Клад [Дмитрий Владимирович Потехин] (fb2) читать постранично
- Клад 1.14 Мб, 45с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Дмитрий Владимирович Потехин
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (17) »
Дмитрий Потехин Клад
Константин Алексеевич высморкался в засохший носовой платок, кашлянул в него же и сурово уставился на Глеба своими круглыми пыльными стеклами: – Ну? – Привести к общему знаменателю, – хмуро вымолвил Глеб, ни то утверждая, ни то вопрошая. – Так приводи! Глеб коснулся мелом доски, замешкался. В голове роились смутные воспоминания. – Что, все? Опять авария в мозгу? – зло каркнул учитель. – Тут умножаем… – На сколько? – М-м да, тут… пять и… – И? – С-семь? – Шесть! Пять и шесть дают тридцать! Множь! Таблицу умножения Глеб, слава богу, знал неплохо. – Та-ак… Куда?! А числитель? Глеб вздрогнул. Он знал, что числитель стоит вверху, но что с ним делать решить не мог. – Числитель кто за тебя перемножать будет? – Ой да… – То же самое, дурень! На те же самые цифры множь! Шесть и пять! Экзекуция близилась к завершению. Точнее Глебу так казалось. – Вот, готово. – Не готово! Сокращать дроби Пушкин будет? Глеб шумно выдохнул, как паровоз перед отправлением и безнадежно уставился в уравнение. Прошло пять мучительных минут, прежде чем Константин Алексеевич, не выдержав, плюнул на тряпку, стер с доски каракули Глеба и, раздраженно стуча мелом, начиркал правильный ответ. – Баран безрогий! – Чего-о? – в свою очередь не выдержал Глеб. – Того! Глеб стиснул зубы, сверкнул на учителя взглядом и, оскорбленно сопя, двинулся к своей парте. – Чего сопишь-то? Я ж тебе добра желаю! – вдруг как бы смягчившись, лицемерно-снисходительно проговорил учитель, когда Глеб, складывал вещи в мешок. Это было продолжение издевки. – Люблю я тебя! Вот бывает, проснусь посреди ночи и думаю, думаю, что тебя, индюка, в жизни ждет. Ведь ничего же хорошего не ждет! Лошадь, бочка и черпак – трудовые подвиги ассенизатора. И грустно мне становится-я… Еще год назад Глеб бы жестко ответил, что не нуждается в поучениях и жалости, что в гробу он слыхал эти нотации, и вообще в летном училище, куда он скоро поступит, математика стоит даже не на первом месте. Но теперь он стал гораздо мудрее. И гораздо лучше знал Константина Алексеевича с его любовью выкручивать уши. К. А. Щепов (или, как его с давних пор окрестили школьные остряки, Кощей) был худшим учителем в школе. Заскорузлый, сутулый, перекошенный, обсыпанный меловой пылью, в кривых очках и с вечно всклокоченными волосами. Когда однажды в газете Глеб увидел фото предателя Власова, то сперва решил, что это Кощей в военной форме. Сказать, что Кощей был злым или противным – значит, не сказать ничего. Кощей был разным. До мурашек разным, но всегда плохим. Иногда он вел себя презрительно и холодно, глядел на ребят сквозь свои линзы, как римский император на рабов. В другие дни становился ехидным и мелочным, постоянно кривился в усмешках, гадко подтрунивал. Порой приходил сонный и хмурый, преподавал через силу заплетающимся языком. А в иной день являлся веселый и энергичный, всех подбадривал, потирал руки и от всей души славил правительство и армию. В такие дни Глебу при нем становилось особенно тошно. "Раз ты негодяй, так уж и оставайся им всегда! Чего комедию ломать?" Еще дичее было то, что при всем при этом Кощей с удовольствием играл Деда Мороза каждый Новый год. Приходил в актовый зал в подвязанной бороде и длинном буром тулупе, громогласно говорил нараспев, водил хоровод. Как-то хорошистка Соня Левченко, над которой Кощей день назад нехорошо посмеялся, не выдержала и выдала ему сквозь слезы: – Вы, Константин Алексеевич, хам лицемерский! За таких как вы мой брат на фронте кровь проливает! А вы больным прикинулись, чтобы на войну не идти! Все ждали, что он ее сейчас за косы оттаскает и к директору поведет, а Кощей как-то грустно потупил взгляд и, будто в полусне говоря сам с собой, промолвил: – Есть такое… И хам, и гордец, и скряга, и до женского полу охотник… Но не трус я, не-ет! Я в гражданскую кровь пролил! У меня осколки в легких! Покашлял для виду и влепил Соньке "неуд". "Может, у него с головой плохо? Бабушка не зря таких окаянными обзывала", – думал Глеб, проходя через зал, мимо высокой драненькой елки с картонной звездой. Он знал, что жена у Кощея, по крайней мере, точно "того". Математик жил с унылой, безмолвной как корова бабой, серое лицо которой вечно хранило туповато-испуганное выражение. Лишь раз Глеб услышал краем уха ее разговор с кем-то: "Ой не знаю, вроде один, а вроде и нет. Он, не он… Как из подполу вылезет – как будто и другой". "Пьет – черти мерещатся", – не без сочувствия решил Глеб. В полукилометре от школы в укромном закутке знакомые ребята играли в бабки. Ванька Зимогоров, Пашка Агаев, Пахомка Лисин, Колька Белых с братом Шуркой и хулиган по прозвищу Шило. Ставки: пять копеек, два винтовочных патрона, кусок сахара и цветная картинка из журнала про авиастроение. Глеб заметил, как Ванька вынул из своей сумки пузырек свекольных чернил: проигрался! Шило, заломив шапку на затылок, следил за ним, насмешливо катая во рту "козью- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (17) »
Последние комментарии
2 часов 15 минут назад
2 часов 19 минут назад
2 часов 29 минут назад
2 часов 36 минут назад
2 часов 38 минут назад
2 часов 41 минут назад