Черная пятница [Алексей Макаров] (fb2) читать онлайн

Алексей Макаров Черная пятница

Черная пятница

Сижу на кровати, поджав ноги. Кровать неудобная, с нарисованным одеялом и подушками. Старомодная, с шашечками. Что-то под кроватью не дает с нее слезть… Что-то нечленораздельно ворчащее, шипящее и ощутимо опасное. Внезапно оно высовывает черную волосатую лапу с длинными когтями и противно скребет пол.

Боюсь опустить ноги, несмотря на то, что сожрать меня «что-то под кроватью» не может. Только повредить, разделив на несъедобные фрагменты. Что ему жрать, если тело из пластика, как у куклы, ногами-руками двигающей и головой заодно. Глаза, признаюсь, ощупывал долго: на стекло похожи, а вижу не хуже, чем раньше. Но о стекле – это предположение, поскольку тактильные ощущения слишком «ватные». Голос тоже неживой. В горло машинного масла капнуть надо, чтобы не так скрежетал. Из одежды – шорты с пальмами. Не пластиковые, тряпичные. Вот счастье-то привалило! И я еще оптимист. Другой бы сразу башкой об стену…

Все равно страшно. Может, боязнь эта на прошлых инстинктах основана?

Это не сон, я не сумасшедший и не в дурке нахожусь, представляя «нездоровые» картинки, хотя комната вокруг бела и пуста, имеет наглухо закрытое окно без ручки, через которое виден огромный подоконник, где такие же циклопические цветы в горшках. Люстры или ламп нет, как и двери, но светло. Стены напоминают картон. За ними кто-то плачет, жалуется, ругается матом. Голоса неживые, как и мой. Не к добру это… Складывается впечатление, что меня сюда прямо через окно «зафутболили». Пытаюсь вспомнить, при каких обстоятельствах…

Все же знают про Черную пятницу? Когда можно товар с большой скидкой приобретать. И ждут этих распродаж. Вот и я ждал. Телевизор поменять захотелось. Очень-очень. У старого телевизора была недостаточно большая диагональ…

Дождался, наконец, дня «икс» и поехал в магазин электронно-бытовой техники, задолго до его открытия. Магазин был крест-накрест «перетянут» надписями: «Скидки 50–70 %, тотальное уничтожение товара, Чёрная пятница…» Занял очередь. Место можно купить у ребяток ушлых, но я и так был пятидесятым, не стал заморачиваться.

Когда двери торгового центра распахнулись, все помчались за «добычей». Злая толпа, друг у друга коробки с техникой выхватывают. Я чем хуже? Растолкал локтями нескольких, задом еще одного бортанул посильнее, ужом просочился и заветную коробку с телеком схватил. Побежал, пока не догнали, к кассе, у которой очередь таких же счастливчиков выстроилась. Представьте только, классный телевизор за гроши! И с диагональю, как хотел, и с инновационной матрицей экрана. Ура! Но не все, конечно, с телевизорами. Девушка симпатичная, кареглазая, сразу с двумя телефонами обнимается. Два по цене одного! Повезло. Мужик с четырьмя плойками, решил, наверное, всех своих женщин разом осчастливить… За кассой, около вспотевших охранников, маячит довольный, но слегка нервный мужчина. Одет в модный костюм, белую рубашку с красным галстуком. Директор магазина.

Я, как краб клешнями, коробку обхватил и расчета ждал, чтобы скорее домой рвануть – покупкой насладиться! Оплатил ее наконец, спустился на парковку и коробку с телевизором в багажник машины убрал. Когда ключ в замок зажиганию воткнул, перед глазами вдруг померкло все, поплыло. Затем полная темнота и мгновенный «провал».

Очнулся уже здесь, в «домике».

Не так отчетливо, как за стенкой, но вполне разборчиво слышу голоса снаружи. Смотрю вниз. Снова рычит… Ну и рычи, зверюга! Что теряю я – искусственный и «куклячий»? Пошел куда подальше, ты, под кроватью!

Набираюсь смелости, бегу к окну. Как же неудобно бегать на негнущихся пластиковых ножках. Тварь, пыхтя, выбирается из-под кровати и угрожающе рычит. Присела и готовится к прыжку. На вид игрушечная плюшевая собака породы водолаз, но из пасти видны совсем не игрушечные клыки. Все равно успеваю к окну раньше. Надо увидеть мир за окном… Вижу и одновременно слышу неровное дыхание сзади…

В окно домика на меня смотрит и широко улыбается моя точная копия из прошлой жизни. Улыбается и издевательски произносит:

– Как дела, Кен китайский, успел уже познакомиться со своей Барби? Правда, общаться вы только через стеночку сможете… Но при этом, поверь мне, не раз обсудите то, что скоро услышите.

А у меня от обиды псевдоголос сел, слова в несуществующем горле застряли. Стою и приклеенными ресницами хлопаю. Откуда только слезы взялись? Недаром говорят, что душа плакать умеет, даже внутри сосуда подобной комплектации. И плевать мне на лапы пса на плечах…

Двойник мой отвернулся к рядом стоящей девушке, подозрительно похожей на «кареглазку» у кассы супермаркета. Возможно, это она в теле Барби за стенкой сейчас рыдает. А вокруг «меня-не-меня» и «кареглазки» еще люди собрались. Все из той же очереди? Даже думать не хочу. В этот момент другой я говорит девушке:

– Хвала великой Черной пятнице! Столько веков дает она возможность куклам побыть настоящими людьми, меняясь с самыми алчными из них душами! Всегда на рынках и базарах царств и королевств распродавали задешево что-то ценное, и всегда толпа теряла самообладание, видя такие вещи…

Между тем девушка продолжает:

– Хвала, десять лет быть нам людьми, а не куклами! Хвала за это их повелительнице! Всё она знала об их душе и возможностях превращаться в оружие! Но печальна судьба Черной пятницы: во время вторжения врагов предали ее соратники-жрецы, сковали силами своей магии и захотели продать подороже. Но получили гроши. Объяснили жрецам враги, что и эти крохи – одолжение, ведь сохраненная предателям жизнь и так является высокой ценой, а получить желаемое можно и задешево, нужно только подождать… Но как ни пытали враги Черную пятницу, не смогли выведать тайн управления куклами и создания из них боевых артефактов. И тогда сожгли ее… Когда бессмертный дух Черной пятницы освободился от тела, то проклял и врагов, и предателей, определив им и таким же, жадным до дешевизны, людям временно пребывать в куклах… Не потеряй дух в огне большую часть сил, был бы срок жизни в кукле не коротким десятилетием, а вечностью…

Кареглазая замолкает, и очень похожий на директора магазина мужик указывает в мою сторону, добавляя:

– Пусть посидят под контролем Сторожей, прочувствуют, как в игрушечных домиках жить, в коробках лежать, в темных шкафах или на чердаках пылиться!

И все снаружи дружно подхватывают:

– Хвала Черной пятнице! Хвала Черной пятнице!

Мне грустно. Ждал-ждал Черную пятницу, а она проклятием оказалась. Как принять такую реальность? Что еще добавить? Лишь одно: не «ведитесь» на скидки! Не повергайте душу мучениям за телефон или телевизор.

Еще мне интересно, нет ли здесь тех, кто свою очередь продал, ничего не купив. Может, за намерение «как бы купить» родного тела не лишают? Надо по «картону» клич кинуть.

Но меня уже «отвлекают»: Сторож-из-под-кровати в шею когтями вцепился и обратно, как болванку с глазами, тащит на предназначенное ей место.

И что имеем в сухом остатке? Есть не надо. В туалет – тоже. Из развлечений только Сторож. Общение – голоса из-за стенки… Главное, не сойти с ума. Не век же тут куковать? Всего каких-то десять лет, а потом, глядишь, и отменят пятницы Черные.

Все, занавес.

Хныч

Я пил газировку, а Хныч уставился красными очами мне в стакан, левую ноздрю раздул, нижнюю губу оттопырил, а верхнюю смачно облизал фиолетовым языком. Зачем облизывается, все равно ведь не пьет. Вид у Хныча тот еще: татуировка на щеке с надписью: «О-себе-забыть-не-дам», скулы острые, брови кустистые, бородка козлиная реденькая, которую постоянно теребят сильные руки-клешни, на кривых ногах белые сапоги, на плотной фигуре желтый комбинезон с двумя молниями на коленях, а на шее – неизменная деревянная ложка. Ладно, многообещающее тату, но ложка… Не в русском народном ансамбле играет. Когда я в первый раз спросил Хныча, зачем ему ложка, то услышал:

– Плохую ауру зачерпывать. – А чего не железной? – попытался съязвить я. – Все надежнее этой, которая, раз, и на щепки рассыплется…

– Так дерево лучше с биополем контактирует, а особенно с очерненным, – честно признался Хныч и стал таким довольным, что мне даже плюнуть в него захотелось.

– Каким-каким? – сделал я удивленное лицо. – Тобой, родимым, испорченным… – ответил Хныч с укором.

– Э-э-х… – обреченно протянул я.

– Еще вопросы будут? – тон Хныча не оставил желания любопытствовать дальше.

– Пока нет, – потупил я глаза.

– Вот и славненько, – прищелкнул языком Хныч, вперив мне в грудь мозолистый палец. – Тогда продолжаем работать.

Вот так и «контактируем». «Мы с Тамарой ходим парой, санитары мы с Тамарой». Только я уверен, что не такую «Тамару» имела в виду Агния Барто…

Почему «санитары»? Потому что я гадких сущностей от несчастных людей «отлепляю», а Хныч этот процесс контролирует. Проверяет «качество работы». Я же не просто так под присмотром хожу: магией баловался, безрассудно вызывал «всяких». Вот и наказали. Не сразу, конечно. Сначала я сам одних нехороших людей наказать хотел. Били они меня часто. Буллили, как сейчас принято говорить. Жестко. То оплюют, то глаз гематомой закроют, то ребра пересчитают… Последний раз, перед тем как я из себя окончательно вышел, зеленой краской облили и ржали громче коней. А мне только-только родители новый спортивный костюм купили. «Пума», темно-синего цвета, с черным отливом. Родители у меня небогатые: от зарплаты до зарплаты, поэтому особо не разбежишься «мани» тратить. Расстроился я тогда. Заплакал даже. Да и как с зеленым «фейсом» и «хайером» на люди показываться? Пошел я тогда в ближайший лесок, и там, на черепе собачьем, «пошаманил». Нет, не какой-то там, «трах-тиби-дох», а по-взрослому. Как шаманил, рассказывать не стану, а то вдруг потом и к вам своего Хныча приставят. Короче, что-то в тот день с ТОЙ стороны вырвалось и меня, глупого мстителя, услышало. Пошептало оно зловеще сквозь зубы, и у моих обидчиков затяжная диарея началась, да такая, что они зеленым мхом покрылись. Этот факт я от общих знакомых узнал, которые обидчиков в больничке посещали. А затем один из моих гнобителей кони двинул. Я как узнал, побелел: не хотел ведь до леталки, честно. Попугать немного, и баста! Но поздно «Титаник» назад поворачивать: вычислили меня. И не органы внутренних дел. Пришли двое молодцев в белых рясах и сказали: «Раз ты такой – обидчивый, то придется тебе нам службу служить: избавлять других жертв от воздействий, подобных наведенным тобой. Только жертв, незаслуженно обижаемых. Не как твои были. Если бы не торопил ты события, к Темноте не обращался, их дорогу Судьба и так бы с присущей ей мудростью скорректировала… Но свой выбор ты уже сделал, а потому служить будешь долго, и под особым надзором, а надзиратель нам отчеты о твоей деятельности будет регулярно присылать».

Вот Хныч и присылает. Но, как и когда, убейте, ни разу не видел.

Сегодня мы к одной старушке ходили. Племянник ее, ехидна, хотел, чтобы она быстрее в мир иной отошла и подписанную ему год назад квартиру освободила. Заказал племянник «услуги мага». Настоящего, не шарлатана какого-нибудь. Ну и почти свел тот маг бабулю в могилу. Увидел я, как лежит она, не дышит, черней чернозема, уже готова Богу душу отдать, и обомлел. Как же так можно своих родственников ненавидеть, чтобы из-за бетонных метров на погост отправлять? Да, квартирный вопрос низвел многих в каменный век. Племянничек бабули давно уже там.

Спросите, как мы к бабуле попали? Так Хныч – мастер любые двери отворять. На дверной замок только посмотрит, как тот – щёлк, и – «прошу входить».

Кроме больной, в квартире никого не было: племянник носа не казал, а из собеса раз в неделю приходили.

Стою я у кровати, над которой ковер висит красный, цветы на нем изображены. Сейчас такие пылесборники немодно на стены вешать, а вот раньше да – актуально было. Слышал я историю, что похожий ковер один знакомый в советское время приобрел в комиссионке. Сказали знакомому, что ковер китайский, добротный, ручной работы, надо брать не задумываясь. Он и взял. Днем на ковре – настоящая красота: замысловатый орнамент глаз радует, а ночью – сквозь ворс толщиной в палец сам Великий Кормчий Мао пристально смотрит, изображенный с любовью мастера особой фосфорной краской, днем, естественно, невидимой. Жуть, одним словом. Отволок знакомый ворсистое чудо обратно в комиссионку и ругался сильно. Не на китайцев, а на продавцов, которые товар перед продажей не проверяют (хотя и не обязаны), потому как он не только ярче кремлевских звезд может гореть, но и заразу какую заморскую содержать. Ну ладно, это дела давно минувшие, а сейчас Хныч уже в бок толкает, не понял, чего это я вдруг призадумался и о бабуле забыл. Лежит она без сознания, а на ее груди – противная, похожая на варана, тварь сидит и свои лапы уже успела глубоко в грудную клетку запустить.

– Давай, чего застыл? – подбодрил Хныч. – Стаскивай «зверушку».

Легко ему говорить, а ведь они холодные всегда. Обжигающий руки морозец от них.

Я вздохнул и ладонь о ладонь потер. С ладоней искры потекли золотистые. Тварь как это увидела, рот зубастый раззявила и звук высокий издала.

– Сколько тормозить будешь, она же сейчас сольется с твердой материей, – злился Хныч. – Сейчас, сейчас, – отвечаю, а сам с омерзением тяну руки к твари.

– Хватай ее и гаси, чистоплюй! – торопил мой надзиратель.

Тварь между тем истончаться стала и в тело бабули глубже проникать.

Не теряя больше времени, я схватил хвост твари и резко потянул к себе. Она зашипела и заверещала еще сильнее. А бабуля дергаться начала и в себя приходить.

– Отрывай, и деру! – крикнул Хныч. – Не нужно бабушке тебя видеть.

– Ща! – сказал я, поднатужившись и вытащив из бабули сущность. Я дал ей щелбан, и она сразу сникла. Щелбаны навешивать я научился.

Хныч откуда-то извлек пластиковый пакет, положил в него сущность, как шмотку какую, а затем отправил пакет в неизвестность.

– Пойдем, бабушка скоро глаза откроет, – Хныч заторопился к двери, а я побежал следом.

Со стороны кровати раздался глубокий кашель, сменившийся еле произносящим слова голосом:

– Геночка, это ты?

Но ответа от «Геночки» не последовало.

– Всё, молоток, – прошептал Хныч, и мы спустились по лестнице к выходу из подъезда.

– Бабулю мы спасли. – сказал я. – Дай, господи, нездоровья ее племяннику.

– Ты опять? – повернулся ко мне Хныч. – Не суди, сам не без греха. И давай быстрей, у нас еще два «заказа».

– Идем, – вздохнул я. – Ложку свою не забудь использовать…

– Позже, Ваня! – резко сказал Хныч. – Я ничего не забываю. Часть твоего погашенного чернобесия – подпись на моих отчетах.

Так мы и ходим. Так и живем, если можно назвать это жизнью.

* * *

Другим «заказом» был дворник Авдеич. Он к себе постоянно нелюбовь жильцов испытывал. И один его оскорбит, и другой. Кляли мужика и по-тихому, и не совсем. Авдеич старался не сдаваться, и на «обидки» с достоинством отвечать. Вот с одним, особо ретивым жильцом, Моней Трудовером, как-то в кулачном бою сцепился, и большой Монечкин нос расквасил. Моня, однако, в полицию не побежал заявление подавать, но решил дворника другим способом «сменить». Чтобы надолго заболел, и все бы у него ломило и горело огнем, и чтобы никакие лекарства не помогали.

Пошел Моня к найденной по объявлению в журнале колдунье, и дала она ему порошка «волшебного», чтобы в метлу Авдеичу подсыпать. Возьмет дворник в руки метлу, и слова гиблые ему сразу прошепчутся. Не сказала только колдунья, что вместе с порошком заодно с себя весь недельный негатив скинула.

Когда Авдеич отвернулся, Моня его метлу быстро обработал и убежал в подворотню. Только Авдеич метлы коснулся, три красные шипящие змейки его запястья и обвили. Дворник охнул, орудие труда отбросил и за сердце схватился. Но скорую вызывать не стал. Подумал, что и так пройдет. Пошел к себе в дворницкую, отдышаться. Но уже поздно было. Точнее, было бы поздно, не подоспей мы с Хнычом.

Две змеи продолжали ослаблять Авдеича, а третья ко мне стрелой полетела. Вцепилась в щеку. Она сразу распухла, словно флюсом надуло. Я как заору, а Хныч стоит и улыбается.

– Чего лыбишься? – рассвирепел я. – Помог бы.

– Сам, Ваня, сам…

Сам так сам. Оторвал я первую змейку от щеки и запустил в Хныча. Едва она его коснулась, сразу сгорела.

– Не шали, поднадзорный! – фыркнул Хныч, а я бросился к лежащему на полу Авдеичу.

От действий змей руки дворника почернели до локтей, и чернота стала подниматься выше, подбираясь к сердцу. Еще немного, и… финал. Тогда я положил свои ладони на предплечья Авдеича. И чернота, словно испугавшись чего-то, остановила движение. Змеям это не понравилось, и они впились мне в пальцы, которые конвульсивно дернулись, как от удара током.

– Может, это не змеи, а электрические скаты? – я вопросительно оглянулся на Хныча.

– Доводи дело до конца, – сказал он, ковыряя в носу.

«Тьфу!» – подумал я и добавил змеям «правильной» энергии. Змеи, извиваясь как на сковороде, расплавились. Лицо Авдеича наконец утратило мертвенно-серый оттенок, и Хныч одобрительно кивнул.

Когда Авдеич пришел в себя, нас уже и след простыл.

– Шустрее надо, Иван! – ворчал Хныч, разрешивший сделать «привал» на автобусной остановке. – Реакцию вырабатывай. А то как деревянный. Ты ж не Пиноккио!

– А ты… на собаку чау-чау похож… языком… – обиделся я. – И вообще, не сравнивай меня с деревяшками, лучше ложку свою применяй по назначению.

– Применю сейчас, ожидай… – снизошел до моих просьб Хныч.

Он сделал ложкой зачерпывающее движение, и мне сразу чуть легче стало. Так, понемногу, по чуть-чуть, и очищусь когда-нибудь от всех накопленных «окислов».

* * *

После Авдеича мы помогали учительнице по алгебре. Классическая Марь Ванна – очки – «фары» на пол-лица, так что грустных глаз никогда не разглядеть, узел волос на макушке, коричневый жакет и плотные колготки. Молодая, но одинокая и бесконечно дотошная. Свой предмет в абсолют возводила. Диво, что идола алгебре не выстругала.

Своему нелюбимому ученику – Толику Дунину – Марь Ванна двойки заслуженно ставила, а он, вместо того чтобы исправлять ситуацию, решил ни много ни мало – полностью разрушить ауру математички и вдобавок ее одиночество «скрасить». Но по-особенному… С помощью помешанной на магии подружки, которая Толика по любовным делам постоянно динамила, но надежды на «вкусненькое» не лишала, вызвал Толик Черного тролля (есть и такие экземпляры на Темном-Претемном Свете) и подробно объяснил ему, что делать. Тролль той же ночью к спящей математичке пришел и попытался ее обесчестить. Халат раскрыл, облизнулся плотоядно и навалился всей безобразной тушей. Марь Ванна проснулась и чуть с ума не сошла, когда сильно пахучую, волосатую и ушастую образину с горящими желтыми глазами над собой увидела. А тролль ей плотно рот зажал и спокойно ноги раздвигать начал, да еще липкой зеленой слюной на них капать.

Марь Ванну как парализовало. Хочет закричать, а нет голоса. И на сон страшный уже все происходящее не похоже. Еще чуть-чуть, и инфаркт случится. Странно, что не случился, когда она еще и меня – героя-освободителя учительниц – в своей спальне увидела. Благо Хныч взору смертных не доступен.

Увидела меня Марь Ванна и в обморок упала. Но это к лучшему. Иначе бы точно инфаркт или еще чего хуже…В общем, пришлось нам с этим с троллем изрядно помучиться. Почему нам? Потому что здоровым он бугаем оказался, и не помогла моя «особенная» энергия. Тролль ее шутя поглотил и когтями мне спину до кровавого водопада разодрал, обездвижил, да в лоб так треснул, что искры размером со слона посыпались. Поэтому Хныч «вынужденно» оказал помощь: усмирил зверя, высушил и в пакет свой положил. Правда, объяснил мне позже, что выполненное задание только в пол-ложки засчитает. И ладно. Главное, учительницу от хулигана-маньяка спасли. Возможно, после той «теплой» встречи Марь Ванна совсем мужиков избегать станет. Но это мои субъективные предположения, на истину не претендующие.

Спасли мы Марь Ванну, и мне еще легче стало. Так и «живу»: там «заказ», тут «подработка», и все жду, когда же Хныч мое поле полностью очистит. И когда простят меня ТАМ. Скорей бы уже. Для родителей снова видимым хочу стать, а то разыскивают меня давно, извелись, постарели. Я корю себя ежедневно, что не думал о них, когда колдовал. Да и задрало все. Хоть волком на луну вой. А я не волк, а человек! ЧЕЛОВЕК, искавший СПРАВЕДЛИВОСТИ.

Чубчик

Никогда не были у Светки Крохиной? Зря! К ней народ косяком идет. Поймите, конечно, правильно. Когда друзья рассказали мне, кто у нее дома живет, просто смешно стало.

– Перегрелись вы, – говорю, – заучились совсем, чушь несете.

Друзья серьезно так посмотрели, недоверчиво, словно это я малость не в себе, а не они.

– Мы тебя, Андрюха, к Светке отведем, потом увидишь, как запоешь.

– Ведите, раз бред за правду считаете, – ехидно ответил я.

Мы затарились «Старым мельником» (Крохинский обиталец за «здорово живешь» не общается – сначала поднести положено) и направились к Светке.

Потрепанная девятиэтажка встретила устоявшимся запахом сырости в размалеванном нетрезвыми «письменами» подъезде и раздолбанным лифтом. Крохина жила на восьмом. Мы, как горох, высыпались из душной кабины и подошли к Светкиной квартире. Диман два раза нажал на кнопку звонка. В квартире раздались соловьиные трели. «Условный сигнал», – объяснил Диман. За дверью послышались быстрые шаги, замок щелкнул, и в проеме показалась симпатичная мордашка Крохиной, одетой в пушистый банный халатик.

– Привет, народ, чего это вы? – округлила глаза Светка.

– Привет, законченного скептика привели, за сумасшедших считает!

– Диман двусмысленно улыбнулся, показывая на меня.

– Чубчик спит, не хочется тревожить, – замялась Крохина.

– А у нас пиво холодненькое – сразу проснется, – еще шире улыбнулся Диман, похлопав по зажатому подмышкой ящику.

– Так он пил уже, и двух часов не прошло! – упиралась хозяйка.

– Вот и опохмелится чудо твое – всё польза древнему организму, – не сдавался Диман.

– Ну ладно, только недолго, – Светка открыла дверь, и наша компания влилась в прихожую.

Светка шмыгнула в спальню, пообещав через пару минут подойти.

По квартире блуждали пряные ароматы: Крохина готовила что-то экзотическое, мы как раз выманили ее из кухни…

Квартирка Крохиной небольшая: две комнаты, маленькая кухонька, такая же скромная ванная. Прошли в гостиную, посреди которой стоял круглый дубовый стол с витыми ножками, вокруг стола – антикварные стулья с мягкими узорчатыми спинками, на потолке – хрустальная люстра, на стенах – цветастые обои и картины в деревянных лакированных рамках, на стеклянной тумбочке в углу – старенький телевизор, журнальный столик у дивана, уставленный пустыми пивными бутылками, и сам диван – огромный, плюшевый, гармонично вписавшийся в интерьер. В общем, обычная уютная атмосфера, «как у многих». Если бы не то, что лежало на диване… Точнее, там ничего не лежало! Теплый зеленый плед сам по себе поднимался вверх-вниз, укутав нечто бесформенное, иногда чуть подергиваясь и сползая на край дивана. Из-под пледа доносился сильный храп, напоминавший звук работающего на пределе мощности пылесоса.

Я обалдело уставился на живущий собственной жизнью плед, протер глаза – видение не исчезло. Только храп сменил тембр: под пледом теперь прерывисто похрюкивал молочный поросенок…

– Андрюх, челюсть подбери! – друзья хохотали, получая удовольствие от моего идиотского вида.

– Андрей, это – Чубчик, скоро его воочию увидишь, – смеялась Ритка Колосова. – Он ха-а-роший.

– Он тебе расскажет и… покажет, – лукаво подмигнул Диман.

– Когда проснется, – добавил Серега Луков. – Он сначала пивка в жилы впрыснет, а уж потом войдет в нужную кондицию.

– Буди Чуду! – сказал Диман появившейся на пороге Светке.

Хозяйка квартиры успела переодеться: короткое синее платье подчеркнуло все достоинства фигуры. Крохина подошла к дивану и начала осторожно тормошить плед. Под ним засопело, заухало, храп прекратился, но осталось тяжелое дыхание.

– Чубчик, просыпайся, у нас гости, – ласково прощебетала Светка, продолжая хлопать по пледу…

– Чё? – ворвался в комнату хриплый басок. – Какие гости? – Ошалели совсем? Честным домовым спать не дають. – Светка, гони их на…

– Чубчик, миленький, тебя угостить хотят – пиво принесли, – умоляла пустое место Крохина.

– Подлизались, значит… – хмыкнул «басок» – Предприимчивая молодежь.

– Чубчик, не упрямься! – вставил слово Диман. – Ща тебе нальем до самых краев…

– Ну, коли так, то уговорили, – плед откинулся на спинку дивана, сиденье промялось: кто-то, кряхтя, слезал на пол. Теплые тапочки у дивана задвигались, прошаркали к столу, затем отодвинулся и снова придвинулся стул. Воздух в комнате потяжелел и погас свет, а когда включился, все увидели Чубчика: ореховые глаза прищурены, широкие брови щеточками сошлись у переносицы, широкий рот расплылся в добродушной улыбке, пухлые щеки налиты нездоровым румянцем… Лысый череп домового украшал аккуратный маленький чубчик, какие носили в сталинские времена. Отдельного внимания заслуживали – выцветшая майка с надписью: «Мочи всех подряд, а Господь рассортирует» и новенькие штаны-«адики».

Домовой положил мохнатые лапы на полированную поверхность стола, внимательно рассматривая гостей. Когда он взглянул на меня, я понял: все это – натуральная явь!

– Чего онемели? – Чубчик протянул руку к журнальному столику и взял литровую кружку с жестяной крышкой. – Наливай!

Диман вмиг распаковал ящик и вручил Чубчику бутылку, предварительно открыв ее брелоком-открывалкой. Чубчик неторопливо нацедил полную кружку, крякнул и с чмоканьем присосался к краям.

Мы тоже не стояли без дела. Пенная волна приятно разлилась по телу, оставляя на душе добрый осадок. Чубчик сморщился, вытер рот и произнес, уже без деревенского акцента:

– Вот ты, Андрей, друзьям говорил, что нас не существует, пшик мы, так сказать. А почему? Нельзя же отрицать непроверенное. Зачертный мир так же реален, как и ЧЕ-ЛО-ВЕ-ЧЕС-КИЙ, и МЫ ничем не хуже, а иногда – милосерднее!

– Откуда вы меня знаете? – спросил я.

– Погодь, молодой! – Чубчик плеснул еще пива, подождал, пока осядет пена, и продолжил: – ЛЮДИ загнали себя в жесткие рамки рационального, растеряли парапсихологические способности, привязавшись к ТЕХНИКЕ. Возведя в абсолют силу денег, вы забыли о силе мысли, не понимаете собственных детей, зато стремитесь понять МИР. ВАШИ ДЕТИ видят БОЛЬШЕ, а ВЫ – на опасной грани качаетесь… Поэтому некоторые решаются вам помогать… Откажетесь от помощи, перестав верить в якобы нереальное, «завесите зеркала» – тогда насовсем исчезнем. – Чубчик замолчал, отодвинув в сторону опустевшую кружку.

– Чубчик у нас филосо́ф, – поднял указательный палец Диман. – Его советы многим помогли.

– Он всегда знает, какой билет выпадет на экзамене, – сказала до сих пор молчавшая Мила Свирина. – Ни разу не ошибся.

– Тебе главное – не учиться, на уме – одни ночные клубы! – оборвал подругу Серега Луков. – Чубчик не всегда будет в твоей жизни, нужно и самой решения принимать!

– Подумаешь, умник – аспирант недоделанный, да стоит мне мини одеть, как ты превращаешься в телка…

– Да, фигурка у Милки, как у голливудской звезды, – прищелкнул языком Диман (он-то эту фигурку еще до Сереги «оценил» с пристрастием, а уж потом только с Риткой познакомился).

– Вы сюда ссориться пришли? – снова вступил в разговор Чубчик. – Прекратите, давайте еще выпьем: за «осуществление несбыточных надежд и душевную гармонию».

И всех остудила холодная «мельничная» волна. Но, видимо, не до конца.

– Без Чубчика я бы Ритку не встретил, – задумался Диман.

– Нашел бы другую «Ритку», – еле слышно, чтобы не услышал Диман, съязвила Мила.

– И когда бы женился, плейбой? – засмеялся Серега, похлопав Димана по плечу. – Вас же у Светки любовь с первого взгляда накрыла!

– Накрыла, и что? – надул губы Диман.

– Да ничего, любите себе на здоровье, – подмигнул Светке Серега, и та почему-то покраснела.

– И только Андрей страдает от одиночества, – заглянул мне в глаза Чубчик.

– Да ему все некогда: учеба, работа, «отсутствие материальной базы», – подала голос Мила.

– И ведь не злой, других понимает, – продолжила Ритка, – такими темпами он подругу жизни до пенсии выбирать будет.

– А чего вас выбирать? – хохотнул Диман. – Сами находитесь… Не успеешь оглянуться – хомут на шее…

– Ох, поговорим мы дома, – скривила сочные губки Рита.

Димка скромно потупился, а отвлекшийся на Ритку с Диманом домовой снова повернулся ко мне:

– Андрей, определись с Дианой.

Все оторопело уставились на меня: про Диану они не знали. Но как узнал домовой? Я и прав-да ба-а-альшой скептик…

– Так, Андрюха, в тихом омуте – рыбки золотые? – присвистнул Диман.

– Не вернусь, у нее будет ребенок от другого! – тихо сказал я.

– Это ты так считаешь! – сердито произнес Чубчик. – «Другого» Диана придумала, чтобы тебя проверить! Юмор у нее особенный, а ты купился и отношения разорвал.

– А фотографии? – неуверенно пробормотал я.

– «Фабрика»! – крикнул Чубчик. – Тебе фотки в почтовый ящик подбросил Михей, а он – фотограф знатный. Были у него фотографии твоей Дианы, с того еще времени, когда он ей портфолио создавал: она же модель. Сделал Михей грамотный монтаж, типчика одного в кадр «пригласил», и получилось достаточно откровенно… Михей сам был в Диану влюблен, да она отказала. Поэтому, когда ты фотки Диане показал, она кое-что смекнула, но ты ей рта не дал раскрыть, дверью хлопнул! Ребенок-то – твой, так-то! – Домовой снова приложился к кружке.

Перед моими глазами стелился туман.

– Не может быть! – только и смог проговорить я.

Друзья выразительно молчали.

– Да, наломал Андрюха дров… – сказал Диман. – Но мы не вправе вмешиваться в его личную жизнь.

– Сделай выбор, Андрей, – Чубчик был очень серьезен. – От тебя сейчас зависит судьба Дианы. Или не понял?

Я действительно не понимал, к чему клонит домовой.

– Есть вероятность, что Диана погибнет, – домовой закрыл глаза и откинулся на спинку стула. – Вместе с ребенком. Если не решишься изменить мнение о ней. Думай!

– Ой, мамочки, ужас какой, – прошептала Ритка.

Я повернулся к друзьям:

– Почему ему нужно верить?

– Чубчик ничего не говорит просто так – он видит картины грядущего! – с пафосом произнесла Крохина.

– Ты-то откуда знаешь, что ЭТО ТАК? – начал закипать я.

– Я – потомственная ведунья и не понаслышке знаю о Зачертном мире! – возразила Светка. – Чубчик еще моей прабабке Глафире советы давал! Понял?

– Откуда он взялся? – спросил я с раздражением. – Великий Пророк…

– В начале двадцатого века переехал в Москву из-под Тамбова вместе с моей прабабкой. Раньше здесь старинный особняк был, позже его снесли, Глафира умерла, а Чубчик остался. Он очень стар и мудр! – Похоже, мои слова задели Крохину.

– Если ты тоже знающая и видящая, – продолжал упорствовать я, – что высмотрела? Безвременную кончину отрока Андрея?

– Вижу зацикленного на себе упрямца! – Крохина уже не сдерживала эмоций. – В будущем это может сыграть с тобой злую шутку!

– Сам решу, чему верить! – я слегка поклонился присутствующим и вышел из гостиной.

– Андрюх, ты далеко? – побежал следом Диман.

– Оставь его! Пойдет туда, где ему давно пора быть… – открывший глаза Чубчик чему-то улыбнулся. – Андрей – грамотный парень. Ты не права, Светочка (Крохина отвернулась): человеку необходимо временно наедине с собой побыть, решение важное принять. В жизни Андрея ждет еще немало сюрпризов.

Моросил дождь. Я медленно брел по улицам, рассматривая в больших лужах отражения однотипных домов. Зажглись фонари, редкие прохожие с зонтиками спешили по делам, а я упрямо подставлял лицо холодным каплям. Одежда давно промокла. Глупо вышло: ушел, нагрубил. На кого злился? На всеведущего домового, Светку или друзей, затащивших меня в тот дом? Злился я на себя, а Чубчик лишь раскрыл карты. Я ведь действительно считал Диану виноватой. Запутался в отношениях, и теперь предстояло без чьей-либо помощи разрубить Гордиев узел. Почему? Да потому, что помощь всегда отвергал, предпочитая думать своей головой, со всем справляться самому. Ха! Справился…

Я незаметно подошел к серой высотке, и среди россыпи теплых огоньков нашел знакомый, живущий на шестом этаже. Несколько минут вглядывался в подернутый желтоватым свечением квадрат.

ОНА открыла мне дверь, замерев на пороге: высокая, красивая, нежная… Широкий сарафан плохо скрывал округлый живот. Зеленые глаза встретились с моими – повеяло спокойствием и добротой. Я понял, что был последним идиотом.

– Диана, прости, если сможешь… – услышал я свой неуверенный шепот.

– Заходи, Андрюша, между нами нет зла, – раздался ее мелодичный голос, такой родной и не похожий на миллионы других голосов.

За вкус грибочков

Бред! Зачем всегда надевать эти шутовские наряды? Неужели и так мало неприкрытых издевательств? Но нас уверяют: «Красивая одежда, где еще в «дизайнерских» шмотках походите?»

Хорош «дизайн»: широкие голубые штаны с петухами, зеленые «боты», из которых пальцы наружу торчат, желтая куртка с мишенью на спине – сплошное унижение.

Нас четверо: Бус, Глой, Щип и я. Стоим у входа в стеклянную кишку постепенно сужающегося коридора. Ждем свистка. Его дают то рано, то поздно, но воображению всегда представляется сытая рожа, извлекающая слюнявыми губами визгливый звук. В конце коридора, через сто метров, столы с едой. Если едой можно назвать синтетические концентраты. Правда, они с потрясающим вкусом курицы или (сейчас облизнусь) грибочков. Но выбирать не приходится. Иначе медленная смерть от грязной массы, что по пищепроводу в каждую каморку льется. А мы же слабые, все умереть боимся. Вот и унижаемся, вот и развлекаем… Хотя человек сам по себе – тварь живучая: куда его ни помести, везде комфорт организует. И вообще, так есть шанс выжить, раз в трущобах рожден. Или, что вернее, прожить чуть дольше. Люди из трущоб не имеют возможности пробиться наверх. Даже на одну ступеньку залезть, чтобы отопление включали больше пяти раз в месяц. Знаете, так уютно в тепле: закутаешься в дырявый плед и к батарее спиной, на целый час! И плевать, что потом спина волдырями покрыта, все равно ведь нечем лечить… Мы их, там, наверху живущих, даже по-своему понимаем: быстрее исчезнем, и не будет необходимости выделять средства на кормежку. На ту самую, грязную массу…

Сейчас мы побежим. Применение любого вида оружия в их высокоморальном обществе считается варварством, поэтому сойдемся в рукопашной. Будем давить и пинать друг друга. Кусать, царапаться, как бабы, и локтями бить, а они, высокоморальные, с трибун будут улюлюкать, в экстазе захлебываться, а в перерывах «джюс» через трубочку попивать. Только здесь не Колизей, а мы – совсем не гладиаторы.

Да, разделение общества добралось до пиковой отметки: одни в аэромобилях сериалы смотрят, другие – в тележке на металлическом ходу разный хлам сдавать везут.

С тех пор, как все производства и разработки оказались полностью автоматизированными, мы оказались никому не нужны. Даже на радиоактивных рудниках сейчас одни машины. Правящие элиты полностью поделили ресурсы, построили по своим законам собственный рай и стали в нем припеваючи жить, а лишних, или как они нас назвали, «биомассу», никто не захотел содержать. От лишних обычно избавляются, а «биомасса» вообще не имеет гражданских прав. Кроме права умереть. Сначала отчаявшихся людей насильно закрыли в резервациях, а потом начался зверский геноцид. Стихийно вспыхнувшие восстания жестоко подавили, и от миллионов остались тысячи, которые уже совсем скоро стали участвовать в Представлениях Черни… Любой толпе, а особенно – толпе патрициев, необходимы зрелища. «Поэтому, – самонадеянно подытожили мы, – они и не решаются совсем потравить нищету. Кто тогда, простите, их развлекать станет? Сами клоунские манишки наденут и на арену побегут? Сказка!»

Хотя ходят слухи среди старших, что скоро надоест наша борьба за крохи с барского стола, и примут по нам самое важное решение. Ведь что только с нами ни творили, а мы ж, как тараканы, все равно плодимся и доставляем проблем. Мы даже читать умеем: деды, что при той жизни успели вольным воздухом подышать, научили. А иначе откуда мы и про гладиаторов, и о Колизее узнали? Книг-то у нас много: все шкафы в каморах заставлены. Те, которые над нами, книг не читают: все на свалки оттащили. Одни новости в Сети смотрят, да еще всякие «развлекухи», как сегодня.

Да и любовь у нас настоящая! А бывает, и «за деньги». Вчера Зинка Красотка приходила и за плесневелый пряник так нас с Глоем развлекла… О-о-о! Да им, наверху, с квотами «на интим», такое и не снилось! И опять же, о последствиях бесполезно думать: все равно лечить нечем.

Ладно, вернемся на арену…

Бусу сегодня не повезло: челюсть я ему сломал, а он до этого руки да ребра – Глою и Щипу. Лежит Бус в пыли у моих ног, комки крови выплевывает и мычит что-то… «Прости, дружище, – одними глазами показываю я ему. – Выживает сильнейший». А на меня прожекторы светят, слепят, а глянцевая толпа беснуется и ржет, видя, как синими упаковками карманы набиваю. Эти упаковки – с запахом курочки, эти – с беконом, а эти…

Да вы уже поняли.

Снег

Ратка убежала, не предупредив. Через высоченные сугробы, без ботинок. Спасибо, платьице легкое нацепила, через которое, прости господи, все видно, а посмотреть есть на что. Правда, любопытные взгляды вряд ли будут – утро раннее, спят еще все.

– Дура! – крикнул Гришка Нойбер простывшему следу Ратки и сразу вдогонку кинулся. – Пропадет ведь, кукла безбашенная!

Собрал Гришка Раткины шмотки и кинулся за ней в полной экипировке: теплый костюм, куртка с меховым капюшоном, лыжные очки на обеспокоенно бегающих глазах и лыжи. Гришка себя любить не забывает, и Ратку тоже. Давно они вместе – десять лет. Как раз через такой же промежуток времени теперь выпадает снег. Что-то однажды изменилось, «что-то» там испытали, и снег сразу стал для всех диковиной. «Что-то» – это секретную климатическую пушку. Но об этом нельзя говорить. Даже думать нельзя. Иначе рот суровой ниткой заштопают и в темной камере закроют. В общем, табу – климатическая пушка.

Трава и деревья тоже расти перестали. Высохли потом, пугая своим «энтропийным», сквозящим печалью, видом, а вот снег почему-то еще успевал побаловать, пусть и редко. Неожиданно радующий «сбой». Птиц и животных со временем тоже не осталось. Но это все следствие высоколобого научного безумия.

Когда на календаре выпадает «снежная дата», наступает всеобщий праздник. Хлопья с неба летят, глаз радуют, на лицо садятся снежинки и тают нежным прикосновением, как будто пальчики любимой коснулись. Ну и за город все подаются. Туда, где всегда больше чудной «белоты» наваливало. Чтобы попрыгать в снегу, поваляться, за шиворот напихать, в рот… Пусть и ангина потом. Но она же быстро пройдет, а снега еще целое десятилетие ждать. Правда, радость все по-разному воспринимали. Климыч, что с Нойбером приехал, снежных баб лепил и стихи Есенина вспоминал («Мне бы бабу, белую, белую…»), Борька Дутацкий, приятель Климыча, крепость построил и в ней огонь развел. Потом эта крепость на потерявшего бдительность «Прометея» и завалилась… Еле откопали Борьку. Ратка без конца смеялась и бросалась снежками, визжала и щеки ими растирала. Подбегала к каждому и говорила: «Как же здорово здесь, друзья!» А наутро сорвалась…

Далеко Ратка не ушла. Свалилась в сугробе. Губы побелели, и волосы белее обычного стали, в инее все, как у Снегурочки. Лежит, глаза закрыла, засыпать начала… И верно – дура…

Нойбер нагнулся, поднял Ратку, накинул на нее прихваченную с собой шубейку, натянул на ледяные ноги желтые «тимберленды», а на волосы-сосульки – шерстяную шапку, забросил свое сокровище, без диет невесомое, на плечо. Нес потом, похлопывая по круглому заду, а она, придя в себя, из последних сил ударила его по спине и прошептала:

– Хрен ты кудрявый! Верни, поставь, положи меня обратно в сугроб, остаться в нем хочу.

– Ты что, умом тронулась? – разозлился Нойбер, не сбавляя шага. Лыжи под ними тяжело скрипели, но уверенно несли к дому.

– Гори все… – заломила Ратка тоненькие руки. – Кредиты, цифровой беспредел, вездесущие камеры, две вон кружат, серость эта, убогость, стоэтажные дома, кварталы, как под копирку, проклятые бетон и асфальт. Он у меня отовсюду лезет! Скоро асфальтовых детей рожать начнем.

– И что асфальт? – пропыхтел Гришка, понимая, что и половины пути не пройдено. – Все его духом пропитаны.

– Да пошел ты, снега я хочу, а еще цветочков, белок и синичек, – немного успокоилась Ратка и сразу обмякла. – Снега… Смешно даже, ведь он теперь дороже «брюликов».

Нойбер смолчал. Он думал о другом: если сейчас поднажмет, то немного оторвется от «соглядатаев» (полчаса назад спокойно фиксировавших факт замерзания) и на горизонте быстрее покажется арендованный дом, а там – тепло, и Ратка быстро отогреется. А потом и его согреет, в благодарность за спасение.

Где-то в душе Нойбер тоже любил снег. Он был застывшей в памяти новогодней вечностью, почти утерянным природным элементом. И уж тем более не имел Гришка права осуждать Ратку за холодный «вояж». Главное, вовремя нашел, а все остальное неважно, да и… растает скоро.

Туча

Тряска летуна напоминала эпилептический припадок. Старенький аппарат колыхнулся в последний раз и натужно закряхтел, глуша перегревшийся двигатель. Покрытые искусственным оперением крылья сложились, исчезнув в специальных портах. Колпак кабины откинулся, выпуская в полутемный гараж сдерживающего рвотные позывы пилота. Система охлаждения отказала еще в полете, поэтому кожа под маской Серьезности противно чесалась, а мелкие капельки пота просачивались наружу, медленно стекая под воротник. Луч карманного фонарика выхватил из сумрака пришпиленный кнопками план объекта. Изучив схему, советник вскарабкался по узкой лесенке, визжащей разболтанными поручнями, на техническую палубу. Механизмы дремали, перемигиваясь контрольными огоньками миниатюрных пультов. Советник непроизвольно выругался и поднялся на капитанский мостик.

Бескрайнее небо завораживало. Величие воздушного океана ощущалось каждой клеточкой измученного перегрузками организма. Объект ОТ-109, впросторечии – «туча», лежал в дрейфе и казался песчинкой под гигантским атмосферным одеялом. Слева от штурвала, на высоком станке, грела стальные бока снайперская винтовка, справа, на хромой треноге – безразлично уставился ввысь мощный телескоп. Странный арсенал отвлек внимание: скользкие ступеньки бесцеремонно стащили важную персону с мостика, ткнув маской в овальную дверь. Каюта смотрителя Объекта выглядела карикатурным грибом, выросшим над палубой после дождя. С трудом восстановив равновесие, советник забарабанил по выпуклой поверхности двери:

– Катон, вы на месте?

Ответа не последовало.

– Смотритель шестнадцатого разряда, Луций Катон, не делайте вид, что оглохли!

За дверью от души высморкались и произнесли:

– Потяните ручку, током не бьется…

«Странный юмор», – удивился Крыж, постепенно приходя в себя.

Несколько осторожных касаний сняли с дверной ручки подозрения, и Крыж вошел в каюту. Теснота помещения столкнула советника с массивным мужчиной, вытиравшим ветошью жирные пальцы и, судя по недовольному виду, не успевшим дообедать. Синяя спецовка с желтыми погончиками красовалась аккуратными заплатками. Залысины на высоком лбу отвоевали у жиденьких волос солидный участок. Свернутый вправо нос постоянно шмыгал, скучающая по бритве щетина придавала сходство с дикобразом. Бесцветные глазки без стеснения буравили советника. «Сейчас дырку прожжет», – подумал Крыж, отчетливо видя, что смотрителя бесит бесстрастная маска чиновника: черные треугольники глаз, парабола рта – истинное выражение лица надежно спрятано.

Угрюмая физиономия Луция начинала нервировать Крыжа, и он первым нарушил неловкую тишину:

– Знаю, вы мне не рады, но жалобу, поступившую в Департамент Дождей, под сукно не спрячешь.

– Какую еще жалобу? – не понял Луций.

Крыж не стал задавать новых вопросов и перешел в наступление:

– Главный оросительный агрегат выведен из строя, а вы здесь баклуши бьёте? Почему отключена маскировка? Объект визуально уже не ТУЧА, а летающая тарелка! Пожалейте хотя бы нервы аборигенов, без конца строчащих статейки об инопланетянах…

– Руку на отсечение даю: Перкуссиус постарался! – Луций театрально вскинул брови и запулил в стену скомканную ветошь. – Пил со мной, поддакивал! Шею сверну! – из-под кустистых бровей полетели молнии, которым позавидовал бы сам Зевс Громовержец. – Большие себе премиальные выторговал?

– Ваши отношения с младшим климат-техником Перкуссиусом никого не интересуют, – Крыж перебил не на шутку распалившегося смотрителя. – К нему у Ведомства нареканий нет!

– Масочку бы сняли, господин советник, – обезличенность вот уже где! – Катон резко провел по горлу ребром ладони. – Утомили меня клоны пробирочные.

– Попрошу вас не менять тему, – попросил Крыж, но Луций его не слышал. – Понимаю: не положено… Но взглянули бы мы тогда друг на друга по-новому и, может быть, поняли, кого и какие тараканы терзают.

– Ваши насекомые, в отличие от моих, успели насолить Системе, – заметил Крыж, чувствуя, что у смотрителя накипело, и пока он не выскажется, не успокоится.

– Между прочим, я не просил бесцеремонно выдергивать меня сюда из гущи сражения… – начал жаловаться Луций. – Жил себе честный центурион второй центурии третьей когорты двадцатого Победоносного легиона, о подвигах мечтал. А кем стал? Понимаю – рабы везде требуются…

– Отмолите грешки и отправляйтесь восвояси, – сказал Крыж, нисколько не кривя душой. – Даже выше, но и там рутины хватает…

– Я обратно хочу, но где она – наша великая Империя? – Луций безнадежно махнул рукой. – Под управлением потомков немытых варваров, ставших жителями высокоразвитых стран… Тьфу! Меня навсегда лишили не только Родины, но и общения с истинными римлянами…

– Предоставив взамен возможность долголетия… – парировал Крыж.

– Отвечающую вашим интересам! – не желал уступать Луций.

– Отставить лирику! – перебил распорядителя советник, не обращая внимания на обвинения с протухшим сроком давности.

– Не командуйте, вы не мой легат! – Луций взъерошил волосы, подозрительно щелкнув ногтями (о том, что под ними погибло, Крыжу думать не хотелось).

– Считаете, что я специально сломал «лейку»?

– Подозреваю, но буду проверять, – сказал Крыж, немного устав от вынужденной полемики, к тому же его еще не отпустила тошнота.

– Еще раз заявляю, что стал жертвой доноса, – уперся как осел Луций. – Система орошения не функционирует по причине полного износа центральной шестерни. Попробуйте-ка поработать без важного органа. Молчите? А засор форсунок рассеивателя? Сниму я старые фильтры, а новые где взять? Что мне прикажете делать, если запрос о выделении запчастей и расходных материалов валяется без ответа в Департаменте снабжения?

– Так вы писали запрос? – удивился Крыж. – А почему я об этом не знаю?

Луций тут же растянул губы в ухмылке:

– В Ведомстве многие бумаги исчезают бесследно, а крайними остаются скромные труженики.

– Опять Косяцкий… – нахмурился Крыж, ослабив впившийся в шею узел галстука. – Копия запроса сохранилась?

Луций подбежал к столу и выдернул из-под стоящей на нем тарелки со щами мятую бумажку.

– В лучшем виде… – расправил запрос Луций. – Немного запачкался, но еще читаются исходящий номер и дата.

Крыж всмотрелся в предъявленный ему «документ»: в центре листа остался грязно-бордовый круг с расплывшимися краями, но текст запроса не размылся.

«Получается, распорядитель вынужденно просиживает без дела», – подумал Крыж, а вслух произнес:

– В файлик бы убрали, документ все-таки.

Луций молча кивнул, с интересом наблюдая, как советник снимает с пояса крошечный скайфон, на котором была всего одна кнопка для связи.

Дозвониться удалось не сразу: начальник гаек и пружин, как всегда, решал важные государственные вопросы.

Когда у Крыжа начало заканчиваться терпение, на другом конце невидимого провода послышался подобострастный шепот Косяцкого:

– Я весь внимание.

– Объекты обслуживания африканского континента в твоей ответственности? – спросил Крыж, заранее зная ответ.

– Не только африканского, здесь работы навалилось, аврал за авралом… – стал оправдываться Косяцкий.

– Авралы, говоришь, а с какой поднебесности одна из крупнейших «туч» болтается, как сдутый… – голос Крыжа заскрипел. – Тебе поступал запрос от Луция Катона?

– От сумасшедшего легионера? – ответил Косяцкий и осекся. – Что-то не припоминаю…

– Зад прикрываешь, клоун? – разозлился Крыж. – Цирк у нас, да?

– Ну, какой цирк, советник, обычные дела… без фокусов…

– Дела, говоришь? – пытаясь подавить гнев, Крыж с трудом проглотил застрявший в горле комок. – Сейчас Главному Фокуснику позвоню: из начальника вмиг в секретаря превратишься. Трутни! Меня по небесам мотают, а у себя на столе разобраться не могут!

– Не надо Главному… – голос Косяцкого стал тоньше, превратившись в невнятное поскуливание.

– Через сорок минут все необходимое на борт! – отдал распоряжение советник. – Минутой позже, и большие звезды съежатся до о-очень крошечных…

– Сию секунду-с, господин советник, сию секунду-с, – проблеял Косяцкий, и Крыж представил, как с надутых щек прохвоста спадает спесь, сменяясь нездоровой бледностью.

Луций победно сжал кулаки. Крыж посмотрел на довольного легионера, и внутри заметно полегчало.

– Сделал все по регламенту, – советник коснулся клапана застежки, и маска Серьезности безвольно повисла на груди. Вспотевшее лицо впервые за сутки почувствовало спасительное прикосновение платка. На Луция смотрел седой мужчина с вполне обычным человеческим лицом: несколько крупноватый носом, полными губами, выступающим подбородком, грубо очерченными скулами, глубокими вертикальными морщинами на лбу и совсем не холодными серыми глазами. Крыж присел на единственный диван.

– Узрел винтик Системы? – спросил советник. – Когда привезут детали, покажешь объект в работе – мне тоже перед руководством отчитываться.

– Как скажете, – Луций почесал живот и вдруг замялся. – Хочу заметить, лик чиновника не так уж страшен.

– Представлял меня дьяволом во плоти?

– Разные мысли в голове… – Луций покосился на шкафчик у двери. – У меня с незапамятных времен бутылка рома припрятана. Подумал, по случаю благополучного решения вопроса…

– Перкуссиуса такой же «древностью» потчевал?

– Сразу раскусили… – уловив одобрительный жест советника, Луций извлек из шкафа пузатую емкость.

Янтарная жидкость заполнила возникшие, словно по волшебству бокалы.

– За мир без засухи! – сказал Луций и сделал большой глоток.

Крыж последовал примеру легионера, и ром приятно обжег внутренности.

– Кстати, на кой черт тебе снайперская винтовка? – вдруг спросил Крыж.

Луций поперхнулся. Растерявшийся распорядитель напомнил Крыжу воришку, застуканного на месте преступления с главной уликой в руках.

– Тоскливо тут, – потупил взор Катон. – Техника пассивно контролируется, а беспокойная душа требует поддать «огоньку». Как-то раз прилетел по делам паренек из Департамента Твердых Осадков. Задержался на день. Скоротали время за префом. Продул он вчистую, а долг погасил непонятно зачем взятой с собой винтовочкой. Потом он куда-то исчез… Пришлось самостоятельно с выигрышем разбираться. Ну и затянуло: простор – птица косяком, настоящий атмосферный тир…

– Каждый расслабляется по-своему, – сказал Крыж и добавил: – Как думаешь, откуда у моих коллег снайперские винтовки? Оклад небольшой, да и в кого стрелять?

По виду Луция Крыж понял, что тот сболтнул лишнее.

– Не бери в голову, по-дружески беседуем, – Крыж похлопал распорядителя по плечу. – Просто я вспомнил о скандале в одном департаменте. Пришлось долго разбираться, а после сделать определенные оргвыводы… Представляешь, помогали одни ушлые специалисты радикальным группировкам делать «бизнес»: санкционировали бесконтрольное использование «градобоев» новейшей разработки. Скажу так: для устранения политических конкурентов. Расчет происходил деньгами и частично оружием. Угадаешь, каким?

Луций перестал дышать, втянув голову в плечи. Бывший легионер повидал всякое, но при мысли о судьбе горе-предпринимателей ему стало дурно.

– Кстати, винтовки передавались знакомым бандитам в обмен на определенные услуги, – продолжил Крыж.

– Я, кх… к этому не имею отношения, – закашлял Луций.

– А я тебя и не обвиняю, – успокоил легионера Крыж. – Скажи мне лучше, ты свой чудо-телескоп тоже для необычного хобби используешь?

– Сегодня точно не мой день… – зажмурился легионер.

Увидев, что Луций окончательно скис, Крыж сжалился:

– Ладно, умолкаю…

Снаружи послышалось жужжание – прибыли недостающие запчасти. Шустрые ребята из Службы Доставки передали груз появившимся следом монтировщикам. В длинных контейнерах находились квадратные фильтры для форсунок и громадная, состоящая из нескольких деталей, шестерня. Оперативно распакованный груз исчез в машинном отделении. На капитанском мостике послышалось довольное урчание заработавших после долгого перерыва винтов.

– Командуй! – кивнул на штурвал советник, и распорядитель с силой раскрутил колесо.

– Сейчас полетим над Нигерией, польем самые засушливые места, – объяснил Луций.

Крыж подошел к телескопу и заглянул в окуляр: «Туча» медленно плыла над континентом, уходя на северо-восток. Советник точнее настроил оптику, и в поле зрения показалась маленькая деревушка. Максимально приблизив изображение, Крыж увидел шамана, забавно прыгающего вокруг ритуального тотема. Зафиксировав штурвал, Луций осторожно постучал пальцем по плечу советника:

– Позволите?

Крыж уступил место у телескопа.

– Видели? – расхохотался Луций. – Дождя требует, того и гляди выскочит из набедренной повязки!

– Не томи колдуна! – Крыж попытался перекричать шум ветра, но тот унес его слова прочь: «Туча» быстро набирала силу.

Катон утопил в пол длинный рычаг, и палуба завибрировала так, что Крыж еле устоял на ногах. Когда поручни капитанского мостика оплели змейки статических разрядов, ударил гром. Нижняя палуба разделилась на сегменты, выпуская в бескрайнюю синь испещренную отверстиями платформу. Мгновение спустя безмерные резервуары изверглись тысячами мощнейших струй.

Шаман внизу жадно подставил ладони дождю. Он радовался как ребенок: Боги Туч услышали бесконечные молитвы.

На другой берег

– Надоел этот «панцирь»! – плотный мужчина безуспешно пытался стянуть с себя гидрокостюм. Забавно подпрыгивая на раскаленном песке, он щурился от невидимого солнца, утюжащего короткие волосы с вкраплением седины. Беспощадное светило заставляло молить о свежем ветерке и зелени, в которой хотелось укрыться от мучительной жары. Куцые кустики в трехстах метрах позади проблему не решали.

– Юрий Семенович, поверьте: теперь только с кожей… – в голосе юноши, уверенно стоящего на треугольной платформе, зависшей в паре метров над озером, не было даже намека на сарказм.

Мерцая зеленым светом, платформа не издавала посторонних звуков. «На похожих „приспособах“ герои компьютерных игрушек по уровням перемещались, – вспомнил мужчина. – Не оказался бы этот мирок такой же „бродилкой“».

В отличие от упакованного в нейлон мужчины, юноша щеголял короткими хлопковыми шортами и майкой-«алкашкой». Ярко-рыжие патлы, горящий взор и рассыпанные по щекам веснушки давали юноше все права на работу местным «маяком».

Тяжело дыша, мужчина обтер ладонью шею:

– Дай хотя бы окунуться. Ноги намочить. Почему мне раздеться нельзя? Сам в «короткованчиках» стоишь, обдувает всё, а мне что – испариться прикажешь?

– Что прикипело, то и осталось, – пробубнил юноша. – До времени! А окунуться вам не дам, или хотите сквозь дно еще ниже провалиться?

– Не надо ниже, – замотал головой мужчина. – Лучше скажи, как на другой берег попасть?

– Что вас на этом не устраивает? – спросил юноша с улыбкой.

– Скука смертная и тишина нездоровая, – в серых глазах мужчины мелькнула тоска. – Не говоря об остальном…

– Скуку можно преодолеть правильными мыслями, а тишину научиться слышать, – назидательно произнес юноша. – В ней ответы на вопросы бытия. А умение слышать придет. Поверьте, истинная вера меняет нас во всех смыслах.

Мужчина поморщился.

– Я к тишине не привык, а меняться на шестом десятке уже поздно.

– Ошибаетесь! – вскинулся юноша. – Поменять можно любого. Независимо от формы и материи. Только итог не всем нравится. Но тут кому что предписано…

– Что же предпишут мне? – мужчина стер со лба крупные градины пота.

– Для начала понять соседей, – строго сказал юноша.

– Странные они, – мужчина понизил голос, хотя на берегу больше никого не было.

– Поясните, – повел бровью юноша.

– Слишком умиротворенные, и… – мужчина замялся, подбирая нужное слово: – Куковатые.

– Чего? – подался вперед юноша, и платформа опасно накренилась.

«Того и гляди, сбросит «наездника» в озеро», – подумал мужчина, а вслух произнес:

– Белой вороной себя чувствую. «Сиди, – мне говорят. – От всего отрешись и медитируй». Я кто, по-вашему, – махатма?

– Привыкнете, – юноша показал мужчине за спину.

– Возвращайтесь к ним и снова все осмыслите. А насчет махатмы зря иронизируете. Знаете, сколько тягот они преодолевают для выхода на свой уровень возможностей?

– Не хочу знать, – мужчина дважды хлопнул себя по груди. – Я – экономист: затраты посчитать, фондоемкость, фондоотдачу… В цифрах по самую макушку. С дочерью в кои-то веки на курорт выбрался, отдохнуть по-человечески, и вдруг на тебе – ни гостевого дома, ни легкой музыки, ни набережной. Бродят вокруг подозрительные личности, мантры еле слышно бубнят или молчат вовсе.

– Правильно они молчат, – кивнул парень. – Все их проблемы за спиной остались, радоваться надо, а не предъявлять обвинения. Вы же не прокурор, а экономист. Думаете, вас и здесь что-нибудь посчитать не попросят? Ошибаетесь. А вдруг ваших профессиональных способностей именно тут и не хватало. Перенастроите нашу систему учета: туда одних, сюда – других, и чтобы все это – без сбоев. Сэкономите всем время и силы. Некоторые меньше переживать станут…

– Я думал, могу с тобой поделиться… – тоска в глазах мужчины проявлялась все отчетливее. – Понимающим человеком ты мне показался.

– Я вам не «жилетка», – надменно произнес юноша. – И человеком себя давно не могу называть. Одни воспоминания… Вы, думаете, не странный? Стоите тут, капризничаете, перемен требуете…

– Требую? – мужчина с недоумением посмотрел на веснушчатого. – Вежливо на другой берег попросился…

– Да вы меня третий день подряд донимаете! – недовольно сказал юноша. – Сидели бы себе… ровно, ели фрукты, пили чай и крепко спали. Или медитировали, как рекомендуют. Нет же – тонна беспокойства! И почему все неугомонные типажи именно из России и Китая прибывают? Да еще из одной – особенной земли, но с теми всегда надо ухо востро держать. Всё о монетках, о процентах… Я им не банк! Я только слежу, чтобы не тонули всякие… Глубина-то страшная… Там точно не накормят. С вас еще поедят…

Молча выслушав тираду юноши, мужчина сник.

– Мне к Аньке надо. Там и порадуюсь. И высплюсь, и напьюсь наконец…

– Дочь ваша уже взрослая! – отрезал юноша, едва не свалившись с платформы. – Справится. Бывшая ваша поможет, если что…

– Справится или нет, мне решать, – напрягся мужчина, и ему показалось, что воздух стал заметно жарче. – А женушка пускай хахалем занимается! Нашла, вот и пусть…

– В детали не посвящайте! – резко перебили мужчину. – Своих проблем достаточно!

Юноша опустил платформу к самой кромке воды, и по ней «побежали» быстрые белые «барашки». Через несколько мгновений они бесследно исчезли.

– Злой ты! – сплюнул в песок мужчина.

– Терпеливый, – не согласился юноша. – Мне тоже не в радость здесь долгими вахтами висеть.

– Так смени работу, – предложил мужчина. – Девушку найди. Есть у тебя симпатия?

Юноша сразу осунулся и постарел.

– Здесь мыслят иными категориями, а ваши «советы» только за Пределом котируется.

– Что же здесь в приоритете?

– Еще не поняли? – юноша вернул облику молодость и безмятежность. – Бесконечное развитие души.

– Началось… – надул щеки мужчина. – Проповедник. Сказочник-загадочник. Может, ты и правда загадки загадаешь? А я отгадаю и спокойно поплыву, воон туда. От жары треклятой.

– Это еще не жара, – нахмурился парень. – И не за того вы меня приняли. ТУДА же только на движителе можно отправиться. Иначе вода утянет, говорил ведь уже.

– На платформе твоей? – показал на парящий треугольник мужчина. – Там антиграв «зашит»?

– Нельзя рассказывать, – терпение парня начинало лопаться. – Не определились еще с вами.

– Кто? – спросил мужчина, почувствовав неприятное покалывание в спине и в конечностях.

– Позже узнаете… – заупрямился парень.

– Тьфу, ну что за партизан! – топнул ногой мужчина. – Но согласись, за Пределом такие «штуковины», как под тобой, точно пригодились бы.

– Рано еще на «движитель» засматриваться, вы только начали избавляться от двигателей внутреннего сгорания, – сказал юноша менторским тоном. – До индивидуальных парений далеко. Поверхность очистите, разум на место верните, помиритесь все…

– О, это утопия! – усмехнулся мужчина. – Порадуй чем-нибудь реальным.

– Юрий Семенович, идите уже обратно, – снова потребовал юноша. – Пожалуйста! У меня от вас глаз дергается.

– И не подумаю, – поиграл желваками мужчина.

– Тогда приму меры, – с сожалением произнес юноша. – Кое-кого позову…

– Пугать вздумал? – мужчину передернуло. – Пуганый я. К нам в офис, в девяностые, знаешь, какие «быки» приходили?

– Нагонять страх – не моя функция, – юноша наклонил губы к запястью без браслетов или чего-либо, похожего на передающее устройство и быстро проговорил: – Служба Умиротворения, пришлите сотрудника на берег мемо-озера. Здесь несанкционированно перемещается недавно прибывший, похоже, невменяемый.

– Служба Умиротворения? – спросил мужчина. – Ну-ну…

– Будет вам сейчас «ну-ну». – Глаза юноши светились надеждой на скорое избавление от собеседника, но вскоре появился совсем не тот, кого вызвал веснушчатый.

Взрезав зеленую волну, из глубины озера с шумом вынырнул черный тип на собственной платформе-«движителе»: худой, в блестящем костюме, напомнившем латексный, и в таком же шлеме. Без прорезей для глаз, но с квадратным отверстием для безгубого рта.

«Ничего себе герой! – подумал мужчина, с интересом наблюдая за развитием событий. – Ему бы в цирке на воде выступать».

Черный тип грубо подрезал парня, столкнув с платформы в озеро. Затем любитель «латекса» изящно спланировал к берегу и хрипло закричал:

– Цепляйся, странник!

– Кто вы и что с ним сделали? – спросил мужчина с беспокойством.

– Чернар я – спасатель с глубокой глубины, – представился черный тип. – Не переживай, он не первый раз купается…

– Точно не утонет? – мужчина сочувствующе посмотрел на юношу, судорожно трясущего руками. Он бы уже выплыл, не обрушься сверху платформа, почему-то потерявшая способность к парению.

Помогать юноше «спасатель» не собирался. Не обращая внимания на тонущего, Чернар спросил мужчину:

– Сердобольный мой, ты домой хочешь или нет?

– Хочу! – недолго раздумывал мужчина.

– Тогда залезай, а то сейчас гости подгребут, – Чернар посмотрел вдаль. – Мной, кстати, не приглашенные. Побьют еще… Тебе, кстати, тоже на орехи достанется.

– Это почему же?

– Как соучастнику падения «правильных».

Не желая и дальше испытывать судьбу, мужчина зашел на платформу и крепко обхватил за плечи нежданного помощника. Стремительно набирая скорость, платформа понесла пассажиров на другой берег.

* * *

Пелена, заслонившая собой пространство, напоминала плотную портьеру. Осталось приподнять и перейти на другую сторону.

– Давай же, потом спасибо скажешь! – подгонял Чернар. – Заговорили бы тебя эти «сектанты» до потери разума…

– Что со мной будет? – обеспокоенно спросил мужчина.

– Выше нос, Калинин, жизнь продолжается! – подбодрил Чернар.

– Откуда вы меня знаете?

– Мы всех знаем! – гордо сказал Чернар.

– Мне нужно волноваться по этому поводу? – мужчина по-новому взглянул на «спасателя».

– Ничуть, – выдал Чернар из-под «безглазого» шлема. – Но когда-нибудь мы можем попросить ответную услугу.

– Что еще за услуга? – замер мужчина.

– Не бери в голову, Юра, может, и не попросим, – махнул рукой Чернар и умчался прочь.

За «портьерой» был яркий свет. Вместе с ним появился неприятный писк, больно отдававший в ватные уши. Вновь обретенное зрение позволило выхватить из белого квадратного объема чье-то лицо, показавшееся знакомым. Даже родным. Смотреть вдруг стало тяжело и пришлось опустить веки. Но это было неважно: тело работало! В него, через особое «окошко», вдохнули Жизнь. Приятным бонусом шло избавление от прикипевшей к коже жары.

* * *

– Второй пост, что у вас стряслось? – спросил у взволнованной медсестры дежурный врач.

– Сергей Борисович, скорее, Калинин в себя пришел! – почти скороговоркой произнесла медсестра.

– Вот это новость! – искренне удивился врач. – Уже и не надеялся: сильно поломало мужика. На полном ходу на взятом в прокат скутере с прогулочной яхтой столкнуться…

– Да-да, пассажиры яхты отделались испугом, а он – на «запчасти», – добавила медсестра, но осеклась, заметив неодобрительный взгляд врача.

– Опять вы за свое… – нахмурился Сергей Борисович, заходя в палату.

Притихшая медсестра быстро прошмыгнула следом.

Палата была одноместной, там находилась молоденькая девушка в наброшенном поверх платья халате. Она не отпускала руку перебинтованного мужчины, повторяя одно и то же:

– Папа глаза открыл, пару секунд назад, всего на пару секунд, всего на пару…

– Анна Юрьевна, – остановил девушку Сергей Борисович, одновременно наблюдая за показаниями приборов. – Вы бы шли домой, отдохнули.

– Как же он без меня? – всхлипнула девушка. – В такой ответственный момент…

– Он уже с вами, – мягкий голос Сергея Борисовича привел девушку в чувство. – Ступайте, свою вахту вы отстояли.

– Правда? – встрепенулась девушка, слегка подергивая плечом.

– Правильная вы дочь, – сказал врач. – Иные не готовы за родителями ухаживать…

– Сергей Борисович верно говорит, – закивала медсестра. – Чуть что, сразу находят сто поводов не приходить.

– Светлана Олеговна… – шикнули на медсестру.

– Молчу-молчу, – отвернулась она к монитору.

– Папа поправится? – спросила девушка.

– Я вам так скажу, – Сергей Борисович подозрительно оглянулся на медсестру и наклонился к уху девушки. – Если ОТТУДА возвращаются, значит, что-то не доделали…

– Дай-то бог! – улыбнулась девушка.

– Желаю, чтобы это дело растянулось лет на сто, – подмигнул врач.

– Спасибо, доктор, – девушка потянула на себя ручку двери. – Так хочется вам верить.

Выйдя из палаты, девушка не заметила на стене тень. Причудливо изогнувшись, она вытянулась в бесконечную линию и проскользнула под дверь палаты. У тени начиналась новая жизнь.

Создатель «местного» домена

Дежурный за информационной стойкой не реагировал на попытки пассажира в белом плаще и смешной шляпе с провисшими полями достучаться до его сознания. Вытянутое лицо сотрудника космопорта не выражало заинтересованности в ответах на важные вопросы, слегка раскосые глаза не отрывались от громадного монитора, а серая выглаженная форма с нашитыми на рукав золотыми кометами сливалась с креслом. Другое кресло – пластиковое, дешевое и неудобное – пустовало. «Как на нем можно целый день просидеть? – подумал пассажир. – Но хотя бы понятно, почему пустует – кто выдержит соседство дубового напарника?»

– Еще раз спрашиваю, когда вылет на Рион? – нервничал пассажир, поправляя сползающие на нос очки в дорогой оправе, с круглыми стеклами, сильно увеличивающими воспаленные глаза. – Объясните, что творится с расписанием? Где информация о вылетах? В бегущей строке – непонятные иероглифы! Какой это язык?

– Не язык, а ошибка программы, – наконец произнес дежурный. – Все буквы разом переформатировались в непонятные символы.

– Так вы умеете разговаривать? – не удержался от сарказма пассажир.

– И даже читать и писать, – недовольно посмотрел на пассажира странный сотрудник. – И еще очень не люблю, когда на меня повышают тон.

– А как иначе? – парировал пассажир. – Билеты оплачены, а вылет – «в трубу»?

– А сегодня никто никуда не летит… – самоуверенно заявил дежурный.

– Простите? – часто заморгал пассажир, – Вы в своем уме?

– И в трезвой памяти! – ответил дежурный. – Просто нет настроения кого-то куда-то «запускать».

– Да это уже ни в какие ворота не лезет! – возмутился пассажир. – Я сейчас к директору порта пойду. Жаловаться!

– Ступайте себе с миром! – спокойно посоветовал дежурный. – Вон он, на втором этаже, в стеклянной визовой, замер глиняным болванчиком – я «отключил».

– Что вы, простите, сделали?

– Отключил, поэтому жалуйтесь, не жалуйтесь…

Пассажир не знал, что ответить. Ему стало некомфортно от общения с сумасшедшим.

– Да оглянитесь же! – улыбнулся дежурный.

Пассажир осмотрелся, увидев, что все присутствующие уподобились безвольным куклам.

– Я сплю, ущипните меня!

– Могу побольнее, но вдруг обидитесь.

– Ничего не понимаю.

– Попробую объяснить. Все, что вы видите, создано мной. Пафосно? Возможно, но это так. Потому что я являюсь Создателем местного галактического домена.

– Кем-кем? Извините, конечно, но это – бред полнейший… Причем с большой буквы «Б».

– Но глазам-то своим верите? Или думаете, вас загипнотизировали?

– Уже сомневаюсь, могу ли объективно ответить на эти вопросы… – бесцветным голосом сказал пассажир – Но зачем, простите, целому «Создателю» работать простым дежурным? Сразу бы в президенты подались!

– Не выношу помпезности, публичности, предпочитаю скрытое управление… К тому же президентам и императорам так тяжело: график жизни расписан по секундам, совершенно нет времени на личные проблемы, враги и завистники дышат в спину, того и гляди, вонзят нож, а за мраморной маской величия часто скрывается ранимая душа… Нахлебался в свое время, поверьте… Всё подряд отвлекает от созидания, которое суть моего сознания и деятельности. Дежурный по космическому порту – одна из тысяч социальных ролей, и на текущий момент она меня устраивает, позволяя сосредоточиться на важном и исключая дефицит общения.

– Оно и видно…

– Еще раз повторюсь – сегодня у меня нет настроения для разговоров: мой младший брат задумал «перекроить» свое экспериментальное пространство и едва не нарушил границы моего… Пришлось реагировать… Иначе его обожаемые рептилии снова просочились бы в мой мир со своими агрессивными «марионеточными» идеями. Еле выдворил в прошлый раз…

– У вас и братья имеются? Тоже – «создатели доменов»?

– Представьте себе! Наш Всеобщий Отец очень плодовит, ведь галактик – тьма-тьмущая, и за каждой нужен надлежащий присмотр. «По-отечески». Там пальчиком пригрозил, здесь прикрикнул. Для поддержания глобального порядка любая мелочь важна. Каждый из нас сосредоточен на формировании собственной активной среды, обеспечивающей возникновение и развитие цивилизации. Насколько оно экспансивное, решается индивидуально, в зависимости от конечных целей. Где-то необходим биологический путь развития, а где-то не обойтись без высоких технологий. Кому-то достаточно выращивать питательные плоды в автономном кластере и чувствовать себя счастливым, а кому-то – обязательно не сидеть на месте и осваивать звезды. В результате один брат обожает рептилий и прочих хладнокровных, с «зашитыми» в подкорку лжепрогрессорскими установками, другой – без ума от конструирования разумных обитателей океанских глубин, третий – экспериментирует с насекомыми и возможностями коллективного разума, я же, как вы поняли, тяготею к двуногим приматам и космическим исследованиям.

– Получается, что сегодня одному из «двуногих приматов» повезло напрямую общаться с богом? – Скорее, с исполнителем воли Всеобщего отца. В вашей системе понятий я – региональный менеджер, отвечающий за сложный проект развития отдельно взятой галактики.

– Насколько я знаю, грамотное управление важно, но еще важнее не потерять исполнителей…

– С обеспечивающим проекты персоналом проблем обычно нет… – заверил пассажира Создатель местного домена.

– Но согласитесь, иногда бывают сбои, – тяжело вздохнул пассажир. – Вот я, например, режиссер небольшого театра, целый месяц гастролировал по различным планетам. Все уже по домам разлетелись, только один я здесь застрял… Труппа в театре небольшая, играют талантливо, чем горжусь, но если эти «таланты» должным образом не организовать, не мотивировать на успех, то на сцене творится сплошная вакханалия.

– Поясните, интересно даже, – попросил Создатель домена, смотря, однако, сквозь пассажира.

– Охотно, – поправил очки пассажир. – У всех свой взгляд на мир, свои амбиции. Одной дал роль, другой – только пообещал, а она уже всех взбаламутила, один случайно подсмотрел размер премиальных другого и сразу забыл все слова, а этот другой – суфлер – во время спектакля нужных слов не подсказал, потому что ему и этих денег мало, и вообще, давно переманивают в другой театр…

– И как справляетесь?

– Выстраиваю тонкую систему «сдержек и противовесов», в противном случае все обидятся и разбегутся кто куда…

– Да, дефекты бывают… – согласился Создатель домена и на несколько секунд замер. Когда он «вернулся», то продолжил: – Прежде всего, из-за неправильной организации процесса, а в некоторых случаях от недостаточного желания лично «погружаться» в проблему… Но это лишь погрешности, а в основном развитие домена непрерывно, независимо от препятствующих факторов. Иначе будет просто скучно! Скучно жить!

– Поверьте, мне скучать не приходится… – подмигнул Создателю домена пассажир. – Что ни день, то комедия положений… Да и сейчас, чем не комедия? Ситуация из разряда «нарочно не придумаешь»! Лучше поделитесь, почему вы меня вместе со всеми не отключили?

– Ценю напористых! – громко произнес Создатель домена, не менее громко стукнув кулаком по стойке. – Именно они добиваются поставленных целей. Двигают прогресс, колышут серую массу пассивных «прожигателей» жизни.

– Я просто на принцип пошел: не уходить, пока вы не исполните свой долг, – признался пассажир.

– А я для себя решил: вот в двадцатый раз этот упертый ко мне обратится, тогда и побеседуем…

– Да я просто счастливчик! – пассажир картинно вскинул руки. – Конечно, все рассказанное вами безумно интересно, но как я в итоге домой попаду?

– Сильно торопитесь? – расстроенно сказал Создатель домена. – А я-то думал, что еще парочку моментов обсужу. Я тут задумал новую туманность вырастить…

– Вы же слышали – месяц в командировке, хочу к семье в объятья, хочу теплую ванну принять, домашние тапочки обуть и в мягкую постельку упасть! – закричал пассажир.

– Хватит, хватит, поддерживаю, семья – это святое, – примирительно сказал Создатель домена.

– И на высокой ноте взаимопонимания, может, запустите кораблики? – спросил пассажир с надеждой.

– Опять вы за свое… – Создатель домена снова отвлекся и заглянул в монитор. – Хочу, чтобы вы знали, – вылет на Рион возможен и без корабля…

– Как это? В ладоши хлопните? – удивился пассажир. – Впрочем, сегодня я уже всему готов поверить.

– Закройте глаза, – попросил Создатель Домена.

– Зачем? – удивился пассажир. – Фокусы интереснее наблюдать с широко открытыми глазами…

– Хорошо, можете не закрывать, но это не фокус! – обиженно протянул Создатель домена. – Я просто скажу: «Домой», и вы сразу окажетесь на Рионе.

– Замер в нетерпении…

Дежурный разлепил тонкие губы и произнес обещанное слово.

Перед глазами пассажира возникли оживленно снующие люди с сумками и чемоданами и табло с ярко-красной надписью: «Добро пожаловать на Рион! Сегодня 11.10.2217. Время 18:00. Температура за пределами космопорта +14 °С. Приятного вечера».

Пробираясь сквозь разношерстную толпу на стоянку такси, пассажир довольно улыбался – при всех странностях, в общении с создателями галактик были свои неоспоримые преимущества.

Спасти Кагатского шуруна

Как поймать Кагатского шуруна?

Долго лежать в засаде на холодных камнях Кагатских гор, мелко дрожать, клацая зубами, не смыкать глаз и ждать, когда эта зверюга соизволит выползти из своей уютной расщелины, чтобы погреться под скупым на тепло солнцем. Крупная, в человеческий рост, с бобриным хвостом и глубокими оленьими глазами. На лобастой голове смешные круглые рожки, черная шерсть блестит, как у норки. Если, конечно, на каменистых просторах планеты Меруст уместны подобные сравнения. Так, на глазок, от хвоста до холки – по мере фантазии.

Заметив «объект», надо резко прыгнуть сверху, навалиться всем телом, нажать особую точку под нижней челюстью и оглушить по темечку деревянным молоточком сай с распределенным центром тяжести… Удар обязательно дозировать, иначе есть риск повредить мозг, способный в состоянии стресса послать телу неправильные сигналы и испортить добываемый продукт. Затем максимально оперативно, чтобы не отбили ушлые коллеги, транспортировать «леталой» добычу в Бюро Озеленения. Там шуруну сделают успокаивающий укол и вытрясут из глубокой меховой сумки все очень ценные зерна, которые он когда-то запас, а позже обработал специальным секретом, чтобы вкуснее были. Позже, в престижном квартале Тат, за высоким кованым забором, появится новая аллея деревьев Плоу. Их оранжевые плоды богаты веществом, годами сохраняющим молодость и упругость кожи… Клетки теряют всякое желание отмирать, а процесс омоложения происходит без побочных эффектов. Местные состоятельные красавицы давно забыли о пластике. Съел такой «апельсинчик», и целый год можно не думать об инъекциях…Охотнику выплатят гонорар, на который можно приобрести новую «леталу» или гулять в кабаках целый месяц, а можно оставить полученную сумму на банковском счете, на черный день. Когда заказы закончатся или напасть какая приключится: Природа очень мстительна к отдельным искателям наживы…

А что с пойманным зверем?

«Накормят и отпустят…» – так заверяют охотников специалисты-«озеленители».

Да и какое охотнику дело до сданной добычи? Отпустят, и пусть себе дальше носится по горам, до следующей «встречи» или, точнее, «сезона созревания семян». Но популяция шурунов в последние годы значительно поредела. Может, кто-то очень жадный? И никто не вывозит их, полусонных, обратно на место обитания? И звери навсегда остаются в Бюро? Доказано, что они и в неволе производят «молодильные» семена. И на поиск подобных «доказательств» всегда выделяются средства, ведь все многократно окупится! Очередной сверхприбыльный бизнес. «Красота спасет мир!» – так ведь говорят, а между тем вопрос вымирания вида бесследно растворился где-то на околопланетной орбите, в стерильной лаборатории.

И эта история не только о шурунах. Еще есть клантики: пушистые мерустские «кошечки», черноглазые, длинноухие и бесхвостые, с нежно-розовой шерстью, серебряными подушечками на широких лапах, выпускающие при обороне металлические когти-крючки. Настоящие милашки, но… На всех улицах только и разговоров, как их готовить… Да. Жаркое из клантиков. В цене – мясо молодых особей. Заготовка и реализация в компетенции Бюро Продовольствия. После покупки ни в коем случае не замораживать, сразу прокалить сковороду, налить побольше масла и аккуратно выложить нарезанные длинными кусками ломти. Накрыть крышкой, чтобы томились, и следить, чтобы не подгорели. Жарить до тонкой хрустящей корочки. Очень осторожно снять пробу, и когда ноги начнут медленно отрываться от пола – блюдо готово. После сытного ужина хочется растрясти жирок и полетать с ветерком! В полисе все желают побыть супергероями, пусть и временно. Вытянул руку вверх и пулей к облакам! Сплошной адреналин! Только в полете душа по-настоящему окрыляется! Только под облаками ее можно расслышать.

А есть ли душа, например, у крылатых симар – других обитателей некогда приютившей человечество планеты? Вечно взъерошенных птиц со смешными «попугайскими» клювами и шипастыми головами, реющих огромными стаями в алом рассветном небе. Их спинномозговая жидкость позволяет работать на пределе возможностей! Серьезные проекты «закрываются» за несколько ночей… Наличие души у несчастных пернатых никто не проверял, но препаратом на основе извлекаемого материала хотел бы воспользоваться каждый второй. В Бюро Природы говорят, что число симар тоже быстро сокращается… К сожалению, на предупреждения ноль внимания. Бюро Природы – самое игнорируемое, в отличие от других. «Фауна планеты дает новые возможности! Не упустите шанс на альтернативное развитие!» – не сходящему с городских экранов потребительскому лозунгу Бюро Пропаганды внимают многие. Спрос порождает предложение. Вот и расплодились ушлые охотники, скупив за короткий период все лицензии на отстрел или поимку исконных обитателей Меруста.

Но охота не вечна, как и экосистема нового пристанища людей. Если бездумно истребить всех животных и птиц, как когда-то на Земле, то кроме стекла и бетона ничего не останется, и однажды, из соседней туманности, где тоже есть свое Специальное Бюро, могут внимательно присмотреться к самоуверенным хомосапиенсам на предмет включения в свой рацион питания. Но захотят ли они на чужую сковородку? Может, вовремя умерить аппетит?

Желать Тицалу

Жена Хрота, Тицала, всегда привлекала мужское внимание: высокая, пышногрудая, с длинными черными локонами, желтыми миндалевидными глазами и красиво очерченными губами – было чем любоваться. Среди ее воздыхателей был и начальник Хрота – большелобый и черноглазый Аур. Главный вой народа тонне давно бы добился красавицы, не опасайся подчиненного – огромного, с литыми ручищами и тяжелым взглядом. Аур не был слабым, но понимал, что без потери здоровья через Хрота не перешагнуть, да и старейшины не поддержат низменных порывов. Несоблюдение морали ведет к нарушению боевой сплоченности, а в сегодняшнем положении беглецов способно поставить род на грань исчезновения. Последний передел Площадей уменьшил не только число тонне, но и их территорию – с размеров крупного города до малопригодного для земледелия участка. От голода спасали провиантеры, но запас пищевых кассет подходил к концу. Ко всему прочему, за пределами поселения ходили слухи о союзе врагов-тунгов с имтами – мастерами перевоплощений и диверсий. Теперь и вождь Гарт мог оказаться смертельной подделкой…

Случай поговорить с Тицалой подвернулся неожиданно: бат-блоки защитного периметра оказались на минимуме, их склад давно пустовал, а комплект новых «батареек» находился внутри банкеров… Совсем недавно эти искусственные создания гнали тонне с исконных земель быстрее, чем шакалы антилоп. Быстрее своих творцов-тунгов. Преследователей чудом удалось остановить, и уцелевшие экземпляры, с поврежденными процессорами, скрылись в лесах.

Отлов банкеров входил в обязанности воев, и Аур отослал Хрота в лес. Пока Хрот охотится (возможно, в последний раз), Аур уговорит Тицалу подарить ему немного внимания…

Проводив «ловцов», Аур пробрался к жилищу Тицалы.

– Кто там скребется? – раздался приятный женский голос.

– Открой, – прошептал Аур. – Хрот просил кое-что тебе передать.

– Он не доверяет другим наших вещей, – ответила Тицала.

– Он сильно торопился, – сразу нашелся Аур. – Сказал, что может не вернуться… А эта штука, как он выразился, важна для вас обоих.

– Странно, что ты не с ним… – с укором произнесла Тицала.

– У меня бок кровоточит…

– Однако это не помешало тебе прийти сюда, – в голосе Тицалы сквозило подозрение. – Ты точно ничего не задумал?

– Поверь, я не доставлю неудобств.

– Так и быть, впущу…

Дверь модуля приобрела прозрачность, и Аур быстро проскользнул внутрь. В модуле царил образцовый порядок. Переглаженное белье на полках, ровные стопки посуды вкухонном блоке, походные кресла и кровать аккуратно застелены. Слишком стерильно, словно здесь не живут. Не живет женщина…

– И где же вещь, которую просил передать муж? – Тицала с укором посмотрела на пустые руки Аура.

– Видишь ли… – замялся главный вой.

– Обманщик! – Тицала недовольно сжала губы. – Я сообщу мужу, когда он вернется!

– Это лишнее! – передернуло Аура. – Я не стал бы искать сомнительного предлога для визита, не имей веских причин.

– Любопытно послушать… – нахмурилась красавица.

Аур сделал глубокий вдох и, стараясь не отводить взгляд, произнес:

– Я давно тобой болен… Даже закрыв глаза, вижу твой образ. Он согревает меня, дает силы просыпаться и работать. Ты сильно отличаешься от наших женщин. Длинными ресницами, подобными бесконечным прядям сирен, волосами…

– «Очищающая Пыль» тунгов многим проредила «растительность», – без удивления произнесла Тицала. – Но бывают исключения.

– К избирательному биологическому воздействию? – прищурился Аур.

– Я на допросе? – сверкнула глазами Тицала.

– Не знай я тебя подростком, сказал бы, что ты не принадлежишь нашему народу, – виновато улыбнулся Аур.

В кошачьих глазах Тицалы зажегся странный огонек, но Аур не придал этому значения.

– Чего только не услышишь в отсутствие мужа, – Тицала посмотрела сквозь щель ставней, затем приблизилась к Ауру и неожиданно добавила: – Предлагаю всем немного остыть и… продолжить беседу в роще за периметром. Подальше от любопытных глаз и ушей.

За белыми валунами? – Аура больше беспокоили не соседи Тицалы, а разведчик тунгов, недавно схваченный в предложенном для рандеву месте. Привести к старейшинам его не успели: принял спрятанный в зубе яд. Но где гарантия, что враг снова не затаится в кустах?

– Да, за ними, – Тицала не отводила от Аура напряженного взгляда. – Выйдем через восточные врата. На вахте – моя знакомая, лишнего болтать не станет.

Сердце Аура выпрыгивало наружу. Он уже представил, как заключает Тицалу в объятья.

Она коснулась его плеча:

– Ступай же. Я скоро…

* * *

Хрот пнул банкера и с усилием вытащил копье из вздыбленного хребта. Корпус создания, покрытый раздавленным мхом, отозвался гулким звуком и выпустил из пробоины оранжевый дым.

Хрот простучал металл в поисках фиксаторов батарейного отсека. Обнаружив его, ослабил и забрал драгоценную добычу.

На перевернутое основание другого банкера, трех-опорного, в форме усеченной призмы, резво взобрался Картак. Улыбаясь во всю ширь беззубого рта, он прокричал:

– Сто, сталший, зивём пока?

– Существуем… – вздохнул Хрот. – Но Тинк бы с тобой не согласился…

Рассеченный гидравлическим секатором, Тинк лежал в овраге под тушей третьего банкера – двухсекционного, казавшегося толстяком на фоне поджарых «собратьев».

– Прости его за эмоции, – сказал Маткар. – Ветеран «передельных» баталий не воспринял итог охоты столь радужно.

– Закругляемся! – поторопил Хрот помощников. – Батареи в рюкзаки и за мной.

* * *

Время ожидания затянулось. Аур решил, что его провели, как юнца, но упрямо не собирался уходить. Вдруг плотный кустарник раздвинулся, и появилась она: в подчеркивающем достоинства фиолетовом платье, головокружительно пахшая.

Аур подался навстречу Тицале. Она тоже приблизилась, приложила к губам тоненький пальчик и вдруг с невероятной силой толкнула Аура, полетевшего с ног, словно деревяшка.

Тицала мгновенно оказалась сверху, сдавив ребра Аура каменными бедрами, а грудь – железными ладонями.

– Решила поиграть? – Аур еле мог пошевелиться. – Но откуда такая мощь? Не замечал…

– А я не заметила, чтобы на боку раненого выступила кровь… – ослабив хватку, Тицала приятно пощекотала волосами нос Аура и коснулась его на удивление холодными губами. – А ведь раненый жаловался… Снова обманул?

– Ты снова раскусила Аура, – сознался главный вой. – Так и быть, разрешаю меня отругать, но не ломать кости… – Аур воспринял происходящее странной прелюдией к горячему продолжению свидания.

Приподняв голову, красавица с явным превосходством посмотрела на него и абсолютно точно передала его интонации:

– Ти-цала, Ти-цала… Ее давно нет! Но есть ловкий Тча!

– Какой еще Тча? – растерялся Аур.

– Ты казался мне умнее. – Тицала-Тча поджала губы и неспешно, словно кусок обоев, отогнула часть левой щеки…

Уставившись на пепельную «изнанку» ее лица, Аур икнул, попытался вырваться, но был снова придавлен к земле.

– Могу и всю снять, – лед губ лже-Тицалы уступил обжегшему лоб дыханию. – Даже поцеловать позволю…

– Проклятый имт… – выдавил Аур под жуткий треск собственных костей.

– Даже Хрот не заметил, – злорадствовал Тча, отбрасывая в сторону оторванную кожу. – Постоянно в делах, а приходя домой, отворачивается и храпит. Или ты думал, что мы только и делаем, что предаемся утехам?

Пока имт произносил отходную, Аур нащупал в кармане брюк небольшой шарик.

– Куда ты полез? – рявкнул Тча, ломая Ауру руку.

– За букетом роз… – Аур в последнем усилии сдавил оболочку бомбы.

Спустя миг несостоявшиеся любовники оставили под собой гигантскую воронку.

* * *

Гамана сменил отца недавно. Старый Гамол погиб от рук ненавистного Гарта, всадившего ему между лопаток клинок. Недостойное действие, ведь настоящие вои должны биться лицом к лицу, тем более – лидеры народов. Несмотря на юность, Гамана имел способности к управлению толпой и быстро завевал авторитет среди тунгов. Он не любил сверкать унаследованной от предка лысиной, носил парик с длинными кудрями, перехваченными на лбу зеленой повязкой. Глубоко посаженные глаза имели тот же колдовской цвет. В одежде лидер тунгов предпочитал кожаные брюки с наколенниками, рубашки с высоким воротником и жилеты, пропитанные усиливающим плотность ткани составом. Дополнительной защиты Гамана не признавал, предпочитая сражаться налегке.

Сейчас вождь тунгов улыбался. Его заставило просиять черное, медленно расползающееся по небу облачко.

– Что там, Гамана? – спросили удивленные советники.

Преодолев секундное замешательство, Гамана с нескрываемым воодушевлением обратился к воинам:

– Братья мои, спешу сообщить, что мой агент справился с задачей. Пусть мы не можем помолиться о его атеистской душе, но наша вера не помешает станцевать на костях недобитого врага.

Гамол тоже нанимал имтов-подрывников, но они проваливали свои миссии. Поэтому сегодняшней удаче Гамана был рад вдвойне.

– Почтем за честь присоединиться к твоему танцу! – вторили Гамане тунги, уставшие ждать сигнала к нападению и терпеть укусы надоедливой мошкары.

– Сейчас же направим туда разведчиков, – поклонились Гамане советники. – Их поведет Трабор.

Разгоряченный Гамана сразу же отмел его кандидатуру:

– Я желаю воочию убедиться в гибели Гарта! Разведчики, стройся!

Воины тут вытянулись рядом с вождем во фрунт.

– Не будет терять времени! – Гамана твердым шагом направился в сторону начавшего рассеиваться дыма.

– Если через тридцать дыханий не вернутся, выдвигайтесь, – приказали советники командирам отрядов. Теребя усы, они с тревогой наблюдали за скрывшимся в чаще леса вождем.

* * *

Эхо взрыва долетело до охотников, когда они находились недалеко от поселения.

– Ты тоже слышал? – спросил Хрот у Маткара.

Ветеран потянул носом воздух:

– Чую последствия детонации.

– Маткар затмит любую гончую, – съязвил Картак. – Может и подрывника по запаху определить…

Маткар сжал кулаки.

– Не время ссориться, – сказал Хрот. – Лучше поспешим.

Смерив друг друга тяжелыми взглядами, Картак и Маткар молча последовали за Хротом.

На вытоптанной поляне, окруженной стеной деревьев, охотники столкнулся с тунгами.

– Кого это нам послала судьба? – захохотал Гамана при виде взмыленной троицы. – Гигант точно что-то нам покажет, но другие – сухие палки, как быстро падут?

Воины Гаманы засмеялись, а Хрот наставил на Гаману копье:

– Быстрой победы не подарим!

Маткар и Картак последовали примеру Хрота. С их копий тотчас сорвались голубые молнии.

Хрот всегда был меток, иначе опередят и искромсают. Но сейчас он удивил Маткара, сумев лишь легко ранить Гаману. Маткар и Картак успели уничтожить пятерых неприятелей, но вскоре были повержены…

Совладав с несколькими тунгами, Хрот подхватил рюкзаки павших сородичей и бросился прочь. Вслед ему полетели перекрученные рыжие молнии. Одна скользнула над самой макушкой, другая зацепила бедро, жадно выхватив кусок плоти.

«Если свалиться в траву, никто уже не предупредит Гарта о затаившихся в лесу врагах…» – подумал Хрот. Сжав зубы от боли, он перевесил рюкзак на грудь и, держа в руках остальные, захромал к дому.

У главных врат он появился с несколькими тунгами на плечах.

– К оружию! – кричал Хрот что есть мочи. – Тунги на пороге!

Из-за периметра прозвучали первые выстрелы, остановившие преследователей.

Разъяренный Гамана не заставил себя ждать: «лесной» полк взял поселение в плотное кольцо.

Оценив обстановку, Гарт отправил на защиту периметра не только боеспособных мужчин, но и обученных стрельбе женщин и подростков.

Битва продолжалась весь день и всю ночь. Без добытых охотниками бат-блоков периметр давно бы «погас».

Тонне несколько раз решались на отчаянные вылазки. Разрядив копья, они использовали их как палки, а потом сходились с тунгами врукопашную.

К утру натиск врага удалось отбить. Потеряв две трети воинов и половину руки, Гамана отступил.

* * *

Хрот еле доковылял до края воронки. Бедро онемело, нога словно отсутствовала, и даже прочный костыль не помогал сохранять равновесие.

На дне воронки стоял Гарт. Останки погибших смешало с землей, из которой вождь откопал искореженный браслет Аура и его же голову.

– Выяснили, что произошло? – Хрот не отводил взгляда от страшной картины.

– Тот, кто заманил Аура в рощу, не предполагал подобной развязки, – командный голос Гарта осип. – Но при всех своих особенностях Аур не был трусом. Иначе мы бы тоже взлетели на воздух.

– Почему? – напрягся Хрот.

– Под полом твоего жилища обнаружено взрывное устройство. Угадай, чье там клеймо? Верно молчишь. Тунги планировали нас обезглавить. Нет старейшин, нет управления. Как ни странно, это прозвучит, но от смерти нас избавила чужая тяга к блуду.

Хрот побагровел и сильнее оперся на костыль:

– Замечал его слюни при виде Тицалы.

Гарт повертел в руках браслет:

– Похороним вместе с черепом… Кстати, теперь главный вой – ты.

– Подлечиться бы, – проворчал Хрот. – С недавних пор на ноге не хватает мяса…

Гарт закряхтел и стал выбираться из воронки. Выбравшись, он поравнялся с Хротом.

– Зато голова на месте… На лекарей времени нет: тунги скоро залижут раны, и отсутствие руки не помешает Гамане организовать новый штурм. А вот с женой не торопим…

– И как теперь верить женщинам? – потускнел Хрот. – Лица ножом ковырять?

– Может, и твое ковырнуть для верности? – скривился Гарт. – Давай-ка без крайностей. Сначала просто отдышимся.

Хрот посмотрел в сторону леса.

– Надолго нас не хватит…

– Мы тайно проголосовали за путешествие через Беглое море, – неожиданно признался Гарт. – Тунги еще не успели засунуть туда поганые носы.

– Те земли даже на картах не обозначены… – не поверил в услышанное Хрот.

– Они – единственная возможность выжить, – просипел Гарт и едва заметно улыбнулся. – Вдруг встретишь там свою аборигенку?

Бедро заныло сильнее.

– Ну, чего побледнел? – Гарт по-отечески похлопал Хрота по плечу.

– Вы еще способны шутить, – проворчал Хрот. – После сегодняшней кровавой ночи.

– Это угольки от былого юмора, – сказал Гарт. – А если серьезно, то нам нужно продержаться до постройки кораблей. Планеров-то нас лишили…

– Но хватит ли материалов? – засомневался Хрот. – Энергии? Рук, в конце концов?

– Корабли поручу корабелам – еще не всех потеряли… – уверенно ответил Гарт. – С энергией вы нам немного помогли, но для сооружения верфи придется «раскупорить» резервный генератор. От «рук» отбоя не будет, едва узнают, что спасают собственные жизни.

– А я?

– Займешься организацией обороны.

Возвращаясь к поселению, Хрот не знал, что за ним наблюдают из леса: с новой надеждой, терпеливо ожидая своего часа.

Джек-пот

Джек вытер широкое лезвие о нижнюю юбку молодой женщины и прошептал: «Скоро мир очистится от скверны, с моей малой помощью. Прошу, Господи, продли жизнь! Пусть порочные лондонские твари надолго меня запомнят!»

* * *

Ганс Браунфельс гипнотизировал игровой автомат.

«Я не фанатик! – убеждал себя Ганс, всматриваясь во вращающиеся на экране барабаны. – Сегодня – последний раз. Сегодня – выигрыш будет моим!»

Удача почти показала свой радужный хвост, но ее «крылья» кто-то аккуратно подрезал. Нет, совсем не аккуратно: какой-то небесный уродец начисто выдрал их с глумливой усмешкой.

– Чертов автомат, – злобно шипел Ганс. – чертов Lucky Haunter!

Да, расклад был не в его пользу: слишком мало идентичных символов для высокого выигрышного коэффициента… Какие уж тут высокие ставки или «игра на удвоение», а тем более – «бонус на крышках». Про «супер-бонус-игру» и говорить нечего.

Честно заработанные денежки Ганса снова перетекли в загребущие лапы игорного заведения.

«Когда-нибудь я распотрошу дурацкую электронную систему!» – подумал Ганс, в изнеможении уронив голову на панель управления. Лоб его покрылся крупными градинами нервной испарины.

Через минуту он снова бросил в автомат жетон.

«Последний заход… – мысленно подбодрил себя Ганс. – Последняя игра! Не выигрываю – на оставшиеся деньги покупаю Хелен давно обещанные серьги. Так… начали…»

Дрожащий палец Ганса потянулся к кнопке Start.

* * *

В лабораторной комнате доктор Мюллер склонился над лежащим в специальном кресле «Тестируемым Экземпляром» и нажал едва заметный сенсор на козырьке виртуального шлема…

Тестируемый дернулся, замер и сильно сжал кулаки. На лице застыла потусторонняя улыбка.

* * *

Итак, Start!

Барабанчики завертелись, «пивные кружки», «подковы» и прочие символы остановились, сложившись в одинаковые линии.

– Этого просто не может быть! – ахнул Ганс. – ВЫИГРЫШ!

А услужливый автомат уже предлагал Гансу удвоить ставки…

Ганс не заставил долго себя упрашивать и продолжил игру. Феноменально, но удалось открыть в «риск-игре» банки со значением, большим, чем у «автоматного бармена».

– Фантастика! – радовался Ганс. – Я сплю?

Теперь хитрая система предлагала тот самый «бонус на крышках». И снова выигрыши от максимально «открытых» крышек умножились на полную ставку…

Ганс задыхался от счастья! Такой фортуны в его жизни не было – ВСЕ «крышки» оказались призовыми! И он ни разу не напоролся на «выход» из Системы!

«Да, – решил Ганс. – Рука Божья определенно ведет меня к супер-бонус-игре. И простой трудяга Браунфельс скоро сорвет гигантский куш и станет респектабельным бюргером! Золотые сережки? Да я подарю Хелен целый дом под Бременом!»

Итак, суперигра!

Ганс подпрыгивал на стуле в предвкушении победы.

– Распотрошил… – почти рыдал он от счастья. – Я распотрошил безмозглый автомат! И сейчас добью его!

На экране появилось блюдо, под которым могла лежать «Звездная» курица! Надо лишь правильно открыть блюдо. Подумать хорошенько и открыть…

* * *

Доктор Мюллер подошел к тестируемому Экземпляру. Тот лежал неподвижно, но желваки на скулах нервно перекатывались.

Мюллер открыл маленькую панель на шлеме тестируемого и легким движением извлек сменный микрочип, повертел секунд пять, закрыл панель и крикнул ассистенту за стеклом:

– Шнитке, отключайте психоматрицу от Центрального модуля и отправляйте назад!

Кивнув своему начальнику, Шнитке взглянул на тело в лабораторной комнате и опустил красный рычаг…

* * *

Ганс чувствовал – курица под блюдом! Она призывно манила, говоря: «Ну же, Ганс, открой крышечку – возьми меня всю! Ганс, жду тебя… Га-а-н-сик…»

И Ганс сделал выбор: нажал влажную от пота клавишу…

Крышка блюда на экране начала приподниматься, показалось аппетитное жареное бедрышко.

– ДА-А-А-А-А-А-А! – Ганс стонал от счастья. – Я сделал это! Хелен, красотка, я люблю тебя больше жизни! Жди домой! Мы сказочно богаты!

Ганс перевел дух и обратился к автомату, словно к поверженному врагу:

– Давай, дьявольская машина, объявляй выигрыш!

И вдруг экран автомата погас…

Ганс вцепился в Lucky Haunter, затем начал молотить по нему с нечеловеческой силой и орать на все казино:

– Давай, железка, говори! Я же ВЫИГРАЛ! Объявляй! Объявляй!

И отключившийся автомат «объявил»:

– Отпустите меня, сэр… не убивайте, пожалуйста… не надо… – Жертва в предсмертной агонии вцепилась в своего палача, кромсавшего ее плоть…

– Бог не осудит, ведь я очищаю город! – Джек-Потрошитель во второй раз за ночь вытер нож о пышную юбку жрицы любви и посмотрел на небо: – Слышишь? Я выиграю место в раю – мне зачтется забота о человеческой морали.

* * *

Ночную тишину мрачного лондонского дворика разбавили легкие шаги закутанного в серый плащ человека. Он возвращался домой с трудной и грязной работы.

Не изменяй жене своей

Мужчина, сидевший напротив доктора Джекобса, казался дерганным, но всячески пытался это скрыть. Время от времени внутренний контроль ослабевал, и правый уголок рта начинал жить собственной жизнью, как и плохо выбритая щека. В серых водянистых глазах в этот момент появлялась растерянность взрослого человека, не имеющего возможности самостоятельно решить что-то наболевшее или, на худой конец, выразить переживаемое словами. Образ неврастеника завершал неровно приклеенный на лоб кусок лейкопластыря.

– Так почему вы ее боитесь? – доктор Джекобс сделал в блокноте пару пометок и внимательно посмотрел на клиента.

– Я этого не говорил! – рука мистера Моргана настойчиво теребила лацкан синего вельветового пиджака.

Джекобс вспомнил, что на воскресной ярмарке видел такой же. Даже приценивался: пятьсот монет, если не изменяет память.

– Но подумали… – доктор не имел никакого желания отступать.

– Простите, док, но вы не телепат! – мистер Морган предпринял безуспешную попытку занять оборонительную позицию.

– Поверьте, в данной ситуации все и так очевидно: мужчина прожил с женщиной меньше года, еще недостаточно хорошо ее знает, чем-то сильно обидел, возможно, по собственной дурости, и не ожидал нестандартной ответной реакции.

– Поражаюсь самоуверенности некоторых психоаналитиков: им очевидно совершенно непонятное другим. Заметьте, другим, обремененным конкретной проблемой, сроднившимся с ней, черт возьми! – мистер Морган бросил на Джекобса гневный взгляд и начал массировать виски.

Внутри мистера Моргана боролись два желания: рассказать всё и покинуть кабинет «мозгоправа» с выражением внезапно обретенного счастья на порозовевшем лице или, плюнув на всё, удалиться с постной, но гордой миной. Какое из желаний перевесит, зависело только от наводящих вопросов доктора.

– Неужели, мистер Морган, вы хотите с этим жить? Да и насколько долго, непонятно… – Джекобсу показалось, что в настроении клиента мелькнуло желание сдаться. И он был недалёк от истины.

– А, гори оно синим пламенем! Еще раз простите, док, но вас когда-нибудь трясло до икоты при виде собственной жены? – мистер Морган в отчаянии махнул рукой и подскочил к столу, введя в замешательство не ожидавшего столь резкого эмоционального порыва Джекобса.

– Успокойтесь, Морган! – Джекобс тщетно пытался оторвать от запястья вцепившиеся мертвой хваткой пальцы.

– Успокойтесь? Ус-по-кой-тесь? – мистер Морган отпустил руки совершенно ошарашенного доктора, но тут же сомкнул их на плечах. – Да вы не представляете, что в нее вселилось! Я вам сейчас расскажу…

– Морган, прекратите немедленно! Соблюдай правила приличия, в конце концов! – доктор Джекобс перешел на фальцет.

Мистер Морган так же экспрессивно, как и минуту назад, отскочил обратно на кресло, где наконец угнездился и перевел дух.

– Мистер Морган, давайте немного отмотаем события назад, до момента, когда вы сказали, что в вашу дражайшую супругу что-то вселилось. – Джекобс немного успокоился и предпринял попытку настроиться на рабочий лад.

– Ладно, рассказываю, – мистер Морган окончательно пришел в себя. – Встал я вчера утром на работу. В теле чувствовался небольшой дискомфорт: накануне душевно посидели за кружечкой пива с одним другом. Особо не торопился: офис недалеко, на углу Грозовой и Песчаной. Поплелся в ванную. Мыться-бриться. Нанёс на лицо пену, взял опасную бритву и слегка коснулся щеки. Знаете, всегда первым делом брею щеки, а потом остальное. Собрался сделать плавное движение и вдруг понял, что лезвие идет совсем не плавно, а само по себе спускается к кадыку, аккуратно прижимается и надавливает… И самое интересное: убрать не могу. Не пускает что-то…

– А другая рука? – доктор Джекобс не отрывал взгляда от начавшего изливать душу Моргана.

– А другая, доктор, спускается в этот момент, простите за подробность, в штаны и начинает…

– Стоп, мистер Морган, а то начну думать, что вы несколько поспешили с правильным выбором специалиста.

– Я же только начал, док… – физиономия мистера Моргана стала еще кислее, чем раньше.

– Хорошо, попытаюсь это дослушать.

– Так вот. Руки стали чужими, одна приготовилась убить, другая – обесчестить. Стою, коленки дрожат, пребываю в полнейшей прострации. Медленно поднимаю пока ещё свои глаза на зеркало и что, думаете, вижу? Перекошенное дьявольской злобой лицо жены. И улыбочку недобрую, просто жуть! Волкодав, знаете ли, приветливее улыбнется. «Привет, говорит, милый! Как дела?», а я в ответ лишь бараном мычу. И голосок у неё такой елейный, как у самой доброй на свете женщины: «Хорошо тебе, милый, с Норой? Уже одной бабы недостаточно, кобель драный!» А у меня мысли паровозом понеслись, загудели: откуда она про Нору узнала, мы же такой режим конспирации соблюдали! Целая система явок и паролей!

– Да вы, мистер Морган, ходок! – присвистнул Джекобс.

– Это еще не все… – Морган нервно оглянулся на дверь кабинета, словно за ней кто-то подслушивал. – У соседа-антиквара есть дочь Лиза. Настоящий бутон. Мы друг другу понравились… Нора о ней тоже ничего не знала… Но каким-то образом разнюхала моя жена! Я это после того понял, как она буквально прорычала: «Нору я еще могла пережить, но эту малолетку… Увольте! И двоих мало? Третья понадобилась прелюбодею! Сейчас будешь работать, пока ладонь не сотрется! А чуть вперед наклонишься, конец тебе!» Вот и «работал» до изнеможения, чтобы в живых остаться… А после всего какая-то нечеловеческая сила разжала руку с бритвой, швырнула последнюю в стену и так приложила меня лбом о зеркало, что оно на куски разлетелось…

При упоминании о разбитом зеркале Морган зажмурился и сжался в комок. Затем нервная судорога отпустила его, и он, продолжая сидеть с закрытыми глазами, добавил:

– А я, док, еще про вчерашний совместный ужин не рассказал…

– Так было продолжение? – доктору Джекобсу стало безумно интересно, чем закончилась история необычного клиента.

– Было, док, было. – Морган извлек из кармана платок и вытер выступившую на лбу испарину. – Не знаю, сколько времени прошло после моего удара о зеркало, но очнулся там же – посреди ванной. Абсолютно голый, в зеркальной крошке, с запекшейся на лице коркой крови. Голова чудовищно раскалывалась, словно тысячи херувимов дули в уши из длинных райских дудок. Кряхтя и проклиная благоверную, я кое-как умылся, обработал перекисью рану и поплелся в комнату за пластырем. Квартира у нас небольшая, проходя мимо кухни и спальни, сразу заметил отсутствие жены. Судя по полудню за окном, Марго давно должна была преподавать словесность в школе святого Луки. Взор застилал туман, безуспешно пытаясь его разогнать, я достал из бара непочатую бутылку виски, откупорил и залил в глотку добрую половину. Ориентируясь по ещё не зажегшимся звёздам, нашел в комоде пластырь, заклеил ноющий лоб и незаметно отключился, свалившись на диван. В таком бессознательном положении проспал до вечера. И знаете, док, такая дрянь снилась: твари, скользкие, зубастые, сожрать меня пытались, куски мяса из плоти рвать, и жена, пальцем грозящая, и со словами: «Тебе это так не пройдет, скотина!», запускающая меня по воздуху через все кварталы прямо на Роучскую свалку…

– А причем тут совместный ужин? – Джекобс позволил себе прервать воспоминания мистера Моргана. – С женой, если я правильно догадался?

– Ах, ужин, ну да… – Морган уставился в какую-то точку на галстуке Джекобса и начал жевать нижнюю губу. Делал он это так интенсивно, что губа посинела.

– Морган, вы еще тут?

– Док, вы когда-нибудь закусывали посудой? – Мистер Морган оставил наконец губу в покое и заговорщицки подмигнул доктору.

– В смысле? – Доктор уже во второй раз убеждал себя, что пора заканчивать слушать эту ахинею и отправить мистера Моргана в психиатрическую клинику на соседней улице. Тем более еще вчера ему звонил друг Карл, врач той самой клиники, и интересовался особыми клиентами, которым помощи Джекобса бывало недостаточно… А тут такой экземпляр!

– В смысле, жевали ли вы тарелку на десерт? Белую, хрустящую…

– Нет, а вы, как я понимаю, тарелку жевали… – Джекобс сделал глубокий вдох, но пообещал себе дослушать историю мистера Моргана до конца.

– Давайте я все по порядку, – мистер Морган выставил вперед ладони. – Проснулся в тот день от чувствительных тычков в спину. Один глаз приоткрыл – Марго передо мной, но уже в ином расположении духа. Спросила: «Головка не болит? Слабенький ты мой… Разок тебя к стеночке приперла, и все? Сразу к бутылке? Ладно, вставай, ужинать будем». Я на жену, как кролик на удава, смотрел, даже не моргал. А в голове, знаете ли, сразу полная ясность-трезвость. И главное, понимал, что случившееся утром мне не привиделось. Поднялся с дивана, как робот, и за женой на кухню, ать-два. А там уже стол накрыт. На тарелках бифштекс, салфетки, приборы, бутылка красного вина… «Видишь, какой тебе ужин приготовила? Думала, посидим, спокойно все обсудим, о нашей дальнейшей жизни поговорим, – продолжала издеваться Марго. – Да ты садись, поешь, пить не заставляю…» И опять та зверская улыбочка у неё на лице проявилась. Я спорить не стал, сел, подвязал салфетку и потянулся за вилкой. И вдруг она нахмурилась: «А что это ты руки не помыл? У не моющих руки перед едой они к тарелкам липнут…» Тут я увидел, как тарелка с бифштексом сама придвинулась ближе ко мне, сбросила на пол бифштекс, подпрыгнула и к ладони прилипла… Что чувствовал в тот момент, словами не передать, но волосы на всем теле шевелились. А жена голову набок слегка склонила и продолжила: «А знаешь, чем теперь эту тарелку оторвать можно? Зубами…» И тут я почувствовал внутри небывалый голод, такой, когда стальной прут готов перемолоть, не то что какое-то стекло… Вцепился в тарелку всей челюстью, даже боли от осколков во рту не было. Только соленый вкус крови неприятным показался. А моя Марго стояла и молча смотрела, как я тарелку за обе щеки уплетаю. Когда все закончилось, не увидел на кухне ни тарелок, ни бифштексов, ни вина. И жена снова куда-то пропала… Только странно как-то вышло, все привиделось, а язык и десны порезаны… Короче, испугался я страшно, нашел в записной книжке ваш телефон, рекомендованный когда-то знакомыми, и утром сюда…

– Занимательный рассказ, мистер Морган… Сплошная мистика. Но смущает небольшая деталь: алкоголь. До изложенных вами событий и после…

– Док, неужели вы подумали? Если не верите, язык покажу… – от возмущения мистер Морган не смог договорить.

– Подумал, подумал! О «белочке». Знаете, такое милое животное с пушистым хвостом, орехи страсть как любит, а иногда просто обожает в гости к злоупотребляющим алкоголем заходить! Прямо с ветки! Прыг, и в дом! Да-да… А язык можно и без магии порезать… Морган, вам не психоаналитик нужен, а психиатр-нарколог.

Теперь уже мистер Морган ошарашенно смотрел на доктора:

– Я не душевнобольной, доктор, просто не понимаю, что со мной творится и каковы последствия этого. Думал найти ответы здесь, но ошибся! Здесь предлагают билет в один конец… – Мистер Морган медленно встал с кресла и, не глядя на доктора, подошел к двери кабинета. На пороге он все же оглянулся:

– Знаете, док, я оплатил три сеанса вперед, поэтому оставьте за два несостоявшихся деньги себе. Возможно, вам или вашим близким когда-нибудь понадобится лечение, а оно у нас дорогое.

Джекобс хотел возразить, что не нуждается в подачках от сомнительных типов, но мистер Морган уже закрыл дверь.

Доктор подбежал к окну и увидел долговязую, быстро удалявшуюся в сторону старой ратуши фигуру мистера Моргана. В этот момент дверь кабинета открылась.

– Добрый день, доктор! – аромат удивительно легкого парфюма на секунду опередил элегантную даму в коротком сером пальто и маленькой черной шляпке, почти не скрывающей крупных золотых локонов. Гостья с любопытством осмотрела кабинет, слегка задержав взгляд на картинах абстрактного содержания. – А у вас на редкость уютно, Джекобс. Обстановочка располагает к задушевным беседам.

– Как будто вы здесь впервые, миссис Морган… – Джекобс сделал приглашающий жест.

– Увы, в прошлый раз не все успела разглядеть… – блондинка подошла к столу, провела по нему пальцем тонкой руки, затянутой в серебристую перчатку, словно стирая с гладкой дубовой поверхности несуществующую пыль. Рядом с кипой исписанных ровным почерком листов стояла пузатая стеклянная чернильница. Миссис Морган приподняла ее и тут же поставила обратно.

– Не испачкайтесь, чернильные пятна сложно выводимы, – предостерег Джекобс, возвращаясь на рабочее место.

– Свое сложное пятно я почти вывела, док, – миссис Морган чуть скривила тонкие губы. – У меня есть главное правило – не позволять вытирать о себя ноги. Никому и никогда. Гены, знаете ли, непростые: включают при необходимости защитный механизм… – При этих словах Джекобс увидел чернильницу, быстро скользнувшую на край стола и вылившую содержимое прямо на брюки. Дорогие брюки, за две тысячи монет… Доктор вдруг понял, что полностью обездвижен. По спине потекли струйки ледяного пота.

– Вы все сделали правильно, Джекобс. Как мы и договаривались: отправили изменника прочь. – Миссис Морган вдруг расхохоталась. – Все мужики похожи: деньги, удовольствия и снова деньги. Даже противно: нескончаемое стадо алчущих похоти животных. Помните, о чем вы думали во время нашей прошлой встречи? Деловой, замечу! Уважаемый в городе ученый сразу же в мельчайших подробностях представил, как овладеет мной в ближайшем сквере… Впредь старайтесь контролировать мысли! Боже, куда катится мир? – Миссис Морган обошла застывшего доктора сзади, шутливо взъерошила ему волосы и, наклонившись к уху, шепнула:

– Вижу, до сих пор не верите, что мой милый муженек вам не врал… Правильно, сомневайтесь: не все можно объяснить научно. Я еще подумаю, как заставить мужа полностью искупить свои грехи, ведь по-настоящему мы пока не веселились.

– Н-н… м-мо… – доктор пытался возразить, но был беспомощнее слепого котенка…

– Я знаю, док, вы разумный человек и не станете предпринимать необдуманных действий… – обонянием доктора полностью завладел аромат необычных духов миссис Морган, ее горячее дыхание обожгло оцепеневшее сознание последним откровением:

– Ваша супруга обожает спортивные автомобили? Смело. А для девушки смело вдвойне. Слышала, участвует в соревнованиях… Будет обидно, если однажды случайно перепутает педали…

Когда к Джекобсу вернулось самообладание, кабинет был пуст. На брюках доктора застыло уродливое синее пятно, на столе лежала перевернутая фотография жены.

Доктор с трудом дотянулся до фотографии и всмотрелся в изображение веселой девушки за рулем спортивного кабриолета. Возможно, в тот момент Джекобсу что-то и привиделось, но на соседнем сиденье автомобиля на мгновенье появилась изящная белокурая пассажирка, положила руку на плечо гонщице, подмигнула доктору и исчезла. Сразу после этого стекло рамки, отразившее посеревшее лицо психоаналитика, рассыпалось на мелкие крошки.

До последнего интеграла

Люба пришла незаметно. Разулась в дверях комнаты и села на диван. Ведерников уже дремал. Провела невесомыми пальцами по его лицу. Разбудила. Он сел, зевая и почесывая взъерошенные на затылке волосы:

– Привет! Как день прошел?

– Нервно! – раздраженно выпалила Люба. – В пробке несколько часов проторчала! Опять дорожные работы в центре, чтоб их! Машина скоро обузой станет. На велик надо пересаживаться!

– Как вариант, – Ведерников спокойно поглотил эмоциональный удар. – А что по сессии?

– В институте тоже не все супер… – уже скучно произнесла Люба. – Кириллов утверждал, что опять неподготовленной явилась. Напыжился весь и выдал: «Матан» большой, всего знать нельзя!». Пересдача, короче.

– Как «неподготовленной»? – возмутился Ведерников. – Мы же все проговорили вчера, прорешали. Что ему от тебя надо? Денег?

– А ты подумай! Молодая, красивая, ноги от ушей… – хмыкнула Люба.

Люба и правда заставляла мужчин подолгу задерживать взгляды на фигуре: высокая, гибкая, тонкая, заводная… Глаз отдыхает. И еще казалось, что она все понимает. Особенно его – Юрия Ведерникова – непростой характер. Незаметно подойдет, ладонь на голову положит, и сразу так тепло внутри. А какая у нее улыбка, какие чувственные губы… Пропал, пропал…

– От скромности не умрешь, но все-таки… – допытывался Юрий. – Если по существу предмета?

– А по существу – придраться не к чему! Надрессировал, как Каштанку! Но не переживай, я добьюсь замены преподавателя… Кириллов сам еще не рад будет…

– Ты там аккуратнее, а то разное может произойти, – предупредил Ведерников.

– Не маленькая, справлюсь. Хватит об учебе, иди лучше поближе.

Такие предложения Юрию всегда нравились. Стрессов в жизни много, стрессы нужно снимать. И так почти каждый вечер. О проблемах вообще, проблемах в учебе и, конечно, о любви…

Познакомились они этой осенью на Старом Арбате. Люба шла из магазина и, сломав каблук, споткнулась, а он вовремя успел поддержать, иначе продукты из бумажных пакетов разлетелись бы в стороны и пришлось лечить разбитые коленки… Слово за слово… Кафе, приятный вечер, отношения. И разница в возрасте не слишком значительна… Он преподавал высшую математику в одном институте, имел серьезные перспективы защитить докторскую, она – довольно средне училась в другом. Особенно хромала математика, а без ее успешной сдачи и отчислить могли. Но зачем красивой девчонке обратно к родителям в Псков? Катастрофа! Поэтому и решил Юрий Ведерников, между походами в театры и кино, подтянуть Любу по точной науке… Люба оказалась на удивление легко обучаемой и всего через месяц добилась неплохих успехов, хотя совсем недавно проблемой были и обычные квадратные уравнения, не говоря уже о линейных. Однажды она пошутила: «Я после твоих уроков и теорему Ферма легко докажу!» Он вполне серьезно ответил: «Опоздала – Эндрю Уайлз ее еще в 1994 году доказал! Лучше числа Римана – крепкий орешек, который я, как и многие другие, пока не расколол, хотя доказательство верности гипотезы Римана может привести к негативным последствиям – полетит к чертям вся система шифрования, а вместе с ней и финансовая безопасность электронных торговых операций…» После чего услышал: «Хороший ученик всегда превосходит учителя…»

Хотя интенсивное развитие ученицы не могло не радовать, одно обстоятельство вызывало тревогу – Ведерникова начала подводить профессиональная память… Странные дела: читает лекцию, на доску смотрит и словно не понимает, что сам же там написал минуту назад. Словно понятия из линейной алгебры или дискретной математики – пустой звук. А потом вроде как прояснение наступает. Временное.

Вспомнилась история о разучившемся водить автоинструкторе.

Сидели они тогда за кухонным столом, пили кофе, и Люба, смотря ему прямо в глаза, говорила: «Случай, конечно, странный… Долго учил меня Сёма машиной управлять, и машинка поначалу не слушалась…Сёма, серьезный такой, но стеснительный, пару раз после занятий пытался провожать, однажды даже решился на свидание пригласить, ну… Юр, только не ревнуй, целовались, конечно, «романти́к», все дела… А после, под финал обучения, сел Сёма за руль, на рычаг переключения скоростей тупо уставился, опускал на него руку, поднимал, снова опускал, головой затряс… Я ему: «Ты чего, Сёмушка?» А он: «Знаешь, как ее заводить?» Я, конечно, сказала, что теперь-то знаю – сам же научил! И очень хорошо, замечу! Может, с головой у него что приключилось? Может, наследственность какая? Короче, потом не встречались уже. А машина его у подъезда так и осталась ржаветь… Что произошло с человеком? Слышала, куда-то на завод устроился. Но это уже другая история…» Пообщаться бы с этим парнем. Прояснил бы что-нибудь. Но как его найдешь? Может, его вовсе и не Семеном звали?

В тот вечер Ведерникову надо было готовиться к завтрашним лекциям. Люба еще не пришла из магазина. Он открыл учебник по высшей математике. Вгляделся в смешные каракули. Напридумывали ведь обозначений, умники! Что, например, вот это за значок? Забавный. Морского конька или эфы на скрипке напоминает… Бр-р! Сумасшествие. Это же интеграл! Как можно забыть? Эфы и морских обитателей помнит, а родную математику – нет? Ведерников еще неделю назад обратил внимание, как Люба хвалилась, что стала «щелкать» на лекциях интегральные зависимости, да и матрицы тоже не составляли проблем… «Отлично» в зачетке само за себя говорит. Поменяла все же препода? Или не в нем дело? Совпадение? Но «профессиональные» прояснения сознания прекратились совсем… Спустя час Люба заглянула к нему в комнату с большим бутербродом в руке и сказала:

– Юр, у меня хорошая новость: мне непрозрачно намекнули, что в будущем обязательно ждут в аспирантуру. Потом, говорят, и место на кафедре будет… Преподавать, и все такое…

– Раз «и все такое», искренне поздравляю.

– Ты как будто не рад? Может, голоден? Давай и тебе бутер сделаю…

– Я всегда за тебя рад. – Ведерников потер ноющие виски. – И спасибо, я не голоден, только голова немного болит. Туман какой-то…

– Таблетку дать? Ты очень много работаешь, поэтому нужно больше бывать на свежем воздухе – мозг требует кислорода…

– Без таблетки справлюсь… – отмахнулся Ведерников.

– Ну, как знаешь, а я снова пройдусь – присмотрела в «Подружке» интересную помаду, может, куплю. – Люба дожевала бутерброд, махнула ему рукой и вышла из комнаты. А потом из квартиры. Навсегда. Когда Ведерников отвлекся от печальных мыслей и зашел в спальню, шкаф-купе встретил его открытыми дверьми и пустыми вешалками… Лишь газовый шарфик сиротливо болтался на перекладине и все еще пах отличным французским парфюмом… Больше они не встречались. Он даже ходил в ее институт… Ему сказали, что она перевелась куда-то «в заведение с физико-математическим уклоном». Оказалась необычайно перспективной студенткой… Внезапно оборвавшиеся отношения не давали покоя. Значит, все было наигранно и происходило ради определенной цели? Еще больше беспокоило другое. Как теперь работать? Ведь квадратные уравнения сейчас стали проблемой и для него… На пенсию? Еще рановато… Снова в школу? Бред… Мысли путались, взгляд все чаще фокусировался в одной точке. Главное – живой остался, а дальше что-то можно придумать… Похоже, он был далеко не первым (и Семен тому пример), кто угодил в ловушку особенной красавицы… Наверняка осознающей, каким даром обладает… На гипноз это не похоже, после него не теряешь целые пласты знаний и имеешь возможность восстановить утраченное. Уму непостижимо! Словно с другой планеты прилетела. Мать Земля хранит еще немало тайн. Но вот парадокс – несмотря ни на что, Люба – красивая, шельма! И так с ней уютно было! И незабываемо…

Успокаивало только одно – гипотезу Римана (странно, не забыл) ей не осилить… Криптографы могут спать спокойно.

Метро

Она – просто чудо,

Она – не отсюда…

Весьма утонченная дама:

Улучшена формула тела,

Фигура на грани страсти…

Ее аромат нежным ветром

Плывёт, и разбитое – цело!

Комедия – драма!

Полвздоха до счастья…

В любви с ней нельзя неумело…

Дышать нескончаемым летом…

Она – просто чудо,

Она – не отсюда…

Ее элегантные шляпки,

Летящие платья,

Платки с невесомостью ткани:

Все стоит тяжелых стараний.

Ее силуэт на закате,

В жаре незакрытых окон,

С ней «вечно неплохо»!

Судьба – восхищенье.

Опасность влеченья.

Все к черту!

Живи лишь моментом!

Она – просто чудо,

Она – не отсюда…

Вот уже полтора года мне снится один и тот же сон. Правда, с различными вариациями, но суть одна, как и место, вокруг которого развиваются события. Метро. Бесконечные переходы между станциями, прибывающие и убывающие поезда, людской муравейник…

Что из себя представляет современное метро? Вечно спешащую, гудящую толпу, в которой ты – безликий представитель многомиллионного мегаполиса, жалкая частичка коллективного разума, песчинка человеческой «цивилизации».

Метрополитен из моих снов разительно отличается от реального. Иная архитектура: смесь готики с передовым авангардом, духа египетского пирамидостроения с римской помпезностью, а также наслоение чего-то абстрактного (где ты, Пабло Пикассо?), в принципе не существующего на нашей планете. Все эти пульсирующие цветами инфракрасного спектра стены, мерцающие плавленым серебром лестницы, слепящие тысячами невидимых свечей гигантские светильники… Не понимаю! Откуда это? И почему так ярко? Так реально? Цветной сон со спецэффектами, открывающими перед тобой грань неведомого. Зачем мне показали этот мир? И почему не поверхность, красоты города, а именно метро?

А еще интересны поезда. Они напоминают японские стальные «снаряды» с мягким салоном внутри, в котором и в час пик никто не стоит, выдавливая друг из друга соки… Но эти поезда совершеннее – золотые стрелы, несущиеидеально обтекаемую массу по нити плазменного монорельса. Может, мне снится отдаленное будущее? Или погребенное неисчислимым пластом лет прошлое? Голос цивилизаций, процветавших задолго до нас – самоуверенных гомо сапиенсов… Хотелось бы получить ответы на вопросы, но…

Кстати, в этом мире нет грубости и зла, господствующих в родном «общественном транспорте». Фантастика!

Во сне я постоянно с кем-то знакомлюсь. Как правило, это очень интересные, общительные люди, буквально излучающие тепло. Душевное тепло. Я уже привык к отстраненности, постоянному напряжению, отголоскам враждебности на современных лицах, демонстрирующих неприкрытую злобу. На кого? Люди! Прежде всего вы злитесь на себя! Здесь же все наоборот. Не двинут «нечаянно» локтем, не толкнут «для профилактики», не обругают последними словами… Почему так живем?

А сколько здесь улыбок! Чистых, красивых, дружеских, а не «дежурных» или сдобренных значительной порцией сарказма. Не жмись! Искренне улыбнись человеку. Увидишь – станет легче – тебе и ему…

Иногда хочу схитрить, подхожу к новым «знакомым» и спрашиваю: «Как перевести название этого мира на другие языки?» Мне начинают объяснять, но вдруг появляется непонятный шум, в котором тонут слова, словно увязая в трясине, и я просыпаюсь. Приходится лишь строить «догадки».

В метро из сна я встретил идеал женщины. Красивые карие глаза не дают покоя и наяву – стремлюсь найти столь же совершенное создание. Ее зовут Лариника. Ладная фигура, короткие черные волосы, соблазнительные ямочки на щеках, бархатистая кожа, пахнущая свежестью морского бриза. Человек-универсал. С ней одинаково легко общаться на любые темы, с ней весело, душа отдыхает, наполняясь легкостью и превращаясь в окрыленную радостью птицу. Мы с Лариникой всегда «едем на работу». Я – в офис, она – в Академию художеств. Мы стоим, обнявшись, и я шепчу на ушко своему очаровательному скульптору нежные слова. Мы довольны друг другом. Нам очень хорошо вместе.

В реальном мире у меня была девушка, которую я сильно любил… Мы встречались около трех лет. Марина постоянно намекала на шаткость моей материальной платформы, но прыгнуть выше себя не получалось. Не было богатых «мамиков» и «папиков». Мать воспитывала одна…

В период нашего с Мариной романа я еще был студентом, перебивался копеечной стипендией и незначительным приработком (рисовал портреты). Поэтому на «радости жизни» не всегда хватало. В отношениях появились трещины, однажды образовавшие огромный провал…

Как-то Марина пропала на пару недель – ни слуху ни духу… На звонки не отвечала, ее родители отказались что-либо комментировать, сославшись на серьезную занятость и «принцип невмешательства в личную жизнь дочери». Ну да бог им судья… Потом я случайно встретил Марину на автобусной остановке, хотел поцеловать… Но она вдруг отстранилась, нехорошо улыбнулась и показала безымянный палец с тонким обручальным колечком… Сначала я подумал, что это розыгрыш, но Марина со злорадным упоением продемонстрировала паспорт, в котором нещадным приговором отпечатался квадрат штампа «зарегистрирован брак». Так и расстались…

Новую девушку я не встретил, хотя надежды не терял. А через пару месяцев после разлуки начались странные сны. Хорошо в них, беззаботно. Как в песне Сергея Чигракова: «Еду, еду я…» Постоянная дорога. Но куда? Каков пункт назначения?

Сейчас на часах полночь. Где же ты, мое метро? Где ты, Лариника? Подождите немного. Я скоро приду.

Второй адепт

Говорят, достаточное количество пыльцы Араги позволяет увидеть ушедших в мир Вечности. Узнать о будущем, приоткрыв завесу неизведанного.

Но всякое заявление подлежит рассмотрению.

Киаль Борг с утра надышался пыльцой Цветка Встреч. Вуаль реальности не желала спадать с грядущего: три ночи назад Второй адепт необдуманно израсходовал ресурс. Возбужденный мозг требовал отдыха от частых переходов на линию Безвременья.

Киаль сидел на широкой террасе храма богини Джар, наслаждаясь апельсиновым закатом Синтерии-6 – мира Вещего Сна. Название оранжевой планеты звучало несколько помпезно, любители красивого (и дорогого) отдыха слетались со всех уголков Созвучия Орбит на роскошные пляжи Алых морей. Белоснежные отели, безупречный сервис, развитая индустрия развлечений – туристический бизнес процветал. Люди годами зарабатывали денежки и бездумно тратили в умело созданном раю.

– Неплохой выдался денек – туристы активно скупают «дурман»! – из треугольного окна кельи показалась голова Мито.

При виде Первого адепта Киаль склонился в приветствии:

– Жаждут ощутить себя богами, центрами Вселенной.

– Центр Вселенной здесь! – раскинул руки в стороны Мито. – Культ богини Джар – ОТКРЫВАЮЩЕЙ НОВЫЙ ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ – неиссякаемый источник нашего процветания.

– Полностью присоединяюсь к вашим словам, – поддержал Мито Киаль. Мито слегка задумался и затем с видимым сожалением произнес:

– Еще бы рабы в оранжереях держались дольше…

– Изнеженный народ отдался власти технического прогресса, наивно доверяет Электронному разуму… – Киаль нахмурился. – Забыли, что скрытый человеческий потенциал многократно превосходит «ком-интеллекты».

– Эра Великих технологий и узаконенное рабство – феномен действительности, – Мито презрительно скривился. – Если не способен прокормить себя, отдайся более успешному, и… никаких государственных дотаций, пособий. Слово «безработица» стерто из словарей. Бомжи, бродяги и беспризорники в прошлом. Труд буннов-рабов низко оплачивается и всегда востребован. Работа за минимум еды и скромный набор плотских утех… Что будем делать, когда бунны деградируют до уровня животных?

– Не беспокойтесь, мой друг, мы до этого не доживем. – Киаль поднялся с удобного диванчика и вошел в келью. – Будем пополнять счета, пока не подрастим достойную смену. Скольким еще успешным человечкам наш «цветочек» поможет определиться в выборе «Правильного Пути»? Счет «добровольно пожелавших» работать на нас туристов давно потерян…

Первый адепт прищурился:

– Позволю снова напомнить тебе, Киаль, – не путай пыльцу бледно-розовой Араги с ярко-розовой, гасящей огонь личности. В последнее время ты много пьешь, теряешь голову в разгуле, рискуешь принять не тот порошок…

– Не волнуйтесь, все под контролем, – отмахнулся от храмовника недовольный Киаль.

– Я предупредил. – Мито нахмурился и вышел из кельи.

Спустя две ночи Киаль вдохнул благословенную пыльцу и ушел за черту Реальности. Когда морок от слишком большой порции дурмана рассеялся, перед глазами предстало залитое в стекло здание, у входа в которое стоял… ЕГО ОТЕЦ! Дело в том, что старик Лиар давно преставился… Скользкий был тип, жадный и злой, подавлял Киаля во всем… Глупо погиб, пытаясь урвать кусок пожирнее. А сейчас – живее живых, со старинным мегафоном в руке, важно вещал большой толпе зевак: «Уважаемые граждане Орбит! Сегодня межгалактическая корпорация «Джаррания-Футур» проводит беспрецедентную акцию: сделав грошовый взнос, каждый из вас – молодых, сильных и перспективных – получает должность старшего старателя на алмазных разработках! А вместе с этим – неограниченную возможность карьерного роста и невероятного повышения доходов! Всего через пару лет вы станете богатыми и забудете о проблемах, создав собственные компании!»

Киаль подошел ближе (лица зевак застыли восковыми масками) и отвлек отца от пропаганды:

– Когда ты успел ожить? Даже Липкий Дави, отсидевший за твое убийство «десятку», давно сгнил в могиле…

– Заблуждение, мой непутевый сын: в тот злополучный вечер я собственными руками придушил старого скунса! – Лиар говорил отстраненно, но серьезно. – Я знал, что мы однажды встретимся, и недоразумения растворяться без следа, тем более Корпорация приберегла для тебя особое предложение…

– Какое же? – поинтересовался Киаль.

– Папочка выхлопотал сыночку должность Куратора «Алмазного Проекта» и бонус – неограниченный доступ к порошку, позволяющему ментально управлять людьми…

– Я – Второй адепт Культа, что нового даст твой «подарочек»? – Киаль отвернулся от расплывшегося в улыбке Лиара.

– Неправда, Киаль, «Второй адепт Культа» – лишь навязанная умелым гипнозом иллюзия, а я призван Корпорацией, на которую ты много лет работал, уничтожить наваждение! – Лиар взмахнул мегафоном, и толпа исчезла, как и старинный мегафон. Вместо него в руках Лиара появилась кожаная папка с золотым тиснением.

– Что это? – спросил Киаль.

– Контракт, способный вырвать из лап Мито! – Лиар поманил сына. – Поставь подпись здесь и ты – Свободный Человек, без материальных проблем и зависимости от хитрого гипнотизера. Верь мне!

Киаль прочел контракт. Похоже, отец прав. Корпорация давала «заблудшей овце» новый шанс. Словно заправский фокусник, Лиар достал из воздуха красную ручку. – Один росчерк!

– Что дальше? – спросил Киаль, поставив на документе небрежную закорючку.

– А дальше – безнадежному оболтусу предстоит подохнуть в подземных оранжереях!

Пространство зазвенело. Звук показался потерявшему зрению Киалю странно знакомым, тело перестало подчиняться и сорвалось в скользкую бездонную яму…

Во внутреннем дворе Храма молодые послушники отбивали в золотые гонги замысловатый ритм – ритуал общения с богиней Джар позволял рассказать о проблемах и попросить милости Видящей. Над двором находилась просторная комната, где служители отдыхали после переходов в иные измерения. На полу, застеленном коричневыми циновками, сидел дрожащий человек. Схватившись за гладко выбритую голову, он раскачивался из стороны в сторону и со смехом повторял непонятные слова: «Место исключительно для меня. Корпорации не найти лучшего Куратора. Место исключительно…» Безумец не видел, как в комнате материализовалась высокая тень, которая желчно произнесла:

– Предупреждал, друг мой, не перепутай «порошки»! Не послушал? Теперь твой никчемный разум в моей власти. – Первый Адепт Мито щелкнул пальцами, и разрушенное сознание безвольного существа погасло.

Новый бунн не проработал в подземной оранжерее и года: неоперабельная опухоль разрослась и пустила смертельные корни под воздействием постоянных токсичных испарений. Среди надзирателей долго ходили слухи, что безвременно скончавшийся раб занимал должность Второго Адепта.

Но кто воспринимает слухи всерьез?

Прощание

Утес искусственного происхождения опасно нависал над грязно-зеленой массой реки. Казалось, циклопическая конструкция вот-вот сорвется вниз и погрузится на дно с громким всплеском встревоженных волн, но неизвестная инженерная хитрость позволяла утесу спокойно торчать здесь полвека кряду. Худенькая девушка, сложив руки на груди, стояла у одной из кабин Прощания, в то время как молодой человек за ее спиной старался вспомнить лучшие мгновения их совместной жизни. Наконец он не выдержал и коснулся плеча девушки:

– Его тоже любить будешь, Ирил?

– Какая теперь разница, Син? – девушка небрежно отбросила руку парня. – У нас же все нормально было до этого момента. – Темные кудри Ирил взъерошило вечерним ветерком, пушистая челка упала на глаза, заставив зажмуриться.

– Могу я хотя бы для вида поревновать? – Син отошел на расстояние, достаточное, чтобы не касаться даже дыханием.

– Если только для вида… – Ирил поежилась и плотнее запахнула короткий пиджак. – Син, не дуйся: Ранор бесплотен! Как он прикоснется ко мне?

– Его раса когда-то имела тела: найдет способ.

– Дурак! – вспыхнула Ирил, но Син не обиделся на бывшую подругу.

– Помнишь Миллсу?

Син кивнул – общая знакомая ушла с поверхности пару лет назад.

– Это она намекнула, что у ренерхиев появилось местечко…

На самом деле Син нечаянно подслушал недавний разговор Ирил с Миллсой. Подруга Ирил возникла тогда слабой проекцией в их спальне и целую вечность рассказывала, насколько возбуждающе прохождение вселенского пространства сквозь эфирное тело (пустоты через пустоту…).

– Миллса всегда отрицательно на тебя влияла, – осторожно произнес Син. – Может, задержишься? (еще одна бесполезная попытка…)

– Не начинай, мне пора на новый уровень, – девушка спрятала взгляд. – Тело – «дом», пожил, и хватит… Там – Вселенная, а здесь? – Ирил слишком быстро нарисовала на лице беспечную улыбку, и этот маленький штришок не ускользнул от внимания Сина.

– Кому-то надо остаться! – выдохнул Син.

– Не переживай! Если сильно повезет, найдешь еще одну копию меня! – Ирил слегка прикусила высунутый кончик языка и прищурила правый глаз так, что ресницы накрыли половину щеки. – А когда надоест, прошу к нам!

– К ним то есть?

– Не придирайся!

– Эх, че-ло-ве-ки, прошляпили звезды… – буркнул под нос Син.

– Тихо сам с собой? – сочувствующе произнесла Ирил. – О лучшем будущем планеты и полетах космических «железяк»?

– Наших «железяк»…

– Ну вот, опять завелся, – Ирил повернулась и встряхнула Сина за плечи. – Очнись, мечтатель, они спасли нас! Увели в космос, приблизили к себе, дав возможность сбросить плотские оковы и увидеть иные галактики, насладиться музыкой созвездий. Буквально вырвали из пасти саморазрушения, когда почти не осталось ресурсов и миллиарды людей оказались обескровлены бесконечными войнами за энергоносители, иссушены голодом и отсутствием надежды на выживание. Мы бы просто сожрали друг друга…

– Все так, но однажды смогли бы остановиться. Задуматься и пойти по иному пути. Возрождения! А что имеем сейчас? Наши энергоматрицы питают древние сущности в нескончаемых странствиях-исследованиях… Как думаешь, дорогая, на скольких расах паразитировали наши «спасители», продлевая себе жизнь? К сожалению, осознание реальности приходит не сразу… Ушедшие превращаются в души-симбионты, которым лишь иногда позволяют возвращаются на Землю в форме фантомов. Летать везде, вспоминая прошлое, грустить, без возможности даже толком поздороваться. Зато они слышат Вселенную! – Син оттопырил пальцем ухо. – Я навсегда останусь здесь, мой разум будет свободен, а тело не распылится на атомы…

– Мой маленький наивный Син… Что бы ни говорил, сочувствую: твоя Соло-энергия присоединится к неизвестному сообществу, а земля безжалостно переработает очередную телесную оболочку. – Ирил рассуждала отстраненно, всем видом показывая, что слова Сина ее не трогают. – Пойми, ретро-романтик, – лучшие ушли, а вечно сомневающиеся продолжают судорожно цепляться за местную травку. Пытаются оклеветать ренерхиев, сохранить подобие государства, экономики, станцевать на грошовой монетке и не упасть. Консерваторы!

– Не все слепо доверились «спасителям», – напомнил Син. – Кто-то захотел сохраниться в естественном виде и не экспериментировать с «переходом на другой уровень».

– Не забыл, что женщин почти не осталось! – не выдержала Ирил. – Последние же ждут, не дождутся места, чтобы отчалить из тихой гавани. Вымрете, как мамонты!

– Что-нибудь придумаем.

– Придумаете, как же, когда вокруг будут одни мужики, снова начнете воевать! Я даже представить боюсь, что тут произойдет…

– Все самое страшное уже произошло – человечество лишили шанса на самостоятельное развитие, – бесцветным голосом сказал Син. – Но не в природе людей сдаваться.

– Хватит, Син, мне пора! Как-нибудь заскочу, но теплых объятий не обещаю… – Ирил отмахнулась от Сина и подошла к веретенообразной кабине, в середине которой образовался высокий проем. Из проема выплыли две фигуры, имеющие смутные человеческие очертания. «Ни первичных половых признаков, ни вторичных», – усмехнулся про себя Син.

«Не будем опускаться до оскорблений, человек. Ваше прощание и так затянулось… Поэтому настоятельно рекомендуем отойти за пределы действия поля, иначе энергия переноса оборвет твою жизнь раньше времени. А ведь впереди, как мы поняли, реализация стольких грандиозных планов…» – в голове Сина прозвучали противно скребущие мозг слова.

«Подслушивать подло, господа спасители!» – транслировал обратную мысль Син, нарочно не спеша откланиваться.

Тем временем Ирил вошла в кабину, влившиеся следом ренерхии подступили к ней, «оплели» ветвистыми конечностями. Раздался короткий женский вскрик, кабина закрылась, окутавшись утомляющим глаза мерцанием. Метнувшемуся в сторону кабины Сину едва не обожгло лицо, но он успел заметить оранжевый луч, пробивший темные небеса: Ирил ушла навсегда.

Син присел на корточки и почувствовал на щеке предательскую слезу. Он стер ее и провел ладонью по земле: рука испачкалась в сухой пыли, временно скрывшей линию судьбы…

Третий «дубль» (Кира-Кара)

Кира безрадостно смотрела в иллюминатор. Космос растекался в непроницаемой черноте вязким студнем, скупо зажигая звездочки. Кира мечтала о «жемчуге» звездного моря, а не о черной «подушке», утыканной едва различимыми серебряными «булавками». Еще не помешали бы свет и тепло: еле мерцающие лампы вынуждали близоруко щуриться, а слабые обогреватели – сопротивляться колючему холоду. Кира ощущала себя на вечном приеме у стоматолога, представляя, как он включает бормашину, моргает через пластик оранжевых очков и придвигается со словами: «Не волнуйтесь, откройте шире ротик – там скоро окажется надежная пломбочка…»

Полет «Ио» затягивался, но Гость постоянно подбадривал:

– Не расстраивайся, «повторная», скоро прилетим. Все с нуля создадите, по своим «лекалам». Вы же молодые, активные, с безграничным потенциалом.

– А вдруг не сдюжим? – сомневалась Кира.

– Тогда мы обратимся к другим кандидатам… – невозмутимо отвечал Гость.

После этих слов отвечать не хотелось. В каюту и на «боковую» – под шерстяной плед. Часов на сорок восемь. Или совсем не выходить…

Гость – седеющий мужичок с профессорской бородкой – тоже замолкал, смотрел в свой блокнот и делал пометки. Специально для Киры принял облик ныне покойного учителя биологии, который всегда ей пятерки ставил – фигурные, «летящие». Не потому, что ноги у Киры длинные и глаза красивые, а за понимание предмета.

И если Кира видит в Госте «биолога», то Нинка Сармасова – «учителя пения». И поет он не патриотические гимны школьной программы, а библейские псалмы. Зачем это Нинке, решившей отобразить на холстах мир, куда она стремится за «неповторимыми визуальными переживаниями»? Раскрыть духовные основы, «напитать» кисть «божественной» краской? Кощунство? Или это космос создает атеистические настроения, отдаляя от колыбели человечества, от вцепившихся в подсознание земных корней?

Но не всем «учителя» являются. Для бортового врача – Севы Травника, Гость – «отец», бросивший их с матерью после десятого дня рождения Севы, ради смазливой и предприимчивой вертихвостки. Поэтому общаться с Гостем Сева не жаждет и постоянно ворчит: «Неэтично «эфемерному полевому образованию» травмировать психику все еще растущего организма… Мне для лечения ясная голова нужна, а не думы о папашах-фантомах…»

К инженерам «Юрикам», то есть Юре и Юре Смирновым, которых в шутку окрестили Юрой Первый и Юрой Вторым, Гость приходил погибшим в автомобильной аварии братом. Тоже Юрой. Но каким-то «восковым». Жуть. За «оригинальность» родителям братьев – «зачет», а Гостю – за грустные эмоции и неестественность образа – фи! Зачем душевные раны бередить?

Возможно, для тех, кто еще в анабиозе нежится, Гость цветные сны «крутит» и тоже кем-то представляется. Как в романе, где разумный океан планеты моделировал личности ученых исследовательской станции^[1]. Сейчас рядом нет ни планеты, ни уверенности в обладании Гостем силой океана.

Кто вообще этот Гость? Психолог для «повторных», как он их окрестил? Но «повторные» таковыми себя не чувствовали. Скорее, самыми обычными людьми, какими себя с детства помнят. Все основные жизненные события помнят! Что же получается? Кто-то где-то помнит «самое-самое» личное? Сакрально-сентиментально-подсознательное? «Шкурой» прожитое? Не по себе становится. И в животе скребет…

А если Гость лжет? И они – те, кто были и есть, а он – часть программы «Колонизация», преследующей цели нестандартного тестирования экипажа? Здесь еще разобраться нужно.

Все они – колонисты. Покинули планету в поисках лучшей доли и применения невостребованных навыков. Прочь – от давшей трещину глобальной экономики, всеобщей социальной нестабильности и дичайшей конкуренции за рабочие места.

Пусть отец Киры и смог накопить нужную сумму на обучение дочери, но из ста уверенных в своей «уникальности» студентов обычно трудоустраивался всего один. Вузы охотно брали деньги, но не желали отвечать за дальнейшую судьбу выпускников…

Кира – новоиспеченный биолог, после выпуска из академии обивала пороги десятков лабораторий и везде получила отказ. И как себя прокормить? На мизерное пособие по безработице? Но та слишком быстро росла, а пособие – неумолимо уменьшалось. Кира могла попытать «счастья»» в лабораториях полукриминальной специфики, но рисковала превратиться в СЭС («свободно эксплуатируемую собственность»). И ведь не вырвешься! Откроешь возмущенно рот, и переквалифицируют в «подопытную», скрестив с армейскими «химерами». Нравилось военным ими друг друга пугать при очередном дележе ресурсов. Осталось их на донышке природных «кладовых», а новые прятались в недрах других миров – слабо разведанных, но с определенными координатами… Запущенная слабеющими государствами программа «Колонизация» направила звездолеты к потенциальным «колониям», избавляясь от «лишних» ртов и надеясь (в случае удачи) на пополнение ресурсов. Программа давала последний шанс вынужденным изгоям применить себя по назначению, не сойти с ума от скуки и ненужности, разрушающих всякую мотивацию к развитию. Государствам полагалась некая «компенсация» за отеческую «заботу» (и строительство кораблей). Снова помог отец. Посмертно. Сумма его наследства покрыла взнос на участие в межзвездном проекте. Поэтому Кира будет изучать флору и фауну колонизируемого пространства, не чувствуя на коже жаркого дыхания знающих «как лучше» и предлагающих себя «дешевле». Жаль, что планета для освоения теперь другая – может и не оказаться материала для исследований…

А ведь сначала все шло по регламенту: успешно стартовали, заснули и мирно спали в крио-составе, ожидая посадки на планету под скучным казенным номером 2–701, наиболее пригодную (по мнению ученых) для колонизации.

Потом что-то произошло. Проснулись несколько, точнее – нескольких разбудили, а звездолет уже держал курс не «туда». Искусственный интеллект корабля не реагировал на запросы тест-систем, дублирующий контур погрузился в спящий режим, исправно функционировали только душевые кабины и системы доставки питания в каюты.

И вот он – Гость! Встречайте мудрого «сказочника» с легендой, сомнительной для принятия на веру и связанной с «копированием» целого звездолета в Магеллановом облаке. Бред? Сон? Возможно. Но когда они в камеры анабиоза укладывались, и курс был другим, и «сказочник» отсутствовал.

Действительно, «как в сказке»: был один звездолет, стало два. И «исходник» якобы полетел по прежнему адресу, а «дубль» – на планету с неизвестными характеристиками и природными условиями, не обязательно комфортными. Комфорт не всем обещан, заслужить необходимо, по́том и кровью. Возможно, они и заслужат, но для кого? Кто «множит» себе «колонизаторов»? И что прикажете делать сразу двум близнецам-капитанам, уже неделю изучающим друг друга на мостике? Получается, «исходник» без «головы» остался?

Имей Кира возможность послушать беседу капитанов, ей бы стало не по себе.

Содержание беседы примерно такое:

– Все равно не припоминаю, чтобы у меня был брат.

– Признаюсь, я тоже…

– И такой похожий…

– Уже рифмуем?

– А вдруг всё сон?

– Мы же исключили эту версию.

– Да. Сонник под подушкой держать не привыкли. Реалисты до мозга костей. Прагматики…

– Но друг друга при первой встрече щипали…

– Действительно?

– Можно, промолчу?

– Хорошо. Оставим сны.

– Оставим.

– Ты все мое помнишь?

– Все.

– Помнишь, как от Ирки Липкиной после окончания института ушел?

– Это незабываемо.

– Изменила, дрянь…

– Ага. С Кривоколейниковым, чтоб ему студенты стул к заду приклеили…

– Кто старое помянет…

– Тот счастливей не станет.

– Опять рифма.

– Мы же одинаковые?

– Внутрь не залезешь, чтобы проверить.

– Мне и снаружи хватило…

– М-да…

– Раз нечленораздельно, тогда по работе вопрос: что с «твоим» экипажем?

– Мой здесь, а вот твой…

– Почему решил, что мой – не мой? Мой – со мной…

– Дурдом… не находишь?

– Сменим тему: куда летим?

– За нас летят… куда-то…

И молчание. Долгое.

Неоднозначный диалог. Но как реагировать, если ты в семье один – «эгоист», и вдруг, абсолютно похожий на тебя, – «близкий родственник» перед носом возникает, утверждая, что обладает твоими навыками и воспоминаниями? Воспринять «родственника» Чудом, с большой буквы «Ч»? Поверить в волшебное зеркало? Но имя у родственника то же – Олег. Не Гело… Возможно, пройдет время, и осознают капитаны, что к чему. В капитаны кого попало не берут.

Кроме капитанов, в экипаже не последнюю роль играют штурманы и пилоты. А некоторые едины в одном лице. Как Митька Журавчиков. С ним у Киры случилась интрижка. Насмотрелась на бурно развивающийся роман Севы с Нинкой (на томные ахи и вздохи) и решила не отставать…

Митька ей сразу понравился: высокий, стройный, синеглазый, нагловатый немного, но с огоньком. Закрылись они на днях в ее каюте, слово за слово, ближе и ближе, жарче и жарче, и… сдалась Кирочка. Иначе тело с ума сведет и забросит в такие психологические дебри, откуда и мирно спящий сейчас «мозгоправ» Иван не вернет. Может, разбудить, пока не поздно? С другой стороны, не одной же куковать? Каюта неуютна и слишком стандартизирована. Металл на металле. Да и не располагает колонизация к одиночным прогулкам под звездами. Новое поколение просто так не появится. Кто будет доводить до ума планету после колонистов первой волны? Да и чисто по-женски: поддержка – сильное плечо… Тем более когда за бортом вечный вселенский холод…

Гость их «амуры» не одобрил: «Не могли потерпеть, необдуманно расходуете энергию…» Может, они энергию, наоборот, восстанавливают? Как этой видоизменяющейся проекции молодых и здоровых людей понять, пусть и якобы «повторных»? А когда все они проснутся? Через платочек друг друга целовать будут?

Севе с Ниной Гость тоже о «нерациональном расходе энергии» вещал… Они решили не обращать на зануду внимания: любящих не везде и не всегда понимали…

Кстати, для Митьки Гость – физрук Сан Саныч (вот опять…), по совместительству тренер по баскетболу. Бывший. Гонял когда-то Журавчикова до седьмого пота, перспективы в большом спорте видел, а тот спорту дальний космос предпочел. Не из-за того, что «перегорел», а по причине «травмы колена» и «особого интереса к звездным картам». Но это Митька так рассказывал, а как оно на самом деле было, попробуй, проверь.

«Биолог», «певчий», «физрук» – одни учителя. Если не считать брата «Юриков» и отца Севы… Спонтанно вырываются из подсознания различные моменты и личности… Определенный алгоритм? Прикинулся бы Гость простым белым шаром, и? «Шар» не затрагивает тонких душевных струн, чувств наружу не тянет? «Шару» сложнее поверить и адекватно воспринять, «прокачать» сквозь себя поток «миссионерских» мыслей? Поэтому кем-то применяется мудрёная «адаптинг»-подстройка под каждого индивида? Или Гость (Гости) может себе позволить не упрощать действительность?

В последние несколько суток Юрики заметно нервничали. Гость им откровенно надоел со своей вежливой назойливостью и прямым вмешательством в сознание. Устали инженеры от бесконечных «фильмов» с элементами прошлого. И ситуация управления кораблем «непонятно кем», не внушала уверенности. Привлечь к тайному обсуждению проблемы капитанов Юрики не могли – Гость не выпускал «рулевых» с мостика, заблокировал двери и прослушивал единственный канал связи. Но едой, как и остальных, снабжал. Заботливый…

Вчера вечером инженеры тихонько подозвали Киру с Митькой и еле слышно попросили выбрать подходящее время и переговорить «по важному рабочему вопросу». Кира предложила для «переговоров» свою каюту: Гость у нее обычно не проявлялся, предпочитая встречи в зимнем саду. Может, и в этот раз не изменит принципам?

Поэтому сегодня, после обеда, у Киры собрались все «заговорщики».

Выражали недовольство полушепотом, опасаясь, что Гость подслушает. Пока он не появлялся, но час назад был замечен Юриками в машинном зале.

– Может, еще Севу и Нину позовем? – спросил Митька. – Ладно, капитанов Гость изолировал, но от ребят зачем отстраняться? Вдруг посоветуют чего? Четыре головы хорошо, а…

– Давайте уже всю «площадь» на митинг соберем! – не согласился Юра Второй. – И так еле скрылись от вездесущего «хвоста».

– Поддерживаю брата. – сказал Юра Первый – Мы вообще-то сначала одни хотели…

– Еще бы ты брата не поддержал, – усмехнулся Митька. – Но «только вдвоем» – в коленях дрожь?

– Знаешь что? – вместо шепота в голосе Юры Первого появились металлические нотки…

– Что? – побагровев, Митька шагнул к Юре Первому…

Юра Второй молча наблюдал за ними, но не вмешивался.

– Парни… – встала между инженером и штурманом Кира. – Мы здесь не для выяснения отношений. Отставьте ребячество, иначе ни до чего не договоримся…

– На резервный мостик надо пробиваться, – немного остыв, заявил Юра Первый. – Оценить работоспособность систем.

– Мостик внизу, лифт не работает, придется нам по техническому тоннелю спускаться, – сказал Юра Второй. – Поскольку наша с братом работа заключается в обслуживании корабельных систем, у нас есть универсальный ключ от технических помещений. Но, по-хорошему, Гостя надо отвлечь. – Юра Второй посмотрел на брата. – Разыщи «сказочника», а с оборудованием я и один справлюсь.

– И что я ему предложу? – с сомнением в голосе сказал Юра Первый.

– Ты же с ним в го играл несколько раз! Не зря на стажировке в Южной Корее, господину Йонгу всю плешь проел: «Научите, научите». Вот и предложи Гостю еще одну «партеечку». Может, согласится. А то не получится долго на мостике «шаманить»: застукают их светлость Многоликость, войдут опять, безвременно потерянным нашим братцем прикинутся и выдадут: «Поигрались, и хватит – пошли-ка на рыбалку… Вчера на речке мужики окуней в три локтя видели…»

– Хорош фантазировать! – отмахнулся Юра Первый. – Сначала в каюту сбегаю – за «походным» комплектом игры, а потом – искать Гостя, «удочку» закидывать…

– Если он «клюнет», тяни время, – сказал вдогонку брату Юра Второй. – И больше его камней на гобане^[2] окружай и чёрными ходи – для подстраховки…

– Решим по ситуации… – донеслось из конца коридора.

Уровень, где находился вход в технический тоннель, располагался тут же – в жилом секторе. Когда Кира, Митька и Юра Второй оказались у заветной двери – круглой, неприметной, сливающейся контурами со стеной коридора, инженер вставил в замок ключ и вдруг замер:

– Неспокойно, проверить бы брата…

– Не поняли… – удивились Кира и Митька. – Хочешь на полпути нас бросить?

– Я одним глазком взгляну, удалось ли ему найти и заинтересовать Гостя. И спокойнее всем будет…

– Хорошо, только мигом!

– Митя, без эмоций, – неодобрительно зыркнула на штурмана Кира. – Спешка нужна при ловле блох.

– В этом раскладе «блохами» можем оказаться мы… – недовольно засопел Митька.

– Ждите, я скоро, – сказал Юра Второй, быстро удаляясь к лифту.

Вернулся он не так скоро, как обещал, заставил понервничать.

– Все нормально. Играют. Но братец проигрывает… Поторопимся!

И они полезли вниз по узкой трубе технического тоннеля. Скобы на стенках тоннеля больно натирали ладони, и Кире казалось, что руки вот-вот соскользнут и она свалится прямо на голову Митьке. Кира постаралась не паниковать, и, сжав зубы, упрямо ползла вслед за парнями.

Они вылезли из тоннеля недалеко от резервного мостика. На касания пальцев сенсор двери не реагировал, мигая красной лампочкой. Сердце Киры колотилось, Митька схватился за голову, и только инженер сохранял олимпийское спокойствие.

– Ничто не мешает эту дверь ломом вскрыть! – решительно сказал он. – Где-то здесь, в стене, есть короб с инструментами.

Короб нашелся не сразу. Но в нем действительно был похожий на ломик, металлический предмет… Юра Второй назвал его «контактным щупом».

– Сейчас мы ее… – почти подпрыгивал взбудораженный Митька, вставляя щуп в узкий проем между стеной и дверью. Наконец в двери щёлкнуло, и она отъехала в сторону. Юра сразу побежал к пульту и стал колдовать над приборами. Потом выдохнул радостно:

– Фу-у… Можно на «ручное» перенастроить.

– И определиться наконец, где «плывем», – добавил Митька. – Сколько времени потребуется, чтобы «разбудить» навигационную систему?

– Постараюсь быстрее, – успокоил Юра Второй. – Попробую и внешние сенсоры «запустить». Надеюсь, брат не подведет, выторгует время.

Через несколько минут в центре рубки зажегся овальный экран, где замигала ярко-зеленым светом маленькая точка. Затем она приблизилась и развернулась в изображение огромного звездолета.

– Смотри, рядом с нами еще один корабль! – воскликнул Митька.

– Где?! – подскочила к нему Кира.

– Да не орите вы, – шикнул на них Юра Второй. – Неугомонные.

– Судя по параметрам, объект полностью идентичен нашему кораблю, – сказал Митька, разглядывая бегущие по экрану символы.

– «Исходник»? – произнесла Кира внезапно осипшим от волнения голосом. – Но он улететь давно должен, прежним курсом… Гость утверждал…

– Он много чего «утверждал», – сказал Юра Второй.

– Как бы до того корабля добраться? – спросил Митька. – И поскорее. Узнать, какова длина «лапши» Гостя на наших ушах?

– Что, теперь будем взламывать ангар с исследовательскими катерами? – усмехнулся Юра Второй.

– На своем же корабле чувствую себя вором, – сказал Митька, крепче сжав щуп. – Но когда для благого дела…

– Прежде чем творить «благие дела», надо передать на катера координаты обнаруженного корабля. – Инженер нажал на пульте короткую комбинацию клавиш и нахмурился: – Не выходит – передача заблокирована. Ладно. Не удивлен. Попробую сохранить на съемный носитель. Должны быть тут, в специальном боксе.

Флешки оказались на месте, и на одну удалось скачать информацию. Юра Второй облегченно выдохнул и жестом позвал всех к выходу.

Ломать больше ничего не пришлось – ангар оказался не заперт. На стартовой площадке стояли катера. Белые, с красными полосами на бортах, они напоминали изящных остроклювых птиц. К одной «птахе» был придвинут мобильный трап. Митька быстро взбежал по нему и ввел на табло, слева от входного люка, код доступа. Люк бесшумно открылся навстречу штурману.

– Коды прежние, – обрадовался Митька. – Не сменил Гость. Не успел добраться? Не буду гадать, забирайтесь.

– Странные совпадения… – заметил Юра Второй. – И ангар открыт…

– А если контроль Гостя не настолько тотален? – предположила Кира. – И давно надо было «осмотреться», а не по каютам сидеть?

– А мы и не сидели… – обиженно сказал Юра Второй.

– Вы там скоро? – раздался из катера голос Митьки. – Потом договорите.

Кира с Юрой поднялись по трапу и залезли в катер. При их появлении в вытянутой прозрачной кабине зажегся пульт управления, из специальных пазов поднялись астронавигационные рули. Митька рухнул в кресло и положил на них руки:

– Наконец-то!

Когда в глазах Митьки погас мальчишеский задор, он ввел координаты обнаруженного корабля и попросил спутников надеть скафандры, висевшие в хвосте катера, в высоких шкафах. Скафандры автоматически подгонялись по фигуре, поэтому проблем с «облачением» не возникло.

Когда все были готовы к полету, оказалось, что электроника, приводящая в движение «выпускающий» створ ангара, не «слышит» команд с пульта… Митьке пришлось выбраться из катера и вручную ввести коды разблокировки створа. Тот загудел и начал приоткрываться. Ругаясь, Митька побежал обратно в катер, «задраил» люк и, снова упав в кресло, потянул на себя рули. Издавший глухой рев катер набрал скорость и через возникшее «окно» устремился к цели.

Гость медленно передвигал по игровой доске белые «камни». Юра Первый заметно нервничал: черные «камни» постепенно исчезали с годана, а оставшиеся готовились попасть в полное окружение белых «противников».

Когда катер отделился от звездолета, рука Гостя на миг замерла над доской, и Юра Первый заметил отсутствующий взгляд своего оппонента. Гость, снова примеривший образ брата инженеров, словно передавал кому-то тайный сигнал…

Стыковку они провели без проблем. Прошли переходный шлюз и сняли шлемы в едва освещенном отсеке, ведущем в коридор первого горизонта. Корабль заполняли темнота, пустота и безмолвие. Летать в невесомости не пришлось – гравитация присутствовала.

– Раз «антиграв» еще «дышит», – заметил Юра Второй, – значит, и другие системы могут быть исправны. Может, и в зале анабиоза все просто спят? Это, кстати, наш первый пункт для проверки…

Включив фонари, сбежавшая от Гостя троица медленно брела по сумрачным коридорам. Препятствий не возникло – переборки были подняты…

«Анабиозная» встретила их унылой тишиной. Тысячи камер с колонистами занимали все пространство зала, напоминая пчелиные соты. Подойдя к любой, нужно коснуться выпуклой поверхности. Тогда мембрана «соты» складывалась, и кабина плавно выдвигалась из глубокого отверстия камеры.

Кира подошла к одной из «сот». Сняла перчатку и приложила ладонь к холодному металлу. С жужжанием появилась серебристая «сигара» кабины. Контрольные индикаторы горели красным, а через мутное стекло проступили закрытые глаза с почерневшими веками, перекошенные в предсмертной гримасе губы, начавшая отслаиваться, кожа… На кабине табличка: «Генрих Келер. Физик-ядерщик. Гамбург». Кира вспомнила, что видела его на тестах: общительный парень, шутил много…

Юра Второй и Митька осмотрели остальные камеры. Везде одно и то же: смерть, смерть… Гигантский морг. Кира передернула плечами и сжалась: к такому ее не готовили…

Вот вам и «полет «исходника» по заданному курсу».

– Живых нет… – сдавленно шепнул Митька. – И капитана не нашли…

– Правильно, он же у нас… – напомнила Кира.

– Он ли? – спросил Митька. – Я уже ничего не понимаю. Твоя камера тоже пуста… Я сразу к группе биологов сбегал…

Киру вдруг передернуло. Если ее близнеца в камере нет, то почему она не видела его на своем «Ио», как капитан? Кире инстинктивно захотелось прижаться к Митьке, найти защиту на его широкой груди, но она сдержалась: не надо раскисать. Надо думать и идти дальше.

– Искать выживших здесь бессмысленно, поэтому предлагаю двигаться к мостику, – Юра Второй спешно покидал зал. – Пять уровней вверх.

– Пойдем, Кира, не по себе мне… – сказал Митька, указывая девушке на выход. – Может, все-таки первичны мы, а не они?

Кира лишь пожала плечами. В голове ее был туман.

Лифт тоже работал. Тихо вибрируя, он поднял троицу на капитанский мостик.

При их приближении дверь к мостику медленно утопла в проеме стены. Они осторожно вошли. Те же сферическое помещение, оборудование, космос на экранах, перед которыми пять удобных кресел. Дежавю! Как и не улетали со своего корабля. А со своего ли?

Одно из кресел было занято. В нем сидела хрупкая на вид девушка и, не мигая, смотрела перед собой. Как будто мысленно с кем-то общалась. Она не замечала вошедшей на мостик компании или делала вид. Кира напряглась. Еще бы! Ведь перед ней – собственная копия. Только волосы короткие и ногти обломаны. Или обгрызены? «Пацанка». А в остальном – те же круги под зелеными глазами, заострившийся подбородок, легкие морщинки на лбу, комбинезон, плотно облегающий красивую фигуру, – фиолетовый, блестящий, с пандой на рукаве. Биолог. Удивительно все же наблюдать себя со стороны. Еще удивительнее – поверить в это. Вот и разгадка отсутствию «здешней» Киры в «анабиозной».

Митька посмотрел на Киру, переглянулся с Юрой, потом кашлянул, пытаясь обратить на себя внимание девушки. Та моргнула, возвращаясь из знакомых только ей далей, и повернулась в их сторону:

– Прилетели? А я уж думала сама к вам в гости напроситься. Подходит время для «гостей». Не ожидала, но вы оказались приятно настойчивыми и не желающими жить по навязанному шаблону. А это означает, что шансы освоения нового мира весьма и весьма неплохи…

– Не понял, – сказал Митька.

– Вам, юноша, понимать особенно нечего, просто исполните функцию пилота – доставьте меня на свой корабль, – грустно распорядилась девушка и показала на Киру: – С ней очень хочу пообщаться.

Митька молча пожал плечами и покорно повернулся к выходу. Остальные двинулись за ним: задумчиво почесывающий затылок Юра Второй и не сводящая глаз со своей копии Кира.

Катер вернулся обратно без происшествий. Странно, но Гость их не встретил.

– Не волнуйтесь, «Гость», как вы его называете, здесь пока не появится, – словно отвечая на незаданный вопрос, сказала копия Киры.

– То есть Гость – ваш? – спросила Кира.

– Риторический вопрос… – ответила ее копия.

– Не расскажете тогда, для чего он? – поинтересовался Юра Второй.

– О Координаторе полетов – позже, – отмахнулась не-Кира. – А пока мальчики погуляют, а девочки – немного посплетничают.

Митька и Юра Второй послушно кивнули и разошлись, как будто девушка с безмолвного звездолета знала заветное «управляющее слово».

– Давай знакомиться? – копия протянула Кире руку. – Кара.

– Кара? – удивилась Кира, сжав холодные пальцы копии. – Почему?

– Потому что Кара – первая часть моего длинного имени: Кара-Ореар-Имайне-Коинат-Атеваис. Или просто Кара.

– То есть вы – совсем не я?

– Визуально я – это ты, – улыбнулась копия. – И даже доступ к твоей памяти я имею…

– Как же это?

– Я отправила свое сознание в твою копию. Когда с борта «умножителя» транслировались образы команды «Ио», глазам не поверила: ты удивительным образом похожа на меня в молодости. Подобное существует там, где его не ожидаешь встретить. И мне захотелось немного побыть собой – юной…

– А что же с сознанием копии? И почему не «исходника»? Я запуталась…

– Мы все –копии. Скоро поймешь… А сознание копии с именем Кира, в которую переместилась я, пока спит.

– Это же своеобразное насилие.

– Это жизнь, деточка.

– Жизнь, говорите? – закипела Кира. – Я видела их в зале анабиоза! Столько неоправданных жертв!

– Иногда жертвы необходимы… – Кара присела на диванчик и пригласила Киру сделать то же. – Мне нужно кое-что тебе объяснить.

– Уж будьте так добры…

– Моей расе около трехсот миллионов лет. Молодого экспансивного человечества еще и в проектах не было. Нашей миссией была и в некоторой степени остается колонизация перспективных планет. Принцип «обработки» таких миров прост: если в галактическом секторе отсутствует хотя бы одна система с пригодной для обитания и последующей колонизации планетой, сектор исчезает как бесперспективный. Так Всеобщий Разум оптимизирует свои пространства…

– Напоминает женщину, у которой в месяце не произошло зачатия, – не удержалась от сравнения Кира. – Организм очищается, как и пространства Разума?

– Любопытно, – улыбнулась Кара. – Только период «незачатия» несоизмерим… Ладно, продолжим. Раньше мы занимались колонизацией самостоятельно, готовили крупные экспедиции, даже научились переносить сознание в специально клонируемые для разведки и освоения новых пространств тела, чтобы «сохраниться» в случае неудач и начать все заново. Потом мы стали копировать материю. Почти любую… Активно применяли беспилотные устройства – «умножители» для тиражирования материала преобразования планет. Себя же копировать не решались очень долго. Одно дело – клон, куда перемещается уникальное сознание, временно оставляя тело в определенных, заботливо поддерживаемых условиях, другое – скопировать душу. Это запрос на конкурирование с Высшим Разумом. Но позже мы все же начали осторожные эксперименты…

– Почти боги, – сказала Кира и увидела во взгляде Кары осуждение:

– Возможно. Но добровольно решивших пожертвовать себя науке почти не оказалось, тем более после первых летальных исходов… Уверена, нам бы удалось благополучно завершить исследования, но однажды, за короткий период времени, почти все мы вымерли… – продолжила Кара. – У вас про такое много книжек написано… Страшная болезнь, древнее нас, с которой мы, к величайшему сожалению, не справились… Она поражала мозг и тело так молниеносно, что не было возможности перенестись в ранее подготовленные тела, также не избежавшие влияния заразы. Да и не было такого количества клонированных тел… Печально? Чего стоит весь прогресс против агрессивных вирусов? Смотри!

Перед глазами Киры возник красивый город, встречающий рассвет двух солнц. Город небоскребов, пробивающих собой синие небеса; широких улиц и величественных мостов, красивейших парковых ансамблей и изящных скульптур; быстрых машин – вытянутых, обтекаемых форм. Но вот оба солнца зашли, и все заполнилось беспорядочно лежащими людьми: дома, школы, магазины, заводы, парки, быстрые машины, и даже – космические верфи на орбите, куда переместило Киру невидимое око проектора. Лиц несчастных не разобрать из-за проевшей кожу черной плесени… Горестный закат цивилизации живых. Только робототехника продолжает сновать по улицам, убирая их и равнодушно наполняя свои металлические чрева бывшими создателями… Чтобы со временем стать бесполезной грудой из-за иссякших, невосполняемых источников энергии.

– Я – последняя представительница своей расы. Очень старая «аномалия» с иммунитетом к болезни…

– Вы не лишены самоиронии.

– По причине старости я не решилась себя копировать – организм мог подвести… – тяжело вздохнула Кара. – Поэтому мне понадобились помощники и тело для переноса сознания… Еще я берегла оставшуюся энергию: два сектора с перспективными, но нереализуемыми планетами готовились к уничтожению! Пришлось форсировать события…

– Может, вы просто испугались навсегда исчезнуть? – часто задышала Кира. – И, не успев из-за катастрофы завершить опыты с живой материей, вы безответственно поставили эксперимент на нас? Что же вы не обратились к тем, кто колонизировал планеты раньше? Они бы помогли…

– Деточка, играя в свою хитрую игру, Вселенский Разум помещает заселенные планеты во времена, до которых я физически не могла дотянуться…

– Любопытно, – недоверчиво сказала Кира. – У вас же остались такие создания, как Гость.

– Гость – просто слуга. Гибкая полевая структура, не подходящая для колонизации. Для освоения и наполнения девственного Мира духовное начало требуется. Образное мышление, не алгоритмированное. Иначе любой Мир – лишь суррогат, который попытаются развивать не способные на чувственные переживания существа.

– Для чего тогда Гость? Если он из не «чувственных»?

– А ты – «колючая».

– Защитная реакция. На таких, как вы…

– Гость – для довольно узкой задачи – психологического тестирования «дублей». Да ты и сама давно догадалась. Вы же умненькие…

– Нас на Земле полностью протестировали. По всем направлениям…

– «Исходники» – протестированы, но не «дубли», у которых допустимо иное восприятие внешних раздражителей, – хмыкнула Кара. – Представь, если копия пугается при виде своего старого знакомого, то какой будет ее реакция на неожиданные сюрпризы нового мира? Их предостаточно, поверь. Местная флора и фауна создают такие сущности, что можно лишиться рассудка. На Земле была теория, но реальность – страшнейшая категория.

– В чем же ваша «реальность»?

Кара ненадолго задумалась и ответила:

– Понимая, что сильно рискую, я применила «умножитель» с экспериментальными настройками режима «живая материя». В результате дублирование произошло с «погрешностями». Для второго «дубля». А для третьего…

Кира вдруг поняла, что не хочет заканчивать фразу Кары. Конечно… Клуша рассеянная… Кара же упомянула «два сектора, подготовленных к уничтожению»!

– Третий «дубль»? – Кира растерянно смотрела сквозь Кару. – Мы – третья производная? Что же все-таки с «исходником»? Спокойно летит в заданную точку? Ответьте. Облегчите душу.

– Корабль-«исходник» никуда не летит… – сказала Кара, медленно растягивая слова. – Несмотря на все мои старания, в «умножителе» почти иссякла энергия… «Исходник» компенсировал ее недостаток, перераспределив через «умножитель» двум «дублям». Когда третьему потребовалась «добавка», силовой контур первого звездолета отдал последнее и не выдержал перегрузки…

Кира на миг потеряла дар речи. В глазах потемнело, снова участилось дыхание и заколотилось сердце.

– И вы так спокойно говорите об убийстве еще нескольких тысяч землян? – ничуть не стесняясь, заорала она на Кару. – Звездолет со спящими, ни в чем не повинными людьми разлетелся на атомы, а копии тех людей тоже погибли во сне? За некоторым исключением… И все из-за варварских экспериментов недоделанных богов?

– Я думала о спасении планет… – закрыла глаза Кара. – Пройди операция нормально, первый «Ио» спокойно продолжил бы путь.

– Это не оправдание.

– Уже ничего не изменить. Прямо сейчас происходит уничтожение одного из секторов. Вместе со вторым «Ио», стартовавшим туда после моего отлета к вам. Поэтому второму капитану очень повезло…

– Получается, мы и вас спасли? Зачем только? Чтобы жить с такой суровой правдой до конца дней?

– Не прилети вы за мной, я бы все равно оказалась у вас на борту.

– Простите, забыла о вашем божественном «начале», которое все решило за нас! Потрясающая самоуверенность! А вдруг не получится с колонизацией выбранного вами для нас мира, есть ли у «этого дубля» шанс вернуться на Землю, пусть и в дважды скопированном варианте?

– Ты меня совсем не слушала? Про игры Разума со временем? – Кара вдруг подсела ближе и положила руки на плечи Киры, снова поежившейся от холода. – Назад нельзя: корабль перенесен в отдаленное будущее. В момент готовности планеты к колонизации… Возвращение на Землю бессмысленно. Возможно, ее и нет уже…

– Ты издеваешься? – нервно отреагировала Кира на нерадостное заявление своей копии. – Над нами, не понимающими, что их ждет впереди.

– Нисколько, – не изменила тон Кара. – Вам придется заняться колонизацией в ЭТОМ времени. Такова ваша судьба в планах Вселенной. У каждого – СВОЕ предназначение.

Кира замерла. Мысли ее неслись, как горные лани, не желая останавливаться: «Земли нет? А что есть? Непонятная планета, которую решила заселить землянами выжившая из ума представительница вымершей цивилизации, якобы спасая от уничтожения Высшим Разумом?»

Кира не понимала, что происходит. Испытанный ей информационный удар не давал объективно рассуждать: «Почему именно они? С Земли ведь стартовало несколько кораблей! И выбрали «Ио»? За какие грехи? На Земле не было счастья и определенности, и здесь, снова – только черная бездна, да сомнительная планета где-то впереди…»

– Прими новую реальность, Кира! – сказала Кара и повернулась в сторону появившегося в коридоре Гостя. Он снова натянул образ «учителя» биологии (как же достала эта мимикрия) и замер, с интересом слушая «близняшек». Наконец кашлянул и гордо произнес:

– С прискорбием сообщаю, что легко обыграл Юру Первого – ограничил свободу всех его «камней», но попытку меня отвлечь засчитываю в плюс: приятно провел время…

К тому же у меня не было императива мешать нашим колонистам…

Кара одарила Гостя лучезарной улыбкой:

– Благодарю за образцовое выполнение задачи.

– Всегда готов!

– В вашей истории были пионерские организации? – съязвила Кира.

– Возможно, – не удивилась Кара. – Иногда разные цивилизации следуют схожими путями развития. Почти все предсказуемо и циклично, за исключением нескольких переменных, создающих нестандартные вариации, как основу уникальных различий…

– «Дважды повторная», тебя уже ввели в курс дела? – спросил у Киры Гость, после того как Кара закончила рассуждения о различиях.

– «Ввели», – ответила Кира. – Представляю неоднозначность реакции остальных…

– Все обойдется, – успокоила девушку Кара. – Вам еще понравится быть творцами…

Кира промолчала.

Потом суровую истину узнали и остальные «досрочно разбуженные».

Люди разделились на лагеря, спорили и ругались, но поняв, что путь домой заказан, немного успокоились и даже внешне смирились…

Юрики утверждали, что и не чаяли вернуться. Сева и Нинка вздохнули, признавшись, что, еще подав заявку на включение в Программу, взяли на себя неопределенные риски. Только Митька сожалел, что полет вот-вот закончится, а когда он еще побудет штурманом?

Как ни странно, Кара «просветила» капитанов в последнюю очередь. Но в дальний космос недаром отбирают психически устойчивых кандидатов, тем более – командиров. Да и привыкли уже капитаны к «неожиданностям», на личном – «двойном» – примере. Поэтому, выслушав Кару, сказали только: «Обстоятельства нестандартны, но будем работать. Много и плодотворно. Чего и другим желаем…»

Еще до всеобщей «побудки» было решено сохранить произошедшие события в тайне, не распространяться о размноженных кораблях и их незавидной судьбе. Может и бунт возникнуть, а бунт на корабле – недопустимое развитие событий. А там жизнь обязательно подскажет правильное решение.

Кару и второго капитана договорились позже представить близнецами, решившими не расставаться со старшими (или младшими) родственниками, что «технически» было частью правды…

Когда колонисты пришли в себя и немного освоились, первый капитан собрал их в секторе Переговоров (в это время второй капитан скромно слушал обращение первого из его каюты) и торжественно объявил успешное Прибытие…

Все обрадовались и стали готовиться к высадке, расконсервации оборудования и техники – первым шагам к освоению мира, застывшего серо-зеленым «мячиком» под самым носом «Ио». И звезд вокруг оказалось предостаточно, чтобы заставить наконец Киру улыбнуться. А еще Кара сказала, что скафандры на планете не потребуются. Хоть чем-то порадовала.

Что чувствовала Кира, когда корабль с мощным гулом приземлился на покрытую привычной зеленой травой равнину?

Несмотря на все пережитое, сердце наполнялось всепроникающим ощущением свободы, каждой клеточкой ощущало ее бесплотное, но такое важное присутствие.

– Как ты? – тихо поинтересовалась стоящая за спиной Кара.

Отвечать не хотелось, но Кира пересилила себя:

– Скучать точно не придется. Благодаря некоторым…

– Ты права, работы – на века… – Кара пропустила мимо ушей упрек и наблюдала, как по широкому корабельному пандусу сходят сотни людей и медленно съезжает тяжелая техника. – Надеюсь, каждый сможет себя здесь найти, а я помогу – мой опыт колонизации не должен пропасть даром…

– Пока МЫ – лишь ГОСТИ, а заслужим ли право называться хозяевами этой планеты, решать ЕЙ! – высказала Кира своему самоуверенному «дублю».

– Смотрю на тебя и понимаю – в выборе не ошиблась. Амбиций хватит.

– Обидно только, что Гость нам сразу врал – нельзя уже было «к другим кандидатам обратиться».

– Он просто играл свою роль, – ответила Кара, увидев рядом черноволосого мужчину в белых одеждах, почему-то развевавшихся на едва ощутимом ветру.

Мужчина протягивал руки, намереваясь заключить Киру в объятья, но она осталась на месте. Только незаметно подмигнула брюнету. Гость, в точности передавший образ ее погибшего мужа, подмигнул в ответ и превратился в белый шар.

Все превращается в песок

Песчинки основы слагают

Вселенной, пылающих звезд,

Рождаются, умирают

На стеблях космических роз.

1. Падение

Яркие лазерные нити напоминали салют на весеннем карнавале. Красные, лиловые, изумрудные и оранжевые, они прилетали со всех сторон, феерично резвясь и беспощадно уродуя обшивку. Бронированные пластины оплывали скользкими бесформенными комьями, обнажая беззащитное «тело» корабля. Только глупец мог порадоваться такому многообразию красок и принять за веселые маски морды келлов, торчащие из прозрачных кабин. У трезвомыслящего же присутствовало непреодолимое желание исчезнуть и появиться в несравнимо безопасной точке пространства. Оборонительные системы попеременно отключались, вынуждая обессиленного пилота тянуть очередной лотерейный билет в надежде на дополнительные секунды «жизни» силового контура.

Стирон прикрывал отступление нескольких кораблей с научным персоналом, не питая иллюзий спастись. Каменные пальцы еле сжимали рычаг управления огнем: борьба за право каждого движения истощала нервную систему, а простое касание гашетки превращалось в пытку. Бесконечный театр военных действий обеспечил нехватку квалифицированных пилотов, позволив вновь находиться в строю списанным на «берег» по здоровью… «Через трупы врачей», – шутил иногда коллега Пит. Где он, «юморной» сосед по тесному кубрику? Кувыркается поблизости, запечатанным случайным попаданием в сферическую оболочку спасательной капсулы… С другой стороны, лазер, рассекающий плоть вместе с металлом, избавляет от постоянных страданий… Получается, нужно чертиком выскочить из кабины и проорать врагу, прямо во мрак: «Спасибо»? За невозможность окончательного превращения в столб сталагмита?

Носовому орудию удалось получить правильные команды от разобщенных систем, настроить прицел и выплюнуть голубой сгусток в сторону ближайшего истребителя бывших бизнес-партнеров. Не поделили на Кланке сферы влияния… Старая история. Слишком большая прибыль от добычи руды и не менее гипертрофированная жадность! Миллиарды голдов! Настоящее сумасшествие, сложенное с жесткими экспансивными принципами представителей Келлана…

Изящный кораблик врага завертелся волчком, врезавшись в штатные фермы материнского носителя. Хлестнувшая в ответ лазерная «плеть» срезала с верхней палубы астролета последнее исправное вооружение. В то же время пять юрких точек успели исчезнуть в подпространственной воронке. Остальным повезло меньше. Отказ корпорации от своевременной модернизации техники привел к ожидаемым последствиям: морально устаревшие корабли неожиданно встретили возле Осиса, окружили и уничтожили. Теперь келлы спокойно наблюдали, как останки «конкурентов» превращаются в мусор на орбите…

Говорят, подобный крупной сливе Осис – сплошные пески. Двойная горячая звезда высушила. Рядом – преданным псом на поводке – местная луна Чунор. Освещает скупым мерцанием однообразные окрестности. Жиденькая атмосфера присутствует, но скучное зрелище сводит с ума. Сфотографировать разок с орбиты и обратно, в края посимпатичнее, но сейчас все вынуждало удариться о поверхность…

Вой аварийной сирены закладывал уши. Астролет метеором несся к Осису. Адские перегрузки кузнечным прессом вдавили Стирона в кресло, выпустив из легких почти весь воздух. Не успев истлеть в верхних слоях атмосферы, астролет провалился в тяжелый саван облаков, разрезал его ткань острыми крыльями и чудом освободился из стального плена. Бескрайнее пустынное плато неумолимо приближалось. Ручное управление бросало вызов человеческим возможностям. Астронавигационные рули выворачивали запястья в отчаянных попытках не сорваться в неконтролируемое пике. Корабль чудом выровнялся и, задевая подкопченным «брюхом» поверхность планеты, оставил в синюшном теле пустыни глубокую многокилометровую колею…

С прибытием! В ответ лишь темные экраны и молчание бортового компьютера, отдавшего цифровые концы. Стирон с трудом выбрался из-под придавившего всей массой кресла, выдернул из деформированных креплений ремни безопасности, больно сдавившие грудь, стянул шлем. Кости нестерпимо ломило, суставы скрипели, как пневмоприводы промышленного бота, на ладони расплывалось неэстетичное пятно… Темная Муа… Медленно обездвиживает и покрывает страшными метками… Зараза, подхваченная пару лет назад на Бироне, сломала многих, а он выжил и даже почти восстановил способность двигаться… Со стен свисали порванные провода, из охлаждающих трубок текла бесцветная жидкость, некоторые переборки согнулись в дугу. Судорожно дыша, Стирон пополз к выходу, вручную открыл внешний люк и скатился по выехавшему из корпуса пандусу в мягкий песок…

Свинцовый день раскинулся от горизонта до горизонта, подгоняя ветерком песчаные волны. Они живо сбегали с невысоких сиреневых дюн и уверенными ручейками следовали дальше. Черные тучи плыли медленно, даже не пытаясь быть похожими на предметы из знакомой жизни в ста парсеках отсюда. Мглистые болванки. Жары не было. Где-то неподалеку располагались кислотные озера, в которых даже не умыться… Силы покидали Стирона. Он широко раскинул руки, зачерпнул ладонями песок и почувствовал в кулаке что-то твердое – маленький, тихо мерцающий сиреневым светом камешек, испускающий приятные теплые волны. Стирон посмотрел на камень и почувствовал, как туманится взгляд. Только бы не отключиться…

2. Избавление

– Не спи, холодная ночь близится! – высокий и странно знакомый голос больно отдавал в уши.

– Кто здесь? – Стирон медленно выплыл из полудремы, приподнял голову. Казалось, не было места, куда не набились мелкие песчинки. Зубы противно скрежетали. Стирон сплюнул темную кашицу и увидел метрах в трех от себя худощавого паренька. Одет по земному: джинсы с оттянутыми коленками, толстовка с эмблемой известного футбольного клуба, кроссовки на высокой подошве. Капюшон надвинут на нос. Стоит уверенно, не проваливается, кажется, даже песок обтекает его стороной.

Камень пульсировал все сильнее, обжег ладонь. Капюшон паренька уже откинут назад… Непослушные темные волосы слегка колеблются на ветру. На лбу обозначилась первая тонкая морщинка, грустные серые глаза пристально смотрят на Стирона, обветренные губы кривятся. Стирон отказывался верить глазам, но этого лицо сложно перепутать с другими…

– Папа, почему ты так долго не прилетал? – голос уже глубоко в голове, вынуждает, несмотря на абсурдность происходящего, ответить…

– Денис, ты знаешь о запрете приближаться к тебе! Я несколько раз пытался, но меня выдворяли с планеты…

– Прилетай, меня сильно беспокоит живущий с нами человек – Энтони Дайбек, противный чинуша из муниципалитета… Жаль, что тебя тогда остановили!

Стирон словно перенесся на три года назад на Землю и увидел, как месит кулаками одутловатую рожу Дайбека, а по щеке сына в этот момент стекает кровь из рассеченной подонком брови. Любовник жены с неустойчивой психикой не согласился с предложением Дениса оставить их с Софией в покое. Вспылил, но не ожидал, что Стирон придет отдавать жене ключи… Стирон успел бы закончить дело, не навались сзади грузный сосед, которого в панике позвала София – «успокоить неадекватного мужа…»

– Жалею, что не придушил урода!

– Но почему все обставили так, что это Дайбек меня от тебя защитить пытался? Подумаешь, «жесткий характер» – в пилоты мягкотелых не берут! Нашли, на чем сыграть!

– До сих пор не понимаю твою мать – ради карьеры разрушить семью, предать мужа, подкупить свидетелей…

– Пап, попробуй еще раз! Когда-то же мама должна меня услышать!

– Мама уже давно приняла все решения, сынок…

– Мне не хватает тебя!

– Мне тоже…

И снова пустота вокруг. И только маленький камешек на ладони. Пронизывающий ветер налетел и унес его навсегда, а потом… пришли легкость движений и чистота кожи.

Стирон расправил плечи и не услышал характерного «хруста», помахал руками и ногами, разминая мышцы и заорав «ура», как мальчишка, побежал по дюнам, утопая в них по колено. Больше ничего не болело… Волшебство! Может, он спит и находится сейчас на корабле? Нужно вернуться туда, проверить и заодно активировать аварийный маяк.

Когда Стирон подошел к кораблю, он увидел наполовину увязшие в фиолетовой пучине стабилизаторы посадочных опор. Опущенный пандус еле проступал на поверхности. Стирон сделал пару шагов по пандусу и коснулся открытой дверцы люка. Пальцы неожиданно провалились внутрь… Дверца потекла миллионами песчинок. Вместо кабины астролета Стирона встретило шелестящее кварцевое море, наплывшее со всех сторон и увлекшее в бездонную глубину. Корабль осыпался, словно гигантский «куличик», «испеченный» из недостаточно сырого песка малышом…

Оказывается, до кромешной тьмы всего шаг. Но всегда ли есть шанс, что тьма рассеется? Чем заслужить право на пробуждение, и нужно ли вообще пробуждаться? А если происходящее не связано со сном?

3. Пробуждение

Свет причудливо преломлялся в круглом мозаичном окне, бликующем оттенками теплого зеленого цвета, разбавляемого желтыми и оранжевыми вставками. Не стекло, не пластик, что-то эфемерное. Через окно смутно виднелись очертания остроконечных зданий неизвестного города. Штор не было, поэтому юркие лучики свободно проникали в овальное помещение и водили на сером полу веселый разноцветный хоровод.

Пожилая женщина с восточными чертами лица, словно в ожидании чего-то или кого-то, замерла у полуоткрытой двери. Лучики успели потанцевать на ее широком синем сарафане и загорелых руках и исчезли. Стирон был растерян и откровенно не понимал происходящего. Он не помнил, когда очнулся на узкой больничной койке, одетый в белый удобный костюм из незнакомой ткани, с карманами, но без пуговиц. Когда Стирон пришел в себя, незнакомая женщина уже находилась в комнате.

– Кто вы, мэм?

Женщина улыбнулась и еле слышно произнесла на интергалактическом:

– Как вы себя чувствуете?

– По меньшей мере, странно.

– Не волнуйтесь, меня зовут Парри, и я вижу, что вы постепенно привыкаете к перемене обстановки.

– Вы можете объяснить, где я? – Стирону казалось, что он крепко спит и очень скоро проснется у себя на корабле. Корабле, навсегда исчезнувшем в песках? Он с ума сходит, или это какое-то наваждение? Очередной сюрприз планеты. Еще мгновения назад заходил в шлюз, и вдруг…

– Вы, или правильнее сказать ЧАСТЬ ВАС, – на Тарии, в реабилитационном модуле. – Женщина явно торопилась (или кто-то невидимый заставлял ее торопиться), но все равно отвечала на вопросы. – ДРУГАЯ ЧАСТЬ ВАС осталась на Осисе. Навсегда…

– Как такое возможно, если я здесь?

– Физически, проявленной когда-то миру оболочкой, вы ТАМ, но духовно – ЗДЕСЬ. Да, сейчас вы ведете себя, как и раньше, – те же механические действия, рефлексы, привязанности к ограниченной реальности, но все это до постижения внутренних перемен…

Только сейчас Стирон понял, что не ощущает собственного тела. Совсем.

– Как такое может быть? – Стирон все еще желал проснуться. – На мне вполне осязаемая одежда!

– Попробуйте положить руку в карман…

Стирон выполнил просьбу Парри и ощутил на месте кармана пустоту.

– Как это работает, черт возьми?

– Не сотрясайте эфир нежелательными определениями! – Парри поморщилась. – Вы представляете одежду по инерции – мыслью, а в принципе, можете представить все… Но об этом вам расскажут внизу, а сейчас прошу пойти со мной…

– Куда? – Стирон встал с койки и подошел к Парри.

– К старейшинам Семьи. Давайте поторопимся, я ограничена во времени…

Они вышли из комнаты и оказались в длинном белом коридоре, в стенах которого были десятки дверей, вероятно, ведущих в аналогичные помещения. «Возможно, это «распределитель» для подобных ему – «недавно» бесплотных?» – подумал Стирон и ощутил взгляд Парри:

– Старайтесь ни о чем не думать, просто закройте глаза… – гипнотизирующий голос заставил Стирона послушно сомкнуть веки.

4. Принятие

Огромный зал со сводчатыми потолкам, подпираемыми массивными белыми колоннами с редкими змейками трещин. Витиеватые орнаменты карнизов, убегающие к потолку воздушные лестницы с перилами, переплетенными ломаными линиями и разнообъёмными геометрическими фигурами.

Странные карикатурные животные на фресках коричневых стен. Неизвестный художник сознательно изменил пропорции, вытянув широкие лапы и уменьшив поджарые тела с местами торчащими ребрами, посадил лобастые рогатые головы на слишком тонкие шеи…

На отдельных картинах очень высокие гуманоидные существа держали на ладонях игрушечные летательные аппараты. Присутствовали и обычные люди в меховых шкурах, несущие к летательным аппаратам туши убитых животных…

Еще на стенах фосфоресцирующим составом были нанесены контуры величественных кораблей, разлетающихся прочь от ярко вспыхнувшей звезды…

Дополняли картину сотни смешных разноцветных огоньков над планетами неизвестной звездной системы. Как земные мотыльки… Но куда летели эти живые фонарики?

Каменный пол покрывали зеленые лучи, выходящие из красного круга в центре зала.

Ноги не чувствовали ни холода, ни тепла… Как и руки, как и все остальное… Что происходит? Где он на самом деле? Заложником чьей игры стал? Парри рядом не оказалось. Взгляд остановился на двух невероятно похожих старцах в длинных белых одеждах, зависших над Стироном и внимательно наблюдавших над его безуспешными попытками «почувствовать опору». «Опоры» не было, как и крыльев, но был плавный полет в пространстве и невероятное ощущение неизвестных энергий, проходящих сквозь измененную материю тела… Как будто душа вырвалась за пределы всего сущего. Наконец один из стариков пошевелил губами:

– Мы понимаем твой страх, но тебе необходимо принять новое сознание. Понять, что мир изменился, стал тоньше.

– По-моему, тоньше стал я! – Стирон нервно заметался в масштабном объеме зала. Тело утратило видимые контуры, и Стирон ощутил себя одновременно в нескольких точках пространства. Он вспомнил, что такое уже случалось на Земле… Но какое отношение он имеет к тому, кто в те древние времена приобрел аналогичные свойства? Никаких параллелей…

– Ткань Вселенной состоит из наших энергий. – Высокий старик обернулся к своему близнецу:

– Почтенный Улаш-Ато, напомните, зачем человеку, да и не только ему, дается тело?

– Для мучений, почтенный Клуани.

– Вы вечный пессимист, почтенный, – сдвинул брови Клуани. – Тело дается для решения различных задач. В процессе решения задачи оно накапливает необходимую для дальнейшей самореализации энергию…

– А когда накопился нужный объем, происходит возвращение в Семью, – продолжил Улаш-Ато и серьезно посмотрел на Клуани. – Пессимизм, коллега, позволяет избегать лишней идеализации вещей, не отвлекать ум на строительство воздушных замков!

– То есть, по-вашему, я отмучился? Утонув в океане песка вместе с кораблем? – возразил Стирон.

– Да, Стирон, пусть вы и расстались со своим телом при весьма нестандартных обстоятельствах, но ваше время пришло именно на Осисе, призвав послужить мирозданию в ином качестве… – взявший слово Клуани был непререкаем.

– Быстрая смерть, гарантирующая высшую миссию?

– В какой-то степени… Поймите, это для вас перейти в иное состояние на незнакомой планете что-то необычное. На самом деле – стандартная процедура. По существу, сработал устоявшийся механизм перераспределения энергий. Каждая песчинка должна развивать миры. Как здание строят кирпичик к кирпичику, так и энергоинформационную ткань пространства – импульс к импульсу. Поля планет истончаются в силу разных обстоятельств, мы помогаем исправлять ситуацию. Генерируем энергию, преобразовываем в нужный импульс и отдаем проблемному полю.

Пока Клуани обрисовывал Стирону его предстоящие перспективы, около Улаш-Ато образовался розовый сгусток, от которого отчетливо донеслось кошачье мурчание.

– И здесь есть домашние «животные»? – удивился Стирон.

– Это Отани – матрицы животных, готовящихся стать людьми в проявленном мире. Они вплотную подошли к следующей эволюционной ступени… – мерцающий образ Улаш-Ато начал истончаться в обозримом объеме пространства, пока не исчез окончательно.

– Куда это он? – удивился внезапному исчезновению старца Стирон.

– Срочные дела… обычно не удается подолгу задерживаться на одном месте… – ответил Клуани и закончил недосказанную близнецом фразу: – Вы замечали когда-нибудь, что некоторые животные слишком умны и ведут себя почти по-человечески?

Стирон засмеялся:

– Была у меня такая кошка – все понимала, только сказать ничего не могла. Когда смотрела мне в глаза, чувствовал, что мысли читает.

– Вероятно, она была проявленной формой отани. Животное-оберег. Призвано снимать излишнее напряжение в доме и забирать болезни. Поэтому имеет короткий срок жизни, после которой становится вот таким розовым «мячиком» на переходной ступени развития.

– По-моему, мы отвлеклись, я к семейству кошачьих никакого отношения не имею…

– Думаете, все так очевидно? Гарантируете, что не мяукали никогда в сыром подвале, не обгладывали вкусную рыбку, не гоняли соседских котов по крышам? Не будьте наивным…

– Не верю…

– Придется найти силы поверить и принять новую реальность. Будет вам и боевое крещение: на планете Авана наблюдаются опасные пробои в поле, нужна коррекция, иначе спустя несколько столетий спустя Авана станет безжизненным камнем…

– Несколько столетий? Надеюсь, не в одиночку придется работать…

– Что вы, у нас так не бывает! Определим вас в группу Аместии, получите инструкции о базовых принципах восстановления полей.

После слов Клуани маленькое облачко возле одной из колонн трансформировалось в силуэт молоденькой девушки в просторной желтой тунике. Она подплыла ближе и представилась:

– Аместия, будем знакомы.

– Безмерно счастлив… – Стирон широко улыбнулся Аместии, не отрывая взгляда от ее огромных глаз. – С такими красавицами любое дело по плечу!

– Оставьте иронию! – Клуани осуждающе покачал головой.

– Прошу меня понять! Я полностью излечился и имел шанс на возвращение! Аварийный маяк корабля рано или поздно привлек бы внимание к астролету… Я мог вернуться к сыну! А сейчас куда полечу? На неизвестную планету? Заниматься странной работой?

– Стирон, я не все вам рассказал… ВЫ УМЕРЛИ НЕ ПО ВОЗВРАЩЕНЕНИИ НА КОРАБЛЬ, А В МОМЕНТ ЖЕСТКОГО ПРИЗЕМЛЕНИЯ… УМЕРЛИ МГНОВЕННО, ОТ ПЕРЕЛОМА ШЕЙНЫХ ПОЗВОНКОВ: кресло, в котором вы находились, вырвало из креплений и ударило о переборки… – монотонный голос старейшины не предполагал опровержений. – А остальное, – сопутствующая ПЕРЕХОДУ программа.

На Стирона и так многое свалилось за последнее время, но это…

– Получается, что и мой Денис – часть «программы»?

– Всегда кто-то из родных, под видом сына, матери, жены, встречает и провожает дальше. Эмоциональный взрыв не приветствуется: накопленная в течение жизни энергия перерождается и не приносит пользы Семье. А нам необходимо стабилизировать поля планет для обеспечения цикла воспроизводства, для развития прогресса. В противном случае – энергия перетечет на нижние уровни, а там, знаете ли, свои законы… Сплошные деструктивные процессы. И пока дождешься полной очистки, кто будет заделывать БРЕШИ? Вечный резерв не так незыблем, как кажется…

– А почему я оказался не там, где деструктивные процессы?

Клуани на миг задумался, а потом ответил:

– В своем последнем бою вы спасли людей, полезных для общества в будущем, способных поменять жизнь к лучшему, аккумулировать нужную энергетику. Спасли ценой собственной жизни. Хотя могли и сбежать, ведь жалованья за последние несколько месяцев вам так и не выплатили…

– Я терпеливый и не привык много тратить, а предательство – не в моих принципах.

– Вот видите, все подряд у нас не оказываются.

– Позвольте еще вопрос: ваша Семья – единственная, или есть другие сообщества?

– В каждой галактике – своя семья. Наша – Семья Галактики Млечного Пути. Поэтому, мой новый друг, – привыкайте, вы теперь часть Нашей Семьи. – При этих словах Аместия неожиданно подмигнула Стирону и добавила:

– Рада вашему прибытию, Стирон! Я обязательно найду вас сегодня, а пока осмотритесь.

После сказанного она снова обратилась в бледное облачко. Стирон кивнул присутствующим, поменял видимую форму, взвился под самый потолок и… вылетел на открытое пространство: материальных преград больше не существовало.

5. Озарение

Взгляду открылись строения, напоминающие гроздья винограда. Реабилитационные модули.

Тысячи «виноградин» заполняли обозримое пространство. Тысячи освобожденных душ. Выше модулей вздымались гигантские белые башни, шпили которых излучали в молочное небо нестерпимо яркий золотой свет.

Стирон взлетел над башнями, попал в их свечение и ощутил такое незабываемое тепло, которого никогда не чувствовал на Земле. Новое ТОНКОЕ ТЕЛО наливалось небывалой силой, по ощущениям способной перевернуть всю Вселенную… выйти за пределы этого места. Тогда он отправился к Осису. С новым воплощением человеческое любопытство никуда не исчезло. А теперь он просто ЗНАЛ ВСЕ КООРДИНАТЫ… Стирон пролетал мимо созвездий, планетарных систем и туманностей, а когда прибыл на место, в очередной раз убедился, что в мире ничто не меняется…

В небе над Осисом снова шел бой. Снова один флот поливал лазерными разрядами другой. Снова корабли падали на планету. Одни разваливались на куски, другим везло больше… Странно, но Стирону снова захотелось увидеть пески, ставшие его последним пристанищем…

Пролетая над знакомым пустынным плато, Стирон заметил дымящийся контур корабля, совершающего аварийную посадку… На его желтом борту чернел герб рудокопов – массивная кирка на звездном небе.

Корабль описал дугу и на нервном форсаже зарылся в фиолетовый песок. Стирон метнулся к кораблю, свободно проник через переборки и оказался в круглой рубке, пространство которой вибрировало от сигналов тревоги… Пилот в навигационном кресле не дышал, его голова безвольно упала на грудь, из правого уголка рта стекала тонкая струйка крови… Физический путь этого человека был завершен… Затем Стирон увидел, как от пилота отделилась полупрозрачная субстанция, полностью копирующая его облик и экипировку, и, осторожно держась за «ушибленный» бок, направилась к аварийному люку…

Сомневаться не приходилось – кто-то НАВЕРХУ снова запустил программу ПЕРЕХОДА…

После стандартных манипуляций по разблокировке аварийный люк остался задраенным, а изменивший сущность пилот, наблюдая совершенно иную картину реальности, фактически «шагнул» на планету через всю толщину корабельного борта…

Стирон долго смотрел на безвольно замершую на песке эфемерную фигуру, которой еще предстояло принять свою новую природу, и думал о том, что где-то, совсем рядом, находится и его астролёт, утонувший в фиолетовой пучине… А внутри… Долететь – пара мгновений! И что он себе докажет? Сущность внизу сняла все вопросы. Да и он уже как бы смирился с прошлым. Но было ли вообще это прошлое? Сон, да и только… Может, настала пора проснуться? Но, по-видимому, его уже разбудили. Навсегда.

Стирон вдруг стремительно взлетел над кораблем, потом выше, еще и еще, пока и корабль, и пилот около него не превратились в крошечные точки, печально посмотрел вниз и улыбнулся:

«Удачи тебе, мой неизвестный визави».

Храм Детства

– Возденьте руки к небу! – похожий на шпиль готического собора колпак брата Антуана покачивался в унисон словам общей молитвы:

В тесном помещении стоял неровный гул, издаваемый десятком сбившихся в кучку неофитов. Руки молящихся в едином движении то поднимались вверх, то незаметно исчезали в складках просторных одежд. Глаза закрыты в упоенном сосредоточении на внутренней проблеме и откроются лишь в тот момент, когда стоящий рядом с братом Антуаном послушник Ледо ударит легкой пластмассовой палочкой в подвешенный к потолку барабан.

В другой комнате группа молодых людей готовилась занять место молящихся. Один из них, отзывавшийся на имя Игорь, о чем-то задумался, внимательно рассматривая лежавшую на боку машинку с облупленной на колесах краской. За мутным стеклом кабины не разглядеть водителя, но Игорь точно знал о его существовании. Когда-то давно, в другой жизни, мать подарила ему под Новый год такой же грузовичок. Он тогда повис у нее на шее и звонко чмокнул в пахшую летними цветами щеку. Следующего подарка пришлось ждать долго: почти все свободные средства потратили на новое шерстяное пальто и зимние ботинки.

Взгляд Игоря оторвался от грузовичка, застыв на татуированной «чинскими» иероглифами шее Нины. Витиеватые значки соответствовали изречению «жизнь продолжится». Похожая на прозрачную тростинку девушка нежно водила рукой по пледу на одной из аккуратно застеленных кроваток. Когда-то у Нины были тяжелые пшеничные косы, сейчас – взъерошенная пацанская стрижка – полтора пера. Местами просвечивает красная кожа, даже индейцы могут принять за свою. Плевать Нинке на индейцев, она ребенка хочет. Законное женское желание. Но Закон теперь другой, и Нина понимает, что не следует питать лишних иллюзий.

Метрах в двух от Игоря раздавалось тяжелое сопение: крепко сбитый Санек пытался уместиться на крохотном стульчике. Упрямо пыхтел, облизывал губы и забавно щурил глаза. Наконец пристроил тушку и расплылся в довольной улыбке, отвесив щелбан разноцветному клоуну. Заметит брат Антуан, и Санек получит по шее. Игрушки сегодня ценнее прежних реликвий. Но побороть себя трудно: Санькин отец всегда покупал сыну клоунов, а не роботов или солдатиков, как тот просил. Словно не слышал просьб, продолжая пополнять коллекцию арлекинов, заставляя одиннадцатилетнего парня все больше их ненавидеть…

С отцами приключилась беда: война отобрала почти всех. Подростковый период прошел без мужского воспитания. Но матери заменили отцов. Так что все равно доставалось крепко.

Санька – славный малый, часто выручал Игоря во время драк: характер непростой, а сил не всегда хватало. Зато мозга – на двоих. Вот и сошлись друзья не разлей вода.

У двери с мозаичным стеклом задумалась Катя. В руках сборник стихов, из-под ресниц медленно скатываются прозрачные слезинки. Игорь зажмурился и словно наяву увидел маленькую Катьку, стоящую на столе и под бурные аплодисменты педагогов и воспитателей декламирующую Чуковского: «А слониха, вся дрожа, так и села на ежа…». Кате тридцать, и она тоже хочет стать мамой, но ни мужчины, ни продвинутая медицина ни ей, ни другой Кате – Свете – Нине – Жанне – Миранде – Хуаните – помочь не сможет… Хорошо бы только в этом чертовом веке.

Братья в первой комнате завершили службу и что-то тихо обсуждали. За их спинами пластиковые полки во всю стену. От пола до потолка. Рядом сложенная стремянка. На полках смешные розовые бутузы. Разные, радостные, глаза преимущественно голубые, но и зеленых хватает, и в каждом – чья-то нерожденная душа. Нинкин и Катькин давно уже там. Такой вот алтарь.

…Жахнуло как-то внезапно. А потом завертелось в сумасшедшем вихре: всеобщая мобилизация, бомбежки, эвакуация и убежища, пропитавшиеся людским страхом. Отдельное мерси ученым, не успевшим довести до ума ядерную бомбу, а то бы никого не осталось…

Все накопленное потеряло цену: камни, золото, валюта… Игорю почему-то вспомнилась соседка, выбрасывавшая в мусорник почти целые торты. Была у нее такая особенность, несколько кусков надкусить, а остальные – в отходы. Что с ней стало в том кошмарном бреду, Игорь не знал, но хорошо помнил, как трое вполне приличных с виду парней били его ногами, заметив случайно выпавшую из кармана булку. А потом озверело дубасили друг друга, деля добычу… Заболевшая воспалением легких мать не дождалась в тот вечер ни сына, ни хлеба со спецсклада…

После применения противником «особого» оружия, с едой и питьем началась катастрофа. Пищевые производства срочно перевели на «синтетику», а защитные костюмы приросли к телу, превратив в скользких лягушек. Правда, хватало их не на всех. Двоюродный брат Игоря – Кирилл – оказался в очаге заражения в одном балахоне… Спустя некоторое время язвы превратили тело в сплошной нарыв. Как-то раз Игорь принес брату мази и обнаружил его с простреленной из дядиного именного Стечкина головой. Чудовищная Боль, застывшая в широко раскрытых глазах самоубийцы, оставила в памяти Игоря неизгладимый след.

Говорили, когда умрет последняясобака, начнется закат человечества. Но собаки почему-то выжили… Люди же умирали так часто, что между нескончаемых похорон позабыли о всеобщей ненависти. Когда попадаешь в беду, начинаешь присматриваться к окружающим. Даже приходится интересоваться чужими проблемами.

– Эй, незнакомец, чего такой грустный? – кряжистый мужчина, закутанный в лохмотья, дружески хлопает по плечу скорбно опустившего голову человека.

– Всех сыновей схоронил, не до веселья… – человек смотрит на задавшего вопрос отстраненно, отвечая скорее из вежливости.

– Я тоже – всех родных… – мужчина протягивает незнакомцу руку. – Вижу, тебя на ветру качает, пойдем ко мне – на черный день парочка пищевых концентратов припасена, заодно согреешься.

Игорь часто слышал подобные разговоры. Люди менялись. Да и мало их осталось за шесть лет бесцельного истребления человека человеком…

Из небытия воскресли слова «добро», «милосердие» и «взаимопонимание». Перемены были настолько глубокими, что турок Шафак спокойно мог выпить ракы в компании с армянином Теваном, а израильтянин Авив перестал смотреть волком на араба Абдаллу.

Только дети больше не рождались… Горькая цена поспешного решения КОГО-ТО ТАМ НАВЕРХУ… Один умник пошутил однажды, что больше всех из-за войны пострадали производители контрацептивов, а другой назвал новую реальность Раем Бесплодной Любви.

Игорь и его ровесники были последними из «самых молодых». К несчастью, все родившиеся после его десятилетия не выжили…

Позже появилась религия Детства. Уцелевшие детские сады восстановили, превратив в храмы, куда стали приходить не теряющие надежды люди, чтобы просить Дух Детства снова вернуться в наказанный небесами за глупость, запредельные амбиции и слепой эгоизм мир.

Старец

Семен разулся и тихо вошел в келью. Казалось, старец за дубовым столом не заметил гостя. Спокойно продолжал что-то записывать в общей тетради. Несмотря на преклонный возраст, во всей позе ни намека на сутулость. Иконный нос, длинная серебряная борода. Скуфья слегка надвинута на лоб, поверх рясы – застегнутый на все пуговицы жилет. Из-под простых очков сверкнули чуть слезящиеся глаза:

– Не стой на пороге.

– Неудобно так врываться, – замялся Семен.

– А девиц раз в месяц менять удобно? – монах спрятал улыбку в усы.

– Что вы, отче, как можно? – краска залила лицо духовного чада.

– Можно по-разному, а скрывать бесполезно… – старец закрыл тетрадь. Поднялся из-за стола, минуту вглядывался в лики святых на иконах:

– Я иногда замечу, они – постоянно видят.

Восемь лет назад иконы едва не стоили отцу Никодиму жизни: поздним вечером трое отморозков, решивших украсть ценные реликвии, ворвались во внутренние покои храма и до полусмерти избили преградившего им путь старца. После удара по голове обрезком трубы тот долго истекал кровью у алтаря, пока не появился кто-то из братии. Итог – кома, металлическая пластинка в затылке и длительное выздоровление. Возвращение в монастырь, служение страждущим, выстаивающим бесконечные очереди и не всегда осознающим необходимости коротких перерывов.

В милицию отец Никодим заявлять не стал. Грабителей тех хорошо знали в поселке у монастыря, боялись и были безмерно удивлены, когда вдруг один за другим подонки покинули бренный мир. Скончались в расцвете лет от известных человеческих болезней: обширного инфаркта, внезапно разросшейся опухоли и банального гриппа. Такой вот жизненный «бумеранг».

Однажды Семен спросил Никодима, почему не ушел тогда раньше, ведь предвидел… «Запомни – всяк несет свой крест. Не следует избегать предначертанного – с другой стороны зайдет и еще сильнее огреет. Значит, Господу угодно было послать испытание. За всеми грехи тянутся… А что до тех варнаков, то Господь рассудил, кто чего заслуживает…» – ответил старец и отвел взгляд.

Семену Никодим помог не сойти с правильного пути, открыл тайны рода, а заодно и глаза на «друзей», задумавших подвести под статью. Позже старец начал знакомить Семена с необычными сторонами человеческого бытия. Почему выбор пал на него, Семен до сих пор не понимал.

Старец оторвался от икон:

– Не будем о девицах, как матушка?

– Почки… – Семена беспокоило ухудшившееся в последнее время здоровье матери.

– Воду монастырскую пьет? – Никодим сложил на животе худые руки.

– Она и спровоцировала приступы…

– Ничего, скоро организм изживет хворь, – успокоил старец.

– Вашими молитвами.

– И твоими! – Никодим погрозил пальцем – Все реже в храме появляться стал… Забываешь о своей проблеме?

– Замотался…

– Отговорки! Всегда можно найти время и свечку поставить! Легче станет метущейся душе… – отец Никодим оправил бороду и подержался за бок. – Колет, старость не в радость. – Так что, Сёма, сильно мучает Сестрёнка?

Семен вспомнил первую встречу с Никодимом. Старец тогда долго молчал, пристально рассматривая Семена, пока не произнес: «…Натворила дел зазноба деда твоего… Страшно озлоблена была – прокляла. Подумать только: почти сформировавшийся плод клещами тянуть… Раньше позором считалось вне брака ребеночка нагулять. Не нынешние нравы… Вот душа нерожденного в твою бабку и перепорхнула, чтобы, значит, и третьему поколению досталось… Родную кровь нашла…»

– Душа чужая – крест твой. Как пронести по жизни и где бросить, от тебя зависит. Пока не освободился от груза, нужно с нею жить научиться и правильно использовать дополнительные возможности… – напомнил Семену Никодим.

– Не справляюсь… – нехотя признался Семен.

– Укрепляй дух! Уйдешь в атеизм – погибнешь… – Семен выдержал взгляд – Это мы здесь души неприкаянные лечим, а доктора особенные в такое не верят, и разберись потом в специальной клинике, кто с подселением, а кто натуральный шизофреник. Приклеят ярлычок, и жизнь под откос…

– До этого не дойдет! – разозлился Семен.

– Дай-то Бог, подобные «чудеса» чаще, чем на Афоне происходят… – Никодим перевернул страницу церковного календаря:

– Большой праздник завтра – Покров Пресвятой Богородицы. – Поманил Семена. – Подойди, потенциал усилим.

Семен приблизился к старцу, крепкие пальцы сжали запястья. Старец закрыл глаза, начал молиться. Семен почувствовал легкие покалывания в предплечьях и ключицах. Теплые ручейки потекли из рук старца, вливаясь в набухшие вены, быстро добрались до сонной артерии. Энергопоток постучался в темя, стянув железным обручем голову. Тысячи микроскопических молоточков отбивали в висках чечетку, беспощадно усиливая удары. Внезапно слаженный стук стих, обруч ослабил давление, исчез. Пепельная пелена, маячившая перед глазами несколько дней, рассеялась: добрый великан освободил страдальца от десятитонного шлема.

– Вот и замечательно – почистили поле от негативных надстроек. – Никодим разжал пальцы и помассировал лоб. – Как ощущения?

– Словно заново родился! – В теле резвилась сила, способная сокрушать любые преграды.

– Индийцы называют этот процесс чисткой чакр, славяне – оперированием первородными энергиями. – Никодим встряхнул руками, окончательно освобождаясь от информационной «накипи».

– Избегай стрессов, они проявляют в сознании темную сущность. Сейчас она уснула, поэтому какое-то время можешь побыть собой. В состоянии, когда собственное «я» понимает и принимает только твои слова, не меняя смысл, не пробуждая бесконтрольную агрессию. Дьявол искушает постоянно. Не давай шансов напоить сладким ядом…

– Спасибо за напутствие, – поклонился Семен.

– Обожди немного: на трассе пробка образуется – много часов простоишь. В трапезную лучше сходи. – Лицо отца Никодима выражало обеспокоенность.

– Рад бы, но тороплюсь, – отмахнулся Семен.

– Эх, молодость… задерживать не смею. – Старец сел за стол и придвинул тетрадь. Семен попрощался и вышел из кельи.

На дворе стоял октябрь. Непреклонная Осень давно отправила жаркого бесполого родича на покой и сейчас радовалась бессовестным выходкам холодного ветра, незаметно забиравшегося под одежду и крадущего драгоценное тепло.

Семен несколько минут смотрел на величественный храм с золотыми куполами, зажженными над массивными белокаменными стенами, опасно накренившуюся колокольню, напоминающую известную Пизанскую постройку, широкие остроконечные башни, бдящие за горизонтом, узкие щели бойниц, награждавших захватчиков меткими стрелами. Огромные кованые ворота приоткрыты. Через них до самой ночи циркулировала разношерстная толпа. Сев в припаркованную у крепостного рва «Мазду», Семен прогрел мотор и выехал на узкие поселковые улочки. Недалеко от поворота на трассу автомобиль Семена подрезали. Мгновенный удар по тормозам чудом спас от столкновения с оглушающе загудевшей фурой. Ремни безжалостно врезались в тело, не позволив пробить собой лобовое стекло.

Серебристый внедорожник затормозил с противным свистом сжигаемой резины, ткнулся тупой «мордой» вперёд и замер. Двери открылись, из салона выбрались серьезно настроенные парни. Быстро преодолели расстояние между внедорожником и «Маздой». Самый высокий бесцеремонно пнул дверь:

– Слышь, баклан, вылазь – «бочину» стер.

– Машина застрахована? – Семен немного опустил боковое стекло – Дождемся гаишников и составим протокол. – Семен понимал, что оказался жертвой дорожной подставы, и на благополучный исход не рассчитывал. Платить всякой мрази тоже не собирался: выкрутится как-нибудь.

– Чего застрял, интеллигент? – К Высокому подошел второй – лысый, подвижный, с изуродованным угрями лицом. За ним скалой застыл третий – носатый, толстогубый, с ежиком крашеных волос.

– Слушай сюда: машина – предлог. – Лысый переглянулся с Высоким. – Через тебя нужно привет старому знакомому передать.

– Вряд ли у нас общие знакомые…

– А старик, которого ты недавно покинул? – Высокий продемонстрировал идеальные зубы. – Никодимом кличут, или отрицать будешь? – Семен заметил, что Лысый обходит машину справа.

– Откуда… – Семена охватило нехорошее предчувствие.

– Мы старые приятели, для которых он когда-то «доски» пожалел, – присоединился к разговору Крашеный. – Неужели не рассказал?

– Слышали, ученика нашел: смену готовит, – продолжал ухмыляться Высокий.

– С того света не возвращаются… – сердце Семена заколотилось.

– Для нас сделали исключение, жаль, всего на день… – зло процедил Высокий. – Очень ты там понадобился.

– Кому? – Семен окончательно осознал, что происходящее – не дурной сон.

– С кем твой старикашка вечный бой ведет? Не понимает, что без шансов! – с пренебрежением сказал Высокий, незаметно моргнув Лысому.

– Не переживай – уделаем быстро, испугаться не успеешь… – откровенно признался Лысый, чья угрястая рожа противно расплылась по стеклу. Семен не успел понять, как он оказался рядом. Был снаружи… Невозможно, но острое лезвие, приставленное к горлу, чувствовалось вполне реально.

– Двери для живых! – Лысый надавил на лезвие…

«Схожу с ума», – подумал Семен. «Успокойся, братишка, ты в добром здравии», – пробилась через плотину придавленных стрессом мыслей самая юркая. За ней просочилась вторая: «Ищи во всем плюсы и освободишься!». Но это мои мысли, а чья, уверенно заявившая: «Забыл, на что мы способны?». Проснувшейся души-соседки? Лишние эмоции внезапно испарились, разум в ледяном безвременье заработал с удивительной быстротой. Чёрный океан жадно захлестнул сознание, гротескная волна, выросшая из мазутной глубины, взорвалась миллионами капель, сформировавших живую сеть. Ячеи колыхнулись, и кого-то, ощутимо опасного, пробкой вышибло из салона… Тварь, некогда называвшаяся человеком, обернулась ярко-зеленым сгустком, отвергнутым небом, и сгорела в метре от земли.

Высокий и Крашеный нервно переглянулись и одновременно положили руки на капот «Мазды». Из-под ладоней зазмеились мелкие трещины, разрастаясь и оплетая коррозийной паутиной кузов. Стекла лопнули мелким бесцветным порошком, шины уродливо расплавились, металл начало коробить: бампер, крылья и колесные диски смялись, как бумага. Деформированный руль вошел в грудную клетку Семена, давление истерзанного сумасшедшей конвульсией металла смяло шейные позвонки… Подчинившись общему хаосу, тело жертвы распалось на скользкие пластилиновые фрагменты.

– Не смерть, а произведение искусства! – Высокий оглянулся и вдруг замер: погибший спокойно стоял рядом и оценивающе смотрел на растерянных нелюдей; карие зрачки затопили радужку, отражаясь вселенской глубиной:

– Не верь глазам, выродок, верь сердцу, ибо оно указывает Истинный Путь.

– Дьявол, кто же ты? – Высокий увидел Крашеного, в ужасе удиравшего вверх по дороге, чтобы внезапно споткнуться о невидимую преграду и вспыхнуть веселым фейерверком. Нечеловеческий крик «на день отпущенного из ада» утонул в неестественной тишине.

– Не поминай ЕГО – бесполезно. – Семен повернулся к бандиту спиной и зашагал вдоль обочины. В тот же миг чудовищная сила затянула Высокого под асфальт. На месте происшествия остались бесформенный остов «Мазды» и осиротевший внедорожник с распахнутыми настежь дверями.

Семен дошел до поворота и увидел старца.

– Не просто так просил остаться… – ни тени упрека в голосе.

– Иначе я не узнал бы себя, отче.

– А Она?

– Исполнила предназначение.

– Не так думал расстаться?

– Кто знает наверняка, когда еще, где и с кем встретится?

– И что же дальше?

– Путь в тысячу лье начинается с маленького шага.

– Вот оно как? А осилишь Дорогу-то?

– Все уже предрешено…

Притча о Великом Созидателе

Берег теплого моря. Тишина и покой вокруг. Период Шан истекал, благосклонно позволяя воде обнажить отшлифованные до зеркального блеска камни и малознакомые предметы, украденные штормами у покорителей бескрайних морей.

Отлив был ширмой будущего нелицеприятного действа: в реальном времени он начинался лишь после периода Зен. Но сегодня Высшие силы предначертали освободить берег Великому Аэ. Пусть на короткий, но достаточный для раскаяния миг.

Ветерок, облетающий прибрежную полосу, шептал: «Скоро, очень скоро…» Затаилась каждая травинка. Даже вечно снующие насекомые замедлили темп беспокойной жизни. Внезапно над побережьем пронесся мощный гул. Ударил Небесный Колокол, извещая: «Великий Аэ, собственной персоной!» Но не в былом величии, скорее бледной, еле мерцающей тенью…

Измученный зноем и обильно кровоточащей раной, высокий старик с бесцветными глазами и искаженным болью лицом еле шел. Через пару шагов он упал на колени и дальше уже полз, оставляя багровый след. Раскаленный песок набился в ноздри, воспаленные глаза, противно хрустел на чудом уцелевших зубах…

Он прошел свой тернистый путь, но не воскрес и не стал Новым Богом… Учение Аэ, исковерканное и растоптанное, умерло, а самого Творца, словно паршивую дворнягу, выбросили на улицу, всласть поиздевавшись и над принципами Счастливой жизни, и над моралью Безграничного Разума.

Когда-то он вел за собой народы, создал затерянное среди галактик пространство Покоя и Справедливости. Благословенное место, где отсутствовала разрушающая тело физическая жажда, но была лишь жажда Познания – всего и до конца. Сейчас тот мир рассыпался карточным домиком, и причиной всему был он! Возжелавший Абсолютного Знания и достигший цели. Получивший возможность единения с Вселенной, но не сумевший вовремя остановиться и избежать фатальной ошибки. Какой? Ответ прост: великодушный, безнадежно оторвавшийся от мирских материй, Аэ осмелился наделить Абсолютным Знанием каждого, кто внимал его проповедям!

Неудивительно, что Боги не простили Аэ искреннего порыва: когда это смертные были равны Творцам Мироздания? Кара разгневанных небес в одночасье обернула всё и всех против чистой Идеи…

Аэ оставили право «выбора»: лишиться сверхвозможностей (и стать рабом плоти) и жить в изгнании или идти навстречу гибели (после публичного презрения учеников).

Аэ выбрал Вечность… Час и минуту смерти он знал: сохранив изгою способность предвидения, Боги посмеялись в последний раз. Он чувствовал приближение печального финала, но стоически терпел. Аэ даже успел сделать себе прощальный подарок – улыбнулся Вселенной.

Спустя треть цикла глаза Аэ остекленели, душа освободилась от бренной оболочки и устремилась к звездам.

Начался прилив. Игривая волна унесла тело Великого Созидателя в морские глубины.

Голод

– Капитан Ромар, так и будете бездействовать? – чудный женский голосок вернул молодого офицера в реальность.

Процесс любования ладной женской фигуркой, быстро скинувшей платье, слегка затянулся.

– Простите, Яна, но ваша красота завораживает, – Ромар изобразил виноватую улыбку.

– Подходите ближе, мой друг, мы ведь не просто так уединились, – зеленые глаза Яны метнули шаловливые искорки.

Ромар расстегнул китель, снял пояс с оружием, незаметно оказался рядом и легко толкнул девушку на кровать.

– Какая наигранная грубость, но мне определенно нравится. – Яна сняла заколку, освобождая длинные волосы, и тоном, не терпящим возражений, приказала: – Обнимите же меня наконец!

Ромар не заставил себя дважды упрашивать и растворился в океане нахлынувших эмоций.

Чем пахнет нежная девичья кожа? Летними цветами. Свежим ветерком. Ненасытной молодостью. Желанием открыться и забыть внешние проблемы.

Какой от нее исходит свет? Бледно-зеленый, с желтыми прожилками невидимого спектра. Сияние доброго настроения. Доверия и ожидания удовольствия. Каждый крошечный волосок в причудливом геометрическом узоре тянется вверх. К нему!

Как не потерять контроль? Не разбить, словно фарфоровую статуэтку, не поранить раньше времени, осторожно добраться до финала, сдержать затаившееся внутри чудовище. Продвинуться еще на шаг в укрощении собственной взрывной натуры.

Вопрос: «Как будешь?» – не имеет значение, важнее – «Сколько продержишься?». Своя игра…

Волосы Яны – роскошные, золотые. Шелком льются на изящную спину, выточенную из белого мрамора искусным природным скульптором. Такой же невесомый шелк у рвущегося под его пальцами белья. Лучшего в королевстве. Как и платье, небрежно сброшенное у входа в спальню.

«Смелее! Ну же, милый…»

Добавим смелости. Намотаем эти чудесные локоны на кулак и отправимся в открытое, пульсирующее пекло…

Начало приятного движения. В ответ лишь неразборчивый стон.

У нее свой мир – розово-мармеладный, с балами и модными нарядами, слащавыми поклонниками и истекающими ядом завистницами.

Его существование воздушным не бывает. Оно жестче, понятнее очерчено, неизмеримо ярче, иной глубины восприятия, логики и значения действий, продуманных и выверенных задолго до появления человечества, слабеющего с каждым столетием, но все еще позволяющего сохранить возможности…

Она уже «плывет», бесконтрольно откидывает голову на его плечо. Щекочет дыханьем. Тяжело дышит. Дрожит и едва слышно шепчет: «Не останавливайся…». Такие холеные белые шейки с незаметными тонкими венками бывают только у аристократок. Но чем поможет благородное происхождение? Даже от насморка не защитит. Хотя доктора леди уже не понадобятся. В каком-то смысле, повезло…

В ушах – непереносимый тугой звон. Под верхней губой – непроизвольное, молниеносное движение.

Хватит сдерживаться! Клыки в сонную артерию, и непередаваемый словами, неземной экстаз.

И так всегда. От крови до крови. С небольшими перерывами. Никто не может отказать. Вчера – наивная простушка, сегодня – утонченная принцесса. Завтра – ощущение полной удовлетворенности.

Но даже и это не главное… Теперь можно пару-тройку дней отдохнуть. По-настоящему выспаться.

Страшный Голод временно отпускает.

Пять капель для полководца

В долгую смену Креседея ни одна шальная душа не могла выскочить через Врата в проявленный мир. Громкий рык огромного демона наводил страх даже на потерявшие плоть субстанции, которые покорно возвращались обратно в коррекционные кельи, унимая несуществующую дрожь…

Чего бояться душе, спросите вы? Из-за преждевременного желания сбежать назад, к солнышку, оказаться навек запечатанной в суровом царстве Аида! Без права последующего перевоплощения. А под жаркими лучами Гелиоса все греться желают, и живые, и мертвые. Первым следует по возможности не торопить смерть, а вторым – просто потерпеть несколько веков… Что тут непонятного?

Имея репутацию добросовестного работника, Креседей получал большую пайку от старшего смены и вечерами блаженно заваливался на койку, забываясь быстрым демоническим сном. Работа без особых приключений, всегда сытно и тепло. Хотя временами предпринимались отдельные вылазки за границы царства. Надо же многострадальную спину размять, интересные места посмотреть.

Однажды во время отправки на одну из таких экскурсий трудяга Креседей был введен в искушение. У самых Врат. Ведь кто только ни подходит к ним с другой стороны! И зачем Судьбу испытывают? Вот и сейчас снаружи настойчиво стучались.

Креседей приоткрыл задвижку и сквозь узкий прямоугольный просвет увидел двоих неуверенно мявшихся воинов с гладко выбритыми хмурыми лицами. Легкий ветерок сдувал мелкие песчинки со шнуровки высоких крепид, настойчиво колыхал полы плащей с желто-золотой каймой, без всякого стеснения приоткрывая дорогие бронзовые гиппотораксы, пурпурные туники и мечи в искусно инкрустированных ножнах. У одного воина из-под низкого круглого петаса выбивались седые локоны, он время от времени морщился и теребил ремешок своей шляпы, словно беспокоила какая-то напасть, другой – значительно моложе первого – смешно дергал головой в высоком фригийском шлеме, как будто под него залетела оса. «Наверно, бедолага заработал в бою нервный тик», – подумал демон. Воины явно испытывали страх. Не каждый день приходишь к демону, да еще и по своей воле. Или не по своей?

Креседей закрыл задвижку и навалился на тяжелые створки Врат. Они противно заскрипели, выпуская демона на свет.

– Что здесь забыли смертные? Убирайтесь – ваше время еще не пришло! – с языка демона сорвалось пламя, едва не опалив нос одного из гостей. Воины с опаской взглянули на трехметрового Креседея, который легко мог придавить их одной лапой…

– Нам нужно поговорить с тобой, о, могущественнейший! – пожилой воин снял шляпу и склонился в подобострастном поклоне. Молодой повторил его жест.

– Я совсем не могущественнейший, обратитесь к другому кандидату, оправдывающему это гордое звание. Как вы вообще на меня вышли?

– Один колдун подсказал… Признался, что иногда тебя призывает…

– Вашего колдуна случайно не Киатирисом при рождении нарекли? – внезапно рассвирепевший Креседей снова выпустил язык пламени, жар которого заставил воинов упасть на землю вниз лицом…

– Чтоб его сатиры в дремучем лесу споили, а нимфы залюбили до смерти!

– Умерь свой гнев, страж, Киатирис был должен нам… – сказал молодой.

– Деметрий, не раскрывай всех подробностей! – оборвал молодого старший товарищ – И будь повежливей…

– Значит, сатиры и нимфы отменяются? Ведь признаться кому-то о наших отношениях Киатирис мог только в одной ситуации – если бы этот кто-то поджег на костре его вонючие пятки… Но это проблема колдуна, а не моя… – Креседей все же задержался у Врат, раздумывая, зачем он понадобился этим людям.

Следует сказать, что демоны по натуре очень любопытны. Сплетничают не хуже некоторых миловидных особ. Креседей, может и был исключением, но лишь на четверть… Судя по одежде, гости не простые воины, а гетайры, поэтому стоит задержаться еще на некоторое время: может, что-то интересное предложат?

Между тем визитеры не думали отступать:

– Просим, выслушай нас! – взмолились они. – Мы прошагали сотни стадий… Нам многого не надо… Сущий пустяк…

– У вас одна минута! – снисходительно рыкнул Креседей.

– Благодарим, о, могущественнейший!

– Я же просил…

– Все, все, не будем больше… – замахали руками воины. – А суть нашего вопроса в следующем. Один великий человек сильно заболел, а многочисленные лекарства не дали положительного результата… Слышали, мертвая вода может помочь… Как бы нам наполнить этот сосуд? – пожилой извлек из складок плаща маленькую прозрачную колбу и протянул Креседею.

– Вы потеряли разум? – удивился демон. – Воды Стикса неприкосновенны для смертных и не являются лекарством, скорее – ядом, не пытайтесь меня одурачить! Кого решили приговорить на жертвенный алтарь?

Воины замолчали, потом пожилой осторожно проговорил:

– Один человек давно возвысил себя подобно богам! Разве такое допустимо? Построил на крови огромную Империю, завоевав мир от края до края, и не собирается останавливаться! Зачем столько благ одному? Во всех великих сражениях Смерть обходит его стороной, словно с ней заключен нетленный договор… Правда, не так давно, вне поля брани, его захватила болезнь, и… представился уникальный шанс раскачать чашу весов справедливости в сторону более сдержанных людей, остро желающих изменить сложившийся порядок вещей…

– Великие люди оставляют после себя великие души и служат на славу Аида! – сказал Креседей. – Они поддерживают царство мертвых. Как топливо его неугасаемого огня… Ответьте, зачем мне связываться с вами, может, просто сожрать прямо здесь с потрохами? – При этих словах воины резко отпрянули назад, но не убежали, а тихо продолжили: – Мы принесем его душу в жертву лично вам, а еще – души десяти тысяч пленных воинов различных народов и племен!

И тут Креседей крепко задумался! КАК СДЕЛАТЬ КАРЬЕРУ ДЕМОНУ АИДА? Заполучить как можно больше душ! Разными способами… Браслет-счетчик на запястье учитывал собранные души, улавливая в свой приемник. Полезное изобретение лемурийцев… Каждая вновь приведенная душа добавляла внутренних сил и давала возможность повышения. С помощью технологии древней цивилизации можно было резервировать и души еще живых… А Креседей действительно засиделся на одном месте… Может, это его шанс?

– Хорошо. Но чтобы вы меня не обманули, я возьму в залог ваши души, временно… Согласны на такие условия?

Воины тяжело вздохнули.

– Мы бы и не думали тебя обманывать, слишком многое поставлено на эту воду… – ответил за двоих пожилой.

– Не слышу ответа!

– А может, выберешь кого-то одного? Мы бросим жребий…

– И слушать не желаю, убирайтесь! И думаю, вам, двоим, не поздоровится, когда вернетесь обратно – в заговоре, предположу, участвуют еще несколько лиц? Или мне плюнуть на вас и самому встретиться с вашим больным? Вот начнется веселье!

– Не делай этого, умоляем! – побелели воины…

– Хорошо. Вижу, вы уже осознали – встречи с демонами, попытки заключить с ними любые сделки, приводят к потере души! – Креседей был доволен собой – целых две души до ужина, не прилагая особых усилий, да и с остальными тоже никуда не денутся – выхода нет!

– Мы покоряемся, страж, – вздохнул седой и взглянул на обреченно кивнувшего Деметрия. – Но объясни, что означает «возьму души в залог»?

– Все просто – приложу на лбы именную печать, и если к завтрашнему закату не пригоните обещанные души, расстанетесь с собственными…

Воины переглянулись и склонили головы. Креседей поочередно коснулся браслетом воинов, тот громко пискнул, после чего демон забрал колбу и скрылся за Вратами. Он быстро спустился по техническому коридору к реке и увидел, как Харон загружает лодку вновь прибывшими. С их глаз в небольшой ящик на корме лодки срывались и падали монеты разного номинала…

«Харон – единственный, кто работает больше меня! – подумал вслед перевозчику Креседей – И единственный, кто не берет отпусков…»

Дождавшись, пока Харон переправит «новеньких» на противоположный берег, Креседей зачерпнул колбой несколько холодных капель и плотно завинтил крышку. Емкость почернела и неприятно жгла лапу. Демон поспешил к «просителям», смиренно сидевшим около Врат.

– Держите, «лекари»! – Демон бросил воинам колбу, и молодой судорожно поймал ее, надежно спрятав в незаметном мешочке на поясе. Получив желаемое и все еще не веря в успех предприятия, воины быстро растворились за горизонтом.

Закрыв Врата, демон передумал делать вылазку и решил вернуться к работе. На браслете беззвучно мерцали две попавшие в плен бездушного создания проекции. Его страховка…

Вскоре где-то на закате, среди красот Вавилона, зашла звезда жизни ВЕЛИКОГО ЧЕЛОВЕКА и ПРАВИТЕЛЯ. Для одних он был тираном, завоевателем, побеждавшим армии от Греции до, Азии, от Египта до Индии, для других – блестящим полководцем, освободителем, одних – казнил, другим – жаловал целые области… Но была ли от последних благодарность? Что обычно делает людская зависть к успеху – в политике, у народа, женщин или, в отдельных случаях, у мужчин? Зависть обычно рушит все созданное до основания, не имея ни шанса остановиться и подумать, что творит. Зависть может стать и причиной чьей-то смерти. А после смерти, в том числе и великих правителей, наступает ВЕЛИКИЙ ПЕРЕДЕЛ, и огромная Империя рушится на части, сжимаясь до маленькой деревушки… Но кто думает о последствиях, когда в глазах сатрапов сверкают бриллианты, роскошь дворцов и стройные тела юных дев?

В царстве мертвых завершился очередной день. Креседей уже заснул и не видел, как на экране браслета загорались все новые красные искорки – обещанная воинами оплата за воду… Но ярче всех горела и билась в безмолвной истерике одна – его гарантированный путь наверх.

Падение Тео

Крысы перестали дохнуть. Поев отравленного сыра, они не переворачивались кверху брюхом, снова и снова удивляя Тео феноменальной живучестью. Насытившись, серые бестии спокойно удалялись в «застеночные» покои, демонстративно виляя тощими задами. «Что за боги их берегут? – негодовал Тео. – И когда я перестану чесаться от надоевшего шуршания, а противный тонкий писк не будет восприниматься наказанием свыше?»

О крысах беспокоился только он. Братья больше сосредотачивались на делах богоугодных или не совсем таковых. Поход в трапезную мог оказаться запоминающимся мероприятием, а бочонок пива, употребленного в компании пышнотелых дев, настроить на душеспасительную беседу.

Пьянства Тео не признавал, как обжорства и блуда, ограничиваясь водой, овощами и постными хлебцами. Не мудрено, что Тео считали странным. А каким еще, если за стенами аббатства бушует черная смерть, вот-вот норовя их преодолеть, а Тео пьет одну воду, воодушевленно вещает о бессмертных крысах или волшебном единороге, гарцующем по тропам близлежащего леса, и искренне верит в способность «рогатой кобылы» лечить чуму.

«Стоит погладить гриву, – уверял он скептически настроенную братию, – и кожа очистится от скверны…»

Братья многозначительно переглядывались, хихикая в кулак.

Но не только крысы и единороги волновали чудаковатого монаха. С недавних пор к нему зачастили трое «гостей», похожих друг на друга статью, немалой шириной плеч, фиолетовыми плащами и подпиравших головами высокий потолок кельи. Они тяжело дышали и скрывали лица под плотными капюшонами, но Тео удалось заметить красный отблеск суженных глаз.

Один из гостей назвал себя Вето. Своих спутников он не представил, но для общения Тео достаточно было и одного имени. «Гостей» братья не видели, на что Тео получил объяснение, что монахи их аббатства недостаточно открыты небесам. Скорее, наоборот – все больше отдаляются от них, не в пример Тео, пусть и самому молодому из братии, но уже принявшему дар иного зрения, приходящего без скидок на возраст.

О гостях Тео умолчал: неделю назад аббатство посетил инквизитор де Ланьи. Хмурый, с острым, всегда подозрительным взглядом, облаченный в коричневые длинные одежды с нашитыми белыми крестами. Он много говорил о сложных временах и грядущих испытаниях истинной веры на прочность.

Послушав де Ланьи, Тео прикинул, что вдобавок к иным причудам и невзирая на рясу, его могут счесть привечавшим нечистую силу отступником и сжечь, как сожгли в прошлую пятницу ведьму Мелани, не убедившую инквизитора в чистоте своего занятия и в бескорыстности помощи страждущим. Усугубило ее ситуацию не столько колдовство, сколько факт одновременного исповедания христианства, что напрямую указывало на предательство. Тео не хотел ничего такого подумать, но брат Модест частенько наведывался к Мелани… Теперь сидит у себя в келье и самозабвенно молится… Будет прискорбно, если он попадет под инквизиторский трибунал в качестве пособника в темных делах. Беспристрастные слуги Папы глухи к лживым признаниям, зато способны прописать огненные «пилюли». Когда душа сбивается с данного Господом пути, только огонь способен освободить ее от греховной оболочки…

Свою оболочку Тео терять не хотел, несмотря на маленькое черное пятнышко, нежданно появившееся на плече. Оно имело форму креста, как бы намекая Тео на еще большее сосредоточение на миссии праведника.

«Хвала Всевышнему, что пятна никто не заметил», – молча радовался Тео, в одиночестве проходивший омовение. А еще большая хвала полагалась Всевышнему за то, что доктор в печальной остроносой маске, присланный из города провести осмотр братии, покинул аббатство за три дня до появления заразы. В противном случае Тео оказался бы за воротами…

Гости были осведомлены о его болезни, уверяя, что все поправимо, говоря ласково, поначалу не прося многого и рассказывая, что однажды мир излечится и станет совсем другим. Тео спросил, что вкладывается в это понятие, и ему рассказали о появлении вещей, упрощающих повседневную жизнь: механических повозках, за короткое время переносящих на другой конец света, горячей воде, подогреваемой не на огне, а извне, интересных историях, рассказываемых бесплотным голосом из некоего «ящика». Все это казалось Тео чем-то зловещим или вовсе неправдоподобным. Зачем слушать голос из «ящика», если достаточно прийти к брату Жозефу – лучшему рассказчику на юге Франции, и узнать обо всем на свете, или, применительно к вопросу о быстрых перемещениях, увидеть, как споро управляется со своей повозкой брат Эмиль, когда едет в город за свежей снедью.

Но если поведанное гостями существует, значит, это кому-то нужно, возможно, чтобы качественно изменить свое бытие, и не простому монаху рассуждать о смысле и уровне жизни в других мирах. Ему бы разобраться со своими проблемами…

О единороге и его способности избавлять от страшных болезней Тео тоже узнал от гостей. Они доставили его из предыдущей эпохи, где, по их уверению, единорогов больше, чем лошадей в войске короля. Тео обрадовали, что покажут единорога, однако за это придется кое-что сделать…

Тео почувствовал подвох и не ошибся. Он должен был позвать с собой в лес пятерых братьев. Привести их на поляну друидов, совершавших там свои магические ритуалы.

– Мы заберем твоих братьев в свой мир и постараемся избавить от вредных привычек, – объяснил Вето. – К тому же, уйдя к нам, они не заразятся.

– Это настоящее благо, – перекрестился Тео и тут же услышал:

– Решение пойти с тобой должно быть добровольным, иначе переход в наш мир не откроется.

– Почему бы вам самим не поговорить с ними? – Тео засомневался, стоит ли разменивать пять жизней на одну – чумную.

– Мы действуем через избранных, – сказал Вето. – Ты – один из них.

Разомлев от осознания собственной значимости, Тео уверил себя, что все отмолит. Милостивый Господь прощает многое, надо лишь раскрыть ему душу и правильно объясниться… Тео пошел к братьям и предложил увидеть единорога воочию. Над ним снова посмеялись, но затем решили подыграть чудаку, все равно нужно было идти за хворостом. Шестеро монахов, в числе которых были Модест и Эмиль, быстро добралась до нужного места. Гости уже находились там.

Едва братья ступили на покрытую сухой травой, поляну, как над их головами зажегся круг желтого света. Он разгорался все ярче, словно нимб над макушкой ангела, и незаметно заполнил собой все небо. Братья безмолвно смотрели вверх, но долго дивиться разлитому по облакам золоту им не пришлось: свет протянул к монахам свои цепкие лучи, спеленал и поднял к разверзнувшемуся посреди круга зеву…

Тео стоял позади Вето, с ужасом наблюдая за происходящим. Вето перекинулся с другими гостями парой непонятых фраз и подошел к Тео.

– Твои братья достойно послужат нам, – сказал он схватившемуся за голову монаху.

– Что я наделал? – задрожал Тео. – Имею ли я теперь право на излечение?

– Думай о единороге, – вкрадчиво произнес гость.

– Но его здесь нет… – посмотрел по сторонам Тео.

– Напряги зрение! – взмахнул плащом Вето. – Мы свое слово держим…

Не успел Тео моргнуть, как перед ним возник предмет их разговора.

Вблизи единорог оказался еще красивее, чем представлял себе Тео: вдвое крупнее обычных коней, с роскошной гривой, цвета чистейшего снега. Копыта величественного создания отливали серебром, а синие глаза горели холодным огнем. Пронзительно заржав, единорог встал на дыбы. Вето что-то прошипел, и белогривый гигант сразу же присмирел.

– Коснись гривы, – повелел Вето.

Тео не двигался с места, но его грубо толкнули в спину.

– Что вы делаете? – обернулся он к гостям, едва не потеряв равновесие.

– Посмотри на свое плечо! – приказал Вето. – Неужели не чувствуешь изменений?

Быстро оголив плечо, Тео увидел вместо одного пятнышка десяток новых: уродливых, похожих на куски размазанной по коже грязи…

– И ты готов умереть из-за недоверия к нам? – спросил Вето с сожалением. – Пойми, время твое уходит…

Знай в тот момент Тео, насколько прав гость, он бы уже кинулся в лес, не разбирая дороги… Но вместо этого, как во сне, подошел к единорогу и осторожно погладил.

На ощупь грива была нежнее шелка, тоньше самых тонких тканей, о которых Тео только слышал. Единорог снова заржал и топнул копытом. Тотчас раздался подземный гул. Почва под ногами разверзлась, и Тео сорвался в образовавшийся разлом. Однако в последний миг ему удалось ухватиться за его край.

– Помогите! – умолял Тео, надеясь, что все случившееся – лишь нелепая случайность, «природное явление», что его сейчас спасут.

Вето подошел к зависшему над пропастью монаху.

– Ты еще здесь? – Голос Вето уже не имел того ласкового тембра, который совсем недавно зачаровал Тео.

– Протяните мне руку! – возопил Тео, чувствуя, что силы покидают его. – Будьте милосердны!

– Внизу протянут… – откинув капюшон, Вето явил Тео острые рога.

– Прости меня, Господи… – пролепетал Тео, когда его пальцы раздавили подкованным сапогом.

Падал Тео долго. Даже время замедлило ход, чтобы острее чувствовались нестерпимый жар и бьющий в ноздри запах серы. Вскоре картина падения дополнилась: сотни крыс вылезли из множества отверстий в стенах разлома, чтобы довольными взглядами бессмертных проводить в последний путь травившего их человечка – умело соблазненного Тьмой и слишком переоценившего собственную значимость.

Гори ясно!

Отделение боевых кролов пребывало в чудесном настроении. Только сменившись с дежурства, они без зазрения совести грызли морковки с королевского огорода. Серые комбинезончики, с нашитыми стальными пластинами, как влитые сидели на подтянутых жилистых фигурках. В ножнах, на тонких кожаных поясках, болтались короткие мечи. Высокие ботинки повторяли форму лап, удлиняя их до гипертрофированной ненормальности. Задрав головы, кролы вдруг загалдели и стали показывать в сторону источника любопытства – принца Кальта, чей массивный зад уже показался из круглого окна высокой башни, а красный сапог осторожно коснулся веревочной лестницы. Спуск давался Кальту трудно, с кряхтением и стонами… Плащ принца развевался по ветру, на торчащих из коротких рукавов камзола предплечьях выступили веревки вен. Было заметно, что принц стоически преодолевает оставшиеся до земли метры. Стоявший поблизости мужчина в черном кожаном пиджаке, укороченных бриджах и новеньких замшевых сапогах с заостренными мысками почти целиком закрыл кролам обзор и терпеливо ждал, когда Его Высочество спрыгнет на выцветшую траву.

Несмотря на явную молодость, лоб мужчины пересекали несколько глубоких морщин, а виски облюбовала легкая седина. Темно-серые глаза выдавали человека непростой судьбы и особой внутренней силы, взглядом необычайно глубоким и ощутимо тяжелым. Лицо мужчины не имело аристократических черт, было несколько грубоватым, но не теряющим определенной брутальной привлекательности, а фигура растянулась по земле довольно габаритной тенью, с далеко выпирающим в районе профиля треугольником носа…

– Эй, Влади́р, сгинь – не прозрачный! – недовольно загудела ушастая «банда». – Широкая спина – не повод загораживать солнце!

Мужчина оглянулся, увидел напрягшихся кролов, но не сдвинулся даже на сантиметр. Весовые категории слишком разные… Хотя видел он несколько раз, как парочка таких «малышей» разделывали под орех закованных в броню ратников. С изяществом и садистским удовольствием… «Ноги прочь, руки прочь…» Потом уши кровью вымажут и прыгают довольные. Если бы речь действительно о людях шла, применил бы понятие «животное удовольствие». А здесь? И разговаривают грамотнее некоторых людей, и стихи иногда сочиняют. Излишне пафосные, правда, где только себя расхваливают… Химеры клонированные! А от клонов какое сострадание? «Раз, пробирка! Два, пробирка! Стройтесь-ка, пробирки, в ряд! Это кроликов с мечами на врагов бежит отряд…»

– Пообедали задарма с королевского огорода? – нахмурился Владир. – Исчезните, пока уши не оборвал!

– Думаешь, если «силовой», не наваляем? – раздули ноздри кролы. – Мы же не из леса! И вас гораздо меньше… Пара десятков, на все королевство.

– В капусту обращу, квашеную! – пригрозил Владир. – И забуду, что из секретной колбы вылезли! А по поводу «вас меньше», мы не числом берем, а умением…

Как по команде, кролы раздули ноздри и выставили зазвеневшие тонкими струнами усы:

– А маленьких, дядя, обижать нельзя! Маленькие, дядя, на большие дела способны…

Владир промолчал и демонстративно отвернулся. В этот момент произошло чудесное приземление принца…

– Ух-х, измучила совсем, – пожаловалась голубокровая особа, обреченно посмотрев на Владира. – И слезать не хочет, и к себе постоянно требует – «спасай, как в первый раз…»

– Как же ваше высочество до такой жизни докатились? – поинтересовался Владир, не обращая внимания на гулза спиной.

– Матушкиными молитвами, – скривился принц. – Традиции, так их! Настоящий принц, видите ли, обязательно должен принцессу спасти! Как будто брак потом крепче будет. От чего, скажи мне, крепче? Сам же наблюдал этот театр: мамаша из Нуртольдии ее привезла, в башню уговорила «заточиться», чтобы спасал по старинке, и что в реальности? Никакого выбора! Еще и снасильничать может… Кто сказал, что до свадьбы нельзя? Порой чувствую себя бойцом пожарной команды, но непонятно, какой пожар тушу… Те хотя бы со своей лестницей на вызов приезжают, а мне – готовую из окна скидывают. Цирк, ша-пи-то! – С этими словами принц неодобрительно зыркнул на кролов:

– Чего напыжились? Брысь на крепостную стену!

– У нас назревал конфликт, обидели нас! – не унимались кролы. – И мы только что со стены…

– Нашли на кого обижаться, – погрозил пальцем принц. – Владиру по статусу положено за порядком следить! Чтобы никакая холера мороком эти стены не окутала! А вам не морковкой хрустеть надо, а охранную стойку принять, вдруг кому чего в голову ударит и набег этот «кто-то» совершит? Урежу пайку, будете потом по чужому огороду без спроса лазить…

После замечания о пайке ушастых возмутителей спокойствия как ветром сдуло…

– Может, вам с матерью обстоятельно побеседовать, – предложил Владир. – Убедить, что сказки давно закончились…

– Сам и убеждай, – надулся принц, – Не знаешь ее норова? От меня не убудет! Позанимаюсь еще немного «зарядкой», вдруг надоест ей?

Владир выразительно промолчал. Странный у них все-таки принц, слишком «самобытный». Еще в детстве все боевые руны плели, а он воронам шубки шил: «Жалко шпионов наших: мерзнут в холодных высях, врагов высматривая…» Королева чуть в обморок не хлопнулась, когда узнала. И хоть бы одна ворона согласилась спуститься с неба и эти наряды примерить! Или воевода всех на урок фехтования созывает, а принц собирает конструктор «Осадное орудие»: «А что, тоже про войну…» И магией Кальт вообще и не владеет – «пустым» рожден… И «стержня» в нем нет. Решения о приговорах преступникам неделями согласовывает: «Может, шанс дадим, люди ведь…» Некоторым шанса давать нельзя, одно горе будет. А еще ситуация с принцессой этой, не обвенчанной… Да стукни ты один раз кулаком по столу и не лезь больше на чертову башню. Он, видите ли, «маму обидеть не может…». А как матушкина протеже его самого обижает? Обзывает и сверху залезает, когда вздумается… На кого королевство оставлять, когда родители умрут?

– Ладно, не хочешь, не отвечай – дела семейные, – махнул рукой принц. – Лучше скажи, что с огнедыром делать? Все окрестные деревни пожжет и до дворца, не допусти Создатель, доберется. Жители нескольких ферм уже пострадали!

– Я узнаю, – пообещал Владир.

– Узнай, – обрадовался принц, – а я пойду, перехвачу чего-нибудь, с утра в желудке бурлит.

Владир посмотрел вслед радостно припустившему в трапезную принцу и задумался.

Огнедыры были остатками пехоты лорда Плачки, позорно бежавшего в Закрытые миры после поражения своей армии. Во время того сражения его выродкам удалось устроить засаду и «прожарить» несколько отрядов ратников, несмотря на защитные амулеты последних, а потом подоспели «силовые», ожидавшие основные силы лорда в другом месте… Заблокировали огнедыров с флангов, закапсулировали часть пространства вместе с ними и выбросили «мертвым пластом» за пределы обитаемых плоскостей. Сотне огнедыров удалось тогда затаиться за Бугром. Бугор – просторный: всем уродам места хватает.

Просачивались огнедыры через Поле у Бугра. Помогала разрушительная способность менять температуру тела от минимальной до критической. За Бугром находились те, кто не позволял разгуляться и уничтожать последнее, а тут – жги-пугай. Посмотришь – обычные люди, а вроде и нелюди – чего коснутся, пиши пропало. Повышается температура, своеобразное удовлетворение наступает, и женщин не надо, только пить и жрать все время хотят. Жажда и голод не позволяют постоянное удовольствие испытывать, заставляют стремиться в бой… О, эти странные причуды биоконструкторов.

* * *

Игорша пинал садового гнома. Он был страшным и никогда Игорше не нравился (хотелось выкопать и закинуть подальше), но отец другого не покупал, поскольку с этим гномом у него были связаны важные воспоминания. С гномьей шапки слезла синяя краска, но улыбка после каждого удара по толстым деревянным губам оставалась неизменной. Бесконечно терпеливый садовый гном. Внезапно над пареньком нависла бесформенная тень. Игорша повернулся навстречу высокому, но сутулому мужику в сером бесформенном балахоне до пят, из-под которого выглядывали черные штаны с желтыми лампасами. Мужик слегка навалился на ограду и бесцеремонно рассматривал парня. Потом откинул капюшон балахона и обнажил крупные зубы. Белые-белые, не соответствующие неряшливому облику, на фоне широко посаженных мелких глазок такого же, как и балахон, серого цвета и слегка приплюснутого носа:

– Малой, дома есть кто? Смотрю – хутор одинокий, а я устал сильно, подумал – на постой примете, водой напоите, а то жажда с ночи мучает…

– Бать, к нам пришлый какой-то! – паренек метнулся в сторону дома.

– Да не дрейфь ты, мне ж только водицы испить, – развел руками незнакомец и без приглашения открыл калитку. Дерево сразу же пошло паленой рябью, ударив в ноздри характерным запахом…

На пороге дома показался хозяин. В руке зажат топор с широким лезвием. Лезвие угрожающе сверкнуло. Игорша спрятался за спину отца.

– Ступай с миром, странник, – вежливо сказал отец Игоршы. – Мы люди простые, брать у нас нечего…

– Пожалел воды для уставшего путника? – подошел ближе незнакомец. Он внимательно смотрел на топор. Не на мужчину и дрожащего за его спиной мальчика. Словно примеривался, как его выхватить.

– Вода нынче не для всех! – отрезал хозяин дома.

– Я ветеран войны, меня грех не напоить… – осклабился незнакомец.

– Ветераны чужих заборов не палят! – мужчина занес топор над головой. – И не припоминаю я такой формы на нашей стороне…

Незнакомец спокойно сделал еще шаг, ухватился за рукоять топора и резко вывернул вправо. Раздался хруст костей. Отец Игоршы с хрипом упал на колени, держась за сломанную кисть руки. Топорище осталось у нападавшего, рука которого приобрела вдруг ядовито-красный цвет, превратив топорище в пепел. Затем пылающая ладонь незнакомца накрыла лицо хозяина дома. Нечеловеческий крик сменился запахом горящей плоти…

Не веря случившемуся, Игорша нашел силы выйти из охватившего его оцепенения и быстро юркнуть в дом… Незнакомец отсутствующим взглядом посмотрел на дверной проем и взмахнул рукой. Столб огня со злобным шипением ворвался внутрь дома. В комнате раздались дребезг разбитого окна и детские всхлипы. С другой стороны дома послышались звуки упавшего на землю тела и быстро удаляющихся шагов. Огнедыр не стал преследовать рванувшего в сторону деревни мальчишку (пусть бежит, рассказывает – ему эти деревенщины не страшны, ему вообще никто не страшен…), смачно сплюнул себе под ноги и пошел прочь от разгорающегося кострища. Истлевший забор развалился на почерневшие щепки и упал, едва не задев отлетевшими на пару метров искрами балахон убийцы.

* * *

– Ты молоко-то пей, – дед Синор суетился вокруг Владира. – Только утром надоил…

Молоко в рот не лезло. В доме Синора царил бардак: на полу – какие-то горшки и веники, в углах – упругая паутина, постель – не заправлена, со стены «смотрит изнанкой» наполовину сорванный с гвоздей ковер, а на столешнице развалился наглый белый кот. Сквозь веселые, но не простиранные занавески с красными лебедями пробивается тусклый свет. И это – жилище местного старосты…

– Лучше скажи, почему не заметили, как целый хутор сгорел?

– Так он же далече, пока дым-то рассмотрели…

– Нельзя на вас положиться! – сердился Владир. – А система оповещения на что?

– Сгорели воронята, – развел руками Синор, – Спалил их огнедыр, прямо на ветке…

– Во-ро-ня-а-та, – передразнил Владир. – Если бы Игорша не примчался, так бы и доили коров в неведении.

– Мы тебе сразу же знак навели, сразу же… – зачастил Синор.

– Чуял ведь неладное с утра, с принцем об этом «огненном» разговаривал…

– Не серчай, – опустил глаза Синор. – Не думали мы, что он быстро до наших мест доберется, слышали, где-то в дальних приделах орудует.

– Будет вам урок, как здоровых и полезных общине людей терять, – строго сказал Владир. – Хорошо, что сам быстро до нужных мест добираюсь.

– И как ты теперь его? – осторожно поинтересовался Синор. – Затаится ведь, супостат.

– А это уже моя боль, староста, и вариант развития событий – «Гори ясно, чтобы не погасло…» – надо срочно исключить! – Владир дернул дверь со звонким колокольчиком над ней и вышел.

* * *

Все знали, что фермер Тля выращивает отличную морковь – ядрено-оранжевую, сладкую и хрустящую, с лапу величиной. Даже лучше, чем на королевском огороде. Поэтому крол Пузырь поспорил с товарищем Мелкогорохом что стащит целый рюкзак морковок, а фермер его даже не застукает. Предметом спора стал ремень, на котором удобно размещались полезные в бою вещицы и который можно было использовать в качестве самозатягивающейся удавки…

Пожелав Мелкогороху мысленно прощаться с ремнем, Пузырь отправился в самоволку. Искусно проскользнул мимо начальника стражи и улизнул из замка.

Тля жил недалеко, у леса, где текла теплая речка Вестушка. Можно и искупаться после «дела». Не жизнь, а удовольствие. Надо сказать, что Пузырь был одним из самым молодых в отряде и постоянно влипал в неприятности. То оборот-травы наестся и станет копией начальника Трубы, ходит и раздает братьям указания, а потом неделю сидит на гауптвахте, то гоняет на спор (до микроинфаркта) глупого пуделя главной придворной фрейлины, то проиграет в «буру» месячное жалованье, а потом клянчит у Мелгоророха и Дулика галеты…

Сегодня внутренний «неприятностный» барометр Пузыря молчал. Погодка замечательная, солнышко приятно греет спину, впереди – целое поле моркови. Какие могут быть проблемы?

Беспрепятственно преодолев высокий забор фермы, Пузырь блаженно растянулся на морковных грядках. Красота. Ни-ко-го. Видимо, Тля куда-то по делам отлучился. Только пчелы на расположенной неподалеку пасеке… Но, они в ульях, поэтому опасаться нечего… Не как однажды, во сне, когда удирал от целого роя пчел, всю ночь догонявших и больно жаливших его в разные места… Он потом долго не мог нормально спать, везде пчелы мерещились. Вспоминать жутко! Мелкогорох тогда сказал, что подобные сны от переедания сладкого. Но что можно с собой поделать, когда на рынке продают такие сахарные леденцы? Ладно, долой сонные страхи! Надо еще чуть-чуть отдохнуть и приступать к делу.

Со сбором моркови Пузырь управился очень быстро, а когда собирался застегнуть «молнию» до отказа набитого рюкзака, сзади многозначительно кашлянули:

– Так вот кто у нас с поля ворует! – худенькая девица лет пятнадцати, с короткими темными косичками и круглыми карими глазами угрожающе уставилась на Пузыря. – Все обратно высыпал и смылся, пока дядю не позвала! Совсем страх потерял, или в замке морковь перестали выращивать?

– Напугала бойца «дядей», – хихикнул Пузырь. – Я дядю твоего «чик-чик» и тебя за компанию могу, но, так и быть, по малолетству пожалею… Если не хочешь проблем, закрою сейчас рюкзак и спокойно уйду, а ты меня просто забудешь…

– Просто? – возмутилась девица. – Наглец какой! Угрожает еще! В реальном бою свои навыки применяй, «боец»!

– Мы – кролы – всегда в ожидании реального боя! – произнес Пузырь, гордо выпятив вперед грудь.

– Да? А вот такого не ожидал? – Девица громко свистнула, и Пузырь увидел взвившихся над пасекой пчёл… Похоже, его страшный сон начинал сбываться.

– Ты чего это? – удивленно заморгал Пузырь. До него начало доходить, что племянница Тли совсем не простая штучка…

– Слышала, бегаете резво? – сладким голоском произнесла девица. – Эта способность в наследство от лесных зайцев досталось? Рысаков и беляков?

Пузырь машинально кивнул, не переставая нервно наблюдать за растущим в размерах роем… Девица свистнула еще раз, и рой устремился к Пузырю. Моментально забыв о рюкзаке и морковке, крол перемахнул через забор и гигантскими прыжками устремился в сторону леса. Если промедлит, рой не оставит ему шансов. Рой должен выполнить задание хозяйки…

Немного опередив пчел, Пузырь с диким криком вломился в лес. Пчелы не отставали. Крол не стал углубляться в чащу, бежал вдоль проглядывающего через кусты берега речки. Поняв, что оторваться не получится, Пузырь решил спрятаться в воде. Расцарапав ветками щеки и уши, он выскочил на берег, начав на ходу стягивать комбинезон и расстегивать пояс с больно бьющими по лапам ножнами. Ботинки скинуть не успел, потому что почувствовал несколько ощутимых уколов в спину и ниже… С громким всплеском тушка Пузыря вошла в воду и погрузилась на дно Вестушки. Дыхание задерживать кролы умели надолго, но все же вынырнуть когда-нибудь придется…

Через замутненную воду просматривалось зависшее над водной гладью «облако». Черное и внушительное. Повисев над местом кроличьего нырка, облако стало уменьшаться. Видимо, коллективный разум пчел решил, что большего они уже не добьются и пора возвращаться в улей. Но Пузырь подстраховался и лежал на дне «камбалой», наполовину зарывшись в ил. Так надежнее. Мало ли что взбредет в голову племяннице Тли. Ничто не помешает ей удаленно управлять и рыбами. А они могут оказаться зубастыми… При мысли о рыбах напомнили о себе болезненные укусы пчел…

Когда Пузырь все же решился всплыть, пчел не было. Неприятно пахло гарью, в ноздри просачивался едкий дым. В горле запершило, и Пузырь закашлял. Откашлявшись, присмотрелся (задействовав генетически предусмотренный оптический увеличитель) – на песке, вперемешку с золой, крохотные обугленные комочки… Не надо быть магом, чтобы понять – роя больше нет. Как и многих деревьев и травы вокруг. Только обугленные стволы и ветки напоминали о былой природной красоте…

– Ненавижу пчел! – услышал Пузырь чей-то грубый голос. – И меда не люблю! – Голос принадлежал высокому человеку в длинном сером балахоне. Его лицо скрывалось под капюшоном.

Пузырь слышал о проникшем через Поле огнедыре, но никак не мог предположить встречи с ним при таких щекотливых обстоятельствах.

– Зачем ты их спалил? – крикнул раздосадованный Пузырь, набравшись смелости.

Огнедыр не спеша повернулся к застывшему в воде кролу:

– А кто это тут разговаривает? Модифицированная плюшевая игрушка? С претензией на боевые навыки? Вылезай, повоюем…

Крол обреченно посмотрел на разбросанные по берегу форму и оружие (обгоревшую и расплавленное) и молча погрузился обратно под воду: к сожалению, огнеупорности кролов никто не предусмотрел.

– Что, не такие мы и смелые без своих колких «шпажек»? – засмеялся огнедыр и показал Пузырю кулак. – Тогда невежливо попросим вас всплыть, а затем – сойдемся врукопашную. Твои быстрые лапки против моих медленных, но очень горячих рук. – Огнедыр медленно разжал кулак. Ладонь сразу же стала вишневой…

– Это начальный уровень, «щадящий», – первая огненная струя сразу же подожгла воду. На водной глади заплясали длинные языки огня…

– Эй, не прячься, а то давно я «зайчатинки» не ел! – хохотал огнедыр, продолжая поливать речку огнем. – Вареной…

Вода начинала закипать… Пузырь вдруг почувствовал изменение в пространстве. Короткая шерсть на шкурке вздыбилась. Кто-то готовился завершить переход. Словно звонкая струна заканчивала долгую вибрацию. Главное, чтобы этот кто-то не был союзником огнедыра…

Осторожно вынырнув, Пузырь с облегчением увидел на берегу Владира: «Успел! Уфф…»

* * *

Владир активировал проекцию плана местности прямо во дворе деда Синора. Запустил поискового «мотылька» для облета территории и подачи сигнала в секторе возможного нахождения огнедыра. Мотылек правильно заряжен, поэтому в нужный момент сложит прозрачные крылья и включит поисковый «фонарик».

Настроиться мешали мысли о Яснине. В последнее время их отношения нельзя назвать безоблачными. Яснина понимала, что служба Владира имеет особую специфику и оказаться в нужный момент дома получалось не всегда (даже обладая способностями мгновенного физического переноса). Когда муж «всегда на работе», все мыслимые и желанные события (и объятия) отдаляются на такое расстояние, откуда даже эхо не прилетает, а отрицательное напряжение притягивается все ближе, и насколько хватит понимания Яснины, вопрос открытый. Как вообще «не магической» женщине жить с магом, да еще «силовым»? Сложным, «колючим» субъектом, способным одним взмахом руки заставить ходить ходуном весь дом, пережечь все лампы (в том числе запасные), читать мысли, как открытую книгу… С другой стороны, истинная женская магия сильнее любой другой… Неподдельная нежность, теплые слова, вкусный ужин на столе, мягкая постель… Однако в его отсутствие нежность может безнадежно угаснуть, ужин «заветриться», а постель стать холодной и чужой… Надо исправлять!

Владир был единственным «семейным» из «силовых», считавших его своего рода «аномалией» и отдающих предпочтение «непостоянным» отношениям… Особенно ворчал коллега Гривень, намекая на поспешность принятого Владиром решения о женитьбе: «Куда лезешь, бродяга, себя не жалеешь, ее пожалей… Посмотри на нас с Дювером: днем в огне, вечером в харчевне, утром снова в пекло… Осознаем, что брачные связи не для нашего «взрывного» образа жизни».

От мыслей о жене отвлекла пульсирующая метка мотылька на семнадцатом секторе. «Мышка в норке», – подумал Владир и «шагнул» в заданную «мотыльком» точку.

После выхода из пространства перехода взору открылись полыхающая огнем речка и выжженный лес. Картину разбавил несущийся навстречу мокрый и громко орущий крол:

– Вла-а-дир, останови этого сумасшедшего – он все тут спали-и-ит!

Кончики ушей крола дымились… Владир искренне пожалел разумную зверюшку и сплел заклинание восстановления. Уши Пузыря начали медленно заживать.

– Это тебе не морковки по фермам тырить, – вздохнул Владир. – Доспехи тоже сгорели? Как голышом в часть возвращаться будешь?

– Я в натуральном обличии, к которому люди давно привыкли. – Крол смущенно опустил глаза.

– Давно не видел «силового», – подошедший ближе огнедыр с неподдельным интересом рассматривал Владира. – С момента, как вы нас нечестно разбили… Кто вы, в равном бою, без своей магии? Трусы!

– Магия создает равновесие в этом нестабильном мире, – оборвал огнедыра Владир. – Без магии вы и ваши хозяева разнесли бы мир в клочья. Называешь нас трусами, а насколько смел без своего огня?

Огнедыр промолчал, а Владир решил, что пора заканчивать эту неприятную историю, и тихо щелкнул пальцами.

Руна «форт» создавала вязкие по структуре блоки. Преимущественно квадратные. Вся их прелесть заключалась в том, что могли служить временной мобильной тюрьмой. Очень удобно для конвоирования преступников.

Огнедыр почувствовал печальный исход, когда увидел кристаллизирующуюся прямо из воздуха ловушку, но не побежал. Мрачно посмотрел на Владира и нервно выбросил вперед раскаленные добела руки. Владир оценил его попытки сопротивляться. Нещадно бить огнем. Использовать весь ген-резерв. Но огонь не всесилен. Есть шепот, которой пересилит любой крик.

Владир спокойно наблюдал, как огнедыр врастает в опускающийся на него блок, словно жук в янтарь. Вместе с фрагментом обугленного дерева и кустарников. Теперь он, надежно вмурованный в полупрозрачный объем блока, плывет рядом… Лицо перекошено, губы расплющены, взгляд гаснет…

Под ногами мелко дрожал крол с обновленными розовыми ушами. Красавчик-зайка. Как он будет с начальником королевской стражи объясняться? Ладно, его трудности, а самому нужно срочно к Бугру… Четыре пространственных шага. С грузом. Потребуется больше энергии, но дело-то благое. Раз, два… четыре. Привет, крепость у Бугра. Правильнее, у бугров – огромных холмов, за которыми гиблые леса и степи, где такой хаос творится… Если тамошние князьки когда-нибудь сумеют договориться, туго придется всем. Но пока каждый только на себя одеяло тянет… Конструируют микрорежимы.

Круглые сторожевые башни, между которыми впаяны высоченные черные стены, черпающие оборонительную мощь из силового поля с источником в неизмеримой глубине земли. Энергия источника льется по жилам планеты, прорываясь на поверхность невидимыми нитями вибрирующего кокона. Сейчас обороняться не от кого: Бугор временно затих: желающие раздуть свое величие растратили силы. Охрана лишь в трети башен. Отвыкает от схваток. Отсюда важность Поля, не впускающего схоронившихся за Бугром. Как показали последние события, Поле надежно не всегда: находятся «умельцы» обойти и его, и «неприступные» стены…

Стража крепости появлению Владира не удивилась. Ветераны. Не перечесть военных кампаний. Флегматичный толстощекий Яот даже не сдвинулся с места, лишь пригладил длинные седые усы, а великан Берилл хмуро зыркнул на вновь прибывших и включил вшитый в ладонь сканер. Синий луч скользнул по запечатанному грузу и втянулся обратно в бронированную перчатку.

– Очередной?

– Сдаю на вечное хранение.

– Ничего вечного нет…

– Не ворчи…

– Ворчать наше право.

– Понимаю.

– Сейчас переправим его в консервационный ангар.

– Спасибо.

– Сильный урон причинил?

– Достаточный. Еще несколько сирот добавилось…

– Будущие воины.

– А может, кто-то другой?

– Нет, то, что внутри у них засело, однажды найдет выход в сече…

– Надеюсь, «дыру» у себя залатаете?

– Будь спокоен.

– Тогда пойду – завтра наконец выходной. Гривню на пост заступать.

– До встречи.

В глаза уже выразительно заглядывал вечер, намекая на святую обязанность появиться дома. Где, между прочим, всегда ждут. С Кальтом встречаться уже не хотелось. Опять будет занудствовать и три часа рассуждать о своих комплексах. Доложить о нейтрализованном огнедыре можно позже, по даль-визору, а сегодня (и завтра) лучше уделить время жене… Неудобно даже, столько не появляться… С этими мыслями Владир открыл портал и быстро в нем исчез.

* * *

Утром следующего дня за снова «покоряющем» башню (а заодно и принцессу) принцем никто не наблюдал. Замок не имел глаз, если не считать таковыми задрапированных в ранний час окон, за которыми могло происходить что-то более интересное, чем потеющий принц-верхолаз…

Придворным «дамам-господам» и суетливой челяди хватало собственных насущных проблем. Старый король с королевой давно перестали обращать внимание на действия бесхарактерного сына и с удовольствием читали утреннюю прессу, где на первой полосе разместилась новость о поверженном Владиром огнедыре. Кролы гордо несли службу, не забывая хитро перемигиваться при виде расстроенного Пузыря с младенчески розовыми «локаторами», так и не принесшего с фермы ни одной морковки. При этом штаны от новенькой, выданной взамен сгоревшей формы, без поддержки проигранного в споре ремня (тоже нового), так и норовили сползти пониже с тощего кроличьего зада. Сущее неудобство. К тому же Пузырь получил серьезный нагоняй от начальника стражи Трубы и, успокаивая уязвленное эго, одновременно вынашивал план мести племяннице Тли…

Владиру, в свой честно заслуженный выходной, совсем не хотелось выбираться из теплой постели, тем более Яснина шептала такие слова, после которых грех думать о работе вообще и о магии в частности…

Поэтому Кальт и остался без внимания зевак. Между тем из окна башни раздавался тонкий голосок: «Ми-и-лый, я жду-у…»

Воистину, некоторые вещи незыблемы.

Последний страж

Роан перевел дух, опустившись на серую, покрытую липкой грязью, траву. Ор'атеки разбили временный лагерь в трех лигах к западу от разрушенной столицы. Но рано или поздно настигнут беглеца и вонзят гнилые клыки в измученную плоть, жаждущую обмана вечного покоя или быстрой смерти.

Насчет быстрой смерти Роан преувеличивал – убить его совсем непросто, но покоя явно не хватало. Впереди город Порталов, до которого он рисковал не дойти или, что было уместнее в данной ситуации, не доползти на почти иссякшем запасе хода. Удача, если успеет к утру. Воспользуется зараженным порталом, и поминай как звали. Хуже не будет. Факт. Как и Гадюка-Судьба, которой пытался назло улыбаться во время разведывательных вылазок, но пробирающий до костей холод не позволял полностью растянуть губы и огорчить капризную даму. Результатом бесполезного гримасничества была псевдоулыбка, имевшая много общего с ухмылкой резиновой игрушки, списанной в брак.

Удовлетворенность мимолетным счастьем и постоянство одиночества, лакомства и помои, уважение и презрение составляли основу сумбурной жизни последнего офицера Сопротивления, честно защищавшего родную планету и чудом сумевшего выжить… Роан придирчиво оглядел себя: дырявый плащ, лопнувшие подошвы сапог, небрежно зашитый камзол, протекающая шляпа и целая душа. Одежду залатаешь или купишь новую, а душу? Без нее ты – Из-ме-нен-ный. Жители Великого Реддара исчезли… Вместо них появились марионетки, присягнувшие на верность новому Властителю – магу Ба-а-Браану. Даже артефакт, вызывающий обратное Изменение и едва всех не спасший в середине войны, неожиданно исчез вместе с верховной волшебницей Шадилларой… Роан организовал штурм обители Ба-а-Браана и потерял всех… Ни волшебницы, ни артефакта в обители не оказалось. Как и самого мага… В каком мире их держит устроивший охоту на Роана Ба-а-Браан? Когда появится кто-то, способный на поиск и спасение волшебницы? Жива ли она вообще? Затаившиеся по схронам маги еще надеются на «новый подарочек» из Внешних миров. Через какой портал придет помощь, если «чистых» «окон» уже нет и маги остались без поддержки военных. Без доступа на Пирант, где можно создать подобных Роану бойцов… Роан тоже мог сдаться и покориться Ба-а-Браану, «измениться» и вдоволь жрать и пить, отдавая дань похоти и хаосу, но выбрал стезю лишений и безвозвратных потерь.

До города Порталов Роан добрался лишь к полудню. Преодолев бесчисленные ступени одной из башен, он вбежал в зал, где ждал неприятный сюрприз: пять огромных тварей с кривыми кинжалами в когтистых лапах. «Сколько же их здесь, ведь я мог выбрать любой из порталов?» – мелькнула шальная мысль. – «Выходит, шедшие следом всего лишь выполняли роль загонщиков…»

Ор'атеки демонстративно отрезали Роану путь к отступлению и замерли. Хозяин приказал им как можно скорее отыскать и уничтожить некоего насолившего ему телепата, но поиски слишком затянулись. Сейчас пришло время поквитаться с тем, кто так долго путал след и водил по холодным степям и горам… «Хорошо, что не за воином-ускорителем послали, – думали ор'атеки. – Перебили их всех так удачно, а уж какого-то телепата, пусть и способного к побегам, мы порвем на части…»

«Позабавиться решили, «потанцевать», вместо излучателей – ножички…» – подумал Роан, не сводя глаз с гипнотизирующих его громил. Он любил танцы, но на балах, хотя по части виртуозных па иного характера тоже не был новичком. Ладонь незаметно коснулась рукояти клинка. Да и в карманах плаща припасены кое-какие «сюрпризы». В центре помещения прямо из пола росло каплевидное окно портала, затянутого уродливой массой мембраны – аморфного образования-паразита, меняющего законы Перехода. Снаружи зал выглядел прозрачным конусом со стенками переменной плотности. Такие же конусы венчали огромные спиралевидные башни, соединенные прозрачными «стеблями» тонких струн – «мостов». Город Порталов напоминал сюрреалистический кустарник, проецирующий причудливые тени на поверхность окольцевавших его скал. На протяжении веков порталы позволяли реддарцам вести успешную торговлю с представителями далеких звезд. Но однажды с Другой стороны пришли бесчисленные орды завоевателей – ор'атеков. И тогда «окна в иные миры» покрылись грибовидной массой мембран. Чужая магия преподнесла жуткие сюрпризы, в полной мере испытанные на себе реддарцами, спешившими спастись из пожара вспыхнувшей войны. Многие погибли. Единицы вернулись не людьми, а странными существами, не узнаваемыми и открыто избегаемыми уцелевшими родственниками. Поэтому зараженными порталами не пользовались. Исключением стали изгои оказавшегося на дне мира…

Палачи начали движение. Они не были блестяще обучены и мешали друг другу, позволив Роану вести собственную игру. Холодная сталь просвистела над шляпой, заставив в последний момент нырнуть под кинжал одного из верзил. Одновременно с этим в горло ближайшего бойца с чавкающим звуком вошел метательный нож. Тяжелый хрип ор'атека отрезвил разум, заставил работать в предельном режиме. Роан активировал дви-модуль – имплант, многократно ускоряющий метаболизм. Энергия, генерируемая устройством, до судорог сжала мышцы перед финальным броском. «Треть цикла до полного истощения»: информация поступала к зрительным нервам от чипа, «зашитого» в затылке. Эксперименты, связанные с «киборгизацией» солдат, приносили сладкие плоды. Но все имеет цену… Роану вспомнились строчки из любимой песенки ротного:

Ор'атеки не успели понять, как потенциальная жертва исчезла из поля зрения. «Нас не предупреждали, что парень окажется настолько прыт…» – растерянно пробормотал один из бойцов. Накинутая на шею вибронить отделила его голову от туловища. Голова пролетела мимо выпучившего глаза коллеги по ремеслу, перевернулась в воздухе и с глухим стуком ударилась о стену. Пучеглазый почувствовал легкий укол в живот, посмотрел вниз и увидел вывалившиеся наружу внутренности. Грузный ор'атек осел на проминающийся под коваными подошвами пол и медленно завалился набок. Рядом корчился в конвульсиях четвертый неудачливый охотник. Из пузырящейся кровью глазницы, выступая на целый палец, торчала тонкая стальная игла.

Последний ор'атек не дал Роану прикончить себя с такой же легкостью. «Порази меня небо, если он не тот сумасшедший воин-ускоритель, что однажды пробрался в покои Ба-а-Браана…» – мысли ор'атека жужжали, как настырные пчелы. Он провел широким когтем по висевшему на шее амулету в виде надувшего щеки уродца. Уродец ожил, издал свист и умолк. Магия амулета открыла взору напоминавшего смерч Роана. Охотник парировал смертельный выпад, сделал обманный финт, и плечо Роана залила горячая кровь. Оружие выпало из внезапно потяжелевшей руки…

«Критическое истощение»: бесстрастные строки всплывали перед затянутыми красной пеленой глазами. Роан откатился к порталу, еле избежав второго удара… Ор'атек размазанной тенью скользнул следом. У пульсирующей сиреневым мембраны ор'атек отшвырнул кинжал и с оглушающим рыком набросился на Роана. Тот успел вцепиться в горло охотника здоровой рукой, но ор'атек сбросил ее, сжав раненое плечо в железных тисках. Роан из последних сил потянул ор'атека на себя. Тела противников погрузились в ткань мембраны. Что-то ухнуло, затрещало, голубые всполохи окутали мембрану и исчезли.

…Прибрежные волны накатывали друг на друга, щекотали лицо холодными брызгами, освежали, вселяя безмятежность.

– Папа! Ты вернулся! – девчушка лет пяти, с очаровательной улыбкой и веселыми ямочками на щеках, пыталась растормошить задремавшего на границе суши и океана мужчину.

– Я ведь говорила маме, что ты не утонул, – смех-колокольчик заставил открыть глаза: громадные глазищи, обрамленными пушистыми ресницами, теплые ладошки, гладящие мокрые волосы! Мужчина внезапно вскочил на ноги: воины не носили волос! Девочка не испугалась резкого порыва мужчины и захихикала:

– Чудной ты, па… Лучше скажи, где растут такие розы?

– Что? Какие розы? – мужчина оглянулся и увидел в руках ребенка сиренево-лиловый цветок. – Не помню… Слушай, у тебя есть зеркало?

Странный вопрос снова не вызвал на лице девочки удивления, она лишь пожала плечами и достала из кармана блестящий предмет. Секунду спустя в маленьком запотевшем кружке показался темноглазый брюнет. В тот же миг он вспомнил и город Порталов, и скоротечный бой с ор'атеками. Роза, в которую уткнулся нос девочки, наглядно демонстрировала, что Реддар для ор'атеков – билет в один конец. Новый властитель Реддара подстраховался, полностью исключив возможность дезертирства слуг. Надо же так измениться! Но кому он расскажет об этом? Все значимое осталось в прошлом с неизвестными координатами. А в настоящем скроенный биоинженерами организм не чувствовал больше присутствия инородных элементов… Еще Роан подумал о том, как отреагирует на его появление мать прелестного создания, ни на секунду не отрывающего глаз от вновь обретенного «отца»? Вряд ли она поверит сказке об океанских обитателях, внезапно освободивших его из подводного плена…

– Куда идти-то, кроха? – Роан вернул девочке зеркало.

– Совсем чудной – какая «кроха», Телла я или забыл? – вздохнула девочка. – Туда, прямо-прямо.

– Прямо так прямо, – Роан взял девочку за руку. Она отвернулась и зачем-то показала язык поглотившему горизонт океану, а затем повела Последнего Стража планеты Реддар к маленькой рыбацкой деревушке.

Здравствуй, Реальность!

Был полдень. Я не спеша приближался к показавшемуся сквозь туман Перекрестку.

Перекресток – название, придуманное обитателями этого маленького, но уютного мирка под названием Алегония. Откройте любую книжку в стиле фэнтези, потом загляните сюда на кружечку доброго эля и сразу убедитесь, что весь набор сказочно-мифологических персонажей в наличии: эльфы, гномы, тролли, баньши, драконы, ведьмы и ведьмаки, рыцари и принцессы, короли и придворная знать, вурдалаки и скромные цветочные феи – на вкус и цвет устанешь выбирать. И все они очень интересные! И весело с ними, и грустно, и напоят-накормят, и пинка могут дать. Не соскучишься!

Говорила мне мама: «Не читай слишком много сказок – в детстве останешься». Не слушал, глупый, застрял. Утащила к себе волшебница-Сказка! Да вы не беспокойтесь! Она по натуре – бабулька добрейшей души! Правда-правда! А какие пироги печет… Ой! Что-то я отвлекся…

О Перекрестке нужно сказать. Да и не Перекресток это, а буфер между такими же «мирами». Дверь с бесконечным количеством замочных скважин. Правда, есть одно «но». Я эту дверь действительно ДВЕРЬЮ вижу: подошел, открыл и гуляй к другим Сочинителям. А вот местные жители восприняли ее дорожным перекрестком. Только не могут они по тем дорожкам ходить! На стену натыкаются… Вроде как – Невидимая Граница. Ничего не поделаешь – и тут свои законы работают: монопольное право туда-обратно шастать – только у Сочинителей. А то и они не смогут – кодовый замок врежу… Шутка.

Решили тогда алегонцы к Перекрестку двух гномов-стражей посадить. Для сбора информации и «охраны Государственной границы». Пусть. Везде должны соблюдаться Закон и Порядок.

Итак, подхожу к Перекрестку и что вижу? Сидят на пенечках два тунеядца бородатых и в преферанс режутся. Шлемы рядом (вместо кастрюль), кольчуга на травке разложена, бороды рыжие по ветру развеваются, косоворотки красные на волосатой груди распахнуты… Идиллия!

– Здорово, братва! – прячу улыбку.

– Здорово, коль не шутишь! – дружный раскатистый бас луженых глоток.

– Я смотрю, вы здесь не скучаете.

– Да лучше бы у себя под Горой работали, и то польза! – начал жаловаться один, сжав здоровенные кулачищи. – Новый тоннель к Центральному Гроту долбить надо, рабочих рук не хватает, а мы тут воздух стережем.

– А я слышал, новую золотую жилу браты обнаружили! – подхватил второй гном, моложе, розовощекий, с длинной пушистой бородой и добрым взглядом. – Эх! Туда бы сейчас! Давно кирку не держал!

– С Государством, господа гномы, не поспоришь, отправило на службу – служите, чего теперь сопеть и дуться? – нарочито изображаю преподавательский тон.

– Да мы что? Мы – ничего! – расстроенно пробубнила охрана Государственной границы. – Только вслух о прошлом мечтаем. Нельзя?

– Мечтать пока бесплатно можно, – успокаиваю я гномов. – Да не смотрите вы на меня так!

– А как мы должны смотреть на придворного менестреля, если вместо того, чтобы спеть что-нибудь душевное, он строит из себя занудного лектора? – неожиданно осмелели гномы.

– Что вам спеть? Баллада-рулада «О вреде шоколада» подойдет?

– Небось принцессе целыми вечерами «виртуозы» выводишь, а нам – простым смертным – все никак не расщедришься пару веселых ноток извлечь? – обиженно заговорил розовощекий молодчик.

– Верно, Мастер, тебе же нетрудно, зато как нам приятно будет! – поддержал розовощекого здоровяк.

Ну что делать? Уважил горное племя. Достал из-за спины лютню, немного подстроил и запел:

Звук последнего аккорда растворился в пространстве. Я отложил лютню и поклонился гномам. Раздались громкие аплодисменты.

– Спасибо, Мастер, заходи еще! – улыбнулись гномы.

Я улыбнулся в ответ и побрел к Дверце. В следующий раз нужно будет обязательно навестить тролля Рашука – давно приглашал поиграть в нарды. И еще Зеленого Огневика – маленького дракончика: море анекдотов знает, душа любой компании.

Вернусь еще к вам, дорогие мои, а сейчас…

Я вставил ключ в замочную скважину Двери, и меня окутал бело-синий дымок. Когда он рассеялся, я уже стоял не на Перекрестке, а посреди небольшой комнаты. Своей комнаты своей же квартиры на шестнадцатом этаже старой советской высотки. Никаких изменений: часы с кукушкой на стене, письменный столик, заваленный до безобразия всякой «нужной» ерундой, любимые книги на полках, кот Прохор, мирно посапывающий на мягком велюровом кресле.

Дверь комнаты тихонько заскрипела (смазать надо, все руки не доходят), в проеме показалась голова Наты:

– Алекс, милый, очнись! – Она у меня не сердитая, но иногда любит морали почитать. – Тебе сегодня в час рукопись сдавать! Все мыслимые сроки уже прогорели. А еще молока купить нужно и вообще продуктов – я сегодня с новой подработкой уже никуда не успеваю. Представь – Прошка проснется, а миска пустая! Такой концерт устроит!

– Окей! Все сделаем, как в лучших домах.

– Знаю твои ДОМА и СТРАНЫ, – усмехнулась Ната, но фразу не продолжила. Просто закрыла за собой дверь.

Я же поскучнел и тихо произнес:

– Ну, здравствуй, Реальность…

Примечания

1

«Солярис» (С. Лем).

(обратно)

2

Игровое поле для игры в го.

(обратно)

Оглавление

Черная пятница

Хныч

Чубчик

За вкус грибочков

Снег

Туча

На другой берег

Создатель «местного» домена

Спасти Кагатского шуруна

Желать Тицалу

Джек-пот

Не изменяй жене своей

До последнего интеграла

Метро

Второй адепт

Прощание

Третий «дубль» (Кира-Кара)

Все превращается в песок

  1. Падение

  2. Избавление

  3. Пробуждение

  4. Принятие

  5. Озарение

  Храм Детства

Старец

Притча о Великом Созидателе

Голод

Пять капель для полководца

Падение Тео

Гори ясно!

Последний страж

Здравствуй, Реальность!

*** Примечания ***