Сны Листопада (СИ) [Ирэн Блейк] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

   Сны Листопада





   Мяч завис в миллиметре от её ладони. Яна подпрыгнула, чтобы отбить. В ушах зазвенело. Она моргнула, чтобы прогнать возникшую перед глазами черноту, - и, кажется, упала. Удар о пол девушка уже не почувствовала, как и не увидела кровь, текущую из разбитого носа. Не слышала Яна криков и одноклассников, и тренера, в панике вызывающего медсестру по мобильному телефону.



   Яна Стрельцова пришла в себя в кабинете медсестры, лежа на кушетке. Над ней наклонилась женщина с клочком ваты в коротких и толстых пальцах. Судя по резкому запаху, вату смочили в нашатырном спирте.



   Двойной подбородок тучной женщины в белом халате, то бишь медсестры, колыхался, как желе; красная помада на её тонких губах и волосинки в бородавке на щеке - это дико вульгарное сочетание вызвало у девушки непроизвольный приступ смеха. Яна плохо воспринимала, что ей говорят, но, похоже, головокружение прекратилось, так как она хорошо расслышала последний вопрос. Но, прежде чем на него ответить, девушка села на кушетке, свесив чуть замёрзшие ноги: лежала-то в спортивных шортах.



   - Я повторяю, что такого смешного ты находишь в своём обмороке, дорогуша, а? - снова спросила медсестра.



   Яна помотала головой, чувствуя себя хорошо. Неужели она действительно упала в обморок?



   - Мм, судя по твоей карточке, ты из тех тощих девиц, которые, несмотря на худобу, отличаются завидным здоровьем. Так, решено, Стрельцова, ты утром сдашь анализы, а твоим родителем я сама позвоню, - отчеканила медсестра, игнорируя протест Яны. - От занятий освобождаю, иди домой, Стрельцова. Думаю, у тебя просто гемоглобин упал, вот и все.



   "Ах, если бы всё так действительно и было, как сказала медсестра, - позднее вспоминала девушка, оглядываясь назад, - то я в тот момент запрыгала бы от радости и просто бы женщину расцеловала".



   Анализы явно были очень плохие, потому что участковый терапевт сказал девушке подождать в коридоре, а сам с хмурым видом переговаривался за закрытой дверью с её матерью.



   Фикус в углу, судя по растрескавшейся беловатой земле в горшке, нуждался в поливе. Плотные шторы только усугубляли темноту, и тени от жёлтой потолочной лампы на потолке в коридоре поликлиники казались неправильными.



   Матери Яны долго не было, и, как назло, смартфон девушки разрядился. Три раза проходила туда и обратно по пустому коридору тощая и высокая санитарка, и нервы Яны настойчиво шептали, что всё это не к добру. Так и вышло.



   Антонина Павловна - мать Яны - вышла из кабинета доктора заметно побледневшей и сказала дочери, что, мол, дома поговорят. "Неужели всё так плохо?!" - то и дело поглядывая на мать, недоумевала всегда оптимистичная Яна. Женщина была напряжена и часто прикусывала нижнюю губу, а на её виске в унисон частому сердцебиению пульсировала жилка. "Значит, я права", - согласилась с интуицией девушка, когда мать всё ещё не проронила ни слова, покидая поликлинику.





   Мужчину звали Листопадом, и он был духом осени, который всегда просыпался в королевстве времён года в октябре. Его создала в канун Самхейна сама Леди Осень - королева, и он пока продержался подле неё дольше других миньонов, уничтоженных недовольной своими творениями госпожой.



   Первого октября Листопад пробуждался в своих покоях, расположенных в огромном замке, чтобы взлететь на ветровых крыльях в небеса и, миновав незримый барьер, проникнуть в мир людей и делать свою ежегодную работу.



   Он пел мелодичную колыбельную песню земле и деревьям, следил за тем, чтобы природа вовремя сбрасывала свои яркие осенние наряды и тихонечко засыпала в преддверье холодов.



   Листопад прожил много веков. Всегда одинокий, не понятый и не такой, как остальные обитатели королевства, научившийся безупречно скрывать свои чувства, нося равнодушную маску на прекрасном, как солнечный лучик, лице.



   Он веками безупречно выполнял свою работу и ждал лишь своего нынешнего дня рождения, чтобы, по древнейшим законам, изведанным в библиотеке леди Зимы, потребовать для себя свободу. Лишь грядущая свобода грела его измученную и холодную душу, от её предвкушения быстрее билось зарубцевавшееся, но так до конца и не зажившее сердце.



   Балы, красота и волшебство придворного двора давно опостылели ему, ведь, кроме птиц, с которыми Листопад по-настоящему дружил, у него не было никого, кто мог бы разделить его одиночество.



   Столетия не приглушили боль его печали от утраты единственного друга, которого мужчина мимолётно обрёл и так глупо и жестоко потерял.