Светлячки в саду (СИ) [znaika] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== . ==========

Генри молчит. Смотрит, застенчиво и немного нервно улыбается, пытается поймать ее взгляд.

За окном цветет весна. Апрельское солнце ярко, и до этого года Джо оно совершенно не волновало. Есть желтое пятно в небе — и славно, ей некогда смотреть по сторонам и нежиться под теплыми лучами. Нет лишнего времени, чтобы любоваться красотами мира или наслаждаться сладковатым воздухом, даже когда она возвращается поздней ночью домой.

А сейчас через витрину хорошо видны листочки молодого клена у антикварной лавки.

— Джо, будешь чай? — спрашивает Эйб, когда тишина становится совсем уж неуютной.

Генри хмурится, искорки любопытства медленно угасают в его глазах. Он складывает руки на груди, прислоняется к такому дорогому для него комоду девятнадцатого столетия, который Эйб на прошлой неделе снова вытащил из чулана. Над дверью от сквозняка колеблются колокольчики, задевают откос и создают тонкую мелодичную трель.

На журнальном столике лежит блеклая черно-белая фотография и золотые часы. Как же это Генри умудрился не потерять их за… Сколько он сказал? Двести? Двести тридцать лет?

Интересно, каково это — застрять в свои тридцать пять и больше не меняться? Видеть, как умирают дорогие сердцу люди, можно приспособиться, даже если живешь обычной жизнью без подобных аномалий. Чем же он отличается от простых смертных?

Джо раздраженно трет переносицу. О, да. Притча во языцех одиннадцатого участка — феноменальные знания доктора Моргана, от которых иногда становится не по себе. Хотя даже не иногда, если уж быть до конца честной с собой. Джо не раз ловила себя на мысли, что ни один человек не в состоянии так много узнать за свою короткую жизнь. Но это же восхитительный, мать его, Генри Морган, который больше похож на неугомонного десятилетнего мальчишку с неутолимой жаждой знаний, чем на умудренного опытом двухсоттридцатипятилетнего старика.

Эйб звенит сахарницей, задевает ложкой никелированные края. Мелкие песчинки россыпью падают на серебряный поднос с гербовой печатью. Обычно такой болтливый Генри — мистер «Эй, молчание не входит в список моих добродетелей» — словно воды в рот набрал. Он расстегивает ворот рубашки, трет шею, а потом приглаживает волосы на висках. Еще бы вытер ладони о брюки, фыркает Джо и закусывает губу.

Она сжимает подлокотники, закрывает глаза и откидывается на спинку кресла. Лучше придумал бы более логичное объяснение, почему на фотографии пятидесяти или шестидесятилетней давности он стоит рядом с женщиной и маленьким ребенком таким, каким Джо знает его, Генри, сейчас. Там, у порога, она готова была принять любую версию, — ну, почти любую, поправляет себя Джо, — только бы больше не слышать от Генри лжи.

Забавно, похоже, за все эти годы — даже столетия, подумать только! — он так и не научился лгать. Как и не научился говорить, когда следует, и молчать, когда его просят.

Экспрессивная речь, издерганный доктор Морган — не ее Генри — с горящими глазами, широкой улыбкой и активной жестикуляцией, Эйб с опаской поглядывал на Джо, и слова, казалось бы, складывались в осмысленные предложения, но несли, по ее мнению, самый настоящий бред.

— Ты давно был у психиатра? — это первое, что говорит Джо после нескольких часов безмолвия, если, конечно, не учитывать просьбы в начале вечера объяснить ей все странности и нестыковки его удивительной таинственной жизни.

И Генри отшатывается, словно от пощечины, едва не сбивает при этом статуэтку малазийского слона.

— Простите, — он в два счета оказывается у двери подсобки. — Я только сейчас вспомнил, что у меня есть неотложное дело.

— Зря ты так, — Эйб опускается в соседнее кресло и принимается сосредоточенно перемешивать сливки в черном чае с бергамотом, когда шаги Генри затихают на лестнице. — Он рассказал тебе правду.

Правду, которая больше похожа на бред сумасшедшего, хочется ответить ей. Но Джо лишь крепче стискивает зубы и обводит пальцами тусклые медные кнопки на подлокотниках.

***

А в понедельник доктор Морган появляется на работе со смартфоном, с новым шарфом и совершенно новым отвратительным пунктиком не смотреть в ее сторону при разговоре.

Она качает головой и наблюдает за этим заигравшимся и завравшимся ребенком, который каким-то чудом стал судмедэкспертом. Хотя нет, не чудом, напоминает себе Джо. Оксфорд и медицинский университет в Гуаме с отличием чудом не окончишь. Гадкая мысль, что его документы могут быть подделкой, не позволяла ей уснуть по-человечески с пятницы на субботу, и она потратила слишком много усилий на то, чтобы хоть на пару часов выбросить это из головы, даже когда на электронную почту пришло подтверждение подлинности дипломов.

Угробленные выходные на поиск информации о Генри Моргане не прошли напрасно: по указанным Эйбом городам и временным промежуткам действительно нашлись упоминания о загадочном докторе, который надолго не оставался ни в одной из больниц. Но то, что похожий на доктора Моргана человек носил такое же имя и фамилию, еще не означало, что это был именно ее Генри. Правда сложно было не заметить поразительного сходства Генри с мужчиной с фотографии из «Ричмонд и Туикенем Таймз» за восемнадцатое мая 1865 года.

У нее всегда были проблемы с принятием фантастических, не укладывающихся в голове фактов, особенно когда дело касалось дорогих ей людей. И на этот раз Джо очень хочется, чтобы крякающая и выглядящая как утка птица в лучших традициях умозаключений Генри оказалась лосем.

Лукас изо всех сил пытается сгладить повисшую в лаборатории холодность шутками, но больше вызывает раздражение.

— Послушайте, ребята, а может, выползем вечером в бар? Как вам идейка? — чуть ли не подпрыгивая от нетерпения, спрашивает Лукас. И это смотрится довольно комично, когда парень ростом под шесть с половиной футов корчит из себя сородича кенгуру. — Да и повод отметить есть: шеф из динозавра двадцатого столетия эволюционирует в человека. Не буквально, конечно, — исправляется тот, когда замечает изумленное и слегка отдающее зеленью лицо доктора Моргана. — Но прогресс, так сказать, не стоит на месте даже для нашего ископаемого.

И Джо в который раз чувствует себя учительницей начального класса, когда Генри начинает строить Лукасу страшные глаза. Тот лишь посмеивается, потому как знает, что самое ужасное, на что способен доктор Морган, — это забрать из коробки последний пончик с шоколадом.

— Джо, так ты пойдешь? — переспрашивает Лукас, преданно заглядывает ей в глаза. Только Лукас умудряется с высоты своего немалого роста смотреть на людей снизу вверх. Наверное, весь отдел судмедэкспертизы у них такой, особенный, кривит она губы в улыбке. — Док поворчит и придет. Не обращай внимания, это все последствия бездарно проведенных выходных, — шепотом доверяет ей чужую тайну Лукас и кивает на Генри у окна.

Доктор Морган распрямляет плечи и касается рукой стекла.

На каталке лежит найденный на углу Сорок седьмой и Третьей авеню мужчина с зашитой после аутопсии грудной клеткой. Согласно заключению, которое появилось на ее столе два часа назад, Саймон Хантер умер по естественной причине, и даже такой скрупулезный человек, как Генри, не смог найти что-либо, указывающее на другую версию смерти. В этот раз — как и в те другие, которые удастся пересчитать по пальцам одной руки, — все было именно тем, чем казалось на первый взгляд.

Джо понимает, что глупо отрицать рассказанное Генри, как и глупо было не дослушать Эйба тогда, когда доктор-мать-его-за-ногу-Морган психанул и спрятался в домашней лаборатории, благо хоть не достал из второго ящика секретера липовые паспорта и не сбежал вместе с как минимум вдвое старше «приемным сыном» в Аргентину. Но к сожалению, Джо ничего не может с собой поделать. Сейчас ей не до сверхъестественной чепухи, сейчас ей разобраться бы с тем, во что она превратила свою заурядную жизнью.

Лукас воспринимает ее кивок как согласие и с возгласом «Юху!», пританцовывая, тянет тележку с покойником в морг.

Генри кладет трубку и шумно выдыхает, отлепляется от окна. С запотевшего стекла постепенно исчезают слова с причудливыми завитушками — только доктор Морган может так изящно мелко хулиганить. И Джо направляется к выходу вслед за Лукасом, но краем глаза замечает, что с Генри происходит что-то неладное: вместо жизнерадостного, собранного всезнайки доктора Моргана за стол садится потерянный, опустошенный человек.

В животе молниеносно разворачивается холодный клубок страха, когда Джо подходит к Генри. Темные круги от недосыпания, землистого цвета лицо и красные капилляры в карих глазах.

— Эйб, — хрипло отвечает он на незаданный вопрос.

Генри трет виски, рывком встает и тянется к вешалке, где висит его халат и черное твидовое пальто. А сердце Джо сжимается в крохотный трепещущий комочек, когда она понимает, что произошло нечто непоправимое.

***

— Ты не обязана со мной сидеть, — твердо говорит он, и Джо мучает подозрение, что именно через отрицание доктор Морган пытается попросить ее остаться. — Иди домой, Джо, я справлюсь, — шепчет Генри у порога антикварной лавки, и она вслед за ним проходит внутрь, игнорирует возможность спрятаться у себя в доме и надраться до потери пульса, только чтобы забыть о пронзительном писке медицинских приборов из палаты Эйба. — Я справлюсь, — громко повторяет Генри, будто сам себя пытается в этом убедить.

В магазинчике темно. Свет от автомобилей обрисовывает длинные тени на столах и стенах. Джо идет к прилавку и нашаривает у дверей в подсобку выключатель. Генри все так же потерянно стоит у письменного стола: пальто расстегнуто, бахрома длинного шарфа почти касается пола. Генри пробегается кончиками пальцев по краю чашки «Лучший на планете сын» с дурацким ежом в красной рождественской шапочке и закрывает глаза. А Джо впервые так сильно хочется его поцеловать.

Он справится, конечно, он обязательно справится, повторяет про себя Джо и ни на мгновение не верит собственным словам. Видеть Генри таким уязвимым больно, как и больно знать, что будет дальше, если Эйб… Если… Не очнется. Доктор Морган, феноменальный судмедэксперт, который не раз выручал их в расследованиях и почти стал полноценным членом команды убойного отдела, с легкостью исчезнет в неизвестном направлении. И вряд ли его кто-нибудь найдет. Может, какие-то умения он и не приобрел за время своей насыщенной и вроде-бы-длинной жизни, но прятаться, по словам Эйба, Генри научился мастерски. И она совершенно не горит желанием проверять это его мастерство на практике.

— Если хочешь, поговори со мной, — предлагает Джо, когда Генри обнимает ладонями чашку и уже не делает вид, что читает газету, а бездумно смотрит в пустоту. У аккуратного доктора Моргана пальто и шарф неопрятным комом валяются на стуле, и это уже что-то да значит. А она все никак не найдет себе места в комнате и на самом деле не знает, зачем просит Генри говорить — чтобы успокоить его или себя. — Может, так тебе станет легче.

Руки у него холодные, даже несмотря на обжигающе-горячий кофе, который он оплел пальцами. Такое впечатление, будто тепло не может проникнуть в тело Генри. Она смотрит в уставшие темные глаза и едва сдерживает порыв пробежаться пальцами по его волосам в утешающем жесте.

— Знаешь, может, ты опять мне не поверишь, — начинает он тихо, — но когда Эбигейл исчезла, я думал, что сойду с ума. Правда, Джо, — Генри снова ловит ее взгляд, — я был на грани помешательства, и если бы не Эйб, я не знаю, что бы сделал. Возможно, так и сидел десятилетиями в той квартире и ждал от нее вестей. — Он вздрагивает и качает головой, будто физически пытается избавиться от всколыхнувшего память воспоминания. — Эйб вытащил меня, спас и больше никогда не покидал. — Две глубокие морщины проявляются на его переносице. Генри медленно втягивает воздух через нос. — А сейчас, когда ему нужна помощь, я ничего не могу сделать.

Старость неотвратима, вертится в голове у Джо. Такой порядок в жизни, великом замысле или еще чем-то подобном загадочном, необъяснимом и туманном. Но если на мгновение предположить, что Генри сказал ей правду, то кто для него все эти люди из его прошлого и настоящего? Время летит слишком быстро, секунды с минутами и игроками покрупнее проворно ускользают от человека, а сам человек превращается в песок или глину, которыми, согласно преданию, был когда-то.

«Кто же мы все для тебя, Генри?» — пульсирует под горлом вопрос. Наверное, что-то вроде светлячков в саду, — такие же быстро угасающие и абсолютно бесполезные.

И Джо больше не колеблется, она выпускает руку Генри из своих и обнимает его поникшие плечи.

— Мне страшно, Джо. Мне так страшно, — он прижимается щекой к ее щеке. — Это неправильно, когда отцы вынуждены хоронить своих детей.

***

Утро для Джо начинается с поиска безбожно громко кричащего телефона и туфель. Собственно, туфли ни под, ни рядом с местом ночевки не обнаруживаются. И как назло, мобильный затыкается, когда Джо вскакивает с постели. На одеяле лежит махровый халат, который с легкостью можно выдать за осеннее пальто. По крайней мере, когда она накидывает халат поверх пижамы — Джо не хочет знать, откуда у Генри взялись абсолютно новые женские вещички ее размера — именно так ей и кажется.

Просмотрев список звонков, Джо быстро набирает сообщение Майку с просьбой прикрыть ее до обеда. Ответ приходит мгновенно, словно лучший на свете напарник предвидел подобный вариант развития событий. Хоть Майк и будет потом с неделю ныть о своем героическом поступке, она считает, что сейчас ей лучше побыть с Генри.

То, что Генри Морган — необычный человек, было ясно с самой первой встречи, после которой Джо еще долго убеждала себя, будто желание придушить судмедэксперта, которого закрепили за ее участком, плохая идея. То, что он уникальный — гениальным назвать честнее, но тут уже собственная гордость не позволяет сказать правду, — стало понятно на второй день знакомства и довольно тесного сотрудничества. Но то, что этот чудик совершенно не приспособлен к жизни и абсолютно не умеет готовить, стало для нее настоящим открытием. Ничто так не бодрит с утра, как горящий тостер и витиевато, и что главное — цензурно ругающийся франт в костюме-тройке.

— Если Эйб поправится, — Генри, который заматывает поверженного электрического врага в мокрое полотенце, замирает и обращается в слух. Джо устраивается за столом и мысленно отвешивает себе подзатыльник за неправильный выбор слова. — Даже не если, а когда, Генри, — многозначительно говорит она и приподнимает бровь для большего эффекта, — мы с ним обязательно установим в вашей квартире противопожарную систему, чтобы один умелец не превратил все свои сокровища в угольки.

Генри смотрит на нее, и в его глазах появляются смешливые искорки, обычно служащие предвестником очередного замечательного безумного плана, который они вместе с Лукасом и Майком будут вынуждены воплощать в жизнь.

— Ты поаккуратнее с электроприборами, — Джо наливает апельсиновый сок в высокий стакан, — а то еще убьешься ненароком. По секрету тебе скажу: не очень приятно, когда электрический разряд проходит через тело. Да и зрелище после весьма не эстетично. Такое, на любителя.

— Будто я не знаю, — хмыкает Генри и открывает окно. И она качает головой: как же, как же, мистер всезнайка просто не может этого не знать.

Фен в доме Морганов барахлит, с сожалением отмечает Джо и отжимает воду с волос. А хотя, может, дело и не в фене: вилка вытягивается вместе с розеткой из стены. И у Джо закрадывается подозрение, что ее знакомый нелюбитель прогресса специально саботирует техническое совершенствование их с Эйбом дома.

Ночной звонок от лечащего врача дорогого стоил Джо: Генри засобирался брать штурмом больницу Ленокс-Хилл, только бы повидаться со своим соседом по квартире — она хоть и решила подыгрывать разбушевавшейся фантазии доктора Моргана, но заставить себя называть семидесятилетнего мужчину его сыном так и не смогла. Рациональные доводы, что в четыре утра никто Генри не пустит в палату, плохо действовали, а из-за споров и заверений «двухсоттридцатипятилетнего» упрямца, что утром он будет как огурчик, время сна сократилось еще на сорок пять минут.

За воротник падают и тянутся вдоль позвоночника холодные капли из собранных в пучок волос. Джо борется с зевотой и урчащим желудком — боже упаси, больше при ней Генри в роли кулинара к кухне не подойдет, — и садится за руль.

«Бодрый огурец» в пассажирском кресле, если бы не пристегнулся ремнем безопасности, наверняка уткнулся бы лицом в бардачок. И Джо не отказывает себе в удовольствии менять станции радиоприемника каждый раз, когда замечает, что Генри начинает засыпать.

— Скажи прямо: тебе это нравится, — раздраженно шипит он и потирает сонные глаза.

— Я не понимаю, о чем ты, — добродушно улыбается Джо, щелкает поворотником и игнорирует сигнал от коричневого понтиака с вмятиной на капоте и разбитой левой фарой дальнего света.

— Конечно, — ворчит Генри, переплетает руки в замок и устраивает их на животе. — Инквизиция многое потеряла в твоем лице.

Джо выруливает на парковку рядом с больницей и переводит взгляд на сосредоточенного Генри, который снова выпал из реальности. Грудная клетка Генри едва заметно поднимается и опускается, он вцепляется в регулятор длины ремня безопасности, будто это его персональный спасительный круг. А если бы они приехали сюда ночью, то он так и сидел бы под дверью приемного покоя? Или все-таки как-нибудь добрел бы до палаты Эйба после того, как спер с сестринского поста белый халат?

— Мне пойти с тобой? — спрашивает она, когда неотложка выезжает из-за поворота и включает сигнальные огни. — Генри, хочешь, я пойду с тобой? Ты не будешь один, — Джо касается его запястья и понимает насколько сильно у него, такого собранного и уверенного в себе, дрожат руки.

Генри отрицательно кивает, отстегивает ремень и делает то, что никогда раньше не делал — на мгновение прижимается лбом к ее виску и осторожно касается губами уголка губ Джо. И когда за ним закрывается дверь, она еще долго смотрит вслед фигуре в помятом черном пальто и пытается понять, почему этот недо-поцелуй кажется ей прощанием.

***

Шаг вперед, а вместо ожидаемых стандартных двух назад получается несколько тысяч в неизвестном направлении, фыркает Джо и чешет нос.

Волнистый попугайчик, который минут десять назад выпорхнул из окна третьего этажа дома напротив, прыгает по тоненьким веточкам молодого клена и сбивает лапками гирлянды из дождинок. Мерцающая капля, похожая на светлячка, забилась в место соединения черешков двух зеленых листьев и отливает закатным солнцем.

Светлячок.

Джо шумно выдыхает и тянет на себя ручку входной двери.

— Как здоровье, Эйб? — спрашивает Джо под мелодичный звон колокольчика. Она кивает в ответ приемному сыну Генри и ставит на журнальный столик корзинку из булочной вниз по улице.

— Не дождетесь, — улыбается Абрахам, убирает потрепанную книгу с трудночитаемым названием и тянется к кексам с черникой. Эйб облизывается и смешно шевелит пальцами, словно разминает их перед выбором сдобной жертвы. — Что-то ты зачастила ко мне, голубушка, — он откусывает кусочек, и Джо пытается не смотреть на трость у подлокотника кресла.

— Да вот, была здесь неподалеку, — не моргнув глазом, врет она и разглядывает убранство лавки. Кажется, будто без Генри все безделушки, начищенные до блеска старательным новым Эйбовым помощником, потеряли весь свой лоск.

— Я так и подумал, — улыбается он в усы и смотрит на нее поверх очков в роговой оправе. А Джо чувствует, как щеки наливаются краской, чего с ней не было примерно с первого класса средней школы. — Лукас тоже в этом районе совершенно случайно был три часа назад. — Эйб кивает в сторону апельсинов в хрустальной вазе-экспонате и стопки комиксов в пестрых обложках. — Я уже начинаю подозревать, что под порогом моего магазина зарыта подкова.

Джо молчит и крутит цепочку на шее.

Через неделю после того, как Эйба выписали из больницы, Генри исчез. Только об отъезде доктора Моргана знал узкий круг посвященных, и Джо в этот круг по неизвестной ей причине почему-то не вошла.

Обида тяжелым камнем лежит на сердце, и желание наподдать Генри растет с каждым часом его отсутствия. Нет, она ни разу не считает потерянные дни и точно не хочет проверять теорию Генри о его бессмертии, но при встрече, на которую Джо очень надеется, доктора Моргана ждет радушный прием.

— Не обязательно нужно видеть, чтобы верить, Джо, — в который раз повторяет Эйб и подливает ей в чашку кофе.

Если жить с Генри столько лет и знать о его тайне буквально с рождения, так легко говорить, хмыкает Джо и выглядывает на улицу через витрину. На город плавно опускается вечер, сегодня пятница, и ей абсолютно некуда спешить — ужастик из проката может подождать до следующего четверга. Она на автомате снова начинает листать дневник Генри с его статистикой по смертям и ужасным почерком с невообразимыми завитушками, которым разве что названия книг сказок стоит оформлять, а не вести записи. Слава богу, отчеты Генри подавал в печатном виде.

Конечно, не обязательно видеть, соглашается Джо про себя, особенно если человек тебе дорог, и ему это очень важно. Теперь, когда она слышит истории Эйба, а не ищет в них подвох, просто слушает то, что ей говорят, без скепсиса и сомнений, Джо открывает для себя нового Генри. И кусочки головоломки наконец складываются в цельную картинку.

На фотографиях окружающие Генри люди кажутся счастливыми. Улыбки, объятия, танцы, веселье, вечный праздник воспоминаний. Только Джо видит, как с каждым годом грустнеет ее доктор Морган, и чем дольше она разбирает бесконечный ворох фотографий, тем меньше находит снимков с самим Генри.

Глядишь на светлячков в саду, любуешься огоньками, к мерцающим букашкам не прикипаешь сердцем, не знаешь их по именам, не впускаешь в свою жизнь, не заботишься о них до самого конца. А когда лишишься этого света, вряд ли будешь проливать слезы, вспоминать с тоской, грустью или виной, потому как знаешь, что так правильно, смерть естественна и необратима.

Действительно, лучше ни к кому не привязываться, хмурится Джо и заставляет себя прекратить касаться края изображения со счастливо улыбающимся Генри в компании Эбигейл. Так, по крайней мере, не придется сожалеть о том, что очередная попытка заполнить несколько десятилетий из вечности близостью с любимым человеком заранее обречена на провал. Эта версия Джо нравится больше, чем та, в которой она Генри совершенно безразлична.

А еще Джо очень не хочется быть или стать для него светлячком.

— Ты сегодня останешься? — интересуется Эйб и стряхивает на пол крошки от кексов.

Генри точно не допустил бы такого безобразия, улыбается Джо, зажмуривается и отвешивает себе очередную мысленную оплеуху. Настолько глубоко впустить кого-то в свою жизнь, чтобы приловчиться смотреть на мир чужими глазами… Нет уж, рассержено выдыхает она, увольте, пора это прекращать.

Джо собирает фотографии в отведенную под них желтую от времени папку на завязках, помогает поставить на сигнализацию антикварную лавку и обнимает Абрахама перед уходом.

Чтобы добраться домой, ей нужно проехать почти весь город, а вечер, кажущийся более теплым, чем день, не располагает к поездкам в такси. Джо распрямляет плечи, переходит дорогу и через пару кварталов оказывается у Бруклинского моста. Лукас, как ей передал Майк, подал заявление по собственному. Надоедливому ассистенту Генри осталось доработать какую-то жалкую неделю, а потом и этот одаренный судмедэксперт, который нахватался от доктора Моргана всяких премудростей, исчезнет из ее поля зрения. И Майк уже принимает ставки на то, кто уйдет следующим — обычно одиннадцатый участок теряет по три сотрудника.

По темно-синей глади реки тянется лунная дорожка, перила моста приятно холодят ладони. Где-то неподалеку раздается женский смех. Белый Форд Мондео едва не окатывает брызгами ботинки. Она нашаривает в кармане куртки четвертак, замахивается и бросает к центру серебряной полоски, но так и не решается загадать желание.

— Вот именно так я однажды заимел синяк на лбу, — и когда Джо слышит знакомый голос, то понимает, как сильно она по нему скучала. — Представляешь? Японские туристы напоследок устроили памятное прощание с Нью-Йорком, а тут я выныриваю во всей красе.

— И как же… Ты им помешал себя сфотографировать? — делая паузу из-за мгновенно пересохшего горла, спрашивает Джо и засовывает руки в передние карманы.

— Нырнул. Да и Эйб ждал меня на другой стороне, так что поплавать пришлось изрядно, — Генри подходит ближе и показывает рукой, где именно его дожидался приемный сын. Начищенные до блеска ботинки, выглаженное пижонское черное пальто, шарф с белой вставкой и улыбка на все наглое лицо. — Прости, что заставил ждать, у меня были…

— Неотложные дела, понимаю, — она не в силах прекратить улыбаться. — Ты бы ни за что на свете не бросил Эйба без веской на то причины.

— Не только Эйба, — добавляет Генри и глядит ей в глаза.

— Знаешь, а я тебе верю, — Джо касается его теплой ладони.

И в какой-то момент ей кажется, что это признание гораздо важнее, чем клишированная фраза «я тебя люблю».