Когда на небе нет луны (СИ) [Foxy Fry] (fb2) читать онлайн

========== -1- ==========

Капитан Джек Воробей проснулся от собственного храпа: большую часть дня и душного вечера он провёл за изучением карты острова с несметными сокровищами и не заметил, как под руку с хмельным сном добрёл до койки. Внутренние часы меж тем подсказывали, что время давно преступило за полночь. Облизав с губ сладковато-горький привкус рома, пират принялся вслепую шарить рукой по полу в поисках бутылки. Злосчастная стекляшка, коснувшись пальцев, с бульканьем укатилась под койку. Джек недовольно забурчал и, нехотя разлепив тяжёлые веки, медленно свесился через край. Затем вдруг замер. Взгляд его пополз по дрожащим теням на полу, подбираясь всё ближе к столу. Приподнявшись на локте, Джек глянул исподлобья, затем уже более тщательно, пытаясь поймать в фокус силуэт. Незнакомая девушка — уж это натренированный глаз пирата определил безошибочно — легко покачивала ногой, сидя на краю стола, и вроде что-то почти неслышно напевала. Джек Воробей попытался в голове перебрать всех матросов, что были на борту: вдруг кто не матрос, а матроска? Откуда же ещё девице взяться на борту корабля посреди моря? Хотя гостья едва ли могла сойти за морячку: в свете тусклого фонаря, сокрытая в тенях, будто окутанная ими, она куда больше походила на привидение, чем на человека. Встречать странные образы, навеянные ромом, уставшими глазами и дикими плясками фонаря, капитану приходилось не единожды, поэтому он твёрдым голосом спросил:

— Я сплю? — Девушка мигом обернулась; ярко полыхнули глаза от мелькнувших огней. Всего на несколько мгновений её лицо показалось из ночных теней, но от её взгляда, — что Джек, скорее, почувствовал, чем увидел, — что-то ёкнуло то ли в печёнках, то ли за позвоночником, наверное, в том месте, где в тот момент пребывала капитанская чуйка. В следующую секунду девушка легко спрыгнула на палубу и неслышно покинула каюту, будто не касаясь досок. Джек проводил её сумрачным взглядом и нахмурился. — Либо я сплю, либо русалки совсем обнаглели и уже начали бегать по палубе, — констатировал кэп, обращаясь к кому-то неизвестному и выуживая-таки бутылку рома. После пары глотков любопытство возобладало над ленивой сонливостью, заставляя пирата неуклюже перевалиться с койки. Потянувшись и вдоволь похрустев костьми, он шатающейся походкой направился на палубу искать таинственную незнакомку.

Снаружи царила безлунная ночь, тёплая и тихая. Лёгкий ветер лениво надувал паруса, нехотя подгоняя «Чёрную Жемчужину» вперёд, к слабо подсвеченному предвестием рассвета горизонту. Волны с тихим плеском ударялись о корпус корабля, убаюкивающе нашёптывая морские песни. Едва капитанская треуголка показалась за дверями каюты, сладко сопящий на лестнице вахтенный резко проснулся, вскочил и громко отрапортовал. Воробей недовольно зашипел на него, прикладывая палец к губам. Придерживаясь одной рукой за планшир и иногда поглядывая за борт, пират прошёлся к носу, вернулся обратно к корме, не без усилий (ступеньки трапа убегали из-под ног как оглашенные!) поднялся на капитанский мостик и осмотрел палубу сверху. Помимо лениво раскачивающихся тросов и в такт им покачивающегося дежурного матроса у грот-мачты, ничто не двигалось, не убегало и не пряталось.

— Что-то случилось, сэр? — послышался сзади голос старшего помощника, на чью долю выпала ночная вахта у штурвала.

Капитан Воробей медленно обернулся, не торопясь оторвать взгляд от шканцев, и задумчиво чесанул испанскую бородку.

— Ты не видел здесь… женщины, Барбосса?

— Бабы, сэр? Что-то не припомню. — Старпом криво ухмыльнулся. — Если только она не в вашей бутылке.

Воробей взглянул на початую бутыль, взболтнул жидкость и скрупулёзно присмотрелся к ней, будто, и вправду, ожидал за стекляшкой увидеть кого-то. Чему-то неопределённо кивнув и глубоко задумавшись, капитан сонной походкой поплёлся в каюту.

Более странная незнакомка не объявлялась, и пират пришёл к логическому умозаключению, что это был сон. А спустя неделю капитан Джек Воробей был высажен на необитаемый остров и оставлен там куковать до конца своих недолгих, по мнению старпома Барбоссы, дней.

***

Джек стремительно вылетел из воды, наилучшим образом доказывая своё прозвище — Воробей: упорхнула птичка сначала из рук командора, а теперь и из вод гавани Порт-Ройала. «Вернулись, черти», — довольно подумал пират, приземляясь пятой точкой на капитанский мостик и старательно пряча ликующую физиономию. Ровно так же сильно, как Воробей проклинал свою непутёвую команду на Исла-де-Муэрте несколько дней назад, так и сейчас был рад их видеть. И всё же — он капитан, преданный командой, тут бы стоило возмутиться!

Воробей глянул на Джошами Гиббса снизу-вверх и недовольно заметил:

— Вы же чтите Кодекс.

Старпом качнул головой и подал капитану руку.

— Мы думаем, в нём свод указаний, а не жёстких правил, — ответил он, на что Джек довольно ухмыльнулся.

Любимая треуголка вновь водрузилась на голову, и старый китель привычно лёг на плечи, подобно одеяниям королей — или пиратских баронов, кому как угодно. «Капитан Воробей, «Чёрная Жемчужина» ваша», — объявила Анна-Мария. «После стольких лет…» — мысленно выдохнул Джек и неспешно, смакуя каждый момент, направился к штурвалу. Тёплое, пропечённое на солнце дерево приятно коснулось ладони. Прежде чем крепко обхватить рукояти, загрубевшие пальцы пирата нежно прошлись по шершавой поверхности, словно бы Джек гладил любимую женщину. «Жемчужина» и была таковой. За какой другой леди, за какой прелестницей из порта, коих повидал на своём веку немало, или подобной ему сорвиголовой он бы следовал день за днём десять долгих лет? Кого бы желал так страстно, как глоток воздуха на глубине вод? Кого бы так неистово хотел вернуть, как слепой своё зрение? Кто стал бы для него той безграничной свободой, что так жаждет узник в клетке? «Жемчужина» стала любовью всей его жизни — любовью дикой, странной, многим непонятной, любовью, что порой граничила с одержимостью, но при этом вдохновляла его и позволяла чувствовать себя воистину королём. И это воссоединение, после стольких лет слепой погони слегка горчило тоской по канувшим в лету дням и вместе с тем согревало душу осознанием, что «Чёрная Жемчужина» теперь только его, а впереди — лишь горизонт. На этой одухотворённой ноте Джек Воробей поймал себя на том, что мысленно обращается к кораблю — и что за этим весьма личным моментом без зазрений совести и с крайним интересом наблюдает вся команда.

— А ну, по местам, псы помойные! — загрохотал командный капитанский голос. Пираты встрепенулись и живо поспешили с глаз долой: Джек хоть и в добром настроении, но всё же капитан. Обведя взглядом палубу, Джек Воробей крепче сжал штурвал. Напевая под нос, он снял с пояса компас: стрелка указала точно вперёд, вторя упирающемуся в горизонт бушприту. — Удача при мне… — довольно протянул Воробей и поднял взгляд. — Так выпьем чарку, йо-хо!..

Выпить, и правда, не помешало бы, но капитан Джек Воробей не отходил от штурвала до самого заката — простоял бы и дольше, да спину ломить начало, — а «Чёрная Жемчужина», расправив паруса, устремилась к горизонту, за которым скрывался остров Тортуга. Стоило не только отметить возвращение корабля, окончание авантюры, но и подлатать фрегат: после проклятий и морских сражений «Жемчужина» была не в лучшей форме, давая Джеку повод ещё раз попомнить Гектора Барбоссу недобрым словом и порадовать себя воспоминанием о свершённой мести. В сентиментальности Воробья упрекнуть было трудно, но сердце приятно щемило от осознания победы и того, что знакомый скрип дерева и запах смолы больше не полуночное наваждение. За минувшие годы пирату порой случалось провалиться взглядом сквозь всполохи пламени в очаге и услышать сожалеющий голос, твердящий, что след «Чёрной Жемчужины» утерян навсегда — вместе с кораблём. Но за десять лет словно бы по чьей-то доброй воле Джек Воробей каждый раз оказывался не так далеко от неё, как ему думалось.

Когда до рассвета оставалась пара часов, луна укрылась за плотными бугристыми тучами и над морем расползлась непроглядная тьма. Ветер крепчал, посвистывал в разбитых окнах и резво гнал корабль навстречу утру. Джек Воробей, так и не найдя кресало, чтоб зажечь фонарь, неуклюже вывалился в эту темноту из каюты проверить ночную вахту. Причин на то было несколько: во-первых, потешить капитанское самолюбие, напомнить другим и себе о вновь обретённом статусе; во-вторых, растолкать заснувших дежурных, ибо пиратское ликование о возвращении предводителя стало причиной осушения не одного бочонка рома, а до кубрика добрались не все. У штурвала, подпирая подбородок, бдел мистер Коттон. Среди общего атонального храпа прорывался голос Гиббса, что дрых у мачты в обнимку с Марти и напевал что-то бессвязное. Джек закатил глаза, кивнул Коттону, отпуская на отдых, и, позёвывая, поднялся к штурвалу. Если бы не фонари, подумал кэп, «Жемчужина» бы растворилась совсем, так некстати напоминая о непрочности сновидений и коварстве разума человеческого, что порой выдаёт желаемое за действительное.

Джек покрепче сжал штурвал: не только потому, что, реши корабль, и вправду, раствориться, он вцепился бы в него, как пёс в любимую кость, и не выпускал, но ещё потому, что всё явственнее подбиралось ощущение, будто кто-то наблюдает за ним. А кругом не было ни единой души… ни единой трезвой души. Однако чуйка пирата покалывала спину, не позволяя расслабиться, и Воробей изо всех сил таращил глаза, чтобы так ничего и не разглядеть в ночи. «Дожили», — буркнул капитан под нос, передёргивая плечами, и уже собрался успокоенно выдохнуть, как чуткий слух уловил — пение. Тихое, мелодичное и отчего-то знакомое. Несколько секунд кэп не смел шелохнуться, прислушивался и принюхивался, точно как заправская гончая в засаде. Песня плавно растворилась среди поскрипывания такелажа. Джек Воробей резко обернулся, но только увидел метнувшуюся по палубе тень от фонаря. Затем оцепенел. Сначала глаза его поднялись кверху, будто могли забраться под веки и разглядеть что-то сквозь череп, потом пират медленно задрал голову. На нижнем рее (или над ним?) стоял женский силуэт. Воробей тут же зажмурился и замотал головой, потом по очереди раскрыл глаза. Видение исчезло.

— Зараза… ну и напасть, — выдохнул пират, прижимаясь спиной к штурвалу. В тёмных глазах горели отблесками кормовые фонари.

Что-то легко коснулось левого плеча. Воробей вскрикнул, подпрыгнул на месте, оборачиваясь — и остолбенел, хотя где-то в глубине души отчаянно желал дать дёру. Перед ним стояла девушка. Дьявольски прекрасная и в то же время кажущаяся совершенно нереальной, будто призрак, что осмелился выйти в свет фонарей. Её наряд — длинное в пол платье, её волосы словно были порождением темноты спустившейся на море ночи. Высокая, атлетично сложенная фигура, контур тела и черты лица будто проступали сквозь дым, туман — или были созданы из него. Гладкая, точно отшлифованная и покрытая воском, кожа светилась изнутри тем холодным сиянием, что луна освещает землю. Джек страстно хотел разглядеть незнакомку, но не мог отвести взгляда от её глаз, что завораживали и пугали, заставляя учащённо биться сердце. Они были абсолютно черны — ни белков, ни зрачков, лишь подобно звёздам на ночном небе редкими бликами поблёскивало в них отражение фонаря. Лицо гостьи, точно маска, не выражало ничего, его спокойствие было куда больше безразличием.

Наконец капитан с трудом протолкнул ком в горле, моргнул и растянул губы в подобии улыбки.

— Не сочтите за грубость, мадам… уазель, но что вы делаете в столь поздний час на борту моего корабля? — медленно, тщательно опробывая каждое слово, поинтересовался он, не двигаясь с места; только правая рука покрепче сжала рукоять штурвала. Девушка слегка повернула голову и едва заметно повела плечом. — Русалок здесь не водится, — сипло усмехнулся Воробей.

Не сводя бездонных глаз со штурвала, гостья отозвалась:

— Я знаю. — Голос звучал бесстрастно, негромко, но чувствовалась в нём скрытая мощь, а мелодичные холодные ноты были лишь обманчивой пеленой. Вдруг её лицо обернулось к Джеку, отчего он тут же нервно дёрнул усом. — Ты разве не знаешь, кто я? — на одном дыхании пропела незнакомка.

— А стоило бы? — смелее отозвался Воробей, а сам никак не мог отделаться от ощущения, что она и правда ему знакома, будто встречалась в полузабытом сне.

Девушка плавно двинулась к правому борту, легко ступая босыми ступнями. Пират шагнул следом, по инерции проведя рукой по штурвалу. Гостья на миг приостановилась и неопределённо качнула головой. Сердце у Воробья колотилось где-то в печёнках, и ему это совершенно не нравилось. Прекрасных дев Джек Воробей много повидал на своём веку, но такая… Бывало в жизни всякое, порой особо охочие до его души… или выпотрошенной шкуры дамы находили его в самых непредсказуемых местах, ставили в тупик вопросами, заставляли выкручиваться, юлить, врать и раздражаться, но никогда — бояться. Но помимо колющего спину крохотными иголками страха, незнакомка манила к себе, что сбивало с толку ещё больше. Меж тем, подобно тающему над морем туману, морок оторопи снимал путы с разума, память с усердием вытащила из забытья знакомый, слишком знакомый образ.

— Будь я проклят, — начал Воробей серьёзно, с трудом ворочая языком, — но либо я сплю, либо ты…

Она слегка повернула голову, прислушиваясь в ожидании. Пират молчал. Пытался примирить рассудок с внутренним голосом и уместить в голове то, к чему сам же и пришёл. Его молчание незнакомке не пришлось по вкусу. Она развернулась вполоборота, глаза глянули искоса из-под пышных ресниц. Голос зазвучал всё так же ровно, холодно, но кэпа словно углём прижгло:

— Джек, не веди себя, как послушник в женском монастыре. Ты знаешь, кто я. — И вдруг совсем по-другому, добавила — не потребовала, а попросила: — Скажи.

Пират будто бы ждал этого просительного приказа и тут же выдал, не повинуясь себе:

— Жемчужина?! — Она не двинулась с места, только опустила голову, прикрывая глаза, смакуя произнесённое имя. Воробей поспешно затряс головой. — Нет, всё же я сплю, — решительно заявил он и заторопился к трапу. Не успел его сапог коснуться первой ступени, как откуда ни возьмись загудели тросы по перилам, обвивая планшир и преграждая капитану путь прочным переплетением. Джек замер, боясь шевельнуться. По его правому плечу прошлось аккуратное касание, спустилось ниже по груди, чтобы перебраться к левому. Кэп опустил взгляд, ожидая увидеть бледную ладонь — но глаза ткнулись в швартовый конец, который теперь полз по правой руке, к запястью, к пальцам, что сжимали эфес сабли.

— Думаю, нет, — прозвучало из-за спины.

Повисла тишина. Девушка говорить не торопилась; Воробей пытался распутать собственные мысли и выбрать правильную тактику поведения. После тесного знакомства с проклятьем Исла-де-Муэрте пират несколько изменил отношение ко всему «невозможному», о чём обыкновенно толковали в тавернах спустя пару-тройку пинт крепкого, и теперь рассудил, что, если гостья именно та, за кого себя выдаёт, зла от неё ждать вряд ли стоит. Джек Воробей неестественно развернулся — так, словно был марионеткой и к его рукам и ногам тянулись невидимые нити.

— Так, ты Жемчужина? Моя Жемчужина? — Она не двинулась с места, напоминая собой небрежно нарисованный портрет. Кэп приблизился. Тёмно-карие глаза сошлись в недоверчивом прищуре. — Дух корабля, значит? — спокойно спросил Воробей, хотя в подобные легенды и не верил. Он вообще был склонен верить в то, что опробовал на собственной шкуре, но при этом желание броситься на полубак и проверить, не решила ли скульптура с носового украшения прогуляться безлунной ночью, становилось всё сильнее. — Я слыхал о таком. По большей части пьяные байки в тавернах… — Джек попытался заглянуть в сокрытое тенями лицо. — Стало быть, правда? — Жемчужина плавно отвернула голову, смольные локоны скользнули по бледным плечам, сливаясь с ночной темнотой. Кэп подумал, что это молчаливое несогласие, и осторожно добавил: — Ты выглядишь…

— …такой, как вы пожелали меня видеть, — уверенно перебила она. Трудно было понять по ровному тону: негодование ли это или же просто признание факта.

Тишина становилась неуютной, что пиратскому нутру крайне не нравилось. Вновь попытавшись зайти спереди, Джек учтиво заговорил:

— Позволь спросить, раз ты дух корабля, значит, если верить легендам, нас ждёт опасность, поскольку ты явилась?

Ответ прозвучал в один голос с шумящими под килем волнами, будто Жемчужина обращалась к морю, к небу, к темноте, но никак не к капитану Воробью:

— Я не должна была. Но… — дева слегка повернула голову в сторону Джека, — что-то заставило меня. — По лицу Воробья скользнула тень удивлённой и вместе с тем довольной ухмылки, кэп было выдохнул, как вдруг Жемчужина резко обернулась. Её бездонные глаза обратились к пирату, и он только и успел, что зажечь под усами приветливую улыбку. — Десять лет, — тихо зазвенел её голос. — Десять лет, мой капитан. Я уж было отчаялась, думала, что ты никогда боле не вернёшься за мной, что участь моя предрешена… Ты следовал за мной день ото дня. Все эти годы. Ты освободил меня из лап того, кого я вынуждена была называть капитаном. — Она кивнула медленно и отчётливо. — Я благодарна за это.

Капитан Джек Воробей слегка отклонился назад и обратился в смятённую статую. Жемчужина прямо глядела на него — или сквозь него, точно ждала ответа. А пират впервые за многие годы не знал, как поступить. Всё это сказано было ровным, спокойным голосом, без каких-либо эмоций, но оттого не стало менее весомым. Джеком овладело странное ощущение, будто произнесённые Жемчужиной слова застыли в воздухе, а затем он вдохнул их, забились лёгкие, и потому что-то непонятное тяжелело в груди. Воробей пригладил усы и собрался ответить что-нибудь приятное, что обыкновенно нравилось женщинам, когда из руки сладко сопящего Марти выпала бутылка и загрохотала по трапу на нижнюю палубу. Джек рефлекторно отвлёкся на звук, а, когда обернулся, ночной гостьи уже не было. Меж тем луна властно рассеяла ледяным светом собравшуюся темноту. Капитан покрутил головой, даже перевесился через борт, но от духа не осталось и следа: самовольный швартовый вернулся на кофель-нагели.

«Интересно», — вполголоса подытожил Джек Воробей, перебирая пальцами по рукояти штурвала. Не было в этой встрече жути, того леденящего кровь суеверного страха, что присущ мистическим явлениям, коих в море с лихвой, особенно после славного вечера. Но нет, в этой встрече было нечто новое и не совсем ему понятное.

Следующие три ночи капитан Джек Воробей провёл неспокойно. То и дело ему мерещилась Жемчужина, её пение и таинственный взгляд похожих на океанскую бездну глаз, но с прибытием на Тортугу всё забылось и отступило перед неуёмными кутежами пиратской земли обетованной.

========== -2- ==========

Кипящая жизнью, бурлящая драками, беспределом и распутством Тортуга осталась за кормой. «Чёрная Жемчужина» вновь скользила по волнам Карибского моря. Сочно скрипел такелаж натянутыми тросами, лоснились под солнцем латки на смольной обшивке, гигантские полотнища парусов жадно хватали резвый бриз. Отремонтированный с особым усердием пиратский фрегат будто бы приосанился, как девица в новом наряде, миновал стоящие на приколе корабли с гордым видом — точь-в-точь как у капитана Воробья за штурвалом. Заботы улеглись, и пришло время «творить разбой на потребу моей чёрной душе», как сказал бы сам Джек Воробей. Даже Тортуга не могла надолго удержать его: бескрайнее море и недостижимый горизонт манили пиратского барона куда сильнее земных наслаждений, поскольку дарили свободу — ни от кого не зависеть, идти куда зовёт сердце, творить то, что душе будет угодно. Помогала обрести эту свободу и «Чёрная Жемчужина».

Небольшая капитанская каюта всегда казалась Джеку куда более просторной, чем любые апартаменты на суше. Оставив корабль на попечении мистера Гиббса и ветра, Воробей засел в каюте и предался наискучнейшему занятию — ведению судового журнала. Подсчитывать остатки скудных запасов и средств оказалось делом безрадостным, утомляющим и достаточно нудным, чтобы, устроившись щекой на кулаке, потерять ход времени и позабыть о роме. Из тяжёлой полудрёмы Джека резко вырвал звон: сорвавшийся ветер выбил из окна плохо закреплённое стекло. Капитан глянул на осколки, затем потёр замлевшую шею. «Стемнело? — мысленно удивился Воробей, оглядывая сумрак в каюте. — И ветер подняться успел…» Он обернулся в поисках фонаря и едва не загремел с кресла от неожиданности: в темноте проступил знакомый изящный силуэт.

— Опять ты? — хмуро пробурчал Джек Воробей, чиркая по кресалу.

Жемчужина плавно приблизилась.

— Ты словно не рад.

— Я сошёл с ума, — пират остервенело скрёб кремнём в тщетной попытке высечь искру, — чему тут радоваться?

Гостья слегка наклонила голову и приложила ладонь к его лбу: рука была не теплее бутылочного стекла. Джек шарахнулся в сторону, но Жемчужину это не смутило.

— Ты здоров, мой капитан, — пропела она, осторожно убирая пальцы. Сам собой вспыхнул фонарь. Воробей подпрыгнул. — Тебе не стоит меня пугаться.

— Пугаться? — возмущённо фыркнул Джек. — С чего ты взяла?

Она не ответила. Кэпу показалось, что её лицо-маску разбавила ироничная улыбка. Тёплый свет фонаря разогнал сумерки, и Жемчужина перестала казаться такой неосязаемой, будто была создана из тумана и ночной темноты. Она неслышно прошла к окну, не обратив внимания на осколки под ногами и на пристальный взгляд капитана, которым он сопровождал каждое её движение. В стёклах поблёскивали последние лучи этого дня.

Устроившись как можно свободнее в кресле, Джек Воробей решился спросить:

— Так, кто же ты? Дух? Призрак? Или… не знаю… живое воплощение корабля?

— А это имеет значение?

Пират задумался. И в самом деле, какая разница, кем именно является представшая перед ним мистерия, если видит он её собственными глазами, не выпив рому и будучи во вполне здравом уме (по её же словам). Для порядка Джек всё же решил уточнить:

— Стало быть, ты абсолютно реальна? Не мерещишься?

Жемчужина обернулась; склады на платье зашуршали, как волны при умирающем ветре.

— Так же реальна, как и этот корабль.

Пират покрутил головой, чтобы удостовериться, что корабль тоже реален.

— Тебе что-то нужно от меня? — не унимался Воробей, на что Жемчужина обиженно фыркнула. Джек развёл руками. — Зачем же ты пришла… сейчас?

Сквозь разбитое окно посвистывал ветер, но к мистерии словно бы не прикасался: не трогал пряди волос, складки на платье, огибал её силуэт, точно чтобы не развеять неосторожным порывом.

— Прошло много времени, — заговорила Жемчужина, — много раз я намеревалась прийти… хоть и не должна была. И после того как ты вызволил меня из лап Дэйви Джонса… — Её взгляд — невидящий и пробирающий насквозь — плавно сместился в сторону, будто смутилась она от пристального взора пирата. — Мне стоило отблагодарить тебя, мой капитан, но я не решилась, медлила, боялась тебя напугать. — Джек Воробей шмыгнул носом и приосанился, расправляя пальцы на подлокотнике. — Морским силам виднее, но они разлучили нас на десять лет. — Пират недовольно дёрнул усом. — Сейчас я здесь не из страха, мой капитан, а из-за тебя.

Капитан невольно поперхнулся воздухом от такого прямолинейного откровения. Жемчужину же это никоим образом не смутило: она оставалась всё такой же бесстрастной, как тон её собственного голоса. Довольно блеснули тёмно-шоколадные глаза, Джек привычным движением подкрутил усы, хоть происходящее вызывало в его душе противоречивые чувства. Жемчужина всё ещё казалась ненастоящей, вернее, чуждой для залитой светом пламени каюты, и пират никак не мог уловить, что скрывается за её степенностью, за глубоким, затягивающим точно трясина взглядом, за негромкими словами нараспев. Уж точно он не боялся её. Наоборот. Она манила его — как обыкновенно манили его к себе непростые загадки и величайшие тайны.

— Почему же я раньше тебя не видел? — со сдержанной заинтересованностью осведомился капитан Воробей.

Хранительница корабля опустила голову.

— Я могу выходить лишь тогда, когда на небе нет луны. — Её взгляд поднялся к доскам над головой и застыл там. — Как сейчас. — Она посмотрела на Джека, а он, как зачарованный, принялся разглядывать отражение пляшущего пламени в её глазах. — Таково моё проклятье. Я не дух, но и не человек. Не пленница и не вольная. Я даже не ведьма…

— Ты — свобода! — Джек Воробей выдал это даже для самого себя совершенно неожиданно. И ещё больше удивился от того, что в чёрных глазах без белков будто сверкнула молния.

— Ты часто меня так называешь. — Жемчужина ответила ровным тоном, но Джек посмел подумать, что стал её голос чуть теплее. Она словно бы хотела что-то спросить или добавить, но умолкла, отводя взгляд в темноту за кормовыми окнами.

Ветер крепчал. В повисшей и не совсем умиротворённой тишине его свист и подвывания за бортом вызывали неприятный холод на спине. Таинственно шелестели от дуновений бумаги, опустевшая кружка ёрзала между краями стола, гулко перекатывались бочонки в трюме, и при всём этом тишина казалась слишком громкой. Джек Воробей сгорал от нетерпения выяснить, что же такого важного имела в виду Жемчужина, назвав его скромную персону причиной своего присутствия. Останавливал его от очередного вопроса только абсолютно отстранённый вид духа: словно в каюте пребывало лишь её воздушное тело, когда сама мистерия слилась с ночным морем и унеслась к горизонту. Поэтому, вынужденно молча, пират без зазрений совести любовался ладной фигурой девушки и мысленно поминал благодарностью неизвестных строителей, что даровали ей столь прелестный облик.

Вдруг, словно бы очнувшись от морока, Жемчужина встрепенулась и шагнула в тень — где тут же растворилась. Не успела капитанская челюсть со стуком вернуться на законное место, как в каюту ввалился взъерошенный и взмокший Джошами Гиббс.

— Шторм грядёт! — с порога выпалил он. Джек бросил беглый расстроенный взгляд в ту сторону, где скрылась гостья, и разочарованно выдохнул. — Кэп?

Воробей закатил глаза и обрушился на верного помощника:

— Ну, ты что, юнга? Первый раз бурю встречаешь? Не знаешь, что делать? — Он подхватил фонарь и принялся недовольно бурчать, активно выпроваживая Гиббса: — Оставь вас на пару лет, вы, черти ленивые, в сухопутных крыс превращаетесь. — И, закрывая дверь, помедлил на секунду, всматриваясь в пустующий мрак.

Над морем повисло грозовое месиво: чёрное, густое, тяжёлое. Небо яростно полосовали молнии. Гром рокотал, не умолкая и на секунду. Джек отчаянно пытался увести «Чёрную Жемчужину» дальше от центра урагана, но изменчивый ветер, точно исполняющий чью-то злую волю, с силой гнал корабль прямо в пасть шторма.

— Кэп! Паруса! Пора убрать! — пытался перекричать шум ливня Гиббс.

— Рано! Может, ещё уйдём! — не сдавался капитан Воробей, вцепившись в штурвал.

Команда выла, но работу выполняла споро. Волны вгрызались в корпус корабля, взрывались у киля и осыпали палубу тучами жгущих брызг и пены. Ветер трепал промокшие паруса, как пёс любимую кость. «Чёрная Жемчужина» то падала в пропасть, грозя тут же уйти на дно, то взмывала вверх, на самый гребень гигантского вала. Раз за разом корабль уверенно выныривал из солёной бездны. Мачты стонали, такелаж трещал, обшивка скрипела, но ни на миг не поддавалась. «Давай же, милая! Давай!» — приговаривал капитан Воробей, до последнего надеясь обставить коварный ветер. Штурвал слушался всё хуже. И тут цепкий глаз пирата приметил впереди пенящийся остров, проступивший в случайной вспышке молнии.

— Убрать паруса! Все паруса долой! Живо! — во всё горло завопил Воробей. Глаза его расширились от ужаса: корабль неминуемо относило на отмель, словно чья-то дьявольская рука желала пустить всех на дно. — Живее, парни, а не то к Дэйви Джонсу отравимся все разом! — Но как бы быстро моряцкие руки ни управлялись с гитовыми, корабль несло по волнам с лёгкостью листка бумаги. — Отдать кормовые якоря!

Матросы бросились к кабестану, загудели тросы. Джек вцепился в рукояти штурвала: ладони жгло огнём, колесо сопротивлялось — ещё немного и вывихнет локти упёртому капитану, — а тот только зубами скрипел в ответ. Плюхнулся один гигантский якорь, затем другой. Оставались считанные секунды до того, как чугунные усы зацепятся за неровности морского дна, задерживая мчащийся к погибели корабль и давая время убрать паруса. Но не успел капитан Воробей обрадоваться гудению натянутого каната, как в правый борт ударил мощный вал. Волна захлестнула палубу, сметая с ног команду и предводителя. Штурвал завертелся, корабль повело, а Джек кубарем покатился к борту. Рука скребнула по доскам в тщетной попытке ухватиться за леер или страховочный трос. Предупредительный крик «Человек за бортом!» так и не выбрался из горла, когда Воробей полетел в кипящую пучину моря. Но вместо бушующих волн он носом впечатался в обшивку на пару футов ниже русленя. Джек замельтешил руками и, с трудом извернувшись, глянул вверх: каким-то чудом на его правой ноге узлом затянулся шкот, заставив славного капитана теперь болтаться вниз головой, подобно червяку на удочке. Довольную ухмылку тут же сбила пришедшая волна, а следующая — припечатала пирата лбом о смольное дерево да так, что перед глазами затанцевали сотни белёсых огоньков. Расставаясь с сознанием под крики всполошившейся команды, капитан Джек Воробей готов был поклясться, что видел женский силуэт: Жемчужина стояла на самом краю грота-рея, совершенно ни за что не держась, и вспышки молний обрисовывали за её спиной очертания расправленных крыльев.

***

По палубе «Чёрной Жемчужины» пронёсся истошный вопль капитана Воробья, вылетевшего из трюма как из пушки. Перепугав всю команду и окончательно сбив с толку, Джек заперся в каюте, отчаянно ища хоть какие-то остатки рома.

— Что произошло? — прозвучал спокойный голос.

Джек от испуга вскрикнул и мгновенно обернулся, одновременно вытаскивая пистолет и саблю. Увидев Жемчужину, он нервно выдохнул, убирая оружие, и спросил:

— А ты разве не знаешь?

Уже много дней хранительница корабля не давала о себе знать. Джек Воробей успел обдумать всякое — и хорошее, и плохое, и самовлюблённое, и вполне резонное, но меж тем совершенно не хотел признаваться самому себе, что тёмными ночами порой ждёт её внезапного появления. Теперь у пирата в голове мелькнула мысль, что эта дева, кем бы она ни была, может помочь с выпутыванием из тех неприятностей, в которые ему не посчастливилось вляпаться: не просто же так она явилась!

Жемчужина приподняла плечо и уставилась на пирата не моргая. Воробей с чего-то вдруг всерьёз задумался, а нужно ли ей это, моргать? Да и дышать. Дьявольские иссиня-чёрные глаза глядели прямо, но смотрели сквозь. Джек прилип взглядом к её груди, пытаясь угадать под лёгкими тканями вдох и выдох, но вот выдержать долго под её взором не смог и вкрадчиво уточнил:

— Разве не знаешь?

Бездонные глаза обратились к затянутому ночной темнотой окну.

— На море спокойно, — точно далёкое эхо отозвался ровный голос, — хоть на востоке бушует шторм. Там гибнет рыбацкая шхуна… Я наблюдала, как ползёт туман. В безлунную ночь я совершенно обо всём забываю. — Воробей закатил глаза и недовольно фыркнул. Жемчужина медленно моргнула, и взгляд её стал осмысленнее. — Верно, это не моё дело…

— Нет уж! — громко перебил кэп. — Тут дело как раз в тебе! — Мистерия резко глянула ему в глаза, отчего по спине пирата пробежал нервный холодок. — Дэйви Джонс за долгом явился, — хмуро пояснил Джек, раскрывая ладонь с чёрной меткой.

Жемчужина смотрела долго. В её облике происходили какие-то невидимые изменения, черты лица словно бы ожесточались, и с каждой секундой она всё более становилась похожей на деревянную статую: прекрасную, но бездушную. Пирату было неведомо, что в её глазах плясало отнюдь не пламя свечей, что полыхали они небывалым, бессильным гневом.

— Ты идёшь к суше. Это верный путь. Там кракен тебя не достанет, — наконец проговорила дух.

Джек поперхнулся на середине вдоха.

— Вот как? Ты знаешь про кракена? — оживился он, заматывая ладонь куском ткани.

— Условия твоей сделки, — дух подняла на него взгляд, — как у всех?

Воробей развёл руками с самоуверенной улыбкой на губах:

— Ненасытный дьявол жаждет моей грешной души.

— Тогда твой единственный шанс спастись — сойти на берег и никогда не возвращаться.

Капитан несогласно фыркнул, поведя глазами.

— Джек! — Он вздрогнул, когда Жемчужина метнулась к нему. — Ты должен бежать! Беги! Едва достигнем суши! И никогда, слышишь, никогда не возвращайся в море! — Голос её был негромкий, но удивительно сильный и, что более удивительно, — полон искреннего волнения и даже страха. Жемчужина резко умолкла, выровнялась, словно торопилась вернуться в дозволенные ей рамки. — Джонс всегда забирает свои долги, — вкрадчиво и холодно проговорила она, — и ты, мой капитан, не исключение. Пусть он заберёт корабль, но он не заберёт твою душу.

Джек Воробей пребывал в крайнем замешательстве, хоть и тщательно скрывал все его признаки. Опёршись о стол, он слегка почёсывал левый ус и в который раз пытался разглядеть что-то на глубине глаз хранительницы корабля — но видел только собственное отражение, и оно казалось более реальным, чем сама мистерия. Джек не утруждал себя мыслями о плате за сделку ровно до того момента, пока в трюм не явился Прихлоп. И он даже предположить не мог, что она станет уговаривать его спастись.

— Заберёт корабль, говоришь… — задумчиво протянул Воробей. Верно, он не раздумывал о возвращении долга, потому как не планировал заводить всё так далеко и опасно. Сверкнув беззаботной улыбкой, Джек фривольной походкой обошёл стол и завалился в кресло. — Ну уж нет, — заявил он, — думаю, мы сумеем договориться…

— Тебе не отвертеться, — сухо осадила Жемчужина.

— Брось! — отмахнулся пират. — Я что-нибудь придумаю. Я ведь капитан Джек Воробей, — развёл он руками, сияя заговорщической улыбкой. — Смекаешь?

Дух долго отрешённо кивала головой — соглашалась уж явно не с ним. Пират, конечно, старательно напускал на себя вид абсолютного спокойствия, да только успокоиться, когда там, в море, по твою душу рыщет безжалостное морское чудовище, не так уж и легко. Часто соскакивал взгляд к поблёскивающим отражением стёклам, будто ждал, что тварь объявится за окном с минуты на минуту, но вот мысли — всё чаще сводили отнюдь не к Дэйви Джонсу и плате за сделку. Хоть плата и была высокая. В голове у Джека всё громче звучал вопрос: стоило ли оно того? И отмахнуться от него становилось всё сложнее. Капитан до сих пор не знал, как относиться к Жемчужине: шестое чувство подсказывало, что это дивное создание — нечто большее, чем просто повязанный с тоннами дерева призрак. Хотя так, наверное, было бы куда проще. Но нет, она переживала. Если духи вообще способны на это. А может, это было лишь желаемое, что тешило пиратское самолюбие? Так или иначе, её слова и их искренность удивляли — пусть и приятно: среди Джековых знакомых вряд ли сыскались бы те, кто так бы пёкся о его здравии. Конечно, размышлял Воробей, она была ему в некотором смысле обязана, ведь ради неё он заключил сделку с Дьяволом и теперь готовился пойти на корм кракену.

— Я не помню первый день, — вдруг заговорила Жемчужина, вырывая Джека Воробья из глубоких раздумий. Он поднял голову, потирая переносицу. Дух смотрела куда-то за его плечо. — Но каждый день — другой. Даже волны на вкус другие. — Кэп хмурился, пытаясь докопаться до истины и связать слова с натурой, что стояла перед ним. — Крысы, — она сказала это так чётко, будто припечатала к груди Джека, — когда я была «Распутной девкой», — пират с трудом удержал смешок, — они были повсюду. — Мистерия взглянула на капитана, он тут же слегка улыбнулся. — Ты же знаешь, дух сломить не так просто, как плоть. Но если погибает корабль, его… вы нас так зовёте… душа исчезает.

— Совсем? — для чего-то уточнил Воробей.

— Да. Но иногда случается другое. Корабль не сгорел до конца и пошёл ко дну, тогда явился Джонс. — Джековы брови удивлённо подпрыгнули. Пират заинтересованно подался вперёд, жадно внимая каждому слову в надежде, что услышит нечто полезное. — Предложил мне уйти с ним. Я не знала тебя, мой капитан, не знала, что может быть иной выход, но отказала ему, потому что… — Она осеклась, точно задумалась. Ресницы дрогнули, дева медленно моргнула. — Корабль — всё, чем я была и могу быть, и я сказала, что никогда не оставлю его. Единственное, что сказал Джонс: «Так тому и быть». — Жемчужина обернулась к окну, и голос её потяжелел: — Тебе он дал тринадцать лет. Мой срок — тринадцать лун. — Джек Воробей нахмурился, перебирая в голове сведения об астрономических явлениях, но раньше, чем успел что-то сообразить, мистерия проговорила чарующим голосом: — Когда на небе тринадцатый раз взойдёт голубая луна — тогда я стану свободной. До тех пор, как и сказала, я никогда не оставлю свой корабль. — Капитан хмуро и тяжело вздохнул, оценивая истинное великодушие Джонса: вряд ли какое-то судно смогло бы прослужить так долго. — Ты спас меня, — Жемчужина взглянула на пирата, — от гниения на дне морском, от вечности вдали от ветра и солнца. И, видит небо, я была счастлива, — она замялась, — пусть даже и в когтистых лапах Барбоссы. — Джек серьёзно смотрел на неё, не слыша, а скорее чувствуя что-то в её тоне. — Проклятие моё падёт нескоро, и я готова…

— Вновь пойти ко дну? — грозно выдохнул капитан Воробей. Жемчужина слегка качнулась назад, будто испугалась гнева в его голосе. — Славно! — всплеснул руками Джек. — Ты на дно, я на берег. — Он дёрнул пальцами. — Ровно до тех пор, пока не взвою от тоски. Затем вновь явлюсь к Джонсу, чтобы заключить сделку и вернуть тебя. Пройдёт время, он вновь пустит свою животину охотиться за мной, и всё вновь пойдёт по кругу? — громко, не скрывая сарказма и активно жестикулируя, рассуждал пират. Жемчужина же стояла, не шелохнувшись, не моргая, слегка склонив голову вниз и чуть в сторону, но взгляда не отводила, внимая каждому его слову. — Нет, дорогая, — растянул кэп, — мы поступим иначе. У меня есть это! — радостно объявил Джек Воробей, извлекая из-за пазухи рисунок ключа.

***

Время могло тянуться мучительно медленно или проноситься со скоростью штормового ветра. Жемчужина не замечала его течения. Закаты и рассветы отмеряли день за днём, которые люди бережно считали, а она помнила каждый из них и знала, что они будут до конца её существования. Ей не было нужды беречь их или ценить. Но, когда «Чёрная Жемчужина» зарылась килем в мелководье у безымянного острова, стало происходить что-то совершенно иное. С тех самых пор, как капитан Джек Воробей с командой отправился на разведку и никто не вернулся, Жемчужина начала ощущать время. Оно мучало её, изводило, заставляло неприкаянно бродить по кораблю и вслушиваться, не доносятся ли с берега голоса. Но только неугомонно вопили голодные чайки. Жемчужина не знала, кто она — демон, призрак, дух или подобие человека, да и никогда всерьёз не задумывалась о подобном. Она была вполне счастлива: чувствуя свежесть ветра и вкус волн, ощущая неслышный треск натянутых канатов и впитывая жаркие лучи солнца. Ей хватало той свободы, что набиралась меж бортов корабля. Теперь же природа её существа и покорность перед морскими силами изводила, обличала самые болезненные стороны проклятья, не давая, а заставляя вкушать весь его яд. Безразличие, положенное бездушному существу, стало казаться всё менее достоверным. И волновало это оттого сильнее, что впредь подобного не случалось. Или так ей только думалось?..

Перед высадкой на сушу капитан Воробей успел побеседовать с Жемчужиной: впервые с момента их очного знакомства он наверняка знал, что она явится. Солнце, затянутое тусклой оранжевой пеленой вспотрошённых облаков, лениво уползало за горизонт. У берега шипела огненная пена, а на многие мили море расходилось сплошным сапфировым полотном. Высокие горные вершины острова растекались длинными тенями, бледнели плети тумана, над сочной растительностью поднимался пар. Вечер выдался приятный, пейзаж радовал глаз, суша была под ногами, а потому Джек пребывал в приподнятом настроении.

Жемчужина объявилась в каюте, как раз когда кэп запер сундук и сунул ключ за пазуху. Пират приветственно качнул головой и, на секунду замешкавшись, заметил с чарующей улыбкой:

— Выглядишь прекрасно.

— Как и всегда, — без тени смущения отозвалась дух.

У Джека азарта тут же поубавилось, поэтому он решил продолжить свои попытки в изучении её сущности.

— Знаешь, в ту ночь, когда сорвался шторм к востоку от Нью-Провиденса, мне кажется, я видел тебя. На рее. — Жемчужина прямо смотрела на него, давая закончить, и Воробей впервые с горечью подумал о нелюбви к женским иносказательным беседам и намёкам — всё то мастерство, которого он в этом достиг, хранительница корабля и в грош не ставила. — У тебя были крылья. — Вновь молчание. — А сейчас нет. Выходит, ты умеешь летать, но?..

Нимфа непроизвольно приосанилась.

— К чему птице крылья, когда она в клетке?

Джек Воробей многозначительно беззвучно ахнул. Бросив беглый взгляд на скалистый берег за окном, кэп виновато дёрнул губой.

— Признаться, мне несколько неловко, что я оставляю тебяздесь.

Жемчужина повторила его взгляд, задержалась на мгновение и качнула головой.

— В том нет неловкости. Это правильно. Ты должен послушать, мой капитан, должен бежать прочь.

Джек закатил глаза и успокаивающе улыбнулся.

— С острова-то не больно далеко убежишь, — развёл он руками и, словно опомнившись, продолжил сборы. — Это лишь временно, — принялся на ходу пояснять капитан, — переждём здесь, пока эта зверюга не отстанет, а потом вернёмся к нашим поискам.

— Ты напрасно надеешься, что ключ или сундук спасут тебя, — бесстрастно возразила дух. Больше она не спрашивала, серьёзно ли пират настроен, теперь просто констатировала. Жемчужина не хуже Джека, а может, даже и лучше, знала все истории про Дэйви Джонса — и про то, что сокрыто в сундуке на острове, который никому не сыскать. И ещё лучше знала самого Морского Дьявола, оттого считала, что вся затея Воробья — отчаянная, но пустая трата времени вкупе с огромным риском, которая вряд ли сможет хотя бы отсрочить неминуемое. — Джонс придёт. Он всегда приходит, мой капитан. Вместо того чтобы лезть на рожон, ты…

— Брось! — легко отмахнулся Воробей и тут же перевёл разговор: — Ты же присмотришь за кораблём? — Он обернулся и широко заулыбался, глядя в стеклянные глаза. — Мы вернёмся и глазом моргнуть не успеешь, — заверил капитан, хваля самого себя за неплохую иронию, — а, если что случится, ударь в колокол.

Следующего вопроса Джек точно не ожидал. По крайней мере, не так стремительно, как он был задан.

— А если что случится с тобой?

Прежде чем Воробей совладал с оторопью, на волны успел плюхнуться последний швартовый конец. Кэп покрутил головой, глянул в окно на изумрудные хребты и развёл руками:

— Мы на суше. Что может случиться? — Конечно, пиратскому барону трудно было предположить, что он будет втянут в водоворот правления и теологических противоречий и станет воплощением божества: воплощением, которое, по мнению аборигенов, пелегостов, исключительно съедобно.

Жемчужина понимала, капитана ей не переубедить, и, не сказав ни слова, исчезла. Невидимая глазу, хранительница провожала команду и своего капитана, искренне желая поверить, что случиться не может ничего.

Дни шли, но, как бы преданно Жемчужина ни вглядывалась в заполняющие лес тени, корабль не посещал никто, кроме назойливых птиц. Море уходило и возвращалось вновь, волны лизали киль, ветер манил прочь, а она лишь периодически заставляла швартовые колья глубже зарываться в песок и не поддаваться прибою, в бессильном смирении ожидая возвращения капитана. Пока однажды к острову не прибыл человек. Уильям Тёрнер, кажется, был другом Воробья. Жемчужина услышала его голос и не сводила глаз, пока он обходил корабль и не переставал кликать по имени всех, кого знал. Хранительница медлила, не решалась показаться и нарушить несуществующие обеты, а Тёрнер ушёл в джунгли — и не вернулся.

Корабль тяжело увязал в песке. Всё глубже. Следующим днём к острову подошла шлюпка, вернее, волны бесцеремонно вышвырнули её на берег вместе с двумя пассажирами. Уж этих ребят Жемчужина знала отлично: её воротило, без сомнения, от всей команды под началом Гектора Барбоссы, и Абнер Пинтел с Терри Раджетти никогда не были исключением. Заполучив проклятье острова Мёртвых, Барбосса не утруждал себя заботами о «Чёрной Жемчужине» — на корабль ему было плевать, как и на всё остальное. Течи, сырость, вездесущие крысы, киль, царапающий ракушками дно, лохмотья вместо парусов — хранительница впервые жалела, что корабль не остался гнить на дне, но сама ничего не могла поделать под гнётом двух проклятий. И то, что ранее было аморфным, оставляло всё более чувствительные следы.

Теперь Жемчужина с высоты крюйс-бом-брам-реи наблюдала за попытками недалёких пиратов в одиночку увести корабль. Им было невдомёк, что без её согласия, как ни старайся, фрегат не сдвинется и на йоту: капитан его был жив, не смещён с должности, а главное — он обещал вернуться. Пинтел барахтался в волнах, пытаясь управиться с толстыми канатами; на палубе Раджетти гонялся за капуцином — единственным обитателем, кто, если не знал, то очень чутко чувствовал, кто настоящий владелец корабля. В отличие от зверя прибывшие моряки таким чутьём не обладали, а потому не стеснялись ни в своей преждевременной радости, ни в высказываниях о корабле, его команде и капитане, поминая последних добрым словом — в надежде, что те уже сгинули.

Джек как-раз намеревался сигануть со штурвала на ванты, когда Жемчужина в полёте ухватила его за хвост. Обезьянка испуганно взвизгнула и унеслась к топу мачты, а деревянный протез поскакал по палубе. Обрадованный Раджетти вставил глаз на положенное место, резво поднялся и тут же окаменел. Здоровый глаз ошарашенно таращился на явившегося ему духа. Жемчужина гордо возвышалась над горе-пиратом, и её холодное молчание заставляло его исходить тонким перепуганным писком. Хранительницу порадовала такая реакция: она так до конца и не поняла, с чего вдруг явилась этому жалкому отребью. Терри — вряд ли осознавая, кто перед ним, но остро чувствуя, что это нечто весьма могущественно, — попытался что-то сказать, но вышло лишь нечленораздельное мычание. Жемчужина приподняла подбородок. Раджетти принялся отчаянно показывать пальцами куда-то за спину.

— Ты пойдёшь туда, — прозвенел холодный голос. Пират стремительно бледнел. — Ты сойдёшь на берег и отправишься в джунгли за командой и капитаном.

В отличие от Джека Воробья Терри Раджетти не мог выдержать взгляда бездонных глаза, но, как ни странно, сотрясающий его хлипкую фигуру страх делал его отчаянно смелым.

— Я… я-й-а-а-а… я… не п-п-п-ойду, — задрожал матрос. То, что в следующий миг он — лишь мельком — увидел в тёмных глазах, потом ещё не давало ему спать много ночей. Ужас парализовывал тело.

Жемчужина молниеносно вскинула руку в сторону, за ней следом метнулся шкот, устремляясь к длинной шее пирата, как вдруг с берега донеслись многие голоса.

— Ты никому не скажешь, — буквально прошипела дух, прежде чем исчезнуть.

Возвращение части команды и здравого капитана не принесло Жемчужине ожидаемого облегчения. Её что-то беспокоило — и это было совершенно неправильно. Джек Воробей ступил на борт, началась привычная суета: пиратам не терпелось убраться подальше. Капитану, даже когда он в одиночестве с облегчением и довольством от удачно сложившихся обстоятельств завалился в любимое кресло, Жемчужина не явилась. Пока кэп с некоторым чувством уязвлённого самолюбия размышлял о её независимости, мистерия незаметно наблюдала за ним сквозь крохотные оконца у двери. Наконец, когда обида достигла апогея и кончилась бутылка рома, Джек Воробей, схватив фонарь, отправился бродить по палубе в решительной надежде встретиться со своенравным духом корабля.

Над морем повисли плотные серые тучи, сыпал мелкий дождь. Вахтенные жались у мачт, проклиная погоду. Растирая свербящий от сырости нос и теряя все запасы решительности, капитан направился в трюм — известно, зачем. Как вдруг сапог скользнул по ступеньке трапа, и кэп полетел носом вниз. Он и сообразить ничего не успел, как приземлился внизу. Но вот незадача: вместо твёрдых грязных досок палубы его физиономию встретили сваленные прямо у трапа в кучу сети. Фонарь тоже каким-то чудом приземлился точно в нужное положение. Джек было открыл рот для громких гневных отповедей, но так и не выдавил и звука, для верности даже прикрыл рот рукой и огляделся по сторонам. Спустя минуту, поднявшись, Воробей ногой отбросил сети с дороги и изо всех сил таращась в самый тёмный угол трюма просвистел:

— Ты здесь? — В ответ тишина.

Жемчужина, что стояла за его спиной, слегка улыбнулась.

========== -3- ==========

Когда команда «Летучего Голландца» вместе с капитаном исчезла с «Чёрной Жемчужины», и пока доблестные пираты отходили от ужаса, а Джек Воробей гневными речами заставлял их приняться за работу и держать курс на Тортугу, в дальнем отсеке трюма загорелся покрытый толстым слоем паутины фонарь. Тусклый свет едва разогнал плотную темноту, а женского силуэта и вовсе побоялся коснуться. Дэйви Джонс брезгливо сделал несколько тяжёлых шагов по трюму и обернулся:

— Дай-ка угадаю, — растянул он, — решила сделку заключить?

Из темноты блеснули глаза.

— Нет. Предлагаю обмен. — Хрупкая фигура нимфы обретала резкие, будто бы, правда, точёные из дерева, очертания.

— Хм, — изрёк Джонс и закурил трубку, не сводя с духа насмешливого взгляда.

Её голос звучал по-прежнему сильно:

— Возьмёшь корабль. И меня. Воробью простишь долг.

Дэйви Джонс громко фыркнул.

— С каких это пор вам дозволено вмешиваться в судьбы людей? — строго спросил он, намеренно обобщая и не называя хранительницу кем-то конкретным, подчёркивая: она лишь частица моря, такая же незначительная, как песчинка на дне, и безвольная, как планктон. Жемчужина лишь приподняла подбородок. Выпустив клубящуюся струю дыма ей в лицо, капитан «Голландца» подошёл к ней вплотную, несколько раз дёрнул щупальцами и, наклонившись к её уху, выразительно поинтересовался: — С чего это такая преданность?

Нимфа глядела сквозь него, не шелохнувшись, не дёрнувшись от прикосновения щупалец.

— Не твоё дело.

Джонс выровнялся, прищурился и глянул ей в глаза: в отличие от остальных, Морской Дьявол не видел в них ничего, кроме выразительной темноты и пустоты.

— Ба! — воскликнул он, и щупальца его подпрыгнули. — Да эта птаха дорога тебе! — Дым смешался с издевательским смехом. — Потому предлагаешь себя вместо него? — Джонс пристукнул клешнёй. — Бездушным тварям вроде тебя чужды привязанности, забыла? — ядовито напомнил он и вновь зашёлся смехом.

Жемчужина медленно моргнула, взгляд плавно сместился к Джонсу.

— И вроде тебя.

Свистящий смех тут же оборвался. Водянистые глаза капитана полыхнули гневом, что-то звонко булькнуло в его «бороде». Один этот его взгляд мог стоить десятка словесных проклятий, но Жемчужина стояла ровно, и единственное, что чувствовала, — запах гниения.

— Кем ты себя считаешь? — резко возмутился Джонс, а затем чему-то ухмыльнулся, и щупальца на его лице успокоено обмякли. — Нет, — протянул Дьявол, — Джек Воробей получит своё до последней капли, сполна. Сто душ ему не набрать за три дня, а, когда придёт срок, я устрою ему чудный приём! — с одержимой радостью заверил Дэйви Джонс и, выпустив напоследок пару колец дыма, направился прочь.

— Стой, Джонс! — вспыхнула Жемчужина, но тот просто растворился в темноте. Затрепыхалось пламя в фонаре. Хранительница медленно перевела на него взгляд. Огонь извивался, дрожал, но успокаивался. В следующий миг звонко захрустело стекло, и от фонаря остался лишь покорёженный кусок металла. Тьма заполнила трюм.

Джек Воробей о подобной встрече и о присутствии Джонса на борту и не догадывался, иначе бы ни следа не осталось от его довольной удачным стечением обстоятельств улыбки. Он беззаботно постукивал пальцами по кружке, разглядывая ночь за окном: шторм всё ещё не утих, но капитан был вполне спокоен.

— Он придёт за тобой.

Жемчужина объявилась внезапно, так что Джек от неожиданности шарахнулся в сторону, выронил кружку, шибанулся коленом о комод и громко воскликнул:

— Дьявол тебя забери! — Она непонимающе склонила голову на бок. — Перестань являться, точно призрак!

— Но… я почти призрак, — растерянно пробормотала Жемчужина.

— Почти! — Воробей поймал это слово в воздухе двумя пальцами и кивнул: — Разница существенна. Уж поверь. Особенно для столь прекрасного создания, — чарующе заулыбался пират. — Но, быть может, дорогая, если ты в следующий раз постучишь или, скажем, скрипнешь доской, я не приму тебя за… всякую нежить.

— Ты и так меня за неё не принимаешь, — совершенно спокойно возразила мистерия.

— Нет… То есть, да. — Кэп закатил глаза. — В смысле, не принимаю сейчас, потому что, должен признаться, что ожидал тебя, но, если взять в целом и учитывая некоторые обстоятельства, твоё неожиданное появление можно расценить как попытку произвести впечатление, ну а я как человек, верящий в приметы, в самом деле могу принять тебя, прошу извинить за сказанное, принять тебя за… нечисть. — Джек Воробей умолк и, подведя глаза кверху и слегка шевеля губами, перебирал в голове сказанное.

— Не можешь, — спустя несколько секунд отрезала Жемчужина. Она тряхнула головой. — Мы говорим не о том. Джонс, он придёт за тобой.

Капитан Воробей усмехнулся, поднимая с палубы кружку, и с сожалением глянул на разлитый ром.

— Нет, — пират зубами выдрал пробку из бутылки и, прицелившись, плюнул её точно в старинную вазу в углу, — он дал мне три дня. — Ром вновь забулькал в кружке.

— Тебе не найти людей за три дня. — Воробей поднял задорный взгляд, но Жемчужина не дала ему поспорить. — Даже на Тортуге.

— Но попытаться стоит, — с усталой улыбкой развёл руками Джек. Странно, размышлял он, Жемчужина и не думала упрекать его в том, за какую цену он собирался выкупить свою душу у Дьявола. Даже в глазах Джошами Гиббса, человека далёкого от моральных идеалов, читался тусклый, но всё же укор в избранном способе: старпом молчал потому, что, откровенно говоря, не верил в успех всей затеи и предполагал, что Дэйви Джонс затащит Воробья за шкирку на «Голландца» следом за сотней прощелыг и Уиллом Тёрнером. А Жемчужину же это вроде бы устраивало. Может, подумал Джек, в ней говорит её предназначение — сохранить корабль любой ценой. На самом же деле, в тот момент о корабле Жемчужина думала в последнюю очередь.

— Почему ты не послушал меня? Почему не побежал? — прошептала она одними губами.

— Не брошу же я тебя на произвол судьбы! — возмутился капитан Воробей и добавил серьёзным тоном, глядя на хранительницу сквозь лёгкий прищур: — Я продал душу и гонялся за тобой десять лет не для того, чтобы вновь потерять.

Жемчужина или не захотела, или не успела ответить: корабль выбрался из бури, и взошла яркая луна. Дух знала, ей не удастся переубедить Воробья — удивительно упёртого в некоторых случаях.

Джек ещё долгое время, до глубокой ночи провёл за картами, уткнувшись в параллели невидящим взглядом. Мысли упорно возвращались к ней. Бежать и спасать собственную шкуру — для Воробья это был естественный и ничуть ни оскорбительный выход, да только в этот раз кэп нарочно гнал размышления о побеге прочь из головы. Жемчужина порой пугала, порой осаживала его так внезапно, — даже и не помышляя о подобном, — и совершенно точно не подходила ни под одну известную ему категорию дам, и при этом… вроде как заботилась о нём. Привыкнуть к этому было труднее, чем к бездонному взгляду её глаз. За все годы Джек прочно уяснил правило: лучший спаситель — ты сам. Он привык сам сражаться за собственную жизнь и выпутываться из немыслимых, но так необходимых пиратскому духу передряг. И теперь он бы не поступил с ней так, не оставил бы в каком-нибудь порту и уж точно — не смог бы забыть.

За размышлениями и бутылкой рома кэп не заметил, как голова отяжелела и сонливо опустились веки. Рука с кружкой медленно съезжала с края подлокотника. Тонкая кисть появилась из-за плеча сладко сопящего пирата, пальцы Джека разжались, но бледная ладонь вовремя подхватила чарку. Жемчужина неслышно опустила кружку на стол и застыла, как восковое изваяние. До прибытия на Тортугу оставалось часов пять, чуть меньше до рассвета. Лёгким мановением руки дух потушила свечи, впуская в капитанскую каюту темноту, и исчезла, лишь когда из-за горизонта показались первые лучи.

На следующий день, сидя на самом краю грот-марса-рея и слегка покачивая ногой, Жемчужина равнодушно наблюдала за новыми членами команды — пока на борт не взошла женщина. В отличие от людей хранительница не умела забывать, но часто моряки для неё были похожи один на другого, а утруждать себя их различением у духа не было никакого желания. Женщины на борту корабля появлялись и впредь — но крайне редко и совсем не с таким торжествующим видом, как эта девушка, Элизабет Суонн. Пленница раньше, теперь она стала той, кому Джек Воробей оказывал активное внимание — и Жемчужина совершенно не понимала, почему. Шаг за шагом она следовала за Элизабет, и та порой передёргивала плечами и нервно поглядывала по сторонам, словно чувствовала чужое присутствие. Воробей велел накрыть ужин и завёл с мисс Суонн мирный разговор о славном прошлом, будто бы вовсе позабыв, что выходит в море, не имея никакого спасения от Дьявола и его зверя.

Хранительница корабля была не единственной, кто безрадостно наблюдал за их общением. Опустившийся ниже уровня презрения к самому себе Джеймс Норрингтон вновь напился, так и не успев протрезветь. С полубака проводив смурным взглядом Воробья, что показывал Элизабет её временное пристанище в каюте палубой ниже, экс-командор закончил немой диалог с внутренним «Я» и далеко не с первой попытки зарядил короткий мушкет. С каждым шагом к корме походка его становилась всё увереннее, а предвкушение от свершившегося возмездия — всё реальнее. Выпивка выпивкой, а тренированные десятилетиями рефлексы не обманешь: Норрингтон пристрелил бы Воробья с первого раза и трясущейся рукой. Однако всего в нескольких футах от дверей капитанской каюты его остановил донёсшийся точно из-под воды голос:

— Не стоит этого делать.

Норрингтон оглядел стоящую перед ним Жемчужину с ног до головы тяжёлым взглядом, переступил, слегка уйдя в сторону, и резко дёрнул головой:

— А почему нет?

Дух сцепила руки за спиной и спокойно ответила:

— Это ничего не изменит. — Хмель в мозгу Джеймса мешал остро соображать, потому бывший служивый не нашёл ничего лучше, чем наставить пистолет на того, кто мешал ему пройти. — Ты хочешь её, — проговорила Жемчужина, — но она нужна Джеку Воробью. — Тон её голоса был таким, как у торговцев, что обсуждали покупку лошади. — Но я не понимаю, почему… — вдруг поделилась мистерия. — Почему он так странно ведёт себя с ней? Почему ты смотришь на неё так странно?

Джеймс Норрингтон обречённо вздохнул и опустил пистолет.

— Да что ты знаешь… — протянул он, зигзагом направляясь к фальшборту. Жемчужина последовала за ним. — Элизабет — не просто женщина, — заговорил Норрингтон, обращаясь то ли к призрачной собеседнице, то ли к морской ночи. — Это так не объяснить… Я никогда не строил иллюзий, но такого… Да, — махнул он рукой, — что тут говорить?.. Чёртов Тёрнер… Да и сам хорош… — Эти ноты в голосе Жемчужина знала отлично: чего-чего, а пьяных разговоров, полных бессмысленного сожаления, она выслушала достаточно. — Засело что-то в сердце, вот и вся история.

Некоторое время дух задумчиво молчала, а потом уверенно проговорила:

— Если рыба попалась на крючок, у неё два варианта: причинить себе боль и вырвать его или погибнуть.

Норрингтон обернулся к ней и долго буравил взглядом, пытаясь поймать её лицо в фокус.

— Кто ты?

— Порождение твоего разума. — Жемчужина направилась прочь, затем, остановившись вполоборота, добавила: — Ты слишком много пьёшь.

***

Удача оказалась на стороне «Чёрной Жемчужины», как и попутный ветер. Дух корабля провожала взглядом «Летучий Голландец» из разорённой капитанской каюты. «Отличный корабль! — судачили на палубе. — Воистину, неуловимый! У неё точно крылья выросли!» Жемчужина и рада была принять комплимент на свой счёт, да только мешала твёрдая уверенность — Дьявол не отступается. Дэйви Джонс был хозяином на море, с этим нельзя было спорить, а банка, что вручила Джеку Воробью гадалка, могла задержать монстра или отвлечь, но отнюдь не остановить. Пока пираты во всё горло радовались отставшей погоне, хранительница не сводила глаз с горизонта, зная, что «Голландец» не сдался. Это лишь отсрочка. Ей бы переговорить с капитаном, предупредить его преждевременную радость, но, как назло, Джеку Воробью, довольно постукивающему пальцами по «священной банке» на капитанском мостике, и в голову не приходило наведаться в каюту. И потому духу лишь оставалось смиренно ждать.

Ей виделась затянутая ночным туманом гавань в окружении множества огней. Горячий ветер раскачивал из стороны в сторону ослабленные шкоты и поддевал обвисшие фестонами паруса. Неподалёку у берега тихо хлюпали волны. Уже изрядно выгоревшая краска на бортах покрылась каплями росы, и под сапогами молчаливых солдат скользили выбленки штормтрапа. Полуночные визитёры пустующего корабля были скоры и точны в своих действиях: расплескали по трюму масло, процедили горючую дорожку по трапам наверх и высекли искру. Вспыхнуло моментально. Пламя ринулось вниз, а люди прочь. Шлюпка очень быстро удалялась. Огонь загудел, захрустел тонкими досками переборок, мигом заполняя трюм. Пожирал дюйм за дюймом, жадно и неистово, без всякой жалости. Нырнувший книзу порыв любопытного ветра лишь сильнее раззадорил его, и вот уже высоченные колонны мачт, что, казалось, подпирали облака, застонали в объятьях жаркого пламени. Перегорели тросы, и тут же хлопнули под бризом и огненным смерчем расправленные, точно крылья, паруса — чтобы затем обратиться в нарисованные пламенем знамёна, опадающие, признающие поражение. Жемчужина стояла в центре верхней палубы, опустив руки и расправив крылья за спиной. Под её ногами разверзся раскалённый ад. Корабль стонал и выл. Гарь удушала. От звонкого треска погибающей древесины закладывало уши. А хранительница запрокинула голову, цепляясь взглядом за топы мачт, что растворялись во мгле: огонь настойчиво карабкался вверх и не сдал бы своих позиций, если бы в трюм не хлынула вода, стальной хваткой моря утягивая корабль на дно. За зрелищем, от которого в бухте было светло, как днём, наблюдали едва ли не все. Но двое были особо важны. Один, заложив руки за спину, с тенью улыбки на холодном лице разглядывал озарённую пожарищем гавань с высоты балкона в здании управления Ост-Индской торговой компании. Другой, позабыв про адскую боль от выжженного клейма на запястье, будто снова горел, сгорал заживо вместе с кораблём, вцепившись в холодные решётки крошечного окошка тюрьмы…

Жемчужина резко вскинула голову. На море что-то происходило. Раньше, чем мистерия сумела распознать, что за сила надвигается на ничего не подозревающий корабль, раздался мощный толчок. «Священная банка» разлетелась в дребезги. «Нет, не рифы», — мысленно ответила Жемчужина на перепуганные восклицания с палубы. Киля коснулись холодные щупальца. «Это кракен!», и десятки голосов тут же подхватили и разнесли этот крик по всем закуткам корабля.

Джек Воробей не послушался, не сбежал — из гордыни, смелости или врождённого упрямства, — и теперь был обречён на встречу с неизбежностью. Но всё ещё не сдавался. Как и остальные на борту: шумели, кричали, суетились, наскребали в кулак остатки храбрости и готовились дать бой. Ухватить отчаянную попытку отсрочить смерть.

«Бездушным тварям вроде тебя чужды привязанности, забыла?» Дух подошла к самому краю палубы и глянула в кипящие под днищем волны. Судьба корабля зависела от тех, кто был на его борту. Должна была зависеть. Жемчужина медленно подняла голову. Она не видела, но знала, там, вдалеке, Дьявол готов с упоением наблюдать за бойней, заранее зная, на чьей стороне окажется победа. Если только не… Дух плавно опустилась на одно колено, закрывая глаза, бережно коснулась ладонью палубы. В тот же миг всё исчезло: крики, топот, грохот орудий. Исчезли щупальца, скользящие по бортам. Перед её взором не было ничего — лишь бескрайняя гладь моря. Мили стремительно проносились перед ней, она подбиралась всё ближе, ногтями впиваясь в палубные доски. «Летучий Голландец» призраком двигался по волнам.

Бросать вызов Дьяволу… Лишь безумец пойдёт на такое. Её губы едва заметно зашевелились:

— Джонс! Нет души более проклятой, чем твоя, и мои слова для тебя, что вода, но знай — я не сдамся! Я не уступлю тебе ни дюйма своего корабля! Ты не получишь никого из тех, кто защищает его. Не получишь его капитана! Знай, я иду против тебя. И мне не страшно. Когда бы ни кончилось моё существование, когда бы ни исчезла я, — знай! — не будет тебе покоя! Ни на этом свете, ни по ту сторону горизонта! Ты можешь обрушить на этот корабль ярость Бесконечных Вод, но её же ты и получишь в ответ. Может, я и не смогу спасти корабль, но сможет его капитан!

Увы, ирония судьбы заключалась в том, что в тот самый момент, когда хранительница корабля осмелилась дерзить Морскому Дьяволу, его капитан, не подозревая об искренней вере Жемчужины в его способности, под шумок сполз по штормтрапу в шлюпку. Пока охваченная ужасом команда готовилась обороняться от морского чудища, заряжая пушки и хватая всё, что могло бы сойти за оружие, Джек Воробей вовсю работал вёслами, чтобы скорее добраться до острова Креста. Где-то в глубине души пират знал, хоть и совершенно не хотел в этом сознаваться, что «Чёрной Жемчужине» ни за что не выстоять против кракена, что рано или поздно выпущенная ярость Джонса возьмёт своё. Может, потому и надеялся на сердце из сундука Мертвеца.

Знала это и Жемчужина. Надежда — то, что порой делало людей стократ сильнее, что в тот момент помогало пиратам действовать единой отлаженной командой и бороться с паникой, — была ей неведома. Дух понимала, что люди, какими бы храбрыми и сильными они ни были, неминуемо потерпят поражение перед кракеном. Без её помощи. Было ли у неё право на это или же нет, но Жемчужина приняла решение. Нет, она не уступит ему. Ни дюйма своего корабля, ни щепки. Не отдаст Джонсу корабль. Не отдаст своего капитана! И даже если ей суждено исчезнуть в этот день, она до последнего будет сражаться, чтобы дать Джеку шанс. Что может это морское чудище? Лишь крушить и ломать, у него нет ничего, кроме слепой ярости. У неё же есть гораздо больше.

Дух перенеслась на верхнюю палубу в самый центр хаоса, готовая противопоставить силе кракена собственную, что полнила её существо, пронизывала, точно густой сетью, хотя Жемчужина и не понимала, что это за сила, чем порождена или кем дана ей. Воздух пропитался страхом и потрескивал от резких командных голосов. И голоса Джека Воробья среди них не было. Нимфа быстро обернулась, и её взгляд тут же поймал лодчонку, одиноко покачивающуюся на волнах на полпути к суше. Он ушёл. В самый последний момент. Не о том ли она просила?.. Шлюпка тяжело, но всё же неминуемо отдалялась от обречённого корабля. А Жемчужина не сводила с неё глаз — когда из воды поднялись гигантские щупальца, когда поползли по бортам, оскверняя смольную краску ядовитой слизью, когда уровень человеческого ужаса достиг пика, когда от стука сердец можно было оглохнуть… Звучали голоса. Один её собственный: «Брось и беги прочь. Спасайся!». Другой — голос Джека, упрямый и дерзкий: «Вместе и до конца, дорогуша». Как странно и неправильно, она — порождение морских сил и людских легенда — чувствовала… сожаление? Если это вообще возможно. Что-то невидимое сжимало её изящную шею, заставляло стискивать зубы, и, как бы отчаянно ни пыталась нимфа ухватить за эту неосязаемую удавку пальцами, новое ощущение никуда не пропадало, лишь становилось сильнее с каждой секундой. И вдруг, словно бы очнувшись, словно бы вспомнив о чём-то крайне важном, Жемчужина решительно тряхнула головой, через силу уводя взгляд от одинокой шлюпки. Кракен подбирался к шпигатам. Хранительница плавно запрокинула голову, закрывая глаза. Над кораблём зазвучала тихая диковинная песнь — её никто не слышал, но нутром каждый ощущал пропитанные силой слова на неизвестном наречии.

Noh mede diu ohmare-o

Noh de me-o se ya noeh.

Noh mode yo ohmare-o

Ovamieh se ya noeh.

Голос её был полон печали и преждевременной скорби, словно она уже потеряла всё и с трудом выводила прощальную песнь, взирая на осколки того, что некогда было ею. Жемчужина слилась воедино с кораблём, пропуская через себя мощь заклинания. Магия просачивалась сквозь щели, проникала сквозь волокна канатов, впитывалась в доски, покрывала корабль от киля к топам мачт невидимой человеческому глазу пеленой, сотканной будто из лунного света. Глаза мистерии вспыхнули бушующим в ночи штормом. Кулаки сжались, впиваясь ногтями в ладони.

«Огонь!» Залп шестнадцати орудий. Грохот опадающих на палубу щупалец. Жемчужина провожала сползающие за борт конечности холодным взглядом: она слышала, нутром ощущала дикий вой раненного монстра — полный боли и стократ большей ярости. Кракен уже был проклят услужением Джонсу, отдан ему морской богиней то ли на милость, то ли на растерзание, и был посланником его гнева, но теперь кипящая злость стала его собственной, теперь у «Чёрной Жемчужины» не осталось ни шанса. Каково бы было человеку сознавать такое? Люди на борту пиратского фрегата боялись и, при этом, нарочно не хотели признаваться в собственном бессилии против кракена, будто бы это могло что-то изменить. Жемчужина не понимала, почему они не пытаются сбежать, бросить корабль, а намерены сражаться до последнего, в глубине души понимая, каков будет исход. И дело было даже не в отсутствии уцелевших шлюпок. В том, что ей ещё было неведомо. Свою же участь хранительница приняла как данность.

Вторую атаку кракена Жемчужина почувствовала куда раньше, чем гигантские щупальца коснулись корпуса. Смрад и тьма надвигалась стремительно и неминуемо. Нимфа поднялась, сжимая в руках невидимые тросы. И вот на корабль обрушилась ярость морского чудовища. Разъярённое, безжалостное, оно желало уничтожить фрегат до основания. Осклизлые конечности метались по отсекам, крушили бимсы, ломали пиллерсы, как тростинки, срывали настилы, сгребали орудия, точно сор, оскверняли каждый угол, каждый закуток. От грохота конечностей, от хруста досок на палубах, от звонкого треска рвущегося такелажа закладывало уши: этот хаос звуков подавлял отчаянные вопли и панические крики столкнувшихся со всей мощью кракена, а потому беспомощных моряков. Каждый удар заставлял Жемчужину вздрагивать, но она не двигалась с места, все силы направив на то, чтобы как можно дольше удержать корабль на плаву — не дать монстру пробить обшивку под водой, не дать утянуть на дно. Не позволить сдаться ни судну, ни его защитникам. Молниеносно вскинув руку, она вонзила сотни острых, как лезвия, обломков в крушащие верхнюю палубу щупальца. Кракен выл и накидывался вновь, в слепой ярости раз за разом натыкаясь на сопротивление Жемчужины. Корабль стал для неё единственным важным во всём происходящем, потому нимфа не замечала тщетных попыток команды с Уильямом Тёрнером во главе дать кракену отпор. «Прочь!» — вторили ей воющие под натиском балки. Кракен ворвался в капитанскую каюту. Жемчужина резко обернулась, тьма в её глазах полыхнула гневом, а в следующий миг рухнул магический барьер и морское создание обрушилось на беззащитный корабль.

Кругом царил пропитанный смертью и отравленный ужасом хаос. Люди бы справедливо сочли это Адом. Кровь мешалась с щепками и порохом, её запах — с гарью и морским бризом, её вкус — с тленом и солью. Дым разъедал глаза, крики оглушали. И скорая смерть была повсюду в жутком обличии крушащих всё без разбору щупалец. Но в ту минуту Жемчужине не было до этого всего дела. В её нарисованных ночной тьмой глазах ярко отражалось безмятежное лазурное море, густо-зелёный холм острова Креста у горизонта и крошечная, точно игрушечная, шлюпка — теперь на пути к кораблю. Нимфа направилась ближе к борту, ступая босыми ногами по обломкам, не замечая разламывающихся над головой реев и падающих прямо перед ней людей. Что-то зарождалось внутри неё: столь же могущественное, как и непонятное. И с каждым шагом это нечто становилось всё ощутимее, будто бы подменяло собой её существо. Мощь его была достаточна, чтобы — пусть на короткий миг — вырвать Жемчужину из реальности происходящего, словно в этот миг исчезло всё, кроме неё и шлюпки на волнах. Этот миг стоил паруснику фор-брам-стеньги, трюма и широкой трещины вдоль киля. Щупальца обвивала грот-мачту…

Жемчужина улыбнулась — удивительно спокойно, совершенно неуместной для творящегося ужаса улыбкой. Плавно, как по волнам, провела руками, от оконечностей корабля к середине. Затем хлопнули расправленные крылья, и бриз, словно бы выбравшийся из-под них, нырнул в паруса, качнул корабль, выдирая из вспененных вод. «Убирайся!» — вскричала Жемчужина, так громко, так чисто, что клич этот услышали все, но не придали значения, не до него было. Взметнулись в разные стороны руки, впились тросы в беснующиеся конечности, удерживая, пусть и на мгновение, выплёскивающееся зло. Беззвучно залепетали губы.

От мощного удара с хрустом разлетелись рычаги кабестана, сеть с бочонками рома и пороха ухнула вниз, но Жемчужина в мгновение ока подхватила перед собой невидимый канат, заставив ловушку зависнуть над палубой. В щупальце воткнулся обломок реи, она взвилась и, переваливаясь по палубе, сползла за борт. Бой шёл к неминуемому поражению, но мистерией овладело неоправданное ликование, и при взгляде на разорённый корабль не было скорби, лишь безумная пугающая улыбка создания, готового идти до конца. Жемчужина неосознанно воспарила над палубой, стискивая зубы.

Тем временем Джеку Воробью, что стирал в кровь ладони, спешно возвращаясь к «Чёрной Жемчужине», трепещущей в смертельной хватке кракена, было страшно не то что до стука зубов, но до мерзкой в своей раздражительности непроходящей икоты. Он озлобленно молотил вёслами по воде, проклиная Беккета, Джонса, компас, смекалистого командора, остатки собственной совести и вообще всё и вся, что имело хоть какое-то отношение к происходящему. Держа курс на корабль, Джек всё ещё вёл с собой спор, мол, всё равно до берега не успеть, какой уж там отыскать в джунглях этого мерзавца с украденным сердцем, и кракен настигнет, как пить дать, от чёрной метки никуда не деться, так уж если погибать, то со всеми, да и значение совести уж явно переоценивают… Правда, отчего-то путь обратно давался куда легче. Наверняка, в течение угодил какое-нибудь, если таковые бывают на мелководье…

Когда же до уха пирата стал отчётливо доноситься трескающийся грохот и крики, забылись и ноющие руки, и горящие огнём ладони. Джек — по какой-то даже ему неведомой причине — с утроенным усилием устремился к своему кораблю, точно был его единственным спасением. И страх то ли отступил, то ли приелся, но теперь всё внимание капитана было приковано к болтающейся против волн «Чёрной Жемчужине», что с каждой секундой становилась всё менее похожей на прекрасный фрегат о чёрных парусах, его отраду и гордость. Терять нечто ценное всегда непросто. Терять, пожалуй, самое ценное, да ещё и не попытаться что-то сделать — поистине невыносимо.

Уже в нескольких ярдах от борта, так близко, что в лицо прилетали капли воды с гигантских щупалец, Джек для чего-то проверил пистолет: заряжен. На корме за бортом болтался канат с обломком рея, наверное, крюйс-стень-фордун, что ещё надёжно держался за руслень, а потому по нему легко удалось вскарабкаться на борт. «Жемчужину» качало из стороны в сторону, точно игрушку-трещотку в руках неугомонного ребёнка, и Воробей упал прежде, чем успел стать на обе ноги. «Ух ты!» — радостно ухмыльнулся он, обнаружив почти под носом уцелевший сюртук. — «Эх, треуголку бы…» Сориентироваться в ситуации Джек успел за время двух отчаянно громких выкриков Тёрнера: «Элизабет! Стреляй!». Кэп отточенным движением накинул китель и шагнул в сторону трапа…

Жемчужина внезапно согнулась пополам, будто бы от боли, но это было куда большим. Кракен разломил киль. Нимфа судорожно обернулась, ища глазами Джека, чувствуя его присутствие. Но прежде, чем её взгляд сумел отыскать фигуру капитана на полуюте, хлопнул одинокий выстрел, а затем грянул взрыв.

Кракен отступил. Вновь. Люди отвоевали отсрочку в несколько минут. Растягивая момент ужаса. Получая призрачный шанс на спасение.

Огонь жёг её тело. Поражая, повергая в оцепенение. Это было совсем не похоже на тот раз, когда корабль, и вправду, был объят пламенем. Теперь она, действительно, сгорала, чувствуя жар огня, восторгаясь этому и утопая в невыносимой боли. Когда Жемчужина открыла глаза, светло-сапфировое небо затянула тёмно-серая дымка. Хранительница никогда не задумывалась, что ждёт её, когда падут оковы проклятья, когда минует тринадцать лун… Обыкновенно люди рассуждали о схожем, о небытие. И теперь ей казалось, что сейчас она так близка к этой грани. Ощущение реальности и осязаемости окружающего мира мешалось со сладковато-горьким привкусом бездонной пустоты, что так манила обещанием обрести тот самый покой. Ей так хотелось шагнуть за грань, освободиться от всего, но что-то словно бы мешало ей, не отпускало. Корабль едва держался на плаву. Плавно разжимая пальцы, нимфа пыталась понять, кто же она, что значит для неё этот миг, приносящий такие муки. Но кругом был лишь гул, сотканный из тысяч голосов — человеческих ли? — из него было невозможно вытащить что-либо, как и из пустующего неба. Ей хотелось избавиться от него, выбраться, ощутить обещанную Пустотой свободу…

«Ты свобода!» — прозвучало так отчётливо, так ясно и правдоподобно, что Жемчужина тут же вскинула голову, надеясь увидеть его. Её капитана! Джека! Она помнила, он вернулся. Она чувствовала сейчас его присутствие и почему-то без всяких сомнений знала, что он и есть то важное, что не отпускает её в Пустоту. Ветер донёс тихие голоса, мягкие, словно эхо. Внутри хранительницы боролось два желания — ощутить покой и увидеть Джека. Такие разные. Такие неправильные. Она хотела двинуться навстречу, но не смогла сделать и полшага, обессиленно падая на колени.

Джошами Гиббс буквально подскочил к спускающемуся с полуюта Воробью:

— Кэп, что дальше?

Жемчужина медленно обернулась к ним, вернее, к Джеку. Ей так хотелось услышать от своего капитана, что всё кончено. Но он сказал иное:

— Покинуть корабль. Все в шлюпку.

— Но, Джек… — ошарашенно проговорил старпом, — «Жемчужина»!

Капитан обвёл быстрым взглядом надломленные мачты и практически стёртый в щепки фальшборт и серьёзно ответил:

— Всего лишь корабль.

Хранительница смотрела на Джека Воробья, верного старпома и горстку выживших с привычным ей — но в ту секунду отчего-то удивительным — спокойствием. Затем и вовсе медленно отвернулась, спиной припадая к фальшборту. Голоса и спешные шаги звучали всё тише, всё дальше, всё иллюзорнее. «Всего лишь корабль». Джек мог бы повторять это сколько угодно, но так бы и не убедил — ни её, ни тем более себя самого. «Всего лишь…» Нет, не для Джека, не для её капитана, Жемчужина знала. От неё Воробей не мог скрыть боль в своём голосе: пирату бы совершенно не понравился тот факт, что мистерия прекрасно, как никто другой, понимала, насколько ему, на самом деле, невыносимо покидать корабль, отдавать на растерзание питомцу Джонса и, что самое отвратительное, лишь ради того, чтобы отвлечь внимание. Пожертвовать самым ценным и всё равно сохранить на ладони треклятую чёрную метку. И всё же Джек Воробей уходил. Должен был или пришлось? Какая теперь разница? Жемчужина, как заклинание, одними губами повторяла: «Это правильно», тщетно стараясь перекричать голос в голове, что убеждал её в обратном. Убеждал, что это не жертва, а банальная человеческая трусость. И что её выбор был напрасен. Внезапно ей стало… страшно? Пустота и безмятежная тьма в ней уже не манили, а отталкивали. Ей было страшно идти в никуда. Но куда страшнее — понимать, что они прощаются навсегда. Тьма заполняла взор, обволакивала, мерно отделяла от реальности, покрывала терпким дурманом безвременья, даруя ощущение первозданности, того мгновения, когда Жемчужина впервые ощутила пропитанный солью и свежестью бриз, что будто бы наполнил тогда её существо и — свободный и стремительный — больше никогда не покидал.

А Джек Воробей тем временем провожал отчасти удивлённым, отчасти понимающим, отчасти возмущённым взглядом Элизабет, упорно тянул на губы самоуверенную улыбку, но уже осторожно принялся дёргать защёлкнутые ею кандалы на запястье. Затем по воде хлюпнули вёсла. «Поцелуй! — саркастично ухмыльнулся кэп про себя. — И верно, мистер Гиббс, баба на корабле к беде!» В разгромленном трюме гулко булькала вода. Жестокая ирония? Рок или справедливость? Так или иначе, как и велят неписанные обычаи, капитан обязан был пойти ко дну со своим кораблём. Джек с грустной улыбкой провёл по стволу мачты, что с одной стороны проела глубокая трещина. Ему многое пришлось пережить, случалось всякое и друзей терял, но никогда в жизни на душе не было так гадко: то ли на смертном одре совесть пробудилась, то ли осознание собственной оплошности в споре с эгоистичной натурой принялось искать виноватых, то ли вымещать зло на неподдающихся кандалах было бесполезно… Стоя посреди палубы, среди мёртвых, среди груды обломков, когда горло царапала гарь, Джек поймал себя на неуместном, относительно правильности расставленных приоритетов, желании — увидеть Чёрную Жемчужину. И заодно скрасить мрачное одиночество. Скорее всего, недолгое. А что, если её — прекрасной девы с бездонными чёрными глазами — никогда не было, а все видения и ночные разговоры лишь бредни помутившегося рассудка?.. Но как же хотелось, чтобы именно сейчас видение стало реальностью.

Метал наручников жёг запястье, Джек шипел от боли, но сдаваться даже и не думал.

— Ты остался.

Пират вздрогнул, завертел головой во всех направлениях, активно пытаясь отыскать ту, кому принадлежал этот тихий и кажущийся совершенно ненастоящим голос. Сердце колотилось так сильно, что Воробью понадобилось несколько лишних глотков воздуха. И её он увидел не сразу. Жемчужина стояла… нет, вернее, парила над досками палубы чуть в стороне у фальшборта.Теперь её бледность была, поистине, мертвенной. Джек подумал, что одно неверное дуновение и её развеет, словно утренний туман. На коже не осталось живого места, как, похоже, и сил у неё, чтобы чувствовать боль. Снова Джек не знал, что делать или что говорить. Да и стоило ли. Капитан с трудом протолкнул застрявший в горле корм, неуклюже повернулся, и тогда взгляд хранительницы скользнул к кандалам. Она промолчала, а в голове пирата кто-то громогласно выплюнул с язвительностью: «Ха, остался?».

— Эм… гхм… — неловко подал голос пират. — Я… пожалуй… — Жемчужина подняла на него глаза, и один этот взгляд Джека точно к стенке припёр: её глаза по-прежнему таили мощь океанских глубин. — Прости, — наконец проговорил он, поведя рукой, — что хотел тебя бросить.

Правдивое признание далось не так просто, как звучало в голове. Слова будто цеплялись за что-то, вываливались ломанно, как разбившееся стекло из рамы, а крепкого помощника в бутылке рядом не было. Однако люди обязаны быть честными на пороге смерти. И Джек Воробей был честен с ней. Всегда. И только с ней. А Жемчужина молчала, замерев, точно была где-то явно не здесь.

Капитан дёрнул цепь несколько раз, словно ожидая, что оковы падут сами собой. Джек с горечью понимал, времени у него нет, и пытался использовать любой шанс. Подцепил саблей фонарь, шибанул его о мачту, облил кисть руки маслом — но наручники сидели крепко. Натужно скрипели зубы, позвякивали цепи, и вдруг к ним подстроился её лёгкий, как порыв утреннего бриза, голос:

— Я ни о чём не жалею.

Джек обернулся к хранительнице, не совсем понимая, что она имеет в виду, но абсолютно веря её словам, ибо голос был полон удивительно решительной искренности. А Жемчужина словно бы сообщила ему самое важное, что требовало от неё времени собраться с духом, и теперь медленно опустила рассеянный взгляд к кандалам.

— Я помогу, — растаял в воздухе слабый шёпот.

Воробей растерянно замер, отчаянно борясь с приступом преждевременной радости. Её плавные мягкие движения Джек не видел, а скорее ощущал каким-то шестым или седьмым чувством. Хватка наручников на запястье ослабла, кэп поднатужился, испепеляя оковы взглядом, и через несколько секунд затаённого дыхания его рука выскользнула из кандалов. Пират едва не подпрыгнул от счастья, а ликующую улыбку и вовсе сдерживать не собирался. В голове мгновенно пролегла нить маршрута, чтобы убраться поскорее и подальше. Остался пустяк — с места сдвинуться. Но его словно придавило чем-то. Улыбка сползала медленно и неохотно, края усов обвисали, меркли торжествующие огоньки в глазах, спина покрывалась холодным потом. Неповоротливо, точно тело окаменело, Джек обернулся к Жемчужине. И её глаза дали ответ.

Она чувствовала это: разломанного киля касаются холодные осклизлые щупальца, извиваясь, ползут выше, поднимаются по смольным бортам, отравляют дерево зловонной слизью. Широко распахнутыми глазами Жемчужина глядела на своего капитана, понимая, что впервые за своё существование — задыхается. Нужно было, она хотела так много сказать — теперь, но не могла. Ей хотелось кричать во всё горло: от своей беспомощности, от горя, боли, страха и всего того, что не должна была чувствовать. Но вместо этого лишь смотрела Джеку прямо в глаза, боясь даже на миг оторвать взгляд.

Джек глядел в ответ и впервые с момента их знакомства видел в этих чарующих глазах куда больше, чем бездонную тьму, сравнимую с глубинами морей. Корабль накренился, поскакал по палубе одинокий бочонок, сиротливо прижался к капитанскому сапогу. Время застыло. В первый и последний раз. Между жизнью и смертью, между зловонной пастью дьявольского чудища и дрожащим взглядом иссиня-чёрных глаз. С чего-то вдруг пират поймал себя на совершенно несвойственной ему мысли: «Всё так, как должно быть». Будь у него больше времени, Джек бы с радостью поспорил с самим с собой на тему покорности Судьбе… Но времени не осталось. Не на это. Он не был героем — в этом не стыдно признаться, ведь ценность собственной жизни куда важнее. Но он вернулся, хоть чувство самосохранения исходило пеной от ярости. Вернулся, потому что стало стыдно убегать и бросать её один на один с кракеном. Вернулся, чтобы пойти ко дну, чтобы Судьба посмеялась над всеми его аргументами.

Губы нимфы были недвижимы, но Воробей отчётливо услышал: «Я горжусь тобой, мой капитан, и буду с тобой до конца». Жемчужина таяла, исчезала, на его глазах, протягивая руку для невозможного касания, но даже в тот миг была прекрасна, изящна и вместе с тем грандиозна — другого слова бы он не подобрал. Было ли это заложено в её природе или она, действительно, не сдалась, не позволила Джонсу сломить себя? Всерьёз задумавшись над этим вопросом, капитан Джек Воробей смело обернулся к нависшей над фальшбортом разинутой пасти чудовища.

Кракен не жалел ярости для «Чёрной Жемчужины», и ни одно, даже самое страшное проклятие, не было и вполовину столь жестоко. Капитан ушёл на дно со своим кораблём, — как и велят неписанные обычаи, — и с его хранительницей.

========== -4- ==========

Джек с радостным визгом пронёсся по верхней палубе, ловко скакнул на полубак, перепугав нерасторопного кока. Поднимавшийся ветер хлопнул парусом. Джек задрал голову вверх, затем насторожился, нервно поглядывая по сторонам. Смелая чайка спорхнула с носа, поняв, что судно забралось слишком далеко от суши. Перескочив через трос, Джек сиганул на ванты и через мгновение приземлился на полуюте. «Почаще бы на Тортуге бывать», ─ пробурчал под нос какой-то матрос. Джек презрительно фыркнул, задрав голову вверх, затем обернулся назад. Силуэт Тортуги расплывался в тропическом тумане. Замерев на минуту, он наконец взобрался по перилам на мостик и удобно устроился на плече Барбоссы. И всё же до конца успокоиться капуцин не мог. Ему не давало покоя присутствие на борту чего-то странного и ему лично не приятного. Благо, Барбосса знал, что лучшее успокоение — очищенные орехи.

Капитан потрепал по холке обезьянку и вновь уставился в дырку от карты. Он погрузился глубоко в себя, скребя шею длинными ногтями. Капуцин увлёкся выискиванием живности в волосах хозяина. Послышались крики из-за спины, и Раджетти грохнулся на пол, запутавшись в канатах. Барбосса раздражённо обернулся и успел себя спросить, почему не пристрелил его раньше. Матрос судорожно пытался ухватить свой выпавший глаз. Джек прикрикнул что-то по-обезьяньи оскорбительное и презрительно дёрнул хвостом: даже ему надоели эти игры.

— Как долго ты в море? — сурово спросил капитан.

— П-п-п-простите, сэр? Д-давно. — Глаз наконец застрял между пальцев, и Раджетти, сосредоточенно закусив губу, вставил его на место.

— Давно? — От недовольного взгляда, коим Барбосса смерил моряка, у того задрожали коленки, и эта дрожь тихим стуком отдалась по палубе.

— П-простите, капитан, — выдал Терри, — я не специально. Просто… там… там… — Раджетти умолк, всё ещё непонятно тыкая пальцем позади себя. Барбосса повернулся к нему всем телом и запустил большие пальцы за перевязь. Весь этот устрашающий вид заставил нерадивого пирата продолжить испуганный лепет: — Там… Эта… Этот… Дух. Я-аа видел её, ещё тогда на острове, когда мы с Пинтелом, — он обернулся к другу; тот тут же перестал пялиться и с головой ушёл в закрепление шкота, — когда мы… забирали «Жемчужину» с острова.

— Дух? — фыркнул Барбосса, поражаясь идиотизму некоторых членов команды. — Скройся в трюме с глаз долой, ─ гаркнул он.

— Но она хотела заставить меня идти за Джеком! — напоследок прошептал Раджетти и бегом убрался с юта.

Много миль преодолела «Чёрная Жемчужина», тысячи волн разрезал форштевень, за кормой остались десятки островов. А порядочной наживой так и не пахло. За месяцы не раз и не два пираты пересекали крупные торговые пути, но добычи едва ли хватило на мелкий ремонт и покупку провианта. В команде поползли слухи, мол, их вновь настигло проклятие. И прокляла их та жуткая дева, что видел Раджетти. Сам Терри предпочитал помалкивать об этом и не спускаться в одиночку в трюм. Капитан Барбосса мнения команды не разделял, но всё же иногда присматривался к пляшущим против ветра огням.

Но в тот день удача повернулась к ним лицом и одарила широкой улыбкой. На закате дозорный на мачте разглядел неповоротливый галеон. Бриг, что шёл ему сопровождением, сильно отстал и не мог сравниться с «Чёрной Жемчужиной» по скорости. Пиратский фрегат, тенью скользя в сумерках, бесшумно подошёл к галеону и застал их врасплох. Когда на бриге заметили и подняли тревогу, было поздно. Пираты действовали методично, гепардами носясь меж судов и перетаскивая добычу. Взяли достаточно, поглумились над недалёкими испанцами и с победным кличем унеслись на «Жемчужину», чтобы через мгновенья растаять в ночи.

На шканцах высилась гора, лоснилась золотом и переливалась блеском огней. Пираты устроили дикие ритуальные пляски вокруг награбленного, горланя непристойные песни. Делить добычу решили с утра, но праздник оказался столь бурным и насквозь пропитанным ромом, что утро должно было начаться после полудня. «Чёрная Жемчужина», уйдя от торговых троп, легла в дрейф.

Барбосса пробирался к каюте, расталкивая штабелями уложенных пиратов. Джек на плече ни с того ни с сего вцепился в шляпу, а потом, издав перепуганный вопль, унёсся куда-то на самый верх мачты. Капитан проводил его хмурым взглядом и внимательно всмотрелся в полумрак, поселившийся на палубе. Слегка покачивались фонари, мерцало пламя, перекатывалась пустая бутыль. Барбосса поднялся на мостик, и тут же услышал полное презрения и холода: «Бардак». Женский голос, от которого веяло ощутимой потусторонней холодностью. Капитан обернулся и почти не удивился, увидев перед собой её. Жемчужина стояла спиной к борту, держась за планшир. Взгляд абсолютно чёрных, как адская тьма, глаз прожигал шкипера насквозь, и неожиданно для себя Барбосса почувствовал на спине неприятный холодок. Всё же он совладал с собой и позволил растянуть обветренные губы в хозяйской улыбке, смело разглядывая духа. Низ её платья был разодран в клочья, точно на неё напал дикий зверь. Мало кто знал, Гектор Барбосса мог похвастаться отличным зрением: его цепкий взгляд приметил множество шрамов на её теле. Но Жемчужину они, казалось, нисколько не беспокоили. Она продолжала исподлобья глядеть на капитана и изредка перебирать пальцами по планширу.

— А, — протянул Барбосса, — так это про тебя постоянно болтает Раджетти. — Жемчужина слегка приподняла бровь. — И что, явилась меня запугивать? — со смешком поинтересовался капитан.

— Не заслуживаешь этого. — Она будто не проговорила, а прошипела, как ядовитая змея, что вот-вот готова наброситься.

У Барбоссы на зубах заскрипело что-то: то ли морская соль, то ли ощутимая неприязнь. Он холодно усмехнулся и свободно шагнул навстречу.

— Раз уж бредни в тавернах могут быть правдой, чего за столько лет явилась так поздно? Соскучилась? — оскалился пират самой наглой улыбкой.

Дух презрительно искривила губы.

— Ты мне омерзителен.

Барбосса расхохотался — немного нервно, но вполне искренне. Она так напоминала ему загарпуненную акулу: попалась на острый крюк, задыхалась под воздухом, но всё ещё продолжала клацать огромными челюстями в тщетной попытке загрызть хоть кого-то.

— Ничего не поделать, дорогуша, — развёл он руками, меряя её взглядом и чувствуя себя всё в большей мере хозяином ситуации. — Этот корабль принадлежит мне. А значит — и ты. Выкабенивайся, сколько влезет, но тебе никуда не деться.

Жемчужина так резко шагнула вперёд, что Барбосса едва удержался, чтобы не отшатнуться. Она словно выросла и смотрела точно ему в глаза, и под её взглядом затерялось где-то биение сердца, на душе похолодело, будто капитана снова угораздило попасть на тот свет. На прекрасном лице едва угадывались признаки эмоций: слишком обманчивые, слишком не похожие на человеческие, чтобы распознать. Её губы зашевелились, слова шипели, будто не говорила их она, а выжигала огнём:

— Знай своё место, вор. Ты прав, я не могу уйти с судна. Но ты можешь. — Барбосса по старой привычке хотел огрызнуться и осадить мерзавку, но дух прошептала: — Я была в аду, и ты мне не страшен. Недолго тебе быть капитаном. — Жемчужина шагнула прочь, к борту, затем обернулась: — Лучше на дно, чем под твоим началом. — И исчезла.

Весь следующий день капитан Гектор Барбосса вёл себя, как побитый обозлённый барбос. Доставалось всем и по делу, и просто за то, что попались на глаза. Между собой пираты гадали, что сталось вдруг с их капитаном, и пришли к логическому выводу: перепил. Поэтому Раджетти, выдвинутый парламентёром, после полудня постучался в капитанскую каюту, пропуская бутылку рома впереди себя.

— Пошёл прочь, — рыкнул капитан. Раджетти поставил ром на стол и, отойдя, замер у двери. Спустя минут десять молчания и растерянного сопения матроса, Барбоссе страшно захотелось запустить в него бутылкой или, куда проще, пристрелить, но вместо того он спросил: — Что за байки ты травишь про призраков?

Терри поднял взгляд и вместо ответа задал свой вопрос:

— Вы её тоже видели? — Он подошёл на шаг, поднимая руки к груди. — Она что-то сказала? Чего она хочет? Она чем-то недовольна? Надо задобрить её, тогда она станет благосклонна к нам. Вы должны… должны заполучить её уважение.

Барбосса фыркнул и отшвырнул карту в сторону. Крепкое словцо едва успело слететь с языка, как оглушительный грохот оставил от половины каюты только щепки, дым, огонь и повисшие нитями остатки переборок. Когда капитан смог выбраться из-под завалов и выскочить на палубу, она тонула в криках, крови, стрельбе и суматошной беготне. Хаос заполонил каждый уголок судна, и Барбоссе не сразу удалось разглядеть за кормой корабль с кровавым оттенком парусов. Судно неприятеля изрыгнуло струю пламени, подобно дракону, и корма «Жемчужины» превратилась оглушающий треском дерева в погребальный костёр. Захватчики, как оголодавшая саранча, хлынули на палубу, рубя и стреляя каждого встречного. Но команда «Чёрной Жемчужины» сдаваться не собиралась, и больше половины уже полегло убитыми и раненными.

Скользя по мокрым от крови доскам, Гектор Барбосса ринулся к пушкам левого борта, чтобы дать залп по противнику. Уложив несколько человек, он внезапно оказался оттиснут к лестнице. Вражеский корабль заходил с левого борта с тем спокойствием, с каким лев приближается к раненной газели. Разглядел Барбосса и капитана. Много слышал он о том человеке, Эдварде Тиче, больше известном как Чёрная Борода. И рассказы о нём никогда не кончались словами «славный парень», «дерзкий пират». По большей части рассказчик в конце добавлял: «И не приведи Бог или Дьявол вам встретиться с ним».

Не глядя заколов подскочившего со спины мерзавца, Барбосса схватил фитиль и шагнул к пушке, но не сделал и полшага. Шкипер опустил глаза: конец, словно удав, скручивался вокруг его лодыжки, ползя всё выше. Не успел капитан и сообразить, как его мотнуло в сторону и вверх, а затем с силой приложило о палубу. Барбосса распластался на юте, ловя в фокус мешанину внизу. Словно змеи, тросы накидывались на команду «Жемчужины», трепали людей, как дикие псы, разбивали головы о мачты и сбрасывали за борт. Барбосса перевернулся на спину. Канат поднимался над ним, извиваясь, как гадюка перед броском, с двух сторон подползали другие.

И вдруг его разъярённый взгляд среди хаоса и гари поймал её спокойную фигуру.

— Мерзавка, что ты творишь?! — закричал Барбосса. — Защищайся! — Два других каната накинулись на шкипера, он выхватил саблю и разрубил один, что целился в шею.

Бешеный взгляд капитана нисколько не тронул Жемчужину. Плавно, точно в танце, дух приблизилась и, присев, победно и отчасти снисходительно улыбнулась.

— Лучше на дно, чем под твоим началом, — чётко проговорила она.

В следующий миг тросы утащили капитана Барбоссу вниз, на шканцы. И Жемчужина проводила его равнодушным взглядом.

***

— Живее, Гиббс! — Джек Воробей с трудом удержался от пинка, чтобы подогнать старпома, и в который раз недовольно фыркнул, припуская вперёд. В такт торопливым шагам позвякивала дюжина колокольчиков на его шее: «Козлиное ожерелье», ради свободы от которого в плохой день Джек готов был и головы лишиться, теперь его абсолютно не волновало. Пискливый перезвон при каждом прыжке через камни удостаивался только раздражённого подёргивания уса, не более.

Чёрный утёс подступал к кипящему морю. Подъём на него был крут и неудобен, а мелкая жёсткая трава, что цеплялась за сапоги, подло скрывала бугристые уступы, так что пиратские пилигримы то и дело спотыкались, скользили по склону и чертыхались по чём зря. Оказавшись на вершине, Джек Воробей не чувствовал ног — последнего, что ещё не отмёрзло. Адские ветра мыса Горн накинулись на путников с голодной яростью, обжигали кожу, слепили глаза и норовили резким порывом сбросить упёртых пиратов вниз.

Джек поёжился, пристукнул зубами и поднял ворот сюртука. Западный ветер отрывал от острого хребта утёса частицу за частицей и уносил в белеющие воды. Отряхивая глаза от пыли, капитан Воробей в который раз проклял тот день, когда Гектор Барбосса появился на свет. Порой с ним бывало «забавно», как равнодушно говаривал Джек, но вот проблем старый шкипер доставлял стократ больше. И вот опять. Загнать Воробья на край света, не приложив к этому никаких усилий! От нарисованной воображением картины, где Барбосса, самопровозглашённый капитан «Мести королевы Анны», развалился в капитанском кресле в просторной каюте и лениво потягивает ром, у Джека заскрипели зубы.

Кэп обернулся с нескрываемым недовольством. Джошами Гиббс, кряхтя и пряча нос в дырявом шарфе, кое-как карабкался по склону. Под тяжестью мешка с «чрезвычайно необходимыми ведьмовскими предметами» по его спине катились капли пота, а спереди тело промёрзло до последней косточки. Умеет же Джек Воробей выбирать место и время!

Сощурившись, кэп вгляделся в наползающие сизо-чёрные тучи, качнул головой, спустился ниже и вытолкал старпома на вершину. Неистовый ветер пятидесятых тут же накинулся на Гиббса, так что тот покачнулся и грохнул на землю мешок с приборами.

— Болван! — оскалился Воробей и тут же скрылся в мешке, едва ли не с головой. Гиббс, устало потирая шею, со сдерживаемым любопытством поглядывал на капитана.

Выудив что-то отдалённо похожее на разбитую амфору грубой работы, Воробей аккуратно установил её на плоский камень, почти у самого края обрыва. Слева на права, полукругом, легли: старинный секстант, волшебный компас, обломок обгоревшего рулевого колеса, отрезок пропитанного солью каната и лоскут белоснежного паруса. Затем Джек с крайней осторожностью вытащил пузатый пузырёк с двумя частями пепла древнего орехового дерева и одной частью праха Чёрной Бороды — и как ни удивительно, этот ингредиент оказалось добыть проще остальных. Тут же ветер поднялся, словно бы изогнул обжигающе-холодный поток волшебной аркой, аккурат над местом проведения ритуала. Капитан повёл бровями, рука с пузырьком застыла.

Гиббс меж тем с опаской глянул на грозовое месиво, скалящееся молниями.

— Шторм надвигается, — тихо прокряхтел он, неуверенно переступая с ноги на ногу.

— Заткнись! — яростно прошипел Джек, даже не обернувшись. Он рассыпал на ладонях пепел, едва не чихнул, и резким движением подбросил смесь вверх. Чёрное облаков взмыло по диагонали, нырнуло вниз и растворилось на фоне тёмного горизонта. Гиббс обречённо вдохнул и вжал голову в плечи, пытаясь отогреть отмёрзшие ладони. Джек сделал глубокий вдох и бережно достал из мешка бутыль с запертой «Чёрной Жемчужиной». Он столько раз представлял себе этот момент, столько раз прокручивал в голове необходимый порядок действий и нужные слова, но никак не ожидал, что у него будут трястись руки. Бутылку следовало установить на камне так, чтобы горлышко смотрело в море, и для этого нашлась явно подготовленная кем-то выемка. Грустная песня ветра загудела в откупоренном горлышке. Воробей, став на одно колено, никак не решался убрать с бутылки руки, словно мог разрушить её неосторожным движением.

Оглушающий раскат грома раскололся прямо над утёсом, заставляя пиратов инстинктивно пригнуться.

— Пора, — мистическим голосом провозгласил капитан, требовательно отводя руку в сторону. — Гиббс! — прикрикнул Джек, сжимая пустую ладонь. Старпом встрепенулся, смятённо глянул на него и спешно принялся разворачивать моток серой от грязи ткани, не переставая при этом прочитать. За информацию о том, что было в него завёрнуто, Джеку пришлось распрощаться с флотилией Тича, а за сам предмет — поплатиться свободной шеей. И ведь «Чёрная Жемчужина» того стоила. В руках у Воробья оказался кинжал из чистейшего серебра, чересчур изысканной работы для тех времён, которым он принадлежал. Кинжал жадно вобрал в себя блеск молний и словно бы засветился тем же природным светом.

Тучи закрыли собой небо, окрестности покрылись тьмой, создавая впечатление, будто в мире не осталось ничего больше, кроме клочка утёса с двумя взволнованными пиратами. Ветер в горлышке бутылки взвыл высоко и печально. За поднимающимся гулом и рокотом грозы не было слышно лёгкого треска, с которым начала вращаться стрелка закрытого компаса. Джек сжал кинжал и поднял над головой. Сердце подбиралось куда-то к горлу, голосовые связки стянуло спазмом, так что пират на мгновение забеспокоился, что в нужный момент просто не сможет ничего произнести. И вдруг, в такой близости, что можно было почувствовать её жар, в морскую пучину вонзилась молния, а затем громовой раскат пронёсся топотом из преисподней. Гиббс шарахнулся назад, не удержался и распластался на земле, да так решил и не вставать, из соображений безопасности.

Ветер усиливался. Голос Джека, отсчитывающий блеск молний и громовые раскаты, бесследно исчезал в низком гуле подступающего урагана. Иссиня-чёрные тучи смыкались в кольцо, не весть откуда появившись на востоке. У самого горизонта мелькнул и тут же исчез лазурный лоскут неба. Капитан Воробей пытался перекричать ветер, но лишь задыхался от каждого крика. Шквал едва позволял стоять. Суша и океан исчезали в давящем полумраке под утробный рёв бури. Джек сбился со счёта, сочно выругался, а потом подпрыгнул от неожиданности: с востока на запад небо прочертила синеватая лента молнии. Тут же серебряное лезвие кинжала полоснуло по мозолистой ладони. Алые капли тяжело упали на траву. С высушенных ветром и ромом губ слетела хриплая строка заклинания, порыв мгновенно унёс слова и разбил их о скалы. Джек схватил бутылку, окрашивая горлышко кровью, замахнулся, набирая в грудь холодный воздух.

— Essurgero!

Бутылка вырвалась из окровавленной руки и взмыла над морем. Глаза пирата вспыхнули. Напряжённый взгляд впился в мутное стекло. Гиббс замер на вдохе. «Жемчужина» сделала несколько сальто, но не успела достичь высшей точки, как ослепительный удар молнии расколол бутыль на мельчайшие частички.

Разом всё стихло. Ветер исчез. Громящие скалы волны улеглись с покорным спокойствием. Кипящие в небе тучи мрачно замерли. Воздух тревожил лишь хрупкий печальный перезвон. Джек Воробей поочерёдно раскрыл глаза. Копия «Чёрной Жемчужины» безвольно зависла над морем в обрамлении голубого сияния и тысячи осколков. Секунды таяли, но ничего не происходило. Кэп разочарованно опускал руки, его брови сползали к переносице, взгляд становился всё мрачнее. Мистер Гиббс привстал на одно колено и вопросительно уставился в его спину.

— И что, это всё? — наконец осторожно выдавил он.

Джек Воробей открыл рот, чтобы ответить, и в тот же миг ураганный порыв ветра сбил его с ног. Окрестности заполнил могущественный шум ливня. Ветер крепчал. Кэп распластался на земле, не в силах что-то разглядеть дальше своего носа. Макет корабля с тихим перезвоном рухнул вниз. Тут же в том месте, где он коснулся воды, волны будто замерли. Капитан с трудом подполз к краю. Капля за каплей расходившиеся круги замирали на поверхности, рисуя диковинный узор. Он все разрастался, пока не достиг десятка ярдов в диаметре. Из-под толщи воды донёсся гул рушащейся скалы. Вода забурлила. Гул плавно нарастал. В центре круга с бешеной скоростью завертелся водоворот. С каждым оборотом из его непроглядно тёмной глубины поднималось тёплое желтоватое сияние. Поднималось нехотя, мерцая и порой пропадая. Джек затаил дыхание. И вот, свет достиг поверхности. Оглушающий раскат грома, словно бы на небе раскололась толща льда, заставил пиратов пригнуться к земле, инстинктивно зажимая уши. «Чёрная Жемчужина» вынырнула из бурлящих глубин и гордо стала на волны.

Лицо капитана Воробья озарила улыбка нескрываемого восторга. Он замер на четвереньках, не в силах оторвать взгляда от прекрасного судна. Буря мгновенно успокоилась. Тучи растворились, уступая место туманной дымке. Волны живо набегали к обрывистому берегу мыса Горн. Кэп приблизился к самому краю, Гиббс восхищённо замер чуть позади.

─ Получилось, Джек! ─ хохотнул старпом.

Джек обернулся и осветил его довольной ухмылкой.

─ Я и не сомневался. ─ Он обернулся к кораблю. ─ Что может быть прекрасней, Гиббс? ─ блаженно протянул Воробей и всё ещё не мог поверить, что перед ним не ожившее сновидение, не мираж или жестокая иллюзия. Корабль переступал по волнам, лоснясь матово-черным деревом. Мерно покачивались канаты, поблёскивали металлические крепежи. Острые мачты задевали верхушками облака в проблесках солнца. И с каждым слепящим глаз бликом на душе у капитана становилось всё легче, сердце умеряло обескураженный бег.

─ Кэп, — вторгся в капитанскую негу обеспокоенный голос. — Кэп! ─ Гибсс требовательно постучал по плечу заворожённого пирата. Джек недовольно обернулся. ─ Кэп, «Жемчужина»… — выразительно повёл глазами старпом. — Она… Уходит, кэп!

Воробей бросил молниеносный взгляд и разразился беззлобными проклятьями:

─ Гиббс, болван! Мой корабль уплывает! Догнать! Живо!

========== -5- ==========

Едва великолепная «Жемчужина» стала на волну, Джек Воробей со скоростью горного тигра понёсся вниз по холму, сшибая всё на своём пути. За ним, вприпрыжку, еле поспевал мистер Гиббс. Как бы ни был капитан Джек Воробей хорош в искусстве импровизации, кое-что он предпочитал планировать заранее. Поэтому, когда ключик к магической темнице нашёлся, Джек своевременно смекнул, что привести фрегат от мыса Горн даже в ближайший порт лишь в компании Гиббса ему не удастся. Нанятые в нескольких портах по пути матросы лениво дожидались нового капитана в тени деревьев, у самого подножья холма, и лица их выражали настолько бессовестную безмятежность, что можно было легко догадаться: мистическую перемену погоды здесь, внизу, никто и не заметил. Перепрыгивая через камни, капитан Воробей активными жестами дал понять, что отдых окончен. К моменту, как Джек спустился с крутизны, все были на ногах, готовые следовать его указаниям. «Поймать» своенравный корабль оказалось не совсем просто: маленькому и хрупкому баркасу с трудом удалось преодолеть силу ретивых волн и не напороться на подводные скалы.

Джек — бесспорно, как и положено капитану, — ступил на палубу первым. И сделал это так, словно шёл по озеру, затянутому первым хрупким осенним льдом. Гиббс нарочно задержался на трапе, поглядывая на происходящее и не пропуская других членов команды. Капитан медленно, вслушиваясь в звук каждого шага, направился к грот-мачте. Взгляд его взобрался на самый верх, ладонь нежно коснулась дерева. В пиратской душе всё искрило и взрывалось от счастья, аж порой дыхание перехватывало, так что Джек в порыве счастья готов был с победным кличем пронестись по любимому — его собственному — кораблю. Но вместо этого, повергая его в ступор своей внезапностью, по щеке скользнула слеза. С каких это пор он стал сентиментальным?! Кэп резко тряхнул головой, и солёная капелька скрылась в усах. Пирату запрещено быть сентиментальным.

Команде обретённый корабль пришёлся по вкусу.

— Ставь паруса! — искрясь наслаждённой улыбкой, скомандовал капитан Воробей.

Матросы принялись за работу, а Джек с ощущением райского удовольствия взял в руки штурвал. Гиббс искоса глянул на него и по-доброму усмехнулся. Вскоре мыс Горн с его неистовыми ветрами остался за кормой, но Воробья никак не покидало чувство, будто чего-то не достаёт.

Трюмы оказались пусты, как все бутылки рома, что Джек когда-либо держал в руках. И капитан намеревался немедленно это исправить. Пожалуй, он потратил достаточно времени на поиски мистических кладов, тайников и высвобождения из них. Настало время обыденной пиратской жизни: разбоям, погоням, абордажам и, конечно же, весёлым пирушкам в окружении стаек прекрасных дам. Правда, в команде не доставало людей. Чтобы это исправить, Воробей взял курс на ближайший порт. Там же, пока кэп отбирал людей в команду в неприметном кабаке, мистер Гиббс разжился провизией. Именно из-за этого «Чёрной Жемчужине» пришлось спешно удирать от снаряжённого в погоню патрульного брига. С весёлым хохотом капитан Воробей отдавал приказы новой команде и бросал победные взгляды на стремительно тающий вдалеке бриг. Когда враг безнадёжно отстал, мистер Гиббс принялся заполнять трюм, ибо все запасы в спешке просто свалили в кучу на верхней палубе.

Джек Воробей вошёл в капитанскую каюту и в который раз недовольно воззрился на царивший там бардак. Чёрная Борода не отличался излишней любовью к врагам, их судам и порядку на них. Половину мебели его головорезы утащили с собой, другая — не в лучшем состоянии грудилась в углу. Поначалу пират смиренно принялся разбирать завал, но затем, выудив любимое кресло, решил, что неплохо бы обновить интерьер. Скудновато стала выглядеть в последнее время каюта не самого неудачливого капитана Испанского Мэна.

Едва Джек придвинул кресло в идеальное место, как в каюту влетел Гиббс. Старпом неуверенно переступал с ноги на ногу и беззвучно шевелил челюстью.

— Капитан, тут… эм… небольшая… затруднение.

Воробей по-королевски уселся в кресле, затем ещё поёрзал, устраиваясь поудобнее, и лишь потом изрёк с излишней театральностью:

— Говори, в чём дело.

Гиббс неоднозначно повёл глазами. Плотно прикрыв за собой дверь, старпом подошёл поближе и неуверенно чесанул бровь.

— Стал я тут в трюме провизию укладывать и… — Моряк замолчал, подбирая нужное слово. Джек нетерпеливо развёл руками. — В трюме… девушка, сэр. — Воробей привстал, растягивая улыбку. Джошами слегка подался вперёд. — Она попросила привести вас… — Кэп хохотнул и резво вскочил, но Гиббс остановил его: — Ещё кое-что. Она, — старпом наклонился к самому уху пирата и шепнул, — голая.

Взгляд пиратского капитана вмиг сменился. В карих глазах вспыхнул огонь, какой обыкновенно разжигали новые пассии Воробья. Джек подкрутил усы, поправил перевязь и водрузил на голову шляпу. Гиббс едва слышно ухмыльнулся, как бы давая положительную оценку. Пока ступени трапов уползали вверх, Джек всё же пытался — хоть и безуспешно — ответить на вопрос: откуда на его корабле женщина, нагая женщина! Хотя, если она будет радовать глаз и… душу, пожалуй, до ближайшего порта он может пренебречь верностью традициям.

В трюме оказалось темно, непривычно пусто и чисто. Корабль, и вправду, словно заново родился. За исключением капитанской каюты, разумеется. И этот факт заставил Джека возмущённо фыркнуть. Мистер Гиббс предпочёл остаться на верхних ступенях и, согнувшись в три погибели, сверху наблюдать за происходящим.

Воробей медленно ступил на палубу, разгоняя тьму подслеповатым фонарём. За скрипом досок, стуком перекатывающегося бочонка и звука собственных шагов ему не удавалось услышать чьё-либо присутствие. Разве что старпом уж больно звучно сопел. Кэп уж собрался шикнуть на моряка, как жёлтый свет забрался на белоснежную ладонь. Кто-то прятался во тьме, за ящиком, придерживаясь за край. Джек приблизился. Ладонь исчезла. Послышалась возня, и в свет выплыла девушка. При первом взгляде разочарованно вздохнуло капитанское внутреннее «Я»: гостье удалось найти дырявый мешок, и её фигура скрылась под этим незадачливым нарядом. Оторвав взгляд от талии девушки, Джек медленно поднял глаза вверх. В эту секунду всё его нутро словно обдало жаром адского котла; внутри, наверное, то, что зовётся душой, испуганно затряслось, съёжилось, а потом, испустив смиренный вздох, безвольно обвисло. Гиббс, спустившийся ниже, ничего не понял, но про себя отметил не дурную красоту и какую-то особенную стать незнакомки, а она даже не обратила внимания на то, что старпом откровенно разглядывает её. Джек Воробей с трудом протолкнул ком в горле. Рука с фонарём затекла, но капитан не мог оторваться от такого знакомого, так давно не виденного взора. Этих тёмно-синих, почти чёрных глаз, сравнимых с синевой грозовых туч. За всю жизнь, если пират и терял дар речи, то лишь когда она вот так смотрела на него. Казалось, кругом пустота, абсолютная, зияющая пропасть тьмы. И нет ничего. Лишь неотрывно глядящие на него глаза.

— Милое ожерелье, — внезапно заметила она с ироничной улыбкой.

Джек вздрогнул, постепенно возвращаясь в реальность.

— Как… — Пересохшее горло изменило сказанное, выдав за рассеянный хрип. — Ты здесь? Что ты делаешь у меня в трюме? — праведно возмутился Джек, принимая позу грозного капитана. Ему отчаянно хотелось назвать её по имени, но Гиббс был рядом так не вовремя.

Девушка, неотрывно глядя ему в глаза, медленно приблизилась. Джек Воробей отклонился назад, словно боясь её прикосновения. Она резко выпрямилась и улыбнулась.

— Ты мне скажи, Джек Воробей. — С этими словами она уверенно направилась к трапу, затем обернулась и добавила: — Мне, кажется, нужно платье. Твой старпом сильно смущён.

Гиббс, до этого стоящий в удивлённом оцепенении, подавился воздухом и поспешил спрятать взгляд. А она продолжила путь, так что пиратам осталось лишь провожать её ошарашенными взорами.

— Джек, кто это? — наконец прошипел мистер Гиббс, пожирая кэпа глазами.

Капитан Воробей с полминуты глядел вслед исчезнувшей гостье. Потом перевёл взгляд на фонарь в руке и словно опомнился. Сунув светильник старпому и тряхнув рукой, Джек проговорил:

— О, Гиббс, она прекрасная… проблема.

Кэп застал её в кубрике. Она с любопытством смотрела на застывшего с фляжкой у губ матроса. Моряк стоял на одном колене и явно пару минут назад копался в вещах. Теперь же его рот был удивлённо приоткрыт, а из горлышка фляжки капал напиток, оставляя тёмные капли на серых штанах. Едва не наткнувшись на девичье оголённое плечо, Джек метнул гневный взгляд в подчинённого и прикрикнул, чтоб тот принимался за дело. Матрос скрылся на палубе, бросая через плечо улыбающиеся взгляды.

— Дорогуша, пройдём ко мне в каюту, — заискивающе улыбнулся Воробей, в растерянности перебирая пальцами и не зная, можно ли коснуться её плеча. Гиббс от любопытства аж закусил губу. — Стоит поговорить, обсудить кое-что, — поспешно добавил капитан, заметив старпома.

Джеку стоило немалого труда провести девушку к себе так, чтобы ни один член команды больше не увидел её. Пары минут оказалось предостаточно, чтобы матрос-очевидец успел разболтать едва ли не всей команде, что внизу почти голая женщина. И каждый, сидел ли он на грот-марса-рее или закреплял топенанты далеко в носовой части судна, старался разглядеть, какую ж прелесть привёл капитан. Поэтому, прежде чем самому показать нос на палубу, кэп заслал наверх Гиббса, чтобы тот отвлёк команду, а затем, по-джентельменски накинув на гостью сюртук, рысцой пронёсся в каюту. Он буквально втолкнул девушку внутрь и хлопнул дверью так, словно за ними гнался кракен. Пират вжался в дверь и в прищуре обратил на неё взгляд. Она медленно обернулась, отчего смольные кудри сползли с плеча за спину.

— И вот, стою перед тобой из плоти и крови и вижу в глазах твоих испуг… Мой капитан.

— Жемчужина, — резко выдохнул Джек, будто до этого долго сдерживал дыхание. — Ты… и вправду, живая… — проговорил он и неловким движением коснулся её, чуть выше запястья. Она игриво повела плечом и улыбнулась. — Как так вышло? — Брови капитана сошлись на переносице.

Жемчужина отвела взгляд в сторону, а затем медленно подошла к сваленной мебели. Её глаза с любопытством оглядывали каждую деталь — изгиб ножки стула, резьбу на треснувшей шкатулке, лоскут бархата, застрявший меж свечей канделябра. Она взяла в руки перо — невесть какое, облезлое, затупившееся, придавленное каким-то прибором.

— Выходит, ты освободил меня? — тихо то ли спросила, то ли утвердила Жемчужина. — Странно… Для этого следовало исчезнуть из мира живых?.. Теперь всё такое… другое. — Её любопытный взгляд застыл на пушинках пера с искренним интересом, будто у неё в руках оказалась самая ценная вещь в мире.

— Это перо, — отчего-то счёл нужным объяснить Джек.

— Мягкое, — отозвалась Жемчужина. А потом, словно бы вернувшись из другого мира, возмущённо вскинула бровь: — И где моё платье?

Платьев на «Чёрной Жемчужине» не было издавна, разве что Барбосса, развратник тот ещё, хранил парочку на всякий случай. Как истинный джентльмен и вполне сносный капитан, Джек Воробей, конечно же, не позволил бы ей ходить в драном мешке, но, за неимением лучшего, предложил обычный моряцкий наряд — рубаху и бриджи, да пообещал отыскать сапоги. Жемчужина привередничать не стала. Казалось, и одежда нужна ей была только за тем, чтобы не смущать экипаж.

Позднее по приказу капитана накрыли стол из скудной еды — сухарей да похлёбки. Не обошлось и без рома. На предложенную галантно улыбающимся Джеком бутылку Жемчужина взглянула как на диковинную вещицу, и до того, как капитан успел выговорить предупредительное: «Не спеши», щедро хлебнула напитка. Воробей сжался и закусил губу. Несколько секунд и без того большие тёмные глаза увеличивались, а рука с бутылкой медленно, подрагивая, опускалась. Затем, сделав немалое усилие, Жемчужина всё же проглотила ром и жадно вдохнула. Бутылка со звоном рухнула на палубу. На неверных ногах Жемчужина поднялась, направилась к двери, но, не сделав и пары шагов, со словами «Мне плохо» без чувств рухнула в крепкие объятья капитана.

Тут же на донёсшийся из-за двери шум чересчур скоро подоспел мистер Гиббс и застал слегка растерянного Воробья с раскрасневшейся девушкой в руках. Немая сцена длилась несколько секунд.

— Что стал, дурень, дверь открой, — пробурчал Джека, подхватывая Жемчужину на руки.

Гиббс только хитро ухмыльнулся:

— Да вы сногсшибательны, кэп. — Воробей на это недовольно фыркнул.

Жемчужину оставили в гамаке в кают-компании, дверь заперли на замок. Джек, испустив тихий вздох облегчения, направился в каюту, а Джошами следом. Старпом мудро хранил молчание, пока капитан не уселся в любимое кресло с равнодушным видом и не сосредоточил всё внимание на бутылочной пробке. Порой, излишне красноречивое притворство стократ лучше выдавало истинные эмоции Воробья, и Гиббс, что провёл с ним достаточно времени, безошибочно научился определять такие моменты. Джек был для него открытой книгой, правда, на каком-то сумасбродном наречии, намешанном из человеческих языков и придуманных слов, и изложенной далеко не в хронологическом порядке, так что понять её помогали редкие заметки на полях от неизвестного автора.

— Гхм, капитан, — подал голос старший помощник, — я всё думал… Вам не кажется, — Гиббс заговорщически понизил тон голоса, — что эта девушка… что вы её где-то видели? — Воробей и бровью не повёл. Гиббс подступил ближе, неловко теребя в руках верную фляжку с ромом. — Дело такое, я бы и сам не поверил, но… тут же всякое происходит! И… — Джек наконец выдернул зубами пробку и поднял на собрата глаза. Джошами выдал на одном дыхании: — Чтоб мне на месте провалиться, но она точь-в-точь как та, что на носу корабля!

Мистер Гиббс справедливо ожидал издевательского смеха, фырканья, едкого замечания или, на худой конец, оплеухи, но, звонким плевком запустив пробку в дальний угол, Воробей отозвался лишь расплывчатым: «Ну?». У бывалого пирата ноги подкосились, и Гиббс с грохотом приземлился на скамью.

— Стало быть, правда? — воскликнул он, тараща на Джека глаза. — Пресвятая Мария!.. Она дух корабля?! — Ещё не договорив, старпом судорожно попытался откупорить фляжку.

Джек Воробей взболтнул ром в бутылке и, наблюдая за осадком, протянул:

— Нет. — А затем дёрнул правой бровью. — Уже. Как видишь.

Кэп был бессовестно спокоен для подобного разговора, потому со стороны Гиббса последовал закономерный вопрос:

— Так вы что, раньше виделись?

Джек медлил с ответом. В его взгляде постепенно прояснялось осознание чего-то важного, понимание того, что давно заботило разум. По его лицу скользнула тень лёгкой улыбки, чуть дёрнулся ус, а Гиббс успел отхлебнуть из фляжки.

— Впервые она явилась ночью, незадолго до того, как Барбосса устроил бунт.

— О! Предупредить хотела? — подался вперёд старпом.

— Как знать…

— Во дела, — с присвистом выдохнул Джошами. — И что, всё это время, выходит, была здесь? Среди нас?

Воробей послал ему укоряющий взгляд и повёл рукой.

— Она же дух корабля, Гиббс. — Тот хитро прищурился, ясно давая понять, что имел в виду. — Нет, не всегда, — с едва слышным раздражением прозвучал капитанский голос. — Появлялась изредка. Похоже… — Кэп пристукнул пальцами по бутылке. — Пыталась…

— Помочь? — Джек долгосмотрел на старпома, но так и не ответил, и постепенно его взгляд растворился где-то в переборке.

Ответ, с одной стороны, казался простым и понятным, а с другой — каким-то неестественным: ведь приходила она не только и не столько за тем, чтобы помочь. Порой Джеку думалось, что ей просто любопытно — наблюдать, изучать, следить за происходящим, прекрасно понимая, что на ней это никак не скажется. Впервые капитан Воробей столкнулся с той загадкой, которую и хотел, и боялся разгадывать. Что-то иное, совершенно неуловимое, неосознаваемое заставляло его опасаться Жемчужину, и ему приходилось ловить себя на устойчивом чувстве —уязвляющем непокорное самолюбие — благоговения перед ней. И от этого чувства он отмахивался, как от назойливой мухи. В остальном же Джек Воробей видел Жемчужину ровно такой, какой представил себе впервые, многие годы назад, когда в окружении жары и суеты шумного порта, он наткнулся на силуэт корабля. За облупленной выгоревшей краской, иссохшим такелажем, пожелтевшей парусиной и запахом смешанной с гнилью затхлости, Джек видел не «Распутную Девку», а прекрасный гордый фрегат, погибающий в цепях и готовый расправить мощные крылья при первом же шансе. Это и был тот самый момент, когда Джек Воробей сказал себе: «Она будет моей». И вся дальнейшая жизнь стала клятвой и борьбой за обладание.

Теперь, выискивая в полумраке стыки между досками переборки, капитан размышлял, могло ли случиться так, что в тот раз он увидел нечто большее, чем просто корабль, — увидел его истинную сущность. Чем бы она ни являлась. И вдруг по его спине прошёл холод от внезапного осознания: что, если Жемчужина, дух, подобно полумифическим сиренам, зачаровала его лишь для того, чтобы освободить корабль, выпустить на волю? И только поэтому он никак не мог успокоиться, поэтому гонялся за ней годами, поэтому не мог смириться и выбрать любой другой корабль? На душе у Джека стало крайне противно, и он нырнул носом в дразнящую ароматом рома кружку.

В полумраке кают-компании раздался приглушённый крик. Жемчужина резко подорвалась, но не упала, а ловко спрыгнула на палубу. Тихо заскрипели петли гамака. Доски палубы отдавали приятной прохладой. Жемчужина плавно закрыла, затем открыла глаза. Тело её пробирала мелкая дрожь. Что-то совершенно новое и необыкновенное произошло с ней. Сон. Она не знала, как он пришёл, не могла вспомнить, что её так напугало, но отчётливо чувствовала горечь — даже для верности облизала губы, а затем поняла, что это неосязаемое, но ощутимое — лишь примесь реальности. Это был первый в её жизни, новой жизни, сон. И, наверное, увидеть первым делом кошмар, не к лучшему.

Сквозь трещины в стёклах сочился густой лунный свет. Жемчужина почти позабыла, каково это, ощущать таинственный холод серебряного сияния, ловить глазами блики и слышать, о чём шепчет ночь. В темноте её глаз засветились блики, будто бы проникая всё глубже, впитываясь в растерянный взгляд. Жемчужина сделала долгий глубокий вдох, чтобы напомнить себе, что кругом теперь другая реальность, с иными законами. Лунный свет дрогнул, потускнел под облаком, а затем заискрился снова. Хранительница приблизилась на один шаг, затем на ещё один и медленно потянулась рукой к манящему сиянию. Она почти чувствовала его на своих пальцах: приятный ласковый холод, покрывающий кожу, но в последний момент резко отступила назад в тень, попятилась, наткнулась спиной на переборку и медленно сползла по стене, закрывая глаза.

Утро капитана Джека Воробья началось с громкой перебранки на палубе, которая наглым образом привела его к резкому пробуждению. Кэп плохо помнил, чем окончился их с Гиббсом разговор, но уснул он прямо в кресле, уронив голову на грудь. Спина и шея окаменели, и, направляясь на шканцы, пиратский барон кряхтел и похрустывал костями, как насквозь пропитанный солью престарелый моряк. В подобном настроении ему в самую последнюю очередь хотелось слышать чьи-то крики и, уж тем более, выступать миротворцем.

Ссора раскалялась, как коптящая смола под шквалистым ветром, и началось всё с того, что двое матросов из наспех склеенной команды не поделили место в кубрике. Один из них, щуплый угловатый малый с выгоревшей паклей вместо волос, ретировался и решил выбраться на верхнюю палубу, на что его оппонент любезно согласился помочь смачным — и до ужаса оскорбительным — пинком. И теперь эти двое кружили у грот-мачты, сотрясая воздух кулаками и бранью, грозясь, но не решаясь перейти от слов к действиям, а меж ними пытался активно вклиниться кок — объёмом в три бочонка. Мистер Гиббс на пару с сиплым квартирмейстером, перемежая приказы яростной жестикуляцией, обещали выпороть обоих, но ближе их не подпускала толпа раззадоренных развлечением моряков.

Джек приостановился в дверях, склонил голову на бок, застыв взглядом на боцмане, что совершенно неспешной походкой направлялся с бака, затем решительной капитанской походкой устремился к нарушителям утренней тишины и грозно возопил: «Какого чёрта происходит на моём корабле?». В этот самый момент зачинщик готов был поставить собрату фингал, но щуплый пират быстро смекнул и спрятался за кока. Драчун же голоса капитана не распознал и, дабы не пропадала зря сила, приземлил кулак под правым глазом Джека Воробья. Дружно ахнули. От удара кэп отшатнулся, путаясь в ногах, и был пойман Гиббсом за миг до не самого благородного приземления на пиратский зад. Запальчивый разбойник стал белее испанского паруса и задрожал, словно в предсмертных судорогах.

Джек Воробей вырос на кораблях, с пелёнок впитывал особенности дисциплины и воспитания, а потому отлично знал цену тишины. Тишины, во время которой виновник происшествия успеет сам вынести себе приговор и перебрать немало самых страшных вариантов наказания. Не сводя с нерадивого подопечного раскалённого гневом взгляда, капитан поднялся на ноги и медленным, церемонным движением поправил съехавшую на бок треуголку. Праздные наблюдатели непроизвольно отступили от зачинщиков спора, на всякий случай. Джек шумно вдохнул через ноздри и едва собрался открыть рот для гневной отповеди, драчун испустил краткий вопль и спиной впечатался в грот-мачту — и его по рукам стянул брас, так что моряк едва мог дышать. Команда дружно ахнула и замерла в недоумении.

— Кто дал тебе право, грязное ничтожество, причинять вред моему капитану!

Синхронно пиратские головы обернулись на звук мощного женского голоса. Воробей обернулся последним, точно зная, что она за его спиной — разгневанная и прекрасная. От нелепого моряцкого наряда не осталось и следа: тело её скрывало платье из тёмного бархата, перевязанное под грудью и на поясе витыми золотистыми верёвками. Жемчужина слегка выставила вперёд правую руку, стискивая в ладони невидимый трос. Утренний ветер тревожил чёрные локоны. Её бездонные глаза смотрели точно вперёд, но каждый из присутствующих чувствовал, будто она глядит только на него. Джек слегка приоткрыл рот в растерянности, потому что в тот миг перед ним стояла там самая гордая и своенравная «Чёрная Жемчужина», истинное воплощение корабля. Команда трусила, а капитан любовался ею, пока из-за спины не послышался сдавленный хрип. Воробей качнул головой и подскочил к хранительнице, хватая за руку.

— Успокойся! — прошипел Джек, сверкая глазами, но она его будто не слышала.

Джек приподнял её голову за подбородок и заставил взглянуть на него. Казалось, из её глаз вот-вот посыплются искры, грудь часто вздымалась, а в руке была такая сила, что кэпу никак не удавалось с ней справиться. Ещё несколько мучительно долгих секунд Жемчужина была объята пламенем ярости, затем, резко и судорожно вдохнув, тут же пришла в себя. Взгляд смягчился, гнев сменился непониманием. Тросы ослабли, и несчастный любитель почесать кулаки мешком сполз на палубу. А следом оцепенение спало и с команды.

— Идём. — Джек ухватил Жемчужину под локоть и направился в каюту. — Мистер Гиббс, — круто обернулся капитан, обводя команду мимолётным взглядом, — разберитесь уже с происходящим на моем корабле бардаком. — Старпом активно закивал. В молчании капитан и его спутница скрылись в каюте под сметёнными взглядами команды. — Ты что творишь? — тут же возмутился Джек, едва в дверях каюты щёлкнул ключ. Теперь ни о какой тайне пребывания и спокойном путешествии не могло быть и речи.

Жемчужина посмотрела на него большими глазами.

— Он напал на тебя! — немного рассеяно воскликнула она.

— Не смертельно, — бросил кэп, громко топая в глубь каюты, — а вот швыряние матросов о мачты не входит в список пиратских наказаний. — Булькнула пробка на бутылке. Джек хотел было сделать глоток, но остановился и плавно обернулся к Жемчужине. Она походила на нашкодившего ребёнка: пальцы сцепленных рук нервно переплетались меж собой, неуверенный взгляд скользил по каюте, не решаясь подняться и встретиться с капитанскими глазами. Кэп улыбнулся про себя такой разительной перемене и дабы разрядить повисшее напряжение тепло проговорил: — Чудное платье.

Щёки Жемчужины дрогнули от пойманной улыбки.

— Это ведь называют шторой, — тихо проговорила хранительница.

Воробей усмехнулся: совсем ненужное замечание, он и так это понял при первом взгляде. Атмосфера стала легче. Пират поднёс бутылку к губам, как вдруг Жемчужина в миг оказалась рядом и вцепилась ему в запястье:

— Стой! Оно отравлено!

Левая бровь капитана изогнулась возмущённой дугой.

— Чушь! — фыркнул он. — Это ром. Он не может быть отравлен!

Жемчужина закачала головой.

— Но вчера, когда зелье коснулось моих губ… Это было словно…

Джек Воробей про себя заулыбался, но внешне сохранил крайне серьёзный вид и терпеливым тоном пояснил:

— Так иногда бывает, с непривычки. — Затем, глотнув и наслаждённо выдохнув, развёл руками: — Видишь? Я всё ещё жив и чувствую себя гораздо лучше.

Его сверкающая золотом улыбка и довольные искры в глазах Жемчужину не убедили.

— Он сжигает изнутри. Это противно.

Пират закатил глаза:

— Я этого не слышал. — Жемчужина прямо смотрела на него из-под слегка опущенных ресниц, но взгляд этот, в отличие от обычных девушек, не был лёгок и кокетлив, в нём чувствовался немой укор, и Джек, чтобы больше не ощущать себя католическим мальчишкой перед пастором, ловко сменил тему разговора: — Кстати, — взмахнул рукой кэп, — как ты выбралась? Кажется, я запер дверь на ключ…

— Сломала, — негромко отозвалась Жемчужина.

— Ключ?

— Дверь. — Джек медленно моргнул, протолкнул в горле ком, а затем и вовсе пробормотал в ответ нечто нечленораздельное.

Жемчужина плавно отвела взгляд и лёгкой походкой подошла к окну. Она неотрывно глядела на лазурные воды, что с каждым поднимающимся из-за горизонта лучом становились всё ярче и вспыхивали множеством сверкающих бликов. Её лица Джеку было не разглядеть, но ему почудилась грусть в её фигуре — даже несмотря на идеальную осанку и гордо расправленные плечи. Взгляд же ожившего духа с каждым мгновением становился всё лихорадочнее, пропитывался невидимым огнём. Она отчаянно вглядывалась в гребни «барашков», скользила по взволнованным водам, искала и с каждым мгновением тишины всё сильнее сжимала пальцы. Она не слышала, не слышала море. Стихли голоса, исчезли песни, ей остался лишь шёпот податливых волн и свист изменчивого ветра. Эта тишина была абсолютно чужеродной, непривычной, неправильной и потому пугающей. За спиной лязгнул металл…

Не зная, как бы разбавить молчание, Джек Воробей принялся активно разматывать некое подобие шарфа, что скрывал треклятое ожерелье из колокольчиков. Искренняя надежда пирата, что от него удастся избавится во время или по окончании ритуала, не оправдалась. Его не брали ни щипцы в кузнице, ни кусачки, ни пилы — абсолютно ничего. А терпеть постоянный раздражающий перезвон под ухом и следующие за ним не менее раздражающие замечания капитан Воробей, конечно же, не собирался, вот и намотал на шею длинную полосу ткани, соорудив что-то похожее на повязку берберов. Пиратский образ от этого не пострадал, зато колокольчики не было видно и не так слышно. Одна проблема — жара.

Когда Жемчужина обернулась на писклявый перезвон, кэп замер на секунду, а затем испустил долгий выдох, сдирая повязку.

— Сними его, — повела плечом хранительница, — разве тебе не надоело?

— Ты не представляешь, как! — взмахнул руками Воробей. — Да вот только не могу, — хмуро проговорил он, постукивая пальцем по ободу, — чёртова штуковина как приросла!

Жемчужина с любопытством склонила голову на бок.

— Это Оковы вины, — будничным тоном пояснила она, — наказание за проступок.

Брови пирата съехали к переносице, раздражённо дёрнулся край уса.

— Его нацепили мне аборигены, когда я… гхм… реквизировал у них одну вещицу, чтобы освободить тебя… в смысле корабль. — Джек вздёрнул подбородок. — И мне нисколько за это не стыдно!

Жемчужина неспешно приблизилась и протянула руки. Воробей едва заметно отклонился назад, но всё же позволил ей коснуться медного обода под колокольчиками.

— Дело не в этом. — Голос её был спокойный и уверенный. Взгляд обрисовал дугу, а затем поднялся к пиратским глазам. — Ты сам не даёшь ему упасть. Ты ведь винишь себя за то, что не спас, — последовала мимолётная пауза, — корабль от кракена. — Своим прямым взглядом она словно бы медленно вгоняла Джеку в сердце тонкое лезвие кортика. — Ты бы не смог. И вину свою искупил сполна, поверь мне. Мой капитан, я даю тебе своё прощение. — Её голос, точно песня коварных сирен, оглушал Воробья, заставлял забавно таращить глаза от осознания того, что он не понимает, что в этот миг происходит не только под сводами каюты, но и внутри него самого. Жемчужина легко потянула кольцо на себя, что-то щёлкнуло, и Джек почувствовал, как же хорошо стало его натёртой шее. — Видишь? — улыбнулась Жемчужина, поднимая обод с колокольчиками: в её руках они не издали и звука.

У Воробья на язык просилось нечто очень похожее на «невероятная», но каким-то образом с губ слетело уже: «Премного благодарен, миледи».

Тем временем, пока капитан довольно потирал шею и пристально рассматривал в серебряном блюде синяк под глазом, в полумраке кубрика, среди дрожащих огней пары фонарей, зазвучали недовольные речи. Команда не на шутку перепугалась из-за утреннего зрелища, и извечная заповедь — мол, баба на корабле к беде, — теперь перестала быть просто верностью традициям. Наскоро окончив с работой, моряки засели за игрой в кости, в полголоса обсуждая случившееся. И с каждым новым очевидцем выводы окрашивались во всё более безрадостные оттенки, неминуемо просился итог — с ведьмой необходимо покончить.

Мистер Гиббс быстро уловил зреющие среди команды недобрые настроения и поспешил к капитану.

— Ну и чёрт с ними! — вспылил Джек Воробей. — Я не стану объясняться с каждым трусливым идиотом!

Гиббс устало провёл рукой по глазам.

— Что напугало твоих людей? — обернулась к нему Жемчужина.

Старпом бросил вопросительный взгляд на капитана, не решаясь на неё даже глядеть, но, не получив ответа, неохотно проговорил:

— Ну, мисс… Дело такое… — Гиббс топтался на месте, боясь сказать всё, как есть. — Вы, должно быть, знаете… Женщина вообще на корабле не к добру, и, случись что, её бросают за борт…

Воробей метнул в Джошами яростный взгляд. Тот только дёрнул плечами. Кэп собирался отмахнуться, мол, чушь всё это, но Жемчужина уверенно заявила:

— Ты должен что-то предпринять. Не то найдётся другой Гектор Барбосса.

Удар по капитанскому самолюбию пришёлся точный. Джек посмотрел сначала на хранительницу, затем на старшего помощника. Гиббс всем своим видом и оттенком хитрой улыбки на лице дал понять, что к словам стоит прислушаться. Воробей отлично помнил, что бывает с капитанами, чьи действия не приходятся по вкусу команде, и решил действовать на опережение.

Вскоре Джек встречал подчинённых с высоты капитанского мостика, сохраняя гордый вид и озаряя моряков «авторитетно-добродушной» улыбкой. Среди пиратов гулял тихий, но всё же заинтересованный ропот. Матрос, которого проучила Жемчужина, держался за спинами в задних рядах, пригнув голову. Любопытные взгляды устремились на капитана и косо сидящую на его голове треуголку. Глянув на собственную тень, Джек поправил шляпу, принял самый, как он посчитал, капитанский вид и заговорил, тщательно подбирая слова:

— Друзья мои! Джентльмены, вы все, как и, безусловно, я сам, пребываете в смятении от того, что случило этим утром. И наверняка, вас мучает вопрос, что эта ведьма делает на борту нашего корабля. — В толпе поднялся гул. Джек широко расставил руки. — Спешу вас заверить, опасаться её — нужды нет. Конечно же, я сперва подумал сбросить чертовку за борт… — Его перебили одобрительные возгласы. — Однако! — взмахнул рукой кэп, призывая к вниманию. — Однако, как оказалось, мы смогли прийти к некому соглашению, которое устроит и вас, господа. — Кто-то недоверчиво и при этом громко хмыкнул. — Нас ждёт непростой путь через испанские воды, а эти католики уж слишком яро относятся к истреблению нашего собрата. Так вот, я согласился доставить ведьму на Тортугу, она же в обмен обещает, что убережёт нас от любой напасти по пути. Согласитесь, это нам на руку. — Кто-то закивал, однако единого порыва согласия не наблюдалось. — К тому же, если она отступится от своего слова, отправится в прогулку по доске или же просто повесим её! — подытожил капитан суровым тоном. — Ну? Что скажете? Достойная сделка, а?

Повисла тишина. Пираты обменивались сомневающимися взглядами.

— Джек, — зашипел на ухо Джошами Гиббс, — а что, если она не спасёт от напасти? — Воробей только саданул его локтем в бок.

— Идёт! — наконец гаркнул боцман.

Лицо капитана засветилось от победной улыбки. Он довольно пристукнул пальцами по перилам мостика и не удержался от самодовольного смешка — такого, что его услышал лишь Гиббс.

— Раз так, живо за работу! Совсем разленились, медузы сухопутные! По местам! Круче к ветру! Держать его, как строптивую бабу! Живее! Чем скорее доберёмся до Тортуги, тем быстрее избавимся от этой ведьмы!

========== -6- ==========

Удача — вечная спутница Джека, как и ром, — всегда следовала за своим протеже. Быть может, и отставала иногда на пару шагов, но, догнав, сулила выигрыш на мили вперёд. Возможно, именно поэтому, даже зная, чем заканчивается невыполнение обещаний, пиратский барон продолжал раздавать их с завидной лёгкостью. Однако, как известно, ничто не вечно. Несмотря на убедительную проповедь своего капитана команда на «Чёрной Жемчужине» с нескрываемым подозрением относилась к пассажирке. Жемчужина, привыкшая подолгу сидеть на планшире, свесив ноги за борт, быстро уловила перемену настроения. Несколько дней она покорно скрывалась в каюте, изредка выбираясь по ночам на одинокие прогулки в темноте.

И всё же недобрые разговоры на этом не прекратились. Команду Джек набирал спешно, не особо заботясь о репутации и послужном списке будущих матросов. Многие из них были беглыми каторжниками или рабами, норовившими стянуть кусок побольше. Затесались среди матросни и откровенные подлецы, ищущие лёгкой наживы.

На севере аргентинского побережья, когда море окрашивалось в синеватые оттенки предрассветного неба, а на горизонте ещё не растаяли россыпи огней небольшого порта, Джек Воробей был разбужен бессовестным топотом. Усевшись на койке и почёсывая замлевшую щеку, капитан напряг слух. Доски дека подрагивали и часто поскрипывали, сквозь щели в дверях проникали отзвуки взбудораженных голосов. Обречённо вздохнув, Джек водрузил на голову треуголку и, позёвывая, нехотя побрёл прочь из каюты.

На верхней палубе, окутанной лёгким туманом, царил шумный переполох. Мелькал свет фонарей, поблёскивал металл оголённых сабель. У правого борта покатывалось с боку на бок одинокое пушечное ядро. Воинственные крики перемежались проклятьями и редким звоном клинков, но, едва капитанские сапоги ступили на шканцы, чуть ли не вся команда «Чёрной Жемчужины», запальчиво сверкая глазами и оторвавшись от редких драк, мигом обернулась к Воробью. Джек наморщил нос и, склонив голову на бок, оглядел нескольких моряков, что были привязаны к грот-мачте. Среди них серебрилась седая голова старшего помощника и словно башня выделялась мощная фигура боцмана.

— Бунт, значит, господа? — громко спросил капитан, наконец отпуская створку двери.

Вместо ответа, дав последний пинок соперникам, разгорячённые мятежники окрасили лица недобрыми улыбками и медленно двинулись ему навстречу.

Безмятежная тишина ночи исказилась суматошными криками. Жемчужина резко распахнула глаза, настороженно вглядываясь в плотную темноту кают-компании. Её заставили пробудиться не крики, нет, а частое, тяжёлое биение сердца. Море за бортом привычно баюкало парусник, на синевато-чёрном небе бриллиантами поблёскивали звёзды в просветах облаков. Жемчужина приложила ладонь к груди, провела рукой от шеи вниз и обратно, думая, что сможет ухватить то, что давило на неё — невидимое, но сильное. Пальцы лишь прошлись по складкам платья. Она прислушалась, встрепенулась, легко спрыгнула на палубу и поспешила на квартердек.

Немногочисленные мятежники, не больше трети команды, бесчестно напали исподтишка, потому преданные капитану люди оказались безоружны и вынуждены были подчиниться требованиям взбунтовавшихся собратьев. Большинство оттеснили к баку, тех же, кто сопротивлялся особо яро, повязали у грот-мачты. Капитан Джек Воробей с гордым видом и связанными руками стоял у лестницы на полуют и взирал на происходящее как на плохо поставленный спектакль. Он был бы и рад поязвить, да только мешал кляп во рту, поэтому, когда Жемчужина появилась на верхней палубе и в растерянности замерла, ему осталось только отчаянно мычать и сверкать глазами.

— Вот она! Хватай её!

Жемчужина едва успела повернуть голову, как сверху на неё со свистом рухнула гигантская сеть. Не давая ей подняться, трое самых ярых мятежников кинулись связать её. Джек тщательно пытался скрыть собственное волнение, но вмешиваться не спешил. Пираты с «ведьмой» не церемонились: впивались пальцами в белую кожу, толкали, угрожающе тыкали саблями, тянули верёвки со всей силой.

Бросив на капитана быстрый взгляд, Жемчужина обратилась к матросам, орудовавшим с путами:

— Вы боитесь меня. — Моряки слегка шарахнулись в сторону, хотя её голос звучал отнюдь не угрожающе, а скорее, любопытно. — Почему? Ведь я не сделала ничего плохого. — Этот вопрос будто бы волновал её в первую очередь, несмотря на происходящее кругом.

— Ещё сделаешь! — рявкнул из-за её спины зачинщик: худощавый моряк без двух передних зубов, с бородавкой на носу, маленькими суетящимися глазками и тонкими губами. Кэп всё пытался вспомнить его имя. Жемчужина же попыталась обернуться к нему, но её лишь в очередной раз грубо толкнули. Спустившись с полуюта, бунтовщик властно объявил: — Теперь корабль наш! — Джек Воробей презрительно фыркнул и закатил глаза. — Братья, мы все с вами одной крови! Те из вас, кто не желают быть ему верным псом и подчинять его ведьме, смело присоединяйтесь к нам! Но помните, предателей Рукки Хорёк не прощает. Остальные… Что ж, надеюсь, вам придётся по душе наш трюм. Так и быть, мы дадим вам шанс сойти в первом же порту.

Поднялся беспокойный ропот. Сверженный капитан, будучи не последним по части проницательности, наблюдал за действом философским взглядом, полным язвительных замечаний. Речь новоиспечённого предводителя, собственно, как и он сам, не оказалась чем-то стоящим, и всё же, посовещавшись, некоторые моряки, стыдливо опустив головы, присоединились к мятежникам. Численный перевес оказался не в пользу Джека Воробья.

— Остальных в трюм. И Воробья тоже, — с довольным оскалом скомандовал Рукки.

— А ведьму? — уточнил упитанный матрос, нервно скручивая в руках сеть. Жемчужина лишь слегка изогнула бровь.

Главарь задумчиво поскрёб подбородок.

— За борт.

Матросы немедля потянули девушку к фальшборту. Она отчаянно упиралась, пытаясь вырваться, и только в тот момент Джек заметил — или же осознал? — какая же она хрупкая. Но о пощаде не просила. Воробей замычал, топнул ногой, без всяких церемоний, разве что поморщившись из-за жжения верёвок, выдернул кляп и деловито кашлянул.

— Лучше не стоит, — будничным тоном заметил он. Пираты тут же встали как вкопанные. Рукки Хорёк перевёл на экс-капитан недоверчивый взгляд. — Если, конечно, не опасаетесь её мести… — почёсывая бородку, добавил Джек.

На Хорька уставились многие пары взволнованных глаз. Люди предпочитали больше доверять сумасбродному Джеку Воробью в вопросах мистики, чем дерзкому, но менее сведущему инициатору бунта. Шумно выпустив воздух через нос, тот коротко бросил:

— В карцер. С ним заприте. — Джек было просиял, как Рукки добавил: — Кандалы не забудьте.

Так свергнутый капитан и ожившая хранительница корабля оказались заперты в небольшой камере в противоположном углу от верной части команды. Захлопнулись решётки, но никто не произнёс ни слова. Жемчужина так и остановилась у входа, рассматривая тяжёлые наручники на запястьях, а затем двинула ногой, чтобы услышать, как позвякивают цепи. В её взгляде снова не было беспокойства или негодования, только спокойный интерес. А меж тем глаза всех пленников следили за ней, небезосновательно надеясь на помощь.

Джек Воробей чему-то едва заметно улыбнулся и, усевшись на пол, обвёл карцер хозяйским взглядом. На пиллерсе покачивался единственный фонарь, так что отсек заполнял плотный полумрак, и тени опасливо жались к переборкам.

— Гиббс! — через несколько минут позвал Воробей. От его громкого голоса Жемчужина словно пробудилась, опустила руки и скосила в его сторону глаза. — Какого чёрта здесь делает ром? — Старпом пригнулся, лукаво поглядывая то на капитана, то на анкерок в темноте дальнего угла. — Ах ты, пёс старый, всё-то он запасы прячет, хомяк сухопутный, — забурчал Джек, а Гиббс молчал, потому что никак не мог уловить причину его неуместно приподнятого настроения.

Жемчужина несмело переступила, задержала взгляд на фонаре и, вздохнув, уселась напротив Джека. Он тут же бесстыже уставился на неё, сверкая вопросительным огоньком в глазах, но хранительница этого не замечала, а неотрывно следила за редкими движениями теней. Её утончённый замерший силуэт, застывший взгляд, глаза, в которых затихали даже дрожащие отражения, — она будто превращалась в ту самую статую, что украшала нос корабля, и от этого ощущения капитану Воробью хотелось передёрнуть плечами, словно бы на него опустилась липкая паутина.

Джек слегка склонил голову в бок, шаркнул ногой по палубе и спросил достаточно тихо, чтобы услышала только она:

— Почему ты не сопротивлялась?

Ему и впрямь было интересно, почему Жемчужина — гордая, своенравная и сильная — позволила кучке перепуганных моряков не только захватить корабль, но и повязать саму хранительницу. Признаться честно, Джек с нетерпением ждал её появления во время бунта, живописно представляя закономерный гнев морской нимфы, и уж никак не предполагал, что она сдастся. Жемчужина же приняла его вопрос за укор: её изящные пальцы переплелись меж собой, взгляд дрогнул, но не поднялся, голос зазвучал едва слышно.

— Прости, я не могла. — Воробей настороженно нахмурился. Ему ещё не спело прийти в голову ни одно достойное объяснение, как Жемчужина добавила: — Корабль и я более не одно целое.

Джек медленно кивнул. Ему стало совершенно не по себе: то ли от того, что рухнули его надежды, то ли от звука её голоса, полного горечи, сожаления и бессилия. Всё, чем она была, в чём было её предназначение, — исчезло. Кэп хотел поспорить, припоминая, как мистерия расправилась недавно с матросом, но всё же решил повременить. Много времени у него ушло на то, чтобы хотя бы отчасти свыкнуться с повадками духа-хранителя, а теперь Жемчужина едва ли походила на себя прежнюю.

— И всё же бросилась меня защищать, — ободряюще улыбнулся Джек.

Жемчужина резко вскинула голову, её глаза заблестели, губы тронула добрая улыбка. Она словно бы боялась его реакции, со страхом ждала его слов, чувствуя себя предательницей куда более худшей, чем зачинщики бунта. Но приятный бархатный голос отнюдь не упрекал.

— В том мой долг, — прозвучал краткий ответ. Обведя взглядом камеру, Жемчужина расправила складки на платье и вдруг спросила с лёгким возмущением: — А что же ты, капитан? Неужели ошибки прошлого тебя ничему не учат?

Лицо Джека просветлело, усы приподнялись, сверкнули зубы в обрадованной улыбке. Воробей поднял вверх указательный палец, призадумался, дёрнув губой, а затем решительно встал. Из соседней камеры тут же отозвался заинтересованный шорох. Пошарив по переборке несколько секунд, Джек скребанул ногтями по дереву и что-то ухватил двумя пальцами. Подкрутив усы, капитан с триумфальным видом прошествовал к решётке и церемонным движением открыл дверь.

— У вас есть ключ, кэп! — воскликнули несколько радостных голосов.

— Ш-ш-ш! — Воробей отчаянно замахал руками и шибанулся локтем о дверцу. Пленники притихли, смятённо наблюдая за предводителем. Жемчужина заинтересованно склонила голову.

Потирая локоть, Джек прошагал к двери из карцера, но в ярде от неё остановился, привстал на цыпочки и вскоре выудил из тьмы над балкой небольшой сосуд. Затем направился к камере с командой, где замер, обводя всех придирчивым взглядом.

— Ты же выпустишь нас? — намекнул Джошами.

— Мистер Гиббс, можно вашу фляжку?

Непонятливо приподняв губу, старпом всё же покорно передал её капитану. Джек свободным, прогулочным шагом скрылся в темноте противоположного угла, послышалась возня, а затем Воробей гордо выступил на свет с наполненной бутылкой и старпомовской фляжкой. Вернув её Гиббсу, кэп вернулся в камеру, благополучно запер дверь под изумлённые взгляды и лишь после припал к горлышку бутылки со священным напитком.

— Э-э-э… гхм, капитан, я думал, мы сбежим, — через минуту прозвучало осторожное замечание от боцмана.

— Да, мы могли бы вернуть корабль! — поддержал Гиббс.

Джек Воробей отмахнулся.

— Терпение, джентльмены, — он закинул ногу на ногу и удобнее устроился спиной на досках, — вскоре они сами явятся с извинениями и будут умолять меня вернуться. — Сверкнула самоуверенная улыбка. — А ром скрасит наши ожидания. — Пленникам оставалось только обмениваться непонимающими взглядами.

Жемчужина следила за капитаном с весёлым любопытством. Джек хоть и бросил на неё беглый, — но натренированный — взгляд, понять её состояние души или истинные эмоции не смог. Она была спокойна — внутри или же только снаружи? — несмотря на царившие на корабле беспорядки. Хранительница сидела, подобрав под себя ноги, опустив глаза и слегка покачиваясь точно в такт шепчущим за бортом волнам. Негромкие разговоры разгоняли карцерную тоску, довольные глаза капитана, переливающиеся непоколебимой уверенностью в хорошем исходе, и вовсе рассеивали мрак заточения. Кэп натужно старался сосредоточиться на задорном бульканье рома, но, казалось, лишь громче слышал её голос. Жемчужина пела. Давно позабытые песни, что подбирали исключительно под скрип корабельных досок и шум моря. Красивые и печальные. И Джеку в голову лезли непрошенные воспоминания. А Жемчужина, периодически скользя якобы невидящим взглядом по своему сокамернику, ловила себя на совершенно новых и даже странных мыслях.

— Стало быть, — заговорил Джек, наполовину опустошив бутылку, — ты становишься человеком? — Это откровение далось ему, на удивление, легко, и кэп не озаботился последствиями. Шоколадные глаза, блестящие ромом и пытливым взглядом, замерли на Жемчужине.

Её беззаботный взгляд мгновенно померк. Фигура заметно сжалась, сгорбилась. Вместо ответа она лишь кивнула. Воробей многозначительно хмыкнул и за очередным глотком разочарованно вздохнул. Жемчужина подняла на него бездонные глаза и смотрела долго и неотрывно; её пальцы задумчиво перебирали край платья. В иной раз Джеку бы стало не по себе от такого взгляда, сейчас же он лишь прищурил глаза, пытаясь угадать, над чем же она размышляет. Она умудрялась о важных вещах заявлять как бы за между прочим и, напротив, о безделушках и глупостях говорить как об истинных откровениях.

— Мне страшно, — призналась хранительница.

Пират передёрнул усами.

— Страшно? Быть человеком?

Жемчужина опустила голову.

— Да. Ведь… — И тут она заговорила быстро, сбивчиво, часто и взволновано дыша. Чёрные глаза суетливо носились по карцеру, плечи приподнялись, придавая её смятению милые черты. — Ведь весь… этот мир… Твой мир, человеческий… Он такой другой! Со мною… что-то происходит. Мысли путаются… Раньше всё было кристально ясно и понятно. Я знала всё. А теперь… столько вопросов… столько… всего! И оно не отступает! Я не могу сбежать! Это… повсюду! Я словно бы уже и не я, словно бы и себе не принадлежу!

Джек Воробей большим и указательным пальцем провёл по усам и неспешно поднял на неё терпеливый взгляд ментора.

— Что ж, моя дорогая, — весомо заключил он, — это значит «чувствовать». — А затем заметил: — Не назвал бы это таким уж плюсом человеческого бытия…

— Чувствовать? — мрачно повторила Жемчужина, будто пробуя слово на вкус. — Совсем не похоже на то, что было раньше… — Её голос боязливо дрогнул. Это лишь начало нового пути, и оно уже вызвало столько смятения. Что же будет дальше? Только хуже. Когда она была духом корабля, понятие «чувствовать» определялось скорее разумом, отлаженным механизмом её природы, но никак не тайными, неподвластными и зачастую непонятными желаниями.

Джек удивительно легко поднялся и подсел ближе к ней, так что оба они оказались в тени фонаря.

— Я не хочу чувствовать, — закачала головой Жемчужина, и в голосе её прозвучало поистине детское упрямство. — Чувства лишь затуманивают разум, заставляют совершать поступки, о которых потом приходится жалеть.

Кэп улыбнулся едва заметно. Её вспыльчивая выходка стоила ему — пусть и временно — капитанства, но, вспоминая вновь и вновь то утро, Джек неизменно оставался доволен произведённым на команду впечатлением. Но Жемчужину, похоже, грызла вина.

— Ну, — он повёл рукой, — лучше жалеть о сделанном, чем о том, чего не сделал. Смекаешь? — Ром прочно обосновался в пиратском теле и душе, подталкивая внутреннее «Я» на тропу долгих и витиеватых философских речей. Речей, что обыкновенно завораживали Джековых компаньонок. — Да и к тому же на свете есть множество иных, прекрасных чувств! — рассудил Воробей, салютуя бутылкой. — Триумф, радость, счастье… — Его глаза съехали в сторону хранительницы. — Любовь, — произнёс кэп с обольстительным придыханием. Жемчужина глядела на него широко открытыми глазами, и теперь царившая в них тьма вовсе перестала настораживать Джека. Жемчужина словно бы ждала объяснений, как заинтригованный ученик ждёт продолжения рассказа учителя. — Если хочешь, я мог бы рассказать подробнее, чтобы ты перестала бояться? — медленно выговаривая слова и делая краткие паузы, предложил Джек. Лукавых искр в его глазах Жемчужина не замечала.

— Расскажи, — произнесла она, задумавшись, — про… любовь.

Пират расплылся в чарующей и вместе с тем победной улыбке. Хмель уверенно захватил бразды правления рассудком. Гиббс, что вполглаза наблюдал за ними, едва слышно цыкнул.

— О, это секрет, — зашептал Воробей, склоняясь ближе, — многие тратят всю жизнь, чтобы познать этот дар, другим же и вовсе не дано раскрыть тайну этого волшебного чувства. Потому говорить об этом надо так, чтобы никто не услышал…

Жемчужина с готовностью подалась навстречу, внимая каждому его слову. Расстояние между ними исчезло. Джек осторожно коснулся её запястья. Его горячее дыхание скользнуло по белоснежной коже, а хранительница замерла, не сводя с капитана глаз. Воробей прошёлся пальцами по её руке, что оказалась холоднее, чем он думал. Его усы дрогнули, губы уже готовы были коснуться нежных девичьих уст, как поцелуй встретился с ладонью. Жемчужина вскочила, мигом оказалась в противоположном углу. Неудачливый кавалер вскинул голову, поспешил неуклюже подняться, но едва попытался приблизиться, она предупреждающе выставила руки пред собой. В глазах, помимо огней, отражался испуг и частый бег сердца. «Что?!» — жестом спросил пират, поднимая плечи.

— Нет, нет, нет, — Жемчужина качало головой, спиной вжимаясь в решётку, — так нельзя. Это неправильно, — выдавила она, проглотив комок.

Джек замер и подозрительно прищурился. В отличие от гласа рассудка, пиратская чуйка ему не изменяла.

— В чём дело?

Жемчужина никак не решалась глядеть ему в глаза.

— Я ведь… не совсем человек: кто знает, что произойдёт, — неловко оправдалась она.

— Правда? — усомнился Воробей.

Хранительница обиженно вскинула подбородок.

— Я бы не посмела тебя обманывать, мой капитан. — И голос её едва заметно дрогнул.

========== -7- ==========

Только трусы постоянно думают о смерти, и только идиоты её не боятся. Такого мнения придерживался капитан Джек Воробей. Именно поэтому редкая авантюра могла вызвать в нём панические отзывы и стать миссией из разряда невыполнимых. И именно поэтому Джек стал тем, кем стал — дерзким и удачливым пиратом, известным не только своей живучестью, но и способностью ловко выпорхнуть из самых цепких объятий. Тут, правда, мнения обывателей расходились. Одни предпочитали полагать, что этими качествами Джек обязан исключительно самому Дьяволу, которому продал бесценную душу чуть ли не в младенческом возрасте. Другие же и вовсе считали, что все приключения пирата — чушь да выдумки, в коих правды и не наскребёшь. Странные ребята, не так ли?

Всё же в какой-то момент Судьба решила поставить своему любимчику подножку. И вышла она весьма жуткой, грязной, осклизлой и вонючей…

Джек резко пришёл в себя, хватанув воздух, как выброшенная на берег рыба. Тело непроизвольно сковала судорога. Жаркое, но тусклое солнце светило в левый капитанский глаз. Пират зажмурился. Он абсолютно не помнил, что произошло после того, как самоотверженно ринулся в пасть зверюги с саблей наголо, что к счастью. Тщательно ощупав себя и не найдя недостающих конечностей, Воробей перевалился на бок и только потом поднялся на замлевшие ноги.

— Слишком просторно для гроба, — подметил кэп, оглядывая полутёмный трюм. Трюм собственного корабля. Слева громоздились стены ящиков, за ними проступали силуэты клеток, где привычно дремали куры. На месте сохранились даже бочонки рома. Узкий луч солнца проскальзывал в крохотную щель почти у самой палубы. На его дорожке кружились пылинки, лениво оседая на палубу. — Не очень похоже на ад, — задумчиво протянул пират.

Настороженно сделав несколько скрипучих шагов в абсолютной тишине, Джек замер. Слух обострился. На трапы падал яркий свет солнца из открытого люка. Но с палуб выше не доносилось ни звука. Только здесь, в самом низу, кто-то шумно и тяжело сопел. Зыркнув по сторонам, кэп шикнул сам на себя и отважно направился на верхнюю палубу. Убранные паруса, безвольно обвисший такелаж, покосившиеся реи и потрескавшиеся от пекла доски — таким предстала «Чёрная Жемчужина» перед капитаном. А за её бортом на бесконечные мили до самого горизонта простирались бледно-жёлтые песчаные холмы, над которыми колыхались жаркие волны.

— Ладно, что-то в этом есть.

Карие глаза сузились, брови напряжённо приподнялись. Джек облизал губы, так некстати подумав о глотке чего-то прохладного для тела, но согревающего душу. Глянув в таинственный полумрак нижних палуб, кэп рассудил, что, пожалуй, потерпит. Поправив треуголку, пират поднялся на полуют и с кислой миной на лице крутанул штурвал, на что руль отозвался протяжным стоном, эхом прошедшимся к форштевню. Корабль словно бы вздохнул, недовольный тем, что его потревожили. На корме, на акростоле, совсем некстати горел одинокий фонарь. Джек взглянул на него со странной ностальгической грустью, словно бы огонёк напомнил о чём-то утерянном. В целом же верхняя палуба выглядела идеально, как будто и не было яростной схватки с безжалостным чудовищем, а киль всё так же покрывали ракушки. Джек развернулся, и тут же из его груди вырвался краткий, но испуганный вопль. Капитан аж слегка присел. Чуть позади колонны грота, наклонив голову на бок, стояла Жемчужина. Нимфа, недвижная, словно статуя, глядела на пирата, широко распахнув глаза. Кисти опущенных рук скрывались в чёрных складах платья, смольные локоны тускло поблёскивали на мраморных плечах. Бегло глянув по сторонам, Джек Воробей выпрямился и вразвалочку направился к ней.

— Ух! А это точно ад? — ухмыльнулся кэп. — Мне здесь почти нравится!

Пока лицо капитана медленно окрашивала улыбка, удивление духа «Чёрной Жемчужины» сменялось растерянностью и даже испугом.

— Дай угадаю, — заговорил Джек, спускаясь с мостика, — это плохо?

— Нет, — отозвалась Жемчужина.

— Но и не хорошо?

— Это… неправильно. — Она обвела корабль взглядом, словно надеясь, что это лишь мираж. Небо укрывала оранжевая дымка. Солнце, ровным светом проникавшее сквозь неё, казалось искусственным. Бесконечностьхолмов уводила дорогу в никуда. Жемчужина подняла на капитана серьёзный взгляд.

— Ты драматизируешь! — с напускной улыбкой отмахнулся тот в ответ на бессловесный укор. Покрутив головой, пират бодрой походкой направился в трюм, правда, несколько замешкавшись перед трапом. Жемчужина, кротко вздохнув, ожидала его, не шелохнувшись. Когда Джек появился из трюма с парой бутылок рома подмышкой и мешком сухарей, она лишь вопросительно взглянула на него. Примостив припасы на бочке, кэп по старой привычке снял с пояса компас. Хранительница огорчённо покачала головой, словно зная, что будет. — В жизни всегда есть выход, — серьёзным тоном проговорил Джек Воробей, поднимая крышку компаса. Изящная стрелка бешено вращалась, словно полюсов больше не существовало и то место, где они сейчас находились, было за пределами Земли, космоса, реальности.

Рука Жемчужины легла поверх загорелой ладони Джека, закрывая компас.

— Да, но это — смерть, — прозвучал суровый ответ.

Пират взглянул на спутницу. Всё недолгое, как ему казалось, время она представала живым воплощением легенды, давнего сновидения. Его сновидения. Полная таинственного света, что ощущался лишь сердцем. Отдалённая от человеческого бытия, совершенно нереальная, ведомая чувствами иного мира. Она всегда казалась ему чем-то непостижимым. Теперь же они словно стали на одну ступень. Стали… равны? Так это в ней зародилась новая искра жизни или же в нём эта жизнь угасла?

Выдержав долгий взгляд мистерии, капитан решительно шмыгнул носом.

— Надеюсь, по возвращении ты избавишься от этого своего пессимизма, — по-доброму улыбнулся он, закидывая верёвку на плечо.

— По возвращении? — в недоумении переспросила Жемчужина.

— Ад это или нет, — сказал капитан, осматривая окрестности, и закончил, глядя на спутницу в упор, — я не собираюсь здесь задерживаться. К тому же у меня есть главное — мой корабль. — Чёрные мистические глаза округлились. С бледно-розовых губ сорвался едва слышный вздох, точно она в последний миг удержала слова. — Я пойду и вернусь, — твёрдо заявил кэп Воробей.

— Зачем?

— Здесь должно быть море.

— Оно есть! Из песка! — не скрывая раздражения, воскликнула дух.

Воробей хотел ответить, но умолк, сузив глаза и прикрыв рот указательным пальцем. Иногда проще с женщиной не спорить.

— Джек, прошу, послушай меня, — мягко заговорила Жемчужина после недолгого молчания. — Ты не понимаешь, где очутился. Здесь… Здесь нет ничего. Ни жизни, ни смерти. Ни радости, ни отчаяния. Здесь нет времени и нет границ.

— Я вижу солнце, свой корабль и эту пустыню, — возразил пират. — Давай так, просто наберись терпения и подожди. — Жемчужина обречённо вздохнула, закатывая глаза, не в силах продолжать спор.

Джек Воробей, одарив её самой позитивной и доброй улыбкой, покинул борт «Чёрной Жемчужины». Сапоги с гулким стуком приземлились на пропечённую, потрескавшуюся от жары землю. Солнце с жадностью опаляло каждый дюйм кожи. Глаза слезились от искусственно-яркого света. Линия горизонта расплывалась где-то вдали в пляшущем мареве. «Если есть суша, должна быть и вода», — попытался успокоить себя Джек. Он задрал голову, оглядываясь. Стройная фигура Жемчужины возвышалась у фальшборта. Нимфа терпеливо, всезнающим взглядом наблюдала за своим капитаном. «Подумаешь!» — фыркнул про себя Воробей и, сверкнув улыбкой на прощание, бодрой походкой направился навстречу бескрайним песчаным холмам.

Жемчужина смиренно стояла у фальшборта, изящными пальцами постукивая по планширу. Фигура капитана Воробья медленно, но уверенно уменьшалась, превращаясь в забавную марионетку, крадущуюся по бескрайней для неё сцене. Деву отнюдь не терзал страх, лишь печаль и сожаление, что ей не отыскать нужных слов, которые её пират услышит. Джек не смирился или не хотел этого признавать, отчаянно и самозабвенно веря в существование выхода. Она же не тешила себя излишними иллюзиями, отлично понимая, что с этой стороны им дверь не открыть. Возможно, дух просто привыкла к такому течению времени, лишённому изменений, но наполненному одной единственной пыткой. Ожиданием. Чего? Быть может, чуда? Во что же верила она, что говорила себе, вынужденная каждый раз исчезать при лунном свете в ожидании нового дня? Жемчужина верила в Джека. Поначалу и сама не понимая, почему. Верила настолько, что в последний миг рванулась следом за ним, за своим капитаном в объятья дьявольской пасти кракена. В её существе ничто не могло заставить совершить это. Так уж задумано природой: хранить корабль, но отнюдь не его капитана. И вот она, порождение моря, перешагнула через законы мироздания, ведомая чем-то странным, ей до сих пор неизвестным.

И всё же вера в Джека помогала ей там, в мире живых. Теперь же оба они оказались в месте, где надежда — лишь одна из многих иллюзий, и помочь может только, воистину, чудо.

Капитан Джек Воробей даже и близко не думал о подобном. Уже несколько часов он упрямо брёл вперёд, глядя под ноги да изредка балуя себя глотком рома. Сколько бы он ни поднимал взгляд, щурясь от ослепительного солнца, до самого горизонта расстилалась бездушная пустыня. Единственным спутником была лишь капитанская тень, неизменно следовавшая позади и чуть слева. Джек остановился, оборачиваясь. Вереница следов убегала за песчаный холм, за которым давно исчез силуэт «Чёрной Жемчужины». Пират запрокинул голову и что есть мочи прокричал: «Здесь хоть черти есть?». Крик мгновенно растворился в жарком воздухе. В груди Воробья поселилось неприятное гнетущее чувство. Вполне обосновано, когда ты оказываешь один среди бескрайних просторов песка. Кэп взглянул на бутылку: в ней осталась треть рома, да ещё в кармане булькал НЗ на обратный путь. «Иду вперёд, пока не кончится этот ром», — решил капитан, делая глоток. Раз границ не виделось, он вправе создать их сам.

Пират как раз допел очередную не совсем приличную, но достаточно весёлую морскую песню, когда его глаза обрадовано расширились. На горизонте появилась чёрная точка. Но оказалась она столь далеко, что видавшая виды подзорная труба так и не приоткрыла саван тайны. «Говорил же!» — довольно бросил Джек за спину. Теперь путь не казался столь мучительным. Хоть сапоги всё так же гулко стучали о выжженную поверхность, по спине ручьями катился пот, бутылка рома в кармане набивала шишку, а в уставших от яркого света глазах плясали цветные мушки, цель пиратского перехода всё быстрее увеличивалась в размерах.

Наконец Джек приблизился достаточно, чтобы точка приобрела более или менее ясный силуэт.

— Корабль! Смотрите, это корабль! — радостно воскликнул пират, а затем тряхнул головой, вспомнив, что кругом никого. Карие глаза прищурились, внимательно вглядываясь вдаль. — Я бы даже сказал, — негромко добавил он, — весьма неплохой корабль. — Кэп откупорил бутылку. Ром привычно обжёг гортань, никак не ослабив уже невыносимую жажду. — Не может быть! — вдруг вскричал Воробей, бросая пустую бутылку наземь. — Нет-нет-нет! Нет!

Но как бы ни хотел Джек ошибаться, реальность не оставляла сомнений. На горизонте его ждала «Чёрная Жемчужина». Уставший, разочарованный и злой капитан сразу же уединился в каюте. Жемчужина встретила его мягким заботливым взглядом и даже не попыталась что-то сказать.

Сменялись ли дни ночами, наступали ли новые — солнце неизменно висело в одной точке. Джек Воробей раз за разом оставлял «Чёрную Жемчужину» за спиной, выбирая всё новые направления, и каждый раз возвращался к ней вновь. Мистерия больше не пыталась отговорить своего капитана, лишь обречённо вздыхала, снова провожая в путь.

— Зачем тебе это? — наконец спросила она перед очередными тщетными поисками.

— То есть — зачем? — возмутился капитан, стоя к ней спиной и запихивая в мешок какой-то древний прибор. — Чтобы выбраться!

— Ты не веришь в это. — Взгляд карих глаз померк. — Тогда зачем?

Пират продолжил увлечённо паковать вещи, затем, с остервенелостью затянув верёвки, резко обернулся.

— Мы же не единственные, кто оказывался здесь, верно? Иначе откуда бы люди столько узнали про здешние места. Значит, где-то обязательно должен быть кто-то, у кого есть что-то, что поможет как-то убраться из этого где-то! — Для пущей убедительности Воробей сопроводил слова красочными жестами.

— Это Долина Возмездия, Джек! — с чувством проговорила Жемчужина, простирая руки. — Нам не выбраться.

— Почему? — возмутился пират. — Потому что так сказали? — Его глаза сверкнули гневным огнём. — Мне обещали самые страшные муки ада! — насмешливо воскликнул Джек. — А в итоге — блуждание кругами по бескрайней пустыне! Что само по себе и не так уж странно.

Жемчужина заботливо положила ладони капитану на руку.

— Ты не понимаешь? Всё вокруг — это ты. То, что внутри тебя. Твои самые жуткие кошмары станут явью, и одиночество — вскоре перестанет быть худшим из них.

— Одиночество? Но ты же со мной.

— Боюсь, ненадолго. — Джек впился в Жемчужину серьёзным взглядом, требовавшим пояснений. Её руки едва ощутимо дрогнули. — Не проси объяснить, — сокрушённо прошептала она, — я всё равно не смогу. — Хранительница подняла взгляд. Кэп пытался что-то разглядеть в её глазах, но их тьма была непроницаема, лишь холодно поблёскивали крупицы солнечных бликов.

Такие слова не могли не насторожить. Впредь капитан не предпринимал попыток пересечь пустыню. Большую часть бесконечного дня он проводил в каюте. В центре опустошённого стола стояли песочные часы — то, что не давало сойти с ума от отсутствия времени. Наблюдая, как песчинки одна за одной ссыпаются вниз, Джек вновь и вновь прокручивал в голове сказанные духом слова. Она никогда и ничего не говорила просто так. Но как бы пират ни старался выведать тайну этих слов, Жемчужина лишь вздыхала и уходила от ответа. Она бы и сама хотела знать, отчего так бездушно-уверенно судит о мучительных для них обоих вещах.

Многие часы они проводили вместе, беседуя о совершенно сторонних вещах мира, оставшегося по ту сторону: о запахе моря и шуме волн, о лёгком утреннем бризе и свисте пассата, запутавшегося в парусах фрегата, о громком хохоте моряков и криках чаек… Иногда Жемчужина усаживалась в кресле напротив. Её заворожённый взгляд приковывался к тающей горке песка в стеклянной колбе. Она напевала старинные песни, неотрывно глядя на часы и отстраняясь от всего. Их диковинные слова и мелодия околдовывали с первых нот. На душе у Джека становилось легче или же просто мысли заглушались. Раскалённый солнцем бездушный мир, окружавший со всех сторон, растворялся в нежном голосе. Тревожный ледяной ком, что давил на грудь, казалось, немного оттаивал от прикосновения волшебных слов. В такие моменты время — и без того едва осязаемое — переставало ощущаться, а значит, и пытка не была столь невыносимой. Порой, Джек Воробей озирался по сторонам, не в силах отделаться от предчувствия, что вот-вот каюту, погруженную в пастельно-рыжие цвета, заполонят духи из самых древних мифов. Но с каждым днём слова становились всё более скупыми. Воспоминания таяли, окунались в вечную тьму, словно кто-то магической рукой стирал их со страниц книги жизни. Капитанская каюта неминуемо погружалась в молчание.

Жемчужина сидела на потрескавшихся досках трапа в глубине трюма. Казалось, в этом полумраке под бимсами все ещё крылись тени ушедшего мира. От пиллерсов пахло запёкшейся солью, а от мачтовых шпор, вонзавшихся в дно, исходил едва заметный скрип. Дух знала, что это безрадостные признаки того, как выброшенный на берег корабль пропекается в адских лучах неверного солнца. Но, закрыв глаза, она представляла иное: бушующее за бортом море, скрипящий, постанывающий от натуги рангоут и мерное покачивание на волнах; с верхней палубы долетали отзвуки моряцких голосов и высокие трели боцманской дудки. Жемчужина медленно приоткрыла глаза, с грустью возвращаясь в сумрачный трюм. Нет, она никогда не боялась тьмы, тем более её собственной тьмы. Каждый уголок, каждый закуток, каждый дюйм корабля был ей знаком. Она могла чувствовать, как покачиваются на ветру высоченные мачты, как посвистывают натянутые словно струны штаги и бакштаги, как поскрипывают, проворачиваясь на стеньгах, бейфуты, когда матросы брасопят реи, или как волны впиваются в несущийся вперёд форштевень… Раньше могла.

Ей было горько смотреть, как неотъемлемую часть её существа обрекли на вечные оковы, но ещё больнее становилось от осознания, что это её вина. Ведь единственное предназначение — хранить корабль. И она поступилась этим. Не раз дева спрашивала себя — во имя чего? Ради того, чтобы разделить бесконечные муки с Джеком, со своим капитаном? Или, может, потому, что ей было в тот момент невыносимо страшно, страшно остаться одной? Но был ли у неё выбор? Чудовище Дэйви Джонса оказалось сильнее и свирепее Жемчужины, она бы не смогла отстоять корабль. А с гибелью корабля его душа бесследно исчезала. Одно другого не лучше. Чем раствориться в морской пене, не вернее ли оказаться рядом с тем, кто в тебе нуждается?

Жемчужина потеряла счёт дням, что они томились в Тайнике. Да и это ни к чему. Она всегда была спокойна. Обречённо спокойна. Словно каждой клеточкой себя приняла этот жуткий приговор. Надежда — опасная вещь, что сгубила множество душ. Она запретила себе надеяться на светлое избавление и пыталась уберечь от этого притворно-сладкого капкана и Джека Воробья. Похоже, он считал это отчаянием. Человеческие чувства были деве абсолютно чужды и неведомы и вызывали до поры до времени лишь снисходительный интерес. Но здесь, в Тайнике, Жемчужине казалось, что-то меняется. Она не могла это понять, объяснить или увидеть, поэтому лишь опасливо поглядывала по сторонам, будто на корабле крылось что-то чужое.

Жемчужина тряхнула головой и настороженно замерла, прислушиваясь. С верхней палубы в трюм вместе с тускло-абрикосовым светом солнца проникли отзвуки взбудораженного голоса. И это было отнюдь не эхо воспоминаний. Подобрав подол платья, Жемчужина уверенно направилась наверх. Чем ближе шкафут, тем явственнее слышался командный голос капитана Воробья, разгоняющего матросов и указывающего на обвисшие ванты. Смутившись, хранительница ускорила шаг, а, оказавшись на палубе, растеряно замерла. В какой-то миг в её голове полыхнула мысль, что дек будет полон моряков, а воздух наполнит лёгкий морской бриз… Доски палубы под босыми ногами оказались ужасно горячими, но дева не обратила на это никакого внимания. Её глаза — по-прежнему непроницаемо-черные — устремились на полуют.

Капитан Джек Воробей, гневно размахивая руками, ополчился на новобранца-матроса, что перетянул шкот, и теперь крюйс-марсель искривился, словно подстреленный. Кэп в словах не стеснялся, подгоняя нерадивого моряка: им давно следовало убраться отсюда, пока ветер не стих, а теперь придётся ползти, ловя каждое дуновение. Команда не без удовольствия наблюдала за экзекуцией, особенно сейчас, когда никого из них она не касалась. Но Джек с лёгкостью уловил самодовольный настрой пиратов, и жажда справедливости и уравнивания самооценки до должного уровня всполыхнула в нём с новой силой. Убедившись, что матрос-растяпа уже ничего не испортит, кэп подлетел к перилам и возопил:

— А ну, ленивые черти, живо за работу! Живее, говорю! Брасопь фока-и грот-рей! Эй, вы, чего встали? Ехидничать у своей бабы под юбкой будете! Чтоб через четверть часа палуба блестела лучше, чем алмаз индийского раджи! Стоя-я-ять! — рявкнул Джек на пытавшихся улизнуть в кубрик матросов. — Почему фока-ванты не натянуты, как ухмылки на ваших ленивых лицах, а? За работу! Если мы не поймаем ветер, я лично каждого из вас натяну вместо стакселей! Ну-ка, пошевеливайтесь! Пьяные черепахи и то быстрее движутся! Ставь крюйс-и грот-брамсель! Мальки сухопутные, юферсы вам в транец! — победоносно закончил капитан Джек Воробей, с наслаждением наблюдая за слегка перепуганной, но бесконечно послушной командой. Пираты разбегались по кораблю словно тараканы. Матросы, наверняка, поразившиеся собственной скорости, погрузились в морские обязанности с головой, лишь бы в неё ничего не прилетело от разгневанного капитана. Кто-то даже предпочёл забраться на брам-стеньгу — только бы подальше от бушевавшего предводителя. Налюбовавшись на вполне прилежный моряцкий труд, Джек вновь разбередил костерок праведного гнева в своей душе и направился на поиски офицеров, а точнее, одного Джошами Гиббса. Старпом был обязан взять на себя тяжкое бремя ругани и ускорения матросов, в то время как капитан занимался тактической стороной дела. Но старый пират, похоже, опять засел с боцманом, квартирмейстером и коком где-то в кладовке и погрузился в прожигание ещё не заработанных денег за игрой в покер. В предвкушении очередного «промывания кишок» кэп незаметно глотнул рома — так, чтобы никто не упрекнул его в… халатности.

Всё это время Жемчужина в немом оцепенении наблюдала за бушующим, подобно штормящему океану, капитаном Воробьём. Ей не единожды приходилось видеть, как Джек «наставляет команду на путь истинный». Хоть в этот раз пиратский предводитель превзошёл в словах и экспрессии самого себя, не это до ужаса поразило хранительницу корабля. Она медленно огляделась по сторонам, словно не доверяя себе и своим ощущениям. Палуба была пуста. Ровно так же, как и каждый миг до этого. Но кэп уверенно размахивал руками, указывая на отдельных матросов и на то, какая работа их ожидает. Жемчужина обвела быстрым взглядом мачты, подобранные «фестонами» паруса и бескрайнее море песка за бортом. Пекло и тишина. Мёртвая тишина. Тем временем Джек Воробей неспешно спустился на ют, направляясь к трапу, затем приостановился и, ткнув носком сапога в палубу, фыркнул: «Вот здесь пропустил». И удовлетворённо кивнув, продолжил путь.

— Джек, что ты делаешь? — растеряно пролепетала Жемчужина, когда он поравнялся с ней. Но Воробей прошествовал мимо, даже не удостоив брошенным мельком взглядом. Спустившись на оружейную палубу, кэп внимательно огляделся и, многозначительно хмыкнув под нос, оповестил командным голосом:

— Мистер Гиббс! Если вы сейчас же не приметесь за выполнение собственных обязанностей, следующее плавание проведёте в роли пороховой обезьяны! На корабле полнейший бардак! — добавил капитан уже на ступенях трапа. Вновь оказавшись на верхней палубе, Джек Воробей цепким взглядом осмотрел «Чёрную Жемчужину» и, задержавшись у кофель-нагелей на шканцах, сурово погрозил кулаком.

Жемчужина, всё это время стоявшая в растерянности, вновь попыталась дозваться своего капитана.

— Джек! Джек, что происходит? — Кэп направился на мостик, и ей осталось только взволнованно поспевать следом. — Капитан! — прикрикнула она, встав у него на пути.

Внезапно пират остановился. Его взгляд медленно скользнул с вант на палубу, взобрался по чёрному платью, по ладной фигуре девушки и замер на её лице. В нём читалось нескрываемое удивление. Но вовсе не такое, какое часто встретишь в глазах человека, увидевшего повзрослевшего друга детства. Нет, это была смесь недовольства и непонимания.

— Ты ещё кто? — Брови пирата, опалённые солнцем, хмуро сошлись к переносице.

Плохое предчувствие. Так называли это люди. Вот, что легло тяжким камнем на её плечи, едва донеслись голоса с палубы. Но вряд ли оно говорило о подобном.

— Мой капитан, — обеспокоенно произнесла дева, подступая к нему, — это я, Жемчужина. — Она нежно коснулась обветренных просоленных ладоней пирата. Сверкающий карий взгляд затуманился, словно Джек смотрел сквозь хранительницу. Смотрел в давние, покрытые налётом времени воспоминания. Дух замерла, не отводя глаз. Её ладони недвижно покоились на пиратских руках. Внезапно Джек отскочил от Жемчужины, отряхивая руки. Глаза наполнились неподдельной злобой.

— Ты, — взревел капитан, указывая на неё пальцем, — это ты! — Мистерия подняла на него растерянный взгляд. — Та, что отобрала надежду!

— Я лишь хотела помочь, — прошептала она. Но по иронии именно сейчас чувствовала себя совершенно беспомощной.

Пират лишь усмехнулся.

— Как же, нужны мне такие помощники! — Жемчужина шагнула навстречу. Молниеносным движением капитан Воробей вытащил мушкет. Дуло непоколебимо устремилось в грудь девушки. Она замерла на полушаге, слегка опешив от подобного поворота событий.

— Мой капитан, тебе меня не убить, — совершенно спокойно прозвучал её голос. Даже слишком спокойно, отчасти отрешённо.

— Я думаю, стоит проверить. — Пиратские глаза недобро сверкнули.

— Хватит! — не вытерпела Жемчужина. Воробей опасливо шарахнулся в сторону. — Оглянись! Палуба пуста! Это Тайник, Джек, Тайник Дэйви Джонса. И кроме тебя и меня здесь никого нет. Ни Гиббса, ни Коттона, ни кого-либо ещё. Здесь нет твоей команды! Посмотри вокруг — здесь нет волн, нет морского бриза! И прежней «Чёрной Жемчужины» больше нет!

Джек Воробей неохотно повиновался, недоверчиво отводя взгляд от взбудораженной девушки. Бледно-оранжевое солнце блеклым пятном маячило на бесцветном небе. Облупленная краска проглядывала сквозь толстый налёт пыли. Подобранные паруса свисали беспорядочными складками или безвольно болтались на перекошенных реях. Слегка потрескивали обгоревшие канаты. Корабль намертво прирос к песчаным холмам, погрузившись в гнетущую тишину. Не было ни свиста ветра, ни моряцких голосов, ни обеспокоенного кудахтанья кур в трюме. «Чёрная Жемчужина» будто увязла в вакууме. Капитану Воробью часто приходилось видеть искусные модели кораблей, упрятанные в стеклянные клетки или украшающие кабинеты благородных особ. Пират считал кощунством, что крошечные — в сравнении с настоящими — суда вынуждены пылиться на полках и состариваться в гнетущей дали от моря. И сейчас «Чёрная Жемчужина» показалась одним из тех игрушечных кораблей, что погибает на суше без живительной силы морских волн. Полный решимости взгляд карих глаз потух, а лицо покрыла тень печальной растерянности.

— Твой разум сыграл с тобой злую шутку, мой капитан, — мягко проговорила Жемчужина, скользнув взглядом к опущенной руке с мушкетом.

— Чушь. — Капитан Воробей не привык сдаваться. Глянув, как по дорогим перстням скользят солнечные блики, он поднял голову. — Это всё твои игры. — Мушкет вновь смотрел на неё в упор. — Убирайся. — Жемчужина вздрогнула. Секундная слабость едва не заставила её отступить.

— Возьми себя в руки, Джек! — с мольбой в голосе воскликнула она. — Приди же в себя!

— Я как раз этим и занят, — злобно процедил тот.

Жемчужина видела по глазам, что её капитан, каким она знала его прежде, проиграл неравный бой с пытками Тайника. Теперь наружу пыталась выбраться искажённая, израненная часть Джека Воробья, та, что, возможно, всю его жизнь скрывалась в тёмных уголках души и питалась отголосками потерь и оскорблений. Нет хуже пытки, чем встретиться с самим собой. Жемчужине вспомнились недавние слова, когда она отговаривала пирата вновь отправляться на поиски выхода: «Твои самые жуткие кошмары станут явью, и одиночество — вскоре перестанет быть худшим из них». Вся жизнь Джека — это море, корабли и множество команд, что зачастую заменяли семью. Хоть сам он никогда в подобном не признавался. И, оказавшись здесь, в пыточной камере, из которой не существует выхода, Джек Воробей не был готов сдаться. Но, чтобы найти выход из безвыходного положения, нужны верные люди — его команда. Именно её Джек Воробей противопоставил одиночеству Тайника Дэйви Джонса. Жемчужина понимала, что такая защита лишь усугубит дело. Джек неминуемо лишится разума. Но… стоит ли возвращать его в жестокую реальность? Ради чего? Для чего сохранять чистое сознание, не лучше ли предаться сладостному плену воображения? Логичные рассуждения, которым обыкновенно следовала хранительница корабля, изменили ей. Идя на поводу неведомого порыва, Жемчужина решила не сдаваться, не бросать Джека наедине с самим собой. Ведь ещё не поздно. Что-то говорило ей, что она обязана это сделать. Даже, если это будет слишком жестоко.

— Ты мёртв, Джек Воробей, — произнесла она вкрадчиво. Пирата охватила оторопь. Оружие дрогнуло. — Удача изменила тебе. Ты погиб. Погиб в зловонной, пропитанной запахом смерти и усеянной тысячами клыков пасти чудовища. — Чёрные глаза в упор посмотрели на кэпа. — Кракена. — Джек вздрогнул всем телом. Его ус нервно дёрнулся. Жуткие воспоминания протянули к нему длинные руки с липкими пальцами из самых глубин памяти.

— Убирайся! — прикрикнул Воробей, тряхнув головой. — Живо! — Он мог бы выстрелить, но словно что-то мешало сделать это.

— Нет! — Жемчужина сжала кулаки. — Я никуда не уйду! Я шагнула с тобой в пасть Кракена! Ты помнишь! — Джек отчаянно качал головой. — Помнишь! И я никуда, никуда не уйду! Прекрати тешить себя иллюзиями! Ты здесь совершенно один! — Звенящий голос девы сорвался в крик.

— Довольно! — Жемчужина вздрогнула всем телом, ибо никогда не слышала подобного голоса. Капитан Воробей замер, буравя её невидящим взглядом. Если бы время существовало, то прошло бы несколько минут. — Нет выхода, говоришь? — с грустной улыбкой обратился он к Жемчужине. Рука с мушкетом неспешно поднялась, и дуло упёрлось в висок.

— Джек, прекрати, — нарочито спокойно проговорила дух. — Пуля не поможет спастись от самого себя. — Она смотрела пирату в глаза. Его взгляд был ясен и вполне решителен.

У неё было лишь мгновение. Что будет дальше? Станет ли хуже? Есть ли у этого ада иные круги? Она не знала. Лишь одна истина кристально чисто звучала в её разуме: его надо остановить. Рванувшись с места, Жемчужина подскочила к Джеку и, легко вцепившись в его запястье, отвела руку с оружием. И в следующий миг — поцеловала.

За всю бесконечно долгую жизнь это был её первый поцелуй. Прежде дух никогда не заботили подобные вещи, и за людскими отношениями она наблюдала без излишнего интереса. Но в Тайнике многое оказалось не таким, как прежде. Ей двигал порыв… Чувств? Это невозможно. И всё же дева повиновалась, как в тот раз, когда шагнула в пасть чудовища вслед за своим капитаном. В тот миг, когда её губы коснулись обветренных и слегка сладко-горьких от рома шершавых губ пирата, бездонно-чёрные глаза широко распахнулись. Края бархатного веера ресниц вспыхнули в свете солнца. Жемчужина всё ещё сжимала запястье Джека, но это последнее, что связывало с реальностью. Она попала во власть мощнейшей силы, охватившей всё её сознание. И эта сила могучим потоком заполняла её нутро, её несуществующую душу. Казалось, грудь вот-вот разорвёт от переизбытка… чувств? Из глаз заструились слезы — живые, настоящие, полные страха и радости, боли и счастья. Всё, что хранительница знала прежде, что прежде существовало, отошло на второй план. Она словно потерялась, а затем вновь обрела себя. Эта сила заставляла её дрожать до кончиков пальцев. Жемчужина поняла — ей не выдержать. Вскрикнув, она отскочила назад. Голова пошла кругом. И спиной девушка натолкнулась на раскалённую колонну мачты.

Джек, которого дева непроизвольно толкнула, попятился назад. Под сапогами оказались ступени трапа. Не удержавшись, сделав попытку ухватиться за воздух, пират рухнул навзничь.

Жемчужина была не в силах двинуться. Беспрерывно по её щекам струились хрустальные слезы.

Более за всё проведённое в заключении время Джек Воробей ни разу не видел Жемчужину. Хотя она постоянно была рядом.

Комментарий к -7-

А спонсор данной главы Really Slow Motion - The Eternal Rest of a Ronin.

========== -8- ==========

Близилась ночь. Темнота в карцере уплотнилась, а мерное покачивание фонаря баюкало заключённых не хуже колыбельной. Корабль переваливался по гребням волн, порой резко заваливаясь на борт по воле набирающего силу ветра. Пленников качка не беспокоила, только усилившийся запах сырости свербел в носу.

Единственная девушка среди пленных пиратов скромно сидела у границы света фонаря, обняв колени. Напротив мирно посапывал капитан Воробей, быстро разделавшийся с порцией рома. Жемчужина не сводила с него блестящих улыбкой глаз, но грудь её сдавливали рыдания: ощущение совершенно диковинное, непонятное, не дающее покоя. Пока новая реальность куда больше пугала, чем восхищала. Жемчужина помнила всё — от запаха первого бриза до воодушевляющих речей капитана. Раньше ей удавалось листать воспоминания, как книгу, принимать как должное и не придавать им значения больше, чем необходимо. Теперь память сыграла с ней злую шутку, взвалив на плечи груз множества пережитых историй, — и не у каждой из них был счастливый конец. Воспоминания будоражили, радовали и пугали, и Жемчужина никак не могла понять, почему то, чего уже не изменить, имеет такую власть над ней, почему остаётся важным даже сейчас, в момент опасности. Блуждая в лабиринтах прошлого, она каждый раз — будто и нет другого пути — возвращалась в Долину Возмездия. Она не была уверена, что поступила правильно. Теперь она ни в чём не была уверена… Разве что только в том, что превращение в человека назначено ей в наказание за отступничество, и кара эта не так легка, как кажется.

Джек Воробей ни разу не обмолвился о Тайнике. То ли не помнил, то ли запретил себе вспоминать. А Жемчужина помнила всё до мельчайших подробностей, хотела и боялась заговорить. Боялась услышать то, за что корила себя, услышать признание её вины от Джека. Эгоизм? Так это определяли люди? Капитан Воробей никогда не причислял себя к эгоистам, хотя зачастую руководствовался отнюдь не благородными принципами, и Жемчужина считала это абсолютно нормальным. Быть может, потому что тогда единственно важным для неё был корабль, суть её существования, парусник, что она готова была оберегать любой ценой. Как и Джек готов был внести любую плату за собственную жизнь. Но с течением времени жизненное кредо пирата претерпело изменения. Перестала быть прежней и хранительница «Чёрной Жемчужины». Конечно, капитан Джек Воробей никому не готов был сознаться, что его может волновать что-то или кто-то помимо себя любимого и стоящей выгоды: наоборот, при удобном случае старался напомнить, что он пират и бесчестный малый — да только увиденное запоминалось куда лучше бахвальных речей. Жемчужина помнила, как Элизабет Суонн как-то обронила: «Потому что ты добряк». Джек не соглашался, всей душой старался отторгнуть этот совершенно неподходящий, как ему думалось, ярлык. А потом — вернулся. В самый непредсказуемый момент. Сам капитан Воробей до конца не понимал, что заставило его развернуть шлюпку, ведь чувство стыда и глас совести такие чужеродные вещи для бесчестного разбойника. А Жемчужина, вспоминая момент яростной схватки с кракеном, могла лишь предполагать… Тогда она совершенно не понимала себя: разум твердил, что Джек сбежал к лучшему, а сердце, которого у неё и быть-то не должно, отчаянно звало его. Так что, если Джек Воробей, невидимыми нитями привязанный к своему кораблю, услышал этот зов? Что, если именно это заставило его свернуть навстречу смерти? Что, если в решающий момент, когда должна была исполнить своё предназначение, она поддалась страху и именно она, сама того не ведая, обрекла на муки своего капитана?

Резкий грохот наверху заставил всех вздрогнуть. Жемчужина запрокинула голову. Из соседней камеры послышалась возня. Спустя несколько секунд тишины грохот повторился вновь, только уже более гулкий с подрагивающим эхо. В трюм слетели обрывки взбудораженных криков, по доскам загудел частый топот. Жемчужина медленно опустила голову и встретилась взглядом с Джеком Воробьём. Его сверкающие глаза слегка прищурились, затем брови съехали к переносице.

— Говорил же, — расплылся в улыбке капитан.

— Там что-то происходит, — констатировала Жемчужина.

Джек резво поднялся на ноги, покачнулся и хотел было что-то ответить, как корабль дал крен на левый борт, и Воробей щекой впечатался в решётку.

— Паруса, — протянул Джошами Гиббс, прикрыв глаза и прислушиваясь, — даже лисели ставят.

«Чёрная Жемчужина» ускорила ход, по волнам ступала неаккуратно, и пленники в трюме вынуждены были хвататься за решётки, чтобы устоять. Пахнуло сыростью. Старший помощник, бросая взволнованные взгляды на запертую дверь карцера, решил напомнить капитану, что самое время воспользоваться запасным ключом. Джек Воробей фыркнул и, закатив глаза, заявил, что суета им всем только на руку, а Рукки Хорёк не управится с командой вовек. С видом триумфатора свергнутый капитан снова уселся на пол, гордо приподнял подбородок и принялся ждать, когда потерпевший поражение неумелый бунтовщик явится с мольбой и извинениями. Но время шло, крики становились громче и нервознее, сапоги стучали по доскам часто, перемежаясь с тяжёлым грохотом, а к карцеру никто и не думал приближаться.

Жемчужина наблюдала за чрезмерным спокойствием Джека Воробья, с которым он почёсывал бородку, будто и не замечая поднявшегося шума, и почти слышала частое биение его сердца. Наверху явно что-то происходило, а Жемчужину куда больше интересовало странное поведение капитана — на которое раньше она и не обращала должного внимания. Джек довольно часто говорил не то, что думал, делал не то, о чём говорил, и думал не о том, что сделал, — иногда для собственной выгоды, иногда ради развлечения, а иногда, чтобы заставить человека ошибаться на свой счёт. Но сейчас, в запертом трюме, среди своих сторонников, кого ему было обманывать?

Громыхнуло звонко, корабль вздрогнул и отозвался криками паники.

— Джек, довольно! — Гиббс со злости пнул решётку. — Это пушки!

— Сам знаю! — бросил Воробей, суетливо выковыривая ключ из тайника.

Фрегат вновь дал крен, и Джек почти угодил в объятья Жемчужины. На его губах сверкнула бравая улыбка, а хранительница стеснительно укрылась веером ресниц. Кэп подлетел к решётке и принялся орудовать с замком. Ключ щёлкнул один раз, наполовину завершил второй оборот, как в борт пришёлся удар мощной волны. Всех смело на палубу, кто-то ушибся о прутья. Ключ вылетел из скважины и с тихим стуком исчез в углу карцера. В глазах Джека Воробья отразилась яркая смесь испуга и отчаяния, но её вспышку успела поймать лишь Жемчужина, что неотрывно следила за каждым движением капитана. Джек просунул руку меж решёток и принялся шарить по доскам.

— Это бесполезно, — негромко проговорила Жемчужина из-за его плеча.

— Ты что, уронил его?! — вскрикнул Джошами Гиббс, впиваясь в прутья клетки. Среди пленников поднялся ропот — и отнюдь не сочувственный. — Да что ж происходит-то там? — воскликнул старпом, вновь едва не упав после очередного опасного крена. — Как сквозь адский шторм идём!

— Да, накаляется обстановка-то… — вставил боцман, прислушиваясь. — Погоня там, явно!

— Без вас знаю, — процедил Джек сквозь зубы, всё ещё пытаясь отыскать ключ. Он понимал, что это ему вряд ли удастся, но хотел надеяться, что обострение ситуации подтолкнёт Хорька как можно скорее вспомнить о более толковом капитане.

Когда в карцере потянуло дымом, пираты потеряли всякое терпение и принялись колотить по решёткам, трясти двери и пинать проржавелые замки. «Чёрная Жемчужина» взмыла на гребне, под ветром загудели мачты, корабль повело. «Держись!» — только и успел крикнуть кто-то. Фрегат начал заваливаться на левый борт, затем резко нырнул вниз. На какое-то время всем показалось, что они идут не по морю, а летят над облаками — плавно и неслышно, как вдруг в днище пришёлся сильный удар. Дерево взвыло, застонало. От киля с пугающим скрежетом поднялось крупное дрожание, что-то хрустнуло, зашипело, а затем «Чёрная Жемчужина», сильно накренившись, неожиданно замерла.

Джек Воробей, повисший на решётке, поочерёдно раскрыл глаза и прислушался. Этот звук он бы не спутал ни с одним другим — журчание воды в пробоине. Кэп обернулся к Жемчужине. Она лишь растерянно моргнула и неловко потёрла ушибленное плечо. Только Джек открыл рот, как по трапу послышался топот нескольких пар ног. В двери карцера ввалились трое, и в их числе Рукки Хорёк. В глазах его блестела паника, но он приостановился и заносчиво вскинул подбородок.

— Не ушиблись, а? — голос его звучал уже не так уверенно, как во время бунта. — Знаешь, Воробей, — криво ухмыляясь, выдохнул Рукки, — я тут подумал, что…

— Довольно, придурок! — прилетела Хорьку ощутимая затрещина от одного из пиратов. Рукки зыркнул на него исподлобья и вжал голову в плечи.

— Словом… я… приношу вам свои извинения, капитан Воробей, — тяжело заговорил он. — Очевидно, что… — его заткнула новая затрещина, отчего Хорёк подлетел к камере Джека. Легко звякнула связка ключей.

— Открывай! — рявкнул пират и обратился к Джеку: — Капитан, сэр, простите нас, нам всем, правда, жаль. Мы… мы примем заслуженное наказание, только, сэр, там… нужна ваша помощь. Без вас не справимся, — басовитый голос пирата перекрыл и скрип замка, и лязг решёток, и злорадные смешки бывших пленников.

Воробей обернулся к освобождённым узникам с красноречивой улыбкой: «Говорил же». Рукки Хорёк пытался отползти к выходу, боясь, что теперь запрут его, но Джек на него даже не посмотрел. Неспешным триумфальным шагом он покинул камеру и остановился у дверей карцера. Стоило ему взглянуть на спутников Хорька, те мигом потупили взгляд.

— Повторяйте себе это почаще, — нарочито холодно произнёс капитан Воробей. — А теперь свистать всех наверх! — рявкнул он так, что все подскочили. — Живо, черти драные! Плотников в трюм! Гиббс, пошевеливайся!

Пираты рванули прочь из карцера, Жемчужина поспевала следом, но у трапа на верхнюю палубу резко остановилась. На ступени падал рассеянный серебристый свет неполной луны. По небу проплывали облака, но её задевали лишь краем. Джек бросил беглый взгляд через плечо, затем резко вскинул голову и поспешил куда-то к носу. Жемчужина сделала шаг назад.

Первое, что подметил Воробей, — десятки блестящих глаз, что уставились на него, едва его макушка появилась над палубой. Глаз растерянных и отчасти напуганных. Затем он разглядел и причину этого, вернее, несколько причин. На море поднялось небольшое волнение, но «Чёрная Жемчужина» даже не шелохнулась. Её бушприт нависал над тёмным силуэтом острых скал, пенящиеся волны плескались у борта гораздо ниже положенного. А в нескольких сотнях ярдов за кормой сквозь ночь шёл щедро подсвеченный огнями неизвестный корабль.

Мистер Гиббс подлетел к борту и свесился через планшир.

— Плохо дело, Джек! — Старпом обернулся и часто закачал головой. — Не вылезем! А если сдвинемся, волной мигом на рифы швырнёт! Течь с подветренной стороны! Они нас нагонят быстрее, чем якорь закинем!

Джек быстрым шагом направился на мостик, затем резко остановился, взглянул на преследователей, направился к баку, всплеснул руками и развернулся к корме. Запрокинув к голову к парусам, он подлетел к фальшборту, пригляделся к обнажившейся мели и шумящим волнам. Никто из команды за всё время и с места не сдвинулся, хотя каждый был готов следовать приказам. Воробей взглянул на Гиббса, тот покачал головой. Взгляд кэпа засуетился, и вдруг в его глазах сверкнула яркая искра. Джек довольно ухмыльнулся и пулей бросился вниз.

— Нужна твоя помощь, дорогая! — Жемчужина, нервно меряющая шагами орудийную палубу, с непониманием глянула на него. Воробей принялся пояснять быстро, громко, каждую фразу сопровождая красноречивым жестом: — Этот подонок посадил корабль на мель! Глубоко засели и в нескольких ярдах от рифа. В днище течь, а за кормой погоня — патрульный бриг. Если будем тянуть якорями, никак не успеем, смекаешь?

Жемчужина рассеяно моргнула.

— Нет. — Кэп дёрнул бровью. — Чего ты хочешь от меня?

Джек беззвучно захлопнул рот, поджал губы, перебирая в воздухе пальцами.

— Ты же можешь вытащить её, — сладко улыбнулся он.

— Я не…

— Помню, с кораблём более не единое целое, но факты намекают на обратное. Разве нет? — Джек повёл рукой и вежливо подхватил Жемчужину под локоть. — В любом случае, ты можешь просто попробовать…

Она не двинулась с места.

— Не могу.

— Разве не в этом твоё призвание? — всё с большим усердием сдерживая кипящую кровь, нарочито спокойно уточнил капитан. — Сейчас следовать ему самое время.

— Я не могу! — пронзительно вскрикнула Жемчужина, и Джек невольно отступил на полшага, выпуская её руку. — Я не могу, я не стану этого делать…

— Поче?.. — запальчиво начал Воробей, а затем, поймав в её глазах отражение холодного блеска, медленно обернулся к трапу. Жемчужина виновато опустила взгляд, Джек хмуро искривил губы. — Луна? — взглянул он на хранительницу. — Разве проклятие ещё действует? — Жемчужина рвано вдохнула. Кэп беззвучно кивнул и послал ей красноречивый взгляд. — Ты не знаешь, не так ли? — Джек снова глянул на залитые лунным светом ступени, а затем, обернувшись, принялся непринуждённо рассуждать: — По-моему, раз ты стала… почти стала человеком, проклятие, наложенное на духа, не может иметь силы. К тому же не обязательно же выходить на палубу, верно? — сверкнул он искусственной улыбкой. Хранительница грустно усмехнулась. Джек закатил глаза. — В любом случае, прости, на доказательство теории времени у нас, увы, нет, но мы можем продолжить эту увлекательную беседу сразу же, как выберемся из данной щекотливой ситуации.

Жемчужина резко вскинула голову. В темноте её эмоций было не разглядеть, но отчего-то у капитана Воробья неприязненно ёкнуло в печёнках.

— Всё как и всегда, Джек, верно? Теперь я понимаю… — тон её голоса совсем не подходил той наивной девушке, которой теперь Жемчужина зачастую казалась. Она произнесла это с тяжёлой, печальной уверенностью, будто бы сожалея, что осознала это. —Тебе надо добиться цели любым способом. Любой ценой. И не важно, что будет с другими.

Воробей фыркнул, взмахивая руками:

— Спорный упрёк, мисси, ведь я как раз-таки пытаюсь спасти всех на этом корабле!

Жемчужину обыкновенно приводил в смятение гнев в голосе капитана, но теперь она лишь покачала головой.

— Ты мог это сделать сразу, отперев камеры, но решил потянуть время в угоду собственному… собственной… — Она судорожно вздохнула и обессилено выкрикнула: — Бессмысленно!

— Зато приятно! — мигом парировал Джек.

Жемчужина подступила к нему, заглядывая в глаза. Взгляд пирата пылал множеством эмоций, даже тех, в которых Воробей бы ни за что не признался и самому себе.

— Зачем ты пообещал своим людям, что я смогу защитить их? Ты этого не знал! — со странной горечью в голосе воскликнула Жемчужина.

— Да, — Джек вскинул руки, — это был блеф! Возможно, — добавил он, дёрнув указательным пальцем. — И он сработал, если ты не заметила! — громко и с искусственной радостью напомнил кэп. Жемчужина часто закачала головой, прикрывая глаза. Джек шумно выдохнул и подступил к ней. Заговорил он спокойнее, стараясь снова уговорить, а не переспорить. Голос его вновь стал сладким и терпким, как любимый ром, а сверкающие искры в глазах сменились чарующим задорным блеском. — Если хочешь, в тот раз я доверился своему чутью, что посоветовало поверить в тебя, и сейчас оно мне подсказывает, что, какими бы ни были твои сомнения, вместо споров нам с тобой, дорогуша, надо действовать сообща. — Воробей ободряюще улыбнулся. — В конце концов, не узнаешь — пока не попробуешь.

— Как же ты не понимаешь! — вскричала Жемчужина, отступая назад. — Там меня ожидает самое страшное! — вскинула она руку к трапу.

— И что же? — устало поинтересовался капитан.

— Неизвестность, Джек, — голос её дрогнул, сорвался. Жемчужина взглянула на свои ладони, изящно, словно по невидимому клавесину, перебрала пальцами. — Да, сейчас всё становится совершенно другим, я становлюсь другой, но… — Она с трудом протолкнула ком в горле и заговорила быстро, часто хватая воздух, глядя на пирата лихорадочно блестящими темнотой глазами: — Я столько лет была в плену этого проклятья, что порой мне кажется, я не знаю, что было прежде. Я не знаю, что будет, Джек. Ты и представить не можешь, сколько раз я грезила об этом моменте, когда смогу взглянуть на луну, свободно провести ночь под открытым небом! Да, сейчас я не чувствую оков проклятья Джонса, как не чувствую ничего из того, что постоянно ощущала раньше! — Жемчужина умолкла, неровно дыша. Джек внимательно глядел на неё, слегка отклонившись назад и незаметно скребя ногтем пряжку на ремне. Жемчужина поджала губы, затем сделала глубокий вдох и плавно подняла голову. — Ты прав, я подвела тебя, мой капитан, — совершенно спокойным тоном проговорила она, смотря прямо и ровно. — И, если ты отдашь приказ, я выполню его.

«Я только время теряю», — на этой мысли поймал себя Джек в тот момент и искренне удивился тому, что чувствует стыд за это. Едва разговор перешёл в неожиданное русло, кэп ощущал себя не в своей тарелке, собственно, как и каждый раз, когда «душевная болтовня» с какой-либо дамой внезапно приобретала излишне серьёзный характер. После подобных «неожиданностей» Джек Воробей обыкновенно сбегал до лучших времён, ибо получить пару пощёчин за побег, по его мнению, было более выгодно, чем ждать окончания серьёзного разговора — итог которого никогда не был в его пользу. Сейчас бежать необходимости не было, Жемчужина и не думала его держать, скорее наоборот, желала, чтобы он здесь вообще не объявлялся, но Воробья словно к палубе гвоздями прибили, и от этого факта вольный пират приходил в куда большую ярость, чем от осознания, что их, беспомощно засевших на мели, вот-вот нагонит патруль. Наконец, спустя несколько мучительно долгих секунд, Джек скрипнул зубами и молча кивнул, старательно избегая взгляда Жемчужины. Не сказав ни слова, он направился на верхнюю палубу, а на второй ступени всё же обернулся:

— Знаешь, — кэп грустно усмехнулся, — по своему опыту скажу, мы пленники не больше, чем сами этого хотим.

Джек скрылся на верхней палубе, а Жемчужина всё не сводила глаз с прямоугольника лунного света на трапе, где он только что стоял. Она заламывала руки, чувствуя, будто в груди у неё полыхает пожар, и неукротимое пламя вот-вот поглотит её и вырвется наружу. Она метнулась вперёд, но у самой лестницы рухнула на колени и закрыла лицо руками. «Я подвела тебя, мой капитан. Я подвела тебя, Джек…»

***

Над морем распростёрла крылья безлунная ночь, но в бухте, укрывшей множество кораблей, было светло как днём. Жемчужина, прогуливаясь по грот-марса-рее, наблюдала, как переливается пирамидами огней и среди скал проступает диковинный город, город, что словно бы поднялся из моря, карабкаясь по сотням затонувших кораблей. Она видела их всех — изувеченных, погибающих, растворяющихся, бесследно исчезающих, слышала их голоса. Одним были сотни лет, другим — меньше десятка. Каждый твердил о своём, слыша и не слушая других, пел свою, ни с кем не похожую песнь. На их фоне голоса людей звучали грубо и излишне громко. Прогудел удар в гонг, и кто-то на пирсе подскочил, толкнул в плечо другого с взволнованным: «Проклятье! Совет сейчас начнётся!», а затем двое людей спешно припустили вверх по крутым ступеням. С клотика грот-мачты «Чёрной Жемчужины» сорвалась большая птица, расправляя крылья и отдаваясь на волю ночного бриза.

В трюме пиратского фрегата было душно и тесно. Фонари коптили жиром, перебивая свербящий запах сырости тяжёлым тошнотворным ароматом.

— Дитя, подойди, — мягко прозвучал приятный голос.

Жемчужина несмело выступила из-за пиллерса в свет фонаря.

— Госпожа, — поклонилась дух. Перед ней за решёткой карцера сидела Тиа Дальма, но Жемчужина без труда видела истинную сущность морской богини, что была заперта в этом теле. И с той же лёгкостью ощущала сдерживаемую силу Калипсо, силу, способную управлять непокорными океанами и укрощать строптивые ветра.

Тиа Дальма приблизилась к решётке и протянула руку сквозь прутья.

— Скажи, дитя, что беспокоит тебя?

Жемчужина сцепила руки и долго не решалась заговорить, но даже после не осмелилась поднять на богиню взгляд.

— Я изменила предназначению, — тихо проговорила она. Тиа Дальма изящным жестом коснулась её подбородка и заставила поднять голову, однако в глазах богини светились отблески чуткой, даже в чём-то материнской улыбки. — Меня… мучают сомнения, — призналась Жемчужина. — Я знаю, я не должна была идти за ним. Мой долг — быть с кораблём до самого конца, я должна была принять его участь, но… мне казалось, что в тот момент ничего другого не осталось. Теперь же что-то происходит, но я не могу понять. Долина Возмездия изменила Джека, я вижу. Он… — Тиа Дальма послала хранительнице красноречивый взгляд, заставляя закончить, — не вспоминает обо мне, и «Чёрная Жемчужина» для него просто… вещь. Теперь меня мучает вопрос, сделала ли я правильный выбор, шагнув за ним…

Тиа Дальма негромко рассмеялась.

— Ты — единственная, кто сможет ответить на этот вопрос, дитя. Поверь, существует куда более могущественная сила, способная уничтожить даже то, что кажется нерушимым, изменить вечные законы и привычный ход событий. И с ней очень трудно бороться.

— Что это за сила? — громко спросила Жемчужина, расправив плечи и крепко сжав кулаки. Глаза её сверкали, но богиня отвечать не торопилась.

— Ты пошла следом за Джеком и тем самым спасла не только корабль. Джеку Воробью, как и тебе, ещё предстоит это понять. — С лица Тиа Дальмы исчезла улыбка, она заглянула духу корабля прямо в глаза. — Ответь мне сейчас, если бы у тебя был шанс снова пережить тот момент, поступила бы ты иначе? Приняла бы гибель корабля и отпустила бы Джека? — Точно в трансе Жемчужина одними губами прошептала: «Нет». Богиня расцвела широкой улыбкой и покачала головой. — Запомни это. У корабля может быть множество капитанов, но корабль признает лишь одного. И ты, дитя, свой выбор сделала.

***

С палубы «Чёрной Жемчужины» несло гарью и смертью. Обгоревшие паруса безвольно трепетали на ветру. Из бортовых орудий уцелела четверть. Верхняя палуба, похожая на развалины крепости после многомесячной осады, алела запёкшейся кровью. Ют проела глубокая трещина, капитанская каюта едва уцелела. На штурвале, что безвольно качался из стороны в сторону, плясал огонь, пожирая рукояти. Тела убитых были сброшены в море, на борту повсюду валялись клинки, пистолеты и пушечные ядра, не успевшие достичь цели. Немногие выжившие пираты из команды Гектора Барбоссы в ужасе жались у фальшборта, когда сам капитан бесследно сгинул. Над фрегатом, подобно грозному великану, нависала «Месть королевы Анны» и то и дело скрежетала боками о чёрные борта. Её команда радостно поглядывала на добро, украденное у воров, и плевалась насмешками в их сторону.

Капитан Эдвард Тич медленно спустился с капитанского мостика «Мести» и, отмеряя тяжёлыми шагами палубу, приблизился к фальшборту. Тут же были брошены переходные доски. Массивным прыжком преодолев расстояние между кораблями, Чёрная Борода приземлился на палубу «Чёрной Жемчужины». Смольные доски под его сапогами скорбно скрипнули. Его ноздри широко раздулись, втягивая запах крови, огня и пороха. Проведя тёмным взглядом от носа к корме, Тич оскалил зубы в хищной улыбке.

— Квартирмейстер! — крикнул он через плечо.

Моряк, один вид которого внушал ужас, не заставил себя ждать. Едва ступив на «Жемчужину», он замер на мгновение, а затем отчётливо кивнул в ответ на вопросительный взгляд своего капитана. Тич слегка прищурился. Пока офицеры «Мести королевы Анны» разгоняли матросню и пленников хлёсткими ударами плетей, Чёрная Борода, не обращая внимания на пламя и кровь под ногами, широким неспешным шагом направился в капитанскую каюту. Не осмотревшись, он ногой перевернул единственное уцелевшее кресло, уселся в него и приказал квартирмейстеру начать ритуал.

Жемчужина, что в скорбной тишине укрывалась во тьме трюма, почуяла неладное. Неведомая сила стиснула её горло стальной хваткой, в один миг запястья охватили невидимые человеческому глазу путы, и всё заволокло мрачной мглой. Внезапно хранительница корабля оказалась в капитанской каюте, затянутой дымом, в центре выцарапанного на палубе круга. Перед ней в кресле восседал человек. Он смотрел точно на неё, и от насмешливого взгляда его чёрных глаз исходил почти ощутимый холод.

Тич оглядел Жемчужину и откинул голову на спинку кресла.

— Хм, так вот, значит, ты какая, — проговорил он бесстрастно, — знаменитая «Чёрная Жемчужина». — Дух глянула на квартирмейстера. Его глаза были мертвы, безразличны и холодны. Именно он, она поняла, не давал ей и двинуться. — Знаешь, что ждёт тебя? — вкрадчиво осведомился Эдвард Тич. — Жемчужина попыталась расправить плечи и приподняла подбородок. — Тебе будет страшно, — пообещал Чёрная Борода.

— Никакие муки не страшат того, кто прошёл через ад.

— Так-так, — заинтересованно протянул Тич и потребовал: — Поясни. — Жемчужина молчала, и он слегка кивнул квартирмейстеру. Тот склонил голову набок, кинжал в его руке повернулся. Хранительницу пронзила острая боль сотен воткнувшихся лезвий, но она не подала виду, лишь стиснула зубы. — Я вижу то, что не видят другие, и верю в то, что другие считают легендами. — Тич уложил руки на подлокотники и глянул на Жемчужину. — Не хочешь поделиться своей? — притворно благодушно предложил капитан.

Жемчужина скосила глаза в сторону колдуна. Тот оскалился.

— Шагнув за Край света и вернувшись из Тайника самого Морского Дьявола, я не боюсь тебя, Эдвард Тич, — гордо произнесла хранительница, глядя на капитана «Мести королевы Анны» сверху вниз. Лицо пирата осталось непроницаемым, лишь глаза наполнились тьмой и недобро сверкнули. — В твоих руках магия, но не думай, что она останется твоей слугой до конца. Однажды она станет и твоим палачом. — За эти слова Жемчужине пришлось поплатиться невероятной болью, будто бы она снова была объята пламенем.

— О, я знаю это, — отозвался Тич, поднимаясь. Его глаза прошлись по ней цепким взглядом. — Но и ты не так проста, верно? На тебе много шрамов, однако нет свежих. Так, значит, это ты сдала корабль без боя, не защитила его, предала все обеты, всё, чему обязана служить? — К Жемчужине подступал страх, обволакивая в дрожащие липкие сети нутро, объятое пламенем гнева. — О, — коварно протянул Борода, — ты взбунтовалась против своего капитана!.. — Он даже прихлопнул в ладоши. — Квартирмейстер, похоже, я был не прав, посчитав её ничтожеством. — Колдун ослабил хватку пленницы, чтобы та не дрожала от боли. — Итак, ты знаешь, на что способен я и мой корабль. А я предполагаю, на что способна ты. Отсюда у тебя лишь два выхода. Признай во мне капитана или исчезни навек, как этот дым.

Чёрная Борода буквально прожигал взглядом Жемчужину. Страх и гнев боролись в ней. Отчаявшаяся, она готова была следовать тому, что напоследок сказала Барбоссе: «Лучше на дно», но Тич не дал бы ей такого шанса. Обычный проигранный бой завершился бы шипением уходящих под воду обломков, и Жемчужина бы просто исчезла, как растворённый солёными волнами пепел. Но теперь: что, если колдун просто уничтожит её, оставив полумёртвый корабль? В этот момент Жемчужина сильнее всего хотела верить, что Джек отыщет её. Непременно отыщет. Вспомнит ли он тогда, что у корабля был дух? Будет ли ему до этого дело? Или же Джеку Воробью будет достаточно киля, палубы и парусов? И всё же где-то глубоко внутри, возможно, в том, что дева могла бы посчитать несуществующей душой, мерцал блеклый огонёк надежды. «У корабля может быть множество капитанов, но корабль признает лишь одного», — зазвучали в голове чьи-то почти забытые слова. Обведя взглядом разрушенную каюту, Жемчужина опустила глаза на тени, пляшущие на изуродованных досках палубы. Не она ли обещала, клялась хранить корабль любой ценой?

— Что будет, если я скажу да? — обречённо спросила она, не поднимая головы.

— Признай меня капитаном и по-прежнему будешь с кораблём единым целым, — развёл руками Тич.

Дух тяжело вздохнула, прикрывая глаза и примиряясь с решением. Подняв голову, Жемчужина заговорила:

— Признаю тебя, Эдвард Тич, своим капитаном и даю клятву служить, пока твоя смерть не позволит мне забрать её.

Чёрная Борода растянул губы в зловещей улыбке и дал знак квартирмейстеру.

— Отличный выбор, — сказал он уже в дверях. Мистерия обернулась, с непониманием глядя на всё ещё окружающий её магический круг и путы на руках. — О, потерпи, дорогая, совсем чуть-чуть.

Новый капитан, а за ним колдун скрылись в дыму. Жемчужина всё так же осталась стоять, скорбно взирая на поедаемую огнём каюту. Через какое-то время следы на досках исчезли, с запястий пали неведомые путы. Не успел сорваться с бледных губ расслабленный выдох, как иссиня-чёрные глаза испуганно заблестели.

— Лжец!!! — отчаянно вскричала Жемчужина, глядя, как по рукам разрастаются сигилы. В этом крике звучала злость, обида и боль от грязного предательства.

На пустующей палубе «Мести королевы Анны» колдун проговаривал заклинание, держа на ладони бутылку от рома. «Чёрная Жемчужина» загудела, застонала, обращаясь в туман. Обезьянка Джек, всё это время с перепугу дрожащий на верхушке мачты, скакнул на трос и уже готов был уцепиться лапками за ванты чужого корабля, как перед носом его возникла прозрачная преграда, а мир вокруг стал до ужаса огромным и далёким.

***

Джек Воробей перевесился через леер на полуюте, а затем, вприпрыжку устремляясь на мостик, заорал:

— Надо ещё облегчить! — Мистер Гиббс у открытого грузового люка недоуменно затряс головой и передал приказ на нижние палубы, получая в ответ поток нервной брани и перепалку матросов. Как перепуганный сурикат, Джек крутил головой по сторонам и, чем ближе становились огни погони, тем чаще шипел и кусал губу. Хлопнул залп — предупредительный. Воробей готов был едва ли не в паруса дуть, но, как бы его пиратская душа ни сопротивлялась, понимал, что времени ничтожно мало. Будь у него даже вся команда сплошь из морских волков, им не успеть перенести груз и закинуть якоря, чтобы снять «Жемчужину» с мели. — Безрукие каракатицы! Шевелитесь! Или я вас сброшу за борт вместо балласта! — Звонко загудели тросы по юферсам, спуская шлюпку. Кто-то выпустил конец, лодка тут же перекосилась, механизм застрял. — Да будьте вы прокляты! — взмолился Воробей, припуская к борту. Он отогнал матроса и принялся сам распутывать трос, попутно выкрикивая: — Готовь якоря! Все свободные руки на бак! Неси вёсла! — Кэп взревел и обрушился на возникшего рядом старпома, что назойливо выстукивал его по плечу: — Гиббс! Проклятье на твои бакенбарды, я ска… — Джошами, у которого на лице проступили все оттенки удивления, молча указал в сторону шканцев. Джек резко обернулся, так что его косички на бороде со свистом рассекли воздух.

Вся команда замерла: не выпуская тросов, сжимая вёсла, впиваясь в рычаги кабестана. Жемчужина невесомой походкой вспорхнула из недр корабля. Ветер взбил её смольные локоны, что были чернее самой ночи. Она шла точно по воздуху, словно за её спиной и вправду были крылья. Ступала элегантно и плавно босыми ногами по шершавым доскам. Глаза её были закрыты, но она точно знала путь. Капитан Воробей задрал голову, аж шея хрустнула: небо почти очистилось, луна светила яркая и сочная. Он снова посмотрел на Жемчужину, моргнул и побрёл за ней следом. Хотя на верхней палубе творился переполох, хранительница шла спокойно, обходила каждого моряка, каждую бочку и брошенный трос. Затем в два лёгких прыжка оказалась на планшире и, ступая на носочках, двинулась к носу корабля. Джек по инерции протянул к ней руку, но Жемчужина уверенно продолжала путь — скорее плыла, чем шла. Ей не нужно было видеть. Это был её корабль. Она знала, когда переступить через проход к трапу, когда, легко ухватившись за натянутый стрелой трос, обойти ванты. На полубаке она спрыгнула на палубу, скользя изящными бледными пальцами по снастям и дереву. Джек застрял у лестницы и, как все, ощутил какое-то неуловимое движение. Жемчужина склонила голову и отвела руки назад. Второй предупредительный залп с брига никто не заметил.

Полилась дивная песнь: её не было слышно, она словно бы звучала у каждого внутри. Моряки растерянно переглядывались, молча спрашивая друг у друга, слышит ли ещё кто-то этот голос. Голос мягкий и в то же время сильный. От кормы к носу устремился поток воздуха, но снасти и паруса вели себя не как при лёгком бризе — по натянутым тросам, как по струнам, кто-то провёл невидимой рукой, паруса пригладил и сжал крепче хватку крепёжных деталей. Жемчужина стояла у края палубы, где толстый ствол бушприта нырял в глубину корабля. Так и не разомкнув глаз, она плавно вела руками из-за спины вперёд, едва заметно перебирая пальцами. Джек Воробей оцепенел, как только услышал её песню. Ему одновременно казалось, что он оглохнет, и хотелось, чтобы эта песнь не кончалась никогда и этот голос не утихал. При этом в душе у него творилось что-то странное, клокотало и ворочалось, тянуло тоской и вместе с тем чувствовалась почти ощутимая терпкость воспоминаний, которые он никак не мог вытянуть из памяти.

Menata ni’hire teyana-o

Nuisa tami’hra

Se ya ya sai neyana-o.

Заскрипели тросы, юркими змеями уползая из рук моряков. С тихим дрожанием провернулись реи на мачтах, разворачивая паруса от ветра. Корабль гулко застонал, тревожа отмель, но на борту никто и звука проронить не осмелился, зачарованный пением хранительницы: в те мгновения в душах моряков не было места страху и сомнениям, только непонятному даже им самим благоговению. Они могли не понимать, но чувствовали, что охватившей корабль силе нужно покорно довериться.

Жемчужина вскинула руки, и голос её зазвучал уверенно и мощно:

Minati fa-a’hate naya-o

Lasetta ni’hia

Nurara mi mera noeh!

Её глаза распахнулись, вспыхнули. Она выбросила руки вперёд, и, вторя её движениям, в воздух взмыли два гигантских носовых якоря, помчались, разрезая воздух, как хищные железные птицы, потащили за собой якорные канаты под гул вращающегося брашпиля. Якоря рухнули в воду и устремились на глубину, подчиняясь властным движениям Жемчужины. Она сжала кулаки и рванула на себя невидимые тросы. Корабль резко дёрнулся, пираты попадали. Один за другим сами собой становились паруса, реи проворачивались, загоняя в них ветер. Звонко хлопали и шипели брасы и шпигаты. Фрегат всё больше кренился на правый борт. Якоря тянули его вперёд, брашпиль проворачивался тяжело, вытягивая из воды канаты, а ветер гнал в сторону, на запад. По кораблю пошла частая дрожь. Вдруг разом все паруса свернулись, и тогда «Чёрная Жемчужина», подобно птице воспарила над мелью, над волнами, вырываясь из плена, чтобы через несколько мгновений снова грациозно стать на гребень. Чугунные лапы отпустили выступы рифа, возвращая якоря к кораблю. Жемчужина вскинула руки в стороны, и гигантские полотнища парусов вновь развернулись с триумфальным хлопком. Хранительница, медленно опуская голову, обернулась.

Джек Воробей успел преодолеть две ступеньки трапа на полубак и замер на третьей. Его взгляд нервно суетился между Жемчужиной и самостоятельно вращающимся брашпилем. Наконец, когда оба якоря почти синхронно стукнули о борт и ворот остановился, капитан перевёл взгляд на хранительницу корабля и снова, едва вспомнив, забыл, что намеревался сказать. «Чёрная Жемчужина» парила по волнам, бриг стремительно отставал, а Джек, как мальчишка, потерял дар речи при виде дамы. Но, воистину, в тот миг её вид заворожил его. Она больше не была похожа на призрака или ожившую скульптуру. Она была настоящая, осязаемая и прекрасная. Бледноватая подсвеченная лунным светом нежная кожа, смольные локоны, с которыми забавлялся ветер, и живые сверкающие восторгом глаза. По телу Воробья невольно побежали мурашки, но он залюбовался тем, как в её глазах, извечно пропитанных бездонной тьмой, эта тьма растворяется, как утренний туман под лучами солнца.

Жемчужина нервно сплетала пальцы, неумело пытаясь сдержать непонятную ей самой улыбку. Что-то внутри неё отчаянно требовало обнять Джека, но она не могла осознать причину этого и оттого только растерянно моргала. Увидев же, как лицо капитана приобретает сначала любопытный, затем растерянный, а потом смятённый вид, Жемчужина подалась вперёд:

— Что-то не так, Джек? — почти испуганно прозвучал её лёгкий голос. — У меня же получилось!

Воробей тут же пришёл в себя, засверкал ослепительной улыбкой и протянул ей руку, чтобы помочь спуститься. В глаза же ей он старался не смотреть.

— Я в тебе не сомневался, дорогая! И бесконечно признателен, — кэп отвёл руку назад, — как и все они. — Жемчужина подняла голову. Команда, замершая в оцепенении, не сводила с них глаз. Когда хранительница посмотрела на них, пираты — поначалу несмело, а затем всё более уверенно — принялись благодарно склонять головы. Жемчужина вопросительно глянула на Джека. — Ты всех нас спасла, — широко улыбнулся он.

— Я знаю, — слегка двинула плечом Жемчужина.

Воробей на секунду растерялся, затем галантно подхватил её под руку.

— А теперь, полагаю, тебе самое время отдохнуть…

— Ну что ты! — воодушевлённо воскликнула Жемчужина. — Смотри! — Она вскинула руку, будто бы в попытке коснуться зависшего над морем ночного светила. — Свет луны! Такой яркий! Проклятье Джонса не действует, ты был прав!

— И всё же, — кивнул Джек, ощущая себя родителем перед восхищённым рядовым событием ребёнком, — покуда мы не знаем наверняка, страховка не повредит. — Под его взглядом детский восторг Жемчужины померк. Она обвела взглядом палубу, глубоко вдыхая ночной бриз, и улыбнулась, повторив дерзкие искорки улыбки Воробья:

— Даже не думай держать меня взаперти вечно.

Джек сухо усмехнулся. Жемчужина лёгкой походкой направилась в каюту, не замечая провожающих её взглядов многих глаз. Следом стелился взбудораженный шёпот, но теперь он был пропитан не суеверным страхом, а восхищённым почтением. И только капитан Воробей глядел ей вслед с тяжёлой обеспокоенностью в глазах, хмуро водя пальцем по эфесу сабли и не чувствуя больше никакой радости от того, что им вновь удалось ускользнуть из-под самого носа противника.

========== -9- ==========

Оставшийся путь до Тортуги «Чёрная Жемчужина» преодолела скоро, не покидая покрова дождевой пелены. С неба сыпала густая морось, сменявшаяся ночными ливнями или дневными штормами. Тучи над океаном висели плотные, не пропуская ни единого луча солнца, кипели под порывами ветра и слоились плетями дождя. Команда «Жемчужины» кисла в кубрике, отгородившись от сырости облаками табачного дыма и долгими разговорами. На палубе никто не задерживался дольше необходимого, а вахтенные перестали таиться, согреваясь «неположенной» порцией рома.

Жемчужина же места себе не находила, точно запертая в клетке птица у открытого окна, металась меж палубой и кормовым балконом, с тоской и мольбой взирая на темнеющие тучи. Она покорно ждала, когда погода смилостивится, но покорность её с каждым днём становилась всё менее искренней. И только капитан Джек Воробей сиял подобно восходящему солнцу, словно бы и не замечая хмурых лиц и пасмурного неба. Он с довольством оглядывал горизонт, понимая, что шторм не утихнет ещё неделю. Хотя плохая погода означала сплошную неудачу на пиратском поприще, ведь суда предпочитали переждать ненастье в безопасных гаванях, капитан Воробей засиживался за картами и расчётами до поздней ночи. Жемчужина, что часто составляла ему компанию, глядела на него долго и пристально в надежде понять, что так бодрит пиратский дух. Джек насвистывал под нос незамысловатые мотивы, а когда Жемчужина спрашивала, отвечал, что радость ему доставляет чувство триумфа над противником и возможность наконец свободно пересекать океан, не будучи, при этом, запертым в карцере. Жемчужина верила, понимающе кивала, а через какое-то время снова убегала на палубу, надеясь разглядеть среди серого месива кусочек лазурного неба. И следом за ней плыл серьёзный взгляд Джека Воробья.

Поднимая очередную чарку рома, капитан «Чёрной Жемчужины» впервые в своей жизни пил за непогоду, и впервые в жизни непогода даровала ему спокойствие.

— Что не так, Джек? — принялся допытываться Джошами Гиббс. — В трюмах из груза только морская вода, на корабле места сухого не найдёшь, на мили кругом ни одного судна, а ты сидишь в каюте и за последние, — он принялся загибать пальцы, — четыре дня даже ни разу не ворчал.

— Дожили, — закатил глаза Джек, — старшему помощнику не нравится доброе расположения духа его капитана…

— Потому что, — Гиббс плеснул в кружку рома, — я знаю тебя. Ты, конечно, и в обычные дни ведёшь себя не как нормальные люди, — Воробей фыркнул, — но я ходил с тобой достаточно, чтобы знать: если Джек Воробей доволен чем-то, чем довольным быть нельзя, значит, либо что-то происходит, либо Джек Воробей пытается что-то скрыть. — Старпом сделал быстрый глоток и, икнув, добавил: — Или! Что-то происходит — и ты пытаешься это скрыть.

Джек открыл было рот, чтобы мастерски увести разговор в другое русло, но вместо этого тяжело вздохнул.

— В проницательности вам не откажешь, мистер Гиббс, — безрадостно улыбнулся он.

Джошами тихо усмехнулся.

— Тут не надо большого ума, чтобы догадаться, в ком всё дело.

Кэп послал ему мрачный взгляд и скосил глаза к бутылке на столе: из-за качки она ёрзала из стороны в сторону, и меж стеклянных стенок поднимался волнами миниатюрный ромовый шторм. Джек откинулся в кресле, пристукнул пальцами по широкому подлокотнику и, дёрнув левым краем усов, медленно заговорил:

— Когда она была просто духом корабля, она как-то рассказала мне, что на ней наложено какое-то проклятье луны. Джонс постарался, ещё когда Беккет сжёг корабль. Я плохо помню подробности, суть же заключалась в том, что она не может быть при свете луны. — Мистер Гиббс внимательно моргнул и заинтересованно подался вперёд. Воробей повёл челюстью, словно в раздумьях, а старпом прищурился, чтоб лучше видеть его лицо в сгустившемся сумраке. — В ту ночь, когда она вытащила корабль, светила луна. Она не хотела помогать, боялась, и я её уговорил. Всё бы ничего, но её глаза… Не знаю, как у духов и прочих… существ всё устроено, но, кажется, что-то не так. Её глаза — пусть и всего на полминуты — стали обычными, человеческими. После я наблюдал за ней, но такого не повторялось. И теперь я…

— Чувствуешь себя виноватым? — мгновенно вставил Гиббс.

Джек возмущённо фыркнул:

— С чего бы это?

— Ну, — протянул Джошами, — ты заставил её выйти под лунный свет, хотя не знал наверняка…

— Уговорил, — настойчиво заметил Воробей.

Старпом внимательно на него посмотрел.

— А есть ли разница? Для неё? — Джек нахмурился, плотно сцепил зубы, но промолчал. Гиббс сделал небольшой глоток и двинул плечом. — По мне, так прикажи ты ей отправиться в пучину ада, она и слова против не скажет, ведь ты её капитан. — Он задумчиво закивал, почёсывая бакенбарды. — Много историй я слышал про корабельных духов, но она… похожа на все и ни на одну. — Воробей про себя заметил, что его старинный друг умудрился подобрать удивительно точное сравнение. — Знаешь, — Джошами перешёл на заговорщический шёпот, — в давние времена при спуске корабля под его киль клали невинную девицу, дабы принести в жертву и задобрить море, и душа её, говорят, как раз-таки в корабль и переселялась. Так что, может…

— Ты же это только что выдумал… — скептично протянул Джек, адресуя ему недоверчивый взгляд.

— Вовсе нет! — с лёгкой обидой в голосе запротестовал мистер Гиббс. — Байки разные ходят, твоё дело — верить или нет. — Кэп многозначительно кивнул, зная, как никто, что мастером историй Гиббс был куда лучшим, чем пиратом. В каюте стало совсем темно, и Джек лениво потянулся к фонарю. Джошами принялся чиркать кресалом, и пока на промасленном фитиле не заплясало тёплое пламя, никто из пиратов не выдавил и звука. — Это её лунное проклятье… — задумался старпом, — выходит, вот почему Барбосса и другие так выглядели после Исла-де-Муэрте?

Воробей вздёрнул подбородок. Несколько секунд он, нахмурившись и чуть приподняв верхнюю губу, глядел куда-то в темноту угла.

— Никогда не думал о таком…

Джошами понимающе кивнул и отделался молчаливой, но при этом довольной улыбкой. Джек Воробей, заметив это, решил упорно игнорировать, и сам себя спросил, с каких это пор старпом стал прозорливее своего капитана. Недолгие размышления привели Воробья к выводу, что это сказывается его влияние и годы скитаний бок о бок пошли Джошами, однозначно, на пользу. Похвалить же себя кэп так и не успел.

— Ну так, — Гиббс на мгновение умолк, бросив взгляд в сторону дверей, — что думаешь делать?

— Не знаю, — просто пожал плечами Джек, — придумаю что-нибудь.

Старпом беззвучно ахнул.

— Если это… лунное проклятье, и вправду, губительно для неё, не будешь же ты её всё время взаперти держать, а? Пара-тройка дней, и прибудем на Тортугу, — что тогда?

Воробей гневно прищурился и упёр в Гиббса взгляд.

— Придумаю что-нибудь, — раздражённо чеканя слова, отозвался кэп, а про себя добавил: «Всегда придумывал».

Следующим утром дождь перестал, но облака всё ещё плотно жались друг к другу, нехотя пропуская тончайшие полоски солнечного света. В туманной дали маячил размытый силуэт острова, к которому неспешно держала путь «Чёрная Жемчужина». Команда заметно воспряла духом, разглядев Тортугу на горизонте. Джек Воробей принялся заранее наставлять своих людей: правда, без особого энтузиазма, так как понимал, что большая часть из них уже никогда не вернётся на борт его корабля.

— Не боишься того, что они рассказывать начнут? — поинтересовался Гиббс, вполглаза наблюдая за моряками.

Джек косо усмехнулся.

— С чего бы? Сам знаешь, про меня столько слухов ходит, что одним больше, одним меньше…

— А её, — Джошами кивнул головой в сторону, — стало быть, на корабле держать будешь подальше от чужих глаз?

Капитан Воробей медленно повернулся, ненавязчиво ловя взором фигуру Жемчужины. Хранительница сидела на планшире у полубака, свесив за борт ноги, и задорным взглядом следила за встречающими корабль шумными чайками.

— Она не пленница, — наконец проговорил Джек задумчиво. Он обернулся к старпому и тут же раздражённо дёрнул бровью: взгляд у мистера Гиббса был излишне понимающий и красноречивый. — С чего вдруг тебя так заботит её судьба, а? — задиристо поинтересовался Воробей, сделав тон голоса крайне двусмысленным.

— Её? — Гиббс часто закачал головой. — Моя, — он ткнул себя пальцем в грудь, — собственная. Но покуда я повязан с тобой, а ты — с ней, я имею резон переживать, не находишь?

— «Повязан»!.. — фыркнул Джек, закатывая глаза. — Мистер Гиббс, вы мне ничего не должны…

— А вот ты мне — да, Джек, — недовольно перебил старпом. — Напомню, что я хожу с тобой, а заодно приглядываю за твоей шкурой не только из доброты душевной. Как мне было сказано, я веду счёт, всё записываю…

— Может, не стоит слушать ерунду от всяких идиотов? — под нос пробурчал Воробей.

Джошами коротко усмехнулся.

— Ты мне это посоветовал, — капитан метнул в него сверкающий взгляд, — и совет оказался, на редкость, дельным. — Гиббс расцвёл довольной улыбкой и пристукнул пальцами по внутреннему карману жилета. — Всё здесь, Джек, — протянул он, а затем принялся неспешно перечислять неоплаченные рейсы и невозвращённые долги, не без удовольствия наблюдая, как бессовестная беззаботность на лице капитана Воробья с каждым словом становится всё менее бессовестной. — Вот так-то, — подытожил мистер Гиббс.

— Ещё два, — вторгся в их диалог голос Жемчужины. Капитан и старпом дружно обернулись. Она слушала их всё это время, слегка склонив голову на бок и сцепив сзади руки. — Из Тринидада в Гибралтар и спешный рейс с Ямайки к полуострову Флорида, который, правда, окончился раньше и к северо-востоку от Панамы.

— Хе-хе! — Гиббс радостно хлопнул Джека Воробья по спине, тот только согнулся с кислой миной. — Такими темпами, ещё немного и я смогу прикупить какую-нибудь захудалую таверну. — Улыбаясь и покачивая головой, старпом поспешил удалиться, пока капитан не нашёл подходящие слова.

Джек проводил его взглядом и глянул на Жемчужину.

— Я думал, ты на моей стороне…

Она посмотрела на него долгим взглядом.

— Это нечестно, — весомо проговорила Жемчужина и, не дав Воробью поспорить, добавила: — Гиббс — твой друг, я знаю, и ты должен быть с ним честным.

— Я просто забыл, подумаешь, — отмахнулся кэп.

— А я просто помню.

«Чёрная Жемчужина» нырнула с гребня, взбивая ахтерштевнем густую пену и накрывая палубу лёгкой вуалью брызг. Погода на море стояла чудесная, и та часть Джековой души, что вечно стремилась к горизонту и дальше, ожидала прибытия на Тортугу без особой радости. Кэп двинул ногами, почувствовал, как скрипят пальцы в отсыревших сапогах, и неуместное недовольство тут же оставило его, стоило лишь подумать о горячем очаге, сухой постели и прочих прелестях порта. И тут же он поймал на себе вопросительный взгляд Жемчужины: она снова заметила на его лице блаженную улыбку.

— Кстати, — Джек передёрнул плечами и напустил на себя задумчивый вид, — всё хотел полюбопытствовать. Если позволишь, конечно, — сверкнул он галантной улыбкой. Жемчужина чуть приподняла брови. Воробей на секунду задержался в бездне её глаз, но снова не почувствовал того трепета, что раньше вызывал её взгляд. Вопрос же этот давно назрел в голове пиратского капитана, и с каждым разом, когда Воробью украдкой или совершенно открыто доводилось разглядывать Жемчужину, сомнений оставалось всё меньше. — Почему ты выглядишь не так, как фигура на носу?

Хранительница легко рассмеялась и задорно глянула на него.

— Отчего ты не так безрассуден, как о тебе рассказывают?

Джек Воробей тут же возмущённо и достаточно громко фыркнул:

— С чего это ты взяла, дорогая?

Она чуть повела плечом.

— Ты и сам это знаешь, Джек. Только мне непонятно, почему для всех ты стараешься казаться не таким, какой ты есть. — Воробей скептично наморщил нос. — Я часто слышала от моряков, что людям доверять опасно, но все они, кто говорит, что истину нужно скрывать, покидают берег, уходят и отдают себя на милость стихии, и жизни свои доверяют друг другу… — Она пожала плечами, поднимая на капитана растерянный взгляд. А он как всегда за лукавой улыбкой попытался скрыть простую истину:

— Увы, мир так устроен, что порой доверить правду куда опаснее, чем жизнь.

— Значит… это защита?

Воробей поперхнулся воздухом и ошарашенно уставился на Жемчужину. Она глядела на него, чуть наклонив голову на бок. В её глазах читалось искреннее любопытство, какое обыкновенно бывает у ребёнка, стоящего на пороге величайшего открытия в своей недолгой жизни. Казалось, она поверит любому его слову — ответь он правду или солги, — и осознание этого факта вызвало в Джековой душе противоречивые чувства. Радость и стыд — подобной смеси капитан не испытывал давно, с момента раннего детства, если быть точным, когда стащил с отцовского стола удивительно вкусный пирожок: со стола в капитанской каюте пиратского корабля, где воровство каралось едва ли не сильнее, чем трусость.

Джек протолкнул подступивший к горлу комок и придал своему голосу максимально беззаботный тон:

— Иногда, мисси, правда — это оружие, — пояснил он, серьёзным взглядом наблюдая за ленивыми матросами. — А иногда — и очень опасное, — он на мгновение запнулся, — но действенное. — Повисла неловкая пауза. Жемчужина опустила глаза, задумчиво умолкнув. Тут Воробей весело усмехнулся и бросил на неё ироничный взгляд: — Проведи ты в обществе дам достаточно времени, обучилась бы этому искусству в совершенстве. — Хранительница улыбнулась, но улыбка эта показалась Джеку опасливой и в чём-то грустной.

Пиратские глаза внимательно прищурились в поисках незримых подсказок, что мог дать её облик. Она стояла ровно, чуть приподняв плечи и склонив голову. Глаза смотрели в сторону, укрытые веером длинных густых ресниц, что казались ещё пышнее из-за её бледной кожи. Ветер легко обдувал её, касался нежно, заставляя легко трепетать выбившиеся из причёски пряди. На своём веку Джек повидал немало юных особ, и многие из них могли посоревноваться с ней в красоте, многие манили взгляд и пленили его жадно и в то же время будто нехотя. В Жемчужине же было нечто иное, что в который раз заставило его пропустить тот момент, когда наблюдение обратилось в любование.

— Что-то не так? — негромко спросила Жемчужина.

Джек тут же встрепенулся, поглядел по сторонам и отмахнулся:

— Нас ждёт много забот на Тортуге. — Жемчужина поджала губы и тяжело вздохнула. — Вижу, ты не рада, — не преминул заметить капитан.

Она глянула на него и обернулась к острову. С корабля уже можно было разглядеть укрытую меж хребтов гавань и тонкие силуэты парусников в ней.

— Я не люблю это место, — призналась Жемчужина. — Его… слишком много.

Кэп по-доброму усмехнулся.

— Я знаю многих, кто с тобой не согласится, — возразил он. — Ты бывала здесь? — Джек взмахнул рукой, добавляя: — Я имею в виду не как корабль. — Жемчужина покачала головой. — Тогда, дорогая, не будь столь преждевременна в своих выводах, — весомо заявил Воробей, и его глаза задорно блеснули.

В гавань Тортуги «Чёрную Жемчужину» заводил лично Джек Воробей, нисколько не сомневаясь, что за этим грандиозным событием наблюдает всё более или менее трезвое население пиратского рая. Его команде не терпелось ступить на твёрдую землю и, чего уж таить, сделать ноги как можно скорее и подальше от странного корабля с его странными обитателями. И всё же про жалование вскорости бывшие члены команды спросить не забыли. Наскоро отсчитав монеты, Джек проводил моряков недовольным взглядом без капли сожаления и тут же напомнил Джошами Гиббсу, что «Жемчужине» нужен новый экипаж. Поскольку за ними (пока) никто не гнался, капитан и его старпом справедливо рассудили, что торопиться нужды нет и к делу стоит подойти основательно. Разумеется, после не менее основательного отдыха.

Едва причалили, моряки задерживаться не стали и гудящей толпой ринулись в порт, а капитан отправился в рейд по кораблю, дабы узнать об ущербе и количестве украденного. Вздыхая и злобно фыркая, Воробей с горечью сознавал, что вновь придётся лезть в долги, и потому принялся в голове перебирать всех, кто мог бы послужить кредитором, а после не проткнуть его саблей. Бормоча под нос от недовольства, Джек вдруг столкнулся с девичьим плечом: Жемчужина стояла в темноте посреди трюма.

— Много работы, — словно эхо, отозвалась она на немой вопрос.

— Потому мы и здесь, — кэп выглянул из-за неё и скривился, тут же поймав взглядом наскоро заделанную течь.

Жемчужина обернулась: лицо её было серьёзно, сосредоточено, что Джек даже на мгновение усомнился, кто из них двоих капитан.

— Здесь… найдутся хорошие люди?

— А то, — пират слегка развёл руками, — хороших тут хватает, с трезвымибеда.

— Твой настрой меня успокаивает, — проговорила Жемчужина несвойственным ей тоном. Вернее, несвойственным для той, какой она стала. Эти слова звучали голосом духа, хранительницы корабля, что искренне переживала за единственно ценную вещь на свете.

Вот ещё, мысленно возмутился Джек Воробей, она что же, его теперь контролировать вздумала? Он живо представил, как она следует за ним меж рядов лавок и мастерских и все торговцы разбегаются прочь при пронизывающем взгляде её глаз, — попробуй тут сторговаться!

Скрипнув зубами в раздумьях, Джек подошёл ближе к борту, принялся исключительно заинтересованным взглядом изучать латку на досках и как бы за между прочим поинтересовался:

— Уже придумала, с чего начать знакомство с дивной жизнью Тортуги?

— Я останусь на корабле, — тут же ответила Жемчужина.

Пиратские глаза ярко сверкнули. Капитан быстро обернулся с благодатной улыбкой: «Твоё право».

На пристани, игриво поводя плечами, Джека дожидалась незнакомка: оттенок её платья был излишне красноречивым, а взгляд и улыбка недостаточно сдержанными. Она помахивала веером, порой заправляя за ухо непослушную прядь густых тёмных волос, но чувствовала себя в порту совершенно свободно.

— Так, значит, не идёшь? — ещё раз уточнил кэп у Жемчужины, когда носки его сапог уже устремились к трапу.

— Нет, не думаю, — она поджала губы и сцепила руки перед собой.

— Что ж, у меня, — Воробей быстро глянул на женщину на берегу, — есть важное дело, так что… вынужден тебя покинуть. Ты же не заскучаешь, верно? — Жемчужина покачала головой, внимательно следя за незнакомкой, и не заметила льстивой пиратской улыбки. — Чудно! — Джек игриво поклонился, затем церемонным движением усадил на макушку треуголку и направился к трапу.

При его приближении веер в руке незнакомки широко раскрылся, демонстрируя искусно нарисованного павлина, а затем резко схлопнулся.

— Джек Воробей, — сладко протянула она, обнажая зубы в широкой улыбке, — давно не виделись.

Кэп приостановился, приветствуя её задорным взглядом.

— Мадлен, каждый раз видеть тебя среди, — он мотнул головой, — всего этого уже подарок.

Она игриво закатила глаза и, элегантно положив ладонь ему на плечо, подалась вперёд.

— Ты всё так же прекрасен, Джек, но и у меня для тебя кое-что есть. — Мадлен наклонилась к его уху, шепча: — В этот раз кое-что по-настоящему особенное. — Затем отстранившись, снова улыбнулась: — Только для тебя.

Воробей прошёлся по ней хитрым взглядом и ловко подхватил под руку. Они медленно двинулись к выходу из порта.

— Ты же знаешь, как я не люблю загадки, — проворчал Джек, и Мадлен зашлась мелодичным смехом.

За ними наблюдала не только Жемчужина, что так и не двинулась с места после прощания с капитаном. Чуть в стороне от пристани, где горел небольшой костер, мистер Гиббс дожидался кока, и в тот момент ему как никогда прежде захотелось дать Джеку Воробью крайне чувствительную затрещину. Но старпом вздохнул, глянул на Жемчужину и, покачав головой, в который раз напомнил себе, что не его это дело.

В те дни — равно как и до, и после — «Чёрная Жемчужина» была королевой гавани Тортуги, ибо не было на памяти у местных завсегдатаев в бухте более удивительного судна. Кого-то первым делом будоражили истории о корабле и его капитанах, кто-то не мог отвести глаз от стройных мачт и смольной обшивки, а кто-то долго и пристально разглядывал залатанные паруса, гадая, правду ли доносят слухи о её быстроходности. Были ещё трактирщики и лавочники, для которых прибытие «Чёрной Жемчужины» на Тортугу сулило прибыль и выгодные сделки. Были уличные девки, чьи мечты о принцах разбила суровая жизнь, но надежду встретить хорошего мужа не отобрала, и они ждали, что с таким кораблём прибудут в порт и красавцы-моряки. Были и вечно пьяные матросы, что уже служили на борту «Жемчужины» — если память, конечно, не подводила — и готовы были вновь вернуться в её команду, едва протрезвеют. И уж, конечно, всегда находилось с десяток беспризорников, что шумной толпой слетали в порт поглазеть на корабль и искали на улицах Тортуги того самого капитана Джека Воробья, о котором слышали столько невероятных историй. Конечно, они бы его не узнали, стой он с ними бок о бок и рассказывай о мельчайших деталях корабля о чёрных парусах, потому как истории отчего-то повествовали не совсем про того самого Джека Воробья. Впрочем, капитана это никоим образом не смущало, и при случае он и сам был не прочь добавить в общую копилку несколько новых сюжетов.

— Неужто правду говорили? — недоумённо покачала головой Мадлен, запирая дверь. Джек глубоко вдохнул сладкий, чуть терпкий аромат масел, что вместе с полумраком заполнял просторную комнату. В носу засвербело, пират поморщился и едва не чихнул. — Вновь вернул себе свою «Жемчужину»? Дважды потопленную!

— Чушь! — отмахнулся Воробей. — Не дважды, а трижды. Или единожды, — он лукаво улыбнулся, — смотря кому верить. — Мадлен направилась к окну, чтобы открыть ставни, и звук её шагов скрыл шорох юбок. — Не думал, что слухи опередят меня и в этот раз.

Мадлен коротко усмехнулась.

— Ты же знаешь, моя работа — всё узнавать первой. — Она бросила на него игривый взгляд через плечо. — Даже раньше тебя. — Ставни разошлись, впуская в помещение дневной свет.

Джек прогулочным шагом подошёл к шкафу и принялся разглядывать множество разнообразных статуэток на полках.

— Может, — он принялся вертеть в руках фигурку слона из тёмного камня, — будешь столь добра и сообщишь, если меня вдруг решат вздёруть?

— О, — хозяйка дёрнула бровью, — полагаю, об этом ты и сам догадаешься. — Воробей хмыкнул, сосредоточив внимание на небольшой скульптурке многорукого божества. Мадлен отперла сундук в дальнем углу комнаты и не без труда подняла массивную крышку. Лёгким движением поправив оторочку на платье, она достала из сундука пять томов книг разной толщины и прошла к столу в центре комнаты. — Они не продаются, — книг грохнули о столешницу, Джек резко обернулся, — и не воруются, — с нажимом добавила Мадлен.

Воробей расцвёл обворожительной улыбкой и незаметно поставил на полку фигурку тритона, что уже успел спрятать в карман — исключительно по привычке.

— Тебе не говорили, что ты слишком красива для этого места? — мягко спросил капитан, подходя ближе. — Не думала перебраться в более… пристойные края?

Она непонимающе нахмурилась.

— И чем мне там заниматься? — возмутилась она, упирая руки в бёдра. — В монастырь уйти?

Джек Воробей обвёл её фигуру взглядом знатока.

— Из тебя вышла бы чудесная монашка, дорогая, — проворковал он.

Мадлен приблизилась к нему, одной рукой приобняла за плечо и, наклонившись к самым его губам, так что он мог чувствовать её горячее дыхание, ответила тем же заигрывающим тоном:

— О Джек, ты так мил и ласков, но цену я не сброшу, даже не надейся. — Их взгляды встретились, и на её тонких губах засветилась жадная улыбка, в глазах мелькнули опасные огоньки. Физиономия Воробья приобрела трогательно-обиженное выражение, края усов опустились. Мадлен резко отступила и бросила на книги снисходительный взгляд. — Никак не пойму, какой тебе от них прок. Французский, английский, снова французский, русский, а это… — её палец остановился на корешке одной из книг, — не уверена, что это вообще буквы.

Воробей поправил перстень и чуть искоса взглянул на Мадлен.

— Иногда полезно выслушать человека, — многозначительно проговорил Джек, затем качнул головой: — Пусть даже и, возможно, мёртвого. — Мадлен несогласно искривила губы. Кэп послал ей долгий красноречивый взгляд: — Да брось, — на его губах блеснула золотом лукавая улыбка, — ты и без меня знаешь ценность информации. — Джек раскрыл верхнюю книгу и бегло пробежал по строчкам, не разобрав ни одного иероглифа. — Кстати об этом, — спохватился он. Глаза хозяйки глядели на него с невинной скромностью. — Откуда ты узнала о прибытии «Жемчужины»? — Мадлен взмахнула ресницами и кокетливо повела плечом. — Я не сомневаюсь в твоих талантах, но на нашем пути не было ни одного порта, откуда до тебя, быстрее пассата, могло бы дойти эхо. — Голос Джека был пропитан бархатной настойчивостью, достаточно обворожителен, чтобы обезоружить, но не соблазнить. В его глазах светились дерзкие огоньки, а взгляд был пропитан ироничным пониманием. Мадлен, капитан знал, была из тех женщин, что сама решала, когда мужчина сможет её обольстить, и подобные игры для недальновидных кавалеров были опасны.

На улице послышались крики, и что-то грохнуло о дверь, разрушая сгустившееся напряжение. Мадлен бросила беглый взгляд на вход, затем с тихой усмешкой расправила плечи и смелым движением плеснула в бокал вина из высокого кувшина. Джек Воробей сглотнул слюну, напомнив себе, чем в прошлый раз закончилось их совместное распитие напитков.

— Что ж, подловил, — обманчиво улыбнулась Мадлен. — Вчера кое-кто попросил передать тебе это.

В протянутую ладонь Джека упала крупная жемчужина чёрного цвета.

***

У Джошами Гиббса было на редкость чудесное настроение. За два дня на Тортуге он уже успел приглядеть трёх новых членов команды (и среди них крепкого рулевого, что на Иль-де-ла-Торту было редкостью), а также сторговался с местными мастерами насчёт ремонта трюма. Никто из недолгих и бывших членов команды, что разбежались как тараканы, ему так на глаза и не попался, и ни один из старых знакомых не упомянул о прибывшей в порт «ведьме». Конечно, долги Джека Воробья и тут его не оставили, капитан «Морского волка» — престарелой, но юркой шхуны — весь вечер первого дня отравлял своим навязчивым присутствием чудесный отдых в любимой таверне. К счастью, в трезвости кредитор был менее настойчив, чем в вопросах возвращения долга, а потому полбутылки грога помогли старпому «Жемчужины» от него избавиться.

На следующий день, хорошо прогревшись под тусклым солнцем, Джошами Гиббс преисполнился решимости и направился на корабль. Он намеревался не только сообщить Джеку о готовых рекрутах, но и стребовать хотя бы часть платы, потому как на рынке присмотрел новую рубаху и жилет. Но, увы, на борту не было никого, капитанская каюта оказалась заперта, а сам Воробей явно не торопился вернуться. Возможно, рассудил старпом, ему всё же достало совести — и смелости — отвести новую знакомую в город. Поняв, что снова остался без жалованья, мистер Гиббс спустился в трюм, где давным-давно устроил себе тайник, да настолько надёжный, что почти сотня пиастров пережила не одну команду, несколько бунтов и два потопления. С десяток минут провозившись в полумраке, Гиббс отсчитал нужную сумму и под весёлый свист поднялся наверх.

— А! О! Мисс! — старпом неловко затормозил, затем отступил назад и едва не завалился обратно по трапу. Жемчужина обернулась к нему. — А вы чего это здесь? — слабым голосом поинтересовался Джошами, тщательно избегая заглядывать ей в глаза.

— А где же мне ещё быть? — с оттенком грусти отозвалась она.

Гиббс чесанул затылок, вздохнул и приблизился на шаг.

— А Джек что, так и не объявился? — поинтересовался он зачем-то, хотя и так знал ответ.

Жемчужина покачала головой.

— У него есть важные дела. Я полагаю, — отозвалась она. Джошами уловил в её голосе нотки печальной иронии и отчего-то порадовался, что, быть может, она не так наивна, как кажется.

— Дела, как же… — проворчал он под нос. Жемчужина запрокинула голову, её взгляд устремился к топам мачт. Гиббс тоже мотнул головой, тут же поморщился и болезненно потёр шею. Он неловко переступил с ноги на ногу. — А ты что же, здесь не бывала прежде?

Жемчужина медленно опустила взгляд, затем через плечо посмотрела на поднимавшийся за кормой город.

— Нет, — негромко ответила она.

— Пойдём? — улыбнулся Гиббс и подал ей руку. Он и сам до конца не понял, что заставило его это сделать. Но взгляд её бездонных, как ночное небо, глаз более не повергал его в оцепенение, и грустно было видеть, как она коротает в одиночестве дни на Тортуге — что будто была создана, чтобы забыть о невзгодах и найти компанию по душе.

Жемчужина взглянула на поданную руку с удивлением. Затем её взор метнулся к пристани и обратно. Она была растеряна, немного напугана и в то же время заинтригована.

— Исключительно приличное общество не обещаю, — усмехнулся Гиббс, — но, думаю, ты моряков на своём веку повидала… — Жемчужина понимающе кивнула и вложила свою ладонь в мозолистую руку старпома. Джошами невольно присвистнул, почувствовав её прохладное и нежное прикосновение. Даже хотел спросить, не замерзла ли, но осёкся и повёл к пристани.

Покуда под тёплыми досками была вода, Жемчужина шла уверенно, а затем резко остановилась. Гиббс сошёл на песок и обернулся.

— Ох, как же я это!.. — спохватился он, заметив, что она босиком.

— Ничего, — покачала головой хранительница, — так лучше. — Всё её тело напряглось, плечи приподнялись. Она сцепила руки, прижала к груди, затем обернулась к кораблю, вновь глянула на берег и отступила на полшага.

Гиббс растерянно нахмурился — но всего на пару мгновений. Затем его брови резко взлетели вверх.

— Постой-ка, — протянул он, — ты не бывала прежде на суше? — Жемчужина покачала головой. Глаза её лихорадочно блестели, но были кристально чисты, давая старшему помощнику вдоволь налюбоваться на собственную ошарашенную физиономию. — Ага… — вновь протянул он, не имея ни малейшего понятия, что же сказать дальше.

В то же самое мгновение в тени от навеса над лавкой парусных дел мастера, что отстояла от пристани на десяток ярдов, резко, точно врезался во что-то невидимое, затормозил капитан Джек Воробей. Его брови удивлённо изогнулись и сползли к переносице, правый край уса возмущённо приподнялся. Джек едва не выронил книги, что бережно держал подмышкой.

— Я… наверное… мне не стоит покидать корабль. Без дозволения капитана, — быстро проговорила Жемчужина, отступая.

Гиббс тряхнул головой.

— Ну, его здесь нет, стало быть — я за главного. — Он вновь подал ей руку, даже не пытаясь понять и представить, что она чувствует сейчас и о чём думает. Одно он угадал точно: ей страшно. Наверняка, так же страшно, как было ему, когда беззаботным пацанёнком он впервые вышел в море. Бескрайняя неизвестность манила и пугала, потому что была — неизвестностью, в ней могло быть всё, но и в то же время её вроде и не существовало. И сделать первый шаг в мир, которого для тебя ещё нет, не так легко, как может показаться.

Жемчужина неуверенно глянула на старшего помощника, и Джошами ободряюще улыбнулся. В тот же миг коварный бриз изогнулся, нырнул хранительнице навстречу, развевая волосы, будто бы она стояла у края обрыва, а не пристани. Приподняв руки в нерешительности, Жемчужина подняла левую ногу. Напряжённый взгляд застыл на грязно-белом песке. Гиббс чуть отступил назад и застыл, руку так и не убрал, будто готовый в любой момент поймать её, если оступится. Медленно, чуть вытянув носок, Жемчужина опустила ногу, коснулась пальцами песка, вздрогнула и поставила ступню.

У наблюдавшего из-за угла Джека Воробья защемило вытянутую шею.

Жемчужина вскинула голову. На её лице отражался воистину детский восторг, глаза ярко сверкали. Улыбка, которой она одарила Гиббса, показалась ему даже теплее и ярче карибского солнца. Расставив руки чуть шире, Жемчужина перенесла вес на левую ногу и — всё же замешкавшись — перешагнула.

— Ну вот! — не сдержался Джошами, отчего-то чувствуя себя так, будто наблюдает за первыми шагами собственного отпрыска.

— Я… на берегу… — дрожащим от волнения голосом прошептала Жемчужина, глядя под ноги. На несколько секунд она обернулась к кораблю, точно за тем, чтобы убедиться, что он всё ещё в воде. — Такой… сухой! — воскликнула она. Гиббс тихо усмехнулся. Она перебрала пальцами ног и восхищённо ахнула, глядя, как пересыпается песок. С её губ слетел негромкий мелодичный смех. Старпом «Чёрной Жемчужины» глубоко задумался, не слышал ли этот смех раньше, а её хранительница, приложив ладони к губам, сделала новый шаг. Затем ещё один, и ещё.

Каждое её движение заинтересованно щурящемуся Джеку Воробью казалось неловким, неестественным, как у марионетки, у которой перепутались нити. Сделав пять шагов — как будто балансировала на натянутом шкоте, — Жемчужина остановилась. Её неуклюжая фигура преобразилась: голова уверенно и элегантно приподнялась, плечи выровнялись, так что осанку не могла скрыть и мешковатая одежда, руки плавно опустились, но не прижались к бёдрам. Она встала на носочки и пошла вдоль кромки моря, чуть расставив руки в стороны, словно невидимые крылья. На этом моменте Джек почувствовал, как бережно завёрнутые книги вываливаются из-под руки, и едва успел их подхватить.

Джошами Гиббс тоже отошёл от внезапного морока, встрепенулся и поскакал за Жемчужиной. А она с каждым шагом шла всё быстрее, почти вприпрыжку, готовая, точно птица, вот-вот сорваться наперегонки с ветром.

— Холодный и… тяжёлый! — Жемчужина резко обернулась к Гиббсу: к берегу пришла волна, лизнувшая ей ступни. «Ага», — невпопад выдавил старпом, порядком запыхавшись. Жемчужина отступила назад, наблюдая, как песок светлеет из-за уходящей влаги. Пока Гиббс неловко теребил засаленный галстук, пытаясь собрать мысли в слова, хранительница обвела взглядом крыши домов и воодушевлённо заявила: — Хочу в город! Найти Джека!

Старпом вместо ответа испустил растерянный выдох. В его планах было как раз-таки совсем иное: увести её подальше, на дикий пляж в тихий лагерь, к жарким кострам и спокойствию.

— Тут дело такое, — неуверенно начал он, — в городе может быть… Я не уверен, что местные…

— О. — Жемчужина тут же опустила глаза. Её губы поджались, плечи опали.

Гиббс растерянно почесал бровь. Его взгляд ёрзал по сторонам, точно где-то рядом крылось решение. И как ни странно, так и вышло. Уже не тот, что прежде, но всё же достаточно зоркий пиратский взор поймал старую втоптанную в грязь шляпу у одной из перевёрнутых лодок.

— Хотя, — в раздумьях протянул старпом, а затем с хитрой улыбкой закончил: — Есть у меня одна идея. — Жемчужина глядела на него во все глаза, и Джошами Гиббс, наверное, впервые понял вечное желание Джека Воробья быть в центре внимания и поражать окружающих своей смекалкой. Без промедления они отправились обратно на корабль, Гиббс неустанно манил Жемчужину рукой, хотя она и без этого не отставала от него ни на шаг. — Вот! Думаю, сойдёт, — довольно выдохнул Джошами, выискав в темноте трюма невесть какую шляпу. Чуть замешкавшись в нерешительности, он надел её на Жемчужину и пригнул книзу широкие поля — так что край и тень от него скрывали необычные глаза хранительницы. — Конечно, маскировка так себе, да и шляпа, но уже не так приметно, — удовлетворённо кивнул Гиббс.

Жемчужина прошла изящными пальцами по полям.

— Спасибо, мистер Гиббс. — Старпом криво улыбнулся, засмущался, точно отрок, и зашёлся поспешным нелепым кашлем.

Джек Воробей тщетно пытался разгадать по звукам, что происходит на нижней палубе: как назло, порт ожил — на окраине разлаялась свора собак, чуть в стороне стучал кузнечный молот, издалека ветер приносил звон колокола и гул драки. Первое, что уловил его слух, — шаги Гиббса. Капитан подпрыгнул, завертел головой и на цыпочках припустил к ящикам у полубака. Старпом и хранительница «Чёрной Жемчужины» поднялись наверх и, не задерживаясь, покинули корабль. Едва они сошли по трапу, Воробей просеменил к фальшборту и выглянула из-за планшира. Уже на берегу Джошами Гиббс явно пытался в чём-то убедить Жемчужину, но та лишь качала головой и всем существом рвалась прочь из порта. Договорились ли они о чём-то или нет, но Жемчужина, взмахнув рукой, лёгкой походкой направилась к выходу в город. Старпом же простоял на месте, пока она не скрылась из глаз, а затем медленным расслабленным шагом двинулся вдоль моря.

Стопка книг с грохотом приземлилась на палубные доски, один том угодил на капитанскую ногу. Джек стиснул зубы и шикнул.

— «Даже не думай держать меня взаперти вечно», — фальцетом пробурчал Воробей. Затем метнул в спину Гиббсу недовольный взгляд. — Удержишь тут, как же! Стоит только отлучиться на мгновение! — Кэп гневными движениями подобрал книги и громко протопал к каюте. Двери, словно бы не разделяя его негодования, ощутимо толкнули в спину с низким скрипом. Джек обернулся, смерил створки взглядом и отчётливо фыркнул, закатывая глаза.

***

Тортуга казалась ей огромной, бесконечной и всё время новой. Жемчужина не знала, куда идти. Просто шла, сворачивая, где вздумается, то взбиралась выше на холм, то спускалась к морю и прогуливалась вдоль самой кромки воды. Люди её не интересовали. Они были повсюду — шумные, суетящиеся, назойливые, но для неё — все одинаковые. И она их не замечала, только раздражалась, что должна прятать глаза отчего-то: ей никак не удавалось понять, почему они станут бояться её, ведь она им ничего не сделала. Но Гиббс настаивал на этом, да и Джек Воробей явно был того же мнения.

«Не страшно, одной?» — взволнованно спросил Джошами Гиббс, когда они прощались. Жемчужина точно не могла знать, о каких опасностях думал старпом, но была уверена, что бояться нечего. Смело бродя по городу, она искренне наслаждалась каждым шагом, и всё же постепенно в ней всё сильнее поднималось опасение, что среди переплетения множества улиц своего капитана она не найдёт. Никогда. И станет ли он искать её?

Жемчужина остановилась и обернулась. За её спиной поднималась белокаменная башня с крестом на крыше, а впереди на углу стояло двухэтажное здание, чьи стены покрывал толстый слой бледно-жёлтой краски. На вывеске, украшенной аляповатыми вензелями и вычурными узорами, красовался, на удивление, симпатично нарисованный женский бюст с милым личиком.

— Ну, и чего смотришь, а? — громко окликнула Жемчужину фигуристая девица, заметив на себе её долгий взгляд. Хранительница чуть опустила голову, пряча глаза.

— Мне нравится твоя одежда, — честно ответила она. Девица довольно заулыбалась и ещё ниже опустила плечи на платье, отчего вырез обнажил половину её груди. Ткань у платья была добротная, плотная, какую в Вест-Индии не делали. Краску на неё потратили дорогую, тёмно-сапфировую, отчего наряд выглядел ещё богаче. И уж точно он не предназначался для той, кому достался в итоге. — Думаю, — Жемчужина приблизилась на несколько шагов, — мне нужна такая же.

— Бедняга, — к ним подошла девушка постарше с копной спутанных волос, — и кого же это ты так впечатлить хочешь?

— Кажется, моему капитану такое нравится.

Девицы рассмеялись и обменялись взглядами.

— Ну, — хозяйка платья уперла руки в бока и выпятила грудь, — может, за достойную цену я и смогу отказаться от своего горячо любимого единственного платья… — с понятным намёком протянула она. — Как думаешь, Милли, насколько сильно я его люблю?.. — Милли ответить не успела.

— У меня нет денег, — покачала головой Жемчужина, девицы разочарованно вздохнули, — только это, — добавила она, доставая из кармана шарик чёрного жемчуга.

Лица девушек мигом преобразились. Милли вытянула шею, а её подруга в синем платье принялась зыркать по сторонам. Жемчужина быстро глянула на них из-под шляпы. Девицы обменялись взглядами и коротко кивнули.

— Идём с нами, милая, — ласково пропела Милли, закрывая её ладонь с жемчугом, — мы тебе поможем.

Комментарий к -9-

#всёсложно

========== -10- ==========

Комментарий к -10-

Агххрррр, я сбилась со счёту, сколько раз эта несчастная глава шла под нож. Сложные отношения, но упрямство не позволяет бросить, тем более когда уже не так много осталось. Поэтому, читатели, я вас обожаю и благодарю, что упорство терроризирует меня не в одиночку!

День стоял дивный, а настроение у Джека Воробья было прескверное. Проводить ночь без сна на Тортуге ему было не впервой, но одно дело — встретить рассвет в шумной компании, с кружкой в одной руке и сочным выигрышем в другой, и совсем иное — без сна ворочаться на собственной койке в собственной каюте собственного корабля. И как бы бессонница ни мучала его, Джек упрямо не желал признавать, в чём её причина и почему он отказался остаться в городе. С рассветом его сморило ненадолго, а, когда на соседнем кече зазвенела рында, капитан так резко подорвался, будто колокол вот-вот мог упасть ему на лоб. Ворча и постанывая, как престарелый моряк, он выбрался на верхнюю палубу. Тортуга шумела, пробуждаясь и приподнимая вуаль утреннего тумана. Море было спокойно, у края гавани показалась стая дельфинов. Джек опёрся спиной о фальшборт на полуюте, устраиваясь локтями на планшире, и медленным взглядом обвёл корабль от носа до кормы. «Чёрная Жемчужина» ловила топами мачт первые лучи солнца, что перебирались в бухту через хребты. Капитан зевнул, огляделся в поисках старпома, устало вздохнул и поплёлся обратно в каюту.

К полудню Джек был не только зверски голоден, но и крайне доволен собой: за утро ему удалось составить учёт необходимого к починке и подсчитать грядущие убытки. И ему даже полегчало — то ли от этого, то ли оттого, что желудок опустел. Воробей как раз раздумывал над тем, в какой из харчевен Тортуги его встретят приветливее, когда услышал голоса. Скинув ноги со стола, капитан потёр одно из многих пятен на треуголке, уверенно усадил её на голове, а затем не менее уверенной походкой вышел на палубу.

— О! А вот и капитан! — Мистер Гиббс, а с ним ещё трое, окружили сходной люк и что-то обсуждали. Заметив Воробья, трое молча кивнули, а Джошами указал в их сторону большим пальцем. — Наши новые плотники. Решил вот проверить, правда ли говорят, что руки золотые. — Джек только свёл брови к переносице.

Один из плотников, что был равных с Гиббсом лет, сипло усмехнулся:

— Да с таким кораблём и возиться не придётся, — он покрутил головой и улыбнулся наполовину беззубым ртом, — ладный такой.

Воробей приблизился, прищуриваясь.

— И не менее требовательный, — серьёзно заявил он. Плотники обменялись весёлыми взглядами. — Слышали, что о нём говорят?

Заговорил другой, с длинными волосами и кольцом в ухе:

— Что его со дна подняли и капитаном тут мертвец?

— Капитан тут я, — оборвал его Джек. Гиббс подавил смешок.

Тип с кольцом в ухе смерил его взглядом.

— Ну, на мертвеца вроде не похож…

Мистер Гиббс вовремя прочёл в глазах своего капитана, в какое русло норовит свернуть разговор, и поспешил заблаговременно спровадить новобранцев в трюм и занять делом. Поднявшись наверх, он снова столкнулся с недовольным взглядом Джека Воробья.

— Кажется, ребята толковые, — неловко сообщил Джошами, не зная, куда деть руки. Джек отрешённо кивнул, пустым взглядом таращась в темноту люка. Гиббс облизал губы, переступил с ноги на ногу и, пристукнув себя по груди, снова попытался заговорить: — Сегодня ещё пятерых приведу, ну, если…

— Великолепно, мистер Гиббс, — безучастно прервал его Воробей. Затем обернулся, подбородок его чуть вздёрнулся. — Меня интересует другой вопрос. — Джошами заинтересованно приподнял брови. — Где она?

Гиббс растерянно моргнул.

— А мне почём знать? — не сразу ответил он. — Она тебя искать пошла.

Взгляд капитана вспыхнул.

— С чего вдруг ты разрешил ей это? — голос его понизился и пропитался негодованием.

— Разрешил? — усмехнулся старпом. — Будто она спрашивала!

Воробей запустил большие пальцы за ремень, лицо его посуровело, точно он собирался отчитывать юнгу.

— И ты позволил ей одной отправиться в город? — суровым тоном спросил он.

Джошами Гиббс, однако, уже давным-давно не был юнгой, и испугать его было не так легко. Сначала он открыл рот, чтобы оправдаться, затем задумался.

— Погоди-ка, — протянул старпом, — выходит, ты видел? — В глазах Воробья мелькнули искры, точно ветер из костра подхватил. Он дёрнул усом и, круто развернувшись, направился к левому борту. Джошами припустил следом. — Видел, но не пошёл с ней? С чего вдруг? Я-то к ней в няньки не набивался, а вот сам-то ты где был? На корабле ты бы её точно не удержал, особенно бросив одну на несколько дней, так что…

— Мистер Гиббс, — Джек остановился, оборачиваясь: идти было некуда, носки сапог уткнулись в фальшборт. — Я ценю ваше мнение, однако всё ещё не получил ответа на вопрос, куда делся член нашей команды, следить за которой, напомню, ваша прямая обязанность.

Джошами Гиббс умолк в растерянности: но не из-за того, что не знал, что ответить, а оттого, что увидел, как пройдоха Джек Воробей искренне переживает о ком-то, помимо себя. Потому разрешил себе удивляться чуть дольше обычного. Да, «Чёрная Жемчужина» не раз на памяти Гиббса заставляла и команду, и тем более капитана понервничать. Нрав её не всегда был кроток, и теперь, познакомившись с ней «лично», старпом понимал, почему. Но тут дело было в другом — не в обычном беспокойстве за драгоценное имущество или собственную шкуру.

Сам же Джек Воробей буравил старпома мрачным взглядом, нетерпеливо барабаня пальцами по планширу. Наконец, мистер Гиббс слегка тряхнул головой, коротко вздохнул и уже собрался что-то сказать, как вдруг лицо его вытянулось, глаза округлились, а седые брови поползли вверх. С приоткрытым ртом он глядел куда-то за спину Джеку, а тот, словно не желая обернуться, требовательно уставился на него.

— Во дела… — протянул старпом, расплываясь в странной улыбке.

Воробью пришлось обернуться. Он не сразу заметил, что так взбудоражило Гиббса: солнце светило в глаза, мешая взгляду поймать одинокую фигуру, что направлялась по пристани к «Чёрной Жемчужине». Поначалу он решил, что это Мадлен своей грациозной походкой охотящейся львицы неспешно и вместе с тем уверенно приближается к кораблю. Затем, прищурившись, принялся перебирать в голове всех знакомых дам, кто мог бы явиться по его душу: на Тортуге их было немало, но не было таких. И только после, заслонившись от солнца, он узнал её, и тут же воздух стал поперёк горла. Джек часто закашлялся и принялся моргать, надеясь, что иллюзия превратится в нечто более правдоподобное. Наверное, будь это прекрасная Лиззи Тёрнер, он удивился бы меньше, чем ей — Жемчужине. Та дюжина ярдов, что отделяла хранительницу от борта «Чёрной Жемчужины», оказалась достаточно длинной, чтобы и старпом, и капитан смогли вдоволь налюбоваться ею и попытаться убедить себя, что им не мерещится. Гиббс помалкивал, его выдавали лишь сверкающие бесконечным удивлением глаза. Воробей шумно сопел, разглядывая Жемчужину с ног до головы, да так увлёкся, что не сразу сообразил, что она стоит прямо перед ним.

— И где ты была, мисси? — Это совершенно не то, с чего Джек Воробей хотел начать разговор, но уж очень долго этот вопрос не оставлял его в покое.

Лёгкая взволнованная улыбка на губах Жемчужины померкла. Она в растерянности взглянула на Гиббса за капитанским плечом, а тот только и смог, что ободряюще кивнуть.

— В городе, — медленно отозвалась она негромким голосом, поднимая на Джека глаза: он стоял у фальшборта, перегородив путь на палубу.

— Вот как? — Воробей пристукнул ладонью по планширу. — И что ты там забыла? — В глазах Джека полыхали искры, голос стал громче.

Жемчужина отступила на полшага.

— Тебя, — с той же растерянностью отозвалась она. — Думала, что отыщу.

Брови Воробья недоверчиво изогнулись.

— Одна? На Тортуге? — усмехнулся он, качая головой. — А ты не думала, что может случиться… — он внезапно запнулся, дёрнул губой и поспешно закончил: — С кораблём?

Гиббс попытался вставить слово, но Жемчужина его опередила:

— Как и ты, похоже. — Кэп удивлённо усмехнулся. Потух последний отсвет улыбки на её лице. — Ты обещал, что скоро вернёшься, но тебя не было три дня. Я просто хотела угодить тебе, стать на тебя похожей… — Жемчужина в сомнениях повела плечом. — Стать как другие.

Джек Воробей снова не удержался, чтобы не обвести её фигуру цепким взглядом. Белая кружевная рубаха и тёмно-алый корсет с кожаными вставками и затейливой шнуровкой вместо бесформенного платья из шторы. На бедре на смольных бриджах ногу обхватывал чёрный ремень под кобуру, хоть кэп и не мог представить её с оружием, это всё же делало её образ, определённо, более ярким. И даже широкополая шляпа с лихо заломленным краем и пышным пером — воистину, зависть Барбоссы — не могла скрыть, как изящно густые локоны обрамляли её лицо.

— Тебе это не ни к чему. — Взгляд капитана, точно ловкий мазок кисти, разом обрисовал её силуэт. — Хоть и выглядишь… мило. — Джек приподнял брови. — Где раздобыла?

Жемчужина несколько секунд глядела на него в замешательстве, словно бы боясь улыбнуться.

— Я встретила двух девушек, они сказали, что знают тебя и что тебе нравится, я дала им жемчужину, и они помог…

— Какую ещё жемчужину? — встрепенулся Воробей. Его правая бровь изогнулась, края усов опустились. Гиббс за его спиной повёл глазами и недоумённо качнул головой.

— Один чёрный жемчуг.

— Чтоб тебя… — сквозь зубы едва слышно выплюнул Джек. — И откуда у тебя чёрный жемчуг? — требовательно поинтересовался он, упирая руки в бока.

Жемчужина слегка приподняла подбородок и твёрдо ответила:

— Это дар моря.

Физиономия капитана Воробья начала мрачнеть, взгляд потускнел, как заслонённое облаками солнце, верхняя губа недовольно дёрнулась. Он принялся поскрёбывать ремень ногтем, не успевая толком осознавать мысли, что выстраивались в цепочку. «В море она черпает магию из Глубин», — Джек так чётко услышал эти слова, словно бы они звучали не из воспоминаний позапрошлого дня, а прямо сейчас, наяву, всё тем же голосом с притворной участливостью.

Жемчужина же сильно смутилась и, не сводя глаз, поспешно добавила:

— Я просто нашла на берегу…

— «Просто»? — перебил Джек Воробей, вскидывая подборок. Глаза его вспыхнули молниями во тьме шторма. Он заговорил громко, отчётливо, посылая каждое слово, точно пулю: — Выходит, мисси, пока твой дырявый корабль хлюпает водой в трюмах, потому что нам нечем заплатить за ремонт, ты меняешь драгоценности на наряды? В этом твой долг?

— Джек…

— Заткнись, Гиббс, — рявкнул кэп.

Жемчужина посмотрела на старпома, потом, помедлив, взглянула на капитана:

— Ты упрекаешь меня? — в её голосе вновь послышался тон мистерии, что безлунной ночью наведалась в гости.

— Нет, что ты, всего лишь уточняю, — саркастично отмахнулся Воробей.

— А где был ты, Джек Воробей, все эти дни? — возмутилась Жемчужина. — Что для тебя важнее корабля? — её голос слился со свистом в такелаже внезапного порыва ветра, что сорвался с гор. Жемчужина тряхнула головой: — Я хотела найти тебя, и мистер Гиббс…

— Кажется, ты забыла: он — не твой капитан, — резко оборвал Воробей. Старпом тут же прикусил язык и отступил на пару шагов. — Ты не можешь слушать его приказы и сбегать на берег, когда тебе заблагорассудится! — Джек сурово глядел на неё сверху вниз, хотя с каждой секундой чувствовал, как её взгляд тяжелеет и становится ещё темнее.

— Я не понимаю тебя… — проговорила Жемчужина. Грудь её взволнованно вздымалась, глаза настороженно поблёскивали. — Ты был рад, что я осталась на корабле, а теперь в гневе из-за того, что я передумала… — Она подалась вперёд, и Джек с Гиббсом синхронно отступили назад. Жемчужина взошла на борт и, вглядевшись в лицо Воробья, обеспокоенно выговорила: — Словно бы я пленница.

Краем глаза Джек уловил движение на берегу и бросил туда быстрый взгляд, отвечая с лёгкой рассеянностью:

— Ты словно ребёнок… — Он умолк на полуслове. Жемчужина непонимающе нахмурилась, а затем обернулась, чтобы увидеть, что же захватило всё внимание капитана: по берегу вдоль пристани, обхватив друг друга за талии, фривольно прогуливались две барышни из местного борделя. Они заметили Джека, и походки их, виляющие бёдрами, стали ещё более призывными. Но стоило обернуться Жемчужине, обе девицы остановились, затем обменялись испуганными взглядами и почти бегом скрылись с глаз. Джек разочарованно выдохнул и решил закончить мысль: — Ты наивна и беззащитна. И не готова к самостоятельности. Потому, будь добра, — заговорил он с настойчивой доброжелательностью, — не делай глупостей и оставайся на корабле, где тебе самое место, дорогуша! Смекаешь? — блеснул лукавой улыбкой Джек.

Жемчужина, что стояла вполоборота, медленно опустила голову. Воробей попытался незаметно протолкнуть ставший поперёк горла ком. Джошами Гиббс замер и боялся даже моргнуть. Жемчужина резко обернулась, и тут же зажужжал ближайший шкот, срываясь с кофель-нагеля. Джек едва успел поймать его взглядом, как мигом оказался в воздухе: трос обхватил его подмышками и поднял над палубой, так что бравому капитану оставалось разве что беспомощно болтать ногами над палубой.

— Не смей так говорить со мной, Джек Воробей, — холодно проговорила Жемчужина. И хотя теперь кэп был выше её, сверху вниз глядела именно она. Джек следил за её губами, не решаясь заглянуть в глаза. Жемчужина тряхнула головой, и канат слегка подбросил Воробья. — Я не твоя женщина, не член твоей команды, я даже больше не твой корабль! — воскликнула Жемчужина. — Мне больше не нужен тот, кто будет указывать мне курс. Я свободна! — Джек растерянно открыл рот, попытался дотянуться до сабли, но пальцы только скользнули по компасу. Жемчужина проводила его руку серьёзным взглядом. — А ты… — она рывком содрала компас с его пояса, — сначала сам научись понимать, чего ты хочешь на самом деле.

Жемчужина отступила, перевела взгляд на Гиббса и слегка кивнула. Ещё с полминуты подвешенный, точно пиньята, Джек Воробей наблюдал, с какой грацией прекрасное женское создание спешно покидает корабль, а после и порт. Едва она скрылась, кэп принялся размахивать руками и вертеться. Гиббс вскинул голову, хмыкнул, а затем спешно развязал узел. Джек с грохотом приземлился на пятую точку: было невысоко, меньше ярда, но весьма унизительно.

Джошами потоптался на месте, а затем, сгорбившись, направился к сходным доскам.

— Эй! — возмущённо окликнул его Воробей.

Гиббс резко остановился, словно до этого напрасно понадеялся, что уйдёт незамеченным.

— Не знаю, что между вами происходит, Джек, — развёл он руками, обернувшись, — и тем более, что происходит в твоей голове. До добра это вряд ли доведёт… — Гиббс бросил взгляд в проулок, где скрылась Жемчужина. — Но у меня, знаешь ли, тоже гордость есть. Я не прочь вновь идти с тобой в море, но только после того, как ты выплатишь всё, что мне причитается. — Старпом обвёл быстрым взглядом корабль. — Команду я уже собрал как ни крути, так что… обойдёшься и без нас. Ты ж всё-таки капитан Джек Воробей, — напоследок добавил Гиббс, словно бы желая ободрить. Вздохнув, он решительной походкой двинулся прочь.

— А, бунт… — устало фыркнул Джек. — Ну и прекрасно! — крикнул он вслед старпому, хотя даже не мог видеть того из-за фальшборта. — Нужна мне такая преданность, которая легко исчисляется в пиастрах! — Ветер принёс ему лишь неясный отзвук голоса старпома вместо ответа.

Капитан Воробей поднялся, потирая ушибленное место. Послышались шаги.

— Кэп? Всё в порядке? Вроде кричал кто? — из сходного люка торчала смятённая голова плотника.

— Вам послышалось, — ровно отозвался Джек, а потом повернулся с сухой улыбкой: — Всё по плану, возвращайтесь к работе. — Моряк пожал плечами и спустился в трюм.

Воробей вздохнул, поднимая взгляд на город. Остаться без старпома да ещё и без компаса в его планы не входило. С другой стороны, будет кому приглядеть за беглянкой: Гиббс, похоже, успел к ней прикипеть. И хотя в горле горчило, Джек всё же улыбался слегка довольной улыбкой, ведь прикажи он Жемчужине остаться на берегу — она бы точно запротестовала: её упрямство и своенравие он познал ещё при знакомстве с кораблём. Теперь у него, пожалуй, стало одной проблемой меньше, и, кажется, он раскусил правила игры, в которую его втянула Калипсо. Кэп пригладил усы и, поразмыслив, спустился на пристань.

***

Нос шлюпки уткнулся в поросший мхом берег. Джек Воробей воровато огляделся и принюхался к полумраку, что царил под густыми кронами над рекой. Лес молчал. Джек взглянул на жемчужину в руке, испустил тяжёлый вздох смирения и, подхватив фонарь, выбрался на сушу. Брошенная хижина скрывалась в глубине зарослей. Вода отступила, и теперь пробраться к ней можно было по илистому дну. Каждый шаг по ступеням отдавался тихим скрипом, от которого внутри у капитана всё напряжённо сжималось. Джек подошёл к хлипкой двери, прислушался, осторожно толкнул её и тут же шарахнулся назад. Что-то зашипело, зашелестело и смолкло. Повозившись с огнивом, кэп зажёг фонарь и впустил его впереди себя. Внутри стояла затхлая тишина, кэп невольно пожалел, что поспешно променял сладкое обиталище Мадлен на это место. Мебель, посуду, множество склянок, всевозможную утварь, пучки трав и всякие ожерелья укрывал толстый слой паутины. Джек звонко чихнул и принялся активно чесать нос. Потоптавшись у входа, он осторожно прошёл дальше и примостил фонарь на углу стола. Тут жевспыхнули десятки свечей, разгоняя паутину. Воробей затаил дыхание. За его спиной раздались тихие по-кошачьи мягкие шаги.

— Хм, признаться, я удивлена, что тебе достало храбрости прийти сюда, Джек, да ещё и в одиночку.

Кэп выдохнул и резко обернулся, озаряясь улыбкой. Перед ним стояла некогда хозяйка этого затерянного места, а ныне — хозяйка моря.

— Брось, — протянул он, — мы оба знаем, если бы тебе понадобилось от меня избавиться, пистолет и подмога бы мне не помогли. — Тиа Дальма негромко рассмеялась. В глубине её тёмных глаз поблёскивало то ли отражение свечей, то ли само пламя. — Отчего вдруг в таком обличие? — вежливо поинтересовался Воробей.

— Можешь считать меня сентиментальной, Джекки, — пропела Тиа Дальма, медленным взглядом обводя хижину. Затем она бросила на капитана снисходительный взгляд. — Да и мой истинный облик тебе бы вряд ли пришёлся по душе.

Язык Воробья тут же начало припекать от множества любопытных вопросов, но он и так сотворил достаточно безрассудства, придя сюда, чтобы ещё выпытывать что-то у морской богини. В конце концов это было её желание встречи.

Джек раскрыл ладонь с жемчужиной.

— Отчего вы, дамы, так неравнодушны ко всяким туманным намёкам?

Губы Тиа Дальмы тронула коварная улыбка.

— Но этот ты понял.

Воробей дёрнул усом и слегка развёл руками.

— Так дело в ней? И какой твой интерес?

— Она моё дитя. — Лицо Джека удивлённо вытянулось. Тиа Дальма недовольно повела глазами и уточнила: — Дитя моря. — Воробей незаметно выдохнул и многозначительно кивнул, пытаясь фривольно опереться рукой на спинку стула, но никак не мог её поймать не глядя. — Мне небезразлична её судьба. — Тиа Дальма поднесла свечу к лицу, и её глаза застыли на пламени.

Джек Воробей не знал наверняка, но догадывался, что она имела в виду. Однако вот так просто сознаваться в своей догадливости он не торопился, ведь несмотря на вполне понятные слова истинные мотивы Калипсо могли быть совершенно иными. Он давно уяснил, что порой прикинуться невеждой куда полезнее, чем один за другим задавать резонные вопросы, — узнаешь больше.

Бегло глянув по сторонам, капитан Воробей вздохнул и, со скрипом выдвинув стул, свободно бухнулся на него.

— Выходит, что-то не так, раз ты здесь? — бесстрастно поинтересовался он, перебирая пальцами и следя за блеском огней в перстнях. Тиа Дальма обернулась, туманный свет из дверей аккуратно очертил её статный силуэт. По её взгляду Джек мигом понял, что заходить издалека и юлить смысла не было. Прикинув, чем рискует, он всё же решился продолжить разговор, надеясь, что не останется крайним. — Всё из-за проклятья Джонса, верно?

Пламя свечей дрогнуло, на миг потускнело и разгорелось вновь. На лице Тиа Дальмы всё так же светилась обманчивая улыбка.

— Это было не проклятье, — вкрадчиво пояснила она. — А договор. — Брови Джека сошлись к переносице. Тиа Дальма походкой хищницы пошла по хижине, пальцами перебирая по мебели и утвари. Голос её зазвучал негромко, спокойно, почти равнодушно: — Корабль может существовать без души, но не наоборот. — Воробей кивнул, вспоминая давние слова Жемчужины. — Она связала себя с кораблём не только волей предназначения, но и своим собственным желанием. Джонс лишь скрепил это и дал ей срок.

Джек задумчиво чесанул подбородок. Глаза его чуть прищурились. Относиться с недоверием к словам Калипсо и тем более демонстрировать его было небезопасно. Ещё будучи Тиа Дальмой она не терпела, когда в ней сомневались, что уж говорить о нраве истинно свободной морской богини. Воробей глянул через плечо и невольно вздрогнул: она исчезла. Кэп чуть привстал, отчаянно прислушиваясь. Над его головой тихо скрипнула доска. Он обернулся и тут же ткнулся взглядом в фигуру хозяйки.

Чертыхнувшись про себя, Джек Воробей продолжил скучающим тоном:

— Ну так теперь этот… договор не действует? — Тиа Дальма словно бы усмехнулась. — Обстоятельства-то стали иными, — с нажимом заметил капитан.

Тиа Дальма что-то увлечённо разглядывала, почти повернувшись к нему спиной.

— Она не может изменить то, кем является. Никто не может. — Её слова звучали неоспоримо, как факт о том, что вода в море солёна, а фордевинд — лучший спутник моряка.

Джек выпятил губу.

— Звучит… — он помедлил, подбирая верное слово, — неоднозначно. — Выждав секунду, Воробей развёл руками: — Как тогда вышло, что она стала человеком? Почему именно она, именно «Жемчужина»? — Как бы он ни старался, спросить равнодушно не вышло, и от этого капитану стало куда больше не по себе, чем от осознания, что он по собственной воле и в трезвом рассудке припёрся в дельту реки.

Тиа Дальма круто обернулась, и её густые волосы пронеслись по воздуху с грацией морских волн и хрупко звякнули украшениями.

— Ты мне скажи, Джек Воробей. — Её глаза сверкнули. Кэпу воздух стал поперёк горла. Тиа Дальма расправила плечи, будто бы выросла, медленной хищной походкой направилась к нему, и каждое её слово заставляло капитана всё больше вжиматься в высокую спинку стула. — Почему среди сотен кораблей, что встречались тебе на сотнях морских лиг и в сотне портов, ты выбрал один-единственный?

Она нависла над ним, как крыло шторма над утлой лодчонкой, что слепо тычется среди кипящих волн, не зная, что обречена сгинуть во тьме морских глубин.

— Она была похожа на меня, — как под гипнозом быстро выговорил Джек Воробей. — В том порту я был чужаком. Пират среди солдат и торговцев. И она — пиратский фрегат среди торговых судов. — И снова перед его глазами была тесная гавань: лес мачт, паутины тросов, лабиринт палуб и пристаней. Муравьиная суета, смесь голосов и языков. Палящее солнце слепило, отражалось от белых стен и редких стёкол, чтобы не дать никому и головы поднять. И среди всего пляшущего жаром марева и слепящих бликов он мог разглядеть лишь одно — гордый корабль, что мостился у самого края, словно изгой. — Ей было там не место, — отрешённо покачал головой Джек, — ей не место ни в одном порту, а только там, посреди моря, на пути к горизонту. — Он дёрнул бровью с тенью улыбки. — Как, похоже, и мне. Только в море я могу по-настоящему почувствовать жизнь и свободу. Только с ней. — Воробей тут же смутился, ибо последние слова прозвучали несколько двусмысленно, чего он не планировал, ведь говорил только о корабле. Или же нет?..

Калипсо глядела на него сквозь подсвеченные ироничной и при том понимающей улыбкой тёмные глаза Тиа Дальмы. Да, Воробей чувствовал именно её взгляд, взгляд морской богини, слишком мощный и глубокий. Но он привык к нему. Такими же глазами смотрела на него и Жемчужина, разве что постепенно от этой темноты перестало бросать в холод.

— Ты нашёл, что искал? — мягко прервала тишину Калипсо. Голос её был лёгок и прост, словно это был один из многих вопросов вежливости на светской беседе. Брови Джека изогнулись, он принялся спешно перебирать, о чём именно идёт речь. Тиа Дальма усмехнулась, глаза её блеснули знанием. — Похоже, нет.

Капитан выдохнул, перебрав пальцами по столу.

— Дорогая, беседы с тобой — всегда игра, — сахарным тоном заметил он, а потом с ироничным укором добавил: — Так ты ещё и жульничаешь.

Тиа Дальма коротко рассмеялась.

— Что, Джекки, несладко быть на другой стороне, а? — кокетливо повела она плечом.

Воробей чуть прикрыл глаза.

— Неужто будешь попрекать меня нечистой рукой? Уж кто бы говорил… — протянул он с красноречивой лукавой улыбкой. Протерев изумруд в перстне краем рукава, Джек принялся беззаботно рассуждать: — Знаешь, я, конечно, не всеведущ, но внутренний голос подсказывает, что ты скучаешь по старым денькам, — он крутанул головой и остановил хитрый взгляд на лице Тиа Дальмы. — По этой лачуге, по тому ужасу, что внушала каждому входящему, и той благодарности, что получала. Оттого и предстала в этом облике. А сейчас, небось, всё снова свелось к мольбам и проклятьям? — понимающе закивал Воробей.

Калипсо вскинула подбородок, взгляд её похолодел резко, как и исчезла надежда Джека, что это могла бы быть обычная дружеская беседа.

— Не зарывайся, Джек, — вкрадчиво посоветовала хозяйка. Губы её растянулись в широкой улыбке, от которой у капитана Воробья скрутило живот. — Всё, что подсказывает тебе внутренний голос, — это бежать отсюда. Как можно скорее, — выдохнула Калипсо. Джеку почудилось, что от этого дыхания он покроется инеем, но даже это не стёрло тень наглой улыбки с его лица. — Как и каждый раз, как ты сюда приходил. И каждый раз любопытство, желание получить недоступное знание брало верх над трусостью. — Тиа Дальма повела глазами. — Я могу играть в свои игры, сколько мне заблагорассудится, и ты с радостью примешь их правила, Джекки. Ведь в награду — получишь ценное преимущество.

— Хм… — Воробей почесал макушку с кислой миной. — Не люблю играть в игры без ставок. Какова твоя?

Тиа Дальма снисходительно усмехнулась.

— Знание. Как сохранить её.

Брови Джека скрылись под надвинутой на лоб банданой.

— Сохранить?

— Ты понял, о чём я, — раздражённо бросила Тиа Дальма.

Капитан Воробей отмахнулся и даже слегка фыркнул.

— По мне, она неплохо справляется, хоть и говорит, что с кораблём более не единой целое. Всё-таки вы, дамы, любите драматизировать. — Джек приподнял руку с указательным пальцем и похвастался: — Она вытащила корабль, несмотря на луну и Джонса с его проклятьем…

Калипсо тут же оборвала его:

— Это не та магия, что дана ей морскими силами.

Воробей тряхнул головой, хмурясь и непонятливо кривя губу.

— И что это значит?

Тиа Дальма отозвалась с внезапной открытостью, которая сбила Джека с толку куда раньше, чем он вдумался в её слова:

— В море она черпает магию из Глубин, и у этой магии есть своя цена. Как и у всего в этом мире. — На миг Воробью показалось, что в её голосе звучит не просто искренность, но и словно бы сочувствие. А затем глаза её осветились невидимой обманчиво доброй улыбкой: — Если хочешь, я дам совет…

— О-о-о, нет, нетушки, — тут же открестился Джек, активно махая руками. — Знаю я твои советы, дорогая. Одного раза хватило, спасибо, — саркастично выдал он на одном дыхании и торопливо поднялся. — Неужто на «Голландце» проблема с толковыми рекрутами? — протараторил кэп, отползая к выходу. Калипсо закатила глаза. Джек приостановился в дверях. — Новые сделки я заключать не намерен, — уверенно заявил он, отрывисто кивнул, оскалился улыбкой, отсалютовал на прощание и выскользнул из хижины.

Голос хозяйки мигом догнал его, как брошенный в спину нож:

— В тот раз ты был готов заплатить любую цену. А что же теперь?

Джек Воробей резко остановился. Ему бы следовало держать язык за зубами — он это прекрасно понимал. Но, как ни странно, быть вынужденно честным с Тиа Дальмой, Калипсо, было проще: может, потому что можно было легко убедить себя в её всеведении и напрасности лжи, а может, потому что она не требовала правды, и потому её можно было подать как ложь.

— В тот раз, — Джек качнул головой, — я её уже потерял. А теперь, — он обернулся с дерзкой улыбкой, — что-нибудь придумаю, не сомневайся.

Шлюпка спешно отходила от берега. Её до последнего провожал долгий взгляд морской богини. И только когда лодка покинула полог леса, выбираясь на мелководье, губы Калипсо тронула таинственная улыбка:

— В самоуверенности тебе нет равных, Джекки, и, надеюсь, она тебе, и правда, поможет.

========== -11- ==========

На берегу горели костры, мурлыкали весёлые голоса и шуму моря вторили звуки музыки. По волнам скользили блики огней, перемежаясь с серебристой лентой лунного света. Пляж этот, что находился чуть в стороне от города, не так давно стал излюбленным местом тех, кому хотелось тишины или кому не хватало денег, чтобы провести ночь даже в захудалой харчевне.

Жемчужина сидела в тени костра, обняв колени и зарыв ступни в холодный песок. Её фигура была не единственной одинокой на том пляже, а у его обитателей сам по себе возник негласный уговор не лезть с расспросами к тем, кто этого не желает. Потому её задумчивое одиночество никто не нарушал.

Джошами Гиббс, что коротал время в компании старых знакомых, изредка поглядывал на неё, пытался угадать её настроение, и каждый раз, как намеревался подойти, напоминал себе, что порой лучше не лезть в чужие дела. Особенно — связанные с Джеком Воробьём. И всё же, когда на небе погас последний отсвет солнца, мистер Гиббс не вытерпел. Или может добротный грог придал ему смелости…

Жемчужина заворожённо наблюдала за лихим танцем, что устроили у соседнего костра почти у самой кромки воды, и не сразу заметила присутствие старпома. Гиббс проследил за её взглядом и уселся рядом.

— Отчего сидишь в одиночестве?

Как игривая кошка, Жемчужина водила глазами вслед за танцорами и отвечать не торопилась; на лице её светилась лёгкая улыбка, что ярко подсвечивала искренний восторг. Затем Жемчужина вдруг обернулась к Гиббсу, и от её умиротворённого удивления не осталось и следа.

— Похоже, мною овладел какой-то недуг. И я не уверена, что он не заразен.

Глаза Гиббса невольно округлились, до того серьёзен был её тон.

— А в чём дело, мисс? — насторожился он.

Жемчужина вздохнула, виновато отводя взгляд.

— Я вспоминала утро и наш разговор с Джеком. — Она вскинула голову и взволнованно заговорила: — Я знаю, знаю, что не хотела этого говорить, не хотела так поступать. Я не хотела этого тогда и сейчас тоже! Но в то же время всё же… хотела. Это ведь совершенно неправильно! — почти испуганно воскликнула она. — Я не должна была так поступать! И я это понимала. Выходит, со мной что-то не так.

Джошами Гиббс медленно кивнул с хитрым прищуром.

— Сдаётся мне, — протянул он, — знаю я, в чём дело.

Жемчужина обеспокоенно подалась вперёд, прижимая руки к груди, будто бы ожидала, что Гиббс даст ей не только ответ, но и лекарство.

— Что это, Джошами Гиббс?

Старпом тепло улыбнулся и открыл рот, чтобы ответить, затем замер, скосил глаза в сторону Жемчужины и качнул головой.

— Ну… — уклончиво выдохнул он, — не сказал бы, что это прям недуг какой-то. Тут, конечно, смотря кого спрашивать… Люди часто говорят некоторым больше, чем хотелось бы, или совершают глупости, о которых потом жалеют.

Брови Жемчужины возмущённо приподнялись.

— Почему?

Гиббс неловко усмехнулся.

— По-разному. — Он развёл руками. — Такова человеческая натура, что поделать. — Хранительница фыркнула. — Тебе не стоит корить себя. Во-первых, Джек это заслужил. Во-вторых, ты ведь просто к нему… — Гиббс снова в последний момент успел прикусить язык. Жемчужина выжидательно глядела на него. — Словом, нет у тебя никакой болезни, мисс. Тебе просто, гхм, не всё равно.

Жемчужина тяжело вздохнула и снова перевела взгляд на танцующих у костра. Однажды Джек ей сказал, что быть человеком и чувствовать — не так приятно, как думается, но она сомневалась, ведь помнила, как сладок был момент, когда она спасла «Чёрную Жемчужину» от погони и когда её капитан так смотрел на неё. Теперь ей думалось, что всё же Воробей был прав. Чувства превращали её в кого-то другого, кого она не могла понять и кому не могла противиться. И ещё хуже было сознавать, что этот кто-то другой — всё же она сама. При попытке разобраться Жемчужина лишь обретала множество вопросов, и большей частью им не находились разумные ответы. Подчинение кому-то столь могущественному вызывало гнев, потому что она была уверена, что чувства погубят её, ведь прежде из-за них, не иначе, она отступалась от предназначения и совершала то, о чём ранее и помыслить не могла.

— Это пройдёт, — вдруг заметил Гиббс, словно бы прочитав её мысли. Жемчужина удивлённо моргнула. — Ты не бойся, скоро и сама всё поймёшь, — со странной улыбкой заверил он.

— А ты не боишься? — Джошами вскинул седоватые брови. — Что из-за меня Джек пострадает?

— Пфф! — звонко фыркнул старпом. — А мне какое дело? — пожал он плечами. Под долгим красноречивым взглядом Жемчужины ему стало не по себе, но Гиббс всё же решил не отступать.

— Джек Воробей не лучший из капитанов, — мягко проговорила Жемчужина, по её губам скользнула ироничная улыбка. — Уж мне ли не знать. Но он явно лучше тех, с кем ты имел дело. Ты не первый раз грозишься уйти, но всякий раз возвращаешься. И Джек не раз грозил бросить тебя, но тоже возвращался, и не всякий раз я была с ним согласна в этом. — Она глянула на него с милой улыбкой. — Прости. — Гиббс понимающе хмыкнул и хлебнул грога. — Почему ты выбрал его своим капитаном?

Грог стал поперёк горла, старпом едва не зашёлся кашлем. Жемчужина же прямо глядела на него с искренним интересом.

— Да тут дело такое… — Гиббс задумался, почёсывая затылок. — Он сам-то в этом ни за что не признается, это точно, но мы с Джеком Воробьём вроде как друзья. Эх, сколько раз мне это выходило боком… — покачал он головой. — Знаешь, мисс, — Гиббс кашлянул через усмешку, — я и сам себя спрашивал, на кой чёрт связался с Джеком. Чего у него не отнять — так это живучести, это я не только про шкуру, а вообще. Куда бы судьба его ни заводила, всегда выпутывается, что диву даёшься. Может, оттого и я с ним… — задумчиво протянул старпом, а затем перевёл взгляд на горизонт, что растворялся в море. — Рано или поздно, а Джек Воробей снова ловит попутный ветер… и ищет приключений на свою голову. Вот и я тоже. Хотя, стоит признать, пожить пару лет без него порой весьма полезно. Кстати, об этом, — спохватился Джошами Гиббс, шлёпнув себя по колену, и заинтересованно обернулся к хранительнице: — Ты всерьёз это решила? Что уйдёшь.

Жемчужина просто пожала плечами.

— Я никогда не была на суше. — Она повела ступнями, наблюдая, как пересыпается песок, а затем склонила голову набок. — Я бы хотела изучить этот мир. Понять, о чём говорил Джек, о чём разговоры моряков… Правда, я не знаю, с чего начать.

Гиббс глянул через плечо на заросший лесом холм, за которым скрывался город и бухта.

— Тут Джек всё же прав: одной тебе опасно. Может, освоишься сначала, поймёшь что к чему? Да и без денег тем более придётся туго.

Жемчужина посмотрела на старпома с явным недоумением.

— Выходит, мне никто не станет помогать?

— Может, кто и станет, — развёл он руками, — но это дело опасное, не всем можно доверять.

Хранительница понимающе кивнула.

— Тогда я побуду с тобой, Джошами Гиббс, ведь тебе — можно.

Старпом от неожиданности поперхнулся воздухом. С минуту у него ушло на путанные размышления — это всё же честь или наказание? — но вразумительный итог всё равно не нашёлся, так ещё и в хмельной голове не было ни одной достойной мысли, чтобы скрасить неловкое молчание. Поэтому Гиббс снова приложился к кружке.

— Ну да, — наконец выдохнул он, почёсывая переносицу, — пару свободных дней отдыха ты точно заслужила. Это ж надо же, — недоумённо покачал головой Гиббс, — кому рассказать… Погоди, выходит, ты… — он осёкся, едва обернулся к Жемчужине.

Вряд ли она его слышала. Во все глаза она глядела на статную девицу с приятными формами, что, точно дикая пантера, выпрыгнула из тьмы к костру и звукам музыки. Лихая портовая песня сменилась весёлым мотивом с какими-то терпкими нотами, от которых сердце чуть покалывало, ноги сами просились в пляс и в то же время хотелось заворожённо уставиться на огонь и вздыхать о прошлом или далёком доме. Давно Джошами Гиббс не слышал подобной музыки, тем более на Тортуге. Девица ловко поймала ритм, срывая с головы повязку, отчего её густые локоны тут же рассыпались по плечам и вспыхнули пламенем. Она отплясывала не только с мастерством, но и с искренним наслаждением и, кажется, даже напевала что-то. Гиббс вздохнул, пристукнув пальцами по кружке, и покосился на Жемчужину. Её глаза сверкали восторгом — чистым, неподдельным, какой обыкновенно бывает у детей. Девица резко крутанулась, выписывая голыми ступнями веер из песка, а немногие зрители одобряюще прихлопнули в ладоши. Жемчужина подалась вперёд, рывком поднялась и на носочках пошла ближе, но так и не решилась выйти в свет. За очередным поворотом девица остановилась, замечая её, подпрыгнула и, не переставая отплясывать, протянула к ней руки. Жемчужина отступила на полшага. Девица засмеялась и смело вытянула её в круг.

Растерянная и восторженная Жемчужина переступала с ноги на ногу, пока девица обходила её кругом. Танцорша вновь хохотнула и подхватила её за руки, увлекая за собой. Жемчужина посмотрела себе под ноги, на песок, что скрывал ступни. Гиббс насторожился, готовый бросаться на помощь, хоть вряд ли бы смог даже подняться с первого раза. Она повторила один шаг, затем ещё один и ещё, взметнула руку и так же лихо обернулась. Бриз выхватил из костра и унёс в ночную синеву сноп искр. Гиббс со стуком захлопнул рот и бухнулся обратно на песок. Жемчужина подхватила танец с жарким азартом, повторяя движения, ловя на лету изменчивый, как пламя под ветром, рисунок, и с каждым прыжком, с каждым оборотом, с каждым взмахом руки мелодия словно бы окутывала её, точно в саван, облекая неслышные слова в изящные движения. Джошами переводил ошарашенный взгляд с извивающегося пламени костра на хранительницу и обратно и никак не мог отделаться от ощущения, будто огонь танцует вместе с ней. Зачарованный, старпом тщетно надеялся ухватить то диковинное и неуловимое, что рисовал её танец: словно это был ветер, что невидим, но чьё движение так хочется предугадать. Она то кружилась, широко расставив руки и рассекая густыми прядями волос морской воздух, то подпрыгивала, вторя задорным движениям рыжей танцорши. На её губах светилась задорная улыбка, и, хотя музыка то и дело меняла темп, весь её танец пронизывала завораживающая лёгкость, что казалось, будто вот-вот из-под её руки вырвется свежий порыв ветра. Жемчужина не замечала ничего кругом, как и Гиббс, что не мог оторвать от неё взгляда. Она вновь принялась кружиться, да так быстро, что в глазах у старпома помутнело, и ему привиделись крылья за её спиной. Рыжая танцорша весело хохотала, подбадривая заворожённых музыкантов. Вдруг Жемчужина резко остановилась, вскидывая голову к затянутому облаками небу. Ветер погнал их на запад, и из тумана медленно показалась яркая дуга луны, пуская по волнам серебристую дорожку. Жемчужина расставила руки и замерла, запрокинув голову. Гиббс затаил дыхание, без стеснения разглядывая обрисованную светом грациозную фигуру, и неосознанно приложил ладонь к груди — отчего-то там было непривычно тепло. Жемчужина слегка подпрыгнула, звонко хлопнула в ладоши и с мелодичным смехом вновь нырнула в танец.

До глубокой ночи Джошами Гиббс просидел на берегу. С его губ не сходила тёплая хмельная улыбка, в глазах блестела радость с оттенком тоски, а в голове не было ни одной мысли, что могла бы помешать этому чудесному вечеру. Жемчужина танцевала — почти без устали, под любую музыку, одна и в весёлой компании, хоть и всего этого словно бы не замечала. К костру и танцорам потянулся народ: кто-то просто наблюдал, а затем молча уходил, кто-то восхищённо хлопал, не решаясь пуститься в пляс, а кто-то решался и пытался сравниться в мастерстве с другими. Джошами Гиббс глядел только на Жемчужину и был крайне доволен тем, что не смалодушничал и взял её под свою беспечную опеку, хотя где-то вдалеке слышал отголоски чутья, что намекало про непосильную ношу. Все подобные раздумья старпом решил отложить до утра.

А утром его встретило яркое солнце и полные искреннего — и в чём-то детского — воодушевления иссиня-чёрные глаза. Жемчужина сидела перед ним на коленях, пряча лицо в тени, и едва сдерживалась, чтобы не воскликнуть: «Идём же в город!». Чуть погодя она всё же выпалила это горячим полушёпотом, но в хмельной голове Гиббса всё равно загудело. И весь день она верно следовала за ним, послушно прятала глаза под полями шляпы и, только проводив очередного незнакомца внимательным взглядом, решалась что-то спросить. Мистер Гиббс так ни разу и не почувствовал её обузой, как думал поначалу. Напротив, её бесконечное любопытство к происходящему на Тортуге будто бы и ему открыло давно знакомый городок с новой стороны. Ведь приходилось объяснять, зачем посреди площади дыра в земле, почему колокол звучит с башни, отчего люди на рынке кричат друг на друга и как отличить попрошайку от воришки. Ему всё казалось, что за очередным объяснением она рассмеётся и холодным тоном духа корабля заявит, какая же всё это чушь. Но нет, порой морща нос, она прилежно внимала каждому его слову, как толковый юнга. Гиббс не устал от бесконечных рассказов, а даже решил сам с собой поспорить — когда же у него иссякнут «простые слова». Жемчужина проявляла детское невежество во всём, что касалось сухопутной жизни, но стоило только Гиббсу заняться оснасткой брига и вступить в спор с парусных дел мастером, она возникла за его плечом и, кротко опустив голову, твёрдым голосом поставила всё на свои места. Она готова была бродить по городу до глубокой ночи, но старые суставы старпома уже к закату ныли о долгом отдыхе. Растянувшись у костра на пляже, Джошами Гиббс слегка улыбался и сквозь прищур наблюдал за застывшей подобно изваянию Жемчужиной: она стояла у кромки воды, провожая взглядом уходящее солнце. Отчего-то в тот момент на душе у старпома потеплело, он глянул в кружку, потом в костёр и довольно усмехнулся.

Все следующие дни, что старпом и хранительница провели в городе, «Чёрная Жемчужина», — судя по переполоху на её борту и в ближайших тавернах, — готовилась покинуть гавань. И ни старпом, ни хранительница за все дни так и не задержали на ней взгляда дольше, чем на иных кораблях в гавани.

***

Жемчужина резко подорвалась и села, впиваясь пальцами в холодный песок. Её взгляд устремился в ночную тьму и дальше, сквозь неё, тщетно пытаясь уловить то, что глазу было не увидеть. Она напряжённо замерла, едва дыша.

— Что-то не так, — быстро проговорила Жемчужина, не успел Гиббс и рта раскрыть. Старпом покрутил головой и попытался заглянуть в её остекленевшие глаза. — Корабль. Я не чувствую его здесь.

Мистер Гиббс глянул через плечо туда, где в ночи скрывалась гавань Тортуги.

— Да не видно его просто в темноте, — неуверенно проговорил он. — Судя по слухам, Джек отплывать ещё не собирается, не переживай…

Жемчужина покачала головой и обернулась к старпому. Глаза её взбудораженно блестели.

— Корабля здесь нет, — почти прошептала она странным тоном, будто желая, чтобы её слова звучали неправдоподобно.

Джошами Гиббс подался вперёд и тихо спросил:

— А как же ты можешь это чувствовать? Ведь…

— Я не знаю, — растерянно выдохнула Жемчужина. А затем резко вскочила и бросилась к тропе, что вела в город. Мистер Гиббс, чертыхнувшись, припустил следом.

Она впервые за всё своё существование бежала так быстро. Она вообще впервые бежала. Босыми ногами по пыльной тропе, по покрытым росой жёстким стеблям травы. В её волосах запутались светлячки, мерцая, но будто и не пытаясь выбраться, оттого казалось, что в смольных локонах поблёскивают самоцветы. Едва сорвавшись с места, она тут же подумала, не наваждение ли это, злая игра обманчивого разума, что ещё не обучился чувствовать по-человечески, но и не смог забыть, как чувствовать и то, что за гранью человеческого. Её встревожило что-то такое же странное и неосязаемое, как её первый сон, и можно ли было этому доверять?

Жемчужина легко взбежала на холм, и ночной бриз тут же бросился ей в объятья. В гавани дрожал тщедушный огонёк у пристани — одинокий, тусклый, точно беглец с холма, где раскинулись залитые тёплым жёлтым светом улицы Тортуги.

— Фух, пора кончать с такими забегами, — Гиббс едва не сбил с ног замершую Жемчужину. Отерев с лица пот, он прищурился из-под бровей. — Темень, ни черта не видно.

Жемчужина подняла взгляд на укрытое тучами небо. Над морем простёрлась безлунная ночь, погрузив гавань в густую тьму, так что с трудом угадывались силуэты хребтов по её краям. Джошами Гиббс, часто дыша, вопросительно покосился на хранительницу. А она вдруг неровно вдохнула, словно бы зная: «Чёрной Жемчужины» в порту нет.

Не оказалось корабля и в досягаемости подзорных труб, что на рассвете с любопытством уставились на волны: в ночи искать корабль, не отличимый от этой самой ночи, никто и не думал. Гиббс как мог держал язык за зубами, но Тортуга даже молчание превращала в слухи, и довольно скоро в порт заявились не только свидетели, как «Чёрная Жемчужина» буквально не отходя от пристани ушла на дно морское, но и те, кто видел, как корабль покинул порт сразу после заката — и команды там было по пальцам сосчитать.

— Джек Воробей был на борту? — Гиббс почесал бровь и выжидательно уставился на давнего знакомого, что впервые на его памяти был достаточно трезв, чтобы считаться очевидцем.

Тот кашлянул, настойчиво пытаясь заглянуть за плечо Жемчужине и увидеть её лицо, а потом пожал плечами:

— Вроде того.

— Как это?

— Ну, я видел, как он зашёл на корабль, но не видел, как он его покинул. Выходит… — он вперился в Гиббса излишне умным взглядом.

Старом вздохнул и спровадил «очевидца», а потом окликнул:

— А куда корабль уплыл?

Моряк огляделся, собирая лоб складками, а потом, обрадовавшись, ткнул пальцем в сторону: «Туда!». Не успел он отойти и на десяток ярдов, как Жемчужина резко обернулась. Под её взглядом Джошами Гиббс аж выровнялся по струнке, чего не делал уже не один десяток лет.

— Мы должны догнать их, мистер Гиббс. Найдите корабль. — У Гиббса на язык просилось много вопросов, но вместо того, чтобы задать их, он понимающе закивал и поспешил к знакомому капитану, что за хорошую плату доверил им шуструю — по его искренним заверениям — шхуну.

Жемчужина первой взлетела на борт и тут же взобралась на бушприт. Старпом и ещё шестеро матросов, обменявшись взглядами, поднялись следом. Шхуна быстра поймала ветер и устремилась, как сказал «очевидец», «туда» — на юго-восток. Жемчужина металась меж бортов, как пойманная волчица, неотрывно оглядывала горизонт и заламывала руки, пока за её спиной висело мрачное настороженное молчание. Выждав с полчаса, Джошами Гиббс неохотно вздохнул и пошёл за разговором.

— Так… а дальше-то что? Где искать… корабль? — Жемчужина обернулась с недоумением на фарфоровом лице. — Положим, из гавани ушли на юго-восток, но куда потом? Времени прошло уж сколько. Даже знай, куда… корабль ушёл, нам её не догнать, — Гиббс покачал головой, разводя руками. Взгляд Жемчужины дрогнул, она опустила глаза и медленно отвернулась к горизонту. — Гхм… — Джошами сипло кашлянул, боясь задать вопрос, точно юнга перед суровым капитаном, затем переступил с ноги на ногу и выдохнул. — Может, скажешь, в чём дело?

— Я не знаю, — стеклянным голосом отозвалась Жемчужина. — Я не могу понять, но… Гиббс! — она так резко подскочила к нему, что старпом невольно шарахнулся назад и едва не загремел с полубака. Жемчужина с суетливым волнением достала из кармана Джеков компас, глаза её сверкнули, и торопливо открыла крышку. И тут же взгляд её потускнел: стрелка компаса вращалась в разных направлениях, внезапно замирала на пару секунд, чтобы снова беспокойно сорваться с места. Жемчужина аж притопнула ногой от негодования, а потом вдруг вскинула голову. — Посмотри ты! — почти с мольбой воскликнула она, передавая компас старпому.

Джошами Гиббс поджал губы.

— Такое дело… Не думаю, что моё заветное желание — это спасение Джека Воробья, — извиняющимся тоном выдавил он.

Жемчужина серьёзно взглянула на него, разжимая руки:

— Я понимаю. — Старпом потупил взгляд, лихорадочно соображая, что ещё в их силах.

Хранительница плавно отступила и, бегло глянув на держащихся в стороне матросов, подошла к невысокому фальшборту. Судно шло умеренным ветром. Тёмно-синие воды с редкими барашками над волнами простирались до горизонта, и единственным, что выделялось на фоне лазурного неба, был крошечный силуэт Тортуги. Задержав взгляд на острове, Жемчужина тепло улыбнулась, а затем решительно наклонилась через фальшборт. Гиббс подпрыгнул от неожиданности, боясь, что она свалится за борт. Но воды коснулись лишь кончики её пальцев. Глаза её медленно закрылись, губы зашептали:

— Слышишь меня?..

Глубины взывали к ней — требовательно и властно. Тьма, с которой не сравниться и безлунной ночи, — плотная, почти осязаемая, — поднималась, клубилась, растворялась, обсидиановым водопадом перетекала в сапфировую реку, чтобы раствориться в аквамариновый.

— Слышишь меня?..

Сотни морских лиг, что бесконечным полотном простирались меж двух огрызков суши, проносились, подобно гонимым штормом облакам. Волны шептались, шипели, скалились, огрызались пеной и оглушали прибрежным рыком.

— Слышишь меня?..

Потерянные, спешащие, дремлющие, догорающие — шептали, пели, грохотали. О ветре, о шторме, о сражении, о людях на борту, о морских лигах, о тьме Глубин. Но едва услышав, умолкали, исчезая среди чужих слов и чужих песен, которые им не были слышны.

— Слышишь меня!

***

— Слышишь меня, Джек?

Воробей скривился, приоткрыл глаза, скривился ещё больше от яркого света и снова зажмурился.

— Джек? — знакомый голос стал требовательнее.

Голова капитана звенела громче колокола в Порт-Ройале, когда туда заявился с визитом Барбосса и его головорезы. Потому открывать глаза, а тем более — начинать диалог, на котором, очевидно, настаивал знакомый голос, Воробей не торопился, расценивая это скорее как привилегию, а не обязанность. Но затем от морока пробудились другие чувства: в нос ударил чистый запах моря без ароматов города, а разум распознал лёгкую качку. Тогда Джек приоткрыл правый глаз, поймал взглядом угольный борт «Жемчужины» и, выдыхая, решительно распахнул глаза. И тут же из-под капитанских усов вывалилось шумное недоумённо фырканье: борт «Чёрной Жемчужины» оказался несколько дальше, чем следовало, если бы кэп был на своём корабле. Джек Воробей тут же встрепенулся, уселся на палубу и резко обернулся.

— Зараза…

Он неуклюже сидел посреди шканцев на незнакомом бриге в окружении порядка десяти человек. Собственно, до брига и остальных девяти ему уже не было никакого дела, едва он опознал десятого. На всякий случай Воробей прикусил внутреннюю сторону щеки в надежде разогнать похмельное наваждение, но напрасно — во-первых, он не помнил, когда последний раз брал в рот хоть каплю рома, а во-вторых, в реальности у него были шансы выйти сухим из воды. Ухмыльнувшись, Джек довольно ловко поднялся, подхватил с палубы треуголку и, плотно усадив её на макушке, выдохнул с бравурной улыбкой:

— Вот так встреча. — Его взгляд уже лучился обольстительным огнём, ведь это было самое действенное оружие, которое он знал против женщин в гневе. Но Анжелику Тич, что с насмешкой взирала на него, это, похоже, нисколько не беспокоило. За её спиной за ним равнодушно наблюдал крепкий молодой моряк в богатом сюртуке. — Рад, что ты нашла себе кавалера, — заметил Джек, чуть подмигнув.

Анжелика Тич повела глазами.

— Да, нашла, — голос её резко похолодел, — на том самом острове, где ты меня бросил!

Воробей взмахнул руками.

— Ммм, дорогуша, я бы не бросил тебя там, не будучи уверенным, что ты выберешься. – Он чуть подался вперёд. — Наверняка, это было несложно, с твоими-то умениями и тем внушительным запасом долголетия, что ты обрела.

— Ценой жизни моего отца! — вспыхнула Анжелика.

— Снова эти споры, — устало выдохнул Джек. — Только не говори, что ты всё затеяла ради этого.

Губы Тич окрасила хищная улыбка, что Воробью не предвещала ничего хорошего. Анжелика приблизилась на шаг, её взгляд скользнул по его губам.

— Нет, Джек, — играючи протянула она, заглядывая ему в глаза. — У меня было достаточно времени подумать, спорить больше нужды нет. — Она отклонилась, расправляя плечи. Её фигура напряглась, точно готовая в любой миг отразить выпад врага. — Едва я обрела всё, ты отнял это у меня…

— Вообще-то я спас твою жизнь, — тут же вставил Воробей.

— …и, клянусь Господом, я только и мечтала о том, чтобы пустить пулю тебе в лоб.

Джек оскалился в заискивающей улыбке.

— Но, очевидно, передумала?

Анжелика кивнула.

— Да. — Её взгляд резко обратился к Джеку. Взгляд, искрящий гневом. — Отнять всё у тебя — вот что будет справедливо, — твёрдо выговорила Тич.

— С чего это? — возмутился Воробей, расставляя руки. — Вовсе нет! — Он отклонился в сторону и злобно зыркнул на молчаливого «кавалера». — Ты её надоумил?

Анжелика ткнула его пальцем в плечо.

— Ты мне должен, Джек…

Кэп повёл глазами.

— Опять? — Он наклонился к ней, голос его стал бархатным. — В тот раз ты говорила, что я украл у тебя годы жизни, ну и теперь мы квиты. Разве нет? — шепнул он ей почти на ухо.

Несколько секунд прошли в тишине, а Джек не без наслаждения вдыхал запах её волос, с трудом вспоминая всю цепочку событий, что привела к столь запутанным отношениям.

— Скоро будем.

Анжелика сдвинула Воробья в сторону, приближаясь к борту, в нескольких ярдах от которого на волнах покачивался пиратский фрегат. Тич опёрлась одной рукой о планшир. Джек смерил «кавалера» презрительным взглядом и последовал за ней. Блики на воде слепили едва ли не ярче самого солнца, поэтому капитану пришлось напряжённо щуриться, пока наконец его взгляд не распознал движение на борту «Чёрной Жемчужины». Из трюма выбрались несколько человек, глянули в люк и направились к штормтрапу. Воробей негромко фыркнул: это были те самые плотники, которых нашёл Гиббс и которых Джек даже успел похвалить за работу.

— Что это они там делают? — недовольно пробурчал кэп под нос.

Анжелика обернулась к нему с улыбкой пантеры.

— Я слышала, однажды ты видел, как драгоценная «Жемчужина» обращается в пепел. — Её глаза потемнели, а затем вспыхнули тем диким пламенем, что много лет назад лишило Воробья — пусть и ненадолго — не только рассудка, но и инстинкта самосохранения. — Наблюдать это снова будет невыносимо, да? — Лицо Воробья вытянулось от недоумения, пока в его голове свистела настороженная пустота. Взгляд Анжелики неотрывно следил за ним, ловя каждую эмоцию или её тень, каждую крошечную деталь, что могла бы выдать его истинные чувства. — Так же невыносимо, как было и мне видеть, как умирает мой отец, единственный родной человек во всём мире!

Джек Воробей недоверчиво скривился, чуть отклонившись назад, посмотрел на отплывающую от его корабля шлюпку с его людьми, затем на Анжелику, на «Жемчужину» и отделяющие её от брига несколько ярдов, снова на Анжелику, даже бросил быстрый взгляд на её «кавалера» и снова вернулся к горящим глазам Тич.

— Потопить «Жемчужину»? — сквозь зубы выговорил Джек. В его глазах полыхнуло то же, что однажды видел и Катлер Беккет. — Ты не имеешь права, дорогая!

— Как раз-таки имею, — Тич самодовольно выпятила грудь и упёрла руки в бёдра, продолжая испепелять Воробья взглядом. — Она принадлежала моему отцу и должна была перейти ко мне. А ты и её украл, — она фыркнула, закатив глаза, — ведь по-другому не умеешь.

Джек Воробей растянул наглую улыбку плутоватого кота.

— Смею напомнить, дражайшая Анжелика, — бархатным тоном проговорил он, — что это ты пообещала её мне, если я помогу тебе найти Источник, так что я всего лишь взял причитающуюся мне награду. — Он дёрнул бровью. — Я думал, в тебе достаточно благородства, чтобы держать слово.

— Кто бы говорил, Джек… — снисходительно хмыкнула Тич.

О борт стукнула шлюпка. Моряки забрались на палубу, тип с кольцом в ухе — последним. И никто из них не постеснялся заглянуть капитану в глаза.

— Я крайне разочарован, господа, — высокомерно заявил Джек Воробей.

Тип с кольцом по-простому пожал плечами.

— Ничего личного, сэр, она просто заплатила больше.

— Намного больше, — поддакнул его приятель. Тот согласно кивнул и махнул рукой в сторону «Жемчужины», обращаясь к Тич: «Всё сделали».

Нутро у Джека свело судорогой, едва цепкий взгляд подметил зажжённый фонарь у трапа на палубе «Чёрной Жемчужины». На лице же его продолжало царить выражение уязвлённого самоуправством конюха короля.

— Что, если, — его глаза лукаво блеснули, — я предложу тебе нечто весьма ценное… — Джек осёкся: рука, что по привычке хотела подхватить с пояса компас, поймала только засаленный угол кушака. «Зараза!» — сквозь улыбку неслышно выдохнул кэп.

Анжелика же приняла его внезапное молчание за интригующую паузу, а затем усмехнулась:

— Что-то ценнее мести? — Она подалась вперёд и горячо выплюнула: — Вот уж вряд ли. — Её пальцы играючи обхватили рукоять пистолета за поясом.

События принимали совершенно безрадостный для Джека Воробья оборот, и был он оттого более безрадостный, что это была, пожалуй, одна из немногих женщин, которые слишком хорошо знали все его уловки.

— Послушай, так нельзя! — возмущённо воскликнул Джек, подаваясь вперёд, и резко затормозил в опаснойблизости от Тич, одёргивая руки от касания к ней. По губам Анжелики скользнула довольная улыбка. — Это… нерационально. — Воробей обеими руками указал на фрегат. — Она — чудесный корабль, — сверкнул он улыбкой. — Разве тебе бы не хотелось поменять эту посудину на нечто куда более подходящее тебе, а? — В его глазах плясали искры. Сладкий тон и чарующий взгляд, которым он обрисовал Анжелику, обычно работали безотказно. — Уверен, вы поладите, — почти прошептал Джек, смело заглядывая ей в глаза, не боясь обжечься буйным пламенем в них. Выждав несколько секунд, он отстранился и скорбно добавил: — И это будет так же невыносимо, ведь её у меня постоянно отбирают.

Анжелика Тич слушала его с искренним вниманием, но отнюдь не как человек, что заинтересован предложением, а скорее как тот, кто любуется чужим отчаянием. Крепкий моряк в богатом сюртуке, что стоял поодаль, напротив, казалось, искренне заинтересовался возможностью заполучить отличный корабль. И всё же Джек знал наверняка, что последнее слово — не за ним.

Анжелика удивлённо ахнула, качая головой.

— Готов отдать мне свою драгоценную «Жемчужину»? — Воробей хмуро поджал губы, всем своим видом давая понять, насколько тяжело это решение. Анжелика вскинула подбородок: — И кого ты пытаешься обмануть? Меня или всё же себя, Джек?

Воробей в очередной раз проклял тот день, когда его занесло именно в тот испанский монастырь. Тич решительно выхватила мушкет и подступила ближе к фальшборту, прицеливаясь.

— Анжелика! — Джек подлетел к ней и дыхнул прямо в ухо. Она покосилась на него. Кэп заговорил негромко, пылко и, по его мнению, излишне правдиво: — Ты не понимаешь… это не просто корабль… она живая. По-настоящему живая, она — человек. И, если ты сожжёшь корабль, ты убьёшь и её!

Брови Тич недоумённо изогнулись, с губ слетел удивлённый выдох. Она взглянула на капитана большими глазами, в которых бушующий гнев разбавляло… разочарование?

— Мне даже жаль тебя, Джекки, — серьёзно проговорила она. — Выходит, ты настолько одинок, что выдумал живое воплощение того единственного, что для тебя ценно. Корабля?.. — Пока Джек открывал рот, чтобы ответить, она бросила быстрый презрительный взгляд на фрегат и выстрелила.

— Нет! — Воробей подбил её руку в последний момент, и пуля угодила в обшивку.

В ту же секунду Джек ухватил Тич за талию, развернул и швырнул в объятья подавшимся навстречу морякам. Ловкие пальцы успели выхватить с её пояса кортик. Пистолет в её руке зацепил кэпа по щеке. Двумя прыжками Джек оказался у кофель-нагелей и резким ударом перерубил брас, хватаясь за конец, что уходил к рею. Под ветром парус резко развернуло, и ещё до того, как на палубе опомнились, Воробей взмыл в воздух. Краткий возглас не успел смолкнуть, как кэп уже оказался почти на борту «Чёрной Жемчужины» — едва успел ухватиться за бизань-вант.

— Дьявол! — вскрикнул кто-то на бриге.

Джек Воробей довольно хохотнул и ловко спрыгнул на планшир. Бахнул выстрел, и кэп мешком завалился на полуют.

— Не стрелять! — рявкнула Анжелика, отталкивая «кавалера» в сторону. Тич подлетела к фальшборту, напряжённо приглядываясь к палубе «Жемчужины».

Джек открыл сначала левый глаз, затем правый, ощупал себя, а потом резко сел. Фонарь у трапа остался нетронутым, пламя плясало ровно. От него ползла щедрая масляная дорожка к бочке у трюмного люка. Поблёскивало масло и на ступенях вниз.

— На что ты надеешься, Воробей? — с лёгкой насмешкой крикнула Анжелика. И у неё было на это право: избавиться от фонаря-фитиля было куда легче, чем от якорей, что держали корабль, и уж точно легче, чем выстоять против Тич и её команды.

Пока взгляд искал на палубе то, чем можно вооружиться, капитан уверенно отозвался:

— Ты же знаешь, дорогуша, надежда — это не про меня. — Джек скосил глаза к пушке. — Обычно я просто импровизирую.

Напарник Анжелики навёл дуло на фонарь. В тот же миг Джек Воробей вылетел в проём фальшборта, подхватывая его и намереваясь зашвырнуть подальше. Первым делом его взгляд уткнулся в наведённый мушкет, а затем зацепился за многие пары глаз, ширящиеся от ужаса. Все на борту брига замерли в исступлении, глядя в сторону носа «Чёрной Жемчужины». Джек начал медленно оборачиваться. Палуба вздрогнула, с брига раздался краткий вопль. Хлопнул выстрел. Воробей от неожиданности шарахнулся в сторону, роняя фонарь. С сухим треском стекло разлетелось, и огонь вырвался наружу. Масло вспыхнуло под гневное капитанское: «Зараза!». Джек наконец вскинул голову… и тут же осел на палубу, беззвучно роняя челюсть.

Над ним стояла Жемчужина — та самая, что была изваяна неизвестным мастером и первой встречала волны. Владей бы кэп в ту секунду своим телом, уже бы бросился на нос проверять, привиделось ему или гальюнная фигура и впрямь покинула своё законное место. И впрямь — ожила. Она остановилась на шкафуте с достоинством королевы, что вышла к своим подданным: расправленные плечи и идеальная — слишком идеальная — осанка, прижатая к груди правая рука, чуть приподнятый подбородок и устремлённые вдаль глаза без зрачков. Она была выточена из дерева, Джек в этом не сомневался, но фигура её обладала той же грациозной статью, которую он увидел в духе корабля при их первой встрече, так что даже про себя кэп вряд ли бы осмелился назвать её «статуей». «Нимфа» — подошло бы куда лучше.

Захлопали беспорядочные выстрелы. Воробей вздрогнул, вжимая голову в плечи, а Жемчужина опустила к нему взгляд. У Джека внутри всё как-то сжалось, но не из страха, что фигура в три человеческих роста вдруг раздавит его, нет, а потому — что смотрела она именно на него, на своего капитана, словно бы ожидая приказа. В тот же миг огонь охватил бочку с маслом. Джек беззвучно захлопал ртом, тыкая пальцем во взметнувшееся пламя. Нимфа резко обернулась, подхватила горящую бочку и зашвырнула в бриг. С треском и шипением бочка, точно снаряд, врезалась в грот-мачту, и палубу накрыло криками. На досках «Чёрной Жемчужины» всё ещё плясало пламя, лазутчиком подползая к доскам трапа. Воробей на четвереньках засеменил туда, сорвал сюртук и принялся забивать огонь. Жемчужина шагнула ближе. Палуба подпрыгнула, а с ней и сердце Джека. Кэп закашлялся от едкого дыма, отбивая ладонями судорожный ритм и боясь поднять голову, а когда наконец решился, услышал громкий — почти отчаянный — женский крик: «Огонь! Огонь! Ого-о-о-онь!».

Инстинкты Джека работали превосходно, и ещё до того, как раздался первый залп, он распластался на палубе, укрываясь руками и попутно сожалея, что бриг оказался так близко. При первых же выстрелах корабль вздрогнул, палуба дёрнулась, подбрасывая Воробья, а сверху обрушился фонтан щепы и картечи. Он принялся считать залпы, надеясь улучить момент перезарядки. «Восемь!» Джек бодро подскочил, скривился от боли в рёбрах и успел увидеть, как в орудийный порт брига прямо напротив него выкатывается дуло пушки.

— Зараза… — это прозвучало совсем не по-пиратски и тем более не по-капитански.

Ядро вырвалось из огня и дыма с оглушающим грохотом. Джек Воробей зажмурился, сжался и мысленно вздохнул: ром бы сейчас не помешал. Разорвёт ли тебя раскалённым ядром или ты будешь погребён под обломками, конец всё равно один и крайне печальный. Капитану Воробью не раз приходилось видеть это своими глазами, но никогда он и подумать не мог, что такая участь постигнет и его. Он услышал треск раздираемого дерева, почувствовал быстрый порыв ветра от летящего ядра, а затем — ничего.

Ошарашенные глаза резко распахнулись. Нутро Джека свело судорогой, даже не получилось облегчённо выдохнуть. Жемчужина стояла прямо перед ним на одном колене, и её расправленные крылья, словно щит, отгородили его от вражеских залпов. Пушки смолкли, уступили нервным крикам испуганной команды. Нимфа поднялась и неспешно обернулась с таким изяществом, будто фигура её была соткана из тумана, а не выточена из крепкого дерева. Обугленные, треснувшие крылья опустились. Её невидящий взгляд устремился к людям на бриге, словно бы спрашивая, каков их следующий шаг. Краем глаза Джек поймал Анжелику Тич, её вытянувшееся от неверия лицо со следами крови и — ярость. И тут же ветер игриво донёс громкие голоса: «Заряжай! Заряжай скорее!». Анжелика выхватила у матроса фитильный пальник и бросилась к носу корабля.

Жемчужина спокойно развернулась и направилась к правому борту. За ней поплыл растерянный взгляд Джека Воробья, а затем соскользнул во тьму трюма. До следующего залпа оставалось несколько минут, и, если бы загорелось масло, битва бы окончилась, даже не начавшись. Прежде чем нырнуть в люк, Джек успел заметить, как деревянные руки сорвали с борта два гарпуна.

«Возвращается! Она возвращается!» Двое матросов с истеричными криками пытались вытолкнуть пушку в орудийный порт. Анжелика оглянулась на их вопли. Мощным броском с обеих рук нимфа вонзила пятидесятифутовые гарпуны ниже ватерлинии брига и тут же ухватила уходящий к каждому линь. А затем рванула. Со звонким треском дерево разломилось, забурлили пузыри.

— Пробоина! — закричала Анжелика. — В трюм! Живо! — Пока часть моряков бросилась вниз, она подскочила к пушке. Бриг быстро набирал воду и всё больше давал крен, отчего дуло заряженного орудия снова смотрело в борт. Едва ли не за шкирку Тич подтолкнула матросов к лафету соседней пушки: они боялись даже голову поднять, дрожащими руками забивая клинья под ствол. Канонир запнулся и выпустил ядро, оно гулко ударилось о палубу и скатилось за борт. Анжелика взревела, и затем её взгляд скользнул к другому ядру — из которого торчал фитиль.

Размеренным шагом Жемчужина поднялась на полубак и наклонилась за борт, обеими руками обхватывая якорный канат. Настил под её ногами застонал, со дна несогласным гулом отозвался потревоженный якорь. Она ухватилась сильнее, так что деревянные пальцы вошли в туго сплетённые нити, и потянула на себя.

— Огонь!

Жемчужина подняла голову. Под её взглядом, — которого не должно быть, — Анжелика Тич испуганно отступила на полшага. И опустила руку с пальником к запалу пушки. Она никогда бы в жизни не призналась кому-либо и даже самой себе, что в тот миг услышала чей-то грустный голос: «За что?».

В точно выгаданный момент фитиль изошёл змеиным шипением, порождая залп. Жемчужина укрылась левой рукой. Так и не успев коснуться её, раскалённое ядро взорвалось, осколки вонзились в дерево. Жемчужина покачнулась. Один за другим хлопнули фальконеты. Из дыма вырвались, врезаясь ей в грудь, несколько малых снарядов. По чёрному дереву у предплечья пошли трещины, отколовшаяся левая рука гулко стукнула о палубу. Непроницаемое лицо Жемчужины медленно обернулось к бригу: на шканцах напарник Анжелики готовил фальконет для нового залпа. «Кавалер» тут же заторопился, нервные движения стали неточными, суетливыми. Он наскоро запихнул ядро, приладил фитиль и ухватился за пальник. С элегантным спокойствием нимфа подобрала собственную руку и метнула её, словно бумеранг. Плотное дерево снесло вертлюг, пушка завалилась на палубу, моряк ловко отскочил и покатился по настилу, и тут же всех оглушило взрывом разорвавшегося фальконета.

Бриг затянуло дымом. Жемчужина вновь ухватила канат, мощные крылья оттолкнулись от воздуха, пенька заскрипела, но якорь не поддался. Тогда она подхватила абордажный топор, что крепился у борта. Тяжёлая метровая рукоять в деревянную ладонь легла аккуратно, точно шпилька. Перерубленный в два мощных удара канат змеёй сполз в море, и Жемчужина развернулась, чтобы перейти на другой борт.

С кормы брига грохнул залп, со свистом из дула вырвался цепной книппель, вращаясь, подобно сюрикену, и разрывая тросы. От толчка Жемчужина качнулась вперёд: раскалённая цепь впилась в её шею, перетирая дерево, потянула дальше. Нимфа промахнулась рукой по канатам, поймала опору, но следом ей в спину прилетело новое ядро, и книппель утащил её за собой через борт.

Джек Воробей, — запыхавшийся и по локоть в масле, но довольный, — вылетел на палубу под залп фальконета. Он не сразу сообразил, отчего корабль подпрыгнул и дал неестественный крен. Бриг было почти не разглядеть за стеной дыма. На заплетающихся ногах Джек скатился к противоположному от врага борту, перегнулся через планшир… и оцепенел. В распахнутых глазах плавился янтарь в пламене гнева, пальцы впились в брус и, казалось, ещё немного и сжали бы его, точно безе, под силой ярости. Застывшим взглядом Джек Воробей таращился на воду, пока в душе у него становилось всё темнее: Жемчужина камнем уходила на дно, вцепившись единственной рукой в обвитую смертельным ожерельем книппельную цепь на шее.

Комментарий к -11-

Спасибо за мотивацию, что дарят ваши отзывы :з

Если кому-то интересно, здесь арт на Жемчужину в её мистической ипостаси https://vk.com/fictionfoxy?w=wall-134926015_294

========== -12- ==========

Лишь спустя три дня после самого странного сражения на памяти Джека Воробья, к вечеру, на горизонте появился косой серый парус. Джек, что все эти дни провёл в одиночестве на потрёпанном корабле, без рома и с бесконечной путаницей в душе, был рад видеть кого угодно — даже Барбоссу, но струхнул и едва удержался от желания закрыться в каюте, когда разглядел на палубе шхуны Джошами Гиббса. Неизвестно, что уязвило бы его сильнее: если бы Гиббс случайно наткнулся на «Жемчужину», направляясь в рейс под чужим командованием, или если бы специально искал пиратский фрегат и его капитана. Воробей знал, Тортуга не умеет хранить тайны, так что до старпома вполне могли дойти слухи об очередном воровстве корабля. Когда до шхуны оставалось пару сотен ярдов, Джек заметил на корме Жемчужину, и всё стало на свои места. Кроме капитанского сердца.

Воробей обвёл верхнюю палубу неуверенным взглядом. У него было целых три дня, и ему некуда было деться: в одиночку при всём Джековом упорстве выбрать становой якорь не получилось. Все, кто был на борту брига, разгневанная Анжелика и её полуживой «кавалер», спешно скрылись на баркасе, пока их судно догорало и шло ко дну. Благо кладовая была заполнена, о голоде и жажде беспокоиться не пришлось, и Джек снова вспомнил те времена, когда ходил в матросах и не имел права выдавать и звука поперёк боцманского слова. Он разобрал обломки, отдраил палубу до матового блеска, заделал трещины в обшивке и просмолил щели меж досок. И стал ждать.

Гиббсу ничего не пришлось объяснять. Он перебрался со шхуны и только открыл рот с явным намерением поделиться чем-то стоящим, а затем растерянно умолк, заметив, что на «Чёрной Жемчужине» Джек совершенно один. Сам же Воробей активно косил глаза вниз и в сторону: Жемчужина стояла на баке спиной к кораблю и его капитану, уложив локти на планшир, и, казалось, лёгким волнением на море интересовалась больше, чем происходящим. Отдав торопливые распоряжения, Джек почти спрыгнул на палубу шхуны, приосанился, поправил ремень, скривился, всё ещё учуяв аромат масла на одежде, бросил беглый взгляд на квартердек фрегата и направился к Жемчужине. Она глядела в синие воды с той же внимательностью, с которой астроном устремляет взгляд в ночное небо.

— Так странно — слышать просто море. — Джек замер с поднятой ногой в нескольких шагах от неё. — Как ты, как другие.

Воробей отчего-то выдохнул и сделал полшага вперёд. Её голос звучал совершенно спокойно, непринуждённо, как у иных скучающих дам в городских садах. Только после Джек задумался, о чём она сказала. Его взгляд метнулся к бушприту фрегата и вернулся к её свободно расправленным плечам.

— Мне показалось, — осторожно начал кэп, — ты решила уйти.

Жемчужина кивнула.

— Я размышляла об этом. — Повисла неопределённая пауза. С «Чёрной Жемчужины» бросили конец, чтоб взять шхуну на буксир. — Ты ведь не думаешь, что был первым капитаном этого корабля? — она глянула на него через плечо с мягкой улыбкой в глазах. В груди у Воробья что-то скукожилось, сердце дрогнуло.

Её глаза — были обычными. Человеческими. Джек всё ждал, когда их вновь поглотит темнота глубин, как в тот раз, в ночи, когда Жемчужина спасла их от рифов и преследователей. Но исчезали секунды, а она всё так же глядела на него, словно бы не понимая его замешательства.

Джек Воробей заставил себя моргнуть, а Жемчужина вновь обернулась к морю и глубоко вдохнула.

— Ещё до того как корабль спустили на воду, он сменил много владельцев и капитанов. Оттого и в море отпустили с именем «Распутная девка». — Джек вспомнил, что ни разу не задумывался, кто же был капитаном до него, до того, как он нашёл её в том порту и увёл из-под носа Беккета. Ему это было просто неинтересно, хватало того, что капитан теперь — он и других не будет. Жемчужина провела ладонью по планширу и развернулась, поднимая на Воробья долгий взгляд. — И всё же, хоть капитанов у корабля может быть множество, корабль признает лишь одного.

Под усами Джека сверкнула хитрая улыбка.

— Хм, и ты выбрала меня? Это приятно, не могу не признать. — Её взгляд подсветила добрая ирония. — Только, — протянул Воробей, — почему тогда ты позволила украсть корабль в тот раз? — Жемчужина непонимающе нахмурилась. — На Тортуге, — уточнил Джек и, помолчав, уточнил снова: — Барбоссе.

Очевидное чувство вины придало её лицу милое выражение, отчего настроение у Воробья улучшилось, а пекущие затылок опасения немного сдали позиции.

— Вернувшись из Тайника, ты даже не вспомнил обо мне и…

— Ты обиделась? — едва не хохотнул Джек, ведь подобное было так привычно для женской натуры.

Жемчужина приподняла плечи.

— Я не должна была этого делать, но хотела тебя проучить…

— А Чёрной Бороде ты сдалась, чтобы проучить Барбоссу? — сквозь улыбку поинтересовался кэп.

Она резко вздёрнула подбородок, губы сжались.

— Ему никогда не быть моим капитаном, — быстро выговорила она и тут же осеклась. — Капитаном «Жемчужины», — тихим голосом поправила она.

Джек Воробей тут же скис, а опасения и раздумья вновь накинулись на него с новым пылом. Он заглянул в её глаза, спрашивая себя, так ли уж нужны ему ответы.

— Так это была ты? — голос кэпа прозвучал нейтрально и сдержанно, чтобы не спугнуть её ни холодностью, ни спокойствием.

Жемчужина впервые подняла голову к своему кораблю. Несколько секунд её взгляд взбирался по борту, затем по вантам, брасам всё выше к топу мачты.

— Наверное, — отстранённо отозвалась она.

— И всё видела? — уточнил Джек осторожно, ведь после она могла — должна была — справедливо укорить его за определённую недальновидность и очередной удар известными уже граблями.

Она покачала головой.

— Нет, но, — её изящная рука поднялась к шее, пальцы скользнули от ключицы выше, — чувствовала.

От былого настроя у капитана Воробья не осталось и следа. Он бросил тоскливый взгляд на палубу «Жемчужины», где кипела работа, и понуро поплёлся к фальшборту, держась в нескольких футах от хранительницы. Она внимательно следила за ним, ещё больше повергая в смятение спокойной улыбкой на губах.

Это была её последняя битва, если распутанный клубок мыслей привёл его к правильному выводу. А ведь хитрый план был гениален в своей простоте! И теперь радость, что услаждала его мрачный настрой последние дни, — оказалась напрасной. Спровадил на сушу, подальше от моря и «магии Глубин», о которой говорила Тиа Дальма, и со спокойной душой раздумывал, как быть после, довольный тем, что уберёг её и от магии, и от луны. А она в миг сорвалась в море, чтобы отстоять корабль — снова.

— Тебе вновь пришлось выйти при луне?

Жемчужина перехватила его взгляд. Её брови удивлённо приподнялись, глаза распахнулись, ослепляя Джека отражениями бликов.

— Вот что напугало тебя тогда? — воскликнула она полушёпотом. Воробей передёрнул плечами и выпятил губу, пока его взгляд елозил по линии горизонта. — Потому держал меня взаперти? Чтобы спрятать от луны? — Она смело развернула его, заглядывая в глаза. — Почему же ты просто не спросил? — покачала она головой.

Джек с готовностью открыл рот, чтобы ответить, но отвечать было нечего. По правде, у него и в мыслях не было просто спросить у неё. Ведь в его глазах тогда она была так невинна, проста и наивна, как ребёнок, а ему вряд ли бы пришло в голову идти за советом к ребёнку. Ошибка была в том, что она лишь казалась ребёнком, когда на деле заложенной природой мудрости это не умаляло.

— Знаешь, — отворачиваясь к морю, вздохнула Жемчужина, — каким бы ни был умелым капитан, одному ему с кораблём всё равно не справиться. А мне иногда кажется, что ты всегда один, даже когда есть команда и Гиббс. Ты один сам с собой. — Её изящные плечи дёрнулись в сомнениях. — Я, правда, ещё не знаю, правильно ли это… Дело не в луне, — она слегка повернула голову к Джеку, пронзая его чистым взглядом. — Теперь я человек, как ты. И, похоже, теперь во мне будет звучать другой голос… — Её взгляд померк, губы поджались. — И мне ещё многому надо научиться. Я могу уйти, — спокойным тоном сообщила Жемчужина. Воробей поморщился и приподнял губу. — Если ты прикажешь, я оставлю корабль и сойду на берег, ведь от меня теперь нет пользы. Мне только… — Жемчужина посмотрела на пирата, попыталась вглядеться в его глаза, а затем, сведя брови, в раздумьях проговорила: — Почему-то не хочется, чтобы ты оставался один.

Джек искоса бросил взгляд через плечо на любимый корабль. Теперь она не слышала моря, и море покинуло её глаза. День за днём она теряла связь с кораблём, обращалась в человека, хоть порой вспышки чувств возвращали ей былую силу, которую она старательно пыталась сберечь. Напрасно. Но она будто об этом и не жалела. Или просто не хотела говорить? Ведь о многих вещах, что людей заставляли краснеть и бледнеть, а самого Джека Воробья прятаться за хитрыми взглядами и глупыми улыбочками, она рассуждала излишне просто, даже цинично, принимала всё как данность и будто даже и не думала противиться «руке Судьбы».

— По-твоему, корабль того стоит? — праздным тоном спросил Джек, щурясь от солнца, что выглядывало сквозь лонг-салинг фрегата.

Жемчужина вдохнула ветер.

— Я защищала не корабль. — Воробей едва успел прикусить язык, чтобы не ляпнуть нечто совершенно ему неподходящее: «Как и я» — ну разве не чушь? Жемчужина развернулась вполоборота и склонила голову набок. — Но мне странно слышать такой вопрос от тебя.

Под её проницательным взором, теперь совсем человеческим и оттого ещё более чутким, Джек Воробей нервно фыркнул, пристукнул пальцами по планширу и махнул рукой:

— Не бери в голову. — Он глянул на неё с озорной улыбкой: — Три дня в одиночестве то ещё развлечение.

Хранительница, казалось, понимающе кивнула, но продолжала глядеть на капитана так, что у него в голове и без того спутанные мысли сплетались в змеиный узел. Джек поморщил нос, чесанул подбородок, бросив на Жемчужину быстрый взгляд, затем приосанился, запуская пальцы за ремень, и уткнулся взором в вант-путенсы, что как раз нависали над шхуной точно напротив. Серьёзность, с которой капитан глядел на фрегат, постепенно отвлекла Жемчужину от его физиономии.

— Тебе не кажется, — тут же деловым тоном заговорил кэп, едва она отвела взгляд, — что корабль нужно немного подлатать?

Жемчужина, что ещё не приучилась распознавать в словах иронию, возмущённо взглянула на капитана.

— Очень много. Среди прочего — поставить фок-ванты, укрепить крюйс-стень- и грот-стень-ванты, а ещё фор-салинг. Натянуть фока-штаг. Заменить рулевые тали и настил у нетгедов. Установить насос в трюм и… ещё нужен становой якорь.

Джек Воробей долго буравил её взглядом округлившихся глаз, чуть приоткрыв рот в замешательстве. Затем глянул на грот-марсель и перевёл взгляд на Жемчужину:

— А я на днях услышал про серебряный конвой из Панамы. Какая удача, не находишь? — задорно усмехнулся кэп. Жемчужина кивнула с понимающей улыбкой, и в её глазах блеснул тот же огонёк, что и в карих глазах пирата.

Сделав решительный вдох полной грудью, капитан Воробей направился обратно на свой корабль. Жемчужина проводила его взглядом, а затем украдкой взглянула на компас, который всё это время лежал у неё в кармане и про который Джек Воробей даже не вспомнил.

— Эй, дорогуша! — окликнул кэп с верхней выбленки штормтрапа. — Ты идёшь или предпочитаешь отправиться на шхуне?

***

Пиратская флотилия встречала британские корабли с решительностью и отвагой, которых не только по мнению империи, но и самих пиратов, у них не должно было быть. Редко кто мог себя или другого собрата на честном глазу назвать трусом, если только не хотел драки, но вступление в войну: это уже был вопрос не храбрости или даже чести, а попытки — в чём-то отчаянной — выжить. Подобного единения среди пиратов не помнил никто, и были бы правы те, кто сказал, что первый и последний раз это было на четвёртом совете Братства. Ожидая, пока расползётся утренний туман, многие поглядывали по сторонам, считали палубы и мачты, обменивались с собратьями взглядами с удивлением и восторгом, который затем становился всеобщим воодушевлением. С каждой минутой промедления в их сердцах разгорался огонь, заставляя уверовать, что победа — будет за ними, что Пиратское Братство даст достойный отпор тем, кто возомнил себя хозяевами морей.

А затем из тумана проступили очертания авангарда британской армады.

«Вы все станете пеплом!»

Море услужливо донесло это — не предупреждение, а ультиматум. И предназначался он не сотням людей, что замерли в волнительном ожидании окончания переговоров.

Дерзнуть ему посмел лишь один голос.

— Угрозы? Низко же ты пал, Джонс.

Он явился вслед за своим надменным смехом, эхо которого даже не успело смолкнуть. По губам Жемчужины скользнула быстрая улыбка, но хранительница и не подумала обернуться, лишь чуть приподняла подбородок. Её ровный взгляд плавно скользил по силуэтам кораблей и ничуть не сторонился ярких бликов солнца в редких стёклах.

Дейви Джонс резко шагнул к ней, щупальцами касаясь хрупкого плеча, и прошипел на ухо:

— Ха, пытаешься ужалить напоследок? — Жемчужина слегка повернула голову в его сторону. — С чего вдруг такая дерзость? — Джонс дёрнул губой и оказался с ней лицом к лицу. Его маленькие глаза потемнели ядовитым гневом. Он подался вперёд, дух не шелохнулась. — Думаешь, не знаю, кто надоумил Воробья искать сундук? Кто подсказал, как сбежать от Судьбы, а?

Жемчужина дёрнула бровью.

— Очевидно, ты плохо узнал того, с кем решил заключить сделку, — бесстрастно заметила она. — Неужто ты думаешь, что за тринадцать лет Джек Воробей ни разу не задумался о расплате? Что только я, проклятая душа его корабля, могла бы, явившись к нему в ночи, снова поведать легенду о капитане «Летучего Голландца» в надежде, что он поверит в неё? — Щупальца Джонса нервно подпрыгнули. Хранительница повела плечом. — Ему не пришлось бы искать лазейку, если бы ты держал слово.

— Хочешь уличить меня в чём-то? — с холодным гневом протянул Джонс.

Жемчужина шагнула навстречу, смело заглядывая ему в глаза.

— Джек обменял свою душу на тринадцать лет на этом корабле, — она вздёрнула подбородок, — и ты это прекрасно знаешь.

Капитан «Летучего Голландца» звонко фыркнул от подобной дерзости.

— Не смей обвинять меня во лжи, — процедил он. — Сделка проста — вернуть корабль и дать срок в тринадцать лет. — Джонс с усмешкой развёл руками. — Не моя вина, что твой… капитан был столь глуп, чтобы не уточнить подробности. — Он смерил Жемчужину взглядом и насмешливо добавил: — Заключать сделку с дьяволом всегда опасно, ты это знаешь не хуже других, верно?

В её глазах плескалось море и вместо ночной синевы блестела солнцем утренняя лазурь, что в глубине обращалась в искрящие молнии. Жемчужина знала, что над её кораблём у Дьявола нет власти, и всё же здесь, в капитанской каюте, она не могла позволить ему даже на миг почувствовать себя хозяином. Пока палубы пиратских кораблей медленно накрывала испуганная тишина, дух «Чёрной Жемчужины» смело глядела в глаза Морскому Дьяволу.

— К чему запугивание? — Жемчужина подошла к окну, задевая взглядом спокойные воды. — Ты не уверен в силах «Летучего Голландца»? — Она круто обернулась, держа гордую осанку. — Или же пытаешься устрашить, потому что от его — твоей, Джонс, — души почти ничего не осталось?

В каюте, залитой утренним светом, потемнело, как при внезапном шторме. Взгляд Дейви Джонса задрожал, щупальца затрепыхались, несколько раз клацнула клешня на руке, будто капитан желал сомкнуть её на горле мистерии. Затем в один миг его лицо окрасилось кровожадной радостью. Он сделал несколько тяжёлых шагов к хранительнице.

— Тебе не победить, — улыбаясь, покачал головой Дьявол. — Никому из вас. — Он со свистом втянул воздух. — Чуешь? — прошипел он. — Страх смерти. Им всё разит здесь. — Его губа брезгливо дёрнулась. — Жалкие посудины с перепуганными крысами.

Жемчужина на несколько секунд обернулась к окну, затем прикрыла глаза, прислушиваясь. Поток пиратского ликования давно разбился и исчез, как пришедшая в прибрежные скалы приливная волна, и теперь звучали лишь несколько голосов — растерянных, но всё ещё твёрдых.

— Да, им страшно, — кивнула хранительница, — но их храбрость — в их общем страхе. — Она грациозно развернулась, взглянув на капитана «Голландца» слегка исподлобья. Тьму в её глазах вновь осветили молнии. Она заговорила спокойно, ровно, с тенью восхищённой улыбки на губах: — Я видела это, Джонс. Когда кракен атаковал нас, их всех охватил ужас, но он придал им сил. Они смотрели в лицо собственной смерти, но смотрели непокорно, сражаясь до последнего, зубами выгрызали каждый миг жизни. — Дейви Джонс насмешливо хмыкнул. — Люди на этом корабле будут стоять до конца. Как и я.

Джонс слегка прищурился.

— Что ж, знай, — пощады не будет.

Жемчужина улыбнулась.

— Я не боюсь тебя, Дейви Джонс, — легко проговорила она. Дух бегло глянула за корму, её взгляд дерзко сверкнул. — Заключим пари, — вдруг с жаром предложила она, — или сделку, если тебе угодно.

Джонс рассмеялся и выпятил губу.

— Дай-ка угадаю, снова будешь торговаться за жизнь пташки?

— Нет. — Жемчужина помедлила, а затем, подняв голову и глядя в глаза уверенно заявила: — Если мы победим, ты снимешь моё проклятье. Если проиграем, — она запнулась, взвешивая цену слов, — я стану частью «Голландца».

Дейви Джонс удивлённо поднял брови, не скрывая насмешливого взгляда. Он долго вглядывался в лицо Жемчужины — мраморное, но не бесстрастное. Она глядела на него не как на Морского Дьявола или капитана единственного корабля, которому в этой битве не было равных. Нет. Она глядела на него всего лишь как на соперника в споре, таким же уверенным горящим взглядом, каким когда-то глядел на него дрожащий от страха до самых пяток Джек Воробей.

— Хм, смотреть, как Воробей вечность драит палубу моего корабля, зная, что стало с его?.. Что за славное зрелище! — Джонс резко схватил Жемчужину за руку. — Идёт!

Две флотилии замерли друг против друга. На всех кораблях разговоры шли в общем-то об одном и том же: как выстоять в бою, как вернуться домой, как не уступить противнику и как совладать со страхом, если переговоры не кончатся миром.

— «Жемчужина» будет флагманом в этом сражении, — решительно заявила Элизабет Суонн, едва ступив на борт. Дух корабля, что наблюдала с полубака, только снисходительно дёрнула бровью. Даже без своего капитана «Чёрная Жемчужина» была готова вступить в бой, и отнюдь не по воле тех, кто был на её борту.

Хранительница слышала перепалку на палубе, но всё её внимание было сосредоточено на силуэте «Летучего Голландца» в нескольких милях от них. Жемчужина сжала кулаки. К непременным жертвам она относилась со снисходительным пониманием, не считая, что они станут платой за выигранный спор. Она знала, что победит. Она обязана. Однажды она уже бросала вызов Дьяволу и ни разу об этом не пожалела, и теперь готова была сделать всё, что потребуется. Но не была готова остаться без своего капитана. И ей вряд ли нужна была команда и тем более те, кто считали себя в праве ею командовать.

Вдруг среди общего гомона прозвучало то, что заставило Жемчужину резко обернуться.

— Калипсо! Освобождаю тебя от уз плоти!

Дух вспорхнула на планшир и осторожной походкой направилась к шканцам, хотя всё её нутро противилось этому. Неведомая сила влекла и в то же время отталкивала её. Беглый взгляд хранительницы скользнул по лицам пиратов: никто из них не понимал, что на самом деле происходило и что ждало их дальше. Не могла этого знать наверняка и Жемчужина. Она с почтением глядела на Тиа Дальму, с благоговением ожидая момента, когда Калипсо вновь обретёт свою истинную силу. Бесчисленная армада во главе с «Голландцем», что только и ждала команды вступать в бой, словно бы вновь скрылась в тумане: никому в тот миг не было до неё дела — ни пиратам на борту «Жемчужины», ни её хранительнице. Она едва успела спросить себя, что заставило людей снять оковы с той, кого они же сами и пленили, как вдруг Уильям Тёрнер дерзнул нарушить напряжённую тишину. Жемчужина возмущённо встрепенулась, но не посмела вмешиваться.

— Кто предал тебя? Кто рассказал Совету Братства, как тебя пленить?

— Имя!

— Дейви Джонс.

Жемчужина судорожно ухватилась за грот-вант, едва успев устоять. Что-то невидимое острым кинжалом пронзило её, внутри всё сжалось и вспыхнуло таким же невидимым пламенем. Переставая чувствовать себя, Жемчужина широко распахнутыми глазами следила за Калипсо, что больше не сдерживали никакие оковы. На мгновение для духа исчезло всё — корабль, море, люди, исчезла злость и горячее желание битвы, исчезли воспоминания и осознание происходящего. Осталась только боль. Это была не её боль. Жемчужина никогда не испытывала столь сильного чувства и теперь была поистине беспомощна перед ним. И лишь когда Калипсо взглянула на всех с высоты грот-мачты, Жемчужина опомнилась. Она дрожала и никак не могла совладать с собой. В ней вспыхнул гнев — на всех пиратов за их самонадеянную глупость, за попытку подчинить себе Море. Снова. Но теперь не обрядами, а хитростью. И она была солидарна в гневе с Калипсо. Боялась, что богиня покарает пиратов и корабль, и вместе с тем считала это справедливым. И её бы решению в тот миг Жемчужина бы не воспротивилась, каким бы оно ни было.

Пираты почтенно и со страхом преклонили колени, хоть многие из них просто делали то же, что и другие, так до конца не сознавая, кто перед ними и в чьих руках их судьбы.

— Калипсо! — смело воззвал Гектор Барбосса. — Обращаюсь к тебе как слуга — смиренный и покорный. Пощади мой корабль и команду и обрушь свой гнев на тех, кто вздумал повелевать тобой!.. Ну и мной…

Жемчужина вскинула руку, чтобы покарать его за эти слова, но корабль её не послушался. Голос Моря, что никогда не оставлял её, стал медленно затихать, чтобы, исчезнув на мгновение, зазвучать вновь с новой оглушающей мощью.

Калипсо явила свой гнев.

Жемчужина медленно опустила голову и прямо посмотрела на Элизабет Суонн. Теперь, когда не оправдалась последняя надежда и шансов на победу у пиратов не было, осталось лишь двое тех, кто всей душой жаждали сражения, — королева Братства Пиратов, что желала отомстить за всё, что у неё отняли, и хранительница «Чёрной Жемчужины», что готова была биться за то, что могла бы иметь. В этом напрасном геройстве, в слепом упрямстве не было ничего правильного, — Жемчужина это знала, но не желала признавать. В ней осколком застряла частица той боли, которой с ней невольно поделилась Калипсо, и Жемчужина начинала понимать её смысл. Оттого готова была на всё, лишь бы никогда не испытывать это чувство снова. Слишком сильное. Слишком честное. Слишком реальное.

Быть может, то же чувствовала и Элизабет Суонн, может, тот же пламень сжигал и её сердце, и жара этого было достаточно, чтобы зажечь огонь и в сердцах тех, кто утратил надежду, оттого и речь Королевы была по-настоящему пламенной.

— Поднять флаг!!!

Жемчужина смерила Элизабет взглядом, и её губы тронула тень одобрения. Клич эхом разносился по кораблям, и один за одним в небо поднимались пиратские знамёна, заявляя врагу, что никто не сдастся без боя.

Хранительница подняла глаза к небу: солнце гасло под натиском зловещих туч, предвещая безжалостный шторм. Хоть с силой Моря ей было не потягаться, дух решительно расправила крылья и обернулась к горизонту. Паруса наполнились ветром — хорошим, как уверяли друг друга пираты. Жемчужина же знала: это обманчивое преимущество и продлится оно недолго. То, что Калипсо не обрушила на всех свой гнев в тот же миг, едва обрела прежнее могущество, вовсе не значило, что гнев этот утих.

Пиратский фрегат под чёрными парусами первым устремился в бой под взмах мощных крыльев его хранительницы. Штормовые волны вгрызались в обшивку, скалились на форштевень и шипели под килем.

Жемчужина глядела на кипящие воды с высоты утлегаря и, чувствуя, как море и ветер сопротивляются ей, лишь сильнее рвалась в битву. И она пришла — скорая и жестокая. Кураж, страх, ненависть, агония, ярость — всё смешалось, захлестнуло палубы невидимой волной, являя то, что многие потом называли «истинно пиратским духом». Его было не смыть жгучему ливню, не развеять шквалу, что раздирал паруса, не раздробить изрыгающим ядра пушкам «Летучего Голландца». Жемчужина ощутила эту силу — такую же мощную, как её собственная, но куда горячее: настолько, что по неосторожности могла спалить корабль, едва пламя в сердцах разгорится слишком сильно. Хранительница не сводила глаз с «Летучего Голландца» и берегла свою силу, свой огонь для него. Её не заботила ни застывшая в ожидании армада, ни взявший в свои руки штурвал Гектор Барбосса, ни водоворот, что породила ярость морской богини. Она ждала шанса, когда сможет сразиться не только за своего капитана, но и за собственную свободу.

— Канониры по местам! Выкатить орудия!

Губы Жемчужины исказил безжалостный оскал решительного хищника. Её неосязаемое тело пошло дрожью под гул пушечных талей и грохот орудий на лафетах. Её пламя устремилось в чугунные стволы и ядра.

— Огонь! Огонь из всех орудий!

Огонь бушевал в её глазах, разгораясь с каждым залпом лишь сильнее. Флагманы сошлись в пушечной дуэли на внешнем крае бушующего водоворота, но Жемчужина не замечала ни одного выстрела «Голландца», хоть палубы уже утонули в криках и крови. Она ждала. Не имея возможности покинуть свой корабль и ступить на палубу «Летучего Голландца», она могла лишь ждать, когда Морской Дьявол явится сам. Когда команды схлестнулись в отчаянном абордаже, взгляд духа скользил по палубе «Голландца» в поисках Джонса и Джека Воробья, но натыкался лишь на подсвеченные лихорадкой битвы лица и множество скрещённых клинков.

Пиратский фрегат кренился и шёл в сторону, всё чаще оставаясь без присмотра рулевого на диких волнах, что норовили сбить корабль с курса и направить в кипящую пучину моря. Жемчужина вскинула голову от удара волны ниже ватерлинии. Круто развернувшись, она оказалась на полуюте; сильная рука ухватила штурвал. Ей это было и не нужно: со штертом и талями, что шли к рулю, она бы справилась и без помощи штурвала, но нет, сама того не понимая, она отчего-то повторила то, что сделал бы её капитан. Вокруг неё кипело множество маленьких сражений, каждое из которых приближало или отдаляло ту самую победу. Жемчужина не могла точно понять, за что именно бились люди, кроме как за свои жизни — бились отчаянно, жестоко. Сражались ли они за корабль тоже или «Чёрная Жемчужина» значила для них не больше, чем очередной порт в пути на другой конец света? Ведь на борту собрались не только те, кому корабль стал домом. Предатели, беглецы, мятежники… Ещё недавно враги, теперь они прикрывали друг другу спины. Но что заставило их пойти на такое? Неужели одной только жажды свободы было достаточно?

Джек Воробей стремительной птицей взлетел на грот-марса-рей «Голландца», ухватившись за трос. Жемчужина проводила его долгим взглядом, её губы дрогнули под мимолётной улыбкой, которая тут же исчезла, едва по душу Воробья объявился Джонс и обнажил клинок. Жемчужина с готовностью подалась вперёд и, без сомнений, в тот же миг пришла бы на выручку своему капитану, — если б могла. Сокрытые бездонной тьмой глаза сместились в сторону: на квартердеке двое из команды Джонса задрали головы, переглянулись и подняли пистолеты на Воробья. Изящные пальцы легко пристукнули по рукояти штурвала — на опердеке шкот вскинулся змеёй и оттолкнул матроса с фитильным пальником к соседней пушке, что заряженной осталась без прислуги. Пират запнулся, грохнулся на колени и, услышав над ухом приказное: «Огонь», послушно поджёг запал. В ту же секунду залпом с «Голландца» снесло часть фальшборта. Пушка подпрыгнула, намереваясь завалиться на бок. Жемчужина тут же перехватила тали и брюк. Орудие грохнуло на лафете, стало как надо и выплюнуло ядро, снося часть квартердека и моряков, что открыли пальбу по Джеку Воробью. Жемчужина расправила плечи, приподнимая подбородок.

А за её спиной, как брашпиль при отдаче якоря, с гудением вращался штурвал. Пока взгляд хранительницы неотрывно следил за дуэлью двух капитанов на рее над бездной, бездна потянула пиратский фрегат на дно. Жемчужина опомнилась слишком поздно. Слишком поздно поняла, что корабль разворачивает поперёк потока, и ещёнемного — и он завалится на борт. Слишком поздно почувствовала расходящуюся по палубам дрожь. Фрегат застонал, подчиняясь потоку, плавно пошёл на правый борт. Коттон подскочил к штурвалу, чудом поймал рукояти и остановил вращение, стискивая зубы от того, что сопротивление выламывало суставы в локтях. Жемчужина успела рвануть руль, корабль подскочил на волне, развернулся по течению, но его повело дальше по инерции, ближе в центр водоворота — и, подобно сотне скрещённых клинков, две грот-мачты кораблей-противников столкнулись над бездной. Под силой удара киль «Чёрной Жемчужины» измученно скрипнул.

Жемчужина оцепенела. Голос внутри неё выл от боли и злости: она поступилась первоочередным долгом, но ничего не могла с собой поделать. Глаза напряжённо следили за капитаном Воробьём, что болтался над пучиной, держась за сундук в руке Джонса. Она должна была заботиться о корабле, в противном случае даже победа пиратов ей бы ничего не дала, но вместо этого хранительница сосредоточилась на том, чтобы поймать Джека — любой ценой. Каждый из сотен и сотен канатов и тросов готов был по её приказанию стрелой устремиться и выхватить капитана из лап бездны. Будь кому-то из знакомых Джека дело до этого, её бы уже заверили, что Воробей уж точно выкрутится сам, правда, ничьим словам она бы не поверила. И всё же Джек Воробей и впрямь обошёлся без её помощи, а брошенный ею брас выхватил над водой рухнувшего с марсовой площадки Мартина.

«Летучий Голландец» тянул «Жемчужину» на дно. Грот-мачта фрегата звенела от натуги, палубный настил вскрывался под жалобный стон раскалывающейся стеньги. Колонна мачты выла, сопротивлялась, выламывая днище. Сил нескольких человек, что пытались удержать падающую мачту, не хватало. Дух через силу отвела взгляд, затем заставила себя обернуться спиной к происходящему на «Голландце». У неё был долг, предназначение — и пари с Дьяволом. И это не могло — не должно было! — быть её желание: пренебречь кораблём ради его капитана. Ведь оно было совершенно неправильное. Поэтому она заставила себя отвернуться. Закрыть глаза. Откреститься от происходящего и остаться один на один со своим кораблём. Прочувствовать каждый ожог, каждую трещину, каждую надломленную деталь рангоута и лопнувший трос. Затем она вскинула руки. Вторя её движениям к грот-мачте и её верхним стеньгам копьями устремились канаты, впиваясь в трескающееся дерево с яростью голодных хищников. «Голландец» был сильнее. Тяжёлое мокрое дерево, пропитанное солью океанов и силой волн, сопротивлялось, давило, чтобы утянуть под воду, где у «Чёрной Жемчужины» не было шансов. С хрустом разлетелся грот-брам-рей. Хранительница распахнула глаза и крепче ухватилась за канаты, стискивая зубы, оттолкнулась крыльями от воздуха раз, другой, третий. Тросы лопались, на их место устремлялись новые, но она не отпускала, всё сильнее тянула назад, сопротивляясь «Голландцу». Каждый лопнувший канат обжигал её, точно плеть. Каждая трещина, проедающая реи, рассекала её руки. Каждая надломленная стеньга ломала ей пальцы. Пощады было не сыскать ни кораблю, ни его духу, но Жемчужина и не думала её просить. Ей некуда было отступать. У неё не было на это права, ведь цена проигранной битвы была слишком велика. Мистерия часто слушала рассказы Джека о свободе и тщетно пыталась понять его слова, но теперь — ощутила её. Пусть и как мощный порыв бриза, что стремился вырваться и умчаться прочь, за которым ей предстояло бесконечно гнаться.

И великая тайна свободы оказалась простой — волей выбирать цену собственной жизни.

Порванными струнами один за другим лопнули стень-ванты. Грот-мачта поддалась «Голландцу». Жемчужина невольно вздрогнула: наклонённой мачтой, точно ломом, раскалывало днище, и киль начал расходиться. Шпангоут загудел. Ей остался безрадостный выбор: лишить корабль крыльев или хребта, что в конечном итоге будет значить одно — смерть. «Летучий Голландец» вдруг отяжелел, будто море перестало его держать, и рвался на дно, словно сброшенный якорь, при этом не желая отпускать «Чёрную Жемчужину», как утопающий, что готов утянуть в глубину другого, лишь бы не погибать в одиночку.

«Джонс…» Глаза хранительницы вспыхнули. На мраморных губах медленно, смакуя каждое мгновение, проявилась холодная улыбка, куда больше похожая на оскал обнажённого клинка. На палубе зарядили книппели, зашипел фитиль. Морским вихрем Жемчужина взвилась над кораблём и под пушечный залп рванула грот-мачту на борт. Книппель раскрошил грот-бом-брам-стеньгу «Голландца». «Чёрная Жемчужина» круто взяла на правый борт, вырываясь из глаза шторма.

И только после хранительница обернулась. Ни сгинувший во тьме «Летучий Голландец», ни победа в дуэли не ободрили её так, как разодранный фор-марсель, что нёс навстречу бейдевинд. В миг, когда «Летучий Голландец» остался без капитана, Жемчужина по-настоящему испугалась — того, кто станет следующим. Теперь она неотрывно следила за парусом, ведь единственной наградой за победу в этом бою было возвращение её капитана.

Джек Воробей вернул на борт «Чёрной Жемчужины» не только королеву Суонн и капуцина Барбоссы, но и огонь, что успела затушить смешанная с морем кровь. Он взлетел на мостик с разъярённой решимостью, которая даже его самого безгранично удивляла. Нет, вступая в войну, Джек Воробей не мог поклясться, что пираты — и его собственный корабль — одержат победу. Ему хотелось в это верить, но расчётливый ум брал верх… ну и без чутья не обошлось. И всё же Джек оказался не готов к той плате, которой стоил их недолгий триумф. И грядущее сражение было боем не только с флагманом Беккета, но и с его собственными сомнениями. Быть может, взгляни он в пылающие тем же огнём глаза хранительницы своего корабля, услышь то, что она могла бы ему сказать, это была бы не отчаянная, а вполне осознанная смелость. Но нет, Джека Воробья окружала непонимающая, пропитанная страхом тишина.

Жемчужина возникла за спиной капитана, расправила крылья, отгоняя морок ужаса, что обступал его со всех сторон, прикрыла глаза, прислушиваясь к движению под водой, и, устремив взгляд на «Решительный», позволила себе улыбнуться.

***

Солнце — гигантское и оранжевое — всё же ползло к горизонту сквозь туманную дымку облаков. Джек вопреки привычке сидел против окна, закинув ноги на стол, гоняя по кружке тёплый ром и не сводя глаз с тусклого светила. На лице у капитана было безрадостное выражение, а края усов чуть приподнялись в раздражении. Тоска. Воробей всем сердце ненавидел это чувство и те моменты, когда оставался с ним один на один. Тоска заставляла его становиться честнее, в первую очередь, перед самим собой, а это было совсем не то, чего пиратскому капитану хотелось на досуге. Но, увы, повязав свою душу с морем вечным контрактом, он не учёл, что невидимым дополнением к нему станет периодическое тоскование. По кораблю, по свободе, по морю, по былым временам, по привычному укладу вещей и новым приключениям. В пору такой хандры у капитана Воробья обычно была не лучшая жизнь, а потому он оправдывал тоску то ли унылыми стенами тюрем, то ли мрачными одинокими вечерами и знал, что она непременно пройдёт, едва парус наполнится ветром.

Сейчас же бриз гнал любимую «Чёрную Жемчужину» к берегам Эспаньолы, заставляя едва ли не парить над волнами. Корабль, чьи трюмы были полны ценного товара, ждал радушный приём во множестве портов, а команда с готовностью принялась бы рассказывать об удачных авантюрах и между делом прославлять капитана. На суше самого Джека Воробья ожидали два выигранных спора и знакомый торговец с очередной редкой вещицей. Ром на борту был добротный, ямайский, две особо нетерпимые к пиратам империи вновь увлеклись грызнёй между собой и оставили моря без присмотра. Удача сияла ярче полуденного солнца, а тут — тоска.

Джек вздохнул, поочерёдно закрывая глаза, и примостил кружку у самого края стола. «Иногда случается то, чего мы боимся больше всего, чтобы потом мы благодарили небеса за это». Воробья потянуло на философские думы и чуть-чуть в сон, а ему не хотелось ни того ни другого. Рывком сбросив ноги со стола, кэп резко поднялся и направился к двери, затем вернулся за треуголкой, бросил мимолётный взгляд в кружку и покинул каюту.

Ветер был попутный, и корабль не нуждался в дополнительном присмотре, людей на палубе можно было пересчитать по пальцам одной руки. Джек слегка кивнул мистеру Гиббсу, что, лениво почёсывая скулу, поднимался на полуют, и неспешно направился к фок-мачте. Вечерний бриз — свежий и лёгкий — взбодрил капитанскую голову и, опережая кэпа, вернулся к своей фаворитке. Жемчужина стояла у бушприта, сцепив руки за спиной, — именно этим она привлекла внимание Джека, ибо никогда так не делала. Волосы её были распущены, отданы на волю резвого ветра, лоснились под закатным солнцем и блестели, подобно шёлку. Она стояла с закрытыми глазами, слегка опустив голову, и приближения Джека словно бы и не заметила.

— Чем занята? — полюбопытствовал Воробей, убедившись, что доски скрипнули достаточно громко.

Жемчужина открыла глаза, глянула искоса, а затем перевела взгляд куда-то вдаль.

— Полагаю, прощаюсь.

— О, вот как? — иронично хмыкнул Джек, покачнувшись на пятках. — Ты куда-то собралась? — На мили кругом не было ни единого клочка суши, а до ближайшего порта путь занял бы пару-тройку дней.

Жемчужина медленно перевела взгляд на кливер. С высоты сорвался озорной порыв, взбил её густые локоны. Она глубоко вдохнула пропитанный свежестью воздух и взглянула на капитана.

— Моё время вышло, Джек. — Голос её прозвучал спокойно и мягко, так что даже хвалёная чуйка удалого пирата сработала не сразу.

— В каком это смысле? — скороговоркой отозвался Воробей, чуть хмурясь.

Жемчужина запрокинула голову.

— Этой ночью на небе взойдёт моя последняя луна.

Джек осторожно проследил за её взглядом, присмотрелся к пышному кучерявому облаку и нахмурился ещё больше.

— Погоди-ка, — протянул кэп, двумя пальцами чесанув подбородок, — ты ведь о проклятии Джонса, верно? Тринадцатая луна… значит, оно вот-вот падёт? — просиял он. — Чудесные новости, разве нет? — радостно вскинул руки Воробей, а в душе у него всё застыло: как застывает море перед яростным штормом, как застывает команда перед кровавым боем.

Жемчужина посмотрела на него — прямо и смело — и плавным движением заправила за ухо непослушную прядь волос. Её плечи слегка приподнялись.

— Хотела бы я, чтобы это было так… — покачала она головой.

У Джека на языке горчило недовольство, шестое чувство подсказывало что-то, просилось к рупору внутреннего голоса, а он его нарочно затыкал всё сильнее.

— Но?.. — нотки в его тоне стали ниже.

Жемчужина кротко улыбнулась: она заметила, как ветер забавляется со спутанными волосами Воробья, отчего тот становится похож на дикобраза с солнечными иголками. Затем она вздохнула и подтянула левый рукав. Джек подавился воздухом на вдохе и даже отступил на полшага. Жемчужина меж тем закатала другой рукав, затем распустила шнуровку рубашки и оголила плечо и часть шеи. Джек молчал. Глаза его потемнели, брови сошлись у переносицы, а пальцы впились грязными ногтями в потёртый ремень. Про себя Воробей часто сравнивал Жемчужину с фарфоровой куклой: её кожа была так же бледна, сдержанная красота манила и настораживала, и долгое время прекрасное лицо не выражало никаких эмоций. И теперь ему стало жутко — фарфоровая кукла разбилась. Её тело покрывали чёрные трещины, опутывали сетью безыскусных узоров. Кожа всё ещё оставалась бледной, и только поэтому она оставалась собой — а не обгоревшей корабельной скульптурой, что снисходительно отторгло море.

— Это всего лишь часть. Ты видел меня настоящей однажды, в Тайнике, когда я… Это к лучшему, что ты не помнишь. — Она несмело глянула на капитана и перевела взгляд на море, с которым всегда могла найти общий язык. — Лунный свет покажет, что я теперь на самом деле.

В голове Джека громким набатом звучал её тихий голос. Теперь он знал, что это её голос, её песня, та самая, что она часто напевала в их заключении в Долине Возмездия. Та самая, что ненадолго укрощала агонию его души. Теперь он вспомнил, вспомнил каждый момент, когда слышал этот голос вновь, уже в этом мире, вспомнил, как эта песня поселила в его душе и мыслях сомнения, но оказались они недостаточно сильны, чтобы осмелиться в них поверить.

— Ты злишься на меня? — даже сейчас её всё ещё волновало его мнение.

Да, он злился. Исходил пеной от ярости и ненависти, которые не на кого было обрушить, и оттого они всё с большим остервенением разрывали его изнутри. Всё повторялось, как много лет назад, когда всем назло он шёл напролом с одним лишь «Она будет моей». Что угрозы? Что здравый смысл? Что врождённое чутьё? Он поклялся — ни перед дьяволом, ни перед богом, а перед самим собой и… перед ней. И то был первый раз, когда он решил свято следовать клятве до конца. И каждый шрам, каждая потеря стоила того момента триумфа, когда, покорно повинуясь его руке, «Распутная девка» уходила прочь из гавани — только его. В этом моменте он отчаянно желал спастись потом, когда его корабль полыхал и бессмысленно шёл на дно. Годы нескончаемой погони, чтобы рождённая из пепла «Чёрная Жемчужина» — стала его. Уже одержимостью, а не просто кораблём. И чтобы снова пришлось платить по счетам. Он снова пренебрёг правилами, привык, что закон создан для того, чтобы его нарушать. Научил этому и её. И вместо триумфа ему достался гнев. Она его не заслужила. А был ли смысл ненавидеть самого себя? Теперь?

Джек протолкнул ставший поперёк горла ком и, чуть вздёрнув подбородок, заметил с мягким возмущением:

— Прощаешься с кораблём, но не с его капитаном.

Её глаза заблестели звёздами в ночном небе. Она подняла на него светлый взгляд.

— Я не знаю, что тебе сказать, мой капитан. Когда я думаю о тебе, я не могу понять своих мыслей и… — она запнулась и приложила руки к груди, — того, что здесь. Своих… чувств. Их слишком много. Я не знаю, как это сказать, — её голос дрогнул от беспомощности.

В иной ситуации Джек Воробей бы ехидно фыркнул, но сейчас лишь дёрнул губами в обманчивой улыбке. Кто-то внутри него хотел тут же отозваться: «Я тоже». Кто-то, кого пиратский капитан боялся понять. Этот кто-то твердил ещё более несусветную чушь: что капитан Джек Воробей, в котором достаёт упорства и который не привык отступать, должен смириться прямо сейчас и не тратить драгоценное время на очередное спасение. Джек всё же ехидно фыркнул, правда, про себя.

Карий взгляд поднялся по утлегарю к верхней шкаторине паруса и заставил капитана поморщиться: солнечный диск коснулся горизонта.

— А что ты говоришь кораблю?

Жемчужина смущённо улыбнулась и ласково провела рукой по стволу мачты.

— Я просто хочу, чтобы он вечно стремился к горизонту как ныне, так и впредь. Чтобы бриз наполнял паруса, чтобы не смолкали волны за бортом, чтобы ни одна гавань, ни один берег не держали его, чтобы ты всегда был его капитаном и… чтобы больше не было жертв.

— Кроме одной последней? — вскипел Воробей. Жемчужина тут же обернулась. — Постой… — Джек взмахнул рукой, прищуриваясь. — Что-то не сходится. С чего вдруг «твоя последняя луна»? — Он перебрал пальцами, попутно перебирая в голове даты. — Срок тринадцатой луны ещё не скоро.

В эту минуту Джек Воробей как никогда готов был спорить — и с ней, и с Калипсо, да хоть с самим Дьяволом, но на деле спорил с собой: с тем же Джеком, который когда-то решил, что покинуть собственный корабль после битвы — хорошая затея.

Взгляд Жемчужины потускнел. Воробей поймал вдруг себя на неуместной мысли: сейчас он может спросить её о чём угодно, попросить доверить любой секрет или тайну моря, и она покорно расскажет, ведь, похоже, иного момента не представится.

— То была не единственная моя сделка с Джонсом. — Джек невольно отступил; с языка сорвалось неслышное: «Чтоб тебя!..». Жемчужина сцепила руки спереди, пальцы нервно переплелись, взгляд упёрся в перевязь на груди Воробья. — Перед битвой с «Летучим Голландцем» я заключила с ним пари: если мы победим, я стану свободной. Морские сделки непреложны: пусть Джонс не успел сам исполнить данное слово, мне оставалось лишь признать свою победу. И я… струсила. — Она задержала дыхание на несколько секунд. — И не сделала этого. А затем… — Она метнулась к Джеку, он даже встрепенулся, чтобы её поймать. — Затем ты заставил меня выйти той ночью! — Её сверкающий взгляд Воробья совершенно обескуражил, но кэп всё равно самодовольно вскинул брови. Жемчужина приподняла плечо. — Покидая кубрик, я смирилась, что это будет последнее моё исполнение долга, и мне было довольно того, что я помогу кораблю и его капитану. — Она смущённо улыбнулась, взглянула на него сквозь ресницы. — Той ночью, Джек, ты заставил меня обрести свободу, — на одном дыхании выговорила Жемчужина. Воробей моргнул, приподнимая губу: в его голове никак не вязались вместе слова «заставил» и «свобода», как и её страх и радость той ночью. Она испугалась свободы. Капитана Джека Воробья подобный страх, что порой подбирался ближе и коварно шептал на ухо, лишь раззадоривал — скорее пускаться в путь в новый день или в новые воды. — Быть может, — прервала повисшее молчание Жемчужина, — проклятье луны удержало бы меня здесь чуть дольше, но, — она склонила голову набок, — лучше оставаться по доброй воле, чем в цепях.

Джек подавился сухой усмешкой, а глаз, как назло, зацепился за шрамы на её плече. Скрипнули зубы.

— Почему же ты ничего не сказала? — Он в упор уставился на неё серьёзным взглядом, отчаянно надеясь, что ответ не окажется глупостью, какой-нибудь мелочью, которую бы ничего не стоило исправить.

— Ты бы всё равно ничего не смог поделать, — покачала головой Жемчужина. — Такова воля Моря. — Капитан обречённо вздохнул и злобно зыркнул на лазурные воды. — Даже когда я стала человеком, Море хранило меня. Чтобы продолжать быть хранительницей корабля, я черпала его силы, что оставались во мне… и даже когда их не стало. Но беря — отдаёшь. И с каждым разом всё больше. Голос во мне твердил, что глупо взывать к Глубинам, но здесь, — она прижала ладони к груди, — было что-то, из-за чего я не могла поступить иначе. — Она подняла взгляд на Джека: всё ещё сверкающий любопытством, но уже спокойный. — Это значит — быть человеком, да?

Воробей неохотно кивнул, его глаза чуть прищурились от мелькнувшей улыбки.

— Верно, — выдохнул он. — Иногда люди совершают, на первый взгляд, глупые поступки. — Его тёплый взгляд скользнул к Жемчужине, с отточенной быстротой обрисовал её силуэт. — Когда на кону самое ценное, что у них есть.

— Но я не жалею, — с горделивой уверенностью заявила она, её губы скрасила спокойная улыбка. — Корабль — всё, чем я была и чем желала быть. Без тебя я всего лишь пепел. — Джек подавился воздухом и тут же принялся сосредоточенно чесать подбородок, собрав брови у переносицы. — Я увидела твой мир и прожила иную жизнь, ту, которой у меня не могло, не должно было быть, а у всего есть цена.

Жемчужина слегка повернула голову к морю. Солнце ярко подсвечивало её совсем человеческие глаза, на иссиня-чёрной радужке плескалось золото заката. Джек невольно залюбовался и даже испустил какой-то странный выдох — почему-то лёгкий, никак не под стать тому, что поднималось в душе.

— Знаешь, мне нравится быть капитаном. А без тебя — я всего лишь Джек Воробей.

Она быстро обернулась, ветер взбил её длинные локоны, и на миг за её спиной будто вспорхнули крылья. Большие глаза взглянули на Джека со смятением. Ему и самому было неуютно от подобных откровенностей: ни с одной женщиной прежде он не позволял себе такого, даже будучи пьяным, а сейчас он не выпил и капли рома.

— Но всё ведь теперь как должно, и «Чёрная Жемчужина» останется с тобой, — проговорила она таким тоном, словно пыталась успокоить и убедить в том, что всё идёт своим чередом.

— Всего лишь корабль… — выдавил Джек. — И снова придётся за это платить? — Он впервые возненавидел собственный корабль. Это чувство будто взорвалось внутри, а вместо шрапнели в душу вонзились сотни воспоминаний, в которых он теперь всё больше запутывался.

Несколько секунд Жемчужина не сводила с капитана внимательного взгляда, затем медленно опустила глаза на чёрную сеть, что испещряла её руки.

— Это моя судьба, и я приму её.

— А что, если это уже не только твоя судьба?.. — проворчал Воробей, уткнувшись в её запястье невидящим взглядом. Жемчужина взглянула на него с ярким и милым смятением.

С последним лучом солнца власть перейдёт к лунному свету, что растворит её в холодном серебре. Он не готов был остаться с пеплом на руках. Снова. Да он, чёрт возьми, тоже не знал, что ей сказать, вернее, что именно сказать, ведь сказать хотелось много. А времени — минута? Он уставился на неё, как на свой позабытый компас, ища ответа — может, не простого, но вразумительного. А она спокойно улыбалась ему, будто ей и больше ничего не надо было — только чтобы капитан был рядом в её последний миг. Как раньше. Судьба-затейница любила забавляться: они вместе горели от руки Беккета, вместе исчезали в пасти кракена, вместе сражались с Морским Дьяволом. Вот и сейчас, что подтолкнуло его выйти на палубу, если не знающая рука Судьбы? Наверное, этого оказалось достаточно, чтобы победить в споре с собой и прислушаться не к смекалке и пиратскому чутью, а к чему-то большему, тому, что пылало — здесь.

Жемчужина медленно обернулась к закатному горизонту. Небо полыхало пламенем: что началось в огне — в огне должно было и кончиться. В её глазах вдруг заблестели слёзы, но она лишь расправила плечи и гордо приподняла подбородок. Последний осколок солнца погрузился в море, и лунная полусфера ярко проступила на чистой синеве.

Джек схватил Жемчужину за руку, быстро и резко, словно попытался уберечь от пули. И поймал её растерянный выдох горячим поцелуем. Едва он коснулся её губ, его глаза резко распахнулись, являя клокочущий жар и безжизненную пустоту ада.

Он искал того, с кем может быть свободным.

И он её нашёл.

Комментарий к -12-

А здесь неАрт к главе https://vk.com/fictionfoxy?w=wall-134926015_299

========== -13- ==========

Взгляд старого моряка застыл на подрагивающем огоньке в глубине очага. Узловатые пальцы, ноющие в такт ветру за окном, изредка касались кружки. Он ушёл в далёкие дебри воспоминаний, вой ветра и чувство приближающегося шторма напоминали о былых временах, когда обшивка судна дерзким скрипом отзывалась в ответ на дикое шипение морских волн. В поблёкших глазах виднелся оттенок той тоски, что непременно охватывала сердца старых морских бродяг.

В таверне сгустились сумерки. Догоревшие свечи расползлись на столах причудливыми барханами. Любопытные слушатели терпеливо переглядывались. Скрипнула дверь, впуская нового посетителя, на её звук обернулись лишь некоторые, с задних рядов. Куцый мальчуган настойчиво постучал по загорелой морщинистой руке. Моряк вздрогнул и беззлобно выругался под нос. Беглый взгляд пробежался по сосредоточенным лицам, и на губах проявилась довольная улыбка. Старик неторопливо почесал подбородок и отхлебнул из кружки.

— А дальше-то что? Что с ними стало? — Мальчишка аж привстал от нетерпения.

— Дальше… — причмокнул моряк, нарочно растягивая паузу. — Никто не знает точно, что стало с «Жемчужиной» и её капитаном, — покачал он головой, задерживая на дрожащем пламени свечи туманный взгляд. — Одни говорят, что, после того как исчез дух корабля, Джек Воробей продолжил плавание, но вскоре напоролся на английский флот, и в этот раз удача ему изменила. — Моряк развёл руками. — Другие — что капитан вскорости остепенился, сошёл на берег в колониях и решил больше не дерзить судьбе. — Он отхлебнул рома и, почёсывая бровь, продолжил: — Третьи рассказывают, что в мгновение между последним лучом заката и первым лучом луны жизни капитана и хранительницы корабля связал новый договор и что впредь они не могли покинуть друг друга, — с его губ слетела хриплая усмешка, — если не хотели преставиться. Есть и те, кто уверяют, что Воробей ещё долго был капитаном «Чёрной Жемчужины», а духа ему заменила какая-то красотка, что он повстречал в порту Калабара. — Старик приподнял брови, припоминая: — Ещё доводилось слыхать, что в последний момент замерло само время и на «Чёрную Жемчужину» явилась сама Калипсо — богиня моря. Она предложила капитану выбрать, чего лишиться, — корабля или его хранительницы, ведь у любого чуда должна быть своя цена.

— И что выбрал Джек Воробей? — дрогнувшим голосом спросил суровый боцман, у которого взволнованно блестели глаза.

Морщинистое лицо рассказчика расплылось в хитрой улыбке. Он пристукнул пальцами по кружке, шумно втянул воздух и резко выдохнул:

— Ничего. — Боцман, что заинтересованно подался вперёд, тут же удивлённо отпрянул. Старик довольно крякнул. — Он предложил Калипсо стать её… — он запнулся, подводя глаза кверху. — Как там его?.. А! …истинным посланником во всех морях, что ей подвластны: пошёл ей в услужение, но не только получил корабль и нимфу, но и бессмертие, дабы без страха пересекать Бескрайние Воды. — Моряк глянул в кружку, ухмыльнулся собственному отражению и пожал плечами. — А иные вообще утверждают, что хранительницы и не было никогда, что Джек всё наплёл, лишь бы взять на борт женщину, в которую влюбился по уши, хоть и не желал этого признавать. — Кто-то разочарованно вздохнул. Рассказчик меж тем наклонился ближе к столу и заговорил на тон тише, поочерёдно поглядывая на слушателей: — Ещё говорят, что иногда, при особом везении, в самую тёмную ночь в море, когда не видно берегов, можно повстречать удивительной красоты корабль под чёрными как та самая ночь парусами. Коли пуститься в погоню — не поймаешь, корабль растворится во тьме. Это знак, — решительно кивнул старый моряк. — Знак удачи… — Он качнул головой, приподнимая плечо: — Ну, или знак, что тебя вот-вот ограбят. Кто как рассудит. Но случается такое единожды на веку каждого, — вновь закивал он, а после протянул вполголоса: — Это если верить легендам…

Вновь повисла тишина. Мальчишка в первом ряду задумчиво чесал острый подбородок и морщил нос, гости переглядывались и неопределённо хмыкали, пока хозяин таверны, скрестив руки на груди, не возмутился:

— Сложно это как-то всё, путанно.

— Ну, — старик развёл руками, расплываясь в понимающей улыбке, — дело ваше — верить или нет. Я лишь рассказываю, что знаю.

Таверна наполнилась шумом. Старый моряк закинул на плечо мешок и покинул гостеприимное заведение. Прислушиваясь к шёпоту ночного моря, он привычно отхлебнул из кожаной фляжки, заткнул её за пояс и двинулся вдоль берега к укромной бухте, напевая под нос любимую песню. Из-за облака показался край яркого месяца, услужливо освещая каменистый путь. Ветер угомонился. Ночь стояла тихая, звёздная. Звонко выводили трели сверчки, где-то вдалеке лаяли собаки. Моряк обошёл утёс по кромке воды и, устало выдохнув, примостился на покатый валун.

А за краем утёса по колени в воде за ним во все глаза следил куцый мальчишка из таверны. Его шустрый взгляд быстро прошёлся по берегу, но так и не нашёл ничего интересного. Моряк меж тем кого-то ждал. Мальчишка чесанул затылок, бегло глянул в сторону — и едва не плюхнулся в море от неожиданности. Глаза его, точно дула пушек, уставились на горизонт, и вместе с тем, как медленно отъезжала книзу челюсть, в них всё больше разгорался неудержимый восторг.

Моряк поднял голову и, увидев то же самое, довольно усмехнулся. Чёрное с серебряной вышивкой лунного света полотно моря сходилось с синеватой тьмой инкрустированного золотом звёзд неба, и на хрупкой границе между ними чётко проступал, словно нарисованный смолой, силуэт трёхмачтового корабля. От него отделилась шлюпка и, поблёскивая единственным фонарём, направилась к берегу. Покачивая головой и неслышно посмеиваясь, моряк побрёл ближе к воде. Лодка зарылась носом в песок, двое крепких гребцов ловко перепрыгнули через бортики и решительно шагнули навстречу моряку. Он тут же замахал руками, заворчал на их попытки помочь ему забраться и усесться: колени слушались с трудом, спина не желала сгибаться, как в былые годы, когда он мог на бегу заскочить в шлюпку, а после ни разу не сменить положение рук, пока добирался до стоящего на рейде судна. Гребцы терпеливо дождались, пока моряк уселся на банке, и так же ловко и быстро направили шлюпку обратно к кораблю, где один за другим зажигались огни. Сбросив оцепенение, мальчишка судорожно принялся искать по карманам небольшую подзорную трубу — самую ценную вещь, что когда-либо у него была.

С борта со свистом плюхнулся фал, за ним следом над штормтрапом появилась угловатая фигура и услужливо протянула руку. Старик передал свои пожитки, бросил быстрый взгляд через плечо и привычным движением ухватился за выбленки. И хотя взбираться было нелегко, лицо его не покидала радостная улыбка — боль в пальцах отступила, а на ладонях вновь почувствовались мозоли. Ухватывая его за запястье, матрос на палубе негромко крикнул через плечо: «Капитан!».

Моряк тяжело ступил на палубу, упираясь руками в колени, и, хотя сбившееся дыхание не давало разогнуться, любопытство взяло верх, и он торопливо вскинул голову на звук быстрых шагов.

— Надо же, будто и не постарел ни на день!

— Там, где мы бываем, некогда стареть, мистер Гиббс, — с дерзкой улыбкой отозвался Джек Воробей.

Джошами засмеялся, кивая, и, отдышавшись, шагнул капитану навстречу и сгрёб его в недолгие объятья.

— А ты, Гиббс, — Джек прихлопнул его по плечу, отстраняясь, — всё травишь свои байки?

— А почему бы и нет? — ухмыльнувшись, пожал плечами тот. — Пока за них дают бесплатную выпивку и еду. — Воробей понимающе повёл глазами.

Гиббс отвлёкся, обводя взглядом корабль, где знал — без всякого преувеличения — каждую щель. На шканцах они с Джеком остались одни; с дюжину моряков отступили к баку — кто занялся делом, кто привалился к борту, поглядывая на капитана и его гостя, кто подступил ближе к фонарю и раскурил трубку. Марсели были подобраны фестонами, только блинд на бушприте трепетал под ночным бризом. Мачты уходили в темноту, а десятки тросов и канатов, иные с руку толщиной, сейчас казались шёлковыми нитями. Не будь палуба щедро залита светом фонарей и не знай Гиббс, что стоит на ней своими собственными ногами, можно было бы подумать, будто вместо настила меж бортов лишь воздух ночи.

— И что, Джек, — Гиббс обернулся к нему. Подслеповатый, но цепкий взгляд мельком скользнул к перевязи, не приметил компас, и голос зазвучал ниже: — Стало легче?

Капитан Воробей чуть отклонился назад, запуская большие пальцы за ремень, и медленно перевёл взгляд на берег и россыпь дрожащих огней.

— Сочинишь потом новую байку? — покосился Воробей на Джошами. Тот беззлобно фыркнул. — Нет, и, пожалуй, это к лучшему. — Гиббс недоверчиво прищурился. Не моргая Джек уставился на огни в порту и неторопливо заговорил: — Представь себе страсть, что даже в роме не утопишь. Чем больше бежишь от неё, тем сильнее распаляется её огонь, так что и задохнуться можно. Я теперь просто привык дышать спокойно, даже вспоминая о недостижимом.

Мистер Гиббс улыбнулся про себя, ведь привычка отвечать философски-сложно, по крупицам подмешивая правду, так Джека Воробья и не покинула.

— И то хорошо, — кивнул Джошами. — А я всё, признаться честно, думал, она тебя погубит, — он послал капитану выразительный взгляд, — сорваться в океан в самый сезон штормов, Джек, — это даже для тебя было слишком безрассудно.

— Видел бы ты это, Гиббс… — протянул Воробей, оборачиваясь.

Тот тут же взмахнул руками.

— Э-э-э, нет, мне и кошмаров после перепитого хватает. Но как-нибудь расскажешь, — он спохватился, добавляя: — Когда на суше будем.

Джек дёрнул усом и открыл рот, но его заглушил звонкий голос:

— Джошами Гиббс! — Она налетела на старого пирата с жаркими объятьями с той силой, с которой горячий бриз устремляется к вечернему морю. Гиббс тут же закряхтел, закашлялся, а потом и вовсе вспыхнул, как пацан, под лукавым взглядом Джека Воробья, что остался чуть позади неё. — Как я рада твоему возвращению! — воодушевлённо воскликнула она, не выпуская шершавых рук Гиббса из своих изящных и сильных пальцев. Глаза её сверкали ярче бликов, что рисует полуденное солнце в штиль на зеркале моря. — Тут некоторые тебя вовсе на палубе караулили, — поделилась она, искоса поглядывая на Джека, — а я вот за картами засиделась, капитан задачку подкинул.

— Неужели справилась уже? — Джек чуть вздёрнул подбородок, пряча хитрые глаза в густой тени от треуголки.

Она лихо изогнула бровь.

— Сомневаешься, капитан? — сладким голосом уточнила она, чуть приподнимая плечо.

— Что ты, — выдохнул Воробей, подаваясь вперёд, — просто интересуюсь, ведь кто-то от волнения и на месте усидеть не мог.

Гиббс наконец протолкнул ком в горле и, неловко отступив назад, чесанул макушку.

— И я рад встрече, мисс, — расплылся он в улыбке.

Она круто обернулась, под тугой косой свистнул воздух. Джек Воробей под её назидательным взглядом тут же напустил на себя невинный вид, а едва Джошами понимающе усмехнулся, капитан оживился и кивнул в сторону.

— Как видишь, мистер Гиббс, команда отличная — боцман толковый, рулевой и штурман что надо, да и капитан хорош, чего говорить. — Гиббс обвёл взглядом палубу, затем не удержался и взглянул на мисс. Она только глазами повела. — Пожалуй, — Джек призадумался, перебирая пальцами по подбородку, — такой команде не хватает только опытного старшего помощника, смекаешь? — Воробей круто обернулся, а она как-то незаметно оказалась за его плечом. — Что скажешь, а, Гиббс? Готов вновь отправиться в путь?

Сердце Джошами забилось быстро и волнительно, но он всё же сдвинул брови и деловитым тоном спросил:

— И куда же?

Джек Воробей развёл руками.

— Как и всегда, — его глаза полыхнули дьявольскими искрами, оттеняя азартную улыбку, — к горизонту и дальше…

— Куда укажет море, — закончила она, и её дерзкий взгляд кольнул Гиббса в самое сердце.

Пассат прошёл такелажу, забрался под рубахи и наполнил лёгкие насыщенной свежестью.

— Да, — часто закивал Джошами Гиббс, — такой курс мне по душе.

Лицо Джека осветила яркая улыбка.

— Я и не ждал иного ответа, — с напускной серьёзностью сообщил капитан. Затем обернулся к ней: — Тогда к штурвалу. — Она резко кивнула, улыбнулась старпому и лёгким пером взлетела на полуют. Джек проводил её довольным взглядом, на золотом зубе мелькнул отблеск луны. Матросы зашевелились, потянулись из кубрика. Старпом и капитан обменялись понятными друг другу взглядами, и Воробей, коснувшись двумя пальцами треуголки, слегка кивнул: — Командуйте якоря, мистер Гиббс.

Старпом расправил плечи и сделал глубокий вдох полной грудью.

— Есть, капитан.

Застучали сапоги по палубе, заскрипел кабестан, выбирая якорь, рассыпались голоса, передавая команды. Капитан Джек Воробей церемонной походкой поднялся на мостик и почтительно кивнул своему штурману. Она легко рассмеялась, а затем кивнула в ответ, уверенно сжимая в ладонях рукояти штурвала.

С гулким стуком якорь занял положенное место.

— Ставь марсели, мистер Гиббс.

— Готовьсь марсели отдать! Людей на марса-реи!

Джек расправил ладони на планшире и бросил через плечо взгляд на развёрнутую на тумбе карту.

— К утру попадём под крыло шторма.

Под капитанскими усами сверкнула молнией улыбка. Джек Воробей обернулся к штурвалу и прямо взглянул в чёрные глаза.

— Тогда, дорогуша, держи курс и лети полным ветром! Поднять паруса!

А на берегу мальчишка во все глаза наблюдал, как чудный корабль, смольный как ночь и резвый как ветер, растворяется в ночи на горизонте.