МирЭМ [Мари Мишель] (fb2) читать онлайн

- МирЭМ 715 Кб, 192с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Мари Мишель

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Мари Мишель МирЭМ

1

Июльский вечер разлился по земле полутоном, погружая всех в благостную, навевающую ленью дремоту. Убаюкивалась природа под милое пение сверчков, притаившихся в пышном, влажном разнотравье. Белесая луна под покровительством ночи подкрашиваясь золотистыми тенями, и в своем первозданном компоненте подсвечивала одинокие тропинки, ведущие куда-то в темную область, где «хоть глаз выколи…» Наступало сонное беззвучие и прозрачный неподвижный воздух медленно скидывал с себя знойную дневную вуаль.

В ночной прохладе, где-то в Липецкой области, накалилась до красна баня, где три брюнетки-красавицы, удобно устроившись на скамейках, распаривали свои тела, оздоравливая душу и телесную оболочку. Капельки пота, словно прозрачные слезы, проявляясь на блестяще-матовой коже у трех расслабленных, обольстительных банщиц, одна за другой стекая, сбегали по их округлым, эстетичным станам обновляя и улучшая кожный покров, очищая от скопившихся вредных веществ и слоя грязи, поддерживая их натуральную красоту и молодость.

– Каждый раз парюсь в твоей бане и каждый раз удивляюсь, как тут здорово! –произнесла торжественно Марта, воззрившись на владелицу чудо-парилки светло-карими глазами, заливая свои щеки нежным румянцем.

– Ее прадед строил с дедом. Такие бани «по-черному» уж почти что и не строят в наше время. Обожаю в ней исцеляться! – с лучезарной улыбкой на лице, поведала Маруся кратенькую историю, двум своим подруженькам.

– А я как боготворю твою баню, словно родилась заново! – вступила в разговор Маша, наслаждаясь горячим паром, вкушая терапевтический эффект от принимаемой «паролечебницы», ощущая, как от нее отходит и отсекается накатившаяся за долгое время усталость от работы и душевное одиночество.

– Жаль, что нам редко удается собраться, вот так чтобы посидеть втроем, – произнесла с некоторым сожалением Маруся, у которой вся непревзойденная красота таилась в ее магических, карих глазах.

– С тобой соберешься, пожалуй! С твоим Владом и детьми, забываешь ты про нас, подруга, – обронила Марта с упреком в голосе, недолюбливая Маруськиного мужа.

– Есть такое…, – благосклонно подтвердила Маруська – Да, вы и сами вечно заняты. Машуня в нашей округе всех пьяниц излечила, а ты, Мартушка, и сама не отходишь, от моего двоюродного братца, – иронично изложила она детали в отместку. – Не забывайте девчата, что у меня к тому же и бабушка находится в тяжелом состоянии.

– Как она, что говорит врач? – заволновалась Марта.

– Плохая. Лежит без чувств. Как констатировал вчера фельдшер – «осталось недолго», – сообщила Маруся с тревогой в голосе.

Девчата разом приутихли, сочувствуя Марусе всем своим трепещущим женским сердцем, кинув на подругу застывший свет напряженных глазищ. Печные угольки, как черные скалы, играли красным огоньком, а в жаровне тлели остатки дров. Сухой, горячий воздух заплетался по потолку дымкой, щипал колюче-обжигая атласную кожу дев живехоньких.

– Ну что же вы? – озадачилась Маруся, не теряя самообладания, – не к чему сейчас о грустном, – обратилась она к банщицам, уловив их горькое, потухшее, настроение. – За всю жизнь и воду не выкачаешь из моря, сколько всего происходит с нами!

– Точно…, точно! – поддакнули девчонки.

– А я мечтаю выйти замуж за Дениса, да только он жениться не предлагает…, – расстроенным голосом пожаловалась Мартушка.

– А с Денисом вы непременно поженитесь, дозреть ему необходимо чуток. Я его с детства знаю, он рос таким нерешительным. Поэтому и в полицию пошел работать, для закалки характера, – поддержала Маруська Марту.

– Так я вообще одна, а мне уже тридцать, – обреченно напомнила о себе Мария.

– Ты, наверное, подзабыла, Машунечка, что я при этом, на два года старше тебя, да почти в таком же положении как ты, – язвительно посетовала Марта на свое положение, – одна Маруська успела все сделать. – И замуж выскочить и троих девок родить, и выглядит так, словно ей всего двадцать пять!

– Да! – подхватила Машка, – ты какой-то секрет знаешь, поделись сейчас же! – надавила она, благостно.

– Скажете тоже! Ну выгляжу немного моложе, но живу обычно, как все… А знаете что? – заинтриговала их Маруся, блеснув хитрыми зрачками.

– Что? – покосились на нее горячо-распаренные подружки, внимая.

– Для начала я пройдусь по вам хорошенечко веничком, да вскоре и семейное счастье обретете! – произнесла она, вовлекая двух безбрачных девиц в шутливый обряд.

– Бери веник и похлопай в таком случае сначала по мне, – бойко напросилась Марта, подставляя спину, обнажая свои шикарные пропорции.

– А потом по мне, – робко сдалась Мария, оборачиваясь на деревянной скамейке, собирая свои длинные каштановые волосы вперед, освобождая широкую спину.

– Ух, устрою я вам сейчас порку, – засмеялась Маруся, хватаясь за березовый веник, смоченный в водице, устраивая девчонкам полноценные банные испытания, хлестко пройдясь сначала по Марте, потом по Марии, ускоряя им циркуляцию кровеносной системы. Девушки счастливо взвизгивали, выдавали смешки и колкости, сменяя на смиренное чириканье экзотической птички, чувствуя прилив чудодейственных сил и расслабление.

– Теперь по тебе давай, подставляй спину! – играючи предложила Маша своей мучительнице, сияющими глазами.

– О, нет! Я не люблю, девоньки. Вы же знаете! – отказалась Маруся.

– Ну, как скажешь, конечно…, – не настаивала Мария, но не отступала от задуманного, легонько шлепая по Маруське. – Я не играю в ваши игры, честно, – отнекивалась от нее подруга, увертываясь.

В туже секунду, уловив задуманное, Марта раздобыв для себя березовый букет, угрожающе и с задорным огоньком, присоединилась к наступлению. «Двое против одного». Молодой банщице пришлось уворачиваться и защищаться, отведывая на себе несколько жестких и колючих ударов.

– Ах, вы так! – звонко возмутилась Маруська и ухватившись за кувшин, проворно выплеснула из него на девчонок воду, окатив их с головы до ног, немедленно загасив бабий бунт, восставший против нее. Девчонки засмеялись, закончив игру.

– Пришло время намылить голову, – удовлетворенно прощебетала Марта, и выдавила на волосы шампунь.

Банщицы активно нанесли на головы мыльное средство, втирая его в свои роскошные локоны, распределяя по всей длине, зачерпывая теплую воду из тазиков и обмываясь целиком.

– У меня после твоей бани, возникает ощущение, что я сняла с себя змеиную кожу и в красотку превратилась, – одобрительно ликовала Марта, с чистой и шелковистой головой, – можно потом у меня посидеть, Денис на смене сегодня.

– Не знаю…, если дети и бабушка уже спят, и Влад не заявится, – не обещала Маруся.

– А что, он может заявиться?

– Да, кто его знает, поехал «таксовать», да с ним вечно что-нибудь происходит… – удручающим голосом разъяснила она ситуацию про мужа.

Неотразимые и свежие девчонки-молодки собрались уж на выход, как на улице раздался возбужденный лай собаки, по кличке Алмаз.

– Ну надо же, а вот и Влад идет, да к тому же подвыпивший! – просигналила Маруся, определив это по неистовому лаю хвостатого старожилы, который каждый реагировал грозно, зачуяв нетрезвый душок от ее мужа.

Забывшийся от всего мирского, Влад, распахнув деревянную калитку небрежным грубоватым рывком, не останавливаясь, в беспамятстве понесся напролом к бане. В ту же минуту девчонки сжались в испуге, заслышав, как дернулась в предбаннике дверь, и раздалось обрывистое вскрикивание, с ругательствами.

– Спокойно девочки, я уведу его сейчас, – выскользнула голая Маруся за дверцу, натыкаясь на мужа, в полусогнутой позе, взвившегося от боли, словно подстреленный заяц.

– Что случилось у тебя? – спросила она, накинув на себя банный халат, и втискивая ноги в резиновые сапоги.

– Да, что… что…, – раздражительным тоном проговорил крупный телосложением, Влад, потирая свою правую ногу. – Заскочил в баню, а тут доска проломилась, чуть в умывальник головой не улетел… И какого шута сегодня происходит со мной? Наверное, кто-то сглазил меня! – просипел он.

– Идти можешь?

– Могу! – поднялся он. – С легким паром! – Понравилась банька, которую я вам устроил? – справился Влад, с лукавцем, но глаза его не блестели. Запылились мыслишками.

– Спасибо, понравилось! Посидели отлично. А что ты домой вернулся, уехал ведь работать!? – уточнила для себя свежо-медовая Маруся, с банным румянцем, шагая с мужем к избе. И такие же звезды на небе, взыграли свежо-ярким прожекторами, высыпав забавными веснушками.

– Не задалась работа, шину проколол, а запаска, как назло, в сарае лежит…, – ответил Влад дребезжащим досадным голосом, развязано покачиваясь на ходу. – Накачал колесо и медленно повернул обратно, – дооформил он свою мысль, избегая глазеть в сторону жены, силясь расторопно переставлять свои ноги.

– Ладно, наладится все, – смягчила его жена.

2

Темень глаза ломит, но добром окутывает. Теплая ночь расстилается мягкой травой. Березки молчат, в небо поглядывая, получая сигналы от звездной бесконечности, в сон пропадая лишь к утру.

Две красавицы, в банных халатах, с чалмой на голове, побежали через цветущую изгородь к соседнему дому. На крыльце Марта включила лампу. Заходя в избу, она вежливо придержала дверь для Маши. Терем воспрянул от идеальной чистоты, которая поддерживала заботливая хозяйка. Каждая вещь на своем месте, и ничего лишнего. С насыщенным запахом пирогов, пряностей, зелени, фруктов.

– Присаживайся, Машунь! Сейчас по сто грамм моего домашнего вина из крыжовника, для полного счастья, – пригласила ее радушная Марта к столу. Молодая девица-красавица, с задорным нравом, искристая от счастья.

– Я сначала пойду оденусь, а то как-то не удобно в халате, – замешкалась Маша, добрая по-своему, замороченная одиночеством. Ее красота не сразу билась, а проявлялась степенно, как вино с годами. Ласковые голубые глаза как наполненный сосуд. Заглянешь и пропадешь с концами.

– Стоять! Ты что, разве не знаешь? После бани полагается для начала расслабиться, посидеть, выпить в завернутой простыне, а потом можно и одеться, – задержала ее Марта, быстро сообразив на стол.

Маша, с невообразимой шапкой на голове обмякла: – ладно, наливай в таком случае!

Марта разлила по невысоким фужерам: – Ну давай, с легким паром нас! – произнесла она тост.

– С легким! – повторила Мария и выпила вино. – У… у, какое вкусное! – среагировала ее мозговая субстанция. – Рецептом поделись! – оценила подруга, облизывая изящные очерченные губы, снимая чалму с головы. Длинные волосы рассыпались по широким плечам.

– Тут я может быть тебя обижу, но рецепт передается лишь из поколения в поколение, иначе, как говорят, оно потеряет свой непревзойденный вкус! – умным видом произнесла Марта, растягивая солнечную улыбку и карие глаза блеснули теплом.

– Даже не знаю, обижаться мне на тебя или нет? Разливай тогда! – раскраснелись Машкины щеки, от цветочного дурмана.

– Противопоказания отсутствуют! – пошутила Марта и разлила следующую порцию. – За нас!

– За нас! – с готовностью поддержала ее гостья, – с твоим вином можно и спиться, хорошо идет! – повела Машуня бровями, душевно похорошев.

– Ничего страшного! Ты Машенька, нас же тут всех и вылечишь своими молитвами, – рассудила Марта, изображая дивно-просветленный вид. – А некоторые и не пьют практически, такие как мой Денис. Трезвенник по принципам, пьет исключительно по большим праздникам!

– А как вы с ним познакомились? – обескураженно спросила захмелевшая подруга, проявив интерес.

– Ты разве не знаешь эту историю? – изумилась Мартушка, улыбаясь, будто сердцем горячим. – Я же вроде рассказывала…

– Это ты, наверное, Маруське рассказывала, а мне нет.

– Тогда слушай, – преобразилась Марта в рассказчицу, с жгучими глазами от невысокого градуса, и ночь за окном молчала, чтобы не мешать слушать:

– Дело было так: – я наготовила вишневое вино и отправилась на рынок торговать им. Стою, предвкушаю как денежки ко мне прилипнут. С деловым трепетом, предлагаю мимо шастающим бездельникам:

– Домашнее вино! Отличное домашнее вино! А тут, откуда не возьмись, прилип ко мне молодой симпатичный человек, в штатской форме. Представился Денисом. Говорит: – дай попробовать для начала!

– Или покупай или проходи мимо. За продукцию отвечаю!

– Сколько?

– Пятьсот ре!

Сунул он мне деньги, я ему бутылку вина в полиэтиленовом пакете. Так он мне:

– Вы задержаны, женщина!

– И так меня обидело слово – «женщина»! Уж как-то грубо он это сказал, словно мне за шестьдесят лет!

– Я не женщина, а девушка, – ему в ответ.

– Да, хоть ведьма! – адресовал он мне, а взгляд прямой, честный и не гнущийся под моими чарами. – Задержаны гражданочка, с полной конфискацией вашей продукции! – заявил он полновластно, подсовывая мне под нос свое удостоверение полицейского, приказывая следовать за ним!

Деваться было некуда. Думаю, вот «дура-то!» Сразу не поняла, что он представитель власти, и за чем меня только леший дернул продавать свое вино! – глубоко и с волнением вздохнула Марта, вспомнив свои прошлые переживания и продолжила:

– Посадил он меня за решетку.

– За решетку!? – испугалась Маша, прижав кулачок к губам.

– Ну как у них там называется? Каталажка, обезьянник, – разъяснила несведущей оживленная рассказчица.

Маша кивнула, – «мол, теперь ясно»

– Сижу там и думаю: – «песенка спета!», а Денис вино распробовал с товарищами и подошел расспрашивать: – «что да как, да откуда родом». Разговорившись с ним, освободил он свою пленницу, пригласив на второе свидание… Я тогда подумала: – «да как же! Не дождешься!» «Девушка я порядочная, во всех отношениях». Не хватало, чтобы посадил меня в тюрьму окончательно… И не пришла на то самое свидание! Так он меня нашел и ухаживать начал, а потом предложил жить с ним вместе… Вот такая любовь! – завершила удовлетворенно Марта и ветер вдохновенно похлопал ей, окно покачнув, подбрасывая к ногам запах лугов и росы.

– Здорово! Прекрасно как! Давай за это выпьем! – восторженно вымолвила Маша, с ленцой доброй.

– Давай! За нас, за любовь! – смело разлила Марта, чокаясь и выпивая молодое вино.

Девчата переоделись в свое, в надежде продолжить недолгие посиделки, но за окном подъехала машина с сиреной, и заглохла, остановившись рядом с домом. Храбрые шаги приближались к двум полуночницам. – Руки вверх, всем оставаться на своих местах! – непредсказуемо рявкнул молодой человек и сконфуженно остановился, взирая на подруг своим худым, но здоровым лицом, с коротко стриженной головой под фуражкой.

– Если врываешься, врывайся тихо! – ласково одернула Марта своего любимого и указала на Машу, которая от испуга прикрыла лицо руками, почувствовав стеснение. – Мы не ждали тебя!

– У меня просто перерыв выдался часок, заехал попить чаю. Я же не знал, что вы тут колдовское зелье дегустируете, – замялся Денис, мягко отшучиваясь, почесывая заостренный кончик носа.

– Отвези Машу до дома в таком случае, а я чайник поставлю!

– Да пусть у нас остается. Места полно! – указал вояка на просторную горницу.

– Нет, нет! Я к себе. Можно не подвозить даже, добегу сама на перерез! – остывший немного погодя яркий румянец на щеках Машки, зажегся смущением. Обуваясь, она успела представить всю дорогу от подруги до квартиры.

– Денис! – строго произнесла Марта и одарила любимого томным взглядом.

– Так! Не спорим с капитаном полиции! – прочитал вояка по глазам любимой. – Жду тебя, Мария, в машине, отправляемся домой! – распорядился он будто под гипнозом, и вышел из хаты.

– Пока Мартушка! – попрощалась она на ходу.

– Давай подруга, всегда рады гостям!

Мгла шелестела листвой, а под ногами утрамбовывалась гаечная дорожка. Месяц дрожал в небе, словно замерз. И тарахтела, и стучала дремота по улочкам поселка, где фонари раз через раз горели, источая бледное уличное освещение Денис быстро довез гостью к четырехэтажному панельному дому, где она жила на первом этаже.

– Спасибо!

Зайдя в квартиру и переобувшись, Машка подошла к форточке, приоткрывая ее. С улицы донеслись развеселые песни. – «Опять какие-то пьяницы ей не дадут поспать этой ночью!» – с раздражением подумала она. «Хорошо, что хоть на ее окнах надежные решетки. Не так страшно». Захлопнув обратно форточку, Маша разделась, растянулась на кровати и заснула.

3

Крутые облака, плотными меловыми шапками поплыли по синему небу, куда ветер дунет. А ветер нынче слабый, с приятным настроением и погонять резво ему не хочется. Солнце размеренное, светит с любовью, и Маруськину избу, что стоит на открытой местности щадит летней прохладцей. Земля полна минералами и удобрениями, вхожая плодами, урожаем богатым. Береза, да рябина приветы передают, кланяются. Баня обожженная, пыхтит иногда, но с обработанным деревом черна стоит с полвека, да еще столько же простоит, если хозяин рукой заботливой следит будет, да приглядывать. Соседи справа отгородились забором железным, а с Денисом их живые кусты малины отделяют, смородины избыток, и крыжовник затесался в сочную компанию. Пять яблонь душистых, наливных, две сливы медовые и груша сочная. Огород сторожит, в штанинах длинных, чучело зоркое. Взгляд у него косится хмурый, глаза молчаливо-напряженные; и не страшны ему ни дождь, ни засуха. Закаленный волей ни одной вороны, ни одного голубя к урожаю не подпустит. А дом Маруськин – крепость, со знанием дела поставлен прадедом, что наделен был умом, душой, трудолюбием и представлением архитектурным. Но потрескалась на фасаде краска зеленая, облупилась, и стерлась его прежняя когда-то привлекательность.

У Маруси выдались тяжелые бессонные ночи, пропадая в пучине беспокойства и неопределенности за родную, но уже старенькую бабулю. Дряхлая, немощная старушка, ее любимая бабушка Паулина находилась при смерти. Фельдшер, которого вызвала внучка, объявил: – «остались считанные часы, к двум дня, если не раньше…» и уехал. Марусе ничего не оставалось делать, как сидеть у изголовья умирающей бабушки и сторожить последний вздох, подумав о том, «как так может определить врач, сколько осталось жить человеку?»

– Ты долго собралась тут выжидать? Поесть дай! – подошел к ней Влад, с недовольной гримасой, не замечая больную родственницу, бездыханно лежащую на койке.

Маруська неодобрительно ответила: – долго… – Еда на кухне! – отрезала она, направляя взгляд в сторону умирающей бабушки.

Владислав бессмысленно затормозился, бестактно застыв около жены, напрягая свои извилины и перебирая бесцельные мыслишки: – а доктор что сказал, неужели уже нельзя ничем ей помочь?» – спросил он, не поведя и бровью.

– К сожалению, нельзя! – резко отреагировала Маруська, не располагая желанием продолжать с ним диалог, теребя на себе летний халатик.

– Вызови другого фельдшера! – посоветовал ей муж, отстраненно, с холодноватым оттенком.

Маруся, подняв глаза, окинула своего супруга нестерпимой неприязнью, промолчав при этом…

– Какая ты несговорчивая! Дай мне тогда поесть, что тут сидеть весь день! Запах столбом нюхать, от которого меня стошнит сейчас! Может она так и завтра лежать будет и послезавтра! – возмутился Маруськин муж, повышая голос. Глаза его щегольские, да ледяным наростом смотрят.

Паулина закрутила головой. Внучка ухватила ее за коченевшую, костлявую руку, не понимая, чтобы это могло бы значить. Бабушка, открыв глаза, пришла в сознание:

– Внучка, позови Влада! – отчетливо попросила она, сиповатым голосом, захлюпав губами морщинистыми.

– Я здесь! –равнодушно отозвался Влад, переметнув на нее взгляд.

Паулина повела старческими глазами в сторону родственника:

– Открою тебе тайну, все равно бабка скоро сдохнет! – заявила она о себе критично, негодуя в предчувствии смертушки.

– Ну что ты такое говоришь, бабушка!? – рассеяно произнесла Маруся, срываясь до слез.

– Какую? – встрепенулся Влад, не домысливая. «Что такого интересного ему может сказать старуха, которая то и дело поругала его?»

Бабушка замолчала, собираясь с последними силами, кряхтя, вызванивая зубами.

– Какую, бабушка? – убедительно переспросил Влад, разинув губы и прищурив глаза с хитрецой.

– Мой отец…

– Ну? Что отец? Говорите!?

– Не ори на бабушку! – усмирила его Маруся, с негреющей ее изнутри кровью. Тело холодной испариной покрылось, залихорадило от рук до ног.

Старушка не торопилась сообщать, проваливаясь в своем сознании и возвращаясь обратно на какие-то непродолжительные отрезки времени.

– Вы сказали отец! Что в итоге? – переспросил Владислав в ожидании, низко склонившись своим лицом к слабо дышащей старушке, претерпевая через силу затхлый болезненный запах, исходящий от умирающей.

– Он… Он…, – глотала старушка слюну.

– Что он? – давил на старушку Влад, безотлагательно не давая ей сбиться с мысли. Лицо его уподобилось неподобающей злобной маске.

– Очень давно когда-то…, – глуховато, через силу выдала из себя умирающая, – отец с дедом закопали родовой клад…, – ясно и чисто произнесла Паулина.

– Клад!? Мне же не послышалось!? Где клад!? Говорите, бабушка, продолжайте! – не терпелось услышать Владу продолжение, загоревшись предвкушением, издавая ядовитый смешок и его лицо было переменчиво, словно погода, от хмурого дождливого дня, до солнечного сухого утра.

– «Откроется лишь любящему сердцу!» Так говорил мой отец! – еле вымолвила умирающая Паулина, шевеля синюшными, морщинистыми губами.

– Любящему? Так я люблю Маруську! – засвиристел Влад, – откройте мне тайну, где искать бабуля! – Подождите умирать, скажите сначала где! – затеребил он неистово хилую старушку за худое плечо, наблюдая как та закатила глаза.

– Откроется любящему…, – вырвался у Паулины последний вздох и старушка распласталась бездыханным телом. Пульсация прекратилась, жилы остывали, каменея.

– Бабушка, бабушка, повремени умирать! Договори где? Где копать? Мне нужны деньги! – взмолился Владислав с кислым выражением над мертвой Паулиной, нагло тормоша ее за голову.

– Влад, что ты делаешь! Остановись! – прикрикнула на него Маруся, отталкивая от кровати с покойницей. – Уймись! Умерла бабушка! Оставь ее! – задрожал Маруськин голос, содрогаясь от накатившихся слез.

Муж послушно убрал руки от покойницы. Его сердце стучало неимоверно, и безумными глазами посмотрев на жену, тыкнул в ее сторону указательным пальцем: – Ты знаешь, где закопан клад! – лихорадочно предъявил он, раззадоренным взглядом. – Ты знаешь и не говоришь мне об этом! А я, как дурак, пытаюсь каждый день что-то заработать, а оказывается живем на деньжищах! – заискивающе хохотнул Влад, трясясь всем телом, дергая спинку стула, на котором сидела еле живая Маруся.

Ее охватил ужас, завидя, как буквально на глазах, в малейшие доли секунды ее муж дурел, повредившись внезапно в уме, захлебываясь смехом от разыгравшегося воображения. – На деньжищах живем! – заорал он, вытягивая лицо до неузнаваемости в плутовских дерзаниях. Глаза страстно загорели пламенем черным, и от чистого голубого цвета одни крапинки остались.

– Да, что ты несешь! – не стерпела Маруся. – Не сходи с ума! Нет никакого клада! Мы с бабушкой всегда жили очень скромно! – отрезвляла она его, сквозь слезы, глазами отчаяния. – Я ничего про это не знаю! Не знаю! И уверена, что бабушку охватил предсмертный бред! Нет никого клада и быть не может в помине!

– Я найду его, железно найду! Бабка молодец! Я уверен, что она сказала мне правду! Обрадовала меня в довершении! Я богат! Я богат! Я богат! – заладил Влад в радостном дурмане, охваченный эйфорией. И видимо опомнившись, он недоверчиво зыркнул на жену хитрым блеском зрачков, и мигом удалился в спальню, где запричитал себе под нос, чтобы никто его, не дай бог не услышал! «Я богат! Опупеть просто! Я богат! Я богат!»

Маруся опустила у покойницы веки и тяжело присела на стул. Стрелки часов остановились, показывая ровно два часа дня. Небо пылает, земля плавится, солнце в красе стоит. И пчела, трудоголик прожужжала возле открытого окна, за натянутой сеткой. Слезы горькие стекали по щекам медленно и на халат падали; сквозь плачь она выдавила из себя:

– Бабушка! – Любимая моя бабушка! Ну зачем ты ему сказала, о несуществующем кладе? Он же ненормальный! Он не понимает, что это всего лишь родовая небылица…Сказание… Бабушка! Ах бабушка, бабулечка! Оставила ты меня одну – одинешеньку….

4

Солнечные румяна рассыпались, разлетелись мелкой пылью. И цветочки в румянах, и насекомые, и Алмаз подрумянился на солнце. Пить постоянно хочет. Лакает холодную воду, не отрываясь проглатывает, языком водит по дну миски до последней капли вылизывая. В такую жару, вода сейчас лучше, чем хрустящая бульонная косточка.

– Мама, – окликнула ее старшая дочь, Арина, положив нежную, девичью ладонь на плечо матери. В глазах боль, переживания за маму, губы зажатые, неживые. – Пойдем, ты ляжешь, а я схожу до Денисом, сообщу, что бабушки не стало. Попрошу, чтобы он зашел к нам, как сможет. – Давай, – подала она Марусе руку и мелкими шагами увела ее до кровати.

– Накапай мне капли, что-то в груди сжало, – попросила ее мама, обомлев от скорби. И тело окаменело, покоробилось, словно перестало принадлежать хозяйке.

– Сейчас мама, принесу. – Яна, присмотри за Соней, маме плохо, – долетел до Маруськи голос старшей дочери.

– Сама смотри! Я гулять! – отказалась сестра, вредничая. Поверхностная для своего возраста.

– Прабабушки, Паулины не стало! – втолковала ей Арина, – поэтому ты останешься дома и не перечь мне! – твердо произнесла старшая сестра, осерчало сведя брови.

– Нет! Гулять пойду и ты меня не остановишь! – ногами перебирая к выходу. Прямолинейная Арина перегородила ей путь. – Мама, а Арина меня не отпускает гулять! – завопила средняя дочь, насупившись.

– Мама себя плохо чувствует, оставь маму в покое!

– Мама, мама, – проверещала Яна, направляясь к матери, ища у ней поддержки.

Арина цепко ухватила ее за руку:

– Не пущу! Нечего маму беспокоить!

– Мама! Арина не пускает меня гулять! – увернулась Янка от старшей сестры покраснев лицом, волосы клочками выдернулись из хвоста.

– Девочки! Девочки! – позвала дочерей своих Маруся, пересилив внутреннюю скорбь, в благоусмотрении рассудить споры. Сестры явились к матери. – Арина, Яна, давайте урегулировать вопросы мирно. Яна пусть пойдет погуляет, а с Соней я сама посижу, приведите ее сюда ко мне.

– Ура, мамочка! – обрадовалась Яна, глаза довольно заулыбались и сдавая Соню на попечение матери, она убежала гулять.

– Добренькая ты слишком, я бы не отпустила! – высказалась Арина, сгустившись тучей и ушла за успокоительным.

5

Южный, раскаленный ветер налетал порывами, обдавая Маруськину горницу пряностями созревших трав. Птичий гомон сделался тише. Солнце, припозднившись, взыграло последними, вьющимися лучами, заметалось за шторами, ютилось любопытно в комнате, редея.

В семь вечера к Марусе зашел Денис, худощавый, высокий, сдержанно-разумный. Его тугие щеки, отливали загаром. И жалостно посмотрев на двоюродную сестру, он прочитал на лице мглу и убитое несчастное сердце внучки.

– Сочувствую, я тоже любил Паулину! – печально произнес двоюродный брат по отцовской линии, вклиниваясь светло-карими разумными глазами в сестру, присаживаясь рядышком на стул.

– Спасибо! – сказала Маруська и присела на край кровати.

– Влад то где?

– За избой прохлаждается. Слышишь, как голосит!? Уже выпил и песни поет во всю глотку!

– Это он так смерть оплакивает? – Чего он не на работе? – почесал Денис свой твердый затылок, неробкой жилистой рукой.

– Собирался вроде как после обеда, да вдруг решил, что с него хватит… – нездоровым голосом высказалась Маруся, покрываясь испариной, прибрав волосы назад.

– Дуралей, – произнес Денис, подумав, что это не его дело. – Как на счет похоронить в пятницу. Возьму выходной. Проводим на кладбище, место же есть вроде?

– Рядом с дедом.

– Уже легче, а тело покойной в доме?

– Нет. Забрали в морг. Дети боятся, – уронили ее губы неулыбчивую тональность, щеки серые, глаза заплаканные, с вздутыми веками. – Завтра нужно получить свидетельство о смерти.

– Вернусь с работы, свожу тебя утром, нет проблем, – кашлянул Денис, расстроенно.

– Спасибо, что помогаешь.

– Пожалуйста, всегда рад помочь… В пятницу мы на кладбище, а Марту попрошу помочь с готовкой, а она пусть Машку зовет, подругу вашу, – сказал он и мрачно поглядел на Маруську, – жаль, что жизнь заканчивается, родные уходят, никого уж и не осталось у нас, – замолчал Денис задумавшись то время, как зрачки его блестели собранностью. – Дети то твои где? Что-то не слышно их…, – спросил он после образовавшейся паузы.

– Аришка смотрит за Соней, а Яна гуляет.

– Что ж, пойду я, ждет меня служба. Если Яну увижу, загоню ее ко двору, нечего ей сегодня долго гулять.

– Да, хорошо, загони если увидишь. Она любит на пригорке гулять с девочками, – заранее поблагодарила его Маруся, взглянув на брата. Лицо выражало собранность, решительный сосредоточенный взгляд. Работа обязывала, а ему то всего двадцать пять лет.

– До завтра, держись! – простился Денис и вышел на террасу, обходя вокруг дом, где застал выпившего Влада, обнимающего с лопатой, сидя на скамейке.

Где-то в самом низу участка, стекал ручей. Бежал весело тонкой струйкой. Играл каплями на уходящем солнце.

– О Денис! – протянул ему свою руку Влад, шатко держась на ногах. Панама на голове, в глазах муть осоловелая.

– Здравия желаю! – по привычке поздоровался Денис протянув ладонь, – лопатой то, чего вооружился, зимним посевом занимаешься? – поинтересовался он.

– Посевом? – переспросил кладоискатель и бегающими глазками, покосился на свою лопату, – да, точно. – Думаю лук, свеклу, морковь посадить, морозоустойчивые сорта, – объяснил садовод. Ладонь у Влада большая, не мозольная, но сильная в злости.

– Вроде рано?

– Да не рано, – прикинулся простаком Владислав, желая отделаться быстрее от ненужных разговоров, – вольюсь работать, а Маруська, будет давить на меня, отсюда решил заранее подготовиться….

– Ты только громко не пой, и много не пей, а то Маруся неважно себя чувствует, – вежливо попросил Денис, глядя на чудака и пустые бутылки из-под крепкого пива.

– Понял… воздержусь, – пообещал Влад представителю закона и попрощавшись с двоюродным шурином, с ухмылкой довольной принялся в своем азартном одиночестве попивать далее, откупоривая четвертую по счету бутылочку «крепкого», предположительно размечая на глаз просторное поле для деятельности своих будущих раскопок. «Вот найду клад и на багамские острова уеду! Отлично заживу там! Кайфово!» – смаковал он, свои ложные посылы. «А, Маруська?!» «А она пусть тут живет, как знает!» «Таких как моя Маруська, там пруд пруди и даже лучше!» «По щелчку!» – щелкнул он пальцами в довершение отрадных мыслей.

6

Дрема разгулялась по их округе, почти всех уложив спать. Насыщенная, густая тьма останавливала припозднившихся прохожих на первом же перекрестке и обрекала их уткнуться в путеводитель, ненамеренно сбивая с нужного пути.

Маша не могла заснуть. Певчие алкоголики запевали хором: – «Что тебе сниться, крейсер Аврора; В час, когда утро встает над Невой?» Кто-то им кричал с окон: – заткнитесь, иначе над вами полиция встанет! Голоса затихали и где-то за кустами садового жасмина, раздавались заново и с новыми песнями.

Она переворачивалась с боку на бок. Натягивала одеяло, закидывала на себя сверху подушку, а когда становилось жарко, сбрасывала эту водруженную конструкцию и снова просыпалась от пьяных криков. «Откуда они берутся? В их четырехэтажке уже давно никто не пьет». «Наверное эти заблудшие, иначе как объяснить…»

«– Майкл…! Майкл…!» – Звал кто-то кого-то. «– Куда же ты…, Майкл?»

«Задам я этому Майклу!» – погрозилась она и не заметила, как провалилась в глубокий сон.

В восемь утра зазвенел будильник. Машка протянула руку, желая поскорее его выключить, да тот отскочил, покатившись на пол, затрезвонив пуще прежнего, во все колокола.

«Как же ей не охота вставать!» Но она обещала прийти к Марусе, помочь с готовкой на поминки!

Откидывая одеяло и выползая вслед за будильником, она наконец-то выключила орущее изобретение. Поставив на плиту чайник, умылась, налила себе черное кофе. Свежее утро вглядывалось в ее окно на первом этаже. Разросшиеся кусты шиповника отделяли ее живым заборчиком от идущих по тротуару любопытных зевак. С чашкой кофе в руках, она подошла к окну, выглядывая. В окружении розоцветия, на зеленой травке кто-то сладко спал…

– «О бог мой, кто же это пристроился под ее окнами!?» – испугалась она, отставляя в сторону недопитую чашку и облачившись в заранее приготовленную черную рубашку и юбку, торопливо покинула квартиру, затормозившись у подъезда. С любопытством обозрев спящего, она не слишком одобрительно подметила – «Мужчина. Нашел, где разложиться»! И тут же сердце Марии дрогнуло: – «замерзнуть может», но не озаботиться о том, чтобы как-то помочь уснувшему или уже почти «мертвому», о чем она потом всю дорогу до самого Маруськиного дома переживала.

7

Каждое утро солнце примеряется в разные оттенки, которые видны лишь внимательному глазу. Этим утром оно приобрело коньячный антураж, озарившись и замерцав, перемешавшись с голубым небом, обещая сухую и ясную погоду. Казалось, природа напевает свое особое, тихое приветствие, которое может услышать каждый, если захочет, стоит только замереть и прислушаться. Июль подходил к концу, приятно шелестев зелеными листьями на деревьях.

Маша прошлась глазами, отмечая великолепие нынешнего лета и благочинный аромат соцветий. «Какой-то месяц и вся эта красота пожелтеет», – подумала она с сожалением, давно разлюбившая осень… И даже то, что в осени присутствует некий дух пестрого праздника, втягивающий всех в состояние литургии, не спасало ее положения. Осенние пейзажи никак не благословляли ее на хороший настрой. Осенними, темными вечерами душа Марии страдала от одиночества, обостряя застаревшую депрессию.

Она посмотрела по сторонам. «Может около нее давно есть кто-нибудь, некий «тайный вздыхатель», скромно держащийся особнячком, мечтающий составить ей пару?» Но нет! Никого поблизости… Губы ее поджались жалобно.

По дороге ей встретилась местная бабуля, Тамара Ильинична, разодетая в длинный прилично-выглядящий на ней сарафанчик. Как говорит про нее Маруся, «агент еще тот». Наперед знает про каждого, и даже то, чего и сам не успел сделать. Глаза как у ясновидящей, оптические стекла, пронизывающие полынью горькой. Машка поприветствовала ее кротко, поспешив мимо.

– Здравствуй Машуня, к Колосовым идешь? – задержала ее бабуля вопросом, скользнув по Маше боковым зрением.

– Да, сегодня же поминки бабушки Паулины, – встала Маша подле, вежливо отвечая.

– Знаю деточка, знаю про поминки, царство ей небесное…

– Да. Жаль Паулину, – вздохнула тяжело Мария, втянувшись в разговор, вслушиваясь в щебет птиц, стрекотание кузнечиков в утренней траве. Вот и корова замычала, на прилежащей улице и собака гавкнула, натягивая воздух, а в небе ритмично секлись неугомонные ласточки.

– Всех жалко, Машенька. Тебе не надо горевать, молодая ты, а у нас старых один уж конец!

– Убереги вас бог! – выпалила Машка, с продрогнувшими ногами от утренней прохлады.

– Спасибо, бог даст, поживем свое маленько, – улыбнулась она сомкнутыми уголками губ, и искрящее солнце коснулся ее неувядающего лица.

– Ладно, извините. Мне бежать надо, – подернулась Мария телом.

– Беги милая, беги, – отпустила ее Тамара Ильинична, не смея задерживать.

Утопала в солнечной одежде просторная Маруськина изба, с дощатым полом, где бабушка Паулина была лучом, животворящим озаряя собой всю горницу. И каждая травка сникла, березки, да рябина застыли в дань памяти, прощаясь с любимицей.

В доме суетилась Марта, одетая в черное, с покрытой головой, нарезая на кухне сыр, колбасу, сало. На плите тушилась картошка с мясом. Варилась кутья на помин.

– Привет! – поздоровалась с ней Маша. Ее голубые глаза на фоне траурного облачения особо выделялись нежно.

– Привет, Машунечка! Повязывай фартук, берись за селедку, ты вроде спец по ней, – рьяно управлялась не скучающая Марта.

– Детей Маруськиных нет?

– Нет, Агафья Алексеевна, свекровь Маруськина, должна прийти с Яной и Соней, а Арина со всеми ушла на похороны. А что?

– Я им конфеты принесла, – произнесла Мария, показывая на пакет.

– На стуле оставь, как придут, угостишь. – А платок твой где? – заметила Марта, хлопоча.

– Про платок я и не подумала, – замешалась Маша, упустив нюанс.

– У меня есть запасной, повяжу тебе, как полагается, – заверила ее Марта, и Маша наклонилась вперед. – Ты чего такая, как будто не выспалась? – поинтересовалась подруга, обратив внимание на темные Машкины круги под глазами.

– Не знаю, что-то спала плохо, – ответила Мария, приступая разделывать сельдь. – Представляешь, какой-то мужчина заснул у меня под окном, – поведала она.

– Забулдыга что ли? Хочешь Дениса не него натравим? – прозвенела пылкая Марта, поспевая с помощью.

– Нет, нет. Ты что! – всколыхнулась Маша, – думаю, проспится и сам уйдет. – Мне казалось, что через колючий шиповник к моим окнам никто не проберется. И как только его занесло?

– Ничего удивительного! Пьяный себя не помнит. Главное шибко не переживай, Машунь, если вздумает ходить под твои окна полеживать, сразу позвони мне, а Денис там разберется, – беззлобно, но по делу разложила Марта, располагающе улыбнувшись.

Маша оцепенела, огорошено посмотрев на подругу:

– Думаешь, может повадиться?

– Не факт, но всякие бывают личности, не хочу стращать тебя, элементарно будь осторожна, если что, обращайся, – успокоила ее Марта, заверив в помощи. Но, Машка заробела, искусно запрятав страх, она выкладывала на селедочницу сельдь, принимаясь нарезать лук.

– В большой комнате поставили стол, все блюда сразу туда составляем, – распорядилась Мартушка, унося овощи. – Хлеб осталось нарезать. Скоро уж вернутся…

8

Первая явилась свекровь, Агафья Алексеевна. Привела внучек, которые ночевали у нее. Соня, после смерти Паулины, ежечасно спрашивала:

– «А бабушка теперь приведение?», чем накануне напугала Янку, а Яне одной было не интересно бояться, выбрав себе в компаньонки младшую сестру, подговорив ее закатить истерику, чтобы уйти вместе ночевать в другой дом. Владу ничего не оставалось, как увезти их к своей матери, которая от силы, раза три, не больше, за все время почивала у себя в гостях родных внучек, неоднократно отказываясь брать, ссылаясь на плохое здоровье.

Седая, постаревшая женщина, с глазами вдовы, молчаливо поздоровавшись с двумя энергичными помощницами по хозяйству, заставила девочек помыть руки, после чего прошла в комнату, присаживаясь у стола. На стене, возле протертого дивана, висел ковер дорогостоящий, ручной работы, ромбами перекрестился за упокой.

– Ты видела, какой у нее взгляд, пренебрежительный, стылый? – прошептала Марта, заметавшись по кухни, – мне аж не по себе от нее.

– Маруся как-то обмолвилась, что жизнь потрепала ее нещадно, поэтому она с возрастом нелюдимая такая, – просветила Мария подругу, приоткрывая личную тайну Маруськиной свекрови.

– Печально, раз так…

Вскоре с кладбища вернулись Денис, Влад, Маруся со старшей дочерью Ариной и две пожилые соседки, которые близко общались с Паулиной при жизни. «Провожающие в последний путь», тщательно обтерев ноги об мокрую тряпку на крыльце, зашли в хату.

Маруся, подавленная утратой, сидела бледная, как в воду опущенная. Марта слегка подтолкнула локтем Машу, показывая на страдающую подругу. Они с радостью бы были готовы, облегчить ее душевные страдания, но не знали, как…

Агафья Алексеевна, Маруськина свекровь, долго не засиживалась. Помянув со всеми упокоенную, сославшись на дела, попрощалась с присутствующими и поспешила удалиться. За ней сразу же ушли две пожилые дамы, дружившие с Паулиной по-соседски.

Маруськины дочери скрылись в другой комнату для поедания шоколадных конфет, что принесла им Маша.

Влад настроился обстоятельно. Помянув бабушку стаканом водки, он плотно и охотно закусил, забивая свои щеки едой, подобно хомяку. Ныне тяготея к кладоискательству «силы ой, как скоро пригодятся». Работы непочатый край, и ему на этот раз стопудово повезет! А посему, такую удачу надобно отметить, наливая себе следующий стакан, после которого и счет потерялся. Развеселился он не на шутку, обводя по собравшимся у поминального стола, пронырливыми глазками чтоб даже мысли ни одной не могли его прочитать, бесцеремонно разболтавшись языком:

– Жаль, конечно, Паулину, жаль… Хорошая была бабка. Тепленькая, сладенькая… Пусть земля ей будет пухом! Недолюбливала она меня, ну и ладно, главное, нужную дорожку указала. Давайте помянем ее по-людски, царство ей небесное! – разошелся Влад, с щеками маслянистыми.

– Ну, может хватит тебе уже! – не сдержалась Маруся.

– Мне!? – удивился подвыпивший Влад, глаза пафосно лоснятся, – я трезвый как огурец! – Я столько могу выпить, что другому невмоготу! И схватив бутылку водки умело налил перво-наперво себе, а далее по кругу, – за владение информацией! – сболтнул он не к месту и выпив в два счета, запел во весь дребезжащий, занозистый голос:

– «На поле танки грохотали, Солдаты шли в последний бой, А молодого командира несли с пробитой головой».

– Влад, Влад, пожалуйста, иди петь на улицу! – попросила его Маруся, которую уж начинало потряхивать от пьяного мужа.

– Давай Влад, – пойдем покурим! – позвал его Денис, статно держащий себя, почувствовав, что Маруська заводится.

– Пойдем, дружище! Только я заберу свою бутыль, с ними сидеть скучно! Ни попеть, ни поплясать! – не сопротивлялся Влад, унося с собой недопитую бутылку водки, качающей походкой.

Маруся выпроводила мужа источающим мрачным взглядом, почувствовав успокоение. Подруги глядели на нее, с пониманием.

– Ты только, Маруся, не замыкайся надолго, – попросила ее Марта, – будет плохо, приходи ко мне. – Посидим, поговорим. Хочешь, до Липецка доедем, в парке погуляем.

– Или ко мне приходи, – предложила Мария, – помогу чем смогу!

– Спасибо вам подруженьки мои, за поддержку, – поблагодарила их Маруся.

9

За окном распространялся солнечный рассвет. Маруська, открыв глаза, прочувствовала маленький комочек, безмятежно сопящий тесно с ней. «Как прекрасно быть мамой!» – порадовалась ее душа… Поцеловав дочь, она встала, оглядывая комнату. Арина и Яна спали, каждая на своих кроватях, расположенных у окна. «Значит вчера она заснула в детской, избегая в стельку пьяного Влада». Ей частенько приходилось ночевать в комнате дочерей, скрываясь от через чур набравшегося вдрызг мужа.

За пределами детской захолодело. Окна и дверь на террасу были распахнуты. Заночь на кухне похозяйничал «Мамай». На полу валялись окурки, разбросанные пустые бутылки, чешуя от сушеной рыбы. «Слава богу, что дом не спалил!», – смягчилась она, поразмыслив. Озябнув до гусиной корочки, Маруся вынужденно позакрывала створки, оградившись от ночной изморози и схватившись за веник, резво прибрала бардак. Умывшись, в маленькой, когда-то сооруженной ее отцом ванной, включила чайник.

Запах кофе обосновался на кухне. Тщательно намазанный бутерброд с маслом выглядел отменным деликатесом, «ведь ничего вкуснее не бывает этого», подначивая хозяюшку определенным аппетитным утолением. И так бы она сидела бы, в пронизанной красотой предрассветной радуге, но издалека заголосил петух, напоминая про Алмаза, притаившегося в будке.

– Держи, мой хороший, – поставила Маруся перед собакой миску с похлебкой, – кушай, Алмаз!

Заспанная, пригревшая в конуре овчарка, закопошилась и затеплилась. Звякнув стальным поводком, псина подалась к хозяйке, потрясая интенсивно своей жесткой шерстью, стряхивая глубокий сон. Принюхавшись к похлебке, собака с благодарностью лизнула Маруськину руку, утыкаясь мордой в миску.

Маруся поднялась, излюблено облюбовав глазами свой участок с избой; зеленую травку, распустившиеся цветы у дома, птицы в оранжево-гвоздичном небе. Природа степенно включалась, издавала гул, трескотню, жужжание, шорохи. И это утро побудило в ней единое благолепие и умиротворение, оставляя Паулину в прошлом, принимая жизнь вразумлено, сохранив мудрый и добрый бабушкин лик в своей душе.

Не успев воротиться в хату, как на Маруську набросился помятый Влад:

– Вот ты где? Я тебя искал. Завтрак мне делай! – приказал он, закрываясь в умывальне.

Подойдя к плите, Маруся зажгла газ и разбила два яйца, разжарив на сковороде.

– Не вздумай мне курить там! – погрозилась она мужу через дверь, почуяв, что оттуда уже понесло дымом. – Неужели так трудно выйти на улицу?

– Трудно! – раздался чахлый ответ.

Поставив на стол тарелку с яичницей, Маруся налила чай. – Ты едешь сегодня работать?

– Какой там?! Ты что, не видишь, как мне плохо!? Работа изнурила меня в доску, – отмахнулся Владислав от разговора, присевший поесть, трясущейся рукой держа вилку.

– Вижу…, – подтвердила она, снисходительно, – но Алмаза все равно придется тебя вывести погулять до лужайки.

– Попозже. Посплю пока немного.

На кухню зашла Соня. – Кто там проснулся? – расплылась Маруся в улыбке, – иди ко мне, моя красавица!

– Мама, мамочка, ты сегодня со мною спала?

– Да, лапуля моя, с тобой.

– А ты меня любишь?

– Люблю, – сердечно призналась Маруся и зацеловала свою младшую дочь. – Садись, я тебе чаю налью, кашу сварю.

– Во! Мне бы так! – приревновал муж к дочери, приговаривая: – «Любимый, присаживайся. Каша и чай уже готовы». – А меня доча чего не целует?

Соня замотала головой, прилипнув глазами к маме.

– Ладно, попросишь меня конфет купить…

– Мне мама купит! – защитилась Соня.

Влад показал дочери язык, смываясь с кухни, оставляя на столе не убранную за собой посуду. Не без сожаления она проводила его, предвидя, что он задурил и ближайшее время работать не собирается, в чем, собственно, она и убедилась.

Первый день ее муж отлеживался, второй пил, на третий отправился за огород, копать клад. На четвертый сорвал себе спину, на пятый крепился здоровьем, на шестой пил, на седьмой день принялся отчаянно рыть землю, разрыхляя траншею… На восьмой у него иссякло настроение и пропал энтузиазм браться за лопату, но зато снова появилось желание выпить. На какие деньги он пил, Марусиному уму было непостижимо. И так прошла вторая неделя. Избегая мыслить о плохом, Маруся отдавала отчет в том, что «жить вне любви – не худший вариант, жить без денег – уже труднее…» И то, что бабушка оставила ей небольшие свои сбережения, Владиславу знать воспрещалось, ибо ее нестабильный супруг, находящийся в регулярных поисках себя и выгоды, приносил в семью одни напасти, что прям так и цеплялись к нему.

10

Почтенный август, помузицировав легкой дымкой со сладковатым привкусом, под аранжировку уходящего лета, вторгнулся маршем в липецкую область. Стояли последние теплые, солнечные дни. Пожелтела, высохла местами зеленая трава; медленно пролетали по небу белые витиеватые тучки. Отовсюду доносилась мелодия разно-пестрых птиц, прячущихся на самой макушке лиственных деревьев, у которых утратив силу, отрывались и далеко разносились потухшие листья.

Маруся подошла к яме и наиболее любезным голосом обратилась к мужу, расположившемуся на самом дне широкой окопы. Отбросившему подальше от себя лопату и задумавшись о чем-то с досадным лицом, он стоял в круглой панаме, в образе застывшей статуи.

– Влад, сколько можно идти на поводу у своего богатого воображения? – спросила она, выдерживая тон. – В доме элементарно закончился сахар, чай, и твой телефон названивает целый день!

– Правильно подметила, что богат я всего лишь не более чем на воображение, но скоро все поменяется, когда найду клад, – ответил амбициозно ее супруг, подкуривая сигарету спичками, – и копал бы до первых заморозков, но и здесь отмечу, ты снова права, мне нужно что-то решить с работой, тем более что возникла серьезная проблемка…

– Проблемка!? – всполошилась Маруся, тут же начиная опасаться этого слова. Пахло свежевырытой землей, и ей под пальцы в шлепанцы присыпался глинистый песок.

– Да, проблемка! И лишь ты одна мне можешь в этом помочь! – проговорил он с сигаретой во рту, потирая натертые руки мозолью.

– Я? О чем ты?

Выдержав деликатную паузу, Влад медленно поднялся по деревянной лестнице, с выражением чувства собственного достоинства:

– Ты же знаешь, я не работал две недели, – продолжил он разговор, близко поддавшись к жене, освобождая ботинки от налипшей глины, выкидывая недокуренную сигарету. – Произошел некоторый простой, нащелкав за аренду машины, – протарахтел он.

Маруся, окинув его смугло-загорелые уши, отросшие виски из-под панамы и небритую щетину, – ускорила шаг к избе. Потная футболка Влада, вытянувшись, висела на нем.

– И в этом я ни в коем случае ни при чем! – урезонивал ей муж, с незазорным взглядом. – Во всем виновата «нажива», на которую меня подбила Паулина, как назло, не договорив, где копать, в каком конкретном месте. А я-то лопух, понадеялся быстренько отрыть клад, зажить припеваючи, а оказалось немного прошляпил! Марусенька, любимая, что ж выходит, несдобровать мне! Они приедут и убьют меня, без всякой пощады! – взвыл Влад, произнося чрезвычайно важным голосом, скривив несчастную гримасу и солнце ужимаясь, подобрало луч с грустного клочка земли.

– Кто они? – забурлил ее голос.

– Арендодатели такси. Мне срочно нужны рубли!

– И сколько же!?

– Двадцать тысяч! – выдал он, снова закуривая.

– Что?! Ты в своем уме! – вспылила она, содрогнувшись. – С чего ты взял, что у меня есть такие деньги?! – встревоженно запылали ее щеки. Повернувшись, ее взгляда коснулась узорчатая бабочка, умиротворенно пролетев мимо взмахивая крылышками.

– Я знаю, что у тебя есть! – дерзко намекнул Влад, впиваясь в Марусю молящими глазами.

– Не знаю, как ты будешь выкручиваться, но у меня нету таких денег! Ищи, где хочешь! – сурово произнесла она. – И сигнальную ленту накрути тут вокруг своих построек, не дай бог побегут дети и убьются из-за твоих земляных нагромождений! – почти выкрикнула она отправляясь стрелой к избе по дорожке из декоративного камня, что выложил когда-то очень давно ее отец, облагораживая для мамы территорию вокруг.

– Накручу, но все же послушай! Мы не договорили… Ты должна мне помочь! – напирал Влад, надеясь расположить жену в свою пользу, выбрасывая тлевший бычок от сигареты. – Мне больше некому обратиться!

Маруся повернулась к нему лицом, задержалась:

– Я предостерегала, что это дело выеденного яйца не стоит! В нашем роду отродясь не было никакого клада! А ты извечно делаешь, что тебе взбредет в голову, лучше бы в бане заменил прогнившую доску! Там теперь действительно можно подвернуть и сломать ногу, да кубарем угодить носом в раковину! – испепелился ее голос, надрываясь. Маруся поднялась на террасу, где под крышей сплел себе паучок воздушную, шелковую сеть.

– Да, что твоя доска? Работы на пять минут! Сейчас другая задача, более важная! – давил на нее Влад, не отставая ни на шаг, направляясь прямиком за женой.

– У меня нет таких денег, как ты не поймешь!

– Как хочешь, ты должна мне их найти! – злоупотреблял Влад Маруськиным терпением,

– С чего ты взял, что я тебе должна? – вспылила она, повернувшись к мужу, кое-как сдерживаясь.

– Да потому, что ты моя жена и родила мне детей! Хотя бы уже поэтому ты должна мне найти эти деньги! – отпарировал Владислав фактами, снимая с головы синею панаму.

Маруся не хотела ничего слушать, пытаясь куда-нибудь скрыться с его глаз. Дома, она зашла в просторную детскую комнату, оторвала Соню от игры и посадила ее к себе на колени. Так бы и сидела с ней обнявшись два часа, но Влад заявился в комнату не переставая убеждать. – Ты понимаешь, почему я не работал? – морщинил он лоб, шевеля губами.

– Потому, что ты не у дел!

– Нет, потому что у меня была депрессия, заметь – «не от хорошей жизни», – оправдывался Влад, хлюпая носом. – Обещаю тебе, что заплачу за простой и поеду работать. Сам уже устал заниматься неисповедимо чем, – произнес он так, будто осознал что-то на минуту, и продолжил: – конечно, я знаю, что затея стоит свеч, но без денег сидеть не ахти! У меня и сигареты закончились. И сделай мне что-нибудь поесть в конце концов!

– Мама, я тоже хочу есть! – проговорила Соня, хлопая маму по коленкам.

– Смотри, меня дочь и то понимает!

Маруся повиновалась и ушла на кухню, покормить свое семейство. Деньги у Маруси были. Те самые небольшие скопления, что оставила ей бабушка, но нужно было заплатить за газ, электричество и мало ли что вот так понадобится. Сейчас отдаст Владу, а сама без копейки останется, чего она боялась на самом деле. Ей то верно никто не поможет!

После обеда, Влад не унимался, стиснув зубы, доматывался до жены. Ему звонили на телефон, запугивая и угрожая, передав, что времени отвели до шести вечера, иначе разговаривать с ним будут уже другие люди.

– Спроси у мамы, – посоветовала ему Маруся, после обеда, – она одолжит тебе, ты заплатишь и поедешь работать. Глаза ее излучали холодный свет.

– Ты слышишь себя!? – возмутился Влад, хватая себя за потную футболку загорелыми руками, – откуда у пенсионерки такие деньги!?

– А у меня откуда? Я не работаю! – веско отразила Маруся атаку мужа.

– Не сомневаюсь, что они у тебя есть, – подчеркнул Влад, убедительно-сдержанный голосом, – займи у Дениса или Машки! – Я обещаю, что всю зарплату отдавать тебе буду! Всю до копейки!

Маруськина нервная система не выдержала и сдалась:

– Ладно, так уж и быть! Смотри за Соней, я схожу к Денису! И если он не одолжит, ищи сам! – приняла она окончательное решение, придумав план: «занять для вида, отдать из своих накоплений». И хоть с Влада «как с гуся вода», но в ее руках будет элементарный рычаг воздействия чтобы муж не глупил, а работал и как бы «возвращал этот долг». В любом случае, в доме иссякли продуктовые запасы, и потому Владиславу непременно нужно восстановиться на работе. Кто-то ведь должен кормить семью?!

11

Марусины щеки раскраснелись от финансовых столкновений с мужем, да вроде разглядывать ее некому, всего-то добежать до соседней хаты. Надев джинсы и футболку на фигуру отточенную, она собрала свои длинные каштановые волосы в высокий хвост, раскрывая образ молодой красиво-цветущей девчонки. «Так-то лучше». Пройдя каких-то пятнадцать шагов она поднялась на крылечко и проникнув внутрь как «своя-родная», окликнула: – Марта! – Денис! В гостиной комнате, расположился молодой человек, уткнувшийся в телефон.

– Привет! – сказала ему Маруся по-обывательски.

– Привет, – поздоровался молодой человек, мельком взглянув на нее.

– Маруся, Маруся, – иди сюда! – услышала она голос Марты, из комнаты, что прилегала.

– Ты что тут прячешься? – тихим голосом произнесла подруга.

– Да, так…, думаю, во что переодеться. Не в халате же мне ходить, когда Денискин друг приехал, – зашептала она. – Кстати, его Женей зовут.

– Я знаю его, – заверила Маруся. – Они с Денисом вроде вместе в одном классе учились, да и живет он на соседской улице. Пересекались иной раз на улице.

– Что ж, в таком случае можно не представлять вас… А с лицом то твоим что, как с поля битвы? – спросила Марта отставляя свое платье в сторону, внимательно оглядев Марусю.

– Нервное. Пройдет сейчас. Влад не работал две недели, задолжал за аренду двадцать тысяч.

– Да, ты что! Где же взять такие деньги?

– У меня имеется эта сумма, но прибежала к вам, как будто занять пришла, – успокоила она подругу.

– Точно? Хочешь, у Дениса спроси, он уж скоро должен быть, смену сдавал.

– Нет, нет. Лишние долги мне не по карману, – отказалась Маруська. – Пойду я.

– Задержись, хоть на минуточку, поболтаем.

– Не могу, побежала обратно. Влад ждет!

– Что ж, заходи почаще, подруга.

– Приду, – пообещала Маруся и выйдя из комнаты на какой-то короткий миг, явственно встретилась с Жениным взглядом. «Какая борода!» – отчетливо промелькнуло в ее голове, не ведая, как тут же сошло на нее хрустальное явление, спустившиеся оттуда, где небо переплетается с землей, просочившись беспрепятственно через жестяную крышу кирпичной избы. Проникающий светоч любви своим полярным излучением залетел прямо в Маруськино сердце, поразив самый эпицентр сердцевины связывая двух людей органичным сплавом иной сферы, обдавая их тела без остатка вспыхнувшим пламенем огня. Обратный путь она проделала с одухотворенным лицом, окутанная тончайшим слоем ультрамариновой счастливой аурой.

Дома украдкой отсчитав деньги из тайничка, она прошла на кухню, где уселась на стул в глубокой задумчивости, в попытке осознать, «что же произошло с ней только что – «такое»?» «Что поменялось в ней, буквально за считанные мили секунд?» Душа навеивала ответ – это любовь! «Любовь?!» То, что она чувствовала было упоительно чудесным и почему-то красочным извне, словно кто-то улучшил цветовую контрастность, расширив и добавив качественно насыщенные яркие оттенки в акварельной палитре, преображая ее саму и все вокруг. Но это нельзя было потрогать, осязать на вкус или увидеть невооруженным глазом. Сердце наполнилось ощущением непревзойденной истины своего бытия и ликовало.

Уйдя в себя, она не заметила, как к ней подошел Влад.

– Ну что?

Маруся не отвечала.

– Что молчишь? Что с деньгами? – повторил он свой вопрос.

– А? Деньги? – Маруська, со видимым спокойствием, указала пальцем на стол, где лежали сложенные купюры в четыре раза. Ей так не хотелось сейчас разговаривать, в эту самую минуту, когда ее нутро напевало какую-то небывало красивую мелодию, которую она до этого не слышала раньше.

Влад схватился за деньги и незамедлительно уехал на арендованной машине, в беспокойстве о спасении своей шкуры.

Маруся, у которой наполнилась душа россыпью солнечной, прошла в детскую комнату, где Арина игралась с Соней.

– А вот и наша мама пришла, – задорно сообщила Арина, хорошенечко приладившая для прогулки.

Маленькая, рыжая лисичка, Соня подлетела к Маруське, обнимая ее за шею:

– Мама, мама пришла!

– Ладно, мам, я пойду гулять, меня подруги ждут, – уведомила ее старшая дочь, звездно сияя.

– Что? Гулять? – тихой необъяснимой задумчивостью переспросила Маруся.

– Да, мама, гулять. Лето как никак. Что с тобой?

– Ничего. Иди, конечно. Янку в восемь вечера загони домой, пожалуйста, – ответила она, с глазами, обращенными внутрь.

– Хорошо, мам.

Маруська осталась сидеть с Соней, объятая блаженным источником света. Сегодня все изменилось в ее жизни. Сегодня изменилась она.

12

Через окно подобралась тихая лунная ночь, забирая Марусин сон. В поисках удобной позы, она ворочалась и крутилась, в то время пока ее муж близехонько спал крепко. Не в силах сомкнуть глаза, Маруська думала о Жене. Его имя – это в принципе все, что ей было известно… Прежде столкнувшись с ним на поселковой улице, обронив приветствие, они расходились налегке, продолжая каждый идти своей дорожкой, не испытывая к противоположной персоне ни малейшего интереса. А сейчас перед ее глазами отчетливо прокручивался тот момент, когда накануне, встретившись с ним взглядом, она приметила его потрясающую бороду, которую он не носил до этого! Но тут ее измышления не прекращались, докучливо лезли и лезли в голову, путая вопросами и суждениями, переворачивая все прежние Маруськины представления о благообразии любви. «Для чего удружили ей эту любовь? Зачем? Иди это она сама, в миг потеряла голову» И как вообще так могло получиться? Возможно, любовный эликсир вскоре перестанет на нее действовать, растворится и улетучится? Что если всего через какую-то неделю от этих чувств не останется и следа…? И если терпеливо обождать, и это «все» – исчезнет. И это «все» – это «что?» Как объяснить? Каким методом это чувство невольно проникло в ее душу, обходя разум? Если душа чувствует, а разум соглашается, разделяя взгляды, то сам же «разум» начинает задавать ей дурацкие вопросы, на которые она не знает ответа. И может так случится, что ей не дано будет познать истинное предназначение этих чувств, ни в эту ночь, ни в последующую, ни в какие другие сутки.

И уставшая от бессонницы Маруся, не сумев сомкнуть глаз до самого восхождения солнца, уж вознамерилась склониться в сон, как ее сердце защемило от правдивого подозрения: – «они никогда не будут вместе!» «Никогда!» Женя рано или поздно обзаведется семьей, а она уже при муже и детях. «Стоп!» Зачем она вообще допустила такое, разыгрывая свою через чур неукротимую, ночную фантазию, заранее продумывая нереальные будущие планы??? Этак безумная глупость!!! Естественно, у этих чувств нет ни будущего, ни продолжения! Она достоверно знала: – «Влад ее никуда не отпустит, а если уйдет, то и жизни не даст!» Да и много других обстоятельств… Доходчиво напросившейся вывод что, «безусловно – никогда», – не остановил тягучесть мысли, навязчиво зациклился в ее внутреннем диалоге, пока звонко не заголосил петух с окраины, пресекая раздумья. «Всепремудрая» любовь, нежданно зародившаяся в ее душе, очевидно непостижимая повседневному рассудку, казалась и странной, и благопристойной одновременно.

Утром она предположила, если Денис, которому недавно исполнилось двадцать пять лет – ровесники с Женей, стало быть, между ними разница в десять лет! «Она такая взрослая, а он в принципе совсем молод…» Нет и доли сомнений, между ними ничего не может быть! Но чувства никуда не ушли и продолжали одолевать ее, не оставляя ни разум, ни душу в покое.

В обед проснулся Влад и попросил завтрак. – Я сейчас поеду работать, – проговорил он, доедая вкусную гречневую кашу.

– Хорошо, – ответила Маруся.

– И все что ты мне можешь сказать? – спросил Влад, – а где любимый, я тебя буду ждать в спальне, ужин будет на плите.

– Любимый, ужин будет на плите, – произнесла она равнодушным голосом и взглянув в голубые глаза своего мужа, увидела в них «затерявшуюся пустоту».

– Ты сегодня спишь со мною, а не в детской, а то подзабыла про супружеский долг.

– Езжай уже работать, – ответила Маруся.

– Целуй на дорожку, – наклонился Влад, прикасаясь к ней своими липкими губами, причмокивая перед выходом.

Маруся проводила его через окно на террасе, у нее своих дел по дому куча. Уборка, стирка, готовка, дети…

13

Странствующее серое утро вежливо разбудило Машу на работу, не дождавшись будильника. Она открыла ясные очи и благодатно поводила ими по комнате с веселыми обоями в цветочек. Потянувшись и пробудившись окончательно, втиснув ноги в мягкие тапочки, ушла умываться. Выпивая кофе, освидетельствовала через окно свою мини-лужайку, занятую «неким» на очередной ночлег. На этот раз озаботившись состраданием к новому постояльцу, Мария подготовила спортивный мягкий коврик и бутылку воды. Перекинув поверх плаща дамскую сумочку, она влезла в туфли на невысоком каблуке и подхватив снаряжение, покинула квартиру. Неустрашимая Мария легонько дотронулась до плеча спящего, качнув его, обратилась:

– Эй мужчина, вы живы?

Молодой человек промямлил что-то несвязанное, похожее на околесицу, проявив небольшой проблеск своего сознания, но тут-же затих, взыграв подслащенным храпом, пребывая во власти сна. Подвергнув его осмотру, Машка осторожно положила возле с ним коврик и бутылку воды, зажимая губы в ироничной улыбке: отросшие волнистые волосы, прямой, с широкими крыльями нос, черные брови и припухшие губы. «Красавчик!» – решила она. Спящий красавчик, неосознанно вскинул свою руку к ноге Марии. Вскрикнув в испуге, она отпрыгнула, напустив на себя боязливость. Выровняв дыхание и бросив напоследок свой синеглазый взгляд: «спит себе, как ни в чем не бывало!» с чистой совестью покинула незнакомца, поспешив к себе на работу в цветочную лавку, где каждый день покупали у нее «влюбленные» букетики свежих цветов.

Весь день у нее не выходил из головы новоиспеченный завсегдатай. По большому счету, он даже не пропащий забулдыга, а парень молодой, что губит себя злосчастным алкоголем. Одно порадовало Машу, ее коврик пригодился, находя свое применение у красавчика, как и бутылка с водой, которую она периодически заменяла на полную, подкладывая ему. Но через некоторое время случился перерыв, ее постоялец не появлялся под окном аж целых два дня, чем однозначно расстроил Марию. Коврик в простое, вода не тронута. Но, с другой стороны, возможно это и к лучшему… Утренний воздух становился прохладнее, опускаясь на термометре почти на градус. Сентябрь напружинился холодным циклоном, покрывая зеленую траву сизым инеем, промораживая землю.

Оставив с вечера открытую форточку, комната к утру заледенела. И хоть под одеялом было тепло, но высунутый, будто из норки, Машкин нос, успел подмерзнуть к рассвету. Кое-как пересилив холод, скинув одеяло, она подошла запереть оконце, не забывая мельком окинуть безлюдную лужайку. «Может его прогнали соседи?» После завтрака, обернувшись теплым кардиганом, она направилась под свои же окна, убрать с лужайки коврик и пластиковую бутылку, что вроде как оставалась там валяться. «Было бы даже хорошо, если он больше не придет!» – подумала она, как из-за угла на нее вышел мужчина, с загорелым лицом и обросшей щетиной. Высокий незваный гость, одетый в протертые штаны и кожанку, уперся в нее воспаленными карими очами. Испуганная Маша забывшись отвести взгляд, отметила у красавчика длинные ресницы и правильный, сдержанный блеск его глазниц.

– Принесите воды, пожалуйста, – болезненно попросил он, не моргая, протягивая Маше пустую посудину.

– Воды? Конечно, сейчас, – миролюбиво прозвучал Машкин голос, ускакав за водицей. Вернувшись, она вручила ему полную бутыль.

– Спасибо, – поблагодарил молодой человек, опустошая ее большими глотками. – Вы извините меня, что тут пристроился, – оживился он, порозовев, – вы очень добры, что приносите мне воду, да и газон мягкий, – чистосердечно выразил признательность.

– Пожалуйста, мне не трудно. А газон я сама высаживала, но поймите меня правильно, если начнут ругаться соседи…, – не знала Мария, что лучше посоветовать…

– Понял вас, словчусь поискать другое место, – произнес он учтиво.

– Может вы чаю хотите? – зачем-то предложила Маша.

– А можно? – воспрянул постоялец. – Меня Майклом зовут, а Вас?

– Маша, – ответила она, – пойдемте, – и направилась в квартиру, заслышав за собой шаги гостя, – Проходите, обувь можете не снимать, а руки помойте здесь, – сказала она, показывая ванну, – а там кухня.

Майкл повесил на крючок свою кожанку и зашел в ванну. Машка гостеприимно нарезала бутерброды, налила чай. Гость присел к столу. Мария задумалась, «что если он бомж, то от него должно вонять», но от Майкла ничем не пахло.

– Холодно уже, вот так спать, заболеть недолго, – заботливо проговорила она, отражая на лице благоразумие.

– Нормально. Я закаленный.

Маша замялась, наблюдая как он интеллигентно ест бутерброды и запивает чаем. – А дом у вас есть? – вырвался у нее сам по себе, некорректный вопрос.

– Как вам сказать… – прожевал он еду, допивая чай. – Я тут в гости приехал к другу и завис. И не знаю теперь, как уж выбраться… Каждый день думаю, что сегодня впрямь уеду домой и каждый день с точностью повторяется. Спасибо вот вам, что водой угощаете.

– Да, что вы, не за что! – воскликнула Мария, покраснев до корней волос, – хотя…, может быть, это была не я?

– Я видел вас, – заверил он, без сяких сомнений.

– Воды то полно в кране, не жалко, – засмущалась Мария и замолчала, увидев, как Майкл поставил пустую чашку на стол, – еще чаю?

– Не откажусь, – отозвался гость, забывший, что такое – чай.

– Сейчас, – поспешила Маша, понимая, что чайник пустой, Поднеся его носиком к крану, из которого капала вода, она доверху добрала, поставив греться на газовую плиту.

– У вас кран течет, я посмотрю, – заявил Майкл, берясь за осмотр кухонной сантехники. – Разводной ключ имеется?

– Какие-то инструменты были. Обождите, – выскочила Машка с кухни, вспоминая, где у нее лежал инструмент. Майкл, перебрав все, что принесла ему хозяйка по-деловому вернул обратно, – не одни подходят, – сообщил он. – Если вы не против, я сегодня подойду с нужными ключами и сделаю вам кран, чтобы не тек. Голос его был добрый, приятен к восприятию, а глаза жгучие, красивые дюже.

– Если не затруднит, спасибо. Да, и чайник ведь вскипел, выпейте на дорожку, – пригласила она, оттягивая минуту расставания, затуманившись приятной дымкой, исходившей от высокого красавчика.

Майкл присел к столу. В чашку полетели три кусочка сахара, издался звук стучащей ложки. Мария обозревала его, как подопытную мышь, подмечая каждую деталь в движении, в мимике: – вот он берет кружку, обхватывая чистыми пальцами и подносит к полным губам; отпивает и ставит обратно. Поигрывает ложечкой; чешет лоб; поправляет черные, отросшие волосы и замечая пристальные глаза хозяйки, приятно улыбается.

– Ладно, я пойду!? Вернусь попозже, чтобы сделать вам кран, – засобирался красавчик.

– Хорошо. Спасибо вам заранее.

– Нет, нет, – это вам спасибо, – раскланялся рослый человек в кожанке, уходя.

Маша закрыла за ним дверь и присела на кухонной табуретке перебирая свои толковые мысли: «Сколько же ему лет? Лет тридцать, на вид». «Культурный и веет о него особым мужским обаянием…» Наверное не придет больше…

В четыре дня в квартиру позвонили. Мария передернулась и открыла дверь. На пороге стоял Майкл, держа в руках рабочий портфель.

– Привет! Как обещал, – проговорил он смело, проходя сразу же на кухню.

А Маша даже не успела моргнуть, как Майкл повернулся к ней и сказал: – готово! – Теперь не капает, попробуйте! Мария покрутила буксу откручивая и закручивая до упора. Вода не капала.

– Мишка, ты куда свалил? Майкл, мы тебя заждались! – закричали с улицы мужские голоса.

Счастливый Майкл поморщился, как бы изображая, что не особо горит желанием составить своим друзьям компанию, но друзья не отстанут… – Вы…, извините, если можете, пойду…, – скромно ретировался он.

– Я могу вас вылечить от пьянства, если есть желание, – подала она ему разумную мысль, с закравшейся надеждой увидеться в другой раз.

– Все в порядке, извините ради бога, не хочу вам доставлять хлопоты, – распрощался Майкл, оставив оторопевшую Марию. А за окном и солнечный день помрачнел, склоняясь к заходу.

14

Для трехлетней Сони в детском саду выделили место, поторопив Марусю, как можно срочно оформить медицинскую карту ребенка. Вставая пораньше и поднимая Яну в школу, она собиралась сама, бросаясь в бег с младшей дочерью, чтобы вовремя успеть в поликлинику, пройти всех нужных врачей. Такая суета немного отвлекала ее от сердечной склонности к Жене, но ненадолго…

Как только по утрам она смогла оставаться одна, любовь охватывала всю ее душу, не поддаваясь никакому анализу, приведя в полное замешательство, не имея под собой абсолютно никакой логики. «Что ни думай, а любовь пришла к ней просто так, откуда-то сверху, словно спустились по небесной лестнице, без разрешения проникнув в открытую створку ее сердца…»

Она вспомнила, как однажды в продуктовом магазине Влад приревновал ее к импозантному молодому человеку, с небольшой бородкой, который излишне посмотрел на нее «как-то не так». Тогда она заверила мужа, что повода для волнений нет и ей отродясь не нравятся бородатые мужчины. Не нравились – да!!! До недавнего времени! – честно признавалась она, но божий промысел, богу виднее… «А у Жени она мужественная, безупречная, роскошная…» И то, что она чувствовала, простиралось не к отдельной бороде, а к нему в целом. Ей и неведанно было знать, что борода навеет буквально сильные, серьезные чувства к человеку, которого и толком не знает и с которым они никогда не будут вместе… Схватившись за листок бумаги, она живо переписала свое мысленное обращение к Жене, что пришло ей на ум, о котором он и сам нипочем не узнает…

«Нам «НИКОГДА» не быть с тобою! Любить божественной любовью,

В одной постели просыпаться и долго, нежно целоваться.

Быть кем-то, частью, что-то значит, в судьбе у каждого из нас,

И будет ли один хоть шанс!?

Ты протяни свою мне руку, ты посмотри в мои глаза:

– Мне трудно пережить разлуку, не говори мне: – «НИКОГДА!»

Но, я скажу: – для счастья мало, так мало надо для двоих,

Иметь чудесное пространство, где есть и я, где есть и ты.

Да не тоскует мое сердце, нас параллели развели,

Мы в разные заходим двери. Не быть нам вместе – вопреки!

Да не смотри с укором строгим, мне и самой не по душе,

Люблю я даром обретенным, все мысли только о тебе!

Как знать, насколько постижимо, остыть душой под черным льдом?!

Давай разлюбим осторожно. Оставим все, все на потом!

Но, вру я! Ты не верь ни капли!

Из сердца вырвать кровь и плоть!

Мне проще было бы погибнуть, чем умертвить свою любовь!»

Записав свою поэзию, она сложила тетрадный лист в несколько раз и спрятала в самое надежное место. Взглянув на механические часы, Маруся заторопилась за Соней в детский сад. Первую неделю она водила дочь на неполный день.

От тщательного взгляда Влада ничего не ускользало. Заезжая домой без предупреждения, «как бы на обед», он первым делом бросался смотреть, что делает его Маруська в избе, чем таким занимается…

– Ты перестала меня целовать! – заявлял он рьяно, жадно всматриваясь в Маруськины глаза, – и с чем это связано?

– Ни с чем…, – бесстрастно отвечала Маруся. – Ты ведь беспрерывно работаешь, а я по хозяйству. Подумываю вот тоже устроиться на работу.

– Где твой телефон? Давай сюда, мне его! – настаивал Влад, разведывая улики, страдающий время от времени возникающим приступом ревности.

– На комоде, в детской комнате.

– То-то я звоню тебе, а ты трубку не берешь!

– Не слышала…

Не поленившись сходить за телефоном, Влад опытно отрецензировав его; не найдя, что могло бы скомпрометировать жену, остыл.

– Я видел у тебя какую-то тетрадь, что ты в ней пишешь? – спросил он с колючим выражением, нервно подергиваясь.

– Что пишу, то мое.

– Где она лежит?

– Прекращай играть в детектива. Выкинула! – глумилась над мужем Маруся.

Подстегнутый ответом жены, надувшись горячей спесивостью, Владислав, словно как какой сыщик, сразу сообразил, где найти. Бегло пересмотрев Маруськины записи, он осунулся телом и разочарованно произнес:

– Здесь же какие-то слова, обыкновенные слова… Не понимаю? Ты чего, дома занимаешься какой-то ерундой? – кинул он неудовлетворительно.

– Тебе ерунда, а мне нравится выписывать разные слова из орфографического словарика. Имею право заниматься всем, к чему лежит моя душа! – объяснилась Маруся, держась невозмутимо.

– Смотри, смотри… Я слежу за тобой! Женщинам нельзя доверять полностью, особенно тебе! А лучше побольше занимайся мною и детьми! – порекомендовал ей Влад, скверно перекривившись в лице. – Работаю как проклятый в этом такси без продыху, а ты мне совсем перестала уделять внимания!

– Кстати о детях. У Сони болит зуб, отвези ее завтра в Липецкую зубную поликлинику, – попросила она мужа и подойдя к Владу, предусмотрительно забрала у него свою тетрадь. Где-то на последних страницах затаились стихотворные наброски, посвященный ее любви. Строчки так и лезли ей сами в голову. Душа пела и желала писать…

– Я подумаю над этим, – уклончиво ответил Владислав, собираясь закурить сигарету. – Ты снова забыла про свои супружеские обязанности. Если обрадуешь сегодня, то отвезу!

Маруся измерила его непроницаемым блеском своих глаз, речь идет о его дочери, а не о супружеском долге. «Супружеский долг!» Как его теперь исполнять, если душа принадлежит другому?

– Не надо курить в избе, иди на улицу! – импульсивно выдворяла мужа за дверь.

Ему позвонили:

– Еду, – ответил он и в заключении напомнил Марусе. – ты сегодня в любом случае спишь со мною! – и выйдя, защелкал на улице зажигалкой.

15

После обеда, в приподнятом настроении, к Марусе наведалась Марта в теплом кардигане, она принесла с собой вкус яблочного мусса и корицы, спросила заговорческим голосом:

– Ты чего не заходишь к нам, дорогу забыла? – Видела, как твой Влад только что отъехал. Не хочу с ним сталкиваться лишний раз…

«Маруся и сама не хотела с ним сталкиваться с недавних пор, но он ее муж…» – баламутила ее изо дня в день об этом засевшая тоскливая мысль. Умолчал об этом, Маруся, натянув на свои малиновые губы улыбку, спросила:

– Как смотришь если завтра мы зайдем к тебе с Соней, вечерком?

– Положительно. Буду рада вас видеть, испеку яблочный пирог на домашних яйцах, что несут мои несушки, – радости Марты, казалось, не было предела.

– Соне устроишь экскурсию в свой курятник? Она мечтает увидеть твоих курочек.

– Обязательно навестим их! – А какой яблочный урожай в этом году! – засмеялись глаза подруги.

– Да, яблок много, но я мало собрала. Как-то не до них мне было… – вернулась она к скорбным воспоминаниям.

– Представляю, – вздохнула Марта, прокручивая похороны Паулины, и неунывающим голосом продолжила: – знаешь, чего хотела сказать, тут к Денису снова заходил его друг Женька, перед тем как уехать в Москву, доучиваться.

– Так он учится? – уточнила Маруся, стараясь, не выдавать своего минутного волнения.

– Последний курс. На режиссера. Рассказывал, что ему предстоит выпускная работа будущей весной.

– Что ж, ясно… – где-то у нее потянуло в ребрах, при упоминании «о нем».

– Со своей девушкой квартиру снимает, – вдалась Марта в несложные подробности, бесхитростно докладывая.

Растревоженная Маруся незаметно проглотила эту информация, замечая, как за окном резво играет ветер с невыразительными листьями. «Значит он не один…Да и она…» – Правильно, конечно, не одному же ему жить…, – обозначила она вслух, незаметно оттянув черную бровь.

– У тебя все хорошо? – спросила Марта.

– Нормально вроде…

– Ты какая-то скучная, апатичная.

– Не знаю, Мартушка. Нужно на работу устраиваться. С моим Владом, который сегодня работает, а завтра нет, приходится рассчитывать только на себя! – не унывала сильная Маруська.

– Где же найти работу? В город далековато мотаться.

– Ничего, утром Влад подвезет меня, а вечером на маршрутке или пешком за час ворочусь.

– Я спрошу сегодня у Дениса про работу, у него много знакомых, сама знаешь…, отозвалась Марта, проявляя отзывчивость, перестав улыбаться.

– Отличная мысль, спроси, пожалуйста!

– Непременно Марусенька. Пойду я тогда домой, а то Денис сегодня смену сдает, пораньше обещал приехать, – загадочно кивнула она, собираясь на выход.

– Передавай ему привет и до завтра тогда!

– Передам! До завтра! – попрощалась Марта направляясь к себе через пожелтевшие насаждения.

Солнце засело над волнистыми крышами, скатываясь лучами к подножию земли, слабо обогревая поверхность. А Маруся, собрав свои волосы в хвост, уложив челочку, оделась и поторопилась за Соней, думая о Жени. «Все, что она просила у судьбы, – увидеть его!» Алмаз, навострив черный нос, проводил свою любимую хозяйку за калитку, слабо веляя хвостом, оставаясь за главного.

16

Никого не спрашивая, в их края пожаловала хвалебная осень. По ночам земля промерзала, а днем разогревалось солнышко, и так хорошело на улице, что работать не хотелось…

Через каждые два дня, владелец цветочного магазина, где работала Маша, привозил свежие цветы и давал текущие поручения. Слава богу позади, предпраздничный день – «первое сентября», когда у ее магазина стояла очередь за букетами «от дорогих» до «по карману». Скупалось все: гладиолусы, розы, лилии, тюльпаны, хризантемы, гвоздики, герберы и т.д. Еле управились тогда, сделав недельную выручку. А завтра у Маши должен быть выходной, который она уже распланировала, но владелец сообщил ей срочную новость: – заболела ее сменщица, Елена.

– Машенька, ты должна поработать за нее. Других вариантов нет. Накину тебе за это деньжат! – мотивировал ее работодатель, толстенький, среднего роста мужчина, с умоляющим выражением лица.

– Юрий Степанович, я не могу. Если бы заранее мне об этом сказала сама Лена, я бы не отказалась! А так не могу! – давила она на принцип.

– Маша, ну пойми, нельзя заранее предугадать болезнь! Я же сам слышал, как она мне кашляла в трубку! Она и тебя, и меня заразит! Пожалуйста, Машенька! – уговаривал ее цветочный хозяин, с мольбой в голосе.

– Хорошо, выйду…, – смягчилась Мария, спасая ситуацию, беря на себе излишнюю нагрузку. «Отработать два дня за сменщицу, а после свои два дня…» – Юрий Степанович, но, если в субботу не выйдет Лена, я тоже не выйду! Мне наплевать будет! – зароптала Маша, забегая вперед.

– В субботу она железно пообещала вернуться в строй, обязательно! Спасибо Машенька! С меня причитается, – пообещал владелец магазина, человек чести и слова, и уехал восвояси, оставив Машу работать.

Так пролетели дни, до самой пятницы. Проснувшись утром и быстро собравшись на работу, она открыла входную дверь собираясь покинуть квартиру, как на пороге предстал обескураженный Майкл со впалыми щеками, напугав ее. Трясущейся рукой он подал ей пустую бутылку из пластика.

– Маша, налейте мне воды! – колотило его, прилично.

– Зайдите, – пригласила она его в квартиру, за водоворотом бутылок. Вернув обратно полную бутылку, она разила его взглядом.

Майкл плаксиво произнес: – не могу больше пить! Не лезет, но совладать не могу с собой! Помогите мне, прошу очень!

– Прямо сейчас?! – уточнила накрашенная Машка, спешащая на работу.

– Если можно… Я решился! – сдался на милость разбитый Майкл, чувствуя себя совсем уж худо.

– Проходите в таком случае на кухню, – позволила она.

Майкл присел на табурет, готовый к любому колдовству над собой. Мария, нашептав заветные слова, поставила перед ним стакан с водой, приказывая:

– Пейте!

– Пить!? – засомневался он, шаря затуманенными глазами по полному стакану.

– Да, должны это выпить!

Поднеся снадобье к своим налившимся кровью губам, Майкл изучающе принюхался, и ничего не уловив, осушил залпом, после чего он, переменчиво взглянув на Машу, произнес разочарованно:

– Это же обычная вода, разве поможет?!

– Гарантирую! С этого дня вы трезвенник! И если хоть каплю выпьете, то умрете! – припугнула его в конечном счете, привлекательная знахарка.

– Вы серьезно?

– Более чем! – волновала она его, через пьяный угар.

– Значит пора возвращаться домой, – согласился Майкл смиренно, заправляя свои волосы назад.

– Вы извините, я на работу опаздываю…, – спешила знахарка, думая о том, чтобы успеть.

– Конечно, спасибо. Извините меня, я пошел, – откланялся пропойца, ни о чем не думая и не подозревая.

– Главное не пить с этого дня!

– Да! – пообещал Майкл завязать, не взявший к толку.

Весь день Маша переживала за нового знакомого. Если сорвется и выпит, то будет ему достаточно плохо. Заговор на воду ей передала мама и наказала никому не говорить, передавая лишь по прямой женской линии. Как оборвется связь, так и канут эти знания в никуда…

Отработав весь день на заведенных нервишках, к вечеру на душе у Марии подурнело, от разыгравшегося недоброго предчувствия. После смены, она обошла вокруг четырехэтажный панель, в поисках Майкла. Осенняя густая сырость проморозила ей нос и уши. «Может он и всерьез уехал домой?» – подумала она, глядя на втоптанные в грязь листья, смешавшиеся с неизбежной темнотой, из которой выскочила черная кошка, перебежав ей дорогу под фонарном столбом, добавляя щепотку мятежности. Усталость незамедлительно дала о себе знать. Уже вернувшись в квартиру, она, помывшись и выпив чаю, сразу же притомившись уснула.

Утром разбудил ее звонок в дверь. «Будильник, будильник – отстань, прекрати трезвонить», мямлила она сквозь сон, но открыв глаза, в голове прояснилось, что звонят в дверь. «Кому надо в такую спозаранку?» Накинув халат, поверх сорочки, она подошла к двери:

– Кто там?

– Это я, Майкл!

Отворив ему, Майкла трясло в ознобе, лицо желто-зеленое, губы синюшные.

– Заходите быстрее! – запустила она неверующую Фаму. – Давайте, сюда вот ложитесь, – пожертвовала ему свою теплую кровать. Надо бы снять куртку, – озаботилась Мария, позабыв о себе.

У обессиленного Майкла не получалось стащить с себя косуху, рукава залипли в плечах, застревая посередине. Крепко дернув за манжеты, Маша освободила его от верхней одежды. Уложив молодого человека в судорожном состоянии на кровать, она накрыла его теплым одеялом, а сверху овечьим пледом.

– Я умру? – тихо спросил Майкл засохшими губами и глаза его ввалились в черные круги.

– Нет! Я вам не дам этого сделать, – утешила она своего больного, направляясь на кухню заварить ему полезный травяной чай, который снимал любые недомогания.

«Она так и знала, Майкл не был готов к трезвой жизни!» А сколько таких к ней обращалось. Приводили жены, матери. «– Помоги Маша, спаси моего сыночка!» – «Сам то хочешь?» «– Хочу, – да видела она как глаза лукавят». Из-за этого она перестала браться лечить их и никому не открывала дверь, а чтобы в окна не лезли, решетки поставила. Нежная Маша, с твердым характером, ограничила к себе доступ, берясь помочь лишь тем единицам, кто осознавал, что порушили свою жизнь, а справиться уж сами не могут.

Напоив больного лечебным чаем, она не отходила от Майкла целый день, наблюдая за его состоянием.

Ближе к вечеру к ней нагрянула Марта:

– Привет подруга! Я тебе звоню, а ты игнорируешь меня!

– Привет! Прости. Что-то засуетилась делами, – не особо доброжелательно оправдалась Мария, не пропуская дольше прихожей.

– А я тебе яички принесла от моих курочек, на пробу. Бери! –вручила ей Марта десяток яиц в сетке, угощая от чистого сердца.

– Спасибо!

– Куда сама подевалась? И чего дверь закрыла в комнату? – стремилась поболтать подруга, надоедая Машке снедаемым любопытством. Глаза ее забегали по полоске света, исходящего с кухни.

– Мужчина у меня там, – коротко отозвалась Маша, трепыхаясь голубыми, серчающими глазами.

– Ого, мужчина завелся! Скрываешь его? – зачесался язык у Марты, вытаращив догадливые глаза на лоб.

– Потом все расскажу… – надела на себя Машка невидимую вуаль.

– А я так надеялась, что ты придешь скоротать с нами вечер, Маруся придет с Соней, хотела продемонстрировать вам курятник, да вином угостить.

– Не могу сегодня. Загляну как-нибудь, – не знала уж Маша, как распрощаться с Мартой, краснея на глазах.

– А зовут то как? – навязывалась Марта с разговором, не торопившись уходить.

– Майклом, – снисходительно ответила подруга.

Марта сдвинула брови, соображая, что за Майкл.

– Ты его не знаешь, – пояснила Мария. – Извини, все потом объясню, как-нибудь…

– Беру с тебя слово. Расскажешь! – подловила ее ротозейка Марта, – не буду тебе мешать, раз занята, – покорно попрощалась кипящая жизнью подруга.

– Пока! – закрыла за ней Машка входную дверь, умилостивь раздражение.

Майкл горел, на бледном лбу образовались влажные капельки пота, поднялась температура. Мария сняла с ног заношенные носки и одела шерстяные. Заставила Майкла выпить жаропонижающую таблетку, принесла чай. К двенадцати ночи, Майкл пропотел. Машка сняла с него мокрую футболку и обернула в чистую простынь. На его габариты, у нее не имелось одежды. Постелив себе на полу, она с облегчением заснула.

17

Ночное небо растянуло над собою темную, звездную ткань. Чистый и яркий космос ко всеобщему вниманию предоставил к изучению карту движения знаков зодиака. Воздух наполнился листвой, кострами, домашними пирогами и не возбраняющейся усталостью.

Маруся с маленькой дочкой держали курс до Марты. Соня прыгала и терялась позади. – Смотри мама, сколько звезд! – восторженно произнесла она, разглядывая небо.

Маруся подняла голову: – вижу, несравненная красота.

– А там живет кто-нибудь?

– Думаю да. Где-нибудь далеко, далеко, в скоплении звезд живут волшебные феи, такие же как ты! – с удовольствием подыграла Маруся дочери.

– Выходит я фея?

– Несомненно! Моя прекрасная фея, которая приносит своей маме радость.

– Ура! Я фея! И вам звездные феи, от меня и мамы привет! – помахала Сонечка по-дружески, своей ладошкой.

– Ну все, заходи к тете Марте! – открыла Маруся перед ней дверь, пропуская маленькую фею вперед.

– Кто к нам пожаловал! – встретила их Марта, улыбаясь разяще. Яркий, благоустроенный быт, наполненный не только электрическим светом, но и пленяющим хмельным запахом выпечки, окутывал своей соблазнительной тишиной и гостеприимством.

– А мне зуб вырвали! – похвасталась Соня, сладкая конфетка.

– И ты не плакала?

– Совсем нет.

– Смелая девочка, дай я тебя за это поцелую, – сказала Марта и поцеловав рыжеволосую, молочную малышку, осведомилась у Маруси, – а ей уже можно есть?

– Да, успели в обед вырвать. Влад ездил с ней до поликлиники. А Денис где?

– Не будет его. На дежурстве, – спокойно ответила Марта, снимая с девочки куртку. – У меня для Сонечки есть подарок! Держи! – Вручила она малышке куклу.

– Спасибо! – вдохновилась Маруськина дочь, затеребив маленькими, пухленькими ручонками желанную игрушку.

– Моем руки, и на кухню, к столу. Тут у меня вкусные пироги яблочный и печеночный! Делала когда-нибудь пирог из печенки?

– Нет В основном просто жарю ее. А Маша придет?

– Маша? Она – пас. У нее какой-то мужчина завелся…, – озарилась Марта, поделившись секретом, – я ей яички относила домашние, а она в комнату даже дверь прикрыла.

– Мужчина?

– Представляешь! Но больше я ничего не знаю, сказала, что потом расскажет подробности. Но оставим Машу в покое, и начинаем угощаться, – разложила Марта гостям пироги.

После того, как Соня убежала играть в комнату, горячая хозяюшка разлила по фужерам розовую жидкость, угощая земляничном вином. – За птицу счастья, легкое сердце и тяжелые карманы! – звонко озвучила она тост, давя улыбку.

– Бесподобный тост! – ответила Маруся и выпив десертное вино с ноткой лета, приняла повышенную невесомую форму, непринужденно представив, как напротив сидит Женя и молчаливо смотрит, пленяя ее. – Вкусный пирог, – похвалила Маруся сердечно.

– Какой из двух?

– Оба.

– Между прочим на домашних яйцах!

– Ферма работает!

– Второй тост, за ферму, которая припасла и тебе яичек, в корзиночке, – не останавливалась Марта, подливая.

– Процветания ферме! – присоединилась Маруся, поддерживая тост. – Спасибо, попробуем званные яички, – разлилось по Марусиному телу тепло.

– Такие не продаются в магазине! – взыграла Марта налегке, – переходим к третьему тосту! За яички.

– После третьей я уйду! – пошутила Маруська.

– После пятой, не раньше…, – верховодила Марта разливая свой чудесный напиток. – Прояви сознательность, Маруся! Видимся один раз в год, хоть и живем по соседству, – пребывала хозяюшка в хорошем расположении духа.

Маруся заманчиво выпила и вернула на стол пустой фужер, воздавая хозяйке должное. На улице резко раздалась сирена. Перепуганная Соня, с расширенными радужками прибежала на кухню, прячась головой в мамины коленки.

– Не пугайся золотце, Денис на коробчонке приехал! – посмеялась Марта.

Соня подняла голову, впиваясь своими милыми кругляшами во взрослых.

– Никому не будем выдавать наши девичьи секреты, для чего мы тут собрались, – прошептала Мартушка, обращаясь к Маруськиной дочери.

– А поделиться с куклой, Алиной можно? – неуверенно спросила Соня.

– С куклами и подругами можно делиться и не больше, – разъяснила Марта нежным голосом.

В хату заявился с взболтанным видом Денис:

– Привет Маруся, привет Марта, что веселимся и без меня? – осведомился он, звякнув голосом.

– А что нам делать, как не веселиться? Это же вы, товарищ полицейский, запропастились на своей работе! – укорила его Марта, с глазами хищницы.

Неутомимый Денис скрылся где-то в комнатах, пропуская претензии в свою сторону.

– Ты чего? – направилась Марта за ним.

– Флешка где-то была…, – пояснил он, напряженным голосом, копаясь на полках книжного шкафчика. – Она очень нужна мне, там важные документы! – сосредоточенно вспоминал Денис, где видел в последний раз.

– Ты можешь пока разуешься? А я отыщу! – предложила любезно Мартушка, колеблясь в равновесии.

– Зачем мне снимать, если я снова уйду! – невозмутимо держался молодой полицейский.

– Затем, что я полы мыла, а у тебя обувь грязная!

– Чистая. Я на машине, лучше флешку найди!

– Держи, – вручила ему прямоугольный накопитель Марта, с испорченным настроением.

– Давай! – перехватил он, уходя, – буду утром! – выкрикнул Денис, испаряясь.

– Всегда так делает! – эмоционально развела Марта руками, хлопая себя по бедрам, – его ждешь, а он придет и ходит по хате в обуви, а меня это злит и выводит! – пожаловалась она Маруське.

– Хочешь, я скажу ему?

– Нет. Ни в коем случае. Давай по следующей?!

– Давай, разливай! – согласилась Маруся, – по последней.

– Верно, подруга. Сбил нас, так сидели душевно! – приутихла Марта недовольная духом.

18

Утренний рассвет, проскользнувшийся в их края теплым циклоном, растрогал местных птиц, пополняя нынче музыкальную коллекцию свежей птичьей симфонией. Деревья с открытым и гордым взором, одиноко прохлаждались в ожидании первых снегов. Низкое небо слабовато подсвечивало, припрятав за облачными плотными слоями красно-солнышко до более благоприятного исхода.

Не выспавшись за ночь должным образом, Маруся поднялась разбитой, к горлу подошла тошнота. Заварив себе чаю, она присела на мягкий кухонный табурет, собираясь с мыслями. А за окном расходилась субботняя жизнь. Кололи дрова постукивая топорами, звенели ведрами, голосили громко соседские дети. Выпив чаю на скромной кухоньке и уняв тошнотворность, она приободрилась для домашних хлопот. Покормить Алмаза, склоняющегося по двору ни свет ни заря, приготовить завтрак дочерям и мужу, прибраться и многое другое.

Во всем доме, кухня единственное место, которое располагало ее к творчеству, где она свободно придавалась чувствам в драгоценные минуты, когда в просторной избе все спали. Предаваясь мыслями о Жене, думая о нем бесконечно и утром, и ночью, она радовалась тому, что люди не умеют читать чужие мысли. И все, о чем она думает, о чем мечтает сохранится под семью печатями. Любовь, взявшись из ниоткуда, без всякий мотиваций и условностей, без претензий и притязаний сравнима лишь с классической музыкой, где в роли дирижера становятся двое влюбленных, руководя своим внутренним оркестром. «Можно ли увидеть любовь?» Чувствуя эту неосязаемую энергию, она видела, как от нее расходятся кругами чистые и прозрачные как воздух волны. В такой любви присутствует нежность, доброта, мироздание, шепот, счастье и радость. С Женей она бы общалась при помощи исходящего света от глаз и души, без затрачивания ненужных слов…

Минуты личного счастья закончились, когда проснулись дочери и окружили на кухне Марусю, напоминая ей о родительском долге. Рыжеволосая Соня первым же делом влезла на коленки к маме обнявшись с ней.

– Что будете на завтрак? – спросила Маруська у дочерей.

– Оладьи! – не раздумывая, пожелали девочки.

– Можно и оладьи, на домашних яичках! – воскликнула многодетная мама, расправляя свои крылья.

– Марта передала? – сообразила Арина, взрослая умом не по годам.

– Да, угостила вчера.

– Мама, а у меня родительское собрание, в понедельник, шесть вечера, – протараторила Яна, сообщая впритык.

– Приду, конечно, а тебе придется посидеть с Соней.

Янка ухмыльнулась манерно, от предстоящего бремени сидеть с младшей сестрой.

– Нагуляешься непременно, за всю жизнь то…, – изрекла Маруся, принимаясь замешивать тесто.

На кухню подтянулся Влад: – и мне оладьи! – напомнил о себе он, взлохмаченный после сна.

– Всем хватит, – ответила Маруся, наливая на сковородку первый блин, который давно не комом.

После завтрака, Влад уехал работать, а Маруся каким-то необъяснимым чутьем поняла, что она беременна. И заговорило в ней сердце о прочной нити, что связала великим чудом мать и сына. Растет под сердцем, развивается, питается полезными веществами. Кроха по сроку беременности, а такую прочную связь возымел с ней. Овеялась Маруся душевным счастьем от зародившейся божественной жизни, что благословили ее небеса.

– Арина, пожалуйста, присмотри за Соней, я до Марты сбегаю, – попросила она старшую дочь, в желании переговорить об этом с подругой.

– Ну я гулять! – собралась старшая дочь, прихорошившись. Кожа упруга, молодой взгляд, стройность тростинки.

– Я быстро, милая.

– Иди, уговорила! – согласилась Арина, стараясь по большей части идти на встречу матери.

Маруся вышла из горницы. Алмаз завилял хвостом. – Я скоро вернусь и дам тебе чего-нибудь вкусненького, – потрепала она пса за ухом. Глаза молодого пса глядели смиренно, провожая любимицу до кустов. И солнышко вытянуло свою голову сквозь плотные серые портьеры, чтобы посмотреть, что такое занятное происходит у Маруськи?

Запыхавшись от счастья, Маруся поднялась в дом. – Занята? – застала она Марту в полном здравии.

– Не совсем. Ты что такая, полыхаешь огнем?

– Я беременная!

– Ну и новость! – уставилась на нее шокированная Марта, – что делать будешь?

– Рожать! – пронзила ее Маруся без всяких сомнений. – Я прикинула, получается примерно уже два месяца… Мне даже не в намек, как так получилось. Сейчас лишь дошло до меня! – светилась Маруся от чуда, произошедшего с ней.

– Так это здорово Маруська! Я так рада! Влад знает? – улыбаясь глазами, спросила она.

– Нет, нет. Мне и говорить ему не хочется. Он сразу напьется на радостях, песни начнет распевать свои. Ты же знаешь, я его пьяным терпеть не могу! По мне, так пусть месяца три не знает!

– Точно. Кому, кому, а ему поистине пить нельзя…Таким идиотом становится, даже не знаю, как ты умудряешься терпеть это.

– Сама на знаю…, – зажмурилась Маруся, отсекая мысли о муже. – Да, и на свое вино уж тоже не зови! Пусть стоит до лучших времен!

– Бросила ты меня, подруга. Мы и так редко собирались… Ладно, будем отныне пить один чай, – сдалась Марта, войдя в положение подруги.

– Денис то дома? Удалось по поводу работы узнать у него? Мне любая сойдет, лишь бы срочно, пока живот не вырос, – сострила Маруся.

– Не переживай, Денис спит, как встанет спрошу.

– Ой, надеюсь. Ну все подруга, побежала обратно.

– Давай, Маруська! Береги себя, не перетруждайся хлопотами!

– Буду стараться!

19

В полуденное время Маша сидела на кухне за интересной книгой, в ожидании, когда проснется Майкл. Благодаря ее заботе, широкоплечий, рослый молодой человек, проспав сутки, выздоровел к утру от вредного недуга. Замотанный в простыню, он встал пред Машиным взором похожий на большую белую глыбу с черным гребнем, вполне окрепшим, хоть и с припухшими веками.

– Доброе утро, Маша, можно к тебе на «ты?» – разрезал его голос квартирную тишину.

– Доброе, Майкл. Не возражаю. Как ты себя чувствуешь? – приветливо улыбнулась Маша, и ее глаза, цвета голубики заиграли свежестью утра в росе. Она поднялась с табурета и закрыла форточку, чтобы не продуло полуголого огромного человека, влажным, осенним воздухом.

Майкл присел рядом и вымолвил, немного мявшись: – признаюсь, не поверил тебе, а потом как стало худо… С жизнью успел попрощаться, – выдохнул он и затих. – Даже, мотоцикл свой задарил приятелю, думая, что он мне уже точно не понадобится… Между двумя мирами побывал. И до чего странная штука, проснулся я сейчас каким-то другим человеком, что ли, с другим мировоззрением… – выговорился Майкл, вздрагивая тяжеловесными плечами.

– В слабости нету веры… – методично заключила Мария. – Посему и перестала я практически помогать пьющим. Пусть простит меня за это матушка. Но, я рада, что ты окреп. Кашу будешь? Тебе необходимо поесть, – залепетала она, с усладой женской.

– Буду! Спасибо, – пошелестел он книгой, что читала до него Мария.

Целительница незамедлительно поставила перед Майклом двойную порцию каши с маслом и навела ему крепкий чай. Ее «живой» гость ел с явным аппетитом, быстро опустошая тарелку.

– Маша, можно я тебе задам нескромный вопрос? – обратился он, насытившись едой.

– Задай, – ответила Маша и у окна толстый, невысокий холодильник закряхтел вдруг, словно истаскался и выдал человеческое – «пф», покачнувшись вместе с электрическим сверкающим самоваром, что восседал на нем.

– Как ты смотришь, если я день, два поживу у тебя, пока не решу вопрос с мотоциклом? – и черная скала уставилась на хозяйку вопросительно.

– Располагайся, и пусть тебя не смущает, что мне завтра на работу, – уверила она его с блеском добрым голубых глаз, а губы ее так и стремились улыбнуться каждый раз.

– Спасибо. Мне повезло, что я встретил тебя, – поблагодарил он, собираясь помыть за собой тарелку.

– Все устроиться, – ответила Мария, не давая ему это сделать, ощущая как исполин вознесся над ней, – в гостях не моют.

– А помыться? – скромно спросил он, с запашком тины.

– Пожалуйста, правда твои футболка и носки постираны, и не просохли, – хлопотала Мария, вручая ему чистое полотенце и широкий халат, что должен был подойти на такую махину. – Хорошо бы брюки твои постирать…

– Брюки? – я их сам постираю, не хочу затруднять тебя, побагровел он, смутившись, скрываясь в ванной.

По стеклу забил дождь. Певуче захлопал, зацарапал серебристыми косыми каплями. Ветер, подбивая клинья, прилеплял к окну пожухнувшие желто-зеленые листочки дуба.

Посвежевшего Майкла было не узнать. Лучистый взгляд, розоватые скулы. Чистые влажные волосы гладко лежали зачесанными назад, открывая простодушное лицо, черные, большие глаза и колоритную небритость. Маша соскользнула глазами на мужские голые пятки: – сейчас поищу тапочки, ноги так застудишь…

Вечером они пили чай. Майкл предложил Маше, если она пожелает, называть его просто Мишей.

– Значит ты Михаил? – уточнила она приятные подробности.

– Михаил Михайлович Усов, если точнее, – достоверно представился он, улыбаясь и покачиваясь, потер своими большими руками себе глаза, – ну я привык, что друзья зовут меня просто Майклом.

– А что же твоя семья?

– Семья, семья, – нету никого, если так можно сказать…, – равнодушно проговорил он своими губами, а глаза его, утопические, недоговаривающие, ускользнули от Марии.

– Как нет никого? – переполошилась Маша, и чуть ли не зашло ее сердце.

– Ну как…? Конечно, родители есть. Но, видать я шибко разозлил их, что они выгнали меня из дома. Моя мама, которая гордится своими аристократическими корнями, отреклась от меня, за то, что я пью беспросыпно, упрекнув меня, что позорю их род, – оскорбленным голосом признался Майкл. – После этого я не мог остановиться… И раз никому не нужен, не мучался совестью. Выходит, приехал сюда к приятелю, неотъемлемо полоскаться в трясине.

– Ты и сейчас обижаешься на маму?

– Не знаю…, – ответил Миша, – где-то я сам виноват может… Я не мог справиться с сосущим чувством, где-то вот здесь, – указал он жестом на свой кадык. – Утром просыпаюсь, и уже сосет, на мозг давит. А я бессильный был против этого и мужества не хватало признаться себе, – выдал он, не кривя душой.

В эти минуты, она прониклась к нему, и от ее сердца протянулась к нему невидимая алая нить. Лицо непроизвольно запылало, – «от горячего чая» – подметила она про себя, смущенно сглотнув слюну, а произнесла тепло:

– Надо мириться!

– Я же, Маш закончил институт международных отношений, – приподнял он смуглую, черноволосую голову от пола и ворвавшись глядеть на Машу немигающим взглядом повествовал далее: – А в общежитии контингент разный, студенты со всего света, там и приобщился к выпивке, а как получил диплом, так сорвался окончательно. Мои родители живут в Москве, и отец запланировал меня к себе пристроить, а я вот, поступил подло. Взял и уехал к бабушке с дедушкой, а тут старые друзья, ну соответственно и выпивка. Каждый день врал родителям, что скоро буду и деньги выпрашивал. Стыдно за самого себя.

– Сколько тебе?

– Двадцать шесть, в декабре мне двадцать семь исполнится.

– Прости себя за все, родителей и непременно попроси у них прощения, – поддержала его Маша, советом.

– Спасибо что выслушала, так и сделаю…, – откликнулась его душа, подхватившая алую ленту и лицо озарилось дружеской улыбкой.

– Пожалуйста, ну, мне кажется, что пора спать. Мне завтра на работу, – напомнила она и в глазах замерцал сон.

– Засиделись мы… конечно. Ты ложись на своей кровати, а я на полу лягу, мне не привыкать.

– Пошли тогда стелиться?

– Пошли.

На следующий день, Маша рано утром ушла на работу, оставляя Майкла на собственное попечение. Утро медленно редело, наполняясь светом, не обернувшись к обеду полным превосходством. Солнце запротестовало и не соизволило показалось, прячась за тучными портьерами.

20

Майкл открыл веки, а вслед за ним тут как тут, проснулось и тело, сладко потягивающееся под одеялом в милом цветастом пододеяльнике. Пройдясь глазами по знакомой обстановке, с задернутыми шторами, что пропускали струйку приглушенного уличного просвета, он прочувствовал совершенную радость. А на душе освобождение от мук и сомнений, и так примечательно выспался, впервые за несколько лет. Здравая, светлая голова легкая в мыслях, задышала вместе с телом в унисон. Жизнь в нем забила ключом с новой силой, верою в будущее и свои силы.

После завтрака он дошел до пожелтевшего жасминного куста, за которым его приятель, Лелик Мартынов, восседавший за самодельным столом, предназначенным для игры в домино, уселся накатить с такими же собутыльниками, каким он и сам являлся.

– Что отмечаете? – раздался бархатный баритон Майкла, и подмерзшие жасминовые листочки подлетели к общему столику, около которого вытоптали да безжизненного состояния землю. Теперь там и муравья не встретишь, в хорошую погоду.

– Отмечаем крутой моцик! – слащавым голосом признался Лелик, сидящий спиной к вопрошающему, облизывая губы в предвкушении удовольствия, от непочатой бутылки.

– Гонщик вернулся за ним! – произнес Майкл, как заклинание.

– Ты живой? – удивился Лелик, не поверив своему скептическому взгляду, приметив дружка из прошлого.

– Восстал из ада! – просветил его Миша, пройдясь по другу из недалекого прошлого шальными черными глазами.

Косяк из трех гулях, приглашенных самим Леликом, с невеселыми лицами, многозначительно замигали по Майклу красными лупасиками, нервно покуривая. «Если он с ними, пусть проставляется, на всех не хватит».

– Господь с тобой! – воскликнул маленький Леля, с жиденькими волосами, – лежал прямо тут, коньки откинул, – жестом руки указал он около лавочки, хихикая ртом, с редкими зубами. – Прихожу утром – нет трупа, а я засобирался уже в морг звонить!

– Что ж, получается, ты – упырь, бросил меня здесь умирать? – вспылил грубовато Майкл, обдавая своего приятеля испытывающим светом настойчивых глаз. И резко поднявшийся ветер раскидал его смольные волосы.

– Я-то сам еле доковылял до кровати, ужрался в доску! Думал, что не проснусь утром. Чем бы я помог тебе? – прочесал языком ныне уж бывший собутыльник, у которого жгло несмоченное горло. – Присаживайся лучше, отметим твое воскрешение!

– Ну – ну… Ковыляй намеченным маршрутом, а меня мой мотоцикл интересует, верни его, я домой возвращаюсь! – вырвалось у Майкла сотрясая землю накаленным голосом.

Собравшиеся в кучку сотоварищи засверкали на него трезвыми, голодными глазами оборотней. «Не хочет, пусть не задерживается и проваливает!» – уловил он их настроение.

– Задарил, теперь забираешь! А я уже покупателя нашел, залог взял! – возмутился Лелик сузив притворные глаза, поправляя на себе новенькую куртку, словно она спадала с плеч, приобретенную утром на рынке на задаток.

– Раз уж мне господь жизнь даровал, то и мотоцикл возвращай! – напирал Миша, – а то я твою бутылку размозжу тебе об голову! – замахнулся он бутылем.

Мужики горячо взмолились, раскрывая веки на пять копеек, как бы говоря: – «будь милосерден».

– За подлянку с тобой было связываться, кто из нас упырь! – разгорячился Лелик, которому неудобно было перед людьми, приготовившимися отметить, можно сказать его дивиденд, в виде мотоцикла.

Теряя самообладание, Майкл рявкнул – ры! – вскидывая свои огромные руки над низкорослым Леликом.

– Ладно, ладно, не рычи! С тобой только связываться! Надо было расписку с тебя взять! – сдался приятель, жалея, что делец из него никакой. – Без меня не начинайте! – выкрикнул алкашам Лелик, зашагав в сторону гаража, обходя мелкие лужи. – Забирай, пока я добрый! – распахнул он свой гараж.

– Гони ключи!

– Держи, восставший из ада! – подкинул ему Лелик связку, и сплюнул тут же горечь утраты, пожалев, что связался с глыбой.

На Майкла смотрел его великолепнейший «Хонда голд винг». «Родненький» – подумал он. Заведя мотоцикл, он рванул до дома Марии, где вечером Машу ожидал ужин, состоящий из отварных сосисок и картошки в мундире. Доведя неприхотливое кушанье до ума, они дружно поужинали. Ранним утром Майкл уехал к себе, а Мария заскучала, не зная: прибудет ли когда-нибудь к ней ее «спящий красавец…» Через некоторое время включая утюг в розетку, она обратила внимание на исправность таковой. Легкая улыбка подняла уголки ее губ, – «спасибо».

21

Марусе повезло. Денис устроил ее к своему знакомому в придорожный мини-маркет. Там ей выдали фирменный чепчик и фартук. В обязанности входило работать за кассой, вести расчет с покупателями, и по возможности помогать в зале выкладывать текущий товар, забивая пустые полки. Отвозя Маруську утром до работы, и попрощавшись до вечера, Владислав заезжал в течении дня, с желанием настигнуть воочью бесстыжего любовника своей жены, прячущегося где-нибудь в укромной подсобке существующего всего-навсего в его обостренном уме. «И, если что…, безжалостно размозжить ему морду». Маруся его осаживала в стороне, – «не глупи, люди смотрят!»

Быстро привыкнув и освоившись на новой работе, Маруся жила в двух измерениях. В реальном мире она научилась жить механически, выработав автоматический триггер буквально во всем, тогда, когда в нереальном измерении ее душа всецело была поглощена мыслями о Жене. Ее сердечная зацикленность не препятствовала механическим навыкам, навеивая поэтические строчки о своей любви к любимому…

«Любовь – небесная сестрица,

Да птицею в душе томится.

Так молчалива и кротка,

И посеребрена, злата.

Олицетворенная зерном,

Играет солнечным вином.

Клубится пересветом птичьим,

И умолчит о чем-то личном…»

В первую же рабочую неделю в магазин заехал Денис:

– Ну как ты? – спросил он, – освоилась?

– Нормально. Коллектив дружный, работа устраивает, – заверила она брата.

– Я нынче заехал, узнать. Донесла Марта весточку, это правда, что ты беременна?

– Да, правда. Владу только не говори. Пусть как можно позже узнает!

– Комедию не ломай! Он все-таки отец твоих детей, перед самыми родами собралась ему сказать, поди? – скользко вырвалось у Дениса, серьезно поведя бровью.

– Но точно не сегодня!

– Обрадуй мужа то, языка своего жалко? – с насмешкой надавил он, перебарщивая.

– Обрадую, – заверила она холодной интонацией.

Празднуя неожиданную заветную новость, Влад пьянствовал всю ночь, надрывая свою глотку распевая жуткие, безнравственные песни. Не зная куда деться из-за развеселого шума, разнесшегося по всей избе, Маруся с трудом заснула под утро, сумев поспать каких-то два часа.

– Ты снова решил бросить работать и засесть пить? – спросила она вечером Влада, когда вернулась домой.

– Подумаешь, перепил маленько, завтра поеду работать. У меня как-никак сын родится, надо подготовится как следует! – оправдался трепетно Влад.

– А если девочка снова?

– Сына давай! Пожалей уж меня на этот раз!

Не споря с ним, Маруся, не обронив ни слова, ушла отдыхать, тут же засыпая.

Иногда на Влада нападала дикая ревность. Уже беременную он ревновал ее ко всем пуще прежнего, цепляясь за любую зацепку, не ведая, что творится в Маруськиной душе.

– Нам надо поговорить, – заявил он громогласно, встречая ее после работы.

– О чем? Говори сразу!

– Вернемся домой и поговорим!

– Я не люблю, когда ты тянешь. Говори сейчас, что стряслось, – настаивала Маруся по пути, не теряя контроля над ситуацией.

– Раз настаиваешь, могу и сейчас, … Я прочитал твою тетрадь со словечками из орфографического словаря, и наткнулся на стихи…

Маруся ощутила в подушечках пальцев нервные покалывания: – и, что?

– Мне не понятно, кому ты их пишешь? – спросил Влад устрашающе. – Вот, например, одно из них ясно запомнил: -

«Когда в краю, где дом – далеко,

Ты думай только обо мне.

Когда дожди идут с востока,

Ты думай только обо мне.

Когда найти решенье сложно,

Ты думай только обо мне.

Когда совсем уж невозможно,

Ты думай только обо мне…» – остановился Влад, забыв, что там было дальше… – О ком ты? У тебя кто-то завелся, я чего-то не знаю, может и ребенок не от меня? Кто должен думать только о тебе!? Говори как на духу, я порубаю его на куски! – разгневался Влад, не отрывая сощуренного взгляда от дороги, почувствовав неладное.

– В таком случае, порубай себя, – осторожно намекнула Маруся, не выдавая волнения.

– Что это значит, себя порубать?! Ответь!!! – заорал он свирепым голосом, побледнев от злости.

– Все свои стихи я посвящаю лишь тебе одному, – ответила она, не раскрывая истины.

– Да!? Ты сейчас не морочишь мне голову, точно мне? – отходчиво уточнил Владислав, притихнув голосом.

– Тебе, – исчерпывающе указала Маруся.

– Фу, – обрадовался ее муж, остужаясь, – я-то думал… – Так-то сходится, я постоянно вне хаты. Ладно, верю охотно! Но, смотри у меня, мне все доложат, если хоть одна гадюка подкатит к тебе!

– Тамара Ильинична – дозор твой, от чьих глаз ничто не ускользает?

– Она тоже свой человек. За тобой тут все следят! Запомни! – пригрозил он ей пальцем, выстрелив им куда-то в воздух.

– Да пусть хоть инопланетяне будут следить! А лучше пусть заберут тебя к себе! Ты им там и песни споешь, и станцуешь! И если ты мне сейчас окончательно испортишь настроение, то неделю будешь готовить себе сам и стирать свои вещи!

– Все… все, – не буду, Маруся, Марусечка! Я же тебя так люблю! – с ласковым привкусом проговорил Влад, останавливая машину возле двора.

Несдержанно хлопнув автомобильной дверцей, Маруся задержалась мыслью о тетраде, что забыла убрать подальше от поспевающего мужа. «На ее спасение, Влад принимает все что она ему говорит – за чистую монету, или же слышит, как ему нравится».

Алмаз завилял хвостом, приветствуя свою любимую хозяйку. – Кормила тебя Арина? – спросила Маруся у пса, – ну раз ластишься, значит сытый. – Все, хватит, хватит. Облизал меня всю усердно. Покормлю тебя утром, – прикоснулась она к собачьей морде губами, причмокивая его, заряжаясь от него прекрасным настроем.

22

Маруськина прародительница, бабушка Паулина еще при жизни давала ей дельный совет: – «умалчивай от мужа про свои сбережения». И только со временем, Маруся приняла к сведенью, что хотела этим бабушка сказать, столкнувшись с тем, что Влад, принося зарплату, тут же выклянчивал ее под разными предлогами. «Вручая правой рукой, отбирал левой». У незадачливого мужа поводы бывали самые разные, происходящие в независимости от него, пребывающем круглогодично в полосе невезения. Так что, «бабушкин совет» не работал в ее семье, хоть и имел рациональный смысл. Собирая и откладывая деньги по крупицам, она не успевала и моргнуть, как сдувалось все скопленное под чистую ее же мужем.

Маруська была выходная. Варив свой традиционный борщ, она глядела на бурлящий котел, настроившись излучением куда-то далеко… Туда, куда могла беспрепятственно проникнуть взором, наблюдая в непосредственной близости Женю, проецируя его своими пространственно-глубокими глазами. И пока она тут стоит у плиты, он возможно в этот же самый миг тоже угощается борщом, сваренным кем-то с любовью, или спит безмятежно, или сидит на кровати в замыслах о будущем, а близко с ним его девушка, радостно щебечущая о чем-то, обнимает и целует его?

На улице среагировал Алмаз, заливисто подавая голос, извещая приход хозяина, особенно, если того «муха укусила».

– Беда! – закричал с порога Влад и Маруську передернуло в сердцах.

– Что? Какая беда? Где твоя машина? – встревожилась Маруся, с готовностью в глазах к худшему.

– На заправке я пошел в магазин, – забубнил Влад, переведя дух, – не прошло и минуты…, – сглотнул он воздух, рассказывая полнозвучно: – буквально купил себе сигареты и кофе, выхожу, а стекло разбито! Из бардачка вытащили планшет и деньги, пять тысяч рублей! Всю утреннюю выручку! Планшет рабочий. Да придется за свой счет стекло поставить. Ты должна мне помочь! – обязывал он к помощи свою жену, почти рыдая.

– Я!? Почему я? Отработаешь и отдашь им!

– А как мне работать? Я не могу без навигатора в планшете! Не сомневаюсь даже, что у тебя есть деньги! Дай мне на новый. Уже завтра я буду в строю. Все до копейки отдам и даже больше! Клянусь Маруся, выручай, больше некому!

– Невозможно с тобой! У меня не за горами декрет, ребенок родится, а я ничего отложить не могу!

– Обещаю, все купим! Кроватку беру на себя, пеленки всякие. Выручи. Работать буду, не разгибая спину! – нервозно уговаривал муж, держа Марусю в напряжении.

– Твоя контора не может выделить тебе новый планшет?

– О чем ты? Машина на мне! – хмурился Влад, давя на жалость.

«Ну что за человек?» – думала про себя Маруся, – «день ото дня с ним не легче!» – Сколько надо? – уступила Маруська.

– Двенадцать!

– У меня только восемь. Ищи, где можно купить за восемь или спросишь может у кого-нибудь и добавишь себе. Больше я ничем не помогу тебе! – вошла Маруся в положение Влада.

– Сгодится, выкручусь теперь. Что там варишь? Борщ готов?

– Готов.

– Наливай мне!

Вечером ее муж вернулся с гаджетом и пивом, оставив свою рабочую машину в сервисе.

– Полдела сделано, – сказал он, сгорбившись от измождения. Выпивка развязывала у Влада словоохотливость. Разглагольствуя с невидимым собеседником, его лицо обезобразилось жесткими чертами, голубые глаза залились черной свирепостью. Грозно сжимая кулаки, он потрясал ими в воздухе, готовясь безжалостно размозжить голову всем своим врагам, бранившись при этом на всю хату:

– Я найду этих чертей, гребаных! Они пожалеют, что родились на белый свет! Лично выслежу каждого, кто покусился на мой пирог! Урою в землю по самые уши, как только раздобуду себе «Тульского Токарева»!

– Успокойся уже Влад! – прикрикнула на него Маруся, не выдерживая его лексические выражения, – дети спят, имей совесть!

Посмотрев навылет остекленным шельмоватым взглядом, он попросил Марусю, умолкая:

– Поставь чайник, попью чаю и лягу спать!

23

Ноябрь забелил потолок плотной штукатуркой, отделившись от солнца стеною. Заметался снежок, подбираясь к земле пока слабоватыми, но созерцательно-атмосферными снежинками, оповещая о скором приходе реальной зимы, сближая людей от мала до велика предновогодним настроением.

Весь день Мария на работе составляла букеты. Пышные, классические, эконом и для широкого кошелька. С приходом зимнего сезона спрос на букеты падал, сказываясь на личных продажах, но радовал ленивым потоком до самого Татьяниного дня, когда бум на цветы разяще опустошал запасы.

За пределами магазина раздался рев подъехавшего мотоцикла. Увидев молодого человека в защитном шлеме, Мария навострилась всем своим существованием.

– Здравствуйте, я хотел бы приобрести у вас букетик для своей девушки, – официально обратился мотоциклист.

– Здравствуйте, – поздоровалась Маша, предугадывая знакомую речь, – в продаже есть розы, тюльпанчики, лилии, ирис. – Может вы знаете предпочтения вашей девушки? – уточнила она, замешкавшись, глядя на высокую фигуру.

– Думаю она любит розы, – утвердительно сказал покупатель, освобождая голову от шлема.

– Майкл! Привет! А я думаю, ты или не ты? – засветились у Марии глаза приятным огоньком, подмечая, что он подстригся, побрился, и даже прибавил в росте, чем был.

– Здравствуй, Маша! Рад, что застал тебя! – поприветствовал Майкл, радуясь встречи, – Мне нужно купить букет, попышнее, – пояснил он, указывая на красные розы.

– Восемьсот рублей такой.

– Держи, сдачи не надо! – расплатился Миша и загадочно посмотрев на Машу, удалился из магазина с охапкой роз, оставляя ее в еле сдерживаемом волнении. Вернувшись через минуту с открытой широкой улыбкой, он вручил ей только что купленный букет, восклицая: – самой прекрасной девушке на земле!

– Мне!? Спасибо! – растрогалась Мария, подумав сначала, что не для нее розы.

– Маша, – продолжил Майкл, – есть отличное предложение прокатиться на моем мотоцикле, – ты как?

– Хм…, в целом, не против, но я заканчиваю в восемь.

– Пойдет! Подъеду к восьми, – заключил мотоциклист, оставляя продавщицу с букетом роз летать в мечтательных облаках.

В восемь, когда она закрыла магазинчик, ее уже поджидал рыцарь на железной хонде.

– Каталась раньше?

– Нет!

– Одевай шлем! – вручил ей Миша защитное обмундирование. – Тебе идет!

– Шутишь?

– Нет. Садись и решительно держись за меня, обнимая. И ничего не бойся, доверься мне полностью, – проинструктировал Майкл, внушая спокойствие.

Ухватившись как следует, Маша, зажмурив глаза и робея с непривычки, млела изнутри, словно младая козочка.

Трогаясь с места, мотоцикл заревел и ускорился, полетев навстречу ночным ноябрьским ветрам. По пустой мглистой дороге, они проносились мимо вдоль раскинутых одиноких пашен, пропуская лесные густые массивы, притулившиеся в многотонном мерцающем сне. Луна и та, не проглядывалась на своде через белую завесу. Веяло холодом и сыростью. Под покровительством ночи рыцарь на железном коне, сворачивая на проселочную непроглядную дорогу, через пару километров съехал в сторону сказочной местности с остывшим озером.

– Приехали! – сказал Майкл, снимая шлем, оставляя фары включенными. – Здесь прекрасное местечко, и в это время никого! А утром приходят рыбаки за уловом и занимают почти весь периметр.

Маша, преисполненная чувствами, ничего не ответила, завороженно осматриваясь. Полоска яркого света, пробежавшаяся через озерцо, угасала у противоположной кромки.

– У меня есть чай в термосе, будешь? – предложил Майкл, – и даже шоколадка в запасе. Тебе надо подкрепиться, а то я нагло украл тебя голодную после работы.

– Буду, – не отказалась Мария, заморить червячка.

Достав откуда-то небольшой термос, Майкл налил в отвинчивающеюся крышку теплый, но крепкий чай.

– Держи шоколад.

– Тоже крепкий?

– Нет, засмеялся Майкл, – шоколад молочный.

– А если кабан пробежит или волк? – спросила она пугливо.

– Я сам как волк…

– Могуч? – шутя предположила Мария.

– Не прям так чтобы, но в обиду тебя точно не дам, – утверждающе проговорил он.

Маша допила чай и замерзшей рукой вернула ему чашку.

– Замерзла? – спросил Майкл, распахивая свою куртку, – иди ко мне, погрею! – и без лишних слов прижал ее к себе. Мария вдруг забылась, теряясь в сильных объятиях. «С любимым и шалаша не надо», – подумалось ей, лишь бы приникнуть к любимому, вплотную прижавшись. Майкл неторопливо прикоснулся к Марии своими губами, заключая ее в первом терпком поцелуе, вкуса – крепкого чая. Они целовались без устали, в этой призрачной тишине, в этом уединении…

После ночной поездки к озеру, Майкл привез Марию к дому. – Ты не зайдешь? Где ты ночуешь? – забеспокоилась Маша, поцеловав его на прощание.

– В гараже у одного друга.

– Который пьет?

– Нет, этот как раз всегда трезвый. Предложил мне у него в гараже мотоциклы чинить. Так что, я тут, завтра заеду, если ты не против?

– Буду рада видеть! – счастливо заверила она, – если, конечно, не замерзнешь в гараже? – По ночам -то минус.

– Обещаю, приеду в целости и сохранности, – уважил влюбленный Майкл, провожая Марию взглядом, скрывшуюся в подъезде. Сердце у Марии мечтательно-смущалось, горячо разливаясь кровью по телу.

24

В комнату, через окно попадал скучный дневной свет и достигая двуспальной кровати, рассеивался у платяного шкафа. Маруся стояла у гардероба, домовито перебирая свои вещи. Брюки, в которых она ходила на работу, несколько поджимали ей живот. А за неимением средств надо было что-то придумать, в чем бы можно было ей доходить до конца срока беременности.

– Что ты там делаешь, наряд себе подбираешь? – спросил Влад, развалившись на семейном ложе, поглядывая на жену, отсортировывающую одежду.

– Какой еще наряд? – обернулась к нему Маруся, вопрошая.

– Как знать, может пока я на работе, ты к любовнику? – лихо выдал свою версию муж, демонически прикрывая глаза.

– Конечно, многодетной беременной женщине, уставшей после работы, остается только к любовнику отправится…, – сострила она, сердясь.

Подхлестнувшись ответом, мнительный Владислав, извечно подозревающий свою жену в изменах, сосредоточенным взором обсмотрел Маруську, начиная от корней волос и до самых пят, высматривая любой компромат, свидетельствующий о том…

– Ну-ка, ну-ка…, а это что у тебя? – зацепился он за улику, и внезапно поддавшись к Марусе, стиснув ей плечи, больно поддернул за ее правую мочку: – откуда у тебя эти серьги, любовник подарил? – предъявил он обвинение, терзаясь болезненным чувством.

– Ты что, обезумел?! – отпихнула она от себя мужа, испугавшись – эти серьги я сколько лет ношу, бабушкин подарок!

– У…, – произнес он, как ни в чем не бывало. провалившись в догадках, – так уж и быть, верю тебе…

– Ты не выспался сегодня что ли? – примитивно намекая на его «недалекость».

– Нормально спал, – не понял он суть вопроса.

– Тогда не надо ко мне так бесцеремонно подлетать…

– Так я скучаю по тебе… Целыми сутками работаю, а ты уж который день пренебрегаешь меня! – стушевался он.

Марусе не хотелось придавать значения его индивидуальным желаниям. С недавних пор, да ненароком, она отторгала от себя мужа, как какой-то больной орган.

– А на городской площади елку нарядили, давай съездим с детьми, посмотрим? – любезно предложил Влад.

– Некогда. Дел много.

– Ты завтра выходная?

– Выходная.

– Предлагаю затопить баню, попариться нам вдвоем!

– Не получится!

– А что мешает?

– Во-первых, я беременна. Мне нельзя. А во-вторых, сделай прогнившую доску! – напомнила ему Маруся о своей просьбе.

– О нет! Потом сделаю, как будет время. Давай посмотрим вместе какой-нибудь фильм.

– Смотри сам!

– Мне с тобой хочется! Я и так тебя не вижу, работаю, как проклятый!

– Работай! – обдала она его сокрушительным взглядом. – Все работают, потому что осознают, что своих детей надо кормить и растить, – обрушилась она в довершении, негодуя.

– Все… не продолжай! Сегодня, ты спишь тут, в нашей спальне, – преподнес он ей свой приговор.

Маруся апатично отвернулась, продолжая прикидывать, во что она могла бы влезть…

– Я не понял сейчас, что не отвечаешь мне? – грубовато спросил Владислав.

– Успокойся, приду!

– Сразу так! – удовлетворился он ответом, – я работать поехал! – доложил он, убираясь из комнаты.

Остановившись на единственном варианте, Маруся выбрала свободное покроя полушерстяное платье, складывая обратно остальные вещи, прикрывая створки шкафа. Солнце вышло из окружения седых туч, засветило свободой и миром, ласково ослепив Маруськины глаза.

– Маруся, – разорвался за дверью громовой голос Влада.

– Маруся… – Маруся! – передернуло ее. «Она то уж подумала, что он уехал работать…» – Маруся… – Маруся! – закоробило ей слух. «До чего же фальшиво он произносит ее имя!!!» Ей так захотелось, чтобы он тут же замолчал, в сию же секунду, а лучше, чтобы отныне не произносил ее имя вслух! «Это было невыносимо!» Раньше ее так не взвинчивал голосок Владислава…

– Что ты орешь? – раздраженно спросила она, подойдя к нему в коридорчике, сохраняя равновесие.

– Футболку мою не видела? Вот тут на веревке висела.

– Ты лишь для этого звал? – свела она черные брови на переносице.

– А что ты хочешь, чтобы я в грязной ехал работать?

Маруся безразлично на него посмотрела:

– Я ничего не хочу…. Наверное, Аринка сняла чистое белье и сложила в бабушкину комнату.

– Найди мне чистую футболку! В грязной я никак не могу ехать работать, – задохнувшись кричать, захрипела его глотка.

– Сейчас найду, – выдохнула тяжело Маруся,быстро найдя то, что нужно.

Влад переоделся и уехал, позволив своей жене почувствовать без него облегчение. На улице закрякали дикие утки, приземляясь у горизонта, где заканчивалась Маруськина земля ручьем, поле заброшенное и осиный лес кристальной красоты, перестав дрожать, забывался предзимнем сном.

25

Проступающая синь сквозь облака, сострадательно пропускала редкие солнечные лучи. Громко трещали на ветках сороки, споря наперебой между собой о чем-то. Кошки, гулящие сами по себе, приспосабливаясь, лавировали от двора к двору, прибиваясь к человеку, чтобы пережить предстоящую снежную зиму. Три подруженьки собрались в теплой горнице у Марты, за горячим чаем с конфетами.

– А ты знаешь Маруся, что у Маши появился молодой человек? – заинтриговала Марта, разливая кипяток по чашкам. – Я ее пытаю, а она молчит!

– Рассказывай быстрее! – подхватила Маруся, сверлящим взглядом.

– Особо мне нечего рассказывать…, – уклончиво ответила Маша, с тоской в душе, прикладываясь губами к чашке.

– А я догадалась! Это тот самый, что спал у тебя на лужайке, под окнами, – смекнула Марта. – Ты говорила, что его зовут Майклом!

– Так и есть. Майкл или Миша, – вдалась в подробности Мария. – Он под моими окнами пристроился спать, а я его от пьянства излечила. Ну а потом виделись несколько раз. На мотоцикле катал своем, – закончила она, поводя своими нежными глазами по подругам.

– И…? – настаивала Марта на продолжении истории, заглотив шоколадную конфету. – У вас что-то было?

Мария надула губы. – Было, а потом пропал, – разочарованным голосом произнесла она.

– Подожди, он же что-то говорил о себе. Где бывает, может телефон спросил? – уточнила Маруська, усластившись угощением.

– В том и дело, мы как-то не обменялись телефонами. Говорил, что нанялся чинить в каком-то гараже мотоциклы. Несколько раз мы виделись, и он исчез, – водила она глазами по клеенчатой скатерти.

– В каком поконкретнее гараже, не додумалась ты спросить? – недоумевала Марта, пульсируя румянцем на висках. – Их же тут сколько вокруг!

– Да, вот… не спросила, – грустно ответила неулыбчивая Маша.

– Хочешь, давай обойдем все гаражи?! – предложила свою помощь энергичная Мартушка, вспыхнув здоровым блеском.

– Девочки, уже не нужно. Я обошла все, что можно…, – призналась Мария, с обычным выражением лица. – В одном гараже слышали про Майкла, но не знают, где он сейчас мог бы быть.

– Машенька, ну ты не расстраивайся. Объявится он непременно, – пожалели ее девчонки, возвращаясь к чайной процедуре и на кухне запотело окно, от пылких их размышлений и дум, задернутое занавеской ажурной.

– Как курочки твои поживают, прижились, яички дают? – спросила Маруся, внося в разговор разнообразие.

– Несут безостановочно, прям не нагляжусь, пять курочек, все как на подбор. Я вам яички давала, распробовали? Таких в магазине не купишь! – радостно пролепетала Марта. – Приготовила и вам по сетке! Салаты делать, блины, пироги печь, – великодушно угощала она.

– Распробовали. Спасибо, Мартушка! Очень вкусные яйца, прямо как из сказки про курочку Рябу, – за двоих ответила Маруська, пока Мария грузилась о своем.

– Известно, кого ждешь? – переключилась Маша на Марусю.

– Мальчика! – ответила она счастливо.

– А имя подобрала?

– Семой, – Колосов Семен.

– Что ж, звучит, – согласилась Марта, – а потом давайте второго мальчика!

Маруся в ужасе посмотрела на подруг: – о нет! – От Влада что-то больше не хочу детей…, – двусмысленно отмела она такую идею.

– Ты что?! Случилось что? Раньше так не говорила…, – не поняли подруги, прощупывая ее глазами.

Маруська таинственно переглянулась с ними, «стоит ли открыться?»

– Ты что-то скрываешь и не хочешь говорить! – прочитала Марта по накаленному жаром лицу подруги.

– Не прям что-то…

– Давай говори, как на духу… Что за тайны?! – горячо упрашивали девчата.

– Со мною произошла любовь, – выдала свой секрет Маруся, улыбнувшись застенчиво.

– Любовь!? Две подруги искушено посмотрели друг на друга: – в магазине познакомилась с кем-то?

– Или ты во Влада влюбилась заново? – выдвинула Марта новую версию, – ну тогда бы у тебя не угасло бы желание от него рожать, – запуталась она окончательно. – Кто он, не молчи!

– Нет… нет, про Влада даже говорить не хочу. Это не Влад, но вы его знаете, – не договаривала она, допив остывший чай.

– Мы его даже знаем?! – выпалили разгоряченно девчата.

– Это Женя, приятель Дениса.

– Вот это да! – воскликнули они, расширив зрачки от прояснившейся картины.

– Ты с ним общаешься? Объясни, каким образом вы успели, – сбилась Марта, собрав глаза в кучку, услышав, как у окна зажужжала беспокойная муха, не успевшая уснуть, и потревоженная проснулась некстати.

– Мы с ним и не общаемся…, и чтобы вы поняли, рассказываю по порядку. – Наклонилась Маруся головой, эмоционально-держась предалась пояснению:

– Влад, после смерти бабушки Паулины не работал и задолжал денег за аренду машины. Долго ходил за мною, беря катаньем, чтобы я нашла ему денег. Пришлось идти до тебя Марта, якобы спросить в займы, и тут я застала Женю, а на обратном пути, подумала «какая у него борода!» И бах! Словно на секунду мигнула яркая вспышка, обвивая меня с головы до ног чем-то волнительным, прекрасным и удивительным. Как будто опьянела… Я не знаю, что это, но меня до сих пор не отпустило… Девочки, у него самая красивая борода! – восторженно произнесла Маруся и вернулась к своей истории: – Воротившись домой, я осознала, что меня захлестнула любовь, да не знаю, что мне с этим делать…

– И что, до сих пор не улеглось? – нуждалась Марта в подробностях.

– Нет!

– Угораздило тебя, подруга! Угораздило! – увлеклась хозяюшка Маруськиной историей, забыв про назойливую муху, а та уже спать пошла, улетев куда-то.

– Да, девочки, повеяло в сторону, – ответила она скромно, закручивая в продолговатую трубочку фантик от конфеты.

Девчата затихли, размышляя о чем-то…

– А что же Влад? – нарушила Марта образовавшуюся тишину, идя по тропинке любви.

– Ничего… Он ничего не должен знать.

– Ты то его хоть когда-нибудь любила? – целилась подруга, пытливо расспрашивая детали.

– Честно признаться, ни к кому ничего подобного, я ранее не испытывала, – пожала Маруся плечами. – И что мне теперь с этими чувствами делать, ума не приложу, но уверена, что с Женей полный провал.

– Так почему же? – вопрошала Марта.

– Влад, это первая причина, а вторая, сам Женя, возможно с ним ничего такого и не произошло. Глупо на что-то рассчитывать, – развела Маруся руками, прижимая голову к плечам.

– В любви нет советчиков, – произнесла Маша, поджав губы, снедая себя мятежностью. – Только сердце подскажет выход.

– Какие тут могут быть советы? – не спорила Маруся, чувствуя, что засиделась в гостях под пылкими расспросами.

– Как знать, жизнь длинная, вдруг ваши дороги с Женькой сойдутся, – кинула Марта подруге спасательный круг.

Маруся искренне улыбнулась:

– Откровенно говоря, я нас вместе даже представить не могу, – проглядывала она время на настенных часах.

– Может просто не время. А любовь, это своего рода испытание, – заключила Маша, мучащая чувствами к Майклу и горячий чай, перестал на нее действовать оптимистично.

– Будет вам девочки, не киснем и на новый год, собираемся у меня! – напомнила Марта об их договоре.

– Придем, придем.

– Ладно девочки, с вами как в винограднике, вкусно, аппетитно и прохладно, но мне пора к себе. Спасибо за чай, обязательно увидимся с вами, – собралась убегать Маруся, перекручивая резинку, собирая заново волосы в хвост.

– Давай, Марусечка, заходи в любое время, сетку с яйцами не забудь, – напомнила Марта, – и не горюй, обойдется!

– До встречи Маруська! – сказала Маша.

– Постараюсь девчата, спасибо вам за компанию, – оставила она их, поспешив домой.

Уж в избе подойдя к окну, глядя на мрачную, цвета сажи погоду, она подумала о любви к Жене. Ее душа летела куда-то ввысь, не зная преград и препятствий, а разум ей вторил: «вы даже не знаете друг друга». «Не знаете!» У людей принято сначала узнать, приглядеться, постепенно развивая это «самое чувство». А душа отвечала разуму: – «и что?» Каков итог таких отношений, если в течении отмеренного им отрезка, они не состоянии познать подлинную любовь и испытать ее! Да и она могла прожить вереницей лет не настигнутая любовью, без всяких гарантий…. По существу, она и не ждала ничего такого, следую своему предназначению быть мамой. Ее дети, самое бесценное, что у нее есть. И ни на что свое предназначение она не поменяла бы!

26

Зима разбрелась в ширь, засыпая белыми снегами. Мягкие, крупные, пушистый снежинки летели и падали, засыпая дороги и дорожки, оставляя на снегу следы человека, разного зверя какого или птицы. Предпраздничное настроение охватило население в ожидании чудес, создавая азартную суету и не прекращалось до самого последнего дня уходящего года. Но Маруся не влилась в общий кутеж, не прочувствовала людское настроение, обходя стороной любые приготовления. Ее любовные чувства с приближением праздника не придали ей ни остроты, ни изюминки, и даже мешали, заточившись, как в какой-то крепости, ведя внутреннюю осаду. С замиранием сердца она надеялась, что вдруг в новогоднюю ночь заглянет Женя в гости к Денису, и судьба преподнесет ей возможность увидеться с ним, но он не заглянул… Новый год пролетел обычно и даже притомил ее тупой болью в области сердца.

Просыпаясь с мыслями о нем, она засыпала с мыслями о нем. И не было дня, чтобы она не думала о нем. Ее даже интересовал вопрос: «Можно ли умереть от любви?» Подчас нахлестывали эмоциональные порывы, да так, что сдавливало в ребрах, и ей прямо, казалось, она не выдержит напряжения… Но здоровое сердце непринужденно отстукивало свой ритм, работало без перебоев, перенося ее душу и тело из одного дня в другое.

«Ну может мне завтра будет легче, или послезавтра. Когда-нибудь точно должно стать легче и любовь отступит, словно болезнь какая!» – думалось ей. И как же ей хотелось его увидеть! Тоска ложилась на Марусины плечи, а душа тщетно скрывала от всех свои страдания. И тем временем ее любовь билась под затрепанным, теплым бабушкиным халатом, который она надевала, если внезапно пробирал ее зимний озноб.

Дети спасали ее, воодушевляя на здравомыслие. Они не давали ей впадать в уныние, веселя своим забавным нравом, выдумками и шутками. Проводя с ними все свое свободное время, она наполнялась от них чистой и живой энергетикой. В их окружении она испытывала удовольствие смеяться и плакать от смеха, принимать участие в танцах и конкурсе лучших чтецов. Они искреннее дарили ей массу удовольствий, в отличие от Влада, который приносил домой лишь одни неприятности: – то выручку потеряет, то штрафы выпишут, то заблокируют в системе, из -за поступивших на него жалоб.

– Ты представляешь, какая-то стерва, нажаловалась на меня, – грузи он ее своими проблемами. – Спросил вежливо: – как смотрите, если покурю? На что она была не против, а потом пожаловалась! Я полдня потерял в пустую, мог бы еще поработать. Тварь, да и только!

– Может и вправду не надо курить в машине? – задала ему вопрос Маруся, спокойным голосом.

– Что же я должен терпеть, если захотелось курить?

– Можно и потерпеть и было всем лучше, если бы ты вообще бросил курить! Ты даже в ванной умудряешься покурить, а нам нюхать! – высказалась она.

– Смотрю, ты не на моей стороне!?

– Конечно нет!

– Пойду за пивом, в таком случае!

– Лишь бы повод был!

– Ты же знаешь, мне и повод не нужен, а весной, я начну опять искать клад!

– Ты снова за свое. Ты разве не понимаешь, что его и в помине нет!?

– Раз Паулина сказала, значит он есть, и я его найду! А ты зараза, которая помогать мне не хочет, – уперто заявил Влад и ушел в магазин за пивом.

В начале января Маруся ушла в декретный отпуск. Коллектив, с которым ей удалось поработать не столь долго, дружно попрощался с ней, проводя с наилучшими пожеланиями. Ее трудолюбие заряжало и удивляло их, внушая уважение, оставив после себя приятный жизненный виток и надежду, что когда-нибудь она к ним непременно вернется.

27

Зима отрывала календарь, отсчитывая последние февральский деньки, а Маши отчаялась, потухнув угольком веры, оставляя позади все мысли о Майкле. На работу она ходила скучная, как в воду опущенная. «Не срасталось у нее с мужчинами, не срасталось!» – повесила она нос, затужив. «Исчез, как и появился…»

Последним морозным утром, она спала дольше чем обычно. Так ей не хотелось вылезать из комфортно-нагретой кровати, да и сон ей какой-то снился интересный, что хотелось досмотреть его. Но нежданный звонок в дверь заставил ее пробудиться, одеть на ноги тапки и выйти в коридор. Взглянув через глазок, она не разглядела, кто за дверью, спросил для надежности:

– Кто? – Майкл! – услышала она разборчиво. Отворив дверь, перед ней предстал свежий Майкл в приглушенной подъездной тьме:

– Привет, можно войти мне? – спросил он разрешения, родным, узнаваемым голосом.

– Заходи, конечно, – пропустила его Маша, и накинув халат, ускользнула умываться.

Раздевшись, он прошел на кухню, где как всегда скромно присел на табурет, водрузив на стол принесший с собой пакет.

– Попьешь чай? – спросила Маша, начиная просыпаться. Ее губы, красной линией изогнулись к уголкам.

– Да, не откажусь. Мама передала конфеты, кофе, посмотри в пакете. Икру, колбасу, сыр, – слова его текли плавно, а глаз мусолил Машкину, не загримированную красоту.

– Мама передала? Зачем?

– Она приглашает тебя к нам в гости, в Липецк.

– Подожди, подожди… О чем речь? При чем тут твоя мама? – заинтриговал он ее, посылом в виде подарка.

– Маша, прости что я так исчез… – обратился к ней Майкл в теплом свитере, взвешенно вставлял слова, – не смог оповестить тебя, тяжело заболел дед, пришлось срочно вернуться в отчий дом. – А потом меня не отпускала мама, выжидая и провоцируя, начну ли я снова пить, не веря мне, что так бывает…, – уведомил ее Майкл.

– А для чего мне приезжать? – переспросила она, с проснувшимися глазами.

– Моя мама изъявила желание познакомиться с тобой лично, чтобы удостовериться, что я не вру.

– Неверующая у тебя мама…

– Да-нет, она хорошая, но излишне педантичная…

– Извини, не то хотела сказать, – смягчилась Маша, поставив чайник. Синий огоньки пламени горели газовым цветком, – хочешь кашу сварю?

– Нет, просто чай, – отказался высокий человек от каши, замявшись от скромности.

– Ты лишь из-за мамы приехал ко мне? – подводила она к тому, что хотелось ей услышать.

– В первую очередь тебя увидеть! – прорвалось у него. – Я не мог раньше, честно. Снова бы испортил отношения с родителями… – оправдался он, растрогав Машу.

– Понимаю. Когда нужно доехать до мамы?

– Когда ты будешь выходная.

– Послепослезавтра.

Майкл, не колеблясь обступил ее:

– Не против, если я тебя поцелую?

Машу просквозил ветер:

– Нет, – вымолвила она и отдала свои губы на волю Майкла, отключая свою голову. Этот день пролетел у них быстро, а ночь была длинная… Отпросившись на работе на несколько дней, они уехали с Мишей знакомиться с его мамой и остальными членами семьи.

28

Марусе приснился сон: осенняя пора. Улицы вязкие, размытые дождем. Она, в коротком летнем платьице и босоножках шла по знакомой улице возле Жени. Оба от переполненных чувств хранили молчание, не зная, как заговорить, что сказать… Его глаза красноречиво смотрели в ее сторону. Через некоторое время он протянул ей свою крепкую, мужскую ладонь и прочно ухватив ее за руку, продолжил идти с ней, шествуя в бесконечность. Как в следующую секунду мир вокруг них заколыхался, зазвучал флейтой. Вековые деревья, встречая влюбленных, склоняли свои праздные верхушки в благословении, заплетая ветви в паутинки; ветер затанцевал, вальсируя закружил листьями вокруг них, зазвучав красиво, присвистывая.

Очнувшись от сна утренним проблеском, ей стало страшно. Будущее показалось размытым, не видя себя ни с Владом, ни с Женей. На душе было ой, как скверно. Поднявшись с кровати, мужа в горнице не было. Взяв высокооплачиваемый заказ, он уехал за полночь в соседнюю область. Маруся расслабилась, тихонько переделывая повседневные обязанности. После обеда, она встретила Яну из школы, принесшую двойку по математике.

– Мама, ты знаешь, – сказала ей дочь, – в следующем году у нас будут электронные дневники.

– Ты мне сейчас заговариваешь зубы, – подметила Маруся, хватаясь за голову. – Садись, переделывай задание, исправляй свою оценку.

– Уже поздно, тебя в школу вызывают, – ехидно ляпнула Янка, строя рожицы перед зеркалом.

– Мне еще этого не хватало. Тем более садись делать уроки!

– Угу, мама, я возьму твой телефон поиграть? – пропускала Янка мамины указания.

– После того, как сделаешь уроки, а сейчас мне ответь честно, почему ты сегодня так поздно вернулась домой после школы? Время то, мне пора уже идти за Соней!

– С девочками погуляла после школы, – беззаботно ответила дочь.

– После школы сначала домой, переодеться, поесть, сделать уроки, а потом, если останется время, погулять.

– Да, мамочка, так и буду делать, – изобразила Яна смиренное милое личико, и лишь Маруся отвернулась, посягнув на телефон, ушла в дальнюю комнату.

– Яна, ты где? Математику делаешь? Я за Соней, – крикнула Маруся уходя. – Алмаз, сторожи Яну, скоро вернусь! – откомандовала она собаке, закрывая калитку.

Забрав из детского садика вялую Соню, она сразу определила, что ребенок приболел. Уложив в кровать, Маруська подумала о мерах, которые могли бы предварить развитие болезни.

На улице громко разошелся лаем Алмаз, извещая что прибыл Влад, одержимо ворвавшийся в избу, бесцеремонно хлопая дверьми.

– Ты где была? – хищно набросился он на жену с вопросом, вытягиваясь до неузнаваемости в лице; глаза зашли нервической копотью.

– Где я могу быть по-твоему? Дома! – ответила Маруська, как есть, не ведясь на его характерные выпады, разыскивая в аптечке детские противовирусные препараты.

– Я тебе двадцать раз набрал, если не больше, а ты трубку сбрасываешь! Где твой телефон? Почему ты мне не отвечала? А!? – уставился на нее муж, мнив из себя детектива, с кипящим от злости лицом.

– Влад, угомонись. Мне не до телефона было. Я ходила за Соней, она заболела, – не отвлекалась она, просматривая лекарства и их срок годности.

– Давай сюда свой телефон! – указал он пугающей хрипотой, мерзко лязгая зубами.

– Тебе надо, иди и бери, – просто отмахнулась Маруся, не поведя глазом.

Влад, с нелепым выражением лица, набрал ее номер со своего мобильника, услышав короткий гудок где-то в комнатах и сброс.

– В нем Янка сидит! Сказала же ей уроки делать, – просекла Маруська дочь, побледнев от очередной непредсказуемой выходки своего мужа.

С ошарашенными глазами он влетел в бабушкину комнату, отталкивая Марусю локтями, вычисляя Яну, притаившеюся за шкафом.

– Дай сюда, скотина! – вырвал он из детских рук телефон жены. Янка тут же заревела, обмерев от отцовской грубости.

– Яночка, не плачешь, моя хорошая! – успокоила ее Маруся, подойдя к дочери, поглядывая на взбудораженного мужа.

– Он меня назвал скотиной! – пожаловалась она на отца со слезами.

– Так нельзя обращаться с дочерью! – призвала она своего мужа к совести, вспыхнув краской.

– Сейчас разберемся, кто с кем как обращается! – ядовито ответил Влад, вклиниваясь в аппарат.

– Моя любимая, не плачь, – пригладила Маруся дрожащую дочь, приласкав нежно, – вытрем твои слезки. – Так лучше!

Глядела на мать, Янка, полувлажными, покрасневшими карими глазами, запомнив по-детски отцовскую выходку.

– Давай договоримся, сделаешь уроки и поиграешь немного, тем более что телефон разрядился почти. Ладно?

– Да, – послушалась девочка, чинно улыбнувшись, успокоенная маминой любовью.

– Пойдем, – увела ее Маруся.

Стянув брови на лоснящейся переносице, Влад, пересмотрев все вкладки и папки на мобильном устройстве, не обнаружив ничего сдался с потрохами:

– Давай мне поесть чего-нибудь. Жрать хочу! – напомнил он себе Марусе, делая вид, что ничего такого не произошло.

– На плите макароны с котлетами, иди и ешь!

– Положи мне! Я несся сюда, ты не представляешь как! Думал все, ты уже с кем-то резвишься! – выложил он истинный мотив своей агрессии, выплеснув эмоции.

– Влад, посмотри на мой живот и уймись! – тыкнула его Маруся в свое интересное положение.

Ее муж, с легким чувством стыда и нестерпимого голода накладывал себе поесть, поникшей головой.

«Мобильный телефон это приманка для шизофреника», – заключила для себя Маруся.

29

Родители Майкла встретили Машу как дорогого гостя. Сервировали стол праздничной посудой и серебряным столовым прибором. Угощали разными деликатесами и изысканными блюдами, блеснув перед ней шиком.

Семья состояла из старшего брата, мамы, отца, бабушки и где-то за стенкой лежал и дохал их старенький дедушка с родовыми высокочтимыми корнями. Мама Майкла отличалась высоким благородством и надменностью, что читалось по ее лицу. Женщина в пятьдесят пять лет ухоженная с головы до ног, отличалась прямой осанкой, правильными чертами лица, и как атрибут – элегантная прическа. Пахло от нее дорогим парфюмом.

– Маша, мы очень рады с вами познакомиться, – нежным голосом произнесла мама Майкла, Анастасия Терентьевна. – А также, огромное вам спасибо за Мишу, что помогли ему избавиться от недуга. Сколько вы берете за свои услуги? Наша семья хочет вас отблагодарить.

– Да вы что? Мне нужны деньги, – обиделась Маша, смутно улыбнувшись. – От чистого сердца было.

– Какая прелестная девушка, – умилился старший брат, Петр, с коренастым телосложением, одетый по иголочке. – Немного старомодная, но приятная, – заиграли его глаза, будто на солнце.

– Спасибо, – поблагодарила Маша за комплимент, ощущая себя не в своей тарелке, словно на смотринах, что оказалась по собственной воле.

– Да что вы Машенька, не цените себя. Вы оказали нам огромную услугу! Спасли Мишу от этой напасти, который почти скатился низко и гадко, порча нам всем репутацию, – фамильярно проворковала щепетильная мать, отчитывая перед всеми поведение своего младшего сына. – Лучше подумайте, как нам вас отблагодарить. Хотите путевку на заграничный курорт? Мы могли бы перевести вам некую сумму. В разумных пределах, конечно.

– Да, вы ешьте, ешьте Машенька! Не стесняйтесь, – вежливо настаивал отец, Михаил Алексеевич. – Анастасия Терентьевна, пусть наша гостья поест для начала! – учтиво вступился отец, переводя вежливый взгляд на жену.

– Угощайтесь, непременно, – подыграла она ему, не мешкая. – Попробуйте грибочки маринованные, наша бабушка сама делает! А что касается Миши, ему предоставили вакансию в МИДе, и мы очень боялись, что подведет он всех. Вы даже не представляете, как выручили нас, словно вас бог послал! Так что вы подумайте Мария, пока кушаете, какую давнишнюю мечту хотели бы осуществить, – нажимала Анастасия Терентьевна.

– Машенька, а кем вы работаете? – вступила со своей ролью бабушка, Елизавета Аркадьевна.

– Я, – пережевывала Маша грибочки, – работаю в цветочном магазине.

– Вы само очарование! – восхитился старший брат, пуская слюну, – разрешите мне вас пригласить в ресторан?

– Ни в какой ресторан она с тобой не пойдет! – вступился за любимую проницательный Майкл, отсекая любые посягательства со стороны брата.

– Не надо отвечать за Машеньку, – может я женюсь на ней! – подколол Петр, заявляя о своих намерениях.

– У тебя невеста есть! – напомнил ему Миша.

– Не кипятись, малыш, невеста это не жена! Пусть Машенька сама отвечает. Она не твоя!

– Мне кажется Петр, ты много на себя берешь!

– Тебе только так кажется, Майкл. Ты у нас зелененький космонавт…

– Был! – вскипел младший брат.

– Ого, давно ли вырос!? – насмехался Петр, глазами дикой кошки. – Уверен, Маша сама умеет поразмыслить, без дураков!

– Даже не думай! – не выдержал Майкл, – она пришла со мной и уйдет со мной!

– Это мы еще посмотрим с кем уйдет! – заартачился Петр, недолюбливающий младшего брата, специально провоцируя его.

– На дуэль! – призвал Майкл, загорячившись. И поднявшись над всеми могучей фигурой, он уставился на брата гипнотически-смертельным взглядом.

– На дуэль! – с достойным спокойствием принял вызов его старший брат, вставая с места.

Мария, заметно занервничав, чуть ли не подавилась.

– Прекратите сейчас же! – сорвалась Анастасия Терентьевна режущим голосом, – не хватало вам из-за какой-то девки поубивать друг друга!?

– Я не девка! – среагировала Мария с задетым самолюбием, – устроили «тут», – не договорила она «что» и покинув в суматохе обеденный стол, убежала в коридор одеваться, оставив всех в растерянности.

– Машенька, куда же вы!? Не так поняли… И имейте ввиду, что дом у нас старый, ступеньки крутые, – попыталась она остановить свою гостью от неразумного бегства, не удосужившись сопроводить.

Мария и не слышала предостережения Анастасии Терентьевны, мысленно отрицая эту «странную семейку», как ей показалось. И не застегнув до конца молнию на правом сапоге, втиснувшись в пальто, она бросилась в бега «прочь от сюда», полетев кубарем вниз по лестнице.

– Что за женщина! Это я понимаю! – восхитился Петр полуголосом.

Исступленный взгляд Майкла озадачил родственников. Не вымолвив ни слова, он ринулся за Машей. Выскочив на лестничную площадку, до него долетели громкие женские стоны: – ах… ах, как больно! Мария распласталась на квадратной лестничной плитке, и сдерживая проступившие слезы, ухватилась руками за ногу, ниже колено.

– Подняться сможешь? – заботливо проявил он участие.

– Не могу. По-моему, я ногу сломала, – сказала она Майклу, корчась от боли.

– Сейчас вызову скорую, – сказал он и в прыти понесся наверх к своему телефону.

– Что случилось с Машенькой? – спросил отец.

– Ногу сломала, – ответил Миша, набирая номер скорой помощи.

– Обиделась золушка и полетела, сломя ногу, – сыронизировала мама с умным выражением, – хватай ее и вези в травмопункт, на проезд Стеклова. – Он круглосуточный!

– Бери сынок мой автомобиль, – вручил ему отец ключи от своей машины, – и вези. -Теперь «черт знает что» подумает о нас Машенька! – встревожился отец, озабоченно посмотрев на супругу.

– Не наговаривай, Миша, – возразила Анастасия Терентьевна, отведя от него свои серые виноватые глаза. «Ну выскочило у нее слово – «девка», что ж так драматизировать…» – Надо бы ей неукоснительно помочь деньгами, – проявила она любезность.

30

Весенняя пора, напоминая о себе, преобразилась внешним убранством. Отставила валенки и сменила шубку на ветренное пальтишко. Побежала весна ручьями веселыми по лугам и лесам, извещая о своем приходе, постукивая по крышам капелью, побуждая солнце светить ярче, набухая почками на деревьях.

За день, перед тем как лечь в Липецкий родильным дом, Маруся нанесла визит к Марте с пожеланием: – возьми деньги на кроватку, Владу не доверяю, – протянула она ей свои приготовленные сбережения, – иначе пропьет. – Как сладиться у меня с родами, отправь Дениса купить самую обычную люльку. Тут должно хватить.

– Маруся, я не возьму денег. Денис и так купит кроватку. Он собрался что-то покупать тебе, – отказалась было Марта.

– На мои деньги – кроватку. Это моя личная просьба, – серьезно повторила Маруся, а своими распоряжайтесь, как желаете.

– Не волнуйся Марусечка, сделаем в лучшем виде! – подбодрила ее улыбчивая подруга, забирая купюры.

– Спасибо!

– Да не за что! У Маши была? Ей скоро гипс снимать будут. До сих пор не вразумлю, как она умудрилась ногу сломать.

– Вчера навещала ее, Влад подбросил. Она сначала и не узнала меня. Спросила, когда успел так живот вырасти? А у нее самой лицо тусклое, под глазами круги, скисла от маяты. Ты хоть береги себя, с Денисом не спорь и не ругайся!

– Ну, Марусь, разберусь. Если каждый раз в обуви ходит, как ни в чем не, бывало, так терпения уже не хватает. Но не будем об этом… Весна нынче какая, жить хочется и воздух прозрачен! – возбужденным голосом произнесла жизнерадостная Марта.

– Точно. Надеюсь, до пасхи вернусь с сыночком.

– Безоговорочно будешь дома. Яичками домашними постукаемся.

– Отлично, прям вижу это! – улыбнулась Маруся.

– Я подготовлюсь как надо. За всеми прослежу. Ни о чем не думай.

– Давай! Напишу тебе, как что!

На следующий день Маруся, заведя Сонечку в детский сад, уехала с Владом до родильного дома. Скрепя сердцем она оставляла своих детей на попечение мужа. Старшая дочь Арина была проинструктирована ею. Забрать из садика Соню, накормить младших сестер, проследить, чтобы они вовремя легли спать. Если разбуянится Влад, собрать вещи и дружно уйти к Марте.

Марусе повезло, то ли от волнения, то ли подошел срок, в первую же ночь, ближе к пяти утра она родила мальчика, весом 3 600, ростом 52 см. На утро ей не терпелось узнать, как ее малыш. Вошедшая в небольшую, на двоих палату педиатр в белом халате, внесла на руках двух новорожденных: – Гусева?

– Тут! –отсалютовала солдатской выправкой молодая мать новорожденного.

– Забирайте сына, крупный мальчик, немного беспокойный. Следите за стулом, кормите грудью и подпишите разрешение на БЦЖ.

Колосова? – Держите! Мальчик замечательный, спокойный, – скинул немного вес, но это не страшно. Заполните справку на прививку. Маруся, подписывая бумагу, посмотрела на сына уставшими, но счастливыми глазами.

– Де, не пугайтесь так мамочка, естественным образом непременно наберет вес, вы и сама миниатюрная – засвидетельствовал детский врач, завидя Маруськин недоверчивый, потерянный взгляд. – Прикладывайте почаще к груди. Поэтапно входите в режим, вырастит богатырем!

Маруся прижала к себе сына. Обхватывая сосок, он жадно зачмокал. «Кушай милый, расти здоровым, на радость маме!» «Вот она – непогрешимая любовь!»

Совместно, бодрая молодка по палате, родившая так же этой ночью мальчика, приговаривала, поглядывая на свое чадо: «– сейчас мы позвоним папе, нашему любимому Женечке». – Алло, любимый, привет! – приложила она аппарат к уху. Мне нужно, чтобы ты привез мне кое-что. Сейчас напишу в смс и по возможности не затягивай! Передачи до шести вечера. На кого похож? На тебя! Просто копия! Такой же губастенький и пухленький. Наверное, выпишут на третьи сутки. Целую. Приедешь, покажу через окно. Пока!

Маруся набрала Владу, который не отвечал на ее звонки. На одиннадцатый раз она набрала Марте: – привет, Мартушка!

– Привет, Маруся! Ну как ты? – поинтересовалась она неунывающим тембром.

– Родила под утро мальчика три шестьсот, пятьдесят два сантиметра, правда скинул двести грамм…

– Ух ты! Да это ничего, что скинул… Радость то какая! Молодец ты! Поздравляю с рождением сына!

– Спасибо! Я тут Владу звоню, а он трубку не берет, не знаешь, все ли в порядке дома? – затревожилась Маруся.

– Что с Владом не знаю, а дочери твои у меня, – бесстрастно ответила подруга.

– А что с ним?

– Да, что может быть с ним? Начал с вечера пить, орал на всю округу, что у него сын родился. Видимо ясновидящий твой муж. Упился, наверное, спит сейчас.

– Может ты сходишь до него?

– Даже не проси этого, мы заснуть не могли под его мурлыканье.

– Денис бы сказал ему, чтобы потише себя вел.

– Денис как раз заявил, что у человека радость и не надо мешать ему веселиться. Представляешь, какая мужская солидарность. Я зла была на него! И тоже пошел, завалился спать без всякой совести. А для чего тебе Влад? Мы верная служба помощи!

– Если не трудно. И Алмаза покорми, пожалуйста!

– Да ты что, Марусик, зверюгу твою первым делом накормила. Присылай список, соберу четко.

– Хорошо, пришлю.

– Давай.

31

Весна полновластно разгулялась, раструбив о себе на зорьке, разлетаясь голосисто, заиграла она весенним дождем, просушивая землю под припекающим дневным, да щедрым солнцем.

Марусю выписали на третий день. Счастливый и трезвый Влад, вместе с дочерями явился встречать ее с новорожденным сыном.

– Кроватка готова, в избе чисто, – самоуверенно отчитался муж, в автомобиле, гордо вытянув нос.

– Мама это я убиралась, – заикнулась Арина.

– А я полы везде надраил! – замолвил за себя Влад доброе словечко.

– Вы все мои умнички, – похвалила их Маруська, мило улыбаясь, влюбленная в свою семью и жизнь. Ее любовь с рождением сына, простиралась за горизонты, лилась как неиссякаемый источник бескрайно, обогревая все живое внутренним теплом души.

В этот же день, к Марусе в гости, поздравить мамочку, зашли Марта и Денис. Денис аккуратно подсунул ей деньги: – держи и не спорь! – Это твоему сыну, моему племяннику!

– Спасибо большое! – припрятала она сразу денежный подарок.

– Такие у тебя красивые дети рождаются, Маруська! Да, что там, ты и сама красавица! – одарила ее комплиментом Марта, стоя у кроватки с младенцем.

– Марта, не смущай меня, – покраснела Маруся, – главное, чтобы здоровыми росли.

– Верно, – здоровье это самое важное. Сама то ты как себя чувствуешь?

– Супер! – резво ответила Маруся, не любившая жаловаться на здоровье. – Пойдем пить чай?!

– Идем!

За столом собрались Влад, Маруся с дочерями, Денис и Марта. Арина, быстро перекусив, убежала гулять. Янка улизнула играть в телефон, а Соня хвостиком за ней.

– Мы покурить! – вышли мужчины, пропустив пару стаканов, обмывая ножки.

Марта проследила за Денисом и зашептала, докладывая:

– Звонит мне Денис, пока ты была в родильном доме и говорит, – залезь на чердак, там, где-то красный старый пионерский флаг лежит. Как найдешь, позвони мне, – и бросил трубку. Думаю, ну придумал. «Приехал бы да сам полез на чердак». – Если бы ты видела меня, – зажигательно засмеялась Марта, – как я по лестнице взбиралась. – Маленькая Соня глядела на меня такими страдальческими глазами, что тетя Марта непременно свалится сверху. Далее перезваниваю и говорю – нашла, что делать, а он мне отвечает: – сейчас зайдет Женя, отдай ему. Приходит Женька светится весь такой, я ему вручаю флаг и говорю: – Маруська сказала, что у тебя самая красивая борода. Он задумался как-то странно и ушел…

А у Маруси при упоминании – Жени, руки тут же зашли мелкой дрожью, занездоровилось ей сразу что-то… Сидит напротив Марты полуживая и чувств своих не показывает, степенно сердцебиение приводя в порядок. Ни в коем случае не хочется ей выдавать своего волнения, на вид непринужденной остаться важно, как бы там не было.

– Пока вы тут трепитесь – вернулись мужчины, обращаясь к Марусе и Марте, – Соня в прихожей весь пол разрисовала мелками.

Маруська подскочила, бросаясь к дочери:

– Сонечка, милая, у тебя ведь доска есть, иди на ней рисуй.

– Мама, ну я хотела разукрасить пол, чтобы он был нарядным!

– Солнышко мое, доченька, ты с этим отлично справилась, но рисовать надо исключительно на доске.

– Мне скучно! – уставилась на нее дочь пронзительными угольками.

– Тогда в куколки поиграй, они уже соскучились по тебе и ждут не дождутся.

– А я хочу с братиком.

– Он подрастет немного, и ты поиграешь с ним, а пока он кроха, ему надо много спать, – обняла она свою рыжеволосую, чудесную дочь, чувствуя ее милое сопение.

Приласканная Соня запрыгала к своим куклам, а Маруся вернулась к Марте с Денисом и Владу, держащему как-то непривычно себя в руках.

– Мы выйдем, покурить, – отпросился подвыпивший Денис, с играющими, горячими глазами.

– Закурились через чур! – выдала Марта, напрягаясь плечами, начиная пылать нервно.

– Мы быстро, по последней.

– Ох, этот запах я не переношу, – подметила Мартушка, зажимая нос. – Слушай, Маруся, – заторопилась она с вопросом, сгорая от любопытства, – что хотела спросить… – Аринка мне как-то недружелюбно ляпнула, что Влад не ее отец. А я и не знала, удивилась поначалу не на шутку. А что с ее отцом случилось? Почему вы жить не стали? – норовила Марта узнать подробности давно минувшей истории из жизни подруги.

– Было по молодости и по глупости, – не распространялась особо Маруся о забытом прошлом. – Он не из местных. Поэтому я не знаю, что с ним и где он. Мне и ни к чему, да и Аринке тоже, – расходилась по ее телу слабость, невольно клонило глаза в сон.

– Что ж… она у тебя отважная, смелая, ответственная девочка, – резюмировала Марта молодую красавицу.

– Да, она такая, моя надежа, – подхватила Маруся бодряще, счастливо улыбнувшись, обрывая разговор, заслышав мужские шаги.

– Мы пойдем, – откланялась Марта, завидя Дениса и жалея Марусю, – отдыхай подруженька, приходите к нам на пасху, обещалась в гости зайти Маша.

– Придем. Спасибо что проведали!

– Не за что сестрица, – ответил Денис на пороге, – зови! – улыбнулся он, шутливо взглянув на прощание.

– Позову, – заверила его Маруся доброй улыбкой, почувствовав к вечеру усталость, после родильного дома.

32

Солнце играло на небе. То появится, то исчезнет, слезясь иногда на землю, живительной влагой. Жизнь по солнечному расписанию идет. А люди без времени и жизни не представляют, ориентируясь на стрелки вечно бегущие.

Без пятнадцати шесть, вернулся сосед со второго этажа, что живет над Машей, а ровно через десять минут соседка с третьего. Налегке вернулась молодая девчонка с четвертого, с провожающим ее молодым парнем. Между третьим и четвертым они подолгу болтают, шутят, смеются, расходятся уж, когда смеркается. Пожилая соседка с первого появляется на пороге своей квартиры очень редко, живет неприметно, но сегодня она сделала выходку в магазин. Так за месяц своего заточения в квартире с замурованной ногой в гипсе, Мария отследила расписание целого подъезда. По соседям она сверяла часы, ощущала их настроение, перепады давления, успехи и мелкие неудачи. Общаясь с ними телепатически, она переживала за них, словно кругом нее родные люди. Три раза в неделю к ней заезжал Майкл, привозил ей продукты и помогал справиться с делами. Поддерживал ее морально, рассказывая какие-нибудь курьезные случаи из своей жизни: как маленький обжог палец об утюг, а потом вздулся большой пузырь; как упал с горки и разбил нос, да так, что весь двор был в красный горошек от крови; как споткнулся на ровном месте и завалился в лужу, а потом мокрый плелся до дома, а бабушка с дедом, за место того, чтобы пожалеть, отругали его. Машка так и поняла, Майкла часто ругали и редко хвалили, поэтому он такой местами неуверенный в себе и против семьи тягаться не будет… Она замечала в его взгляде потерянность, а в ногах тихий шаг. Не выдержав натянутости, Мария задала ему прямой вопрос: – после того, как мне снимут гипс, ты уедешь в Москву?

Майк ответил, недоговаривая: – с чего ты так решила? Найду здесь работу, будем жить, если примешь меня, конечно…

– Приму, – одобряла она его решение, теряясь в ярком пламени его черных глаз. Она жила им, но предвидела, что ничего из этого не выйдет…, сам же он не кривил душой желая остаться с ней, в то время как у родителей на его счет, имелись давно другие запланированные планы.

– Майкл, – внушительно предписывала ему мама, Анастасия Терентьевна, – раз с Машей случилась беда, ты обязан ей помочь, ну, как только она выздоровеет, отправишься тут же в Москву!

– Я никуда не поеду! – противился Миша. «Посмотрим, как не поедешь» – выражал ее взгляд. И он, прикусывая губу, переставал храбриться, не смея ей перечить.

В день, когда Маше сняли гипс, она заплакала на больничной скамейке.

– Тебе больно? – сочувственно спросил Майкл.

– Совсем не чувствую кожу, как будто отмерла, – ответила она, вытирая слезы, появляющиеся из чувственных глазниц.

– Я тебя понесу, – произнес Миша и лихо подхватив своими сильными руками, он донес ее до машины. Он всплеснул мучительной внутренней неудовлетворенностью, перед неизбежной реальностью.

Она всю дорогу от поликлиники до дома, уклонялась смотреть на него через салонное зеркало, сердце безысходно жгло. «Он привезет ее и уедет. Вот и вся история…»

33

А весна в этом году распахнула свои райские двери. Зашелестела молодыми свежими листочками, проросла распустившимися цветами и где-то высоко загуляла наперегонки с белыми, рассыпчатыми тучками.

Всего за один месяц Маруся свободно скинула излишние килограммы. В зеркале на нее глядела молодая женщина, с девичьими глазами. И бела, и румяна. Молода, словно ей восемнадцать, здоровая и крепкая телом.

С приходом мая, ее муж отрекся работать, послав всех, кого помнил на куличики. Схватившись за лопату, он в темно-синей панаме целыми днями бороздил землю, окурки разбрасывая, втаптывая в грязь, а по вечерам приставал к Марусе с просьбой растереть ему спину обезболивающим бальзамом. На любые Марусины уговоры отказаться от сомнительной идеи, Владислав отвечал сухо: – делаю ради сына, ради тебя, нашей семьи. – Вот увидишь, я найду клад и тогда куплю тебе новые серьги, колечко, что захочешь то и куплю! Все равно ты не остановишь меня!

– А знаешь, что я хочу тебе сказать!? – не сдерживалась на эмоции Маруська, лицом суровым.

– Что?

– Ты сдвинулся на поиске клада, помешался! По хозяйству перестал помогать. В бане, как год не можешь починить гнилую доску! – негодующе высказалась она, мрачнев под грузом проблем.

– Да снести надо твою баню! Она и так вся прогнила! – вздыбился Влад, с пеной у рта.

– Ты – дурень! – прикрикнула она на него, заполняя свои глаза недобрым светом. – Не ты ее строил, не тебе и ломать! И вообще – эта баня, дом, сад – это все принадлежит моим родителям, прадедам. Остынь излишне тут хозяйничать! Уже наглеешь!

– О да, какие умные доводы! – слащаво произнес он, – ты забыла, что тут теперь мои дети живут! И я хочу, чтобы они жили, как у Христа за пазухой, а не горбатились всю жизнь, как я!

– И умереть с голоду, в погоне за счастьем…

– Да брось, уж! Еды полно! Одной картошки сколько уродилось! Я заколебался ее выкапывать прошлой осенью!

Маруся примолкла, оставляя бесполезные споры. Их дорога с недавних пор перестала быть как одна целая, и чтоб не видеть мужа, она уходила с детьми гулять во двор Дениса и Марты. Да и чувствовала она себя там лучше, среди ароматной зелени и пестрых цветочных клумб.

– Что он все копает? – поинтересовалась подруга у Маруси, с тревожным блеском миндалин.

– Даже не знаю, что ответить… Яму копает себе, одну краше другой. Работать бросил, одна дурь в голове.

– Достается тебе от него, – выдала Марта сопереживая.

– Ох, Мартушка… не хочу о нем говорить. И дым столбом, и котел не варит!

– Заскоки – это беда! – заключительно добавила Марта. – Посмотри Маруся, а какая погода стоит! Тишь великолепная, благодать! – перешла она на погоду, не желая накручивать подругу.

– Точно! Бесподобная в этом году весна! – подхватила Маруся, покачивая коляску с сыном.

На всю округу загрохотал голос Влада, раздиравший горло: – Маруся! Маруся! Маруся!

Маруська не торопилась на помощь, ждала в нерешимости, подходить к нему или нет, но зовущий голос непрекращался:

– Маруся! Маруся! Маруся! Пока у нее ухо не зарезало…

– Марта, я сейчас! Может он из ямы вылезти не может, пригляди за моими, – оставила она подругу приглядывать за Соней, копающуюся в песочнице и коляской.

– Что ты орешь, как резанный? – спросила она, подойдя к бурым земным раскопкам, сковавшим ее мужа.

– Мне нужен твой совет… – выбрался он из ямы, внимая жене. – Подскажи мне, по-твоему мнению, где лучше копать?

– Ты издеваешься? – вытаращила Маруся свои глаза.

– Я серьезно спрашиваю! Тебе трудно? – невозмутимым спокойствием пояснил Влад, осматривая открытую часть территории.

– Ну смотри, сейчас соображу, – подключилась Маруська к делу, – начинай слева, за смородиновыми кустами, где крапива и пырей ползучий, на благо сорняк проредишь, и иди чуть ниже к ручью. Как раз неухоженное место, глядишь ветра в поле найдешь! – буравила она его глазами, работая регулировщиком. – А по правой стороне, если мусор свой разгребешь, то от березы отсчитай десять шагов, проложи линию параллельно лесу, отсчитай десять шагов к молодым осинкам и попадешь в точку! – поглумилась она в свою очередь над ним, придумывая наобум.

– Так это получится твой огород! – нагло сорвалось у Влада, не вразумляющего шутки.

У Маруси задрожала губа и застыв в грозной позе она пресекла его побуждения с пунцовыми щеками и глазами геенны: – даже не вздумай!

– Ладно, ладно, спокойно! Сначала буду искать здесь! – ответил он наивными нотами, придуриваясь.

– И, если бы ты раздобыл металлоискатель, а так пальцем в небо!

Влад почесал голову: – отлично! Ты раньше не могла мне подать такую умную мысль? Дай денег на металлоискатель!

«Глупая, лучше бы молчала!» – закусила она губу. – Нету у меня денег, Влад! Ты целый месяц зарплату не приносишь. Жить не на что, детей кормить. Хватит уж!

– Дай мне денег, раз сказала! У тебя всегда есть. Я сколько давал тебе, когда в такси работал! Сторицей вернется, богом клянусь! Окажи содействие, – давил ее муж ей на жалость.

– Нету у меня, Влад, не-ту! – растянула она, отказывая ему.

– Я знаю, что есть! Выручи! Думаю шесть, семь тысяч хватит! И доску в бане сделаю! На руках буду носить, кофе по утрам наливать. Что скажешь, то и буду делать. Я спину уже сорвал себе. Неужели тебя меня не жалко?

– Представь себе, не жалко, – не знала уж она, как отделаться ей от него, который пристал и теперь не отстанет, пока свое не получит, как на ее счастье, долетел до них голос Марты: – Маруся, Маруся!

– Сема проснулся, мне надо идти! – отвязалась Маруська и направилась на лужайку Марты.

34

Небо опустилось низко, вспыхнув мелкими фонариками. Ночь зависла над домами фантастической черной краской, заражая крепким сном, как прописано человеку божьем рецептом, спать не менее шести часов в темное время суток. Воздух насытился травами, цветами полевыми, осинами молодыми, поспевающей клубникой.

Вымотанный Владислав, обжегшийся крапивой, беспомощно стенал, завалившись на кровать одетым, корчился от боли.

– Что там у тебя, – посочувствовала ему Маруся, заглянув к нему, уложив детей.

– Посоветовала в крапиве копать, теперь я умираю! – незамедлительно он обвинил ее в напасти, почесав голову, задирая футболку.

– Подожди умирать, кремом намажу, – оказала она ему необходимую помощь, совестливо растерев незагорелую в отличии от рук крепкую с жировой прослойкой спину.

– Мне нужен металлоискатель!

– Думай об этом сам, – отстранилась Маруська.

– Что же до тебя никак не дойдет, если я найду клад, от этого мы все будем в наваре. Заживем как люди. Машину купим. Я буду таксовать на своей тачке, а все деньги начну в семью приносить. Пораскинь уж ты мозгами наконец, мне не нужно будет платить за аренду, а это сразу тридцать тысяч дохода!

– Ничем не могу помочь, – отрезала она, уходя к детям.

– Ты сегодня не останешься? – спросил он разочарованно.

– Нет!

Целую неделю Влад продолжал выклянчивать себе на металлоискатель, пока не довел Марусю до критической точки. Не выдержав его натиска, она выдала ему шесть тысяч. Все, на что он мог рассчитывать.

– Класс! – весьма поднялось настроение у Владислава. – Клад у меня в кармане! Мой клад! Кладок – сладок! – почесывал он себе левую руку, растягиваясь в слащавой улыбке.

Наблюдая маразм у своего мужа, Маруське хотелось плакать. «Что же не живется этому человеку?!» Она мысленно просила себя не обращать на него внимания, «пусть делает, что хочет…», переключаясь внутренним взором на Женю. Год прошел, с тех пор как она живет в подвешенном состоянии, не силах что-то сделать… Жить с одним, любить другого, как наказание или божья воля? Бог испытывал ее, другого она не находила объяснения.

Женя, Женечка, Евгений. Как звучат эти два имени если поставить их тесно? «Евгений и Маруся»; «Маруся и Евгений». «Имена, как и люди, порой не подходят друг другу». «Женя и Маруся»; «Женечка-Марусечка». А идеальней всего «Евгений и Евгения».

Однажды она загулялась с Мартой до позднего вечера. Теплая и безветренная погода шептала, пели кулики и камышовки, играя музыку на заднем плане. Янка с Соней до того набегались, что еле добрались до кроватей и сразу заснули, да и Сему, насытившегося кислородом, Маруся аккуратно переложила в люльку продолжать свои баиньки.

В этот вечер Влада не было ни видно, не слышно… Маруся и не вспоминала о нем весь день, безвременно забыв, что у нее есть муж, пока из детской не вышла и не прошла на кухню, где горели свечи на столе.

– Любимая, проходи, присаживайся, – неожиданно раздался голос ее мужа из укромной темноты.

– У тебя поэтический вечер? – шуткой спросила она.

– Приятный сюрприз, – пояснил Владислав. – Угощайся, ужин подан. Отбивная с картошкой, шампанское и фрукты.

Маруся присела к столу, хлопая глазами: «она не заказывала столик». – тебе что-то надо? – осторожно спросила она. – Денег нет!

– Ну что-ты, деньги, деньги… Главное любовь, – ластился к ней муж, дыша томно, слюнявя губы.

– Секс, ты имеешь ввиду, а не любовь? – поправила его Маруся, цветущая, весенняя.

– Секс и есть любовь, – но ты называй как хочешь, но от секса я не откажусь этой ночью, – подлил он ей шампанское, ухаживая. – Давай поднимем бокалы, за нас с тобой, за то, что мы любим друг дружку, – преподнес он тост с переливающимися блеском глазами.

Маруся пригубила искрящееся вино и даже съела отбивную.

– Вкусно приготовил? – играли его нотки, как и глаза.

– Должна признать.

– Все для тебя, Марусечка, любимая. Иди ко мне целоваться, – позвал он ее к себе на колени.

– Рассказывай, что надо тебе и я пойду спать! – отрубила она, держа расстояние.

– Не так спешно, дорогая… Как что? Любви незабываемой! Лишь любящему сердцу откроется клад, так сказала Паулина. Отсюда нам с тобой надо больше проводить время наедине, предаваясь пламени и страсти и, если ты не хочешь идти ко мне на колени, я подойду сам. Меня не затруднит! – очутился он враз около Маруськи, прикладываясь к ее губам.

– Влад, спасибо за ужин, я спать, – отрезала она, собираясь удрать от собственного мужа.

– Постой бежать, не усложняй, – пробрюзжал он ей на ухо. – Решается будущее, и от тебя требуется серьезное отношение и участие. Ты просто обязана открыть любимому мужу мне вашу семейную тайну, ибо ты знаешь, где спрятан клад, а если не знаешь, напряги последние извилины, – произнес Влад, соблюдая формальности переговоров.

– Понятия не имею!

– Ладно, – схватил ее Влад и отнес отпирающуюся Марусю в их спальню.

35

Первое время Маша пребывала в счастливом расположении духа, что снова вышла на работу, в свой цветочный магазин, где понемногу отвлеклась от невыносимых размышлений о Мише. Произошло так, как она и думала, он исчез бесследно, заблокировав прежний номер. Подруги настояли доехать самой до его квартиры в Липецке. Она долго не решалась на такой шаг, пока не продиктовала себе необходимостью окончательно выяснить есть ли у нее хоть одна искра надежды или и того нет… В свой выходной, пусть и летний, но по прогнозу ветряный день, она тщательно подготовилась. Накрутила волосы, подкрасилась, оделась в песочное платье, которое шло под ее голубые глаза и села на автобус до города.

Заходя в подъезд, трехэтажного квартирного дома, Маша медленно поднялась по ступенькам на последний этаж. «Зимой она сломала тут ногу – досадные воспоминания». Сердце то замирало, то бешено стучало, пока она не оказалась перед дверью. Пора действовать! – подначивала она себя, но поразмыслив с минуту, прислушалась, есть ли кто дома? Слишком тихо было за дверью! Нажав на звонок, никто не торопился открывать. Она позвонила еще раз и разбередившись игнором, нажала повторно, а потом испугалась собственной наглости. «А если кто болеет, а она донимает своими звонками?» Сбоку защелкала и открылась дверь, из-за которой просунулась седая голова старушки:

– Чего трезвонишь? – спросила она метким, колющим голосом.

– Здравствуйте, мне Майкл нужен, – неуверенно обратилась Мария, шарахаясь от соседской бабки.

– Опоздала деточка! После того как у них умер дедушка, они все уехали в Москву! А квартира на сигнализации стоит, так что лучше уходи!

– Спасибо, всего доброго! – попрощалась Мария и осторожно спустилась вниз. «Ели ногу сломает повторно, точно с ней некому сидеть будет!» Она заплакала. На улице ее обдало холодным ветром, охлаждая последний пыл, поднимая ее волосы, растрепав укладку. Трясясь на местном автобусе, она поклялась себе неистово забыть его, вычеркивая из своей жизни былое, а на душе болото стоячее, да думы крутые, несладкие, сгущающие краски. В поселке она слабым шагом доплелась до Марты. Ей надо побыть с кем-то, кто подбодрит и обнадежит.

А Марта приняла радушно. Налила ей и себе винца:

– Нет веры мужикам, – выдала Марта и выпила залпом. – Я так скажу подруга: – они все решают за нас или не решают ничего, попусту не желая приложить элементарных усилий! «Быть или не быть!» А мы что можем? Только ждать! В лучшем случае результата, в худшем – у моря погоды! – понесло слегка Марту, философствуя.

– Какая я дура, Марта! Какая дура…, – заныла Мария, перебивая подруженьку. – В последний раз не запомнила его черты лица. А надо было не терять время и изучить каждую черточку, пересчитать каждую ресничку!

Марта посмотрела на подругу в замешательстве. «Вот так и сходят с ума!»

– Моя жизнь потеряла всякий смысл, – сокрушалась Машка. – Не могу, нет у меня жизни!

Марта подразлила: – давай подруга, соберись с мыслями! Уехал, черт с ним! Значит не стоящий он, не по фасону! Пусть катится колбаской по Большой Спасской!

– Да, да! Черт с ним, – согласилась Маша, выпивая свою порцию расслабляющей наливки.

– Хочешь, до Маруськи сходим? – предложила Марта, с нежными розовыми щечками.

– Я уже выпила, не хочу дышать на детей алкоголем.

– Тоже, верно, тогда тост!

– Наливай!

36

За целое медное лето, Влад ничего так и не нашел. Однажды пропищав металлоискателем, он откопал металлическую ржавую пластину от бывшей когда-то лопаты. Но это его не остановило… Упираясь на то, что клад далеко под землей и его не ловит обычный «искатель», укоренился мыслью, что необходимо проявить интуицию и продолжив упорно копать, чем довел Марусю до полного психического изнеможения. Не оставляя упорство наладить жизнь «золотишком», «ни в какую не бросать и не сдаваться», он каждый день поправлял свое драгоценное здоровье – пивом.

Однажды попав на Тамару Ильиничну, пронюхивающую про всех, изучающим оком местного детектива, Марусе пришлось отвечать на вопрос: – «что за ямы копает у нее Влад?»

– Нефть ищет! – отшутилась она, не желая распространяться о глупостях мужа, зная, что не стоит доверяться женщине, знающую подноготную про каждого живущего в их поселке.

– Нефть!? Надо сказать своему Аркадию, может и он поищет… Как думаешь, Маруська?

– Тетя, Тамара, думаю, не стоит овечка выделки. Наши земли богаты на урожай, тем и живем.

– Вот и я так думаю, Маруся, нечего рыть траншеи. Свое бы уберечь, да чужое нам не надо…, – подхватила она Маруськину точку зрения, прокручивая в голове свои соображения.

Август принес кратковременные обильные дожди и редко выглядывающее оранжевое солнце, холодные ночи и красные закаты. Рано облетели листья на деревьях и завяли цветы. Но ближе к обеду объявлялось смелое лето, разжигая огни солнечные, костры августовские, забрав у людей самое дорогое – тенистую прохладу.

Сема рос спокойным мальчиком, в отличии от крикливых дочерей. Да и беременность прошла легкой и незаметной, на одном дыхании. С такой беременностью, она бы еще родила двух мальчиков. И тогда бы уравнялись ее дети по три дочери и три сына… Но не от Влада… Поставив в этом щепетильном вопросе для себя строгий запрет, она контролировала ситуацию, напрочь уберегаясь от зачатия. Ничего не испытывая к своему мужу, ей с натягом приходилось создавать видимость на относительно ровное отношение к нему, чем усиление вызывала с его стороны недоверие к себе.

– Ты какая-то другая стала, я же вижу! – оговаривал он ее невольно, высматривая в Маруськиных карих глазах – измену. – Не целуешь меня, не говоришь – любимый!

– А какой я должна быть, Влад? Если ты не хочешь взяться за голову и начать работать. Дети, по-твоему, святым духом питаются? – петляла она, делая упор на текущие финансовые затруднения.

– Они питаются на детское пособие. Я лично мотался, собирал для тебя необходимые справки! – моргал он глазами на загорелом лице, потягивая лениво шеей.

– Детское пособие на детей, а значит ты с этого дня не ешь, ты не ребенок, – придиралась Маруся к словам, отсутствующе сжимая губы, затягивая потуже длинные волосы в хвост.

– Ну… ну! Я всегда даю тебе деньги, когда они есть! Дай мне последний шанс, Марусечка. Я, кажется, знаю, где нужно копать! – удерживал он Маруськино внимание.

«Господи! Я, я!» – взмолилась она про себя, нахмурившись. – Как хочешь, но на следующей неделе выходи работать, хоть куда!

– Не вопрос! Уважь меня этой ночью, и я полечу конем! – намекнул он ей на семейное ложе, лоснясь от удовольствия.

Маруся, спасовав опустила перед ним плечи, показывая телом, что как ни крути, ей придется уступить ему. И не издавая ни звука, она поддалась поцеловать себя, отправляясь потом заниматься детьми.

37

Уже не звенели жаворонки и ласточки с раздвоенным хвостиком отпели свою заздравную песню, в спешке покидая насиженные гнезда в неизвестном направлении. Загудел ветер поднимая опавшие желтые листья, расчищая для себя ветровые дороги.

Марта с Денисом собрались в торговый центр и позвали с собою Марусю. – Спасибо, что предложили, как мне очень надо, – подтвердила Маруся. – Дети повырастали за лето. Соне обувку надо, да Янке и Аринке нужны тетради, ручки.

– На сборы пятнадцать минут, – скомандовала Марта.

– Хорошо! – полетела Маруська собираться. Денег у нее было в обрез, на самое необходимое, но она обязательно перекрутится. Что-то купит сейчас, что-то потом. С годами ее мозг натренировался думать наперед.

Денис погрузил в багажник автомобиля прогулочную коляску. Сему в люльку, Соню в кресло, а сама Маруська примостилась с ними, бочком. Немного тесновато, но ничего… На машине до Липецка сорок минут, на автобусе, который редко ходит, почти час, а пешком весь день. В торговом центре они разошлись по разным сторонкам. Маруся обходила детские отделы, а Марта с Денисом по своим предпочтениям.

Несмотря на то, что наметанный Маруськин глаз позволил ей быстро сделать покупки, Соня все же устала ходить с ней из одного отдела в другой и заныла, что у нее болят ножки. Покинув торговый центр, она условилась с Мартой, что подождут их у входа. Следом за Соней закапризничал Сема. Взяв его на руки, она прямо перед собой в пределах тридцати метров увидела Женю. Он смотрел на нее неподвижно, не отрываясь… Их глаза столкнулись. Маруся застыла забывшись, приковываясь к выразительному взгляду любимого мужчины, с естественной, роскошной, цвета спелой пшеницы бородой, которая ему так шла. Возмужавший за год Женя, излучал опыт пережитого времени, взвешенность и уверенность в своем профессиональном выборе. Она увидела в нем взаимность чувств… И через расстояние, которое отныне между ними и не существовало, ей предельно передалась его любовь… Когда Женя исчез из зоны видимости, Маруся с усилием вернулась в рассудок, оставаясь сердцем и умом принадлежать ему. Ветер всклокочил ей волосы, и зачесал челку назад.

– Заждались нас? Ты чего тут стоишь такая? О чем мечтаешь? – обратилась подошедшая к ней Марта, соображая, «что с ней?» – А мы Сонечке купили красивое платьице. Держи от нас!

– Спасибо. У тебя в сумочке Семкина бутылочка, – задумчиво пробормотала Маруся, держащая на руках сыночка.

– Ах, да, бутылочка у меня. Держи!

– Вы готовы? – подошел Денис, – грузимся. – У меня еще ночное дежурство.

38

Сосущая тоска сытно зажила в Маруськиной хате. Хозяйничала по ночам, роняя на пол тарелки и ложки, а днем пряталась на чердаке добротной, но состарившейся усадьбы. Усаживалось солнце за горизонт сиреневыми отливами, розовея у кромки запада. И бледно-розовые тучи повисли взбитыми сливками над крышей дома, обещая ветренную неделю.

Встретивший ее на пороге Влад, разошелся шальным ударом:

– Твоя бабка меня прокляла, чтобы я сдох в этих ямах!

– Не говори так про мою бабушку. Святой человек! – вступилась Маруся за свою любимую прародительницу.

– Ага, вы все святые бабы – ведьмы! – вырвалось у него наглым апломбом.

– Ну знаешь, если ты в женщине видишь ведьму, то сам то ты кто? И прекращай копать, и так уж постарался изуродовать всю землю! – остепенила его Маруся, прося одуматься.

– Дай мне на сигареты. Сигареты закончились, денег нет! – неожиданно затух Влад, отворачиваясь испитым лицом.

Маруся достала ему сто рублей: – и завтра же выходи на любую работу!

– Раз уж пошел разговор, хочу тебе признаться… есть кое-какая загвоздка, – промычал он безысходным голосом.

Маруся притаилась, приготовившись услышать новые приключения своего супруга.

– Я брал микрозайм, мне нужно его загасить! – выложил он на стол карты, лишенный всякой совести.

– Каждый раз так происходит… За что ты постоянно наказываешь нас рублем!? Решим твой вопрос завтра, – пообещала она мужу, не вдаваясь в подробности, настроенная на волну любви.

– Что ж, схожу за сигаретами…, – спустился он по террасной лестнице, подкованный прекрасным настроением.

И неприметно солнечные последние лучи спрятались за линию горизонта. Уходили августовские денечки и лето перестало что-то значить, утратив свой вес и преимущество. Скучно светил сверху молодой полумесяц, не напрашиваясь никому в гости. В погасшей избе спали дети; не спалось Марусе, неотступно думающей о неожиданной встрече с Женей… «Нам никогда не быть с тобою…»

Утром она выяснила неприятную деталь, что займ в пять тысяч рублей, что взял ее муж как месяц назад, успел дорасти до пятнадцати тысяч. Она отдала Владу последнюю свою заначку и теперь ему ничего не оставалось делать, как вернуться в такси, чтобы хоть как-то сводить концы с концами.

Наступил сентябрь, и учеба пролила свет. Яна пошла в школу, Сонечка в детский сад, Арина в колледж, предпоследний год. Маруся продолжала иногда писала стихи, размытые, без особой конкретики.

Приступивший к работе Влад, заревновал Маруську пуще прежнего, разнюхивая любые подтверждения о наличии любовных связей у своей жены. В минуты, когда его брало безумство, он влетал домой, кипящий страстями. Подлетая к Марусе, он впивался в нее бесовскими, шельмоватыми глазами, залитыми бурлящей лавой.

– Где тетрадь твоя со стихами? – не терялся он в такую минуту, дерзко спрашивая у жены ее личные записи.

– На холодильнике лежит. Можешь почитать, – не препятствовала она.

Владислав, хватая тетрадь, жадно всматривался в страницы, слюнявя напряженный воздух:

«Мы от прикосновении в секунду,

Твой мир в шагах двух от меня.

А ты спроси, – с тобою буду?

– С тобою не разлей вода!»

– С кем ты не разлей вода? – маниакально разведывал он у Маруси, изучая ее мимику.

– С тобой. Ты еще тут кого-то видишь? – оставляла она его ни с чем.

Он скептично задумался, предпочитая верить ей, – что ж, это правильный ответ, а теперь целуй меня!

– Я не буду тебя целовать, твоя несдержанность никуда не годится!

– Марусечка, ну пойми меня правильно, работа разлучает нас, и потому мне приходится ревновать. Я не могу ничего с этим поделать…, – оправдывался Влад, поднося свои губы к Марусе: – давай, давай, поцелуй и я образумлюсь!

В кроватке заплакал Сема. Скромно одарив поцелуем своего мужа, Маруся ловко ускользнула от него.

– Есть мне давай! – не отпускал он ее просто так.

– На кухне еда…

39

Осеннюю порою Маруськины дети стали чаще болеть, заболевала и она. Деньги уходили на лекарства, таблетки, микстуры. Последним заболевал Влад, упрашивая Марусю, быстро вылечить его и поставить на ноги, признавая из всех лекарств одни антибиотики.

– Ты сам прекрасно лечишься, – говорила ему Маруся.

– Если бы и вы пили антибиотик, то тоже были бы уже давно здоровы! – хвастанул Влад с осипшим голосом, перед чашкой с горячим чаем.

– Спасибо за совет, разберусь сама, чем лечить мне моих детей.

– Они и мои тоже! Или я что-то не знаю?

– Пожалуйста, даже не заводи свои глупые разговоры! Не притягивай за уши! – сразу же остудила она его.

– Значит ты сегодня приходишь ко мне! – завел Влад старо-свежую песню.

– Ты не выздоровел! Посмотри на себя, какой нос красный, как у дед мороза! – подтрунила она.

– Ну хорошо, два дня полечусь, а потом тебе никуда не деться! – оповестил он ее о своем решении, почесывая обросшие, жесткие волосы. – Постригусь за одно, а то оброс!

– Постригись!

– Спорим, ты перед красавчиком не устоишь?

– Угу, – ответила Маруська без всяких споров. «Было бы, о чем спорить… ей без разницы». И несомненно ее муж умел быть приличным, романтичным и ласковым. Приятно удивлял, проявлял доброту и к детям, и к ней, но этих моментов было настолько ничтожно мало, что в основном он прибывал в маске идиота, определяя для себя как – нормально.

Влад допил чай: – что ж, ничего не попишешь, даже больным приходится работать!

– Так антибиотики тебе в помощь!

– Естественно, не твои же дорогие бадяги, которыми ты детей пичкаешь!

– Микстуры по рецепту и таблетки от кашля, – разъяснила Маруся.

– Понятно! – уступил он, уставившись назойливо на Маруськины серьги сузив глаза, – новые что ли?

– Перемкнуло? Старые, бабушкины! – вкрадчиво ответила она, разорвав разговор.

– Смотри у меня! – погрозился Влад. Оделся и уехал работать, таксовать.

«Господи, как ей надоели это сумбурные выпады, которые теперь на нее наводят иступленный страх!» Кому сказать, раньше ее забавляла его ревность, а сейчас у нее начинают дрожать коленки в испуге, вдруг ему что-нибудь взбредет в голову? Влад сдерживался благодаря тому, что побаивался Дениса, держа под замком излишнее отклонение от нормы.

Каждый день она жила благодаря любви к детям и к Жене, надеясь, что когда-нибудь, в один прекрасный момент увидит его опять. Или уже никогда! Ей так мало надо, так мало она просит. «Господи, пожалуйста, увидеть бы свет его очей!» Так бы и смотрела на него не отрываясь час, два, день, вечность, так бы и тонула в его глазах!

Дни сменялись месяцами, время докатилось до Нового года, который праздновали у Марты, кроме Влада, подзарядившегося подзаработать в новогоднюю ночь, вступающего в новый отрезок времени трезвым и работящим. Горела душистая, живая елка. Светилась гирляндой, мишурой и шарами. За окном мело. Хрустел снег. Счастливые дети разворачивали подарки, что надарили им взрослые. Маруся встречала праздник без всякой охоты, в надежде увидеть Женю, но душа говорила обратное, что и надежды у нее нет. А Маша, с надломленным сердцем, редко улыбалась, с пустым выражением лица. Их души кручинились, в отличии от Марты, чувствовавшей себя прекрасно-неотразимой, да и Денис веселясь и пируя, разошелся не на шутку, отплясывая до упаду. В три часа ночи, когда разошлись спать, а Марусе надумалось помыть посуду, он пристал к ней с разговором о Жене, чего никак не ожидала сама Маруська.

– В Женю втюрилась? – спросил он развязанным языком.

– Нет, ты о чем?

– Да, знаю я обо всем. Слышал твой разговор с Мартой. Что тут сложного догадаться. Никак в полиции работаю! – добивался он от Маруси чистосердечные признания.

– Ты только не говори Владу, прошу тебя! – сама не зная зачем, выдала она себя.

– Не скажу! И так понятно, не для его ушей беседа наша, но сама пойми, у Женьки нет к тебе никаких чувств. Он живет с девушкой. У него все хорошо, а весь этот бред тебе надо выкинуть из головы!

– Тебе не понять, Денис! – вздернулась Маруська, бросая мыть посуду, запылав от стыда.

– Чего не понять? Я сам мужик и если мужик любит, то он все пороги отобьет, а твой Женя где? Ты его видишь здесь? Я нет! Так что не тешься напрасными иллюзиями.

– Сама разберусь!

– Даже не думай утруждаться, живи как все люди. У вас с Владом дети! – выскочила из брючины праздничная рубашка, с подтеками облитыми на себя.

«Может быть я не как все», – отметила про себя Маруся, сощурив устало опустошенные глаза. – Предлагаю тебе, Денис, закрыть эту тему, – попросила она чутким окрасом, завидя его блестяще-пьяные глаза, обходя разговор ненужный, который она нисколько не заинтересована продолжать.

– Мое дело огородить тебя! – твердо-связанно пробубнил брат, кособочившись телом, шатко держась на ногах. Красивый мужчина, с морально стойким характером, непристойно разнуздался от спиртного.

– Огородил, можешь даже пряник взять с полки. Я ушла спать! – притупились рассерженно ее глаза.

– Ой – ой – ой, – не дерзи мне, – скрипнул Денис пьяным голосом, наполняя фужер наливкой.

После назиданий брата, ей не хотелось оставаться в его хате. Подняв своих сонных детей, она добралась по расчищенной от снега тропинке к себе в горницу, где тут же все залегли на свои кровати, дозревать новогодние сны.

Счастливая зима засыпала землю, заметая и дороги. Восходящие солнечные лучи заиграли, прокладывая себе ровные лучинки по белоснежному полотну, ослепляя сказочных снеговиков.

Пушистый снег падал и кружил весь январь и февраль. Дворы расчищались лопатами, набрасывая белоснежные сугробы. Влад соорудил горку, и дети весело скатывались с нее, раз по пятьдесят, не меньше. И на какое-то время у мужа наступило затишье. Он исправно ездил работать, отдавая Марусе большую часть своего заработка и не доставал ее ревностью, пока не настала весна…

Стоило только один раз забыться Марусе про телефон, выпустить его из виду, отдать поиграться Яне, как с работы залетал Влад, с дикими, полоумными глазами. Он обнюхивал в доме мельчайший воздух, проходя каждую комнату и сгустив брови, прикрывая веками свои убийственные глаза, косился на Марусю.

– Я знаю, он где-то неподалеку… – истошно произносил он. – Кто он, признавайся? Не надо думать, что я слеп!

– О ком ты? – переспрашивала его Маруся, запечатав эмоции.

– Если пойму, кто он, убью его! Порубаю топором! – стращал он Маруську, с передернутым лицом, выпуская пар.

40

А Сема к весне начал ходить и шалить, скидывая вещи с полок. Маруся проходила через это и с Ариной, и с Яной, и с Соней. Она старательно позакрывала все шкафы, какие возможно было закрыть, но в комнатах так или иначе завелся бардак, наводимый подросшим сыном. На пол летело все, что можно. Из сахарницы просыпался сахар, высыпалась соль, картошка смеялась, раскатываясь по полу, чай разливался по комнатам ручьем. В лужицах сделанные самим Семой плавали машинки и Сонины куклы. Рвались журналы и старые газеты, школьные тетради дочерей. Разрисовывались стены подручными средствами.

41

Теплый март возник перед глазами роскошными румянами и чарующими закатами, когда солнце скрывалось, но долго отблескивало на западе, чуть бледно-багряным светом. В прекрасные женский праздник, Восьмое марта, Мария работала. Этакий жаркий цветочный день. Перед ее магазинчиком выстроилась очередь за букетиком для любимой женщины. Вдохновленные мужчины поздравляли Машу с праздником весны и щедро скупали букеты: для любимой, для мамы, для тещи, для бабушки, включая всех родственниц, чтобы не дай бог кого забыть. К вечеру Машка осталась без сил. Хорошо, что начиная с пяти вечера очередь поредела, высвобождая пару свободных минут на отдых. В восемь она закрыла магазин и медленной раскачкой отправилась к панельным постройкам, прихватив с собой три тюльпанчика, чтобы немного освежить настроение. Ее встретила тихая квартирка с домашним уютом. Скромное жилище, которое снимало усталость и приглашало расслабиться. Переодевшись в халатик, она поставила чайник. «Как здорово попить чаю». В холодильнике заждался набор шоколадных конфет, с цельным орехом фундук. Заливая кипяток в чашку, порадовалась, что у нее завтра выходной, на который договорившись с Мартой, пообещала явиться к ней в гости. Успев сделать один глоток, как в дверь позвонили. Сердце дрогнуло. «Она никого не ждала…» Неторопливо подойдя к двери, Машка подсмотрела в глазок., где кто-то затмил собой все лестничное пространство.

– Кто там?

– Миша, – услышала Мария и распахнула перед ним дверь.

Перед нею стоял Майкл, с гладко зачесанными назад волосами, в модном бежевом пальто, с поддетым шелковым шарфом. Джентльмен – никак по-другому. В руках букет мимоз и пакет с чем-то.

– Маша, привет! Впустишь? – попросился он к ней, как всегда, без лишней наглости.

– Заходи, – пропустила она его. – Какими судьбами? – поинтересовалась Мария, с одинокими глазами, не принимая его появление близко к сердцу.

– Если желаешь, я скажу, как есть, – твердо произнес он, глядя безропотно.

– Допустим, желаю, – застряла она в коридоре, не пропуская пройти.

– Я за тобой приехал, мне ты нужна! Распишемся и в Москву! – заворожил он ее, прямолинейно.

Маша заробела, не готовая к такому повороту: – это предложение? – глаза увлажнились, гол в ее ворота.

– Да! Выходи за меня замуж!

– Чай будешь? – уходя от ответа, предложила она своему старому знакомому испить бодрящего напитка.

– Буду, держи как раз, – ответил Майкл, вручая наконец ей свои подарки, снимая пальто.

– Спасибо, – растаяла Маша и прикоснулась к нему в поцелуе.

За чаем Миша повторил ей свои серьезные намерения, расписаться и увезти ее в Москву.

– А что в Москве, не нашлась тебе невеста? – с подковыркой спросила она.

– Мне ты нужна! – коротко заверил он ее, прочувствовав этот ответ.

У Маши заслезились глаза. Поверив в его намерения, она все же не до конца доверяла ему. Сейчас он тут, а завтра он снова исчезнет из ее жизни, в обыкновение. Ей даже захотелось проверить свою версию. Но, не пришлось… Через два дня они официально зарегистрировали свой брак, став мужем и женой.

Маша зашла к девочкам попрощаться, известив их приятной новостью.

– Ну подруга, дождалась своего счастья, – порадовалась за подругу Марта.

– Пусть вам мирно живется и в счастье и радости, – поддержала ее Маруся.

– Давайте, подружки. Я буду звонить вам!

– Да, знаем, как это происходит. Позвонила пару раз и забыла.

– Вас забудешь, пожалуй. Вы самые стоящие и родные, – отозвалась Мария душевно, со светящимися от любви очами.

– Сейчас я заплачу, – проговорила Марта, подтирая глазницы.

– Ах да, Маруся, у меня есть для тебя текстовый тренинг, – вложила она в Маруськину руку, свернутую вырезку из журнала. Посмотри, сразу не выкидывай, вдруг понадобиться. В старом издании нашла. Совет психолога, Шишкина.

– Спасибо, почитаю. А теперь целуй на прощание! – обязала ее Маруся, подставляя разрумянившуюся щеку.

Перецеловав всех, Мария помахала рукой и направилась к автомобилю, где терпеливо ее ждал Майкл. У нее началась новая жизнь, счастливая и семейная…

42

Уличив момент, когда Влад на работе, Маруся открыла вырезку из журнала и прочитала: «Настрой для тех, кого мучает безответная любовь». Займите удобную позу, расслабьтесь, дышите спокойно, прочитайте несколько раз:

«Яркая луна освещает силуэты двоих, обнимающихся на берегу у скользящей глади черной воды. Тихо… Пахнет лесным чистым воздухом, а широкие ели, на своих высоких макушках, приютили дремлющих птиц, покачивающихся на ветру. А звезды, без всяких притязаний, перестали мигать, и замерли, чтобы не мешать двум влюбленным…

Он, красив божественно! Надежный, добрый, понимающий. Нежно обнимает свою единственную богиню, с бездонно-нежными глазами. Они обмениваются теплом, душевной гармонией, внутренней энергией. Им уютно вдвоем. Им просто хорошо в этой ночной мгле, наедине с бескрайним космосом. Они одаривают друг друга любовью, передают ее, насыщаются ею, увеличивают ее потенциал… А любовь разливаясь по всему телу, струится беспрепятственно, пронизывая их сверху донизу, утопая дыханием во что-то необъятное и вселенское. А звездочки тут не удержались, и разразились танцем, радуясь простому счастью двух влюбленных.

Безветренно. Быстротекущая вода записывает на своей поверхности важное торжество. Так дышится им легко и свободно, двум окрыленным душам в просторах бесконечности. Они неразделимы, они одно целое. Они это знают…

Запоминая каждый миг, каждое приятное ощущение объятий, подошло время прощаться. Приближается час неспеша, на цыпочках, подкрадывается незаметно, уменьшаясь из целого часа в последние мимолетные секунды…Безмолвие…

Разомкнулись две половинки одного целого, не в силах оторвать взгляд друг от друга, запоминая до самой точности последний миг воплощенной сакральности. Прекрасная богиня навсегда отпускает своего бога с благодарностью за нежные чувства, за счастье, за миросозерцание. Она отпускает его от себя, крепко накрепко любя своим верным сердцем. Так надо… Так надо… – Я буду помнить тебя, любимый… Я буду помнить тебя, – мысленно прощалась богиня, медленно выпуская руку своего бога, прощупывая пальцы любимого, расставаясь навсегда!

И вот уже их силуэты разошлись, отодвинулись, отдалились… – Я отпускаю тебя, любимый, отпускаю благодушно и безгранично благодарю за все! С легким сердцем, с верою, и без надежды, отпускаю тебя… Спасибо за любовь, за вкрадчивые мгновения, за то, что ты был и останешься в моей жизни, в моей памяти…

Я удаляюсь без сожалений, без горькой утраты. Я люблю тебя и эти чувства навсегда останутся со мною без боли, без ненужной печали. Ты был и это уже само по себе прекрасно и благодарственно. Спасибо тебе за это. Я буду вспоминать тебя, за подаренные минуты счастья».

Маруся обратно свернула тренинг. Она не готова сейчас отпустить Женю. Пока не готова…

43

А весна тем временем снова обернулась в красивое цветущее платье, приглашая в свои райские кущи, где сады растянулись с наливными плодами, и поют фантастические птицы, демонстрируя хвосты разно-пестрые, да фонтанчики струей бьются, а в прудах рыбы золотые плещутся.

Марте не могла смотреть на подругу, как та мучается пригорюнившись, утратив прежнею веселую непринужденность и пригласила ее к себе в гости. Маруська, приставив Аринку присматривать за спящим братиком, заскочила на часок к Марте.

– Ну что, ты в самом деле! Разве можно так из-за любви убиваться? Он, между прочим, есть в социальной сети, в друзьях у Дениса. Давай, напиши ему! – настоятельно надавила Марта, подвигая Марусю действовать.

– Ты что!? Мне кажется, это нелепо и глупо! Разве не мужчина должен делать первый шаг? – отвратила от себя Маруська это предложение, уныло поглядев на подругу.

– Ты как маленькая прям! Стереотипы уже давно поменялись и женщины без лишних предрассудков могут брать на себя первый шаг. Так что пиши! – наказывала Марта.

– Что же я ему напишу? Привет, как дела?

– Так и пиши. Пригласи его куда-нибудь. Вдруг у вас что-нибудь, да получиться? Заберешь детей, да уйдешь к нему жить! С твоим Владом прозябать в ямах осталось…

– Реально?

– Более чем! Регистрируйся прямо сейчас! – охотно давила Марта на подругу.

– Все просто как-то у тебя!

– А зачем мудрить?

Маруся послушалась и на своем мобильном устройстве зашла в интернет, какое-то время потратила на регистрацию, а потом боялась написать. – «Ладно, была не была!» – решилась она и настрочила: – привет, я – Маруся, сестра Дениса и подруга Марты.

– Привет! – ответил Женя.

– Ответил, а дальше то что? – уставилась Маруська на Марту, взволнованными зрачками и скромная улыбка заиграла на лице.

– Как… ну позови встретиться, сходить в парк, – учила ее Марта.

– В парк? Какой? В Липецке?

– Да, а что нет?

– Ой, не знаю зачем это все…, – замялась Маруська, раздумывая.

– Дай мне свой телефон, я приглашу его и посмотрим реакцию! – упорно торопила ее Марта, игриво улыбаясь.

Маруся пододвинула ей свой аппарат. Марта продолжила переписку, отправив сообщение: – предлагаю встретиться, сходить в кино, или можно в зоопарк.

– Телеграфировала! – выпалила она увлеченно, кротко посмотрев на Марусю. – Дел на две минуты!

Отзыв не приходил… Сердце у обеих усиленно застучало. – Борщ подогрею! – засуетилась Марта, томительно ожидая отписки.

– Борщ – это хорошо, произнесла Маруся, теребя в руке чайную ложку, жалея, что втянулась в бестолковую игру.

– Ну что там, проверь?

– Прочел и молчит, – оповестила Маруся, теряясь в мыслях, от чего он не отвечает?

– Давай подождем…, – успокоила ее Марта, поставив перед подругой тарелку с борщом.

– Как скажешь…

Они поели борщ, выпили по стаканчику вина и снова подождали.

– Как вино то?

– Вкусное прям.

– На клубнике настаивала.

– Ты такая прелестница, Марта!

– А как же, самое лучшее для своих. Плохое не предложу. Ну что? – уставилась хозяюшка, часто моргая ресницами от любопытства.

Маруся зашла в социальную сеть, – ничего, – прошептала она и уставившись в окно закопошилась в мыслях, как кто-то «дернул ее за руку», намеренно отправив депешу: – если читаешь и не отвечаешь, то в принципе меня устраивает такой монолог.

«Женя изрек: – не к чему мне отвечать. Не надо нам общаться и создавать себе проблем…»

Маруськина душа разрушительной молнией ускакала в пятки. «Все верно, нам не надо общаться!» – мысленно согласилась она с ним.

– Что там? – не терпелось Марте.

– Написал, – что не надо нам с ним общаться! – опалился ее голос.

Разочарованная Марта испугалась, завидя почерневшее Маруськино лицо. – Вот герой мне тоже, мог бы и пообщаться! – заступилась подруга, возмущаясь. – Дай сюда телефон, – вырвала она из Маруськиных рук мобильное устройство.

– Не пиши ему больше ничего, не надо, – попросила Маруся в смятении, но Марта написала: – «аривидерчи Евгений, с вашими превратными мыслишками!» – Пусть идет! – храбро промолвила Марта, сохраняя бодрый настрой. – Пообщаться – одолжение сделал. Столько друзей, парней, девок. Что, никто не пишет ему? – Ишь, перец какой! – съязвила Марта, расходясь своим темпераментом.

Маруся не знала, что и предположить «Ничего такого она у него не просила. У нее был маленький шанс встретиться и понять, что на самом деле между ними? Вдруг ничего? Случись, она бы проснулась, очнулась от наваждения, освобождая плечи от груза, и потекла бы тогда ее жизнь в обычном русле, как жила до этого…»

– Ну вот и все, Марта, пойду я к себе…

– Подожди уходить, удали в телефоне следы, чтобы не дай бог Влад не нашел чего-нибудь, – посоветовала Марта.

Маруся подчистила следы, стирая историю переписки на мобильнике. – Приходи, к нам, Марта – попрощалась она, с тупой болью под грудью.

– И ты заходи!

Вечера весенние, самые благодатные. Теплые, терпкие, медовые. А ночью приоткроешь окно, через которое луна бьется романтическая и так легонечко дрема сладкая подпевает. И вот уже рассвет бабочкой порошит, к окну прибиваясь мотылем, да комаром.

44

Воротившись домой, она, с перехваченным дыханием, поклялась свято: «Я забуду его! Я сумею!» И потянулись обычные, нудные дни… Но в каждом новоиспеченном дне, она находила место для Жени. Забыть его не получалось… «Господи, – взмолилась она, – мне не нужна эта любовь, забери ее обратно!» «Для чего она мне дана тобою?» «И почему ей так не радостно на душе?! Не радостно совсем!» За короткий миг яркие краски потускнели, обретя заурядные очертания. Счастье растворилось где-то во вчерашнем дне, а любовь не хотела уходить…

Влад возвращался с работы и требовал: еды, чаю, любви, массаж, внимания, чистых и постиранных вещей, а она глядела на него отсутствующим взглядом. Ее глаза не замечали его, ее разум вычеркнул мужа из реальности. В Маруськиной жизни есть она и дети, которых она любит больше всего на свете и на этом список заканчивался! А Женя? «Она не ведала, что – Женя…» «У них нет будущего!»

Тянулось время. И в новом обыденном дне ничего интересного, кроме как неприятности от Влада. Однажды он возвратился с работы, раздобыв где-то чужую банковскую карту: – Представляешь, я нашел кредитку, – похвастался он. – Кто-то забыл, а у меня получилось купить на нее себе сигарет и пиво.

Маруся покосилась на него: – наивно полагать, Влад, что к нам приходит просто так «что-то». Мы за все в этой жизни платим!

– Мне просто так пришло, – блеснул ее муж, премудростью.

На улице злобно зарычал Алмаз, натягивая жесткий поводок, оскалив грозную пасть. Чужие подошли к террасе и постучались в окно.

– Выходи, мы знаем, что ты тут живешь! – вызвали они Влада на выход.

Алмаз, забрехав, остервенено скалил черную пасть, жестко срываясь с железной цепи. Затрясшийся Владислав, захорохорился и прикинувшись простаком, предстал перед тремя пришедшими к нему крепкими, матерыми мужиками. Наблюдая через окно, Маруся увидела, как ее мужа поколотили по голове и почкам, основательно растолковав ему, что по чем, после чего его никудышного застращали, и ушли, перепрыгивая через зубчатый забор.

– На счетчик меня поставили, – била Влада трясучка, – и за каких-то несчастных пятьсот рублей, двадцать тысяч требуют! – прогудел он с взмокшим лбом и очумевшими от страха глазами.

– Поздравляю тебя, ты нашел себе злоключения на пустом месте. Разве можно чужое брать? – встретила его жена, без всякого сочувствия.

– А что ж не брать, раз лежит бесхозное. Поеду к Денису в отделение, он точно мне подскажет, как поступить.

– Попробуй доехать, – согласилась Маруська, безынициативно.

45

Солнце повисло в одной точке, задержавшись глухим зноем. Духота запылила улицы горячим, удушливым ветром и голуби засели в песок купаться, усердно чистя свои серо-грязные перья на крыльях.

Денис, за рабочим столом, включил маленький вентилятор, проветривая голову гоняемым прохладным воздухом. Взирая в удивлении на Влада своими карими кругляшами, он несколько раз поскреб тонкими пальцами свой узкий лоб, когда прочитал его заявление, написанное им же на себя о умышленнойрастрате денежных средств со счета найденной карты.

– Влад, жизнь не учит тебя? – спросил у него Денис, не соблюдая протокол. – Ты же как-никак взрослый мужик. Таким подходом недобропорядочные ребята подставляют таких как ты, на деньги! Они вычисляют буквально насквозь твою флюорографию, подключаются к камерам и прослеживают каждый твой шаг.

– Я попал! – паниковал Влад, подтирая свой крупный, прямой нос.

– Значит так сделаем, будут звонить, записывай их на громкую связь. Потом мне скинешь записи, – посоветовал Денис, уверенно расставляя шаги.

– Понял. Запишу всех! – Взыграла у Влада надежда, глупо улыбнувшись.

Денис, придержав заявление, открыто насмехался над Владом «Вот лох то!» И весь полицейский отдел был в курсе нового развода вожделеющих пожить на халяву.

Владиславу звонили: – то один баритон, спрашивая: – подготовил ли он бабки? То другой тенор, – увеличивая первоначальную сумму вдвое.

Влад мешкал, тянув время, отвечая им:

– Ищу!

– Давай, давай, – ищи быстрее, у тебя время – день!

Маруся, не влезая, с интересом наблюдала, как выкрутится ее муж из этой ситуации. После того, как Влад переслал голосовые записи Денису, звонки прекратились, а его заявление как-бы аннулировали. Владислав был несказанно рад. «Повезло!» – шушукал он себе под вездесущий нос, смакуя пиво.

Ночью на весеннем мглистом небе сгустились грозные тучи. Застреляли огненные молнии. И металлический дождь стонущим ревом, рванул душем, поливая землю безумным потоком. Не впитанная влага, стоявшая ночным лоском, поскакала зарей ранней по песчаным дорожкам, лугам и полям соединяясь с чистыми подземными водами.

46

На улице расцвела пушистая весна, а Маруська погибала. «Мне легче было бы погибнуть, чем умертвить свою любовь».

Она читала «установку», которую передала ей Маша, но ей не легчало. Она просила себя, даже упрашивала, умоляла – разлюбить его и вычеркнуть из памяти! Ты слышишь меня? – обращалась она к чему-то незримому, – уходи, оставь меня в покое! Что ты за любовь такая, если я не могу без него жить!? Зачем ты мне нужна!? Для чего…, если мы никогда не будем с ним вместе! Опустив голову на стол, она сильно сжимала ее руками. «Умираю! Задыхаюсь!» «Завтра» – для меня уже не настанет! «Все проснуться – кроме нее». Беспощадная бездна фасонисто раскинула перед ней расставленные объятия. Прознать бы, где он бывает, приехать к нему и кинуться в ноги с мольбою: – не губи, преисполни надеждой! Но, нет! Нет! Стисни зубы покрепче и живи как ни в чем не бывало и как бы тяжело не было. Унижаться никогда! Ты сильная и сжав твердые кулаки, не поддавайся собственной слабости и безволию, ради себя и своих детей!

Первое время она часто думала, почему он ей ответил отказом? Быть может он и вовсе к ней никогда ничего не питал? Неужто она так легковерно заблуждалась на его счет, а волшебство любви случилось исключительно с ней одной?!! Она читала где-то, что настоящая любовь всегда взаимна. Выходит: «ненастоящая любовь у нее…» «Ненастоящая!?»

Но она же видела его глаза, не отрывающийся взгляд… Глаза не обманывают! Когда не любят так не смотрят… Так зачем же он так с ней? «Потому, что им действительно не нужно общаться!?» – Она была отчасти согласна и нет. «Но, от чего же ей теперь так плохо и мучительно?» «Вся душа изболелась, измучилась…»

И сколько бы она не рассуждала, она видела, что между ними не только разные двери, но и чрезмерная пустыня, под именем Влад, дети и девушка, с которой живет Женя. Хоть прошлого и не воротишь, но тем не менее, прежде чем выходить замуж «как бы по любви», ей надо было основательно и не меньше десяти раз подумать над утвердительной частицей «да», обращаясь к своему сердцу… «Неосознанный самообман ничего не имеет общего с любовью…»

47

Густой летний вечер, а Маруся по неизвестной причине одна в горнице. Свет от тусклого ночника заканчивался на половине комнаты. И если продвигаться по периметру, то поначалу на ощупь, пока глаза не привыкнут, вклинившись в темноту, а после уж как рыба в океане, рассекать прибой, сворачивать ловко, обходить углы острые, не биться об коралловые мебельные рифы.

Жарко. Окна раскрыты и слышно, как занавески колышутся, шуршат об пол. В тишине сумрачной и страх, и прелесть побыть одной, свою цельность прочувствовать, подышать неторопливо, подумать о вечном.

В дверь на террасе настырно постучались… Маруська направилась открывать, оступилась ногой задев детскую игрушку, подлетела на несколько шагов сразу. Выпрямилась, и вышла на закрытую веранду, отворять входную дверь. Перед ней очутился Женя, на лицо без сомнений. Овал лица его, короткая стрижка, глаза живые, а борода некрасивая. Сильно прореженная, короткая: – Привет! – непринужденно стартовал он приветствие, – дай воды попить!

– Конечно, сейчас, – ответила Маруся и вынесла ему кружку с водой.

Воду он пил быстрыми глотками, жаждой измученный и неотрывно смотрел на нее. – Что же мне делать, если я люблю тебя? – вдруг заговорил Женя, перейдя к сути.

Она промолчала, ибо ответа у нее не было.

Отставив пустой бокал на лестничные перила, он приблизился и притронулся к ней своими губами, захватывая Марусю в мягком, желанном поцелуе. В непрерывном, манящем, искреннем…

И забывшись в начале и потерявшись в середине, оборвался поцелуй, когда резко Алмаз залаял, размыкая их горячий поцелуй. Собака среагировала на появление светловолосой девушки, предупреждая Маруську. Незнакомка, как ни в чем не бывало открыла калитку и устремилась прямо к ним. Прихватив опустошенный бокал, Маруся скрылась с порога, затворяя за собою дверь на засов и открыла глаза. Ее грудь от тяжелого дыхания вздымалась и опускалась, глухая ночь бросилась в глаза. «Явь во сне». Воспрянув, она долго не могла опомниться от ночного сновидения, ощущая в теле отрадную, но холодную дрожь. Если что-то будет неуклонно напоминать ей о нем, то она долго так не сможет его забыть… «Может он думает о ней, раз приснился?»

48

Лето выдалось холодным, небо окрасилось в серый цвет; низко летали птицы, извещая о возможном дожде.

Денис прильнул к стеклу, высматривая в окно Марусю, которая выскочила на улицу, поснимала со скрепок чистое белье и убежала обратно в дом.

– Шпионишь? – обратилась к нем Марта.

– Да… так, Марусю увидел, – ответил Денис, размышляя о чем-то. – Ты не знаешь случайно, что с ней в последнее время происходит такое? Лицо хмурое, к нам не заходит.

– Думаю, ее Влад достал.

– У меня в таком случае есть подходящее предложение. Мне выдали путевки к морю, на базу отдыха, один коллега отказался, отдав мне. У него жена в больнице лежит. Если я Марусе предложу поехать с нами?

– Программу наметил отличную, но как мы все поедем и когда?

– Узнаешь как! Сегодня ночью выезжаем. Пойду, схожу до Маруси, – произнес Денис с деловым видом.

– Подожди, подожди, – остановила его Марта, запнувшись, – а кто за моими курочками следить будет?

– Денис обдумал: – Влада запряжем!

– Он посмотрит, пожалуй…, – поджала она в немилом удовлетворении свои привлекательные губы.

– Не заморачивайся. Если это причина не ехать, можешь остаться следить за курами, – неприязненно отчеканил он свое решение и направился до Маруси, которая в это время гладила постельное белье, рассыпав на полу игрушки для Семы, чтобы ненадолго занять его игрой.

– Привет Маруся! – поздоровался с нею Денис.

– Привет.

– Как дела у вас?

– Как сажа бела, по-другому не бывает, – ответила она за отсутствием расположения духа.

– Ладно тебе… Я к тебе зашел с предложением, могу сказать, почти с приказом, поехать на море со мной и Мартой. Как смотришь?

– На море? – переспросила Маруся, чуть подняв уголки губ.

– Да, на Черное море, – улыбнулся Денис.

– И когда же? Ты мне вместе с детьми предлагаешь? – меланхолично уточнила она.

– Конечно с детьми, выезжаем сегодня вечером. Начинай собираться, я у друга одолжу семиместную машину. Он когда ее покупал, вписал и меня в страховку. Ну тебе это знать в общем-то ни к чему, так что просто готовься.

Маруся озарилась: – в таком случае мы собираемся!

– Прекрасно, – порадовался Денис, – вечером зайдем за вами!

Маруська прекратила гладить белье. «Потом догладит!» Сейчас надо срочно написать список, что нужно собрать из вещей. «Купальник?» Где-то был старенький. «Давно она не покупала ничего себе из обновок».

– Мама, мама что с тобой? – спросила Арина, окинув глазами запылившийся чемодан.

– На море едем, укладываем чемоданы. Много одежды не бери!

– Ура! Вот так новость! Янка, Соня, – мы на море едем! – донесла старшая дочь до своих сестер прекрасную новость. – Сема, мы едем на море, – сообщила она и младшему брату, подхватив его на руки.

В обед домой заехал Влад, замусоленный работой:

– Ты что это делаешь? Попытался узнать он, увидев, как Маруся сидит и шьет что-то.

– Сарафанчик для Сони соображаю.

– Ей носить нечего? – уставился он на аппетитные коленки жены, бередя в себе желание.

– На море нечего.

– На какое-такое море ты собралась? С любовником? – взбеленился он тут же, в домыслах, что за приколы.

– На Черное, с любовниками, которых зовут Денисом и Мартой!

– Значит у тебя деньги есть!? Делись со мной, я сдам машину и тоже отдохну три дня! – зачертыхался у него кадык, в наслаждении от жизни.

– Откуда у меня деньги? – глянула она на него испытывающими глазами. И в который раз он удивляет ее этим бестактным вопросом!

– Ну на море же собралась, значит деньги есть? – повторился ей Влад, нисколько не смущаясь.

– Денис пригласил меня за свой счет! Понятно!?

– И детей всех берешь?

– С тобой не оставлю! – огрызнулась она.

– А что это? Я нормально сижу с ними, – обиделся Влад в какой-то степени.

– Не будем продолжать…

– И когда же вы едете?

– Выезжаем в ночь!

– Езжайте! – разрешил он, не переча ей боле, – мне одному тут хорошо будет… Телевизор включу себе, фильм посмотрю…, – облизался он, исходя слюной, от Маруськиных прелестных коленок. Глядя, как женя управляется с острой иглой, решил к ней не лезть сейчас. – Сына, иди ко мне, – проговорил Влад, подхватывая ребенка на руки. – Папе с моря привези чего-нибудь. Можно ракушек, а лучше винца местного!

– Ты, думаешь, что говоришь ребенку? – приструнила его Маруся, облюбовав сынишку, счастливо обвившего отца.

– Представь, что это я тебе лично сказал! Даже денег вышлю, раз у тебя их нет!

– Все, что могу обещать – это ракушки, – отрезала Маруся, – а деньги высылай, поимей совесть!

– Другого ждать от вас и не приходится, – с укором произнес Влад. – есть мне давай, и я поеду работать.

– Погрей себе суп. Он стоит в холодильнике в средней кастрюле.

– Что ж за жена такая, что погреть не может! – заворчал Влад. – А детей кормить тоже не собираешься?

– Они поели недавно.

Влад посмотрел на Марусю исподлобья и ушел на кухню греть себе суп.

Вечером, он примчался проводить свою семью на море и удостовериться, что она едет с Денисом и Мартой.

– Влад, для тебя есть задание, – обратился к нему Денис поручая серьезное дело, – необходимо кормить кур утром и вечером. – Собирай яички, если будут, а сухой корм для них стоит у вас в коридоре, в мешке.

– Позабочусь!

– И Алмаза корми! – вставила Маруся, – в холодильнике похлебка для него.

– Об этом мне не надо говорить, я и так кормлю собаку! – огрызнулся Влад, недовольный, что отпускает жену на море, а сам прозябать будет, работая по-черному.

– Ну мы поехали! – стартовал Денис, пожав руку, Маруськиному мужу.

– Поцелуемся на прощание, – подлип Владислав, зажимая Маруськины губы.

– Все, отпусти, прекращай! – вырвалась Маруся, – чао!

Владислав махнул рукой. Машина покатилась, Алмаз заскулил в будке, а Влад на вечер, уже обеспечил себя холодным пивом.

49

Колеса отматывали километры. Уличные фонари на высоких столбах встречали их и уважительно провожали в счастливый путь… В небе показался молодой и растущий месяц, по лунному календарю. Детей во время поездки быстро укачало в машине и срубило в сон. Маруся старалась не спать, чтобы не пропустить интересное за окошком, но тоже не заметила, как отключилась. И открыв глаза уже под утро, первым делом она взглянула на сосредоточенного Дениса, который за всю дорогу и глазом не дрогнул. «Как можно ехать всю ночь и не хотеть спать?» – подумалось ей.

Утро забрезжило первыми солнечными лучами, расходясь стрелами по небу в разные уголки круглой планеты. «До чего же все идет по часам! И от этого так хорошо…! Встречает рассвет все живое с разумной добротой!»

В двенадцать дня, они прибыли на место. У Маруси затекли спина и ноги, и потянувшись во стороны, она все же была рада, что вырвалась ненадолго к морю, где последний раз была в тринадцатилетнем возрасте. Погода стояла чудесная, теплая, а небо голубое, будто в зеркале море отражается. Базой отдыха называлось двухэтажное, старой постройки здание, но с добротным ремонтом, и со своих выходом к морю. С завтраками, но без обедов, в дополнение, с электрическим чайником в номере. На территории волейбольная площадка, теннисный стол, беседка окруженная розариями и цветущая дорожка к мору. На стойке регистрации, Денис отдал путевки. Доброжелательная сотрудница, с собранными волосами в хвостик, живехонько обозрела приезжих: – Придется вам доплатить за койки, если желаете разместить детей.

– Не вопрос, – ответил Денис, – я с женой, а моей сестре вместе с детьми отдельно, пожалуйста.

– Разместим! И не скажешь по вашей сестре, что все ее! – поразилась женщина с хвостиком загадочно посмотрев на молодую Марусю, прикидывая навскидку сколько же ей лет.

– Вы не смотрите, что она такая молодая, ей уже за семьдесят, она просто таблетки для молодости принимает, – подтрунил брат, уставший от бессонной ночи, но счастливый, что добрался до моря.

– Паспорта, пожалуйста. У вас путевки на семь дней, сейчас подберем удобные варианты, – располагающим голосом произнесла регистратор, слегка улыбаясь.

Их заселили в номера со всеми удобствами. Маруся и Марта пребывали в неописуемом ликовании, а дети прыгали и бегали, мешая отдыхающим в соседних номерах. Автомобиль, на котором они приехали, пришелся им кстати, так необходимым инструментом на отдыхе. После пляжа они с комфортом доезжали на нем до ресторана или кофе, а потом катались, облюбовывая местные достопримечательности; по утрам, заезжая на шумный базар, где какие только яства не продавали, наполнившие воздух зрелыми, сладкими плодами, покупали там свежие фрукты и овощи; и снова с головокружением мчались до пляжа, который вокруг и около плотно заполнялся к обеду, жуирующими загорелыми курортниками.

Невозмутимое море разыгрывалось к вечеру пенными волнами, подгоняемые ветром. А на горизонте белые парусники, воинственные и независимые, с духом свободы и странствования, летят над водой, невозмутимо.

Окунаясь в солнечно-синее море, Маруся вернула свое тело в оптимально-здоровое состояние, растворяя в морской соли все стрессы и несчастья, что навалились на нее за последнее время… И не обращая внимания на мужа, который каждый день напоминал о себе в сообщениях, прося прислать ему то фото, то видео про их отдых, она так же отстранилась от того, к кому принадлежала душа. Отставив и туманное будущее, она позволила себе быть здесь и сейчас – счастливой и в ладах с собою.

Они весело проводили время, играя толпой, сверкая пятками по мокрому, ровному песочному бережку; забегали в море и убегали от волн; салили поддающегося и уносились прочь, чтобы не догнали. Строили из песка замки и топтали их, чтобы построить вновь более что-то грандиознее, чем было до этого. А вечером, уставшие, они ужинали, как истинные туристы припасами из рюкзаков, запивая съеденное горячим чаем, мгновенно засыпая райским сном попадая в страну сновидений. Переключившись на местный колорит, Марусе очень не хотелось возвращаться домой. Появилось необоримое желание не видеть Влада.

И у них мог бы выдаться еще один день счастья, но неожиданно и очень срочно Дениса вызвали на работу. Сборы в спешке подмазали эффект от их прибывания на солнце, пляже и море, но ничего не поделаешь…; все же в целом их отпуск удался и принес массу удовольствия.

50

Маленькая компания с бронзовым загаром, но не утомленная солнцем, уж поздним вечером погрузилась в автомобиль и отправилась в обратный путь, который как показалось Маруське был быстрее и короче, чем они ехали на море. И это несмотря на то, что они пару раз останавливались на заправке, чтобы сходить по нужде и зарядиться кофе, с подогретой теплой булочкой. За весь отрезок дороги, у Маруси то и дело зашкаливало сердце от веры в некое чудо, возможно от того, что она почувствовала себя счастливой на чуточку больше. И быть может в обширном космосе, в солидарности с ее счастьем, прямо в эту секунду над ними пролетела далекая звезда, дающая глоток надежды.

Около семи утра, их беззаветно-преданный автомобиль остановился у родных пенатов Дениса и Маруси, заглушив свой разгоряченный мотор. Алмаз, ласкаясь и виляя хвостом, облизал всех «от мала до велика», долго не пропуская пройти Маруську с детьми к дому. Сообразив, чем его накормить, она уложила детей в постели, отдохнуть от дороги и набраться сил. Влада не было, не уведомляя Маруську, где он есть. Подразобрав чемоданы, прилегла и она сама, в сон проваливаясь.

Марта, по приезду, в первую очередь навестила свой любимый курятник, в помете нечищеный за столько дней. А куры, признав хозяйку закудахтали, завопили, квохтав зычно, остро растрепывая крылья рябые и поглядывали как-то на Марту сухим, несчастным взглядом. Оттого хозяюшка сразу поняла их настроение, приметив одну дохлую птицу, да с Влада, которому доверили серьезную миссию, не спросишь, «ладно, что одна…» Проводив на смену благочестивого Дениса, энергичная Марта схватилась за домашние дела, прибраться да кашеварить, и чтоб, как и раньше – ее изба «красной» считалась.

В десять утра, Марусю разбудили дети, испугавшие грозного шума, от строительной техники. – Мама, что это? Наш избушку сносить собираются? – испугалась Арина, ничего не разбирая. Втиснувшись в платье, Маруська выскочила пулей на улицу. Вблизи с ней проехал экскаватор.

– Стой, ты куда, тормози?! – замахала она водителю, забрасывая в технику куски грязи.

– Копать, – ответил мужик, остановившись на секунду, – мне твой муж заплатил! Подъезжая ближе к огороду.

– Что? Влад? Ну сволочь, вознамерился перекопать мой огород! Так и знала, что он задумал свое! – разнервничалась Маруська, хватаясь руками то за сердце, то за голову.

– Маруся? – подошел к ней Владислав, не думавший увидеть жену, – разве вы не завтра планировали вернуться?!

– Ты что задумал, гад!? Надумал копать под моим огородом? – разоблачила она его, с лицом полного отчаяния.

– Именно! – с дьявольской усмешкой поддакнул Владислав. – Копать под твоим огородом! Знал, что приедешь сегодня, приступил бы раньше!

– Я запрещаю тебе это делать! – выкрикнула она громко на всю округу, так что вспыхнул Алмаз лаем, почуяв неладное.

– Да, конечно, дорогая! Как скажешь, дорогая, – ехидным голоском промолвил Влад и гаркнул водителю экскаватора, – Копай!!! – при этом хлестко ухватив Марусю, чтобы она не возбранялась и не рыпалась.

– Отпусти меня! Прекрати свой беспредел! – дрыгалась Маруська в его жестких объятиях.

– Отпусти маму! – повелели потрясенные дети, заплакав, набрасываясь на отца.

– Я не держу ее! – подметил Влад, презрительно поглядывая на детей. – Все ради вашего блага, дети, все делается исключительно для вас! – передергиваясь стервозно раскрасневшийся физиономией, оправдывая свой поступок. – Хватит делать из меня дурака! – прикрикнул он на жену. – А то я не знаю, что клад под огородом закапывают!!!

– Да какой клад, хватит, утихни уже и отпусти меня! – заплакала Маруся, – за что ты так издеваешься над нами? Жажда легкой наживы погубит тебя!

– Жажда меня спасет! – откинул он ослабшую Маруську и оторопело поглядев на нее, поплелся следить за работой экскаватора.

Взвинченная Маруська, прилагая силу воли, вместе с детьми вернулась в дом, чтобы прийти в равновесие и попить воды, в то время как муж копал и копал, перекапывая огород и все кругом.

«Этому безобразию нет конца и края», – перебирала она у себя в голове засевшие мысли. «Все кончено, весь урожай погиб!» «Все, к чему она так усердно прикладывала руку». «У Влада тяжелая степень маразма!» «Разрушитель, с обезображенной душой!» «Человек с перевернутым восприятием!» «Гоняется за манной небесной, которая никогда не сыплется с неба». «Скот!» – кипело ее нутро и негодовало от неизбежности.

К ним забежала Марта: – что случилось? – судорожно спросила она, переполошившись, уставившись на домочадцев испуганными глазами.

– Очередной припадок у Влада! Ищет клад под моим огородиком! – еле, тяжело дыша вымолвила Маруся, с трясущимися руками.

– Пойдемте ко мне. Не стоит вам тут сидеть, испытывая на себе стресс! – преисполнилась сочувствием Марта.

– Да, пойдем Мартушка, я не могу тут оставаться! – с горечью произнесла Маруся, уводя детей.

51

Экскаватор ничего не откопал… Влад, испытывая неописуемое горе от безысходности, упился в стельку. «Стало быть зря заплатил экскаваторщику, столько денег отвалил!» – убивался он из-за потраченных средств. «Что за чертовщина!? Паулина – фурия, отомстила ему никак за что-то!?» «Ведьма, такая же, как и Маруська». «Паулина и Маруська – одна сатана!!!» – трепыхался он до зари, заснув потом в рабочей машине. Промерзнув и придя в себя, сообразив, что «холодно, пора перебираться в хату» – добрался до террасной двери, где задергал ручку:

– Эй, открывай! Впусти меня домой! – закричал Маруськин муж, обуревая от алкогольного отходняка.

Ему никто не открывал и не отвечал. Предутренняя тишина в летней вспышке озарилась лучами, направляя пламенный луч на его открытое лицо. Раззадоренный от того, что его бойкотируют, он заорал сильнее:

– Маруся, овца, открывай, твою козью морду!

Скумекав, что с ним в данную минуту разговаривают лишь птицы, щебечущие где-то в кустах, он оттащил свое бражное тело обратно в машину, где задремал на пару часиков.

В начале девятого в переговорный пункт вышла Маруся, передав ему через окно:

– Уходи, Влад! Хватит с меня!

– Вот ты значит, как? Отца твоих детей выгоняешь из дома? – заныл Влад. – У тебя завелся кто-то? Чебурашка с толстым кошельком? Ты же знаешь, я оборву ему яйца! – зажегся он снова, не замечая, как Маруся исчезла мельком из виду, оставляя его орать на улице. Осекшись, Владислав потушив порох в «карабине», забродив вокруг избы, «вдруг, где окно открыто?»

На кухне Маруся налила себе и детям чай. Сварила кашу и намазала хлеб с маслом. – Мои сладкие, давайте позавтракаем, – усадила она дочерей за стол, зная, что Сема любит по утрам поспать подольше.

– Мам, ты больше не впустишь папу? – спросила Сонечка, с ничего не выражающим детским лицом.

– Ему полезно просвежиться, – уклончиво ответила Маруська и поцеловала дочь.

– Мамочка, я тебя так люблю! – призналась Соня.

– И я тебя люблю!

– А меня? – подхватили по очереди Яна и Арина.

– Идите ко мне сюда, сладкие мои, обнимемся! Я вас всех, очень, очень люблю! – одарила она детей своей безграничной любовью.

– Мамочка, мамочка, дорогая! – вторили ей дети.

По окнам застучал Влад:

– Открой, пожалуйста, Маруся!

Ойкнули дети, затрусив от неожиданности, а Алмаз тут же не отступаясь, зарычал, вздыбив шерсть. Маруся с вечера забрала его в горницу, охранять их.

– Не бойтесь, я с вами, лисички мои, – приласкала она дочерей.

– Слышь, Маруся, я выпью чаю и поеду работать! – осаждал их Влад за окнами. – Обещаю, что никогда не буду заниматься ерундой и закопаю все ямы! Пожалей, Маруся, я подмерз в доску и мне уже звонили с работы. Ждут на линии! Впусти, пожалуйста!

Маруся пощадила и открыла ему дверь: – Пей чай и езжай работать! И если не закопаешь ямы, то ноги здесь твоей не будет отныне!

– Да… да. Обещаю. Поцелуй меня, Марусечка, так соскучился по тебе!

Маруся отвернулась от него.

– Ну скажи хотя бы, что ты любишь меня! – воззвал он к милосердию.

– Даже не надейся. Ты пришел выпить чаю. Вот пей чай и уматывай работать! – прохладно ответила Маруся. Столкнувшись с непреклонностью жены, Влад попил чай и рванул таксовать.

После обеда прискакала Марта, проведать свою подругу: – как ты тут? Что твой муж?

– Без него отлично! – ответила она, суховато на эмоции.

– Может тебе развестись с ним?

– Ой, Мартушка, не знаю как правильно, – ответила Маруська, будто затерялась в дремучем лесу. – Мне кажется я очень несчастна и, если разведусь, так на какие средства мне детей растить своих? Знаешь, как подумаю, что не смогу элементарно одежду купить им, обувь по сезону, так страх накатывает. А теперь к этому и урожай погиб. Остались зимовать без овощей и картошки, – искренне призналась она, с черными глазами, у которых и белки потемнели от мучительно притомившейся души.

– Не переживай, с моего огорода прокормимся, – с не увядавшим настроением отозвалась Марты.

– Спасибо.

– Забыла сказать тебе, – бросила радостно Марта, – Маша фотки прислала! – Они с Майклом отдыхают во Франции. Смотри! – передала она ей свой телефон.

– Умничка, обрела она свое счастье, как хотела! Пусть хоть у нее будет все благополучно! – взыграло Маруськино сердце живой радостью за Машу, – народит маленьких малышей.

– Написала, что пока не беременна, – дословно привела Марта, с несколько досадливыми нотками.

– С божьим благословением родит, – не сомневалась Маруся, подумав о своей мрачной жизни.

– Не слышала новость?

– Какую? – взглянула она внимательно на Марту, будто приготовилась услышать плохое.

– Вулкан Эльбрус может проснуться в любую минуту.

– Знакомая ситуация, я-то живу, как на вулкане и на котлованах.

– Я в шоке, и не говори, Маруся. Поганец – твой Влад, – высказалась строго Марта, недружелюбно.

Маруська принужденно растянула губы в горькой, жалкой улыбке, – сдвинулся по фазе и говорить нечего…

Поздним вечером прикатил Влад. Взъерошенные волосы, на лбу испарина, лицо перекосилось от ужаса, в глазах паника: – представляешь, что я сегодня испытал!

– Что же на этот раз стряслось?

– Еду на скорости, – начал он рассказывать захлеб, губами припухшими, – и тут на тебе…, у меня колесо соскочило! Я по тормозам. Колесо три километра проскочило по встречной, ни задев никого слава богу. Перекрестился я несколько раз! Одним чудом машину в кювет не унесло!? Хорошо, что запаска была. Поменял и доехал до сервиса. Мог и сам погибнуть, представляешь? Мог уже и не сидеть перед тобой тут!

Маруся, не поднимая глаз на мужа, безразлично произнесла: – ну живой же… И ушла спать.

Ночь, испещренная отчетливыми звездами, налегла сверху своим весом и кулон свесила в виде полумесяца, неизменно дремоту раздавая, так что кузнечики заснули, перестав свиристеть. Прошлась ночь тишиной великой. И кроме как от звезды треск ее сияющий, ничего и не слышно было, пока спозаранку первые петухи не запели.

52

Переменчивый август захолодел, закутывая людей в то, что потеплее. Солнце передумало греть, затуманилось, а небо частенько слезы опрокидывало, перешептываясь с раздольным ветром. Плакала и Маруськина душа, от бессилия…

Она обуславливала без сомнений: «мне все равно до Влада», уговаривая себя – «мне все равно до Жени». Сегодня, завтра, послезавтра, через год, несколько лет, она будет жить без этого человека! Но как ей жить? Зная, что у него своя жизнь, которую он разделяет со своей девушкой, и у них взаимопонимание и даже любовь!? А она без него…, и все же желает ему счастья, здоровья и удачи, чтобы небеса берегли его от роковых случайностей и всякого рода неприятностей. И пусть бог с ним будет!

Проговаривая наизусть заученный текст, «спасение от безответной любви», на какое-то непродолжительное время, у нее получалось отпустить от себя Женю, освобождаясь от больной зависимости. Да лишь сердце подсказывало, что ждать она его готова вечность! И эту, и следующую…

Однажды Влад снова застал Марусю с тетрадью: – Дай сюда! Выдернул он из рук. – Что ты там снова пишешь?

«Я не хочу о чем-то думать, повергнуть в суету сует,

За мир решать, а вдруг извергнет, вулкан засыпав лавой всех.

Так в новостях тут передали, закончим дни свои – поверь,

Все кружится в законах стали. Мы ни при чем, и мы не здесь».

– Ага, снова потянуло на лирику. Признайся, что у тебя все-таки кто-то есть?

– А ты как думал? – вынужденно подыграла ему Маруся, расходясь, – даже ходить далеко не надо, вот тут под столом! – ой, незадача, нету, – развела Маруся руками под столом. – Ну ты не отчаивайся, он там прячется, за шторами. Ах, нет. Я знаю где надо поискать, в бане! Где ты второй год не можешь доску подделать, и лампочка там перегорела, и дверь перекосилась за прошлую зиму! Не желаешь там поискать? – заткнула она его, насквозь видя, как облупленного.

– Тебе прям сейчас нужна баня?

– Прямо сейчас не нужна, а вообще нужна!

– Значит потом и сделаю, как время будет, – отлынивал Влад, в поношенной и застиранной футболке.

– Который раз напоминаю об этом, только отговорки одни! – укорила его Маруся, примечая сквозь местами поседевшую голову мужа.

– Я устаю, я работаю, верчусь вьюном! По двадцать часов за баранкой! И раз уж ты заговорила о работе, то я хочу сдать машину. У меня депозит, они пообещали мне его вернуть, а за это время я найду себе новую работу!

Маруся обвела его неприязненным взглядом; планы ее мужа вызвали у нее лишь негодование. – Не одобряю твое решение! Лучше и не зарекайся об этом. Ты без урожая оставил свою семью, и решил теперь обречь и на безденежье!

53

Сентябрь закружился листопадом, а утренний холод проникал под Марусину замызганную куртку, когда она отводила Соню в детский садик.

«Солнце зашло, упало. Скрылось за горизонт,

Вот и любви не стало, смылась в водоворот.

Грустная песня льется, слышен ее мотив,

И вдалеке прощался строй перелетных птиц».

Арина, старшая дочь, юная, немного со смуглой кожей, создание милое и чуткое, подошла к маме, выплеснув свои обиды: – Необходимо срочно заплатить за мою учебу. Мне выдали квитанцию. И если денег нет, то я брошу учиться и пойду работать. Да и вообще, все девчонки ходят в крутых вещах, а я как оборванец хожу. Мне стыдно! – закончила дочь, и с твердым, уверенным лицом проникла в глаза матери.

Маруся задумалась, что можно предпринять, перебирая варианты.

– Ну что молчишь, мама!? – уставилась на нее дочь, с обязывающим выражением. Горячая, правдивая, серьезная молодая девушка, Маруськина дочь.

– Сдам бабушкино колечко и цепочку в ломбард и заплатим за учебу, – придумала Маруся.

– А на счет куртки что? И джинсы!

– Думаю, на куртку хватит точно, может и на джинсы. Соглашайся.

– Пойдет, – смягчилась Аринка. – Давай я тебе помогу в чем-нибудь. Хочешь посуду помою?

– Было бы здорово, если помоешь, – одобрила Маруся порыв своей дочери и расположено обдала улыбкой.

– А ты мне поможешь написать реферат?

– На тему?

– «Семейный бюджет, в условиях экономической инфляции».

– Вам такое задали? – переспросила Маруська, слегка недоуменно.

– Конечно мамочка, мне именно такая выпала тема. Да не просто написать, а притом посчитать и расписать, на какую сумму может жить среднестатистическая семья из четырех человек.

– Это лишь только богу известно, на какие деньги живет обычная семья. Да за учебу заплатить и товары первой необходимости купить, – пробормотала Маруська, поникнув умом, сотрясаясь от мысли, представляя Влада в который раз безработным.

– Мама, я серьезно. Мне нужно сделать эту работу, – налегала Аринка с нуждающимся лицом, хлопая карими глазами.

– Железно помогу, не переживай. Напишем, – дала слово Маруся, стараясь не киснуть от посещаемых ее мрачных мыслей.

Сентябрь слепил за окном разнообразием цвета. Осень со своей элегической красотой завоевывала и занимала воображение. Лес затихал, становясь очарованным, заколдованным, распространяя густой туман, скрывая за этой завесой зверей невиданных, да существ загадочных. Да сверху солнце переливами играет, направляя луч света на прогалины, поддерживая ауру осеннего праздника. Зайцы на поляне прыгают, медведи пляшут под отстукивающий дроздом речитатив. А у Маруськи садовые яблони скидывали яблоки от переспелости, высвобождая дыхание. Плюх, и свалился в траву круглый, розовый плод, вкуса сладко-кислого, медово-горьковатого.

Сема не отходил от матери, неусыпно следуя за ней хвостиком. Залезая к ней на колени, он обвивал своими ручками ее шею, покрывал поцелуями мамину щеку. – Ты мой, малыш, – говорила с ним Маруся. – Растешь не по дням, а по часам! Вручая маме свою машинку, Сема слезал с колен и уходил играться. – Спасибо малыш мой, что отдаешь маме самое дорого, – трогательно отвечала она. А Соня, по возвращению из детского садика, хвалилась:

– Мама, я могу считать от десяти и обратно. – Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один!

– Потрясающе, – подбадривала она Соню.

Яна, глядя на успехи младшей сестры, не отставала, показывая Марусе свою тетрадь, где самостоятельно сделала домашнее задание по математическим вычислениям. – Хвалю, хвалю, моя умничка! Получившая свою порцию ласки, Яна закрывала тетрадь и светясь от счастья, убегала играть в телефон. – Как я вас всех люблю! – говорила она им. Вы мои драгоценные детишки, вы моя радость. В такие минуты, к ней приходил смысл ее жизни. Она мама! И это ее призвание! В ней словно две живые реки беспрепятственно протекали рядом. Одна любовь к детям, а другая к мужчине, по имени Евгений.

54

Не заискивающий октябрь молчаливо заступил на пост. Унылый и строгий в линиях. Разбросал последние листья, оставив одни голые очертания, постукивая и скрепа по ночам зубами. К Марусиному удовольствию, Влад все-таки работал и лениво закапывал ямы. Те, что не самые глубокие, изрытые в начале поисков. А самый большой кратер, где работы на две недели, обходил стороной, не утруждая себя.

Утром, проводив детей, Маруся оставалась в доме с одним Семой, тихо играющим в свои игрушки, и не мешающим ей вести домашние дела.

Набирая в чайник воды, она отчетливо увидела, как к ней подошел Женя и встал за ее спиной. Он улыбался, а его борода электризовалась, передавая ей едва уловимые импульсы. Маруська спросила его:

– Выпьем кофе? И услышав «да», – поставила на стол вторую чашку, набирая из банки чайной ложечкой гранулы рассыпчатого Бразильского кофе. Марусю передернуло, вернувшись в реальность. «Откуда это берется? Как это приходит?» Она просто видит его и себя. «Они вместе, и счастливы в тиши истины». Дивная игра продолжалась… Ей без сахара с молоком, а ему просто черное с двумя кусочками сахара. Они молча берут свои кружки и пьют. Потом смеются над чем-то. Он уходит и возвращается в обед, когда она жарит на сковороде рыбу до золотистой корочки. Женя взялся порезать свежие овощи. Отвлекаясь, они обнимаются, целуются, и засматриваются, не в силах отвести свои глаза.

Он часто захаживал к ней по утрам, в ее компании пить кофе. Обнимал, нежно проводил своей рукой по ее волосам, обжигающе-трепетно целовал ее, шутил и смеялся вместе с ней. И если требовалось, он ездил вместе с ней до продуктового магазина и заносил в избу тяжелые сумки. А пока она суетилась на кухне, он что-нибудь чинил по дому, подделывая разболтавшиеся болты. И уже перед уходом, он долго ею любовался, застыв на одном месте, а она, увлекаясь в ответ, искрометно таяла в его глазах, которые говорили больше, чем могут сказать все слова мира.

Она все явнее ощущала – он ее душа, отражение, счастье, жизнь, солнце, весенний воздух, проливной дождь и соловей, что поет по утрам. Так много заключалось в нем. Так много… И пусть ее видения были далеки от реальности, ей они очень нравились. Она позволяла себе заполнять ими свою жизнь. И только когда на кухню заявлялся заспанный Влад с ввалившимися глазами, она возвращалась в ту самую производную точку, из которой не было выхода. «Нам никогда не быть с тобою…» И все-таки, почему они с Женей не могут быть вместе? Потому что, он ее не любит или…? Внутренние анализы подсказывали ей: люди, между которыми возникает обычная симпатия, сближаются без затруднений, ведут диалоги и развивают отношения. И именно сильное чувство создает преграду, мешая в дальнейшем элементарному общению двух влюбленных людей.

55

К концу октября Влад бросил работать, сдав автомобиль; и в ожидании возврата депозитных денег, пообещал жене вскоре устроиться на подходящую вакансию. А пока, он часами слонялся по горнице без дела, чем основательно раздражал Марусю. Спал до часу дня, потом ел и ложился обратно, устраивая себе просмотры фильмов на мобильном планшете. Покупая на вечер несколько бутылок пива, включая свою любимую музыку, он разгружался психологически.

– Тебе вернули депозит? – намекнула она на пиво, заглянув к нему в комнату, без надобности.

– Если бы, говорят на следующей неделе…, – промямлил он, смакуя, и потягивая пиво с раздобревшим полным лицом, и мимолетно оторвавшись от мобильника, кинул на Марусю взгляд беспечными и пустыми глазами, лениво разойдясь улыбкой. – Ты, кстати, когда собираешься свой долг исполнять?

У Маруси екнуло сердце, ощущая под ребрами боль: – следующей весной! – отчеканила она и губы ее покрылись солью.

– Ты брось мне эти шуточки, а то я телефон твой проверю! – заартачился едко Влад.

– Можешь проверить, можешь даже разобрать его по частям. Вдруг в нем клад найдешь! – съехидничала Маруся, смотря ему прямо в глаза.

– Не язви! Я обдумываю как раз, где наверняка поискать! Еще не все потеряно!

– Погляжу, ума палата! Ты в июле обещался все ямы закопать, дождем залитые, где дети утонуть могут!

– Если ты не заметила, то я забросал землей некоторые! А на днях мне приснился сон, что за туалетом рыть нужно!

– Может это глюки, а не сон?

– Стерва, баба! Ты виновата во всем, что не принимаешь участие в приисках! – агрессивно издал Владислав, – и имей ввиду, что я жду тебя тут! – указал он ей на их кровать здоровенной, мясистой рукой.

Маруся покрутила у виска и вышла из комнаты, оставляя мужа сластить свой любимый напиток.

Ослабшее ласковое солнце, коротко пройдясь по вершине неба, улизнуло за черту горизонта, увеличив временную фазу темнотищи. И если бы не луна, что так ярко в окно билась, стоял бы мрак полный, с черной сушей смешавшись.

Соня не спала, дрожа под одеялом. Она пряталась от чудовищ лесных. Кто-то зашел в их детскую, неслышными шагами подошел к Семкиной кроватки, постоял возле нее, может оттого, что Семку не захотел есть, и вот теперь, и к ней подкрался, откидывая угол ее одеяла.

– Мама! – завизжала она содрогнувшимся голоском.

– Не пугайся, сладкая это я, мама. Ты чего не спишь, моя милая, смотри и Яна, и Сема спят уже? – мягко зашептала Маруся, обращаясь к дочери.

– Мама, меня Янка напугала. Сказала, что медведь придет из лесу и утащит меня, – пожаловалась она на старшую сестру, тоненьким голоском.

– Не стоит бояться, моя хорошая. Медведь уже успел сон-травы наесться, и скрыться в берлоге крепко зимовать до весны, – вполслуха сказала Маруся, ложась к дочери. Соня прижалась к маме обдумывая, что не все так ужасно, как Янка стращает. – Спи, моя лисичка. Закрывай глазки и засыпай, – приглаживала ее Маруся своей легкой рукой по густым, мягким рыжим локонам.

А в небе располнела луна. Налитая густым светом, так и норовила поприставать ко всем, мешая десятый сон видеть. Маруське и самой в полнолунье не спалось. На душе скользко, мутно. Стонет сердце от неизвестности. Будто земля из-под ног уходит, превращаясь из твердой почвы в липкую, грязную жижу. А далее, за жижей обрыв, пустота, и смерть.

Утро белесое, встало и полетело густыми скорбными облаками. Тяжелыми, тревожными. Вороны загудели, завели треп между собой, гаркая на ветках. Одинокое чучело сторожило изрешеченный Маруськин огород, поворачиваясь от ветра то в направлении ручья, то к дороге. Алмаз поел и забрался обратно в будку, свернувшись поудобнее, от ледяного ветра подальше. Проводив дочерей, Маруся захлопотала на кухне. К двенадцати проснулся Влад, с прогоркшим запахом из-за рта и глазами заплывшими. Не успел он умыться, как вздыбился на Марусю спросив про завтрак:

– Ты вчера меня обвела вокруг пальца, – огорошено прихватил ее за руку, удерживая отчаянно крепко. – Мы так не договаривались! – его глаза безрассудно косились на жену, вздымая бровь, рот бесновался, оттопыривая полные губы.

– Пусти меня, не надо меня трогать! Больно же! – встрепенулась Маруся, поджимая губы. И ее красивое лицо покрылось муторной тревогой.

– Буду трогать, имею право! – цепко держал ее Влад, действуя нахраписто.

– Ты пьяный был, – нашлась она что сказать.

– В таком случае, я буду сегодня трезв! – предъявил он ей, и убрав свою руку, посмотрел на нее жадным, ненасытным взглядом.

Маруся, отмалчиваясь, безразлично отвернулась к окну, где через стекло пронизывал холодный свет, потерла на руке защипавший на матовой коже красный подтек.

– Не слышу: – да, любимый, дорогой!

– Да, нелюбимый, недорогой, – дерзко изрекла она, побелевшими губами.

– Ты напрашиваешься, – пригрозил он ей. – Налей мне чаю и завтрак.

– На завтрак не заработал.

– Я устроюсь, как депозит отдадут.

– Жди ответа, как соловей лета!

– Думаешь кинули?

– Не могу знать, тебе виднее.

– Ну, если кинули, – лицо Влада вооружилось грозной печатью, – они не знают, с кем связались. – Убью их всех по очереди. А самый главный умолять меня будет о пощаде!

– Думаешь поможет или стоит побыстрее найти новую работу? Мне за газ заплатить не чем! – вернула его Маруська к обыденности.

– За газ? Разве не заплачено? Я тебе столько денег давал!

– Интересно, что ты называешь деньгами. А огород кто истребил?

– Соберусь сейчас и поеду за депозитом, – определился ее муж с планом на текущий день, – только пожрать дай!

– Конечно съезди, – поддержала его Маруся, и подав ему завтрак, ускользнула с кухни.

После того, как он уехал, Маруся подошла к окну: «Так живо кругом. Хмурый, моросящий день и Алмаз, что грустит в своей будке, высунув нос; и деревья, что качаются от ветра, срывая последние листья; и сын, что дергает ее сейчас за подол платья».

56

К вечеру вернулся подвыпивший Влад. На лице рисовалась деловитость и уверенность:

– Сказали послезавтра отдадут, надо будет позвонить им, – сообщил он Марусе. – Не думай, я не пьяный. Обмоюсь и буду ждать тебя!

– Обмойся, – ответила она потупившим голосом, уйдя укладывать детей.

– Мама, расскажи про репку, – попросила Соня, приготовившаяся ко сну.

– А Сема согласен. Про репку или про теремок?

– Репу, – выговорил сын.

– А Яна?

– Любую, и давайте поживее, я спать хочу! – не слишком вежливым тоном поторопилаона их.

– … Слушайте. Посадил дед репку. Выросла репка большая пребольшая…

После сказки, рассказанной ею, дети заснули. Маруся потихоньку встала и прошла на выход, к своему палачу…

Следующим промозглым, туманным утром, Маруся, вместе Семой нагрянула к Марте. Пройдя заброшенный, на участке брата, обомшелый колодец с прикрытым люком, она поймала мысль о суициде. «Погибну и все тут. Завершится разом порочное испытание!»

– Денис дома? – приглушенно спросила Маруся, таясь от брата.

– Нет… Ты чего такая, все нормально? – спросила Марта, усмотрев в подруге с бледным без единой кровинки лицом, внутреннюю отчужденность.

– Насыпь в комнате для Семы игрушек побольше, он поиграет, – подошла к ее горлу сухость.

– Давай, пойдем Семочка, поиграешь в комнате, – отвела его Марта, рассыпав ему игрушки. – Так что с тобой?

– Я не знаю, конец мне, – сломленным голосом произнесла Маруся.

– Какой конец? Ты о чем?

– Не знаю, как жить дальше… Влад со своим интимом пристает ко мне. А я тяну до последнего, а потом иду как на плаху поганую. Представляешь, до чего не хочу, чтобы он до меня дотрагивался, что все тело мое болью противится.

– Может выпьем? – предложила Марта в намерении отвлечь подругу от невыносимых мыслей.

– Нет. Мне даже пить не хочется. Ничего не хочется…

– Он устроился на новую работу? – задорная Марта, заледенела в переживаниях, подрагивая красивыми волнительными бровями.

– Нет. Ничего и не ищет. Пьет на какие-то деньги. Занял у кого-нибудь или займ взял под депозит, который ему как своих ушей не видать, – нахмурилась, под стать утру Маруська.

– Может выплатят?

– И он так думает, раз компания другая, то они честнее. А им так же наплевать, на таких как он. Кидают нагло. Никто их не проверяет, они сами себе хозяева.

– Надо разводиться с ним, или с ума сойдешь вскоре. Если несносно, то как терпеть такого мужика, – советовала Марта, скользя «по ни живой, ни мертвой» Марусе черными глазами.

– Не приходил Женя? – с тайной надеждой поинтересовалась Маруся, встряхнувшись.

– Нет. Исчез. Может и не появится больше. Знаешь, как у людей бывает, они в гору идут, и становятся в недосягаемости.

– И так бывает… Маша присылала свежие фотографии? – отвлекала сама себя Маруся другими темами.

– Присылала квартиру, где она живет. Сейчас покажу. – Марта поднялась и сходила за телефоном, окинув мельком Сему. – Смотри как круто, – прокручивала она присланные подругой фотки. В гости зовет, поедем?

– С удовольствием! Не была в Москве.

– Вот и причина ехать. Посмотрим достопримечательности, сфотографируемся на Красной площади, – разгулялась Марта вслух.

За окном завыла сирена, извещающая, что приехал Денис. Зачавкали шаги по улице.

– Скучаете девоньки? – спросил он сходу, теплым, красивым голосом. – Сема, парнишка иди поздоровайся с дядей, – подозвал к себе племянника.

Семка оторвался от игры и подбежал к Денису: – Давай руку, богатырь. Будешь хорошо себя вести, привезу тебе игрушку! Ребенок мотнул светловолосой головушкой, соглашаясь.

– Вы долго сидеть будете, я тогда куплю чего-нибудь Соне и Семе. Надо ж было так имена подобрать, – подивился Денис великодушно улыбаясь, с разыгравшимся румянцем на худых скулах.

– Долго не будем, скоро уйдем домой, – повисла пауза между двумя подругами.

– Понял. Ладно, я за колонками приехал, – скрылся он где-то в комнатах.

– Ботинки, – указала Марта, – увидев, что он ее не слышит, – собрав аппетитные губы в нелепой улыбке.

Денис показался обратно, держа в руках небольшую коробочку и попрощавшись жестом, уехал на рабочей машине.

– И так всегда…, – ненастно произнесла Марта, с грустью в карих глазах. – Может выпьем все-таки.

– Давай вечером. Не хочу находится с Владом.

– Договорились. Я приготовлю чего-нибудь вкусненькое.

– Лучше постное, а то, как ни придешь к тебе, так потом бока растут.

– Ой, Маруська, тебе не грозит. Худая, стройная, да после четырех детей! – оценила ее Марта, сверкая показным настроением.

– Спасибо. До вечера тогда.

– Пожалуйста, договорились!

Маруся и Марта попрощались до вечера. Тягучий, вялый день и тучи попрятал, затянул небо марлей белой, через которое кропило дождем мелким. Да и Маруськина изба приобрела полинявший, неказистый, осерчавший облик; убогой стала, отравленная Владом. А земля ее приглушенно плакала, изнывая от ран глубоких и рваных, сигнальными летами обмотанная.

57

Жила Маруся на последнем издыхании, остановившись у края пропасти. «Жизнь немила, жизнь погублена». Ей от мужа ничего не надо. Ни унижающих денег, ни искаженной, примитивной любви, услаждающий свое эго ниже пояса.

Она видела три выхода: первый, – берет детей и убегает без оглядки из дома; второй, – покончить жизнь самоубийством; и третий, – подать на развод, а Влада с вещичками на выход…

Первое невозможно реализовать. У детей учеба, детский садик, да и бежать некуда. Ее дом здесь! Второе она не могла себе позволить, не имела права оставить своих детей на несоциализированного мужа, невзирая на то, что закралась такая мысль. И третье, – если даже она подаст на развод, Влад не уйдет и не оставит ее в покое.

Чувствуя себя отрешенной, Маруся взывала к своему терпению. «Что-нибудь разрешится, через год, через два, через три. Главное набраться терпения». Важно сохранять разумность и внутреннюю мудрость. Но, настолько въелось в нее «несчастье», что и не заметила, как перестала улыбаться.

Иной раз выйдя до магазина, она забывалась, что не ходит там, где сидит на лавочке Тамара Ильинична в платочке «оренбургском», непременно желающая расспросить как дела. Увидев Марусю, у нее сразу вырывались полупритворные вопросы:

– Что твой Влад, устроился на работу? А в такси что его не устраивало? Нашли нефть? Сыночек то у тебя каким большим стал! Что же Аринка, учится? Пусть не бросает учебу! Будет помогать тебе! Янка то, ежедневно гуляет до поздней ночи, следи за ней получше, чтобы из школы не отчислили.

– Хорошо, хорошо, Тамара Ильинична. Обязательно держу на контроле. Ну мне пора, извините! – держала она ответ, бессмысленно улыбаясь, удаляясь потом до хаты.

Но в последнее время ей даже хотелось пройти мимо навязчивой соседки, чтобы не держать в себе и честно ответить на все ее надоедливые вопросы про своего мужа, Влада. Крик души, без единой слезинки, не давал ей покоя. Но представив себе их разговор, она тут же сознательно обходила свою соседку другой дорогой. «Жаловаться – грех».

Иной раз, взяв детей и Алмаза, они далеко уходили от горницы вдоль полей курчавых, до самой опушки густого хвойного леса. Пока шли, Маруся свою любовь развеяла с внезапно налетевшим на них северным ветром, а дойдя до леса, и там часть скинула с души ненужную печаль. Так и облегчение пришло некоторое.

Влад не искал работу, надеясь до последнего на тот самый депозит, что числился за ним в такси. Позвонив через два дня, его просили перезвонить на следующей неделе и так далее до конца ноября.

– Неужели ты не понимаешь, что тебя дурят? – обратилась к нему Маруся.

– Кажется начинаю понимать, но что же мне делать, я задолжал денег одной конторе, – сконфуженно очухался ее муж, заведя старую песню, и не моргая, уставился на жену страдальческими глазами, соединяя брови, правильной формы.

Маруся неприязненно фыркнула взглядом: – у меня даже не спрашивай!

– Что же мне делать, ты должна мне помочь!

– Ничего я тебе не должна! – напружинилась Маруська.

– Ну как же, ты жена моя! Надежное плечо! – и на его широком лице увлажнились глаза.

Маруся засмеялась: – посмотри на мои тонкие плечи! Хватит уже свою шарманку заводить!

– Займи у Дениса!

– Тебе надо, ты и займи! И если ты не найдешь работу до конца месяца, то можешь пойти вон из моего дома! Я подам на развод!

Влад подпрыгнул на месте, портясь в лице: – ты невменяемая! Крысу во мне углядела! Столько работал, как вол! До последней копейки отдавал тебе заработанное, и теперь, когда я в трудной ситуации, ты меня бросаешь! Да лишь не надейся, что уйду. У меня здесь дети и я люблю их! Не будь последней мразью! – неистовствовал он, брюзжа слюнями.

«Да, да… Конечно дети… Конечно, ты их любишь! Конечно, она мразь!» – отмечала она про себя, примолкнув, желала зажать свои уши посильнее. «Все, все – заткнись! Даже голос у тебя противный, чтобы его слушать!»

Вечером Маруся взяла Янку, Соню и Сему, удрав из дома к Марте, разбавить хорошей компанией тусклый однообразный вечер в пятницу. Дети увлеченно игрались в комнате, строя город и руководя каждый своим районном. Марта угостила Марусю вином, которое слегка одурманило и развеселило, забывая который час. И до того им сиделось, что отвлеклись от худого, оборвал их с улицы рвущийся дико, нечеловеческий вопль. Испугавшиеся дети прибежали к маме на кухню, подрагивая в холодном ознобе.

– Нам страшно, что это? – спросила Янка, дребезжа.

Маруся переглянулась с Мартой: – мне кажется это Влад орет! – определила Маруся знатоком, и у нее самой запотели ладони.

К ним в избу занесся Маруськин муж. Его кровавые глаза, свидействовали о сумасшествии ума.

– Вот вы где!!! – угрожающе рявкнул Влад, вытягивая лицо в недоверчивой взгляде. – Просыпаюсь, а в доме темень и никого! Думаю все…, овечка сбежала к любовнику!

Маруся, обняв по-матерински, прикрыла своих детей руками, чтобы они не видели отцовский кретинизм. – Тебе лечиться надо, Влад, – засвидетельствовала она чокнутое состояние своего мужа.

– Э-э-э-э-э-э-э, – издал гортанно безумец, оборотнем оскаливая пожелтевшие зубы.

– А нож тебе зачем? – испугалась Марта, увидев перед собой звериную морду и острый конец кухонного ножа, торчащий из кармана его штанины.

– Без причины, – трескуче-несуразно ответил Владислав, пребывая в каком-то остервенении, с взглядом бурлящего-кипящего котла.

– Что? Бес причина? – напряглась Маруся, расшифровывая, что он прохрипел.

– Он сказал – «без причины», – повторила Марта за тронутого умом Маруськиного мужа. – Иди Влад ко двору, приходи в себя, умойся водой. Не дай бог, подъедет Денис, увидит нож и задержит тебя надолго. Думаю, тебе это не надо…, – разложила она ему логическую цепочку, намеренно спокойным голосом.

– Да Влад, Марта дело говорит, возвращайся домой, не пугай детей. Мы скоро придем и ляжем спать, – подхватила наставление Маруся.

Владислав, сгорбатившись, вытянув голову за плечи, убийственно вклинился своими пустыми, но помешанными глазами на двух закадычных подруг, медленно переведя взгляд на зажавшихся в кучке испуганных детей. Со свирепым лицом он крадучись прошелся по темным комнатам, вслушиваясь и озираясь в ожидании засады. Вернувшись на кухню, он заледенел как вкопанный. Повременив, будто обращаясь к своим извилинам, опомнился, просветлел глазами, осмысляя, что лучше воротиться в избу:

– Давай Маруся, ты тоже приходи в хату, детям спать надо, – проурчал он напоследок жалким голосом, сваливая обратно.

– Господи, как ты с ним живешь, свихнулся вовсе?! – переполошилась Марта, дыша часто, отвратительно чувствуя себя, умолчав, «что и этот идиот, туда же в ботинках!»

– Не знаю, – уклончиво ответила Маруся. – Пойдем мы подруженька к себе лучше, спать.

– Он не перережет вас? Может разумнее сказать Денису? Ведь с ним жить страшно! – опасливо переспросила Марта, с пересохшим горлом.

– Трус он по своей сути, у него такая защитная реакция, не больше, – объяснила Маруська, обреченным голосом.

– Ну смотри, а то сдадим его куда надо, – намеренно посоветовала Марта.

– Все хорошо, мы лучше пойдем.

– Утром зайду вас проведать.

– Заходи.

Земля припорошилась снегом. Побелели дорожки, кусты и деревья. Просветлилась природа, обмякла, размягчилась подобрев. В субботу проснулись, а снег снизошел до поверхности земной, падая сверху праздными снежинками, клубясь белой дымкой. А Маруська и не заметила, как Соня штанишки одела, втиснула ноги в сапожки, куртку сверху и шапку на голову водрузила.

– Ты куда, солнышко мое? – поглядела на нее Маруся, с удивлением.

– Как куда мама?! На улице сколько муки насыпало. Я пирожки пойду печь!

– Моя, любимая, жди маму и Сему. Мы оденемся, вместе пойдем, пирожки лепить.

Задорно улыбнулась белолицая, румяная дочь, затопталась ножками в прихожей, держа наготове в руках лопатку и формочку.

– И я с вами, подоспела Яна, лоснясь улыбкой.

58

Умаявшийся Влад, видя, что Маруся абстрагировалась от него, вынужденно приступил к поискам работы. Уезжая в город на собеседования, он избавлял домочадцев пусть и ненадолго, но от своего надоедливого присутствия. И уже наедине с детьми, Маруська вдруг осознала, что она не «несчастная», а очень «счастливая!» У нее есть самое дорогое, бесценное, важное, – это ее любимые дети! Самое фундаментальное, что может быть в жизни женщины!

«А как же любовь мужчины?» Она однозначно отвечала себе: «ни к чему и не зачем, ей не нужна никакая мужская любовь!»

Дочери жалели маму, каждая помогала кто в чем мог, а Сема, вооружившись маленькой отверткой, ходил по горнице с серьезными намерениями, подкручивая мебельные шурупы.

– К розеткам не подходи, – объясняла ему Маруся, как взрослому. – ток опасен и может убить. И с пытливым взглядом, сын внимал маминым требованиям, послушно сдавая орудие труда в надежные Маруськины руки.

59

Владислава взяли на испытательный срок, в колл – центр, продавать что-то по телефону. За каких-то две недели, Маруся овладела собой отходя от обрыва, набирая легкими кислород и свободно выдыхая его. Она заметила, что благодаря психологическому тексту, что вручила ей Машка, у нее получилось отстранится от любви к Жене, действительно оскудевая к нему чувствами. Ей полегчало, тело расслабило, изгладив сердечные упования.

«Так для чего ей дана была эта любовь?» – задалась она вопросом и сразу же изрекла: – «она ей дала дар видеть красоту там, где казалось бы ее и в помине нет, и спасла от чего-то неминуемого, что могло бы с ней случится…»

Декабрь обдался снегами и морозами. Валил белыми пушистыми хлопьями, стелил свои ковры серебряные; заметал, опоясывая вершины леса белыми праздничными лентами; заснувшим деревьям вплетал снежинки в белые косы. И погрузилась земля в прохладу минорную, блесками игривыми, зимними, ослепляя глаза на солнце своим великолепием.

Ранним утром свет во всей хате множился. Не разгоревшийся светлый день, полумраком поселился в комнатах. А со включенным светом изба наполнялась теплом, перекликаясь с бело-голубым оконными свечением.

Нарубая капусту для борща, Маруся усмотрела который час. «Успеет сварить до обеда», – смекнула она, как к ней постучалась Марта.

– Что с тобою, лицо восковое!? – покачнулась Маруся в сторону, капусту на потом отложив.

– Уезжаю я, в Москву! Надоело мне все! – всхлипнула Марта, тоскливо, почти налетая на подругу, с глазами поблекшими.

– В Москву? Что случилось то у тебя? – поддернуло хозяюшку в беспокойстве.

– Да что… что, – нервно заговорила Марта, еле губами шевеля: – мою пол и приезжает Денис, расхаживает в обуви, как ничем не бывало. – Я ему говорю: – куда!? Наследил уже! На что он мне заявляет: «– Это мой дом, хочу и хожу!»

– Меня тут такая обида схватила! Мой дом! А я что же – никто!?

– Ты завелась, тебе надо подышать и отпустить ссору, – резонно посоветовала Маруся, в домашнем халате и фартуке, модулируя мысленно свой борщ.

– Какой тут! Смеется мне в лицо и анекдот рассказывает, – задышала она тяжко, с глазами, накатанными от слез.

– Что за анекдот то? – осторожно уточнила Маруся, глядя на кислое лицо подруги.

– Встречаются два старых приятеля, – зашептала Марта, сдерживая голос:

– Один другого спрашивает: – как дела?

– У меня отлично, а у тебя?

– А у меня… ну так себе…

– Что так? – интересуется в ответ приятель.

– Ты вот веришь в переселение душ?

– Нет! – отрезал приятель.

– А я вот уверил, когда однажды моя жена переселилась из своей квартиры в мою!

Маруся, растянула немую улыбку, проговорив:

– Ничего обидного и нет. Неудачно женился второй приятель.

– Понимаешь, Маруся, – продолжила, мрачная с лица подруга: – намек здесь – «ну так себе»! – Плохо ему со мною живется! Пилю его за обувь, за полы мытые. А я не могу по-другому. Я так устроена! У меня идеальный порядок! Жениться не предлагает, детей не хочет. Отсюда думаю, хватит с меня! Окончательно решила я. Без него в Москве, я прекрасно заработаю себе на квартиру. Даже вещи уже собрала и такси вызвала! – не улыбалась Марта, часто и пронизывающе дыша. – Если что, поживу у Машки первое время. Она мне адрес прислала.

– Решила, стало быть, – запечалилась Маруся и глаза ее почернели угольками.

– Решила, но ты не расстраивайся. Устроюсь, приедешь ко мне с детьми. Бросать тебе надо бесшабашного своего мужа. Он не в себе! – смело настроилась Марта, победоносно. На душе отвратительно, но вера, что все получится, будоражила ее.

– В точку сказала. А Денис знает, что ты уезжаешь? – спросила Маруся и воробьи подлетели к окну, щебеча взбаламучено, поделить меж собой кусочек хлебушка не получалось у них. Крыльями взмахивали трепетно, снег с подоконника стряхивая. А день невозмутимо сырой и холодный, угнетающий.

– Ему зачем знать!? Он на работе сейчас и не говори ему! – остерегла ее Марта, с естественным румянцем. Глаза невеселые, без блеска.

– Не буду, раз просишь. И курочек своих не жалко оставить?

– Пусть он за ними и смотрит, – злилась на него Марта, тая обиды. – Это его была идея! Надоело его отношение, – усмехнулась она, облизнув алые губы.

– Желаю тебе тогда на новом месте хороших возможностей! – от души благословила подруженька, глядя на не нашинкованную капусту для борща.

– Спасибо! Люблю тебя!

– И я люблю тебя, подруга, – призналась Маруся, и со слезами обняла Марту на долгое расставание.

60

Липецк украсился новогодними огнями. Ель городская, нарядная, с наконечником звезды украшена, гордо устремленная в небо. Кружить настроением радостным головы жителям и гостям. Без суеты, маневренно устремился народ по сокровищницам за подарками с представлением о детстве. Волшебство мерцает и мерещится, что дед Мороз по городу самый чистокровный ходит, счастьем просто так одаривает.

Марта приехала на вокзал. В окошке по продаже билетов, она протянула паспорт.

– Говорите! – поторопил ее кассир – женщина, с платочком на шее шелковым.

– Мне на сегодня один до Москвы.

– Есть СВ, на фирменный поезд Воронеж-Москва, остальные раскупили, – оповестил кассир официальным выдержанным голосом.

– Пойдет! – согласилась мгновенно Марта. Ей все равно на каком до Москвы ехать, хоть в багажном отделении.

– Четыре тысячи шестьсот два рубля.

Марта вынула пять тысяч и передала кассиру.

– Два рубля посмотрите!

– Одну минутку, найду, – по карманам зашарила Марта. Лицо серьезное, словно перед экзаменом.

Через пять минут кассир вернула паспорт, билет на поезд и сдачу. Дело сделано, билет в кармане, расслабилась она. Осталось законспирироваться от Дениса, чтобы не спохватился и не узнал ее, а потом попить чаю на привокзальном буфете. Ну а если, не спохватится, то и не надо, в Москве получше перспективы. «Не велика потеря в ее жизни! Жизнь, она только начинается!»

Марта прошла в женский туалет, где полностью закрасила лицо тональным кремом. Брови, ресницы и рот. Замотала платком голову, плотно прикрывая красивый, открытый лоб и надевая сверку ко всему черную шляпу. А поверх пальто и шарфом замоталась, скрывая свой хорошенький носик. В таком виде, она попила в буфете чай, а бутерброды у нее были. Табло перелистывало расписание. Задремав на скамейке в зале ожидания, она чуть было не опоздала на поезд. Яркие звезды, сияя мощнее чем обычно, провожали Марту недоступным галактическим светом. Проводница долго рассматривала пассажирку, не признав личность в паспорте.

– Это я, девушка, это я – подтвердила Марта, показывая на себя озябшей ладонью, принюхиваясь к специфическому запаху поезда, состоящего из смеси угля для топки вагонов, солярки и креозота.

– Проходите, – пропустила ее проводница, одетая по-фирменному, боле не сомневаясь.

Пассажирка, прихватив клажу, поднялась в зелено-голубой поезд и прошла в свое купе, занятое наполовину пожилым мужчиной. Старенький, но любезный на лицо. Слабо улыбнувшись, он с любопытством рассматривал свою спутницу, которая, сняв шляпу с широкими полями, размотала шарф, скинула пальто и платок, рассыпая своими длинными, каштановыми волосами. Найдя в сумочке ватный диск, Марта тщательно стерла тональный крем, превращаясь в себя.

– Вы от кого-то удираете? – спросил попутчик прямолинейно.

– А вы в полиции работаете? – огрызнулась Марта, уставшим голосом.

– Нет. Я искусствовед, Трофим Артемович, еду из Воронежа в Москву, где встречался со студентами и читал им лекции, – доложил о себе мужчина со всей открытостью, хрипя под нос.

– Я, Марта, бегу от бывшего, который недооценил меня, а теперь навсегда потерял, – подключилась она к диалогу с дедом.

– Марта? Какое красивое и необычное имя, – выскользнуло у Трофима Артемовича. Замусолил он глазами по девушке, по-старчески слабыми зрением.

– Спасибо, – разместилась Марта, разложив себе матрас, заправив простыню.

– Не желаете выпить чего-нибудь? – охотно предложил старикашка.

– Не пью с незнакомыми людьми, – уставилась она в окно и поезд тронулся, а вместе с ним и сердце дрогнуло.

– Так мы уже знакомы.

– Это не повод.

– А чем же ваш бывший так обидел вас, что бежите от него? – до охоты ему было поговорить с красавицей.

– Вы думаете это интересно? – глянула на него Марта, скосив глаза.

– А почему бы нет, нам ехать всю ночь.

– Бутербродик будете? – угостила она его хлебом с сыром и сервелатом.

– Давно не ездили в поезде видать? – замаячили его глаза в удивлении. – Сейчас продуктовый набор дают, каждому, словно космонавтам. Вот ваш.

– Я люблю свое поесть, – подвывал у Марты желудок, слюнною давившись. – Будете?

– Не откажусь. Закажу по такому случаю нам чаю, покину вас ненадолго, – вышел пожилой сосед за чаем.

«Любезный какой», – подумала про него Марта, откусывая бутерброд, стараясь что-нибудь различить в ночной мгле, глядя на свое оконное отражение.

Через некоторое время он занес стаканы в подставках, а сахар в наборе.

– Вот, угощайтесь. Невидимый дымок поднимался клубочком и убегал прочь из купе, где теплилось дыхание попутчиков.

– Спасибо, – подсластила себе Марта, уезжая в неведомую Москву. Она вся такая горячая и смелая. Ноги, руки при ней, голова в порядке, а сердце предательски с Денисом осталось.

– Так он вас обижал, ваш бывший? – засыпал вопросами Трофим Артемович, помешивая ложечкой сахар.

А за окошком темень, ворохи белого снега, домишки с тусклыми огоньками.

– Не то слово! Представляете, я каждый день слежу за порядком в избе. Убираюсь, готовлю есть, наглаживаю ему рабочие рубашки. Говорю ему, не ходи в обуви, а он!? А он мне сказал, хочу и хожу, это мой дом! Как вы на такое смотрите отношение!? – выдавили ее губы накопившуюся желчь.

– Отрицательно. Не люблю, когда ходят в обуви. Так вы все умеете делать по дому? – невольно подивился старик чему-то.

– А как же, абсолютно все, – в недоумении вздрогнула Марта, – «на что делает упор ее собеседник?» – Вы знаете, я страдаю перфекционизмом, мне нужно во всем идеал, – честна была с ним она. – Ничего лишнего. Ни кружки с чаем, когда она не на своем месте стоит, ни пылинки!

– И поэтому вы решили ехать в Москву?

– Бесспорно туда. Знаете, как говорят в народе: – кто в Москве не бывал, тот красоты не видал!

– Вы, наверное, ни разу не задались вопросом, откуда пошло название – Москва? – хитро спросил дед.

– Не знаю, к чему мне задумываться, а вы? – и глаза ее перестали моргать, в желании услышать ответ.

– Многие историки и филологи сошлись во мнении, что название Москвы произошло от древнеславянских – «мостков». Явился Юрий Долгоруков, пересек мосток и на ум сразу навеяло – Москва здесь стоять будет! – почти напел дедок былое величественное пророчество.

Марта раскрыла рот, перерабатывая услышанное. Дед-то не простой перед ней, как какой-то «кот ученый».

– Славно, – подчеркнула Марта, – а я теперь свою фирму в Москве открою, клининговую. Любым помещениям – чистоту и порядок обеспечу, – поделилась она своими намерениями на будущее, почти как Юрий Долгоруков.

– Дельный подход, да багаж то невелик у вас, для Москвы…, – кашлянул старикашка, умильно.

– Самое необходимое, не на дискотеку еду, – глотнула она чаю.

В окно несильно задувало. Фонарные столбы вскользь освещали своими бликами лица двух попутчиков, и как машина времени, поезд несся в будущее.

– А до фирмы заниматься чем намерены? – голос у старика любопытный, располагающий. Сидел он уже дремал, как в его купе ворвалась с кипящей кровью, попутчица. Жгуче-красивая, молодая. Перебился его сон в мгновение, и так уж десять лет он страдает от недобора сна. Когда люди спать ложатся, у него ни в одном глазу, а днем на его веки тягучий сон наваливается в самый неподходящий момент. Соберется спать поздним вечером и пялится на стену, думая об былом, что пролетело скоротечно. «Жил ли?» – дивился старик сам себе, с богатым опытом пережитых лет.

– Поживу у подруги, – плечами пожала Марта, собирая в резинку на затылке тонкие, сильные волосы.

Дед хмыкнул, потер руками лицо, отставляя от себя пустой стакан:

– Все на новый год в родные пенаты едут, а вы из дому? Встречать новый год подальше от семьи, традиция иная?

Марта облизала потрескавшиеся губы:

– У меня подруга в Москве, с ней Новый год и справлю, – а у самой скоблит на душе. Будто потустороннее забурилось в ее тело и мешает теперь привычное спокойствие ощущать.

– А как обстоит дело с пристрастиями?

– Вы о чем? – всполошилась она, подняв свои брови, показывая, что намек неуместный.

– Курите?

– Нет, еще чего!? И так задымили планету! – отозвалась она критично.

– А что-то в целом вы умеете делать, профессия у вас есть? – неугомонно доставал ее старик своими вопросиками, а поезд стучал колесами, убаюкивал в приятной тряске.

– Моя профессия – винодел, – выдала с ходу Марта, – то, чему меня научила моя мама, делать шикарное домашнее вино, а остальное, все понемногу, и пожалуйста, давайте уже о себе что-нибудь расскажите. Чем занимаетесь, что за лекции читаете?

– Прежде чем о себе поведать, разрешите последний вопрос? – обратился к ней Трофим Артемович, источая запах закрытого увядающего цветка.

– Задайте.

– Вы, как винодел, сами как относитесь к выпивке?

– Могу конечно, с подругами, но не страдаю избытком. Сижу перед вами сейчас, я абсолютно трезвая, – сказала она, как на духу.

– Что ж, Марта, изложу про себя. Я доктор искусствоведческих наук, – приступил он о себе рассказывать не торопясь, будто раскрывал секретные материалы. – Моей жены давно не стало. Мы с ней учились вместе и наши страсти совпали. Защитили мы с ней в одно время докторскую и годами вели исторические государственные раскопки, писали научные работы. Все, что мы с ней зарабатывали, тратили на покупку старинных вещей, произведения искусств, создавая свою частную коллекцию.

– А дети то что? – главное волновало Марту, под звуки качающегося поезда.

– Все нам было как-то не до детей, – с горечью ответил он, оттянув губы, – жили увлеченно и не заметили мы, с моей голубушкой, как жизнь прошла…

– Светлая память вашей жене, – посочувствовала Марта, ощущая дремоту. «И под одеяло уж хочется лечь и ноги вытянуть».

– Спасибо! Вижу, вы хорошая девушка.

– Спасибо! Вы, наверное, тоже ничего!

Трофим Артемович засмеялся скрипуче, а после сказал: – я могу вам предложить работу, испытательный срок – две недели. Если справитесь и меня полностью устроит, продолжим сотрудничество.

– Что же за работа такая? – бдительно уставилась на него Марта, навострив слуховые перепонки.

– Да, не думайте! Я стар уж, и вы мне в дочери годитесь, – сообразил он сразу по взгляду красавицы, ее настороженность. – А работа нехитрая, убираться на совесть в квартире-музее, следить, чтобы не было пыли, с гарантированным проживанием, разумеется. Там никто не живет, но порядок поддерживать надо, иначе, весь наш с женою ценный вклад, зачахнет.

– А вдруг, что случится с вашим вкладом? – уточнила она, мечтая уже закрыть глаза.

– Вы уж извините, в договоре пропишем об материальной ответственности, плачу за это достойно. И уж не думайте, повторюсь, я никакой не извращенец. Приставать к вам не буду!

– Об этом тоже пропишем в договоре, – выдвинула Марта свое условие, доверившись старику, показавшийся ей вменяемым.

Доктор засмеялся, открывая целую полость зубов, – не против!

– Давайте попробуем, – ответила неробкая Марта.

– Тогда сейчас ложимся спать, а утром доедем до квартиры, покажу место работы.

Марта ответила – да, – и уложилась спать, вытягивая ноги. А старик не спал, раздумья бередили его. Он всегда мечтал о такой дочке, как Марта. Яркой, пытливой, смелой. Она бы продолжила бы его дело.

Поезд мчался навстречу вьюге, останавливался время от времени на станциях, подселяя попутчиков до Москвы, и срывался, гремя вагонами, постукивая железными колесами. Ночь декабрьская, холодная. Трещит мороз стойкий, а по лесам хищные звери голодные, с зелено-желтыми огнями испещряют, гонимые инстинктом бегут на запах.

60

Поезд пришел на Павелецкий вокзал города Москвы. Проводники опустили лестницы, по которым устремились сходить на платформу приезжие. А встречающие, с радостными взглядами, столпились кучками у каждого вагона. Деда никто не встречал, как и Марту. Небо хмурое, серое. Ветер вздымает пучки снега и холодом пробирается под пальто.

Утром, когда поезд постукивал колесами, в районе Подмосковья, Трофим Артемович, умывшись, сидел у окошка с красно-припухшими глазами. Волос седой, расчесан тщательно, приглажен. Щеки впалые, в морщинках глубоких, о чем говорило, что лет ему гораздо больше, чем Марта предположила вчера, в потемках.

– Доброе утро. Скоро будем. Не передумали за ночь? – уточнил он, попивая чай. Глаза его светло-серые, убедительно уставились на Марту. Мягкие черты лица, не отталкивающие, и она допустила, что в молодые годы этот старикашка был вполне симпатичным и обаятельным человеком.

Поезд затормозился, плавно поплыв по рельсам, а за окном, мимоходом, картинка скудная. Заборы с граффити, строительные краны, тяжелые заброшенные помещения с разбитыми окнами.

– Нет, ваше предложение заинтересовало, – не возражала она, под чутким взглядом стариковских глаз.

Трофим Артемович, ерзал на месте. Ему не хотелось, чтобы плохо о нем Марта думала. Человек он, как и положено, в «рамках» нормы. Лишнее никогда не позволял себе. Да и в крайней степени, захотелось ему ознакомить ее с коллекцией всей своей жизни. Давно он никому не показывал труды свои и руки чесались, похвастаться перед своей новой знакомой, к тому же не заинтересованной что-то у него урвать. С годами он перестал доверять прежним знакомым и дальним родственникам, что имелись со стороны жены.

И узрела она, что ему не сидится на месте. Пока умывалась, подумала, «можно ли связываться с ним?» Вернулась в купе и поняла. Старческое это у него, а дедок незлобный, на лице написано, без дурных наклонностей.

От вокзала ехали до Кутузовского проспекта ехали на такси. Гостья столицы крутила головой, смотря вовсе глаза по сторонам, разглядывая столицу во всей красе, которую приукрасили к новогодним праздникам. Сердце интенсивно разошлось под грудью, наполняя душу истомой упоительной.

– Обязательно в свой выходной сходите на Красную площадь! – брякнул бодро голос старикашки, сидевшего поблизости с Мартой, причмокивая сухими губами, руки его в пятнах пигментных, держали черный кожаный кейс. – Ознакомьтесь с храмом Василия Блаженного, и скульптурным монументом посвященный Кузьме Минину и Дмитрию Пожарскому. Герои, люди с неодолимой силой духа и патриотизма, очистили Москву от польских интервентов, – вдохновенно звучал его голос. – А Китай-город! Мои студенты думают, – посмеялся он скромно и глаза осветились маленькими звездочками, – что китайцы здесь жили, а название-то пошло от слова Кити – ограда, плетень. Оборонительное сооружение.

Молчаливый таксист, вез и прислушивался к поучительно-умным вещам, что просвещал про столицу его пассажир уважительных лет. Сам-то сколько лет работает перевозчиком в Москве и не знает ничего о ней, к своему разумению.

– Вот сюда сверните, там нет заезда, – заранее направил Трофим Артемович водителя. – Приехали. Машина остановилась у дико красивого многоэтажного дома, постсоветских времен.

Заплатив за такси, они вошли в подъезд. Широкие лестницы, запах безвкусный, наслоенный не одним поколением. «У Машки, и то лучше в подъезде попахивало» – подумалось Марте на голодный желудок. Пока поднимались на лифте, с решетчатой дверью, ее сердце десять раз успело нагреться и остыть, теряясь в мыслях. «Ведь она уже обо всем договорилась с Машкой, а тут старик перехватил ее».

– Заходите, Марта, пожалуйста! – голос Трофима Артемовича усыпительно пересек дверной проем. – Дверь трехслойная, с английскими замками. Взломать невозможно!

Марта прошла в квартиру и сразу сняла сапоги. Ноги подмерзли, пальцы застыли в носке. А в квартире запах сладко-тягучий, волнительный, ароматизированный.

– Тапочки новые, лежат тут в тумбочке, одевайте, не стесняйтесь, – располагал ее хозяин квартиры, шмыгая носом. – Смелее пройдитесь, осмотритесь.

У Марты перехватилось дыхание, открыв рот, ее глаза вывернулись наружу:

– Как в Версале!

Стены в картинах, на комодах вазочки, а в буфетах отдельные элементы от раскопок. Две комнаты в экспонатах. Стол полированный, диван кожаный, «каких-то винтажных лет». – Что за художники представлены у вас? – радело ее сердце, блея от эпохального духа.

– В основном редкие находки, неизданные работы художников, – довольно проговорил Трофим Артемович, следя за реакцией Марты. У нее даже волосы распустились веером благодушным.

– А, я ничего не знаю про художников, практически – сказала она, сипло-тихо, упрямо впившись глазами в произведения искусств.

– Так скажу вам, Марта, – дрогнули у старика, морщинистые уголки губ, расставляя слова волнующе-бережно и достав откуда-то очки, потер их тряпочкой. – Неважно, что ты знаешь, важно одно – чувствовать! – удвоил он свои глаза надев очки. – Время неразрывно с душой. Без чувств, человек как пустая кукла, а если знания туда добавил, то роботом стал, но не человеком. Взгляните на работу Федора Васильева! – демонстративно указал Трофим Артемович рукой, прямо перед собой. – Каков художник! – увековечили художника глаза стариковские. – Умер молодым, в двадцать три года. Болел тяжело, но работы его вечно живые. Гениальные реалистичные пейзажи заставляют забыться и переместиться в то чудное место, что изображено им на картине. Небо затянулось предгрозовой тучей, ухабистая дорога пока еще сухая; река волнуется, играет сильными нотами. Скоро раздастся гром и молния, острым свои наконечником разверстает небесные просторы и грянет ливень. А листочки от ветра резкого, вывернулись и воздух стоит насыщенно-душный, – изрек искусствовед, перенесшийся душой в 19 век.

Марта, как вкопанная, тут-же дурочкой нарекла себя. Далековато зашел дед, глаз зоркий, душа в непрерывном представлении. Заюлила она на месте, обернувшись:

– Мужик какой, чертяга, – выдала она зачем-то вслух, повернувшись лицом к противоположной стене, показавшись самой себе невежей, и мысль вспыхнула – «на Маруськиного психопата похож! Только морда у Влада покруглее и покрупнее, а так похож…»

– Ван Гог, автопортрет, – отрезал себе часть ухо, страдал припадками. – поправил ее Трофим Артемович, уравновешенно. – Ему тут тридцать пять. За два года до своей смерти, – привел он историческую справку.

– Видать ему совсем плохо было, – пожалела она художника, и розовый румянец заиграл на скулах. Лицо ее отогрелось, взыграло пылкостью.

– Течение постимпрессионизм, подле же собраны художники – импрессионисты, – владел старик любыми тонкостями в искусстве. А глаза его за очками, как тайники, сложные к пониманию Марты.

– Что это? Постоимпресс… как его там?

– Художественное направление, душенька. У вас будет много времени изучить историю. В телефоне есть интернет? Там можно найти сейчас любую информацию. Не то, что раньше, студенты часами в библиотеках просиживали. Но строго наказываю, о квартире нигде не распространяться, ни перед друзьями, ни перед вашим бывшим. Говорите всем, что просто убираетесь в обычной московской семье и придумайте, какую-нибудь историю для убедительности, – проинструктировал ее непростой дедушка. А за окном скупое солнце показалось, лучами дотянулось до окон с жалюзи.

– Поняла, поняла, – мотнула она, упершись глазами на портрет женщины в цветах. Кроткие, обходительные, ясно-голубые глаза. Нежные скулы, правильный нос, чувственные губы и локоны завитушками.

– Нравится? – Это моя супруга, Александра в молодости.

– Красивая!

– Да! Любовь всей моей жизни! – задышал старик шибко, всхлипнув от накативших на него воспоминаний. – Ну так как? Возьметесь за работу, пыль с картин стряхивать, и кондиционер включать, отслеживать температуру по градуснику. Сейчас зима, не жарко, но не почти идеальная температура для картин, – прояснил для себя Трофим Артемович.

– Возьмусь, – ответила обезоруженная Марта, без колебаний, влюбившись в квартиру деда.

– Тогда мы дойдет сейчас до нотариуса, здесь рядом, в двух шагах. Заодно обсудим устные пункты нашего договора, который потом обоюдно подпишем. После я оставлю вам ключи от квартиры и деньги на первое время. Вы вернетесь и будете проживать в маленькой комнате и следить за порядком. И ко всему без надобности квартиру не покидать, кроме выходных, разумеется. Никого не приводить и перед соседями не маячить, – вторил ей Трофим Артемович, обуваясь, пошмыгивая через раз носом.

61

В небе полыхало зарево пожаров. Огромные алые пятна, разлитые солнцем, держались на небосклоне целыми днями. Морозный воздух опускался все ниже и ниже, закручивал сосульки, подвешивая их на самые разные места. Трещали снега, стыли и леденели реки, покрывались дымчатым маревом. В огороде замерз одинокий пугало, и смотрелся так, словно Снежная королева его заколдовала. Холод пронизывал Маруськину избу, рисуя на стеклах зимние узоры.

В окошко кто-то стучался: – Маруся, ты слышишь меня? Ты дома? Выходи на два слова!

Накинув на плечи куртку, она вышла на промерзшую террасу, теплым паром повеяло из ее рта. Утро сверкало, солнце облюбовывало землю. Дворы по соседству спали, утонув в немой тишине. Денис, с озадаченным видом, стоял выправкой.

– Чего тебе? – спросила она через окно, шевеля теплыми губами.

– Марта у вас? – обратился он притихшим, виноватым голосом.

– А зачем она тебе?

– Нужна! Ботинки куда-то все мои попрятала! – возмущенно высказался Денис и уставился на сестру выжидающе задумчивыми серыми глазами.

Посмеявшись про себя, она выдала:

– Так тебе и надо!

– И ты туда же!? У меня были неприятности на работе, потому ляпнул не подумавши. Скажи, где она, пока я добрый! – щеки у Дениса разгорелись морозным румянцем.

– Нету у меня! – выпалила она в ответ и Алмаз приподнявшись на лапы, уперся носом в окно, виляя хвостом предательски, высказывая радость встречи со свояком.

– Нету? – замелькали его глаза удивленно, – а вещи ее все на месте. – Куда она могла деться в таком случае? Испарилась? – поежился он, и прозябнув, попрятал руки в карманы.

– Ищи, Денис. Может найдешь…, а если потерял так плачь! – съязвила она, нисколько не жалея его самолюбия.

– Да ну вас! Искать еще! Сама найдется! – обескураженно вырвалось у Дениса, и он ушел, не вынимая рук из карманов.

– Пойдем Алмаз, холодно тут как! – вернулась она в теплый дом. С приходом морозов Алмаз пригрелся жить с хозяйкой, продолжая быть сторожевым псом.

От Марты двое суток не было вестей. В воскресенье она сама позвонила Марусе по видеосвязи.

– Привет, Марта, ну как ты, где? – завидя подругу в полном здравии, голос Маруси зазвучал непривычно счастливым. – Денис приходил, про тебя спрашивал! – сообщила она ей в первую очередь.

– Привет, подруга! У меня все здорово! Смотри, как я классно устроилась! – поводила Марта телефоном по картинам, оставляя разговор про Дениса на потом.

– Тебя приняли работать в музее? – благодушно заинтересовалась Маруська ее местонахождением.

– Не совсем. Познакомилась я в поезде, с одним пожилым дядькой, – докладывала Марта подробности бодрящим, поэтическим голосом, – а он коллекционер и нанял меня следить за порядком в его квартире.

– Нормальный? – сразу же прояснила Маруся.

– Приличный такой! У него квартира – музей! Получше покажу! – перевернула она телефон, промаршировав по квартире, показывая обстановку. – Видала, трешка? Мы с хозяином заключили договор у нотариуса и у меня есть ключи от этой квартиры! Марта потрясла перед телефоном связкой с брелком. – живу я здесь одна, как в замке!

– Отлично, Мартушка! Рада за тебя, ты большая молодец, что решилась на такой шаг! Фотки шли! – растрогалась Маруся, – не пропадай!

– Пришлю, у тебя то как?

Маруся собралась что-то ответить, но подоспевший к ней Влад, с готовностью перехватил телефон из ее рук:

– Алло! Кто это!? Алло? – затрубил он приглушенно-настороженный голос в трубку.

– Некому аллекать, ты звонок скинул! – объяснила ему Марта, владея собой.

Его лицо тотчас же обуглилось, глаза налились смолой, как у огнедышащего дракона, из горла вырывалось жерло пламени:

– С кем ты сейчас разговаривала? Какие фотки? Кто должен прислать? – губы его нервно тряслись. Со свирепостью он просверлив в Марусе дырку, прожигая ее патроном навылет.

Она рассерженно и неохотно ответила. Оправдываться ей было не в чем:

– Я говорила с Мартой по видеозвонку, Влад. Извилин у тебя вообще не осталось в голове, грубо вырывать телефон из рук?!

– Где, где твоя Марта!? – натянулся его голос струной, резкий взгляд издергался бровью.

– Проверь, если охота! – прошипела она на мужа кошкой.

Убедившись, что Маруся не врет, он сразу стих, как холощенная ночь лесу. Отложив устройство, он как дикарь налетел на нее, целоваться:

– Я так соскучился! – встрепенулся он, подсовывая к ней свои холодные губы, настойчиво прочно удерживая жену в объятиях.

– Уйди, отстань, оставь меня в покое, – отпихнула она от себя мужа. – Не трогай меня, пожалуйста, – взъерошилась Маруся, стряхивая с себя жесткие руки Влада.

Огненный солнечный луч, извергаясь пеплом через окно, лавиной тяготился к дощатому полу. Маруся подошла и задернула штору, огораживаясь от солнечного язычка, держась как можно подальше от мужа. Длинные,распущенные волосы она прибрала на одно плечо. Дотронулась рукой до лба, будто в миг голова разболелась.

– Да почему я не должен тебя трогать? Я люблю тебя! – прикрикнул на нее Влад, не в состоянии понять ее поведения.

– А я тебя – нет! – чистосердечно доложила она, растревоженная отвратной выходкой мужа.

– Повтори? Не расслышал, – ее губительные слова, ударили по нем клинком в сердце. Он не верил своим ушам. «Может ослышалось?»

– Не люблю! – повторила она, бесстрастно.

– И давно ты меня не любишь? – замялся Влад, согнув спину, не замечая очевидные перемены в настроении у жены. – У тебя кто-то есть? – навострился он взглядом, собирая пальцы в кулак, собираясь начистить морду Маруськиному новому ухажеру.

– Конечно, очередь стоит за окном! – тривиально ответила она, оглядываясь на шторы. Ее каштановые волосы растрепались, рассыпались по плечам.

На эмоции взрослых сбежались чуткие дети, уставившись, взволнованно заморгали глазками.

– Что произошло с тобой? Уже не в первый раз внушаешь мне это! Раньше ведь ты меня любила!

– Что было, то прошло, – изъяснилась она открыто, обнимая детей.

Владу, позвонил кто-то и он отклонился поговорить. – Я все выплачу, – обещал он кому то, – я все выплачу! На работе аванс жду и выплачу сразу.

Маруся догадалась, звонили из конторы, где он брал займ.

62

Тучи, как пастбище белых овец, забуксовали в одной точке. Бронзовое солнце, пробираясь между облаков, смешивало на небе иссини-золотистые и белые тона. Мороз в Липецкой области крепчал, покрывая поверхности ледяной коркой. Скрипела Маруськина калитка, а сытая псина, благовидно дремала в теплой избе у входной двери, грызя говяжью вкусную косточку. В избе практически не работала система отопления. Приходилось дополнительно греться обогревателями и горячим чаем. Маруська нацепила на детей кофты, на ноги шерстяные носки.

Розово-фиолетовый день засел за окошком присыпая снежком, рассказывая новогодние сказки, сочиняя новые зимние истории, подсвистывая вольным ветром. Марусе тоже хотелось бы верить в добрые чудеса, светлые, детские, но ее душа поседела раньше времени, обтерлась прозаичной мудростью, и разум в должном порядке взял над ней верх. Уставшее Маруськино сердце хотело поговорить с бабушкой Паулиной, но бабушка бесспорно отправилась в рай. За все время ни разу не явилась к ней во сне, ни разу не напомнила о себе каким-нибудь неким знаком.

День незаметно стирался, тушился, одеваясь в мантию. Не дожидаясь полдника, скучный месяц свесился крючком. Натянув бабушкин халат, она обратила внимание на свои сухие, шелушившиеся руки. Крем для рук закончился, а новый тюбик не купила. Деньги шли на самое необходимое, тем более что на носу Новый год.

– Мама, дай поиграть в свой телефон, – попросила Янка, прогулявшая школу в пятничный день.

– Можешь взять на столе, – разрешила она дочери.

Соня возилась с куклами, а Сема приставал к ней, отбирая игрушки. Детские крики стояли на весь дом.

– Зайчики мои, играйтесь потише, – обратилась она к детям выдержанным тоном, в состоянии редкого необъяснимого покоя, желая подольше побыть в этом обособленном коконе.

– Мама, он мешает мне, – пожаловалась Соня, подняв свои расстроенные, влажные глаза.

– Семка, где твои машинки, не мешай Сонечке укладывать ей своих деток спать. Русоволосый Сема задумался и отошел от сестры, проявляя к ней уважение.

– Мама, а к нам придет Дед Мороз? – наступательно спросила дочь, отвлекаясь от игрушек.

– Думаю, что – да. Мы ведь так сильно ждем его, и, если вы будете вести себя дружно и тихо, он точно зайдет к нам!

– И принесет подарки? – засветились Сонечкины глаза подлинным счастьем.

– И подарки! – уверила ее мама. – Это же самое главное! Дед Мороз с пустыми руками не приходит.

– Ура! Ура! – запрыгала Соня. И Семка запрыгал вместе с сестрой за компанию. Соня подбежала к маме и поцеловала в щечку: – мама, я тебя так люблю! Сема не отставал, дотрагиваясь пухленькими губками до маминой мягкой щеки.

– Мои любимые, и я вас люблю! – целовала Маруська своих детей.

– И Янку любишь? – испытывала Соня с огоньком.

– И Яну и Арину и Сонечку, и Сему, – всех вас! Мои любимые, самые дорогие! – сказала она, обнимая горячо своих детей. Маленькие тельца крепко жались к ней.

– А меня? – подключился Влад, неожиданно заявившийся, одетый в уличное. Щеки и нос зарумянились от мороза, сам развеселый.

Маруся тут же осеклась, сглатывая слюну:

– Ты чего так рано? – спросила она, внимательно обозрев его праздничные бездумные глаза, учуяв, что он выпил.

– Почему рано, очень даже вовремя, свое я отработал.

– Что это значит, объясни? – взревел ее голос взрывоопасно, с взбудораженным сердцем.

– Уволился. Послал их всех на рога, – чванно сказанул он. – Не могу я сидеть в наушниках по семь часов. Уши болят. В автобусе воняет! Лучше в такси вернуться.

– А с деньгами что? – враждебно натянулся Маруськин голос.

– Ничего. Я загасил свой займ, осталось немного! – монотонно ответил Влад. – Детишки, идите к папочке, я поцелую вас! – продребезжал он, пьяно.

– Не подходите к нему дети! – не разрешила Маруська, наэлектризовавшись. – От него пивом пахнет.

– Что ты вечно на меня наговариваешь?! Я нормальный, хороший отец! – гордо ударил он себя в грудь. – Сейчас схожу в магазин и куплю всем по шоколадке. Тебе что купить дорогая Марусечка, хочешь мороженное или мандарин? – покладисто произнес он.

– Отличная мысль, Влад. Сходи действительно в магазин! – одобрила она его решение, подталкивая на выход.

– Ждите меня, и я приду, – подмигнул Влад детям и жене, натянув на голову шапку, сваливая развязанной походкой.

Маруся, немного погодя, выскочила на холодную террасу, мороз мгновенно дотронулся до нее стылыми рукавицами, обжигая ее. В нещадной тьме блестел снег, пышно переливался настилом. Морозный воздух защипал лицо. С крыши сорвалась ворона, взлетев тяжело угнетенными крыльями. Дернувшись черными перьями, она неожиданно напугала Марусю, метнув ей в тапочки снежный ком.

– Ах, – отпрянула она.

Стряхнув снег, без промедления натянула на себя дверь посильнее, и не терзаясь мыслями намертво защелкнула засовом. «С нее хватит!»

– Яночка, дай мне пожалуйста телефон, я напишу Арине! – ее тело покрылось иголками, в глазах безоговорочная решимость.

– Ну сейчас мамочка, я доиграю!

– Я только Аринке напишу и отдам, – столбом встала мать около дочери, в ожидании телефона.

– На! – разочарованно сдалась Яна, которой не дали доиграть на самом интересном моменте.

Маруся быстро предупредила Арину: – «Дверь закрыта на щеколду, Влада я не впускаю. Будь аккуратна. Позвони, как пойдешь ко двору».

– Держи, – с воинственным настроем, вернула она телефон дочери. – Если что, папе не открывай, – предостерегла она Янку. Он с сегодняшнего дня решил пожить у бабушки, – отрешенно добавила она.

Через каких-то полчаса вернулся сам Влад с дребезжащими бутылками в пакете. Дернув за дверную ручку, понял, что Маруська его не впускает. Алмаз зарычал на него из комнаты, погавкав.

– Ты что же, решила меня не впускать домой? – выкрикнул он громко, озвучив первую мыль, что пришла ему на ум, постучавшись в окошко. – Маруся, ты слышишь? Открой, немедленно! Не ломай трагедию!

Маруся вышла на террасу:

– Да Влад, хватит. Ты мне не нужен здесь больше безработный. Нужно кормить детей, а ты бредятиной занимаешься! Снова купил себе пиво!

– Открой говорю! Я завтра же вернусь в такси! Не будь дурой! Мне мужик один подсказал, какая фирма доходная, грузовое такси.

– Когда начнешь работать и принесешь деньги, в размере не меньше десяти тысяч, тогда и поговорим с тобой.

– Какая же ты сука, Маруся, тварь! Выперла меня в такой мороз на улицу. Алмаз и тот дома сидит! – болтался его рот развязано.

– Если не уйдешь, напущу на тебя Алмаза! – пригрозила она.

– Сука ты, сука, тварь! – бросил он ей через окно и направился к калитке.

У Маруси даже полегчало на душе. «Кто бы знал, как она устала от него!» «Как же устала!»

63

Москва стояла в сизо-голубой дымке. Солнце, что одно на всех, напустило на себя выразительную актуальность. Светит, но не греет. Насущные морозы добрались и до столицы. Небесные кирпично-огневые заливы отражались в витринах, и стеклах московских квартир.

А Марта обжилась в стариковском музее. Ее не покидало ощущение, что она поймала за хвост Синею птицу счастья. Щедрый старик, сам оплачивал коммунальные услуги, попросив лишь, чтобы света много не жгла и охлаждала комнаты кондиционером, выдерживая до нужной температуры. По выходным она была совершенно свободна, собравшись в эту субботу съездить в гости к Маше. Деньги она решила экономить, надеясь подсобрать нужную сумму, впоследствии открыть свою фирму, предоставляя услуги по уборке.

Смахнув пыль с картин, вазочек, статуэток, за сохранность которых она отвечала головой, она усаживалась на старинный в черной коже диван восемнадцатого века и долго сидела на нем, углубляясь взглядом в пейзажи и лица, особенно ей нравилась цветочная поляна, с подписью Киселев А.А., «в этом что-то есть» – клокотало ее сердце трепетно, развивая в себе чувственность до предела.

В квартире доктора искусствоведа, Марта чувствовала себя комфортно. Ее обуяла легкость и непринужденность новой жизни. Да что там говорить: «Это ее квартира и она здесь хозяйка!» В комнате, где она спала, стоял книжный шкаф с книгами на разную тематику, что говорило о разносторонних интересах того, кто их покупал. Марта даже вознамерилась почитать некоторые из них, предпочитая художественную литературу. Ну например: Стендаля «Красное и черное», или Оноре де Бальзака «Шагреневая кожа», приглянулся ей и роман Жорж Санд «Консуэло».

Она не скучала, придумывая себе разные занятия, рисовала в каком-то старом, выцветшем блокноте двух человечек, придавая им разные рожицы, иногда вспоминала своих курочек и Дениса, которому отправляла мысленно: «живи как знаешь!», – упорно не признаваясь себе, что ее надтреснутое сердце скучает по нем, болит, не отвечая на его тысячный звонок и смс.

В пятницу, по договоренности, пришел Трофим Артемович и с контролем прошелся по квартире.

– Безукоризненно! – похвалил он Марту культурно улыбаясь. А Марта отметила, что лицо его как будто сильнее постарело, прибавило морщинок за неделю. – У вас дар, душенька! – проговорил он великодушно. – А это значит, что наш с вами договор продлевается автоматически…

– Спасибо вам! Мне тоже очень нравится следить здесь за порядком, – поблагодарила его Марта, приятно растянув губы в улыбке. – Может чаю?

– Можно и чаю, – не отказался доктор.

Марта ушла ставить чайник, а Трофим Артемович задумчиво обошел картины, собрание всей своей жизни, посмотрел на портрет жены, забылся, вышел в прихожую, обул ботинки.

– А чай? – всплеском спросила она, замешавшись взглядом.

– Знаете, душенька, я не буду пить чай. Вспомнил про важную встречу, мне нужно спешить, – произнес он застревающими в горле словами. – Кстати, – подвернулась ему важная мысль и подчиняющий жестом он махнул ей рукой, – деньги. – Тут немного, а остальное как закончится месяц, – передал он хранительнице своего очага хлебосольное вознаграждение.

– Спасибо, – обрадовалась Марта, млея и не заметила, как доктор, сняв ключи с ключницы, вышел, захлопнув дверь.

64

В нотариальной конторе в очереди сидели люди. Два нотариуса и три секретаря, которые подготавливали документы для подписи.

Трофим Артемович направился к знакомому кабинету, к знакомому юристу.

– Здравствуйте, здравствуйте! – поздоровался нотариус, Александр Сергеевич, горячо пожимая руку. – Дело какое привело?

– Серьезное. Окончательное! Составляем завещание на девушку, с которой мы были у тебя недавно. Хорошая девушка.

– Я нисколько не лезу, Трофим Артемович, – очертил твердым порядком нотариус, но, прежде чем приступить оформлять, подумайте все-таки о родственниках, – корректно проговорил серьезный юрист, взглянув на клиента убежденным взглядом.

– Есть дальние родственники моей жены, – старательно заговорил старик, углубляясь в каждое слово, – это далеко не те люди, чтобы завещать им такие подарки! Я знаю, чем дело закончится. Растащат по кускам и разворуют, да на помойку выкинут! А Марта мне по-отцовски понравилась. Скромная, ответственная, хозяйственная, – рассудил он. – Завещаю свое имущество ей.

– Документы нужны, Трофим Артемович, – напомнил Александр Сергеевич, методично. – Свидетельства о собственности, справку из психдиспансера, ваш паспорт и паспортные данные девушки.

– Мои документы со мной, а паспортные данные девушки возьмите из договора. Так же ведь можно?

– Можно! Вопросов нет! – принялся Александр Сергеевич сосредоточенно работать за компьютером, а завещатель ждал, которому не здоровилось с самого утра. Мутило и голова кружилась, но он ждал, с важной надобностью. «Поставит подпись и пойдет налегке».

Александр Сергеевич, не моргая, положил перед завещателем документ:

– Трофим Артемович, внимательно проверяйте объекты завещания, а потом вот тут пожалуйста полностью свою фамилию, имя, отчество и подпись.

Дед, натянув очки, прочел документ и удостоверившись взял авторучку, твердо вывел: Сахаров Трофим Артемович, – черкая роспись.

– Документ подписан, и будет храниться в нашей нотариальной конторе, сохранность которого мы гарантируем, – уверил юрист, с неулыбающимся, предельно ясным лицом.

– Спасибо вам, Александр Сергеевич, всего доброго.

– Всего доброго, Трофим Артемович! Обращайтесь, если что.

Трофим Артемович вышел из нотариальной конторы и прищурил глаза, ослепленный декабрьским солнцем. Прошлепав до автобусной остановки, запыхавшись, присел на лавочку. Сердце сдавило. В поисках таблетки ощупал карманы, найдя в них две пары ключей. «Вот болван!» – поразился он сам себе. «Нужно непременно воротиться до Марты» – направился он к переходу, замертво завалившись у лестницы.

65

Московское солнце в субботний день припустило вожжи, ослабляя морозы и напуская на землю мелкий снежок. Ветер стелился по асфальту, залетал в переулки, затмевал лица прохожим, снежной крошкой оседал на козырьках подъездов.

Марта собралась к Маше, подошла к двери и застыла как вкопанная. Связка ключей пропала. «Он наверное забрал ее ключи по ошибке, иначе какой смысл? Надо ему позвонить!» Она быстро набрала Трофиму Артемовичу. Звонок срывался. «Как же ей быть?» Открыв дверь, Марта обозрела безлюдную площадку, с решетчатым лифтом. Выйти она может, но зайти уже нет. Дверь захлопывалась, но обратно в квартиру без ключей не попадешь.

Паника овладела ею! Нужно постараться, дозвониться старику. Глаза рассеяно забегали по телефону. «Что же могло случиться, не берет трубку?» Лицо скукожилось, на висках проступили капельки пота. Волнение дробью замельтешило по телу. Она предупредила Машу, что не сможет к ней приехать, не вдаваясь в подробности. «У нее все отлично, старик объявится, вернет ей ключи и в следующую субботу она встретится с Машей», – успокоила она себя, подбодрив.

Дверь снова притянула ее. Приотворив щель, Марта высунула нос. Ни шарканье шагов, ни человеческого запаха. Скрывающийся, короткий день приобщился к мраку, заретушировав лестничную клетку, ступеньки. Воротив дверь назад, она закрыла ее на внутреннюю задвижку. Какой-то непостижимый ужас подчинил ее себе. На голове зашевелились волосы. «Ей нужны ключи!»

Весь вечер она безрезультатно набирала номер Трофима Артемовича, загоняя себя в угол. На часах девять вечера. Вспомнив, что последний раз поела в час дня, открыла холодильник. Из содержимого: – сыр, творог, масло, яблоко, куриная грудка. Овсяная каша быстрого приготовления, гречка, хлеб.

Съев яблоко, прошла в туалет, и тут наконец завибрировал телефон. «Трофим Артемович!» Радостная спасительная дрожь прибыла в руки, надеясь, что это – он. На дисплее светилось – «Маруся».

– Маруся, сейчас… сейчас, – вознамерилась она ответить, пожалев на секунду, что не сам владелец звонит. Ватные руки застопорились, отказываясь действовать и телефон, словно живой выскользнул, падая в унитаз. – Маруся!!! – вздрогнул ее голос, зажигая в глазах сдавленное оцепенение.

Вытащив стремительно телефон из воды, она понадеялась его просушить, положив на батарею, моля об этом… «Работай! Прошу работай!» – молила она глазами, глядя на бездушный телефон. «Ну если что, деньги у нее есть, сможет купит новый, надо лишь дождаться Артема Трофимовича».

На следующий день она установила: «осталась плюс и без телефона». «Ну ничего, придет Трофим Артемович на следующей неделе и все наладится…»

66

Влад три дня штурмовал Маруськину хату. Ночуя у матери, он приходил, стучался, вызывал жену на серьезный разговор. Алмаз, деря глотку лаял на него, защищая любимую хозяйку.

– Давай поговорим откровенно. Скажи, что тебя не устраивает? Я исправлюсь!

– Развожусь я с тобой! Меня все не устраивает! – отвечала ему Маруся, не сдаваясь. – Пиво каждый вечер и вечные поиски работы.

– А каком разводе ты мелишь? Кто натискал тебя? Где же я пью? Всего то одну бутылочку! Ну Марусечка, умоляя, впусти меня домой, буду тихо себя вести. Обещаю! – причитал Влад, пытаясь склонить к себе жену. Лицо взвихренное, опухшие глаза лихорадочно блестели.

– Нет, Влад. На этот раз я не поведусь на твои уговоры. Мне даже денег от тебя не надо. Ничего не надо!

– Как скажешь! Но, ты… ты, знаешь кто? – закипятился Влад, раздувая ноздри, задышав тяжело.

– Мне все равно кто я! Хоть всеми неприличными словами назови!

– Назову, если не откроешь дверь отцу своих детей!

– Не открою. Устройся на работу, приведи свою жизнь в порядок, – советовала ему жена.

Влад уходил и возвращался снова. До часу ночи распевал под окном песни и не давал им спать. Стучался в окна и бил по стенам лопатой. Маруся молилась про себя, дети все эти дни были ее поддержкой. В магазин не выходили, доедали что было. За место хлеба напекли на прокисшем молоке блины. Ели их с вареньем. Алмаз ел свое и подъедал за детьми. Выпущенная псина погулять на улицу, управившись мигом рвалась в тепло. И в этой идиллии, они испытывали какое-то затаенное счастье, дом успокаивал их благодушно, пронизывая своей родовой любовью.

На третий день, он заявился пьяный в стельку, одичалый и остервенелый. Кидался в окна мелкими камнями, обзывался на Марусю, нес бессмысленную чепуху и напевал военные песни.

– Что тебе надо, Маруся, всего то десять тысяч? – вопил он истошно, скаля зубы. – Что так мелко плаваешь? Проси больше, я владею всеми деньгами мира! Что же, ты думаешь я подлец? Не приношу в семью деньги? Да, я все для вас делаю! Все что ты просишь. Съезди туда, съезди сюда… Мне для вас ничегошеньки не жалко! – выдыхался он орать. Уходит и приходил на следующий день, проспавшись к утру, но уже пьяный к вечеру, штормовал Маруськину избу, терроризируя свою семью.

Морозы неспеша спадали, но земля как камень чугунный. Безжизненная, черствая, скользкая, с толстым ледовым настилом. По ночам пурга присыпает. День облачный, влажный, черно-белый.

Влад не прекращал свои попытки прорваться. Притащившись пьяный в стельку, он заскоблил по окнам обмерзшими пальцами. Маруся с детьми не сразу определили, что звук этот, очередные проделки Влада. Сердце от ужаса застыло у нее, боясь, что он додумается разбить окно лопатой, в намерении залезть в дом.

Лыко у него не вязало. Поначалу слова тряслись, хрипло обрывались в горле, но вскоре он заливисто заорал, выпуская из нутро, наболевшее:

– Сына, сыночек, мать твоя окаянная, разлучила нас с тобой! Потому что она тварь подлая! Подлюка! Всех ее любовников перережу на куски и на березе развешу, – грозился он расправой. – Не думай, я не слаб! Я ой, какой сильный! Сейчас пойду и найду этот хренов клад! Знаю… знаю, где он закапан! Есть местечко на примете. Откапаю, делиться с тобой не намерен! Ты, Маруська этого не заслужила, потому что ты сука, сучара, морда овечья! Все сказал! Я любил тебя. Сильно любил! И тебя и детей! Прощайте дочери, прощай сыночек, знайте, ваш папка любил вас, – выдавил Влад последнее изречение, заткнулся и поплелся в сторону глубокой скважины.

– До чего ужрался! – затревожилась Маруся, сказав об этом Арине. – Снова к ямам своим направился. Земля то обледеневшая, свалится же! – спохватилась она, увидев из окна спальни, как Влад проковылял к впадине, собираясь пройти мимо, но ноги его стесненно заплелись на месте, спотыкаясь. Пошатываясь шарнирно, он занемел, запрокидывая голову, и потеряв равновесие в доли секунды, улетел на дно пропасти, где когда-то был Маруськин огород.

– Ах, – вырвалось у Маруси, – Арина пригляди за детьми, оставайтесь дома, – выскочила Маруська на улицу, накинув куртку. Алмаз разошелся лаем, тыкаясь лапами в окно.

Держась маневренно на скользкой поверхности Маруся, пододвинулась к яме. Влад лежал неподвижно, без сознания. Она спустилась по двухметровой деревянной лестнице на самое дно. Муж не дышал, пульс не прощупывался. Не поверив своим глазам, она уселась рядом с ним на глыбу снега, тихонько толкнув в плечо:

– Ты слышишь, меня Влад? Очнись, пойдем домой, – притронулась она к его голове теплой ладонью. – Пойдем, мой хороший. Все будет хорошо! – поглаживала ему бережно щетинистое лицо. – Бог с этими деньгами. Что я в самом деле, сдурела. Устроишься в такси, заработаешь, – плакала она, глотая слезы, склонившись над мужем, – ну что ты тут разлегся? – Замерзнешь! Ты просто упал, ничего страшного. Все падают, но поднимаются и живы. Пойдем родимый, хватит тебе уж тут лежать, – пригладила ему волосы окоченевшей рукой.

– Мама, вылезай оттуда. Влад мертв! – позвала ее Арина, стоявшая у края ямы.

– Зачем пришла, – подняла Маруська голову. – Иди, иди, смотри за детьми, мы сейчас придем, – проговорила она, словно в помешательстве.

Арина, не выдержав, слезла вниз:

– Вставай мама, давай поднимайся, – дергала она ее за рукав куртки, пытаясь оттащить ее от мертвого тела. – Оставь его. Он уже не вернется домой! Опомнись в конце концов! Он мертв! – вскрикнула старшая дочь, взрываясь от отчаяния, нахлынувшее на нее, – твои дети тебя ждут дома! Тебя!

Маруся, оправившись от ступора, посмотрела на бездыханного Влада. Его неподвижное тело широко распласталось с закрытыми веками. Она подтерла свои слезы, почувствовав сковывающий ее озноб. С неба на них посыпался мокрый жесткий снег, сострадая ей. – Прости, – попрощалась она с мужем. Его бледно-синее лицо облипали снежинки, запутываясь в волосах. Оставив труп, Маруся поднялась, опираясь на Арину, выкарабкалась обратно наверх по лестнице.

67

Квартира господствовала в тишине, ни шорохов, ни скрипов. Соседи и те тихие, никак не выдавали себя, а может никто и не жил по соседству, иначе как объяснить пустоту вокруг. Вымерли разве что?

В ожидании коллекционера Марта караулила дверь. Позвонить ему не было возможности, после того как она нечаянно утопила телефон в унитазе, он сгорел в довершении, просушиваясь на горячей отопительной батареи. Осталась она без ключей, и без телефона!

И все же она не забывала и убираться. Протирала пыль и мыла полы, в которых уже отражалась и она сама. Еда почти закончилась. Осталась овсяная каша, кусочек масла, немного хлеба и яблоко с увядшей кожурой. Слава богу еще был чай пакетированный и сахар.

Каждый день она была наготове, дожидаясь пятницы, день его посещений, по их с коллекционером договоренности. Сохраняя самообладание, ей что-то подсказывало, что он не наведается в ближайшее время и, быть может, с ним приключилась беда… Мысль, о том, что он специально забрал ключи, она не рассматривала, хоть и мало его знала. «Ну уж, не такой он человек. Просто старый, рассеянный. Нечаянно и прихватил».

«Но она же, в любую минуту может выйти!» Мозг предупреждающе сигналил о об этом, если совсем станет невмоготу. «Одеться, взять документы, выйти, захлопнув дверь и навсегда покинуть эту квартиру». Все достаточно легко. А как же договор, который они заключили у самого нотариуса? За сохранность вещей, она несет полную ответственность. «Вот она и охраняет содержимое квартиры, как какая-то псина». «Даже если надумает уйти, то из всего этого богатства ей ничего не надо, с собой не прихватит». «А вдруг ее потом обвинят в пропаже какой-нибудь бесценной картины, у которой астрономическая цена и за которую она поплатится тюрьмой!» Она не знала, как поступить, а мозг болтал и нагнетал обстановку…

Подошла пятница и Марта прислушиваясь у порога, следила за временем. Десть утра, начало одиннадцатого; без пятнадцати одиннадцать. Начало двенадцатого. Час дня. Старик не объявился!

В депрессионном состоянии покатилась следующая неделя. «Скоро ведь Новый год! Что же она, глупая, не сообщила Машке свой адрес. Вдруг она спохватилась бы и сообразила подъехать к ней. Вдвоем они что-нибудь придумали. У Машки мобильный телефон есть».

Марта тревожилась и экономила еду, растягивала как могла… Силы покидали ее. Она перестала намывать полы и изредка протирала пыль. Не мылась и она сама. От плескавшейся воды в ванне, ей казалось, что кто-то зашел в квартиру и расхаживает по комнатам. Сердце стыло, настораживаясь. Никого… И чтобы не играть с воображением, и не сойти с ума, стала обходилась раковиной, обмывая отдельные части тела и лицо.

Лежа на кровати, в маленькой комнатке перебрала поток мыслей, сожалея о том, что рванула в Москву. Сколько пропущенных звонков от Дениса, а она ни разу не ответила. «Такая гордая! Прям, гадко!» С каким наслаждением она послушала бы его голос и поговорила с ним. Он точно знал бы что делать и на два счета вызволил ее отсюда.

68

Мороз смягчился, ложась на поверхность земную ровным, красивым снегом, который отблескивал и днем, и ночью. Засыпал Маруськины ямы, украшал деревья белой ватой, стирал прежние следы и тропинки.

Усопшему диагностировали смерть от обширного внутреннего кровоизлияния. Хрупкие сосуды, смерть моментальная. Врач толковый, опытный, по наставлению свекрови, после вскрытия констатировал ей, что умер покойный от инсульта до момента удара головой при падении в яму.

– Понимаете меня? – спросил он Агафью Алексеевну, доходчиво повторив причину смерти, установленную после вскрытия трупа, и глянув через круглые очки на заморозившуюся от горя женщину, увидел время, потраченное впустую.

– Ну как же так, ведь он упал! Его могли столкнуть! – затрагивала она больное, произнося сухим голосом, сгорбатив спину, ища правды. Чмокала вставными зубами, зависала возле рабочего стола доктора, мешая ему заполнять очередные документы.

– Инсульт, разрыв сосудов может произойти где угодно, и то, что с вашим сыном произошел инсульт около ямы, это просто совпадение! Надеюсь, вы исчерпывающе меня услышали, – заглядывал он в недоверчивые, горестно-допытывающие глаза старой женщины пепельного цвета, устав ей разъяснять.

– Здесь некого винить, смерть ненасильственная, кроме как годами неправильный образ жизни! – опережал ее врач, в белом халате, читая ее назойливые мысли. – Держите ваше заключение, всего вам хорошего! – отвернулся он от бестолковой женщины, напрасно ищущей виноватого в смерти сына.

Похоронами занималась свекровь, помогал ей ее родственник, крепкий мужичок, седовласый, коренастый, с которым Маруся встречалась однажды на своей свадьбе с Владом. Агафья Алексеевна с глазами красно-плакучими, впалыми, говорила со всеми еле слышно, шепча постоянно. На Марусю смотрела несдержанно – злобно, укорительно, не веря врачебному заключению. А рядом одна Яна, потому что, Аринка осталась смотреть за детьми.

Оборотившись домой под густо-темный вечер, их встретила старшая дочь. Глядя на убитую мать, она предложила ей выпить чаю. Беззаботная Янка, с восковым, безразличным лицом от чая отказалась. На кладбище она не ходила, отсиделась с пожилыми родственниками у бабушки в избе, подслушивая их разговоры. «Молодой какой был, в рассвете сил», – болтали они, «оборвалась жизнь скоропостижно», – «дети сиротками остались», произносили жалостно. Янка же, не придавая значения похоронам, думала лишь поскорее вернуться и завалиться с маминым телефоном в кровать, играть до умопомрачения. Не до потерь ей было, не до взрослых, да и отца она недолюбливала при жизни.

Утро раскачивалось долго, текло вяло, и лишь к обеду зажглось белой пеленой. С улицы доносился гул трактора, очищающего поселковые дороги от навалившегося за ночь снега и стук лопат.

Маруся проснулась и подняв веки, сообразила, что находится в детской комнате. «Где же ее дети?» – озадачилась она. Лицо немного бледноватое, но уже с приятным румянцем. Глаза смиренные, наполненные добрыми надеждами.

Дверь скрипнула, вошла Арина, держащая на руках Сему:

– А вот и наша мамочка проснулась! – воскликнула старшая дочь, говоря об этом Семочке. Они присели напротив Сониной кровати. – Утром мы ели кашу, и почему-то у нас в доме перестала идти вода. Я набрала из бани, нагрела и искупала детей, – сообщала Арина, улыбаясь ярко.

Маруся присела на кровати и Семка тут-же пересел к ней на колени. К детям присоединилась Янка, какая-то важная и счастливая. Наверное, от того, что так долго не ходит в школу и никто ей не мешает играть на телефоне.

– А Соня где? – спохватилась Маруся.

За дверью послышался стук каблуков:

– К нам кто-то пришел? – спросила она у детей, и все прислушались, затаившись…

– Тук, тук, тук, – неумело стучал кто-то каблуками, приближаясь к ним. Дверь медленно качнулась, и с порога шагнула Сонечка. В длинном платье 60 – х годов, обернутая в меха, прикрытая летней соломенной шляпой. Соня демонстративно зашла в комнату и застыла, изображая возвышенную статную даму. Красная помада, начиналась от подбородка и заканчивалась у переносицы:

– Ну как я вам? – подчеркнуто спросила она писклявым голоском.

Все засмеялись, покатываясь от смеха и хватаясь за животы:

– Ну Соня, ну актриса!

– Идите все ко мне, мои любимые, обнимемся! Я вас так люблю! Все дети прижались к Марусе, в одном большом объятии.

Нескончаемая любовь к детям, самая неподдельная и неопровержимая всегда в настоящем, всегда с ней, а остальное развеялось, улетучилось и осталось где-то в прошлом. Маруся окончательно отрезвела от любовного опьянения и имя Женя, не сотрясало в ней никаких прежних чувств.

69

С каждым днем у Марты все больше и больше развивалась клаустрофобия. Квартира покушалась на нее. Художники, во главе жены Трофима Артемовича, бесплотные, хромоногие нечисти слонялись по квартире ночами, гремели чем-то, ржали неуместно. Из-за закрытой двери, в ее маленькой пальни до ее слуха доносились тяжелые, шоркающие шаги. Они устраивали заговор против нее, желая изжить ее с белого света. А Марта в отместку перестала сметать с них пыль.

К утру подоспел вопрос, «может с нее хватит!?» Чего она терпит? Надо собрать скудные пожитки, и пока не поздно, бежать из этой проклятой квартиры, где даже хозяин не появляется.

В прихожей, она долго собиралась. Сапоги, пальто, шарф, шляпа, сумка с документами. Навязчивая и спасительная мысль мучительно зудела в ее голове: – «сразу на вокзал, немедленно вернуться к Денису и Маруське». Возобладав решимостью вырваться на волю, к горлу подступила жженная тошнота. Отодвинув щеколду, она опустила дверную ручку:

– Давай родненькая, я ухожу! – лег ее голос скромно, – и? – вымученно посмотрели ее глаза на дверь.

Английский замок заклинило.

– И-и-и-и-и? Что в самом деле, открывайся давай?! – потребовала она, зыкнув.

Налегая на ручку со всей силой, она сорвалась интонацией:

– Да, что ты творишь, чудовище!!! Я домой хочу к Денису! Пусти меня!

Кулаки и ноги пошли в ход, голова затряслась в замешательстве, запутывая волосы, но дверь пообещала ей задержаться тут надолго.

«Надо успокоиться. Заварить чаю и подумать, каким способом она отсюда выберется…» Слезы ручьем по запавшим щекам, по обезумевшему, померкнувшему от горя лицу, душили ее, обнажая иссеченную душу. «Прощай любимый, прощайте подружки! Где ты, моя мамочка? Квартира-призрак изживает меня заживо!»

70

Наутро распевались синицы задушевными аккордами, воробьи свистели дружно, и чистили крылышки на голых ветках, надуваясь перинками, пригреваясь коротким днем. Красное солнышко уходило за горизонт рано, уступая право сиять месяцу, в окружении бесчисленных звезд.

В избе снова закипела жизнь, наполненная детскими голосами и счастьем. Новый год на подходе, праздник яркий, добрый! Маруся прочувствовала, как раскрылись у нее легкие. Выгуливая Алмаза, она поглубже вбирала зимний свежий воздух, дыша ровно и чисто. Грустить некогда, когда столько планов на будущее. Разобраться почему в доме перестала идти вода по трубам. Весной закопать все ямы, посадить огород, подделать баню и самое главное, вырастить своих детей – людьми!

В который раз Маруся не могла дозвониться до Марты. «С ней что-то случилось», – подсказало заволновавшееся сердце. Позвонив Маше, две подруги сердечно поговорили обо всем. Маша сообщила: – с Мартой они собирались еще в прошлую субботу встретиться, но Марта так и не доехала до нее, а она беременная, из-за угрозы выкидыша, попала в больницу.

Маруся пыталась застать Дениса, но его горница стояла невидимо бездушной. На Маруськины сообщения и звонки, он не отвечал. Даже на похоронах его не было, написав ей, что «сожалеет и скорбит». «Наверное затаил на них обиду» – поняла она. Выслеживая его, взяв лопату поотбивать с террасы сосульки, заметила, как подъехал ее брат на рабочей машине. Попросив Аринку приглядеть за детьми, Маруся буквально бросилась до него:

– Марта пропала, – сказала она ему расстроенно, бледными губами, стараясь не замечать заброшенную, неухоженную обстановку комнат.

– Ну и пусть, мне то что? – огрызнулся он, застегивая на себе белую рубашку. Коротко стриженный, достойно-красивый – У нас в три торжественная часть, новогодние поздравления, а вечером кооператив!

– Денис, послушай меня внимательно, – звякнул ее голос майской грозой. – Марта для тебя, как свет в окне, во всем тебя поддерживала, кормила, стирала, холила, с ней приключилась какая-то беда, сердцем чувствую, связь потерялась с ней. Она исчезла! Верни ее обратно! И если ты не начнешь ее искать, я прокляну тебя! Не будет тебе счастья!

Денис изучающе взглянул на Маруську светло-карими глазами с блеском янтарной смолы, – Погоди проклинать то…Ты сама скрыла от меня куда она умотала, – неодобрительно обижался его голос, – и курицы ее перемерзли. – Ты думаешь, я не люблю Марту? – дернулся он, взбудоражено, его глаза досадно закручинились. – Да мне пустошь без нее, я тут жить теперь не могу. Дом, как и я захворал без нее, загнил! – развел он руками резко, не в состоянии застегнуть верхние пуговицы на рубашке.

– В Москве она, у какого-то деда-коллекционера поселилась. Пожалуйста, действуй решительно. Я перешлю тебе все фото, что она присылала мне.

– Скидывай! Я найду ее! – собрался Денис, выпрямился, скрывая, что запаниковал.

Снег порхал пышными бутонами, роем вился в лицо. Денис подъехал к работе. Новыми ботинками он завяз в противной грязной кашице. В эту минуту он являл к себе похожее неприятие как этот черный кисель. Со дня, когда от него сбежала Марта, его не покидала устланная нестерпимой тоской любовь, бездумно надломившая сильное сердце. Гнетущая тень любимой неминуемо преследовала его, раздирала на части тонкую, слабую душу. «И прав он, и не прав, и виноват. Да какая разница!» Он готов на все ради нее, сделаться покорным, отрадно исполнять любые ее прихоти. Сдувать пылинки, носить на руках, целовать, поправлять ее сбившиеся к румяным щекам волосы.

На его удачу, в кабинете с запашком прошлогоднего ремонта, он застал начальника отделения, Леонтьева Дмитрия Алексеевича. Мужчина с пышущим здоровьем, волевым подбородком, с храбрым взглядом, сидел задумчиво, лелея свою мечту на повышение в новом году.

– Здравия желаю товарищ полковник, разрешите обратиться? – встал Денис в начале кабинета.

– Разрешаю, обращайтесь – ответил видный полковник, с важным суровым лицом. – Что у тебя Никифоров? – поднял он свои умные серые глаза на Дениса.

– У меня пропала жена. Уехала в Москву и как две уж с лишним недели нет с ней связи.

– Это та самая, что вино делает фруктовое? – плотные его руки лежали на столе перед компьютером. Припоминая вкус отведанного им вина как-то, сладостно поджал губы.

– Совершенно, верно.

– Вы расписаны? – спросил полковник строгих нравов, всматриваясь в молодого капитана, прощупывая его намерения.

– Официально нет, – замялся Денис, смущаясь.

– А что так долго тянул, не искал?

– Затянул дурак, поссорились!

– Значит найдешь и женишься! – яростно востребовал серьезный полковник, Леонтьев Дмитрий Алексеевич.

– Так точно, приступаю к поисковой работе? – захолодело у Дениса в подмышках, тушуясь немного перед таким начальством.

– Приступай!

Марту объявили во всероссийский розыск. Денис прибыл в сырую, суетную Москву. В ходе разыскной работы, ему прикрепили оперативную группу в составе двух человек: Миши Седакова и Саши Смуглова.

– Что имеем в наличии, на что опираться? – спросил Миша, старший оперуполномоченный. Высокий, мощный человек.

– Известно немного. Со слов моей сестры, она приехала в Москву и устроилась убираться в квартире частного коллекционера. – Некий Сахаров Трофим Артемович, заключил с Воронцовой Мартой Юрьевной договор об оказании услуг. На фото нет адреса, думаю, она специально его не сфотографировала.

– Почему так думаешь? – спросил Саша Смуглов, про него говорили, молодые, многообещающие кадры. Добрая застенчивость смотрелась на его открытом лице благородно.

– Мы с ней поссорились. Я грубо ответил, она уехала и скрывая от меня свои координаты, на мои звонки не отвечала, – разъяснил Денис, раскладывая распечатанные фото на столе.

– Ничего, найдем! – воинственно был настроен Миша, постарше, с опытом. – Пробьем по Москве всех Сахаровых, выясним их подноготную. Пройдемся по салонам антиквариата, поспрашиваем про связи с коллекционером. – Саша, начинай пробивай по базе.

– Уже! – опередил умница парень.

71

Марту покидали силы и очень хотелось есть. Она пила воду маленькими глотками и чай, с одним кусочком сахара. Всяческие соображения о единственном выходе замусолили обмен прозревающих мыслей. Думалось с трудом, непосильно рождалось решение.

Перед отвратительной тишиной Марта имела физическое бессилие. Умирать молодой, как собрание художников ей не хотелось, но жизненное дыхание испарялось. Она инертно усыплялась в теплой неге, равнодушно перебирая последние дурацкие варианты спасения:

«Включить в ванне воду, затопить соседей». Вызовут диспетчеров и вызволят ее от сюда, с компенсацией за ущерб. «Бить по батареи», – идея тоже так себе, как и орать с окна – помогите! «Обострение у сумасшедшей», подумаю люди. Выйти на площадку, молить первого встречного о помощи, попросить телефон – могут неверно истолковать, вызовут полицию, загребут, подставят. Как когда-то Денис увез ее в отделение. С тех пор она нерушимо любит Дениса, а полицию боится, как черта. И последнее – «выкинуть белый флаг». Правда флага нет, а простынь подойдет! «Но что это даст?»

Энергия жизнелюбия заставила ее ослабленную, хилую кое-как подняться с кровати на остылые, ватные ноги, разрезать ножом простынь на две части. В обе стороны, она перекинула через окно спасительные тряпки и вялая, разбитая залегла ждать, вдруг кто-нибудь обратит внимание на развивающийся по ветру белый флаг и догадается, о том, что скоро истлеет до основания скелета.

Ее молодость и красота изъедались. Голод, высасывая последние соки, вдавил на лице впалые скулы. Под глазами образовались черные круги. Бархатная кожа позеленела, ссохлась. Голос потрескался. Комната – усыпальница погребала ее в полузабытье. Она погибала, уходила в бездну, где близился ее конец.

72

Двадцать девятое декабря. Слабый снег метался по Москве. Несолнечное небо усеялось постным пластом из туч. Отскобленный асфальт, присыпанный противогололедным реагентом, лужи из талого снега, безрадостные голые деревья, курлыканье голубей, сбивающихся в кучу.

У Дениса во всю ширь разгорелось неотвратимое ноющее предчувствие. Сердце разрывалось. Не сумев за ночь сомкнуть глаз, заночевав у Саши Смуглова, он встал с воспаленными веками. Который день не бритый, выпил с ним кофе, поехали заниматься розыском.

Вчера они проделали большую работу. Пробили по городу Москве Сахарова Трофима Артемовича, из перечисленных кандидатов оставили двух. Установили, первый искусствовед, частный коллекционер, а второй был предприниматель, но тоже что-то коллекционировал. Пошли по следам искусствоведа. Со слов Маруси о том, что Марта познакомилась с ним в поезде, вычислили Воронежский институт, где некий Сахаров читал лекцию, нить привела на Московский государственный институт культуры, официальное место работы. Дали адрес прописки.

Утром ребята разделились, Денис прибыл к месту проживания Трофима Артемовича. Разговорчивые соседи рассказали, что его давно не видели, возможно он живет на другой квартире, но адреса они не знают. Миша посоветовал начинать обзванивать морги искать Сахарова и Воронцову Марту Юрьевну. Денис, тяжело вздохнув, не желая верить в худшее, прямо тут в подъезде пошел набирать по списку городские морги.

Миша набрал Денису:

– Алло?

– Какие дела? – раздался сочный Мишкин баритон.

– Обзваниваю морги, пока ничего, – глухо прозвучал голос Дениса.

– Ясно. У нас небольшие новости. Мы получили доступ к камерам уличного наблюдения. Саша загрузил фото Сахарова искусствоведа в сеть, компьютер распознал его по адресу Кутузовский проспект, дом 30, как раз где-то больше двух недель назад, а далее следы обрываются. В сию минуту Саша в реальном времени просматривает по спутнику дом 30, – и тут Мишин голос пропал.

– Алло, алло, ну что там? – забеспокоился Денис, с вырывающим из груди щемящим сердцем.

– Срочно бери такси, встречаемся, на Кутузовском проспекте, дом 30. На седьмом этаже белая тряпка! – распорядился Миша.

– Лечу! – сорвался капитан полиции, с чувством скорой развязки.

73

Через сорок минут он был на месте. Встретившись с Мишей и Сашей, они поднялись на седьмой этаж. У этой квартиры собственник, Сахаров Трофим Артемович, – подтвердили ребята, оперативно пробив базу.

– Ого, дверь какая! – вырвалось у Саши, нажимая на звонок. Сдержанно нервничав, он сопереживал за товарища.

Им никто не открыл. Саша нажал снова, замер, не отпуская палец.

– Давайте прозвоним соседям, – предложил он, переходя от слов к делу.

По соседству ни одна дверь не щелкнула, ни звякнула замком. Ребята переглянулись в смятении. Миша поддернул дверную рукоять, надавливая крепким плечом на массивное преграждение:

– Вызываем МЧС, – будем вскрывать дверь, – принял он решение. –Ответственность беру на себя! – заверил он сотрудников полиции, набирая номер.

Глаза Дениса глядели встревоженно. Он ждал, побледневший лицом, покрываясь потом. Холодок пробирал его. Он тревожился не застать Марту живой, нервно похаживал по площадке. Хотелось курить. День перекрылся ночью. И за окном мелкий, обильный снег косой траекторией насыпал сугробы. Загорелся свет уличный и на лестничной площадке.

Через двадцать минут бригада МЧС прибыла на место. Больше получаса она провозились, вырезая замок, после чего смогли проникнуть в квартиру. В небольшой комнате лежала Марта, в тяжелом шоковом состоянии. Вызванная бригада скорой помощи, отвезла ослабленную девушку в реанимацию. Марта и дежуривший около нее Денис встретили новый год в больнице. Он никуда не отходил от любимой, обещая отныне всегда снимать ботинки в прихожей.

74

Рассвет в стили маренго, с белыми малярными пятнами, размывался от востока, там, где солнце вспыхнув сполохом, заправлялось красно-желтыми подтеками. Мороз минус десять, сугробы как горнолыжные склоны, алые щеки у детей наевшихся шоколадных конфет, с мокрыми насквозь варежками от зимней забавы, игры в снежки.

Арина с Яной украсили и нарядили маленькую елочку. В одиннадцать вечера семья Колосовых сели за скромный стол. Алмаз крепко заснул под новогоднюю домашнюю суету. А Семка, уставший ждать, когда все соберутся, следом закимарил на стуле, ничего не успев поесть. Маруся отнесла его в кроватку. Сонечка, в платье снежинки, в предвкушении деда Мороза, сияла улыбаясь. Ее карие глазки блестели добрыми, наивными надеждами, детское сердечко трепетало от счастья увидеть настоящего зимнего волшебника. Маруся раздала своим детям по небольшому подарочку. Соня, развернув куклу, тут же расплакалась.

– Ну не плачь, милая. Почему ты плачешь? – догадывалась Маруся о причине.

– Дед Мороз, он что не придет? – спросила она плаксивым голосом. Мокрые глазки смотрели на маму.

– Может он придет, когда ты будешь спать? – подсела Маруся к дочери. – У него много работы, стольким детишкам необходимо раздать подарочки.

– Тогда я не буду спать! – смело заявила Сонечка, насупившись.

Маруся подтерла ей слезки и приласкала. Забили куранты. По новогодней традиции Маруська разлила шампанское себе и Арине, детям лимонад, загадав желание, резанули стаканами, чокаясь, вскрикнули – ура! В поселке загремели салюты. Разноцветные искры отражались в окне. Прильнув к окнам, они долго наблюдали за россыпью праздничных блуждающих огоньков. В этот момент у Маруси на душе ворохнулась одинокая, горьковато-приторная, неизвестно откуда взявшаяся печаль.

75

Январь наседал на Марусю тяжелой ношей. Приходили навязчивые воспоминания о бабушке Паулине, о Жене, редко о муже. А был эта явь только вчера, а сегодня уже ничего и нет этого. И стыло ее сердце горячим холодом, и не помогал ей бабушкин халат. Разреветься бы горькими слезами, выплакаться за все. За не состоявшуюся крепкую семью, как она мечтала по молодости, а достатке в доме, о любви, которая прошла мимо ее. И годы, уже какой-то ускользающей жизни. Миг, который есть и уже нет.

– Нельзя оглядываться на прошлое, – говорила ей бабушка с душевной простотой. – Живи внучка всегда настоящим. Главное, чтобы дети были здоровы. Остальное бог даст.

Маруся, таясь от детей, вытирала слезы и натягивала воодушевленную улыбку. Ведь, насколько, верно, она счастлива жить среди своих цветущих, добрых, любимых детей. Она справится, она сумеет идти вперед, жить сейчас, радоваться каждому мигу. «Больше никакой слабости. Никакой! Скоро долгожданная весна с поволокой, много тепла и солнца!»

К середине Января, вернулись Денис с Мартой. Ее здоровье почти восстановилось, улыбка не сходила с лица. Скулы блестели чуть розоватым глянцем, глаза обновлено-чарующие, с проницаемым блеском. Обживаясь заново, дом казался Марте непривычно неуютным, подделывая обиход, она потихоньку подстраивала его под себя. Денис пообещал ей зачистить курятник и заселить его новыми курочками-наседками.

В феврале озарились рассветы ликерно-золотистым цветом. Играли птичьими, звонкими запевами. Крякали дикие утки, делая перевал на полынье водоемов. Ленивые перисто-слоистые облака передвигались неохотно, уступая еле заметному дуновению ранней весны, угощая радужным настроением. Падал снежок, заметал, присыпал недавно убранные дороги.

Поредевшим утром собранная на учебу Арина подошла к матери:

– Мама, тут такое дело, просят заплатить за второй семестр. Я вечером не стала тебе говорить. Если нет денег, я брошу учиться и пойду работать! – отчаянными нотами проговорила она. Кожа молочная, в глазах чистый огонь, будоражащий к победе.

– Сколько дали времени? Скажи им что заплатим на днях. Тебе на следующий год дипломную работу писать, а ты бросать собралась! – не одобряла Маруся Аринкину необдуманную скорость перемен. «Сейчас перекантоваться, а там Сема в садик пойдет, она на работу устроится».

– Хм. Жаль, что Влад не моим был отцом, я бы бесплатно училась хотя бы, а так никакой пользы. Что жил, что нету! – раздраженно сказала Арина, злясь на покойника, покусывая свои девичьи медовые губы.

– Ариночка, ну что ты говоришь? – оборвала ее Маруська, с замороченным выражением.

– Где же ты найдешь денег? – бросила она на мать пытливый, вопросительно-озабоченный взгляд.

– Сдам серьги в ломбард, бабушкин подарок…, – потянулась Маруся к мочкам своих ушей.

76

Забрезжившее утро, в теплых миниатюрах, просвечивало неподвижный прозрачный воздух. Почерневший местами снег портила природные пейзажи серая слякоть. Избы бесцветные, сморщенные от старой отслоившегося слоя краски. Тусклые заборы, а за ними унылые, голые ветки разросшихся деревьев.

Женя приехал на побывку в родные пенаты, но друзья зазывали его в компанию. Пили пиво, жарили шашлыки, вспоминали школьные годы, рыбалку, приключения. Успев побывать в нескольких местах, он заскучал, пустая тоска точила безотрадное сердце, не преминув однажды зачеркнуть единственную любовь к чужой, но желанной женщине. Не спавший всю ночь, он плелся по поселку, подумывая прийти домой, выспаться и уехать, примыкая обратно к своему богемному режиссерскому обществу.

Неторопливо идя, ему навстречу попалась Тамара Ильинична, закутанная в платок, с бетоном в руке. Она знала у кого можно в поселке поживиться парным молоком, где одарят домашними яичками; сальца дадут пожирнее, копченную рыбу к столу.

– Здравствуй Женька, не узнать тебя! – окликнула она непринужденно, идя плавно покачиваясь, хитро-слабо улыбаясь. Утро не успело проснулось, а она уже шустрая на ногах.

– Здравствуйте, – ляпнул он в ответ, шарахнувшись от назойливой бабки на два шага, проскакивая мимо, дыша поверхностно, согреваясь бородой.

– А у Маруськи в декабре ее Влад помер! Вдова она теперь, – выкрикнула Тамара Ильинична ему в спину, оборачиваясь.

Бабкин зычный голос разорвал поселковую тишину, полоснув Женьку электрическим разрядом, по жилам забурлила кровь. Он шагал по бело-серой улице, поменяв магнитом курс раннего направление, а через секунду уже бежал к Маруськиному дому. Часто глотая воздух, взмыленный Женя, оказавшись у террасы, смело дернул дверь за ручку. Лицо запылало, в глазах разгорелась неиссякаемая с новой силой любовь. Встречающий Алмаз, учуяв дружелюбно настроенного свояка, пахнущего почти так же и Денис, пропустил его собачьими глазами, подвиливая хвостом. Внутри он наткнулся на Марусю и Арину.

– Сдам серьги в ломбард, бабушкин подарок… – потянулась Маруся к мочкам своих ушей.

Мама и старшая дочь перевели свои удивленные глаза на влетевшего, с перехватившим дыханием Женю:

– У меня есть деньги, не нужно ничего сдавать, а лучше дайте воды попить! – его плавный голос горел жаждой воскрешения, любви, семьи, смысла.

– Пойдем до бани, заодно наберу, – ответила она Жене, отводя от него свои изумленные глаза. – Арина посмотришь за детьми? Мы за водой сходим, – схватилась она за пустое, брякнувшее ведро.

– Да, побуду. Мне все равно ко второй паре, – закатила Арина скромно свои глаза с накрашенными ресницами, смущаясь постороннего в доме.

Маруся накинула куртку и направилась к бане, с покореженной дверью.

– Осторожно! Тут темно! Лампочка перегорела, а доска проломилась, так что не оступись, аккуратно, – инструктировала она Евгения, следовавшего за ней по пятам, чувствуя его жаркое дыхание.

– Можно вкрутить, если есть лампочка, если нет, схожу куплю, – предложил он, поднося к губам кружку с холодной водой.

Борода его пшенично-рыжая нарушала Маруськин покой, кружила ей голову, дурманило взгляд.

– Не до лампочки было…, – произнесла она, еле выдавив.

Он упоенно сглотнул воду, поставил алюминиевую кружку. Его глаза в смоляной бане впивались в Марусю своим голубым свечением, любуюсь ее красотой. А любовь сделала ее черты мягкими, нежно-очерченными, наполнила глаза неповторимо емким, божественным блеском.

Потянувшись к ней, он обнял ее мягко, губами сладчайшими, ласково водил по ее лицу, целуя:

– Как же ты мне нужна, как же нужна! – шептал он, чувственно, сливаясь с нею в прекрасном поцелуе, в томных объятиях…

76

В этот день, Аринка так и не пошла на учебу. Такой радости в горнице, она никогда не видела. Полдня дети не отходили от Жени. Висли на нем, играли в прятки, догонялки. Сходив в магазин, он принес продукты и лампочку для бани.

Маруся готовила обед. Почти доварился борщ.

– Мама, мама, – тебя зовет Женя, – отозвала ее Арина, взволнованно дыша. – Иди, а я посмотрю за борщом, – отправила она маму до бани.

– Маруся, – искрометно произнес Евгений, дыша через раз, указывая рукой на серебряную рукоять, – я разобрал доски, а тут похоже клад запрятан! – подтянул он после этих слов на себя из-под земляной ниши, железный ларец в драгоценных камнях, а внутри монеты из червонного золота.

– Маруська, потеряв дар речи, прижала руки к губам и заплакала. «Столько земли ее покойный муж перекопал, а оно здесь пряталось…»

Женя прижал ее к себе, ожидая, когда она успокоится, его дыхание пронизывало слабым ментолом. – Пойдем до Дениса, пусть опись делает? – предложил он ей, мягко.

– Давай, – согласилась она, засмотревшись при свете лампочки на этого золотистого человека с голубыми глазами.

– Подожди, – задержал он ее и поцеловал ласково, – а теперь можно идти, – Женькины белоснежные глаза смотрели на Маруську спокойной добротой.

Снег рыхлый, липкий, изнуренно таял. Пройдя через пустые кусты, они постучались к Денису, который открывая им дверь подивился Женке: – Ты откуда? Вы вместе? – не поверил он сразу своим глазам.

– Мы вместе! – подтвердил Женя, принесли тебе на опись Марусин клад, вези в отделение.

– Ну ничего себе! – воскликнул он. – Пир на весь мир! – вот наше отделение прогремит на всю область!

– Что там у вас? – подошла неотразимая Марта, с неистощимой энергией, удивляясь Марусе и Жене.

– Клад у нас! – похвастались возбужденные, молодые люди.

– Мои вам поздравления!

– Ну что ж, хватался за голову Денис, всплескивая многозначаще руками, – сейчас соберусь и поедем до отделения. – Вот так история!

– Слышь, Марусь, – отвела близкую подругу, Марта, – мне вчера письмо пришло от московского нотариуса. – Коллекционер, как оказалось завещал мне все свое имущество!

– Боже, Марта! Твоя мечта сбылась! – обнялись две искренне улыбающиеся подруги.

– Я тоже за тебя очень рада! – любезно поздравила ее Марта с человеком, которого Маруся любит очень давно.

Небосвод в ромашковых барханах, с выпуклыми прожилками созерцал уходящее низкое солнце на запад. Неразрывное небо приминало снеготаяние жарким ветром, обещая душистую, пахучую, певучую, обновленную весну.

«Лишь любящему сердцу откроется клад!»