когда они подошли вплотную к ограждению, представлявшему собой пластиковую ленту, привязанную к вбитым в землю колышкам, Дин уже практически совсем успокоился. Как бы там ни было, он рядом. И теперь он готов. Сэм сделает всё, что надо, а Дин поможет ему в этом, и они закончат наконец-то эту охоту.

— Странно. Ни одна не порвана, — сказал Сэм, приподнимая дулом пистолета ленту на ограждении и кидая взгляд на другие такие же ленты, опоясывающие здание.

— Должно быть, он убивал их не в доме, а где-то рядом.

— Да, — кивнул Сэм. — Интересно, почему.

И рванул ленту, освобождая проход.

Дверь была заперта и заклеена по косяку бумагой со штампами «ФБР». Дин без малейших колебаний вскрыл её, пока Сэм возился с замком. На всё это у них ушло не больше минуты.

Сэм открыл дверь, и из промозглого мрака на них пахнуло запахом крови и плесени.

— Эй, всё нормально? — спросил Дин — ему показалось, Сэма как-то странно качнуло, когда в лица им ударил этот запах, напомнивший то, что они вовсе не хотели бы вспоминать.

— Да, — сказал Сэм. — Дин, перестань уже спрашивать об этом. Всё в порядке. Будет в порядке, когда мы закончим.

— Ну ладно, — проворчал Дин и вслед за Сэмом переступил порог заброшенного дома лесника.

Тут мало что изменилось. Дин первым делом выхватил взглядом столб, к которому был привязан, и стол, на котором Бендеры растянули Сэма. Правда, стол был сдвинут в сторону, выставляя на обозрение два меловые силуэта на полу, ярко выделявшиеся среди пятен засохшей крови. Тут и моя кровь, подумал Дин, и Сэма, но больше всего, конечно, крови Бендеров. Чёрт, даже если бы где-то тут в щелях между досками не валялись зубы Митча, всей этой крови было бы достаточно, чтобы позволить этим тварям цепляться за материальный мир.

— Разлей бензин вон там, — сказал Сэм, указывая ему в дальний угол комнатушки, казавшейся сейчас Дину ещё темнее и теснее, чем раньше. — А я займусь…

Он не договорил.

То, как он задохнулся на полуслове, будто его со всей силы ударили поддых, заставило Дина круто обернуться, вскинув пушку перед собой. Он почти нажал на курок, когда палец, лежавший на спусковом крючке, вдруг задрожал, и сам ствол в руке заплясал так, что Дин был вынужден немного опустить руку, потому что выстрелить всё равно бы не смог… хоть бы и захотел.

Стол, на который они оба только что смотрели, больше не был пустым. Сэм лежал на этом столе лицом вниз, растянутый, вздрагивающий, со связанными руками и спущенными до колен джинсами. Дин видел его лицо, смертельно бледное, с огромными ввалившимися глазами и кровоточащей раной с правой стороны лба. На секунду они встретились взглядами. Сэм шевельнул губами, и Дин внезапно ощутил резкую боль в запястьях, как будто туго стянутых клейкой лентой. Он дёрнул руками, прогоняя иллюзию, снова поднял ствол, и вдруг понял, что пытался сказать ему Сэм, хотя никогда не учился читать по губам.

Смотри, Дин… смотри.

— Дин, не смотри! — резко крикнул Сэм, настоящий Сэм, его Сэм, стоявший в это мгновенье с ним рядом и державший на прицеле тварь — или галлюцинацию? — которая была перед ними. Но Дин не услышал его. Он ничего не был способен услышать, подумать, ощутить.

Он снова смотрел.

Он смотрел на самого себя, стоящего за спиной у Сэма — это было как смотреть на перевёртыша, принявшего твою форму, только ещё хуже. Дин видел свой член, выпущенный из расстёгнутой ширинки, свою ладонь, придерживающую бедро Сэма, своё лицо, искажённое похотливой усмешкой, когда он ритмичными толчками погружался в тело своего брата, привязанного к столу перед ним. Ну вот, Дин. Теперь ты знаешь, как всё было. Сэм этого хотел. Он сам сказал тебе, что этого хотел. И ты, когда сидел там у столба, тоже этого хотел, эге? И в штанах у тебя было те-есно, малыш, я знаю, что тесно. У тебя и сейчас встаёт, чувствуешь? Вот вам чистая правда, мальчики: вы хотели трахнуться, и вы потрахались, а кого надо за это благодарить, как не дядю Митча? Так-то, малыш, смотри теперь, толкайся в него, еби его, малыш, еби его крепче, как я тебя учил… как он сам хочет того. Дин, стоявший за спиной у связанного Сэма, поднял голову и посмотрел на Дина, стоявшего рядом с другим Сэмом, и улыбнулся, показав окровавленный рот, полный обломанных зубов.

— Што, шы никохда не ебал швоего бхата? Ну так хошь пошмотришь, — сказал он, и Дин понял, что вот так вот и сходят с ума.

По-настоящему.

Он стрелял, стрелял и стрелял, он выпустил почти всю обойму в прошлый раз и готов был сделать это снова, снова и снова, убить, уничтожить эту тварь, которая делала это с Сэмом, делала это с Дином, делала это… Он стрелял и стрелял, он как будто разучился делать что угодно, кроме стрельбы, и знал совершенно точно, что умрёт, как только перестанет жать на курок.

— ДИН!

Крик Сэма — настоящего Сэма — ворвался в чёрный вихрь вокруг его головы и на секунду вырвал оттуда. Сэм держал его за плечи и тряс, и его лицо было смертельно бледным, глаза — запавшими, рот страшно исказился, словно сведённый судорогой. Но на лбу у этого Сэма не было кровавой раны — только едва заметный розоватый рубец.

— Дин, перестань палить! От этого нет никакого толку!

— Што шлушилошь, шладенький? — спросил Дин, державший за бёдра того Сэма, который вздрагивал на столе. — Шы вернулшя ко мне? Шебе понхавилошь? Хошешь добафки?

— Сраная ты сука, ты больше не тронешь его! — завопил Дин, и Сэм снова его встряхнул. В его дико расширенных глазах пылала такая решимость и такой гнев, что Дин невольно отпрянул.

— Дин, хватит, он же только этого и добивается! Дай мне пули и уходи!

— Что?! — Дин уставился на него, не веря своим ушам. — Я не оставлю тебя здесь!

— Ты должен! Верь мне, чёрт, просто верь мне!

— Сэмми…

— Просто дай мне пули!

— Какие пули? — глупо и беспомощно спросил Дин. Тварь, принявшая его облик, бывшая им в какой-то части сознания Сэма, в какой-то части его собственного сознания, продолжала выкрикивать всякую хрень своим отвратительным шепелявым голосом, хохоча и с силой вбивая член в тело распластанного под ней Сэма. И Сэм дрожал, Сэм стонал, Сэм задыхался, Сэм умирал, Дин должен был его спасти…

— Пули, Дин! Дай мне обычные пули, свинцовые!

Дин непонимающе посмотрел на него. Потом бездумно сунул руку в карман, где держал на всякий случай горсть обычных пуль для «беретты». Вытащил её, и пальцы Сэма сгребли пули с его ладони. Прикосновение сэмовой кожи обжигало, оно было настоящим, и у Дина наконец прояснилось в голове достаточно, чтобы осознать происходящее. Да, так и есть: Сэм попросил у него пули и велел ему уйти и оставить его с этой тварью один на один. Уйти, и бросить его без защиты. Одного.

Верь мне, сказал ему Сэм. Просто верь.

Последним, что он видел, прежде чем отвернуться, было лицо Сэма, всё ещё бледное, но почти спокойное. Как будто он совершенно точно знал, что собирается сделать.

Дин вышел из дома и закрыл за собой дверь.

Он успел отойти не больше чем на пять шагов, когда услышал за спиной безумный хохот, какой могла издать только тварь с кровавым месивом вместо рта, а потом — два выстрела подряд. Дин рванулся обратно и застыл на полдороге: нет, он обещал, обещал, что будет верить Сэму… Он стоял, шатаясь от напряжения, и смотрел вперёд ещё несколько жутких мгновений, пока дверь наконец не открылась и Сэм не показался на пороге.

Его тоже шатало. Дин подскочил к нему и обхватил, закидывая его руку себе на плечо, потом оттащил в сторону. Сэм еле передвигал ногами, взгляд у него был мутный, будто он принял убойную дозу кокаина или ещё какой дряни такого рода. Дин поволок его к Импале, но, не пройдя и десяти шагов, почувствовал, как рука Сэма, до того безвольно болтавшаяся на его плече, вдруг становится снова сильной и стискивает его предплечье.

— Дин… стой… не надо… — прохрипел Сэм, и Дин остановился.

Они стояли какой-то время на полпути между машиной и домом, в размытой колее от автомобильного колеса. Сэм тяжело дышал, потом отстранился от Дина. Дин увидел, что рубец на его лбу налился кровью, и она как будто собиралась вот-вот прорвать кожу и политься наружу.

— Всё в порядке, — проговорил Сэм. — Теперь правда в порядке… правда.

— Боже, Сэм, что случилось? Что там было? Почему ты велел мне уйти?

— Потому что пока мы были там вместе, он продолжал бы оставаться тобой, — сказал Сэм. Язык у него слегка заплетался, будто спьяну, но взгляд прояснялся на глазах. — Он делал всё это, пока мы были вместе… потому что мы были вместе. Как только ты ушёл, он сразу же стал выглядеть как… как Митч. Всё стало так, как было на самом деле.

При одной мысли о том, что испытал Сэм, увидев со стороны, как всё было на самом деле, у Дина пересохло во рту. Но Сэм протянул руку и сжал его плечо.

— Всё нормально, Дин, — повторил он, и Дин понял по его голосу, что теперь действительно так и есть. — Так было надо. Как только я увидел, что это он, я выстрелил в него. До этого, в твоём облике, он был иллюзией, поэтому соль его не брала.

— Ты в него выстрелил? Чем?..

— Пулей. Обычной пулей. Я его застрелил, Дин… просто его застрелил. Я ведь говорил тебе: это должен был сделать я.

Дин посмотрел на него непонимающе. И подумал, что, кажется, всё это таки не прошло бесследно для его психики, и без того не могущей похвалиться чрезмерной устойчивостью. Ему мерещилось, будто Сэм улыбается. Улыбается, усталой, но светлой, ясной улыбкой… той своей прежней улыбкой, которой Дин не видел так давно, так чертовски давно.

— Ладно, идём, — сказал Сэм. — Мы собирались сжечь тут всё к чертям собачьим, и, по-моему, для этого самое время.


Полчаса спустя они стояли возле Импалы, глядя на пламя, полыхающее между сосен. Пламя гудело и металось, будто зверь, рвущийся из клетки, и Дин ясно слышал в нём рёв твари, которая не хотела оставить их в покое и которую они убивали во второй раз.

— Понятно теперь, почему он не убивал свои жертвы в этом доме, — негромко сказал Сэм, глядя на огонь. Он с усилием совал руки в карманы, неловко поводя плечами, но Дин знал — это не от внутреннего дискомфорта, а потому, что ему просто холодно. Ветер крепчал, завывая меж сосен, в небе толкнись тучи — похоже, собирался нешуточный ливень.

— Да? — переспросил Дин. — И почему?

— Потому что в этом доме были мы. Ты убил его из-за меня, дух Бендера был слишком крепко завязан на нас. Он никого не мог убить в этом доме, кроме нас… настоящих нас. Наверное, поэтому он так и бесился — кого бы он ни хватал на этой дороге, ему ничто не приносило облегчения.

— Блин, выходит, мы ему ещё и одолжение сделали, — с отвращением сказал Дин.

— Вроде того. Мы ему, он — нам.

— Что? Сэмми, ты же не…

— Поехали уже, — сказал Сэм. — Думаю, мы уже закончили здесь… всё.

Он оттолкнулся от капота и подошёл к дверце. К пассажирскому сиденью.

Дин сел за руль и дал задний ход. Какое-то время они ещё смотрели на громадный костёр, полыхавший перед ними, и оба видели метавшуюся в нём тень. Но она пропала ещё до того, как Дин развернул машину и поехал обратно к Сороковому шоссе.

— Включи что-нибудь, — попросил Сэм, когда прошло какое-то время и огонь остался позади.

— У меня здесь только AC/DC.

— Ну тогда радио.

— Да ну его, не хочу… не надо.

Сэм не стал возражать.

Они выехали на трассу и продолжили путь в тишине и молчании. Дин думал о том, что будет дальше — без ужаса и отчаяния, которые успели стать неизменными спутниками подобных мыслей за последнее время, но и без особенной уверенности. Нет, не то чтобы уверенность в завтрашнем дне вообще была свойственна их жизни, крайне далёкой от нормы и тем более — от идеала. Просто теперь он убедился, что, во-первых, всегда может быть ещё хуже, а во-вторых — как там говорила кэрроловская Алиса — ещё страньше. Он думал о том, что будет, когда спустится ночь и на обочине покажутся огни очередного мотеля, одного из тех, которые они оставляли позади и которые ещё ждали их впереди на шоссе. Думал о том, какой они снимут номер, и будет ли в холодильнике пиво, и что он скажет Сэму, и что Сэм скажет ему. Думал о том, что обманывал сам себя, обещая себе и ему облегчение, мечтая, что всё теперь станет, как раньше. Думал о губах Сэма, мягких и тёплых, не похожих на губы диновых женщин, и о руке Сэма, лежавшей у него на шее. Дин думал о том, что всё, сделанное ими когда бы то ни было, каждый их шаг что-то менял между ними — и этот тоже не станет исключением. И к лучшему ли будет нынешняя перемена, он не знал.

Но Сэм был рядом с ним, и Дин верил ему — это было единственным, что имело значение. В эту минуту, и в любую из прошлых, и в любую из всех грядущих минут.


1-8 декабря 2007