Дракон [Владимир Владимирович Привалов] (fb2) читать онлайн

Владимир Привалов Дракон

 «Будьте осторожны со своими желаниями, иногда они исполняются.»

Город спал, в доме номер 50 по улице Маршала Тухачевского в квартире номер 49 в большой комнате, обнявшись, спали мужчина и женщина, на кухне иногда тарахтел холодильник, в ванной комнате из крана капала вода, тикали настенные часы. В детской не спал мальчик. Он боялся темноты, проснулся ночью, трясясь под одеялом, и молился: «Господи, прошу тебя, укрепи меня! Сделай меня сильным, чтобы я никогда ничего не боялся, сделай меня самым сильным человеком на земле! Я на всё готов ради этого! Молю, Господи, услышь меня!». Мальчика звали Андрей, и, если бы он знал, какой ценой достаётся в этом мире сила, то никогда о ней бы не попросил.

Первый порог

              С тех пор как папа потерял работу, родители стали ссорится. Андрей больше не просыпался среди ночи один, теперь он не мог заснуть и, лёжа в кровати, слушал ругань родителей на кухне. Это так глупо, когда родные люди мучают друг друга. Он спрашивал их: «Что случилось?», а они не отвечали, улыбались не по-настоящему и говорили: «Всё хорошо!». Потом бабушка, с которой его часто отправляли гулять и по магазинам, стала задавать странные вопросы: «А вот, если судья спросит: с кем ты хочешь жить – с мамой или с папой, ты что ответишь?». Странно, это как спрашивать: «Если придут фашисты и спросят: какую руку тебе отрезать, ты что ответишь?».  Но бабушка всё спрашивала, фашистам Андрей бы ответил – «Режьте левую», бабушке – «С мамой». Потом они стали часто уезжать на выходные, это было нечестно, целые выходные: друзья, игрушки, своя комната, а вместо этого чужой дом и «Бабушку надо навещать». Там мама жаловалась на мужа, совершенно не обращая внимания на присутствие Андрея, он узнавал, какой папа плохой, как плохо относится к маме, сочувствовал ей и обещал «ничего не рассказывать отцу».

              Однажды мать завела такой разговор:

– Твой отец ставит мне условия, говорит, что ему чувств не хватает, хочет, чтобы я изменилась. А я и так с трудом это всё терплю, мне здесь плохо, душно, что мне делать?

              Андрей обнял маму и очень по-взрослому сказал:

– Мама, не надо терпеть.

              Они съехали к бабушке весной, недоучившись один месяц, Андрей перешёл в новый класс новой школы. Нельзя просто уехать в один день, через неделю на выходных они приехали за вещами. Андрей не узнал своей комнаты, того места, где он прожил всю жизнь. Он помнил, как там стояла его детская кровать с решёткой, как потом появилась кушетка, свой письменный стол, он помнил, как скрепит каждая паркетная доска, каждую трещинку на потолке, это его дом, помнил, где оставлял свои вещи. Сейчас всё изменилось: полки отец забрал в другую комнату, игрушки просто вытряхнул из них, и они валялись на полу, часть машинок была раздавлена, кровать переставлена, шкаф отгонял своими открытыми дверцами и пустыми вешалками. В этот момент он возненавидел отца, понял, что у него больше нет дома и вряд ли когда-нибудь будет. Забирать Андрей из этой комнаты ничего не стал.

Второй порог

На пустыре за забором школы мальчик собирал свой портфель. Он доставал книги из грязи, вытирал их шапкой и складывал, по щекам текли слёзы. Книги не так обидно, самое противное – сменка, каждый уходя смачно харкнул в мешок, он отмоет всё, но знать, что несёшь домой свою обувь, оплёванную этими подонками, было гадко. Он давно не спрашивал их и себя: «За что?», «Что я вам такого сделал?», «Как это прекратить?», просто им нужно было над кем-то издеваться, и они издевались над ним, до того, как он попал в этот класс, они издевались над Толстым, теперь же сам Толстый, радуясь, что появился новый объект для нападок – частенько подстрекал одноклассников на новые «аттракционы». Это продолжалось изо дня в день, каждый день он сносил плевки из трубочек, пока учитель пишет на доске, тычки на переменах, он пытался быть незаметным, как-нибудь, может, сегодня обойдётся, может, о нём забудут, они не забывали. Каждый день он видел эти улыбки полные предвкушения забавы и, редко когда после школы ему удавалось сбежать. Девочки не принимали в этом участия, но многим нравилось смотреть, и на глазах у девчонок они издевались дольше и разнообразнее. Он пытался уходить позже, ходить разными дорогами, но его ждали везде. Это так классно, когда есть ничтожество, над которым можно измываться, он же сам этого наверняка хочет, раз такой слабак. Он уже не убегал, просто тупо ждал, когда наконец одноклассники накуражатся и уйдут. Он не жаловался учителям: во-первых, куда ужаснее было стать стукачом, тогда его будет гнобить уже вся школа, не только класс, во-вторых, учителя и так всё знали, возможно не в подробностях, но знали и ничего не могли поделать. Для них это неизбежное зло, всегда будет чужак, последний, мальчик для битья, ему просто не повезло.

Мальчик собирал портфель и в тысячный раз думал, что жизнь дерьмо. Тяжело, когда некому пожаловаться или просто рассказать (мать нельзя беспокоить, она и так целыми днями в слезах, ей ещё тяжелее). Жалость к себе и горечь утраты – вот то, во что он заворачивался от мира. На пустыре появился прохожий, подошёл к мальчику:

– Что случилось?

– Упал неудачно…

Прохожий хмыкнул:

– Я работаю рядом, окна сюда выходят, часто вижу, как ты падаешь.

Мальчик отвёл глаза в сторону:

– Зачем тогда спрашиваете?

– Помочь хочу.

– Как тут поможешь? Они все против меня…

– Неважно сколько их, ты всегда дерёшься с одним, не нужно быть сильнее всех, будь лучше каждого по очереди. – ответил прохожий. – Я тренер, могу тебя учить, что скажешь?

– Зачем это вам?

– Я готовлю чемпионов, из тебя может получиться чемпион. Обычные ребята приходят, чтобы стать сильнее, но они не бояться проиграть и поэтому проигрывают. Для тебя проигрыш – это валяться в грязи у ног подонков, поэтому ты никогда не будешь проигрывать.

Мальчик посмотрел с надеждой и очень тихо произнёс:

– Научите меня пожалуйста.

– Хорошо, тогда для школы ты заболел ангиной на две недели, будешь выходить из дома и приходить ко мне в зал, двух недель хватит, чтобы ты больше не падал. А там и к соревнованиям готовится начнём.

Третий порог

В старших классах Андрей упивался своей силой. Ему приятно было заходить в школу с пониманием, что он сильнее всех в этом здании, что может уложить любого, включая охранников. Было приятно внимание одноклассниц и уважение одноклассников. Удобно, что учителя не спрашивали с него строго и всегда чуть завышали оценки, как-же, знаменитость, гордость школы! Он не забыл то, что было раньше, но и зла не держал, был со всеми ровен, помогал решать конфликты, но после школы не тусил, близко ни с кем не сходился, объяснял всё отсутствием времени и постоянными тренировками.

Тренировок действительно было много, чем выше результат он показывал, тем сильнее тренер его гонял. Андрей был не против, он чувствовал, как становится лучшей версией себя, как каждый день он двигается быстрее, его удары точнее и техничнее. Кайф – делать то, что умеешь, что получается и делать с каждым днём всё лучше.

Его семья-инвалид окончательно перестала существовать, мать встретила нового мужчину, вышла замуж и переехала, он остался жить с бабушкой. Отец тоже женился, у них родился ребёнок, Андрей как-то раз даже заезжал в гости, зашёл в свою старую комнату, которая опять стала детской, но уже чужой, это было больно. Андрей иногда думал о детстве – жизни, которой не стало, которую все кроме него старались забыть. Кто он для своих родителей? Осколок прошлой жизни, ошибка молодости, упрёк? Когда такие мысли приходили, он шёл делать дополнительную тренировку.

Это был очень местечковый чемпионат, серьёзных соперников нет, просто нужно победить с минимальной затратой сил. Так совпало, что сегодня ещё и пять лет как не стало его семьи, вряд ли родители помнили об этом, но он помнил этот день до сих пор. Андрей готовился к бою и тут в раздевалку вошёл его противник, такого стараются не допускать, но иногда случается, особенно на плохо организованных соревнованиях, многие пытаются перед боем запугать соперника или вывести из равновесия. Парень заметно крупнее, с первого взгляда возникает вопрос: «А как он в этот вес пролез?», ему точно в другую категорию.

– Чернов ты?

– Ну я.

– Лучше сразу ложись, олень, иначе я тя так исполню – папе в глаза смотреть стыдно будет, он после такого зрелища поймёт наконец, что его сын педик, и судья останавливать не будет, он у нас прикормленный.

– Папе в глаза я редко смотрю. – машинально ответил Андрей.

– Ха, свалил папаша? Интересно от кого, от сына педика или жены шлюхи?

Андрей прорычал:

– На ринге встретимся. – и выбежал из раздевалки.

Что-то перемкнуло у него в голове, такого не случалось с первой его драки с Толстым, когда он дрался на эмоциях и сломал Толстому нос, после того случая он никогда не дрался в полную силу и всегда на первом месте была тактика. Бой закончился на второй минуте, Андрей победил нокаутом нанеся серию ударов, судья не сразу успел, а когда остановил – амбал валялся уже без сознания.

Тренер в ужасе смотрел на Андрея, понимая, что произошло, и догадываясь, что будет дальше:

– Что ты натворил? Зачем? За что?

Вечером Андрей узнал, что парень умер в больнице.

Четвертый порог

Первого сентября первого курса как будто просто началась новая жизнь, а та старая осталась где-то в прошлом, да может и не с ним всё это было. Новые друзья, которым можно не рассказывать своей истории, интересные предметы, учёба заняла его ум, потом появилась Женя и заняла его сердце. Они гуляли до утра по пустому городу, заканчивали фразы друг за другом и считали, что мир похож на картошку. Есть такие слова и такие чувства, которые можно дать только один раз и Андрей все их щедро отдавал Жене. Они не жили вместе, но у него давно стояла её зубная щетка, а друзья воспринимали их как единую социальную единицу – Черновы. Теперь слово «семья» означало для него не прошлое, а будущее.

Андрей занялся плаваньем, выигрывал межвузовские соревнования, выступал на первенствах, но борьбу забросил и не вспоминал. Друзья знали, что он никогда не дерётся иногда подтрунивали над ним по этому поводу, но в целом чувствовали, что в этом какая-то идея, а не трусость. На прямой вопрос Андрей отвечал: «Если дело дошло до драки – ты уже проиграл» и «Не могу предать миллионы лет эволюции». Как-то раз, когда они гуляли с Женей до них докопались двое подвыпивших, он вышел к ним:

– Что надо?

– Слыш, на пиво подкинь!

– Для вас денег нет.

– Откуда дерзкий такой? Подраться хочешь, ну давай подерёмся!

И один из ребят ударил его в челюсть. Андрей чуть тряхнул головой, но не отступил, ещё удар, Андрей сплюнул кровь в сторону и улыбнулся:

– Легче стало? Помогло?

Ребята как будто протрезвели, второй начал утаскивать товарища:

– Пойдём отсюда, походу он какой-то чокнутый! Нахрен его…

Женя достала из сумки ключи:

– На приложи, не понимаю я этого, ты же мог их раскидать!

– Не мог я… – пробормотал Андрей, это был первый раз, когда они не поняли друг друга.

***

К концу первого года магистратуры Андрей был счастлив. У него была Женя, верный друг Серёга, который регулярно менял своих девиц, чем вносил разнообразие в компанию. Они вместе строили планы на будущее – как пойдут в одну фирму после универа, как купят соседние участки и начнут строить дома, как Серёга уже остепенится и найдёт себе вторую половину, чтоб было как у них с Женей. Как они дружными семьями неспеша и со вкусом проживут жизнь, и как их дети пойдут в тот же универ.

Летом Андрею предложили практику по специальности в Финляндии, вырисовывались неплохие перспективы после магистратуры получить контракт. Андрей не хотел расставаться с Женей на месяц, но и вместе ехать как-то глупо, он там занят будет с утра до вечера, а она что, грибы собирать и ждать его? Решили, что он сейчас съездит, всё разведает, ну а если контракт будет – тогда уже вместе поедут. Созванивались каждый вечер,  потом через день. Женя стала раздражительной, говорила, что у неё тоже есть дела и что не может всё время сидеть на телефоне.

Как-то раз Андрей не смог ей дозвониться и на следующий день тоже, через два дня он взял билет на ближайший рейс и приехал к ней домой, Женя открыла ему, рядом стоял Серёга. Андрей сначала обрадовался, что он тоже тут, а потом увидев, как они мнутся и избегают его взгляда всё понял. Они как-то автоматически пошли пить чай, первой заговорила Женя:

– Я знала, что ты поймёшь! Я Серёже говорила: Андрей чуткий, он поймёт, он знает, что так бывает иногда, он любит людей, никогда никого не обижал и нас поймёт! Так бывает иногда…

– Да так бывает. – улыбнулся Андрей, – ладно друзья, я пойду, что-то совсем мягкий стал…

На следующий день Андрей забрал документы из магистратуры и пошёл в военкомат, как раз начинался осенний призыв.

Пятый порог

В армию Андрей сбежал. Это был такой способ поставить ту жизнь на паузу, гораздо проще уйти в какой-то совсем другой слой бытия, чем остаться в том, где придётся сталкиваться с Женей и Серёгой. Неважно, сложится ли у них что-то, важно, что они разрушили его надежду на семью, того, что у него было – не вернуть, больше такого не будет ни с кем. Чем думать про всё это, гораздо проще было с головой уйти в новобранца, что-то бездумно исполнять с утра до вечера, просыпаться и засыпать по команде. Его пацифизм прошёл, мир жесток, тому парню в школе не повезло, просто пришёл кто-то сильнее, сам виноват. Сам виноват, просто пришёл Серёга и оказался сильнее… Дембеля не трогали Андрея, попробовали пару раз, но увидели, что тот пойдёт до конца, будет драться без тормозов всем, что попадётся под руку, такого надо или убивать ночью во сне, или не связываться.

Офицеры приметили Андрея, думали, что он хочет сделать карьеру, стать «псом войны», уйти в спецподразделение. Пара таких новобранцев попадалась в каждом призыве и для части было почётно, когда кто-то туда шёл, это было показателем хорошей работы, сулило премии и благодарности. Его обхаживали, предлагали варианты, рассказывали, когда начнётся отбор, сколько там платят. Андрею было не интересно, армия для него – побег и тихая гавань, он не хотел подвигов.

Его вызвал ротный:

– Чернов, тебя к телефону! Из дома звонят, там что-то срочное.

Андрей удивлённо понёсся в кабинет начальства, взял трубку:

– Алё.

– Андрей, наконец-то я до тебя дозвонилась – раздался Женин голос – Андрей, послушай, это была ошибка, Серёга, он такой козёл, ну прости меня, я виновата, вернись ко мне!

– Ты всё сказала?

– Нет, послушай, я беременна, десятая неделя, Андрей, это твой ребёнок, у нас будет ребёнок! Скажи им, тебе дадут отсрочку и ты приедешь!

Перед глазами у него всплывала его детская комната, кроватка, его полки с игрушками, потом ругань людей на кухне:

– Нет, я не приеду.

– Андрей, я тут совсем одна, что мне теперь делать?

В голове вертелось: «Кто я для них? Осколок, ошибка, упрёк? Зачем?», в трубку он выговорил:

– Делай аборт. – и оборвал разговор.

Андрей медленно поднял глаза на застывшего ротного, который всё слышал, криво улыбнулся и произнёс:

– Где у вас тут в Подразделение записывают?

Шестой порог

              Позади остался марш бросок с полной выкладкой и полоса препятствий, бой в полный контакт один на один закончился очень быстро, после него капитан взглянул на Андрея и оставил его на ринге, двое на одного, трое на одного, пятеро на одного, всё это уже выходило за рамки вступительного экзамена в Подразделение, но Андрей только ухмылялся и стоял, а пятеро бойцов лежали. Капитан пристально посмотрел ему в глаза:

– Где так научился?

– В школе, неважно сколько их, ты всегда дерёшься с одним, не нужно быть сильнее всех, будь лучше каждого по очереди. – улыбнулся Андрей.

– В личном деле написано, что ты закончил бакалавриат, чуть-чуть не доучился в магистратуре, бросил, хотя учился с отличием, боец, ты долбоёб?

– Никак нет, товарищ капитан!

– Тогда что?

– Деньги очень нужны.

– Ты когда-нибудь убивал?

– Да. – Андрей перестал улыбаться.

– В тебя стреляли?

– Нет.

– Бери сапёрную лопатку и топай за мной. – ухмыльнулся капитан и вышел.

Они дошли до полигона:

– Итак боец, ставлю задачу: вырыть окоп для танка с круговым обстрелом.

– Есть.

Андрей начал копать землю, он понимал, что это практически невыполнимая задача, особенно после всего, что он перенёс сегодня, ему приказывают делать то, что он не сможет выполнить, но он не сдастся, не доставит радости этому садисту и не признает поражения. Это были самые долгие часы в его жизни, на жаре, изнывая от жажды, грязный и просоленный от пота он рыл землю, капитан иногда подходил посмотреть, как идёт работа, Андрей демонстративно не замечал его и старался не шататься. День закончился, а он всё копал, когда выпала росса, он жадно облизывал траву вокруг и продолжал рыть, к обеду следующего дня окоп был готов. Андрей весь в грязи, в разодранной форме с окровавленными руками, которые невозможно было ни сжать в кулак, ни разогнуть, лежал рядом и улыбался. Капитан подошёл, осмотрел окоп:

– Новая вводная, окоп необходимо перенести на 50 метров южнее, тут всё закопать, там отрыть новый.

Андрей с трудом встал, поднял лопатку и посмотрел в глаза капитану, там не было ничего – ни злорадства, ни сочувствия. Андрей начал забрасывать окоп землёй, но не смог, лопатка выпадала из окровавленных рук, и он заорал. Андрей катался по земле и орал:

– За что??? Я прошёл! Я всё прошёл, я отрыл этот сраный окоп, который невозможно было отрыть, что тебе ещё нужно?

Капитан кинул ему пластиковую бутылку воды и присел на корточки:

– Мне нужно было увидеть, когда ты сдашься. У каждого есть предел, я должен знать где предел моих бойцов, добро пожаловать в Подразделение Бакалавр, – и капитан протянул Андрею руку. – Ты умеешь драться и убивать, я научу тебя выживать – это важнее. Мы пойдём на войну и будем выживать там, где не смогут другие, они будут возвращаться домой, а мы оставаться и выживать за них.

Седьмой порог

Разведроту капитана Нушчика или просто Подразделение знал весь район. Они появлялись всегда в самых горячих точках словно из ниоткуда, действовали так, как никто другой, делали невозможное и растворялись, через несколько дней всплывая в новом месте. По бумагам это всё проводилось как временное усиление той или иной части, а по факту Нушчик не подчинялся никому, наоборот, сам брал командование на себя и по ходу операций распоряжался местными частями, откуда он получал информацию – никто не знал. Боевики боялись Нушчика и готовы были дорого платить за любые сведения о нём и его бойцах, но таковыми никто в районе не располагал.

На высоту Подразделение пришло за день до боя, была информация, что в этом месте ожидается крупный прорыв боевиков из района, дать им уйти сейчас – означало выпустить в соседний полторы тысячи вооружённых головорезов. Нушчик связался с местным командующим Гутаковым, описал обстановку, договорились, что основные силы подойдут к утру, а пока бойцы Подразделения окопаются, присмотрят и оборудуют удобные позиции, дадут координаты для артиллерии. К утру силы Гутакова не подошли, он что-то орал про засаду и подорванный БТР, обещая быть не позже, чем через два часа. Показались боевики, Нушчик принял решение начинать бой и запросил огневую поддержку, вертолёты. Вертолётов не было, артиллерия молчала, Гутаков не подошёл, потом связь с частью пропала.

Бойцы выживали как могли, отбивая волны атак, боеприпасов не хватало, брали трофеи с боевиков. Им предлагали переговоры, обещали никого не трогать и денег за проход, они отвечали огнём. Через двадцать часов боя на ногах оставались только Андрей и Лёха Рыжий с пулей в плече, Нушчик вызвал к себе. Капитан лежал у рации, вместо ног обрубки, перетянутые жгутами:

– Бакалавр, Рыжий, слушай приказ! Доставить этот пакет в расположение части любой ценой, передать командованию.

Андрей переглянулся с Рыжим и обратился к Нушчику:

– Капитан, наше место здесь, мы понимаем, что вы хотите нас спасти, но мы не уйдём, не предадим ребят, дайте нам остаться до конца.

– Бакалавр, ты как был долбоёбом, так им и остался! Я сюда не хоронить вас шёл, а спасать таких как вы, только тех, кто воевать не умеет. Если б знал, что подмоги не будет – не начинал бы бой вообще. От того, что вы тут останетесь – никакого толку. Поэтому мой приказ – руки в жопу, пакет в зубы и валите отсюда, живите и разберитесь, кто в этом дерьме виноват. Гранаты тут оставьте и последнюю тоже, а сами валите!

По щекам текли слёзы, Андрей знал, что ребят и капитана больше не увидит:

– Товарищ капитан, я вас обманул тогда. Я тут не из-за денег…

Капитан улыбнулся, из его рта стекала струйка крови:

– А то я не понял? Мудака-романтика сразу видно! Всё валите.

Когда Бакалавр и Рыжий добрались до расположения части, бой уже стих. Рыжий не выполнил последний приказ капитана и повесился на следующий день.

Восьмой порог

Андрей валялся в палате один, никакой необходимости быть в лазарете не было, но все понимали его состояния и не трогали, пусть отлежится человек. Ему носили консервы и водку, но в компанию никто не набивался и в душу не лез, ничего кроме «Отдыхай, боец» и «Держись, мужик». Андрей компании и не искал, он был ещё там, на высоте, пытался понять, как же так вышло, что к ним никто не пришёл. Двадцать часов они держались, и никто к ним не пришёл! Ладно вертушки, допустим погода, хотя она тут всегда такая и ничего, летают, но бэтэры? Да за это время можно было пешком из части! Так он и валялся – пил, вспоминал ребят, проваливался в сон, а во сне опять бой.

Однажды в палату вошёл командир части – полковник Гутаков:

– Ну что, Чернов, готов отомстить за товарищей наших?

– Как?

– Информация поступила, что Башир с парой телохранителей отдыхает в селе Новый-Хиндой, завтра утром туда выдвигается сводная группа под моим командованием, зову тебя вот, поедешь?

– Да.

– Другого ответа я и не ожидал, тогда завязывай тут, приводи себя в порядок и марш в казарму собираться, выдвигаемся в 5:00.

Новый-Хиндой на село походило мало, скорее небольшой аул, всего пятнадцать домов. БТРы блокировали оба выезда, солдаты пошли по домам, вытаскивая всех на улицу. Сразу стало понятно, что никаких боевиков тут нет, единственному найденному мужчине было далеко за восемьдесят, остальные – женщины и дети. Гутаков никакого удивления не проявил, про боевиков никого не спрашивал, а отводил душу:

– Ну что, бляди, радуйтесь, русский солдат к вам пришёл, сейчас будем конституционный строй у вас восстанавливать!

Андрей осмотрелся по сторонам, на лицах военных играли улыбки, которые он очень хорошо знал ещё со школы. Он подошёл к Гутакову:

– Товарищ полковник, разрешите обратиться!

– Валяй боец.

– Тут женщины и дети, боевиков нет, вы же видите…

– Это бабы тех мразей, которые ребят положили, друзей твоих, а ты их жалеть собрался? Нет Чернов, мы сюда мстить приехали, я тебе доверие оказал, так что уж не подведи, выбирай себе красавицу по вкусу и тащи в саклю учить любить русского солдата.

– Нет – Андрей сделал шаг назад и перехватил поудобнее автомат.

– Так значит? Ну что ж, кто не с нами, как говориться… Чернов, сдать оружие!

– Я сдаю оружие, но мы уезжаем отсюда сейчас и никого не трогаем, дайте слово!

– Ты конченный! Хорошо, даю слово, мы уедем, никого не тронем.

Андрей отдал автомат подошедшему к нему бойцу.

– И гранату из-за пазухи давай, что я не знаю вашего брата…

Чернов послушно отдал гранату, полковник пристально посмотрел на него с сомнением:

– Ничего-то ты Дрюня не понимаешь про эту войну, ладно, может ещё успеешь понять, а может так дураком и помрёшь – полковник вытащил пистолет и выстрелил Андрею в бедро. – Мы уезжаем, а ты оставайся тут ждать Башира, он тебе всё лучше меня объяснит. Поехали ребята, вон тот дом сжечь и этого героя кто-нибудь прикладом усыпите.

***

Андрей обнаружил себя лежащим на кровати, башка жутко болела, на затылке прощупывалась шишка и ссадина, во рту привкус крови, нога была заботливо и умело перевязана, но стоило к ней прикоснуться – его скрючило от боли, услышав стон, в комнату вошла женщина, поставила перед ним на стол кружку и, не произнеся ни слова, ушла. Через десять минут вошёл мужчина, взял из угла стул и, перевернув его спинкой вперёд, сел напротив Андрея, положив голову на спинку:

– Знаешь кто я?

– Башир.

– Правильно. Скажи, боец, ты знаешь сколько твои уши стоят?

– Полторы-две зелени.

– Нет, это обычные, а ты, Чернов Андрей Олегович, на той высоте был и жив остался, твои пятьдесят стоят, хотя я бы и сто отдал, не жалко. Скажи мне, Андрей Олегович, ты жить хочешь?

– Нет.

– Зачем тогда живёшь?

– Приказ исполняю.

– А умереть без мучений хочешь?

– Нет.

– Чего же ты хочешь?

– Посчитаться.

– За себя?

– За ребят.

– И думаешь, что счёты твои ко мне? Что ж  тут считаться не стал?

– Не воюю с женщинами и детьми.

– Благородный значит. И вот что ты благородный забыл на этой войне? Зачем ты здесь? Это что, твой дом, твоя деревня? Может, я семье твоей угрожал?

– Я воюю за свою страну.

– Ах за страну значит! Так я тебе секрет открою – ей похер на тебя, она продала тебя дважды! Знаешь как там дело было? Мне Гутаков проход продал, я ему 20 лямов дал, чтоб мы спокойно ушли тогда, а тут вы нарисовались в последней момент – приданная разведрота. Вот он и не стал ничего делать, испугался, что его снимут, если он вас отзовёт. И меня испугался, так и пустил на самотёк, мол будь что будет, что может рота против пары тысяч, а вышло вон как. Так что счёт у тебя не ко мне, а к Гутакову.

– Чем докажешь?

– Я все разговоры записываю, вот диктофон.

– А зачем он сюда пришёл, если вы друзья такие?

– Да поругались мы, дорого мне тот день обошёлся, триста человек я потерял, вот он и решил свои возможности показать, ну и тебя в подарок привёз. Сразу на стол и кнут и пряник положил, мол выбирай. Так что ты отсюда по-любому не ушёл бы, он тебя изначально для меня брал, считай, дважды тебя приговорил. Что теперь думаешь?

– Думаю, что Гутаков ответит мне, потому что кроме меня с него спросить некому.

– Вот и я так думаю. Так что отдыхай, ешь, пей, а завтра вечером уходи, тебя никто не тронет, позже нельзя, подозрительно будет.

– Хорошо.

– И больше сюда с оружием не приходи, это не твоя война, твоя у тебя дома.

Через три дня Андрей вышел на блокпост, его сразу отправили в районный госпиталь, там он написал два письма, одно отправил почтой в Москву, другое отнёс в прокуратуру.

***

Андрей шагал по коридору прокуратуры, его вызвали явиться сегодня к 12:00 в 305 кабинет. Секретарша мило улыбнулась:

– Проходите. Вас ждут.

Андрей постучался и толкнул дверь. За столом в начальственном кресле по хозяйски развалился Гутаков:

– А ты кого тут ожидал увидеть, прокурора? Или может министра обороны? Проходи садись, иначе, на выходе тебя схватят как дезертира.

Андрей молча подсел к столу.

– Итак, Дрюня, вот твой рапорт, которого не было – и Гутаков начал рвать листы на части. – А ты как думал, стукнешь на меня и мне кабзда? Нет, так не бывает, мы ж все одна большая семья и я, и прокуратура, и  особый отдел. Это как кобелю на хвост жаловаться, глупо. Ты везучий, быстро от Башира ушёл, он обычно на третий день яйца режет, на четвёртый их на завтрак скармливает, а ты вон, смотрю, не хромаешь почти. – Андрей со скрежетом стиснул зубы – Ладно, не кипятись, шучу я. Короче поступим так: сейчас вместе в часть поедем, там сидеть будешь на жопе ровно, через недельку тебя за геройские твои поступки наградят, как полагается, и поедешь ты в отпуск, а там уже и контракт твой выйдет, встречай родная мама своего геройского сына, девки любить будут…

– Я сирота.

– Да мне похуй, кто ты! Через неделю мы попрощаемся, и я тебя больше не увижу, ты останешься подвигом моей части. Есть и другой вариант: может ты не из плена сбежал, а из части, ну крыша у тебя от всего этого поехала, мерещиться всякое стало, патруль тебя поймал, в санчасть определил. И поедет не герой домой к мягким сиськам, а дебил в дурдом к таблеткам. Так рассказывай, как дело было?

Андрей хрипло начал:

– Во время боестолкновения у села Новый-Хиндой получил ранение в ногу, от потери крови потерял сознание, очнулся в плену. Ночью, воспользовавшись тем, что боевики меня не охраняли, сочтя тяжелораненым, бежал. Три дня по ночам выбирался пока не вышел на наш блокпост.

– Ну герой! Как такого не наградить? Давай по сто грамм за встречу и уёбывай, во дворе машина ждёт и старайся в части на глаза мне не попадаться.

Девятый порог

На плацу шло награждение, по списку называли военнослужащих, те, чеканя шаг, подходили к полковнику, жали руку, получали награду и возвращались в строй.

– За отличное выполнение боевых заданий… проявленное при этом мужество… Чернов Андрей Олегович!

Андрей вышел из строя, так же, как и остальные, чеканя шаг, подошёл к полковнику, приложил руку к голове и доложил:

– Товарищ полковник, старший сержант Чернов для вручения награды прибыл!

Полковник с усмешкой посмотрел на него, протянул руку для рукопожатия и медаль с корочкой,  чувствовалось напряжение, все присутствующие знали историю Чернова, и с любопытством смотрели, как он пожмёт руку полковнику. Андрей взял полковника за руку, все облегчённо вздохнули, раздались первые аплодисменты и тут его левая рука летит полковнику в кадык, правой рывок на себя, рукопожатие разорвано и удар в висок, на плац падал уже труп. Медаль с корочкой полетели на тело:

– Себе оставь. – раздалось неожиданно громко в неестественной тишине.

Андрей развернулся и строевым шагом направился в сторону выхода. Оцепенение спало, защёлкали затворы, на него налетели сразу со всех сторон, он не сопротивлялся. Его били страшно, в считанные мгновения лицо превратилось в кровавое месиво, по телу, прижатому к асфальту, били ногами и прикладами.

– Хватит, не убейте. – раздался голос подполковника – Я хочу, чтобы эта сука ещё пожила чуть-чуть.

Он наклонился к Андрею, которого держали прижатым к земле четверо:

– Слышишь тварь, тебе даю жить ровно 48 часов. Живи и знай, что через 48 часов тебя расстреляют, весь остаток своей жизни ты будешь валяться в клетке, блевать кровью, считать минуты и знать, что это происходит по моей воле! В карцер гниду! Не кормить, воды не давать, узнаю, что кто-то ослушался – сгною на губе!

***

Андрей стоял посреди камеры и смотрел в забранное решёткой окно, где был виден маленький кусочек неба. Руки его были скованы за спиной наручниками, у него болели отбитые почки и сломанные рёбра, но он не пытался лечь или сесть на шконку, ему очень важно было стоять прямо эти последние часы, а может быть минуты. Он вспоминал свою жизнь и всех кого потерял: ребят, Рыжего, Нушчика, нерождённого ребёнка, Женю, Серёгу, отца, маму, того парня на соревнованиях, себя – того мальчика, который боялся темноты.

«Жалко, что всё кончается так. А могло ли быть по-другому? Нет, ошибок нет, я бы всё сделал также и лучшее, что они могут сделать – расстрелять побыстрее, потому что если не убьют сейчас, если дадут восстановиться – им конец. Я пройду через стены, пройду через них, сломаю их мир, у такого мира нет права быть. На руинах построю свой и будет по слову моему и горе тем, кто встанет у меня на пути. Так что убивайте сейчас, пока есть шанс, иначе я пойду вперёд без колебаний и сожалений, теперь мне хватит сил».

Словно в ответ на эти мысли раздался скрежет замка и дверь в камеру отворилась, человек обернулся и с лёгким удивлением посмотрел на вошедших. В сопровождении двух солдат в камеру вошёл аж целый генерал-майор. Генерал слегка отшатнулся от взгляда заключённого и хриплым голосом начал:

– Андрей Олегович, произошла ужасная ошибка. Гутаков был мразью, его заместители взяты под стражу и дают показания. Все обвинения с вас сняты, вы немедленно будете освобождены, вам возвращены все награды, кроме этого вам присваивается офицерское звание, пришли документы, оказывается вы закончили военную кафедру, только сборы не прошли, приказ на подписи. – и немного помявшись – Что касается того инцидента, это был несчастный случай, сердечный приступ, очевидцы всё подтверждают. Вы же понимаете, что так будет лучше?

И конвоирам:

– Снимите же с него наручники, что вы стоите!

Андрей дёрнул за спиной руками, звонкий щелчок и протянул руки в браслетах наручников перед собой, цепь между ними была порвана:

– Приказ о моём увольнении в запас, вместе с документами пришлёте в военкомат по месту жительства, а сейчас я заберу на КПП удостоверение и пойду брать билеты на поезд. Я еду домой, там много дел.

Дракон

«Карп, поднявшись против течения через девять порогов, способен стать драконом.»

Самый сильный человек на земле вышел из поезда на Ленинградском вокзале. Он ступал по перрону, как когда-то Кортес ступал по побережью Мексики. Поток людей разбивался в паре метров от него и плавно огибал невидимый барьер, прохожие чувствовали силу и старались не смотреть на человека со стальными глазами. Багажа у него не было, человек не спеша вышел из здания вокзала, он делал первые шаги по городу, которому предстояло стать его владениями по законному праву, по праву сильного, посмотрел на небо, вспомнил ту свою детскую просьбу к Богу, невесело ухмыльнулся и произнёс:

– Спасибо!

***

Поодаль у перехода стояла женщина с младенцем на руках, увидев человека, вокруг которого была пустота, она сказала:

– Смотри, Петя, наш папа приехал, пойдём, я вас познакомлю.