И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове [Борис Александрович Костюковский] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

мастерскую где-то в Самаре или Нижнем Новгороде.

Хороший совет — всегда находка. Так молодые Свердловы и сделали. На Большой Покровке, которая вела к нижегородскому кремлю, рядом с трёхэтажным кирпичным домом с узорчатым балконом над парадным входом стояла маленькая одноэтажная пристройка. Здесь и поселились Свердловы.

То, как жила семья, понять было нетрудно. Стоило лишь войти в маленькую комнату, увидеть сидящего над выполнением очередного заказа гравёра или заглянуть за ситцевую занавеску, где располагалось всё его семейство.

Яков был третьим, после Софьи и Зиновия. Михаил Израилевич любил рассказывать о рождении Якова.

— Это было 23 мая 1885 года. Над Нижним разразилась гроза, ветер ломал деревья, срывал крыши, на Волге швыряло из стороны в сторону не только лодки, но и пароходы. Ливень стучал в окна так, что даже дома было жутко. В такую погоду появиться на свет мог решиться только мой Яша, — не без юмора заключал отец.

Дети Свердловых воспитывались в доброй обстановке. Мать с ранних лет приучала к труду и девочек, и мальчиков. Яков и отцу в работе поможет, и печь растопит, и воду принесёт, и пуговицы себе пришьёт, и носки заштопает. Хотя, конечно, мальчишка есть мальчишка. Как-то в доме Свердловых работали трубочисты. Они взобрались по приставной лестнице на крышу. Якова, который среди сверстников слыл «верхолазом», заинтересовало: каким образом трубочисты спустятся с крыши, если лестницу убрать? Он бы, например, спустился по водосточной трубе. А они? Их-то труба не выдержит, пожалуй...

Вечером его позвал отец.

— Как ты думаешь, Яша, зачем приходили к нам трубочисты? — спокойно спросил Михаил Израилевич.

— Трубы чистить.

— Это хорошее дело или плохое?

Яков пожал плечами, он ещё не знал: хорошо это или плохо — чистить трубы.

— Не знаешь. Если трубы не будут прочищены, если забьётся дымоход, дым будет идти в квартиру и все мы можем угореть. Это ты понимаешь?

— Понимаю.

— Значит, доброе дело у трубочистов или нет?

— Доброе. — Яков догадался, куда клонит отец.

— А мешать доброму делу — это хорошо или плохо?

Ответ был ясен.

— Можешь не отвечать, — сказал отец. — Я вижу, что ты понял. Нелегко им, Яшенька. Это для тебя лазить по крышам — забава. А для них — труд... Запомни навсегда: ничего не делай людям во зло.

«Ничего не делай людям во зло». Он запомнил эти слова на всю жизнь.

А ещё запомнилось, как произнёс эти слова отец — в его голосе не было злости, а была обида. Обида за то, что такой поступок мог совершить его сын. От той отцовской обиды веяло теплом и добротой.

Однажды Зиновий, которому уже минуло четырнадцать, пришёл домой, когда стемнело.

— Где ты был? — спросил отец.

— На промышленной выставке. Между прочим, все уважающие себя хозяева имеют там киоски. Кроме, конечно, нашей почтенной фирмы.

Михаил Израилевич рассердился:

— У твоего отца такая фирма, в которой хозяин — сам мастер, сам же работник и сам же счетовод. Мои помощники, дай им бог здоровья, хорошие люди, но так, как я умею работать, они ещё не умеют. Могу я разорваться на две части — одна здесь, другая на ярмарке? Этим талантом меня господь не наградил. А мой сын предпочитает бегать по ярмарке, вместо того чтобы учиться честному и красивому ремеслу.

— Между прочим, — подлил масла в огонь Зиновий, — в Бразильском пассаже ещё есть свободные киоски. Я узнавал. Можно снять — недорого возьмут.

Как ни сердился Михаил Свердлов, всё же на следующий день отправился в Бразильский пассаж. Киоск, который он снял, не был шикарным, однако вывеска о гравёрных и печатных работах выглядела довольно солидно. По своим размерам не уступала другим «солидным» вывескам. Для пущей важности она сообщала, что «фирма» (ни больше ни меньше) существует с 1881 года... По мнению хозяина, это должно было произвести впечатление.

Михаил Свердлов никогда не жалел, что переехал в Нижний. Ему нравился город: степенные, знающие себе цену извозчики, пристанские грузчики, голосистые бабы, даже чопорные чиновники напоминали родной Саратов. Но дела «фирмы» шли лучше, чем в Саратове, — заказчиков больше, а стало быть, и заработка. Он постепенно расширил мастерскую — в том же дворе во флигеле снял квартиру для семьи, в старой мастерской установил две печатные машины, и таким образом возникла маленькая типография для изготовления визитных карточек, небольших рекламных проспектов. У него появились помощники — без них уже трудно было справляться с делами.

— Раньше, — говорил Михаил Израилевич, — была фирма и не было в ней работников, один хозяин. Теперь нужно думать о том, где брать деньги, чтобы платить рабочим. А то будут рабочие, но не будет фирмы. Правда, растут сыновья, присматриваются, учатся моему ремеслу. Но пока они ещё слабые помощники.

В этих словах гравёра не было упрёка.

Однажды к киоску подошёл высокий усатый мужчина, в широкополой шляпе, косоворотке под шнуром, в поношенных брюках, заправленных в сапоги. В руках у