Предъявление обид [Гэйв Торп] (fb2) читать онлайн

Гэйв Торп Предъявление обид

Обида первая. Твёрдый, как камень

Скрюченные, лающие существа неслись вперед огромной массой, завывая и крича в темнеющее небо.

Некоторые ковыляли вперед на четвереньках, как собаки и медведи, другие бежали прямо длинными скачущими шагами. Каждый из них был нечестивым гибридом человека и зверя, некоторые с собачьими мордами и человеческими телами, другие с задними лапами козы или кошки. Существа с птичьими лицами и похожими на летучих мышей крыльями, торчащими из их спин, неслись вперед стремительными прыжками рядом с гигантскими чудовищами, сделанными из размахивающих конечностей и визжащих лиц.

Когда солнце сверкнуло на вершинах гор вокруг них, толпа эльфов и гномов мрачно стояла, наблюдая за новой волной искаженных ужасов, несущейся вниз по долине. В течение пяти долгих дней они противостояли орде, хлынувшей с севера. Небо над ними кипело магической энергией, пульсируя с неестественной силой. Грозовые тучи с синими и пурпурными оттенками клубились в воздухе над темным воинством.

Во главе армии гномов стоял Верховный Король Снорри Белобородый. Его борода была испачкана грязью и кровью, и он тяжело держал в руке свой мерцающий рунический топор. Вокруг него его стражники подняли свои щиты, топоры и молоты и сомкнулись вокруг короля, готовясь встретить новый натиск. Мрачное молчание нарушил гном, стоявший слева от Снорри, Годри Стоунхьювер.

— Как ты думаешь, их будет еще много? — спросил он, держа молот в правой руке. — Я уже три дня не пил пива!

Снорри усмехнулся и посмотрел на Годри.

— А где ты нашел пиво три дня назад? — сказал Верховный Король. — Я не пил ни капли с самого первого дня.

— Ну, — ответил Годри, избегая смотреть королю в глаза, — может быть, была одна или две бочки, которые мы пропустили, когда раздавали пайки.

— Годри! — огрызнулся Снорри, искренне рассердившись. — Там есть хорошие бойцы с кровью во рту, которым пришлось три дня терпеть эту эльфийскую слюну, а у тебя было свое пиво? Если я переживу это, то у нас будет разговор!

Годри ничего не ответил, только переминался с ноги на ногу и упорно смотрел в землю.

— Выше голову! — крикнул кто-то из дальних рядов, и Снорри, обернувшись, увидел в небе четыре темные фигуры, едва различимые среди облаков. Одна отделилась от группы и по спирали устремилась вниз.

Когда фигура приблизилась, стало ясно, что это дракон, его большие белые чешуйки сверкали в магическом шторме. У основания его длинной змеевидной шеи сидела фигура, закутанная в светло-голубой плащ, сквозь развевающиеся складки которого просвечивали серебристые доспехи. Его лицо было скрыто за высоким шлемом, украшенным двумя золотыми крыльями, которые выгибались в воздухе дугой.

Дракон приземлился перед Снорри и сложил крылья. Высокая худощавая фигура грациозно спрыгнула с седла и направилась к Снорри, её длинный плащ развевался прямо над грязной землей. Когда он приблизился, то снял шлем, открыв тонкое лицо и большие, яркие глаза. Его кожа была светлой, а темные волосы свободно падали на плечи.

— Значит, все-таки добрался? — сказал Снорри, когда эльф остановился перед ним.

— Конечно, — ответил эльф с неприязненным видом. — А вы ожидали, что я погибну?

— Эй, Малекит, не надо так себя вести, — прорычал Снорри. — Это было простое приветствие.

Эльфийский принц ничего не ответил. Он оглядел приближающуюся орду. Когда он заговорил, его взгляд все еще был устремлен на север.

— Это последняя из них на много-много лиг, — сказал Малекит. — Когда все они будут уничтожены, мы повернем на запад, к ордам, которые угрожают городам моего народа.

— Да, так мы и договаривались, — сказал Снорри, снимая шлем и проводя рукой по своим спутанным, мокрым от пота волосам. — Мы же давали клятвы, помнишь?

Малекит обернулся и посмотрел на Снорри.

— Да, клятвы, — сказал эльфийский принц. — Ваше слово — это ваша связь, вот как это бывает с вами, гномами, не так ли?

— Как и положено всем цивилизованным существам, — сказал Снорри, снова надевая шлем. — Ты сдержал свое слово, и мы сдержим свое.

Эльф кивнул и пошёл прочь. Грациозным прыжком он оказался в седле дракона, и мгновение спустя, громко хлопая крыльями, зверь взмыл в воздух и вскоре затерялся в облаках.

— Странный народ эти эльфы, — заметил Годри. — И говорят тоже странно.

— Они действительно странная порода, — согласился король гномов. — Живя с драконами, я не могу пить их эль, и я уверен, что они проводят слишком много времени на солнце. Тем не менее, любой, кто может размахивать мечом и будет стоять рядом со мной, будет моим другом в эти темные времена.

— Совершенно верно, — кивнул Годри.

Толпа дварфов молчала, когда звери Хаоса приближались, и над лаем и воем искореженных монстров был слышен ясный звук труб эльфов, выстраивающих свою линию.

Неестественный поток мутировавшей плоти был теперь всего лишь в пятистах ярдах от них, и Снорри чувствовал их отвратительное зловоние. В тусклом свете буря стрел с белыми наконечниками поднялась в воздух от эльфов и упала среди орды, пробивая покрытую мехом шкуру и кожистую кожу.

За ним быстро последовал еще один залп, потом еще и еще. Земля долины была усеяна мертвыми и умирающими, десятки пронзенных стрелами трупов были разбросаны по склону перед Снорри и его армией. Но звери продолжали мчаться вперед, не обращая внимания на свои жертвы. Теперь они были всего в двухстах ярдах от него.

Три стрелы, горящие синим огнем, взмыли высоко в воздух.

— Да, это нам, — сказал Снорри. Он кивнул Тундиру, стоявшему справа от него. Гном поднес к губам свой изогнутый рог и издал долгий звук, который эхом отразился от стен долины.

Шум постепенно нарастал по мере того, как гномы продвигались вперед, Эхо горна и рев зверей Хаоса теперь заглушались топотом обутых в железо ног, звоном кольчуг и стуком молотов и топоров по щитам.

Словно железная стена, линия гномов двинулась вниз по склону, когда еще один залп стрел просвистел над их головами. Разрозненные группы клыкастых, когтистых монстров врезались в защитную стену.

Рыча, воя и визжа, их бессловесные вызовы встречались грубыми боевыми кличами и выкрикиваемыми клятвами.

— Грунгни, направь мою руку! — взревел Снорри, когда существо с головой волка, телом человека и ногами ящерицы прыгнуло на него, полосуя длинными когтями. Снорри взмахнул топором справа налево по низкой дуге, сверкающее лезвие срезало ноги зверя чуть ниже пояса.

Когда расчлененный труп покатился вниз по склону, Снорри шагнул вперед и нанес ответный удар топором, оторвав голову медведеподобному существу с извивающейся змеей вместо хвоста.

Густая кровь, вонявшая тухлой рыбой, фонтаном хлынула на короля, прилипая к пластинам его железных доспехов. Комок застрял в его спутанной бороде, вызывая рвотные позывы.

Это будет долгий день.

* * *

Тронный зал Жуфбара мягко гудел эхом от шума мельтешащих гномов. Сотни фонарей озаряли золотым светом толпу, когда король Трондин оглядел свой двор.

Здесь были представители большинства кланов, и среди толпы он разглядел знакомое лицо своего сына Барундина. Молодой дварф разговаривал с повелителем рун Арбреком Сильверфингером.

Трондин тихо усмехнулся про себя, представив себе тему разговора: несомненно, его сын скажет что-то опрометчивое и необдуманное, а Арбрек тихо проклянет его с веселым огоньком в глазах.

Движение у больших дверей привлекло внимание короля. Фоновый шум стих, когда в зал вошел эмиссар-человек в сопровождении Хенгрида Драконфое — стража ворот. Человечий отпрыск был высок, даже для одного из его вида, а за ним шли еще двое мужчин, неся большой окованный железом деревянный сундук. Гонец явно шел медленными, обдуманными шагами, чтобы не опередить своего коротконогого спутника, в то время как двое, несущие сундук, заметно устали. В собравшейся толпе образовалась брешь, и из толпы показался путь к подножию трона Трондина.

Он сидел, скрестив руки на груди, и смотрел, как маленькая депутация поднимается по тридцати ступеням к возвышению, на котором стоял его трон. Гонец низко поклонился, с размаху вытянув левую руку в сторону, а затем поднял глаза на короля.

— Милорд, король Жуфбара Трондин, я принес известие от барона Сайласа Вессала из Аверланда, — сказал эмиссар. Он говорил медленно, за что Трондин был ему благодарен, так как прошло уже много долгих лет с тех пор, как он нуждался в понимании рейкшпиля империи.

Король некоторое время молчал, а потом заметил, что в наступившей тишине ему стало не по себе. Он выудил нужные слова из своей памяти.

— А ты кто такой? — спросил Трондин.

— Я маршал Хайнлайн Кульфт, кузен и герольд барона Вессала, — ответил мужчина.

— Кузен, а? — сказал Трондин с одобрительным кивком. По крайней мере, этот человек-лорд послал одного из членов своей семьи на переговоры с королем. За свои триста лет Трондин привык считать людей опрометчивыми, легкомысленными и невнимательными.

«Почти такими же плохими, как эльфы», — подумал он про себя.

— Да, милорд, — ответил Кульфт. — Со стороны отца, — добавил он, чувствуя, что это объяснение, возможно, заполнит тишину, воцарившуюся в широкой и длинной комнате. Он остро ощущал, как сотни глаз гномов сверлят его спину, а сотни ушей гномов прислушиваются к каждому его слову.

— Итак, у тебя есть послание? — сказал Трондин, слегка склонив голову набок.

— У меня их два, милорд, — сказал Кульфт. — Я принес и печальные новости, и просьбу от барона Вессала.

— Значит, вам нужна помощь? — сказал Трондин. — Чего же вы хотите?

Герольд на мгновение был ошеломлен прямотой короля, но быстро взял себя в руки.

— Орки, милорд, — сказал Кульфт, и при упоминании о ненавистных зеленокожих зал гневно загудел.

Шум утих, когда Тронд жестом приказал собравшимся придворным замолчать. Он жестом велел Кульфту продолжать.

— С севера земель барона пришли орки, — сказал он. — Три фермы уже разрушены, и мы считаем, что их число растет. Армии барона хорошо вооружены, но малочисленны, и он опасается, что если мы не ответим быстро, орки только осмелеют.

— Тогда попроси своего графа или императора прислать еще людей, — сказал Тронд. — А какое мне до этого дело?

— Орки пересекали и ваши земли тоже, — быстро ответил Кульфт, явно готовый к такому вопросу. — Не только в этом году, но и в прошлом примерно в то же время.

— У тебя есть описание этих существ? — спросил Тронд, и его глаза сузились до щелочек.

— Говорят, что они носят щиты, украшенные грубым изображением лица с двумя длинными клыками, и рисуют на своих телах странные узоры чёрной краской, — сказал Кульфт. На этот раз реакция толпы была еще громче.

Тронд сидел молча, но костяшки его сжатых кулаков побелели, а борода задрожала.

Кульфт сделал знак двум мужчинам, которые с благодарностью поставили сундук на тронный ярус, и они открыли его. Свет сотен фонарей отражался от его содержимого: несколько драгоценных камней, много-много серебряных монет и несколько слитков золота. Гнев в глазах Трондина быстро сменился алчным блеском.

— Барон не хотел бы, чтобы вы несли какие-либо расходы из-за него, — объяснил Кульфт, указывая на сундук с сокровищами. — Он хотел бы попросить вас принять этот жест его доброй воли, чтобы компенсировать любые расходы, которые может понести ваша экспедиция.

— Хм, подарок? — сказал Трондин, отрывая взгляд от золотых слитков. Они были особого качества, изначально гномьего золота, если его опытный глаз не ошибся. — Для меня?

Кульфт кивнул. Король гномов оглянулся на сундук, а затем сердито посмотрел на нескольких гномов, которые нерешительно поднялись по лестнице к сундуку. Кульфт жестом велел своим спутникам закрыть крышку, пока не начались неприятности. Он слышал о жажде гномов к золоту, но принял ее просто за жадность. Эта реакция была совершенно иной — желание заполучить драгоценный металл, граничащее с физической потребностью, подобно тому, как человек находит воду в пустыне.

— Пока я принимаю этот щедрый дар, король Жуфбара выступит вперед не за золото, — сказал Трондин, вставая. — Мы знаем об этих орках. Действительно, в прошлом году их встретили в битве гномы из моего собственного клана, и эти мерзкие твари лишили жизни моего старшего сына.

Tрондин шагнул вперед и сильно сжал кулаки, встав на верхней ступеньке. Когда он снова заговорил, его голос эхом отразился от дальних стен комнаты.

— У этих орков перед нами есть долг, — прорычал король. — Жизнь принца Жуфбара пятнает их жизнь, и они были занесены в список преступлений, совершенных против моего владения и моего народа. Я заявляю о своей обиде к этим оркам! Их жизни потеряны, и с помощью топора и молота мы заставим их заплатить ту цену, которую они должны заплатить. Скачи к своему господину, скажи ему, чтобы он готовился к войне, и скажи ему, что король Жуфбара Трондин Стоунхарт будет сражаться рядом с ним!

Топот гномьих сапог донесся с горных склонов, когда ворота Жуфбара распахнулись и оттуда вышло войско короля Трондина. Шеренга за шеренгой бородатые воины продвигались между двумя огромными статуями Грунгни и Гримнира, которые стояли по обе стороны ворот, высеченных в скале горы. Над войском гномов раскачивался лес золотых и серебряных штандартов с изображёнными на них лицами почитаемых предков, рунами кланов и символами гильдий.

К глухому стуку сапог присоединился грохот колес и хриплое покашливание паровой машины. В задней части колонны гномов пыхтел паровой бульдозер, его колеса со спицами и железными опорами скрежетали по потрескавшейся и изрытой ямами дороге. Клубы серого дыма поднимались в воздух из рифленой воронки, когда тяговый двигатель с ревом рванулся вперед, таща за собой цепочку из четырех повозок, нагруженных багажом, покрытым тяжелой, обвязанной тросом непромокаемой мешковиной.

Осеннее небо над горами Края Мира было низким и серым, угрожая дождем, но Трондин был в приподнятом настроении. Он шел во главе своей армии, Барундин слева нес собственный королевский штандарт, а справа маршировал Повелитель Рун Арбрек.

— Война никогда не была счастливым событием во времена твоего отца, — сказал Арбрек, заметив улыбку на губах короля.

Улыбка исчезла, когда Трондин повернул голову, чтобы посмотреть на повелителя рун.

— У моего отца не было причины мстить за павшего сына, — мрачно произнес король, и его глаза заблестели в тени золотого шлема. — Я благодарю его и отцов до него за то, что мне была дарована возможность исправить это зло.

— Кроме того, ты слишком давно не брался за свой топор, лишь чтобы только отполировать его! — сказал Барундин с коротким смешком. — Ты уверен, что все еще помнишь, что нужно делать?

— Послушайте, что говорит безбородыч! — засмеялся Трондин. — Мне едва исполнилось пятьдесят зим, а я уже специалист по войне. Послушай, парень, я замахивался этим топором на орков задолго до твоего рождения. Давайте просто посмотрим, на кого из нас придётся больше, а?

— Это будет первый раз, когда твой отец увидит твою храбрость, — подмигнув, добавил Арбрек. — Истории, когда эль льется рекой, вполне уместны, но нет ничего лучше, чем увидеть его воочию, чтобы заставить отца гордиться собой.

— Да, — согласился Трондин, похлопав Барундина по руке. — Теперь ты мой единственный сын. Честь клана будет принадлежать тебе, когда я отправлюсь на встречу с предками. Ты заставишь меня гордиться тобой, я знаю.

— Ты увидишь, что Барундин Трондинссон достоин стать королем, — сказал юноша с яростным кивком, от которого его борода зашевелилась. — Ты будешь гордиться, это точно.

Они шли на запад, к Империи, до самого полудня, пока за ними не исчезли высокие валы и бастионы Жуфбара, горная вершина, под которой находился тронный зал, была скрыта низким облаком.

В полдень Трондин объявил привал, и воздух наполнился шумом пяти тысяч гномов, которые ели бутерброды, пили эль и громко спорили, как это было у них заведено в походе. После еды в воздухе повис густой трубочный дым, который висел над лагерем как облако.

Тронд сидел на камне, вытянув перед собой ноги и любуясь пейзажем. Высоко в горах он мог видеть на многие мили, лиги и лиги твердых скал, редкие деревья и кусты. Дальше он почти мог разглядеть более зеленые земли Империи. Пока он пыхтел трубкой, кто-то постучал его по плечу, и он обернулся. Это был Хенгрид, а с ним — старый дварф с длинной белой бородой, заткнутой за простой веревочный пояс. Незнакомец был одет в плащ с капюшоном из грубой шерсти, выкрашенной в синий цвет, и держал точильный камень в потрескавшихся узловатых руках.

— Да пребудет с тобой честь Грунгни, король Трондин, — коротко поклонился гном. — Я всего лишь простой путешественник, который зарабатывает пару монет своим точильным камнем и своим умом. Позвольте мне оказать вам честь заточить ваш топор и, возможно, передать вам пару мудрых слов.

— Мой топор острит руна, — сказал Тронд, отворачиваясь.

— Погоди, король, — сказал старый гном. — Было время, когда любой гном, будь он скромным или царственным, не пожалел бы ухо для своего возраста и учености.

— Пусть он говорит, Тронд! — крикнул Арбрек с другой стороны дороги. — Он достаточно стар, чтобы быть даже моим отцом, прояви хоть немного уважения.

Трондин снова повернулся к незнакомцу и неохотно кивнул. Торговец благодарно кивнул, снял свой рюкзак и поставил его на обочину дороги. Он казался очень тяжелым, и Трондин заметил сверток в форме топора, завернутый в лохмотья, засунутые между складками плаща дварфа. Тяжело вздохнув, дварф сел на мешок.

— Орки? — сказал торговец, доставая из складок своего одеяния богато украшенную трубку.

— Да, — ответил Трондин, застигнутый врасплох. — А ты их видел?

Гном ответил не сразу. Вместо этого он снял с пояса мешочек и принялся набивать трубку травой. Достав из мешочка длинную спичку, он чиркнул ею о твердую поверхность дороги и закурил трубку, несколько раз удовлетворенно пыхнув, прежде чем снова повернуться к королю.

— Да, я их видел, — сказал гном. — Не прямо сейчас, но я их видел. Злобная компания это точно.

— Когда я их поймаю, они превратятся в трупы, — фыркнул Трондин. — А когда ты их видел?

— О, совсем недавно, около года назад, — ответил незнакомец.

— В прошлом году? — сказал Бараундин, вставая рядом с отцом. — Это было, когда они убили Дортина!

Король хмуро посмотрел на сына, тот замолчал.

— Да, это так, — сказал торговец. — Это было не более чем в дне пути отсюда, где пал принц Дортин.

— Ты видел сражение? — спросил Трондин.

— К сожалению, я в нём не участвовал, — сказал незнакомец. — В тот день мой топор попробовал бы орочью плоть. Но, увы, я пришел на поле битвы слишком поздно, а орки уже ушли.

— Ну что ж, на этот раз воины Жуфбара уладят дело, — сказал Барундин, положив руку на висевший на поясе топор. — Не только сами по себе, вместе нами сражается барон Империи.

— Фу, человечий отпрыск? — выплюнул торговец. — А чего стоит человечий отпрыск в бою? Лишь юный Зигмар из этой расы вырос достойным звания воина.

— Барон Вессал — человек со средствами, а это вовсе не подлый подвиг для человека, — сказал Хенгрид. — У него есть даже золото гномов.

— Золото — это всего лишь один из способов оценить человека, — сказал незнакомец. — Когда поднимают топоры и льется кровь, больше всего ценится не богатство, а характер.

— Что ты можешь знать? — сказал Тронд, пренебрежительно махнув рукой. — Держу пари, что у тебя есть только две монеты, чтобы потереть их вместе. Я не потерплю, чтобы безымянный, нищий уотток проявил неуважение к моему союзнику. Спасибо за твоё общество, но я уже достаточно насладился им. Хенгрид!

Дородный гном-ветеран шагнул вперед и с извиняющимся видом жестом велел старому торговцу встать. Сделав последнюю затяжку, странник поднялся на ноги и натянул свой рюкзак.

— Это день, когда слова старика остаются без внимания, — сказал незнакомец, отворачиваясь.

— Я вовсе не безбородыч! — крикнул ему вслед Трондин.

Они смотрели, как дварф медленно шел по дороге, пока не скрылся из виду между двумя высокими скалами. Трондин заметил, что Арбрек пристально смотрит на тропинку, словно все еще видит незнакомца.

— Пустые предупреждения пусть уходят с его пустым кошельком, — сказал Тронд, пренебрежительно махнув рукой в сторону торговца.

Aрбрек повернулся с хмурым взглядом на его лице.

— С каких это пор короли Жуфбара считают мудрость монетами? — спросил повелитель рун. Трондин хотел было ответить, но Арбрек уже отвернулся и зашагал прочь сквозь толпу солдат.

* * *

Торжественный бой барабанов эхом отдавался в залах и коридорах Караз-а-Карака. Маленькая комната была пуста, если не считать двух фигур. С таким же бледным лицом, как и его борода, Король Снорри лежал на своей низкой широкой кровати. глаза его были закрыты. На коленях рядом с кроватью, положив руку на грудь дварфа, стоял принц Малекит Ултуанский, некогда генерал армии Короля-Феникса, а теперь посол в империи дварфов.

Остальная часть комнаты была увешана тяжелыми гобеленами, изображавшими сражения, в которых они сражались вместе, что вполне соответствовало роли Снорри. Малекит не завидовал королю за его славу, ибо разве его собственное имя не громко пели на Ултуане, в то время как имя Снорри Белобородого было едва слышно?

«Каждый народ равен своему роду», — подумал эльфийский принц.

Веки Снорри дрогнули, открывая мутные бледно-голубые глаза. Его губы скривились в улыбке, и неловкая рука нашла руку Малекита.

— Если бы жизнь гномов измерялась так же, как у эльфов, — сказал Снорри. — Тогда мое правление продлилось бы ещё тысячу лет!

— Но даже если так, мы все равно умираем, — сказал Малекит. — Наша мера определяется тем, что мы делаем, когда живем, и наследием, которое мы оставляем своим родичам, как и любое другое. Тысячелетняя жизнь ничего не стоит, если ее труды сойдут на нет после того, как она закончится!

— Верно, верно, — кивнул Снорри, и его улыбка погасла. — То, что мы построили, достойно легенды, не так ли? Наши два великих царства отбросили назад зверей и демонов, и земли теперь безопасны для нашего народа. Торговля никогда не была лучше, а владения растут с каждым годом!

— Твое царствование действительно было славным, Снорри, — сказал Малекит. — Твоя линия сильна, твой сын будет поддерживать великие дела, которые ты совершил!

— И, возможно, даже строить на них, — сказал Снорри.

— Возможно, если на то будет воля богов, — сказал Малекит.

— А почему бы и нет? — спросил Снорри. Он закашлялся и сел, опустив плечи на толстые, расшитые золотом белые подушки. — Хотя мое дыхание становится прерывистым, а тело немощным, моя воля тверда, как камень, из которого высечены эти стены. Я — дварф, и, как все мои соплеменники, во мне живет сила гор. Хотя это тело сейчас слабо, мой дух отправится в Чертоги Предков.

— Там его встретят Грунгни, Валайя и Гримнир, — сказал Малекит. — Ты займешь свое место с гордостью.

— Я еще не закончил, — нахмурился Снорри. С мрачным выражением лица король продолжил: — Слушай эту клятву, Малекит из эльфов, товарищ на поле боя, друг у очага. Я, Снорри белобородый, Верховный Король Гномов, завещаю свой титул и права моему старшему сыну. Хотя я пройду через врата в Чертоги Предков, мои глаза останутся прикованными к моей империи. Да будет известно нашим союзникам и врагам, что смерть — это еще не конец моей опеки!

Гном разразился мучительным кашлем, на его губах запеклась кровь. Его морщинистое лицо было суровым, когда он посмотрел на Малекита. Эльф уверенно ответил ему пристальным взглядом.

— Возмездие будет моим, — поклялся Снорри. — Когда наши враги станут великими, я вернусь к своему народу. Когда мерзкие твари этого мира ворвутся в ворота Караз-а-Карака, я снова возьму свой топор, и мой гнев потрясет горы. Внимай моим словам, Малекит из Ултуана, и внимай им хорошо. Велики были наши деяния, и велико наследие, которое я оставляю тебе, моему ближайшему наперснику, моему лучшему товарищу по оружию. Поклянись мне сейчас, когда мои предсмертные вздохи наполняют мои легкие, что моя клятва была услышана. Поклянись моей собственной могилой, Моим Духом, что ты останешься верен идеалам, к которым мы оба стремились все эти долгие годы. И знай, что нет на свете ничего более мерзкого, чем клятвопреступник!

Малекит снял руку короля с его плеча и крепко сжал ее.

— Клянусь тебе, — сказал эльфийский принц. — На могиле Верховного Короля Снорри Белобородого, вождя гномов и друга эльфов, я даю свою клятву.

Глаза Снорри остекленели, а грудь больше не вздымалась и не опускалась. Острый слух эльфа не мог обнаружить никаких признаков жизни, и он не знал, были ли услышаны его слова. Отпустив руку Снорри, он скрестил руки короля на груди, и Малекит нежно коснулся своими длинными пальцами его глаз.

Встав, Малекит бросил последний взгляд на мертвого короля и вышел из комнаты. Снаружи вместе с несколькими дюжинами других гномов стоял сын Снорри Трондик.

— Верховный Король ушел, — сказал Малекит, его взгляд скользнул поверх голов собравшихся гномов и пересек тронный зал. Он посмотрел на Трондика сверху вниз. — Теперь ты Верховный Король!

Не говоря больше ни слова, эльфийский принц грациозно прошел сквозь толпу и пересек почти пустой тронный зал. Каким-то тайным образом весть разнеслась повсюду, и вскоре барабаны умолкли. Во главе с Трондиком гномы вошли в комнату и подняли короля с его смертного одра. Взвалив тело Снорри на свои широкие плечи, гномы медленно прошли через тронный зал к каменным носилкам, стоявшим перед самим троном. Они положили короля на камень и отвернулись.

Двери в тронный зал были заперты на три дня, пока шли последние приготовления к похоронам. Трондик все еще был принцем и не собирался становиться королем, пока его отец не будет похоронен, поэтому он занялся тем, что отправил гонцов в другие владения, чтобы сообщить о смерти короля.

В назначенный час тронный зал вновь открыл почетный караул во главе с Трондиком Снорриссоном и Годри Стоунхьюером. Когда в зале вновь зазвучали торжественные барабаны, похоронная процессия понесла Верховного Короля к его последнему пристанищу в глубине Караз-а-Карака.

Не было ни хвалебных речей, ни рыданий, ибо все видели подвиги Снорри, запечатленные на каменном гробу в его гробнице. Его жизнь была хорошо прожита, и не было причин оплакивать его кончину.

По указанию Снорри, самые могущественные повелители рун в стране вырезали на гробу страшные руны мести и злобы. Инкрустированные золотом символы сияли магическим светом, когда Снорри опускали в саркофаг. Затем крышку положили на каменный гроб и перевязали золотыми лентами. Повелители рун, распевая в унисон, нанесли свои последние знаки на ленты, отгоняя нечистую магию и отправляя дух Снорри в чертоги предков.

Финальное крещендо барабанов прокатилось долгим эхом по залам и коридорам над головами молчаливых гномов, выстроившихся вдоль маршрута процессии.

Тронд исполнил последний обряд. Взяв небольшой бочонок пива, он наполнил кружку пенящимся элем и сделал глоток. Одобрительно кивнув, он благоговейно поставил кружку на резной каменный ларец.

— Пей глубоко в Чертогах Предков, — нараспев произнес Тронд. — Поднимите эту кружку за тех, кто прошел до вас, чтобы они могли вспомнить тех, кто еще ходит по миру.

* * *

К середине следующего дня армия гномов покинула горы Края Мира и оказалась в предгорьях, которые окружали Зуф-Дурак, известный людям как река Авер Рич. Глухой стук паровых поршней грузового локомотива эхом отдавался от склонов холмов над журчанием реки, в то время как глухое бормотание гномов, занятых разговором, постоянно гудело.

Во главе колонны шел Трондин с Барундином и Арбреком. Король пребывал в безмолвном настроении после вчерашней встречи с торговцем. Барундин не знал, был ли он глубоко погружен в свои мысли или дулся из-за мягкого предостережения Арбрека, но сейчас он не собирался вторгаться в мысли отца.

Далекое жужжание с неба заставило гномов поднять головы и вглядеться в низкие облака.

Пятнышко тьмы с запада становилось все ближе, слегка подпрыгивая вверх и вниз в беспорядочном движении. Гул мотора гирокоптера становился все громче по мере приближения самолета, а затем послышался ещё более громкий шум и все пальцы указали на пилота, который ввёл свой корабль в пикирование на колонну. Почти прорезав борозду на вершине холма вращающимися винтами гирокоптера, когда тот нырнул к земле, пилот развернул свою машину и затем прошел над конвоем более спокойно. Примерно в полумиле впереди показался огромный шлейф пыли, поднявшийся в воздух облаком и обозначивший посадку пилота.

По мере того, как они приближались, Барундин все отчетливее видел пилота. Его борода и лицо были испачканы сажей, два бледных кольца вокруг глаз виднелись там, где раньше были очки. Эти очки болтались на ремешке, прикрепленном сбоку к крылатому шлему гнома, свисая с его плеча. Поверх длинной кольчужной рубахи пилот надел тяжелый кожаный комбинезон, сильно заштопанный и залатанный.

Лоцман смотрел на приближающихся короля и его свиту с явным прищуром.

— Это ты, Римбаль Ванадзаки? — сказал Барундин.

Пилот кивнул и ухмыльнулся, показав сломанные, пожелтевшие, неровные зубы.

— Ты прав, юноша, — сказал Ванадзаки.

— Мы думали, что ты умер! — сказал Трондин. — Какая-то чушь насчет логова троллей.

— Да, здесь их очень много, — ответил Ванадзаки. — Но я не умер, как вы сами можете убедиться.

— Какая жалость, черт побери, — сказал Тронд. — Ты слышал. Ты больше не желанный гость в моих залах.

— Ты все еще злишься из-за этого маленького взрыва? — сказал Ванадзаки, печально качая головой. — Ты жестокий король, Тронд, жестокий король.

— Убирайся, — сказал Трондин, тыча большим пальцем через плечо. — Мне вообще не следует с тобой разговаривать.

— Ну, сейчас вы не в своих залах, Ваше Величество, так что можете слушать и не говорить ни слова, — сказал Ванадзаки.

— Ну и что ты можешь сказать в свое оправдание? — сказал король. — У меня нет времени, чтобы тратить его на тебя.

Пилот поднял руку, чтобы успокоить короля. Сунув руку за пояс, он вытащил изящную кружку, не больше чем в два раза больше наперстка, такую маленькую, что в ее узкую ручку мог поместиться только один палец. Повернувшись к двигателю гирокоптера, который все еще издавал странный кашляющий и хлюпающий звук, он повернул маленький кран на боку одного из танков. Прозрачная жидкость потекла в маленькую кружку, которую пилот наполнил почти до краев. Глаза Барундина начали слезиться, когда пары горючего спирта обожгли их.

Подмигнув королю, опозоренный инженер опрокинул жидкость обратно. С минуту он стоял неподвижно, ничего не делая. Затем Ванадзаки негромко кашлянул, и Барундин увидел, что его руки дрожат. Ударив себя кулаком в грудь, пилот снова закашлялся, гораздо громче, и топнул ногой. Слегка остекленевшими глазами он наклонился вперед и, прищурившись, посмотрел на короля.

— Ты ведь охотишься за орками, верно? — сказал Ванадзаки. Король ответил не сразу, все еще ошеломленный тем странным питьём, употреблённым инженером.

— Да, — наконец сказал Тронд.

— Я их видел, — сказал Ванадзаки. — Примерно в тридцати пяти милях к югу отсюда. Дневной марш, не больше, если шагом.

— В пределах дневного перехода?! — воскликнул Барундин. — А ты уверен? В какую сторону они направляются?

— Конечно, он не уверен, — сказал Тронд. — Этот пожиратель грога, вероятно, не отличит мили от шага.

— Я же говорю тебе, что это всего лишь день пути, — настаивал Ванадзаки. — Ты будешь там завтра к полудню, если сейчас повернешь на юг. Они стояли лагерем, все пьяные и толстые, судя по всему. Я видел дым на западе, думаю, они там развлекаются.

— Если мы пойдем сейчас, то сможем поймать их прежде, чем они протрезвеют, и отвезём их в лагерь, — сказал Барундин. — Это будет легкая пробежка и никакой ошибки.

— Нам не нужны какие-то неуклюжие человечишки, мы можем их взять, — сказал Фергинал, один из каменных дел мастеров Трондина и двоюродный брат Барундина со стороны его покойной матери. Это замечание было встречено общим одобрительным возгласом со стороны более молодых членов свиты.

— Тьфу! — фыркнул Арбрек, хмуро поворачиваясь к шумным гномам. — Послушайте этих безбородычей! Вы все жаждете войны, не так ли? Готовы ли вы маршировать день и ночь и сражаться в битве? Вы ведь сделаны из горного камня, не так ли? Едва ли полная борода между вами и всеми готовыми броситься в бой против зеленокожих. Безрассудный — вот как тебя назвали бы, если бы ты прожил достаточно долго, чтобы иметь собственных сыновей.

— А мы и не боимся! — раздался громкий ответ. Заговоривший было дварф быстро нырнул за спину своих товарищей, когда на него обрушился испепеляющий взгляд Арбрека.

— Тьфу, ты испугался, ты же умрёшь! — прорычал повелитель рун. — Пройди еще тысячу миль под своими ногами, и ты, возможно, будешь готов форсировать марш прямо в бой. Как же ты будешь махать топором или молотком без затяжки, а?

— Что скажешь, отец? — сказал Барундин, обращаясь к королю.

— Я так же горю желанием уладить эту обиду, как и любой из вас, — сказал Трондин, и раздались радостные возгласы. Они затихли, когда он поднял руки. — Но было бы опрометчиво гоняться за этими орками по слову пьяного изгоя.

Ванадзаки ухмыльнулся и поднял вверх большой палец, когда его упомянули.

Трондин с отвращением покачал головой.

— Кроме того, даже если старый ваззок прав, нет никакой гарантии, что орки все еще будут там, когда мы туда доберемся, — продолжил король. В толпе послышался ропот разочарования. — Самое главное, — добавил Тронд, повышая голос, чтобы перекричать недовольное ворчание, — я дал обещание барону Вессалу встретиться с ним, а кто здесь может заставить их короля нарушить свое обещание?

Когда они двинулись на запад, чтобы встретиться с людьми барона Вессала, армия дварфов пересекла наступление орков. Признаки были безошибочны: земля была вытоптана и завалена отброшенными обрывками, и даже сам воздух все еще был наполнен их грязью, исходящей от беспорядочных куч орочьего навоза. Самые опытные бойцы с орками осмотрели следы и тропы и подсчитали, что там было больше тысячи зеленокожих. Даже имея всего лишь восемьсот воинов, которых долг избавил от охраны Жуфбара, Трондин чувствовал себя уверенно.

Даже если бы у Вессала была всего лишь горстка людей, армия была бы более чем достойной партией для зеленокожих.

Когда вечерние сумерки начали разливаться по холмам, вдали, вдоль линии холмов, обнаружилось несколько костров.

Примерно в миле от лагеря передовые отряды армии гномов столкнулись на тропе с двумя мужчинами. К дереву были привязаны две лошади, а на обочине дороги горел небольшой костер с дымящимся котелком. Они были одеты в длинные пальто с заклепками и несли громоздкие аркебузы. Трондин почувствовал запах эля. Люди нервно переглянулись, а потом один из них шагнул вперед.

— Стой! — закричал он. — Кто входит в земли барона Вессала из Аверланда?

— Я, чёрт побери! — крикнул Тронд, выступая вперед.

— А ты кто такой? — спросил часовой дрожащим голосом.

— Это король Жуфбара Трондин, союзник твоего господина, — сказал Барундин, неся знамя своего отца рядом с королем. — А кто обращается к королю?

— Ну, — сказал мужчина, оглянувшись на своего спутника, который деловито рассматривал его ноги, — Густав Фельденхоффен. Дорожный надзиратель. Мы дорожные стражи барона. Он сказал бросать вызов любому на дороге.

— Доверие вашей профессии, — сказал Трондин, успокаивающе похлопав его по руке. — Я вижу, ты предан своему долгу. А где же барон?

Фельденхоффен со вздохом расслабился и махнул рукой в сторону большой палатки у одного из костров.

— Барон находится в центре лагеря, ваше… э-э… Королевское Величество, — сказал Дорожный Страж. — Я могу проводить вас, если пожелаете.

— Не волнуйся, я найду его достаточно быстро, — сказал Тронд. — Я бы не хотел, чтобы ты покидал свой пост.

— Да, вы правы, — сказал Фельденхоффен. — Ну, будьте осторожны. Эм, увидимся в битве.

Король хмыкнул, когда Дорожный Страж отступил в сторону. Тронд снова махнул войску вперед и передал своим танам приказ организовать лагерь, пока он будет разыскивать барона. Завтра они выступят в бой, и он хотел хорошенько выспаться перед всеми этими нагрузками.

Солнце едва показалось над горизонтом, и барон Вессал выглядел не слишком довольным визитом своего союзника-гнома. Со своей стороны, Трондин был одет в полную боевую броню, его массивный обоюдоострый топор был прислонен к ноге, когда он сидел на огромном табурете, и он, казалось, страстно желал уже выдвинуться в путь.

Вессал, с другой стороны, был все еще в своём фиолетовом халате и поскрёбывал свой небритый подбородок, прислушиваясь к королю гномов.

— Итак, я предлагаю тебе использовать своих всадников, чтобы идти вперед и искать орков, — сказал Тронд. — Когда ты их найдешь, мы сможем отправиться за ними.

— Захватить их? — сказал барон, широко раскрыв глаза. Он пригладил растрепавшиеся черные волосы, свисавшие ему на плечи, открывая худое, почти изможденное лицо. — Не хочу показаться неделикатным, но как вы предполагаете их поймать? Ваша армия не создана для скорости, не так ли?

— Это орки, они придут к нам, — заверил его Тронд. — Мы выберем что-нибудь хорошее, отправим немного наживки вперед — тебя, например, а потом втянем их и прикончим.

— И где же вы предлагаете это сделать? — спросил Вессал со вздохом. Накануне вечером он выпил больше вина, чем обычно, и ранний час не помогал ему справиться с головной болью.

— А где орки были в последнее время? — спросил Тронд.

— Вверх и вниз по Авер Рич, направляясь на запад, — ответил Вессал.

— Ну что ж, мы устроимся где-нибудь к западу от того места, где они напали в последний раз, и будем ждать их, — сказал Тронд. Король нахмурился, когда первые капли дождя заколотили по брезенту палатки.

— Таких закаленных воинов не смущает поход под небольшим дождем? — сказал Вессал, подняв брови.

— Под горой дождя почти не бывает, — с гримасой сказал Трондин. — От этого твоя трубка сыреет, а борода становится совсем мокрой. Дождь не годится для хорошо сделанной пушки, как и черный порох, необходимый для ее стрельбы. Некоторые из этих инженеров умны, но я до сих пор не встречал того, кто изобрел бы черный порошок, который будет гореть, когда он мокрый.

— Значит, сегодня мы останемся в лагере? — предположил Вессал, его энтузиазм по поводу этой идеи был очевиден.

— Это твой народ убивают и грабят, — заметил Тронд. — Мы можем убивать орков, когда захотим. Мы никуда не спешим.

— Да, пожалуй, вы правы, — согласился барон. — Мои арендаторы склонны спорить о налогах, когда на свободе бродят орки или бандиты. Чем скорее все будет улажено, тем быстрее все вернется на круги своя.

— Так что готовь свою армию к походу, и мы отправимся на запад, как только ты захочешь, — сказал Трондин, хлопая себя по бедрам и вставая. Он схватил свой топор и, обернувшись, перекинул его через плечо.

— На запад? — сказал Вессал, когда король дварфов направился к закрытой двери. — Это приведёт нас в Мут.

— Куда? — сказал Тронд, оборачиваясь.

— Мутланд, королевство халфлингов, — сказал ему Вессал.

— Ох, громболги-казан, — с усмешкой сказал Тронд. — А что в этом такого?

— Ну, во-первых, это не мои земли, — сказал Вессал, вставая. — И там будут халфлинги.

— Ну и что? — спросил Трондин, почесывая бороду и качая головой.

— Ну… — начал Вессал и тоже покачал головой. — Я уверен, что все будет хорошо. Мои люди будут готовы выступить в течение часа.

Трондин одобрительно кивнул и вышел из палатки. Вессал с тяжелым вздохом откинулся на спинку мягкого кресла. Он взглянул на стол, за которым обедал со своими советниками, и увидел груды недоеденных цыплят и почти пустые кубки с вином. От одной мысли об избытке пищи накануне вечером у него заныло в животе, и он крикнул слугам, чтобы те помогли ему.

К тому времени, когда барон был готов, облаченный в свои полные пластинчатые доспехи и сидевший верхом на своем сером жеребце, гномы уже выстроились вдоль тропы. Дождь стучал по их доспехам и металлическим штандартам, словно сотни крошечных танцоров на металлической сцене, сотрясая каждый нерв в теле Вессала, усиленный похмельем. Он стиснул зубы, когда Трондин весело помахал ему рукой из передней части колонны, и поднял свою руку в ответ.

— Чем скорее все это закончится, тем лучше, — процедил барон сквозь стиснутые зубы.

— Ты бы предпочел, чтобы мы сделали это вдвоем? — спросил капитан Кургерейх, самый опытный солдат барона и начальник его личной охраны.

— Только не после того, как я послал им все свои чертовы деньги, — прорычал Вессал. — Я думал, они будут только рады, если им помогут убить орков, которые убили наследника короля. Они должны были отослать обратно мой подарок.

— Никогда не показывай гномам золота, как говорила моя старая бабушка, — ответил Кургерейх.

— Ну что ж, старая ведьма действительно была очень мудрой женщиной, — проворчал Вессал. — Пошли разведчиков, а потом оставь меня в покое. Боже, ещё и чёртовы хафлинги.

Кургерейх развернул коня, чтобы скрыть ухмылку, и поскакал на поиски всадников. В течение нескольких минут легкая кавалерия ускакала, и вскоре около пятидесяти рыцарей и двести воинов барона были уже в пути. Пехота тащилась по дороге, которая из-за непрекращающегося ливня стала напоминать мелкий ручей.

Перекрывая топот ног, басы стали громче, когда Тронд повел своего хозяина в походной песне. Вскоре восемьсот гномов в полном голосе заставили задрожать берега Авера, когда они двинулись в такт мелодии. В конце каждого куплета гномы били своим оружием по щитам, и этот звук эхом разносился по всей линии. Когда они пристроились позади людей барона, гномий боевой горн присоединился к хору, его длинные звуки перемежали каждый куплет.

Был уже полдень, когда они заметили на горизонте дым, и через две мили они наткнулись на деревню халфлингов. По ту сторону пологих холмов, между грунтовыми дорогами рядом с широким озером, стояли низкие, разваливающиеся дома. Когда они подошли ближе, то увидели неровные окна и двери, вырезанные в дёрне самих холмов, что были окружены живыми изгородями садов, над которымивиднелись высокие растения, колышущиеся на ветру.

Барон Вессал приказал остановиться и спешился, ожидая, когда Тронд присоединится к нему. Хайнлайн Кульфт стоял рядом с ним, держа намокшее знамя своего господина. Барундин сопровождал отца, гордо подняв знамя Жуфбара и обменявшись взглядом с Кулфтом.

Из кустов, окаймлявших дорогу, донесся пронзительный голос:

— Гном и высокий народ в Мидгуотере, клянусь моим старым дядей, я бы не поверил, если бы не увидел это собственными глазами, — сказал голос.

Обернувшись, Барундин увидел маленькую фигурку, даже ниже его ростом, с густой копной волос и ожогами на боку, доходившими почти до рта. Халфлинг был одет в толстую зеленую рубашку, с которой капал дождь. Его кожаные бриджи были обмотаны вокруг лодыжек, и он посмотрел вниз, а затем снова натянул их, завязав на талии тонким веревочным поясом.

— Ты застал меня врасплох, — сказал халфлинг, выпятив подбородок и грудь.

— А кто твой старший? — спросил Кульфт. — Мы должны поговорить с ним.

— Это она, а не он, — сказал халфлинг. — Мелдерберри Уэзербрук, живет в норе на другом берегу озера. Я бы сказал, что сейчас она будет пить чай.

— Тогда мы отправимся в путь и оставим вас наедине с вашим… — Голос Кульфта прервался под пристальным взглядом халфлинга. — Что бы ты там ни делали.

— Вы охотитесь за теми орками? — спросил халфлинг.

Трондин и Вессал внимательно посмотрели на него, но первым заговорил Барундин.

— Что ты знаешь, малыш? — спросил сын короля.

— Малыш?! — рявкнул халфлинг. — Я довольно высокий. Вся моя семья такая, — за исключением моего троюродного брата Тобария, который немного коротковат. Ладно, к оркам. Мой дядя Фредебор, тот, что был на стороне моего деда, рыбачил на реке с несколькими друзьями, и они увидели их. Погребли назад резко, примерно в обеденное время. Эти орки направляются сюда, как они считают.

Вессал молча переваривал эту новость, а Трондин повернулся к присоединившемуся к ним Арбреку.

— А ты как думаешь? — спросил король своего повелителя рун.

— Если они идут сюда, то нет смысла маршировать, когда нам это не нужно, — ответил Арбрек. — Хорошие холмы для пушек, много еды и эля, если рассказы громбольги верны. Может быть хуже.

Тронд кивнул и повернулся к халфлингу:

— Мы можем где-нибудь разбить лагерь, поближе к озеру? — спросил он.

— Встаньте у поля старого фермера Вормфэрроу, — сказал им халфлинг. — Он умер на прошлой неделе, и его хозяйка не будет жаловаться, особенно теперь, когда она живет у фермера Вюртвитера. Никто не видел ее со дня похорон, четыре дня назад.

— Тогда ладно, — сказал Тронд. — Я пойду к старейшине Уэзербрук, а остальные пусть разбивают лагерь в поле.

— Я пойду с вами, — сказал Вессал. — Мои земли граничат с Мутом, я знаю этих людей немного лучше, чем вы.

— Я буду рад компании, — сказал Трондин, взглянув на Барундина. — Помоги мне с лагерем, парень. Я не думаю, что размахивание стандартами произведет впечатление на кого-либо в этих краях.

Барундин кивнул и пошел обратно к остальным гномам. Кульфт взглянул на барона, но тот едва заметно отмахнулся.

— Ну что, пойдем? — спросил король. Вессал кивнул. Когда они начали подниматься по дороге, Трондин остановился и похлопал себя по поясу. Нахмурившись, он повернул обратно на дорогу, но халфлинга нигде не было видно.

— Маленький крути украл мою трубку! — воскликнул король.

— Я пытался предупредить вас, — сказал Вессал. — Я уверен, что вы скоро получите её обратно, только не обвиняй никого в воровстве — они не принимают его в споре.

— Но он же украл мою трубку! — прорычал Трондин. — Воровство есть воровство! Я собираюсь обсудить это со старейшиной, когда мы ее увидим.

— Это не поможет, — сказал Вессал, кивнув головой, чтобы они продолжали идти по дороге. — Они просто ничего не понимают. Вот увидите.

* * *

Белый камень городских стен был покрыт копотью, когда пламя и дым поднимались в небо из горящих зданий внутри эльфийского поселения Тор Алесси. Высокие шпили, чьи вершины сверкали серебром и золотом, исчезали в густых облаках, поднимаясь на многие сотни футов в задымленное небо.

Двойные ворота, защищенные тремя стройными башнями, были разбиты и сожжены, а каменные блоки упали на землю, когда в них врезались валуны, брошенные в небо. У самих ворот невысокие фигуры в доспехах тащили вперед таран с железным древком.

Стаи белых стрел обрушились на армию гномов с потрескавшихся зубчатых стен наверху, пробивая поднятые щиты и промасленные кольчуги. Испепеляющий огонь из повторяющихся метателей болтов швырял похожие на ветки ракеты в ряды собравшейся толпы, вырубая по дюжине гномов за раз, пробивая дыры в плотной массе, напирающей на осажденные башни ворот.

Над гномами продолжался шквал камней из осадных катапульт, а закованные в броню воины устремились вперед, чтобы занять места павших. С оглушительным грохотом таран врезался в толстые белые бревна правых ворот, взметнув в воздух щепки и осколки металла. С громким приказом гномы оттащили таран назад, некоторые из них оттащили в сторону мертвых, чтобы освободить место для железных колес боевой машины.

С коллективным ворчанием, которое можно было расслышать сквозь треск пламени и крики раненых и умирающих, гномы снова двинулись вперед, зазубренный шип в виде головы барана снова вонзился в дерево, прорвался между досками ворот и прорвался сквозь прутья решетки.

С торжествующим ревом гномы ринулись вперед, навалившись всем своим весом на таран и заставив пролом в воротах стать еще шире. Выхватив топоры, гномы продолжали рубить доски, пока не осталось достаточно места, чтобы пробиться сквозь них.

Буря стрел пронеслась сквозь ворота, вонзаясь в головы в шлемах и пронзая железные кольца кольчуг. В центре атаки гномов стояла фигура, облаченная в богато украшенные пластинчатые доспехи и сверкающую кольчугу, с плеч которой ниспадал пурпурный плащ. Его лицо было скрыто за металлической маской предка шлема, из-под которой струилась длинная белая борода, перехваченная золотыми лентами.

Доспехи воина светились рунами, а знаки на его огромном двуручном топоре пульсировали магической энергией, когда он с грохотом ворвался в строй эльфов, волшебное лезвие с легкостью рассекало броню, плоть и кости.

Никто из других гномов не знал, кто этот таинственный воин и откуда он пришел, и за долгие годы сражений никто не мог вспомнить, когда он впервые появился. Как мстительный дух он появился в первой же битве против эльфов, когда древний союз был разрушен из-за разногласий. По мере распространения слухов о доблести этого воина ему давали простое имя, но теперь оно вызывало в памяти образы кровопролития и мести — Белый Гном.

* * *

Барундин нахмурился и повернулся к стоявшей позади него официантке-халфлингу.

— Если ты еще раз ущипнешь меня за задницу… — прорычал он. Но Шейлу Хартфланкс это не волновало. Ухмыльнувшись и подмигнув, она повернулась и прошествовала между столиками маленькой гостиницы, с энтузиазмом размахивая кувшинами перед гномами, которые собрались здесь на вечер.

Весь день Барундина донимали жалобы других гномов. Его отец, в своей мудрости, немедленно отложил все дела, связанные с халфлингами, на принца и закрылся с Арбреком и другими его советниками. С тех пор Барундин не имел ни минуты покоя.

Он был вынужден выставить постоянную охрану вокруг багажного поезда после того, как ему доложили, что лёгкие пальцы народа Мута тащили эль, табак, простыни, чёрный порох и всякую всячину. Отец велел ему не трогать никого из халфлингов, а осторожно, но настойчиво держать их на расстоянии вытянутой руки.

Затем был эпизод с двумя молодыми халфлингами, которые были найдены в интимной близости под фургоном Норбреда Стерни, и Барундин был вынужден прибегнуть к ведру воды, чтобы разрешить ситуацию, прежде чем некоторые из старших гномов взорвались от возмущения.

Как раз в тот момент, когда он терял волю к жизни, по округе распространилось приглашение, что гостиница «Красный Дракон» готова предоставить бесплатный эль и еду смелым защитникам Мидгуотера. Барундин, хотя и был благодарен за проявленную щедрость, но затем занялся долгим и сложным процессом планирования того, как заманить восемьсот жаждущих гномов в гостиницу размером не больше кузнечного горна, убедившись, что осталось достаточно дварфов, чтобы защитить лагерь от жадного внимания халфлингов.

Когда он наконец смог сам насладиться гостеприимством таверны, поздно ночью, после того как многие другие ушли спать, он был менее чем взволнован, обнаружив, что старый халфлинг, Шейла, полюбила его. Он был уверен, что его ягодицы будут черными и синими от ее игривых, но болезненных знаков привязанности.

Тут с некоторым облегчением освободился столик, стоявший рядом с закутком, и Барундин со вздохом поспешно занял его место. Однако облегчение было недолгим, когда двери открылись и вошел его отец, громко требуя кружку лучшего эля. Барон Вессал, пригнувшись, вошел в низкий дверной проем, за ним следовал его маршал Кульфт.

Троица увидела Барундина и направилась к нему через весь трактир, мужчины согнулись в поясе, чтобы не задеть балки потолка. Барундин с трудом поднялся на ноги, чтобы освободить место для вновь прибывших, Шейла тем временем принесла три пенящихся кружки и с грохотом поставила их на стол. Она протянула руку, чтобы якобы вытереть пролитую кровь, и Барундин попытался втиснуться в кирпичи стены, когда халфлингша прижалась к нему в попытке протиснуться мимо.

Когда она ушла, они устроились поудобнее, и Барундин сумел очистить свой разум и сосредоточиться на своем пиве, блокируя случайные разговоры, которые проходили между остальными. Он смутно услышал, как снова заскрипели ржавые петли дверей, и почувствовал, как рядом с ним напрягся отец.

— Клянусь развевающейся бородой Грунгни… — пробормотал Трондин, и Барундин поднял голову, чтобы посмотреть, что происходит.

Перед дверью стоял торговец, все еще закутанный в свой рваный дорожный плащ, с тяжелым рюкзаком за плечами. Он оглядел постоялый двор на мгновение, пока его взгляд не задержался на Трондине.

Когда он пересек комнату, коробейник вытащил из-за пояса трубку и принялся набивать ее табаком.

К тому времени, как он добрался до их столика, он уже деловито пыхтел трубкой.

— Приветствую тебя, король Жуфбара Трондин, — коротко поклонился гном.

— Это что, ваш друг? — сказал Вессал, подозрительно глядя на новоприбывшего.

— Вовсе нет, — проворчал Тронд. — Я думаю, он как раз собирался уходить.

— Я остаюсь здесь только благодаря гостеприимству громболги, а не по приглашению короля Жуфбара, — ответил торговец, пробираясь на край скамьи и толкая Кульфта в барона.

Король ничего не сказал, и воцарилась тревожная тишина, нарушаемая только потрескиванием огня неподалеку и бормотанием за другими столами.

— Значит, завтра ты будешь драться? — сказал незнакомец.

— Да, — ответил Тронд, уставившись в свою кружку с элем.

— У вас здесь прекрасный отряд воинов, — сказал незнакомец. — А ты уверен, что этого будет достаточно?

— Я думаю, мы справимся с несколькими орками, — сказал Барундин. — У нас также есть люди барона. Почему ты спрашиваешь, ты что-то знаешь?

— Я много чего знаю, безбородыч, — сказал коробейник, прежде чем сделать паузу и выпустить три кольца дыма, которые поплыли вокруг головы Кульфта. Спутник барона громко кашлянул и смахнул их рукой.

Незнакомец посмотрел на Трондина.

— Я знаю, что тот, кто тверд, как камень, раскрошится, как камень, — сказал торговец, глядя на барона. — И тот, кто тверд, как дерево, сломается, как дерево.

— Послушай, бродяга, мне совсем не нравится твой тон! — ответил Вессал. Он посмотрел на Трондина. — Не могли бы вы установить контроль над своими людьми, что распространяют повсюду подобную клевету?

— Он не из моих людей, — проворчал Тронд.

— Что ж, похоже, за один день ничего не изменится, — сказал незнакомец, убирая трубку и вставая. — Даже такой старый дурак, как я, может сказать, когда ему рады, а когда его мудрость остается без внимания. Но ты вспомнишь об этом в свое время, и тогда ты всё узнаешь.

Они смотрели, как он отвернулся и пошел обратно к двери.

— Узнаешь что?! — крикнул ему вдогонку Барундин, но незнакомец не ответил и, не оглянувшись, вышел из гостиницы.

Группа охотников-халфлингов вернулась рано утром следующего дня, предупредив, что их предостережения оказались верными: орки стремительно двигались вниз по Аверу, прямо к Мидгуотеру.

Тронд был совершенно спокоен, поскольку именно на это он и рассчитывал. Он вышел из деревни халфлингов, не обращая внимания на бродячих собак, бегущих рядом с ним, и посмотрел на поля к востоку от города, где его армия и люди барона готовились к битве.

Гномы держали самые северные поля, их фланг был защищен стремительными водами реки Авер. Позади армии дварфов, на вершине линии холмов, которые недавно были домом для нескольких семей халфлингов, теперь изгнанных из-за их собственной безопасности и здравомыслия Трондина, стояли четыре пушки, которые были принесены с собой. Паровой локомотив стоял позади них безмолвной тенью, его маленькая пушка еще ни разу не стреляла. Утреннее солнце сияло золотым светом от полированных железных бочек и позолоченных лиц предков, и Трондин на мгновение остановился, чтобы насладиться этим зрелищем.

Его воины рассредоточились по полю в шахматном порядке, группы громовержцев, вооруженных пистолетами, заняли позиции за заборами и изгородями, его вооруженные арбалетами противники — на склонах холмов перед пушками. В центре стоял Барундин со штандартом Жуфбара, охраняемый Молотобойцами Царства — телохранителями самого Трондина.

В самом конце шеренги стояла толпа халфлингов с луками, охотничьими копьями и прочим оружием. Они прибыли на рассвете, объявив о своем намерении сражаться за себя, и у Трондина не хватило духу отправить их восвояси. Они выглядели такими нетерпеливыми, и у многих из них был опасный блеск в глазах, который заставил короля гномов на мгновение остановиться. Он пришел к выводу, что им гораздо лучше находиться на поле боя, где он может их видеть, чем они будут причинять неприятности где-то еще.

Посоветовавшись с капитаном Кургерейхом, Трондин распорядился, чтобы халфлинги расположились между вооруженным топором Стражем Очага Трондина и телохранителем барона, стараясь держать их как можно дальше от опасности.

На юге расположились копейщики и алебардщики барона, а его рыцари держались в резерве позади них, готовые к контратаке. Основной план состоял в том, чтобы укрываться под канонадой как можно дольше, прежде чем гномы двинутся вперед, чтобы закончить сражение лицом к лицу. Барон должен был позаботиться о том, чтобы ни один быстро движущийся волчий всадник или колесница не обогнули конец линии гномов и не напали на них сзади. Все было просто, и Тронд и Кургерейх согласились, что это к лучшему.

Ожидание продолжалось в течение нескольких часов, вплоть до обеда (в случае халфлингов — до завтрака) и до полудня. Тронд начал опасаться, что орки не доберутся до Мидгуотера в дневное время, но сомнения начали возникать только тогда, когда он заметил облако пыли на горизонте. Вскоре после этого восточный ветер принес зловоние орочьей орды, распространяющееся над армией, заставляя лошадей топать и ржать, а халфлингов задыхаться.

При малейшем намеке на запах орков у гномов возникало странное настроение — расовая память о разрушенных владениях и убитых предках. Они начали скорбную панихиду, которая прокатилась вдоль линии и набрала силу, когда Тронд вышел из рядов своих молотобойцев, чтобы посмотреть на приближающуюся орду. Низкий звук боевых рожков сопровождал мрачный гимн, эхом отдаваясь от холмов, окружавших поле боя.

Люди испуганно ахнули, когда орки появились в поле зрения. Их было гораздо больше, чем кто-либо ожидал — несколько тысяч жестоких зеленокожих дикарей. Орда растянулась от берегов реки на милю, их изодранные знамена и тотемы с черепами подпрыгивали вверх и вниз над зеленой массой, когда они приближались.

Трондин увидел их варбосса, широкоплечего воина, который был на голову выше орков вокруг него, его лицо было вымазано черной боевой краской, и только злые красные глаза просвечивали сквозь нее. На нем был огромный рогатый шлем, а в каждой руке он держал тесак длиной с хафлинга, зазубренные лезвия тесаков сверкали в лучах полуденного солнца.

Увидев своих врагов, орки прекратили громкие крики и стали бить оружием по клыкастым мордам, намалеванным на их щитах. Их резкие голоса резали воздух, какофония их рёва заглушала глубокую песню армии дварфов. Медные рога и беспорядочный барабанный бой возвестили о начале нового наступления, и орки хлынули вперед, размахивая оружием и щитами в воздухе.

Тронд жестом подозвал своих каменотесов, и они двинулись вперед, неся между собой глыбу гранита, высеченную в виде длинной плоской ступени, украшенной рунами. Опустив его на землю железными кольцами, вбитыми в его концы, они положили камень обиды перед королем. Он кивнул им, а затем повернулся лицом к своей армии, которая замолчала.

— Здесь я положу Камень Обиды Жуфбара, и здесь мы будем стоять! — крикнул он, и его голос ясно прозвучал над суматохой орков. — Я буду победителем, стоя на этом Камне Обиды, или меня похоронят под ним. Ни один гном не отступит от этой линии. Победа или смерть!

С большой церемониальностью, Тронд шагнул на камень и снял с плеча свой топор с широким лезвием. Он поднял его над головой, и гномы радостно закричали. По его сигналу началась битва.

С громким ревом первая пушка открыла огонь, и ее ядро пролетело над головами гномов. Отскочив от дерна в огромном взрыве грязи и травы, шар скользнул вперед и врезался в линию орков, отрывая конечности от тел и ломая кости. Люди барона громко зааплодировали, а гномы возобновили свой скорбный гимн Гримниру. Последовавшие один за другим три громких выстрела возвестили о начале бомбардировки, когда другие орудия открыли огонь. Не обращая внимания на растущие потери, орки продолжали двигаться вперед, крича и подпрыгивая от возбуждения. Свист арбалетных стрел и грохот ружейных выстрелов усилили шум битвы, когда другие войска дварфов выпустили свое оружие на атакующих зеленокожих.

К тому времени, когда орки врезались в строй гномов, почти треть из них была ранена или убита. Клыкастые лица, ревущие боевые кличи, встречались с упрямыми бородатыми лицами с мрачным напряжённым настроением.

Тесаки и молоты орков со звоном отскакивали от кольчуг и пластинчатых доспехов, а топоры и молоты гномов рассекали плоть и дробили кости. Несмотря на свои потери, орки продвигались вперед, и их численность уже начала сказываться на тонкой линии дварфов. Громовержцы размахивали ружьями, как дубинками, а топор Трондина пел в воздухе, рассекая врагов на части.

Земля содрогнулась от сильного удара, и Тронд почувствовал грохот множества копыт. Он повернулся направо и посмотрел поверх голов своих товарищей, ожидая увидеть рыцарей Вессала, рвущихся вперед против движения орков, окружающих гномов. К своему ужасу, он увидел, как стена верховых зеленокожих на кабанах прорвалась сквозь хафлингов, раздавив их своими рысаками и наплевав на грубые копья.

— Барон бросил нас! — воскликнул Барундин, стоя рядом с королем. Принц указал за своё плечо, и Трондин, обернувшись увидел людей, удаляющихся с поля боя. Орки быстро продвигались по теперь уже открытому полю.

— Клятвопреступник! — крикнул Трондин, едва не падая с Камня Обиды.

Визг гигантских кабанов смешивался с грубыми криками атакующих орков, заглушая проклятия Трондина. Опустив копья, всадники-кабаны врезались в молотобойцев Трондина, как молния.

Грубые железные наконечники копий разбивались о кованые гномами стальные доспехи, а кабаны топтали бодали все, что находилось перед ними. Молотобойцы размахивали своими тяжелыми кирками по широким дугам, сбивая всадников с их свиных коней и ломая кости. В разгар сражения Трондин стоял на своем камне недовольства, отрубая головы и конечности своим руническим топором, выкрикивая при этом имена своих предков.

Особенно крупный и жестокий орк пробился сквозь толпу, держа над головой тяжелое копье. Трондин повернулся и поднял топор, чтобы парировать удар, но был слишком медлителен. Зазубренное острие копья скользнуло между накладными пластинами, защищавшими его левое плечо, и глубоко вонзилось в королевскую плоть. С ревом боли Трондин опустил свой топор вниз, отсекая руку орка от его тела. Копье все еще было воткнуто в грудь короля с прикрепленной рукой. Когда он сделал шаг назад, мир закружился вокруг него. Его нога соскользнула с задней части Камня Обиды, и он с грохотом рухнул на грязную землю.

Хенгрид Драконфое что-то крикнул своим товарищам-молотобойцам, и они бросились вперед, окружив короля, а в бой хлынуло еще больше орков, присоединившихся к всадникам-кабанам. Барундин оказался втянутым в бурлящую схватку, его топор рубил направо и налево, пока он пытался встать рядом с отцом. Лицо короля было бледным, а из-за тяжелой раны на его доспехах проступил густой румянец. Однако глаза Трондина все еще были открыты, и он повернулся к Барундину.

Почувствовав на себе пристальный взгляд отца, Барундин воткнул штандарт в землю и повел его вниз по дерну поля. Он поднял свой топор и бросился вперед, чтобы встретить приближающихся зеленокожих.

— За Жуфбар! — закричал он. — За короля Трондина!

* * *

Когда одинокая фигура приблизилась, гоблины бросились врассыпную, бросив грабить трупы, разбросанные по узкой горной долине. Мертвые орки и гоблины были свалены в кучу в пяти местах вокруг тел гномов, на которых они напали из засады и которые сражались до самого конца. Гоблины попятились в дальний конец долины, опасаясь мощной ауры, окружавшей вновь прибывшего дварфа.

Он был одет в инкрустированные рунами доспехи, с его плеч свисал пурпурный плащ. Его длинная белая борода была перевязана золотыми заколками и ниспадала от шлема до колен. Белый Гном пробирался между грудами убитых, его взгляд метался по сторонам. Увидев объект своих поисков, он резко повернул направо, пробираясь мимо груды расчлененных тел орков. В круге мертвых зеленокожих лежали четыре гнома, среди них видавший виды металлический штандарт, вбитый в землю на дне долины.

Один из гномов сидел прямо, спиной к штандарту, в его седеющей бороде запеклась кровь, а лицо превратилось в багровую маску. Глаза дварфа задрожали и открылись при приближении Белого Гнома, а затем расширились в благоговейном страхе.

— Громбиндаль! — он захрипел, его голос надломился от боли.

— Да, принц Дортин, это я, — ответил Белый Гном, опускаясь на колени рядом с упавшим воином и кладя свой топор на землю. Он мягко положил руку на плечо принца. — Жаль, что я не прибыл раньше!

— Их было слишком много, — сказал принц, пытаясь подняться. Кровь запузырилась из огромного пореза на его виске, и он снова рухнул на спину.

Дортин посмотрел на Белого Гнома, его лицо исказилось от боли.

— Я ведь умираю, правда?

— Да, — ответил Белый Гном. — Ты храбро сражался, но это твоя последняя битва!

— Говорят, что ты приходишь из Чертогов Предков, — сказал Дортин, один глаз которого теперь был запачкан свежей кровью. — А они меня там примут?

— Грунгни, Валайя, Гримнир и твои предки будут более чем рады тебе, — сказал Белый Гном. — Они будут чествовать тебя!

— Мой отец… — начал было Дортин.

— Он будет очень горд и огорчен, — прервал его Белый Гном, подняв руку.

— Он объявит о своей обиде перед орками, — сказал Дортин.

— Так и будет, — кивнул Белый Гном.

— Ты поможешь ему отомстить за меня? — спросил принц, уже закрыв глаза. У него перехватило дыхание, и он с последним усилием заставил себя посмотреть на Белого Гнома. — Ты отомстишь за меня?

— Я буду рядом с твоим отцом, потому что не могу быть здесь ради его сына, — пообещал Белый Гном. — У тебя есть клятва Громбриндаля.

— И мы знаем, что твоя клятва тверда, как камень, — сказал принц с улыбкой. Его глаза снова закрылись, а тело обмякло, когда смерть забрала его.

Белый Гном встал и окинул взглядом поле битвы, прежде чем снова взглянуть на поверженного принца. Он сунул руку в рюкзак, достал широкую лопату и воткнул ее в землю.

— Да, парень, — сказал он, начиная рыть первую из множества могил. — Твердый, как камень, — это я.

* * *

Рука Барундина начала болеть, когда он вонзил свой топор в голову очередного орка. Его доспехи были помяты и поцарапаны от многочисленных ударов, и он чувствовал, как ломаются уже сломанные ребра внутри него. Каждый раз, когда он делал вдох, новая боль вспыхивала в его груди.

Это казалось безнадежным. Теперь орки окружили их со всех сторон, и молотобойцы сражались практически спина к спине. Барундин взглянул на отца и увидел, что у того на губах выступила пена крови. По крайней мере, король был еще жив, хотя бы только сейчас.

Грубый тесак врезался в шлем Барундина, на секунду оглушив его. Он инстинктивно взмахнул топором, чувствуя, как тот вонзается в землю. Когда он пришел в себя, то увидел орка, лежащего на земле перед ним, баюкая обрубок своей левой ноги. Он вонзил свой топор ему в грудь, и лезвие застряло.

Когда он попытался высвободить оружие, другой орк, почти вдвое выше Барундина, вынырнул из толпы, сжимая в каждой руке по зловещего вида ятагану. Орк жестоко ухмыльнулся и взмахнул мечом в правой руке, целясь Барундину в грудь, заставив принца дварфов пригнуться. С воплем Барундин выдернул свой топор и поднял его, готовый отразить следующий удар.

Но он так и не последовал.

Гном в сверкающих рунных доспехах вылетел из рядов орков, его сверкающий топор с каждым взмахом рубил врагов по двое и по трое. Кровь орка запятнала его пурпурный плащ и развевающуюся белую бороду. Он был весь в грязи и крови. Еще одним мощным ударом он рассек орка, вооруженного ятаганом, от шеи до пояса.

Барундин в шоке отступил назад, когда Белый Гном продолжил атаку, его топор превратился в крутящуюся светящуюся дугу смерти для орков. Их неуклюжие удары безвредно отражались от его брони или совсем не попадали, когда легендарный воин нырял и извивался в рукопашной схватке, каждый его удар потрошил, разрывал и сокрушал.

Краем глаза Барундин заметил какое-то движение, золотистый свет, и, обернувшись, увидел повелителя рун, Арбрека Сильверфингера. В руке у него был Золотой Рог, сияющий внутренним светом.

Повелитель рун поднес инструмент к губам и издал длинный чистый звук.

Глубокий удар эхом прокатился по полю боя, заставив содрогнуться саму землю. Эта нота, казалось, эхом отдавалась от облаков и поднималась от земли, наполняя воздух громоподобным шумом. Повелитель рун сделал глубокий вдох и снова дунул, и на этот раз Барундин почувствовал, как земля дрожит под его сапогами. Дрожь усилилась, и в истерзанной земле начали появляться зияющие трещины. Орки и гоблины повалились в только что образовавшиеся расселины.

— Ну же, парень, не стой тут и не глазей! — воскликнул Хенгрид, поднимая молот над головой.

Оглядевшись вокруг, Барундин увидел, что орки были ошеломлены, многие из них лежали на земле, зажимая уши, другие вылезали из ям и трещин.

Барундин схватил знамя Жуфбара в левую руку и бросился вперед вместе с молотобойцами будто хвост разрушительной кометы вслед за Белым Гномом.

Молоты поднимались и опускались на орочьи черепа, в то время как топор Барундина вонзался в их плоть и крушил кости.

В течение нескольких минут орки были разбиты, изодранные остатки орды бежали быстрее, чем гномы могли последовать за ними.

Враг был побежден, Барундин почувствовал, как усталость охватила его тело, а ноги ослабли. Он споткнулся, а затем выпрямился, понимая, что находится перед своими собратьями-гномами и должен быть сильным. Он вспомнил своего отца и с проклятием повернулся и побежал обратно через усеянное трупами поле туда, где все еще лежал король. Арбрек стоял рядом с Трондином, баюкая его голову и поднося кружку к губам короля. Тронд проглотил пив, поперхнулся и приподнялся на локте.

— Отец! — ахнул Барундин, останавливаясь и опираясь на штандарт для поддержки.

— Сынок, — прохрипел Тронд. — Боюсь, что с меня хватит.

Барундин повернулся к Арбреку, чтобы как-то возразить, но повелитель рун просто покачал головой. Принц гномов обернулся, почувствовав чье-то присутствие позади себя. Это был Белый Гном. Руками в перчатках он снял шлем, и его густая борода хлынула водопадом. Барундин снова тяжело вздохнул: лицо, смотревшее на него, было лицом старого коробейника.

Белый Гном кивнул ему, а затем прошел мимо и опустился на колени рядом с королем. — Мы снова встретились, король Жуфбара Трондин, — сказал он хриплым голосом.

— Громбриндаль… — прохрипел король. Он кашлянул и покачал головой. — Мне следовало бы догадаться, но я не стал. Это не в нашей природе — прощать, поэтому я могу только выразить свою благодарность.

— Я здесь не из благодарности, — ответил Белый Гном. — Моя клятва тверда, как камень, и ее нельзя нарушить. Я только сожалею, что предводитель орков избежал моего топора, но я найду его снова.

— Без тебя все было бы потеряно, — сказал Барундин. — Этот клятвопреступник Вессал должен быть привлечен к ответственности.

— Люди по своей природе слабы, — сказал Белый Гном. — У них так мало времени, что они боятся потерять все. Не для них комфорт зала предков, и поэтому каждый должен сделать все возможное из своей короткой жизни и дорожить этой жизнью.

— Он оставил своих союзников. Он всего лишь трус, — проворчал Барундин.

Белый Гном кивнул, не сводя глаз с Трондина. Он встал и подошел к Барундину, глядя ему прямо в глаза.

— Король Жуфбара мертв. Теперь ты король, — сказал Белый Гном. Барундин бросил взгляд через плечо Громбриндаля и убедился, что это правда.

— Король Барундин Трондинссон, — сказал Арбрек, тоже вставая. — Какова же ваша воля?

— Мы вернемся в Жуфбар и похороним наших достопочтенных павших воинов, — сказал Барундин. — Затем я возьму Книгу Обид и внесу в нее имя барона Сайласа Вессала из Удерстира. Я исправлю то зло, которое было сделано нам сегодня.

Затем Барундин посмотрел на Белого Гнома.

— Я клянусь, что так оно и будет, — сказал он. — Ты поклянешься вместе со мной?

— Я не могу этого обещать, — сказал Белый Гном. — Убийца твоего брата все еще жив, и пока он жив, я должен отомстить за Дортина. Однако со временем вы, возможно, снова увидите меня. Ищи меня в невидимых местах. Ищи меня, когда мир погружается во тьму и когда победа кажется такой далекой. Я — Громбриндаль, Белый Гном, Хранитель и Счетовод Обид, а мой дозор вечен.

Обида вторая. Клятва Обиды

Гномы стояли тихой группой, король Барундин стоял во главе их, глядя на поле битвы. Костры из тел орков теперь были не более чем темными пятнами в грязи и траве, а серое небо было окрашено дымом от очагов халфлингов вокруг поля битвы.

На носилках, украшенных золотыми узорами и стилизованными лицами висящих эмблем предков, лежало тело короля Трондина, которое Фергинал и Дурак держали высоко. Каменотесы короля при жизни были теперь носителями его тела в смерти. За ними стояла большая группа халфлингов, наблюдая за церемонией, и многие из них плакали. Их лохматые маленькие собачки даже почувствовали это настроение, лежа на земле, скуля и тявкая. Со своей стороны, почетный караул гномов стоял в стоическом молчании, их мерцающие кольчуги и длинные бороды были покрыты инеем от холодного воздуха.

Арбрек подошел к Барундину и кивнул. Новый король Жуфбара откашлялся и повернулся к собравшимся скорбящим.

— В жизни Король Трондин был всем, чем должен быть гном, — сказал Барундин. Его грубый голос был глубоким и сильным, слова хорошо отрепетированы. — Он никогда не забывал клятв, а его жизнь была посвящена Жуфбару и нашим кланам. Теперь, когда он смотрит на нас из Зала Предков, мы возносим благодарность за его жертву. Теперь я должен взять на себя бремя, которое он нес на своих плечах все эти долгие годы.

Барундин подошел к покрытому саваном телу мертвого короля. Его лицо, бледное и осунувшееся от смерти, обрамляла копна седеющих волос. Борода Трондина была искусно заплетена в погребальные узлы, чтобы он мог лучше выглядеть в Залах Предков.

Трондин положил руку на неподвижную грудь отца и посмотрел на восток, где из-за горизонта поднимались горы Края света, исчезая в низких облаках.

— От камня мы пришли и к камню возвращаемся, — сказал Барундин, пристально глядя на горы вдалеке. — На этом самом поле год назад король Трондин отдал свою жизнь. Он умер не напрасно, ибо его жизнь была отнята, чтобы отомстить за смерть сына и исполнить его последнюю клятву.

Затем Барундин посмотрел на гномов и указал на землю неподалеку. Была вырыта яма, выложенная резными каменными табличками, а сбоку на небольшой подставке лежал клятвенный камень Трондина.

— Здесь мой отец испустил свой последний вздох, поклявшись никогда не отступать, никогда не сдаваться нашим врагам, — продолжал Барундин. — Он был верен своему слову и был сражен на этом месте. Как он поклялся тогда, так и мы будем повиноваться Его воле. Мы вернулись сюда из Жуфбара, чтобы увидеть, как его желание исполнится, после положенного периода правления и моего истинного вступления в должность короля. Клан засвидетельствовал свое почтение, мы получили послания о мужестве от моих собратьев-королей в других владениях, и мой отец получил состояние, соответствующее его положению. Теперь пришло время пожелать ему всего наилучшего в его путешествии в чертоги предков.

Носильщики двинулись вперед с телом короля, Барундин и Арбрек последовали за ними и остановились у открытой могилы. К ним присоединился Хенгрид Драконфое с кружкой пенящегося эля в руке. Это был эль халфлингов, далеко не такой хороший, как эль дварфов, но старейшина деревни была так непреклонна и искренна, что Барундин поник от ее страстной просьбы дать ему последнюю пинту. Арбрек заверил короля, что его отец был бы благодарен за этот жест людям, за защиту которых он погиб, сражаясь.

Хенгрид протянул ему кружку, и Барундин сделал большой глоток, прежде чем поставить кружку на грудь отца. С большой осторожностью тело Трондина опустили в могилу, пока оно не оказалось на каменном постаменте у ее подножия. Затем над гробницей был поднят покрывающий камень, инкрустированный серебряными рунами защиты Арбрека, завершая массивный саркофаг. Барундин взял протянутую ему лопату и начал бросать землю из могилы на гроб своего отца. Когда погребальный курган был закончен, Фергинал и Дурак подняли королевский Клятвенный Камень и положили его на вершину кургана, обозначив могилу на всю вечность.

— Камень к камню, — сказал Барундин.

— Камень к камню, — эхом отозвались гномы вокруг него.

— Камень к камню, — нараспев произнес король.

— Камень к камню, — пробормотала толпа.

Несколько мгновений они стояли в тишине, нарушаемой только лаем собак и сопением самих халфлингов, каждый из которых отдавал последние почести павшему королю.

Наконец, Барундин повернулся обратился к толпе дварфов:

— Мы возвращаемся в Жуфбар, — сказал король. — Есть много дел, которые нужно совершить, обид, которые нужно написать, и клятв, которые нужно принести. В этот день, в день смерти моего отца, я снова клянусь, что имя барона Сайласа Вессала из Удерстира стоит меньше, чем грязь, и его жизнь будет потеряна за предательство. Я исправлю зло, причиненное нам его предательством.

Барундин повел небольшое войско на восток, в горы Края Мира, и они направились на юг, к Жуфбару, проходя рядом с древним владением Карак Варн. Гномы осторожно продвигались вперед, приближаясь к павшей крепости, держа топоры и молоты свободно висящими на поясе.

Небольшие группы рейнджеров шли впереди них, опасаясь орков, гоблинов и других врагов, которые могли бы напасть на них. Во второй половине второго дня они достигли берегов Варн Драж — Черноводного — огромного горного озера, заполнявшего кратер, выбитый в горах тысячелетия назад.

Это название было вполне заслуженно, так как озеро было тихим и темным, а его поверхность колыхалась только от сильных горных ветров. Пока они шли вдоль берега, гномы были спокойны, опасаясь существ, которые, как было известно, прятались в глубине воды. Их беспокойство росло по мере того, как они огибали Караз Хрумбар, самую высокую гору, окружавшую озеро и стоявшую на месте древней маячной башни Карак Варна. Почерневшие, обвалившиеся камни аванпоста все еще виднелись на склоне горы, выпотрошенные огнем почти четыре тысячи лет назад, когда орки напали на Карак Варн.

Вдали, из горного тумана, спускавшегося с утёса, вырисовывалось само павшее владение, лежавшее на юго-западном краю озера. Глядя на него, Барундин почувствовал волнение за своих потерянных сородичей, он мог представить себе эту сцену так же живо, как если бы он был там четыре тысячелетия назад, потому что рассказ о падении Карак Варна был для него сказкой на ночь, когда он был молодым гномом, наряду с историями всех других гномьих владений.

Король почти слышал звуки предупреждающих рогов и барабанов, эхом разносившиеся по озеру, когда зеленокожие орды атаковали маленькие башни на вершине Караз Хрумбара. Они звали напрасно, ибо Карак Варн был уже обречен. Горы содрогнулись с невиданной яростью, и огромный утес раскололся надвое, разбив ворота и позволив холодным водам Варн Дража хлынуть внутрь, потопив тысячи гномов. Почувствовав слабость гномов, их враги собрались вместе.

Снизу, из туннелей, вырытых в скальных породах гор, бесшумно пробирались крысоподобные твари, перерезая глотки новорождённым. Гномы Карак Варна собрали все свои силы против этого крадущегося врага, но они были совершенно не готовы, когда сверху появились орки и гоблины.

Гномы Карак Варна храбро сражались, и их король отказался уйти, но некоторые кланы осознали свою гибель и сумели избежать ловушки, прежде чем она полностью закрылась. Некоторые из этих кланов все еще бродили по холмам, лишенные собственности, пока их линии не вымерли или не были поглощены одним из кланов владения. Другие искали убежища в Жуфбаре или уходили на запад, в Серые Горы. Ни один из гномов, оставшихся в залах, не выжил.

Теперь величественного Карака Варна больше не было. Это было пустынное место под названием Крэг Мэр, полное теней и древних воспоминаний. Барундин посмотрел на воду и понял, что под камнями и водой лежат сокровища Карак Варна и скелеты его предков.

Время от времени инженеры Жуфбара строили водолазные машины, чтобы исследовать затонувшие глубины залов, но лишь немногие из этих экспедиций возвращались. Те, кто это делал, говорили о нашествии троллей, племенах гоблинов и мерзких крысолюдях, живущих внутри разрушенных залов. Говорят, там существует странный сундук с сокровищами, древний рунный молот и ещё что-то достаточно ценное, чтобы поддерживать рассказы и разжигать воображение других людей, достаточно смелых или безрассудных, чтобы отважиться столкнуться с опасностями Крэг Мэра.

Имя Черноводного приобрело новое значение и стало местом многих битв между гномами и гоблиноидами. Именно здесь Повелитель Рун Кадрин Редмэйн стоял на берегу, защищая свои повозки с громриловой рудой от засады орков. Видя, что его сила обречена, он бросил свой рунный молот в глубину, чтобы тот не попал в руки зеленокожих. Многие экспедиции пытались найти его, но он все еще лежал в мутных водах.

Именно на этих мрачных берегах Гномы в конце концов убили Ургока Брадосжигателя, военачальника орков, который напал на город Караз-а-Карак более двух с половиной тысяч лет назад в отместку за пленение их верховного короля.

Так продолжалась история Черноводного, где стычки и сражения перемежались короткими периодами мира. Последней была битва у Черного Водопада, когда Верховный Король повел армию Караза-Карака против войска гоблинов. В кульминационный момент битвы Верховный Король Алрик был утащен через водопад в Карак Варн смертельно раненным вождем гоблинов Горкилом Глазодробителем.

«Да, — размышлял Барундин, — Черноводное стало проклятым местом для гномов».

Когда наступила ночь, они разбили лагерь у северной оконечности Черноводного. Барундин раздумывал, разжигать огонь или нет, и посоветовался с Арбреком. Повелитель рун и король стояли у кромки воды, бросая камни в неподвижную черноту.

— Если мы разожжем костры, это будет держать диких зверей и троллей на расстоянии, — сказал Барундин. — Но они могут привлечь внимание более опасного врага.

Арбрек посмотрел на него, его глаза блестели в угасающем свете. Он ответил не сразу, но положил руку на плечо Барундина. Арбрек улыбнулся, удивив Барундина.

— Если это самое трудное решение твоего царствования, то твое правление будет благословлено предками, — сказал повелитель рун. Его улыбка погасла. — Зажгите костры, ибо если враг собирается напасть на нас, то лучше, чтобы у нас было больше, чем просто звездный свет, чтобы наблюдать за их приближением.

— На всякий случай я выставлю двойную охрану, — ответил Барундин.

— Да, лучше перестраховаться, — согласился Арбрек.

Когда наступила ночь, ветер успокоился и повернул на север. Сквозь треск пламени полудюжины костров Барундин услышал еще один шум, отдаленный и более спокойный. Это был смутный, едва слышный звук, похожий на рев и грохот с севера. Он спал урывками, а когда проснулся, его глаза были прикованы к неподвижной угрозе озера, а позвоночник покалывало от ощущения, что за ним наблюдают. Он перевел взгляд на север и увидел слабое свечение в темноте за ближайшими горами, тусклую красноватую ауру из кузниц Жуфбара. С более счастливыми мыслями он снова заснул.

Ночь прошла без всяких происшествий, и когда солнце поднялось над восточными вершинами, гномы закончили свой завтрак и приготовились к походу. Горханк Серебряная Борода, один из молотобойцев, телохранителей Барундина, отыскал короля, когда тот расчесывал и заплетал бороду. Ветеран носил на плечах дубленую медвежью шкуру, подобранную в соответствии с его фигурой. Если верить рассказам, он убил медведя всего лишь маленьким деревянным топориком, когда был безбородычем. Горханк никогда не подтверждал и не отрицал этого, хотя, казалось, был доволен своей репутацией. То, что он был опытным и опытнымбойцом, было очевидно только по двум рваным шрамам, которые тянулись вдоль его правой щеки, превращая его бороду в две белые полосы.

— Рейнджеры вернулись, — сказал Горханк своему королю. — Путь на север свободен от врагов, хотя они нашли следы волчьих всадников, которым было всего несколько дней.

— Пфах! Волчьи всадники — всего лишь падальщики и трусы, — выплюнул Барундин. — Они не доставят нам никаких хлопот.

— Это правда, но они также могут позвать на помощь, — предупредил Горханк. — Там, где есть волчьи всадники, будут и другие. Это место кишит отбросами гроби.

— Мы отправимся, как только будет удобно, — сказал король. — Пошлите рейнджеров еще раз. Нет ничего плохого в том, чтобы быть предупрежденным заранее.

— Да, — кивнул Горханк. Молотобоец повернулся и зашагал прочь в лагерь, оставив Барундина наедине с его мыслями.

С падением Карак Варна Жуфбар был частично изолирован от остальной части старой империи дварфов. Теперь они были окружены враждебными племенами орков и гоблинов, а крысолюди никогда не были слишком далеко. Это была постоянная битва, и в нескольких случаях владению серьезно угрожало вторжение. Но они пережили эти попытки, и мужество Жуфбара было таким же сильным, как и прежде. Барундин, как новый король, твердо решил, что его власть не ослабнет во время его правления.

Вскоре после того, как солнце достигло полудня, гномы спустились в пропасть на северной оконечности черной воды. Здесь темные воды хлынули с края утеса стремительным водопадом, горные склоны эхом отдавались от ревущего, пенящегося потока. За этим шумом скрывался другой, более искусственный звук: стук и лязг механизмов.

Стены водопада были выложены десятками водяных колес, некоторые из них были массивными. Шестерни, шкивы и цепи скрипели и стонали в постоянном движении, приводя в движение далекие кузнечные молоты и орочьи дробилки. Каменные виадуки и водопропускные трубы перенаправляли воду в охлаждающие резервуары и плавильные печи. Среди пены и брызг виднелись железные порталы и каменные бастионы, а из амбразур угрожающе торчали дула пушек, наблюдая за этим уязвимым входом в Жуфбар. Пар и дым от печей поднимались высоко над долиной, собираясь в пелену над головой.

Воздух был густым от влаги, и когда они начали спускаться, на бороде и доспехах Барундина образовались капельки. Тропинка петляла взад и вперед вдоль южного склона пропасти, в некоторых местах изгибаясь вниз по спиральным ступеням, высеченным в скале, в других пересекая трещины и трещины по дугообразным мостам с низкими парапетами. Под ними сияние кузниц Жуфбара придавало водянистому воздуху мерцающий красный оттенок.

У подножия пропасти дорога делала длинный спиральный поворот на север, к главным воротам, над которыми возвышались другие укрепления. Когда группа приблизилась, от сторожевых башен до стражников ворот донеслась весть. Глубокий грохот заставил землю вибрировать под ногами, поскольку вода была перенаправлена из потока через шлюзы ворот. Тяжелые железные прутья и гранитные замочные камни были отделены друг от друга, и ворота распахнулись, приводимые в движение большими зубчатыми колесами и цепями, выточенными в скале по обе стороны от ворот.

Одинокий дварф стоял в зияющем отверстии, которое было в пять раз больше его роста. Он положил молот у своих ног и преградил им путь. Барундин вышел вперед, чтобы начать ритуал входа.

— Кто приближается к Жуфбару? — хрипло спросил страж дверей.

— Барундин, король Жуфбара, — ответил Барундин.

— Входи в свои владения, Барундин, король Жуфбара, — сказал привратник и отступил в сторону.

Когда гномы вошли, они прошли под каменной перемычкой толщиной с гнома, высеченной из рун и лиц предков. Это был самый старый камень во владении, насколько можно было судить по древним рассказам, и местная традиция гласила, что если кто-то пройдет под ним без разрешения, то он треснет и разобьется, обрушив камни ему на голову и запечатав вход в залы.

Барундин был рад, что эта история никогда не подвергалась проверке.

Войдя внутрь, гномы прошли во входную комнату. Она была низкой и длинной, освещенной фонарями, установленными в нишах через каждые несколько футов. Стены были высечены в форме замков, по три яруса с каждой стороны, и гномы с ручницами — легендарные Громовержцы — патрулировали ее вдоль. Пушки и другие боевые машины обращали своё внимание на вход, готовые обрушить смертоносный металл на любого врага, которому удастся прорваться через ворота. Никогда нельзя было сказать, что гномы будут застигнуты врасплох.

От входной комнаты Жуфбар простирался на север, восток и юг, вверх и вниз, в лабиринте туннелей. Здесь, в самом сердце подземного города, стены были прямыми и настоящими, украшенными рунами и резными изображениями, рассказывающими истории богов-предков. Местами она открывалась в широкие галереи, выходящие на обеденные залы и оружейные, залы для аудиенций и кузницы. Бронированные двери из камня и громрила защищали сокровищницы, содержащие богатство, эквивалентное богатству целых человеческих народов.

Отпущенная Барундином, толпа гномов быстро рассеялась, возвращаясь в свои кланзалы и семьи. Барундин направился в покои над главным залом, где короли Жуфбара жили на протяжении семи поколений. Он быстро разделся и умылся в своих покоях, повесив кольчугу на подставку рядом с кроватью. Надев тяжелое одеяние из темно-красной ткани, он расчесал бороду гребнем из кости тролля, который когда-то принадлежал его матери. Достав золотые застежки из запертого под кроватью сундука, он заплел бороду в две длинные косы и собрал волосы в конский хвост.

Чувствуя себя более отдохнувшим, он вышел и направился в Шепчущий Зал, который находился неподалеку от его спальни.

Названный так из-за своей удивительной акустики, Шепчущий Зал имел низкий куполообразный потолок, который отражал звук в каждом углу, позволяя большому количеству гномов разговаривать друг с другом, никогда не повышая голоса. Теперь он был пуст, если не считать одинокой фигуры. За ближним концом длинного стола сидел Харлгрим, тан клана Брингромдал, что был вторым по величине и богатству после клана Барундина Кронрикстока.

— Приветствую тебя, Харлгрим Брингромдал, — сказал Барундин, усаживаясь чуть поодаль от тана.

— Добро пожаловать обратно, Король Барундин, — сказал Харлгрим. — Я так понимаю, похороны прошли без помех?

— Да, — сказал Барундин. Он остановился, когда вошла молодая служанка, одетая в тяжелый фартук и несущая блюдо с холодными мясными нарезками и грудами пещерных грибов. Она поставила еду между двумя дворянами-гномами и с улыбкой удалилась. Мгновение спустя молодой безбородыч принес бочонок эля и две кружки.

— Мы получили еще несколько сообщений от Нульна, — сказал Харлгрим, вставая и наливая две пинты пива.

Барундин придвинул к себе блюдо и принялся грызть ветчину.

— Я так понимаю, что все в порядке?

— Похоже, что так, хотя это трудно сказать с людьми, — сказал Харлгрим. Он сделал большой глоток пива и поморщился. — Я скучаю по настоящему пиву.

— Как идет работа на пивоварне? — спросил Барундин, осторожно потягивая эль. Не то чтобы он был плох сам по себе. В конце концов, это все еще был гномий эль. Он был просто нехорош.

— Инженеры уверяют меня, что все идет по плану, — сказал Харлгрим. — Если хочешь знать мое мнение, я не могу работать достаточно быстро.

— Значит, император все еще тот самый Магнус? — сказал король, возвращая разговор на прежнюю тему.

— Похоже на то, хотя он, должно быть, немного преуспевает для человека, — сказал Харлгрим. Он сорвал с блюда кусок мяса и откусил его, сок потек по его густой черной бороде. — Очевидно, ему помогают эльфы.

— Эльфы? — сказал Барундин, инстинктивно прищурившись. — Типично для эльфов. Они убегают на четыре тысячи лет, не сказав ни слова, а потом возвращаются и снова вмешиваются.

— Они сражались вместе с Верховным Королем против северных орд, — сказал Харлгрим.

— Очевидно, какой-то принц, Теклис, как его зовут, помогает человечкам с их волшебниками или еще какой-нибудь ерундой в этом роде.

— Эльфы и человеческие колдуны? — прорычал Барундин. — Ничего хорошего из этого не выйдет, попомните мои слова. Им не следует учить их той магии, которой они так гордятся, иначе все закончится слезами. Люди не умеют работать с рунами, едва могут сварить пинту пива или положить кирпич. Я не вижу ничего хорошего в том, что люди общаются с эльфами. Возможно, мне следует послать сообщение императору Магнусу. Ну, знаешь, предупредить его о них.

— Я не думаю, что он cтанет слушать, — сказал Харлгрим.

Барундин хмыкнул и принялся за кусок ветчины.

— А что им за это будет? — спросил король между двумя глотками. «Должно быть, они что-то ищут».

— Я всегда считал разумным не думать слишком долго о советах эльфов, — сказал тан. — Ты будешь связывать себя узлами, беспокоясь о таких вещах. В любом случае, он хочет подружиться не только с эльфами. Этот Магнус создает литейный завод в Нульне, называя его имперской артиллерийской школой, согласно его сообщению. Ему сказали, и совершенно справедливо, что лучшие инженеры в мире живут в Жуфбаре, и он хочет нанять их на работу.

— А что думает Гильдия? — спросил Барундин, отложив еду и впервые сосредоточившись. — И что предлагает Магнус?

— Ну, гильдия инженеров еще не собралась, чтобы официально обсудить этот вопрос, но они собираются обсудить его на следующем генеральном совете. Они уже заверили меня, что любые дополнительные обязательства, которые они возьмут на себя, не повлияют на работу здесь, особенно на пивоварне. Предложение Магнуса в данный момент очень туманно, но язык, который он использует, звучит щедро и ободряюще. Бедняги только что закончили снова ссориться между собой. Они ищут немного стабильности.

— По-моему, это вполне разумно, — сказал Барундин. — Эти последние несколько столетий были действительно беспокойными, когда они сражались между собой, позволяя оркам расти в количестве. Как ты думаешь, стоит ли посылать кого-то в Нульн, чтобы он как следует поговорил с этим парнем?

— Я думаю, что сам Верховный Король прибыл в Нульн всего пять лет назад, — сказал Харлгрим. — Я не могу придумать ничего, что можно было бы добавить к тому, что он мог бы сказать — он разумный гном.

— Ну что ж, давайте подождем и посмотрим, что они могут предложить, — сказал Барундин. — Есть и более неотложные дела.

— Новая Обида? — спросил Харлгрим.

Барундин кивнул.

— Мне нужно собрать всех танов, чтобы мы могли занести её в Книгу и послать весточку Караз-а-Караку, — сказал король.

— Праздник Грунгни уже почти настал. Кажется правильным, что мы вносим Обиду в этот день, — сказал Харлгрим.

— Да, подходящее время, — сказал Барундин, вставая и допивая пиво.

Он вытер пену с усов и бороды и кивнул на прощание.

Харлгрим смотрел, как уходит его король, уже видя тяжесть власти на плечах своего друга. Крякнув, он тоже встал. У него были дела поважнее.

* * *

Если бы длинные столы не были крепко сколочены гномами, они бы прогибались под тяжестью еды и бочонков с элем. Воздух звенел от криков собравшихся танов, хлюпанья пива в кружках, хриплого смеха и топота служанок, спешащих на королевскую кухню и обратно.

Они сидели в три ряда в центре святилища Грунгни, величайшего из богов-предков и повелителя горного дела. Позади Барундина, сидевшего на своем троне во главе центрального стола, огромная стилизованная каменная маска сердито взирала на собравшуюся толпу. Это было лицо самого Грунгни, его глаза и борода были отделаны толстым золотым листом, а шлем сделан из сверкающего серебра.

Над обедающими с высокого потолка свисали огромные шахтные фонари, проливая темно-желтый свет на потную толпу внизу.

По всему Жуфбару другие гномы устраивали свои собственные празднества, а за большими открытыми дверями святилища звуки веселья и пьяных гномов эхом разносились по коридорам и комнатам, спускаясь в самые глубокие шахты.

Снова наполнив свою золотую кружку, Барундин встал на трон и поднял кружку с пивом.

Когда таны повернулись, чтобы посмотреть на своего короля, снаружи воцарилась тишина. Он был облачен в тяжелые одежды, а его боевая корона была усыпана драгоценными камнями, в центре которых находился многогранный бриндураз, яркий камень, голубой драгоценный камень, более редкий, чем алмаз. На шее короля висела золотая цепь, украшенная громриловыми заклепками и кусочками аметиста. Его борода была заплетена в три длинные косы, сплетенные золотой нитью и увенчанные серебряными значками предков, изображающими Грунгни.

Когда наступила тишина, прерываемая редкими рыганиями, громкими глотками или стуком игральных костей, Барундин опустил свою пинту. Он повернулся и посмотрел на изображение Грунгни.

— Старейший и величайший из нашего рода, — начал он. — Мы благодарим тебя за подарки, которые ты нам оставил. Мы восхваляем тебя за секреты глубин и рытья.

— Рыть и добывать! — хором воскликнули таны.

— Мы хвалим тебя за то, что ты принес нам громрил и алмазы, серебро и сапфиры, бронзу и рубины, — сказал Барундин.

— Громрил и бриллианты! — закричали гномы. — Серебро и сапфиры! Бронза и рубины!

— Мы благодарим Тебя за то, что ты присматриваешь за нами, охраняешь наши рудники и ведешь нас к самым богатым жилам, — пропел Барундин.

— Самые богатые жилы! — взревели гномы, которые теперь стояли на скамьях, размахивая кружками в воздухе.

— И мы очень благодарны тебе за твой лучший подарок, — нараспев произнес Барундин, повернувшись к танам, и его лицо расплылось в улыбке. — Золото!

— Золото! — рявкнули таны, и вспышка шума заставила фонари раскачиваться и мерцать. — Золото, Золото, золото, золото! Золото, Золото, золото, золото!

Пение продолжалось несколько минут, то усиливаясь, то ослабевая по мере того, как различные гномы опустошали свои кружки и вновь наполняли их. Зал сотрясался от этого звука, сотрясая трон под ногами Барундина, хотя он и не замечал этого, потому что был слишком занят собственными криками.

Несколько старших танов уже начали задыхаться, и в конце концов шум утих.

Барундин сделал знак Арбреку, который сидел слева от короля. Повелитель рун взял бочонок пива и поставил его на каменный стол перед лицом Грунгни. Барундин взял свой топор, прислоненный к боку трона, и последовал за повелителем рун.

— Пей глубже, мой предок, пей глубоко, — сказал Барундин, ударив топором по крышке бочонка. Одним толчком он опрокинул бочонок так, что пиво потекло наружу, разливаясь по столу и попадая в узкие каналы, вырезанные на его поверхности. Отсюда эль стекал вниз по земле, через узкие трубопроводы и каналы, в глубь самих гор. Теперь никто не знал, если вообще знал, где они заканчивались, кроме того, что это было предположительно в Зале Предков, где сам Грунгни ожидал тех, кто умер. Со всех концов империи гномов этой ночью наполнялась кружка Грунгни.

Выполнив свой долг, Барундин повернулся и кивнул Харлгриму, сидевшему по правую руку от него. Настроение в зале быстро изменилось, когда предводитель Брингромдалов развернул толстые кожаные переплеты Книги Обид Жуфбара.

Барундин взял фолиант у Харлгрима, его лицо было торжественным. Сама книга была почти вдвое выше Барундина и толщиной в несколько дюймов. Её крышка была сделана из тонких каменных листов, переплетенных громрилом и золотом, и тяжелая застежка, украшенная одним большим бриллиантом, удерживала её закрытой.

Положив книгу на стол перед собой, Барундин открыл ее. Потрескивали древние пергаментные страницы, переплетенные гоблинскими сухожилиями. По мере того, как переворачивалась каждая страница, Гномы в зале бормотали все громче и громче, рыча и ворча, когда семь тысяч лет несправедливости против них разворачивались перед их глазами. Найдя первую чистую страницу, Барундин взял свое писчее долото и окунул кончик стального и кожаного пишущего инструмента в чернильницу, предложенную Харлгримом.

Король говорил по мере письма:

— Да будет известно, что я, король Барундин из Жуфбара, записываю эту обиду перед своим народом, — говорил Барундин, быстро водя рукой по листам писчим долотом, образуя угловатые руны хазалида, гномьего языка. — Я называю себя обиженным на Барона Сайласа Вессала из Удерстира, предателя, слабака и труса. Своим предательским поступком Барон Вессал действительно поставил под угрозу армию Жуфбара и своими действиями привел к смерти короля Жуфбара Трондина, моего отца. Воздаяние должно быть в крови, ибо смерть может быть встречена только смертью. Никакое золото, никакие извинения не могут искупить этого предательства. Перед Танами Жуфбара и с Грунгни в качестве моего свидетеля Я даю эту клятву.

Барундин посмотрел на море бородатых лиц и увидел одобрительные кивки. Он передал писчую книгу Харлгриму, осторожно подул на книгу обид, чтобы высушить чернила, и затем закрыл ее с тяжелым стуком.

— Ущерб будет возмещён, — медленно произнес Король.

На следующий день хранитель знаний Барундина, королевский библиотекарь и писец, написал послание барону Сайласу Вессалу, призывая его отправиться в Жуфбар и предстать перед судом Барундина. Гномы прекрасно понимали, что ни один человек никогда не будет столь благороден, чтобы совершить подобное, но форма и традиции должны были соблюдаться. В конце концов, между гномами и людьми Империи существовал многовековой союз, и Барундин не собирался вести войну с одним из знатных людей империи, не приведя в порядок свой дом.

Ни одна из самых мудрых голов во владении не могла определить, где на самом деле находится Удерстир, и поэтому было решено послать отряд рейнджеров в империю, чтобы найти его. Пока шли приготовления к этой экспедиции, другая группа гномов была отправлена в долгий и опасный поход на юг, в Караз-а-Карак. С собой они несли копию новой обиды Барундина, чтобы вручить ее Верховному королю Торгриму Злопамятнику, чтобы она была записана в Даммаз Крон, могучую книгу обид, которая содержала каждое пренебрежение и предательство по отношению ко всей расе гномов. Первая обида Даммаза Крона, теперь неразборчивая из-за возраста и износа, предположительно была написана первым верховным королем, Снорри Белобородым, против мерзких созданий Темных Богов. Семь тысяч лет истории были записаны в Даммаз Крон, письменном воплощении неповиновения и чести гномов.

В течение многих дней, ожидая возвращения странствующих отрядов, Барундин занимался повседневными делами царства. К югу от владения был обнаружен новый пласт железной руды, и два клана объявили о своих притязаниях на него. Было много трудных часов, проведенных с архивами владения и хранителем знаний Тхагри, чтобы согласовать эти два требования и выяснить, кому принадлежит новая шахта.

Барундин провел целый день, осматривая работы на новом пивоваренном заводе. Чаны и механизмы старого пивоваренного завода, которые были спасены, были тщательно восстановлены, в то время как на месте старого пивоваренного завода возводились новые трубы, мехи, каминные решетки и овсяные домики. Инженеры и их подмастерья собирались группами, обсуждая тонкости строительства пивоварен и споря о клапанах и шлюзах с пивными мастерами и кеглордами.

Хотя работа все еще продолжалась и велась уже несколько лет, были приняты грубые меры для обеспечения царства достаточным количеством пива. Часть собственных покоев короля была превращена в склад, чтобы дать пиву созреть, в то время как многие другие кланы пожертвовали залы и комнаты для этого предприятия. Однако результат был, по меркам гномов, худым и слабым, и ему не хватало настоящего тела и пены настоящего гномьего эля. Без исключения новая пивоварня была единственным самым внимательно наблюдаемым инженерным проектом, который владения Барундина видели с тех пор, как первые водяные колеса были построены тысячи лет назад.

Через шесть дней после того, как они отправились в путь, вернулись гонцы в Удерстир. Как и ожидалось, их новости были мрачными. Им потребовалось четыре дня, чтобы найти Удерстира, и когда они прибыли сюда ранним вечером четвертого дня, то обнаружили, что им не рады. Они вызвали Сайласа Вессала, и он пришел в сторожку, чтобы вступить в переговоры. Они вежливо объяснили ему причины недовольства Барундина и попросили барона сопровождать их обратно в Жуфбар. Они заверили его, что он находится под их охраной и не причинит ему никакого вреда, пока король не вынесет приговор.

Барон отказал им в приеме, проклял их за глупость и даже приказал своим людям забросать гномов камнями и гнилыми плодами с крепостных стен своего замка. Как и было приказано, гномы оставили копию «обиды», прибитую гвоздями к воротам замка, переведенную как можно лучше на рейкшпиль, на котором говорила большая часть Империи, и ушли.

Услышав эту новость, Барундин пришел в ярость. Он не ожидал, что Вессал выполнит его требование отправиться в Жуфбар, но такая наглая трусость и оскорбление заставили кровь короля вскипеть. На следующий день он размышлял в своей комнате для аудиенций с Арбреком, Харлгримом и несколькими другими наиболее важными танами.

Король сидел на своем троне, а его советники расположились перед ним полукругом на высоких спинках кресел.

— Я не хочу войны, — прорычал Барундин, — но мы должны воевать за это презренное поведение.

— Я тоже не хочу войны, — сказал тан Годри, глава клана Онгурбазум.

Интерес Годри был хорошо известен, поскольку именно Онгурбазум первым отправил эмиссаров обратно в Империю после Великой Войны с Хаосом и избрания Магнуса императором. Они были одними из лучших торговцев во владении и недавно заключили несколько контрактов с императорским двором. Именно они принесли известие о новой артиллерийской школе в Нульне и о том, какую прибыль с этого можно получить.

— Этот Магнус кажется достаточно разумным человеком, — продолжал Годри, — но мы не можем точно сказать, как он отреагирует на то, что мы нападем на одного из его дворян.

— Разве оскорбление, нанесенное нам, не заслуживает ответа? — спросил Харлгрим. — Разве покойный король не требует восстановления чести?

— Мой отец погиб, сражаясь вместе с трусом, — сказал Барундин, ударив кулаком по подлокотнику своего трона.

Арбрек прочистил горло, и все остальные посмотрели на него. Он был самым старым гномом в Жуфбаре, ему было больше семисот лет, и он все еще был силен, и его советы редко оказывались ошибочны.

— Твой отец погиб, пытаясь отомстить за погибшего сына, — сказал Повелитель Рун. — Для него было бы честью не торопиться с тем, чтобы его второй сын не присоединился к нему слишком быстро в Чертогах Предков.

Они молча размышляли над этим, пока Арбрек снова не заговорил, бросив взгляд на Годри.

— У Тана Онгурбазума есть своя точка зрения. Твой отец также не поблагодарил бы тебя за то, что ты опустошил сундуки Жуфбара, когда мы могли бы их наполнить.

— А что ты хочешь, чтобы я сделал? — прорычал Барундин. — Я объявил свою Обиду, это записано в книге. Вы хотите, чтобы я проигнорировал этого человечка и сделал вид, что он не причастен к смерти моего отца, и пренебрег моей властью?

— Я бы этого не хотел, — сказал Арбрек, глубоко вздохнув, его борода ощетинилась, а глаза сердито сверкнули из-под кустистых бровей. — Не вкладывай слов в мои уста, Король Барундин.

Барундин тяжело вздохнул и провел пальцами по бороде, глядя на остальных сидящих за столом. Выпрямившись на своем троне, он сложил руки вместе и наклонился вперед. Когда он заговорил, его голос был тихим, но решительным.

— Я не хочу, чтобы меня называли клятвопреступником, — сказал король. — Я правлю Жуфбаром меньше года. Я не позволю, чтобы мое правление началось с неудовлетворенной обиды. Каковы бы ни были последствия, если это будет война, то война у нас будет.

Годри открыл было рот, чтобы возразить, но ничего не сказал, когда двери комнаты открылись, впустив шум коридора снаружи. Вошел хранитель знаний Тхагри, держа в одной руке небольшую книгу, а под мышкой — Книгу Обид. Он отказался от участия в дискуссии, сославшись на то, что ему предстоит провести исследование, которое может иметь отношение к данной теме. Король, повелитель рун и таны выжидающе смотрели, как хранитель знаний закрыл за собой двери, пересек зал и поднялся по ступеням. Он сел на свободный стул, оставленный для него.

Он оглядел собравшихся, словно впервые заметил их пристальные взгляды.

— Мои благородные соплеменники, — начал он, покачивая седой бородой. — Мне кажется, я обнаружил кое-что важное.

Они ждали, что он продолжит.

— Ну и что же это такое? — спросил тан Снорби у Дректромми, крепкого воина даже для дварфа, известного своим несколько вспыльчивым нравом. — Не заставляй нас ждать, как кучку идиотов.

— Ах, простите, да, — сказал Тхагри. — Ну, похоже, что мой предшественник, хранитель знаний Онгрик, был немного не в своей бухгалтерии. Ваш отец, как я только что узнал, записал свою последнюю обиду несколько лет назад. Это было в его дневнике, Но Онгрик засвидетельствовал это, поэтому его не было со всеми другими документами, — он помахал маленькой книжкой, которую держал в руках.

— Последняя обида? — спросил Годри, один из самых молодых присутствующих танов.

— Это старая традиция, которой в последние столетия почти не пользовались, — с задумчивой улыбкой пояснил Тхагри. — В этом отношении твой отец был большим традиционалистом. Во всяком случае, последняя обида была записана гномом как клятва, которую нужно уладить до своей смерти, а если он не мог этого сделать, то завещать урегулирование этой конкретной обиды своему наследнику. Это началось во время небольшой ссоры много-много веков назад во времена войн гоблинов, чтобы избежать нарушения клятвы из-за безвременной смерти во время всех боев с отбросами гроби.

— Ты предлагаешь мне записать эту обиду как Последнюю и уйти от ответственности? — спросил Барундин, прищурившись.

— Конечно, нет! — пролепетал Тхагри, искренне возмущенный. — Кроме того, король не может записать свою последнюю обиду, пока не пробудет у власти сто один год. Если мы позволим королям иметь последние обиды повсюду, система станет полной шуткой.

— Так какое же это имеет отношение к нашим спорам? — спросил Харлгрим.

— Последняя обида — это первая обида, которую наследник должен попытаться исправить, — сказал Арбрек, словно только что вспомнив что-то. Он посмотрел на Тхагри, и тот утвердительно кивнул. — Прежде чем ты сделаешь что-нибудь еще, ты должен отомстить за последнюю обиду своего отца или опозорить его желания.

— Почему же он не сказал мне, что сделал такое? — спросил Барундин. — Почему он записал это только в своем дневнике?

Тхагри избегал взгляда короля и теребил застежку книги обид.

— Ну и что же? — спросил Барундин, свирепо глядя на него.

— Он был пьян! — выпалил Тхагри с отчаянием в глазах.

— Пьян? — сказал Барундин.

— Да, — сказал хранитель знаний. — Твой отец и Онгрик были близкими друзьями, и, как я прочел сегодня утром в дневнике моего покойного хозяина, они часто пили вместе. Похоже, что именно в этот день они вдвоем выпили гораздо больше, чем обычно даже для них самих, и начали вспоминать о временах войн с гоблинами и о том, как им хотелось бы быть там, чтобы дать гроби крепкую взбучку. Что ж, одно ведет к другому. Онгрик упомянул о последней традиции вражды, и твой отец в конце концов записал ее в своем дневнике, поклявшись отомстить за разграбление Жуфбара.

— А в чем именно поклялся мой отец? — спросил Барундин, и сердце его отяжелело от дурного предчувствия. — А он не поклялся вернуть Карак Ярн или что-то в этом роде?

— О нет, — сказал Тхагри, покачав головой и улыбнувшись. — Ничего такого грандиозного. Нет, совсем не так грандиозно.

— Тогда в чем же была его обида? — спросил Харлгрим.

— Ну, последняя обида — это вовсе не новая обида, — объяснил Тхагри, кладя дневник на пол у своих ног и открывая Книгу Обид. — Это клятва исполнить существующую обиду. Была одна особенная вещь, которая всегда раздражала твоего отца, особенно когда он был пьян.

Хранитель знаний замолчал, и все остальные тоже замолчали, увидев, как страдальческое выражение исказило лицо Барундина.

Король провел рукой по губам.

— Гранганкор Стокрил, — сказал он едва слышным шепотом.

— Гранга… — сказал Харлгрим. — Старые шахты на востоке? Они были захвачены гоблинами почти две тысячи лет назад, — он замолчал, увидев взгляд Барундина, как и все остальные, кроме одного.

— Дуканкор Гробказ-а-Газан? — спросил Снорби. — Теперь это связано с горой Ганбад. Там тысячи, десятки тысяч гроби. Зачем королю Трондину понадобилось это обреченное место?

Тан посмотрел на бледные лица остальных гномов, а затем перевел взгляд на Тхагри.

— Тут какая-то ошибка, — настаивал Снорби.

Хранитель знаний покачал головой и протянул Снорби Книгу Обид, указав на соответствующий отрывок. Тан прочел его и недоверчиво покачал головой.

— Нам нужно готовиться к войне, — сказал Барундин, вставая. В его глазах появился странный свет, почти лихорадочный. — Война против гроби. Зовите кланы, трубите в рога, точите топоры! Жуфбар снова марширует!

Обида третья. Обида на крысу

Залы и коридоры Жуфбара постоянно оглашались стуком кузнечных молотов, шипением пара, ревом печей и топотом гномьих сапог. Для Барундина это была симфония мастерства, пронизанная мелодией общей цели и поддерживаемая ритмом промышленности. Это был звук гномьего царства, склонившегося к единственной цели — войне.

Оружейные залы были открыты, и великое рунное оружие предков снова появилось на свет. Топоры с мерцающими лезвиями и огненными рунами были отполированы, щиты и кольчуги из громрила с вырезанными на них изображениями предков кланов были подняты еще раз. На стенах висели молоты, украшенные золотом и серебром. Боевые шлемы, украшенные крыльями, рогами и наковальнями, стояли на прикроватных столиках, ожидая своих владельцев.

Инженеры склонились над своими чертежами, а кузницы полыхали огнем и дымом. Бочонок за бочонком черного пороха изготавливали в крепостных комнатах, а ремесленники всех мастей обращали свои взоры к огромным боевым машинам, оружию и доспехам. Пушки вытаскивали из литейных цехов и любовно пробуждали от дремоты полировкой и тряпьем. Огнеметы, органные пушки, болтометатели и «метатели злобы» были собраны и исписаны клятвами мести и мужества.

Это была не просто экспедиция, не вылазка в дебри для перестрелки. Это была война гномов, порожденная злобой и яростью. Это был праведный гнев, который горел в сердце каждого гнома, как молодого, так и старого. Это была сила древних и мудрость поколений, направленная на единый путь разрушения.

Барундин чувствовал, как она течет по его жилам, когда духи семидесяти поколений смотрели на него из залов предков. Никогда еще он не был так уверен в своем уме, никогда еще его существо не стремилось к чему-то столь необычному и в то же время столь достойному. Хотя поначалу мысль о возвращении Гранганкора Стокрила наполнила короля опасениями, потребовалось всего несколько мгновений, чтобы он передумал.

Хотя все началось как необходимость, чтобы он мог преследовать свои собственные цели, Барундин был женат на идее очищения Дуканкора Гробказ-а-Газана — Муравейника Гоблинов Руин. Это был бы достойный способ начать его царствование и настроить умы его народа на весь период его правления. Завоевание древних рудников положило бы начало новому периоду стремлений и процветания Жуфбара. Это было больше, чем просто сражение, ступенька к его собственным нуждам. Разрушение королевства гоблинов в далеких землях возвестит о его восшествии на трон Жуфбара.

Хотя война будет ужасной, а гномы неумолимы в конфликте, жизнь в гномьем замке не изменится быстро. Подготовка к походу Барундина против гоблинов шла уже пять лет. Такое предприятие не могло начаться легко, и ни один гном, стоящий его золота, не сделал бы этого поспешно, неподготовленным способом.

Пока трудились инженеры и кузнецы топоров, оружейники и литейщики, трудились и Барундин, и таны, и хранитель знаний. Из глубин библиотек впервые за полтора тысячелетия были извлечены на свет старые планы горных выработок Грунгакора Строкрила. Вместе со своими советниками Барундин долгие недели и месяцы корпел над подробными картами. Они постулировали, где гоблины бы могли вырыть свои туннели и где бы они могли оказаться в ловушке.

Рейнджеры были посланы в туннели на восток, чтобы определить численность гоблинов и их местонахождение. Железнобойцы, ветераны туннельных сражений, проводили время, обучая молодых безбородычей военному искусству, обучая их мастерству владения топором и щитом. Старейший из жуфбарской толпы учил младшего путям гробкула, древнему искусству выслеживания гоблинов. Шахтерам было поручено практиковать снос, а также строительство туннелей, чтобы гоблинские ямы могли быть засыпаны, а подкрепление — подойти быстрее.

Несмотря на все это, Жуфбар изо всех сил старался продолжать жить как обычно. Барундин был уверен, что работы на пивоварне идут полным ходом, и это никак не отразилось на новой военной базе крепости. Еще предстояло выполнить торговые соглашения, вырыть шахты, выплавить руду, огранить и отполировать драгоценные камни.

Несмотря на то, сколько времени это заняло, Барундин знал, что скоро его армия будет готова. Это будет сила, подобной которой Жуфбар не видел уже пять поколений. Конечно, предостерег Абрек, такие армии, как те, что сражались во время войны возмездия против эльфов или доблестно защищали Жуфбар во время войн гоблинов, никогда больше не увидят свет.

У гномов больше не было ни такого количества, ни древних знаний и оружия тех времен. Он предостерег от недооценки угрозы со стороны гоблинов. Однако пессимизм повелителя древних рун мало помог Барундину утолить растущий голод перед грядущими битвами.

Именно тогда, всего за несколько недель до того, как армия должна была выступить в поход, до ушей Барундина дошли тревожные вести, которые принёс ему Таронин Грунгрик, тан одного из крупнейших шахтерских кланов. Это было когда Барундин проводил свой ежемесячный военный совет.

— Я не знаю, что это, но мы что-то натворили, — сказал им Таронин. — Возможно, это гроби, возможно что-то еще. Всегда есть молодые безбородычи, которые пропадают время от времени, заблудившись, скорее всего. Но за последние несколько месяцев не вернулось больше гномов, чем за десять лет до этого. Семнадцать дварфов ушли и больше не вернулись.

— Ты думаешь, это гроби? — спросил Барундин, потянувшись за своим алепотом.

— Может быть, а может и нет, — сказал ему Таронин. — Возможно, кто-то из них последовал за рейнджерами с востока. Возможно, они нашли свой собственный путь через туннели. Кто знает, где они копали?

— Тем больше причин, почему мы должны продолжать наши приготовления, — фыркнул Харлгрим. — Как только мы покончим с ними, гроби не посмеют ступить и на пятьдесят лиг дальше Жуфбара.

— Были найдены тела, — сказал Таронин зловещим низким голосом. — Не изрубили, не украли ни клочка ткани, ни кольца, ни безделушки. Это не похоже на работу гроби, по мне.

— Зарезали? — сказал Арбрек, шевельнувшись и открыв глаза. Остальные гномы думали, что он спит. Очевидно, он был глубоко погружен в свои мысли.

— Сзади, — сказал Таронин. — Только один раз, прямо через позвоночник.

— Держу пари на кулак Брина, что это сделал не гроби, — сказал Харлгрим.

— Тхаггораки? — предположил Барундин. — Как ты думаешь, крысолюди вернулись?

Остальные кивнули. Наряду с орками и гоблинами, троллями и драконами, тхаггораки, мутанты-крысолюди, также известные как скавены, внесли свой вклад в разрушение нескольких древних владений гномов во время войн гоблинов. Извращенные, проклятые падальщики, скавены были постоянной угрозой, копая свои собственные туннели во тьме мира, невидимые ни человеку, ни гному. Прошло уже много столетий с тех пор, как они беспокоили Жуфбар, последний из скавенов был изгнан на юг гоблинами.

— Мы слишком долго трудились, чтобы отвлекаться на догадки и слухи, — сказал Барундин, нарушая мрачное молчание. — Если это ходячие крысы, мы должны быть уверены. Возможно, это просто какие-то гроби, которые следили за экспедициями, как говорит Таронин. Пошлите отряды в шахты, вскройте закрытые, бесплодные пласты и посмотрите, что там внизу.

— Это будет хорошая тренировка для безбородычей, — сказал Арбрек с мрачной улыбкой. — Если они смогут поймать тхаггорака, гроби не будет проблемой.

— Я поговорю с другими шахтерскими кланами, — предложил Таронин. — Мы разделим работу между собой, пошлем проводников для тех групп, которые не знают, что делается на востоке. Мы будем рыться в каждом туннеле, выкорчевывать их.

— Хорошо, — сказал Барундин. — Делай то, что должен, чтобы быть в безопасности, но найди мне доказательство того, что происходит. Потребуется больше, чем несколько крыс в темноте, чтобы свернуть меня с этого пути.

Странная атмосфера воцарилась в Жуфбаре, когда распространилась весть о таинственных исчезновениях. Домыслы были широко распространены, особенно среди старых гномов, которые цитировали истории из своего прошлого, или прошлого своего отца, или прошлого своего деда. Всплыли старые истории — саги о древних героях гномах, сражавшихся с гроби и тхаггораки.

В мельчайших подробностях мудрейшие старики говорили о Восьми Вершинах Карака, владениях, которые пали под ударами обеих этих мерзких сил. Окруженные восемью устрашающими горами — Караг-Зилфином, Караг-Яром, Караг-Мхонаром, Карагрилом, Караг-Лхуном, Караг-Наром и Квинн-Виром, гномы считали, что они защищены естественным барьером от нападения, словно стенами. В дни своей славы Карак Восемь Вершин был известен как Королева Серебряных Глубин, Вала-Азрилунгол, и слава этой горы и её великолепие были превзойдены только великолепием Караз-а-Карака, столицы.

Но землетрясения и извержения вулканов, предшествовавшие Войне Гоблинов, разрушили Восемь Вершин, а также многие стены и башни, возведенные там гномами. Почти сто лет орки и гоблины нападали на крепость сверху. Осажденные гномы уже были под угрозой снизу со стороны скавенов, и постепенно они были оттеснены к центру владения, атакованные сверху и снизу.

Последний, гнусный удар был нанесен, когда скавены, мистические инженеры и манипуляторы сырой материи Хаоса, варп-камня, выпустили яды и болезни на осажденных гномов. Чувствуя, что их гибель близка, король Лунн приказал запереть и похоронить сокровищницы и оружейные склады и вывел свои кланы из владения, сражаясь с зеленокожими на поверхности. До сих пор недолговечные экспедиции отваживались проникать в Восемь Вершин Карака в попытках вернуть сокровища короля Лунна, но враждующие племена ночных гоблинов и кланы скавенов уничтожали или пресекали любые попытки проникнуть в глубины крепости.

Такие разговоры омрачали настроение Барундина. Хотя никто еще не поднимал эту тему, он чувствовал, что настроение танов меняется. Они готовились окопаться, как это всегда делали гномы, чтобы отразить угрозу скавенов. Это был вопрос нескольких дней, прежде чем будут найдены первые реальные доказательства того, что скавены были поблизости в каком-либо количестве, и тогда таны предложили бы отложить поход против Дуканкора Гробказ-а-Газана. Барундин хорошо знал, что у них есть на то веские причины, и у него были свои сомнения. Но больше всего он боялся, что импульс, который начал шевелить царство, снова исчезнет.

Барундин был молод по меркам гномов, меньше ста пятидесяти лет, и более старшие головы, чем у него, назвали бы его импульсивным, даже опрометчивым. Его растущая мечта завоевать утраченные рудники, отомстить за отца и смело вести свое царство в будущее, постепенно угасала. Его века, дарованные ему предками, будут связаны с Жуфбаром, наблюдая, как внешний мир падает в объятия орков, его народ боится рискнуть выйти за пределы того, что когда-то было их землями, их горами.

Эти мысли пробудили в Барундине глубокий гнев, скрытый гнев, который дремал в каждом гноме. Там, где седовласые шевелили бородами, ворчали в свои чашки и говорили об утраченной славе прошлого, Барундин чувствовал необходимость искать возмещения, действовать, а не говорить.

Так что король Жуфбара с растущим трепетом ждал каждого донесения из шахт. Таронин Гунгрик взял на себя руководство расследованиями, будучи старейшим и наиболее уважаемым из шахтерских танов. Каждый день он посылал Барундину сводку или докладывал лично, когда это позволяли его многочисленные обязанности.

От каждого рассказа у Барундина сжималось сердце.

Ходили слухи о странных запахах в глубине, о мехе и грязи. Самые опытные рудокопы говорили о странных ветрах из глубин, о странных запахах, которых не было ни в одном туннеле, вырытом гномами. С чувствами, рожденными поколениями накопленной мудрости, рудокопы сообщали о странных отголосках, тонких отзвуках, которые не имели никакого отношения к собственным раскопкам дварфов. На грани слышимости раздавались царапающие звуки и странные шепотки, которые затихали, как только начинали прислушиваться.

Еще более тревожными были рассказы о странных тенях в темноте, черных пятнах во мраке, которые исчезали при свете фонаря. Ни один гном не мог бы поклясться в этом, но многие думали, что на них смотрят красные глаза, и растущее чувство, что за ними наблюдают, пронизывало нижние залы и галереи.

Исчезновения гномов тоже участились. Целые отряды пропали без вести, и единственным доказательством их похищения было отсутствие в зале во время еды. Ни Таронин, ни Барундин, ни кто-либо другой из членов совета не смогли обнаружить закономерности в исчезновениях. Нынешние горные выработки простирались на много миль к востоку, северу и западу, а старые — на несколько лиг.

Это обескуражило Таронина, который обратился к совету Барундина, когда они собрались в очередной раз.

Тан пришел в аудиенц-зал короля прямо с рудников, и на нем все еще была длинная рубаха из громриловой кольчуги и украшенный золотой чеканкой шлем. Его борода была покрыта каменной пылью, а лицо — грязным.

— Это плохие новости, Очень плохие новости, — сказал Таронин, прежде чем сделать большой глоток эля. На его лице появилось кислое выражение, хотя было ли это из-за пива или из-за новостей, которые он принес,неясно.

— Расскажи мне все, — попросил Барундин. Король наклонился вперед, положив локти на стол и подперев бородатый подбородок руками.

— Без сомнения, есть новые туннели, — сказал Таронин, качая головой.

— Туннели скавенов? — спросил Харлгрим.

— Наверняка. От них несет крысиной вонью, и там нашли следы. Мы также начали находить тела, многие из них, некоторые из них немногим больше, чем просто скелеты, очищенные паразитами.

— Сколько туннелей? — спросил Барундин.

— Пока семь, — сказал Таронин. — Семь, которые нам удалось найти. Их могло быть и больше. На самом деле, я держу пари, что их определенно больше, но мы о них не знаем.

— Семь туннелей… — пробормотал Арбрек. Он помешивал пальцем пену в своем эле, обдумывая свои слова. Он поднял голову, чувствуя на себе взгляды остальных. — Семь туннелей — это немалое количество врагов.

Барундин посмотрел на лица членов совета, гадая, кто из них первым упомянет о планируемой войне против гоблинов. Они молча смотрели на него, пока Снорби Тректромми не откашлялся.

— Кто-то же должен это сказать, — сказал Снорби. — Мы не можем выступить против гроби, пока у нас на пороге враг. Мы должны выступить против скавенов, прежде чем сможем справиться с гроби.

Раздался хор одобрительных возгласов, и по выражению их лиц Барундин понял, что они ждут его ответа и готовы к спору. Вместо этого он медленно кивнул.

— Да, — сказал король. — Моя сага не начнется с рассказа о глупом упрямстве. Хотя это причиняет мне невыносимую боль, я отложу войну против Дуканкора Гробказ-а-Газана. Меня не будут помнить как короля, который отвоевал наше далекое королевство и при этом потерял власть. Толпа, собранная для похода, должна быть отправлена в шахты, и мы выкорчуем этих мерзких тварей из нашей среды. Завтра утром я хочу, чтобы отряды воинов отправились вместе с шахтерами в найденные туннели. Мы отыщем их логово и уничтожим его.

— Мудрый король прислушивается к советам, — сказал Арбрек, похлопав Барундина по руке.

Барундин посмотрел на Тхагри, Хранителя Знаний, который делал пометки в своем дневнике.

— Напиши это, — сказал король. — Я сказал, что война с гроби отложена, но клянусь, что, когда наши залы будут в безопасности, армия выступит вперед, чтобы вернуть то, что было отнято у нас.

— От меня ты не дождешься возражений, — сказал Харлгрим, поднимая кружку. Такие же слова одобрения прозвучали и от остальных.

Из зала по всему царству разнеслась весть о случившемся. Утром таны кланов собрались толпой в высоком зале, чтобы король обратился к ним с речью. Предстояло еще многое обдумать и обсудить, и это продолжалось до полуночи. Барундин, несмотря даже не своё дварфское телосложение, очень устал, покинул зал для аудиенций и вернулся в свои спальни.

* * *

Король чувствовал настроение своего владения, шагая по освещенным фонарями коридорам. Все были подавлены и напряжены, и каждый скрип и царапанье привлекали внимание гномов, подозревающих, что в тени прячется какая-то мерзкая тварь. Подобно зловещему предчувствию перед обвалом, Жуфбар был готов к возможной катастрофе. После долгих недель подготовки к войне в туннелях и залах царили зловещая тишина и покой.

Барундин добрался до своих покоев и устало опустился на кровать. Он снял корону и отпер сундук рядом с кроватью, положив корону в мягкий бархатный мешочек внутри. Одну за другой он снял с бороды семь золотых застежек, завернул их и положил рядом с короной.

Взяв с прикроватной тумбочки расческу из кости тролля, он принялся расправлять бороду, распутывая узлы, собравшиеся за весь день. Он распустил свой конский хвост и расчесал волосы, прежде чем взять три пряди тонкой кожи и завязать бороду. Он снял с себя мантию и аккуратно сложил ее в стопку на комоде, а затем схватил с кровати ночную рубашку и шапочку и надел их.

Он встал и пересек комнату, чтобы бросить лопату угля в догорающий огонь в камине в ногах кровати. По мере того, как уголь догорал, пламя росло, и дым клубился, исчезая в дымоходе, который был вырыт в сотнях футов от горного склона наверху, зарешеченный сеткой и решетками, чтобы предотвратить что-либо входящее, случайно или иначе. Он налил воды из кувшина, стоявшего рядом с кроватью, и помыл за ушами. Наконец он открыл окно на фонаре над кроватью и задул свечу, погрузив комнату в красноватое сияние огня. Закончив приготовления, Барундин плюхнулся обратно на кровать, слишком усталый, чтобы забраться под одеяло.

Несмотря на усталость, сон не шел легко, и Барундин судорожно лежал на кровати, ворочаясь с боку на бок. Его ум был полон мыслей, разговоров о прошедшем дне и о тех ужасных делах, которые предстояло совершить на следующий день. Когда усталость наконец одолела его, Барундин погрузился в тревожный сон, полный клыкастых крысиных морд. Он представил себя окруженным роем паразитов, царапающихся и кусающихся, грызущих его безжизненные пальцы. Там, в тени, были глаза, смотревшие на него со злым намерением, ожидая нападения. Скрежет эхом отдавался в темноте вокруг него.

Барундин проснулся и на мгновение растерялся, не понимая, где он находится, в его сознании еще витали остаточные образы сна. Он был настороже, понимая, что что-то не так. Прошло несколько мгновений, прежде чем он определил причину своего беспокойства. В комнате было темно и тихо. Не только мрак пасмурной ночи, но и абсолютная темнота под миром, которая держит в страхе так много существ.

Даже гномы, чувствуя себя как дома в подземных глубинах, наполняли свои владения огнями, факелами и фонарями.

Напрягая слух и зрение, Барундин сел, чувствуя, как колотится в груди сердце. Ему казалось, что за ним наблюдают.

Огонь был потушен, хотя должен был гореть всю ночь.

Медленно двигаясь, он начал подтягивать ноги к краю кровати, готовый встать. И тут он услышал едва различимый шум. Это было не более чем покалывание на грани слышимости, но оно было там, царапающий, влажный шум. В темноте справа от него, возле мертвой решетки, что-то мелькнуло. Это было бледное, болезненно-зеленое свечение, тонкая полоска на фоне черноты. Краем глаза он увидел, как крошечная точка упала и ударилась о землю.

Он скорее услышал, чем увидел, как фигура двинулась к нему: шелест ткани, царапанье когтей по каменному полу. Безоружный, он схватил первую попавшуюся под руку подушку и швырнул ее в приближающуюся фигуру.

Гномы — народ выносливый, и они не только способны переносить большие неудобства, но и гордятся этим фактом. Они избегают изысканных удобств других рас, и их мягкая мебель совсем не мягкая. Поэтому незваного гостя встретил накрахмаленный холщовый мешок, набитый дюжиной фунтов мелко измельченного гравия, смешанного с козьей шерстью.

В темноте Барундин увидел, как фигура вскинула руку, но безрезультатно — гномья подушка ударила ее в плечо, отбросив назад, а клинок вывалился из захвата и со звоном упал на пол. Барундин уже спрыгнул с кровати и бросился во весь опор, пока противник приходил в себя.

Шипя, существо отскочило в сторону от бешеной атаки Барундина к стене и пронеслось над его головой. Барундин попытался повернуться, но толчок ударил его плечом в стену. Он почувствовал, как что-то хрустнуло под ногами, и его босую ногу пронзила боль. Крякнув, он обернулся и увидел, что убийца бросился вперед с ножом в руке. Это было быстро, так быстро, что Барундин едва успел поднять руку, прежде чем кинжал вонзился ему в живот. С ревом Барундин замахнулся кулаком назад, ударил им по крысиной морде существа, отбросив его назад.

— Молотобойцы! — проревел Барундин, пятясь от убийцы-скавена, пока не уперся спиной в стену. — За вашего короля! Молотобойцы, ко мне!

Барундин отразил еще один удар левой рукой, лезвие ножа вонзилось в плоть его ладони. Он чувствовал, как кровь впитывается в ткань его ночной рубашки и стекает по ногам.

Дверь распахнулась, и снаружи хлынул свет, на мгновение ослепив Барундина. Прищурившись, он увидел Гуднама Каменнозуба, вбегающего в комнату в сопровождении других телохранителей короля. Убийца развернулся на пятках и был встречен хрустящим ударом по ребрам от боевого молота Гуднама, отбросившего его назад. При свете Барундин теперь ясно увидел нападавшего.

Он был ниже человеческого роста, хотя и немного выше гнома, сгорбленный и настороженный, одетый в черные лохмотья. Бесформенный змееподобный хвост взволнованно дергался взад-вперед, а его хищная морда скривилась в оскале. Красные глаза уставились на вновь прибывших гномов.

Существо проскочило мимо Гуднама, направляясь к камину, но Барундин бросился вперед, схватил кочергу и обрушил ее на спину скавена, с треском сломав ему хребет. Крыса издала отвратительный вой и рухнула, судорожно подергивая ногами. Молотобойец Кудрик Айронбитер шагнул вперед и обрушил свое оружие на голову убийцы, раздробив ему череп и сломав шею.

— Мой король, ты ранен, — сказал Гуднам, бросаясь к Барундину.

Барундин распахнул рваную дыру в ночной рубашке и показал рану на животе. Она была длинной, но неглубокой и почти не врезалась в твердые мышцы гнома под кожей. Рана на его руке была такой же незначительной, болезненной, но не угрожающей.

Кудрик подобрал с земли сломанный клинок и осторожно сжал его в затянутом в перчатку кулаке. Густой ихор сочился из ржавого металла меча, собираясь струйками вдоль его края.

Яд мерцал в тревожном свете варп-камня.

— Плачущий клинок, — выплюнул Молотобоец. — Если бы это ранило тебя, все было бы гораздо серьезнее.

— Да, — сказал Барундин, оглядывая комнату. — Принесите мне фонарь.

Один из молотобойцев вышел в прихожую и вернулся со свечой в стеклянном колпаке, которую передал королю. Барундин наклонился к решетке и поднял фонарь, освещая дымоход. Он мог видеть, где убийца прорубил себе путь сквозь прутья, перегораживающие воздуховод.

— Могут быть и другие, — сказал Гуднам, закидывая молот за плечо.

— Отправить рейнджеров на поверхность, — сказал Барундин. — Пусть начинают с водяных колес и труб кузниц. Проверить все.

— Да, король Барундин, — сказал Гуднам, кивнув одному из своих воинов, который вышел из комнаты. — Аптекарь должен взглянуть на эти раны.

Когда Барундин собрался ответить, снаружи донесся звук, далекий, но мощный. Это был низкий зов горна, издававший длинные звуки, печальное эхо из глубин.

Глаза короля встретились с обеспокоенным взглядом Гуднама.

— Предупреждающие рога из глубин! — прорычал Барундин. — Узнай, где именно.

— А как же ваши раны? — сказал Гуднам.

— Волосатую задницу Гримнира к моим ранам, на нас напали! — проревел король, заставив Гуднама вздрогнуть. — Будите воинов. Трубите в рога по всему Жуфбару. Наш враг настиг нас!

* * *

Туннель звенел от звона металла и топота обутых в сапоги ног, когда Барундин с отрядом воинов бежал через владение к нижним уровням. Он все еще затягивал ремни на громриловых пластинах своих доспехов, и его волосы были свободно уложены под коронованным шлемом.

В левой руке Барундин нес круглый стальной щит, инкрустированный громрилом в виде его прапрадеда, короля Коргана, а в правой руке он держал Гробидрунгек — Гоблинобойца — рунный топор с одним лезвием, принадлежавший его семье на протяжении одиннадцати поколений. Вокруг него гномы Жуфбара готовили топоры и молоты, их бородатые лица были суровы и решительны, когда они быстро приближались.

Сквозь шум собравшейся толпы были слышны крики и звуки рожков, доносившиеся из глубины шахты и становившиеся все громче по мере того, как Барундин продвигался вперед. Низкий сводчатый туннель выходил в четвертый зал глубин, центр сети шахт и туннелей, которые уходили к северу от главных помещений Жуфбара и ответвлялись от него через открытые квадратные арки.

Здесь Таронин ждал вместе с кланом Гунгриков, вооруженный и облаченный в доспехи для битвы. Таны маршировали взад и вперед, выкрикивая приказы, выстраивая боевую линию в широком зале.

— Куда же? — потребовал Барундин, вставая рядом с Таронином.

— Седьмой Северный туннель, восьмой северо-восточный проход и второй северный проход, — задыхаясь, произнес тан. Его лицо под шлемом шахтера с золотой оправой было перепачкано грязью и потом. Свеча в маленьком фонаре, укрепленном на его лбу, потухла, но все еще тлела.

— Сколько их было? — спросил Барундин, отступая в сторону, когда мимо пробежали громовержцы с ружьями, серебряное и бронзовое знамя среди них демонстрировало их преданность клану Троннсона.

— Трудно сказать, — признался Таронин. Он указал на арку слева, напротив которой собиралась армия. — Большинство из них, кажется, находятся в северных проходах. На данный момент мы держим их в седьмом туннеле. Возможно, это была просто отвлекающая атака, а может быть это еще не все.

— Бугрит! — рявкнул Барундин, оглядываясь по сторонам. Сейчас в зале находилось около пятисот воинов, и с каждым мгновением их становилось все больше. — А где инженеры?

— От них пока нет вестей, — сказал Таронин, тряхнув головой, отчего с его грязной бороды посыпались пылинки.

Зал был примерно овальной формы, семьсот футов в самом широком месте и около трехсот футов в глубину, простирающийся с востока на запад. Через ряд низких ступенчатых платформ он спускался почти на пятьдесят футов к северу, и огнестрельные войска царства собирались на более высоких ступенях, чтобы стрелять поверх голов своих сородичей, собравшихся в защитных стенах на полпути через зал.

С лязгающими глухими ударами из восточных ворот показался тяговой локомотив, тащивший за собой три боевые машины с конечностями. Две из них были пушками, их отполированные стволы блестели в свете гигантских фонарей, подвешенных к потолку в дюжине футов над головами гномов. Третья была более архаичной, состоящей из большого центрального котлоподобного корпуса и расширяющегося дула, окруженного замысловатыми трубами и клапанами: огнемет.

Инженеры, одетые в бронированные фартуки, с топорами и инструментами в руках, с мрачными лицами шли рядом с двигателем. По их прибытии раздались басовые приветствия. Двигатель с ворчанием остановился, и они начали разворачивать свои машины разрушения на верхней ступеньке.

— Молотобойцы, ко мне! — приказал Барундин, махнув топором в сторону арки, ведущей к северным проходам. Он повернулся к Таронину. — Не хотите ли прогуляться по туннелям и посмотреть, что там?

Таронин ухмыльнулся и подал знак своим телохранителям, длиннобородым Гунгрикам, которые последовали за королевскими молотобойцами. Двести воинов прошли по платформам и спустились по ступеням, петляя между собравшимися полками. Над войском гномов сияли более тысячи золотых икон и трепетали вышитые вымпелы, а шепот глубоких голосов дварфов эхом разносился по залу.

Впереди туннель был темным и зловещим. Таронин объяснил, что они погасили фонари, чтобы силуэты отступающих воинов не выделялись на фоне света из зала.

Барундин одобрительно кивнул, и они остановились на несколько мгновений, пока воины были посланы зажечь факелы и фонари, чтобы унести их в темноту. Хорошо освещенные, они продолжали двигаться вперед.

Туннель был почти двадцать футов шириной и чуть больше десяти футов высотой, что позволяло гномам продвигаться по десять в ряд, Таронин шел впереди длиннобородой шеренги шириной по пять, Барундин вел своих молотобойцев. Звуки борьбы становились все громче по мере того, как шум из зала за их спинами удалялся вдаль. Боковые туннели, некоторые не больше двух гномов бок о бок, ответвлялись от главного прохода, и когда они достигли развилки, Таронин подал знак влево. Крики и лязг оружия эхом отдавались от стен странным образом, иногда казалось, что позади группы, а иногда тихо и с той или другой стороны.

Однако вскоре стало очевидно, что они на правильном пути, так как они начали находить гномьи тела, усеивающие землю. Их куртки и кольчуги были изорваны и окровавлены, но были и груды мертвых скавенов. Человекоподобные крысы были шершавыми существами, их шерсть облезла и спуталась, а лица облысели и покрылись шрамами. Те, кто носил какую-либо одежду, были одеты лишь в лохмотья и набедренные повязки, а их сломанное оружие представляло собой грубые молоты и редкие заостренные куски металла с деревянными ручками. Большинство из них, казалось, были убиты, когда они убегали; ужасные раны от топора рассекали плечи и позвоночники, удары молотка отмечались в затылках и раздробленных костях.

— Это всего лишь рабы, — сказал Таронин. — Корм для нашего оружия.

Барундин ответил не сразу, оглядываясь. Рабы скавенов были трусливыми созданиями, загнанными в бой палками и хлыстами своих хозяев. Он знал то немногое, что можно было знать о враге, прочитав несколько старых дневников своих предшественников и отчеты из других владений. Если скавены намеревались прорваться в верховья, рабы были плохим выбором для авангарда, независимо от того, насколько расходным материалом они были.

Барундин внезапно остановился, молот позади него ударил его в спину и заставил споткнуться.

— Стой! — крикнул Барундин, перекрывая извинения телохранителя. Король хмуро повернулся к Таронину. — Они нас выманивают. Дураки последовали за ними в туннели.

Таронин оглянулся через плечо с внезапной тревогой, словно ожидая, что орда крысолюдей набросится на них с тыла. Он похлопал трубача по плечу.

— Подайте сигнал к отступлению, — сказал он музыканту. — Заставь их вернуться.

Трубач поднес инструмент к губам и трижды коротко дунул. Он повторил это еще три раза. Через несколько мгновений ему ответил еще один звук, повторивший приказ. Барундин удовлетворенно кивнул и приказал небольшому отряду развернуться и направиться обратно в Четвертый Глубинный Зал.

Когда они вернулись в зал, Барундин оторвался от своих молотобойцев и помахал им рукой, останавливаясь, чтобы полюбоваться зрелищем. Четвертый Глубинный Зал был заполнен воинами-гномами из каждого клана и семьи, стоявшими плечом к плечу, собравшимися вокруг своих штандартов, барабанщиками и трубачами, выстроившимися вдоль линии. Свирепые топористы Грогстоков с золотым драконом над головой стояли рядом с воинами клана Окрунхаз, чьи зеленые щиты были украшены серебряными рунами. Они тянулись все дальше и дальше, от одного конца зала до другого.

За ними ждали шеренги громовержцев с ружьями и полки стрелков, заряжающих арбалеты. Пятью рядами они стояли вдоль трех ступеней зала, направив оружие вниз, к северным аркам.

За ними у инженеров теперь было пять пушек, а рядом с ними громоздкая, угрожающая форма огнемета. На каждом фланге у стен стояли пятиствольные органные пушки, их экипажи возились с затворами, осматривали груды пушечных ядер и складывали в пергаментные мешки черные пороховые заряды.

Арбрек прибыл и теперь стоял в центре линии фронта, где собрались молотобойцы и другие закаленные в боях бойцы кланов. Барундин подошел к повелителю рун, и когда он пересек промежуток между проходом и линией гномов, он увидел посохи нескольких меньших рунных мастеров среди толпы.

Старый Арбрек стоял, выпрямив спину, держа железный с золотом рунный посох обеими руками поперек бедер, его пронзительные глаза смотрели на приближающегося короля из-под полей потрепанного шлема, сверкая мерцающими золотыми рунами.

— Рад тебя видеть, — сказал Барундин, останавливаясь рядом с Арбреком и поворачиваясь лицом к северным проходам.

— Чертовски неприятное зрелище, — проворчал Арбрек. — Во имя Валайи, какое нецивилизованное время для битвы! Воистину, эти твари безмерно мерзки.

— Это больше, чем их манеры, которые оставляет желать лучшего, — сказал Барундин. — Но то, что действительно шокирует, это то, что они не уважают твой сон.

— Ты смеешься надо мной? — сказал Арбрек, скривив губы. — Я трудился много долгих лет и заслужил право на полноценный ночной сон. Я целую неделю скучал по постели, когда накладывал руну силы на этот посох. Твои предки завиляли бы бородами, услышав такое легкомыслие, Барундин.

— Я не хотел тебя обидеть, — быстро раскаявшись, сказал Барундин.

— Думаю, что нет, — пробормотал Арбрек.

Барундин молча ждал, и в зале воцарилась тишина, нарушаемая шарканьем ног, звоном доспехов, скрежетом точильного камня и обрывками разговоров. Барундин принялся теребить кожаный переплет рукояти топора, дразня блуждающие нити. Слева от него запел низкий голос. Это был тан Унгрик, потомок древних правителей Карак Варна, и вскоре зал наполнился древними дварфийскими стихами, звучащими из уст его клана.

Когда последние стихи эхом отразились от стен и потолка, из коридора послышался шум. Послышался топот ног и панические крики. Послышались сокрушительный кашель и влажные крики, а по толпе гномов прокатилась тревожная рябь бормотания.

Глубокий туман начал просачиваться из входа в туннель, сначала тонкими клочьями, но постепенно становясь все гуще. Он был желто-зеленым, с пятнами гнилой черноты; низкое облако, которое просачивалось через пол, его края были покрыты пятнами сверкающего варп-камня.

— Ядовитый ветер! — раздался чей-то крик, и через несколько мгновений зал наполнился какофонией криков, некоторые из которых были испуганными, многие — вызывающими.

Барундин видел в болезненном облаке очертания теней бегущих и спотыкающихся гномов. Поодиночке, по двое и по трое они вырывались из тумана, хрипя и кашляя. Некоторые падали, их тела дергались, другие прижимали руки к лицу, завывая от боли, падали на колени и колотили кулаками по каменной земле.

Один из безбородычей, чьи светлые волосы клочьями падали сквозь пальцы, цепляясь за голову, пошатнулся и рухнул в нескольких ярдах перед Барундином. Король шагнул вперед и опустился на колени, перевернув мальчика и положив его голову себе на колени. Королю пришлось бороться с тяжестью в животе: лицо гнома представляло собой жалкое зрелище, покрытое волдырями и покрасневшее, глаза кровоточили. Его губы и борода были испачканы кровью и рвотой, и он слепо размахивал руками, цепляясь за кольчужную рубашку Барундина.

— Спокойно, — сказал король, и барахтанье безбородыча утихло.

— Мой король? — прохрипел он.

— Да, парень, это так, — сказал Барундин, отбросив щит в сторону и положив руку на голову гнома. Арбрек появился рядом с ними, когда другие гномы бросились вперед, чтобы помочь своим товарищам.

— Мы храбро сражались, — прохрипел парень. — Мы слышали, как они отступают, но не хотели бежать.

— Ты молодец, парень, молодец, — сказал Арбрек.

— Они напали на нас, когда мы повернулись к ним спиной, — сказал безбородыч, его грудь неуверенно вздымалась и опускалась, и каждый вздох искажал его лицо болью. — Мы пытались бороться, но не смогли, я задохнулся и побежал…

— Вы сражались с честью, — сказал Барундин. — Твои предки примут тебя в своих чертогах.

— Да? — сказал парень, и его отчаяние сменилось надеждой. — А как выглядят залы предков?

— Это самое прекрасное место в мире, — сказал Арбрек, и когда Барундин поднял глаза на повелителя рун, он увидел, что его взгляд устремлен куда-то вдаль, туда, где никто из живущих никогда не бывал. — Это лучшее пиво, которое вы когда-либо пробовали, даже лучше, чем у Багмена, на столах жареная птица и самые большие окорока, которые вы когда-либо видели. А золото! Там под горами можно найти все виды золота. Золотые чашки и тарелки, золотые ножи и ложки. Там живут величайшие из нас, и ты услышишь их рассказы о подвигах и отваге, о подлых врагах и отважных воинах. Каждый гном живет лучше, чем король в Чертогах Предков. Ты ни в чем не будешь нуждаться и сможешь отдохнуть, не взвалив больше на свои плечи никакого бремени.

Безбородыч не ответил, И когда Барундин посмотрел вниз, то увидел, что тот мертв. Он взвалил мальчика на плечо и поднял свой щит. Принеся его обратно к линии гномов, он передал труп одному из своих воинов.

— Проследи, чтобы их похоронили вместе с почтенными покойниками, — сказал Барундин. — Всех их.

Обернувшись, Барундин увидел, что ядовитый ветер рассеивается по залу. Он обжигал глаза и вызывал зуд кожи, и каждый вдох давался тяжело в груди, но теперь он истончался и не был таким сильным, как в шахтных туннелях.

В тумане появились другие фигуры, сгорбленные и быстрые. Когда они появились в поле зрения, Барундин увидел, что это были скавены, одетые в одежды из толстой кожи, их лица были закрыты тяжелыми масками со вставленными в них темными очками. Пробегая вперед, они подбрасывали высоко в воздух стеклянные шары, которые разбивались о землю, выпуская новые облака ядовитого ветра. Пока гномы толкали и тянули друг друга прочь от этой атаки, все больше скавенов маршировали сквозь сырое облако. Некоторые поддались яду и упали, корчась, на землю, но те, кто выжил, продолжали наступать, не обращая внимания на мертвецов. На них были тяжелые доспехи, сделанные из кусков металла и жесткой кожи, покрытые отметинами, похожими на царапины от когтей, а перед собой они несли потрепанные треугольные красные знамена.

Из-за спины Барундина раздался пронзительный крик, когда один из танов отдал приказ, и мгновение спустя комната наполнилась громом выстрелов. Металлические пули просвистели над головой короля, сбивая скавенов с ног и пробивая броню.

Грохочущий залп проносился над залом с востока на запад, прерываемый звоном и свистом арбалетных болтов, выпущенных противниками. Сотня мертвых скавенов устилали пол вокруг входа в коридор, но они все равно продолжали двигаться вперед. Из-за их спин в зал стремительно выбегало кошмарное воинство.

Рой скавенов приближался, чирикая и визжа, крысиные воины прыгали вперед с грубыми клинками и дубинками в когтистых руках. Пушечный рев на мгновение заглушил их шум, и железный шар, окутанный волшебным синим пламенем, прорвался сквозь них, разбивая тела на куски и швыряя расчлененные трупы в воздух. Когда еще больше пушечных ядер врезалось в толпу тел, продвижение скавенов замедлилось, и некоторые попытались повернуть назад. Еще один мощный залп ружейного огня прорвал полосу сквозь кишащую орду, когда некоторые скавены попытались отступить, другие двинулись вперед, а еще больше попытались выйти из туннеля, карабкаясь по грудам трупов.

Перекрестный огонь громовержцев и стрелков превратил устье туннеля в место убийства, заставляя тех скавенов, которым удалось прорваться через отверстие, метаться влево и вправо, кружа посреди опустошения. Барундин настороженно наблюдал, как они снова начали собираться в ряды, цепляясь за тени в северных углах Глубинного Зала. Оружейные команды начали наступление на линию дварфов, частично скрытую от атаки рядами воинов клана вокруг них.

Состоящие из наводчика и заряжающего, оружейные команды скавенов щеголяли разнообразным тайным и порочным вооружением. Спрятавшись за щитоносцами, инженеры стреляли длинными, широко расставленными винтовками в толпу гномов, их пули из варп-камня легко пробивали кольчугу и стальные пластины.

Грохочущие выстрелы отбросили в сторону шеренгу стрелков на третьей ступени, убив и ранив более дюжины гномов одним залпом.

Впереди винтовочников орудийные команды пробивались вперёд. Одна пара остановилась всего в паре десятков футов от Барундина. Наводчик опустил многоствольное ружье к линии гномов и начал крутить ручку сбоку механизма. Ремень, закрепленный в стволе на спине заряжающего, был втянут в пролом, и мгновение спустя ружье взорвалось потоком пламени и свистящих пуль, летевших в молотобойцев. Вокруг Барундина завизжали и загремели маленькие снаряды, а рядом с ним Арбрек застонал, когда пуля вонзилась ему в левое плечо, сбив повелителя рун на одно колено. Из раны потекли струйки темной энергии.

Скавен вращал рукоятку все быстрее и быстрее с растущим возбуждением, скорость стрельбы увеличивалась по мере того, как он делал это. Из тяжелого орудия сочился зеленоватый пар, а с вращающихся шестеренок, цепей и ремней на шерсть твари брызгало масло.

С детонацией, которая отбросила зеленое пламя на десять футов во все стороны, орудие заклинило и взорвалось, швыряя куски обожженной, покрытой мехом плоти в воздух и пронзая скавенов осколками и кусками взрывающихся боеприпасов. Когда они отошли от взрыва, скавены оказались в пределах досягаемости огнемета на восточном фланге зала.

Помогая Арбреку подняться на ноги, Барундин наблюдал, как инженеры накачивают мехи, заводят шестеренки, регулируют высоту боевой машины и вращают клапаны и сопла, чтобы уравновесить давление внутри огнемета. По сигналу главного инженера, стоявшего на подножке боевой машины, один из учеников бросил рычаг и выпустил мощь огнемета.

Струи горящего масла и нафты поднимались высоко над головами гномов впереди, капая на них огненным дождем. Разбрызгиваясь, как волны о скалы, огненная смесь обрушилась на ближайшего скавена, поджигая мех, обжигая плоть и просачиваясь сквозь броню. Облитые горящим маслом, твари выли и метались, катаясь по земле и поджигая своих сородичей дикими ударами. Их панические крики эхом разнеслись по залу вместе с радостными возгласами гномов.

Испугавшись этой атаки, группа скавенов разбежалась, опасаясь новой вспышки смертоносного пламени. Пули и арбалетные болты следовали за ними, ударяя в спины, разрывая мех и плоть, пока они бежали к туннелю, сопровождаемые насмешками армии Жуфбара.

Несмотря на этот триумф, сражение во многих местах перешло в рукопашную, одетые в сталь гномы удерживали линию против потока злобных клыкастых и когтистых мохнатых зверей. С очагами ожесточенной борьбы, вспыхивающей по всему залу, боевые машины и пушки скавенов находили все меньше и меньше целей для атаки, и звук воспламеняющегося черного пороха и свист арбалетных стрел сменился звоном ржавого железа на громриле и сталью, впивающейся в плоть.

Барундин проревел, чтобы шеренга двинулась вперед в надежде загнать скавенов обратно в туннели, где их численность не будет иметь никакого преимущества. Дюйм за дюймом, шаг за шагом гномы продвигались вперед, Их топоры и молоты поднимались и опускались против коричневого потока, несущегося на них.

Барундин обернулся и бросил взгляд на рану в плече Арбрека. Мерзкий яд искривляющего камня уже шипел и плавил плоть и громриловую кольчугу вокруг сморщенной дыры в его плоти.

— Тебе нужно почистить его и убрать, — сказал король.

— Позже, — ответил Арбрек, стиснув зубы. Он указал в сторону туннеля. — Думаю, в данный момент я буду здесь нужен.

Барундин посмотрел через зал поверх голов гномов, сражавшихся против орды скавенов. В полумраке входа в коридор он увидел свечение — неземную ауру варп-камня. В этом мерцающем, мрачном свете он увидел нескольких скавенов, сгорбившихся под большими рюкзаками.

Их лица были обвиты толстой проволокой, руки пронзены гвоздями и болтами.

— Колдуны, — пробормотал король.

Когда скавены-заклинатели приблизились, они схватили длинное копьеобразное оружие, связанное с вращающимися шарами и шипящими клапанами их рюкзаков толстыми искрящимися проводами. Пылинки энергии заиграли вокруг зазубренных наконечников варп-проводников, собираясь в крошечные молнии магической энергии.

Их искаженные гримасами лица резко контрастировали, когда они высвобождали энергию своих варп-ранцев; стрелы зеленой и черной энергии разлетались по дварфам и скавенам, обугливая плоть, взрывая броню и сжигая волосы. Дуги варп-молний прыгали от фигуры к фигуре, их тлеющие тела корчились от проводимой энергии, слабо светясь изнутри, дым клубился из почерневших дыр в коже и разрушенных глазниц.

Тут и там магическому нападению противостояли рунные мастера, безобидно заземляющие своими рунными посохами дуги разрушительной энергии варпа. Рядом с Барундином Арбрек что-то бормотал себе под нос и поглаживал рукой свой посох, руны по всей его длине оживали от ласки его узловатых рук.

Позади приближающихся колдунов появилась еще одна фигура, закутанная в мантию, с откинутым капюшоном, открывающим светло-серый мех и пронзительные красные глаза. Витые рога обвивались вокруг его ушей, когда он поворачивал голову из стороны в сторону, наблюдая за кровавой бойней, учиненной обеими сторонами. Нимб темной энергии окружал серого провидца, втягивая магическую силу из окружающего воздуха и скал.

Он поднял свой кривой посох над головой, кости и черепа свисали с его кончика, раскачиваясь и гремя. Тень выросла в туннеле позади скавена-волшебника, и Барундин напряг зрение, чтобы увидеть, что находится внутри. Короткое затишье в сражении принесло отдаленный шум, далекое царапанье и чириканье, которые становились все громче, отдаваясь эхом по северному проходу.

В облаке зубов, когтей и глаз-бусинок сотни и сотни крыс ворвались в глубинный зал, окружив серого провидца. В плотной массе паразитической грязи крысы вырвались из прохода, пробежали по земле, обтекая скавенов. Рой двигался вперед, пока не достиг линии дварфов. Воины Барундина наносили удары молотами и топорами, но против потока тварей они мало что могли сделать.

Гномы размахивали руками, десятки крыс царапали их доспехи, кусались и царапались, царапали их лица, путались в бородах, их когти и клыки рвали и прокалывали жесткую кожу гномов.

Хотя каждый укус был немногим больше булавочного укола, все больше и больше гномов начали падать из-за огромного количество грызунов, чьи укусы были пропитаны отвратительным ядом.

Барундин сделал шаг вперед, чтобы присоединиться к драке, но был остановлен рукой Арбрека на своем плече.

— Это колдовство, — сказал повелитель рун с каменным лицом. — Я с этим разберусь.

Произнося заклинание на хазалидском языке, повелитель рун держал посох перед собой, и его руны становились все ярче и ярче. С последним рыком он ткнул кончиком посоха в огромную крысиную стаю, поднимающуюся по ступеням, и вспыхнул белый свет. Когда магическое сияние распространилось и коснулось крыс, они вспыхнули пламенем, воспламененные мистической энергией, высвобожденной из рун. Волной, распространившейся от Арбрека, белый огонь прорвался сквозь поток паразитов, оттесняя их назад, уничтожая тех, кого коснулось его призрачное пламя.

Контрзаклятие рассеялось, серый провидец расширил свою магическую силу, но было уже слишком поздно. Несколько десятков оставшихся крыс поспешили обратно в темноту коридора.

С шипением и взмахом посоха серый провидец подтолкнул своих воинов вперед, и скавены снова бросились на гномов.

— Вперёд, пора драться! — призвал Барундин своих молотобойцев.

Они двинулись вперед сплошным блоком, врезаясь в орду скавенов. Барундин возглавил атаку, его топор врезался в покрытую мехом плоть, клинки и молоты скавенов безвредно отскакивали от его брони и щита. Вокруг него молотобойцы крепко сжимали свои кирки, сокрушая кости и отбрасывая своих врагов широкими размашистыми атаками. Король и его ветераны пробивались сквозь толпу, направляясь к серому провидцу.

Еще больше скавенов все еще выходили из прохода, казалось бы, нескончаемым потоком.

Барундин обнаружил, что стоит лицом к лицу с бандой, закутанной в рваные, грязные одежды, со злобно шипастыми цепами и зазубренными кинжалами. Их мех местами облысел, а кожа была покрыта бубонами и нарывами. Крысолюди с пеной у рта, со слезящимися, безумными глазами и дергающимися от бешеной энергии ушами бросились на гномов.

Среди них были и те, кто крутил вокруг голов большие зазубренные курильницы, а из их оружия сочились густые струйки варп-газа. Когда удушливое облако окутало Барундина, он почувствовал, как ядовитые испарения жгут ему глаза и горло. Кашляя и моргая заплаканными глазами, он увидел, как крысоподобные твари прыгнули к нему, и поднял щит, едва успев отразить яростный удар цепа.

Отброшенный в сторону силой толчка, Барундин только успел устоять на ногах, прежде чем еще один удар ударил его по шлему, на мгновение оглушив. Не обращая внимания на шум крови в ушах и приторный дым, король вслепую ударил топором, рубя направо и налево. Он не раз чувствовал, как лезвие кусается, и издавал удовлетворенный рев.

— Гоните эту грязь обратно в их грязные норы! — он подгонял своих собратьев-гномов и чувствовал, как вокруг него теснятся молотобойцы.

Слегка прояснив глаза, Барундин продолжил наступление, окруженный вихрем и какофонией битвы. Он ударил по голове скавена, который бросился на него с двумя кинжалами в руках, высунув язык из клыкастой пасти. Гоблинобоец оказался столь же хорош в убийстве скавенов, как и раньше. Барундин пробивал топором грудные клетки, отрубал конечности и проламывал черепа.

Выдергивая рунный топор из дергающегося трупа еще одного покрытого грязью захватчика, Барундин почувствовал, что наступление вокруг него приостановилось, и уловил ропот ужаса, распространяющийся среди воинов поблизости. Отбросив в сторону очередного врага плоской стороной лезвия топора, король мельком увидел впереди проход.

Из темноты вырисовывались четыре массивные фигуры, каждая по меньшей мере в три раза выше дварфа. Их тела были раздуты и выпирали от неестественных мускулов, в некоторых местах скованные полосами ржавого железа и пронзенные металлическими болтами. Хвосты, увенчанные лезвиями, хлестали взад и вперед, когда существа подгонялись колючими хлыстами своих хозяев.

Один из крысоогров, как их называли в старых дневниках, бросился прямо на Барундина.

Кожа и плоть на его лице местами свисали, обнажая кости, а левая рука была отпилена и заменена тяжелым лезвием, воткнутым в деревяшку. В другой руке существо держало длинную цепь, прикрепленную к наручнику вокруг запястья, скребя тяжелыми звеньями направо и налево и разбрасывая дварфов в разные стороны.

Барундин поднял щит и бросился бежать, отражая натиск зверя своим собственным ударом. Цепь отскочила от щита короля в ливне искр, и он нырнул под яростный удар клинка крысоогра. С ворчанием Барундин поднял Гоблинобойца, и лезвие вонзилось во внутреннюю сторону бедра монстра.

Тот взвыл и набросился на Барундина, его удар врезался в щит с силой кузнечного молота, отбросив короля назад и заставив его потерять хватку на Гоблинобойце. Поднявшись на ноги, Барундин снова нырнул за щит, когда цепь закрутилась вокруг головы крысоогра и рухнула вниз, расколов каменный пол.

Его короткие ноги гнали его вперед, Барундин бросился на крысоогра и врезался краем щита в ее живот, поморщившись, когда удар сотряс его плечо. Воспользовавшись короткими мгновениями, которые этот отчаянный поступок принес ему, Барундин схватил рукоятку Гоблинобойца и вырвал ее, темная кровь хлынула из раны на ноге мутировавшего монстра.

С обратным ударом Барундин опустил лезвие рунного топора вниз и пронзил колено крысоогра, рассекая плоть и раздробляя кости. С заунывным визгом крысоогр рухнул на пол, взмахнув рукой с клинком и проделав борозду на нагрудной пластине доспеха Барундина. Используя свой щит, чтобы отбить ответный удар, король шагнул вперед и вонзил в грудь существа Гоблинобоец, лезвие рассекло деревянные щепки и бледную, покрытую мехом плоть.

Снова и снова Барундин поднимал топор и замахивался им, пока не утихли удары крысоогра. Тяжело дыша от напряжения, Барундин поднял глаза и увидел, что другие монстры сражаются с молотобойцами. Еще больше скавенов хлынуло из туннеля, и линия дварфов прогнулась под тяжестью атаки, отброшенная назад численностью орды.

Треск выстрелов и грохот случайных пушечных выстрелов эхом отдавались в Четвертом Глубинном Зале. Вспышки варп-молний и свечение рун высвечивали бородатые лица, выкрикивающие боевые клятвы, и крысоподобные черты, искаженные рычанием. Звук рога присоединился к суматохе, и серебристая кучка воинов-гномов протиснулась сквозь суматоху, их оружие прорезало полосу через массу скавенов.

Железнобойцы Таронина бросились к королю, их громриловые доспехи с вырезанными на них рунами сияли в свете фонарей и магической энергии. Практически невосприимчивые к атакам своих врагов, ветераны туннельных боёв ворвались в армию скавенов, как кирка в камень, отбрасывая врагов в сторону и маршируя по их обтесанным трупам.

Ободренные этой контратакой, гномы, среди которых был и Барундин, снова ринулись вперед, не обращая внимания на свои потери, отмахиваясь от ран, чтобы загнать скавенов обратно в туннель.

Сражаясь, Барундин увидел, что серого провидца больше нет в поле зрения, и чувствовал, что победа близка. Все больше и больше скавенов выходили из кровавой схватки, их нервы были сломлены. Дюжинами, а потом и сотнями они бросились врассыпную, рубя друг друга в попытках вырваться и добраться до выхода.

Обида четвёртая. Пивная обида

В отличие от аккуратных, геометрических построек и прямых линий гномьих шахт, туннели скавенов были немногим больше, чем звериные норы, вырытые в грязи и с трудом пробитые когтями в твердом камне.

Соединяя между собой естественные пещеры, подземные реки и темные трещины, они простирались в глубь горы во всех направлениях.

Подземный лабиринт не имел никакого плана, никакого смысла или причины для его расположения. Некоторые туннели просто заканчивались, другие часто оборачивались назад, поскольку они искали более легкие маршруты через скалы гор Края Мира. Одни были широкими и прямыми, другие такими маленькими, что даже гному приходилось опускаться на четвереньки, чтобы передвигаться по ним.

Стены были скользкими от проходящих существ, их маслянистые,мохнатые тела делали камень гладким в некоторых местах в течение многих лет. Запах их мускуса был подобен облаку, которое постоянно висело над охотничьими отрядами Жуфбара, когда они пытались выследить скавенов и нанести на карту их логово. Задача была почти невыполнима, что еще больше осложнялось опасением засады и спорадическими боями, которые все еще вспыхивали.

Большинство экспедиций возглавляли отряды железнобойцев, чье мастерство и доспехи были бесценны в таких тесных пределах. Спускаясь в сырой лабиринт нор, они брали с собой сигнальные фонари и оставляли небольшие группы часовых на перекрестках и углах. Отслеживая таким образом огни маяков, различные стороны могли общаться друг с другом, хотя и на относительно коротких расстояниях. Сами туннели делали навигацию по шуму почти невозможной, со странным эхом и разрывами в стенах через невидимые трещины, заставлявших любой звук казаться ближе или дальше, чем он был, или казаться, что он исходит с другого направления.

Фонарные линии, по крайней мере, позволяли гномам звать на помощь, посылать предупреждения, а иногда просто находить дорогу к внешним выработкам шахт Северного Жуфбара.

Барундин сопровождал одну из экспедиционных групп, как их стали называть, обыскивая кишащие крысами пещеры к северо-востоку от Жуфбара, в нескольких милях от крепости. В предыдущие дни в этом районе было довольно много боев, и, по мнению некоторых командиров групп, они разбили значительную концентрацию скавенов в этом районе.

Это была холодная, гнетущая работа: карабкаться по грудам осыпей, продираться сквозь узкие проходы, выгонять паразитов из-под ног. Это были зловещие места горного ландшафта, кишащие жуками и личинками, кишащие крысиными роями и еще более ужасные от зловония скавенов и очагов удушливого газа.

Насколько Барундин мог судить, находясь так далеко под землей, была середина дня. Они пробирались по туннелям с раннего утра, и его спина была почти согнута от частых наклонений и ползания. Они старались двигаться как можно тише, чтобы не потревожить крысолюдей, которые могли быть поблизости, но это было напрасным усилием. Кольчуги гномов звенели о каждый камень, их подбитые гвоздями сапоги и подкованные сталью башмаки стучали по камням и хрустели в грязи и гравии.

— Мы приближаемся к чему-то, — прошептал Грундин Стаутлегс, лидер группы.

Грундин указал на землю, и Барундин увидел кости в грязи и добыче. Кости, очищенные от плоти. На полу валялись обрывки ткани и клочья меха, а также помет скавенов. Грундин махнул группе остановиться, и они расселись. Воцарилась тишина.

Впереди послышался странный мяукающий звук, искаженный извилистыми неровными стенами туннеля. Были и другие звуки: царапанье, чириканье и влажный сосущий звук. Теперь, когда они замерли, Барундин почувствовал, как земля мягко пульсирует сквозь толстые подошвы его ботинок. Он снял перчатку и коснулся рукой скользкой стены, не обращая внимания на влагу на кончиках пальцев. Он определенно чувствовал пульсирующую вибрацию, и, приспособившись, его уши уловили жужжащий шум впереди. Вытерев грязь с руки, как только мог, он с гримасой натянул перчатку обратно.

Грундин снял со спины щит и вытащил из-за пояса топор, остальные железнобойцы последовали его примеру и приготовились к бою. Барундин нес одноручный молот, коренастый и тяжелый, идеально подходящий для работы в туннеле, гном натянул свой щит на левую руку и кивнул в знак готовности Грундину.

Они двинулись еще более осторожно, чем прежде. Барундин чувствовал, как скользят под ногами кости и грязь, и беззвучно ругался про себя всякий раз, когда раздавался скрежет или стук.

Впереди, в растущем сиянии какого-то далекого света, он увидел туннель, ответвляющийся от нескольких низких отверстий.

Достигнув перекрестка, стало ясно, что все туннели ведут разными путями в какую-то большую камеру впереди; мерцающий свет, который можно было увидеть в каждом из них, был одного и того же качества. Грундин разделил группу на три небольших отряда, каждый примерно по дюжине дварфов, отправил одного налево, другого направо, а сам взял центральную группу. Барундин почувствовал, что его направляют направо по кивку Грундина. Король принял приказ без единого слова. В залах Жуфбара он был выше всяких команд, но в этих мрачных окрестностях он не осмелился бы расспрашивать седого туннельного бойца.

Один из железнобойцев, в котором можно было узнать Локрина Раммельссона только по гребню в виде головы дракона, украшавшему лоб его шлема, поднял вверх большой палец и махнул королю, чтобы тот шел в туннель, а за ним последовали еще несколько железнобойцев. Крысы завизжали и побежали вниз по проходу, когда гномы двинулись вперед, следуя за туннелем, который сначала сворачивал вправо, а затем снова уходил вниз, уходя влево. Он быстро расширялся, и Барундин увидел группу впереди, собравшуюся на краю того, что лежало за ней. Он протиснулся между двумя из них, чтобы посмотреть, что остановило их продвижение, и остановился.

Они стояли на краю широкой овальной пещеры, которая уходила вниз и изгибалась высоко над головой. Она была не менее пятидесяти футов высотой, её стены были усеяны грубыми факелами, заливавшими сцену огненно-красным сиянием. Другие норы по всему помещению вели во все стороны, некоторые из них почти невозможно высоко поднимались по стенам, до которых могли бы добраться только самые проворные существа, если бы не шаткие порталы и леса, которые были беспорядочно размещены по окружью помещения, соединенные мостами, лестницами и качающимися дорожками. То тут, то там Барундин узнавал обломки обтесанных гномами бревен или металлических конструкций, превращенных скавенами в нечто новое.

Пол комнаты представлял собой извивающуюся массу жизни, заполненную маленькими телами в постоянном движении, некоторые розовые и лысые, другие с пятнами растущей на них шерсти. Подобно живому ковру, отродья скавенов расползались от одного конца пещеры до другого, ползая друг по другу, сражаясь и грызя, кусаясь и царапаясь вздымающимися грудами. Мяукая и плача, они слепо скользили и метались взад и вперед, усеивая пол пометом и трупами самых слабых коротышек.

Среди них спешили обнаженные рабы, их мех был испещрен ожогами от клеймящих желез и множества хлыстов. Они пробирались сквозь трясину извивающейся плоти, выбирая самых крупных отпрысков и унося их прочь. Несколько дюжин стражников, одетых в грубые доспехи, стояли на страже с ржавыми клинками, в то время как хозяева стаи щелкали кнутами над рабами и отродьями скавенов, выкрикивая приказы на своем грубом языке.

В центре этой кошмарной кучи виднелись три бледные, раздутые фигуры, во много раз превосходящие размерами всех остальных скавенов. Они лежали на боку, их крошечные головки были едва видны среди мясистой массы их потомства и таинственных механизмов, с которыми они были связаны. Скавенские отродья были здесь еще более злобными, кусались и рвались в безумии, чтобы добраться до пищи, старшие питались мертвыми трупами коротышек вместо зеленовато-серой рвоты, струящейся из раздутого, пульсирующего вымени самок скавенов.

Барундин почувствовал, как у него скрутило желудок, и тяжело сглотнул, чтобы его не вырвало. Вонь была невероятной: смесь едкой мочи, гниющей плоти и кислого молока. Один из железнобойцев поднял свою позолоченную маску, открывая покрытое шрамами лицо Фенгрима Дорскоула, одного из дальних племянников Барундина.

— Мы уже давно не находили ни одной из них, — сказал Фенгрим Барундину.

— Их, должно быть, сотни, — сказал Барундин через мгновение, все еще не веря своим глазам. Он слышал истории об этих выводковых камерах, но ничто не могло подготовить его к этому ужасному видению расползающейся, вредной жизни.

— Тысячи, — выплюнул Фенгрим. — Мы должны убить их всех и запечатать камеру.

Звук сзади заставил их быстро обернуться, подняв оружие, но это был еще один железнобоец.

— Грундин послал сигнал, чтобы вызвали горняков и инженеров, — сказал им он металлическим голосом из-под шлема. — Мы должны обеспечить безопасность комнаты к их прибытию.

Оглянувшись назад, в комнату выводка, Барундин увидел две группы гномов, наступавших из других входов, давя ногами скавенское отродье. Рабы в панике кричали и разбегались, в то время как стражники, предупрежденные о нападении, быстро собирались под одним из парящих порталов.

— Ну что ж, давайте приступим к делу! — сказал Барундин, взвешивая в руке молот и маршируя к выходу из тоннеля.

Он неуверенно ступал по ковру из отпрысков скавенов, его тяжелые сапоги ломали кости и давили плоть. Он ничего не чувствовал сквозь тяжелую броню, которую носил, но когда он посмотрел вниз на свои ноги, то увидел, что отродье извивается и царапается, безрезультатно царапая пластины громрила или лениво отползая в сторону. С рычанием он опустил ногу на спину одного особенно отвратительного существа, чьи глаза-бусинки были испещрены кровавыми пятнами, сломав позвоночник.

По мере наступления с трех сторон и понимая, что их превосходят числом, стражники быстро бежали без боя, перешагивая через тела своих собственных детей в попытке спастись от наступающих мстительных гномов.

Барундин брыкался и пробирался сквозь грязь, иногда по колено в корчащемся отродье скавенов, проламывая головы краем щита, разбивая маленькие тела о скалу своим молотом. Наконец он остановился неподалеку от одной из праматерей. Её глаза были почти безжизненными, без проблеска разума или узнавания, а её искусственно откормленная туша была в несколько раз выше его роста. Все её тело было испещрено синими венами и покрыто пятнами и волдырями. Питающееся потомство даже не отреагировало на присутствие гнома, настолько оно было поглощено своей нездоровой пищей.

— Это работа для топора, мой король, — сказал Фенгрим, который последовал за Барундином к ближайшей пещере матки.

Подняв топор, Фенгрим занес лезвие над головой, а затем нанес удар сверху вниз, словно рубил дрова. Острое, как бритва, лезвие рассекло раздутую плоть, содрав кожу и обнажив толстый слой жира под ней. Еще один удар вскрыл рану до плоти и костей, пролив темную кровь и шарики жировой ткани на ползучий ковер отродий скавенов.

Волна зловония ударила в Барундина, и он отвернулся, тяжело дыша. Хотя он больше не мог видеть его, он все еще чувствовал тошноту от влажного рубящего шума кровавой работы Фенгрима. Струящаяся волна жидкости брызнула на ноги короля; темно-красные и бледно-зеленые жизненные жидкости запятнали отполированный громрил его поножей.

Барундин поднял свой молот и начал размахивать им по болоту извивающихся существ вокруг него, убийство мерзких отродий отвлекало его от отвратительных звуков и запахов ужасной казни праматери.

На следующий день скавены дважды атаковали комнату выводка, но гномы набирали силу, и крысолюди были легко отброшены назад. Барундин согласился с Грундином, что, похоже, силы скавенов в этом районе были полностью сломлены. Если их места размножения будут захвачены, они не будут представлять угрозы с этой стороны в течение многих лет.

Были доставлены инженеры с бочонками масла и черного пороха, и с помощью гномов-рудокопов были подготовлены к разрушению многочисленные туннели, ведущие из выводковой камеры. В центре пещеры уже был сложен костер из горящих тел скавенов, маслянистый дым от горящих тел наполнял воздух удушливым дымом.

Шахтеры рыли ямы в боковых сторонах подъездных туннелей для размещения зарядов, а инженеры измеряли и составляли планы, споря о том, где разместить взрывчатку, где выкопать туннели и сжечь опоры, чтобы обрушить крыши. Пока команды гномов разбирали ветхие мостки и башни скавенов, возвращая то, что было у них отнято, Барундин трудился рядом с ними, разрезая доски и веревки, разбивая бревна и столбы, чтобы подпитывать разрушительные работы.

Среди обломков Барундин нашел каменное лицо предка, украденное из одного из шахтерских залов.

Это был Грунгни, Бог-Предок шахтеров, его борода была облуплена и покрыта плесенью, а рогатый шлем испещрен грубыми скавенскими отметинами. Вытерев грязь пальцами, Барундин осознал, что прошло уже семнадцать долгих лет со времени битвы при Четвёртом Глубоком Зале.

Со времени своей первой победы гномы уже много лет находились в тяжелом положении, теряя многие шахты из-за бесчисленных нападений скавенов. Снова и снова их оттесняли назад, иногда в пределах видимости самого центрального владения. Решимость Барундина всегда была непоколебима, и он не уступит захватчикам ни пяди земли без боя. Было бы легко покинуть северные проходы и шахты, запечатать ворота и запереть их сталью и рунами, но Барундин, как и все его соплеменники, был упрям и не хотел отступать.

Проиграв войну на истощение, уступив в численности многим тысячам крысолюдов, Барундин и его советники разработали план. Новые выработки были вырыты на востоке, где скавенов, казалось, было меньше. Возможно, они опасались гоблинов горы Гунбад, лежащих в том направлении. Используя эти новые туннели, Барундин и его воины несколько раз совершали вылазки, заманивая скавенов в ловушку между собой и армиями, выходящими из самого Жуфбара.

Месяц за месяцем, год за годом скавенов снова оттесняли назад, во вторую глубину, затем в третью и четвертую. Шесть лет назад четвертый Дипинг-Холл был восстановлен, и Барундин позволил себе месячную передышку, чтобы отпраздновать победу и дать своему воинству отдохнуть и восстановить силы. Молодые безбородычи теперь были закаленными воинами, и сотни новых гробниц были вырыты в клановых покоях по ту сторону холда-владения, чтобы вместить мертвых, которых унесла ожесточенная битва.

Три года назад им впервые удалось проникнуть в туннели скавенов, принеся смерть и огонь, чтобы очистить горные глубины вокруг Жуфбара от паразитов. В течение последнего года боевые действия носили спорадический характер и были немногим больше, чем стычки. Барундин не сомневался, что скавены снова соберутся и вернутся, но не раньше, чем через много лет. Так же, как прошло больше столетия со времени последнего нападения скавенов на Жуфбар, король надеялся, что пройдут десятилетия, прежде чем они придут снова.

Еще три дня гномы трудились, готовясь к разрушению выводковой камеры. Когда все было сделано, медленные взрыватели свисали с опор в стенах, огонь мерцал в трещинах и дырах, вырытых в стенах туннелей, инженеры приказали другим гномам вернуться в Жуфбар. Барундину разрешили наблюдать и даже дали привилегию зажечь один из сенсорных предохранителей.

Шахты гномов сотрясались от взрывов, которые грохотали в течение многих часов, когда рушились пещеры и туннели. Не было ни радостных криков, ни торжества со стороны гномов. Семнадцать лет отчаянной войны заставили их сокрушаться о зле мира и скорбеть о павших.

Это был первый раз, когда Барундин по-настоящему понял себя и свой народ: долгий марш веков разрушил их жизнь и культуру. В победе было мало радости, и не только из-за ее цены, ведь на самом деле это была не более чем передышка, передышка в бесконечной саге кровопролития, которая стала уделом гномов на протяжении четырех тысяч лет.

Золотой век королей-предков миновал, Серебряный Век горного царства был поглощен землетрясениями и зеленокожими. Теперь Барундин и его народ цеплялись за свое существование, их царство было наполовину заполнено пустыми залами, призрачная тишина теней их предков бродила по коридорам и галереям, оплакивая славу прошлого.

Но хотя Барундин лучше понимал бедственное положение своей расы, он не терял надежды. В то время как те, кто был старше и седее его, довольствовались тем, что ворчали в свое пиво и вздыхали при малейшем упоминании о старых временах, Барундин знал, что еще многое можно сделать.

Прежде всего, решил он, лежа этой ночью в своих покоях, он поведет Жуфбар на завоевание Дуканкора Гробказ-а-Газана, уничтожив гроби так же, как скавенов. Восстановление займет некоторое время, но через двадцать, а может быть, и тридцать лет залы Грунганкора Стокрила снова наполнятся добрыми, честными гномьими огнями и грубым смехом его народа.

На следующий день Барундин с некоторым удивлением получил сообщение от гильдии инженеров.

Он еще не послал им приказа продолжать военные действия, чтобы армия могла быть восстановлена для вторжения в Дуканкор Гробказ-а-Газан. В сообщении говорилось, что сегодня вечером его вежливо пригласили на заседание высшего совета гильдии инженеров. Оно было сформулировано как просьба к королю, но даже король не мог отказать гильдии инженеров в Жуфбаре. Он правил, если не с их согласия, то по крайней мере с их признания. Более крупная, чем любой из кланов, и необходимая для управления холдом, Гильдия Инженеров слабо пользовалась своей властью, но тем не менее власть у нее была.

Барундин провел день, наблюдая за выводом воинов из северных проходов, и провел много времени с Таронином, обсуждая возобновление работы шахт, чтобы руду и уголь можно было снова отправить на плавильные заводы, которые истощили многие запасы во время сражений со скавенами.

Итак, Барундин, вооруженный этой доброй вестью и с легким сердцем, оделся в тот вечер. Собрание Гильдии было формальным событием, отчасти заседанием комитета, отчасти праздником, посвященным Грунгни и другим богам-предкам. Барундин решил оставить свой доспех на подставке. Это был, пожалуй, всего лишь третий или четвертый раз, когда он не надевал его за семнадцать лет. Это было бы хорошим знаком для его народа, их король шел через Жуфбар безоружным, в безопасности в своем собственном царстве.

Он был одет в темно-синие леггинсы и пурпурную куртку с подкладкой, перевязанную широким поясом. Сказать, что годы войны сделали его худощавым, было бы не совсем верно, поскольку все гномы имеют значительную ширину, даже когда голодают, но его пояс был определенно на несколько делений туже, чем когда он взошел на трон Жуфбара. Борода у него была длиннее и теперь свисала до пояса — предмет личной гордости короля. Он понимал, что слишком молод для своего положения, слишком молод в глазах некоторых советников, но скоро сможет использовать застежки на поясе, чтобы закрепить бороду — верный признак взросления и мудрости. К тому времени, когда гроби из Дуканкора Гробказ-а-Газана будут отправлены обратно в свои норы на горе Гунбад, он будет пользоваться всеобщим уважением.

Воины гильдии, несущие щиты с изображением наковальни мастеров-инженеров, пришли за Барундином ранним вечером, чтобы обеспечить эскорт. Он, конечно, знал дорогу, но формальность приглашения должна была соблюдаться для надлежащей церемониальности.

Они повели его вниз, к кузницам, приводимым в движение водяными колесами Жуфбара, которые продолжали медленно вращаться на протяжении всего боя, ни разу не останавливаясь, и огни печей никогда не тускнели. Это была заслуга инженеров, они сделали так много и так мало за эти семнадцать лет, и Барундин решил сделать им комплимент в этом отношении. Он собирался попросить их приложить столько же усилий для еще одной потенциально долгой войны, и небольшая лесть никогда не повредит его делу.

Пройдя через литейные цеха, они пришли в мастерские, зал за залом полных столов и механизмов, от тончайшего часового механизма до могучих литейных кранов производителей пушек. Даже в этот час они были полны жизни — звон молотков, гул горячих разговоров, жужжание и скрежет точильных камней и токарных станков.

В дальнем конце мастерских была маленькая каменная дверь, не выше гнома и достаточно широкая, чтобы в нее могли войти двое в ряд. Каменная перемычка над ней была тяжелой и была покрыта мелкими рунами на тайном языке инженеров. В камень двери был вделан медный молоток в виде кабаньей головы, а под ним — металлическая пластина, истертая веками использования. Один из проводников Барундина взял молоток в руку и быстро постучал им по пластине. С другой стороны послышались ответные удары, на которые инженер ответил еще большим количеством собственных ударов.

Прошло несколько мгновений, а затем дверь со скрежетом скользнула в сторону, темная и неприступная. Стражники-гномы жестом пригласили Барундина войти, и он кивнул, шагнув в дымный сумрак. Еще один охранник на дальней стороне двери приветственно кивнул, когда портал закрылся, возвращаясь на место на скрытых шестеренках.

Он находился в вестибюле ратуши и слышал громкие голоса, доносившиеся из-за закрытых двойных дверей. Несколько маленьких свечей почти не освещали темноту, но его глаза скоро привыкли, и он смог разглядеть колесики дверных замков, вмонтированных в стены вокруг него. Как и вся работа инженеров, они были не только функциональными, но и художественно красивыми. Шестеренки были украшены золотым узлом, а каждый зубец скреплялся толстым болтом, украшенным головкой предка.

Цепи блестели в свете свечей от масла и лака.

— Они ждут тебя, — сказал гном, проходя через комнату и положив руки на дверные ручки, давая Барундину время собраться с мыслями. Король расправил камзол, пригладил косы бороды на груди и животе и показал стражнику большой палец.

Распахнув двери, охранник вошел в комнату.

— Барундин, сын Трондина, короля Жуфбара! — проревел стражник, ставший герольдом.

Барундин прошел мимо него в большой зал гильдии и остановился, когда двери за ним закрылись. Инженеры не были настолько горды, чтобы пытаться затмить своего короля, и поэтому их гильдейский зал был меньше, чем собственный зал для аудиенций Барундина, хотя и не намного. Ни одна колонна не поддерживала скалу над их головами. Вместо этого потолок был сводчатым с толстыми балками, пересекающимися друг с другом в замысловатых узорах, их фундаменты были установлены в стенах самого зала. Заклепки с золотыми головками сверкали в свете сотен фонарей, хотя размеры зала означали, что самые дальние его уголки все еще были окутаны тенью.

В островке света в центре огромного зала, вокруг пылающего огнем очага, стоял стол гильдии. Он был круглым и достаточно большим, чтобы две дюжины гномов могли удобно расположиться, хотя сейчас здесь было только половина этого числа; это были двенадцать танов из кланов гильдии, двенадцать самых могущественных гномов в Жуфбаре. Каждый занимал должность высшего инженера в течение пяти лет. Это считалось должностью первого среди равных, представителя, а не правителя, отсюда и круглый стол для совещаний.

Нынешним Высшим Инженером был Дарбран Рикболг, чей клан в прошлом получил титул Создателей Королей за свои усилия по поддержке восшествия предков Барундина на трон Жуфбара.

Перед ним был большой стальной скипетр с головкой в форме гаечного ключа, держащего болт, что был вырезан из сапфира величиной с два сжатых кулака. Гильдмейстеры, как называли танов, были одеты в одинаковые темно-синие одежды, отороченные кольчужными кольцами и мехом. Их бороды были великолепно подстрижены и завязаны узлом, скреплены стальными узорами и украшены сапфирами.

— Добро пожаловать, Барундин, добро пожаловать, — сказал Дарбран, вставая. Его улыбка казалась вполне искренней.

Барундин пересек зал под пристальными взглядами гильдмейстеров и пожал руку главному инженеру. Дарбран указал на свободное место справа от себя, и Барундин сел, обменявшись кивками с гильдмейстерами. Остатки еды были разбросаны по столу, как и несколько полупустых кувшинов эля.

Поймав взгляд короля, Дарбран усмехнулся.

— Пожалуйста, угощайтесь. Здесь ведь есть чем заняться, верно? — сказал он, хватая запасную чашку и опорожняя в нее кувшин, передавая пенящийся эль королю.

— Да, эля хватит на всех, — эхом отозвался Борин Брассбрейкс, тан клана Гандерссонов. — В гильдии не сказали бы, что мы плохо встречаем короля, не так ли?

Раздалось много возгласов и покачиваний головами, и Барундин понял, что стареющие гномы уже порядком набрались. Он не был уверен, что это плохо; когда гномы напиваются больше, они более восприимчивы к лести и подкупу, но их упрямство значительно расширяется, и их уши имеют тенденцию закрываться. В общем, подумал король, то, что он собирается предложить, скорее всего больше понравится пьяным, чем трезвым.

— Ни для кого не секрет, что война со скавенами почти закончилась, — сказал Дарбран, тяжело опускаясь на стул. Он поднял свою кружку, пролив пиво на каменный пол. — Молодец, Барундин, молодец!

Раздалось хоровое «ура», и несколько танов похлопали по столу мозолистыми руками в знак признательности.

— Спасибо, большое спасибо, — сказал Барундин. Он хотел было продолжить, но его прервали.

— Мы им показали, да? — засмеялся Борин.

— Да, мы им показали, — сказал Барундин, делая большой глоток эля. На его вкус, это было немного горьковато, но не совсем неприятно.

— Теперь, когда мы покончили со всем этим мерзким делом, все может вернуться на круги своя, — сказал другой nан, Гаррек Сильвервивер. Он носил очки с толстыми стеклами, которые сползли на кончик острого носа, делая его похожим на четырехглазого.

— Да, вернуться к нормальной жизни, — сказал один из танов.

Барундин сделал еще один глоток эля и слабо улыбнулся. Дарбран заметил выражение его лица и нахмурился.

— Война выиграна, не так ли? — спросил инженер.

— О да, насколько это вообще возможно против этой отвратительной грязи, — сказал Барундин. — Они не будут беспокоить нас еще много лет.

— Тогда зачем носить лицо, способное проколоть колесо? — спросил Дарбран. — Ты выглядишь обеспокоенным, мой друг.

— Война со скавенами окончена, это правда, — медленно произнес Барундин. Он репетировал это весь день между разговорами с Таронином, но теперь слова застряли у него в горле. — Однако вопрос о гоблинах еще не решён.

— Гоблины? — спросил Борин. — Какие гоблины?

— Ну знаете, Дуканкор Гробказ-а-Газан, — сказал инженер, сидевший рядом с Борином, и ткнул его локтем в ребра, словно это могло послужить ему напоминанием. — Посмертная Обида отца Барундина!

Барундин был доволен, что они вспомнили, но его надежды были разбиты ответом Борина.

— Да, но мы решили, что ничего этого не будет, не так ли? — сказал старый гном. — Мы ведь об этом только что говорили, не так ли?

Барундин перевел свой пытливый взгляд на Дарбрана, который, к его чести, выглядел искренне виноватым и смущенным.

— Мы знали, что ты захочешь обсудить это, и поэтому сделали это одним из пунктов нашей сегодняшней встречи, — объяснил Дарбран. — Мы не можем поддержать еще одну войну, не сейчас.

— Нет, ни сейчас, ни когда-либо, — проворчал Борин, который только недавно передал ему роль главного инженера и явно не был лишен этой привычки. — Ради Грунгни, здесь едва ли осталась унция железа или стали. Мы ведь не можем ковать из костей мертвых крысолюдей, правда? Об этом не может быть и речи!

— Шахты снова открыты, как раз когда мы говорим, — сказал Барундин, наклоняясь вперед и глядя на собравшихся гильдмейстеров. — Я говорил с Таронином, и он заверил меня, что через несколько недель руды будет предостаточно. Мы не позволим вашим печам остыть.

— Мы знаем о твоих переговорах с Таронином, — сказал Дарбран. — Он мог бы пообещать свои собственные шахты, но нет никакой гарантии, что другие кланы сразу же вернутся к работе. Они сражаются с этими проклятыми скавенами уже семнадцать лет, юноша. Это прекрасное время в любой книге. Нельзя сразу перескочить от одной войны к другой.

Барундин повернулся к остальным с открытым ртом, но первым заговорил Гундабан Рыжебородый, самый молодой из гильдмейстеров, которому было чуть больше трехсот лет.

— Мы знаем, что ты должен исполнить предсмертную обиду своего отца, прежде чем отправишься за этой жабой Вессалом, — сказал Рыжебородый. — Но подожди немного. Пусть все отдышатся, так сказать. Кланы устали. Мы устали.

— Вессал — человек, он не будет жить вечно, — отрезал Барундин, чем заслужил хмурые взгляды старших членов совета Гильдии. — В следующем году или через сто лет война с гроби будет тяжелой и долгой. Раньше начали, раньше закончили, не так ли? Если мы остановимся сейчас, нам понадобятся годы, чтобы начать все сначала.

Его мольба была встречена пустым выражением лица. Они не собирались сотрудничать. Барундин глубоко вздохнул и сделал еще один глоток пива. Он надеялся, что до этого не дойдет, но у него был последний козырь.

— Вы правы, правы, — сказал Барундин, откидываясь на спинку стула. Он подождал немного, затем поднял свою кружку и сказал, почти непринужденно: — Как работа на пивоварне?

Было слышно много сердитого бормотания и тряски бородами.

— Мы сильно отстаем от графика, — с гримасой признал Дарбран. — Отстаём от графика! Можете себе представить? Говорю тебе, немного настоящего эля скоро придаст кланам некоторую твердость духа.

— Будь проклят этот Ванадзаки, — проворчал Борин. — Он и его новомодные идеи.

— Слушай, Борин, мы же договорились, — сказал Рыжебородый. — Он был глуп, что не проверил свой автоматический бочонок, но принципы были здравыми. Он просто перепутал давление.

— Да, но ведь он сжег все свои записи, не так ли? — сказал Барундин, и инженеры, как один, повернулись и уставились на него.

— Трус, — сказал Борин. — Вот так просто сбежать. Дать такие надежды, а потом взять и улететь как какой-то человечишка…

— Я могу вернуть его, — сказал Барундин. Его заявление было встречено пустыми взглядами. — Я организую экспедицию, чтобы найти его и вернуть обратно.

— С чего ты взял, что мы хотим вернуть этого клятвопреступника? — прорычал Дарбран.

— Ну, по крайней мере, чтобы привлечь его к ответственности, — сказал Барундин. — Конечно, его должно призвать к отчёту. Кроме того, если вы сможете вернуть его, есть шанс, что он раскается и попытается исправиться.

— Если он нам нужен, почему ты думаешь, что мы не можем пойти и забрать его сами? — спросил Рыжебородый.

— Мы все знаем, что он снова сбежит, как только увидит флаг или эмблему гильдии, — сказал Барундин. — Он в ужасе от того, какое наказание может быть ему назначено.

— А почему ты думаешь, что он останется здесь ради тебя? — спросил Дарбран.

— Я уже встречался с ним однажды, — сказал Барундин. — Когда мой отец вышел навстречу Вессалу, помнишь? Тогда он совсем не казался застенчивым.

Инженеры посмотрели друг на друга, потом на Барундина.

— Мы обсудим эту тему на совещании, — сказал Дарбран.

— Ну конечно, — сказал Барундин.

— Мы сообщим тебе о нашем решении, как только оно будет принято, — заверил его главный инженер.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказал король, вставая. Он допил остатки своего эля. — В самом деле, почему бы мне не оставить вас, ученых людей, продолжать ваши встречи без меня? Я устал, и я уверен, что у вас есть еще много других тем для разговора, несмотря на мое предложение.

— Да, много чего, — ответил Борин, яростно шевеля бровями.

— Тогда я желаю вам спокойной ночи, — сказал Барундин.

Он чувствовал их тревожные взгляды на своей спине, когда повернулся и пошел прочь, и ему пришлось подавить улыбку. Да, подумал он удовлетворенно, он дал им много поводов для разговоров. Стук в дверь открыл её, и когда стражник закрыл её за собой, король услышал, как голоса мастеров гильдии нарастают.

* * *

Последние зимние холода все еще висели над горами, небо над которыми было ясным и голубым.

Барундин провел эти зимние месяцы готовясь к экспедиции и зная, что снегопады сделают любое путешествие почти невозможным до первых весенних оттепелей. В то время как горные перевалы оставались открытыми, он послал рейнджеров на юг и запад, ища какие-нибудь новости о Ванадзаки. Когда снегопады сомкнулись, несколько отважных отрядов двинулись по дороге в Карак Варн, хотя местами она была затоплена и разрушена. Хотя никто не нашел психически неуравновешенного инженера, несколько раз его гирокоптер видели в южных землях.

Вот так и получилось, что Барундин повел отряд из двадцати гномов по берегу Карак Варна. И Таронин, и Арбрек возражали против того, чтобы король сопровождал экспедицию, говоря, что это слишком опасно. Барундин проигнорировал их совет и к большому удивлению старших гномов заручился услугами Драна Реконера, одного из наименее уважаемых танов Жуфбара. У Драна была хорошая репутация среди рейнджеров, и он знал земли между Карак Варном и Черными Горами, где, по слухам, теперь жил Ванадзаки.

Барундин был в прекрасном настроении. И хотя сердце каждого гнома лежит к твердому камню и глубоким туннелям, было что-то такое в бодрящем утре на склоне горы, что волновало его душу.

Прошлой ночью они обогнули Черноводное с запада и разбили лагерь в небольшой лощине неподалеку от озера. Теперь, когда они смотрели поверх темных, спокойных вод, вершины гор за ними были ясно видны. Самым высоким среди них был Караз Бриндал, на вершине которого находилась одна из самых больших сторожевых башен королевства гномов, хотя сейчас она была заброшена и кишела каменными троллями. Говорили, что гном из Караз Бриндала мог видеть всю дорогу до горы Гунбад, и что когда город пал, часовые крепости заложили кирпичом восточные окна, чтобы им не пришлось смотреть на их древнюю крепость, разграбленную гоблинами.

На гребне Караз Бриндала раскинулась открытая шахта Наггрундзорна, теперь тоже затопленная теми же водами, что и Карак Варн. Именно там прапрапрапрадедушка Барундина встретил свою судьбу, сражаясь с волчьими всадниками с горы Гунбад и защищая караван с рудой — собранной данью верховному королю в Караз-а-Караке. В то время это называлось королевским выкупом, хотя, возможно, в те годы это была бы половина богатства всего Жуфбара. Времена, когда серебряная дорога к горе Серебряное Копье была украшена настоящим серебром, давно прошли, и разграбление богатств гномов в течение четырех тысячелетий было лишь еще одним поводом ругать мир за его недостатки.

Снег все еще лежал далеко вниз по горным склонам, и Барундин был одет в тяжелый шерстяной плащ поверх кольчуги и громриловых доспехов. На нем была новая пара крепких прогулочных ботинок, которые все еще требовалось сломать, а его левая пятка сильно покрылась волдырями после вчерашнего марша. Не обращая внимания на боль, он натянул сапоги, а Дран наполнил свою флягу тонкой струйкой воды, стекавшей с озера вниз по склону горы.

— Далеко до Карак Варна? — спросил Барундин.

Рейнджер оглянулся через плечо на короля и ухмыльнулся. Выражение лица исказило шрам, который шел от подбородка к правому глазу, оставляя лысый разрез в бороде Драна. Никто не знал, откуда у него этот шрам, а обездоленный тан, конечно, не рассказывал.

— Мы будем там завтра к полудню, — сказал Дран, закрывая бутылку с водой на обратном пути.

— Оттуда три, может быть, четыре дня до перевала Черного Огня.

— Как ты можешь быть уверен, что Ванадзаки направился к Черным Горам? — спросил король, вставая и хватая свой рюкзак. — Он мог направиться на юго-восток.

— В сторону Караз-а-Карака? — фыркнул Дран. — Ни малейшего шанса. Гильдия, должно быть, послала туда весточку своим членам. Ванадзаки это знает. Нет, он не пройдет и дюжины лиг от Караз-а-Карака.

— Я не собираюсь идти до самого Карак-Хирна, только чтобы обнаружить, что его там нет, — сказал Барундин, взваливая на плечо свой рюкзак.

Дран постучал себя по носу.

— Я зарабатываю на этом деньги, ваше высочество, — сказал Реконер. — Я знаю, как найти людей, и Ванадзаки не исключение. Попомните мои слова, он не очень много знает, но он достаточно умен, чтобы придерживаться старой северной дороги.

— Прошло почти двадцать лет с тех пор, как я видел его в последний раз, — сказал Барундин, когда Дран махнул остальным рейнджерам, чтобы они собирались. — Он может быть уже в Нульне.

— Ну, тогда у тебя есть выбор, не так ли? — спросил Дран. — Поворачивай назад, пока мы не зашли слишком далеко, и забудь о Дуканкоре Гробказ-а-Газане и Вессале, или мы можем идти.

— Веди, — сказал король.

Ворота Карак Варна представляли собой жалкое зрелище. Огромный портал, зиявший в темноте, был распахнут и наполовину погружен в воду. Древние лица королей Карак Варна, вырезанные на камне, стерлись, оставив лишь едва заметные следы, которые слабо можно было разглядеть с берега.

Всё озеро вокруг было усеяно следами гроби и других существ, хотя, по оценке Драна, ни один из них не был последним. Как и большинство живых существ, даже зеленокожие предпочитали не заходить слишком далеко зимой, и они находились в темных местах павшего царства, вдали от резкого света.

Гномы отвернулись от унылого вида, огибая холд на западе, глядя вниз на подножия гор края мира. На Западе эти неровные, усеянные камнями холмы уступали место лугам и пастбищам империи, а на краю горизонта виднелась темная полоса лесов, которые охватывали большую часть королевства людей.

Они двигались на юг и запад, оставляя позади унылые берега Черноводной, мимо заброшенных разрушенных башен, которые когда-то были отдаленными поселениями Карак Варна. Теперь они заросли и были едва заметны; это были логова волков, медведей и других, более злых существ.

Горы обмелели, когда они приблизились к перевалу Черного огня, хотя их путь проходил через крутые хребты и среди широких плеч гор края мира, как будто разрезая зерно горного хребта. Дран повел их вперед, не останавливаясь и не сомневаясь, находя пещеры и впадины, когда погода становилась плохой, что случалось довольно часто. Обычно они шли вперед даже в последние снежные вихри и бури, которые с воем неслись по долинам от Пограничных Принцев и Бесплодных Земель на юге.

На семнадцатый день после выхода из Жуфбара, преодолев по прямой около двухсот двадцати миль, они вышли на горный склон Караг-Казака. Под ними склон круто спускался к подножию перевала, усеянного соснами и большими валунами. Хотя до полудня оставалось еще много часов, Дран разбил лагерь. При свете полуденного солнца он отвел их подальше от лощины, где были оставлены их рюкзаки. Грозовые тучи сверкали на востоке, темные и грозные, надвигаясь на них с сильным ветром.

Реконер подвел их к выступу скалы, который на полмили выступал из Караг-Казака.

Барундин был поражен, потому что местность была усеяна пирамидами, каждая из которых была украшена древним Камнем Клятвы, так что многие из них были не более чем холмами, которые можно было различить только по бронзовым кольцам, иногда видневшимся среди пучков жесткой травы и куч земли. Их были десятки, а может быть, и сотни — места последнего упокоения огромного количества павших воинов-гномов, которые предпочли остаться и умереть на перевале, а не отступить.

Дальше по склону было большое скопление людей: мужчины, женщины и дети сгрудились вокруг высокой статуи крупного бородатого мужчины, держащего молот. Некоторые были одеты лишь в лохмотья, в то время как другие носили бледные одежды, которые Барундин видел у жрецов-людей.

— Здесь они сражались, не так ли? — спросил король.

— Да, — торжественно кивнул Дран. — Здесь было выстроено войско Верховного Короля Кургана, а внизу Зигмар и его военачальники заняли свои позиции.

— Кто эти люди? — спросил один из рейнджеров.

— Пилигримы, — сказал Дран. — Они считают это священным местом и месяцами путешествуют, даже чтобы ступить на ту же самую землю, где Зигмар сражался бок о бок с нами. Одни приходят сюда, чтобы помолиться ему, другие — чтобы поблагодарить.

— Разве они не боятся зеленокожих? — спросил Барундин. — Я не вижу ни гарнизона, ни солдат.

— Даже орки помнят это место, — сказал Дран. — Не спрашивай меня как, но они знают. Они знают, что тысячи их соплеменников были убиты здесь, на этих скалах, и большинство из них обходят это место стороной. Конечно, здесь все еще проходят отряды воинов и странная армия, но у людей есть небольшая крепость на востоке за этим хребтом и гораздо больший замок на западном конце. Предупреждение может быть послано, и паломники могут найти убежище в течение большого количества времени, если есть зеленокожие в движении.

— Мы могли бы спросить их, не слышали ли они о гномьем инженере в этих краях, — сказал Барундин.

— Да, такова была моя цель, — сказал Дран. — А также позволить тебе увидеть это, конечно. Сегодня вечером я отправлюсь в их лагерь. Наверное, им лучше не знать, что один из наших королей находится за границей.

— Почему же? — спросил Барундин.

— Некоторые из них, скажем так, немного не в себе, — сказал Дран с отвращением. — Поклоняющиеся гномам.

— Поклоняющиеся гномам? — сказал Барундин, с внезапным подозрением глядя на собравшихся внизу.

— Союз Зигмара и все такое, — сказал Дран. — Эта битва была очень важна для них, и они считают нашу роль в ней почти божественной. Все они сумасшедшие.

Они молча поднимались по склону, скрываясь из виду пилигримов-человечков. Барундин задумался над словами Драна и странными верованиями людей. Битва на перевале Черного Огня была важна и для гномов, и союз с молодой империей Зигмара был не менее значим в то время. Это означало конец времен гоблинских войн, когда огромное войско орков и гроби было разбито вдоль этого прохода, будучи вытеснено с запада и вниз с гор людьми и гномами. В течение многих столетий зеленокожие не возвращались в большом количестве, и никогда больше в бесчисленных ордах, которые опустошали земли после падения Карак Унгора около полутора тысяч лет назад.

Весь день Барундин провел за чтением дневника отца, который принес с собой. Он много раз перечитывал его после смерти старого короля, пытаясь найти вдохновение и смысл в словах отца. Временами руническое письмо было тяжелым и неуклюжим, а его язык — более красочным.

Барундин догадался, что именно в эти ночи он напивался с Хранителем Знаний Онгриком.

Снова и снова его тянуло к страницам, на которых Тронд нацарапал свою предсмертную Обиду, и к двум подписям под ней. Страница почти вываливалась, края были сильно измяты.

Барундину и в голову не приходило, что он просит слишком многого. Он никогда не помышлял о том, чтобы оставить Обиду на Барона Вессала, какие бы препятствия ни стояли на его пути. Не в его характере было признавать поражение, так же как не в характере всей расы гномов было признавать, что их время как силы в мире давно прошло.

Барундин поведет свой народ через войну и огонь, чтобы отомстить за своего отца, ибо смерть короля была выше всякой оценки, стоила больше, чем любые усилия. Не только его отец ожидал от Барундина ничего другого, но и все его предки, вплоть до самого Гримнира, Грунгни и Валайи. Но ниразу это бремя не показалось ему слишком тяжелым, потому что от тех же самых предков он знал, что у него есть сила и воля, необходимые для того, чтобы выстоять и одержать победу. Для короля было немыслимо рассчитывать на что-либо, кроме успеха.

Дран вернулся с собрания человечков после наступления темноты, проведя среди них несколько часов.

В нем чувствовалось некое самодовольство, которое подсказывало Барундину, что разведчик был прав. Действительно, подтвердил Дран, полусумасшедший инженер устроился на работу в населенный людьми городок неподалеку от западного подхода к перевалу. Путь займет два дня, а если погода испортится, то и три, как казалось. Эта новость еще больше укрепила уверенность Барундина, так как он знал, что возвращение Ванадзаки приведет Гильдию Инженеров в его лагерь, и с этим холд будет готов начать новую войну, на этот раз против гроби из Дуканкора Гробказ-а-Газана.

— Гномья постройка-это точно, — сказал Барундин, глядя вниз на крепость у подножия перевала. — О, человечки насыпали сверху всякую чепуху, как те крыши, но это гномья кладка внизу.

— Да, наши предки помогали строить это место, — сказал Дран, ведя их вниз по тропе, которая вилась между тонкими деревьями и разбросанными валунами. — Если бы ты путешествовал так же много, как я, ты бы видел резьбу гномов по всей империи. Люди могли бы изгнать орков, но их замки и города были построены руками гномов.

— А Ванадзаки там? — спросил Фундбин, рейнджер, закутанный в темно-красный плащ, только его борода и кончик носа торчали из-под капюшона. Резкий ветер, дувший с востока вдоль перевала Черного Огня, охладил даже самых выносливых гномов.

— О, он действительно здесь, — сказал Дран.

Дран указал на башню на северной стене, из камней которой торчала толстая труба. Его железный наконечник изрыгал серый дым, который собирался в облака, окутывая горный склон. Глядя на стены со склона перевала, они могли видеть два массивных поршня, двигающихся вверх и вниз у основания башни, хотя их назначение было неясно. Часть стены рядом с башней была вытянута над внутренним двором с деревянным порталом и стальной платформой, а на вершине платформы стоял гирокоптер, его лопасти были сняты и аккуратно сложены рядом с летающей машиной.

Когда они добрались до подножия перевала, на дороге было мало людей. Рассеянные группы путешественников, большинство из которых шли пешком, а некоторые с лошадьми и повозками, бросали на них долгие взгляды, когда они проходили мимо. Некоторые недоверчиво уставились на большую группу гномов, а некоторые смотрели с таким благоговением, что Барундина пробрала нервная дрожь. Разговор Драна о поклонниках гномов сильно выбил его из колеи.

День клонился к вечеру, и тень высокого замка легла поперек дороги. Овраг, почти двести футов глубиной и тридцать футов шириной, был вырыт с трёх сторон вокруг основания замка, который был построен из скалы самого перевала, его фундаментом были подножия гор Края Мира. Стены были высотой около пятидесяти футов, с двумя надвратными башнями и защищенные по углам массивными укреплениями.

Гномы прошли по деревянному мосту, перекинутому через овраг, и заметили тяжелые цепи и зубчатые механизмы, которые позволяли опрокинуть мост в пропасть с помощью пары рычагов. Штурмовать замок можно было только с самого склона горы, и, глядя вверх по склону, Барундин видел вырытые в скале окопы и укрепления. Теперь они были пусты, и король дварфов мог видеть лишь несколько солдат на стенах. Он подумал, что, возможно, за последние годы мира и процветания, которыми они наслаждались со времен Великой Войны, стража человечков ослабла.

У ворот стояла группа стражников, больше дюжины, и их капитан подошел к группе, когда они сошли с моста. Он был одет в ту же черно-желтую ливрею, что и его люди, его разрезанный дублет был скрыт стальным нагрудником, украшенным задним грифоном, держащим меч. Его шлем-саллет украшали два оперенных пера, оба красные, и он держал полуалебарду поперек груди, когда шел к гномам. Выражение его лица было дружелюбным, на губах играла легкая улыбка.

— Добро пожаловать в Сиггурдфорт, — сказал человек, останавливаясь прямо перед Драном, который стоял перед Барундином. — Сначала я подумал, что ослышался, когда пришло известие о двадцати одном гноме, путешествующем по перевалу, но теперь я вижу правду. Пожалуйста, входите и наслаждайтесь всеми удобствами, которые мы можем вам предложить.

— Я Дран Реконер, — сказал Дран, бегло говоря на человеческом языке. — У нас не принято принимать приглашения от безымянных незнакомцев.

— Конечно, мои извинения, — сказал человечий отпрыск. — Я капитан Девирхт, командир гарнизона солдат графа Аверланда. У нас есть кое-кто, кто может быть очень рад познакомиться с вами, один из ваших.

— Мы знаем, — сказал Дран, и в его голосе не было и намека на намерения гномов. — Мы хотим видеть его, если вы можете послать весточку.

— В данный момент он чинит духовки на кухне, — сказал Девирхт. — Я говорю «починить», но на самом деле он устанавливает новую дымоходную трубу, что, по его словам, означает, что нам придется жечь только половину дров. Я пошлю ему сказать, чтобы он встретил вас в главном зале.

Девирхт отступил в сторону, и гномы прошли в тень сторожки, чувствуя на себе пристальные взгляды стражников. Внутренний двор замка был заполнен маленькими хижинами и деревянными постройками с крышами из шкур и шифера. Грунтовка была не более чем утоптанной землей, рыхлой и грязной, и гномы торопливо пробирались между ветхими зданиями, не обращая внимания на бродячих собак и кошек и карманы перешептывающихся людей.

Дым от костров, на которых готовили еду, поднимался порывами ветра в вихри, а из хижин доносились звуки гремящих кастрюль и приглушенные разговоры — жители замка готовили ужин.

Подойдя к задней части замка, они обнаружили главный зал. Он был встроен в фундамент стены и сложен из таких же огромных каменных блоков. Она была покрыта красной крашеной черепицей, выщербленной, потертой и покрытой мхом. Большая двойная дверь была открыта в дальнем конце, мрачный свет камина внутри был едва виден. Слышались смех и пение.

Войдя внутрь, гномы увидели, что зал был гораздо длиннее, чем казалось, он уходил под стену и в корни горы за ней. Вдоль стен тянулись четыре огромных камина, по два с каждой стороны, дым от костров уходил в дымоходы, прорытые в стене и на склоне горы. В комнате было полно столов и скамеек, и внутри находилось несколько десятков человек, многие в форме гарнизона, некоторые одеты на манер паломников, которых гномы видели на перевале последние два дня.

В дальнем конце зала, рядом с одним из очагов, стояла пустая скамья, а каменная стойка занимала почти всю ширину зала. В прилавок были встроены небольшие решетки, над которыми кипели кастрюли и мягко жарились на вертелах куски мяса. От этого запаха у Барундина потекли слюнки, и он понял, что уже давно не набивал желудок по-настоящему, так как не ел ничего, кроме походного пайка и той дичи, которую поймали рейнджеры во время путешествия на юг.

— Есть хочешь? — спросил Дран.

Барундин с энтузиазмом кивнул.

— И пива! — сказал король, и остальные гномы одобрительно хмыкнули. — Держу пари, нам его понадобится много. Человеческое пиво — это не более чем цветная вода.

— Мы должны заплатить, — сказал Дран, многозначительно глядя на короля.

— Я пойду с тобой, — со вздохом согласился Барундин.

Когда рейнджеры заняли места вокруг стола, выглядя немного нелепо на скамейках для людей (их ноги болтались над землей), Дран и Барундин подошли к стойке. Там были мужчина и женщина за ним, спорили. Женщина заметила приближение двух гномов и прервала разговор.

— Я уверена, что после путешествия вам захочется сытно поесть, — сказала она. — Я Берта Фелбрен, и если вам что-нибудь понадобится, просто позовите меня. Или моего ленивого муженька Виктора, если вы не сможете меня найти.

— Нам нужно наполнить двадцать один голодный желудок, — сказал Дран, кивнув на стол, полный гномов. — Хлеб, мясо, бульон, все, что у вас есть, мы возьмем.

— И вашего лучшего эля, — добавил Барундин. — Много, и часто!

— Мы принесем его сюда, — сказала Берта. — Если вам нужны комнаты, я поспрашиваю о вас. Большинство людей, которые приходят сюда, разбивают лагерь на перевале, но мы сможем найти достаточно кроватей, если вам нужно.

— Это было бы великолепно, — сказал Дран. Реконер посмотрел на Барундина и кивнул головой в сторону Берты. Барундин не ответил, и Дран повторил жест, на этот раз с хмурым видом.

— О, — сказал Барундин с застенчивой улыбкой. — Ты захочешь заплатить.

Откинув плащ, Барундин приподнял кольчужный рукав доспеха и снял с плеча золотой обруч. Он достал из-за пояса маленькое долото, которое носил с собой именно для этой цели, и отколол три серебряных кусочка блестящего металла. Он подтолкнул их через прилавок к Берте, которая смотрела на гнома широко раскрытыми от удивления глазами.

— Недостаточно? — сказал Барундин, обращаясь за советом к Драну. — И сколько же?

— По-моему, ты только что заплатил им достаточно на неделю, — усмехнулся Дран.

Барундин боролся с желанием схватить золото обратно, его пальцы дрожали, когда Берта подхватила осколки драгоценного металла и быстро спрятала их с глаз долой.

— Да, что бы ты ни хотел, просто крикни Берте, в любое время дня и ночи, — сказала она, задыхаясь, отворачиваясь. — Виктор, ты, никчемный осел, вытащи багманского для этих гостей.

— Багманское? — в один голос переспросили Дран и Барундин, изумленно глядя друг на друга.

— У вас тут есть эль Багмена? — спросил Барундин.

— Да, есть, — сказал Виктор, подходя к стойке и вытирая руки тряпкой. — Немного, пожалуй, по кружке на каждого.

— Это ведь не Багмен ХХХХХХ, верно? — спросил Дран, понизив голос до благоговейного шепота.

— Нет, нет, — засмеялся Виктор. — Неужели ты думаешь, что я застрял бы здесь с этой ведьмой женой, если бы у меня была бочка ХХХХХХ? К сожалению, это даже не варево троллей. Это лучшая попытка Бердлинга. Ничего особенного для ваших людей, я уверен, но гораздо больше по вкусу, чем наше собственное варево.

— Бердлинг сделал все возможное? — спросил Барундин. — Никогда о таком не слышал. Вы уверены, что это Багмен?

— Вы можете сами осмотреть бочку, если не верите мне, — сказал Виктор. — Я принесу её к столу вместе с несколькими кружками для тебя.

— Да, спасибо, — сказал Дран, подталкивая Барундина локтем в бок и жестом приглашая их вернуться к столу.

Еда была довольно приятной, состоящей из крепкого тушеного козьего бульона, жареной баранины и вареного картофеля. Там было вдоволь хлеба и козьего сыра, которыми гномы могли утолить последние остатки своего аппетита в ожидании эля.

Хотя это было отнюдь не то качество, которое ассоциировалось с большинством пива из пивоварни Багмана, оно было определенно лучше, чем собственное варево человечков. Гномы уже почти двадцать лет не употребляли настоящего гномьего пива даже у себя дома, поэтому отхлебнули бердлингского с опаской, но каждый глоток был встречен очень довольным мычанием и аханьем.

В праздничной атмосфере гномы начали расслабляться. Когда снаружи опустилась ночь, Берта развела костры и зажгла еще несколько свечей, и зал наполнился теплым светом и тихим гулом голосов, когда в замок вошло еще больше людей-солдат и гостей. Вошли служанки, молодые девушки из солдатских семей, чтобы обслужить растущую толпу, а в углу менестрель достал скрипку и тихо заиграл себе под нос. Гномы по большей части были предоставлены самим себе, их беспокоили только расспросы Берты и Виктора, проверявших, хорошо ли их обслужили.

Дран толкнул Барундина локтем, оторвав его от молчаливого созерцания своей кружки, и тот поднял глаза, чтобы увидеть, как собравшиеся посетители расступаются, пропуская Римбаля Ванадзаки. Инженер выглядел почти так же, как и тогда, когда Барундин увидел его в предгорьях к западу от Черноводной; борода у него была длиннее, глаза покраснели от копоти и грязи, покрывавших его загорелую кожу. В одной руке он держал молоток, а в другой — канистру с маслом.

— Доброго вечерочка, парни… — инженер замолчал, увидев Барундина, который сидел с суровым выражением лица, крепко скрестив руки на груди. — Ну давай, разноси меня в пух и прах!

— Садись, Римбаль, — сказал Дран, вставая на скамью и протягивая руку за кружкой эля, которую они оставили для инженера. — Налей себе выпить.

Ванадзаки осторожно протиснулся между Реконером и Барундином и с усмешкой взял эль.

— Вы здесь не для того, чтобы проверить мое здоровье, не так ли? — спросил Ванадзаки, и Барундин заметил, что его тик стал очень заметным, а все тело время от времени подергивалось. — Можно подумать, что после всего, что случилось, вы были бы последними людьми, которых я хотел бы видеть, но, благословление моей кольчуге, вы — желанное зрелище! Эти человечки — вполне приличный народ, когда их узнаешь, но их так трудно узнать, они такие взбалмошные. В один год они еще мальчишки, которых можно качать вверх-вниз на коленях, а через несколько лет они женятся и уезжают. Нет времени наслаждаться их обществом. Они всегда в такой спешке.

— Ты вернешься с нами, — сказал Дран, положив руку на плечо Ванадзаки. — В Жуфбаре полно хорошей компании.

На лице инженера появилось паническое выражение, он стряхнул руку Драна и встал, пятясь от группы.

— Что ж, очень мило с твоей стороны навестить меня и все такое, но я не думаю, что это хорошая идея, — сказал Ванадзаки, и его голос стал громче от страха. — Гильдия… Я не могу… Я не собираюсь возвращаться!

Последнее было криком на рейкшпиле человечков, на который обратили внимание все в зале. Послышался сердитый ропот, и вокруг гномов начала собираться толпа.

Капитан Девирхт протолкался сквозь растущую толпу и встал у края стола, сжимая в правой руке полуалебарду.

— Что здесь за суматоха? — потребовал он ответа. — Что происходит?

— Римбаль возвращается с нами в Жуфбар, — сказал Дран бесстрастным голосом.

— Похоже, ему не очень нравится эта идея, — сказал Девирхт, когда группа солдат сомкнулась вокруг него, прокладывая себе путь сквозь толпу. — Может, тебе стоит подумать о возвращении без него?

— Да! — сказал другой человек, безликий в толпе. — Старому Римбалю не нужно никуда идти. Он достаточно хорош прямо здесь.

— Он должен вернуться в Жуфбар, чтобы отчитаться за себя, — сказал Дран. — Я — Реконер, и я не возвращаюсь с пустыми руками.

— Он живет в землях, свободных для него, и может делать все, что ему заблагорассудится, — сказал Девирхт. — Это его выбор, придет он или уйдет, а не твой.

— Нет, мой, — проворчал Барундин. — Он мой вассал, клятвенный и почитаемый, и я приказываю ему.

— А ты кто такой? — спросил Девирхт. — Кто осмелится отдавать приказы в крепости императора, в глуши и безымянности?

Барундин встал, вскочил на стол, расстегнул плащ и отбросил его в сторону, открыв свои серебряные и золотые инкрустированные доспехи, слабо светящиеся силой рун. Он вытащил топор и выставил его перед собой. Благоговейный трепет и удивление пронеслись по залу.

— Кто я? — прорычал он. — Я Барундин, сын Трондина, король Жуфбара. Не говори мне о правах! Какое ты имеешь право отказывать мне, сидящему и пирующему в зале, высеченном в скале руками дварфов? Какое ты имеешь право отказывать мне, стоящему на страже стен, возведенных каменщиками-дварфами? Какое ты имеешь право отказывать мне, хранящему эти земли только благодаря невидимой мощи гномьих топоров, земли, что когда-то принадлежали моим предкам?

— Король? — удивленно рассмеялся Девирхт. — Сюда пришёл король гномов? А если мы все-таки откажем тебе, что тогда? Вы объявите войну всей империи?

Услышав слова капитана, несколько солдат выхватили оружие, а некоторые подняли арбалеты, указывая на Барундина. Быстрее, чем можно было ожидать от гнома, Дран вскочил на скамью, держа в руке метательный топор. Он уставился на Девирхта и солдат.

— Ваш капитан умрет в тот момент, когда один из вас выступит против моего короля, — предупредил Реконер, его покрытое шрамами лицо исказилось в угрожающей гримасе.

Барундин посмотрел на Девирхта, затем опустил топор и снова повесил его на пояс.

— Сегодня здесь не будет сражения, — сказал король гномов. — Нет, для тебя это было бы не так просто. Если вы не отдадите мне инженера-отступника, я вернусь в Жуфбар. Там я позову Хранителя Знаний, чтобы он принес нашу книгу обид. На его многочисленных страницах будет записано место Сиггурдфорта и имя капитана Девирхта.

Король повернулся к остальной толпе, его глаза горели гневом.

— Я вернусь с войском, — сказал Барундин. — Пока ты защищаешь Ванадзаки от его осуждения, обида останется. Мы разрушим стены, которые построили, и убьем всех, кто будет внутри, и возьмем ваше водянистое пиво и выльем его в грязь, и сожжем деревянные лачуги, которыми вы испортили наши камни, и возьмем ваше золото в качестве компенсации за наши хлопоты, и инженер все равно вернется с нами. И если не я, то мой наследник или его наследник, пока не умрут жизни ваших дедов, ваши имена все еще будут записаны в этой книге, зло, которое вы нам причинили, не будет отомщено. Не относитесь к гневу гномов легкомысленно, ибо может наступить день, когда ваши люди снова будут смотреть на нас как на союзников, и тогда мы сможем открыть наши книги и увидеть отчет, который вы сделали для себя. В этом месте, на тех самых склонах, где наши предки сражались и умирали вместе в прошлые века, ты откажешь мне ради этого негодяя?

Выступление сопровождалось глубокой тишиной в зале. Девирхт перевел взгляд с Барундина на Драна, а затем его взгляд упал на Римбаля Ванадзаки.

Инженер встревоженно взглянул на короля. Он прошел вперед и встал перед капитаном.

— Опустите оружие, — приказал Римбаль. — Он прав во всем, что говорит, — он повернулся к королю. — Я не хочу этого, но еще больше я не хочу того, что ты наверняка сделаешь. Я сейчас принесу свои вещи. А как же мой гирокоптер?

— Если ты дашь мне слово остаться со мной до Жуфбара, то можешь лететь обратно, — сказал Барундин.

— Мое слово? — переспросил Ванадзаки. — Ты поверишь на слово клятвопреступнику?

— Ты еще не нарушил клятву, Римбаль, — сказал Барундин, и выражение его лица смягчилось. — Ты никогда им не был, и я не думаю, что станешь им и сейчас. Давай домой, Римбаль. Возвращайся к своему народу.

Римбаль кивнул и повернулся к капитану Девирхту. Он пожал свободную руку человечка с кивком, и люди в зале снова расступились, чтобы позволить ему уйти, его голова была гордо поднята, а шаги были быстрыми и твердыми.

Обида пятая. Обида на гоблинов

Пар и дым поднимались из труб пивоварни, быстро появляясь из позолоченных дымоходов и уходя в горное небо. Огромные остроконечные башни блестели в лучах утреннего солнца, и мили сверкающих медных труб прорастали из каменных стен и обвивались друг вокруг друга.

Пивоварня была построена на вершине фундамента первоначального участка, простирающегося от южной стороны холда, высоко на горе, возвышающейся над Чернводной. Из похожего на пещеру нутра Жуфбара на склоне горы вырисовывалось здание — массивное сооружение из серого камня, красного кирпича и металла. Узкий, быстрый поток воды стекал с горного склона наверху, исчезая в глубине пивоварни, потому что гномы использовали только самую свежую родниковую воду для приготовления пива.

Когда строительство приблизилось к завершению, мастера-пивовары и их кланы прочитали свои старые книги рецептов, и заказы на лучшие ингредиенты были отправлены в другие холды и земли Империи. Обширные склады пивоварни теперь были заполнены бочонками с различными сортами солода и ячменя, дрожжами и медом, а также различными другими ингредиентами, некоторые из которых были секретами клана для многих поколений.

Барундин стоял на сцене, сделанной из пустых бочек, а вокруг него, перед входом в пивоварню, толпилось множество гномов. Рядом с ним стояли пивовары и инженеры, среди которых был и Ванадзаки. Странствующий гном возобновил свои клятвы с гильдией, и в качестве акта милосердия они избавили его от унижения ритуала штанины и изгнания. Вместо этого он согласился работать над восстановлением пивоварни бесплатно, и действовать так, чтобы подавить действия даже самых непокорных гномов. С помощью Ванадзаки работа продвигалась быстро, и теперь, всего через три года после его возвращения, пивоварня была закончена.

В руке король держал зерна ячменя, которые он нервно переминал в ладони, ожидая, пока толпа успокоится. Солнце грело ему лицо даже в такую рань, и он сильно вспотел. Когда наступила тишина, Барундин откашлялся.

— Сегодня великий день для Жуфбара, — начал король. — Это славный день. Это день, когда мы снова можем заявить о своих правах на наследие наших предков.

Барундин поднял руку и позволил зернам просочиться сквозь пальцы, стуча по деревянному бочонку под ногами.

— Кто-то может подумать, что это простое семя, — продолжал он, глядя поверх толпы на горы. — Но не мы, не те, кто знает настоящие секреты приготовления пива. Эти простые семена содержат в себе сущность пива, а в нем — сущность нас самих. Именно в пиве мы можем судить о наших лучших качествах, ибо оно требует знания, умения и терпения. Пиво — это больше, чем напиток, больше, чем что-то, чтобы утолить жажду. Это наше право, его создание перешло к нам от наших самых древних предков. Это кровь нашего народа, наша крепость. Эль, который мы будем пить, будет долго готовиться, проверяться на его качество, проверяться в тавернах.

Барундин стряхнул последние крупинки с ладони и повернулся к собравшимся гномам с яростным выражением лица.

— И точно так же, как эль должен пройти испытание, чтобы доказать свои качества, так должны пройти его и наши воины. Скавены разбиты, их угроза нам миновала. Наши пивоварни восстановлены, и в этот самый день первые пинты прекрасного эля начнут свою жизнь. Эти задачи выполнены, но есть одна великая задача, которая все еще остается невыполненной, клятва, которую еще предстоит выполнить.

Барундин повернулся к востоку и обвел рукой открывающийся вид, его жест охватил поднимающиеся вершины гор Края Мира и ясное голубое небо.

— Это мои земли, — сказал он, и его голос стал громче. — Это ваши земли! С незапамятных времен мы жили на этих вершинах и внутри них, и до скончания мира мы останемся здесь, такие же непоколебимые, как горы, с которых были высечены наши души. Но мы никогда больше не узнаем мира, пока на наших землях лежит гнусная зараза, с которой мы не осмеливаемся встретиться лицом к лицу. К востоку отсюда мерзкие, отвратительные гроби разграбили наши шахты, украли наши залы, осквернили наши туннели своим присутствием. На протяжении многих поколений они вторгались в наши владения, их зловоние наполняло таверны и питейные притоны наших предков, их черные глотки дышали воздухом, которым когда-то дышали наши сородичи.

Барундин снова перевел взгляд на толпу, которая теперь громко перешептывалась, разгневанная его словами.

— Хватит! — рявкнул Барундин. — Мы больше не будем сидеть сложа руки, пока эти куски грязи живут и размножаются в наших домах. Мы больше не будем шептать имя Дуканкора Гробказ-а-Газана. Мы больше не будем пялиться в свой эль и игнорировать тварей, которые стучатся в нашу дверь. Гроби больше не будут чувствовать себя в безопасности от нашего гнева.

— Смерть гроби! — крикнул кто-то из толпы, и этот крик подхватили десятки глоток.

— Да! — крикнул Барундин. — Мы выступим вперед и убьем их в их логове. Мы снова построим Грунганкор Стокрил, и он будет наполнен светом наших фонарей, а не тьмой гроби; он будет звучать под сердечный смех наших воинов, а не хихиканье зеленокожих.

Барундин принялся расхаживать взад и вперед по сцене, слюна летела с его губ, пока он разглагольствовал. Он указывал на юг, за Черноводную.

— В двух днях пути отсюда они лежат в своих лохмотьях и грязи, — сказал он. — Карак Варн, захваченный ими через несколько лет после того, как Карак Унгор пал от рук воров со злыми глазами. Затем на востоке была взята гора Гунбад, и оттуда пришли существа, которые вторглись в наши земли. Там они разграбили чудесный Бриндураз из Гунбада и испортили его своими лапами, уничтожив самые красивые камни, какие только можно найти под землей. Не удовлетворившись этим, они напали на гору Серебряное Копье, и теперь это темное место, наполненное их грязью, туалет для гроби! Там, где когда-то сидел король, теперь сидит ненавистный зеленокожий! Таким образом, Восток был отнят у нас.

Рёв Барундина теперь был едва слышен за шумом толпы, их сердитое пение доносилось со склона горы.

— На юг, далеко на юг, зеленокожие пришли за нашим золотом, — продолжал он. — В Караке Восемь Вершин они убили наших сородичей, заключив жалкий союз с крысолюдьми. Не удовлетворившись этим, они продолжали свои набеги, пока Карак Азгал и Карак Драж не заполонили их выводки. Они даже пытались бить в ворота Караз-а-Карака! Хватит! Теперь осталось только семь царств-холдов. Семь крепостей против этой орды. Но мы дадим им понять, что в руках гномов еще осталась сила. Хотя мы и не можем вырвать владения наших предков из их когтей, мы все же можем показать им, что наши земли все еще принадлежат нам, и что нарушители не приветствуются. Может быть, гроби и забыли о страхе перед гномьей сталью и громрилом, но они снова будут бояться его. Мы выгоним их, очистим старые туннели от их отвратительных следов и отправим обратно в залы самого Гунбада. Хотя это может занять целое поколение, я клянусь могилой моего отца и духами моих предков, что не успокоюсь, пока хоть один зеленокожий все еще ступает по плитам Грунганкора Стокрила!

Барундин ворвался в переднюю часть сцены и поднял руки над головой, его кулаки сильно дрожали.

— Кто же будет клясться со мной? — воскликнул он.

Рёв толпы был таков, что лязг водяных колес, шипение труб пивоварни и даже паровые молоты кузниц заглушались стеной шума.

— Мы клянёмся!

Топот ног, звуки рожков и барабанов поддерживали ровный ритм, пока армия Жуфбара продвигалась на восток. Закованное в сталь войско прошло через восточные глубокие ворота на мощную подземную дорогу, которая когда-то вела на восток к горе Гунбад. Часть Унгдрим Анкора, массивной сети туннелей, которые когда-то связывали все владения гномов вместе, шоссе было достаточно широким, чтобы десять гномов могли идти в ряд.

Перекрывая звон кольчуг и топот сапог, Барундин вел несколько тысяч воинов в походной песне, их глубокие голоса эхом отдавались впереди по туннелю:

В авангарде войска маршировали железнобойцы, в чьи регулярные обязанности входило патрулирование Унгдрина, чтобы выслеживать вторгшихся гроби и других существ. Время от времени движение было медленным, потому что стены, а иногда и потолок местами обвалились. Бригады шахтеров усердно работали, расчищая груды мусора, трудясь без устали часами напролет, пока не расчистят место. Так, освещая сотнями фонарей древние каменные плиты и статуи, выстроившиеся вдоль дороги, гномы двигались на восток, к своему давно потерянному форпосту.

После двух дней пути и изнурительного труда они наткнулись на туннели под Грунганкором Стокрилом. Повсюду были знаки гроби. Старые лестничные колодцы были забиты грязью и мусором, среди них валялись кости и кучи сухого навоза.

Барундин почувствовал, как его гнев снова поднимается, когда он посмотрел на шрамы, оставленные гоблинами. Статуи предков лежали разрушенные и испачканные кровью и грязью, а богато украшенные мозаики, которые когда-то украшали стены, были снесены во многих местах, яркие квадраты камня были взяты зеленокожими как безделушки. То тут, то там они находили трупы гномов — вековые трупы, представлявшие собой лишь груды пыли и ржавчины, опознаваемые лишь по странным обрывкам ткани. Все ценное было разграблено давным-давно, и не осталось ни клочка стали, серебра или золота. Барундин приказал собрать эти останки в запечатанные ящики и отправить обратно в Жуфбар для надлежащего захоронения.

Было темно и днем, и ночью, однажды ранним утром, когда гномы погасили большую часть своих фонарей, чтобы немного поспать, на них напал первый отряд гроби. Атака была недолгой, потому что железнобойцы были быстры в своем ответе, а часовые сторожили близко у логова врага. Визжа и плача, гроби были отброшены назад в глубину.

На следующее утро Барундин встретился со многими из танов и своими лучшими советниками. Они решили начать экспедиционную атаку на южные склепы, ряд шахт и залов менее чем в миле от того места, где они разбили лагерь. Чтобы хоть как-то закрепиться в туннелях подальше от Унгдрина, Барундин поведет половину армии на юг и попытается захватить один из больших залов. Отсюда он мог совершать новые набеги на норы гроби, в то время как Хенгрид Драгонфое на следующий день поведет треть армии на север и попытается отрезать гроби от гораздо более крупного поселения Гора Гунбад, лежащего примерно в двухстах милях к востоку. Хенгрид, некогда страж ворот и предводитель молотобойцев, проявил себя способным полководцем в битве против скавенов и после смерти своего дяди стал Таном своего клана. Теперь они считались одними из самых свирепых бойцов в крепости, и если кто-то и мог остановить еще больше гроби, идущих с востока, то это были Хенгрид и его воины.

Оставшаяся часть войск должна была остаться в Унгдрине, чтобы действовать в качестве арьергарда или резерва по мере необходимости. Самые молодые и быстрые воины были назначены бегунами, и они провели несколько часов с железнобойцами, изучая самые быстрые маршруты вокруг Унгдрина и близлежащих туннелей. Это была бы опасная работа — путешествовать в одиночку и в темноте, но Барундин обратился к безбородычам с волнующей речью, чтобы поддержать их мужество, и убедил посланцев в необходимости выполнения их задач, так как гномов значительно превосходят числом, и если они хотят победить, то все должны быть дисциплинированными, решительными и, самое главное, скоординированными.

Составив таким образом план, Барундин отдал приказ войску выступить в поход незадолго до полудня. Боясь яркого солнечного света, ночные гоблины днем прятались в своих норах, за что и получили прозвище ночных гоблинов за многие века вражды между их родом и гномами. Барундин надеялся, что, атакуя в дневное время, он сможет лучше оценить численность противника. Если повезет, усмехнулся он своим молотобойцам, многие из них будут спать и станут легкой мишенью.

Начальное наступление прошло хорошо, железнобойцы шли впереди и почти не встречали сопротивления. Пока армия поднималась по большой лестнице в верхние залы, гроби просыпались от угрозы. Зазвенели гонги и колокольчики, эхом отдаваясь среди гномов. То тут, то там небольшие отряды зеленокожих пытались организоваться, но они не могли сравниться с крепкими гномьими воинами, которые нападали на них, и большинство гроби бежали глубже в свое логово.

Разделив свои силы на три части, Барундин развернул свою армию, направляя гроби на восток и юг. По коридорам гномы продвигались вперед. В тесноте тесноты низкорослые зеленокожие уступали гномам в мастерстве и вооружении и были не в состоянии тягаться с ними своей численностью.

После трехчасового боя Барундин оказался на втором этаже шахты, всего на один уровень ниже главного зала южных сводов. Он немного отдохнул и вытер темную кровь гоблинов с лезвия своего топора. Он с презрением посмотрел на груду тел, валявшихся на полу. Гроби были тощими существами, на голову ниже гнома и гораздо худее. Они были одеты в рваные черные и темно-синие одежды, отделанные камнями и кусочками костей, и с длинными капюшонами, чтобы защитить себя от света, который время от времени просачивался сквозь тысячелетнюю грязь, запятнавшую высокие окна их логова.

Зелень их кожи была бледной и болезненной, еще светлее были заостренные уши и тонкие цепкие пальцы. Осколки острых маленьких клыков и сломанных когтей были разбросаны по телам от ударов молотов Барундина, грязные и вонючие. Барундин пнул ногой один из трупов, разбив его о стену, чувствуя, что смерть не была достаточным наказанием для вороватых маленьких демонов, которые разграбили прекрасные залы его предков.

Удовлетворенно хмыкнув, он повернулся к своим молотобойцам, которые отдыхали дальше по коридору, некоторые жевали принесенную с собой еду и пили из своих фляжек. Барундин увидел Дурака, камненосца мертвого короля, а теперь ставшего новым привратником. Обветренное лицо Дурака обернулось к нему, и ветеран показал королю большой палец. Барундин кивнул в ответ.

— Давненько не виделись, а? — сказал Дурак, доставая из-за пояса трубку.

— С каких пор? — спросил Барундин, отрицательно качая головой и отказываясь от предложенной привратником трубки.

— С тех пор, как я принес камень твоего отца в битву, где он пал, — сказал Дурак. — Кто бы мог подумать, что она приведет нас сюда, а?

— Да, — сказал Барундин. — Конечно, это было давно.

— Думаю, оно того стоит, — сказал Дурак. — Я имею в виду все эти драки. Всегда приятно разбить череп гроби, а?

— Давай еще немного разобьем, а? — предложил Барундин.

— Да, давай, — сказал Дурак с усмешкой.

Войско гномов продвигалось вперед, пока они не достигли широкой лестницы, ведущей к воротам большого южного зала. Из конца туннеля ступени веером выходили на широкую платформу, достаточно большую, чтобы на ней могли одновременно стоять несколько сотен гномов. Грязь и плесень скользили по ступенькам, покрывая прожилки мрамора. Сами огромные ворота давным-давно были сорваны с петель, и их остатки лежали поперек верхних ступеней. Огромные железные полосы местами проржавели и были разграблены, гвозди вырваны из толстых дубовых балок, из которых состояли двери. Обрывки рваной ткани цеплялись за ржавые заклепки, а следы гоблинов были свалены вокруг ворот в груды высотой с гнома. Вонь, доносившаяся из коридора, застряла у Барундина в горле.

— Клянусь татуированной задницей Гримнира, они заплатят за это, — пробормотал король.

— Поднимите огненные горшки, — крикнул дурак, махнув рукой нескольким инженерам, сопровождавшим армию. — Мы сожжем их дотла.

— Подождите! — сказал Барундин, подняв руку, чтобы остановить гномов, пробивавшихся вперед. — Достаточно разрушений было навалено на наши древние дома здесь. Сначала мы выгоним их топором и молотом, а потом сожжем грязь.

Орда зеленокожих ждала их на лестнице, все больше и больше вливаясь в разрушенный дверной проем по мере приближения гномов. Барундин возглавлял атаку вместе со своими молотами, а по бокам шли железнобойцы и рудокопы. Словно кольчужный кулак в мягкую плоть, воины гномов врезались в гоблинов, быстро рассеивая их и загоняя обратно в зал.

Захваченный сражением, Барундин рубил топором направо и налево, свалив с ног десятка два гоблинов, прежде чем добрался до ворот. Здесь он остановился, чтобы перевести дух, когда гоблины отступили от его гневной атаки. Он остановился, и глаза его сузились от гнева, когда он увидел, что стало с Большим Южным Залом.

Большая комната когда-то была центром горных работ, приемным залом и тронным залом клана, который искал руду под горой. Хотя он и не был таким величественным, как залы Жуфбара, все же это было большое пространство. Колонны толщиной со ствол дерева поддерживали сводчатую крышу, а справа от Барундина, где когда-то стоял трон тана, пространство возвышалось на дюжину футов над остальной частью зала, куда вела широкая лестница.

Повсюду валялись обломки гроби. Пылающие грибковые наросты расползлись по полу и стенам, с высокими поганками, извергающими облака спор. Статуи, которые когда-то образовывали колоннаду, ведущую к трону, были опрокинуты, испачканные отвратительными глифами с неопознанной грязью. Повсюду горели маленькие костры, наполняя комнату едким дымом и красноватым свечением.

Это место кишело ночными гоблинами, поспешно собравшимися вокруг грубых медных штандартов в форме звезд и лун, под пронзительные вопли своих хозяев, пытающихся навести порядок в хаосе. Странные существа, почти круглые, с клыкастыми мордами и ногами, бормотали и визжали в толпе, сдерживаемые хлыстами и колючими зубцами.

Тут и там вожди, облаченные в более богато украшенные одежды, ходили взад и вперед, держа в руках злобно зазубренные клинки или опираясь на посохи, увешанные костями и фетишами. На помосте было поспешно выстроено несколько шатких боевых машин: метатели болтов и каменные глыбы, способные пронзить и раздавить дюжину гномов за раз.

Когда Барундин повел свою армию через ворота, гоблины ответили ему, устремившись вперед темной волной. Тучи стрел с черными перьями неслись перед наступающей ордой, выпущенные из коротких грубых луков ночных гоблинов. Когда Барундин и его молотобойцы двинулись вправо, пропуская через ворота еще больше гномов, они подняли щиты, чтобы отразить падающий на них залп с железными наконечниками. Тонкие стрелы раскалывались и рикошетили от стальной стены щитов, хотя один несчастный гном упал, древко стрелы торчало из его открытой щеки, кровь заливала бороду.

Впереди Барундина ночные гоблины-пастухи гнали своих подопечных вперед, выпуская на волю стаю зубастых чудовищ, которые прыгали вперед, скрежеща зубами и рыча. Барундин хорошо знал этих тварей: пещерные сквиги. Дубленая шкура этих тварей хорошо подходила для грубых переплетов, а их их внутренностей, обработанных соответствующим образом, делались прочные шнурки.

Из-за оранжевой шкуры животных появились всадники, беспорядочно оседлав несколько странных существ, цепляясь за них, почти не контролируя своих диковинных коней. Размахивая шипастыми дубинками и короткими мечами, всадники понеслись вперед на своих скачущих лошадях, и один из них прыгнул высоко в воздух, перемахнув через стену щитов, поднятую молотобойцами.

Всадник с громким лязгом опустил свою дубину на шлем гнома, в то время как сквиг сомкнул свои массивные челюсти вокруг руки бедного молотобойца, отрывая ее от плеча.

Еще один зверь бросился прямо на ряд щитов, его неестественно мощные лапы пробили металлическую стену и сбросили на землю горстку гномов. Он царапал и кусал упавших, пока не был отброшен в другом прыжке под ударами других молотобойцев.

Несколько сотен гномов уже вошли в зал, выстроились в шеренгу и начали медленно продвигаться к приближающимся гроби. Копья с зазубренными наконечниками полетели через пещеру от двух метателей болтов на возвышении, одно из них пролетело высоко над головами гномов и бесполезно ударилось о стену. Другой, однако, нашел свою цель, пробив броню и плоть и пронзив ряды дварфов, оставляя за собой цепочку мертвых и искалеченных воинов.

Барундин с опаской наблюдал, как руки гоблина оттягивают назад рукоятку могучей катапульты и заряжают её большим камнем. Когда команда поспешно попятилась, капитан нажал на рычаг.

Но ничего не произошло. Экипаж осторожно вернулся к своей машине, толкаясь и пихаясь, крича друг на друга. Внезапно нити одной из веревок, удерживающих машину вместе, разошлись, и с треском, который был слышен сквозь какофонию орды гоблинов, рычаг рванулся вперед. Как ливень ржавых гвоздей и расколотого гнилого дерева, катапульта рассыпалась, осколки металла и куски камня разлетелись во все стороны, вырубая гоблинов в облаке пыли, рваных тряпок и темной крови. Барундин заметил, что экипажи других машин указывали и смеялись над останками своих несчастных товарищей.

Барундин рявкнул на своих стрелков, и те направили арбалеты на боевые машины.

Прицелясь, стрелявшие выпустили шторм болтов по двигателям, большинство снарядов пролетали мимо или разбивались безвредно против самих машин. Однако после залпа на окровавленных камнях валялось несколько закутанных в плащи тел, пронзённых арбалетными болтами.

Пока экипажи боевых машин перезаряжали двигатели, гоблины снова ринулись вперед под очередным шквалом стрел. Справа от Барундина молотобойцы все еще сражались с Роем пещерных сквигов, и многие из них лежали мертвыми среди трупов диких зверей, сваленных перед их линией.

Гоблины двинулись вперед как море злобных зеленых лиц, выглядывающих из-под черных капюшонов, плюющихся и рычащих. Орда беспорядочно продвигалась вперед, в то время как в рядах непокорных бойцов вспыхивали драки; их вожди сталкивались головами и выкрикивали пронзительные команды, чтобы удержать волну гроби в движении. Свет от десятков костров жестоко отражался от зазубренных коротких мечей и наконечников копий — созвездие огненных звезд в дыму и тени.

Взрывы зеленой энергии вырвались из наступающей линии, когда прыгающие шаманы собрали свои магические силы и выпустили их, извергая миазмы разрушения и взрывы из своих посохов. Воины с топорами и молотами, стоявшие слева от Барундина, были сбиты с ног магическими атаками, зеленое пламя вырывалось из их раздробленных тел.

Особенно показного вида шаман стоял в центре приближающейся орды, его высокий капюшон был украшен костями и грубо вырезанными драгоценными камнями, он запустил руку в мешочек, висевший на его грубом веревочном поясе, и вытащил пригоршню светящихся грибов. Пожирая их, он начал прыгать с ноги на ногу, хихикая и визжа, размахивая посохом над головой. Болезненно-зеленые завитки энергии начали просачиваться из его рта и из-под капюшона, поднимаясь подобно туману вокруг гроби. Зеленые искры прыгали от одногокончика капюшона к другому, пока масса воинов перед шаманом не оказалась окутана струящимся зеленым облаком энергии. Воодушевленные этими заклинаниями, гоблины бросились вперед еще быстрее, топот их ног эхом отдавался от высоких стен.

Взрыв справа от Барундина привлек внимание короля дварфов, и он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть шамана, вырывающегося из рядов, купающегося в потрескивающей зеленой силе. С маниакальной энергией шаман упал на землю, бешено размахивая руками и ногами. Существо начало светиться изнутри, а затем, через несколько мгновений, взорвалось облаком зеленых дуг молний, поразив горстку его товарищей, стоявших слишком близко.

— Приготовьтесь! — рявкнул Барундин, ставя щит и крепко сжимая топор.

Передние гоблины были теперь менее чем в двух десятках ярдов и быстро неслись вперед. Когда они сократили разрыв, их ряды расступились, чтобы выпустить новый ужас. С пеной у рта и остекленевшими глазами гоблины, вооруженные огромными шарами на длинных цепях, вырвались из орды. Опьяненные странными грибами и поганками, пропитанные наркотической силой, фанатики начали бешено вращаться, их тяжелое оружие вращалось со смертельной скоростью. Некоторые головокружительно отскакивали, врезаясь друг в друга кровавыми клубками металла, в то время как другие возвращались в армию гроби, прорезая опустошительную полосу через ночных гоблинов, которые продвигались вперед, не заботясь о своих потерях.

Несколько фанатиков упали или споткнулись, прежде чем достигли линии гномов, раздробив себе головы и тела своими тяжелыми железными шарами, но горстка добралась до гномов. Бойня была мгновенной, щиты и кольчуги не защищали от сокрушительных ударов кружащихся безумцев. Два десятка гномов превратились в кровавую кашу от первого же удара, и когда фанатики отскакивали назад и вперед, рикошетя от одного гнома к другому, они оставляли за собой след из искалеченных тел.

Из шеренги гномов вырвался громкий стон, и они начали пятиться от фанатиков, толкаясь и пихаясь друг в друга, чтобы убраться подальше от обезумевших гоблинов. Как раз в тот момент, когда линия прогнулась под натиском, гоблинская атака попала в цель.

Их защитная стена была местами разрушена фанатиками, гномы не были готовы к гроби, и многие пали от ударов мечей и диких ударов копьями, когда они попытались перестроить линию. Выдержав первую атаку, гномы сомкнули свои щиты и отступили, рубя гоблинов топорами и молотами, разбивая головы в шлемах о лица врагов и ломая кости стальными щитами.

Двадцать веков ненависти вскипели внутри армии дварфов, и они мстительно набросились на взрыв яростного гнева, вспыхнувший вдоль линии, поглотив Барундина, который бросился вперед с поднятым топором.

— За Жуфбар! — крикнул он, обрушив свой топор на покрытую капюшоном голову гоблина и пронзив ее череп одним ударом. — За Гримнира!

Рубанув справа, он рубанул по поднятой руке другого противника, и ответный удар снес голову с плеч другого. Рунный топор сверкал силой, оставляя за собой капли темной крови гроби, которые брызнули в бороду короля. Он не заметил этого, потому что его охватил боевой гнев. Когда гоблины приблизились к нему, рунные доспехи и щит Барундина зазвенели от ударов: громриловые пластины остались верны, и он ничего не почувствовал. Еще один широкий взмах его топора снес еще двух гоблинов, кровавая борозда пересекла их грудь, их рваные одежды взлетели в воздух.

Рыча и тяжело дыша, Барундин рубил снова и снова, его рука крепла с каждым трупом, брошенным на землю. Вокруг него царил настоящий бедлам, когда оружие гномов рассекало плоть и кости, а копья и мечи гоблинов ломались о выкованную гномами сталь. Грохот металла и дерева, рев гномьих проклятий и панические вопли гроби заполнили пещеру, отражаясь от стен и становясь все громче.

Шаг за шагом гномы продвигались в зал, топча бесчисленные тела убитых ими гоблинов, изрыгая мстительные проклятия в адрес своих ненавистных врагов. Их бороды и доспехи были залиты кровью гоблинов, они представляли собой ужасающее зрелище, их глаза были устремлены на безумие, которое может породить только тысячелетняя вражда. С каждым ударом топора, с каждым ударом молота гномы расплачивались с гоблинами за каждую смерть гномов от их рук, за каждую захваченную ими шахту, за каждый захваченный ими холд.

Ярость Барундина была чиста; он испытывал острое чувство удовлетворения от каждой смерти гоблина. Праведность его гнева наполняла его целеустремленностью, и он легко игнорировал мягкие, неуклюжие удары своих врагов, его топор сеял смерть вокруг него.

Он был вырван из своих разрушительных грёз паническими криками слева. Срубив еще одну горстку гоблинов, он вырвался из окружавшей его группы гроби и увидел причину смятения своих сородичей.

Возвышаясь над гномами и гроби, восемь гигантских троллей шагали сквозь строй гоблинов, отталкивая и пиная своих маленьких хозяев. Каждый в три человеческих роста, каменные тролли были долговязыми, их конечности были туго натянуты, а толстые животы неуклюжи и раздуты. Когда тролли неуклюже двинулись вперед, Их тупые лица тупо уставились на гномов, и они лениво почесали свои рваные, заостренные уши и раздутые животы или впились когтистыми пальцами в свои выпуклые носы. Их серовато-голубая кожа была толстой и шероховатой, и имела потрескавшийся вид, как старый гранит. Один из троллей остановился и огляделся в ошеломленном замешательстве, громко постанывая, гоблины вокруг него пытались подтолкнуть его вперед с криками и древками своих копий. Остальные тролли рванулись вперед и пустились в длинный бег, который покрыл землю с удивительной скоростью, волоча за собой камни и грубые деревянные дубинки.

Достигнув линии гномов, первый тролль поднял массивный кулак над головой и обрушил его на шлем одного из гномов, сокрушив его одним ударом и сломав спину воина. Удар наотмашь смял щит другого, вонзив осколки стали в тело носителя.

Другой тролль, зажав камень между ладонями, расплющил другого гнома своим импровизированным оружием, а затем остановился и наклонился, тупо глядя на дергающийся труп.

Их инерция внезапно остановилась у каменных троллей, гномы обнаружили, что отступают. Все больше и больше гоблинов устремлялось вперед, кружа слева и справа, избегая левой линии дварфов, где тролли наносили ужасный урон дварфам вокруг них.

— Мой король! — крикнул Дурак, ударяя молотом в грудь гоблина и отталкивая падающий труп. Привратник обернулся и указал ему за спину.

Обернувшись, Барундин увидел, что гномы отошли от двери в зал, а за ними собралось все больше гоблинов.

— Мы будем отрезаны, — сказал Дурак.

— Нет, если мы победим! — ответил Барундин, поймав меч на щит, а затем взмахнув топором, чтобы обезглавить нападавшего зеленокожего.

— Их слишком много, — закричал Дурак, когда горстка гоблинов бросилась вперед, чтобы напасть на него.

Барундин хмыкнул, убивая очередного гоблина, и рискнул оглянуться. Фанатики и тролли проделали кровавую дыру в левом фланге его войска, и воины со стрелками, державшие эту сторону, были в опасности быть окруженными. Его молотобойцы держали правый фланг, все пещерный сквиги уже были убиты, но на них давило огромное количество гроби. Каждая клеточка его тела и души побуждала его продолжать борьбу, но он подавил свою естественную ненависть и понял, что оставаться здесь было бы глупо. Ничего не будет достигнуто, если они будут отрезаны от своего пути назад к Унгдрину. Он заметил неподалеку Хорнблауэра и прорубил себе путь через полдюжины гоблинов, чтобы добраться до дварфов.

— Подайте сигнал к отступлению, — сказал Барундин, с отвращением выплевывая слова.

— Мой король? — ответил Хорнблауэр, широко раскрыв глаза.

— Я сказал, что пора отступать! — прорычал Барундин.

Пока король отбивался от новых гоблинов, Хорнблауэр поднес инструмент к губам и подул. Звук рога глухо отдавался эхом среди звона оружия, сердитых криков гномов, тихих стонов троллей и визгов умирающих гоблинов. Его подхватили другие музыканты, и вскоре армия гномов неохотно отступила назад.

В боевом отступлении, отступая небольшими группами по дюжине или около того воинов, гномы вернулись к краю зала, и их линия преобразовалась в полукруг вокруг дверного проема.

Барундин и его молотобойцы держали вершину дуги, железнобойцы — слева и справа от него, а остальные воины-гномы отступали вниз по ступеням.

С криком, полным гнева и разочарования, Барундин вонзил свой топор в живот тролля. Выплеснулись ядовитые внутренности, воздух наполнился едкой вонью его мощных желудочных соков.

Когда гоблины попятились от брызг, Барундин и его арьергард вырвались из схватки, быстро отступая через ворота на ступени.

— Вперед! — прорычал он через плечо, увидев, что некоторые из его воинов колеблются, думая повернуть назад, чтобы помочь своему королю. — Охраняйте туннели, ведущие обратно к Унгдрину!

Так же неуклонно и методично, как они продвигались вперед, гномы покинули Большой Южный Зал.

На перекрестках и лестницах железнобойцы и молотобойцы останавливались, удерживая коридоры и комнаты от атак гоблинов, в то время как остальная армия отступала назад, занимая позиции для защиты. Прикрываясь залпами стрелков и громовержцев, король и его элитные бойцы оторвались от гоблинов и троллей.

Еще несколько часов гномы сражались, заставляя гоблинов платить высокую цену за их преследование. В некоторых местах туннели были буквально заполнены мертвецами, поскольку гномы складывали тела гроби, чтобы сделать баррикады для защиты, или поджигали груды трупов, чтобы блокировать продвижение гоблинов.

Два инженера, сопровождавшие Барундина, изготовили небольшие заряды черного пороха и снарядили ловушки, которые запускали камнепады и обвалы на головы преследующей орды гоблинов, перекрывали туннели или душили их убитыми.

Стрелы гоблинов с черными перьями отскакивали от стен и потолка, Барундин и его молотобойцы последними ступили на лестничную клетку, ведущую вниз, к Унгдрину. Барундин бросил последний кислый взгляд на царство Дуканкор Гробказ-а-Газан, прежде чем повернуться и сбежать вниз по ступеням.

Он слышал грохот сотен шагов неподалеку от себя, когда гоблины хлынули вниз по лестнице вслед за отступающими гномами. Их хриплое кудахтанье и мерцающее пламя факелов преследовали его.

Выбежав на дорогу из-под широкой сводчатой лестницы, Барундин с удовольствием увидел, что его воинство организовались в нечто, напоминающее армию, и стоит в ожидании неподалеку от входа.

В частности, он увидел четыре ствола органной пушки справа от себя, направленные прямо на лестницу.

За ней он увидел Гаррека Сильвервивера, одного из инженеров-танов, держащего длинный шнур. Инженер показал ему поднятый вверх большой палец, когда король прошел по флагам и занял позицию в центре вытянувшейся шеренги, ожидая гоблинов.

В поле зрения ворвался первый гроби, подгоняемый своими товарищами-гоблинами сзади. Они были встречены градом арбалетных болтов и погибли. Другие быстро последовали за ними и были встречены оглушительным залпом ружейного огня, который разорвал их в клочья. Все еще не осознавая опасности, ожидающей их, в поле зрения ворвалось еще больше гоблинов, почти спотыкаясь от возбуждения.

— Скофф! — крикнул Гаррек, дергая за шнур органной пушки.

Боевая машина извергла огонь и дым, когда стволы выстрелили в быстрой последовательности, бросая четыре пушечных ядра размером с кулак в массу гоблинов. Втиснутые в тесноту лестничного прохода, они никак не могли избежать обстрела, и тяжелые железные шары прорвались сквозь гроби, разбивая головы, пробивая грудные клетки и отрывая конечности. Спутанные останки зеленой плоти, темной крови и черных одежд усеяли ступени.

Понимая, что им не удастся застать свою добычу врасплох, гоблины остановились и скрылись из виду, хотя некоторые из них скатились вниз по ступенькам, сопровождаемые детским хихиканьем гоблинов, которые их толкнули. Наступило затишье, и гномы стояли молча, прислушиваясь к скрипучим, высоким голосам гоблинов, которые спорили между собой о том, что делать. Время от времени какой-нибудь бедный доброволец, спотыкаясь, спускался по ступенькам и успевал лишь испуганно вскрикнуть, прежде чем его сбивала стрела или пуля.

Через час с лишним, под громкий смех и крики, гоблины, наконец, начали отступать назад по ступеням. Барундин приказал железнобойцам следовать немного позади и убедиться, что гоблины не отступают ложно, а также выставить охрану на верхней площадке длинной лестницы. Сделав это, он приказал своим воинам немного отдохнуть и поесть.

Пока гномы доставали из своих тюков воду, сыр, холодное мясо и каменные лепешки, Барундин разыскал Бальдрина Гурниссона, тана, оставленного в резерве. Он увидел пожилого гнома, беседующего с одним из бегунов.

— Какие новости от Хенгрида? — спросил король, подходя к ним.

Тан и бегун повернулись к Барундину с печальными лицами.

— Ну же, рассказывай! — рявкнул Барундин, который был не в настроении для любезностей. — Как поживают Хенгрид Драгонфое и его армия?

— Мы не знаем, мой король, — ответил Болдрин, запуская узловатую руку в длинные косы своей бороды.

— Я не смог их найти, — объяснил бегун, и на лице безбородыча отразилось беспокойство. — Я все искал и искал, расспрашивал остальных, но с тех пор, как они отправились в путь, никто их не видел и ничего о них не слышал.

— Я не знал, идти им на помощь или нет, — сказал Болдрин, горестно качая головой. — Я все еще могу идти, если ты прикажешь.

Барундин снял шлем и провел пальцами по спутанным, потным волосам. Его лицо было покрыто грязью и кровью, борода спутана и спутана. Его броня была поцарапана и помята, заляпана кровью гоблинов и забрызгана кишками троллей. Он уронил шлем, и в наступившей тишине звон его падения пронесся по Унгдрину, как похоронный звон.

— Нет, — наконец сказал король. — Нет, мы должны признать, что теперь они, вероятно, потеряны для нас.

— Что же нам делать? — испуганно спросил безбородыч.

Барундин отвернулся от них и посмотрел на свою армию, потерявшую за этот день более одной десятой своей численности. Многие уже спали, используя свои рюкзаки в качестве подушек, в то время как другие сидели небольшими группами, молча или разговаривая приглушенным шепотом. Многие из них обернулись и посмотрели на Барундина, заметив взгляд своего короля, скользнувший по ним.

— Что нам теперь делать? — спросил он, постепенно повышая голос. — Мы делаем то, что делаем всегда. Мы продолжаем сражаться!

Обида шестая. Клятва Барундина

Пустой зал тревожил Барундина. Теперь, очищенный от последнего осквернения гроби, он был, по крайней мере, имитацией своей былой славы, если не копией. Он стоял на возвышении тана, положив руку на подлокотник недавно вырезанного трона, стоявшего там. Бриллиант размером с его кулак пронзил верхнюю часть спинки стула, сверкнув в свете гномьих фонарей.

Голоса эхом отдавались из-за портала зала, снова увешанного двумя мощными дверями, высеченными из самого толстого дуба.

Барундин посмотрел вверх, чтобы увидеть Aрбрека. Повелитель Рун тяжело опирался на свой посох, его ниспадающая седая борода была привязана к поясу, чтобы он не споткнулся о неё. С ним было несколько танов, среди них Таронин Грунгрик и Хранитель Знаний Тагри. Небольшая группа пересекла холл и поднялась по ступенькам. Они остановились прямо перед возвышением, за исключением Таронина, который подошел и встал перед королем. Тагри держал в руках книгу и стамеску для письма и сел на скамью. Он обмакнул стамеску в чернильницу и выжидающе посмотрел на короля.

— Приветствую тебя, Таронин Грунгрик, тан Грунганкора Стокрила, — произнес Барундин сухим от формальности голосом.

Таронин оглянулся через плечо на других танов, а затем снова посмотрел на Барундина.

— Можно сказать, узурпатор, — подмигнул он. В ответ на легкомыслие тана Арбрек издал резкий возглас.

Барундин продолжал настаивать:

— Пусть теперь будет записано, что я, король Барундин из Жуфбара, настоящим и немедленно отдаю залы, коридоры, комнаты, шахты и все связанные с ними земли и имущество Грунганкора Стокрила под управление тана Таронина Грунгрика, — сказал Барундин. — В знак признания доблестных деяний его клана по возвращению этих земель, этот подвиг будет передан его потомкам навсегда, или до тех пор, пока тан Грунгриков не нарушит клятву с королем Жуфбара.

— Я, Тан Таронин Грунгрик, торжественно принимаю на себя управление залами, коридорами, комнатами, шахтами и всеми связанными с ними землями и владениями Грунганкора Стокрила, — ответил Таронин. — Я хотел бы вновь подтвердить свою присягу на верность правителю Жуфбара, Барундину, и мой клан того же мнения. Эти залы мы будем защищать ценой собственной жизни. На этих рудниках мы будем работать усердно и с должным вниманием, и отдадим не менее одной десятой всей руды, драгоценных металлов и драгоценных камней, полученных из них, королю Жуфбара, в уплату за его покровительство и опеку.

Таронин стоял рядом с королем, пока Тагри поднимался на ноги и поднимался по ступеням. Он протянул стамеску Барундину, который взял ее и поставил свою подпись под новой записью в Книге Царств. Таронин сделал то же самое, и затем книга была передана шести другим танам, каждый из которых подписал свидетельство о клятве. Наконец Арбрек и Тагри подписали соглашение, и сделка была скреплена печатью.

— Спасибо, мой друг, — сказал Барундин, положив руку на плечо Таронина. — Без тебя я не знаю, хватило бы у меня сил продолжать путь.

— Тьфу! — фыркнул Таронин. — В твоих жилах течет кровь наших королей, Барундин. У тебя каменное нутро, и никакой ошибки.

Стук подкованных железом сапог и громкий смех эхом разнеслись по залу, когда группа железнобойцев вошла через западную дверь. Впереди шел Хенгрид Драгонфое, держа в каждой руке по голове гоблина. Капли крови стекали с перерезанных шей чудовищ.

— Эй, мы только что вымыли пол! — рявкнул Таронин. — Веди себя прилично!

— Что ж, вот тебе и благодарность, — с усмешкой сказал Хенгрид, передавая головы одному из своих товарищей и быстро шагая по темным каменным плитам к подножию лестницы. — Вот ты принимаешь свое новое царство, в то время как я защищаю его для тебя. И если ты не хочешь получить подарки на инаугурацию, я оставлю их себе. Мой двоюродный брат, Корри, неплохо разбирается в таксидермии. Думаю, эти двое будут хорошо смотреться по обе стороны от моей каминной полки.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты кровожадный головорез? — спросил Таронин, улыбаясь и спускаясь по ступенькам.

Похлопав Таронина по плечу, Хенгрид поднялся по ступенькам, пожал ему руку и кивнул в знак приветствия остальным танам. Он почтительно поклонился Арбреку, который лишь сердито посмотрел на него в ответ, а затем встал перед Барундином.

— Залы Грунганкора Стокрила теперь в безопасности? — спросил король.

— Клянусь металлическим глазом моего деда, в ближайшие два дня там, где мы стоим, не будет ни одного гроби, — сказал Хенгрид. — Это было давно, но я думаю, мы можем с уверенностью сказать, что вы можете добавить завоевание Дуканкора Гробказ-а-Газана в свой список достижений.

— Они придут снова, — предупредил Арбрек, свирепо глядя на Таронина. — Будь настороже и держи рядом топор поострее, чтобы это имя не стало историей.

— Пройдет целая жизнь, прежде чем гроби осмелятся приблизиться к этим залам, — сказал Барундин. — Как я и клялся, они снова научились нас бояться.

— Да, это будет целая жизнь, — сказал Хенгрид. Он наклонился вперед и указал на бороду Барундина. — Я что, вижу седые волосы? Неужели эти сорок два года войны состарили молодого короля?

— Дело не в возрасте, а в беспокойстве, — проворчал Барундин. — Ты мог бы стать моей смертью, исчезая на месяцы, годы за один раз! Ты отвоевал северный ворота, осаждав их три года, о чём ты думал?

— Я увлекся, вот и все, — засмеялся Хенгрид. — Ты собираешься продолжать упоминать об этом каждый раз, когда я увижу тебя? Во имя Гримнира, прошло уже сорок лет. Отпусти ситуацию.

— Пройдет еще сорок лет, прежде чем я прощу тебя, — сказал Барундин. — И еще сорок после этого, прежде чем я смогу забыть голос твоей жены в моем ухе, обвиняющий меня в том, что я бросаю тебя каждый день в течение трех лет. Я вздрагиваю во сне, когда думаю об этом.

— Я не могу стоять здесь и сплетничать, надо готовиться, — проворчал Арбрек, отворачиваясь.

— Приготовления? — спросил Хенгрид, бросив вопросительный взгляд на танов. Они нервно переминались с ноги на ногу, многозначительно глядя на короля.

Хенгрид пожал плечами и повернулся к Барундину с выражением притворной невинности на лице.

— Что-то важное происходит?

— Вы прекрасно знаете, что завтра мне исполняется сто семьдесят лет, — сказал Барундин. — И тебе лучше принести что-нибудь получше, чем пара голов гроби. Это будет празднование твоих побед так же, как и моего дня рождения, так что не забудь смыть кровь со своей бороды, прежде чем придешь. Надеюсь, у вас уже готова речь.

— Речь? — задыхаясь, спросил Таронин. — Борода Грунгни, я так и знал, что что-то забыл!

Они смотрели, как стареющий тан торопливо спустился по ступенькам и исчез из зала.

Барундин положил руку на плечо Хенгрида и повел его вниз по ступенькам.

— Ты не должен напиваться и снова петь эту проклятую песню, — предупредил он.

Хенгрид раскачивался из стороны в сторону в такт хлопкам и стуку кружек по столам. Идя вдоль стола, он спотыкался о кувшины с элем и тарелки, покрытые костями и другими остатками пиршества. Пиво хлынуло из кружки в его руке, пролилось на куртку и застряло в бороде. С ревом он опрокинул кружку себе на лицо, а затем захлебнулся на мгновение, прежде чем его голос загремел в песне. Барундин закрыл лицо руками и отвернулся.

Даже Барундин громко хохотал, когда Хенгрид закончил, и смеялся еще громче, когда тан, пытаясь слезть со стола, поскользнулся и упал на пол с грохотом и проклятиями. Все еще посмеиваясь, Барундин взобрался на стол и поднял руки. Наступила своего рода тишина, прерываемая фырканьем и отрыжкой, бульканьем пивных кранов и множеством других звуков, издаваемых любой группой пьяных гномов.

— Мои замечательные друзья и родственники! — начал он под громкие одобрительные возгласы. — Мой народ чудесного Жуфбара, примите мою благодарность. Нет более гордого дня для короля, чтобы быть среди такой замечательной компании. У нас есть чудесное пиво, которое можно пить в изобилии, чудесная еда и чудесная песня.

Его лицо приняло искреннее выражение, и он сурово посмотрел вниз на все еще распростертое тело Хенгрида.

— Ну, может быть, не такая уж чудесная песня, — сказал он под громкие аплодисменты и смех. — Мои великие друзья и союзники произнесли много прекрасных речей, но есть еще одна, которую вы должны выслушать.

Послышались стоны некоторых из молодых членов толпы и одобрительные возгласы старших.

В короткой тишине, прежде чем Барундин заговорил, послышался характерный звук храпа, и Барундин повернулся, чтобы посмотреть в его направлении. Арбрек сидел в конце стола, склонив голову на грудь. Фыркнув, повелитель рун резко проснулся и, почувствовав на себе пристальный взгляд короля, поднял свою кружку.

— Браво! — воскликнул он. — Да здравствует король Барундин!

— Король Барундин! — восторженно откликнулась толпа. Арбрек рухнул на землю, и его голова снова начала клониться к груди.

— Как я и говорил, — сказал Барундин, расхаживая по столу. — Мы собрались здесь, чтобы отпраздновать мое сто семидесятилетие.

Было много аплодисментов, и крики, «Старый добрый Барундин», и просто «Безбородыч!».

— Мне было немногим больше ста лет, когда я стал королем, — сказал Барундин торжественным голосом, и его внезапное серьезное настроение успокоило шумных пирующих. — Мой отец погиб в бою, преданный слабым человечьим отпрыском. Почти семьдесят лет я трудился и сражался, и почти семьдесят лет ты трудился и сражался рядом со мной. Лишь по одной причине, и только по одной причине, мы терпели эти лишения: возмездие! Мой отец теперь ходит по Залам Предков, но он не может обрести покой, пока его предатели все еще не привлечены к ответственности. Как я объявил в тот день, так и теперь я возобновляю свою клятву и заявляю о праве на обиду против Вессалов Стирланда. Еще до конца года мы потребуем извинений и компенсации за все зло, которое они причинили нам. Мои храбрые и сильные люди, которые сохранили веру в меня в эти трудные времена, что вы скажете теперь?

— Отомсти за короля Трондина! — раздался чей-то крик.

— Обида! — проревел гном из дальнего конца зала. — Обида!

— Мы будем с тобой! — раздался еще один крик.

— Спой нам песню! — раздался невнятный голос из-за спины Барундина, и он обернулся, чтобы увидеть Хенгрида, сгорбившегося на скамье с полной кружкой эля в руке.

— Песню! — потребовал хор голосов со всего зала.

— Песню о чем? — с усмешкой спросил Барундин.

— Об Обиде!

— Золоте!

— Пиве!

Барундин на мгновение задумался, а затем наклонился и, схватив Хенгрида за плечо, потащил его обратно на стол.

— Вот что вам всем следует знать, — сказал Барундин. Он начал отбивать ритм, топая ногой, и вскоре зал снова содрогнулся.

Празднование продолжалось еще несколько дней, в течение которых Таронин наконец произнес свою речь, поблагодарив Барундина за его царствование и вызвавшись выступить в качестве посланника к Вессалам.

После безупречной работы по выслеживанию Ванадзаки Барундин пригласил Драна Реконера, чтобы тот помог Таронину в его экспедиции. Дран зарабатывал себе на жизнь, помогая взыскивать старые долги и обиды, но для выполнения поручений Барундина он добровольно предложил свои услуги бесплатно.

Когда Барундин настаивал на этом нехарактерно великодушном предложении, Дран поначалу не хотел обсуждать его причины. Однако настойчивые расспросы короля в конце концов заставили Реконера поделиться своими мотивами. Они сидели в королевских покоях за кувшином эля у камина и обсуждали план Драна привлечь Вессалов к ответственности.

— Необходимо соблюсти надлежащую форму, — настаивал Барундин. — Они не должны сомневаться в последствиях невыполнения моих требований о возмещении ущерба.

— Я знаю, как вести себя в таких случаях, — заверил его Дран. — Я сообщу об этом Вессалам и предупрежу их о вашем решении. Каковы именно твои требования?

— Для начала — полное извинение, — сказал Барундин. — Нынешний владелец баронства должен отречься от своего поста и покинуть свои земли. Мы возьмем под опеку тело барона Сайласа Вессала и распорядимся им так, как подобает такому предателю. Наконец, за смерть короля не может быть слишком высокой цены, но я соглашусь на полную половину богатства Вессалов и их земель.

— А если они не согласятся на твои условия? — спросил Дран, делая пометки на маленьком клочке пергамента.

— Тогда я буду вынужден принять жестокое решение, — сказал Барундин, нахмурившись. — Я сброшу их с места, разрушу замок и заставлю их сбежать. Слушай, просто дай им понять, что я не в настроении торговаться. Эти люди попытаются выбраться из положения, но не смогут. Презренное поведение Вессала должно быть искуплено, и если они не смогут заставить себя совершить это искупление, я заставлю их пожалеть об этом.

— Вполне разумно, — кивнул Дран. — Я попрошу Тагри написать официальное заявление об этом намерении, и мы с Таронином доставим его тем псам в Удерстир.

— У них есть сорок дней, чтобы ответить, — добавил Барундин. — Я хочу, чтобы они знали, что я не шучу. Сорок дней, а потом у их ворот будет армия Жуфбара.

— Моя работа — следить, чтобы до этого не дошло, — сказал Дран, складывая пергамент в маленький пакетик и убирая его в мешочек на поясе. — Но если это случится, я буду стоять рядом с тобой.

— Да, и без всякой выгоды, насколько я могу судить, — сказал Барундин, предлагая еще эля. — Что в этом для тебя?

— А почему в этой сделке должно быть что-то для меня? — спросил Дран, протягивая свою кружку. — Разве я не могу предложить свои услуги за правое дело?

— Ты? — фыркнул Барундин. — Ты попросишь золота только для того, чтобы навестить свою бабушку. Скажи мне, почему ты помогаешь с этим? Если ты не ответишь, считай, что твои услуги не нужны.

Некоторое время Дран молчал, потягивая пиво. Барундин продолжал пристально смотреть на Реконера, пока наконец Дран со вздохом не поставил кружку и не посмотрел на короля.

— Я накопил много золота за эти годы, — сказал Дран. — Даже больше, чем думает большинство. Но я становлюсь старше и устаю от дороги. Я хочу взять жену и создать семью.

— Хочешь остепениться? — сказал Барундин. — Такой великий странник, как ты?

— Я начинал, желая торжества справедливости, — сказал Дран. — Ну и для денег тоже. Что теперь? Теперь я не знаю, зачем я это делаю. Есть более простые способы заработать золото. Может быть, у меня будут сыновья и я научу их своему ремеслу, кто знает?

— Какое это имеет отношение к Вессалам и моей обиде? — спросил Барундин. — Это не похоже на то, что ты ищешь одного последнего воздаяния перед тем, как остепениться.

— Мне нужна хорошая жена, — сказал Дран, глядя в свою чашку. — Несмотря на все мои успехи, меня не так уж много ценят. Быть Воздаятелем — это не значит иметь много друзей или большого признания. Я пойду дальше, возможно, в Карак Норн или Карак Хирн. Но при всем моем богатстве мне нечего предложить будущей жене, и тут на помощь приходишь ты.

— Продолжай, — сказал Барундин, наполняя свою кружку и делая глоток пенистого эля.

— Я хочу быть таном, — сказал Дран, глядя прямо в глаза королю. — Если я прибуду как тан Дран из Жуфбара, чтобы забрать свои сундуки с золотом, я буду отбиваться от кандидаток в жёны молотом.

— Почему же ты раньше не упомянул об этом? — спросил Барундин.

— Я не хотел этого делать, — пожал плечами Дран. — Я надеялся, что если я помогу тебе с этим, и, возможно, если ты захочешь выразить свою благодарность, я смогу попросить об этом тогда. Я не хотел, чтобы это звучало как называние цены другими способами.

— Ну, тогда мне жаль, что я заставил тебя ответить, — сказал Барундин. — Не беспокойся об этом слишком сильно. Я помню, что ты был первым, кто встал на ноги, чтобы защитить меня, когда мы нашли Ванадзаки, а память короля не исчезает быстро. Делай свою работу хорошо с этим делом, и я придумаю какой-нибудь способ вознаградить тебя.

Барундин поднял кружку и протянул ее Драну. Воздаятель на мгновение заколебался, а затем поднял свой кубок и чокнулся им о кубок короля.

— За доброго короля, — сказал Дран.

— За справедливость, — ответил Барундин.

Прошло еще несколько дней, прежде чем Таронин и Дран отправились в путь, уладив с Тагри формальности, связанные с обидой и возмещением ущерба, и подготовившись к экспедиции. Целью путешествия была не война, поэтому Таронин взял с собой только свою личную охрану, около ста двадцати длиннобородых, чьи топоры сильно пострадали во время войн со скавенами и гроби.

Дран собрал несколько дюжин рейнджеров в качестве своей свиты, больше для компании, чем по какой-либо другой причине.

Это было торжественное событие, когда группа отправилась в путь. Барундин попрощался с ними у главных ворот Жуфбара и несколько часов наблюдал за ними, пока они не скрылись из виду. Он вернулся в свои покои, где его ждал Арбрек.

Повелитель Рун дремал в глубоком кресле у огня, громко похрапывая. Барундин сел рядом с Aрбреком, и пребывал в глубокой задумчивости, в течение длительного времени, не желая отвлекать Повелителя Рун от его отдыха.

Барундин задумался о том, что может произойти в ближайшие дни. Существовал шанс, хотя и слабый на его взгляд, что экспедиция Таронина подвергнется нападению со стороны Вессалов и их воинов.

Если это случится, он сразу же отправится в Удерстир и сровняет их крепость с землей. Более вероятным был бы отказ. Мысль о войне против людей Империи действительно причиняла ему боль, потому что у них с гномами была долгая совместная история и мало конфликтов. Несмотря на узы предков, связывавшие его род с Империей, Барундин знал, что не откажется выполнить свой долг.

В конце концов Арбрек, фыркнув, встрепенулся и некоторое время в легком замешательстве оглядывал комнату. Наконец, его глаза сфокусировались на Барундине, их суровый взгляд нисколько не потускнел от его возраста.

— А, вот и ты, — сказал Повелитель Рун, выпрямляясь в кресле. — Я так долго ждал тебя. Где ты пропадал?

Барундин сдержал свою первую реплику, вспомнив, что не следует проявлять неуважение к старому Повелителю Рун.

— Я провожал Таронина, — объяснил он. — Никто не сообщал, что ты хочешь меня видеть, иначе я пришёл бы быстрее.

— Никто не посылал вестей потому, что я не давал никаких указаний, — сказал Арбрек. Повелитель Рун наклонился вперед, упершись локтями в колени. — Старею.

— В твоем котле еще остались годы, — без колебаний ответил Барундин.

— Нет, — сказал Арбрек, качая головой. — Нет, это не так.

— Что ты такое говоришь? — обеспокоенно спросил Барундин.

— Ты был прекрасным королем, — сказал Арбрек. — Твои предки будут гордиться тобой. Твоя мать будет гордиться тобой.

— Спасибо, — сказал Барундин, не зная, что еще сказать в ответ на столь неожиданную похвалу. Арбрек был настолько традиционен, насколько это было возможно, и поэтому ожидал, что кто-то моложе его будет неустойчивым и несколько бесполезным.

— Я серьезно, — сказал Повелитель Рун. — У тебя есть сердце и мудрость не по годам. Ты повел свой народ по опасному пути, втянул его в войну. Если бы я хоть на мгновение подумал, что это тщеславное честолюбие с вашей стороны, я бы высказался и настроил совет против тебя.

— Ну что ж, я рад, что ты меня поддержал, — сказал Барундин. — Без тебя, я думаю, многих других танов было бы трудно склонить на свою сторону.

— Я сделал это не для тебя, — сказал Арбрек, садясь. — Я сделал это по тем же причинам, что и ты. Это было для твоего отца, а не для тебя.

— Конечно, — сказал Барундин. — Все эти долгие годы мой отец должен был уладить ту обиду, которую я объявил в день его смерти.

— А теперь все почти кончено, — сказал Арбрек. — Скоро ты все уладишь.

— Да, — сказал Барундин с улыбкой. — Через несколько недель обиды больше не будет, так или иначе.

— И что же ты тогда будешь делать? — спросил Арбрек, пристально вглядываясь в лицо короля.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Барундин, вставая. — Пиво?

Арбрек кивнул и ничего не сказал, Пока Барундин шел к двери и звал слуг, чтобы те принесли небольшой бочонок эля. Снова усевшись, он взглянул на Повелителя Рун. Его проницательный взгляд не дрогнул.

— Я ничего не понимаю. Что ты имеешь в виду? — спросил Барундин. — Что мне делать?

— Эта твоя обида была для тебя всем, — сказал Арбрек. — Как бы сильно ты ни был предан своему отцу при жизни, месть за его смерть стала твоей движущей силой, паром в двигателе твоего сердца. Что будет управлять тобой, когда всё будет кончено? Что ты теперь будешь делать?

— Я как-то не думал об этом, — сказал Барундин, почесывая бороду. — Это было так давно… … Иногда мне казалось, что никогда не будет времени, чтобы не затаить обиду.

— И это меня беспокоит, — сказал Арбрек. — До сих пор ты был хорошим королём. Однако истинным испытанием твоего правления будет то, что ты сделаешь дальше.

— Я буду править своим народом, как только смогу, — сказал Барундин, смущенный намерением Арбрека задавать вопросы. — Если повезет, то мирно.

— Мир? — переспросил Арбрек. — Тьфу! Наш народ не знал мира уже тысячи лет. Возможно, ты не так мудр, как кажешься.

— Но ведь король не затевает войны и раздоров ради своего народа? — спросил Барундин.

— Нет, — ответил Арбрек.

Он остановился, когда вошел один из слуг короля, неся серебряный поднос с двумя кружками. За ним шла одна из служанок с пивоварни, неся небольшой бочонок. Она поставила его на стол и вышла.

Барундин взял кружку и наклонился, чтобы поставить ее под кран. Арбрек положил руку ему на плечо и остановил его.

— К чему такая спешка? — спросил Повелитель Рун. — Пусть пока постоит. Не спеши.

Барундин откинулся на спинку стула, поигрывая кружкой, вертя ее в пальцах и глядя, как отблески пламени отражаются от золотой нити, вставленной в толстую глиняную чашу. Он рискнул взглянуть на Арбрека, который рассматривал бочонок. Барундин знал, что лучше промолчать, иначе он рискует вызвать гнев повелителя рун за поспешность.

— Ты проницателен, и у тебя хорошая боевая рука, — наконец сказал Арбрек, все еще глядя на бочонок. — Твой народ восхищается тобой и уважает тебя. Не позволяй миру убаюкать тебя праздностью, ибо она притупит ум так же, как сражение притупляет слабый клинок. Не ищи войны, ты прав, но и не беги от нее. Трудные времена не всегда происходят по нашей вине.

Барундин ничего не ответил, только кивнул. Необычайно проворно оттолкнувшись, Арбрек вскочил на ноги.

Он сделал шаг к двери и оглянулся. Он улыбнулся, увидев озадаченное лицо Барундина.

— Я принял решение, — сказал Арбрек.

— Решение? — спросил Барундин. — Какое?

— Идём со мной. Я хочу, чтобы ты кое-что увидел, — сказал Арбрек. В глазах повелителя рун мелькнул огонек, который взволновал Барундина, и он быстро встал и последовал за ним к двери.

Арбрек провел Барундина через холд, ведя его через комнаты и залы к своей кузнице, которая находилась на самых верхних уровнях. За все свои годы Барундин ни разу не бывал в этой части холда, потому что это были владения рунных мастеров. Он ничем не отличался от остальной части Жуфбара, хотя из-за закрытых дверей доносился более громкий стук молотов.

В конце определенного коридора король оказался в тупике. Он уже собирался спросить Арбрека, что тот задумал, но прежде чем он успел это сделать, повелитель рун поднес палец к губам и подмигнул. С осторожной церемонией Арбрек сунул руку в складки своего одеяния и вытащил из его недр маленький серебряный ключ. Барундин огляделся, но никакого замка не увидел.

— Если бы гномьи замки было так легко найти, они не были бы секретными, не так ли? — усмехнулся Арбрек. — Смотри внимательно, потому что очень немногие из нашего народа когда-либо видели это.

Повелитель Рун держал ключ прямо перед губами и, казалось, дул на него. Однако Барундин заметил, что Арбрек что-то тихо шепчет ему на ухо. Несколько минут он разговаривал с ключом, время от времени любовно проводя пальцем по его длине. В серебре король увидел тонкие линии, более узкие, чем волос. Они светились мягким голубым светом, как раз достаточным, чтобы подчеркнуть черты повелителя рун в лазурных тонах.

Барундин понял, что он так сосредоточился на ключе, что больше ничего не замечал. Вздрогнув, король отвел взгляд от повелителя рун и огляделся.

Они все еще находились в тупиковом туннеле, но там, где мгновение назад был его конец слева, теперь он был справа. Стены испускали золотистую ауру, и он увидел, что там не было фонарей, но было больше тонких узоров рун, которые были на ключе, покрывая стены и обеспечивая освещение.

— Эти покои были построены величайшим из повелителей рун Жуфбара, — сказал Арбрек, сжимая узловатую руку вокруг ключа и ловко пряча его в складках своего плаща. Он взял короля под руку и повел его по коридору. — Впервые они были вырыты по указанию Дурлока Рингбиндера, в те дни, когда горы были еще молоды, и сама Валайя, как говорили, научила его секретам, которыми он пользовался. Во времена войн с гоблинами они были запечатаны на века, и считалось, что все знания о них были утеряны, поскольку ни один повелитель рун никогда не передавал свои секреты письменному знанию. Но это было не так, ибо в далеком Караз-а-Караке жил повелитель рун Скаргим, но родился он не там. Он родился и вырос в Жуфбаре, а когда Верховный Король освободил его от обязанностей, он вернулся и раскопал эти покои. Это был дед моего наставника, Фенгил Серебряная Борода.

— Они прекрасны, — сказал Барундин, оглядываясь вокруг.

— Да, это так, — сказал Арбрек с улыбкой. — Но это всего лишь туннели. Подожди, пока не увидишь мою мастерскую.

Комната, в которую привели Барундина, была невелика, хотя потолок был довольно высок, в три раза выше его роста. Она была обставлена просто: камин, кресло и небольшой верстак. На скамье стояла миниатюрная наковальня, не больше кулака, и маленькие молотки, щипцы и другие инструменты. У камина стояли заводные мехи и множество ведер суглем. Стену напротив украшала захватывающая дух фреска с изображением гор, окутанных облаками.

И тут Барундин заметил какое-то движение. Одно из облаков в изображении определенно сдвинулось. Пораженный, он пошатнулся и пересек комнату, Арбрек следовал за ним по пятам. Стоя в нескольких шагах от стены, он мог видеть вниз, вдоль горного склона самого Жуфбара. Он нерешительно протянул руку и ничего не почувствовал. У него закружилась голова, и он начал падать вперед. Арбрек схватил его за пояс и оттащил назад.

— Это окно! — сказал Барундин, ошеломленный великолепием зрелища.

— Больше, чем окно, — сказал Арбрек. — И все же, как ни странно, меньше. Это просто дыра, прорубленная в твердом камне. Снаружи на земле вырезаны руны, которые мы отсюда не видим. Они защищают от стихий, надежнее любого стекла.

— Чудесное зрелище, — сказал Барундин, собираясь с мыслями. С этой высоты он мог видеть Черноводное, скрытое туманом, и горы за ним.

— Спасибо, что показал это мне.

— Это не то, что я хотел тебе показать, — нахмурился Арбрек. — Нет, вид достаточно хорош, но хороший вид не делает хорошего короля.

Повелитель рун отошел в угол своей комнаты и взял сверток, завернутый в темную мешковину.

— Вот это я и хотел показать, — сказал он, протягивая Барундину сверток. — Открой его, посмотри.

Барундин взял мешок, и он почти не имел веса. Он отодвинул ткань, обнажив металлическую рукоятку, а затем однолезвийный топор. Отбросив мешок в сторону, он взвесил топор в руке. Его рука двигалась так свободно, словно в ней было всего лишь перо. На лезвии топора было выгравировано несколько рун, которые мерцали тем же магическим светом, что и туннели снаружи.

— Моя последняя и лучшая работа, — сказал Арбрек. — Твой отец заказал его у меня в день твоего рождения.

— Сто семьдесят лет? — переспросил Барундин. — И ты так долго хранил его?

— Нет, нет, нет, — сказал Арбрек, забирая топор у Барундина. — Я только что закончил его! На нем есть моя собственная руна мастера, единственное оружие в мире. Только на это у меня ушло двадцать лет, и еще пятьдесят, прежде чем все было закончено. Эти другие руны тоже нелегко изготовить: руна быстрого убийства, руна разрубания и особенно руна льда.

— Это чудесный дар, — сказал Барундин. — Не знаю, как и благодарить.

— Спасибо твоему отцу, он заплатил за это, — хрипло сказал Арбрек, возвращая топор Барундину. — И поблагодари меня, хорошо владея им, когда тебе это нужно.

— А у него есть имя? — спросил Барундин, поглаживая ладонью отполированное лезвие.

— Нет, — ответил Арбрек, отводя взгляд и глядя на горы. — Я думал, что оставлю это тебе.

— Мне еще никогда не приходилось ничего называть, — сказал Барундин.

— Тогда не пытайся сделать это быстро, — сказал Арбрек. — Подумай об этом, и тебе придет правильное имя. Имя, которое будет жить в течение многих поколений.

Спустя несколько дней, Таронин и Дран вернулись. Они отправились в Удерстир и передали требования короля. Сайлас Вессал умер более ста пятидесяти лет назад, и его правнук, Обиус Вессал, стал теперь бароном, да и сам он уже старик. Он умолял Драна послать королю свои искренние извинения за отвратительные поступки его предка. Однако на вопрос о теле своего прадеда и причитающихся ему деньгах он так и не дал ответа.

Дран считал, что новый барон откажется от любой сделки, которую заключит, и что ему нельзя доверять. Таронин, хотя и был отчасти согласен с мнением Воздаятеля, настаивал на том, чтобы Барундин предоставил барону все возможности для возмездия. Для человека он казался искренним, а если и не искренним, то вполне оправданно боялся последствий бездействия.

— Я даю ему сорок дней, — сказал Барундин своему совету советников. — Сорок дней, я сказал, и сорок дней у него будет.

Тревожные новости пришли лишь через несколько дней. В печных помещениях ощущалась нехватка топлива. Лес, который обычно отправлялся каждый месяц по древнему торговому соглашению из Имперского города Конлах, так и не прибыл. Хотя угля все еще было в избытке, многие инженеры рассматривали его как отходы от множества своих проектов, так как обычно было так много запасных деревьев, которые нужно было вырубить.

Больше всего забот было у Годри Онгурбазума. Именно его клан был ответственен за соглашение, которое почти не нарушалось на протяжении столетий, будучи выполняемым не полностью только в темные времена Великой Войны с Хаосом. Насколько Годри мог судить, у людей Конлаха не было веских причин нарушать соглашение.

На одном из заседаний Совета тан Онгурбазуми выступил против того, чтобы Барундин отправился с войском на переговоры с Обиусом Вессалом. Он привел довод, что проблема с Конлахом была более насущной, поскольку, если не удастся обеспечить другие поставки древесины, кузницы могут замерзнуть из-за нехватки топлива.

Барундин не терпел ничего подобного. Когда сорок дней истекут, армия Жуфбара пойдет и силой заберет то, что причитается королю. Дебаты продолжались несколько ночей, Годри и его союзники утверждали, что после столь долгого перерыва лишний месяц или два не помешают. Барундин возразил, что именно потому, что потребовалось так много времени, чтобы решить эту проблему, он хотел действовать как можно быстрее и покончить с ней.

В конце концов Барундин, окончательно потеряв терпение из-за лидера торгового клана, выкрикнул его из зала для аудиенций, а затем распустил остальных членов совета. Три дня он сидел на своем троне и кипел от злости. На четвертый день он позвал их обратно.

— У меня больше не будет аргументов против моего курса действий, — сказал Барундин собравшимся танам.

Прибыл Арбрек, бормоча что-то о недосыпе, но Барундин заверил его, что то, что он скажет, стоит того, чтобы потревожить повелителя рун. Он вытащил рунный топор, который был дан ему, к большому удивлению и интересу танов. Они смотрели на мастерство клинка, передавая его друг другу, восхищенно воркуя и восхваляя Арбрека.

— Тьфу на лесные контракты! — сказал Барундин. — Скавены и гроби не стоят у нас на пути, и я не позволю нескольким чертовым деревьям остановить нас сейчас. Я собрал вас здесь, чтобы засвидетельствовать имя моего нового топора и заверить вас, что если они не подчинятся моим требованиям, то первыми врагами, которые испытают его гнев, будут Вессалы Удерстира.

Он забрал зачарованное оружие и вытянул его перед собой. Свет фонаря мерцал в ауре, окружавшей клинок.

— Я называю его Ворчуном.

Ситуация с лесом не улучшилась, и в течение сорока дней, оставшихся до крайнего срока поставки, Барундин находился под постоянным давлением со стороны торговых кланов и инженеров, чтобы еще раз отложить свою Обиду и решить вопрос с Конлахом. Хотя он всегда был вежлив в этом вопросе, он ясно дал понять, что больше не потерпит никаких задержек и никаких разногласий.

Накануне истечения срока ультиматума Барундин обратился к воинам крепости. Он объяснил им, что час их мести близок. Он предупредил, что они могут быть призваны совершать подвиги во имя его отца, и на это они ответили одобрительным ревом. Многие из них сражались бок о бок с королем Трондином, когда он пал, или потеряли членов клана из-за орков, когда Сайлас Вессал покинул поле боя без боя. Они так же, как и Барундин, стремились заставить благородную семью Империи искупить трусость своего предка.

Холодным утром, армия дварфов отправилась в путь, направляясь на запад в Стирланд. Осень быстро приближалась, и на высоких вершинах скапливался снег, покрывая инеем самые высокие вершины разбросанных сосновых лесов, которые усеивали горы вокруг Жуфбара.

Они быстро продвигались вперед, но не форсировали марш. Барундин хотел, чтобы его армия прибыла энергичной и полной сил. За ними следовал пыхтящий локомотив гильдии инженеров, тащивший за собой три пушки. Там, где когда-то машина была источником удивления и благоговения для солдат Удерстира, она станет символом ужаса, если они снова решат сопротивляться требованиям Барундина.

На четвертый день они добрались до замка, вершины его стен виднелись над линией невысоких холмов в нескольких милях от них. Это была небольшая крепость, почти замок с низкой навесной стеной. Зеленое знамя, украшенное грифоном с топором, бешено развевалось на флагштоке центральной башни.

Дым наполнил воздух, и время от времени раздавался отдаленный гулкий стук, как будто стреляли из пушки. Когда голова армии гномов пересекла гребень холмов, Барундин и остальные были встречены неожиданным зрелищем.

Чья-то армия окружила Удерстир. Под зелеными, желтыми и черными знаменами полки алебардщиков и копейщиков стояли за импровизированными осадными укреплениями, избегая беспорядочного огня из пистолетов и арбалетов со стен замка. Это действительно была пушка, спрятанная в глинобитной стене, укрепленной габионами из плетеного дерева и наполненной камнями. Ближайшая башня была сильно повреждена, ее верхние части отвалились под обстрелом, оставив груду обломков у основания стены. Лучники выпускали усталые залпы по стенам всякий раз, когда появлялась голова, их стрелы бесполезно стучали по старым, покрытым мхом камням.

Несколько дюжин лошадей были загнаны в загон вне пределов досягаемости стен, и можно было видеть фигуры рыцарей в доспехах, прогуливающихся по лагерю или сидящих группами вокруг костров. Было сразу видно, что осада продолжается уже довольно давно, и эта унылая рутина стала нормой. Кто бы ни возглавлял атакующую армию, он не спешил штурмовать крепкие стены Удерстира.

Барундин отдал приказ своей армии строиться из маршевой колонны, в то время как гномы были замечены, и лагерь внизу внезапно наполнился яростной деятельностью. Когда боевые машины гномов были освобождены и выдвинуты вперед, группа из пяти всадников вскочила на коней и быстро поскакала в их направлении.

Барундин двинулся вперед со своими молотобойцами, слева от него шел Арбрек, а справа — Хенгрид Драгонфое, державший в руках богато украшенный серебряный и золотой штандарт Жуфбара. Они остановились, когда склон холма стал еще круче, и стали ждать всадников. Слева от них Дран и рейнджеры холда начали спускаться вниз по склону, следуя руслу узкого ручья, вне поля зрения вражеского лагеря.

Всадники скакали галопом под знаменем, которое было разделено горизонтальными полосами зеленого и черного цветов с угрожающего вида львом, вышитым золотыми нитями. На вышитом свитке под штандартом было написано имя «Конлах».

Всадники остановились чуть поодаль, ярдах в пятидесяти, и с подозрением уставились на гномов, их лошади сновали взад и вперед. Барундин видел, что они носят длинные копья и тяжелые пистолеты в кобурах на поясах, в сапогах и на седлах.

— Кто приближается к королю Барундину из Жуфбара? — крикнул Хенгрид, крепко воткнув штандарт в землю и вытаскивая из ножен топор с одним лезвием.

Один из всадников приблизился к королю на расстояние броска копья. Он был одет в тяжелое пальто с пышными и разрезанными рукавами, из-под черной кожи которого виднелась зеленая ткань. На нем был шлем, украшенный двумя перьями, зеленым и черным, а его забрало было опущено вниз в форме рычащей морды льва. Он поднял руку и поднял забрало, открывая удивительно молодое лицо.

— Я Теоланд, Герольд барона Герхадрихта Конлахского, — произнес он ясным и громким голосом. — Вы друг Удерстира? Вы пришли снять нашу осаду?

— Я определенно не друг Удерстира! — проревел Барундин, делая шаг вперед. — Эти воры и трусы — мои враги.

— Значит, вы в дружбе с бароном Герхадрихтом, — сказал Теоланд. Он махнул рукой в сторону большого зелено-желтого павильона в центре лагеря. — Пожалуйста, пойдемте со мной. Мой господин ждет вас в своем шатре. Он дает слово, что с вами ничего не случится.

— Слово человека ничего не стоит! — сказал Хенгрид, яростно размахивая топором. — Вот почему мы здесь!

Теоланд даже не вздрогнул.

— Если бы вы только пошли со мной, я уверен, все это можно было бы быстро уладить, — сказал Герольд, поворачивая лошадь. Он оглянулся через плечо на гномов. — Приведите столько слуг, сколько вам будет удобно. Вы не найдете недостатка в нашем гостеприимстве.

Когда всадники поскакали назад, Барундин посмотрел на Хенгрида и Aрбрека. Старый Повелитель Рун просто пожал плечами и хмыкнул.

Хенгрид кивнул в сторону лагеря.

— С другой армией, выстроенной на их фланге, они не сделают ничего глупого, — сказал тан. — Если хочешь, я пойду с тобой.

— Нет, я хочу, чтобы ты остался и продолжал командовать армией, если я не вернусь, — сказал Барундин. — Я пойду один. Давайте не будем выказывать этим человечкам слишком много уважения.

— Вполне справедливо, — сказал Хенгрид.

Барундин глубоко вздохнул и пошел вниз по склону, следуя по следам копыт, оставленным всадниками. Он не обращал внимания на взгляды солдат и крестьян, целеустремленно шагая через лагерь, его позолоченные доспехи сверкали в лучах осеннего солнца, которое время от времени выглядывало из-за низких облаков. Он подошел к шатру барона и увидел, что Теоланд и его почетный караул ждут снаружи.

Флаг барона развевался на шесте рядом с павильоном. Не говоря ни слова, Теоланд поклонился и распахнул полог шатра, пропуская Барундина внутрь.

Материал палатки был толстым и не пропускал много света внутрь. Вместо этого две дымящиеся и шипящие жаровни освещали помещение. Пол был покрыт разбросанными коврами, шкурами и мехами, а низкие стулья были расставлены по кругу вокруг ближнего конца павильона. Остальное было скрыто за тяжелыми бархатными портьерами.

Палатка была пуста, если не считать Барундина и одинокого человека, сморщенного от старости, который сидел, согнувшись, на одном из стульев, пристально глядя на только что прибывшего гнома. Он поднял дрожащую руку и указал на маленький столик сбоку, на котором стояли кувшин и несколько хрустальных бокалов.

— Вина? — сказал мужчина.

— Нет, спасибо, я ненадолго, — сказал Барундин.

Мужчина медленно кивнул и, казалось, снова погрузился в сон.

— Вы барон Герхадрихт? — спросил Барундин, выходя вперед и останавливаясь посреди ковров.

— Да, — ответил барон. — Какое дело король гномов ищет в Удерстире?

— Ну, во-первых, я должен вам кое-что сообщить, — сказал Барундин. — Вы ведь из Конлаха, верно?

— Да, я барон Конлах, — ответил Герхадрихт.

— Тогда, где же наша древесина? — спросил Барундин, скрестив руки на груди.

— Вы проделали весь этот путь с армией ради древесины? — со смехом спросил барон. — Древесина. Разве вы не видите, что у нас война? У нас нет для вас запасных бревён!

— У нас есть соглашение, — настаивал Барундин. — Мне плевать на ваши войны. Между нами заключен договор.

— Как только Удерстир станет моим, мы восполним этот недостаток, уверяю вас, — сказал барон. — На этом всё?

— От короля гномов так просто не отмахнешься! — прорычал Барундин. — Я здесь не из-за вашего леса. Я здесь из-за этих проклятых трусов, Вессалов. Я намерен штурмовать Удерстир и забрать то, что принадлежит мне по праву Обиды.

— А что у тебя? — прошипел Герхадрихт. — Какие у тебя претензии на Удерстир? Моя родословная уходит корнями во многие поколения, в Союз Конлаха и Удерстира, созданный моим прапрадедушкой. Удерстир — мой по праву, захваченный Сайласом Вессалом с помощью подкупа и убийства.

Полог палатки открылся, и вошел Теоланд.

— Я слышал громкие голоса, — сказал он, переводя взгляд с Барона на Барундина. — О чем вы спорите?

— О твоём наследстве, дорогой мальчик, — сказал Герхадрихт. Он посмотрел на Барундина. — Мой младший племянник, Теоланд. Мой единственный оставшийся в живых родственник. Можешь в это поверить?

— Он выглядит вполне прилично для человека, — сказал Барундин, глядя на герольда барона. — Значит, ты считаешь, что имеешь право на Удерстир?

— Мой прапрадедушка был когда-то здешним бароном, — сказал Теоланд. — Он принадлежит мне по праву наследования через моего дядю и его брак.

— Ну, ты можешь забрать все, что останется от Удерстира, как только я закончу с Вессалами, — сказал Барундин. — Я провозгласил право на Обиду, а это гораздо важнее, чем ваши титулы и наследство. Барон Сайлас Вессал предал моего отца, оставив его на поле битвы, чтобы его убили орки. Я требую воздаяния, и воздаяние я получу!

— Обида? — презрительно переспросил барон. — А как насчет юридических прав? Ты — гном, и ты находишься в землях Империи. Ваши желания меня не касаются. Если вы согласитесь помочь мне в сокращении этой осады, я с радостью передам Вессалов в руки вашего правосудия.

— И половину сундуков Удерстира, — добавил Барундин.

— Смешно! — рявкнул Герхадрихт. — Вы хотите, чтобы мой племянник стал нищим бароном, как один из этих скребущихся негодяев пограничных принцев или Эсталии? Смешно!

— Дядя, может быть… — начал было Теоланд, но барон перебил его.

— Торговаться больше не будем, — сказал Герхадрихт. — Это мое лучшее предложение.

Барундин ощетинился и посмотрел на Теоланда, который беспомощно пожал плечами. Барон Герхадрихт, казалось, рассматривал потертый рисунок одного из ковров.

— Я намерен напасть на Удерстир, барон, — сказал Барундин, и его голос был тихим и спокойным, на дальнем краю гнева, который является ледяным холодом подлинного гнева, а не истерикой, которую большинство людей ошибочно принимают за ярость. — Твоя армия может отступить в сторону или встать между мной и моим врагом. Тебе не поздоровится, если ты встанешь на моем пути.

Не дожидаясь ответа, Барундин повернулся на каблуках и вышел из палатки.

Шаги за спиной заставили его обернуться, и он увидел Теоланда, шагающего за ним.

— Король Барундин! — крикнул герольд, и король остановился, ощетинившись от гнева, опустив бледные кулаки. — Пожалуйста, дайте мне поговорить с дядей.

— Я начну атаку, как только вернусь в свою армию, — прорычал Барундин. — У тебя есть именно столько времени, чтобы убедить его в своей глупости.

— Пожалуйста, я не хочу проливать больше крови, чем необходимо, — сказал Теоланд, опускаясь на одно колено перед королем.

— Напомни своему дяде, что он нарушил с нами клятву торгового соглашения, — сказал Барундин. — Напомни ему, что он будет счастлив получить половину сундуков Удерстира в качестве твоего наследства. И напомни ему, что если он попытается встать у меня на пути, то пострадают не только жизни его людей, но и его собственная.

Не говоря больше ни слова, Барундин обошел обезумевшего молодого аристократа и зашагал вверх по склону.

Теперь перед ним выстроилась армия гномов, с севера ее окружали две пушки, а с юга — третья. Кланы собрались вокруг своих горнистов и знаменосцев: ряд мрачных воинов с молотом и топором в руках, растянувшийся почти на триста ярдов.

Приблизившись к своей армии, Барундин вытащил Ворчуна и поднял оружие вверх. Воздух замерцал, когда оружие было поднято в ответ, сверкая в бледном солнечном свете, и гортанное ворчание начало эхом отдаваться по всей армии.

Хранитель Знаний Тагри стоял наготове с открытой книгой обид Жуфбара в руках. Барундин взял его и обратился к своему войску, читая с открытой страницы:

— Да будет известно, что я, король Барундин из Жуфбара, записываю эту обиду перед своим народом, — голос короля был громким и воинственным теперь, когда пришло время расплаты. — Я называю себя обиженным на Барона Сайласа Вессала из Удерстира, предателя, слабака и труса. Своим предательским поступком барон Вессал поставил под угрозу армию Жуфбара и своими действиями привел к смерти короля Жуфбара Трондина, моего отца. Воздаяние должно быть в крови, ибо смерть может быть встречена только смертью. Никакое золото, никакие извинения не могут искупить это предательство. Перед танами Жуфбара и с Грунгни в качестве моего свидетеля, Я даю эту клятву! Я объявляю войну Вессалам Удерстира. Не оставляйте камня на камне от другого, пока они все еще прячутся от правосудия! Не оставляйте никого между нами и местью! Пусть никто из тех, кто сопротивляется нам, не будет наказан иначе, как смертью! Казак Ун узкуль! Казак Ун узкуль: битва и смерть!

Гномы подхватили крик, и с вершины холма долго и громко звучали рога.

— Казак Ун узкуль! Казак Ун узкуль! Казак Ун узкуль! Казак Ун узкуль! Казак Ун узкуль!! Казак Ун узкуль!

Холмы огласились боевым кличем, и все взоры в неглубокой долине внизу были обращены к ним, когда гномы начали маршировать вперед, стуча оружием по щитам, их бронированные сапоги сотрясали землю, когда они приближались.

Грохот пушек сопровождал наступление, что посылали свои снаряды высоко над головами приближающейся армии гномов. Хотя пушки Жуфбара были меньше, чем великие пушки Империи, они были исписаны магическими рунами рунными мастерами, на их боеприпасах были вырезаны ужасные символы проникновения и разрушения. Пушечные ядра тянулись за магическим огнем и дымом, шипя от мистической энергии.

Залп ударил в уже ослабевшую башню, разбив ее тремя мощными ударами, от которых содрогнулась земля. Фонтан разорванного камня взметнулся высоко в воздух, осыпая каменные глыбы и пыль. Стены рядом с разрушенной башней, не выдержав ее силы, прогнулись и начали осыпаться. Крики тревоги и вопли боли эхом отдавались от стен.

Барундин целился прямо в растущую брешь, находившуюся примерно в двухстах ярдах от него, неуклонно продвигаясь по разбитой земле. Случайные пули и стрелы, свистя, пролетели мимо, но огонь из замка был слабым до крайности, и ни один гном не упал.

Люди Конлаха расступились перед толпой гномов, как пшеница перед косой, толкая и торопя друг друга в своем стремлении уйти с линии марша. Кряхтя и пыхтя, гномы перебрались через осадные укрепления, созданные людьми барона Герхадрихта, и хлынули через бреши в земляных стенах и неглубокие траншеи, перестраиваясь с другой стороны.

Прогремел еще один залп из пушек, и южная стена затрещала и задрожала, опрокидывая камни размером с человека на землю, делая зубчатые стены зубчатыми, как сломанные зубы нищего бродяги.

Теперь, всего в сотне ярдов от них, гномы подняли перед собой щиты, стрелы и пули летели в них с большей частотой и точностью. Большинство снарядов, не причинив вреда, отскакивали от щитов и доспехов гномов, но то тут, то там вдоль шеренги дрогнули мертвые или раненые гномы. Слева открылись ворота, и отряд из нескольких дюжин рыцарей выступил вперед. Они быстро выстроились в линию, подняв копья для атаки. Хенгрид отошел от Барундина и приказал нескольким вооруженным пистолетами полкам громовержцев развернуться влево, навстречу новой угрозе.

Король двинулся вперед, теперь уже всего в пятидесяти ярдах от стен, когда еще одно пушечное ядро ударило в замок, его катастрофический удар пробил дыру шириной в несколько ярдов до основания стены. Король увидел копейщиков, собравшихся в проломе, готовясь защищать зияющую дыру.

Грохот копыт слева возвестил о кавалерийской атаке, встреченной треском ружейных выстрелов. Барундин посмотрел в их сторону и увидел, что рыцари надвигаются на громовержцев, которые не потрудились перезарядить оружие, а вместо этого выхватили молоты и топоры, готовые к атаке.

Которая не произошла.

На фланге рыцарей появились Дран и его рейнджеры, вышедшие из зарослей тростника и кустарника на берегу ручья. Держа арбалеты наготове, они быстро выстроились в линию и открыли огонь, не имея возможности промахнуться с такого близкого расстояния. Четверть рыцарей была сбита с ног залпом, а остальные упали, когда их лошади споткнулись о падающие тела и врезались друг в друга.

Не останавливаясь, рейнджеры вскинули арбалеты, выхватили большие двуручные охотничьи топоры и ринулись вперед. Атака была прервана, импульс потерян, и рыцари попытались развернуться, чтобы встретить эту угрозу, но они были слишком дезорганизованы, и немногие из них держали свои копья на полном ходу или двигались на сколько-нибудь быстро, когда гномы-рейнджеры ударили. Под предводительством Хенгрида громовержцы взвалили оружие на плечи и двинулись вперед, чтобы присоединиться к схватке.

Барундин первым ворвался в пролом, ревя и размахивая топором. Наконечники копий безвредно скользили по его инкрустированной рунами громриловой броне, их острия были срезаны взмахом Ворчуна. Когда молотобойцы сомкнули за ним строй, он прыгнул вперед из переплетения камней и дерева внутри бреши, врезавшись, как металлическая комета, в ряды копейщиков, сбивая их с ног. Ворчун вспыхнул, когда могучим ударом короля гномов были отрублены конечности и головы, а когда молотобойцы ринулись вперед, их смертоносные боевые мотыги ломали и крушили, нервы копейщиков не выдержали, и они бежали от мстительных гномов.

Оказавшись внутри замка, гномы быстро справились с боем. Десятки людей были убиты обрушением башни и стены, и те, кто остался, были потрясены и не могли противостоять тяжелобронированному разъяренному воинству, которое хлынуло через брешь в стене. Многие вскинули руки и бросили оружие, сдаваясь, но гномы не проявили милосердия. Это была не война, это было убийство по Обиде, и пощады не будет.

Хенгрид ворвался в ворота вместе с Драном, разбив рыцарей, после чего защитники сдались в большом количестве. Толпы женщин и детей теснились в грубых хижинах внутри стен, крича и моля Зигмара об избавлении. Армия гномов окружила их, обнажив оружие. Барундин уже собирался дать сигнал к началу казни, когда из разбитых ворот донесся крик.

— Придержите оружие! — приказал голос, и Барундин, обернувшись, увидел Теоланда верхом на боевом коне, с пистолетом в каждой руке и опущенным забралом. — Битва выиграна, поднимите оружие!

— Ты смеешь командовать королем Барундином из Жуфбара? — проревел Барундин, пробиваясь сквозь толпу гномов к молодому дворянину.

Теоланд направил пистолет на приближающегося короля, его рука была тверда, как скала.

— Тело барона Обиуса Вессала лежит за этими стенами, — сказал он. — Теперь это мой народ, мои подданные, которых я должен защищать.

— Встань против меня, и твоя жизнь будет потеряна, — прорычал Барундин, поднимая Ворчуна, чьё лезвие было залито кровью, а руны, начертанные на металле, дымились и шипели.

— Если я этого не сделаю, то моя честь будет потеряна, — сказал Теоланд. — Какой же я буду вождь, если позволю убивать женщин и детей? Я скорее умру, чем буду стоять в стороне и позволять вам такое.

Барундин хотел было ответить, но что-то в голосе мальчика заставило его остановиться. В нем была гордость, но с оттенком сомнения и страха. Несмотря на то, что Барундин твердо держал прицел, он видел, что Теоланд напуган, даже в ужасе. Храбрость юноши сильно поразила Барундина, и он оглянулся, чтобы увидеть плачущих женщин и детей, сгрудившихся под тенью северной стены, а также тела их отцов и мужей вокруг них. И в этот момент его гнев иссяк.

— Ты храбрый человек, Теоланд, — сказал Барундин. — Но ты еще не командуешь армиями Конлаха. Ты стоишь один, и все же ты хочешь сбить меня с толку.

— Я барон Конлаха, — ответил Теоланд. — Мой дядя лежит мертвый, убитый моим мечом.

— Ты убил родича? — спросил Барундин, снова начиная злиться. Для гномов это было серьёзным преступлением.

— Он собирался приказать армии напасть на вас, — объяснил Теоланд. — Он хотел уничтожить вас, как только вы прорвались бы в Удерстир. Я сказал, что это было бы безумием и смертью для всех нас, но он не слушал. Мы стали бороться, я выхватил меч и зарубил его. Он не был хорошим правителем.

Барундин не знал, что ответить. То, что он теперь в долгу перед мальчиком за спасение жизней гномов, не подлежало сомнению, но он был врагом и убийцей сородичей. Смешанные чувства отразились на лице короля. В конце концов он опустил Ворчуна и посмотрел на молодого барона.

— Ты отдашь долг Вессалов? — спросил король. — Половину содержимого сундуков и тело Сайласа Вессала будут переданы мне?

Теоланд убрал пистолеты в кобуру и спешился. Он поднял забрало своего львиного шлема и протянул руку.

— Я буду чтить их долг, как ты чтишь людей, которых можешь спасти, — сказал Теоланд.

Барундин отдал приказ войску позволить женщинам и детям покинуть замок, и они сделали это быстро, плача и крича, указывая на павших близких, некоторые бежали, чтобы в последний раз обнять или поцеловать мертвого отца, сына или брата. Вскоре замок опустел, если не считать гномов и Теоланда.

Вошел еще один всадник, неся труп поперек седла своей лошади. Он швырнул его к ногам Барундина.

— Обиус Вессал, — сказал Теоланд, опрокидывая тело на спину. Мужчина был средних лет, в его черных волосах пробивалась седина. Его нагрудная пластина была разорвана почти пополам ударом топора, обнажая раздробленные ребра и разорванные легкие. — Сайлас Вессал лежит в склепе под замком. Там же мы найдем сокровищницу и твое драгоценное золото.

— Отведите меня туда, — приказал Барундин.

Вдвоем они вошли в боковые ворота замка и, взяв со стены факел, Теоланд повел короля гномов вниз по винтовой лестнице в недра замка, мимо винных погребов и оружейных складов. Это был дом его предков, от которого многие поколения отказывались, и он хорошо знал его тайны. Он нашел потайную дверь в сокровищницу, неуклюже скрытую от глаз Барундина; он увидел слабые соединения в каменных стенах сразу же после входа в сводчатый подвал.

Сама сокровищница была маленькой и едва ли достаточно высокой, чтобы Барундин мог встать. В свете факела было видно с полдюжины сундуков. Барундин вытащил одного из них на открытое место и срезал замок лезвием Ворчуна. Откинув крышку, он увидел серебро, но там были и золотые монеты, помеченные короной Стирланда. Он взял монету, понюхал ее и попробовал кончиком языка. Ошибки быть не могло, это было золото гномов, то же самое, что так давно очаровало его отца. Он взял пригоршню монет и с улыбкой пропустил их сквозь пальцы.

Обида седьмая. Золото

Единственный светильник освещал комнату, его желтый свет отражался от содержимого сокровищницы Барундина. Кольчуги и громриловые нагрудники свисали со стен, сверкая серебром и тускло-серым. Тисненые золотом топоры и молоты, пряжки ремней и шлемы мерцали ярким теплом, окутывая короля ореолом богатства.

Он сидел за своим письменным столом, отсчитывая содержимое пятнадцатого сундука с сокровищами, принадлежащего королю. Он взял монету и понюхал ее, наслаждаясь ароматом золота. Он хорошо помнил эти монеты. Хотя теперь на них была руна короля, когда-то это были императорские короны, взятые из сундуков Вессалов Удерстира. Переплавленные и очищенные ювелирами Жуфбара, они теперь были любимцами Барундина среди всего его огромного богатства. Они были напоминанием о тяжелой цене, заплаченной за предательство его отца, и символом его победы и урегулирования вражды.

Он ловко повертел монету в пальцах, наслаждаясь ее весом, бороздками по краю, каждой мелочью. Присутствие такого количества золота в одном месте опьяняло, и от одной мысли об этом у Барундина кружилась голова.

Как и все гномы, его страсть к золоту выходила за рамки простой алчности; это был священный металл для его народа, добытый из самых глубоких шахт, данный гномам богом-предком Грунгни. Ни один гном не знал всех названий различных видов золота, потому что их было много. Это было обычным времяпрепровождением в питейных залах: называть как можно больше различных видов золота, или даже изобретать новые слова, и гном, который мог назвать большинство, выигрывал. Такие соревнования могли длиться часами, в зависимости от возраста, памяти и изобретательности гномов, о которых шла речь.

Это золото Барундин окрестил даммазгромти-умгигалаз, что означало золото, которое он находил особенно приятным и красивым, потому что оно было от человека, причинившего Обиду. Он хранил все это в одном сундуке, перевязанном множеством стальных полос и сделанном из самого тяжелого железа. В других сундуках он хранил свое счастливое золото, свое красноватое золото, свое лунное и какое-то серебристое золото, свое водяное золото — взятое из-под Черноводного — и многое другое. Дрожь удовольствия пробежала по спине короля гномов, когда он положил монету на стопку слева от себя и поставил галочку в длинном списке перед собой.

Он взял следующую монету и любовно провел пальцем по ее окружности, его легкое прикосновение обнаружило небольшую царапину. Это была последняя монета, отчеканенная из золота Вессалов, и он слегка поцарапал ее острием скребка, как часть церемонии, во время которой он вычеркнул имя Вессалов из Книги Обид.

Для людей это было лишь отдаленным воспоминанием, но Барундину казалось, что все произошло только вчера, хотя прошло уже больше ста лет. Арбрек тогда еще был жив, и это было до исчезновения Таронина в шахтах Грунганкора Стокрила. Он лениво размышлял о том, что стало с Теоландом. В последний раз он видел его в свои средние годы, когда он был лордом двух баронств и стал важным членом двора графа Стирланда. Но время шло, и старость овладела им прежде, чем Барундин смог снова навестить его. Такова была проблема с дружбой с человечками; она длилась так недолго, что почти не стоила затраченных усилий.

Продолжались воспоминания, он вспоминал о свадьбе Драна с Трудмилой из Карак Норна, когда Барундин прислал старому Воздаятелю серебряный нож для вскрытия писем в форме любимого топора Драна с напоминанием о необходимости поддерживать связь. Сейчас Драну было уже пятьсот лет, и он был отцом двух дочерей.

Судя по последнему письму, он изо всех сил старался обзавестись сыном и получал удовольствие от приставаний женщин.

Барундин криво усмехнулся. Его мать умерла вскоре после его рождения, и он был воспитан другими дворфами, среди которых были его старший брат Дортин и Повелитель Рун Арбрек.

Теперь самым близким родственником Барундина был Хенгрид Драгонфое, с которым он проводил много времени, выпивая и предаваясь воспоминаниям о войнах со скавенами и гроби.

Барундина охватила такая меланхолия, что даже золото не могло его развеселить, и он собрал оставшиеся монеты, не считая их. Когда он использовал свои семь секретных ключей, чтобы запереть дверь в хранилище, он пришел к решению. Выйдя из потайного хода, ведущего в его сокровищницу, он позвал слугу, чтобы тот послал весточку танам.

Сегодня вечером он устраивал обед в честь пятидесятой годовщины смерти Арбрека, и все они должны были присутствовать на нем, так как он должен был сделать важное объявление.

Зал для аудиенций горел сотнями свечей и фонарей, освещая блюда с шипящей свининой и корыта на козлах, в которых поскрипывали цыплята, миски, наполненные горами жареного, вареного и пюре картофеля, и всевозможные другие солидные, но вкусные блюда, которыми любили угощаться гномы. Пиво лилось рекой, но не безрассудно, так как присутствующие гномы знали, что они собрались по торжественному случаю. Барундин носил изображение Арбрека — знак предка — на золотой цепочке вокруг шеи в знак уважения и памяти. Многие другие тоже носили его значок — на ожерельях и брошках, на поясе или на застежках для бороды.

Когда весть о королевском пиршестве разнеслась по холду, она сопровождалась множеством слухов и сплетен, потому что он не устраивал такого пира уже много лет, с тех пор как ему исполнилось двести восемьдесят лет. Некоторые думали, что он, возможно, собирается объявить новую войну, как это было в его обычае в прошлом, или что возникла новая Обида. Другие говорили, что король уже давно не делает таких глупостей и не станет рисковать относительным покоем, которым они наслаждались большую часть столетия.

Тем не менее, мрачное бормотание продолжалось, даже когда повара и служанки королевских кухонь ворчали по поводу такого короткого уведомления, а торговые кланы потирали руки и договаривались с королевскими агентами о лучших ценах на мясо, хлеб и другие продукты, которые они делали или покупали у людей.

Они утверждали, что гроби возвращаются, что на Грунганкор Стокрил нападали в последние месяцы. Известия из отдаленных шахт приходили все реже, и исчезновение Таронина уже несколько недель вызывало переполох. Его клан отрицал, что он мертв, и вовсе не горел желанием обсуждать этот вопрос, так что праздные домыслы продолжались.

Другие, утверждавшие, что они лучше осведомлены, говорили, что на севере собираются армии — темные армии Хаоса. Говорили, что там собирается злое воинство, подобного которому не видели со времен Великой Войны Хаоса против Кислева и его союза с императором Магнусом. Новости из далекого холда в Норске, Крака Драка, казалось, подтверждали это, так как норсийцы были в движении в большом количестве, собираясь в боевые банды.

Подобные перешептывания были обычным делом в гномьих владениях, но когда с востока начали приходить рассказы, те, кто обычно игнорировал подобную болтовню, начали обращать на них внимание. Воины-людоеды, свирепые и отважные, сражались между собой на замерзших пустынных землях Зорн Узкул, к востоку от Высокого Перевала; некоторые утверждали, что враги выбирают самых сильных вождей для предстоящего вторжения.

Но самым большим подливанием масла в огонь слухов были рассказы о Жарр-Наггрунде, бесплодных равнинах далеко за темными землями, где обитали Жарри-Думы. Говорили, что их печи день за днем, месяц за месяцем наполняют небо густым клубом дыма. Такие новости были встречены с тревогой как молодыми, так и старыми, так как прошло много лет с тех пор, как гномы сражались против своих далеких, извращенных сородичей.

Поэтому дварфийские таны собрались в зале для аудиенций и пировали жареной уткой и жареной олениной, потягивая Эль из кружек и обмениваясь своими теориями относительно заявления Барундина.

Король позволил пустой болтовне захлестнуть себя, сидя за высоким столом в окружении ближайших советников. Дромки Быстробородый, новый Повелитель Рун, сидел по одну сторону от него, Хенгрид — по другую. Там же был и Римбаль Ванадзаки, теперь один из советников по паровым машинам гильдии инженеров. Тагри сидел чуть поодаль, между ним и королем сидели два самых важных тана, а остальная часть стола была занята разными кузенами и племянниками. Все, кроме одного стула, который стоял пустой. Барундин смотрел на кресло с тяжелым сердцем, не обращая внимания на болтовню вокруг. Наполнив свою кружку, он встал, и в зале воцарилась тишина, шум пиршества сменился редким шепотом и шепотом ожидания.

— Мои друзья и родственники, — начал Барундин, поднимая свою кружку. — Благодарю вас всех за то, что вы пришли сегодня и так быстро. Мы собрались здесь, чтобы отдать дань уважения духу Арбрека серебряных пальцев. Сейчас он обитает в чертогах предков, где, я уверен, его советы так же ценятся и ценятся, как и здесь.

Барундин откашлялся и опустил кружку на грудь, сжимая ее обеими руками. Сидевшие за столом подавили стоны, так как знали, что это была «говорящая поза» Барундина, и это означало, что он, вероятно, будет говорить еще довольно долго.

— Как вы знаете, Арбрек был мне как второй отец, — сказал Барундин. — А после смерти моего отца, возможно, был мне ближе всех в моей семье. За те годы, что я знал его, а их было слишком мало, он никогда не стеснялся поправлять меня или не соглашаться с моим мнением. Как и любой настоящий гном, он говорил мало, но говорил то, что думал. Каждое слово, слетавшее с его губ, было таким же искусным и продуманным, как и созданные им руны, и, конечно же, столь же ценным. И хотя ценность такой жизни, как у него, трудно измерить, я бы сказал, что его величайшим даром мне был мой топор, Ворчун. Он ковался им с определенной целью в течение многих лет. Так Арбрек выковывал мою цель за все годы, что я знал его. Без его твердого руководства, его неодобрительных взглядов и этих странных моментов похвалы я, возможно, никогда не преуспел бы в качестве короля. Хотя мои спутники и советники — утешение для меня, и их мудрость всегда была услышана — именно слова Арбрека Сильверфингера мне сейчас очень не хватает. И поэтому я прошу вас, вожди Жуфбара, поднять свои чаши в благодарность Арбреку и его деяниям в жизни, а также его памяти теперь, когда он ушел.

Не было ни хриплых возгласов, ни громких заявлений. Компания поднялась на ноги, подняв кружки над головами, и все как один провозгласили: «За Арбрека!»

Барундин отхлебнул эля — не столько для того, чтобы взбодриться, сколько чтобы поднять тост в память о погибшем повелителе рун. Пока остальные гномы усаживались, он продолжал стоять, снова приняв прежнюю позу, крепко держа перед собой кружку.

— Я был королем Жуфбара в трудные времена, — сказал он толпе. — Мы воевали и сражались с подлыми врагами, чтобы защитить свое королевство и свою честь. Я горжусь тем, что являюсь вашим королем, и мы многого достигли вместе.

С минуту он стоял молча. Он не был уверен насчет следующей части своей речи, хотя и репетировал ее много раз. Наконец он глубоко вздохнул и снова заговорил:

— Но есть один долг короля, который я не выполнил, — сказал Барундин, к явному удивлению своих гостей. — Я здоров и нахожусь в расцвете сил, и хотя я ничего так не хочу, как стать вашим королем на века вперед, есть время, когда каждый должен смотреть в лицо своему собственному будущему.

К этому времени гномы окончательно растерялись и с недоумением переглядывались, перешептываясь и поднимая брови. Некоторые недовольно нахмурились, услышав поддразнивающую речь короля.

— Я думаю, что Жуфбару нужен наследник, — сказал Барундин под смешанные вздохи, вздохи и хлопки. — Я возьму себе жену и подарю Жуфбару будущего короля или королеву, как сочтет нужным природа.

— Я согласна! — раздался голос из глубины зала.

Гномы обернулись и увидели Тильду Стаутарм, стоящую на своей скамье. Ее предложение было встречено смехом, в том числе и ее собственным. Тильде было почти восемьсот лет, у нее было семеро собственных детей, и у нее не было ни одного настоящего зуба, хотя ее рот был заполнен позолоченными вставками. Теперь, после смерти своего мужа более семидесяти лет назад, она стала грозой холостых танов клана Дурскинссонов.

— Ваше предложение я должен с благодарностью, но вежливо отклонить, — сказал Барундин с усмешкой.

— Как хочешь, — сказала Тильда, допивая содержимое своей кружки и снова садясь.

— Я отказываюсь не по личным причинам, а по принципиальным, — продолжал Барундин. — Я намерен жениться на невесте не из Жуфбара, чтобы укрепить наши родовые узы с другим холдом. За все время моего правления мы по большей части сражались в одиночку, потому что это были наши войны. Однаковремена сейчас не самые комфортные, плохие новости растут с каждым месяцем. Я боюсь времени, когда сила одного только Жуфбара не сможет сдержать врагов, которые придут против нас, и по этой причине я ищу союза с одним из других великих кланов, чтобы связать их будущее с моим, и через это обеспечить безопасность Жуфбара для будущих поколений.

Хотя послышалось несколько разочарованных стонов танов, которые, возможно, надеялись, что Барундин выберет себе жену из их клана, по большей части это заявление было встречено одобрительными хлопками. У гномов была давняя традиция заключать браки между кланами и холдами, заключать торговые сделки, возобновлять клятвы, а иногда, хотя и редко, даже по любви.

— Утром я пошлю гонцов в другие крепости, — объявил король. — Да будет известно всем королевствам гномов, что Барундин из Жуфбара ищет невесту!

В ответ раздались радостные возгласы и аплодисменты, даже от тех несчастных гномов, чьи надежды сначала возродились, а потом рухнули. По крайней мере, королевская свадьба будет означать гостей, а гости всегда привозят с собой золото.

Прошло несколько месяцев, прежде чем первый из ответов вернулся в Жуфбар. Кузен короля из Карака Кадрина предложил руку своей дочери, как и несколько других танов из холда.

Из Караз-а-Карака главы крупных горнопромышленных и торговых кланов предлагали Барундину щедрое приданое, чтобы он ухаживал за их дочерьми и племянницами, в то время как единственное предложение Карак-Хирна обещало Барундину шахту в Серых Горах. Неделя за неделей прибывали другие, и Барундин поручил все это Хранителю Знаний Тагри.

Были посланы декларации и истории, восхваляющие честь и добродетели будущих кланов и невест, и для каждого из них Тагри искал в записях Жуфбара общую историю с кланами, умоляющими короля. Некоторых сразу же уволили за то, что они были слишком бедны или не того сорта. Другие сделали второй этап отбора, и слуги короля были посланы, чтобы поговорить непосредственно с танами, делающими предложения, не в последнюю очередь, чтобы доказать существование предполагаемой невесты.

Отчеты об этих экспедициях по установлению фактов начали поступать, приносимые бегунами и гирокоптерами из-за края мира и серых гор. Некоторые включали картины самых красивых кандидатов, нарисованные агентами Барундина, чтобы король сделал свой выбор.

Прошел почти год после его объявления, Когда Барундин сузил круг подозреваемых до полудюжины девушек, и тогда началась настоящая торговля кобылками. Были подняты вопросы о приданом и свадебных расходах, о плате воинам Барундина за сопровождение невесты в Жуфбар и многие другие финансовые детали, которые Барундин и его советники тщательно изучали, перечитывали и проверяли бесчисленное количество раз.

Наконец было принято решение, о котором Барундин объявил в первый день нового года. Он женится на Хельде Горлгриндал, племяннице короля Карак Кадрина, выдвинутую трижды. Говорили, что у нее крепкое здоровье, сильные руки и что она лишь немногим моложе Барундина. Как кузен, зять короля Айронфист, был весьма богат и при случае пользовался королевским вниманием. Барундин назначил дату свадьбы, которая должна была состояться в день летнего солнцестояния в этом году.

Громкий стук в дверь его комнаты привел Барундина в чувство. В голове у него стучало, во рту было такое ощущение, будто туда заползла крыса и сдохла, а в животе все переворачивалось.

Он лежал на кровати, полуодетый и весь в муке. В комнате стоял запах эля. Он перевернулся, не обращая внимания на стук, который, несомненно, раздавался только у него в голове, и оказался лицом к лицу с тарелкой жареной картошки, на которой лежала недоеденная колбаса. Стук продолжался, и он накрыл голову подушкой.

— Отвали! — проворчал он.

Он услышал, как кто-то зовет его по имени через дверь, но старательно выбросил их из головы, вместо этого стараясь ни на чем не концентрироваться, потому что от этого голова болела еще сильнее. Он знал, что было ошибкой согласиться на приглашение Хенгрида организовать его Кабанью Ночь, последний день празднования холостяцкой жизни.

План Хенгрида был прост: замаскировать короля и разгуливать по кабакам Жуфбара. Он выкрасил королю бороду и с помощью благоразумного использования румян, полученных от леди империи в какой-то сомнительной сделке, о которой Хенгрид не упоминал, затемнил кожу короля, сделав его похожим на старого рудокопа.

Вместе с несколькими другими гномами, включая Тагри и его кузена Фергинала, они провели ночь в многочисленных тавернах холда, не стесненные статусом короля. Теперь эль, которого он выпил больше, чем когда-либо, снова преследовал Барундина.

Он почувствовал чью-то руку на своем плече, резко повернулся и отшвырнул ее, крепко зажмурившись от света фонаря, который держал рядом.

— Клянусь, если ты не оставишь меня в покое, я отправлю тебя в изгнание, — прорычал король.

Его желудок сжался, и король сел, широко раскрыв глаза. Он даже не видел, кто стоит рядом с его кроватью, а просто оттолкнул их с дороги, прежде чем споткнуться о холодный камин и громко блевать. Через несколько минут он почувствовал себя немного лучше и отпил из кружки воды, которую ему сунули в руки во время неприятной процедуры.

Выплеснув остатки на лицо, он поднялся на ноги и некоторое время стоял, пошатываясь. Он отшатнулся назад и тяжело опустился на кровать, кружка выпала из его пальцев, которые были похожи на связку жирных сосисок. Он рассеянно оглядел комнату и увидел камень, грубо конической формы, прислоненный к стене в углу. На нем было выгравировано несколько рун и раскрашено красной и белой краской. На его кончике был какой-то шлем.

— Что это? — пробормотал он, вглядываясь в странный предмет.

— Это Предупреждающий Камень, которым пользуются шахтеры, — произнес знакомый голос. — Он используется для блокирования входов в небезопасные проходы или коридоры, которые все еще строятся. А поверх всего этого, я полагаю, находится шлем железнобойца.

Барундин оглянулся и увидел Оттара Урбарболга, одного из танов. Рядом с ним стоял Тагри, выглядевший немного лучше, чем король, но ненамного. Говорил Хранитель Знаний.

— Где я их взял? — спросил Барундин. — Почему они в моей комнате?

— Ну, прошлой ночью ты думал, что Предупреждающий Камень будет отличным подарком для твоей невесты, — объяснил Тагри. — Шлем, ну, это была идея Хенгрида. Что-то о традиции Кабаньей Ночи. К счастью, весь эль смыл краску с твоей бороды и лица, и железнобойцу, с головы которого ты ее снял, не пришло в голову ударить короля, хотя он на мгновение заколебался.

— А у меня ребра болят, — простонал король.

— Это было соревнование по ударам в живот со Снорри Гундарссоном, — сказал Тагри, поморщившись. — Ты настоял на своем, и поэтому он избил тебя в рорказе.

— Нет ничего плохого в дружелюбном скуфе. Во всяком случае, что, во имя семи вершин Троллингаза, тебе нужно в такой час? — спросил король, обхватив голову руками. — А это не может подождать до завтра?

— Уже «завтра», — сказал Тагри. — Мы пытались разбудить тебя вчера, но ты ударил Хенгрида в глаз, даже не проснувшись.

— О, — сказал Барундин, безрезультатно махнув рукой в сторону Тагри.

Хранитель знаний понял этот неопределенный жест, как мог понять только тот, кто был в точно таком же затруднительном положении накануне. Он налил еще одну кружку воды и передал ее Барундину, который сделал глоток, слегка отрыгнул, а затем вылил содержимое за спину рубашки. Вскрикнув и содрогнувшись, он пришел в себя и повернулся к Оттару.

— Итак, что ты здесь делаешь? — потребовал он ответа.

— В наших семейных записях есть кое-что, что повлияет на свадьбу, мой король, — сказал Оттар, бросив взгляд на Хранителя знаний, который ободряюще кивнул.

— Что? — спросил Барундин, прищурившись.

— Боюсь, вам придется отменить его, — сказал Оттар, отступая назад, когда Барундин бросил на него ядовитый взгляд.

— Отменить свадьбу? — рявкнул король. — Отменить эту чертову свадьбу? Она уже через месяц, идиот, почему я должен отменить её сейчас?

— Существует древний спор между Урбарболги и Троггкуриоки, кланом твоей невесты, — сказал Тагри, становясь перед Оттаром, который теперь явно побледнел от страха. — Ты знаешь, что как король ты не можешь вступить в брак с кланом, который враждует с кланом Жуфбара.

— Ох, баггрит, — сказал Барундин, плюхаясь на кровать. — Пошли за моими слугами, мне нужно умыться и переодеться в чистое. И у меня очень плохо с рутцем. Я займусь этим делом сегодня днем.

Эти двое на мгновение замерли, пока Барундин не сел, сжимая кружку в кулаке. Было похоже, что он собирается бросить её в эту пару, и они убежали.

Барундин тяжело вздрогнул, когда за ними захлопнулась дверь, и поднялся на ноги. Он посмотрел на сосиску на своей кровати, взял ее и понюхал. В животе у него заурчало, поэтому он пожал плечами и откусил кусочек.

* * *

— Все дело вращается вокруг Грунгака Локмаказа, — объяснил Тагри.

На самом деле уже наступил вечер, когда Барундину захотелось посмотреть в лицо чему-нибудь, кроме своего ватерклозета. Они сидели в одном из кабинетов Тагри, и хранитель знаний разложил перед собой на столе стопку книг и документов. Оттар сидел, сложив руки на коленях, с бесстрастным лицом.

— Это шахта на севере, не так ли? — спросил Барундин. — Недалеко к югу от Перевала Пик?

— Та самая, мой король, — сказал Оттар, наклоняясь вперед. — Её выкопали мои предки, потомки моего двоюродного деда. Эти вороватые Троггкуриоки украли её у нас!

— Но разве Перевал Пик не является древними землями Карак Кадрина? — спросил Барундин, потирая лоб. Его голова все еще болела, хотя мучительная боль, которую он чувствовал большую часть дня, была остановлена еще парой пинт пива перед встречей. — Почему клан Жуфбара копает там?

— Это не имеет значения, — сказал Оттар. — Мы нашли золото, зарегистрировали заявку и вырыли шахту. Все это прекрасно объяснено.

— И что же случилось? — спросил Барундин, поворачиваясь к Тагри в надежде услышать более беспристрастный ответ.

— Ну, шахта была захвачена троллями и орками, — сказал Тагри. — Клан был почти полностью уничтожен, а те, кто выжил, бежали сюда, в Жуфбар.

— Значит, эти проклятые Троггкуриоки забрали его у нас! — с жаром воскликнул Оттар. — Быстро запрыгнули в наши могилы, можно сказать.

— Они претендовали на шахту по праву повторного завоевания, — объяснил Тагри, показывая письмо. — Это также было должным образом зарегистрировано хранителем знаний Карак Кадрина в то время, который послал копию своих записей в Урбарболги.

— Вовремя? — сказал Барундин, переводя взгляд с Оттара на Тагри.

— Да, — сказал Тагри, сверяясь со своими записями. — Первоначальное заявление было сделано три тысячи четыреста двадцать шесть лет назад. Повторное завоевание произошло примерно четыреста тридцать восемь лет спустя.

— Три тысячи лет назад? — пролепетал Барундин, поворачиваясь к Оттару. — Ты хочешь, чтобы я отменил свою свадьбу из-за спора, который произошел между вами три тысячи лет назад?

— Три тысячи лет назад или вчера, вопрос не решен, — с вызовом сказал Оттар. — Как тан Урбарболги, я должен оспорить твое право вступить в брак с кланом Троггкуриок.

— Он может это сделать? — спросил Барундин, глядя на Тагри, и тот кивнул. — Послушай, Оттар, мне это не нравится, совсем не нравится.

— Это записано в Книге Обид, — добавил Тагри. — Ваш долг, как короля — вычеркнуть это.

— Так что же ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил Барундин.

— Все очень просто, — сказал Оттар, прижав пальцы к подбородку. — Вы должны пересмотреть приданое, чтобы включить передачу Грунгака Локмаказа его законным владельцам.

— Но приданое и расходы уже два месяца как улажены, — нахмурился Барундин. — Если я начну менять условия свадьбы, они могут вообще уйти.

Оттар широко пожал плечами, что наводило на мысль, что, хотя, он и понимал природу дилеммы короля, в конечном счете, это была не проблема тана, всё должен был решать король. Барундин жестом велел ему выйти из комнаты и несколько минут сидел, ворча и покусывая щеку изнутри. Он посмотрел на Тагри, который аккуратно сложил свои документы и сидел, ожидая приказаний короля.

— Мы пошлем гонца, чтобы начать переговоры, — сказал Барундин.

— Уже сделано, — ответил хранитель знаний. — Это дело всплыло несколько недель назад, и, поскольку вы были так заняты, я взял на себя труд попытаться сгладить отношения между кланами, не беспокоясь о вас.

— Ты это сделал, да? — тяжело спросил Барундин.

— Я забочусь о твоих интересах, Барундин, — сказал Тагри. Король пристально посмотрел на него, потому что хранитель знаний редко называл кого-либо по имени, особенно его. Выражение лица Тагри было серьезным, и Барундин понял, что он действительно следовал своим лучшим намерениям.

— Очень хорошо. Так каков же был ответ? — спросил король.

— Ты должен сам отправиться в Грунгак Локмаказ, — сказал Тагри. — Тан рудников, твой двоюродный тесть, желает лично поговорить с вами об этом деле и лично подписать документы. Я думаю, он просто хочет взглянуть на короля, который собирается жениться на его племяннице, потому что ему нечего терять, будучи связанным с королевской семьей Жуфбара.

— Хорошо, я ненадолго отправлюсь на север, — сказал Барундин. — Распорядитесь, чтобы я отправился в путь через три дня.

— Вообще-то, все уже было сделано, — признался Тагри с застенчивым видом. — Ты отправляешься послезавтра.

— Правда что ли? — сказал Барундин, и в нем закипел гнев. — И когда же хранитель знаний унаследовал право распоряжаться делами короля таким образом?

— Когда король решил жениться, но не может выбраться из своей спальни, — с улыбкой ответил Тагри.

* * *

Барундин был уверен, что здесь холоднее, чем в окрестностях Жуфбара. Он знал, что они находятся всего в ста пятидесяти милях от его крепости, и что климат не меняется так резко, но в глубине души он знал, что на севере холоднее.

Что же до шахты, то там смотреть было особенно не на что; она представляла собой всего лишь сторожевую башню над входом в шахту и несколько стад коз, бродивших по склону горы. С того места, где он стоял, ему не было видно Перевала Пик, хотя он знал, что перевал лежит сразу за следующим хребтом. На северных склонах перевала лежал Карак Кадрин, где жила его будущая «ринн».

— Пошли, уфди, — раздался голос от входа в туннель, и он увидел, как Фергинал жестом пригласил его следовать за ним.

Король вышел из горного солнца в освещенные фонарями сумерки Грунгака Локмаказа. Вход в шахту был низким и широким, но вскоре разделился на несколько более узких туннелей, прежде чем выйти в гораздо большее пространство: комнату тана.

Зал был полон гномов, а посреди них на гранитном троне восседал тан Ногруд Кронхунк. Барундин скорее почувствовал, чем увидел или услышал рядом с собой ощетинившегося от гнева Оттара, стоявшего между двумя танами. Он протянул руку Ногруду, который яростно пожал ее, похлопав Барундина по плечу.

— А, король Барундин, — сказал Ногруд, бросив быстрый взгляд на окружавших его гномов. — Я так рад, что ты приехал навестить меня.

— Всегда приятно познакомиться с семьей, — тихо сказал Барундин, продолжая улыбаться, хотя внутри у него все кипело.

— Надеюсь, ваше путешествие прошло без происшествий, — продолжал Ногруд.

— Мы видели несколько медведей, но это все, — сказал ему Барундин.

— А, хорошо, — сказал Ногруд, жестом приглашая короля сесть на стул рядом с троном. — Я так понимаю, вы пришли через Караг Клад и Караз Мингол-хрум?

— Да, — сказал Барундин, подавляя вздох. Почему родственники всегда хотели поговорить о маршруте, по которому ты куда-то добираешься? — Вокруг Караг-Нунки выпал ранний снег, так что нам пришлось идти по восточному маршруту.

— Великолепно, великолепно, — сказал Ногруд.

Он хлопнул в ладоши, и горстка служанок принесла кувшины с элем и табуреты для трех спутников короля: Оттара, Фергинала и Тагри. Взмах руки отпустил остальных гномов в комнате, за исключением пожилого слуги, который сидел в стороне с книгой в руках.

— Это Барди Доклок, — представил иан другого гнома. — Он мой книжный мастер.

— Ты и есть Тагри? — спросил Барди, глядя на Хранителя знаний, который улыбнулся и кивнул. — Если у нас будет время до твоего возвращения в Жуфбар, я бы очень хотел поговорить с тобой об этой хитрой штуковине для печати слов, которую они якобы построили в Караз-а-Караке.

— Пишущая машинка? — сказал Тагри, нахмурившись. «Да, нам, вероятно, следует обсудить, что мы хотим с этим сделать. Инженеры получают идеи за пределами своей станции, если вы спросите меня.

— Возможно, — сказал Барундин, прерывая их разговор. — Однако у нас есть и другие дела. Я хочу уехать через несколько дней, потому что до сих пор не снял последние мерки со своей свадебной рубашки. Эти задержки обходятся мне в целое состояние.

— Что ж, постараемся решить всё как можно скорее, — сказал Ногруд.

— Все очень просто, — выпалил Оттар. — Откажитесь от своих ложных притязаний на эти рудники, и дело будет улажено.

— Ложные притязания? — прорычал Ногруд. — Мои предки истекали кровью и умирали за эти рудники! Это больше, чем вы, унгрими, когда-либо делали для них!

— Ах ты, ваназкрутак! — рявкнул Оттар, вставая и тыча пальцем в сторону тана. — Ты украл эти шахты, и ты это знаешь! Это мое золото ты сейчас носишь на пальцах!

— Ванакрутак? — спросил Ногруд, повысив голос. — Вы, большие таны холда, думаете, что можете бросить своё влияние куда угодно, не так ли? Что ж, это моя чертова шахта, и ни один вонючий клан элгтромми не отнимет ее у меня.

— Заткнитесь! — рявкнул Барундин, вскакивая и опрокидывая стул. — Вы оба! Мы здесь не для того, чтобы обмениваться оскорблениями; мы здесь для того, чтобы разобраться в этом кровавом месиве, чтобы я мог выйти жениться! А теперь садитесь и слушайте.

— Я нашел прецедент, — сказал Тагри, глядя на Барди больше, чем на двух танов. — Оба клана имеют равные права на шахту. Это многое можно вывести из первоначального основания и права на повторное завоевание. Однако, поскольку повторное завоевание произошло менее чем через пятьсот лет после оставления, Троггкуриоки должны были предложить Урбарболги право урегулировать вопрос с помощью боевой платы; то, что вы могли бы назвать военными расходами. Они этого не сделали и, следовательно, юридически не обеспечили себе все права на шахту.

— Значит, Троггкуриоки должны урбарболги расходы на десятую часть прибыли рудника? — сказал Барди.

— Совершенно верно, — сказал Тагри с лукавой улыбкой.

Барди почесал подбородок и взглянул на своего тана, прежде чем вытащить из-за пазухи кусок пергамента.

— Здесь у меня есть запись, которая, без сомнения, показывает, что расходы на кампанию по повторному завоеванию превысили прибыль шахты за первые пятьсот лет, — сказал Барди с торжествующим блеском в глазах. — Это означает, что право на поселение не должно быть предоставлено, и таким образом Урбарболги фактически должны Троггкури военные расходы в размере не менее одной трети их расходов с момента, когда они вошли в шахту, чтобы запечатать требование путем повторного завоевания.

Тагри, разинув рот, смотрел на книжного мастера, пораженный коварством гнома. Он повернулся к остальным.

— Это может занять некоторое время, — сказал он. — Боюсь, что вам также может показаться крайне утомительным наблюдать, как мы обмениваемся претензиями и встречными претензиями. Могу я предложить вам удалиться в более подходящие покои, пока ваш хозяин развлекает вас более дружеским образом?

— Звучит неплохо, — сказал Барундин. — Давай посмотрим, какое у тебя пиво, а?

— А, — сказал Ногруд. — Там мы обязательно найдем общий язык. У моего пивовара есть особенно прекрасное красное пиво, созревшее всего две недели назад. Мягко? Говорю тебе, снежинка крепче держится.

Книжные мастера подождали, пока все выйдут из зала, а затем посмотрели друг на друга.

Барди первым нарушил тишину.

— Это может занять несколько недель, и никто из нас не хочет этого, — сказал он.

— Послушайте, давайте просто договоримся, что Урбарболги заплатят право на поселение и военные расходы задним числом, и таким образом дадут им право на десять процентов иска, — предложил Тагри.

— Ты уверен, что они согласятся? — спросил Барди. — Это оставляет их без кармана еще на несколько столетий.

— Король заплатит, — объяснил Тагри. — Он отчаянно хочет, чтобы эта свадьба прошла без сучка и задоринки. Отсрочка обойдется ему дороже, чем выплата компенсации. Твой господин получает единовременную выплату от Жуфбара, клан Оттара получает ежегодную выплату в течение следующих пятисот лет. Проигрывает только Барундин, но он уже проигрывает, так что это не имеет значения.

— Вполне справедливо, — сказал Барди. — У меня в комнате припрятан бочонок «Багмена».

— ХХХХХХ? — спросил Тагри, и глаза его загорелись.

— Нет, но это «Прекрасный дирижабль», который, как мне говорили, очень хорошо идёт, — сказал Барди. — Давай скрепим сделку кружкой? Мы оставим уфди на их усмотрение и расскажем им, о чем мы договорились сегодня вечером.

— Хорошая мысль, — ухмыльнулся Тагри.

* * *

Хотя Барундину было больно одним взмахом резца подписывать столько золота, он подтащил пергамент к себе и обмакнул перо в чернильницу, которую дал ему Барди.

— Это единственный выход? — спросил Барундин Тагри, как спрашивал уже много раз.

— В долгосрочной перспективе — да, — вздохнул Тагри.

— Давай просто уладим этот вопрос, и твоя свадьба пройдет без сучка и задоринки, — сказал Оттар, который стоял в стороне, проводя пальцем по корешкам книг, которые были сложены высоко на полках библиотеки Барди.

— Хорошо тебе говорить, когда это не ты платишь вперёд, — сказал Барундин.

— Едва ли я могу назвать добычей хотя бы десятую часть своего кровавого рудника, — сказал Оттар, поворачиваясь к королю. — Найдутся гномы, которые подумают, что я отказался от нашего наследия. Слушай, я подписал, добавь свою метку, и мы можем уехать завтра и забыть обо всем этом.

— Где Фергинал? — спросил Барундин, отложив перо и заработав сердитый взгляд Тагри. — Он нужен нам как свидетель из Жуфбара.

— Он пошел выпить с какими-то шахтерами, — сказал Тагри. — Он может подписать позже.

— Какой же он свидетель, если не присутствует при подписании? — тяжело сказал Барундин. — В том-то и дело, не так ли?

— На самом деле это просто формальность, — заверил его Тагри. — Никто не сомневается в словах короля.

Когда Барундин снова поднял стамеску, дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался Фергинал.

— Где ты пропадал? — спросил Барундин. — Мы так долго тебя ждали!

— Не подписывай! — выдохнул Фергинал.

— Что? — спросил Барундин.

— Соглашение — это грязный трюк, — сказал Фергинал. — В этих рудниках уже шесть веков нет золота!

— Золота нет? — в один голос спросили Барундин и Оттар.

— Что значит — никакого золота? — спросил Тагри, схватив Фергинала за руки.

— Я разговаривал с некоторыми шахтерами, — задыхаясь, объяснил фергинал. — Здесь полно железной руды и угля, но они уже больше шестисот лет не видели здесь ни одного золотого самородка.

— Жульническая свинья! — прорычал Барундин, с грохотом опуская ручку. — Они пытались обманом заставить меня купить пустую золотую жилу!

— Значит ли это, что свадьба отменяется? — спросил Тагри, вытаскивая из-за пояса тряпку, чтобы вытереть расплескавшиеся по столу чернила.

— Клянусь бородой Грунгни, это не так! — сказал Барундин. — За свои эльгийские штучки Ногруд передаст мне эту шахту, замок, запасы и каждую унцию руды. Он почувствует привкус Ворчуна, если попытается спорить.

— Значит, опять война? — вздохнул Фергинал, прислоняясь к стене.

В этот момент вошел Барди. Тагри прыгнул на него, схватив обеими руками за воротник халата.

— Хотел обмануть нас, а? — прорычал хранитель знаний. — Думал, ты натянешь мне на глаза кольчугу, да? Я позабочусь о том, чтобы Совет Писателей Ллора загнал тебя за это в горы!

Барди вырвался из гневной хватки Хранителя Знаний и расправил полы своего одеяния.

— Чепуха, — отрезал он. — Ни я, ни милорд ни разу не упомянули в договоре о золоте, только о доходах от рудников.

— Шахта почти ничего не стоит, — сказал Оттар. — Вы обескровили её досуха.

— Ну, тогда ты не захочешь её обратно, — сказал Барди с оттенком самодовольства.

— О, мы её вернем, — сказал Барундин. — Клянусь кольцом в носу Гримнира, мы её вернем! Подумай об этом, когда наши пушки будут стучать в двери твоей комнаты.

— Я пришел сообщить вам, что прибыл гонец из Карак Кадрина, — сказал Барди. — Прежде чем вы пришли, мы послали сообщение о вашем прибытии и… э-э… ситуации, и я ожидаю, что это ответ короля Айронфиста.

— Нравится ему это или нет, но если он будет защищать то, что ты здесь сделал, он тоже столкнется с моим гневом, — сказал Барундин.

— Вы ведь не пойдете воевать с другим холдом? — спросил Барди.

— Нет, если этого можно избежать, — ответил Барундин.

Обида восьмая. Первая Обида

Проход сужался между флангами Караг Круказ и Караг Пдиунрилак; крутые склоны и трудные для преодоления, поскольку волнистая долина пересекала Западные Горы высокого остроконечного хребта.

Чуть западнее находилась вершина Караз-Ундока, под которой находились ворота самого Карак Кадрина. Хотя Барундин находился на расстоянии многих миль, он мог видеть только огромные каменные и зубчатые стены, вырезанные в горных вершинах, окружающих древний холд, и огромный пролет Скайбриджа, который связывал Карак Кадрин с меньшими поселениями Анкор Экрунда.

Ветер был свирепым, он дул в долину с востока и севера, и даже крепкий король дварфов чувствовал его яростную остроту. Его щеки покраснели, глаза слезились от раннего весеннего воздуха, и ему приходилось то и дело вытирать лицо рукой, чтобы прояснить зрение. Он держал шлем под мышкой, прижав щит к левой ноге, и повернул голову, чтобы осмотреть свои силы.

Все силы Жуфбара были собраны для этой битвы, от безбородычей, которые впервые подняли свои топоры, до ветеранов, подобных ему, сражавшихся в зловонных туннелях Дуканкора Гробказ-а-Газана.

Сверкающие значки предков были подняты вверх рядом с развевающимися штандартами темно-красных и синих цветов, среди них возвышалось знамя Жуфбара, которое держал Хенгрид.

Они стояли на южном склоне перевала, в центре толпы жуфбарцев. Справа от них стояло несколько тысяч воинов клана, каждый из которых нес крепкий топор или молот и стальной щит, украшенный символами драконов и наковален, молний и лиц предков, каждый по своему вкусу. За ними ждали железнобойцы, выстроенные в небольшие плотные полки. Самих гномов почти не было видно под слоями громриловой, покрытой рунами брони: даже их бороды были защищены сочлененными стальными ножнами.

На левом фланге Барундин собрал большую часть своих стрелковых войск. Шеренга за шеренгой громовержцы и арбалетчики стояли на склоне горы, каждый ряд достаточно далеко позади, чтобы видеть линии впереди. Позади них стояли пушки, баллисты и каменные лобберы инженеров, которые расхаживали взад и вперед между своими машинами, внося поправки, подбрасывая в воздух трепещущие лоскутки ткани, чтобы оценить силу и направление ветра, и вообще готовясь к предстоящей битве.

Нахлобучив шлем на голову и подобрав щит, Барундин начал спускаться по склону горы, направляясь к своим молотобойцам. Сделав это, он посмотрел на северные склоны перевала и огромное войско Карак Кадрина.

Первое, что бросилось в глаза, был его огромный размер, почти вдвое превышающий количество воинов, которых мог собрать Жуфбар. Жуфбар, в своем роде, был изолирован и хорошо защищен империей на Западеи непроходимыми горами на востоке. Карак Кадрин, с другой стороны, удерживал перевал, и здесь начались бесчисленные вторжения в горы и земли за их пределами, которые были отброшены назад могуществом короля-истребителя и его армии.

Сами Истребители были сразу же заметны, и хотя они стояли далеко на востоке, оранжевое пятно на земле и снегу нельзя было не заметить. Вынужденные принять клятву Истребителя за какой-то реальный или мнимый позор, убийцы поклялись своей жизнью славной смерти и по большей части бродили по миру в одиночку, выискивая троллей, великанов и других крупных монстров, чтобы победить в битве или умереть, сражаясь с достойным противником. Только так истребитель мог искупить свой позор. Они были одеты в стиле, который, как говорили, создал сам Гримнир, когда он шел на север на заре времен, чтобы уничтожить орды Хаоса, которые были выпущены на мир, и закрыл ворота, которые были открыты на далеком севере. Они были одеты лишь в штаны или набедренные повязки, а их обнаженная кожа была густо татуирована или покрыта боевой раскраской, как рунами мести и наказания, так и геометрическими узорами.

Волосы и бороды истребителей были выкрашены в ярко-оранжевый цвет и сильно заострены с помощью извести и других веществ, так что их волосы стояли большими гребнями, а их бороды торчали в злобных точках, часто заканчивающихся стальными и громриловыми шипами. Некоторые носили тяжелые цепи, протыкающие кожу, кольца в носу и другие украшения. В целом они представляли собой диковинный народ, и Барундин был рад, что их путешествия редко приводили их в Жуфбар — хотя многие из них время от времени проезжали через него — по пути к полутемным пещерам Карак Варна.

Само войско собралось под золотыми, красными и зелеными знаменами и под огромными хмурыми лицами Гримнира, самого почитаемого из богов-предков гномами Жуфбара. Именно в Карак Кадрине было построено самое большое святилище Гримнира, и по этой причине король был покровителем многих воинов, и его армия справедливо боялась и считалась второй после великого воинства Караз-а-Карака, служившего самому Верховному Королю.

Несмотря на свои размеры и свирепость, армия Карак Кадрина не могла сравниться с армией Жуфбара в одном отношении: военные машины. Жуфбар славился числом и мастерством своих инженеров, и над массой воинов Барундина жужжали гирокоптеры, то приземляясь, то взлетая, как гигантские мухи. Артиллерийские батареи позади короля содержались безукоризненно, а боеприпасы были в изобилии. Таково было требование попасть в гильдию инженеров Жуфбара, что кандидаты со всей империи гномов приезжали учиться туда, но только самые лучшие были выбраны, чтобы быть допущенными к величайшим секретам холда. Каждый экипаж, от швабдварфа до капитана орудия, был одним из лучших артиллеристов в мире и абсолютно надежным.

С востока донесся звук рога, и его подхватили другие на перевале, предупреждающая нота эхом прокатилась по долине, пока с обоих склонов не донесся оглушительный хор эха.

Барундин посмотрел направо и увидел, что истребители направляются к нижним склонам, стремясь схватиться со своими врагами.

За трубным звуком рога теперь слышался другой звук: отдаленные барабаны. Они мерно стучали, резкий ритм сотрясал горные вершины.

«Для такого шума их должны быть сотни», — подумал Барундин. Та же мысль, должно быть, пришла в голову и многим другим гномам, потому что по обеим линиям пробежал ропот — то возбужденный, то испуганный.

Прошло несколько минут непрерывного биения в барабаны, терзавшего нервы Барундина, пока не началась первая атака. Огромной толпой они хлынули по дну долины, двигаясь с востока под бой барабанов.

Армия Вардека Крома, Завоевателя, Вестника Архаона.

Северяне были дикарями, одетыми в грубые меха и плохо сотканную шерсть. Они носили обрывки доспехов, редкие нагрудники и несколько звеньев кольчуги, а в руках держали зловещего вида топоры и щиты, снабженные шипами и лезвиями. Впереди ехали всадники, вооруженные длинными копьями, топорами и мечами, висящими на поясе. Их кони были не могучими боевыми конями Империи, а меньшими, более крепкими степными пони, уверенными в себе и быстрыми. Всадники расступились, словно по заранее подготовленному плану, пропуская между собой первые ряды пехоты.

Мародеры были разбиты на племенные группы, собравшиеся вокруг своих жутких тотемов из костей и рваных флагов, каждый из которых нес какую-то метку, чтобы идентифицировать себя.

У одной группы руки были прибиты гвоздями к щитам, у другой — шлемы, сделанные из черепов баранов. Некоторые носили замысловатые ожерелья из волчьих зубов, в то время как еще одна группа была покрыта кровоточащими порезами, аккуратными разрезами, сделанными на их коже, их кровь текла по их обнаженным телам, как алый слой брони.

Они представляли собой устрашающее зрелище, хотя Барундин знал, что это всего лишь люди, так что их внешний вид был единственным, что вызывало в них хоть какой-то страх. Они будут дикими и безрассудными, как и все люди, и их будет легко убить.

Их было ужасно много, думал он, наблюдая за темной массой, извивающейся вокруг перевала по направлению к нему. Он понимал, почему король Айронфист послал за помощью, чтобы сдержать это войско.

Король-Истребитель поклялся, что будет удерживать перевал против этих вторжений с Востока, в то время как Империя собрала свои армии на Западе и взяла на себя Орды ужасного Архаона, которые даже сейчас рубили и сжигали всё на пути через Кислев. Если армию Вардека Крома не удастся сдержать, она хлынет через Перевал Пик в Империю, окружив войска нового императора, Карла Франца. Это было бы катастрофой для союзников дварфов, и поэтому Унгрим Айронфист повел своих воинов вперед, чтобы стать оплотом против прилива, поднимающегося на востоке.

Гонец прибыл вовремя, потому что на пороге такой войны Барундин был готов начать военные действия за свой счет. Вопрос о шахте не был забыт, но угроза со стороны северян была более общим делом, чем разногласия между шахтами.

Военные барабанщики увеличили темп своих ударов, а мародеры ускорили шаг, теперь уже бегом, с оружием наготове. Слышны были их крики, выкрикивающие имена темных богов, обещавшие свои души за победу, проклинающие своих врагов. По мере того, как их темп увеличивался, их сплоченность начала разрушаться, поскольку более нетерпеливые или более быстрые воины сломались в стремительных атаках и побежали к гномам.

Истребители направились прямо на шеренгу мародеров, несущихся вниз по ущелью, размахивая топорами и выкрикивая боевые кличи. Всадники осторожно двинулись вперед, метая дротики и топоры в почти голых гномов, прежде чем быстро отступить, чтобы дикие, обремененные судьбой воины не поймали их.

В клубке плоти, металла, костей и оранжевых волос две шеренги воинов встретились, и убийцы бросились прямо в гущу своих врагов. Сражение было жестоким, и обе стороны не были защищены от острых клинков своих врагов. Мародеры превосходили истребителей числом во много сотен воинов, но бесстрашные гномы отказались отступать, и наступление варваров было остановлено их атакой.

В долине на востоке племена собирались в огромную массу, остановленные истребителями.

Дно ущелья уже было запятнано кровью и усеяно изрубленными телами. Истребители, по мере того как их число уменьшалось, постепенно становились окруженными, пока не осталось всего несколько дюжин, оранжевое пятно среди бледной кожи и темных волос курганских соплеменников.

Сражение продолжалось, и Барундин увидел, что великое воинство дальше по долине начало раскалываться. Когда другие увидели вновь прибывших, воздух наполнился громким стоном гномов. Между рядами мародеров в глубоких фалангах маршировали невысокие фигуры в доспехах: Дави-Жарр, потерянные гномы Жарр-Наггрунда.

Облаченные в черные и бронзовые доспехи, с развевающимися кроваво-красными знаменами, вышитыми символами своего бога-быка, гномы Хаоса двинулись вперед. Среди них сотни рабов тянули вперед титанические машины разрушения: люди, зеленокожие, тролли и всевозможные твари трудились над цепями, таща на место чудовищные пушки и ракеты.

Их экипажи с голой кожей, заклейменные и пронзенные крюками и шипами, стягивали в долину Адские Пушки, Сотрясатели Земли и Ракеты Смерти. Как только они заняли позицию, появились огры, нёсшие массивные молоты, чтобы вбивать в землю крюки, пригвождая цепи, свисавшие с огромных боевых машин.

Жрецы, облаченные в чешуйчатые плащи и железные маски с демоническими лицами, ходили среди машин, распевая литургии темному богу Хашуту. Они брызгали кровью на вздувшиеся стволы пушек и бросали горящие внутренности в их дула. Пальцами, покрытыми алым налетом, они нацарапали на ракетных батареях зловещие руны и посвятили своему хозяину массивные снаряды Сотрясателей..

Когда ритуалы были завершены, демонические машины начали пробуждаться. Там, где когда-то был инертный металл, теперь выросла неестественная плоть, которая начала извиваться и поворачиваться, прорастая мордами и клыками, когтями и усиками. Заключенные в исцарапанное рунами железо своих машин, демоны, владевшие двигателями, начали брыкаться и дергать свои цепи, и нечестивый визг и рев наполнили воздух. Экипажные гномы с тлеющими головешками подталкивали своих подопечных на позиции, в то время как горящие черепа были загружены в их топочные сердца, тепловое мерцание кипело в долине, плавя снег под двигателями.

Кровь лилась из ужасных пастей, а масло капало с шестеренок и лебедок. Пылающие молоты выжигали руны гнева на связанных существ, приводя их в еще большее бешенство, в то время как ракеты загружались на стартовые стойки и снаряды подавались в зубастые морды приземистых Сотрясателей Земли.

Теперь все истребители были мертвы, их тела были изуродованы победоносными мародерами. Но теперь Курганская Орда держалась позади, вне досягаемости арбалета и пистолета. Гонец из пушечной батареи пришел спросить Барундина, не хочет ли он открыть огонь по варварам. Но он сказал ему, что нет. Вместо этого он приказал инженерам развернуть свои машины, чтобы нацелить их на чудовищные творения гномов Хаоса.

Как раз в тот момент, когда инженеры развернули свои пушки и баллисты навстречу этой новой угрозе, первая Адская Пушка открыла огонь. Её огромная бронзовая челюсть открылась, обнажив сернистую глотку, которая извивалась от связанной магии. В глубинах глотки бушевал темный огонь, переваривая души, заключенные в черепах, которые были брошены в его горящую печь. С изрыгающим ревом пушка извергла огненный шар, который описал дугу высоко над мародерами, спускаясь к армии Карак Кадрина.

Огонь Хаоса взорвался при столкновении с землей, пожирая десятки гномов в своем огненном взрыве, их пепел рассеялся по весеннему ветру в одно мгновение. Зияющая дыра образовалась в линии Карак Кадрина, когда те, кто выжил после атаки, отступили из тлеющего кратера, который она оставила.

Еще несколько шаров магического огня устремились к гномам, а один из них сделал петлю и начал спускаться к Барундину и его молотобойцам.

— Бежим! — проревел король, и его телохранителям не нужно было повторять дважды. Все как один они развернулись и поспешили вверх по склону так быстро, как только позволяли их короткие ноги, руша строй в побеге.

Взрывная волна ударила в землю менее чем в двух десятках ярдов позади Барундина, и мгновение спустя он почувствовал, как обжигающий ветер схватил его за спину, швырнув на землю. Оглушенный, он оглянулся через плечо и увидел дымящийся кратер там, где стоял всего несколько мгновений назад.

Пурпурное и синее пламя все еще играло по его краям, и земля двигалась и плавилась под смертельным огнем.

Ракеты с визгом устремлялись в небо, выбрасывая хвосты актинической энергии, демоны, связанные внутри них, направляли свои взрывчатые тела к врагу. Волнистые извержения распространились по армии Карак Кадрина, когда Ракеты Смерти врезались в горный склон. Вскоре за ними последовали взрывы снарядов Сотрясателей, которые зарывались в землю, прежде чем взорваться, поднимая вверх камни и землю и заставляя землю дрожать. Одна из них взорвалась недалеко от Барундина, как раз в тот момент, когда он поднялся на ноги, и сильные волны горного склона снова сбили его с ног. Почти минуту продолжалась суматоха, когда от удара снаряда полились импульсы демонической энергии.

Теперь боевые машины гномов были нацелены на врага, и пушечные ядра с визгом летели вниз по долине, сокрушая гномов Хаоса и разрывая огромные дыры в их тайных машинах. Скалы, исписанные древними рунами обиды и проклятия, заполнили небо, когда батарея каменных лобберов открыла огонь как один, их боеприпасы полетели в небо, а затем рухнули вниз среди рядов гномов хаоса.

Баллисты метали в мародеров свои длинные гарпуны, с каждым ударом сковывая полдюжины, отрывая конечности и головы, когда они прорывались сквозь плотную массу варварских бойцов. Пушки были готовы снова открыть огонь, когда смертоносные ракеты и Адские Пушки снова извергли град разрушения из восточной долины, разрывая огромные полосы в обеих линиях дварфов.

Когда он снова собрал своих молотобойцев вокруг себя, приближаясь к знамени, все еще гордо несомому Хенгридом, который стоял, вызывающе крича на порченных кузенов-гномов, пушечное ядро отскочило от земли и пробило цепи, удерживающие одну сторону Адской Пушки.

Ослабив путы, демонический двигатель попятился назад, его колеса заскрежетали сами по себе, раздавливая экипаж под стальными шипами гусениц. Когда он повернулся, оставшиеся цепи лопнули и оторвались от земли, и он изрыгнул поток огня и грязи, который горел и разъедал пушку рядом с ним. Атакованный своим соседом, Сотрясатель Земли закричал от боли и гнева и бросился на собственные цепи, не обращая внимания на крики и толчки своей команды.

Освобожденная Адская Пушка с грохотом рванулась вперед, рассекая гномов Хаоса и мародеров, изрыгая пламя и давя их своими бронированными колесами. Злокачественная энергия вырвалась из пор и порезов в его структуре, и мародеры развернулись, чтобы сразиться с существом, которое атаковало их с тыла.

Те воины, что не сражались с неистовой адской пушкой, снова устремились вниз по долине, высоко подняв щиты и оружие, выкрикивая боевые кличи. Град арбалетных болтов и ружейных пуль, которые затемнили долину в громовом залпе, приветствовал их. Десятки варваров пали под первым натиском, попав под перекрестный огонь с обеих сторон перевала пик. Их изодранныефлаги и значки из костей и металла были подняты из кровавых куч, и они двинулись вперед, больше боясь своих ужасных хозяев, чем оружия гномов.

И тут Барундин понял, что не видит всадников. Пока внимание гномов было приковано к боевым машинам и мародерам, они скрылись из виду, возможно, исчезнув в лесу, который рос на более высоких склонах перевала.

У Барундина не было времени беспокоиться о них сейчас, когда второй залп огня прорезал сотни мародеров, карабкающихся вверх по проходу через его самые узкие места. Именно из-за этой удушливой точки король Айронфист решил закрепиться здесь, послав передовые силы, чтобы задержать и преградить путь мародерам. Едва ли двести ярдов шириной, с горными склонами, почти слишком крутыми, чтобы взобраться на них с обеих сторон, узкая площадка была местом убийства, и тела мародеров лежали грудами. Некоторые бежали от обстрела, другие группы были уничтожены до одного человека, но все же несколько тысяч человек продвигались вперед, сопровождаемые лающими собаками и уродливыми существами, которые ползали и прыгали среди них.

Стаккато, раздавшееся сзади, привлекло внимание Барундина, и он повернулся, чтобы посмотреть вверх по склону на пушечную батарею. Пара многоствольных органных орудий обрушила свой огонь на всадников, выбегавших из леса навстречу боевым машинам. Барундин мрачно улыбнулся, потому что его ловушка сработала. Друмки Быстробородый и его рунные мастера усердно трудились, черча руны невидимости на боевых машинах ближнего боя. Такая работа обычно была трудной; органные пушки были новым изобретением, менее пяти столетий, и такие руны обычно не предназначались для нестабильных машин. Однако хитрость сработала, и всадники атаковали, не подозревая, что их судьба лежит прямо перед ними, скрытая от их глаз магией рун.

Вновь обратив внимание на дно долины, Барундин увидел, что большая часть мародеров уже миновала узкий проход и хлынула в основную часть ущелья. Между самыми восточными полками уже шла рукопашная схватка.

Темная масса появилась из-за рассеявшихся мародеров, плотная и угрожающая. Маршируя в совершенном унисоне, элитные воины Жарр-Наггрунда продвигались вперед, ужасные бессмертные Высшего Пророка Хашута. Их доспехи были выкрашены в черный цвет, и они носили тяжелую сталь с головы до ног.

Их курчавые бороды были защищены длинными металлическими кожухами, а части доспехов были укреплены прочными пластинами из мрамора и гранита. В руках они держали топоры с большими лезвиями, изогнутые и смертоносные. Выстрелы из пистолетов и арбалетов сотрясали их доспехи, оставляя лишь нескольких из них мертвыми, остальные быстро заполняли дыры в их строю.

Гирокоптеры с жужжанием летели в атаку, стреляя градом пуль из скорострельных паровых гатлеров, в то время как пилоты бросали самодельные бомбы со своих мест. Паровые пушки, выпускающие обжигающие пары, убили нескольких Бессмертных, но они были непоколебимы, ни разу не сбились с шага, их золотой стандарт с бычьей головой возглавлял наступление вкупе с огромным барабаном, сделанным из какого-то чудовищного черепа.

Барундин послал приказ железнобойцам перехватить Бессмертных, и вскоре его собственные воины в тяжелых доспехах уже спускались на дно долины, направляясь прямо к своим презренным врагам. Как два огромных металлических зверя, бодающихся друг с другом, эти два формирования встретились, зачарованный громрил сравнялся с проклятыми клинками Бессмертных.

У Барундина не было времени посмотреть, как поживают его ветераны, потому что в долине двигалось что-то еще. Он шагнул вперед, огромный механический гигант, изрыгающий дым и огонь, воздух вокруг него мерцал не только жаром, но и дьявольской энергией. Покрытая клепаным железом и выполненная в форме огромного человека с бычьей головой, адская машина была отброшена назад, когда пушечное ядро ударило ее в живот, оставив рвущиеся ворота.

Масло лилось из раны, как кровь, и сквозь дыру в броне виднелись разбитые шестерни и сломанные цепи.

— Колосс, — прошептал Хенгрид, и Барундин впервые услышал страх в голосе свирепого воина. Ни разу, когда они сталкивались с отвратительными крысоограми, кружащимися фанатиками ночных гоблинов, зловонными троллями, потрескивающей энергией шаманов, Хенгрид не выказал ни малейшего колебания; теперь его голос дрожал, хотя и слегка.

С огневых платформ на плечах титана гномы Хаоса извергали потоки огня, испепеляя гномов горстями, пока механический зверь топал через их ряды. Его тяжелые ноги давили их с каждым шагом, а они тщетно пытались пронзить его бронированную шкуру своими топорами. Пули со свистом вылетали из его железных пластин, а снаряды со стуком вылетали из скорострельной пушки, установленной в пасти его бычьей головы.

К этому времени орудийные расчеты направили весь свой огонь на колосс. Одна рука была оторвана, расплескивая горящее топливо на землю и поджигая правую ногу. Шар магического огня врезался в его колено, прогибая броню и сгибая шестеренки. Нематериальные формы начали извиваться вокруг раненого металлического зверя, когда они вырвались из зачарованных механизмов, которые держали их по приказу гномов хаоса.

Низко пролетел гирокоптер, его пушка сверлила голову титана пулями, и когда он поднялся из-под протянутой руки существа, Барундин узнал летающую машину, принадлежавшую Римбалю Ванадзаки. Король издал радостный возглас, когда безумный пилот ловко нырнул на своем гирокоптере под качающуюся металлическую руку, развернувшись в воздухе, чтобы выстрелить в открытые внутренности существа.

Как существо, осажденное муравьями, обездвиженная машина вскоре кишела гномами, рубившими и рвавшими металлические пластины ее ног, карабкавшимися вверх и стрелявшими из пистолетов в щели и прорехи в ее броне. Метательные топоры оставили шрамы на его металлической коже, и вскоре гномы победоносно карабкались в кабину позади бронированного лица его головы. Они оставили его неподвижную металлическую форму, и Барундин дал сигнал орудийным расчетам позади него нанести последний удар.

Одно пушечное ядро ударило металлического гиганта прямо в лицо, начисто оторвав голову и швырнув ее на землю во взрыве пламени и искр. Его уже поврежденная нога подогнулась под новым ударом, и с визгом рвущегося металла и мучительными криками спасающихся душ колосс рухнул вправо, разбившись о землю. Радостные крики прокатились по обеим шеренгам гномов, когда мародеры начали отступать.

Бессмертные, поняв, что их могут окружить, прекратили борьбу с железнобойцами и отступили на восток вдоль перевала. Повсюду на перевале не было врагов, даже Адские Пушки были утихомирены, их магию гасили жрецы, команды рабов выходили вперед, чтобы утащить их от битвы, не давая ценным машинам вырваться из лап победоносных гномов.

С другой стороны долины Барундин увидел, как Унгрим Айронфист торжествующе поднял кулак, и ответил ему тем же. Диковинный пушечный выстрел прогремел, когда инженеры выпустили свой гнев на отступающую орду, перемежая приветствия и насмешки, которые эхом отдавались после поражения воинства Хаоса.

Потери гномов были сравнительно невелики, в основном из-за разрушений, нанесенных боевыми машинами гномов хаоса. В гробницах холдов еще оставалось несколько сотен тел, но по сравнению с тысячами убитых мародеров и сотнями убитых Дави-Жарров все могло быть намного хуже.

Барундин находился на дне перевала, посылая и получая сообщения, организуя свою армию и в целом справляясь с последствиями битвы. Он и король Айронфист решили, что преследование было бы рискованным, так как у них не было четкого представления о размерах орды, которая могла ждать дальше на востоке.

Барундин поднял глаза, когда Хенгрид подтолкнул его локтем и кивнул налево. По окровавленному снегу к нему шагал Унгрим Железный Кулак. Король представлял собой странное зрелище, одетый в доспехи громрила и плащ из чешуи дракона, с волосами и бородой, выкрашенными и уложенными на манер истребителя.

Барундин почувствовал странный трепет, наблюдая за приближением другого короля. Он знал, что является королем Жуфбара и гордится достижениями своего правления, но не сомневался, что перед ним настоящая живая легенда.

История короля-истребителя была долгой и трагичной, и началась она, как и большинство сказок гномов, сотни лет назад, когда предок Унгрима понес ужасную утрату. Барундин не знал подробностей, как и большинство гномов за пределами Карак Кадрина, но знал, что это как-то связано со смертью сына короля Берагора. В приступе гнева и стыда Берагор принес клятву истребителя. Однако, даже когда он готовился отправиться на поиски своей судьбы, его советники напомнили ему, что он все еще должен выполнить свои королевские клятвы; что он поклялся защищать свой народ и руководить им во всем остальном.

Не сумев примирить эти две клятвы, а также нарушить ни одну из них, король-истребитель Берагор построил великое святилище Гримниру и стал покровителем культа истребителей. Со всего мира убийцы отправлялись в Карак Кадрин, чтобы воздать хвалу святилищу и забрать оружие, выкованное там по приказу короля. Когда Берагор умер, не только его королевская клятва перешла к его сыну, но и клятва убийцы, ибо ни то, ни другое не могло быть выполнено. Так был основан род королей-убийц, на протяжении семи поколений.

Унгрим был широкоплеч и крепок, даже для гнома, а его доспехи сверкали золотом и драгоценными камнями. Приблизившись к Барундину, он приветственно поднял руку, и король Жуфбара смущенно помахал ему в ответ.

— Здравствуй, кузен! — прогремел Унгрим.

— Привет, — сказал Барундин. Он забыл, что его новая жена была кузиной короля и что теперь они родственники. Это заставило его почувствовать себя лучше, и его уверенность возросла.

— Значит, ты возвращаешься в Жуфбар, — сказал Унгрим, и его грубый голос прозвучал скорее как утверждение, чем как вопрос.

— Ну что ж, битва окончена, — сказал Барундин, оглядывая усеянный трупами перевал.

— Да, действительно, — сказал Унгрим. — Хотя мои рейнджеры говорят мне, что мы столкнулись только с авангардом.

— Просто авангард? — переспросил Барундин. — А есть еще?

— Десятки тысяч жукеров, — сказал Унгрим, махнув рукой на восток. — Вардек Кром все еще удерживает силы своей Орды в темных землях и восточных долинах Перевала Пик.

— Тогда я должен остаться, — сказал Барундин.

— Нет, черт возьми, — сказал Унгрим. — Мой кузен, ты должен сначала заделать сына или дочь, прежде чем рискнешь своей шеей, сражаясь вместе со мной.

— Я поклялся прийти вам на помощь, — запротестовал Барундин. Он вздрогнул, произнося следующие слова, но не смог остановить их. — Я не буду известен как нарушитель клятвы.

— Тогда исполни свои брачные клятвы, — сказал Унгрим, не замечая или предпочитая игнорировать скрытое обвинение в плохо подобранных словах Барундина. — Верховный король обещал мне войско, и в этот самый момент они идут на север из Караз-а-Карака. Ступай домой, Барундин, и наслаждайся немного своей новой жизнью.

Подошел Тагри, неся с собой жуфбарскую Книгу Обид. Его лицо было мрачным, когда он передал объемный том Барундину.

— Все имена умерших записаны, — сказал хранитель знаний, протягивая королю стамеску для письма, уже покрытую чернилами. — Просто поставь свою метку на этой странице, и будут введены обиды против северян и… других.

— Что ж, это длинный список, — сказал Унгрим, заглядывая через плечо Барундина, когда тот подписывал страницу. — Я думаю, что при твоей жизни все они не будут вычеркнуты.

— Нет, — сказал Барундин, сдувая чернила и перелистывая страницы толстой книги. — Так много обид, и так мало из них выплеснуто наружу. Список стал длиннее, чем когда умер мой отец.

— И все же тебе еще много лет осталось, — сказал Унгрим с кривой улыбкой.

— И еще много страниц, которые нужно заполнить, если понадобится, — кивнул Барундин, захлопывая книгу. — Для меня и для моего наследника.

Оглавление

Обида первая. Твёрдый, как камень

Обида вторая. Клятва Обиды

Обида третья. Обида на крысу

Обида четвёртая. Пивная обида

Обида пятая. Обида на гоблинов

Обида шестая. Клятва Барундина

Обида седьмая. Золото

Обида восьмая. Первая Обида