От составителя [С. Г. Боровиков] (fb2) читать постранично

Этот сборник составлен давно. К сожалению, издательский «марафон» (в котором повинны не издательские работники, а издательская система) как бы ослабил остроту его. Собранные воедино сатирические произведения 20‑х годов, где писатели вели речь с забытой затем на многие годы откровенностью,— выйди они тогда, в 70‑е годы,— социальный резонанс их, надо полагать, был бы больше, чем сейчас.

Однако это лишь одна сторона значения сборника. Если бы смысл произведений, в него включённых, исчерпывался пафосом разоблачительства, утрата была бы куда большей. Но перед нами — большая русская проза, не сводимая, за исключением, пожалуй, лишь «Светлой личности», собственно к сатире. Все писатели, представленные в книге, суть наследники русского реализма ⅩⅨ века. Именно это, при всей разности, вплоть до контрастности и даже полярности творчества и судеб,— Алексей Толстой — и Михаил Булгаков — объединяет их и делает вполне закономерным соседство под одною обложкой.

1

Появление повести А. Толстого «Похождения Невзорова или Ибикус» было встречено неодобрительно, как, впрочем, встречались в 20‑е годы в критике все произведения «третьего Толстого». Но если отвлечься от несправедливых задиров времени, основной недоуменный вопрос к «Похождениям» может возникнуть и у современного читателя: над чем же так веселился писатель, описывая почти непрерывную цепь страданий, вызванных чередой войн и революций? В комических тонах описываются даже сцены пыток в одесской белой контрразведке! А уж тяготы беженского быта — это просто незатихаемый хохот,— и поедание человекоподобной австралийской обезьяны, и великосветская очередь к дощатому нужнику, эмигрантские константинопольские будни — это комичные ужимки жалких людей, неизвестно почему попавших на чужой берег.

«Ибикус» — забавен; всего забавнее, что А. Н. Толстой думает, будто описанное им происходило не в Париже на Понсон-де-Террайля, а в России 18—19‑го года. А впрочем, думал ли он что-нибудь, когда писал? «Ибикус» — не повесть, а чехарда, где герои прыгают друг через друга»^[1],—писал критик 20‑х годов.

— Мы привыкли к трагическому освещению исторических событий, однако об осаде Трои написана не только «Илиада», но и «Прекрасная Елена».

Вообще: что такое объективное изложение исторических событий художником и возможно ли оно? А если и возможно, то нужно ли оно? Ведь лучше обратиться к историкам. Преломление исторических событий через «здравость» позиции в «Войне и мире» или модернизированно-скептическая реставрация истории у Тынянова — всё это имеет с объективностью мало общего, несмотря на следование художников фактам,— но тем они, художники, и интересны. Жизнеподобное течение эпоса, вероятно, высший в освещении истории литературный уровень, но он не просто редок, а исключителен, ибо, кроме «Тихого Дона», нам по совести назвать нечего.

Повесть искусно отлита в такую прочную форму, что при чтении воспринимается как лёгкое, стремительно влекущее чтение, но затем оставляет впечатление крупного, многопланового, широкоохватного произведения. Так оно и есть — ведь в «Ибикусе» развёрнута панорама исторических событий, которая «к лицу», казалось бы, лишь эпопее. Февральская революция в Петрограде. Лето и осень 1917 года в Москве. Украина, занятая немцами, лето 1918 года, имение под Харьковом. Банда атамана Ангела в украинских степях осенью того же года. Зима 1919 года в Одессе. Бегство белых из Одессы в апреле. Эвакуация на пароходе. Константинополь.

Толпа лиц окружает читателя этой сравнительно небольшой повести. Солдаты, поэты, наркоманы, контрразведчики, крестьяне, авантюристы, палачи, анархисты, бандиты, самогонщики, обыватели, генералы, спекулянты, журналисты, сыщики, политики, офицеры, дамы, проститутки. Немцы, французы, греки. Даже англичанин-антиквар. Даже лидер московских футуристов. Даже устроитель подпольных игорных притонов.

И может быть, самое удивительное, что повествование остаётся сугубо реалистическим, жизнеподобным, что множество персонажей имеют каждый своё лицо, а не карнавальную маску, что при всей сатиричности авторского взгляда, комизме ситуаций, калейдоскопичности сюжета «Ибикус» не выходит за рамки вероятного: ни гротеском, ни фарсом его не назовёшь.

В чём секрет повести?

Во многом «виноват» неожиданный выбор героя. Толстой взял на себя удивительную задачу: показать историческую эпоху глазами мелкого проходимца! Именно «угол отклонения», с которым воспринимает события Невзоров, придаёт повествованию особую живость и убедительность. Это интересно вдвойне — ведь читатель хорошо осведомлён о событиях в историко-политическом их измерении, а тут как бы записки обывателя, которому виделись детали, в которых — пусть искривлённо, но весьма убедительно — запечатлелась эпоха. Скажем, Февральская революция начинается случайной пулей, залетевшей в