Дом в моей голове [Алексей Самсонов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Подъехала электричка, сразу передо мной открылись двери; отошел в сторону, чтобы пустить приехавших. Выбрал место посередине у окна.

Народ потихоньку заходил, рассаживался. По очереди проходили попрошайки, продавцы пива, воды, мороженого и музыканты. Ко мне подсела пара бабушек. Видимо, я выглядел для них подходящим соседом.

Осматривая вагон, остановил внимание на бегущей строке с табло. На долю секунды у неё поломалось изображение и экран заполонили цветные пиксели.

– Мам, не переживай, у меня всё будет хорошо с зачетом! М-м да-а-а, да, конечно. Не переживай. Да, скоро буду, сажусь. Да, успешно. Жаль, что не по ходу, но у окна. Всё, пока!

Достаточно полная девушка, проходя мимо, остановилась и села прямо напротив, у окна, легко оттеснив старушку, которая до этого почему-то сидела по центру. Сумку-рюкзак расположила на коленях и достала наушники. Пришлось убрать под себя ноги, чтобы освободить ей место.

Не знаю почему, но она вызывала раздражение. Хотелось её как-то задеть, сказать грубость. Надеюсь, она сойдёт в Железнодорожном или где пораньше. Лучше не обращать внимания и просто уткнуться в телефон и включить погромче звук в наушниках.

Электричка набилась людьми, все места оказались заняты, пара людей осталась стоять. Машинист пробормотал что-то невнятное, после чего двери закрылись и состав начал движение.

Девица напротив купила пива и семечек у проходящего продавца, несущего большие черные баулы. Удивительным образом она стала ещё больше раздражать. Лузганье семечек с выбрасыванием мусора в бок скамейки. Терпение, лучше сконцентрироваться на музыке и недавно поставленной головоломке в смартфоне.

Ноги стали затекать. Попытался расставить ноги, задел её.

– Эй, можно не упираться в меня ногой? Расставил тут свои грабли! – внезапно среагировала она.

– Один раз дотронулся, и всего-то. Видимо, до тебя нечасто дотрагиваются?

– Не твоё дело, – неожиданно тихо отреагировала она и уткнулась в смартфон.

Две старушки неодобрительно посмотрели на нас, но ничего не сказали. Я не понимал, почему именно так отреагировал. Это не похоже на меня.

На Железнодорожном девица напротив не сошла. Зато вышла пожилая женщина рядом, и мне стало менее тесно. Поэтому я смог поставить левую ногу на радиатор и отставить правую. Через некоторое время девица напротив выставила ноги вперёд, прямо до моей скамейки в сторону паха.

– Эй, ты куда ноги ставишь?

– А что? У тебя сиденье в личном пользовании?

– Нет, но могла бы спросить. Невежливо.

Мы немного посверлили друг друга взглядом, а потом уткнулись в экраны. Ноги при этом не убрали ни она, ни я.

Погода за окном стала портиться, чем дальше мы углублялись в Подмосковье. У Фрязево заморосил дождь. Полное существо напротив не сошло.

Не сразу поймал себя, что в мыслях оскорбил её. Почему?

– Посторожишь мне место? – спросила она, поднимаясь. Я только успел сказать «что?», отвлекаясь от экрана. Она не дождалась моей реакции и направилась к тамбуру. Там она развернулась, посмотрела на меня и потом на кого-то за спиной. Всё понятно. Пришли контролёры.

Пока давал на проверку билет, в окне наблюдал пробегающую сквозь дождь соседку.

Вошедший мужик, отряхивая зонт, прошел мимо и направился к месту напротив.

– Тут занято, – внезапно сказал я. Почему? Он без вопросов прошел дальше. Она вскоре вернулась.

– Спасибо, что посторожил место! Держи в награду.

Она протянула мне пакетик с копченым сыром. Я кивнул в знак благодарности и принял пакет, отложив смартфон. Она присела и стала открывать свою пачку.

Пока ел сыр, украдкой разглядывал её. Серые глаза, черные пластиковые очки, распущенные русые волосы чуть ниже плеча. Глубокий вырез платья сбоку оголял синие рваные джинсы. Но даже грамотно подобранный гардероб не компенсировал того, что у неё было не меньше 10 килограммов лишнего веса.

– Это такая странная мода? Когда не знаешь, что надеть, платье или джинсы, надеваешь и то, и то разом? – решил пошутить я.

– Ох, как смешно. На самом деле крайне удобно и практично.

Когда её голос звучал обычно, он был даже приятным.

За окном замелькали молнии, стало громыхать. Деревья гнулись от сильного ветра. Доели сыр, сидели в телефонах. Что-то внутри меня хотело продолжить разговор, не держать тишину. Но я продолжал сидеть, уткнувшись в игру. После очередного сильного удара грома и вспышки я поднял глаза. Табло опять начало глючить. Я почувствовал некоторую дрожь в её ногах, они по-прежнему упирались мне в сторону паха.

– Боишся грома? – спросил я. Ситуативное поддержание разговора самое простое.

– Да, – ответила она. Постаралась сосредоточится на телефоне, периодически улыбаясь. Видимо, листала ленту в соцсети. У неё это получалось не очень. После каждого громыхания она вздрагивала.

Во время очередной вспышки я дотронулся до её ноги. Почему-то в моей голове появилась мысль, что таким образом я помогу и ни разу не нарушу личное пространство. Это помогло, дрожь пропала, но не по той причине, о которой предполагал я.

– Убрал лапы! – воскликнула она. Она грозно зыркнула и сильно напряглась.

– Я хотел помочь! Видишь, практически помогло – ты перестала трястись, – попытался я оправдаться.

Полупьяный парень, периодически тупо хихикая над видео, которое смотрел на телефоне, глянул в нашу сторону и бросил: «Да найдите себе уже комнату и там кричите».

После этих слов мы отвернулись в разные стороны: я к стенке, она от.

В тишине доехали почти до самого Ногинска. Гром и сильный ветер просто сменились сильным дождём. Вода заливала окна тонким ручейком, струясь внутрь вагона. Хорошо, что уже доехали – не замочит.

Девица напротив залезла в сумку, достала небольшой блокнот и ручку и начала что-то писать. Потом оторвала лист и протянула мне. На листке было написано «Инга» и номер телефона.

– Можешь написать мне в WhatsАpp или Телеграме, – бросила она небрежно.

– А с чего ты взяла, что мне это нужно? – нахмурил брови я, выражая резкую форму пренебрежения. Опять же, почему я так реагирую?

– Ну, тогда иди ты в пень. – Она забрала бумажку и скомкала. Потом поднялась и пошла в тамбур, где уже столпились люди. Поезд подъезжал к платформе.

Я продолжал сидеть, шокированный происходящим. Сердце начало сильнее биться, мне как будто не хватало воздуха, затряслись ноги. Что же делаю, зачем это делаю, почему? Поезд остановился, люди стали выходить.

– Ногинск, следующая Захарово, Захарово следующая, – пробормотал голос машиниста сквозь жуткие помехи. Я резко встал и пошел на выход.

Девять, ноль, один. Пять, шесть, семь. Семь, семь. Один. Какая же была последняя цифра?


Тремор продолжался 25 минут, как обычно. Сидел на скамейке на платформе, пытался расслабиться и контролировать дыхание. Шел дождь. Держал над собой зонт, не замечал, что намокаю. Когда отпустило, я стал повторять цифры номера, пытаясь вспомнить последнюю. Надо двигать домой. Встал, вошел в здание вокзала, прошел через турникет. Работающий фонтан на вокзальной площади заливал дождь. Дом, милый дом, который встречал широкой трассой и ларьками. Ничего красивого. Перехожу дорогу благодаря сразу включившемуся светофору. Прохожу мимо маршруток, заправки, торговых центров. Комсомольская, Трудовая, Советская, 3-го Интернационала. Советское прошлое, покрытое пластиковыми окнами, вентфасадами и коммерцией. Старый панельный дом. Мой дом.

Немного в забытьи, на автопилоте дошел до дома. Полез в сумку за ключом от домофона. Он не сработал. Стоял новый – видимо, поменяли. Набрал 51.

– Пап, это я, – хрипнул я. Кажется, простыл, нужно будет залезть в ванну.

– Ну что ж, заходи. – Его голос был уже весёлый.

Первый этаж, как всегда, пах, будто кто-то умер. Человек странное существо. Оно может пахнуть смертью десять лет, но ещё жить.

Лифт ещё не поменяли, хотя он давно просил этого. Часть кнопок была выжжена, объявления и граффити, наложенные годами друг на друга, как кольца на дереве, хорошо показывали примерный возраст лифта. Поднялся на этаж. У лестницы была привязана баночка из-под кофе, наполовину заполненная окурками. Этаж был прокурен. Металлическая дверь слегка приоткрыта, из-за нее доносились звуки телевизора. Я вошел.

В прихожей, слева от входа, лежали стройматериалы. Ламинат, обои, плинтуса, ПВХ-плитка потолочная. Зеркало в полный рост напротив двери, справа вешалка. Всё как я запомнил. На кухне из телевизора вылетали странные звуки, что-то среднее между свиным хрюканьем и визгом. Типичные звуки с федеральных каналов.

Я разулся, разделся, раскрыл зонт посушиться и прошел на кухню. Отец сидел за столом и с интересом следил за происходящим на экране. Стакан с водкой был полон наполовину, как и бутылка рядом. В качестве закуски была мойва, аромат которой мощно наполнял помещение.

Как вошел, сразу направился в его сторону, поздоровался и обнял. Несмотря на возраст, отец был достаточно крепким, мог легко отправить меня в нокаут, если бы захотел. Но возраст уже давал о себе знать. Морщин прибавилось, неседых волос не осталось.

– Присоединишься ко мне? – спросил он, подходя к мойке и доставая второй стакан.

– Только если пиво или вино. У тебя есть?

– Нет, ниже 40 градусов алкоголь не держу. Метнись в магазин внизу. Ещё должны продавать. А если и не должны, тебя должна помнить Валя, она сегодня на смене.

– Не, лень. Но от мойвы не откажусь.

И вот, как и много лет назад, мы сидим с ним вместе, едим мойву с хлебом и смотрим телевизор. Я уговорил переключить на что-то более адекватное. Если, конечно, это можно сказать о предвзятой программе новостей.


Отец на завтрак сделал большую яичницу с зеленью и сварил кофе. Потом отправился на работу, предварительно дав мне запасной ключ от домофона. У него точка по металлоремонту в торговом центре. В которой когда-то я тоже работал.

А я, пока уминал еду, решил заняться поисками Инги. Девять, ноль, один. Пять, шесть, семь. Семь, семь. Один. Решил начать с ноля. Никто не ответил. С единицей ответил какой-то старик, который грустно сказал, что я ошибся номером. С двойкой ответила старушка, которая внезапно тоже живёт в Ногинске, и спросила, когда включат горячую воду. Тройкой был ребёнок, который сразу сбросил разговор. Четверка не ответила, пятерка не существует. Шестерка оказалась парнем, который поднял телефон девушки, и я думаю, хорошо, что её звали не Инга, ну и надеюсь, что этот ревнивец не отрубит ей руки. Семёрка оказалась девушкой без парня и расстроилась, что я не из Тюмени. Восьмёрка не существует, а девятка не отвечала. Так началось моё утро после завтрака. Возможно, не стоило звонить в 9 часов утра в субботу.


День был солнечный, поэтому, недолго думая, отправился гулять. Благо совсем недалеко от дома есть парк, и он замечательный. Помню его ещё совсем маленьким. Это такой типичный советский парк, сделанный по ГОСТу – с заборами, аттракционами, мороженым. Скучный и устаревший, но зато просторный.

Позвонили с номера, оканчивающегося на ноль, и сказали, чтобы я больше им не звонил, а то позвонят в полицию. Спасибо им большое, не придется тратить денег на исходящий вызов. Четверка и девятка, значит, если моя память мне не изменяет и остальные цифры верные.

И тут меня осенило. Можно же просто добавить номер в мессенджер, и там отобразится профиль.

Спустя 5 минут, уплетая мороженое, просматривал ранние фото Инги в Телеграме. Оказалась четверкой.


– Тебе не кажется, что идея встречи тут довольно сомнительна? – Протянула руку в сторону, куда сливалась вода у бетонного основания.

Я немного опоздал, она уже стояла на дамбе, облокотившись на перила. После её слов улыбнулся, медленно подошел и достал из рюкзака большой пакет с копчёным сыром, наподобие того, что она дала мне в благодарность в поезде. Открыл и протянул ей. Она сразу положила в ладонь несколько кусочков и стала есть.

– Как по мне, это место просто замечательное. Спокойно, тихо, только рыбаки на фоне, – сказал я, глядя вдаль на пойму. – Кстати, ты шикарно выглядишь.

И это было действительно так. На ней было черное свободное платье с маленькими цветами, которое крайне умело компенсировало недостатки её фигуры с точки зрения современного понятия красоты.

– Ты тоже ничего. – Она мягко улыбнулась. – Но я не это имела в виду. Если бы не рыбаки, это выглядело бы как идеальное место для передачи портфеля с наркотиками или желание заманить в ловушку.

– Ну, мы ещё недостаточно хорошо друг друга знаем, чтобы переходить на такую близкую дистанцию, – постарался я пошутить. – Но намёк понял, давай пойдём в более комфортное место.

Она согласилась, и мы пошли в сторону города, подальше от воды и природы.

Вчера мы только списались. Она удивилась, что я смог её найти. И я сразу назначил место встречи, и оно действительно странное, не было похоже на свидание. Почему-то я не хотел, чтобы оно было похоже на свидание, хотя оно им было.

Мы шли, и стояло неловкое, звенящее молчание. Момент надо было срочно наполнить разговором, не только разжевыванием сыра. Я уже набрал воздуха, чтобы начать говорить, но она меня опередила.

– А чем ты занимаешься? – Вопрос имел одновременно и стратегическое значение, и заполняло неловкую паузу.

– Я верстальщик. Занимаюсь видимой частью сайтов. Ну, типа, чтобы формы были, это всё крутилось, вертелось…

– А, знаю таких. Подрабатывала в студиях, делала графику. Я, между прочим, в художке в Москве учусь, на художника-оформителя.

Возможно, я только что получил ответ, но решил уточнить.

– Извини, что перепрыгиваю с темы, но меня терзает мысль. Почему ты решила со мной заговорить? Я же мог быть каким-нибудь придурком.

– Да мог бы. Но мне показалось, что парень в футболке, на которой изображен принт из «Стального Алхимика», не будет плохим. Но у тебя ещё есть все шансы доказать обратное. – Она коварно улыбнулась и взяла ещё немного сыра.

Значит, не ошибся. Логично, я просто социально близкий.

Разговор стал клеиться дальше более складно. Она рассказала о своей учёбе, об увлечениях рисованием.

– В идеале я хочу устроиться в студию по разработке игр и делать дизайн персонажей. Только в нормальную студию, а не в те, что делают ужасные игры для смартфонов. – Кажется, она нашла для себя горячую тему.

– А чем они плохи? Многие из них достаточно хорошие, качественно сделаны. Например, различные стратегии или головоломки, – не понимал я. Возможно, просто непривередливый и всеядный. Зума, пасьянс, тетрис и их вариации всегда отзывались в моём сердце.

После моих слов она ментально приложила руку к лицу, словно я пациент, которого уже не спасти.

– Да они всем плохи, просто ужасны! По определению, по рождению. Игра просто опускается до убивалки времени, соревнуясь за внимание игрока с мессенджерами, новостями, Ютубом и другими развлечениями.

Если что я и усвоил из брака с Ольгой, так это то, что если женщина не права, лучше извиниться и замолчать. Особенно если вопрос не принципиальный и она может быть права.

– Всё, сдаюсь-сдаюсь. Лучше скажи, что тебе больше нравится: молочный коктейль или мороженое? Отечественный блокбастер с литературным героем или голливудский ужастик на основе интернет-мема?

– Выбираю макфлурри и Слендермена.

– Тогда дальнейший досуг определён.


С ней было комфортно. Приятно, легко. Даже когда мы сидели в кинотеатре и смотрели хоррор, который мне совершенно не хотелось видеть. Она, похоже, всю жизнь их смотрела и ловила большой кайф. Я же половину экранного времени сидел, вжавшись в кресло, и периодически закрывал глаза. Поэтому в какой-то момент вцепился в её руку. И сразу немного успокоился. Повернулся в её сторону. Она сделала то же самое. Мы улыбнулись и продолжили просмотр.

Когда наконец сеанс закончился, мы вышли обсуждая сюжет. В итоге сошлись на том, что фильм – полное разочарование и оригинал в отрыве от его экранизации гораздо страшнее и интереснее.

– А какие у тебя мечты? Чего бы ты хотел сделать в своей жизни?

– Я бы хотел сходить на фильм ужасов и не вжиматься в кресло. Хоть раз, – с серьёзным лицом сказал я. В этом была доля правды.

– А если серьёзно? – Она вглянула так, чтобы дать понять, что вопрос был не просто в воздух.

Я задумался. Много чего. Найти любимую работу. Получить призвание, которым буду гордиться. Женится ещё раз, вырастить детей.

Мы уже успели дойти до парка и пройти аттракционы, которые были покинуты детворой. Деревья становились плотнее, а людей всё меньше.

– Ты только не смейся, но я хочу быть стендап-комиком. Да, я понимаю, не произвожу впечатления человека с феноменальным чувством юмора. Ну хватит смеяться!

– Да нет, это поддерживающий смех. – Она перестала смеяться и просто улыбалась. – Я бы хотела сказать, что если у тебя будет какая-то программа, захочешь обкатать шутки, могу тебя выслушать и, может, что порекомендовать.

Инга остановилась. Смотрела мне в глаза с достаточно близкого расстояния. Сейчас я смог оценить её примерный рост. Она была немного ниже меня, моих 174 сантиметров.

– Я согласен. Тоже с радостью готов смотреть любые твои работы.

Взял её за руку. Она немного подалась вперёд ко мне, и я сделал то же самое до самого контакта.


Был уже четверг, и третий день мы занимались ремонтом. Сегодня заканчивали клеить обои. Потолочная плитка и новая люстра уже были на месте.

– Ну что, когда покажешь мне свою новую девушку? – в какой-то момент сказал отец, намазывая обои клеем. – Мне надо оценить её, из какой она семьи, чем они занимаются…

– Пап, мы с ней только познакомились, ещё рано. Да и потом, я не особо тороплюсь тебя с ней знакомить. Прости, но ты производишь не самое приятное впечатление. Так было и с Ольгой и её родаками.

– И что со мной не так? Ты меня стыдишься?

– Ты практически сразу начинаешь задвигать людям свои сомнительные убеждения.

Глухая тишина. Я говорю, он говорит. Он бьёт по стене, краснеет. Докапывается. И тут звук включается, звучит мой голос, заглушается его.

– Ты понимаешь, каково это? Когда тебя все сторонятся? Ну, реакция других людей – это проблемой было только тогда. Но сейчас проблема в моей голове. Да и всё это время было в ней. Я боюсь, что сам сорвусь и сделаю что-нибудь похожее. Что кому-то наврежу. Настолько, что мне сложно идти на конфликт. А знаешь, что ужасно? От того, что я пытаюсь всегда быть хорошим, услужливым, я при этом понемногу каким-то волшебным образом становлюсь мудаком! А знаешь почему? Нельзя всегда быть хорошим. Подавление внутренних порывов – это всегда плохо, особенно агрессии, ненависти и всего такого. Это не уходит никуда. Вот ты хочешь ударить кого-то. И прячешь это внутри. Но это не исчезает, не превращается в розовых пони. Эта тьма копится и копится, и кто знает, куда всё это выльется. И ты становишься как ходячая бомба замедленного действия. Что однажды кукуха не выдержит и весь твой гнев, ярость выльется на незадачливых людей вокруг. Ну или другой расклад – будет нескончаемый поток пассивной агрессии. Всё варианты хреновые. И да, я виню тебя за это. Ты мудак и всегда им был. И ты ещё больший мудак, потому что защищаешь своё состояние. Почему ты не можешь просто признать, что тогда был пьяным и ни за что забил бедного парня до смерти? Почему говоришь, что должен был поступить как мужик и поставить его на место?

Отец молчал. Видимо, он не знал, что ответить. Или для того, чтобы ответить, ему надо выпить.

– Мне надо пройтись, – бросил я выходя из комнаты. Проходя мимо кухни, обратил внимание, что телевизор перестал работать и выдавал цветные помехи. На счастье, надеюсь, полностью сломается.

По-быстрому умылся, переоделся и вышел на улицу.


Просто шел по тротуару. В голове всё путалось. С Ингой договорились встретиться через 30 минут у торгового центра поблизости от вокзала и сходить перекусить. Пока просто присел на скамейку. Наблюдал последние лучи заката.

Хотелось просто крушить всё и ломать. Но старался, как всегда, сдерживаться. А может, не сдерживаться? Хоть раз в жизни?

Так я сидел с закрытыми глазами, приложив руки к голове. И тут почувствовал мягкое прикосновение к волосам, легкое поглаживание.

– Ну, успокойся. Бывает. Родители – они такие. – Голос Инги звучал мягко, успокаивающе. Она присела рядом. – Не забывай, в какое время они росли. Они несут в себе ту эпоху. Алкоголь, пропаганда, заблуждение, двоемыслие, отсутствие толерантности, но толерантность к насилию. Но тебе не стоит забывать и то, что он тебя любит. Да, по-своему. Постарайся это принять.

А она быстро тут оказалась. Я наклонился в её сторону и положил голову на её колени.

– Я не могу это принять просто так. Пытался.

Мне казалось что это длится бесконечно, пока наш покой не был прерван.

– Эй, мужик, ты что, совсем говноед встречаться с такой толстухой? – Какой-то грубый пьяный голос прорезал момент.

Я резко поднялся. Перед нами стоял какой-то алкаш сорока лет, с перекошенной мордой, которая, видимо, ему казалось усмешкой.

– Извинись, гнида, – спокойно сказал я.

– А то что? Покажешь мне что-то? У тебя есть что? – Он насмешливо посмотрел на меня. И я только ощутил его ужасный запах перегара, от которого в горле начинало першить.

– Андрей, не надо. Просто пошли отсюда. – Инга крепко держала меня за плечо, её голос дрожал.

Нет. Нельзя больше уходить. Надо принять это. Я хочу его ударить. Я хочу сделать ему больно. Хочу, чтобы его харя была расквашена. Хочу, чтобы он молил о прощении, а я бил его и бил. Чтобы его голова лопнула как дыня.

Я резко поднялся. Оказалось, он выше меня на голову и шире в плечах. Он никак не среагировал. Понимал своё преимущество. И оно было – я никогда не дрался.

Просто побежал на него и попытался ударить его рукой с размаха. Он же просто с ноги остановил меня и отбросил. Я отлетел на пару метров и приложился головой к земле. Инга подбежала ко мне, пытаясь удержать.

Он истерично засмеялся.

– Что это было? Какое же ты чмо бесполезное. Ты вообще знаешь, что такое настоящая мужская драка?

Хочу его размазать, уничтожить, заставить замолчать, чтобы он не существовал просто.

Сжал кулаки, пару раз ударил со злости по земле и опять побежал на него.

Мною движет только ярость, слепая ярость, не видящая, не понимающая, что вокруг. Только боль, страдание, хочу видеть его страдания. У меня получается увернуться от удара и сшибить его с ног. Он бьёт меня, пытается сбросить, но, не обращая внимания на боль, то трясу, то просто бью его то по земле, то просто по лицу без разбора.

Через какое-то время прихожу в себя. Он еле шевелится, жалобно просит пощады. Лицо похоже на какое-то месиво. С моих рук капает кровь, причём непонятно, то ли от сбитых в кровь костяшек пальцев, то ли с его лица. И это выглядит не так, как я рассчитывал, что оно будет.

Только что он был левиафаном, которого я хотел уничтожить, испепелить. Теперь это был просто побитый пьяный мужик, который плохо пахнет, выглядит, и ему явно нужно поскорее попасть в травмпункт.

Только что я хотел всем – и в первую очередь себе – доказать, что я могу его побить. Теперь мне было стыдно за своё поведение. Вот, оказывается, какое это чувство.

Я полез в его карман, нащупал смартфон. Разблокировал, приложив его палец, и набрал 112.

– Тут человеку плохо. Приезжайте на Советскую, дом 1, – сказал я, пытаясь изменить голос и оглядываясь по сторонам. Это было какое-то волшебство, но было не настолько поздно, чтобы людей вокруг не было. – в районе первого подъезда. Нет, стабильное, ударился лицом. Просто прохожий. Приезжайте.

Протёр телефон курткой и положил рядом с ним. Инга всё это время стояла рядом и молча наблюдала за моими действиями.

– Ну что, доволен? Ты этого хотел? Осуществилась твоя мечта?

– Нет, – Ответил я грустно. – Пошли отсюда поскорее.


Мы дошли до ближайшей аптеки, где она купила бинт и присыпку. Дальше мы прошли за школу, в которой она училась. Там было пусто, огорожено, и она знала пути прохода.

Присели на советских старых тренажерах, и она начала обрабатывать мои раны.

– Думаешь, тебе одному больно и плохо? – сказала она сосредоточенно, посыпая стрептоцидом костяшку указательного пальца левой руки. – Ты один такой страдалец? Все тебя не понимают. Ты даже не представляешь, насколько это всё фигня. Соберись и пройди просто через это.

Руки жутко болели, во время обработки я дергался, и её рекомендации относились не только к ментальному состоянию.

– Понимаешь, это не фигня. Помнишь нашу первую встречу? Помнишь, как я себя вёл? Я тебя чуть не потерял из-за своей мудаковатости.

– Просто научись с этим жить и не копить. Прости отца и вырасти уже. Взрослый мужик, боже мой.

Она закончила обрабатывать, и мы просто сидели. Она достала из рюкзака бутылку с водой и два батончика-мюсли. Один протянула мне.

Через некоторое время я нарушил молчание.

– А тебя разве не задело, что он назвал тебя толстухой? Это же оскорбительно…

– И что? Меня так зовут с самого детства. Вот прямо тут на этой площадке надо мной измывались. Когда я не могла быстро пробежать стометровку или не могла пробежать достаточно кругов. Проблема в том, что я не ненормальная. У меня нет лишнего веса как такового, такое у меня телосложение.

Она остановилась, глотнула воды. Потом её глаза сверкнули, она что-то вспомнила.

– Ты ведь понимаешь, что девушки из-за этого восприятия себя ненавидят? Некоторые считают, что надо просто взять и отрезать кусок мяса от своего тела, чтобы хоть как-то уменьшить его. Или изводят себя диетами, превращаются в анорексичек. У них прекращаются месячные. Из здоровых они превращаются в больных. И всё из-за того, что общество считает, что только единственный шаблон внешнего вида идеальный, а остальные бракованные и ненормальные.

Я постарался её крепко обнять, ей это было нужно.

– И да, иногда меня это задевает. Тогда когда говорят это не какие-то сторонние люди, к которым я привыкла и просто игнорирую, а те, кто мне нравится, близкие мне. Тогда в поезде ты этого не сказал, но ты об этом думал. Ты думал об этом даже против своей воли, уверена.

– Да, именно так. И мне стыдно за это, – ответил с грустью я.

Она облокотилась мне на плечо и обняла. Я крепко прижал её к себе.

– Знаешь, а выступи на открытом микрофоне. Расскажи всё, что у тебя накипело. Выплесни это на сцене. Чтобы больше не пришлось никого мутузить.

– Ну, раз уж ты это озвучила, мне ничего не остаётся, кроме как согласиться.


Я вернулся домой. Отец был у телевизора на кухне, опять пил. Как только я вошел, он заглушил звук и посмотрел на меня.

– Прости если что… – начал он.

– Не надо, это ты меня прости, – перебил его я. – Ты мудак, каких поискать. Но я тебя люблю, ты мой отец. И ты не хотел плохого для меня. Прощаю тебя и буду сильнее.

Он встал, и мы обнялись. Моё дыхание стало спокойным. Я больше не чувствовал тревоги, мысли не путались.


Мы закончили ремонт прямо к концу отпуска. Конечно, это бы прошло гораздо быстрее, если бы отец не пил и я не проводил время с Ингой. Но первое было таким же неосуществимым, как и второе.

Как я ей и обещал, стал готовиться к открытому микрофону. Придумывал шутки, рассказывал Инге (большую часть она забраковала как неприемлемые) и, что получалось, добавлял в программу.

В воскресенье вернулся в Москву, в понедельник вернулся на работу. И к концу недели записался на открытый микрофон в кафе-клуб у Бауманской. Жизнь налаживалась.


Администратор кафа-бара вышла на сцену. Это оказалась милая невысокая девушка с розовыми волосами. Мне показалось, что я её уже где-то видел. Стала рассказывать об условиях конкурса, призовом фонде (всего-то 4000 рублей), объявила судью, коим оказался неизвестный мне Антон Щеглов. Моя позиция была четвертой, то есть примерно через 15–20 минут выходить. Я был готов. Но недостаточно.

Пришлось торопиться, спрашивая попутно, где находится туалет. Бежал, как только мог, и выплеснул содержимое желудка в бреющем полёте до стульчака. Встал, смыл, вышел к раковине и стал приводить себя в порядок.

– Следующим выступит новичок. Я его никогда не видела ранее, но короткий отрывок программы мне понравился, поэтому решила пустить его к вам. Итак, встречайте – Андрей Богданов!

Я шел, как по рельсам, до сцены, которая представляла собой невысокую арт-инсталляцию, четыре на полтора метра. Гул в ушах. Сильно бьётся сердце. Темнеет в глазах. И внезапно просто начал.

«Здравствуйте, добрый вечер, вы замечательная публика!

Я бы хотел поговорить о психических проблемах и мотивации».

В зале прошел смешок. Я заржал и продолжил.

«Да, скорее всего, по мне это заметно. Знаете, мой знакомый хотел стать писателем. Но потом его брат стал писателем. И, казалось бы, что может больше демотивировать: успешный брат-писатель или то, что брат-писатель неуспешный и хранит на балконе 4000 непроданных экземпляров своей книги?

И важная информация – у меня появилась новая девушка, взамен старой жены. Я бы сказал, что это вдвойне круто, ведь она почти в два раза больше предыдущей».

Послышался гул сопереживаний.

«Нет, не нужно мне сопереживать, те времена уже прошли, и она больше не режет меня своими тощими бёдрами во время секса».

Одобрительный смешок.

«Моя нынешняя – просто душка. У нас полное взаимопонимание и свобода действий. Ведь она составляла мою программу».

Зал был настроен положительно, поэтому я продолжил, посмотрев в памятку на телефоне.

«Интересно, замечали ли вы, что наши квартиры – это настоящий храм безопасности? С кадилом в виде пепельницы на лестничной площадке, которая дымит, и юродивыми, которые живут на первом этаже, и, видимо, никогда не моются, и медленно умирают?

Что, такого в Москве нет? Ну, если отъехать подальше от МКАДа, начинается интересная жизнь, попробуйте как-нибудь – может, понравится. Нет? Ну, в целом согласен, там вам тоже не рады».

Получилось спонтанное препирательство с одним из зрителей, но оно не выходило за рамки выступления. Зал разогревался

«Спасибо, вы замечательная публика. А теперь внимание, очень тонкая корпоративная шутка, и после неё зал будет молчать. В поезде верстальщик, слыша «тэ-дэ, тэ-дэ, тэ-дэ», думает о таблицах».

В зале была звенящая тишина, которую разрезал только заливистый смех одного парня в конце зала.

«О, коллега! Ладно, дальше всё очень серьёзно.

Совсем недавно подрался. Да, спасибо, это по мне видно. И хотел сказать, что это плохо, нельзя так делать. Но можно сделать исключение, если вашу девушку назовут толстой. Нет, не потому что это вопрос чести, а потому что это может спасти обидчику жизнь. Вы же знаете, как дерутся парни и девушки. Мужики спокойно и церемониально побьют друг другу морды, саданут под дых, возьмут в захват, просто руками помахают. Но женщины – нет. Они мстительно и целенаправленно пойдут на уничтожение, прилюдное унижение. И, не дай бог, ты постараешься встрянуть посередине – падёшь первым. Да, я спас того мужика, поверьте».

Подошел к стойке, открыл бутылку воды и глотнул.

«А замечали ли вы, что если при просмотре различных дебатов на федеральных каналах закрыть глаза и только слушать, то в какой-то момент вам начнёт казаться, что там между хрюканьем, визгом и соловьиным улюлюканьем можно услышать человеческую речь? Что, не замечали? Я, к сожалению, тоже. Думал, что кому-то, может, повезёт. Должен же их в конце концов кто-то понимать? Проверю, выступая в следующий раз в доме престарелых. У меня всё, всем спасибо!»

Отец хлопал в ладоши. Кажется, это был один из тех редких моментов, когда я видел гордость в его глазах за меня. Хотя я не понимал причины – последняя шутка была камнем в его сторону. Рядом с ним была Инга, она тоже хлопала и выкрикивала поддерживающие слова. Это было странное ощущение принятия. Как же круто всё это видеть, ощущать.

Администратор клуба подошла ко мне, похлопала в ладоши, взяла микрофон в руки, повесила на стойку и обратилась ко мне:

– Ну что, Андрей, готов возвращаться?

Я окинул взглядом зал. Посмотрел ещё раз на счастливые глаза отца и сказал:

– Да, пора.


…Андрей открыл глаза. Из глаз текли слёзы. Инга держала его за руку.

– Андрей Иванович, с пробуждением. Как вы себя чувствуете? – Девушка с розовыми волосами склонилась над ним.

– Хорошо, но ощущаю себя постаревшим. Там было круто. Неужели уже прошло 20 лет… Этого ведь всего не было, так, Лукерья?

– Как мы с вами и договаривались, в мою задачу не входило изменение ваших воспоминаний. Встреча с Ингой, развитие с ней отношений – это было. Драка, разговор с отцом, выступление на открытом микрофоне – это ваши фантазии, которые я направляла по ходу вашего погружения.

Они находились в большом светлом помещении. Андрей лежал на кушетке, на его голове был аккуратно закреплен пластиковый обруч, который в свою очередь был подключен к металлическому стенду полутора метров в высоту на колесиках. На стенде показывалась телеметрия Андрея, которая понемногу возвращалась в состояние бодрствования. В помещении было ещё две кушетки, одна из которых недавно была занята. На девушке с розовыми волосами были белый халат и большие очки в металлической оправе.

– Я ведь так и не поговорил с ним тогда, не рассказал, что думаю, не простил. Кто же мог знать, что он умрёт от цирроза печени под самый Новый год? Ах, если бы я только мог ему сказать: остановись, не пей. – Он прислонил руки к своему лицу, сдвигая немного обруч, и продолжил. – И все эти годы держал это в себе. И себя не простил. Это странно, но сейчас я чувствую, что смог пройти это.

Лукерья помогла снять с него обруч, он присел, свесив ноги. Инга, всё это время молчавшая, взяла его за руки и наклонилась:

– Мне жаль, дорогой, что ты не стал комиком, не смог помириться с отцом. И что не смог справиться со своими проблемами, – сказала Инга, крепко и сочувственно обнимая его.

– Зато я встретил тебя, держался тебя. Ты спасла меня. Да, я сделал множество ошибок, многого не добился, но встреча с тобой компенсировала это всё. – Андрей крепко её обнял. – И знаешь, если бы существовала возможность в реальности вернуться в прошлое и у меня был бы выбор, реализовать это всё или встретить тебя, я не раздумывая выбрал бы тебя. Всегда.

Так они сидели, обнявшись, некоторое время. У Лукерьи немного намокли глаза. Что было не страшно, ведь она никогда не красилась, когда понимала, что работа с клиентом приведёт к слёзам.

– А вы уверены, что не хотели бы пройти через подобное? В вашем прошлом тоже есть вещи, о которых можно поговорить, например реакция на гром. Могла бы сделать скидку за двоих, – сказала Лукерья, искренне улыбаясь.

– Спасибо за предложение, но нет. – Инга легонько покачала головой и, запрокидывая руку на плечо Андрея, продолжила. – В отличие от моего любимого, у меня нет в прошлом того, о чём бы я сожалела или чего не сделала. А повторно проживать прошлое мне не нужно. Мне достаточно быть с ним, чтобы периодически возвращаться к нашим лучшим дням вместе.

– Да и потом, она осуществила свою мечту, стала известным автором комиксов, делала арты для игр. Я бы на её месте отправился в те дни, когда она узнавала об очередном приглашении и как бешеная бегала по квартире и радовалась. – Андрей, слегка улыбаясь, ещё крепче прижал жену к себе.

Лукерья проводила их к выходу и напомнила, что на следующей неделе ждёт в то же время.

Они вышли из здания, держась за руку. Инга склонила немного голову на его плечо. Лукерья наблюдала за ними через окно второго этажа, облокотившись о подоконник и положив руки себе под подбородок. Она была жутко собой довольна.

На одной из вывесок у входа в старинное здание в центральном районе города Тулы было написано: «Лукерья Славина. Психолог. Работа с воспоминаниями».


В оформлении обложки использована фотография автора Sergei Wing с https://unsplash.com/ по лицензии CC0.