Реставрация в России [Борис Юльевич Кагарлицкий] (fb2) читать постранично
- Реставрация в России 2.11 Мб, 624с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Борис Юльевич Кагарлицкий
Данный материал (книга) создан автором(-ами) «Борис Юльевич Кагарлицкий» выполняющим(-и) функции иностранного агента. Возрастное ограничение 18+
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (239) »
Предисловие
Перед историками, изучающими Россию 90-х гг. XX века, неизбежно встанет три вопроса: как характеризовать процессы, происходившие у нас в это время, как периодизировать эти процессы и, наконец, как оценить общество, сложившееся в результате этих процессов. Западные журналисты, а также неолиберальные идеологи и политики, руководившие страной с 1991 г., дружно назвали происходившее «реформами». Термин закрепился и полностью избежать его уже невозможно. Однако если взглянуть на произошедшее по существу, вряд ли придет в голову употребить слово «реформа». Чаще всего под реформами подразумеваются частичные преобразования, направленные на сохранение государства и социального строя. В России мы имели безусловное изменение строя. Что же касается государства, то Советский Союз перестал существовать уже на первом этапе «реформ». Западные левые 70-х гг. употребляли термин «реформа» и в более радикальной трактовке, говоря о структурных и даже системопреобразующих реформах. Правда, в том смысле, в каком эти термины употребляли левые теоретики, подобные реформы никогда осуществлены не были. Но, главное, концепция системных реформ предполагает если не постепенность процесса, то хотя бы уважение к сложившимся институтам и минимализацию насилия. В России все происходило совершенно иначе. Не было ни уважения к институтам (особенно в период 1990-91 и 1992-93 гг.), ни стремления избегать насилия. Некоторые авторы характеризуют произошедшее как буржуазную, демократическую или даже «криминальную» революцию. Так, например, политик и исследователь Олег Смолин утверждает, что Россия 90-х гг. жила по законам революции, а «объективная логика революционного развития подчиняла себе политических лидеров, которые сплошь и рядом оказывались в положении литературного героя, выпустившего джинна из бутылки и не способного с ним справиться»1). Взгляд Смолина можно принять лишь в том случае, если, подобно авторам первой половины XVIII века, считать революцией любой радикальный политический переворот. Таких переворотов в России было даже несколько — в 1991, в 1993, в 1998-2000 гг. На первый взгляд сравнения с революцией действительно напрашиваются — и в том и в другом случае имела место ломка старых институтов. Однако сами лидеры ельцинской России избегали сравнений с революциями прошлого и были в этом совершенно правы. Революция означает не только радикальные перемены. В отличие от преобразований «сверху», революции совершаются массами. Именно участие миллионов людей превращает революционный процесс в стихию, подчиняющуюся собственным законам (статистическим закономерностям массового сознания), практически не поддающуюся управлению привычными методами. Именно благодаря участию масс возникает та «объективная» логика, о которой говорил Смолин. В России 90-х гг. (в отличие от Советского Союза 1988-91 гг.) массы либо не участвовали в процессе преобразований, либо активно сопротивлялись им — штурмовали телецентр в «Останкино» в 1993 г., бастовали в 1994, сидели на рельсах, блокируя железные дороги, в 1998. Однако и это массовое сопротивление было вялым и спорадическим, совершенно непохожим на революционные волны прошлого и, возможно, будущего. Политический процесс, несмотря на всю некомпетентность и дикость правителей, оставался вполне управляемым и в целом предсказуемым (надо было только осознать цели и интересы соперничающих элит). Разумеется, в исторической традиции есть понятие «революции сверху» или, как выражался Антонио Грамши, «пассивной революции». Исторически назревшие преобразования, которые не были осуществлены массовым движением, в конечном счете, пусть и в урезанном виде, осуществляются элитами. «Революция сверху» практически всегда авторитарна. Осуществляя задачи революционного движения, она одновременно, по отношению к этому движению и демократическим надеждам масс, выступает как контрреволюция. Однако даже такой термин мы не можем применить к ельцинской России. Историческая традиция — как позитивистская, так и марксистская — тесно увязывает понятия «революция» и «прогресс». Либеральные и социал-демократические критики революций утверждали, что на самом деле, пытаясь форсировать развитие прогрессивных преобразований, революционные движения в исторической перспективе их замедляют. Напротив, марксисты считают революции «локомотивами истории». Но и те и другие видят неразрывную связь между социальным прогрессом и революционными взрывами. Можно, конечно, отбросить саму идею «социального прогресса» как «устаревшую», «не оправдавшую себя» и т. п., но тогда вместе с ней придется выбросить за борт и категорию «революции», да и вообще бо́льшую часть категорий, которыми пользовались общественные науки за последние 200 лет. И самое главное — ничего лучшего взамен пока не предложено. Преобразования в России конца XX века назвать «прогрессом» просто не повернется- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (239) »
Последние комментарии
1 час 46 минут назад
2 часов 3 минут назад
2 часов 24 минут назад
5 часов 5 минут назад
12 часов 29 минут назад
18 часов 13 минут назад