Пташка Мэй — королева воинов [Джоди Линн Андерсон] (fb2) читать онлайн

Джоди Линн Андерсон Пташка Мэй — королева воинов

Моим бабушкам — Дороти и Эне

ОСОБАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ

Саре Бернс — проводнику божественного вдохновения

Лизе Абрамс — родственной душе

Джен Вайс — почившему в трудах редактору

Молли Магуайр — простукивающей стены в «Саймон энд Шустер»

Джону Уэйшаку — вдохнувшему новую жизнь в рисунки

Бертрану Коме-Барту — щедрой душе и поставщику отменного шоколада

Лекси Джеймс и Эрике Лофтман — светлым девочкам

Джо Гулдби, Симоне Бехштайн и Зулей Кабесас — незримо присутствовавшим

Крису Дэвидсону — призрачному поэту

И самое главное, моим родным — моим путеводным звездам

Пролог

В ту ночь, когда Пташка Мэй вернулась домой, с неба на Болотные Дебри смотрели холодные яркие звезды, а Болотные Дебри, — теплые, как мохнатая варежка, смотрели из густой темноты на них. Сквозь деревья звездам было видно крошечную полянку с когда-то белой усадьбой. До звезд доносились лишь отголоски бурной радости, царившей в доме в ту ночь — ночь, когда Мэй Эллен Берд вернулась домой из загробного мира.

У Мэй сперва рябило в глазах от буйства ярких красок. Снова и снова она ласкала взглядом милые сердцу покосившиеся стены Седых Мхов. Гладила сверчков и саламандр, пряталась в тени деревьев и в укромных ложбинках; заглядывала в лягушачьи мотели, разместившиеся в трухлявых пнях; утопала по щиколотку в траве с зеленым запахом, ловила листья октябрьской расцветки и валялась с котом на подушках из сосновых игл. Все вокруг было живым и разноцветным, ничего поблекшего, увядшего и унылого. А еще рядом была мама.

Вернувшиеся домой скитальцы поняли, что румянец на маминых щеках стал за это время еще ярче, мамин запах — слаще и роднее, голос — теплее и звонче. Теперь Мэй спала в одной кровати с мамой, и миссис Берд во сне так крепко прижимала дочку к себе, что девочка давала себе зарок никогда-никогда больше не пропадать из дома.

А потом тихое счастье Мэй, мамы и кота нарушили журналисты. Они опустились на двор, как стая саранчи. Взволнованная, окрыленная и взбудораженная, Мэй выкладывала историю своих приключений перед телекамерами, перед врачами, перед одноклассниками. А в ответ неожиданно получала косые взгляды, хихиканье в ладошку и даже иногда смех в лицо.

Мэй обижалась и расстраивалась. Но сильнее всех ее обидела мама. Миссис Берд не хихикала, не дразнилась, не закатывала глаза. Она только поджала губы, нахмурилась с недоверчивым и обеспокоенным видом и спросила, почему Мэй не может сказать правду родной маме после всего, что ей пришлось пережить.

Поэтому Мэй вообще перестала рассказывать про Навсегда. Хотя мама еще не скоро отстала с расспросами.

Временами, дождавшись, пока миссис Берд уснет, Мэй выскальзывала из кровати и пробиралась к себе в комнату, ничуть не изменившуюся за время странствий. На стенах — фотографии дальних мест, фигурки животных и странные приспособления, скрученные из проволочных вешалок; сказочные рисунки — с чудовищами, радугами и феями; портрет первой кошки Мэй, Фасольки, умершей, когда Мэй была еще маленькая, и странного существа с головой-тыквой и желтым чубчиком.

Там она рассеянно чесала Пессимиста за ухом, глядя на звезды за окном. Моргая в темноте, она представляла сумеречную Навсегда, хмурое небо, расчерченное мелькающими звездами, хребет Мерзкого нагорья, чернильную густоту Мертвого моря, пурпурное сияние вокруг Карнавала на Куличках. Так ли уж она была там нужна? Мэй, ссутулившейся на краешке кровати, уже слабо в это верилось.

И вот как-то днем, неожиданно для самой себя, Мэй тайком прокралась в лес. Пессимист увязался за ней. Они дошли до колючих зарослей, за которыми раньше скрывалось озеро, служившее выходом в мир мертвых. Но никакого озера там не оказалось. Только наполненная грязной жижей котловина.

Мэй переглянулась с Пессимистом и разом поникла, словно подрубленная.

— Мияу? Мью? Миэй? — заволновался кот.

Любой призрак, если он не туманом шит, отлично знает, что в Навсегда можно попасть только по воде. А в Болотных Дебрях, несмотря на название, под ногами не хлюпало от дождя и снега уже добрую сотню лет. Иногда небо над городком затягивало многообещающими серыми тучами, но их тут же сносило дальше, к везунчикам вроде Мутного Ручья, Бурьянного Оврага или Пахучей Балки.

Озеро пропало бесследно.

Дверь в потусторонний мир для Мэй закрылась. И сколько она ни ждала знака — весточки от Хозяйки Северной фермы, доказательства, что ее ждут, — ничего не приходило.

★ ★ ★

Однако время лечит, и постепенно тоска и боль притупились. Помогали мамины улыбки, велосипедные прогулки с Пессимистом, морозные зимние утра, пчелы на ломте сочного летнего арбуза, спелая оранжевая луна по осени…

И если умом Мэй что-то помнила — что-то давнее, сияющее, бескрайнее, ждущее спасения, — сердце постепенно начинало забывать.

Телескоп пылился на чердаке, вот Мэй и не видела никаких знаков. А они поступали самые разные — неоновые, как в Лас-Вегасе; фосфорные, как на дорожных указателях; подмигивающие лампочками в темном небе… И все хором обращались к Земле, повторяя на все лады один и тот же вопрос:

ГДЕ ОНА?

Вопрос прокатился эхом по всей Галактике, словно в игре «испорченный телефон». Но Мэй, которая сама угасала, будто далекая звезда, ничего не слышала.

На подоконнике в ее комнате сверчок пропел «скрип-скрип-скрип». В центре Болотных Дебрей паук, забравшийся в кучу щебня у старой почты, почувствовал странное напряжение в атмосфере. На опушке леса, подступившего к Седым Мхам, перешептывались тени деревьев: «Она придет? Придет?»

Где-то в далеком космосе ждал призрачный мир.

Времена года сменяли друг друга, словно в калейдоскопе, луна каждую ночь выбирала себе новое место на небосклоне, звезды водили хороводы.

Но Мэй ничего этого не видела.

Мэй Эллен Берд вообще перестала поднимать глаза к небу.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Оболочка от Мэй

Глава первая Мэй Берд привезла мне из Загробного мира только эту вшивую футболку

На втором этаже Седых Мхов, в пустой гардеробной южной спальни, будто на ветру, закачались вешалки.

На кровати у окна под старым одеялом угадывались очертания двух холмиков — девчачьего и кошачьего размеров. Холмики зашевелились, и из-под одеяла выглянули острые уши и темноволосая голова.

Мэй села, недоумевая, что ее разбудило, а потом выскользнула из кровати. Тонкая, словно водомерка, и длинная, словно шнурок — к тринадцати годам Мэй сильно вытянулась. Газельи ноги и худые, изящные руки еще не разобрались, куда им себя девать. Длинные черные волосы, струясь по спине, упрямо блестели в холодном декабрьском воздухе, словно шелк, сотканный шелкопрядами под луной. Широко распахнутые карие глаза, в отличие от волос, не блестели совсем.

Пессимист высунулся из-под одеяла. Лысый, морщинистый, слегка бархатистый, с огромными, как у летучей мыши, ушами, голый кот напоминал помесь инопланетянина с тающим мороженым. Презрительно чихнув, он сунул голову обратно под одеяло. Несусветная рань. Мэй же посмотрела на гардеробную с любопытством, и в глазах ее мелькнул проблеск надежды. Мелькнул — и погас. Мэй принялась одеваться.

За прошедшие три года комната изменилась до неузнаваемости. На стенах вместо вперемежку налепленных сказочных рисунков — плакаты поп-звезд и постеры любимых фильмов. На столе вместо изобретенных Мэй загадочных приспособлений — корзинки с косметикой, лаками для волос и компакт-дисками. Из всех рисунков осталось только два. На одном ее первая кошка, Фасолька. А на втором — загадочное создание с помятой тыквой вместо головы. Из своего укромного угла оно наблюдало за появлениями и исчезновениями Мэй с кривоватой призрачной усмешкой.

Мэй натянула джинсы поверх длинных легинсов, влезла в ярко-розовый свитер. Потом, вытащив из-под одеяла Пессимиста, прижала его к себе одной рукой и поскакала вниз по лестнице.

Никогда усадьба Седые Мхи не дышала таким теплом и не искрилась таким весельем, как под Рождество. По нижнему этажу плыл аромат большой сосны, которую Мэй с мамой купили и украсили накануне. Вдыхая густой запах свежего остролиста и хвои, Мэй неслышно ступала в носках по извилистому скрипучему коридору. До кухни оставалось всего ничего — и тут Мэй услышала какое-то бормотание за спиной.

Развернувшись, она прокатилась на носках обратно по коридору и скользнула через арку в библиотеку. В пыльной библиотеке Седых Мхов от пола до самого потолка высились книжные стеллажи. Отсветы гирлянд плясали на истлевших корешках и на диване, где миссис Берд лежа смотрела телевизор.

На экране приезжий репортер брал интервью у обитательниц Седых Мхов. Перед ним сидела десятилетняя Мэй — худосочная, бледная, взъерошенная и растрепанная, словно только что вывалилась из автоматической сушилки. Прилизанный журналист улыбался фальшивой улыбкой в тридцать два зуба.

Заметив дочь, Эллен Берд подвинулась, освобождая место на диване:

— Ты скажи, если не хочешь, попросим, чтобы убрали. Они делают рождественскую подборку из самых интересных репортажей за год.

— Да нет, ничего. — Мэй забралась на диван и свернулась клубочком рядом с мамой — теперь они напоминали двух гусениц-близняшек.

Пессимист втиснулся между ними, выискивая местечко поуютнее. Воскресное утро в Седых Мхах — это всегда попкорн и кино, чаще всего любимая Пессимистом «Белоснежка и семь гномов».

Мэй уже не первый раз видела себя на экране — и все равно не могла избавиться от бегущих по коже мурашек. Неужели эта десятилетняя пигалица — она сама?

— Мы в гостях у девочки, которая не нуждается в отдельном представлении. Вы наверняка видели это восьмое чудо света — если, конечно, не вчера родились. Ее имя обошло весь свет, оно не только в газетах и журналах, но и тут… — Он потряс охапкой маек с надписью: «Мэй Берд привезла мне из загробного мира только эту вшивую футболку» — и брызгалок с этикеткой «Неиссякаемый источник».

— Не мне вам говорить, что психиатры съехались сюда ради нее со всех концов света. Физики исследовали образцы ее ногтей, волос, даже крошки из ушей. И все равно мы ни на шаг не приблизились к разгадке невероятной тайны: Мэй Эллен Берд ушла в лес, а вышла оттуда лишь три месяца спустя. Как так? — Журналист многозначительно прищурился.

За кадром раздалось ворчание, и Мэй с журналистом разом обернулись — Пессимист начинал нервничать. Мэй шикнула на него, а журналист скорчил недовольную мину.

— Ну что, Мэй, — откладывая в сторону охапку сувениров, продолжил он, — ты по-прежнему утверждаешь, что все это время провела в загробном мире, который, по твоим словам, находится… — он посмотрел в камеру и понизил голос до драматического шепота, — на звезде под названием Навсегда?

Театрально изогнув бровь, он выжидающе воззрился на Мэй.

Мэй посмотрела на него, потом на Пессимиста за кадром:

— Да.

Журналист хмыкнул:

— И ты говоришь, что там, на звезде призраков, злодействует дух по имени Боб Дилан, которому противостоит мудрая Хозяйка Северной фермы, живущая на гигантской магнолии посреди заснеженной долины на северной окраине мира?

— Бо Кливил, — робко поправила Мэй.

— И там, в этой Навсегда, тебе помогали… — журналист сверился с блокнотом, — призрак с огромной тыквой вместо головы; девочка по имени Беатрис, умершая от тифа в начале двадцатого века; погибший пилот итальянских ВВС и по совместительству ужасный стихоплет по имени капитан Фабио и симпатичный мальчик Люциус, к которому ты воспылала чувствами. Четверо, не считая твоего лысого кота. — Журналист с ухмылкой покосился на Пессимиста за кадром.

— Ни к кому я не пылала, — покраснев, выдавила Мэй.

— И очутилась ты в этой стране, упав в озеро, которого больше нет. — Журналист показал подбородком. — В лесу позади твоего дома. Так?

Май неуверенно кивнула.

— Ну так вот, Мэй, — журналист заулыбался по-деловому, — у тебя появились поклонники среди людей, которые верят в НЛО, йогу и йети. Сейчас я зачитаю некоторые слухи, а ты скажешь, правда или нет. В тебя вселился дух двухголового отпрыска йети?

Мэй в ужасе замотала головой.

— Барбара Стрейзанд действительно была в прошлой жизни Клеопатрой?

Мэй закусила губу и пожала плечами.

— Пару недель назад в «Вопроснике» заявили, что НАСА собирается запустить к твоей призрачной звезде космический зонд. Это правда?

Мэй покачала головой.

— Ты утверждаешь, что, согласно записи в некой Книге Мертвых, тебе суждено спасти Навсегда от неминуемой гибели. — Журналист смерил взглядом торчащие коленки и худые плечи Мэй, ссутулившейся на краешке стула, словно демонстрируя всю нелепость этого заявления. — Почему же в таком случае призраки еще не вернулись за тобой? Забыли? — вкрадчиво спросил он, подавшись вперед.

Десятилетняя Мэй на экране оглянулась на лес за спиной. Деревья качали ветвями, расправляя листья, будто махали печально в камеру. Мэй расстроенно дернула уголком губ, а карие глаза распахнулись еще шире.

— Не знаю.

— Может, все дело в том, что призраков не существует? — подсказал журналист.

Мэй тихо протяжно вздохнула.

— Тогда еще вопрос, — продолжил журналист, пряча усмешку, и заговорщицки подмигнул в камеру. — Ответь нам как эксперт по загробному миру: какова вероятность нашествия зомби на наши торговые центры? — Он состроил испуганную физиономию, притворяясь, что дрожит.

Щелк. Телевизор выключился.

— Зомби. Придет же в голову… — Миссис Берд, не договорив, села, поправляя каштановые кудри, примятые подушкой и сбившиеся в непонятный колтун.

Мэй поплотнее запахнулась в одеяло.

— Не волнуйся, — участливо проговорила миссис Берд. — Эта дребедень в одно ухо влетает, в другое вылетает, стоит только канал переключить. А когда вырастешь, и подавно все забудется…

Миссис Берд посмотрела на дочь долгим пристальным взглядом. Мэй знала, что в такие моменты мама отчаянно мечтает влезть ей в голову и потянуть за тонкие ниточки воспоминаний о таинственной отлучке, навсегда вплетенных в дочкины мысли. Но спросить прямо значило бы нарушить негласный уговор, существующий между ними уже не первый год: об исчезновении Мэй и фантастических рассказах про Навсегда — ни слова. Иначе не миновать смертельной обиды и обманутых ожиданий с обеих сторон.

— Тебе снова Финни Элвей звонил, — рассеянно перебирая пряди длинных волос Мэй, вспомнила миссис Берд. — Он такой вежливый по телефону.

Мэй промолчала. Финни учился с ней в одном классе. Пожалуй, самый симпатичный и самый интересный из всех мальчишек средней школы в Кабаньей Лощине. Ореховые глаза и каштановая челка, от которой другие девчонки просто пищат. А еще он не ест козявки — огромный плюс! Но когда он звонил, Мэй обычно притворялась, что спит или у нее сел голос, или ныряла под ближайший диван, прячась от мамы.

— Может, пойдешь погуляешь, детка? Такая погода чудесная! — Миссис Берд кивнула на окно, через которое лился чистейший белый зимний свет.

Но Мэй только головой помотала. Ей хотелось остаться с мамой и не вылезать из-под теплого пледа.

Нынешняя Мэй сильно отличалась от той, десятилетней. Она перестала рассказывать коту сказки на ночь. Перестала втыкать листья в волосы и рассовывать кварцевые камешки по карманам, прекратила попытки взлететь на связках воздушных шариков, бросила одевать Пессимиста в золоченые доспехи. И хотя временами она ощущала внутри какую-то пустоту, ей казалось, что так оно, наверное, и бывает, когда взрослеешь. Выделяться — значит быть одиноким, а быть одиноким всю жизнь не получится.

Хотя иногда, в самые неожиданные моменты — например, когда Мэй катила на велосипеде в школу, или сидела в машине рядом с мамой, глядя на пролетающий за окном лес, или покачивалась в кресле-качалке на крыльце, — у нее вдруг щемило сердце, будто она упустила что-то очень большое и важное. И тогда Мэй шептала на ухо Пессимисту свой самый страшный секрет: как иногда хочется, чтобы они так и остались там, в Навсегда.

— Испечь бы печеньиц из арахисового масла с шоколадными капельками, — вставая и потягиваясь, мечтательно протянула миссис Берд, заговорщицки поигрывая бровями.

Мэй соскочила с дивана, и Пессимист кувырком полетел на пол. Правда, приземлился он на лапы и зевнул, словно всю жизнь только и делал, что летал кувырком с диванов.

— Давай испечем, — с готовностью откликнулась Мэй. Вот в такие минуты у нее пропадали всякие сомнения, что домой возвращаться стоило.

На кухне они включили радио и стали пританцовывать под рождественские песенки. Миссис Берд отмеряла ингредиенты для печенья, а Мэй замешивала тесто. Пальцы перепачкались. Притворившись, что зевает, она вытерла палец о румяную мамину щеку. Мама тоже окунула палец в тесто и, сделав вид, что споткнулась, мазнула Мэй по носу. Пессимист, усевшись перед стеклянной дверцей духовки, давал оплеухи своему отражению. Но когда музыку прервал выпуск новостей, Мэй притихла и опустила глаза. Она всегда переживала, слушая новости, — за пострадавших людей или за деревья, которые вырубают под торговые центры. Но вот снова зазвучала веселая мелодия, и Мэй с мамой опять пустились в пляс, окутанные облаком сахарной пудры.

Через полчаса у них уже было два готовых противня; одна партия подгорела, потому что кулинарки слишком увлеклись, изображая, как пробираются сквозь сугробы, и не услышали таймер. Как раз когда Мэй надевала рукавицы, чтобы загрузить в духовку третий противень, зазвонил телефон.

— Мрряу… — заворчал Пессимист, настороженно вытягивая хвост.

Мэй посмотрела на него вопросительно, а миссис Берд пошла брать трубку.

— Алло? Алло? — Она оглянулась на Мэй, пожала плечами и повесила трубку на рычаг. — Никого. Сейчас приду.

Она выпорхнула из кухни под последние такты «Джингл беллз», не обращая внимания на хихикающую за спиной дочь. Под мамиными шагами заскрипела лестница, а потом и половицы наверху. Как только Мэй повернулась обратно к противню с печеньем, телефон зазвонил снова.

— Мэй, подойдешь? — крикнула миссис Берд со второго этажа. Мэй посмотрела на Пессимиста. Кот, задрав хвост трубой, сверлил взглядом телефон, словно тот вдруг выпустил крылья. У Мэй затрепетало сердце. Однако она тут же опомнилась — глупо же. Кто ей будет звонить? Буккарт?

— Можно подумать, ты первый раз телефон слышишь. — Мэй почесала Пессимиста за ухом. — Алло?

До нее донеслось только три слова, а потом линия отключилась.

Мэй ошарашенно смотрела на зажатую в руке трубку. По спине бегали мурашки, в ушах звенело, в горле застыл комок. Уловив движение в дверях, она вздрогнула и обернулась.

На нее с любопытством глядела миссис Берд.

— Кто звонил?

Мэй сглотнула. Мама сейчас ходит такая спокойная, такая радостная, такая счастливая. А прежде? Мэй вспомнила, как мама прижимала ее к себе по ночам, боясь потерять снова.

— Никто, — вешая трубку, ответила Мэй. — Ерунда какая-то.

Мама пожала плечами и пошла ставить поднос с печеньем в разогретую духовку. Мэй постаралась унять сбившееся дыхание.

Нет, конечно, глупо надеяться. Слишком долго. Все давно быльем поросло.

Но голос в трубке был точь-в-точь как у одного знакомого с тыквой вместо головы и кривоватой призрачной усмешкой. Один в один как у призрака по имени Тыквер.

И он сказал: «Ты нам нужна».

Глава вторая Дурное дыхание прошлого

Самое примечательное в соседнем с Болотными Дебрями городке Кабанья Лощина, Западная Виргиния, — то, что ничего примечательного там не происходило. Каждое утро, ровно в восемь ноль-ноль, магазин «Вперед и с песней» впускал покупателей — всех троих. Каждый полдень Брайди Макдрамми усаживалась на крыльце и презрительно косилась на густые кудряшки соседского пуделя, считая их выпендрежем. Каждый будний день средняя школа Кабаньей Лощины — продолговатое здание, примостившееся на унылом покатом холме, — распахивала грязно-коричневые двойные двери для пятидесяти трех учеников, которые с выражением неизбывной тоски на лицах расходились по классам.

В предрождественскую пятницу Мэй сидела на последнем классном часе и глазела в окно, дожидаясь очереди сделать объявление. Рядом с дверью орал телевизор, настроенный на школьный канал «Умники». То и дело вклинивающаяся реклама по секрету сообщала восьмому классу сестры Кристофер, чем очищать кожу и какой шампунь придает больше блеска волосам. Особо прыщавые жадно ловили каждое слово.

Мэй глядела на лужайку за окном, размышляя — уже не первый день — про тот телефонный звонок. И все больше убеждалась, что наверняка перепутала. Тыквер в другой галактике, как он оттуда позвонит? Наверное, просто какие-нибудь товары предлагали. Например: «Вы нам нужны! Только для вас — новейшая модель выщипывателя волос в носу по самой выгодной цене! Всего девятнадцать девяносто девять!» Мэй тоскливо вздохнула. Да, наверняка по какой-нибудь такой ерунде и звонили.

Шмяк! На парту шлепнулась сложенная записка. Мэй обернулась. Клэр Арнисон. Зачесывает волосы в идеально гладкий конский хвост, хорошеет с каждым днем, а если все резко начинают красить ногти в ярко-малиновый, непременно переходит на бирюзовый. Клэр незаметно помахала ей ладошкой. Мэй улыбнулась в ответ и развернула под партой записку. «Дашь автограф для моего двоюродного?» Мэй полезла в парту за ручкой.

Школьная слава, неожиданно обрушившаяся на Мэй после возвращения, не померкла и через три года. Вполне понятно, если учесть, что кроме нее из учеников Кабаньей Лощины в газетные заголовки довелось попасть только Джебидайе Хикорибатту, которому в 1987 году в ухо залетел мотылек. На это знаменательное событие мальчик откликнулся бессмертным стихотворением: «Что вы сказали? Не слышно мне. Бабочку прячу в ушной раковине».

Мэй окружили в школе королевскими почестями после первого же появления на телеэкране. Наперебой звали сесть с ними в столовой, приглашали на все вечеринки, иногда просили расписаться — на тетради, на мешочке для завтрака, на воротнике рубашки…

Однако к популярности прилагалась куча неожиданных правил. На физкультуре ей приходилось специально притормаживать, чтобы не обгонять мальчишек, потому что Питер Келли, видите ли, считает, что девочки быстро бегать не умеют. На внеклассном чтении приходилось по подсказке Клэр вместо книг о мумиях и космических путешествиях читать «Поцелуй на пляже». Мэй иногда казалось, что она впихивает себя во все более и более узкие рамки. Но лучше так, чем быть дурочкой из переулочка, которая пытается летать на связках воздушных шариков. Если не лучше, то хотя бы проще.

«Мэй Берд». Расписавшись на записке от Клэр, Мэй подняла голову. На нее в упор смотрели зеленые глаза Финни Элвея. Мэй нахмурилась и отвернулась, напустив на себя как можно более равнодушный вид.

Мальчишки в основном поглядывали на Мэй с опаской. За эти годы в ней появилась какая-то глубоко спрятанная изюминка. Темные, блестящие, словно кошачья шкурка, волосы; знакомство с миром призраков — неважно, веришь ты в них или нет… По правде говоря, опаска была взаимной. Мэй понимала, что когда-нибудь у нее появится парень. Но сколько же сложностей… Как пригласить на свидание? Как не съехать с катушек, если на свидание пригласят тебя? Как целоваться? Насколько же у призраков все проще и легче! Жизнь ставит такие задачи, которые потустороннему миру и не снились.

— Мэй, ты еще не объявляла?

Закусив губу, Мэй поспешно сунула записку от Клэр в парту и подняла глаза на сестру Кристофер, напоминавшую гриб в своем коричневом монашеском платье. Сестра смотрела выжидающе. Мэй вылезла из-за парты и поплелась к доске.

— Я хотела напомнить, что приглашаю всех завтра к себе на день рождения.

Первый в жизни настоящий день рождения… Если не считать тех, которые праздновались в компании кошек — сперва Фасольки, потом Пессимиста. Вообще-то идею устроить вечеринку подкинул именно Пессимист, который вытащил из гардеробной старый праздничный колпачок и, жалобно мяукая, принялся возить его по комнате. Мэй поняла, что Пессимиста надо срочно развлекать, иначе он захлебнется в волнах тоски и печали.

По классу понесся взволнованный шепот — всем хотелось хоть одним глазком взглянуть, как там у Мэй дома, в этой бестолковой усадьбе. Сестра Кристофер заняла свое место у доски, а Мэй отправилась обратно за парту. Но проходя мимо учительского стола, она вдруг застыла как вкопанная.

Посреди стола лежала газета.

На первой странице красовалось старое черно-белое фото, а на нем — знакомая призрачная особа с гнилыми зубами. Мгновенно покрывшись мурашками, Мэй потянула газету к себе. «ТАЙНА ИСЧЕЗНОВЕНИЙ СТОЛЕТНЕЙ ДАВНОСТИ ДО СИХ ПОР НЕ РАЗГАДАНА». Подпись под снимком гласила: «Одна из пропавших — Берта Бреттуолер, известная своим бесшабашным характером и дурным запахом изо рта. Исчезла в 1897 году вскоре после октябрьских народных гуляний в Кабаньей Лощине».

Под снимком Берты шли еще фотографии, групповые. Двенадцать охотников, утонувших, как разъяснялось в подписи, при невыясненных обстоятельствах в лесном озере. Три монахини, пропавшие в том же лесу двадцать пять лет назад… И тут Мэй вздрогнула, зацепив боковым зрением надпись в правом верхнем углу. Вместо даты там стояло: «Готовься». И сверху безошибочно узнаваемые глаза Хозяйки Северной фермы.

Мэй выронила газету. Но когда глянула в тот угол еще раз, надписи уже не было. Если бы не тот непонятный телефонный звонок, она бы решила, что ей все померещилось.

И тут за спиной заскрипели парты. Обернувшись, Мэй увидела, что все повскакали с мест и с радостными возгласами бросились к окнам. Мэй подошла медленно, не решаясь выглянуть, боясь того, что может там увидеть. Весь восьмой класс прилип носами к стеклам, уставившись на небо. Мэй тоже задрала голову, но ничего не разглядела, кроме хмурых туч.

— Что происходит? — спросила она Питера Келли.

— Ты что, сестру Кристофер не слушала? — пропела Клэр.

Мэй помотала головой. Клэр кивнула на небо, расплываясь в ослепительной улыбке:

— Просто невероятно!

— Что невероятно? — Мэй проследила взгляд Клэр, но все равно ничего не поняла.

— Ты где пропадала, Мэй? В глубоком космосе? Снег обещали!

Глава третья Первый снег

В день рождения Мэй, проснувшись, сразу почувствовала, что воздух пахнет как-то по-другому. Она моргнула, села в кровати и посмотрела в окно. Небо затянуло серой хмарью. Деревья в лесу жались друг к дружке, замерев, будто в предвкушении чего-то… невероятного. Птицы куда-то пропали, и весь мир словно притих, закутанный в ожидание.

И тут… Покачиваясь, словно перышко, на землю плавно опустился белый клочок ваты. Снежинка.

У Мэй перехватило дыхание. Она завороженно прижалась носом к стеклу. Еще один пушистый комочек. И еще один.

— Это за нами, киса, — прошептала Мэй. — За нами придут.

Под одеялом зашуршало. Высунувшиеся наружу уши Пессимиста насторожились и развернулись, как локаторы. Потом появилось остальное туловище — подрагивающее, изгибающееся и потягивающееся. Кот зевнул, чихнул и принялся вылизывать себя, недоуменно поглядывая на Мэй. И только потом поставил передние лапы на подоконник. Крохотные звездочки — уже не одна, — сыплющиеся с неба, словно пух, не произвели на него, судя по очередному равнодушному зевку, никакого впечатления.

— Надо торопиться, — решила Мэй.

Соскочив с кровати, она, дрожа, подошла к гардеробной и тихо-тихо, чтобы не разбудить спящую в соседней комнате маму, открыла дверь.

В гардеробной уже который год пылилась картонная коробка. Мэй опустилась перед ней на колени и, пошарив внутри, вытащила и расправила в воздухе свой черный купальник. В Навсегда на нем крутились спирали галактик и вспыхивали сверхновые — а здесь он превратился в самый обыкновенный черный купальник с блестками. Но у Мэй все равно сделалось спокойнее на душе от того, что вот он, здесь, никуда не делся. Она отложила его в сторону и зарылась пальцами в бархат другого одеяния, напоминавшего плащ с капюшоном. Саван. В Навсегда он превращал ее, живую девочку с бьющимся сердцем, в прозрачную серую тень, неотличимую от остальных призраков, а здесь тоже выглядел заурядной накидкой. Мэй ласково погладила саван и бережно уложила обратно в коробку.

Пессимист наблюдал за ней с кровати, застыв в позе сфинкса.

— Пойдем, киса! — стягивая его с одеяла, как вермишелину, и перекидывая через плечо, сказала Мэй. — Пора готовиться.

К вечеру Болотные Дебри укутало толстым белоснежным покрывалом. Казалось, что за окном теперь сплошной зефир и сахарная пудра. Мэй носилась по усадьбе, готовясь к прибытию гостей, чтобы хоть чем-то себя занять. Три года назад за самый настоящий день рождения с кучей гостей она отдала бы все богатства мира, а теперь ей как будто стало все равно. Она развесила воздушные шары, потом зеркальный дискотечный шар, купленный мамой в Кабаньей Лощине, и две пиньяты, которые они с мамой сделали сами. Затем Мэй принялась за печенье, останавливаясь у каждого окна, чтобы посмотреть на лес или вглядеться в серые тучи, будто там вдруг могла объявиться Хозяйка Северной фермы. Под пологом леса, обступившего усадьбу, сгустились черные тени, которые куда-то звали, манили многообещающе. Пессимист обволакивал шею Мэй, как боа, настороженно вытянув напружиненный хвост. Предвкушение витало по дому, словно стайка бабочек, садясь на все, чего Мэй касалась.

Тук-тук-тук!

Мэй с Пессимистом подскочили от неожиданности, услышав раздавшийся ровно в три стук в дверь. Миссис Берд, помогавшая Мэй с печеньем, оглянулась на дочку и пошла открывать, вытирая руки посудным полотенцем.

— Что, больше некому? — укоризненно покачав головой, спросила она, нажимая на дверную ручку.

Припорошенные белым пухом, на пороге стояли румяные с мороза Клэр Арнисон, Марибет Сталлер и Мэрирут Летурно. Снег сыпался с шапок, снег налип на перчатки и варежки. Девочки гурьбой ринулись в дом, заваливая Мэй подарками и оглушая звонким щебетом:

— Представляешь, там снег! Как думаешь, он надолго? Может, занятия отменят?

Гости продолжали прибывать и прихожая звенела от радостных возгласов. Все с любопытством озирались — как оно тут, в Седых Мхах? — словно не видели усадьбу изнутри по телевизору. Тишину прогнал топот сапог в прихожей, скрип половиц под ногами в носках, звон кружек с горячим яблочным соком в кухне, восторженные охи и ахи по всему дому — при виде зеркального шара и горы печенья, которое напекли Мэй с мамой. Малиново-шоколадное, фиалково-мятное, арахисово-банановое — фантазия Мэй не знала границ.

Мэй, как и положено хозяйке, улыбалась гостям радушной улыбкой, но не могла избавиться от ощущения, что это просто маска. Ей до смерти хотелось поделиться с кем-нибудь чувствами. Однако опыт подсказывал, что это совершенно никого не интересует. Настал черед домашней лазаньи, которую миссис Берд приготовила по любимому рецепту Мэй, и все собрались за столом, радостно хохоча и подкалывая друг друга. Мэй села во главе, чувствуя себя скорее наблюдателем, чем виновницей торжества. Водружая тяжелое блюдо на стол, мама посмотрела на Мэй с ликующей улыбкой, словно им обеим привалило самое большое на свете счастье.

Мэй улыбнулась в ответ, невольно скользнув взглядом дальше, на снег за окном. Она изо всех сил пыталась взять себя в руки и унять тревожное нетерпение. Повозила пятками по линолеуму — длинные жеребячьи ноги не умещались под стулом. Наконец стало ясно, что больше она не усидит ни минуты.

— Я сейчас.

Выскочив из-за стола, Мэй понеслась по узкой лестнице на второй этаж. Там она зашла в ванную, закрыла дверь и, ополоснув лицо, с надеждой улыбнулась своему отражению в зеркале.

Свет мигнул.

Мэй вздрогнула и, прижавшись спиной к раковине, завертела головой. По спине побежал холодок невесть откуда взявшегося страха. Мэй застыла, прерывисто дыша. Напрягла слух, но ничего не услышала. Тогда она повернула дверную ручку и медленно вышла на цыпочках в коридор.

На секунду свет в коридоре вспыхнул необычайно ярко, а потом снова мигнул. И погас совсем.

Мэй сглотнула и прошла еще несколько шагов по темному коридору, вслушиваясь в тишину.

— Тыквер? — прошептала она. В ушах отдавался стук ее собственного сердца. И все. — Это… — У Мэй перехватило дыхание. — Это ты?

Она шагнула к лестнице, и тут…

— Ай!

Из темноты выскочил Пессимист и требовательно хлестнул хвостом.

— Миэй? — Он тронул девочку лапой, просясь на руки.

Мэй про себя отчитала кота за то, что напугал, а потом подхватила его и прижала к себе. Вместе они неслышно заскользили вниз по ступенькам.

Видок у них, когда они предстали в дверях кухни, был тот еще. Бледная, как привидение, Мэй и обвивший ее шею Пессимист — хвост торчком, пушок дыбом, мордочка обеспокоенная. Веселый щебет за столом моментально смолк, и воцарилась удивленная тишина.

— Мэй, с тобой все нормально? — поинтересовалась Клэр.

Мэй встретилась глазами с мамой, облокотившейся на кухонный стол.

И тут зазвонил телефон.

Миссис Берд посмотрела на аппарат, потом на Мэй. Взяла трубку, но, судя по вопросительному взгляду, адресованному дочери, услышала только глухое молчание.

Мэй сглотнула.

— Это призраки, мам. — Она обвела глазами кухню, смущенная общим пристальным вниманием. — Они пытаются пробиться ко мне с того света. — Мэй расправила плечи. — Они придут за мной.

Никогда еще Болотные Дебри не слышали таких оглушительных воплей, как в Седых Мхах. Одноклассники Мэй рванули из дома, как связка петард. С пронзительным визгом они высыпали на лужайку и забились в дальний угол двора. Все дрожали, потому что выскочили без курток и шапок.

Вечеринка закончилась в рекордные сроки. Уже через полчаса всех перепуганных гостей разобрали родители, примчавшиеся в Седые Мхи из Кабаньей Лощины.

Последней двор усадьбы покинула Клэр Арнисон. Мэй вышла на крыльцо попрощаться, но Клэр, возмущенно мотнув конским хвостом, юркнула в прибывший папин внедорожник и даже не оглянулась. Мэй смотрела ей вслед, рука, поднятая для прощания, застыла в воздухе. Больше к ней на день рождения никто не придет, это уж точно.

Мама сидела на кухне с чашкой чая в окружении тарелок с остатками лазаньи, воздушных шариков на стенах и горок несъеденного печенья, которое они с Мэй испекли. Увидев ее лицо, Мэй сразу почувствовала угрызения совести.

— Прости, мам, но…

Миссис Берд оборвала ее решительным жестом:

— Не сейчас, Мэй.

Девочка обиженно затопала по ступенькам на второй этаж, Пессимист плелся следом, поджав хвост. Она ведь всего-навсего сказала правду. Закрывшись у себя, Мэй вытащила из гардеробной коробку и, сбросив одним резким движением свой праздничный наряд, облачилась в купальник и саван. Купальник растянулся по фигуре. Чтобы не замерзнуть, Мэй влезла в теплые фланелевые пижамные штаны и кроссовки. Глянула в зеркало. Вид такой, будто в переодевания решила поиграть. Зато вполне боевой.

Мэй накинула на Пессимиста его собственный саван и уселась ждать. Ждала и ждала. Минуты шли, ничего не происходило. За окнами сгущалась темнота.

Когда в девять зазвонил телефон, Мэй чуть не выпрыгнула из штанов. Подскочив к двери, она принялась слушать, что ответит мама. Через несколько минут миссис Берд сама показалась на лестнице. Дойдя до середины, она увидела Мэй и остановилась.

— Что это на тебе? — воскликнула мама изумленно при виде купальника и савана.

Мэй оглядела себя:

— Так просто… в шкафу рылась…

Эллен измученно вздохнула:

— Звонили из телефонной компании. Судя по всему, наш номер на неделю соединили с каким-то другим, из Кабаньей Лощины. С доставкой пиццы, как я поняла…

Мэй оцепенела. «Вы нам нужны… Привезите, пожалуйста, большую пеперони!» Да? Сердце оборвалось и ухнуло куда-то сквозь пол.

— А еще по всей Кабаньей Лощине, кажется, выключилось электричество из-за вьюги.

Мэй стояла каменным столбом. Неужели она сама себе все придумала? Голос Тыквера? И ту надпись в верхнему уголке газетного листа? Эллен окинула ее изучающим взглядом, а потом подошла вплотную:

— Давай сейчас все забудем, а завтра с утра начнем нормальную жизнь, как нормальные люди? Да?

Наклонившись, она поцеловала Мэй в щеку, окутав знакомым теплым жасминовым запахом. Мэй уткнулась в мамино плечо.

— А сейчас ложись спать.

— Хорошо, мам. — Мэй почувствовала себя маленькой-маленькой.

— Эй, — Эллен погладила ее по щеке. — Ты всегда будешь моей деткой, что бы ни случилось. Не забывай. Не знаю, как бы я жила без тебя.

Мэй кивнула. Мама развернулась и пошла к себе в комнату, а Мэй проводила ее взглядом.

Неужели правда? Все попусту? И она останется здесь, в Болотных Дебрях, с тоской на полсердца?

Мэй стояла в коридоре, уносясь мыслями за сотни световых лет, в заснеженный лес на северной окраине призрачного мира. Оболочка от Мэй. Наверное, так она и будет болтаться до конца дней своих — ни здесь и ни там.

Глава четвертая Вдовья дорожка

— Миэй…

Пессимист вскарабкался в темноте к Мэй на колени. Ставни хлопали на ветру. В тусклом свете выглядывающей из-за облаков луны раскачивались деревья. Снег хлестал по стеклам, оставляя диагональные полосы.

Мэй прислушалась, дожидаясь, пока мама приготовится ко сну и закроет дверь в свою комнату. Тогда она встала и пробралась в коридор, к выходу на чердак. Медленно и осторожно Мэй потянула дверь на себя и начала подниматься по лестнице.

Чердак в Седых Мхах был узкий, темный и пыльный. Ступая на цыпочках по решетчатому деревянному полу, Мэй дошла до телескопа, который тоже изрядно запылился, стоя без дела. Мэй посмотрела на лес за окном. Деревья гнулись под напором вьюги.

В углу чердака примостилась лестница, ведущая на «вдовью дорожку» — узкий балкончик с перилами на самом коньке крыши. Мэй помедлила, всего секунду.

Люк заржавел, но Мэй надавила изо всех сил, и крышка с лязгом откинулась. Мэй замерла, прислушиваясь, не проснулась ли мама. Наверху все тонуло в снегу.

— Эй! — шепнула она.

Пессимист тронул лапой ее пятку, напоминая о себе. Мэй сгребла его в охапку и сунула под саван.

Трясясь от холода, она осторожно вылезла наверх, в самую стужу. Ветер не просто пробирал до костей, он резал без ножа. Мэй осторожно двинулась по «вдовьей дорожке», дошла до края крыши и посмотрела на лужайку перед домом и обступивший усадьбу лес. Высоко! У Мэй, боящейся высоты, слегка поплыло перед глазами. Тогда она подняла голову к небу. Сердце защемило.

И тут же потоком хлынули тревожные мысли, которые она так долго от себя гнала. Как они там? Как там ее друзья в Навсегда? Она бросила их в беде? Они ее забыли?

— Где вы? — спросила она у неба. Глаза наполнились слезами, которые тут же сдуло ветром.

Над головой клубились тучи. Небо рвалось на части. По лужайке кружила поземка. Из облаков на Мэй смотрели призраки — сплошная мозаика из призрачных лиц и силуэтов. Не сводя глаз с неба, она крепче прижала к себе Пессимиста, словно сверху вот-вот должен был кто-нибудь спуститься и забрать их с собой.

Налетевший порыв ветра толкнул Мэй в спину. Ноги поехали по скользкому настилу, и она качнулась вперед, наваливаясь на поручень. Совсем чуть-чуть, но прогнившее дерево оказалось не крепче промокашки. Под весом девочки и кота перила рассыпались в труху. Мэй замахала руками, пытаясь удержаться, но было поздно.

Проехав еще пару шагов, она свалились с края крыши.

Девочка и кот летели по небу, словно пара черных дроздов.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Бо Кливил — номер один!

Глава пятая Пустынный берег

— Миоу.

Мэй села, потирая затылок.

— Мью.

Пессимист, наверное, барахтается где-то в снегу. Мэй встала на колени, собираясь разгребать сугробы, и только тут обнаружила, что снега никакого нет. Она подняла голову. Никакой лужайки. И никаких Седых Мхов.

Куда же они попали? Мэй завертела головой. Кругом лес. Поляна, где раньше было озеро. Было? Вот же оно, тут!

Озеро маслянисто поблескивало прямо перед ней. Мэй уставилась на него, открыв рот.

— Миэй.

Обернувшись, Мэй увидела Пессимиста, который сидел перед открытой дверью, висящей прямо в воздухе. Лапы кота не касались земли, а сам он странно просвечивал.

— Киса, твой саван… — Мэй осеклась и посмотрела на себя. Ее саван тоже начал действовать. Она светилась мертвенным призрачным светом.

На щеку Мэй приземлился светлячок, и она рассеянно смахнула его, не в силах оторвать взгляд от двери. Это не тот лес, что позади ее дома. Это лес по ту сторону!

Мэй медленно поднялась — и чуть не упала, когда земля поплыла из-под ног. Она раскинула руки, удерживая равновесие, и поболтала ногами, заново привыкая парить над поверхностью. Потом подлетела к двери. Сердце бешено колотилось. Неужели им и правда удалось? Неужели они здесь?

Дверь стояла приоткрытой. Мэй оглянулась на озеро, в глубинах которого когда-то рыскал страшный водяной демон. Сейчас по нему даже рябь не шла. А дверь раньше была заперта и открывалась только по особому, секретному стуку. Мэй задумчиво погрызла ноготь на большом пальце.

Теряясь в догадках, она подхватила Пессимиста на руки и сунула за пазуху, под саван. Снаружи ему оставаться опасно: животные в Навсегда под запретом, их оттуда изгнали, знать бы еще куда. Мэй приоткрыла дверь пошире и порхнула внутрь.

В коридоре мигал голубоватый свет, сочившийся из-за другой двери, в нескольких шагах от входа. Мэй скользнула туда. Она знала, что за этой дверью старый кинотеатр, принимавший души всех недавно усопших. Зависнув на пороге, Мэйвгляделась в полумрак и с удивлением поняла, что в зале пусто. На экране вместо мрачного дворецкого, который в прошлый раз помогал новичкам освоиться в загробной жизни, красовался гоблин — болтающиеся уши, ослепительная улыбка, вечернее платье без бретелей и солнечные очки от Гуччи.

— Блбрдырбулщр, — произнес он. — Хобблрыблбыбл. Гублхлбабл.

Внизу экрана бежали субтитры на нескольких языках. «Добро пожаловать на планету Кливил, — с замирающим сердцем прочитала Мэй. — У нас все поставлено на поток, поэтому волноваться не о чем — разницы все равно никакой». Под ошеломленным взглядом Мэй гоблин перешел к перечислению длинного списка лучших торговых центров.

Наконец ролик подошел к концу, где-то наверху со стуком захлопнулось окошко проектора. Мэй постояла, приходя в себя, а потом поплыла по коридору дальше и толкнула — не без опаски — дверь с надписью: «Выход».

В желудке противно екнуло. Перед Мэй расстилался знакомый бескрайний пляж, омываемый темными водами Стикса. Бесконечная полоса песка, вдоль которой покачивались лодки в ожидании свежеусопших пассажиров, отправлявшихся в разные дальние края. От устья расходились притоки, обозначенные указателями — «ЮЖНЫЕ ЗЕМЛИ», «ПУСТЫННОЕ ПЛАТО И ДАЛЬНИЙ ЗАПАД», «ПОХОРОННЫЕ ЗВОНЫ», «НОВЫЙ ЕГИПЕТ», «УВЕСЕЛИТЕЛЬНЫЙ ПАРК „БЕЗДНА СКОРБИ“».

Однако, если раньше на пляже яблоку негде было упасть от распределяющихся по лодкам и отбывающих по назначению призраков, теперь тут не наблюдалось ни души. Берег опустел.

— Миэй? — шепнул Пессимист Мэй в воротник.

— Тс-с… — шикнула Мэй. Что-то еще тут изменилось, но что — непонятно. Тогда она подняла глаза к небу — и не увидела привычного звездопада. Звезды пропали. Нет, пропало само небо. Вместо него над головой висела сплошная темная хмарь.

Мэй оглянулась на дверь, из которой вышла на пляж. Теперь там была глухая кирпичная стена со светящейся вывеской «АНИМАТРОН». Под самой крышей горела неоновая надпись: «Вам никогда отсюда не выбраться. Приятного дня». А рядом крупными ярко-красными буквами кто-то приписал от руки: «БО КЛИВИЛ — НОМЕР ОДИН!»

Пытаясь собраться с мыслями, Мэй уставилась на Стикс.

Опыт подсказывал, что назад пути нет. Но как идти вперед — тоже непонятно. С друзьями она рассталась в Южном местечке, за тысячи миль отсюда, и там за ними по пятам гнались орды гоблинов, гулей и зомби — все темные духи, какие здесь водятся. Наверняка Люциус — проныра и светлая голова — куда-то всех вывел и спас, это к гадалке не ходи. Но куда вывел?

И… сама-то она как сюда попала?

На крыше Седых Мхов ей никто не являлся. Ни слуху, как говорится, ни духу. Если кто-то пришел указать ей путь, она не заметила.

— Это Хозяйка, — прошептала она. Хозяйке удалось переправить ее сюда. Значит, остается только дождаться знака, который подскажет направление.

Мэй, не сходя с места, принялась пристально вглядываться в хмарь над головой, в кирпичную стену позади, в песок и воду, дожидаясь сигнала.

— Хдбултыщ!

Мэй резко обернулась. Это из «Аниматрона». Гули.

— Бглдугблб.

Пессимиста под саваном пробила дрожь. Нет, здесь оставаться нельзя. Но куда деваться?

Вариант у Мэй был только один. Если с Тыквером все в порядке, он будет там обязательно.

Развернувшись, Мэй кинулась к одной из лодок, покачивавшихся на мелководье, и осторожно опустила Пессимиста на призрачное днище. Потом окинула стремительный поток изучающим взглядом, прищурилась и изо всех сил толкнула лодку вперед по течению, запрыгнув сама в последний момент.

Лодка понеслась вдоль берега. Пессимист привстал, упираясь передними лапами в борт, и возмущенно мяукнул, увидев воду под самым носом. На песке показались темные силуэты — около десятка гулей. Мэй тут же дернула Пессимиста обратно, на дно лодки. Так, притаившись, они проплыли несколько минут, пока берег не скрылся из вида.

Вокруг сгустилась мертвая тишина, словно они с Пессимистом остались одни на всем том свете.

Над головой проплыл указатель. Подтекающими буквами на нем значилось: «БЕЛЛЬ МОРТ, 1 300 017 МИЛЬ».

Глава шестая Снова в Белль Морт

Своды Белль Морт, раскорячившегося на оба берега, казался сонным старым крохобором. Серые каменные домики обмякли и скукожились, словно из них вытянули все силы еще при постройке. Тусклые желтые огоньки в окнах старых каменных галерей и лавок, едва пробиваясь сквозь сумрак, отражались в темной воде. Мэй сунула Пессимиста еще глубже под саван.

Лодка проплыла под узким каменным мостиком и, самостоятельно взяв вправо, легонько ткнулась носом в причал.

Мэй выбралась на берег, старательно пряча лицо. В прошлый раз появление живой девочки вызвало жуткий переполох в городке. Но теперь на ней саван, сотканный не где-нибудь, а на Северной ферме, и в нем она вылитый призрак, выбравшийся субботним вечером попугать народ на кладбище. Есть надежда, что никто ее не узнает. Мэй повертела головой направо-налево. По обеим сторонам теснились вдоль улочки каменные дома, поникнув островерхими крышами. Однако на тропинках, тянувшихся по берегу, по-прежнему не было ни души. Словно сейчас раннее утро, и никто еще не проснулся. Мэй поспешно прогнала шевельнувшуюся было тревогу.

Торговые лавки вдоль реки выглядели заброшенными. Вокруг, на мостовой, валялись в беспорядке цепочки и сувениры, а на распахнутых настежь дверях покачивались таблички «Открыто». Мэй прошла кофейню «Кости-кофе», косметический салон «Припарки», кондитерскую «Шоко-Яд» — в витрине до сих пор высились пирамиды аппетитнейших лакомств, например миниатюрные шоколадные гробики, в которых покоились крохотные скелетики. Экипажи и кареты без седоков стояли с дверьми нараспашку. А надо всем этим нависла та же мрачная хмарь, что и над «Аниматроном».

У Мэй защемило сердце. В прошлый раз улицы Белль Морт были полны деловито снующих призраков — из окон отеля «Геенна» шлепались на мостовую погибшие помпейцы; по магазинам, скорбно болтая, бродили тягучие призраки-лизуны; маньячки-душительницы обводили зловещими взглядами толпу, в которой попадались духи на самых разных стадиях разложения и светящиеся тусклым светом домовые призраки. А теперь никого.

Раздвинув завесу паутины и чихая от пыли, Мэй вплыла через черный ход в книжный магазин «Истлевшая страница». На прилавке рядом со старинной кованой кассой лежала принесенная для оплаты книга — «Живой труп». На колесиках в окошке виднелась пробиваемая сумма; кассовый ящик, полный золотых монет, был выдвинут.

Мэй нерешительно подлетела к витрине и выпорхнула через дверь, ведущую на главную площадь Белль Морт. На самом краю, там, где брал начало Бульвар, торчала конструкция, при виде которой у Мэй пробежал мороз по коже.

ГОРОД ЗАКРЫТ НА РЕКОНСТРУКЦИЮ!

СКОРО НА ЭТОМ МЕСТЕ: КЛИВИЛГРАД № 786.

СТРОЯТСЯ: ТОРГОВЫЙ ЦЕНТР «ПОПОЛЗЕНЬ», КОФЕЙНЯ «ГОРЕЛЫЕ ПЛЮШКИ», КИНОТЕАТР «ОТПАД-ВИДЕО».

— Оооооууууурррх!

Мэй нырнула обратно в магазин, стиснув Пессимиста под саваном. По дальней кромке площади брела, покачиваясь, компания зомби — кровожадные, но тупые глазки обшаривают окрестности в поисках заблудших духов, одежда — отрепья, зеленовато-серые руки вытянуты вперед, шаг дерганый, неуклюжий. Вторая шайка столпилась рядом с недостроенными пока «Горелыми плюшками» — цедят из стаканчиков обжигающее пойло и фыркают друг на друга. Других слов, кроме «Оооооууууурррх!», в языке зомби нет.

У Мэй задрожали губы. В родном городке Тыквера хозяйничают темные духи…

Взгляд Мэй наткнулся на старинный велосипед — с корзинкой на руле, все как положено, — валявшийся в нескольких шагах. Не сводя глаз с зомби у «Плюшек», она порхнула к велосипеду, подняла его и, загрузив Пессимиста в корзинку, вскарабкалась на седло. С непривычки пришлось немного повихлять, паря в нескольких дюймах от земли, но потом Мэй поймала равновесие и, взяв курс на Бульвар, бешено завертела педали. Через несколько мгновений городок остался далеко позади.

Пчелиный домик со светящимися оконцами лелеял свое одиночество посреди песков. На вид он ничуть не изменился, от него веяло прежним миром и покоем. Мэй притормозила, переводя дух. Однако при виде открытой двери снова запаниковала. Они с Пессимистом переглянулись.

— Миэй? — спросил кот.

Мэй осторожно подкралась к двери, Пессимист держался следом.

— Эй, есть кто? — позвала Мэй, остановившись на пороге.

Не услышав ответа, она распахнула дверь настежь и шагнула внутрь.

— Ох! — вырвалось у нее.

Тогда, в прошлый раз, Мэй уже ночевала здесь, в уютном жилище хлопотливого и начитанного пасечника по имени Усик. Ее привел сюда Тыквер, домовой призрак, который по совместительству служил (не очень, правда, усердно) у пасечника. Здесь и тогда особого порядка не наблюдалось. Но теперь… Весь пол был усеян разбросанными книгами и бумагами. Мэй прошла через кухню в кабинет — там болтался на рычаге скелефон Усика. «Если хотите позвонить, нажмите передний коренной и наберите номер заново», — снова и снова повторял аппарат. Все карты Усика были разорваны в клочья, а глобус Вселенной, показывавший звезды, планеты и количество проживающего на них призрачного населения, стоял расколотый, словно вареное яйцо, однако продолжал мигать и мерцать. Рядом громоздился ворох вырезок из «Ежедневных фу» вперемешку с рекламными брошюрами роллердрома «Разлагающейся Рокси» и маникюрного салона «Остатки пальцев». Мэй принялась копаться в вырезках, читая заголовки, которые под ее взглядом вспыхивали зеленым фосфорным светом.

ЗА ПОЛЧИЩАМИ ТЕМНЫХ ДУХОВ

ТЯНЕТСЯ ШЛЕЙФ ШИРПОТРЕБА. ЧТО ДАЛЬШЕ?

ЖИВАЯ ДЕВОЧКА ИСЧЕЗЛА —

ВМЕСТЕ С НАДЕЖДОЙ НА СПАСЕНИЕ

ТЫСЯЧИ ПРОПАВШИХ БЕЗ ВЕСТИ ПРИЗРАКОВ, ВОЗМОЖНО, ТОМЯТСЯ В ЗАСТЕНКАХ ЗАМКА БО КЛИВИЛА

ТАИНСТВЕННОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ РЕПОРТЕРА, СООБЩИВШЕГО О ЗАСТЕНКАХ

Дальше шли пустые страницы.

Мэй снова заскользила глазами по газетным листам, надеясь отыскать какой-нибудь знак от Хозяйки Северной фермы, как тогда, еще на Земле, в школе. Но нет, ничего. Мэй в недоумении отложила газеты. Поплыла обратно в кухню, потом в гостевую спальню, где прошла ее первая — одинокая и полная страхов — ночь в Навсегда. Простыни на кровати, и без того разлезшиеся и ветхие, валялись разорванные. Пессимист запрыгнул на кровать и принялся увлеченно нюхать.

По дороге на кухню Мэй уловила краем глаза какое-то шевеление. Она резко обернулась — и тут же облегченно выдохнула. Ничего особенного, всего-навсего ее собственное отражение в зеркале — в призрачном саване. Худая, долговязая, с длинными растрепанными волосами, она теперь мало напоминала ту девчушку, которая стояла здесь три года назад. Тогда она вообще знать не знала ни про какого Бо Кливила, да и в призраках совсем не разбиралась. Шарахалась даже от Тыквера. И не подозревала, что он, оказывается, незримо наблюдал за ней с самого рождения, наведываясь в их дом на Земле.

— Могила Тыквера! — вдруг осенило Мэй.

Она кинулась во двор. Могила отыскалась без труда, рядом с ульем Усика, — большая прямоугольная яма и каменное надгробие с именем. Могилы в Навсегда служат призракам выходами на Землю — должны же духи как-то являться людям. Поэтому все окраины местных городов заполнены погостами. Однако, если попытаешься пролезть через чужую могилу (или даже просто случайно туда свалишься), пиши пропало. Станешь потерянной душой и будешь до скончания веков болтаться в одиночестве по Вселенной.

Мэй уперлась руками в каменную плиту и заглянула в могилу. Но там ничего не было, только зияющая яма.

Хотя нет, что-то все-таки виднелось. В дальнем углу — какой-то черный сверток.

Мэй вытащила его на свет. Лук и стрелы. Ее собственные. Тыквер знал, что она вернется! Не раздумывая ни секунды, она ловко перекинула через плечо когда-то казавшийся ей громоздким лук и полетела обратно, в кабинет Усика.

Встав перед расколотым глобусом, Мэй провела ногтем линию от звезды Навсегда к планете Земля. Больше ей ничего в голову не пришло, и она в задумчивости склонилась над картой Навсегда. Мэй рассеянно водила пальцем по карте, гадая, что теперь делать и куда идти, пока палец не уперся в Призрачный город — древнюю столицу здешних земель. Посреди него высится Вечное здание, оно еще старше города — наверное, они с планетой Навсегда ровесники. Здание охраняется чарами самой Хозяйки и Верховным призрачным судом. Там есть что охранять. Прежде всего Книгу Мертвых, которая может дать ответ на любой вопрос в мире.

Мэй не сомневалась, что, какие бы безобразия ни творились в стране, Вечное здание будет стоят как стояло.

Она в задумчивости подперла подбородок руками. И тут под картой загорелся какой-то красноватый огонек. Мэй приподняла край листа.

Там мигала красным аккуратно свернутая записка. Голос разума подсказывал, что не надо ее трогать, но Мэй не послушалась. И тут же отдернула руку: внизу листка пылала рубиновым огнем печать — пара красных глаз. А над ними шли выцветшие строчки:

«Девчонка-песчинка с котом-трусишкой!

Если ты читаешь это послание, значит, ты вернулась в Навсегда. Зря вернулась. Но я тебя ждал. Я открываю на тебя охоту. Мы оба стоим особняком среди здешних душ, поэтому наша встреча неизбежна. Учти, песчинка, либо ты меня найдешь, либо я тебя».

Подписи не было. Только красные глаза, которые Мэй узнала мгновенно. Горящие злобой глаза Бо Кливила.

Мэй снова обвела взглядом комнату. Сколько здесь пролежала эта записка? Несколько дней? Недель? Лет? Что случилось с Тыквером и Усиком? Попали в плен к темным духам? Или к Кливилу? Мэй заподозрила самое худшее. А если бы она тогда не вернулась на Землю, смогла бы она выручить их? Вытащив из связки серебряную стрелу, Мэй пристально осмотрела ее идеально гладкое древко.

Спать она отправилась с тяжелым сердцем. Доплыв до свободной комнаты, Мэй нырнула в кровать, свернулась клубком и, пристроив рядом стрелу, погрузилась в невеселые раздумья. Наконец она откинулась на спину, и ее сморил беспокойный сон. Пессимист обвил голову Мэй, будто наушники, и всю ночь не сводил глаз с двери.

Наутро, когда Мэй проснулась, ее взгляд уперся в ту же самую точку, куда она смотрела перед тем, как провалиться в сон, — на крохотную люстру прямо над кроватью. Мэй прищурилась, пытаясь осознать, что перед ней такое.

А потом села в кровати. Потом встала и снова прищурилась. В пыли, покрывавшей люстру толстым слоем, угадывалась какая-то надпись. Мэй не сразу разобрала, что там за слово — слишком оно было смазанное.

БеС

— Миоу, — понюхав воздух, высказался Пессимист.

Понять бы еще, когда оставили эту надпись. До того, как пропали в неизвестном направлении обитатели Белль Морт, или после? Но если Мэй правильно догадывается… Она посмотрела на Пессимиста, потом соскочила с кровати и поспешила в кабинет Усика, чтобы еще раз глянуть на карту Навсегда.

Вот. Палец Мэй ткнулся в карту. Парк развлечений «Бездна скорби». Это на западе, к югу от Призрачного города и к западу от Нового Египта. Туда ведет длинная дорога под названием «Пешелетный перелет», которая вьется по берегу Мертвого моря и только у Призрачного города забирает к западу.

Миллион вероятностей, что подсказка заведет в тупик. А может, эта надпись расшифровывается как-то совсем по-другому. Или, например, «Бездна скорби» давно лежит в руинах.

Зато хоть какое-то занятие, пока не появится что-то более определенное. Пока Хозяйка не даст о себе знать и не объяснит, что делать дальше. Наверняка где-то в пути от нее придет подмога.

Мэй запихнула свернутую карту во внутренний карман савана, подхватила Пессимиста и выпорхнула из дома.

Добравшись до городка, Мэй принялась осторожно шмыгать от здания к зданию. Крепко сжимая связку стрел и надеясь, что не струсит, когда придет пора сражаться, девочка проскользнула в «Истлевшую страницу». Там она подсадила Пессимиста на полку повыше, а сама украдкой позаимствовала «Гоблинско-гульско-зомбийско-призрачный словарь» и пригоршню золотых из кассы. Вряд ли обитателям Белль Морт они в ближайшее время понадобятся.

Пристроив кота в корзинку велосипеда, Мэй накрыла его старым ветхим одеялом и нажала на педали. Путь лежал на север.

Глава седьмая Словно призрак

Южные утесы Навсегда нависали над темными, маслянистыми водами Мертвого моря, которому не было ни конца ни края. Мэй с Пессимистом катили по извилистому Пешелетному перелету, огибавшему утесы по самой кромке. Мэй, сосредоточенно сдвинув брови, крепко сжимала руль, опасаясь в любую секунду кувырнуться вниз, в черные волны. Саваны, конечно, слегка приподнимают над землей, но это не значит, что в них можно летать, так что, если сорваться с обрыва, камнем рухнешь в воду. А вода из Мертвого моря опасна тем, что даже от одной капли мигом очутишься в жуткой темнице на самой мрачной глубине.

Пессимист пристроился у Мэй на закорках, крепко вцепившись когтями в ее саван. Дорога петляла, нанизывая, словно бусины, прилепившиеся к утесам поселки — от пансионатов для престарелых (вроде «Бренных берегов» или «Могильной тиши», где на пожухших лужайках торчали щиты с рекламой боулинга черепами) и скромных курортов с уютными могилами (типа Солнечных Саркофагов) до роскошных приморских усадеб, где из разваливающихся мавзолеев открывался эксклюзивный вид на жуткое черное море. И ни в одном ни души.

Время от времени они останавливались, и Мэй утыкалась взглядом в карту, зная, что дорога проходит совсем рядом с Гротом Девяти Татей, который, разумеется, нигде не обозначен. Грот был разбойничьим притоном, тайным убежищем пиратов, грабителей и прочих лиходеев, среди которых Мэй в прошлый раз пришлось остаться на ночлег. Там она завела опасное знакомство с подлецом Джоном Бом-Кливером. А еще где-то неподалеку обитал Люциус, скрываясь в Катакомбах вместе с другими «светлыми мальчиками». Может, ему удалось вернуться? Здесь уже, кажется, совсем недалеко.

Мэй слезла с велосипеда и перегнулась через край обрыва. Не обращая внимания на ветер, треплющий за спиной длинные черные пряди, она обшаривала взглядом узкую полоску берега внизу — длинный пустынный пляж и волны, лижущие скалы. Наконец она рассмотрела едва заметную тропинку, петляющую между утесами, — и сердце забилось быстрее.

Мэй с Пессимистом понеслись по тропинке, которая в итоге привела их ко входу в пещеру, зияющему, словно дупло в зубе. Девочка нерешительно оглянулась через плечо, потом посмотрела на небо. Здесь раньше прятались «светлые мальчики» — а они, как известно, большие озорники. Очень большие. В прошлый раз Мэй для знакомства заперли в птичью клетку. Оказаться там снова ей бы не хотелось.

Застыв в нерешительности у входа, Мэй вдруг заметила далеко в небе над морем какое-то движение. Похоже на черные мазутные брызги — словно вода Мертвого моря выплеснулась в воздух. Постепенно пятна обретали очертания человеческих фигур. Мэй невольно попятилась в прохладную глубь пещеры, не забыв втащить за собой Пессимиста. Потянулись долгие молчаливые минуты ожидания. Мэй с удивлением заметила, что не слышит даже стука собственного сердца. Холодок пополз от кончиков пальцев к пяткам, а потом добрался до самых корней волос.

Неизвестные существа наверху приближались. Они действительно напоминали людей — однако за спиной, словно крылья, развевались плащи, лица были бледны, а черные волосы маслянисто блестели. Мэй понимала, что надо спрятаться еще поглубже, но не могла оторвать взгляда. Вскоре они подлетели настолько близко, что стали видны лица — и клыки, торчащие между плотно сжатыми губами. Вампиры! Через секунду они были уже прямо у Мэй над головой — вот-вот заметят. В последний момент Мэй успела скрыться за уступом.

Когда, выждав немного, Мэй выглянула наружу, вампиров уже и след простыл. Она подождала еще чуть-чуть и вышла из укрытия. Пристально оглядела небо, потом море внизу. На волнах колыхались какие-то доски. Одна из них напоминала вывеску. Мэй прищурилась. «ДЕВЯТИТЬСКАЯ ШКОЛА КАРМАННИКОВ И ВОРОВ».

— Тут все разрушили.

Мэй резко обернулась. В темной глубине стоял светящийся мальчишка. Рыжие взъерошенные волосы, оттопыренные уши, веснушки и то самое белое сияние, выдающее в нем «светлого мальчика». Придя в себя, Мэй на всякий случай попятилась.

— Несколько лет назад, — продолжал мальчик. — Как раз когда живая увела Люциуса. На следующий день мы вылезли его искать, а в грот пробрались гули и все развалили.

Мэй знала, что светлые мальчики почти не высовывают носа из Катакомб. Боятся неведомой опасности, которая подстерегает их снаружи. Мэй откашлялась, преодолевая неожиданное смущение:

— Э-э… А Люциус… он сейчас тут?

Мальчишка смерил ее взглядом.

— А кто его спрашивает? — пробасил он, напуская на себя грозный вид.

— Я — та самая живая. Пташка Мэй. И мне очень нужно найти Люциуса.

— Неееет… — Мальчишка недоверчиво помотал головой. — Это не ты. Та была маленькая. И живая.

— Я выросла. Но по-прежнему живая.

Веснушчатое лицо мальчишки расплылось в ехидной улыбке.

— Что, самая умная, да? — Он гордо выпятил тощие ребра. — Живую я как-нибудь отличу. — Он кивнул на ее полупрозрачную призрачную фигуру. — Ты — не она. Ты самый натуральный призрак.

— А-а… — догадалась Мэй. — Это же просто саван. — Она откинула его за спину. — Видишь?

Мальчишка оглядел ее с головы до пят и возмущенно скрестил руки на груди:

— Я что, вчера умер, по-твоему?

Мэй вытаращила на него глаза, а потом посмотрела на себя. И ахнула. Ничего не изменилось. Она по-прежнему парила над землей. И все так же светилась призрачным светом.

Мэй испуганно откинула саван еще дальше за спину. А потом принялась лихорадочно дергать завязки на шее, пытаясь сорвать накидку, словно она кишела тараканами и пауками, и швырнуть на землю. Что происходит? Схватив Пессимиста, Мэй сняла саван и с него. Но и кот по-прежнему висел над землей и просвечивал. Мэй повернулась к мальчишке, словно тот мог что-то прояснить. Голова шла кругом. Но мальчишка смотрел на небо, туда, где недавно пролетали вампиры.

— Они всегда там летают, ее ищут, — прошептал мальчик.

— Кто — они? — в отчаянии спросила Мэй, у которой мысли шли наперекосяк, а сердце сбивалось с такта, как запутавшийся человек-оркестр.

Мальчишка перестал всматриваться в облака, но взгляд его тут же скользнул куда-то за спину Мэй, и глаза испуганно расширились. Густую темноту на миг прорезала яркая вспышка, и мальчик исчез, снова погрузив Катакомбы в кромешный мрак.

Мэй больно ткнули в спину.

— На-а-адо же, какие люди! — раздался сзади сиплый голос.

Мэй машинально потянулась за стрелами, однако тут же, споткнувшись, полетела вперед от нового тычка.

— Но-но-но! Руки вверх! И медленно поворачивайся, иначе промокнешь до костей.

Мэй забегала глазами в поисках Пессимиста, но тот куда-то пропал. Тогда она медленно развернулась, задрав ладони в воздух, и чья-то грубая ручища стянула у нее через голову лук.

В темноте ухмылялись три знакомые физиономии, а на руках у стоявшего слева извивался Пессимист. Всех троих Мэй уже видела, когда Грот Девяти Татей был еще цел. Призрак посередине, с всклокоченной бородой, пухлыми щеками и повязкой на глазу, сжимал в левой руке водяной пистолет, наполненный водой из Мертвого моря.

— Позвольте представиться, — протягивая перепачканную в грязи руку, отрекомендовался он. — Я Колченогий Пити. А ты не слабо вымахала. Но это ты, нас не проведешь.

Оглядев Мэй с головы до ног, он расплылся в щербатой улыбке, обнажая все семь имеющихся в наличии золотых зубов, а потом цепко ухватил запястье Мэй, одновременно вытаскивая из кармана обрывок веревки.

— Зато теперь ты выглядишь на миллион! — подмигнул тать, еще шире расплываясь в ухмылке.

Глава восьмая Последние из татей

— Вот только мы одни, почитай, и выбрались. Потому что смекнули вовремя, — разъяснил Пити, чистя между зубами выдернутым из бороды волосом. — Тать всегда знает, когда ноги уносить.

Пити восседал на водительском сиденье раскрашенного под песчаные барханы автомобиля — очень искусный камуфляж, с нескольких шагов не различишь. Полосатая тельняшка обтягивала выпирающее пузо. Вместо одной ноги из мешковатой штанины торчала деревяшка. На заднем сиденье со связанными руками приткнулась Мэй, стиснутая с двух сторон сообщниками Пити. Одна из них, коренастая, с одутловатыми сизыми щеками, носила имя Безголовая Гвеннет. Поперек горла у нее тянулся фиолетовый рубец — память об отрубленной голове, а карие глаза вспыхивали злобной радостью при виде Мэй. Пессимист, зажатый у Гвеннет на коленях, явно задыхался под ее необъятной грудью. Справа от Мэй сидел долговязый, как бобовый стебель, дядька в полосатой черно-белой тюремной робе. Он представился как Тощий Шкиппи и теперь нервно теребил отнятый у Мэй колчан со стрелами, поминутно облизывая пересыхающие губы и слегка покачиваясь вперед-назад.

Мэй уже успела забыть, каково оно — ледяное прикосновение призрака. Но, сидя в машине, увозящей ее от утесов все дальше в пустыню, Мэй совершенно не думала о том, чем грозит поездка в автомобиле, битком набитом татями. Вместо этого она лихорадочно прокручивала в уме последние события. Падение с крыши. Взявшееся из ниоткуда озеро. Открытая дверь. Все ясно, какие тут сомнения…

Они с Пессимистом умерли. Погибли. Мертвы. Мертвее некуда.

Мэй много кем себя представляла, «когда вырастет», но уж никак не призраком, болтающимся по загробной жизни в купальнике и пижамных штанах. В голове, словно жуки, закопошились самые разные «никогда», одно страшнее другого. Она никогда не вырастет даже на дюйм, у нее никогда не будет парня, она никогда не перейдет в старшие классы, никогда не побывает в настоящем Египте, никогда больше не увидит Седые Мхи… Но самое невыносимое, самое мучительное из этих «никогда» — мысль о маме. О том, как она посреди ночи шарила по постели рукой, проверяя, тут ли ее дочка…

Мэй посмотрела на свое просвечивающее тело, пытаясь представить, как это — до скончания веков парить в таком серо-призрачном виде. Пессимист вопросительно глядел на нее, навострив огромные уши, ставшие похожими на прозрачные локаторы. А он как, чувствует, что они с Мэй умерли? Вид у него печальный, но у этого кота он всегда такой, и потом, их же похитили тати, чего тут хорошего… Мэй отвернулась к окну, чувствуя, как подступают слезы.

Как раз в этот момент Пити оглянулся через плечо.

— Ну-ну-ну, цыпа, слезам надо давать волю, — прерывающимся голосом проговорил он. — Тут нечего стыдиться. На меня тоже, бывает, накатывает.

— Ага, когда палец прищемишь или маленького полтергейстика в клетке увидишь! — фыркнула Гвеннет.

Тощий Шкиппи, гнусаво хохотнув, согласно закивал головой. Пити нахмурил брови и уставился вперед, на дорогу.

— Гули нагрянули сразу после вашего ухода, — ухмыляясь поведал Шкиппи. — Когда ты слиняла с Бомом-Кливером и прочей шайкой-лейкой… этим твоим светящимся миленком и домашним хлюпиком, как его там… Кабачком?

Мэй слушала вполуха. Покосившись на Шкиппи, который совершенно не обращал внимания на червяков, ползущих из прорех на его тюремной робе, она только и сумела пробормотать:

— Он мне не миленок.

— Да ну! — Пити поглядел в потрескавшееся зеркало заднего вида. — Расскажи-ка лучше, что с тобой стряслось? Как ты умерла? Задохнулась? Утонула?

Мэй плотно сжала губы. Она не представляла, почему до сих пор еще существует на свете. Ей хотелось раствориться, рассыпаться, так пусто стало на душе.

— И то сказать, Навсегда порядком изменилась, с тех пор как ты давеча почтила нас своим присутствием, — продолжил Пити.

Гвеннет и Шкиппи, услышав «почтила присутствием», дружно закатили глаза. Гвеннет состроила гримасу, передразнивая его высокопарный тон, и подбородком показала Мэй на переднее сиденье, где валялась книга «Как завоевывать друзей, оказывать влияние на призраков, научиться хорошим манерам и отыскивать клады». Автором значился герцог Синяя Борода, эсквайр. Пити, ничего не заметив, продолжал.

— Вот так-то, цыпа. Все наши друзья-приятели пропали пропадом. А ведь тати — мастера скрываться и выкручиваться. — Он вздохнул. — Чует мое сердце, весь наш Грот уже давно прогулялся по мосту. И если бы только наши. С тех пор как Бо Кливил прибрал страну к рукам, многие попали под раздачу. — Он шмыгнул носом. — Бедняги.

— Мост… — эхом повторила Мэй, не особо вникая в суть услышанного.

— Мост Душ. Небось не слышала? — презрительно хмыкнула Гвеннет и недобро ухмыльнулась. Ее явно распирало желание рассказать.

Мэй безучастно качнула головой.

Гвеннет и Тощий Шкиппи многозначительно переглянулись.

— На этот счет, ребята, лучше помалкивать, — предостерегающе бросил через плечо Пити и смачно рыгнул. Пессимист поспешно уткнулся носом в массивную грудь Гвеннет. — Говорят, будешь поминать его слишком часто — там и окажешься. — Предостережение подействовало: глаза Гвеннет расширились от ужаса, — однако ей тут же пришла в голову новая мысль.

— Ох, — вздохнула она, — жаль мне тебя, пташка. Свежеусопшие всегда как пришибленные ходят. Оно и понятно. — Помолчав, она почесала рубец на шее. — Так что знаешь, меня даже совесть заела, что в тот раз подложила тебе пузырек с морской водой. Давай мириться, что ли? — Она протянула руку.

— Вы поэтому еще один припасли? — без выражения протянула Мэй, глядя на черную «бомбочку», которую Гвеннет сжимала наготове в другой руке.

— Ой, ну надо же! — притворно изумилась Гвеннет и, сунув пузырек обратно в карман, ощерила почерневшие зубы в улыбке.

— Небось у землян уже поджилки трясутся? — светским тоном осведомился Пити.

Мэй пропустила вопрос мимо ушей, пытаясь представить собственные похороны. Найдется там кому держать маму за руку? А музыку какую будут играть?

На горизонте показался Призрачный город, и все, примолкнув, завороженно подались вперед. Даже у привычных к этому зрелищу духов загорелись глаза при виде островерхих крыш, колоколен, взмывающих над городскими стенами, и огромного серого шпиля Вечного здания, вершина которого терялась где-то за облаками.

Вокруг города раскинулось необъятное кладбище на многие сотни тысяч могил, откуда призраки каждую ночь отправлялись на работу — обитать и являться.

В самом городе еще светились тусклым призрачным светом окна, однако даже отсюда, издалека, Мэй увидела, что исполинских фантомов, которые когда-то охраняли ворота на четырех въездах в город, уже нет.

— Бо Кливил еще в прошлом году отправил носатых фантомов по домам, — проследив за взглядом Мэй, разъяснила Гвеннет. — За ненадобностью. Теперь у него вампиры по небу рыщут.

Только теперь Мэй разглядела впереди, прямо за городскими воротами, массивное сооружение в несколько этажей. Что-то новенькое. Похоже на рекламный щит, по которому, печатая шаг, расхаживал туда-сюда чей-то черный силуэт. Хозяйской грозной поступью он напомнил ей Бо Кливила. Мэй даже показалось, что она различает его длинный плащ, потрепанную шляпу, скользящие, змеиные движения. Но когда машина подъехала поближе, стало ясно, что силуэт хоть и похож, но выглядит мельче, тоньше и изящнее.

Они проехали еще немного, и Мэй вдруг оглушила новая страшная мысль: если она умерла, значит, она здесь не по воле Хозяйки. Та ее сюда не переносила. Она, может, даже не знает, что Мэй теперь в Навсегда.

И тут что-то в осанке этого силуэта на щите показалось Мэй таким знакомым, что в мгновенно покрасневших ушах защипало. Если бы сердце у нее до сих пор билось, оно бы екнуло. Нет, не может быть… Хотя если присмотреться… Да какие тут сомнения?! Еще минуту назад казалось, положение хуже некуда. Как выясняется, есть куда.

Впереди высилась громадная — в несколько этажей — голограмма. Развевающийся за спиной саван, сверкающий черный купальник и свирепое выражение лица выдавали в ней десятилетнюю Мэй Берд, нависшую над Призрачным городом у всех на виду. Поверху, бегущей строкой, пламенело одно-единственное слово: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ!», а внизу — «МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ ЗА ПОИМКУ. УКАЗОМ ВАШЕГО ЛЮБИМОГО ПРАВИТЕЛЯ, БО КЛИВИЛА».

Мэй уткнулась взглядом в свои связанные руки. Теперь понятно, зачем она понадобилась татям. Она покрутила кистями, но Тощий Шкиппи тут же ткнул ей в ребра дуло водяного пистолета и скорчил угрожающую физиономию.

— Отсюда полетим пешком, — сказал он.

Мэй ничего не оставалось, кроме как выплыть вслед за татями из автомобиля и медленно побрести по пандусу, ведущему на городскую стену.

— Да-а… — протянул Пити вроде бы себе под нос, а вроде бы и для Мэй, обернувшись на ряды могил за спиной, а потом на Вечное здание, возносящееся в небо где-то у них над головами. — Даже не верится, что Кливил все-таки захапал Книгу Мертвых. Говорят, она ему и подсказала, как пользоваться могилами.

— В каком смысле «пользоваться»? — не поняла Мэй. Ее вдруг охватил необъяснимый страх.

— Да в прямом, — удивился Пити. — Как лазить по чужим могилам и не потеряться. На то и расчет, ясное дело. Зачем, по-твоему, ему столько Кливилградов? Для темных духов, для кого же еще? Их ведь тьмы и тьмы. Гоблины, гули, вампиры — полный набор. — Он кивнул своим мыслям. — Да, пожалуй, скоро уже выступят.

— Куда выступят? — переспросила Мэй, чувствуя, как холодеет все внутри.

— Как куда? На страну живых, конечно, — чем-то чавкая, ответил Пити. — Ты не знала? — Он обвел рукой бескрайнее кладбище, увеличенную копию пригородных погостов, открывавших призракам двери на этот свет. Поковыряв пальцем во рту, он вытащил таракана, но Мэй даже не заметила. — Следующий пункт в плане захвата — Земля.

Глава девятая Призрачный город

Мэй и ее похитители плыли по главному бульвару, мимо проносились мячики перекати-поля. Пыльные улицы Призрачного города, которые когда-то наводняли бойкие купцы, висельники, викторианские духи, спешащие на работу, призрачные тени в сари и шелках, торговцы сувенирами с заржавевших тележек, теперь опустели. Бульвар и прилегающий лабиринт переулков по-прежнему обрамляли многочисленные ниши для статуй, домики, мавзолеи, часовенки в осыпающихся завитушках — и никого кругом. Исчезли даже каменные горгульи, когда-то сидевшие на городских стенах.

«Это невозможно, — подумала Мэй. — Невозможно». В Навсегда полно древних правил. И одно из них гласит: «В чужой могилке растрясешь поджилки». То есть проникать на Землю через чужую могилу грозит большими неприятностями.

— Правильно опасаешься, цыпа. Они тебя там могут и в ничто превратить, — радостно поведал Тощий Шкиппи, неправильно истолковав оторопь на лице Мэй.

Они остановились у пустой пекарни с выставленными в витрине хрустящими слойками в виде черепов; кексами, покрытыми толстым слоем глазури, имитирующей мозги, и крошечными затейливо украшенными марципановыми гробиками. Тати принялись сметать с полок все подряд и уплетать за обе щеки, скалясь друг на дружку гнилыми зубами. Мэй безучастно смотрела в никуда. Время от времени Пессимист мягко гладил лапой ее щеку, пытаясь привести хозяйку в чувство. Но осознать факт собственной гибели, попасть в плен к разбойникам и выяснить, что на твою планету собираются вторгнуться несметные полчища гулей, гоблинов и зомби, — столько жути сразу Мэй оказалась переварить не в состоянии. Что-то внутри нее надломилось, треснуло, и даже Пессимист своей мягкой лапкой не мог ее растормошить.

— Эй, это последнее пирожное записано за мной, — угрожающе проревел Тощий Шкиппи.

— Ага, и Санта в этом году придет пораньше, — отозвался Пити, быстро хватая пирожное и засовывая его в рот, а потом с набитыми щеками подмигнул Тощему.

Такого Шкиппи стерпеть уже не смог. Откинувшись, он с размаху дал Пити кулаком в нос, тот попятился, хватаясь — одновременно с соперником — за водяной пистолет. Пессимист, сидя на руках у Мэй, завороженно крутил головой туда-сюда, как на теннисном матче.

— Брейк, мальчики! — заявила Гвеннет, вклинивая свою вонючую ногу между противниками.

Шкиппи, не раздумывая, вытащил кинжал и ловким ударом отхватил ступню.

Гвеннет с воплем кинулась ловить отлетевшую в угол конечность.

— Ты что, совсем ополоумел? — подобрав шевелящую пальцами ступню, возмутилась разбойница. — Можно подумать, у меня скарба мало, еще собственную ногу в руках таскать! — Она принялась оглядываться, выискивая, чем можно привязать ступню обратно, и, не найдя, со вздохом сунула ее под мышку.

Они принялись медленно петлять по городу, по знаку Пити притормаживая на каждом углу, перед каждой открытой дверью и убеждаясь, что горизонт чист.

— Нет-нет да и напорешься еще на темного духа, — пояснил главарь, — хотя по большей части они давно все ушли. Опустошили город и ушли.

Обескураженные неожиданной замкнутостью Мэй, тати пытались наладить беседу.

— Небось любопытно, куда мы тебя ведем? — трещала Гвеннет. — Тут неподалеку приемный пункт для пленников, на северной окраине, в Западном Сглазе, в двух шагах от Злобновольского пункта.

Они пробирались через Сиянти — здешний центр высокой моды. В витринах вдоль улицы красовались невесомые одеяния со множеством прорех и затейливой отделкой из плесени и паутины. Взыскательному вкусу предлагались эксклюзивные черные пятна, менее взыскательному — банальная поношенность и катышки. Тати провели Мэй через Ахи-Страхи, Ведьмины Выселки и Развей. Колченогий Пити тоном экскурсовода вещал, что в лучшие дни сюда приходили за отборной порчей, тут искали самую модную призрачную обувь, а тут слушали нашумевшие мюзиклы. Теперь лишь ветер гонял по улицам и переулкам оставшийся от жителей мусор: бумажные клочки, испещренные фосфорно-светящимися и кроваво-красными буквами, обрывки подвенечной фаты, цилиндры, комки эктоплазмы…

Они завернули за очередной угол — и перед ними откуда ни возьмись выросло Вечное здание.

Массивные золоченые двери, разбитые вдребезги, валялись на мостовой. Стекла на всех этажах были выбиты. Стены разрисованы тульскими граффити — сплошь «блглдлтл» и «архылблгубблбл».

— Архыл блгубблбл… — со вздохом прочитал вслух Пити. — Ну, это уж чересчур.

Даже тати остолбенели при виде выпотрошенных останков Здания.

Мэй безучастно подплыла поближе, выставив вперед связанные руки, и скользнула взглядом по уходящим ввысь стенам, когда-то снежно-белым, а теперь тусклым и перемазанным. И только присмотревшись, Мэй заметила, что под граффити и грязью все еще проступают выцарапанные на стене желания, которые она читала еще в прошлый раз. Мэй опустила глаза. Под ногами валялся осколок витража. Из-под него что-то выглядывало — уголок афиши, трепещущий на ветру. Мэй скользнула отсутствующим взглядом — и вдруг ее как обухом по голове ударило.

ПОСЛЕДНИЙ КОНЦЕРТ В НАВСЕГДА!

ТОЛЬКО СЕГОДНЯ!

Со снимка смотрел Тыквер. На голове тюрбан, рядом груда фальшивых драгоценностей, губы шевелятся, как во время пения. Мэй прижала клочок к уху, и до нее донесся слабый, но знакомый звук великолепного тыкверского баритона. Мэй взглянула на снимок еще раз. Тыквер подмигнул, но как-то невесело. Губы, растянутые в кривой ухмылке до ушей, печально дрогнули.

Мэй словно очнулась от сна. Надо срочно брать себя в руки — хоть такие, прозрачные и бледные.

В задумчивости покусывая ноготь, Мэй смотрела на снимок, где Тыквер хвастался своими драгоценностями и сокровищами. И тут ее дернули за веревку, связывающую руки.

— Все, принцесса, — ухмыляясь и облизывая губы, возвестил Тощий. — Давай-ка двигать дальше.

Мэй поспешно сунула клочок афиши с карман и украдкой переглянулась с Пессимистом, но, плотно зажатый в объятиях Гвеннет, кот привычно замкнулся в себе и ничего не ответил.

— А знаете, — задумчиво проговорила Мэй несколько минут спустя, когда они плыли по пустынному бульвару к северным воротам, — на самом деле меня совсем невыгодно сдавать.

Гвеннет хрипло расхохоталась:

— Да? Это отчего же?

У Мэй перед глазами снова встал снимок с Тыквером, подкинувший ей еще одну мысль.

— Оттого, что я знаю, где найти такую штуку, которая стоит больше миллиона золотых.

Тощий Шкиппи залился смехом, Гвеннет разочарованно зевнула. Зато Колченогий Пити явно заинтересовался:

— Да? И какую же? — Он поскреб пятерней лохматую бороденку.

— Ну, если сокровища царицы Савской для вас не пустой звук…

Тати встали как вкопанные. Алчный огонек, мелькнувший в глазах Пити, отразился в капельке слюны, повисшей на губе Шкиппи, и блеснул на трех золотых зубах Гвеннет.

— Врет! — решил Шкиппи.

Мэй вздохнула:

— Как знаете…

И тут же очутилась в цепких объятиях Тощего с приставленным к подбородку водяным пистолетом.

— Ну-ну, Шкиппи, помягче, дружок, — попытался урезонить его Пити, одновременно виновато кося единственным целым глазом на Мэй.

Но Шкиппи, не выпуская Мэй, отступил еще дальше:

— Ну-ка объясни, цып… Оууу!

Шкиппи взвился в воздух, болтая пистолетом. У его ног завис Пессимист с каким-то лоскутом в зубах.

— Он меня цапнул за задницу! — выл Шкиппи.

— Ох, да идите к дьяволу вы оба! — не выдержала Гвеннет и вырвала у Тощего пистолет. — Ты! — Она погрозила дулом Шкиппи. — Со своими полосатыми макаронинами вместо ног. И ты! — Дуло нацелилось на Пити. Приструнив обоих, она сама наставила пистолет на Мэй, иногда для пущей острастки наводя его и на Пессимиста. — А теперь, цыпа, объясняй.

Мэй откашлялась.

— Помните, мы с Джоном Бом-Кливером пошли искать этот самый клад? — Мэй не врала. Они с Кливером действительно пытались объединенными усилиями добраться до верхушки Вечного здания, где хранилась всеведущая Книга Мертвых. Мэй надеялась, что книга подскажет, как ей вернуться домой, в Западную Виргинию. А Джон хотел разузнать, где сокровище. Однако они вычитали только про «знаменитую освободительницу Мэй Эллен Берд, покончившую с диктатурой злого правителя Бо Кливила».

— Да, — подмигнув подельникам, подтвердила Гвеннет. — Что-то припоминаю.

— И что, выходит, вы его нашли? — подозрительно сощурился Пити.

Мэй короткокивнула. Она не привыкла врать. Щеки начала заливать предательская краска. Уши защипало от стыда.

— Значит, если бы Кливер был тут, — продолжал Пити, — он бы подтвердил и не стал бы вздергивать тебя на рее?

У Мэй сжалось и заледенело горло.

— Да, — ровным тоном выдавила она.

— Ну так он здесь, — выдержав паузу, доложил Пити.

Мэй оцепенела. Невозможно. Правда ведь? Она оглянулась, словно Джон Бом-Кливер мог и в самом деле выскочить у нее из-за спины.

Повисло неловкое молчание. Гвеннет, откашлявшись, обменялась вопросительным взглядом с Тощим. Тогда Пити вытащил из недр своего кармана резиновую ленту:

— Вот. Пришла «Пони-экспрессом» из Вечного города через несколько недель после вашего с Кливером ухода.

— Что это? — не поняла Мэй.

Пити посмотрел на нее как на недоумка:

— Как что? Джон Бом-Кливер, конечно. Его превратили в резинку.

У остальных татей отвисли челюсти.

Мэй, потеряв дар речи, смотрела на кусочек резины.

— Ты говорил, что это твой талисман, на удачу! — возмутился Тощий Шкиппи.

— Спятил ты, что ли, таскать в кармане Джона Бом-Кливера? — Гвеннет покрутила пальцем у виска.

Мэй опустила голову и прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Видимо, Пити поверил газетам, раструбившим, что Кливер в Вечном городе подвергся реинкарнации. Проще говоря, попал в реинкарнатор. Где превратился во что-то другое.

— Ну да, и мой талисман заодно, — запальчиво возразил Пити. Но вид у него был смущенный. — Что скажешь, Кливер? — поинтересовался он у резинки. — Врет она или как?

Резинка почему-то промолчала (никто, кроме Пити, не удивился).

Тать хорошенько встряхнул ее, и тут у него самого задрожали губы. Он озадачено поскреб кустистую бороденку.

— Без паники! — широко улыбнувшись, успокоил он, но улыбка в тот же миг сползла с его лица. Поднеся резинку к самым губам, он зашептал: — Джонни, мальчик мой, ты что, на меня в обиде?

— Учтите, — подала голос Мэй, — вы ведь ничего не теряете. Если я приведу вас к сокровищу, вы меня отпустите. А если сокровища там не окажется, получите за меня выкуп, как и собирались.

Пити смахнул слезу и шмыгнул носом.

— Он всегда со мной в молчанку играет. — Смущенно оглянувшись, он с показным безразличием швырнул резинку на землю. — Так, и где, говоришь, сокровище?

— Недалеко. Совсем рядом с парком «Бездна скорби»…

Мэй выжидающе уставилась на татя. Главное завернуть их в нужном направлении, выиграть время на раздумья. А там… а там неизвестно. Может, трех противников они с Пессимистом как-то одолеют. Бывало ведь и похуже.

Тощий Шкиппи махнул на нее водяным пистолетом:

— Тогда вперед, куколка.

Мэй оглянулась на ходу через плечо. Отставший Пити, думая, что никто не видит, украдкой подхватил резинку и сунул в карман — бережно и с любовью, словно ювелир, укладывающий на подушечку свой самый ценный бриллиант.

Глава десятая Вампиры!

Йо-хо, йо-хей, я был грозой морей,

Пока три тысячи чертей

Меня не потопили.

Теперь я чист душою и помыслами чист,

Отмыт до блеска я в волнах,

Вот так-то, старина!

Запас песен о смерти, воровстве и мошенничестве у татей казался неисчерпаемым. Они уже успели прогорланить всю «Когда твой клад я приберу к рукам», а теперь дошли до семнадцатого куплета «Каким тать был, таким остался».

Покинув Призрачный город через западные ворота, они прошли мимо заброшенной деревеньки под названием Новая Венеция (построенной на каналах, отходящих от Стикса), а теперь двигались на юг по большой пустынной дороге, сплошь покрытой выбоинами. Вдоль обочины светились старые мотели, вроде «Вечной ночи» и «Спящей лощины», все, как один, покинутые. Пессимист трусил рядом — а что ему оставалось, если его лапу связали с щиколоткой Мэй, словно им предстоял забег «на трех ногах»?

Ночью Мэй с котом сжались у костра, пока тати вовсю орали, гоготали и отводили душу. Мэй не обращала внимания. Она пыталась представить мир, где кругом хозяйничают темные духи. Представляла Болотные Дебри, кишащие гулями.

Вытащив обрывок афиши, Мэй посмотрела на снимок Тыквера. Пессимист ласково погладил лицо призрака лапой. Как он? С ним все в порядке?

Почему она не осталась сражаться вместе с остальными? Ведь была же возможность. А теперь дела настолько плохи, что никакого воображения не хватит.

Мэй вспоминала друзей — Беатрис, Люциуса, капитана Фабио, Тыквера. Если она отыщет их, больше не бросит никогда, это уж точно. На этот раз она не оплошает.

Она посмотрела на Пессимиста, разминавшего лапы у нее на коленях. Тут ее осенило, и она подсунула коту стянутые веревкой запястья. А что? Попытка не пытка.

Пессимист глянул одобрительно и принялся за работу.

За спиной возникла какая-то тень. Вздрогнув, Мэй обернулась — через плечо заглядывал Тощий Шкиппи. Девочка подсела ближе к огню, сгорбившись, чтобы заслонить руки.

— Пити, — отважилась она позвать чуть погодя, увидев, что тать в особо лирическом расположении духа нежно гладит прижатую к щеке резиновую ленту. — Темные духи действительно собираются захватить Землю?

— А то как же. У Кливила всё на мази. Такую силу набрал, что ему старые законы не указ. Наверное, в Книгу Мертвых за подсказками лазит. Да и не осталось никого, кто бы теперь против него пошел.

— А вы знаете, что он делает с пленными призраками?

— Да откуда ж, цыпа? Никто толком не знает. Придут темные духи — гули, гоблины, мумии, вампиры, — заберут пленников и возвращаются снова с пустыми руками. Уводят куда-то за Равнину Отчаяния — а там ищи-свищи. Я тебе вот что скажу: говорят, у него не замок, а чистый лабиринт, кругом сплошные обманки да ловушки, и ведь растет и растет куда-то под облака, а Кливил сидит на самой верхотуре, и никому до него не добраться. Параноик он слегка.

Гвеннет залилась хохотом:

— Ты где такого понабрался, Пити? На помойке рылся?

Пити воинственно расправил плечи:

— Слухами земля полнится. — Он окинул взглядом унылый пейзаж. — Так… Камни, песок, еще камни — да, точно, здесь…

Он пронзительно свистнул.

— Понимаешь, касатка, — потупился Пити, — на твой выкуп мы собирались заново отстроить грот…

Ближайшие валуны вдруг заходили ходуном, откатились, и из темных нор полезли тати. Три загорелых дочерна пирата с кортиками, подозрительная гопкомпания в полосатых черно-белых тюремных робах и шайка разбойников в полумасках. Всемирный слет татей.

Ровно за две секунды число похитителей Мэй и кота выросло с трех до двадцати трех. Был просто плен — стало окружение.

На второй день пути Пессимисту удалось размочалить веревки, стягивающие руки Мэй. А тати заметно заволновались.

Впереди показался транспарант. Большой, серебристый, он выгибался дугой над песками. Надпись на нем гласила: «ЕЩЕ ПОВОРОТ — И БЕЗДНА СКОРБИ ВАС ЖДЕТ!» Через час они дошли до следующего — «К БЕЗДНЕ СКОРБИ ШАГ ПОШИРЕ — ВАС ЖДУТ СТО ТЫСЯЧ СУВЕНИРОВ!» А еще чуть погодя на горизонте вырос «УГОЩЕНЬЕ ВАС ЖДЕТ — К БЕЗДНЕ СКОРБИ, ВПЕРЕД!»

Наконец перед путниками возник огромный рекламный щит с жирной красной стрелкой, направленной вертикально вниз, и пламенеющей сверху надписью: «ВЫ НА МЕСТЕ! К ПАРКУ РАЗВЛЕЧЕНИЙ “БЕЗДНА СКОРБИ” — СЮДА».

— Тыквер… — прошептала Мэй. Она старалась не двигать руками, притворяясь, что они все еще связаны. Тревога и страх росли. Плана по-прежнему не было. Пристроившийся рядом Шкиппи, который уже несколько минут шагал бок о бок с Мэй, тоже не добавлял оптимизма.

— Говорят, он так скулил, так молил… Дружок твой.

— Что? — встрепенулась Мэй.

— Умолял, говорят, о пощаде. Во всех газетах писали. Ну и поглазеть, конечно, целая толпа набежала. Конечно, он же знаменитость, все такое. Но его все равно забрали.

— Кого?

Шкиппи кивком показал на карман, куда Мэй сунула снимок Тыквера.

Мэй недоуменно прищурилась, чувствуя, как заныло в желудке:

— Не понимаю, о чем вы.

— Как? — вытаращился Шкиппи. — Про своего закадычного дружка и не знаешь? — Он недоверчиво рассмеялся. — В Навсегда ни одной души не найдется, которая бы не слышала. Во всех газетах было. С голограммами и прочим. Он пытался сбежать, через весь город, куда-то в эти края намылился. Вроде как Кливил его самолично отловил. Превратил его в ничто, прямо не сходя с места.

Каждое слово звоном отдавалось у Мэй в ушах. Она скрестила руки на груди, чтобы не тряслись, и замотала головой. Ее душили слезы.

— Не верю…

— Вот. — Порывшись в заплечном мешке, Шкиппи вытащил потрепанную старую газету. — Сохранил на память. Все оставляли, он же знаменитость, не просто так.

Он протянул газету Мэй. На передней странице красовались два гуля — и между ними пустота. «ЛЮБИМЕЦ ПУБЛИКИ ОБРАЩЕН В НИЧТО МАНОВЕНИЕМ РУКИ».

Мэй судорожно всхлипнула.

— Плачешь? А толку?

Мэй вытерла горючую слезу.

— Теперь-то что плакать, ничего не попишешь.

— Оставь ее. — Колченогий Пити вытянул из кармана засопливленный платок и сунул его Мэй, но мокрая тряпочка повисла в безвольной руке.

Тощий Шкиппи выхватил из кармана водяной пистолет:

— Кончай бодягу, Пити. Надоело ждать попусту. — Он наставил дуло на Мэй. — Что-то сдается мне, куколка, не знаешь ты ни про какое сокровище.

Палец на спусковом крючке сжался. Но Колченогий Пити успел закрыть Мэй собой, вытаскивая собственный пистолет.

— Если хоть один волос упадет с ее головы… — прорычал он.

Шкиппи захохотал:

— Ну тогда, счастливого путешествия, Пити…

Вжиииииииии!

Подскочив от неожиданности, тати уставились на горизонт, где возникли три черные точки.

— Вампиры! — прошептал Пити.

Мэй подхватила Пессимиста на руки и, отшвырнув веревки, пустилась наутек.

— Убегает! — заорали за спиной. Обернувшись, Мэй увидела шайку татей, которые неслись следом, выхватывая пистолеты на бегу. — Стоять, ни с места!

Но Мэй летела вперед. Сзади послышался нарастающий визг и скрежет, а потом ее накрыла черная тень. Посмотрев через плечо, Мэй успела увидеть, как пара бледных рук уносит Тощего Шкиппи ввысь и как тот роняет отобранный у Мэй лук со стрелами. Остальные тати при виде вампиров разбежались.

Мэй закусила губу, глядя на оружие, валяющееся в песке, и метнулась подбирать. Когда она выпрямилась, на нее как раз пикировал вампир. Мэй оглянулась. Можно опять кинуться наутек, но если вампир увидит, как она вбегает в «Бездну скорби», там он ее точно выследит.

Мэй усилием воли заставила себя стоять смирно.

Натянула тетиву, прицелилась в приближающегося вампира — изо всех сил надеясь, что еще помнит, как это делается, — и выстрелила, чуть не сев на землю от сильной отдачи. Вампир обратился в камень на лету и просвистел мимо. Мэй, сама не верившая, что получится, удивленно уставилась на лук.

Однако истошный визг в вышине тут же привел ее в чувство.

Мэй бросилась к «Бездне скорби».

До вывески оставалось буквально несколько шагов — и никаких признаков входа. Оглянувшись, Мэй увидела, что вампиры закладывают вираж, устремляясь к ней. Тогда она прокатилась по песку, словно на коньках, и въехала под щит с вывеской. Вампир пролетел прямо над головой. И тут Мэй поняла, что все еще катится, катится — а потом проваливается куда-то в темноту.

Глава одиннадцатая Бездна скорби

Мэй с Пессимистом крутило и вертело по стенкам какой-то темной чаши, словно воду, смывающуюся в слив раковины. Потом они полетели с высоты. Мэй решила, что сейчас они расшибутся в лепешку, но они все падали и падали. Отверстие наверху сжалось до размеров булавочной головки. Наконец Мэй на что-то приземлилась — и ее тут же подкинуло обратно в воздух, она снова шлепнулась и снова подпрыгнула. Что там пружинит, она не видела, вокруг стояла кромешная тьма, но похоже было на батут. Постепенно высота прыжков сокращалась, и вот Мэй уже лежит ничком на пружинистой сетке. Пессимист плюхнулся ей на голову. Перекатившись, Мэй сползла с края и мешком обрушилась на землю.

Встав наконец на ноги, девочка попыталась осмотреться. Кругом темнота, хоть глаз выколи, только впереди светится призрачным голубоватым сиянием прямоугольная будка. Внутри застыла такая же светящаяся фигура, одетая в поеденный молью кардиган поверх белой блузки с воротником. На носу очки, на голове — сиреневая искусственная завивка.

Мэй осторожно подплыла поближе и прочитала имя на карманчике блузки: Эдит. Скучающий взгляд кассирши был устремлен куда-то вдаль, на посетительницу она даже не посмотрела.

— Э-э… — Откашлявшись, Мэй все-таки решилась обратиться. — Э-э, простите… — Медленно, словно на шарнирах, кассирша повернулась. Глаз у нее оказался только один, на месте второго зияла пустая глазница, из которой выполз червяк. Упорно храня молчание, она дожидалась, пока Мэй сама изложит, зачем пришла.

Мэй сплела пальцы, собираясь с духом. Она еще не отошла от вести про Тыквера.

— Я правильно понимаю, это развлекательный парк «Бездна скорби»?

Медленно, словно делая величайшее усилие над собой, кассирша наклонила голову, показывая взглядом на рулон билетиков.

— Ой! — Мэй обрадованно зашарила по карманам. — Сколько стоит?

Кассирша смотрела сквозь нее.

Тут Мэй вспомнила про монеты, позаимствованные в Белль Морт и вытащила из кармана пригоршню. Только бы хватило…

Кассирша перевела безучастный взгляд на горстку металла. Потом высохшая, рассыпающаяся в прах рука медленно оторвала от рулона билетик и просунула в окошко.

— Спасибо! — Повертев головой в темноте, Мэй вопросительно посмотрела на кассиршу. Та с протяжным вздохом отвернулась от окошка.

Только теперь, приглядевшись, Мэй заметила в той стороне черный бархатный занавес. Икнув от неожиданности, она переглянулась с Пессимистом и двинулась туда. Занавес плавно отъехал, но за ним тоже царила сплошная непроглядная темнота. Мэй шагнула вперед и подождала, пока занавес закроется за спиной.

Высоко-высоко наверху — наверное, на высоте двадцатиэтажного дома — замигала красная лампочка. Через секунду раздался пронзительный звон, от которого заложило уши и затряслась под ногами земля. Где-то над головой защелкало и загрохотало. Теперь, в красноватом свете, Мэй увидела, что они стоят на дне глубокого колодца, а вверх, как ложи в театре, уходят сотни ярусов, теряющиеся в вышине. На каждом ярусе, хлопая, открывались двери. Мэй попятилась, но земля вдруг поплыла из-под ног, и девочка шлепнулась прямо в подлетевший деревянный гроб. Схватив Пессимиста, она забарахталась, пытаясь выкарабкаться, но было уже слишком высоко.

В дверях начали появляться какие-то фигуры. Мэй не сразу поняла, что они механические, как Санта-Клаусы перед домом Брайди Макдрамми в Кабаньей Лощине. Их там были тысячи — призраки в костюмах гробовщиков, женщины с паутиной в волосах, белыми, как мел, лицами и густо подведенными глазами. Слетая с ярусов, они парили на невидимых нитях, подвешеных к теряющемуся в вышине потолку, выделывая в воздухе плавные кульбиты и пируэты под заунывное загробное пение.

Гроб поднимал их все выше и выше — и вдруг, словно включили разом все лампочки во Вселенной, кромешная тьма рассеялась, и внизу раскинулся огромный парк аттракционов. Бескрайний, ослепительный — но в темных тонах, — переливающийся всеми оттенками фиолетового, зеленого и синего.

Гроб стремительно ухнул вниз, в самую гущу открывшейся кутерьмы, и помчался в мерцании свечей над булыжной дорожкой, петлявшей по парку. Механические призраки, не прекращая пения, окружили гроб. В руках они держали светящиеся таблички «ОБЗОРНАЯ ЭКСКУРСИЯ».

Мимо неслись аттракционы. Гигантские горки взмывали так высоко, что Мэй даже не видела, где они заканчивались. Слева мелькнула пещера, над которой болталась кривая табличка с пылающими буквами: «ТОННЕЛЬ УЖАСОВ». Справа громоздился особняк со следами былой роскоши — веранда просела, ставни покосились, а местами вообще валяются на полу. Изнутри неслись вопли ужаса. Судя по табличке на балюстраде, это был «ОГОЛТЕЛЫЙ ОСОБНЯК». Они пролетели мимо «НОЧИ НА ГОРЕ БАНШИ» (из трещин на крутых склонах вырывались столбы пламени), потом мимо «ВАМПИРСКОГО ЛОГОВА» (вход через распахнутый вампирский рот). Ревели водопады, пахнущие хлюп-газировкой; торчали тут и там серебристые подернутые ржавчиной киоски со смрадным лимонадом и скелекексами всех цветов радуги, от кроваво-красного до гнило-коричневого; бесчисленные лавочки ломились от сувениров — плюшевых мумий, бензопил, кандалов и прочей всячины с аляповатой надписью: «БЕЗДНА СКОРБИ».

Но хотя все аттракционы исправно работали, нигде не было видно ни души. Ни единого посетителя.

Мэй пошарила глазами, надеясь отыскать хотя бы кого-нибудь. Мощеная дорожка под летящим гробом разветвлялась на тропки поуже, ведущие к аттракционам, а в земле то тут, то там зияли дыры с направленными вниз стрелками и надписями типа: «СИГАЙ ВНИЗ — БУДЕТ НЕПРИЯТНЫЙ СЮРПРИЗ» или «КТО СМЕЛЫЙ — МОГИЛЬНЫХ КОНФЕТОК ОТВЕДАЙ». Они пролетели над могильником с мумиями, потом мимо стоянки ракет, отправлявшихся с экскурсиями на соседние звезды, и лодочной заводи у Стикса. Видимо, раньше сюда причаливали лодки со всех краев Навсегда. Но теперь не было ни одной.

Впереди показался бархатный занавес, через который Мэй входила, и она только сейчас осознала, что гроб провез их по кругу. Механические призраки замедляли свои кульбиты, пение делалось протяжнее, голоса слабели. Гроб плавно затормозил, и призраки разлетелись по своим дверцам, скорбно помахав на прощание. Поглядев по сторонам, Мэй подхватила Пессимиста и выбралась из гроба.

Стоило ей ступить на землю, как в руки — словно из ниоткуда — порхнула карта, на которой разными призрачными цветами были обозначены аттракционы. «Куда пойдем?» — спросила она.

— Не знаю… — изумленно откликнулась Мэй.

«Может, в Оголтелый особняк?» — предложила карта.

Мэй помотала головой. Если она здесь не из-за Тыквера, то зачем? Сглотнув подступающие слезы, она побрела по первой попавшейся мощеной дорожке, которая привела ее в рощу с мертвыми зловещими деревьями, тянущими к ней свои крючковатые ветки. Может, все-таки где-то кто-то есть? Может, тати наврали? Не хотелось раскисать так сразу.

— Если здесь кто-то и есть, — задумчиво пробормотала Мэй, — то где они прячутся?

Кроме грохочущих аттракционов и переливающихся огней, больше никакого движения не наблюдалось. Вздохнув, Мэй уткнулась в карту.

И увидела, как замигал Тоннель Ужасов.

Мэй забралась в пустую лодку у въезда в Тоннель и усадила Пессимиста рядом с собой на скамью. Под днищем плескалась темная вода, скрывающая невесть каких рыскающих в глубине тварей. Мэй покрепче прижала к себе кота, и лодка нырнула во тьму. Слышно было только, как капает с потолка.

Пальцы Мэй нервно заскребли у Пессимиста за ухом, но кот вывернулся, возмущенно сверкнув зелеными глазами.

В лодке воцарилось напряженное ожидание — вот-вот из темноты бросится какая-нибудь гадость. Со всех сторон послышался нарастающий шепот, от которого мороз шел по коже. Справа блеснул огонек, а чуть подальше, в подворотне, Мэй разглядела вывеску: «Хламбургеры — ешь от души, пока душа не ушла в пятки». Из-за двери доносился едва различимый смех. Запись? Или настоящие призраки? Лодка притормозила. На мгновение замешкавшись, Мэй схватила в охапку Пессимиста и выпрыгнула уже на ходу.

Дверь в «Хламбургеры» оказалась тугой, но Мэй налегла всем весом, и она со скрипом подалась. Мэй шагнула внутрь — и попятилась от неожиданности. Зал за дверью был битком набит призраками. Расположившись за столиками и за стойкой из красного дерева, они смотрели теневизор. Женщина в черном костюме держала за руку смуглую девочку в розовом нарядном платье, парочка в разноцветных одеждах, расшитых бисером, тоже держалась за руки, хотя одна рука висела отдельно от тела. Девушка с длинными черными волосами, закутаннутая в сари, приветствовала Мэй мрачным кивком. Несколько бесформенных, мешковатых призраков с рогами, выпирающими зубами, носами картошкой и синеватыми губами подтолкнули друг друга локтем при виде Пессимиста, но тут же снова уткнулись в теневизор.

Прозрачный бармен — с нафабренными усиками, в фартуке и нарукавниках — расплылся при виде Мэй в улыбке.

— Берите табурет, мисс, присаживайтесь. Выпейте хлюп-газировки, — предложил он, не сводя глаз с Пессимиста.

Мэй подлетела к стойке, и бармен нацедил ей бокал склизкой прелой жидкости. Она вежливо взяла напиток, но заставить себя попробовать не смогла. До этого Мэй как-то не задумывалась, что там, собственно, в хлюп-газировке намешано — судя по запаху, не иначе как содержимое ночного горшка и дурной запах изо рта.

— Откуда бежите?

— То есть?

Бармен смотрел на нее с грустной улыбкой:

— Из Призрачного, с северных краев или с моря?

— Бегу?

— Ваш город в Кливилград номер какой превратили? Мой — в семьдесят третий. А все мои друзья… — Он печально махнул рукой и принялся протирать стеклянную кружку.

— Так тут, значит, убежище? — догадалась Мэй.

Бармен удивленно вскинул глаза, не веря, что она вправду не знает:

— Одно из последних на всей земле. Пока никто из темных духов до нас не добрался. — Он со вздохом поставил кружку и взял следующую. — Стараемся как можем. — Бармен снова покосился на Пессимиста, обмотавшегося вокруг шеи Мэй, словно шарф. — Кого только к нам не заносит. Но кошачий призрак… Такого не каждый день встретишь. Они же первыми под раздачу попали, сами знаете.

Мэй знала. Котов в Навсегда запретили, потому что они нагоняли смертельный ужас на злющих Черных псов. А теперь пропали и остальные животные — даже Псы… Невесть куда.

Девочка огляделась. Полная комната призраков — с миру по нитке, — скрывающихся в недрах Тоннеля Ужасов. И это еще счастливчики, им хотя бы удалось спастись… Мэй душили слезы.

— Я вообще-то ищу своего друга, — просипела Мэй. — Но он… — Слова застряли в горле. Она откашлялась. — Он…

Увидев слезы в ее глазах, бармен вытащил из кармана жилетки ветхий, разлезшийся бумажный платок и протянул его Мэй.

— Эй, ты же она самая!

Мэй подняла голову. Перед ней стояла девушка в сари. Несколько призраков, оторвавшись от тенеэкрана, с любопытством оглянулись на них.

— Да, точно, — сказал кто-то. — Та самая, которая должна спасти мир от гибели.

— Кто?

— Тушка Мэй или как ее там.

— Пташка, — поправила Мэй. — Пташка Мэй.

— Ну да, да.

Смерив ее оценивающим взглядом, призраки снова прилипли к теневизору.

— Теперь понятно, почему все так безнадежно, — угрюмо пробурчал кто-то, но Мэй не разглядела кто. Она представила себя со стороны: да, подросла, но все такая же худосочная. Хоть извиняйся за то, что не оправдала надежд.

— Не обращайте внимания, — вяло махнул рукой бармен. — Все подавлены. Ясно же, рано или поздно Кливил нас и тут отыщет. Прятаться больше негде.

— Но… Почему вы ничего не делаете?

Кто-то хохотнул — возможно, тот же самый кто-то, что и в прошлый раз. Бармен грозно покосился в ту сторону.

— Пташка Мэй, ха! — проворчал какой-то призрак.

— Ладно, Книге Мертвых и раньше случалось ошибиться, — поддакнул кто-то.

— Да? — поперхнулась Мэй.

Теперь хохот послышался сразу с нескольких сторон.

— Конечно! А ты что думала, будущее в камне высечено? Оно же еще не произошло, — объяснил один из хохотавших.

— Вы вроде говорили, что кого-то ищете, — вмешался бармен.

Мэй мотнула головой, переваривая услышанное. Неужели Книга Мертвых и вправду ошиблась? Может такое быть?

— Я вообще-то… — рассеянно проговорила Мэй. — Я искала своего друга Тыквера, но…

С таким же успехом Мэй могла бы выстрелить из лука посреди зала. Все разом обернулись к ней.

— Тыквера? Певца? — переспросил бармен.

Мэй кивнула, не понимая, что случилось.

— Ты дружишь с тем самым Тыквером? — не поверила девушка в сари.

Мэй снова кивнула.

Повскакав с мест, все бросились к ней, обступили, пытаясь дотронуться и пожать руку.

— А дашь автограф? — попросил кто-то.

— У тебя, случайно, не завалялось лишнего локона на продажу?

— Очень мало очевидцев.

— Очевидцев? — повторила совсем сбитая с толку Мэй.

Призраки закивали.

— Он очень тщательно скрывается, как ни жаль.

— Но… — Сердце у Мэй сжалось. — Вы, наверное, не слышали еще. Он… его превратили в ничто.

Все ошеломленно замолкли. И тут же зал сотряс новый взрыв хохота.

— Да, это он молодец, — со знанием дела кивнул кто-то.

— Тыквер в своем репертуаре.

Мэй ошарашенно подхватила Пессимиста на руки и нервно оглянулась. Спятили они тут все, что ли?

— Вы о чем?

— Ты что, веришь всему, что в газетах пишут? — ехидно улыбнулась девочка в розовом платье. — Тыквер специально распускает слухи, чтобы фанаты не доставали. Несколько месяцев назад он якобы сбежал с Мэри Вашингтон в Элизиум. А до того его похищали инопланетяне.

— Инопланетяне, ага, — скептически хмыкнула женщина с ножом в голове. — Любой дурак знает, что инопланетян не существует.

— Тыквер жив! — крикнул кто-то.

— Это все самообман, — огорошил собравшихся бармен. — Тыквера превратили в ничто. Я сам видел снимок.

Половина призраков, которые до этого молчали, принялись согласно кивать.

Мэй словно раздирали на миллион разных кусочков — только что вспыхнувшая надежда снова рухнула.

— Тешим себя иллюзиями, — пробасил какой-то из бесформенных призраков. — Мы себе что угодно выдумаем, только бы не верить в худшее. На днях слышал, будто он прячется в караоке-баре, где-то в дальнем углу этого самого парка. — В ответ раздался многоголосый хохот.

Бармен печально улыбнулся:

— Мы, конечно, сидим тут, в Тоннеле, и носу не высовываем. Кто их, гулей, знает, когда им вздумается заглянуть в Бездну.

Но Мэй с Пессимистом, не дослушав, уже ломились в массивную дверь, ведущую наружу.

Глава двенадцатая Караоке-бар «Белая кость»

«Живая музыка! Угощение!»

Мэй застыла перед входом в караоке-бар «Белая кость», примостившийся на темном пустынном пригорке в дальнем углу парка. Сглотнув, Мэй просочилась через двойные двери в тускло освещенный коридор. Он тянулся куда-то вглубь, теряясь в темноте. По стенам висели музыкальные пластинки в рамках — все крутились, негромко проигрывая песни на самых разных языках. Коридор вывел Мэй в прокуренный зальчик, где в красных плюшевых креслах сидела перед маленькой темной сценой горстка призраков. Один тихо тлел, словно его только что вытащили из огня.

На сцене белело пятно света от единственного прожектора. И в этом пятне, на красной истлевшей кушетке, лежала ничком долговязая фигура, тянувшая в микрофон: «Никтоооо не знааааает, как мой путь одинооооок… — Заунывный голос напоминал горестное мычание раненой коровы. — …Сквозь ноооочь и веееетер мне идти сужденоооо, нигде не свеееетит мне родноооое окнооооо…»

Мэй приросла к полу.

— Мью, — выдохнул Пессимист.

Услышав мяуканье, исполнитель слабо дернул головой. Потом приподнялся и сел вполоборота. Мэй рванулась вперед, — но ее тут же ухватили под локти и дернули обратно. Вскочившие с мест двое духов в красной бархатной униформе крепко держали Мэй с двух сторон. Пессимист, не растерявшись, вонзил зубы в ближайшую лодыжку. Призрак взвыл.

— Тыквер! — вырываясь, крикнула Мэй.

Исполнитель, не выпуская микрофона, повернулся наконец лицом в зал. Огромная перекошенная мучнисто-белая тыква вместо головы, большие черные глаза, кривая усмешка — страх да и только, если не знаешь обладателя всего этого лично. Уныло свесив желтый соломенный чубчик, Тыквер во все глаза смотрел на Мэй.

— Тыквер, это я! — закричала девочка.

На миг лицо призрака озарилось безграничным счастьем, а кривая усмешка растянулась в радостную улыбку до ушей. Но радость тут же сменилась сердитой гримасой, обращенной сперва к Мэй, потом к Пессимисту, а потом Тыквер просто уставился вдаль, будто забыв о существовании девочки с котом. Щелкнув пальцами, он подозвал тлеющего призрака и, когда тот подошел к краю сцены, прошептал что-то ему на ухо. Призрак кивнул и, пожевав узкими синими губами под тонкой полоской усиков, обратился к Мэй:

— Он говорит, надо же, кого кошка на хвосте принесла.

Мэй подняла глаза на Тыквера. Тот, скрестив руки на груди, с демонстративно скучающим видом отвернулся к кулисе и начал общипывать секущиеся кончики соломенных волос. Мэй потеряла дар речи. Беспомощно, как рыба, разевая рот, она посмотрела сперва на Тыквера, потом на тлеющего призрака и наконец выдавила, поперхнувшись:

— Вы кто?

Призрак, дернув верхней губой, поправил обгоревший галстук:

— Я агент Тыквера. Аврил.

— Агент?! — оторопела Мэй. Тыквер снова что-то прошептал Аврилу, а потом опять отвернулся, скрестив руки.

— Тыквер велел все вопросы задавать через меня.

— Тыквер… — простонала Мэй. — Ну ты что? В чем дело?

Тыквер постоял в раздумьях. Потом шепнул что-то агенту.

— Он говорит: вообще-то, если у кого память плохая, ты его бросила, обрекая на одиночество и страдания.

У Мэй упало сердце.

— Передай ему, что мне очень жаль. Но теперь-то я вернулась.

Тыквер громко вздохнул и снова зашептал.

— Он спрашивает, где же ты была все те бесчисленные разы, когда он едва уносил ноги от гулей.

Мэй лихорадочно подыскивала ответ в свое оправдание.

— Но ведь он сам велел мне идти. И не возвращаться.

Тыквер задумался надолго. Наконец последовала новая порция шепота.

— Он говорит, что тогда он так считал, а потом передумал, — озвучил услышанное Аврил.

Мэй не нашла что ответить. Тыквер стрельнул в нее глазами, хмуря перекошенный лоб. Потом он задумчиво пригладил торчащий чубчик. А потом снова зашептал.

— Говорит, откуда ему знать, что ты снова его не бросишь.

Мэй закусила губу. Кажется, лед тронулся.

— Не знаю, Тыквер. Но я постараюсь. Изо всех сил постараюсь больше тебя никогда не бросать.

В глазах Тыквера мелькнул интерес. Пристально поглядев на Мэй, он что-то пробормотал.

— Говорит, ты изменилась. Раньше ты была маленькая.

Мэй, которую по-прежнему цепко держали, не давая поднять руки, только беспомощно пожала плечами. Она представила себя со стороны — долговязая, нескладная, коленки выпирают, как у жеребенка, длинные черные волосы спутались…

— Я выросла, — проговорила она извиняющимся тоном. Голос дрогнул. — А еще… — Он прервался совсем. — Еще я умерла.

Тыквер вздрогнул. Крупная слеза набухла в уголке левого глаза и медленно поползла по щеке. Певец кивнул телохранителям, и те ослабили хватку.

Мэй замерла в нерешительности. Но тут Тыквер, раскинув руки, сиганул со сцены, как нелетающая птица дронт. Мэй кинулась к нему и уже через секунду оказалась в его леденящих объятиях, таких крепких, словно он собрался ее раздавить. Наконец Тыквер выпустил Мэй, озарил широченной улыбкой и прижал к себе снова. Потом издал дикий вопль и сгреб в охапку Пессимиста.

— Чмок-чмок-чмок-чмок! — Пессимист делал вид, что возмущен таким безобразным обцеловыванием со всех сторон, но на самом деле ему нравилось. Он лизнул Тыквера в нос, и призрак сжал его еще крепче.

Наконец Мэй, высвободившись, посмотрела на Тыквера обеспокоенным, но полным надежды взглядом. Теперь она почти доставала макушкой ему до груди.

— Тыквер! — выпалила Мэй, едва дыша. — А где остальные? Где Беа, где Фабио, где Люциус? А Изабелла, а Усик?

Тыквер мгновенно помрачнел и нахмурился.

Смерив агента и телохранителей недовольным взглядом, словно не понимая, что они тут забыли, он театрально вздохнул:

— Ни сна, ни отдыха измученной звезде.

На Мэй он посмотрел уже без всякого позерства, но от его взгляда у девочки пошел мороз по коже.

Глава тринадцатая Лорелея

— Значит, призраки просто отсиживаются тут в ожидании конца? — спросила Мэй.

Тыквер провел девочку на другой конец парка сквозь череду замаскированных дверей в стволах деревьев — к калитке, спрятанной позади гигантской головы вампира, так чтобы нельзя было заметить с неба.

— Они потеряли надежду, — объяснил Тыквер. — По-моему, надежды не осталось ни у кого.

Наклонившись к маленькой черной коробочке у калитки, он произнес вполголоса: «Тыквер — лучше всех!», — и калитка со скрипом отворилась. Мэй, изумленно покачав головой, прошла за Тыквером внутрь. Там им преградила путь вторая калитка. Призрак показал лицо в крошечную черную камеру, приткнувшуюся на соседнем черном дереве. Камера выпустила лазерный луч и просканировала зрачок. «Совпадает», — выдал компьютерный голос. У Мэй отвисла челюсть.

— Мне его в прошлом году построили, — объяснил Тыквер, увидев выражение лица Мэй на подходе к третьей калитке. — Ты себе не представляешь, как тяжело скрываться от папарацци. Думал, вот наконец-то есть где спрятаться от любопытных. Ну и на аттракционах покатаюсь. У меня и в мыслях не было, что придется сидеть тут вечно.

Из замочной скважины в калитке вылетело крохотное измазанное сажей существо с остроконечными ушами и шахтерским фонарем на лбу.

— А это еще…

— Барабашка, — с гордостью ответил Тыквер. — Очень редко попадаются, но нескольких все-таки удалось поймать, вот и мне перепало.

— Пароль! — сурово пропищал барабашка.

Тыквер многозначительно покосился на Мэй, а потом, надув щеки, продекламировал с наигранными театральными интонациями:

— Карл у Клары украл кораллы.

Барабашка, отвесив поклон, нажал кнопку, открывающую калитку:

— Добро пожаловать домой, Ваше Знаменитешейство.

И тут же, решив, что на него больше не смотрят, принялся крошечной отверткой откручивать петли. Пессимист, уютно свернувшийся у Тыквера на руках, заворчал.

— Хлопот с ним не оберешься, — признал Тыквер. — Особенно когда ночью он барабанит по стенам и не дает мне спать. — Он грозно сверкнул глазами на озорника, но тут же смягчился: — Ничего не могу поделать, такой лапочка.

Мэй прошла еще несколько шагов вслед за Тыквером — и остолбенела. Перед ними громоздилась белая кособокая усадьба.

— Это же…

— Я велел построить точную копию, — со вздохом пояснил Тыквер. — Нравится?

— Тыквер… — ахнула Мэй, оглядывая белые стены. Горло сдавило от тоски. — Но зачем?

Дом был как две капли воды похож на Седые Мхи: широкое крыльцо, темные окна, даже стены такие же просевшие. Тыквер, оставив вопрос без ответа, повел Мэй внутрь.

— Конечно, пришлось кое-что переоборудовать, — предупредил призрак и щелкнул выключателем. С потолка, рассыпая разноцветные искры, спустился зеркальный шар.

Они вплыли в комнату, которая у Мэй дома была холлом. Тыквер устроил здесь просторную гостиную в когда-то белом, а теперь пожелтевшем виниле и с заляпанным ковром цвета слоновой кости. На стеллажах вдоль стен выстроились видеоигры — «Побег из могилы», «Зомби на льду», «Нашествие экзорцистов» и прочее в таком же духе. В углу стояли настольный футбол и батут. Отовсюду глядели огромные изображения Тыквера. На стенах, обитых золотой парчой, красовались прозрачные витринки с наградами и семнадцать статуэток Серебряного Кошмара.

Тыквер повел Мэй в следующую комнату, где с потолка летели стайки мыльных пузырей. Еще там стояло четыре автомата с хлюп-газировкой и кресла из запаянных аквариумов с механическими пираньями.

— Бинты от мумий! Импортные! — с гордостью показал Тыквер на потрепанные кисейные занавески. Из окон открывался эксклюзивный вид на Гору Банши.

Призрак обернулся, оценивая произведенное впечатление.

— Да… здорово. — Мэй изо всех сил постаралась изобразить восторг, хотя увиденное как-то слегка зашкаливало.

Тыквер расплылся в улыбке и жестом пригласил гостью сесть в пираньевое кресло. Сам он устроился у нее на коленях, тиская Пессимиста, пока тому не надоело и он не спрыгнул на пол. Мэй почувствовала, как пираньи щиплют ее снизу сквозь обивку. Пессимист замахивался лапой, пытаясь их ловить.

— И?.. — спросила Мэй.

— И?.. — болтая ногами, повторил Тыквер, имея в виду «И что?».

— Ты собирался рассказать, — напомнила Мэй. — Про остальных.

— Ага, — кивнул Тыквер, все еще сияя широко распахнутыми глазами, словно пытаясь собраться с мыслями. А потом вдруг сложился пополам, уронил голову на руки и разрыдался.

— Сначала они уа-а-а-а-а-а-а, — рыдал он. Мэй испуганно заерзала, пытаясь высвободить колени из-под острых локтей призрака.

— Тыквер, ты что?

Он выпрямился, всхлипывая.

— А потом, а потом их… — захлебнувшись слезами, он снова уткнулся лицом в колени Мэй. — Буа-а-а-аааа! Муы-аааааа-аа!

Пижамные штаны Мэй промокли от слез.

— Тыквер! — она похлопала его по плечу. — Я ни слова ни понимаю.

Призрак поднял голову, хватая воздух ртом, и шумно вытер носовые прорези ветхим рукавом. Вот почему он не хотел рассказывать на людях, догадалась Мэй. Тыквер снова сложился пополам, сотрясаясь от рыданий. Мэй поняла, что лучше дать ему выплакаться, и стала просто молча гладить по спине. Наконец Тыквер успокоился и заговорил сиплым от слез голосом.

— Так что с ними случилось? — спросила Мэй, уже не уверенная, впрочем, что готова услышать ответ.

— Когда ты исчезла, мы выбрались из Южного местечка, а потом на какое-то время разделились. Беатрис с мамой уехали в Селение неупокоенных душ, и Фабио тоже с ними. Люциус отправился путешествовать по стране. А я назад, в Белль Морт. — Тыквер судорожно всхлипнул.

— На двери Пчелиного домика висел пергамент, сообщавший, что меня лишили обязанностей домового призрака. — Тыквер грустно уставился куда-то сквозь пол. — Так что к вам я больше являться не мог.

Я впал в тоску и уныние. Не знал, куда себя деть, Усику вот только помогал по хозяйству. Смотрел сериалы, попробовал вязать крючком — получилось отвратительно. — Он вытащил из-под расползающейся рубашки неказистый шарфик и помахал им перед Мэй. — Но самое странное, в городе у меня начали просить автограф. Сперва я не понимал, в чем дело, а потом, когда в ресторане меня вдруг стали уговаривать спеть, выяснилось, что обо мне уже порядком наслышаны. — Тыквер посветлел лицом. — Это, оказывается, те гоблины, которых мы утихомиривали у Окаменелого перевала, пустили слух о том, какой я замечательный певец. — Тыквер восхищенно покачал головой.

Пессимист со вздохом посмотрел на Мэй.

— Тыквер… — Девочка тихонько толкнула призрака.

Моргнув, звезда вернулась в реальность.

— В общем, я начал выступать с небольшими концертами в Белль Морт — и сразу стал собирать полные залы. — Тыквер театрально вздохнул. — Сама знаешь, как бывает. У меня появился продюсер, и он сказал, что надо переезжать в Призрачный город, вся театральная жизнь там.

— Я видела твою афишу! — воскликнула Мэй.

— Да, я пользовался популярностью, — небрежно кивнул Тыквер, но тут же озабоченно подпер подбородок кулаком. — А сколько ты видела? Я там хорошо получился?

— Тыквер, про остальных…

Призрак выпрямился:

— Да. В общем, выяснилось, что Люциус теперь тоже там, в городе, и Беатрис с Фабио. Изабеллу они оставили в Селении, там безопаснее. Наверное, им наскучило прозябать без дела среди неупокоенных. Мы сняли мансарду на четверых в Сиянти. Беатрис занялась рукоделием и штопкой, Фабио просиживал дни напролет в кофейнях и оттачивал поэтический талант, а Люциус… Люциус в основном развлекался тем, что засовывал наши подштанники в морозилку. А потом… — Тыквер затравленно забегал глазами.

— Что потом, Тыквер?

Он уставился вдаль невидящим взглядом:

— Потом пришли темные духи. С каждым днем их становилось все больше и больше. Хватали всех подряд, заковывали в кандалы и уводили. Вместо милых лавочек отгрохали сетевые супермаркеты — мерзкие, безликие, однотипные. — Он покачал головой. — К тому же забитые всякой дешевой дрянью. — Глаза его на секунду затуманились. — Мы сбежали в Белль Морт, но Усика там уже не было. — У Тыквера задрожали губы. — Пропал неизвестно куда. Я написал тебе тайное послание на пыли, на случай, если ты вдруг вернешься. — Он отвел взгляд. — И мы отправились на север. Но до этого…

— Что?

— Я с ним повстречался. С Бо Кливилом. То есть вот прямо лицом к лицу. Не так, как в Южном местечке. Он пришел понаблюдать, как идет поимка призраков. Врагу не пожелаю оказаться с ним рядом. Ни за что! Словно в черную дыру заглянул.

Мэй поняла, что он имеет в виду. Ей на встречи с Кливилом «везло» куда чаще, чем любому другому духу. И она тоже надеялась больше никогда с ним не видеться.

— Как раз тогда Люциусу пришла в голову мысль, — продолжил Тыквер.

— Какая мысль?

— Пробраться в Центр исследования живых в Огненной Вилке. Парень в свое время начитался сказок про призраков и кое-что почерпнул. В общем, он оказался прав. У них нашелся экспериментальный межизмеренческий телефон. — Мэй почувствовала, как зашевелились волосы на затылке. — Мы пытались дозвониться тебе и позвать на помощь.

— Да! — закричала Мэй. — У вас получилось, я вас слышала! Мама сказала, что это на линии неполадки, а я…

Тыквер скорбно кивнул. И тут до Мэй дошло.

— Но, Тыквер, звонок ведь был всего пару недель назад! Где же остальные? Они с тобой жили?

— Нас засекли на выходе из исследовательского центра, — прошептал призрак едва слышно, уткнувшись взглядом в пол. — Гули. Мы разбежались, но всех остальных схватили. Я единственный спасся. — Тыквер сгорбился, словно пытаясь стать как можно меньше и незаметнее. — Они за мной даже не гнались. Я ведь всего лишь домовой, чего меня бояться…

У Мэйзащемило сердце от жалости к Тыкверу. Он сидел в своем пираньевом кресле, такой щуплый и безобидный. Домовые в Навсегда числились самыми никчемными из призраков — ни на что больше не годными, кроме домашней работы.

— Но я за ними проследил. Правда, толку от моей слежки… Видел, как гули погрузили всех на корабль в морском порту и уплыли. Курсом на северо-восток. Туда вроде бы всех пленных свозят. Наверное, теперь они уже в тысячах миль от берега. — Мэй взяла его горестно повисшую руку в свою. — Я ничего не смог для них сделать. Наверное, я и вправду никчемный.

— Ничего, Тыквер. Не надо было оставлять тебя одного. — Мэй легонько сжала его пальцы, утешая.

— Я так рад, что ты вернулась. — Тыквер сжал ее ладонь в ответ. Он явно хотел еще что-то сказать, но не решался. — Хотя мне, правда, очень жаль, что ты… ну… — Он провел ребром ладони по горлу, имея в виду «умерла».

Мэй, понурившись, принялась общипывать заусенцы.

— Что теперь твоя мама будет делать?

Мэй помотала головой, на глаза навернулись слезы. Тыквер положил ей руку на плечо.

— Дни нашей жизни утекают, словно песок в часах, — торжественно продекламировал он, тоже прослезившись.

— Ох, Тыквер… — Мэй невольно улыбнулась.

— А… вот! — Тыквер слегка приободрился. — Хочешь, покажу одну потрясающую штуку?

— Подарок от королевы Елизаветы, — пояснил он на ходу. Они плыли по длинному коридору, увешанному разномастными ключами. Пессимист плелся следом. — Большая моя поклонница. Обожает мюзиклы.

— А зачем столько ключей? — полюбопытствовала Мэй.

— А… — отмахнулся Тыквер, — это от разных городов. Мэры вручали. Вот от Черепушек, а этот от Жутких Хлябей…

Они миновали домашний кинотеатр и несколько тематически отделанных гостиных — в стиле сказок «Тысячи и одной ночи», в стиле «Титаника», в стиле вестернов. Еще у Тыквера нашлась домашняя телепаграфная будка (посылать телепаграммы в любой конец страны) и комната, забитая подарками от обожателей: плюшевые мумии, засушенные цветы, два карамельно-розовых катафалка, ярко-оранжевая надувная лодка с изображением Тыквера (видимо, прознали о его любви к плаванию), сотни упаковок «Омерзительной резинки»…

— А как же Шекспировское варьете? — вспомнила Мэй. Попасть в труппу к Шекспиру было заветной мечтой Тыквера, которую он лелеял сотню с лишним лет.

Тыквер, резко остановившись, обернулся с печальным видом:

— Я… ходил к ним на прослушивание в прошлом году, они были в Призрачном городе на гастролях. — Он огорченно погрыз кончики длинных белых пальцев. — Все говорили, что роль, считай, у меня в кармане. Из варьете обещали позвонить, если я пройду, но…

— Ох, Тыквер… — Мэй сочувственно понизила голос. — Неужели не позвонили? Не может быть!

Тыквер через силу покачал головой:

— Наверное, я просто не дотягиваю до их уровня.

Мэй крепко обняла его за плечи:

— Они просто не представляют, какого актера упустили.

— Может, если бы я прослушался еще разик… — Тыквер не договорил. Оба понимали, что не скоро теперь возобновятся прослушивания в Шекспировском варьете.

Мэй невольно вспомнила свои заветные мечты. Для их исполнения надо было, прежде всего, остаться в живых. Но теперь они с Тыквером хотя бы нашли друг друга. Уже кое-что.

— Она у меня в пруду за домом, — устремляясь прежним курсом, заявил Тыквер.

— Она?

— Подарок.

— Что ж тебе такое подарили?

Тыквер распахнул скрипучую дверь, за которой раскинулся увядший газон. Мэй ахнула. В бассейне плескалась, ныряла и кувыркалась ослепительная длинноволосая красотка в оранжевом купальнике.

— Это что? Водяной демон?

Тыквер рассмеялся.

— Да нет! Скажешь тоже! Конечно нет. — Он закатил глаза. — Еще мне водяного демона в собственном бассейне не хватало! Это лорелея. Они заманивают мореходов в морскую пучину. — Он пожал плечами. — Ну да, они дальние — очень дальние — родственницы водяных демонов. И разумеется, отлично плавают. Им даже вода Мертвого моря нипочем.

— Ух ты! — Мэй во все глаза смотрела на лорелею. Неужели такая милашка может нести гибель морякам?

Девушка улыбнулась Мэй ослепительной улыбкой.

— Ее зовут Мона Лиза. Хочешь погладить?

Мэй нерешительно двинулась за Тыквером к бассейну. Лорелея выпустила изо рта фонтан воды и, подплыв к бортику, выжидающе уставилась на Тыквера большими блестящими глазами.

— Красивые у нее глаза, правда?

Лорелея кокетливо захлопала ресницами, и Тыквер залился румянцем. Поверить невозможно! Тыквер влюбился в девушку, способную коварно заманить его на верную гибель.

Хотя, если подумать, ничего странного. Скорее даже закономерно.

Мэй в задумчивости посмотрела на лорелею. И слова сорвались с языка сами, еще даже не успев толком оформиться в мысль:

— Тыквер, а она быстро плавает?

Глава четырнадцатая В погоню за «Геспером»

Со сборами в дорогу управились в считаные минуты. Если корабль с Люциусом, Беатрис и Фабио еще плывет где-то в Мертвом море, нельзя терять ни секунды.

Мэй закидывала в котомку все, что могло пригодиться: звездосвет, одеяло, компас, щетку для волос (Тыквер настоял). Однако при виде одеяла Тыквер, смущенно помявшись с ноги на ногу, все-таки напомнил:

— Призраки ведь не мерзнут…

Мэй удивленно посмотрела на одеяло:

— Точно. — Она вытащила его из котомки и набросила на плечи Тыквера. — Нужно придумать, куда мы поведем захваченный корабль. Чтобы можно было пристать к берегу.

— Ты собираешься захватить корабль? — Тыквер, и так бледный, как привидение, побледнел еще сильнее. — Мамочки…

— А что остается?

Тыквер задумался.

— Ну, есть Портоград. Легенда всех легенд о призраках. Говорят, Кливил до него еще не добрался, боится зубы обломать — за своих знаменитостей мы горой. Там ведь все звезды. Это как Голливуд загробного мира. Но там опасно. Он слишком близко к… — Тыквер не договорил.

Мэй догадалась сама: слишком близко к Равнине Отчаяния и тому, что лежит за ней.

Девочка кивнула, собирая длинные волосы в тугой пучок на затылке:

— Надо будет подумать. Встречаемся здесь через пять минут.

Добежав до телепаграфной будки, она закрылась внутри. Над головой в воздухе тут же возникло изображение конверта. Мэй зажмурилась и стала сосредоточенно думать о том, что отправляет послание Хозяйке Северной фермы. Еще через секунду над головой возник листок бумаги, дожидаясь текста.

«Отчаянно нуждаемся в помощи. Точка. Пожалуйста, отыщите нас. Точка. Пташка Мэй». Девочка подняла голову. На листке виднелись те самые слова, которые она только что проговорила про себя. Скрестив пальцы на удачу, Мэй открыла дверь будки. Послание растворилось в воздухе. Только бы оно дошло до адресата!

Тыквер сидел у бассейна и сюсюкал с лорелеей.

— Милааашка, — вытягивая губы трубочкой, мурлыкал он. — Ты такая милаааашка. — Он посмотрел на Мэй: — Надеюсь, она не затем согласилась, чтобы заманить нас в морскую пучину?

Рядом с бассейном дожидался разноцветный старый фургон, разрисованный рекламой «Бездны скорби». В кабине уже устроился собранный в дорогу Пессимист, а за его спиной громоздилось огромное деревянное корыто. Тыквер нацепил на кота авиационные очки — скорее для красоты, чем для удобства, — но Пессимист, ничуть не смущаясь своего бравого вида, бодро вылизывал себя.

Дело было за малым: добраться до Мертвого моря. И надеяться, что план Мэй сработает.

ОСТАНКИ! ЗАСТЕНКИ! ДРОЖЬ В КОЛЕНКАХ! ХРУСТЯЩИЕ ГРЕНКИ! ЖДЕМ ВАС В «БЕЗДНЕ СКОРБИ»!

Покачиваясь, фургон медленно полз по барханам.

— Выключить никак нельзя? — прокричала Мэй Тыкверу.

— Что? — крикнул он в ответ, приставив ладонь к уху.

Мэй озабоченно глянула на небо. Включившийся в фургоне громкоговоритель не затыкался ни на секунду. Мало им было, что весь кузов обвешан двигающимися мумиями, а на капоте вращается череп, мигая фиолетовыми лампочками в глазницах. Мэй не сомневалась, что вампиры не заставят себя долго ждать.

Она оглянулась на лорелею, которая с загадочной улыбкой восседала в своем корыте. Не зря Тыквер назвал ее Моной Лизой.

На южном горизонте мелькал только Призрачный город — маленький и далекий, он, словно в прежние времена, упрямо тянулся ввысь своими шпилями, даже поблекнув и помрачнев под этим хмурым свинцовым небом.

У Мэй отлегло от сердца, только когда они наконец выехали на бескрайнее, раскинувшееся до самого горизонта, насколько хватал глаз, побережье Мертвого моря. Однако стоило выбраться из фургона, как страх перед вампирами сменился страхом перед маслянисто-черными водами. Пустота и тишина, ни корабля, ни намека на противоположный берег, сплошная коварная гладь.

Плеснув хвостом, лорелея нырнула в прибой.

Огромная оранжевая надувная лодка с тыкверским изображением рассекала волны, словно нож, впереди с бешеной скоростью мчалась лорелея, за кормой тянулся пенный шлейф. Берег окончательно скрылся из виду где-то час назад, и теперь вокруг колыхалась только маслянистая чернота.

Мэй начала опасаться, что шансы отыскать корабль с друзьями в этом безбрежном океане отчаянно стремятся к нулю. И вдруг впереди мелькнула крошечная точка. Мэй решила, что ей померещилось, но, оглянувшись на Тыквера, поняла, что он тоже ее заметил. Призрак нервно грыз ногти.

— Оно, да? — спросил Тыквер.

Мэй вытащила из колчана за спиной стрелу, готовясь натянуть тетиву в любой момент:

— Может быть. Посади Пессимиста к себе в котомку и закрепи получше.

Точка приближалась и росла. Теперь стало видно, что это действительно корабль. Не факт, правда, что именно тот. Большой черный галеон шел под всеми парусами — белыми и потрепанными.

Оглянувшись на пассажиров, лорелея прибавила скорость. Лодка скакнула вперед и понеслась, стремительно набирая ход. Мэй натянула тетиву, прицеливаясь. В ушах свистел ветер. Уже можно было различить гулей, снующих по палубе. И название корабля на корме — «Геспер». И тут Мэй ахнула. Среди всей этой маслянистой черноты и серой хмари на носу корабля блеснул крошечный огонек — будто лампочка. Светящаяся фигурка.

Люциус!

Стоявший на правом борту гуль вытянул руку, показывая на лодку. Рядом с ним заметались еще двое. Мэй натянула тетиву до отказа, и тут один из гулей схватил Люциуса за шиворот. Стрела со свистом пронзила воздух.

Есть! Наконечник стрелы воткнулся в грудь гуля, мгновенно обратив его в камень. Гуль повалился навзничь, увлекая Люциуса за собой.

Времени на раздумья не осталось, перед лодкой вырос борт корабля. Едва Мэй с Тыквером успели схватиться за свисающие с нижней палубы канаты, как лодка врезалась в толстую обшивку. Изо всех сил перебирая руками и ногами, друзья вскарабкались наверх и перевалились через леер на палубу. К ним тут же, громко топоча, кинулись двое гулей. Тыквер завизжал. Пессимист выскочил из котомки и затанцевал вокруг, изгибаясь, словно резиновая лента. Мэй прицелилась в ближайшего гуля и через миг тот уже каменел. Второй, подобравшись поближе, уже хотел сцапать Мэй, но Пессимист прыгнул ему на голову, и, пока тот с воплями крутился на месте, пытаясь отцепить кота, Мэй успела пустить стрелу. Окаменевший гуль повалился за борт, а кот изящным прыжком перескочил на леер.

На шум по трапу прибежала встревоженная девушка в белом платье — и изумленно всплеснула руками.

— Беатрис, осторожно! — Мэй пристрелила гуля за ее спиной.

Следом показался высокий военный с усами.

— Мамма мия! — воскликнул он.

Под их ошеломленными взглядами Мэй обратила в камень еще трех гулей. К ее собственному изумлению, все стрелы до единой били без промаха.

Тыквер с визгом носился туда-сюда по палубе, бестолково молотя своими длинными руками. Два гуля подступали к нему с разных сторон. Выхватив из колчана сразу две стрелы, Мэй разделила их пальцами, целясь одновременно в двоих, и спустила тетиву. Гули разом рухнули.

Беа и Фабио, не тратя время на разговоры, забегали по палубе в поисках подходящего оружия, а Мэй помчалась туда, где видела Люциуса. Из-под валяющегося на боку окаменевшего гуля ей махала бледная светящаяся рука.

— Люциус!

Рука отчаянно трепыхалась. Только теперь Мэй разглядела, что окаменевший гуль по-прежнему цепко держит мальчика за шиворот.

— Ия идавио! — просипел Люциус.

Мэй, пыхтя, попыталась отодвинуть гуля, но каменный идол не шевельнулся.

— Гблыбглб!

Мэй обернулась, для верности поставив ногу на окаменевшего гуля. К ней подступали еще трое.

Когда первый упал, сраженный стрелой, остальные двое остановились, посмотрели на Мэй, потом друг на друга — и с воем попрыгали за борт. Мэй стояла, держа наготове следующую стрелу.

Наступило затишье. Рядом с Мэй выросли Беа и Фабио, сжимая в руках, словно бейсбольные биты, обломки длинных досок и настороженно озираясь.

Мэй свирепо шарила глазами по сторонам, зачесывая обратно в пучок выбившиеся длинные пряди. Сверху, с «вороньего гнезда» на мачте, мяукнул Пессимист, сообщая, что опасность миновала.

— Тыквер! — встревоженно позвала Мэй.

— Здесь! — отрапортовал призрак, вылезая из стоящего рядом бочонка.

— Там еще кто-то остался? — спросила Мэй у Фабио.

Капитан проворно сбежал вниз по трапу и через секунду появился снова, отрицательно мотая головой.

Беатрис смотрела на Мэй, не веря своим глазам. Сама она ничуть не изменилась за время разлуки — все то же длинное белое платье с голубым кушаком, все та же аристократическая викторианская призрачная бледность. Она нерешительно подплыла к подруге.

— Это… это правда ты? Ты так… вытянулась…

Мэй кивнула:

— Это я.

Тонкие пальцы Беа взметнулись к губам, в глазах заблестели слезы счастья. Она кинулась Мэй на шею. И тут же обеих сгреб в свои мощные объятия Фабио:

— Мэй прийти нас спасать! Я знать, что ты будешь приходить!

Не выпуская девочек, он притянул в общую охапку и Тыквера.

Мэй почувствовала, как захлестывает сердце теплая волна. Наконец она здесь. Среди друзей. Среди тех, кто знает, что ее путешествие в страну призраков — не выдумки. Кто верит в нее саму. Понимает ее. За годы в Болотных Дебрях она уже забыла, как это.

— Но Мэй… — Беатрис вдруг отпрянула. — Ты почему-то холодная…

— Ыыыххх!

Все вспомнили про Люциуса. Он распластался на боку, припечатанный щекой к палубе. Мэй опустилась рядом с ним на колени, разглядывая зажавшую его каменную руку.

— Даже не представляю, как тебя вытащить…

— Разбить камень каратистским ударом? — предложил Тыквер.

— Мью, — поддержал возникший рядом Пессимист, который тут же очутился в жарких объятиях Фабио.

— Так мы ему шею сломаем, — возразила Беатрис.

— Шея — большое дело, — отмахнулся Фабио. — Повязает галстук — будет красавец.

Люциус сдавленно простонал. Судя по налившемуся краской лицу, ему было совсем худо.

Мэй в задумчивости закусила губу. Заметив неподалеку ведро, она кинулась к нему, прихватив по дороге веревку. Под озадаченными взглядами друзей Мэй погрузила ведро в волны — осторожно-осторожно — и вытащила полное почти до краев. Прикусив язык, она бережно, словно бомбу, опустила ведро на палубу.

— Держитесь подальше, — шепнула она, поднимая с палубы какую-то тряпку.

Ухватив ее самыми кончиками пальцев и не дыша, Мэй макнула тряпку в ведро, стараясь не задеть мокрые стенки.

Капая водой на палубу, девочка понесла тряпку к Люциусу. Остальные моментально расступились.

— Мммыыы! — запротестовал Люциус.

Мэй вытянула руку с мокрой тряпкой над каменной лапищей гуля, дождалась, пока с тряпки упадет крошечная капля, и жестом фокусника отдернула руку. Гуль тут же пропал как не было (чтобы в тот же миг возникнуть глубоко под водой, в Южном местечке). На палубе остался лежать скрючившийся Люциус.

Потирая шею, он перекатился на спину и изумленно распахнутыми голубыми глазами уставился на Мэй. Как и все остальные, он не прибавил в возрасте ни дня с того момента, как Мэй видела его в последний раз. На нее смотрел все тот же тринадцатилетний мальчишка. И хотя перенесенное потрясение оставило пунцовые пятна на румяных щеках, Люциус по-прежнему светился ровным мягким светом. И своей старой школьной форме — серому костюму с коричневым галстуком — он тоже не изменил.

— Ты… — начал он.

— Умерла, — подтвердила Мэй, вешая тряпку на стоящий рядом бочонок.

Беатрис ахнула, прижав руки к сердцу. Фабио неловко кашлянул.

Только на Люциуса новость не произвела никакого впечатления. Он поднялся, мотая головой и потирая затекшую руку.

— Я вообще-то хотел сказать, выросла. — Он тоже смущенно откашлялся.

— Ага. — Сглотнув, Мэй протянула руку, и Люциус, поглядев недоуменно, все-таки ее пожал. Почему-то обнять его Мэй не решилась. — Рада тебя видеть, Люциус.

— Взаимно. — Мальчик шаркнул ножкой, вытащив из закромов памяти позабытые за ненадобностью уроки этикета. — Сказать по правде, я как раз готовил наш побег с корабля, — сообщил он, выпуская руку Мэй, и, подобрав валяющееся на палубе копье, встал в героическую позу.

— Что-то я не заметила, — возразила Беа.

Люциус кинул на нее оскорбленный взгляд и засиял возмущенным коричневым светом.

— А то! — Он перевернул копье и принялся с видом знатока проверять пальцем остроту наконечника. — Где уж девчонкам догадаться, что спасение близко.

— А тебя сейчас кто спас, позволь узнать? Не девчонка? — парировала Беатрис, подлетая к Мэй и беря ее под руку.

Люциус, прищурившись, глянул на Мэй, вспыхнул и еще сосредоточеннее принялся осматривать копье.

— Мэй, что с тобой случилось? Как ты умерла? — спросила Беатрис, которую переполняли одновременно и радость, и сочувствие.

— Э-э… Ребята… — начал Тыквер.

— Она стала даже красивее, чем прежде, да, капитан? — восхитилась Беа.

Люциус закатил глаза и снова принялся позировать с копьем, но капитан Фабио оживленно закивал, подкручивая усы.

— Ребята… — Тыквер похлопал Мэй сзади по плечу.

— Прекрасна, как сентябрьская луна над Сицилией! — подтвердил Фабио. — У меня как раз на эту тему есть стихотво…

— СКАЛА!

Все обернулись на истошный вопль Тыквера.

Корабль несло прямо на гигантский зазубренный утес, о который бились морские волны. На каменистом уступе нежилась обнаженная красавица. Она приветственно помахала им рукой. Мэй успела глянуть за борт — там, ослепительно улыбаясь, плыла на спине лорелея, натягивая веревку, привязанную к носу корабля.

Люциус кинулся к штурвалу. Мэй, схватившись за колчан, прострелила веревку, за которую тянула лорелея, и навалилась на штурвал вместе с Люциусом.

Над ухом раздался вопль Тыквера, обращенный к красотке, загорающей на утесе.

— Эй, там, на скале! Вы знаете, кто я? Видели «Склизские танцы-2»? Помните парня в оркестре, в сцене у бассейна?

Фабио застыл на носу, устремив вперед руку с вытянутым указательным пальцем, словно капитан корабля или охотничий пес, сделавший стойку.

— Налево! — выкрикивал он, словно без его указаний никто бы не понял, куда плыть.

Корабль медленно поворачивал. Острые скалы прошли на волосок от правого борта. Когда они благополучно остались за кормой, у всех вырвался дружный вздох облегчения.

Все, кроме Люциуса, так и не выпустившего штурвал, перегнулись за борт, провожая взглядами погибель, которой чудом удалось избежать. Утес с прекрасной купальщицей таял вдали.

— Это ж надо, чуть не налететь на камень в открытом море! — поразилась Мэй, рассматривая торчащие клыки скал и абсолютно пустую бескрайнюю гладь вокруг.

— Это не камень, — тихо поправила Беа. — Это Остров водяных демонов.

— Какие-то они слишком дружелюбные… — протянул с озадаченным видом притащившийся к штурвалу Тыквер.

И тут, словно в ответ на его слова, вокруг облаченной в купальник лорелеи вспыхнули под водой сотни огоньков. Водяные демоны! У Мэй нехорошо сжался желудок. Она представила, что с ними сталось бы, не разверни они вовремя корабль, — и у нее оборвалось сердце.

Если бы, конечно, оно еще билось.

Глава пятнадцатая Выбор

— Говорят, там сплошные шпионы кругом, — поделилась сведениями Беатрис.

Они расселись в кружок на носу корабля, который плыл в полной темноте. Беа объяснила, что они приближаются к северному полюсу Навсегда — единственной точке на всей планете, откуда видно местную луну.

Заливаясь то слезами, то хохотом, они делились пережитым за время разлуки. Беатрис, вспоминая про маму, тщательно разглаживала складки на потрепанном белом платье и выпрямляла спину.

— С ней все хорошо, я уверена, — повторяла девушка. — Селение голыми руками не возьмешь.

Рассказ Мэй о том, как они с Пессимистом умерли, слушали с сочувствием и пониманием, ведь все, кроме Тыквера, который никогда не был живым, прекрасно знали, что это такое — лишиться драгоценного дара жизни. Беатрис несколько раз участливо брала подругу за руку, повторяя, что дальше можно не рассказывать. Но Мэй оказалось полезно выговориться.

Бо Кливила обсуждали шепотом, словно он мог следить за ними откуда-то из темноты. Все так или иначе слышали о планах по вторжению на Землю через Кливилграды. Мэй представила милые сердцу уголки на Земле, такие мирные и уютные, представила маму, представила свой любимый лес — тенистый, с птицами и всякими букашками и жучками. Потом попыталась вообразить, как сквозь кусты ломятся гули, зомби и гоблины, как гули проникают в тихий дом, где спит мама, — и от увиденного ее пробрал озноб до самых кончиков пальцев.

У штурвала встал Фабио. Поглядывая на луну, он что-то мурлыкал себе под нос на итальянском — с таким потерянным и печальным видом, что Мэй поневоле задумалась, о чем же он там поет. Хотя вид у них сейчас, кажется, у всех такой же. Потерянный — и одновременно радостный, что удалось собраться вместе.

Судя по карте, которую Беатрис откопала на камбузе, они сейчас болтались далеко в открытом море. До Портограда, находившегося на северо-восточном мысу, было еще плыть и плыть. За ним виднелась четко обозначенная Равнина Отчаяния, но дальше карта заканчивалась.

— Итак, сейчас самое главное решить, — начала Мэй, — что будем делать. Искать, где можно спрятаться и отсидеться, или…

По суровым лицам друзей было видно, что им все понятно без лишних слов, но Мэй надо было произнести вслух.

— …или мы плывем дальше на север, к Портограду… к Бо Кливилу… и пытаемся ему помешать.

— Нас всего пятеро, — подала голос Беа.

— Мью! — возмутился Пессимист.

— To есть шестеро.

— Но ведь еще Хозяйка, — напомнила Мэй. — Она нас отыщет. И тогда у нас будет шанс… — Она в задумчивости подергала лямку купальника. — Не знаю… Не знаю, как надо. Но снова зарываться в нору не хочу. Не хочу больше сидеть сложа руки.

— Я не боюсь, — заявил Люциус, гордо выпятив грудь.

— Говорят, в Портограде живет Лизун из «Охотников за привидениями», — высказался Тыквер. — Я бы не прочь взять автограф. Может, он даже обо мне слышал…

— Он же не настоящий, Тыквер, — огорошила его Мэй.

Но призрак глянул на нее снисходительно:

— Да ладно, не настоящий. Я его видел собственными глазами. По телевизору.

Мэй с Беа иронически переглянулись. Беа телевизор посмотреть не довелось, она умерла от тифа в 1911 году, задолго до его изобретения, но за время многочисленных ночевок у походных костров и долгих переходов по пустыне Мэй немало порассказывала подруге о современных достижениях техники.

— И Каспер тоже, кажется, там обитает, — мечтательно пробормотал Тыквер.

— У нас еще несколько часов на раздумья, — обнадежила Беа. — Пока доплывем дотуда, где надо будет сворачивать либо направо, либо налево. Тогда и разберемся.

На том и порешили. Но необходимость выбирать тяготила по-прежнему, даже когда они говорили о другом, вспоминая события прошлых лет. И хотя вслух этого никто не произнес, без помощи Хозяйки рассчитывать на успех было нечего.

Нести ночную вахту на палубе остались Мэй, Тыквер и Пессимист. Фабио, Беа и Люциус отправились вниз, спать. Над головой чернело полночное небо, подсвеченное непонятным сиянием. Дул холодный северный ветер.

— Ты что-нибудь слышал про Мост Душ? — спросила Мэй, поглаживая уснувшего у нее на коленях Пессимиста.

Тыквер кивнул.

— Расскажешь?

Тыквер помолчал.

— Одни говорят, что его не существует. Другие — такие, хрустящие, как батончики мюсли, — говорят, что его не надо искать, «он сам должен тебя найти». — Призрак закатил глаза. — А еще они едят тофу и в голове у них сплошной фэн-шуй.

— Так что это за мост?

Тыквер задумчиво погрыз кончики длинных белых пальцев:

— Это мост, который ведет в иной мир… ну, из Навсегда. Если по нему пройти, назад уже дороги нет.

Мэй сглотнула:

— А ты сам как думаешь, он есть?

Тыквер пожал плечами:

— Что-то не хочется выяснять. Никто не знает, что там в этом ином мире. Говорят, мост меняет тебя до неузнаваемости.

— А вдруг ты превратишься во что-то замечательное?

— А вдруг нет?

— Может, там не так уж и страшно, в ином мире? — с надеждой предположила Мэй.

Тыквер пригладил желтый чубчик:

— Да ну! Одно название чего стоит — «иной мир». Уже страшно.

Они помолчали. Мэй подумала о маме — она ведь тоже наверняка представляет Мэй в ином мире.

— Иногда мне кажется… — начал Тыквер и не договорил.

— Что?

— Да ну, ерунда.

Мэй наклонилась и взяла его за руку:

— Давай скажи.

— Иногда у меня возникает дурное предчувствие. Что это наше последнее путешествие вместе.

Мэй успокаивающе сжала его пальцы:

— По-моему, ты просто нервничаешь.

Тыквер свободной рукой расправил чубчик:

— Может.

Где-то через час на палубу поднялся Люциус, светящийся теплым светлячковым сиянием. За ним вышли Беатрис и Фабио.

— Мы подумали, что уже, наверное, пора. Если мы все-таки в Портоград, то скоро поворачивать. И в общем… — Люциус не договорил.

Мэй с Тыквером встали. На палубе образовался неровный, нерешительно переминающийся с ноги на ногу круг.

Люциус сунул руки в карманы. Если не считать призрачного сияния, он выглядел самым обычным школьником, которому либо крикетную биту в руки, либо учебник — зубрить к экзаменам.

— Что нам терять, кроме остатка загробной жизни? — спросил он.

Остальные согласно закивали, и Мэй поняла, что мнение единогласное.

— Надо бы нам как-то назваться, — предложил Тыквер, но никому ничего путного в голову не пришло.

Люциус улыбнулся Мэй краешком губ. Мэй улыбнулась в ответ. Они посмотрели на простирающуюся перед ними водную гладь. Фабио скользнул к штурвалу. Над горизонтом взошла луна — невиданное для Навсегда зрелище, — и по черной воде протянулась сияющая дорожка, словно показывая, куда править.

Не отрывая от нее зачарованных взглядов, друзья взяли курс на Портоград.

Глава шестнадцатая Портоград

Трень-брень-трень-брень!

Услышав тоскливое бренчание подскакивающего на волне буйка, пассажиры «Геспера» сорвались с насиженных и належенных мест и высыпали на палубу.

Буек болтался почти у самого борта, едва различимый в густом тумане. Заметив вдалеке несколько ярких точек, Мэй подхватила Пессимиста и сунула в котомку.

Не прошло и нескольких минут, как на горизонте начал вырисовываться порт — широкий деревянный причал и покачивающиеся у него корабли. Вокруг сновали призраки — мускулистые грузчики в ветхих рубахах, ползущих по швам на мощных плечах, таскали мешки, катили бочки и волокли по сходням сундуки.

Мэй во все глаза смотрела, как приближается причал, и как портовые рабочие, подтянув корабль за свисающие с борта канаты, привязывают их к кнехтам. Тыквер нервно грыз ногти, сунув вторую ладонь в руку Мэй. Наконец корабль пришвартовали. Пассажиры спустились по сходням и принялись пробираться мимо снующих грузчиков.

Причальные доски сменились булыжной мостовой. Но не успели друзья сделать по ней и шагу, как их чуть не растоптал промчавшийся мимо всадник на невидимом скакуне. Еле успев отскочить, компания посмотрела ему вслед. Он летел прочь, продырявленный пулями насквозь, и на шее его трепыхалось кружевное жабо.

— Разбойник с большой дороги… — прошептала потрясенная Беа. — Вооружен и очень опасен.

Луна в небе напоминала призрачный галеон, рассекающий облачные волны. По булыжным мостовым неслись в тумане экипажи, запряженные невидимыми лошадьми. Все до единого кучера, восседавшие на облучках, были безголовые. Вдоль мостовых выстроились старинные каменные особняки, ощетинившиеся пиками кованых заборов. На нижних этажах горел свет, наверху темнели чердачные окна. Занавески шевелились, словно обитатели домов украдкой наблюдали за бредущей по улицам компанией. В небе сверкнула молния. Вдоль причала прошли цветочницы в изношенных платьях и соломенных шляпках, с корзинами засушенных цветов на продажу.

— Кошмарная ночка… — многозначительно глянув на путешественников, бросила одна из них на ходу.

Друзья настороженно переглянулись.

— Да ну, они наверняка всегда так говорят, — храбрясь, заявил Тыквер.

Мэй почувствовала, как в котомке дрожит Пессимист.

Они двинулись дальше, дивясь на каждого встречного и поражаясь, сколько же разной жути здесь обитает.

Вдруг Люциус дернул шедших впереди за край одежды и потащил в ближайшую подворотню.

— Вампиры! — прошептал он испуганно.

С рухнувшим в пятки сердцем друзья прижались к кирпичной стене и затаили дыхание. По улице проплыл бледный лощеный господин в черном плаще. Он скользил, как по маслу, гордо выпрямив спину и свесив вдоль тела белые холеные руки. На бледном, каменном лице застыло безжалостное выражение. Вампир проследовал дальше, суровый и целеустремленный.

— Патрулирует… — От шепота Беа у Мэй прошел мороз по коже. — Вампиры сейчас бдят вовсю, охотятся за смутьянами. Отловленных доставляют прямиком в крепость Бо Кливила.

Они выждали еще несколько секунд и только тогда решились осторожно выглянуть из-за угла. Вдали мелькнул и растворился в тумане кончик плаща. Тогда друзья двинулись прежней дорогой, но теперь с еще большей оглядкой. На обочине мигал фарами и дергался туда-сюда припаркованный автомобиль под охраной усатых солдат в старинной форме, вооруженных ружьями со штыком.

Фабио подкрутил усы и кивнул им с генеральским видом.

— Ожившая машина, — шепотом пояснила Беа, перехватив изумленный взгляд подруги. — Бензина потребляют немерено.

— Вот, смотрите, вроде ничего так.

Люциус показывал на неприметный покосившийся деревянный домик с вывеской по фасаду: «Гостиница „Вечный покой“». Мэй не возражала. Самое время убраться со страшной улицы и обсудить дальнейшие планы. Друзья вплыли внутрь.

Внутри оказалась самая настоящая таверна — грубые деревянные столы, красный ковер, жаркий огонь в камине и растянутая над ним медвежья шкура. За одним из столов, задумчиво подперев подбородок блестящей рукой, читала книгу одна из постоялиц. Хозяин протирал тряпкой соседний стол.

— Кошмарная ночка, бр-р… — приветствовал он вошедших. — Добро пожаловать! — И снова принялся протирать.

— Ой, у нее золотая рука, — изумленно шепнул Тыквер. — Вот повезло.

Мэй ткнула его локтем в бок.

— Не глазей так, неприлично.

С улицы донесся громкий скрип несмазанных колес.

— Оставаемся здесь. Как говорить мой дядя Бонино… — начал Фабио.

— О-о-о! — Беа потянула Мэй за рукав. — Это же леди Говард!

Мэй прильнула к оконному стеклу. Напротив таверны остановилась жуткого вида карета, сделанная вроде бы из человеческих костей. В темном оконце виднелся серый призрачный профиль — ввалившиеся щеки, недовольно поджатые узкие синеватые губы, пустые глядящие в никуда глаза.

— Кто такая леди Говард? — выдохнула завороженная Мэй.

— Злодейка убийца! — расширив для пущей убедительности глаза, выпалила Беа. — Погубила четырех своих супругов и теперь разъезжает в карете из их костей. В наказание должна собирать травинки — все-все растущие на земле, до последней. — Беа шумно выдохнула. — То есть, получается, до скончания веков.

Перепуганная собственным рассказом, Беа поспешно взяла Мэй под руку, не в силах оторвать взгляд от кареты.

— Проводить вас в номер?

Девочки подскочили от неожиданности, услышав голос хозяина таверны, но тут же опомнились и смущенно захихикали.

Номер встретил их красным плюшем, красным фонариком со свечой и длинными бархатными красными шторами. Мэй раздвинула их и выглянула в окно. Там в лунном свете поблескивали ряды надгробий.

Оставив Пессимиста мирно дремать наверху, друзья спустились в таверну и допоздна играли в карты, греясь у камина. По номерам разошлись около полуночи, когда уже начали слипаться глаза. Но даже уединившись, Мэй с Беа никак не могли наговориться. Когда Пессимист время от времени приоткрывал один глаз, показывая, что их болтовня мешает ему спать, девочки делали извиняющиеся лица и переходили на шепот.

— Ничего не слышно от ребят с Опасных водопадов? — спросила Мэй. На райское местечко под названием Опасные водопады они набрели, пересекая Мерзкое нагорье. На водопадах обитали безбашенные любители приключений — правда, когда настало время дать отпор Бо Кливилу, вся их отчаянная храбрость куда-то улетучилась.

Беа грустно покачала головой:

— Нет. Я им посылала телепаграммы несколько раз — ничего, глухо.

Тук-тук!

Все трое, включая проснувшегося Пессимиста, уставились на дверь. Мэй вопросительно посмотрела на Беа, но та покачала головой, тоже не зная, кто бы это мог быть.

Мэй приникла к замочной скважине, но разглядела только чей-то черный фрак и манишку.

— Может, это послание от Хозяйки! — шепнула она Беатрис и, затаив дыхание, приоткрыла дверь. Петли зловеще скрипнули. — Да? — дрожащим голосом произнесла она.

Дворецкий с тонкими бакенбардами на ввалившихся щеках протянул ей пожелтевшую записку:

— Вам просили передать, мадам.

Мэй поспешно выхватила у него сложенный пополам листок, но, пробежав глазами кровавые чернильные строки, огорченно поникла плечами.

«Имеем честь пригласить Мэй Берд со спутником почтить своим присутствием придворный бал Ее Высочества герцогини Лодердейлской. Ждем вас завтра, в девять часов вечера».

Мэй в замешательстве подняла глаза на дворецкого.

Тот с важным видом кивнул, поджав синеватые губы:

— Настоятельно рекомендую явиться, мадам. Это в ваших же интересах.

Мэй заморгала:

— В моих интересах?

Дворецкий, ни говоря ни слова, с легким поклоном удалился, идеально прямо держа спину.

Проводив его взглядом, Мэй скользнула обратно в номер и показала записку Беатрис.

— Надо идти, — высказалась Беа, резко посерьезнев.

Мэй рассматривала послание:

— Зачем я туда пойду? Мы ведь здесь вроде как инкогнито?

— Мэй, герцогиня Лодердейлская знаменита в том числе тем, что еще при жизни сгубила своего мужа. И по слухам, с теми, кто отклоняет ее приглашения, она может обойтись так же нелюбезно. — Выдержав паузу, Беа провела ребром ладони по горлу.

— Ой! — Мэй невольно сглотнула и прикрыла шею рукой. — Да?

— Это в порядке вещей. И по-моему, здешние призраки слишком заняты собой, чтобы тебя узнать. Вряд ли они читают газеты, и потом, ты так выросла… — Беа забрала у нее записку и в задумчивости постучала изящным ногтем по слову «спутник». — Вопрос не в том, идешь ты или нет, а в том, кого тебе брать с собой.

— Меня, пожалуй, не надо. — Тыквер валялся в кровати, закинув руки за голову, а Мэй стояла рядом и умоляюще смотрела на него, зажав в кулаке послание. — Меня сразу узнают. И начнется: а спой нам, а спляши, а еще спой, а еще спляши… Им ведь одни хиты подавай. — Он вздохнул. — Так что без меня. Я этих приемов и балов уже навидался. А тебе понравится.

— Миоу?

Мэй посмотрела на кота.

— Вряд ли в качестве спутника позволят пригласить запрещенное животное, — огорченно пробормотала она.

— Люциуса надо брать, — продолжал Тыквер, делая небрежный жест рукой.

Люциус сидел на подоконнике и мастерил рогатку, чтобы пулять в прохожих эктоплазменными шариками. Фабио, глядя на это дело, негодующе шевелил усами.

Мэй с Люциусом посмотрели друг на друга. Люциус потускнел, потом нахмурился. Мэй отвела взгляд и принялась подтягивать потуже хвост, расчесывая пальцами длинные черные волосы.

Через минуту с лишним Люциус сдался и с тяжким вздохом нервно затеребил в руках рогатку:

— Мне что, наряжаться придется?

— Возможно, — опередив Мэй, кивнул Тыквер.

— А рогатку можно с собой?

— Нет, — решительно заявила Мэй.

Люциус призадумался.

— Ладно. Пойду.

Мэй чуть не подпрыгнула от радости:

— Хорошо.

В номер она возвращалась со смешанными чувствами. Несмотря на весь страх, неуверенность и смятение, Мэй улыбалась. У нее будет первое в жизни свидание!

Глава семнадцатая На балу у герцогини

Экипаж въехал на полукруглый пандус у входа во дворец. Сидящая внутри Мэй понимала, что голова ее должна быть занята другими, более важными мыслями — о Хозяйке, о страшных планах Бо Кливила. Но при виде подъездной аллеи, освещенной ярко пылающими кострами, и вереницы карет у Мэй забегали мурашки от восторга. Первый в жизни бал!

От дворца — три величественных беломраморных этажа с колоннами по фасаду — веяло стариной, пышностью и аристократизмом. На просторной террасе с парадными лестницами горели факелы и плясали на стенах веселые тени, создавая праздничное настроение. В окнах верхнего этажа шевелились портьеры и призрачные силуэты кивали, отмечая прибытие новых гостей.

— Такое чувство, что они сговорились, — пробормотала Мэй, встревоженно оглядываясь.

Все дамы до единой были в нарядах хоть и заплесневелых, но ярких — вокруг пестрели розовые, голубые и зеленые шелка, — а на декольте и манжетах пенилось рваное кружево. Чем пышнее наряд, тем более он выглядел замызганным и обветшалым, и тем горделивее держала голову и выше задирала нос его обладательница. Кавалеры щеголяли пастельными оттенками костюмов и помахивали кружевными платками. Покачивались высокие пудреные парики, украшенные паутиной и лепестками засохших цветов.

Мэй перевела взгляд на собственное платье, выбранное по совету Тыквера. Густой черный бархат, мягкий, словно кошачья шкурка, со сверкающими звездочками-пуговицами по корсажу, зашнурованному крест-накрест шелковой серебристой, как лунный свет, тесьмой. С паутины на юбке при каждом движении летела пыль. На фоне этого бархата длинные черные волосы Мэй, струящиеся по спине блестящим водопадом, растворялись, словно в кромешной тьме. Шею обвивали нити старинного жемчуга, между которыми сверкали искорки рубинов и изумрудов.

От Люциуса толку было мало. Всю дорогу он щипал Мэй в карете за руки и за ноги или украдкой тыкал ей в ухо мокрым мизинцем. Теперь он, болтая ногами, беспокойно выглядывал в оконце, словно прикидывая, как бы половчее слинять. В своей школьной форме он выглядел среди напудренных и расфуфыренных гостей еще большей белой вороной, чем Мэй. Но хоть причесался, и то хорошо. И вообще симпатяга, хотя Мэй ему в этом ни за что не признается.

— Надо было мне что-нибудь другое надеть, — сконфуженно прошептала Мэй. Она сидела нахохлившись, втянув голову в узкие воробьиные плечи, потому что казалась себе, кроме всего прочего, жуткой дылдой.

Люциус вроде вышел из ступора и, поглядев сперва на Мэй, а потом на замшелых красоток, плывущих по лестнице, наморщил нос:

— Ты гораздо лучше смотришься, чем эти старые кошелки.

— Ой, спасибо!

Через несколько минут карета, покачиваясь, подъехала к самому входу, и они выбрались наружу. У Мэй в животе словно рой бабочек захлопал крыльями. Остальные пары шли под руку, но пойти так же с Люциусом она не смогла бы даже в страшном сне. Впереди показалась парадная лестница. Позолоченные двери со скрипом распахнулись, и два скелета-привратника в ливреях оскалили челюсти в ухмылке, провожая входящих пустыми глазницами.

Когда двери закрылись за спиной, Мэй показалось, что она попала в сказку. Они с Люциусом стояли на пороге огромного бального зала — роскошного, как бархат. С потолка в пыльном увешанном гобеленами холле свисали люстры со свечами, льющими мягкий теплый свет. В дальнем конце зала оркестр, отчаянно фальшивя и не попадая в ноты, играл старинные вальсы. Прекрасные призраки в изысканных нарядах, затканных тончайшей паутиной, скользили в танце, не касаясь пола. И над всем этим великолепием, на мраморном цоколе, в золотом кресле, обтянутом истлевшей парчой, восседала важная дама — судя по всему, сама герцогиня, хозяйка бала. Пышный помпадур, украшенный рубиновыми паучками, вздымался надо лбом белым облаком. Сжимая в руке трость с серебряным набалдашником, герцогиня зловеще сверкала глазами (в одном из которых красовался монокль).

Обомлевшая от шквала впечатлений Мэй обернулась к Люциусу, но тот прилип взглядом к столикам со сладостями, окружавшим оркестр. Там громоздились пирамиды шоколадных гробиков с начинкой из мерзелада, а на блестящих блюдах выстроились пирожные, сделанные в виде миниатюрных погостов. Еще были жареные ножки в потеках кроваво-красного соуса, пирожки в форме летучих мышей и фонтаны вязкой черной жижи, куда полагалось макать отрезанные хрустящие пальцы. Призрак, подозрительно напоминавший Генриха VIII, заигрывал в углу с юной девой за облупленным клавесином. Каждый второй нес под мышкой отрубленную голову — в одной из таких обезглавленных Мэй узнала Марию-Антуанетту с картинки из учебника истории за пятый класс.

Под любопытными взглядами фланирующих гостей Мэй неловко переминалась с ноги на ногу, отчаянно надеясь, что в ней никто не узнает десятилетнюю девочку в саване, о которой три года назад трубили все газеты и которая красовалась на голограммах «Разыскивается!» по всему Призрачному городу. К тому же Мэй понятия не имела, что делают на таких приемах. Хорошо хоть Люциус рядом, не бросил ее одну в этой толпе.

— О-о-о, скрипучие крекеры! — восхищенно выдохнулЛюциус и ослепительной вспышкой метнулся прочь. Мэй растерянно уставилась ему вслед.

— Кошмарная ночка! — произнес кто-то светским тоном за спиной. Мэй обернулась. Изящно пригубив черную жидкость в хрустальном бокале, на нее смотрел кавалер в парчовом камзоле и белом парике.

— Да-да, — кивнул другой призрак, и оба чуть подвинулись, принимая Мэй в свой круг. Видимо, так все и общаются на балах.

Мэй вежливо качнула головой и тоже пробормотала:

— Наверное.

— Кошмарнее этой была, пожалуй, только та ночь в тысяча восемьсот девяносто третьем году, когда меня съели новогвинейские пигмеи, — подхватил торжественным тоном кавалер с густыми закрученными вверх усами.

Оркестр продолжал играть. Мэй вежливо слушала бесконечные подробности жутких историй, перемежающиеся разговорами о погоде, и то и дело ловила на себе любопытные взгляды. По спине побежал холодок. До нее доносились обрывки перешептываний — про ее платье, про Люциуса (который, замотавшись в портьеру у клавесина, тайком сыпал чесоточный порошок в прическу Марии-Антуанетты), про гостиницу «Вечный покой», где они остановились. Обладатель пышных усов все вещал и вещал, рассказывая, как они с Фернаном Магелланом (он показал на сидящего в углу призрака) столкнулись с полтергейстами на Чахлом пригорке в самом начале своей загробной жизни. Слушая вполуха, Мэй начала поглядывать вокруг, на любопытствующих, гадая, известно им что-то или нет.

— Милочка!

Мэй поняла, что обращаются к ней. Встретив пустоту на плечах стоящей перед ней дамы, она поспешно перевела взгляд вниз. На нее в упор смотрела голова в высоком пудреном парике, с черной мушкой над верхней губой.

— Простите? — Мэй оторопела.

— Я вас раньше нигде не могла видеть? — с аристократическим прононсом поинтересовалась голова.

Мэй уставилась в пол, чувствуя, как горят шея и щеки:

— Нет, вряд ли.

— А мне кажется, что да, — не отставала голова. — То ли в газете, то ли…

Мэй настороженно забегала глазами и машинально потянулась за луком, который, разумеется, остался в гостинице. Несколько духов, тоже через одного обезглавленные, с любопытством прислушивались к разговору. Явно ждали подходящего момента.

— Да, точно, вспомнила! В «Духе театра»! — Голова самодовольно вскинула брови. Собой она, судя по ее виду, была довольна всегда. Мэй оглянулась на входную дверь. Если сейчас рвануть, схватить Люциуса за руку и… — Вы ведь были на премьере «Склизких танцев-2»?

К изумлению Мэй, остальные обрадованно закивали.

Мэй выдохнула:

— Но я…

— Да-да, даже не отрицайте. Вы там были, под ручку с… как же его звали, этого старого повесу? — Дама лукаво улыбнулась. — Юлий Цезарь!

— Да нет, — возразил призрак с моноклем. Выпавший из орбиты глаз болтался на ниточке, каким чудом на нем держался монокль — непонятно. Мэй похолодела. — Вы все перепутали. На самом деле она вылитая Живая. — Он сделал паузу, и Мэй бросило в жар. — Вы, юная леди, конечно, гораздо прелестнее, но вы же помните, о ком я, да? — Он пощелкал пальцами, пытаясь припомнить. — Ну, та, которая должна… что она там должна?

— Спасти Навсегда от неминуемой гибели? — вырвалось у Мэй.

Напудренные и нарумяненные лица уставились на нее в недоумении. Болтающийся глаз, наверное, заморгал бы удивленно, если бы мог. Мэй готова была вырвать свой болтливый язык.

Одна из дам, с лежащей на плече головой (так ее вынули из петли), хотела что-то сказать, передумала, а потом все-таки не удержалась:

— Вы не пробовали как-то по-другому волосы укладывать?

Мэй шумно выдохнула, словно из нее разом выпустили весь воздух.

Разговор пошел выписывать петли и круги, будто неприкаянная пчела: кто из аристократок встречается со своим палачом, кто из простолюдинок купался нагишом в Зачарованной топи, правда ли, что электромагнитный массаж творит чудеса…

Когда опасность миновала, до Мэй начало понемногу доходить, что первый бал оказывается невыносимо… скучным. Даже удручающим. В Портограде всех почему-то больше интересовали чужие дела, чем судьба собственного мира.

Она поискала глазами Люциуса, который, в отличие от нее, развлекался вовсю. С вечной своей озорной ухмылкой, закусив губу, чтобы не рассмеяться, он запихивал целые пригоршни колючих шипастиков кавалерам в панталоны. Мэй все бы отдала, чтобы присоединиться к нему. Куда интереснее, чем слушать, как Наполеону делали экзоскелетальную операцию для увеличения душевного роста, или споры о том, кто красивее — махараджа или Елена Троянская.

Мэй стало душно. Дождавшись паузы в разговоре, она извинилась и со всех ног, чтобы никто не перехватил ее по дороге, помчалась к стеклянным дверям в конце зала. Со вздохом облегчения она закрыла двери за собой — и изумленно ахнула, моментально забыв про сплетни и пересуды. Перед ней в лунном свете раскинулся чудесный сад, свежий и бодрящий, особенно после душного и пыльного зала. За аккуратно подстриженным газоном начинался серебристо поблескивающий в лунных лучах лабиринт. Мощеные дорожки так и манили, приглашая затеряться между зелеными изгородями. Мэй оглянулась — и поплыла вперед.

Дорожка под ее ногами блестела, словно посыпанная звездной пылью. Мэй будто очутилась в параллельном мире, далеко-далеко от Кливилградов и запустения, в котором пребывала нынешняя Навсегда. А скоро таких волшебных уголков вообще не останется. Может, уже сейчас нет ни Нового Египта, ни Огненной Вилки, ни Сглаза. А следом исчезнут и домовые вроде Тыквера, и колоритные персонажи вроде леди Говард, и даже дикие косматые полтергейсты. Из Навсегда словно выкачивают все краски.

И когда Бо Кливил выжмет Навсегда досуха, он примется точно так же уничтожать красоту на Земле.

Мэй прошла лабиринт до середины и застыла как вкопанная. На каменной скамье, устремив задумчивый взгляд на луну, сидел кавалер в белом припыленном парике и длинном голубом камзоле. Мэй попятилась, но он ее уже заметил.

— Простите, — пробормотала девочка, отступая.

— Нет-нет, я нисколько не хотел мешать вам любоваться садом.

Напудренное лицо было гладким, без морщин, правильные черты, никаких увечий — прямой нос и подбородок, большие, широко распахнутые глаза. Настоящий красавец, сказать по правде.

Мэй, помявшись, скользнула вперед.

— Прошу вас… — Он подвинулся, приглашая ее присесть рядом.

Мэй подумала секунду и села.

— Вам не понравилось на балу? — осведомился кавалер.

Мэй оглянулась на дворец:

— Да нет, там мило…

Призрак обреченно вздохнул, и в глазах отразилась вселенская тоска.

— На этих приемах вечная скука. Одни досужие сплетни. Чувствуешь себя пришельцем из другого мира, — закладывая руку за обшлаг камзола, признался он.

Мэй кивнула. Знакомо.

— Иногда кажется, лучше бы дома сидел.

— Бывает, что дом слишком далеко, — против воли вырвалось у Мэй.

Призрак улыбнулся сочувственно, словно понимая, о чем она:

— Когда уходишь из дома, беда в том, что, даже вернувшись, ты все равно больше не чувствуешь себя там своей…

Мэй не ответила. Незнакомец внимательно посмотрел на нее:

— Да будет мне позволено заметить, вид у вас несколько потерянный.

Мэй подняла на него удивленные глаза и принялась смущенно общипывать заусенцы. Если начистоту, когда и где она чувствовала себя своей, не потерянной?

— Есть такие души, которым нигде нет места. Неприкаянные. Вы не из таких? — словно прочитав ее мысли, поинтересовался призрак.

Мэй, не ответив, повозила ногами в пыли.

— А вы знаете про Мост Душ? — наконец решилась она.

Незнакомец кивнул.

Мэй со вздохом посмотрела на луну:

— Как думаете, если по нему пройти, страх пропадет?

Призрак заинтригованно обернулся:

— Вас что-то пугает? Что же?

Мэй пожала плечами. Она и сама не знала. Дома она боялась быть не такой, как все, лишней. Теперь она боялась куда более страшных вещей. Пророчества и того, что не знала, как его исполнить.

— Если пойдешь со мной, тебе нечего будет бояться. — Мэй почувствовала, как встают дыбом волоски на шее. — Когда у тебя есть все, ты всюду свой…

Незнакомец посмотрел на нее пристально, и Мэй впервые заглянула ему в глаза. Ясные. Голубые. И пустые насквозь.

— Мы еще встретимся, — сказал незнакомец. — Это неизбежно.

Мэй хотела встать, но он удержал ее холодной рукой. Его ладонь прошла прямо сквозь ее пальцы.

— Я никуда не денусь.

Мэй оглянулась, словно в надежде, что кто-нибудь придет на помощь, потом посмотрела на призрака. Он улыбался:

— Кого ты ищешь? Хозяйку Северной фермы? Боюсь, ее тут больше нет.

Мэй чувствовала всеми фибрами, что холодная рука — это рука Бо Кливила, и пустые глаза — тоже его.

— Ты даже не представляешь, каким страшным я могу быть.

— Эй, — раздался голос за спиной. — С кем ты там разговариваешь?

Мэй обернулась. Там стоял Люциус с двумя тарелками паучьих пирожных. Мэй украдкой покосилась на скамейку. Призрак исчез.

По рукам побежали мурашки. Ей по-прежнему казалось, будто кто-то невидимый наблюдает за ней из темноты.

Он словно растворился и пропитал собой все вокруг.

Глава восемнадцатая Побег из Портограда

— Наверное, он уже в пути.

Они столпились в гостиной «Вечного покоя» у окна, выходящего на улицу. Фабио то и дело отдергивал штору, выглядывал и тут же задергивал.

Когда Мэй рассказала друзьям об увиденном в саду, было решено, что Бо Кливил просто-напросто раздвоился, то есть присутствовал в двух местах одновременно. Иногда призраки так делают, когда кого-то ищут или хотят передать послание. Часть призрака остается в одном месте, а вторая отправляется на поиски либо передает весточку, если самому духу недосуг. И теперь, раз Бо Кливил ее нашел, он пришлет за всей компанией вампиров — или, что еще хуже, явится лично.

— Надо линять отсюда и двигать на запад. Искать, где отсидеться, пока не выйдем на связь с Хозяйкой, — высказался Люциус, поминутно поглядывая в окно.

— Мы не успеем никуда добраться, он нас раньше настигнет, — возразила Беатрис.

Мэй попыталась прикинуть. Сейчас они почти у самой Равнины Отчаяния, за которой торчит замок Бо Кливила. Убежать — значит отказаться от возможности сделать хоть что-то. Только вот непонятно, что именно надо сделать. И без помощи Хозяйки они вряд ли поймут.

Мэй встала и выглянула в окно. Вампиров пока не видно.

— Неужели нельзя выбраться отсюда как-то побыстрее?

— Придумала! — У Беа загорелись глаза. — Но будет мерзко.

Выслушав Беатрис, Мэй потянулась за колчаном. Люциус вытащил рогатку. Пессимист побежал будить Тыквера от послеобеденного сна. Фабио покрутил компас и прочистил горло, ожидая приказа. Мэй в последний раз отдернула штору, проверяя, на месте ли то, что им нужно.

Еще через минуту они кинулись на противоположную сторону улицы и окружили костяную карету леди Говард.

Стремительным рывком Мэй распахнула дверцу и прицелилась из лука внутрь кареты. Леди Говард и бровью не повела. Она смотрела на Мэй в упор с прежней коварной улыбкой на поджатых губах.

— Э-э… вы не могли бы выйти? — шепотом попросила Мэй (вот тебе и разбойница с большой дороги).

Леди Говард даже не моргнула. Мэй обернулась, проверяя, не появилась ли погоня. От тревоги и страха сводило живот. И тут, под тоненькое поскуливание Тыквера, Мэй заметила в конце улицы как раз то, чего больше всего боялась. Вампир плыл прямо на них, устремив взгляд в морскую даль, длинные клыки поблескивали между бледными губами. Компанию он пока не заметил.

— Наверное, она не может выйти из кареты, — прошептала Беа, испуганно косясь на вампира. — Она обречена сидеть внутри до скончания веков.

Мэй растерянно глянула на леди Говард, прикусила губу, потом снова обернулась к неторопливо и с достоинством надвигающемуся на них вампиру. Мысли метались все лихорадочнее. Наконец Мэй махнула остальным, прошептав:

— Давайте внутрь!

Друзья поглядели на нее как на спятившую. Но все же послушно полезли в карету, тесня леди Говард, с охами, ахами и мамма-миями. Когда Мэй, подхватив Пессимиста, повисла на подножке, Фабио уже взгромоздился леди Говард на колени, а Беатрис распласталась у противоположной дверцы. Мэй протиснулась к Люциусу, но Тыквер, многозначительно кашлянув, тут же вклинился между ними и, обняв Мэй, смерил светящегося мальчика победным взглядом. Пессимист перепрыгнул ближе к окну, глотнуть воздуха.

Перегнувшись через огромную голову Тыквера, Мэй наклонилась к переднему оконцу, за которым сидел на козлах невидимый кучер, и продемонстрировала ему свои серебряные стрелы. Беа схватила ее за руку:

— Только не ошибись. Карета не остановится, пока не прибудет куда надо.

Мэй кивнула. Не исключено, что и там тоже все разрушено, как и повсюду в Навсегда. Но что еще остается?

— Хламовые горы! — наконец выпалила Мэй после недолгого раздумья.

Карета взяла с места в карьер и понеслась со скоростью молнии.

— Ррияаау! — взвыл Пессимист. Не удержавшись на окне, он замолотил лапами по воздуху и вылетел на мостовую, прежде чем остальные поняли, что происходит.

— Киса! — рванулась Мэй. — Стойте!

Но карета не остановилась. Мэй принялась дергать двери, сначала одну, потом вторую, но обе оказались накрепко заперты. Хотела выскочить в окно — не пролезли даже плечи. Высунув головы из окон, пассажиры успели увидеть душераздирающую сцену — как Пессимист приземляется прямо посреди мостовой под ноги вампиру.

Все произошло слишком быстро, словно во сне. Пессимист поднял глаза на вампира и невинно мяукнул. Подол черного плаща взметнулся, накрывая его с головой. Плавно, будто ему под ноги каждый день сваливаются кошки, вампир развернулся туда, откуда шел, и растворился в тумане. Словно ни его, ни Пессимиста и не было на этой улице.

— Стой! — завопила Мэй. Внутри у нее все оборвалось. — Стой!

Но карета неслась дальше, ускоряя ход. Колеса уже не касались булыжной мостовой.

Люциус мягко взял Мэй за локоть и боднул ее лбом в плечо. Мэй в отчаянии махала руками из окна.

Но поделать уже ничего было нельзя. Портоград растаял в лунно-туманной дали.

Глава девятнадцатая Бешеная гонка

Они ехали несколько часов, временами приближаясь почти вплотную к лоснящейся глади Мертвого моря, а потом повернули на север, и за окном потянулась скучная равнина. Убитая горем, Мэй не отрываясь смотрела в заднее окно. Беатрис, утешая, взяла ее под руку, и Мэй то и дело стискивала подружкины пальцы. Тыквер, нарыдавшись, уснул и теперь храпел, обмякнув, как тряпичная кукла, у девочек на коленях.

— Ай! — вскрикнул Фабио, вскакивая с места. — Мадам, я попросить бы! — Увидев недоуменные взгляды друзей, он возмущенно ткнул пальцем в леди Говард: — Она щипать меня за зад.

Все в изумлении посмотрели на хозяйку кареты, но та продолжала молча испепелять глазами пространство, поджав синеватые губы.

Фабио задумчиво подкрутил усы и неохотно опустился обратно на колени к аристократке. Через несколько минут он подскочил снова:

— Леди Говард, как вам не стыдно? — Однако на щеках его играл легкий румянец, а в усах притаилась улыбка.

И вот наконец они показались в левом окне — огромные горы мусора, словно вырастающие в беспорядке из пустынной равнины. Все замолчали.

Беатрис, в волнении стиснув руки на коленях, прижалась носом к стеклу. Когда-то обитатели этой свалки, основавшие Селение неупокоенных душ, здорово помогли Мэй и ее приятелям. Но кто знает, теперь тут они или их всех, вместе с мамой Беатрис, как и прочих жителей Навсегда, угнали в неведомую даль.

И еще, хотя вслух этого никто не высказал, не факт, что поселенцы, даже никуда не девшись, примут Мэй с распростертыми объятиями. В последнюю встречу они все были уверены, что Мэй прибыла спасать Навсегда. А она взяла и сбежала.

Резко накренившись, карета вдруг остановилась. Двери распахнулись, и всех выбросило наружу. На песке образовалась куча мала. Отряхиваясь и помогая друг другу, путешественники поднялись на ноги.

Вокруг стояла мертвая тишина. В ясном, безлунном небе, как прежде, мелькали падающие звезды — Мэй не видела такого неба с самого возвращения в Навсегда. Проводив несколько звезд восхищенным взглядом, она снова развернулась туда, где остался Портоград.

— Пессимист найдет дорогу, — обнадежил Люциус. — Обязательно.

Мэй не сводила глаз с горизонта. Вообще-то кот и вправду куда самостоятельнее любого из них. Но на сердце у Мэй лежал камень. Если прямо сейчас сесть в карету и вернуться в Портоград…

— Пошеееел!

Пронзительный вопль сорвался с тонких губ леди Говард. Через миг карета уже неслась в облаке пыли на край земли. Переглянувшись, друзья проводили ее взглядами — теперь самое большее, чем они могли помочь Пессимисту, — это идти дальше.

— Не шумите… — прошептала Мэй. Если обитатели Хламовых гор еще тут, они запросто могут принять компанию за гулей, и тогда…

— Ох, ну и видок у тебя! — выпалил Тыквер, смахнув несколько скупых слезинок и посмотрев на Мэй свежим взглядом. Еще бы. Бархатное платье порвалось, когда она лезла в карету. Волосы, щедро припорошенные дорожной пылью, болтались по спине спутанной паклей, из которой торчали стрелы.

— Тыквер, потише! — прошептала Беа.

Но Тыквер только покачал головой завороженно:

— Вылитая королева выпускного… из чьего-то худшего кошмара…

— Тсс!

Они подплыли к самой первой куче рухляди. Вблизи уже можно было различить старые автомобили, гробы и холодильники. Окинув взглядом бесконечные горы хлама — в том числе сотни полузасыпанных песком саркофагов, Мэй обескураженно вздохнула:

— Я и забыла, сколько их тут…

Какой-то из саркофагов скрывал вход в Селение — понять бы только какой.

Мэй оглянулась на Люциуса, горевшего, как светлячок, в полумраке пустыни. Он пожал плечами: мол, я знаю не больше твоего. Беа, дрожа, ухватила подругу за руку. Мэй крепко сжала ее ладонь.

— Ой, блестяшка! — Тыквер выхватил из груды серебристый тостер — и исчез под лавиной колесных дисков.

В тот же миг в холме открылась щель, и на песок легла полоска теплого, уютного света. Не тусклого, призрачного и мертвенного, а настоящего, от яркого огонька свечи. Щель начала шириться, разрастаясь до дверного проема. В дверях кто-то дожидался — не светящийся, не парящий над землей, а объемный, твердо стоящий на ногах, яркий и живой.

Стройная, гибкая фигура, длинная юбка с оборками, красный корсет, блестящее каштановое каре. И выхваченный из повязки на бедре кинжал, которым обладательница всего этого замахивалась на незваных гостей.

Лисичка Лекси посмотрела на Мэй с прищуром. Неужели не узнаёт? Но Лекси опустила кинжал и, подбоченившись, прислонилась к дверному косяку.

— Надо же! Век живи, как говорится…

Мэй поежилась под острым взглядом, сражавшим иных наповал.

— Нам нужна помощь.

Лекси не двигалась.

— Мы хотим разослать сообщения всем оставшимся в Навсегда призракам и еще Хозяйке Северной фермы. Надо готовить восстание против Бо Кливила. Поможете?

И тогда, к изумлению Мэй, Лекси шагнула вперед и, крепко обняв, потащила ее внутрь, в Селение неупокоенных душ.

— Прическа у тебя что надо!

Кошки много чего не любят. Воду, например. Или когда чешут не за тем ухом. Но больше всего кошки не выносят, когда их хватают ни с того ни с сего. Именно в этом крылась причина странного зрелища, которое наблюдали фантомы, летящие домой из «Поползня» с охапками диванных подушек в цветочек. По кромке Равнины Отчаяния с жалобными воплями метался туда-сюда вампир, силясь сбросить впившийся ему в голову комок лысой шкурки.

Судя по всему, кусать вампиры любят больше, чем быть укушенными.

Убедившись, что клиент все осознал, Пессимист разжал зубы и, описав дугу в воздухе, пружинисто приземлился. Подергивая хвостом, он проводил взглядом поспешно растворяющегося в тумане вампира. Потом тщательно вылизал лапы и осмотрелся. Помогло не особенно. Здесь царило еще большее запустение, чем в других виденных им уголках Навсегда: сплошной туман клочьями и голая земля. Пессимист мурлыкнул, хорошенько принюхался, вгляделся в туман — и целеустремленно зашагал вперед.

Идти пришлось недолго. Посреди пустоты вдруг выросла дверь. Кот подобрался поближе, догадываясь, что задерживаться, пожалуй, не надо, но любопытство брало верх. На двери красовался чеканный череп с костями — только не человеческий, а лошадиный. «Мью?» — задумчиво протянул Пессимист. Не каждый день встречаешь нарисованный лошадиный череп в загробном мире, где все животные под запретом. Прямо под черепом, в нижней части двери, виднелось еще одно квадратное отверстие, поменьше. Кошачья дверца.

У Пессимиста, хоть он и приближался к идеалу, все же имелись свои недостатки. Самоуверенность, например. Он полагал, что нет на свете такой опасности, которая ему не по зубам. Поэтому он двинулся прямо к двери, понюхать поближе.

Неслышно подкрадываясь на мягких лапах, он потянул носом. И тут кошачья дверца с громким скрипом распахнулась, оттуда высунулась нога с копытом и затащила Пессимиста внутрь.

Глава двадцатая Глухо, как в танке

Следующим вечером в Селении устроили то, чего не устраивали уже несколько лет. Вечеринку.

Полумрак огромной пещеры (из нее вели несколько лазов, пронизывающих толщу мусора, словно ходы в муравейнике) разгоняли факелы, воткнутые в старые люстры и в штабеля запчастей и гробов, составлявших стены. Все принарядились (для живых, незаконно поселившихся в мире мертвых, это означало достать лохмотья чуть почище). Беатрис с мамой, все это время не отходившие друг от друга ни на шаг, разносили закуски. Мэй наблюдала за празднованием со своего почетного места в углу. Волосы ей уложила сама Лисичка Лекси — закрутила тугие узлы на затылке и вплела цветы из собственного сада поселенцев. Еще она одолжила Мэй ярко-розовое кимоно, которое приберегала на черный день — оно пошло ко дну вместе с ней, когда корабль, на котором она плыла, затонул у Карибских островов. Мэй чувствовала себя в нем непривычно взрослой.

К ней то и дело подходили, чтобы ущипнуть на удачу.

— Вернулась закончить начатое? Молодец!

— Ты наш талисман!

— Мы знали, что Книга Мертвых не соврет!

Мэй вымученно улыбалась и кивала. Но по правде говоря, она понятия не имела, что делать дальше, да и может ли она вообще что-нибудь сделать. Ее не оставляла тревога за Пессимиста. Если с ним что-нибудь случится, если Бо Кливил хоть пушинку тронет на его голове, она… она ему…

Мэй беспокойно повозила ногами по песку, который заменял пещере пол.

— Ты похожа на тигра в клетке.

Люциус! Светлая челка уложена набок, школьный пиджак отглажен, на щеках горит румянец.

— Кто тебе такую прическу состряпал?

Мэй не без гордости повернулась в профиль:

— Лисичка Лекси.

Люциус щелкнул резинкой рогатки, потом натянул ее до предела, обшаривая глазами пещеру. Мэй сперва изучила собственные ногти, потом стену. Люциус поглядывал на нее краем глаза, и Мэй почувствовала, что краснеет от того, какая она хорошенькая сегодня. Наконец Люциус выдавил:

— Дурацкая прическа.

Мэй похолодела.

— Хорошо, что мне твое мнение безразлично, — бодро сказала она, глядя на группу играющих в «Мама, можно?».

Безнадежно отставший Тыквер то и дело оборачивался на них с Люциусом, щуря большие черные глаза. Люциус, безразлично пожав плечами, унесся мешать играющим.

Тыквер поступился принципами и спел под недостойный его уровня аккомпанемент — два банджо и кувшинное горлышко. Они бодро сбацали популярные блюзы «Я руку оставил в Поганом лесу» и «Ты — собака Баскервилей». Живые отплясывали развеселые джиги, а кто не отплясывал, травил байки, стоя у стен или сидя за деревянными садовыми столами. Играли в «Прикрепи ослу хвост», в музыкальные стулья, вспомнили кучу любимых на Земле развлечений. В хоровод «вокруг розовых кустов» Беатрис играть отказалась, потому что текст песенки вызывал воспоминания о чуме, но зато научила всех правильно складывать носовые платки.

Берта, Мэй и вся компания засиделись далеко за полночь, обмениваясь новостями. Помимо зловонного запаха изо рта, Берта Бретуоллер отличалась напором и хваткой, которых не было больше ни у одного предводителя в Навсегда.

— Значит, ни одной весточки от Хозяйки с тех пор, как ты снова здесь? — скосив глаза к переносице, поинтересовалась Берта.

Мэй помотала головой.

Берта шумно выдохнула (остальные мгновенно отшатнулись):

— Странно. Очень странно.

Они погрузились в раздумья. Играл оркестр, Беатрис кружилась в танце с Фабио.

И тут вошла Лекси с пачкой телепаграмм.

— Уже поступают первые ответы, — объявила она с улыбкой, вручая пачку Мэй.

— Надо же, быстро как.

Телепаграммы разослали утром по всем краям и весям, которые только приходили на ум. Мэй обнадеживающе улыбнулась остальным.

— Ну! — не выдержала Берта и дернула косматую седую прядь. — Открывай уже!

Мэй сперва пролистала всю пачку в поисках послания от Хозяйки, но от нее не пришло ничего. Как там сказал Бо Кливил? «Ее тут больше нет». Что он имел в виду? Она была на балу?

— Она даст о себе знать, всему свое время, — утешила Берта.

Тогда Мэй начала открывать телепаграммы по очереди — Новый Египет, «Хламбургеры» в Бездне скорби, Катакомбы… Постепенно надежда на лицах стала гаснуть.

«Нет, спасибо, у нас другие планы на выходные».

«Записаны к зубному».

«Рехнулись вы там, что ли?»

И ни слова от призраков с Опасных водопадов.

— Может, Зеро не умеет читать? — ухватилась за соломинку Беа. Зеро был вожаком у бесшабашных обитателей Опасных водопадов.

— Трусы они все, — хмыкнула Берта и испустила тяжкий чесночный вздох. Мэй с Беа обменялись страдальческими взглядами. — Мы тут бьемся как каторжные. Но эти темные духи, они что вши, им числа нет, а нас так мало… — Берта помотала косматой головой. — Короче говоря, никто больше… — Берта кивнула на стопку телепаграмм, — то есть никто из оставшихся ни на что не надеется. Мертвые вообще по части надежд и воображения не большие мастера, кумекаешь?

Мэй, как никто, понимала, что Берта права. Слишком много ей уже попадалось призраков, которые борьбу с Бо Кливилом считали чьем угодно долгом, только не своим.

Берта, скосив глаза, глянула на Мэй:

— Может, ты на самом деле только наполовину умерла?

Слухи о трагическом падении Мэй с крыши Седых Мхов распространились быстро. Неупокоенные честно пытались выразить сочувствие, но у них не очень получалось — слишком велика была радость от возвращения Мэй. Но теперь Берта смотрела печально.

— Нет, точно целиком, — вздохнула Мэй, облокотившись на стол.

Наверно, вид у нее получился совсем потерянный, потому что Берта похлопала ее по руке своей мозолистой заскорузлой ладонью:

— Не тужи. Когда-нибудь и за нами астронавты прилетят.

Лекси, сидящая рядом с Бертой, сделала большие глаза. Мэй как-то рассказала Берте о покорении космоса, и старушка вбила себе в голову, что Земля усиленно пытается наладить межгалактические контакты с миром призраков. Ни у кого не хватало духу развеять ее заблуждение.

Несколько минут все молчали. Мэй обвела поселенцев взглядом: изможденные, чумазые лица, обветшавшая за годы прозябания в этой норе одежда.

— Сил моих нет смотреть на эти понурые физиономии. Пойдем, — велела Берта.

Кивнув, чтобы не отставали, она повела их по извилистым ходам, прорытым в толще мусора, ловко обходя ловушки, которые в Селении были натыканы везде и всюду, — против темных духов, на случай, если они все-таки проникнут внутрь. Берта то и дело что-то обходила, под чем-то пригибалась, что-то перепрыгивала.

— Безопаснее, чем у нас тут, наверное, нигде места нет, — похвалилась она. — Разве только на Северной ферме.

Они выбрались на крышу, с которой открывался вид на раскинувшуюся внизу пустыню.

Мэй уже стояла здесь однажды — тогда с ней еще был Пессимист, тогда она еще чувствовала поддержку Хозяйки, зато пугалась на каждом шагу всего и вся. Оказывается, по сравнению с нынешним страхом, тот страх — цветочки.

— Вон там Галактический залив, интересное местечко, — Берта показала на север. — Да и вообще, туристам тут раздолье, хоть и называется Пустынное плато. То есть было раздолье. Теперь тут одни Кливилграды понатыканы, а оставшиеся призраки нос из дома не кажут.

Мэй глянула на тянущиеся до горизонта пески — и ахнула. Там, вдалеке, по песку шарила гигантская тень, похожая на руку, которая что-то нащупывает на темной полке.

— Это Кливил тебя ищет, не иначе, — сообразила Берта.

Мэй ошарашенно смотрела на рыскающую руку:

— Берта, а кто такой Бо Кливил в принципе? Ну что он за дух?

— Самый могущественный из всех, кого ты видела, дорогуша. И от него не скроешься. — Берта со зловещим видом кивнула на гигантскую тень. — Рано или поздно он нас найдет.

У Мэй сжалось сердце.

— Мне надо повидаться с Хозяйкой.

— Ты же знаешь, девонька, что без личного приглашения тебе Окаменелый перевал не перейти. Запамятовала, что случилось в прошлый раз?

Мэй вспомнила все те ужасы, что мерещились им в тоннелях под перевалом, когда пришлось встретиться со своими худшими кошмарами лицом к лицу.

— Апчхи! — Берта шмыгнула носом, и все тут же отпрянули от чесночного зловония, когда она выдохнула. — У Хозяйки свои соображения. Она сама тебя позовет, когда решит, что пора. Придется ждать — без нее мы с Кливилом ничего не поделаем… — Берта снова кивнула на тень руки: — Пока Навсегда еще хоть капельку светится, время у нас есть. А она будет светиться, пока не падет последний город.

Мэй угрюмо ковырнула площадку носком кроссовки:

— Но нельзя же просто сидеть сложа руки.

— Есть мысль… — Фабио выдержал театральную паузу. — Саботаж! — И он многозначительно поднял палец.

— Предлагаешь саботировать самого могущественного призрака в мире? Как? — не поняла Мэй.

— Самый главный козырь Бо Кливила — страх. А у нас какой главный козырь? — рассуждала вслух Беатрис, задумчиво сворачивая кончик кушака идеально ровными треугольничками.

Мэй обвела взглядом всех по очереди. Тыквер приглаживал чубчик и мурлыкал себе под нос ноту «ми». Беатрис принялась полировать ногти специальной щеточкой, найденной внизу. Люциус, наклоняясь к заду Фабио, изображал неприличный звук и тут же отскакивал, а Фабио недоуменно оборачивался и краснел.

— Идиотизм? — вырвалось у Мэй.

Люциус взвился в воздух. Лицо его озаряла озорная улыбка, а сам он засиял так ярко, что остальные невольно прищурились. Мэй прикрыла глаза ладонью:

— Что ты придумал?

Глава двадцать первая Здесь были Духи свободы

— Хии-хиии! Ииигого!

Подергивая хвостом, Пессимист в упор смотрел на призрака, который его сюда затащил. Похититель явно веселился, большие ноздри раздувались, мягкие губы складывались в подобие улыбки. Великан слегка подтолкнул кота носом, приглашая поиграть, и тихонько заржал. Лошади иногда прямо как дети.

Пессимист огляделся. Вокруг вздымались волны холмов, а на них… Тигры, змеи, летучие мыши, кошки, броненосцы, муравьеды, трехпалые ленивцы, дронты, собаки — вся возможная и невозможная фауна резвилась на зеленых склонах, кувыркалась в синем небе и прыгала по деревьям. Пессимист, не претендуя на лавры Шерлока Холмса, моментально догадался, что вот сюда и сослали всех запрещенных в Навсегда животных. И непохоже, что они тут сильно страдают.

Пессимист распушил усы, встал и махнул на прощание коню хвостом. Тут, конечно, мило, но у него своих дел по горло. Прежде всего, подопечная девочка, которую надо охранять.

Он увидел ее по дороге к выходу.

Она была серой, в фиолетовом ошейнике. В нежных лапках она сжимала прутик, который увлеченно грызла, извиваясь на мягкой траве. Почувствовав пристальный взгляд, она навострила уши, а потом взвилась в воздух, словно суперпрыгающий мяч, и, приземлилась на лапы напротив Пессимиста. Тот приосанился, лег на брюхо и пополз к ней.

— Миоу, — изрек он, что означало: «Привет, крошка! Мне надо кое-куда смотаться, хочешь со мной?»

— Мью, — ответила она, подразумевая: «С удовольствием!»

И две не ограниченные в передвижениях кошки просто-напросто выбрались наружу через ту же дверцу.

РАВНИНООТЧАЯНСКИЙ ЦЕНТР ЙОГИ

И МЕДИТАЦИИ ДЛЯ ПЕРЕТРУДИВШИХСЯ

ГОБЛИНОВ

Мэй, Люциус, Тыквер и Беатрис стояли, прислонившись к кирпичной стене под вывеской центра йоги, и созерцали дело своих рук — надпись на газоне.

Надпись внушала восхищение.

— Может, виньетку добавить? — предложила Беа. — Чтобы поизящнее?

Мэй с Люциусом, переглянувшись, заморгали и замотали головами. Фабио остался в Селении играть в бадминтон, обозвав всю затею бессмысленным дурачеством. Глядя на то, во что превратился газон перед центром йоги, Мэй уже готова была с ним согласиться.

— Ну что, — выдохнула она, — идем?

Они проникли в здание через боковую дверь и отправились прямиком в раздевалку. Через окно был виден зал, где с закрытыми глазами сидели в позе лотоса гоблины.

На дальней стене висел плакат:

МАНТРА:

Я ЗНАЮ, ГДЕ НАБРАТЬСЯ СИЛ,

КОГДА УСТАНУ МУЧИТЬ

И НАГОНЯТЬ СТРАХ.

Дружно закатив глаза, заговорщики прокрались в соседнее помещение, где гоблины оставляли свою грязную и склизкую одежду. Люциус распахнул дверцы стиральных машин и принялся упихивать туда темное и светлое вперемешку. Беатрис, морщась от отвращения, рассовывала по рядам дизайнерских туфель шарики эктоплазмы. Тыквер застыл у двери, готовый дать деру в любую секунду, и нервно грыз кончики длинных белых пальцев. Мэй набрала охапку тюбиков с обувным кремом и помчалась в душевую, смешивать его с гоблинским шампунем.

Зажимая нос и морщась, мимо проплыл Люциус с охапкой подштанников. Перехватив озадаченный взгляд Мэй, он махнул ей рукой, и они проследовали на кухню, к громадному серебристому холодильнику. По стенам выстроились бочонки с этикеткой «Натуральный молочайный сок».

— Открой морозилку, — прошептал Люциус.

Мэй, едва сдерживая смех, принялась вместе с ним запихивать гоблинское белье в морозилку, стопку за стопкой.

Люциус грозно замахнулся на нее парой подштанников.

Мэй не осталась в долгу и замахнулась в ответ. Завязалась суровая битва на подштанниках, противники фехтовали, отражали удары, подпрыгивали и крутились волчком.

— Сдавайся! Моя взяла! — прорычал Люциус.

— Никогда! — Мэй с размаху обрушила подштанники ему на макушку.

— Ну вы даете… — В дверях, недовольно хмурясь, стояла Беа. — Если гоблины нас заметят…

Тыквер, пристроившись у сосуда с натуральным молочайным соком, попытался налить себе стаканчик, а потом, бросив это дело, запрокинул сосуд на себя и подставил рот под краник. Остальные обернулись, но слишком поздно.

Сосуд накренился, рухнул на Тыквера, обдав его с головы до ног зеленым фосфоресцирующим соком, и покатился по полу.

В тот же миг за спиной Беа послышался топот. Мэй с Люциусом заметили опасность первыми, и Беатрис, увидев их глаза, испуганно обернулась. Мерзкого вида гоблин едва доходил ей до пояса, но бояться было чего: почти половину физиономии закрывали острые, как бритва, клыки. Гоблин стоял в тюрбане и в лосинах.

— А-а-а!

Все кинулись к черному ходу, сбивая по дороге бочонки с соком, и, выскочив на лужайку, с диким хохотом умчались в ночь.

Центр йоги еще долго сотрясался от возмущенного визга гоблинов, разбирающих ворох одинаково серо-буро-малиновых после стирки вещей. На газоне горела устрашающая надпись:

ЗДЕСЬ БЫЛИ ДУХИ СВОБОДЫ!

— Хорошо я придумал с подштанниками! — расплываясь в улыбке до ушей, похвалился Люциус. Он сорвал растущий под ногами цветок паслена и вручил его Мэй.

Тыквер хмыкнул, словно ему что-то в горло попало. Мэй, удивленно посмотрев на Тыквера, закрутила стебелек вокруг тетивы.

— Да, хорошо, — похвалила она Люциуса, словно мама, которая хвалит смышленого сына, и обменялась улыбками с Беатрис.

— Голова у меня иногда варит что надо, — нагибаясь за вторым цветком и тоже вручая его Мэй, продолжал Люциус.

Мэй сунула цветок за ухо, но Тыквер проворно выхватил его оттуда и воткнул за ухо себе, испепелив взглядом спину Люциуса.

— Хорошо, что ты умерла в тринадцать лет, Мэй. Теперь мы навсегда останемся ровесниками.

Тыквер принялся за спиной Люциуса изображать страстные поцелуи, поглядывая на Мэй. Пришлось его ущипнуть.

— Я бы не сказала, что хорошо, — возразила Мэй, взглянув на Люциуса с укором, но тот даже не заметил.

Беатрис ободряюще сжала руку подруги.

— Я чуть в обморок не упала, когда увидела этого гоблина! — выдохнула она.

— Давай наперегонки до потайного саркофага, — предложил Люциус, пихая Мэй в бок и срываясь с места.

Она понеслась следом, чувствуя, как свистит в ушах ветер свободы. Она первая хлопнула рукой по саркофагу, а Люциус, улыбаясь, повалился на песок. В отличие от мальчишек из Кабаньей Лощины, он радовался победе соперницы.

— Летишь быстрее пули! — похвалил он.

Мимо, задрав нос, проплыл Тыквер и скрылся в Селении. Беа прошествовала следом: наверное, спешила заняться накопившейся стиркой.

Мэй тоже не стала прохлаждаться снаружи — вдруг уже пришла какая-нибудь весточка от Хозяйки?

Со дня на день она может дать о себе знать.

Со дня на день они узнают, почему она так медлит.

Две кошки — одна серая и пушистая, другая лысая и довольно страшная — медленно двигались на запад по Пустынному плато.

Спутница Пессимиста представилась как Мью — то есть, в его понимании, Пушистая Мордашка. Он целеустремленно вышагивал по песку, а она носилась кругами, покусывая его то за шею, то за уши и вовсю пытаясь поднять ему настроение.

Однако при виде полузасыпанного песком каменного сооружения оба одновременно притихли. Покосившийся и просевший дверной проем затянуло паутиной, за которой пряталась темнота. Оттуда буквально разило опасностью. Если бы кто-то из них двоих разбирался в египтологии, они бы сразу узнали в странном сооружении древнюю гробницу.

Она отпугивала настолько явно, что кошки, переглянувшись, решительно двинулись посмотреть поближе. Вытянув хвосты трубой и развернув уши, словно локаторы, они стали спускаться по лестнице в темноту, раздуваясь от восторга.

Откуда-то снизу, из темной утробы усыпальницы, раздался вой. Кошки ускорили шаг.

Глава двадцать вторая Пылающие фрикадельки

Подперев подбородок кулаками, Мэй грустно смотрела в окно, как раскаленные шары градом сыплются с неба, хлопаясь на Пустынное плато. По всей пустыне до самого горизонта гулял огонь и песчаные вихри.

Две недели друзья изводили своими проделками все северные земли. А теперь третий день не могли высунуть нос из пещеры.

— Метеоритный ливень, — вздохнула Беатрис.

Они собрались в комнате Мэй — круглой пещерке под одним из пиков Хламовых гор, откуда открывался великолепный вид на плато. Беатрис, примостившись на подлокотнике продавленного ветхого кресла, заплетала Мэй косички, потом расплетала и переплетала заново. Люциус валялся на полу, закинув руки за голову, и от скуки шевелил пятками. Фабио, присев на край кровати, сочинял стихотворение под названием «Пылающие фрикадельки».

— Эх, — пробормотала Мэй, думая о Пессимисте. Она и не подозревала раньше, что в Навсегда бывают метеоритные дожди, но вот, оказывается, они бывают, и выходить под них опасно, если нет в запасе суперпрочного зонтика. Остается только надеяться, что кот сообразит где-нибудь укрыться.

— Эге-гей! — раздался ликующий вопль из коридора. Через секунду в дверях, потрясая газетой, появился Тыквер. — Смотрите, что нам телепаграфировали! Мы прославились!

— Дай-ка взглянуть… — Люциус потянулся за газетой, но Тыквер поспешно убрал ее за спину, осадив мальчика высокомерным взглядом.

— Сперва мы с Мэй, — заявил он, хватая Мэй за саван и оттаскивая в сторону. — Интересно, какая еще слава ждет меня впереди?

СЕВЕРО-ВОСТОК

ЛИХОРАДИТ ОТ ХУЛИГАНСКИХ ВЫХОДОК

По северо-восточным землям прокатилась волна странных происшествий, в которых пострадало множество гулей, гоблинов и зомби. На рассвете вторника группа гоблинов, возвращающихся из торгового центра «Гламурыш» в Скорбной лощине, наблюдала изуродованное изображение верховного правителя Бо Кливила. Хулиганы пририсовали к скрытому в тени шляпы лицу Бо Кливила закрученные усы и поток соплей из носа.

В среду в Верхней Трансильвании в руках гулей, собравшихся утолить жажду, взорвалась упаковка из двенадцати банок хлюп-газировки. В тот же день те же самые гули обнаружили на лобовом стекле собственного автомобиля надпись «Вонючка». До сих пор не выяснено, которому из гулей адресована надпись и чем именно, по мнению автора надписи, он воняет.

В четверг шайка зомби была остановлена высоким мужчиной с завитыми усами, который пустился в пляс на дороге, напевая «Это любовь». Попытка оказавшихся рядом хобгоблинов устроить погоню провалилась, поскольку их шнурки оказались связаны между собой. Пострадавшие пролежали несколько часов, дожидаясь кого-нибудь, кто умеет развязывать шнурки.

Помимо хулиганства, были совершены и более серьезные проступки: из магазина товаров для мрачных жнецов на окраине разрушенного Фокус-Покуса пропала крупная партия копий и стрел.

Призраки, опрошенные нами в пятницу на выходе из «Гламурыша», утверждают, что им «по приколу» подобные хулиганские выходки, а пожелавшие остаться неизвестными гильотинированные источники в Портограде, которым нет смысла бояться за свои и так отрубленные головы, заявляют, что наконец-то хоть у кого-то в Навсегда кишка оказалась нетонка.

Неизвестно, кто эти таинственные хулиганы и с какой целью они устраивают свои выходки, однако призраки со всех концов земли смотрят на северо-восток с надеждой, предвкушая новыенеожиданности.

«Мы увидели свет в конце тоннеля, — заявил один из призраков, пожелавший остаться неизвестным. — Теперь мы знаем, что кто-то потихоньку подрывает устои, и это вселяет надежду».

Кто-то. Кто же именно?

Фабио вскочил и, словно осененный внезапной идеей, помчался по коридору.

— Я же говорил, мы молодцы, — заявил Люциус, укладываясь на сложенные под головой руки.

Мэй снова посмотрела на метеоритный дождь за окном:

— Не уверена.

— В чем? — Тыквер плюхнулся на подлокотник кресла и принялся болтать ногами. — Просто слава настигает меня на любом поприще, и мне от нее не убежать.

Мэй почувствовала закипающую злость на Тыквера. Он, значит, радуется, Люциус тоже улыбается самодовольно, а она, похоже, единственная, кто еще помнит, зачем они тут собрались.

— Что ты имеешь в виду, Мэй? — подавшись вперед, спросила Беатрис, в отличие от ребят хранившая серьезность.

— Ну, подурачились мы. А что толку? Мы никого не спасли. Ничего существенного не сделали.

Беатрис кивнула:

— Да, на первый взгляд, так и есть. Но смотри, даже тут написано, что мы внесли сумятицу. И про свет в конце тоннеля…

— Только Пессимиста этим не выручишь, — с досадой огрызнулась Мэй. — И страну не спасешь, и…

Она не договорила. В комнату влетел Фабио с охапкой каких-то бумаг и плюхнул их Мэй на колени:

— Раз мы стали знамениты, теперь пришла пора.

— Пора для чего? — не поняла Мэй, в замешательстве разглядывая бумаги.

— Публиковать мои творения. Вот, смотри… — Фабио зашелестел черновиками, — стихи, сценарии, романы. Полный набор. Давай я прочту один стих. Называется «Рыдаю от того, как я талантлив».

— О-о-о… — промурлыкал Тыквер, вытягивая сценарий, на котором фосфорными буквами горело заглавие: «Игра в наступалы. Автобиография». — Ты уже начал подбор исполнителей? — Широкий рот расплылся в радостной улыбке.

— Меня возьми. — Люциус пружинисто подпрыгнул и выпятил грудь. — Видел, как я от гулей улепетывал? Быстрее ветра. Круче… — В голубых глазах сверкнула озорная искорка. — Круче крутости. — Он приосанился.

Беатрис, рассмеявшись, захлопала в ладоши.

Мэй начало лихорадить от нетерпения. Вскочив с кресла, так что творения Фабио ворохом полетели на пол, она ухватила лук со стрелами.

Все ошеломленно застыли.

— Ты куда сорвалась вдруг? — удивился Люциус. На его лице все еще сияла горделивая улыбка.

— Без Хозяйки мы ничего путного не добьемся, — заявила Мэй, закидывая лук и колчан за спину. — Пойду ее искать.

— Ты что, Мэй? — вмешалась Беатрис. — Там же Окаменелый перевал! Помнишь, что Берта говорила?

— Пропадешь… — Тыквер испуганно сунул палец в рот. Переполнявший его восторг мгновенно сменился тревогой за Мэй. Но было уже поздно. Клокотавшая в ней злость требовала выхода.

— А ты сиди читай «Наступалы», — отрезала Мэй. — Тебе же, кроме славы, ничего не надо.

— Эй, зачем ты так? — вступился Люциус, но Мэй пропустила его слова мимо ушей. Тыквер чем-то ее раздражал. Может, тем, что даже спорить не стал, а просто смотрел ошарашенно.

— Я с тобой, — вызвался он наконец.

Мэй тут же стало стыдно, и от этого злость только усилилась.

— Нет, Тыквер. Из-за тебя мы всегда попадаемся. Одной мне будет надежнее.

Она моментально пожалела о том, что сказала. Тыквер опустил голову, бледные щеки заалели.

Остальные стояли разинув рты. Фабио откашлялся. Беа принялась теребить кушак. Люциус вспыхнул. Но хуже, чем есть, Мэй уже стать не могло. Она зашагала к двери.

— Мэй, не ходи, — попросила Беатрис.

— Я уже умерла, — бросила она через плечо. — Куда хуже-то?

Через несколько секунд она летела под градом метеоритов.

Всю опрометчивость своего поступка Пессимист и Пушистая Мордашка осознали, когда заунывный вой, прежде доносившийся из глубины подземелья, вдруг послышался за спиной, а потом и отовсюду.

Острым кошачьим взглядом они обшарили всю усыпальницу — ничего, кроме стен. И тут стены зашевелились. Рисунки на них ожили, и странные фигуры, выставив вперед руки, двинулись на кошек.

Мумии, покачиваясь, обступали непрошеных гостей со всех сторон.

Пессимист выскочил перед Пушистой Мордашкой, закрывая ее собой, и утробно заворчал, угрожающе задрав хвост. Когда к нему потянулась забинтованная рука, он не мешкая вонзил в нее клыки, но рука цепко ухватила его поперек туловища.

Кот попытался вывернуться и зацепил кончик марли. Бинт начал разматываться — оказалось, что под ним ничего нет. На месте большого пальца мумии зияла пустота.

Пессимист оглянулся на Пушистую Мордашку, к которой подбирались со спины целых две мумии. Круг сужался, мумии наступали, отрезая кошек друг от друга.

Глава двадцать третья Снова на Северной ферме

Вечером, пометавшись зигзагами по Пустынному плато в попытках увернуться от метеоритов (несколько раз ее чуть не прибило), Мэй забралась на ночлег в какую-то пещеру. Она завернулась в прихваченное с собой дырявое одеяло и смотрела, как снаружи сыплются огненные шары, обдавая ее жаром. Изнутри она тоже сгорала — от стыда, вспоминая лицо Тыквера и гадости, которые ему наговорила. А ребята, наверное, волнуются там за нее, переживают.

Мэй надоело лежать калачиком, и она перевернулась на спину, уставившись в темный потолок пещеры. Вспомнилось, как она часто лежала так же дома, когда не получалось заснуть, разглядывала потолок, а из-за двери доносилось приглушенное бормотание телевизора, и можно было не беспокоиться, зная, что мама еще не спит.

Неужели некоторым душам действительно не удается нигде стать своими? Что, если Бо Кливил не врет?

Мэй вот определенно заблудилась и потерялась. Одна надежда на Хозяйку, которая, может быть, подскажет правильный путь, как в прошлый раз.

★ ★ ★

Наутро Мэй отправилась в бесконечный переход по каменистым предгорьям. Она то и дело ловила себя на том, что напевает под нос отрывки из опереток Тыквера, потом пытается вспомнить стихотворение Фабио и жалеет, что этого рифмоплета здесь нет и нельзя послушать в его собственном исполнении. Девочка не сводила глаз с темных гор на горизонте, которые почему-то никак не хотели приближаться.

Но вот наконец тропинка начала забирать вверх, а впереди показались поблескивающие в неярком вечернем свете гигантские кости, усеявшие Окаменелый перевал. Еще через час Мэй дошла до исполинского валуна у входа. Он стоял расколотый надвое, и по надписи на нем змеилась трещина.

ЗДЕСЬ ПОКОЯТСЯ СНЕЖНЫЕ ВЕЛИКАНЫ.

ТУТ СТОЯЛИ ОНИ.

ВЕРА ДАЛА ИМ ЖИЗНЬ.

ЗАБВЕНИЕ СТАЛО ИХ УДЕЛОМ.

И ТОЛЬКО ИХ ДЫХАНИЕ

СТРУИТСЯ ПО СКЛОНАМ ГОР,

УЖАСОМ ПРЕГРАЖДАЯ ПУТЬ ЛЮБОМУ.

Поежившись, Мэй обхватила себя руками и посмотрела на заснеженные пики. И вдруг осознала, что ей совсем не холодно. Ледяное дыхание гор, окутавшее их в прошлый раз, теперь совершенно не ощущалось. Исполинские кости и скелеты, разбросанные по каменистым склонам, нагнавшие столько страха тогда, сейчас вызывали только жалость и сочувствие. Хотя Мэй и сама не понимала толком почему.

Что-то здесь не так. Она оглянулась и задумчиво пригладила длинные волосы, собранные в хвост. Может, и вправду не надо было приходить? Но вернуться в Селение с пустыми руками еще хуже. Упрямо вздернув подбородок, Мэй двинулась дальше.

На ночлег она забилась в укромную ложбинку в двух часах ходьбы от вершины перевала. Вокруг плясали призрачные огни, но Мэй видела только кромешную тьму. Ее грызло беспокойство, хотя она старательно гнала его от себя. На тоннели, в которых они плутали в прошлый раз, не было даже намека. Гора лежала перед ней застывшая и безжизненная.

Утром она перешла через гребень, и худшие опасения подтвердились. Призрачное сердца замерло при виде картины, открывшейся на той стороне.

Долина, где прежде шумели первозданные джунгли, под заснеженным пологом которых вовсю кипела жизнь, превратилась в кладбище порубленных, сгнивших деревьев. Вырубили все подчистую. Сплетения лиан, светлячки, прозрачные звери и светящиеся духи Северной фермы — все сгинуло. Мэй медленно, как во сне, начала спускаться по склону.

Мимо покореженного, выломанного знака с надписью: «ДИКО-МОХНАТАЯ СЕВЕРНАЯ ФЕРМА» — она проплыла туда, где раньше полным ходом шла работа. От былых обитателей остались прядильные станки, точильные камни, наковальни, помогавшие духам-мастерам являть чудеса своего ремесла.

Впереди вырос запутанный клубок корней, этажей в десять, не ниже. Мэй потрясенно ахнула — это же Хозяйкина магнолия. Перемазавшись в грязи, девочка исползала все корни вдоль и поперек в поисках какой-нибудь весточки от Хозяйки, знака, что она где-то тут, что с ней все в порядке. И ничего не нашла. Только старые фотографии, сломанный столик, за которым они когда-то сидели, пригоршню магнолиевых семян и пылающую надпись на воткнутой в землю табличке:

СКОРО НА ЭТОМ МЕСТЕ!

ТОРГОВЫЙ ЦЕНТР «КЛИВИЛРАМА»

И КИНОТЕАТР НА ВОСЕМНАДЦАТЬ ЗАЛОВ

С ОСОБЫМИ КРЕСЛАМИ ДЛЯ ГОБЛИНОВ!

ТРИСТА ЭТАЖЕЙ РАЗНООБРАЗНЫХ МАГАЗИНОВ,

ТОРГУЮЩИХ ОДНОЙ И ТОЙ ЖЕ ДРЕБЕДЕНЬЮ!

МУЗЕЙ ДЕРЕВЬЕВ!

АКВАРИУМ ДЛЯ ПОЛТЕРГЕЙСТОВ!

РЕСТОРАННЫЙ ДВОРИК!

Мэй, окончательно растеряв все силы, опустилась на первый попавшийся корень. Мимо пролетел заплутавший светлячок, она проводила его потухшим взглядом.

Сколько она так просидела, Мэй не знала, но в конце концов она поднялась, пригладила волосы и решительно сунула руки в карманы. Как бы ей хотелось вернуться в Селение с обнадеживающими новостями… Но сердце Навсегда разбилось вдребезги.

Из полузасыпанной гробницы посреди пустыни донесся последний протяжный вой. Забивая паутину, ветер швырнул в зияющий дверной проем горсть песка. И все стало как прежде, словно ничего и не произошло.

Глава двадцать четвертая Галактический залив

Погрузившись в тяжкие мысли, Мэй брела, не разбирая дороги.

Через несколько часов ноги привели ее на край Галактического залива. Он напоминал Большой каньон, только бездонный. Вместо дна открывался бесконечный космос.

Мэй постояла на кромке, сбивая носком кроссовки песок и глядя, как он улетает в бездну. Почему именно ей выпало стоять тут со своей непосильной ношей? Была бы она Клэр Арнисон, мирно сопела бы сейчас в кроватке. Или продавала бы скелбургеры в Сглазе и в ус не дула. Или хотя бы осталась прежней Мэй, не подозревавшей, сколько в мире опасностей.

Она провела рукой по волосам — в прядях запутался какой-то мусор. Вытащив это непонятно что, она уселась на краю каньона, болтая ногами над бездной. На ладони у нее лежало красное семечко магнолии. Мэй бросила его на землю рядом с собой.

В конце концов ей надоело болтать ногами, и она встала. В последний раз заглянула в головокружительные глубины и направилась туда, откуда пришла.

Однако неожиданный треск заставил ее обернуться.

Семечко проросло — и на глазах Мэй за считаные секунды вымахало в тоненькое деревце. Оно изогнулось, будто разворачиваясь к Мэй, и девочка увидела, что это никакое не дерево, а Хозяйка собственной персоной, морщинистая, словно покрытый корой ствол.

Мэй застыла в испуге, не веря своим глазам. Хозяйка покачивалась на ветру и приветливо помахивала листьями:

— Привет. Помнишь меня?

Она протянула Мэй тонкую ветку — такую тонкую, вот-вот обломится, что девочка не решилась ее тронуть.

— Брось, я не настолько старая. Ну же?

Мэй осторожно коснулась коры. Да, эта высохшая рука — действительно рука Хозяйки.

— Вы такая хрупкая… — выдохнула Мэй.

— Я всегда хрупкая. Просто иногда это становится заметнее.

— Почему вы их не остановили? — выпалила Мэй первое, что пришло в голову.

Хозяйка посмотрела так, словно элементарнее этого вопроса в жизни не слышала:

— Так ведь не моя это задача, милая.

Мысли в голове Мэй закружились хороводом и завязались морскими узлами, поэтому она не нашлась с ответом.

— Я предпочитаю плыть по течению, — невозмутимо продолжала Хозяйка.

Мэй открыла и закрыла рот, как рыба.

— Хочешь покажу кое-что? — Не дожидаясь ответа, Хозяйка потянула Мэй к краю обрыва и кивком показала на черную пропасть внизу: — Пойдем.

Мэй заглянула в разверзшуюся бездну:

— Как? Просто возьмем и пойдем?

Хозяйка поморгала недоуменно, но потом морщинистое лицо озарилось пониманием.

— Да, точно!

На протянутой к Мэй раскрытой ладони возник белый ярлычок. На нем значилось «ПРИВЕТ, МЕНЯ ЗОВУТ», и дальше сияющей вязью «МЭЙ». Поверх всего этого шла надпись: «ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ВИП-ТУРИСТ».

— Без пропуска в нашей Вселенной никуда. Очень разумная мысль — соблюсти официальную процедуру. — Хозяйка улыбнулась. — Все, пойдем, рассиживаться некогда, времени в обрез, не успеешь посмотреть.

Она махнула Мэй рукой. Девочка еще раз наклонилась над усеянной звездами пустотой:

— Что посмотреть?

— Как что? Все. — Хозяйка начинала терять терпение. По-пантерьи сузив глаза, она протянула Мэй морщинистую руку.

Мэй нервно сглотнула и, уже наполовину жалея, что не отказалась, вложила свою ладонь в руку Хозяйки. Шагнула вперед. И вот она уже парит в пространстве над звездной бездной, легко и беззаботно, словно воздушный шар. На губах заиграла восторженная улыбка.

— Вот так, — сказала Хозяйка. Она парила рядом, и корни тянулись за ней, будто шлейф свадебного платья.

Вдвоем они скользнули вниз, в пропасть, а потом, поднырнув под краем, выбрались в открытый космос. Мэй оглянулась. За спиной круглым сгустком тумана тускло светилась Навсегда, становясь все меньше и меньше.

— А теперь посмотри налево… — размеренным тоном заправского экскурсовода вещала Хозяйка, показывая сверхновые, кометы, планеты, туманности, кафе для межгалактических дальнобойщиков; планеты, где лучше всего исполняют живую музыку; ошметки космического мусора, спутники и несколько черных дыр.

— А которое здесь солнце? — спросила Мэй, обводя взглядом звезды.

Хозяйка улыбнулась деревянной улыбкой. Мэй представила, как, наверное, по-дурацки они смотрятся со стороны — девочка и дерево, летящие сквозь бесконечный космос.

— Земное Солнце?

Мэй кивнула.

Хозяйка показала на крошечную точку вдали, не больше песчинки. Как она ее там выискала?

— А Земля?

Хозяйка ткнула пальцем в другую песчинку. Совсем непохоже. Как эта кроха может вмещать всех людей, и зверей, и всякие сложные чувства?

— Такая маленькая. И столько треволнений, — укоризненно прицокнула языком Хозяйка.

— Зато там есть любовь.

— Да. Любовь куда шире и глубже, чем кажется.

Мэй снова отыскала взглядом Землю. Невозможно далеко. На глаза навернулись слезы.

— Ну вот еще… — Хозяйка сунула в руку Мэй накрахмаленный белый платок. — Слезами горю не поможешь. Будешь плакать над прошлым, пропустишь все хорошее в настоящем. Как, например, вип-тур по галактике. Жалость к себе — это гиблое дело. А ты в последнее время только тем и занимаешься, дорогая, что сидишь и жалеешь себя.

Мэй вспомнила, как отвратительно нагрубила друзьям, и снова залилась краской стыда. Простит ли ее Тыквер когда-нибудь?

На пути попадались живописнейшие облака космической пыли и звезды, такие ослепительно-яркие, что приходилось отворачиваться.

Через несколько минут, когда Мэй решила, что Навсегда осталась далеко позади и до нее теперь миллионы световых лет, она вдруг выросла перед ними, стремительно увеличиваясь. Мэй узнала ее по огромному щиту, который, мигая неоновой подсветкой, болтался прямо перед звездой, провозглашая Кливила номером один. Остальная часть Навсегда утопала во мраке.

— Тут так темно.

— Она впала в уныние. Потеряла себя. Все кончено.

Мягко, не касаясь земли, они опустились на край пропасти. Мэй надеялась, Хозяйка что-нибудь скажет. Только бы не прощаться — у нее еще столько вопросов, и ей еще стольким надо поделиться.

— Из меня не очень хороший призрак вышел, — призналась Мэй. Хозяйка улыбнулась. — Но девочкой на Земле у меня тоже, по-моему, не очень получалось.

— Да нет, Мэй. Просто чтобы быть живым, надо жить на все сто процентов. Отдаваться жизни полностью. Брать от нее все. И так далее. Иначе какая радость?

Мэй не знала, что ответить. Теперь, застряв в призрачном мире Навсегда, она жалела, что не пожила на Земле подольше. Что трусила. Что не нашла, где стать своей.

— Нет, Навсегда тоже очаровательна. Была то есть, — заглянув в пропасть, вздохнула Хозяйка. — «Бездна скорби», все эти расчудесные духи и призраки… и то, что из года в год все остается неизменным. Но Земля… Земля — особенная.

И вдруг где-то за спиной у Мэй грохнул гром и ослепительно сверкнула молния.

— А… вот и он, — сообщила Хозяйка.

Мэй обернулась.

Сияющий, усеянный огоньками светлячков, перед ней высился уходящий в небо мост. Противоположный конец его терялся в темноте.

— Это…

— Разумеется.

Мэй подошла к первой ступеньке и, осторожно коснувшись перил, в замешательстве оглянулась на Хозяйку:

— Зачем он здесь? — Она вдруг испугалась, что мост сейчас уведет кого-то из них двоих в иной мир.

— Я хотела на него посмотреть.

— А что на той стороне?

— Не знаю. Никто еще оттуда не возвращался.

Мост упирался прямо в небо. И Мэй поняла, вглядываясь в темноту, что интересовало ее в этом Мосту Душ больше всего.

— Как думаете, на той стороне я перестану бояться? — спросила она, оглянувшись на Хозяйку.

— Да, именно так я и думаю. Там ты бояться не будешь.

Мэй снова потянулась к перилам.

— Отличный способ убежать от всех бед.

Мэй посмотрела на Хозяйку. Занесла ногу на первую ступеньку. Надолго задумалась. А потом с грустным вздохом шагнула назад.

Через несколько минут они стояли в темноте на краю Пустынного плато, разговаривая вполголоса.

— Вы не останетесь с нами?

— Это не моя битва. Но я буду рядом. По-своему.

— Как считаете, у меня получится? Выполнить то, о чем сказано в Книге?

Хозяйка посмотрела на Мэй долгим пристальным взглядом:

— Мэй, я ведь древняя, как само время. Я не считаю, я знаю. — Она вздохнула и печально поникла. — Ненавижу приносить дурные вести, но… — Голубые глаза стали бездонными, как озера. — Мэй, у тебя ничего не выйдет.

Мэй в ужасе отпрянула:

— Как вы можете так говорить?

Хозяйка пожала ветками, сочувственно, но не обескураженно:

— Это правда.

— То есть, по вашим словам, мне надо сдаться?

Хозяйка цокнула языком и покачала густой кроной:

— Поражение — еще не повод опускать руки. Ох ты, совсем запамятовала. У меня встреча в галактике Черный Глаз — надо срочно туда. Так что откланиваюсь…

Мэй готова была умолять Хозяйку остаться и помочь. Но она сдержалась. Вздернув подбородок, она постаралась напустить на себя храбрый вид.

Через несколько шагов Хозяйка обернулась и, увидев выражение лица Мэй, задумчиво скрестила ветки на груди:

— Не волнуйся. Тебя все равно ждет несколько приятных сюрпризов. — И улыбнувшись как ни в чем не бывало, она осыпалась кучкой земли и коры и развеялась по ветру.

Галактический залив остался далеко позади, на горизонте показались очертания Хламовых гор.

Мэй сразу увидела, что дело дрянь. В каждом окне — обычно затемненном — горел яркий свет, а на крыше толпились зловещие фигуры — точно не живые, судя по призрачному мертвенному свечению.

Мэй пустилась бегом.

Глава двадцать пятая Срочная доставка

Натянув тетиву, Мэй ворвалась через потайную дверь в главный зал Селения. Сперва у нее даже в глазах зарябило от количества темных духов. Но, присмотревшись, она поняла, что какие-то они не очень темные. А присмотревшись еще получше, осознала, что вовсе даже не темные.

Мэй в замешательстве опустила лук.

— Спасибо, что заглянула, — обронил Тыквер, шествуя мимо под руку с призраком в тоге.

Мэй огляделась. Пещера была набита битком. Вот Люциус раздает какие-то ценные указания стайке светлых мальчиков; а вот несколько призраков, знакомых по «Хламбургерам» из Бездны скорби. Какие-то древние египтяне. Куча разнокалиберных фантомов — пучеглазых, рогатых, тягуче-склизко-хвостатых. Даже несколько ярко светящихся духов Северной фермы, которые фланировали кругами, волоча за собой длинные, как у комет, хвосты.

— Что…

— Мэй! — Беатрис, просияв, кинулась ей на шею. — Разве не чудо? — Мэй ничего не понимала. — Они пришли помочь. Все хотят в Духи свободы. Мы показали, что Бо Кливил совсем не так страшен, как кажется, и они вдохновились. Поверили в победу.

Неужели правда? В глубине души затеплилась надежда. Мэй в волнении сжала руки Беатрис.

БА-БАХ!

Западная стена пещеры с грохотом провалилась внутрь, обрушиваясь лавиной утиля. Кто-то завизжал. Остальные в испуге отскочили.

На груду хлама приземлился какой-то беспорядочный клубок тел, дрыгающий руками и ногами. По пещере пронесся изумленный возглас. Брызнули врассыпную колесные диски, и куча-мала распалась наконец на отдельных призраков — девушку в шрамах от крокодильих зубов, нескольких парней в боевой раскраске, с перьями в волосах, и одного в разноцветных бермудах, с веселыми искорками в глазах и солнцезащитным кремом на носу.

Парень в бермудах оглядел пещеру и удовлетворенно кивнул. За спиной у него болтался ярко-оранжевый парашют, а на ладони балансировала плоская квадратная коробка с черепом и костями на крышке. Под черепом виднелась надпись: «ЧЕРЕП-ПИЦЦА». От коробки шел такой запах, что слюнки текли.

— Братва! — воскликнул Зеро, небрежно взъерошивая шевелюру. — Говорят, будем мир спасать? — Он кивнул на коробку: — Налетай!

Прибыло подкрепление с Опасных водопадов.

— В урочный час мы подберемся к Равнине Отчаяния вот отсюда. — Берта опиралась чумазыми руками на карту Навсегда, пришпиленную на столе в главной пещере. Немногочисленные слушатели — Люциус, Тыквер, Лисичка Лекси и несколько других — ловили каждое слово.

— Пока темные духи не двинутся в поход, нам выступать нельзя, — озвучила Мэй коронную реплику Берты.

Уже две недели они планировали и перепланировали, думали и передумывали, как попасть в крепость Бо Кливила. Задачка получалась со многими неизвестными. Никто толком не знал, как выглядит замок, хотя Беатрис перелопатила всю возможную литературу на эту тему. Никто не представлял, как попасть внутрь. Наверняка известно было одно: окончательно прибрав Навсегда к рукам, Бо Кливил разошлет орды своих темных духов по Кливилградам. И тогда крепость окажется хоть чуточку более уязвимой. То есть по всему выходит, что лучший момент для атаки — когда Земле будет грозить самая серьезная опасность.

Мэй было невыносимо ждать так долго. Вдвойне невыносимо, потому что Пессимист все еще болтался неизвестно где. Терпение давалось с неимоверным трудом. Но Мэй понимала, что другой возможности напасть на замок не будет.

За прошедшие недели ряды Духов свободы успели пополниться. Мэй обвела взглядом главную пещеру. Вот Зеро демонстрирует горстке новоегиптян, древних греков и арабских танцовщиц, как мастерским приемом уложить гуля на лопатки. Вот Фабио гоняет отряд оборвышей по полосе препятствий. Вот Беатрис учит сорвиголов с Опасных водопадов прятаться.

Мэй встала:

— Пойду подумаю.

— Я с тобой! — поднялся Люциус.

— Это я с тобой! — Тыквер вскочил и втиснулся между Люциусом и Мэй, сверкнув глазами на соперника.

Мэй оглянулась на Люциуса с извиняющейся улыбкой. У себя в комнате она плюхнулась в ветхое кресло и в задумчивости уставилась на пустыню за окном. Тыквер, примостившись на кровати, принялся разыгрывать сценку между пальчиковыми куклами. Один из персонажей изображал Мэй, второй — Люциуса.

— Я такооой клааасный! — хвастался «Люциус».

— Даааа, Люциус, ты молодец! — поддакивала «Мэй». — Ты мой герой!

— Тыквер, — не выдержала настоящая Мэй. — Что это ты на Люциуса взъелся?

Тыквер зевнул.

— Да вы с ним в последнее время просто не разлей вода, — протянул он, вытряхивая невидимую соринку из чубчика.

Мэй не ответила. В общем, да, они действительно в последнее время часто вместе.

— Теперь, значит, он твой лучший друг, да?

Мэй удивленно обернулась:

— Тыквер, ты что?

Нахмурившись, призрак скинул пальчиковых кукол на ладонь:

— Скажи мне по-честному. Он тебе больше нравится, чем я?

Мэй не знала, как объяснить.

— Да нет же. Просто он мне нравится… по-другому. — Она и сама не понимала, что испытывает к Люциусу.

— Хм… — фыркнул Тыквер.

Мэй хотела еще что-то добавить, но тут снизу раздался какой-то шум. Переглянувшись, оба вскочили и помчались по мусорным ходам в главную пещеру, где сбившиеся в кружок призраки о чем-то громко галдели.

— Что там? — забеспокоилась Мэй.

Кто-то сунул ей в руки газету.

— Телепаграфом прислали, — мрачно пояснила Лисичка Лекси. Мэй пробежала глазами заголовки. На первой странице вспыхивала и гасла фотография горящего особняка, подписанная «ПОСЛЕДНИЙ ОПЛОТ НАВСЕГДА ПРИКАЗАЛ ДОЛГО ЖИТЬ».

— И что это значит? — не поняла Мэй.

— Это чистая правда. Я видела оттуда, с верхотуры, — просипела появившаяся из тоннеля Берта, отряхивая песок с башмаков. — Портоград захвачен. — Несколько призраков ахнули в испуге, но Берта смотрела только на Мэй. — Последний свободный город.

Мэй скользнула к двери и стала всматриваться в горизонт, пытаясь разглядеть там разрушенный Портоград. Но разумеется, вокруг расстилались сплошные пески.

Небо совсем померкло. Догорели остатки звезд над Пустынным плато. Скоро свет Навсегда погаснет окончательно.

И тут Мэй почувствовала, что песок неподалеку шевелится. Встрепенувшись, она выхватила из-за спины лук со стрелами и прицелилась в темноту.

Застыв, она прислушивалась к малейшему шороху. За ее спиной по пещере носились поселенцы, готовясь к бою.

Рассредоточившись вдоль стен, они ловили каждый звук, пытаясь угадать, что за враг идет к ним. И они услышали.

— Миэй…

Серебряная стрела выпала у Мэй из рук.

Звездосвет выхватил из темноты очертания больших ушей. Мэй хотела кинуться навстречу, но вдруг замерла как вкопанная. Кроме Пессимиста из мрака выступил кто-то еще. Две мумии, связанные по рукам собственными бинтами, за которые Пессимист вел их, как на поводке. Но и этим дело не ограничилось.

Рядом с Пессимистом выросла вторая кошка. Пушистая от ушей до хвоста. Серая, с плюшевой мордочкой и таинственным мерцанием в зеленых глазах. Мэй остолбенела. Но эту мордочку она узнала бы где угодно, даже через долгие годы.

Пессимист, весь в пыли и песке после долгих скитаний, все-таки вернулся к Мэй.

Вместе с Фасолькой.

Глава двадцать шестая Тыквер и Мэй

После возвращения кошек для Мэй, как ни странно, наступили самые лучшие дни за все время житья в Селении. Никогда еще она не ощущала в себе столько сил и не была настолько в своей стихии. Поручив духам Северной фермы изготовление луков, она раздавала серебряные стрелы направо и налево. Призраков с Опасных водопадов она посадила мастерить рогатки и кисеты с шипастыми шариками для тех, кому не хватит луков. Домовые под руководством Беа шили плащи. Со всех сторон Мэй забрасывали вопросами про предстоящую битву, и у нее почти всегда находились ответы.

• Арии из мюзиклов делают гоблинов шелковыми.

• Чтобы серебряная стрела попала в цель, надо верить в то, за что сражаешься.

• Зомби страшные, но запутать их легко.

Единственное, чего она не знала, — что ждет их на том краю Равнины Отчаяния и что они, собранные с миру по нитке бунтари, могут против Кливила. Страх угнетал, но что-то все же окрыляло последних Духов свободы. Мужество.

Пружинистым шагом, с песней на устах, Мэй разгуливала по Селению. Пряча улыбку, она смотрела, как Пессимист с Фасолькой скачут по лазам, словно резиновые шарики, устраивая друг на друга засады в укромных уголках, покусывая друг друга за уши и нежно хлопая друг друга лапой по щекам. Никогда еще Пессимист не светился таким оптимизмом. Теперь ему совсем некогда было дремать у Мэй на коленях, но когда он все-таки сворачивался там клубком, она чесала его за ухом и думала: «Вот как оно бывает, когда становишься своим».

Египтян Пессимист обходил десятой дорогой, опасаясь, что его снова произведут в священные коты, и старательно прикрывался лапой, если кто-то из них проплывал мимо. Всегда готовый научиться чему-то новому, он пристроился в подмастерья к духам Северной фермы, осваивать резьбу по дереву. Усилием воли расставаясь с Фасолькой, Пессимист мчался в мастерскую, и там каждый мог наблюдать воочию, что отсутствие противопоставленного большого пальца нисколько не мешает коту выгрызать и собирать изящные деревянные игрушки. Фасольке он преподнес в подарок крохотную мышь на колесиках — копию той, что когда-то дожидалась его у ворот Призрачного города. Фасолька замурлыкала от восхищения.

Каждый вечер Мэй с Бертой и Лекси забирались на крышу Селения и оглядывали пустыню. И с каждым вечером огромная тень руки шарила все ближе. Наконец, когда до нее остались считаные мили, Берта заявила с тяжким чесночным вздохом:

— Все, девочки. Пора значит пора.

Облокотившись на ограждение, они еще долго стояли на крыше, глядя, как тень поглощает последние свободные земли Навсегда.

Той же ночью, сама не зная почему, Мэй попросила Тыквера подстричь ее покороче.

— Мне все равно никогда не нравилось с длинными.

— Да, возни много, — согласился Тыквер.

— Угу. — Мэй нервно пожевала губу. Она не один день собиралась с духом, и теперь наконец время пришло. От жгучего стыда защемило сердце. — Тыквер… Прости за то, что я тебе тогда наговорила, во время метеоритного ливня…

— Да ладно. — Тыквер смущенно потупил взгляд, а потом уселся на кровать рядом с Мэй. — Подумаешь… Ничего страшного.

Мэй поболтала ногами:

— Еще как страшно. Я тебя ужасно обидела.

Тыквер пожал плечами:

— Но ведь ты сказала правду.

— Нет! — вскинулась Мэй, хватая Тыквера за длинную холодную руку. — Как ты можешь так думать?

Тыквер задумчиво оттянул кривую нижнюю губу:

— Ну что поделаешь. Мне самому жаль. — Он беспомощно покрутил ладонью в воздухе. — Вот ребята с Опасных водопадов — рисковые и безбашенные, а египтяне — хорошие строители. Наши неупокоенные — мастера по выживанию. — Он нахохлился и повесил голову. — А домовые ничего толком не умеют. Так уж устроено.

У Мэй в горле встал комок. Как объяснить другу, насколько он ей дорог?

— Тыквер, ты тут единственный домовой. Кто еще отважился бы проделать такой путь?

— Даже в Шекспировское варьете меня не берут. — Тыквер шмыгнул носом.

Они помолчали.

— Было одно дело, которое мне по плечу, — наконец сказал призрак.

— Какое?

— Приглядывать за тобой. — Уголок бледных губ изогнулся в едва заметной грустной улыбке. — Когда ты была совсем крохой… и потом, до школы. Когда жила в Седых Мхах. — Он кивнул, глядя большими печальными глазами. — Это у меня получалось.

Мэй снова сжала его холодные пальцы.

— Но ты уже не маленькая, — прошептал он.

Мэй не знала, что ответить.

— Ты мне все равно нужен, — наконец ответила она. — Так что приглядывай за мной и дальше, ладно?

Широкий рот искривился в грустной улыбке. Мэй понимала, что это он пытается ее ободрить.

Кресло занял Пессимист, который взял привычку сворачиваться на нем клубком вместе с Фасолькой. Поэтому Мэй заснула у Тыквера на плече. Они лежали, как две горошины в стручке. Единые духом и неразлучные вовек.

Глава двадцать седьмая Начало конца

На следующий день пестрая толпа из двадцати живых и тридцати призраков — расплывчатых эфемерных привидений, мрачных духов, стайки сияющих мальчишек и тусклого домового с тыквой вместо головы — двинулась через Пустынное плато на северо-восток.

Они петляли по заброшенным деревушкам, стараясь держаться как можно дальше от гигантской тени Бо Кливила. Даже забирая все дальше на север, некоторые то и дело оглядывались на оставленный позади уют.

Наконец, после долгих дней пути, они дошли до границы между сумерками и густым туманом, окутавшим Равнину Отчаяния. Вокруг стоял какой-то несмолкаемый, едва слышный заунывный вой. Дополняла мрачную картину покосившаяся и обшарпанная зеленая будка, над единственным окошком которой значилось: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА РАВНИНУ ОТЧАЯНИЯ. ВАЛИТЕ ОТСЮДА».

Мэй подплыла к будке. Прибитая к расшатанной двери деревянная рука сжимала стопку листовок. «ВОЗЬМИТЕ», — предлагала надпись над рукой. Мэй взяла. Рука слегка ослабила хватку, а потом сжалась еще крепче, показав большой палец в знак одобрения.

«Добро пожаловать на Равнину Отчаяния, последний рубеж Навсегда. Вам не уйти от злого рока, если продолжите путь». Дальше шла сплошная чернота, а в самом низу на черном фоне горела пара красных глаз. При виде Мэй они моргнули, и у нее мороз пошел по коже.

Впереди клубился туман. На расстоянии вытянутой руки уже ничего не видно. Что подстерегает их в этой белой мгле?

— Вроде особого отчаяния и не чувствуешь… — нарочито бодрым голосом сказала Беатрис. Тыквер всхлипнул.

Мэй оглянулась на пустынный горизонт, словно надеясь увидеть там Хозяйку, которая скажет, что можно смело идти вперед. Но там ничего не было. Все смотрели на Мэй, ожидая окончательного решения.

Она окинула взглядом равнину:

— Ладно. — Отойдя от будки, Мэй шагнула в туман. — Наверное, надо…

— Вперед! — Фабио, выставив вверх указательный палец, отважно проскочил между Мэй и дверцей.

Внезапно будка заскрипела. Дверь сорвалась с петель, с грохотом придавив Фабио к земле, а сверху повалились еще призраки.

— Я же просил не щекотать меня усами!

— Я, что ли, виноват, что ты такой неженка?

— Слезьте с меня. Вы мне ногу отдавили!

— Мамма мия! Помогите!

Барахтающиеся тати наконец огляделись и поняли, какой цирк устроили. Отряхиваясь от пыли, Безголовая Гвеннет, Колченогий Пити и еще несколько незнакомых неуклюже поднялись на ноги. Фабио выкарабкался из-под двери и принялся с возмущенным видом чистить мундир, украдкой посматривая на друзей в надежде, что никто не заметил его позора. Гвеннет подобрала с земли отрезанную ступню и сунула в карман, испепелив Пити взглядом.

Мэй медленно вытащила лук из-за спины и, натянув тетиву, прицелилась в татей.

— Убирайтесь, оставьте нас в покое! — прорычала она. Пессимист на всякий случай прикрыл собой Фасольку.

Тати, числом одиннадцать, резво спрятались за спину Колченогого Пити, который замахал перед своим помятым лицом мозолистыми руками:

— Да ты что, цыпа! Мы не по твою душу. Мы пришли на подмогу!

— Разве так друзей встречают? — возмущенно встряла Гвеннет, но тут же снова скрылась за спиной Пити, вот ретив взгляд Мэй.

— Мы вас тут три дня дожидаемся, — пояснил Пити. — Шкиппи с нами, конечно, больше нет. Он тогда сгинул в лапах вампира. — Тать скорбно склонил голову. — Но наш брат мастак прятаться, хоть в какой угол его загони. Мы, не будь дураки, смекнули, что ты тут рано или поздно появишься. Так что принимай подкрепление. Желаем влиться в твои ряды.

— Враки, — высказался Люциус.

— Мью, — подтвердил Пессимист.

Пити чертил своей деревяшкой круги на земле, обливаясь потом и не сводя глаз с серебряной стрелы.

— Да, пожалуй, у тебя найдется причина-другая нам не доверять. — Он поковырял в носу и вытер палец о тельняшку. — Но ты сама посуди, кто еще-то в стране остался? Никогошеньки и ничегошеньки. Мы — последние. — Он смахнул скупую слезу. — И вот я говорю своим ребятам: пойдем-ка мы пособим малышке Мэй, раз Книга Мертвых говорит, что она спасет нашу землю. Нам нужна такая подруга, как ты. И еще… — Он вытащил из-за пазухи книгу герцога Синей Бороды, эсквайра, «Как завоевывать друзей, оказывать влияние на призраков, научиться хорошим манерам и отыскивать клады». — Тут говорится, что лучший способ завоевать дружбу — это дружить.

— А еще ты не прочь поживиться спрятанными в крепости сокровищами, — закончил за него Люциус.

Пити, помявшись, расплылся в смущенной золотозубой улыбке:

— Ну разве что самую малость.

Мэй переглянулась с остальными. Люциус покачал головой. Беа благосклонно кивнула. Тыквер, словно загипнотизированный, смотрел на блестящие очки, болтающиеся у Пити на шее. Фабио с обычным своим негодующим выражением лица подкрутил усы.

— Да, и мы ведь не с пустыми руками. — Гвеннет выудила из заплечной котомки две полных пригоршни пузырьков.

— Мама родная! Это еще что такое? — изумилась Берта Бретуоллер, выступая из рядов.

Гвеннет с ухмылкой снова нырнула в котомку и вытащила несколько склянок с темной маслянистой морской водой.

— Ну что ж… — Мэй обвела взглядом свой отряд. — Мы не в том положении, чтобы отвергать помощь.

Пити, просияв, подплыл к Мэй и горячо пожал ей руку. На щеках его обозначились глубокие ямочки.

— Все за одного и каждый сам за себя, а? Как-то так вроде. — Он задумчиво наморщил лоб.

Мэй закинула лук за спину:

— Вроде того.

Она с гордостью обернулась на стоящих за ней призраков. И весь отряд, последние Духи свободы — хорошие и плохие, — дружно двинулся в туман.

Глава двадцать восьмая Дыра в подкладке мира

— Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла!

Духи свободы шли уже целый день, если не больше. Шли не разбирая дороги, все окутал туман, поэтому непонятно было, правильно они идут или нет. Два или три часа назад, наткнувшись на огромный валун, обтесанный в форме черепа с костями, они резко сменили курс: этот валун уже попадался им утром. Других ориентиров нигде не встречалось.

Фабио шагал в авангарде, словно полководец, и распевал старинную итальянскую полковую песню, заменяя все позабытые слова на «ла-ла-ла». Насколько замечательный певец получился из Тыквера, настолько же никудышный вышел из Фабио. Пессимист, устроившийся вместе с Фасолькой у Тыквера на руках, непрерывно мяукал с прежним несчастным видом.

— Может, поэтому она и называется Равниной Отчаяния, — уныло пробормотал Люциус.

У Мэй над ухом кто-то зудел нудным шепотком, мешая сосредоточиться: «Левой-правой, левой-правой, кругом, левой».

— Кажется, там что-то виднеется впереди, — с надеждой и с растущим беспокойством сказала Мэй.

Расплывчатое пятно постепенно становилось все четче. Знакомые очертания. Через несколько секунд последние сомнения отпали.

«Нет, не может быть…» У Мэй заныло в груди.

Но глаза ее не обманывали. Впереди темнел все тот же знакомый череп с костями. Вот и выщербленный краешек. Ошибки быть не может.

— Мы снова ходим кругами, — воскликнула Мэй.

Фабио подкрутил усы и озадаченно оглянулся.

— Я тут ни при чем, — ровным басом возвестил он.

Тыквер с трагическим видом плюхнулся на макушку черепа:

— Я не сделаю дальше ни шага, пока кто-нибудь не выяснит, куда нам идти.

Пессимист с интересом принюхался к песку у подножия валуна. Фасолька лизнула его за ухом.

— Может, как раз этим она и приводит в отчаяние? Что тянется бесконечно? — предположила Беатрис. Веселее никому не стало.

— Да, братва, засада. — Зеро почесал в затылке.

Тыквер театрально вздохнул. Он лежал на спине, распластавшись по макушке черепа и свесив голову вниз.

— Мы даже не доберемся до поля битвы, которую нам суждено проиграть.

Отряд погрузился в раздумья.

— Миэй.

Все разом посмотрели на Пессимиста.

— Миэй, миэй, миэй!

Буравя Мэй взглядом, кот хлестал хвостом по песку.

— Подруга, кажется, он хочет тебе что-то сказать, — догадался Зеро.

Мэй посмотрела на Пессимиста, потом на тщательно обнюханный валун. Проверила каждый дюйм, каждую щелочку, прощупала весь камень в поисках потайных кнопок, рычажков или педалей. Мало ли… Но ничего не нашла. Валун как валун. Глухая, бесчувственная скала. Пессимист с Фасолькой переглянулись, и Мэй готова была поклясться, что они дружно закатили глаза.

— Ну если двинуться в том направлении… — Мэй неуверенно ткнула куда-то в туман.

— Миэй.

Пессимист еще раз выразительно понюхал камень.

Опустившись на колени, Мэй уставилась на валун, пытаясь посмотреть на него свежим взглядом. Еще в детстве, придумывая разные изобретения, она поняла, что иногда очень помогает отвлечься и взглянуть заново.

Череп и кости…

Ей вспомнились старые карты сокровищ из приключенческих книг.

Пессимист за это время успел начертить в песке несколько стрелок, указывающих на валун.

— Может, так оно тут и бывает, у северного края земли, — размышлял вслух Люциус. — Хоть пихайся, хоть толкайся, а дальше не пускают…

«Толкать…» — мелькнуло у Мэй.

— Толкайте! — воскликнула она вслух.

— А?.. — Тыквер приподнял голову.

— Давайте попробуем сдвинуть камень. Может, под ним что-то спрятано. Карта… или еще что.

Все посмотрели с сомнением. Но все же послушно уперлись в валун, дождались, пока Тыквер спрыгнет, и по счету «три» дружно стали толкать.

Сперва ничего не изменилось. Но потом валун постепенно начал подаваться, открывая спрятанное под ним.

— Толкайте, толкайте, — пропыхтела Мэй.

Налегли последний раз, и валун откатился. Все, отдуваясь, уставились тот пятачок, который он закрывал собой. Там зияла огромная дыра, темная и глубокая. В глубине мерцало что-то белое.

Пессимист с Фасолькой громко зашипели. Несколько призраков, встав на колени у края, заглянули внутрь и отшатнулись. Мэй подкралась поближе, оперлась на кулаки и тоже глянула.

Дыра открывалась в небо. То есть в небе. Они смотрели через тонкую корку земли на раскинувшуюся внизу долину, словно птицы из-под облаков. Но долина, погруженная в тусклую хмарь, сильно отличалась от Навсегда.

Мэй уже видела эту картину. На витраже, в верхнем зале Вечного Здания. И много раз в собственных воспоминаниях. И все равно зрелищепоразило ее до глубины души. Такого она даже представить не могла.

В темном небе вспыхивали молнии и грохотал гром. Во все стороны, мрачно поблескивая, простирались скалистые горы — один из пиков вздымался чуть не до смотровой дыры. Между горами глубоко внизу змеилось широкое ущелье. А над ущельем стоял каменный замок, словно из страшной сказки: черный, как ночь, пронзающий небо острыми шпилями, с мерцающими желтым светом узкими окнами. Но, приглядевшись, Мэй поняла, что это вовсе не камень. Замок был вырезан в огромном, высоком, как Вечное здание, трухлявом пне. Червоточины стали окнами, щели в коре — дверьми. А на самой верхушке, в самом высоком обломке коры, светилось самое верхнее окно, но не желтое, а зловеще-алое. Под цвет глаз Бо Кливила.

— Обалдеть. Прямо замок Дракулы. — Зеро почесал в затылке. — Только в миллион раз больше. И страшнее. И…

Беатрис толкнула его локтем. Рядом испуганно заскулил Тыквер, трясясь мелкой дрожью.

Весь склон вокруг замка был расчерчен запутанной сеткой тропинок, по которым непрерывно двигались сотни и тысячи фигур, многие в цепях.

— Они сюда всех призраков со всей страны согнали, кажется, — прошептала Мэй. У нее вспыхнула надежда. — И вроде все целы!

Среди скованных призраков виднелись и другие, понукающие, подталкивающие, дергающие за цепи. Темные духи. Пессимист с грозным утробным ворчанием оглянулся на Фасольку.

Внезапно дыру закрыла темная тень, и все разом отпрянули. Когда они осторожно заглянули обратно, в небе под отверстием кружило несколько черных силуэтов. Вампиры-надзиратели.

Мэй посмотрела на моток веревки, висящий у Колченогого Пити на ремне. Прикинула на глаз расстояние от дыры до самого высокого пика. Потом принялась разматывать веревку и обвязывать вокруг валуна.

— Ты что это удумала?

— Будем спускаться, — заявила Мэй, проверяя узел на прочность.

— Шутки шутишь? — поперхнулся Пити, отшатываясь.

Мэй обвела взглядом собравшихся. У всех на лицах читался один и тот же вопрос.

— Я… — Берта нервно цыкнула зубом. — Ты хорошо подумала? Не рановато ли нам?

Решимость Мэй разом улетучилась. Духи свободы не рвались в бой. Даже неупокоенные как-то оцепенели. Мэй снова заглянула в дыру. Внизу лежало жуткое будущее, ожидавшее тех, кто решит встретить его лицом к лицу.

Может, они и правы. Может, пока рановато.

Но если не сейчас, то когда? Время вышло.

— Не рановато, — кивнула Мэй с решительным, как она надеялась, видом. Внутри у нее все дрожало. Если она не вдохновит их на подвиг, то не вдохновит никто. Другой возможности не будет. — У нас получится. Я знаю.

Не оставив себе ни секунды на раздумья, она спустила веревку в дыру, дернула последний раз для проверки и обвела глазами столпившихся вокруг.

— Мы спускаемся. Вопрос только — кто пойдет первым?

Повисла тишина.

А потом из рядов кто-то выдвинулся.

Пессимист подполз к краю, дрожа всем телом.

— Миоу. — Его возглас поглотила клубящаяся внизу темнота.

И тогда кот сделал то, чего от него никак не ожидали. Он повернулся и понесся прочь.

— Киса! — Мэй вскочила.

Фасолька молнией метнулась за ним, и обе кошки растворились в тумане.

Только хвост Пессимиста мелькнул напоследок у Мэй перед глазами — и пропал.

Глава двадцать девятая Королева воинов

Устроившись на скалистой вершине с видом на замок Бо Кливила, отряд наносил фосфорную боевую раскраску. Все камуфлировались под скелетов — даже скелеты. Идею подал Тыквер. Он всегда любил театральные эффекты.

Ночь провели без сна. Тати передавали по кругу бутылку «Спертого духа» и хвастались былыми разбойничьми подвигами. Ребята с Водопадов били в тамтамы и пели гавайские песни. Светлые мальчики играли в прятки среди расщелин, заливаясь хохотом и отчаянно жульничая. Мэй, выбрав себе уголок поукромнее, смотрела на темнеющий внизу замок.

До нее доносился из темноты смех Люциуса и бас Фабио. Одолевала тревога за Пессимиста. Куда он делся? Как он там, цел?

В замке зловеще пламенело окно Бо Кливила на самом верху. Мэй пыталась представить, что он сейчас делает.

Наверное, нет в мире более одинокого места, чем эта красная комната. Хуже самого одинокого одиночества, которое ей довелось испытать. Хотя в голове такое не укладывается.

— Эй! — Мэй вздрогнула от неожиданности. Из-за соседней скалы высунулась огромная голова Тыквера. — «Омерзительная резинка», чтобы лучше думалось. — Тыквер протянул ей упаковку, но Мэй отказалась.

Тогда он примостился рядом и принялся смущенно перебирать пальцами горстку щебня. Под его взглядом у Мэй задрожали губы — у Тыквера, когда он увидел, тоже. Она подняла глаза и стала смотреть на милый желтый чубчик у него на макушке.

И вдруг снизу, из ущелья, донесся громкий клекот. Из ворот замка выплеснулась россыпь черных пятен и поползла на юг, в горы. Тысячи темных духов развеивались по четырем ветрам.

У Мэй затряслись поджилки.

— Кажется, они разбредаются по Кливилградам, — подтвердил ее худшие опасения Тыквер.

Страшно, да, но ведь ничего неожиданного. Мэй подумала о Земле, о своих знакомых, о Клэр и хозяйке комиссионного магазинчика в Покатой Горе, о сестре Кристофер и, конечно, о маме. Теперь и их судьба зависит от нее. При этой мысли Мэй захотелось скукожиться, словно скомканный листок бумаги. Но она не скукожилась. Она встала и выпрямилась.

— Где-то я тебя такой уже видел, — произнес Тыквер.

Мэй представила себя со стороны. Саван, переливающийся купальник, фосфорный камуфляж на лице. Один в один та девушка с витража в Вечном здании. И то видение из пещеры под Окаменелым перевалом. Королева воинов.

Перед самым выступлением отряд накрыла неожиданная буря эмоций. Колченогий Пити признался Безголовой Гвеннет, что всегда неровно к ней дышал. На что Гвеннет ответила разъяренным взглядом и метнула в Пити склянку с морской водой. Пришлось незадачливому ухажеру спасаться бегством.

Фабио сознался, что жульничал в «уно» — правда, об этом все и так знали.

Лисичка Лекси со словами, что уже давно жаждет подарить кое-что Берте, вручила старушке длинную тонкую коробочку в ярко-розовой обертке. Развернув бумагу, заинтригованная Берта, к своему удивлению, обнаружила в коробочке одинокую зубную щетку. Лекси смахнула слезу:

— Пожалуйста, пользуйся, не забывай.

Несколько египтян разрыдались. Беатрис зарделась от смущения, когда Зеро чмокнул ее в щеку. Фабио, прижимая к груди кого-то из скелетов, пробасил ему в ухо:

— Я скажу тебе то же, что сказал своим солдатам в Альпах. Не пропадем, ребята!

Скелет не особенно воодушевился — видно, знал, что отряд Фабио погиб в горах от обморожения.

Люциус подлетел к Мэй и встал, неловко ковыряя носком землю. Он так долго буравил ее глазами, что у нее даже уши зачесались. Что он хочет ей сказать? Но Люциус в итоге просто ущипнул ее повыше локтя.

— Ай! — взвизгнула Мэй, хватаясь за руку. Глядя на удаляющегося Люциуса, она увидела краем глаза, как Берта выдыхает в сложенные ковшиком руки и озадаченно нюхает.

Все снова принялись кидаться друг другу в объятия, и Мэй оказалась лицом к лицу с Тыквером.

Они долго стояли молча. Наконец Тыквер растянул рот в своей кривоватой ухмылке.

— Если не свидимся больше… — начал он.

— Если не свидимся, — перебила Мэй, — спасибо, что был моим лучшим другом.

У Тыквера задрожали губы, и он больше не смог ничего из себя выдавить. Мэй крепко прижала его к себе, запутавшись в его длинных руках.

— Я тебя очень люблю, — прошептала она.

— Я тебя тоже. — Тыквер стер слезу с ее щеки. Забавно. Неужели когда-то она по-настоящему его боялась?

Закутавшись в плащи, отряд вытащил цепи и кандалы — согласно планам, утвержденным прошедшей ночью. Все сковались в длинные шеренги, как узники крепости Кливила, и выставили вперед двух пленных мумий, хорошенько припугнув их напоследок обещанием размотать бинты если что. Начался спуск по склону.

Их заметили задолго до того, как они добрались до ущелья. Стоило закружить над головами одному вампиру, как следом, словно стервятники, подтянулись остальные.

Впереди высились ворота с коваными черепами, которые, разинув рот, принялись громко вопить при виде новых узников.

Мэй просунула руку за спину и сжала под плащом длинные дрожащие пальцы Тыквера.

Ворота с протяжным скрипом начали открываться.

В тот же вечер на Земле Клэр Арнисон пригласила к себе подружек на пижамную вечеринку — поболтать и погрызть попкорн под фильмы ужасов. Брайди Макдрамми закрыла свой магазинчик в Покатой Горе на пять минут раньше и улизнула на свидание. Прогноз погоды обещал сильную облачность в двенадцати штатах. Президенты и премьер-министры по всему Западному полушарию улеглись спать, но сон не шел — одолевали государственные заботы. В Гонконге переставляли будильник еще на пять минут, оттягивая момент, когда совсем пора будет вставать на работу. В Болотных Дебрях, что в Западной Виргинии, убитая горем Эллен Берд провела еще одну бессонную ночь с включенным светом. В Уайт-Салфер-Спрингз, что за пять городков по шоссе от Болотных Дебрей, ночная смена приступила к рытью котлована под новый торговый центр.

Земляне, поглощенные собственными радостями, горестями, заботами и надеждами, понятия не имели, какая беда на них движется. Они все так же работали, смеялись, плакали, болтали, спали, танцевали и тревожились — короче говоря, жили. Только деревья да сверчки чувствовали близкую грозу — растворенную в ночном ветре и в шепоте звезд — и дрожали от страха.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Боязнь темноты

Глава тридцатая Корень всех зол

Длинная вереница скованных цепью узников с двумя мумиями во главе просочилась в ворота крепости Бо Кливила. Они шли не поднимая глаз, понурившись, как и остальные заключенные.

С тошнотворным стуком ворота захлопнулись у Мэй за спиной. Вблизи ущелье выглядело еще кошмарнее, чем с высоты. Тропинки, змеившиеся по склонам, оказались вымощены костями, на которых были выбиты загадочные узоры. Над ними по обеим сторонам склонились скрюченные мертвые деревья, напоминавшие своим силуэтом зловещую фигуру в длинном плаще и широкополой шляпе. Кливил. Повсюду сновали вприпрыжку темные духи, по-прежнему исчислявшиеся тысячами, даже после отбытия основной массы на Землю. Они тыкали узников копьями, рычали, понукали, прикрикивали и капали слюной. Темноту то и дело прорезали вспышки молний над замком.

Мэй почувствовала, как трясутся цепи, — это задрожали от ужаса Духи свободы.

Она пощупала кандалы на запястьях и на поясе. На самом деле держались они на честном слове, и сбросить их можно было в любой момент. Главное чтобы не свалились раньше времени от дрожи.

Вокруг толпились призраки в цепях. Кого здесь только не было… Папуасы с костью в носу, стайки растерянных перепуганных школьников, древние египтяне, вавилоняне, викинги, гейши, монахи, танцовщицы кабаре, хористки… и какой-то великан в чертополоховом венце…

— Дух прошлого Рождества, — шепнул Тыквер, все еще дрожа. — Интересно, а подарки он принес?

— Тыквер, тсс! — Мэй уже знала, что в испуге Тыквер начинает молоть всякую чушь.

— Надо было остаться в Бездне скорби. У меня там все было. Бассейн, лорелея… Ой, это что, Мэрилин Монро?

— Тыквер! — прошипел идущий в цепи следом за ним Фабио.

Отовсюду слышались тяжкие вздохи и плач. Те, кто не плакал, смотрели с тоской, исподлобья. Все до единого работали за конвейером, соединяя какие-то пластиковые детальки.

— Что они там собирают? — шепотом спросила Мэй у Беа, шедшей впереди.

— Финтифлюшки. Крепость Бо Кливила — крупнейший в мире поставщик финтифлюшек, — едва слышно ответила Беа.

Финтифлюшки, как однажды объяснила Мэй мама, — это всякая дешевая дребедень, которую покупают от нечего делать. Прямая противоположность уникальным вещам, сработанным с душой, — одеялам с Северной фермы, серебряным стрелам, нечерствеющему печенью… А финтифлюшки так, ни уму ни сердцу. Их покупают просто чтобы купить. Мэй вспомнила Джона Бом-Кливера, который копил сокровища без разбору, только чтобы они у него были.

Стоило кому-то замешкаться или отойти от конвейера, как его тут же хватали и волокли в замок.

Мэй посмотрела туда, потом подняла глаза выше, к теряющимся в облаках шпилям. Где-то там, высоко-высоко, сидит Бо Кливил.

— Мне надо на самый верх, — прошептала она.

Согласно плану, они должны были подобраться как можно ближе к замку, а потом Мэй незаметно выскользнет из шеренги и прокрадется внутрь, пока остальные готовятся… к последствиям. Но при виде пятьдесяти с лишком гулей, охраняющих изъеденную жучками трухлявую дверь (сотня воздушных шаров, привязанных к ручке, возвещала, что Кливер — номер один), стало ясно: план надо менять.

Мэй задумчиво повертела головой. И вдруг увидела такое, от чего сразу забыла, о чем думала. В море призраков мелькнуло знакомое лицо. Судя по тому, как дернулся сзади Тыквер, он тоже заметил.

Где-то в середине конвейера, уныло повесив антенны, стоял пасечник Усик. Только мало кто узнал бы в нем прежнего Усика: такой он был подавленный, несчастный и угрюмый.

— А-а-а… — захлебнулся Тыквер.

— Тыквер, тсс! — Мэй чувствовала, что Тыквер из последних сил сдерживается, чтобы не завопить.

И тут цепь снова дернулась, на этот раз сильнее. Обернувшись, Мэй успела заметить закатившиеся глаза Тыквера. Всплеснув длинными руками, призрак хлопнулся без чувств прямо на Фабио.

Один за другим, словно костяшки домино, Духи свободы посыпались на землю. Разомкнулись цепи, задрались плащи, и вот уже весь отряд лежит вповалку, а вокруг россыпью валяются водяные бомбочки, рогатки и стрелы.

Мэй тоже полетела на землю, чувствуя, как распахиваются полы плаща. Черный купальник, переливающийся сверхновыми и галактиками, явил себя во всей красе, а за спиной блеснули серебряные стрелы. Темные духи застыли столбом. Узники оторвались от работы.

Действовать надо было стремительно. Мэй оглянулась на замок. Секунда на раздумья. Вперед!

За воротами крепости началось столпотоворение. Викинги повскакивали из-за верстаков и вцепились гулям в космы. Вампиры кинулись догонять танцовщиц из Вегаса, которые пустились наутек прямо в цепях. Тати, не растерявшись, выхватили водяные пистолеты и загнали в угол шайку гоблинов. Ребята с Опасных водопадов носились туда-сюда, разматывая мумий.

Тысячи призраков сбросили оковы и навалились на охрану. Не знающие страха надзиратели дали суровый отпор.

Воспользовавшись кутерьмой, Мэй расцепилась с Тыквером, потом склонилась над ним и взяла в ладони его широкое лицо. Тыквер, едва начавший приходить в себя, смотрел на нее туманным взглядом.

— Прячься! — велела Мэй, понимая, что в завязавшейся битве толку от него будет мало. А потом развернулась и понеслась к замку.

Выхватив лук на бегу, она щелкала тетивой без передышки, только успевая вытаскивать стрелы из обратившихся в камень темных духов. Наконец впереди показалась темные щелястые двери крепости, оставшиеся без присмотра — стража поспешила ввязаться в драку. Мэй оглянулась проверить, как там остальные.

Фабио улепетывал от двух гоблинов, которые швырялись в него башмаками. Люциус пристроился на закорках у зомби. Беатрис, укрывшись за надгробием, метала вопящие черепа. Тыквера нигде не было видно — наверное, внял совету Мэй и спрятался. Девочка облегченно выдохнула.

Но в спину тут же повеяло ледяным дыханием замка, и спокойствия как не бывало. Мэй выпустила последнюю стрелу в одного из гоблинов, гнавшихся за Фабио. А потом сделала два шага назад и исчезла за дверью.

Глава тридцать первая В замке

Двери заскрипели и с громким стуком захлопнулись у Мэй за спиной. Она нервно сглотнула и, опустив лук, начала осматриваться. В просторном зале пахло гнилью, по стенам вились длинные плети корней.

Снаружи по-прежнему кипел бой, но толстые стены и двери заглушали почти всё. Откуда-то из глубин крепости доносились скорбные завывания. Затхлый воздух, казалось, так и лип к коже. Наверняка Бо Кливил уже почуял ее приход. Вокруг все словно напряглось в ожидании. Замок будто затаился, как живой зверь в засаде.

В дальнем конце зала виднелась широкая каменная арка. Мэй медленно двинулась туда, настороженно оглядываясь по сторонам — мало ли кто кинется из-за угла. Однако до арки она добралась благополучно. Оттуда вниз уходила темная лестница. Мэй, обернувшись, снова окинула взглядом зал. Никаких других дверей, залов и лестниц наверх не наблюдалось. Тогда Мэй осторожно зашагала вниз, скользя ладонью по стене.

Щелк-щелк-щелк, тук-тук-тук, тук-тук-тук.

Стук внизу раздавался все громче, и Мэй все плотнее прижималась к стене. Дойдя до подножия отсыревшей лестницы, она осторожно заглянула за угол. Перед ней открылась большая полутемная комната, где капало с потолка и над чем-то усердно пыхтели сотни фигурок. Мэй присмотрелась…

Нет, вряд ли. Быть такого не может.

Оказывается, может. Подвал Бо Кливила был битком набит мартышками.

Которые барабанили по клавишам пишущих машинок.

Мэй в растерянности зашла в комнату. Мартышки ее не заметили — они барабанили не поднимая головы, только иногда останавливались почесать под мышками (все-таки обезьяны есть обезьяны). Мэй взяла наугад пухлую пачку бумаг с ближайшего стола. Бо Кливил, «Мой тысяча первый бестселлер».

Поежившись, Мэй положила пачку обратно, сочувственно погладила мартышку по голове и двинулась через весь подвал к противоположному выходу. Держа лук и стрелы наготове, она проскользнула в дверь — и очутилась в помещении, откуда во все стороны расходились деревянные лестницы: вверх, вниз, вбок, влево, вправо…

Мэй понимала, что нельзя терять ни секунды, ведь битва снаружи в полном разгаре. Она метнулась по первой попавшейся лестнице, но та через два этажа уперлась в потолок. Мэй скользнула вниз и взбежала по другой. Эта привела ее в окно, выходящее на ущелье.

Перепробовав десять лестниц, Мэй наконец нашла ту, которая заканчивалась в длинном деревянном коридоре десятью этажами выше. В прогнившем полу на каждом шагу зияли сквозные дыры. Мэй обходила их, стараясь не сбавлять шаг, но вдруг остановилась как вкопанная.

Откуда-то снизу донеслось пение. Мэй прислушалась.

— Один миллиард триста тысяч семьдесят две бутылки с хлюп-газировкой на стене, один миллиард триста тысяч семьдесят две бутылки с хлюп-газировкой…

Плюхнувшись на живот и растопырив руки с луком и стрелами, Мэй заглянула в дыру. Черные волосы обрамляли ее лицо, словно кулисы.

Где-то пятью этажами ниже она разглядела несколько призрачных макушек.

— Эй, кто там наверху? — крикнул один.

Мэй, ахнув, отпрянула, но потом снова осторожно подползла. Может, это свои?

— Пташка Мэй! — закричала она в ответ. — А вы кто?

— Пташка Мэй, Пташка Мэй, Пташка Мэй… — Снизу донеслось приглушенное бормотание, а потом дружный вопль радости.

— Тсссс! — прошипела она.

— Мы слышали, что ты придешь на выручку. Но не верили.

— Как вы там, ничего?

— Если вечное заточение — это ничего, то да.

Смех заметался между высокими стенами. Мэй, правда, не поняла, что тут смешного, но как-то, видимо, им надо было скрашивать свое унылое существование.

— Сколько вас там?

— Тысячи, по всему замку.

Еще тысячи!

Внизу громко пошептались, а потом тот же голос прокричал:

— Коперник просил сказать, что мы передадим остальным насчет тебя!

Мэй нервно пожевала губу. Полный замок заточенных призраков, дожидающихся освобождения, подумать только…

— Мне надо добраться до Кливила! — крикнула она в дыру.

— Седьмой зал направо! — донеслось в ответ.

Мэй посмотрела по сторонам. Зал впереди виднелся только один. Голоса снизу снова затянули песню.

Пришлось двинуться по коридору дальше. Он вывел ее в просторные покои, сиявшие золотом, серебром и драгоценностями. Золотые статуи, золоченый сундук с ярлычком «Собственность Синей Бороды», сверкающий сапфир размером с голову Мэй… Из зала расходилось семь коридоров. Сообразив, что имели в виду призраки, Мэй выбрала седьмой справа и очутилась в зале с ярмарочными аттракционами. Карнавал на Куличках! У Мэй вырвался огорченный вздох. Бо Кливил даже ярмарку утащил к себе, в единоличное пользование.

Дальше чередой пошли комнаты, набитые разными диковинами, знакомыми и незнакомыми. В одном необъятном зале, над дверью которого значилось: «Права на данный пейзаж принадлежат Бо Кливил Энтерпрайзис», хранились похищенные Кливилом с неба мелькающие звезды. На лице Мэй заплясали разноцветные отблески, словно от дискотечного шара. Другая комната была до потолка завалена цветами с Хозяйкиной магнолии — увядшими и побуревшими.

Мэй застыла, глядя на их поблекшую красоту. Кажется, она наконец догадалась, чего хочет Бо Кливил. Не просто смотреть на прекрасное, а присвоить его все себе, целиком и полностью. Откуда в его душе такое сильное желание отобрать у других как можно больше?

— Ууууыыыыы!

Мэй, вздрогнув, обернулась. Вой, преследовавший ее от самых дверей, вдруг резко усилился. Он шел откуда-то из глубины темного деревянного коридора. Мэй ничего не могла разглядеть.

— Эй? — дрожащим голосом позвала она. — Вы ранены?

— Уууууыыыы…

Печальнее звука не было в тот момент на всем белом свете.

— Вам помочь? — прошептала Мэй и шагнула вперед.

Но пол под ней внезапно поехал, ноги подкосились, и она упала на спину, а лук со стрелами полетели в темноту. Мэй рухнула в какую-то тележку, пол в коридоре пропал, и вместо него протянулись рельсы.

Над головой ярко вспыхнул и замигал знак: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН! ВСЕГО ХОРОШЕГО!»

Мэй забарахталась, пытаясь выкарабкаться, но было поздно. Тележка покатилась вперед, потом вниз, под уклон, постепенно разгоняясь, и взлетела на какой-то холмик. Желудок у Мэй ухнул в пятки. Тележка замерла над пропастью. Внизу открывался головокружительный вид: огромный стоэтажный колодец, обрамленный витражами, словно какой-нибудь собор. За тот миг, что тележка висела на краю, Мэй успела разглядеть рисунок на витражах — темный силуэт с горящими красными глазами, пытающийся ее схватить. Через секунду тележка сорвалась вниз. Встречный ветер дул так, словно хотел содрать кожу с ее щек.

Тележка падала, падала и падала, но перед самой землей вдруг резко изменила курс и снова понеслась вверх на немыслимой скорости, все выше, выше и выше, к самому высокому острию замка, на квадратную площадку, залитую светом, многократно отраженным зеркалами. По всем зеркалам вилась надпись: «Я НА СВЕТЕ ВСЕХ МИЛЕЕ!» А потом надпись пропала, и тележка понеслась прямо на глухую черную стену, которая в самый последний момент отодвинулась.

Уши Мэй заложило от гомерического хохота, сотрясающего тележку вместе с рельсами.

— ПТАШКА МЭЙ! — грохнул голос — его голос.

Стена распахнулась.

Мэй не успела ахнуть, как тележка замерла на полном ходу и, взбрыкнув, выкинула пассажирку в открывший просвет. На миг Мэй зависла в воздухе, в милях от земли, безо всякой опоры. Внизу копошились, наскакивая друг на друга, крошечные фигурки. Еще миг — и земля стремительно полетела навстречу.

Глава тридцать вторая Вкус поражения

Мэй не просто шлепнулась на землю. Она пробила в земле дыру. Несколько секунд она лежала навзничь и, моргая, смотрела в темное небо. Всё, разбилась насмерть?

Однако, пошевелив руками и ногами, Мэй убедилась, что они все еще двигаются. Тогда она выкарабкалась из пробитой собственным телом дыры, постояла на подкашивающихся ногах — и снова слегка воспарила над землей. Нигде ничего не болело и не ломило. Ну да, конечно! Она же и так мертвая. Чему там болеть?

Мэй оглянулась на проделанную в земле ямку с собственными очертаниями. Похоже на снежного ангела. От ликования закружилась голова. Хотелось прыгать и скакать от радости.

Но долго радоваться не пришлось. Пролетевшее мимо тело призрака в парашютном костюме моментально вернуло Мэй к реальности. Она осмотрелась.

Духов свободы теснили со всех сторон.

Повсюду, куда ни глянь, бунтарей запихивали в клетки, где им оставалось только беспомощно дрыгать просунутыми сквозь прутья руками и ногами. Зеро и несколько его соплеменников, связанные одной огненной веревкой, отчаянно извивались, пытаясь освободиться. Тати, решившие дать деру, лезли на ворота, но гоблины стряхивали их оттуда по одному. Темные духи, которых вдруг стало больше раз в двадцать, сметали противника, словно цунами. Где-то в толпе мелькнул Люциус, окруженный шайкой зомби. Выставив кулаки, он бесстрашно готовился к схватке, но видно было, что дела у него плохи.

— Нет… — прошептала Мэй.

В вышине что-то треснуло, и она подняла глаза. Там, словно змея, свивалась в кольца тонкая плеть черного тумана, затемняя и без того мрачное небо.

Мэй потянулась к колчану, но рука влипла в какую-то слизь. Почувствовав, что ее засасывает, девочка обернулась и едва успела заметить гуля, который обхватил ее и попытался поднять в воздух. Мэй принялась лягаться, вырываясь.

Другой гуль вылетел из замка с ее луком и стрелами и начал ломать их пополам, одну за другой. Последним пришел черед лука. Раззявив в ухмылке слюнявую клыкастую пасть, гуль расщепил его надвое.

Мэй потащили к замку. Она успела увидеть, как двое гоблинов вертят в воздухе Люциуса, словно скакалку. Рядом катили по земле связанных спина к спине Фабио и Беатрис. Примерно так же враги расправлялись с остальными товарищами по оружию. Безуспешно пытаясь вырваться, Мэй вспомнила слова Хозяйки: «У тебя ничего не выйдет».

Темные духи готовились праздновать победу. Мэй волокли к замку.

Глава тридцать третья Привет из древности

— Хгбыбылгыбл.

— Гргыблбыбл.

Даже не зная гульского, Мэй догадывалась, о чем они спорят: съесть ее сейчас или приберечь на потом? Внизу что-то зарокотало, земля затряслась, но Мэй заметила неладное только тогда, когда волочивший ее гуль, оступившись, качнулся вперед.

Зловещий рокот нарастал, земля тряслась все сильнее, призраки — хорошие и плохие, — не удержавшись на ногах, падали друг на друга. Отовсюду неслись вопли и вой. И вдруг землетрясение прекратилось, так же внезапно, как и началось. Все замолчали, в замешательстве озираясь по сторонам. Потом подняли глаза к небу, где туже и туже свивался кольцами черный туман.

Темные духи, придя в себя, огласили ущелье радостным гоготом и гвалтом.

— Хблгблбыблгыбл! — торжествующе вскрикивали они, что, несомненно, означало: «Ну теперь-то хлюпики попляшут».

Однако тут затряслось и зарокотало снова — только уже не в небе. Задрожали черные ворота крепости. Кованые черепа разразились отчаянным воплем.

Что-то приближалось к воротам такое, от чего содрогалась земля. Темным духам моментально стало не до смеха.

С оглушительным грохотом что-то долбануло по воротам с той стороны, оставив в них странной формы вмятину. Зловещая пауза — и новый удар. Не выдержав натиска, ворота с протяжным воем приоткрылись, и дожидавшееся за ними нечто протаранило остатки створок.

Остолбенев, все смотрели, как на замок надвигается пятидесятиэтажная громадина с покачивающейся в вышине гигантской головой. Однако, едва миновав ворота, махина остановилась. Гули почесали в затылке. Гоблины залопотали озадаченно. Потрясение было полным и всеобщим.

Только Мэй да горстка древних египтян знали, что это за штука. Затаив дыхание, Мэй заскользила взглядом по махине. Колеса, тело — и на самом верху какая-то маленькая фигурка. Мэй прищурилась. Да, точно.

На носу исполинской деревянной мыши, с видом полководца, оглядывающего поле битвы, гордо вытянулся знакомый силуэт.

Сверху донеслось едва слышное «миэй».

Деревянные створки в брюхе мыши распахнулись, и оттуда посыпались…

…лошади, утки, обезьяны, слоны, кенгуру, змеи, двупалые ленивцы, тигры, антилопы… Вся призрачная фауна Навсегда. Словно кто-то решил разыграть в лицах все до одного куплеты «У Пегги был веселый гусь».

★ ★ ★

Вопли темных духов слышно было, наверное, за многие мили. Гули, гоблины, зомби и вампиры, побросав дела, бросились врассыпную. Но животные, раздувая ноздри в праведном гневе, неслись следом. Затоптанным темным духам оставалось только беспомощно дергать торчащими из земли руками и ногами.

С криком «мама!» злодеи разбегались кто куда.

Над их головами бешено крутилась в небе туманная воронка.

В шесть вечера, когда на планете Земля сгустились сумерки, по седьмому каналу прошел странный выпуск новостей. По свидетельствам нескольких очевидцев, передавал диктор, на праздник закалывания свиньи в Колючей долине вломилась мумия и, прихватив свинью, скрылась в неизвестном направлении.

Все решили, что это журналистская «утка».

К семи вечера, когда похожие новости стали поступать со всех концов мира, уверенности у скептиков поубавилось.

В Токио шайка гоблинов заявилась на гаражную распродажу коллекций Билла Бласса, цапнула, что плохо лежит, и с улюлюканьем погнала продавцов по улицам. В Северной Калифорнии банда гулей забрела на вегетарианскую пирушку и слопала одного из участников. В Мехико несколько вампиров на глазах изумленных очевидцев вылетели из могил на местном кладбище и помчались к ближайшему киоску с тако, прихватив по дороге парочку подвернувшихся под руку туристов на гарнир.

Высоко в небе замигала и погасла яркая точка, известная под названием Навсегда.

К тому времени, как начали поступать звонки от перепуганных продавцов из Фенхейвена (Нью-Джерси), Грин-Уиллоу (Висконсин) и Плезантвилля (Флорида), мир уже осознал: шутки в сторону.

Зомби наводнили торговые центры.

Глава тридцать четвертая Пташка расправляет крылья

Мэй потянулась за стрелами, но вспомнила с болью в сердце, что их больше нет. Вокруг царила полная неразбериха. Услышав пронзительный свист над головой, девочка подняла глаза — туманный вихрь, сгустившись, начал принимать очертания бешено крутящейся воронки, касающейся хвостом земли. У Мэй все оборвалось внутри, и она едва успела увернуться от летящего на нее носорога, на носу которого болтался лепечущий гуль. У входа в замок какой-то гоблин пытался откупиться от ламы парой дизайнерских бриллиантовых сережек. Гориллы пачками развязывали пленных. Всем этим руководил со своего «капитанского мостика» Пессимист, а из-за самого дальнего и неприметного валуна показался дрожащий желтый чубчик.

Окинув взглядом мельтешащих призраков, не подозревающих о нависшей над ними опасности, Мэй оглянулась на двери замка. Шарики с надписью: «Бо Кливил — номер один!» — бодро подпрыгивали на крепчающем ветру. Мэй глубоко вздохнула и еще раз подняла глаза к небу.

Придется. Иначе не успеть.

★ ★ ★

Через несколько минут все было готово.

Примотав шнурок кроссовки к дверной ручке, Мэй по одному цепляла к себе воздушные шары, пока гроздь не потащила ее в небо, натянув шнурок до отказа.

С протяжным прерывистым вздохом Мэй посмотрела вверх. Потом, неуклюже изогнувшись, развязала кроссовку и скинула ее с ноги. То есть на самом деле она слетела сама, когда Мэй понеслась в облака — все выше и выше, а ущелье начало стремительно таять внизу. Она не слышала вопросительного «миэй?», которое вырвалось у Пессимиста при виде летящей хозяйки. И не видела, как один знакомый с перекошенной головой-тыквой и дрожащим желтым чубчиком выскочил из-за своего валуна, увидев ее полет, и помчался к замку.

Одиноко паря в вышине, Мэй не знала, что подмога близка. Пташка Мэй наконец-то обрела крылья.

Глава тридцать пятая Мост Душ

Мэй перебирала руками по сгнившим деревянным стенам замка, цепляясь за выступы и трещинки. Она не сводила глаз с черного вихря в небе. Сердце застряло где-то в горле. Над головой показалось пылающее алым окно Кливила, вот оно уже напротив, и Мэй, вцепившись в подоконник, одним махом перевалилась внутрь. Вглядываясь в красноватый полумрак, она поспешно принялась отцеплять шарики.

Зря торопилась. В комнате было пусто.

Если в Вечном здании все переливалось яркими красками и лучилось светом, здесь стены тонули в густом мраке. Посреди комнаты стоял единственный предмет обстановки — изысканно накрытый стол. На дальнем его конце краснело на блюде глянцевое яблоко. А посередине лежал толстый фолиант. Даже не читая название, Мэй догадалась, что это за книга.

Озираясь по сторонам, она скользнула к столу. Но стоило ей протянуть руку, как книга раскрылась и страницы стали перелистываться сами.

— Хочешь посмотреть, не изменилась ли та запись? — раздался голос из темноты. Мэй развернулась, прижавшись спиной к столу. — Где сказано, что ты спасешь мир?

Мэй замерла, вглядываясь в темноту, но ничего не видя. Послышался шелест, дуновение воздуха. Она сглотнула, еще крепче вжимаясь в стол. Высмотрев краем глаза темную прогнившую дверь, она сделала шаг туда.

— Глянула бы сперва в окно.

Мэй повернулась:

— Зачем?

Ответа не последовало. Бросив тоскливый взгляд на дверь, она медленно двинулась к окну. И застыла в ужасе.

Темный вихрь превратился в самый настоящий торнадо высотой с замок. Перегнувшись через подоконник, Мэй посмотрела вниз. Вихрь гулял по ущелью и, словно хоботом пылесоса, засасывал попадающихся на пути призраков, поднимая их на головокружительную высоту.

— Нет! — задохнулась Мэй.

Вихрь продолжал заглатывать призраков одного за другим, плохих и хороших — без разбора. Исполинская деревянная мышь, казавшаяся отсюда игрушечной, задрожав всем корпусом, тоже исчезла в круговороте. Скоро воронка превратилась в сплошной вихрь из вопящих и стонущих призраков.

— Забавно было смотреть, как ты пыжишься.

Мэй обернулась. Голос раздался прямо за спиной, но там никого не было. В ушах, словно ветер, засвистел шепот, отбрасывая волосы за спину.

— Я был рядом всегда, даже когда тебе казалось, что меня нет. В вагоне номер сто семьдесят восемь, в поезде, идущем по Мерзкому нагорью… — У Мэй скрутило желудок. — На корме корабля посреди Мертвого моря, когда ты обменивалась новостями с приятелями. В Селении неупокоенных душ. В гостинице Фокус-Покуса. Я слышал все разговоры с этим твоим никчемным жалким домовым. Я был рядом. Я заглядывал через плечо. Смотрел. Корчился от смеха. Такая умора!

Мэй потеряла дар речи. Ее бил озноб.

— И в Болотных Дебрях я тоже был. Я слышал, что ты шептала своему коту, думая, что никого поблизости нет. — Мэй тряхнула головой. — Да… — У нее заложило уши от этого свистящего шепота, в котором послышалась саркастическая усмешка. — Бедняжка. Ты еще не поняла? Я повсюду. Непонятный стук в темноте — это я. Мороз по коже — это я. Я — то, что крадется во мраке. Я — глухая ночь. Признавайся, песчинка, ты боишься темноты?

Уловив шорох за спиной, Мэй обернулась. На фоне окна темнела тень, которая, постепенно сгущаясь, обернулась призраком. Он стоял на подоконнике в черной шляпе, глядя на раскинувшееся внизу ущелье. Из-под полей шляпы зловеще сверкнули красные глаза, но лица по-прежнему не было видно. Он понуро — почти что потерянно — опустил плечи.

— Бывает, кажется, что вот произойдет что-то — и станешь ощущать себя по-другому. Ан нет, ничего не меняется. Не замечала?

Мэй не ответила. Но подумала про Тыквера, который, несмотря на громкую славу, по-прежнему чувствовал себя маленьким и незаметным. Да и она сама… В Болотных Дебрях ей так отчаянно хотелось, чтобы остальные ребята заметили ее и приняли. А когда приняли и заметили, лучше все равно не стало. Или вот сейчас. Она теперь настоящий воин, а все равно боится хуже прежнего.

— Я — победившее зло, вот в чем дело, — заявил Бо Кливил. — Темные духи обожают меня. Весь загробный мир в моей власти. Земля… — он небрежно повел рукой, — тоже, считай, у меня в кармане. И все равно я не могу заполнить пустоту, — с театральным вздохом закончил Кливил.

Горящие красным глаза едва заметно увлажнились. Мэй закусила губу, прикидывая, не напасть ли прямо сейчас. Можно вытолкнуть Кливила в окно. Можно…

Он простер к ней руку, и Мэй почувствовала, как запястья скрутила гибкая, будто лоза, тень. Девочка попыталась разорвать оковы, но не смогла даже пошевелиться. У нее захватило дух от того, как легко он с ней справился.

— Больше не вздумай перебивать. — Глаза Кливила вспыхнули алым огнем и прожгли Мэй насквозь. — На чем я остановился? — продолжил он, смягчаясь. — Ах да, на пустоте. И вот я вижу тебя. Такая уйма идей, ярких идей… уникальных. — Взгляд раскаленных, словно угли, глаз заскользил по коротким черным волосам Мэй, по скелетному камуфляжу, по переливающемуся звездами купальнику и пижамным штанам. — Просто невероятно, что ты все это время прозябала в Болотных Дебрях, пытаясь скрыть свою уникальность. Избавиться от главного источника своей силы. — Он задумчиво склонил голову. — Как я уже говорил, мы с тобой не так уж отличаемся. Мы оба — единственные в своем роде духи. И мы оба одиноки. Вместе мы можем дать что-то качественно новое. Мы больше никогда не будем ощущать себя мелкими и незначительными.

Мэй онемела. Взгляд ее метнулся к окну, за которым свирепый вихрь заглатывал ее друзей. Ни Хозяйки рядом, ни Пессимиста. Никого рядом. Но почему-то Мэй совсем не чувствовала себя одинокой. Наоборот, все любящие друзья и все собственные храбрые поступки словно окрыляли ее и поддерживали.

И тогда Мэй почувствовала: что-то в ней изменилось, чего она раньше не замечала. Да, она боится. Но этот страх ее больше не пугает.

— Ничего я не одинока!

Рванувшись, она высвободилась из теневых тисков на запястьях, но вместо того, чтобы метнуться к двери, бросилась к Кливилу. Однако гибкая тень захлестнула ее снова и вздернула в воздух.

— Это хорошо, — заявил Кливил. — Потому что сейчас будет очень страшно.

Взмахом руки он поднял Мэй еще выше и, сойдя с подоконника, двинулся к ней. За спиной раздался шорох, и они с Кливилом разом обернулись. Книга Мертвых лихорадочно перелистывала тысячи своих тонких страниц.

Кливил, остановившись, посмотрел на Мэй снизу вверх:

— Если ты такая всезнайка, скажи — чем, по-твоему, все закончится?

И тут посреди комнаты сверкнула вспышка. Слепящий белый свет мгновенно разогнал все тени, и Бо Кливил попятился от изумления. Ворвавшийся в окно порыв ветра отбросил Мэй с Кливилом в сторону. Вися в воздухе, Мэй закрыла лицо руками от яркого сияния и осторожно глянула сквозь ресницы.

Мост Душ. Переливаясь всеми цветами радуги, он упирался нижним концом в пол и уходил туда, где раньше был потолок. Теперь там сверкали на черном небе мириады звезд. Протяжно завыл ветер.

Бо Кливил, не выпуская Мэй, расхохотался:

— Ну вот и ответ. Жаль, конечно. Но кажется, пришел твой черед отправляться.

Он подошел к мосту. У Мэй остался какой-то миг на раздумья. Качнувшись вперед, она приземлилась Кливилу на плечи, повиснув на закорках. Но злодей отцепил ее, словно репей, и швырнул на пол. Увидев, что он протягивает к ней руки, Мэй схватилась за полы шляпы и, стащив ее с головы, по-крабьи поползла назад. Но открывшееся под шляпой заставило ее замереть.

Пустота. Красные глаза, полыхающие во мраке. Вместо лица у Кливила оказалась сплошная пустота.

Воспользовавшись замешательством, злодей схватил ее за руки и, снова подняв в воздух, подтащил к краю моста. Беспомощная и растерянная, Мэй брыкалась и извивалась, с ужасом глядя в темноту на том конце.

— Нет! — закричала она.

— Пока, песчинка.

Кливил принялся раскручивать ее, чтобы забросить на мост. Волосы и саван развевались на ветру, который гулял по комнате, гудя, как пылесос. Стулья вокруг стола закружились в вихре. Тарелки со звоном посыпались на пол.

И вдруг за спиной раздался грохот. Кливил обернулся.

В распахнутую дверь влетела, размахивая длинными руками, словно мельница, нелепая фигура. Над бледным, как луна, лбом подпрыгивал желтый чубчик. Увидев Бо Кливила и Мэй, трепыхающуюся над мостом, Тыквер распахнул черные глаза и понесся в атаку.

На полном ходу он врезался в Бо Кливила.

Мэй швырнуло в сторону. Перекатившись по полу, она вскочила и успела увидеть, как Тыквер с Кливилом, сцепившись, летят на мост. Взвыв так, что заложило уши, ветер мощным порывом сдул их на ту сторону.

— Тыквер! — закричала Мэй.

Но комната вновь озарилась белой вспышкой. На глазах Мэй два силуэта на том краю стали превращаться в два ослепительных шара. А потом, взорвавшись, словно фейерверк, они понеслись ввысь, на немыслимую высоту, сжимаясь в крохотные точки. Ветер в комнате улегся, наступила тишина, и два белых огонька застыли, мерцая во тьме.

Мэй, запрокинув голову, смотрела на них с восторгом и трепетом.

Мост исчез так же внезапно, как и появился, однако замок Бо Кливила остался стоять, распахнутый навстречу ночному небу. В котором засияли две новые звезды.

Мэй стояла в растерянности, ошарашенная, перепуганная, опустошенная и изумленная.

И тут за окном раздался странный шум. Она кинулась туда и увидела, как торнадо, вывинчиваясь из-за гор, постепенно теряет силу и скорость. Плотный серый вихрь начал расплываться, расслаиваться.

Оттуда кубарем полетели на землю самые странные персонажи.

Мэй прищурилась, напрягая зрение. Вот кто-то в поварском колпаке. Призрак в тоге. Кто-то рогатый и бородатый. Вопя, визжа и улюлюкая, с неба сыпались тысячи призраков. Под громкие «хей-хо!» и «эге-гей!» обитатели Навсегда возвращались на землю.

Ливень из призраков. Мэй не смогла сдержать улыбку.

И только раздавшийся за спиной шорох заставил девочку оторваться от окна и посмотреть на стол посреди комнаты. Вихрь сдул с него все, кроме Книги Мертвых. Оналежала раскрытая, плавно шелестя страницами.

Мэй медленно подплыла к столу, то и дело оглядываясь на небо за окном. Ее переполняли смешанные чувства — такие смешанные, что сразу не разберешь. Остановившись у края стола, она осторожно наклонилась над книгой, словно боясь того, что прочтет там. Книга долистала до буквы «Т», и у Мэй в горле встал ком. Шелест утих. Мэй уткнулась взглядом в правую страницу. Там, посередине столбца, между Трусливым полтергейстом и Тягомотной тянучкой, светилось имя, на которое никто до сих пор не догадался взглянуть, — Тыквер. И запись напротив:

«Чуть больше Мэй Эллен Берд

заслуживает лавры спасителя мира».

Глава тридцать шестая Любовь, терпение, милосердие

— Тук-тук-тук!

Все Селение неупокоенных душ еще спало, Мэй оказалась единственной ранней пташкой. Гадая, кому вздумалось ходить в гости по утрам, она пошлепала открывать дверь.

Осторожно высунув голову, она с изумлением уставилась на странное зрелище. Над песком парила труппа разряженных в пух и прах персонажей. Пышные бархатные береты с пером, парчовые куртки-колеты и бочкообразные панталоны с колготами… У одного имелись завитые усы и остроконечная бородка.

— Исканья долгие к порогу твоему нас привели, — возвестил бородатый. — Хотим мы видеть мужа досточтимого, чье имя Тыквер. Не знаешь ли, где скрылся сей домашний призрак? Его талант нам сделал бы большую честь.

Мэй присмотрелась к бородатому. Знакомое лицо. Как из учебника. И тут до нее дошло. В горле встал комок. Захотелось заплакать и засмеяться одновременно. Но вместо этого она пригласила труппу войти и за чашкой чая объяснила гостям из Шекспировского варьете, почему они не смогут видеть Тыквера, что с ним случилось и чем ему обязан загробный мир.

С того дня, как на землю обрушился ливень из призраков, прошло три месяца.

Нет, все не вернулось на свои места по мановению волшебной палочки. Глубокие раны так быстро не затягиваются. На это нужно время, терпение и надежда — только тогда, постепенно, год за годом, все зарастет и станет как прежде. Может, даже чуть лучше. Жители Навсегда уже потихоньку принимались за свое — города наполнялись суетой, смехом, слезами, нытьем и жалобами. Всем, чем жили и живут обитатели загробного мира. На поля и луга вернулись животные. Некоторым из призраков даже удалось осознать перемены — и решить, что меняться не так уж плохо.

Кливилграды постепенно приходили в упадок, а на обломках прорастали живописные, сумбурные, кривобокие городки. И если какой-нибудь городской баламут утаскивал на память о былых невзгодах щит с надписью: «СКОРО НА ЭТОМ МЕСТЕ…», никто особенно не горевал.

Росток, пустивший корни на развалинах замка Бо Кливила, вытянулся, по слухам, в прелестное магнолиевое деревце. Хозяйка Северной фермы вернулась в снежную долину за Окаменелым перевалом, и обитатели Навсегда ломали голову, пытаясь припомнить, хорошая она, плохая или и то, и другое сразу.

Темные духи, лишившиеся наставника (что поделать, мозгов во Вселенной на всех не хватает), потянулись обратно из славного похода на Землю. Растерянно посмотрев друг на друга и почесав в затылке, уже на следующий вечер они снова засели в Южном местечке — там им всегда нравилось больше, чем на Земле. Однако еще много-много лет они по сотому разу рассказывали всем, кто подворачивался под склизкую руку, о том, как однажды выбрались пугать живых. Внучата-гули зевали от скуки.

В Селении неупокоенных душ устраивали пикники под мелькающими звездами, танцы в главной пещере и пижамные вечеринки на заново отремонтированной крыше. Берта Бретуоллер, Лисичка Лекси и остальные поселенцы с радостью принимали погостить Мэй, Беатрис с Изабеллой, Люциуса, Фабио и кошек. Долгими ночами они сидели вместе, вспоминая былые приключения. И долгими часами молчали, думая о Тыквере. Недели складывались в месяцы. И вот теперь Мэй рассказывала труппе Шекспировского варьете то, от чего до сих пор щемило сердце.

Выслушав, шекспировцы молча стянули береты и скорбно склонили головы.

— Не слышал на своем веку я голоса чудесней, — горестно вздохнул бородатый (Мэй он представился как Уилл). Труппа, которую Бо Кливил схватил сразу после прослушивания Тыквера, согласно закивала. Посокрушавшись, они отправились в обратный путь через пустыню.

В тот день Мэй и приняла решение. Тут ей больше делать было нечего.

Кое на что у нее по-прежнему не хватало храбрости. Когда пришло время прощаться, они с Люциусом долго стояли друг перед другом, словно хотели что-то сказать, но не решались.

— Еще увидимся, — наконец проговорил Люциус неуверенно.

Мэй кивнула. Она протянула руку, чтобы коснуться его плеча, но в последний момент просто ущипнула и высунула язык. Он рассмеялся и сделал вид, что сейчас даст сдачи, но вместо этого чмокнул ее в щеку. А потом умчался прочь сияющей вспышкой.

Фабио прощаться не пришел. Беатрис проводила подругу до самой кромки Пустынного плато. Там она стиснула руку Мэй, изо всех сил притворяясь, что не собирается плакать.

— Мы скоро приедем погостить, — пообещала она. — На поезде, как только его запустят снова.

Девочки улыбнулись, вспомнив то давнее путешествие, и обнялись на прощание.

В Белль Морт Мэй стала помогать Усику по хозяйству и на пасеке. Там она чувствовала себя ближе к Тыкверу. И еще ей казалось, что это ее долг перед другом — позаботиться о дорогом ему доме. И она заботилась, иногда, правда, по недосмотру оставляя лишние дыры в костюмах Усика или случайно выпуская всех пчел. Часто, оставив дела, она с рассеянной улыбкой наблюдала за Пессимистом. Он уже успел стать счастливым отцом шестерых призрачных котят, которые разгуливали по всему Пчелиному домику и участку, не ведая, что когда-то животных изгоняли из Навсегда и что был такой злой дух по имени Бо Кливил. Глядя краем глаза, как Пессимист пестует свой выводок, Мэй часто гадала, тоскует ли он по дому на Земле. Из ее мыслей ни дом, ни мама никогда не уходили. Но Мэй бодрилась.

Иногда при виде могилы Тыквера девочке казалось, что можно попробовать пробраться через нее на Землю — хотя бы одним глазком, пусть даже призрачным, взглянуть на маму. Но она боялась стать потерянной душой. Ей не хотелось больше теряться.

По вечерам они с Усиком сидели у камина в уютной гостиной, погрузившись в дружеское молчание. Пессимист с Фасолькой и котятами сворачивались у них на коленях. Иногда они вспоминали Тыквера и его смешные выходки. А иногда Мэй выходила на задний двор, когда Усик отправлялся спать, и ей казалось, что кто-то за ней наблюдает. Тогда она поднимала глаза к мелькающим звездам, пытаясь угадать, какая из них Тыквер. Теперь, конечно, она сама должна была стать себе путеводной звездой, но ей нравилось думать, что иногда ее ведет Тыквер.

Как раз в такую ночь с Мэй Эллен Берд случилось — впервые за долгое время — что-то необычное. В очередной раз посмотрев на звездное небо, она заметила какой-то странный объект. Сперва она ничего такого не подумала. Но потом поняла, что он приближается. На Белль Морт падал с неба огромный огненный шар.

— Все в дом! — закричала она, подхватывая котят и загоняя Пессимиста с Фасолькой в кухню, где хлопотал Усик.

Земля снаружи затряслась. Все попрятались под столы и шкафы, но тряска так же моментально прекратилась. Обитатели дома смотрели друг на друга в тихом ужасе. У Мэй в голове роился миллион предположений, однако ни одно из них и рядом не стояло с тем, что она увидела, когда наконец отважилась подкрасться к окну и выглянуть наружу.

Посреди лужайки торчала длинная белая ракета с надписью «НАСА» на борту. Не успела Мэй опомниться, как с шипением откинулся круглый люк, и оттуда выкарабкалась старая знакомая — Берта Бретуоллер. Углядев Мэй в окне, она исполнила несколько коленец радостной джиги и махнула девочке рукой, чтобы выходила. Мэй с разинутым от изумления ртом выскочила наружу. Берта тут же развернула бурную деятельность:

— Давай, лапуля, запрыгивай. Времени в обрез!

— Запрыгивай? — эхом повторила Мэй.

— Ну да, собирай манатки, ноги в руки, вперед и с песнями! Я их еле уговорила за тобой заскочить. Им ведь не терпится поскорей попасть на Землю и рассказать про здешний загробный мир. Похоже, звезда, населенная призраками, еще способна наделать шуму.

Сердце Мэй взмыло, как на крыльях, куда-то к самой верхушке ракеты. И тут же рухнуло обратно.

— Но, Берта… — Она посмотрела на старушку и огорченно поникла. — Мы же с Пессимистом… Мы же умерли.

Берта раздраженно фыркнула в ответ:

— Я, по-твоему, сама не дотумкала? Конечно, я ж всего сто лет с хвостом живыми в Навсегда командую. Думаешь, у меня не найдется пары фокусов в запасе? — Она вытащила из комбинезона бархатный кисет с наклейкой «ОМОЛАЖИВАЮЩИЙ ЖИВОТВОРНЫЙ ПОРОШОК, ИЗГОТОВЛЕН ВРУЧНУЮ ДУХАМИ СЕВЕРНОЙ ФЕРМЫ». — Дорогуша, — наклонившись поближе, доверительно шепнула Берта, — я уже двадцать три раза успела помереть с тех пор, как сюда прибыла. Дерут они, конечно, за свое снадобье втридорога, но оно того стоит. Если старушка Лекси узнает, что я умерла, она меня в два счета со свету сживет. Так что давай залезай, попудришься по дороге.

Мэй вопросительно оглянулась на Усика, который при всем этом присутствовал.

— Ж-ж-ж, конечно, езжай, даже не думай. Воительница из тебя куда лучшая, чем домовой призрак.

На сборы ушли считаные минуты. Саваны — свой и Пессимиста — Мэй аккуратно свернула и убрала. Сколько их не будет? Год? Больше?

Она обняла на прощание Усика, потом Фасольку, потом по очереди всех котят. Берта уже нетерпеливо махала ей из иллюминатора.

— Пойдем, киса, — позвала Мэй Пессимиста, направляясь к люку.

— Миэй.

Мэй обернулась.

Пессимист с жалобным видом прижимался к Фасольке.

Мэй поставила котомку и опустилась на колени рядом с Пессимистом. Как она сама не подумала? Даже мысль в голову не пришла… У нее задрожала нижняя губа.

— Хочешь остаться?

Пессимист посмотрел на нее, потом на Фасольку.

— Миэй, — повторил он.

Мэй оглянулась на космический корабль. Улететь без Пессимиста? Может, такая у нее доля? Она сглотнула душившие ее слезы.

Подхватив Пессимиста на руки, она прижала к себе теплое маленькое тельце. Потерлась щекой о его лысую шкурку. Прошептала на ухо тайны, известные только им двоим. Хорошо бы стоять вот так и не выпускать его никогда-никогда. Но Мэй все-таки заставила себя опустить кота на землю.

— Передай остальным, что я с ними еще увижусь, — обнимая Усика, пообещала Мэй. А потом, словно вырвав кусок сердца и оставив его с Пессимистом, не оглядываясь влезла в люк, где дожидалась Берта. Они пристегнулись. Двигатели взревели. Люк начал закрываться.

И тут с громким визгом в щель почти закрывшегося люка влетел темный комок.

— Киса!

Мэй схватила Пессимиста в охапку и потерлась мокрым от слез лицом об его шкурку, а потом осторожно втиснула кота под пристегнутый ремень безопасности, и они оба стали смотреть в иллюминатор на мир, который вот-вот покинут.

— Прокатимся с ветерком, — усмехнулась Берта, оглядываясь через спинку переднего кресла. Она рассмеялась Мэй в лицо, и девочка привычно отшатнулась — однако дыхание Берты на этот раз отдавало свежей мятой.

Двигатели взревели еще сильнее, и ракета рванула ввысь. Все вокруг затряслось. Только через минуту-другую Мэй смогла собраться с духом и снова выглянуть в иллюминатор.

Звезда под ними делалась все меньше и меньше. Вот она превратилась в крошечную светящуюся точку. А вот уже пропала в хороводе других звезд.

И больше смотреть было незачем — потому что Навсегда затерялась, словно песчинка, в просторах космоса.

Эпилог

Неисповедимы пути славы.

Когда Земля осознала (спасибо НАСА), что призраки не просто существуют, но и обитают на отдельной планете за несколько световых лет от нашей, про Мэй Берд просто забыли в поднявшемся переполохе. Только один журналист наведался в Седые Мхи брать у Мэй интервью. Ушел он разочарованным, хотя мама Мэй и надела майку с надписью: «Мэй Берд привезла мне из Загробного мира только эту вшивую футболку». Слишком много о спасении планеты и почти ни слова о призраках знаменитостей, поэтому интервью так нигде и не вышло.

Мэй с мамой не переживали. Оно и хорошо, что без лишней шумихи.

По вечерам они пекли печенье, или устраивались под пледом на диване перед телевизором, или разговаривали часами, гладя примостившегося между ними Пессимиста. Мама жадно слушала рассказы Мэй о Навсегда, и глаза ее то расширялись от изумления (когда речь шла про Карнавал на Куличках), то искрились смехом (от чудачеств Тыквера), то закатывались (когда Мэй декламировала по памяти стихи Фабио или разбойничьи песни татей). В такие моменты Пессимист мурлыкал от удовольствия, и Мэй с мамой понимали, что он на краткий миг забывает о Фасольке, живя и наслаждаясь настоящим.

Однако мир не стоит на месте. Следующей весной после возвращения Мэй в городке начали рыть котлованы под ослепительно белый коттеджный поселок, и в Болотных Дебрях вдруг проснулась новая жизнь, отвоевывающая пространство у лесов. А потом, не успели обитательницы Седых Мхов оглянуться, как Мэй стала старшеклассницей. Теперь, вместо того чтобы по вечерам пристраиваться к маме под бочок перед телевизором, она усаживалась с друзьями под звездами, или холодным солнечным днем скандировала на футбольном стадионе с одноклассниками, или отправлялась знакомиться с новыми интересными людьми на костюмированную вечеринку или на поэтический вечер в кафе «Все сюда» в Кабаньей Лощине. Временами на нее совершенно неожиданно и некстати вдруг накатывала прежняя застенчивость, но Мэй только кивала ей приветливо, как надежной старой подруге. Оказалось, когда открываешься с какой-то смешной или дурацкой стороны, остальные просто улыбаются и делятся собственными бредовыми мыслями. У каждого из нас в душе найдутся свои причуды.

Леса вокруг Седых Мхов постепенно редели, переставая таинственно шептаться под окнами усадьбы. Вместо Бесконечных Дебрей протянулась полоса коттеджей. Такие же коттеджи повырастали, словно грибы, вокруг вновь появившегося озера, которое темнело круглой монеткой под безоблачным небом.

Потом Мэй уехала в колледж. По вечерам миссис Берд с Пессимистом, устроившись на крыльце в кресле-качалке, гадали, что она сейчас делает, и надеялись, что она счастлива. Однажды вечером, когда Мэй готовилась к выпускным экзаменам, Пессимист тихо скончался во сне. Ему снились пирамиды. На следующий день Мэй примчалась домой, и они с мамой похоронили Пессимиста в саду, рядом с Фасолькой. Мэй не стала надевать траур. Зачем как-то специально одеваться, чтобы выразить сердечную тоску и боль утраты?

В тот год пропало без вести несколько жителей окрестных коттеджей. На озеро никто не подумал. Однако пара семей все же решили съехать от беды подальше. С непонятной и почти сказочной быстротой дома опустели, а компания-застройщик разорилась. Участки снова начали зарастать лесом. Еще несколько лет, и он поглотит их без остатка.

Выстоят только Седые Мхи.

Как ни крути, Болотные Дебри всегда были глухоманью.

Одним сумеречным вечером в Белль Морт на далекой звезде Навсегда вернулся после долгих странствий лысый большеухий призрак, покрытый едва заметным пушком. Кого он никак не ожидал там увидеть, так это Фабио, Люциуса, Беа и Изабеллу. Все они постепенно стянулись в Белль Морт, словно в ожидании чего-то им самим пока неведомого.

Жилось им весело. Они играли в прятки по всей деревне, помогали Усику на пасеке, играли в «Скраббл» за уютным кухонным столом (постоянно ловя Фабио на жульничестве).

Но по ночам Пессимист порой выскальзывал из дома, усаживался на краю двора под звездопадом и устремлял взгляд к горизонту, словно надеясь разглядеть бредущего через пустыню путника. Иногда он просиживал так всю ночь, нетерпеливо подергивая хвостом в ожидании.

Он ждал, когда Мэй вернется домой навсегда.

Перед вами заключительная книга о приключениях отважной Мэй Элен Бёрд и её верных друзей.

Вернувшись на Землю, Мэй и её бессменный спутник кот Пессимист вдруг стали знаменитостями. Однако, оказавшись наконец в центре внимания, Пташка Мэй, как никогда, чувствует себя лишней. Каждую ночь она садится в своей комнате у окна и смотрит на звёзды, мечтая вновь оказаться в загадочной стране Навсегда. И вот однажды ночью её мечта исполняется.

Но призрачная страна Навсегда уже не та, что прежде. Злодей Бо Кливил опустошил её, выхолостив, как собственную пустую душу. Отважится ли Мэй на решающую битву? Ведь у коварного злодея припасён в рукаве последний козырь, который станет полной неожиданностью для жителей Земли. Спасёт ли Мэй некогда прекрасную страну Навсегда, исполнив древнее пророчество? Ведь слишком многое поставлено на карту…

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

Пролог

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Оболочка от Мэй

  Глава первая Мэй Берд привезла мне из Загробного мира только эту вшивую футболку

  Глава вторая Дурное дыхание прошлого

  Глава третья Первый снег

  Глава четвертая Вдовья дорожка

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Бо Кливил — номер один!

  Глава пятая Пустынный берег

  Глава шестая Снова в Белль Морт

  Глава седьмая Словно призрак

  Глава восьмая Последние из татей

  Глава девятая Призрачный город

  Глава десятая Вампиры!

  Глава одиннадцатая Бездна скорби

  Глава двенадцатая Караоке-бар «Белая кость»

  Глава тринадцатая Лорелея

  Глава четырнадцатая В погоню за «Геспером»

  Глава пятнадцатая Выбор

  Глава шестнадцатая Портоград

  Глава семнадцатая На балу у герцогини

  Глава восемнадцатая Побег из Портограда

  Глава девятнадцатая Бешеная гонка

  Глава двадцатая Глухо, как в танке

  Глава двадцать первая Здесь были Духи свободы

  Глава двадцать вторая Пылающие фрикадельки

  Глава двадцать третья Снова на Северной ферме

  Глава двадцать четвертая Галактический залив

  Глава двадцать пятая Срочная доставка

  Глава двадцать шестая Тыквер и Мэй

  Глава двадцать седьмая Начало конца

  Глава двадцать восьмая Дыра в подкладке мира

  Глава двадцать девятая Королева воинов

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Боязнь темноты

  Глава тридцатая Корень всех зол

  Глава тридцать первая В замке

  Глава тридцать вторая Вкус поражения

  Глава тридцать третья Привет из древности

  Глава тридцать четвертая Пташка расправляет крылья

  Глава тридцать пятая Мост Душ

  Глава тридцать шестая Любовь, терпение, милосердие

  Эпилог